РУССКАЯ ХРИСТИАНСКАЯ ГУМАНИТАРНАЯ АКАДЕМИЯ
АНАРХИЗМ:
PRO ET CONTRA
Социально-политическое явление
глазами его российских сторонников, критиков
и отечественных ученых-исследователей
Антология
Издательство
Русской христианской гуманитарной академии
Санкт-Петербург
2015

Анархизм: pro et contra, антология / Сост., вступ. статья,
коммент. П. И. Талерова. — СПб.: РХГА, 2015. —1142 с. —
(Русский Путь).
ISBN 978-5-88812-758-2
Антология «Анархизм: pro et contra» знакомит читателя с таким
неоднозначным и неоднородным социально-политическим явлением, как
феномен русского анархизма, и становится логическим продолжением недавно
вышедшей в той же серии книги «М. А. Бакунин: pro et contra». Речь идет
об идейно-теоретическом наследии русского классического и
постклассического анархизма, практических его проявлениях в восприятии деятелями
отечественной государственности, культуры, философии, социологии.
Представленные тексты охватывают более чем полуторавековой период в истории
нашей страны — с середины XIX до конца XX в.
Книга адресована как специалистам, так и самому широкому кругу
читателей.
© П. И. Талеров, составление, вступ. статья,
комментарии, 2015
© Русская христианская гуманитарная
академия, 2015
© «Русский Путь», название серии, 1993
ISBN 978-5-88812-758-2
Ответственный редактор тома
Д. К. Богатырев
Составитель
П. И. Талеров

ДОРОГОЙ ЧИТАТЕЛЬ!
Вы держите в руках книгу из серии «Русский Путь», посвященную
рецепции такого социально-политического явления, как анархизм.
Позволим себе напомнить читателю замысел и историю реализации серии
♦Русский Путь», более известного широкой публике по подзаголовку «pro
et contra». Современное российское научно-образовательное пространство
сложно себе представить без антологий нашей серии, общее число которых
составило уже порядка девяноста томов. В академическом сообществе серия
стала востребована благодаря разработанной методологии систематизации
и распространения гуманитарного знания. Однако «Русский Путь» нельзя
оценить как сугубо научный или учебно-просветительский проект. В
духовном смысле это не что иное, как феномен национального самосознания, один
из путей осмысления российской культурой своей судьбы.
Изначальный замысел проекта состоял в стремлении представить
отечественную культуру в зеркале саморефлексий. На первом этапе в качестве
символизации национального культуротворчества были избраны выдающиеся
философы и писатели. «Русский Путь» открылся антологией «Николай
Бердяев: pro et contra. Личность и творчество Н. А. Бердяева в оценке русских
мыслителей и исследователей». Последующие книги были посвящены
творчеству и судьбам видных деятелей отечественной истории и культуры. Состав
каждой из них формировался как сборник исследований и воспоминаний,
компактных по объему и емких по содержанию, оценивающих жизнь и
творчество этих представителей русской культуры со стороны других видных ее
деятелей — сторонников и продолжателей, либо критиков и оппонентов.
В результате перед глазами читателя предстали своего рода «малые
энциклопедии» о М. Ломоносове, П. Чаадаеве, Н. Карамзине, А. Пушкине, Н. Гоголе,
М. Лермонтове, Н. Чернышевском, В. Белинском, А. Герцене, М. Бакунине,
Л. Н. Толстом, А. Сухово-Кобылине, Ф. Тютчеве, М. Салтыкове-Щедрине,
В. Ключевском, К. Леонтьеве, Вл. Соловьеве, П. Флоренском, В. Розанове,
В. Эрне, А. Чехове, А. Блоке, Н. Гумилеве, А. Ахматовой, М. Горьком,
В. Маяковском, В. Набокове, Б. Пастернаке, Е. Замятине, Н. Заболоцком,
М. Зощенко, А. Твардовском, Л. Гумилеве, С. Эйзенштейне.

6
От издателя
Важный вектор расширения «Русского Пути» вырос из сознания того,
что национальные культуры формируются, испытывая воздействие со
стороны творцов иных культурных миров. Ветвь серии «Западные мыслители
в русской культуре» была открыта антологиями «Ницше: pro et contra»
и «Шеллинг: pro et contra», продолжена книгами о Платоне, бл. Августине,
Сервантесе, Данте, Боккаччо, Н. Макиавелли, Б. Паскале, Б. Спинозе,
Вольтере, Д. Дидро, Ж.-Ж. Руссо, И. Гете, И. Канте. Готовятся к печати издания,
посвященные Г. Гегелю, А. Бергсону, 3. Фрейду.
«Русский Путь» исходно замышлялся как серия книг не только о
мыслителях, но и шире — о творцах отечественной культуры и истории. К
настоящему времени вышли в свет антологии о демиургах российской политической
истории и государственности —императорах Петре I, Екатерине II, Павле I,
Александре I, Николае I, Александре II, Александре III, государственных
деятелях М. Кутузове, К. Победоносцеве, П. Столыпине. Готовятся
книги о царе Алексее Михайловиче (Тишайшем), царевне Софье Алексеевне
и о Николае И, А. Ф. Керенском, В. И. Ленине, Л. Д. Троцком, Г. К. Жукове.
На пересечении государственно-политического и зарубежного направлений
и появилась в составе «Русского Пути» очередная ветвь серии, состоящая
из книг о И. В. Сталине, Ф. Д. Рузвельте, У. Черчилле и Ш. де Голле.
Качественно новым уровнем развития «Русского Пути» является переход
от персоналий к реалиям. Последние могут быть выражены различными
терминами — «универсалии культуры», «мифологемы-идеи», «формы
общественного сознания», «категории духовного опыта», «формы
религиозности». Опубликованы антологии, посвященные российской рецепции
славянофильства, православия, католицизма, протестантизма, идет работа
над осмыслением отечественной рефлексии ключевых идеологий Нового
времени — либерализма, консерватизма, социализма, анархизма и
национализма.
Обозначенные направления могут быть дополнены созданием
расширенных (электронных) версий антологий. Поэтапное структурирование этой базы
данных может привести к формированию гипертекстовой мультимедийной
системы «Энциклопедия самосознания русской культуры». Очерченная
перспектива развития проекта является долгосрочной и требует
значительных интеллектуальных усилий и ресурсов. Поэтому РХГА приглашает
к сотрудничеству ученых, полагающих, что данный проект несет в себе как
научно-образовательную ценность, так и жизненный, духовный смысл.
^^

^5^
От составителя
Перед Вами, уважаемый читатель, без сомнения, беспрецендентное издание.
Об анархизме как общественно-политическом явлении, идеологии широких
народных масс писали очень много и еще больше напишут в будущем. Книги
и брошюры классиков анархизма издавали и переиздавали огромными
тиражами на разных языках мира. И главное, вся эта литература, как популярная, так
и научная, часто нелегально распространяемая и запрещаемая властями, всегда
находила своего читателя, будоража его сознание бесклассовыми теориями,
ненасильственным светлым будущим, гармонией общественных отношений.
Не менее востребованными были и труды разного рода критиков анархизма,
часто весьма грамотно и логично объявляющих все эти безгосударственные
теории утопией, недостижимой мечтой, отвлекающей рабочий люд от подлинных
целей строительства своими руками того же светлого и гармоничного завтра.
Не может не отражаться в этих изданиях историческое развитие общества,
временные конъюнктурные пристрастия и откровенные инсинуации. И этот
спор, часто в неравных условиях, продолжается поныне, давая пищу для новых
публикаций. По этой причине составителю было не просто в узких лимитах
издания собрать под одну обложку разнообразные публикации, которые вместе
могли бы дать Вам, уважаемый читатель, достаточно широкое
представление о том, что же это такое на самом деле — анархизм и анархия? Кто такие
анархисты и чего они добиваются, к чему стремятся? Нужно ли их опасаться
или же, наоборот, надо пополнить их ряды и оказать действенную помощь
в преобразовании такого несовершенного социума? К сожалению,
однозначного ответа на эти вопросы мы и сейчас с вами не получим. И этому есть свои
причины и основания, которые тоже можно найти на страницах этой книги.
Здесь же хочу еще отметить, что ответ иногда приходится искать не столько
в мудрых высказываниях прошлого, сколько в своем нынешнем отношении
к окружающему миру и к самому себе...
Антология построена по предметно-хронологическому принципу: в каждом
разделе в соответствии с его названием материалы располагаются в основном
в хронологическом порядке, вместе с тем как сами разделы отражают общее

8
От составителя
развитие российского анархизма от революционного народничества середины
XIX в. к появлению теорий классического анархизма и от него — к бурному
расцвету широкой гаммы направлений постклассического периода со всем
противодействием со стороны как государственных структур, так и
конкурирующих партий и движений. Более 90 публикаций, втиснутые в настоящее
издание (за крайне редким исключением), не могли не претерпеть неизбежных
при этом сокращений и купюр. В текстах они обозначены угловыми скобками
с отточием — <...>. Вместе с тем составитель, с целью передачи колорита
революционной эпохи начала XX в., постарался максимально сохранить авторский
стиль публикаторов, оставляя не только курсив и разрядку, но в отдельных
случаях даже грамматику и пунктуацию источников, особенно в текстах
литературно-художественных направлений анархизма (анархо-мистиков,
универсалистов, пананархистов и т. д.).
В книгу включена избранная библиография работ по анархизму,
позволяющая читателю самостоятельно углубиться в изучение такого непростого
социального явления. А комментарии и аннотированный указатель имен
дадут возможность правильно сориентироваться в описываемых событиях
и действующих лицах российской и мировой истории.
Составитель выражает глубокую признательность и благодарность, в
первую очередь, своим родным и близким — жене Наталье и сыновьям
Константину и Михаилу — за их моральную поддержку и долготерпение, а также
друзьям и коллегам, которые своими дельными своевременными советами
и консультациями и активным содействием внесли свой посильный вклад
в подготовку в условиях крайнего цейтнота этой антологии к изданию: д-рам
филос. наук профессорам М. А. Арефьеву и А. Г. Давиденковой, д-ру ист. наук
проф. В. Д. Ермакову, д-ру ист. наук доц. Л. Ю. Гусману, канд. ист. наук доц.
И. В. Аладышкину, канд. ист. наук доц. А. Н. Гарявину, канд. ист. наук доц.
И. Л. Кислицыной; д-ру филос. наук проф. В. М. Артёмову, д-ру ист. наук гл.
науч. сотр. А. В. Гордону, д-ру ист. наук ст. науч. сотр. В. В. Дамье, д-ру ист.
наук проф. В. А. Должикову, д-ру ист. наук доц. Я. В. Леонтьеву, д-ру полит,
наук проф. А. А. Ширинянцу, д-ру ист. наук проф. А. В. Шубину, канд. ист.
наук доц. Д. И. Рублёву, канд. филос. наук доц. П. В. Рябову, канд. ист. наук
доц. В. П. Суворову, А. В. Бирюкову, Я. Л. Прусскому, д-ру юр. наук, проф.
С. Ф. Ударцеву (Казахстан), д-ру филос. наук проф. Б. С. Чендову (Болгария),
канд. гуманит. наук (PhD) A. Камински (Польша).
€^

I
ВВЕДЕНИЕ

€^
П. И. ТАЛЕРОВ
Анархизм: развенчание мифов и стереотипов1
Стремление к свободе и безначальству, независимость от
других себе подобных было свойственно человеку (homo sapiens)
с глубокой древности, и чем дальше двигалось человечество по
пути цивилизации с ее разделением труда и классовой структурой
общества, тем сильнее проявлялось это стремление к
освобождению. С другой стороны, человек не мог в одиночку справиться
с буйством окружающей природы, частью которой он всегда
оставался. Не мог он развиваться и интеллектуально, не
выстраивая взаимоотношений с соплеменниками, не организуя
совместный труд, всё чаще используя постоянно улучшаемые
орудия труда. Высокопроизводительный труд, способный
удовлетворять постоянно растущие потребности человека, с ростом
объема и скорости обмена информацией, благодаря
совершенствуемым коммуникационным системам, еще больше и больше
ставит людей в зависимость друг от друга и от техногенной
среды. Вместе с тем такая усиливающаяся взаимозависимость
не может не привести в конечном счете к нарастанию
конфликта, и далее — к конфронтации. Современный человек в сложной
системе социо-технических взаимодействий зачастую вынужден
принимать свое состояние как данность, относя свою свободу
к области осознанной необходимости.
Безвластные теории в такой обстановке оказываются
востребованными все более и более, поскольку в них человек пытается
увидеть путь к своему возможно эфемерному, но освобождению.
Анархисты в этом плане оказались в авангарде такого
устремления, предлагая свои рецепты построения общества без
начальников и насилия, в котором гармонично будет развиваться

12
П. И. ТАЛЕРОВ
каждый человек сообразно своим потребностям. Однако чтобы
этот «рай на земле» не остался иллюзией, нужна упорная борьба
с существующим правопорядком. И в этой борьбе невозможно
отказаться от революционного насилия, и даже — стихийного
бунта. Бунтарство издревле присуще анархистским теориям.
Отсюда и представления обывателя об анархистах как о
расхристанной взбунтовавшейся матросне, грабящей всех подряд
на своем пути, и по превратно понятому лозунгу: «Анархия —
мать порядка!». Действительно, в годы русских революций
и в Гражданскую войну кровь и насилие затопили всю Россию.
Разбой, грабеж, убийства, террор красный и белый затуманили
сознание всех воюющих сторон. Анархисты не были здесь
исключением. Вместе с тем такое упрощенное представление и, более
того, — откровенное опошление сложного социального явления
породило свои мифы и стереотипы в отношении всего анархизма,
что непременно требует развенчания.
Анархизм (от греч. avap^ia — безвластие) — политическая
теория, общественная мысль, а также
общественно-политическое движение, которое ставит своей целью на основе отрицания
и уничтожения иерархического и насильственного государства
как одной из форм управления социумом, а также власти и
принуждения построение такого общества, в котором индивиды
беспрепятственно сотрудничают между собой на принципах свободы
и равенства. Теория анархизма основывается на пяти базовых
принципах: отсутствие власти, свобода от принуждения,
свобода ассоциаций, взаимопомощь (сотрудничество), разнообразие
форм общественной жизни. Анархизм возможен лишь при так
называемой «пространственной неопределенности», т. е. когда
невозможен никакой тотальный контроль «сверху». Впервые
теория революционного или социалистического анархизма
была разработана П. Ж. Прудоном (1840), который первым также
употребил слово «анархизм» для обозначения идеального, по его
мнению, общественного строя; до него этот термин просто
обозначал безначалие, отсутствие власти.
Корни идеологии анархизма уходят в далекое прошлое.
Стремление к полной свободе личности в свободном обществе,
отрицание власти и эксплуатации — подобные построения в той
или иной форме можно обнаружить у античных киников и у
китайских даосов, у средневековых анабаптистов и у английских
диггеров, у русского еретика Феодосия Косого, у стригольни-

13
ков и нестяжателей, а также у французского мыслителя конца
XVIII в. С. Марешаля. Все эти мыслители относятся к
сторонникам протоанархизма. Однако в собственном смысле слова
анархизм был порождением Нового времени. Лишь с конца
XVIII в., когда Европа вступила в эпоху великих революций,
способствовавших утверждению человеческой
индивидуальности и крушению основ традиционного общества, постепенно
оформился анархизм первоначально как философское учение,
а затем как революционное движение. Он стал реакцией на
достижения и неудачи Великой Французской революции XVIII в.
и окончательно сформировался в 1840-е гг. в борьбе и полемике
с либерализмом и государственным социализмом.
Первыми глашатаями западноевропейского анархизма
выступили англичанин В. Годвин и немец М. Штлрнер. В книгах
Годвина «Исследование о политической справедливости и ее
влиянии на всеобщую добродетель и счастье» (1793) и Штирнера
«Единственный и его собственность» (1844) были обозначены
контуры анархического мировоззрения. Однако если здесь
анархический идеал носил преимущественно
абстрактно-философский характер, а критика государства преобладала над
конструктивными идеями, то Прудон развил и популяризировал
анархическое мировоззрение, во многом подготовив появление
поколения парижских коммунаров. Государственной власти,
иерархии, централизации, бюрократии и праву он
противопоставил принципы федерализма, децентрализации, взаимности
(мютюэлизма), свободного договора и самоуправления.
Основываясь на принципе равновесия, Прудон отстаивал и права
общества, и права личности, отрицая как эгоистические, так
и деспотические крайности.
Рождение российского анархизма справедливо связывают
с именами М. А. Бакунина и П. А. Кропоткина, внесших
существенный вклад в общую теорию и практику анархизма. Бакунин
эволюционировал к анархизму в начале 1860-х гг., еще за два
десятилетия до этого провозгласив знаменитый тезис: «страсть
к разрушению есть вместе с тем и творческая страсть».
Анархизм Бакунина сформировался в борьбе с марксистами в 1-м
Интернационале. В России идеи Бакунина овладевали массами
разночинной молодежи благодаря распространению
нелегальной литературы. Именно в эти годы возникает «определенный
социально-политический стереотип сознания и поведения части

14
П. И. ТАЛЕРОВ
разночинной интеллигенции », который постепенно превращался
«в той или иной степени присущую всему движению
революционного народничества... черту — это стереотип феномена
радикального активизма»*. Революционное народническое движение
(организация «Земля и воля», а после раскола — «Черный
передел») катализировалось в большей степени анархистскими
идеями Бакунина и Прудона. Однако оно имело и свою специфику,
впитав также отдельные анархистские и либертарные взгляды
отечественных вольнодумцев А. И. Герцена, Н. П. Огарёва,
Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова, М. В. Петрашевско-
го, Д. И. Писарева, В. В. Берви-Флеровского, А. В. Долгушина,
Н. В. Соколова, В. А. Зайцева, Н. Д. Ножина, С. И. Бардиной
и др., а также мировоззрение русских сектантов различной
религиозной или мистической ориентации («общие», малеванцы,
скопцы, духоборцы, немоляки, неплательщики и др.) и ранних
славянофилов (А. С. Хомяков, братья И. В. и П. В. Киреевские,
Ю. Ф. Самарин, А. И. Кошелев, братья К. С. и И. С. Аксаковы).
Анархистская доктрина Бакунина оформилась в
идейно-политической обстановке России 1860-х гг. и ее характеризовало, с одной
стороны, революционно-бунтарское отрицание существующего
государственно-бюрократического порядка, а с другой —
необходимость внедрения безгосударственного коллективизма
в будущее социальное устройство. По мнению Бакунина, «чтобы
приобрести способность и право служить народному делу,
нужно "утопиться в народе"»**. Поэтому задача анархизма состояла
в том, чтобы «учесть и понять... опыт народа во всей его глубине
и развернуть свои внутренние богатства так, чтобы народ увидел
впереди своих исканий дальнейшие глубины анархизма и слил
с ним, в конечном счете, свои пути»***. В начале 1870-х гг.
развернулось массовое революционно-пропагандистское движение
под лозунгом «хождения в народ», в большей степени
строившееся на анархической программе разрушения государства
насилия и созидания свободного общества. Влияние анархизма
* Ширинянц A.A. Нигилизм или консерватизм? Русская интеллигенция
в истории политики и мысли. М.: Изд-во Московского ун-та, 2011. С. 150-
151. (Б-ка факультета политологии МГУ).
** Бакунин М.А. Избранные труды. М., 2010. С. 260.
*** Михаилу Бакунину. 1876-1926. Очерки истории анархического движения
в России: Сб-к статей / Под ред. А. Борового. М., 1926. С. 34.

15
на народничество ослабло лишь после арестов основных
участников движения.
Князь П. А. Кропоткин выбрал тернистый путь
революционного анархизма-коммунизма не без влияния идей Бакунина.
Формирование кропоткинской теории анархизма происходило
в основном за пределами России. Характерной особенностью
анархо-коммунизма Кропоткина является развитие идей
взаимопомощи, создания гармоничного безгосударственного общества,
в котором должен максимально реализоваться творческий
потенциал человека. В России анархистские воззрения Кропоткина
стали идейной основой для первых анархистских кружков
начала XX в.
Великий русский писатель граф Л. Н. Толстой, выдвинув
теорию непротивления злу насилием, стал основоположником так
называемого христианского анархизма, который был наиболее
тесно связан с доклассическим анархизмом русских сектантов.
Идеи Толстого особенно ярко нашли свое выражение в движении
толстовцев первой трети XX в.
Пропаганда идей анархизма происходила главным образом
через нелегально распространявшиеся печатные издания —
газеты «Хлеб и воля» (1903-1905, ред. Г. Гогелия), «Листок «Хлеба
и воли»« (1906-1907, ред. П. А. Кропоткин), «Буревестник»
(1906-1910, ред. М. Дайнов, Н. Рогдаев), «Свободная мысль»
(с 1901 г. — «Свободное слово») (1899-1905, ред. В. Г. Чертков)
и др. Число таких изданий резко возросло в революционный
период. До начала 1917 г. выходило около 80 изданий такого
рода как на русском, так и на других языках народов Российской
империи (грузинском, идиш, латышском, польском). В первые
годы Советской власти (до полного разгрома легальных
анархистских организаций в начале 1920-х гг.) в РСФСР выходило
около 110 периодических изданий анархистского или близкого
к нему толка. Наиболее массовые издания этого времени —
газеты «Анархия» (1917-1918, 99 номеров, тираж — 20 тыс. экз.),
«Буревестник» (1917-1918, 115 номеров, тираж— 15 тыс. экз.),
«Голос труда» (1917-1918, 69 номеров, тираж — 10-15 тыс. экз.),
«Жизнь» (1917, 59 номеров), «Свобода» (1917-1918, 47 номеров),
журнал «Почин» (1919-1920, 21 номер) и др.
Массовое анархистское движение как идейно-политическое
течение, зародившееся в России в нач. XX в., прошло в своем
развитии несколько этапов. К началу революции 1905-1907 гг.

16
П. И. ТАЛЕРОВ
действовало 125 анархистских групп в 110 городах и населенных
пунктах, в 1906 г. — соответственно 221 группа в 155 городах,
в1907г. — 255 групп в 180 городах. В состав этих групп входило
свыше 5 тыс. чел. География российского анархизма была весьма
широка: Москва, С.-Петербург, Варшава, Одесса, Тифлис, Ека-
теринослав, города Прибалтики, Украины, Поволжья, Урала,
Сибири, Средней Азии и Дальнего Востока. В больших городах
одновременно действовали несколько групп анархистов. Кроме
анархо-коммунизма, который оставался наиболее массовым,
в российском анархизме был также представлен
анархо-синдикализм и др. только что образовавшиеся течения раннего
постклассического (неоклассического и неклассического) анархизма,
такие как анархо-индивидуализм, анархо-мистицизм и пр. После
поражения Первой русской революции анархисты, как и другие
левые оппозиционные партии, резко снизили свою активность
из-за усиления репрессивных мер правительства.
Доминировавшей становилась террористическая направленность анархистских
выступлений (с 1907 г.). Одновременно усилился процесс
распада и самоликвидации. Но полностью анархистское движение
не прекратилось: сосредоточенные главным образом по крупным
городам группы анархистов занимались пропагандистской
работой. В середине 1908 г. на конференции анархо-коммунистов
в Женеве был создан Союз русских анархистов-коммунистов,
провозгласивший своей целью внесение «идейного единства
в анархическое движение, которое должно было стать
сознательным, последовательным, цельным и планомерным»*. В 1913 г.
в Западной Европе прошло пять конференций, посвященных
вопросам усиления анархистской пропаганды в условиях нового
революционного подъема в России. К этому моменту
анархистское движение начало постепенно выходить из кризиса.
Однако начало 1-й мировой войны нанесло удар и по
движению. Анархисты разделились на сторонников и противников
ведения войны — патриотов (оборонцев) и интернационалистов.
Если первые считали, что германский милитаризм бросил
вызов цивилизации, посягает на целостность России и должен
быть уничтожен, то вторые видели причину войны в классовых
противоречиях и требовали прекращения военных действий1.
* Политические партии России: история и современность / Под ред. А. И. Зеве-
лева, Ю. П. Свириденко, В. В. Шелохаева. М.: РОССПЭН, 2000. С. 221-222.

17
После свержения российского самодержавия в феврале 1917 г.
анархо-коммунисты выступили союзниками большевиков в
вопросе социалистического преобразования общества, но с
существенной оговоркой о путях достижения бесклассового
равенства. Знаменательным событием стало создание в марте 1917 г.
в Москве Федерации анархических групп, в которую вошли
разрозненно действовавшие анархисты*. Активная пропаганда
развернулась по всей России: в Москве, Петрограде, Харькове,
Одессе, Киеве, Ростове, Екатеринославе, Николаеве, Саратове,
Самаре, Бежице и др. городах и населенных пунктах. На
конференции в Харькове (июль 1917 г.) были представители
анархистского движения из 17 городов.
Анархо-коммунизм, идейно обоснованный Кропоткиным,
нашел свое продолжение в деятельности его последователей,
попытавшихся развить теорию и даже внедрить ее в жизнь. Одной
из самых ярких фигур среди них был участник Гражданской
войны Н. И. Махно (1889-1934). С помощью идейных анархи-
стов-набатовцев (В. М. Волин, П. А. Аршинов, И. Тепер
(Гордеев), Я. Алый, О. И. Таратута и др.) он дважды (в начале 1918 г.
и в ноябре 1920 гг. в Гуляй-польской волости Александровского
у. Бкатеринославской губ., в конце 1918 — до середины 1919 гг.
в волостях Бкатеринославской и Таврической губ.) пытался
создать анархо-коммунистическое общество на
подконтрольной повстанческой армии махновцев территории Украины.
«Вольная территория» со столицей в Екатеринославе явилась
испытательным полигоном для анархистских идей. Махно
наивно полагал, будто «все люди, стоит только их освободить
от власти государства, сами устроят себе счастливую жизнь.
Все образуется само собой, независимо от экономических и
социальных отношений»**. На практике оказалось намного
сложнее. Довольно быстро стало ясно, что махновцы не в состоянии
обеспечить порядок для нормального существования населения
(не работали промышленные предприятия, банки были
разграблены, денежные средства конфискованы, махновцы обложили
население городов контрибуциями). По свидетельству очевидцев,
повсюду царили «беспорядок и пьянство». В конечном счете идея
«вольных» Советов привела к ужесточению репрессий, которые
* Там же. С. 223.
** Комин В. В. Нестор Махно: мифы и реальность. М., 1990. С. 144.

18
П. И. ТАЛЕРОВ
только и могли приостановить рост недовольства населения
и разложение армии.
Попытки декретного введения безвластного общества на
ограниченной территории, на короткое время оказавшейся под
влиянием идейных анархистов, делались, правда в меньших
масштабах, чем у Махно, в различных местах страны в течение
всей Гражданской войны (в частности, в Николаевске-на-Амуре
в 1920 г. Я. И. Тряпицын; в Черемхово (Иркутская губ.) в
декабре 1917 — начале 1918 г. А. Н. Буйских; в Макаровской
волости Весьегонского у. Тверской губ. в июне-декабре 1917 г.
И. Е. Мокин.)*. Однако эти социальные эксперименты также
терпели поражение, чему были всё те же объективные причины.
Революционные и первые послереволюционные годы в России
характеризовались повышенным интересом общественности
к истории, теории и практике анархизма, что выражалось в
масштабной издательской деятельности: помимо периодических
изданий печаталось большое число книг и брошюр
анархистского содержания (работы классиков анархизма — Прудона,
Штирнера, Бакунина, Кропоткина, Толстого, работы
исследовательского характера — А. А. Корнилова, В. П. Полонского,
Ю. М. Стеклова и др.). Такую литературу выпускали частные
легальные издательства («Логос», «Равенство», «Мысль»,
«Свобода», «Волна», «Знание», «Священный огонь», И. Г. Балашова,
В. Врублевского, «Светоч», «Свободноесоглашение, «Голос
труда» и др.), а в 1920-х гг. — также государственные издательства
(Госиздат, Партиздат, Соцэкиздат, Издательство
Всероссийского/Всесоюзного общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев
и др.). Идейно-теоретические изыскания послереволюционного
российского анархизма имели несколько направлений,
отражающих широкую палитру безгосударственных воззрений.
С укреплением Советской власти, становлением новых
хозяйственно-правовых норм и механизмов анархистские утопии
отошли на второй план и идеи анархизма стали достоянием лишь
незначительного числа их сторонников. Усиление авторитарных
тенденций в советской обществе, преследование инакомыслия
в период культа личности И. В. Сталина наложили негласный,
* Подробнее см.: Рублёв Д. И. Социально-политические преобразования
анархистов в России периода гражданской войны: самоуправление и этатизм //
Прямухинские чтения — 2009. М„ 2011. С. 121-142.

19
а затем и гласный запрет на любую деятельность,
подрывающую устои государственности. Тем не менее до конца 1930-х гг.
под председательством В. Н. Фигнер и С. Г. Кропоткиной, вдовы
революционера-мыслителя, действовал Музей П. А. Кропоткина
в Москве, под крышей которого длительное время собирались
сторонники анархических идей (Н. К. Лебедев, А. А. Карелин,
А. А. Солонович, Н. И. Проферансов, Н. К. Богомолов, Г. И.
Аносов, Л. А. Никитин и др.). Их деятельность носила в большей
степени скрытный, сектантский характер и выражалась в работе
Музея — единственного в то время легального центра анарходви-
жения, где читались публичные лекции, связанные с историей
анархизма, работала библиотека-читальня, проходили вечера,
посвященные памятным революционным датам.
В период массовых репрессий в 1930-х гг. и долгие годы спустя
анархизм в России существовал лишь как мировоззрение,
отдельные протестные выступления представителей творческой
интеллигенции (В. В. Налимов, Л. К. Чуковская и др.) и выпуск
подпольной «самиздатовской» (диссидентской) литературы. Вместе
с тем к движению этого периода следует отнести и деятельность
российских анархистов в эмиграции в Западной Европе, США,
Китае и др., которая заключалась в издании газет, журналов,
книг, организации протестов против актов государственного
насилия в СССР. Массовый интерес к анархистским идеям в России
возродился в период перестройки во второй половине 1980-х гг.
^^

«ча
С. Ф. УДАРЦЕВ
Эволюция теории анархизма в России в XIX-XX вв.
(классический и постклассический периоды)
Этапы эволюции теории анархизма
Одним из стереотипов восприятия анархизма в советской
литературе на протяжении нескольких десятилетий было
представление о нем как об учении с неизменным набором элементов
и статичным содержанием. Отчасти отрицание возможности
развития теории анархизма было связано с идеологизированным
ее восприятием, продиктованным политическими и
идеологическими соображениями без выяснения глубинной природы
и роли этого явления в общественном сознании и на практике.
С другой стороны, сведение анархизма к его ранним формам
XIX в., неисследованность политических и правовых взглядов
такой крупной фигуры, как П. А. Кропоткин, неизвестность
учений других теоретиков анархизма, особенно более позднего
периода в России, — все это обусловило восприятие политической
и правовой теории анархизма как явления, остановившегося
в своем развитии.
Анархизм, как и все общественные явления, возникает и
эволюционирует в ходе исторического развития. Анархический тип
политического сознания зародился в общественном политическом
сознании как один из его полюсов в глубокой древности, видимо,
на ранних этапах институализации политических отношений.
Сложные механизмы социально-политического развития,
чередования циклов порядка и хаоса в общественной системе
активизировали в общественном сознании, синхронно с переменой этих
состояний, соответствующие им идеологические явления и
процессы. По мере эволюции общественной и правовой реальности

Эволюция теории анархизма в России в XIX-XX вв.
21
цивилизации, усложнения общественной жизни, повышения
уровня ее организованности, эволюционировали и типы (полюсы)
политического сознания — этатизм и анархизм. В частности,
менялись структура, содержание и формы анархизма, его удельный
вес и значение в различные периоды в общественном сознании.
Начиная с идей даосизма в Древнем Китае, идей киников и части
софистов в Древней Греции, анархический тип политического
сознания долгое время представлял собой сравнительно аморфное,
отчасти фрагментарное, во многом синкретное идеологическое
образование (адекватное уровню развития политической
культуры, политическому сознанию).
Позднее, в период буржуазно-демократических революций
и формирования индустриального общества с соответствующими
ему политическими формами анархический тип политического
сознания достигает новой ступени развития. В этих условиях
под воздействием целой системы факторов, в частности,
появления новой социальной основы (в значительной части
мелкобуржуазной) происходит переход накопившихся количественных
изменений в качественные, и анархический тип политического
сознания в XIX в. кристаллизуется на теоретическом уровне
в целостную систему идей, а в практико-политическом отношении
анархизм оформляется в сравнительно разветвленное пестрое
политическое движение.
В XX в. становление государственно-монополистического
капитализма, противоречивые революционные процессы в странах
с более поздним индустриальным развитием, возникновение
социалистических государств и обнаружившаяся вскоре после
этого объективная тенденция к формированию тоталитарных
политических режимов, появление институтов современной
многопартийной политической системы — все это наряду с другими
факторами привело к глубокой трансформации политического
сознания. В анархическом сознании, пережившем глубокий кризис
в период революции 1917 г., происходили крупные изменения,
протекали процессы синтеза, переосмысления прежних
анархических идей, теорий, происходила интеграция в теорию анархизма
некоторых идей и концепций, возникших в различных течениях
политической и правовой мысли, в гуманитарных и естественных
науках. Формируется ряд течений постклассического анархизма.
В результате анархический тип сознания в России после 1917 г.
достигает новой ступени теоретической зрелости.

22
С. Ф. УДАРЦЕВ
В истории политической и правовой мысли в России XIX-
XX вв., по нашему мнению, можно выделить следующие этапы
эволюции теоретического анархического сознания: 1) 1830-
1870-е гг. — формирование и развитие раннего классического
анархизма; 2) 1870-е гг. — начало XX в. — становление и
развитие позднего классического анархизма; 3) примерно с 1903 г.
до периода Гражданской войны 1918-1920 гг. — завершение
эволюции и кризис классического анархизма, а также
формирование раннего постклассического анархизма; 4) с 1918-1920
до 1930-х гг. — эволюция течений постклассического анархизма
(в эмиграции и позднее)*; 5) со второй половины 1980-х гг. —
формирование современного постклассического анархизма
на территории бывшего СССР.
Начальный этап связан с формированием и развитием
воззрений М. А. Бакунина. Некоторые элементы анархизма
содержались и у ряда мыслителей из ближайшего окружения
Бакунина: в левом славянофильстве (К. С. Аксаков), в нигилизме
(В. А. Зайцев, Н. В. Соколов) и др. К этому же периоду относится
творчество бакунистов в русском революционном
народничестве, в том числе эмигрантов (М. П. Сажин, Н. И. Жуковский,
3. К. Ралли и др.)**.
Второй и третий этапы прежде всего связаны с творчеством
П. А. Кропоткина — центральной фигуры в истории анархизма
конца XIX — начала XX в. Второй этап преимущественно
эмигрантский. Особенность третьего этапа — в возрождении
анархизма как политического движения в самой России (примерно
с 1903 г.)***, его параллельное развитие и взаимосвязь с анар-
* Ранее периодом идеологического и политического краха и распада
анархизма в литературе назывались годы 1900-1917 (Кос и нее А. Д. Анархисты.
П. А. Кропоткин // История философии в СССР в 5 тт. М., 1971. Т. 4. С. 142);
конец 1920-х гг. (Старостин Е. В. Историко-революционный
мемориальный музей П. А. Кропоткина // Великий Октябрь и непролетарские партии:
Мат-лы конф. М., 1982. С. 198-199); 1930-е гг. (Канев С. Н. Октябрьская
революция и крах анархизма. М., 1974. С. 398-400).
** О бакунистах в России см.: Пирумова Н. М. Социальная доктрина М. А.
Бакунина. М., 1990. С. 231-301.
*** В 1907 г. анархический журнал «Буревестник» признавал, что анархистские
газеты в России не выходили 20 лет. См.: Рогдаев Н. Различные течения
в русском анархизме // Буревестник. 1907. № 8 (ноябрь). С. 10. Н. Рогдаев
писал также о существовавшей в 1900-1901 гг. на уральских рудниках

Эволюция теории анархизма в России в XIX-XX вв.
23
хизмом в эмиграции*. Ко второму и третьему этапам относится
художественное и публицистическое творчество христианского
анархиста Л. Н. Толстого, В. Н. Черкезова и др. С третьим этапом
эволюции анархизма связано творчество таких его теоретиков,
как А. А. Боровой, Г. И. Гогелиа, М. И. Гольдсмит, П. Д.
Турчанинов, Я. И. Кирилловский и др.
Этап эволюции постклассического анархизма связан прежде
всего с творчеством таких его теоретиков, как А. А. Боровой,
А. Л. Гордин, А. А. Солонович, А. М. Атабекян, А. А. Карелин,
А. Ф. Агиенко, Г. П. Максимов, В. М. Эйхенбаум и др.
Наконец, в настоящее время в период формирования
современного позднего постклассического анархизма активно выступают
с теоретическими и публицистическими статьями такие лидеры
современного анархизма, как А. Исаев, А. Червяков, А. Шубин,
П. Рауш, М. Цовма, Д. Жвания и др.
Периодическое изменение географической концентрации
теоретиков российского анархизма, чередование мест разработки
теории анархизма связаны со сменой политических режимов,
репрессиями по отношению к революционному и
освободительному движению, уровнем развития политической свободы,
с чередующимися состояниями относительного порядка и хаоса
в общественных отношениях, институтах, в сознании.
Диалектика и факторы эволюции анархизма
Изменения, происходящие в анархическом сознании, вполне
соответствуют критериям развития, принятым в науке**. В фило-
анархической секте иеговистов, а также о секте духоборов (там же, с. 9).
См. также: Хлеб и воля. 1904. № 12/13 (октябрь-ноябрь). С. 1.
* До 1917 г. эмигрантскими центрами российского анархизма были Лондон,
Женева, Париж, Нью-Йорк. Небольшие группы анархистоабыли также
в Германии, Болгарии и т. д. См.: Корноухое Е. М. Борьба партии большевиков
против анархизма в России. М., 1981. С. 87; Кривенькии В. В. Анархисты
в революции 1905-1907 гг.: Автореф. дис.... канд. ист. наук. М., 1990. С. 16.
По данным В. В. Кривенького, в 1906 г. в России действовала 221 группа
анархистов в 155 городах, а за 1903-1910 гг. деятельность анархистов
проявилась в 218 населенных пунктах, в 51 губернии и семи областях. Численность
анархистских организаций за этот же период составила около 6800-7100 чел.
* Нельзя согласиться с упрощенной точкой зрения, согласно которой
анархизм не способен к развитию. См., например: ПронякинД. И. Анархизм:
«исторические» претензии и урок истории. Л., 1990. С. 153, 155.

24
С. Ф. УДАРЦЕВ
софской литературе развитие понимается как необратимое,
направленное, закономерное изменение материальных и идеальных
объектов, как одно из всеобщих свойств материи и сознания6.
Необратимость развития анархического сознания проявляется
в нетождественности, несводимости друг к другу,
неповторяемости исторически эволюционирующих его форм. <...>
Следует отметить некоторые особенности развития анархизма
в России в XIX-XX вв.: цикличность и прерывность этого процесса,
а также относительное снижение теоретического уровня анархизма
в начале нового цикла, «витка» развития и постепенный выход его
на новый уровень теоретического осмысления реальности. Так было
в начале XX в., когда формирующийся постклассический анархизм
сначала во многом уступал уровню развития классического
анархизма. Подобная ситуация повторяется в настоящее время, когда
новый (более поздний) постклассический анархизм значительно
уступает уровню анархизма предшествующего этапа его эволюции.
Однако история анархизма свидетельствует о том, что начиная новый
«виток спирали» своего развития, анархическое сознание как бы
в сокращенном варианте, ускоренно проходит предшествующие
этапы своей эволюции и постепенно выходит к уровню предыдущего
кульминационного развития, раскрывая при этом новые возможности
познания и критики, выдвигая новые идеи, концепции, обращаясь
к новым методологическим основам и т. д. Так было в зрелых
произведениях П. А. Кропоткина, завершившего развитие классического
анархизма, и в зрелых течениях постклассического анархизма,
«перераставших» в 1920-х гг. традиционный анархизм*. Есть основания
* Дальнейшая эволюция новых теорий постклассического анархизма была
прервана в силу ряда объективных и субъективных причин, в частности,
были казнены (П. Д. Турчанинов), сосланы (А. А. Боровой и др.)»
заключены в лагеря (А. А. Солонович, Н. И. Проферансов и др.), эмигрировали
(А. Л. Гордин, Г. П. Максимов, В. М. Эйхенбаум и др.), умерли (П. А.
Кропоткин, А. А. Карелин, В. Н. Черкезов, Г. И. Гогелиа и др.). Не без влияния
политических репрессий была прекращена творческая деятельность
значительной части видных теоретиков российского анархизма первой трети
XX в. Эмигрировавшие анархисты также оказались в весьма сложных
условиях. Разумеется, репрессии — не единственный фактор эволюции
постклассического анархизма, но игнорирование его или искажение
истории репрессий 1920-х — 1930-х гг., имевшее место в советской литературе
прежних лет, не способствовали научному познанию феномена анархизма.
(См., например: Канев С. Н. Октябрьская революция и крах анархизма.
М., 1974. С. 13-15, 401 и др.) Позднее необоснованно репрессированные

Эволюция теории анархизма в России в XIX-XX вв.
25
предполагать постепенный выход на новый теоретический уровень
и на будущих этапах развития современного анархизма. При этом
отмеченные процессы протекают в условиях общего ускорения ритма
социального времени и увеличения информационной емкости
общественных процессов*.
Эволюция анархизма — сложный, неоднозначный и
противоречивый процесс, связанный с его адаптацией к изменяющимся
историческим условиям. В период 1918-1920-х гг. анархизм
пережил глубокий кризис, в советской литературе долгое время
ошибочно трактовавшийся как окончательный крах и конец
анархизма. В действительности кризис привел к напряженной работе
анархического сознания, переосмыслению им своих теоретических
конструкций, к глубокой внутренней трансформации и появлению
ряда новых течений. Фактически в результате кризиса наметилась
смена внутритиповых форм данного сознания. По сути это был
кризис и «потрясение основ» классического анархизма,
сформировавшегося в XIX в. Но внутри анархизма с начала XX в. уже
сформировалось несколько новых течений. В условиях кризиса
классического анархизма происходит взрывообразное развитие
новых течений, их дальнейшая дифференциация. Именно они
начинают определять «лицо» трансформированного анархизма.
Обновление, усложнение анархизма происходило не только
на уровне появления новых идей, концепций. Формировалась
и новая историческая макроструктура анархического типа
политического сознания — происходило отделение постклассического
анархизма от анархизма классического. Происходила своего рода
локализация кризиса анархического сознания как кризиса
прежнего, традиционного анархизма. Постклассический анархизм
воспринял от классического анархизма ряд его фундаментальных идей,
но в обновленной форме выдвинул новые положения, концепции,
поставил новые проблемы.
В результате кризиса классического анархизма, обнаружившего
во многом политическую несостоятельность, произошла своего
рода «мутация» анархического сознания. Возникший при этом
постклассический анархизм интегрировал два основных направ-
теоретики анархизма были посмертно реабилитированы (например,
А. А. Солонович — в 1975 г. «за отсутствием состава преступления»).
* См.: Луковская Д. И. Политические и правовые учения: историко-теоре-
тический аспект. Л., 1985. С. 95.

26
С. Ф. УДАРЦЕВ
ления эволюции прежнего анархизма: а) линию относительной
модернизации, при которой сохранялась значительная
преемственность и тесная связь обновленных теорий с предшествующими, и б)
линию максимально радикальной модернизации, предполагающей
меньшую степень преемственности и больший разрыв с
классическим анархизмом, значительную его ревизию. В результате
в рамках постклассического анархизма появилось два крупных
идейных образования — модернизованный классический анархизм
(неоклассический анархизм) и неклассический анархизм. <...>
К особенностям постклассического анархизма, отличающим его
от классического, можно отнести следующие его черты.
1. Критическое отношение к классическому анархизму при
стремлении сохранить определенные основы анархизма. При этом
классический анархизм не отождествляется с анархизмом вообще.
2. Более широкая методологическая основа, включающая
интуитивизм, мистицизм и т. д.
3. Большая толерантность по отношению к другим течениям
мысли, в том числе к марксизму, социал-демократизму, либерализму.
4. Активная интеграция различных идей из общественных
и естественных наук и стремление к созданию синтетических теорий
(политических, философских и т. д.).
5. Значительное внимание к развитию науки, к интеллигенции,
проблемам сознания.
6. Постановка ряда новых проблем в политической и правовой
мысли (различные аспекты феномена бюрократии, соотношения
права и закона и т. д.).
7. Особо следует отметить выдвижение принципиально новых
концепций планетарного и космического масштаба.
8. Более выраженное внимание к проблеме человека, его прав,
свобод, творчеству, индивидуальности.
9. Критическое осмысление исторического опыта существования
не только феодальных и капиталистических государств, но и, что
весьма существенно, — государств социалистических.
10. Наиболее ярко эти черты проявляются в неклассическом
анархизме. В этом же направлении постклассического анархизма
отчетливо прослеживается тенденция к синтезу начал анархизма-
индивидуализма и анархизма-коммунизма, что нашло крайнее
выражение в теории интериндивидуализма А. Л. Гордина.
Особое внимание неклассического анархизма к проблемам свободы
личности продолжает общую традицию анархизма, проявившу-

Эволюция теории анархизма в России в XIX-XX вв.
27
юся в работах М. Штирнера, П.-Ж. Прудона, М. А. Бакунина,
П. А. Кропоткина. Обостренность же постановки этой проблемы
в значительной мере связана с развитием в начале XX в., до 1917 г.,
капиталистических отношений, некоторых
буржуазно-демократических институтов и прав. Опыт войн и революций начала XX в.,
формирование первых тоталитарных режимов в 1920-х годах давал
много нового материала для размышлений о незащищенности
личности, ее бесправии и бессилии по отношению к государству.
Эволюция анархизма определяется системой экономических,
социально-классовых, политических, юридических, духовных
факторов. Все факторы, усиливающие в обществе социальную
неустойчивость, дестабилизацию, порождающие психологию отчаяния,
содействующие дискредитации и распаду существующих политических
структур, институтов, систем, нагнетающие ожидание глобального
исторического скачка в развитии, своего рода чуда и т. д. — являются
теми векторами воздействия, равнодействующая которых
кристаллизуется в эволюционирующую и имеющую большую или меньшую
степень распространенности систему идей анархизма.
Классификация анархизма
В литературе вопрос о классификации течений теоретической
мысли анархизма разработан недостаточно. В истории политической
и правовой мысли до последнего времени вообще не было работ,
дифференцированно рассматривающих различные течения
анархизма XIX и XX вв. Классификации анархизма, предлагавшиеся
ранее философами, экономистами и историками, имеют ряд
недостатков. <...>
По нашему мнению, классификация течений анархизма должна
учитывать не один признак, а целый их комплекс. Модель структуры
анархического теоретического сознания должна учитывать также
и его эволюцию.
В плане систематизации явлений анархического сознания
следует признать существенно важными используемые в литературе
термины «классический анархизм», «классики анархизма»
применительно к учениям первых крупнейших теоретиков анархизма
XIX — начала XX в.* Это обобщающее понятие отражает опреде-
* Полянский Ф. Я. Социализм и современный анархизм. М., 1973. С. 5;
Графский В. Г. Бакунин. М., 1985. С. 115; Мамут Л. С. Этатизм и анархизм

28
С. Ф. УДАРЦЕВ
ленное внутреннее единство комплекса идей и учений исторической
эпохи утверждения и развития индустриального общества (до
тоталитаризма, мировых войн и социалистических государств XX в.).
Позднее новая историческая реальность обусловила формирование
модифицированного анархизма. Для его обозначения мы вводим
понятие «постклассический анархизм», а для эволюционной и
содержательной дифференциации разновидностей, течений —
понятия «неоклассический» и «неклассический» анархизм. Кроме
того, представляется существенно важным различать значительно
различающиеся друг от друга начальные и более поздние формы
эволюции одних и тех же идейных комплексов в анархическом
сознании. С этой целью вводятся характеристики «ранний» и
«поздний», распространяющиеся на круг явлений с соответствующей
временной и содержательной характеристиками. Для обозначения
проявлений анархического сознания в еретических движениях,
сектантстве, в стихийных народных восстаниях, крестьянских
войнах и т. д., предшествовавших кристаллизации первых развитых
форм теоретического анархического сознания, т. е. существовавших
до классического анархизма, мы вводим понятие «доклассическии
(архаический)» анархизм. Этот класс явлений может быть предметом
специального исследования и его рассмотрение выходит за рамки
настоящей статьи.
Как отмечалось выше, классический и постклассический
анархизм различаются рядом признаков, характеризующих их как
относительно обособленные по содержанию крупные идейные комплексы
в эволюции анархического сознания. Классический и
постклассический анархизм представляют собой также две следующие друг
за другом ступени исторической эволюции анархического сознания.
С этой точки зрения классический анархизм — это совокупность
первых зрелых теоретических форм (идей, учений) анархического
сознания, соответствующих эпохе XIX — начала XX в.
Постклассический анархизм в этом отношении — совокупность течений
анархизма, сформировавшихся в 1900-х — 1920-х гг. в результате
кризиса классического анархизма и трансформации анархического
сознания в условиях научно-технических революций XX в., мировых
как типы политического сознания. Домарксистский период. М., 1989. С. 8;
Ударнее С. Ф. Из истории политических взглядов М. А. Бакунина на
государство и революцию // Изв. АН КазССР. Сер. обществ, наук. 1976. № 5.
С. 78; Ударнее С. Ф. Кропоткин. М., 1989. С. 124; Блауберг И. И. «Выбор
в твоих руках...» // Вопр. философии. 1991. № 11. С. 68-69.

Эволюция теории анархизма в России в XIX-XX вв.
29
войн, возникновения тоталитарных и социалистических государств,
политической системы и культуры плюралистической демократии,
развития прав человека.
С учетом предложенной выше концепции эволюции
теоретического анархического сознания в России может быть дана обобщенная
комплексная его классификация (модель его эволюционирующей
структуры). По нашему мнению, она должна учитывать: 1)
целостность отдельных систем идей (течений); 2) особенности
мировоззренческих основ и систем идей различных течений; 3) ранние,
промежуточные и конечные формы эволюции течений; 4) эволюцию
анархизма в целом, принадлежность течений к классическому или
постклассическому анархизму и его разновидностям; 5)
нетождественность теоретических течений и организационных частей
политического движения анархизма; 6) эволюцию взглядов отдельных
теоретиков анархизма.
В краткой форме эволюционно-структурная классификация
анархизма может быть представлена в виде следующей схемы:
Анархизм
До-

классический
Ранний (античный)
Поздний (средневековый)

Классический
Ранний
Анархизм-коллективизм

Поздний
Анархизм-коммунизм
Христианский анархизм
Постклассический
Ранний
Неоклассический
Анархизм-индивидуализм (4-неонигилизм)
Христианский анархизм (толстовство)
Коммунистический анархизм (анархо-ком-
мунизм, универсализм, кооператорство)
Анархизм-синдикализм
Неклассический
Ассоционный анархизм
Анархизм-гуманизм
Анархизм-универсализм
(интериндивидуализм, пананархизм)
Анархизм-биокосмизм
Мистический анархизм
Поздний

(современный)
Современный неоклассический
Современный неклассический
Новые течения постклассического анархизма

30
С. Ф. УДАРЦЕВ
Исходя из всего вышеизложенного, мы предлагаем следующую
классификацию основных течений теоретического анархического
сознания в России XIX-XX вв. (в скобках приводятся
основоположники или ведущие теоретики течений).
1. Классический анархизм.
1.1. Ранний (анархизм-коллективизм, М. А. Бакунин и др.).
1.2. Поздний, в том числе:
1.2.1. анархизм-коммунизм (П. А. Кропоткин и др.),
1.2.2. христианский анархизм, наиболее тесно связанный
с доклассическим анархизмом (Л. Н. Толстой и др.).
2. Постклассический анархизм.
2.1. Ранний.
2.1.1. Неоклассический, в том числе:
2.1.1.1. анархизм-индивидуализм, включая
неонигилизм (А. Н. Андреев, О. Виконт и др.),
2.1.1.2. христианский ( « непротивленческий » ) анархизм
толстовцев (В. Г. Черкезов и др.),
2.1.1.3. коммунистический анархизм, включая
анархизм-коммунизм после 1917 г.,
соответствующее крыло анархизма-универсализма, идеи
анархо-кооператоров (А. А. Карелин, А. М. Ата-
бекян и др.),
2.1.1.4. анархизм-синдикализм (Я. Новомирский
(Я. И. Кирилловский), Г. П. Максимов, В.
Волин (В. М. Эйхенбаум) и др.).
2.1.2. Неклассический, в том числе:
2.1.2.1. ассоциационный анархизм (Лев Черный
(П. Д. Турчанинов)),
2.1.2.2. анархизм-гуманизм (А. А. Боровой),
2.1.2.3. анархизм-универсализм (интериндивидуализм),
включая такие промежуточные формы его
эволюции, как пананархизм и
анархизм-универсализм (А. Л. Гордин и др.),
2.1.2.4. анархизм-биокосмизм (А. Святогор (А. Ф. Аги-
енко), П. И. Иваницкий и др.)»
2.1.2.5. мистический анархизм, включая ранний
(Г. И. Чулков и др.) и поздний (А. А. Солоно-
вич и др.).
2.2. Поздний постклассический (современный) анархизм.

Эволюция теории анархизма в России в XIX-XX вв.
31
2.2.1. Современный неоклассический
(анархо-синдикализм, толстовство, анархо-коммунизм, анархо-
индивидуализм).
2.2.2. Современный неклассический (мистический,
биокосмизм, универсализм и др.).
2.2.3. Новые течения постклассического анархизма (анархо-
экологисты и др.).
Приведенная классификация течений теоретического
анархического сознания по естественным генетическим
(эволюционным) и морфологическим (структурным) основаниям позволяет
сгруппировать по комплексу признаков ряд течений, идеи
различных групп, организаций, выделить в анархическом сознании
крупные идейные комплексы, объединяющие течения анархизма
по их принадлежности к той или иной эпохе и по генетическим
связям. Эта классификация синтезирует также информацию,
содержащуюся в ранее предлагавшихся классификациях по
отдельным признакам. Думается, что она может быть полезна для
исследователей истории анархизма и его современных течений.
В качестве дополнительных классификаций, в зависимости
от задач исследования, могут использоваться и систематизации,
группировки идей, теорий, течений, организационных форм
анархизма и по ряду отдельных критериев, признаков. Однако
такие классификации по частным основаниям не вскрывают
механизма эволюции, общей структуры, генетических связей
в теоретическом анархическом сознании.
По отношению к религии анархизм делится на
атеистический (анархизм-коммунизм и др.), религиозный
(христианский и др.), внеконфессиональный мистический
(ранний и особенно поздний мистический анархизм). По
особенностям взглядов на личность и общество, отношению
к формам собственности анархизм может быть
индивидуалистическим (неонигилизм и др.), коллективистским (анархо-
синдикализм и др.), синтетическим (интериндивидуализм,
мистический анархизм). По отношению к общественному строю
различается социалистический и коммунистический (анархо-
синдикализм, анархо-коммунизм и др.), постсоциалистический
(анархизм-универсализм), анархо-капитализм (часть современного
анархизма), ориентированный на смешанное общество,
конвергенцию социализма и капитализма (часть современного анархизма).
По уровню и масштабу теоретических концепций — планетарный

32
С. Ф. УДАРЦЕВ
(бакунизм и др.) и космический (биокосмизм, поздний
мистический анархизм и др.). По историческому месту относительно
классического анархизма — доклассический и постклассический
(см. выше). По степени и характеру генетической связи с
классическим анархизмом — неоклассический (анархо-синдикализм
и др.) и неклассический (анархо-гуманизм и др.). По приоритетно-
выделяемой проблематике — анархо-федерализм,
анархо-кооператоры и др. Могут быть выделены промежуточные, смешанные
формы анархизма и некоторых других течений (разновидности
«полуанархизма») — антиинтеллигентский «полуанархизм»
Я. В. К. Махайского, анархо-болыневизм в анархизме (попытка
соединения двух идейных течений, И. С. Гроссман-Рощин и др.),
анархо-синдикалистское течение в большевизме (группа
«Рабочая оппозиция»), анархо-максимализм и т. д. По отношению
к войне — анархический антимилитаризм (толстовство и др.),
анархо-пацифизм и анархизм, допускающий справедливые
войны (например, учение П. А. Кропоткина). По активности или
пассивности позиции в политической жизни — пассивный,
непротивленческий анархизм (толстовство), активный анархизм
(большая часть течений анархизм). По отношению к террору —
противники террора (толстовство, мистический анархизм и др.),
анархо-терроризм (отдельные группы анархо-коммунистов,
анархо-синдикалистов, анархо-индивидуалистов). По отношению
к революции — революционный (анархо-синдикализм и др.),
эволюционный, реформистский (религиозный и др.). Во многом
совпадает с последним деление анархизма по ориентации на
преимущественное изменение внешнего мира или внутреннего мира
человека. С учетом того, что различные теории анархизма имеют
значительные отличия, могут быть выделены и другие критерии
(по теоретическим различиям, особенностям социальной базы
и методологических основ течений анархизма и т. д.)*. Все
приведенные частные классификации не противоречат изложенной
выше, дополняют ее и играют вспомогательную роль при
исследовании отдельных аспектов теории анархизма:
ечэ
* Классификацию по нескольким другим частным моментам см., например,
в кн: Эльцбахер П. Анархизм. Берлин, 1922. С. 235-237.

Il
РЕВОЛЮЦИОННОЕ
НАРОДНИЧЕСТВО В РОССИИ -
ПРЕДЫСТОРИЯ РУССКОГО
АНАРХИЗМА

^^
<K. Д. КАВЕЛИН>
О нигилизме и мерах, против него необходимых
Десятилетие царствования Вашего императорского величества
составляет бесспорно самую счастливую и благодетельную эпоху
в истории России XIX века. По громадности совершенных или
предпринятых Вашим величеством преобразований и значению
их для будущего развития нашего отечества царствование
государя освободителя не имеет себе подобного со времени Петра,
и становясь наряду с эпохою великого обновителя России,
отличается от нее лишь тем духом христианской любви и уважения
к достоинству человека и к потребностям народа, которым
проникнуты настоящие реформы.
Сопровождающий благодеяния внутренних преобразований
успех в делах внешних, бескровное торжество над европейскою
коалицией по польскому вопросу, покорение Кавказа,
приобретение обширных и столь важных в будущем областей на востоке —
все это показывает, что над Россиею, со вступлением на престол
Вашего императорского величества, взошла счастливая звезда.
Темную сторону настоящей эпохи, имеющей столь много
светлых сторон, составляет тот дух материализма и отрицания,
который сделался известен под именем «нигилизма» и недавно
проявился, во всем ужасе своем, потрясающим событием.
Необходимо ближе изучить корень этого зла и определить,
в каких оно находится отношениях к другим общественным
явлениям нашего времени, дабы судить о мерах, коими следует
бороться с этою умственною заразою.
Прежде всего очевидно, что нигилизм не имеет ничего общего
с простым народом русским и с элементами его общественной
жизни. Все, даже самые крайние уклонения и заблуждения

36
<К.Д.КАВЕЛИН>
в среде русского крестьянства проявлялись в форме верования
религиозного (раскольничьи секты) или превратно понятого
чувства преданности к царской власти. Атеизм и отрицание
монархической власти, лежащие в основе современного
нигилизма, не имеют ничего общего с русским народом и диаметрально
противоположны всем его стремлениям; оттого-то и все попытки
герценовской партии войти в связь с раскольниками имели такую
полную неудачу.
Нигилизм пришел к нам с запада и потому принадлежит
исключительно той среде, которая находится в отчуждении от народа
и принимает в себя все отражения западных идей, т. е. лицам1
высших сословий и частью разночинцам2. Родоначальником своим
нигилисты признают главу так называемого западного
направления в литературе нашей, Белинского. Как учение теоретическое,
нигилизм перешел в Россию, в сороковых годах, из Германии
и был лишь подражанием атеистическим и материалистическим
теориям Фейербаха, Макса Штирнера и др., развивавшимся
в немецкой литературе преимущественно до 1848 года. Если эти
теории, которые до сих пор питаются у нас сочинениями своих
немецких родоначальников и не произвели в России ни одного
самостоятельного мыслителя, — если эти теории не исчезли здесь перед
здравым смыслом и строгою наукой, как они исчезают в Германии,
то следует приписать это явление преимущественно тем самым
мерам, которыми в 1849 году правительство полагало
противодействовать означенным вредным стремлениям: ограничение
приема в университеты, кроме раздражения в массе молодежи,
жаждавшей образования и которую правительство лишало к тому
средств, произвело то, что множество молодых людей
устремилось в единственный доступный факультет медицинский, и здесь
они, не имея никакого призвания к медицинской специальности,
приобретали только односторонний материалистический взгляд.
Вместе с тем излишняя строгость полицейских мер имела
последствием образование русской эмиграции, которая естественно
сделалась руководительницею молодого поколения, выносившего
из тогдашних учебных заведений семена материализма и вражды
к правительству. Тогдашняя цензура, не допускавшая никакого
суждения о вопросах религии, философии и государственного
устройства, лишала людей мыслящих возможности опровергать
ложные идеи, овладевавшие молодежью; вызывала к жизни
целую рукописную литературу, ускользавшую и от закона,

О нигилизме и мерах, против него необходимых
37
и от критики, и таким образом содействовала только пагубному
влиянию, которое имели в то время на умы молодого поколения
все появлявшиеся в заграничной печати самые посредственные
и нелепые статьи.
Заимствованный в начале сороковых годов из Германии,
взращенный ложно-консервативными мерами 1849 года нигилизм
есть произведение прошлой эпохи. В последнее время эта язва
только выказалась явственнее в обществе и литературе, так же
как и всё, что до того таилось в русской жизни. Что прежде
оставалось в рукописях, жадно читаемых и переписываемых,
то теперь выступило печатно; что жило прежде только в идеях
молодежи, то стало теперь испытываться на деле, посредством
устройства разных так называемых коммун. Но было бы
совершенно ошибочно думать, что эта свобода, которую
нынешнее царствование даровало всем общественным силам России
и которою нигилизм воспользовался наравне со всеми прочими
явлениями общественной жизни нашей, — что эта свобода
содействовала развитию и усилению нигилистической заразы.
Напротив, факты доказывают, что нигилизм внедрился в России
и заразил молодое поколение в эпоху самого тяжелого надзора
и гнета, между 1849 и 1855 годами. Сравним громадность
общественного влияния на всю Россию, какое имел Герцен и его
«Колокол» в первые годы настоящего царствования, с нынешним
их ничтожеством; вспомним обаяние, какое окружало, еще так
недавно, в обществе нашем и даже между людьми умеренными
и вполне преданными правительству представителей
нигилистического учения; вспомним время, когда все тобольское общество,
и во главе его председатель губернского правления, начальник
жандармов и директор училищ делали овации Михайлову;
когда ни полицейское начальство, ни цензура III отделения3,
ни цензура гражданская не отважились воспрепятствовать
изданию писанного Чернышевским в крепости романа «Что
делать?», ставшего заветною книгою нигилистов, и когда всё
читавшее в России с жадностью поглощало это бездарное и
пошлое сочинение; сравним тогдашнее время с нынешним, и мы
убедимся, что расширение свободы в России не только не вело
к развитию нигилизма, а напротив, все более и более подрывало
его значение и силу.
Первым, решительным ударом влиянию Герцена и
нигилистических теорий на большинство публики была крестьянская

38
<К.Д.КАВЕЛИН>
реформа 1861 года, противопоставив туманным фразам и бредням
о правах народа на землю и о мнимом коммунистическом
направлении русских крестьян, серьезное, практическое, для всех
сторон безобидное разрешение вопроса о поземельных правах
земледельческого класса и его общественном самоуправлении.
Вторым ударом нигилизму было восстановление прав русской
народности в Западном крае и обязательный там выкуп, ибо это
заставляло нигилистическую партию, которую предания
лондонской эмиграции и дух оппозиции к правительству неразрывно
связывали с интересами польского шляхетства, высказываться
в польском деле прямо против прав народа: оттого-то замечают,
что отправившись на службу в Польшу или Западный край,
молодые люди, имевшие дома оттенок нигилистических теорий,
немедленно освобождались от своих заблуждений. Открытие
земских учреждений, доставляя русскому обществу серьезное
практическое дело, вело также к упадку нигилизма; наконец,
последним и самым решительным для него ударом было
уничтожение предварительной цензуры, отнявшее у нигилизма предлог
скрывать пустоту и безобразие своих теорий под разными
недомолвками и намеками и давшее благоразумным органам печати
возможность вести с ним открытую полемику. Таким образом,
каждая из этих благодетельных мер была шагом к поражению
нигилизма, и лучшим тому доказательством может служить
сравнение того шаткого состояния, в каком находилось русское
общество в 1861 и 1862 годах, во время прокламаций и
студенческих манифестаций, с настроением, какое обнаружило оно
при известии о событии 4 апреля 1866 г.4
Страшное это событие обратило всеобщее внимание на
таившееся в русском обществе зло нигилизма, и само общество
вызывает правительство к искоренению недуга. Какие же меры
могут вести к этой цели?
Меры полицейские совершенно необходимы: но очевидно, что
правительство не может ими ограничиться, ни даже поставить
их на первый план в борьбе с нигилизмом, потому что
полицейскими мерами удалось бы разве только предупредить или пресечь
внешние, так сказать, проявления нигилистических теорий, как,
напр., устройство каких-нибудь коммунистических общежитий,
издание прокламаций, распространение печатаемых заграницею
изданий и, наконец, политические заговоры5. Но все это
оставило бы самый источник зла нетронутым, а если бы правительство,

О нигилизме и мерах, против него необходимых
39
не ограничивая полицейских мер преследованием внешних,
осязательных, подлежащих действию законов, проявлений
нигилизма, захотело вести против самой идеи его борьбу
полицейскими средствами, стеснением свободы в жизни общественной
и в печати, то подобная реакция, как и в 1849 году, повела бы
только к усилению нигилизма и всех вообще враждебных
правительству элементов.
Нигилизм есть идея, есть учение философское, переходящее
в своего рода религию (вера в отсутствие Бога, души и
нравственного закона); это есть учение, имеющее уже своих пророков
и жаждущее иметь своих мучеников. Потому, предоставляя
полиции преграждать путь к наружному оказательству и
публичной пропаганде нигилизма, так же как и к преступным
замыслам фанатиков этого учения, нельзя, однако, терять из виду,
что нигилизм лишь в весьма редких, исключительных
случаях обнаруживается непосредственно такого рода явлениями;
в большинстве же случаев учение это остается в области теории,
отражающейся в убеждениях и нравственных понятиях, но
неуловимой внешними средствами; следовательно, против него
могут быть направлены с успехом только такие меры, которые
были бы способны воздействовать на самую умственную среду,
где нигилистическое учение находит себе пищу.
Среда эта — с одной стороны, духовное сословие и
преимущественно семинарии, с другой стороны, дворянство и светские
учебные заведения. Что касается до простого народа, то он,
благодарение Богу, совершенно чужд этой заразы, и потому нет
никакой надобности изменять нынешних, столь счастливых,
исполненных взаимного доверия, отношений между
правительством и крестьянским сословием. Единственная здравая политика
в этом отношении состояла бы в поддержании этих отношений,
стяжавших Вашему императорскому величеству, с бессмертною
славою освободителя, беспредельную преданность русского
народа. Следуя неуклонно в крестьянском деле благодетельному
пути, с которого не могли удалить правительство ни козни
аристократической партии, ни затеи псевдо-либеральной дворянской
оппозиции, ни революционные движения 1862 и 1863 годов,
надлежало бы только обратить более внимания на улучшение
крестьянских школ, дабы нигилистическая пропаганда не
могла проникнуть туда посредством недоучившихся семинаристов
и злонамеренных учебников.

40
<К.Д.КАВЕЛИН>
Духовное сословие имеет в отношении к нигилизму двоякое
значение: значение положительное тем, что семинарии служат
едва ли не главными рассадниками нигилистов; отрицательное
тем, что духовенство наше не в силах, умственным и
нравственным своим влиянием, противодействовать распространению
атеистических и материалистических понятий в молодом поколении.
Известно, что из семинарий вышли корифеи, учители нашего
нигилизма, Чернышевский, Добролюбов и важнейшие из
второстепенных его проповедников, что семинарии составляют главные
его исходные точки. <...> Поэтому немедленное и коренное
улучшение семинарий, с устройством преподавания в них на началах
истинного православного просвещения, чуждого схоластики,
и с устранением из управления ими монашеского деспотизма,
было бы самым действительным и радикальным средством для
поражения нигилизма в самом его источнике.
В духовное звание, как замечено выше, выходят в настоящее
время почти только личности бездарные или посредственные
из семинаристов. Улучшение семинарий поведет неминуемо
к устранению этого страшного вреда для церкви и общества. <...>
Переходя к дворянскому сословию, нельзя прежде всего не
заметить, что большинство нигилистов принадлежит само к
дворянству в его молодом поколении. Этой крайней социалистической
партии обыкновенно противополагают партию
аристократическую, ультраконсервативную, бывших защитников крепостного
права или безземельного освобождения крестьян, которые в
настоящее время всех громче кричат против нигилизма, обвиняя
правительство в том, что оно будто своими либеральными, так
называемыми демократическими реформами, произвело это
зло. Несмотря на то, именно между этими двумя на вид крайне
противоположными сторонами в дворянстве нашем существует
внутренняя связь. Здесь, как везде в истории и в жизни, les
extremes se touchent6. Общею почвою, на которой сходятся эти
крайности, служит оппозиция против правительства,
неудовольствие совершенными и совершаемыми реформами и, наконец,
сочувствие полякам и их стремлениям (хотя, впрочем в последнее
время замечается в аристократической партии желание
загладить невыгодное впечатление, произведенное прежним слишком
резким заступничеством за поляков). <...>
Итак, правительство имеет перед собою в дворянском классе
две разнородные, хотя тесно связанные между собою, оппозици-

О нигилизме и мерах, против него необходимых
41
онные партии: оппозицию, преимущественно принадлежащую
молодому поколению, с нигилистическим характером; и
оппозицию старческую (хотя и в ее рядах попадаются некоторые
молодые люди), ультраконсервативную, аристократическую.
Первой из них главною опорою, главным центром
пропаганды служат казенные учебные заведения7. Потому только
улучшением училищ можно положить преграду этой пропаганде.
В настоящее время слышны голоса, утверждающие, что надобно
не развивать и улучшать средние и высшие учебные заведения,
а напротив, ограничивать их и затруднять к ним доступ;
раздаются фразы о вреде так называемого умственного пролетариата.
Ничего не может быть опаснее и превратнее подобного взгляда.
Невозможно приискать такую комбинацию, при которой в
университеты и академии попадали бы только люди зажиточные,
а бедные были бы из них исключены. Напротив, между
бедняками дворянского и чиновнического происхождения естественно
должно проявляться большее стремление учиться, нежели между
богатыми молодыми людьми, ибо для первых образование есть
единственное средство обеспечить свою будущность. Закрыв или
затруднив бедному юношеству доступ в университеты и другие
высшие учебные заведения, правительство возбудило бы вновь,
как в 1849-1855 годах, во всей этой массе молодых людей
и в их семействах величайшее неудовольствие и заставило бы
тысячи юношей оставаться при поверхностном
полуобразовании, составляющем самую удобную почву для материализма
и революционных страстей.
Напротив, необходимо по возможности возвышать уровень
образования и распространять серьезное знание. Между нашими
нигилистами не было до сих пор ни одного человека с серьезным
научным образованием. В пример достаточно привести
Чернышевского, который считается корифеем учености между нигилистами
и который печатно утверждал, что сталь происходит от окисления
железа. Наши учебные заведения страждут вообще излишеством
преподаваемых предметов, невольно порождающим
поверхностность знания, поощрением фразерства в преподавании словесности
и недостатком серьезных занятий теми основными предметами,
на которых зиждется наша образованность. Исправить в смысле
серьезного классического образования курсы наших гимназий;
сосредоточить, в университетах, занятия студентов на меньшем
числе избираемых каждым наук; устранить учебники, составлен-

42
<К.Д.КАВЕЛИН>
ные в духе материализма; наконец, очистить, постепенно и
повсеместно, личный состав преподавателей: вот в чем заключалось бы
надежнейшее средство против нигилистической пропаганды.
Что касается до другой стороны дела, т. е. до оппозиции
в смысле дворянского консерватизма, столь вредно
отражающейся в умах молодого поколения, то с нею правительство может
бороться только пассивным сопротивлением. Лучшая политика
в этом отношении заключалась бы в том, чтобы выказывать
доверие к дворянству, не придавая серьезного значения его
оппозиционным выходкам, не имеющим никакого отголоска в народе
и потому безопасным для правительства, но вместе с тем не делать
никаких уступок своекорыстным дворянским домогательствам,
под какою бы личиною, аристократическою и консервативною
или либеральною и конституционною, они ни скрывались. <...>
Относительно нигилизма уже было замечено, что он
укоренился и развился в сороковых годах, т. е. гораздо прежде начала
современных реформ, в эпоху самой сильной реакции, и что он
в значительной степени обязан своим распространением в
молодом поколении дворянскому ропоту и крикам оппозиции против
правительства за крестьянскую реформу.
В настоящее время было бы опаснее, чем когда-либо, поддаться
этому ропоту, сделать уступку аристократической оппозиции.
Когда весь народ русский, от мала до велика, поражен известием,
что на царя преступную руку поднимал переодетый дворянин,
а крестьянин, тут стоявший, спас жизнь своему и всенародному
освободителю; когда всеми этими миллионами умов такое
событие не могло быть понято иначе, как в смысле прямого знамения,
проявленного божиим промыслом: в такое время даже
незначительное наклонение весов правительства в пользу
исключительных интересов дворянства и в ущерб крестьян могло бы вызвать
взрыв народных страстей, удерживаемых ныне лишь доверием
к царю и его правительству. <...>
Очевидно, что по крестьянскому делу невозможна никакая
уступка домогательствам дворянской партии. Остается
другая сторона ее домогательств: вопрос о правах политических.
Но в этом отношении следует прежде всего уяснить: для кого
требуются дворянскою партией политические права?
Дворянство наше есть сословие многочисленное, обнимающее
около миллиона душ; дворянские права одинаковы и для богача-
аристократа, и для массы голодной молодежи, ищущей мест в кан-

О нигилизме и мерах, против него необходимых
43
целяриях или пробавляющейся писанием журнальных статей
с обличительным оттенком. Неужели помышляют о том, чтобы
наделить этот миллион душ какими-нибудь особыми политическими
правами, которых не имело бы земство? Но это значило бы
переделать Россию в шляхетскую республику, какою была старая Польша,
где дворянство, столь же многочисленное, как в России, добыв себе
от королей исключительные политические права и присвоив себе
таким образом часть верховной власти, прежде принадлежавшей
исключительно королям, вскоре довело правительство до
совершенного бессилия, лишило простой народ всех гарантий закона
и внутреннею своей неурядицей повлекло государство к падению.
Конечно, никто даже из самых рьяных поборников дворянской
грамоты нашей не пожелает для России повторения истории
старой Польши, этого дворянского рая, как ее в то время
называли. Поэтому люди, мечтающие о возможности
исключительных политических прав для дворянства, придают своим
притязаниям вид заботливости в пользу крупного землевладельца.
<...> Излишним было бы доказывать историческими фактами,
что аристократия не имеет никаких основ в России, что все те
фамилии, из которых думают образовать в настоящее время
политически-самостоятельную аристократию, обязаны своим
значением или родству с венценосцами (как Рюриковичи, Геди-
миновичи и т. д.), или государственной службе и что эта мнимая
аристократия никогда не имела и тени политической
самостоятельности в отношении к правительству, как аристократия
на Западе. Известно притом, до какой степени западный
аристократический элемент был всегда разрушителен для славянских
государств, так что не только в Польше, но и в Сербии и Чехии
возвышение аристократии на счет верховной власти повлекло
за собою вскоре и самое падение этих государств. Подобно тому
и история России показывает, что всякий раз, когда усиливалось
боярство и захватывало в свои руки власть, как-то: в
малолетство Иоанна IV, в эпоху самозванцев и при первых преемниках
Петра Великого, государство повергалось в смуту и приходило
в глубокое расстройство. Еще гибельнее были бы последствия
подобного политического возвышения у нас аристократии в
настоящее время, когда даже знатнейшие дворянские фамилии
потеряли всякое действительное влияние на народ. Притом
и в самом дворянстве уже сильна либеральная партия, не только
питающая отвращение к олигархическим стремлениям прежних

44
<К. Д. КАБЕЛИ Н>
крепостников, но желающая совершенного упразднения
исключительных привилегий. Партия эта, доселе поддерживавшая
правительство в его начинаниях и преимущественно
содействовавшая успешному исполнению великой крестьянской реформы,
обратилась бы неминуемо в оппозицию, если бы правительство
перешло на сторону олигархических стремлений. <...>
* * *
В сжатых словах выводы наши заключались бы в следующем:
Нигилизм обязан своим укоренением и развитием
преимущественно репрессивным мерам, действовавшим в 1849-1855 годах8.
Дух оппозиции и порицания правительства, проявляемый
ультраконсерваторами по поводу освобождения крестьян и
других реформ, обращается также в пользу нигилизма, ибо он
приготовляет умы молодежи к воспринятию всякой враждебной
правительству и существующему порядку пропаганды.
Полицейские меры могут остановить или пресечь только
внешние проявления нигилизма, но недостаточны для существенного
противодействия его влиянию и распространению. Для такого
противодействия необходимы главным образом следующие
средства: 1) коренное преобразование семинарий, с устранением
из них схоластики в преподавании и монашеского деспотизма
в управлении; 2) улучшение положения духовенства и, главное,
приходского, т. е. как материальное его обеспечение, так в
особенности дарование ему большей самостоятельности и устранение
его кастического характера; 3) улучшение светских казенных
учебных заведений, посредством устранения многопредметности
и усиления классического образования в гимназиях и
сосредоточения в высших училищах молодых людей на серьезном изучении
меньшего числа наук9.
В отношении дворянской оппозиции действовать в смысле
долготерпения, выказывая дворянству доверие и не придавая
особенного значения его оппозиционным выходкам; но необходимо
избегать всякой действительной уступки этой оппозиции, следуя
неуклонно избранному Вашим императорским величеством пути
благодетельных преобразований и одинакового беспристрастия
ко всем сословиям русского народа.
^^

€^
H. Д. НОЖИН
Наша наука и учёные: учёные книги и издания
<Фрагмент>
Статья III
<...> Если мы вообще слишком требовательны, говоря об
ученых, то это не должно нисколько удивлять читателя. Дело в том,
что наука есть единственная область человеческой деятельности,
в которой в настоящее время еще возможен позитивный
характер, творческая созидающая деятельность; по всем остальным
отправлениям общественной жизни действительно серьезная,
вполне разумная и в то же время вполне честная деятельность —
совершенная невозможность, чистая утопия: такая деятельность
признана даже всеми благоустроенными обществами «hors la
lois»1 и всякое самообольщение на этот счет, все иллюзии
социализма, либо непростительное ребячество и недостаток
понимания, либо просто на просто выгодная афера эксплуататоров,
прикрываемая личиною либерализма... Поэтому о практической
творческой деятельности частным людям, а тем более
ассоциациям частных людей нечего и думать: вся творческая
деятельность по справедливости принадлежит в настоящее время во всей
Европе правительствам и только малодушием и извращением
фактически признанных обществом начал можно объяснить
непоследовательность конституционных правительств, действительно
иногда терпящих какую-нибудь серьезную творческую
деятельность среди самого общества, в сущности всегда находящуюся
в прямом антагонизме с его интересами и направлением: это
пои sens, недостаток силы, разврат совести или новая хитрость,
и ни одному порядочному человеку не придет, конечно, в голову
защищать подобные конституционные шалости; социализм, в том
смысле, как его следует понимать — государство в государстве,

46
н. д. нож и н
и правительства не могут допускать такого рода деятельности;
поэтому проповедовать и верить в социализм — ребяческая
наивность или все та же хитрая уловка эксплуататоров.
Одна наука еще может покуда хранить позитивный характер;
репутация ее уже составлена в глазах человечества, и на ее
стороне вся сила авторитета человеческого разума. Вот почему мы все,
связанные по рукам и по ногам, можем обратиться к сословию
ученых с словами: «Вы представители умственной деятельности,
вы искатели истины, даже абсолютной истины! вы уклонились
от материального труда, от всякой практической деятельности,
отказались совершенно от мира сего, и все это из-за томящих
вас, как вы уверяете, вопросов, вопросов той же жизни, среди
которой мы все ежедневно терпим всевозможные лишения
и страдания — пора и вам опомниться, прийти в себя и заявить
о своих выводах, принять живое участие в общественной жизни
и взять на себя долю неудобств существования при существующих
условиях жизни; вы не имеете права ограничивать своей
деятельности одним процессом исследования, это — разложение мысли,
непростительное распутство, унижение нашего человеческого
достоинства! Ум человеческий по законам физиологическим
стремится к группировке воспринятых впечатлений, к
обобщениям, к выводам; если вы, ученые, не ощущаете этой
потребности — вы не достойны названия живых людей, а тем менее
общественных деятелей! Но общество о вас покуда еще лучшего
мнения: оно думает, что вы только по недостатку чувства своей
нравственной обязанности перед ним не приносили той пользы,
какую оно в праве от вас требовать; люди еще верят в силу знания
и понимания и надеются, что вы наконец выскажетесь в пользу
всего честного, забудете свои личные расчеты и выгоды! От вас
мы требуем, наконец, чтобы вы встали в ряды наши, подверглись
вместе с нами риску борьбы за истину, хотя бы это стоило вам
жизни! Настает новый и последний фазис мученичества за
истину, за истину, выработанную наукою, в лице самого сословия
ученых: под одним этим условием мы, непосвященные в научные
истины и только способные защищать до последней капли крови
свое право на жизнь, еще можем простить вам все ваше участие
в эксплуататорстве, за всю историческую деятельность вашего
сословия! В противном случае мы не признаем вас!
Вот те справедливые требования, во имя которых мы будем
навязывать гг. ученым обобщения и выводы, и пускай затем

Наша наука и учёные: учёные книги и издания
47
само общество судит о тех из них, которые не признают и
даже отрицают возможность подобных выводов. «Без сомнения,
удобнее ограничиться исследованиями и их обнародованием,
предоставляя другим воспользоваться результатами этих
исследований, — говорит Вирхов, — но опыт показывает, что это
приносит выгоду только тем, у кого совесть не особенно
щекотлива. Примем же каждый сам на себя обязанность истолкования
и распространения того, что каждому из нас удалось дознать».
Так говорит, гт. ученые, один из лучших ваших представителей,
один из самых точных исследователей законов, управляющих
органическою жизнью.
^^

€^
E. Л. РУДНИЦКАЯ
Шестидесятник Николай Ножин
«фрагменты >
<...> Описанные Л. Мечниковым страстные теоретические
споры, которые происходили между Ножиным и Бакуниным, —
чрезвычайно интересный и значительный факт в истории русской
общественной мысли.
Бакунин обосновался во Флоренции в январе 1864 г. 1863 г.
унес с собой его горячие упования и веру в близость русской
революции, которая мыслилась (не им одним) как слияние в
едином потоке польского восстания с общерусским крестьянским
выступлением.
Человек огромного революционного импульса, Бакунин,
находясь в Стокгольме, был занят налаживанием
русско-польско-финских революционных связей. Убедившись в тщетности
расчетов на победоносную социальную революцию в
национальных масштабах, он задумывает план создания тайного
международного революционного общества. Именно во Флоренции
в 1864 г. Бакунин подготовил первые документы, излагающие
программные и организационные принципы этого общества*.
Встреча с Ножиным произошла в тот решающий, поворотный
момент жизни Бакунина, когда в его сознании формировалась
анархистская система. Он был занят в это время ее историко-
идейным обоснованием.
* Рудницкая Е. Л., Дьяков В. А. 1) Новые материалы о Тайном
Интернациональном братстве М. А. Бакунина // Проблемы итальянской истории.
М., 1972; 2) Рукопись М. А. Бакунина «Международное тайное общество
освобождения человечества» (1864 г.) // Революционная ситуация в России
в 1859-1861 гг. Т. VI. М., 1974.

Шестидесятник Николай Ножин
49
Каков же был к моменту знакомства с Бакуниным идейно-
теоретический багаж Ножина? Для ответа на этот вопрос мы
располагаем ограниченными сведениями. Нам известен радикализм
его политических воззрений. Об этом согласно свидетельствуют
и его ближайшие товарищи, и идейные противники.
В воспоминаниях Романовича-Словатинского Ножин
характеризуется как социалист, человек крайне нетерпимый и горячо
отстаивающий политические позиции группировки, наиболее
последовательно стоявшей на революционно-демократических
позициях. Подобная оценка подтверждается всей совокупностью
имеющихся данных. Поэтому тем существеннее для нас та деталь
в этих воспоминаниях, которая говорит о резко отрицательном
отношении Ножина к индивидуалистической концепции
соотношения личности и государства. Вряд ли возможно допустить,
что имя Бакунина или тем более ссылка на его взгляды смогла
прозвучать на диспуте, происходившем в 1861 г., — ведь
только в самом конце года Бакунин вновь появился на европейской
политической арене и только в 1862 г. выступил с декларацией
своих политических идей. По-видимому, автор воспоминаний
вольно экстраполировал высказывания Ножина в Гейдель-
берге в 1861 г. на ту систему взглядов, которые связывались,
ко времени создания воспоминаний, с именем Бакунина. Итак,
Ножин в 1861 г. — убежденный социалист, резко отвергающий
принцип индивидуализма, противопоставления личности или
даже общественной группы государству. Как видим, это очень
далеко от анархизма.
Единственным, наиболее ранним документальным
источником, принадлежавшим самому Ножину и фиксирующим
в какой-то мере содержание его общественных взглядов во время
пребывания за границей, является сохранившийся в его бумагах
черновик статьи. Она писалась им во время пребывания во
Флоренции в 1864 г. Статья была вызвана взволновавшим передовое
флорентийское общество выступлением реакционеров,
вдохновляемых клерикалами, против профессора Мориса Шиффа.
Ему был прислан протест за подписью 783 человек против
производимых в возглавлявшемся им физиологическом институте
опытов над животными.
В своей статье, предназначавшейся, видимо, для русского
журнала, написанной страстно, но сумбурно, Ножин пытался
развить следующие основные идеи. Наука, утверждает Но-

50
Е. Л. РУДНИЦКАЯ
жин, является действенным началом, ее назначение — «войти
и связаться с практической жизнью в одну неотразимую силу,
двигательницу всей строящейся новой общественной жизни»*.
Ставя знак равенства между понятиями наука и естествознание,
а в данном конкретном случае даже еще уже — физиология,
Ножин формулирует положение о ее соотношении с
социологией: физиология, пишет он, «одна, да одна может дать ответ
и следовательно] средства решить в пользу прогресса, свободы
и счастья всю неурядицу современной жизни! Нет теперь в науке
вопросов, не имеющих своими прямыми неизбежными выводами
разрешение жизненных, социальных вопросов! И разрешение
их всегда в пользу всего нового, справедливого, свободного —
во вред всему отсталому, безнравственному»**. Статья в целом
пронизана духом демократизма.
Таким образом, мы можем констатировать, что ко времени
встречи с Бакуниным Ножин выработал те исходные принципы,
которые легли в основу всех его последующих социологических
построений и понимания движущих сил общественного
развития. Науке отводилась при этом решающая роль. Важно
подчеркнуть, что Ножин вкладывал объективно революционный
смысл в свое понимание роли науки как силы, преобразующей
общественные отношения. Ставя перед собой задачу изучения
закономерностей, которые лежат в основе социального
прогресса, он полагал, что их надо искать в законах развития живого
мира, в естествознании. От них он и отталкивался, пополняя
в то же время «с судорожной торопливостью многочисленные,
преимущественно политические пробелы своего воспитания».
Свидетельствуя об этом, Л. Мечников имел в виду 1862-1863 гг.,
когда Ножин занимался эмбриологией и физиологией,
одновременно добирая материал для всестороннего социологического
трактата***.
В свете сказанного острые дискуссии между Бакуниным и Но-
жиным, происходившие во Флоренции, предстают не только как
факт столкновения двух «фанатиков, двух довольно отдаленных
одно от другого поколений: один — сложившийся окончательно,
* ГАРФ. Ф. 95. Оп 2. Д. 150. Л. 8 об.
** Там же. Д. 9-9 об.
*** М. Л. Бакунин в Италии в 1864 году. Из воспоминаний Л. И. Мечникова //
Исторический вестник. 1897. Кн. III. С. 819.

Шестидесятник Николай Ножин
51
непоколебимый; другой — мучительно ищущий, но умеющий
при случае с такою же роковою космической устойчивостью
стоять на своем»*. Приоткрывается и суть разногласий.
Приведем рассказ Мечникова, значительный по содержанию и
колоритности изложений. «Среди соотечественников, — пишет он,
имея в виду русскую колонию во Флоренции в 1864 г., — самым
выдающимся был... Ножин, юноша лет двадцати двух или трех,
но похожий на вид на пятнадцатилетнего мальчишку.
Бескровный, худой, с заячьим профилем, с серыми глазами навыкате,
Ножин походил на недоучившегося школьника... К тому же в
манерах и в одежде он доводил до смешных крайностей замашки
модного тогда вывесочного нигилизма...
К симпатичному всем нам Ножину воспылал пламенной
нежностью Н. С. Курочкин (врач, брат поэта и сам поэт)... Под
влиянием Ножина Курочкин... только и бредил, что о науке.
"Наука — великое дело, — говаривал Бакунин, — но оставим ее тем,
кто с нею теснее нас знаком"»**.
Переходя к сопоставлению идейных устремлений Бакунина
и Ножина, Мечников видел существо их расхождений в подходе
к проблеме революции. «Оба, — писал Лев Ильич, — жаждали
всей душой и с одинаковой искренностью всесветного
перерождения, коренного изменения вековых устоев и основ
общественности и нравственности... Но для Бакунина революция уже
успела окончательно отлиться в форму какого-то грандиозного
ритуала, уложиться в несколько формул: анархия, отрицание
государственности, социализм... Ножин само слово
"революция" почти никогда не употреблял. Он всем своим изнывающим
нутром мучительно сознавал, что надо перейти к иным, более
справедливым основам общественности и нравственности. Он
смутно угадывал некоторые из этих новых основ, но
сформулировать их не умел, отчасти по замечательному недостатку
красноречия, отчасти же просто потому, что многого еще обдумать
и уяснить даже самому себе порядком он еще не успел... Ему
даже не ясно было — революция или эволюция вернее приведет
к этому желанному изменению основ. Он не имел предвзятого
расположения ни к той, ни к другой, но в нем была мучительная
жажда поскорее узнать этот желанный путь — и именно узнать
* Там же. С. 819-820.
** Там же. С. 818-819.

52
Е. Л. РУДНИЦКАЯ
с научной достоверностью, не оставляя в столь капитальном деле
ничего на веру, ни на чувство, ни на гадание...
Столкновения между Бакуниным и Ножиным случались
каждый раз, когда судьба их сводила вдвоем. Внешние поводы к ним
были самые разнообразные, но сущность постоянно оставалась
одна: Бакунин осуждал книжные, научные поползновения Ножина,
отстаивал со всею силою своего львиного красноречия политику
страстей и на ней основанные революционные и конспиративные
приемы. Дело всегда кончалось тем, что Бакунин не скрывал
презрительного раздражения, уходил от этого "взбалмошного
мальчишки", или же Ножин убегал, красный как рак, не помня себя»*.
Мечников прав: Ножин был еще весь в исканиях. Но и идейная
платформа Бакунина в описываемый момент не может быть
охарактеризована столь статично, как это сделал Мечников.
Перечисленные им формулы — анархия, отрицание государственности,
социализм — воссоздают только общие контуры комплекса идей,
которые характеризуют мировоззрение Бакунина на последнем
этапе его деятельности.
Между тем именно зима 1864 г. была крупнейшей вехой в его
политической биографии. Историко-философская концепция,
разработкой которой он был в это время занят, и основанная
на ней социально-политическая программа, зафиксированные
в рукописи «Международное тайное общество освобождения
человечества», содержали все те идеи, которые легли в основание
созданной им анархистской доктрины. На этой теоретической
основе Бакунин утверждал идею революции, ее естественноисто-
рическую и нравственную обусловленность. Однако, оставаясь
общетеоретической посылкой, его анархизм еще не был тем
бунтарским анархизмом, теоретиком и практиком которого он
стал позже.
То, что мы знаем о содержании споров Ножина с Бакуниным
в 1864 г., позволяет заключить, что Ножин был не удовлетворен
тем обоснованием революционного действия, которое отстаивал
перед ним Бакунин. Однако, как это будет видно при
рассмотрении социологических взглядов Ножина, соприкосновение
с кругом идей Бакунина нашло своеобразное преломление в тех
поисках пути естественнонаучного обоснования социализма,
которым шел Ножин.
* Там же. С. 820.

Шестидесятник Николаи Ножин
53
Возвращаясь к статье Кожина в защиту проф. Шиффа, следует
подчеркнуть, что сам Кожин рассматривал это выступление как
акт политической борьбы. Статья Ножина в защиту
прогрессивного европейского ученого от нападок реакции была одним
из выражений солидарности деятелей русского освободительного
движения с прогрессивными деятелями Европы. Как известно,
в защиту Шиффа выступил в итальянской печати и А. А. Герцен*.
Провозглашенная Кожиным борьба за науку, которой суждено
найти «широкое поле деятельности»**, опиралась на практику
реализации этого принципа в деятельности «Земли и воли».
Таким представляется нам факт привлечения к «Земле и воле»
М. Шиффа, что подтверждается обращением к нему через Сту-
арта с циркуляром — инструкцией, которая рассматривала его
как заграничного члена организации. <...>
Мы не располагаем прямыми данными о членстве Ножина
в «Земле и воле», да их нет и для подавляющего числа ее
участников, что объясняется условиями конспиративной работы.
Представляется вероятным, что наиболее благоприятным моментом
для его оформления мог быть период его пребывания во
Флоренции и произошло оно таким же образом, как и привлечение в
организацию Шиффа, однако при том принципиальном различии,
что в отношении Кожина этот акт был бы только оформлением
его участия в революционной работе, направляемой «Землей
и волей» уже с 1861 г. <...>
* * *
<...> Поясняя термин «взаимностные отношения»,
определяющий суть солидарности целостных личностей в его социально-
биологической теории, Кожин дает его французский перевод —
«mutualité», ссылаясь при этом на сочинение Прудона «De la
capacité politique des classes ouvrières». Действительно, понятие
«взаимность» как социально-политический принцип пронизывает
это посмертно изданное сочинение Прудона, привлекшее к себе
особое внимание Ножина и его круга. В архиве Ножина сохранилось
заключение Н. В. Соколова к подготовленному ими переводу***.
* Литературное наследство. Т. 64. М., 1958. С. 547.
** ГАРФ. Ф. 95. Оп. 2. Д. 150. Л. 8 об.
** Кроме «Заключения», в бумагах Ножина находится перевод VIII и IX
глав этой книги. В № 6 «Русского слова» за 1865 г. была помещена статья

54
Е. Л. РУДНИЦКАЯ
Рукопись эта, объемом в половину печатного листа,
представляет, конечно, интерес прежде всего для характеристики
самого Соколова. Как следует из текста «Заключения», Соколов,
выступая пропагандистом идей Прудона, исполнял его личную
просьбу*. Сопоставление перечня основных идей книги
«Политические способности рабочего класса», изложенных
Соколовым «пожеланию самого автора» в «Заключении» к русскому
изданию, с содержанием самой книги обнаруживает, однако,
определенную тенденцию в их интерпретации.
Термин «взаимность» нес в последнем сочинении Прудона
чрезвычайно насыщенную идейную нагрузку, служа
обоснованием его социальной и политической программы, утверждавшей
царство мелкого производителя, не стесненного государственной
регламентацией и централизацией, свободно существующего
в условиях автономии и федерации при максимальной
независимости отдельных групп и лиц.
То преломление, которое получили идеи Прудона в рукописи
Соколова «Заключение» (имевшей по своему прямому назначению
характер их итогового обобщенного изложения), существенно
для выяснения того, насколько они оказали влияние на
социологические воззрения Ножина, в чем своеобразие восприятия
их Ножиным. Сама возможность постановки этого вопроса именно
в связи с рукописью Соколова оправдана не только тем внешним
обстоятельством, что она находилась в руках Ножина в то время,
когда он работал над изложением своей социологической теории,
но и тем гораздо более существенным фактом, что социальный
смысл, вкладываемый им в термин «взаимность», обнаруживает
определенную близость к толкованию его Соколовым.
Принцип взаимности Прудона отражал его мечту об
обществе мелких собственников, полной гармонии интересов которых
мешает только государство, искажающее, как он считал,
естественно складывающиеся нормальные экономические
отношения. Принцип разделения труда рассматривался им при этом
как неотъемлемая часть этих естественных отношений и служил
в системе его рассуждений исходным логическим обоснованием
экономического раздробления, за которое он ратовал.
Н. В. Соколова «Прудон о французской демократии», посвященная этому
произведению.
* ГАРФ. Ф. 95. Оп. 2. Д. 160. Л. 37, 40.

Шестидесятник Николаи Ножин
55
Ножин же, как мы видели, строил всю свою социологическую
систему как раз на противоположном исходном принципе,
отрицающем в разделении труда не только какое-либо
позитивное начало, но, напротив, выводившем из него все социальные
и экономические противоречия. Воспринимая от Прудона его
критику экономических противоречий буржуазного общества,
он подводит под эту критику философское
социально-биологическое обоснование, на котором строит свой социальный идеал,
противоположный по своему содержанию
социально-экономическому идеалу французского социалиста. Ножин утверждает
единство индивидуального и общественного начал, при котором
исчезнет частная собственность, эксплуатация труда капиталом
и восторжествует идея солидарности, объединения социально
и экономически равных членов общества.
В требовании взаимности у Прудона, как ее излагал
Соколов и что соответствовало общему смыслу экономических
идей Прудона, речь шла «о выгоде труда столько же, сколько
и капитала». Ножин же утверждал, что «по разрешении
общественных вопросов, т. е. при справедливом порядке вещей», все
категории политической экономии, отражающие отношения,
существующие в современном буржуазном обществе, — такие
как труд, капитал, собственность, рабочая плата, — «сами
собой исчезают и остаются только простые физиологические
отправления, составляющие принадлежность каждого здорового
организма»*.
Сведение социального к биологическому, замена
социальных категорий биологическими характеризует и служебную
функцию термина «анархизм», «анархия» в его употреблении
Ножиным. Уже в своем первом выступлении в «Книжном
вестнике» , содержавшем изложение одной из центральных идей его
биолого-социологической концепции — идеи «целостного
организма», он провозглашает в этой связи «анархизм... условием
полной, здоровой, счастливой жизни всех неделимых животного
царства»**. И еще раз мы встречаем этот термин у Ножина, точно
в том же смысле, но применительно непосредственно к человеку
как «целостной личности», гармонически сочетающей
умственное и мускульное развитие: в этом сочетании и заключаются
* Книжный вестник. 1866. № 5. С. 122.
** Там же. 1865. № 24. С. 469.

56
Е. Л. РУДНИЦКАЯ
«индивидуальные выгоды, выгоды полного здоровья, свободы,
анархии»*.
Это единственные во всем литературном наследстве Ножина
употребления термина «анархизм». Тот совершенно
определенный политический смысл, то содержание, которое несет в себе
понятие «анархизм» как идейно-политическая доктрина, не могут
быть непосредственно отнесены ко взглядам Ножина.
Не случайно у представителей народнической историографии
оценка анархизма в системе воззрений Ножина получила прямо
противоположный характер. В то время, как, например, Е.
Колосов считает анархизм явлением для Ножина случайным, не
связанным органически с системой его взглядов, то для В. Чернова
Ножин — создатель «неотмирной системы кабинетного
анархизма — анархизма не боевого, а мирного»**. Говорить о «системе...
анархизма» Ножина — чистая спекуляция. Однако и сводить
вопрос к поверхностному влиянию Бакунина — значит просто
отмахиваться от проблемы, что и делал Колосов, развивая свою
концепцию генезиса народнической идеологии.
Не рассматривая специально вопроса о теоретическом
фундаменте, на котором развивал свои анархистские идеи в 1864 г.
Бакунин, напомним только, что их встреча с Ножиным во
Флоренции выявила полное взаимное неприятие. Во всяком случае,
если Бакунин и подтолкнул Ножина в направлении к анархизму,
то осмыслил он эту теорию совершенно самостоятельно и
своеобразно.
Будучи очень далек от политического анархизма Бакунина,
Ножин шел от природы человека, связывая с понятием анархизма
утверждение полноценной и полноправной личности,
индивидуальности как исходного условия коллективизма.
Иллюстрируя на примере простейших животных
осуществление принципа сотрудничества, Ножин говорит о колонии гидр,
существование и разрастание которых возможны только при
объединении отдельных цельных особей как бы в системе простой
кооперации. В своем стремление дать естественнонаучное
обоснование социальных явлений, ставя их в единый биологический
ряд, Ножин впадает в наивно-материалистические иллюзии.
* Там же. 1866. №6. С. 176.
* Чернов В. Где ключ к пониманию Н. К. Михайловского // Заветы. 1913.
№З.С. 104.

Шестидесятник Николаи Ножин
57
Заостренная антибуржуазность, демократизм, лежавшие
в основе идейных исканий Ножина, определили их
утопически-социалистический характер. Принцип рационализма,
пронизывающий публицистический цикл Ножина «Наша наука
и ученые», сформулирован им уже в первой статье: наука есть
«двигательная сила к достижению человеческого идеала —
решению общественных вопросов»*. <...>
^*^

^^
H. В. СОКОЛОВ, <В. А. ЗАЙЦЕВ>
Отщепенцы
<Фрагменты>
<...> Есть люди, поклявшиеся жить свободно. Вместо того,
чтобы принять положение, которое свет предлагал им, они
хотели сами добиться смелостью и талантами того места,
которое им нравилось. Они думали, что могут силою своей воли
разом достигнуть цели своего честолюбия, овладеть предметом
своих желаний. Они не хотели смешаться с толпой и взять
в жизни номер. Пошлость рутинной практической жизни была
им невыносима: они не могли долго терпеть ее, расходились
с обществом и отрешались от него. Вместо того, чтобы идти
по большой дороге, они побрели в сторону по полям и
очутились в страшном одиночестве, в безлюдной степи. Я называю
их «отщепенцами».
Отщепенцы те, которые делали все и ничем не сделались;
которые учились всему: правам, медицине, естествознанию,
военным наукам, математике — и не приобрели ни чина, ни
диплома, ни привилегии, ни ученой степени.
Отщепенец — профессор, сбросивший свою мантию, —
офицер, променявший мундир на цветную рубашку волонтера, —
адвокат, пошедший в актеры, — священник, сделавшийся
журналистом.
Отщепенцы — спокойные безумцы, восторженные
труженики, мужественные ученые, которые проедают свои гроши
и проживают свою жизнь, отыскивая причины общественных
зол и бедствий, проповедуя вечную республику, блаженное
социальное устройство, личную свободу, гражданскую
солидарность, экономическую правду.

Отщепенцы
59
Отщепенцы — беспокойные люди, жаждущие только шума
и волнений, воображающие, что им непременно нужно
выполнить какое-то призвание, совершить какое-то священнодействие,
защитить какое-нибудь знамя.
Отщепенец тот, кто не стоит твердой ногою в практической
жизни; кто не имеет ни профессии, ни состояния, ни ремесла; кто
не может ничем назвать себя: ни мастеровым, ни художником,
ни чиновником, ни военным, ни доктором, ни купцом, ни
башмачником, ни священником; у кого нет ничего, кроме своей
глупой или великой, жалкой или славной мании, — все равно,
как и чем бы он ни занимался: или искусством, литературой
или астрономией, магнетизмом, политикой или хиромантией;
все равно, — чего бы он ни добивался: основать ли банк, школу
или религию, журнал, фаланстер или республику.
Отщепенцы все те, кто не думал, не умел или не желал
подчиниться общей доле; кто побрел наудачу, на произвол судьбы; все
те бедные сумасброды, которые, выходя в жизнь, надели
семимильные сапоги и очутились в лаптях, далеко в стороне от дороги.
Отщепенцы, наконец, все те люди, ремесло которых не
показано в статистических списках: изобретатели, поэты, трибуны,
философы и герои.
Свет хочет обратить их в мытарей, в рабочих своих
мастерских, в узаконенных, прописанных деятелей; но они удаляются
от него, хотят жить особою жизнью, незавидной и горькой.
Сельский отщепенец пользуется, по крайней мере, дружбой
поселян, любовью деревенских красавиц. О нем говорят на
вечеринках; он всегда найдет под каким-нибудь камнем запас
пороха и хлеба. Ему приходится бояться только жандармов,
да и то, если «голубые» подойдут слишком близко, он подымет
дуло своего ружья... еще шаг — и он выстрелит.
Но столичный отщепенец идет без хитрости и притворства,
среди свистков и смеха, с открытой грудью, неся пред собой, как
светоч, свою гордость. Приходит гонение и нищета и задувают
этот светоч, схватывают безумца и свергают в пропасть. Я
видел храбрецов, людей великодушных, благородных, которые
увядали и умирали, потому что бесстрашно насмеялись в глаза
практической жизни, потому что презрели ее требования и
опасности. И она отомстила им, погубив их смертью медленною,
в продолжительной агонии, полной жестоких огорчений, тяжких
страданий, бесчеловечных мучений. <...>

60
Я. В. СОКОЛОВ, <В.А. ЗАЙЦЕВ>
Прудон
Прудон родился в 1809 году в г. Безансоне, где родились также
Фурье и Виктор Гюго.
Отец Пру дона был бочаром, а мать кухаркой; они имели
пятерых детей и жили в крайней бедности.
«Кто беден, тот мне родня», — говорил всегда Прудон, и сам
жил и умер бедняком в 1865 году. Вот что писал он в 1837 году,
когда вступал на поприще общественной деятельности:
«Я родился и воспитался в среде рабочего народа; с ним делил
я радость и горе; с ним жил умом и сердцем. Цель моей жизни —
работать без устали на пользу тех, кого люблю я называть своими
братьями и товарищами. И эта цель будет достигнута, и буду
я счастлив, если мне удастся посеять в народе семена того учения,
которое я признаю законом нравственного мира».
Прудон сдержал свое обещание. Вся жизнь его прошла в труде
и в борьбе за народное дело.
Во время июльской монархии, в самый разгар общественного
разврата, молодой и пылкий Прудон принялся за дело народного
воспитания. Прежде всего, как настоящий отщепенец, не гоняясь
за личной выгодой и положением в обществе, он стал внимательно
изучать социальные вопросы. Текущая литература и
журналистика его не занимали. В них он видел пустое словоизвержение,
вздорную игру разных партий, которые увлекались ежедневными
спорами и вовсе не думали о логическом проведении своих идей.
Желая разгадать смысл современной цивилизации, Прудон
углубился в изучение памятников исторического Отщепенства
и обратил особенное внимание на Библию и Евангелие <...>.
Но этот отщепенец не мечтал сделаться ученым археологом
и академиком. Он изучал и писал не для стяжания похвал и
наград, а с целью образовать себя и других. Не упуская из вида
вопросов социализма, от Библии он прямо перешел к разбору
политической экономии.
И вот в 1840 году появляется знаменитое его сочинение «Что
такое собственность?» (Qu'est-ce que la Propriété). Это сочинение
он посвятил той самой академии, которая наградила его медалью
за первую брошюру и сделала его своим пенсионером. <...>
Безансонские академики единогласно осудили сочинение
Прудона как антисоциальное и публично заявили, что исключают
его из списка своих пенсионеров. Прудон отвечал:

Отщепенцы 61
«После подобного приговора мне остается только просить
читателей не думать, что все мои земляки так же глупы, как члены
Безансонской академии».
В то самое время, когда ученые предавали анафеме книгу
Прудона, ему уже угрожало судебное преследование. Но, по
совету экономиста Бланки, министр юстиции велел остановить
дело без последствий.
Сочинение Прудона «Что такое собственность?» навело ужас
на всю буржуазию. Действительно, было чего испугаться!
Прудон говорил:
«Если бы меня спросили: что такое рабство? и я
ответил бы — убийство, то мне не пришлось бы доказывать этого.
Я не удивил бы никого, потому что лишать человека мысли и
воли, то есть обращать его в раба, значит посягать на его жизнь,
т. е. убивать. Почему же на вопрос: что такое собственность!
я не могу сказать — кража, и надеяться, что меня поймут? Разве
это последнее предложение отличается от первого?»
«Но сколько шуму и криков подымает мое определение
собственности!
— Собственность — кража\ Да это набат 93 года! Это
воззвание к революции!
— Читатели, успокойтесь! Я вовсе не поджигатель восстания,
не агент заговорщиков. Я только выражаю ту истину, которую вы
напрасно пытаетесь обойти незнанием. Собственность — кража.
Это определение вам кажется богохульством. Но знаете ли, что
оно стало бы для нас громоотводом, если бы вздорные
предубеждения не мешали нам понимать его, как следует. К сожалению,
сколько интересов и предрассудков восстает против него!.. Что
делать, однако, если развязка приближается, если сила событий
берет свое, независимо от всякого предсказания! И разве можно,
наконец, не признавать правды и отказаться от разума?
Итак, читатели, не смущайтесь моим определением
собственности. Имейте несколько мужества, чтобы следовать за мною. И если
ваше желание искренно, а воля свободна и совесть покойна, если
ваш рассудок умеет связать два предложения и вывести из них
логическое заключение, то уверяю вас — мои мысли сделаются
вашими. Бросая вам, в начале книги, ее последний вывод, я желал
только предупредить вас, а не поразить наглостью. Мне верилось
и верится еще, что я добьюсь непременно вашего одобрения. Все,
что я стану доказывать, покажется вам так осязательно, верно

62
Я. В. СОКОЛОВ, <В.А. ЗАЙЦЕВ>
и неоспоримо, что вы невольно изумитесь и скажите про себя:
"Как же, однако, я не подумал об этом раньше"».
«Как поборник равенства, я буду говорить с вами без гнева
и злобы, с независимостью мыслителя, с твердостью и
спокойствием свободного человека».
Такими словами начинает Прудон свое сочинение;
кончается же оно так:
«Старая цивилизация умирает. Восходящее солнце равенства
освещает уже землю, и скоро закипит она иною жизнью. Пусть
промелькнет еще поколение, пусть дряхлые вероломцы
доживут последние дни. Но ты, молодежь, негодующая на разврат
нашего века, ты, молодежь, жаждущая правды, борись смело
за свободу у если любишь родину и признаешь интересы
человечества. Очищай с себя грязь эгоизма и бросайся в народный
поток равенства. В нем освежатся и окрепнут силы твои, и ты
почувствуешь небывалую мощь: расслабленный ум твой
приобретет несокрушимую логичность, а сердце, быть может уже
развращенное, станет чистым и пылким. И все представится
в истинном свете глазам твоим. С новыми чувствами зародятся
и новые мысли: вера, нравственность, право — все заявится
тебе в ином, прекрасном и величественном виде. И с упованием
и с увлечением будешь ты приветствовать зарю общего
возрождения к новой жизни».
«А вы, бедные жертвы ненавистного закона! Я знаю, что вас
грабят и унижают; я знаю, что труд ваш бесплоден, а отдых
безнадежен... Но утешьтесь: ваши слезы переполнили меру. С горем
и отчаянием сеяли отцы, но с радостью пожнут дети».
Прудон, называя собственность кражей, возбудил против себя
страшное негодование... но только со стороны людей
недобросовестных и преступных, со стороны всех тех, кто живет на счет
чужого труда и считает свою покражу — благоприобретенною
собственностью.
Прудон назвал собственность кражей. На каком основании?
На том, что он считает лихоимство воровством, а экономисты
объявляют это преступление правом собственности и с
негодованием восстают против законов о лихве.
Лихоимство = право собственности.
Лихоимство = кража.
Лихоимство за лихоимство, в результате остается:
собственность = кража».

Отщепенцы
63
Так и сказал Прудон. Разве он виноват, если экономисты,
ярые защитники права собственности, доказывают, что лихо-
имствовать, то есть красть, значит пользоваться этим правом?!
По убеждению Прудона, собственник — вор вовсе не потому,
что имеет собственность, а потому что лихоимствует, крадет.
Уничтожьте лихоимство, и собственность перестанет быть кражей.
Вот все, чего желает Прудон. Что же преступного в этом желании?
Не того ли самого желали Моисей, Иисус Христос, апостолы
и отцы Церкви, которые осуждали и проклинали лихоимство!
«Не украдь!» — говорит заповедь Моисея1 и Христа. «Бери
лихву», т. е. воруй, — говорят экономисты. На чьей стороне правда?
Итак, если собственность приобретается, сохраняется и
увеличивается путем лихоимства, то она обращается в кражу. И
подобная собственность, по словам Прудона, — преступна, потому
что порождает и развивает нищету рабочего народа, укореняет
разврат в обществе, извращает совесть людей и отрицает их
свободу, равенство и братство.
«Экономисты должны знать, — говорит Прудон, — что
задел ьная плата, которую получает работник, должна давать ему
возможность выкупать произведение своего труда. И зная это,
почему они осмеливаются защищать законность лихоимства как
права собственности? Почему они решаются уверять, что брать
барыши не бесчестно? Хозяин платит работнику три франка, а сам
продает произведение его труда вдвое, втрое, вдесятеро дороже,
лихоимствуя и на счет материала, и на счет рабочей платы. Разве
он поступает честно и справедливо?!»
«Во Франции 20 миллионов рабочих занимаются
всевозможными отраслями производства и приготовляют массу вещей и товаров,
необходимых и полезных для общества. Сумма всех заработков
равняется ежегодно, положим, 20 миллиардам франков. Но
вследствие того, что взимаются подати, пошлины и всякие налоги,
берутся взятки, получаются проценты, барыши, доходы, короче,
вследствие того, что существует лихоимство, все произведения
труда продаются не за 20, а за 25 миллиардов. Что это значит? Это
значит, что масса рабочего народа, которая должна жить плодами
своего труда, не может ими пользоваться: ей приходится платить 5
за то, что сработано только за 4, или голодать один день из пяти».
«Пусть найдется во Франции такой экономист, который
докажет мне, что мой расчет неверен, и я тотчас принесу публичное
покаяние и отрекусь от слов: "Собственность — кража"».

64
H. В. СОКОЛОВ, <В.А. ЗАЙЦЕВ>
Такого экономиста, разумеется, не нашлось не только во
Франции, но не найдется никогда и в целом мире, пока будут жить
люди и существовать математика.
Итак, лихоимствующая собственность несправедлива,
преступна и, в заключение всего, нелепа, т. е. логически невозможна.
В своей книге Прудон логически и математически доказал:
1) Собственность невозможна, потому что сама по себе ничего
не производит, а требует, чтобы для нее работали, т. е. давали
собственнику средства жить без труда на чужой счет.
2) Собственность невозможна, потому что требует лихвы и
заставляет платить себе больше, чем сама дает.
3) Собственность невозможна, потому что без труда
уничтожается, а при труде от него избавляется. Другими словами: она
не может существовать без рабочих, а с рабочими развивает класс
тунеядцев и воров.
4) Собственность невозможна, потому что убийственна. Она
постоянно грабит работника, лишает его средств к жизни,
оставляет без труда и заработка и в конце концов морит медленным
голодом, убивает рядом лишений и страданий.
5) Собственность невозможна, потому что с нею общество
доходит до самопожирания. Общество пожирает себя
насильственным прекращением и застоем работ и возвышением продажной
цены произведений труда. С одной стороны, не всем работникам
удается работать, и они осуждаются голодать, а с другой — все
рабочие, которым позволяется трудиться, не в состоянии
пользоваться плодами своего труда.
6) Собственность невозможна, потому что порождает
деспотизм, поддерживает и укореняет насилие власти. Собственность
несовместна с политическим и гражданским равенством;
следовательно, она невозможна.
7) Собственность невозможна, потому что лихоимство,
которым она живет и держится, тоже невозможно: в обществе чистый
доход несмыслим.
8) Собственность невозможна, потому что, посягая на труд,
посягает и на себя: собственники губят не только рабочих,
но и собственников путем монополя и конкуренции. Говоря
иначе: собственность отрицает, уничтожает собственность.
9) Собственность, наконец, невозможна, потому что доводит
до взаимности воровства, грабежа, насилия, убийства и обращает
людей в диких зверей, а общественную жизнь в людоедство.

Отщепенцы
65
Вот что такое собственность, против которой восставали
разум и совесть всех народов, всех святых и честных людей. Кто
защищает собственность, основанную на тунеядстве и
лихоимстве, тот, значит, отрицает здравый смысл и правду, тот плюет
на Евангелие и распинает Христа. <...>
Работайте, твердят беспрестанно народу, работайте, копите
деньги и делайтесь в свою очередь собственниками. Работники,
вы — рекруты собственности. Когда она достанется вам, когда вы
отведаете человеческого мяса, тогда будете довольны и забудете
прежние лишения.
Из пролетариата попасть в собственника! Из раба превратится
в тирана! Из жертвы в убийцу!
— Что такое пролетарий?
Пролетарий — работник, который трудится на глазах
хозяина, собственника. Такому работнику говорится: «Тебе нет дела
до собственности; ты не должен рассуждать о ней и проверять
ее права и преимущества. Тебе дают задельную плату и больше
ничего. Делай, что прикажут сегодня, а завтра ты будешь волен
делать, что захочешь, если тебя оставят без работы. Travailler
pour les autres, c'est mourir pour les autres!*
«Каждый собственник, — говорит Прудон, — пользуясь
чужим трудом, в глубине своей грязной души питает мысль
об убийстве. — Напрасно уверяют, будто собственник, который
трудится и вместе с тем получает доходы, не тунеядствует. Он
только заставляет платить себе больше, чем обыкновенный
дармоед, который живет одними доходами. Что бы ни делал
собственник, во всяком случае доход его — вознаграждение за право
тунеядства, то есть грабеж. И заметьте, что подобный грабеж,
который осуждается разумом, совестью и христианскою верою,
оправдывается экономистами и защищается законниками!»
«Присутствовали вы когда-нибудь при допросе обвиненного?
Замечали вы, как он хитрит, увертывается, отговаривается,
путается? Его допрашивают, опровергают, доказывают ложность
его показаний, короче — преследуют, как зверя на охоте, и ловят
на каждом слове. Он то соглашается, то возражает, запирается,
отрицает и поминутно впадает в противоречие».
«Так точно ведет себя собственник, когда вызывают его
на объяснение и оправдание права собственности. Сначала он
* Работать для других, означает умирать для других! (фр.).

66
H. В. СОКОЛОВ, <В. А. ЗАЙЦЕВ>
вовсе отказывается отвечать и только возмущается, негодует
и угрожает взглядом, в котором выражается злоба. Затем,
когда ему приходится поневоле объясняться, он начинает
подбирать разные избитые доводы, пускается рассуждать
об условиях общественной жизни, о необходимости порядка,
о законности, о правах наследства, о свободе договора, который
освящает личную собственность, и т. д. Разбитый на всех этих
пунктах, собственник выходит из себя и, с пеною у рта, бешено
кричит: «Я владею законно, потому что работал, производил,
улучшал, создавал. Этот дом, эти поля, эти деревья — плод
трудов моих, произведение рук моих. Я строил, садил, сеял,
обращал пустыню в плодородную землю. Я присматривал
за рабочими, платил им, и, если бы не нанимал их, они
давно бы околели с голода. Никто за меня не расходовал и ни с кем
я делиться не хочу».
«Ты работал, собственник! Зачем же ты болтал о порядке,
о законах, о наследственном праве? Как! разве ты не был
уверен в своей правоте или желал только потешиться над людьми
и правдой?»
«Ты работал! Но что общего между трудом, который обязателен
для всякого, и присвоением того, что принадлежит всем
безраздельно? Разве ты не знал, что земля, как вода, воздух и свет,
не может поступать в частное, исключительное пользование?»
«Ты работал! Но не заставлял ли ты работать за себя других? —
вот что скажи. Каким же образом, работая для тебя, они потеряли
то, что приобрел ты, не работая для них?»
«Ты работал! Прекрасно. Но посмотрим, однако, что ты сделал.
Мы высчитаем, свесим, смерим, и тогда берегись! Если окажется,
что ты разбогател на чужой счет, ты отдашь все до последней
полушки» (Qu'est ce que la Propriété)*.
«Капиталисты! Нападая на собственность, я вовсе не отрицаю
права на пользование плодами честного труда; я отрицаю только
барыши с капитала и доходы с собственности. Поймите же это!»
«Вы говорите часто, что собственность сама по себе хороша,
но дурны только те собственники, которые злоупотребляют
своим правом».
«Прекрасно! Но что такое собственность, спрашиваю я вас?
Разве это не право пользования и вместе с тем злоупотребления?
Что такое собственность (фр.).

Отщепенцы 67
Как же отделить одно от другого? Как запретить, например,
собственнику не злоупотреблять? Разве закон может определить
для каждого случая, где кончается пользование и начинается
злоупотребление собственности? Нет. Итак, что же
оказывается? Оказывается то, что по принципу и сущности собственность
безнравственна».
Все отщепенцы, начиная с апостолов и отцов Церкви и кончая
Прудоном, отрицали собственность. Отчего же законники и
судьи, называя себя христианами, не признавали и не признают
этого отрицания? Почему они считают себя вправе преследовать
и наказывать тех, которые разделяют убеждения людей святых?
Собственность лихоимствует, крадет, истощает и убивает
бедняков и рабочих, а законы и суды защищают ее! Где же правда?
«Да, — восклицает Прудон, — и законы, которые
поддерживают собственность, даже безнравственную, — позорны, и суды
позорны, и полиция позорна» (Contrad. économ. 2 vol.)*.
В другом месте он говорит: «Собственность, в экономическом
смысле этого слова, — не что иное, как veto, т. е. запрещение,
которое капиталисты налагают на обращение всех
произведений труда. Чтобы снять это запрещение, приходится платить
собственности известную пошлину, которая, смотря по
обстоятельствам, называется доходом, процентом, барышом, учетом,
привилегией, премией, монополем, взяткой и т. д.»
«Эта чудовищная система налогов поддерживается полицией,
судами, одним словом — государством. Она порождает целый
ряд преступлений — торговый и промышленный обман, моно-
поль, ажиотаж и т. д.».
«Итак, отрицая собственность, как причину этих зол, я
отрицаю: 1) все господские права собственности, под какими бы
названиями они ни заявлялись; 2) всех спутников
собственности, несмотря на их величие, блеск и силу; 3) все паллиативы,
или полумеры, которыми желают, не посягая на собственность,
ослабить ее пагубное действие».
«Я доказал, что такое собственность, — говорит Прудон. —
Верьте мне: я не изменю своей клятвы и буду верен делу
отрицания, несмотря на скрежет зубовный» (Qu'est ce que la Propriété)**.
* Экономические противоречия в 2-х т. (фр.).
* что такое собственность (фр.).

68
H. В. СОКОЛОВ, <В.А. ЗАЙЦЕВ>
С 1840 года, в течение двадцати пяти лет, Прудон не переставал
отрицать старого порядка, основанного на грабеже и насилии,
и умер в святости Отщепенства.
В 1849 году Прудон воскликнул с трибуны: «Социализм не
спускает глаз с капитала!* Этими словами он хотел сказать, что
коренной вопрос Отщепенства заключается в отрицании прав
капитала.
С этой поры «Социализм» стал пугалом для капиталистов
и камнем веры для рабочих.
«Я за рабочих против капитала, — говорил Прудон. — Я не
желаю никем управлять и не желаю также, чтобы управляли мною».
«Чтобы не было эксплуатации человека человеком
посредством капитала».
« Чтобы не было эксплуатации посредством насилия человека
над человеком».
«Свобода! — Вот первое и последнее слово общественной
жизни».
«Защитники эксплуатации говорят: "Социальнаяреволюция
есть цель, а революция политическая (т. е. перемещение власти
из одних рук в другие) — средство19. Другими словами, они
говорят: дайте нам право жизни и смерти над вами, и мы сделаем вас
свободными!.. Вот уже более шести тысяч лет, как то же самое
проповедуют отъявленные мошенники и тираны».
«Нет, — говорю я, — наоборот — политическая революция —
цель, а социальная — средство. Воспитайте людей так, чтобы они
не гонялись за властью, не старались бы эксплуатировать друг
друга и считали бы себя равными — и цель ваша достигнута:
политический порядок устроится и не потребует ни полиции,
ни суда, ни жандарма, ни палача».
Облегчить участь бедного и самого многочисленного класса
рабочих, обеспечить их труд и развить их умственные способности —
вот задача Социализма. Всему своя пора! Довольно уже рабочий
народ потрудился для тунеядцев; пора ему подумать и о себе.
«До революции 1789 года, — говорит Прудон, — церковь, как
заботливая и нежная мать, утверждала: всё для народа, но всё
с согласия духовенства. Монархия, в свою очередь,
объявляла — всё для народа, но всё волею короля. Дворянство, наконец,
уверяло: всё для народа, но всё по желанию господ».
«Затем революционеры сказали: всё для народа, но всё по
закону государства, по воле правительства».

Отщепенцы
69
«Наконец, плутократы решили: всё для народа, но всё в
интересах буржуазии ».
«Кто же, в заключение, заявит — всё для народа и всё народам?
Отщепенец, социалист или никто. Всё для народа:
промышленность, торговля, земледелие, образование и т. д. Всё народам:
промышленность, торговля и т. д.».
«О рабочий народ, бедный, забитый, ограбленный народ! Когда
ты перестанешь слушать шарлатанов и плутов, которые обещают
постоянно облегчить твою жалкую участь путем политических
реформ. Сообрази же, наконец, что всякая такая реформа
основана на произволе, насилии и эксплуатации, то есть на всем том,
что следует искоренять».
«А вы, великие политики! Вы толкуете о правах народа, а сами
стоите на коленях перед золотым тельцом. Откажитесь поскорее
от всяких обещаний, объявите прямо о стачке своей с
лихоимцами, будьте искренними консерваторами и не лицемерьте во имя
народа. Ваше настоящее дело — реакция; вы ничего лучше
не придумаете, потому что не понимаете действительных желаний
народа и не хотите их понимать. Народ не разделяется на партии.
Но вы служите интересам известных партий, следовательно,
действуете не в пользу народа, а против него. Консерваторы, вы
считаете себя ловкими политиками и не замечаете, что вы слепы
и водите за нос слепых».
«Социальный порядок отрицает всякое политическое
устройство», — говорил Прудон и, в силу этого принципа, считал
каждую конституцию если не обманом, то нелепостью.
«Как! — восклицал он, — вы желаете сделать людей свободнее,
разумнее, честнее и, приступая к исполнению этого желания,
требуете, чтобы они предварительно отказались от воли, разума
и отдались в полное наше распоряжение! Кто вы такие? Откуда
вы взялись? Почему считаете себя мудрецами и полагаете, что
прочие не сумеют подумать сами о себе? Все, что есть разумного,
полезного и справедливого в обществе, создалось свободою и
логическим развитием прежних фактов. Что же касается власти,
то она существует только для поддержания старого порядка.
Желая придать ей другое значение, желая обратить ее в рычаг
движения, вы делаете ее только орудием деспотизма и насилия.
Кроме полицейской обязанности, государство не должно знать
ничего. Всякое новое постановление, всякая новая мера с его
стороны только помеха общественному развитию и нарушение

70
H. В. СОКОЛОВ, <В. А. ЗАЙЦЕВ>
порядка. Его труд — лихоимство; его поощрение — монополь,
привилегия; его влияние — порча. Можно написать тысячи томов
о государственных проделках и злоупотреблениях в политике,
в религии, в промышленности, в публичных работах, в финансах,
в администрации и т. д.».
«Зачем вам власть? Зародилась в вашей голове полезная идея?
Сделали вы важное открытие? — Спешите заявить об этом вашим
согражданам, затем приступайте сами к делу,
предпринимайте, действуйте и не просите у правительства никакого пособия.
Обращайтесь к обществу, будите его, вызывайте в нем охоту
к самодеятельности. Вместо того, чтобы нападать на власть,
старайтесь избегать ее вмешательства и учите народ обходиться
без нее для достижения богатства и порядка».
«Так понимал я всегда социализм; говорю по совести. И это
всегда удаляло меня от разных практически-политических школ.
Участвуя в законодательном собрании, я почти всегда подавал
голос отрицания. Кроме одного проекта, предложенного мною
этому собранию 31 июля 1849 года, когда я желал заявить новые
принципы социальной жизни, я не обращался никогда к
правительству ни с какою просьбою, ни с каким предложением. Как
социалист и отщепенец, я не ожидал от власти ничего, кроме
насилия, и требовал только свободы, одной свободы».
Но вот раздаются громкие голоса...
«Власть, — восклицают плутократы, — должна устрашать
и уничтожать тех непримиримых врагов общества, которые
ненавидят всякий порядок. Эти враги — отщепенцы».
«Мы не будем оспаривать их теории. Скажем только, что нет
той крайней свободы, которая удовлетворила бы их, нет слов,
которыми можно было бы успокоить их. Они опутали общество
тайною сетью, с целью без сомнения преступною. Позволить им
злоумышлить во мраке было бы пагубною слабостью. —
Трудолюбивые и честные работники гнушаются ими столько же, как
и мы. Они знают, что отщепенские воззрения, стоящие вне права
и нравственности, нелепы и неосуществимы; что, отняв у одних
излишек, не доставишь другим даже необходимого; что такой
образ действия убил бы кредит, уничтожил бы общественное
богатство и породил бы общую нищету и отчаяние. Они знают,
что только свободный труд под покровительством сильного
и справедливого правительства может развить собственность
и даровать благосостояние большинству. — Правительство

Отщепенцы
71
должно положить конец этому пагубному влиянию во что бы
то ни стало».
«Отщепенцы стоят вне права и нравственности, говорите
вы, — отвечал им Прудон. — Вне права и нравственности!
Следовательно — вне закона! И во что бы то ни стало следует
поразить Отщепенство!» <...>
Отрицание существующего порядка грабежа и насилия — вот
значение и назначение Отщепенства.
«Отрицать, беспрестанно отрицать! — восклицал Прудон
в порыве страстного увлечения правдой Отщепенства. — Цель
этого постоянного, неизменного отрицания состоит в том, чтобы
освобождать человека от рабства мысли, в котором держит его
практическая жизнь с ее позором и преступлением».
Такое отрицание, разумеется, непонятно и противно людям
с практическим взглядом на вещи, людям старого закала,
потому что они хотят во что бы то ни стало быть мерзавцами.
Стоит ли, после этого, рассуждать с такими нравственными
уродами и мертвецами! Им говорят, что они идут вспять и верх
ногами, а они твердят о своей практичности! Им говорят и
доказывают, как дважды два, что они мерзавцы, а они обижаются
и злятся! Что это — крайнее тупоумие и разврат совести или
бессознательное, невольное признание своей подлости? Может
быть, и то, и другое.
Отрицая современный порядок со всеми его гнусностями,
Прудон всегда вызывал против себя общее негодование.
«С 1849 года, — говорит он, — я стал в глазах общества,
по выражению одного журналиста, "человеком ужаса" homme-
terreur». <...>
«Лицемерное, святотатственное общество! Ты хвастаешь
своими пороками, а между тем дрожишь при мысли о смерти
и, не веруя ни во что, думаешь, однако, что надо же все-таки
во что-нибудь веровать! В тебе погасла вера; но при всем твоем
нравственном безобразии ты чувствуешь, что тебя не
удовлетворяет практическая мудрость, и тебе хочется еще чего-то другого.
У всех руки грязны, все запятнали себя воровством, а между
тем каждый внутренне презирает лихоимство... Итак, нечего
унывать! В этом гнилом обществе шевелится еще что-то
человеческое — и оно может возродиться к честной жизни».
«Нам, отщепенцам, нам, пророкам новой веры, нечего
ожидать в настоящем: оно нас отлучает. Сколько из нас погиба-

72
H. В. СОКОЛОВ, <В.А. ЗАЙЦЕВ>
ет — и никто не оплакивает нашей злосчастной доли. Та самая
толпа, которой мы пролагаем путь к прогрессу, равнодушно
или презрительно проходит мимо нас и топчет наши могилы.
Пусть идет... Вперед, вперед! — вот наш лозунг, наша вера, наш
фанатизм. Правда, мы падем, все, один за другим, но наше дело
не пропадет даром. Наука соберет плоды нашего геройского
отрицания, а потомство насладится тем счастьем, которого нам
не доставало. Пусть же настоящее нас отвергает: это отвержение
придает нам силу, и без отщепенства мы были бы ничтожны,
гадки и вредны».
Таков был Прудон, этот примерный отщепенец!
Заключение
«Блаженны алчущие и жаждущие правды! Блаженны вы,
когда возненавидят вас люди, и когда отлучат нас, и будут
поносить вас, и гнать и всячески злословить за Сына человеческого!»
Так говорил Иисус Христос ученикам своим, отщепенцам
фарисейского общества.
Так должны утешать себя отщепенцы современного
развратного общества практических людей.
«Что может быть подлее и бесстыднее таких людей! —
восклицает Иоанн Златоуст. — Что может быть грязнее их рук,
гнуснее их лица и срамнее их глаз! Они не знают и не признают
ничего человеческого, а всех и все считают на деньги и о деньгах
только думают».
Горько, невыносимо горько жить отщепенцам в обществе
подобных хищников! Жить с ними, сходиться, говорить, а тем
более действовать с ними заодно — мучение, наказание и
нравственная смерть.
Да минует всякого молодого, неиспорченного человека
грязная чаша практической жизни! Пусть он знает, что эта жизнь
неизбежно развратит его мысль и совесть и неизбежно омерзавит
все его поступки. Пусть он знает, что в этой жизни нет жизни,
потому что практические люди — мертвецы, которые хоронят
друг друга.
Живой о живом и думай! А нет ничего живее Отщепенства,
в котором во веки веков искали и находили спасение все честные
и разумные люди, начиная с первых христиан и кончая
последними социалистами.

Отщепенцы
73
Не понять тебе, практическому тунеядцу и лихоимцу,
бессмертной идеи отщепенства, которое наводит на тебя невольный
ужас. И страшно становится тебе за мерзкую практику, когда
ты видишь, что есть живые люди, есть Отщепенцы, которые
отрицают ее смысл и с отвращением от нее удаляются.
^а

€4^
Е. Л. РУДНИЦКАЯ
Из наследия утопического социалиста
Н. В. Соколова
<Фрагмент>
После появления в печати в 1931 г. первой работы о Н. В.
Соколове* — публицисте, сотруднике «Русского слова», участнике
общественной борьбы 1860-х гг. — его имя на протяжении почти
четырех десятилетий оказалось вне поля зрения исследователей.
Положение резко изменилось в последние годы, когда вышли
в свет три посвященные ему работы**. Этот факт отразил,
прежде всего, расширение проблематики исследований в области
истории русского общественного движения, а также усилившееся
внимание к анализу сложного процесса развития
социалистической мысли в России.
Обосновывая необходимость обращения к изучению жизни
и творчества Н. В. Соколова, Б. П. Козьмин подчеркивал, что
сочинения Соколова, развиваемые в них взгляды особенно
интересны с точки зрения «влияния западного социализма на
формирование идеологии русской революционной интеллигенции
60-х и 70-х годов», что они «дают богатейший материал для
освещения этого вопроса»***.
* Ефимов А. Публицист 60-х годов Н. В. Соколов // Каторга и ссылка. 1931.
№11-12.
** Козьмин Б. П. Н. В. Соколов. Его жизнь и литературная деятельность //
Литература и история. М., 1969 (работа над текстом статьи была
завершена Б. И. Козьминым в 1935 г.); Кузнецов Ф. Н. В. Соколов // Публицисты
1860-х годов. М., 1969; Лейкина-Свирская В. Р. Утопический социалист
60-х годов Соколов Н. В. // Революционная ситуация в России в 1859-
1861гг. М., 1970. Т. V.
*** Козьмин Б. П. Указ. соч. С. 376.

Из наследил утопического социалиста Н. В. Соколова
75
Между тем именно в трактовке ряда принципиальных
моментов мировоззрения Соколова, связанных, прежде всего, с его
отношением к идеям Прудона, авторы последних вышедших
работ во многом расходятся*.
Отмечая, что в историю русской литературы и общественной
мысли Соколов входит исключительно своими произведениями
1862-1866 гг., и анализируя весь комплекс идей, содержащихся
в них, Б. П. Козьмин приходит к выводу, что в своей критике
буржуазных порядков Западной Европы, в своем отношении
к государству, к коммунизму русский публицист шел за Пру-
доном. Противоречия в высказываниях Соколова о коммунизме
Козьмин считает не только результатом непоследовательности
его мысли, «но и непоследовательности того класса,
выразителем интересов и нужд которого он выступает»**. Характеризуя
Соколова как выразителя точки зрения мелкого производителя,
Б. П. Козьмин полностью сближает его с Прудоном в вопросе
об отношении к частной собственности и социальному идеалу,
который олицетворялся для него в самостоятельном —
индивидуальном или коллективном (в форме ассоциации) —
производителе***. Что касается отношения Соколова к революции,
то оно, по мнению Козьмина, не однозначно. Выявляя причины
различных точек зрения на революцию, имеющихся в разных
произведениях Соколова и даже в пределах одного
произведения, Козьмин склоняется к мысли, что «отношение автора
их к революции далеко от полного сочувствия и оправдания ее.
Он чувствует ее неизбежность и закономерность, но не хочет
в то же время отказаться окончательно от надежды на
возможность мирного исхода»****. Политические взгляды Соколова,
по мысли Козьмина, отражали в конечном счете «определенный
этап развития русской мелкобуржуазной интеллигенции», этап,
связанный с эпохой политической реакции и застоя,
наступивших после того, как надежды на крестьянскую революцию
не оправдались.
* Мы не касаемся в этой связи статьи А. Ефимова, поскольку он не
располагал такой важнейшей для понимания взглядов Соколова работой, как «Die
soziale Revolution». См.: Козьмин Б. П. Указ. соч. С. 374.
** Козьмин Б. П. Указ. соч. С. 431.
*** Там же. С. 435.
**** Там же. С. 441.

76
Е. Л. РУДНИЦКАЯ
Иную трактовку социальной сущности идей, которые Соколов
развивал в статьях, печатавшихся в «Русском слове» начиная
с 1862 г. и в книге «Социальная революция», дает Ф. Кузнецов*.
Отмечая бесспорное влияние Прудона, сказавшееся, в частности,
«ив прокламировании индифферентизма в политике, что было
не характерно для шестидесятых годов», Кузнецов полагает,
что социальным фундаментом убеждений Соколова была
крестьянская революция, а главным истоком — «идеология русской
крестьянской демократии»**. Место Соколова в истории русской
общественной мысли, пишет Кузнецов, определяется тем, что он
«одним из первых слил идеи прудонизма с идеей крестьянской
революционности». Считая ошибкой сведение мировоззрения
Соколова к прудонизму, Кузнецов усматривает в то же время
уникальный характер книги «Социальная революция» в том, что
в ней «раскрывается диалектика смыкания идей крестьянской
революционности с прудонистской идеей анархии». Идя вслед
за Прудоном в полном отрицании государственного начала,
Соколов вступал в полемику с «государственным» социализмом
и коммунизмом в принципе***.
По-своему решает вопрос о характере
социально-политических воззрений Соколова В. Р. Лейкина-Свирская****.
Исследовательница также приходит к выводу о существовании идей
анархизма в мировоззрении Соколова, «предвосхищающих
анархическую критику государственной власти Бакуниным»*****.
Однако, как подчеркивает автор, вопреки утверждению самого
Соколова, считавшего себя прудонистом, притом «одним из
немногих прудонистов Европы, понявших своего учителя», его
анархизм принципиально отличался от анархизма Прудона.
В нем не было, пишет В. Р. Лейкина-Свирская, «мотивов борьбы
за неприкосновенную личную свободу, столь характерных для
западноевропейского анархизма. В нем нет мотивов аполитизма,
* Кузнецов Ф. Указ. соч. С. 276.
** При работе над очерком о Соколове Ф. Кузнецов имел возможность
ознакомиться с машинописной рукописью статьи Б. П. Козьмина, о которой
мы говорили выше (Кузнецов Ф. Указ. соч. С. 325).
*** Кузнецов Ф. Указ. соч. С. 276.
*-;.-** Лейкина-Свирская В. Р. завершила свою работу над статьей о Соколове
до выхода в свет названных выше работ Б. П. Козьмина и Ф. Кузнецова.
Поэтому они не могли быть учтены ею.
***** ЛеикинаСвирская В. Р. Указ. соч. С. 145.

Из наследия утопического социалиста Н. В. Соколова
77
отстраняющегося от изжитых, бесплодных форм парламентской
политической борьбы, игнорирующего власть и предпочитающего
другие пути действия»*.
Это своеобразие анархистских идей Соколова, их отличие
от анархизма Прудона автор объясняет тем, что Соколову
«были чужды те черты, которые были свойственны Прудону как
идеологу мелкого буржуа», что анархизм Соколова был тесно
переплетен с революционными политическими стремлениями,
с признанием организующей роли государства, которое может
стать воплощением народной воли и «ввести коммунизм»**.
Очевидные противоречия в отношении Соколова к государству
и коммунизму объясняются, по мнению Лейкиной-Свирской,
тем, что теоретическое отрицание Соколовым государственного
насилия было связано с отрицанием власти государства
эксплуататоров, а не самого принципа государства.
Как видим, в оценке принципиальных моментов
мировоззрения Соколова, социальных истоков его идей, их места в истории
русской общественной мысли (и социалистической в частности),
их соотношения с кругом идей Прудона исследователи
высказывают подчас прямо противоположные суждения. Между тем
все три рассмотренные нами работы основаны на одних и тех же
выявленных к настоящему времени источниках. Очевидно, что
одна из причин серьезных расхождений исследователей
заключается в самом характере литературного наследства Соколова,
в его содержании. Поэтому дополнительное включение в научный
оборот текстов, принадлежащих перу Соколова, представляется
одним из условий уточнения оценок его мировоззрения.
Круг литературного наследства Соколова для периода 1862-
1866 гг., когда он выступал в русле русского общественного
движения, очерчивается достаточно четко. Это, прежде всего,
статьи в «Русском слове», где Соколов сотрудничал на
протяжении 1862-1863 и 1865 гг., написанная им в 1864 г. за границей
брошюра «Die soziale Revolution» (издана в 1868 г. на немецком
языке в Берне), вышедший в начале 1866 г. сборник статей
«Экономические вопросы и журнальное дело», куда вошли несколько
переработанных статей из «Русского слова», и, наконец, книга
«Отщепенцы», конфискованная цензурой в апреле 1866 г.
* Там же.
** Там же. С. 146.

78
Е. Л. РУДНИЦКАЯ
Исследователям известна еще одна область литературной
деятельности Соколова — его выступления в качестве
переводчика; указывается, в частности, что Соколов участвовал в
переводе двух книг Прудона: «De Tart» и «De la capacité politique des
classes ouvrières»*.
Об истории перевода этих двух книг Прудона Н. В. Соколов
говорил в показаниях, данных им 26 мая 1866 г. в следственной
комиссии под председательством M. H. Муравьева. Соколова
арестовали по делу о покушении Каракозова, так как он был знаком
с Н. Д. Ножиным. «В прошлом году, — показывал Соколов, —
в октябре месяце, несколько лиц, журналистов и переводчиков —
гг. Зайцев, Ножин, Курочкин и я — согласились издавать
переводы некоторых иностранных сочинений, при посредничестве
г. Головачёва, имевшего собственную типографию. И вот для
этой цели избрана была вновь вышедшая тогда книга Прудона
"De l'art", переводить которую взялись означенные лица, в том
числе и я. Книга эта была переведена, напечатана и с дозволения
цензуры пущена в продажу. Сверх того я согласился участвовать
в переводе другого посмертного, вновь вышедшего сочинения
Прудона "О французской демократии", и перевод книги,
начавшийся в январе этого года, не кончен до сих [пор]»**.
Прокомментируем коротко содержащиеся в показаниях
Соколова данные. С критиком журнала Благосветлова «Русское
слово» Варфоломеем Зайцевым, ближайшим единомышленником
Писарева, Соколов особенно близко сошелся во время своего
сотрудничества в этом журнале после возвращения из-за границы
в июле 1865 г. В конфликте Благосветлова с Соколовым,
Писаревым и Зайцевым последний сыграл главную роль. В результате
ссоры Зайцев и Соколов ушли из журнала в ноябре 1865 г.***
Вскоре же по приезде в Петербург — летом 1865 г. — произошло
знакомство Соколова с Н. С. Курочкиным и Н. Д. Ножиным —
друзьями Зайцева, активными участниками общественного
движения 60-х годов и революционной конспиративной
деятельности первой «Земли и воли»****. Нам представляется, что
возникновение замысла об издании переводных книг, о котором
* Казьмин Б. II. Указ. соч. С. 390.
** ГАРФ. Ф. 95. Оп. 1. Ед. хр. 261. Л. 25-25 об.
*** См. об этом подробно: Козьмин Б. П. Указ. соч. С. 387-390.
**** См.: Рудницкая Е. Л. Шестидесятник Николай Ножин. М., 1975.

Из наследия утопического социалиста Н. В. Соколова
79
говорит в своем показании Соколов, связано с организацией
в октябре 1865 г. в Петербурге так называемой «Издательской
артели», служившей, по заключению Э. С. Виленской, внешним
прикрытием для революционных элементов*. А. Ф. Головачёв,
владелец типографии, при посредничестве которого реализовы-
вался замысел Соколова и его товарищей, был в числе лиц,
принявших участие в образовании «Издательской артели»**, входил
в ее руководство, являясь одним из трех членов, составлявших
распорядительную комиссию. Ножин был позднее принят в число
ее членов***.
Сам выбор первых книг для издания был не случаен. По-
видимому, профессиональный интерес Н. С. Курочкина —
поэта, сотрудника «Искры» — определил выбор для перевода
книги Прудона «De Tart», к которой Курочкин написал
предисловие****. Что же касается второй книги, которую Соколов
называет в своем следственном показании — «О французской
демократии» (именно под таким названием она и появилась
на русском языке), — в данном случае речь идет о посмертно
вышедшем в 18G5 г. сочинении Прудона «De la capacité politique des
classes ouvrières»*****. Обращение к ней связано, по-видимому,
в первую очередь с самим Соколовым. Увлечение идеями
Прудона было одной из побудительных причин первой
заграничной поездки Соколова (июнь-сентябрь 1860 г.). Как мы узнаем
из его «Автобиографии», он направился прежде всего в Лондон,
к Герцену. Герцен дал ему рекомендательное письмо к жившему
в ссылке в Брюсселе Прудону. Посетив сначала Париж, Соколов
поехал в Брюссель, где бывал каждодневно у Прудона. Письмо
* Виленская Э. С. Революционное подполье в России (60-е годы XIX в.).
М., 1965. С. 371.
** ГАРФ. Ф. 95. Он. 1. Ед. хр. 214. Л. 44 об.
*** Там же. Он. 2. Ед. хр. 113. Л. 61.
'■*** Придан П. Ж. Искусство, его основания и общественное назначение /
Перевод иод ред. Н. Курочкина. СПб., 1866. Как видим, переводчики раскрыли
в названии книги то понимание проблемы искусства, с которым подходит
к ней Прудон.
«г*** Русский перевод названия книги «О политических способностях рабочего
класса», под которым она в дальнейшем выходила в России, неточен.
Прудон употребляет слова «рабочий класс» не в единственном, а во
множественном числе, что соответствует понятию, которое он вкладывал в этот
термин. Речь идет у него не о классе буржуазного общества, а о трудящихся
в широком смысле слова.

80
Е. Л. РУДНИЦКАЯ
Прудона от 18 сентября 1860 г. к одному из друзей фиксирует
этот момент личного общения русского офицера с французским
социалистом*.
Второе и последнее личное общение Соколова с Прудоном
относится к 1865 г. Соколов приехал в Париж 6 января, когда
Прудон был уже смертельно болен. 20 января он скончался.
Соколов посещал умирающего Прудона и произнес над его могилой
пламенную речь.
Уже в Париже Соколов начал работать над переводом
на русский язык рукописи «De la capacité politique des classes
ouvrières». Вернувшись летом 1865 г. в Петербург, он привез
с собой только что вышедшее в Париже издание этой книги.
Нам не известна степень участия Соколова в переводе всей
книги. В самом издании зафиксирован только его перевод 3-й
главы первой части сочинения**. К названию главы сделана
следующая сноска:
«Глава эта во фр. издании Дантю под ред. Шаде потерпела
важные и значительные изменения. Мы печатаем ее в том виде,
как она была переведена в Париже г. Соколовым с рукописи
покойного автора». Таким образом, в этой своей части первое
русское издание «De la capacité politique des classes ouvrières»
имеет самостоятельное источниковедческое значение***.
Однако оказывается, что участие Соколова в подготовляемом
издании не ограничивалось только ролью переводчика. Нами
обнаружен текст «Заключения» к русскому переводу, который
в издание не вошел. <...>
Из текста следует, что «Заключение» к русскому переводу
последнего сочинения Прудона написано по желанию самого
Прудона. Как сообщает автор «Заключения», Прудон просил
его резюмировать основные идеи своей книги и особо развить
некоторые из них.
Такого поручения Прудон не мог дать никому из русских,
кроме Соколова, который был около него в последние дни его
* «Correspondance de P.-I. Prudon». Vol. X. Paris, 1875. P. 157.
* См.: Прудон П. Ж. Французская демократия (De la capacité politique des
classes ouvrières) / Перевод иод ред. Н. Михайловского. СПб., 1867. С. 57.
'* Содержащееся далее в сноске указание, что перевод этот был опубликован
Соколовым в № 6 «Русского слова» за 1865 г., неверно. Здесь была помещена
статья Соколова «Прудон и французская демократия», посвященная этому
произведению.

Из наследия утопического социалиста Н. В. Соколова
81
жизни и начал, как мы видели, еще в Париже работать над
переводом рукописи. Следовательно, Соколов — один из последних,
с кем умирающий Прудон делился мыслями по поводу своего еще
не увидевшего свет произведения. И с этой точки зрения
«Заключение» представляет определенный интерес для исследователей
творчества Прудона. Но несомненно, что оно важно прежде всего
для изучения идейных воззрений самого Соколова.
€^

«^
П.Л.ЛАВРОВ
Государственный элемент в будущем обществе
<Фрагменты>
Предисловие
Мысль об этом труде занимала автора с самых первых дней
издания «Вперед». Но тогда, в 1873 и 1874 г., споры
государственников и антигосударственников были так страстны, самим
формам централизма и федерализма спорившие придавали такое
громадное значение, что более серьезное и спокойное обсуждение
вопроса имело мало шансов быть выслушанным со вниманием.
Это время прошло. Записки, представленные на Брюссельский
конгресс, и прием этих записок разными оттенками социалистов
доказали автору, что страсти улеглись. В то самое время, как
готовилось к печати издание «Общественной службы в будущем
обществе», было приступлено и к этому труду1.
Он не есть чисто теоретическое рассуждение, так как вопрос
об элементе власти в организации убежденных социалистов есть
не только вопрос будущего, вопрос отдаленного идеала рабочего
социализма; это также вопрос насущной борьбы, начатой теперь
в явных союзах рабочих, в тайной социально-революционной
организации, борьбы, которая будет иметь место в иных формах
и на другой день после победы пролетариата. Но вопрос этот, с
другой стороны, настолько существенен для самих начал рабочего
социализма, что, решая его в виду настоящего положения дел,
приходится постоянно руководиться теми более отдаленными
общественными задачами, которые заключаются в самой сущности
этих начал. Этот вопрос, как все вопросы научного социализма,
представляет поэтому самое тесное сплетение теории и практики,
научных принципов и жизненных требований. Это сплетение

Государственный элемент в будущем обществе
83
идеальных и реальных элементов неизбежно усложняет вопрос
и увеличивает трудность его решения. Автор попытался разобрать
это решение, насколько считал это возможным. Он предоставляет
читателям судить, насколько ему удалось исполнить свою задачу.
Конечно, сложность вопроса требовала бы большего развития,
но автор опасается, как бы читатель не обвинил его в том, что
и теперь его труд вышел слишком обширным. Главное старание
автора было направлено на устранение запутанности,
происходящей в этом вопросе от того, что представления о
государственности, относящиеся к разным периодам будущего, смешиваются
как между собою, так и с представлением государства, как мы его
видим в настоящем и в прошедшем. При этом смешении
представлений самое решение становится невозможным. <...>
19 июня 1876 г.
I. Несколько вступительных слов
Один из самых сильных и опасных врагов социализма в
настоящее время есть современное государство. Против него
направлена значительная доля борьбы организующегося рабочего
социализма. Но в какой мере приходится будущему обществу
отречься от современного государственного предания и в какой мере
сама социальная революция при своем осуществлении и в своем
подготовлении может и должна избегать чего-либо общего с
нынешними приемами внутренней и внешней политики — в этом
различные представители социальной идеи в наше время далеко
не согласны между собою. Недавно еще можно было подумать, что
именно этот пункт составляет принципиальный повод к раздору
между партиями социалистов и что на этой почве произойдет
раскол в среде рабочих. Лассальянцы боролись с современным
государством лишь с целью захватить его, как оно есть, в свои
руки, воспользоваться его наличными средствами для своих
целей, его организациею для подавления врагов пролетариата,
и даже за почву своей деятельности принимали ту случайную
историческую почву, которую создали завоеватели и дипломаты,
случайные удачи хищничества и еще более случайные брачные
союзы прежнего времени в так называемых исторических
национальностях. Шире поставлена была программа, партии,
которая еще в 1847 году в манифесте коммунистов высказала
знаменитый девиз: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»,

84
П.Л.ЛАВРОВ
той партии, которая выработала первую программу
Интернационала и господствовала на первых его конгрессах; той партии,
главный орган которой назвал себя «Народным Государством»*.
Международная ассоциация рабочих должна была быть, с этой
точки зрения, государством, но государством особенного рода,
именно государством без территории, с центральною властью
Генерального совета, с разветвлениями, ему подчиненными,
в федеральных советах, в местных советах, в центральных
органах союзов однородных ремесел, распространенных на разные
страны, наконец, в элементарных социальных клеточках нового
строя, в секциях. Этой грандиозной идее всемирного
политического союза пролетариата с крепкою организациею явилась
оппозиция с разных сторон.
Во-первых, частью извне Интернационала, частью внутри
его деятельно пропагандировалась идея всенародного
законодательства для всенародных целей в пределах существующих
политических национальностей, на почве существующей
государственности; это вело к образованию различных
рабочих партий в нынешних государствах, партий, из которых
одни — в государствах с более демократическою конституцией
(как в Америке, в Швейцарии, во Франции) прямо стремились
захватить законодательство нынешних государств в свои руки,
отодвигая на второй план «рабочее государство без
территории»; другие — в государствах, где не существовало всеобщее
право голосования, употребляли все свои силы на политическую
агитацию для получения этого права, опять-таки отодвигая
на второй план агитацию в пользу между народного союза
пролетариата для повсеместной борьбы против его врагов
соединенными силами.
Во-вторых, в среде самой Международной ассоциации рабочих
образовался небольшой союз, имевший в виду более
централистическую, более государственную власть, чем представлял ее
Генеральный совет, заимствуя у прежнего времени все средства
тайных заговоров, все приемы тайных государственных
канцелярий для борьбы против врагов. Это был небольшой, и по силам
всегда остававшийся ничтожным, союз альянсистов, примкнув-
* Филипп Беккер, впервые придумавший это название, имел просто в виду
уклониться от не совсем удобного в то время названия «Республики»,
и слово Volksstaat должно было лишь служить заменою этому названию.

Государственный элемент в будущем обществе
85
ших к программе так называемого «Демократического
революционного союза» («Alliance démocratique revolutionäre»)2.
В-третьих, из среды той же Ассоциации вышла программа,
которая, как бы продолжая традицию прудоновского
анархизма, выставляла на первый план полное противоречие между
самым принципом «государственности» и принципом общества
социалистов; противополагала государству рабочих,
централизованному в Генеральном совете, начало автономии федераций
в общем союзе пролетариата, начало автономии секций в
федерациях, даже начало автономии личностей в секциях3; принимала
за свой девиз в сфере общественных форм — свободную
федерацию при отсутствии всякой принудительной власти, в сфере
нравственно-общественных принципов — коллективизм, т. е.
добровольное и сознательное употребление всех личных сил
на коллективные цели, в противоположность коммунизму,
подчиняющему личность коллективности, хотя бы и против воли
личности, и в противоположность мютюэлизму4, где личности
всегда имеют в виду обмениваться равноценными услугами*.
Эти различные несогласия ослабили в некоторой степени
развитие Международной ассоциации рабочих, вызвали полемику,
очень часто переходившую в область личных нападений и
личной борьбы; полемику, которая придавала противоположению
централизма и федерализма в Интернационале совершенно
несоответствующее этим терминам значение, полемику,
которая совершенно затемнила вопрос о политической роли
рабочих в настоящее время; полемику, которая, наконец, едва ли
не выставила указанное разделение между партиями как нечто
более существенное, чем единство борьбы пролетариата против
* Во всем этом рассуждении мы вовсе не имели в виду личностей и их де-
ятельностей, слишком часто непоследовательной или обусловленной
тысячью жизненных обстоятельств, соперничеств и т. и. Мы имели в виду
лишь выставленные принципы и программы. Поэтому мы рассматриваем
программу «Альянса» и программу «Анархизма» как две прямо
противоположные программы, два полюса социалистических взглядов на роль
государственного элемента в подготовлении и развитии социальной
революции. Почему одни и те же лица могли принять и пропагандировать эти
программы, это, в настоящем рассуждении, нас не касается. Это вообще дело
не общего принципа, а дело личной последовательности в мысли и личной
совести этих лиц. Мы имеем дело лишь с логическими последствиями или
логическими противоречиями принципов.

86
П.Л.ЛАВРОВ
капитализма, против эксплуатации, против государственных
притеснений.
Из-за различного взгляда на государственную помощь
пролетариату и на национальную почву рабочего социализма в
продолжение многих лет две обширные рабочие партии в Германии
парализовали друг друга5. Из-за того же многие рабочие союзы
Англии лишь на самое короткое время примкнули к
Интернационалу и до сих пор тратят почти даром свои обширные средства6.
Из-за более или менее тайной организации «Альянса» на
началах более централистических его основатели были исключены,
как заговорщики, из Международной ассоциации рабочих7, тогда
как обе партии довольно снисходительно смотрели на некоторых
своих членов, участвовавших в органах буржуазной прессы,
вступавших в связи с буржуазными политическими партиями и т. п.8
Из-за централизма и федерализма произошел полный раскол
в Интернационале, и была минута, когда самое существование
Интернационала могло казаться сомнительным.
Из-за противоположения мютюэлизма коммунизму и
коллективизму последователи Прудона стали в ряды версальцев и
аплодировали бесчеловечному избиению парижских коммунаров9.
Можно было подумать, что, действительно, в этой полемике
и в борьбе программ рабочий социализм переживает кризис,
который не даст ему организоваться. Можно было подумать, что
противоположение централизма и федерализма настолько
существенно, что рабочие-социалисты, поддерживающие ту или
другую теорию, не могут иметь друг с другом ничего общего. Можно
было подумать, что государственники и антигосударственники
настолько противоположны друг другу в своих целях, что между
ними невозможен даже союз против общего врага.
Если бы оно было так, то буржуазия и современное государство
могли бы торжествовать. Трудно пролетариату бороться против
них, если бы он и не представлял резких разногласий, а при
борьбе партий в среде самого пролетариата враги его обеспечены.
Но, к счастью, эти печальные явления оказались вовсе не столь
существенными, как это можно было думать. Инстинкт рабочих
масс, указывавший им необходимость их соединений против
общего врага, побудил на практике оставить в стороне девизы,
так громко провозглашенные их предводителями, и увлечь
за собою самих предводителей. Лассальянцы, самые крайние
централисты, националисты и государственники в среде рабо-

Государственный элемент в будущем обществе
87
чих социалистов, не раз высказывали свое сочувствие
международному союзу рабочих; несмотря на крайний централизм
своей организации, они сначала послали привет федералистам
Интернационала, а потом и сами пришли на их конгресс10.
Вслед за тем они же протянули руку интернационалистам
«Рабочего государства» и теперь слились с ними11. Два конгресса
ожесточенных врагов собрались одни вслед за другим в одном
и том же городе12, и речи, на них произнесенные, результаты,
к которым пришли, были настолько сходны между собою, что
для внимательного наблюдателя принципы, их разделяющие,
не могли не потерять значения. На другом конгрессе13 явления
были еще поразительнее. Прежде всего представители самых
противоположных программ высказали с общего согласия, что
между ними возможен modus vivendi14, дозволяющий единство
действия против общих врагов всем группам пролетариата.
Затем представлены были две записки об устройстве будущего
общества15, и при этом оказалось, что антигосударственники,
отрицая слово «государство», совсем не прочь удержать многие
его атрибуты; что «анархизм» и теория автономии федераций,
секций, личностей допускает немалую долю власти в
практической своей программе; что план будущего общества,
выставленный федералистом-государственником, нашел довольно много
сочувствия в рядах прессы «Рабочего государства» и не вызвал
вовсе существенных возражений ни со стороны
государственников-националистов, ни со стороны антигосударственников-
интернационалистов. С другой стороны, и централисты не раз
высказались в смысле, что они в значительной степени признают
автономию отдельных групп рабочей организации.
Вследствие недавней ожесточенной полемики и вследствие
еще более близких фактов соглашения рабочих-социалистов,
несмотря на разногласие их программ, понятие об отношении
современной социальной борьбы к основам государственного строя,
по-видимому, стало несколько смутным. Недавние боевые крики
потеряли определенность, которую им приписывали. В то же
время страсти настолько улеглись, что можно теперь
рассчитывать на более спокойное выслушивание рассуждений о значении
государственного элемента в будущем обществе и в подготовлении
социальной революции. Мы до сих пор неохотно обращались к
вопросам о федерализме и централизме, так как это были клички,
казавшиеся вполне ясными тем, которые писали то или другое

88
П.Л.ЛАВРОВ
слово на своем знамени, клички, возбуждавшие более волнение
аффекта, чем рассуждение. Теперь дело несколько изменилось.
Термины, раздражавшие еще недавно партии, теперь могут быть
оценены не выше их настоящего логического и социологического
достоинства. Мы с охотою и пользуемся первым случаем обсудить
этот вопрос, который весьма не лишен значения как элемент
будущего общественного построения или современной борьбы
пролетариата с его врагами, хотя вовсе не имеет настолько
важности, чтобы люди, различно решающие этот вопрос в настоящую
минуту, имели основание считать друг друга врагами и не
находили возможности вместе действовать против общего врага.
Наша цель — разобрать, насколько государственный элемент
может существовать с развитием рабочего социализма в его
окончательной цели и в подготовлении этой цели; насколько
этот элемент может быть неизбежен в будущем обществе или
в периоде подготовления и совершения социальной
революции; а также насколько привычки личностей, выработавшиеся
в старом обществе, могут обусловить его напрасное и вредное
внесение в организацию революционной партии, в окончательную
революционную борьбу, наконец, в самый строй общества,
которое придется воздвигнуть рабочему социализму на развалинах
общественных форм, долженствующих быть разрушенными.
Таким образом, нам придется решать вопросы:
1. В чем именно заключается сущность государственного
элемента?
2. Почему в нынешнем общественном строе он безусловно
противоречит задачам рабочего социализма?
3. Есть ли возможность и вероятность, что этот элемент
исчезнет совершенно в том общественном строе, который рисуется
пред последовательными приверженцами рабочего социализма
как логический вывод их нынешних стремлений?
4. Насколько будет неизбежно внести государственный
элемент в тот общественный строй, который придется устроить
пролетариату на другой день после победы, когда среди
победителей будет присутствовать немалое число побежденных врагов;
когда в рядах самих победителей будет находиться еще большее
число лиц, выросших в привычках старого общества,
проникнутых этими привычками, и когда поэтому все унаследованные
и приобретенные склонности этих лиц будут бессознательно
противоречить укреплению нового мира, будут вызывать для

Государственный элемент в будущем обществе
89
него опасности и могут внести в него с самого начала элементы
непрочности их, даже гибели; когда, наконец, пролетариат,
победивший на берегах Эльбы, Волги или Мичигана, будет иметь
рядом с собой потрясенные социальной пропагандой, но еще
не низвергнутые государства буржуазии на берегах Сены, Темзы,
Тибра или Дуная?
5. Насколько приходится пользоваться государственным
элементом социальным революционерам во время
подготовления социальной революции, при организации партии, при ее
деятельности, при местных взрывах, наконец, при организации
последней борьбы с капитализмом и с государством, и в какой
мере этот элемент, внесенный в их организацию и в их
деятельность, есть элемент, развращающий их самих, разрушающий
самую сущность их партии, уничтожающий вероятность ее
укрепления и ее победы в будущем? <...>
Конечно, в предмете столь сложном, вызывающем столько
разногласий и затрагивающем столько положений, принятых
на веру, столько унаследованных привычек мысли, столько
ассоциаций с деятельностью симпатичных или антипатичных нам
личностей, трудно, чтобы два человека были вполне согласны
и солидарны. Пишущий эти строки знает это, высказывает в этом
случае мысли и соображения, которые вполне убедительны для
него, но которые вовсе не обусловливают во всех подробностях
солидарности всех главных участников этого издания. С тою
или другою частностью тот или другой сотрудник, может быть,
не согласен; более важные и существенные разногласия, может
быть, вызовут возражения на страницах этого самого издания;
но пишущий надеется, что это частное разногласие и
возможная полемика по частным вопросам ни для одного из читателей
не затемнит полную солидарность как его, так и его возможных
оппонентов с основами программы народной социальной
революции, которую поставил себе * Вперед» и от которой мы никогда
не отступим. <...>
€^

^S^
Н.И.ЖУКОВСКИЙ
Реформы и революция
<...> Благодаря трудам людей, которым историческая правда
дороже чина статского советника, русское общество узнало, что
Стеньку Разина, которого проклинали звонкие голоса соборных
протодиаконов, можно назвать как следует Степаном
Тимофеевичем; узнало оно, что Степан Разин не простой какой-нибудь
вор-разбойник, а выразитель воли народной, мститель за великое
горе народное, представитель-защитник того именно бытового
строя народной жизни, который попран татарско-византийской
Москвой и осмеян генералами от Всероссийской Истории.
Узнало русское общество, что до «на крови стоящей» Москвы были
на Руси народоправства северные, была Сеча запорожская; была
безкняжеская гражданственность, поступившаяся своим правом,
лишившаяся возможности естественного развития только после
продолжительной, кровавой борьбы.
В то время как Москва отличалась повальным грубым
невежеством, опричиной, кнутом да попом, в Новгороде Великом уже
сложилась северо-славянская культура, завелась грамотность,
народилась словесность народная, завелись художники,
создались деловые сношения с западом не по рескрипту какого-нибудь
реформатора, а с почину самих граждан республики, между
которыми появились и ереси, соответственные европейскому
предреформационному движению. Рядом с северными народо-
иравствами развивались белорусские и малорусские
муниципии, создавались мещанские братства с оттенком социального
равенства, росла европейско-русская цивилизация с ремеслами
и художествами, с общественными школами, типографиями

Реформы и революция
91
и зачатками, церковной реформации. За порогами днепровскими
сложилась славная Сеча1; окруженная врагами со всех сторон, она
естественным образом должна была организоваться в общество
преимущественно воинское, но выросла Сеча в силу
экономических народных требований, и Герцен справедливо назвал ее
социально-демократической республикой.
Эта историческая правда только недавно сделалась достоянием
всякого русского подданного, умеющего и желающего читать,
а правда о временах, более близких к интересам ныне
царствующих боковых отростков выродившегося дома Романовых, все
еще покрыта, если не мраком, то полутьмою. О неистовствах
любовника какой-нибудь расслабленной Анны, о регентстве
Бирона, этого праотца всех полицеймейстеров из остзейских
дворян; о странностях великой шалуньи Екатерины, о том, как
она чуть не половину империи закрепостила в руки легиона своих
любовников — говорить можно; самодурства Павла можно
изображать; двенадцатый год можно разбирать; но о «незабвенном»
герое Устрялова, о Николае надо уже говорить с большой
осторожностью, а до «царя освободителя, выступившего за русский
предел», нельзя и стороной коснуться, не рискуя пойти вдоль
по каторге. Вот почему, кроме пугачевского бунта, этого крупного
факта жизни восточной Руси, мы знаем так мало подробностей
о борьбе, которую Русь бытовая, народная вела с Россией
официальной в ближайшие к нам времена.
Много защитников воли народной загублено
московскими палачами, но едва ли не больше мученических истязаний
и смертей пришлось принять им от палачей с пуклями, косами,
пудрой, фалдами, штиблетами и другими принадлежностями
полицейской цивилизации, пересаженной Петром на болотистую
петербургскую почву.
Не повезло народу от петровской реформы; не везло ему
и ни от чьих реформ. Кому была реформа, а ему все приходилась
на долю нищета да плеть с розгой. И кто только ни занимался
этими реформами? Иван IV, Борис, Петр, Екатерина, Александр I,
Николай I, Александр II — все реформировали эту бедную
Россию. Один повернет ее по-татарски, заведет рванье ноздрей или
кабалу; другой — перевернет ее по-голландски, настроит лодок,
заведет потешных, господ обреет; а всегда выйдет непременно
так, что с мужика больше потребуется налогов — одному барину
становится легче.

92
Н.И.ЖУКОВСКИЙ
Но и барин на Руси пользуется привилегией не быть
высеченным только до тех пор, пока не вздумает царь посечь и
привилегированного обывателя своей широкой империи.
Вешали, расстреливали, беспощадно секли и ссекут даже
и бар на Руси. За что же? За отщепенство, за протест против
произвола, за заявление прав человеческих, за одну только словом
выраженную мысль о воле народной!
Поборники воли человеческой, которые борются против
непроглядной тьмы русского царства, давно уже один за другим идут
на плаху, на виселицу, в каторгу. — Рядом с Россией истязающей
и секущей живет Россия протеста, Россия умственного движения.
* * *
Французская революция прошлого века отозвалась и в России;
результатом ее явились у нас Декабристы.
Александр I, вообразивший себя либералом, занялся
реформами, но завел только министерства и Аракчеева с
военными поселениями; Декабристы же принесли из Парижа мысль
о «правах человека», о конституции, об освобождении крестьян,
о республике! Николай восстановил смертную казнь, поставил
виселицу, убил Пестеля, Бестужева, Каховского, Муравьева,
Рылеева, но мысли их остались, выросли, развились, стали
русскими — каторга, ссылки, розги не искоренили семя правды.
Герцен, Огарев, Бакунин, Грановский, Белинский хранили
традицию Декабристов; революционная мысль развивалась,
принимая новые формы, пополняясь сообразно разработке
революционного вопроса на Западе.
Одной рукой Николай давил мысль, ссылал Герцена,
Полежаева, Петрашевцев, а другой тоже реформы делал. Тупоумный
и безжалостный, этот император-вахмистр занимался больше
военными кантонистами да драгунскими полками. Министерство
государственных имуществ, главное из созданных им
учреждений, дало волостным старшинам галуны, а мужикам казенным
новый легион обирателей, не ослабивших деятельности уже
заведенных — становых, исправников и всех возможных
чиновников обыкновенных и особенных поручений, им же несть числа.
Православие, самодержавие, народность — жили сами по себе
в воображении царя, а порки, грабеж и откуп отзывались
реальным образом на спинах и мошнах его подданных. Стоном стонал
народ по всей земле, а царь забавлялся бессмысленным своим

Реформы и революция
93
девизом и только под конец жизни понял, что все Бенкендорфы,
все православные и все лютеранские церберы самодержавия
обокрали кругом его царскую казну! Пристыженный крымским
погромом, Николай приказал, говорят, отравить себя. Начал
казнью — кончил позором. Перепуганный, врасплох захваченный
Александр не знал, что делать. Неловко было ему разом поправить
батюшкину глупость заключением мира. Он собрал ополчение,
ввел в расход и дворянство, и купечество, и крестьянство, сдал
«неприступный» Севастополь2 и принялся за реформы.
Цензурные послабления дали возможность прессе говорить
с некоторой свободой, и вопросы о народном хозяйстве стали
на первую очередь. Вскоре после крымского поражения пронесся
слух об освобождении крепостных; вопрос о земле возник сам
собой. Вольный станок «Колокола» и пресс «Современника»
отвели ему первое место. «Менильмонтанское семейство»3, статьи
Добролюбова о Роберте Оуэне, работы Чернышевского, статьи
Герцена и Огарева, сама бытовая жизнь народа — всё наводило
молодежь на изучение социального вопроса. Умственное движение
усилилось и в конце 50-х годов дало уже результаты: являются
кружки пропагандистов в Петербурге, в Москве, в Казани.
«Земля и воля» — таков смысл их программы. Польское восстание4,
которому помогали и великорусские революционеры, вызывает
в правительстве всю силу злобы: для Польши и для России
воротились времена николаевщины в виде муравьевщины5. Розга
действует рядом со всякими комиссиями, составляющими
проекты реформ. Без улик, без доказательств преступности
Чернышевский сослан на каторгу чуть не накануне рескрипта о мировых
и гласных судах. За что же? За то, что смел научной постановкой
вопроса об освобождении крестьян явиться защитником общины,
защитником бытового строя жизни народа. Не погибла мысль
Декабристов, не могла пройти бесследно и работа
Чернышевского — движение не остановилось, напротив, — оно заявляет себя
все яснее и громче. Ишутинцы пытаются организовать пропаганду
в народе; Нечаев хлопочет о сплочении молодежи в партию,
подчиненную воле несуществовавшего тайного комитета. Каракозов
стреляет в царя. Трусливый, напуганный крупным барством
Александр ставит виселицу, а затем продолжает реформу.
В Малороссии идет свое движение. Еще в тридцатых годах,
под влиянием «Истории Руссов», образовалось там сознание
необходимости свергнуть иго царского деспотизма и централизации,

94
H. И. ЖУКОВСКИЙ
задавившей волю казацкую и закрепостившей за ненавистными
панами так еще недавно вольный народ.
Народное сознание всегда находит себе выразителя. В
сороковых годах явился у украинцев великий Кобзарь Шевченко. <...>
Александру-реформатору пришлось уже в 1860 году ссылать
студентов, принадлежавших к харьковскому кружку, в
программу которого входили столько же стремления казацкой воли,
сколько и общеевропейской революционной мысли. То были
первые политические ссылки в царствование царя-реформатора.
Струсила аристократия, как польская, так и русская, а
доктринеры катковские пришли к ней на помощь. Правительство,
найдя себе поддержку в помещиках и шпионской литературе,
принялось в 1862 г. ссылать и «хлопоманов» киевских и
полтавских.
В 1863 г. Александр собирался облегчить цензуру и приняться
за «народное образование». Его дипломаты старались
дискредитировать польское восстание преданиями казацко-польской борьбы,
и в то же время правительство запретило печатать на
малороссийском языке какие бы то ни было популярные книги, запретило
даже и употребление малороссийского языка в школах.
Польша билась в это время с русской армией и силилась
выйти из царского острога, на что имела полное право. Грубая
муравьевщина задушила восстание, поглотившее много сил,
не только польских, но и русских. Умственное движение
приостановилось.
* * *
После нескольких лет затишья, молодежь,
прислушивавшаяся ко всему совершавшемуся на западе, охваченная мыслью
Международного Товарищества Работников6, возбужденная
к деятельности громадным фактом Парижской Коммуны, с новой
энергией принимается за революционное дело. Традиция тайных
обществ, политических переворотов, дворцовых революций,
захвата власти и диктаторского благодетельствования народа
уступает место новому революционному воззрению. Революционная
мысль становится конкретною, революционная программа —
положительною. Политика, церковь, рабство женщины, рабство
ребенка дома и в школе, рабство в мастерской — начинают
рассматриваться не как причина отсутствия гражданственности
в человеческих обществах, а, напротив, как последствия уста-

Реформы и революция
95
новленных буржуазной цивилизацией отношений лица к вещи,
как последствия института частной собственности, из которой
вытекает эксплуатация человека человеком. Экономический
вопрос становится на первый план.
Передовые борцы за волю людскую, люди научной, искренней
мысли давно уже ставили вопрос свободы на эту почву
положительного исследования. В Англии, во Франции, в Германии, вслед
за Фурье, С. Симоном, Оуэном, Марксом, являлись небольшие
группы последователей; но новая мысль сделалась общим
достоянием передовых масс пролетариата только весьма недавно.
Она нашла себе выражение в программе, статутах и организации
Международного Товарищества Работников. Политика
подчинена экономическому вопросу, политическое освобождение, т. е.
освобождение человека как гражданина, стало немыслимо без
освобождения от патроната. Освобождение пролетариата одной
страны обусловливается освобождением пролетариата всех стран.
Отсюда необходимость солидаризации действий всех рабочих
и международного федеративного союза всех ремесел вне
пределов границ каких бы то ни было государств, созданных захватом,
грабежом, войной. Нет места национальной ненависти;
связанные единством экономических интересов, связанные взаимной
зависимостью всех производств, рабочие должны составить одну
семью, должны организовать производство и распределение
продуктов на началах коллективного владения орудием труда
в самом обширном смысле этого выражения. С уничтожением
собственности падает политика, церковь и всякое рабство.
Кто же может взяться за такое великое дело, как не сами
рабочие? Мысль о благодетелях, о диктаторах, о комитетах,
предписывающих движение сверху вниз, отходит в область прошлого
вместе со старым понятием о самой революции. Она становится
положительной, она делается во имя всестороннего освобождения
труда, в каком бы виде он ни являлся. Движение должно
совершаться уже самими действующими, должно идти снизу вверх,
от частного к общему, от секции к федерации, области секций;
от областной к национальной, от национальной к мировой. Как
прежде, при традиционном, якобинском,
исключительно-национальном, политическом воззрении, народ, работники должны
были только слушаться, только исполнять волю вожаков, как
они сводились на орудие, так теперь, наоборот, от них самих
требуется сознание, воля, знание, дела, инициатива.

96
Н.И.ЖУКОВСКИЙ
В политике, в государстве фикция государственная стирает
личность, уничтожает ее. La raison d'Etat, как финикийский
молох8, пожирает своих собственных детей, отнимая у них
личность. В положительной организации, в общественной
организации труда, каждый работник, каждый член общества
становится, напротив, сознательной личностью; не он существует для
организации, а организация для него. Нет места привилегии;
мысль человеческая, наука, искусство, всестороннее развитие
становятся общим достоянием.
Такова революционная мысль, с которой в позднейшее время
молодежь наша пошла в народ. Петербургские кружки
пропагандистов, московские социалисты издавали множество народных
брошюр, рассказов, сказок, в которых царь, поп и помещик
являются нераздельной троицей, причиной всех бедствий
народных. Последние процессы и речи наших пропагандистов ясно
показывают, что они стоят на социально-революционной почве
безначальственного интернационализма.
В молодежи автономная и демократическая идеи проявились
с новой силой в конце шестидесятых годов; малороссийские
революционеры на этот раз более решительно примыкают к
общеевропейскому федеративному социализму. <...>
В этом новом движении зародыш будущего народов,
скованных железной лапой всероссийского императорства. В
нынешней официальной России «всероссийского» ведь только и есть,
что царь, солдат, поп, чиновник и помещик, патрон да купец;
эти разновидные факторы власти однородны и можно назвать
их не только всероссийскими, но и всемирными. У русского
правительства есть русский жандарм, русский шпион, а народа
всероссийского нет.
<...> Официальная Россия, раздвинувшая завоевание Ермака
до Восточного океана, подчинила и всю северную Азию власти
всероссийского станового, а между тем в недалеком будущем
интересы восточной Сибири потянут больше к Соединенным
Штатам, чем к Петербургу или Одессе.
Москвич, поляк, украинец, сибиряк друг другу не указчики,
а товарищи. Теперь они все живут под гегемонией великоруссов
и называются русским народом, потому именно, что над ними
русский становой; исчезнет становой, и все эти народы будут
предоставлены самим себе, а в каких пределах и как они сфеде-
рируются друг с другом, это может показать только практика.

Реформы и революция
97
Поставив федерализм, областную и общинную автономию
принципом революции, пойдя на трудный путь пропаганды
в народ, молодежь наша не могла дать и себе самой
централистическую организацию. Покончив с традицией всероссийского
благодетельствования не существующего всероссийского народа,
агитаторы и пропагандисты последних лет делились на
самостоятельные кружки, не подчинялись никакому комитету, не
исполняли ничьей чужой, единичной или групповой диктаторской
воле. Оно и не удивительно; якобинство, комитетство,
диктаторство не подходят к бытовому строю наших народов.
В столице, по близости власти, по большой привычке считать
стольный город всем областям указчиком, могут являться
комитетские поползновения; но придавать им какое бы то ни было
значение нельзя потому, что империя безобразно, до нелепости
велика, так что приказ комитета не успеет дойти до иного
места, как сам комитет сменят сами же петербуржцы; с другой же
стороны — дух областной независимости так силен в
разнокалиберном населении, что народы, населяющие Россию, не захотят
подчиниться никаким комитетам, заседающим в Петербурге.
Из всех комитетов, действовавших до сих пор, более или менее
серьезным можно считать только комитет «Земли и воли» ; но уже
и в то время группа казанских революционеров, выразив желание
действовать дружно, наотрез отказалась подчиниться комитету;
этому примеру казанцев последует, конечно, и всякая серьезная
местная группа.
Отсутствие комитета и всякого приказывания свыше налагает
на революционные группы не какую-нибудь машинную, а глубоко
продуманную и сознанную работу. Вследствие слишком
изолированной, обособленной работы кружка, могут являться неудобства,
ошибки, промахи. Они и случались. Опыт доказал необходимость
более строгого федеративного союза самих действующих в народе
групп, необходимость действия более дружного, и революционеры
наши дойдут до разумной организации своих сил. Послушание
комитету заменится сговором, который вполне возможен, потому
что рознь между революционерами-федералистами держится
вся только на недоразумениях; скоро они исчезнут, и партия
организуется, хотя ей предстоит пережить кризис ожидаемого
«завершения реформ». Мы говорим о конституции.
Правительство Николая со всем его кирасирским
абсолютизмом пало вместе со стенами Севастополя. С тех пор бесха-

98
H. И. ЖУКОВСКИЙ
рактерный и трусоватый Александр Николаевич успел и
полиберальничать и посвирепствовать. Двадцать лет сводит он
гнев на милость, а больше милость на гнев. Миловал поляков
сотнями, а Муравьеву на съедение дал их тысячи; отпустил
цензурные поводья, а потом велел книги конфисковать и жечь;
освободил крестьян от помещичьих истязаний, а в становой
квартире, в волостном правлении розгу на всякий случай
все-таки сохранил; реальные школы завел, опять струсил —
сдал детей на истязание Толстому. На два гроша либерализма
приходится по несколько возов розог; такова характеристика
нынешнего царствования.
Многие революционеры шестидесятых годов
удовлетворились двумя грошами царственного либерализма. Гласный суд,
адвокаты и жалкие земства помирили их с жизнью и поставили
на сторону правительства. Либералам стало и в самом деле
лучше; ну, а «сиволапый» пусть потерпит: эти удовлетворившиеся
когда-то сами принадлежали к «нигилистам», — теперь они
готовы ссылать их куда угодно. <...>
Логика оказалась на стороне революционеров. С трудом, с
гораздо меньшим успехом продолжали они свое дело пропаганды,
но продолжали. На суде 1939 они ясно заявили, что большой
разницы между русским и турецким правительством, между царем
и султаном не находят. Царь, как водится, сослал их в каторгу,
а сам продолжал закутываться все больше и больше в турецкой
войне. Треповский скандал, геройская месть Засулич, странный
суд, все это окончательно сбило с толку Александра
Николаевича. Гоголевский почтмейстер не знал, «распечатать, или не
распечатать»; Александр не знал, как судить Засулич: в качестве
реформатора у он может судить ее только судом присяжных, как
царь — он должен просто сослать ее без всякого суда. Пошел ряд
чисто Александровских нелепых противоречий, которые стали
понятны даже и либералам. Трепов и гвардейское искоренение
болгар; война с Англией и подвиг Веры Засулич; внутреннее
разоренье; безденежье и общее недовольство! — Куда деваться?
Одно спасенье — «завершить реформы», дать конституцию.
Конституция хорошая обыкновенно берется, но у нас брать
ее решительно некому; ее, стало быть, дадут, а потому можно
сказать вперед, что серьезной она быть не может; но как
отнесутся к ней федералисты-революционеры? как поставят себя?
как воспользуются они новым положением?

Реформы и революция
99
Между революционерами, быть может, тоже окажутся
удовлетворенные, окажутся люди, способные войти в компромисс
с конституционалистами, несмотря на принципиальную рознь,
отделяющую их друг от друга. Исход ясен: или, убедившись
личным опытом в бесполезности парламентаризма, они
возвратятся к прежней своей программе, или втянутся в политику,
в правительственность и безвозвратно пропадут для революции.
Как же действовать?
Всегда и везде действовать против государства и вне государства;
действовать всеми средствами, сообразно с условиями области,
местности, в которой действуешь. Агитация, пропаганда словом,
листок, книга; организация рабочих групп всякого вида,
слагающихся для борьбы с патронатом во всех его формах и с властью,
всегда и всюду защищающей интересы владельческого
меньшинства; личное участие в вызываемых обстоятельствами народных
бунтах, стачках — вот средства действия. Отделять их друг от
друга, исключать одно их них в пользу другого нет логической
возможности; в различной степени, смотря по условиям местности,
но всегда и везде они стоят в неразрывной связи друг с другом.
Не искать возможности помочь всеми средствами стачке, не
воспользоваться ею как средством агитации между менее
подготовленными рабочими организациями — непростительно. Объявлять
себя пропагандистом и только пропагандистом, когда бунтует целая
деревня, волость, уезд, в котором живешь, столько же странно,
как, сложа руки, ждать бунта. Бунты каждый день не бывают
и искусственным образом не делаются; экономическая сила вещей
вызывает их; и ни единому революционеру, при всей искренности
его, при всей пламенности его темперамента не дано производить
бунт. Разины и Пугачевы, Хмельницкие и Палии сильны и велики
не потому, что они делаю бунты, а тем, что являются способными
выразить народную волю именно в тот момент, когда бунт висит
в воздухе, когда все силы народа напряжены. В эти моменты
смелый поступок, иногда удачно сказанное слово зажигают массы,
как искра зажигает порох. Редки эти торжественные дни в жизни
задавленного трудом народа, а будни тянутся длинной вереницей
годов. Ни один революционер не может, не имеет права сказать,
что он хочет и будет принимать участие только в праздниках
народной жизни. Надо долго работать для народа и с народом, надо
будни переживать с ним; надо, чтобы он узнал нас в эти будни,
чтобы он признал нас своими — будет и нам место на празднике.

100
Н.И.ЖУКОВСКИЙ
Знание жизни, знание места, знание экономических условий
его и связи их с условиями по крайней мере мест соседних, —
возможное всеоружие знания не может повредить революционеру,
потому что всегда, везде и во всем знание — сила. Надо
приобретать его и распространять между рабочими, потому что они
только сами могут сделать революцию; за них никто ее не сделает.
Таковы средства действия и такова связь между ними.
Самозащита, личный или кружковый отпор власти будут, конечно,
вызываемы и конституционным правительством — обыски будут
делать и конституционные жандармы. Может ли быть спор о том,
что всякая фактическая оппозиция власти сама по себе серьезна,
необходима, полезна; но потому именно, что она так
естественна, не следует возводить ее в теорию. Великодушная молодежь,
жертвующая собой для подготовления социальной революции,
всегда должна помнить, что только сам трудящийся народ может
сделать ее, и без участия народа, при всей своей основательности,
останется действием второстепенным.
* * *
<...> Наше дело — собирать силы отпора
переформирующемуся царству. В стенах Петербурга появился
социально-революционный журнал «Начало»10. Он зовет всех на борьбу с врагом,
который, надев маску благодетеля, будет по-прежнему
эксплуатировать народ.
Привет вам, товарищи! Не выпускайте из рук знамени, на
защиту которого соберутся все, умеющие сохранить в себе чистоту
революционного бескорыстия и отдадутся делу подготовления
великой борьбы народной, которая даст труженику Землю и
Волю. — Освободятся народы, стиснутые во всероссийском остроге,
сложат вольную федерацию своих общин и вступят в братский
союз со всеми рабочими всех стран.
Женева 23 мая 1878.

^5^
M. П. ДРАГОМАНОВ
Динамитно-анархическая эпидемия
и самоуправление
I
Несмотря на то, что Россия и Западная Европа находятся
в разных политических возможностях, соседство их производит,
однако же, то, что обе половины нашего материка оказывают
друг на друга весьма сильное, хотя и неравное влияние. <...>
Аграрные и политические убийства в Ирландии, динамитные
взрывы во Франции, взрыв в Лондоне и т. п. подали повод
российским политическим реакционерам кричать о динамитно-анар-
хической эпидемии, которая-де обняла весь мир и от которой-де
не только не застрахованы страны с самыми либеральными
конституциями, но которой развитие эти конституции собственно
будто бы и способствуют. Затем репрессивные меры, которыми
власти разных государств западной Европы ответили или которые
известные партии в западной Европе даже только проектировали
против явлений тамошнего терроризма (меры либеральнейшие,
сравнительно с российским даже обычным положением), нашими
реакционерами выставляются как намерение благоразумных
людей в западной Европе проститься с «игрой в либерализм»
и вернуться к тем спасительным учреждениям, которые,
благодаря Провидению, сохранились в российской монархии. Время ли
теперь говорить «о правовом порядке», восклицают какие-нибудь
«Моск. вед.», среди радостного танца всей российской
опричнины. <...>
Подобные извращения западноевропейской общественной
борьбы, умышленные или невольные, — но всегда при пособии
царской цензуры, — уже дорого обошлись развитию
политической мысли в России, особенно в среде молодежи в конце 60-х

102
M. П. ДРАГОМАНОВ
и в начале 70-х годов (во время Интернационала и Парижской
Коммуны); и теперь они угрожают принести новый вред, а потому
требуют особенного противодействия со стороны тех, кто
поставил себе на настоящее время главной целью агитацию в пользу
установления в России политической свободы и самоуправления.
Попробуем же прежде всего разобраться в явлениях, которые
называют динамитно-анархической эпидемией в разных странах
западной Европы. <...>
II
Обращаясь к рассмотрению явлений так называемой
динамитно-анархической эпидемии в южной Франции, мы должны прежде
всего постараться разорять хоть несколько туман относительно
слова — анархия, существующий в массе публики, столько же
благодаря реакционным истолкователям новейшего
социалистического движения, сколько и некоторым из теперешних
социальных революционеров, присваивающим себе имя анархистов.
Реакционеры, напр., называют безразлично всех социалистов
анархистами <...>. По словам реакционных журналов, как русских,
так и заграничных, выходит, что и русские «террористы-народно-
вольцы», — сторонники политической централизации, — тоже
анархисты. С другой стороны, некоторые сторонники приложения
динамитного террора в социальной борьбе в западной Европе, видя,
что эти русские народновольцы употребляют динамит и
политическая убийства для своих целей, тоже провозглашают их своими
единомышленниками, анархистами. Вместе с тем некоторые
западные анархисты-динамитчики выводят свою родословную
от Пруд она. Между тем Прудоново учение об анархии не имеет
ничего общего ни с русским народновольством, ни с тем учением
социалистического терроризма, которое некоторые публицисты
и ораторы пробовали излагать и на французском языке. Со старым
французским политическим «народновольством», или
якобинством, Прудон боролся изо всех сил всю свою жизнь, да и новейший
социалистический терроризм, принимаемый многими за анархизм,
опять-таки гораздо ближе не к Прудону, а к той помеси
якобинства с социализмом, которая представлялась в свое время Бланки
и которая, далекая от учения об анархии или безвластии, потому
только постоянно проповедовала нападения на существующие
власти, что сама желала захватить власть в свои руки.

Динамитно анархическая эпидемия и самоуправление
103
Прудоново учение об ан-архии, в отличие от монархии, пан-
архии, или коммунизма, и демократии (унитарной),
высказанное бегло еще в 1840 г. в мемуаре «Qu'est-ce que la propriété?»,
обстоятельно изложено им в книге «Duprincipe fédéeatif». Здесь
Прудон переводил слово ан-архия словом self-government,
самоуправление. Практическое осуществление этого самоуправления,
примирение начал авторитета и свободы, Прудон видел (при
личной свободе) в федерации коммун, кантонов и провинций, весьма
подходящей к швейцарскому политическому строю, основы
которого, федеральный договор 1848 г., Прудон часто цитирует для
пояснения своих идей. Как социалист, Прудон только дополняет
чисто-политическое швейцарское самоуправление планами
федерации экономической, землевладельческо-промышленной. Как
теоретический противник коммунизма с его «нераздельностью
власти, как и в монархии», и как практически человек и француз,
т. е. сын страны, в которой большинство рабочего населения —
крестьяне-собственники, Прудон представлял себе
экономические федерации в виде организации взаимного обеспечения,
кредита, страхования, исполнения подрядов на общественные
нужды союзами рабочих и т. д. Этот mutualisme и garantisme
politico-économique Прудон считал осуществимым только в
политической федерации и высшим выражением федерализма.
Понимая слово революция в широком смысле прогрессивного
движения (собственно эволюция), Прудон вовсе не настаивал
непременно на насильственном разрушении теперешних
государств и теперешнего экономического порядка и говорил, в конце
первой части названной книги, следующее: «Все мои
экономические идеи могут резюмироваться в трех словах: федерация
земледелъческо-промышленная. Все мои идеи политические
сводятся к подобной же формуле: федерация политическая или
децентрализация. И так как я не делаю из моих идей орудий
партии, ни средства для удовлетворения личного самолюбия,
то все мои надежды от настоящего и будущего выражаются
в третьем термине, соответственном первым двум: федерация
прогрессивная » *.
* Да, собственно понятие об ан-архии, как о без-властии, и исключает
принципиальный культ революции как насильственного переворота,
так как последний неизбежно предполагает захват и сохранение власти
известным меньшинством (пускай и передовым); большинство же в
насилии не нуждается, а просто устраивается, как хочет; осуществление же

104
M. П. ДРАГОМАНОВ
Идеи Прудона подхвачены были, между прочим, и
Бакуниным, который с большим талантом развивал их, особенно
отрицательную их часть (критику больших централизованных
государств) и прикладывал их к делам стран, которых мало
касался Прудон, германских и славянских (смотри между
прочим многие места в книге на русском языке «Государственность
и Анархия»). Но Бакунин присоединил к учению Прудона
множество таких вещей, которые самому Прудону показались бы
дикими и которые таки и были дикими, в прямом смысле слова,
т. е. варварскими. На беду, с Бакуниным судьба сыграла
странную игру: потому ли, что он был более оратор, чем писатель, или
по чему другому, но к его последователям прививались не
столько его основы, сколько их гарнитура, не столько идеи, сколько
восклицания, а потому больше слабости, чем здоровые стороны
его проповеди*. Большую же часть слабостей и дикостей,
привнесенных Бакуниным в Прудоново учение и привитых им, как
зараза, даже к некоторым социально-политическим кружкам
Западной Европы, талантливый агитатор вынес именно из России,
и сохранение социалистического идеала немыслимы без проникновения
им большинства, почему собственно социалист и не может иметь культа
революции, который имели старые государственные деятели, и в этом
отношении он неизбежно является ан-архистом. Таким образом, учение
об анархии и политики отвечает учению об эволюции в естествознании
и социологии, как учение о мон-архии отвечало религиозному
единобожию (с чудесами в природе) и учение о революции — философскому
деизму (с катаклизмами в природе). Само собою, что теория эволюционная
не исключает в крайних случаях восстания против прямого насилия,
которое проявляется преимущественно в области политики со стороны
государственной власти.
Пишущий это имел уже случай заметить, как мало оставили но себе следов
в русских революционных кружках федеративным и антиобрусительные
идеи Бакунина («Историческая Польша и Великорусская демократия»).
А между тем русофильское народничество Бакунина, вроде возведения
Стеньки Разина, Пугачева и даже современных русских разбойников
в социальные революционеры, которые даже будто бы получше понимали
дело, чем С.-Симоны и Луи Бланы, и анти-культурные выходки его против
«буржуазно-казенных» наук и школ пустили по себе глубокие и гибельные
корни в России и высказывались даже его соперниками (см. «Вперед», т. I,
о Пугачеве или финал «Хитрой Механики» о школах). О последнем мы
говорили между прочим в «Громаде», т. IV, 203-212. Указание это мы
считаем нужным сделать ввиду тех рецензентов — исказителей наших статей
«Историческая Польша» и пр., которые приписывают нам «поклонение
Бакунину», тогда как мы только отдаем ему должное.

Динамитно анархическая эпидемия и самоуправление
105
как из страны, политический строй которой всего более далек
от Прудонова идеала самоуправления.
Деспотизм и централизация в России не дают местным
людям с политическими наклонностями никакой школы,
которая бы приучала их подчинять инстинкты, порывы и страсти
рассуждению и системе. Отсюда, прежде всего, происходит
у активных русских натур наклонность к крайностям и затем
противоречивость самим себе часто почти в одно и то же время.
Обращаясь к политическим теориям Бакунина, мы видим, что
он в сибирский свой период (см. письмо его, напечатанное в 54
и 55 «Вольн. слова»1) и даже недалеко отходит от этой теории
в брошюре «Народное Дело. Романов, Пугачев, или Пестель?»
(Лондон, 1862). Немного спустя, Бакунин кидается в полное
отрицание всякой политической организации, называемой им
государственностью, сохраняя, впрочем, прежнее преклонение
перед железной диктатурой в проведении в устраиваемые им
анархические тайные общества всемирной социальной революции
принципа тайной диктатуры, как это доказано в изданной против
него партией К. Маркса в Интернационале, впрочем, местами
пристрастной, брошюре, L'Alliance de la démocratie socialiste etc.
(Londres 1873)*. Бакунин превратил Прудонову анархически-
федеративную теорию в какой-то социально-революционный
буддизм и, пуская в ход приемы своей старинной гегельянской
аргументации, придавал ей какой то мифологический характер
в русско-раскольническом духе.
У него три гегельянские категории: тезис, антитезис и синте-
зис представлялись в виде трех совершенно отдельных реальных
явлений, олицетворение которых, право, напоминает
раскольническое превращение идеи об «аллилуя» в «Аллилуеву жену
милосердную». По Бакунину, существующей положительный
порядок сначала должен быть отвергнут и весь разрушен, а как
* Оригинальный отголосок прежнего предпочтения самодержавия
парламентаризму сохранился у Бакунина в его анархический период в заявлениях,
которые были очень в ходу у русских революционеров до недавнего времени,
напр., что «конституционный или даже республиканский либерализм,
пожалуй, еще более пагубен для народа, чем даже настоящее чиновничье
управление» («Постановка революционного вопроса»). Кстати будет
напомнить, что один из близких к Бакунину людей любил повторять фразу,
но всей вероятности, принадлежащую учителю: «Демократия — худшая
из всех партий».

106
M. П. ДРАГОМАНОВ
«полное разрушение не совместимо с созиданием и потому
должно быть исключительно, абсолютно, едино», то «данное
поколение должно разрушать все существующее сплеча, без
разбора, с единым соображением — "скорее и больше"! Для
разрушения всего более пригодна «революционная страсть и даже
все так называемые теперь дурные страсти». Иногда Бакунин,
впрочем, пускался в изложение положительных планов
организации революционной и послереволюционной, но эти планы
рисовались ему так сбивчиво, что его противники замечали ему,
что он в сущности восстановляет разрушенное же, или же ничего
не восстановляет, или доходит до абсурдов вроде les barricades
en permanence!2 Во всяком случае надежды, которые подавал
Бакунин на то, как вырастет новый порядок после всеобщего
разрушения из «аморфизма», отличаются крайне мистической,
истинно буддийскою неясностью, превосходящей даже
фразеологию московских славянофилов, которых вообще Бакунин
и русские революционеры очень часто напоминают.
Проповедник ан-архии, т. е. прежде всего, казалось бы, личной свободы,
повелевал своим ученикам отказаться «от личной инициативы
и подчиниться коллективной мысли народа и его
непосредственному вдохновению, принять душу народную, утопиться в народе,
не хлопоча о науке, которой их» будто бы «хотят связать и
обессилить» и которая должна погибнуть вместе с старым миром.
Наука же новая (т. е., значит, и мысль о новой общественной
организации) народится как-то потом после победы народа,
из освобожденной жизни народа». (См., кроме назв. «Начала
революции», «Несколько слов к молодым братьям в России»,
«Наука и насущное революционное дело», «Всесветный
революционный союз социал-демократии», а равно выдержки из
речей и писем в брошюре «L'Alliance de la démocratie socialiste»
и проч.; см. также «К русским революционерам, № 1, издание
Революционной общины русских анархистов», компиляция
прокламаций Бакунина и тайной программы Альянса.)
Если своею энергией и ораторским талантом Бакунин много
способствовал распространению в разных странах Европы общих
формул социализма, то несомненно, что выше очерченной
формулировкой анархизма, а также русскими антикультурными к ней
примесями, вроде осуждения науки и идеализации разбойников,
он внес большую смуту в умы европейских социалистов и сильно
помешал организации рабочего движения в тех странах, на кото-

Динамитноанархическая эпидемия и самоуправление
107
рые он имел особенное влияние, а именно в странах романских*.
Все же разрушительные планы Бакунина разбились здесь именно
о самоуправление, как бы оно ни было несовершенно в
некоторых из этих стран. Для доказательства сказанного пришлось бы
писать особую статью, да и не одну, но мы ограничимся только
самым беглым обзором влияния идей Бакунина и его русских
последователей на социальное движение в Швейцарии, где они
нашли себе поле сеяния преимущественно в так называемой
Юрской федерации, т. е. союзе социалистических кружков в
населении городков по Юре.
В Швейцарии пропаганда социализма началась еще с 1848 г.
Полная свобода сходок и общества давала для этой пропаганды
большой простор, а значительное количество рабочих
товариществ всякого рода представляло для нее естественную почву.
Существование во многих местах общинного и кантонального
землевладения и развитие мелкой собственности, при
самоуправлении общин и кантонов, указывало на необходимость
и возможность практических опытов социализма в форме
мютюэлизма. Уже перед появлением Интернационала в Швейцарии
насчитывалось немало социалистических обществ, а еще более
многочисленны были здесь кадры для образования большой
рабочей партии. При вести об Интернационале, которого первые
конгрессы (1866 до 1867) собирались в Женеве и Лозанне, многие
швейцарские общества рабочих заявили желание присоединиться
к нему. Но вот в 1868 г. появляется в Швейцарии Интернационал
в Интернационале, Alliance de la démocratie socialiste, основанный
Бакуниным и меньшинством, вышедшим вместе с ним из Лиги
Мира и Свободы (заметим, все люди свободных профессий), в двух
видах: явном, федеральном, и тайном, диктаториальном, и
начинает подчинять своему влиянию швейцарские рабочие общества,
* Едва ли тоже, но за русские национальные черты следует счесть и тот
безмерный дух личного самолюбия, поклонения авторитетам и потом
ниспровержения их, личной и кружковой мелочности и интриганства, наконец,
драчливость, чем всем отличалась русская эмиграция в Швейцарии, как
сторонники, так и противники анархизма, и что все вносило большую
смуту в ряды интернационалистов в Швейцарии, среди которых русские,
благодаря их горячности, известному образованию и литературности,
заняли видное место, и что всё, наконец, сильно опротивело работникам-
швейцарцам и оттолкнуло их от Интернационала. Заметим, что даже все эти
клички: ♦бакунисты», «утинцы», «лавристы» и т. п. ужасно напоминают:
«филипинов», «федосеевцев», «акулиновцев» и т. д.

108
M. П. ДРАГОМАНОВ
почти исключительно, впрочем, в романской Швейцарии. Альянс
начинает проводить среди рабочих свою теорию социальной
революции, начинаемой с уничтожения государств*,
выставляя, впрочем, изложенную выше теорию аморфизма не сразу,
а в известной постепенности. Так как в Швейцарии, по многим
причинам, между прочим, и вследствие тамошней широкой
свободы и самоуправления, бакунистам трудновато было пустить
в практику попытки разрушения государства посредством
восстания (интересно, что женевский комитет отправил в 1868 г.
составленную Бакуниным прокламацию к рабочим в Испании,
в которой говорил: «Испанские братья, сделайте социальную
революцию; начните сегодня, а мы сделаем ее завтра», то здесь
налегли на другой способ уничтожения государства, вполне
отвечающий русскому раскольническому «бегунству от
Антихристова царства» : «на воздержание от всякого участия в
политической жизни своей страны и ее представительных собраний,
кантональных и даже коммунальных»**.
Это воздержание тоже возводят к Прудону, который
действительно посоветовал французской демократии во время выборов
1863 г. воздержание в виде подачи белых бюллетеней, потому
что находил условия выборов, установленные бонапартовским
правительством, невозможными для демократии, между
прочим, по отсутствию свободы печати, естественных округов,
свободных коммун, провинций и т. п. (см. Oeuvres complètes,
XVI «Les démocrates assermentés et les réfractaires»), но никогда
не думал проповедовать воздержание от политики как общий
принцип. Бакунин еще в 1868 г. писал в парижском журнале
«La Démocratie», что «политическое воздержание есть глупость,
выдуманная плутами для обмана идиотов», но скоро потом
сделался горячим проповедником этого воздержания. Неудачи
в избирательной кампании, какие потерпели малоопытные еще
интернационалисты в Юре и в Женеве в 1868-1869 гг. и которых
причины длинно было бы разбирать здесь, приготовили поле
для этой проповеди, которая окончательно довела
швейцарских социалистов до разделения и ссор и сильно способствовала
* Т. е., в крайнем случае, с конца!
* За подробностями отсылаем любопытных к книге *Testu8 — Livre bleu de
l'Inteinalionale», к упомянутой уже брошюре ♦L'Alliance de la démocratie
socialisto» и к «Memoire présenté par la fédération jurassienne» etc., 1873.

Динамитноанархическая эпидемия и самоуправление
109
распадению швейцарских секций Интернационала*. Правда,
на первых порах бакунисты (на конгрессе Романском 1870 г.,
на котором совершилось окончательное распадение
швейцарского Интернационала) порешили, вместо участия в политике
кантонов и коммун, заняться организацией федерации союзов
ремесленных (corps de métiers)3, но так как с их радикальнейшей
точки зрения все мелкие, будничные дела, которыми
обыкновенно занимаются эти союзы (кооперация, кассы сопротивления,
профессиональное образование и проч.), — вздор при ожидании
всеобщего разрушения существующего строя, то понятно, что
и это намерение осталось на бумаге. В стране самоуправления
и почти ежегодного действия поголовной подачи голосов анархи-
сты-абстенционисты скоро обратились в маленькую секту своего
рода столпников, которых даже существование масса рабочих
постепенно стала забывать. <...>
Гильом начал ряд бегств из бакунинско-юрского анархизма;
спустя известное время за ним последовали французы: Гед,
перешедший в марксизм и недавно ставивший свою кандидатуру
в палату, Б. Малон и Брусе, приставшие к более федеральной,
но все же политически-активной «рабочей партии», которая
приняла в себя многих анархистов по Прудону; итальянцы: Коста,
теперь депутат, выбранный коалицией социалистов и
радикалов, а, наконец, и Кафьеро, дольше всех остававшийся верным
юрскому бегунству и бунтарству.
Между тем отечество Бакунина повлияло на европейский
запад новыми порождениями своей жизни. Политический
деспотизм русского правительства, в своем роде столь же
невыносимый, как и ирландская аграрная система, породил в России
целый ряд убийств, которые некоторые русские стали было
возводить в теорию нового способа социально-политической
борьбы**. И факты, и теория этого русского терроризма нашли
* Заметим, что особым усердием в пользу «воздержания» отличались ораторы
и публицисты русские и французские, которые, как эмигранты в
Швейцарии, были уже абстенционисты поневоле.
'* От этой теории, высказанной, между прочим, в брошюрах гг. Тарновского
и Морозова, а раньше в письмах, читанных в процессе нескольких русских
эмигрантов в Берлине и оказавших очень большую услугу Бисмарку, —
русские террористы ♦ народновольцы» отреклись потом в речах Желябова
и Суханова и в заявлении по поводу смерти Гарфильда, но, к сожалению,
слишком поздно4.

110
M. П. ДРАГОМАНОВ
себе отголосок в других странах материка Европы, в
покушениях Геделя и Нобилинга, Пассананте. Первые два покушения
дали повод Бисмарку навязать германскому парламенту закон
против социалистов. Этот закон оказался особенно на руку тем
социалистам, которые относились отрицательно к участию
рабочих в политической жизни, между прочим, и сторонникам
«пропаганды действием» (par les faits) или «парлефетизма»,
и привлек на их сторону часть из германских социалистов,
вынужденных эмигрировать, — Моста и др. В Швейцарии
журнал «ГAvantgarde», заменивший «Bulletin de la Fédération
Juiassienne», написал несколько заметок в пользу цареубийств,
хотя здесь еще меньше, чем в Германии или Италии, можно было
понять значение цареубийств для рабочего вопроса. Впрочем,
автором статей «Avant-garde», вызвавших судебное
преследование, оказался не швейцарец и не рабочий, а француз, медик
Брусе, который затем, по отбытии судебного процесса и ареста,
возвратился во Францию, где, как сказано выше, и отделился
от новой анархической партии.
Место «ГAvant-garde» в Швейцарии занял «Le Révolté»,
который сталь вести пропаганду в пользу нового анархизма с большей
ловкостью, чем «ГAvant-garde», и даже с достаточной хитростью:
излагая по-своему антигосударственные доктрины, он избегал
высказывать общие положения террористического учения;
называл русских террористов своими друзьями, но скрывал от
своей публики, что они вовсе не анархисты и не абстенционисты,
а «государственники» и «политики»*. Во всяком случае, если
эта ловкость помогала «Le Révolté» избегать судебных
преследований, то вся совокупность его содержания вовсе не прибрела
ему сторонников в Швейцарии. С тех пор, как руководительство
социалистическим движением в романской Швейцарии
перешло к «Le Révolté», не только новая анархия, но даже всякое
социалистическое движение не только в Женеве, но и в Юре
* Также точно скрыл Révolté» от европейских единомышленников, что
в Чигиринском деле русские парлефетисты, бунтари, действовали от имени
царя. Впрочем, этого не сообщил европейской публике даже автор
интересной книги «La Russia Sotteranea», редактор «Земли и воли», несмотря
на то, что чигиринское самозванство было расхвалено в этой газете, как
chef d'œuvre народничества, в статье, сильно напоминающей очерченные
выше бакунинские прокламации. Заметим, однако, что обман народа сам
Б-н [Бакунин] печатно осудил («Госуд. и анархия», приб. А, стр. 13).

Динамитноанархическая эпидемия и самоуправление
111
совсем замерло, и последние конгрессы юрской федерации
можно считать собраниями нескольких
приятелей-отшельников, отправляющих обязательный обряд, неинтересный далее
и самим отшельникам (см. отчет в «Вольном слове» № 42 «Два
конгресса»). Теперь в Швейцарии социализм, несомненно
зарезанный здесь иностранцами — русскими и французами,
воспитывавшимися при порядках, столь несходных с швейцарским
самоуправлением, ждет себе более подходящих к местной жизни
организаторов! Парлефетизма же, а особенно терроризма на деле,
тут нет и признаков.
Новый террористический анархизм нашел себе гораздо более
адептов во Франции, где особенно в 1880 г. целый ряд журналов
и ораторов на сходках стал восхвалять русских «нигилистов»
и террористов, ставя их как пример социальным
революционерам во всем цивилизованном мире. Но замечательны при этом
два обстоятельства: первое, что между этими французскими
террористами значительный процент составили вовсе не
анархисты школы Прудона, а именно адепты противников последнего:
социалистические, а часто и просто политические якобинцы, —
собственно сторонники конспирационной и революционной
диктатуры, — а, второе, что здесь в числе самых горячих вос-
хвалителей «русских нигилистов» и «пропаганды динамитом»
оказались прямые агенты-провокаторы (см., например,
разоблачения Рошфора относительно состава редакции «La Révolution
Sociale», из которой пишущий это сам получил после 1/13 марта
1881 г. приветствие для «русских нигилистов» и данные
лионского процесса).
Долго французский терроризм оставался на словах, но,
наконец, в прошлом году последовали взрывы в Монсо-ле-Мнн
и в Лионе, и в последнем нелепейший взрыв в кафе Белькур5,
столь возмутивший общественное мнение во всем мире и —
характерно! — прославленный только в русской женевской газете
«Правда», от которой отреклась русская эмиграция в Женеве*.
Взрывы эти были главным поводом к недавнему лионскому
процессу так называемых анархистов, в котором участвовал
* Небезынтересно будет заметить, что русские эмигранты в Женеве
собирались заявить свое несочувствие к фактам взрывов но Франции, причем
в пользу подобного заявления высказывались наиболее известные между
этими эмигрантами. Дело остановилось гораздо более вследствие известной
русской мешкотности, чем вследствие принципиального разногласия.

112
M. П. ДРАГОМАНОВ
и русский кн. Крапоткин. И что же? Процесс этот показал, что
даже в стране с столь еще несовершенным самоуправлением,
как Франция, существование динамитно-анархической партии
невозможно.
Подсудимые представили коллективную декларацию, которая
была отпечатана журналами всего цивилизованного мира (мы
жалеем, что место не позволяет нам привести ее здесь). В
речах своих и в декларации этой они заявили себя социалистами
и анархистами. Но собственно в декларации социализма почти
совсем не видно, так как в ней совсем не развиты мысли об
экономической организации, как это хорошо показали немецкие
социалистические газеты. Больше всего налегли декларанты
на политическую сторону своего учения, выставляя себя
сторонниками безграничной свободы для каждого, хотя опять-таки
форм общественной жизни, основанной на этой свободе, не
начертали. Во всяком случай весь их анархизм не представляет
ничего более опасного, чем всякое учение о свободе, братстве,
любви к ближнему и т. п. Многие из подсудимых называли
себя революционерами, говорили даже о предстоящей в близком
будущем (по кн. Крапоткину через 10 лет) общей социальной
революции, но они не провозгласили в коллективной декларации
прямо учения о праве всякого лица или меньшинства на
вооруженное нападение на существующий политический и социальный
строй, признанный большинством, — а только такое учение и
заключает в себе что-либо опасное для цивилизованного общества
(конечно, такого, в котором существует известный простор для
мирного действия к изменению общественного строя). Затем,
ни один из подсудимых не оказался фактически прикосновенным
к происшедшим во Франции взрывам, каковы бы ни были те или
другие фразы, сказанные кем-либо из них в журнале, на сходке
или в кружке, и никто из них перед судом не высказался в пользу
таких проявлений парлефетизма, как убийства, взрывы и т. п.*
И лионские подсудимые оказались так мало террористами вовсе
* Один же из самых видных подсудимых, которого называли «отцом
анархизма» и который сам отказывался от этой чести в пользу Прудона и
Бакунина — князь Кропоткин, о террористических идеях которого было столько
раз говорено в консервативных и социалистических кругах, на процессе
с истинно христианским незлобием приглашал даже буржуазию и судей
изучать вместе с ним социальный вопрос, чтобы убедиться в неизбежности
социального переворота, и сказал в заключение, что «если б я мог (такими

Динамитно^анархическая эпидемия и самоуправление
113
не по трусости, как кажется некоторым, которые сами не стояли
с ними перед судом, а просто потому, что они люди, в которых
страсть не ослепила здравого разума. Допустив даже, что
лионские подсудимые действительно были неискренны, то и тогда
остается чрезвычайно важным то, что ввиду целого общества
ни один из них не счел возможным провозгласить теорию со-
циалистическо-анархического терроризма.
Одно дело страстное, моментальное и личное раздражение
и другое — общая теория, складываемая более или менее
холодным размышлением. Совершенно естественно, если
раздраженный представителем крайнего политического или экономического
гнета индивидуум убивает этого представителя; особенно такого,
который непосредственно его давит. Каждый мыслящий человек
простит такой поступок или найдет для него смягчающие
обстоятельства, если он призван быть судьей поступка, и постарается
устранить вызвавшие поступок причины, если он политический
деятель. Совершенно понятно, если в известных общественных
кругах и в Западной Европе ходят и рассуждения в таком роде:
капиталист обкрадывает меня ежедневно на рабочей плате,
убивает меня и семью мою медленно этим обкрадыванием и
непосильною работою, — так и я тем более имею право «свое отобрать»
у него, или разрушить это «моё», — его юридическую
собственность, или убить сразу моего медленного убийцу и т. п., и т. п.
Такое рассуждение даже совершенно верно как индивидуальное
соображение; оно только ровно никуда не годится как социальная
идея, ибо социальною идея становится только тогда, когда она
сохраняет смысл, будучи приложена как общее правило. Если же
принять общим правилом, что всякий может отнимать то, что
ему кажется своим, и убивать всякого, кто ему представляется
его прямым или косвенным убийцей, тогда общество перестанет
существовать. Индивидуально-насильственная расправа есть
факт, с которого человечество начало и от которого оно уходит
постепенно к высшему порядку — всеобщего соглашения. Вот
почему человечество относится с ужасом не только к
индивидуальной расправе, но и к гражданской войне (конечно, в
обществах, где есть какая-либо свобода) и даже начинает ужасаться
войны международной. Признание же правильным приведенного
советами) предупредить пролитие нескольких капель крови — ах! я мог бы
умереть в глубине тюрьмы, умереть удовлетворенным!»

114
M. П. ДРАГОМАНОВ
соображения было бы равносильно признанию войны каждого
и всех против всех и каждого, и сильно ошибся бы тот, кто бы
подумал, что эта война осталась бы орудием только одного
общественного элемента, например, пролетариата, а равно напрасно бы
кто ожидал, что сами сторонники этого пролетариата не
разделились бы на враждебные лагери, которые сами не начали бы
вести взаимно-истребительную войну. Ведь и прошлая история
политических убийств и так называемых «народных расправ»
научает нас, что убиение «тиранов и нечестивцев», пороховые
заговоры и адские машины проповедовались и практиковались
реакционерами, например, иезуитами, с большим еще усердием,
чем прогрессистами, и что прогрессисты времен французской
революции, начав, во имя самодержавного народа, расправы
с врагами свободы, кончили взаимным истреблением. Что же
настало бы, если б современные общества приложили теорию
расправы самодержавной личности к широким и сложным
областям социально-экономических отношений и к борьбе за их
преобразование?! Не остались ли бы в накладе именно сторонники
пролетариата и особенно проповедники автономии личности,
ан-архисты?
В настоящее время в западноевропейских странах, вроде
Франции, всякое, даже открытое (честное) вооруженное
восстание с социалистическими целями было бы очень вредно для
интересов пролетариата, так как крестьяне еще вовсе не
подготовлены к идеалам коллективизма и приняли бы сторону или
так или иначе поддержали бы консерваторов и реакционеров.
Усвоение же социалистами программы динамитно-кинжального
парлефетизма и анархической расправы повело бы к приложению
против них такой государственной и волонтерской расправы,
при которой, благодаря теперешнему разделению богатства и
силы между разными общественными элементами, социалистам
пришлось бы куда хуже, чем их противникам.
Мы не станем, конечно, навязывать этих наших соображений
лионским подсудимым, которые, быть может, или даже
наверно, отвергли бы всю нашу вышеизложенную аргументацию в ее
целом. Но нечто подобное ее сущности должно было
представляться умам их, когда они, излагая свои политико-социальные идеи,
ограничились заявлением своих общих
гуманитарно-коллективистических и либеральных идей и воздержались от заявления
каких бы то ни было не только террористических, но и сколь-

Динамитно анархическая эпидемия и самоуправление
115
ко-нибудь конкретных революционных положений, каковое
воздержание и служит нам, в числе других аналогических явлений,
основанием утверждать, что никакой партии социалистического
терроризма во Французской республике теперь нет.
Конечно, у французов еще не исчезли привычки, развившиеся
в долгие периоды всяческой диктатуры, а в частности у
французских рабочих не прошло еще раздражение, оставленное бонапар-
товским режимом и последующим за ним усмирением парижской
Коммуны; конечно, также социально-экономическая
эксплуатация и во Франции способна выбывать частные случаи мести,
в которых могут играть роль и динамитные картуши; наконец,
и на французов должна влиять зараза ирландского и русского
терроризма; но пока Франция не будет доведена в национально-
социальном отношении до положения Ирландии, а в
политическом — России, до тех пор опасности образования в ней парии
систематическая терроризма, динамитного парлефетизма и т. п.
и не может быть. Развитие же политической свободы и
самоуправления, все же подвигающееся вперед в последние годы
во Франции, дает здесь все более естественных кадров, в которые
законно укладывается движение к экономической эмансипации
пролетариата. Не беремся предсказывать детали будущего,
но пока мы видим, что даже нынешнее, далеко не либеральное
и не радикальное, министерство Французской республики,
ввиду разнообразной агитации среди рабочего класса (агитации,
которая подробно рассматривается у нас в статьях г. Жебунёва6,
делает уступки требованиям организованных рабочих групп,
по вопросу о рабочих синдикатах, о предоставлении государством
и муниципиями подрядов рабочим ассоциациям и т. п.
Какие же основания имеют известные отечественные
политические философы реакционного и социально-революционного
лагеря говорить, будто Франция «русеет» в ее политической
системе и в способах социалистической агитации и будто она
доказывает несовместимость политической свободы и
самоуправления то с земским миром, то с интересами пролетариата?
€^^

€4^
В. Я. БОГУЧАРСКИЙ
Главные радикальные течения в России
в семидесятых годах
Основная черта народничества 70 годов*
Говорить о радикальных течениях семидесятых годов —
значит говорить почти исключительно о таких теченьях той эпохи,
в которых социальные элементы безусловно преобладали над
политическими. Лишь в самом конце семидесятых годов явилось
течение так называемое «народовольческое», бывшее по существу
уже течением политическим. Правда, еще до появления
народовольчества существовало в общем движении направление, которое
призывало к ниспровержению политического строя России путем
нанесения ему смертельного удара со стороны небольшого числа
решительных и сплоченных в централизованную организацию
заговорщиков, захвату этой организацией власти и совершенно
затем ею же сверху вниз «социальной революции», — это
направление, так называемое «якобинское», во главе которого
стоял редактор заграничного журнала «Набат» Петр Никитич
Ткачев, — но оно было до такой степени слабо и непопулярно,
что останавливаться на нем было бы необходимо лишь в том
случае, если бы иметь в виду не «главные радикальные течения
семидесятых годов», а детальную историю всего революционного
движения того времени. Особо стоит направление «украинское»,
замечательный вождь которого — Михаил Петрович Драгоманов
* ПОСОБИЯ: Лавров. Народники-пропагандисты 1873-78 гг.; Богучарскии.
Активное народничество 71 гг. Многочисленные воспоминания
современников, напечатанные в журналах: «Былое», «Минувшие годы» и «Голос
минувшего» (на некоторые из них делаются ссылки в статье). См. также
библиографию, указанную в статье А. А. Гизетти «Идейные вожди
народничества в 70 гг. ».

Главные радикальные течения в России в семидесятых годах 117
решительно выдвигал наряду с идеей федерализма проблему
борьбы за политическую свободу России как целого, относясь
в то же время резко отрицательно к мысли якобинцев о захвате
власти, но и это течение среди революционной молодежи
семидесятых годов не только великорусской, но даже и украинской
популярностью не пользовалось.
Таким образом, в строках этих речь должна идти о движении
социально-революционном, и притом почти исключительно
движении, так называемом народническом.
Что, однако, надо понимать под этим выражением? Оно
имеет два значения: более тесное и более широкое. В первом
смысле оно означает возобладавшее в начале второй половины
семидесятых годов течение, ставившее своем задачей вызвать
народную революцию, исходя не из той или иной теоретической
доктрины, а из назревших уже в самом народе его потребностей,
на почве которых и должна вестись в народе, вместо прежней
пропаганды социалистических идей, революционная агитация.
В этом смысле выражение «народничество» очень близко к
выражению «бунтарство» и «народник» к «бунтарю». Но термин
«народничество» имеет другой более широкий смысл, в котором
и можно употреблять его как охватывающий своими
характерными признаками почти всё революционное движение в России
десятилетия 1869-1879 годов. Признаки эти заключаются:
1) в вере в возможность произвести в ближайшем же будущем
социально-экономический переворот не только в интересах
народа, но и силами самого народа, причем под «народом»
подразумевалось почти исключительно земледельческое население
России — «мужики», а под переворотом или «социальной
революцией» — такое новое устроение народом всех его отношений,
которое будет покоиться на воплощении в жизни принципов
социализма; 2) в провозглашении борьбы с государственностью
во имя анархии и в 3) в связи с этим в аполитичности движения,
выражавшейся не только в равнодушном, но даже враждебном
отношении народников к идее борьбы за изменение форм
политического строя и противопоставлении понятия «социализм»
понятию «политическая борьба». С появлением в 1879 году
на исторической сцене России «народовольчества», хотя оно
и продолжало находиться в народническом русле, о чем самым
категорическим образом народовольцы и заявили в своей
программе («по основным своим убеждениям мы социалисты и на-

118
В. Я. БОГУЧАРСКИИ
родники»), дело резко изменилось: народовольчество включило
в свою программу принцип борьбы за изменение политического
строя в России и направило все свои силы именно в эту сторону,
вследствие чего эпоха конца семидесятых и самого начала
восьмидесятых годов сделалась эпохою смерти народничества в его
старых аполитических формах.
В течение всего своего существования в этих формах
народничество разделялось, в свою очередь, на два главных течения:
«бакунизм» и «лавризм». Во главе первого стоял Михаил
Александрович Бакунин, во главе второго — Петр Лаврович Лавров.
К этим двум течениям мы теперь и перейдем.
Характер «радикального» — оно же и
«социально-революционное» — движения семидесятых годов определился, с одной
стороны, всей предшествовавшей историей русской интеллигенции
и, в частности, ее ролью в событиях «эпохи великих реформ»,
а с другой — влиянием на русскую интеллигенцию передовой
европейской мысли и тех форм борьбы за воплощение в жизнь
социалистических идеалов, лозунги которых исходили тогда
из Международного Общества Рабочих.
«Народническое» направление мысли русской интеллигенции
дано было ей «отцами народничества» Герценом, Огарёвым,
Чернышевским и Добролюбовым; лозунги борьбы были
сформулированы Бакуниным. Эти лозунги: «социальная революция»
и «анархия».
«Марксизм» и «бакунизм»
Социальная революция являлась лозунгом борьбы и всего
рабочего движения в Европе, но по вопросу о «государственности»
и «анархии» в недрах европейского движения, и в частности
Международного Общества Рабочих («Интернационала»)
мнения резко разделялись. Выразителем и вдохновителем первой
точки зренья явился Карл Маркс, второй — Михаил Бакунин.
Между тем русские революционеры «молодого поколения»
шестидесятых годов старались почти с самого возникновения
Интернационала принимать в нем деятельное участие. О том,
чтобы связать Интернационал с революционным движением
в самой России, заботился еще в 1865 году «каракозовец»
Худяков. Потом несколько русских эмигрантов сделались и членами
Международного Общества Рабочих. Происходившая в нем борьба

Главные радикальные течения в России в семидесятых годах 119
«марксистов» и «бакунистов» находила себе живой отголосок
в среде русской интеллигенции как через ту часть русской
молодежи, которая стала уже в значительном количестве учиться
в заграничных университетах, так и путем русской заграничной
печати. В подавляющем большинстве русская революционная
молодежь приняла сторону Бакунина, признала себя
«бакунистами», другими словами, «анархистами».
Без сомнения, корень различия между «марксизмом» и
«бакунизмом» лежал очень глубоко, но на практике главное различие
их сводилось к вопросу, — должен или не должен пролетариат
принимать участие в «политике», другими словами, —
должен ли он действовать для осуществления своих целей через
существующие «буржуазные» государства («государственность»)
или не только помимо, но и принципиально против них, как
и против таковых («анархия»). Маркс и его сторонники
говорили — да, Бакунин и множество тогдашних европейских
революционеров — нет. Последние утверждают, что надо стремиться
к «социальной революции», направленной прямо на государство,
в целях его уничтожения, и отсюда истекало их безусловно
отрицательное отношение к «политике» в смысле работы для
замены одной государственной формы другою, реформирования
тех или иных сторон государственного управления, участия
в избирательной борьбе в парламенты и т. д. Такую работу,
совершаемую, разумеется, в интересах пролетариата, признавали
«социалисты-государственники», но ее «решительно отрицали
и анархисты». В составленной Бакуниным для русских
социалистов и пользовавшейся в семидесятых годах огромной
популярностью книжке «Государственность и анархия», все
упования возлагают на «социальную революцию», которая должна
направиться прямо на государство. «"Социальная революция"
и "государство", — писал в этой книжке Бакунин, — вот два
полюса, антагонизм которых составляет самую суть настоящей
общественной жизни в целой Европе». В чем же должна состоять
политическая организация в будущем? На этот вопрос Бакунин
отвечал в напечатанной им в журнале «Народное дело» статье,
которая так и называется «Наша программа», следующим
образом: «Вся будущая политическая организация должна быть
ничем другим, как федерациею вольных рабочих как
земледельческих, так и фабрично-ремесленных артелей
(ассоциаций). И потому, во имя освобождения политического, мы хотим

120
В. Я. БОГУЧАРСКИЙ
прежде всего окончательного разрушения государства, хотим
искоренения всякой государственности со всеми ее
церковными, политическими, военно- и гражданско-бюрократическими,
юридическими, учеными и финансово-экономическими
учрежденьями»... <...>
Отношения к конституции
Суммируем, следовательно, положения, которые
представлялись несомненными:
1) Политические революции ничего не дали трудящимся
массам в Европе, царящий буржуазный строй которой оказался,
после политических революций, по выражению Энгельса,
«самой злой, отрезвляющей карикатурой на блестящие обещания
философов XVIII века».
2) Трудящиеся массы поняли это, и теперь Европа живет
накануне «социальной революции», которая, в отличие от бывших
революций политических, будет направлена не на изменения
форм правления и установления политической свободы, а на
коренное преобразование всей социально-экономической структуры
современного общества. Она уничтожит разделение общества
на классы и преобразует строй капиталистический в строй
социалистический. Такова задача, которую предстоит исполнить
рабочему классу в Европе в самом ближайшем будущем, понимая
это выражение не в смысле историческом, а в смысле прямом,
т. е. что «социальная революция» разразится не позже, как
через какой-нибудь десяток другой лет. В этом были убеждены
одинаково европейские и «бакунисты», и «марксисты».
3) Русская революционная молодежь должна идти по тому же
пути с тою разницею, что объектом социально-революционного
воздействия должен служить в России не городской
пролетариат, который так незначителен в ней численно, а крестьянство,
которое таит в себе огромные запасы социально-революционной
энергии и которое поэтому легко поднять на завоевание «земли
и воли», на новое восстание по образцу восстания Разина и
Пугачева.
4) В России нет элементов, из которых могла бы сложиться
сильная конституционная партия, а если бы таковая и сложилась
и усилия ее увенчались успехом, то от этого народ не выиграл бы,
а, напротив, много проиграл, ибо тогда

Главные радикальные течения в России в семидесятых годах 121
5) власть перешла бы в руки буржуазии, которая еще сильнее
экономически закрепостила народ. Поэтому русская
революционная молодежь должна быть враждебна конституционалистам.
Совершенно в этом же смысле говорил и орган «лавристов» —
заграничный журнал «Вперёд».
«Все нынешние централизованные политические
программы, — писал он в своей программе, — нам прямо враждебны. Все
политические партии с их конституционными идеалами более
или менее либерального свойства, всякая попытка заменить
централизованную и буржуазную империю централизованной
и буржуазной республикой, заменить существующее
разделение территорий другими распределениями с другими центрами
и другими законами, — всё это нам враждебно в своем основном
строе и индифферентно для нас в своем проявлении»*.
Конституция — зло. В этом Лавров был совершенно
солидарен с Бакуниным. «Пойдет ли она (русская молодежь), — писал
Лавров в брошюре "Русской социально-революционной
молодежи", — вместе с конституционалистами, которые тоже могут
составить заговор с целью ограничения власти всероссийским
представительным собором, с либеральными гарантиями?
Забыла ли она, что при союзе народных партий с партиями
буржуазными всегда был обманут народ? Неужели она думает, что
есть что-либо общее между народной специальной революцией
и революцией в пользу либеральной конституции, которою
прежде всего воспользуются капиталисты и адвокаты?»
Таким образом, с этой стороны никакого различия между
двумя главными радикальными течениями в 70-х годах не было,
и Лавров был совершенно прав, когда, как мы видели выше,
говорил, что за все время существования бакунистов и лавристов
«никогда не было определенно установлено, в чем существенно
расходятся их политическая и социальные программы».
Затем Лавров тут же прибавлял, что расхождения существовали
«по второстепенным пунктам, как по вопросу о важности или
ненужности приобретения знаний, в агитационной тактике
и т. д.».
Под «второстепенными пунктами» разногласия Лавров
указывает, однако, такие, которые на практике оказались чрезвычайно
существенными. <...>
* «Вперёд» (непериодическое издание). 1873. Т. I, стр. 9.

122
В. Я. БОГУЧАРСКИЙ
Движение в народ в 1874 году
Жизнь дала всему этому свое решение: в силу тех условий,
среди которых она протекала, в силу веры в близость
«социальной революции» во всей Европе и такой же веры в
революционность крестьянства русского, к 1874 году в России огромное
большинство революционной молодежи стало «бакунистскою»,
и этот год ознаменовался первым массовым движением молодежи
«в народ», с целью поднять его на непосредственное социально-
революционное дело.
Еще до этого движение молодежи вылилось в формы издания
и распространения среди молодежи таких произведений, которые
должны были направить ее мысль по намеченному руслу, —
этим занялся известный кружок «чайковцев»1, — в сближении
молодежи с городскими рабочими и отдельными попытками
выпуска революционных листков, но главная волна движения
поднялась в 1874 году.
Двинулась молодежь в этом году в поход с величайшим, чисто
религиозным, энтузиазмом.
Приведем две-три характеристики этого движения, сделанные
самими его участниками.
«Это не было организованное движение, а стихийное, —
говорил П. А. Крапоткин, — одно из тех массовых движений,
которые наблюдаются в моменты пробуждения человеческой
совести»*.
«Движение это, — писал С. М. Кравчинский, — едва ли можно
назвать политическим. Оно было скорее каким-то крестовым
походом, отличаясь вполне заразительным и всепоглощающим
характером религиозных движений. Люди стремились не только
к достижению определенных практических целей, но вместе
с тем к удовлетворению глубокой потребности личного
нравственного очищения. Но это движение не выдержало и не могло
выдержать столкновения с грубой и суровой действительностью...
Пропагандисты ничего не хотели для себя. Они были
чистейшим олицетворением самоотверженности. Но это были люди
слишком неподходящие для предстоящей страшной борьбы.
Так пропагандист семидесятых годов принадлежал к тем,
которые выдвигаются скорее религиозными, чем революционными
* «Записки революционера», стр. 291.

Главные радикальные течения в России в семидесятых годах 123
движеньями. Социализм был его верой, народ — его божеством.
Невзирая на всю очевидность противного, он твердо верил, что
не сегодня-завтра произойдет революция, подобно тому, как
в средние века люди иногда верили в приближение страшного
суда»*.
«Весною 1874 года, — пишет в своих мемуарах О. В. Ап-
текман, — волна революционно-пропагандистского движения
достигла своей крайней высоты. Кружки и сходки
прекратились. Они теперь уже не нужны. Все вопросы решены. Время
уже идти в народ. Надо приготовить все необходимое для этого.
Но прежде всего надо научиться физическому труду. И работа
закипела. Одни направляются на заводы, фабрики, где с
помощью спропагандированных рабочих устраиваются и приступают
к работе. Поступки этих студентов импонируют товарищам, —
пример их заразителен. Те, которые почему-либо не могут ему
последовать, страдают от огорченья. Другие, — таких было,
если не ошибаюсь, большинство, — бросаются на изучение
ремесел, — сапожного, столярного, слесарного и проч.; этому можно
скорее научиться, да и ремесло пригодится в ссылке. Надобно
быть готовым. Во многих частях Петербурга, — на Выборгской,
Петербургской сторонах, в Измайловском полку, на
Васильевском острове и проч., — открываются такие мастерские, в
которых выучка, под руководством опять-таки
рабочего-революционера, идет довольно успешно. Мастерские, устраивавшиеся
молодежью, были почти все на один манер. Мастерские были
одновременной «коммунами»**. <...>
«Нужно заметить, — рассказывает в своих мемуарах один
из известнейших деятелей освободительного движения того
времени, пишущий под псевдонимом "Старик", — что пропа-
гандская деятельность в народе женщины, особенно молодой,
представляла такие затруднения, каких не знал мужчина.
Еще на сходках (молодежи) нередко поднимался этот вопрос,
но определенного решения не было постановлено:
большинство же, — в том числе и сами женщины, — склонялись к
тому мнению, что в данном случае не следует нарушать
равноправия, — пусть те из женщин, кто может, идут в народ, как
и мужчины в крестьянской одежде и сами, как знают, избегают
* «Подпольная Россия», стр. 15 и 17.
* «Из истории революционного народничества», стр. 63.

124
В. Я. БОГУЧАРСКИЙ
неприятностей, связанных с принадлежностью к прекрасному
полу»*.
Эта черта русского освободительного движения единственная
в своем роде. Кажется, нигде в мире женщина не работала в
освободительном движении так тесно рука об руку с мужчиною.
Не словами, а делами русская женщина завоевывала и
продолжает завоевывать себе равноправие с мужчиной во всех областях
общественной жизни.
Что же встретили пропагандисты в деревне? Там ждало
их самое глубокое разочарование. Народ, действительный
народ, оказался совершенно не тем, каким он представлялся
издали, и, несмотря на всю, затраченную пропагандистами,
огромную энергию, ни в одной деревне, как констатировали
органы революционной печати, не удалось вызвать не только
«бунта», но даже и «пассивного сопротивления». «Ничего
не стоит поднять любую деревню», думали многие бакунисты
с автором «Государственности и анархии», и поднять именно
во имя идеалов «социализма» и «анархии», а на деле бакунистам
пришлось встретиться с полнейшей чуждостью народу именно
этих идеалов. <...>
Неуспех движения пропагандистов
Здесь и лежала, без сомнения, коренная причина полного
неуспеха движения пропагандистов «в народ», но причина
эта была затемнена в их сознании другою: отношением к
движению со стороны властей, обрушившихся на пропагандистов
с самыми свирепыми репрессиями. За все последовавшие затем
события исторически ответственной является власть и только
власть. Она своими преследованиями «не позволила вдуматься
в глубокое значение» тех фактов из крестьянской жизни,
которые констатировали сами пропагандисты. Вследствие этого
неудачу движения 1874 года стали объяснять не коренною его
причиною, а причинами второстепенными: недостаточностью
организованности движения, его хаотичностью, отсутствием
надлежащей конспиративности и т. д. Явилась поэтому попытка
созвать первую «всероссийскую социально-революционную ор-
* «-Движение семидесятых годов по Большому процессу». «Былое». 1906 г.
Декабрь. Стр. 70.

Главные радикальные течения в России в семидесятых годах 125
ганизацию», но и эта попытка, показавши (во время «процесса
пятидесяти») России образцы таких замечательных женщин,
как Бардина, Фигнер и другие, окончилась также быстрою
и полною неудачею.
Тем не менее ко второй половине семидесятых годов в сознании
пропагандистов стали отличаться и некоторые новые идеи.
Революционеров 1873-1874 года можно назвать «максималистами»,
у революционеров периода следующего, «народников» в более
тесном смысле слова, явилась как бы «программа-минимум».
На суде по делу 1-го марта 1881 года2 Желябов говорит: «Мы
государственники, а не анархисты... В 1874 году в
государственных воззрениях мы были действительно анархистами...
Непродолжительный период пребывания в народе показал всю
книжность, всё доктринерство наших стремлений, но, с другой
стороны, тот же период убедил, что в народном сознании есть
много такого, за что следует держаться, на чем до поры, до
времени следует остановиться».
«До поры, до времени» — это и значит поставить задачи
временные, т. е. создать программу-минимум».
«Мы решили действовать, — продолжал Желябов, — во имя
сознанных народом интересов, — уже не во имя чистой доктрины,
а на почве интересов, присущих народной жизни, им сознанных.
Это отличительная черта народников. Из
мечтателей-метафизиков они перешли в позитивизм и держались почвы, — это
основная черта народничества»*.
Но «держаться почвы» — это означало, конечно,
необходимость обстоятельного практическая ознакомления с почвой, а для
этого прежняя «летучая пропаганда» должна была смениться
прочным поселением пропагандистов в народе, заведением там
«колонии».
Таких попыток и было сделано несколько, но и они все
разбились о преследования властей.
Наталкиваясь постоянно на такие преследования, прежняя
«доктринерская» мысль пропагандистов о несущественности
и даже вредности борьбы за изменение политических условий
жизни России терпела, конечно, все более и более поражения,
и отсюда явилось сначала новое настроение — защищаться
силою от преследований (вооруженные сопротивления при арестах,
* Дело 1 марта 1881 года. Стенографический отчет. Стр. 338-339.

126
В. Я. БОГУЧАРСКИЙ
убийства особо ненавистных должностных лиц и т. д.), а затем
и новое направление, признавшее необходимость борьбы именно
за политическую свободу.
Народничество
Так возникло «народовольчество». Оно появилось на
исторической сцене как направление, сформировавшееся уже в 1879 году
как продукт борьбы двух течений, образовавшихся в
существующем до того времени народническом тайном обществе «Земля
и воля»3, и быстро завоевало себе признание среди большинства
русских социалистов. Можно сказать, что в 1879 году прежнее
народничество в его старых аполитических формах умерло
и уже никогда более в сколько-нибудь заметных размерах не
воскресало.
Таким образом, к возникновению нового направления привела
сама жизнь и прежде всего отношение к движение семидесятых
годов властей.
Что народническое движению семидесятых годов без
правительственных преследований потекло бы по другому руслу,
к этому заключению, бросая взгляд на прошлое, пришли многие
из самых активных участников этого движения.
Припоминая теперь движение 1870-1878 года, говорит
П. А. Крапоткин, я могу сказать, не боясь ошибиться, что
большинство молодежи удовлетворилось бы возможностью спокойно
жить среди крестьян и фабричных работников, учить их, работать
с ними, либо лично, либо в земстве, — словом, возможностью
оказывать народу те бесчисленные услуги, которыми
образованные, доброжелательные и серьезные люди могут быть полезны
крестьянам и рабочим. Я знал людей этого движения и говорю
с полным знанием дела»*. <...>
Это, без сомнения, совершенно верные мысли, но тут следует
внести и один значительный корректив.
Взоры революционеров семидесятых годов были всецело
направлены в сторону крестьянской массы. На городских рабочих
обращали внимания очень мало и хотя с ними и «занимались»,
но и такие занятия имели в виду не уяснение классового
самосознания рабочих, не способствование развитию самостоятельного
* Записки революционера, стр. 403.

Главные радикальные течения в России в семидесятых годах 127
рабочего движения, а по преимуществу выработку из рабочих
пропагандистов для той же деревни.
И вот, невзирая на такие занятия с рабочими, так сказать,
«между делом», результаты пропаганды в их среде оказались
несравненно продуктивнее, чем в крестьянстве, хотя туда и были
направлены все силы пропагандистов.
Результаты пропаганды среди крестьян, по крайней мере,
видимые ее результаты, сводились почти к нулю, — рабочая же
масса оказывалась к революционной пропаганде несравненно
более восприимчивой. <...>
В силу всех этих причин возникшее в 1877 году общество
«Земля и воля» (в 1878 г. оно стало издавать орган того же
наименования) стояло еще на «бакунистической» точке зрения.
Преследования властей имели, однако, своим результатом все
большее и большее отклонение общества от этой точки зрения.
«Политика» врывалась в форме вооруженных сопротивлений
при арестах, что знаменовало уже более или менее сознанную
идею неприкосновенности личности и жилища; а при
сгустившейся затем еще более атмосфере новое настроение оформилось
в так называемое «террористическое» направление, захватившее
настолько значительную часть членов общества «Земля и воля»,
что в его среде последовал раскол. В 1879 году, после съездов
членов общества и других лиц в Липецке и Воронеже,
общество «Земля и воля» распалось окончательно на два общества,
из которых первое приняло название «Черный передел», а
второе — «Народная воля». Первое продолжало стоять на прежней
народническо-аполитической точке зрения, второе, считая себя
тоже народническим, поставило, однако, своею непосредственной
задачей борьбу за политическую свободу и созыв Учредительного
собрания, которое и должно определить новые формы
государственного строя России.
Симпатии огромного большинства русских социалистов
склонились к «народовольчеству», которое в период 1879-
1882 года почти всецело заполняет собою революционное
движение в России. Событие 1-го марта 1881 года явилось
кульминационною точкою в деятельности «народовольцев»,
но оно же, истощивши все их силы, оказалось смертельным
и для них самих. Событие это обнаружило, что в русском
обществе вовсе не оказалось в наличности тех сил, на которые
рассчитывали народовольцы. Дальнейшая история этой пар-

128
В. Я. БОГУЧАРСКИЙ
тии — не более, как история её агонии и потому событием
1-го марта не только хронологически (оно имело место уже
в восьмидесятых годах), но, можно сказать, и фактически
заканчивается рассмотренный в этом очерке период
«радикального» движения в России.
€^

€^&
В. В. БЕРВИ-ФЛЕРОВСКИЙ
Как должно жить по закону природы и правды
<Фрагменты>
Идите в народ и говорите ему всю правду до последнего слова,
и как человек должен жить по закону природы. По закону все
люди равны. <...> Закон ясен, как свет небесный: для того люди
рождаются на свет одинаково голыми, слабыми и глупыми; для
того они делаются одинаково образованными, если их учить
одинаково, чтобы всякий умный и неумный, и ученый и неученый
могли сразу понять, что всякому при рождении должно давать
одинаково, всех детей воспитать, содержать и учить надо
одинаково. Те, через кого дети воспитываются и обучаются
неодинаково, через кого им дается неодинаково, через кого одни люди
выходят богатыми и учеными, другие бедными, безграмотными
и несчастными; те, через кого все это делается, — беззаконники
и злодеи, пусть они будут прокляты навеки. Своими погаными,
нечестивыми ногами они топчут в грязь закон — закон более
чистый, чем свет небесный, закон, который прелестнее всего
прелестного, восхитительнее всего восхитительного, закон,
от которого душа человеческая восхитится, воспоет и возрадуется
больше, чем от всех радостей земных и небесных. <..г> Живите
по закону, и не будет между вами ни бедных, ни богатых, ни гордо
и злобно величающихся, ни забитых в грязи и плачущих день
и ночь слезами от горькой нужды. Помните, люди, вы все
братья; я голоден, я прошу пищи от груди нашей матери, от земли.
Разве может человек схватить свою мать и сказать ей: «Не смей
кормить моих братьев, других твоих детей, ты моя раба, служи
мне одному!». Кто так сделает, тот беззаконник из беззаконни-
ков, злодей из злодеев. Точно так же никто не может захватить

130
В. В. БЕРВИФЛЕРОВСКИЙ
землю и сказать ей: «Служи мне одному, ты моя, ты у меня раба
и мне одному должна служить, я твой собственник, я твой
помещик, я твой землевладелец, я захочу и продам тебя». Кто так
сделает — беззаконник из беззаконников, он трижды и трижды
проклят, он мать свою сделал рабою, он мать свою продает.
Мы вам разъясним, как подобает жить по закону. Вот перед
вами села и деревни раскинуты по Руси, кругом их земля, и вся
эта земля общественная, нет помещиков, нет землевладельцев,
злом порожденных, мать свою закрепощающих. Вот человек
голодный и бедный, жаждет он пищи от груди своей матери —
от земли, и идет он в то село, в которое захочет, когда наступит
время надела, и говорит он там людям: «Братья, я голоден, я
прошу пищи от груди нашей матери, от земли, братья, вы такие же
ей дети, как и я, не заслоняйте мне путь к общей нашей матери,
дайте мне размягчить ее грудь своими слезами, и она накормит
и утешит меня». И дадут они ему надел равный — без корысти, —
и возвеселится он от радости, и возлюбит он их всею душою.
И восчувствуют они, что они братья, что земля им общая мать,
и станут они друг за друга и не отдадут они матерь свою, землю,
в рабство богатым и сильным, помещикам и землевладельцам.
И не будет земля, как рабыня, сильным злодеям служить; не
будет воем, стоном стонать, слезы горькие лить, как мать, которую
от детей отрывают и в цепях и в неволе держат; а будет радоваться
и веселиться, потому что она будет всех вас, детей своих, кормить,
и все вы узнаете, что вы братья, и воцарится между вами любовь
великая. Услышали это злодеи и беззаконники, и захотели
испортить сердце человеческое, и стали говорить людям: «Если вы
всякого будете принимать без корысти, то набьется у вас людей
великое множество, и будет у вас теснота великая, и жить вам
будет не с чего». Злодеи поганые, не портите сердца
человеческого! Если всем будет даваться равно, то тот, кто других
стеснит, и себя стеснит, кто для других сделает голодно, и сам будет
голодать. Если труженик может идти и туда, где мало, и туда,
где много, разве он пойдет туда, где без него тесно? Он радости
ищет, а не горя и нужды, он простору ищет, а не тесноты; он
пойдет туда, где земли много и изобильно, где он от трудов своих
может быть сытым и счастливым быть, и где он будет сыт, там
и другие сыты будут. Если труженик в городе может быть сыт
от городского труда, разве он пойдет в село теснить другого, чтобы
самому голодать? Поистине мы вам говорим, и вы сами видите

Как должно жить по закону природы и правды
131
своими глазами, теснота на земле завелась не от тружеников,
а от тех злодеев и беззаконников, которые величают себя
помещиками и землевладельцами, которые не постыдились из
матери своей, родной земли, сделать свою рабыню и прислужницу,
которых подлое сердце до того растлилось, что они матерь свою,
землю, как рабу на рынке, продают и умащают они, негодные,
свое ленивое брюхо на счет трудов и слез человеческих. Злодеи,
на счет братьев своих, их нужды и бедности живущие, братьев
своих предающие, зачем вы мерзостными своими устами хотите
испортить сердце человеческое! Зачем вы, поганые, хотите
поселить рознь и вражду между тружениками! Поистине мы вам
говорим и навеки утверждаем, пока между вами будут жить
злодеи нечестивые, которые не стыдятся своей матерью, землей,
как рабыней, торговать, до тех пор не познают люди закона
истинного, не будет между ними любви братской, и испорчено
будет сердце человеческое из века в век. — Беззаконник и тот, кто
другого до надела не допустит или возьмет с него на это деньги:
он матерью своею, землею, как рабою, торговал. Кто же наймет
другого, чтобы землю возделать, либо вспахать, либо жать, либо
скосить, либо плоды убрать, либо для чего-либо другого, до земли
касающегося, тот трижды проклят: он матерью своей торгует,
а братьев, как рабов, служить себе заставляет, он всей мерзости
поганой отец. Если бы не было этого зла на свете, если бы никто
земли не возделывал чужими руками и наймом, не было бы тогда
землевладельцев и помещиков, злодеев нечестивых, ленивых,
ненасытных брюхом своим, братьев своих поедающих, слезами
бедных безмерную жажду свою утоляющих. <...> Ты узнал закон,
иди, учи народ, не бойся сильных, не бойся смерти; ты умрешь,
а дела твои останутся; ты умрешь, а слова твои разрастутся
в сердцах людей, потому что эти слова закона правды. Встанут
на тебя беззаконники-злодеи и помещики, иди и сразись с ними,
они враги и супостаты. Они убьют тебя, ты умрешь, но дела твои
останутся, кровь твоя прольется, но кровь эта будет святая, и ты
сам будешь святой. <...>
Ой вы, труженики любезные, вы постойте друг за друга,
да спасетеся от погибели. Труженик, за насущный хлеб
работающий, поистине говорю тебе, нет для тебя краше добродетели,
как за братьев своих, тружеников, стоять и мучения и
страсти принять, их опечаливающие. Посмотри на беззаконников
и на притворство их окаянное, ногами своими погаными они

132
В. В. БЕРВИФЛЕРОВСКИЙ
в грязь закон затаптывают, они губят человечество, а потом,
злобно лукавствуя, они посты, и молитвы, и бдения творят, и
поклоны земные многие. Из сокровищ своих награбленных они
на церкви деньги дают, а корыстные попы нечестивые, этими
деньгами подкупленные, нарекают им благословение вместо
анафемы и проклятия. Забывают они, окаянные, что закон
не лихоимствует, ему злата вашего не надобно, и Иисус Христос
босой ходил, от богатых не требовал. А теперь у нас духовенству-
ющие — это исчадие беззакония, и корыстное и подкупное, для
обману народу поставленные, для прикрытия преступления. Так
ты знай же, любезный труженик, не избавиться тебе от проклятия
ни постами, ни молитвами, ни поклонами земными многими,
если за братию твою за трудящуюся, в поте лица ради хлеба
работающую, ты не будешь всей душой стоять, не потерпишь
гонения великого от злейших врагов беззаконников. Не слова,
а дела с тебя спросятся; не посты и поклоны лукавые, а
праведная жизнь законная, за трудящегося страдания, с
притеснителем борьба лютая. Чем корыстнее беззаконники, тем ниже они
в землю кланяются, про посты свои в народ кричат и
молитвами тщеславятся. Это лукавство их — злодейское, они сто крат
за это преступники. Говорю тебе поистине, говорю и кричу тебе:
ты постой-ка за трудящихся, от печали их избавляючи;
добродетель эта светлая, постоишь ты крепко-накрепко, и простится
тебе многое, а умрешь ты за них смертью лютой, то наденется
тебе венец мученика. Смотри, труженик опечаленный просил
хлеба, ему не дали за труды его великие, всё брюхами ленивыми
съедено на счет трудов его, имущими. Загорелась любовь в нем
пламенем и зажгла в нем кровь кипучую, и он просит невесту
чистую, его сердцу прелюбезную; но растлили ее беззаконники,
развратили люди богатые, и дают ему развратницу: мы одни де
достойны чистого, а тебя к скоту приравниваем, на конюшне
у нас стоящему. Тяжко труженик опечалился, покатилась слеза
горючая, прожгла его сердце тоскливое, и он умер среди горечи,
одно слово повторяючи: «Я не скот, вы беззаконники, нет, мой
образ человеческий, человеком могу чувствовать». О вы, люди
честные, за несчастного работника вы постойте крепко-накрепко.
Все кругом нас беззаконие, злобой алчной порожденное.
Посмотрите, друзья, на воинство: как рабы, они, несчастные,
забираются насилием; как скоты в хлеве содержатся — они в
казармах помещаются. Ой, скажите нам, кто осмелился наложить

Как должно жить по закону природы и правды
133
руку преступную на людскую душу вольную? Удрученный злой
неволею, солдат плачет и печалится, он в родной земле, как в злом
плену, — рабством тяжким огорчается.
Как дойдут до вас слезы, люди честные, слезы воинства
угнетенного, вы примите их с утешением, между вас пусть водворится
любовь братская, сердечная; помогите им, чем можете, и они
тогда помогут вам. Вы же, воины простодушные, крепко-накрепко
запомните, что одною вашей силою беззаконные угнетатели давят
бедный люд трудящийся, перед ним они величаются и грозят
вашим оружием. И чем больше страху наводится и чем больше
народ смиряется, тем смелее беззаконники обирают вас, лихо-
имствуя, и тем будете вы несчастнее, ваша жизнь злополучнее,
хуже плену вам покажется. Не подымайте же руки
преступные по приказу беззаконников на родной народ трудящийся,
на невинные жертвы несчастные; поощрите вы беззаконников,
на родной народ ополчаяся, и придется вам слезы горькие лить
от лихоимства их преступного. За братоубийство ваше злодейское
вы жестоко себя накажете; станет жизнь для вас казарменная
горше плену, тюрьмы и каторги; вам не пищу дадут — вам яд
поднесут, лихоимством приготовленный. Все, что воин тайно сделает,
чтобы избавить людей от страдания, от жестокого приказания
угнетателей, в добродетель ему зачислится; если же примет он
мучение или смерть и казнь лютую, то он будет светлый мученик.
Спросили ученики своего учителя: «Откуда взялось беззаконие
и чем оно держится?». — И ответил им учитель: «А взялось оно
от злодейства и преступления». Смотрите, чем держалось и
держится оно на Руси. Держится оно одним цареубийством и
насилием. Вельможи и придворные для беззакония своего мерзкого
царей сажают и низлагают и убивают каждый раз, когда это им
надобно, а затем подкупают их подкупами великими, чтобы они
были им пособниками, в беззаконных их делах помощниками.
А потом через духовенство подкупленное они в церквах народу
проповедуют, что посаженный их злодейством царь, поощритель
их беззакония, есть от бога царь посаженный.
Беззаконные хулители и преступные обманщики, не от бога
ваш царь посаженный, а от вашего беззакония, от преступного
злого умысла. Чтобы царя иметь беззаконника, их злодейских
дел поощрителя, они с малых лет воспитуют его в беззаконии
и злу научаючи; а как вскормят они в нем сердце злодейское
и начнет он их тиранить самих, они изводят или убивают его,

134
В. В. БЕРВИФЛЕРОВСКИИ
чтобы знали его наследники, что тиранить можно один народ,
беззаконие поощряючи, а вельмож своих они слушать должны
и злодейству их способствовать. <...>
Убийством, тюрьмой, возмущением на царя сначала страх
наводится, а потом подкупают его подкупом, лестью подлою
и ласкательством; эти ковы там подводятся, чтобы против силы
злодейственной не устоять и душе ангельской. Плачьте, люди,
и кручиньтеся, день и ночь слезами обливаючись, горем грудь
свою разрываючи, глядя на царство беззакония и на силу его
великую, глядя на то, как оно держится злым злодейством
и преступлением. Пусть же слезы ваши горючие жгут вам тело
огнем-пламенем, пусть горе ваше бесконечное грызет сердце
ваше печальное, словно хищный зверь чудовищный. Нет, не знать
нам утешения, не видать ни единой радости, пока с силой народа
великою не раскинем мы царство злодейское. Над головами
нашими бедными, над сердцами разможженными лежит проклятие
трижды тяжкое; тем проклятием мы разможжаемся за то, что
терпим в своей слабости от ленивства и от робости это царство
беззакония. Говорю я вам, любезные, говорю, сто крат повторя-
ючи, моему вы сердцу близкие, лучше уж страсти нести тяжкие,
умереть светлой смертью мученика за закон, на врагов ополчаяся,
чем всю жизнь быть под проклятием за то, что с царством
беззакония всею силою не боролися. В горький смертный час тебе
вспомнится, что умираешь ты под проклятием, трижды тяжким,
угнетающим; задрожит душа твоя трепетно, и подымутся
дыбом волосы, и уставятся глаза мутные от страдания ужасного,
и воскликнешь ты диким голосом: «О, горе мне, злополучному,
мне, преступнику из преступников, не боролся я с беззаконием.
Ты умрешь смертью беспокойною, а на трупе твоем, лице
мертвенном, черты ужаса останутся, черты страха бесконечного,
и страшиться будут люди робкие на тебя глядеть на мертвого».
Спросили ученики учителя: «Как узнать нам законных
правителей, как отличить их от беззаконников, от злодеев, власть
имеющих?». И ответил им учитель: «Ой, не трудно законных
правителей отличить от беззаконников, как не трудно хлеб
питательный отличить от плевел мерзостных. Кто живет в дворцах
и в роскоши, тот исчадие зла поганого, поощритель беззакония;
над народом кто величается и своей роскошью поганою кто
внушить людям старается, что он лучше их, достойнее, тот рожден
от беззакония. Беззаконники окаянные постоянно народу на-

Как должно жить по закону природы и правды
135
говаривают, что не могут-де люди равными быть. Наговоры эти
преступные на беззаконных правителях оставляют клеймо
злодейское, и по этому они узнаются; а законные люди, истинные
и законные правители одно слово повторяют всем труженикам
и одному они поучают их: все люди должны равными быть, друг
от друга не отличатися, друг над другом не величатися. И чтобы
злые беззаконники, захватив власть великую, не могли стереть
закон истинный, чтобы закон был вечно памятен, — люди
голыми все рождаются, равно голыми и слабыми; могут все они быть
учеными, если равно обучаются. А чтоб людям было понятнее
вековечное их равенство, созданы скоты бессловесные, они вечно
будут безграмотны, и не могут они научитися так, как все людьми
рожденные; это знамение великое, это знамение — вековечное
о законе напоминание. Не сотрут его беззаконники, как бы они
о том ни старалися, и их дети во дворцах и среди роскоши вечно
голыми будут рождаться, столь же голыми, глупыми, слабыми,
как и в хижине, крытой соломою. Кем народу постоянно
внушается это знамение великое — вот законные правители; всем детям
до единого обучение дают равное; те правители незаконные, кои
этого не делают. Научающие людей с усердием, как им равными
друг с другом сделаться, — вот законные правители. Вы по этому
их узнаете, отличите от незаконных властей, от поощрителей
беззакония».
Расставаясь с своими учениками, он сказал им последнее
слово. Когда он вспомнил беззаконие, всюду на земле царящее,
и людей тяжкие страдания, по лицу его, мукой изнуренному,
протекли слезы горячие, как роса, они на землю падали, и пила
земля скорбь его великую. Для людей счастье и земные
радости от одной любви братской рождаются. Только такая любовь
сладчайшая дает счастье безмятежное, неизменное, лихим горем
не отравленное, среди повсеместной братской любви во всех
случаях человек утешается, от страданий всех избавляется,, протекает
его жизнь счастливая среди радостного лобызания. Где же нет
братства повсеместного и любви его сладчайшей, не дадут там
жизнь безмятежную, счастливую и спокойную ни богатство с его
роскошью, ни власть, ни знатность гордая. Любовь же братская
сладчайшая только в той мере у них водворяется, как закон
людьми исполняется. Ой вы, люди темные, неразумные; о люди
неведающие, трудно для вас закон познать, трудно паче всяких
трудностей, ибо вам все представляется, что если вы богатством

136
В. В. БЕРВИФЛЕРОВСКИЙ
друг над другом возвыситесь, то вы будете счастливее. А через
эту слабость душевную вы отдались во власть беззаконникам,
и вас всех они сделали нищими и рабами-служителями; все для
себя одних они забрали и над вами величаются, тяжким горем
вас угнетаючи, как скотами вами помыкаючи.
Слушайте, люди, правду великую, только тогда вы счастье
изведаете, радость светлую без горести, когда полюбите друг
друга любовью сладчайшей и от любви друг к другу сладостной
не захотите вы друг над другом возвышатися, а возжелаете все
быть равными. Кто сердцем чистым и светлым разумом постигает
закон равенства, тот один достойный есть и один он
добродетельный. А кто с гордыми и сильными борется и словами и оружием,
не жалея живота своего, чтобы сделать людей равными, тот есть
светлый, чистый праведник. Нет в робости добродетели, вы
не бойтесь оружия, а берите его рукой твердою и сражайтесь
битвой жестокою за святой закон и за равенство, за братскую любовь
сладчайшую с угнетателями гордыми. Знайте и помните, люди
добрые: пока не водворилось святое равенство, любовь братская
сладчайшая, пока чистый закон не царствует, до тех пор у всех
у вас одно дело есть — это с оружием с гордыми битися, своего
живота не жалеючи, за святой закон и за равенство. Только тот,
кто в битве свою кровь прольет, землевладельцев уничтожаючи,
богачей гордых смиряючи, только над тем будет благословение:
ее устрашился он, чего боятся все, не убоялся он брать оружие
и с кичливой силой сражатися. Кто же видит братьев своих
угнетение, людей страдания, и слезы горькие, и обиды
несправедливые — и из робости, малодушия за обиды их не вступается
ни словами, ни оружием, на том вечное проклятие, и так худо
ему будет сделано, что ему лучше бы не родиться! Средь мученья
бесконечного он вопиять будет громким голосом: «Горе робкому,
малодушному, что за братьев не вступается!».
€4^

^^^
О. АБРАМОВИЧ
Экономические взгляды В. В. Берви-Флеровского
(1829-1918)
В. В. Берви-Флеровский — одна из колоритнейших
литературно-политических фигур 70-х — 8(Ьх гг. Человек многообразных
интересов — экономист, социолог, публицист, философ, — Фле-
ровский пронизывал свои произведения жгучей ненавистью к
помещикам, капиталистам и чиновникам, как писал Маркс в своем
письме к Энгельсу по поводу основного труда Флеровского
«Положение рабочего класса в России». Эта жгучая ненависть к
эксплуататорам и глубочайшее сочувствие к рабочим и крестьянам,
обездоленным и угнетаемым всем социально-политическим
строем на перевале от помещичье-крепостной России к буржуазно-
дворянской, создали Флеровскому огромную популярность.
По свидетельству современников, книга Флеровского по
влиянию на молодежь не уступала известным «Историческим
письмам» Миртова-Лаврова. В значительной степени под влиянием
произведений Флеровского формировалось, по свидетельству
известного деятеля революционно-народнического движения
Аптекмана, мировоззрение революционной молодежи 70-х гг.
«Флеровский, — рассказывает Аптекман, — всецело владел
нами как "учитель жизни", как один из благороднейших друзей
народа, как талантливый писатель и благородный мыслитель, —
одним словом, как друг-писатель молодежи. В истории нашего
движения в народ Берви сыграл выдающуюся роль и как
писатель, и как личность». <...>
Жизнь Флеровского — неустанная борьба с гнетом,
насилием и эксплуатацией. Начинает он эту борьбу с наивного письма
к Александру II, в котором негодует по поводу того, что студенче-

138
О.АБРАМОВИЧ
скую демонстрацию в Петербурге полиция разогнала нагайками
и прикладами, а руководителей арестовала (1861 г.). Призыв
к «гуманности» «царя-освободителя» имел своим последствием
занесение Флеровского в списки «неблагонадежных» и
недопущение его к кафедре государственного права, предложенной
ему до письма. В следующем году он вновь обращается к царю
с письмом, но уже с письмом-протестом против ареста мировых
посредников Тверской губернии1, которые, выполняя решение
тверского дворянства, разослали по волостям циркуляр с
извещением, что впредь уставные грамоты* будут писаться не иначе, как
с предоставлением крестьянам права собственности на отводимые
им наделы. Вместе с тем Флеровский обратился с письмом к
русскому дворянству и письменно ознакомил с событием
английского посла. Протестанта упрятали в дом для умалишенных и затем
сослали в Астрахань. С того времени ссылка сменяется тюрьмой,
тюрьма ссылкой: 1863 г. — Казанская тюрьма, 1864 г. — ссылка
в Кузнецк, 1866 г. — ссылка в Вологду, 1868 г. — перевод в Тверь
под надзор полиции, 1872 г. — арест и ссылка снова в Кузнецк
и т. д., и т. д. Только в 1893 г. он получает возможность уехать
за границу, откуда спустя три года возвращается в Россию и
поступает на службу бухгалтером в Юзовке. Последние 7-8 лет
своей жизни Флеровский был болен тяжким недугом, лишившим
его возможности заниматься какой бы то ни было деятельностью.
Непрерывные гонения, которым подвергался Флеровский,
вызывались его участием в революционных организациях —
он был близок к кружку чайковцев, к долгушинцам. Тюрьма
и ссылка не сломили его стойкости. Куда бы ни загоняла его
полиция, он всюду вел — на базарах, среди крестьянства, у
себя на квартире — пламенную агитацию, направленную против
неслыханной эксплуатации и угнетения. В ссылке же он
написал и два крупных своих труда: «Положение рабочего
класса в России» (1869 г.) и «Азбуку социальных наук» (1871 г.),
создавшие автору широкую популярность не только в России,
но и за пределами ее. Чайковцы и долгушинцы, по поручению
которых Флеровский пишет некоторые свои книги («Азбука
* Письменные акты, которыми определялись для каждого имения новые
отношения между помещиками и крестьянами после 19 февраля 1861 г.
и размеры повинностей крестьян. Уставные грамоты составлялись
помещиками и специальными должностными лицами из дворян — мировыми
посредниками.

Экономические взгляды В. В. БервиФлеровского(1829-1918) 139
социальных наук» — по предложению чайковцев, «Как должно
жить по законам природы и правды» — по предложению дол-
гушинцев), усиленно распространяют произведения писателя,
и они становятся настольными книгами революционной
молодежи. Кроме указанных книг, перу Флеровского принадлежит
ряд других трудов: «Свобода речи, терпимость и наши законы
о печати» (1869 г.), «Философия бессознательного, дарвинизм
и реальная истина» (1878 г.), «Три политические системы:
Николай I, Александр II, Александр Ш»(Лондон 1897 г.). В 1904 г.
он напечатал свою «Критику идей естествознания». Другие его
произведения появились в журналах «Дело» (за подписью На-
валихин), «Отечественныезаписки», «Слово» и «Неделя».
* * *
Экономические взгляды Флеровского сформулированы,
главным образом, в его исследовании «Положение рабочего класса
в России». Появление этой книги было в свое время крупным
событием не только в русской литературе. Маркс,
ознакомившись с книгой, писал 10 февраля 1870 г. Энгельсу: «Это самая
значительная книга, какая только появилась после твоего
произведения о "Положении рабочего класса в Англии"*. Ссылки
на работу Флеровского мы находим в «Развитии капитализма
в России» Ленина.
Рассматривая книгу Флеровского, нужно иметь в виду, что
под понятием «рабочий класс» он разумеет рабочего и
крестьянина, кустаря и ремесленника, всех работников физического
труда тогдашней России.
При всей большой ценности книги Флеровского в ней имеется
немало теоретических наивностей. Но для своего исследования
Флеровский собрал громадный фактический и статистический
материал, много личных наблюдений. Для того чтобы сделать свои
выводы о сибирском земледельце, вологодском крестьянине или
крестьянине степной полосы между Уралом и Волгою, он упорно
изучал каждый район по губерниям, уездам и даже волостям.
Основной объект изучения Флеровского — сельское хозяйство
и его производитель — крестьянин. Фабричное производство
рассматривается автором как подсобное по отношению к сельскому
хозяйству.
* Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. XXIV, стр. 287.

140
О.АБРАМОВИЧ
Флеровский описывает в своем «Положении» жизнь и труд
уральских горнорабочих кустарных промыслов, рабочих
сибирских золотых приисков, отхожих промыслов и т. д. Рисуя
жестокую эксплуатацию рабочих, автор приходит к заключению,
«что современный порядок, при котором произведения фабрик
и заводов принадлежат одному капиталисту, в высшей степени
убыточен для рабочих. Общество должно сделать все, что от него
зависит, чтобы поставить работника по отношению к
капиталисту в такое положение, при котором бы он не соглашался быть
наемником» (стр. 288). «Наем на фабрики и промыслы заменил
собой рабство: это отношение не окончательное, а составляющее
для работника только одну ступень выше крепостного труда;
настанет время, когда наем будет воспрещен, как воспрещено
рабство» (стр. 289).
Несмотря на то, что теоретические представления Флеровского
о взаимоотношении между трудом и капиталом более чем
примитивны, тем не менее его выводы любопытны. Автор думает,
что выходом из системы наемного труда и эксплуатации
является создание товариществ между рабочими и нанимателями.
Он прямо заявляет: «Рабство уничтожено и уступило свое место
найму — наем должен уступить товариществу. Между трудом
и экономиею должно быть равенство, между работниками и
капиталистом — товарищество» (стр. 295). «Между капиталистом,
устраивающим фабрику, и его компаньонами нет никакого
ожесточения, точно так же не было бы никакого ожесточения между
фабричными рабочими и их компаньоном, капиталистом» (стр.
300).
В таком разрешении вопроса сказывается сильное влияние
на Флеровского идей Прудона.
При чтении этих высказываний Флеровского о
«товариществах» между рабочими и капиталистами Маркс на полях
замечает: «Die alte Illusion» (старая иллюзия), в другом месте по
этому же вопросу Маркс отмечает на полях: «Das ist die Grundsauce
von Prudhon» (это квинтэссенция прудонизма), а против слов:
«Рабство уничтожено и уступило место найму — наем должен
уступить место товариществу» Маркс вставляет: «Nonsens»
(бессмыслица).
Флеровский не понимал подлинных основ и действительной
роли классовой борьбы; но наряду с этим нужно отметить
наличие у него еще в те годы зародыша понимания сути наемного

Экономические взгляды В. В. Берви-Флеровского( 1829-1918) 141
рабства. А правильную оценку исторических взглядов можно
дать лишь в историческом аспекте, с учетом состояния тогдашней
русской экономической мысли. Последняя в этом периоде была
настолько бедна, что даже слабые попытки нащупать классовые
противоречия, которые мы встречаем у Флеровского, не могут
не получить положительной оценки.
Капиталисты не работают, они только страхуют
промышленные предприятия, имеющиеся в их руках действительные
ценности. За такое страхование капиталист, по мнению Флеровского,
имеет право на страховую премию или процент на капитал, но он
не может предъявлять никаких притязаний на барыши. «Все, что
произведено моим трудом, — моё», — восклицает автор.
Это, конечно, старая утопическая песня о праве на полный
продукт труда, которая так жестоко осмеяна классиками
марксизма. Но интересно, что Флеровский настолько утопичен, что
допускает возможность запрещения наемного труда при
наличии капиталистов. Маркс по этому поводу замечает: «Schone
Fantasie — Verbot der Lohnarbeit und Erlaubnisse der Kapitalisten»
(чудесная фантазия — запрещение наемного труда с сохранением
капиталистов).
Флеровский выступает ярым противником капиталистической
собственности и горячим сторонником мелкой собственности.
Он даже уверяет, что капиталистическая собственность мешает
развитию производительных сил. <...>
Флеровский не понимал, что мелкая частная собственность
в силу внутренних законов своего развития неизбежно должна
вытесняться капиталистической частной собственностью, которая
покоится на эксплуатации чужого труда.
Флеровский — мечтатель, его чувства не могли примириться
с неслыханными издержками процесса превращения мелкой
частной собственности в частнокапиталистическую
собственность. Он не мог примириться с тем, что у него на глазах идет
процесс уничтожения мелкого производства, превращения
индивидуальных и раздробленных средств производства в обоб-
ществленно-концентрированное производство, превращения
карликовой собственности многих в гигантскую собственность
немногих, экспроприации у широких народных масс земли,
средств существования, орудий труда и т. д.
* * *

142
О.АБРАМОВИЧ
<...> Автор добросовестно, основываясь на множестве фактов
и цифр, показывает, что распространенное в то время среди
эксплуататорских классов мнение, что «у нас не то, что в
Западной Европе, у нас народ благоденствует», является
выдумкой, которую муссируют царские чиновники и «благодушные»
экономисты. Ознакомление с тогдашней действительностью
показало автору, насколько ложен этот казенный оптимизм.
Массы стонали под тяжестью налогов. Налоговая система была
многообразна и запутана. Здесь и подушный налог, и оброчный,
и общественный (с государственных крестьян), и
государственный земский сбор, и рекрутский сбор, и паспортный сбор и т. д.,
и т. д.
Все налоги взыскивались с ревизской души, т. е. все эти
налоги лежали на трудящихся. На них же падала и основная
тяжесть косвенных налогов. Налоги с крестьянства и рабочего
класса составляли больше 2/3 всего государственного бюджета.
Если принять в расчет целый ряд других налогов, не вошедших
в приведенный перечень, то можно сказать, что государственный
бюджет того времени (1862-1865 гг.) больше чем на У* состоял
из поступлений от трудящихся. <...>
Крестьянин, как только переходил в купечество, освобождался
от всяких повинностей, отбываемых крестьянами, а самые
налоги приобретали совершенно иную форму и иное «содержание».
Бремя налогов на трудящихся в эту пору (1860-1870 гг.)
намного превосходило налоги в Западной Европе. По данным той же
комиссии, в 1862 г. в Англии с высших классов взималось 52%
всех налогов, с низших — 40%, во Франции с высших классов —
49%, с низших — 30%.
Это одно, даже без учета колоссальной разницы в зарплате,
говорит о том, как много оснований имели «патриоты»
тогдашней России потирать от удовольствия руки и уверять, что, мол,
в России «не то, что на Западе». Там, мол, нищенство и
пауперизм, а у нас якобы нет пролетария, у нас есть только крестьянин,
имеющий свое хозяйство, и т. д. Короче, у нас рай. Этот «русский
оптимизм» (Маркс) Флеровский вдребезги разбил собранными им
цифрами и фактами, он разоблачил истинную природу «рая» —
миф, который создали чиновники, чтобы еще туже завинтить
пресс эксплуатации и угнетения.
Громадные налоги на трудящихся еще более суживали и без
того нищенский бюджет крестьянина и рабочего.

Экономические взгляды В. В. БервиФлеровского( 1829-1918) 143
Анализируя бюджет сибирского крестьянина, Флеровский
рисует во всей наготе голодное существование деревни. <...>
Ярко показывает автор, как, несмотря на грандиозные
сибирские просторы и благоприятную почву, господствовала там
беспросветная нищета. Апатия охватила все живое. «Как будто бы
все считало себя безнадежно погибшим». «В избе, как в тюрьме,
вечный полумрак».
Положение крестьянских ребят ужасающее: босые зимой и
летом, крестьянские дети массами вымирают от голода и холода.
Крестьянин подвергается телесным наказаниям. «Подати не могут
быть взыскиваемы иначе, как с помощью телесных наказаний».
Будучи жертвой унижения, крестьянин в свою очередь держит
в таком же рабстве свою жену и детей, насаждает и поддерживает
в них раболепие перед отцом, перед помещиком, чиновником.
Истощала крестьянина и помещичья эксплуатация.
«Общество, — говорит Флеровский, — должно убедиться, что самая
святая и неприкосновенная вещь — это право собственности труда
над его произведениями; оно должно проникнуться той мыслью,
что право собственности только для того и существует, чтобы
охранять труд. Всякий раз, когда право собственности вырывает
из рук производителя произведенную им вещь и уменьшает его
доход, оно должно быть отменено и уничтожено» (стр. 130).
На результатах обследования крестьянских хозяйств
Флеровский показывает, что крестьяне, работая на помещичьих
землях, получали только 37% стоимости, полученной от своих
трудов. <...>
На основе статистического материала Флеровский дает анализ
по 36 губерниям Европейской России. Флеровский показывает,
что обнищание и неслыханные размеры смертности прямо
пропорциональны размерам крупных помещичьих землевладений.
Где много помещиков, где им живется привольно, там особенно
остра крестьянская нищета, там особенно велики цифры
смертности. Где больше помещичьих владений, там наинизшие цифры
рождаемости.
Средняя смертность во всей России в 60-70-х гг. была 1 на 28
жителей. В отдельных губерниях умирало 1 на 18 жителей
(Пермская) и даже один на 10. Характерно, что среди
малоземельных губерний, где всего меньше было распространено крупное
землевладение, не было ни одной, где смертность поднялась бы
до 1 на 10. <...>

144
О.АБРАМОВИЧ
Флеровский сравнивает малоземельные губернии
черноземной полосы, Калужскую, Курскую, Орловскую, Рязанскую
и Тульскую, и на основе цифровых данных приходит опять-таки
к тому же заключению, что там, где меньше всего помещиков,
даже при наличии малоземелья, жизнь крестьян относительно
более сносна и смертность ниже, нежели там, где имеется крупное
землевладение. Автор группирует крупное и мелкое
землевладение по отдельным уездам и приходит к тем же выводам.
«Не будь у нас помещичьих земель, — чрезвычайно
просто разрешает проблему Флеровский, — мы пользовались бы
таким же благоденствием (?! — O.A.), как Западная Европа»
(стр. 200).
«Если бы вы знали, как трудно есть все один черный хлеб, —
говорили Флеровскому крестьяне, — есть и думать, не
слишком ли я много съел, чтобы хватило на завтра». «Когда я
перечитывал им изображение их несчастья, — рассказывает
автор, — они начинали плакать» «Это все, все правда, что тут
написано, — говорили они, — каждое слово тут верно
поставлено». Со слезами и с увлечением начинали рассказывать, как им
приходилось голодать, закладывать свои вещи, как священник
собирал с них хлеб и потом им же продавал его в долг по рублю
за пуд в то время, когда пуд стоит шестьдесят пять или семьдесят
копеек» (стр. 202).
Флеровский считал своим долгом всюду и везде открывать
глаза трудящимся на их ужасающее положение.
«Этот несчастный человек, — негодует Флеровский, —
которого все несчастье заключается в том, что он слишком много
думает о том, как бы трудиться, и слишком мало о том, как бы
защищаться от притеснения, обвиняется в лени» (стр. 192).
Общий вывод Флеровского таков: «Ничто не имело для нашего
отечества таких громадных и таких пагубных последствий, как
почти исключительное водворение в нем крупной поземельной
собственности» (стр. 193).
Флеровский не понимал естественно-исторических
закономерностей. Как утопист он думал, что все плохое в общественном
устройстве и в экономической жизни объясняется исключительно
неразумностью человеческих желаний и действий. «При
обсуждении всякого социального явления мы не должны
забывать ни на одну минуту, что мы имеем дело не с механическим
аппаратом, а с живыми людьми. Тут все зависит от чувств этих

Экономические взгляды В. В. Берви-Флеровского( 1829-1918) 145
людей и их взглядов на вещи. Если наши кулаки, обирающие
народ под всеми возможными предлогами и на всех стезях его
беспрерывного и неблагодарного труда, если эти дикие и
полудикие эксплуататоры не проникнутся более гуманными чувствами
к ближнему и более светлыми понятиями о великом значении
народного труда и его права на должное вознаграждение, то
среди такого общества рабочему населению, живущему в трудных
обстоятельствах, нечего ждать: оно будет беднеть, хиреть и
вырождаться» (стр. 119).
Отбросить это «плохое» должны сами носители этого плохого,
т. е. прежде всего капиталисты. Флеровский думает убедить этих
людей, что ради их собственных интересов нужно не гнаться
за роскошью и богатством, ибо стремление к непрерывному росту
их основано якобы на неразумном чувстве.
Эти и подобные положения Флеровского и вызвали в
положительной, как мы видели, оценке, данной Марксом его книге,
оговорку: «Кое-где имеется небольшая доза благодушной чепухи».
Остановимся вкратце на том, как Флеровский рисовал
положение в России того времени рабочих и ремесленников.
Автор показывает, что развитие фабричной промышленности
не только не привело к улучшению экономического положения
населения, но, наоборот, усилило нищету на одном полюсе и
увеличило богатство на другом. <...>
Флеровский говорит: «Капиталист имеет право на ценность
своего капитала, и только; пока он им не рискует, он не должен
получать ни копейки более» (стр. 312).
Итак, капиталист не имеет права на прибыль, — он
имеет право получить только процент на свой капитал, если он
рискует им. Поскольку, однако, капиталист не
ограничивается процентом на капитал, а забирает себе все, что остается
после произведенных им расходов, он вместе с государством
и помещиком участвует в ограблении рабочих, содействует
их обнищанию. Поэтому Флеровский устанавливает три
причины нищеты и обездоленности масс в промышленных городах
и районах: налоги, крупная земельная собственность и развитие
промышленности.
Роль налогов и крупной земельной собственности в
низведении жизни рабочего до нищенства та же, что и в обездолении
крестьянства. Об этом речь шла выше. Что же касается развития
промышленности, то его Флеровский считает еще большим злом,

146
О.АБРАМОВИЧ
нежели крупное землевладение. «Губернии с развитой
промышленностью, — говорит он, — оказываются в самом жалком
положении по сравнению их не только с теми частями России, где
всего менее частных земель, но и с теми, где их всего более.
Свалить всю беду на частные земли тут уже невозможно» (стр. 343).
Автор сравнивает смертность в старой России и за границей
и показывает, что в то время как во Франции умирал 1 на 70,
наилучший показатель смертности в наших промышленных
губерниях была цифра 1 на 27.
«Промышленность, — говорит Флеровский, — этот источник
благосостояния и счастья для народов, делается у нас бичом,
который заколачивает в гроб, бедствием, с которым не могут
сравниться ни чума, ни холера» (стр. 346).
Флеровский идеализирует положение английских рабочих
и крестьян. «Европа удивлялась богатствам Англии и
приписывала их ее аристократии и ее капиталистам, не понимая, что
Англия потому именно и богата, что английская аристократия
и английские капиталисты относительно и малочисленнее и
беднее других» (стр. 217). Немного выше он пишет: «Землевладелец
(в Англии. — O.A.) боялся притеснять работника, ему страшно
было вывести его из терпения».
Флеровский плохо был знаком с английской экономической
действительностью, ибо в противном случае ему пришлось бы
признать, что «лэндлорды обогащаются, так сказать, вовремя
сна, ничего не делая, ничем не рискуя, ничего не сберегая» (Джон
Милль). Он не знал, что с 1800 по 1852 г. доходы английских
лэндлордов удвоились: в 1800 г. они составляли 22500 тыс.
фунтов стерлингов, а в 1852 г. — 41118 тыс. фунтов стерлингов.
Флеровский совершенно не принимал в расчет торговлю Англии
в колониальных владениях. Как известно, только подкуп за счет
сверхприбылей, полученных от усиленной эксплуатации
колониальных рабочих, верхушки английского пролетариата, позволил
последней относительно лучше устроить свои материальные дела.
«Работник получал в Англии, — повествует автор, — самую
высокую заработную плату, капиталист — самый малый процент
с капитала, и Англия сделалась самой богатой и промышленной
страной в Европе» (стр. 217). И он приходит к заключению, что
«благосостояние, промышленное развитие и просвещение страны
прямо пропорциональны уменьшению доли, платимой рабочим
классом высшим сословиям» (там же).

Экономические взгляды В. В. БервиФлеровского( 1829-1918) 147
Флеровский совершенно не знал механизма и законов развития
капиталистической Англии, он не знал, что доходы капиталистов
могут расти и действительно растут все время, несмотря на то,
что норма прибыли падает.
Маркс доказал, что масса доходов капиталистов
определяется двумя факторами: во-первых, нормой прибыли, во-вторых,
массой капитала, который применяется для получения такой
нормы прибыли*.
Что касается более высокой зарплаты английских рабочих
по сравнению с зарплатой русских рабочих 60-х гг., то это
объясняется разной степенью развития в то время капитализма
в Англии и России. Английские капиталисты получали более
низкую норму прибыли, чем русские капиталисты того
времени. Это верно, но английские капиталисты получали большую
массу прибылей.
Богатство Англии не есть результат растущего благосостояния
английских трудящихся, как думал Флеровский, а, напротив,
оно неразрывно связано с обнищанием пролетариата Англии. Это
богатство, находящееся в распоряжении буржуазии и ее
государства, растет на основе усиления, а не ослабления эксплуатации
и обнищания рабочего класса.
* * *
Через 10 лет после выхода в свет «Положения рабочего класса
в России» Флеровский в статьях, напечатанных в «Отечественных
записках» и «Русской мысли», излагает свою аграрную теорию**.
В этих статьях, как и в «Положении рабочего класса в
России», Флеровский проводит ту мысль, что крупное помещичье
землевладение хищнически истощает почву, в то время как
общинная собственность обогащает ее. Еще хуже обстоит дело,
по мнению Флеровского, с удельными землями, где
распоряжаются чиновники. Крестьяне стремятся уйти оттуда, куда глаза
глядят, уйти туда, «где царил наименее государственный из всех
существ — медведь. Но, увы, административная птица залетает
и туда».
* Маркс К. Капитал, т. III, изд. 1932 г., стр. 97.
* « Коренная нужда на севере и принцип государственного землевладения »,
«Отечественные записки* № 12 за 1879 г. «Наши великие экономические
задачи», «Русская мысль», V кн., за 1881 г.

148
О.АБРАМОВИЧ
Наиболее благоприятным, считает Флеровский, положение
бывших государственных крестьян, в руки которых перешли
значительные участки еще до реформы 1861 г.
Свое отношение к этой реформе автор резюмирует кратко:
«Бывшим крепостным продано было дорогой ценой в пользу помещиков
имущество, принадлежащее не помещикам, а крестьянам, т. е.
их усадьбы».
Трудовое крестьянство было поставлено землевладельцами
и бюрократией в положение голода и нищенства. Обездоленность
крестьянства доходила до крайних пределов. Какой же выход
из этого видел Флеровский? Он на этот вопрос отвечает прямо:
выхода нужно искать в «публичном праве на землю».
Идея публичного права на землю понималась Флеровским
не только как признание земли общенародным достоянием,
но в то же время как обеспечение трудового принципа пользования
землей. В основе этого публичного права должна лежать
общинная организация земельного хозяйства и всего строя сельского
поселения.
Флеровский, по сути дела, ратует повсюду за осуществление
путем реформ «социализации» земли посредством выкупа. В этих же
целях он в своей статье «Коренная нужда на севере и принцип
государственного землевладения» предлагает переход всего частного
землевладения на государственно-мирское. Для этого он
рекомендует государству скупить на средства государственного казначейства
земли крупных собственников и передать их крестьянским
обществам. Продажа земли в частные руки должна быть прекращена.
Вся операция должна быть закончена в течение 40-50 лет.
Но Флеровский не отдавал себе отчета в том, что как раз то
государство, которому он предлагал совершать эту операцию, было
помещичьим государством, органически связанным с
существовавшей земельной системой России. Провести реформу Флеровского
означало бы для этого государства согласиться на акт
самоуничтожения.
Флеровский также не отдавал себе отчета в том, что лозунг
«социализации» не является социалистическим, что он отражает лишь
наиболее радикальные требования буржуазии, что на практике
он должен привести к усилению капиталистического развития,
свободного от феодальных пут.
Флеровский в своей теории последователен: он выступает ярым
противником вносившегося тогда предложения приобретения

Экономические взгляды В. В. Берви-Флеровского( 1829-1918) 149
крестьянами земли в кредит, он доказывает, что такой метод
приобретения земли еще больше закабаляет крестьян и еще больше
пускает под откос сельское хозяйство.
Флеровскии называл предлагавшуюся им земельную реформу
«либеральной и никак не более». Действительно ли он считал
принудительный выкуп государством всей помещичьей земли
и передачу ее общинам не более как актом либерализма в
условиях помещичьего самодержавия, или это было маневром
легализации по существу революционной по тогдашним
временам идеи, но одно несомненно: надеяться на практические
результаты предложений Флеровского было утопией. Однако
их агитационное значение несомненно.
Земля, говорит Флеровскии, «ни в коем случае не должна
служить богадельней, обязанной содержать с приличной роскошью
всех денежных лежебоков и давать возможность всем
пройдохам-дельцам воспитывать потомство, окончательно ни к чему
другому неспособное, кроме постепенной передачи своих земель
в руки ростовщиков, в свою же очередь производящих таких же
беспутных сынков» («Наши великие экономические задачи»,
стр. 101). Флеровскии считает, что нельзя превращать «землю
в богадельню даже по отношению к рабочему пролетариату».
«Какое варварство сваливать бедного (рабочего. — O.A.) с плеч
фабрики на плечи земли» (там же).
Общий вывод Флеровского: «Крестьянская община не должна
уничтожаться в пользу всесословной: она должна
оставаться крестьянской и может сливаться разве только с рабочей»
(там же).
Исходя из этой реформы, автор выдвигает положение о
государственной ренте. «Те государства, — говорит он, — которым
удается сохранить ренту для общественного употребления,
обратив землю в общинное владение, неизбежно должны со
временем взять верх над теми, у которых земля находится в частной
собственности». Следовательно, заключает он, «путь, который
обеспечивает будущему государству наибольшее процветание,
есть путь государственной поземельной ренты и общинного
владения» (там же).
Итак, Флеровскии считал лучшей формой аграрного строя
общинное землепользование. Это экономическое устройство
должно, по мнению Флеровского, охватить всю страну.
Причем государство не должно вмешиваться в организацию этого

150
О.АБРАМОВИЧ
строя — сами ассоциации прекрасно себя устроят. В
промышленности формой производства должны быть артели или
«товарищества».
Флеровский все это не называет словом «социализм»,
но по существу это и есть мелкобуржуазный народнический
социализм 70-х гг.,»социализм Ткачёва и других.
Вот почему аргументы Энгельса, направленные против
Ткачёва, могут быть приняты нами как критическая оценка
и позиций Флеровского. <...>
Народники 70-х годов и их эпигоны еще в 90-х гг. все еще
надеялись на то, что кто-то может остановить наступление
капитализма на общину, что Россия каким-то чудом сможет избежать
капиталистической стадии своего развития. «Никакие
особенности землевладения, — писал Ленин в 1899 г., — не могут,
по самой сущности дела, составить непреодолимые препятствия
для капитализма, который принимает различные формы, смотря
по различным сельскохозяйственным, юридическим и бытовым
условиям. Отсюда можно видеть, как неправильна была самая
постановка вопроса у наших народников, которые создали целую
литературу на тему "община или капитализм?"»... «Доброму
народнику и в голову не приходило, что покуда сочинялись
и опровергались всяческие проекты, капитализм шел своим
путем и общинная деревня превращалась и превратилась в
деревню мелких аграриев»*.
Народники мечтали о том, что Россия перескочит к
социалистическому общественному строю непосредственно от общины
и промышленной артели. История показала, что
социалистическая революция в России развилась вовсе не из артельной
формы хозяйства и общинного землепользования, а из условий
империалистической России, дошедшей исторически до высшей
стадии развития капитализма.
* * *
Чрезвычайно характерно для целой полосы интеллигентских
переживаний того времени то обстоятельство, что Флеровский,
проведший значительную часть своей жизни в тюрьмах и
ссылке, человек, писавший книги по поручению революционных
организаций, писатель, книги которого внушали отвращение
* Ленин В. И. Развитие капитализма в России. Собр. соч., т. III, стр. 247-248.

Экономические взгляды В. В. Берви-Флеровского( 1829-1918 ) 151
и ненависть к эксплуататорскому строю и воспламеняли
революционную энергию, объявлял себя сторонником мирного пути
развития, считал, что решающее в устройстве общественной
жизни принадлежит только личности. Он думал, например,
что если бы вместо Александра II царем России в 1855 г. стала
крупная личность, личность большого ума, человек, понявший,
чего требуют интересы общественного развития, он провел бы
в России такую социальную систему, которая явилась бы
образцом социального устройства для всего мира. Такая
«благодушная чепуха» в сочинениях Флеровского встречается, но нельзя
отрицать революционной роли, сыгранной им в общественном
движении того времени. <...>
€«559

€*^
Л.А.ТИХОМИРОВ
Несколько мыслей о развитии и разветвлении
революционных направлений
<Фрагменты>
Устанавливая схему развития революционных направлений
в России, не следует преувеличивать их внутренней
преемственности1. Наши революционные кружки и направления
порождаются только до некоторой степени одни из других. Их общая
мать — поток «передовых», «либеральных» идей. На этом потоке
чисто революционные направления закручиваются отдельными
водоворотами, которые лишь отчасти и несовершенно происходят
один от другого. Допуская существование указанного потока,
можно смело предположить неожиданное возникновение
нового революционного водоворота даже в том случае, если бы все
предшествовавшие были уничтожены и утишены.
Лучшим и едва ли не единственно верным средством борьбы
против революционных идей — я считаю оздоровление людей
самого передового общества (между прочим, путем повышения
научного уровня) и т. д.
Прежде, однако же, чем перейти к характеристике
отдельных направлений, сделаю одно общее замечание. В наших
революционных течениях часто поражаешься их причудливыми
поворотами, скачками прямо в противоположные стороны.
Почему это происходит? Дело, я полагаю, в том, что в слое,
порождающем революционеров, есть основной идеал, основная вера
в какой-то грядущий революционный переворот, который имеет
своим орудием и целью некоторое освобождение... Чего? Всего
и всех. Это — чисто анархическая идея. Недаром наши Бакунин
и Крапоткин поучают Европу анархизму. Все, что освобождать —
хорошо, всякое уничтожение стеснения есть благо: эта (между

Несколько мыслей о развитии и разветвлении революционных направлений 153
прочим, глубоко ошибочная по односторонности) идея передовых
слоев общества превращается у людей пылких, бесшабашных
и нерассудительных в идею: всё, что создаст революцию, есть
благо. Эта вера в революцию существует у нашего кандидата
в революционеры гораздо раньше, чем он узнает жизнь. Он
раньше уверует, что жизнь никуда не годится, а затем уже начинает
подыскивать, почему именно она не годится. Вот почему
революционеры так перескакивают от одних оценок к другим, от одного
способа действия к другому. Они просто ищут революции, своего
фетиша. Если покажется, что для этого нужно осуществлять
«народные» желания, — кидаются их «осуществлять»; если
покажется, что для этого ведет лучшая «конституция», — берутся
за конституцию. Теперешние плехановцы (группа Освобождения
труда2)у уверовав, что лишь пролетариат может совершить
революцию, решают даже, что нужно создавать пролетариат... Эта
готовность взять что угодно, лишь бы оно вело к потрясению,
к разрушению, доходит до того, что молодежь увлекается даже
Владимиром Соловьевым, в котором чует отрицание
православия... Чует, быть может, даже ошибочно.
Само собою, указанное искание революции по большей части
происходит бессознательно. Впрочем, наиболее сильное
возражение «народовольцев» «деревенщикам» было такое: «Может
быть, это и правда, но вы в своей деревне перестаете быть
революционерами». Это была ultima ratio3.
Вторая причина, помогающая революционерам перескакивать
к самым противоположным доктринам, — это бессилие каждой
из них производить большое влияние. Третья причина — что
вообще очень первобытные и в то же время несколько
расстроенные мозги нуждаются в возбуждающем средстве нового,
необыкновенного. «Теперь это не пойдет: нужно искать чего-нибудь
нового» — эту фразу не раз приходилось мне слышать. Четвертая
причина европейские влияния. «Теперь в Берлине, или в Париже,
или вообще (имярек)... нашли, решили, убедились и т. д. в том,
что то или то ложно или верно»... Этакие известия оказывают
большое действие.
Оба мы с вами болтали пустое —
Умные люди решили другое...4
Это остается могучим рычагом того, что эти господа считают
своей «мыслью»...

154
Л.А.ТИХОМИРОВ
Итак, говоря о генезисе революционных идей, нужно быть
очень осторожным, тем более, что ко всему прочему нужно еще
прибавить крайне невысокий уровень способностей 9/10
революционеров и их почти поголовное невежество, вследствие чего
им плохо известны, в большинстве случаев, книги даже их
собственных учителей. В результате в головах их, общее правило,
господствует мешанина самых противоположных идей, причем,
конечно, обладатель такой головы может совершенно одинаково
пойти куда угодно, лишь бы «к революции».
Перехожу к чертежу разветвления направлений.
Первое крупное движение, за памятью моих сверстников,
сосредоточилось около Нечаева. Общество, им основанное, или,
вероятнее всего, он сам — называли себя в прокламациях
«последователями бравых Ишутинцев». Насколько мне известно,
у «бравых Ишутинцев» была такая анархическая каша в головах,
что якобинец Нечаев едва ли мог от них происходить. Верно то,
что Нечаев и Ткачев начитались всяких историй французской
революции (первой) и оттуда вышли якобинцами, сторонниками
революционной диктатуры, которая бы силою совершила
переворот — какой? Тут, конечно, была хаотическая чушь, немного
социализма, немного буржуазной «свободы», что угодно, а
главное, «там разберемся». Но прежде захвата власти нужно опять
буквально по рецепту 1789 г. все расшатать. Нечаев «расшатывал»
наивнейшим образом, он одновременно рассылал прокламации
дворянству, крестьянству, казакам, кажется, даже духовенству.
В прокламациях к дворянам он думал их возбудить указанием
на то, что, дескать, Рюриковичи обижены в своих «правах»;
крестьян натравливал на этих самых «Рюриковичей» и т. д. Он
практиковал все средства, провозгласил «цель оправдывает
средства», он первый пустил в ход терроризм (убийство Иванова).
Все это кончилось разгромом, который в малом виде
напоминает современный нам. Нечаевские идеи, заговоры, власти,
дисциплина, лганье и т. д. были чрезвычайно
скомпрометированы в молодежи. Правительство, конечно, сделало большую
ошибку, опубликовавши процесс с объяснениями подсудимых
и т. д. Но даже и с этим идеи собственно нечаевские, якобинские,
долго не могли подняться. Ткачев убежал за границу и там
начал продолжать буквально то, что делал с Нечаевым в России.
Но в России началось движение диаметрально противоположное
Нечаеву: повсюду возникли кружки самообразования.

Несколько мыслей о развитии и разветвлении революционных направлении 155
Эти кружки самообразования, конечно, были лишь развитием
естественных студенческих кружков для совместного изучения
лекций, чтения и т. д. По подавлении политических затей,
естественно, низшие студенческие кружки стали привлекать
к себе внимание (ибо ничего больше не было). В 1870, кажется,
году несколько «интеллигентных» в С.-Петербурге (Лермонтов,
Чайковский, Сердюков, кажется) согласились разделить между
собой высшие учебные заведения, чтобы каждый в своей области
учреждал и направлял эти кружки самообразования. Идея была
такова: революция будет — это уже вне сомнения, но ее нужно
подготовлять путем развития личности; прежде, чем приступить
к деятельности, — нужно выработать себя и получить
всестороннее образование. Это образование состояло в чтении книг
по установленным в кружках программам, в известной системе,
начиная с наук естественных и кончая — психологией, историей,
социологией. Само собою, все это было очень по-детски и на
изучение «всех наук» уходило по году, по два времени. Из таких
кружков выдвинулось десятка два лиц, которые и составили
«кружок чаиковцевъ. Он вышел, таким образом, как бы
центральным, но только фактически, потому что в то время, в
противоположность нечаевскому, смеялись над всякими организациями,
начальствами и т. п.
Кружок этот сложился окончательно на каникулах 1871 г.,
когда большинство членов его вместе поселилось на даче, и тут
окончательно слились в кружок. Связью кружка были чисто
личные отношения: уважение, согласие в мнениях и т. д.
Бывали случаи, что единогласное решение кружка не могло
принудить отдельного члена к тому или иному поступку, и этого
члена оставляли в покое: что, мол, делать, если не хочет! Наука,
образование, личная выработка — вот идея, которую нес
кружок. Он издавал книги, распространял их по дешевым ценам,
в убыток, пополняя дефицит разными пожертвованиями. Он
основывал другие кружки, члены его разъезжали с этой целью
по всей России, и кружки возникали, как, напр., в Москве (где
я был членом кружка), в Одессе и т. д. Вообще этих кружков
было много.
В идейном смысле я считаю кружок Чайковского и вообще все
направление 1869-1872 гг. порождением пропаганды Писарева
(публициста Дмитрия Ивановича), тогда уже умершего. Кружок
был глубоко пропитан всеми его отличительными идеями: наука,

156
Л. А. ТИХОМИРОВ
образование. К народу люди того времени относились свысока.
Народ нужно учить, возвышать до себя.
Однако рядом с этим господствующим направлением было
маленькое течение противоположного характера. В С.-Петербурге
и Москве оно выражалось кружком Долгушина; в провинции
близкое направление было в Киеве, в Харькове, где ходили
в народ, когда еще на севере об этом и не думали. Долгушинцы
смеялись над «книжниками», «образованниками» чайковцами,
а себя называли народниками. Их идея была идти в массу народа
и делать попытки бунта, так как по-тогдашнему считалось, что
с окончанием срока обязательных отношений крестьян к
помещикам должно начаться повсеместное крестьянское восстание.
Это маленькое сначала течение переломило скоро все.
Характерная черта русских движений: как только какой-нибудь
отпрыск движения разрастется, по-видимому, до состояния
некоторой силы, он немедленно начинает сохнуть. Чайковцы,
казалось, достигли многого. У них были огромные связи, деньги,
масса изданий (легальных), распространение книг шло широко.
Устроены были во всех кружках занятия с рабочими, и многие
рабочие были вполне «распропагандированы». Но уже в 1872 г.
очень усиливается направление народников, усилия
направляются не столько на учащуюся молодежь, как на рабочих, и
является мысль идти в деревню, в народ. С целью подготовки к этому
разные лица (между прочим, из самого кружка чайковцев)
поступают на фабрики, некоторые уезжают в деревню.
К 1873 г. накопляется уже много элементов для движения
в народ: 1) пропаганда анархии Бакунина, который выставил
массу народа хранилищем настоящего революционного
бунтовского духа; 2) за границу бежал Лавров, который основывает,
под сильным влиянием чайковцев, журнал «Вперед*, также
посылающий в народ, хотя не для бунта, а для социалистической
пропаганды и организации тех лиц народной среды, которые
проникнутся социалистическими учениями (у Лаврова бунт
предполагался лишь в будущем); 3) кружок Долгушина попытался
бунтовать народ под Москвою и, хотя погиб, но повлиял своим
примером; 4) старые стремления провинциальных кружков Киева
и Харькова к хождению в народ оживают; 5) кружок чайковцев
примыкает решительно к этому же движению.
Тут нужно отметить верное, хотя случайное,
обстоятельство. Кружок чайковцев до 1873 г. действовал замечательно без

Несколько мыслей о развитии и разветвлении революционных направлении 157
стеснений; он завел по Петербургу десяток центров пропаганды
между рабочими, куда стекались многие сотни фабричных и т. д.
В 1873 г. начались наконец меры полиции, некоторые члены
кружка были арестованы, остальные разбежались по разным
городам и дали огромный толчок идее идти в народ. Решено
было, что в городах действовать трудно и что выгоднее
перенестись в деревню. Зима 1873 г. и весна 1874 г. в Москве и других
городах были употреблены беглецами на разжигание молодежи,
а летом 1874 г. сотни человек двинулись «в народ», с котомками
и книжками:
Паспорт, котомка,
Дюжина разных изданий,
Крепкие ноги,
Множество планов, мечтаний5,
как впоследствии воспевал это время один из участников (см.
сборник «Из-за решетки»).
Эти «планы» и «мечтания» были крайне неопределенны.
Массу молодежи потянуло в народ именно то, что в сущности
тут не было никаких окончательных решений: «посмотреть»,
«осмотреться», «прощупать почву», вот зачем шли, а дальше?
Может быть, делать бунт, может быть, пропагандировать. Между
тем хождение было нечто столь новое, заманчивое, интересное,
требовало столько мелких занятий, не утруждающих головы
(вроде изучения костюмов, манер мужиков, подделки
паспортов и т. д.), требовало стольких лишений физических (которые
удовлетворяли нравственно, заставляя думать каждого, что он
совершает акт самопожертвования), что наполняло все время,
все существо человека. <...>
Наступила эпоха 1875-1878 гг.
В России — сотни бывших пропагандистов сидели по тюрьмам.
У оставшихся на воле и у их молодых преемников после
некоторого затишья выработалось два направления: а)
народническое — в смысле кружка Земли и воли, б) террористическое.
Направление Земли и воли сложилось под влиянием: а) идеи
Бакунина (через которого связаны даже со славянофилами)
о народе, хранителе высших идеалов общежития и силы
революционной; Ь) идеи Лаврова об организации народных элементов
(через Лаврова связаны с социал-демократами); с) под влиянием
опыта, показавшего, что с налету в народе ничего не сделаешь
и cl) идеи Ткачева (а через него — Нечаева и французских яко-

158
Л.А.ТИХОМИРОВ
бинцев, бланкистов) о крепкой организации революционных сил.
Программа Земли и воли состояла в следующем: идеалы народа
в основе совпадают с идеалами социалистическими, нужно лишь
оформить эти идеалы и скрепить народ организацией, способной
дать ему силы для осуществления этих идеалов. Впереди, стало
быть, виднелась революция, уж это всегда. А в ожидании нужно
было следующее: 1) крепкая центральная организация кружка,
с безусловным послушанием членов, с принципом «цель
оправдывает средства»; 2) разветвить этот кружок по провинциям,
в деревнях; 3) поселяться в деревнях прочно, в звании писарей,
фельдшеров, земледельцев, торговцев и т. д.; 4) войти в
крестьянскую жизнь, заслужить доверие, бороться рядом с крестьянами
против помещика, полиции и т. д. на почве законной и даже
беззаконной; 5) высматривать и опробировать среди крестьян
лиц, революционно настроенных, и таким образом расширять
больше и больше свою организацию.
Земля и воля сделала очень многое. Она собрала человек 30
членов, большею частью энергичных, основала свою
центральную организацию в Петербурге, имела кружки провинциальные
в разных губерниях (Тамбове, Саратове, на Дону и т. д.). Кружок
имел деньги, находил связи, ему необходимые, и вообще
процветал до 1878 г.
Террористы возникли под влиянием: а) пропаганды Ткачева
(«Набат» и Общество народного освобождения), который
постоянно рекомендовал убивать, сопротивляться и т. д.; Ь) под
влиянием радикальных идей о личных правах и о политической
свободе; с) под влиянием бывшего в народничестве бунтарства.
В первоначальном терроризме (который собственно южного
происхождения) смешивалось два течения: одно стремилось частыми
убийствами, сопротивлениями и т. д. вызвать революцию,
другое рассчитывало принудить правительство к уступкам, т. е.
к допущению прав революционной пропаганды, обществ и т. п.,
а быть может, и к дарованию конституции. <...>
Наступил 1878 год. Процесс 193-х выпустил на деятельность
очень немного лиц, но он создал много предлогов и случаев для
дальнейших столкновений. Едва окончился процесс — раздался
выстрел, направленный Верою Засулич в генерала Трепова и т. д.
Это время было очень курьезное. Правительство, насколько
о нем возможно судить по действиям администрации, имело
какой-то виноватый вид. Свобода в Петербурге наступила не-

Heсколько мыслей о развитии и разветвлении революционных направлении 159
обычайная. Сходки происходили невозбранно, демонстрации —
почти невозбранно. На панихиду по Сидорацкому во
Владимирской церкви публика была приглашаема печатными билетами,
где что-то говорилось о «жертвах деспотизма» и т. д. Хотя эти
билеты рассылались по всему Петербургу, никто и не подумал
помешать демонстрации. Либеральная публика держала себя так,
что революционеры не могли не думать, что она им сочувствует.
Весна 1878 г. вселила в революционеров уверенность: 1) что
правительство может растеряться и уступить; 2) что либералы могут
революционеров серьезно поддержать. Я не обсуждаю вопроса
о том, насколько подобная уверенность имела основательности,
а отмечаю лишь факт ее. Факт же сам по себе крайне важен,
потому что это преувеличенное сознание своих сил (или слабости
препятствий) именно внушило революционерам решимость
на самые отчаянные предприятия.
Политические убийства, вооруженные сопротивления и т. п.
посыпались одно за другим. Правительство приняло энергические
меры, но, в сущности, эта энергия была больше показная, так
как, без сомнения, такие громкие слова, как осадное положение,
исключительные меры, Верховная комиссия и т. д., не могли
иметь никакого вреда для заговорщиков, прячущихся в
закоулках, а делали им только громкую рекламу. <...> Весь остаток
1878 и половина 1879 г. прошли, таким образом, в громких,
но нисколько не имеющих силы мерах, в нескольких
случайных успехах полиции, а также в усилении организации Земли
и воли. В идеях тут необходимо отметить все большее развитие
терроризма.
Почему развивался терроризм? Суть дела, по мне, в
следующем: основу революционно-интеллигентной души, крайне
расшатанной, потерявшей уважение к авторитету, не
поддерживаемой нравственно ничем, кроме идеи в какое-то всеобщее
освобождение, — составляло стремления к революции в прямом,
бунтовском смысле. Но этой борьбы, восстания интеллигент
не находил нигде, кроме терроризма; это было некоторое
подобие революции, и оно к себе неудержимо притягивало. Раз
попробовавши кинжалы и пули, раз подумавши, что на этом
пункте можно, так сказать, прорвать защиту существующего
строя, — силы шли неудержимо на этот пункт. Центр Земли
и воли, находясь под городскими впечатлениями, делается
террористическим, вопреки даже программе кружка, вопреки

160
Л. А. ТИХОМИРОВ
желаниям провинциальных членов. С развитием Киевского
Исполнительного комитета около Земли и воли образуется якобы
ей подчиненная подгруппа террористическая, которая имеет
у себя привезенную из Киева печать Исполнительного комитета
и начинает издавать прокламации от имени Исполнительного
комитета. Террористы Земли и воли (Михайлов Александр,
Квятковский, Морозов) создают даже Листок Земли и воли,
якобы приложение к газете, органу кружки Земля и воля, но это
приложение проповедует идеи, совершенно противные органу.
Когда прибыл в С.-Петербург Соловьев, Александр Михайлов
втайне от кружка оказывает ему всю помощь.
Террористы Земли и воли таким образом насильственно
тянули кружок на путь «политической борьбы». Нужно сказать, что
члены, верные программе, страшно протестовали. Внутренние
раздоры доходили чуть не до револьверов. Были случаи, что
члены-народники угрожали членам-террористам пустить в ход
силу, если эти последние не перестанут употреблять средств и имя
кружка на дело, противное его целям.
Так назревал разрыв. Надо сказать, что среди сторонников
«политической борьбы» были разные течения: одни были чистые
террористы, по примеру бывших киевских; они хотели путем
террора вынудить у правительства уступки и примером своего
самоуправства, скомпрометировав правительство, довести
дело до революции. Представителем чистых террористов можно
назвать Н. Морозова, который несколько позднее изложил
свои идеи за границей в брошюре «Террористическая борьба*.
Другая часть «политиканов» только терпела терроризм, мечтая
собственно о государственном перевороте путем заговора. Ввиду
явного разрыва с народниками («деревенщиками»), некоторые
лица, особенно Александр Михайлов, решились обеспечить
себя от нападений членов народников. Согласно уставу кружка,
в 1879 г., летом, должен был быть созван общий съезд кружка
из С.-Петербурга и провинций. Центр назначил местом съезда
Воронеж. Но было втайне решено еще раньше созвать съезд всех,
кто в разных местах России заявил себя сторонником
политической борьбы, чтобы сформировать тайное общество в тайном
обществе, а затем этих своих членов провести на Воронежском
съезде в члены кружка Земля и воля и с помощью этого составить
себе большинство голосов.
Такова была цель Липецкого съезда. <...>

Несколько мыслей о развитии и разветвлении революционных направлении 161
Через несколько дней после Липецкого съезда наступил
Воронежский. Там все пошло по плану. Сначала вотировали
принятие новых членов, которые ожидали в Липецке первой
телеграммы, чтобы приехать. Деревенщики, совершенно искренние,
не подозревали ловушки. Новые члены приехали, с их помощью
«политиканы» не добились полного преобразования кружка,
но было все-таки решено, что часть средств должна идти на
политическую борьбу; особенно легко согласился съезд на террор.
Но все-таки такое решение было недостаточно «политиканам».
Им приходилось таиться, нельзя было свободно действовать.
А деревенщики уже мало-помалу опомнились и увидали, что
их идеи и средства будут в руках совсем не их людей. Таким
образом начались споры, и того же самого 1879 г. состоялся
последний съезд в С.-Петербурге, порешивший разрыв Земли
и воли с уничтожением самого названия старого кружка, с
разделом имущества кружка между двумя новыми, из которых,
один принял название Народной воли, другой Черного передела,
по именам созданных ими газет.
Черный передел влачил существование мало заметное. Он
представлял сначала идеи народников (выше
характеризованные), мало-помалу проникаясь идеями социального
демократизма, и через несколько лет его заграничные представители,
Плеханов с товарищами, окончательно разорвали связь с идеями
народничества, основав чисто социал-демократическую группу
Освобождения труда (за границей в 1883 или 1884 г.). Эти
последние желают конституции и пропаганды социалистической
среди рабочих, чтобы их постепенно организовать в чисто рабочую
партию; террора не любят, даже отрицают его. Влияния, кажется,
особенного не имеют. Черный передел исчез с лица земли.
Народная воля жила шумнее и даже дольше. Ее историю
можно разделить на следующие периоды: а) от 1879 по 1 марта
1881 г.; в) от 1 марта 1881 г. по лето 1882 г.; с) 1882-1883 гг.;
d) период Лопатина; е) современный период, т. е. после 1884 г.
Первоначально преобладающая идея Народной воли была
идея заговора с целью низвержения правительства и созыв
Учредительного собрания или же, смотря по обстоятельствам,
захвата власти. Реформы, имевшиеся при этом в виду, изложены
в программе Исполнительного комитета. Террор не занимает
в программе важного места; что касается цареубийства, оно
скорее было навязано сообществу соответственным настроением

162
Л.А.ТИХОМИРОВ
мысли революционеров. Множество их не примыкали к Народной
воли иначе, как на этом пункте. <...> Арест Александра
Михайлова, затем арест Клеточникова, а также арест Желябова уже
указывали на начало падения кружка. Тем более, что идея
заговора не принималась, не производила впечатления реальности,
а постоянные неудачи покушений против государя императора
наводили, наконец, некоторое уныние, порождали мысль о
невозможности. Лишь некоторые элементы кружка процветали,
перейдя на почву радикальной агитации. В таких обстоятельствах
наступило 1 марта 1881 г. Последовавшие аресты разрушили
кружок и большую часть около него стоявшего. <...>
Народная воля снова превращается в пыль мелких кружков,
журнал прекращается, и, наконец, мало-помалу самое название
Народной воли почти выходит из употребления, а программа ее
самими сторонниками объявляется непригодной. Последний
появившийся журнал уже называется не «Народная воля»,
а «Самоуправление» и заявляет необходимость новой программы.
Так стоит дело.
Итак, в настоящее время, по-видимому, крупных организаций
ни в одном направлении нет. Из направлений же ясно стоит
социал-демократизм («Освобождение труда»), а остатки Народной
воли распылились в нечто неясное, хотя сохранившее
террористические тенденции, как это видно из самого «Самоуправления».
€Ч^

€^^
E. P. ОЛЬХОВСКИЙ
Анархизм и русское революционное народничество
70-80-х годов XIX века
«фрагменты >
Известно, что анархизм, идейное течение, отрицавшее всякую
государственную власть и проповедовавшее абсолютную свободу
личности, имел большое влияние на русскую
общественно-политическую мысль и революционное движение, особенно сильное
в 70-х гг. XIX в. Революционное народничество отдало большую
дань анархизму П.-Ж. Прудона и особенно М. А. Бакунина.
Отрицалась необходимость политической борьбы с царским
правительством, парламентаризм, поголовной была вера в со-
циалистичность инстинктивных идеалов русского крестьянства,
в близость «социальной» (по терминологии второй половины
XIX в.) социалистической революции в России, которая
произойдет в результате повсеместного крестьянского восстания.
В некоторых нелегальных народнических изданиях вслед за
бакунинскими «Государственностью и анархией», «Историческим
развитием Интернационала» и др. в духе анархизма освещалось
развитие рабочего движения на Западе. После 1871 г., падения
Парижской Коммуны, среди русских народников усилилось
отрицательное отношение к буржуазным политическим институтам
и даже к переворотам, возобладал аполитизм.
Главным тактическим оружием народничества в течение
всех 70-х гг. почти до самого их конца были подготовка и
попытки поднять народ на организацию отдельных крестьянских
«бунтов». Проповедником анархизма в России был прежде всего
М. А. Бакунин, призывавший совершенно уничтожить «...в
принципе и фактически всё, что называется политической властью»*.
* Бакунин М.А. Избр. соч. Т. III. Пг.; М., 1920. С. 22.

164
E. P. ОЛЬХОВСКИЙ
Пролетариат, овладев в ходе революции государством, должен
немедленно его разрушить*. Недаром В. И. Ленин
утверждал, что анархизм в России в 70-х гг. XIX в. имел возможность
« ...развиться необыкновенно пышно к обнаружить до конца свою
неверность, свою непригодность как руководящей теории...»**.
Большинство русских революционеров — бакунисты — даже
на идейную и организационную борьбу внутри I
Интернационала смотрели глазами Бакунина. Центральный народнический
орган «Земля и воля» писал в конце 1878 г., что русские
революционеры-социалисты преимущественно заявляли «...свою
солидарность с антагонистами немецких социал-демократов,
членами федералистическогоИнтернационала»***. Естественно,
и лучшие русские книги самого конца 1860-1870-х гг. содержали
некоторые анархистские вкрапления. В частности, «Положение
рабочего класса в России» Н. Флеровского (В. В. Берви), высоко
ценимое К. Марксом****, содержало прудонистские включения
в виде иллюзий о возможности товарищества между рабочими
и капиталистами, о «воспрещении найма» при сохранении
капиталистов и т. д.*****
Определенное влияние имел бакунизм и его анархистские
мотивы среди части ведущей группы М. А. Натансона в Петербурге.
Хотя были здесь и активные противники бакунизма, особенно
в провинциальных отделениях этой группы6*. Можно спорить
о том, какие именно анархистские части программной записки
П. А. Кропоткина для кружка «чайковцев» (или «Большого
общества пропаганды», как его называет часть современных
исследователей вслед за Н. А. Троицким) одобрялись и были
«законодательно приняты» большинством кружка7*. Однако
* Бакунин М.А. Поли. собр. соч. Т. II (изд. Балашова). С. 220.
** Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 41. С. 15.
*** Революционная журналистика семидесятых годов. Ростов-на-Дону, [Б. г.]
С.106.
***•* Маркс К.. Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 32. С. 357-358; Т. 16. С. 427-428.
***** Архив К. Маркса и Ф. Энгельса. М.; Л., 1929. С. 372-378.
ь* Левин Ш. М. Общественное движение в России в 60-70-е годы XIX века.
М., 1958. С. 362-363.
7* Ольховский Е. Р. Вокруг записки П. А. Кропоткина «-Должны ли мы
заняться рассмотрением идеала будущего строя?♦ (1873) // Труды международной
конференции, посвященной 150-летию со дня рождения П. А. Кропоткина.
Вып. 3. П. А. Кропоткин и революционное движение. М., 2001.

Анархизм и русское революционное народничество 70-80х годов XIX века 165
весьма характерен общий анархистский дух этой организации,
невольно и достаточно точно охарактеризованный в
предательских показаниях пропагандиста в рабочей среде студентом
А. В. Низовкиным. 14 апреля 1874 г. он говорил на следствии:
«Насколько мне известно, может быть, "чайковцы" задумали
переустроить общество в социальном смысле», «причем,
разумеется, уничтожение государства»*.
Весьма осторожный в оценочных суждениях исследователь
Ш. М. Левин писал, что П. А. Кропоткин в «Записке» старался
умерить свои бунтарски-анархистские порывы, но во время ее
обсуждения горячо «...отстаивал идею организации
крестьянских дружин для открытых вооруженных выступлений».
Кружок, по воспоминаниям его активного деятеля Н. А. Чарушина,
не поставил в порядок дня своей деятельности в конце 1873 г.
осуществление бунтарского плана Кропоткина. Но, пишет Левин,
« ...мы должны в то же время отметить, что развитие кружка шло
вообще в направлении усиления влияния "кропоткинских" (т. е.
анархистских. — Е. О.) идей внутри него»**.
Что касается самой «Записки» П. А. Кропоткина, служившей
программой для кружка «чайковцев», то в некоторых ее частях
автор не сумел полностью отрешиться от своих личных взглядов,
определенно и страстно исповедовал анархизм. Будущий строй
Кропоткин изображал как федерацию земледельческих и
промышленных общин, не подчиненных центральной власти***.
В спорах внутри кружка П. А. Кропоткина с его планом
немедленного бунта поддерживали С. Л. Перовская, С. М. Кравчин-
ский, Н. А. Чарушин, Л. А. Тихомиров. Хотя и не состоявший
в кружке «чайковцев» видный революционер С. Ф. Ковал ик
характеризовал Кропоткина как деятельного и убежденного
анархиста, настойчиво проводившего в кружке свои идеи****.
* Государственный архив Российской федерации. Фонд Особого присутствия
Правительствующего Сената, Опись I. Дело 213, Лист 96; Дело 215. Листы
13-14.
** Левин Ш. М. К характеристике идеологии «чайковцев» // Чарушин Н. А.
О далеком прошлом. Из воспоминаний о революционном движении 70-х
годов XIX века. Изд. 2-е. М., 1973. С. 330 — 331; ср. с. 338.
*** Цит. по: Революционное народничество 70-х годов XIX века. Т. 1. 1870-
1875 гг. М., 1964. С. 115.
**** Ковалик С. Ф. Революционное движение семидесятых годов и процесс 193-х.
М., 1928. С. 69, 118.

166
E. P. ОЛЬХОВСКИЙ
Конечно, это нравилось далеко не всем членам кружка, о чем
свидетельствовала переписка 1920-х гг. между Н. А. Чарушиным
и А. И. Корниловой (Мороз)*. <...>
Историки во многом по-разному оценивали и оценивают
степень влияния идей анархизма на кружок «чайковцев». Как
указывалось выше, Ш. М. Левин считал, что эта
организация эволюционировала в целом в направлении анархизма**.
Р. В. Филиппов отмечал прудонистскую критику Кропоткиным
государства и его идеальное анархистское общество будущих
независимых общин и т. д. Но все-таки народничество 1870-х гг.
в целом и «Записка» Кропоткина как первый его цельный
программный документ не анархистский, а полуанархистский***.
Н. А. Троицкий утверждает, что в первой (теоретической) части
«Записки» Кропоткина в сугубо-анархистском духе
охарактеризован идеал будущего строя — анархический коммунизм****.
В. А. Твардовская считает, что кропоткинский «анархический
коммунизм» имел ввиду всеобщую экспроприацию. Частная
собственность отменялась не только на средства производства —
ликвидировалась и всякая личная собственность. Сразу же
должен был вступить в действие главный принцип «анархического
коммунизма» — «каждому по потребностям»*****. <...>
Значительная часть участников так называемого «хождения
в народ» в 1874 г. была бакунистской, хотя внутри этого течения
можно и нужно отличать разные оттенки. Не сумели добиться
успеха и крайние «бунтари», «вспышкопускатели». Они
были убеждены, что народ уже готов к революции, ждет только
вспышки. По утверждению С. М. Кравчинского, большинство
«...и в начале движения... в народ... хотело непосредственного,
решительного действия». Но на практике крайние «бунтари»
* Чарушин Я. Л. О далеком прошлом. С. 212.
** Кроме приведенных выше работ Левина на эту тему см. его статью: « Кружок
чайковцев и пропаганда среди петербургских рабочих в начале 1870-х гг.» //
Каторга и ссылка. 1929. № 12 (61).
*** Филиппов Р. В. 1) Идеология Большого общества пропаганды (1869-1874).
Петрозаводск, 1963. С. 94-95; 2) По поводу одной историографической
тенденции // Вопросы истории КПСС. 1984. № 6. С. 33-45.
г*** Троицкий H.A. Большое общество пропаганды 1871-1874 (так называемые
«чайковцы»). Саратов, 1963. С. 58-62, 70.
г*** Твардовская В. А. Послесловие // Кропоткин П. А. Записки революционера.
М., 1990. С. 476.

Анархизм и русское революционное народничество 70-80-х годов XIX века 167
действовали не так, как говорили, в сущности вынуждены были
поступать в духе «умеренных» бакунистов, т. е. вели пропаганду*.
Вместе с тем, следует помнить, что главной исторической
заслугой всего революционного народничества 70-х гг. XIX в., в том
числе и «движение в народ», была вера не в переворот или заговор,
а в широкое народное движение, в крестьянскую революцию.
Призыв к социальной революций неразрывно связывался с
анархическим аполитизмом. Отрицалась «...борьба за политические
свободы, пропагандировалось безразличное отношение к формам
государственной власти»**. Правда, с другой программой,
разработанной в середине 1870-х гг., выступал П. Н. Ткачев, идеолог
и. руководитель одного из направлений в народничестве. В 1875 г.
он заявил, что «...ближайшая цель революции должна
заключаться в захвате политической власти, в создании революционного
государства»***. Но влияние заговорщически-бланкистского
направления в народничестве, «ткачевизма» в середине 70-х гг.
XIX в., было сравнительно невелико.
Даже так называемые «лавристы», «впередовцы» остались
в «...теории при принципах анархизма» и выражали
недовольство своим руководителем П. Л. Лавровым за некоторые его
отступления от анархистской доктрины, которые он сделал
в 1876 г. в своем «Государственном элементе в будущем
обществе» , высказавшись за « ...необходимый в каждую данную минуту
общественной жизни минимум государственной власти»****.
«Лавристы» признавали только осторожную пропаганду и
сочетали это с анархическими взглядами на «политику»,
отстаивали мысль о невмешательстве социалистов в ход буржуазной
революции*****.
В программе виднейшей народнической организации с
середины 1870-х гг. — «Земли и воли» — основные ее воззрения были
выражены так: «Конечный политический и экономический наш
* Кравчинскии С. М. Письмо к П. Л. Лаврову // Былое. N> 14. Париж. 1912.
С. 60; ср.: Аптекман О. В. Общество «Земля и воля» 70-х гг. Изд. 2-е. Пг.,
1924. С.180.
** Итенберг Б. С. Народничество // Советская историческая энциклопедия.
Т. 9. M., 19G6. Стб. 924.
*** Ткачев П. Н. Избр. соч. Т. 3. М., 1933. С. 225.
**** Лавров П. Л. Народники-пропагандисты 1873-1878 гг. Изд. 2-е. Л., 1925.
С. 242, 257.
***** Подробнее см.: Левин Ш. М. Общественное движение в России... С. 379.

168
E. P. ОЛЬХОВСКИЙ
идеал — анархия и коллективизм»*. Важнейшим тактическим
оружием эта организация считала агитацию, непосредственное
«дело», т. е. бунты, стачки, демонстрации и т. д. Прочные
связи в деревнях должно было использовать вплоть до подготовки
и проведения «вооруженного восстания, т. е. бунта»**. Если
в первоначальном кратком варианте программы «Земли и воли»
глухо говорилось о «дезорганизации государства», то следующая,
более развернутая редакция программы уже содержала целый
раздел — «часть дезорганизаторская»***.
Неудовлетворение результатами практической деятельности,
противоречия внутри «Земли и воли» по отношению к стихийно
зародившейся в ее недрах террористической борьбе и ряд иных
обстоятельств привели к концу лета — началу осени 1879 г.
к разделению на две организации. На политической арене России
действуют теперь «Народная воля» и «Черный передел».
«Народная воля», отказавшись от аполитизма и поставив
во главу угла государственный переворот, должна была
решительно преодолеть анархизм в своем мировоззрении. Однако
на самом деле прав был Г. В. Плеханов, когда утверждал, что это
был поставленный на голову бакунизм****. И действительно,
в бакунистском духе утверждалось, что именно русское
государство произвело классовое неравенство, что оно-то «...создает и
поддерживает всякую эксплуатацию». № 1 «Народной воли»
разъяснял, что «...наше правительство не комиссия уполномоченных
от господствующих классов, как в Европе, а есть самостоятельная,
для самой себя существующая организация»*****. Один из
признанных теоретиков «Народной воли» Л. А. Тихомиров считал:
«Русское правительство — железный колосс на глиняных ногах:
он не опирается ни на чьи интересы в стране, оно живет само для
себя, и потому не имеет поддержки ни в чем, кроме грубой силы»6*.
Н. И. Кибальчич тоже заявлял, что русский политический строй
не удовлетворяет будто бы «ни одного общественного класса»
* Архив «Земли и воли» и «Народной воли» под ред. С. Н. Валка. М., 1932.
С. 58.
** Там же. С. 62.
*** Там же. С. 54, 62.
**** Плеханов Г. В. Соч. Т. II. С. 102.
***** Литература партии «Народной воли». Париж, 1905. С. 7, 500, 507.
-6* Там же. С. 9, 86, 126, 501,507.

Анархизм и русское революционное народничество 70-80х годов XIX века 169
и «должен неизбежно пасть в близком будущем» *. А сторонники
заговорщической тактики Н. А. Морозов и О. С. Любатович в период
«Народной воли» вообще заявляли, что революционеры должны
быть противниками «...всякого общественного, государственного
или личного принуждения»**. Так что народовольцам преодолеть
анархизм в своих воззрениях полностью так и не удалось.
Но изменения их взглядов на государство были весьма
существенны и шли постоянно. «Нас давно называют анархистами, —
говорил на суде А. А. Квятковский, — но это совершенно неверно».
«Мы государственники, не анархисты. Анархисты — это старое
обвинение, — пояснял на своем процессе А. И. Желябов, —
Государственность неизбежно должна существовать, поскольку будут
существовать общие интересы»***. Опираясь на эти высказывания
и на мысль Тихомирова о том, что задача правительства, —
регулировать общественную жизнь, наиболее авторитетный, на наш
взгляд, исследователь «Народной воли» С. С. Волк писал, что
народовольцы все-таки не представляли себе сколько-нибудь
ясно роль и сущность государства, не подозревали наличие у него
классовой сути, связь его с материальными интересами классов
и очень поверхностно понимали его общественное значение****.
Если предшественники «Народной воли» русские бакунисты
говорили об одновременном нападении на существующий
экономический, а также и государственный строй, то народовольцы
выдвинули идею государственного переворота, создающего
новое государство и одновременно совершающего революцию
в экономической сфере*****. <...> Оттенков мыслей о будущем
государстве у народовольцев было очень много. Но общий
знаменатель таков — правительство всегда будет, и государственность
неизбежно должна существовать. Члены Исполнительного
комитета «Народной воли» открыто провозгласили своей задачей
создание государства, которое управлялось бы народной волей
и в этом вопросе разорвали с анархизмом6*.
* Там же. С. 336.
** Любатович О. С. Далекое и недавнее. М., 1930. С. 76, 78,
*** Литература партии «Народной воли». С. 304; Процесс 1-го марта 1881-го
года. СПб., 1906. С. 35, 216.
**** Волк С. С. «Народная воля» 1879-1882. М.; Л., 1966. С. 193.
***** Там же. С. 197.
6* Там же. С. 202.

170
E. P. ОЛЬХОВСКИЙ
Гораздо более сильно анархизм был выражен вначале во
взглядах «Черного передела». И недаром в 1880 г. этим особенно
возмущался К. Маркс. Он считал, что содержание № 1 и № 2
«Черного передела», главным образом, анархистское, а весь
строй его аргументации идет от «Земли и воли», тесно связанной
в своих теоретических построениях с М. А. Бакуниным*. Недаром
главный теоретик этой организации Г. В. Плеханов писал в № 1
«Черного передела» о том, что «...прежде всего нужно обратить
свои усилия на разрушение ныне существующего в нашем
отечестве государственного строя». Но он рассматривал его
уничтожение только как средство совершить аграрный переворот. Все
остальные варианты казались Плеханову «ретроградными»**.
Тогда, в 1880 г., Плеханов еще не понимал, что аграрный
переворот вовсе не обязательно носит социалистический характер***.
Другой идеолог «Черного передела» О. В. Аптекман предостерегал
народовольцев от опасности конституционного переворота,
который обязательно пойдет на пользу только эксплуататорам****.
История «расставания» всего так называемого чернопере-
дельческого направления на протяжении 1880-х гг. с
бакунизмом и анархизмом <...> начинается с аксельродовской
программы и объяснительной записки к ней для Одесского
«Южно-русского рабочего союза» в ноябре-декабре 1879 г.,
где вначале по-бакунистски излагались общие цели этой
организации*****. Разрушения государства требовала тогда же
и «Программа социалистического союза рабочих города N»6*.
На рубеже 1879-1880 гг. и Г. В. Плеханов писал в № 1 «Черного
передела» : «Разрушение государственной организации должно
составлять нашу первую задачу» и призывал революционеров
толкать «...народ в активную борьбу с государством»7*. В
«Заявлении от редакции» вполне по-бакунистски намечалось
* Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 34. С. 380.
** «Черный передел». Орган социалистов-федералистов. 1880-1881 гг. М.;
Пг., 1923 («Памятники агитационной литературы». Т. 1). С. 113— 115.
*** Там же. С. 198. Впрочем, чернопередельцы не верили и в социалистический
характер будущего Учредительного собрания (С. 136, 188).
**** Там же. С. 135.
***** Аксельрод П. Б. Пережитое и передуманное. Кн. 1. Берлин, 1923. С. 330-331.
6* Российский гос. исторический архив (РГИА). Фонд 1405. Опись 78. 1880 г.
Дело 8487. Листы 13 об. — 14.
7* «Черный передел». С. 114-116.

Анархизм и русское революционное народничество 70-80-х годов XIX века 171
устранить из жизни народа «...принудительное начало, на
котором основаны современные государства»*. Таким образом,
основатели «Черного передела» еще не поняли, что
политическая надстройка активно влияет на экономический базис
и в целом еще стояли на позициях аполитизма, за что их
активно критиковали народовольцы. О. В. Аптекман утверждал,
что государство и народ противостоят друг другу и восхвалял
П.-Ж. Прудона**.
В «Программе Северно-русского общества "Земля и воля"»
(сентябрь 1880 г.), выработанной в результате соглашения
Г. В. Плеханова, П. Б. Аксельрода, Л. Г. Дейча, Я. В.
Стефановича, В. И. Засулич и др., по-бакунистски звучала еще
аргументация необходимости борьбы с русским государством, хотя
и заметна начавшаяся эволюция***. Эту же позицию занимал
и автор передовой статьи в № 2 «Черного передела» Г. В.
Плеханов. Он начал отходить от бакунизма и делать определенные
шаги в сторону марксизма. <...>
Идеи анархизма еще прочно сидели в головах рядовых
участников чернопередельческих кружков. Об этом, например,
свидетельствовала отобранная у В. А. Броневского записка к нему
одного из арестованных чернопередельцев****. Хотя эволюция
уже шла, примером чего являлась «Программа Народной
партии» (март-апрель 1881 г.), получившая довольно широкое
распространение в народнически-чернопередельческих
(ненародовольческих) кружках России. Ни один из ведущих принципов
анархизма не нашел в ней серьезного отражения*****.
Весной-летом 1881 гг. В. Плеханов написал большую статью
«Новое направление в области политической экономии» для
легального журнала «Отечественные записки». Здесь влияние
бакунизма на Плеханова еще чувствуется в общей недооценке
обратно воздействующего влияния политической надстройки
и всех надстроечных явлений на экономический базис. Однако
в этой же статье уже прослеживается изменение взглядов
бывшего бакуниста Плеханова на анархическую концепцию госу-
* Там же. С. 106.
** Там же. С. 126.
*** Там же. С. 198.
**** ГАРФ. Ф. III Отд. 3 эксп. 1879 г. Д. 797. Лл. 88-98.
***** Историко-революционный сборник. Т. III. M.; Л., 1926. С. 185.

172
E. P. ОЛЬХОВСКИЙ
дарства*. К лету 1881 г., когда завершился определенный этап
в развитии внутриполитического кризиса в России, чернопере-
дельчество покончило со словесным аполитизмом и практически
быстро изживало бакунизм из своих воззрений. <...>
Хотя в некоторых программных документах
ненародовольческого народничества 80-х гг. XIX в. и сохранялись частично пережитки
аполитизма, анархистского отношения к государству, но они шли
не от слабостей первых русских марксистов, как думал видный
исследователь революционного движения в России, в том числе
и чернопередельчества, Н. Л. Сергиевский**, а проистекали скорее
от всей предыдущей народнической традиции. Отметим также, что
авторы и издатели последнего крупною народнического
программного документа — казанского «Сборника № 1. Социальный вопрос,
издание народников» (1887 г.) — совсем отказались от всяких
пережитков анархизма, признали выдающуюся роль Г. В. Плеханова-
марксиста в анализе характера русского государства***.
Тем важнее для нас отметить все повороты плехановских
мыслей, вернувшись на несколько лет назад, охарактеризовать
рубеж 1882 г. Тогда он написал и опубликовал в легальном
журнале «Отечественные записки» большой труд «Экономическая
теория Карла Родбертуса-Ягецова». Здесь наряду с анализом
ошибок Родбертуса и Дюринга, резкой критике подвергнут и Пру-
дон****. Недаром весной 1882 г. Плеханов писал П. Л. Лаврову,
что отказывается понимать анархиста Прудона и встал целиком
на позиции К. Маркса*****.
Таким сложным и извилистым путем революционное
народничество в России в 70-80-х гг. XIX в. изжило широко
распространенные в его среде анархистские взгляды на
целесообразность ведения политической борьбы, на природу, функции
и необходимость существования государства.
ечэ
* Плеханов Г. В. Соч. Т. 1. С. 186, 199.
** Сергиевский Н. Л. Народничество 80-х годов // Историко-революционный
сборник. Т. III. С. 181.
*** Там же. С. 225.
**** Плеханов Г. В. Соч. Т. 1. С. 218.
***** Дела и дни. Кн. 2. 1921. С. 91.

Ill
КЛАССИЧЕСКИЙ АНАРХИЗМ
В ИДЕЙНЫХ ПОИСКАХ
РАННЕГО РУССКОГО
АНАРХИЗМА

^a
В. А. ЭНГЕЛЬСОН
Посвящение книги «Анархия»
Мой друг, Вы, вероятно, без труда отгадаете, что юноша,
к которому я обращаю мою речь, — никто иной, как сам автор.
Была минута, когда я готов был на самом себе исполнить совет,
который даю ему: пистолет был уже заряжен, душа моя была
так же мрачна, как природа — вьюга, полумрак, ветер и стужа.
В эту минуту мне случайно попалась на глаза одна из Ваших
полных бодрости, дышащих силою статей «О дилетантизме
в науке», напечатанная в журнале, который редактировал наш
незабвенный Белинский1. Я читал эту статью с юношески
бьющимся сердцем, затаив дыхание, потому что здесь была для меня
новая жизнь; затем, я отыскал Ваши предыдущие статьи, начал
сам размышлять о затронутых в них вопросах — и забыл о моем
плане самоубийства. Спасибо Вам за это, дорогой друг! Как
желал бы я, чтобы эти страницы, хотя бы и в гораздо меньшей мере,
оказали подобную услугу Вам, т. е. заставили Вас хоть на минуту
забыть удручающие Вас заботы!
Быть может, иной читатель удивится, встретив рядом с Вами
еще одного «красного русского» на поприще немецкой
литературы. Может быть, он даже примет нашу красноту за румянец
стыда, т. е. подумает, что мы похожи на тех школьников, которые
вне класса ведут себя между своими товарищами тем буйнее, тем
более — как говорится — брыкаются, чем более чувствуют, что
товарищи имеют право упрекать их за чрезмерное благонравие
в классе, под ферулой учителя. К сожалению, однако, русским
в настоящее время не за что краснеть ни перед немцами, ни перед
французами; опыт последних лет показал, что эти народы только

176
В.А.ЭНГЕЛЬСОН
с виду дальше подвинулись на пути свободы, чем мы; о братьях
Джон Буле и Янки2 этого нельзя сказать.
Причина нашей красноты весьма проста: мы красны потому,
что мы — доныне ничтожное меньшинство — отреклись от
деспотизма и, верные духу нашего народа, создавшего пословицу:
«середка на половине» (что на середине, то половина), не можем
остановиться на juste-millieu3. Если мы, быть может, лучше
других сознаем ничтожность писанного права, это объясняется
еще и тем обстоятельством, что наше правительство яснее, чем
доныне прочие правительства, доказывает нам призрачность
закона, представляющего собою, говоря вульгарно, лишь голубой
дым (чернильных испарений). Царь не хочет дать нам никаких
прав: ну что ж! подумаем, так ли уж они важны и нельзя ли
прожить кое-как и без них.
Принято думать, что в общественной жизни русские —
коммунисты; я же проповедую безусловный индивидуализм. И это
объясняется теми же причинами, которые не позволяют нам
быть конституционалистами: легче перейти из одной
крайности в другую (ибо, как известно, les extrêmes se touchent*, чем
из середины между обеими, на которой стоит феодально-римская
Европа, дойти до какого-либо из этих полюсов.
Но наглядно показать европейскому читателю, как легко
эмансипируется наш брат, как тут нужен только один — первый —
шаг, потому что в нашей стране нет и намека на какие-нибудь
правовые институты, — это умеете Вы одни, Вы, которые впервые
в своем лице и своих произведениях показали европейцам
красную Россию. Для этого я жду от Вас лишь нескольких очерков
из Вашей жизни в ссылке4, и именно с целью некоторым образом
побудить Вас к этому, я открыто посвящаю Вам свою работу,
а вовсе не для того, чтобы пред кем бы то ни было сделать Вас
ответственным за ошибки и погрешности, которые могут оказаться
в ней; это было бы с моей стороны изменою исповедуемому мною
принципу индивидуализма.
Я спокойно беру на себя риск быть пригвожденным к
позорному столбу за мой образ мыслей как аристо-, так и демократами.
Обе эти партии мне почти равно чужды, т. е. непонятны. В первой
я не понимаю упорства, с каким она держится за привилегии,
которые не только оспариваются у нее, но и несомненно — как
* Крайности сходятся (фр.).

Посвящение книги «Анархия»
177
она уже и сама видит — сами собой исчезнут. Говоря Вашими
словами из «С того берега», я не понимаю, как можно находить
удовольствие в том, чтобы «грабить нищих и на глазах
умирающих с голода доводить еду до обжорства». Неужели такая
жизнь может доставлять наслаждение? А если нет, зачем
насильственно продолжать ее? Впрочем, — и на это Вы обратили мое
внимание — так называемая теперь аристократическая партия
состоит собственно не из аристократов, а из буржуа. Настоящая
аристократия не дрожала так скупо и жадно над своим добром;
в ночь 4 августа она обнаружила свое рыцарское благородство,
спокойно и с достоинством, без задержки, вернув то, чего
больше не желали оставлять за нею; не довела дела до того, чтобы ее
оскорбили насилием и вырвали у нее ее привилегии5. Русский
более склонен к мотовству, чем к скупости; мелочный расчет ему
противен — он предпочитает промотать свои деньги.
В демократах мне странен способ, которым они надеются
достигнуть своей цели. Мне кажется, что теперь, совершенно
так же, как в эпоху Конвента, они в итоге лишь упрочивают
и сильнее централизуют то, что они стремятся разрушить. Какой
смысл имеют, например, эти непрестанные толки о
национальности и национальной независимости?
Русский многое сделает, да и сделал, для национальности
и национальной независимости, но никогда он не примет ее
за важнейшее. Ему в сущности безразлично, намывается ли
эксплуатирующий его господин барон фон Штокпрюгель или генерал
Кулаков0: часто даже соплеменный хозяин является худшим
деспотом, чем иноземный. Поэтому русский и свободен от
закоренелых национальных антипатий и симпатий и прилежно изучает
немецкий, как и французский, французский, как и английский.
Если национальность — не нечто неотчуждаемое, а нечто такое,
что всегда нужно ревниво охранять, чтобы оно не утратилось,
то не стоит и труда хранить ее*. А для русского важно одно:
не быть эксплуатируемым ни Штокпрюгелем, ни Кулаковым.
Для него также безразлично, назван ли он в одном из
бесчисленных законов, которые издаются для него, но которых он
и не знает и не имеет охоты знать, так как твердо уверен в том,
* Да и во всех странах, при образовании национального могущества,
национально-гордыми являются преимущественно высшие слои, а не низшие,
служащие лишь удобрением для гордости знати.

178
В.А.ЭНГЕЛЬСОН
что — с законами, или без них — он все равно будет управляться
по прихоти своих повелителей, — назван ли он, говорю я, в одном
из этих законов «крепостным» или «обязанным»; он не
предпочитает одно другому, потому что он хочет быть своим собственным.
Точно так же министру государственных имуществ приходится
у нас поистине солоно, когда он, как утверждает Гакстгауэзен,
силится привить народу «правовое сознание»7. Известный
женевский деятель был, по-моему, вполне прав, когда выразился
в Вашем присутствии, как Вы передавали мне, что объяснить
русскому, что такое закон — вещь совершенно безнадежная8.
Русская солдатская песня в следующих словах поясняет, что
понимает народ под «законным правопорядком»:
Царь наш православный
Не любит брать насильно,
Берет добровольно —
Наступив на горло.
И признаюсь, я вполне согласен с г. Romieu9, когда он говорит
в своем Spectre rouge, что слова Бланки: «У кого железо, у того
и хлеб» — самая глубокая истина, какая была высказана за
последние 60 лет.
А если так, — возразят мне, — то почему же в России всё
остается по-старому? Потому, что русский до сих пор не может
прийти в себя — стоит и по привычке чешет за ухом, сбитый
с толку ловкой шуткой, которую сыграл с ним Петр I. Но
время — советчик, или, вернее, хороший совет приблизит урочное
время — то время, когда, опомнившись, он соберется с силами,
и тогда — сторонись с пути Европа!.. Тебе нечего бояться, старая
дева, что Россия пойдет по твоей дороге: со времен Геродота
скифы не были склонны к завоеваниям и никогда не станут такими,
что бы ни делало антинациональное правительство, потому что
мы не алчны, не имеем ни орлиных, ни ястребиных носов и
вообще не похожи на хищных птиц; мы кротки и миролюбивы, пока
нас не заденут. А если — тогда берегись, благомудрая Германия,
берегись еще раз осчастливить нас сворой Голштейн-готторпских,
Ангальт-цербстских и прочих потентатов и заступаться за
потомков Тевтонского ордена и меченосцев10.
Пусть эта твердая вера в нашу будущность даст Вам силу,
дорогой друг, перенести страдания текущего дня, как бы жестоки
они ни были. Пусть снова раздастся твоя героическая песнь,

Посвящение книги «Анархия»
179
как назвал твои произведения Мишле11 — и если в твоем голосе
будут слышны новые слезы, слезы, которые мы вместе с тобой
льем о нашей дорогой Наталии12 — тем глубже проникнет он
не в сердце изменнически льстящего тебя Гервега, а в сердца
искренно и верно любящих тебя русских.
Генуя, 13 июля 1852.

И. А. ИЛЬИН
Предпосылки анархизма
(Психологический очерк)
Отшумевшее недавно общественное движение оставило после
себя в наследство богатый материал для
социально-психологического анализа и объяснения. Как ни остро, как ни трагично
переживалось это движение по существу, как ни свежи еще
в памяти его отдельные потрясающие страницы и тот моральный
подъем, с которым оно протекало, но объективное рассмотрение
его внутренних психологических основ должно быть признано
не только возможным, но и желательным и прямо-таки
необходимым. Теоретический интерес и практическое значение такого
уяснения и понимания прошлого не нуждаются в обосновании
и мотивировке. В настоящий момент нас интересуют известные
черты и уклоны в общественной психологии, вызывавшие и
укреплявшие то увлечение идеями анархизма, как практического
лозунга, которое недавно происходило на наших глазах, и мы
попытаемся установить здесь некоторые соображения и пункты,
которые могут содействовать пониманию и, может быть,
критическому преодолению этого увлечения.
Анархизм, как учение об идеальном будущем, не есть новое
создание нового времени, продукт капиталистического строя,
вызвавшего к жизни люмпен-пролетариат с его идеологией и т. п.
Это — исторически древняя, тысячелетняя мечта человечества,
все вновь возрождающаяся, все более и полнее определяющая
свой идейный состав, все разностороннее и утонченнее
развивающая свою сущность. Выделить логически основное ядро этого
учения есть задача, которую можно было бы, с публицистической
точки зрения, признать ныне разрешенной юридически блестя-

Предпосылки анархизма (Психологический очерк)
181
щим, но философски сухим и схематичным сочинением Эльцба-
хера. Если принять те определения права и государства, которые
он устанавливает в начале своего исследования, то окажется,
что единственным пунктом, объединяющим все анархические
учения, является отрицание государства для нашего будущего,
в остальных же пунктах все или многие анархические учения
расходятся, нередко доходя до непримиримости. Если
остановиться на этом определении и не касаться философской сущности
доктрины анархизма, т. е. не сосредоточиться на ее идеальной
стороне, на ее отношении к моральной проблеме, к конечным
целям человеческого существования и т. д., то основная черта
анархистской психологии, — склонность к идеалистическому
утопизму, — окажется совершенно непонятной. Государство,
в его юридическом понимании, — категория, научное понятие,
как бы некоторая отвлеченная пустота, — не спбсобно вызвать
ни в утверждении, ни в отрицании широкого и глубокого
энтузиазма. А между тем анархисты во все времена славились своим
практическим, действенным энтузиазмом, своей неизменной
верой не только в реализуемость своего идеала вбобд^е, но именно
в его немедленную реализуемость. История пв$Цга примерами
этого действенного энтузиазма: начиная с религиозного
коммунизма карпократиан1 (II век), нигилистической религиозности
общин, основанных знаменитым Амальрихом (йАч^ло XIII века),
и адамитов2 и кончая современными течениями и группами, так
или иначе примыкающими к анархизму: русскими духоборами,
последователями Тэкера в Америке и т. д. Анархисты всегда
были людьми, для которых на первом плане отвйт вопрос «что
делать?». До самого последнего времени их групцъ1
характеризовались интенсивной действенностью и сравнительно
элементарным теоретизированием. Очень нередко бывало так, что
теоретическая догма, созданная одним наиболее выдающимся
человеком, находила себе свободный отклик или, может быть,
доверие среди других, и орган, несущий теоретическую функцию
движения, оказывался количественно единым и резко
отдифференцированным от остальной группы. Отсюда объясняется очень
многое: так, с одной стороны, становится понятной удивительная
скудость источников по истории анархизма (литературная
плодовитость есть явление уже нового времени); с другой стороны,
объясняется и тот налет непосредственной взаиМнрсти, который
обыкновенно присущ в философском отношении теоретиче-

182
И. А. ИЛЬИН
ским выступлениям анархистов и который ведет у них нередко
к курьезным противоречиям в утверждениях. В психологии
анархиста очень часто преобладает импульсивный уклон и
национальная окрашенность; именно поэтому анархист — более
агитатор, чем пропагандист, и убежденность нередко заступает
в нем место мотивированного убеждения.
В связи с этим «практицизмом» стоит в непосредственной
связи «идеализм» анархистов. О чем бы ни говорил анархист
и как бы ни интересовался он известным научным вопросом
самим по себе, в нем ни на минуту не угасает сознание того, что
первенство остается за вопросом о должном. Проблема идеала —
вот основное содержание анархистической психологии. Познание
сущего, предречение будущего, изучение прошлою — все это
для него лишь орудие для обоснования своего идеала. Интерес
к конечной цели жизненного действования окрашивает каждое
переживание его души. И здесь для него важно опять-таки не
отвлеченное обоснование должного вообще, или в его формальном
смысле; не доказательство философской ценности своего идеала,
а подтверждение его жизненности, реализуемости, иногда
неизбежности его наступления. Эта окрашенность проходит через
все сочинения анархистов, начиная с Хельчицкого3 и Годвина
и кончая Штирнером, Кропоткиным и Тэкером. Таким образом,
понятно, что и в реалистических, позитивно-научных
исследованиях или даже просто отдельных (напр., социологических)
утверждениях у анархистов обыкновенно чувствуется уклоняющее
влияние этого «идеализма». Страстная вера в идеал, пламенная
любовь к нему оказываются обыкновенно у большинства людей
не очень надежными спутниками в теоретических исследованиях.
Только люди с огромной теоретической силой ума и с внутренне
дифференцированным душевным складом могут изолировать
свой познавательный процесс от такого влияния. И вот даже
тогда, когда, например, Кропоткин с свойственной ему чуткостью
и тонкостью подмечает и констатирует известные общественные
явления, действительно не замеченные ранее и верно им
схваченные, — научно дисциплинированный читатель редко может
отделаться от ощущения некоторой, иногда почти незаметной
сдвинутости в его утверждении, переливающееся иногда в
прямую тенденциозность. Анархисту, как социологу, свойственно
то умонастроение, которое представлено в России П. Лавровым
и которое характеризуется термином «субъективной социологии».

Предпосылки анархизма (Психологический очерк)
183
Третьей чертой, характеризующей обыкновенно психологию
анархистов, является тот «утопизм», о котором мы только что
упомянули. Не всякая склонность к конкретному начертанию
идеала может быть названа этим термином. Утопизм в
умонастроении состоит в известном неправильном построении
перспективы, в склонности выбрасывать в лестнице средств
и целей, развертывающейся в будущее, средние звенья и
сближать таким образом конечный пункт — высшую идеальную
цель с отправным пунктом — современностью. Это своего рода
болезнь перспективы, позволяющая представлять себе далекое
как близкое, иногда превращающая просто нереализуемый,
быть может, идеал, недостижимую путеводную звезду (в данном
случае идеал «свободы») в досягаемое, стоящее у порога, может
быть уже осуществившееся событие. Есть натуры, которые не
могут примириться не только с тем, что идеальное, как таковое,
в полноте своей неосуществимо, т. е. с необходимостью мыслить
идеал как неосуществимое вообще, но даже с тем, что идеал
осуществим не скоро. Мыслить идеальное, как сильное, как
жизненно могучее, которое придет неизбежно, вот уже близится,
грядет, наступает, — такова одна из основных потребностей,
присущих всем пламенным реформаторам, начиная с Платона.
А между тем нельзя безнаказанно выбрасывать из целевого ряда
промежуточные ступени; идея последовательности,
постепенности и непрерывности в развитии, раз отвергнутая, оставляет
в перспективе зияющую пустоту и порождает этим ряд
специальных затруднений, с которыми приходится считаться всякому
утописту. Чтобы доказать близкую реализуемость идеала
свободы, анархист должен приблизить черты идеального порядка
к чертам современного строя. И он идет к этому тремя путями:
во-первых, он незаметно для себя и вполне bona fide4 выделяет
в своем понимании действительности то, что обращено вперед,
к его идеалу, то, что обещает ему осуществление, и отодвигает
то, что скрывает в себе отказ и безнадежность; во-вторых, он,
сам того не замечая, вносит в идеальное построение некоторые
оговорки, смягчающие его абсолютную окрашенность,
сообщающие ему более реализуемые черты; в-третьих, он вынужден
бывает обратиться к некоторым принимаемым на веру
предпосылкам, без которых не может устоять осуществимость его
утопии. Такие предпосылки есть у каждого утописта, и в нашем
случае они слагаются так.

184
И. А. ИЛЬИН
Чертой, которая была присуща всегда всем анархистам,
является их обостренное свободолюбие. Анархист всегда и неустанно
восстает против всего, что он называет «принуждением»,
«недобровольностью», «оковами», «путами» и т. д., может быть,
мы не ошибемся, если скажем, что лозунг «самоопределение»
был одинаково близок всем анархистам. Это самоопределение
понимается далее различными анархическими течениями
разно. Одни из них сосредоточиваются главным образом на
отрицании внешнего вмешательства в жизнь индивида или группы;
другие проводят эту идею дальше и в самой внутренней жизни
человека различают представления и переживания, возникшие
самопочинно и навязанные «насильственно», — будь то извне
или морализующей волей самого индивида. И в том и в другом
случае анархисты говорят в огромном большинстве случаев
о необходимости очистить указанную сферу самоопределения
от всякой недобровольности, — решительно и до конца. Вместе
с этим для них является проблема: доказать, что те элементы
внешней и внутренней (правовой и моральной) дисциплины,
которыми насыщена душевная атмосфера современного
человека, не нужны, а может быть, и прямо вредны. Проблема эта
осложняется тем, что определяющее значение этих
дисциплинирующих элементов настолько сильно, что сами анархисты
признают необходимость напряженной борьбы с ними. Нельзя
выкинуть эти элементы и ничем их не заменить, ибо
общественное значение их ощущается слишком ярко: наличность их
обусловливает устойчивость существующего строя, и как Штирнер
и Кропоткин прекрасно сознают необходимость дать ответ: что же
именно, какие элементы душевной жизни могут обеспечить
порядок и стройность в общественной жизни при отвержении
«недобровольной» дисциплины. И Кропоткин указывает на
свободную солидарность, а Штирнер — на свободный эгоизм. Так
воскресает в современных анархических течениях вера в
естественную гармонию человеческого общежития, и именно в этом
и лежит та предпосылка анархического утопизма, о которой мы
только что упомянули. Анархисты верят в то, что возможность
полного самоопределения вызовет в человеческой душе именно
те свойства ее, которые учредят порядок общественного
благополучия при свободе. Какой-то панической иронией окрашено
то обстоятельство, что такую зиждущую силу отдельные течения
анархистов видят в прямо противоположных движениях челове-

Предпосылки анархизма (Психологический очерк)
185
ческой души, и вера в то, что с падением внешней и внутренней
дисциплины все устроится благополучно на основах всеобщей
любви к другим или к самому себе, принимает, по существу,
религиозную окраску. Естественно, что при таком религиозно-
окрашенном свободолюбии психология анархистов оказывается
насыщенной сконцентрированным протестом и недовольством.
Ибо, с одной стороны, их утопизм, с другой их эмоциональная
действенность ставят их в положение людей, которые,
последовательно говоря, не в состоянии ничего принять из современной
действительности. А так как всякая деятельность предполагает
необходимо отправной пункт, а окружающее как будто не дает
такого пункта для движения в сторону созидания, то отсюда
становится психологически понятным, что у наиболее активных
и прямолинейных натур, как у Бакунина, вся деятельность
получала деструктивный уклон. Самое созидание прекращается
тогда в разрушение, и таким образом слагается верование в то,
что устранение существующего должно само по себе неизбежно
породить именно то идеальное, ради которого предпринимается
разрушение. Так, утопизм порождает реформаторский
радикализм, а радикализм обратно закрепляет в сознании утопическое
верование.
А между тем нельзя не признать, что если даже всякая
созидающая деятельность и предполагает устранение или разрушение
старого, то правильное соотношение между этими уклонами
будет такое, при котором конструкция составит содержание
программы, а деструкция самое большее найдет себе известное
место в тактике. Непонимание тех принципов, по которым
построится содержание «программы», характерно вообще для
психологии анархистов. Люди утопического склада не могут
понять, что идеал вообще не может стать содержанием программы,
что программа, всякая программа есть всегда компромисс между
идеальными требованиями и реализуемостью, ибо включать
в программу нереализуемое нелепо. Партия, которая имеет одну
только «программу-максимум», не имеет, в сущности говоря,
никакой программы, а имеет лишь формулированный в
тезисах идеал. И если бы партийная дифференциация совершалась
по различиям в идеалах, то оказалось бы неизбежно, что к одной
и той же партии принадлежат люди с различными
программами: так, можно себе представить человека, который является
анархистом в идеале и признает в программе государственную

186
И. А. ИЛЬИН
организацию общежития необходимой. И сами анархисты,
говорящие и мечтающие об устранении всякого принуждения,
допускают его per compromissum5: Штирнер говорит о сохранении
недобровольности в союзе эгоистов, Кропоткин открыто признает
принуждение, организованное ad hoc6, a Тэкер соглашается даже
сохранить государство, ограничив его известными функциями.
Непоследовательность эта знаменательна в высокой степени:
мечта, низведенная в программу, теряет свой абсолютный
характер, урезывается оговорками, а программа, поглотившая мечту,
получает черты утопичности и неосуществимости. В интересах
идеала и в интересах программы следует поддерживать их
обособление.
Но именно основные черты той психологии, которая породила
и выносила их сращение, не терпят этого обособления. И именно
с этой психологической точки зрения становится понятным,
что анархисты-индивидуалисты, ведущие свое идейное начало
от Штирнера и более последовательно продумавшие принцип
«свободы», оказываются более склонными к признанию различий
между программой и идеалом; анархисты же коммунисты и
сформировавшаяся под их влиянием русская группа максималистов
держатся твердо за единую программу-максимум. Теоретическое
углубление и последовательность — вот первое и основное, что
должно быть внесено в психологию анархистов, и возможность
для них выйти в литературном отношении из состояния
подпольной загнанности могли бы сыграть здесь большую и
благодетельную роль.
Наконец, при выяснении этих общих основ анархистической
психологии нельзя, конечно, не упомянуть о том
общеизвестном наблюдении, что успех крайних направлений по размерам
своим оказывается всегда прямо пропорциональным размерам
политического гнета в стране. Естественно, что крайнее
свободолюбие имеет больше всего шансов развиться именно там, где
проводится наиболее резкое отрицание свободы, и в этом смысле
не раз указывалось на то, что Россия дала наибольший процент
анархистов; можно было бы указать еще, что Штирнер выносил
свое крайнее отрицание государственности именно в
предреволюционный период сороковых годов и что крайние анархистические
секты имели особенный успех на Западе в эпоху наибольшего
гнета, исходившего от католической церкви. Но явления
общественной психологии вообще гораздо сложнее, чем это может

Предпосылки анархизма (Психологический очерк)
187
показаться, и объяснение их происхождения не может
останавливаться на указании таких общих тенденций и связей. Более
внимательный анализ показал бы нам, что политическое давление
в низшие трудящиеся классы содействует росту именно
коммунистического анархизма, сосредоточивающегося на социальной
проблеме и ее разрешении через организации солидарности;
что индивидуалистический анархизм есть, скорее, порождение
интеллигентных слоев, и именно отдельных личностей,
страдающих не столько от политического гнета, сколько от недостаточно
тонкой и подвижной общественной дифференциации. Отсюда
ясна и перспектива будущего для обоих течений.
Но задача социально-психологического анализа таких
общественных явлений, как анархизм, может быть здесь, конечно,
не решена, а только поставлена.
€^

-€^^
Ф. И. БУЛГАКОВ
Теория и практика новейшего социализма
<Фрагмент>
Революционный социализм за последние двадцать лет
раскинулся по Европе в таких разнокалиберных формах, в виде
социалистических групп и партий, крупных и мелких, разноцветных
и совсем бесцветных, что определить степень их родства между
собой и значение каждой из них во взаимодействии с остальными
представляется весьма затруднительным даже для
патентованных политиков. Такой пробел в истории современного общества
может быть отчасти пополнен недавно напечатанным в Париже
исследованием Поля Страусса «Les parties socialistes». Автор
делает обзор социалистических элементов, уже сложившихся
в партии с особыми титулами. Как возникали эти партии, как
зачалась и расширялась партия анархизма — эти вопросы Страусе
изучил документально и разрешает весьма удачно. Изложение
здесь чуждо полемического характера и автор с беспристрастием
психолога разбирает данное явление. Но прежде чем
воспользоваться любопытным материалом из его критического обзора,
нам бы хотелось обратить внимание на некоторый пробел в
исследованиях литературной истории новейшего социализма. <...>
V
Анархистское движение и происхождение нигилизма
Южная федерация возникла после конгресса в Сент-Имье
в 1870 г.1 Первыми делегатами, объявившими свою волю
организовать международное единство путем свободной федерации
автономных групп, были швейцарцы Швицгебель и Гилльом,

Теория и практика новейшего социализма
189
Ю. Жуковский и француз Жюль Гед. Деятельность Бакунина
распространилась тогда на Испанию, Италию и Бельгию.
«Федерация испанская» и «федерация итальянская» составились в
виде оппозиции Марксу. Вопрос о принципах с тех пор вытесняется
вопросом о личностях. Конгресс в Римини (4-6 августа 1872 г.)
принял резолюцию, которой объявлялся разрыв его с главным
советом. Это решение оправдывалось, кажется, разногласием
в доктринах. Лондонской конференции (сентября 1871 г.)
приписывалась попытка навязать всей международной ассоциации
рабочих специальную доктрину, централизаторскую, которая
есть, собственно говоря, доктрина немецкой коммунистической
партии. В 1872 г., как уже сказано выше, делегаты
диссидентских федераций, испанской, итальянской, южно-американской
и французской, составили «акт дружбы, солидарности и
взаимной обороны». На конгрессе в Сент-Имье, сверх того, было
объявлено, что: 1) «уничтожение всякой политической власти
есть первая обязанность пролетариата; 2) всякая организация
политической власти, так называемой временной и
революционной, с целью достигнуть этого уничтожения, может быть
только лишним обманом и столь же гибельна, как и все ныне
существующие власти, 3) отвергая всякий компромисс для
достижения социальной революции, пролетарии всех стран
должны установить, вне всякой будущей политики,
солидарность революционной деятельности». С 1869 г. итальянский
депутат Фанелли был командирован Бакуниным в Испанию для
вербовки рекрутов «союзу». Борьба, которая велась в
Швейцарии между Марксом и его соперником, в тождественной форме
началась и в Испании. В среде интернационаля возникли две
группы. Обе враждебные группы вступили в бой. Конгресс
в Кордове (25 декабря 1872 г. и 2 января 1873 г.), отказался
признать резолюцию гагского конгресса. Тоже было и в
Бельгии. Происходила оппозиционная сходка и в Лондоне. Главный
совет должен был объявить отлучение относительно местных
федераций, секций и лиц, принимавших участие в конгрессах
и на собраниях в Брюсселе, Кордове и Лондоне. Одним из
предлогов к разногласию «союза» с интернационалем послужила
резолюция лондонской конференции насчет рабочей партии.
Карл Маркс и его друзья считали нужным для пролетариев
участие в политической борьбе. Так, в Германии, под искусным
руководством Бебеля и Либкнехта, социалисты подготовляли

190
Ф. И. БУЛГАКОВ
себе последователей, принимая участие в дебатах всеобщей
подачи голосов.
Анархистская программа не согласовалась с таким образом
действий. Поэтому и секции, закрепощенные Бакуниным в
Испании, Италии и Швейцарии, высказались в пользу
политическая безучастия рабочих классов. Анархизм с воздержанием
от политики сделался первым пунктом веры всех раскольников.
Но почему именно Бакунин, зачинщик нападения на Лионскую
ратушу 28-го сентября 1870 г.2, признал теперь необходимым
безусловное воздержание от политики, это остается
необъяснимым. Главное заключается в том, что почин в анархизме
одинаково в России и Европе принадлежит Бакунину, этому
«папе Мишелю», как его величали его противники. Под
каким же влиянием сложились доктрины этого «папы Мишеля?»
Несомненно, в молодости Бакунин увлекся теориями
Прудона, как и вообще Франция служила исходным пунктом всякой
революционной пропаганды в Европе. Немецкий социализм,
как он выработан Ротбертусом, Марксом и Лассалем, коренится
почти исключительно на французских теориях. Карл Маркс
не отказался признать это открыто. Фурье, Кабэ, Луи Блан,
Прудон, Бланки — вот их воспитатели. И основой нигилизма,
как его понимал Бакунин, послужила «анархия» Прудона.
Прежде всего поражает масса заимствований, почерпнутых
Бакуниным у Прудона. Известно также, что Бакунин посещал
Прудона в Париже в 1847 году. Он видел его потом в Брюсселе,
во время эмигрирования французского писателя. Любопытен
также следующий факт: полковник Соколов, тогда еще
состоявший при русском посольстве в Пекине, нарочито приехал
в Европу, чтоб повидаться в Брюсселе с Прудоном и Бакуниным.
Прудон очень любил Герцена, который не замедлил
разойтись с Бакуниным. И, несмотря на свою дружбу с Герценом,
Прудон писал ему 15-го марта 1860 г. («Correspondance», t. IX,
p. 347): «мы служим одному и тому же делу, но будем работать
каждый сам по себе и на свой лад для общего дела». Таким
образом, помимо воли Прудона, политически анархизм шел
от него. Безансонский мыслитель3 ужаснулся бы, если бы мог
видеть революционную жатву, какую принесли его
метафизические воззрения.
Быть может, Бакунин никогда бы не нападал с таким пылом
на власть и государство, не столкнись он с Карлом Марксом.

Теория и практика новейшего социализма 191
Герцен, подобно Прудону, был умеренным в текущей
политике. И когда Бакунин стал агитировать в России, Герцен писал:
«Не верю серьезно людям, которые предпочитают разрушение
и грубую силу развитию и компромиссам».
Что касается революционного движения в России, то автор
этюдов о социалистических партиях различает два периода:
один до указа об освобождении крестьян и другой — после
него. Социалисты критиковали реформу, как недостаточную;
партия Герцена торжествовала, видя в реформе зарю
прогресса и возрождения. Бакунин начал с того, что причислился
к партий Герцена. По примеру Герцена, он поднял в Женеве
тост за царя-освободителя4. Это впоследствии ставилось ему
в вину марксистами; его называли умеренным. После указа
1861 г. пропаганда Герцена была исчерпана. Его деятельность
сменилась влиянием Бакунина.
Процесс Нечаева в 1871 г. обнаружил влияние Бакунина
и в России. Этот лазутчик «папы Мишеля» явился в Женеву
в 1869 г., выдавая себя за беглеца. Бакунин был его
покровителем и крестным отцом. Они вместе составили прокламацию
к студентам. Последним советовалось бросать школы и
поменьше заботиться о науке, «именем которой вас-де хотят связать».
Основан был специальный отдел «союза» под именем «Общества
народного суда»5; распространялись анонимные брошюры. В
одной из них Бакунин взывает к помощи русских разбойников,
как пособников революции; в других он проповедует всеобщее
разрушение. Именно в «принципах революции», сообразно
с тайными статутами «союза», папа Мишель рекомендует все
разрушить для достижения «нового аморфизма». Эта брошюра
курьезнейшая из всех. Бакунин рекомендует в ней
систематическое убийство, он обязывает, под страхом смертной казни,
русских эмигрантов вернуться в Россию в качестве
революционных агентов, исключая тех, кто объявил себя «деятелем
революции европейской». Это ловкое ограничение внесено для
того, чтобы разрешить самому главе «международных
собратьев» пребывание в Женеве или Невшателе. В этой
прокламации имеются неслыханные советы: «Не допуская никакой иной
деятельности, кроме разрушительной, мы признаем, что
формы, в каких должна выражаться эта деятельность, могут быть
чрезвычайно различные: яд, кинжал, петля и пр. Революция
санкционирует всё без различия». Такой совет характеризует

192
Ф. И. БУЛГАКОВ
революционную анархию. Секта не стесняется требованиями
нравственности или справедливости. Есть только одно правило,
верховное и все санкционирующее: «революция
санкционирует всё без различия». Такова же была мораль и иезуитов.
По мнению этих первых нигилистов, всеразрушение началось
покушением 1866 г.
Замечательно, что не все эти публикации,
предназначавшиеся для разного калибра читателей, исполнены такого
цинизма. Учредители анархии были довольно ловки, чтобы
не применяться к «предрассудкам» своих западных
сторонников. Французские брошюры, тайные статуты международных
собратьев написаны с некоторой сдержанностью. Новоявленный
нигилизм выступает со своей истинной физиономией лишь
в тайных публикациях, предназначенных для посвященных
из русских. Резкость выражений равносильна в них разве
чудовищности идей.
С точки зрения политической Бакунин является в России
коммунистом в то время, как в Европе объявляет себя
коллективистом. Русский нигилизм сложился, подобно
западному анархизму, под влиянием и под действием Бакунина.
Во Франции анархистские доктрины его нашли последователя
и распространителя в лице Элизе Реклю. Ученый географ был
увлечен этими доктринами в силу некоторых мистических
и сентиментальных тенденций. По смерти Бакунина, сто
«братьев международных», сгруппированные гроссмейстером
анархизма, как власть темная и направляющая, имела во главе
Поля Брусса, французского эмигранта, Крапоткина, Андреа
Косту, итальянского эмигранта, и самым деятельным агентом
своим Элизе Реклю. В самое последнее время французские
анархисты лишились и этих руководителей.
Нет надобности следить за дальнейшим обзором разных
революционных групп, какой находим у Страусса. Эти группы
суть отпрыски выше охарактеризованных основных партий.
Но нельзя не заметить, что из всех социалистических и
революционных сил наибольшим кредитом пользуются
поссибилисты6, которые строго дисциплинированы и стремятся
предоставить рабочим управление в синдикальных палатах.
Орган их «Proletariat», редактируется наподобие официальной
газеты. «Национальный комитет» регулярно печатает
протоколы своих заседаний, решения комитета объявляются напо-

Теория и практика новейшего социализма
193
добие законодательных актов. Только такая свобода действия
социалистических групп, свобода печати и сходок, открыли
возможность оценить их действительное значение и прийти
к выводу, что революционные партии сами себя истребляют
взаимным соперничеством и, независимо от их влияния,
силы рабочей партии крепнут и направляются на улучшение
экономического положения трудящихся классов, не в ущерб
развитию и благосостоянию государства.
€^^

^^
М.А.БАКУНИН
Письмо А. И. Герцену и Н. П. Огарёву
<Фрагмент>
19 июля 1866. Ischia
Друзья, Герцен и Огарев. Пользуюсь отъездом княгини
Оболенской, моего и вашего друга, чтобы поговорить с вами подробно
и откровенно. <...>
Теперь же обратимся к нашим делам. Вы упрекали меня в
бездействии в то время, как я был деятельнее, чем когда-нибудь:
я говорю об этих трех последних годах. Единым предметом моей
деятельности было основание и устройство интернационального
революционно-социалистического тайного общества. Зная
наперед, что вы, по темпераменту своему и вследствие настоящего
направления вашей деятельности, к нему приступить не можете,
но, с другой стороны, имея в крепость и в честность ваших
характеров веру безусловную, посылаю вам, в особенном запечатанном
пакете, который вам передаст княгиня, полную программу:
изложение начал и организации общества. Оставив в стороне
литературные несовершенства этого труда, обратите внимание только
на суть дела. Вы найдете много лишних подробностей, но
вспомните, что писал я посреди итальянцев, которым, увы, социальные
идеи были почти совсем неизвестны. Особенную борьбу
приходилось мне выдержать против так называемых национальных
страстей и идей, против отвратительнейшей патриотической
буржуазной риторики, раздуваемой весьма сильно Мацини и
Гарибальди. После трехгодовой трудной работы, я добился до
положительных результатов. Есть у нас друзья в Швеции, в
Норвегии, в Дании; есть в Англии, в Бельгии, во Франции, в Испании
и в Италии, есть поляки, есть даже и несколько русских. В южной

Письмо А. И. Герцену и Н. П. Огарёву
195
Италии большая часть Мациновских организаций, Falangia Sacra1
перешла в наши руки. Прилагаю тут же короткую программу
нашей итальянской национальной организации. В одном
послании к своим друзьям в Неаполе и в Сицилии, Мацини сделал
на меня формальный донос, называя, впрочем, меня il mio illustre
amico2 Michèle Bakunin, донос для меня довольно неудобный,
потому что, так как в фалангах Мацини, особливо в Сицилии,
много правительственных агентов, он мог серьезно компрометировать
меня. К счастью моему, правительство здесь социального
движения еще не понимает и потому не боится и доказывает тем свою
немалую глупость, потому что после полнейшего
кораблекрушения всех других партий, идей и мотивов в Италии осталась
только одна живая возможная сила: социальная революция. Весь
народ, особливо в южной Италии, массами валит к нам, и бедность
наша не в материале а в числе образованных людей, искренних
и способных дать форму этому материалу. Труда много,
препятствие тьма, отсутствие денежных средств ужасно — и несмотря
на все, несмотря даже на сильную военную диверсию, мы
нисколько не унываем, не теряем терпения, терпения же надо
много, и хотя медленно, но действительно каждый день подвигаемся
вперед. Этого будет достаточно, чтоб объяснить вам, чем я был
занят в продолжении трех лет. Согласный с вами в том, что для
успеха дела надо огородить его от всего постороннего и лишнего
и предаться ему исключительно, я занимался только им и
абстрагировал себя от всего прочего. Таким образом я разошелся с вами,
если не в цели, так в методе — а вы знаете: la forme entraine
toujours le fond avee elle...3 Ваш настоящий путь мне стал
непонятен, полемизировать с вами мне не хотелось, а согласиться
не мог. Я просто не понимаю ваших писем к государю, ни цели,
ни пользы, — вижу в них, напротив, тот вред, что они могут
породить в неопытных умах мысль, что от государства вообще,
и особенно от Всероссийского Государства и от представляющего
его правительства и государя можно ожидать еще чего-нибудь
доброго для народа. По моему убежденью, напротив, делая
пакости, гадости, зло, они делают свое дело. Вы научились от
английских вигов презирать логику, а я ее уважаю, — и позволю себе
вам напомнить, что тут дело идет не о логике произвольной лица,
но о логике фактов, самой действительности. Читая ваши
послания к Александру II, должно думать, что вы верите в возможность
исправить его, — а я, напротив, думаю, что если бы нас с вами

196
M. A. БАКУНИН
посадили на его место и продержали бы на нем год, два, мы
сделались бы такими же скотами, как и он. Вы утверждаете, что
правительство, так как оно было поставлено, могло сделать
чудеса «по плюсу и по минусу» («Колокол» 15 дек. 65, стр. 1718),
а я убежден, что оно сильно только в минусе и что никакой плюс
для него недоступен. Вы упрекаете своих бывших друзей,
нынешних государственных патриотов, в том, что они сделались
доносчиками и палачами. Мне ж, напротив, кажется, что кто
хочет сохранения всецел ости Империи, должен стать смело
на сторону Муравьева, который является мне доблестным
представителем, Сен-Жюстом и Робеспьером Всероссийской
Государственности, и что хотеть сохранения интегритета и не хотеть
муравьевщины было бы непростительным слабодушием. У
декабристов было в обеих разделявших их партиях более логики
и более решимости: Якушкин хотел зарезать Александра
Павловича за то только, что тот смел подумать о воссоединении Литвы
с Польшею. Пестель же смело провозглашал разрушение
Империи, вольную федерацию и социальную революцию. Он был
смелее вас, потому что не оробел перед яростными криками
друзей и товарищей по заговору, благородных, но слепых членов
северной организации. Вы же испугались и отступились перед
искусственным, подкупленным воплем московских и
петербургских журналистов, поддерживаемых гнусною массою
плантаторов и нравственно обанкротившимся большинством учеников
Белинского и Грановского, твоих учеников, Герцен, большинством
старой гуманно-эстетизирующей братии, книжный идеализм
которой не выдержал, увы, напора грязной, казенной русской
действительности. Ты оказался слаб, Герцен, перед этой изменой,
котирую твой светлый проницательный, строго-логический ум
непременно предвидел бы, если б не затемнила его сердечная
слабость. Ты до сих пор не можешь справиться с нею, забыться,
утешиться. В твоем голосе слышится до сих пор оскорбленная,
раздраженная грусть... ты все говоришь с ними, усовещиваешь
их, точно также как усовещиваешь императора, вместо того чтоб
плюнуть один раз навсегда на всю свою старую публику и,
обернувшись к ней спиною, обратиться к публике новой, молодой,
едино-способной понять тебя искренно, широко и с волею дела.
Таким образом, ты от излишней нежности ко своим
многогрешным старикам изменяешь своему долгу. Ты только занимаешься
ими, говоришь, уменьшаешь себя для них, и утешая себя мыслью,

Письмо Л. И. Герцену и Н. П. Огарёву
197
«что худшее время мы пережили и что скоро на ваш звон снова
явятся блудные дети ваши с седыми волосами и совсем без волос
из патриотического стада»... (1-го декабря, стр. 1710), а ты до тех
пор, ради успеха практической пропаганды», обрекаешь себя
на трудную, неблагодарную обязанность «быть по плечу своему
(печальному) хору, всегда шагом вперед, и никогда двумя».
Я право не понимаю, что значит идти одним шагом впереди перед
поклонниками Каткова, Скарятина, Муравьева, — даже перед
сторонниками Милютиных, Самариных, Аксаковых? Мне,
кажется, что между тобой или ими разница не только
количественная; но качественная, что между вами ничего общего нет и быть
не должно. Они, прежде всего, оставив в стороне их личные и
сословные интересы, могущество которых тянет их, впрочем,
неотразимо в противный вам лагерь, — они патриоты
государственники, ты социалист, поэтому, ради последовательности, должен
быть врагом вообще всякого государства, несовместного с
действительным, вольным, широким развитием социальных
интересов народов. Они, кроме себя и своих интересов, готовы
пожертвовать всем, и человечеством, и правдою, и правом, и волею
и благосостоянием народа для поддержания, для подкрепления
и для расширения государственной силы, — ты, как искрений
социалист, без сомнения готов жертвовать и жизнью и
состоянием для разрушения того же самого государства, существование
которого несовместимо ни с волею, ни с благосостоянием народа.
Или ты социалист-государственник, готовый помириться с самою
гнусною и опасною ложью, порожденною нашим веком: с
казенным демократизмом, с красным бюрократизмом? Ты нигде этого
не высказываешь ясно, можно даже найти в твоих статьях много
междусловий и метких замечаний, прямо отрицающих
государственность вообще, но в то же самое время ты говоришь о чудесах,
которые правительство могло совершить по плюсу, об
«императоре, который, отрекаясь от Петровщины, совместит в себе, может
быть, царя и Стеньку Разина». Герцен, ведь это нелепость,
и я не понимаю, право, как она могла образоваться в твоей
голове, вырваться из нее и лечь под твое перо! Ты скажешь, пожалуй,
что я сам говорил тоже самое в брошюре «Народное дело». — Ну,
не совсем то же самое. Не желая выступать революционно, в
противность вам, — а вы помните, сколько у меня было с вами
горячих споров, — я обратился тогда к царю с другою целью,
с другою потаенною мыслью: я и тогда, как и теперь был вполне

198
M. A. БАКУНИН
убежден в несовместимости его с нашею программою «Земли
и воли» и за отсутствием возможности выставить эту
несообразность положительным образом, стремился высказать ее
отрицательно. Предлагая Александру Николаевичу сделаться народным,
земским царем посредством уничтожения всех сословий, военной,
церковной и гражданской бюрократии и всякой государственной
централизации посредством присвоения земли и безграничной
воли народу, и отпущения на волю всех областей, не желающих
связи с великорусскими областями, я сознательно призывал
царя к разрушение собственными руками империи, к
политическому самоубийству, и никогда мне в голову не приходило, чтобы
он мог согласиться на такой безумный, с его точки зрения,
поступок. <...> Каюсь и вполне сознаю, что никогда не следовало
отступать ни содержанием, ни формою от определенной и ясной
социальной революционной программы. Знаю, вам ненавистно
слово «революция», но что ж делать, друзья, без революции ни для
вас, ни для кого нет ни шагу вперед. Вы во имя вящей
практичности составили себе невозможную теорию о перевороте
социальном без политического переворота, теория столь же невозможная
в настоящее время, как революция политическая без социальной;
оба переворота идут рука об руку и в сущности составляют одно.
Вы все готовы простить государству, пожалуй, готовы
поддерживать его, если не прямо, — было бы слишком стыдно, — так
косвенно, лишь бы оно оставило неприкосновенным ваше
мистическое святая святых: великорусскую общину, от которой
мистически, — не рассердитесь за обидное, но верное слово, — да,
с мистическою всрою и теоретическою страстью вы ждете
спасения не только для великорусского народа, но и для всех
славянских земель, для Европы, для мира. А, кстати, скажите, отчего
вы, уединенные гордецы никем не понятой и не принятой теории
о таинственном свете и мочи скрывающихся в глубине русской
общины, не соблаговолили отвечать серьезно и ясно на серьезный
упрек, сделанный вам вашим приятелем: Вы выбиваетесь из сил,
пишет вам этот друг... вы воображаете, что развитие пойдет
мирным путем, а оно мирным путем не пойдет; пожалуй вы еще
надеетесь в этот несчастный одиннадцатый час на правительство,
а оно может делать только вред; вы запнулись за русскую избу,
которая сама запнулась да и стоит века в китайской
неподвижности со своим правом на землю. Почему не разовьете вы
в своем «Колоколе» этого важного, решительного для вашей те-

Письмо А. И. Герцену и Н. П. Огарёву 199
ории вопроса: почему эта община, от которой вы ожидаете таких
чудес в будущем, в продолжении 10 веков прошедшего
существования не произвела из себя ничего, кроме самого печального
и гнусного рабства? — безобразное принижение женщины,
абсолютное отрицание и непонимание женского права и женской
чести и апатическая равнодушная готовность отдать ее, службы
целого мира ради, под первого чиновника, под первого офицера.
Гнусная гнилость и совершенное бесправие патриархального
деспотизма и патриархальных обычаев, бесправие лица перед
миром и всеподавляющая тягость этого мира, убивающая всякую
возможность индивидуальной инициативы, — отсутствие права
не только юридического, но простой справедливости в решениях
того же мира — и жесткая злостная бесцеремонность его
отношений к каждому бессильному или небогатому члену; его
систематическая злорадостная, жестокая притеснительность в отношении
к тем лицам, в которых появляются притязания на малейшую
самостоятельность, — и готовность продать всякое право и всякую
правду за ведро водки — вот, во всецелости ее настоящего
характера, великорусская крестьянская община. Прибавьте к этому
мгновенное обращение всякого выборного крестьянина в
притеснителя чиновника-взяточника — и картина будет полная, —
полная для всякой общины мирно и покорно живущей под сенью
всероссийского государства. Есть, правда, другая сторона:
бунтовская, Стеньки-Разиновская, Пугачевская, раскольничья —
единственная сторона, от которой должно, по моему мнению,
ждать морализации и спасения для русского народа. Ну, да это
сторона уж не мирно развивающаяся, не государственная, а чисто
революционная, революционная даже и тогда, когда она
пробуждается с призывом царского имени. Обок со страшными
недостатками, мною исчисленными, вы находите в великорусской
общине две добродетели, два преимущества, одно чисто
отрицательное: отсутствие римского и всякого юридического права,
замененного в великорусском народе неопределенным и в
отношении собственно к лицам крайне бесцеремонным и даже
совершенно отрицающим правом; другое, пожалуй, положительное,
хотя и весьма темное инстинктивное понятие народа о праве
каждого крестьянина на землю — понятие, которое, если
разобрать его строго, отнюдь не утверждает права всего народа на всю
землю и чуть ли не заключает в себе другого весьма печального
понятия, присваивающего всю землю государству и государю —

200
M. A. БАКУНИН
мне ли объяснять вам, какая огромная разница между этими
двумя положениями:
Земля принадлежит народу
Земля принадлежит государю?
Вследствие последнего, государь дарит пустые, а прежде дарил
и населенные земли своим генералам, — гонит целые общины
с одной земли на другую, не возбуждая ропота в народе, лишь
дали бы ему какую-нибудь землю. — * Земля наша, а мы
государевы» — с этим понятием, друзья мои, русский народ уйдет
не далеко. Да и в самом деле, все преимущества, находимые вами
в великорусской общине существовали издавна, а до сих пор
ничего не выработали из себя, кроме рабства, да гнили, да еще
отрицания всего государственного устройства,
московско-петровского мира в расколе, в казачестве, да в крестьянском бунте. —
Община наша не имела даже и внутреннего развития, она теперь
та же, что и тому назад пять сот лет, — а если в ней, благодаря
напору государственности, стало заметно подобие внутреннего
процесса, так это процессы разложения, — всякий мужик
побогаче, да посильнее других стремится теперь всеми силами
вырваться из общины, которая его теснит и душит. Откуда же
эта неподвижность и непроизводительность русской общины?
Оттого ли, что в ней самой нет начал развития и движения?
Да, пожалуй, и так. В ней нет свободы, а без свободы, вестимо,
никакое общественное движение немыслимо. Что ж мешает
пробуждению свободы? Государство: московское государство,
которое убило в русском мире все живые зачатки народного
просвещения, развития и преуспеяния, зацветшие, было, в
Новгороде, потом в Киеве; которое погубило их вторично подавлением
казачества и раскола, — петровское государство, которое, как
вам известно, все построено на радикальном отрицании
народной самостоятельности и народной жизни, и которое, кроме
внешней, механической связи притеснителя и эксплуататора
к своей жертве, не имея ничего общего с народом, переродиться
в народное государственное устройство не может;
бюрократическое и военное не случайно, а целым существом своим, пока оно
существовать будет, оно в видах самосохранения непременно
будет требовать от народа все более солдат и денег, и так как
ни один народ не дает ни того, ни другого охотно, все более будет
теснить и разорять его. В этом его единственный способ жизни,
а вследствие того и единственное назначение. Формы или вернее

Письмо А. И. Герцену и Н. П. Огарёву
201
этикеты нашего государства могут измениться, но сущность его
неизменна.
Государь, государство, кроме зла ничего народу не делали
и сделать не могут. — Да как же, возразите вы, разве государь
не освободил крестьян? — В том то и дело, что не освободил.
Мне ли вам говорить и доказывать, что освобождение было
мнимое. Это было, ввиду грозивших смут и опасностей, ничто иное,
как перемена методы и системы в деле народного притеснения;
помещичьи крестьяне превращены в государственных. Место
чиновника-помещика заняла теперь чиновник-община, а над
общиной все казенное чиновничество; наместо помещика, община
сделалась теперь в руках государства слепым, послушным
орудием для управления крестьянами. Воли у крестьян также мало,
как и прежде, ни один пошевелиться без паспорта не может,
а паспорты выдает отвечающая за них перед лицом правительства
община. Круговая порука хороша и действует благодатно там,
где есть воля, она пагубна, при нашем государственном
устройстве. И так нет и, пока продлится существование государства,
крестьянской воли не будет. Нет и признания крестьянского
права на землю. Если земля крестьянская, так зачем же выкуп —
и какой еще выкуп! Разоривший крестьян, принужденных идти
по целой России брать худшую землю за хорошие деньги. Эх,
друзья, есть у нас символы, этикеты, а реальных предметов,
выражаемых ими нет и, пока мы будем управляться царем, не будет.
В чем же вы видите движение вперед, в чем сущность
правительственного подарка крестьянам? Разве только в дешевизне вина,
позволяющей бедному народу, женщинам, детям упиваться
с горя. Хорошо движение, не пробудившее в нашем умном, живом
народе ничего, кроме всенародного пьянства. «...Наша груша
зреет не по дням, а по часам», — говорите вы, — пожалуй и зреет,
но не благодаря государству и не на радость ему, а пока она не
созреет, в России будет только одна действительность: всеподавля-
ющее, всепоглощающее, всеразвращающее государство. Как же
вы после этого говорите, «что правильной реакции у нас быть
не может, что в ней нет действительной необходимости и что так
как реакция бессмысленна, то она и должна утратить тот
бессмысленный характер, в котором она является у нас». (15 дек.
1865, стр. 1718). Напротив, мне кажется, что со времени
основания московского государства, после убийства народной жизни
в Новгороде и в Киеве, после подавления Стеньки-Разинского

202
M. A. БАКУНИН
и Пугачевского бунта, в нашем несчастном и опозоренном
отечестве правильна и действительна только одна реакция: — то что
в истории других европейских стран было только
перемежающимся фактом, то у нас составляет факт непрестанный и
беспрерывный: то есть отрицание всего человеческого, жизни, права,
воли каждого человека и целых народов во имя и в единую
пользу государства. Разве восторжествовавшее царство штыка и
кнута и покорение всякой народной жизни под ним не есть
правильная, действительная, необходимая и вместе с тем самая страшная
реакция, когда-либо существовавшая в мире? И вы от этой
систематической и, повторяю еще раз, совершенно необходимой
реакции ждете чудес по психозу? и вы печатно предполагаете
возможность такого императора, который, отрекшись от петровщины,
совместил бы в себе царя и Стеньку Разина? Любезные друзья,
я не менее вас решительный социалист, но именно потому что
я социалист, я решительно не допускаю совместимости
социального преуспеяния России и развития тех зародышей, которые вот
уже скоро тысячу лет действительно таятся в недрах русского
крестьянского общества с дальнейшим существованием
всероссийского государства, — и думаю, что первая обязанность нас
русских изгнанцев, принужденных жить и действовать за
границей, — это провозглашать громко необходимость разрушения
этой гнусной империи. Это должно быть первым словом нашей
программы. Такое провозглашение было бы непрактично,
скажете вы... Против нас подымется всероссийская помещичья,
литературная, официальная буря. Будут ругать, — тем лучше;
теперь о нас все замолчали и равнодушно обернулись к нам
спиною — это хуже. Царь перестанет читать твои письма, — беды
нет, ты перестанешь писать их, — выигрыш ясный. Старые лысые
друзья от тебя окончательно оттолкнутся и потеряется всякая
надежда на их исправление, — что ж, разве ты действительно
веришь, Герцен, в возможность и в пользу их исправления? Мне
кажется, что между тобою и ими, даже в лучшее время,
существовало всегда большое недоразумение. <...> Поверь мне, Герцен,
твоя пресловутая «перемена фронта», которою ты так гордился
и которым хотел доказать нам, «абстрактным революционерам»
твое практическое и тактическое умение, была огромным
промахом. Твоя уступка развратному, только мнимо-единодушному
дворяно-литературному мнению в России, разъярившемуся
злобою во имя интегритета империи, по случаю польского вопро-

Письмо А. И. Герцену и Н. П. Огарёву
203
са, была бы ошибкою даже и тогда, если весь Великорусский
народ участвовал бы в этом мнении. Разве правда и право
перестают быть правдою и правом потому только, что целый народ
становится против них? Бывают моменты в истории, когда люди
и партии, сильные тем принципом, тою истиною, которая живет
в них, должны для блага общего и для сохранения своей
собственной чести иметь мужество остаться одни, в уверенности, что
истина притянет к ним рано или поздно, не старых и лысых
ренегатов, возвращение которых совершается всегда, в ущерб делу,
а новые, свежие массы. Ведь истина не абстрактна и не продукт
личного произвола, а только наиболее логичное выражение тех
начал, которые живут и действуют в массах. Массы иногда по
близорукости и невежеству увлекаются в сторону от столбовой
дороги, ведущей прямо к их цели и нередко становятся в руках
правительства и привилегированных классов орудием для
достижения целей, решительно противных их существенным
интересам. Что ж, неужели люди, знающие, в чем дело, знающее,
куда надо и куда не надо идти, должны ради популярности
увлекаться и врать вместе с ними? В этом ли состоит ваша пресловутая
практичность? <...> Вы приняли литературно-помещичий вопль
за выражение народного чувства и оробели — оттуда перемена
фронта, кокетничанье с лысыми друзьями-изменниками и новые
послания к государю... и статьи, вроде 1-го Мая нынешнего
года, — статьи, которой я ни за что в мире не согласился бы
подписать; ни за что в мире я не бросил бы в Каракозова камня
и не назвал бы его печатно «фанатиком или озлобленным
человеком из дворян», в то самое время, когда вся подлая лакейская
дворяно- и литературно-чиновничья Русь его ругает и, ругая его,
надеется выслужиться перед царем и начальством, — в то время
как в Москве и в Петербурге наши лысые друзья с восторгом
говорят: «Ну, уж Михаил Николаевич его пытнёт», и когда он
выносит все Муравьевские истязания с изумительным мужеством.
Ни в каком случае мы здесь не имеем права судить его, ничего
не зная о нем, ни о причинах, побудивших его к известному
поступку. Я также, как и ты, не ожидаю ни малейшей пользы
от цареубийства в России, готов даже согласиться, что оно
положительно вредно, возбуждая в пользу царя временную реакцию,
но не удивляюсь отнюдь, что не все разделяют это мнение и что
под тягостью настоящего, невыносимого, говорят, положения,
нашелся человек менее философски развитой, но зато и более

204
M. A. БАКУНИН
энергичный, чем мы, который подумал, что гордиев узел можно
разрезать одним ударом, и я искренно уважаю его за то, что он
подумал так и совершил свое дело. Несмотря на теоретический
промах его, мы не можем отказать ему в своем уважении и
должны признать его «нашим» перед гнусной толпой лакействующих
царепоклонников. В противность сему ты в той же статье
восхваляешь «необыкновенное» присутствие духа молодого
крестьянина, редкую быстроту соображения и ловкость его. Любезный
Герцен, ведь это из рук вон плохо, на тебя не похоже, смешно
и нелепо. Что ж необыкновенного и редкого в действии человека,
который, видя как другой человек подымает руку на третьего,
хватает его за руку или ударяет по ней; ведь это сделал бы всякий,
старик, также как и молодой, царененавистник, для которого,
напр., как для меня, жизнь царя решительно ничем не
«застрахована» и, напротив, осуждена за неповинную польскую и
русскую кровь, пролитую по его приказанию, так же, как и самый
ревностный царепоклонник. Это сделал бы всякий без мысли, без
цели, а механически, инстинктивно, с быстротою и ловкостью
всякого инстинктивного движения... Твое выражение:
«озлобленный человек из дворян» напоминает мне любимое выражение
оправослввившегося Гоголя, который в последнее время своей
жизни называл нас всех «огорченными», — а во-вторых, твое
выражение двусмысленно: можно подумать, что ты считаешь его
озлобленным против царя за то, что он освободил крестьян?
В действительности же он стрелял в него потому, что он обманул
крестьян. Это явствует из первых слов произнесенных
Каракозовым по совершении акта. А ты в той же статье еще сердишься
на царя за то, что он возведением Комисарова в дворянское
достоинство, будто бы исказил смысл урока, данного нам историею.
В чем же состоит по-твоему смысл исторического урока?
Догадаться не трудно: Рылеевы, Трубецкие, Волконские, Петрашев-
ские, Каракозовы непримиримые враги императорства, — все
из дворян. Сусанины, Мартьяновы, Комисаровы, — поборники
и спасители самодержавья — все из народа. Ты же, продолжая
свою роль непризванного и непризнанного советника и пестуна
всего царского дома, не исключая даже и шалунов Лейхтенберг-
ских, ты упрекаешь Александра Николаевича в том, что он
унижает преданное ему крестьянство перед враждебным ему
дворянством. А ведь что ни говори, Герцен, Александр Николаевич,
руководимый чувством самосохранения, лучше понимает смысл

Письмо А. И. Герцену и Н. П. Огарёву 205
государственно русской истории, чем ты: он чувствует, а может
быть и видит ясно, что приверженность нашего народа к царю
точно также основана на недоразумении, как на недоразумении
основано у нас фрондерское либеральничанье дворянского
класса, и что по существу своих интересов и по тем же причинам народ
должен быть врагом, а дворянство неизменным союзником
царской власти, пагубной для народа и едино спасительной для
дворянства. Это сознание овладевает теперь, видимо, целым
классом дворянства. Будем надеяться, что по мере того, как
дворянство, повинуясь несомненной необходимости вытекающей
из всех интересов его, будет сближаться с царем, народ будет
от него удаляться и поймет наконец, что между его
благоденствием и властью царя, государства, существованием империи, нет
возможного примирения. Объяснить это ему всеми средствами —
дело наших друзей, живущих и действующих в России, — а
показать единственный путь свободы и общего спасения нашим
друзьям — наше дело.
Пора резюмироваться: — не подлежит сомнению, что ваша
пропаганда в настоящее время не пользуется даже и десятою
долею того влияния, которое она имела четыре года тому назад.
Звоны вашего «Колокола» раздаются и теряются ныне в пустыне,
не обращая на себя почти ничьего внимания.. Значит, что он
звонит по-пустому и благовестит не то, что следует. Вам остается два
выхода: или его прекратить, или дать ему направление иное. Вам
надо решиться. В чем же должно состоять новое направление?
А прежде всего определить, к кому вы должны обращаться? Где
ваша публика? Народ не читает, следовательно, вам действовать
прямо на народ из заграницы невозможно. Вы должны
руководить тех, которые положением своим призваны действовать на
народ, именно тех, которых вы своими практическими уступками
и своим обращением то к правительству, то к лысым
друзьям-изменникам систематически от себя удаляли. И, прежде всего, вы
должны отказаться от всякого притязания, надежды и намерения
влиять на настоящий ход дел, на государя, на правительство.
Там вас никто не слушает, пожалуй, над вами смеются, там все
знают, куда они идут и чего им надо, знают также, что
Всероссийское государство кроме Петербургских целей и средств, другими
существовать не может. Обращаясь к этому миру, вы только
теряете драгоценное время и компрометируетесь по-пустому.
Ищите публики новой, в молодежи, в недоученных учениках

206
M. A. БАКУНИН
Чернышевского и Добролюбова, в Базаровых, в нигилистах —
в них жизнь, в них энергия, в них честная и сильная воля. Только
не кормите их полусветом, полу-истиною, недомолвками. Да,
встаньте опять на кафедру и, отказавшись от мнимой и, право,
бессмысленной тактичности, валяйте всё, что сами думаете,
сплеча и не заботьтесь больше о том, сколькими шагами вы
опередили свою публику. Не бойтесь, она от вас не отстанет и в случае
нужды, когда вы будете уставать, подтолкнет вас вперед. Эта
публика сильна, молода, энергична, — ей надо полного света
и не испугаете вы ее никакою истиною. Проповедуйте вы ей
практическую осмотрительность, осторожность, но давайте ей
всю истину, дабы она при свете этой истины могла бы узнать,
куда идти и куда вести народ. Развяжите себя, освободите
себя от старческой боязни и от старческих соображений, от всех
фланговых движений, от тактики и от практики, перестаньте
быть Эразмами, станьте Лютерами и возвратится к вам вместе
с утраченною верою в дело и старое красноречие и старая сила, —
и тогда, но только тогда, ваши старые блудные дети-изменники,
познав вновь в вашем голосе голос начальника, возвратятся к вам
с покаянием и горе вам, если вы согласитесь принять их.
Вот вам, друзья, мое полное мнение, а теперь судите меня,
как хотите, и постарайтесь отвечать не каламбурами, ничего
не доказывающими, а делом. <...>
Ваш М. Бакунин
<...> 12 августа.
Государственность и анархия. Борьба двух партий
в Интернациональном обществе рабочих
<Фрагменты>
Прибавление А
<...> Наука, самая рациональная и глубокая, не может угадать
формы будущей общественной жизни. Она может определить
только отрицательные условия, логически вытекающие из строгой
критики существующего общества. Таким образом,
социально-экономическая наука при такой критике дошла до отрицания лично-

Государственность и анархия. Борьба двух партий...
207
наследственной собственности и, следовательно, до отвлеченного
и, как бы сказать, отрицательного положения собственности
коллективной, как необходимого условия будущего социального строя.
Таким же путем дошла она до отрицания самой идеи государства
и государствования, т. е. управления обществом сверху вниз, во имя
какого бы то ни было мнимого права, богословского или
метафизического, божественного или интеллигентно-ученого, и вследствие
того пришла к противоположному, а потому и отрицательному
положению — к анархии, т. е. самостоятельной свободной
организации всех единиц или частей, составляющих общины, и их вольной
федерации между собою, снизу вверх, не по приказанию какого бы
то начальства, даже избранного, и не по указаниям какой-либо
ученой теории, а вследствие совсем естественного развития всякого
рода потребностей, проявляемых самою жизнью.
Поэтому никакой ученый не в состоянии научить народ,
не в состоянии определить даже для себя, как народ будет и
должен жить на другой день социальной революции. Это
определится, во-первых, положением каждого народа и, во-вторых, теми
стремлениями, которые в них проявятся и будут сильнее
действовать, отнюдь же не руководствами и уяснениями сверху и вообще
никакими теориями, выдуманными накануне революции. <...>
Каким же образом честные люди могут изменить
экономический быт народа? Никакой власти у них нет, да и сама
государственная власть, как мы это постараемся доказать ниже,
бессильна исправить экономическое положение народа; единственное,
что она может сделать для него, это — упраздниться, исчезнуть,
так как ее существование несогласно с благом народным,
могущим быть созданным только самим народом.
Что же могут сделать друзья народа? Возбудить его к
самостоятельному движению и действию и прежде всего — утверждают
именно добросовестные поборники того направления, о котором
мы теперь говорили, — указать ему пути и средства к его
освобождению.
Пути и средства могут быть двоякого рода: чисто
революционные, стремящиеся прямо к организации всенародного бунта,
и другие, более мирные, начинающие освобождение народа
систематически медленным, но вместе с тем радикальным
преобразованием его экономического быта. Этот второй метод, если
ему хотят следовать искренно, исключает, разумеется, пошлую
проповедь о сбережении, столь любимую буржуазными эконо-

208
M. A. БАКУНИН
мистами, по той простой причине, что чернорабочему народу
вообще, и особенно нашему, сберегать решительно нечего. <...>
Кооперация, во всех ее видах, есть, несомненно, рациональная
и справедливая форма будущего производства. Но для того, чтобы
она могла достигнуть своей цели — освобождения всех работающих
масс и полного вознаграждения и удовлетворения их, необходимо,
чтобы земля и капитал, во всех видах, сделались коллективной
собственностью. До тех пор, пока этого не будет, кооперация в
большем числе случаев будет раздавлена всемогущею конкуренциею
больших капиталов и большой поземельной собственности; в
редких же случаях, когда, например, тому или другому, непременно
более или менее замкнутому, производительному товариществу
удастся выдержать и пережить эту борьбу, результатом этой удачи
будет лишь зарождение нового привилегированного класса
коллективных счастливцев в массе нищенствующего пролетариата.
Итак, при существующих условиях общественной экономии
кооперация рабочих масс освободить не может, тем не менее, однако,
она представляет ту выгоду, что даже в настоящее время приучает
работников соединяться, организоваться и самостоятельно
управлять своими собственными делами. <...>
Но справедливо ли, что нет теперь в России ни другого
выхода, ни дела другого, кроме кооперативных предприятий? Мы
думаем решительно, что это несправедливо.
В русском народе существуют в самых широких размерах те
два первых элемента, на которые мы можем указать, как на
необходимые условия социальной революции. Он может
похвастаться чрезмерною нищетою, а также и рабством примерным.
Страданиям его нет числа, и переносит он их не терпеливо,
а с глубоким и страстным отчаянием, выразившимся уже два
раза исторически, двумя страшными взрывами: бунтом Стеньки
Разина и пугачевским бунтом, и не перестающим поныне
проявляться в беспрерывном ряде частных крестьянских бунтов.
Что же служит ему препятствием к совершению
победоносной революции? Недостаток ли в общем народном идеале,
который был бы способен осмыслить народную революцию, дать
ей определенную цель и без которого, как мы выше сказали,
невозможно одновременное и всеобщее восстание целого
народа, а следовательно, невозможен и самый успех революции?
Но вряд ли было бы справедливо сказать, что в русском народе
уже не выработался такой идеал.

Государственность и анархия. Борьба двух партий...
209
Если бы его не было, если бы он не выработался в сознании
народном, по крайней мере, в своих главных чертах, то надо бы
было отказаться от всякой надежды на русскую революцию,
потому что такой идеал выдвигается из самой глубины народной
жизни, есть непременным образом результат народных
исторических испытаний, его стремлений, страданий, протестов, борьбы
и вместе с тем есть как бы образное и общепонятное, всегда
простое, выражение его настоящих требований и надежд.
Понятно, что если народ не выработает сам из себя этого
идеала, то никто не будет в состоянии ему его дать. Вообще нужно
заметить, что никому, ни лицу, ни обществу, ни народу, нельзя
дать того, чего в нем уже не существует не только в зародыше,
но даже в некоторой степени развития. <...> Самые великие гении
не приносили и не могли приносить нового содержания
обществу, а, созданные самим обществом, они, продолжая и развивая
многовековую работу, принесли и приносят только новые формы
для того же содержания, беспрестанно вновь возрождающегося
и расширяющегося самым движением общественной жизни.
Но, повторяю еще раз, самые прославленные гении ничего
или очень мало сделали до сих пор собственно для народа, т. е.
для многомиллионного чернорабочего пролетариата. Народная
жизнь, народное развитие, народный прогресс принадлежат
исключительно самому народу. Этот прогресс совершается,
конечно, не путем книжного образования, а путем естественного
нарастания опыта и мысли, передаваемого из рода в род и
необходимым образом расширяющегося, углубляющегося по
содержанию, усовершенствующегося и облекающегося в свои формы,
разумеется, чрезвычайно медленно, путем бесконечного ряда
тяжких и горьких исторических испытаний, доведших,
наконец, в наше время народные массы, можно сказать, всех стран,
по крайней мере всех европейских стран, до сознания, что им
от привилегированных классов и от нынешних государств,
вообще от политических переворотов, ждать нечего, и что они могут
освободиться только собственным усилием своим, посредством
социальной революции. Это самое определяет всеобщий идеал,
ныне в них живущий и действующий.
Существует ли такой идеал в представлении народа русского?
Нет сомнения, что существует, и нет даже необходимости
слишком далеко углубляться в историческое сознание нашего народа,
чтобы определить его главные черты.

210
M. A. БАКУНИН
Первая и главная черта — это всенародное убеждение, что
земля, вся земля, принадлежит народу, орошающему ее своим
потом и оплодотворяющему ее собственноручным трудом. Вторая
столь же крупная черта, что право на пользование ею
принадлежит не лицу, а целой общине, миру, разделяющему ее временно
между лицами; третья черта, одинаковой важности с двумя
предыдущими, — это квазиабсолютная автономия, общинное
самоуправление и вследствие того решительно враждебное
отношение общины к государству.
Вот три главные черты, которые лежат в основании русского
народного идеала. По существу своему они вполне соответствуют
идеалу, вырабатывающемуся за последнее время в сознании
пролетариата латинских стран, несравненно ближе ныне стоящих
к социальной революции, чем страны германские. Однако
русский народный идеал омрачен тремя другими чертами, которые
искажают его характер и чрезвычайно затрудняют и замедляют
осуществление его; чертами, против которых поэтому мы всеми
силами должны бороться, и против которых борьба тем
возможнее, что она уже существует в самом народе.
Эти три затемняющие черты: 1) патриархальность; 2)
поглощение лица миром; 3) вера в царя. Можно было бы прибавить
в виде четвертой черты христианскую веру,
официально-православную или сектаторскую 1; но, по нашему мнению, у нас в
России этот вопрос далеко не представляет той важности, какую
он представляет в Западной Европе, не только в католических,
но даже и в протестантских странах. Социальные
революционеры, разумеется, не пренебрегают им и пользуются всяким
случаем, чтобы в присутствии народа сказать убийственную
правду господу Саваофу 2 и богословским, метафизическим,
политическим, юридическим, полицейским и
буржуазно-экономическим представителям его на земле. Но они не ставят
религиозный вопрос на первое место, убежденные в том, что
суеверие народа, естественным образом сопряженное в нем
с невежеством, не коренится, однако, столько в этом
невежестве, сколько в его нищете, в его материальных страданиях
и в неслыханных притеснениях всякого рода, претерпеваемых
им всякий день; что религиозные представления и басни, эта
фантастическая склонность к нелепому — явление еще более
практическое, чем теоретическое, а именно, не столько
заблуждение ума, сколько протест самой жизни, воли и страсти против

Государственность и анархия. Борьба двух партий... 211
невыносимой жизненной тесноты; что церковь представляет
для народа род небесного кабака, точно так же как кабак
представляет нечто вроде церкви небесной на земле; как в церкви,
так и в кабаке он забывает хоть на одну минуту свой голод, свой
гнет, свое унижение, старается успокоить память о своей
ежедневной беде — один раз в безумной вере, а другой раз в вине.
Одно опьянение стоит другого.
Социальные революционеры знают это и потому убеждены, что
религиозность в народе можно будет убить только социальною
революцией <...>. Дайте широкую человеческую жизнь народу,
и он вас удивит глубокою рациональностью своих мыслей. <...>
Народа никогда и ни под каким предлогом и для какой бы
то ни было цели обманывать не следует. Это было бы не просто
преступно, но и в видах достижения революционного дела
вредно; вредно уже потому, что всякий обман по существу своему
близорук, мелок, тесен, всегда шит белыми и гнилыми нитками,
вследствие чего непременно обрывается и раскрывается, и для
самой революционной молодежи самое ложное,
самопроизвольное, самодурное и народу противное направление. Человек
силен только тогда, когда он весь стоит на своей правде, когда он
говорит и действует сообразно своим глубочайшим убеждениям.
Тогда, в каком бы положении он ни был, он всегда знает, что ему
надо говорить и делать. Он может пасть, но осрамиться и осрамить
своего дела не может. Если мы будем стремиться к
освобождению народа путем лжи, мы непременно запутаемся, собьемся
с пути, потеряем из виду самую цель, и, если будем иметь хотя
какое-нибудь влияние на народ, собьем с пути и самый народ,
т. е. будем действовать в смысле и на пользу реакции.
Поэтому, так как мы сами глубоко убежденные безбожники,
враги всякого религиозного верования и материалисты, всякий
раз, когда нам придется говорить о вере с народом, мы обязаны
высказать ему во всей полноте наше безверие, скажу более, наше
враждебное отношение к религии. На все вопросы его по этому
предмету мы должны отвечать честно и, даже когда становится
нужно, т. е. когда предвидится успех, должны стараться ему
объяснить и доказать справедливость своих воззрений. Но мы
не должны сами искать случаев к подобным разговорам. Мы
не должны ставить религиозный вопрос на первом плане нашей
пропаганды в народе. Делать это, по нашему глубокому
убеждению, однозначительно с изменою народному делу. <...>

212
M. A. БАКУНИН
Народное дело состоит единственно в осуществлении народного
идеала с возможным, в народе же самом коренящимся,
исправлением и лучшим, прямее и скорее к цели идущим,
направлением его. Мы указали на три несчастные черты, омрачающие,
главным образом, идеал русского народа. Теперь заметим, что
две последние: поглощение лица миром и богопочитание царя,
собственно, вытекают как естественные результаты из первой,
т. е. из патриархальности, и что поэтому патриархальность есть
то главное историческое, но, к несчастию, совершенно народное
зло, против которого мы обязаны бороться всеми силами.
Оно исказило всю русскую жизнь, наложив на нее тот характер
тупоумной неподвижности, той непроходимой грязи родной, той
коренной лжи, алчного лицемерия и, наконец, того холопского
рабства, которые делают ее нестерпимой. <...>
Каждая община составляет в себе замкнутое целое, вследствие
чего — и это составляет одно из главных несчастий в России —
ни одна община не имеет, да и не чувствует надобность иметь
с другими общинами никакой самостоятельной органической
связи. Соединяются же они между собою только посредством
царя-батюшки, только в его верховной, отеческой власти.
Мы говорим, что это большое несчастье. Понятно, что такое
разъединение бессилит народ и обрекает все его бунты, почти
всегда местные и бессвязные, на неизбежное поражение и тем
самым упрочивает торжество деспотической власти. Значит, одною
из главных обязанностей революционной молодежи должно быть
установление всеми возможными средствами и во что бы то ни стало
живой бунтовской связи между разъединенными общинами. <...>
Число общин несметно, а общий их царь-батюшка стоит
над ними слишком высоко, только немножко ниже господа бога,
для того чтобы ему управиться лично со всеми. Ведь сам господь
бог для управления миром нуждается в службе бесчисленных
чинов и сил небесных, серафимов, херувимов, архангелов, ангелов
шестикрылых и простокрылых3, тем более царь не может
обойтись без чиновников. Ему нужна целая военная, гражданская,
судебная и полицейская администрация. Таким образом, между
царем и народом, между царем и общиною становится государство
военное, полицейское, бюрократическое и неизбежным образом
строго централизованное.
Таким образом, воображаемый царь-отец, попечитель и
благодетель народа помещен высоко, высоко, чуть ли не в небесную

Государственность и анархия. Борьба двух партий...
213
даль, а царь настоящий, царь-кнут, царь-вор, царь-губитель,
государство, занимает его место. Из этого вытекает, естественно,
тот странный факт, что народ наш в одно и то же время боготворит
царя воображаемого, небывалого и ненавидит царя
действительного, осуществленного в государстве. <...>
Государство окончательно раздавило, развратило русскую
общину, уже и без того развращенную своим патриархальным
началом. Под его гнетом само общинное избирательство стало
обманом, а лица, временно избираемые самим народом, головы,
старосты, десятские, старшины, превратились, с одной
стороны, в орудия власти, а с другой, в подкупленных слуг богатых
мужиков-кулаков. При таких условиях последние остатки
справедливости, правды, простого человеколюбия должны были
исчезнуть из общин, к тому же разоренных государственными
податями и повинностями и до конца придавленных
начальственным произволом. Более чем когда-нибудь, разбой остался
единственным выходом для лица, а для целого народа —
всеобщий бунт, революция.
В таком положении что может делать наш умственный
пролетариат, русская, честная, искренняя, до конца преданная
социально-революционная молодежь? Она должна идти в народ,
несомненно, потому что ныне везде, по преимуществу же в
России, вне народа, вне много миллионных чернорабочих масс нет
более ни жизни, ни дела, ни будущности. Но как и зачем идти
в народ? <...>
Народ наш явным образом нуждается в помощи. Он находится
в таком отчаянном положении, что ничего не стоит поднять
любую деревню. Но хотя и всякий бунт, как бы неудачен он ни был,
всегда полезен, однако частных вспышек недостаточно. Надо
поднять вдруг все деревни. Что это возможно, доказывают нам
громадные движения народные под предводительством Стеньки
Разина и Пугачева. Эти движения доказывают нам, что в
сознании нашего народа живет действительно идеал, к
осуществлению которого он стремится, а из неудач их мы заключаем, что
в этом идеале есть существенные недостатки, которые мешали
и мешают успеху.
Эти недостатки мы назвали и высказали свое убеждение, что
прямая обязанность нашей революционной молодежи
противодействовать им и употребить все усилия, чтобы побороть их в
самом народном сознании, а для того, чтобы доказать возможность

214
M. A. БАКУНИН
такой борьбы, мы показали, что она уже давно началась в самом
народе.
Война против патриархальности ведется ныне чуть ли
не в каждой деревне и в каждом семействе, и община, мир
до такой степени обратились теперь в орудие ненавистной
народу государственной власти и чиновнического произвола, что
бунт против последних становится вместе с тем и бунтом против
общинного и мирского деспотизма.
Остается богопочитание царя; мы думаем, что оно чрезвычайно
поприелось и ослабело в самом сознании народном за последние
десять или двенадцать лет благодаря мудрой и народолюбивой
политике императора Александра благодушного.
Дворянина-помещика-крепостника более нет, а он был громоотводом,
стягивающим главным образом на себя всю грозу народной ненависти.
Остался дворянин или купец-землевладелец, крупный кулак,
а, главное, остался чиновник, ангел или архангел царский.
Но чиновник исполняет волю царя. Как ни омрачен наш мужик
безумною историческою верою в царя, он наконец это сам
понимать начинает. Да как же и не понять! В продолжение десяти лет
он со всех концов России посылает к царю своих
просителей-депутатов, и все слышат из самых царских уст только один ответ:
«Вам не будет другой свободы!»
Нет, воля ваша, русский мужик невежа, но не дурак. А он
должен был бы быть круглейшим дураком, чтобы после стольких
глаза колющих фактов и испытаний, вынесенных им на своей
собственной шкуре, он не начал понимать наконец, что у него
нет врага пуще царя. Втолковать, дать ему почувствовать это
всеми возможными способами и пользуясь всеми плачевными
и трагическими случаями, которыми переполнена ежедневная
народная жизнь, показать ему, как все чиновничьи, помещичьи,
поповские и кулацкие неистовства, разбои, грабежи, от которых
ему нет житья, идут прямо от царской власти, опираются на нее
и возможны только благодаря ей, доказать ему, одним словом,
что столь ненавистное ему государство — это сам царь и не что
иное, как царь, — вот прямая и теперь главная обязанность
революционной пропаганды.
Но этого мало. Главный недостаток, парализирующий и
делающий до сих пор невозможным всеобщее народное восстание
в России, — это замкнутость общин, уединение и разъединение
крестьянских местных миров. Надо во что бы то ни стало разбить

Государственность и анархия. Борьба двух партии...
215
эту замкнутость и провести между этими отдельными мирами
живой ток революционерной мысли, воли и дела. Надо связать
лучших крестьян всех деревень, волостей и по возможности
областей, передовых людей, естественных революционеров из
русского крестьянского мира между собою и там, где оно возможно,
провести такую же живую связь между фабричными работниками
и крестьянством. Эта связь не может быть другою как личною.
Нужно, соблюдая, разумеется, притом, самую педантическую
осторожность, чтобы лучшие, или передовые крестьяне каждой
деревни, каждой волости и каждой области знали таких же
крестьян всех других деревень, волостей, областей.
Надо убедить прежде всего этих передовых людей из
крестьянства, а через них если не весь народ, то по крайней мере
значительную и наиболее энергичную часть его, что для целого народа,
для всех деревень, волостей и областей в целой России, да также
и вне России, существует одна общая беда, а потому и одно общее
дело. Надо их убедить в том, что в народе живет несокрушимая
сила, против которой ничто и никто устоять не может; и что если
она до сих пор не освободила народа, так это только потому, что
она могуча только, когда она собрана и действует одновременно,
везде, сообща, заодно, и что до сих пор она не была собрана. Для
того же, чтобы собрать ее, необходимо, чтобы села, волости, области
связались и организовались по одному общему плану и с единою
целью всенародного освобождения. Для того же чтобы создалось
в нашем народе чувство и сознание действительного единства, надо
устроить род народной печатной, литографированной, писаной
или даже изустной, газеты, которая бы немедленно извещала
повсюду, во всех концах, областях, волостях и селах России
о всяком частном народном, крестьянском или фабричном бунте,
вспыхивающем то в одном, то в другом месте, а также и о крупных
революционных движениях, производимых пролетариатом
Западной Европы, для того чтобы наш крестьянин и наш фабричный
работник не чувствовал себя одиноким, а знал бы, напротив, что
за ним, под тем же гнетом, но зато и с тою же страстью и волею
освободиться, стоит огромный, бесчисленный мир к всеобщему
взрыву готовящихся чернорабочих масс.
Такова задача и, скажем прямо, таково единственное дело
революционной пропаганды. Каким образом это дело должно
быть совершено нашею молодежью, печатным образом
рассказывать неудобно.

216
M. A. БАКУНИН
Скажем только одно: русский народ только тогда признает нашу
образованную молодежь своею молодежью, когда он встретится
с нею в своей жизни, в своей беде, в своем деле, в своем отчаянном
бунте. Надо, чтобы она присутствовала отныне не как
свидетельница, но как деятельная и передовая, себя на гибель обрекшая
соучастница, повсюду и всегда, во всех народных волнениях и
бунтах, как крупных, так и самых мелких. Надо, чтобы, действуя
сама по строго обдуманному и положительному плану и подвергая
в этом отношении все свои действия самой строгой дисциплине,
для того чтобы создать то единодушие, без которого не может
быть победы, она сама воспиталась и воспитала народ не только
к отчаянному сопротивлению, но также и к смелому нападению.
В заключение прибавим еще одно слово. Класс, который мы
называем нашим умственным пролетариатом и который у нас
уже в положении социально-революционном, т. е.
просто-напросто отчаянном и невозможном, должен теперь проникнуться
сознательною страстью социально-революционного дела, если он
не хочет погибнуть постыдно и втуне, этот класс призван ныне
быть приуготовителем, т. е. организатором народной революции.
Для него нет другого выхода. Он мог бы, правда, благодаря
полученному им образованию, стремиться достать какое-нибудь более
или менее выгодное местечко в рядах уже чересчур
переполненных и чрезвычайно негостеприимных грабителей, эксплуататоров
и притеснителей народа. Но, во-первых, таких мест все остается
меньше и меньше, так что они достижимы только для самого
малого количества. Большинство останется только со срамом измены
и погибнет в нужде, в пошлости и подлости. Мы же обращаемся
только к тем, для которых измена немыслима, невозможна.
Порвавши безвозвратно все связи с миром эксплуататоров,
губителей и врагов русского народа, они должны смотреть на себя
как на капитал драгоценный, принадлежащий исключительно
делу народного освобождения, как на такой капитал, который
должен тратить себя лишь на пропаганду народную, на
постепенное возбуждение и на организацию всенародного бунта.
€^а

^5^
Л. Ю- ГУСМАН
Русская либеральная эмиграция и анархизм
(конец 50-х — середина 60-х гг. XIX в.)
Середина XIX в. стала для России периодом кристаллизации
и развития самых разнообразных идейных течений. Время
общественного пробуждения и надежд, связанных с ожидавшимися
реформами, первоначально характеризовалось относительным
единством стремлений и целей. Однако уже с конца 1850-х гг.
начался раскол внутри «прогрессистского» общества, связанный
с различными взглядами на будущее России и цивилизации
в целом, на смысл и темпы происходивших преобразований.
Среди многочисленных оппозиционных направлений русской
общественной мысли существовали как социалистические, так
и леволиберальные тенденции, иногда сотрудничавшие, а иногда
жестко оппонировавшие друг другу.
В настоящей статье мы попытаемся кратко рассмотреть
проблему взаимоотношений российской
либерально-конституционалистской эмиграции конца 1850-х — середины 1860-х гг.
с формирующимся анархизмом, в частности с бакунизмом.
Бакунистская идеология безгосударственности и бунтарства
приобрела свою окончательную форму несколько позже, уже
после разрыва своего основателя с К. Марксом, но и ранее она
решительно противостояла любой разновидности как правового,
так и экономического либерализма и не могла не вступить с ним
в острую идейную конфронтацию, нашедшую свое продолжение
в полемике П. А. Кропоткина с современными ему либералами.
В начале 1850-х гг. русский анархизм находился в стадии
становления и формировался в эмиграции под воздействием
разочарования в неудачных революциях 1848 г. А. И. Герцен и осо-

218
Л. Ю. ГУСМАН
бенно его тогдашний друг и единомышленник В. А. Энгельсон
находились под заметным воздействием сочинений выдающегося
французского анархиста П. Ж. Прудона, в газете которого тогда
сотрудничал Герцен. В то время как Искандер весьма
критически относился к некоторым аспектам прудоновских убеждений,
особенно по женскому и польскому вопросам, Энгельсон стал
их безоговорочным почитателем. Основной политический вывод
из прудонизма, сделанный Энгельсоном, заключался в том, что,
если государство как таковое является злом, а единственным
принципиальным вопросом становится разрешение социальных
проблем, то, следовательно, формы государственного устройства,
парламенты, конституции не имеют никакого позитивного и
реального значения, являясь лишь формой заговора
привилегированного большинства против неимущего большинства народа.
В середине 1850-х гг., после смерти Николая I, в эпоху
политической «оттепели», большинство русского образованного
класса объединилось вокруг определенной «программы-мини-
мум», включавшей отмену крепостного права и освобождение
крестьян с землей, ликвидацию или, по крайней мере, ослабление
цензуры и запрещение телесных наказаний. Глашатаем этих
вполне умеренных требований стал «неисправимый социалист»
A. И. Герцен, сформулировавший эти призывы в первом же
номере «Полярной звезды» в 1855 г. Резким диссонансом по
отношению к этой программе стала помещенная в том же издании статья
B. А. Энгельсона «Что такое государство?», весьма существенно
противоречившая герценовским намерениям и взглядам. Статья
отличалась определенным идеологическим экстремизмом,
который казался несвоевременным и разрушавшим хрупкое
согласие, установившееся среди реформаторских общественных сил.
Сочинение Энгельсона стало первым подробным обоснованием
анархистских идеалов в русской публицистике. Его автор
детально, с многочисленными историческими аналогиями, развивал
мысль о том, что государство — «заговор имущих собственность
против неимущих»*. Подобная постановка вопроса в то самое
время, когда в России в порядке дня стояли иные, значительно
более конкретные и животрепещущие проблемы, требовавшие
немедленного разрешения, вызывали недоумение, даже у Гер-
* <Энгельсон В. А>Что такое государство? // Полярная звезда на 1855 г.
С. 15.

Русская либеральная эмиграция и анархизм
219
цена, никогда не являвшегося апологетом буржуазной
государственности. Впоследствии, он вспоминал: «статья "Что такое
государство?" была хороша, но <...> она попалась не вовремя.
Проснувшаяся Россия требовала, именно тогда, практических
советов, а не философских трактатов по Прудону и Шопенгауэру»*.
Однако когда труд Энгельсона печатался, Герцен еще не вполне
осознавал настроения русских свободомыслящих и восторженно
рекомендовал им «смелость и глубину революционной логики
автора»**.
Отрицательные отклики из России не замедлили последовать.
Известный библиограф и внимательный читатель «Полярной
звезды» С. Д. Полторацкий упрекал лондонского эмигранта:
«статью о государстве <...> вы называете "превосходною" <...>.
У нас в России, думаю, едва-ли будет она понятна, едва-ли
дочтут до конца такую темную, бесплодную метафизику»***.
Отметим, что Полторацкий даже не стал обсуждать содержание
статьи, а лишь подчеркнул ее неуместность. Для империи
основным вопросом было не уничтожение государства как такового,
а, напротив, его реформирование. Характерно, что даже такой
убежденный социалист, как Н. П. Огарев, несомненно,
сочувствовавший многим положениям произведения В. А. Энгельсона,
не удержался от едкой критики в ее адрес: «она (статья. — Л. Г.)
основана на игре слов: <...> она просто прочтется без пользы,
но с удовольствием»****. Таким образом, первая попытка гласной
пропаганды анархистских идей в России завершилась неудачей.
В конце 1850-х гг. от былого единства в рядах российских
«прогрессистов» ничего не осталось. Между умеренными
либералами, такими как Б. Н. Чичерин и «красными», звавшими
Русь «к топору»*****, уже не было ничего общего. Попытки
герценовского «Колокола» сыграть роль примирителя
сторонников преобразований постоянно заканчивались провалами.
* Герцен А. И. Былое и думы // Собр. соч.: В 30-ти т. Т. X. М., 1956. С. 362.
** Герцен А. И. Объявление о «Полярной звезде» 1855 // Собр. соч. В 30-ти
т. Т. XII. М., 1956. С. 270.
*** <Полторацкии С.Д.> Г. издателю «Полярной звезды» // Полярная звезда
на 1856 г. С. 251.
**** Огарев Н. П. Письмо к издателю // Избр. соц.-полит, и филос. произведения.
Т. 1.М.,1952.С. 199.
***** русский человек. Письмо из провинции // Колокол. 1 марта 1860 г. Л. 64.
С. 535.

220
Л. Ю. ГУСМАН
А в 1860 г. громко заявил о себе новый эмигрант, П. В.
Долгоруков. Особенностью его политической позиции стало тесное
увязывание необходимых, по его мнению, либеральных реформ
с немедленным введением конституции. Такое мнение
принципиально отличалось от взглядов большинства либералов, которые
верили в то, что радикальные преобразования могут быть быстро
проведены лишь могущественной самодержавной властью, и
рассматривали русскую конституцию как желанную, но далекую
цель. Подобное идейное противоречие вызывало бурную
полемику. Участие в ней принял и находившийся в Сибири будущий
идеолог и проповедник анархизма М. А. Бакунин.
В конце 1860 г. на страницах «Колокола» развернулась
ожесточенная дискуссия о деятельности губернатора восточной
Сибири H. H. Муравьева-Амурского. Признавая за ним
колоссальные административные дарования и реформаторские идеи,
корреспонденты с тревогой отмечали у чиновника деспотические
наклонности и нетерпимость к любому инакомыслию. Среди
авторов этих обличительных писем были «первый декабрист»
В. Ф. Раевский и М. В. Буташевич-Петрашевский,
пользовавшиеся авторитетом у издателей «Колокола», чьего приговора
боялись сановники, желавшие сохранить либеральную
репутацию. Чтобы нейтрализовать негативные отзывы, М. А. Бакунин,
находившийся в тот период в фаворе у Муравьева, направил своим
лондонским друзьям обширное письмо в защиту губернатора.
Будущий анархист восторженно излагал муравьевские планы,
очевидно, имевшие слабое отношение к реальности. По словам
склонного к увлечениям и гиперболизации Бакунина, Муравьев
планировал захват Петербурга и установление «не конституции
и не болтливого парламента, а временной железной диктатуры»*.
В данном случае М. А. Бакунин апеллировал к известным
ему настроениям А. И ГерЦена и Н. П. Огарева, одно время
считавшим, что осуществить реформы достаточно радикально,
преодолевая сословный, главным образом, дворянский эгоизм
могла лишь самодержавная власть с ее неограниченными
полномочиями. Однако, именно в середине 1860 г., когда Бакунин
сочинял письмо, лондонские эмигранты уже изменили свои
взгляды. Откликаясь на сочинение Долгорукова, Герцен согла-
Бакунин М.А. Письмо к А. И. Герцену 7 ноября 1860 г. // Письма М. А.
Бакунина к А. И. Герцену и Н. П. Огареву. Женева, 1892. С. 5.

Русская либеральная эмиграция и анархизм
221
шалея с его конституционными требованиями, и прибавлял: «мы
думали, что петербургское императорство могло еще сослужить
одну службу, разрубая им самим скрученный узел крепостного
состояния. <...> Не тут-то было, наше самодержавие оказалось
недоросшим до энергического решения <...>. Такую власть
надобно взять в опеку, пока она не наделала больше бед»*.
Поэтому и суждения Бакунина о том, что необходима «в Петербурге
не конституция и не парламент, а железная диктатура в видах
освобождения славян»** не могли вызвать энтузиазм у Герцена
и Огарева. Примечательно, что Бакунин в письмах 1860 г.
противопоставлял парламентаризму и конституции не анархистский
идеал широкого самоуправления и минимума, если не полного
уничтожения, власти, а, напротив, железную, неограниченную
диктатуру, совершенно неподконтрольную обществу. Будущий
идеолог «безначалия» даже не упоминал тогда о Земском соборе
или о каких-либо иных органах народной инициативы. Он верил
в безграничные возможности и полномочия сильной личности,
способной быстро осуществить социальные преобразования.
Подобная надежда применительно кМ.Н. Муравьеву-Амурскому
оказалась жестоким самообманом Бакунина, и он бежал в 1861 г.
из владений своего кажущегося единомышленника в Лондон.
1862 г. стал временем расцвета российской эмигрантской
прессы. Наряду с «Колоколом» и приложениями к нему,
выпускались многочисленные конституционалистские
журналы. П. В. Долгоруков и юный, но весьма активный публицист
Л. П. Блюммер активно проповедовали необходимость введения
в России бессословной конституции. Несмотря на очевидные
расхождения по целому ряду пунктов социально-политической
программы, между ними и издателями «Колокола» не было
полемики, напротив, они часто координировали выступления
по наиболее актуальным вопросам. И Долгоруков, и Блюммер,
и А. И. Герцен, и М. А. Бакунин поддерживали отмену
сословных привилегий, независимость Польши и проведение
референдума по самоопределению Украины, Белоруссии и Литвы,
установление свободы совести и печати, созыв земского собора.
* Герцен А. И. La vérité sur la russie (par le prince pierre Dolgorukoff, Paris,
1860) // Собр. соч.: В 30-ти т. Т. XII. М., 1956. С. 270.
* Бакунин М.А. Письмо к А. И. Герцену 8 декабря 1860 г. // Письма М. А.
Бакунина к А. И. Герцену и Н. П. Огареву. С. 64.

222
Л. Ю. ГУСМАН
Соглашаясь по столь принципиальным проблемах, вполне можно
было пренебречь спорами о социализме. Не случайно
конституционалистские издания в 1862-1863 гг. выражали солидарность
со своими социалистическими товарищами-оппонентами. Так,
например, Долгоруков безоговорочно поддержал позицию
Бакунина по польскому вопросу, встав на его сторону в полемике
с лидером шляхетских националистов Л. Мерославским*. Еще
более благосклонно отзывался о Бакунине Блюммер, который,
в отличие от Долгорукова, не был принципиальным противником
социалистических идей**. Но уже тогда становилось очевидным,
что «медовый месяц» во взаимоотношениях идеолога анархизма
и либеральных эмигрантов недолог. Признаки скорого разрыва
проявлялись и в уважительных, но четких оговорках Блюммера
о несогласии с бакунинскими экономическими воззрениями,
и в недоброжелательных беседах Долгорукова с Бакуниным
в Лондоне***. Когда же поражение польского восстания и общее
поправение русского общественного мнения
продемонстрировали тщетность надежд эмигрантов на скорое торжество своих
взглядов, от былого единства не осталось и следа.
Конгресс Лиги мира и свободы в 1867 г., на котором М. А.
Бакунин призвал одобрить коммунистическую и атеистическую
программу, стал поводом для П. В. Долгорукова торжественно
отказаться от солидарности с прежним тактическим союзником:
«Я заявляю, что если бы мне пришлось выбирать между
самодержавной властью Александра II и режимом с либеральной
фразеологией, но по сути дела диктаторским и деспотическим,
господина Бакунина и его друзей коммунистов, то я предпочел бы
лучше жить при режиме Александра И. Я знаю их, этих
революционеров-коммунистов, — это самые худшие из деспотов»****.
В целом история взаимоотношений деятелей анархистского
и конституционалистского течений общественной мысли 1850-
1860-х гг. свидетельствует о полной идейной несовместимости
* <Долгоруков П. В.> Библиографические заметки // Листок, издаваемый
князем Петром Долгоруковым. 1863. № 5. С. 39.
** <БлюммерЛ. П.> Примечание редакции // Свободное слово. № 1. 1863.
С. 30.
*** <Долгоруков П. В.> Письмо президенту так называемого «Конгресса
мира» // Ермолаев И. Н. Жизнь и борьба князя Петра Долгорукова. Псков,
2001. С.435.
**** Там же. С. 435-436.

Русская либеральная эмиграция и анархизм
223
этих взглядов. Между их представителями могли существовать
лишь недолгие тактические альянсы, обреченные на скорый
провал, поскольку основной спор между сторонниками
подобных мнений касался путей развития России: должна ли страна
идти к общинному социализму, или к
буржуазно-демократическому строю по западному образцу. Компромисс между такими
убеждениями найти было трудно, если не невозможно. Об этом
свидетельствует и позднейшая безуспешная попытка П. А.
Кропоткина найти точки идейного соприкосновения с либералами
в период I Мировой войны и революционного 1917 г.
€^

^a
П.Н.ТКАЧЕВ
Анархическое государство
<Фрагменты>
I
В числе вопросов, обсуждавшихся на последнем общем
конгрессе анархических секций Интернационала (в Брюсселе, в
сентябре 1874 г.), на первом плане стоял вопрос об общественных
службах в будущем обществе.
Вопрос этот предварительно рассматривался в частных
собраниях секций, которые и представили конгрессу более или
менее выработанные проекты организации общественной службы
при тех новых общественных отношениях, которые создаст
социальная революция.
Два из этих1 проектов (один, представленный де Пап от имени
брюссельской секции, другой — представленный женевской
секцией), отличающиеся наибольшей полнотой и обстоятельностью,
были изданы отдельными брошюрами и в прошлом году
появились в русском переводе под общим заглавием: «Общественная
служба в будущем обществе. Две записки, представленные
на брюссельский конгресс Международной ассоциации рабочих.
1874. Издание журнала "Вперед!'1. Перев. с франц. с
предисловием и примечаниями»2.
Записки эти заслуживают во многих отношениях самого
серьезного внимания с нашей стороны. В них обсуждается вопрос,
составляющий один из существеннейших пунктов каждой
революционной программы, вопрос, решение которого безусловно
обязательно для каждой революционной партии, для каждого
революционера.
Пока революционер не уяснит себе, хотя в самых общих
чертах, как и чем следует заменить существующий ненормальный

Анархическое государство
225
строй общественных отношений, пока в его голове не сложится
хотя какого-нибудь идеала «лучшего будущего», до тех пор от его
деятельности нельзя ждать никаких особенно полезных
результатов, в ней не будет ни устойчивости, ни последовательности,
ни целесообразности; это будет деятельность неосмысленная, так
сказать инстинктивная, не заключающая в самой себе никакого
внутреннего, разумного стимула. <...>
И что же мы видим? Чуть господа анархисты сделали попытку
спуститься с туманных высот абстрактной и бессодержательной
фразеологии на реальную почву конкретных фактов, чуть только
они стали уяснять себе практический вопрос об организации
общественных служб, как сейчас же и оказалось, что все их
нападки на государственников основаны на простом недоразумении,
на непонимании как своих собственных идеалов, так и идеалов
своих противников. <...>
Начнем с самого начала. Определим прежде всего с возможной
точностью самый предмет, о котором они трактуют. Организация
общественных служб... но что же такое общественная служба?
Что подразумевают под этим термином брюссельские и
женевские анархисты?
«Мы придали бы словам общественная служба слишком
обширный смысл, — говорит брюссельская записка, — если бы
подвели под них всякую службу или всякую работу, полезную
или даже абсолютно необходимую для коллективности, для
общества, работу, без которой оно не может обойтись безнаказанно.
В этом случае следовало бы прежде всего смотреть как на
общественную службу на производство предметов первой
необходимости: земледелие, труд хлебников и мясников, постройка жилищ
были бы в особенности общественной службой» (стр. 3). Итак,
тот признак, что общественная работа, отправление известных
обязанностей «полезно или даже абсолютно необходимо» для
общества, еще не составляет характеристической особенности
понятия об общественной службе. Следовательно, понятие это
должно определяться каким-нибудь другим признаком.
Каким же? Брюссельская записка отвечает на этот вопрос так:
«Лишь те общеполезные работы составляют или должны
составлять общественную службу, которые: 1) или вовсе не имели места,
будучи предоставлены частной инициативе, или уклонились бы
в этом случае от надлежащего их назначения; 2) которые было бы
опасно оставлять в частных руках, чтобы они не обратились бы

226
П. Н. ТКАЧЕВ
в монополию; 3) которые требуют обширного совокупного
труда, комбинированных усилий большого числа рабочих». Но все
эти свойства почти в одинаковой степени присущи всем родам
общественной работы. Возьмите какую угодно общественную
работу, хотя, например, работу по производству предметов
первой необходимости — «земледелие, труд хлебников, мясников,
постройку жилищ», и предоставьте ее (как это имеет место
при настоящих общественных отношениях) в исключительное
заведование частных лиц, отдайте ее в руки частной инициативе,
и она неизбежно обратится в монополию, «уклонится от своего
надлежащего назначения». Вся история человеческих обществ
служит несомненным доказательством этого a priori, впрочем
очевидного факта. Анархисты сами знают это не хуже нас.
Почему же они исключают из понятия общественной службы работы
по производству предметов первой необходимости: земледелие,
труд хлебников, мясников и т. д.? Очевидно, в их уме (как и в уме
каждого человека) с этим понятием соединяется какое-то другое
представление, представление, о котором они почему-то
тщательно умалчивают. Но, быть может, женевские анархисты были
откровеннее брюссельских? Быть может, в их записке мы найдем
более точное определение общественной службы?
Поищем.
«Общественная служба, — читаем мы в женевском отчете, —
получается во всех случаях, когда служба (т. е. работа) по самой
сущности своей связана с общими интересами коллективности;
при всяком учреждении, созданном для объединения
производительных групп, во всякой организации, содействующей
облегчению их сношений, касающихся обращения продуктов
и их сохранения» (стр. 77). Но ведь это определение еще
обширнее и всеобъемлющее того, какое дает брюссельская записка.
Возможно ли себе представить такую общеполезную
работу, которая «по самой сущности своей» не была бы связана
«с общими интересами коллективности»? Очевидно, подобное
представление немыслимо. Следовательно, понятие об
общественной службе должно было бы совпадать с понятием о всякой
общеполезной работе. Но нет, и женевские анархисты, подобно
брюссельским, подразумевают под общественной служебной
работой какую-то особенную работу, специальную, чем-то
отличающуюся от обыкновенной работы вообще. Определить это
чем-то они не могут или просто не желают. <...>

Анархическое государство
227
Перебирая длинный список «общественных служб»,
проектируемых женевскими и брюссельскими анархистами, мы
должны признать, что все они существуют и в современном
буржуазно-феодальном обществе; только в современном
обществе они распределены между различными органами
общественного управления с несравненно большей систематичностью
и логичностью, чем в анархических проектах. Составители этих
проектов, очевидно, совершеннейшие профаны по части
государство- и обществоведения; они делают такие грубые ошибки
в классификации общественных служб, которых ни за что бы
не сделал самый посредственный из первокурсников
камерального или юридического факультета. Если бы их законодательные
проекты могли быть осуществимы, то в общественном управлении
произошел бы такой хаос, такая путаница, которая немедленно
должна была бы вызвать реакцию в пользу старого,
дореволюционного государственного строя. <...>
II
Однако как ни велик хаос классификаций общественных
служб в обеих записках, эта классификация представляет во
всяком случае не более как плохую копию с классификации
общественных служб современных нам обществ. Потому для того,
чтобы определить тот существенный признак, который отличает
общественную службу от общеполезной работы вообще, нам
нужно только уяснить истинный смысл понятия об общественной
службе в данном обществе. Все те разнообразные общественные
отправления, которые анархисты подводят под категорию
общественной службы, все они составляют в своей совокупности то,
что в данном обществе называется государственным и
общественным управлением. Слово управление — равнозначаще
слову власть. Всякое управление, хотя бы его объектом были
водосточные трубы, предполагает власть.
И действительно, разбирая все только что перечисленные нами
категории общественных служб, проектированных анархистами,
вы убедитесь, что все они не имели бы никакого практического
смысла, если бы им не была присуща некоторая доля власти. <...>
Вообще невозможно себе представить ни одной такой
общественной службы, которая могла бы осуществиться без атрибута
власти. Власть — это ее постоянный, наиболее существенный

228
П.Н.ТКАЧЕВ
элемент, это тот характеристический признак, который отличает
ее от всякой общеполезной работы вообще. Едва только
какая-нибудь общеполезная работа возводится в общественную службу,
как она становится властью (конечно, властью в пределах своей
деятельности), а люди, отправляющие ее, — людьми власти.
При этом решительно все равно, будут ли эти люди по
собственному призванию отправлять ту или другую общественную службу,
или их будет назначать какая-нибудь верховная власть, община,
федерация, законодательное собрание и т. п.
Теперь мы без труда можем понять, почему анархисты не
могли дать точного определения термину общественная служба,
почему они так тщательно скрывали тот существенный признак,
который отличает ее от полезной работы вообще. Скажи они
прямо, без виляний и двусмыслиц, что обыкновенно
подразумевается и что необходимо должно подразумеваться под
общественной службой, — и для всех стало бы вполне очевидным,
что их проекты организации общественной службы суть не что
иное, как проекты организации общественной власти. Отрицать
власть в принципе и в то же время сочинять проекты
организации власти — это, разумеется, не совсем последовательно. И вот,
чтобы замаскировать эту непоследовательность, они и решились
прибегнуть к фальсификации понятия общественной службы.
Однако эта фальсификация лишь на минуту могла
замаскировать бьющую в глаза непоследовательность. Анализируя в
подробностях, как и кем будут отправляться общественные службы,
составители брюссельской записки увидели себя в необходимости
торжественно сознаться, что службы эти, в их совокупности,
составляют в сущности то, что называется государством, и что,
следовательно, в своей записке они хотели только представить
проект организации будущего государства.
«Разве мы можем не называть государством, — говорят они, —
эту свободную группировку, если цель ее заключается именно3
в приведении в действие, при помощи администрации,
специально для этого назначенной, тех отраслей общественной службы,
которые составляют главную функцию государства?» (стр. 21).
Но как же это? Анархисты, антигосударственники пишут
проекты организации государства? Значит, они признают его
необходимость? Да, логика, здравый смысл, эти исконные враги
всякой анархии, заставили их волей-неволей сделать это
признание. <...>

Анархическое государство
229
Итак, сами анархисты сознают, что требовать уничтожения
государства так же дико и нелепо, как и требовать уничтожения
машин. Нет, говорят они, не уничтожать мы его должны, мы
должны овладеть им, вырвать его из рук привилегированных
классов и передать его в руки рабочих, из орудия эксплуатации
и консерватизма превратить его в орудие социальной революции!
Но зачем же они в таком случае продолжают называть себя
антигосударственниками и анархистами? Составители
брюссельской записки с похвальной откровенностью отвечают на этот
вопрос таким образом: «Мы удерживаем за собой кличку
анархистов, потому что слово "анархия" внушает ужас буржуазии
и потому что оно нам нравится» (стр. 23).
Вот это по крайней мере чистосердечно. Если бы на буржуазию
наводило ужас слово дурак, они называли бы себя дураками,
подобно тому как называли себя сволочью (гезами) нидерландские
инсургенты, как называют себя вигами английские либералы4.
Анархия для них не более как условный ярлык, лишенный
всякого внутреннего смысла, ярлык5, который они наклеили на свое
знамя единственно только для того, чтобы запугать буржуазию,
и который, однако же, их ровно ни к чему не обязывает.
Ввиду такого категорического признания мы решительно
не можем понять, зачем это понадобилось составителям
брюссельской записки доказывать — и доказывать в ущерб
здравому смыслу, — будто проектируемое ими государство будет
совсем не архия (власть), а анархия (безвластие), что это будет
анархическое государство (т. е. государство
антигосударственное). Анархическое государство,,, можно ли подобрать более
несообразное сочетание слов; ведь это все равно что сказать
архическая анархия, безвластная власть или властное безвла-
стие\ Но если сочетание слов несообразно, то еще несообразнее
должна быть та аргументация, которая старается оправдать
его. Действительно, желая уверить «своих друзей анархистов»
в возможности существования анархического государства,
авторы брюссельской записки рассуждают таким образом:
«Суть власти, конечно, состоит не в акте исполнения принятых
решений, исполнения вотированных законов, не в управлении
(а как же можно управлять без власти?) разными видами
общественной службы... а в акте составления закона и сообщения ему
обязательной силы. Но законодательство может вовсе не
принадлежать государству (?), вовсе не входить в число прав, ему

230
П.Н.ТКАЧЕВ
присвоенных; законы могут быть вотированы непосредственно
в общинах...» (стр. 23 и 24).
Что это? Шутят люди или говорят серьезно?
Если они говорят серьезно, то зачем же они говорят такие
глупости? Неужели они не понимают, что передать
законодательную власть общинам — значит передать им одну из
главнейших функций государства, иными словами — не разрушить
государственную власть, а, напротив, создать из каждой общины
самостоятельное государство.
Неужели, наконец, они в самом деле думают, что «вся суть»
государственной власти заключается в праве издавать законы,
т. е. в законодательной власти? Но какой же смысл могло бы
иметь это право, если бы рука об руку с ним не шло право
принуждать к исполнению «принятых решений», «вотированных
законов», т.е. если бы рядом с властью законодательной не стояла
власть исполнительная? Раз они допустили в своем государстве
последнюю власть, они неизбежно должны признать и
необходимость авторитарного государства.
Им угодно называть это авторитарное государство
государством анархическим. Ну что же, пускай себе называют; мы знаем
уже, что слово анархия имеет для них лишь чисто условное
значение. Посмотрим же теперь, в какие формы должно (по их
проектам) воплотиться это анархическое государство, какие принципы
должны лечь в его основу и насколько оно может быть
революционно, т. е. насколько оно может содействовать практическому
осуществлению в жизни идей социальной революции.
III
По мнению женевской записки, в основу анархического
государства должен лечь федеративный принцип, оно должно
представлять собою не более как свободную федерацию свободных и
совершенно самостоятельных общин, которые в свою очередь суть
не что иное, как «добровольные союзы производительных групп».
Таким образом, «производительные группы», т. е. группы
рабочих известной профессии, живущих на известной территории,
составляют как бы ячейку будущего государства; союз этих групп
образует общину; союз общин — федерацию или государство.
Какие именно общественные службы должны входить6 в
область деятельности государства (федерации) и какие в область

Анархическое государство
231
общины и «производительной группы», женевская записка
не дает на этот вопрос точного и обстоятельного ответа. Очевидно,
ее составители если и имели на этот счет какие-нибудь
представления, то только очень смутные и неопределенные. Основываясь,
однако, на том, что их община должна представлять собой
вполне свободный и независимый союз «производительных групп»,
можно предполагать, что она будет пользоваться самой широкой
автономией во всем, что касается ее внутреннего управления, ее
общественного и экономического благоустройства, иными
словами, что большая часть общественных служб будет находиться
в ее исключительном заведовании. <...>
Понятно, что подобная общинная федерация, лишенная всякой
реальной силы, представляющая собой не более как средний итог,
средний вывод из всех входящих и се состав общинных единиц,
не могла бы оказывать на последние никакого существенного
влияния; напротив, она сама находилась бы под постоянным их
давлением и вся ее деятельность сводилась бы лишь к некоторому
обобщению и регулированию их единичных деятельностей. Следовательно,
но существу своему это федеративное государство должно бы было
иметь чисто консервативный характер и его задача заключалась бы
не в разрушении и пересоздании того, что есть, а лишь в охранении
и защите существующего, насколько это существующее признается
и поддерживается той или другой общиной.
Революционно-социалистический характер могут иметь лишь
общины как непосредственные устроители и полновластные
распорядители своей внутренней жизни, своего общественного
и экономического быта.
Но при каком же условии они действительно будут иметь
этот характер? Очевидно, только при том условии, когда все или
по крайней мере значительное большинство лиц, входящих в
общинный союз, в союз производительных групп, будет проникнуто
революционными принципами, когда оно будет ясно понимать
задачи рабочего социализма, глубоко и искренно желать их
практического осуществления. Необходимо притом, чтобы подобное
условие имело место во всех или по крайней мере в значительном,
в подавляющем большинстве общин. <...>
Такая политическая форма, проектируемая женевскими
анархистами, может только тогда повести к социальной революции,
когда весь народ или подавляющее большинство его проникнется
идеями рабочего социализма и страстным желанием осуществить

232
П. Н. ТКАЧЕВ
эти идеи на практике. Пока же не случится этого, их государство
будет настолько же (если не больше) консервативно, как и
нынешнее, и их революция будет иметь чисто политический характер.
Но когда же это может случиться, да и может ли вообще
когда-нибудь случиться при существующем консервативном
государстве? Самые решительные, самые преданные анархисты
допускают эту возможность лишь в очень и очень отдаленном
будущем. Что же делать до тех пор? Ждать и не отваживаться на
открытую борьбу с существующим порядком вещей, отлагать дело
революции в бесконечно долгий ящик. Но в нашей ли это власти?
Составители брюссельской записки отвечают на этот вопрос
утвердительно. «Государственная организация снизу вверх, —
говорят они, и говорят совершенно справедливо, —
предполагает полную группировку рабочих в ремесленные общества,
но надо признаться, что эта группировка и в среде собственно
промышленных рабочих едва лишь началась; что же касается
земледельческих рабочих, то аналогичные примеры мы видим
лишь в Англии да в Испании с последнего времени. Пройдет
немало времени, пока движение настолько разовьется и окрепнет,
чтобы создать общину в общине, государство в государстве».
«А между тем буржуазия разлагается; все буржуазные
государства более или менее приближаются к банкротству; законное
нетерпение волнует пролетариат больших городов и больших
промышленных центров, так как жажда справедливости в нем
слишком сильна, чтобы выжидать, пока весь пролетариат,
при обычном медленном ходе дел, дорастет до него в умственном
отношении; рабочий класс в иных странах, а именно в Англии
и Германии, следует по политическому пути, который ведет его
сегодня посредством легальных мер, но завтра, быть может,
посредством мер революционных, не к разрушению
существующего государства, организованного сверху вниз, а к захвату
его в свои руки и к употреблению громадной централизованной
силы, находящейся в его распоряжении, на дело эмансипации
пролетариата; если это явление будет иметь место среди одного
из этих народов, оно может отозваться потрясением и других...»
Ввиду всего этого не может ли иметь место, спрашивают
составители брюссельской записки, такой случай, что, прежде чем
организация рабочего класса в ремесленные общества получит
достаточное развитие, «обстоятельства принудят пролетариат больших
городов установить коллективную диктатуру над остальным

Анархическое государство
233
населением и сделать это в продолжение революционного периода,
достаточно долгого для того, чтобы устранить все препятствия,
лежащие на пути к освобождению рабочего класса». <...>
Итак, умные анархисты не только признают необходимость,
но считают даже совершенно неизбежным
авторитарно-диктаторское государство в том по крайней мере случае, когда
насильственный переворот опередит ход легального прогресса, опередит мирную
революцию, совершающуюся под влиянием социалистической
пропаганды в чувствах, понятиях, идеалах, привычках и
традициях большинства народа. Но ведь этот-то случай и имеют в виду
социалисты-революционеры, ведь на него-то они и рассчитывают;
следовательно, установление авторитарного государства должно
быть ближайшей и непосредственной целью всех их стремлений.
Но если это так, то задача революционера, желающего уяснить
себе общественную организацию, долженствующую на другой
день после революции заменить данную дореволюционную
организацию общества, сводится к определению функций
деятельности авторитарного государства и отношения его к различным
общественным элементам.
Только при помощи этого государства, по словам
брюссельской записки, может быть осуществлена социальная революция
в ближайшем будущем, следовательно, на нем только одном
и должно теперь сосредоточиться внимание всех тех, которые,
подобно составителям этой записки, понимают, что «пролетариат
больших городов и больших промышленных центров... не
может выжидать, пока весь остальной пролетариат, при обычном
медленном ходе дел, дорастет до него в умственном отношении,
которые понимают, что организация снизу будет более или менее
далеким результатом социальной революции, а не пунктом ее
отправления и сигналом к ней» (стр. 26).
Но тут мы опять натыкаемся на противоречие. Составители
записки признают, что, по всей вероятности, отправным
пунктом социальной революции будет не государство анархическое,
а авторитарное, и в то же время, разбирая вопрос о том, «что
должен будет предпринять пролетариат на другой день после
своей победы?»*, рекомендуют ему государство анархическое.
* По смыслу обеих записок фраза « на другой день после победы пролетариата »
совсем не означает окончательного торжества новых общественных начал
над старыми, полного и всестороннего осуществления в жизни социалисти-

234
П. Н. ТКАЧЕВ
Но что же он будет делать с этим государством, когда оно по
существу своему антиреволюционно, когда оно вместо того, чтобы
централизировать в его руках всю ту силу, которая ему
необходима для осуществления идей социализма, децентрализирует
ее, т. е. раздробляет, а следовательно, ослабляет ее?
Но, может быть, они смотрят на свое анархическое
государство только как на некоторый отдаленный идеал будущего, как
на такую общественную форму, которая должна, так сказать,
завершить, а не служить практическим средством осуществления
социальной революции? Действительно, брюссельская записка
прямо говорит, как мы это видим, что организация государства
снизу (т. е. образование того, что она называет анархическим
государством) будет более или менее далеким последствием
социальной революции...
Однако же, когда она приступает к анализу различных
функций этого государства, она приписывает ему такого рода
деятельности, которые прямо указывают на его революционный
характер. <...>
А между тем сама же брюссельская записка признает, что
в этот подготовительный период, в период борьбы старого мира
с новым, пролетариат должен быть облечен «диктаторской
властью» и что одной из первых мер, которую придется принять
этой коллективной диктатуре, будет захват всех видов крупной
общественной службы, «экспроприация в пользу государства»
«всех компаний, владеющих железными дорогами, рудниками,
каналами и т. п., их имуществ, орудий, машин, земель и т. п.».
Очевидно, что эта экспроприация, которая должна будет по
логике вещей распространиться и на орудия, машины, земли и т. п.,
находящиеся в руках частных лиц, послужит отправным пунктом
экономической реорганизации общества.
Как поступит государство с экспроприированными землями?
Оно может или обратить их в свою собственность, или передать
их в собственность крестьянским общинам*.
ческого идеала. Например, под «победой пролетариата» подразумевается
только та победа, которую он одержит над политической силой современного
государства, та победа, которая, сделав его хозяином своей судьбы, откроет
ему возможность приступить к постоянному пересозданию исторического
общества сообразно с потребностями и интересами трудящейся массы.
* По мнению брюссельской записки, «в странах, где господствует крупное
сельское хозяйство, где значительные пространства земли подвергаются

Анархическое государство
235
Но как бы то ни было, станет ли государство само
заниматься эксплуатацией земель в обширных размерах, или оно будет
сдавать их мелкими участками во временное владение рабочих
артелей и ассоциаций, или же, наконец, предоставит в
собственность общинам, во всяком случае определение условий обработки
и пользования этими землями, условий производства и
распределения продукта будет зависеть всецело от него одного. То же
самое можно сказать о заводах, фабриках, рудниках и всех
вообще орудиях производства, экспроприированных
государством и предоставленных им в пользование рабочих ассоциаций.
Следовательно, факт экспроприации (как бы ни было поступле-
но с экспроприированным имуществом) сделает государство
полным хозяином в деле организации труда и распределения его
продуктов, во всех отраслях промышленности, на всех пунктах
подвластной ему территории.
Когда оно, пользуясь своими материальными средствами
и нравственными силами, введет наконец повсеместно такую
организацию труда, которая вполне будет соответствовать
интересам рабочих масс, т. е. идеалам коммунизма, тогда, и только
тогда, будут «устранены все препятствия, лежащие на пути
к освобождению рабочего класса» (стр. 21), — и только тогда,
по словам брюссельской записки, может начать функционировать
анархическое государство.
Но ведь тогда уже не будет существовать ни
индивидуальной собственности, ни семьи (как необходимого ее постулата),
ни кредита, ни денег, ни менового обращения товаров, не будет
общей систематической обработке или по крайней мере входят в состав
одного владения и захватывают нередко несколько общин, в странах, где
вместе с тем исторические традиции выработали в народе взгляд на землю
как на национальную собственность, — в этих странах почти наверное
можно сказать, что поземельная собственность сделается непосредственной
собственностью всего народа (т. е. государства), а не общин (например,
в Англии). В тех странах, где большая часть земли (например, в
Североамериканских штатах) и до сих пор еще составляет собственность государства,
нам кажется очевидным... вопрос тоже будет решен в смысле обращения
земли в собственность нации. Что же касается стран, где господствует
мелкое хозяйство и мелкое землевладение, здесь вопрос, по всем вероятиям,
будет решен скорее в смысле передачи поземельного имущества общинам;
при этом останется только впоследствии произвести более или менее
равномерное распределение земель между различными общинами, принимая
за основание пространство и цельность остальных участков» (см. брюсс.
зап., стр. 44-45).

236
П.Н.ТКАЧЕВ
существовать и никаких поводов к преступлениям, не будет
надобности в карательном правосудии, ни в тюрьмах, ни в
жандармах; следовательно, почти все те общественные службы, которые
в настоящее время брюссельские и женевские прожектеры
возлагают на общину, потеряют всякое raison d'être7. Мало того, раз
коммунистическая система производства и потребления будет
осуществлена в практической жизни, раз общественное
воспитание, руководимое государством, вполне проникнется духом
и принципом этой системы, как уже и самое понятие об
общественной службе утратит всякий разумный смысл.
Мы уже показали выше, что никакая общественная служба
немыслима без власти, без принуждения; что именно этот-то
элемент власти и принуждения и составляет тот характеристический
признак, который выделяет представление о ней из
представления об «общеполезной работе» вообще. Но при полном
осуществлении в жизни идеи братства, равенства, при устранении «всех
препятствий, лежащих на пути к освобождению» человечества
от ярма экономического рабства, эксплуатации и конкуренции,
не может быть более речи о власти и принуждении.
Следовательно, будущий строй общества исключает самое
понятие об общественной службе. Что же касается до «переходного
времени», до того революционного периода, через который
придется пройти современному историческому обществу, прежде чем
оно воплотит в жизнь коммунистические идеалы, то в этот период,
по словам самой же брюссельской записки, должна иметь место
лишь «коллективная диктатура», т. е. государство
централистическое и авторитарное, государство, которое одно только и может
(опять-таки, говоря словами брюссельской записки) «устранить все
препятствия, лежащие на пути к освобождению рабочего класса».
Какой же после этого имеет смысл анархическое государство,
проектированное брюссельскими и женевскими законодателями?
Как идеал будущего оно не выдерживает ни малейшей критики,
так как оно исключительно приноровлено к условиям данного,
современного нам исторического общества, так как оно
предполагает и семью, и индивидуальную собственность, и мену, и
деньги, и полицию, и тюрьмы, и войско, и жандармов. Какой же это
идеал? Помилуйте! Ведь это только новая оболочка для старого
содержимого!
Как переходная форма от старого порядка к новому оно еще
меньше годится, потому что, децентрализируя общины, осла-

Анархическое государство
237
бляет силу революционного пролетариата и до бесконечности
затрудняет его борьбу «с препятствиями, лежащими на пути
к освобождению рабочего класса». Чем децентрализованнее
государство, чем более раздроблены и разъединены правящие
силы, тем оно консервативнее, — это азбучная истина
государственной науки. <...>
Составители брюссельской записки тоже это понимают,
но они, к несчастью, не умеют быть последовательными:
признав, с одной стороны, необходимость установления в период
борьбы новых общественных начал со старыми государства
авторитарного, они, с другой стороны, рекомендуют для того же
«переходного времени» свои прожекты анархического
государства. При этом как у них, так отчасти и у женевцев идеал этого
анархического государства представляется каким-то
уродливым гермафродитом, чем-то средним между идеалом анархии
и государственности. <...>
Этот гермафродитизм анархического государства, это видимое
противоречие принципов, лежащих в его основе, логически
обусловливается тем ненаучным, произвольным методом, при
помощи которого оно строилось.
Составители записок вместо того, чтобы начать сначала, т. е.
с той «отправной точки», которой, по мнению брюссельской
записки, должно быть государство авторитарное,
социалистически-революционное, и затем показать, как постепенно, по мере
«устранения препятствий, лежащих на пути к освобождению
рабочего класса», это государство будет вырождаться в общину,
коммуну, как одна за другой будут отпадать от него различные
общественные службы и как, наконец, политическая
организация общества сольется с его экономической организацией и
совершенно поглотится ею, — вместо того они, взяв «за исходную
точку зрения современный порядок вещей, настоящие роды
общественной службы», некоторые из отраслей этой службы
совсем исключили, некоторые прибавили, и из этого винегрета
они состряпали свой проект организации общественной службы
в будущем обществе, проект, представляющий какую-то
странную амальгаму того, что есть, с тем, что, по их мнению, должно
быть». Отрывки настоящего с отрывками будущего,
отдаленный идеал и рядом грубый эмпиризм, жандармы, тюрьма,
войско, личная собственность, семья8 и рядом — регулирование
производства и распределение товаров производительными

238
П.Н.ТКАЧЕВ
группами, какие-то «торговые агентства», полная автономия
общины, автономия личности и т. п. — всё это произвольно
сбито в одну кучу.
Понятно, что подобная куча не может представлять
никакого органического единства, и, разбирая составные ее части,
вам приходится постоянно спрашивать себя: какая волшебная
сила ухитрилась связать их воедино и подвести под один общий
ярлык — анархическое государство?
€=^

€^^
П. А. КРОПОТКИН
Нужен ли анархизм в России?
Задавать подобный вопрос, по нашему мнению, также странно,
как если бы мы стали спрашивать, «Нужна ли правда, истина
в политической жизни? Или же ей предпочтителен обман?».
Нужно ли народу говорить всю правду? Или же истинное
понимание современной жизни нужно оставить только для немногих,
избранных, а народу следует говорить только то, что, по мнению
этих избранных, лучше ведет к достижению задач, ими самими
замеченных?
Если бы подобный вопрос нам задавали люди, которые
стремятся только к личной власти, мы бы поняли их. В самом деле,
вообразите партию, рассуждающую так: «Социализм — дело
далекое; до его осуществления мы не доживем, а потому с нас
довольно таких реформ в буржуазном строе, при которых мы
сможем стать политическими и газетными руководителями
народа. Убедивши буржуазию, что ей нисколько не опасно, а даже
выгодно уступить нам часть своей власти, так как мы будем,
по мере сил, удерживать народ от революции, мы получим таким
образом возможность руководить народом, именно в его
социалистических стремлениях, и будем, с одной стороны, занимать
почетное место крайней политической партии, а вместе с тем
войдем в число управителей народа, и будем распространять
социалистические идеи».
Если бы люди, так рассуждающие, говорили нам, что анархизм
несвоевременен в России, мы бы поняли их логику. Им нужен
какой ни на есть парламент, нужно место в этом парламенте,
а что дальше будет, об этом они мало задумываются. Точно так же

240
П. А. КРОПОТКИН
мы понимаем логику тех, которые до того верят в магическую
силу власти, верховодства, управительства и начальства, что им
анархизм просто ненавистен, как отрицание власти. Аракчеев
и Николай I должны были чувствовать физическое отвращение
к анархизму, и точно так же должны относиться к нему все те,
кто смотрит на себя, как на соль земли, призванную управлять
неразлучными детьми — народом.
Но логику тех, которые говорят: «Да, анархизм — великий
идеал. К нему мы должны стремиться в будущем. Но, в
данную минуту, в России, он не своевременен», — этой логики мы
не понимаем, потому что тут нет никакой логики. Тут просто
оппортунизм, а по-русски — желание угождать нашим и вашим,
которое, обыкновенно, кончается тем, что партия, избравшая
такую позицию, становится прямою помехою развития в народе
правильного понимания действительных нужд и возможностей
данной минуты.
* * *
Начать с того, что раз человек признал анархический идеал,
и признал анархический способ действия, он начинает иначе
относиться ко всякому экономическому и политическому вопросу,
чем все остальные политические партии. Он расходится не только
с буржуазными политическими партиями, — охранителями,
постепеновцами и буржуазными радикалами, — но также и с
социалистическими партиями, не признающими анархизма. Всё его
миросозерцание приобретает новую окраску, а, следовательно,
меняется его отношение ко всякому частному вопросу.
Помните ли вы тургеневского нигилиста, Базарова?
Припомните слова, которыми он заканчивает свой спор с одним из
представителей старого поколения. Он говорит (привожу на память):
«Даю вам два дня на размышление; подумаете, и назовите мне
хоть одно теперешнее учреждение, которое не заслуживало бы
полного отрицания».
Раз он решился порвать с поклонением перед властью, перед
буржуазною наукою и ее заветами, он понял, что ни одно из
учреждений, освящаемых этою властью и этою наукою, не устоит
перед критикою нигилиста. Он знал, что он и старое поколение
на все' смотрят разно.
Так оно и было на самом деле: молодое поколение
шестидесятых годов «сжигало всё, чему поклонялось старое».

Нужен ли анархизм в России?
241
Но то же самое происходит теперь с молодым анархическим
движением. Оно на всё, решительно на всё, смотрит другими
глазами, чем буржуазные политики и пошедшие по их следам
социалисты.
* * *
Почему? Да потому, что анархист поставил себе главною целью
освобождение человечества от всех пут, которыми его опутали
капиталисты, помещики, духовенство и представители
феодального и буржуазного государства.
Он знает, что брать их порознь нельзя; что все они в круговой
поруке. Рука руку моет. Помещик, капиталист, чиновник,
либеральный адвокат могут коситься друг на друга и даже говорить
друг другу колкости. Но раз дело дойдет до того, что крестьянин
начнет бунтовать против землевладельца, или рабочий против
капиталиста; раз толпа выйдет, не снявши шапки, не просит
униженно о милости у барина, а станет требовать чего-нибудь,
то все, — и помещик, и чиновник, и капиталист, и адвокат
выйдут дружною стеною против народа. Не догадка это, а факт.
Вспомните, сколько рабочих избили либеральные и всякие другие
буржуи, когда рабочие вздумали бунтоваться в Париже в 1848-м
году, или в Коммуне.
* * *
Кроме того, анархисты поняли, что если человечеству
удавалось по временам двигаться вперед, то всегда это было —
через революцию. Периоды мирного развития — не что иное,
как осуществление идей, выдвинутых во время революции.
И в самой-то революции дело двигалось вперед только тогда,
когда народ выступал вперед и, отстранивши буржуазию,
путавшуюся в революции и мешавшую народу идти вперед, брал дело
в свои руки, и сам шел на разрушение старого строя и созидание
нового. <...>
* * *
Даже самую революцию мы, как видно, понимаем иначе, чем
понимают ее писатели всех политических, буржуазных и
социал-демократических, партий. Для нас, прежде всего, является
вопрос: что дало народу данное движение? Каких немедленных
практических результатов добился тот, чьим трудом живет вся

242
П. А. КРОПОТКИН
наша цивилизация, и кому, даже в момент революции, бросают
лишь корку хлеба — да еще красивые слова о братстве, причем
этот самый народ продолжают ненавидеть так же, как его
ненавидели в былое время расфранченные дворяне.
Вопрос «Что выиграл народ в данную минуту революции?» —
этот вопрос для нас бесконечно важнее всех громких, пышных
фраз, произнесенных в парламенте или на площади. И еще —
какая новая идея была выдвинута народом в данном движении,
даже если ему и не удалось осуществить ее вполне? Вот почему,
например, мы так дорожим идеею свободных общин, выдвинутою
парижскими рабочими, во время Коммуны 1871-го года. Она
является в наших глазах задачею, которую наиболее развитая
часть французского народа наметила нам для будущего.
И, наконец, мы спрашиваем: «Какую долю принял народ
в данном движении?» Если бы какая-нибудь благодетельная
волшебница могла дать народу богатство, счастье одним
мановением своего волшебного жезла, мы и тогда спросили бы себя:
«Принимать ли этот дар? Если это счастье — простой подарок,
ведь оно не продержится. Прочно живет только то, что завоевано
самим народом».
Но волшебниц нынче уже нет в истории. А в политиканов,
считающих себя волшебницами и обещающих народу всякие
блага, мы вовсе не верим. Вот почему, когда мы читаем, как
французские крестьяне, особенно в восточной Франции, сами
уничтожили все остатки крепостного права с 1788-го по 1793-й
год1, сами отбирали назад у помещиков награбленные земли,
сами у с вилами и дубинами в руках, заарестовали беглого
короля и привели его назад в Париж, сами беспощадно уничтожали
в деревнях все старое чиновничество, выросшее при крепостном
праве, сами уничтожали в городах цеха, обратившиеся в руках
государств в средство закрепощения городских рабочих, — мы
радуемся этому движению. Мы видим в нем не только немедленное
серьезное улучшение их быта, но нечто еще более существенное:
то, что в крестьянине и рабочем того времени заговорил человек,
взбунтовавшийся против всех насевших на него тунеядцев. Мы
видим в этом народном движении (кстати сказать, богатеи
правители того времени уже звали это движение анархическим), — мы
видим в этом народном движении залог будущего развития; мы
чувствуем, читая об нем, что страна, переживая такой подъем
народного духа, сумеет устоять против нашествия королевских

Нужен ли анархизм в России? 243
и имперских войск из Германии и из Австрии, и станет на долгие
годы во главе всякого передового движения в Европе. Так оно
и было на деле.
* * *
Веками старались убить в народе всякую силу
революционного почина. Веками старались уверить его, что его спаситель —
король, царь, имперский судья, королевский чиновник, поп.
И теперь есть люди, старающиеся уверить народ, что за него
готовы радеть всякие благодетели, лишь бы им позволили
писать законы...
Так вот пора, прямо и открыто, говорить народу: «Не верьте вы
спасителям! Верьте себе самим — и бунтуйтесь сами, ни от кого
приказа и разрешения; бунтуйтесь против всех, кто вас грабит
и правит вами. И помните, что богатства на земле — результат
труда всех людей, а отнюдь не одного какого-нибудь барина или
капиталиста. Помните, что земля — ваша, что фабрики и
заводы — ваши, что леса и угольные копи принадлежат вам, что
железные и всякие дороги — ваши и что вам, и никому другому,
принадлежит право распорядиться ими так, чтобы ими не
овладели снова всякие тунеядцы».
Вот что думают анархисты в Западной Европе, и вот как,
и во имя чего, они действуют.
Но если в Западной Европе сама историческая необходимость,
сама жизнь, начиная с шестнадцатого столетия, и все более
и более в наше время, стала выдвигать таких революционеров,
то — тем более необходимы такие люди, т. е. анархисты в России.
В России они в тысячу раз необходимее, чем в Западной
Европе. <...>
* * *
Те, которые говорят: «Нам теперь хоть бы какую-нибудь, хоть
плохонькую конституцию», доказывают этим только, до какой
степени им чужды интересы русского народа, до какой степени
все их мышление проникнуто духом буржуазного либерализма,
до какой степени слабо их понимание хода исторической жизни
народа.
Нам нужна в России широкая, все захватывающая
крестьянская и рабочая революция. Где бы она ни началась, как бы она
ни разрослась, — широко или нет, — она даст России неизбеж-

244
П. А. КРОПОТКИН
ным образом представительное правление; только со следующею
разницею.
Революция даст России не только несравненно более
политической свободы, чем может дать любая конституция, дарованная
царем. Она изменит экономические, хозяйственные основы
быта русского народа. Теперь русский народ недоедает.
Хронический голод — язва России. Хлеба, хлеба нужно прежде всего
русскому народу! И пусть*он только силою возьмет себе хлеб, т. е.
землю, — тем самым он возьмет себе и волю. Пусть он также
начнет завладевать фабриками, заводами, угольными и соляными
копями — всем, что нужно для жизни, — тем самым он возьмет
себе и волю, настоящую — народную, а не господскую.
До чего довело нас вековое рабство, просто тяжело подумать.
Даже такого мизерного подобия зачатков воли, как конституция,
даже в такое время, когда за волю бьется и гибнет в России вот
уже второе поколение молодежи и начинают восставать рабочие
и крестьяне, — наши писатели нет-нет да продолжают
выпрашивать себе «на чаёк с вашей милости».
И нам говорят, что анархизм не нужен в России?!
€*^

^a
M. И. ТУГАН-БАРАНОВСКИЙ
Социализм как положительное учение
ГЛАВА VII
Анархический коммунизм и социализм
/. Сущность анархизма. — II. Анархический коммунизм
Годвина. — III. Анархический социализм Прудона.
Меновой банк. — IV. Анархизм Кропоткина. —
V. Внутренняя невозможность анархизма
I
Крайней противоположностью централистическому
социализму является анархизм.
С точки зрения анархизма идеал общественного строя будет
достигнут лишь тогда, когда из общественного строя исчезнет
всякая власть человека над человеком, когда все люди будут равно
свободны и над ними не будет никакого господина. Власть
большинства над меньшинством признается анархистами таким же
насилием над личностью человека, как и власть меньшинства
над большинством. Единственным законом анархического
общества должна быть свободная воля каждого человека; каждый
должен быть свободен делать лишь то, что признает нужным,
и лишь добровольное соглашение отдельных лиц,
соединяющихся ради достижения какой-либо общей цели, может быть
основанием их совместной жизни и деятельности.
II
Первым провозвестником современного анархизма можно
считать Годвина1.
Этот замечательный писатель, подвергнувший самой резкой
критике капиталистический строй, как несогласный с
требованием справедливости и равенства, был вместе с тем противником
и обязательной общности производства и потребления. <...>

246
M. И. ТУ Г АН БАРАНОВСКИЙ
Никто не должен быть принуждаем работать вместе с другими,
так как у каждого есть свои склонности и вкусы, и человек не
машина, чтобы делать что-либо не по своей воле. Вообще, совместная
работа нескольких людей имеет свои невыгодные стороны. <...>
Ничего нет невозможного, что когда-нибудь одинокий человек
будет выполнять величайшие работы или, чтобы взять самый
близкий пример, что плуг будет исполнять на поле свою работу
без всякого присмотра человека. В этом смысле знаменитый
Франклин сказал: «Когда-нибудь человеческий дух приобретет
всемогущество над материей».
В прежнее время грубые и тяжелые работы исполняли рабы.
Настанет время, когда эти работы будут исполняться машинами.
И тогда возможно будет достижение общего благополучия без
всякого стеснения свободы личности. Никаких законов и
запрещений в обществе будущего существовать не может. В нем
не будет частной собственности, но не в силу закона,
запрещающего таковую, а в силу того, что никто не пожелает удерживать
в свое исключительное пользование то, в чем могут нуждаться
другие. «Чем я владею, то я могу считать своей собственностью,
если только данная вещь нужна для моего потребления; но если
и владею вещью мне ненужной, то как я могу удерживать ее
у себя, хотя бы она и была создана моим трудом?»
Жилище человека будет, в известном смысле, так же
неприкосновенно, как и теперь: никому не придет в голову занимать
мое жилище, когда всякий может иметь свое собственное.
«Но не будет ни замков, ни запоров, каждый будет иметь право
пользоваться моими орудиями труда, если только этим не
делается помехи моей работе <...>».
Конечно, в царстве будущего не исчезнет разделение труда.
Каждый будет занят той работой, к которой он будет чувствовать
всего больше склонности. Но так как склонности различны, то люди
будут выделывать разные вещи. Но они отнюдь не будут
обмениваться ими так, как теперь. Каждый будет свободно брать у другого
то, что ему нужно, если, конечно, тот, у кого берут, сам не
нуждается в своем продукте. В основе обмена будет лежать не себялюбие,
а любовь к ближним. Каждый будет охотно работать на другого
и потому с такой же свободой пользоваться работой другого.
Таков был общественный идеал Годвина. Наш утопист
исходит не только из предположения, что вся душевная природа
человека испытает глубочайшее преобразование — что любовь

Социализм как положительное учение 247
к ближнему вытеснит окончательно в душе человека все
своекорыстные чувства — но и из предположения не менее глубокого
преобразования техники, которое даст человеку возможность
своими единоличными силами исполнять самые трудные работы.
Только, когда осуществятся оба эти условия, наступит, по мнению
Годвина, царство справедливости — полной свободы и отсутствия
какого бы то ни было насилия человека над человеком.
III
Анархический идеал Годвина не встретил отклика среди
современников и никакого общественного движения не вызвал.
Анархизм, как общественное движение, ведет свое начало от
писателя значительно более поздней эпохи, Прудона.
Прудон, так же как и Годвин, признает добровольное
соглашение людей единственно допустимой формой общественного
сотрудничества. Поэтому, он отвергает все формы исторического
государства, все виды правительства без различия. Демократия —
владычество народа в лице большинства — есть для Прудона
такое же царство насилия, как и монархия. Правительство и вообще
насилие необходимо в обществе лишь потому, что экономические
силы общества не организованы, не согласованы друг с другом.
Но если только люди, путем добровольных договоров, достигнут
согласованности общественного труда, то и надобность в каком бы
то ни было вмешательстве принудительной общественной власти,
в каком бы то ни было правительстве, совершенно исчезнет. Есть
только два коренных общественных начала: начало свободы
и начало авторитета. Правительство основывается на авторитете;
и это начало проникает всякую форму государства. Общество
будущего должно отказаться от этого начала и всецело основаться
на начале свободы.
Всякое правительство, какую бы форму мы ему ни придавали,
неизбежно враждебно народной свободе. Всеобщее голосование
отнюдь не ограждает народной свободы; наоборот, оно является
вредным самообманом народа, так как народ думает, что, вручая
власть своим избранникам, он остается владыкой своих судеб. Но это
ошибка. На самом деле, избранники народа немедленно делаются
его повелителями, как это доказывается всей новейшей историей.
Потому нужно стремиться не к улучшению формы правления,
а к уничтожению какого бы то ни было правления. К этому ве-

248
M. И. ТУГАН БАРАНОВСКИЙ
дет ход истории, и только непонимание этой истины заставляет
человечество истощать свои силы в бесплодных революциях.
Итак, будущий анархический строй общества должен всецело
покоиться на начале свободного договора. «<...> Господство
свободных соглашений вместо господства законов было бы истинным
господством человека и гражданина, истинным владычеством
народа, революции».
Всё это станет, по мнению Прудона, возможным, если будет
осуществлена предложенная им реформа существующего
хозяйственного строя. Задача этой реформы должна заключаться
в организации беспроцентного кредита и менового обращения
товаров без посредства денег.
Для этой цели Прудон предлагает следующее. В настоящее
время производители страдают от недостатка средств
производства, капитала и от трудности сбыта, продажи товаров. Но ведь
сбыт труден не потому, что товар никому не нужен. Масса
населения страдает от недостатка нужных ей продуктов; но ей
не на что купить эти продукты, она лишена необходимых для
этого денег. С другой стороны, и капиталов имеется достаточно,
но собственники капитала не уступают его без дани в свою
пользу, процента. Потому следует организовать безденежный обмен
товаров и беспроцентное получение капитала.
Должен быть устроен особый меновой банк, который будет
выдавать товаропроизводителям беспроцентные ссуды, но не
деньгами, а своими билетами, которые будут приниматься всеми
клиентами банка вместо денег. При установлении размера ссуд
будет приниматься в соображение цена изготовленного товара;
цена эта должна определяться не спросом и предложением, как
теперь, а трудом производства. Каждый товаропроизводитель,
получивший билеты банка, может обменять их на любой
другой товар, производимый клиентами банка. Таким образом,
товаропроизводители будут свободно обмениваться при помощи
банковых билетов своими продуктами, а так как ссуды будут
беспроцентными, то исчезнет и капиталистическая прибыль.
Когда операции банка охватят все народное хозяйство, всех
товаропроизводителей страны, то при посредстве билетов банка
можно будет купить всевозможные товары и, следовательно,
всякие иные деньги совершенно исчезнут из обращения. Весь
народнохозяйственный обмен будет совершаться через
посредство банка, без всякого насилия над производителями и к общей

Социализм как положительное учение
249
выгоде всех. Все будут свободны производить то, что желают,
и всем будет обеспечен, в соответствии с общественными
потребностями, сбыт произведенных товаров.
IV
Итак, анархический общественный строй в представлении
Прудона тесно связывается с определенной организацией
товарообмена без посредства современных денег. Как бы мы не
оценивали положительное значение настроений Годвина и Прудона,
им нельзя отказать в ясности и определенности. Мы знаем, чего
хотели эти представители более ранней анархической теории.
К сожалению, того же отнюдь нельзя сказать о новейших
представителях анархизма — слишком уже неясны, туманны и
противоречивы в своих подробностях их планы будущего общественного
устройства.
Крупнейшим из современных анархистов является,
бесспорно, Лев Толстой2. Но Толстой, будучи несомненным анархистом
по своим общественным идеалам, не может считаться теоретиком
анархизма и потому мы оставим его в стороне. Из теоретиков
современного анархизма выделяется силою ума, талантом и
разносторонним знанием Кропоткин3.
Кропоткин принадлежит к тому направлению анархизма,
которое он сам определяет как анархический коммунизм. Этим он
существенно отличается от Прудона, который не стоял на почве
коммунизма и считал необходимым сохранение частной
собственности отдельного лица на произведения его труда. Напротив,
Кропоткин отвергает какую бы то ни было частную собственность
и какое бы то ни было право рабочего на его трудовой продукт.
Этому последнему праву он противопоставляет право каждого
на существование, достойное человека.
Кропоткин считает совершенно ненужным какую бы то ни
было принудительную организацию общественного труда.
Противоположное мнение кажется ему просто укоренившимся
предрассудком. Обыкновенно думают, что без принудительной власти
невозможна никакая сложная общественная организация.
Но так ли это? Не видим ли мы множество примеров весьма
сложных организаций, которые существуют лишь на основании
совершенно свободного соглашения участников. Такой характер,
по необходимости, имеют все организации, выходящие за преде-

250
M. И. ТУГАЯ БАРАНОВСКИЙ
лы одного государства — напр., всемирный почтовый союз или
организация международного железнодорожного сообщения.
И та и другая организации охватывает сотни тысяч и миллионы
рабочих и требует величайшей согласованности их труда. Тем
не менее она всецело основана на свободном договоре — каждое
государство, каждая железнодорожная компания, участвующая
в этой организации, делает это добровольно без всякого
внешнего принуждения. Отсюда видно, что принудительная власть,
вопреки мнению коллективистов, отнюдь не есть необходимое
условие сложного общественного сотрудничества.
Кропоткин — противник какой бы то ни было организации
обмена, а также и какой бы то ни было системы денег. Обмен
будет происходить в анархическом обществе очень просто: «Пусть
город, — говорит он, — выделывает те вещи, которых не хватает
крестьянам, вместо того, чтобы изготовлять разные безделушки
для украшения буржуазных женщин. Пусть на швейных
машинах в Париже шьют рабочие и праздничные одежды для
деревенских людей, вместо того чтобы шить свадебное приданое, пусть
на заводах делают земледельческие машины, лопаты и кирки,
вместо того, чтобы ожидать их от англичан в обмен на наше вино.
И пусть город посылает в деревню не комиссаров, опоясанных
в красные или трехцветные пояса, которые приказывали бы
крестьянам доставить свои продукты в такое-то место, но пусть
по деревням отправляются из города друзья, братья, которые
говорили бы крестьянам: "Несите нам свои изделия, и берите
в наших магазинах все мануфактурные изделия, которые вам
понравятся. И тогда деревенские изделия в изобилии появятся
в городах. Крестьянин сохранит себе все, что ему нужно, а
остальное отдаст городским рабочим, в которых, в первый раз за все
время истории он увидит друзей, а не эксплуататоров"».
Таким простым способом, без всякой внешней организации,
установится обмен продуктами. Производство будет так же
свободно, как и обмен. Всякий будет производить, что хочет,
и пользоваться продуктами по мере своих потребностей, если
продукты имеются в избытке, и в равной доле с другими, если
продуктов не хватает в желаемом количестве на всех.
Но наряду с этой картиной хаотической всеобщей свободы,
Кропоткин выдвигает и несколько иной план общественного
хозяйства. А именно, он предлагает, чтобы каждый член общества
в возрасте от 20 до 45 или 50 лет добровольно согласился рабо-

Социализм как положительное учение
251
тать в сутки по 5 часов в тех отраслях труда, которые общество
признает необходимыми. Взамен этого общество обеспечивает
каждому своему члену полный достаток и свободное пользование
продуктами общего труда.
Но что если некоторые члены этого общества не пожелают
работать? В таком случае общество признает свой договор с
неработающим членом нарушенным и предоставляет его своим
собственным силам; пусть он делает, что хочет, а общество не считает
себя связанным с ним какими бы то ни было обязательствами.
Таков анархический общественный строй по представлению
Кропоткина. Легко заметить, что наш теоретик
коммунистического анархизма колеблется между двумя противоположными
точками зрения. Как анархист, он требует абсолютной свободы
и, следовательно, свободы для каждого работать, что
вздумается, как вздумается и сколько вздумается, или даже совсем
не работать; но как коммунист, он понимает, что такой порядок
вещей противоречит требованию равенства, так как
недобросовестный и не желающий работать будет при этом жить за счет
труда работающего и добросовестного. И вот, чтобы избегнуть
этой формы эксплуатации труда, Кропоткин предлагает, чтобы
все члены общества добровольно обязались работать 5 часов
в сутки; кто же не пожелает исполнить этого обязательства, тот
может убираться на все четыре стороны. Но так как убраться
человеку из человеческого общества некуда, разве в могилу, то,
очевидно, предлагаемый Кропоткиным добровольный договор
личности с обществом есть та же принудительная власть общества
над личностью, против которой Кропоткин восстает.
Нетрудно показать всю обманчивость примеров Кропоткина,
которыми он пытается доказать, что самое сложное общественное
сотрудничество возможно на основе совершенно добровольного
соглашения. И международное железнодорожное движение,
и всемирный почтовый союз покоятся не на свободном договоре,
а на принудительной общественной силе. Правда, отдельные
компании, отдельные государства добровольно вступают в
соглашение. Но Кропоткин забывает, что каждая
железнодорожная компания, каждое государство исполняет свое дело при
помощи не добровольцев, а наемных рабочих, которые работают
не из любви к труду, а под угрозой голода. Железная дисциплина
сковывает армию рабочих каждой железнодорожной компании
и только благодаря этой дисциплине отдельные компании так

252
M. И. ТУГАН БАРАНОВСКИЙ
легко согласовывают движение своих поездов. Непонятно, каким
образом в добровольных соглашениях капиталистов,
обладающих принудительной властью над армиями наемных рабочих,
Кропоткин усматривает довод в пользу возможности сложных
хозяйственных организаций без всякой принудительной власти.
Вот если бы Кропоткин привел пример добровольного
сотрудничества сотен тысяч рабочих, без всякого общественного
контроля и принудительного руководительства, этот пример
был бы сильным доводом в пользу возможности анархического
общества. Но, конечно, такого примера Кропоткин не мог бы
привести, так как вполне анархический строй — и это нужно
твердо признать — есть безусловная невозможность.
V
Трудность осуществления анархического хозяйства
заключается в том, что в общественном хозяйстве необходима строгая
пропорциональность частей. Общество нуждается в определенном
количестве хлеба, мяса, тканей, железа, стекла, дерева и т. д.,
и т. д. Если железа или мяса или дерева изготовлено больше,
чем нужно, то излишнее количество относительно, по крайней
мере, бесполезно. В настоящее время, при капиталистическом
хозяйстве, эта пропорциональность производства достигается
весьма сложным образом через посредство рынка, путем
колебания рыночных цен товаров. Когда капиталистическое товарное
хозяйство исчезнет, то пропорциональность общественного
производства должна достигаться путем планомерного
распределения общественного труда. Без этой планомерности немыслимо
общественное хозяйство, а эта планомерность может быть создана
только общественным руководительством всего общественного
процесса производства.
Если бы каждый производил, что ему вздумается, как это
предполагают все анархисты (в том числе и Прудон — его плйн
менового банка несостоятелен именно потому, что организация
обмена еще не обеспечивает пропорциональности общественного
производства), то будут изготовляться не те продукты и не в
таких пропорциях, как это требуется обществом, и, следовательно,
общество будет терпеть экономическую нужду, голодать,
благодаря неорганизованности общественного производства. Анархия
производства в строе будущего, при отсутствии тех сил, которые

Социализм как положительное учение
253
в настоящее время обеспечивают хотя и весьма грубую
пропорциональность общественного хозяйства, равносильна уничтожению
всякого хозяйства.
Анархическое производство мыслимо лишь при том условии,
что каждый будет добровольно подчинять все свои интересы
общественным и производить всегда именно те продукты, в
которых нуждается общество. Потому анархический идеал полной
свободы личности от общественного принуждения может
получить осуществление лишь при совершенном преобразовании
человеческой личности.
Есть только одна область человеческой деятельности, в которой
возможна и необходима полная свобода, — это область высшего,
умственного, творческого труда. В этой области никакая власть
большинства над меньшинством не может быть терпима. Всякая
попытка подчинить общественному контролю творческий труд
равносильна огромному понижению его производительности,
и, следовательно, огромной потере для общества.
Вместе с тем в этой области отнюдь не требуется той строгой
пропорциональности, которая составляет такое необходимое
условие хозяйственного труда. Общество не испытывает
никаких страданий от того, что в одну эпоху преобладает один род
искусства, в другую — другой. Если картин написано больше
или меньше, чем требуется общественным спросом, то страдают
или выигрывают от этого преимущественно сами художники.
Во всяком случае, всякие внешние меры воздействия были бы
в данном случае совершенно неуместны. Союзы людей
творческого труда — художественные, научные и литературные
общества — уже и теперь имеют характер вполне свободных соглашений
и воплощают собой анархический идеал. В обществе будущего
такие свободные анархические союзы должны получить, конечно,
гораздо большее распространение, но основой хозяйственного
строя общества они не станут до тех пор, пока эгоистические
мотивы не исчезнут без остатка в душе человека.
€^

^э-
Г. В. ПЛЕХАНОВ
Анархизм и социализм
<Фрагменты>
IV
Так называемая анархистская тактика. Бе мораль
Анархисты — утописты. Их точка зрения не имеет ничего
общего с современным научным социализмом.
Но бывают утопии и утопии. Великие утописты первой
половины нашего столетия были гениальные люди; они двинули вперед
социальную науку, стоявшую тогда всецело на утопической точке
зрения. Утописты же нашего времени, анархисты, это — «извле-
катели квинтэссенции» («abstracteurs de quintessence»), которые
умеют только с грехом пополам делать скудные выводы из
некоторых принципов. Они не имеют ничего общего с социальной
наукой, опередившей их в своем движении, по крайней мере,
на полстолетие. Их «глубоким мыслителям» и «возвышенным
теоретикам» не удалось даже свести оба конца своего хода
доказательств. Они — утописты упадка, пораженные неизлечимым
духовным малокровием. Великие утописты много сделали для
развития рабочего движения. Утописты же нашего времени
только и делают, что задерживают его прогресс. В особенности
вредит пролетариату их так называемая тактика.
Мы уже знаем, что Бакунин комментирует статуты
Интернационала в том смысле, что рабочий класс должен отказаться
от всякой политической деятельности и сконцентрировать все
свои силы в области «непосредственной экономической» борьбы
за увеличение заработной платы, уменьшение рабочего дня и т. д.
Бакунин и сам смутно чувствовал, что подобная тактика
малореволюционна. Он пытался дополнить ее деятельностью своего

Социализм как положительное учение
255
«Аллианса»1 и проповедовал «бунт»*. Но с дальнейшим развитием
классового сознания у пролетариата последний все больше
склоняется на сторону политического действия и отказывается от
бунтов, столь частых в дни его детства. Труднее довести до бунта
достигших известной высоты политического развития рабочих
Западной Европы, чем, например, легковерных и
невежественных русских крестьян. Так как тактика бунтов не оказалась
по вкусу пролетариату, то «товарищам» пришлось заменить ее
«индивидуальным действием». Главным образом после
неудавшегося восстания в Беневенто в Италии в 1877 г.2 бакунисты стали
прославлять пропаганду действием; но если мы бросим взгляд
на время, отделяющее нас от попытки при Беневенто, то увидим,
что эта пропаганда приняла совершенно специальное направление:
очень мало бунтов, вдобавок очень незначительные бунты, зато
много единичных покушении, направленных против
общественных зданий, против личностей и даже против — «индивидуальной
наследственной» собственности. Иначе и быть не могло. <...>
Что касается «жалких призрачных забав», то в аргументациях
анархистов против политической деятельности пролетариата
их бесчисленное множество. «Быстрота» здесь превращается
в действительное «колдовство». Так, Кропоткин пользуется
против социал-демократов их же собственным оружием —
материалистическим пониманием истории. Он уверяет:
«Каждому новому экономическому фазису жизни соответствует
новый политический фазис. Абсолютная монархия, т. е. господство
двора, соответствует системе крепостничества, представительное
правительство соответствует господству капитала. Но то и
другое — системы классового господства. В обществе, где исчезнет
разница между капиталистом и рабочим, не будет и надобности
в подобном правительстве, оно станет анахронизмом, обузой»**.
Если бы социал-демократы сказали, что они все это знают,
по меньшей мере, так же хорошо, как и он, то Кропоткин
ответил бы, что это возможно, но, что в таком случае они не хотят
выводить правильного «заключения» из этих «предпосылок».
k В своих мечтах о бунтах и даже о революциях анархисты с особенною
страстью и восторгом предают сожжению имущественные акты и
государственные бумаги. В особенности Кропоткин придает чрезвычайную
важность этим аутодафе. Хочется сказать — взбунтовавшийся бюрократ.
k «The Anarchist Communism», p. 8.

256
Г. В. ПЛЕХАНОВ
Он, Кропоткин, в совершенстве владеет логикой. Так как
политическая конституция каждой страны, — аргументирует
Кропоткин, — определяется ее экономической структурой, то
политическая деятельность социалистов — абсолютная бессмыслица.
«Желать достичь социализма или хотя бы (!) аграрной
революции посредством политической революции — чистейшая
утопия, потому что история всюду показывает, что политические
изменения являются последствиями великих экономических
революций, а не наоборот»*.
Привел ли лучший геометр в мире нечто более
неопровержимое, чем подобные доказательства?
Опираясь на это незыблемое основание, Кропоткин советует
русским революционерам отказаться от своей политической
борьбы с абсолютизмом. Они должны преследовать
непосредственно экономическую цель.
«Освобождение русских крестьян от ига крепостничества,
тяготеющего над ними и до настоящего дня, составляет, таким
образом, первую задачу русского революционера. Работая в этой
области, он работает прямо и непосредственно на пользу народа...
и подготовляет, между прочим, ослабление централизованной
власти государства и ее ограничение»**.
Итак, освобождение крестьян будет способствовать ослаблению
русского абсолютизма. Но каким образом освободить крестьян,
прежде чем свергнуть абсолютизм? Абсолютная тайна! Это
освобождение — настоящее чародейство! Старый Лисков был прав,
говоря: «Легче и проще писать пальцами, чем головою».
Как бы то ни было, вся политика рабочего класса должна быть
выражена в нескольких словах: «Долой политику! Да
здравствует непосредственная экономическая борьба/». Это бакунизм, —
но усовершенствованный бакунизм. Бакунин сам побуждал
рабочих бороться за уменьшение рабочего дня и повышение платы.
Теперешние же анархисты-коммунисты пытаются «разъяснить
рабочим, что подобными пустяками они ничего не выиграют, что
переустроить общество можно только разрушением правящих
учреждений»***. Повышение заработной платы бесполезно.
* Предисловие Кропоткина к русскому изданию брошюры Бакунина:
«Парижская Коммуна и идея государства». Женева, 1892 г., стр. V.
** Там же, та же страница.
*** J. Grave, «La société mourante et l'anarchie», p. 253.

Социализм как положительное учение
257
«Не существуют ли Северная и Южная Америка,
доказывающие нам, что повсюду, где рабочему удалось получить высшую
плату, соответственно этому повысились и цены на жизненные
припасы; так что, если ему удалось заработать 20 фр. в день,
то стало необходимым иметь 25 фр., чтобы прожить, как более
обеспеченный рабочий; и вот он опять на уровне ниже среднего»*.
«Сокращение рабочего времени, по меньшей мере, излишне,
так как капитал, посредством усовершенствованных машин,
примется за "систематическую интенсификацию труда". Сам
Маркс доказывал это совершенно ясно»**.
Благодаря Кропоткину, мы уже знаем, что анархистский идеал
имеет двоякое происхождение. Двоякое происхождение имеют
также и все «выводы» анархистов. С одной стороны, они взяты
из вульгарных учебников политической экономии, сочиненных
вульгарнейшими буржуазными экономистами. Примером может
служить диссертация Грава о заработной плате, которой с
восторгом рукоплескал бы сам Бастиа. С другой стороны, товарищи,
вспоминало «коммунистическом» происхождении своего идеала,
обращаются к Марксу и цитируют его, не понимая его. Уже
Бакунин в значительной степени был «софистизирован» марксизмом.
У современных же анархистов, начиная с Кропоткина, это еще
более заметно***. Все это было бы смешно, если бы не было так
грустно, как говорит Лермонтов. Действительно, — грустно.
Каждый раз, когда пролетариат делает усилие, чтобы добиться
какого-нибудь улучшения своего экономического положения, со всех
сторон сбегаются «мужественные люди», начинают уверять его
в своей нежной любви и пытаются, опираясь на свои хромающие
выводы, отторгнуть его от движения, всеми возможными
способами доказывая, что движение бесполезно. Так это было, напри-
* См. там же, стр. 249.
** Там же, стр. 250-251.
*** Невежество Грава, этого «глубокого мыслителя», вообще
достопримечательно, но оно превосходит все границы вероятия в области политической
экономии. В данном случае оно равняется только невежеству ученого
геолога Кропоткина, который высказывает самые чудовищные вещи, как
только возьмется разбирать какой-нибудь экономический вопрос. Мы
очень сожалеем, что за недостатком места не можем позабавить читателей
любопытными образчиками анархистской политической экономии.
Читатели должны довольствоваться тем, что им преподал Кропоткин о Марксе
и «прибавочнойстоимости».

258
Г. В. ПЛЕХАНОВ
мер, во время движения в пользу восьмичасового рабочего дня;
анархисты боролись против него с рвением, достойным лучшей
участи. Если же пролетариат, несмотря ни на что, идет вперед,
если он продолжает преследовать свою «непосредственно
экономическую» цель, — он, к счастью, так и поступает, — то снова
появляются те же самые «мужественные люди», снабженные
бомбами, и доставляют правительству желанный и искомый
предлог напасть на пролетариат. Мы это видели в Париже 1 мая
1890 года3; мы это часто видим при стачках. Славный народ —
эти «мужественные люди»!
Анархист не желает «парламентаризма», потому что
парламентаризм лишь «усыпляет» пролетариат. Анархист не желает
никаких «реформ», потому что реформы означают компромисс
с имущими классами. Он хочет революцию — простую, цельную,
непосредственную и непосредственно экономическую
революцию. Для достижения этой цели он вооружается горшком,
начиненным взрывчатым веществом, и бросает его в публику
какого-нибудь ресторана или театра. Он утверждает, что это —
часть «революции»; мы же видим здесь лишь «непосредственно
буйное помешательство».
Излишне упоминать о том, что буржуазные правительства,
как бы строго они ни относились к отдельным лицам,
совершающим покушения, могут только поздравить себя с их тактикой.
«Общество в опасности!» «Caveant consules!4» И « консулы »-
полицейские действуют, а общественное мнение рукоплещет
всем реакционным мерам, которые придумываются министрами
ради спасения общества.
<...>...Современные правительства извлекают громадную
пользу из тактики «товарищей», и <...> работа террористов
в мундирах была бы гораздо затруднительнее, если бы
анархисты не старались с таким рвением облегчать ее им.
Реакционная и консервативная пресса всегда проявляла едва
замаскированную симпатию к анархистам; она глубоко
сожалеет, что социалисты, сознательно относящиеся к своей цели,
не хотят иметь ничего общего с анархистами. «Они прогнали их,
как жалких собак», соболезнует парижский «Figaro» по случаю
исключения «товарищей» из конгресса в Цюрихе*.
* Кстати. Анархисты требовали допущения на социалистические конгрессы
во имя народной свободы. Приведем, однако, взгляд французского «Вест-

Социализм как положительное учение
259
Анархист — человек, обреченный (если он только не сыщик)
постоянно и везде достигать противоположного тому, что ему желательно.
«Посылать рабочих в парламент, — заявил Борда перед
лионским судом в 1883 г.5, — значит поступать, как мать, ведущая
свою дочь в дом терпимости».
Итак, анархисты отвергают политическую деятельность
и во имя морали. Но куда приводит их эта боязнь
парламентской развращенности? К восхвалению воровства («Клади деньги
в свой кошель», писал Мост уже в 1880 году в своей «Свободе»),
к геройским подвигам Дюваля и Равашоля, совершавшим во имя
«дела» самые низкие и отвратительные преступления. Герцен
где-то рассказывает, что в одном маленьком итальянском городке
он встречал только священников и бандитов; он был очень смущен
тем, что никак не мог отличить, кто священник и кто бандит.
В том же положении находятся теперь все беспристрастные люди
по отношению к анархистам: как угадать, где кончается
«товарищ» и начинается бандит? Даже самим анархистам это не всегда
удается, что доказывают прения, вызванные в их кругах делом
Равашоля. Лучшие из них, честность которых неоспорима,
постоянно колеблются в своих суждениях о «пропаганде действием».
Так, например, Элизе Реклю говорит:
«Осудить пропаганду действием? Но ведь эта пропаганда
есть не что иное, как проповедь собственным примером добра
и любви к человеку. Те, которые насилия называют
"пропагандой действием", доказывают лишь, что они не поняли значения
этого выражения. Анархист, понимающий свою роль, вместо
того, чтобы убить человека, постарается внушить ему свои
убеждения, сделать его своим адептом, который, в свою очередь,
будет продолжать пропаганду действием, относясь справедливо
и с добротой ко всем, с которыми он сталкивается»*.
Мы не спрашиваем, что останется от анархиста, решительно
отказывающегося от тактики покушений. <...>
ника анархии» на конгрессы. «Анархисты могут себя поздравить, что
некоторые из них присутствовали на конгрессе в Труа. Насколько нелеп,
бессмысленен и бесцелен анархистский конгресс, настолько же логично
использовать социалистические конгрессы, чтобы там развивать свои идеи».
(«La Révolte», номера от 6 до 12 января, 1889). Не вправе ли мы — также
во имя свободы — попросить товарищей оставлять нас в покое?
* Смотри в «L'Etudiant socialiste», Брюссель, М1> 6,1894, ответ Элизе Реклю
одному господину, запросившему его по поводу анархистических покушений.

260
Г. В. ПЛЕХАНОВ
Проблему тем труднее разрешить, что есть немало
индивидуумов, которые одновременно «бандиты» и анархисты, Равашоль
далеко не исключение. <...>
Кропоткин всеми силами старается уверить нас, что
анархистская мораль — мораль без обязательств и общественной санкции,
мораль, чуждая всякому утилитарному соображению; что она,
подобно естественной народной морали, есть «мораль привычки»
поступать хорошо*. Мораль анархистов, это — мораль лиц,
оценивающих каждое человеческое действие с отвлеченной точки
зрения неограниченных прав индивидуума и во имя этих прав
оправдывающих жесточайшие насилия, самый отталкивающий
произвол. <...> Анархисты ведут борьбу с демократией потому,
что, по их мнению, демократия есть только тирания большинства
над меньшинством. Большинство не имеет никакого права
навязывать свою волю меньшинству. Но если так, то во имя какого
морального принципа ополчаются анархисты на буржуазию?
Не потому ли, что та — не меньшинство? Или потому, что она
не делает все, что «хочет»?
«Fais ce que voudras — делай, что хочешь», — провозглашают
анархисты. Буржуазии «угодно» эксплуатировать
пролетариат, и она это делает очень удачно. Она следует анархистскому
рецепту, и товарищи глубоко неправы, когда жалуются на ее
поведение. Но они становятся уже совершенно смешными, когда
борются против буржуазии во имя ее жертв. <...>
Словом: во имя революции анархисты служат делу реакции;
во имя нравственности они одобряют самые безнравственные
действия, во имя индивидуальной свободы они попирают ногами
все права своих ближних.
И как раз поэтому вся анархистская доктрина разбивается
о свою же собственную логику. Бели первый встречный
сумасшедший может убивать людей только потому, что ему так
заблагорассудилось, то общество, состоящее из бесчисленного
множества индивидуумов, не вправе его образумить, потому
что это отнюдь не его каприз, а его обязанность, потому что
это conditio sine qua поп (необходимое условие) его
существования.
* Смотри его «Anarchist Communism», стр. 34-35, его «L'Anarchie dans
l'Rcvolution socialiste», стр. 24-35 и его «Morale anarchiste) в различных
местах.

Социализм как положительное учение
261
Заключение. Буржуазия, анархизм и социализм
«Отец анархии», «бессмертный» Прудон, горько смеется
над теми людьми, для которых революция сводится к
насильственным действиям, обмену ударами и к пролитию крови.
Потомки «отца», современные анархисты, понимают революцию
исключительно в этом ребячески зверском смысле.
Все, что не насилие, — измена делу, нечистоплотный
компромисс с «властью»*.
Буржуазия, с своей стороны, в смущении не знает, что
предпринять против анархистов. На почве теорий она по отношению
к анархистам совершенно бессильна. Анархисты — ее же
собственные дети-баловни. Это ведь она первая пропагандировала теорию
«laisser passer»6, проповедовала необузданный индивидуализм. Бе
самый значительный современный философ Герберт Спенсер —
только консервативный анархист. «Товарищи» — это деятельные
и бойкие люди, доводящие до крайности буржуазную логику.
Судьи буржуазной республики присудили Грава к
тюремному заключению, а книгу его «La société mourante et l'anarchie»
(«Умирающее общество и анархия») — к уничтожению. А
буржуазные писатели объявили это жалкое произведение глубоким
творением и автора — редким умом! Буржуазия не только не
владеет никаким теоретическим оружием для победы над
анархистами**, она видит свою собственную молодежь, очарованную этой
доктриной. В этом пресыщенном, до мозга костей испорченном
обществе, где давным-давно умерла всякая вера, где все
искренние кажутся смешными; в этом мире, где изнывают от скуки,
где, испробовав все наслаждения, не знают больше, какой
фантазией, каким распутством доставить себе новые ощущения, —
находится много людей, благосклонно внимающих песням
* Правда, такие люди, как Реклю, не всегда одобряли подобное понимание
революции. Но, повторяю еще раз, — что остается от анархиста,
отрицающего «пропаганду действием»? Ничего, кроме мечтательного, санти
ментального буржуа!
* Чтобы иметь представление о слабости буржуазных теоретиков и
буржуазных политиков в их борьбе против анархистов, достаточно прочесть статьи
Ломброзо и А. Берара в «Revue des Revues» от 15 февраля 1894 г., или
статью Бурдо в «Revue de Paris» от 15 марта 1894 г. Последний ссылается
только на «человеческую природу», которая, по его мнению, «не изменится,
благодаря брошюрам Кропоткина и бомбам Равашоля».

262
Г. В. ПЛЕХАНОВ
анархистской сирены. Среди «товарищей» в Париже имеется
немало элегантных людей «comme il faut», которые, по
выражению французского писателя Рауля Алье, не могут обойтись
без лакированных ботинок, и которые, идя на собрание, всегда
украшают петличку сюртука цветком. Писатели и художники
упадка, «декадентства», начинают исповедовать анархизм и
проповедуют его теорию в журналах, вроде «Le Mercure de France»,
«La Plume» ит.п. Это вполне понятно. Было бы чрезвычайно
странно, если бы анархизм — эта насквозь буржуазная
доктрина — не нашел приверженцев среди французской буржуазии,
самой пресыщенной изо всех буржуазии.
Овладевая анархистской доктриной, упадочные писатели
конца века придают ей характер буржуазного индивидуализма.
Если Кропоткин и Реклю ратуют во имя рабочего, притесняемого
капиталистом, «La Plume» и «Le Mercure de France» делают это
во имя «индивидуума», стремящегося освободиться от всех оков
общества, чтобы, наконец, делать все, что ему «угодно».
Анархизм, таким образом, снова возвращается к своему исходному
пункту. Штирнер говорил: «Для меня нет ничего выше меня».
Лоран Тальад говорит: «Какое дело до гибели неопределенных
народных масс, если этим усиливается индивидуум?»
Буржуазия не знает больше, куда склонить голову. «Я, который
так боролся за позитивизм, — вздыхает Золя, — чувствую, что
после тридцатилетней борьбы мои убеждения колеблются.
Религиозная вера препятствовала распространению подобных теорий,
но разве она теперь почти не исчезла? Кто нам даст новый идеал?»
Ах, господа, нет идеалов для блуждающих мертвецов, как вы!
Вы сделаете всевозможные попытки, вы станете буддистами,
друидами, халдейскими «сарсами», каббалистами, магами, изистами*
или анархистами — всем, чем придется, — и вы все-таки останетесь
тем же, что и теперь, существами без убеждения и закона,
опустошенными историей мешками. Идеал буржуазии канул в вечность.
Нам же, социал-демократам, нечего опасаться анархистской
пропаганды. Анархизм, дитя буржуазии, никогда не будет иметь
серьезного влияния на пролетариат. Если среди анархистов
и находятся рабочие, искренно жаждущие блага своего класса
и готовые для него пожертвовать всем, — то они лишь по
недоразумению очутились в этом лагере. Борьба за освобождение
* Последователи культа Изиды7.

Социализм как положительное учение 263
пролетариата знакома им только в той форме, какую хотят
придать ей анархисты. Когда они просветятся, они перейдут к нам.
<...> Деятельный и интеллигентный рабочий поддерживает
программу какой-нибудь буржуазной партии. Буржуа говорят
о благе трудящегося народа, но при первом представившемся
случае изменяют ему. Рабочий, доверявший искренности этих
господ, возмущен, он хочет расстаться с ними и принимает
решение серьезно изучать «экономические вопросы». Является
анархист и, ссылаясь на измену буржуазии и на шашки
полицейских, начинает уверять, что политическая борьба не что
иное, как буржуазное вранье, и что для освобождения рабочих
необходимо отказаться от нее и поставить себе целью
разрушение государства. Рабочий, еще только желавший «изучать» эти
вещи, приходит к заключению, что «товарищ» прав, и
становится, таким образом, убежденным и преданным анархистом.
Что случилось бы, если бы он простер немного дальше изучение
социальных наук? Что случилось бы, если бы он продолжал
его и понял, что «товарищ» — только самоуверенный невежда,
говорящий на ветер, что «идеал» анархиста несостоятелен, что
кроме буржуазной политики — и как противоположность ее —
существует политика пролетариата, которая положит конец
капиталистическому обществу? Он стал бы социал-демократом.
Поэтому, чем больше распространяются наши идеи в рабочем
классе — а они в рядах рабочих распространяются все более и более, — тем
все менее склонны пролетарии следовать за такими «товарищами».
Анархизм — мы не говорим об «ученых» акробатах — будет все
более и более превращаться в буржуазный спорт, предназначенный
доставлять «сильные ощущения» индивидуумам, слишком много
вкусившим от светских и полусветских удовольствий.
И когда пролетариат станет господином положения,
достаточно ему будет нахмурить брови, чтобы заставить замолчать всех
«товарищей», даже самых «красивых». Ему достаточно будет
дунуть, — и анархистская пыль исчезнет.

^^
Н.А.БЕРДЯЕВ
Анархизм — явление русского духа
<Фрагменты>
...Русская национальная мысль чувствует потребность и долг
разгадать загадку России, понять идею России, определить ее
задачу и место в мире.
Для нас самих Россия остается неразгаданной тайной.
Россия — противоречива, антиномична. Душа России не
покрывается никакими доктринами. <...>
Россия — самая безгосударственная, самая анархическая
страна в мире. И русский народ — самый аполитический народ,
никогда не умевший устраивать свою землю. Все подлинно
русские, национальные наши писатели, мыслители, публицисты —
все были безгосударственниками, своеобразными анархистами.
Анархизм — явление русского духа, он по-разному был присущ
и нашим крайним левым, и нашим крайним правым.
Славянофилы и Достоевский — такие же в сущности анархисты, как и
Михаил Бакунин или Кропоткин. Эта анархическая русская природа
нашла в себе типическое выражение в религиозном анархизме
Льва Толстого. Русская интеллигенция, хотя и зараженная
поверхностными позитивистическими идеями, была чисто русской
в своей безгосударственности. В лучшей, героической своей части
она стремилась к абсолютной свободе и правде, не вместимои
ни в какую государственность. Наше народничество, — явление
характерно-русское, незнакомое Западной Европе, — есть
явление безгосударственного духа. И русские либералы всегда были
скорее гуманистами, чем государственниками. Никто не хотел
власти, все боялись власти, как нечистоты. Наша православная

Анархизм — явление русского духа
265
идеология самодержавия — такое же явление безгосударственного
духа, отказ народа и общества создавать государственную жизнь.
Славянофилы сознавали, что их учение о самодержавии было
своеобразной формой отрицания государства. Всякая
государственность представлялась позитивистической и рационалистической.
Русская душа хочет священной общественности, богоизбранной
власти. Природа русского народа сознается, как аскетическая,
отрекающаяся от земных дел и земных благ. Наши левые и
революционные направления не так уже глубоко отличаются в своем
отношении к государству от направлений правых и
славянофильских, — в них есть значительная доза славянофильского и
аскетического духа. Такие идеологи государственности, как Катков или
Чичерин, всегда казались не русскими, какими-то иностранцами
на русской почве, как иностранной, не русской всегда казалась
бюрократия, занимавшаяся государственными делами — не
русским занятием. В основе русской истории лежит знаменательная
легенда о призвании варяг-иностранцев для управления русской
землей, так как «земля наша велика и обильна, но порядка в ней
нет». Как характерно это для роковой неспособности и нежелания
русского народа самому устраивать порядок в своей земле!
Русский народ как будто бы хочет не столько свободного
государства, свободы в государстве, сколько свободы от государства,
свободы от забот о земном устройстве. Русский народ не хочет
быть мужественным строителем, его природа определяется как
женственная, пассивная и покорная в делах государственных,
он всегда ждет жениха, мужа, властелина. Россия — земля
покорная, женственная. Пассивная, рецептивная женственность
в отношении к государственной власти — так характерна для
русского народа и для русской истории...
Нет пределов смиренному терпению многострадального
русского народа. Государственная власть всегда была внешним,
а не внутренним принципом для безгосударственного русского
народа; она не из него созидалась, а приходила как бы извне, как
жених приходит к невесте. И потому так часто власть
производила впечатление иноземной, какого-то немецкого владычества.
Русские радикалы и русские консерваторы одинаково думали,
что государство — это «они», а не «мы». Очень характерно, что
в русской истории не было рыцарства, этого мужественного
начала. С этим связано недостаточное развитие личного начала
в русской жизни. Русский народ всегда любил жить в тепле

266
Н.А.БЕРДЯЕВ
коллектива, в какой-то растворенности в стихии земли, в лоне
матери. Рыцарство кует чувство личного достоинства и чести,
создает закал личности. Этого личного закала не создавала
русская история. В русском человеке есть мягкотелость, в русском
лице нет вырезанного и выточенного профиля. Платон
Каратаев у Толстого — круглый. Русский анархизм — женственный,
а не мужественный, пассивный, а не активный. И бунт
Бакунина есть погружение в хаотическую русскую стихию. Русская
безгосударственность — не завоевание себе свободы, а отдание
себя, свобода от активности. Русский народ хочет быть землей,
которая невестится, ждет мужа. <...>
Россия — самая государственная и самая бюрократическая
страна в мире; все в России превращается в орудие политики.
Русский народ создал могущественнейшее в мире государство,
величайшую империю. С Ивана Калиты последовательно и упорно
собиралась Россия и достигла размеров, потрясающих
воображение всех народов мира. Силы народа, о котором не без основания
думают, что он устремлен к внутренней духовной жизни,
отдаются колоссу государственности, превращающему все в свое орудие.
Интересы созидания, поддержания и охранения огромного
государства занимают совершенно исключительное и подавляющее
место в русской истории. Почти не оставалось сил у русского
народа для свободной творческой жизни, вся кровь шла на
укрепление и защиту государства. Классы и сословия слабо были
развиты и не играли той роли, какую играли в истории западных
стран. Личность была придавлена огромными размерами
государства, предъявлявшего непосильные требования. Бюрократия
развилась до размеров чудовищных. Русская государственность
занимала положение сторожевое и оборонительное. Она
выковывалась в борьбе с татарщиной, в смутную эпоху, в иноземные
нашествия. И она превратилась в самодовлеющее отвлеченное
начало; она живет своей собственной жизнью, по своему закону,
не хочет быть подчиненной функцией народной жизни. Эта
особенность русской истории наложила на русскую жизнь печать
безрадостности и придавленности. Невозможна была свободная
игра творческих сил человека. Власть бюрократии в русской
жизни была внутренним нашествием неметчины. Неметчина
как-то органически вошла в русскую государственность и владела
женственной и пассивной русской стихией. Земля русская не того
приняла за своего суженого, ошиблась в женихе. Великие жертвы

Анархизм — явление русского духа 267
понес русский народ для создания русского государства, много
крови пролил, но сам остался безвластным в своем необъятном
государстве. Чужд русскому народу империализм в западном
и буржуазном смысле слова, но он покорно отдавал свои силы
на создание империализма, в котором сердце его не было
заинтересовано. Здесь скрыта тайна русской истории и русской души.
Никакая философия истории, славянофильская или
западническая, не разгадала еще, почему самый безгосударственный народ
создал такую огромную и могущественную государственность,
почему самый анархический народ так покорен бюрократии,
почему свободный духом народ как будто бы не хочет свободной
жизни? Эта тайна связана с особенным соотношением
женственного и мужественного начала в русском народном характере.
Та же антиномичность проходит через все русской бытие. <...>
Можно установить неисчислимое количество тезисов и
антитезисов о русском национальном характере, вскрыть много
противоречий в русской душе. Россия страна безграничной
свободы духа, страна странничества и искания Божьей правды.
Россия — самая не буржуазная страна в мире; в ней нет того
крепкого мещанства, которое так отталкивает и отвращает русских
на Западе. <...> В русском народе поистине есть свобода духа,
которая дается лишь тому, кто не слишком поглощен жаждой
земной прибыли и земного благоустройства. Россия — страна
бытовой свободы, неведомой передовым народам Запада,
закрепощенным мещанскими нормами. Только в России нет давящей
власти буржуазных условностей, нет деспотизма мещанской
семьи. Русский человек с большой легкостью духа преодолевает
всякую буржуазность, уходит от всякого быта, от всякой
нормированной жизни. Тип странника так характерен для России и так
прекрасен. Странник — самый свободный человек на земле. Он
ходит по земле, но стихия его воздушная, он не врос в землю,
в нем нет приземистости. Странник — свободен от «мира» и вся
тяжесть земли и земной жизни свелась для него к небольшой
котомке на плечах.
Величие русского народа и призванность его к высшей жизни
сосредоточены в типе странника. Русский тип странника нашел
себе выражение не только в народной жизни, но и в жизни
культурной, в жизни лучшей части интеллигенции. <...> Духовное
странствование есть в Лермонтове, в Гоголе, есть в Л. Толстом
и Достоевском, а на другом конце — у русских анархистов и ре-

268
H.A. БЕРДЯЕВ
волюционеров, стремящихся по-своему к абсолютному,
выходящему за грани всякой позитивной и зримой жизни. То же есть
и в русском сектантстве, в мистической народной жажде, в этом
исступленном желании, чтобы «накатил Дух».
Россия — фантастическая страна духовного опьянения, страна
хлыстов, самосожигателей, духоборов, страна Кондратия
Селиванова и Григория Распутина, страна самозванцев и
пугачевщины. Русской душе не сидится на месте, это не мещанская душа,
не местная душа. В России, в душе народной есть какое-то
бесконечное искание, искание невидимого града Китежа, незримого
дома. Перед русской душой открываются дали, и нет очерченного
горизонта перед духовными ее очами. Русская душа сгорает
в пламенном искании правды, абсолютной, божественной
правды и спасения для всего мира и всеобщего воскресения к новой
жизни. Она вечно печалуется о горе и страдании народа и всего
мира, и мука ее не знает утоления. Душа эта поглощена решением
конечных, проклятых вопросов о смысле жизни. Есть мятеж-
ность, непокорность в русской душе, неутолимость и
неудовлетворенность ничем временным, относительным и условным. Все
дальше и дальше должно идти, к концу, к пределу, к выходу
из этого «мира», из этой земли, из всего местного, мещанского,
прикрепленного. Не раз уже указывали на то, что сам русский
атеизм религиозен. Героически настроенная интеллигенция
шла на смерть во имя материалистических идей. Это странное
противоречие будет понято, если увидеть, что под
материалистическим обличием она стремилась к абсолютному. Славянский
бунт — пламенная, огненная стихия, неведомая другим расам.
И Бакунин в своей пламенной жажде мирового пожара, в
котором все старое должно сгореть, был русским, славянином, был
мессианистом. Таков один из тезисов о душе России. Русская
народная жизнь с ее мистическими сектами, и русская литература,
и русская мысль, и жуткая судьба русских писателей, и судьба
русской интеллигенции, оторвавшейся от почвы и в то же время
столь характерно национальной, все, все дает нам право
утверждать тот тезис, что Россия — страна бесконечной свободы
и духовных далей, страна странников, скитальцев и искателей,
страна мятежная и жуткая в своей стихийности, в своем народном
дионисизме, не желающем знать формы.
А вот и антитезис. Россия — страна неслыханного сервилизма
и жуткой покорности, страна, лишенная сознания прав лично-

Анархизм — явление русского духа
269
сти и не защищающая достоинства личности, страна инертного
консерватизма, порабощения религиозной жизни государством,
страна крепкого быта и тяжелой плоти. Россия — страна купцов,
погруженных в тяжелую плоть, стяжателей, консервативных
до неподвижности, страна чиновников, никогда не
переступающих пределов замкнутого и мертвого бюрократического
царства, страна крестьян, ничего не желающих, кроме земли,
и принимающих христианство совершенно внешне и корыстно,
страна духовенства, погруженного в материальный быт, страна
обрядоверия, страна интеллигентщины, инертной и
консервативной в своей мысли, зараженной самыми поверхностными
материалистическими идеями. Россия не любит красоты,
боится красоты, как роскоши, не хочет никакой избыточности.
Россию почти невозможно сдвинуть с места, так она отяжелела,
так инертна, так ленива, так погружена в материю, так покорно
мирится со своей жизнью...
Как понять эту загадочную противоречивость России, эту
одинаковую верность взаимоисключающих о ней тезисов?
И здесь, как и везде, в вопросе о свободе и рабстве души России,
о ее странничестве и ее неподвижности, мы сталкиваемся с
тайной соотношения мужественного и женственного. Корень этих
глубоких противоречий — в несоединенности мужественного
и женственного в русском духе и русском характере.
Безграничная свобода оборачивается безграничным рабством, вечное
странничество — вечным застоем, потому что мужественная
свобода не овладевает женственной национальной стихией в России
изнутри, из глубины. Мужественное начало всегда ожидается
извне, личное начало не раскрывается в самом русском народе.
Отсюда вечная зависимость от инородного. В терминах
философских это значит, что Россия всегда чувствует мужественное
начало себе трансцендентным, а не имманентным, привходящим
извне. С этим связано то, что все мужественное, освобождающее
и оформляющее было в России как бы не русским, заграничным,
западноевропейским, французским или немецким или греческим
в старину. Россия как бы бессильна сама себя оформить в бытие
свободное, бессильна образовать из себя личность. Возвращение
к собственной почве, к своей национальной стихии так легко
принимает в России характер порабощенности, приводит к без-
движности, обращается в реакцию. Россия невестится, ждет
жениха, который должен прийти из какой-то выси, но приходит

270
H.A. БЕРДЯЕВ
не суженый, а немец-чиновник и владеет ею. В жизни духа
владеют ею: то Маркс, то Кант, то Штейнер, то иной какой-нибудь
иностранный муж. Россия, столь своеобразная, столь
необычайного духа страна, постоянно находилась в сервилистическом
отношении к Западной Европе. Она не училась у Европы, что
нужно и хорошо, не приобщалась к европейской культуре, что
для нее спасительно, а рабски подчинялась Западу или в дикой
националистической реакции громила Запад, отрицала
культуру. Бог Аполлон, бог мужественной формы, все не сходил
в дионисическую Россию. Русский дионисизм — варварский,
а не эллинский. И в других странах можно найти все
противоположности, но только в России тезис оборачивается антитезисом,
бюрократическая государственность рождается из анархизма,
рабство рождается из свободы, крайний национализм из
сверхнационализма. Из этого безвыходного круга есть только один
выход: раскрытие внутри самой России, в ее духовной глубине
мужественного, личного, оформляющего начала, овладение
собственной национальной стихией, имманентное пробуждение
мужественного, светоносного сознания. <...>
* * *
<...> Для русских характерно какое-то бессилие, какая-то
бездарность во всем относительном и среднем. А история
культуры и общественности вся ведь в среднем и относительном; она
не абсолютна и не конечна. Так как царство Божие есть царство
абсолютного и конечного, то русские легко отдают все
относительное и среднее во власть царства дьявола. Черта эта очень
национально-русская. Добыть себе относительную общественную
свободу русским трудно не потому только, что в русской природе
есть пассивность и подавленность, но и потому, что русский дух
жаждет абсолютной Божественной свободы. Поэтому же трудно
русским создавать относительную культуру, которая всегда есть
дело предпоследнее, а не последнее. Русские постоянно находятся
в рабстве в среднем и в относительном и оправдывают это тем, что
в окончательном и абсолютном они свободны. Тут скрыт один
из глубочайших мотивов славянофильства. Славянофилы хотели
оставить русскому народу свободу религиозной совести, свободу
думы, свободу духа, а всю остальную жизнь отдать во власть
силы, неограниченно управляющей русским народом. Достоевский
в легенде о «Великом Инквизиторе» провозгласил неслыханную

Анархизм — явление русского духа
271
свободу духа, абсолютную религиозную свободу во Христе. И
Достоевский же готов был не только покорно мириться, но и
защищать общественное рабство. По-иному, но та же русская черта
сказалась и у наших революционеров-максималистов, требующих
абсолютного во всякой относительной общественности и не
способных создать свободной общественности.
Тут мы с новой стороны подходим к основным противоречиям
России. Это все та же разобщенность мужественного и
женственного начала в недрах русской стихии и русского духа. Русский
дух, устремленный к абсолютному во всем, не овладевает
мужественно сферой относительного и серединного, он отдается
во власть внешних сил. Так в серединной культуре он всегда
готов отдаться во власть германизма, германской философии
и науки. То же и в государственности, по существу серединной
и относительной. Русский дух хочет священного государства
в абсолютном и готов мириться с звериным государством в
относительном. Он хочет святости в жизни абсолютной, и только
святость его пленяет, и он же готов мириться с грязью и низостью
в жизни относительной. Поэтому святая Русь имела всегда
обратной своей стороной Русь звериную. Россия как бы всегда хотела
лишь ангельского и зверского и недостаточно раскрывала в себе
человеческое. Ангельская святость и зверская низость — вот
вечные колебания русского народа, неведомые более средним
западным народам. Русский человек упоен святостью, и он же
упоен грехом, низостью. Смиренная греховность, не дерзающая
слишком подыматься, так характерна для русской
религиозности. В этом чувствуется упоение от погружения в теплую
национальную плоть, в низинную земляную стихию. Так и само
пророческое мессианское в русском духе, его жажда абсолютного,
жажда преображения, оборачивается какой-то порабощенностью.
Я пытался характеризовать все противоречия России и свести
их к единству. Это путь к самосознанию, к осознанию того, что
нужно России для раскрытия ее великих духовных потенций,
для осуществления ее мировых задач. <...>
...Возрождение России к новой жизни может быть связано
лишь с мужественными, активными и творящими путями духа,
с раскрытием Христа внутри человека и народа, а не с
натуралистической родовой стихией, вечно влекущей и порабощающей.
Это победа огня духа над влагой и теплом душевной плоти.
В России в силу религиозного ее характера, всегда устремлен-

272
H.A. БЕРДЯЕВ
ного к абсолютному и конечному, человеческое начало не может
раскрыться в форме гуманизма, т. е. безрелигиозно. И на Западе
гуманизм исчерпал, изжил себя, пришел к кризису, из
которого мучительно ищет западное человечество выхода. Повторять
с запозданием западный гуманизм Россия не может. В России
откровение человека может быть лишь религиозным
откровением, лишь раскрытием внутреннего, а не внешнего человека,
Христа внутри. Таков абсолютный дух России, в котором все
должно идти от внутреннего, а не внешнего. Таково призвание
славянства. В него можно только верить, его доказать нельзя.
Русский народ нужно более всего призывать к религиозной
мужественности не на войне только, но и в жизни мирной, где он
должен быть господином своей земли. Мужественность русского
народа не будет отвлеченной, оторванной от женственности, как
у германцев. Есть тайна особенной судьбы в том, что Россия с ее
аскетической душой должна быть великой и могущественной.
Не слабой и маленькой, а сильной и большой победит она соблазн
царства этого мира. Лишь жертвенность большого и сильного,
лишь свободное его уничтожение в этом мире спасает и иску-
пляет...
Русское национальное самосознание должно полностью
вместить в себя эту антиномию: русский народ по духу своему
и по призванию своему сверхгосударственный и
сверхнациональный народ, по идее своей не любящий «мира» и того, что в
«мире», но ему дано могущественнейшее национальное государство
для того, чтобы жертва его и отречение были вольными, были
от силы, а не от бессилия. Но антиномия русского бытия должна
быть перенесена внутрь русской души, которая станет
мужественно-жертвенной, в себе самой изживающей таинственную
свою судьбу. Раскрытие мужественного духа в России не может
быть прививкой к ней серединной западной культуры. Русская
культура может быть лишь конечной, лишь выходом за грани
культуры. Мужественный дух потенциально заключен в России
пророческой, в русском странничестве и русском искании правды.
И внутренне он соединится с женственностью русской земли.
•а- * *
<...> В русском человеке нет узости европейского человека,
концентрирующего свою энергию на небольшом пространстве
души, нет этой расчетливости, экономии пространства и време-

Анархизм — явление русского духа
273
ни, интенсивности культуры. Власть шири над русской душой
порождает целый ряд русских качеств и русских недостатков.
Русская лень, беспечность, недостаток инициативы, слабо
развитое чувство ответственности с этим связаны. Ширь русской
земли и ширь русской души давили русскую энергию, открывая
возможность движения в сторону экстенсивности. Эта ширь
не требовала интенсивной энергии и интенсивной культуры.
От русской души необъятные русские пространства требовали
смирения и жертвы, но они же охраняли русского человека
и давали ему чувство безопасности. Со всех сторон чувствовал
себя русский человек окруженным огромными пространствами,
и не страшно ему было в этих недрах России. Огромная русская
земля, широкая и глубокая, всегда вывозит русского человека,
спасает его. Всегда слишком возлагается он на русскую землю,
на матушку Россию. Почти смешивает и отождествляет он свою
мать-землю с Богородицей и полагается на ее заступничество.
Над русским человеком властвует русская земля, а не он
властвует над ней. Западноевропейский человек чувствует себя
сдавленным малыми размерами пространств земли и столь же
малыми пространствами души. Он привык возлагаться на свою
интенсивную энергию и активность. И в душе его тесно, а не
пространно, все должно быть рассчитано и правильно распределено.
Организованная прикрепленность всего к своему месту создает
мещанство западноевропейского человека, столь всегда
поражающее и отталкивающее человека русского. Это мещанские
плоды европейской культуры вызывали негодование Герцена,
отвращение К. Леонтьева, и для всякой характерно русской души
не сладостны эти плоды. <...>
[Русский человек] должен, наконец, освободиться от власти
пространств и сам овладеть пространствами, нимало не изменяя
этим русскому своеобразию, связанному с русской ширью. Это
означает радикально иное отношение к государству и
культуре, чем то, которое было доныне у русских людей. Государство
должно стать внутренней силой русского народа, его собственной
положительной мощью, его орудием, а не внешним над ним
началом, не господином его. <...>
Очень характерно, что не только в русской народной
религиозности и у представителей старого русского благочестия,
но и у атеистической интеллигенции, и у многих русских
писателей чувствуется все тот же трансцендентный дуализм, все

274
H.A. БЕРДЯЕВ
то же признание ценности лишь сверхчеловеческого
совершенства и недостаточная оценка совершенства человеческого. Так
средний радикальный интеллигент обычно думает, что он или
призван перевернуть мир, или принужден остаться в довольно
низком состоянии, пребывать в нравственной неряшливости
и опускаться. Промышленную деятельность он целиком
предоставляет той «буржуазии», которая, по его мнению, и не может
обладать нравственными качествами. Русского человека
слишком легко «заедает среда». Он привык возлагаться не на себя,
не на свою активность, не на внутреннюю дисциплину личности,
а на органический коллектив, на что-то внешнее, что должно его
подымать и спасать. Материалистическая теория социальной
среды в России есть своеобразное и искаженное переживание
религиозной трансцендентности, полагающей центр тяжести вне
глубины человека. Принцип «всё или ничего» обычно в России
оставляет победу за «ничем».
* * *
Нужно признать, что личное достоинство, личная честность
и чистота мало кого у нас пленяют. Всякий призыв к личной
дисциплине раздражает русских. Духовная работа над
формированием своей личности не представляется русскому человеку нужной
и пленительной. Когда русский человек религиозен, то он верит,
что святые или сам Бог все за него сделают, когда же он атеист,
то думает, что все за него должна сделать социальная среда...
Святости все еще поклоняется русский человек в лучшие
минуты своей жизни, но ему недостает честности, человеческой
честности. Но и почитание святости, этот главный источник
нравственного питания русского народа, идет на убыль, старая
вера слабеет. Зверино-земное начало в человеке, не привыкшем
к духовной работе над собой, к претворению низшей природы
в высшую, оказывается предоставленным на произвол судьбы.
И в отпавшем от веры, по современному обуржуазившемся
русском человеке остается в силе старый религиозный дуализм.
Но благодать отошла от него, и он остался предоставленным
своим непросветленным инстинктам.
Оргия химических инстинктов, безобразной наживы и
спекуляции в дни... великих испытаний для России есть наш
величайший позор, темное пятно на национальной жизни, язва
на теле России. Жажда наживы охватила слишком широкие

Анархизм — явление русского духа
275
слои русского народа. Обнаруживается вековой недостаток
честности и чести в русском человеке, недостаток нравственного
воспитания личности и свободного ее самоограничения. И в этом
есть что-то рабье, какое-то не гражданское, догражданское
состояние. Среднему русскому человеку, будь он землевладельцем
или торговцем, недостает гражданской честности и чести...
Русский человек может бесконечно много терпеть и выносить,
он прошел школу смирения. Но он легко поддается соблазнам
и не выдерживает соблазна легкой наживы, он не прошел
настоящей школы чести, не имеет гражданского закала. Это не значит,
что, так легко соблазняющийся и уклоняющийся от путей личной
и гражданской честности, русский человек совсем не любит
России. По-своему он любит Россию, но он не привык чувствовать
себя ответственным перед Россией, не воспитан в духе свободно-
гражданского к ней отношения.
Приходится с грустью сказать, что святая Русь имеет свой
коррелятив в Руси мошеннической. Это подобно тому, как
моногамическая семья имеет свой коррелятив в проституции.
Вот этот дуализм должен быть преодолен и прекращен.
Нужно вникать в глубокие духовные истоки наших современных
нравственных язв. В глубине России, в душе русского народа
должны раскрыться имманентная религиозность и
имманентная мораль, для которой высшее божественное начало делается
внутренне преображающим и творческим началом. Это значит,
что должен во весь свой рост стать человек и гражданин, вполне
свободный. Свободная религиозная и социальная психология
должна победить внутри каждого человека рабскую
религиозную и социальную психологию. Это значит также, что русский
человек должен выйти из того состояния, когда он может быть
святым, но не может быть честным. Святость навеки останется
у русского народа, как его достояние, но он должен
обогатиться новыми ценностями. Русский человек и весь русский народ
должны сознать божественность человеческой чести и честности.
Тогда инстинкты творческие победят инстинкты хищнические.
* * *
Вершина человечества вступила уже в ночь нового
средневековья, когда солнце должно засветиться внутри нас и привести
к новому дню. Внешний свет гаснет. Крах рационализма,
возрождение мистики и есть этот ночной момент. Но когда происходит

276
H.A. БЕРДЯЕВ
крах старой рассудочной мысли, особенно нужно призывать
к творческой мысли, к раскрытию идей духа. Борьба идет на
духовных вершинах человечества, там определяется судьба
человеческого сознания, есть настоящая жизнь мысли, жизнь идей.
В середине же царит старая инертность мысли, нет инициативы
в творчестве идей, клочья старого мира мысли влачат жалкое
существование. Средняя мысль, мнящая себя интеллигентной,
доходит до состояния полного бессмыслия. Мы вечно
наталкиваемся на статику мысли, динамики же мысли не видно. Но мысль
по природе своей динамичная, она есть вечное движение духа,
перед ней стоят вечно новые задачи, раскрываются вечно новые
меры, она должна давать вечно творческие решения. Когда мысль
делается статической — она костенеет и умирает...
В мировой борьбе народов русский народ должен иметь свою
идею, должен вносить в нее свой закал духа... Русские должны
в этой борьбе не только государственно и общественно
перестроиться, но и перестроиться идейно и духовно. Постыдное
равнодушие к идеям, закрепощающее отсталость и статическую
окаменелость мысли, должно замениться новым идейным
воодушевлением и идейным подъемом.
Почва разрыхлена, и настало благоприятное время для
идейной проповеди, от которой зависит все наше будущее. В самый
трудный и ответственный час нашей истории мы находимся
в состоянии идейной анархии и распутицы, в нашем духе
совершается гнилостный процесс, связанный с омертвением
мысли консервативной и революционной, идей правых и левых.
Но в глубине русского народа есть живой дух, скрыты великие
возможности. На разрыхленную почву должны пасть семена
новой мысли и новой жизни. Созревание России до мировой роли
предполагает ее духовное возрождение.
«^

€4^
Е. В. СТАРОСТИН
Анархистская модель
<Фрагменты>
Анархизм — социально-политическое течение,
провозглашающее своей целью освобождение личности от всех разновидностей
политической, экономической и духовной власти. Для анархизма
характерным является: враждебное отношение ко всем
разновидностям государственной власти (в том числе так называемой
пролетарской), защита мелкой частной собственности, мелкого
землепользования, отрицание крупного производства,
межнациональных компаний, отказ от всех легальных форм политической
борьбы и проповедь тактики «прямого действия», «пропаганда
фактом», требование немедленной социальной революции и
установление безгосударственного коммунистического строя.
Исследователи общественной мысли не раз пытались
изложить синтетическую историю анархистской теории и всякий
раз их ждало разочарование, ибо соединить несоединимое было
невозможно. Проиллюстрируем это положение на ряде
примеров. Так, диапазон оценок и суждений теоретиков анархизма
о праве как понятии и о его функциональном проявлении был
крайне широк: от полного его отрицания (У. Годвин, М. Штирнер,
Л. Толстой) до признания его существования и даже полезности
в определенных границах (П. Прудон, М. Бакунин, П. Кропоткин,
Б. Теккер). Как в первой, так и во второй группе анархистских
теоретиков имелись существенные нюансы в объяснении мотивов
отрицания права. Если Годвин отвергал существующее право
потому, что оно мешает всеобщему благу, Штирнер — личному
счастью, Толстой — любви, которая одна является законом для
человеческого общежития, то другие — Бакунин и Кропоткин,

278
Е. В. СТАРОСТИН
полагали, что обычное право вполне может заменить
«письменное право», которое лишь увековечило эксплуатацию слабого
сильным. При этом Бакунин и Кропоткин отрицали не право
вообще, а те сложившиеся правовые нормы, которые
противоречили естественному «общечеловеческому праву». Они резко
критиковали существующее право, поскольку оно на
протяжении человеческой истории приняло самые безнравственные
формы и продолжает все больше и больше удаляться от понятия
справедливости. «Равенство во всем — синоним справедливости.
Это и есть анархия»*. В отличие от Бакунина, Кропоткин
настаивал на биосоциальной природе права, на многофакторной
обусловленности норм человеческого общежития. Понимание,
что есть «добро», а что есть «зло», по мнению Кропоткина,
пришло к человеку генетически из мира природы. Доминирующий
в природе закон «взаимной помощи» как в животном мире,
так и в человеческом общежитии способствовал установлению
норм, правил, обычаев, строго определяя условия
существования и выживания индивидуумов. Эти естественные «зачатки
права» впоследствии были искажены алчностью, хитростью,
жадностью людей и, таким образом, был нарушен единый
критерий социальной нравственности, функционирующий во всех
объединениях живых существ. Это утверждение не исключало
пространственно-временной специфики в понимании «добра»
и «зла». Кропоткин высказал мысль, что чувство равноправия
заложено самой природой и является следствием «строения нашего
мыслительного аппарата... двустороннего или двуполушарного
строения нашего мозга»**.
Законодательство, являющееся следствием господствующего
права, также отрицалось анархистами. В частности,
представители «классического» анархизма видели, что современное
им законодательство является преемником обычного права.
Однако эти нормы постепенно вымывались власть имущими,
которые все больше и больше вводили положения, облегчающие
и закрепляющие эксплуатацию большинства паразитирующим
меньшинством. В свою очередь представители
постклассического анархизма — А. А. Боровой, А. А. Карелин, А. М. Атабекян,
А. Л. Гордин, П. Д. Турчанинов (Лев Черный), А. А. Солоно-
* Кропоткин П. А. Нравственные начала анархизма. Лондон, 1907. С. 38.
** Кропоткин П. А. Справедливость и нравственность. Пг.; М., 1921. С. 38-39.

Анархистская модель
279
вич — критиковали «классиков» анархизма за идеализацию
норм обычного права. Атабекян считал, что анархизм отрицает
не право вообще, а «монополию за государственной властью
устанавливать правовые нормы и принудительно их проводить
в жизнь»*. По мнению «постклассиков», не возвращение к
правовым нормам догосударственного периода, а, напротив, развитие
права на базовых понятиях общительности ведет к процветанию
жизни людей.
Неоднозначным было отношение теоретиков российского
анархизма и к проблемам собственности. В отличие от Прудона,
Штирнера, Толстого, отрицавших институт собственности,
Бакунин и Кропоткин признавали целесообразность его существования
в будущем. Первый допускал право собственности на предметы
потребления, когда писал, что «на ближайшей ступени развития
человечества, к которой придет человечество, собственность
подвергнется преобразованию, по которому частная собственность
на предметы потребления еще будет существовать, но земля,
орудия труда, как и весь остальной капитал, сделается
общественным достоянием. Будущее общество будет коллективистским»**.
Кропоткин же шел еще дальше и категорически отрицал любые
виды собственности, кроме общественной. Однако и он не
настаивал на немедленной национализации мелкого производителя,
базирующегося на личном труде.
Представители постклассического анархизма к проблеме
собственности подходили утилитарно. Вопрос о зрелости или
незрелости объективных условий для перехода к коллективистским
(коммунистическим) формам хозяйствования для них не имел
особого значения. По их мнению, земля немедленно должна
перейти в руки тех, кто на ней работает. Фабрики, заводы,
мастерские также должны быть переданы в руки рабочих союзов.
«Берите фабрики и заводы, рабочие, и устраивайте свою жизнь
своими руками, — писали анархисты Кронштадта. —
Захватывай, крестьянин, землю. Ибо кто не берет, тот и не имеет»***.
Требования социализации всего хозяйства звучали повсеместно.
Разрушающую и вместе с тем созидающую силу лидеры
неоанархизма видели в фабрично-заводских комитетах, которые
* Атабекян А. Децентрализация права // Почин. 1922. № 2. С. 7.
* Цит. по: Эльцбахер П. Сущность анархизма. [1917]. С. 105.
* Вольный Кронштадт. 1917. 2 октября.

280
Е. В. СТАРОСТИН
противопоставлялись ими не только профсоюзам, но и
политическим партиям. В будущей системе хозяйственной жизни
на первое место они, вслед за Кропоткиным, выдвигали примат
потребления, средства удовлетворения которого неизбежно будут
найдены обществом.
Несмотря на значительный разброс в теоретических вопросах,
у анархистов всех направлений и течений имелся пункт, который
их объединял — это отношение к государству. Анархисты как
целое выступали бескомпромиссными противниками института
власти во всех его проявлениях: шла ли речь о монархии,
республике или государстве диктатуры пролетариата. Бакунин не раз
подчеркивал эволюционный характер перехода из «царства
животности» в «царство свободы». Притом религия и государство
у него выступали неизменными атрибутами ранней ступени
развития человека. Государство, опирающееся на Бога, всегда и везде
олицетворяло насилие, тиранию и эксплуатацию. Только для
отдаленного будущего Бакунин признавал возможность создания
«мирового революционного государства», которое по природе
своей перестанет быть государством. Не менее яростно нападал
на институт государства Кропоткин. Государство — это «союз
взаимного страхования между помещиком, попом, солдатом
и судьей», созданный, чтобы увековечить господство*.
Институт государства, по Кропоткину, ни в коем случае
не следует смешивать ни с обществом, ни с правительством.
«Государство, — писал он, — есть лишь одна из тех форм, которую
общество принимало в течение своей истории»**. Продолжая
линию, идущую от Макиавелли, Кропоткин выделяет причины
возникновения государств не из внутренних противоречий, как
это делали К. Маркс, Ф. Энгельс, а из внешних: войны между
племенами и захват одних другими привели, по его мнению,
к созданию первых государственных образований. Не принимая
марксистской периодизации истории как смены общественно-
экономических формаций, Кропоткин отошел и от оказавшего
на него большое влияние классического позитивизма,
рассматривавшего историю в виде непрерывной цепи развития.
Развитие человеческих обществ, согласно Кропоткину, не было
непрерывно. Оно несколько раз начиналось (в Индии, Египте,
* Анархизм. М., 1999. С. 122.
** Там же. С. 75.

Анархистская модель
281
Месопотамии, Греции, Риме, Скандинавии и Западной Европе),
причем каждый раз из первобытного «рода», а затем сельской
общины. Конечно, опыт каждой предшествовавшей
цивилизации, по Кропоткину, «не утрачивается вполне». Что же касается
господства государства в истории России, то это неизменно, и
притом по восходящей линии, ведущей к тотальной централизации,
к подавлению личной и общественной жизни, а в конечном счете
к застою и гибели.
Сохраняя верность постулатам «классического анархизма»,
неоанархисты допускали существование авторитета и власти
в экономических, политических, семейных отношениях
(Карелин), их проявления в природе «индивидуального
человеческого сознания» (Боровой), разновидность «разделения властей»
(Я. Новомирский). Некоторые историки анархизма последнего
времени, познакомившись с недоступными ранее изданиями
20-х гг. по анархизму, заявили, что постклассический анархизм
высветил ряд новых аспектов традиционных проблем (проблемы
многомерности мира человека, его сознания, свободы, роли
интеллигенции, бюрократии, планетарные и космические аспекты
развития и организации человеческой цивилизации). Не отрицая,
что в постановочном плане анархистами действительно были
высказаны некоторые новые идеи, отметим их слабую
аргументированность. Если Бакунин не смог в полной мере оформить
свои взгляды в стройную систему анархистского
миропонимания, охватывавшего природу и общество, то его последователю
Кропоткину, на наш взгляд, удалось создать универсальную
доктрину анархизма.
Что же предлагали анархисты в качестве модели
общественного преобразования России? Надо отдать должное
пропагандистскому таланту Бакунина, который с лихвой
покрывал недоработки в области теории. У русского народа, чтобы
выйти из тяжелейшего состояния, в котором он оказался,
есть, по мнению Бакунина, три пути: кабак, церковь и
социальная революция. Предпочтение отдавалось им, бесспорно,
революции, понимаемой как разрушение «всех учреждений
неравенства и установление экономического и социального
равенства». Революция, по мнению Бакунина, должна быть
всемирной, т. е. охватывающей цивилизованную часть
человечества. В противном случае она, считал он, обречена
на поражение. Хотя подобная революция по всем своим ха-

282
Е. В. СТАРОСТИН
рактеристикам должна быть народной, руководить ею будут
представители революционного генерального штаба. В период
Парижской коммуны Бакунин чувствовал всю сложность
применения анархистских рецептов для спасения Франции. Он
стал упрекать ее руководителей, создавших революционное
правительство, в приверженности к государственности. Только
глубокие революционные преобразования могут смести весь
мусор государственности, накопившийся за долгие столетия
господства государства. Такая же идея звучала и в ранних
произведениях Кропоткина. И только с середины 80-х гг. XIX в.
в позиции Кропоткина все больше и больше стали
преобладать мирные нотки. Как и Бакунин, Кропоткин полагал, что
государство должны заменить городская коммуна и сельская
община. «Основанная на общем владении землей, — писал
он, — а нередко и на общей ее обработке, обладающая
верховной властью, и судебной, и законодательной на основании
обычного права — сельская община удовлетворяла большую
часть общественных потребностей своих членов»*. И вместе
с тем Кропоткин предостерегал от идеализации общинных
порядков, поскольку и в общине могут возникнуть органы
подавления личности, наподобие государственных.
Возвратившись в революционную Россию, Кропоткин стал
более трезво оценивать практические возможности
осуществления анархистского идеала. Широко развившаяся в предвоенные
годы кооперация, по его мнению, представляла единственный
путь к анархизму. Отказав в сотрудничестве почти всем
печатным анархистским изданиям, он поддержал своим авторитетом
только анархо-кооперативный листок «Почин». В 4-м номере
«Почина» помещено интервью с Кропоткиным, которое
озаглавлено «Кооперация, как практический путь к анархизму».
Насколько большое значение придавал Кропоткин этому вопросу,
свидетельствует его беседа о кооперации с В. И. Лениным в мае
1919 г., в которой он настаивал на необходимости скорейшей
отмены практики «военного коммунизма» и перехода к
товарному хозяйству. Он показал себя гибким экономистом, допуская,
что обществу придется пройти через ненавистную анархистам
стадию национализации. Не исключал и денежное обращение,
подчеркивая, правда, необходимость передачи права на эмис-
* Там же. С. 85.

Анархистская модель
283
сию органам кооперации, а не государству. «Деньги, — писал
он, — должны стать исключительно мерилом доверия»*.
Процесс федерализации общества «снизу вверх», создание
региональных производственных объединений и отраслевых союзов
сохранило бы целостный социально-экономический организм
общества. Рост производительности обобществленного труда,
исчезновение классов и т. п. обязательно должны привести к
преодолению разделения труда, к соединению умственного труда
с физическим и, в конечно счете, создать условия для перехода
к анархическому мироустройству.
Оставляя для себя право критики, Кропоткин, как и Карелин,
Атабекян, А. А. Боровой, А. Ю. Ге и другие поддержал
большевиков. Боязнь реставрации оказалась сильнее разногласий
по методам построения нового общества. Наиболее дальновидные
из них предвидели наступление диктатуры и стремились
смягчить ее последствия. Они предсказывали абсолютную неудачу
в построении социализма, которая ждет большевиков, если они
оставят в руках государства все рычаги политической,
хозяйственной и духовной жизни.
Анархизм, являющийся одним из направлений философии
права и одновременно социально-политическим движением,
отрицающим институт власти и государства, привлекал к
себе людей, имевших определенный тип бунтарского сознания,
который формировался на базе особых генетических,
психологических и социальных факторов. В разные периоды развития
человечества представители этого типа сознания становились:
христианами в Древнем Риме, протестантами в католической
средневековой Европе, коммунарами во время Парижской
коммуны, народниками в России.
Тип бунтарского сознания предопределил плюрализм
взглядов и множественность направлений и течений в анархистском
движении. <...>
В 1921-1922 гг. анархизм, загнанный в угол преследованиями
«советской охранки», перестал быть политическим течением.
В процессе развития революции и укрепления советской
системы, тоталитарные контуры которой проступали все отчетливее,
отдельные группы анархистов перешли на сторону новой власти.
Логическим следствием этой эволюции был отказ от «ошибок мо-
* Почин. 1920. №4. С. 2.

284
Е. В. СТАРОСТИН
л од ости» и вступление в ряды РКП (б). Какое-то время анархизм
теплился в секции анархистов при Всероссийском общественном
комитете по увековечению памяти Кропоткина. После кончины
Кропоткина в 1921 г. «теоретики анархизма» подвергли критике
его теоретическую и практическую программу, и это заставило его
дочь, Александру Кропоткину, ответить на упреки: «У гроба нет
места полемике. Он понимал, что ошибки неизбежны в момент
строительства новой жизни и что строителям приходится работать
в тесном лагере, окруженном кольцом врагов. И если он так мало
возвышал свой голос за последние три года... то это потому, что
он не желал дарить оружие своей критики людям, смотрящим
назад, а не как он вперед». Через пять-семь лет после смерти
Кропоткина от работы в Комитете отходят Карелин, Атабекян
(1925), Боровой (1928). Захвативший руководство анархистской
секцией комитета А. А. Солонович сделал безуспешную попытку
вдохнуть новую жизнь в ее работу, но его концепция, полная
мистики, туманная форма изложения привлекала к нему только
близких по духу молодых адептов анархизма. <...> Анархизм
в России надолго сошел с исторической и общественной сцены.
€^

IV
ХРИСТИАНСКИЙ
КЛАССИЧЕСКИЙ АНАРХИЗМ,
ЛЕВ ТОЛСТОЙ И ТОЛСТОВСТВО

€^
А. И. ВВЕДЕНСКИЙ
Анархизм и религия
I
Революционный шквал, вздымая все новые и новые валы,
докатился, — кажется на человеческий взгляд, — до последних
пределов. И здесь я имею в виду не столько фактически
существующую анархию, горечь которой мы все вкушаем так
ощутительно, но идейный анархизм, как высшее, всецелое утверждение
личности человека, как отрицание всякого «архл», всякого
«начала», всякой власти. Это самоутверждение личности,
доводящее до включения всего мира в узкие рамки индивидуального
сознания (от Канта и Фихте до самого крайнего солипсизма,
утверждающего, что solus ipse sum, что «существую только я сам»,
практическим выразителем какового учения на западе был врач
Клод де-Брюне, а у нас Федор Сологуб), — с одной стороны,
а с другой стороны — до гордого: «всё позволено человеку»
(Достоевский), или: «чего бояться человеку» (Горький), — со всеми
вытекающими отсюда реально-практическими последствиями.
Есть в этом учении несказанная пленительность. И рвутся смелые
души за пылающими огнями — путеводителями нового, пусть
дерзкого и безрассудного, но столь пленительного и чарующего
учения — религии. Ибо и — как социалисты — анархисты
выступают иногда как верующие без веры как истосковавшиеся
по Тому, Кого они не знают... Вы помните, как у Лонгфелло
израненный юноша со знаменем в руке, с восторженным криком
на пылающих устах поднимается по горной круч? Он уже почти
изнемогает, он уже едва жив, но идет и идет. И упоен тем кличем,
который непрестанно звучит сильнее и яснее: exelsior!1 Это — как
у русского поэта:

288
А. И. ВВЕДЕНСКИЙ
Выше, выше — вперед! Так ведь много для нас
В жизни целей, задач, идеалов.
Лишь тяжелым, упорным и вечным трудом
Ты достигнешь тех чистых реалов...
И вот — анархизм говорит иное. Он говорит: «К чему этот
упорный труд? Горькие муки? Слезы терпения, отравленные
вздохи из-за невыполненных мечтаний? Бери, бери все! Чего
бояться человеку? Что ему не позволено? И кто ему может не
позволить? — Три стража издавна предстоять человеку: Бог, совесть
и архп (власть, закон и принуждение). И эти три великие — это
три великих миража, три пустых фантома». <...>
А раз человек — бог, то он — высшее начало, он сам архл и нет
иной для него власти. И анархизм будет логическим выходом,
принудительным и неизбежным, для всякого последовательного
атеиста.
Но стоит перед человеком — даже атеистом — второй древний
страж человечества: совесть. Она, со-весть, она соведает, вместе
знает всё, даже то — чего сам человек не желал бы знать, что
больно и мучительно даже вскользь помыслить... <...> И никогда,
и никуда не убежит от совести тот, кто ее осквернил, — рано или
поздно настигнет она смертными муками тех, кто
беспрепятственно думал обмануть, игнорировать совесть — Божью силу,
Божий голос. <...>
Для анархизма, как такового, преступление не есть ужас,
а совесть — святыня. Наоборот, Раскольников есть неудавшийся
тип, а женщина-убийца, сохранившая веселое расположение
духа на всю дальнейшую свою жизнь, есть своего рода — идеал.
Итак — можно препобедить совесть. Ее должно препобедить, если
она стоит на пути к полному раскрытию, полному
самоутверждению моей индивидуальности... И отходит, как бледная тень,
бегущая перед всепобеднЫм солнцем, второй исконный страж
человека, великий враг его счастья — совесть.
Остается третий страж — *архл, власть. Два идола пали.
Трансцендентная, небесная сила, непостижимая, абсолютная — Бог.
Он, — так всегда трепетно веровало человечество, — со творил
из ничего миры. Он — перед Которым миллиарды светил,
миллиарды млечных систем есть меньше, чем ничтожество, Он уже
ниспровержен анархистом. Но Он (как это говорили древние
вавилоняне о первом из Божественной Триады — Яну)
непостижим и далек. Ближе, рядом, вот тут, во мне, был второй враг

Анархизм и религия 289
и страж человека — совесть. Можно, как мы только что видели,
препобедить и совесть. И вот, когда человек свободен от Бога
и совести, он не может не вступить в борьбу с третьим врагом
на пути к своему счастью, своему самоутверждению и
самораскрытию, — обществом, организованным ли в виде государства,
или осуществляющим принцип власти каким-либо иным
образом. Прежде всего, конечно, личность сталкивается с
государством. Что такое государство? Возьмем хотя бы одно из
новейших его определений: «государство есть правовая организация
народа, обладающая во всей полноте своею собственною,
самостоятельною и первичною, т. е. ни от кого не заимствованною,
властью» (Б. А. Кистяковский). Даже здесь, пусть в довольно
скрытной форм, есть абсолютизирование и догматизирование,
и еще того гораздо более — обожествление государства; здесь
государство — земной Бог. Это исконно сродное человеку
обоготворение высшего коллектива человеческого — государства.
<...> И ясно, и понятно, что, если человек низверг Бога на небесах
и в себе (совесть), то он должен ниспровергнуть Бога на земле,
поскольку государство — Божество. Какие же пути могут вести
к этому? Таких путей два: через революцию к социализму, или
к анархизму. Так обстоит дело в данный исторический момент.
Что такое революция? И Гоббс, и Гегель ненавидели революцию.
Им, певцам государства, революция была ужасна. С точки зрения
Гегеля, это, так сказать, богоборчество. Но, в своей внутренней
сущности, революция есть стремление к восстановлению
попранной правды. Пусть прав Бердяев, когда он утверждает, что все
революции, политические и социальные, направлены на
механическое, внешнее разрушение, что природа их психологически
реакционна, так как всякая революция есть реакция против
старого, а не творчество нового. Но все же революция есть всегда
шаг вперед, а не назад, поступательное движение человечества
в том историческом, пусть себе — нам непонятном, процессе,
который неизменно совершается и течет. В данную минуту мы
стоим перед социализмом. Даст ли он человеку, низвергшему
Бога уже дважды — в небе и в себе, низвержение земного бога —
государства? Ясного ответа на этот вопрос в современной научной
литературе нет. <...> Социалистическое государство имеет в себе
безмерно больше нравственной правды, чем антихристианское
буржуазное государство уже тем, что в нем (а не в буржуазном)
сбывается положение Вл. С. Соловьева о том, что «всякий чело-

290
А. И. ВВЕДЕНСКИЙ
век, в силу безусловного значения личности, имеет право на
средства для достойного существования». Но в социалистическом
строе непременно будут сбываться слова одного из основателей
социализма, Платона, о том, что приоритет в жизни человека
принадлежит социальному целому, а не отдельному
индивидууму. Ибо социализм всех считает «товарищами», всем хочет
равного куска хлеба, равной доли под солнцем. Поэтому — мы
видим, при попытках проведения социализма в жизнь, попытках,
неизменно до сих пор кончавшихся (рано или поздно) крахом,
умаление личности, принесете ее интересов в жертву целому,
общему, «товариществу» (социализм от socius — товарищ,
союзник), безразлично, — будут это сисситии2 древней Спарты,
парижская коммуна, или что другое. Итак, социализм есть своего
рода земной бог. Недаром, целый ряд идеологов и панегиристов
социализма принимают социализм религиозно, прямо, как
религию (см. хотя бы А. Луначарского «Религия и социализм»).
Нет, и здесь анархисту, самоутверждающему свое Я и свое во-
леизволение, не найти своего счастья. Он уничтожил Божество
в себе и на небе не для того, чтобы кланяться Богу с глиняными
ногами — государству в какой бы то ни было, даже в самой
совершенной, форме. И он уничтожает архл, власть, государство,
хотя бы и социалистическое...
Итак — пали три бога, три исконных врага человека: власть
на небе, в человеке, на земле. Во имя чего же? Литература
анархизма бедна. Когда анархиста (я имею в виду русского рядового
анархиста) спрашивают об его анархизме, он говорит, что читал
Бакунина, Кропоткина, Штирнера... <...>
II
По мнению некоторых исследователей анархизма (проф.
Новгородцев), Штирнер — наиболее крупный и самобытный
из анархистов-идеологов. Другие, наоборот, отказывают Штир-
неру даже в серьезности (В. Виндельбанд). Во всяком случае,
Штирнер не одинок, и здесь мы вкратце познакомимся с другими
идеологами анархизма. После Прудона, который сейчас уже,
конечно, не имеет власти над умами, после Бакунина, который
также представляет собой скорее только исторический интерес,
к старым вождям анархизма надо отнести и нашего знаменитого
анархиста — князя Кропоткина.

Анархизм и религия
291
Творчество Кропоткина претерпело длительную эволюцию.
И если вы прочтете его «Речи бунтовщика» (1885) и «Завоевание
хлеба» (1892), а потом «L'anarchie, sa philosophie, son ideal»3
(1896) и, в особенности, «La science moderne et l'anarchie»4 (1913),
то пред вами предстанут два автора: в первых двух трудах это —
ярко выраженный революционный утопист, а в последних —
идеолог эволюции самого общества на основе воспитания людей
в духе творческой и сознательной инициативы. Но и у
Кропоткина, и у Прудона, и у Бакунина, и у других анархистов, о
которых мы будем говорить дальше, есть нечто общее, роднящее
коммуниста Кропоткина и индивидуалиста Тёккера — ненависть
к государству. «Я — безгосударственник», — отрекомендовался
на одном из здешних митингов один из видных русских
анархистов — Шатов. Для анархизма, как выражается
Новгородцев, — переход к мирной государственной работе немыслим:
бунт против государства составляет его существо. Но в
анархизме можно, все же, наметить два течения — коммунистическое
и индивидуалистическое. К первому принадлежит не только
Кропоткин с его идеями о федеративной республике, но и
американские анархо-синдикалисты, работающее теперь в России.
Но это уже — компромисс между основным учешем анархизма:
абсолютной свободой человеческой личности и данной
конкретной социальной обстановкой. Пусть себе анархисты конечным
своим конкретным идеалом имеют хотя бы эти известные слова
Руссо (в «Общественном договоре»): «найти форму устройства,
в которой каждый, соединяясь с другими, повиновался бы,
однако, только самому себе и оставался бы столь же свободным,
как и прежде». Это уже будет, все же, некоторой изменой тому
идеалу, несомненно — наиболее полно отвечающему существу
анархизма, который имеет крайнее левое крыло анархизма:
устроить жизнь без Бога и без власти, без стесняющих личность
связей и без всяких ограничена свободы. Ибо существо
анархизма есть полная свобода, полное раскрытие, полное утверждение
моей человеческой индивидуальности, апофеоз, обоготворение
личности. Личность в анархизм становится центром мира.
Ницше есть, несомненно, пророк анархизма, а его учение
о «сверхчеловеке» есть апокалипсис анархизма. У человека
множество инстинктов. Но самый сильный — воля к власти. Эта
воля к власти разрывает со всякой цепью
морально-дозволенного и недозволенного, почему тем самым она находится по ту

292
А. И. ВВЕДЕНСКИЙ
сторону добра и зла. Для воли к власти хорошо все то, что
происходит из власти и возвышает власть, дурно все то, что исходит
из слабости и ослабляет власть. Центр тяжести всего не в истине,
а в волении. Ничто не истинно — все позволено. С этого базиса
начинается знаменитое требование Ницше о переоценке всех
ценностей. Исходя отсюда, Ницше противопоставляет
обыкновенному заурядному человеку, этому стадному животному, идеал
сверхчеловека. Ведь, воля к власти есть воля к господству, а
самое высшее господство есть господство человека над человеком.
Отсюда Ницше так ненавидит «мораль рабов». <...>
Несомненно, что современный анархизм есть завершительное
звено всей цепи ницшевских построений, как и само
ницшеанство, при всей его внешней «ненаучности», есть конечный итог
«научной» теории Дарвина о борьбе всех живых существ и о
победе наиболее приспособленных. Но если мы не видим — ни
буквально, ни между строк — у многих из современных анархистов
ницшевского апофеоза звериности, то ницшевский
индивидуализм, ницшевский аристократический индивидуализм, всецело
принимается виднейшими из современных анархистов. <...>
В России, этой стране самых неограниченных возможностей,
работа анархистов идет сейчас чрезвычайно усиленным темпом.
В ту минуту, когда пишутся эти строки, нельзя предвидеть,
во что выльется эта анархическая деятельность. Но более зрелый
западный анархизм, который мы у себя так, истинно по-русски,
перекраиваем, терпит кризис. Об этом можно судить по
парижскому анархистскому съезду 1913 г.5, давшему картину полного
распада анархического движения. <...>
Но — это всегдашнее, неизменное «но» — Россия хочет
выявить миру новые, как думается русским анархистам, может
быть — невиданные формы анархизма, так сказать, анархию
анархизма. И здесь мы скажем, вместо всяких длинных дебатов,
еще раз свое «но». Но еще Достоевский гениально заметил:
«Покажите русскому школьнику карту звездного неба, о которой он
до тех пор не имел никакого понятия, и он завтра же возвратит
эту карту исправленною. Никаких знаний и безграничное
самомнение»...

Анархизм и религия
293
III
Между тем анархизм бесконечно внутренне противоречив.
Выдвигая, как абсолютный центр мира, человека, — анархизм
ничем не в состоянии оправдать столь грандиозные замашки. <...>
Анархизм, выступающий против религии, есть самая
настоящая религия, пусть себе-религия без Бога, как она и de facto
существовала у Конта, у Адлера et tutti quanti6. И адепты анархизма,
как и адепты социализма, должны быть верующими. И не просто
верующими, но пламенно-верующими, если угодно, фанатиками
веры своей. И когда конкретная действительность показывает
всю утопичность анархизма, тогда, как свидетельствует Лорюло,
вожди анархизма теряют свою силу: «энтузиазм апостолов не мог
уже двигать массы и выводить их из их оцепенения».
И надо быть пламенно, слепо верующим, чтобы поварить
в едино-спасающую силу анархизма, заставляющую кричать:
«Нет Бога, кроме Бога, и Магомет пророк Его»... Ибо слишком
многое предлагает анархизм и не дает ничего-
Центральный догмат анархизма — догмат об абсолютной
значимости данной личности. Превращение человека в мировой
центр несомненно — грандиознейшая попытка, которая, конечно,
не анархистам впервые прибила в голову. <...> Они имеют более,
чем Архимедов рычаг7. Если не имеют, то, по крайней мере,
верят, что имеют. В конечном счете, их притязания, с точки зрения
теории познания, вовсе не так нелепы и претенциозны, как это
может показаться на первый взгляд. <...> Любопытно, далее,
отметить, что и с точки зрения столь авторитетного в современной
научной психологии волюнтаризма, примата воли, современный
анархист с его «волей к власти», с его мощным самоутверждением
своего «я» и его свободы — также является идейным продуктом
научных теорий известного рода. Таким образом, формально
и научно, анархист принесет вам достаточное обоснование своего
основного догмата. Но это не новый догмат. Совершается возврат
изжитого, и древность глядит очами современности. Современный
анархист — ученик софиста Протагора. <...>
Анархическое движение, однако, настолько значительно,
что едва ли оно хотело бы аргументировать свою позицию таким
зыбким фундаментом, как чистый солипсизм. Но анархизм
неизбежно должен приводить к солипсизму. Здесь — его конец. Ибо
если я, безмерно притязающей на центральное положение в ми-

294
А. И. ВВЕДЕНСКИЙ
ре, объявляющий, что я — даже Бог <...> — все эти безмерные,
сверх-титанические притязания разбиваются о... факты.
Анархисту надо либо с Гегелем (когда ему указали, что его философия
противоречит фактам точных наук) воскликнуть: «Тем хуже для
фактов!», либо смиренно склониться перед этими всемогущими
фактами. А факты бьют солипсизм анархиста, разбивают на
тысячи мельчайших осколков его гордое упоение самовладычеством,
в пыль развевают анархиста-мироцентра. <...>
Смерть ждет и анархиста-солипсиста. И еще менее имеет
власти он над нею, чем над болезнями и далекими светилами...
Было бы слишком долго (и слишком наивно) задерживаться
над всеми вопиющими нелепостями, с которыми немедленно
сталкивается горделивое, но пустое и бессмысленное, утверждение
о самовладыке-мироцентре-анархисте. Мир царит над
анархистом, как и над каждым из нас; мир побеждает анархиста, как он
побеждает и всякого, кто не с Единым Победителем — Христом.
IV
Но нам скажут: «Вы сражались сейчас с ветряными
мельницами. Ни один анархист не мечтает о космической власти. Он
не хочет повелевать планетами и изменять законы бытия
травинки в поле. Сологуб — исключение. У анархизма другое: прежде
всего надо перестроить здешний мир, устранить тяготу
государства, убить этого гнусного левиафана». Такого рода воззрение
на сущность анархизма проникло и в научную литературу. Так,
известный проф. Георг Адлер определяет сущность анархизма
следующим образом: «Анархизм есть установившийся со времен
Прудона термин для обозначения общественного строя с мыслимо
широкой автономией индивидуумов и возможно полным
отсутствием всякого правительственного принуждения». Здесь центр
тяжести, таким образом, в социальном вопросе. Но мы берем
понятие анархизма шире. Если заглянете в книжку Ц. Ломброзо
«Анархисты», если угодно будет посчитаться с РаиГем Dejardins
(см. «L'idée anarchiste»), то мы согласимся с формулировкой
Ломброзо, который по пунктам перечисляет требования анархизма.
В числе их на первом плане стоят четыре следующих:
1) Счастье — это право и объективная цель жизни человека.
2) По своей природ человек добр и достоин и способен быть
счастливым.

Анархизм и религия
295
3) Абсолютная свобода, возможность для каждого делать
беспрепятственно всё, что он захочет — вот, условия счастья.
4) Все ограничения, внешние или социальные, внутренние
или моральные, созданы искусственно и должны быть
рассматриваемы, как причины несчастий и печали людей.
Таким образом, анархисты не ограничиваются только
борьбой с государством, но высшая их цель — счастье («Счастье,
призрак ли счастья — не все ли равно?»), во имя которого они
объявляют себя центромирами (пусть это остается практически
невыполнимым требованием). Мы видели в предыдущей главе,
что анархисту не удается до сих пор победить мировую
неизбежность, мир — как таковой. И ближайшей их задачей является,
поэтому, борьба не с мировым злом вообще, а прежде всего —
борьба с социальным злом, в виде государства. По Бакунину,
государство есть господство одного над другим, а потому
деспотизм лежит не в форме государства, но в его сущности. Поэтому
должно быть низвергнуто всякое государство. Как же это сделать?
Бакунин, — этот отец, столп и утверждение анархизма —
полагает, что ближайшая задача анархизма есть создание анархии
«в смысле разнуздания всего, что ныне именуется злыми
страстями, и уничтожения всего, что на том же (современном) языке
именуется общественным порядком». <...>
Так или иначе, здоровые или ненормальные (Ломброзо лучших
представителей анархизма не считает ненормальными), но
анархисты выдвигают методы террора — ради террора.
Таковы: Бакунин, Нечаев и др. <...> Анархизм, таким образом,
возводит насилие, как сам себя оправдывающий метод
пропаганды уничтожения всякого строя. Насилие является самоцелью,
независимо от того, на кого и для чего оно направляется.
Но достигается ли этим что-либо? <...> знаменитый географ
Элизе Реклю по этому поводу и в свое время писал: «Анархия —
верх гуманных теорий. Кто называет себя анархистом, должен
был бы быть добрым и кротким; люди, смотрящее на
преступление, как на средство, марают наше учение; к несчастью, таких
людей слишком много среди нас»... Да, Реклю трижды прав.
Нельзя насилием достигнуть ничего. Насилие вызывает новое
насилие. <...> На штыки можно опереться, но нельзя на них
сидеть, — совершенно верно заметил Талейран. Насилием можно
пытаться ниспровергнуть государство, утвердить
индивидуальность, но нельзя утверждаться и обосновываться на насилии, как

296
А. И. ВВЕДЕНСКИЙ
на сколько-нибудь надежном методе реформирования (и такого
кардинального) жизни. Насилие принесет не свободу и
самоутверждение личности, а гибель ее в буквальном смысле этого
слова. Я буду, во имя анархизма, убивать, но и меня мои враги
будут пытаться убить и, при удобном стечении обстоятельств,
несомненно, и убьют. Здесь уже, конечно, для каждого
анархиста — явление, несомненно, неприемлемое. <...>
Я не буду вдаваться в длинные рассуждения, а сошлюсь на
современного французского анархиста Грава, который в своей
книге: «La Société mourante et l'anarchie»8 сознается, что идеи,
которые так сильно волнуют анархистов, не могут, к сожалению,
быть непосредственно реализованы. Конечно, Грав тотчас же
оговаривается, что это обстоятельство — не основание для того,
чтобы не работать для их осуществления. Однако знаменательно,
что сам Прудон заявил, что анархия — недостижимый идеал,
правильной же формой социального бытия является всего скорее
федерализм.
Так, выспренние идеалы анархизма заменяют
человеческими, слишком человеческими, компромиссами. Да так и должно
быть по своему существу. Анархизм рисует в своем воображены
гигантский храм индивидуальности. Высоки его своды, легки
его стены, весь он бесплотная прекрасная греза. <...> Храм этот
хотят построить на песке. Свобода индивидуальности, если не
хотят превратить человечество в дикое стадо кровожадных зверей,
непременно должна зиждиться на незыблемом нравственном
фундаменте. <...>
Анархисты не могут не считаться с этим явлением. Ведь,
они — поскольку существуют анархические федерации — желают
коллективного анархизма. Они хотят по анархическому методу
перестроить весь современный мир, так что, несомненно, выходят
за грани чисто личного анархизма {лично мне, как это сделали
Штирнер и Сологуб, никто, конечно, не может воспрепятствовать
освободить себя от каких бы то ни было норм и объявить себя чем
и кем угодно). Поэтому они не могут не считаться с
вышеуказанным собранием. А нравственного пафоса у них действительно
мало. <...> При такой нравственной болезни, параличе
нравственности, где же можно думать о том нравственном пафосе, который
должен создать гранитное основания для блистательного храма
анархизма! Но у анархиста и не может быть подлинного
нравственного чувства, так как анархист уничтожает оплот всякой

Анархизм и религия
297
подлинной нравственности — Бога. Безрелигиозная же мораль
есть либо нечто несуществующее, либо это какая-то бледная,
анемичная тень, пародия на подлинную религиозную
нравственность. Бога же у анархиста нет, и Его он менее всего хочет. <...>
V
Что мы видели до сих пор? Мы видели, как анархизм,
выдвигающий индивидуальность, как высший мировой принцип,
терпит крушения — одно за другим. Он борется с левиафаном —
государством, и государство побеждает его. На насилие большей
или меньшей кучки анархистов оно отвечает организованным
насилием своего мощного государственного аппарата. Анархизм
объявляет себя средоточием мира, но оказывается в полном
плену у мировой зависимости. Анархизм ищет счастья, а встречает
на каждом шагу смерть, болезнь и тысячу других страданий.
Но может анархист льстить себя другой надеждой? Да! <...>...
Нельзя ставить пределов достижениям человеческого ума.
Вопрос идет о времени, и нет никакой логической невозможности,
что человек когда-либо не будет, действительно, владыкой мира.
Да, но спешим оговориться: владыкой физического мира. Есть
новый, иной мир, горний мир — мир святыни, мир религии,
царство мистического опыта, Божьи чертоги. Ими никогда не
завладеет человек, в них никогда не будет господином.
Но мы уже видели, что именно Бога-то и отрицают
анархисты. «Совсем Его нет. Какие там разговоры! Вы говорите, что,
отрицая Бога, мы строим свое будущее на песке? Пусть! Пусть
погибнем, но Бога нам не надо, и никакой грех нам не страшен.
Что бояться фантома, как бы он ни назывался?»
<...> И я не дерзаю выступать здесь «защитником» Бога:
слишком это было бы — простите меня, глупо. Бог есть Бог, что бы
и кто бы ни говорил, ни думал, ни действовал против Него. Это,
я думаю, в тайниках своей души чувствуют и те, кто считают
себя ниспровергателями всех святынь.
Мне бы хотелось здесь в весьма кратких словах показать, что
анархизм напрасно борется против религии. В религии он может
найти лучшее, высочайшее основание для своего верховного
принципа: исключительной ценности человеческой личности.
Но прежде остановимся на минуту на бытии Бога. Он есть.
Есть и для неверующего анархиста. У нас пять внешних чувств.

298
А. И. ВВЕДЕНСКИЙ
Но есть шестое чувство — внутреннее, которое назовем
мистическим. Им обладает каждый в большей или меньшей мере. <...>
Да, надо иметь религиозный слух. То мистическое чувство,
которое есть чувство Бога и которое, в той или иной мере, есть
у каждого, должно быть раскрыто, осознанно, опредметство-
ванно. <...>
Таким образом, возможность чувствования Бога зависит
только от нас самих. И анархист не имеет никакой возможности,
если ему угодно считаться, например, с логической
возможностью, отрицать бытие Бога только потому, что он утверждает
свою свободу. Известное анархическое выражение «если есть
Бог, то я не свободен» — не совсем верно. Человеческой свободе
(если она для человека есть психологический факт) никто не
может помешать, даже Бог: Он может только наказать. Но если бы
даже и так: если бы бытие Бога ограничивало, даже лишало
человека свободы, то разве от этого может уничтожиться факт
бытия Божия, если Он существует? Ведь такое утверждение есть
не меньшая нелепость, чем отрицание мороза только потому,
что я не могу без одежды прогуливаться по вольному воздуху
во время мороза.
И Бог не только существует, но в религии, отрицаемой
анархистами, — верховное утверждение свободы и индивидуальности.
В самом деле, нелепы с практической точки зрения и
несостоятельны с теоретической все кичливые притязания на
объявление себя центромирами. Но анархизм, в противовес толповому
социализму (не идейно-христианскому, сохраняющему своему
адепту всю ценность личности и всю ценность религии), так зло
осмеянному Джеромом Джеромом, верно выдвигает ценность
и ни с чем не сравнимую значимость каждого индивидуума.
Но у анархизма эта ценность висит в пустом пространства. <...>
Христианство утверждает личность и дает ей полную свободу.
В христианстве нет и не может быть юридической санкции,
вообще — никакой юриспруденции. Где Дух Господень — там
свобода. Свободна и христианская личность. Ее никто не учит,
но только Само Божество (I Иоан. II, 27).
Но эта свобода приобретает новое значение, а христианская
личность приобщается к Абсолютному, которое воистину, —
а не в пустых словах, — есть Центр, Основа и Жизнь мира. И
поскольку человек причастен Божеству через Христа, постольку он

Анархизм и религия 299
делается средоточием — но уже тоже подлинным — вселенной.
<...> Таким образом, христианство утверждает бесконечную
ценность человеческой личности, как и анархизм. Но оно никогда
не скажет: «Как можно больше динамиту!» Оно выведет другое
требование: «Как можно больше любви!» Любовь — пусть это
будет тот динамит, который взорвет всю неправду социальной
действительности! Любовь — пусть это будет тот огонь, в котором
сгорит всё, мешающее подлинной, поистине божественной,
свободе человека! Тогда на земле не только будут царить, как об этом
мечтает анархист Грав, справедливость и свобода, которые он
пишет с большой буквы, но будет прямо рай.
И анархизм, — поскольку он есть, в лице своих
благороднейших представителей, пламенный протест против нынешнего
социального — прежде всего, а потом и морального, угнетения
человека, — должен всегда помнить, что только христианство
даст ему незыблемый фундамент для его высоких требований.
Но методы Нечаева, методы «Вора» и т. д. должны быть не только
брошены, но бесповоротно, решительно, со всей мыслимой силой
осуждены. И так анархизм должен сделать не только во имя
религиозной и нравственной правды, о чем он, впрочем, заботится
меньше всего, а во имя торжества своих же идей. Не динамит,
но любовь. Любовь со Христом. Такая любовь сделает большее
дело, чем самая большая доза динамита: такая любовь сделает всё.
€**&

€^
П. И. БИРЮКОВ
Об анархизме
Реферат, читанный П. И. Бирюковым на митинге
в г. Борнмаут 25 сентября 1901 г.
Идеи анархизма распространяются все более и более. То, что
предшествующее нам поколение понимало под словом «социализм»
и в чем видело знамя прогресса, то уступило место анархизму.
Социализм во всем своем целом разделился на три главный группы:
социализм либертарный или анархизм, социализм
научно-государственный или собственно социализм и социализм
оппортунистический, уже пробравшийся в правительственные сферы и быстро
деградирующий, соблазненный и опьяненный властью.
Впереди всех идет анархизм и, как передовой, идет ощупью,
спотыкается, падает, пачкается в грязи, обливается потом и
кровью, вызывает насмешки, презрение, ненависть и восторги.
Высоко перед собой держит знамя свободы и не теряет энергии,
потому что главный источник энергии — идеал свободы —
находится на его пути, и он увлечет за собой народы.
Но и в самом анархизме заметны разветвления. Я буду
говорить здесь о двух более заметных группах, разделяющих
анархические идеи, об анархизме коммунистическом, революционном,
называющемся иногда либертарным социализмом, и об
анархизме религиозном, христианском или идеалистическом,
называемом часто «толстовством».
Я намерен в нескольких словах выразить сравнительную
оценку, сходство и различие этих двух доктрин и прошу не ожидать
от меня полного, систематического изложения каждой из них;
я буду брать только те основные пункты этих учений, в которых
я замечаю большое сходство или совпадение, и те пункты,
которые характеризуют то или другое различие.

Об анархизме
301
Всякая новая живучая идея возникает из недовольства
существующим, как внутренним, так и внешним порядком жизни; это,
как говорят математики, необходимое и достаточное условие для
возникновения новой идеи. И в этом пункте сходятся, конечно,
и обе ветви анархизма.
Но сходство это продолжается и дальше. Эти два учения
во многом сходятся и в критике современного состояния
общества, как со стороны политической, признавая всякое
правительство препятствием к прогрессивному развитию, так и со стороны
экономической, признавая в высшей степени несправедливым
современное распределение имущества, и особенно — со стороны
нравственной, признавая крайне прискорбным современное
подавление личности всевозможными дисциплинарными уставами,
военными, гражданскими и церковными, и особенно восставая
против извращения души человеческой всякого рода так
называемыми религиозными учителями и учреждениями.
Сходство в этой критике до такой степени очевидно, что часто
представители того и другого учения заимствуют друг у друга
лучшие образцы критической литературы.
Итак, точка отправления обоих учений сходна.
Но для развития и распространения этих идей нужно их
исповедание, их приложение к жизни. И в этом, к счастью, я
замечаю большое сходство между представителями обоих учений.
Искрение последователи, как того, так и другого анархизма,
осуждая и отрицая два главные элемента современного зла —
насилие и ложь, ставят своей задачей исключение их из их
собственной жизни.
И в области политических и гражданских отношений, они
отказываются от всякого участия в правительственных и
государственных организациях, хотя бы и социалистических, и, конечно,
не идут в солдаты и не прибегают к юридическим и полицейским
учреждениям для защиты себя и своего имущества.
В области экономической такой человек, во-первых,
прекращает накопление капитала, как орудия насилия, старается
о возможно справедливом и разумном употреблении случайно
оставшегося на его руках имущества от его прежней жизни;
во всех же практических делах старается входить в добровольные
кооперации, упрощает свою жизнь и уменьшает свои потребности
до minimum'a, не нарушающего лишь его здоровой физической
и духовной деятельности.

302
П. И. БИРЮКОВ
Наконец, в области нравственной, представители того и
другого учения стараются в жизни своей сохранить свободу личности,
своей и других людей, и создают круг любовно-разумных
отношений с людьми, стараясь выработать из себя производителя
всякого рода полезностей.
Одним словом, последователи того и другого учения не ждут
эволюции экономических, исторических и политических
законов, которые должны реформировать мир, а начинают с самих
себя эту реформу на свой страх и риск.
•к * "к
Но зло существует, и положительная деятельность добра
встречает в нем часто непреодолимые препятствия. И вот по
отношению к борьбе с этими препятствиями два учения,
сравниваемые нами, в значительной степени различаются. И различие
это не случайное, а вытекающее из некоторых принципов,
соответствующих им миросозерцании.
Анархизм, в общеупотребительном значении этого слова,
опирается на материалистическое мировоззрение.
«Толстовство» — на миросозерцание идеалистическое.
Сущность материалистического воззрения, на которое
опирается анархизм, есть не совсем последовательный детерминизм, т.е.
отрицание свободной воли, без отрицания свободной инициативы.
С другой стороны, основанием его служит биологическая теория
о том, что благо жизни дается гармоническим удовлетворением
всех потребностей организма.
Идеалистическое мировоззрение, служащее основанием
«толстовства» , выраженное вкратце, резюмируется так: жизнь внешнего
мира, в том числе и меня как объекта, есть проявление разумной
идеи, существующей самой по себе и выражающейся, как в
различных проявлениях душевной деятельности, так и во внешних формах
и действиях, служащих обозначением соответствующих им идей.
Представим себе, что на пути своей положительной
деятельности анархист, как первой, так и второй группы, встречает
непреодолимое препятствие, как, например, жандарма,
арестовывающего его, ссылающего, запирающего или казнящего,
вообще выводящего его из рядов деятелей.
Каково должно быть поведение того и другого?
Деятельность анархиста нехристианского в этот момент, если
не совсем прекращается (например, в случае смертной казни),

Об анархизме 303
то останавливается или значительно замедляется. Кроме того,
деятельность анархиста меняет, так сказать, способ и цель борьбы:
вместо отдаленной идеальной цели, он ставит себе цель близкую,
реальную, — преодоление встретившихся препятствий, и для
этого берет в руки оружие, которое сам отрицает, но которое
видит в руках врага своего: насилие и ложь. И этим он совершает
ужасный компромисс, губящий все дело, которому он с таким
героизмом служил.
Но ему нельзя поступить иначе, потому что он опасается, что
встречаемое препятствие прекратит его деятельность и ему
надо, если уж не спасти себя, то, по крайней мере, дорого продать
отнимаемую у него жизнь.
Когда те же препятствия в жизни встречают и христианского
анархиста, они не должны ни на минуту ни поколебать
направление его деятельности, ни нарушить высоту его принципов.
На являющееся перед ним препятствие, в виде, например,
жандарма со всеми его последствиями, он смотрит, как на
сконцентрированный образчик того зла, на уничтожение которого
направлена его жизнь, и потому он старается собрать все силы
свои, чтобы противостать ему, и на насилие ответить любовью
и против лжи выставить правду. Чем больше ограничивается
он в своих внешних действиях, тем с большей силой начинает
работать его внутренняя природа, и если его физическому
организму наступает конец в виде, например, смертной казни, то его
духовная природа достигает в этот момент своей наибольшей
силы и влияния.
Итак, в этом своем отношении к препятствиям, стоящим
на пути к осуществлению той или другой идеи, я вижу
существенную разницу.
Разница эта в том, что когда анархист погибает в геройской
борьбе, — или физически, под давлением неизбежных
препятствий, или нравственно, под давлением неизбежных в его
борьбе компромиссов, — тогда христианский анархист оживает,
сбрасывая свою личную, эгоистическую оболочку, и расцветает
к новой вечной идейной борьбе, ведущей его, несомненно, по пути
прогресса к общему благу.
Если я решился избрать эту тему, ответив на ваше любезное
приглашение, то это потому, что я хотел сообщить вам мое мнение
о самом дорогом для меня предмете, так как я ничего не знаю
более высокого и нужного людям, как эти два учения. Я бы ис-

304
П. И. БИРЮКОВ
кренно желал идти рука об руку с моими братьями-анархистами
и с удовольствием и благодарностью готов учиться у них и
заимствовать их геройство и силу характера, так часто нехватающих
нам, и с радостью предложил бы им в обмен большую чистоту
принципов и силу веры, так часто их оставляющую.
«^

^чэ-
л. н. толстой
Суеверие государства
< Фрагменты >
I
В чем ложь и обман учения о государстве
1.
Лжеучение государства состоит в признании себя соединенным
с одними людьми одного народа, одного государства, и
отделенным от остальных людей других народов и других государств.
Люди мучают, убивают, грабят друг друга и самих себя из-за этого
ужасного лжеучения. Освобождается же от него человек только
тогда когда признает в себе духовное начало жизни, которое
одно и то же во всех людях. Признавая это начало, человек уже
не может верить в те человеческие учреждения, которые
разъединяют то, что соединено Богом.
4.
Мы пользуемся благами культуры и цивилизации, но не
благами нравственности. При настоящем состоянии людей можно
сказать, что счастье государств растет вместе с несчастьями
людей. Так что невольно задаешь себе вопрос, не счастливее ли бы
мы были в первобытном состоянии, когда у нас не было культуры
и цивилизации, чем в нашем настоящем состоянии?
Нельзя сделать людей счастливыми, не сделав их
нравственными.
Кант.
5.
«Я очень сожалею о том, что должен предписывать отобрание
произведений труда, заключение в тюрьму, изгнание, каторгу,

306
л. н. толстой
казнь, войну, т. е. массовое убийство, но я обязан поступить
так, потому что этого самого требуют от меня люди, давшие
мне власть», говорят правители. «Если я отнимаю у людей
собственность, хватаю их от семьи, запираю, ссылаю, казню, если
я убиваю людей чужого народа, разоряю их, стреляю в городах
по женщинам и детям, то я делаю это не потому, что хочу этого,
а только потому, что исполняю волю власти, которой я
обещал повиноваться для блага общего», — говорят подвластные.
В этом обман лжеучения государства. Только это укоренившееся
лжеучение дает безумную, ничем не оправдываемую, власть
сотням людей над миллионами и лишает истинной свободы эти
миллионы. Не может человек, живущий в Канаде или в Канзасе,
в Богемии, в Малороссии, Нормандии, быть свободен, пока он
считает себя (и часто гордится этим) британским,
североамериканским, австрийским, русским, французским гражданином.
Не может и правительство, призвание которого состоит в том,
чтобы соблюдать единство такого невозможного и бессмысленного
соединения как Россия, Британия, Германия, Франция — дать
своим гражданам настоящую свободу, а не подобие ее, как это
делается при всяких хитроумных конституциях, монархических,
республиканских, или демократических. Главная и едва ли
не единственная причина отсутствия свободы — лжеучение
о необходимости государства. Люди могут быть лишены свободы
и при отсутствии государства, но при принадлежности людей
к государству не может быть свободы.
7.
Можно понять, почему цари, министры, богачи уверяют себя
и других, что людям нельзя жить без государства. Но для чего
стоят за государство бедные, которым государство ничего не
дает, а только мучает? Только оттого, что они верят в лжеучение
государства.
8.
Лжеучение государства вредно уже одним тем, что выдает
ложь за истину, но больше всего вредно тем, что приучает
добрых людей делать дела, противные совести и закону Бога:
обирать бедных, судить, казнить, воевать и думать что все эти
дела не дурные.

Суеверие государства 307
9.
«Деспотизм, смертная казнь, вооружение всей Европы,
угнетенное положение рабочих и войны, — все это великие бедствия,
и правы те, кто осуждает действия правительств. Но как же жить
без правительства, — говорят люди. — Какое имеем мы, люди
с ограниченным познаниями и разумом, право, только потому,
что это кажется нам лучшим, уничтожить тот существующий
порядок вещей, посредством которого предки наши достигли
настоящей высокой степени цивилизации и всех ее благ? Уничтожая
государство, мы должны же что-нибудь поставить на его место.
Если же нет, то как же рисковать теми страшными бедствиями,
которые неизбежно должны возникнуть, если бы государство
было уничтожено».
Ответ на это лжеучение дает христианское учение в его
истинном значении. Христианское учение отвечает на это лжеучение
тем, что оно переносит вопрос совсем в другую, более
существенную и более важную для жизни каждого отдельного человека
область. Христианское учение не предлагает ничего разрушать
и никакого своего устройства заменяющего прежнее.
Христианское учение тем и отличается от всех общественных учений,
что оно говорит не о том или другом устройстве жизни, а о том,
в чем заключается зло и в чем истинное благо жизни для каждого
человека, а потому и всех людей. И путь, которым приобретается
это благо, до такой степени ясен, убедителен и несомненен, что
раз человек понял его и потому познал то, в чем зло и в чем благо
его жизни, он уже никак не может сознательно делать то, в чем
он видит зло своей жизни, и не делать то, в чем он видит
истинное благо ее, точно так же, как вода не может не течь книзу или
растение не стремиться к свету.
Учение же христианское все только в том, что благо человека
в исполнении той воли, по которой он пришел в этот мир, зло же
в нарушении этой воли. Требования же этой воли так просты
и ясны, что их так же невозможно не понимать, как и превратно
перетолковывать. Требования эти в том, чтобы не делать другому
того, чего не хочешь, чтобы тебе делали. Не хочешь, чтобы тебя
заставляли работать на фабрике или рудниках по 10 часов кряду,
не хочешь, чтобы тебя насиловали и убивали, не делай этого,
не участвуй в таких делах. Все это так просто, ясно и несомненно,
что малый ребенок не может не понять этого, и никакой софист
не может опровергнуть.

308
Л. H. ТОЛСТОЙ
Вопрос же в том, какая форма жизни сложится вследствие
такой деятельности людей, не существует для христианина.
10.
То, что от государства с его податями, судами, казнями много
зла людям, все видят. Все видят и то, что для того, чтобы
освободиться от этого зла, надо только не поддерживать
государство в его злых делах. Отчего же люди не освобождаются от зла
государства, от лжеучения государства? А от лжеучений одно
спасение — истина.
II
Суеверие неравенства, выделяющее людей правительства,
как особенных, из среды всего остального народа
1.
Люди в наше время так привыкли в тому, что из всех дел,
которые делаются, есть такие, которые им запрещено делать,
и такие, которые им велено делать, как бы это ни было трудно
для них, и что если они будут делать то, что запрещено, и не будут
делать того, что повелено, то кто-то за это накажет их, и им будет
от этого худо. Люди так привыкли к этому, что и не
спрашивают, кто те лица, которые запрещают им, и кто будет наказывать
за неисполнение, и покорно исполняют все, что от них требуется.
Людям кажется, что требуют от них всего этого не люди,
а какое-то особое существо, которое они называют начальством,
правительством, государством. А стоит только спросить себя:
кто такое это начальство, правительство, государство, чтобы
понять, что это просто люди, такие же, как и все, и что приводить
в исполнение все их предписания будет никто иной, а только тот
самый разряд людей, над которыми и производятся эти насилия.
3.
Стоит только вдуматься в сущность того, на что употребляет
свою власть правительство, для того, чтобы понять, что
управляющие народами люди должны быть жестокими,
безнравственными и непременно стоят ниже среднего нравственного уровня
людей своего времени и общества. Не только нравственный
но не вполне безнравственный человек не может быть на престоле

Суеверие государства
309
или министром, или законодателем, решателем и определителем
судьбы целых народов. Нравственный добродетельный
государственный человек есть такое же внутреннее противоречие, как
целомудренная проститутка, или воздержанный пьяница, или
кроткий разбойник.
5.
Разбойники обирают преимущественно богатых,
правительства же обирают преимущественно бедных, богатым же,
помогающим им в их преступлениях, покровительствуют. Разбойники,
делая свое дело, рискуют своей жизнью правительства почти
ничем не рискуют. Разбойники никого насильно не забирают
в свою шайку, — правительства набирают своих солдат большей
частью насильно. Разбойники делят добычу большей частью
поровну, — правительства же распределяют добычу
неравномерно: чем больше кто участвует в организованном обмане, тем
больше он получает вознаграждения. Разбойники не развращают
умышленно людей, — правительства же для достижения своих
целей развращают целые поколения детей и взрослых ложными
религиозными патриотическими учениями. Главное же, ни один
самый жестокий разбойник Стенька Разин, никакой Картуш
не может сравниться по жестокости, безжалостности и
изощренности в истязаниях не только со знаменитыми своей
жестокостью злодеями-государями: Иваном Грозным, Людовиком XI,
Елизаветами1 и т. п., но даже с теперешними конституционными
и либеральными правительствами с их казнями, одиночными
тюрьмами, дисциплинарными батальонами, ссылками,
усмирениями бунтов, избиениями на войнах.
6.
Как удивительно то, что короли так легко верят тому, что в них
все, и что народ так твердо верит в то, что он ничто.
Монтень
7.
Сильные мира кажутся великими только людям, которые
стоят перед ними на коленях. Только встань люди с колен на ноги,
и они увидят, что казавшиеся им такими великими люди —
такие же, как и они.

310
л. н. толстой
8.
Главное зло государственного устройства не в уничтожении
жизней, а в уничтожении любви и возбуждении разъединения
между людьми.
III
Государство основано на насилии
1.
Существенной особенностью каждого правительства является
то, что оно требует от граждан той силы, которая составляет его
основу. Таким образом, в государстве все граждане являются
угнетателями самих себя. Правительство требует от граждан
насилия и поддержки насилию.
2.
Каждое правительство поддерживается вооруженными
людьми, готовыми осуществлять силою его волю, сословием людей,
воспитывающиеся для того, чтобы убивать всех тех, кого велит
убивать начальство. Люди эти полиция и, главным образом,
армия. Армия есть ничто иное, как собрание дисциплинированных
убийц. Обучение ее есть обучение убийству, ее победы —
убийства. Войско всегда стояло и теперь стоит в основе власти. Всегда
власть находится в руках тех, кто повелевает войском, и всегда
все властители от римских кесарей до русских и немецких
императоров озабочены более всего войском, армия прежде всего
поддерживает внешнее могущество правительства. Она не допускает
того, чтобы власть была вырвана у него другим правительством.
Война есть не что иное, как спор между несколькими
правительствами о власти над подданными. В виду такого значения армий,
каждое государство приведено к необходимости увеличивать
войска, увеличение же войск заразительно, как это еще
полтораста лет тому назад заметил Монтескье. Но когда думают, что
правительства содержат армию только для защиты от внешних
нападений, то забывают, что войска нужны правительствам
прежде всего для самозащиты от своих подавленных и приведенных
в рабство подданных.

Суеверие государства
311
6.
Как часто встречаешь людей, осуждающих войны, тюрьмы,
всякого рода насилия, и вместе с тем непосредственно
участвующих в тех самых делах, которые они осуждают.
Человек нашего времени, если он не хочет поступать
безнравственно, должен очень внимательно обдумать те кажущиеся
невинными дела, к участию в которых он призывается. Как,
съедая котлету, человек должен знать, что эта котлета есть тело
убитого барана, так точно и получая жалование на оружейном,
пороховом заводе, или на службе офицером, или чиновником
по сбору податей, он должен знать, что он получает жалование
за то, что участвует в приготовлениях к убийству или в отбирании
у бедных людей произведений их труда.
В наше время самые большие и вредные преступления не те,
которые совершаются временами, а те, которые совершаются
непрестанно и не признаются преступлениями.
IV
Государство было временной формой общежития людей
1.
Может быть, что для прежнего состояния людей нужно было
государственное устройство; может быть, для некоторых людей
оно нужно еще и теперь, но люди не могут не предвидеть того
состояния, при котором насилие может только мешать их мирной
жизни. А видя и предвидя это, люди не могут не стараться ввести
такой порядок, в котором насилие стали бы и не нужно и
невозможно. Средство осуществления этого порядка есть внутреннее
совершенствование, не допускающее участия в насилии.
2.
Как движется жизнь отдельного человека от возраста к
возрасту, так точно движется и жизнь всего человечества. И как
в жизни отдельного человека бывают такие времена, когда
ребенок становится юношей и не может уже жить по-прежнему,
и юноша становится зрелым мужем, и зрелый муж стариком,
так и все человечество переживает разные возрасты. Все
показывает то, что в наше время мы переживаем переход человечества
из одного возраста в другой. Ребяческий и юношеский возраст
пережит. Надо жить так, как свойственно жить в зрелом возрасте.

312
л. н. толстой
3.
Та перемена, которая предстоит теперь человечеству, это
перемена то [го] животного состояния к человеческому. Переход этот
возможен только при исчезновении государства.
Бакунин
4.
Государство — учреждение временное и должно исчезнуть.
Сабля и ружье, оружия нашего времени, со временем будут
показываться в музеях, как такие же редкости, как теперь
показывают орудия пытки.
По Кросби
5.
В наше время люди уже начинают понимать, что время
государства прошло, и что оно держится только утвердившимся
лжеучением, но не могут освободиться от него, потому что все
так или иначе запутаны в нем.
6.
Если государства и были когда-то на что-то нужны, то время
это уже давно прошло, и государства, особенно теперешние,
только вредны. Теперешние государства со своими войсками
напоминают того часового, которого, как рассказывают, еще
долго продолжали ставить на место, где когда-то была скамейка,
на которой когда-то имела привычку садиться во время гуляния
уже давно умершая императрица.
V
Законы не исправляют и улучшают,
а ухудшают и портят людей
1.
Государство создает преступников быстрее, чем их
наказывает. Наши тюрьмы набиты преступниками, которых развратили
государство своими несправедливыми законами, монополиями
и всеми своими учреждениями. Мы сначала издаем множество
законов, порождающих преступления, а потом издаем еще больше
законов для того, чтобы наказать за эти преступления
Тукер

Суеверие государства
313
2.
Государство издает столько законов, сколько отношений между
людьми, которые должны быть определены. А так как отношений
этих бесчисленное количество, то законодательство должно
действовать непрерывно. Законы, декреты, эдикты, указы, постановления
должны сыпаться градом на несчастный народ. Так оно и есть.
Во Франции конвент в три года, один месяц и четыре дня издал
11600 законов и декретов; учредительное и законодательное
собрание произвели столько же. Империя и позднейшие правительства
работали столь же успешно. В настоящее время собрание законов
содержит их в себе, как говорят, более 50000; если бы наши
законодатели исполняли свой долг, эта огромная цифра удвоилась бы.
Думаете ли вы, что народ и само правительство могут сохранить
какой-нибудь здравый смысл в этой ужасной путанице?
Прудон
3.
Люди старательно вяжут себя так, чтобы один человек или
немногие могли двигать ими всеми; потом веревку от этой
самой связанной толпы отдадут кому попало и удивляются, что
им дурно.
4.
Стоит только, отрешившись от принимаемого на веру
лжеучения, и взглянуть на положение человека, живущего в
государстве, — к какому бы самому деспотическому или самому
демократическому государству он ни принадлежал, — чтобы
ужаснуться на ту степень рабства, в котором живут теперь люди,
воображая, что они свободны.
Над всяким человеком, где бы он ни родился, существует
собрание людей, совершенно неизвестных ему, которые
устанавливают законы его жизни: что он должен и чего не должен делать;
и чем совершеннее государственное устройство, тем теснее сеть
этих законов. <...> Нельзя перечислить всех законов на законах
и правил на правилах, которым он должен подчиняться и
незнанием которых (хотя и нельзя их знать) не может отговариваться
человек самого либерального государства. <...>
И вот люди, поставленные в такое положение не только не
видят своего рабства, но гордятся им, считая себя свободными
гражданами великих государств Британии, Франции, Германии,

314
л. н. толстой
России, гордятся этим так же, как лакеи гордятся важностью
господ, которым они служат.
8.
Гораздо естественнее представить себе общество людей,
управляемое разумными, выгодными и признаваемыми всеми
правилами, чем те общества, в которых живут теперь люди, подчиняясь,
никто не знает кем установленным государственным законам.
VI
Оправдание необходимости государственного устройства
1.
Не утешай себя мыслью, что если ты не видишь тех, которых ты
мучаешь и убиваешь, и если у тебя много товарищей, делающих
то же, то ты не мучитель, не убийца: ты мог бы не быть им до тех
пор, пока не знал, откуда те деньги, которые попадают тебе в руки,
но если ты знаешь, то нет тебе оправдания не перед людьми (перед
людьми во всем и всегда есть оправдание), а перед твоей совестью.
2.
Говорят, что государственное устройство справедливо, потому
что оно установлено большинством голосов. Но это, во-первых,
неверно, государственное устройство установлено не
большинством голосов, а силой. А если бы даже оно и было поддерживаемо
большинством голосов, то и это не делало бы его справедливым.
Не только один человек не имеет права распоряжаться
многими, но и многие не имеют права распоряжаться одним.
3.
«Когда среди 100 человек один властвует над 99 — это
несправедливо, это деспотизм; когда 10 властвуют над 90 — это также
несправедливо, это олигархия; когда же 51 властвует над 49
(и то только в воображении — в сущности же опять 10 или 11
из этих 51) — тогда это совершенно справедливо — это свобода».
Может ли быть что-нибудь смешнее такого рассуждения,
а между тем это самое рассуждение служит основой деятельности
всех улучшателей государственного устройства.

Суеверие государства
315
5.
Говорят, что государство всегда было, и что поэтому нельзя
жить без государства. Во-первых, государство не всегда было,
а если и было и есть теперь, то это не показывает того, что оно
всегда должно быть.
VII
Христианин не должен принимать участия
в делах государства
1.
К правительствам, как к церквам, нельзя относиться иначе,
как или с благословением, или с омерзением. До тех пор, пока
человек не понял того, что такое правительство, так же, как и того,
что такое церковь, он не может относиться к этим учреждениям
иначе, как с благословением. Пока он руководится ими ему нужно
думать, для его самолюбия, что то, чем он руководится, есть
нечто самобытное, великое и святое. Но как только он понял, что
то, чем он руководится не есть нечто самобытное и священное,
а что это только обман недобрых людей, которые под видом
руководительства для своих личных целей пользовались им, — так
он не может тотчас же не испытать к этим людям отвращения.
2.
Всякий истинный христианин при предъявлении к нему
требования государства, противного его сознанию, может и
должен сказать: «Я не могу доказывать ни необходимости ни вреда
государства; знаю только одно то, что, во-первых, мне не нужно
государство, а, во-вторых, что я не могу совершать все те дела,
которые нужны для существования государства».
6.
Учение Христа всегда было противно учению мира. По учению
мира, властители управляют народам, и, чтобы управлять ими,
заставляют одних людей убивать, казнить, наказывать других
людей, заставляют их клясться в том, что они во всем будут
исполнять волю начальствующих, заставляют их воевать с другими
народами. По учению же Христа ни один человек не может не
только убивать, но насиловать другого, даже и силою сопротивляться

316
л. н. толстой
ему, не может делать зла не только ближним, но и врагам своим.
Учение мира и учение Христа были и всегда будут противны друг
другу. И Христос знал это и предсказывал Своим ученикам, что
за то, что они будут следовать Его учению, их будут предавать
на мучения и убивать, и что мир будет их ненавидеть, как он
ненавидел Его, потому что они будут не слугами мира, а слугами Отца.
И все сбылось и сбывается так, как предсказал Иисус, если
ученики Христа исполняют Его учение.
9.
Анархия не значит отсутствие учреждений, а только
отсутствие таких учреждений, которым заставляют людей
подчиняться насильно. Казалось, иначе бы не могло и не должно бы быть
устроено общество существ, одаренных разумом.
11.
Суд состоит в том, что свет пришел в мир, но люди более
возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы.
Ибо всякий делающий злое, ненавидит свет и не идет к свету,
чтобы не обличались дела его, потому что злы. А поступающий
по правде идет к свету, дабы явны были дела его, потому что они
в Боге сделаны.
Евангелие от Иоанна, III, 19-21.
Христианский анархизм. Мысли Л. Н. Толстого
Есть только два способа совместной согласной жизни людей:
повиновение одному или нескольким распорядителям под
страхом насилия или свободное соглашение людей, не исключающее
и распорядителей, когда это нужно, но без права насилия*.
Меня причисляют к анархистам, но я не анархист, а
христианин. Мой анархизм есть только применение христианства
* Дневник 1904 г. 22 дек.

Христианский анархизм. Мысли Л. Н. Толстого
317
к отношениям людей. Тоже с антимилитаризмом, коммунизмом,
вегетарианством*.
Анархия не значит отсутствие учреждений, а только
отсутствие таких учреждений, которым людей заставляют
подчиняться насильно, — а такие учреждения, которым люди подчиняются
свободно, по разуму. Казалось, иначе не могло и не должно бы
быть устроено общество существ, одаренных разумом**.
Понятно, что коров, лошадей, овец стерегут люди. Люди
знают, что нужно скотине и как лучше пасти ее. Но лошади, коровы,
овцы не могут сами пасти себя, потому что они все одинаковы
по своей природе. Также одинаковы и люди. Почему же одни
люди могут повелевать другими и заставлять их жить так, как
это им кажется лучше? Все люди одинаково разумные существа,
и управлять ими может только то, что выше их. Выше же их
только одно: тот дух, который живет во всех их, то, что мы называем
совестью. И потому людям можно повиноваться только своей
совести, а не людям, которые назовут себя царями, палатами,
конгрессами, сенатами, судами...***
Разница между религиозным учением и анархизмом в том,
что в анархизме цель — выгода, и средство — насилие. А если
цель — выгода, то иногда и одному выгодно бастовать, а иногда
и другому не выгодно, и все никогда не сойдутся. И если средство
достижения цели — насилие, то как удержаться в насилии, чтобы
употреблять его только для общих целей, и как достигнуть того,
чтобы люди, захватившие власть, употребляли это насилие не для
своей, а для общей выгоды? Так при анархизме.
При религиозном же учении цель — не выгода, а требования
Бога или совести независимо от цели, а потому требования эти
всегда одни и те же для всех.
* Дн. 1906 г. 24 авг.
* Дн. 1899 г. 2 окт.
:* На каждый день. 17 марта.

318
л. н. толстой
Тоже и о насилии. При религиозном учении цель достигается
не насилием, а, напротив, воздержанием от насилия и участия
в нем. И потому при религиозном учении не может быть
злоупотребления насилием.
Последствия же деятельности, основанной на религиозном
учении, при котором нет и мысли о выгоде и о насилии людей
над людьми, не могут не быть те самые, которых желают и
никогда не достигнут анархисты*.
Не анархизм — то учение, которым я живу, а исполнение
вечного закона, не допускающего насилия и участия в нем.
Последствия же будут ли: анархизм, или, напротив, рабство
под игом японца или немца — этого я не знаю и не хочу знать**.
Анархизм с допущением насилия — смешное недоразумение.
Анархизм есть только один разумный: христианство,
игнорирование каких бы то ни было внешних политических форм жизни
и жизнь каждого для своего «я», но не телесного, а духовного***.
Анархизм и социализм, т. е. отрицание собственности, это
христианство, но только с удержанием существующего порядка.
Христианство есть отчасти социализм и анархия, но без насилия
и с готовностью жертв****.
Анархизм политический есть цель, к которой стремятся люди:
то же, что вы называете моим анархизмом, есть только
последствие признания истины христианского учения и вытекающего
из него сознания каждым человеком своего человеческого
достоинства, не совместимого ни с участием в насилии, ни с
подчинением ему*****.
* Из писем. 15 аир. 1910 г.
** Дн. 1910 г. 13янв.
*** Дн. 1907 г. ЗОапр.
**** Дн. 1891 г. 31 июля.
***** Из писем. 15 апр. 1910 г.

Христианский анархизм. Мысли Л. Н. Толстого
319
Анархисты правы во всем — ив отрицании существующего,
и в утверждении того, что хуже насилия власти, при
существующих нравах, без этой власти быть не может. Ошибаются они
только в том, что анархию можно установить революцией,
учредить анархию. Анархия установится; но установится только тем,
что все больше и больше будет людей, которым не нужна защита
правительственной власти, и все больше и больше будет людей,
которые будут стыдиться прилагать эту власть*.
Людям, не верующим в Бога, нельзя не бояться безвластия,
анархии. Они не верят в то, что миром управляет Бог, из-за
управления людского не видят управления божеского**.
От этого же неверия в закон Бога и происходит и то кажущееся
странным явление, что все теоретики-анархисты, люди ученые
и умные, начиная от Бакунина, Прудона и до Реклю, Макса
Штирнера и Кропоткина, неопровержимо верно и справедливо
доказывая неразумность и вред власти, — как скоро начинают
говорить о возможности устройства общественной жизни без того
человеческого закона, который они отрицают, — так тотчас же
впадают в неопределенность, многословие, неясность,
красноречие и совершенно фантастические, ни на чем не основанные
предположения.
Происходит это оттого, что все теоретики-анархисты эти
не признают того общего всем людям закона Бога, которому
свойственно подчиняться всем людям, а без подчинения людей
одному и тому же закону — человеческому или божескому —
не может существовать человеческое общество.
Освобождение от человеческого закона возможно только
под условием признания общего всем людям закона божеского***.
* Дн. 18 мая 1890 г.
** Дн. 2сент. 1906 г.
'** О значении русск. революции, гл. XII (1906 г.).

320
л. н. толстой
Без подчинения закону невозможна общественная жизнь.
И потому анархисты только тогда могут быть правы, когда они
верят в общий и доступный всем людям закон Бога*.
Доказывать людям, что они не могут жить без правительства,
и что тот вред, который им сделают воры и грабители, живущее
среди них, больше того вреда, как материального, так и
духовного, который, угнетая и развращая их, постоянно производят
среди них правительства, — так же странно, как было странно
во время рабства доказывать рабам, что им выгоднее быть рабами,
чем свободными. Но как и тогда, несмотря на очевидность для
рабов бедственности их положения, рабовладельцы доказывали
и внушали, что рабам полезно быть рабами, и что им будет
хуже, если они будут свободны (иногда и сами рабы поддавались
внушению и верили в это), так и теперь правительства и люди,
пользующиеся их выгодами, доказывают, что правительства,
грабящие и развращающие людей, необходимы для их блага,
и люди поддаются этому внушению.
И люди верят в это, не могут не верить, потому что, не веря
в закон божеский, они вынуждены верить в закон человеческий.
Для них отсутствие закона человеческого есть отсутствие всякого
закона, а жизнь людей, не признающих никакого закона, ужасна.
И потому для людей, не признающих закона Бога, отсутствие
человеческой власти не может не быть страшно, и они не хотят
расставаться с нею**.
Анархизм вступает в ту фазу, в которой был социализм 30 лет
тому назад: получает в мире ученых право гражданства***.
Радует тоже то, что анархизм без насилия, анархизм неучастия
в насилии, все более и более распространяется****.
* Дн. 2 сент. 1906 г.
** О знач. русск. рев. гл. XII.
*** Из писем. 1 сент. 1900 г.
**** Из писем. 6 авг. 1900 г.

Христианский анархизм. Мысли Л. Н. Толстого 321
Но как же устроятся без правительства все большие
общественные дела, когда все люди будут жить отдельными обществами?
Как устроятся пути сообщения, железные дороги, телеграфы,
пароходы, почта, высшие учебные заведения, библиотеки,
торговля, когда не будет правительства?
Люди так привыкли к тому, что правительства заведуют всеми
общественными делами, что им кажется, что и самые дела эти
устанавливаются правительствами и что без правительств
нельзя устроить ни высшие школы, ни пути сообщения, ни почты,
ни библиотеки, ни торговые сношения. Но это неправда. Самые
большие общественные дела не только в одном народе, но и среди
разных народов, утраиваются без помощи правительств частными
людьми. Так устроены всякого рода международные, ученые,
торговые, промышленные союзы. Правительства не только
не помогают таким, по добровольному согласию устраиваемым
союзам, но вступая в такие дела, всегда мешают им*.
Как это люди не видят того, что отрицать существующее
устройство общества можно только на основании совершенно
нового, иного порядка, основанного не на насилии; а такого
совершенно нового порядка мы даже не можем себе представить
и не можем знать. Можно отрицать насилие и не как орудие, а как
поступок дурной; но отрицать устройство какое бы то ни было,
не отрицая насилия, — безумно**.
Как же сложится жизнь людей на основании любви,
исключающей насилие? На вопрос этот никто не может ответить,
да кроме того ответ этот никому не нужен. Закон любви не есть
закон общественного устройства того или другого народа или
государства, которому можно содействовать, когда предвидишь,
или, скорее, воображаешь, что, предвидишь те условия, при
которых совершится желательное изменение. Закон любви, будучи
законом жизни каждого отдельного человека, есть вместе с тем
и закон жизни всего человечества, и потому безумно было бы
* Обращ. к русск. людям, гл. III, 1906 г.
** Дн. 26окт. 1907 г.

322
л. н. толстой
воображать, что можно знать и желать знать конечную цель как
своей жизни, так тем более жизни всего человечества*.
Никто из нас никогда не знал, что с ним будет, когда он
вырастет, не знает, что будет с ним, когда он умрет, никто не знал,
что с ним будет, когда он родится, — но всё это не мешало и не
мешает каждому из нас постоянно переходить из одного состояния
жизни в другое**.
Как найти ту форму, те условия жизни, которые наилучши?
Созвать великих мудрецов мира, — они не найдут их ни для
одного самого известного им человека. Одно только я замечал, что
чем больше человек живет, чем больше отвечает на заявляемые
к нему требования, тем меньше ему интересно будущее
устройство жизни, и тем прочнее самое устройство***.
И потому на вопрос о том, какая сложится жизнь народов,
которые перестанут повиноваться власти, мы отвечаем, что мы
не только не можем знать этого, но и не должны думать, что
кто-нибудь может знать это. Мы не можем знать, в какие условия
станут народы, переставные повиноваться власти, но несомненно
знаем, что мы, каждый из нас, должны делать для того, чтобы
эти условия жизни народов были наилучшие. Мы несомненно
знаем, что для того, чтобы условия эти были наилучшими, мы
прежде всего должны воздерживаться от тех дел насилия,
которые требует от нас существующая власть, и точно также и от тех,
к которым призывают нас люди, борющиеся с существующей
властью для установления новой, и потому должны не
повиноваться никакой власти. И должны не повиноваться не потому,
что мы знаем, как сложится наша жизнь вследствие нашего
прекращения повиновения власти, а потому, что повиновение
власти, требующей от нас нарушения закона Бога, — есть грех.
Это мы несомненно знаем, знаем и то, что от того, что мы не будем
* «Неизбежный переворот», (1909)
** Из черн. «Царства Бож. вн. вас».
*** Из пис. 1889 г.

Христианский анархизм. Мысли Л. Н. Толстого
323
нарушать волю Бога, не будем делать греха, ничего, кроме добра,
как для нас, так и для всего мира, выйти не может*.
Как произойдет этот переворот, какие перейдет ступени —
нам не дано знать, но мы знаем, что он неизбежен, потому что
он совершается и отчасти уже совершился в сознании людей**.
Русские люди, и народ даже, проснулись или просыпаются
и потому начинают действовать; правительство же все глубже
и глубже уходит в свою раковину и хочет не только удержать
настоящее положение вещей, но еще вернуться к более
старому и отсталому. Из соединения этих двух явлений непременно
должно выйти что-нибудь новое, но что это будет, я не могу даже
гадать, да я думаю, и никто не может предвидеть, так как
история никогда не повторяется. Одно, что мы можем знать, это то,
что положение очень напряженное, и всем людям, желающим
помочь делу осуществления добра, более, чем когда-нибудь,
надобно энергично действовать***.
«Как же можно жить, не зная, что будет; не зная, в как их
формах будешь жить»?
Только тогда и начинается настоящая жизнь, когда не знаешь,
что будет. Только тогда творишь жизнь и исполняешь волю Бога.
Он знает. Только такая деятельность служит свидетельством веры
в Бога и в Его закон. Толька тогда и свобода, и жизнь****.
е^э
* О знач. русск. рев. гл. XIV. 1906 г.
** Конец века, гл. XII. 1905 г.
*** Из писем. Начало июля 1902 г.
**** Дн. 13сент. 1891г.

€^Э-
В. Г. ЧЕРТКОВ
По поводу христианского анархизма
Заметка от издательства
В изложенном разборе различных анархических учений Лев
Толстой включен в разряд типичных представителей анархизма.
Так как Толстой наиболее выдающийся литературный
выразитель того свободно-христианского жизнепонимания, которого
придерживаемся и мы, то считаем уместным, с своей стороны,
прибавить несколько слов о его и нашем отношении к тому
движению, которое принято называть * анархизмом».
Прочитавши книгу Эльцбахера «Анархизм», которая, как
было вначале указано, служила одним из источников при
составлении этих очерков, Толстой в 1900 году написал ее автору
сочувственное письмо следующего содержания:
«Ваша книга делает для анархизма то же, что 30 лет тому
назад было сделано для социализма: она вводит его в программу
политических наук.
Ваша книга чрезвычайно понравилась мне. Она совершенно
объективна, понятна и, насколько я могу судить, в ней прекрасно
обработаны источники.
Мне кажется только, что я не анархист в смысле политического
реформатора. В указателе вашей книги при слове "принуждение"
сделаны ссылки на страницы сочинений всех прочих разбираемых
вами авторов, но не встречается ни одной ссылки на мои
писания. Но есть ли это доказательство того, что учение, которое вы
приписываете мне, но которое, на самом деле, есть лишь учение
Христа, — есть учение не политическое, а религиозное?»
Что жизнепонимание Толстого существенно отличается от всех
остальных выше разобранных анархических учений, это, думаем,

Но поводу христианского анархизма
325
должно быть ясно каждому внимательному читателю. Но какое
именно различие полагает Толстой между «политическим* и
«религиозным* учениями и почему он придает такое большое значение
вопросу о принуждении, — это с первого взгляда не так ясно, и
потому на этом, как нам кажется, не мешает немного остановиться.
Религия, — по лучшему известному нам определению того же
Толстого, — есть такое отношение человека к бесконечной жизни,
которое руководит его поступками*. Под «бесконечною жизнью»
мы понимаем ту высшую область духовного разумения, в которой
раскрывается нам вечный закон добра и правды. Для
«религиозного» сознания этот закон добра и правды обязателен; и при том
обязателен не потому, что результаты его выгодны для человека
или для человечества, а потому что этот нравственный закон
представляет наивысшее понятие, доступное нам, — ту вечную
истину, признание которой присуще нашей духовной природе
и проявление которой составляет естественное назначение нашей
жизни. Это есть та «воля Отца нашего небесного», на которую
так часто ссылался Иисус.
Политика есть нечто совсем другое. Политика есть такое
отношение к общественным задачам, при котором человек сначала
намечает те внешние результаты, которых он считает
желательным достигнуть; а затем уже старается осуществить эти
результаты наиболее, по его мнению, целесообразными средствами.
На этом основании человек политического сознания мало или
вовсе не заботится о нравственном достоинстве употребляемых им
средств. Лишь бы цель его была хороша, он обыкновенно считает
пригодными все средства, ведущие к этой цели»**.
Следовательно, если рассматривать анархизм, как систему
политическую, т. е. как внешнее установление известного рода
общественного порядка, то Толстой прав, полагая, что он не анар-
* См. «Что такое религия?» Издание «Свободного слова». Стр. 10, 11.
** В тех случаях, когда политический деятель признает какое-нибудь
полезное для его целей средство безнравственным и потому, в ущерб своей
ближайшей задаче, отказывается употреблять такое средство, — он тем
самым отступает от «политики» и до некоторой степени приобщается
«религиозного» жизнепонимания. Но настоящий, последовательный
«политический» взгляд на жизнь, — все равно правительственный ли или
антиправительственный, — всегда признавал, признает и будет признавать,
что «цель оправдывает средства», хотя политические деятели и не любят
в этом откровенно сознаваться.

326
В. Г. ЧЕРТКОВ
хист. Политический анархизм не может обойтись без
принуждения. И на самом деле, все остальные рассмотренные Эльцбахером
представители анархизма допускают, как справедливо указывает
Толстой, употребление насилия в той или иной степени, в том
или другом виде или случае. Правда, они восстают против той
формы государственного насилия, которая в настоящее время
господствует. Но все же все они, каждый по-своему, признают
насильственную власть иногда необходимою. Например, они
признают, что позволительно употреблять насилие для
самозащиты, или для укрощения преступников, или для войны, или
для борьбы с тиранами, для убийства деспотов, для вооруженного
восстания и т. д., и т. д. Толстой же, рассматривая жизнь не с
политической, а с религиозной точки зрения, доверяет высшему
нравственному закону, отрицающему право всякого насилия
человека над человеком. Толстой не допускает, чтобы мог быть
такой случай, когда насилие необходимо для истинного блага
человечества. Он уверен, что если насилие нам иногда и кажется
полезным, то это только потому, что мы ошибаемся, не будучи
в состоянии предусмотреть все последствия наших поступков.
Очевидно, что такое чисто религиозное мировоззрение
несовместимо с политической точкой зрения. Вот почему никак нельзя
считать Толстого анархистом в политическом смысле этого слова.
Но можно понимать анархизм гораздо глубже, нежели в этом
внешнем политическом смысле. В основной своей сущности
анархизм не есть такое или иное устройство общества, а —
принципиальное отрицание власти, т. е. непризнание за человеком
права насильственно распоряжаться другим человеком. Допуская
насилие в некоторых случаях, все разобранные в выше
изложенных очерках представители анархизма, за исключением Толстого,
говорят, выражаясь просто: «Мы против насильственной
власти — за исключением тех случаев, когда мы за нее». Понятно,
что такой анархизм, строго говоря, вовсе и не есть анархизм, так
как отличительное свойство истинного анархизма есть
отрицание насильственной власти. Нужды нет, что эти так называемые
анархисты допускают насилие в более умеренном виде, нежели
современные государства. Истинным анархизмом можно назвать
только такое жизнепонимание, которое совершенно отрицает
всякую насильственную власть, всякое принуждение со стороны
кого бы то ни было над кем бы то ни было. А понимая анархизм
в этом, единственно истинном его значении, окажется, что из всех

По поводу христианского анархизма
327
перечисленных семи анархистов одного только Толстого можно
назвать настоящим и последовательным анархистом, так как
он один безусловно верит в основную идею анархизма и один
не боится полного применения этой идеи к жизни без всяких
урезок и ограничений.
Говоря о религиозном анархизме Толстого, не мешает заодно
коснуться нескольких связанных с этим вопросом весьма
распространенных недоразумений.
Во-первых, признание Толстым того, что человек не имеет
права производить насилие над другим человеком, вовсе не вытекает,
как некоторые ошибочно полагают, из подчинения
какому-нибудь внешнему правилу, вроде заповеди Христа о «непротивлении
злому». Свободно-христианское жизнепонимание не признает
никаких внешних предписаний, правил или законов, никаких
так называемых «догматов» или «авторитетов». Оно признает
только один внутренний закон, — голос Божий в душе самого
человека, т. е. требования совести, просвещенной духовным
разумением. И вот, это-то духовное разумение указывает нам,
что истинный смысл нашей жизни состоит в братстве и
единении всех людей. Из этого естественно вытекает необходимость
поступать с другими так, как желаешь, чтобы другие поступали
с тобой. А из этого, в свою очередь, неизбежно следует признание
незаконности насилия над человеком. Нельзя любить человека,
как самого себя, и вместе с тем стрелять в него, или отдавать его
под суд, или сажать в тюрьму, или, при помощи насильственных
государственных законов, удерживать от него необходимые ему
средства пропитания, или хотя бы предметы удовольствия
потому только, что мы сами предпочитаем ими пользоваться. Все это
не значит относиться к человеку по-братски и поступать с ним
так, как желаешь, чтобы поступали с тобою. Всякое насилие
нарушает то братское единение, в котором одном, по
христианскому учению, заключается смысл жизни. Так что человек
истинно-христианского сознания отрицает насилие, не вследствие
какого-либо внешнего предписания, но — потому, что насилие
нарушает самую основу его религиозного жизнепонимания*.
* Мы, разумеется, имеем здесь ввиду сознание христианина, т. е. то, что он
считает нравственно законным и незаконным. Насколько те или другие
личности, разделяющие это жизнепонимание, в своей жизни действительно
осуществляют требования своего сознания, — это вопрос другой, которого
мы здесь не касаемся. Само собою разумеется, что неуспешное осущест-

328
В. Г. ЧЕРТКОВ
Во-вторых, ошибаются те, которые думают, что, так как
христианин обращает больше внимания на нравственную
чистоту своих поступков, чем на их последствия, то
христианский анархизм может, пожалуй, содействовать личному
совершенствованию, но бесполезен, если даже не вреден, в деле
служения общественным интересам. Такое суждение
совершенно несостоятельно. Если бы человек, поощряя и развивая
в себе высшие свойства своей души и осуществляя их в своей
жизни, тем самым становился бы менее пригодным для
служения людям, то это значило бы, что общественную пользу
могут приносить только люди более или менее
безнравственные. А это очевидная бессмыслица. Анархисты-материалисты
думают, что непосредственная природа человека сама по себе
настолько хороша, что стоит уничтожить правительственную
власть, и все общественное зло исчезнет. Но ведь зло
государственной власти не с неба упало. Оно выросло из человеческих
слабостей и невежества, а потому, если бы даже и возможно
было внешним образом уничтожить это зло, оно снова
выросло бы из тех же корней, пока внутреннее человеческое
сознание оставалось бы на одном и том же уровне развития.
В прошлой истории человечества мы видим, что самое большое
влияние на улучшение взаимных отношений между людьми,
а следовательно — и на улучшение общественной жизни,
имели религиозные учителя и, так называемые, пророки. А эти
люди всегда в один голос настаивали на том, что праведная
жизнь есть первая и важнейшая задача человека. То же самое
подтверждается и на примере обыкновенного, среднего
человека: чем его личная жизнь чище и лучше, тем благотворнее
тот след, который она оставляет за собой среди людей. В наше
время наиболее влиятельным, в истинном смысле этого слова,
человеком среди людей несомненно является Толстой. И нигде
лучше, нежели в его писаниях, не обнаружено, что
христианский анархизм, основанный на совершенствовании самого себя
и предоставлении другим полной свободы, есть самое могучее
средство для улучшения жизни всего человечества.
вление человеком на деле требований своего сознания никак не должно
побуждать его понижать свои принципы и идеалы до уровня того, что он
в данную минуту, при своих ограниченных силах, способен привести в
исполнение.

По поводу христианского анархизма
329
Наконец, в-третьих, следует иметь в виду, что христианский
анархизм далеко не исчерпывает христианского
жизнепонимания, а представляет только одну из его сторон, и притом —
отрицательную. Свободное христианство можно назвать
анархизмом лишь в том смысле, что оно между прочим отрицает
всякую власть, всякое подчинение между людьми. Но с другой
стороны, так же справедливо можно было бы назвать свободное
христианство и своего рода «монархизмом», так как оно
признает необходимость подчинения высшему и единственному
законодателю — Богу. Жизнью человека должна управлять не его
личная воля, а воля Божья, т. е. нравственные требования вечного
закона добра и правды. Так что христианское учение включает
в себе мирный анархизм только косвенным образом, как одно
из многих неизбежных проявлений своей внутренней сущности.
Вытекая из учения религиозного, христианский анархизм
несравненно глубже и шире внешнего, политического анархизма.
И когда, в свое время, христианский анархизм будет
осуществляться в жизни человечества, хотя бы в той степени, в которой
теперь осуществляются другие передовые общественные
движения, — он приведет к последствиям гораздо более существенным
и крайним и, вместе с тем, устойчивым, нежели может достичь
недостаточно решительный и недостаточно выдержанный
анархизм политический.
При всем том, повторяем, название «анархизм» слишком
узко для свободно-христианского жизнепонимания.
Вытекающий из христианского учения анархизм, отрицающий насилие
и власть, так же мало исчерпывает содержание этого учения,
как мало видимый нами дневной свет исчерпывает силу света,
содержащуюся в солнце.
€^^

«^
Б. С. СТОЯНОВ
Л. H. Толстой и анархизм
Толстой и анархизм — как много уже об этом говорилось,
и так мало все-таки сказано. И это вполне естественно и
понятно, ибо анархия не только социальная система, как это думали
и думают до сих пор, но целое мировоззрение, в котором и
миропонимание, и мироотношение проникнуты одним и тем же
началом — человек.
Конечно, анархия есть в то же время в социальная система,
но система своеобразная и по существу, и по форме.
Анархическая социальная система есть надстройка над
индивидуалистическим мировоззрением, надстройка, глубоко
и широко запускающая корни в свое основание. Этим социальная
система анархизма отличается по существу от других
социальных систем (социализма, либерализма и др.), лишь внешне,
поверхностно, спаянных с соответствующими мировоззрениями,
колеблемых малейшим свежим ветерком действительности и
понуждающих человека или к беспрерывной перестройке и починке
надломленной системы, или к штопанию и латанию лоскутного
одеяла — мировоззрения, прикрывающего собою зябкую,
примороженную душу бедного человека.
Как социальная система, анархизм знают лишь основные
принципы, руководящие начала, ибо анархическое
мировоззрение не приемлет никакой программы действия, определяющей
формы действия и пути человека, — всё это предоставляется
предопределить каждому человеку в отдельности, согласно его
миропониманию. Этим анархическая социальная система
отличается по форме от других социальных систем, имеющих всегда

Л. Н. Толстой и анархизм
331
свою программу действия и тем самым втискивающих человека
в определенные рамки, порою противоречивые и уродующие все
мировоззрение в целом.
Эта внутренняя связь между мировоззрением в целом в
соответствующей социальной системой, между миропониманием
и мироотношением, между идеологией и жизнью
предопределяет в анархизме и соотношение между «я» и проявлением этого
«я», между мыслью и действием, между принципом и тактикой.
В то время, как для либерала и социалиста выражения:
«принципиально это приемлемо, но тактически нет», «теоретически
это неправильно, но практически иначе не может быть» и
обратно — стали необходимой насущностью, пластырем,
успокаивающим острую боль и как бы затягивающим глубокие раны
в их мировоззрении, образовавшиеся от искусственного разрыва
мироотношения от миропонимания, для анархизма это глубокое
и абсолютно неприемлемое противоречие.
Размеры журнальной статьи — с одной стороны, и сама
тема — с другой, не позволяют мне остановиться подробнее на этом
глубоком и безусловно интересном вопросе, и я выскажу поэтому
только одно голое положение: душенная
неудовлетворительность, разочарование, пессимизм, преждевременная духовная
старость и дряблость и даже сама духовная смерть многих
чутких и глубоких людей во многом обязаны именно этому
двуличию мировоззрения. И счастлив удел тех, кто сознательно или
бессознательно сумеет понять и воспринять неприемлемость
для человека этого дуализма. Счастлив в этом отношении был
и Л. Н. Толстой, сумевший вовремя узреть единство человека,
единство «я» и действия этого «я».
* * *
Уже в зрелом возрасте писатель-художник — Л. Н. Толстой
почувствовал, что в мире сем не всё благополучно, что действия
человека не совпадают с его внутренним «я», с смыслом и целью
его существования, и Толстой пересматривает свое отношение
к этому миру, миру крови и лжи: он переоценивает ценности —
человека и вещь. <...>
Свершилось!.. Человек нашел свое место в мировоззрении
Л. Н. Толстого, место, занятое раньше вещью, вещью, иногда,
быть может, субъективно и объективно бесконечно ценною,
но все-таки вещью.

332
Б. С. СТОЯНОВ
И чем дальше, тем прочнее и основательнее занимает свое
место человек в мировоззрении Л. Н. Толстого. Он для него не
только основа, но и конечная точка жизни сей. Толстой узнает, «что
все люди свободные, разумные существа, в души которых вложен
один высший, очень простой, ясный и достойный всем закон»:
«Любить ближнего, как самого себя, и потому не делать другому
того, чего не желаешь себе»*. И в «знании того, что такое
человек, каково его отношение к окружающему миру, или, что одно
и то же, в чем его назначение»**. — «Воскресенье» — Л. Н.
Толстого. И когда он воскресший увидал эту жизнь таковой, какова
она есть, с ее нищетой, голодом, холодом, болезнями, тюрьмами,
крепостями, виселицами и палачами, со слезами матерей, жен
и детей, и увидал себя самого, до известной степени, «участником
этих страшных дел », он решает: «Нельзя так жить! Я, по крайней
мере, не могу так жить, не могу и не буду»***. И жизнь его
начинается по новому — в борьбе за человека с его врагами.
* * *
Но где же и кто самый жестокий и опасный враг человека?
Общество, — отвечает его анархическое мировоззрение. И он
со всем пылом своей страстной прекрасной души бросается в
отчаянную смертельную схватку с обществом за освобождение
человека, человека не абстрактного, а конкретного, реального,
живого человека, человека со всеми его недостатками и
достоинствами, вмещающего в себе и святое и грешное. За этого живого
человека, вечного раба общественности, он беспощадно бичует
разнузданное, испорченное общество, вскрывает его смертельно
ядовитую сущность, коверкающую и уродующую личность. Он
не останавливается ни перед какими, даже самыми ужасными
следствиями такой своей тактики, следствиями, быть может,
и принципиально неприемлемыми для других.
Принципиальней неприемлемости он не знает, потому, что его
борьба есть следствие его собственного мировоззрения, а не
результат воспринятой какой-либо чужой программы действия.
Он анархист, и как анархист, он уже не знает дуализма духа
и действия.
* Из письма к студенту, 1909 г.
** «Действительноесредство».
*** « Не могу молчать».

Л. Н. Толстой и анархизм
333
А крайности и тесно связанные с ними ошибки — как
результат страстной борьбы, разве Л. Н. Толстой, этот борец, избежал
их?
Нет! Но они ему и не страшны, они страшны мещанам духа,
сторонникам «золотой середины», они страшны трусам,
Толстой же рыцарь храбрости, ибо он с маленькой горсточкой
таких же, как и он храбрецов (проснувшихся личностей), борется
с бесконечно превосходящим по количественной и техническо-
качественной силе врагом — обществом. Он безумец в храбрости
своей, и как безумный не знает он страха. Он знает, что ошибки —
крайности страшной борьбы, слишком ничтожны в сравнении
с тем злом, какое несет собой враг-общество; они уничтожатся,
сотрутся жизнью, общество же никогда не уничтожится, его
тенденция возвеличиваться и упрочаться. Вот почему его нужно
бить страстно, жестоко, решительно, и сразу на всех фронтах.
Чем сильнее по объему и силе натиск на общество, тем реальнее
и ощутительнее результаты этой борьбы. Высокий по качеству,
но слабый по количеству (объекту) натиск ведет к тому, что
на месте уничтоженного одного щупальца эксплуатации
вырастают несколько новых, быть может, и менее определенных
по форме, но зато более резких по существу, по внутреннему
своему содержанию — эксплуатации и порабощении человека.
Врага нужно бить сильно и резко и одновременно со всех сторон,
дабы он не успевал оправляться, и Толстой так и поступает: нет
ни одной сферы социальной жизни, на которую бы не обру шалея
он с бесконечным гневом борющейся личности. И в гневе своем
он ужасен и прекрасен... «Он весь, как божья гроза».
* * *
«Государство, право, нравственность, мораль, этика,
эстетика, наука, воспитание, религия и прочие стороны — атрибуты
общественной жизни — все они облизывают неизлечимые раны
свои, полученные в борьбе с малым, но сильным врагом» —
Л. Н. Толстой.
«Государство — учреждение временное и должно исчезнуть».
«В наше время... оно держится только утвердившимся
лжеучением», которое «состоит в признании себя соединенными с
одними людьми одного народа, одного государства, и отделенным
от остальных людей, других народов и других государств».

334
Б. С. СТОЯНОВ
«Мне не нужно государство» и «я не хочу совершать все те
дела, которые нужны для осуществления государства». Ибо
дела эти по своему существу разбоиничные дела, с той только
разницей, что «разбойники обирают преимущественно богатых,
правительство же обирает преимущественно бедных, богатым же,
помогающим им в их преступлениях, покровительствует.
Разбойники, делая свое дело, рискуют своею жизнью, —
правительство почти ничем не рискует. Разбойники никого насильно
не забирают в свою шайку, — правительства набирают своих
солдат большею частью насильно... Разбойники не развращают
умышленно людей, — правительства же для достижения своих
целей развращают целые поколения детей и взрослых ложными
религиозными патриотическими учениями». И это одинаково для
всех правительств, ибо нравственное правительство немыслимо.
«Нравственный добродетельный грсударственный человек есть
такое же противоречие, как целомудренная проститутка»*...
Таковы образцы тех семян, коими засеивал Л. Н. Толстой поле
государственной общественности.
А вот и семена для христианской религии.
«Перед церквами стоит дилемма: нагорная проповедь или
Никейский Символ, одно исключает другое1, и потому
церквам не употреблять всех возможных усилий для затемнения
смысла нагорной проповеди и для привлечения к себе людей.
Только благодаря напряженной деятельности церквей в этом
направлении держалось до сих пор влияние церквей. Останови
церкви хоть на самый короткий срок, это воздействие на массы
гипнотизацией и обманом детей, и люди поймут ученье Христа.
А понимание учения уничтожает церкви и значение их. И потому
церкви ни на мгновение не прекращают усиленной деятельности
и гипнотизации взрослых и обмана детей»**...
Еще несколько слов о науке.
«Наука в наше время считается и называется, как ни странно
это сказать, знание всего, всего на свете, кроме того одного, что
нужно знать каждому человеку для того, чтобы жить хорошей
жизнью. (Курсив Толстого). «Всё то, что у нас считается наукой,
не только не есть нечто, несомненно, истинное и благотворное
для народа, для всего народа, как это внушают жрецы "нау-
* « Суеверие государства ».
** * Царство божие внутри нас *.

Л. Н. Толстой и анархизм
335
ки", но есть такой же грубый и зловредный обман, как и обман
церковного Закона Божия, имеющий ту же цель: с одной
стороны — удовлетворить воображение ума и даже сентиментальности
праздных людей, с другой стороны — оправдание существующего,
ложного безнравственного устройства жизни»*.
И много, много таких семян, бесчисленное множество сеял
Л. Н. Толстой. Они произрастали и давали свои плоды.
* * *
Как же встретило общество это нападение своего врага?
Во всяком случае, не спокойно и безразлично. Хоть и мал был
враг (количественно), но удал (качественно). И в борьбе с этим
опасным врагом все средства были хороши и больше всего те,
которые обезвреживали не столько, так сказать, физическую
сторону Толстого, сколько его моральное влияние, духовный
облик, и в то же время посеянные им семена.
Духовенство предавало его и его учение анафеме, отлучало
от церкви всякого заподозренного в антихристовых толстовских
вожделениях, взывало к небесным и земным силам о ниспослании
на головы еретиков-отщепенцев православной кафолической
церкви божьих и человеческих кар.
Властелины учреждали (crescendo) за Толстым свой жандарм-
ско-полицейский надзор и беспощадно, жестоко преследовали
всех тех, кто своим действием или даже только мыслями
выказывали себя солидарными с Толстым.
Ученые, писатели, художники и интеллигенция всеми силами
старались подорвать в обществе и в особенности в среде
молодого подрастающего поколения авторитет Толстого, возводя его,
как художника, в звание «Великого писателя земли русской»
и низводя его в то же время, как мыслителя, философа, до
ничтожества, не заслуживающего никакого внимания. И в головах
детей и юношей, еще задолго до знакомства с Толстым, уже
прочно и глубоко сидело убеждение: как художник Толстой
велик, как мыслитель-философ он слаб. И вполне понятно, что
99% рассуждавших о слабости религиозно-философской мысли
Толстого не знали по первоисточникам ничего об этой стороне
творчества Толстого. Рождались, жили они и умирали слепцами,
не познавши света и красоты истины великого философа и публи-
+ 0 науке».

336
Б. С. СТОЯНОВ
циста, борца за личность, Толстого... Их удел был уделом псов,
лающих и выгоняющих «дикого зверя» на охотников и псарей.
Но «дикий зверь» спокойно, без всякой злобы, взирал на этот
дикий лай псов и звероподобное улюкание псарей и спокойно
и упорно продолжал раз начатое свое великое дело освобождение
личности, и утомимо расчищая путь человеку к бесконечно
прекрасному будущему его — к богочеловеку.
^^

€^
В.М.АРТЕМОВ
Нравственные основы свободы в анархизме
Л. Н. Толстого
<Фрагменты>
Толстой никогда не пытался скрыть
правду, приукрасить ее; не страшась ни духовной,
ни светской власти, он показал миру
вселенскую правду...
М.Ганди
Великий русский писатель, философ и общественный деятель
Л. Н. Толстой (1828-1910) представляет, как и П. А. Кропоткин,
поздний период русского классического анархизма <...>.
Благодаря его творчеству рассматриваемый феномен достигает своего
пика еще до написания бунтующим князем знаменитой «Этики».
Не случайно, что сам моральный выбор Толстого становится
особым предметом размышлений автора последней. <...>
Фактически вся жизнь Толстого — это постоянные поиски добра
и попытки преодолеть зло. Последнее, согласно его учению, имеет
земное, т. е. человеческое происхождение. Как и религиозный
философ Августин, русский мыслитель приписывает злу иное
происхождение, чем добру. Добро заложено в Божественном Неведомом, т. е.
в бесконечности, изначально гармоничной, цельной прекрасной.
Здесь просматривается феномен космизма, во многом
пересекающийся с анархистским мировоззрением. Интересными в этой связи
представляются наблюдения и суждения В. И. Вернадского.
Известный ученый видит в качестве одного из творцов ноосферы именно
Л. Н. Толстого, ибо в его учении основой жизни выступает искание
истины. Подчеркивается, что основную силу этого учения составляет
отрицание всякого лицемерия и фарисейства. Отсюда — огромная
роль личности, получающей общественную силу воздействия.
«Толстой — анархист, он, — замечает русский космист, — ценит науку
(искание истины), но не тогдашние университеты etc. »*.
* Вернадский В. И. Основа жизни — искание истины // Новый мир. М., 1988.
№ 3. С.202-233.

338
В.М.АРТЕМОВ
Личностное бытие Л. Н. Толстого отличается какой-то
болезненной сложностью, что свидетельствует об известной
противоречивости его мировоззрения. <...>
Осуществлявшаяся им нравственно-философская рефлексия
с самого начала исходила из прицельного рассмотрения
общественной реальности во всей сложности и противоречивости.
Именно это обстоятельство и выводило его в разное время как
на труды различных авторов, так и на самих авторов, с которыми
ему удалось познакомься лично или заочно. К числу тех, с кем ему
пришлось много беседовать и спорить, относится французский
анархист Прудон (1809-1865), оказавший на него значительное
влияние. Еще в начале века Г. Чулков отмечал: «Все анархисты —
Прудон, Кропоткин, Макс Штирнер, Михаил Бакунин и другие,
даже, наконец, сам Лев Толстой — всегда рассуждали, имея
в виду лишь один жизненный план — план социальный»*. Как
и в случае с Бакуниным и Кропоткиным, применительно к
последнему классику нельзя не зафиксировать исходную духовно-
нравственную самостоятельность, которая и определяла основную
линию формирования и развития толстовского анархизма.
Названные мыслители, представляющие революционность
мелкобуржуазного типа, определенно повлияли на теоретическое
осмысление Толстым ряда проблем, но изначально его позиция
была по особому личностна, самокритична и практична по своей
ориентации.
<...> Думается, что в типично мелкобуржуазной позиции,
как и в самой жизни, противоречиво сочетаются как зло, так
и добро; и последовательно прогрессивная линий по отношению
к ней заключается не столько в высвечивании первого, сколько
в развитии второго в русле сотрудничества всех здоровых сил.
Образно говоря, Лев Толстой — это не просто «зеркало»
каких-то процессов в обществе, а это вместе с тем и мощный
прожектор, высвечивающий как дорогу вперед, так и препятствия
на ней. Явные недооценка и некоторое огрубление действительной
роли его идей на самом деле способствовали укреплению корней
зла в преимущественно мелкобуржуазной, крестьянской
революционности, что мы в полной мере ощущаем сегодня в нашей стране,
заслуживающей гораздо лучшей участи. Не является случайным
и то обстоятельство, что установки на личное нравственное совер-
* Чулков Г. О мистическом анархизме. СПб., 1906. С. 29.

Нравственные основы свободы в анархизме Л. Н. Толстого
339
шенствование и непротивление были встречены острой критикой
и с противоположной, так сказать, стороны: митрополит А.
Введенский, философ И. Ильин и другие настойчиво отстаивали идею
об изначальной активности Христа в борьбе со злом.
Вопрос о социальной обусловленности идей и деятельности
Толстого следует рассматривать в связи с характером его самого,
во всех случаях стремящегося докопаться до истины, мучительно
переживающего неудачи на этом трудном пути. В памяти
человечества он так и остался где-то на перекрестке дорог, ведущих
к свободе и истине, к подлинной морали и правде жизни, не
избавившись до конца от сомнений во многих вопросах, которые
сам же себе и поставил.
<...> Пораженный смертью своего литературного и чисто
человеческого кумира, П. А. Кропоткин писал в
статье-некрологе «Силою своего убеждения и любви к народу и могуществом
своего художественного гения он расшевелил лучшие струны
человеческой совести, а последним своим поступком — удалением
от чуждой ему семьи с мыслью посвятить остаток сил великому
делу пробуждения общественной совести — он безбоязненно,
правдиво, как истый боец, завершил свою жизнь»*. <...>
В итоговой, во многом самобичующей «Исповеди» (1882),
близкой по духу больше Руссо, чем Августину, Л. Н. Толстой,
описывая свои поиски и сомнения, выходит и на проблему проверки
веры конкретными поступками людей. Здесь особенно отчетливо
проявляется практически-нравственная ориентация всего
толстовства как наиболее личностной формы тогдашнего движения
протеста против духовно-идеологического обмана и социальной
несправедливости. Имея в виду верующих «нашего круга»,
Толстой предъявляет к ним простое требование единства слова
и дела: «Никакие рассуждения не могли убедить меня в
истинности их веры. Только действия, которые бы показали, что у них
есть смысл жизни такой, при котором страшная мне нищета,
болезнь, смерть — не страшны им, могли бы убедить меня. А таких
действий я не видел... Я видел такие действия, напротив, между
людьми нашего круга, между самыми неверующими...»**. <...>
В целом религиозно-философская система взглядов Толстого
была достаточно стройной и завершенной, хотя ее создатель
* См.: Утро России. 1910. № 106. 21 ноября.
** Толстой Л. Н. Исповедь // Новые пророки. СПб., 1996. С. 258-259.

340
В.М.АРТЕМОВ
и не претендовал на абсолютное владение какой-либо истиной.
Учение Христа приравнивается Толстым к разумному учению
о благе жизни, обогащенному нравственными суждениями
пророков всего человечества Добру, которое заложено в этом учении
и в самом примере жизни Иисуса, противостоит зло мира, т. е.
обман и сплоченная им масса. «Вся разумная деятельность
человечества, — подчеркивает Л. Н. Толстой в работе "В чем моя
вера?" (1884), — направлена на разрешение этого сцепления
обмана... Сила, освобождающая каждую частицу людского
сцепления, есть Истина»*. Последняя не является чисто религиозной,
она может и должна быть добыта и неверующими, в особенности
тогда, когда сама вера узурпируется церковниками.
Таким образом, то, что принято называть
религиозно-философской составляющей учения Толстого, на наш взгляд, можно
было бы назвать особым вариантом свободомыслия анархического
типа, но в пределах притяжения общего религиозного настроя,
исходящего не столько из буквы, сколько из духа христианства.
Религиозность его анархизма является условной и относительной.
Во-первых, собственно анархистская составляющая толстовского
учения в целом сложилась и укрепилась в основном после
известного духовного кризиса, когда усилился интерес к вопросам
религиозной веры. Во-вторых, сами анархистские положения
и установки зачастую связывались с освободительной миссией
Иисуса Христа как человека-подвижника. В-третьих, протест
против внешней власти, изобретенной самими людьми в
корыстных целях, распространялся прежде всего на институт церкви
Неприятие культовой стороны веры и, как результат, отлучение
(1901) Л. H. Толстого от церкви1 — подтверждение приоритета
свободомыслия перед религиозностью как таковой. «Философские
искания Толстого в 1870-х гг., — справедливо отмечает В. Ф. Асмус, —
были сосредоточены не на вопросе религиозном в прямом смысле
слова. Искания эти были продолжением тех этических и социальных
исследований, которые занимали ум Толстого и составляли предмет
своеобразного художественно-философского экспериментирования
в его ранних повестях, рассказах и в больших романах зрелого
периода»**. Анализ результатов этого экспериментирования позво-
* Цит. по: Толстой Л. Н. Исповедь // Новые пророки. С. 48.
** Асмус В. Ф. Религиозно-философские трактаты Л. Н. Толстого. Предисло
вие // Толстой Л. Н. Поли. собр. соч. Т. 23. С. VI.

Нравственные основы свободы в анархизме Л. Н. Толстого
341
ляет сделать вывод о том, что в центре внимания мыслителя всегда
находились размышления о смысле жизни, которые, в свою очередь,
обусловливались нравственным чувством и сами обусловливали
целенаправленное решение нравственной проблемы как таковой.
Как для молодого, так для зрелого Толстого подлинная вера была
по существу идентична высоконравственной позиции.
Самому мирному представителю русского классического
анархизма была свойственна своего рода морально-нравственная
революционность. Л. Н. Толстой очень болезненно реагировал
на ложь и зло современного ему общества, включая так
называемое свободное. Как мыслитель, пытающийся разобраться
в причинах реальной несвободы в последнем, он выходит на ряд
видимых социальных пороков, включая обман.
Одна из причин своеобразного сцепления людей обманом, по его
мнению — государство. В своей статье «О присоединении Боснии
и Герцеговины к Австрии» (1908) он высказывает вполне
анархистское суждение: «в наше время люди начинают уже понимать,
что время государства прошло и что оно держится привычкой
и обманом, но не могут освободиться от него, потому что все так
или иначе запутаны в нем»*. Обман в известном смысле сплачивает
людей, делает из них достаточно прочную «сплоченную массу»,
постоянно воспроизводящую зло мира. «Все революции, — пишет
он, — суть попытки насильственного разбивания этой массы... но,
стараясь разбить ее, они только куют ее...»**. <...>
Максимальное сближение свободы и самого содержания жизни
в ее нравственном измерении связано с выбором
ненасильственной формы борьбы со злом. Непротивление злу силой по
существу означает признание изначальной, безусловной святости
человеческой жизни. Бесперспективность активной, тем более
вооруженной борьбы со злом и его носителями определяется,
по Толстому, «начальной укорененностью в бытии
(бесконечности) некоей гармоничной связи всего со всем.
Свободный выбор линии непротивления имеет за собой
осознание того, что, если мы начнем вести себя слишком буйно в том или
ином направлении, то указанная связь может нарушиться, а это
означает увеличение и накопление зла. Однако указанное нару-
* Толспиш Л. Н. О присоединении Боснии и Герцеговины к Австрии // Новые
пророки. С.304.
** Там же. С. 48.

342
В.М.АРТЕМОВ
шение происходит совсем по другой причине, и мудрый Толстой
это понимает. Речь идет о том, что люди, пребывая в невежестве
и безразличии, зачастую рассматривают зло как необходимость,
естественную неизбежность или судьбу. Обман же
воспринимается ими в качестве успокоительного средства, в котором
они нуждаются и по той причине, что это облегчает их совесть.
Из такого положения дел и проистекает уныние и апатия. В
психологическом же пространстве последних рождаются все новые
и новые чудовища, явные и неявные носители зла и насилия.
К их числу может быть отнесен печально известный левиафан,
не только переживший многие поколения людей, но и постоянно
пожирающий их, действуя то хитро и осторожно, то коварно
и нагло. Целые пласты социальной жизни — экономика,
духовная сфера и т. д. — оказываются под его жестким и неослабным
контролем. Чудовище-государство, таким образом, не имеет
ничего общего с божественно-гармоничной бесконечностью,
а значит и с добром, любовью и справедливостью, хотя и
стремится всегда представить себя защитником этих ценностей, даже
их творцом. На самом деле его природа такова, что основным
способом существования для него является фактическая
несвобода людей, зачастую прикрываемая целенаправленной ложью
об их разнообразных свободах.
Анархистская позиция Толстого в процессе своего формирования
и развития испытала влияние со стороны всех известных анархистов
прошлого и его современников. В их ряду нельзя не выделить особо
Бакунина и Кропоткина, с которыми Толстой лично не был знаком,
но относился к их деятельности и трудам с большим уважением.
В основном соглашаясь с первым из них, он развертывает
достаточно доказательную и острую критику государственной
политики. Это особенно отчетливо видно в упомянутой выше
работе «О присоединении Боснии и Герцеговины...». В ней же
наряду со словами В. Годвина приводятся слова М. А. Бакунина,
имеющие принципиальное, теоретико-методологическое значение
в плане понимания места, роли и дальнейшей судьбы государства
в обществе вообще: «Подобно тому, как государство было
исторически необходимым злом в прошлом, так же необходимо будет
рано или поздно его полное уничтожение»*. Судя по контексту,
Толстой Л. Н. О присоединении Боснии и Герцеговины к Австрии // Новые
пророки. С. 202.

Нравственные основы свободы в анархизме Л. Н. Толстого
343
Толстой полностью солидаризируется с таким пониманием, что
свидетельствует и об известном соприкосновении его с
материалистическим пониманием истории. Данная связь проявляется
и в толстовском понимании определяющей роли народа в истории
(«Война и мир»). Получается, что последовательная реализация
интересов народа не только не предполагает, но даже в принципе
исключает какие-либо шаги в плане укрепления и расширения
государства как такового.
Примечательно, что аргументированное и страстное
бичевание «разбойничьего гнезда», т. е. Австрийской империи, идет
в рассматриваемой работе по линии усиления собственно
нравственного протеста и чисто человеческого неприятия наличной
несправедливости, несвободы и насилия. Причем ее автор не
ограничивается приведением многочисленных фактов и критическим
разоблачением соответствующих виновников. Свой ответ у него
и на вопрос «что делать?»: «Отвечаю одно: освобождаться всеми
силами от губительного суеверия патриотизма, государства и
сознать каждому человеку свое человеческое достоинство, не
допускающее отступления от закона любви и потому не допускающее
ни господства, ни рабства и требующее не делания чего-нибудь
особенного, а только прекращения делания того, что
поддерживает то зло, от которого страдают люди»*.
Очевидно, под «особенным» понимается прежде всего
революция, поэтому Толстого нельзя без оговорок ставить один ряд
с М. А. Бакуниным и П. А. Кропоткиным. Он вполне определенно
ратует за утверждение личностной, мирной и ненасильственной
парадигмы общественных преобразований. Однако цель
последних столь же радикальна, как и в случае с анархизмом
коллективистским, коммунистическим. Да и сама революция как таковая
не отрицается абсолютно. В Примечании ко Второму обращению
под названием «Царю и его помощникам» (1905) социально
активный Толстой со всей решительностью заявляет, что «если бы
правительство и избрало тот благой путь, который предстоит ему,
конец революции (выделено мной. — В. А.) был бы все тот же:
освобождение людей от всякой насильственной власти, но в этом
случае та же цель была бы достигнута без тех злодеяний и того
развращения людей, которые неизбежны при продолжении
правительством того пути самосохранения, и то мелких и постыдных
* Там же. С. 321.

344
В.М.АРТЕМОВ
уступок, то попыток подавить беспорядки военной силой»*. Как
в свое время М. А. Бакунин в «Исповеди», он оставляет открытой
дверь для «благого пути» даже применительно к конкретным
людям, которые по тем или иным причинам находятся у власти
и еще не развращены ею полностью.
Что касается идейной связи Л. Н. Толстого с П. А.
Кропоткиным, то она тоже была достаточно глубокой и тесной, не всегда
в полной мере осознавалась ими. Прежде всего во многом
сходятся линии их становления и развития в качестве серьезных
исследователей социальных и правовых вопросов. <...>
Первое, что привлекло внимание П. А. Кропоткина — это
стремление найти правдивое Слово и превратить его в результативное,
с точки зрения справедливости, Дело. Закономерным является
то обстоятельство, что они оба оказывали вполне реальную и
адресную помощь гонимым царским правительством ни в чем не
повинным людям (духоборцы и др.). Тем самым они добивались
господства жизненной правды над всей официально-бездушной ложью
и тотальным насилием. Второе — это любовь русского писателя
и труженика к простому крестьянскому труду и простым людям.
Восторгаясь силой убеждений Толстого, анархист-коммунист
внимательно изучает соответствующие
«нравственно-религиозные писания последних двадцати лет... сам выправляет рукопись
«В чем моя вера» **. Ему также импонирует то, что «Толстому
пришлось очень много и тяжело перестрадать, прежде чем он пришел
к... заключению, что он, как сознательная часть Божественного
Неведомого, должен выполнять волю этого Неведомого, которая
состояла в том, что каждый должен работать для общего блага» ***.
Религия минус сверхъестественное равняется этике как
проявлению солидарности «на основе свободного разума, направленной
не только на себе подобного индивида, но и на все живое»****.
Этому более позднему суждению А. Швейцера, творчество
которого внутренне связано с толстовством, предшествует общий
вывод П. А. Кропоткина относительно «Христианского учения»
Л. Н. Толстого: «философия нравственности... будет заключать
в себе единственный существенный элемент всех религий, а именно:
* Лев Толстой и русские цари. С. 131.
** ГАРФ, ф. 1129, оп. 4, ед. хр. 24, л. 4, 6.
*** Кропоткин П. А. Этика: Избранные труды. М., 1991. С. 323.
**** Швейцер А. Благоговение перед жизнью. М., 1992. С. 172.

Нравственные основы свободы в анархизме Л. Н. Толстого
345
определенное отношение каждого к миру (Weltanschauung) в
согласии с современной наукой, и признание равенства всех людей**.
Нравственно-философские и мировоззренческие поиски
Л. Н. Толстого привели к своеобразному
духовно-нравственному прорыву в деле утверждения в общественном мнении
преимуществ подлинно человеческих, братских отношений между
людьми, когда доминируют не выгода и корысть, а просто любовь
и уважение. Только разум, по Толстому, должен победить
человеческие суеверия и невежество. Сама свобода, на наш взгляд,
видится ему как процесс нравственного роста и очищения. Вне
этого процесса, мучительного и долгого, свобода бессмысленна
и даже вредна, ибо ведет ко всякого рода вредным соблазнам,
растущим как снежный ком и грозящим раздавить всем своим
весом маленького «свободного» человека. <...>
Сознательный выбор и результаты деятельности свободных
людей, по Толстому, определяют суммарный результат развития всего
общества. Вместе с тем признается некий объективно заданный
предел человеческой активности. В целом способ бытия человека
в мире не может быть в полной мере определен и самим человеком.
Есть что-то непостижимое по определению (часто у Толстого это
называется Богом). И все же содержание свободы не диктуется
внешним, пусть даже абсолютным. Оно развертывается как в
человеческом усилии понять мир и свое предназначение в нем, так
и в деятельности по приведению себя, других, всего общества в
соответствие с идеалом совершенства. Полностью познать последнее,
т. е. истину как таковую человеку не дано, однако, она (истина)
приоткрывается ему, если он достаточно активен. Свобода как раз
и находится в сфере этой активности, удаляющей человека от всего
дурного, приближающей его к полноте добра. Налицо представление
о своеобразной срединности бытия человека, живущего свободно**.
Примечательно, что Л. Н. Толстой внимательно изучал китайское
«Учение середины», даже пытался изложить его, обращая особое
внимание на единственную заботу добродетельного человека —
«рассматривать свое сердце, чтобы там не было ничего дурного****.
* Кропоткин U.A. Указ. соч. С. 330.
"* Тема связи свободы и срединности человеческого бытия нашла свое
отражение в литературе. См.: Гусейнов А. А. Ненасилие как правда жизни //
Опыт ненасилия в XX столетии. М., 1996. С. 248.
* Толстой Л. Н. Изложение китайского учения // Конфуций. Я верю в
древность. М., 1998. С. 213.

346
В.М.АРТЕМОВ
Толстовский субъект свободы и нравственных отношений
находится прежде всего в обществе. Сама ориентация на идеал
во многом связана с характером наличных отношений между
людьми. Самосовершенствование мыслится только в связи с
совершенствованием других и всего общества. Свобода как
качество жизни последнего одновременно есть и результат, и условие
свободной деятельности отдельного человека. Такая позиция
существенно отличается от сугубо идеалистического понимания
свободы и нравственности, которое разделялось, в частности,
современником Л. Н. Толстого В. С. Соловьевым. Если автор
«Оправдания добра» «верил, что нравственность как философский камень
алхимиков превращает в золото всё, к чему она прикасается»*,
то свободомыслящий писатель и социальный радикал
указывает на необходимость настойчивой и целенаправленной работы
по очищению уже имеющегося золота добра от всяческой грязи
зла. Если чисто религиозный философ как бы «забывает» о
свободе, во всех случаях обращаясь к небу, где будто бы и находится
истина, то мыслитель-анархист, не ограничиваясь благоговением
перед высшим авторитетом, ориентирует человека на поиски
истины на земле. И только здесь достижима и подлинная свобода.
Вместе с тем свобода представляет собой сложный процесс
постижения истины как правды жизни, она и состоит в этом
движении от темноты к свету, от низшего к высшему. Речь у
Толстого идет не об истине-привычке, не о какой-то смутной догадке,
которую часто принимают за истину, а об истине ясной, более
высокой по сравнению с той, которая уже освоена в жизненной
практике. Свобода, таким образом, выходит на острие не всегда
осознаваемой устремленности человека к чему-то более
совершенному, гармоничному. Не бездонная тайна, как у И. Канта
или у Н. А. Бердяева, а именно идеал совершенства, в принципе
достижимый на земле — вот стимул свободы у Толстого. <...>
Этика Л. Н. Толстого, вбирающая в себя и рационалистически
понятую религию, основывается на человеческом разуме,
способном постичь гармонию бесконечного космоса, а не на вере как
таковой. Человеческие чувства как бы подталкивают к свободе,
питают нравственность, но последнее слово принадлежит все-таки
разуму, открытому по отношению и к миру, и к обществу, и к
человеку. Иными словами, философия нравственности проникает
* Соловьев В. С. Оправдание добра. Нравственная философия. М., 1996. С. 16.

Нравственные основы свободы в анархизме Л. Н. Толстого 347
в свободу глубже, чем религиозная мораль, скованная не только
слепым и безотчетным чувством, но церковным культом, темной
традицией. По существу действительное единство свободы,
нравственности и разума исключает рабское сознание и само рабство,
в принципе означающее отсутствие всех названных качеств у обеих
сторон — как у рабовладельцев (прямых или косвенных, включая
современных), так и у рабов, особенно тех, которые послушно
смирились со своей участью и даже довольны ею. Думается, что
известное вольнолюбие русского народа, тяготеющее к правде,
к гармонии с природным и социальным целым, во многом
объясняется фактическим отсутствием рабовладения на Руси и в России.
Не отрицая божественную цель, корни которой усматриваются
в некоей абсолютной бесконечности космоса, Толстой ратует за
соединение людей через узы любви. Его абстрагирование при этом
от социально-классовых реалий, национальных различий и
непреодолимых трудностей достижения последней в условиях
острых антагонизмов объясняется тем, какой масштаб
размышлений он выбирает. Масштаб этот столь велик, что захватывает
далекое будущее: фантазия художника зачастую перевешивает
реализм социального мыслителя. Отсюда, по-видимому,
проистекает и категорическая установка на непротивление злу, которая
нашла приверженцев и последователей во всем мире.
По существу идея ненасилия сродни толстовскому анархизму,
ибо насилие государства и его основных официальных
представителей (президент, генералы и др.) значительно превосходит
насилие простых людей, частных лиц. Развертывание свободы
на уровне всего общества предполагает устранение прежде всего
наиболее крупных препятствий на пути к подлинно братским
отношениям между людьми, которые будут руководствоваться
соображениями любви, а не только выгоды. «Движение к добру
человечества, — утверждает Л. Н. Толстой в работе "В чем моя
вера?", — совершается не мучителями, а мучениками. Как огонь
не может потушить огня, так зло не может потушить зла. Только
добро, встречая зло и не заражаясь им, побеждает зло»*. Вместе
с тем преимущественно внешние препятствия в лице
государственных представителей, занимающихся организацией и исполнением
насилия, могут быть преодолены только на основе нравственного
самосовершенствования и внутренней готовности самих людей,
* Толстой Л. Н. В чем моя вера? // Поли. собр. соч. Т. 23. С. 334.

348
В.М.АРТЕМОВ
включая и тех, кто непосредственно связан с государством.
Налицо глубинный, нравственно-философский пласт обоснования
анархизма, рассматриваемого главным образом в аспекте идеала
и в русле поисков подлинного смысла жизни.
Осознание смысла жизни через признание глубинной
правомерности существования других людей, равных в своей сущности,
открывает дорогу для поисков путей совершенствования этого
существования. <...>
В целом в вопросе о свободе позиция Толстого противоречива,
что связано с необыкновенной сложностью самого изучаемого
феномена. Он не принимает ни узко-либерального понимания
свободы как отсутствия внешних препятствий, ни
рационалистического сведения к познанию необходимости. Свобода мыслится
в некоем пространстве неопределенности, где нет и не может быть
полной истины, полного добра, но есть устремленность к ним,
основанная как на достаточно оформившем чувстве протеста против
наличного зла, так и на в целом адекватном первичном знании
жизни и самого себя. Свободный человек непреклонен в
проведении той линии, которую он считает правильной, но результаты
его деятельности открыты для критики и совершенствования.
Исследование исторического пути решения проблемы
приводит Толстого к констатации своеобразного противоречия: с точки
зрения разума — свободы нет и не может быть, с точки зрения
сознания — нет и не может быть необходимости. По его мнению,
чисто теоретического, научного решения здесь и не может быть.
Анализ наличной действительности также не приводит к
выходу из своеобразного тупика. И Толстой решает сделать прорыв
в будущее. Он сознательно переводит поиски путей к свободе
в нравственно-практическую плоскость, связывая это не столько
с «осуществлением предписанного Господом Царства Божьего
на земле»*, сколько с последовательными и
целенаправленными усилиями самих людей, стремящихся к совершенствованию
и возвышению над ложью окружающего мира.
е**$э
* См.: Нардов И. Б. О «новом жизнепонимании» Льва Толстого // Вопросы
философии. М., 1996. № 9. С. 43.

V
СТАНОВЛЕНИЕ РУССКОГО
АНАРХИЗМА
В ИСКАНИЯХ
И В БОРЬБЕ С ДРУГИМИ
РЕВОЛЮЦИОННЫМИ
ДВИЖЕНИЯМИ
(КОНЕЦ XIX - НАЧАЛО XX В.)

€*^
А. В. ЛУНАЧАРСКИЙ
О настоящих анархистах. Заметки философа
<Фрагменты>
Вопрос об отношении мировоззрения анархизма в собственном
смысле, т. е. анархизма позитивного или
«позитивно-утопического», как выражается г. Чулков, типа к научному
социализму гораздо интереснее и бесконечно шире, чем тот, который
я ставил перед собою в предыдущей заметке («Образование».
Август. «Неприемлющие мира»). Я и не предполагаю подробно
рассматривать его сейчас, — мне хочется наметить только
некоторые коренные расхождения между этими двумя передовыми
социально-философскими системами, указать на некоторые
особенности анархизма, делающие его абсолютно неприемлемым
для последовательного социалиста, проводящие между обоими
миросозерцаниями глубокую грань.
Интерес к анархизму в русской публике в настоящее время
несомненен. На мой взгляд, это объясняется преимущественно, или
исключительно, двумя причинами. Во-первых, великое средство
политического освобождения, выдвигаемое соц.-демократией,
еще не назрело в достаточно широких массах, другие же средства
борьбы в большей или меньшей степени исчерпаны. Народ все
еще не может разорвать свои цепи, но не может и успокоиться
в них хотя бы на время; происходит судорожная, разрозненная
борьба; протест выражается в ряде смелых, но неорганизованных
действий. <...> Вторая — более постоянная причина —
несомненная и органическая склонность интеллигентного пролетария
к революционному индивидуализму, получающая гораздо более
удовлетворения в теории и практике анархизма. Значительный
процент интеллигентных пролетариев в русском освободитель-

352
А. В. ЛУНАЧАРСКИЙ
ном движении обеспечивает, как мне кажется, за анархизмом
известную роль.
Что касается толков о том, что анархизм есть искони
славянская идея, а научный социализм — этот продукт германского
гения — лишь временно привился в России через посредство
евреев, то такие гипотезы я считаю совершенно фантастическими.
Дело не в национальностях, а в уровне экономического развития
страны и классового состава армии революции.
Леонид Андреев чутко отразил этот интерес к анархизму
в своей последней драме «Савва»1. Говорят, наш интересный
художник сам не чужд некоторой симпатии к последовательному
теоретическому анархизму. Может быть, это и так. Но «Савва»
невольно или против воли автора сделался, на мой взгляд,
довольно глубоким памфлетом против анархизма.
Герой драмы — неустрашимо последовательный анархист —
терпит поражение. Причины поражения указаны автором довольно
отчетливо. Тактика Саввы — это явствует из всего хода драмы —
с несомненностью приводить неизбежно к поражению. Вопрос о том,
констатирует ли это Андреев с болью душевной, так как никакого
другого исхода не видит и остается после крушения саввиных
методов отчаявшейся жертвою косности и дикости масс, или же
он просто отметает радикализм Саввы, готовясь поискать другие
не столь краткие и простые пути, в конце концов все же ведущие
к цели, — этот вопрос имеет сейчас для нас самое второстепенное
значение.
Оговоримся также, что далеко не все анархисты — даже
революционные анархисты — так непримиримо радикальны,
как Савва. В Савве многое художественно преувеличено, и его
ожесточенный нигилизм принимает у большинства анархистов
несравненно более мягкие формы*.
Это, однако, право художника — доводить до конца то, что
в действительности останавливается в некоторой
нерешительности, давать каждой линии ее естественный полет, не считаясь
с тем, что в действительности она поломана или пригнута
посторонними ей влияниями. Савва правильно выражает самую душу
анархизма, свойственный анархистам весьма категорический
метод «неприятия мира», — конечно, мира социального.
* Еще более преувеличены анархистские разрушительные черты Пшибы-
шевским в его романе «Дети Сатаны».

О настоящих анархистах. Заметки философа
353
Савве легко дойти до нигилизма, устраняющего самого
человека, и если он устраняет только всю культуру, оставляя голого
человека на голой земле, то это потому, что в нем еще брезжит
вера в человека, которую утерял Гордон, герой Пшибышевского.
Дурны все дела человеческие, все, что человек создал вокруг
себя. Долой все это, поставить его перед «tabula rasa», во второй
раз он выстроить свою культуру лучше. Вот характерный
высказывания на этот счет самого Саввы:
«Я исходил много городов и земель, и нигде я не видел
свободного человека. Я видел только рабов. Я видел клетки, в которых
они живут, постели, на которых они родятся и умирают; я видел
их вражду и любовь, грех и добродетель. И забавы их я видел:
жалкие попытки воскресить умершее веселье. И на всем, что
я видел, лежит печать глупости и безумия. Родившийся умным —
глупеет среди них; родившийся веселым — вешается от тоски
и высовывает им язык. Среди цветов прекрасной земли, — ты
еще не знаешь, как она прекрасна! — они устроили
сумасшедший дом».
«Увидел церкви — и каторгу. Увидел университеты — и дома
терпимости. Увидел фабрики — и картинные галереи. Увидел
дворец — и нору в навозе. Подсчитал так, понимаешь, сколько
на одну галерею острогов приходится, и решил: надо уничтожить
все. И мы это сделаем. Да, пора нам посчитаться, пора! И дрянь
тогда пропадет. Глупые пропадут, для которых эта жизнь, как
скорлупа для рака. Пропадут те, кто верить, — у них отнимется
вера. Пропадут те, кто любит старое, — у них все отнимется.
Пропадут слабые, больные, любящие покой: покоя, дядя, но
будет на земле! Останутся только свободные и смелые, с молодою
и жадною душой, с ясными глазами, которые обнимают мир».
«Будут люди лучше, свободнее, веселее. И, свободные от всего,
голые, вооруженные только разумом своим, они сговорятся
и устроят новую жизнь, хорошую жизнь, Кондратий, где можно
будет дышать человеку».
И в другом месте: «Человеку мешает целая гора глупости,
накопившаяся за тысячи лет. Теперешние умники хотят строить
на этой горе — но, конечно, ничего, кроме продолжения горы,
не выходит. Нужно срыть ее до основания — до голой земли,
понимаете?»
Это непреклонный, решительный анархизм, правильно
выражающий самую тенденцию, более или менее смягченную ком-

354
А. В. ЛУНАЧАРСКИЙ
промиссами у разных анархистских сект, которые мы наблюдаем
в действительности.
Родился анархизм в бурях Великой революции одновременно
с коммунизмом. Впрочем, идеи этого рода бродили и раньше
по свету, иногда находя даже широкое распространение. Но
особенно ясную, хотя во многом еще несовершенную, формулировку
оба мировоззрения нашли в бабувизме.
В 1796 году высокодаровитый Сильвэн Марешаль,
убежденный бабу вист и член «Тайной Директории Общественного
Спасения», предложил на утверждение своим товарищам яркий
«Манифест равных». Я думаю, что всякий анархист без труда
подписал бы и теперь этот манифест. Между тем как бабувизм
коммунистический представляется только гениальным ребенком
рядом с зрелостью современного научного социализма. В
манифесте этом мы находим два интересных места. Первое гласит (ст.
45): «Мы нуждаемся не только в том равенстве, которое выражено
в декларации прав человека и гражданина, мы хотим также
равенства в нашей жизни, под крышей наших домов. Ради него мы
идем на все, мы готовы ради него все превратить в "tabula rasa",
чтобы только удержать его. Ради него мы могли бы, если бы это
было нужно, уничтожить все искусства, лишь бы нам осталось
фактическое равенство!»
Другое говорит (стр. 46): «Пусть исчезнут, наконец, эти
возмутительный различия между богатыми и бедными, между
господами и слугами, между правящими и управляемыми».
Бабёф и его друзья отвергли манифест Сильвэна Марешаля
как раз именно из-за этих мест. Бабёф находил неразумным,
невозможным провозглашать готовность «оставить голого человека
на голой земле», — ему, несмотря на его пламенную
революционную душу, чужд был этот отвлеченный полет всесокрушающей
отрицательной логики. — Что лучше? — спросил себя, быть
может, великий Гракх, читая и перечитывая это страшное место
первоучителя Андреевского Саввы. — Что лучше? Гибель всей
культуры и купленное ценою общего ее понижения равенство,
или равенство неполное, частичное, egalitee en marche с
сохранением результата трудов прежних поколений?
Вопрос этот мог стоять перед Бабёфом. Для марксиста он
разрешается сам по себе, ибо для него «все искусство (тут разумеется
также и техника) является необходимым и единственным базисом
самого равенства». <...>

О настоящих анархистах. Заметки философа
355
Вопрос о государстве или центральной администрации, как
и вопрос о ценности культурных приобретений прошлого ставится
теперь совершенно иначе. Но уже в относительном историзме отца
коммунизма и стремительной непреклонности отца анархизма
заложены дальнейшие разногласия.
Самое представление о революции и ее роли, о роли насилия
в истории резко различают анархистов и сторонников научного
социализма.
Тут существуют две крайности. Одна из них, величающая
себя теорией строго-эволюционной, иногда осмеливается
прикрываться именем Маркса, или, по крайней мере, выдавать свои
взгляды за исправленный и очищенный марксизм. Эта доктрина
любит помпезно повторять, что природа не делает скачков, что
новый строй вещей не наступит раньше, чем старый не отжил
совершенно («не сказал ли Маркс »и т. д.), что безумные попытки
форсировать события приводят лишь к
преступно-легкомысленному пролитию крови и т. д. <...>
Таким образом, приведенные нами выше слова Саввы о горе
как нельзя лучше оттеняют эту историко-философскую разницу
обоих мировоззрений. Общество для марксиста есть как бы
растущее дерево; желанное грядущее питается его соками, закономерно
из него развивается, критическая мысль и воля, революционная
энергия масс — все это входит необходимыми элементами в эту
самовозрастающую гору, составляет живую часть ее — живой.
Анархист же, — будь он тип разрушителя
неумолимо-насильственного, или из тех, которые по незлобивости своей не могут
есть ничего, кроме грибов, — всегда рассматривает историю
человечества, как одну простую, или, вернее, сложную ошибку.
Причину всех зол Савва видит в «неизбывной человеческой
глупости».
«Есть кое-что похуже неизбывных человеческих страданий, —
говорит он, — неизбывная человеческая глупость... Первое время,
когда я читал их газеты, я смеялся и думал, что это нарочно, что
это издается в каком-нибудь сумасшедшем доме для
сумасшедших. Но нет, это серьезно! И тогда моей мысли стало больно,
невыносимо больно».
Кто дал право Савве судить таким образом весь род
человеческий? Об этом он не спрашивает, он уверен в непогрешимой
авторитетности своей критической мысли, в своем праве «учить
огнем» глупых баранов. Критическая мысль марксиста сама

356
А В. ЛУНАЧАРСКИЙ
общественна, он ее рассматривает как отражение в его голове
назревших в обществе изменений; критическая мысль анархиста
довлеет себе и поэтому естественными являются те проблески
мироразрушающего нигилизма, которые мы замечаем у Саввы.
Разум вправе судить fiat ratio, pereat gens humana2. И это тем
более естественно, что кто-то поручился анархисту, что после
разрушения нынешней цивилизации наступит лучшая.
Бакунин крепко верил в прирожденную анархичность народа,
но и он договаривался до пугающей мысли о целом ряде новых
и новых разрушающих революций, пока не установится, наконец,
желаемый порядок. А если люди так и не сумеют жить согласно
разуму благородных мечтателей?
Тогда долой их! «Когда дело идет о существовании человека, —
говорит Савва, — тут уже не приходится жалеть об отдельных
экземплярах. Только бы сам выдержал... Ну, а не выдержит,
туда, значит, ему и дорога, — не в свои, значит, сани сел.
Мировая ошибочка произошла.»
На вопрос Кондратия, что будет, если человек все же повернет
на старое? — Савва отвечает:
♦Тогда совсем надо его уничтожить. Пусть на земле совсем
не будет человека. Раз ему жизнь не удалась, пусть уйдет и даст
место другим — и это будет благородно, и тогда можно будет
и пожалеть его, великого осквернителя и страдальца земли!..»
Сущность метафизической глупости человеческой Савва видит
в поклонении людей вещам.
«Остерегайся вещей! Ты не смотри, что они молчат — они
хитрые и злые. И их нужно уничтожить».
Тут Савва прав. Действительно, власть капитала-товара,
власть вещи над личностью — есть проклятие капитализма, если
рассматривать его с «моральной» точки зрения. Но Савве, как
и анархистам, не приходит в голову рассмотреть процесс
эволюции «вещи». В анализе этой эволюции Маркс нашел уверенность
в победе человека над вещью. Савва же не надеется обуздать
вещи и хочет разрушить их все — вплоть до произведений
Пушкиных и Тицианов. Конечно, редкий анархист дойдет до таких
геркулесовых столбов, но мысль о всеобщем разрушении гнилой
и ошибочной культуры составляет душу, внутреннюю тенденцию
революционного анархизма. Естественно, что живые анархисты
входят в компромиссы и готовы принять ту или иную часть этой
культуры.

О настоящих анархистах. Заметки философа
357
Анархисты-теоретики, сохраняя все недостатки абстрактного
утопического рационализма, зачастую обладают каким-то почти
телячьим добродушием. Между тем довести анархическую мысль
до конца, до мрачного величия, до черного блеска какого-то
ангела суда над нынешним порядком может только изболевший
человек, не головой, а всем своим кровью истекающим сердцем
осудивший.
Какой-нибудь вековечный безработный, потерявший детей
и жену от голодного тифа; мелкий ремесленник, выкинутый
на мостовую; бродяга, затравленный как волк; интеллигент,
которому за кусок хлеба наплевали в самую душу, — вот кто
может быть анархистом не на словах, а на деле; вот кто может
идти с Саввой.
Потому-то сила, непреклонность, уверенность и
неподкупность саввиной мысли объясняется тем, что поддерживает ее
далеко не только радужный ангел грезы о будущем, не только
милосердный ангел сострадания к братьям-безумцам, но и
несравненно более крепкая рука, рука демона мести.
САВВА. «Я — мститель. За моей спиной все удушенное вами.
Ага! Блудили себе потихоньку и думали: никто не узнает, ничего,
обойдется понемногу. Лгали, бесстыдствовали, кривлялись перед
своими алтариками и бессильным богом и думали: ничего,
бояться некого, мы здесь одни. А вот пришел человек и говорит: отчет!
Что сделали, ну-ка? Отчета давайте, ну? Да без мошенничества,
я вас знаю! За каждого потребую! Ни одной кровинки не прощу!
Ни одной слезы вам не оставлю!
Нет, сестра, жизнь коротка и тратить ее на диспуты с
баранами я не намерен. Огнем их надо! Огнем! Пусть надолго запомнят
день, когда пришел на землю Савва Тропинин!»
Жажда мести, личного удовлетворения, хотя бы ценою
собственной гибели в бою с врагами, сознание краткости личной
жизни! Придите к человеку с изболевшей от невыносимого,
бешеного гнева душой, к человеку, изнемогающему от ненависти,
учите его медленным путям научной тактики, провидящей цель
в десятилетиях, а то и веках — он пошлет вас к черту и схватится
за то оружие, которое можно пустить в ход сейчас.
Чудотворная икона как бы символизирует собою власть вещей
над людьми. Вещь, сделанная рукой человеческой, является
предметом умиленного преклонения тысяч простых умов и сердец.
И Савва начинает с этого резко-заметного факта общего идоло-

358
А. В. ЛУНАЧАРСКИЙ
поклонства: пусть знают, что динамит сильнее иконы, а человек
сильнее динамита.
Савве нет дела до того, как произошла и на чем зиждется эта
форма человеческой «глупости». Для него это «глупость» —
и только.
Надо научить, но самый лучший и быстрый учитель — огонь.
Между тем, как сказал Ламенне, убеждения похожи на гвоздь:
чем крепче и чаще их бьют, темь глубже вколачивают. Можно
было с уверенностью сказать, что икона победит Савву. Андреев
великолепно отметил, что чудо должно было совершиться, что ему
должны были поверить. Прожженный и проплеванный Кондра-
тий, сам видевший, как совершилось «чудо», верит в него, потому
что старое благоговение всплывает на поверхность его мелкой
души. Ирод, бичующий насмешками монахов, первый бьет Савву
и в его лице Савву бьет само страдание мужицкое. На примере,
выбранном Андреевым, действительно легко показать
бесплодность порывистой, разрушающей, огнем поучающей тактики,
единственно соответствующей, однако, точке зрения критическая
разума, как просветителя мира, если, конечно, эта точка зрения
проводится со строгостью, а не в виде «лекции во фраке».
Пока существует частное хозяйство и его зависимость от
непонятных стихий рынка, которого невозможно урегулировать,
до тех пор человек будет склонен видеть за фактами грозные
силы; до тех пор он будет дрожать, будет склонен преклонить
колена, будет метафизиком. <...>
Когда хозяйство растет, умеет защищаться от природы, когда
растет человек, — умаляются боги. В мастерской
ремесленника случай бессилен, у мануфактуриста работают его станки,
его аппараты по заранее установленному плану, на основании
обретенных законов механики, физики и химии. Идеи
закономерности природы, возможности царить над ней познанием
упрочивается. Но остается еще неисповедимое, потому что если
отдельное хозяйство человечески-организовано, то их
совокупность по-прежнему дезорганизована; на мировом рынке хозяин
уже не хозяин, а раб случая. Потому наклонность к
побледневшему богу остается в городском мире, в зажиточной деревне.
Пролетариат несет с собою организацию всего, хозяйства в
совокупности. И он найдет хозяина земли — не в отдельном человеке
найдет он его, — а в сотрудничающем человечестве. Бог станет
не нужен, странен. <...>

О настоящих анархистах. Заметки философа
359
Мы знаем, что лишь исторический процесс приводит от
сумрачного суеверия к человечески-светлому миросозерцанию.
Но наше дело не помогать этому процессу на всех стадиях, а
организовать его на высшей его стадии, благо, — она может быть
уже достигнута миллионами пролетариев. Социал-демократия
полным голосом формулирует свою иррелигиозную истину для
созревших и ждет остальных, которых гонит к ней история.
Она не изобретает пол у истин для полузрелых, — она критикует
и разбивает их. Те, чьи уши приспособлены только для
полуистин, воспринимут их вопреки нашей критике, но мы поможем
им скорее миновать этот этап. Так соц.-дем. полным голосом
формулирует социализм для пролетариата и ждет, когда
экономический процесс пригонит к ней новые полчища
пролетаризированных крестьян, или крестьян, воочию убедившихся
в неизбежности гибели мелкого хозяйства. Она не создает для
крестьян полусоциализма.
Стремиться же сразу, насильственно вогнать в человека всю
истину, когда царит еще другая истина, т. е. другое прочное
приспособление к определенной, еще неизменившейся среде, —
значит идти на верное поражение, как шли герои 70-х годов.
Теперь оставим Савву в стороне и вернемся на минуту к
давшему столь богатый плод на почве анархизма второму положению
Сильвэна Марешаля, к вопросу об устранении государства.
Тут придется разбить вопрос на три части: 1) об отношении
к современному государству и политической борьбе; 2) о
государстве, как орудии пролетариата и 3) о государстве в будущем.
Трудно представить себе более несоциалистическую и особенно
немарксистскую крайность, как переоценка парламентаризма,
этого установления, предназначенного для регулирования
отношений буржуазного общества и само собою негодного для
окончательного сокрушения того же общества. <...>
Буржуазный парламентаризм страдает многими гнусными
недостатками и не может явиться единственным или хотя бы
главным орудием в революционном пересоздании общества,
но следует ли из этого, что он бесполезен для пролетариата, что
пролетариат может игнорировать его? В доказательство
противного говорится так много, что повторять аргументацию нам
не приходится. <...>
Революционный синдикализм, возникший из роста чисто
экономического рабочего движения, в сильной степени зара-

360
А. В. ЛУНАЧАРСКИЙ
жен анархизмом, но присоединение некоторых идейно свежих
и сильных марксистских элементов, отброшенных в некоторую
крайность резкой реакцией против парламентского кретинизма
и министериализма, служит к сближению в этом пункте научно-
социалистической тактики и тактики полу-анархических
синдикатов и разрушает одно важное препятствие к объединению.
Оно не может состояться, пока анархическая слепая ненависть
к парламентской борьбе не исчезнет без следа, пока в этом пункте
рабочие, как элемент, по самому существу предрасположенный
к научному социализму, не перейдут на сторону крайней левой
социалистических партий. <...> Что касается непримиримых
анархистов, то ненависть их к Парламенту и «политикам»
доводит их иногда прямо до смешного.
Недавно на русском языке появилась книга Севастьяна Фора,
одного из наиболее блестящих представителей французского
анархизма «Мировая скорбь». Книга риторическая, водянистая,
но содержащая в себе всю анархистскую премудрость. Его прием
сокрушать парламентаризм в самом принципе достоин внимания.
Сперва он бьет в «самый центр», доказывая, что демократический
принцип вообще ложен. <...>
«Этот закон большинства — это закон животной, тупой,
слепой, неуловимой, несвязной, безрассудной и изменчивой силы».
Ни дать, ни взять — аргументы, которые Витте приводил
против всеобщего избирательного права. Ни малейшей искры
понимания классовой борьбы, угнетения привилегированным
меньшинством эксплуатируемого большинства, вместо того наивное
деление людей на умное меньшинство и тупое большинство. Вот
где буржуазные рожки становятся заметны на голове анархиста.
И что же хочет предпринять Фор с этим тупым большинством?
Не лучше ли всего отдать его в опеку мудрому и прогрессивному
меньшинству?
Но знаменитый Севастьян Фор любит изобильную
аргументацию. Помните служанку, разбившую кувшин и
оправдывавшуюся так: «Во-первых, у меня и кувшина-то никакого не было,
а во-вторых, кувшин целехонек». Доказав, что демократия есть
глупость и зло, он на еще большем количестве страниц бросает
парламентаризму упрек, что он не есть господство большинства,
что он на деле недостаточно демократичен. <...>
Что касается вопроса о государстве в будущем, то здесь мы
имеем перед собою отчасти недоразумение, отчасти действи-

О настоящих анархистах. Заметки философа
361
тельное и крайне характерное разногласие. Я буду иметь здесь
в виду не столько анархистов, сколько полу-анархический
революционный синдикализм. Тут анархисты были увлечены
самими рабочими классами на путь широкой организации,
пролетарской дисциплины. Тут мы действительно имеем перед
собой крупное явление.
Предполагать, что социал-демократы включают в свой
идеал будущего строя государство — это недоразумение. Странно,
как даже прошедший марксистскую школу Лабриола3 не мог
вникнуть в простую мысль Энгельса: «Государство есть
организация классового господства; там, где нет классов, немыслимо
государство».
Лабриола совершенно не понимает социально-экономического
характера государства, для него оно — власть,
администрация — и только. Коллективизм предполагает национальную,
а потом и всечеловеческую организацию производства и обмена,
а, следовательно, центральную администрацию. Функции этой
администрации чрезвычайно определенны и точны:
статистика, общее распределение сил и благ. Все остальное может быть
предоставлено коммунам, кооперациям, союзам и т. д. Но и это
бросает в пот не только анархиста, но и подпавшего влиянию
анархистов «экс-марксиста» Артура Лабриола. Он каркает о
возможности для такой администрации превратиться в угнетающую
государственную власть. Каким образом может это случиться?
Как эти выборные, эти ответственные, сменяемые чиновники
народа могут возвыситься над ним? На какой класс обопрутся
они там, где нет классов? Откуда этот страх перед химерой? Или
пуганая ворона и куста боится? Но ведь то ворона! А между тем
страх перед государством ведет Лабриолу далеко. <...>
И так велик этот страх перед централизацией, что даже
организацию революции господа революционные синдикалисты (а тем
более чистые анархисты) отрицают. Они боятся выдвинуть против
централизованной реакции централизованную революцию, и вот
логически доходят они до отрицания единовременной социальной
революции. Ведь всеобщая забастовка предполагает центральное
правление, пролетарскую дисциплину. И паладины этого
«универсального средства» вдруг робеют, едва ли не самый смелый
из них — Лабриола — начинает говорить о постепенном выкупе
промышленных предприятий наиболее развитыми синдикатами
на началах аренды. Кооперативизм худшей формы воскресает.

362
А. В. ЛУНАЧАРСКИЙ
Прежний революционер, честивший всеми ругательствами
реформистов, неожиданно начинает смахивать на постепеновцев
и гармонистов. <...>
Социализм спасает и возвеличивает истинную
индивидуальность, но он резко враждебен тому индивидуализму,
раскалывающему людей, тому себялюбивому, за себя трепещущему,
обидчивому индивидуализму, великим пророком которого был
Штирнер, и который есть прямое отражение мелкобуржуазного
существования. Послушайте выкрики Эмиля Готье,
написавшего предисловие к книге Фора (стр. XI): «Победа свободы: это,
логически, идеал той постоянной и бесконечной эволюции, это
абсолютная свобода, последним словом которой остается "делай,
что хочешь" старого анархиста Рабле »(ст. XII). «Предоставьте
мне свободу! Вот альфа и омега нынешнего евангелия! Довольно
цепей — хотя бы и золотых! Предоставьте мне свободу!»
Кто это кричит? Это кричит мещанин. Всё равно — прудонов-
ский ли мелкий производитель, стонущий под гнетом
конкуренции капитала и готовый на солидарность в смысле организации
общего кредита и обмена для того, чтобы остаться независимым
хозяйчиком, или капризный интеллигент, так же бесконечно
жаждущий независимости» а, получив ее, готовый дойти в
философии до солипсизма, в искусстве до эготизма.
Независимость — вот ключ к пониманию анархизма. Но
независимость есть и идеал каждого буржуа. Анархизм — есть
теория буржуа-неудачника. Анархизм есть просвещенный
буржуазный индивидуализм. Этот индивидуализм — порождение
разрозненности интересов и конкуренции — хочет дойти до своего
логического конца, и все кооперативистские или даже
полукоммунистические уступки делаются мещанами анархического типа
только потому, что иначе, как они должны признать это, нельзя
добиться независимости для всех.
Общественность — вот ключ к пониманию социализма.
Пролетарий привык трудиться так, что уже не может различить
продукта своей и чужой работы. Общий, слиянный труд. И такая же
общая, слиянная борьба, ибо отдельный пролетарий — ничто,
вместе с другими пролетариями — великий Мессия, воистину
спаситель и обновитель мира. Так растет новый социальный
человек. Так растет новая коллективная душа. А она-то и есть
фундамент, сила, способная строить культуру в тысячелетиях,
как нашу культуру. Социальность дает место самоотверженности

О настоящих анархистах. Заметки философа
363
во имя вида и идеализму в широчайшем масштабе. Сознательное
преследование этой цели — совершенство вида, повышение его
жизненности, — это культурное содержание будущего, которое
теперь провидят лишь немногие. То, что совершается теперь
во вред индивиду, ценою его страданий и гибели, даруя ему
попутно растущее счастье.
Вид на место индивида. Коллективизм на место
производственного анархизма. Общественная гармония на место независимости.
Вместо выкрика больного раба наших дней: «Предоставьте мне
свободу!» иной девиз: «Дайте мне достойную задачу!» — девиз
самоорганизующегося человечества, с которым каждый ищет ее
и находит в гармонии с общиной.
И, исходя из этой коренной разницы, легко понять, почему
анархист всегда и всюду склонен бороться против широкой
организации, против дисциплины. Но этим выбивают из рук
пролетариата его главное оружие. Да, тут уже начинается неизбежно
резкая борьба. Это не платоническое столкновение двух идеалов.
Это стремление рабочего класса оградить отсталых своих членов
от теорий, разлагающих его классовую силу.
В конечном счете к этим двум противоположностям
сводятся различия научного социализма и анархизма.
Революционный рационализм — у анархистов, активность, опирающаяся
на познание реальных процессов, — у социалистов.
Индивидуалистическая жажда независимости — у анархистов.
Сверхиндивидуалистическая жажда солидарности и организации
сил — у социалистов.
Все остальные различия — производные.
^^

«^
И. В. СТАЛИН
Анархизм или социализм?
<Фрагменты>
Социализм делится на три главных течения: реформизм,
анархизм и марксизм. Реформизм (Бернштейн и др.)» который
считает социализм только отдаленной целью и ничем больше,
реформизм, который фактически отрицает социалистическую
революцию и пытается установить социализм мирным путем,
реформизм, который проповедует не борьбу классов, а их
сотрудничество, — этот реформизм изо дня в день разлагается, изо
дня в день теряет всякие признаки социализма, и, по нашему
мнению, рассмотрение его здесь, в этих статьях, при определении
социализма, не представляет никакой надобности.
Совсем иное дело марксизм и анархизм: оба они в настоящее
время признаются социалистическими течениями, оба ведут
ожесточенную борьбу между собой, оба они стараются представить
себя в глазах пролетариата учениями
подлинно-социалистическими, и, конечно, рассмотрение и противопоставление их друг
другу будет для читателя гораздо более интересным.
Мы не принадлежим к тем людям, которые при упоминании
слова «анархизм» презрительно отворачиваются и, махнув рукою,
говорят: «Охота вам заниматься им, даже и говорить-то о нем
не стоит!» Мы полагаем, что такая дешевая «критика» является
и недостойной, и бесполезной.
Мы не принадлежим и к тем людям, которые утешают себя тем,
что у анархистов-де «нет массы и поэтому они не так уж опасны».
Дело не в том, за кем сегодня идет большая или меньшая «масса», —
дело в существе учения. Если «учение» анархистов выражает
истину, тогда оно, само собой разумеется, обязательно проложит себе
дорогу и соберет вокруг себя массу. Если же оно несостоятельно

Анархизм или социализм? 365
и построено на ложной основе, оно долго не продержится и повиснет
в воздухе. Несостоятельность же анархизма должна быть доказана.
Некоторые считают, что у марксизма и у анархизма одни
и те же принципы, что между ними лишь тактические
разногласия, так что, по их мнению, совершенно невозможно
противопоставлять друг другу эти два течения.
Но это большая ошибка.
Мы считаем, что анархисты являются настоящими врагами
марксизма. Стало быть, мы признаем и то, что с настоящими
врагами надо вести и настоящую борьбу. А поэтому необходимо
рассмотреть «учение» анархистов с начала и до конца и
основательно взвесить его со всех сторон.
Дело в том, что марксизм и анархизм построены на совершенно
различных принципах, несмотря на то, что оба они выступают
на арене борьбы под социалистическим флагом. Краеугольный
камень анархизма — личность, освобождение которой, по его
мнению, является главным условием освобождения массы,
коллектива. По мнению анархизма, освобождение массы
невозможно до тех пор, пока не освободится личность, ввиду чего его
лозунг: «Всё для личности». Краеугольным же камнем марксизма
является масса, освобождение которой, по его мнению, является
главным условием освобождения личности. То есть, по мнению
марксизма, освобождение личности невозможно до тех пор, пока
не освободится масса, ввиду чего его лозунг: «Всё для массы».
Ясно, что здесь мы имеем два принципа, отрицающие друг
друга, а не только тактические разногласия.
Цель наших статей — сопоставить эти два противоположных
принципа, сравнить между собой марксизм и анархизм и тем
самым осветить их достоинства и недостатки. <...>
I. Диалектический метод
В мире все движется...
Изменяется жизнь, растут производительные
силы, рушатся старые отношения.
К. Маркс
Марксизм — это не только теория социализма, это — цельное
мировоззрение, философская система, из которой само собой
вытекает пролетарский социализм Маркса. Эта философская
система называется диалектическим материализмом. <...>

366
И. В. СТАЛИН
•к it -к
Как смотрят анархисты на диалектический метод? Всем
известно, что родоначальником диалектического метода был Гегель.
Маркс очистил и улучшил этот метод. Конечно, это
обстоятельство известно и анархистам. Они знают, что Гегель был
консерватором, и вот, пользуясь случаем, они вовсю бранят Гегеля как
сторонника «реставрации», они с увлечением «доказывают», что
«Гегель — философ реставрации... что он восхваляет
бюрократический конституционализм в его абсолютной форме, что общая
идея его философии истории подчинена и служит философскому
направлению эпохи реставрации», и так далее и тому подобное
(см. «Нобати»1 № 6. Статья В. Черкезишвили).
Тоже самое «доказывает» в своих сочинениях известный
анархист Кропоткин (см., например, его «Науку и анархизм»
на русском языке).
Кропоткину в один голос вторят наши кропоткинцы, начиная
от Черкезишвили вплоть до Ш. Г. (см. номера «Нобати»).
Правда, об этом никто с ними не спорит, наоборот, каждый
согласится с тем, что Гегель не был революционером. Сами
Маркс и Энгельс раньше всех доказали в своей «Критике
критической критики», что исторические взгляды Гегеля в корне
противоречат самодержавию народа. Но, несмотря на это,
анархисты все же «доказывают» и считают нужным каждый
день «доказывать», что Гегель — сторонник «реставрации».
Для чего они это делают? Вероятно, для того, чтобы всем этим
дискредитировать Гегеля и дать почувствовать читателю, что
у «реакционера» Гегеля и метод не может не быть
«отвратительным» и ненаучным.
Таким путем анархисты думают опровергнуть диалектический
метод. <...>
Нет, этим путем анархисты не докажут ничего, кроме
собственного невежества.
Пойдем дальше. По мнению анархистов, «диалектика — это
метафизика», а так как они «хотят освободить науку от
метафизики, философию от теологии», то они и отвергают
диалектический метод (см. «Нобати» №№ 3 и 9. Ш. Г. См. также «Наука
и анархизм» Кропоткина).
Ну и анархисты! Как говорится, «с больной головы на
здоровую». Диалектика созрела в борьбе с метафизикой, в этой борьбе

Анархизм или социализм?
367
она стяжала себе славу, а по мнению анархистов выходит, что
диалектика — это метафизика! <...>
«Родоначальник» анархистов Прудон говорил, что в мире
существует раз навсегда определенная неизменная справедливость,
которая должна быть положена в основу будущего общества.
В связи с этим Прудона называли метафизиком. Маркс боролся
против Прудона с помощью диалектического метода и доказывал,
что раз в мире все изменяется, то должна изменяться и
«справедливость», и, следовательно, «неизменная справедливость» — это
метафизический бред (см. К.Маркс, «Нищета философии»).
Грузинские же ученики метафизика Прудона твердят нам:
«Диалектика Маркса — это метафизика»!
Метафизика признает различные туманные догмы, так
например, «непознаваемое», «вещь в себе», и в конце концов
переходит в бессодержательное богословие. В
противоположность Прудону и Спенсеру Энгельс боролся против этих догм
при помощи диалектического метода (см. «Людвиг Фейербах»).
А анархисты — ученики Прудона и Спенсера — говорят нам,
что Прудон и Спенсер — ученые, а Маркс и Энгельс —
метафизики!
Одно из двух: либо анархисты обманывают самих себя, либо
не ведают, что говорят.
Во всяком случае, несомненно то, что анархисты
смешивают метафизическую систему Гегеля с его диалектическим
методом. <...>
Пойдем дальше. Анархисты говорят, что диалектический
метод— «хитросплетение», «метод софизмов», «логического
сальто-мортале» см. «Нобати» № 8. Ш. Г.), «при помощи которого
одинаково легко доказываются и истина и ложь» (см. «Нобати»
№ 4. Статья В. Черкезишвили).
Итак, по мнению анархистов, диалектический метод
одинаково доказывает истину и ложь. <...>
Однако вдумаемся в суть дела.
Сегодня мы требуем демократической республики. Можем ли
мы сказать, что демократическая республика во всех отношениях
хороша или во всех отношениях плоха? Нет, не можем! Почему?
Потому, что демократическая республика хороша только с
одной стороны, когда она разрушает феодальные порядки, но зато
она плоха с другой стороны, когда она укрепляет буржуазные
порядки. Поэтому мы и говорим: поскольку демократическая

368
И. В. СТАЛИН
республика разрушает феодальные порядки, постольку она
хороша, — и мы боремся за нее, но поскольку она укрепляет
буржуазные порядки, постольку она плоха, — и мы боремся против нее.
Выходит, что одна и та же демократическая республика в одно
и тоже время и «хороша» и «плоха» — и «да» и «нет».
То же самое можно сказать о восьмичасовом рабочем дне,
который в одно и то же время и «хорош», поскольку он
усиливает пролетариат, и «плох», поскольку он укрепляет систему
наемного труда. <...>
Конечно, анархисты вольны замечать или не замечать эти
факты, они даже могут на песчаном берегу не замечать песка, — это
их право. Но при чем тут диалектический метод, который, в
отличие от анархизма, не смотрит на жизнь закрытыми глазами,
чувствует биение пульса жизни и прямо говорит: коль скоро
жизнь изменяется и находится в движении, — всякое жизненное
явление имеет две тенденции: положительную и отрицательную,
из коих первую мы должны защищать, а вторую отвергнуть. <...>
Наконец, анархисты упрекают нас в том, что «диалектика...
не дает возможности ни выйти или выскочить из себя, ни
перепрыгнуть через самого себя» (см. «Нобати» № 8. Ш. Г.).
Вот это, гг. анархисты, сущая истина, тут вы, почтенные,
совершенно правы: диалектический метод действительно не дает
такой возможности. Но почему не дает? А потому, что
«выскакивать из себя и перепрыгивать через самого себя» — это занятие
диких коз, диалектический же метод создан для людей.
Вот в чем секрет!..
Таковы в общем взгляды анархистов на диалектический метод.
Ясно, что анархисты не поняли диалектического метода
Маркса и Энгельса, — они выдумали свою собственную диалектику
и именно с нею и сражаются так беспощадно.
Нам же остается только смеяться, глядя на это зрелище, ибо
нельзя не смеяться, когда видишь, как человек борется со своей
собственной фантазией, разбивает свои собственные вымыслы
и в то же время с жаром уверяет, что он разит противника.

Анархизм или социализм?
369
П. Материалистическая теория
Не сознание людей определяет
их бытие, а, наоборот, их
общественное бытие определяет их сознание.
К. Маркс
<...> Некоторые говорят, что «природе» и «общественной
жизни» предшествовала мировая идея, которая потом легла в основу
их развития, так что развитие явлений «природы» и
«общественной жизни» является, так сказать, внешней формой, простым
выражением развития мировой идеи.
Таково было, например, учение идеалистов, которые со
временем разделились на несколько течений.
Другие же говорят, что в мире изначально существуют две друг
друга отрицающие силы — идея и материя, сознание и бытие,
и что, в соответствии с этим, явления также делятся на два
ряда — идеальный и материальный, которые отрицают друг друга
и борются между собой, так что развитие природы и общества —
это постоянная борьба между идеальными и материальными
явлениями.
Таково было, например, учение дуалистов, которые со
временем, подобно идеалистам, разделились на несколько течений.
Материалистическая теория в корне отрицает как дуализм,
так и идеализм. <...>
Единая и неделимая природа, выраженная в двух различных
формах — в материальной и идеальной; единая и неделимая
общественная жизнь, выраженная в двух различных формах —
в материальной и идеальной, — вот как мы должны смотреть
на развитие природы и общественной жизни.
Таков монизм материалистической теории.
Нетрудно понять, какое значение должна иметь
материалистическая теория для практической деятельности людей.
Если сначала изменяются экономические условия, а затем
соответственно изменяется сознание людей, то ясно, что
обоснование того или иного идеала мы должны искать не в мозгу людей,
не в их фантазии, а в развитии их экономических условий.
Хорош и приемлем только тот идеал, который создан на основании
изучения экономических условий. Негодны и неприемлемы все
те идеалы, которые не считаются с экономическими условиями,
не опираются на их развитие.

370
И. В. СТАЛИН
Таков первый практический вывод материалистической теории.
Если сознание людей, их нравы и обычаи определяются
внешними условиями, если негодность юридических и политических
форм зиждется на экономическом содержании, то ясно, что мы
должны способствовать коренному переустройству
экономических отношений, чтобы вместе с ними в корне изменились нравы
и обычаи народа и его политические порядки. <...>
Таков второй практический вывод материалистической
теории.
* * *
Как смотрят анархисты на материалистическую теорию
Маркса и Энгельса?
Если диалектический метод берет свое начало от Гегеля,
то материалистическая теория является развитием материализма
Фейербаха. Это хорошо известно анархистам, и они пытаются
использовать недостатки Гегеля и Фейербаха для того, чтобы
очернить диалектический материализм Маркса и Энгельса. В
отношении Гегеля и диалектического метода мы уже указывали,
что такие уловки анархистов не могут доказать ничего, кроме
их собственного невежества. То же самое надо сказать и в
отношении их нападок на Фейербаха и на материалистическую
теорию. <...>
Интересно, что (как мы это увидим ниже) анархисты вздумали
критиковать материалистическую теорию понаслышке, без
всякого знакомства с нею. Вследствие этого они часто противоречат
друг другу и опровергают друг друга, что, конечно, ставит наших
«критиков» в смешное положение. Вот, например, если
послушать г-на Черкезишвили, то оказывается, что Маркс и Энгельс
ненавидели монистический материализм, что их материализм
был вульгарным, а не монистическим <...>
Другой же анархист говорит, что материализм Маркса и
Энгельса является монистическим, а потому и заслуживает быть
отвергнутым. <...>
Выходит, что монистический материализм неприемлем, Маркс
и Энгельс не ненавидят его, а, напротив, сами являются
монистическими материалистами, — вследствие чего монистический
материализм необходимо отвергнуть.
Кто в лес, кто по дрова! Поди разберись, кто говорит правду:
первый или второй! Сами еще не столковались между собой

Анархизм или социализм?
371
о достоинствах или недостатках материализма Маркса, сами
еще не поняли, является ли он монистическим или нет, сами
еще не разобрались в том, что более приемлемо: вульгарный
или монистический материализм, — а уже оглушают нас своим
бахвальством: мы разгромили, мол, марксизм.
Да, да, если у гг. анархистов и впредь один будет так усердно
громить взгляды другого, то, нечего и говорить, будущее будет
принадлежать анархистам...
Не менее смехотворен и тот факт, что некоторые «знаменитые»
анархисты, несмотря на свою «знаменитость», еще не
ознакомились с различными направлениями в науке. Они, оказывается,
не знают, что в науке есть разные виды материализма, что между
ними имеются большие различия: есть, например, вульгарный
материализм, отрицающий значение идеальной стороны и ее
воздействие на материальную сторону, но есть и так называемый
монистический материализм — материалистическая теория
Маркса, — который научно рассматривает взаимоотношение
идеальной и материальной сторон. А анархисты смешивают
эти разные виды материализма, не видят даже явных различий
между ними и в то же время с большим апломбом заявляют: мы
возрождаем науку!
Вот, например, П. Кропоткин в своих «философских» работах
самоуверенно заявляет, что коммунистический анархизм
опирается на «современную материалистическую философию», однако
он ни одним словом не поясняет, на какую же
«материалистическую философию» опирается коммунистический анархизм:
на вульгарную, монистическую, или какую-либо другую. Он
очевидно не знает, что между различными течениями
материализма существует коренное противоречие, он не понимает, что
смешивать друг с другом эти течения — значит не «возрождать
науку», а проявлять прямое невежество (см. Кропоткин, «Наука
и анархизм», а также «Анархия и ее философия»). <...>
Еще одно «обвинение» гг. анархистов: «нельзя представить
форму без содержания...», поэтому нельзя сказать, что «форма
следует за содержанием (отстает от содержания. К.)...они
"сосуществуют"... В противном случае монизм является абсурдом»
(см. «Нобати» № 1. Ш. Г.).
Опять наш «ученый» запутался малость. Что содержание
немыслимо без формы, — это правильно. Но правильно также и то,
что существующая форма никогда полностью не соответствует

372
И. В. СТАЛИН
существующему содержанию: первая отстает от второго, новое
содержание в известной мере всегда облечено в старую форму,
вследствие чего между старой формой и новым содержанием
всегда существует конфликт. Именно на этой почве происходят
революции, и в этом выражается, между прочим, революционный
дух материализма Маркса. «Знаменитые» же анархисты этого
не поняли, в чем, разумеется, повинны они сами, а не
материалистическая теория.
Таковы взгляды анархистов на материалистическую теорию
Маркса и Энгельса, если только их вообще можно назвать
взглядами.
III. Пролетарский социализм
Мы теперь знакомы с теоретическим учением Маркса: знакомы
с его методом у знакомы также и с его теорией.
Какие практические выводы мы должны сделать из этого
учения?
Какова связь между диалектическим материализмом и
пролетарским социализмом?
Диалектический метод говорит, что только тот класс может
быть до конца прогрессивным, только тот класс может разбить
ярмо рабства, который растет изо дня в день, всегда идет вперед
и неустанно борется за лучшее будущее. Мы видим, что
единственный класс, который неуклонно растет, всегда идет вперед
и борется за будущее, — это городской и сельский пролетариат.
Следовательно, мы должны служить пролетариату и на него
возлагать свои надежды.
Таков первый практический вывод из теоретического учения
Маркса.
Но служение служению рознь. Пролетариату «служит»
и Бернштейн, когда он проповедует ему забыть о социализме.
Пролетариату «служит» и Кропоткин, когда он предлагает
ему распыленный, лишенный широкой промышленной базы,
общинный «социализм». Пролетариату служит и Карл Маркс,
когда он зовет его к пролетарскому социализму, опирающемуся
на широкую базу современной крупной промышленности. <...>
Экономическое развитие капиталистического строя
показывает далее, что современное производство с каждым днем
расширяется, оно не укладывается в пределах отдельных горо-

Анархизм или социализм?
373
дов и губерний, непрестанно ломает эти пределы и охватывает
территорию всего государства, — следовательно, мы должны
приветствовать расширение производства и признать основой
будущего социализма не отдельные города и общины, а целую
и неделимую территорию всего государства, которая в будущем,
конечно, будет все более и более расширяться. А это означает, что
учение Кропоткина, замыкающее будущий социализм в рамки
отдельных городов и общин, противоречит интересам мощного
расширения производства) — оно принесет пролетариату вред.
Бороться за широкую социалистическую жизнь, как за
главную цель, — вот как мы должны служить пролетариату.
Таков второй практический вывод из теоретического учения
Маркса. <...>
* "k "к
<...>...Главная цель будущего производства —
непосредственное удовлетворение потребностей общества, а не производство
товаров для продажи ради увеличения прибыли капиталистов.
Здесь не будет места для товарного производства, борьбы за
прибыли и т. д.
Ясно также и то, что будущее производство будет
социалистически организованным, высокоразвитым производством,
которое будет учитывать потребности общества и будет производить
ровно столько, сколько нужно обществу. Здесь не будет места
ни распыленности производства, ни конкуренции, ни кризисам,
ни безработице.
Там, где нет классов, там, где нет богатых и бедных, — там
нет надобности и в государстве, там нет надобности и в
политической власти, которая притесняет бедных и защищает богатых.
Стало быть, в социалистическом обществе не будет надобности
в существовании политической власти. <...>
В то же время, само собой понятно, что для ведения общих
дел, наряду с местными бюро, в которых будут сосредоточиваться
различные сведения, социалистическому обществу необходимо
будет центральное статистическое бюро, которое должно собирать
сведения о потребностях всего общества и затем соответственно
распределять различную работу между трудящимися.
Необходимы будут также конференции и, в особенности, съезды, решения
которых будут безусловно обязательными до следующего съезда
для оставшихся в меньшинстве товарищей.

374
И. В. СТАЛИН
Наконец, очевидно, что свободный и товарищеский труд
должен повлечь за собой такое же товарищеское и полное
удовлетворение всех потребностей в будущем социалистическом обществе.
А это означает, что если будущее общество потребует от каждого
своего члена ровно столько труда, сколько он может дать, то оно,
в свою очередь, должно будет каждому предоставить столько
продуктов, сколько ему нужно. От каждого по его способностям,
каждому по его потребностям! — вот на какой основе должен
быть создан будущий коллективистический строй. Разумеется,
на первой ступени социализма, когда к новой жизни приобщатся
еще не привыкшие к труду элементы, производительные силы
также не будут достаточно развиты и будет еще существовать
«черная» и «белая» работа, — осуществление принципа —
«каждому по его потребностям», — несомненно, будет сильно
затруднено, ввиду чего общество вынуждено будет временно
стать на какой-то другой, средний путь. Но ясно также и то, что
когда будущее общество войдет в свое русло, когда пережитки
капитализма будут уничтожены с корнем, — единственным
принципом, соответствующим социалистическому обществу,
будет вышеуказанный принцип. <...>
* * *
<...> Не на сентиментальных чувствах, не на отвлеченной
«справедливости», не на любви к пролетариату, а на приведенных
выше научных основаниях строится пролетарский социализм.
Вот почему пролетарский социализм называется также
«научным социализмом». <...>
Это, конечно, не означает того, что раз капитализм
разлагается, то социалистический строй можно установить в любое
время, — когда только захотим. Так думают только анархисты
и другие мелкобуржуазные идеологи. Социалистический идеал
не является идеалом всех классов. Это идеал только пролетариата,
и в осуществлении его непосредственно заинтересованы не все
классы, а только пролетариат. А это значит, что пока пролетариат
составляет небольшую часть общества, до тех пор установление
социалистического строя невозможно. Гибель старой формы
производства, дальнейшее укрупнение капиталистического
производства и пролетаризация большинства общества — вот
какие условия необходимы для осуществления социализма.
Но этого еще не достаточно. Большинство общества может быть

Анархизм или социализм?
375
уже пролетаризировано, но социализм, тем не менее, может еще
не осуществиться. И это потому, что для осуществления
социализма, кроме всего этого, необходимо еще классовое сознание,
сплочение пролетариата и умение руководить своим собственным
делом. Для приобретения же всего этого, в свою очередь,
необходима так называемая политическая свобода, т. е. свобода слова,
печати, стачек и союзов, словом, свобода классовой борьбы. <...>
Наилучшим образом и наиболее полно политическая свобода
обеспечена в демократической республике, разумеется, поскольку
она вообще может быть обеспечена при капитализме. Поэтому все
сторонники пролетарского социализма обязательно добиваются
введения демократической республики как наилучшего «моста»
к социализму.
Вот почему марксистская программа в современных условиях
делится на две части: программу-максимум, ставящую целью
социализм, и программу-минимум, имеющую целью проложить
путь к социализму через демократическую республику.
♦л- * *
<...>...Для осуществления социализма необходима
социалистическая революция, а социалистическая революция должна
начаться диктатурой пролетариата, т. е. пролетариат должен
захватить в свои руки политическую власть, чтобы при ее помощи
экспроприировать буржуазию.
Но для всего этого необходимы организованность
пролетариата, сплочение пролетариата, его объединение, создание крепких
пролетарских организаций и их непрерывный рост. <...>
Следовательно, нужна еще такая организация, которая соберет вокруг
себя сознательные элементы рабочих всех профессий, превратит
пролетариат в сознательный класс и поставит своей главнейшей
целью разгром капиталистических порядков, подготовку
социалистической революции.
Такой организацией является социал-демократическая партия
пролетариата.
* * *
Анархисты одержимы одним недугом: они очень любят
«критиковать» партии своих противников, но не дают себе труда хоть
сколько-нибудь ознакомиться с этими партиями. Мы видели,
что анархисты так именно и поступили, «критикуя» диалекти-

376
И. В. СТАЛИН
ческий метод и материалистическую теорию социал-демократов
(см. главы I и II). Они так же поступают и тогда, когда касаются
теории научного социализма социал-демократов. <...>
Главное «обвинение» анархистов состоит в том, что они
не признают социал-демократов подлинными социалистами,
вы — не социалисты, вы — враги социализма, твердят они.
Вот что пишет об этом Кропоткин:
«...Мы приходим к другим заключениям, чем большинство
экономистов... социал-демократической школы... Мы... доходим
до вольного коммунизма, тогда как большинство социалистов
(подразумевай и социал-демократов. Автор) доходит до
государственного капитализма и коллективизма» (см. Кропоткин,
«Современная наука и анархизм», стр. 74-75).
В чем же заключается «государственный капитализм» и
«коллективизм» социал-демократов?
Вот что пишет об этом Кропоткин:
«Немецкие социалисты говорят, что все накопленные
богатства должны быть сосредоточены в руках государства, которое
предоставит их рабочим ассоциациям, организует производство
и обмен и будет следить за жизнью и работой общества» (см.
Кропоткин, «Речи бунтовщика», стр. 64).
И дальше:
«В своих проектах... коллективисты делают... двойную
ошибку. Они хотят уничтожить капиталистический строй, и вместе
с тем сохраняют два учреждения, которые составляют основание
этого строя: представительное правление и наемный труд» (см.
«Завоевание хлеба», стр. 148)... «Коллективизм, как известно...
сохраняет... наемный труд. Только... представительное
правительство... становится наместо хозяина...». Представители
этого правительства «оставляют за собою право употреблять
в интересах всех прибавочную ценность, получаемую от
производства. Кроме того, в этой системе устанавливают различие...
между трудом рабочего и трудом человека обучавшегося: труд
чернорабочего, на взгляд коллективиста, — труд простои, тогда
как ремесленник, инженера ученый и пр. занимаются тем, что
Маркс называет трудом сложным, и имеют право на высшую
заработную плату» (там же, стр. 52). Таким образом рабочие
будут получать необходимые им продукты не по их
потребностям, а по «пропорционально оказанным обществу услугам»
(см. там же, стр. 157).

Анархизм или социализм? 377
То же самое, только с большим апломбом, повторяют и
грузинские анархисты. Среди них особенно выделяется своей
бесшабашностью г-н Baton. Он пишет:
«Что такое коллективизм социал-демократов? Коллективизм,
или, вернее говоря, государственный капитализм,
основывается на следующем принципе: каждый должен работать столько,
сколько хочет, или столько, сколько определит государство,
получая в виде вознаграждения стоимость своего труда
товаром...». Значит, здесь «необходимо законодательное собрание...
необходима (также) исполнительная власть, т. е. министры,
всякие администраторы, жандармы и шпионы, возможно, и
войско, если будет слишком много недовольных» (см. «Нобати»
№ 5, стр. 68-69).
Таково первое «обвинение» г-д анархистов против социал-
демократии.
* 'к "к
Итак, из рассуждений анархистов следует, что:
1. По мнению социал-демократов, социалистическое
общество невозможно якобы без правительства, которое в качестве
главного хозяина будет нанимать рабочих и обязательно будет
иметь «министров... жандармов, шпионов»2. В
социалистическом обществе, по мнению социал-демократов, не будет якобы
уничтожено деление на «черную» и «белую» работу, там будет
отвергнут принцип: «каждому по его потребностям» — и будет
признаваться другой принцип: «каждому по его заслугам».
На этих двух пунктах построено «обвинение» анархистов
против социал-демократии.
Имеет ли это «обвинение», выдвигаемое гг. анархистами,
какое-либо основание?
Мы утверждаем: всё, что говорят в данном случае
анархисты, является либо результатом недомыслия, либо недостойной
сплетней.
<...>...По мнению социал-демократов, социалистическое
общество — это такое общество, в котором не будет места так
называемому государству, политической власти с ее
министрами, губернаторами, жандармами, полицейскими и солдатами.
Последним этапом существования государства будет период
социалистической революции, когда пролетариат захватит
в свои руки государственную власть и создаст свое собственное

378
И. В. СТАЛИН
правительство (диктатуру) для окончательного уничтожения
буржуазии. Но когда буржуазия будет уничтожена, когда будут
уничтожены классы, когда утвердится социализм, тогда не нужно
будет никакой политической власти, — и так называемое
государство отойдет в область истории.
Как видите, указанное «обвинение» анархистов представляет
сплетню, лишенную всякого основания.
Что касается второго пункта «обвинения», то <...> по мнению
Маркса, высшая фаза коммунистического (т. е.
социалистического) общества — это такой строй) в котором деление на «черную»
и «белую» работу и противоречие между умственным и
физическим трудом полностью устранены, труд уравнен и в обществе
господствует подлинно коммунистический принцип: от каждого
по его способностям, каждому по его потребностям. Здесь нет
места наемному труду.
Ясно, что и это «обвинение» лишено всякого основания.
* * *
Второе «обвинение» анархистов заключается в том, что они
отрицают революционность социал-демократии. Вы — не
революционеры) вы отрицаете насильственную революцию, вы
хотите установить социализм только посредством избирательных
бюллетеней, — говорят нам г-да анархисты.
Послушайте:
«...Социал-демократы... любят декламировать на тему
"революция", "революционная борьба", "борьба с оружием в руках"...
Но если вы, по простоте душевной, попросите у них оружия, они
вам торжественно подадут билетик для подачи голоса при
выборах...». Они уверяют, что «единственно целесообразная тактика,
приличная революционерам, — мирный и легальный
парламентаризм с присягой верности капитализму, установленной власти
и всему существующему буржуазному строю» (см. сборник «Хлеб
и воля», стр. 21, 22-23).
То же самое говорят грузинские анархисты, разумеется, с еще
большим апломбом. Возьмите хотя бы Baton'a, который пишет:
«Вся социал-демократия... открыто заявляет, что борьба
при помощи винтовки и оружия является буржуазным методом
революции и что только посредством избирательных бюллетеней,
только посредством всеобщих выборов, партии могут завладеть
властью и затем через парламентское большинство и законода-

Анархизм или социализм?
379
тельство преобразовать общество» (см. «Захват государственной
власти», стр. 3-4).
Так говорят г-да анархисты о марксистах.
Имеет ли это «обвинение» какое-либо основание?
Мы заявляем, что анархисты и здесь проявляют свое
невежество и страсть к сплетням.
Вот факты.
Карл Маркс и Фридрих Энгельс еще в конце 1847 года писали:
«Коммунисты считают презренным делом скрывать свои
взгляды и намерения. Они открыто заявляют, что их цели могут быть
достигнуты лишь путем насильственного ниспровержения всего
существующего общественного строя. Пусть господствующие
классы содрогаются перед Коммунистической Революцией.
Пролетариям нечего в ней терять, кроме своих цепей. Приобретут же
они весь мир. Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» (см.
«Манифест коммунистической партии». В некоторых легальных
изданиях в переводе пропущено несколько слов). <...>
Так думали и действовали Карл Маркс и Фридрих Энгельс.
Так думают и действуют социал-демократы.
А анархисты все твердят: Маркса и Энгельса и их
последователей интересуют только избирательные бюллетени, — они
не признают насильственных революционных действий!
Как видите, это «обвинение» также представляет собой сплетню,
вскрывающую невежество анархистов насчет существа марксизма.
Такова судьба второго «обвинения».
* * *
Третье «обвинение» анархистов заключается в том, что они
отрицают народный характер социал-демократии, изображают
социал-демократов бюрократами и утверждают, что
социал-демократический план диктатуры пролетариата есть смерть для
революции, причем поскольку социал-демократы стоят за такую
диктатуру, они на деле хотят установить не диктатуру
пролетариата, а свою собственную диктатуру над пролетариатом.
Послушайте г. Кропоткина:
«Мы, анархисты, произнесли окончательный приговор
над диктатурой... Мы знаем, что всякая диктатура, как бы честны
ни были ее намерения, ведет к смерти революции. Мы знаем...
что идея диктатуры есть не что иное, как зловредный продукт
правительственного фетишизма, который... всегда стремился

380
И. В. СТАЛИН
увековечить рабство» (см. Кропоткин, «Речи бунтовщика»,
стр. 131). Социал-демократы признают не только революционную
диктатуру, но они «сторонники диктатуры над пролетариатом...
Рабочие интересны для них постольку, поскольку они являются
дисциплинированной армией в их руках... Социал-демократия
стремится, посредством пролетариата, забрать в свои руки
государственную машину» (см. «Хлеб и воля», стр. 62, 63).
То же самое говорят грузинские анархисты:
«Диктатура пролетариата в прямом смысле совершенно
невозможна, так как сторонники диктатуры являются
государственниками и их диктатура будет не свободной деятельностью
всего пролетариата, а установлением во главе общества той же
представительной власти, которая существует и ныне» (см. Baton,
«Захват государственной власти», стр. 45). Социал-демократы
стоят за диктатуру не для того, чтобы содействовать
освобождению пролетариата, но для того, чтобы... «своим господством
установить новое рабство» (см. «Нобати» № 1, стр. 5. Baton).
Таково третье «обвинение» гг. анархистов.
Не требуется много труда, чтобы разоблачить эту очередную
клевету анархистов, рассчитанную на обман читателя.
Мы не будем здесь заниматься разбором глубоко ошибочного
взгляда Кропоткина, согласно которому всякая диктатура —
смерть для революции. Об этом мы поговорим потом, когда
будем разбирать тактику анархистов. Сейчас мы хотим коснуться
только лишь самого «обвинения».
Еще в конце 1847 года Карл Маркс и Фридрих Энгельс
говорили, что для установления социализма пролетариат должен
завоевать политическую диктатуру, чтобы при помощи этой
диктатуры отразить контрреволюционные атаки буржуазии
и отобрать у нее средства производства, что эта диктатура должна
быть диктатурой не нескольких лиц, а диктатурой всего
пролетариата, как класса:
«Пролетариат использует свое политическое господство для
того, чтобы вырвать у буржуазии шаг за шагом весь капитал,
централизовать все орудия производства в руках... пролетариата,
организованного как господствующий класс...» (см.
«Коммунистический манифест»).
То есть диктатура пролетариата будет диктатурой всего класса
пролетариата над буржуазией, а не господством нескольких лиц
над пролетариатом. <...>

Анархизм или социализм?
381
Гг. анархисты также знакомы с диктатурой пролетариата,
с Парижской Коммуной, с марксизмом, который то и дело они
«критикуют», как мы с вами, читатель, — с китайской грамотой.
Ясно, что диктатура бывает двоякого рода. Бывает диктатура
меньшинства, диктатура небольшой группы, диктатура Трепо-
вых и Игнатьевых, направленная против народа. Во главе такой
диктатуры стоит обычно камарилья, принимающая тайные
решения и затягивающая петлю на шее у большинства народа.
Марксисты являются врагами такой диктатуры, причем они
борются против такой диктатуры гораздо более упорно и
самоотверженно, чем наши крикливые анархисты.
Есть диктатура и другого рода, диктатура пролетарского
большинства, диктатура массы, направленная против буржуазии,
против меньшинства. Здесь во главе диктатуры стоит масса, здесь нет
места ни камарилье, ни тайным решениям, здесь все делается
открыто, на улице, на митингах, — и это потому, что это — диктатура
улицы, массы, диктатура, направленная против всяких угнетателей.
Такую диктатуру марксисты поддерживают «обеими
руками», — и это потому, что такая диктатура есть величественное
начало великой социалистической революции.
Гг. анархисты спутали эти две взаимно друг друга отрицающие
диктатуры и потому-то очутились в смешном положении: они
борются не с марксизмом, а со своей собственной фантазией, они
сражаются не с Марксом и Энгельсом, а с ветряными
мельницами, как это делал в свое время блаженной памяти Дон-Кихот...
Такова судьба третьего «обвинения».
(Продолжение следует.)2
Газеты:
«Ахали Дроеба» («Новое время» )№»№ 5,6,7 и 8; 11,18,25
декабря 1906 г. и 1 января 1907 г.
«Чвени Цховреба» («Наша жизнь») ММ 3,5,8 и 9; 21, 23,
27 и 28 февраля 1907 г.
«Дро» («Время») ММ 21,22,23 и 26;4,5,6 и 10апреля 1907г.
Подпись: Ко...
Перевод с грузинского.

^^
В. М. ЧЕРНОВ
Анархизм и программа-минимум
<Фрагменты>
За последнее время особенно часто приходится слышать с
разных сторон нападения на так называемую «программу-минимум»
социалистических партий. На нее нападают и справа, и якобы
слева. На нее нападают реформисты и «реальные политики»,
считающие, что она слишком связывает руки и мешает
приспособляться к условиям практически-осуществимого. На нее
нападают максималисты и ультра-революционеры, считающие,
что она слишком связывает руки и мешает приспособляться
к особенным условиям революционных моментов, совершенно
преображающих массы. Одни хотели бы избавиться от нее для
большей свободы в деле социал-реформистских экспериментов.
Другие хотели бы избавиться от нее для большей свободы в деле
социально-революционных экспериментов. Одни взамен
«программы минимум» выдвигают «платформу», т. е. некоторую
часть программы-минимум, обладающую, как предполагается,
большей реальностью, более близкой осуществимостью. Другие
взамен программы-минимум выдвигают нечто среднее между
нею и программою-максимум, т. е. некоторую часть програм-
мы-максимум, обладающую, как предполагается, опять-таки
более близкой осуществимостью. Одни недовольны программой-
минимум, считая, что она ненормально расширяет круг
практических задач социалистической партии. Другие недовольны
программой-минимум, считая, наоборот, что она ненормально
его суживает. Как видите, с двух сторон ее обвиняют в прямо
противоположных и взаимно друг друга исключающих грехах.
И, несмотря на это, между этими обвинениями есть известная

Анархиям и программа минимум
383
мера внешнего сходства. Здесь, как всегда, les extremity se
touchent — крайности сходятся.
В прошлой нашей статье («О народно-социалистической
партии») мы рассмотрели возражения против программы-минимум,
идущие «справа». Теперь мы должны рассмотреть возражения
против нее, идущие со стороны людей, считающих себя —
сравнительно с нами — более «левыми». <...>
И так как мы, вообще говоря, всегда склонны предпочитать
«оригиналы — спискам», то нам кажется гораздо более
целесообразным обратиться к анархистскому оригиналу полемики против
программы-минимум, и лишь время от времени дополнять его
параллельными указаниями из литературы «максималистов».
Сборник «Хлеб и воля», составленный из статей П.
Кропоткина, В. Черкезова, Э. Реклю, Л. Бертони и др. (Изд. «Священный
огонь» Ал. Морского, СПб., 1906 г.) представляет собою на
добрых Va сплошную пламенную полемику против «минимализма».
Полемика эта, в зависимости от индивидуальности авторов
отдельных статей*, иногда сильнее, иногда слабее: иногда снабжена
определенным научным багажом; иногда лишена его; иногда
талантлива, иногда шаблонна и трафаретна; но всегда чрезвычайно
одушевленна, жива и проникнута резко-боевым, полемическим
духом. Мы не станем, однако, останавливаться на полемических
моментах; разве только ради наглядности, при случае, мы
приведем мимоходом один-два образца; по существу наша задача
другая. Мы постараемся выбрать из этой довольно большой
книги, заключающей в себе около 300 страниц, все наиболее
существенное для освещения вопроса о «максимализме» и
«минимализме».
В этом отношении, естественно, прежде всего наше внимание
останавливает на себе статья с громким заглавием «Долой
программу-минимум!» Она устанавливает совершенно определенную,
последовательную, законченную — можно сказать даже
художественно-законченную точку зрения на разбираемый вопрос.
* К сожалению, отдельные авторы в сборнике не указаны. Это затрудняет
полемику, ибо заставляет нас принять их ответственность друг за друга,
как бы связанных круговою порукою. Не думаю, чтобы это всегда было
удобно для людей с такой определенной авторской индивидуальностью,
как П. Кропоткин. Но — что делать! они почему-то сами хотят выступить
как совершенно слитное целое.

384
В. М. ЧЕРНОВ
«Цель социалиста-анархиста во всякое время и при всяких
обстоятельствах одна и та же». Это — безгосударственное
коммунистическое общежитие. «Промежуточных целей быть не может».
«Мы не можем допускать постепеновщины в нашей революционно-
социалистической деятельности, мы должны быть непримиримы
с самого начала до самого конца». «У нас есть враги... они готовы нас
заманить на путь соглашения, уступок, компромиссов»... «Нам же
надо, чтобы правительство постоянно запаздывало со своими
уступками, чтобы оно увидело, что дело теперь идет не об уступках,
а об окончательной ликвидации, о социальной революции». «Если
уж проливать кровь, то было бы за что. Кровь не вода. За уступки
стоит ли?» «Да, если мы хотим воспользоваться благоприятным
революционным движением для общечеловеческой пользы, если
мы хотим действительная освобождения людей и в том числе
живущих в так называемой России, — мы должны бояться уступок,
как огня». «Какие же тут могут быть разговоры об уступках? Наша
задача не ждать уступок, — не добиваться уступок — от нашей
революционной деятельности, а, наоборот, все усиливать и усиливать
интенсивность и силу революционных ударов»*.
Постановка вопроса в смысле ясности и определенности,
действительно, не оставляет желать ничего большего. Это называется
поставить вопрос ребром и ответить на него прямо, без уверток
и без недомолвок. <...>
Итак, усвоим непримиримую тактику; будем бояться
уступок как огня, будем мешать всякой попытке законодательного
улучшения; будем обострять отношения настолько, чтобы
воспрепятствовать всякой уступке со стороны правящих и
имущих; будем встречать всякую уступку настолько враждебно,
чтобы идущих на встречу народу половинчатых реформаторов
безжалостно отбрасывать в лагерь реакции; покажем им, что
они — наши злейшие враги, невольно «приостанавливающие
прогресс», тогда как «бесчеловечность» наших врагов есть наш
союзник — какая смелая, решительная, целостная тактика! Ее
можно целиком принять или целиком отвергнуть; ею можно
восхищаться, ее можно ужасаться; но нельзя не сознаться —
неправда ли — что по своей законченности она производит прямо
художественное впечатление, что это — программа, как будто
высеченная из одного куска гранита?
* *Хлеб и воля», стр. 135-136.

Анархизм и программа-минимум
385
Увы — это не так... Это — блестящей мираж. Подойдите к
нему поближе и он рассеется. Присмотритесь хорошенько к этому
красивому, целому плоду; вооружитесь острым ножом — ножом
анализа; разрежьте его; — и внутри перед вами обнаружится
разъедающая его, и уже подточившая его во всех направлениях
внутренняя червоточина...
В «Хлебе и воле» неоднократно говорится, что нет большего
врага революции, нет большего врага рабочего дела, как робость
мысли, точнее робость недомыслия. Нет решимости доводить логически
до конца свою идею или отказаться от нее. Мысль останавливается
на полдороге, отшатываясь от своих собственных неизбежных
последствий. Авторы сборника призывают нас, наоборот, к полному
и безусловному идейному бесстрашию. И мы охотно поднимаем
брошенную нам перчатку. Мы ставим ребром вопрос: точно ли тот
путь, которым вы идете, есть путь идейного бесстрашия?
<...> Идейное бесстрашие будет там, где формула решения
продумана в своем существе до конца и проведена во всех
своих разветвлениях, в применении к разным частным вопросам,
с полною верностью основному принципу. Есть ли такое идейное
бесстрашие у анархистов?
Такого идейного бесстрашия у них нет и в помине. Нет и
намека на него. Начав за здравие идейного бесстрашия, они
кончают за упокой. Начав с приведенных нами формул абсолютной
революционной ультра-непримиримости, они сами же,
последовательно, отступаются от всего их конкретного содержания.
Увидеть это не представляет труда.
«Всё или ничего!». Поистине, «это звучит гордо».
Никаких промежуточных целей — они вредны; теперь, именно
теперь же — полная ликвидация старого строя, безгосударственный
коммунизм без всяких урезок! — Так читали мы, и, прочтя,
задаем вопрос: «Прекрасно; все это очень смело, и звучит красиво;
но скажите нам теперь всерьез: вы в самом дел убеждены, что эта
идеальная задача может быть немедленно осуществлена, что есть
достаточно большие силы и достаточно благоприятные внешние
условия для практического достижения социалистического
идеала в итоге именно нынешнего нашего революционного кризиса?»
И на этот вопрос мы немедленно получаем решительный
ответ... нет, виноват, мы получаем на него даже больше: целых
два ответа. Но, вопреки арифметике, здесь два вряд ли больше
одного...

386
В. M. ЧЕРНОВ
Один ответ крайне красив. Он весь пышет революционным
жаром. Он не просто ответ: он вместе с тем — новое тяжкое
обвинение против нас.
«Разве проповедь наших политических партий о том, что
пока еще не пробил час социализма, не умеряет революционный
пыл народа?... И это в момент революции! Разве социалисты-
революционеры не распространяют тот взгляд, что теперь
разговоры об экспроприации фабрик несвоевременны, что рабочие
еще не дозрели до социализма?... какое другое влияние, кроме
умеряющего, может оказать это на народные массы?»*
Да, ответ понятный! Наш вопрос нас только выдал: он
показал, что мы гасители революционного духа народного. Не то —
анархисты. Они помнят святую революционную заповедь «духа
не угашайте». Они не уподобятся нам. Они скажут рабочим: уже
пробил час безгосударственного коммунизма. Они без колебаний
выдадут рабочим аттестат полной социалистической зрелости.
И, вероятно, найдутся рабочие, которым это будет лестно, сердца
которых устремятся сочувственно навстречу новым пророкам,
«приятным во всех отношениях».
Но — не обманывают ли нас наши глаза? Что это читаем мы
в том же сборнике «Хлеб и воля»? Что это значит?
«Мы прекрасно знаем, что не завтра или послезавтра
осуществится в России анархизм, т. е. безгосударственный
коммунизм... » **.
«Мы не мечтатели, и убеждены, что частная собственность
и государство исчезнут только после ряда народно-рабочих
революций... » ***.
«Мы не думаем, что ближайшая революция поведет к
осуществлению нашего идеала во всей его полноте. Революция не будет
делом какой-нибудь одной партии и не может она стряхнуть
сразу все пережитки старого общества...»****.
«Руководимый политиканами, занявшими в наше время
место волхвов, жрецов и шаманов, народ от ошибки переходит
к ошибке, пока не поймет, наконец, всю бесплодность искания
хороших господ, хороших хозяев и не сознает, что проще и разум-
* «Хлеб и воля», стр. 81-82.
** «Хлеб и воля», стр. 7.
*** Там же, стр. 202.
**** Там же, стр. 132.

Анархизм и программа минимум
387
нее устроиться без всяких господ и хозяев... В латинских странах
самовоспитание народа в этом духе уже началось; у нас же его
еще только нужно начать...»*.
Да, что же это значит? Народ, оказывается, для социализма
не только не созрел, но еще и не начал созревать; час социализма,
оказывается, вовсе не пробил, ибо «мы не мечтатели...» Но как же
так? Ведь выходит, что и анархисты — гасители революционного
духа! Что они делают? «Какое другое влияние, кроме
умеряющего» может это оказать «на революционный пыл народа»? «И это
в момент революции!».
Или то, что не позволено социалистам-революционерам,
позволительно для анархистов? Или у анархистов есть две истины
и две мерки: одна — показная, ярко-красная, насквозь
ультрареволюционная, — специально для того, чтобы мерить ею «чужие»
партии; другая — цветом много поскромнее — для собственного
домашнего обихода? <...>
И, однако, «двойная бухгалтерия» проникает собою
положительно всё миросозерцание анархизма.
Возьмем хотя бы все тот же вопрос — об «уступках». Мы уже
слышали, что об уступках «не может быть и речи», что нельзя
ни «ждать уступок» от своей революционной деятельности,
ни «добиваться» их; напротив, нужно «бояться уступок, как
огня». Чего бы, кажется, яснее? Долой уступки! а потому и
«долой программу-минимум»!
Итак, враг, т. е. социалист-«минималист», поражен насмерть.
Ну, а после этого, для большей популярности анархистской
тактики, можно, с божией помощью, доказать рабочим, что
необходимым для них частичным уступкам тактика эта не только
не враждебна, но, напротив — только она и является верным,
надежным средством этих уступок добиться...
«Мы не можем говорить рабочему, что реформа — все и
советовать ему довольствоваться реформами... Но, конечно, все это
нисколько не обязывает нас относиться враждебно к частичным
улучшениям, как, например, уменьшению рабочего дня,
увеличения заработной платы и пр. »
«Но помилуйте же, — скажет удивленный читатель, —
какие же вы анархисты, — вы признаете частичное улучшение. Вы,
как анархисты, должны желать сразу социальной революции,
* Там же, стр. 83.

388
В. М. ЧЕРНОВ
без оговорок сразу анархизма, или ничего не желать. Так ли это?
Разумеется, нет. Сказать, что из-за частичных реформ не надо
забывать конечную цель... не значит безапелляционно осуждать
всякие попытки частичных улучшений». «Мы не враждуем
с частичными улучшениями, мы только отводим им надлежащее
место». «Как социалисты, мы должны неустанно бороться для
проведения наших принципов в жизнь; походя же мы можем
содействовать осуществления частных реформ*.
«Мы имеем претензию считать себя, по меньшей мере,
настолько же практичными, как и наши оппоненты, и идти, даже
к осуществлению частичных улучшений, не менее и даже более
верным путем»**.
Поистине, чего хочешь, того и просишь! Если угодно —
можно взобраться на революционный Монблан и оттуда, с
недосягаемой высоты величия, назвать врагами народа всех,
признающих уступки; если угодно — можно спуститься и в плоскую
равнину «практичности», и там «походя» реформировать,
и даже «идти самым верным путем» к «частичным
улучшениям». Если угодно — можно отрицать все «промежуточные»
меры, и бояться уступок, как огня; если угодно — можно,
наоборот, заявить, что это-де враги «создали и распространили ту
легенду, как будто анархисты — враги всякого рода частных
улучшений***.
Да, спуск с Монблана крайне прост... Вместо прежнего
идейно-бесстрашного девиза «чем хуже, тем лучше», и «всё или
ничего», приболев внимательном рассмотрении, оказываются
налицо гораздо более скромные положения: «из-за частичных
улучшений не надо забывать конечную цель», «реформа — еще
не всё», «не нужно довольствоваться реформами»... Вот как
постепенно слиняли краски... Но какой же, даже самый плохонькой
социал-демократ отказался бы признать столь элементарные
истины, которые он затвердил еще с малолетства? Ведь это только
Бернштейн в самом разгаре своего «поправения» написал было
как-то с разбегу, что для него «конечная цель — ничто, а
движение — всё», — да и то только для того, чтобы извиниться и
объяснить, что его «не так поняли»... <...>
* «Хлеб и воля», стр. 46-49.
** Там же, стр. 132.
*** Там же, стр. 49.

Анархизм и программа минимум 389
Неудивительно, что на анархизме практически всегда лежит
резко выраженный отпечаток демагогии. В спорах с другими
фракциями анархисты сплошь и рядом оказываются
вооруженными какою-то бушменскою моралью: добро, когда я уведу
у другого его жену; зло, когда другой уведет у меня мою жену.
Просто и ясно. Можно всегда выставлять других гасителями
революции, шаманами, оппортунистами, «минимальными
социалистами и максимальными политиканами», которым не дорога
рабочая кровь, которые пользуются рабочими, как пушечным
мясом, и т. п. А главное, можно обвинять их во всех этих грехах
за то же самое, что, как видите, для самих анархистов совершенно
допустимо. <...>
•к i: -к
Проследим, однако, еще на нескольких примерах, как умеет,
смотря по надобности, поворачиваться то одною, то другою своею
стороной двуликий Янус анархизма.
Мы видели, с какой решительностью анархизм отвергает
какие бы то ни было «промежуточные цели». Ведь это по его образцу
«несовершеннолетние анархисты» — максималисты хотят через
все промежуточное перескочить «прямо к цели» — к конечной
цели. Это, однако, не мешает анархисту так рассуждать о своей
тактике:
«Между преследуемою целью и употребляемым средством
должна существовать известная пропорциональность. Так, напр.,
для того чтобы достигнуть небольшого увеличения заработной
платы или уменьшения рабочего дня, никто не станет предлагать
социальную революцию. Для этих мелких требований достаточно
простой забастовки, если она будет вестись с подобающей силой
и смелостью»*.
О каких это «преследуемых целях» говорится здесь? Уж,
сохрани Бог, не о «промежуточных» ли? Или «мелкие» требования
перестают быть мелкими и теряют характер «промежуточности»,
если на них нисходит святой дух анархизма?
Судьба «минималистов», по мнению наших строгих критиков,
предрешена. Минималисты начинают с таких рассуждений: с чем
идти к рабочим? Пойдут ли они сразу на широкие требования?
Может быть, сначала «им доступны только конкретные, пожа-
* «Хлеб и воля», стр. 48.

390
В. М. ЧЕРНОВ
луй, мелкие, требования, касающиеся их ежедневной жизни».
Но эта не беда, ибо «на этом они воспитываются, это, в руках
пропагандиста и агитатора, ценное и наиболее пригодное орудие».
Анархисты не согласны с этой защитой минимальных
требований и программ, построенной на признании агитационного
(или, лучше сказать, исключительно-агитационного их
значения. Кто пойдет за человеком, спрашивают они, если он скажет
рабочим: «друзья мои, боритесь за такую-то реформу, тратьте
на достижение ее свои силы, досуг, приносите жертвы ради
нее, но знайте, что ни эта реформа, ни целый ряд таких реформ
ничего вам не даст».
Вот почему анархисты — и совершенно правильно — считают,
что либо нужно отказаться вовсе от «мелких требований», либо
признавать за ними не только одно агитационное значение. Вот
почему «всякому пропагандисту всегда приходится
проповедовать данную мелкую меру ради ее самой, т. е. ради результатов,
которые можно от нее ожидать». А это для анархистов
равносильно «неискренности перед собой и другими» (не надо упускать
из виду, что, на время полемики с «минималистами», анархисту
по штату полагается забывать о своей «практичности» и уменьи
идти «даже более верным путем» к настоящим, а не призрачным
«частичным улучшениям»).
Итак, со ступеньки на ступеньку... Первая стадия —
признание мелких требований ради агитации; вторая, логически из нее
вытекающая — признание их «ради их самих». Теперь также
неизбежно идет в грехопадении нашего пропагандиста и стадия
третья: «постоянно вращаясь в сфере мелких требований, он
испытывает на себе влияние собственной пропаганды; эти
требования приобретают в его глазах все большую важность, и то,
что прежде являлось лишь средством агитации, кажется теперь
прямым путем к достижению цели».
Наконец, стадия четвертая и последняя. Коготок увяз — всей
птичке пропасть. «Так должно быть со всяким деятелем, раз он
вступил на путь уступок. Его толкают те самые люди, на
которых он думал лучше и легче повлиять, не запугивая их слишком
резкими и широкими требованиями. Не он навязывает теперь им
свою программу, а они ему». Во-вторых: его проповедь теперь уже
«привлекает в партию не только людей, стремящихся к одной
с ней конечной цели и разделяющих ее убеждения, но и массу
посторонних, пришедших ради того или другого пункта програм-

Анархизм и программа минимум 391
мы-минимум...» Но в критический момент такие попутчики
покидают партию, ибо это не настоящие ее приверженцы; результатом
нежданной измены является разочарование, подрыв престижа
партии, период упадка — ибо партия неблагоразумно слилась
с множеством «жрецов минутного, поклонников успеха»...*
Какие мрачные перспективы! И все это способна наделать эта
ужасная, эта зловредная программа-минимум! Конечно, нужно
скорее сбросить с себя ее бремя!
И анархисты сбрасывают. Посмотрим теперь,
освобождаются ли они от того хождения по мытарствам, на которое обречены
души бедных минималистов. Посмотрим, как они минуют все
эти зловония четыре стадии грехопадения.
Стадия первая. «Большое значение мы придаем повседневной
борьбе рабочих с хозяевами... Повседневная борьба — хорошая
школа для сплачивания угнетенных. Часто бывает хорошо
начинать революционную агитацию и борьбу на почве реальных,
местных интересов, выставлять частные, всем понятные
требования. При этом можно рассчитывать соединить большое число
угнетенных » **.
Итак, «для агитации» мелкие требования уже приняты,
и не для чего другого, как для приспособления к массе. <...>
Грехопадение совершилось. Реформы — «могучее
агитационное средство». Теперь «weeAsagt, muss auch В sagen»2. Должна
наступить стадия вторая. Реформы, мелкие улучшения должны
быть признаны и «ради их самих», т. е. «по тем результатам,
которые они делают» — а не только ради агитации. И за этим дело
не станет. «Исходя из этой точки зрения, ко всякому средству
повседневной борьбы мы предъявляем два требования: во-первых,
чтобы оно действительно давало что-нибудь для улучшения
положения рабочего... » ***.
Как видите — увы! облегчив себя и выбросив за борт
программу-минимум, анархизм не уходит от той судьбы, которую он
считал уготованной своему противнику в возмездие за смертный
грех признания этой программы. Через вторую стадию он
добирается и до третьей, на которой, как известно, «то, что прежде
* «Хлеб и воля», стр. 127-134. Перепевы этого см. у Таг-ина, «Принципы
трудовой теории», стр. 92.
** Там же, стр. 15.
*** Там же, стр. 50.

392
В. М. ЧЕРНОВ
являлось лишь средством агитации, теперь кажется прямым
путем к достижению цели». В самом деле, анархисты очень
подробно доказывают, что при их тактике для реформ не приходится
жертвовать конечною целью, — совершенно напротив: «Работая
таким образом, мы содействуем частичному улучшению, и в
обшей сумме, приближаемся к нашей цели»*.
Пройдя все три фатальных стадии, казалось бы, анархисты
должны подойти и к естественному концу: поддаться влиянию
людей, на которых хотели повлиять выставлением мелких
требований; приобрести «попутчиков», которые изменят в
решительный момент; тем подготовить себе неудачи, падение престижа,
разочарование, упадок... Но тут вдруг оказывается неожиданная
вещь. Что русскому здорово, то немцу смерть. Анархист
приходит к торжеству через те же самые стадии грехопадения, через
которые социалист приходит к гибели! Оказывается, что «нас
не должна пугать умеренность народных требований». «Если
народ и выставляет в начале движения требования, умеренность
которых нас немного смущает, то он никогда не остается на почве
умеренности при развитии движения; по мере расширения
движения расширяются и его требования»... В моменты революции...
народ идет в нашу сторону»**. Но именно эти самые аргументы
и приводят социалисты, когда, борясь за всю свою интегральную
программу, попутно они отстаивают те или другие минимальные
требования. Они тоже рассчитывают, что важно вовлечь рабочих
в борьбу, а там, уже в самом процессе борьбы, учась из опыта
этой борьбы, они логически будут двигаться вперед. Дело
социализма — пойти навстречу этому суровому жизненному опыту,
и своими указаниями облегчить и ускорить его влияние. В борьбе
за частичные улучшения, за минимальные требования массы
приучаются видеть в социалистической партии своего верного
друга и надежнейшего руководителя. Это заставляет массу
доверчивее относиться и к проповеди новых для нее сложных идей
о полном переустройстве всего общества. <...> Уменье добиваться
осуществления «частичных улучшений» и «минимальных
требований» делается залогом еще более успешной борьбы за
конечную цель. Каждое завоевание становится опорным пунктом
для нового натиска...
* Там же, стр. 47.
** Там же, стр. 84.

Анархизм и программа-минимум
393
Таким образом и получается следующая картина.
Социалистическая партия неустанно борется за всю свою интегральную
программу, привлекая под ее знамя все больше и больше
сознательных, организующихся и вырабатывающих в себе
боеспособность приверженцев. <...> Реформа при такой тактической
системе, не есть противоположность революции, но одно из ее
орудий; мы не можем говорить: «революция или реформа?»,
но «революция и реформа», революция при посредстве, при
использовании всех возможных (и, разумеется, действительных,
а не мнимых) реформ.
Эту идею пытаются выразить и анархисты, когда они
говорят, что «как социалисты, мы должны неустанно бороться для
проведения наших принципов в жизнь; походя же мы можем
содействовать и осуществлении частных реформ». Или, в
другом месте: «Борьба за улучшение не должна быть содержанием
социалистического движения, а лишь попутною в той борьбе,
которую мы ведем для интегральной реализации рабочего
идеала»*.
«Попутно», «походя»... Эти слова могут быть удачны или
неудачны, уместны или неуместны, смотря по тому, какой смысл
в них вкладывать. «Попутно» — это может означать
«параллельно», «одновременно», «вместе», «тем самым», — но может
означать также «мимоходом», «между делом». Анархисты склонны
вкладывать в эти слова именно последний оттенок, чем и вносят
элемент дуализма, разрыва между борьбою за конечную цель
и борьбой за частичные улучшения. Последние являются как бы
отвлечением в сторону, «попутно» допустимым — но именно
не более, как допустимым, даже терпимым. Для нас же
борьба за частичные улучшения есть интегральная часть борьбы
за идеал; она, конечно, не есть «содержание» социалистического
движения, но только потому что она есть только подчиненная
целому часть этого содержания.
Неудивительно поэтому, если анархисты, допуская
минимальные требования (требования частичных улучшений),
приходят в ужас от одной мысли систематизации их в некоторое
целое, «программу-минимум». <...> Конечно, в этой ненависти
много наивного, и трудно воздержаться от улыбки, когда
читаешь такое глубокомысленное заявление: «Борьба за частичные
* « Хлеб и воля *, стр. 48.

394
В. М. ЧЕРНОВ
улучшения — дело серьезное, когда она не возводится в систему;
возведенная же в систему, она превращается в реформизм»*.
Если люди постоянно «походя» борются за частичные
улучшения, то возможен двоякий выход: или борьба эта ведется
случайно, отрывочно, эмпирически, или же, напротив, в нее вносится
обдуманность и систематичность. Если известная деятельность
допущена, то странно и нелепо принципиально предпочитать
в ней беспорядочность и случайность — методичности. Вы вели
борьбу за частные улучшения в течение известного времени.
Хотят подвести под этою деятельностью черту и подвести итоги.
В результате должна получиться некоторая совокупность
разнообразных частных улучшений, за которые вы выступали.
Достаточно затем расположить их в некотором стройном порядке,
классифицировать по рубрикам — и мы получим фактическую
минимальную платформу данного движения. Эта платформа
только отразит действительное положение дела, и потому смешно
говорить, будто бы стоит ввести некоторую систему в ранее
разрозненные случаи борьбы за частичные улучшения, чтобы
получился, вместо «серьезного дела» какой-то «реформизм», которого
раньше не было. Систематизация может только вывести наружу
ту меру «реформизма», которая в скрытом виде входила
составным элементом в движение еще ранее. Конечно, систематизация
уже не позволит закрывать на него дальше глаза, — а, видимо,
анархисты предпочитают этому блаженство неведения... <...>
Анархисты, конечно, никогда с этим не согласятся. Они, ведь,
принципиально, против программы-минимум. У последней нет
худших, злейших врагов, чем анархисты. Однако, это ничего
не доказывает. Иные обыватели, крайне отрицательно и
пренебрежительно относятся к философии. Значит ли это, однако,
что сами они по-своему не философствуют о мире? Нисколько.
Это значит лишь, что они довольствуются примитивной, грубой,
туманной и неясной философией и бегут от настоящей
философии. Та же судьба постигает и анархистов. Они тоже имеют
фактически свою программу-минимум — только неполную,
неразработанную, зародышевую, не формулированную.
И программу-минимум анархистов очень нетрудно вскрыть
на основании их сочинений, простым сопоставлением и
соединением отдельных отзывов их о разного рода «частичных улучше-
* Там же, стр. 49.

Анархизм и программа минимум 395
ниях». Того же сборника «Хлеб и воля» будет достаточно, чтобы
наметить ее основные очертания.
Возьмем, прежде всего, политическую область. В ней
минимальные требования анархистов формулированы совершенно
ясно. Они тоже говорят в первую очередь о «так называемой
насущной задаче России — низвержении абсолютизма».
«В деле разрушения самодержавия мы даже идем гораздо
дальше социал-демократов и соц.-революционеров, ибо мы
настаиваем на необходимости — и не завтра, а сегодня же! полного
уничтожения всякого самодержавия, тогда как они, пока что,
готовы примириться на простом ограничении самодержавия.
Дело не в этом. Мы расходимся с вами в том, что вы требуете
конституции как гарантии политической свободы, а мы
утверждаем, что конституция не есть достаточный гарантия свободы
рабочего класса, ибо в конституционных странах буржуазия
топчет ногами все писанные на листе бумаги права всякий раз,
когда это ей понадобится»*.
«Не конституция как таковая нам нужна, так как мы
вообще против всякого государства, а свобода слова, печати
и собраний... »**.
Нет надобности долго останавливаться над двумя
чудовищными наивностями этого изложения (мы говорим — «наивностями»,
ибо не хотим предполагать недобросовестности). Анархисты,
во-первых, полагают, будто бы мы хотим только «ограничить»,
а не уничтожить самодержавие. Они с чрезвычайной помпой
возвещают, что они, не в пример прочим, настаивают на
необходимости этого «не завтра, а сегодня же!» Трудно смотреть без
улыбки, когда взрослые люди начинают открывать подобные
Америки. <...> Как бы то ни было, политический минимум
анархизма ясен: это — полное уничтожение самодержавия (т. е.
республика) и «четыре свободы».
Мы знаем, что наша вставка — «т. е. республика» — может
возбудить крайний гнев анархистов. Разве они не твердят, что
им не нужно никакой «конституции как таковой»? Разве не ясно
из этого, что они не хотят и республиканской конституции?
Разве для них не противны одинаково все виды конституции, как
и все виды государства? Разве они не провозглашают, наравне
* «Хлеб и воля», стр. 72.
** Там же, стр. 7.

396
В. М. ЧЕРНОВ
с лозунгом «долой самодержавие» совершенно также: «долой
всякую власть, долой конституцию, долой республику»?
Да, провозглашают. Но ведь это только одна сторона двуликого
Януса анархизма. Есть и другая. Та свирепо глядела на
республику; эта милостиво ей улыбается.
«Разницу между монархией, и тем более империей, и
республикой мы отлично знаем... Мы прекрасно знаем и видим
на опыте, что в республике государственная власть бывает
слабее, чем в монархии, — и мы вовсе не пренебрегаем тем, что
зверю хоть сколько-нибудь когти подрезаны... Мы знаем так же,
что в республике, по крайней мере, одним предрассудком
меньше — подрывается вера в короля или царя, защитника бедных
от богатых; — и мы ценим это...»*.
Итак, безразличие ко всем видам конституции было,
действительно, напускным и кажущимся, а на деле мы правильно
сформулировали политический минимум анархизма.
Обратимся к минимуму аграрному. Ясен и он:
«Мы будем по мере сил содействовать освобождению крестьян
от, по сию пору лежащего на них экономического гнета, чего
можно будет достигнуть, может быть, в близком будущем,
посредством экспроприации земельных собственников»**.
«Вопрос о формах землепользования после ближайшей
народно-рабочей революции для нас, анархистов-коммунистов,
разрешается... просто и кратко. Освобожденные общины сами
решат этот вопрос... Понятно, первоначально, после народно-
рабочей революции, формы землепользования будут очень
разнообразны » ***.
Если бы все это было настолько же определенно и ясно,
насколько, «просто (упрощенно?) и кратко», то эта минимальная
аграрная программа была бы даже совсем недурна. В теперешнем
виде она слишком напоминает знаменитую аграрную резолюцию
Ш-го съезда2 по своей бессодержательности.
Остается рассмотреть еще рабочий минимум анархистов. Он
несложен и формулируется еще более обще: содействие «частич-
* Том же, стр. 143. Мы опускаем, как здесь не имеющие для нас значения,
указания на существующие, рядом с отличиями, и сходства разбираемых
форм государства.
** «Хлеб и воля», стр. 8.
*** Там же, стр. 201.

Анархизм и программа-минимум
397
ным улучшениям, как, например, уменьшению рабочего дня,
увеличению заработной платы и пр.»* Принимая во внимание,
что под словами «и пр.» можно разуметь как угодно много
других мер, эту минимальную рабочую программу вряд ли можно
упрекнуть в недостаточности.
Для начала и эта фактическая минимальная программа наших
анархистов не плоха. Они имеют достаточно времени для того,
чтобы развить ее. Во всяком случае, она несравненно
обстоятельнее, чем фактическая минимальная программа других ярых
противников минимализма, редакторов заграничного органа
«Пролетарское дело»3. Эти решительные максималисты,
полуанархисты, большие сторонники г. Поссе и вообще сумбуристы,
поедом ели сторонников минимальных программ, что не мешало
им, с другой стороны, вверху газеты каждый раз выставлять
следующий — видимо, по их мнению, не минимальный — лозунг:
«Максимум рабочего дня — восемь часов! Минимум заработной
платы — рубльи
•к "к "к
Минимальные требования, как мы видели, выставляются
фактически всеми партиями. Но некоторые упорно отказываются
урегулировать это выставление какими бы то ни было нормами.
Будем в каждом отдельном случае отдельно оценивать каждое
предлагаемое «частное улучшение», каждую предлагаемую
реформу — и дело с концом. Это, конечно, более чем просто. В самом
обнаженном виде встает здесь грубый эмпиризм под внешностью
революционности. Высказываемая боязнь, как бы
систематизация минимальных требований и более точная их формулировка,
с отделением пшеницы от плевел, не сковала каких-нибудь новых
революционных возможностей, не втиснула движения в узкие
рамки. Странная боязнь! <...> Систематизированная,
приведенная в порядок программа-минимум — это значит устранение
непостоянства и колебаний в выборе и определении конкретных
форм действительных «частичных улучшений», в их отделении
от улучшений мнимых, и т. п. Восстающие против программы-
минимум, но признающие неизбежность требований частных
(т. е. минимального характера) улучшений воюют за случайность
против системы, за разбросанность и неполноту против правиль-
* Там же, стр. 47.

398
В. М. ЧЕРНОВ
ной классификацию, за капризы и произвол субъективных
настроений против определенных норм, за отрывочность против
принципиальной законченности. Что же это, если не самый
грубый политический импрессионизм?
Но как систематизировать минимальные требования? <...>
по отношению к размерам реформ, возможно троякое решение
вопроса.
Можно, с одной стороны, размеры всех требуемых реформ
попытаться сообразовать с размерами партийных сил, их влияния
на население, степенью подготовленности населения к реформам,
силою сопротивления противников — словом, к условиям
практической осуществимости данного момента. В формулировке
реформы при этом как бы стремятся предвосхитить будущую
равнодействующую общественной борьбы. Построение тем больше
удовлетворит цели авторов, чем скорее каждая данная реформа
изживет себя, т. е. именно в этой формулировке осуществится.
По мере осуществления своих отдельных частей, эта
совокупность требований тоже должна расти и развиваться. — Этот вид
систематизации минимальных требований, при котором
решающее значение приобретает чутье ближайшей практической
осуществимости, называется «политической платформой». <...>
Можно, с другой стороны, характер и размеры всех требуемых
реформ извне ограничить требованием бережного отношения
к интересам безостановочного развития капитализма. В этом
случае линия требований выравнивается по некоторой
равнодействующей между интересами физического и морального здоровья
трудящихся масс и интересами роста капитализма. Таковы
«программы минимум» всех ортодоксально-марксистских фракций
международного социализма, и в том числе — российской
социал-демократии.
Можно, наконец, ничем не ограничить этих размеров, а брать
всякую реформу — всякое противоядие каждому частному виду
гнета и эксплуатации — в ее максимальном мыслимом размере.
<...> При данном способе составления и комбинирования
минимальных требований полное осуществление программы-минимум
означало бы безусловную абсолютно-повелительную
необходимость (отсутствие другого выхода) немедленного перехода к
новому социальному синтезу, к социалистической организации
хозяйства. А потому всякий шаг в смысле осуществления той
или другой части этих требований означает непосредственное

Анархизм и программа-минимум
399
нападение на устои капитализма и непосредственное
приближение социалистического переустройства. По этому типу построена
«минимальная» часть программы партии
социалистов-революционеров. Я предложил для этой части ее программы, как мне
кажется, более подходящее название, чем «минимальная»,
именно «аналитическая». В ней проявляется главным образом
работа разложения, детального подрыва по частям всего
буржуазного строя; и по мере того, как эта работа подвигается вперед,
она требует всё настоятельнее и настоятельнее нового синтеза
(осуществление конечной цели).
Противники программы-минимум неизменно путаются между
тремя этими построениями, то и дело немилосердно смешивая
их. Так анархисты на все лады повторяют относительно всякой
программы-минимум, что она ограничивает извне размах
требований, — и тем показывают что не в состоянии отрешиться
от специальной социал-демократической концепции
минимальной программы. <...>
Против же нашей систематизации частичных требований
в «аналитической» части программы до сих пор мы не видели
возражений по существу, а только — возражения по недоразумению.
К каким внутренним противоречиям приводит такого рода война
против «программы-минимум», — мы и старались показать в этой
статье, на примере самых крайних «максималистов»-анархистов.
€^

€4^
<БЕЗ ПОДПИСИ>
Анархизм и политика
Нам не раз приходилось читать, будто бы анархисты отрицают
политическую борьбу. Откуда могло сложиться подобное мнение?
Факты, напротив, доказывают, что в современной Европе только
анархисты ведут революционную борьбу с государством и его
представителями, а государство ведь учреждение политическое
par excellence*.
Во Франции пал под ударом кинжала анархиста Казерио
президент республики Карно; анархист Вальян взорвал бомбу
в палате депутатов; анархисты с бланкистами разгоняли булан-
жистов в тот момент, когда последние с их опереточным героем
собирались совершить государственный переворот. Они же,
анархисты, палочными ударами разгоняли монархистов,
клерикалов и тайных агентов военного министерства, грозивших
низвергнуть республику, истребить, заключить в тюрьмы Золя,
Клемансо, Бриссона и других политических и общественных
деятелей. — Президент, палата, государственный переворот...
всё это, кажется, из области политики, а не метафизики.
В Испании анархисты устраивают всеобщие стачки, строят
баррикады, дерутся с вооруженной полицией, с войсками;
анархист Анжелило застрелил главу реакционного министерства
Кановаса в его собственном кабинете, и пораженная реакция
пошла на политические уступки обществу. Баррикады, борьба
с войсками, поражение правительства — опять-таки события
политические и прямо революционные. По крайней мере, до сих
* По преимуществу.

Анархизм и политика
401
пор история и общественные науки подобную борьбу всегда
называли политическою и революционною.
Говорить ли об анархистах Италии? Не они ли положили конец
деспотической и грабительской политике Гумберта и Криспи?
Разве трагедия в Монца1 была любовная, а не политическая?
И Бреши, убивая короля, совершал разве не политический акт?
Факты сами за себя говорят. Президенты, короли, министры,
падающие под ударами анархистов, во всем мире считаются
представителями, воплощениями политики и политического
строя. Каким же образом могла сложиться вздорная сказка, что
анархисты, бесстрашно нападающие на глав и правителей
политического государства, отрицают политическую борьбу? Не только
анархисты не отрицают политическую революционную борьбу,
а за последние тридцать лет в Европе только анархисты и вели
революционную пропаганду, как в печати и в рабочих
организациях, так и прямыми нападениями на капитализм путем всеобщих
стачек, на государство — местными бунтами и выше приведенными
фактами из политической жизни Франции, Испании, Италии.
В современной Европе — кроме России и Балканского
полуострова — существует только одна революционная партия, — это
анархисты-коммунисты, и только одна она ведет революционную
борьбу с государством и с капитализмом одновременно.
Правда, существуют десятки и сотни тысяч людей, именующих
себя революционерами, хотя ни одного революционного акта ими
не было совершено ни индивидуально, ни группами, ни в массе.
Например, социал-демократы во всей Европе любят декламировать
на тему «революция», «революционная борьба», «борьба с оружием
в руках»... Но если вы, по простоте душевной, попросите их
оружие, они вам торжественно подадут билетик для подачи голоса
при выборах. Ежели полюбопытствуете относительно
революционной тактики, — вам укажут на законодательную деятельность
в парламенте с обязательной присягой на верность существующему
государственному и социальному строю. У добрых людей подобный
метод борьбы назывался легальным и мирным парламентаризмом,
которым одинаково пользовались все политические партии, кроме
революционной. Мирный легализм и революция — понятия,
взаимно отрицающие друг друга. Честный человек не может, не станет
присягать на верность системе и учреждениям, против которых он
намерен бороться революционным путем, с оружием в руках. А раз
присягнув, он не захочет нарушить клятвы и станет фактически

402
<БЕЗ ПОДПИСИ>
лояльным и мирным подданным. Мирными и лояльными стали,
действительно, социал-демократы повсюду, хотя по странному
недоразумению свою политику легального и мирного
парламентаризма они величают революционною.
Вот против такой политики легализма с присягой современному
строю, против такой политической борьбы с избирательным билетом
вместо оружия в руках мы, анархисты, действительно, восстаем;
такую мнимую политическую борьбу мы, действительно,
отрицаем... Мало того, мы стараемся всеми силами показать народу, что
такая легальная политическая деятельность не только не
революционная, она не только не ослабляет современный государственный
и общественный строй, а, напротив, упрочивает власть правящих
и эксплуататоров; приучает народ к покорности и к законности
по отношению его угнетателей и грабителей. Мы настоятельно
говорим народу, что легальный парламентаризм в
капиталистическом государстве не только не приближает торжества социализма
и не расширяет экономических, социальных и политических прав
народа, а, напротив, ведет к ограничению даже существующих,
революционной борьбой завоеванных народом прав. Государство
и капитализм поступаются своими привилегиями только пред
вооруженным, грозящим, бунтующим, нападающим народом. К
величайшему прискорбию, события в Германии и Англии
подтверждают наши предостережения. В то время, когда в Италии, Испании
и во Франции правительства были вынуждены пойти на
либеральные уступки народу и рабочим организациям, в Англии и Германии,
с их многомиллионными, но мирными и легальными рабочими
организациями, из года в год народные права урезываются: право
стачек, свобода печати, слова, личности стали звуком пустым,
особенно в Германии, где власть императора и наглость полицейского
произвола напоминают нравы доброго старого дореволюционного
времени. В трех названных романских государствах анархисты
и их революционная борьба встречают симпатию и поддержку
в народе; правящим пришлось уступить. В Англии и Германии
социал-демократы, именем науки и социализма, уверили народ, что
анархисты, нападающие на правителей и эксплуататоров народа,
злейшие его враги, а их тактика всеобщей стачки, бунтов и
взрывов — самая вредная реакция; уверили и в том, что единственно
целесообразная тактика, приличная революционерам, — мирный
и легальный парламентаризм с присягой верности капитализму,
установленной власти и всему существующему буржуазному строю.

Анархизм и политика
403
Конечно, легальность, терпение, умеренность и аккуратность
с присягой на верность установленной власти тоже своего рода
политика. Только это не политика революционеров. Мадзини
и Гарибальди никогда не присягали австрийцам, папству,
бурбонам2 и другим итальянским правительствам, против которых
они организовывали заговоры, бунты, революции. Своим
соотечественникам они рекомендовали не политику мирного подчинения
и легализма, а борьбу, восстание, революцию. Их пламенные
прокламации звали честных людей не к избирательным урнам,
а в ряды борцов и заговорщиков. Зато человечество и история
и удивляются их честной, самоотверженной преданности
революционеров, готовых всегда отдать все блага жизни, личное
благополучие и самую жизнь за свои убеждения и идеалы.
В свою очередь, и Бланки никогда не присягал на верность
монархии и второй империи, против которых он и его друзья
устраивали заговоры, совершали «неудачные» нападения с
оружием, а не с избирательным билетом в руках. Великий узник
XIX ст. звал народ на борьбу с эксплуататорами и с угнетателями
не в избирательных собраниях и даже не в парламентах... Нет. Он
звал на баррикады и под знамя социальной революции с девизом
«Ni dieu, ni maitre»*.
Его девиз — наш девиз. Его призыв и призыв Мадзини и
Гарибальди к борьбе, к бунту, к революции мы повторяем нашему
поколению на всех языках. Как Бланки, мы объявили войну
властям небесным и земным. Разрушая власть и государство,
мы совершаем политический акт; разрушая капитализм и
эксплуатацию человека человеком, обществом и государством — мы
совершаем акт социалистов-революционеров***.
Анархизм объединил политику и социализм, выработал синтез
революции: революционной борьбой разрушать одновременно
государственный и капиталистический строй, угнетающие человечество.
е^э
* Ни бога, ни начальства.
* * Это выражение надо понимать в настоящем его смысле, а не как П. С. Р. —
Ред.

€4^
Я. НОВОМИРСКИЙ
Манифест анархистов-коммунистов
<Фрагменты>
Борьба классов
В первобытное время орудия труда были очень просты, так же
просты были экономические отношения: деление труда на
организаторский и производительный было в самом зачаточном
состоянии.
Но когда развились производительные силы, естественно,
отделилась функция* организаторская от производительной.
Общество распалось на классы. Класс производителей ведет
непосредственную борьбу с природой, изменяя ее, ассимилируя** ее
посредством траты своей энергии. Класс организаторов руководит
людьми в этой борьбе, организует их отношения в производстве.
С течением времени, класс производителей, неся тяжелое
бремя труда, по невежеству и забитости попал в подчинение классу
организаторов, которых сама их общественная функция делала
просвещенными и сильными. Общество распалось на два
враждующих класса — угнетателей и угнетенных, эксплуататоров
и эксплуатируемых, господ и рабов.
Всякий господствующей класс, естественно, хочет сохранить
навсегда свое привилегированное положение. С этой целью он
должен твердо отстаивать существующую форму собственности
и ее внешнее выражение — данную систему права.
Но как это сделать? Раньше всего, нужно освятить в глазах
угнетенных существующие экономические и правовые
отношения — создаются или развиваются разные религиозные или
Проявление.
Уравнивая.

Манифест анархистов коммунистов 405
философские системы морали*. Затем нужна сила, которая
карала бы всякое нарушение права — создается суд, полиция,
армия. Так вырастает неизбежно государство.
<...> Господствующий класс не только становится
препятствием для дальнейшего развития общества, но делается общественно-
бесполезным, паразитом. Его назначение состояло в том, чтобы
организовать общественное производство. С изменением
производственных отношений вследствие техническая переворота, эта
организаторская роль переходит к другой общественной группе,
вышедшей из рядов доселе однородной массы угнетенных.
Тогда классовая борьба принимает особенно жестокую
форму. Новый организующий класс вступает в борьбу со старым,
чтобы вырвать у него классовую диктатуру**, политическую
гегемонию***. <...>
Вся историческая жизнь человечества написана кровью борьбы
классов. В ней зачах Восток и задохся классический мир. <...>
Века технического развития опять выдвинули из среды единой
угнетенной народной массы новый общественный слой —
буржуазию, которая фактически стала организатором производства
и превратила дворянина феодала**** в такого же паразита, как
и древний рабовладелец. А голод, страдания и мятежи народа
прекрасно доказывали, что феодальная форма собственности
стала тормозом для буржуазного производства. Борьба и победа
буржуазии***** над дворянством снова изменила форму
эксплуатации: крепостной стал «вольным» рабочим, феодальная форма
собственности сменилась буржуазной.
Но и буржуазное общество отжило уже свое время.
Господствующий класс уже не в состоянии прокормить своих кормильцев
рабочих. Безработица, кризисы, голодовки, болезни рабочего
класса говорят об этом слишком красноречиво. А сама буржуазия
стала уже такой же паразитической, как и прежнее дворянство.
Гибель буржуазного строя, т. е. новая перемена в собственности,
стала неизбежной — пробил торжественный час великой
социальной революции.
* Нравоучение.
** Власть.
*** Политическое первенство.
**** Владелец земли (помещик).
***** Купцы, торговцы, богатый человек.

406
Я. НОВОМИРСКИЙ
Царство капитала
Современная буржуазная форма присвоения — частная
собственность выросла на почве прежней, буржуазной форме
производства, на почве так называемого ремесла.
Но великий технический переворот XVIII в. радикально
изменил все производственные отношения. Мелкий ремесленник
со своими примитивными* орудиями труда не мог
конкурировать** с могучими орудиями крупного капиталиста. Шаг за шагом
врывается крупный капитал со своей машиной во все уголки
мелкого производства. <...>
Капитал имеет только одно стремление — беспрерывно и
безгранично увеличивать количество прибавочной ценности —
количество выжатого и неоплаченного труда. <...>
Но недостаточно выжать возможно большей рабочей силы
из соков работника: созданный трудом товар капиталист должен
продать. И вот после бесстыдной, расточительной траты
человеческих сил современных рабов начинается безумная борьба на рынке
за сбыт кровавых продуктов, начинается конкуренции между
самими капиталистами. И в этой борьбе более богатый торжествует
победу и вырывает богатство из рук побежденная соперника.
Результатом ненасытной жажды произвести и сбыть возможно
больше являются кризисы*** и колониальные**** войны. Рынок
неизбежно переполняется товарами, которые не могут быть куплены
обедневшей народной массой. Начинается сильное падение цен.
Капиталисты сокращают или прекращают производство,
торговые и финансовые сделки. Целые массы рабочих остаются без
работы, на улице, под угрозой голода, нищеты и преступлений.
Этот ужас продолжается до тех пор, пока так или иначе не
будут раскуплены излишние массы товаров, не подымутся цены
и не будет восстановлено равновесие: тогда кризис постепенно
сменяется расцветом, чтобы снова уступить место еще более
продолжительному, более глубокому и более суровому кризису. <...>
Кризисы, безработица и голод, громадный процент
смертности рабочих, непосильное бремя налогов, солдатчина, которая
* Простой.
"* Соревновать, соперничать.
"* Переходное состояние, время безработицы.
* Индия — колония англичан; отдаленные владения государства.

Манифест анархистов коммунистов
407
убивает в человеке все свободное, гордое и светлое,
проституция, — вот что принесла миру буржуазия Но она не только убила
благосостояние рабочих масс, она грубо ворвалась во все тайники
человеческой жизни и загрязнила, опошлила ее. Уютную
мастерскую она заменила грязной фабричной казармой, семью —
проституцией, дух бесшабашной наживы сделала душою жизни,
войну всех против всех — ее законом.
Она не постыдилась внести ложь и разврат в тот самый
священный храм науки, в котором она еще недавно сама благоговейно
приносила жертвы богу Разума. Ее лакеи, наемные ученые,
начали позорную проповедь религии и метафизического* идеализма,
созидать и восстановлять самые безумные системы морали: они
стали поднимать из праха все то, что она сама когда-то, в пору
юности, так дерзко повергла на землю. <...>
Но, к счастью для человечества и культуры, в недрах
современного общества родились силы, которые должны и могут
положить конец царству Капитала. И эти силы растут с каждым
днем. Их роста ничто остановить не может. Против них бессильны
тюрьмы, войско и ложная наука. Медленно, но верно они
подрывают сами корни современного строя. Эти силы — сознание
и организация рабочего класса.
Социальная революция
Все страдания и муки прежних угнетенных трудящихся
классов не могли дать полную свободу труженику потому, что
слишком слабы были производительные силы, чтобы полное
экономическое равенство, т. е. совершенно вольная
организация труда, повело человечество вперед, а не назад, и потому,
что слишком неразвит был трудящийся класс, чтобы сам взял
на себя руководство производством. Постоянно нужен был
специальный организатор. Но, организуя производство, организаторы
неизбежно становились во главе его: экономическое первенство
рано или поздно приводило их к политическому господству,
к классовой диктатуре. <...>
Капитализм сделал еще больше: он создал ту общественную
силу, которая может и должна взять на себя задачу разрушения
буржуазная общества — он создал современный пролетариат.
* Наука о сверхчувственном.

408
Я. НОВОМИРСКИЙ
И не только создал, он сам разбудил его сознание и толкнул его
на дело классовой организации.
В сущности капитализма лежит тенденция — уравнять всех
пролетариев перед деспотической волей капитала. Один и тот же
рабочей день, одновременное начало и прекращение работ,
одна и та же дисциплина, один и тот же эксплуататор, почти
одна и та же плата! Все это невольно развивает в рабочих идею
солидарности* их интересов, будит взаимное братское
сочувствие. К тому же капитализм концентрирует** промышленный
и торговый пролетарий в нескольких местах и этим неизмеримо
увеличивает его силу, делает его господином промышленных
центров и, можно смело сказать, господином даже всей страны.
Общая работа, общая борьба, общие страдания создают в
пролетариате благородные мечты и сознание о его великом
общественном значении и высокой исторической миссии***. И сознание
это растет параллельно**** развитию капитализма. <...>
На последующей стадии развития капитализма, с полным
торжеством крупного производства, машина железными цепями
приковывает работника к капиталисту, хозяину и повелителю
страны. Общество превращается в одну чудовищную фабрику,
где повелевает один и тот же капиталист, угнетен и задавлен
один и тот же рабочий. Ссоры между отдельными группами
эксплуататоров все больше исчезают. Промышленные
капиталисты, купцы, финансисты и землевладельцы превращаются
в одну массу, один сплоченный класс, живущий соками рабочих.
Но и среди рабочих исчезает рознь, отмирают различия и
соперничество обученных и необученных тружеников,
интеллигентные работники превращаются в настоящих пролетариев.
Теперь борются не отдельные группы рабочих с отдельными
капиталистами: это воюет Пролетариат и Буржуазия, Труд
и Капитал. На этой ступени развития создаются громадные
национальные и международные союзы рабочих и зреет мысль
о единой всемирной организации Труда. Это эпоха генеральных
стачек.
Что же будет дальше?
* Единомыслие.
** Сосредоточивает, собирает.
■""■•'• Назначение.
'*** Соответственно.

Манифест анархистов коммунистов 409
Нужно быть слепым, чтоб не видеть, как на горизонте
вырисовывается уже новый и последний фазис* борьбы рабочего класса.
Посредством генеральных** стачек, в рамках существующего
строя можно добиться 8-ми или даже 7 часового рабочего дня,
можно значительно повысить плату. Но дальнейшее
совершенствование техники, рост армии безработных, выступление
на арену новых капиталистических конкурентов, кризисы,
повышение цен на предметы первой необходимости, рост
налогового бремени сведут почти к нулю материальное значение
завоеванных улучшений. Рабочие необходимо должны
натолкнуться на барьер — на капитализм. Они должны тогда
понять, что дело не в капиталистах одной страны или всего мира,
а в самом капиталистическом строе. Тогда непосредственной
целью борьбы станет Социальная Революция, программой
для — уничтожения частной собственности на все средства
производства. <...>
Коммунизм неизбежен
Что лежит в основе коммунизма? Ясный и точный принцип:
каждому по его потребностям. Это значит, что все члены
трудового общества имеют одинаковое право на удовлетворение всех
своих насущных потребностей. Что современное общество сделало
возможным коммунизм, об этом мы уже говорили. Нужно только
показать, что всякая другая форма невозможна, что коммунизм
необходим.
В самом деле, что говорит коллективизм? «Каждому по его
труду» или иными словами: «Каждому продукт его труда».
Какая жалкая утопия!
Каждому по его труду! Но как измерить количество труда
отдельной личности? <...>
Если мерой труда будет рабочее время, то как измерять
рабочее время? Нужно ли признать, что все виды труда, все рабочие
часы равны между собою?
Если все рабочие часы равны, то, при одном и том же рабочем
дне, все платы будут также равны. А это ведь просто означает,
что каждый член общества будет иметь право на одинаковую
* Ступень развития.
** Общих.

410
Я. НОВОМИРСКИЙ
долю общественного богатства. Это-то и есть окольное признание
коммунизма, которого открыто добиваются анархисты.
Если же виды труда неравны между собою, то каким образом
социал-демократическое начальство установит отношение между
ними? Теперь это стихийно делает беспощадная конкуренция.
Но она ведь исчезнет вместе с частной собственностью на средства
производства. Кто же установит отношение между трудом
ткача, портного и учителя? Кто и где найдет критерий* для оценки
всех разновидностей человеческая труда? Никто и нигде, кроме
произвольной законодательной власти.
Закон установит, кто, где, как и сколько должен работать.
Закон же установит и отношение между всеми видами труда,
т. е. кто какую плату должен получать за свой труд.
Ясно, что из платы каждого работника государство будет
вычитывать: 1) средства на содержание законодательной власти
и исполнительных чиновников, 2) средства на содержание
неработоспособных, 3) расходы по поддержание общественных
учреждений, 4) на вознаграждение свыше средней нормы тех
видов труда, которые закон признает более сложными. Сколько
нужно невежества и бесстыдства, чтоб утверждать, что при таких
обстоятельствах каждый получит по своему труду! Ведь с
таким же правом и современный буржуа может утверждать, что
в буржуазном обществе каждый рабочий получает соответственно
своему труду, соответственно количеству затраченной энергии.
Чем отличается тогда пресловутый коллективизм от
капитализма? Рабочая плата остается нетронутой, рабочий день
регламентируется законом, экономическое неравенство сохраняется,
а главное, в силе остается самый позорный институт
современности — наемный труд... Что изменилось? Но всей вероятности,
плата несколько повысится. Вот и всё. Исчезнет ли безработица,
этот бич работника? Нисколько. <...> Производство впадет в
такой бессмысленный хаос, который является не анархией, а ее
сквернейшей карикатурой**.
Избегнуть этого хаоса государство сможет только двумя
способами: или не платить излишним работникам и этим заставить
их перейти в другие отрасли труда, где их рабочая сила нужна,
или заставлять заниматься тем или иным трудом.
* Здравое суждение.
* Рисунок в смешн[ом] виде.

Манифест анархистов-коммунистов
411
Первый способ вполне восстановляет современный
капитализм, второй идет дальше и воскрешает все прелести рабства.
Разница только та, что теперь работодатель или рабовладелец
будет добровольно избран народом посредством всеобщего
голосования, и их иго будет еще прочнее, так как будет покоиться
на фикции* народного самодержавия. <...> Коллективизм есть
только Государственный Капитализм. Рабочий станет вполне
рабом своего хозяина — Государства, так как исчезнет
единственное ограничение произвола современного капиталиста, именно:
конкуренция между самими капиталистами. Государство будет
единственным обладателем капитала, единственным
работодателем и единственным обладателем власти. Власть хозяина, судьи
и полицейского будет сосредоточена в руках одного чудовища —
Государства, вездесущего и всесильного.
Понятно, что судьи, чиновники, вообще гак называемые
интеллигентные работники приобрели бы небывалое влияние. За
феодальной аристократией меча и буржуазной аристократией золотого
мешка выросла бы новая аристократия, аристократия знания. Как
ужасно было бы это иго, трудно представить себе теперь.
К счастью коллективизм является такой же реакционной**
утопией***, как и феодализм. Новая социальная революция
покончила бы с этим новым видом рабства и осуществила бы тот
общественный строй, который один только может быть прочным
наследником капитализма, именно: полный коммунизм, т. е.
общую собственность на все средства производства и продукты
потребления.
Но коммунизм в экономической власти неизбежно должен
увенчаться анархией в области политической. Поэтому рядом
с полным уничтожением частной собственности должно идти
полное уничтожение Государства.
Государство
Что такое государство? Мы уже знаем ответ на этот вопрос.
Государство, это организация для охраны существующей формы
собственности, т. е. данной формы эксплуатации. <...>
Вымысел.
Движение назад.
Неосуществленная теория.

412
Я. НОВОМ И РСКИ И
Но и восточная деспотия, и городская коммуна, и вольный
Новгород, как и всякое государство, имеют одну основную
задачу — охранять существующую форму собственности. Как это
сделать? Способ только один: предупреждать и карать всякое
покушение на нее.
Это достигается раньше всего тем, что постепенно создается
целая система общеобязательных норм, система права. На этой почве
рано или поздно вырастает специальный орган — законодательная
власть. <...> В буржуазном обществе официально законодателем
является самодержавный народ, фактически собрание делегатов
буржуазии — парламент, подобно тому, как официально в
буржуазном обществе каждый человек получает из национального богатства
пропорционально своей общественной полезности, а фактически
все богатство — в руках одной буржуазии: как в производстве
рабочие тратят свою жизнь только для того, чтоб увеличить
материальную мощь буржуазии, так в парламенте представители рабочих
только усиливают авторитет политической диктатуры буржуазии.
Кроме законодательной власти, нужен орган, который имеет
своим назначением решать вопрос о том, нарушен ли закон и какой
именно. Это — суд. Выбирается ли судебная власть
господствующим классом посредством голосования или жребия, назначается ли
королем или избирается всем народом, она может иметь только
одну задачу — карать всякое нарушение существующего права.
Завершением государства является исполнительная власть,
в руках которой находятся вся материальная сила, которая изо
дня в день предупреждает, пресекает и карает. Это
правительство с полицией, шпионами, жандармами и армией. Различная
организация правительственной власти в различные времена
и в разных местах вытекала только из потребности
приспособиться наилучше к данным общественным отношениям.
Все эти части государственной власти связаны между
неразрывными узами, как звенья одной цепи. Где существует
малейший зародыш власти, хотя бы только в виде обязательных общих
законов, рано или поздно с естественной необходимостью
вырастает вся государственная машина: вначале суд, потом более или
менее смягченная форма правительства, а затем и подходящая
форма организованной силы. <...>
История государства есть история порабощения трудящихся
масс, история гнета, грабежа и насилия. Государство всегда
давило своей тяжелой лапой все стороны человеческой деятельности.

Манифест анархистов коммунистов
413
Под его ядовитым дыханием глохли искусства, умирала поэзия,
погибали бесплодно благородные стремления к свободе и свету. <...>
Государство убивает человеческую личность и тем выражает
благородные корни культуры умственной и моральной. В
государстве нет свободных людей — в нем все чиновники или подданные.
Его идеал — даже подданных сделать своими чиновниками, чтоб
привязать всех к своей позорной колеснице и искоренить всякую
возможность социальной революции. <...>
Буржуазия также делает все попытки к тому, чтоб привязать
пролетариат к буржуазному государству и тем подкупить и
развратить его. Умственных пролетариев она привлекает прямо на
государственную службу. Промышленных рабочих она старается
связать государственным страхованием. Государство старается
забрать в свои руки возможно большее количество промышленных
предприятий и стать хозяином возможно больших масс рабочих.
Но все свои усилия оно направляет к тому, чтобы самые
революционные элементы современного общества заинтересовать в своем
существовании: с этой целью оно создаст так наз. «государственный
социализм» и привлекает рабочих к участию в законодательной
деятельности. Поэтому социал-демократия своей парламентарной
тактикой бессознательно кует цепи, которые связывают рабочий
класс и делают его орудием буржуазного государства.
Но идеал государственного порабощения осуществит только
социалистическое государство: ведь там все — чиновники, даже
больше — «промышленные солдаты»*. Трудно представить себе
более сильное государство, трудно придумать более страшное
рабство. Горе человечеству, если пролетариат продаст священное
право свободы личности за чечевичную похлебку
грубо-животного, стадного довольства... Нет! Пролетариат не оденет на себя
страшного ярма государственной власти, потому что она не только
не нужна ему, но и вредна.
Государство не нужно, потому что, с уничтожением классов,
падает самая главная функция (отправления) — охрана
господства одного класса. Все же остальные функции прекрасно могут
исполняться частными вольными ассоциациями. <...> Даже
в своей специальной области, в военном искусстве, государство
бессильно, и успехи военного знания обязаны только вольным
обществам, как не вышел еще ни один гений из патентованных
* Конец II гл. «Коммунистического] ман[ифеста]».

414
Я. НОВОМИРСКИЙ
университетов и академий. Власть убирает инициативу, без
которой невозможно ничто великое.
Зачем же нужно государство пролетариату? Угнетать ему
некого, так как торжество пролетариата есть смерть классов
и привилегий. Охранять существующую форму собственности
бессмыслица там, где господствует полный коммунизм, т. е.
собственность всех. Защищать установившийся порядок от
изменений противно основным интересам рабочего общества,
которое может только выигрывать от непрерывного развития новых
форм общежития. Кому же нужна в будущем государственная
власть, когда она может приносить только вред, внести разврат
властолюбия, стать угрозой народной и личной свободы и убивать
смелые порывы свободной человеческой личности?
Но, может быть, оно нужно для руководства производством?
Какая ограниченность! Разве можно руководить производством,
не руководя производителями? Разве можно «управлять
вещами», не управляя господами вещей — людьми? Ясно, что
невинное «руководство производством» скрывает под собой такую же
форму господства, как капитализм или рабство, что мы показали
уже выше. Устранять же перепроизводство и недопроизводство
могут и вольные рабочие ассоциации посредством свободных
соглашений, как это теперь довольно часто делают тресты.
Почему капиталисты могут прекрасно регулировать производство
без помощи, а иногда и за спиной государства, посредством
простых договоров, а рабочие ассоциации* этого не смогут сделать?
Почему хорошо поставленная статистика, при современных
средствах сношений, не сможет еще больше облегчить задачу
регулирования производства?
<...> Вот почему разрушить государство уже значит
совершить главную работу созидания нового общества. Мы не хотим
сочинить какой-то новый мир. Нет! Мы хотим устранить только
с пути то препятствие, которое не дает современному обществу
мирно перейти в другую фазу и явно толкает его к новому
варварству и гибели. Мы видим, что в недрах современного общества
вполне созрели начала коммунизма и анархии, а государство
насильственно охраняет современный порядок нищеты,
бесправия, невежества, и естественно сам собою напрашивается лозунг:
Долой Государство! Да здравствует анархия!
* Собрания, союзы, организации.

Манифест анархистов-коммунистов
415
Наша тактика
Каковы должны быть наши средства борьбы?
Тактика рабочего класса так же мала, как его идеал —
свержение Капитала и Государства — не может быть придумана,
сочинена, внесена извне. Нет! Ее нужно открыть в недрах
современного общества. Нужно внимательно изучить, где те элементы,
развитие которых разрушает существующее общество и создает
новое. Открыв эти элементы, мы должны своей тактикой
сознательно ускорять их развитие.
Как современные профессиональные рабочие организации —
зародыш будущих вольных ассоциаций, так естественное орудие
рабочего класса — стачка — есть зерно нашей тактики.
Мы видели, что пролетариат, вместе с развитием
капитализма, все больше расширяет и углубляет свою борьбу: частичный
стачки теряют свое значение, даже массовые переходят в
генеральные (всеобщие).
Что должны делать мы — передовой отряд пролетариата? Мы
должны сознательно ускорять стихийный ход борьбы рабочего
класса: мы должны мелкие стачки превращать в генеральные,
а последние превратить в вооруженное восстание рабочих масс
против Капитала и Государства.
Во время этого восстания мы должны при первом удобном
случае приступить к немедленному захвату всех средств
производства и всех продуктов потребления и сделать рабочий класс
фактическим хозяином всего общественного богатства.
Одновременно же мы должны беспощадно уничтожать все остатки
государственной власти и классового господства: разрушать
тюрьмы и участки, освободив заключенных, уничтожать все
юридические акты о частной собственности, все полевые
изгороди, межи, жечь долговые свидетельства, — словом, мы
должны позаботиться о том, чтоб стереть с лица земли всё, что
напоминает право на частную собственность. Взорвать казармы,
жандармские и полицейские управления, расстрелять наиболее
видных военных и полицейских начальников — должно быть
важной заботой восставшего рабочего народа. В деле
разрушения мы должны быть беспощадны, так как малейшая слабость
с нашей стороны может стоить потом рабочему классу целое море
лишней крови. Разрушая дотла все остатки господства Капитала
и Государства, мы должны стараться возможно скорее начать

416
Я. НОВОМИРСКИЙ
производство на новых началах, т. е. расширить существующие
рабочие организации и их союзы и передать им производство.
Начать дело должен каждый город отдельно и провозгласить
Коммуну, т. е. союз всех свободных рабочих ассоциаций
становится хозяином города. При первом удобном случае Коммуна
городская входит в сношения и составляет союз с окрестными
сельскими коммунами. Расширение союза, объединение всех
коммун в одну громадную национальную или международную
федерацию* есть дело дальнейшего развития.
<...> Бросьте рабское уважение к закону, берите все, что
вам нужно! Накормите всех голодных и оденьте всех в чистые,
праздничные платья! Разрушьте свои грязные подвалы и
переселитесь в роскошные палаты праздничных богачей! Кто вам будет
мешать, того устраняйте с пути, как врага вашей свободы!» Как
видно, мы — анархисты, имеем прекрасное средство прокормить
бастующий рабочий класс...
Однако, нам могут сказать, что польза генеральной стачки
не окупает страшных жертв, которые она должна стоить. На это
мы даем ясный ответ. Мы охотно избавили бы пролетариат
от лишних страданий. Но как это сделать? Мы убедились, что
законодательные реформы почти ничего не дают рабочим или
сводятся на нет буржуазией. Нужно поэтому, чтоб сам рабочий
класс своею деятельностью, своею борьбой добивался лучшей
жизни. А у рабочих есть только одно боевое оружье — стачка.
Но частичная стачка с каждым днем всё притупляет свое значение
вместе с ростом сил капитала, с увеличением союзов
капиталистов. Одно могучее, неотразимое и страшное орудие осталось
в руках работников — это всеобщая стачка. <...>
Но нам еще могут сказать: неужели вы мечтаете сломить такую
грозную силу, как современное государство? Мы ответим, что
генеральная стачка есть лучшее средство ослабить и уничтожить
эту силу. Армия сильна только до тех пор, пока она сосредоточена
в нескольких пунктах и вполне сохранила строгую дисциплину.
Но что станет с армией, когда ей придется разбросаться по всей
стране? Что станет с дисциплиной, когда солдат убедится, что он
имеет дело не с кучкой «внутренних врагов», а со всем рабочим
народом? Не вспомнит ли он, что и у него на родине остались
родные, которые тоже бастуют и которым гоже угрожает смерть
* Союз автономных областей (Соед. Штаты С.-А).

Манифест анархистов-коммунистов
417
от ружейного дула? Не дрогнет ли сердце рабочего в мундире
перед грандиозным величием восставшего народа? Не
проснется ли в нем братское чувство солидарности всех трудящихся, всех
угнетенных? В ту минуту армия сразу станет бессильной перед
лицом восставшего труда, и Государство рухнет при ликующих
кликах освобожденная человечества.
Итак, для нас, анархистов-коммунистов, борьба
экономическая и борьба политическая не представляют собою двух
совершенно отдельных, друг от друга оторванных областей. Нет! Они
сливаются для нас в одну и ту же борьбу самого рабочего класса
против всех форм гнета — против Капитала и против Государства.
Только мы действительно проводим в жизнь великий
принцип: «Освобожденье рабочих должно быть делом самого рабочего
класса», ибо мы не поручаем освобождение трудящихся кучке
политиканов, взвалив на плечи пролетариата только жалкую
борьбу за мелкие реформы. Мы убеждены, что только прямая
борьба рабочего класса может и должна привести к полному
разрушению существующего строя.
* * *
Мы можем поэтому нашу тактику формулировать так:
Участвуя в борьбе рабочего класса, руководя ею, беспрерывно рас
ширяя и углубляя эту борьбу, зажечь и поддерживать пожар
гражданской воины до тех пор, пока мы не вырвем с корнем
господства Капитала и Государства.
Вот наше учение и вот наши средства борьбы! Пусть же
исчезнет вздорная сказка о «новых варварах»! Мы хотим разрушить
не культуру, а иго рабства: мы — «варвары» только для господ
современных рабовладельцев...
Суровы средства нашей борьбы. Но разве мы виновны в этом?
Жестокая жизнь нас толкает в битву и дает нам в руки железный
молот, чтоб разить врагов беспощадно и добиться цели, нашей
славной цели...
Мы идем спокойно, весело не потому, что нам не больно вечно
звать к кровавой битве... Нет! Нет! Но потому, что там, вдали,
за трупами героев, за баррикадами, залитыми кровью, за всеми
ужасами гражданской войны, нам сияет уже величавый,
прекрасный образ человека, без бога, без хозяина и без власти.
Мы ненавидим религию, потому что она лживыми сказками
усыпляет душу, отнимает бодрость и веру в силы человека, веру

418
Я. НОВОМИРСКИЙ
в торжество справедливости здесь на реальной* земле, а не на
фантастичном небе. Религия все покрывает туманом: реальное зло
становится призрачным, а призрачное благо — реальным. Она
всегда освящала рабство, горе и слезы. И мы объявляем войну
всем богам и религиозным басням. Мы — атеисты.
Мы ненавидим рабство во всех его видах. А разве «вольный
рабочий» не раб? Разве кнут хозяйский не висит над головой
пролетариата? Рабочий перестал быть рабом одного господина,
одного хозяина... Но разве он не раб всего класса хозяев? Пусть
возмутится современный раб и бросит своего господина — всё равно
голод погонит его к другому хозяину и снова потянется лямка
вечной работы, вечного голода, вечного рабства. Нужно вырвать
с корнем деление людей на господ и рабов. Мы — коммунисты.
Мы ненавидим власть — эту вечную охрану рабства и врага
свободы. Уничтожив господ, зачем оставить кнут господский: разрушив
силу капитала, зачем оставить его защиту — Государство? Разве
дать человеку хлеб значит раздобыть свободу? Ведь и свиньи в хлеву
имеют корму... Не к мещанскому счастью зовем мы рабочих — мы
зовем их к свободе, к абсолютной свободе. Мы — анархисты.
Мы хотим рассеять мрак и невежество и уничтожить
предрассудки, чтоб понял пролетарий весь мир, понял самого себя и все
величие человека. Мы хотим оторвать работника от вечных забот
о желудке, дать ему разогнуть свою спину и открыть ему целый
новый мир — мир прекрасных форм и чудных звуков.
К тебе обращаем мы речь, брат наш — рабочий! Проснись,
оглянися вокруг! Посмотри, как ты унижен и как ты беден!
Вспомни, что ты человек и что ты — ты создал весь этот мир
богатства! Пойми, что пролетарии всех стран — твои братья,
у всех вас одна задача — разрушить мир наживы и создать мир
свободы, у всех одно средство — вооруженное восстание и
насильственный захват всех орудий и всех продуктов труда... Горе
врагам рабочего класса!
©^
Действительной.

«ч^
АНАРХИСТ
Открытое письмо «молодым»
социалистам-революционерам
Революция — не только время борьбы, но и время
образования новых учений, партий, кружков.... Возникают они массами,
гибнут незаметно... Являются молодые партии, которым так
и не суждено дожить до старости. Это, конечно, не обязательная
участь всех. А потому каждое из новых нарождающиеся учений
имеет право требовать к себе внимания.
Вы, « молодые», молоды не только тем, что работаете недолго,
но и тем, что вы еще не успели определить своей физиономии.
Это — не упрек. Это — указание на факт, с которым вы,
вероятно, и сами согласитесь. Потому-то вы, надеюсь, не удивитесь,
если обращусь к вам с открытым письмом, прося разрешить
мои недоумения. Хочу себе уяснить вашу физиономию. Читая
вашу литературу, я вынес впечатление чего-то неопределенного,
рыхлого, расплывчатого... от берега парламентского
социализма отплыли, до берега анархического коммунизма не доплыли.
И вертится, крутится ваша партийная лодочка.
Но раньше всего объясню, чем именно вы приковали мое внимание.
Вы откололись от «старых» С.-р-ов. Вы призываете к
социальной революции сейчас же; то есть отказываетесь от програм-
мы-минимум, от парламентаризма. Признаете революционную
экономическую борьбу — экономический террор.
Правда, ходят слухи, что в признании экономического террора
вы порядочно подхрамываете... Но слухам ведь доверять нельзя,
а поэтому — пока об этом забуду.
С другой стороны, вы коллективисты (большинство из вас)
и государственники. Признаете «диктатуру пролетариата». Скажу

420
АНАРХИСТ
вам, что меня не столько смущают пункты нашего разногласия
(коллективизм и государ.)» сколько пункты нашего согласия. Где
я с вами расхожусь — это мне ясно; где и насколько мы сходимся,
и сходимся ли — вот это неясно. Я, конечно, приветствую ваш
отказ от программы-минимум, от парламентаризма, так как вижу
в этом нашу победу, победу анархистов-коммунистов... Вы — наши
ученики. Не мы ли выдержали отчаянную, могучую борьбу за все те
пункты, которые вы признаете. Отказ от парламентаризма...
революционная борьба... Господи, сколько крови пролито за это и сколько
льется и теперь! «Утописты! Убийцы! Выродки!» — так встретила
нас буржуазия и буржуазные социалисты... Но мы не пугались
этих громовержцев... С глубокой верой в свою правоту анархисты
продолжали свое творческое разрушение... Тюрьмы... виселицы...
пытки... этим ответила буржуазия; грязью и злобой — социалисты...
Прошли годы. Участились схватки между капиталом и трудом...
ярко выступила беспомощность и ненужность парламентаризма...
необходимость насильственной борьбы и в «свободных» странах.
Демократы на время смутились, но скоро оправились: они
затрубили о необходимости всеобщей стачки, мирной, конечно; стачки
политической — это тоже понятно. Но это разочарование не прошло
даром для раба современного общества... Чутко стал
прислушиваться пролетарий к речам бунтаря-анархиста. И медленно, но верно
разрастался и разрастается анархизм. О, да, легализм и на него
отчасти повлиял; законность притупила острие меча; но битва
близка, а в битве опять он приобретет прежний блеск и силу...
По пролетарским рядам пронесся клич: «Долой мир с буржуазией,
купленный за свободу социалистических фраз!» Этот клич
прозвучал и по всей России великой... Вы, «молодые», не остались глухи
к этому кличу. Это наша победа — это победа и революционного
класса. Не думайте, что мы преувеличиваем значение этой
победы — нет, но она характерна для современного момента.
Вы коллективисты и государственники... Что же, об этом
специально с вами говорить не приходится. Возражения,
выставленные в статье «о коллективизме и государственности» на эту
тему относятся, конечно, и к вам. Разве только одну маленькую
добавочку: поскольку мы признаем, что у социалистов-демократов
две программы-минимум (одна — демократическая республика,
другая — коллективизм), постольку мы не согласны, что вы
окончательно отказались от программы-минимум (см. статью:
«о коллектив, и гос.»). Вы отказались от одной — демократиче-

Открытое письмо «молодым» социалистам-революционерам 421
ской республики, но признаете вторую — коллективизм. И еще:
ваш «коллективизм» как-то особенно странен. В одном виденном
мною вашем листке, между прочим, было сказано: «сама природа
возложила на нас обязанность трудиться; и всякий, нарушающей
ее, этим самым совершает преступление». Это была не
прокламация — я не стал бы придираться к прокламации — а что-то вроде
манифеста; да он, между нами говоря, был почти повторением
знаменитого «манифеста равных». Это обоснование обязательного
труда, и признание отказа от него преступлением есть, конечно,
обоснование коллективизма и государственности. — Обязанности!
Преступления перед законами природы! Может, вы припомните,
сколько во имя «велений природы» было совершено гнусных
преступлений? Во имя этих «естественных» законов, «законов
природы» строилось так много виселиц!... Ведь строящий был так
спокоен! палач мог иметь такое лучезарное лицо! Не кровь
проливает он, а «законы природы» охраняет; это не «живое сердце
биться перестало», а погиб нарушитель «естественного» закона.
И не подумали вы о том, что все естественное не нуждается в
«водворении» полицейским порядком. Уж если пользоваться
«естественными законами», то хоть сделать иной вывод: раз трудиться
обязанность не внешняя, а «голос природы», то уже, наверное,
государство водворять ее не должно будет. Так и говорят
некоторые анархисты, и они, безусловно, логичнее. Шаткость вашего
обоснования меня собственно интересует вот почему: не оказало ли
косвенное давление на ваш коллективизм то обстоятельство, что
вы не хотели окончательно порвать со «старыми»?
А не хотели вы не из-за хитрых дипломатических соображений.
Нет. Вы, может быть, бессознательно чувствовали то же, что я:
хоть вы отказались от программы-минимум, все же вы ближе
к «старым» с.-р-ам, чем к нам. Вот тут-то мы подошли к тому
пункту, который мне особенно хочется выяснить. Мы с вами
согласны, что нужен призыв [к разрушению, террору]. Так. Но нет ли
здесь больше сходства случайного, чем программного, идейного.
Вы признаете экономический террор. Прекрасно. Но на этом
пункте мы, может быть, согласились бы с социал-демократами.
Представьте себе на минутку, что и социал-демократы признали
необходимость сейчас социальной революции, а не буржуазной.
Как вы думаете, стали бы они тогда яростно нападать на
экономический террор? Безусловно, нет. В самом деле: происходит
великий бой между капиталом и трудом, разрешается великий

422
АНАРХИСТ
спор двух миров! Злобный, загрязненный, старый мир
корчится, безумствуя жестоко... Новый мир нарождается... Станет ли
соц.-дем. или «старый» с.-р. охать и стонать по поводу
разрушения, террора? Нет, конечно. Значит ли это, что они признают, как
и мы, террор — тоже нет. А что нас отличает? Наше отношение
к насилию в мирное время господства демократии, время расцвета
«общенациональной» культуры. Мы говорим: духом бунтарства,
насилием мы разрушим буржуазно-демократическую идиллию.
Мы говорим: когда буржуазия будет отуманена пиром «порядка»
и «народовластия», грозная пролетарская рука должна написать:
дух разрушающей — дух созидающий! Мы говорим: все
«свободы» (слова, печати, собраний) для нас не нужны, являются
буржуазной удочкой, если для пользования ими необходим хоть
частичный отказ от насилия; они для нас недоступны — если мы
развернем по всей линии действительно классовую борьбу. Ну,
а террор во время революции — что же об этом и толковать? это
ясно. Так вот теперь вы уже понимаете мое недоумение? Мне мало
знать, что вы признаете террор и прочее; надо — для определения
вашей физиономии, знать, как вы относитесь к террору в период
демократии. Хорошо, вы говорите, что надо призывать к
социалистической революции. Возражения, выставленные из лагеря
«старых» (вспомним хотя бы статью В. Чернова в «Мысли»1) —
ребячески поверхностны — согласен. Но ведь нелепо быть утопистом
и совершенно исключить возможность господства буржуазной
демократии на время; смешно отрицать возможность, что и нас
еще ждет период господства культурного класса капиталистов.
Тогда как вы отнесетесь к антибуржуазному террору? Тогда как
вы отнесетесь к насилию, к буржуазным свободам? На это в вашей
литературе ясного ответа нет. А только это и могло бы рассеять
мои, да, надеюсь, и не только мои, недоумения.
Я себе так представляю логику вашего развития: «старые»
с.-р.-ы выставили в программе-минимум социализацию земли.
Тогда и начался раскол в партии. Многие указывали, что
социализации земли в деревне соответствует социализация фабрик
и заводов в городе. Иначе — так рассуждали оппозиционеры —
программа искалеченная, половинчатая; это какая-то двойная
бухгалтерия. И «оппозиционеры» правы. И опять-таки
возражение В. Чернова, что в городе тоже есть земля, и что она, а не
фабрики и заводы, подлежит социализации, просто вызывает смех.
Но раз социализация земли с логической необходимостью ведет

Открытое письмо «молодым» социалистам-революционерам 423
к социализации орудий производства, то «молодые»
последовательно отбросили программу-минимум и выставили максимум.
Отсюда вытекает их терроризм. Но я уже доказывал, что этот
террор совсем не уничтожает принципиальных и тактических
разногласий между нами и социалистами-демократами. Вот
почему я опять повторяю и резко подчеркиваю необходимость для
вас дать ясный ответ на ясный вопрос: каков должен быть путь
подготовки пролетариата к социальной революции, отношение
к классовому насилию в период демократии? А ваша литература
уделяет этим вопросам страшно мало внимания; вы, то и дело,
поглощены вопросом: нужна ли или не нужна программа-минимум.
Не выяснен у вас и следующий вопрос: вы — государственники;
государство в принципе вы признаете. Добившись в буржуазном
обществе силой какого-нибудь улучшения, не будете ли требовать,
чтобы оно было санкционировано законом? Анархисты этого
не требуют, а вы — не знаю; темна вода во облацех. Было бы
также желательно, чтобы вы яснее говорили о тех результатах,
которые получатся после социализации земли и фабрик. Ибо
словечки «социализация», «национализация» сами по себе
ровно ничего не говорят: вот и Вандервельд в Бельгии требует
«национализации» копей и железных дорог; но в результате эти
«национализации» фактически ничего рабочему классу не дают.
Но это так, мимоходом. Главное же я кончил; я только добавлю
несколько слов о вашей «диктатуре пролетариата». Впрочем,
сомневаюсь, чтобы вы его рассеяли, ибо, откровенно говоря,
сомневаюсь, ясно ли вам самим, что за этими словами кроется...
Разберемся в этом. Многие из вас на вопрос, что такое
«диктатура пролетариата», отвечают: пролетариат должен выступить
организованно, планомерно. Уверяю вас, что сам такие речи
слыхал. Но вы-то сами посмеетесь над этим. В самом деле.
Анархисты не за организованность? Не за планомерность? Конечно,
да! И с каких это пор организованность и планомерность действий
называется диктатурой? Но говорят еще иное: «во главе движения
должны стать более опытные, более даровитые люди». Это так.
И Кропоткин, и Бакунин согласятся с этим; они указывают, что
более даровитые, знающие были и будут помощниками рабочего
класса в великой освободительной борьбе... но при чем же здесь
«диктатура»? Если так, то каждая группа анархическая, вся
фракция «молодых» — диктаторы! Они ведь более опытные, более
знающие... Перейдем, наконец, к третьему, наиболее вероятному,

424
АНАРХИСТ
предположению: под диктатурой вы разумеете захват власти силой
для организации сил, для борьбы с реакцией... Но и тут беда: что
разуметь под властью? Разумеете ли фактическую силу —
духовную и физическую — трудящихся? Этой властью вы будете
защищать революцию? Но как же, какая же сила у анархистов будет
бороться за революцию, если не фактическая сила рабочих масс?
Остается последнее, наиболее вероятное предположение: отчасти
сами рабочие, а особенно отсталые слои населения, часть армии
заражены боязнью и уважением к власти. Часть отсталого населения
привыкла слушаться тогда, когда свыше приказано. Часть армии,
не перешедшая на сторону революции, может легко повиноваться
приказу, декрету, власти. Да, увы, еще сами рабочие отчасти
развращены и отуманены государством и, пожалуй, яростней будут
отстаивать свои же требования, но санкционированные властью
и сделавшиеся законом. И вы хотите использовать эту боязнь, это
уважение! Хотите дело освобождения и дело обороны вести,
расширяя идею власти?! А тогда вы в нас имеете непримиримых врагов.
Все слои населения должны подчиниться или фактической силе,
или убеждению. Момент освобождения рабочего класса должен
быть моментом освобождения от идеи какой-то благодетельной
организованной власти, от почитания ее, как и от боязни.
Пользоваться властью для блага рабочих и для устрашения их врагов —
одинаково реакционно, ибо только тогда духовно и фактически
освободится рабочий класс, когда разрушит в себе веру во всякую
власть — добрую или злую, карающую или милующую. И время
революции — великое время духовного перерождения рабочих масс!
Тогда-то они видят свою мощь! Тогда-то должна развернуться
самодеятельность рабочих масс! Тогда-то надо разрушать,
разрушать и разрушать веру и боязнь власти! А вы эти инстинкты
хотите использовать! На этих мутных, реакционных инстинктах
опереться, хотя и для очень хороших целей! Нет, вам, очевидно,
самим не ясен смысл этой «диктатуры»! А она или имеет этот
смысл, тогда — долой ее! Ничего, кроме вреда, она не принесет!
Или никакого смысла не имеет — тогда выкиньте из своего
словаря эти бессодержательные фразы.
Итак: 1) поскольку вы коллективисты и государственники,
постольку вы все-таки признаете программу-минимум.
2) Ваше отношение к насилию и демократии должно быть
выяснено; иначе я не думаю, чтобы вас можно было назвать
анти-буржуазными террористами.

Открытое письмо «молодым» социалистам революционерам 425
3) Выяснено должно быть: будете ли вы требовать оформления
законом силой добытых прав.
4) Вы должны объяснить, что такое ваша «диктатура». Тут
я, собственно, даже полагаю, что или это фраза, или вредное
и реакционное желание использовать рабские инстинкты массы.
Я кончил. Хочу только добавить. Может быть, ваши
разъяснения самым коренным образом изменять мои взгляды на настоящее
и будущее вашей фракции. А теперь вы кажетесь мне чем-то уже
очень неопределенным, рыхлым; ваши теории — молодыми,
зелеными... И невольно возникает вот какая мысль. Революция
на время Кончится. Буржуазия на время окажется госпожой
положения. Потекут мирные парламентские дни или борьба за
улучшение парламентаризма. Для анархистов-коммунистов это будет
причиной более резкой, более классовой тактики... Для «старых»
с.-р-ов — призывом к еще более мирной культурной борьбе...
Расстояние между анархистами и «старыми» увеличится. А вы — вы
останетесь посередине, одинокие, затерянные... Я уже указал
на вашу неопределенность, расплывчатость... Но вечно длиться
она не может. И в ваших рядах наступит смущение... Но
ненадолго... некоторые очнутся точно от долгого сна... Очнутся и побегут
туда, куда давно влечет их судьба — к «старым» с.-р-ам. Часть,
изверившись окончательно, откажется от своих верований, — это
бывает при разложении всякой партии. Третьи пойдут к нам.
И будут они сеять семена бунта и возмущения во имя великого
созидания! «Утописты, убийцы, выродки!» — так встретит их хор
голосов... И между ними они ясно расслышат сытовато-злобный
фальцет «старых»...
И, довольные, что отряхнули прах с ног своих, они отдадут
свои силы на служение анархическому коммунизму. А впрочем:
это только так, предположение... С окончательным выводом я
подожду до разрешения вами моих недоумений.
€^

€^
M. КОРН
Революционный синдикализм и анархизм
<Фрагменты>
Мы переживаем теперь крайне интересный момент в истории
развития рабочего движения и социалистической мысли.
Социалистические партии, превратившиеся в партии исключительно
парламентские и на целый ряд лет застывшие в полном
довольстве собою, в полном отрицании всякой критики, не заметили,
как совершенно независимо от них выросло и развилось новое
движение — то движение, которое стало теперь повсюду известно
под именем революционного синдикализма.
Вначале социал-демократия отнеслась к нему презрительно,
враждебно: она узнала в нем близкого родственника анархизма
и перенесла на него всю свою ненависть к последнему. Против
него не щадили ни насмешек, ни клеветы, ни интриг. Но
революционный синдикализм быстро рос и становился силой, и вражда
к нему отзывалась гибельно не на нем, а на самих
социалистических партиях: все дальше и дальше уходила от них рабочая
масса, и все непримиримее по отношению к ним становилось
синдикалистское движение. Скоро стало ясно, что так
называемые «рабочие партии» живут совершенно вне рабочих, а рабочее
движение идет своим, не только независимым, но и враждебным
им путем. И вот, в настоящее время перед партиями стоит
дилемма: или окончательно отказаться от претензии воплощать в себе
дух и интересы рабочего класса, или приспособиться к новому
течению. <...>
Все это — не что иное, как попытки обновить
социал-демократию, внести в нее исчезнувшую революционную и
социалистическую идею, но притом сделать это так, чтобы это не показалось

Революционный синдикализм и анархизм
427
капитуляцией перед идеями анархизма (близость которого
с современным революционным синдикализмом бросается в
глаза). Мало того: главная цель этих попыток — вырвать рабочее
движение из рук анархистов. Аргумент: «Если мы не сделаем
того-то и того-то (напр., не заявим о своих симпатиях к идее
всеобщей стачки, не будем протестовать против увлечения
парламентаризмом и т. д.), то рабочие уйдут к анархистам» —
сделался в последние годы очень веским аргументом в социал-
демократической среде. Даже в России, где еще собственно нет
настоящего рабочего синдикалистского движения, мы видим
то же самое. Уже теперь Хрусталев, призывая социал-демократов
к более тесному общению с рабочей массой, грозит им влиянием
«анархо-синдикалистов»1. <...>
Как бы то ни было, однако, это положение заключает в себе
некоторую опасность. Новое направление в социал-демократии
бесспорно стремится к одному только: это — преподнести рабочим
все те же идеи под новым, популярным, флагом синдикализма
и тем повернуть живое революционное течение в старое русло
социал-демократической программы. Вот почему революционному
синдикализму следует остерегаться дружественного отношения
социал-демократии гораздо больше, чем ее вражды.
* * *
В одной из следующих статей мы займемся вопросом о
происхождении и исторической преемственности
революционно-синдикалистских идей; теперь мы имеем ввиду только их отношение
к современным социалистическим течениям. Идеал и программа
социал-демократии всем известны: коллективистское
централизованное государство, сосредоточивающее в своих руках всю
экономическую жизнь; завоевание политической власти, как
путь к достижению его и как цель социалистического движения;
парламентская деятельность, как необходимая принадлежность
социалистической программы — все это идеи, в сфере которых
мы долго почти исключительно вращались и которые, в глазах
многих, слились даже с самым понятием социализма.
Сопоставим же эти положения с руководящими положениями
революционного синдикализма, и мы увидим, что здесь — два
противоположных полюса социалистической мысли.
Цель рабочего движения здесь — установление такого
общественного строя, в котором владение орудиями труда перехо-

428
M. КОРН
дит к рабочим, организованным в производительные группы,
свободно федерирующиеся между собою. Эти экономические
организации должны заменить собою всякую организацию
политическую, т. е. государственную.
Современные рабочие союзы не что иное, как зародыши этих
будущих групп. Путь к достижению этой цели —
непосредственная экономическая революция, экспроприация, производимая
самими рабочими организациями, помимо всякого участия
политической власти. Началом и могучим орудием этой революции
должна послужить всеобщая стачка.
В настоящей, повседневной борьбе с буржуазией — захватный
порядок и все средства непосредственной рабочей борьбы: стачки,
бойкот, саботаж*. Деятельность парламентская, избирательная
в этой программе не существует: она не возбуждает никаких
надежд, никакого интереса. <...> Прибавим к этому, что в
организационном отношении революционный синдикализм держится
федералистических принципов; что дисциплина в нем не ценится,
культ большинства не существует. Наконец, отсутствие
уважения к закону и легальности и самый резкий антимилитаризм
дополняют общую физиономию движения.
Не нужно долго думать над этими понятиями, чтобы увидеть
и решить категорически, к какому направлению в социализме
это течение примыкает. Это — те самые идеи, которые всегда,
с самого Интернационала, проповедовал анархизм. Еще
Бакунин в своей статье «Политика Интернационала»** обрисовал
желательную ему политику такими чертами, что современное
синдикальное движение кажется буквальным осуществлением
этой программы. Затем, вся последующая анархическая
пропаганда в Западной Европе, вся литература — газеты «Le Révolté»
и «La Révolte» (мы берем наиболее сильные и типичные), «Речи
бунтовщика» и «Завоевание хлеба» Кропоткина, целая масса
брошюрной литературы, — вся практическая деятельность
анархистов в рабочей среде — что это, как не проведение тех же
самых принципов? Разница только в том, что в анархизм
входит еще и ряд философских, этических, исторических и других
* Порча материала или, вообще, »плохая работа за плохую плату*. Термин
еще не имеющий соответственного в русском языке.
* Газета «Egalitc*, 1869 г. Русский перевод вышел отдельной брошюрой
в издании «Свободы» (Москва, 1906).

Революционный синдикализм и анархизм 429
взглядов, тогда как синдикализм есть движение чисто
практическое. Но с этими практическими взглядами совместима
только одна теория, и это — теория анархическая. Только она
может служить обобщением этой практики и путеводной нитью
для нее. <...>
Стройный социологической или исторической системы
синдикализм, конечно, не выработал; это никогда и не было
его задачей. Тем не менее мы находим в синдикалистской
пропаганде две довольно ясно просвечивающие идеи: это —
отрицание фатальности исторических законов и революционная
роль меньшинства. Первый вопрос явился им в виде вопроса
о Лассалевском «железном законе» заработной платы2, и они
ответили на него так: «Этот закон был бы, может быть, таковым,
если бы не существовало рабочего движения, но оно существует,
а потому окажет свое давление и помешает закону оправдаться
на деле. Наше активное вмешательство изменит фатальный ход
вещей». <...>
Революционная роль меньшинства — вторая, более
разработанная, историко-философская идея синдикалистов.
Эта идея встречается во всех программных, так сказать,
произведениях синдикализма и обусловливает самый характер его,
как движения революционного, не желающего приспособляться
к общей массе всегда более инертного большинства.
<...> Теорию революционной роли меньшинства, не
диктаторского, а меньшинства — авангарда революции, развивала всегда
анархическая литература. Начиная с «Речей бунтовщика»*, ее
можно найти во всех анархических произведениях, где только
затрагивались эти вопросы, и теперь, в изложении
синдикалистов, мы встречаемся не только с тою же идеею, но с тем же
обоснованием, с тою же формулировкою ее.
Что касается вопроса о роли личности в истории, то хотя
специально анархизм его до сих пор не разработал и своей историко-
философской системы, в стройном и законченном виде по крайней
мере, не выдвинул, но симпатии всех анархических теоретиков
были всегда на стороне защитников «активного прогресса».
И когда современный синдикализм, в свою очередь, примыкает
к этого рода течению мысли, то ответ на вопрос, с чем встречаемся
мы здесь, с анархизмом или с социал-демократией — становится
* Глава «Революционное меньшинство».

430
M. КОРН
совершенно ясным*. Очень уже далеко от этого провозглашения
роли личности до безличной доктрины исторического
материализма! <...>
II
Современный революционный синдикализм — явление
новое только для людей настоящего поколения: наши отцы знали
в 60-х и 70-х годах грандиозное движение, в значительной
степени проникнутое тем же духом, — движение Интернационала,
Международного Общества Рабочих.
Эпоха Интернационала и его организация имеют для
истории социализма решающее значение: здесь социалистическая
идея сблизилась окончательно с практическим, реальным
движением рабочих масс и сделалась их идеей; здесь же
возникли и оформились главные, до сих пор существующие,
течения социалистической мысли. В нем же, в Интернационале,
проявился впервые и основной раскол в социализме: между
социалистами-государственниками и социалистами анти-госу-
дарственниками (анархистами), раскол, который впоследствии,
по мере разработки программ и проверки их на деле, углублялся
все дальше и дальше и привел к такой непримиримой вражде,
перед которой, увы! часто бледнеет вражда к непосредственному
общему врагу.
Те взгляды, которые мы теперь называем
революционно-синдикалистскими, имеют в Интернационале своим источником
то самое направление, от которого ведет свое начало и анархизм
в точном смысле слова. Нам уже пришлось ссылаться на статью
Бакунина, «Политика Интернационала», помещенную в
газете «Egalité» в 1869 году. <...> Борьбе рабочих против хозяев,
на почве чисто рабочих интересов, Бакунин придает громадное
значение. Положение рабочей массы таково, говорит он, что
надеяться развить и подготовить ее к революции исключительно
путем теоретической пропаганды — нельзя. «Им остается только
один путь, путь практического освобождения. Какова же может
и должна быть эта практика? Существует только одна: это — со-
* В западноевропейской литературе не существуют — или по крайней мере
не оказывают никакого влияния — другие философские направления
социализма, как, напр., наша субъективная социологическая школа.

Революционный синдикализм и анархизм
431
лидарная борьба рабочих против хозяев. Это — рабочие союзы,
организация и федерация касс сопротивления» (стр. 19).
Это ли не современный нам «революционный синдикализм»?
В последующие годы различие между двумя фракциями
Интернационала, до тех пор скрытое, стало явным.
<...> Интернационал очень резко делится на два течения:
с одной стороны — завоевание политической власти путем
проникновения в существующие государственные учреждения,
парламенты и проч.; с другой — организация рабочих вне
государства и против него. Второе течение не отказывалось от политики
в широком смысле слова, как не отказываются от нее и теперь
анархисты и синдикалисты; оно отрицало только политику
парламентскую, буржуазную, легальную.
Одновременно с этим обнаружились и различия в
организационных взглядах: первые были централистами, вторые —
федералистами. И это было неизбежно: взгляды той или иной категории
всегда находятся между собою в логической связи. Программа
завоевания или захвата власти, политического переворота
сверху вниз, идеал «народного государства» (Volksstaat) — все
это ведет к централизаторскому понятию об общественной
партийной организации. Наоборот, общественный идеал свободного
союза независимых производительных групп и связанная с ним
программа экономической революции снизу вверх, требуют
проведения федералистических взглядов и в вопросы настоящей
борьбы. Вот почему не только анархисты, но и революционные
синдикалисты оказываются федералистами, как были ими
представители того же направления, — их предшественники
в Интернационале. <...>
Гаагский конгресс был, как известно, сигналом распадения
Интернационала3 и гибели централистской, марксистской его
части. Федералистический Интернационал — за которым стояли
все действительно живые, а не на бумаге только существующие
федерации — оказался более живучим: он существовал до 1878
года, деятельно работая, поддерживая связи между федерациями,
собирая ежегодные конгрессы. <...>
По вопросу о роли рабочих организаций очень ясный ответ
дал последний конгресс федералистического Интернационала
(в Вервье, в 1877 г.). Пока профессиональный союз, говорится
в этой резолюции, ставит себе целью исключительно временные
улучшения, он не приведет к окончательному освобождению

432
M. КОРН
рабочих. «Он должен поставить своею целью уничтожение
наемничества, т. е. уничтожение класса хозяев, и овладение орудиями
труда, путем экспроприации их владельцев».
Итак, основная точка зрения современного синдикализма —
как и основная точка зрения анархизма — находит себе очень
ясное выражение у федералистов Интернационала, у тех, кого
называли «бакунистами», у Юрской Федерации; точно так же
современная социал-демократия исторически связана с
марксистскою, централистическою ветвью той же Ассоциации. <...>
В следующей главе мы рассмотрим постановку этих же
вопросов в анархическом движении, в период, последовавший
за Интернационалом.
III
<...> Реакция, последовавшая за поражением Коммуны, гибель
и изгнание наиболее энергичных деятелей, преследования против
членов Интернационала во всех странах — все это не могло не
повлиять, хотя бы временно, подавляющим образом. В социализме
получило преобладание умеренное течение, повернувшее в сторону
легализма и парламентской политики; в профессиональном
движении на сцену выступили буржуазные мютюалисты, сторонники
примирения классов, — те самые люди, с которыми в прежние
годы боролись деятели Интернационала. Рабочие союзы казались
им такими организациями, с помощью которых можно с успехом
канализировать и обезвредить рабочее движение; они окружили
их бдительною опекою, доставили им свое милостивое
покровительство и постарались овладеть ими <...>.
Понятно, что в эти реакционные годы мечтать о проникновении
революционеров в профессиональные союзы было трудно, думать
о подчинении их, как организаций, влиянию революционного
социализма — невозможно. Оставалось только одно: пытаться
действовать на рабочую массу независимо от них; так и поступали
в это время все социалисты, не перестававшие стремиться к
расширению задач движения в направлении социализма.
Нередко приходится слышать, что в первые времена развития
анархизма наши товарищи относились отрицательно к рабочему
движению, сторонились от массы и, замыкаясь в гордом
одиночестве, занимались больше всего культивированием собственной
индивидуальности. Нам часто говорят, что только в последние

Революционный синдикализм и анархизм
433
годы анархисты пошли к рабочим, что современный
синдикализм — уступка со стороны анархизма духу социал-демократии,
а не наоборот. Нужно заметить, что в полемическом отношении
это — прием очень удобный; но в основе его лежит полное
незнакомство с историей анархизма, и находить себе отклик он может
только благодаря тому, что среди нашей публики до последнего
времени можно бькло безнаказанно распространять какие
угодно исторические басни. Между тем проверить их не так трудно:
стоит только познакомиться с анархической литературой за этот
период времени, чтобы увидать, как пишется
социал-демократическая история.
С 1879 года начала издаваться в Женеве газета «Le Révolte»,
положившая в основание своей программы взгляды федералисти-
ческой ветви Интернационала*. Орган этот, однако, не
ограничивался проведением уже известной точки зрения: он развивал
ее дальше, и положил начало последовательной и стройной
разработке анархических идей — теории и тактики. Руководящие
статьи этой газеты, появлявшиеся тогда без подписи, как
статьи редакционные, — те самые «Paroles d'un Révolté», («Речи
бунтовщика»), которые, выйдя впоследствии цельной книгой
за подписью П. А. Кропоткина, стали настольной книгой каждого
революционера во Франции, да и не в одной Франции. В этих
пламенных статьях социалистической мысли открывались
неведомые доселе горизонты; перед рабочим движением ставились
задачи, захватывающие дух. Идея социалистической
экспроприации становилась доступной, осязательной. Вместе с тем
на первый план повсюду выдвигалась самодеятельность рабочей
массы, развитие в ней «бунтовского духа», необходимость
движения снизу вверх, общественной организации снизу вверх.
Говорить об аристократическом индивидуализме анархистов этого
периода можно, очевидно, только обращаясь к публике, никогда
* Газета явилась продолжением «Бюллетеня Юрской Федерации» — органа
федералистического Интернационала — и газеты «Avant-Garde»,
основанной Юрцами как орган создавшейся в 1878 г. тайной Французской
Федерации Интернационала, а потом, с закрытием «Бюллетеня», заступившей
его место, но закрытой Швейцарским правительством в 1878 г. Влияние
Французской Федерации очень заметно было на конгрессах французских
синдикатов; ее члены всегда присутствовали на этих конгрессах как
делегаты рабочих союзов, и их доклады составлялись сообща нашими
товарищами.

434
M. КОРН
не читавшей ни одной строчки этого типичного анархического
profession de foi4.
Задача расширения целей рабочего движения стоит
в «Révolte» на первом плане; газета внимательно следит за
фактами рабочей борьбы, каждый раз показывая необходимость
революционизировать стачки и довести их до попыток
всеобщей экспроприации. Точно так же «Révolte» приветствует все
революционные акты, происходящие в процессе этой борьбы:
попытки восстаний, акты экономического террора и т. д.*
Относясь отрицательно к тред-юнионизму, создающему рабочую
аристократию, наши товарищи, тем не менее, сочувствуют
образованию крестьянских союзов, проникнутых более живым
и революционным духом, охотно печатают объявления о новых
корпоративных органах социалистического оттенка, о
собраниях и митингах, имеющих целью вдохнуть в рабочее движение
революционную энергию. <...>
В стачечном вопросе наши товарищи 80-х годов стоят не против
конкретных требований, а лишь за расширение их, за
революционизирование способов их удовлетворения. Стачке «со сложенными
руками» они противопоставляют стачку-бунт. Участие анархистов
во всех крупных стачках — во Франции, в Швейцарии, в Бельгии,
в Америке — служит этому доказательством. «Наше дело, —
пишет в 1888 году "La Révolte" по поводу забастовки землекопов
в Париже, — пристать к движению; когда льется кровь, не время
рассуждать о его пользе или бесполезности». <...>
Следующий год — 1889-й — был годом крупных стачек,
принимавших кое-где характер всеобщих. Особенно
замечательна была лондонская стачка в доках, поднявшая массу
не-профессиональных рабочих, тогда еще не-организованных
и считавшихся «несознательными». Анархисты
приветствовали их выступление, а также и связанное с ним нарождение
в Англии рабочих союзов нового типа, более подвижных и более
восприимчивых. Очень важным явлением казалась им и самая
стачка — по высокому проявлению в ней рабочей солидарности
и по успехам, которые сделала во время ее идея всеобщей стачки.
<...> Отличительная черта синдикалистской тактики —
прямое воздействие, захватный порядок — неуклонно проповедова-
См. особенно статьи но поводу восстания углекопов в Деказвиле и убийства
рабочими местного деспота, инженера Ватрена.

Революционный синдикализм и анархизм
435
лась анархистами. Самое выражение «action directe»
(впоследствии популяризированное в рабочем движении, главным образом
нашим товарищем Пуже) было употреблено, если не ошибаемся,
в первый раз газетой «La Révolte» по поводу стачек в бельгийских
угольных копях в 1887 году*. Точно так же, когда был поставлен
вопрос о 8-ми часовом рабочем дне, анархисты, критиковавшие
практические результаты его достижения, говорили вместе
с тем: «Вы хотите иметь 8-ми часовой рабочий день? Берите его!
Уходите из мастерских, проработав 8 часов — и вы достигнете
своего»**. <...>
Идея всеобщей стачки, возникшая в рабочей среде и принятая
так враждебно социал-демократией всех стран, встретила,
наоборот, полное сочувствие среди анархистов. <...> Анархисты,
однако, далеко не отстраняются от движения; наоборот, они
принимают в нем самое горячее участие, сея везде, где возможно,
мысль, что передовые рабочие должны были бы, вместо того,
чтобы кричать: «Да здравствует республика! да здравствует всеобщее
избирательное право!», перейти к экспроприации копей и увлечь
таким образом за собою умеренную, обуржуазившуюся часть
рабочих организаций***. Всеобщую стачку как средство борьбы
анархисты признают своим средством и радуются, что, несмотря
на все противодействие социал-демократической рабочей партии,
считающей ее возможной только при наличности миллионных
капиталов (слова Геда), масса идет именно к этому приему
рабочей борьбы. Вместе с тем наши товарищи настаивают на том, что
всеобщая стачка, чтобы принести какие бы то ни было плоды,
должна быть не мирной, а революционной. «Она не будет, —
пишет по этому же поводу "La Révolte"****, — войной со сложенными
руками. Она будет общим восстанием. Народ понимает, с чего
должна начаться революция». Но чтобы стачка была успешной,
нужно еще одно условие: она должна начаться самопроизвольно,
естественно возникнуть из разросшегося движения, а не быть
декретированной какою-нибудь центральною организацией)*****.
* №20, год 1-й.
** «La Révolte», 1889 и 1890 гг.
*** «La Révolte», год 9-й, № 9-й.
**** Год 9-й, № 8-й.
***** См. полемику по этому вопросу с Де-Папом и Дизеле, «La Révolte», год 9,
№18.

436
M. КОРН
Вместе с тем вовсе не нужно ожидать стачки всеобщей в
буквальном смысле: для приостановки экономической жизни достаточно,
чтобы забастовали 3-4 важные отрасли производства.
Немногочисленны были в то время приверженцы идеи
всеобщей стачки, но сама жизнь подсказывала такое решение вопроса
и пробивала этой идее дорогу. Здесь не место обрисовывать
историю ее развития. Напомним только в двух словах, что в 1888-м
году вопрос был впервые поставлен на съезде профессиональных
организаций во Франции; он обсуждался вновь на конгрессах
последующих годов, и, наконец, в 1894 году, на конгрессе в Нанте5,
сторонники всеобщей стачки одержали решительную победу:
всеобщая стачка стала с того времени главною руководящею
идеею французского рабочего движения, в последующие годы
разработавшего и развившего ее.
Не анархисты, конечно, изобрели и ввели этот прием борьбы,
уже предлагавшийся в Интернационале (они никогда и не
претендовали на это); но они оказались верными выразителями рабочего
настроения, верными указателями пути, наиболее подходящего
для рабочего движения. Нельзя не отметить, что в этом вопросе
они стояли очень ясно впереди движения: их понимание
всеобщей стачки было с самого начала тем самым, к какому пришли
рабочие массы в своих организациях постепенною выработкою
и выяснением идей — в теории и на практике. Понятие
современного революционного синдикализма о всеобщей стачке есть
то понятие, которое составили себе наши товарищи еще в самом
начале движения.
•к "к "к
Международный социалистический конгресс 1889 года6
происходил с участием анархистов, которые явились на нем
единственными защитниками всеобщей стачки, единодушно
отвергнутой социал-демократией. Именно как подготовление
ее поняли они и решение о первомайских демонстрациях,
заимствованное конгрессом у американских рабочих движений
предыдущих годов. <...>
В половине девяностых годов разочарование рабочих в
парламентской тактике стало заметно обрисовываться; отсюда —
начало сближения между передовою частью рабочих союзов
и социалистических партий, с одной стороны, и анархистами —
с другой. На Цюрихском международном конгрессе 1893 года7,

Революционный синдикализм и анархизм
437
анархисты в своих столкновениях с социал-демократией уже
встретили поддержку со стороны крайних групп других
социалистических партий и некоторых представителей синдикатов.
Это сейчас же показало социал-демократии, где кроется
опасность для будущего, и заставило принять предохранительные
меры. Известная цюрихская резолюция против анархистов
была проведена именно тогда: она гласила, что всякая группа,
посылающая делегата на международный конгресс, обязана
подписаться под заявлением, в котором провозглашается
необходимость политической борьбы. Чтобы неопределенность
этого термина не могла быть истолкована в пользу анархистов,
к решению было присоединено примечание, в котором
говорилось, что под политической борьбой нужно понимать не что иное,
как борьбу парламентскую. Этим решительно исключались
из будущих международных «социалистических» конгрессов
анархические — и вообще анти-парламентарные группы.
Одновременно с общим конгрессом анархисты и
сочувствующие им группы устроили свою особую конференцию, на которой,
среди других вопросов, значительное место было уделено
вопросам рабочим. Говорилось о необходимости поставить
экономическую борьбу над борьбой политической (речь Домелы Ньювен-
гейса), о всеобщей стачке как начале социальной революции,
о ежедневной экономической борьбе, революционизирующей
и воспитывающей рабочую массу, о роли в этом воспитании
частичных стачек и т. д. Рабочее движение нужно поддерживать
всеми средствами, говорится в одной из резолюций конференции,
тем более, что рабочие союзы призваны стать ядром
социалистического общества.
Не нужно забывать, что цюрихский конгресс происходил
в разгар того недлинного, но громкого периода анархического
движения, когда террористические акты, вызванные
правительственными преследованиями против анархистов, стояли
на первом плане в их деятельности, когда террористическая
борьба поглощала все лучшие силы, а акты индивидуального
героизма поневоле отвлекали внимание от организационной,
подготовительной работы в массах. Правда, и в это время
анархическая пресса — вплоть до того момента, когда под давлением
репрессий все анархические органы должны были временно
закрыться, — не переставала напоминать о необходимости
общения с рабочей средой и постоянно обращала внимание

438
M. КОРН
товарищей на факты рабочего движения; но в общем это был
период блестящих индивидуальных актов и блестящих надежд:
рассчитывая на большую, чем оказалось, революционную
подготовленность массы, некоторые деятели этого периода думали,
что их примера будет достаточно, чтобы поднять ее, в то время,
как другие продолжали работу в синдикатах, проникнутых более
революционным духом. Первые ошиблись, но не нужно думать,
что эпоха террора прошла бесследно. Вызвав, с одной стороны,
небывалые гонения на анархистов во всех странах (повальные
аресты, казни, исключительные законы, бесчисленные
преследования анархической печати), она возбудила, с другой,
необычайный интерес к анархизму как идее во всех слоях общества.
Некоторые анархические акты были особенно популярны (напр.,
бомба Вальяна) и привлекли к анархизму новых сторонников.
Прошло очень немного времени, и, несмотря на реакцию,
анархическое движение возобновилось. <...> Теперь наши
товарищи выдвинули на первый план подготовительную деятельность
среди масс, с тою целью, чтобы следующий период
революционного подъема и активных выступлений — индивидуальных,
или коллективных — уже не прошел без отклика с их стороны.
Вопрос об участии в рабочих союзах выступил на первый план.
Здесь нужно сделать одно необходимое замечание. Проповедуя
с самого момента зарождения движения те идеи, которые теперь
начинают получать широкое распространение под названием
«синдикалистских», анархисты тем не менее старались по большей
части действовать на рабочую массу, стоя вне ее профессиональных
организаций. Такая тактика вполне объяснялась консервативным
характером, которым отличались в то время эти организации. <...>
Мало-помалу новый дух проникал в рабочие синдикаты.
Возможность совместного действия между ними и анархистами
обнаружилась особенно ясно на лондонском конгрессе 1896 года8.
Цюрихская резолюция делала невозможным участие в нем
анархических групп, но социал-демократии не удалось все-таки
избавиться от присутствия анархистов: наиболее видные
деятели нашего движения — Грав, Малатеста, Луиза Мишель,
Черкезов и значительное число других, менее известных, явились
на конгресс, посланные туда рабочими организациями, главным
образом, французскими.
Они получили от синдикатов совершенно определенные
полномочия — полномочия, которые по всем существенным вопросам

Революционный синдикализм и анархизм
439
оказались в полном согласии с личными убеждениями делегатов.
Это одно уже показывает, как далеко ушли в то время многие
рабочие союзы от былой косности и политиканства. <...>
Со времени лондонского конгресса распространение
революционных идей среди рабочих союзов быстро идет вперед; вместе
с тем наши товарищи все настойчивее подымают вопрос о
вступлении в синдикаты. За него высказываются, главным образом,
более молодые товарищи, сблизившиеся с членами синдикатов
по поводу лондонского конгресса и убедившиеся в их
восприимчивости ко отношению к анархическим идеям. Против него
возражают деятели предыдущих годов, более старые, помнящие
былую враждебность синдикатов ко всякой революционной
тенденции. Но пример некоторых инициаторов (особенно Пеллутье)
и поддержка, оказанная в Лондоне анархистам рабочими
организациями, оказывали свое действие. Многие, наиболее энергичные
деятели нашего движения (напр., Пуже) решительно вступили
на этот путь и быстро стали приобретать влияние в
синдикалистской среде. Опыт проникновения туда оказался удачным; скоро
в руках наших товарищей был орган французской Всеобщей
Конфедерации Труда, газета «Voix du Peuple» (Голос народа).
Число тех, кого называли «анархистами синдикалистами»,
быстро увеличилось, и в настоящее время почти все наши
товарищи во Франции принимают живое участие в синдикальном
движении. <...>
* * -к
Игнорировать парламентаризм и отказываться иметь о нем
определенное мнение, — нельзя. Социал-демократия
представляющая компромисс между социализмом и стремлениями
буржуазии, откладывающая социальный переворот на будущие века,
а пока лселающая разделить власть в буржуазном государстве
с буржуазиею, — может считать парламентскую деятельность
полезным средством борьбы. Но синдикалист, желающий
уничтожения наемного труда и стремящийся достигнуть своей цели
прямою борьбою с капитализмом, не может не считать
парламентаризма бесплодным отвлечением от действительно
плодотворного дела — и тогда он не может не относиться к нему враждебно,
видя его деморализирующее влияние на массу, связанное с ним
исчезновение революционного духа в социалистических партиях
и общее понижение самодеятельности в народе.

440
M. КОРН
Путь революционный и путь легальный парламентский
взаимно исключают друг друга. Между всеобщей стачкой,
переходящей в прямую экспроприацию, и захватом политической
власти с целью декретирования мер социалистического характера
приходится выбирать. И этой альтернативы не замаскировать
никаким переименованием всеобщей стачки в «Массовую»,
никаким низведением ее на степень орудия достижения частичных
политических или экономических уступок.
Через политическую революцию к экономической — такова
была с самого начала и таковой остается до сих пор программа
социал-демократии. Прямо к социальной революции, ко
всеобщей экспроприации, к коммунизму — таков лозунг анархизма.
Середины быть не может, и всякая партия, всякое общественное
течение, раз ставши на тот или иной путь, должны идти до конца.
Могут быть отклонения, могут быть уступки, но так или иначе
все социалистические направления группируются вокруг того
или другого из этих противоположных полюсов
социалистической мысли.
Революционный синдикализм не только вступил на путь,
ведущий к анархическому полюсу, но и подвинулся довольно
далеко вперед. Этому обязан он всеми своими идейными и
практическими завоеваниями. Чтобы сохранить их и развиваться
дальше, он должен идти до конца; цельно и последовательно
принять анархическое воззрение как свою руководящую идею.
^5^

€^
И. С. КНИЖНИК-ВЕТРОВ
Анархизм, его теория и практика
Предисловие
1. Анархическая литература
Настоящая брошюра представляет собою посильную попытку
ознакомить широкую публику с социально-политической
системой, которая в последнее время начинает, наконец,
выдвигаться на передний план истории и встречает все больше и больше
последователей как среди ученых, так и среди политических
борцов и мучеников.
Эта брошюра не является выражением мнения ни
анархической партии, ни даже одного какого-нибудь известного
анархического писателя: она просто — личное мнение автора,
образовавшееся совершенно самостоятельно, но при позднейшем
влиянии анархической литературы.
К лучшим анархическим сочинениям на русском языке
принадлежат:
1) П. А. Кропоткина: «Узаконенная месть, именуемая
правосудием»; «Хлеб и воля»; «Распадение современного строя» и др.
2) Л. Н. Толстого: «Царство Божие»; «Рабство нашего
времени»; «Об отношении к государству», «Единое на потребу» и др.
(все изд. «Своб. слова»).
3) Жана Грава: «Умирающее общество и анархия».
4) Весьма ценны также многие места из сочинений М. А.
Бакунина и А. И. Герцена, которые при всей огромной разнице
в их практической деятельности, одинаково остались до конца
своей жизни убежденными анархистами. Важна для всякого
анархиста также 4-я глава из книги П. Л. Лаврова:
«Государственный элемент в будущем обществе».

442
И. С. КНИЖНИК ВЕТРОВ
5) Из вторых рук с анархизмом лучше всего можно
познакомиться по книге профессора в Галле и судьи д-ра Пауля Эльцбахе-
ра «Анархизм» (рус. перевод издан в Берлине Гуго Штейницем).
Цель настоящей брошюры — не заменить указанные здесь
книги, а заинтересовать ими и распространить их идеи в
широкой публике.
2. Определение анархизма
Слово «анархизм» имеет 2 значения. Оно означает, во-первых,
безначалие, хаос, беспорядок, во-вторых, — отсутствие
регламентами извне, свыше, т. е. автономия, самоуправление. Оба
эти понимания анархизма имеют своих представителей среди
анархических писателей. Сторонники анархизма в первом
смысле не задаются никакими положительными задачами; они
желают разрушить современный буржуазный и основанный
на насилии строй и не стараются предугадать, что из этого
разрушения выйдет: они просто верят, что дух разрушения явится
на развалинах и благотворным созидающим духом. В русской
литературе выразителем этого воззрения был Нечаев, а теперь
является журнал «Безначалие» (Оценку этого направления см.
в относящихся к Нечаеву Письмах М. А. Бакунина к А. И.
Герцену и Н. П. Огареву, изд. Драгоманова). Сторонники
анархизма во втором значении этого слова не довольствуются одним
отрицанием существующего социально-политического строя,
а стараются указать, чем именно необходимо его заменить,
причем обнаруживают в некоторых политических и социальных
тенденциях современности зачатки того, что, будучи очищено
и развито до конца, могло бы привести к желанному идеалу. Эти
вторые сторонники анархизма стремятся в области политики
к установлению основанной на вольном соглашении федерации
самоуправляющихся групп людей, а в области экономики —
к установлению коммунизма, т. е. такого строя, хозяйственной
жизни, при котором всякий работает и потребляет сколько хочет
и может. В отрицании существующего социально-политического
строя эта система, вследствие определенности ее конечных целей,
тоже является очень основательной в доводах и имеет тесную
связь со многими культурными течениями нашей эпохи. Она
стремится к упразднении милитаризма и всякого рода войн,
а также криминализма, т. е. уголовного рабства, производимого

Анархизм, его теория и практика
443
всякими правительственными судами, как бы либеральны они
ни были. Представителями этого понимания анархизма
являются П. А. Кропоткин, Л. Н. Толстой, Жан Грав, Элизе Реклю
и другие. Это же направление выражает франц. журнал «Les
temps nouveaux» и журналы «Хлеб и воля» и «Свободное слово»
(изд. в Англии).
3. Философское обоснование анархизма
Большинство анархических писателей придерживается
философии позитивизма или материализма, а в религии заявляют
себя атеистами. Один только Л. Н. Толстой и журнал «Свободное
слово» основывают свой анархический идеал на метафизике
и религии (см. стр. 47 «Единое на потребу» Л. Н. Толстого).
Пишущий эти строки, исходя из идеалистической философии
кантианства, впервые утвердившего принципы — социабиль-
ности в теории познания и автономии — в морали и праве (см.
А. Riehl. Der philosophische Kriticismus. 2 тома) и выяснившего
истинный характер метафизики и религии (см. Паульсен.
Введение в философию), склоняется ко второму из этих воззрений.
Надо бороться со всякого рода схоластикой и софистикой в
области знания и со всякого рода мракобесием и суеверием в области
веры. В этом смысле нельзя быть сторонником той метафизики,
которая не прошла через фильтр кантианской критики; нельзя
также быть воинствующим церковником и сторонником любой
из положительных религий. Но ни метафизика как идеал
целостного знания, возвышающегося над ограниченным опытом одной
только науки, ни религия как выражение наших мистических
чаяний — не должны отрицаться в их чисто идейном принципе.
Сущность метафизики — в теоретическом стремлении обнять
и охватить всю совокупность мира вопреки нашей земной
ограниченности, которую проникновение положительной наукой
делает лишь все более и более очевидной.
Сущность религии — в потребности веры, в сверхразумной
уверенности, что какая-то высшая сила даст конечную победу
нашим лучшим стремлениям вопреки видимому торжеству зла
в современной нам действительности. Великая теоретическая
ошибка всех социально-политических партий наших дней
заключается в том, что они этого не понимают. Вследствие того
печального факта, что государственная власть и капитализм всегда

444
И. С. КНИЖНИК-ВЕТРОВ
пользовались фальсифицированной метафизикой и вульгарной
религией как средством для порабощения и эксплуатации
народов, они заявляют себя врагами метафизики и религии вообще.
Я мог бы сказать, что с таким же правом они могли бы ненавидеть
математику и политическую экономию вообще за то, что многие
ученые пользовались ими для обоснования и оправдания своих
эксплуататорских теорий.
4. Анархизм и существующие
социально-политические партии
Анархизм как социально-политическая система является
естественным логическим следствием буржуазного либерализма,
с одной стороны, и авторитарного социализма — с другой.
Недостаток буржуазного либерализма в том, что он требует
одних лишь политических реформ в духе «Декларации прав
человека и гражданина» и совершенно не касается социальной
стороны жизни, т. е. вопроса о реформе собственности. <...> Для
всякого мыслящего человека очевидно, что буржуазный
либерализм, как социально-политическая система, выгоден только
для капиталистов и правительственных лиц. Как бы последние
ни уверяли, что посредством постепенных реформ они сгладят
вопиющие несправедливости современного общественного строя,
им нельзя верить, потому что самый принцип буржуазного
либерализма невыдержан логически, является половинчатым
в политике и насквозь консервативным и реакционным в
экономической области.
Недостаток авторитарного социализма в том, что он хочет
воспользоваться государственной властью для того, чтобы
декретировать всемирную федеративную республику с установлением
общественной собственности на землю и средства производства.
Авторитаризм приводит его к признанию права за
правительством принуждать людей работать так и тогда, как и когда это
необходимо будет в видах правительства; тот же авторитаризм
приводит его к регламентации потребления (см. Anton Menger.
Neue Staatsieehre)*. Нет уверенности, что на всякого
ослушника правительства не будут смотреть как на внутреннего врага,
которого будут заключать в рабочий дом или как-нибудь иначе
Издано на русск. яз.: Менгер «Новое учение о государстве». Ц. 60 к.

Анархизм, его теория и практика
445
познакомят с криминализмом. Авторитарный социализм
основан на недоверии к индивидуальной инициативе людей, вся
общественная жизнь втискивается в бюрократически рамки
видов и предначертаний социалистического правительства,
избранного всеобщим, равным, прямым и тайным голосованием.
Как и при буржуазном либерализме, можно опасаться, что страх
перед «внутренним врагом» заставит правительство упразднить
полную свободу совести, слова, печати, собраний и союзов и
произвольно отменять их всякий раз, когда они будут расходиться
с благовоззрениями предержащей власти. Как бы авторитарные
социалисты ни уверяли нас, что в тот день, когда они захватят
власть, станет возможной жизнь, при которой всякому будет
доступно экстенсивное и интенсивное развитие его телесных
и духовных сил, мы не можем им поверить. Ибо принудительная
регламентация сверху не вяжется с свободой, и казарменный
режим не может способствовать воспитанию человека в истинном
значении этого слова. Прогресс промышленности и науки будет
задержан, не говоря уж о том, что социалистическое
правительство может злоупотреблять своей властью не меньше
самодержавного монарха и заботиться не о просвещении, а о затемнении
сознания и воли народа для своей правительственной выгоды.
Анархизм в отличие от буржуазного либерализма и
авторитарного социализма является чистым либерализмом в политике
и чистым социализмом в социальной области. Провозглашая
логически проведенную до конца свободу совести, слова, печати,
собраний и союзов, он идет далее и провозглашает также свободу
поведения, свободу человеческих поступков; к автономии
политической он добавляет автономию социальную. Он устраняет
не только милитаризм и криминализм, но и всякий бюрократизм
и правительственный произвол.
Цель анархизма — сделать возможным такой строй
общественной жизни, при котором всякий человек мог бы как ему
угодно развивать свои телесные и духовные силы. Средством
для этой цели служит индивидуальная или групповая
самодеятельность людей при отсутствии какой бы то ни было
насильственной внешней помехи. Земля, все силы природы и орудия
труда, представляющие собою результат массовой человеческой
культуры, — всё это общая собственность. Никто и ничто, кроме
личной инициативы и общественного мнения, не вынуждает
никого делать или не делать что бы то ни было. Люди конкури-

446
И. С. КНИЖНИК-ВЕТРОВ
руют с людьми, группы — с группами, но это конкуренция лишь
на пути положительного прогресса. Нет никаких наказаний
и наград, кроме внутреннего сознания своей неразвитости или
сознания полноты деятельности, нравственного одобрения или
порицания общественного мнения.
Все человечество является федерацией, живущей по вольному
соглашению отдельных лиц или групп, смотря по
хозяйственной или культурной цели данного момента. Возможны группы,
насчитывающие миллионы членов и рассеянные по всему
земному шару, каковы члены какого-либо ученого общества, или
почтового союза, всемирных железных дорог или пароходства.
На основании свободного соглашения возможно установить
самую сложную централизацию и детальнейшее разделение труда
всякий раз, когда это для интересов хозяйства или культуры
оказывается необходимым, но в то же время не противоречит
интересам личной свободы. Нет территориальных границ,
но всякая нация свободно проявляет присущие ей особые черты,
обогащая человеческий дух разнообразием оттенков. Не
казарменное упрощение, а самое широкое разнообразие ведет за собою
анархический коммунизм, основанный на индивидуальном
почине, морально-культурной конкуренции, свободном разделений
труда и установляемой лишь по вольному соглашению
централизации. Анархический коммунизм сохраняет всё лучшее, что
есть в современном буржуазном мире, совершенно устраняя его
худые начала и заменив их равной свободой для всех при
общественной собственности.
5. Анархизм и «всеобщее счастье»,
«свобода», «равенство» и «власть»
Сделает ли анархизм человечество счастливым?
Чтобы ответить на этот вопрос, надо вспомнить, что счастье
для человека — то, что доставляет ему удовлетворение в данный
момент. Одному доставляет удовлетворение хорошая пища, умная
книга, другому — ленивое лежание или основательная хандра.
Один счастлив своим счастьем, другой — своим несчастием.
Всякое удовольствие — даже удовольствие от неудовольствия —
имеет свою интенсивность и длительность, естественных границ
которых ему нельзя переходить для того, чтобы не превратиться
с свою противоположность. <...>

Анархизм, его теория и практика
447
Если все это так, то анархизм меньше всего способен дать
человеку определенное реальное счастье. Единственное, что он может
дать, — это возможность вечной погони за ним. В анархическом
строе, как и теперь, человек вечно будет недоволен, вечно будет
искать, почувствует себя счастливым на мгновенье, чтобы потом
тяготиться прошлым и настоящим счастьем и искать нового.
Тоже и с вопросом о свободе и равенстве. Свободен тот, кто
внутренне преодолел страх перед внешним авторитетом и силой
и может повиноваться лишь велениям своей совести и разума.
Безусловной свободы не существует уже потому, что нельзя
человеку освободиться из рамок своей земной природы, часто
несовершенной с точки зрения тех или иных хозяйственных или
культурных целей. <...>
Точно так же и равенство. В природе равенства не существует.
<...> Единственное равенство, которое дает анархизм, это —
равенство в праве пользования общей землей и культурным
наследием прошлых поколений, если данное лицо захочет ими
пользоваться. Таким образом, и способность стать равным с
лучшими людьми данной эпохи не может быть обеспечена
анархическим строем, а может быть выработана лишь индивидуальными
усилиями каждого человека.
Анархизм никого не обманывает. Он не может обещать ни
счастья вообще, ни свободы, ни равенства, потому что все эти
хорошие вещи зависят от духовной и физической самодеятельности
людей, а не от того или иного социально-политического строя.
Отличие анархизма от всякого иного строя жизни будет
заключаться лишь в том, что, тогда как всякий иной строй в той или
иной мере мешает индивидуальному развитию людей,
анархический строй нисколько ему не мешает.
Анархизм не может также задаваться невозможной задачей
уничтожить какую бы то ни было человеческую власть. <...>
Единственное, от чего анархизм освобождает человечество, это от власти
в смысле насилия. <...> При анархизме остается естественная власть
(не насилия, а душевного влияния), но совершенно уничтожается
насильственная власть, санкционированная или не
санкционированная политической или социальной силой, уполномоченной
подчинять своей власти путем насилия. Нет полиции, юстиции и
войска, значит — нет политической власти; нет частной собственности
на землю и на средства производства, значит — нет экономической
власти. Остается только власть моральная или интеллектуальная.

448
И. С. КНИЖНИК ВЕТРОВ
6. Где ручательство в прочности анархического строя
Раз естественное неравенство остается между людьми
и при анархическом строе, то может возникнуть опасение, что
часть общества злоупотребит своим превосходством и путем
насилия пожелает овладеть остальною частью общества и, благодаря
усовершенствованным орудиям войны, успеет в этом и наложит
свое иго на большинство, как это происходит и теперь. <...>
Но не трудно возразить на все это.
Безумная роскошь современных абсолютных монархов и
капиталистов, несомненно, будет невозможна, но зато не менее
несомненно, что уровень среднего благосостояния возрастет в очень
большой пропорции и что все те дары культуры, которыми в
настоящее время имеют возможность пользоваться лишь некоторые,
станут предметом бесплатного всеобщего пользования, как теперь
мосты, общественные сады, библиотеки, музеи. Человек все более
и более будет проникаться мыслью, что борьба за существование
никоим образом не может иметь места внутри человеческого
общества, а заключается лишь во всеобщем усилии людей,
направленном на силы и явления природы с целью использования
их для человеческих нужд. При таких условиях надо считать
людей исчадиями несуществующего ада, чтобы предположить,
что злость и эгоизм некоторых будут так велики, что они захотят
поработить себе большинство человечества.
Если мы и допустим, что им это удалось бы, то несомненно,
что новое состояние рабства не могло бы продолжаться долго.
Слишком уж были бы чувствительны люди, пережившие
вольность анархического строя, чтобы не возмутиться и не свергнуть
своих поработителей. <...>
7. Утопичен ли анархизм?
Многие говорят, что анархизм как идеал хорош, но он
утопичен, что люди не могут из современного буржуазного строя прямо
перейти в анархический и что необходимы посредствующие,
подготовительный ступени, и что одна из этих ступеней — путь
правительственных реформ в духе авторитарного социализма.
Буржуазный строй настолько-де сделал человечество порочным,
испорченным, эгоистичным, неспособным понимать интересы
солидарности, что есть опасность, что с упразднением правитель-

Анархизм, его теория и практика 449
ственной власти настанет царство не анархического коммунизма,
как социально-политического строя жизни, а самой
обыкновенной анархии, где произвол силы и право кулака будут
свирепствовать без удержу и заглушать все побеги свободы и культуры.
Но все это говорится лишь по явному недоразумению.
Буржуазный строй извратил природу человека... Это так.
Но в такой ли пропорции извращена природа человека, в какой
буржуазный строй по самому существу своему носит в себе очаг
порчи и разврата?
В самом деле, буржуазный строй весь основан на
систематическом обирании и обворовывании народных масс, на
систематическом членовредительстве и даже убийствах тысяч и десятков
тысяч людей на фабриках и заводах, на изнурении народа
голодом и всяческими муками. Если хорошенько вникнуть во всю
чудовищность преступности буржуазного строя, то можно только
удивляться, как мало вызывает он со стороны порабощенного
большинства людей ответных убийств, членовредительств, краж.
<...> Буржуазный строй губителен для правовой жизни, он есть
нарушение самой элементарной справедливости, и все-таки —
смотрите! — человечество в этом строе так мало преступно!..
Самое важное, что необходимо иметь в виду при оценке
способности людей жить в анархическом строе, есть тот факт, что
всякий человек стремится к возможно полному развитию своих
физических и духовных сил и, поскольку не встречает в этом
препятствия со стороны других людей, постольку и сам на них
не нападает. Человек всегда сознает, что нуждается в помощи
других людей, в их миролюбии и благорасположении. Даже
голый расчет заставляет человека не посягать на чужую жизнь,
здоровье и труд. И таков и современный человек из народа,
несмотря на то, что его изводит поборами правительство и мучит
на египетской работе капитал. Поэтому нет никакого основания
опасаться, что современное человечество злоупотребит своею
политической и хозяйственной свободой при анархическом строе,
и нельзя считать утопизмом мысль, что анархический строй
как раз таков, каков должен быть строй общественной жизни
не в отдаленном будущем, а даже завтра. <...>
Реакционеры всегда забывают, что предоставление свободы
вызывает в людях не желание злоупотребить ею, а порождает
в них могучий идейный энтузиазм и небывалые прежде новые
братские чувства. Надо только, чтобы общественное мнение

450
И. С. КНИЖНИК ВЕТРОВ
хотя бы передовых слоев современного человечества стало
относиться к эксплуатации и управление человека человеком
вообще — с таким же святым негодованием и отвращением, с каким
передовые русские люди первой половины XIX века относились
к крепостничеству.
8. Классовая борьба
Современное человечество делится с точки зрения социально-
политической на два класса: богатых и власть имеющих — с
одной стороны, и бедных и подвластных — с другой.
Казалось бы, что все бедные и подвластные должны были бы
страдать от своего несчастного положения и дружно восстать
против богатых и власть имеющих. Тогда победа была бы легка.
Но увы! Большая часть бедняков и подвластных не понимает
своего несчастного положения или приписывает его небесной
силе и потому находится на стороне богатых и властных, образуя
их войско с полицией и юстицией.
Таким образом, последним легко побеждать кучку тех
бедняков и подвластных, которые понимают свое положение и
восстают против него.
С другой стороны, среди богатых и властных, благодаря их
образованно, все чаще и чаще встречаются люди, которые защищают
не свой класс, а класс бедных и подвластных. Из чисто идейных
мотивов они отказываются от своего богатства и власти и идут
просвещать бедняков и подвластных. Чем человек выше в духовном
смысле, тем чаще он отказывается от принадлежности к
привилегированному классу и присоединяется к классу обездоленных.
Так что, в идейном смысле, класс бедных и подвластных,
в той своей части, которая поддерживает частную собственность
на землю и орудия производства и политическую власть (а это
по количеству — большинство), более реакционен, чем класс
богатых и властных, выделивший почти всех наиболее
выдающихся борцов за интересы народа.
Ввиду этого нельзя относиться со слепою ненавистью ко всем
лицам, обладающим правительственной властью и частною
собственностью в больших размерах. Они сохраняют свое противное
интересам всего человечества положение по недомыслию, которое
не более преступно у них, чем у обездоленного класса. Если бы
обездоленный класс не был рабски терпеливым и малосознатель-

Анархизм, его теория и практика
451
ным и открыто заявил бы свой протест против учиняемой над ним
несправедливости, то власть и капитал давно бы исчезли. Тогда
войско — часть обездоленного класса — перешло бы целиком
на сторону народа и всякая эксплуатация естественно должна
была бы прекратиться.
Вместо общепринятая деления людей на буржуазию и
пролетариат я предложил бы различать: 1) сознательных борцов
за чистый социализм и 2) противников его и всех, так или иначе
помогающих последним. Первые образуют класс анархистов
(авторитарные социалисты к нему примкнут рано или поздно);
вторые — класс равнодушных, реакционеров, либералов и т. п.
9. Средства борьбы за анархический коммунизм
Анархический строй, как мы видели, весь основан на
предположении внутренней свободы и добровольной инициативы
людей. Таким образом, подготовка к анархическому строю
заключается прежде всего в повышении общего интеллектуального
л нравственного уровня человечества. Это повышение ведет
необходимо к стремлению к самостоятельности, к автономизму.
Самостоятельная инициатива немыслима при современном
политико-социальном строе, мешающем этой самостоятельности,
и потому современный строй рождает в просвещенном человеке
естественное к себе отвращение и решимость бороться против
него ради замены его анархическим коммунизмом.
Главным препятствием в этой борьбе является не сила
существующей политической и капиталистической власти, а
невежество народа, поставляющего этой власти солдат, полицию
и юстицию, которые сообща и осуществляют порабощение
большинства людей кучкой правителей и капиталистов.
Поэтому первое и самое важное средство для борьбы за
анархический коммунизм есть просвещение.
Народу необходимо доказать,
что милитаризм — зло,
что криминализм, т. е. суды, тюрьмы и гильотины — зло,
что частная собственность на землю и средства труда — зло,
что авторитаризм и бюрократизм в духе ли буржуазном или
социалистическом — одинаково — зло,
что всестороннее развитие телесных и духовных сил
человека — добро,

452
И. С. КНИЖНИК ВЕТРОВ
что солидарность людей -добро, что соревнование людей на
почве индивидуального телесного и духовного развития — добро,
что все существующие религии, поскольку они потворствуют
суеверию, милитаризму, криминализму, патриотизму, частной
собственности и бюрократизму и поскольку противятся
всестороннему развитию личности, солидарности и культурному
соревнованию людей, — зло,
что всякая научная теория, поскольку она потворствует
схоластике и софистике, милитаризму, криминализму,
патриотизму, частной собственности и бюрократизму и поскольку
она противится всестороннему развитию личности,
солидарности и культурному соревнованию людей, — зло,
что надо раз навсегда оставить надежду на либеральные
реформы от правительства или на победу авторитарной
социалистической партии и помнить, что освобождение народа
может быть делом лишь самого народа.
Все это по части пропаганды. Что же касается анархических
дел, то прежде всего ни один анархист не должен участвовать
во всем том, что поддерживает современный буржуазный
строй.
Свое неучастие в милитаризме он должен выразить отказом
поступить на военную службу или дезертирством.
Свое неучастие в криминализме он должен выразить отказом
от всякой криминальной профессии: не только палача,
тюремного инспектора, прокурора, но и судьи присяжного, адвоката.
Свое неучастие в праве частной собственности на землю и
средства труда он должен выразить отказом от земли и орудий труда
в пользу тех, кто эту землю обрабатывает или данными орудиями
пользуется.
Свое неучастие в авторитаризме и бюрократизме он должен
выразить отказом стать одним из участников временного
правительства, которое могло бы во время революции захватить власть
для облагодетельствования народа свыше.
Положение милитариста, криминалиста, частного
собственника на землю и орудия производства и положение
правительственного лица должно бить анархисту так же противно, как
положение попа, палача или профессора полицейско-жандарм-
ского или государственного права.
Но одной идейной пропагандой и индивидуальными
действиями дело анархиста не исчерпывается. Чисто индивидуальные

Анархизм, его теория и практика
453
действия приводят лишь к тому, что современный буржуазный
строй не получает новой опоры. Ибо всякий, кто подчиняется
господствующему строю жизни, тем самым укрепляет его;
тот же, кто отказывает ему в подчинении, расшатывает его.
Важно не одно лишь неусиление буржуазного строя, а энергичное
и быстрое уничтожение и устранение его.
Последнее может быть достигнуто двумя средствами: всеобщей
стачкой и массовым action directe.
Под всеобщей стачкой разумеется одновременное
прекращение работ в той части промышленности, которая вызывает
простановку большей части жизни страны — например, стачка
железных дорог и телеграфа.
Под массовым action directe разумеется непосредственное
овладение на коммунистических началах: крестьянами — землей,
а рабочими — фабриками, заводами и мастерскими.
Массовые действия, само собою разумеется, целесообразны
лишь тогда, когда производятся не под влиянием отдельных
агитаторов, а в силу пробудившегося сознания самих народных
масс и притом без пролития крови.
10. Вопрос о терроре
Раз мы убедились, что и для борьбы с царящим современным
злом и для достижения анархического строя одинаково важны
прежде всего внутренний духовный подъем и культурное
возрождение людей, то мы понимаем, что всякие террористические
акты против отдельных лиц и насильственные акты одной части
населения против другой — не могут сами по себе привести к
цели, и надо стараться не о них, а о культурной работе в указанном
выше направлении.
Террористические акты — дело темперамента и
малосознательных инстинктов. Они имеют место при всяком народном
движении, как консервативном, так и либеральном или
социалистическом. Террор до сих пор был свойственен анархизму
в гораздо меньшей степени, чем всякой другой
политико-социальной системе. Наиболее сильна террористическая агитация
как раз в консервативных и правительственных кругах. <...>
Путем террора можно усмирять, мстить, но не убеждать
и возрождать к новой жизни. Вот отчего террор является
постоянным образом действия всяких правительств по преимуществу;

454
И. С. КНИЖНИК ВЕТРОВ
прогрессивные же партии пользуются террором главным образом
как средством самозащиты.
Самый страшный для современного мира вид террора есть
террор из отчаяния и злобы. <...> Пока человек невежествен
и не понимает, что политическая власть и частная собственность
на землю и орудия производства — есть преступление, он гибнет
безропотно, а как только он это понял, он становится борцом-
мучеником, подобно Бакунину или Элизе Реклю, или подобно
Эмилю Анри... мстит.
Террор из самозащиты, мести и отчаяния исчезнет только
вместе с террором правительств и капиталистов. Это — один из видов
криминализма, несовместимый с культурой. Как средством для
установления нового строя им предлагают пользоваться только
политические недоучки, полные революционного жара, но
страдающие полным отсутствием революционного смысла.
11. Партийность и анархизм
Всякая партия представляет собою государство в миниатюре.
В ней, как и в последнем, своя бюрократия, свои законы и
циркуляры, своя чиновная иерархия, своя предвыборная и послевыбор-
ная агитация и свой аппетит к абсолютной политической власти.
Я полагаю, что нет надобности официально принадлежать
к партии, чтобы делать полезное дело в духе анархического
коммунизма.
Образованные люди всех стран света, когда им приходится
встретиться, не нуждаются в официальном значке «партии
образованных людей», чтобы почувствовать друг к другу интерес
и симпатии.
То же и анархисты.
Необходимое единство мнений достигается предписаниями
центрального комитета партии так же мало, как и указами
самодержца или конституционного правительства. Нельзя
заковать мнения людей в одну форму. Разнообразие необходимо
для самого прогресса...
Каковы бы ни были ваши философские и религиозные
убеждения, но раз вы противник насилия человека над человеком
и считаете автономию мысли и поведения и общественную
собственность краеугольным камнем социально-политического
развитая, то вы — анархические коммунисты. Незачем тратить

Анархизм, его теория и практика
455
даром время на всякие партийные программы. <...> Интересы
самого дела одни подсказывают должный образ действий,
вопреки партийным циркулярам. Так, авторитарные социалисты,
как известно, гнушались анархических средств борьбы —
всеобщей стачки и action directe, — а между тем русская революция
одержала некоторые временные победы только благодаря этим
анархическим средствам. И пусть русские авторитарные
социалисты открещиваются от анархических средств борьбы сколько
им угодно, но именно они тем не менее сделали эти средства
популярными в России и во всем мире и заставляют всех ближе
присмотреться и к анархической теории.
^^

€S^
H. M. МИНСКИЙ
Социализм и анархизм
«фрагменты >
Каждой эпохе присущ какой-нибудь центральный умственный
спор, возбуждающий мысль, будящий совесть и этим
беспокойством поддерживающий духовное горение. <...> В нашу эпоху
умственным центром, вокруг которого вращаются все другие
идеи и мнения, является спор между социализмом и анархизмом.
Если исключить чистое естествоведение, то не найдется области
ни практической, ни теоретической деятельности, в которой мы
с первого же шага не встретились бы с вопросом об отношении
личности к государству.
О политике и экономике говорить нечего. Они сделались
непосредственной ареной этого конфликта. Но и мораль, и
философы, и художественное творчество нашего времени имеют своим
средоточием интересы личности в ее тяжбе с обществом.
<...> Идеал общественной гармонии, признающий одну
общечеловеческую семью, одно всемирное хозяйство, в котором
каждый участвует по мере своих сил, заботясь не о своем благе,
но о благе всех, жертвует своим эгоизмом, но взамен получает
тысячи, миллионы забот и услуг, подчиняет свою волю власти
целого, которая взамен обеспечивает ему полную свободу
развития, — такой идеал представляется и нашему сознанию, и нашей
совести абсолютно истинным и желанным. Но в равной степени
истинным и желанным представляется нам идеал личной
свободы, полной независимости от других, внутреннего простора
и абсолютной самоцельности. А между тем эти два идеала,
равноценные для мысли и совести, кажутся различными по
содержанию, и является, таким образом, необходимость сделать

Социализм и анархизм
457
выбор между ними, решить, так сказать, какой из двух идеалов
идеальнее. <...>
До сих пор теоретики социализма и анархизма относились
к спору не так. И те и другие считали свой идеал
исключительно истинным и все силы своего ума употребляли на то, чтобы
собрать побольше доводов в пользу своей истины и как можно
больше возражений против истины противника. Так поступали
главари движения, так, в подражание им, до сего дня ведут спор
их сторонники и последователи. Одновременное раскрытие двух
идеалов, которое, подобно зрению двумя глазами, должно
было бы дать человечеству возможность заменить прежнее плоское
понимание жизни более глубоким, выпуклым, реальным, это
великое явление в области духа превратилось в схоластический спор
о том, что чему предшествует, личность обществу или общество
личности, или, что еще хуже, в адвокатскую тяжбу аргументов,
в резкую полемику. До сих пор, по верному замечанию Амона,
♦социал-демократы величают анархистов сумасшедшими,
провокаторами, шпионами, глупцами, анархисты же, в свою очередь,
бросают социал-демократам в лицо упреки в бесчестности,
ненавистничестве, политиканстве, сплетничестве». Идейная же
сущность конфликта остается невыясненной, и основной вопрос,
исключают ли оба идеала — социалистический и
анархический — один другой или же они представляют два полюса одной
и той же волевой сферы, — вопрос этот не только не был решен,
но никем доныне не поставлен. Равным образом никем не была
указана та первичная двойственность, в которой происходит
начальное разделение социализма и анархизма. Обычное же
противопоставление личности и общества, эгоизма и альтруизма,
индивидуализма и чувства социальности, автономии и власти,
или свободы и равенства, как увидим впоследствии,
конфликта между социализмом и анархизмом не только не разрешает,
но и не мотивирует.
Однако прежде чем разобраться во всех этих сложных
вопросах, необходимо вкратце указать на классификацию и
терминологию интересующих нас мнений.
В великой борьба, которую современное человечество ведет
за свободу, принимают участие три большие группы. Во-первых,
авторитарные социалисты разных оттенков; из них самую
крупную роль в политической жизни Европы играют
социал-демократы или марксисты. Во-вторых, анархисты, или, как при-

458
я. м. минский
нято их называть, анархисты-индивидуалисты, теоретические
взгляды которых всего ярче выражены Штирнером. И, в-третьих,
либертарные социалисты, неточно называемые анархистами-
коммунистами, считающие своими теоретическими вождями
Прудона, Бакунина и Кропоткина. Самой влиятельной до
последнего времени была первая группа. Но последняя оказывается
наиболее жизнеспособной и быстро растущей. Начавшись с мало
практических и несколько противоречивых идей Прудона, либер-
тарный социализм быстро эволюционирует и в наши дни имеет
тенденцию слиться с огромным рабочим движением, которому
принадлежит будущее, с движением, известным под названием
синдикализма. К главным трем группам примыкают
промежуточные формы. Сюда относится партия
социалистов-революционеров, а также доктрины Тукера и Маккая, которых также
называют анархистами-индивидуалистами, но которые на самом
деле занимают среднее место между анархизмом и прудонизмом.
Все эти группы и подгруппы имеют между собою то общее, что
все они без исключения отвергают всякие метафизические и
мистические обоснования и сами себя считают эмпириками и
позитивистами. В стороне от них стоит огромная фигура Толстого
с его религиозно-альтруистически-земледельчески-пассивным
анархизмом, учением самым простым, как бы детски-простым
и, может быть, самым глубоким и сложным из всех.
Чтобы точнее определить взаимное отношение этих трех
групп между собой, полезно, прежде всего, указать на отношение
каждой из них к современному строю. Нынешний буржуазно-
капиталистический строй держится на двух главных, как бы
противоречивых принципах: на индивидуализме, принципе
самостоятельной личности, и на этатизме, принципе
государственной власти. Согласно первому принципу, каждый имеет
равное право стремиться к неравенству. Согласно второму,
государственная власть насильственно охраняет фактически
созданное неравенство. Из этих двух устоев буржуазного строя
авторитарный социализм вполне отвергает индивидуализм,
заменяя множество частных хозяйств одним общественным,
но зато он целиком принимает принцип насильственной власти,
ставя ей в обязанность препятствовать личности стремиться к
неравенству. Анархизм, наоборот, совершенно отметает принцип
власти, какой бы то ни было, организованной или договорной,
во имя неограниченного суверенитета личности. Принцип же

Социализм и анархизм
459
индивидуализма анархизм не только допускает, но усиливает,
доводит до крайнего выражения, считая собственником всего
мира саму личность и единственным законом морали абсолютный
эгоизм. Таким образом, ни авторитарный социализм, ни
анархизм не порывают вполне с буржуазной идеологией и остаются
связанными с ней: первый — принципом либеральной власти,
второй — принципом свободной личности. Знакомые с
литературой предмета знают, что социалисты и анархисты, полемизируя
между собою, прежде всего спешат обругать друг друга кличкой
буржуа. <...>
Взаимные отношения названных трех групп определятся
следующим образом. Авторитарный социализм и анархизм
представляют из себя два диаметрально противоположных
устремления, огонь и воду, да и нет социального миропонимания.
Власть — необходимое условие свободы; власть — единственное
препятствие к свободе. Личный эгоизм — верховный принцип;
личный эгоизм — высшее зло. Между такими крайностями
невозможен ни компромисс ни переход. И замечательно, что
именно эта кажущаяся противоположность и является условием
гармонического существования обеих доктрин, между тем как
оба понимания социализма, имея общие точки касания,
действительно исключают одна другую.
Гораздо труднее определить отношение анархизма к либертар-
ному социализму. С первого взгляда между обеими доктринами
есть нечто общее — одинаково отрицательное отношение к
принципу власти. Благодаря этому будто бы общему отрицательному
признаку, исследователи анархизма — Эльцбахер, Амон,
Кульчицкий, Баш и многие другие — слили учения Штирнера и
Толстого с учениями Прудона, Бакунина и Кропоткина в одно общее
анархическое течение с подразделением на два параллельных
потока — анархизм индивидуалистический и коммунистический.
Признаком принадлежности к тому или другому считается
отношение к собственности. Кто признает собственность частную,
тот причисляется к индивидуалистам, кто признает
собственность общественную, причисляется к коммунистам. Мне эта
классификация кажется глубоко неверной и положенные в ее
основу признаки — случайными. <...> Для нас, приступающих
к изучению вопроса без предвзятой истины, но с готовностью
приветствовать истину, на чьей бы стороне она ни оказалась,
важно лишь то, чтобы в основу классификации социально-нрав-

460
я. м. минский
ственных систем положен был признак не случайный, а самый
жизненный и необходимый. Отношение к институту власти или
к институту собственности еще не решает принадлежности того
или другого мыслителя к социалистам или анархистам.
Решающим, жизненным признаком следует считать общее устремление
всей доктрины, ее конечную цель, тот идеал, к осуществлению
которого она вся направлена. Бакунин и Кропоткин, точно
так же, как Маркс и Энгельс, должны быть одинаково отнесены
к социалистам потому, что все они стремятся к общественной
гармонии, к благу не одного, а всех, не человека, а всего
человечества, к тому, чтобы счастливая личность чувствовала себя
в совершенном человечестве, как здоровая клетка в живом
организме. Вот почему Пру дон, несмотря на признание им частной
собственности, все же должен быть причислен к либертарным
социалистам, ибо все отношения будущего общества он строит
на справедливости — чувстве социальном и ведущем к гармонии.
Штирнер же и Ницше, несмотря на то, что первый отрицает
всякую власть, а второй волю к власти считает сильнейшим и
благороднейшим стимулом духовной деятельности, должны быть оба
отнесены к анархистам, потому что оба конечной целью своих
устремлений признают отдельную личность, Штирнер — своего
«Единственного», а Ницше — своего сверхчеловека, потому что
общество кажется им врагом, средством, орудием, а
абсолютный эгоист — благом, целью, истиной. Равным образом учение
Толстого всецело примыкает к анархизму, а не к социализму,
потому что целью всех его устремлений является не совершенное
общество, а совершенная личность, хотя он совершенство видит
не в эгоизме, а в любви. Сравнивая между собою анархистов
и либертаристов, нужно помнить, что важно не формальное
отрицание власти, а содержание этого отрицания. Анархисты
отрицают не ту или другую форму власти, не только государство
и общество, но и человечество. Приводя ходячее мнение о том, что
государство есть необходимейшее средство для полного развития
человечества, Штирнер прибавляет: «Государство, без сомнения,
является таким средством до тех пор, пока мы стремимся
развивать человечество, но если мы захотим развивать себя, то оно
будет нам только помехой». Между тем либертаристы или, как
их неточно называют, анархисты-коммунисты, отрицают лишь
власть определенную, власть государственно-организованную,
выросшую в отдельный общественный орган. Но они не отри-

Социализм и анархизм
461
цают власти, осуществляемой в каждом производстве самими
рабочими, а в делах общественных — всем обществом. Если
Штирнер и Ницше стремятся к анархии, к безвластию, в
противоположность всякой обязательной норме, то Прудон, Бакунин
и Кропоткин стремятся к панархии, к власти всех и каждого,
в противоположность постоянной власти, превратившейся в
особую специальность и привилегию.
Не буду дольше останавливаться на выяснении различий,
существующих между анархизмом и либертаризмом. Эти
различия не выросли в исторический конфликт, потому что критика
анархизма была направлена против социализма вообще, а не
против одного из его выражений. Исторически же выявленных
конфликта перед нами два: первый — между анархизмом и
социализмом вообще, второй — между обеими формами социализма.
Нет сомнения, что второй конфликт практически важнее. <...>
Итак, ставлю вопрос: в чем заключается конфликт между
социализмом и анархизмом? Какова та первоначальная
двойственность, в которой оба мировоззрения расходятся, чтобы
потом уже больше ни в чем не сойтись? Сами анархисты видят эту
основную двойственность в различном отношении к личности
и обществу. Если признать, что общество определяет и
формирует личность, то получится понимание социалистическое. Если
исторический примат отдать личности, то получится понимание
анархическое. Так, по крайней мере, убеждены теоретики обеих
доктрин. Но в том-то и дело, что философы и социологи весьма
часто ошибаются насчет истинных мотивов и причин, которые
заставили их принять то или другое учение. Весьма часто они
считают причиной своих теоретических устремлений то, что
на самом является их следствием. <...>
Приступая к критике анархизма, нужно прежде всего
установить, что «Единственный» Штирнера имеет такое же общее
значение, как «я» или субъект метафизиков. Единственный не
значит единый в мире, но личность, сознающая себя с характером
замкнутости в себе, несводимой к другим, единой для себя. <...>
В самом деле, если раскрыть понятие об анархии, то мы увидим,
что оно заключает в себе два момента: неподчинения власти других
и неискания власти над другими. Штирнер, отрицая власть, имел
в виду момент непокорности, Ницше, утверждая власть, имел
в виду момент покорения. Но и единственному Штирнера ничто
не мешает искать власти над другими. «Я не хочу, — говорит

462
я. м. минский
он, — признавать или уважать тебя как человека, но я хочу тобою
пользоваться». «Тебя я ценю лишь настолько, насколько ты мне
полезен, и ты моя собственность, потому что я извлекаю из тебя
пользу». Но пользоваться человеком, как собственностью, значит
превратить его в раба, приобрести над ним неограниченную власть.
То же самое право предоставляет личности и Тукер, утверждая, что
«каждый индивидуум вправе подчинить себе других людей, вправе
поработить себе весь мир, лишь бы он в силах был это исполнить».
Но, поработив себе других слабейших эгоистов, сильный эгоист
во имя властолюбия одной рукой утверждает то самое государство,
которое он, во имя непокорности, другой рукой разрушает. «Мы,
государство и я, враги друг другу», — объявляет абсолютный
эгоист Штирнер. Так, очевидно, говорит эгоист слабый, не
находящейся у власти. Сильный, ницшеанский эгоист, захвативший
власть, сказал бы: я и государство — друзья-приятели.
В самом эгоизме, таким образом, оказываются два
стремления — от власти и к власти. Какой же момент одержит верх в
психологии эгоиста и сделается двигателем его поступков? Очевидно,
ответ на этот вопрос даст не формальная логика, а историческое
содержание, или, как принято выражаться, реальное
соотношение сил. Между многими абсолютными эгоизмами произойдет
борьба интересов, каждый захочет пользоваться другим, как
своею собственностью. В результате образуется столь любезный
Штирнеру «союз эгоистов», но с одним оттенком, который он
упустил из виду. Образуется «союз эгоистов» наиболее сильных,
которые, ссылаясь на доктрину Штирнера, покорят себе менее
сильных, или, выражаясь языком единственного, «утолят на них
голод своего эгоизма». Когда же слабые сознают свою силу и им
надоест подчиняться сильным, они, ссылаясь на того же
Штирнера, образуют новый союз эгоистов, под названием
революционеров, и постараются захватить власть в свои руки. Словом,
по советам и заветам «отца анархизма» образуется нынешнее
государство, в котором найдут себе место все ныне существующие
партии, все, кроме Штирнера и его единственного.
Таким образом, присматриваясь ближе к абсолютному
эгоизму, этому рычагу, которым анархизм надеется опрокинуть самое
понятие о государстве, мы, к изумлению, видим, что это не
разрушительный рычаг, а самая твердая опора всех существовавших
данных государственных форм. Идеал Штирнера как две капли
воды похож на самую мрачную действительность. <...>

Социализм и анархизм
463
Если теперь от политических содержаний перейти к
экономическим, то увидим, что и тут Штирнер, желая сокрушить
основы социализма, в действительности является лишь скромным
комментатором социалистической же программы и тактики.
В самом деле, как по учению анархизма должны поступить
эгоисты, сознав свою экономическую зависимость от теперешних
собственников? Вот ответ Штирнера. «Если мы хотим, — говорит
он, — завладеть землей, вместо того, чтобы дать пользоваться ею
теперешним "землевладельцам", то сойдемся вместе, совокупим
все усилия, образуем союз, который и станет собственником
земли. И равным образом как земли, мы лишим их и другой
их собственности, чтобы превратить ее в свою, в собственность
похитителей. Соединимся же, чтобы совершить это похищение».
Призыв этот, очевидно, относится к неимущим, к тем самым,
к кому обращена проповедь социализма. По содержанию своему
призыв этот советует, во-1-х, составить союз, т. е. придать своей
борьбе характер классовый, во-2-х, требования своего эгоизма
основывать не на рассуждениях о правах, а на силе и, в 3-х,
отнятую землю и другое имущество превратить в общую собственность
союза. Все эти советы «отца анархизма» абсолютно совпадают
с.программой и тактикой правоверного социализма. Трагическое
положение анархической доктрины заключается в том, что она
не в силах выдумать такого формального определения, которое
не приходилось бы в пору ко всем существующим содержаниям.
Но если идея анархизма такова, что она применима ко всякому
историческому строю, то, очевидно, это идея пустая,
бессодержательная. Штирнер хотел всей своей доктриной врасти в чистую
эмпирику, но его эмпирически найденная личность оказалась
самой общей, формальной, отвлеченной идеей из всех, какие
когда-либо существовали в умозрении. Его личность относится
враждебно к исторически сложившейся жизни лишь потому,
что она вне истории и вне жизни.
<...> Может быть, цель анархизма — идти дальше от того
места, где остановился социализм, и освободить личность даже
от той власти, которая служит его же интересам, даже от того
союза эгоистов, в который он добровольно поступит, от
обязанности исполнить даже тот договор, который он сам заключит?
Если это так, то мы открыли пункт, где анархизм действительно
расходится с социализмом, и это чрезвычайно важно. Оставляя
социализму устройство всех внешних содержаний, анархизм,

464
H. M. МИНСКИЙ
быть может, стремится стать современной религией, ибо
религия тем и отличается от политики и морали, что она заботится
не о внешнем устройстве, но о внутреннем душевном строе и
совместима со всяким внешним содержанием.
Штирнер сам не раз намекает на то, что его цель преобразовать
не действительность, а наше отношение к ней. <...> Точно также
он хотел бы изменить отношение человека к равному себе. <...>
До сих пор, по словам Штирнера, люди искали определенной
свободы, искали свободы слова, совести, собраний и потому всегда
впадали в новое рабство — тех самых обязанностей, которые они
сами свободно создавали. Истинная свобода должна заключаться
в отрешении от всех определений, от всяких обязанностей, от
религии, от законов, от человечества. Свобода Штирнера —
свобода от всяких интересов и содержаний, потому что сама свобода
кажется ему высшим интересом и высшим содержанием жизни.
Здесь мы, кажется, стоим у самого источника анархистской
мысли. И вместе с тем здесь перед нами открывается основной
порок всей анархической доктрины.
<...> Анархический идеал, в том виде, как он изложен у
Штирнера и Ницше, похож на выстроенный по неверным вычислениям
воздушный шар, который никогда не полетит, несмотря на
страстное желание изобретателя лететь. Этот основной порок
вычисления заключается в том, что оба элемента, на которые разлагается
анархический идеал, внутренне противоречивы, обессиливают
один другой, сводят на нет. С одной стороны, абсолютный эгоизм,
как путь, с другой — абсолютная свобода как цель. Но эгоизм
ведет не к свободе, а к рабству, и полная свобода возможна лишь
тогда, когда путь эгоизма покинут. Мы можем мыслить свободу
от всяких содержаний, но бессодержательного эгоизма мыслить
нельзя. Стоит внести в понятие эгоизма малейшее содержание,
и окажется, что в нем самом уже заключен момент чего-то
внешнего, противоречащего внутренней свободе. <...> Конечно, эгоист,
порабощенный своим желаниям и внешнему миру, может
стремиться к свободе, но к свободе социалистической, а не
анархической, т. е. не к свободе от содержаний и интересов, а к свободе
от чужого насилия и гнета во имя своих личных и классовых
интересов. Освободить личность от государства и в то же время
оставить на ней цепи абсолютного эгоизма, все равно, что
повалить столб, к которому прикован узник и сказать ему: теперь ты
свободен, ступай, таща за собой и цепи, и столб.

Социализм и анархизм 465
Бессодержательность определений и противоречия основных
начал до того лежат на поверхности анархизма, что были
замечены всеми критиками этой доктрины, и в особенности ее
принципиальными противниками — социалистами разных оттенков.
<...> Самый резкий приговор произносит Энгельс, объявляя все
исследование Штирнера каким-то курьезом и упиранием в стену.
Мы видели, что эти упреки скрывают в себе много
справедливого. Но из-за неверных определений и противоречий называть
анархизм бредом сумасшедшего, курьезом или вообще основным
заблуждением значит из-за деревьев не видеть леса. Из всех
учений современности анархизм одно из самых глубоких и
жизненно-сильных. Если бы идеи Штирнера и Ницше были бредом
и курьезом, то пришлось бы признать сумасшедшей половину
культурного человечества, всех тех, кого эти безумные идеи
зажигают или смущают. Если они — бред сумасшедшего, то откуда
тогда их магическая сила, их соблазняющее могущество?
Почему безумие и курьез так сильно приковывают к себе внимание
благоразумных, приводят их в такое негодование, заставляют
их так резко спорить? Ведь обыкновенно курьез сам себя убивает,
и идеи, выходящие из сумасшедших домов, не рождают великих
идейных конфликтов. <...>
Анархизм, как и социализм, отрекся от философии для
чистой эмпирики. Однако на почве эмпирики конфликт между
ними остается неразрешенным и ни к чему, кроме резкой брани,
не привел. Вопрос о коренной двойственности, в которой обе
доктрины расходятся, так и остался без ответа. Но как минус
на минус дает плюс, так столкновение двух доктрин, отрицающих
философию, приводит нас к необходимости вернуться к методам
философии. <...>
Мне кажется, что конфликт двух социально-нравственных
доктрин может быть освещен и примирен не в монизме и не в
дуализме, а в мэоническом учении о нравственном двуедйнстве.
II
В основание всех своих рассуждений о личности и обществе
я кладу следующее положение: личность для удовлетворения
своих потребностей нуждается в предметах внешнего мира
и только к этим предметам относится непосредственно,
первичным образом. К обществу же и государству личность относится

466
H. M. МИНСКИЙ
уже при посредстве этих предметов производным, вторичным
образом. Поэтому основную двойственность, в которой
происходит разделение социализма и индивидуализма, следует
искать не в противоположности между личностью и обществом,
а в двояком отношении личности к предметам внешнего мира,
к благам жизни.
Чтобы идти от простого к сложному, от известного к
неизвестному, мы должны начать с первого жизненного ощущения,
с эмпирического опознания своей личности. Вопреки мнению
Штирнера, наша эмпирическая личность наблюдается нами
не как начало простое, единое или единственное, но как двуе-
динство, как нечто, подобное клеточке, которая состоит из ядра
и окружающей среды. Ядро личности — это ее претворяющая
сила, динамический центр; окружающая среда — те предметы,
которые личность себе уподобила. Личность отдельную, себе
довлеющую, мы в эмпирическом мире нигде не находим. «Я»
никогда не существует, а всегда становится. «Я» — начало
активное, хищное, потребляющее. Живая личность всегда
нечто в себя претворяет, всегда находится в волевом отношении
к миру, и это отношение нисколько не свободно, а, наоборот,
запечатлено характером зависимости и принуждения. <...>
Конечно, акт дыхания, как и принимания пищи, доставляет
личности удовлетворение, ибо в таком акте достигается цель
жизни, утверждается единство личности за счет претворяемых
предметов. Но есть что-то жалко-трагическое в том, что эта
радость удовлетворения принудительна, точно мы рабы
собственного веселия, обязанные под угрозой казни потешать свое «я».
Стоит личности отказаться от радости удовлетворения, и она
подвергается ударам бича, скрытого в ней самой. Вот первое
рабство, первая власть, дающая начало всем другим. Наше
рабство возникает раньше государства, раньше общества. Оно
скрыто в предметах внешнего мира, в нашем хлебе насущном,
в воздухе, которым мы дышим.
Однако эта первичная зависимость от предметов, будучи
условием всякого будущего рабства, сама еще не есть рабство.
В зависимости от внешнего мира скрыто нечто и отрадное, как
в зависимости любящего от любимого. Вожделение предметов
в сущности тот же Эрос, т. е. жажда слияния с другим для
рождения третьего. Каждый вздох воздуха есть уже эротическое
слияние, сочетание, соитие личности с предметным миром. Третье,

Социализм и анархизм
467
рождающееся при этом, это сама личность, ибо процесс жизни
в том и заключается, что организм постоянно изнашивается,
умирает и должен постоянно снова себя создавать. <...>
Истинное рабство жизни начинается тогда, когда любовь
к предметам осложняется ревностью и борьбою. Личность не одна
вожделеет предметы. Она окружена другими личностями, равно
вожделеющими, но одаренными неравною силою. Неравенство
это, пока оно остается субъективным, еще не представляет
опасности для слабейших. Но вот оно объективируется, становится
предметным. Среди предметов, до сих пор доставляемых
природой и хватавших на всех, вдруг появляется предмет редкий,
созданный искусством. Тогда с первобытной общиной происходит
то же, что случается с толпой детей, в которую турист с экипажа
бросает несколько монет. <...>
Появление среди первобытной общины первых редких
предметов — вооружения или украшения, — всем желанных, но
хватающих лишь на немногих, дает толчок дотоле аморфной массе,
которая сразу кристаллизируется и становится обществом,
со всеми свойственными обществу атрибутами неравенства,
насилия, власти и рабства. Возникновение общественной неправды
неизбежно, ибо в основе ее лежат предметы, лежит мир. <...>
С этого момента вся будущая гражданственность с ее
неправдой и насилием дана. Люди думали, что они создают предметы
и владеют ими. Оказалось, что предметы формулируют
отношения людей и деспотически властвуют над ними. Появление
привилегированных предметов обусловило существование
привилегированного класса людей. Нужно ли доказывать, что
в основу образовавшаяся таким путем общества легло не
особенное чувство социальности, а то же старое чувство эгоизма, то же
вожделение предметов, которое составляло двигательную силу
свободной до-общественной личности. Нужно ли доказывать,
что прежний индивидуализм не исчез, а, наоборот, разросся,
осложнился, вследствие осложнения всех прежних отношений.
Прежде личность относилась к предметам непосредственно.
Теперь, с образованием государства, между личностью и
предметами стали другие личности, и возникли бесчисленные новые
отношения. Чтобы понять происшедшую перемену, рассмотрим
отдельно психологию слабейших и сильнейших.
Слабый, превращаясь из свободной личности в члена общества,
подпадает, вместо прежней непосредственной, эротической зави-

468
H. M. МИНСКИЙ
симости от внешнего мира в новую, производную, политическую
зависимость от людей. Эта новая зависимость и есть подлинное
горькое рабство, ибо раб трудится и создает предметы не для
собственного Эроса, а для Эроса своего господина. Трагизм и
безвыходность рабства заключается не в том, что раб носит цепи,
а в том, что он их сам на себя кует. Ибо, повторяю, его истинные
тираны не его господа, а те редкие предметы, которые он для них
создает, и вполне прав Штирнер, говоря, что не богатые создают
бедность бедных, а бедные создают богатство богатых. Кто же
виновник этого наступившего рабства? Тот проезжий турист,
который бросил в толпу детей горсть монет. Человеческий гений,
неустанный искатель удобного и прекрасного, творец культуры,
выдумщик привилегированных предметов, — вот виновник
экономического неравенства и государственного рабства. Появление
редкого предмета повергает слабых в рабство даже тогда, когда
они на этот предмет не посягают. Достаточно опасения, что они
могут на него посягнуть, для того, чтобы сильные поставили
их в положение беззащитных рабов. Но если так, то очевидно,
что освобождение от неравенства и рабства возможно двояким
путем. Во-первых, через отказ от культуры, от всего
прекрасного и редкого и возвращение к первобытному и всем
доступному, а во-вторых, через усиление культурного производства
до той напряженности, при которой искусственных предметов,
по крайней мере, наиболее желанных, хватит на всех и борьба
за них станет ненужной. Первый путь ведет назад от культуры,
от государственной социальности. Второй путь — усиленной
культуры и растущего производства — и есть тот, который
избрал социализм, признающий своим идеалом не возврат к
первобытному равенству, а стремление к равенству производному,
к равенству всеобщего богатства и всем доступной роскоши.
Освободителем пролетариата явится тот, кто его поработил, —
гений культуры, носитель творческого интеллекта, подлинный
интеллигент. Отсюда видно, что ходячее положение социализма,
будто освобождение пролетариата может совершиться силами
самого пролетариата, должно быть принято только в
политическом смысле, а не в культурном, ибо оно противоречило бы
основному тезису материализма. Если принять, что отношения
политические (людей к людям) определяются отношениями
хозяйственными (людей к предметам), то необходимо заключить,
что хозяевами истории являются лишь творцы предметов, как

Социализм и анархизм
469
физические рабочие, пролетарии, так и рабочие умственные —
интеллигенты. Паразитами же истории, пятым колесом в
колеснице культуры следует признать, наряду с праздно-живущими,
всех занимающихся трудом непроизводительным: посредников,
купцов, чиновников, политиков всех оттенков, воинов, судей.
Если мы теперь обратимся к влиянию государства на
психологию сильных, то увидим, что и оно ведет не к одному, а к двум
различным путям практической деятельности. В отличие от слабых,
придавленных механизмом государства, сильные вознесены им.
Взвалив весь труд на рабов, они сами устраивают жизнь по плану
чистой целесообразности, и законом истории ставят свое счастье.
В известном смысле и сильные попадают в рабство культуры, ибо
каждая новая потребность привязывает человека новой цепью
к природе. Покорение сил природы тождественно с покорением
себя ее силам, но иго потребностей, как я уже сказал, легко
и сладко, ибо оно ведет к удовлетворению. <...>
Будучи свободными, сильные образуют союзы, облегчающие
им обладание предметами. Цель этих союзов — борьба с
соперниками, с другими союзами сильных и господство над слабыми.
Таким образом, в социальных отношениях, возникших из любви
к предметам, человек предстоит человеку в трояком аспекте: как
невольник, как союзник и как соперник. Однако добывать
предметы одним насилием возможно лишь в младенческий период
культуры. С развитием производства насилие уступает место
мирному обману, сильные наряду с хищничеством принуждены
браться за труд, правда, привилегированный, полу-хищнический.
Вместе с тем возникают отношения договорные, и человек
предстоит человеку в четвертом аспекте как помощник по добыванию
предметов. Под эти четыре формы подходят все межчеловеческие
отношения, порождаемые любовью к предметам. Но личности
мало претворять в себя неодушевленные предметы; ей мало
пользоваться для этого услугами людей. Личность простирает свое
вожделение на самую личность ближнего, стремится превратить
в предмет обладания и претворения метафизический духовный
центр чужой личности, ее сознание, ее свободу, и в этом
стремлении проявляет свою волю к власти, к первенству, к
превосходству. Образуются, таким образом, два ряда отношений. В первом
ряду личность смотрит на предметы как на цель, а на человека
как на средство. Во втором, наоборот, человек становится целью
для личности, а предметы — средством. <...>

470
я. м. минский
Если, с одной стороны, поместить вожделеющую личность,
а с другой — вожделенный мир, то все предметы мира —
одушевленные и неодушевленные — можно объединить в один огромный
ряд возрастающих ценностей, причем показатель возрастания
будет уже не только эстетический, но и этический — их
сравнительная сознательность. Весь мир, взятый эротически, на плане воли
(а не символически, не на плане научного или художественного
созерцания) распадается на четыре огромных, возвышающихся
одна над другою области. На первой ступени личность утверждает
свое единство над бессознательной матерей, претворяя в себя
чужие физические же единства. <...> На второй ступени личность
ищет претворений сознательных. Воин, побеждая соседа,
обращает его в рабство и заставляет служить себе уже сознательно,
но еще не добровольно. На третьей ступени, при существовании
договорных отношений, сильный подчиняет себе слабейших
добровольно, но еще не свободно. Наконец, на высшей ступени
самоутверждения личность, желая основать свое превосходство
на свободном согласии людей и сделать его непоколебимым,
вынуждена жертвовать собою для блага других и отказаться
от тех самых благ, которые она своею жертвою завоевывает для
других. Другого средства, кроме самопожертвования, нет у
личности, которая желает, чтобы другие поклонялись ей свободно
и любовно. Таким образом, все здание материалистического
эгоизма неожиданно увенчивается мистическим актом
самопожертвования и обретает в нем не то свое искупление, не то свое
вечное осуждение и укор.
Моралисты учат нас тому, что по мере того как наши поступки
теряют эгоистическую черноту и становятся альтруистически-
белыми, увеличивается чувство радости, доставляемое ими.
Если бы это было верно, то путь культуры должен был бы вести
к бесконечной жизнерадостности. На самом деле мы видим
противное. Путь удовлетворения во все века срывался над бездною
пессимизма. И удивительно то, что яд пессимизма отравлял
не слабых и порабощенных, что было бы объяснимо, а сильных
и пресыщенных. Страданья и борьба всегда поддерживали волю
к жизни, между тем как удовлетворение ее расшатывало. <...>
Трагизм человеческой истории в том, что вся она вырастает
из индивидуализма, что социальность — отношение производное,
вторичное. Между тем первый импульс индивидуума —
желание утвердить свое единство на счет других единств — с ростом

Социализм и анархизм
471
культуры становится все несбыточнее и для личности
заурядной, и для героической. Заурядная личность, попадая в рабство
общественных условностей, быстро теряет среди толпы запас
своих небольших сил, и единственной ее заботой становится
мысль, как бы устоять, не затеряться среди всеобщей давки,
как бы жить не хуже других, жить, как все. Если большие слои
общества охватило стремление к равенству, то это вернейший
признак, что корни индивидуализма начинают засыхать, что
им нечем питаться. Героическая же личность, для того, чтобы
утвердить свое превосходство, должна жертвовать собою, т. е.
отринуть самый принцип личного бытия; на вершине каждой
Голгофы горит свет, который, падая вниз, обнажает, осуждает,
обесценивает все пройденные ступени. При высоком уровне
культуры превосходство личности бывает возможно только в
области символического творчества в науке или искусстве, или же
под прикрытием условных привилегий и под угрозой всеобщей
вражды и зависти. <...> В сознании личности, постигшей все
унизительное нищенство своего теперешнего среди-обществен-
ного прозябания, возникает одно из двух решений. Первое
решение — яркое, громкое, покончить с существованием ничтожной
самостоятельной клеточки, перестать быть отдельным
враждующим центром, слиться со всеми клеточками в один организм все
прежние отношения к человеку — как к невольнику, сопернику,
союзнику и помощнику — заменить одним общим отношением —
как к товарищу, — и вместо превосходства, даже героического,
довольствоваться сознанием всеобщей связанности, дружбы,
солидарности, отдавать свой труд и свою волю всем, чтобы
взамен получить от всех как можно больше предметов, на которых
и сосредоточить всю силу своего вожделения. Второе решение
тихое, бледное, похожее скорее на робкий вопрос: подрубить ли
социальное зло в его корне, не отказаться ли и от вожделения
предметов и людей, не попытаться ли утвердить свое
верховенство и свободу не в мире, а в себе самом, не в соединении с миром,
а в противоположении миру святыни своего «я». Первое решение
ведет к идеалу социалистическому, второй — к идеалу
анархически-индивидуалистическому. <...>
Таким образом, сделав обходное движение, мы опять
вернулись к конфликту между социализмом и индивидуализмом,
но вернулись с некоторым философским светочем, который
поможет нам осветить этот конфликт изнутри. Прежде всего мы ви-

472
Я. M. МИНСКИЙ
дим, что (перед судом философии) оба идеала равноценны. У нас
нет другого критерия для оценки жизненных явлений, кроме
утверждения личности, а личность на обоих путях утверждает
себя с одинаковой полнотой, хотя в разных направлениях. Два
элемента, из которых состоит личность, составляют не
двойственность, а двуединство. Двойственность получается только
в направлении личной энергии — от центрального «я» к миру
или наоборот, и вот в этой двойственности происходит
первоначальное разделение социализма и индивидуализма. На первом
пути личность утверждает свое единство тем, что сливается
со всем миром, на втором пути тем, что противополагает себя
всему миру центробежное, одно со всем, центростремительное,
одинокое от всего — равно утверждают единство. <...>
Но будучи равноценными, оба идеала далеко не одинаковы
по своему объему и влиянию. Идеал социалистический —
универсальный, всем открытый, и теоретически нет ничего
невозможного в том предположении, что все люди равно откажутся
от личного блага во имя блага общественного. Путь же отречения
и гордой замкнутости — путь узкий, открытый немногим,
относящейся к широкому пути социализма, как исключение к
правилу. <...> Поэтому социализм имеет наклонность к монизму,
к единой морали, к признанно единого долга и категорического
императива. Индивидуализм, наоборот, решительно отвергает
категорический императив и сознательно поступает так, что
правило его поведения не может стать всеобщим законом. Его
пафос не в верности долгу, а в свободе от долга, в свободе от всех
содержаний, главным образом, нравственных. Поэтому критика,
направленная индивидуализмом против социализма, нисколько
последнего не колеблет. <...> Сила и значение индивидуалиста
не в глубине его критических идей, а в его искренности, в
чистоте его горения. Отвергая идеал общепринятый и отметая все
прежние содержания, он должен доказать, что нашел содержание
новое, что действительно поклоняется святыне своего «я», что
отречение его от предметов полно и невынуждейно.
<...> Конечно, всякий индивидуалист — колебатель
общественных основ и враг революции, потому что равно отвергает
все государственные формы — низшие, как и высшие. Но это
ему прощается во имя его искренности. Отрекшись от культуры
для идеала абсолютной свободы, он купил право на абсолютную
свободу критики.

Социализм и анархизм
473
Прилагая волевой критерий к великим проповедникам
индивидуализма, мы видим, что первое место среди них занимает
Толстой, который один из всех, отвергнув социальность, вместе
с тем обрубил нити, которые привязывают личность к
государству, осветил сначала до конца весь путь отречения, увел нас
от роскоши к добровольной нищете, от сладострастия к
целомудрию, от культуры к неделанью, от борьбы и конкуренции
к непротивлению. Единственный недостаток Толстого в том,
что он принимал свой идеал, как универсальный, а не как
исключительный. Многие, я знаю, упрекают Толстого в том, что
на словах отказавшись от всех благ культуры, он на деле ими
пользуется. Но, говоря об искренности, я разумею искренность
не человека, а учения. У философии нет инквизиторских методов
исследования. Если Толстой живет несогласно со своим учением,
то это дело его биографов. Для философской критики важно, что
это учение само в себе цельно, осуществимо. Чего не свершил
один, исполнят другие, лишь бы идеал сам по себе был исполним.
Если от Толстого перейдем к Штирнеру, нам сразу бросится
в глаза спутанность, неустойчивость его доктрины. Мы уже
видели, что в ней сталкиваются два отрицающие одно другое начала:
свободы и эгоизма. Заслуга Штирнера в том, что стремление
к свободе он выразил смелее и страстнее, чем кто бы то ни было
до и после него. Отрицая не только человечество, но и человека
вообще, человека, как идею, Штирнер сделал тот решительный
шаг, без которого невозможна никакая искренняя аскеза, ибо
аскет и поступает не по всеобщей правде, а по своей особой,
исключительной. Но между аскезой и любовью необходимой
связи нет. Чувство любви занесено в душу Толстого со
стороны, из глубины русской кошмарной действительности, со дна
народных страданий. У Штирнера святыня внутреннего «я»
выражена дерзче, обнаженнее, правдивее, и в этом его заслуга.
Но так велика запуганность европейца перед Молохом предметов,
что даже у Штирнера, этого бесстрашнейшего из бесстрашных,
не хватило смелости поднять на него руку. Все святыни разбил
он и осквернил человека, человечество, Бога, но на предмет
не посягнул, на эгоизм, вожделение и вражду не замахнулся.
Еще в большей степени этот упрек должен быть сделан по
отношению к Ницше. Про него можно сказать, что чашу с ядом
пессимизма, о котором я выше говорил, он, взяв ее из рук
Шопенгауэра, выпил до дна, до последней капли. И пессимизм

474
я. м. минский
Шопенгауэра подействовал на Ницше, как, говорят, действует
яд тарантула на укушенных им. Ницше заплясал, заметался
во все стороны. Реакция против яда в нем произошла с
небывалой силой. <...> Ближе всех других он подходил к идеалу
созерцания, сильнее всех колебал основы государственности,
но тут же бросался в сторону, лил масло в огонь, проповедовал
волю к власти, право сильнейшего, презрение к слабым, любовь
к дальнему во имя культурного творчества, т. е. плясал как раз
по дороге прежней социальности, в ту сторону, где она
оборвалась над бездной пессимизма. Он плясал, одержимый обоими
идеалами, и если смотреть только на его метания то едва ли мы
уловим их ритм и смысл. <...>
Что же сказать о многочисленных, возникших в последнее
время у нас разноименных анархизмах, — о мистическом
анархизме Чулкова и Вячеслава Иванова, о теократическом анархизме
Бердяева, об апокалипсическом анархизме Мережковского? Идеи
Чулкова и Иванова, как относящееся более к области эстетики,
чем политики, здесь, может быть, не место разбирать. Что же
касается Мережковского и Бердяева, то следует признать, что
в их доктринах момент волевой, нравственный выражен крайне
слабо, и потому их критика, направленная против государства
и социализма, кажется внутренне не оправданной, неискренней,
в том значении, как я прежде употребил это слово, неискренней
не в смысле личных намерений, а идейной цельности. В центре
мировоззрения Мережковского помещена концепция скорее
богословская, чем религиозная, византийское словесное построение
с поверхностным налетом гегелианской диалектики и с наклоном
к новому сектантству. Рядом с христианской Троицей, над
которой Мережковский производит свои диалектические выкладки,
в его храме покоится другая троица — три набальзамированных
трупа — веры, чуда и предания. Мысли этого
необыкновенно бодрого писателя, горя стеклянным блеском, прельщают
и волнуют, но принять их в душу также боязно, как проглотить
осколки стекла. Но больше всего меня смущает Бердяев,
который в последнее время, обретя ярко индивидуальную внешнюю
форму речи, впал вместе с тем в какой-то теплый — не горячий
и не холодный — тон самодовольного квиэтизма <...>
Таким образом, озираясь на прошлое, мы видим, что идеал
индивидуализма с наибольшей смелостью высказан Штирнером,
образ индивидуалиста с наибольшей яркостью нарисован Ниц-

Социализм и анархизм 475
ше, а путь индивидуализма с наибольшей искренностью указан
Толстым. На первый взгляд история индивидуализма как будто
бедна событиями: несколько апостолов, несколько ярких книг
и почти полное отсутствие последователей. Но на самом деле
влияние этих немногих книг на будущие судьбы истории
огромно. Социалистического идеала они не поколебали. Пока стоит
мир и существуют предметы культуры, выделываемые людьми
не в одиночку, а сообща, до тех пор жива социальность и
непоколебим социалистический идеал. Но деспотизм этого идеала
преодолен индивидуалистами безвозвратно. Бастилия
категорического императива в области социальных отношений взорвана,
нужно надеяться, раз навсегда. Ветхий завет социальной морали:
поступай так, чтобы твоя воля всегда была согласована с общей
волей — отменен, и на место его провозглашен, новый завет:
согласуй свою волю с общей волей или пренебреги общей волей,
смотря по тому, утверждаешь ли ты единство своего «я» через
слияние с предметами или через их отрицание.
На вопрос, как должны сложиться судьбы индивидуализма
в будущем, отвечать с уверенностью, конечно, трудно. Очень
возможно, что еще долго сила индивидуалистического идеала
будет выражаться в нравственном раскрепощающем, бунтарском
влиянии переименованных книг на сознание людей. Но если
этому идеалу суждено когда-нибудь осуществиться в исторических
формах, то почти нет сомнения, что осуществление это
выразится в возникновении свободных общин, куда люди, уставшие
от культурной сложности и лжи, будут удаляться, — совсем или
на время, — чтобы найти свое, затерянное среди культуры,
ошлифованное прибоем городской мути, стертое и обезличенное «я».
Хотя эти общины и напоминают как бы монашеские общежития
средних веков, но нужно думать, что по настроению и образу
жизни они будут резко отличаться от монашеских Фиваид1. <...>
Союзы эгоистов (чтобы сохранить за ними это неточное название,
из уважения к гению Штирнера) всего менее будут отличаться
смирением. Основным их настроением будет гордость и
неукротимое свободолюбие. <...> Не связанный ни обетом, ни молитвами,
ни обрядами, он уходит из социального союза в союз эгоистов, как
житель долины уходит на вершину горы, чтобы дышать эфиром
небес. По желанию уходит, по желанию возвращается. Гордость
не позволит ему ставить себя к обществу, как это делал монах,
в отношения нищего или попрошайки. Союзы эгоистов будут

476
Я. M. МИНСКИЙ
общинами труда, но труда простого, несложного, достаточного
для удовлетворения самых первых потребностей. Целью жизни
в таких общинах будет не труд и не роскошь, а простор досугов,
радость размышления, блаженство одинокого отдыха. Прежде
всего туда уйдут все те, кто не создан для культурной суеты, те
немногие избранные натуры, для которых каждое прикосновение
нашей борьбы, нашего труда и даже наших наслаждений
составляет пятно осквернения. А затем все мы, когда в нас родится
жажда одиночества. Ибо кто из нас в свое время не изведал вкуса
отвращения к культуре, кто не содрогался, когда ее мутные волны
подходили к горлу. На тех вершинах, где обитал Заратустра и где
вместе с ним жиль орел свободы и змея гордости, культурный раб,
свергнув с себя двойные цепи — предметов и людей, — обретет
то, чего не вернут ему ни коллективизм, ни коммунизм —
неприкосновенность своего «я», вечную молодость мира. Там,
наконец, можно будет вслух говорить о том, о чем среди городских
камней как-то неловко и мечтать — о божественности человека,
божественности всего сущего, о великой тайне божественной
жертвы, совершающейся в каждом акте жизни.
Но от этих мечтаний вернемся к действительности, ибо еще
нужно ответить на возражения, которые могут быть сделаны
против двуединой морали. Легче всего предвидеть возражения
со стороны последователей идеалистического монизма. <...>
Ничего нет удивительного в том, что монисты, привыкши,
хотя бы только в теории, считать свой идеал единым и
исключительным, обрушиваются на моральное двуединство. <...>
В социалистической коммуне личности будет предоставлено
пользование всеми благами культуры и свободы, каждому по его
потребностям и выбору, но с условием подчинить свое поведение
общей воле коммуны. Кто пользуется предметами, тот да
преклонится перед социальной волей, ибо предметы создаются
не личностью, а обществом. Личность вносит в общий труд свою
долю, но ничтожную в сравнении с тем, что получает взамен.
Если личность откажет обществу в своем содействии, общество
этого и не заметит. Если же общество откажет личности в своей
помощи, личность немедленно погибнет. Живя среди общества,
личность может пользоваться только тою свободою, которая
доступна и всем другим членам общества, т. е. свободой
социальной, политической, общегражданской. Но зато стоит личности
отказаться от пользования предметами, как общая воля теряет

Социализм и анархизм 477
над нею свою власть. Отрекшись от предметов, личность вправе
отринуть и самый принцип общественности и повернуться
спиною ко всякой социальности. <...> Для окончательной свободы
личности важно не столько образование союзов эгоистов, сколько
одна мысль о возможности их образования, одна уверенность
в расторжимости всех социальных связей. Было бы, конечно,
лучше, если бы человек, подобно божеству, мог пользоваться
свободой абсолютной. Но абсолютное открывается нам только
в мэоническом созерцании. Фактически же осуществимая наша
свобода сводится к свободному выбору между двумя идеалами
самоутверждения. Иной свободы нам не дано, но уже ею мы
в праве пользоваться до конца.
Не трудно также предвидеть возражения, которые будут
сделаны против двуединства представителями позитивного монизма.
До сих пор, говоря о двух идеалах, я намеренно умалчивал
о метафизической истине, лежащей в основании нравственного
двуединства. Но само собой разумеется, что признание
двуединства неизбежно ведет нас к метафизическому миропониманию.
Кто признает два равноценных идеала, тот, очевидно, не признает
ни одного из них абсолютно ценным, тот вынужден считать оба
эмпирических волеустремления лишь двумя феноменальными
проявлениями иной, третьей внеявленной, абсолютной воли.
Самое возникновение трагизма объясняется тогда, как результат
всемирной разорванности, как несоответствие между тем, чем
феномен кажется сам по себе и тем, что он означает как символ.
Вот почему все не-метафизики, все эмпирики и позитивисты,
считающие мир явлений единственно сущим, себе довлеющим,
должны отрицать трагизм и смотреть на идеал отречения, как
на аберрацию чувства. <...> Нет никакой причины сомневаться
в том, что по достижении власти пролетариатом возникнет
новая форма пессимизма — самого страшного, ибо последнего —
пессимизма трудящегося, заключенного в вечное колесо труда
и удовлетворения, не могущего уже пожертвовать собою для
обездоленного и притесняемого, ибо притесняемых больше нет.
А так как единственным лекарством против пошлости жизни
служит огненное, горькое, разрешающее слово индивидуализма,
то можно с некоторою уверенностью предсказать, что и при
будущем социалистическом строе идеал свободы от всех содержаний
и святыня единственного «я» будут иметь над умами и совестью
людей не меньшую, если не большую, силу, чем теперь.

478
H. M. МИНСКИЙ
Но тут нас останавливают социалисты и возражают: «да,
мы согласны с тем, что в прошлом психология каждого
господствующего класса разрешалась пессимизмом, но лишь потому,
что господство это всегда держалось на эксплуатации и
насилии. В будущем же социалистическом обществе, основанном
на справедливости и солидарности, законом жизни станет чистая
жизнерадость; в этом обществе не будет уже места пессимизму,
сознание мирового трагизма исчезнет, а вместе с ним
индивидуалистический идеал, не питаясь отравленными соками праздности,
скуки и страха, должен будет зачахнуть и погибнуть».
Сознаюсь, что дальнейший спор в этом направлении
становится невозможным, ибо спор этот происходит в будущем, ведется
на той арене, на которой доказать свою победу слишком трудно,
а казаться победителем слишком легко.
На уверенность позитивного монизма философия двуединства
может ответить следующее: «Если в самом деле в
социалистическом государстве идеал абсолютной свободы, не питаясь
трагизмом жизни, умрет естественной смертью, то и критиковать
его, и бороться с ним излишне. Мертвый в гробе мирно спи.
Если же, как я полагаю, при самом идеальном коммунистическом
строе некоторые личности почувствуют себя дурно среди
общественной тесноты и востоскуют о просторе одиночества, то
возникает вопрос столь же нравственный, сколько юридический:
вправе ли они порвать общественный договор, уйти из союза
социалистов в союз эгоистов? На это философия двуединства
дает определенный ответ. Если общественность создана только
личностью и только в целях ее утверждения, то, очевидно,
ничто не препятствует личности утверждать себя на втором вне-
социальном индивидуалистическом пути. Тут индивидуализм
является перед нами с новым признаком политической партии,
составляющей вечную внутренне необходимую оппозицию
социализму. <...> Новая общественность должна быть
построена так, чтобы личность в каждое время имела возможность
скинуть с себя все бремена забот и обязанностей и вернуться
к святыне своего «я». Могут еще спросить: совместима ли эта
абсолютная свобода с основными линиями социалистического
жизнеустройства. И на этот последний вопрос я отвечаю самым
решительным: да. Идеалы — социалистический и
индивидуалистический, будучи параллельными, никогда не сходясь, тем
не менее, осуществляясь в одной и той же плоскости личного

Социализм и анархизм
479
самоутверждения, имеют одно и то же направление и
находятся между собою в гармоническом соответствии. <...> Только
при социалистическом строе личность, наконец, будет вольна
в выборе того или другого пути, только среди коммунистическая
общества мыслимо существование свободных «союзов эгоистов».
Это гармоническое соответствие обоих идеалов рождает в нас
надежду на возникновение в будущем высших нравственных
переживаний, о которых доныне людям не снилось. До сих пор
нравственная деятельность венчалась одним из двух экстазов:
экстазом героического подвига или экстазом аскетического
подвижничества, но путь к тому и другому совершался в потемках
неведения, среди фанатической отчужденности. В будущем же,
когда инстинкт уступит место ведению и видению, возможно,
что душе откроется третий экстаз — новое чувство, в котором
синтетически сольется все, что есть истинного и прекрасного
в социализме и индивидуализме. Ибо ничто не мешает
личности изведать и вместить в себе всю полноту света и радости.
Мечта о третьем экстазе, вот отдаленнейшая, пока еще слабо
светящаяся, точка, которая открывается с высоты философии
двуединства и, может быть, этот идеал еще слишком далек и
неясен, чтобы подольше остановить на нем взоры. Во всяком
случае, уже теперь несомненно, что социалисты и индивидуалисты
не могут, не должны полемизировать и враждовать друг с другом.
Сила каждого из двух идеалов в его собственному содержанию,
а не в критике чужого содержания. Если назначение философии
помогать в достижении жизненной цели при наименьшей трате
сил, то философия двуединства могла бы научить социалистов
и индивидуалистов смотреть на свои идеалы не как на
противоположности, а как на два полюса, два пола одной и той же
духовной сущности. Стремиться к своей цели они должны, связанные
взаимным пониманием и любовью, а всю свою наступательную
и оборонительную энергию расходовать в борьбе с общим
врагом — с мещанским рабством и с мещанской пошлостью.
€^а

€^
H. РОГДАЕВ
Различные течения в русском анархизме
(Доклад рабочему интернациональному
анархистскому конгрессу в Амстердаме)
Много причин способствовало развитию этой идеи. С одной
стороны, под влиянием самой жизни, появились различные
течения революционной мысли, которые, несмотря на примеси
якобинско-бланкистских идей, вырабатывали мало-помалу
принципы чистого анархизма; с другой стороны — эта идея
(анархизма) кристаллизовалась, чисто стихийно, в самих
рабочих массах, часто помимо и даже вопреки влиянию и пропаганде
социально-революционных партий.
<...> Позднее, на юге России, и затем в западном крае,
возникли полуанархические группы так называемых «махаевцев».
Впоследствии они присвоили себе название партии «Рабочего
заговора» и работали в С.-Петербурге и Варшаве.
Эти группы признавали чисто анархическую тактику,
энергично пропагандируя всеобщую стачку, экономический террор,
массовую экспроприацию буржуазии, резко нападая на государственный
социализм и критикуя политическую (парламентскую) деятельность.
Призывая пролетариат к насильственной классовой борьбе,
«махаевцы» первое время работали на руку анархическому
социализму. Что касается до их идеала, конечной цели, то они его
совершенно игнорировали*, призывая массы исключительно
* Партия «Рабочего заговора» создалась под влиянием пропаганды Вольского,
бывшего польского социалиста, написавшего известную книгу:
«Умственный работник». В этом труде он обосновывает свое учение, для которого
характерна следующая особенность: враждебное отношение к роли
революционной интеллигенции. Это она навязывает массам идеалы демократии,
социализма, анархизма. У пролетариата же одна цель — борьба за равный

Различные течения в русском анархизме
481
к разрушительной работе. Какая бы ни была в этом «учении»
смесь бланкизма, трэд-юнионизма и анархизма, оно для России
того времени было «новым словом» и сыграло немалую роль
в деле сформирования первых анархистских групп.
Многие рабочие видели в нем свежую, живительную струю —
оно выводило их из удушливой, пропитанной «политиканством»
атмосферы социалистических партий.
Рабочим-революционерам нравилась резкая критика
государства и капитализма и нападки на интеллигенцию; они хорошо
усваивали принцип классовой борьбы, «ведущий путем экономического
террора и всеобщей стачки к чисто пролетарской революции».
В некоторых южных и северо-западных городах возникают по-
луанархистские группы, которые ведут энергичную пропаганду.
Рабочие проводят здесь чисто анархическую тактику
(экономический террор, всеобщие стачки, саботаж и пр.); им
недостает только цели, во имя которой нужно бороться; это и даст
впоследствии анархический социализм.
До сих пор мы говорили об идеологических течениях;
перейдем теперь к чисто стихийным.
На далеком Урале среди гор и лесов, в уединенных железных
и медных рудниках, в 1900-1901 гг. зародилась среди рабочих
оригинальная секта «Иеговистов»*.
Крестьяне-рудокопы, помимо революционной пропаганды,
самостоятельно вырабатывали анархическую доктрину.
Вдохновляясь своей идеей, они совершают целый ряд актов,
направленных против горных инспекторов, буржуа, полицейских...
применяя для этой цели страшное орудие — динамит, который
находился у них в изобилии, как средство при добывания руды.
доход и равное образование. Поэтому долой идеалы — эту религию, которая
отвлекает массы от непосредственной борьбы за конкретные требования.
В будущем массы устроятся сами, как им будет угодно. Теперь же их
нужно звать только к полному разрушению капитализма, тайно организуя
революцию — «Сговор», — посредством ряда бунтов, восстаний, террора,
стачек чисто экономического характера. — Н. Р.
* Полумистическая доктрина «Иеговизма» состояла в следующем: мир
разделен на два типа людей: «Иеговистов», несущих «божеское начало»,
к которым причислялись все бедные, трудящиеся люди и «сатанистов» —
т. е. всех праздных, тунеядцев, как то: попов, буржуа, чиновников. Между
ними может быть одна только непримиримая борьба.
Правительство вскоре уничтожило эту опасную секту, сослав ее главных
представителей в каторжные работы. — Н. Р.

482
H. РОГ ДАЕВ
«Иеговисты» думали, что только истребив всех служителей
дьявола, власть и капитал имущих, можно водворить на земле
«царство правды», т. е. Анархию. Как бы ни было своеобразно
это учение, оно ценно для нас тем, что ставило ребром вопрос
о резкой борьбе с власть и капитал имущими.
Второй сектой, возникшей также стихийно и носившей
анархический оттенок, было наше «духоборство». Это течение диаметрально
противоположно воинствующему «Иеговизму». Оно наоборот,
совершенно мирное, отрицает всякое насилие, даже против угнетателей;
они должны жить только «по-божьему», отказываясь от уплаты
податей, военной службы, в вольных, земледельческих общинах.
Крестьяне-духоборы сжигали оружие, отказывались идти
в армию, исполнять церковные обряды, за что их жестоко
преследовало правительство. Все вожди движения были осуждены
на каторгу, сама же масса их последователей сослана в
нездоровый климат Закавказья.
Духоборов всячески истязали, насиловали, что побудило
большинство из них эмигрировать сначала на остров Кипр, а затем
в Канаду, где они основали теперь громадную коммунистическую
общину. Этой беглой характеристикой стихийных и
идеологических течений, носящих заметную анархистскую окраску, и
заканчиваем описание эпохи, предшествующей появлению в России
чистого анархизма. В то самое время, когда в России возникали
эти течения, в заграничных русских колониях Швейцарии,
Англии и Франции велась уже систематическая пропаганда
коммунистического анархизма, и ораторы-анархисты часто выступали
на многочисленных митингах и собраниях.
Небольшие группы русских и еврейских эмигрантов
анархистов занялись издательством анархической литературы.
Напечатаны были сочинения П. Кропоткина, Ж. Грава, В. Чер-
кезова, Э. Реклю, М. Бакунина и мн. другие. Изданы были также
оригинальные вещи, как например, брошюры Илиашвили
«Мученики Чикаго», «Революция и временное правительство», наконец,
книжка: «Новый поход против социал-демократии». В 1903 году
появился первый*** анархический орган: «Хлеб и Воля», где
сотрудничали: Кропоткин, Черкезов, Илиашвили и др. авторы.
Мы говорим «первый орган», потому что полуанар. и анархические
газеты не выходили в России последние 20 лет. Органы же, как «Работник»,
«Община», «Народное Дело», «Земля и Воля», «Народная Расправа»,

Различные течения в русском анархизме
483
Пропаганда анархизма концентрировалась, главным образом,
в Женеве и Лондоне; в первом городе среди русской молодежи,
во втором — среди многочисленного еврейского пролетариата,
ютящегося в квартале Уайтчепель1.
Здесь, меясду прочим, особенным влиянием пользовалась
анархическая газета «Arbeiter Freind», издаваемая на жаргоне
Рудольфом Роккером.
В этот же период изданы были газеты: «Черное Знамя»
и «Новый мир», а также в Париже анархический журнал:
«Безначалие».
Таким образом, первые ячейки будущих анархистских групп
возникли заграницей, в период 1900-1903 гг.
В это время некоторые товарищи-пропагандисты уезжают
в Россию, переправляя контрабандой первые транспорты
анархической литературы. Чисто-анархические группы в России
возникают только в начале 1904 года, сначала в Одессе, Белостоке
и Черниговской губернии.
В 1905 году анархическая пропаганда уже ведется в
следующих пунктах: в Польше (Варшава), на Кавказе (Кутаис), в Ново-
россии и Украине (Киев, Житомир, Екатеринослав), в некоторых
городах Великороссии, как, напр., Москве и С.-Петербурге и даже
в отдаленном конце Урала, Екатеринбурге.
Мало-помалу движение охватывает новые районы и в
короткое время анархисты, в разных концах империи, насчитывают
много групп со значительным числом участников. Первое
время пропаганда ведется исключительно среди индустриального
пролетариата и отчасти крестьянства, в последнее же время она
проникает в среду солдат, учащейся молодежи и
люмпен-пролетариата.
Мы еще раньше говорили, что анархизм проник в Россию
слишком поздно. Страна уже переживала бурное время
революции... Волны ее вздымались все выше и выше. Всюду вспыхивали
бунты, демонстрации, стачки.
Захваченные вихрем событий, пионеры-анархисты не
успевали уделять много сил пропаганде и тратили их главном образом
на боевые цели. Только когда открылась «эра свобод» и всюду
издававшиеся в 70-х годах народниками-«бакунистами» давно уже стали
библиографической редкостью. Тоже можно сказать о сочинениях М.
Бакунина, 3. Ралли и других. — Н. Р.

484
Я. РОГДАЕВ
в стране начались многочисленные митинги, куда стекались все
классы населения, ораторы-анархисты выступали перед широкой
аудиторией, вызывая своими речами симпатии одних и жгучую
ненависть других.
Не довольствуясь заграничной литературой, анархисты
«явочным порядком» переиздают многочисленные брошюры
Кропоткина, Грава, С. Фора, Д. Ньювенгейса, Малатеста и
прочих теоретиков.
Выходит также масса листков, серия книг по вопросам
революционного синдикализма, всеобщей стачки, парламентаризма,
как то: Пьеро, Пуже, Нахт, Фридеберг, Пеллутье, Новомирский.
Создается богатая литература, которая дала возможность
познакомиться с нашим учением.
Раньше анархизм для «широкой публики» был книгой за
семью печатями, и она знакомилась с ним исключительно по трудам
«научных социалистов»: Энгельса, Ферри, Бебеля, Плеханова
и др. Чтобы удовлетворить громадный спрос на наши листки,
мы организуем целый ряд тайных типографий. Одни из них
арестовываются, но возникают другие.
Так, в период 1904-1906 годов функционировали следующие
типографии анархистов-коммунистов: «Анархия» в Белостоке,
«Группы общинников» в С.-Петербурге, «Непримиримых» в
Одессе, «Набат» в Черниговской губернии, «Безвластие» в Минске,
«Интернационал» в Варшаве и Риге, «Коммуна» на Кавказе,
в Ялте «Гидра», затем тип. в Екатеринославе и другие.
Кроме того, всюду распространялись прокламации, изданные в
общей типографии «федеративных групп анархистов-коммунистов».
Благодаря провалам собственных типографий, с одной
стороны, и все увеличивающейся потребности в листках, с другой,
приходилось печатать еще так называемым «захватным правом».
Оно состояло в следующем: организовывалась группа в 8-10
человек, вооруженных револьверами и бомбой и, наметив
какую-либо буржуазную типографию, завладевали ею.
Захватить телефон, арестовать хозяина, поставить часовых
у входа — было, обыкновенно, делом нескольких минут.
Под угрозой хозяин приказывал своим рабочим набирать
анархические прокламации, и товарищи, уплатив за работу
наборщикам, благополучно уходили, нагруженные листками.
Боясь мести со стороны анархистов, хозяин лишь в редких
случаях заявлял об этом полиции. Аналогичных случаев было

Различные течения в русском анархизме
485
много; мы знаем таковые в Екатеринославе, Вильно, Одессе,
Тирасполе Херсонской губернии и др.
Вполне естественно, что политические партии встретили
появление в России анархистов-коммунистов крайне враждебно:
они распускали про анархистов различные клеветы и небылицы
с целью отвлечь от них рабочие массы. Эти клеветнические
выходки слишком хорошо известны нашим западноевропейским
товарищам, против которых они уже неоднократно направлялись,
чтобы на них стоило останавливаться. Анархистов величали
«провокаторами» социальной революции; некоторые, особенно
усердные, как польские социалисты и армянские «дрошакисты»
шли дальше и становились прямо на сторону реакции,
расстреливая «за грабеж», во время стачек и бунтов,
рабочих-анархистов. Так поступали «революционные трибуналы» в Варшаве
и Баку; так поступили недавно с нашим товарищем Витманским
в Ченстохове. Он был «казнен» буржуазными революционерами
по обвинению в «экспроприации».
К счастью эта военно-полевая тактика не практиковалась
российскими социалистами, и они боролись с нами исключительно
на «идейной» почве.
Таким образом, анархисты, с первых шагов своей
деятельности, очутились между двух огней: справа было самодержавие,
слева — политические партии; борьба велась на два фронта.
Царское правительство встретило анархизм крайне сурово:
оно сразу обрушилось на него рядом репрессий.
Заподозренных в причастности к анархистам арестовывали,
сажали в тюрьмы, ссылали в Сибирь, иногда подвергали
жестоким пыткам и истязаниям, подобным тем, которые совершали
турецкие палачи над македонскими революционерами, или
испанские инквизиторы в знаменитой тюрьме Монжуих2.
Против анархистов все средства были дозволены; после пыток
их обыкновенно расстреливали; так было в Варшаве, Риге и др.
городах.
Крайне критическое положение анархистов, над которыми
вечно висела угроза погибнуть, погибнуть бесследно, не завоевав
еще симпатии масс, не познакомив их со своей идеей, создавало
среди них лихорадочное настроение.
Все товарищи доводили «активизм» до крайнего предела;
хотелось заявить об анархизме громче и решительнее, чтобы голос
его был услышан пролетариатом.

486
H. РОГ ДАЕВ
Предстояла разносторонняя работа; анархистам нужны были
громадные средства для постановки типографий, лабораторий,
организации транспортов литературы, содержания
нелегальных работников, наконец, вооружения широких масс, ввиду
надвигающейся революции. Где взять эти средства? На кого
рассчитывать? На рабочих? Но, вначале, они еще не были
знакомы с анархизмом, к тому же изнуренные безработицей
и кризисами, не могли оказывать материальной поддержки
нашему движению.
Что же касается до буржуазной интеллигенции, то нам
надеяться на нее было бы по меньшей мере наивным.
Оставалось одно: мечтать о том времени, когда у нас будут
средства и возможность работать. Но анархисты-коммунисты не могли
ограничиваться мечтанием, они стремились к действию...
Не имея типографий, они печатали листки «захватным
правом», не имея динамита и своих лабораторий — они похищали
его в Донецких рудниках и на Урале.
Этого было мало; и вот, у группы созрела идея приобретать
деньги конфискацией их в правительственных учреждениях
и у крупной буржуазии. Настает эра «экспроприации», т. е.
вооруженных нападений на представителей Государства и Капитала.
Мартиролог погибших во время этих нападений громаден:
многие товарищи пали при сопротивлении, многие казнены
по приговорам военно-полевых судов.
Часто «экспроприации» совершали и политические партии
(даже социал-демократы, как это было в Москве, Уфе, Квирилах
в Грузии), а также частные лица, прикрываясь иногда именем
анархизма.
Чтобы отмежеваться от нежелательных форм, которые
принимали иногда подобные «экспроприации» —
анархисты-коммунисты выпускали заявления, где сообщали, что они признают:
1) экспроприации у крупных буржуа и Государства; 2) что эти
экспроприации совершаются на нужды революции, притом
в форме вооруженных нападений; 3) что анархисты не смотрят
на них, как на тактику, разрушающую капиталистическое
общество* и 4) что, наконец, во избежание спекуляций в будущем,
* Правда, в России существовали анархисты, возводившие
«экспроприацию» в тактику. Аналогичное течение намечалось в гр. «Безначалия»,
работавших в Киеве и Петербурге. Доводя эту идею до абсурда, некото-

Различные течения в русском анархизме
487
они будут опубликовывать заявление по поводу каждой
конфискации, совершенной группой.
Первой поступила так «группа рабочих
анархистов-коммунистов» г. Екатеринослава, которая, организовав
многотысячный митинг Трубного завода и железнодорожных мастерских,
приняла резолюцию, протестующую против злоупотреблений
именем анархизма.
Все присутствовавшие рабочие поддержали этот протест.
Прежде чем перейти к истории групп в отдельных районах
и их деятельности, остается сказать нисколько слов по поводу
течений, существующих в русском анархизме.
Мы уже упоминали раньше о женевской группе, издававшей
газету «Хлеб и воля». Группа по духу очень напоминает
французский орган анархистов «Révolté».
Программа и принципы «хлебовольцев» те же, что и у
интернационального анархизма «бакунинско-кропоткинского»
направления.
Это синдикалистское течение в нашем движении; оно имеет
в России и заграницей самую богатую литературу: в Швейцарии
и Лондоне были изданы различные брошюры и 24 №№ журнала
«Хлеб и воля».
В последнее время заграницей издавались два органа,
родственного направления; один: «Листки «Хлеба и воли» (18 №№),
более правые, и «Буревестник» (7 №№), носивший первое время
форму вольно-дискуссионного органа.
В России «хлебовольцы» имели свои издательства: в Москве,
группа «Свобода» в Тифлисе, группа «Рабочий», а также
различными фирмами был издан ряд мелких брошюр и два больших
сборника «Хлеб и воля», «Черное знамя», чисто «хлебовольче-
ского» направления.
рые «безначальцы» рекомендовали пролетариям бросать работу на
заводах и жить исключительно личными экспроприациями. Была еще
в Одессе группа * Черный Ворон», совершившая ряд дерзких нападений
и грабежей. Но она не имела никакого отношения к идейному
анархизму. Это были просто «бомбисты-экспроприаторы», за которыми нельзя
отрицать только одного: безумной отваги при нападениях,
напоминающей «бандитов-ножевиков» Южной Италии. Что же касается до
ежедневно совершаемых в России мелких грабежей и «экспроприации»,
то это в большинстве случаев дело безработных. Кризис и перспектива
голодной смерти заставляют их добывать хлеб столь рискованным
способом. — Н. Р.

488
H. РОГ ДАЕВ
Приверженцы группы «Хлеб и Воля» работали, главным
образом, на Севере России, Урале, в Черниговской губ., на Кавказе,
отчасти в Новороссии и некоторых городах Литвы.
Родственная им, в своем отношении к беспартийному
движению, была группа «Новый мир», которая, в опубликованной ею
программе «Южно-Русских Анархистов-Синдикалистов»
высказывалась резко против «безмотивного террора» (т. е. метанья
бомб в кофейни, театры, рестораны и пр. места сборищ
буржуазии) и призывала тов. к организации тайных синдикатов. Эти
тайные синдикаты должны входить в открытые беспартийные
профессиональные союзы с целью пропаганды анархических
идей и борьбы с теми политическими течениями, которые
стремятся подчинить движение пролетариата и эксплуатировать
его в интересах политической «избирательной борьбы», т. е.
с социалистами-государственниками.
Группа «Новый мир», работавшая главным образом в Одессе
и отчасти в Киеве и Кривом Роге (рудники Хер[сонской]. губ.),
обосновала первоначально свои принципы на чисто марксистской
философии; она издала один номер журнала: «Новый мир» и
недавно выпустила в Одессе номер газеты: «Вольный Рабочий».
Кроме того, ею изданы брошюры: «Манифест анархистов-
коммунистов» и «Основы синдикального анархизма».
Есть еще в России анархисты-коммунисты, являющиеся
антисиндикалистами; одни из них чистые антисиндикалисты
и противники всякой борьбы за конкретные требования масс;
другие — менее последовательны и отрицают только
легальный беспартийный синдикализм, а также смотрят на борьбу
за экономические частичные требования, как на «печальную
необходимость».
Первые — сторонники группы «Безначалие»; вторые —
«Черного знамени». Разберем их положения. Начнем с «безначаль-
цев». Формулируя свои взгляды, они резко выступают против
всякого профессионального движения и опираются, главным
образом, на безработных и люмпен-пролетариат.
С их помощью, они надеются организовать «мятежные
шайки» для террористической, партизанской борьбы, разрушающей
одновременно Капитал и Государство.
По их мнению, не нужно никакой борьбы ни за сокращение
рабочего дня, ни за повышение заработной платы: рабочие
массы уже и без того погрязли в болоте «конкретных требований».

Различные течения в русском анархизме
489
Задача же анархистов — вызвать в массах бурную революцию,
ведущую к полному разрушению
государственно-капиталистического строя. Рабочий класс должен предъявить буржуазии одно
требование: перестать существовать, ибо «смерть буржуазии
есть жизнь рабочих». Заграницей «безначальцы» издали и
ввезли в Россию ряд брошюр, как, напр., Бидбея: «Тупорыловы»
и «Люцифер» (сатиры на с.-д.), Дерябина «За землю и волю»,
Ростовцева «К крестьянам» и «Наша тактика», наконец, 4 №№
журнала «Безначалие».
Недавно еще издан номер газеты того же направления, на
польском и еврейском языках: «Революционный голос».
До настоящего времени сколько-нибудь активно это
направление в России не проявлялось.
Существовало оно в анархических группах в Киеве,
С.-Петербурге, Варшаве, и отчасти Минске и Тамбове.
Надо заметить, что это течение далеко не новое в русском
анархизме. Достаточно вспомнить газету «Народная расправа»,
С. Нечаева, чтобы увидеть, что «безначальцы», за некоторыми
новшествами, хотели просто реставрировать «нечаевский
анархизм», в котором удивительно переплетались идеи чистого
«бакунизма» с различными переживаниями «бланкизма».
Придя в 70-ые годы в соприкосновение с действительностью,
это течение потерпело полное фиаско: то же случилось с нашими
«безначальцами» теперь. Чистых групп их направления в
настоящее время в России мы не знаем.
Второе «антисиндикалистское» течение группировалось
сначала вокруг органа «Черное Знамя», потом — возле «Бунтаря»*.
Правда, у этого направления совершенно отсутствует
литература, но зато оно проявило себя целым рядом антибуржуазных
актов, причем характерными среди них являются так
называемые «безмотивные».
Подобные выступления анархистов имели место и в Западной
Европе. Достаточно вспомнить взрывы бомб в кафе, в театрах
«Белькур» и «Лицео», многочисленные акты и покушения в
Бельгии, и, наконец, террористические акты Лотье и Луиджи Луккени.
Русскими «безмотивниками» — гр. «Черного знамени» были
совершены два покушения — в кофейне Либмана в Одессе и
ресторане «Бристоль» в Варшаве.
* Того и другого органа вышло пока по одному номеру.

490
H. РОГ ДАЕВ
«Безмотивный террор» применялся против буржуа не за
какие-либо отдельные поступки последнего, а исключительно за
принадлежность к классу паразитов — эксплуататоров. Эту тактику
«чернознаменцы» особенно рекомендуют рабочему классу.
Путем таких действий они думают обострить классовую борьбу
против всех властвующих и угнетающих.
Острая безработица и кризис, виновниками которых являлись
привилегированные классы, создавали среди пролетариата
настроение, вызвавшее симпатию к актам, поражающим буржуа «en masse»3.
Второй особенностью «черно-знаменского» направления
является резко-критическое отношение к участию анархистов
в беспартийных профессиональных союзах, которые приучают
рабочих к легализму и исключительной борьбе за минимальные
требования (как 8-часовой рабочий день, воскресный отдых
и проч.). Заявляя, что анархисты-коммунисты должны вести
чисто классовую борьбу, не обращая внимания на какое бы
то ни было «смягчение» государственных форм (будь это даже
демократическая республика), — они признают только
насильственно-революционную тактику.
Сторонники «Черного Знамени» сходятся с партией «Рабочего
Заговора» во взгляде на роль революционной интеллигенции.
Отрицательно относясь к западноевропейскому анархизму,
они упрекают товарищей (особенно немецких и французских)
в оппортунизме и половинчатости, в расплывчатости и гумани-
таризме, и, часто ссылаясь на Бакунина и Моста, говорят, что
современные европейские анархисты не применяют классовой
тактики революционного анархизма, легализируясь и
размениваясь на частности, как то: антиклерикализм, синдикализм,
неомальтузианство, антимилитаризм и пр.
«Чернознаменцы» всегда работали вместе с другими
фракциями анархизма и лишь в последнее время выделились в
самостоятельные группы. Причиной тому послужило разногласие по
вопросу об участии в автономном профессиональном движении.
Работая во имя чисто анархических профессиональных союзов
и, притом, непременно тайных, — они к другим формам рабочего
движения, как тред-юнионизм и революционный синдикализм,
относятся безусловно отрицательно.
В 1906 году в рядах «чернознаменцев» намечалось два
типа работников: индивидуальные террористы «безмотивники»
и «коммунары».

Различные течения в русском анархизме
491
Первые готовились вести исключительно антибуржуазную
борьбу путем индивидуальных покушений; вторые стремились
дополнить ее частичным восстанием, во имя провозглашения
в селах и городах Анархических Коммун.
«Коммунары» говорили приблизительно следующее: пусть
эти коммуны возникнут в одном районе, пусть даже погибнут,
блеснув, как яркий метеор, — сами попытки не пропадут
бесследно. Глубоко запав в душу рабочего, они заставят его снова
и снова подняться во имя торжества пролетарского идеала.
В России, однако, это течение имело очень мало
последователей; они концентрировались, главным образом, в Новороссии
и Зап. Крае, где работали вместе с другими фракциями, чистые
группы их существовали только в Варшаве, Одессе и Белостоке.
Заканчивая этот беглый очерк, остается сказать несколько
слов о других направлениях в анархизме, которые у нас
существуют под именем «индивидуалистического» анархизма.
Этот последний ничем себя не проявил в революционной
борьбе; он был представлен небольшими кружками литераторов и
отдельных лиц, издававших переводы сочинений Штирнера, Тукке-
ра, Макэя, а также оригинальные брошюры, как «Анархический
Индивидуализм» — Виконта, 2 сборника «Индивидуалист»,
«Новое направление в анархизме» Л. Черного, «Общественные
идеалы современного человечества» А. Борового. Сторонники
«индивидуалистического анархизма» были в Москве, Киеве,
и С.-Петербурге.
Кроме того, в С.-Петербурге еще существовал кружок т. н.
«мистических анархистов», которые издавали литературные
сборники и свой журнал.
Наконец, последователи учения Л. Толстого, иногда
называющие себя «христианскими анархистами», составляют тоже
одно из течений в русском анархизме; они имеют обширную
литературу и одно время издавали в Лондоне, под редакцией
В. Черткова, журнал «Свободное слово».
В жизни «толстовцы» проявили себя постольку, поскольку
опирались на различные рационалистические секты,
существующие в русском крестьянстве, как духоборы, штундисты и др.
Некоторые из них проявили себя индивидуальными отказами
от военной службы; другие занимались, главным образом,
культурнической деятельностью, основывая маленькие
земледельческие коммуны.

492
Я. РОГ ДАЕВ
Таковы различные оттенки русского анархизма.
В нашем докладе мы останавливались исключительно на
рабочем и революционном анархизме; делая подсчет приверженцам,
мы можем сказать, что они преобладали преимущественно на Юге
России, Кавказе, Польше и Литве, где в последние годы ведется
наиболее острая и решительная борьба.
€Ч&

«^
В. П. САПОН
«Огонь по своим»:
Критика кропоткианской доктрины
российскими анархо-теоретиками начала XX в.
На рубеже XIX-XX вв. в рядах российских
антигосударственников доминирует учение П. А. Кропоткина, большинство
в местных организациях составляли его последователи — анар-
хокоммунисты (хлебовольцы). В ходе Первой российской
революции формируются течения анархо-синдикалистов и анар-
хо-индивидуалистов. Новый этап развития русского анархизма
характеризуется рядом существенных моментов, которые и
определили организационное и идейное дробление единого поначалу
движения. Молодые идеологи начинают критический обстрел
наиболее сомнительных, на их взгляд, положений классического
анархизма, пытаясь на основе своих доводов создать
непротиворечивую теорию безгосударственности.
Так, видный анархист А. А. Боровой критиковал «апостола
анархии» за то, что тот, призывая изучать человеческую историю
с помощью объективного естественнонаучного метода,
ограничивался субъективными этическими мерками при оценке государства
и его роли в истории. По мысли А. А. Борового, «у государства,
играющего в изложении Кропоткина бессменно роль гробовщика
свободного общества, были причины появления более глубокие»,
чем рисуется в кропоткинских исследованиях. Не разделяет он
и преклонения классика анархизма перед коммунальным
принципом общественной жизни, поскольку, по его наблюдению, в
некоторых догосударственных человеческих сообществах-коммунах
наблюдалась та же «способность убивать свободную личность
и свободное творчество, как и в современном государстве»*.
* Боровой A.A. Рецензия на книгу П. А. Кропоткина «Современная наука
и анархия» // Голос минувшего. 1913. № 8 С. 280.

494
В. П. САЛОН
Еще более жесткой критике подверг «мятежного князя»,
так же как М. А. Бакунина и Л. Н. Толстого, анархист-ассоциа-
ционер Лев Черный (П. Д. Турчанинов). По убеждению
последнего, П. А. Кропоткин являлся анархистом лишь в политической
сфере, а во всех прочих отношениях, особенно в экономической
теории, оставался ярым коммунистом*. (В представлении Л.
Черного, коммунизм — это идеология уравнения и подчинения
индивида произволу большинства**.)
Анархо-синдикалисту Е. И. Кирилловскому (Д. И.
Новомирскому) представлялось, что учение Кропоткина «слишком
изобилует остатками чисто народнических предрассудков с их
крайним субъективизмом, сентиментальностью и интеллигентским
гуманитаризмом». Теоретик анархо-синдикализма поставил
своей целью основать антиэтатистское мировоззрение на «твердом
реалистическом базисе» классовой борьбы, а не кропоткианскои
«туманной «взаимопомощи»«***.
Д. Новомирский начинает критический анализ с первооснов —
с понятийного базиса анархизма-коммунизма. Он утверждает,
что рассматриваемое политическое течение не сумело успешно
синтезировать ценности анархизма, ратующего за абсолютную
свободу творческого самовыражения личности, и коммунизма,
признающего «верховным господином, сувереном общество,
а личность ее орудием, которое должно служить так называемому
«общественному благу» «****. Полная свобода личностного
творчества и коллективное производство в принципе несовместимы,
поскольку они «вращаются в совершенно разных плоскостях».
Следовательно, анархическому коммунизму никогда не удастся
создать подлинной гармонии двух начал, заявленных в самом его
названии — рано или поздно придется сделать стратегический
выбор. «Общественная жизнь, — пишет Д. Новомирский, —
неумолимо жестока ко всяким компиляциям и, постепенно
отметая всякие фразеологические элементы, беспощадно обнажает
внутренний смысл всякой доктрины... Волей-неволей и
анархисты-коммунисты на практике должны будут расстаться с одним
* См.: Черный Л. Новое направление в анархизме: ассоциационный анархизм.
М., 1907. С. ПО.
** Там же. С. 105.
*** Новомирский Д. И. Из программы синдикального анархизма. СПб., 1907. С. 4.
**** Новомирский [Я.] Что такое анархизм. [Б. м.]: Голос труда, 1907. С. 45.

«Огонь по своим»: Критика кропоткианской доктрины...
495
из обоих своих основных принципов. Как у
социалистов-демократов стоит вечно перед глазами огненный вопрос: или социализм,
или демократия, — так и анархисты-коммунисты поставлены
перед дилеммой: или анархизм, или коммунизм. И как жизнь
показала, что на практике социальная демократия есть просто
демократия плюс социалистическая фразеология, так опыт
покажет, что анархический коммунизм есть в действительности
коммунизм плюс анархистская декламация»*. Явный крен
приверженцев кропоткианства в сторону коммунистического
коллективизма будет обусловлен влиятельными внешними
факторами как объективного, так и субъективного характера.
Анархисты, как и любая другая политическая «партия», не
смогут устоять от соблазна стать «пророками большинства»,
повести за собой широкие слои общества, поэтому они вынуждены
будут сделать свое учение более понятным и привлекательным
для масс. При этом им придется считаться с тем непреложным
фактом, что «из двух борющихся коммунизм как социальное
производство, есть нечто конкретное, осязательное, вполне
доступное пониманию широких народных масс, а анархизм, как
обожествление личности и личного творчества, есть конечная
неуловимая точка мучительно долгого исторического процесса,
который может страстно захватить только слабое меньшинство»**.
Поскольку системообразующим элементом анархической
коммуны является организация коллективного производства,
с конкретными целями, с планом и с соответствующей системой
формализованных требований, постольку в ней сохраняются
институциональные инструменты социального контроля и
регулирования поведения личности, вплоть до давления на нее.
Свобода объединяться на основе добровольного договора будет
доступна членам коммуны лишь на этапе первоначального
оформления новых общественных и производственных
отношений. В дальнейшем же, предрекает Д. Новомирский, «свобода
менять ассоциации превратится в издевательство над личностью
с того момента, как каждый производительный союз,
приспособляясь к условиям своего производства, примет более или менее
определенный вид, выработает регламент, по его мнению,
наиболее целесообразный. С этого момента каждая новая личность
* Там же. С. 47.
** Там же. С. 47-48.

496
В. П. САЛОН
вынуждена иметь дело уже не с равными ей личностями, а с
могучими организациями, которым личность должна покориться,
но которых она не может покорить»*.
С подобными препятствиями на пути к абсолютной свободе
личность встретится и вне производственной сферы. Ни один
социум не может существовать без определенных норм,
направляющих поведение его членов. «Но где есть норма, хотя бы и
созданная свободно, а не навязанная извне, где есть норма, хотя бы
основанная на свободном договоре, неизбежно нарушение этой
нормы», а значит неизбежно и появление общественных органов
защиты права. В анархической коммуне, по замыслу П. А.
Кропоткина и его последователей, сохранится суд (пусть даже в виде
третейского суда, избираемого свободными личностями), причем
в этом институте «коммунистическое общество будет
нуждаться еще больше, чем современное, так как этот суд будет
единственной уздой личности»**. Иллюзией является утверждение
кропоткианцев, что третейский суд является не авторитарным,
а совещательным учреждением: в его распоряжении окажутся
не только нравственное порицание провинившихся, но и изгнание
их из коммуны — наказание, «иногда равносильное смертной
казни» ***. Таким образом, если довести до логического завершения
замыслы анархистов-коммунистов, даже после победы антигосу-
дарственнической революции в обществе сохраняется антагонизм
коллектива и личности, который подразумевает насильственные
формы регулирования и управления социальными процессами,
хотя они и прикрываются анархистской фразеологией. Такая
постановка вопроса, по убеждению критика коммунистического
анархизма, далека от решения исторической проблемы реального
освобождения угнетенной личности.
«В анархической коммуне, — решительно заключает Д. Ново-
мирский, — только в иной форме повторяется комедия
демократии, в которой народ самодержавен — самодержавен в выборе
своего господина. Его самодержавие... длится ровно столько,
сколько необходимо для того, чтобы переизбрать законодателей,
чтобы перековать старые цепи. Пусть чувствительные и
лицемерные буржуа радуются такой трогательной свободе, — анархизм
* Там же. С. 50.
** Там же. С. 35.
*** Там же. С. 43-44.

«Огонь по своим»: Критика кропоткианской доктрины... 497
и
настоящий, неподкупно суровый анархизм, а не подслащенный
анархизмом коммунизм, презирает ее. Он гордо зовет личность
к полной абсолютной свободе и не дает ей склонить колени перед
новыми господами: ни перед Социалистическим ТТравительством,
ни перед Анархической Коммуной, ни перед Свободной Рабочей
Ассоциацией, ни даже перед Союзом Эгоистов»*.
Подлинным продолжателем анархистской традиции борьбы
за свободу личности является, по определению Д. Новомирского,
«революционный индивидуализм». Эта идейно-политическая
доктрина трактует анархию двояко. С одной стороны, анархия —
это новый мир, самопроизвольно выросший после уничтожения
всех норм, насильственно скрепляющих общество. В основу
свободного объединения в коллективы личности положат «не устав,
не договор о взаимной помощи, а свое естественное влечение,
свое внутренне духовное сродство»**. Другая, динамическая,
трактовка рассматривает анархию не как «идеальное
общество, в котором будут жить безмятежно блаженные люди», а как
процесс беспрерывного и безграничного расширения свободы
личности.
Впрочем, когда речь заходит о постановке анархистами
революционных задач текущего периода, а не далеких перспектив,
Д. Новомирский использует те же методологические и
риторические средства, за которые он подвергает суровой критике
социал-демократов и анархо-коммунистов. В частности, теоретик
революционном индивидуализма предлагает в изложенном им
идеале анархии видеть «только путеводную звезду в сложном
лабиринте явлений действительности», а на практике
руководствоваться «более конкретными фактами». Внимательный
анализ политической реальности, пишет Д. Новомирский,
«должен нам указать, какие именно учреждения стоят раньше
всего на пути к нашей величавой идее, и по этим конкретным
учреждениям, а не в отвлеченное пространство, должны мы
открыть убийственный огонь. Стало быть, лозунгом нашим может
быть только такой конкретный призыв, который разрушает
какой-нибудь определенный институт, а не отвлеченная идея
свободы (выделено нами. — В. С.)»***. Пределы личной свободы
* Там же. С. 43-44.
** Там же. С. 77.
*** Там же. С. 79.

498
В. П. САЛОН
личности задаются в истории тремя внешними силами, тремя
«сферами необходимости» — классом (классовым обществом
настоящего), обществом (бесклассовой анархической
коммуной будущего) и природой. Прежде всего личность сталкивается
с институтами эксплуататорского общества, которые воплощают
монополию правящего класса на собственность, власть и знания,
составляют «оплот буржуазии против натиска пролетариата»,
эти институты и есть первая цель анархистов.
Обобщая свой ответ на традиционный вопрос «что делать?»,
Д. Новомирский выступает уже не как либертарный максималист
и проповедник абсолютной свободы творчества, а как
трезвомыслящий политик-радикал. «Народу теперь начинает грезиться
Анархическая Коммуна. Ему кажется, что устранение
современного общества даст ему «счастье» и волю. Мы должны, понятно,
учить его нашему пониманию свободы, но уйти от жизни может
только трус. Мы должны сделать своим тот лозунг, который
только мыслим для народа при современном строе жизни.
Максимум, который только доступен массам, есть устранение
классового господства — уничтожение собственности,
государства и умственных привилегий, т. е. Анархическая Коммуна.
Все мы одинаково горячо хотим устранения, по крайней мере,
первой категории необходимости: «класс» (выделено нами. —
В. С.)»*. Таким образом, начав с беспощадной критики
теоретических основ кропоткианской концепции коммунистического
радикального либертаризма, Д. Новомирский при постановке
практических задач современных антигосударственников
фактически сделал поворот на 180 градусов и заявил о поддержке
программы анархизма-коммунизма.
Очевидно, что попытки младоанархистов начала XX в.
отмежеваться от «заветов отцов» носили полемический, декларативный
характер. Намереваясь модернизировать доктрину анархизма,
они, говоря словами их современника, «аргументируют так, как
самые заправские коммунисты». Как анархо-синдикалисты и так
называемые «индивидуалисты» (по крайней мере, А. А. Боровой
и Л. Чёрный), так и критикуемые ими кропоткианцы,
используя различную терминологию и настаивая на своеобразии своих
революционно-тактических установок, единодушно стремились
к свержению самодержавного строя и созданию такого соци-
* Там же. С. 81.

«Огонь по своим»: Критика кропоткианской доктрины... 499
ально-экономического уклада, в котором непосредственный
контроль над всеми сферами общественного жизнеобеспечения
осуществлялся бы трудовым народом, организованным в
свободные ассоциации. Все указанные течения российского анархизма
пытались синтезировать в своей идеологии коллективистские
и индивидуалистические начала, обеспечивающие баланс
интересов отдельной личности и человеческих общностей. Выступая
против государства как монопольного субъекта социального
управления, мыслители-анархисты в своих концепциях
«легитимизируют» необходимость властных структур, которые
отождествляются у них с органами самоуправления трудовых
коллективов и объединений. Что же касается взаимной критики
в рядах сторонников безвластия, то она не носила
принципиального характера и была направлена на совершенствование
тактического арсенала революции. Борьба мнений и появление
новых концепций анархизма в первые десятилетия XX в.
свидетельствуют о динамичности идейного комплекса этой
разновидности либертарного социализма, его способности к развитию
и самосовершенствованию.
^^

^^
П. И. ТАЛЕРОВ
Распространение идей анархо-коммунизма
в России в первые годы XX в.
Общественно-политическая ситуация в России начала XX в.
способствовала распространению оппозиционных идей и
созданию различных альтернативных официальной доктрине
политических партий и движений. Анархистские постулаты
как М. А. Бакунина, так и П. А. Кропоткина нашли
благоприятную почву для своего распространения, заражая, прежде
всего, яростной непримиримостью с государственным насилием.
Равнодушие монарших особ и правительственных чиновников
к судьбам и чаяниям простого люда способствовало притоку
последних под черные и черно-красные знамена, ставшие символом
безвластников*. Приоритетом здесь пользовались идеи анархо-
коммунизма, чему способствовала активная деятельность самого
Петра Алексеевича, многое подготовившая для вспышки нового
интереса к анархизму. Практически неизвестные до этого
анархистские и полуанархистские группы, сумели сорганизоваться
и повысить свою значимость перед революцией 1905 г.
Однако анархистские идеи Кропоткина получили у отдельных
его последователей такую интерпретацию и развитие, которые
самим автором были восприняты крайне отрицательно. Так,
первая анархистская группа на Западе «Хлеб и воля» (1903 г.)
была создана без его участия и, хотя сам факт создания
приветствовался Петром Алексеевичем, о чем он высказался в письме
своему другу и единомышленнику, грузинскому анархисту
* Черный цвет со времен Великой французской революции XVIII в.
олицетворял свободу.

Распространение идей анархо-коммунизма в России...
501
В. Н. Черкезову*, тем не менее первые же программные
заявления, касающиеся практической террористической деятельности**,
вызвали серьезную критику Кропоткина. «Крайне неприятно»
поразили его эти высказывания, а «построение и тон... показались
возмутительными ». «Таким тоном говорили только буржуазята,
ворвавшиеся в одно время в парижское анархистское движение,
чтобы поиграть ницшеанскими фразами»***. Сам Кропоткин
весьма осторожно относился к проблеме террора в революционном
движении. Признавая неизбежность аффективных
насильственных проявлений, он, тем не менее, считал крайне аморальным
призывать и толкать к террору. Его ужасала возможная утрата
инстинкта сострадания с сохранением лишь ненависти «ко всем
тем, кто богат и кто никогда не задумывался над нищетой,
которой создаются их богатства...»****.
Однако анархистская молодежь «не восприняла этической
стороны учения Кропоткина. Очевидно, пример "Боевой группы"
партии эсеров показался им более привлекательным, чем
призывы к постепенной подготовительной работе в народе»*****. И Петру
Алексеевичу пришлось с этим смириться, сосредоточившись
в отношениях с хлебовольцами большей частью на тактических
вопросах, издательской деятельности, попытках создать
анархистскую партию. Такие попытки имели место при организации
лондонских съездов анархистов (декабрь 1904 г. и сентябрь
1906 г.), на которых были приняты предложенные Кропоткиным
основные резолюции по вопросам стратегии и тактики хлебо-
вольцев в революции. Крайне отрицательное отношение в них,
в частности, было выражено к участию анархистов в
государственных выборных органах, а проведение анархистами
экспроприации ограничивалось лишь целями самозащиты. И вообще
право на проведение терактов делегировалось местным жителям.
Нарастание кризиса власти в России и рост революционности
народных масс вызвали к жизни как широкое распространение
* См.: Каторга и ссылка. 1926. № 25. С. 15.
** Хлеб и воля. 1904. № 5.
*** Письмо Кропоткина П. А. Черкезову В. Н. от 8.01.1904 г. // Каторга
и ссылка. 1926. № 4. С. 16.
**** Письмо Кропоткина П. А. Брандесу Г. М., к датскому литературному
критику, 1898 г. // Труды комиссии по научному наследию П. А. Кропоткина.
М., 1992. Вып. 1.С. 141.
***** Пирумова Н. М. Петр Алексеевич Кропоткин. М., 1972. С. 165.

502
П. И. ТАЛЕРОВ
анархистских настроений, так и многочисленные анархистские
образования. Как идейно-политическое течение «анархизм оформился
в это время в качестве так называемого идейного анархизма»* <...>.
Образовавшееся под воздействием анархистской теории
Кропоткина, анархо-коммунистическое движение в период русских
революций претерпело несколько расколов, связанных, прежде
всего, с различием в трактовке основных положений теории. Так
выделились группы безначальцев и чернознаменцев, далее —
безмотивников, коммунаров и анархистов-общинников, еще
позднее — анархо-кооператоров.
<...> линия раскола в анархо-коммунизме прошла через
различие взглядов на роль терроризма в революции. Именно активные
террористические действия раскольников нанесли существенный
урон теоретическому анархо-коммунизму, дискредитировав такие
анархистские идеи Кропоткина, как взаимопомощь в обществе,
природное право человека на свободу и достойное существование. Все
анархисты были занесены в ряды сектантов, стремящихся достичь
высоких целей путем заговора, разбоя и перераспределения
экспроприированных богатств. Тем не менее такой подход представляется
несколько упрощенным, поскольку, наряду с имевшими место
множеством фактов личных и групповых экспроприации —
грабежей и убийств, зачастую выдвигались цели высокого социального
характера, пусть даже и носившие зачастую утопичный характер.
В частности, добытые с помощью экса средства направлялись на
поддержку товарищей, томящихся в тюрьмах, и их освобождение,
на издание пропагандистской литературы и т. п.
Другая сторона вопроса заключается в том, что неправильно
рассматривать российский анархизм как некое цельное
движение, как нельзя рассматривать и любое общественное движение
без учета исторических, мировоззренческих, политических и т. п.
условий, внутренних противоречий, течений, фракционности.
То же, и даже более — в анархистском движении. Здесь с
момента зарождения существует множество разных направлений
и течений, которые весьма резко отличаются друг от друга**.
* Малинин В. А. История русского утопического социализма. Вторая
половина XIX — начало XX в. М., 1991. С. 255.
** Подробную классификацию российского анархизма см.: Ударцев С. Ф.
Политическая и правовая теория анархизма в России: История и
современность. Алматы, 1994. С. 95-102.

Распространение идем анархо-коммунизма в России... 503
Так, если анархо-коммунисты имеют целью преобразование
общества на безгосударственных началах, то анархо-мистики
предлагают, освободив личность от государственных,
социальных и моральных норм, строить жизнь на основе «свободного
анархического союза и любви». Кроме того, что особенно
свойственно анархистскому мировоззрению, каждый анархист имеет
право на собственное мнение, волеизъявление и может служить
генератором нового течения в анархизме. Именно поэтому слово
«организация» трудно применимо к анархизму. Анархистские
группы, особенно в период становления, представляют собой
«рыхлое», нестойкое сообщество и формируются в основном
вокруг определенного авторитета. Принимаемые на собраниях
резолюции носят рекомендательный характер и поэтому по ним
нельзя с полной уверенностью судить о всем спектре мнений
принимавших участие в обсуждении. В этом есть главная
сложность изучения анархистского движения, его истории, что может
привести к ошибочным обобщениям и выводам.
Кропоткинская теория, пришедшая в Россию с Запада, нашла
благодатную почву для своего распространения. Социальная
основа такого проникновения была достаточно широкой: от
отдельных представителей интеллигенции, неудовлетворенных
политикой государства, до самых низших слоев рабочих и крестьян,
непосредственно испытывающих всю тяжесть эксплуатации
и нищеты, и, в конце концов, до маргинальных слоев — совсем
обездоленных деклассированных элементов, выброшенных
на обочину жизни и готовых на самые отчаянные поступки.
Именно последние в некоторых исследованиях небесспорно
называются главной движущей силой анархизма. Очевидно, что
имела место и обратная тенденция, т. е. бандформирования
пытались завуалировать свой разбой и свои истинные
меркантильные цели красивой революционной фразой, получив сочувствие
со стороны населения. Был и третий путь, когда анархистская
группа, начиная с пропаганды анархизма и серии мелких эксов
для поддержания финансового положения, почувствовав вкус
легких денег и безнаказанность, «забывала» затем о своих идеях.
Социальная структура анархизма включала в себя рабочих
исключительно сферы обслуживания (сапожники, портные,
кожевенники, мясники и т. д.) при почти полном отсутствии
рабочих ведущих отраслей промышленности. Портрет
анархиста периода первой русской революции можно было описать

504
П. И. ТАЛЕРОВ
так: «молодой человек (или девушка) 18-24 лет... с начальным
образованием (или без него), как правило из демократических
слоев общества; в движении преобладали евреи (...50% ), русские
(до 41% ), украинцы»*. По мнению же Б. И. Горева,
существовало «три наиболее распространенных типа русских анархистов:
еврейского ремесленника, большей частью почти мальчика,
нередко искреннего идеалиста и смелого террориста; заводского
рабочего боевика и, наконец, одесского "налетчика" —
деклассированного прожигателя жизни»**. Всё это, по-видимому, и дало
основание В. И. Ленину резко оценить анархизм, как
«вывороченный наизнанку буржуазный индивидуализм... порождение
отчаяния. Психология выбитого из колеи интеллигента или
босяка, а не пролетария»***. И в этом есть определенная
сермяжная правда.
Однако по причинам, о которых речь шла выше, анархизм
трудно определить однозначно и раз и навсегда. Даже сам вождь
пролетариата давал разносторонние оценки анархизму и его
сторонникам в зависимости от обстоятельств. По исследованиям
С. Н. Канева, только за период с 10 (23) января по 3 июня 1907 г.
около 30 работ В. И. Ленина содержали в той или иной степени
критику анархизма****. Однако эта критика касалась в основном
практических проявлений различных анархистских групп,
а также некоторых антиэтатических и анархистских настроений
в собственной среде РСДРП (б), которые не согласовывались
с ленинской доктриной о диктатуре пролетариата с
партийным ядром последней. Вместе с тем, полемизируя с идейным
анархизмом, Ленин не находил различий в вопросах целей:
«Мы вовсе не расходимся с анархистами по вопросу об отмене
государства как цели. Мы утверждаем, что для достижения этой
цели необходимо временное использование орудий, средств,
приемов государственной власти против эксплуататоров, как
для уничтожения классов необходима временная диктатура
угнетенного класса»*****. Или в другом месте: «В своей жизни
* Кривенький В. В. Под черным знаменем: анархисты // История
политических партий России / Под ред. проф. Зевелева А. И. М., 1994. С. 199.
** Горев Б. И. Анархизм в России: От Бакунина до Махно. М., 1930. С. 66.
*** Ленин В. И. Анархизм и социализм // ПСС. Изд. 5. Т. 5. С. 377-378.
**** КаневС. Н. Указ. соч. С. 227.
***** Ленин В. И. Государство и революция // ПСС. Изд. 5. Т. 33. С. 60.

я встречался и разговаривал с немногими анархистами, но все же
видел их достаточно. Мне подчас удавалось сговариваться с
ними насчет целей, но никогда по части принципов»*. Более того,
некоторые первые декреты Советской власти были пропитаны
идеями, близкими анархистским. Это касается, в частности,
отмены обязательной воинской повинности, роспуска полиции,
планов ликвидации чиновничьего аппарата, отмены
денежного обращения, ряда положений военного коммунизма**. Более
категоричные выводы делает в этом плане американский
советолог А. У лам, руководитель Русского исследовательского
центра Гарвардского университета, утверждая, что большевики
пришли к власти только благодаря углублению «анархистского
характера революции», а к концу Гражданской войны «по сути,
сами стали во многих отношениях, за исключением внутренней
организации своей партии, анархистами»***. На наш взгляд,
несмотря на указанную родственность некоторых проявлений
большевизма анархистским идеям, что можно объяснить и
романтическими настроениями всяких революций, тем не менее
по сути путь большевизма вел к укреплению организационного
начала, к диктатуре, что, естественно, на практике
противоречило анархизму.
Итак, движение российских анархо-коммунистов так или
иначе возникло и даже укрепилось в годы первой русской революции
и с ним необходимо было считаться как власть предержащим,
так и другим оппозиционным партиям и течениям. С другой
стороны, сами анархисты должны были определить свое
отношение к оппозиционному окружению, определив союзников
по общим целям. И, несмотря на известную взаимную критику
и неприязнь, анархисты и большевики во многих тактических
вопросах выступали схожим образом. Этому способствовали
общие интересы — поиск средств на революционную
деятельность, привлечение широких народных масс к революционным
действиям и, в конечном счете, слом монархической
государственной машины, построение общества нового типа.
* Ленин В. И. Речь в защиту тактики Коммунистического Интернационала
1.07.1921 г. // ПСС. Изд. 5. Т. 44. С. 24.
** У Кропоткина, однако, военный коммунизм в целом с его усиленной
эксплуатацией крестьянина вызывал резко отрицательное отношение.
*** У лам А. Незавершенная революция // Свободная мысль. 1991. № 18. С. 112.

506
П. И. ТАЛЕРОВ
Но все же пути достижения целей у анархистов и большевиков
были различными. И главные различия, несомненно, касались
отношений к парламентским формам борьбы и руководства
революционными действиями. Нельзя не согласиться с
выводами С. Н. Канева, утверждавшего, что зачастую анархисты
шли в хвосте революционных событий. Причина этого в том,
что анархистская идеология не позволяла лидерам движения
навязывать своим соратникам и единомышленникам какой-либо
образ мыслей и действий. Мощное организованное выступление
было чуждо анархистам, хотя во многих боевых операциях они
и проявляли чудеса героизма. Выступления анархистов были
исключительно одномоментными, слабо
систематизированными, использовавшие насилие и, в меньшей степени, пропаганду.
Однако практика насилия не открытие анархистов, она была
свойственна и другим революционным партиям и движениям.
И эсеры, и меньшевики, и большевики использовали метод
индивидуальных убийств, террор по отношению к имущему
классу в качестве политического оружия. Известно
высказывание К. Маркса осенью 1848 г. о том, что существует «только
одно средство сократить, упростить и концентрировать
кровожадную агонию старого общества и кровавые муки родов нового
общества, только одно средство — революционный терроризм**.
А в 1901 г. В. И. Ленин писал: «Принципиально мы никогда
не отказывались и не можем отказываться от террора... террор
выдвигается в настоящее время... как самостоятельное и
независимое от всякой армии средство единичного нападения»**.
Нельзя забывать также, что средства, полученные в результате
экспроприации, для многих революционных организаций были
одним из главных источников финансирования запрещенной
деятельности. Анархисты не были исключением. Однако при
отсутствии организационного оформления, жестких
дисциплинарных рамок и наличии в составе групп откровенно уголовных
элементов трудно было удержаться от соблазна обогатиться либо
просто развлечься за счет быстро и легко доступных средств.
Анархистские экспроприаторы не только совершали
ошеломляющие налеты на банки, промышленные и торговые пред-
* Маркс К. Победа контрреволюции в Вене // Маркс К., Энгельс Ф.
Сочинения. Изд. 2. Т. 5. С. 494.
* Ленин В. И. С чего начать? // ПСС. Изд. 5. Т. 5. С. 7.

Распространение идей анархо коммунизма в России...
507
приятия, но не брезговали даже грабежом мелких лавочников.
Это, естественно, способствовало падению авторитета в глазах
части населения, созданию негативного отношения к
анархистам. «Масса видела, — писал "Буревестник", печатный орган
Петроградской Федерации анархистских групп, — только одно:
анархисты — мелкие воришки, и ничего больше»*.
После поражения первой русской революции анархисты, как
и другие левые оппозиционные партии, резко снизили свою
активность из-за усиления репрессивных действий правительства.
Кропоткин, рвавшийся в Россию, чтобы лично принять участие
в революции, вынужден был отложить свое возвращение на
родину. Софья Николаевна Лаврова в письме Петру Алексеевичу
3 февраля 1907 г. подытожила его стремления следующим
образом: «Хорошо, что вы не собрались и не перебрались сюда! Чёрт
с ним с таким отечеством»**.
Тем не менее Петр Алексеевич ни на миг не останавливал своей
бурной деятельности, живя предчувствием новой революционной
волны. «Да, — писал он, — пора иллюзий завершилась. Первый
штурм отбит — и надо готовить второй»***. Анализируя
деятельность российских анархистских групп по той информации,
которую получал от друзей, знакомых, из прессы, он понимал, что
новоявленные российские анархо-коммунисты достаточно вольно
обошлись с его собственными теоретическими построениями,
напрасно теряя людей и силы из-за «распыленного террора».
После же 1907 г. террористическая направленность
анархистских выступлений стала доминирующей вопреки даже здравому
смыслу. Поэтому Кропоткин считал необходимым убедить анар-
хо-коммунистов в том, что для победы мало «вызвать единичный
бунт мятежной личности... Нужно воздействие на массы; нужно
вызвать массовый напор на страшно еще могучий современный
строй... массовую перестройку теперешнего строя»****. Лишь
мирным путем настойчивой пропаганды идеалов прогрессивного
социума, по его глубокому убеждению, можно вызвать массовое
осознание необходимости перемен.
* Буревестник. 1907. № 6-7. Приложение. С. 9.
** ГАРФ. Ф. 1129. Оп. 2. Д. 1507. Л. 21. Цит. по: Пирумова H. M. Указ. соч.
С. 170.
*** Хлеб и воля. 1907. № 18. С. 3.
**** Там же. 1909. № 2. С. 5.

508
П. И. ТАЛЕРОВ
Таким образом, в начале XX в. анархо-коммунистическая
идеология достаточно уверенно пересекла границы Российской
империи и стала завоевывать умы простого народа, будоража
его лубочными картинками светлого будущего без угнетения
и насилия, свободного и самоуправляющегося общества
«довольства для всех». Дальнейшие кровавые события несколько
омрачили этот образ, ставший, тем не менее, на долгие годы
далекой и несбыточной мечтой нескольких поколений
советских граждан.
€4^

VI
РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ХАОС,
МИРОВАЯ И ГРАЖДАНСКАЯ
ВОЙНЫ В ТЕОРИИ И ПРАКТИКЕ
РУССКОГО АНАРХИЗМА

€^
К. ОРГЕИАНИ
Антимилитаризм
Введение
Антимилитаризм является одним из тех вопросов, по
которому достигнуто полное единодушие среди анархистов, и в
следующих немногих страницах мы постараемся изложить общее
среднее мнение, распространенное среди них по этому вопросу.
Ввиду такого единства взглядов мы не считали нужным
подробно развивать тезисы, выставленные ниже, в особенности мы
не считали нужным в данном случае изложение истории этого
вопроса, так как она для всякого знакомого с делом в высшей
степени ясна. <...>
Всеобщая стачка, противогосударственность, противорели-
гиозность, коммунизм, непосредственное действие,
антимилитаризм являются вопросами, по которым давно достигнуто
единство, и среди анархистов они не возбуждают более
принципиальных споров в смысле их признания или непризнания;
они давно признаны; если все еще спорят, то спор теперь идет
исключительно о способах осуществления этих принципов.
Из всех вышеуказанных вопросов антимилитаризм есть тот
вопрос, по которому единодушие было достигнуто раньше других.
Со времени Бакунина анархисты ведут антимилитаристскую
пропаганду и деятельность, и деятельность эта выражается не в
неопределенном пацифизме, как в интересах корыстной политики
сознательно ложно утверждает Берт, а в сознательной, холодно
продуманной борьбе против милитаристических учреждений
буржуазии, так как учреждения эти рассматриваются
анархистами, как принудительные учреждения, направленные против
пролетариата, как атрибуты государства, созданные режимом

512
К. ОРГЕИАНИ
частной собственности и служащие его опорою.* Для
подтверждения вышесказанного мы сошлемся на Эрве, — это тем более
предпочтительно, что Эрве не анархист. В одной сравнительно
недавней статье Эрве так характеризует историческую роль и
современную позицию анархистов в антимилитаристской пропаганде
и деятельности в международном социалистическом движении
с 1889 г.: «С 1889 г. голландская секция Интернационала, через
посредство Домела-Ньювенгейс, поставила ясно и определенно
вопрос о том, как должны вести себя социалисты в случае войны
и предложила социалистам всех стран ответить на объявление
войны всеобщей стачкой. Попытка оказалась преждевременной.
Германская социал-демократия почти единогласно отклонила,
через Либкнехта, это предложение, заявляя, что единственное
средство помешать войнам — фатальным при капиталистическом
режиме, — это организация социализма. Это было отклонение,
отказ теперь же в капиталистическом режиме, употреблять
революционные средства, чтобы помешать войне.
Две тенденции первого Интернационала, которые
воплощались в лице Маркса и Бакунина, вновь появились во втором
Интернационале, на этот раз воплотившиеся в лице Либкнехта
и Домела-Ньювенгейс.
В 1896 г. на лондонском конгрессе они столкнулись между
собою: анархисты были исключены; освободившись таким
образом от наиболее революционных элементов, Интернационал
все больше и больше эволюционировал в сторону захвата,
путем легальных избирательных средств, политической власти,
под влиянием германской социал-демократии, ограничивая свой
антимилитаризм, в особенности в Германии, отказом голосовать
за военный бюджет.
Но анархисты, именно во Франции, сохранили за
антимилитаризмом его определенно революционный характер: их газеты La
Révolte, Les Temps Nouveaux, Le Père Peinard, Le Libertaire, и
теоретики не переставали, с 1894 г.** по настоящее время, с жаром
нападать не только на милитаризм, но и на чувство патриотизма.
* Бакунин цитируется дальше, а примером того, как смотрели друзья
Бакунина на милитаризм, может служить статья Швицгебеля: Guerre et la
paix. См. его книгу: Quelques écrits p. 43. См. также «Речи бунтовщика»
Крапоткина, статью о войне.
** Это не совсем точно. Эрве говорит: с 1894 г. по настоящее время нужно
было сказать: с Интернационала по настоящее время, иначе и упоминание

Антимилитаризм
513
Затем, проникая в синдикаты, они старались вырвать
их из-под влияния, как они выражаются,
«социалистов-политиканов».
Анархист-коммунист Пеллутье был истинным основателем
Конфедерации Труда, какой она существует и теперь во Франции.
Известно, что Конфедерация Труда объединяет значительное
большинство французских синдикатов.
Другой анархист-коммунист Жорж Ивто, друг Пеллутье и его
заместитель, как главный секретарь федерации французских
Бирж труда, выдвинул в Конфедерации вопрос антимилитаризма;
его «Солдатская Памятка», изданная от имени Федерации Бирж
Труда, благодаря неосторожным судебным преследованиям,
в течение нескольких лет была выпущена в количестве
нескольких сот тысяч экземпляров. На амьенском конгрессе 1906 года
Конфедерация Труда официально признала антимилитаристскую
и антипатриотическую доктрину»*.
Прибавим к этому, что в 1904-1905 гг. тем же Ньювенгейсом
был основан международный союз антимилитаристов1, который
следовал и следует нижеизлагаемым принципам классового
агрессивного антимилитаризма. В этом же духе были
приняты резолюции Римским конгрессом итальянских анархистов2
и международным анархическим съездом в Амстердаме3. Вот
эти резолюции:
1. Резолюция Римского съезда:
«Анархический итальянский конгресс, выслушав доклад
римской группы "Costantino Qualieri" об антимилитаризме: считая
отцом так называемого эрвейского антимилитаризма4
бакунинский интернационал, — заявляет, что под антимилитаризмом,
по понятиям анархистов, подразумевается только
антимилитаризм, основанный на антиавторитарном и антипатриотическом
принципах; предлагает товарищам усилить, специально для
молодежи, пропаганду в упомянутом смысле, распространяя
о газете «La Révolte» не имеет смысла, так как «La Revolte» была
основана в 1889 г., а ей предшествовала газета «Le Révolte». «Le Révolté», «La
Révolte», «Les Temps Nouveaux» — это все одна и та же газета, которая
меняла лишь название вследствие преследований, но направление ее
было все то же, что теперь. Эта газета связывает современный анархизм
неразрывно с «Юрской федерацией». В первом своем виде, т. е. в виде «Le
Révolté» она была органом Юрцев. — К. О.
* Les documents du Progrès. Juillet 1908.

514
К. ОРГЕИАНИ
идею стачки рекрутов и всеобщей стачки (кроме стачки рекрутов),
в случае объявления войны в воюющих странах. Это будет
возможно только в том случае, если антимилитаристская пропаганда
будет иметь международный характер, поэтому конгресс
поощряет образование секции антимилитаристского интернационала,
основанного на инициативе товарища Домелы Ньювенгейса.
Что касается тактических приемов, группы и индивиды
должны автономно выбирать между различными способами борьбы,
в зависимости от своих собственных сил и темперамента; для
обсуждения этих методов борьбы товарищи, согласные с данной
резолюцией, собираются на отдельном заседании».
2. Резолюция Амстердамского международного
анархического съезда:
«Анархисты, желая полного освобождения человечества
и полной свободы индивидов, являются естественно заявленными
врагами всякой вооруженной силы в руках государства: армии,
жандармерии, полиции, судебной власти. Они приглашают
своих товарищей, смотря по обстоятельствам и темпераменту,
содействовать всеми средствами личному возмущению, отказу
от воинской службы, изолированному или коллективному,
пассивному или активному неповиновению и военной стачке путем
радикального разрушения орудий господства. Они выражают
надежду, что заинтересованные народы на всякое объявление
войны будут отвечать восстанием, — они надеются также, что
анархисты подадут пример». <...>
Остановимся пока тут. Даже эти немногие соображения
показывают, что анархизм и в этом, как во многих других
отношениях, является вдохновителем современного революционного
синдикализма.
I
Между имущими и неимущими происходит постоянная
борьба; борьба эта фатальна и неизбежна, она связана с
существованием деления общества на классы и может прекратиться
только с исчезновением классов. Для угнетенных классов эта
борьба — вопрос жизни и смерти, тогда как застой и социальный
покой, к которым стремятся господствующие классы, — смерть
и разложение. Класс борется против класса и каждый из
борющихся классов употребляет в этой борьбе то оружие, каким он

Антимилитаризм
515
располагает. Господствующие классы, кроме имущественной
привилегии и привилегии знания, владеют еще привилегией
насилия, как необходимой гарантией их вообще
привилегированного положения. <...>
Как в повседневной борьбе, так и в борьбе с
революционными целями, класс эксплуатирующий ведет грубую физическую
борьбу против эксплуатируемого класса, но не прямо, а косвенно
через посредство армии, главным образом состоящей из тех же
эксплуатируемых, которым господствующий класс
предварительно извратил сознание. Армия — великая консервативная сила,
опора установленного порядка вещей, помеха всяким новшествам
и переворотам; она — олицетворение всего того, что есть холодно
жестокого в государстве, изуверства и жестокости в палаче,
несправедливости и беззакония в судьях. Это колоссальная сила
подавления всех усилий пролетариата к самоосвобождению <...>.
Как быть? Поставленный таким образом этот вопрос заключает
в себе свое собственное решение. Нужно разрушить
консервативную силу буржуазию; нужно спасти сознание угнетенных
от развращения буржуазией; нужно расшатать экономическое
могущество буржуазии, на котором держится вся ее
принудительная сила вообще и армия в частности; нужно иммобилизировать
эту силу, своей мобилизацией иммобилизирующую прогресс. Вот
вся суть так называемого антимилитаризма.
Стало быть, вопрос антимилитаристской пропаганды и
деятельности является в высшей степени ясным и простым. И
если бы он не осложнялся другим вопросом, вопросом патриотизма,
то его решение само собою навязывалось бы пролетариату его
собственным положением и логикой его повседневной
революционной борьбы. Вопрос же патриотизма настолько осложняет
вопрос антимилитаризма, что порою классовая сущность
последнего совершенно ускользает от большой массы, неспособной
владеть оружием анализа. <...>
Пролетариат живет под гнетом предрассудков, привитых ему
целыми веками религиозного и государственного воспитания,
и потому, порою, он больше верит в то, что составляет основу
милитаризма, т. е. в патриотизм, чем сами господствующие
классы; он, святотатственно поднимающий руку на все привилегии
буржуазии, трусливо останавливается перед идеей отечества,
перед этим якобы «общим», а не частным, классовым,
достоянием. Потому не достаточно указать на зловредную роль армии

516
К. ОРГЕИАНИ
в борьбе пролетариата с буржуазией, нужно раскрыть также
классовую сущность самого патриотизма, чтобы дать борцам
за новый мир солидарного человечества полную возможность
смелой и решительной борьбы за него. Нужно уничтожить
призрак отечества, пред которым трусит пролетариат. Ему нужна
вся своя смелость в борьбе.
* * *
«Количество всякого живого населения всегда соответствует
количеству средств пропитания, находящихся в обитаемой этим
населением стране».
История показывает, что этот вопрос пропитания и
регулировал вопрос отношения народов к «территории». Там,
где было сытно и тепло, там было и отечество. «Народ» шел
за пропитанием; что превосходно показывает, что
патриотическое чувство есть приобретенное свойство, «приобретенная
привычка», как выражается Бакунин. Позднее, с
установлением прочной оседлой жизни, народ как целое перестал
двигаться, гоняться за пропитанием, ибо возникли границы,
которые прежде, чем стать границами национальными, были
«границами богатства», в которые стали стекаться «средства
пропитания». Вместо того чтобы ходить за пропитанием, народ
стал стягивать средства пропитания в рамках определенных
территориальных границ.
Но если народ в целом и стал прикованным к месту, часть его,
в виде отдельных индивидов, или даже целых групп индивидов,
продолжала и продолжает гоняться за пропитанием, в котором
ему отказывают в пределах данной территории. Так что
вышеуказанный принцип сохранил всю свою силу для нашей эры
цивилизации, которую, мы не сомневаемся, будущее человечество
назовет доисторической, варварской эпохой.
«Голод это жестокий и непобедимый деспот, и необходимость
питаться, необходимость чисто индивидуальная, является
первым законом, главным условием жизни. Это основание всей
человеческой и социальной жизни, точно так же, как и жизни
растительной и животной. Восстание против необходимости
питания равносильно отрицанию всей жизни, самоприговору
к небытию»*.
* Бакунин. Полное собрание сочинений, т. I, стр. 191.

Антимилитаризм
517
Повинуясь этому закону питания, этому «главному условию
жизни», испанцы эмигрировали в Южную Америку, ирландцы
и, главным образом, французы — в Северную Америку;
эмигрировали из Азии в Европу, из Африки в Америку и т. д.
<...> Лишь те, чья жизнь не терпит нужды и лишений на
родине, остаются верными ей, как хорошей дойной корове, но пусть
тогда они и защищают ее границы, которые, как мы сказали,
прежде всего, есть границы богатства.
* * *
Если имущественная дифференциация и распадение общества
на классы влечет за собою непременную формацию государства,
появление последнего влечет за собою появление патриотизма.
Патриотизм, это государственная добродетель*, патриотизм это
та религия, та вера, на которой держится государство.
«Ив самом деле, что видим мы на продолжении всей истории?
Государство было всегда принадлежностью какого-нибудь
привилегированного класса: священное лу жите л ьского, дворянского
или буржуазного; наконец, когда все другие классы истощаются,
выступает на сцену класс бюрократов, и тогда государство падает
или, если угодно, возвышается до положения машины. Но для
существования государства непременно нужно, чтобы
какой-нибудь привилегированный класс был заинтересован в его
существовании. И вот бдительный интерес этого заинтересованного
класса и есть именно то, что называется патриотизмом»**..
Буржуазия отдельный интерес привилегированного класса,
т. е. свой собственный интерес — патриотизм — выставила за
общее достояние, как является общим по мнению ее присяжных
поверенных, отечество, религией которого служит патриотизм.
Поэтому она так усердно и старается влить яд «государственной
добродетели» в сознание каждого, в особенности в сознание
угнетенных, — для себя она эту добродетель не считает обязательной,
в случае если она не клеится с ее классовыми интересами. Но она,
как черт святой воды, боится такого же отношения к патриотизму
со стороны других классов общества, она не хочет, чтобы другие
классы считали патриотизм также не обязательным для себя,
каждый раз, когда он противоречит их интересам. Поэтому она
* Цитированные сочинения, ст. 186.
** Бакунин, цит. соч., ст. 189.

518
К. ОР ГЕИ АН И
своим заинтересованным воспитанием, своей заинтересованной
нравственностью, своей историей, сплошь состоящей из описания
войн и истреблений «чужих» народов и патетического описания
похождений предков, «героически» защищавших родину, или
геройски умерших за нее, постоянным напеванием, что свое
собственное отечество лучше всех других отечеств, что оно греет
и кормит, что оно поэтому должно быть сильнее других отечеств,
что оно должно расширяться и увеличиваться даже ценой
разрушения других стран, отечеств других народов, окружающих
его и также стремящихся к расширению и величию, что
интересы отечества — своего, конечно, — выше всех частных и общих
интересов и что поэтому принести себя в жертву ему — высшее
благо и добродетель; что его право выше всяких других частных
и общих прав, что это неприкосновенная святая святых,
нарушение которой должно быть наказуемо ценой тысяч и миллионов
человеческих жертв, как по ту, так и по эту сторону границы,
поэтому, говорим мы, она стремится развратить и отравить ум
и сознание широкой массы, невежеством и послушанием
которой она живет. Одним словом, буржуазия вырабатывает узкий
коллективный национальный эгоизм, эгоизм слепой и
жестокий, заставляющий ее называть у себя святым то, что у других
она назвала бы варварством и преступлением. Это и заставляло
Бакунина говорить: патриотизм, «это с одной стороны
коллективный эгоизм, а с другой стороны война»*.
Итак, патриотизм — приобретенное свойство, приобретенная
привычка, насаждаемая государством, искусственная религия
условной лжи нашей цивилизации, и должен исчезнуть вместе
с государством, добродетелью которого он является.
II
Территория, Государство, патриотизм — три элемента,
созидающие нацию. Немыслимо существование определенной
политической территории без границ, а существование границ
немыслимо без государства, без государственной защиты.
Государство, в свою очередь, немыслимо без той государственной
добродетели, без той религии государственности, которую мы
назвали патриотизмом. Территория, государство, патриотизм — всё
* Бакунин, Ы., ст. 194.

Антимилитаризм 519
это прямые последствия монополии богатств, эксплуатации, —
следствия торжества принципа частной собственности, классовой
структуры современного общества. Территория, государство,
патриотизм — это основы вражды, войн, эксплуатации,
каннибализма и видоизменений этого последнего: национализма,
шовинизма. Поэтому все эти три элемента подлежат одинаковому
коренному отрицанию со стороны революционного пролетариата,
идеал которого не может быть ни национальным, ни
территориальным, ни государственным. Его идеал полновластной жизни,
всесторонней свободы может осуществиться лишь на земле,
свободной от всяких политических границ, от всяких
китайских стен, разделяющих людей и народы на враждебные лагери,
свободным и солидарным человечеством. Идея отечества и идея
класса — это такие противоположности, примирение которых
невозможно без грубого софизма.
«С точки зрения современного сознания, с точки зрения
человечности и справедливости, которые, наконец, поняты
нами, благодаря прошедшему развитию истории, — патриотизм
является привычкой дурной, узкой и злополучной, ибо он
является отрицанием человеческого равенства и справедливости.
Социальный вопрос, практически выставленный в настоящее
время рабочим миром Европы и Америки, и разрешение
которого возможно не иначе, как с уничтожением границ государств,
необходимо стремится искоренить эту традиционную привычку
из сознания работников всех стран».*
К сожалению, это сознание пока еще не стало достоянием всех,
оно принадлежит лишь небольшому авангарду пролетариата,
но оно растет и расширяется. <...>
Одним словом, буржуазия своим собственным
меркантильным космополитизмом, финансовым и реакционным
интернационалом раскрывает рабочему глаза, и он видит, что то, что
называли отечеством, то, что рисовали ему нераздельным общим
сокровищем, есть такая же фикция, как и его гражданство,
это абстракция, предназначенная для того, чтоб убить в нем
человека, такая же ложь, как и его равенство перед законом,
это абстрактное, фиктивное равенство, лишающее его
действительного конкретного равенства в жизни, такой же обман, как
и его политическая свобода, которая большей частью сводится
* Бакунин, Id., ст. 200.

520
К. OP Г ЕЙ АН И
к свободе умереть с голоду, такая же мистификация, как свобода
труда, которая выражается в неограниченной свободе его
эксплуатации. Да, он видит теперь все это, он видит, какую гнусную
и заинтересованную политику прикрывали словом патриотизм.
«Все гнусности, все жестокости, все нечистые дела, все
программы имели своим девизом: Отечество!
Ради этого слова нас держат взаперти, в продолжении трех
лет, чтобы сделать из нас рабов, быть может, убийц, или жертв
скотской грубости офицеров.
Ради отечества нас обременяют налогами; ради отечества у нас
вымогают наши деньги; ради отечества мы, согнувши спину,
работаем, как скоты, ежедневно по двенадцати и четырнадцати
часов за голодную плату.
Чтобы национальные продукты одержали победу на
международном рынке, национальные рабочие должны подыхать с голоду
на работе. Однако же, наши хозяева, хорошие патриоты,
нанимают постоянно иностранных рабочих, лишь бы они согласились
только работать за меньшую плату, чем их товарищи,
соотечественники их хозяев. Если наши хозяева находят заграничные
товары или продукты в более выгодных условиях, они торопятся
приобрести и употребить их.
Если есть возможность международного соглашения между
хозяевами, для того, чтобы сильнее прижать и притиснуть
рабочего, они не упустят ее.
Когда они хотят нам доказать, что мы должны оставаться
бедными, слабыми, покорными, храбрыми и честными в труде, все
тот же интерес отечества выставляется богатыми и хозяевами,
чиновниками и правителями.
Слово "Отечество" пишется большими буквами на афишах,
на которых кандидаты обещают те же реформы, какие обещали
нашим отцам их отцы, нашим дедам их деды.
До тех пор, пока эта дурацкая религия Отечества будет
продолжать морочить нашу голову, т. е. пока мы не увидим ясно
игру ее попов, мы будем оставаться рабами.
Довольно лжи, абсурдов и недоразумений, пора покончить
с этой злостной комедией.
Пора закрыть рот раз навсегда тем людям, которые то и дело
говорят нам: отечество требует, страна требует.
Отечество — это мы сами, или это ровно ничего.
А никто не может знать лучше нас самих, что нам нужно.

Антимилитаризм
521
Отечество, это только слово. Этим словом была создана армия,
этим словом она держится»*.
Многое, может быть, покажется преувеличенным в этом
крайнем анти-патриотизме; но это только истина, выраженная
несколько грубо. Пусть господствующие классы убедятся, что
угнетенные отказались от защиты их отечества, пусть эта самая
грубость будет залогом того, что границы, ограждающие богатства
буржуазии, остаются без стражи. Защита нации, культуры, прав
и т. д., это лишь слова, ничего этого не защищает каста
священнослужителей религии патриотизма — армия. Армия это сила
существующего порядка вещей, установленного в интересах
немногих. Армия нужна не для защиты культуры и человеческих
прав, она такой роли никогда не играла до сих пор, она служила
для разрушения всех культур, возникших как по ту, так и по эту
сторону границы; внутри она была враждебна всяким
новшествам, всякому «обобществлению права», вне — она действует
угрозой и притеснением. Она нужна для внутренней войны, для
защиты капитала против нашествия «внутренних варваров», она
нужна для защиты рынков* для обеспечения гегемонии за
национальными капиталами.
* * -к
Правительства всех стран уверяют друг друга и свои
собственные народы, что хотят мира, что хотят следовать политике мира
и прогресса, соблюдать принятые и подписанные контракты;
но ни одно из них не верит уверениям другого. Они лучше, чем
всякий другой, знают цену этих уверений. Они напевают слова
мира, говорят о политике мира и прогресса и... готовят войну.
Военный бюджет растет ежегодно с поразительной быстротой.
Человек, понявший всю высшую силу культуры и
цивилизации, должен был бы провести всю свою жизнь в усилиях
освободиться от атавизма варварства, убить в себе всякое
чувство вражды, войны, насилия и грубости. И вот государство,
этот исполнительный орган буржуазии, которое имеет своей
миссией якобы подавление насилия и грубости, забирает себе
молодых людей на 21-м году жизни, в расцвете сил, т. е. тогда,
когда они становятся людьми, производителями, и превращает
их из общественных работников и производителей в защитников
* «Nouveau Manuel du Soldat», издание Federation des Bourses du Travail.

522
К. ОРГЕИАНИ
частных прав и интересов, приучает их к идее войны, убийств,
истреблений, поджогов, насилований, и после трех или четырех
лет этой варварской жизни и варварского воспитания, бросает
их, потерявших привычку к труду, развращенных нравственно
и почти всегда расслабленных физически, на произвол судьбы,
вменяя им еще в обязанность оставаться верными своим
эксплуататорам, пока могут держать оружье. Эта подготовка людей
к преступлению со стороны государства, оправдывающего свое
существование необходимостью борьбы против преступления,
на первый взгляд кажется необъяснимым противоречием. В
действительности же тут нет никакого противоречия. Дело в том, что
государство считает преступлением лишь насилия, направленные
против тех классов и интересов, представителем которых оно
является, но оно одобряет и организует всякое насилие,
оправдывает всякое преступление, в которых господствующий класс
находит укрепление, расширение и углубление своих прав.
Вопреки всяким песням о мире, армия растет, растет военный
бюджет изо дня в день. Этот рост неизбежен, вследствие роста
риска капитала на внешнем рынке, вытекающего из упорной
постоянной конкуренции других капиталов на том же самом
рынке. Другая причина роста армии заключается во все
растущей опасности, которая начинает грозить капиталу со стороны
внутренних врагов.
Под влиянием тех и других причин вооруженный мир
превращается в колоссальный обман. <...>
Тузы крупной промышленности, финансовые плуты знают
о грозящей войне задолго до ее действительного взрыва, а порою
сами и готовят ее. Часто эти войны прикрываются магическими
словами, скорлупою великих идей <...>. Возникают эти войны
под разными предлогами, проявляются в различных формах.
Так, напр., бывают войны завоевательные, войны равновесия,
войны политические, войны религиозные, войны для защиты
национальной чести, оскорбленного национального достоинства.
В чем же действительные причины всех этих войн? «В основании
всего этого, под всеми лицемерными фразами, которыми
пользуются, чтобы придать себе внешний вид человечности и
правоты, что такое мы находим? Всегда один и тот же экономический
вопрос: стремление одних жить и благоденствовать на счет
других. Всё остальное лишь притворство. Невежды, простецы
и дураки даются на эту удочку, но ловкие люди, управляющие

Антимилитаризм
523
судьбами государств, знают очень хорошо, что в основании всех
войн есть только один движущий повод: грабеж, завоевание
чужого богатства и порабощение чужого труда.
Такова жестокая и грубая действительность, которую добрые
Боги всех религий, Боги войны всегда благословляли; начиная
с Иеговы, вечного Отца Господа нашего Иисуса Христа, который
приказал своему избранному народу избить всех жителей
Обетованной земли, — и кончая католическим Богом, представленным
попами, которые в вознаграждение за избиение язычников,
магометан и еретиков, подарили землю этих несчастных их
счастливым убийцам, еще дымящимся в их крови. Для жертв — ад;
для палачей — имущество и земли убитых — такова цель самых
святых войн религиозных»*.
И пролетарий должен сделаться соучастником этих войн?
Почему? Должен присутствовать при этих колоссальных драках,
в качестве отчасти зрителя, большей частью жертвы, которая
с послушностью овцы идет на место заклания? Почему? Разве он
питает какую-нибудь ненависть против того или иного народа,
говорящего на другом наречии, носящего другое платье, чтобы
броситься на него, выжечь, изнасиловать, избить, погрузить
целую страну на целые годы в траур и слезы, нищету и унижение?
Разве у него есть какой-нибудь существенный жизненный интерес
поступить так? Напрасно он будет копаться в своей голове, он
не найдет утвердительного ответа на этот вопрос.
Другое дело буржуазия; она ведет эти войны не потому, что
у нее существует прирожденная любовь к крови, к бойням; может
быть многие из ее среды индивидуально, очень искренне
восстают против войны и вызываемых ею ужасов, но их
индивидуальная воля бессильна: необходимость войн вытекает из самого
классового характера современного общества, поддерживаемого
буржуазией. Не отдельный буржуа, а классовый интерес
буржуазии создает основания войне; не отдельные буржуа хотят войну,
а интерес класса повелевает ее и подчиняет себе частные воли.
Война — одна из функций капитала; рост капитала является
детерминантом ее. Хотят ее или не хотят отдельные личности, она
все-таки будет происходить, — власть капитала нуждается в ее
поддержке. <...> Пролетариату нечего делать в этих войнах, —
вершители их руководствуются не его, а своими собственными
* Бакунин. Id. ст. 206.

524
К. ОРГЕИАНИ
интересами и ведут их в своих собственных интересах. И как бы
они ни кончились, результаты их лягут на него тяжелым ярмом.
Война колониальная, война религиозная, война политическая,
война завоевательная, — всегда сводится, так или иначе, к
войне против него. По ту или эту сторону границы, а чаще по обе
ее стороны, он платит за разбитые горшки жизнью, налогами,
большим угнетением, большей нищетой. Ему эти войны не
нужны, не нужна ему и армия. Ему нечего бояться нападения,
нечего у него отнять, ему также нечего и защищать. Из всех видов
войн он может признать только гражданскую войну, где он
может выступить под знаменем нужды и интересов своего класса:
тут он не будет вести войну для других и за других, он не будет
защищать границы и территории богатств буржуазии, тут он
будет вести войну для себя, он будет защищать территории
революции от всех нападений, с какой бы стороны они ни шли. Эти
нападения могут прийти от внешнего врага, но чаще они идут
от внутреннего врага.
Буржуазия часто обращается с призывом в трудные для себя
минуты, во время гражданских войн к тем, кого в мирное время
рисует «наследственным» врагом, к своим братьям по интересу,
к буржуазии других стран, для подавления внутреннего
врага — своих собственных соотечественников, взбунтовавшихся
производителей. Свои интересы мировая буржуазия считает
едиными, независимо от границ. То же самое право требует для
себя пролетариат, интересы которого также едины, независимо
от всяких границ и, кроме того, коренным образом
противоречат интересам буржуазии. Он представляет собой независимый
от буржуазии мир и у него нет общего с ней отечества.
Отечество, которое рисуют ему общим и нераздельным сокровищем
всех, не есть его отечество; и защиту его он предоставляет тем,
кому оно сладко, кому в нем сытно и тепло. У него есть другое
отечество, совершенно отличное от того, что на языке
присяжных поверенных буржуазии называется отечеством. Его
отечество — это новый мир, растущий в среде мирового пролетариата;
это его идеал. Его территория — это поле его революционной
освободительной деятельности; его добродетель — смелость
в борьбе за свободу. Эту добродетель он и будет практиковать;
это отечество, эту территорию он и будет защищать с
одинаковой энергией, как против внешних, так и против внутренних
врагов, т. е. как против иностранной, так и против своей буржу-

Антимилитаризм
525
азии. Пролетариат раскрыл тот страшный «заговор», который
под предлогом любви к отечеству, под предлогом патриотизма,
этой «государственной добродетели», принуждал его ценою
своей жизни, нищеты и унижения, защищать свое собственное
рабство, свою собственную эксплуатацию. Когда теперь ему
говорят о возможной войне, он думает о возможных коммунах,
которые он готовится защищать от всех будущих, внутренних
и внешнихТьеров и Бисмарков.
€^^

«^
АНАРХИСТЫ-ИНТЕРНАЦИОНАЛИСТЫ
Война Войне
Во время балканской войны, предчувствуя близость
всемирного пожара и предвидя чудовищную бойню европейских народов,
наши французские товарищи тайно опубликовали и
распространили во Франции брошюру, в которой трактовался вопрос: как
должен поступить пролетариат, чтобы не допустить войны?
Анархисты призывали рабочих к революционной всеобщей
стачке, они предпочитали войне восстание... С тех пор много
воды утекло; многому научила нас суровая действительность.
Кровавая война вот уже целый год опустошает Европу. Рабочие
разных наций истребляют друг друга, как бы не сознавая, что враг
их не там, в грязных траншеях, на полях битв... а здесь, в тылу
каждой из сражающихся армий... это — враг внутренний. Рано
или поздно, но придет отрезвление... Мы,
анархисты-интернационалисты, должны неустанно работать в этом направлении...
Если мы оказались слишком слабы, чтобы не допустить или
парализовать мобилизацию, мы теперь должны использовать
войну, чтобы открыть глаза массам на ужасную
действительность... Известный заговорщик-революционер Огюст Бланки
как-то сказал: «Когда пролетариат вооружится — он будет
свободен. Кто обладает железом — обладает хлебом*. Теперь
рабочие вооружены, они сражаются — но не для завоевания
себе хлеба и свободы, а для удовлетворения вожделений власть
и капитал имущих. Надо повернуть оружие в другую сторону.
Надо повторить пример парижских рабочих во время Коммуны
71-го года.
Необходимо войну превратить в народную революцию.
Мы печатаем теперь текст воззвания, взятого из
вышеупомянутой брошюры, и выражаем надежду, что оно, написанное во вре-

Война Воине
527
мя балканской войны, не потеряло своего значения и теперь.
Найдя отклик в сердцах рабочих и крестьян — превращенных
ныне из армии Труда в армию разрушения — это воззвание,
наряду с другими, послужит к тому, что трудящиеся мало-помалу
поймут, каково их положение и что, раз они имеют оружие, они
должны употребить его для завоевания Хлеба и Свободы.
Чем скорее это случится — тем лучше.
Настанет день: кровавою зарею
Его венчает высший судия;
Блеснет возмездья меч над дряхлою землею,
И зашумят восставшие поля-
Железа и свинца не хватит для расплаты
У правящей руки:
Героями в тот день окажутся солдаты
И братьям отдадут штыки...1
КО ВСЕМ РАБОЧИМ!
Если бы со времени объявления войны революционная
всеобщая забастовка стала фактом, то наступил бы конец
капиталистическому обществу.
Вследствие полной остановки способов перевозки,
общественных служб, вследствие забастовки рудокопов и рабочих самых
различных отраслей промышленности, мобилизация не могла бы
быть осуществлена. Правители не могли бы ни питать, ни
одевать, ни вооружать своих солдат. Резервисты не могли бы ехать.
Это было бы слишком хорошо; мы не надеемся на это.
А, между прочим, 600000 рабочих, организованных в
синдикаты (рабочие союзы) при «Всеобщей Конфедерации Труда»
(Всеобщий Союз Труда), сотни тысяч сторонников
социалистической партии объявили: «Скорей восстание, чем война!..»,
тысячи анархистов, рассеянных в стране, уже давно приготовились
и решились выполнить свой долг до конца.
Но огромная рабочая масса, еще не достаточно просвещенная,
двинется к своему всестороннему освобождению только тогда,
когда будет увлечена, побуждаема другими; эта задача и
выпадает на долю «деятельного меньшинства».
Как только будет дан приказ мобилизации, две силы окажутся
на лицо. С одной стороны — силы правительственные с их вла-

528
АНАРХИСТЫ ИНТЕРНАЦИОНАЛИСТЫ
стями, часть действующей армии и полицейские орды; с другой
стороны — силы рабочие, это меньшинство, которое с каждым
днем увеличивается, все эти люди, которые трудятся, страдают,
но которые мыслят, которые признают свои права, которые
борются за создание лучшего общества.
Между этими двумя силами остается огромная толпа
эксплуатируемых несчастных, которые не сознают еще того, что
могут сделать.
Чтобы удержать их в их безучастности, при самом начале
действия, правящие классы попытаются применить жестокие
репрессии: посредством предварительных осуждений и быстрых
казней и посредством исключительных мер они будут стремиться
сеять в толпе страх и ужас.
И, однако, все эти рабы — принадлежат к нашей среде и
заинтересованы в падении общества, которое раздавливает их.
Чтобы объединить их, мы должны с самого начала принять чисто
революционное решение. Быстрыми, отважными действиями мы
заразим их нашим энтузиазмом и нашей верой в успех.
Если мы сумеем решительным и энергичным действием стать
во главе событий, то толпа последует за нами.
Если мы позволим классу буржуазии употреблять терроризм,
то всё потеряно.
Если, наоборот, его употребим мы, то всё выиграно.
«Имущие» знают, чем рискуют: потерей всех своих
привилегий. Они будут разить без жалости; будем бороться без пощады;
они употребят крайние меры, диктуемые отчаянием, чтобы
удержать наше порабощение.
Рабочий класс должен знать, что ему надо добиться своего
экономического освобождения.
Пусть не будет более рабства! станем производить и потреблять
сознательно, для полного удовлетворения своих потребностей
материальных, интеллектуальных и духовных.
Буржуазия злобна. Не будем слабыми. Борьба будет без
пощады. Будем энергичны, отважны.
Не надо лживой чувствительности! Кровь потечет, мы это
знаем.
Но мы знаем также, что современное общество ежедневно
делает тысячи жертв и что самая бурная революция никогда
не сделала бы и сотой доли тех жертв, которые сделала бы
современная война.

Война Войне
529
Как только станет известно объявление войны, делайте
Революцию/
Как только будет дан приказ мобилизации, не
отправляйтесь, не ждите приказов: действуйте!!!
ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ И ВЛАСТЬ
Первыми «ворами» были те, кто взяли для себя часть земли,
принадлежавшей всем, и создали, таким образом, частную
собственность.
Недостаточно было «владеть» этой землей. Надо было
заставить ее производить или извлекать из нее различные продукты.
Хитростью, силой, феодалы-крепостники принудили других
людей, обращенных ими в вассалов, работать для того, чтобы они
могли удовлетворить все свои потребности.
Это была эксплуатация человека человеком, которая
свирепствует еще и теперь. Постоянно меньшинство праздных
пользуется прибылью от работы множества других людей.
Для этих крепостников — взять часть общего имущества,
говоря: «Это — моё!», заставить работать своих ближних,
присвоить для себя одних плоды эксплуатации, оставляя рабам лишь
то, с чего не умереть бы с голода, — все это было уже недурно.
Они нашли худшее.
Желание собственников всех времен было увеличить свои
имущества и, в особенности, поддержать положение вещей, которое
обеспечивало бы им все радости существования.
В минувшие времена и еще в наше время, часть рабов
вооружена, чтобы увековечить владычество богачей. Разве власть
не имеет прямым последствием милитаризм!
Армия существовала для защиты власти феодалов против
возможных восстаний рабов.
Армия существовала, чтобы защищать их имущества, их
«собственность» и завладевать имуществами других крепостников.
«Раб! — говорили властители всех эпох, — почва, которую ты
обрабатываешь для меня, которая принадлежит мне, является
также и могилой твоих предков; здесь родились твои отцы, ты сам
и твои дети; здесь ты страдаешь, здесь ты трудишься, здесь же ты
и живешь. Другие рабы, твои ближние, рабы соседнего помещика,
не говорящие на том же самом наречии, эти рабы — твои враги... »

530
АНАРХИСТЫ ИНТЕРНАЦИОНАЛИСТЫ
И рабы повиновались...
Они редко пытались разбить свои цепи и сбросить иго. Они
чаще избивали друг друга.
С тех пор понятия изменились; крепостники стали буржуями;
но эксплуатация осталась все та же. Рабы стали пролетариями,
но терпят все то же рабство.
Чтобы скрыть эти хищения, эту эксплуатацию, чтобы скрыть
истинные причины всех этих избиений, — наши властители
нашли слово: отечество.
ОТЕЧЕСТВО
Сколько обманутых породило это слово! сколько жертв дало
оно! Оно является словом, которое более всех других служило
для обмана и для лжи, из-за которого больше всего лилась
кровь человеческая!
Мы хотим постараться сорвать маску с тех, кто эксплуати-
оует это слово для своей выгоды. При одном звуке этого
магического слова «отечество», произнося его, несознательные
дают увлечь себя на всевозможные приключения, совершают
все преступления или прославляют всех тех, кто совершает их.
Все низости, все жестокости, все подлые дела, все лживые
программы имеют своим девизом слово «отечество».
И лишь посредством одного этого слова нас могут грызть,
обгладывать, насмехаться над нами, порабощать нас,
оскотинивать нас от отцов до сыновей, как это делалось уже века
и века.
«Отечество», говорят они, «это — страна, где мы родились,
где мы живем, где мы нашей работой участвуем в общей
жизни». — «Надо любить нашу страну*, — но разве мы не любим
ее, так как мы хотим счастья, не для меньшинства, но для
всех, кто живет в ней, так же как мы хотим этого счастья
для всех тех, кто окружает нас в странах, отличающихся
от нашей климатом, языком и нравами?
Да, мы любим всех, кто работает. Крестьянина, который
обрабатывает землю, рабочего, который производит, ученого,
артиста, которые создают благосостояние и красоту.
МЫ ЛЮБИМ ВСЁ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО. Кто бы они ни были —
англичане, немцы, французы и пр. — все эксплуатируемые,
бедняки, все они — НАШИ БРАТЬЯ.

Война Войне
531
Кто бы они ни были — англичане, немцы, французы и пр. —
все эксплуататоры, все богачи, наши властители, все они- наши
враги. <...>
Но в наше время говоруны-хитрецы говорят нам:
«У нас, во Франции, демократическое правление; у нас более
свободы; мы имеем республику, которую мы должны защищать]
Республика! — ложь, гнусное лицемерие, которыми
пользуются наши враги. <...>
Под каким бы то ни было ярлычком — при капиталистическом
режиме бедняк всегда является жертвой. Пролетарий всегда
будет одинаково жестоко эксплуатируем.
О, этот республиканский девиз: «Свобода, равенство,
братство», который гравируется на воротах тюрем, казарм,
вычеканивается на монетах!
Что делала для рабочего класса эта так сильно восхваляемая
республика?
Она всегда защищала эксплуататора против эксплуатируемого.
Она постоянно защищала Воров против Обворованных!
Республика, это — царство капитализма! Это — «правосудие»,
мягкое и гибкое для «больших», жестокое, беспощадное для
«маленьких». Это — 3 месяца тюрьмы для сатира из «большого
света» ; это — 4 года тюрьмы за проступок прессы. Это — бегство,
желанное и подготовленное, какого-нибудь проворовавшегося
банкира; это — предварительное тюремное заключение для
голодающего, взявшего хлеб.
Республика, это — рабочий класс, осмеиваемый,
оскорбляемый, избиваемый. Это — тюрьмы, переполненные борющимися
за свободу. <...> Это — удушение забастовки железнодорожников.
Это — солдатчина, заменяющая забастовщиков, избивающая
их единственно для выгоды эксплуататоров.
Республика, это также — хозяева, собственники, свирепо
охраняющие свои привилегии; это — правители, свирепо властные,
полиция — госпожа всего и всех. Это — произвол, шпионство,
это — позор.
Так же, как и в павших режимах, богач, это — король,
правители продажны, выборные покупаются... О, «народ самодержавный».
Пресса — проститутка денежного могущества; миллиарды
растрачиваются для вооружений, стоящих дороже всего
остального, и остается лишь несколько су на день для девушек-матерей
и для рабочих пенсий.

532
АНАРХИСТЫ ИНТЕРНАЦИОНАЛИСТЫ
Республика, это — всегда рабство, гнет, нищета для тех, кто
производит все. <...>
Народ не поверит более. Он знает, что «отечество» для
банкира, это — его ценные бумаги; для хозяина — его заводы; для
собственника — его имущество.
О себе он знает, что «его отечество», его единственное
имущество, это — его шкура, и он не отдает ее более за ложь «отечества»
и лицемерие «республики».
Народ воспользуется обстоятельствами, созданными
объявлением войны, чтобы улучшить свою участь и чтобы утвердить
свое право на счастливую жизнь.
ВОЙНА
Мы только что пережили критические часы; лживая пресса
должна была говорить об угрозе столкновения.
Мы считаем войну неизбежной. Слишком много интересов
затронуто и антагонизм интересов правителей различных
«отечеств» слишком резкий.
Там, в Балканах, финансисты французские, немецкие,
английские вложили свои миллионы. Они хотят войны, чтобы добыть
гарантии своим кредитам.
Те, кто извлекает выгоду из современного режима, также
хотят войны, думая, что она остановит Революцию, уже недалекую
от взрыва, что могучая резня даст другой оборот идеям народов,
идущих к своему освобождению.
Рабочие!
Думали ли вы об этой резне? 20 миллионов людей,
избивающих друг друга самыми усовершенствованными смертоносными
орудиями!
Слышите ли крики, хрипенье раненых, умирающих?
Жалобы, рыдания матерей, вдов и сирот? Видите ли эти избиения,
эти тысячи распростертых тел, эти ужасные эпидемии, косящие
оставшихся в живых? Понимаете ли, что войны всегда
направлены против ваших интересов?
Долой расовые войны!
Делайте классовую войну!
Отвечайте на приказ мобилизации всеобщей экспроприатор
ской забастовкой.

Война Войне
533
ЖЕНЩИНЫ!
Вы видели ужасы войны. Вы знаете также, что война выгодна
лишь для власть и капитал имущих.
Матери! это — дети вашего тела, вашей крови, того лучшего,
что есть в вас; неужели вы воспитали их затем, чтобы видеть
их кончающими свою жизнь на полях битв?
Жены! ваши мужья своею работою кормили семью — помогая
вам растить малышей... неужели вы дадите им уйти по приказу
мобилизации на границу, чтобы дать там убить себя за интересы,
которые не могут быть вашими интересами?
Сестры, возлюбленные! И вы, молодые девушки, неужели вы
дадите вырвать из ваших рук тех, кому вы отдали вашу
привязанность, всю вашу любовь?
Нет, это было бы безумием! Вы были бы преступницами!
На объявление войны вы ответите криком: «Наши дети,
наши мужья, наши братья, наши возлюбленные не пойдут/
Мы не хотим, чтобы они шли, — жертвы, закланные этому
дьяволу: OmenecmeyU
Женщины, вы присоединитесь к нашему революционному делу!
Вместо того чтобы затруднять освободительную борьбу, вы
нам поможете!
Вы вооружитесь, подобно тем мужественным итальянским
женщинам, которые ложились на рельсы, чтобы
воспрепятствовать поездам двинуться к границам.
Вы остановите эти поезда.
Вы мощно поразите наших общих врагов, чтобы сокрушить
это проклятое общество, где вы являетесь вдвойне жертвой.
Женщины, если вы будете действовать с нами, мы уверены
в победе.
СОЛДАТЫ!
Не для удовольствия отправились вы в казармы!
Не для удовольствия покинули родных и друзей.
В казармах вы страдаете. Из вас делают машину повиновения,
как делают машину маршировки.
Вы должны повиноваться приказам самым идиотским, самым
преступным.

534
АНАРХИСТЫ ИНТЕРНАЦИОНАЛИСТЫ
Надо, чтобы вы повиновались, как собака, которая чувствует
поднятый над собой кнут, для вас это — Военный Устав, который
карает каждый жест человеческого достоинства, каждый порыв
возмущения.
Вы повинуетесь, как трусы, так как вы постоянно боитесь —
даже повинуясь — быть еще наказанными...
Годы военной службы являются для каждого гражданина
гражданина обучением зверствам и низостям.
Духовную трусость, привычку покоряться и трепетать, —
вот что выносят из казарм.
Каждый раз, как трудящиеся пытаются добиться
забастовкой улучшения их участи, они находят перед собой тех же
трудящихся, но переодетых солдатами, со штыком у дула.
И эти солдаты заменяют их в работе и стреляют в них.
На каждом шагу трудящийся наталкивается на солдата.
И вы идете, из боязни военного суда; вы предаете, помимо
своей воли, народ, из которого вы вышли.
Пролетарий-солдат, это — человек народа, выдрессированный
для защиты богатых и могущих, снаряженный и вооруженный
против своих братьев.
Повсюду носятся слухи о войне. Вы можете со дня на день, с
часу на час, быть направленными на границы, как скот на бойню.
Вы, которые облеклись в ливрею преступления и рабства,
имейте волю!
Знайте, что прусские солдаты, так же как и вы несчастны
и что они претерпевают ту же участь, что и Вы.
Ваш разум должен запретить вам убивать себе подобных.
Не идите к границам, не идите против стачечников:
восстаньте]
Пусть содрогнутся, наконец, ваши враги, которые также и
наши враги; пусть содрогнутся те, кто эксплуатирует вас, угнетает,
обманывает и приказывает убивать.
Стреляйте без малейшего колебания в начальников. Ваши
враги — не немцы, не забастовщики. Ваши враги — в мундирах
с галунами.
В тот день, когда перед отправкой на границы, вы соберетесь
во дворах казарм, вы откажетесь повиноваться. Другие
последуют за вами.
Вам остается выбрать лишь одно:
Или идти на границы и дать убить себя за интересы богачей.

Война Войне
535
Или совершить необходимые действия, чтобы присоединить
ся к вашим братьям, которые восстанут, как только будет дан
приказ о мобилизации.
Солдаты, — дети народа! Останьтесь с народом и отдайте
свою силу, свою молодость, свое оружие для торжества Рева
люции!

«ч^
A. M. АТАБЕКЯН
Перелом в анархистском учении
Великая война, длящаяся уже четвертый год, расшатав все
основы общественных взаимоотношений цивилизованного
мира, — не могла не отразиться и на идеологии рабочего движения.
Она вызвала раскол в большинстве социалистических партий
разных стран, а также среди последователей анархистского
учения. Часть последних, которую следовало бы назвать
консервативной, если бы это слово не слишком противоречило общему
духу учения, осталась верна всем основам прежней доктрины,
другая же часть, — назовем ее прогрессивной или
обновленческой, — вместе с П. А. Кропоткиным, стала переоценивать
свои идейные ценности в соответствии с новой исторической
обстановкой.
Новое течение, как бывает всегда вначале, оказалось в
меньшинстве, а потому в широких слоях общества, и в рабочей
анархистской среде сложилось представление, будто сам основатель
научного анархизма, Кропоткин, отшатнулся и даже отрекся
от основ своего учения.
В связи с этим мнением в литературе и на сходках
встречаются то грубые нападки на учителя со стороны его же
малосознательный учеников, то сдержанные сожаления Друзей, а порой
и ликования противников анархистского учения.
Гораздо легче и доступнее судить о человеке по обывательскому
масштабу, критиковать его наспех убожеским сопоставлением
обрывков его же мыслей, чем поглубже вдуматься в развитие
анархистского учения, понять, что оно нам несет: ибо Кропоткин
не застывшая формула анархизма, а его живая мысль.

Перелом в анархистском учении
537
Но вместе с этим Кропоткин всю свою жизнь был бойцом,
энтузиастом пропаганды своих убеждений, и нам всем, его
ученикам, следовало бы помнить это и постараться вникнуть в общее
развитие его мысли, а не судить о ней поверхностно, по отрывкам
проводимой им пропаганды своих назревающих новых идей.
Еще не настало время подводить итоги взглядам учителя на
социальный вопрос в связи с мировой войной, так как не подведены
еще итоги самой войны. Пока одно очевидно: переживаемая нами
эпоха — не повторение минувших времен; история на этот раз
не повторилась. Нашему поколению выпала на долю трудная
и порой мучительная задача переоценки всех социалистических
и анархистских идейных ценностей в соответствии с новой
исторической обстановкой.
Анархизм вынужден обновиться и искать новой ориентации,
иначе история его перерастет и отбросит в мир прошлого, как
она это делает с застывшей теорией так называемого « научного
социализма».
В этом отношении Кропоткин, первый подведший научный
фундамент эволюционного мышления под учение об анархизме, остается
все тем же научным светочем, который, в тумане переживаемых
событий, мы, многие из его последователей, потеряли из вида, а
теперь должны снова разыскивать, так как он у нас единственный.
Это он, в самом начала войны (21 сентября 1914 г.),
пророчески предсказал, что «теперешняя война творит новую
историю. Она всем народам ставит новые условия общественного
строительства» *.
Не видим разве мы все теперь, через три с лишним года, что эта
война, действительно, заставляет нас творить новую жизнь и разве
не этим она отличается от минувших, бесплодных в социальном
отношении войн, к которым Кропоткин относился так отрицательно?
А, с другой стороны, разве не прав Кропоткин, когда
говорит: «мы недостаточно предвидели, что целые народы способны
быть завлечены своими правительствами и своими духовными
вождями в дело завоевания соседних земель и народов, с целью
национального обогащения или под предлогом исторических
предначертаний » **?
* Письма о текущих событиях. — Москва, Издание ♦Задруга», 1918 г., стр. 20.
** Открытое письмо к западноевропейски. рабочим. Издание «Почин». Москва,
1918 г., стр. 3.

538
А.М.АТАБЕКЯН
Без объединения всех слоев отдельных народов, в том числе,
конечно, и пролетариата, для самозащиты и для нападения, разве
возможна была бы эта чудовищная по своим размерам и ужасам
война, длящаяся уже четвертый год?
Интернационалисты же, исходя из теоретических умозрений,
за все время этой долгой войны нам все твердили о
международной классовой солидарности.
И что же?
После восторжествования у нас в России циммервальдистов
и захвата ими власти, к чему они пришли? Не к объявлению
разве новой войны — «священной войны»? Это — после того,
как сами же разрушили весь аппарат самозащиты, самую
возможность самообороны!
Так разве не ясно, что прав был именно Кропоткин, с
самого начала проповедовавший борьбу до крушения агрессивного
милитаризма?
Мы не должны забывать: в истории развития
капиталистических государств наступают моменты, когда они стремятся
расчистить себе дорогу для дальнейшего промышленного преуспеяния
военными насилиями над другими странами и народами.
«Быстрое развитие германской обрабатывающей
промышленности за последние сорок лет» разве не является решающим
стимулом агрессивности тевтонского милитаризма, спаявшего
в единое целое всю нацию, и не прав был разве Кропоткин, когда
писал;
«Мы все жаждем мира. Никто из нас не хочет более бойни.
Но простого желания недостаточно. Нужно иметь силу,
чтобы принудить прекратить бойню тех самых, кто ее начал.
А до сих пор германский народ не проявляет, что он понял, что
его правители вовлекли его в безумную затею, неосуществимую
и без исхода»*.
А наши русские циммервальдисты своим призывом к
«священной войне» не к той же борьбе с германским народом звали,
но уже после того, как всячески способствовали укреплению
позиций германского милитаризма?
Темной, отсталой России пришлось горьким опытом дойти
до сознания о необходимости самообороны. Мы тоже, русские
анархисты, остались глухи к предупреждениям и призывам
* Откр. письмо к зап.-европ. рабоч, стр. 6.

Перелом в анархистском учении
539
своего проницательного учителя и с легким сердцем поплелись
за «пораженцами».
Раз самооборона необходима, то, естественно, выдвигается
практический вопрос: как ее осуществить?
Борьба с воюющей государственностью возможна только
в государственной форме, иначе говоря, нападающей армии
капиталистического государства нужно противопоставить так же
организованную, возможно лучше снаряженную армию.
Мы же все упорно возлагаем все свои надежды на
интернациональную социальную революцию, на всеобщий международный бунт.
Всеобщую мировую войну мы видим уже четвертый год,
но мирового бунта не дождались. Очевидно территориальное
экономическое объединение всех слоев населения разных
государств оказалось сильнее международного духовного единства
пролетариата.
Но одни и те же причины могут одновременно вызвать
одинаковые последствия; если социальная революция в мировом
масштабе невозможна, так как не все народы достигли должной
степени развития, то тем не менее она может вспыхнуть сразу
в нескольких странах.
Даже в этом случае народившийся социализм не может
обойтись без организованной армии, хотя бы для самообороны от
народов, стоящих на более низких ступенях цивилизации.
Это не значит, конечно, что наша армия должна была остаться
такой, какой революция унаследовала ее от самодержавия.
Возвестив в самом начале войны о новых условиях общественного
строительства у Кропоткин вовсе не проводит мысль, что армия
должна быть изъята из этого строительства.
Но что сделали с армией, после революции, наши
социалисты-государственники? Своей «демократизацией» они вконец
ее разрушили. Армия — организация техническая, требующая
обширных профессиональных знаний. Не «демократизировать»
ее нужно было общими выборами, для согласования с
началами социал-демократической государственности, а превратить,
аналогично синдикатам, в профессиональную организацию,
руководимую тем самым идейным офицерством, которое во время
свержения самодержавия в огромной своей массе дружно пошло
с солдатами за народом.
Во имя чего Кропоткин, призывая к самообороне,
проповедовал укрепить боевую мощь армии?

540
А.М.АТАБЕКЯН
Во всяком случае, не для укрепления национального
капитализма и империализма, так как он первый заговорил о новой
истории, творимой теперешней войной, о новых условиях
общественного строительства.
Не эту ли мысль он развил затем, сказав, что « надвинулась
необъятная работа общественного строительства. Уже нет
разговоров об утопии; нужно строить по новому плану, без
замедления, по плану, основные линии которого уже очерчиваются.
И давно пора, чтобы рабочие взяли в свои руки, без колебаний,
это дело перестройки, не дожидаясь, чтобы Государство сделало
это за них».
«Существенные черты общественной перестройки уже
отмечены самой жизнью: всё производство необходимого, равно как
и распределение созданных богатств, должны быть организованы
для удовлетворенья непосредственных нужд всех**.
Разве не целая программа анархистского строительства без
замедления в этих строках?
Вот те цели, во имя которых Кропоткин звал под знамена
армии, для их обороны от агрессивного внешнего милитаризма.
В чем же изменил Кропоткин своим идеалам?
Много ли нашлось столь же верных своим началам людей,
как Кропоткин, чтобы не опьянеть от близости огромной власти
и отказаться, принципиально отказаться от предложенного ему
Керенским поста министра-председателя? А ведь добрая половина
«анархистских вожаков», нападающих на него за его мнимую
измену своим идеалам, сами увиваются около «революционной
власти», в погоне за платными должностями, а другая половина,
своим молчанием, потворствует этому. Пройдем мимо...
Анархизм для учителя, выражаясь его словами «не бесплодная
формула», не отвлеченная, оторванная от жизни идея. Как бы
мы ни мечтали об отдаленном или близком будущем,
высматривая задатки лучшего уклада общественной жизни в настоящем,
практический вопрос исхода мировой войны стоит перед нами
во весь рост. Результаты этого исхода не безразличны для судеб
социального вопроса у нас. С одной стороны, мы видим мощную
капиталистическую и милитаристическую государственность,
а, с другой, — необъятную отсталую земледельческую страну
с вкрапленной в нее тут-там расшатанной промышленностью.
* Откр. письмо к зап.-евр. раб., стр. 5.

Перелом в анархистском учении
541
Разве не ясно, что нужно объединить социалистические
промышленные центры, будущие «вольные города» России, с отсталой
провинцией на федеративных началах, чтобы противопоставить
сплоченную силу военному нашествию чужеземного капитализма
для обеспечения дальнейшего свободного развития социализма
и анархизма у себя?
Теперь русские анархисты, так дружно отвернувшееся от
Кропоткина, «собственным умом» дошли до той же мысли. Недавно
учитель, показывая мне статью «Вольный город Петроград»*,
с горечью сказал: «Прекрасная статья... Они додумались до этого
теперь, когда германские полчища со дня на день могут
наводнить Петроград!»
А в этой статье изложена вся, давно проповедуемая уже
Кропоткиным программа федеративного устройства России, дающая
возможность каждой ее составной части свободно развиваться,
а всем вместе обороняться.
Наши кропотливо созданные в мирное время теории
опустошены этой войной.
Стройная по своей упрощенности теория борьбы классов —
борьбы единого в своих интересах международного
пролетариата с буржуазией, при первом же практическом столкновении
с исторической действительностью, разлетелась в прах. Уже
четвертый год сознательные пролетарии двух групп
враждующих государств в коалиции со всеми слоями своих народов, ведут
ожесточенную войну между собой. В русских же промышленных
центрах, где капитализм окончательно побежден, как
организованная сила, и находится в неограниченной власти диктатуры,
проводимой от имени пролетариата, что мы видим? Пролетариат
бессилен организовать новый социальный строй, так как не
только его международное, но и его внутреннее единство оказалось
фикцией. Чернорабочий ведет ожесточенную борьбу с
квалифицированным мастеровым из-за уравнения заработка, пролетариат
технических знаний, почувствовав нужду за дверью, и испытав
насилия над своими профессиональными правами, отшатнулся
от тех и от других, а тем временем производство погибает и
стремительно влечет всех к экономической катастрофе. Теоретики
социализма у власти еще не очнулись перед действительностью,
борьбу различных профессиональных категорий пролетариата
В № 1 «Труда и Воли», статья Буслаева.

542
А.М.АТАБЕКЯН
они принимают за классовую борьбу из своей доктрины, и все
более обостряют ее, все более разжигают ненависть между ними,
все ожесточеннее и кровавее делают эту гражданскую войну.
Не прав разве Кропоткин, когда возлагает надежды на то, что
«вызванное ею (войной) объединение всех слоев общества в
одном общем деле не пройдет бесследно, а заложит зачатки более
объединенной жизни»?*
В более развитых странах мы видим проявление этой объеди-
ненности: там внутренняя борьба не приняла уродливых форм,
как в отсталой темной России. В этих зачатках объединения
залог более скорого и более безболезненного перехода к новым
справедливым общественным порядкам.
А основная идея Интернационала — международного
объединения пролетариата, который согласованным действием должен
был вести к осуществлению социализма, разве не потерпела
крушение? Этого развития международного рабочего
движения мы не дождались, а между тем ход исторических событий
нам не дает времени ждать, когда полный расцвет капитализма
охватит в равной мере все страны, и всю земледельческую
провинцию в каждой из них, чтобы сделать возможным по «научной
теории» осуществление социализма. Социальное строительство
на новых началах стало неотложной задачей сегодняшнего дня
и промышленные центры, при введении социализма, — он
возможен только в них, — не должны навязывать свой социализм
недоразвившейся провинции и деревне, как это делают теперь
у нас, разнося повсюду ужасы междоусобной войны, а должны
выработать взаимоотношения с ними на новых, федеративных
началах.
Эта федерация необходима, прежде всего, для защиты военной
обороной нашего свободного развития от воинственного внешнего
капитализма.
Мировая война, расшатав все основы современного общества,
поставила перед нами задачу переоценки всех наших идейных
ценностей, и, в первую очередь, классовой борьбы,
Интернационала и антимилитаризма.
Наш учитель понял это своим гением в самом начале войны
и мужественно приступил к этой тяжелой, мучительной, но
необходимой работе.
* Письма о текущ. событиях; письмо 2-е, от 21 сент. 1914 г., стр. 20.

Перелом в анархистском учении
543
У большинства же анархистов, косных в затверженных
формулах, не нашлось достаточно чуткости в понимании и
независимости в мышлении, чтобы поспеть за ним.
Вот почему они твердят, будто Кропоткин изменил своим
идеалам.
Учитель подводит только под наши общие идеалы
практический фундамент, ибо для него живое дело дороже застывшей
формулы.
Анархисты — не все те, кто в прессе и на митингах, на разные
лады, твердят: «коммунистический анархизм,
коммунистический анархизм!» Анархисты — Кропоткин и все последователи
его основных идей до конца.
€^

€^
Б. И. ГОРЕВ
Анархисты, максималисты и махаевцы
<Фрагменты>
От автора
Опасность анархии, опасность разложения, распада революции
становится с каждым днем все более грозной. Общие причины —
многовековое рабство, политическое и духовное, полное
отсутствие культуры, политического воспитания и организационных
навыков — еще усиливаются войной и глубокими социальными
конфликтами, вызванными революцией. И анархистской
возбудимости широких масс народа идет навстречу, распаду
революции содействует анархо-максималистекая проповедь ленинцев.
Необходима самая решительная борьба с этой анархистской
опасностью — преддверием контрреволюции. Одним из орудий
такой борьбы является знакомство с деятельностью и взглядами
наших анархистов разных видов во время первой революции. Мы
уверены, что эта деятельность напомнит многим жгучую
современность, а ее результаты многих испугают. В этой уверенности
мы решаемся предложить читателю нашу брошюру, являющуюся
результатом кропотливого изучения первоисточников. <...>
Анархисты
Между старым анархизмом русских семидесятников и
современным европейским анархизмом очень мало общего.
Анархизм революционеров-народников, как отчасти и
своеобразный анархизм Толстого, являлся теоретическим выражением
того протеста, который, по их мнению, должна была бы питать
русская деревня против закрепостившего ее государства и
разрушающая ее основы капитализма; новейший же анархизм,

Анархисты, максималисты и махаевцы
545
напротив, является целиком продуктом современного города,
с его поражающими противоречиями ослепительной роскоши
и мрачной нищеты, с его хронической безработицей, отсутствием
уверенности в завтрашнем дне, постоянной нервной тревогой.
И тем не менее, не говоря уже о том, что теоретик русских
бунтарей — Бакунин — считается практическим родоначальником
европейского анархизма, — между этими двумя течениями
до недавнего времени сохранялась и живая личная связь, в лице
старого анархиста-народника Кропоткина. И этот же Кропоткин
может с полным правом считаться вдохновителем русского
анархизма деЕятисотых годов.
В самом начале десятилетия анархизм еще совершенно
неизвестен в России и мало проявляет себя в русской политической
эмиграции, более или менее широко захватывая лишь
еврейских рабочих из России в таких городах, как Лондон или Нью-
Йорк. В это время образуется за границей русская издательская
труппа, выпускающая несколько анарх. брошюр, переводных
и оригинальных (в том числе Кропоткина и Черкезова). А летом
1903 г., при постоянном сотрудничестве Кропоткина, группа
его учеников начинает издавать в Женеве ежемесячный журнал
«Хлеб и воля», положивший официальное начало русскому
анархизму. <...>
Но еще до появления 1-то № «Хлеба и воли», весной 1903 г.,
возникает в России, в Белостоке, первая анархистская группа,
организованная приехавшим из Лондона анархистом; а
одновременно с этим первым номером, в конце лета того же года,
независимо от Белостока, но в непосредственной связи с группой
«Хлеба и воли» — появляются анархисты и в Нежине. <...>
Вместе с тем пропаганда анархизма выходит за пределы
Белостока, и анарх. группки возникают в целом ряде
промышленных местечек Гродн. губ., окружающих Белосток. Наконец,
из Белостока же исходит первая попытка завязать сношения
с другими анарх. группами в России, именно с Одесской группой
«непримиримых», возникшей в начале 1904 г. из
существовавшей там «махаевской» группы. Кроме Одессы, в том же 1904 г.
появляется анарх. группа и в Житомире, организованная двумя
рабочими анархистами, приехавшими из Австрии. Эта группа
в конце года участвует в стачке заготовщиков. Тогда же
происходит в Одессе первый крупный арест анархистов с вооруженным
сопротивлением.

546
Б. И. ГОРЕВ
До самого конца 1904 г. это были единственные анарх. группы
в России (если не считать группы в Екатеринбурге,
просуществовавшей очень недолго и перешедшей к с.-р.). Январские события
1905 г. и особенно экономические стачки в феврале и марте и
сопровождавшая их массовая безработица дали сильный толчок
распространению анархизма.
Весной 1905 г. уже существуют анарх. группы в Риге,
Петербурге, Москве (гр. «анархистов-общинников»), Киеве («южнорусская
гр. комм.-анархистов»), Екатеринославе. В Петербурге
распространяются анарх. прокламации при помощи особых «ракет». В Москве
и Риге выходят первомайские листки. Прокламации к крестьянам
разбрасываются из окон поездов. Летом анархисты принимают
энергичное участие во всеобщих стачках Одессы, Екатеринослава
и особенно Белостока, где они вместе с тем ведут ожесточенного
борьбу с социалист, организациями, главным образом, с Бундом1,
в то же время устраивая ряд покушений против полиции и войска.
Наконец, тогда же организуются первые анарх. группы в Польше
(в Варшаве и Ломжинской губ.) и на Кавказе, в Грузии. К осени
анархисты появляются в Гродно, Ковно, Вильне, Бердичеве, целом
ряде мест Черниговской губ. и на Урале.
Наряду с этим распространением анархизма начинается и его
дифференциация. Прекращается безраздельное идейное
господство группы «Хлеба и воли», или «Хлебовольцев». Возникает
группа «Безначалие», издающая в течение весны и лета 1905 г.
за границей три номера «Листка группы "Безначалие"» и ряд
прокламаций в России и проповедующая самый неистовый бое-
визм, поджоги, разрушение и захват буржуазной собственности,
физическое истребление всех «классовых врагов» пролетариата,
а также борьбу не на живот, а на смерть с «демократическими»
(т. е. социалистическими) партиями. В качестве реакции против
крайностей этой группы появляется в октябре первый и
единственный номер журнала «Новый мир». В ноябре прекращается
издание «Хлеба и воли» (на 24-м №), а в декабре выходит «Черное
знамя» (единственный номер), положившее начало «чернозна-
менскому» направлению в русском анархизме. Все эти издания
распространяются в России. <...>
В течение этого же периода (еще до октябрьских дней)
учащаются случаи анархистского террора. В Варшаве, во время стачки
пекарей анархисты применяют саботаж. Бомбы бросаются в
Белостоке, Одессе и Екатеринославе. В Нежине, в сентябре, имеет

Анархисты, максималисты и махаевцы
547
место громкое вооруженное сопротивление при аресте. В Одессе
в июне происходит первый судебный процесс анархистов. <...>
Весна и лето 1906 г. — время, когда анархизм в России достиг
наибольшей степени развития. К упомянутым выше городам, где
имелись анарх. группы, прибавился целый ряд новых. В
Крыму, во всех важнейших городах Кавказа, на Урале, в Прибалт.,
Западном и Юго-Западном Крае, на Украине (особенно среди
крестьян), наконец, в ряде городов средней России, как Рязань,
Тула, Нижний Новгород с Сормовым, Пенза, Казань, —
корреспонденты анарх. журналов отмечают существование групп,
акты политич. и экономич. террора и экспроприации, реже —
выступления на митингах и участие в забастовках. <...>
В течение этого же периода до значительных размеров возросла
и анархич. литература. В Женеве в июле 1906 г. появляется 1-й
номер нового анарх. журнала «Буревестник», который скоро
становится главным идейным центром русского анархизма,
впоследствии, впрочем, исключительно синдикалистского
направления (выходившие в течение 1906-1907 гг. в Лондоне
Кропоткинские «Листки Хлеб и Воля» расходились по большей
части за границей и в России имели мало влияния). <...>
Наконец, в этот же период появляется и легальная анарх.
литература. <...>...Весной 1906 г., главным образом, в Москве,
был издан в легальных типографиях так называемым «явочным»
порядком, целый ряд книг и брошюр, оригинальных и
переводных, излагающих анархистские взгляды или трактующих
об анархизме. Эти книги получили довольно широкое
распространение и служили долгое время средством пропаганды для
анархистов. А в Тифлисе той же весной 1906 г. стали выходить
и легальные анарх. газеты на грузинском языке <...>.
Главными центрами анархизма, где он пользовался известным
успехом, в 1906 г. были: Екатеринослав и его промышленный
округ, Одесса, Кавказ, Урал, Москва и Польша. Белосток потерял
уже прежнее значение <...>. С конца 1906 г., наряду с
провокацией и массовыми провалами, анархисты начинают терпеть
подобный же моральный крах и в других местах. В 1907 г. из
упомянутых выше центров остаются лишь Екатеринослав, Одесса,
Урал и Варшава. Из других мест получаются лишь известия
об одиночных террористических актах и экспроприациях. <...>
В 1908 г. единственным городом, где существовала
постоянная анархистская группа, ведшая пропаганду и агитацию

548
Б. И. ГОРЕВ
среди рабочих (и отчасти крестьян), оставался Екатеринослав
(с окрестными поселками) <...>.
О существовании анархистских групп среди крестьян, кроме
сообщений корреспондентов анарх. газет, свидетельствуют и
некоторые судебные процессы, особенно процесс анарх. Херсонской
губ. (Присяжнюк и др.). Но подобные группы, по-видимому,
мало отличалась от обыкновенных разбойничьих крестьянских
дружин, вроде «лесных братьев» Сердобского уезда Саратовской
губ., шайки Савицкого, Лбова и других.
Наконец, кроме местных, городских и крестьянских групп,
следует еще упомянуть о существовании чисто-боевых групп,
не связанных с каким-либо городом или местностью. Самой
известной из таких групп была оперировавшая на юге в 1907 г.
«Боевая Интернациональная группа анарх.-коммунистов», та
самая, грандиозный провал которой в начале 1908 г.
приписывался киевским охранным отделением Богрову. <...>
Уже из существования подобной группы видно, что между
анархистами разных городов имелась довольно тесная связь. Но на это
имеются и прямые указания. Еще в 1904 г. представитель бело-
стокской группы отправился в Одессу, чтобы завязать сношения
с тамошней группой и получить у нее литературу и денег, что
ему и удалось, правда, случайно. Но с конца 1905 г. анархисты,
особенно боевики, часто меняют города и, несмотря на отсутствие
и на принципиальное отрицание централизованной организации,
везде находят нужные связи с местными группами. <...>
Наконец, у анархистов были и съезды.
Еще в январе 1906 г. собрался в Кишиневе «многолюдный»
съезд террористов- «безмотивников». <...> Наряду с актами
«безмотивного» террора, на этом съезде было решено предпринять
и целый ряд актов против организующейся буржуазии (как,
напр., против съезда горнопромышленников)». На съезде были
уже и роли распределены между его участниками и образована
террористическая груша, которая могла собрать вокруг себя 60
боевиков. <...> Но ни одно предприятие, задуманное на съезде,
не осуществилось, и почти все его участники были впоследствии
казнены, убиты или покончили с собой во время вооруженных
сопротивлений при аресте. Этот съезд и образованная им
террористическая группа отняли много сил от местной работы, на что
неоднократно жалуются хроникеры анарх. движения разных
городов.

Анархисты, максималисты и махаевцы
549
Из других анархистских съездов в России известны лишь
два областных: «конференция уральских групп а.-к.»,
происходившая в конце апреля 1907 г., и «конференция а.-к. Польши
и Литвы» в июне того же года. <...>
К анархистским съездам следует отнести и происходившую
осенью 1906 г. в Лондоне, при участии Кропоткина, конференцию
группы, решившей издавать орган «Листки Хлеб и воля». <...>
Из принятых резолюций следует отметить резолюцию,
рекомендующую анархистам принимать деятельное участие в рабочих
союзах, революционируя их и ведя в них борьбу против полит,
партий. Затем конференция выразила неодобрение экспроприаци-
ям, как простому переходу собственности из одних рук в другие,
хотя особой резолюции и не приняла, не желая порицать тех,
кого преследовали военно-полевые суды.
Наконец, русские анархисты приняли участие в
международном конгрессе анархистов в Амстердаме в конце августа
1907 г. В официальном отчете русской делегации, напечатанном
в № 6-7 «Буревестника», указаны, в качестве городов и областей,
группы которых «так или иначе отозвались и выразили свою
солидарность конгрессистам », — Петербург, Белосток, Екатери-
нослав, Грузия. Представлены были на конгрессе и заграничные
литературные группы, как, напр., группа «Буревестника». <...>
Русские делегаты поддержали резолюцию большинства конгресса
о необходимости участвовать в рабочих синдикатах.
<...> Если белостокские анархисты после «дней свободы»
принадлежали «чернознаменскому» направлению, а екатери-
нославская группа в вышеупомянутом заявлении
Амстердамскому конгрессу называет себя внефракционной, то в Одессе
с конца 1905 г. резко обозначились два течения: чернознаменцы
и анарх.-синдикалисты. Первые отрицательно относились к
каким бы то ни было рабочими организациям, верили
исключительно «в чудодейственную силу террора», по выражению одного
анархистского писателя, устроили знаменитый взрыв в кофейне
Либмана, который должен был означать начало «безмотивного»
или «антибуржуазного» террора, а впоследствии занимались
почти исключительно мелкими экспроприациями, «налетами»
и «мандатами», т. е. рассылкой угрожающих писем с требованием
денег. Эти «налеты», весьма часто провокаторского происхож-

550
Б. И. ГОРЕВ
дения, выродились в обыкновенный бандитизм, и очень трудно
бывало различить, где кончается идейный анархист и начинается
обыкновенный хулиган, сутенер или провокатор.
Другое течение — синдикалисты, во главе которых летом
1905 г. стоял Гершкович, а в 1906 г. талантливый анархист Но-
вомирский, издавший за границей в окт. 1905 г. газету «Новый
мир», а в Одессе в 1906 г. один № газеты «Вольный Рабочий», —
резко отличались от чернознаменцев. Они выступали за
беспартийные рабочие организации и признавали борьбу за частичные
улучшения, но, конечно, при помощи, экон. террора. <...>
Приняв участие в стачке, они стали применять в грандиозных
размерах саботаж, т. е. взрывы пароходов, а также эконом,
террор. Их влияние было так велико, что с.-р-ы должны были
согласиться на взрыв одного из пароходов, под тем предлогом,
что этот акт «может сойти за акт политич. террора» («Бурев.»,
№ 10-11, стр. 19-22). Но эта же забастовка наглядно показала
рабочим всю безрезультатность экономич. террора. Забастовка
окончилась поражением и влияние анарх.-синдикалистов
сразу исчезло. Анарх.-синдикалисты совершили также несколько
крупных и громких экспроприации. <...>...Три главных центра
русского анархизма, Белосток, Екатеринослав и Одесса,
создали и три наиболее распространенных типа русских анархистов:
еврейского ремесленника, по большей части почти мальчика,
нередко искреннего идеалиста и смелого террориста;
заводского рабочего-боевика, непосредственную натуру, который, как
екатеринославец Федосей Зубарь, «ни одной книги не прочел,
но в душе — анархист», ненавидевший всякую власть «до
боевого стачечнаго комитета включительно» («Бурев.», № 9, стр.
21), и, наконец, одесского «налетчика» — прожигателя жизни.
<...> Если мы к этим трем типам прибавим еще интеллигента,
обыкновенно бывшего с.-д. или с.-р., оратора и демагога, а также
крестьянина, как Михаил Рыбак, поджигающего помещичьи
усадьбы или вступающего в шайку «лесных братьев», то галерея
анархистских типов будет почта исчерпана.
Соединение разновидностей одесского и белостокского
анархизма мы находим в Варшаве. <...>
От боевого и экспроприаторского анархизма южной России
и Польши сильно отличался центр «северного» анархизма —
Москва, в которой с 1905 до 1907 г. сменили друг друга несколько
групп («Свобода», «Свободная коммуна», «Безвластие» и др.).

Анархисты, максималисты и махаевцы 551
Мы уже видели, что Москва была центром
литературно-издательской деятельности анархистов, выпустивших в легальных
типографиях довольно много книг и брошюр. Среди рабочих
московские анархисты, имевшие много общего с
синдикалистами, вели устную пропаганду, выступали на митингах, а также
участвовали в «союзе безработных». Но попытки вооружать
безработных и раздача им помощи из экспроприированных денег
встретили резкий отпор со стороны рабочих соц.-демократов.
Попытки экспроприации и террористических актов были
немногочисленны и почти всегда неудачны. Все сменявшие друг
друга группы были уничтожены полицией еще до 1908 г.
Наконец, на Кавказе, в частности в Грузии и Баку, мы
встречаем все виды анархизма: и мирно-пропагандистский, до легальных
газет включительно, и экспроприаторско-боевой, переходящий
в мелкое разбойничество и вымогательство. В грузинском
анархизме знаток его Оргеиани («Альманах») различает две полосы:
в «Дни свободы» широко развилась идейная пропаганда
анархизма, особенно в Тифлисе и Кутаисе, где в то время хозяевами
положения были соц.-демократы. При наступлении реакции,
анархизм выродился в беспринципное экспроприаторство.
Новый подъем анархизма наступил весной и летом 1906 г. — это
период легальных газет. Но он продолжался недолго, и со второй
воловины этого года почти совершенно исчез, уступив место
грузинскому национализму. — В Баку же, где анархизм, при своем
появлении в 1906 г., имел шумный успех, он очень скоро
выродился в «анархизм» одесского типа, осложненный кавказскими
условиями: к «эксам» и «мандатам» присоединилось похищение
детей, для получения выкупа, — и все это при несомненном
участии полиции и провокации.
Какой общий вывод можно сделать относительно
распространенности анархизма в России, в период его расцвета? <...> Более
вдумчивые анархисты сами должны были признать уже летом
1906 г., т. е. после эпохи наивысшего подъема анархистской
агитации, что «после двухлетней, упорной и крайне тяжелой работы
в подсчете оказался следующий, весьма плачевный результат:
в России имеется довольно много анархистов, но нет анархисти-
ческого движения» («Бурев.», № 2). И тем не менее, несмотря
на эти оговорки, нужно признать, на основании всего
имеющегося материала, что анархизм в 1906-1907 гг. был гораздо более
распространен у нас, чем это обыкновенно думают, и составлял

552
Б. И. ГОРЕВ
серьезную опасность для рабочего движения. Одним из внешних,
объективных показателей количества анархистов может служить
их тюремная статистика. Так, в Екатеринославе, весной 1908 г.
находилось в тюрьме больше ста «групповиков», т. е. членов
местной анарх. группы, и много «сочувствующих». В Одессе за 1906
и 7 годы было осуждено военными судами 167 анархистов, из них
28 было казнено. В том числе 99 человек были чернознаменцы,
а 12 — синдикалисты, причем около 80 приговоров было вынесено
за экспроприации и вымогательство («Бурев.», № 10-11). В конце
1907 г. большой процент составляли анархисты и в целом ряде
других тюрем (напр., в Киеве — 83 чел.*). Между тем соц.-дем.
пресса, хотя и вела с ними борьбу (напр., в районе Бунда, а также
в Москве Екатеринославе, на Кавказе), но недостаточно оценивала
размеры их влияния и, может быть, по тактическим
соображениям, даже сознательно замалчивала его. <...>
Чтобы понять эти явления, надо вспомнить прежде всего, что
предреволюционные и революционные годы застали рабочие массы
в России на крайне низкой ступени развития, и что
разрушительные формы борьбы, свойственные элементарным, примитивным
формам рабочего движения (физическое насилие над хозяевами,
разгром фабрик и т. д.), были и раньше довольно
распространены у нас, что и дало повод анархисту Рогдаеву на амстердамском
конгрессе указывать на Россию, как на страну, особенно
благоприятную для развития анархизма. <...> Это же отсутствие
сознательности и организационных навыков объясняет ту легкость,
с какою рабочие признавали экономический террор, в качестве
наиболее верного средства борьбы, особенно, когда запуганные
капиталисты (что бывало чаще всего с мелкими хозяйчиками)
на время уступали, так и, наоборот, то быстрое разочарование
и уныние, какое овладевало теми же рабочими, если капиталисты
не поддавались на угрозы и террор или же отвечали локаутами.
Эту смену веры в спасительность экономического террора,
проповедуемого анархистами, резким разочарованием и даже злобой
против тех же анархистов, — при первых неудачах, — можно
наблюдать во всех центрах русского анархизма. <...>
Привлекая малосознательных или доведенных до отчаяния
рабочих мнимыми успехами экономического террора, а подчас
Хотя, конечно, на каторге и в ссылке процент анархистов был весьма
незначителен в сравнении с с.-д. и с.-р.

Анархисты, максималисты и махаевцы
553
и смелыми нападениями на полицию, анархисты в своей
пропаганде среди членов социал. партии нередко успешно
пользовались действительными слабостями этих последних (равно как
и их взаимной борьбой). Прежде всего, интеллигентский состав
«комитетов» и централизм соц. организаций не раз и до
появления анархистов вызывали создание разных «оппозиций»,
«рабочих воль» и т. д. И хотя в состав этих оппозиционных
организаций далеко не всегда входили лучшие элементы социалист,
рабочих, но, несомненно, главною причиною их появления было
отсутствие гибкости социал. организации, неумение претворять
в себе оппозиционные элементы. Этим и воспользовалась
анархисты. В огромном большинстве мест к анархистам переходили
именно эти «оппозиционные» группы с.-д. и с.-р. Озлобление
против «комитетчиков», против «генеральства» чаще всего
выставляется в анархистских корреспонденциях в качестве причины
перехода к ним части «партийных» рабочих.
К этому присоединилось еще то обстоятельство, что русские
с.-д., а особенно с.-р-ы в своей политической агитации слишком
розовыми красками описывали европейские «свободы». Конечно,
в с.-д. пропагандистских брошюрах излагалось истинное
положение рабочего класса в Западной Европе, но в повседневной
агитации часто не соблюдалась надлежащая перспектива. <...>
Несмотря, однако, на шумный успех русского анархизма
в годы, непосредственно следовавшие за революцией, он с
самого начала носил в себе неизбежные элементы своего будущего
вырождения и разложения*. Мы уже видели, что непрерывный
экономически террор приводил в конце концов к закрытию
фабрик, локаутам и к озлобление рабочих против анархистов.
Массовый политический, главным образом, антиполицейский
террор вызвал такие репрессии, обрушившиеся на всех рядовых
обывателей, что и анархистам стало невозможно проявлять свою
деятельность. При этом так называемая «децентрализация»
террора не спасла анархистов от таких грандиозных провалов,
как одновременный арест в разных городах 75 человек по делу
«Боевой Интерн. Гр. А.-К.». Само собой разумеется, что
решающую роль в этих провалах сыграла провокация, которая всегда
является неизбежным спутником боевых и террористических
* И это независимо от общих условий контрреволюционной эпохи, от которых
так тяжело пострадали все демократические и социалистические партии.

554
Б. И. ГОРЕВ
организаций, и которая уже в 1906 г., а особенно с 1907 г., свила
себе прочное гнездо почтя во всех анархистских группах.
Но больше всего «содействовали быстрому разложению
русского анархизма экспроприации и вымогательства. <...>
Как ни отгораживали себя от обыкновенных грабителей и
вымогателей разные анархистские группы — в прессе,
прокламациях и на судах, как ни боролись они с «индивидуальным
экпроприаторством», т. е. с присвоением захваченных денег
в пользу самих «эксистов», доходя до угроз смертью и убийств
включительно, — все было напрасно: по собственному признанно
многих анархистов, их все труднее становилось отличать от
простых бандитов и хулиганов*. Кроме того, как это выяснилось
из позднейших судебных процессов, провокаторы принимали
участие в анархистских «актах» и «делах» не только для того,
чтобы выдать их полиции, но и для того, чтобы самим
воспользоваться захваченным добром и «прожигать жизнь» вместе
со своими «товарищами», как это было, напр., в петербургской
студенческой группе «анархистов», основанной провокатором,
процесс которой обнаружил столько скандальных подробностей.
Так было и в Одессе, и на Кавказе, и в целом ряде других мест.
Наконец, «денежный разврат» проникал и в среду настоящих
анархистов. Бесконтрольное распоряжение крупными суммами
все более соблазняло неустойчивые натуры. <...>
Таким образом, несмотря на множество отдельных
самоотверженных и смелых актов, несмотря на ряд фигур с чрезвычайно
тонкой и чуткой нравственной организацией, русский анархизм
разложился и сгнил морально раньше, чем он был истреблен
правительством. Но и процессом своего разложения он повредил
русскому рабочему движению не меньше, чем своими успехами. <...>
Теоретические основы русского анархизма в общем
представляли мало оригинального и очень немногим отличались
от анархизма общеевропейского. Это и неудивительно, так как
* Вот одно из многочисленных признаний такого рода, любопытное в своей
наивности: «Рабочий синдикат тифлисских анарх.-коммунистов доводит
до сведения товарищей и общества, что отныне он отказывается от
экспроприации капиталов путем бланков и писем. Опыт показал, что такая
тактика, не достигая цели, плодит лишь шантажистов». («Листки X. и в.»,
№ 3, от 28 ноября 1906 г., стр. 6).

Анархисты, максималисты и махаевцы 555
f.
главное течение европейского анархизма, так называемое «ба-
кунинско-крапоткинское», и было то, на котором воспитались
первые «поколения» русских анархистов девятисотых годов: его
они и распространяли в России как через посредство собственных
сочинений Бакунина и Кропоткина, так и в статьях ряда
молодых анархистов, как Ветров, НВетров, Новомирский, Гроссман,
Рогдаев, Раевский, Дубинский, Оргеиани и др.
Здесь мы встречаем ту же «критику» социализма (состоящую,
главным образом, в том, что вместо подлинного социализма
читателю рисуют продукт собственного воображения, с которым,
конечно, "победоносно расправляются), то же возвеличивание
«люмпен- пролетариата», босяков, ту же проповедь
немедленной социальной революции, то же отношение к политической
борьбе, к парламентаризму, демократии и т. д. При этом так же,
как у их европейских собратьев, во всех теоретических и
программных построениях русских анархистов уже царит полная
анархия: каждый из них изображает как взгляды социалистов
(которых они называют «авторитарными» или
«государственными» социалистами), так и анархистские идеалы, — согласно
собственной фантазии. В одном, правда, все они сходятся: это
в том, что социалисты являются ярыми поклонниками
государственной власти, желают современное государство сохранить
на вечные времена и в социалистическом строе предполагают
оставить экономическое неравенство. Главное отличие
«анархического коммунизма» от «авторитарного» социализма или
«коллективизма» (т. е. современного научного социализма) все
без исключения русские анархисты видят в том, что анархизм
отрицает всякую государственную власть и на место якобы
социалистического принципа распределения: «всякому по
труду» — ставит «коммунистический»: «от всякого по способностям,
всякому по потребностям».
<...>...Посвящая чрезвычайно много энергии и усилий весьма
мало добросовестной критике научного социализма и
социалистического идеала, теоретики и публицисты русского анархизма
крайне скупы на точные и подробные определения того, что они
считают анархическим идеалом общежития. Мы слышим от них
очень часто про то, чего они не хотят, но очень мало
осведомлены на счет того, чего они хотят. И как раз те вопросы, которые
особенно много места занимали в спорах более развитых
анархистов друг с другом и с соц.-демократами, — вопросы о формах

556
Б. И. ГОРЕВ
будущего общества и его отношении к личности, об организации
производства, словом, о том, что такое анархическая коммуна, —
совершенно почти не разработаны в литературе наших
анархистов. Очевидно, теоретики их, вкусившие от марксистского
древа познания добра и зла, понимали всю рискованность для
самой идеи анархизма детального рассмотрения этих вопросов.
И там, где они решались все же подходить к ним, получались
или общие места, в роде заявления, что буржуазное государство
превратится «не в социальную республику, а в рабочее общество,
в свободный союз свободных рабочих ассоциаций» («Новый мир»,
I, стр. 5), — или же... знакомая нам «анархия». <...>
Правда, есть одно анархическое произведение, где дается
подробный анализ понятия анархической коммуны, с
экономической, политической и правовой точек зрения; но этот анализ
убийствен для анархизма. Мы имеем в виду появившуюся в 1907 г.
книжку «Что такое анархизм?* Новомирского, основателя
и деятельного участника Южно-русской группы
анархистов-синдикалистов». Издав в 1905 г. № газеты «Новый мир», а в 1906 г.
в Одессе «Вольный Рабочий» (синдикалистского направления), он
пришел, в конце концов, к довольно туманному анархическому
индивидуализму. Но эта новая точка зрения дала ему
возможность взглянуть на анархический коммунизм с таких сторон,
которые резко раскрывают все его слабые места, обнаруживают
всю его внутреннюю несостоятельность. Вообще говоря,
индивидуалистический анархизм, которым у нас одно время сильно
увлекались разочаровавшиеся в революции интеллигенты, имеет
то преимущество, что он, подобно солипсизму в идеалистической
философии, наиболее неуязвим и недоступен логической критике;
но зато же он абсолютно неприложим в действительной жизни
и потому совершению безобиден и никакого влияния на рабочих
не имел*. Другое дело интересная и талантливо написанная
книжка Новомирского: она поучительна для нас тем, что составлена
анархистом-теоретиком, и дает жестокую критику именно тех
сторон анархического коммунизма, которые, по мнению наших
анархистов, столь выгодно отличают их от «авторитарных» со-
* Анархист Забрежнев на амстердамском конгрессе посвятил главным
представителям индивид, анархизма в России, особенно Боровому, отдельный
доклад, где доказывает, что это учение не является ни последовательным
индивидуализмом, ни последовательным анархизмом; но критика его
в значительной мере бьет мимо цели.

Анархисты, максималисты и махаевцы
557
циалистов: таковы — абсолютная свобода личности, идея свободы
договора, отсутствие судов и наказаний и т. д.
<...> Весьма решительны и выводы, к которым он
приходит: <fХотя коммунизм есть относительная необходимость,
анархический коммунизм есть абсолютная невозможность,
внутреннее противоречие, экономическая нелепость» (стр. 48;
курсив автора). Если вы признаете «социальное производство,
организованное планомерно, согласно данным современной
науки — тогда имейте мужество отказаться от анархизма» (47).
И в заключение: «Анархизм, как мы его понимаем, не есть
разновидность социализма, а беспощадный враг его. Наоборот,
анархический коммунизм есть чисто-социалистическое учение»,
и сбивчивый и противоречивый термин «анархический
коммунизм» гораздо лучше было бы заменить словами:
«безгосударственный социализм» (стр. 61).
Но если мы примем во внимание, что «государственность»
в социалистическом идеале есть изобретенный анархистами
жупел; если, с другой стороны, мы и вспомним, что наши
анархисты отрицают не только государственную власть, но и какое бы
то ни было приспособление «меньшинства» к «большинству»,
т. е., в сущности, всякие нормы общежития (что они и проявляли
на практике, не признавая «власти» председателей собраний или
тюремных «старост», или нарушая из принципа
устанавливаемые их товарищами по заключению «камерные конституции»
и т. д.), — то мы придем к заключению, что теоретически русский
анархизм в общем и целом представлят не «безгосударственный
социализм», а беспринципное смешение специфического
«революционизма» европейских синдикалистов и анархистов с
совершенно индивидуалистическим бунтарством. И поэтому наиболее
серьезные и вдумчивые из русских анархистов, как Раевский,
Оргеиани и некоторые другие, предпочитают вовсе не касаться
«теории» анархизма в собственном смысле и все решительнее
склоняются к обыкновенному революционному синдикализму.
Зато в области тактики русский анархизм проявил гораздо
больше «самобытности». Правда, появившись в
дореволюционную и революционную эпоху и особенно развившись в эпоху
распада революции, он в значительной мере делал то же, что
и другие «боевые партии»: количество актов политического

558
Б. И. ГОРЕВ
террора, в частности борьба с полицией, жандармами,
охранными отделениями и так называемое у анархистов «шпико-
бойство», в огромной степени превышало у них количество
террористических актов экономического характера и нередко
мало отличало их, напр., от с.-р-ов и, особенно, максималистов.
Но та же революционная эпоха, «работа» в крайне напряженной
и взбудораженной грандиозными событиями среде необычайно
увеличила и «размах» собственно анархистской деятельности.
Она же сообщила нашим анархистам такую смелость фантазии,
о которой и мечтать не решаются их европейские собратья. И
потому европейско-американский анархизм не нравился русским
анархистам, казался им чуть не крохоборством, трусливо-мирной
пропагандой и т. д. <...> перманентный боевизм — это
характерная черта в тактике всех русских анархистов, без различия
течений; а их практика, как мы уже видели, не расходилась
с их теорией в этом отношении. Экономический террор,
доведенный до последних пределов (анархисты с удовлетворением
передают, напр., случай, когда из мести к фабриканту они
убили трех его сыновей]), саботаж, захват или попросту кража
хозяйских материалов или продуктов, захват — во время
бегства хозяина — всего его заведения и, наконец, бесчисленные
«экспроприации» — от самых крупных до ограбления мелких
торговок — все это, вместе с непрерывной войной с полицией,
составляло значительную часть «работы» анархистский групп
и, конечно, должно было представляться недостижимым идеалом
для самых пылких европейских анархистов.
<...> Если в области общей теории и программных
вопросов — русских анархистов нельзя почти делить на какие-либо
определенные группы, то по вопросам тактики, после первого,
подготовительного, или «хлебовольческого» периода, уже начиная
с середины 1905 г., русские анархисты делятся на три все более
дифференцирующиеся группы: в 1906 г. они окончательно
определяются, как «безначальцы», «чернознаменцы» и «синдикалисты»
разных толков, причем среди последних с 1907 г. преобладают
«буревестниковцы» (выражение Новомирского). И издания всех
трех направлений <...> дают нам много материала, особенно в
своей полемике, для характеристики анархистской тактики. <...>
Из среды чернознаменцев вышли и две наиболее
«оригинальные» группы русских анархистов: «безмотивники» и
«коммунары». Обе они возникли в конце 1905 г., когда массы были

Анархисты, максималисты и махаевцы
559
захвачены политической борьбой, и анархисты захотели
«сделать нечто такое, чтобы заставило "на миг" оглянуться рабочие
массы, задуматься и увидеть, что буржуазия раскидывает перед
ними новые, адски-хитро сплетенные сети — сети буржуазной
революции» («Бунтарь», стр. 21). И вот, они решили сказать
«анархическое слово» и «сказать его так, чтобы услыхала его
многомиллионная народная масса, чтобы затрепетала и
содрогнулась в ужасе буржуазия» (там же). Результатом и явилось
образование двух названных групп. «Безмотивники» видели
свою задачу в том, чтобы устраивать ряд террористических актов
против представителей буржуазии «не только за ту или иную
частичную, конкретную вину» перед пролетариатом, а просто
потому, что они «буржуа». Пусть не будет среди них «невиновных».
Да не знают они покоя» (там же). Как (известно, «безмотивники»
бросили бомбу в ресторан «Бристоль» в Варшаве и пять бомб
в кафе Либмана в Одессе. Конечно, эти «акты» лишь оттолкнули
от них многих приверженцев, и собравшемуся в январе съезду
«безмотивников» ничего сделать не удалось. Но «идея» эта долго
жила среди анархистов, служила предметом оживленных споров
и литературной полемики и несомненно вдохновила не один акт
«экономического» террора.
«Коммунары» исходили из тех же посылок, что и
«безмотивники», но они желали индивидуальному террору
противопоставить «массовый анархический акт — попытку восстания во имя
безгосударственной коммуны» (там же). Само собою понятно, что
это им не удалось, так как «устроить восстание» труднее, чем
бросить бомбу. <...> При всей, однако, кажущейся
«оригинальности» этих групп надо вспомнить (что и делает Рогдаев в своем
докладе), что акты «безмотивного» террора (как бомба в кафе
в Париже или убийство австрийской императрицы) бывали
и в Западной Европе, но были оставлены анархистами, как явно
нелепые и вредные для них самих. Кроме того, чем отличается
«безмотивный» террор чернознаменцев от проповеди «безна-
чальцев» — истреблять всех вообще буржуа? Последняя только
смелее и решительнее... Что же касается идей «коммунаров»,
то «безначальцы» еще летом 1905 г. предлагали немедленный
захват городов и учреждение анархических коммун.
Итак, на наиболее ярких проявлениях «творческой» работы
«чернознаменцев», как и на всем их миросозерцании, видно
явное влияние «безначальцев».

560
Б. И. ГОРЕВ
От «безначальцев» и «чернознаменцев» резко отличались
анархисты-синдикалисты всех оттенков («хлебовольцы», группа
Новомирского и сторонники «Буревестника»). Все они безусловно
осуждали «безмотивный» террор и мелкие экспроприации, как
тактику, которая не только «нисколько не содействуете
прояснению сознания» масс, но, наоборот, отталкивает их от
анархистов, а в среду последних вносит развращающее влияние. Они
понимали значение планомерной пропаганды и организации
и рекомендовали анархистам вступать в беспартийные
профессиональные союзы, не пугаясь даже их «легальности». Но потому
они и были сравнительно мало влиятельны и немногочисленны
и проявили себя, главным образом, в Одессе, отчасти на Урале
и в Москве, где они почти сливались в своей деятельности с
зародышами чисто-синдикалистских групп.
<...>...Отличие анархистов-синдикалистов от чернонознамен-
цев было так велико, что совместная работа их стала невозможна,
и редакция «Бурев.» в особом обращении «к товарищам» (№ 13)
должна была это заявить. «Попытки совместной работы в
России, — говорится там, — анархистов этих двух направлений
только яснее обнаружили пропасть, принципиальную и
практическую, существующую между этими двумя тактиками. Опыт
пятилетней работы обнаружил беспочвенность индивидуального,
оторванного от массового движения бунтарства, и еще более
укрепил в представителях рабочего коммунистического анархизма
убеждение, что лишь массовой организации, массовой пропаганде
и агитации, активной борьбе совместно с пролетариатом стоит
отдавать немногочисленные уцелевшие драгоценные силы наших
групп» (писано в октябре 1908 г.; курсив везде принадлежит
авторам. — Б. Г.). <...>
С распадом анархистских групп в России, борьба эта
переносится за границу, где принимает самые отвратительные формы.
Максималисты
Хотя максималисты, как отдельные организации, возникли
у нас лишь в 1906 г. и просуществовали всего около года, но мак
симализм, как идейное течение, как отрицание программы-мини-
мум и вера в возможность в близком будущем социалистической

Анархисты, максималисты и махаевцы
561
или полу-социалистической революции в России, был присущ
всем почти направлениям народнического социализма, а в 1905-
1906 гг. захватил даже отдельных социал-демократов; что же
касается максималистского настроения, то в революционные
месяцы 1905 г. оно несомненно владело умами многих передовых
рабочих. Уже это одно, наряду с широкой известностью самого
имени максималистов, благодаря громким террористическим
актам, совершенных ими, делает необходимым остановить на них
внимание при изучении тех партий и групп, которые действовали
в революционные годы. Но, кроме того, максималисты интересны
и тем, что создали довольно стройную теорию, в которой доведены
до логического конца слабые стороны нашего народнического
социализма, от бакунизма до партии соц.-рев.
Из этой последней партии и выделился, как отдельная
организация, «союз соц.-рев. максималистов», возникший в
результате двух расколов; идейного, на почве программы и тактики,
и организационного, создавшего в 1905 и начале 1906 г. сильную
оппозицию официальным комитетам соц.-рев. в целом ряде
городов, во главе которых стояла Москва.
Первое проявление организованной оппозиции официальным
вождям и теоретикам соц.-рев. представляла собою возникшая
в конце 1904 г. группа «аграрных террористов». Основатель ее,
будущий главный организатор «союза с.-р.-макс», М. И.
Соколов, привлек на свою сторону почти всю с.-р-ю молодежь
в Женеве, проповедуя необходимость для партии взять на себя
руководство всеми формами аграрного террора, чтобы, с одной
стороны, овладеть стихийным крестьянским движением, а с
другой — аграрным террором сразу резко оттолкнуть от партии все
буржуазное общество и сделать, таким образом, будущую
революцию неизбежно и явно антибуржуазной, социалистической. <...>
Летом 1905 г. сформировалась уже определенная группа
«молодых с.-р.», издавшая в Женеве три номера «Вольного
Дискуссионного Листка», где подвергалась критике программа-минимум
партии, делались нападки на парламентаризм и проповедовалась
социализация фабрик и заводов; а в декабре вышел за границей,
по-видимому, в связи с той же группой, иначе называвшейся
тогда «устиновцами»2 (по имени ее главного вдохновителя),
один номер журнала «Коммуна», органа «союза рев.
социалистов», выступавшего уже против республики и предлагавшего
подробный план немедленного образования «рабочих коммун»

562
Б. И. ГОРЕВ
с диктатурой пролетариата (впрочем, чистые «устиновцы»
впоследствии слились с «махаевцами»). <...>
Наряду с этой организационной работой, максималисты
проявляют, начиная с весны 1906 г., довольно интенсивную
литературную деятельность, выпуская ряд легальных брошюр
и статей. Таковы: «Принципы трудовой теории» — Е. Тагина,
«Ответ В. Чернову» — его же, брошюры и статьи Светлова, Эн-
гельгардта и др., а впоследствии, зимой 1906-1907 г. несколько
объемистых сборников под общим заглавием «Воля труда».
Но и организационная, и пропагандистская деятельность
отступали на задний план перед подготовкой террористических
актов, и образованная Соколовым боевая организация неизбежно
поглотила все силы и средства максималистов. Ряд покушений,
совершенных членами этой организации, особенно взрыв дачи
министра Столыпина в августе 1906 г.3 и экспроприация в
Фонарном переулке в октябре того же года4, сделали имя
максималистов известным и в России, и за границей. Но эти же акты
были кульминационным пунктом их деятельности, которая
вскоре после того начинает падать и сводится к ряду мелких
экспроприации и политических убийств, ничем не отличавшихся
от анархистских.
Правда, тотчас после экспроприации в Фонарном переулке,
собралась довольно многолюдная конференция
максималистов, на которой, по свидетельству биографа Соколова («Воля
труда», стр. 178), были представители областей: Центральной,
Северо-Западной, Южной и Уральской. На этой конференции,
продолжавшейся девять дней, обсуждались вопросы
программы, тактики и организации, образован был официально «Союз
с.-р.-максималистов», как вполне самостоятельная организация,
и принят ряд резолюций, опубликованных в особом «Извещении».
Но проводить эти резолюции в жизнь было уже некому. По
возвращении с конференции Соколов был арестован в Петербурге
(1-го декабря) и на следующий же день казнен. А вскоре после того
провалилась и вся боевая организация, выданная, по-видимому,
провокатором. Все попытки оставшихся на свободе максималистов
восстановить ее оказались безрезультатными. <...>...С середины
1907 г. максималистские группы, как отдельное целое, перестают
существовать, отчасти исчезнув, отчасти слившись с анархистами.
<...>...Если в теории, в обосновании своей программы
максималисты вообще представляют полную противоположность

Анархисты, максималисты и махаевцы
563
анархистам, оставаясь государственниками и
коллективистами, то тактика их (не говоря уже о практике), поскольку
она обоснована в резолюциях их конференции и в ряде статей
в сборниках «Воля Труда», вышедших уже после конференции, —
действительно, мало оригинальна, и ее очень трудно отличить
от тактики анархистской.
<...>...В вопросе о «легальности» максималисты идут
дальше многих анархистов синдикалистского направления. Далее,
нападая самым резким образом на социалист, партии в России
и в Европе*, максималисты с своей стороны проповедуют
непрерывную гражданскую войну, непрерывный процесс
дезорганизации современного общества, причем, говоря много о воспитании
воли, о революционной энергии и т. д., они, конечно, огромное
значение придают «пропаганде действием», роли
«инициативного меньшинства». <...>
Теория максимализма является продолжением и логическим
завершением народнического социализма. И поскольку с.-р-ы,
прямые духовные отцы максималистов, вынуждены были не раз
отступать от традиции старого народничества, как под влиянием
непосредственных уроков жизни и марксистской критики, так
и в результате появления максимализма, который им казался
карикатурой на них самих, — максималисты с полным
основанием видели в себе истинных носителей старых традиций Земли
и Воли, Народной Воли, Лаврова и Михайловского, а с.-р-ов
считали отступниками. При этом они столь же справедливо
указывали на многочисленные противоречия в теоретических
выступлениях самих с.-р-ов, особенно Чернова, в разные эпохи
их деятельности, и еще больше на противоречия между их
официальной программой и содержанием той агитации, которую
они несли в массы. <...>
Точно так же максималисты последовательны и верны
старым традициям революционного народничества и в своем
пренебрежении к программе-минимум, и в своем главном лозунге:
социализация фабрик и заводов. Вполне понимая программу
* «Максимализм, — восклицает Нестроев (ответ Чернову, стр. 66), — это
разрыв с современным (курсив автора) "Интернационалом"». И далее:
«Успокойтесь, г. Чернов! Мы в ваш Интернационал не полезем».

564
Б. И. ГОРЕВ
минимум с.-д-тии, как возможный максимум того, что
осуществимо в буржуазном обществе, они указывают на противоречивость
в программных построениях с.-р-ов, которые своей програм-
мой-минимум желают подрывать самые основы
капиталистического строя и в то же время не хотят отказаться от нее. Далее,
социализация земли, говорят максималисты, в том значении,
которое придают этому слову с.-р-ы, была бы столь грандиозной
и глубокой социальной революцией, что совершившему ее
«трудовому народу» ничего не стоило бы взять в свою собственность
и фабрики и заводы; более того, эта последняя «социализация»
стала бы неизбежной, была бы экономической необходимостью*.
<...> Уничтожая наемный труд своей социализацией фабрик
и заводов, их программа на самом деле отдает промышленных
рабочих в наймы мужицкому государству, основу которого
составляет тот «трудовой человек», который, по собственному
признанию максималистов, «только потому не скручивает
других в бараний рог, что по своему классовому положению лишен
этой возможности». Бессознательно для себя, максималисты
дали и любопытную иллюстрацию того положения, в котором
находились бы рабочие «социализованных» фабрик и заводов,
составляющих собственность колосса-государства.
<...>...Нам остается добавить лишь следующее: максимализм,
питавшийся вначале социалистическими идеями, а впоследствии
анархической дезорганизацией городских рабочих, имевший
в своей практике и тактике много общих черт с анархизмом
и «революционным» синдикализмом, — под влиянием
народнических теорий, верным истолкователем и продолжателем
которых он являлся, создал оригинальную утопию, которой
нельзя отказать в известной стройности и логичности, но которая
(если бы предположить на миг ее осуществление) была бы шагом
не к социализму, а назад от социализма.
* Чернов, говорит Tai -им ( «Ответ», стр. 28), «считает возможным организовать
в "общественное" хозяйство 13 милл. мелких хозяйств, считает возможным
победить 150 тысяч российской страны землевладельцев,...но считает
недопустимой победу над 19 тысячами русских капиталистов».

Анархисты, максималисты и махаевцы
565
«Махаевцы», или «группа рабочего заговора»
Так называемые «махаевцы», по-видимому, нигде в России,
ни в революционный, ни в дореволюционный период, не создали
сколько-нибудь прочных, длительных организаций, да и вообще
деятельность их, помимо чисто-литературной,
непосредственная деятельность среди рабочих, если таковая была, держалась
ими в глубокой тайне, и следы ее можно найти лишь косвенным
путем. Но, тем не менее, их теории, их анти-интеллигентская
кампания, ожесточенная борьба против социализма, встречая
почву в инстинктивном недоверии многих рабочих к «господам»
и в известном уже нам озлоблении против «комитетчиков»,
в свою очередь, усиливали это недоверие и озлобление, давали
им видимость теоретической обоснованности и снабжали
аргументами многих, примыкавших к анархизму или синдикализму.
Результаты пропаганды «махаевцев», в ее чистом, так сказать,
виде, сказывались особенно там, где рабочие и интеллигенты-
социалисты бывали отрезаны от непосредственной работы, т. е.
в тюрьмах, ссылке и эмиграции. Но и в самой России, при всем
отсутствии видимых и осязательных плодов этой пропаганды,
она несомненно была одним из разлагающих, деморализующих
факторов контрреволюционной эпохи, дававших оправдание
политическому индифферентизму рабочих, и в этом смысле «ма-
хаевщина» заслуживает особого рассмотрения наряду с другими
аполитическими и анти-демократическими группами. Кроме
того, хотя «махаевщине» повезло в нашей литературе, и о ней
много писали и с.-д., и анархисты, и даже г. Иванов-Разумник,
выведший ее в «широкую публику»*, — не все ее литературные
выступления были использованы, и далеко не все о них было
сказало, что следовало и можно было сказать.
Теория «махаевцев» зародилась в далеком углу Сибири,
в Вилюйске, где творец ее в 1898 г. написал первую часть своей
книги «Умственный рабочий», носящую специальное заглавие —
«Эволюция социал-демократии», и читал ее в виде рефератов
своим товарищам по ссылке, причем тогда же ему удалось создать
Это, впрочем, и неудивительно: при той крупной роли, которую до последних
лет играла «интеллигенция» в общественных, в частности революционных,
движениях в России, — теория, поставившая себе целью — «разоблачать»
эту интеллигенцию, естественно, должна была обратить на себя внимание.

566
Б. И. ГОРЕВ
маленькую группу адептов. Он не сразу выработал основы своей
теории, и вначале задачей его было лишь показать, что между
современным ортодоксальным марксизмом и ревизионизмом
нет никакой принципиальной разницы, так как и тот, и другой
являются оппортунистическим отступлением и даже изменой
настоящему пролетарскому социализму, главным образом,
потому, что чисто-рабочие требования желают заменить
требованиями политическими, демократическими и боятся настоящей
рабочей революции. В следующем году была написана вторая
часть книги, под особым названием «Научный социализм».
Здесь уже социализм как таковой объявлялся чудовищным
обманом рабочих со стороны интеллигенции. Обе части были
изданы тогда же, в Якутской области, на текстографе, а после
ареста их переизданы в 1901 г. в очень небольшом количестве
экземпляров. В 1901 г. была напечатана в Женеве 3-я часть
«Умственного рабочего», а в 1905 г. — напечатаны и первые две
(через год они были изданы летально в России). По-видимому,
все тем же автором были изданы брошюры «Банкротство
социализма XIX столетия» и «Буржуазная революция и рабочее
дело» (в 1905 и 1906 гг.) и, наконец, в самом начале 1908 г.,
за границей, сборник статей под названием: «Рабочий заговор,
№ 1 ». Начиная с 1907 г., у махаевцев появился новый писатель,
Е. Лозинский, издавший легально ряд книг и брошюр («Что же
такое, наконец, интеллигенция», «Итоги парламентаризма»,
«Чего ждать русским рабочим от всеобщего избирательного
права») и три номера общественно-сатирического журнальчика
«Против Течения». В 1909 г. тот же Лозинский издал большую
книгу «Итоги и перспективы рабочего движения на Западе
и в России», в которой теория махаевцев поручила наиболее
полное и законченное выражение. <...>
Теория махаевцев, в сущности, очень проста (при всех своих
противоречиях), но положения ее повторяются ими с
утомительным однообразием десятки раз на десятках и сотнях страниц.
<...> Итак, вот теория махаевцев в пересказе «Бунтаря» (стр. 7):
«Все зло в идеологии, в идеалах. В продолжение всей истории,
всегда, когда народные массы подымались на борьбу, приходила
притворно-правдивая, обманчиво-искренняя интеллигенция
и совлекала их с истинного пути борьбы. Класс белоручек,
интеллигенция — этот волк в овечьей шкуре, это коварное дитя
буржуазии, в течение многих, долгих веков опутывала рабочие массы

Анархисты, максималисты и махаевцы
567
тонкой сетью призрачных идеалов, хитрой сказкой несбыточных
утопий. Народные массы шли за ними; проливали кровь свою;
гибли, боролись. И на место старых цепей появлялись новые,
лишь слегка позлащенные, но еще более крепкие и прочные.
И еще тяжелее и мучительнее становилось рабство, невыносимее
гнет неволи». Такова философия истории. А вот практические
лозунги: «Долой идеалы! Долой идеалы демократии,
социализма, анархизма! Лишь борьба за конкретные, повседневные
требования, борьба за улучшение материального положения
масс, за более короткий день, более санитарные условия труда,
за лишнюю копейку — отвечает интересам масс. Путем целого
ряда таких требований рабочий класс добьется своего конечного
конкретного требования — равного дохода для всех. Он добьется
того, что пролетарий, капиталист-буржуа и
чиновники-правители будут получать равные доходы». Добившись этого, рабочие
выставят свое последнее требование — «равного образования для
всех», — и тогда «уничтожится разница в образовании... Наука
станет достоянием не только буржуазии, но и в равной мере —
рабочего класса».
Трудно поверить, что это — не карикатура, а подлинная теория
махаевцев, что этот доморощенный исторический пессимизм
и особенно этот изумительный «будущий строй», в котором
волки и овцы едят из одного корыта, где сохраняются капиталисты
и наемные рабочие, но с равными доходами и равным
образованием, — что все это выдается за научные открытия. Между тем,
это, действительно, так: в изложении «Бунтаря» нет ни шаржа,
ни иронии. <...>
Далее, заимствовав из арсенала анархистов все нападки на
«политиканствующую интеллигенцию», все анекдоты о «вождях»,
обманывающих рабочих, восприняв анархистское учение о
безработных, босяках и хулиганах, махаевцы местами и тактику
рекомендуют анархистскую: «Поймут тогда нынешние
«сознательные» рабочие, что в стихийном стремлении всякий бунт
безработных, всякое столкновение хозяина с рабочим, сытого
с голодным развить во всеобщее нападение на грабительскую
организацию белоручек с требованием немедленно
раскошелиться, — в этом стремлении и заключается вся особая «политика»
пролетариата» («Раб. Заг.», стр. 46, курс, автора). Однако, это
не мешает им третировать анархистов (как, впрочем, и
максималистов, и синдикалистов) не лучше, чем особенно ненавистных

568
Б. И. ГОРЕВ
им с.-д. <...> Здесь, как и везде почти у махаевцев, бесполезно
искать доказательств: их заменяют не допускающие сомнений
афоризмы. Но, по-видимому, преобладающей тактикой махаевцев
является не фраза о «всеобщем нападении на грабительскую
организацию белоручек», а именно «грошовая борьба», «ибо такая
простая, обыденная борьба за "пятачок" скрывает в себе самую
настоящую непрекращающуюся рабочую революцию, имеющую
уже по самой своей природе лишь один предел — полное
имущественное равенство» (Лозинский «Итоги, персп.», 344). Это и дало
повод анархистскому «Бунтарю» окрестить их «революционными
тред-юнионистами», что, впрочем, неверно, так как махаевцы
самым решительным образом отрицают профессиональную
организацию рабочих, считая ее столь же вредной, как и
политическую. Кроме того, в противоположность анархистам, махаевцы
признают государственную власть и именно к ней рекомендуют
рабочим обращаться со своими требованиями*. «Раб. Заговор»
делает это, говоря о безработных, причем обвиняет анархистов
в том, что они «в своем пустом и бессодержательном
фразерстве советуют вообще рабочим не «требовать», а «самим брать»
и убеждают, что «прежде всего нужно всякую власть немедленно
уничтожить» (стр. 80-81). А Лозинский в своих «Итогах и
перспективах» устанавливает и общее правило: «При каждом своем
крупном выступлении пролетариат будет обращаться со своими
требованиями преимущественно к государству, имея в виду
интересы всего своего класса. При этом ему будет в высокой степени
безразлично, какую форму будет иметь это государство, т. е.
будет ли оно самодержавно-монархическим, республиканским
или социалистическим. И в том, и в другом, и в третьем случае
государство это будет оставаться классовым, т. е. самодержавным
строем (стр. 347).
* Во 2-й части «Умственного рабочего» Вольский еще мечтал, что
«пролетариат путем своей мировой конспирации и диктатуры (курсив мой. — Б. Г.)
достигнет господства над государственной машиной... чтобы захватить
имущество (курсив автора. — Б. Г.) господствующего образованного
общества, имущество ученого мира» (!) и «употребить конфискованное имущество
на организацию общественного воспитания» (стр. 55). Впоследствии эта
мысль была оставлена. О захвате власти махаевцы больше не думают,
как не думают и об организации производства, «чтобы не выводить из
затруднения, из анархии и банкротства хозяйственный строй» капиталист,
общества (там же).

Анархисты, максималисты и махаевцы
569
Итак, пролетариат непрерывными экономическими стачками
добьется увеличения своей заработной платы «насчет богатств»
миллионеров. Потом, «расправившись» с ними, он заставит
«урезать и все... интеллигентские доходы». И «тогда у детей
ручных рабочих будут те же средства на образование, что и у детей
белоручек» («Раб. Заг.», 63). К этому прибавляет Лозинский,
что сущность социального вопроса для рабочего «в большей или
меньшей наличности его кошелька», и «когда эта наличность
станет равняться наличности имущих классов (курсив мой. —
Б. Г.), можно будет совместно с ними помечтать о разных — столь,
по-видимому, дорогих им — высоких материях и идеалах» («Ит.
и персп.», 343-344). Вот до какой изумительной нелепости,
похожей на явное издевательство над читателем, договорился
Лозинский, хвалящийся непрестанно своими «научными
открытиями» и «неумолимой логикой». Оказываются, в «будущем
строе» махаевцев останутся какие-то «имущие классы* со всеми
их атрибутами, но доходы которых будут равны доходам
рабочих! В чем будет заключаться тогда их «имущество», и зачем
они будут нужны рабочим, — это вопросы, которые махаевцы
считают ниже своего достоинства. <...>
Такова та «теория», которую махаевцы преподносят рабочим,
вместо обманывающей их «религии социализма». В центре ее
стоит вопрос об интеллигенции, сводящийся к немногим декре-
тизированным афоризмам, с особенной подробностью развитым
Лозинским в его книгах: «Что же такое, наконец,
интеллигенция?» и «Итоги и перспективы и т. д.». Положения эти вкратце
следующие. Интеллигенция есть особый общественный класс,
характеризуемый особым источником доходов — знаниями
и противоположностью своих интересов интересам других
классов, главным образом, классу ручных рабочих. Это есть класс
паразитический, не создающий никаких ценностей и живущий
на счет труда ручных рабочих. Это есть класс хищнический,
стремящийся к господству над всем обществом. Лучшим
средством для достижения этого мирового господства
интеллигенции служит социализм, при котором в руках интеллигенции
останется монополия знаний и, следовательно, все управление
общественным производством. Ибо, как говорит Лозинский
в своей книге об интеллигенции, «весь огромный и все более
сложный производственный механизм современного общества,
построенный на научной технике и требующий для своего руко-

570
Б. И. ГОРЕВ
водства массы знаний, становится для физического рабочего все
большей тайной, доступной лишь образованному меньшинству
и всему его потомству. Таким образом, готовится грядущее
мировое господство интеллигенции» (стр. 172).
<...> Если отбросить все эти ребяческие рассуждения махаевцев,
которым придает глубокомысленную внешность применение quasi
марксистского метода и особенно теории классов, — то остаются
лишь фактические указания на «колоссальные интеллигентские
гонорары», а также заимствованные у анархистов и приведенные
в систему обвинения по адресу с.-д. в желании сохранить на вечные
времена неравенство оплаты равных видов труда. При этом
приводится марксово определение квалифицированного труда, как
«помноженного простого», и объяснение его более высокой оплаты
необходимостью вознаградить рабочего за издержки обучения.
Значит, — злорадно заключают махаевцы, — Маркс возводил в закон
неравенство оплат и подготовлял привилегированное положение
для «умственных рабочих» и в социалистическом строе.
<...>...Как и во многих других случаях, махаевцы без малейшей
попытки доказательств объявляют своим собственным открытием,
отличающим их от социалистов и анархистов всех направлений,
азбучную истину о необходимости равного образования для всех
членов общества. Но это «требование» равного образования
повторяется махаевцами столько раз, и всегда с угрозами против
социалистов, что неосведомленный человек в конце концов может
быть сбит с толку. А на это махаевцы, очевидно, и рассчитывают...
Единственный вывод, который напрашивается из краткого
анализа этой смеси наивности, недоразумений и сознательных
искажений истины, выдаваемой за новое, «делающее эпоху»
научное открытие, — следующий: каковы бы ни были субъективные
психологические предпосылки, из которых исходят махаевцы,
будет ли это искренняя мания Вольского, или же
холодно-рассчитанная, глубоко-лицемерная демагогия Лозинского, —
объективный результат махаевскои пропаганды и агитации должен
быть один: отвлечение рабочих от всяких политических и
экономических организаций, внесение глубокой смуты и разложения
в их сознание и сближение с психологией черносотенной...
Мы проследили происхождение, развитие и деятельность
важнейших «аполитических и антипарламентских» групп в России,

Анархисты, максималисты и махаевцы
571
причем в рассматриваемый нами период все они прошли полный
«круговорот», успев в течение нескольких лет и зародиться и
погибнуть, частью насильственной, частью естественной смертью.
Мы ознакомились с их теориями и — поскольку позволяли
имеющиеся материалы — с их разлагающим влиянием на рабочих,
которых эти группы, по мере своих сил, отвлекали от настоящей
экономической и политической борьбы. В заключение остается
лишь напомнить в нескольких словах о том отраженном
влиянии, какое эти группы, особенно анархисты и максималисты,
или, вернее, те общие и частные условия, которые их породили
и создали им временный успех, — оказывали и на
социалистические партии.
Мы уже видели, как легко с.-р-ы становились максималистами
и анархистами. Не избежали этого отраженного влияния и с.-д.
Кроме отдельных, довольно многочисленных случаев перехода
с.-д. к анархистам и махаевцам, — увлечение партизанством
у известной части с.-д., признание и оправдание ими
экспроприации, равно как «бойкотизм», «отзовизм» и другие подобные
явления, — все это отражение, в большей или меньшей степени,
анархистской психологии.
Не меньшую роль сыграл и максимализм, под косвенным
влиянием которого все та же часть социал-демократии сделала
ряд серьезных уступок народническому мировоззрению, порвав,
таким образом, со старыми традициями русского марксизма.
Сюда относится представление о происходившей революции, как
о чем-то стоящем на пороге буржуазного и социалистического
строя (Роза Люксембург), сюда же относится и популярный
лозунг «диктатура пролетариата и крестьянства». Мы уже видели
из анализа максималистской «трудовой республики» и оценки ее
самими с.-р-ми, что этот лозунг на деле должен был превратиться
в диктатуру крестьянства над пролетариатом.
€^

^^
В. Д. ЕРМАКОВ
Портрет российского анархиста начала века
Несмотря на появление за последнее время в периодике
большого числа работ советских историков и публицистов
о различных сторонах деятельности российских политических
партий, включая анархистскую, многое по-прежнему остается
совершенно неизвестным как специалистам, так и широкому
кругу читателей. Одна из малоизученных страниц
анархистского движения — период первой буржуазно-демократической
революции 1905-1907 гг.
По нашему мнению, должен быть существенно пересмотрен
вопрос о количестве действующих тогда в стране анархистских
групп и организаций, о распространении анархистских взглядов.
Анархисты заявили о себе в 1905 г. не менее чем в 73-х городах
и местечках России; в 1906 г. — в 116-ти; в 1907 г. — в 123-х.
Наиболее крупными центрами анархистского движения России
в различные периоды революции следует считать Белосток,
Одессу, Баку, Тифлис, Екатеринбург, Иркутск, Варшаву, Ека-
теринослав, Кишинев, Москву, Петербург, Ригу и др. города.
Деятельность анархистов не ограничивалась лишь городами.
В целом ряде губерний страны известны многочисленные
анархистские кружки, ведущие активную пропагандистскую работу
среди крестьян.
Активная пропаганда велась и среди солдат. В ряде случаев
анархистам удалось не только привлечь их в свои организации,
но и провести массовки в воинских частях, получить из арсеналов
ряда подразделений оружие для своих боевых акций. Анархисты,
как впрочем и представители иных российских партий, стреми-

Портрет российского анархиста начала века
573
лись возглавить вооруженные выступления в армии. Иногда это
им удавалось. Например, анархист Ю. П. Яблонский, будучи
солдатом кавалерийского эскадрона в Тамбове, в июне 1906 г.
возглавил вооруженное выступление кавалерийского эскадрона,
которое, правда, вскоре было подавлено царскими войсками*.
Какова же была численность анархистов, действовавших
в стране в годы первой российской буржуазно-демократической
революции?
На первый взгляд может показаться, что вопрос этот из сферы
фантазии исследователя, т. к. даже в канун октябрьских
событий 1917-го и в годы гражданской войны мы не можем назвать
примерную численность различных анархистских групп,
организаций и федераций, потому что анархисты никогда серьезным
образом не вели учета числа своих членов и сторонников.
Исторической науке пока неизвестно никаких более или менее серьезных
документов, способных пролить свет на эту проблему. Что же
можно сказать о периоде 1905-1907 гг., когда всем анархистским
организациям приходилось вести тяжелую борьбу за выживание
в условиях жесткого преследования со стороны царской охранки?
И все-таки попытаемся ответить, чтобы иметь пусть частичное
представление о масштабах деятельности анархистов в период
первой буржуазно-демократической революции.
По воспоминаниям известного российского анархиста Д. И.
Новомирского, в период «расцвета» анархистского движения
в Одессе численность их организации была «около 5000 членов»**.
По свидетельству же одного из членов белостокской анархистской
группы, состоявшей из 60 членов, она в мае 1905 г. «устраивала
массовки от 300 до 500 человек каждая», а кроме того, проводила
митинги, которые «собирали по три и по пять тысяч человек»***.
Уточняют картину численности анархистов в дни революции
материалы о судебных процессах, проходивших в стране по делу
представителей различных партий, но и здесь мы располагаем
только отрывочными сведениями. Известно, что в Екатеринос-
лаве весной 1908 г. находилось более ста «групповиков», т. е.
членов местных анархических групп и много им сочувствующих.
В Одессе за 1906-1907 гг. было осуждено военно-окружными
* Политическая каторга и ссылка. Справочник. М., 1934. С. 756.
** Очерки истории анархистского движения в России. М., 1926. С. 264.
*** Там же. С. 267.

574
В.Д.ЕРМАКОВ
судами 167 анархистов, из них 28 человек — казнены. В конце
1907 г. значительное число анархистов сидели и в других
тюрьмах. Например, в Киеве находились под следствием 83
представителя этого политического течения*. Сейчас неизвестно
число анархистов, привлеченных к ответственности за участие
в борьбе за все годы революции, но имеются данные о том, что
только в 1907 г. военно-окружные суды приговорили к смертной
казни 164 анархиста**.
Существенно дополняют картину численности сторонников
анархистского движения данные о составе сибирской ссылки
1908 г.: из 15883 ссыльнопоселенцев анархистов было 900
человек, т. е. примерно 5,7% всей численности ссыльных***. В
дополнение можно привести данные статистического исследования,
проведенного Обществом политкаторжан и ссыльнопоселенцев
о партийной принадлежности членов общества до 1917 г. Из числа
1620 исследуемых, анархистами назвал себя 161 человеку что
составило примерно 10% от числа членов Общества на то время****.
Конечно, приведенные выше данные и свидетельства
участников революционных событий не дают исчерпывающего ответа
на вопрос о количестве сторонников анархизма, участвовавших
в революции, однако, на наш взгляд, наглядно показывают то, что
российский анархизм периода 1905-1907 гг. был гораздо шире
распространен, чем считали прежде советские исследователи.
Кто же входил в различные анархистские группы и
организации? Что это были за люди? Каковы их социальное
происхождение, возраст, пол?
Нами отобран материал на 300 человек, причислявших себя
к анархистам в годы революции 1905-1907 гг. и являвшихся
членами Общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев. На
момент начала революции 43 человека были в возрасте 13-15 лет,
что составляло примерно 14% от обшей численности
исследуемых; в возрасте 16-18 лет находилось 133 человека или 44%;
19-23 лет — 93 человека или 31% ; 24-30 лет — 24 человека или
8% ; наконец, старше 30 лет было 7 человек, что составило при-
* Горев Б. И. Анархизм в России (от Бакунина до Махно). М., 1930. С. 69.
** Кожин В. В. Анархизм в России. Калинин, 1969. С. 114.
*** Сибирская советская энциклопедия. Новосибирск, 1929. Т. 1. С. 109.
**** Виленскии Сибиряков В. Политкаторжане. Каторга и ссылка в русской
революции. М., 1925. С. 43.

Портрет российского анархиста начала века
575
мерно 2,3%. На момент же конкретной работы в той или иной
анархистской организации лиц 13-14-летнего возраста было
14 человек или примерно 5%; 16-18 лет — 127 или примерно
42% ; 19-23 лет — 122 или около 41% ; 24-30 лет — 30 человек
или примерно 10%; и, наконец, старше 30 лет — 7 человек
(2,3%). Как видно из приведенных данных, мнение
исследователей анархизма о весьма молодом составе анархистских групп
подтверждается весьма наглядно.
По национальному признаку участники анархических групп
делились так: из общего числа исследуемых евреев было 145
человек или'примерно 48% ; русских — 86 человек или 29% ;
украинцев — 42 человека или 14% ; латышей — 10 человек или 3%.
Остальные 6% членов анархистских организаций (17 человек)
являлись представителями др. наций и народностей.
При определении социального происхождения исследуемых
были получены следующие данные: выходцы из крестьян
составили 51 человек (около 17%); из служащих — 68 человек
(около 23%); из торговцев — 20 человек (около 7% от общего
числа исследуемых). На остальные категории, а также на тех,
чье социальное происхождение неизвестно, пришлось 9%
исследуемых. Под эту категорию попало 28 человек.
По социальному положению (на момент участия в
революционном движении) интеллигентов было 10 человек, что составило
примерно 3%; служащих — 33 человека (11%), учащихся —
50 человек (17%); различных категорий рабочих — 191 человек
(63%), из них только 39 человек можно отнести к категории
промышленных рабочих, что составило 13%. Социальное
положение оставшихся 16 человек (менее 6% из числа исследуемых)
неизвестно.
Образование имели: низшее — 133 человека или примерно
44% ; домашнее — 110 человек или 36% ; неоконченное среднее —
20 человек или 7% ; оконченное среднее — 12 человек или 4% ;
неоконченное высшее — 16 человек или 6%; оконченное
высшее — 1 человек. Уровень образования у оставшихся 8 человек
(примерно 3% из числа исследуемых анархистов) неизвестен.
Характерно, однако, что ни один из исследуемых неграмотным
себя в анкете не назвал. Необходимо, на наш взгляд, иметь в виду
еще одно важное обстоятельство. Домашнее образование зачастую
могло характеризоваться как низшее, среднее и даже высшее,
т. к. многие анархисты постигали грамоту не только в тюрьмах

576
В.Д.ЕРМАКОВ
и ссылках, но иногда готовили себя к поступлению в университет
или к сдаче экзаменов экстерном за курсы гимназий, реальных
училищ или иных учебных заведений.
Среди 300 исследуемых 48 женщин или 16% от общего числа
бывших членов анархистских организаций. Это говорит о
довольно активном включении женщин в революционную работу среди
последователей анархизма в годы первой российской революции.
О неустойчивости анархистских групп, кружков,
организаций, о колебаниях среди их членов говорит переход последних
в ряды других партий или переход в ряды анархистов
представителей в какой-то мере враждебных им организаций. Из числа
исследуемых 190 человек пополнили анархистское движение,
придя из других партий, или, наоборот, соединились со своими
бывшими политическими противниками, выйдя из анархистских
организаций. Это составляет примерно 64% от общего числа
исследуемых. К тому же, уже после Октября 1917-го 95 человек
из числа бывших членов анархистского движения (более 31 % )
стали кандидатами и членами большевистской партии.
Подведем итоги. С большой долей уверенности можно сказать,
что человек, считавший себя представителем анархизма в годы
первой буржуазно-демократической революции 1905-1907 гг.,
выглядел приблизительно так: мужчина, неквалифицированный
рабочий, еврей по национальности, с низшим или домашним
образованием, в возрасте примерно 18 лет с довольно
неустойчивыми политическими взглядами.
€^

«^
Д. А. ФУРМАНОВ
Отчего мы стали анархистами
Иваново-Вознесенская группа максималистов перешла в
лагерь анархистов. Этот голый факт сам по себе говорит и очень
много и очень мало.
Требуются обстоятельные, самые подробные комментарии.
Но по горячим следам комментировать слишком опасно и
придется поневоле ограничиться изложением лишь основных моментов
совершившегося акта, не вдаваясь в более или менее подробные
разъяснения.
Акт перехода от одного учения к другому был, несомненно,
актом длительным и совершился, несомненно, путем эволюционным.
Надо сказать, что наша группа, численностью в несколько
десятков человек, состоит почти исключительно из рабочих,
участников прошлой революции. Это обстоятельство говорит за то,
что здесь совершенно не имела места интеллигентская дряблость,
фальшивые рефлексы и проч. — здесь налицо факты живой
жизни, взятые из повседневной действительности, убеждающие
лучше всяких теоретических построек глубокомысленных
мудрецов. То обстоятельство, что членами группы являются главным
образом работники прошлой революции и что прием в члены
был исключительно идейный — свидетельствует о достаточной
политической зрелости и не дает права предполагать, будто этот
глубокий и знаменательный акт — является плодом
политического легкомыслия. Эти сведения приводятся не для того, чтобы
перед кем-то и в чем-то оправдаться (как думают несомненно
некоторые лиходеи) — в делах убеждений вообще нет
оправданий, их заменяют доказательства. Мы приводим эти сведения

578
Д. Л. ФУРМАНОВ
единственно для того, чтобы показать истинный удельный вес
совершившегося акта, чтобы от него не могли отмахнуться даже
те, которые не привыкли и не умеют смотреть прямо в корень дела.
Мы открыто заявляем о своем переходе в другой лагерь, о разрыве
с союзом максималистов, об исповедании нового учения.
Об этом необходимо заявить именно теперь, когда сама жизнь
делает нас анархистами. Многие рабочие в беседах с нами
признавались открыто, что душою ближе приемлют наше новое учение,
но что давняя организационная связь с тою или иной
социалистической партией заставляет их остаться на прежнем посту. Мы
считаем подобную точку зрения крайне вредной и опасной для самого
движения, для его успеха, ибо положение это окончательно сбивает
с толку и не дает точного представления об истинном соотношении
борющихся сил, о степени убежденности членов той или иной группы,
о точности видов на успех или поражение. Выходит так, что человек
остается в социалистической партии лишь по какой-то
своеобразной и фальшивой вежливости (может корректности, покорности
или чему-либо иному) остается тогда, когда все его помыслы, вся
горячность души — принадлежат иному учению, иным взглядам.
Надо смело и твердо заявлять о перемене своих взглядов
и убеждений — этим сослужишь огромную пользу прежде всего
тем, от кого уходишь. Пусть назовут этот глубокий и священный
акт легкомысленным, пусть травят, глумятся и тявкают со всех
сторон — будь тверд и отвечай глубоким презрением на
стороннюю брехню досужих политических кумушек.
Мы прежде всего слушаем могучий зав живой жизни. Мы прежде
всего суммируем факты действительности и делаем из них
конкретные выводы. Работая в Советах, Комитетах и коллективах —
организациях беспартийных по идее и хозяйственно-экономических
по заданиям — мы всю революцию, изо дня в день, варимся в соку
рабочего движения; мы не сторонние зрители, а действительные
участники этой огромной творческой работы трудящихся масс.
Мы имеем все основания заявить о том, что факты борьбы мимо
нас не проходили и четко отзывались в душе то болью, то радостью.
Мы никогда не являлись сторонниками политической
мертвечины и верности своим взглядам во чтобы то ни стало. Взгляды
могут меняться в зависимости от хода жизни и когда они
изменяются — об этом надо открыто и твердо заявлять, а не утаивать
сомнения в глубине души, разыгрывая какую-то верную собаку,
обожающую идола-хозяина даже тогда, когда он ее жестоко бьет.

Отчего мы стали анархистами
579
Устои борьбы должны быть незыблемы, по форме этой борьбы
могут и должны меняться. Идея власти и централизации была
жизненна лишь до тех пор, пока народные массы не раскачались,
пока они не усвоили себе истинной конъюнктуры. Теперь же,
когда стало ясно, что победа в значительной степени
закреплена, что настала пора творческой работы — они прежде всего
обратились к центрам, ища в них поддержки и указаний.
Началась игра во власть. Центры стали распоряжаться творческой
работою на местах. Но творчество не может терпеть над собой
палки. Низы чем дальше, тем ярче проявляли собственную волю,
свободную инициативу. Они переставали идолопоклонствовать
перед центрами, и рядом живых и убедительных примеров дали
этим центрам понять, как бесполезна и опасна для общего дела
мертвая централ истекая работа; как жалка в своей безнадежной
узости и отсталости. Власть и централизация на наших глазах
потерпели крах. Но за счет их крушения — утвердилась и
развилась огромная созидательная работа на местах, понявших
правильность сделанных самостоятельных ходов.
В продовольственном, мануфактурном, чисто финансовом
деле — то в мелких, то в значительных размерах стала проявляться
эта воля к действию. Пусть в этом здоровом движении порою
преобладают чисто местные, эгоистические задачи — в общем
и целом эта воля к самостоятельному действию
руководствуется принципом целесообразности и устремлением в сторону
максимальной независимости. Попутно совершается процесс
естественной централизации снизу вверх. Этот процесс
завершится объединением свободных коммун, тяготеющих друг к другу
по тем или иным признакам. Децентрализация проводится
и утверждается самой жизнью; власть, как сила, чем дальше,
тем определеннее становится ненужной. Мы учли все эти факты
живой действительности и приняли анархическое учение как
наиболее жизненное в данный момент.
От имени Иваново-Вознесенской федерации анархистов
Д. Фурманов.

580
Д. А. ФУРМАНОВ
<Из дневников 1918 г. >
2 июля
От анархизма к большевизму
Снова и снова эти мучения неопределенности. Снова распутье.
Снова поиски. Знакомое, тревожное, мучительное состояние. Оно
было первый раз тогда, когда стоял я на распутье и не знал, кому
отдать свое революционное сердце, кому отдать свои силы, с кем
идти. Ничего не понимая, не зная учения и тактики учений —
я ткнулся к эсерам, ткнулся сам не знаю почему, видимо потому,
что тогда еще преобладали во мне идиллические, «деревенские»
настроения; не выветрилась еще вялость, мещанская дряблость
и половинчатость. Знакомые тоже шли к эсерам» Ну, и я за
ними. Партия рабочих, социал-демократы, страшила, отгоняла
тем, что интересы идиллического порядка оставляла в тени,
на первое место выдвигала науку, цифры, достоверные факты.
Все это было сухо и скучно. Затем уехал в деревню. Там,
случайно, совершился переворот в сторону интернационализма. Я еще
колебался. Я только чутьем брал и чувствовал, что в прежнем
моем патриотическом демократизме не все благополучно.
Наиболее сознательные рабочие были не с нами, это наводило на
размышления. Промежутки между поездками по деревням были
особенно показательны и убедительны в этом именно отношении.
В самом деле, попадаешь в деревню и слышишь там лишь
утилитаристские взгляды, видишь единственное стремление во что бы
то ни стало и поскорее получить землю — и только. Никаких
идеологических надстроек и фундаментов нет, просто нужна земля,
и дальше ничего нет. Приезжаешь в город и видишь, чувствуешь,
как высоко вздымается здесь волна героизма, как широко идет
здесь бескорыстная, высоко идейная работа пролетариев. Это
заставляло задумываться и все чаще, все чаще оглядываться назад
и посматривать на тех, от которых иду, с которыми связан. Мне
стало их жаль, а с теми, кого жаль, невозможно геройствовать,
невозможно развертывать силы во всю мочь. Мне стало их жаль,
как заблудших и робких, как инвалидов... Не знаю, какие еще
были у-меня чувства, но однажды почувствовал, что с ними
дальше быть невозможно. Надо было торопиться — отходить. Это

<И.1 дневников 1918 г.>
581
было мучительное состояние — один, каждую секунду рискуя
ошибиться и впасть в какое-нибудь непоправимое противоречие,
малознающий, с трудом разбирающийся в сложной
действительности, я решил уйти от правых эсеров. Куда? К кому идти?
Надо было идти тогда же, ни секунды не медля — к
большевикам, но еще слаб был, не хватило духу одну идеологию, хотя бы
и мелкобуржуазную, сменить на другую, хотя бы и пролетарскую.
Доносились сюда глухие вести о каких-то «левых соц[иал]
-революционерах», но кто они, о чем говорят, чему учат — этого никто
не мог сказать. Больше известно было о максималистах.
Несколько товарищей, ушедших вслед и вместе со мною, также называли
себя первое время «левыми эсерами». Потом мы окончательно
назвались максималистами. Шло время. Пылало сердце
революционным огнем. Хотелось что-то сделать все большее и большее,
ускорить, мчаться быстрее. А максимализм начал хромать...
Тут снова пришел мучительный момент перелома,
переходный, томительный момент. Нас увлекала анархистская линия,
там как будто было больше жизни. Анархисты клокотали,
рвались вперед, были смелым, воистину революционным авангардом
рабочей революции. Мы к ним. Сначала робели, колебались, —
читали, беседовали, мечтали... А потом приехал Черняков1 и
ускорил дело — вся группа перешла к анархистам, не определяя себя
подробнее — синдикалисты, или коммунисты, или что-нибудь
еще. Анархисты — и кончено, хотя большинство и называло себя
в частной беседе анархистами-синдикалистами-коммунистами.
Перелом был совершен. Стало как будто легче; но это только
по видимости. На самом же деле я все чувствовал по-старому свое
фальшивое двусмысленное положение — «ни в тех, ни в сех».
Борясь все время с рабочими и за рабочих — я был в то же время
оторван от них, разгорожен какою-то формальною, фальшивою
стеною названий, наименований, принадлежности... От этого все
время было тяжко, неясно на душе.
И снова пришла эта ломка, мучительная неопределеность...
Снова я на распутье. Не хочу лукавить перед собою, не могу учить
тому, чему учил, но принять новое еще не могу. Анархизм
питается контрреволюционными чаяниями, с одной стороны,
темпераментом, с другой. Погромные статьи, что были за последние
недели в «Анархии»2 все поведение анархистов после разгрома
федерации3 — сплошная ставка на контрреволюционное
восстание. Оставаться там дальше нет никаких сил. Но куда идти?

582
Д.А.ФУРМАНОВ
Уж такая у меня мятежная душа, что куда-то все рвется, что,
прильнув к одному, — живо стремится умчаться от него в
поисках за более высоким, за новым. Это похвала себе, это нескромно,
но это правдиво. Беспартийный... Правый эсер... Левый эсер...
Максималист... Анархист... (То синдикалист, то коммунист.)
Коммунист-большевик... Где же правда? В котором же учении
спасение революции? Каждый старается тянуть в свою сторону...
А мне эта линия — ненавистна.
«Пролетарии всех стран, соединяйтесь», — скажут
коммунисты-большевики.
«Угнетенные всех стран, объединяйтесь», — скажут пананар-
хисты. Ну что это — не желание во что бы то ни стало сказать
«свое», не то, что сказал вот он, хотя бы он говорил то же самое,
совершенно то же самое, только другими словами?..
Может быть, тут «нюансы», оттенки имеются? Может быть,
только ради этих оттенков совсем не следует и неразумно
раскалывать рабочих и вести их разными дорогами.
Каждую крошечную группу, каждого отдельного «вождя»
обуяла, затуманила мысль создать «свое» учение, «свою» школу,
прилепить где-нибудь «свое» имя, самому показаться, самому
продефилировать. Мне все это глубоко противно именно
потому, что все эти пустые мечтатели, увлекая бреднями голодные
массы, совершенно не считаются с тем — помогает это рабочей
революции или нет. Им, этим хвастунам от революции, всего
важнее оставить на столбцах газеты свое имя, сделаться, быть
может, «историческою личностью». Если бы к этому идти,
разумеется, на таком безлюдье можно было бы кое в чем и кое-где
выдвинуться и прогарцевать по страницам газеты.
Но когда ставишь себе конкретную, осязаемую задачу
практической борьбы, тут политическому хвастовству не место, тут надо
вести живое дело, а не брехней заниматься. Эти вот кардинальные
соображения и вывели теперь меня снова на распутье и раздумье.
Я смотрю на эти переходы от одного учения к другому как
на этапы зрелости. Я зрею, крепну, утверждаюсь на
революционном посту и иду все дальше, все дальше. Это в конце концов
не важно, какое слово приклеишь на лбу. Кем бы я ни назывался,
всю революцию я работал в теснейшем контакте с
большевиками, вел с ними общую линию и чувствовал тяжесть от того,
что, говоря одно, делая одно — числился, жил где-то в другом
месте. Я еще не знаю, куда идти: или остаться «независимым

<И.1 дневников 1918 г. >
583
анархистом» и работать, как работаю все время, то есть как
большевик, или же без обиняков, без дальних рассуждений —
вступить в ряды коммунистов-большевиков и слиться всецело
с рабочим движением?
Вас изумляет такая постановка вопроса? Она вам кажется
смешной и наивной? Вы скажете, что тут скрещиваются два
противоположных, может быть, враждебных учения? Нет. Думаю,
что это сплошное недоразумение. В анархизме и большевизме
нет элементов, взаимно исключающих эти два учения... Тактика
большевизма, а тем более учение его — отнюдь не исключает
возможности" быстрого продвижения по пути к безвластному
коммунизму. Только больше логики, больше твердости и смелости
у большевиков. А что у анархистов? Никакой линии поведения,
никакого чутья живой действительности — горькое, смешное
желание сохранить во что бы то ни стало какую-то
«самостийность», следуя той логике, что «неправильно все то, что сказано
и сделано большевиками». Ни одному жизненному акту не дается
жизненного толкования, все вверх тормашками, все «по-своему».
И вижу я, что голодная, измученная рабочая масса все-таки
чувствует правду, не бросает партию, которая изумительно борется
все время революции. Отдельные элементы, правда, откололись,
ушли. Но сочувствие, общее доверие рабочих несомненно с
ними, как и мое сочувствие неизменно, все время революции было
с ними, коммунистами-большевиками. <...>
Порою мне отчетливо ясно, что правда у большевиков и что
надо безраздельно уйти к ним. А потом раздумье, потом сомненья,
потом снова и снова путаюсь, ничего не знаю и не понимаю. Уйти
к большевикам — значит, уйти в другой, совершенно новый мир.
Там новая, марксистская идеология, апофеоз государственности,
централизации, дисциплины и всяческой власти человека над
человеком... Там свои приемы борьбы, против которых борются все
анархисты. Я схожусь с большевиками во многом, но, к примеру,
как быть с хлебной монополией, в которую не верю, которую
не признаю? Защищать, не признавая ее? Но я ведь не могу так
слепо повиноваться, я люблю и чту абсолютную свободу, я хочу
и буду думать сам, а не по мыслям других.
А ведь уйти к ним — это значит во многом связать себя обетом
покорности, подчинения и молчания. Хватит ли меня на это?
Едва ли... Ну, а если не хватит, снова уходить, снова мучиться в
поисках новой пристани? Но тогда уж и пристаней-то не остается,

584
Д. А. ФУРМАНОВ
кроме буржуазных, даже подумать об этом трудно: очутиться безо
всякой надежды на пристань, ни в близком, ни в далеком будущем!
Если что зовет к ним — это неколебимая твердость,
непреклонность, настойчивость в проведении намеченных целей.
Они создают пролетарское государство. Мы, анархисты, против
государства. Но, может быть, здесь речь только о слове.
Конкретно, на работе мы, быть может, будем вынуждены и сами строить
лишь то, что строят большевики? Ведь оно часто так получается:
говорят как будто и разное, даже противоположное, а на самом
деле — одно, единое. Нет ли и в этом споре такого рокового
недоразумения? Ведь жизнь не дает идти поперек законов развития
и непременно выпрямит свою линию по единственно возможному
руслу — созревшей, готовой суммы обстоятельств. « Долой
государство!» — заявляем мы. А как будем строить новое общество?
Да всего вероятнее так, как позволит жизнь, а не так, как сами
захотим. Продвинуть, помочь, облегчить, разумеется, мы можем,
но выкинуть какой-то артикул, скакнуть через жизнь —
невозможно, запнешься, упадешь.
Вот анархисты борются против марксизма, как будто это
сплошная ложь и ошибка. Во имя преклонения перед
идеалом анархизма — отбросить, забыть эти законы немыслимо.
Я не тверд, я многого, может быть, не знаю и не понимаю,
но все-таки забыть и глумиться над тем, во что верю, — я не
могу со спокойной совестью, хотя бы и ради высокого конечного
идеала. Я весь запутался в противоречиях, я не знаю, куда
примкнуть. Может быть, никуда не примыкать, остаться
«независимым анархистом». Но эта «независимость» не оказалась бы
простой растерянностью, сумятицей, сплошным противоречием.
О, если бы я мог охватить разом эти учения, разом увидеть pro
и contra. Тогда я смело отошел бы, может быть, от обоих разом
и создал третье. Но теперь, не зная путем ни того, ни другого,
продвигаясь ощупью, — что я создам? Анархо-болыневизм?
Да, это было бы название, которое наиболее полно отражает
в данный момент мое миропонимание и понимание дальнейшей
борьбы. Двумя половинами души я в этих двух учениях. Одно
исключает другое, — скажете вы. Для меня — нет. Может быть,
и по незнанию, по невежеству, но для меня одно другое не
исключает. Но если создать новое учение — к нему прежде всего
необходим твердый, каменный фундамент, а я — я чувствую
себя словно в трясине, твердого дать ничего не могу. Выйдя

<Из дневников 1918 г. >
585
из группы, я должен ведь что-то сказать и сказать определенно,
твердо, ясно: остаюсь анархистом или нет? А знаю я это сам? Нет,
не знаю. У меня две души, а может быть и одна, только поровну
рассеченная, поровну отданная тому и другому учению. Будет ли
перевес и куда — это для меня такой же вопрос, как и для вас,
спрашивающих.
Потом я, видимо, переутомился, страшно устал и не могу
активно работать, как работал прежде. Апатия, лень, усталость,
неопределенность. Не хочется ни за что браться. На текущей
советской работе я еще могу остаться, но на творчество, на
дерзание, на широкий размах уже не хватает сил. Это, разумеется,
не разочарование, это не недовольство чем-либо и кем-либо — это
усталость, плод непрестанной напряженности.
3 июля
Наше первое торжественное заседание было 1-го, в
понедельник. 2-е — во вторник. Но на это второе я уже не пошел. Оно мне
было чужим, делать там больше мне было нечего. Остался дома
и все читал, писал, думал о том, о чем думаю теперь днем и ночью.
Хотелось бы прочитать наскоро как можно больше, чтобы лучше
уяснить себе дело, но нет возможности. Кинешься к одному, к
другому, третьему, но все, что читается наспех, — тут же и забывается,
не переварившись как следует. Может быть, начать читать большие
труды? Нет, не хватит ни времени, ни терпенья. А ведь прежде,
чем сказать окончательное слово, надо и узнать окончательно.
Вот вчера вечером снова стало ясно, что уйти необходимо
к коммунистам-большевикам.
...Всею своею работой за полтора года революции я на деле
проводил идею коммунизма, называясь то так, то эдак. И
теперь вижу, что поистине вредно и опасно судить о
революционере по тому флагу и лозунгам, под которыми он идет. Я ходил
и под красными, ходил и под черными знаменами и все-таки
оставался все тем же коммунистом-большевиком на деле, как
от этого ни отмахивался.
...Сам собой встает вопрос: для чего же и как попал я к
анархистам? Эта ошибка еще была бы простительна темному
рабочему, но мне, интеллигенту, простить этого легкомыслия нельзя.
Каюсь, — легкомыслие было, и легкомыслие это питалось моим
безудержно-торопливым характером, подчас губительной
решимостью и стремительностью. Не продумал, не узнал, поверил

586
Д. А. ФУРМАНОВ
на слово, настроение принял за убеждение, а мечтания за
программу действий. Мы, переходя всею группой в лагерь
анархистов, руководствовались, разумеется, святейшими помыслами,
мы думали ускорить то дело, что совершено было в Октябре...
Думалось и верилось, что анархизм укажет те пути, которые
приведут к желанной цели. Я поддался общему обаянию,
свихнулся сам, допустил непростительное легкомыслие и отдался
этой работе. А раз отдавшись — стал затягиваться, начал даже
и верить кое во что анархическое. Да и как не поверишь в конце
концов, если литературу читаешь все анархическую и
анархическую: газеты все анархические и анархические. В каком соку
варишься, в таком и сваришься. Читал бы одну правоэсеровскую
литературу — несомненно был бы правым эсером.
Я все время своей кочевки по партиям не чувствовал твердой
базы. Теперь же, при приближении к научному коммунизму,
я чувствую дыхание этого могучего, мраморного базиса — тут
фундамент тверд, не заколеблется. Моя глубочайшая,
непосредственная симпатия к коммунизму обнаруживалась за все
время революции, и этой симпатии, инстинктивному тяготению
следует придать особенное значение именно потому, что мною
не было прочитано ни книг, ни брошюр порядочных — я все
узнавал лишь по текущей прессе. С другой стороны, постоянно
читая книги, брошюры и газеты анархистов, поддаваясь порою
их обаянию — в минуты трезвого, спокойного размышления
я неизменно расчислял все прочитанное как брехню, как доброе
пожелание, как мечту. И никогда не верил всерьез тому, что там
говорилось, — не верил, но увлекался, в этом последнем каюсь.
...Эти два учения — анархическое и марксистское- образно
отразились в своих славных вождях — Бакунине и Марксе. Две
львиные головы, два огромных ума. Один — бунтарь (и это
название особенно характерно), разрушитель, неспособный
органически на созидательную работу в ее простом, конкретном смысле.
Другой — холодно-умный, осторожный аналитик исторических
процессов. Его выводы непреложны и убийственны для каждого
противопоставления. Там — бунт, здесь — борьба. И я, по природе
своей склонный к бунтарству, поверил, что можно прожить одним
этим качеством, одною своею нервозностью, одним устремлением
к разрушению. Впрочем, здравый рассудок все время одергивал,
а факты, нужды живой действительности — ставили в тупик
на каждом шагу и задавали убийственные, сокрушительные

<И.1 дневников 1918 г>
587
вопросы. Я старался примирить непримиримое: будучи
анархистом, признавать на деле и власть, и насилие, и угнетение наших
классовых врагов. Это не вязалось с учением, но иначе поступать
я не мог. Я еще не созрел до того, чтобы отряхнуть с себя
анархические иллюзии, я все еще думал и верил, что их можно каким-либо
образом приложить к жизни. Все оказалось плодом доверчивости
моей мягкой души. Серьезного тут не было, и вполне понятно,
что я сразу впал в сплошное противоречие Говорил, учил одному,
а на деле выходило другое. Этому противоречию, этой невыносимой
двойственности рано или поздно надо было положить конец. И этот
конец теперь, видимо, положен. И положен невозвратно. <...>
Декларация московского союза
идейной пропаганды анархизма
Товарищи рабочие, пролетарии физического и умственного
труда, к вам, строителям будущего, обращаем мы наш
товарищеский привет и просим нас выслушать.
Во всяком, и самом широком, общественном начинании
первоначальная инициатива принадлежит революционно настроенному
меньшинству. Инстинктивно чувствуя начинающееся брожение
масс, революционное меньшинство формирует первоначальные
проблески нового самосознания. Но это лишь первая ступень.
Только тогда новое самосознание становится реальным
определяющим фактом общественности, когда из узких кругов
зачинателей оно переходит в открытое свободное творчество масс.
Только тогда оно перестает быть мнением, принципом, идеей,
а становится миропониманием, закрепляется в систему.
Так мы понимаем и нашу инициативную роль. Отдавая ее
на широкий суд товарищей, мы зовем сделать наше начинание
своим делом и так вдохнуть в него подлинную жизнь.
•к "к -к
Революция и свобода всегда рождаются в крови и страданиях.
На заре их падают многие жертвы — герои, борцы, творящие
новое, и наследники старого, с отчаянием его защищающие.
Но никогда еще, нигде — за всю историю человечества
восстание народа против всех старых основ общежития не принимало
таких великих размеров, как сейчас у нас в России.
Вся страна охвачена разрушительным вихрем.

588
Д. А. ФУРМАНОВ
Поднялась гигантская работа, какой еще не знало человечество.
Но наряду со светлыми освободительными инстинктами
проснулись инстинкты предательства, мародерства,
человеконенавистничества. К строителям будущего присосались отовсюду
паразиты и дело революции и свободы — на краю гибели.
И дело Анархизма, свободолюбивейшего из всех
устремлений человека, призвать к планомерной безостановочной борьбе
с взрывами невежества и низменных инстинктов. Надо сплотить
все подлинно анархические силы, без различия их оттенков, для
общей творческой освободительной работы.
Надо переустроить целую страну, расшатанную развратом
старого порядка, невежеством, войною и опытами «сверху»
заговорщиков и партий. И в переустройство это нести не старую
рутину, не затхлое и догматическое профессиональных
изобретателей человеческого счастья, но новое, творческое, добытое
непосредственно из жизни, полностью отвечающее стремлениям
и интересам тех людей, которые могучему перевороту отдали
свои упования и самую жизнь.
Должна быть отброшена опека, хотя бы и самая
благожелательная! Должно исчезнуть представительство хотя и самое надежное.
«Своё» дело каждый должен взять в «свои» руки. И каждый
должен нести ответственность перед своей свободной совестью.
К этому зовет нас анархизм.
Анархизм — учение жизни! Анархизм родится с каждым
человеком и живет в каждом из нас, но задавлен нищетою, робостью,
лакейством пред людьми и пред теориями, привычками к
насилию и развратной жизни. И нужны — смелость, просветление,
жажда подвига, чтобы в каждом — и большом и малом —
проснулся анархизм.
Анархизм — учение свободы! Не отвлеченной призрачной
свободы, но жизненной, реальный... В основе всех построений
анархизма — свободный человек, свободный от гнета
учреждений, от власти законов, которые для него придумали другие.
Но свобода анархиста есть свобода всех. Раз есть рабы, он —
не свободен. И анархист должен бороться до тех пор, пока не будут
свободны все. Нет идолов для анархизма, ничего абсолютного,
кроме самого человека, его свободы, его прав на безграничное
развитее. Каков бы не был общественный порядок, анархист
всегда будет стремиться дальше, к новому, более совершенному,
полнее и чище говорящему его анархической совести.

<Из дневников 1918 г.>
589
Анархизм — учение равных! Все — равны в свободе. Каждый —
творец своего дела. И сфера личной его свободы — неприкосновенна.
Анархизм — учение культуры! Не той культуры, которая несет
на себе печать государственной власти, сословных и классовых
привилегий, но тех культурных ценностей, которые равно
нужны всем, которые имеют значение общечеловеческое. Анархизм
зовет не к разрушению, но преодолению культуры. Не к
бессмысленному разгрому и расхищению достояния народного,
но защите творческих достижений человека, необходимых как
средства к последовательному непрерывному нашему
освобождению. Анархизм — наследник всех прошлых освободительных
стремлений человека и несет ответственность за их сохранность.
Анархизм — учение любви! Ибо он учит любить не себя
только и свою свободу, но каждого и всех. Он зовет к подвигу,
зовет к великому делу, чтобы плоды его собрали не только наши
современники, но и будущие, далекие от нас братья. Он зовет
к борьбе, разрушению насильнической системы, но не к мести
и бесстыдным самосудам против отдельных лиц.
Анархизм — учение радости! Ибо он верит в человека, верит в его
неограниченный возможности, верит, что своим любовным подвигом
для всех, он связует все времена и всех людей. Так родится гордость
творца — величайшая из возможных для человека радостей.
* * *
Объединяясь под таким общим исповеданием, мы зовем к
организации Союза Анархистов, который возьмет на себя пропаганду
подлинного анархизма, свободного от грязной пены, выросшей на нем.
Анархизм требует свободы, подвига, радостного творчества масс.
Да здравствует АНАРХИЗМ!
Алексей Боровой
И. Гроссман-Рощин
Г. Сандомирский
Вл. Забрежнев
Справки можно получать по вторникам и пятницам от 2 до 4 ч.
у тов. П. Аршинова по адресу — Москва, Покровка, Введенский
пер. д. 6 кв. 9 или в те же часы по телеф. 4-62-40.
Для письменных сношений адрес тот же.
Инициативная группа.

€^
А. А. БОРОВОЙ
Анархистский манифест
Революция и свобода всегда рождались в крови и страданиях.
На заре их падают жертвы — герои, борцы, творящие новое
и наследники старого, с упорством его защищающие.
Но... не надо, чтобы жертвы пали даром. Перед нами —
гигантская работа, такая, какой еще не знало человечество.
Надо переустроить целую страну, расшатанную развратом
старого порядка, войной и опытами «сверху» разных партий.
И в переустройство это — нести не старую рутину, не затхлое
и догматическое профессиональных изобретателей человеческого
счастья, но новое, творческое, взятое непосредственно из жизни,
отвечающее устремлениям и интересам тех людей, которыми
и для которых совершается переворот.
Пора покончить с любой опекой, хотя и самой
благожелательной! Пора покончить с представительством, кто бы ни был
представителем! Каждый должен взять «свое» дело в «свои» руки!
К этому зовет нас анархизм!
Анархизм — учение жизни! Анархизм родится с каждым
человеком и живет в каждом из нас, но задавлен — нищетой,
робостью, лакейством пред людьми и пред теориями,
привычками к насилию и к развратной жизни. И нужны — смелость,
просветление, жажда подвига, чтобы в каждом — и большом
и малом проснулся анархизм.
Анархизм — учение свободы! Не отвлеченной, призрачной
свободы, но жизненной, реальной... В основе всех построений
анархизма — свободный человек, свободный от гнета
учреждений, от власти законов, которые для него придумали другие.

Анархистский манифест
591
Но свобода анархиста есть свобода всех. Раз есть раб — он
несвободен. Анархист должен бороться до тех пор пока не будут
свободны все. Нет идолов для анархизма, ничего абсолютного,
кроме самого человека, его свободы, его прав на неограниченное
развитие. Каков бы ни был общий порядок, анархист всегда будет
стремится дальше, к новому, более совершенному, полнее и чище
говорящему его анархистской совести.
Анархизм — учение равных! Все — равны в свободе.
Каждый — творец своего дела. И сфера его личной свободы
неприкосновенна.
Анархизм — учение культуры! Ибо анархизм зовет не к
разрушению, но преодолению культуры. Не к бессмысленному
разгрому и расхищению достояния народного, но бережному
хранению ценностей, в которых заключены творческие достижения
человека, которые — необходимы, как средство к последнему,
непрерывному нашему освобождению. Анархизм — наследник
всех прошлых освободительных стремлений человека и несет
ответственность за их сохранность.
Анархизм — учение любви! Ибо он учит любить не себя
только и свою свободу, но каждого и всех. Он зовет к подвигу,
зовет к великому делу, чтобы плоды его собрали не только наши
современники, но и будущие, далекие от нас братья. Он зовет
к борьбе, разрушению насильственной системы, но не к мести
и бесстыдным самосудам против отдельных лиц.
Анархизм — учение радости! Ибо он верит в человека, верит
в его неограниченные возможности, верит, что своим подвигом
для всех, он связует все времена и всех людей. Так родится
радость творца — величайшая из возможных для человека радостей!
€^а

^^^
И. С. ГРОССМАН-РОЩИН
Октябрьская революция и тактика
анархо-синдикалистов
Социальная революция
Долгожданное сбылось.
Социальная революция — не мечта золотая, не греза
утомленных, обиженных жизнью людей! — Кипит бой за коммунизм,
за экономическое и политическое равенство.
Угроза великого обмана рассеялась.
Говорили рабочим ученые люди: боритесь за Учредительное
Собрание!1
Свергнуть самодержавие во имя демократии, — «таков наш
рок у таков закон»...
Да, злой рок велит нам же призвать буржуазных варягов,
чтобы они «правили и володели» — это горько и обидно, да —
ничего не поделаешь, закон истории повелевает расчистить дорогу
развивающемуся капитализму!.. Горе восстающим против воли
рока — их постигнет жестокая и лютая кара!
Горе непознавшим и неподчинившимся велению исторической
необходимости: мечты их маниловские будут рассеяны вихрем
жизни!..
Что же случилось на деле?
Сама историческая необходимость, должно быть,
заразилась легкомысленным утопизмом. Ей послушный и покорный
тов. Ленин, вчерашний защитник отрезков и Учредилки,
делается вождем всемирного максимализма! Суровой, неумолимой
исторической необходимости пришла в голову не лишенная ед-

Октябрьская революция и тактика анархо синдикалистов 593
кой игривой иронии мысль — заставить ортодоксов воплощать
замыслы анархии, максимализма и антидемократизма!..
Долгожданное сбылось!
Волей русского трудового народа разрушена величайшая и
отвратительная ложь — социал-патриотизма и анархо-шовинизма...
Тоненькая паутинка интернационализма была сорвана
буйным вихрем кроваво-грязного шовинизма. Пошел войной
брат на брата, злоба и ненависть омрачили умы и души. А
социалисты? а анархисты? — Они «продали шпагу свою»
империализму; благословляли рабочих одной коалиции идти войной
и сокрушать рабочих другой. Скрижали интернационализма
были разбиты не в укор, а в угоду и для морального ободрения
толпы, и без того плясавшей неистово вокруг золотого тельца
империализма.
При виде этого бесстыдного ренегатства, которое не забудется
никогда, не простится никому, недоумевающие группы рабочих
спрашивали с болью и горечью: да неужели все погибло? Неужто
азефы-искариоты2 — это всё, чем богата революционная среда?
Началась, при тяжких условиях, пропаганда
интернационализма. Основная мысль, основная идея была ясна: ложь будто
у рабочих нет выбора — или германский или французский
империализм — есть «третья инстанция», «третья сила» —
максимализм народный.
— Жизнен ли этот лозунг?
Русская революция ответила на это — она и есть воплощение
«третьей силы» «третьей инстанции», она показала как надо,
ценой неимоверных мук и жертв, бороться за подлинную свободу.
Враги ответили нам блокадой, войнами, заговорами...
Условия борьбы — мучительно тяжелые...
И все же кипит борьба, величаво развевается красное знамя.
Слезливые, мягкотелые, лакеи мещан не понимают величие
битвы... Они все каркают, эти черные, глупые вороны, о
неизбежности гибели!
Не понять им радости битвы, не почувствовать ликующей
правды труда, гласящей: морально битва уже выиграна по всему
фронту...
Мимо плакальщиков и якобы «левых», а на самом деле,
мелкобуржуазных гробокопателей!
Мы знаем: долгожданное сбылось! Минимализм потерпел
крушение, а это есть условие для торжества Анархии!..

594
И. С. ГРОССМАН РОЩИ H
Разруха в анархическом лагере
Казалось бы, теперь только и должна развиться в широком,
массовом масштабе анархическая работа! объективные условия
благоприятны — недаром же «клеймят» русскую революцию
«анархической»!.. Мы как будто проделали эволюцию: отказались
от тактической экзотики, свет критицизма стал проникать
повсюду и мы отвергаем догматизм в теории и практике; синдикализм
наш приобрел гибкость, столь необходимую в деле строительства;
интернационализм как будто объединил нас в единую семью...
— Что же случилось на самом деле?
Разруха. Идейное и организационное бессилие.
Изумительная неспособность подняться хоть сколько-нибудь на высоту
обсуждаемых вопросов. Мелодекламация словоохотливых
посредственных фельетонистов о «творчестве масс»...
Выработался и новый, отталкивающий своим лицемерием
тип саботажника мещанина с анархическим ярлычком: они,
видите ли, «не приемлют» компромисса с большевизмом; стонут,
воркуют эти голуби о чистоте принципов, шипят и брызжут ядом
якобы на большевиков, а в действительности, на революцию.
Они, типичные саботажники, уверяют, что у них в душе
трагедия» — разлад между чисто — ангельской любовью к «чистым»
принципам и — «окружающей средой»... Да, поражает это полное
непонимание задач момента, интернационализм — на устах,
и характерное для мелкой буржуазии неумение ставить
реально проблемы в мировом масштабе; на деле отсюда — зачатки
дегенерации, мы начинаем возвращаться к старым божкам, мы
не хотим — это неслыханное явление — связать анархо-шови-
низм с его теоретическим первоисточником...
Это отсутствие понимания причин царящей разрухи,
распыленности выдвигает, с одной стороны, наивные планы о «едином
анархизме», с другой, группу бессовестных, наглых и
невежественных демагогов, изготовляющих дешево, оптом и в розницу,
/ia/i-анархизм в специальном, шутовском заведении: не то
паноптикум, не то техникум...
И все же в этом, как видите, далеко не стройном хоре можем
различить три мотива, как бы три голоса: 1) сторонники
вхождения в партию большевиков, 2) позиция «Голоса труда», 3) «На-
батовское» течение, видящее в большевизме — болезненный
нарост на теле массовой революции, обвиняющее большевиков

Октябрьская революция и тактика анархо синдикалистов 595
в том, что государственность и партийная диктатура завели
революцию в тупик. Замечание: не следует думать, что я включаю
сжегших корабли и «отбывших» в лагерь большевиков — каким
[-либо] анархическим, да еще самостоятельным, течением. Нет.
Нам просто — в дальнейшем — будет нужен анализ их
аргументации, как полезный материал для понимания нашей тактики.
Еще: не следует смешивать антибольшевизма «набатовцев»
с антибольшевистской тактикой хотя бы левых эсеров. Если же,
исходя из «набатовских» положений, кое-кто и делает камковско-
спиридоновские выводы3 на анархический лад, то этот оттенок
находится вне организации «Набат».
Размеры статьи не дают возможности остановиться на анализе
позиции «бывших» анархистов и «набатовцев». Нам хотелось бы
в общих чертах обрисовать позиции тех, кого так неточно и
неуклюже зовут «советскими» анархистами, позиции «Голоса
труда» в целом,.. Пишу и подчеркиваю — «в целом», так как
приходится сознаться, что и в организации «Голос труда» нет
единства по целому ряду вопросов первостепенной важности.
Тогда, когда пишущий эти строки убежден — согласно духу всей
своей деятельности, начиная с периода «чернознаменства» — что
шовинизм органически вытекает из основных предпосылок теории
Кропоткина; что эта теория, по существу наивно-догматическая,
разъедена дуализмом не только в области теории, но и практики:
в ней борются классовое бунтарство с буржуазным
демократическим федерализмом: другие товарищи отрицают связь теории
П. А. Кропоткина с занятой им позицией во время войны. Отсюда
целый ряд выводов практического характера: тогда как мне
кажется неизбежной борьба с кропоткинским, по-моему, глубоко
ошибочным, обоснованием анархизма; а главное, выяснение связи
милитаризма Кропоткина с элементами его концепции,
товарищи, иначе думающие, видят задачу в выяснении того, насколько
уклонился Кропоткин от своей же теории и в возвращении к этой
теории. Разногласия существенны. Но сейчас я буду выяснять
основы позиции «Голоса Труда» в целом, как она отразилась в нашей
резолюции, которую мы единодушно защищали на конференции.
Постановка вопроса
Раньше всего необходима нам ясность постановки вопроса.
Чем дорога нам именно октябрьская революция? Воплощен ли

596
И. С. ГРОССМАНРОЩИ H
в ней анархический замысел. Второе: больные, темные стороны
революции, рост принудительных норм есть ли «злая воля»,
неизбежный результат большевизма, или этот уклон порожден
волей всемирного империализма? Для серьезного ответа на
первый вопрос необходим тщательный анализ демократии. Для
ответа на второй — необходим анализ противоречий революции,
процесса борьбы с всемирным империализмом. К выполнению
этой задачи мы и переходим.
Демократия, Советы и классовая борьба
Друзья и противники часто не отдают себе отчета в том,
насколько важно для нас преодоление демократии с точки зрения
освобождения классовой индивидуальности пролетариата от
гипноза «национального» кумира.
Противники — в лице Стеклова и Горева — уверены в том,
что вся борьба Бакунина против марксовского
парламентаризма сводится якобы к борьбе с избирательным правом. Наивное,
роковое заблуждение!
Речь идет о различном понимании истории, о борьбе за
направление сознания и воли всемирного труда.
Мы говорим. Марксизм провозгласил идею классовой борьбы,
для того чтобы хитрыми и сложными теоретическими
приемами, уничтожить «язву» классовой борьбы. Сделал это марксизм
дважды — теоретически и тактически.
A) Теоретически. Провозглашая, что общество разделено на
враждебные классы, марксизм дает этим враждебным классам единую
«заповедь», единую «религию» — заботу о развитии
производительности, указание пролетариату, что до поры до времени капиталисты
выполняют прогрессивную роль; в этом направлении надо помогать
буржуазии... Растущие в противоположные стороны ветки
социального древа прикованы к общему стволу... «Богом Единым и Живым»
звался этот «ствол» некогда. «Разумом» величали его утописты...
Ростом производительных сил зовется он у марксистов...
B) Практически: призывом к борьбе за демократию, как
за общенациональную ценность. Это и есть борьба за
буржуазный правопорядок. Мы, анархисты говорили: дело не только
в ненужности, оппортунизме парламентаризма, а в извращении
классовой воли, в обязательном фактическом подчинении логики
класса логике нации...

Октябрьская революция и тактика анархо синдикалистов 597
Мы говорили: вы обречены на то, чтобы говорить о классовой
борьбе, но делать общенациональное дело. Или классовая
борьба — тогда вы на деле будете разлагать национальное целое на его
составные элементы и вы будете оценивать всю культуру,
воспитывать волю в духе противоположности классовых интересов.
Или вы соедините класс и демократию, на словах подчините вы
демократию интересам класса, но на деле национальное целое
вас поглотит и вы будете действовать так, как будто имеете дело
с строем, в котором царят не классовые противоположности,
а классовые различия*...
Жизнь* блестяще — еще до войны, показала и доказала, что
оппортунизм, бернштейнианский и каутскианский одинаково
продукты марксизма... Боже, как ругали нас большевики, когда
мы, скептики, говорили что Каутский и Бернштейн — одного
поля ягоды? а теперь Ленин пишет о «Ренегате» Каутском. Он
увидел теперь то, что мы видели давно. Теперь мы видим уже,
что позиция соглашателей в период войны есть плод марксизма.
И опять Ленин ух как сердится на нас за то, что мы видим уже
теперь то, что он увидит потом...
Нам говорили: вы видите противоречие между классом и
демократией потому, что неведома вам наука, именующаяся
«диалектикой»...
Война обнажила эту кровавую «диалектику», показала, что
здесь именно живая, волевая противоположность, а не книжная
надуманная.
Война бездну обнажила; соглашатели бездной были
поглощены. Русская революция чрез бездну перескочила.
Товарищ анархист Анатолий Железняков, воплощая волю
труда, Учредилку разогнал. Советы вместо Учредилки
означает — качество труда вместо количества (большинство) нации.
Советы — это — теоретически, философски — возвращение к
качественному воззрению на мир, на рабочих, как на качественно
иную трудовую индивидуальность. Практически: это новая эра,
шаг к анархии во всемирном масштабе. Отныне пролетарская
Лично я, повторяю, убежден, что а) тот же дуализм свойствен кропоткиниз-
му; что б) догматический синдикалист входит в беспартийный синдикат
не для того, чтобы дать классовую битву жоресистам4, демократам, тоже
вошедшим в беспартийную организацию, а для того, чтобы склонить голову
перед демократией и воздать кадры рабочих синдикалистов-демократов,
кадры столь нужные Жофру для борьбы за «прогресс»...

598 И. С. ГРОССМАН РОЩИН
энергия не будет распылена, рассеяна, она имеет анархический
очаг — Советы...
И это хорошо, что жизнь заставила большевиков усвоить
фактически наш лозунг, хотя они и не в состоянии рельефно и ярко
«финансировать» морально дело октябрьской революции.
Именно анархисты должны всеми силами, всеми помыслами
защищать Советы, быть вместе с большевиками, героическими
защитниками этой идеи во всемирном масштабе... Не хныкать,
не охать, как истерическая баба в очереди, не произносить
словесного осуждения большевиков и революции только потому,
что живая жизнь не церемонится со сладенькой «концепцией»,
проходит мимо «формулы прогресса» доброго малого, в котором
имеются такие хорошие вещи «как индивидуальность» и прочее.
Мы должны признать величайшие заслуги большевизма в деле
защиты максимализма! Поймите, что при неимоверно тяжких,
несказанно мучительных условиях, творится дело наше и во
всемирном масштабе.
— Ну, а как обстоит дело с вопросом о Государстве? —
Сейчас мы к этому вопросу переходим.
Демократия, Советы и Государственность
Направлено ли жало октябрьской революции — замена
Советами Учредилки — и против идеи Государственности?
Дополнительный анализ — поневоле краткий — ответит нам на этот
вопрос.
В древности отношение рабовладельца к рабу отличаюсь
удивительной законченностью, «стиль» был превосходно выдержан.
Раб был вещь, инструмент. Раб — res (вещь) — в экономике
и политике... Правда, несколько своеобразный инструмент, он
обладал способностью речи: говорящий инструмент. Но это мало
смущало классиков-рабовладельцев. Мы знаем инструкции даже
просвещенных рабовладельцев: когда корабль от перегрузки
идет ко дну, нужно, с целью освобождения от лишнего балласта,
сбросить в море — раба, конечно, а не ценную лошадь...
Поток времен уничтожил безмятежность рабов ладе л ьчества,
исчезли классические формы и заменились нео-патриархализ-
мом.
Время поставило на очередь новую задачу: надо было не
выталкивать раба за пределы общества, а включить, надо, чтобы

Октябрьская революция и тактика анархо синдикалистов 599
раб не смотрел на культуру, как враждебный ей, чуждый
государству варвар: надо внедрить в душу чувство любви к целому,
идею единства нации, чувства повиновения хотя бы путем
создания рабу иллюзии, что он и повелитель... Как внушить рабу это
единство? Через идеи Бога, Разума, Развития производительных
сил — всё это различные приемы, преследующие одну и ту же
цель... Как создать и укрепить чувство повиновения? Мы уже
говорили: создать рабу иллюзии, что он и повелитель... Эту роль
может выполнить не самодержавие, а демократия... Рабу даются
политические права. Он res (вещь) в области экономической*, он
личность, «субъект» — в области политики.
Раб был инструментом говорящим. Он делается инструментом
голосующим... Буржуазия, верная своему основному принципу,
знает, что нужно «разделять и властвовать», она разделяет
пролетариат по категориям профессиональным, национальным,
вносит раздвоение в душу пролетариата, — он то сын нации,
то класса, он не только порабощенный, но и поработитель: разве
он не участвует в созидании законов для единого целого? Какой
строй может внести этот яд разложения в душу рабочих?
Конечно, демократия, конечно, самая крайняя, самая прогрессивная...
Ибо что такое демократия с этой точки зрения...
Демократия привлекает к власти каждого гражданина,
каждый является носителем власти, а это означает, что элементы
принудительной власти прививаются рабу, «голосующему
инструменту».
Демократия может сказать: «Царство Божие внутри вас*.
Выработка государственной души, расселение бациллы
Государственности по всем душам, небывалый, могучий расцвет
системы принудительных норм, тайно направленных против
идеи свободного договора — такова сущность демократии...
Октябрьская революция убивает демократию, выдвигает Труд,
во всех областях жизни и творчества... Убить демократию, это
значит, одновременно вырвать с корнем самый глубокий дуализм
из пролетарской души...
Нам можно как будто подвести итоги: и для анархического
понимания классовой индивидуальности, и для миропонимания
анархизма, характеризующегося рассматриванием мира, как
* Позже намечается тенденция и к промышленному конституционализму,
шкала заработной платы, участие в прибыли и т. д.

600
И. С. ГРОССМАН РОЩИ H
связи качественной и для борьбы с дуализмом, вносимым в
душу системой «политической» свободы — всё это что достигается
в борьбе за торжество Советов против демократии; для нас ясно,
что защищая октябрьскую революцию вместе с большевиками
мы защищаем во всех областях анархизм. Кто
антигосударственник? Тот, кто всецело и всемерно, вместе с большевиками, бьет
ставленников Ллойд-Джоржа и др., ибо в этой борьбе погибает
высшая форма государственности — Демократия!
Всякий иной путь — есть путь укрепления Государственности
в его тончайшей форме, демократической...
— Все это так, — слышим мы возражение — но мы
что-то не слыхали, чтобы большевики заменили принуждение
системой свободных договоров. В Чрезвычайке нам об этом
ничего не сообщили, а в жизни-то этого не видать. Даже «совсем
напротив»...
Тут мы подходим к вопросу о противоречии русской
революции.
Противоречия русской революции
В самом деле, противники «советского анархизма» правы...
Ведь на наших глазах процветает чисто Римская
Государственность!..5 Принудительные нормы достигли небывалого расцвета!
Не скованы ли все силы Государственным «приказываю». Свобода,
самодеятельность, хотя бы для оппозиционно настроенных
анархистов?! Кто ее видел на Советской земле? Ведь если допустить,
что наше понимание анархического момента революции верно,
то выходит, что победа в одном пункте сопровождалась
неслыханно тяжким поражением в другом: классовая воля победила
демократическую, но ведь эта победа куплена ценой
неслыханного, чудовищного роста принудительной Государственности!..
Здесь — противоречие русской революции. Не единственное.
И только тот способен подняться на высоту обсуждаемой
проблемы, который освободится от «анимизма», от приписывания
всех «бед» истории лицам или партии. Понять источник этого
противоречия — значит наметить путь нашей тактики, средства
преодоления болезни. Гораздо легче, конечно, иной путь: охать
и проклинать; а иной прочтет пару тысяч рефератов на тему о том,
как бы хорошо было, ежели бы «сама» масса, «снизу» путем
«творчества», поговорит и... весел Тришка мой!6

Октябрьская революция и тактика анархо синдикалистов 601
Эх, много бед принес нам куцый Тришка!..
Надо, раньше всего, правильно поставить вопрос. Во главе
движения стали большевики, — минималисты,
Государственники — они все же отказались от Учредилки. Минимализма.
Это их заслуга. Колоссальная. Неоценимая. Но сделали они это
в контакте и под давлением творческой воли — инстинкта масс.
Почему же эти творческие силы, точно заколдованные,
остановились у священных врат Государственности? Почему
царство серой, казарменной необходимости не заменено логикой
свободного созидания? Почему большевики уступили истории
в одном — создание Советов, максимализм — укрепились в
другой цитадели реакции — Государстве? Есть ли это — злая воля
и государственно-диктаторская суть большевиков? Мы на этот
вопрос отвечаем: чтобы свергнуть иго демократии и заменить ее
Советами — достаточно творческого порыва масс. А чтобы
создать не абстрактную систему свободных соглашений, а реальную
силу — необходимо созидание производственного организма...
Необходимости Государственной надо противопоставить
необходимость, вытекающую из логики автономного производства,
ибо эта необходимость и предполагает трудовую свободу.
А всемирный империализм путем блокады, нашествий не дает
нам сделаться производственным организмом. Он заставил нас
заменить логику производства — мать свободы — логикой
военщины — мать Государственной необходимости.
Отсюда: победите мировой империализм и вы победите
механическую Государственность.
Логика производства и логика военщины
Судьбы русского капитализма решались в Западной Европе
буржуазией.
Судьбы русской революции решаются там же, в Западной
Европе, но только рабочими.
Но вот различие более глубокое: русский пролетариат
сознательно творит свою историю, он знает не только условия победы,
но и все возможности поражения. Класс творец, дерзко
бросивший вызов всем кумирам мира сего, он знает, что взобравшемуся
на вершину грозит опасность падения в бездну...
Поистине, даже гибель «тела» Советской России дает больше делу
всемирной и русской свободы, чем годы Учредиловского «делания»...

602
И. С. ГРОССМАН РОЩИН
Советская Россия знает, что ей грозит гибель в том случае, если
не восстанут рабы современной Учредилки, если тот, кого считали
орлом, окажется разжиревшей курицей... Задавить нас могут и
дубьем и рублем: военщиной Клемансо и «экономикой» Вильсона...
Но путь наш ясен и тверд. <...>
Вот мы и подошли к ответу на вопрос:
Почему октябрьская революция осилила Учредилку,
но не уничтожила, даже еще усилила, систему принудительных
норм... Всемирный империализм навязал нам логику военщины...
Вместо того, чтобы защищать революцию силой органической —
производство — мы вынуждены прибегать к силе механической —
военщине. А военщина мать авторитарности...
Вывод: не хныкать, не ругать большевиков, а выйти из тупика
военщины путем побед. Кто бьет Деникина, тот подготовляет путь
к борьбе и торжеству для антигосударственности. Кто подменяет
эту борьбу с Ллойд-ДЖоржем борьбой с Троцким — тот
малосознательный обыватель, невольно укрепитель Государственности,
мелодекламатор, который мешает борьбе за анархию.
Что делать?
Что делать анархо-синдикалистам?
1) Пропагандировать устно и печатно учение анархо-комму-
низма и синдикализма.
2) Объяснять массам всемирный смысл октябрьской
революции, ее глубоко анархическую сущность.
3) Объяснять массам великие заслуги большевизма: загнанные
империалистами в тупик военщины, они все же геройски дают
битву врагам труда.
Неряшливому, бесплодному, обывательскому критиканству
противопоставить объективный анализ условий, благодаря
которым логика военщины и спутник — механическая
государственность заменили логику труда и свободы.
4) Всячески поддержать геройскую борьбу на фронте, ибо
победа единственный путь преодоления
государственно-механических норм.
5) Объяснять массам, почему именно анархисты, не изменяя
себе, не могут слиться с большевиками: 1) большевики не
принципиально, а лишь тактически анти-демократы, хотя стихийно они
отражают волю масс к полной свободе, 2) большевики не антигосу-

Октябрьская революция и тактика анархо синдикалистов 603
дарственники, хоть замечаются тенденции к ней, и могут задержать
переход от принудительных норм к свободному труду даже тогда,
когда навязанный империалистами военный тупик исчезнет.
6) Разоблачать перед массами половинчатость, колебания
большевиков, заигрывания с меньшевиками и учредил овцами,
связывая эти колебания с неспособностью большевиков морально
поддержать революцию до конца.
7) Участвовать во всех экономических организациях,
накопляя опыт экономического строительства; учесть все
положительные и отрицательные стороны экономического творчества
большевиков. Накопить конкретный опыт, который доказал бы
массам, что труд свободный не только морально выше, но
хозяйственно целесообразней.
8) Связать всех анархо-синдикалистских работников и создать
органы для учета и разработки опыта экономического
строительства в духе анархо-синдикализма.
9) Создать лигу анархической пропаганды нашего «советского»
анархизма и бороться на два фронта — с бегством в лагерь
«большевиков» и нетворческим, мелкобуржуазным критиканством,
затемняющим сознание масс, бессильным не только созидать,
но даже открыть трагедию нашего бессилия и наметить хоть путь
к работе, борьбе и победе.
Заключение
Мы ни на секунду не прекращаем борьбы с
Государственностью. Не теряем цели своей. Нам говорят: да не создаете ли вы
«промежуточной» стадии. Не идете ли вы на компромисс с
Государством большевиков, как в свое время Кропоткин пошел
на компромисс с империализмом?
Все это — скажем просто, вздор, схоластика, непонимание
существа вопроса, ребяческое злоупотребление аналогиями.
Опровержению этих «разговорчиков» будет посвящена
следующая статья, в связи с анализом позиции наших противников.
^^

Б. С. <Б. СТОЯНОВ>
Открытое письмо И. Гроссману-Рощину
Наконец, на страницах печати* мне удалось узреть тезисы
Вашей лично и « Голоса Труда », в ц е л о м , позиции. Не скрою,
что это меня несказанно обрадовало. Как известно, устные
дебаты часто сводятся к тому, что «я, де мол, не так сказал», «меня
не так поняли», «смысл моих слов в ц е л о м был не таков» и
подобным отлынивающим уверткам. Такое же «непонимание»
преследовало, насколько мне помнится, и Вас. Теперь таких
недоразумений — «непониманий», — я думаю, — не произойдет.
После короткой прелюдии, воспевающей «Социальную» нашу
революцию и короткого, злобы и бессилия полного,
вступительного слова об анархистах, от которых Вы с каждым днем уходите
все дальше и дальше прямо в лагерь социалистов, Вы переходите
к выяснению основ Вашей и «Голоса Труда» в ц е л о м позиции.
Это выяснение Вы начинаете старой, престарой песенкой «о
необходимости ясной постановки вопроса». Эта ясность у Вас сводится
к двум общим вопросам лишь косвенно, отчасти, односторонне,
затрагивающим «выяснение основ позиции»...
Первый вопрос: «Чем дорога нам именно октябрьская
революция? Воплощен ли в ней анархический замысел?»
«Для серьезного ответа на первый вопрос необходим
тщательный анализ демократии», (разрядка моя. — Б. С).
И это, по Вашему, будет «серьезный ответ на первый вопрос?»
Странно?! Разве сущность анархизма сводится лишь к отрицанию
демократии? Что это за куцый анархизм?.. Где вы его раскопали?..
* См. «Голос Труда» № 1, декабрь, 1919 г.

Открытое письмо И. Гроссману Рощину 605
Я думаю, что для «серьезного ответа на первый вопрос» нужен
анализ не только демократии, а анализ всего
социального уклада, как прошлой, так и современной
жизни. Анархический замысел сводится не только к борьбе
с демократией, как одной из форм государственности. Эту борьбу
ведут и крайние правые, — сторонники абсолютизма. А разве там
есть элементы анархического замысла? Анархизм ведет борьбу,
да будет Вам известно, со всем тем, что мешает развитию
личности.И демократия лишь один из элементов социальной
жизни, мешающий этому развитию. <...>
Октябрьская революция, по Вашему, нам дорога тем, что
она выдвинула Советы, вместо Учредилки. А «Советы вместо
Учредилки означает — качество труда вместо количества
(большинство) наций. Советы — это — теоретически,
философски — возвращение к качественному воззрению на мир, на
рабочих, как на качественно иную трудовую индивидуальность.
Практически: это новая ара, шаг к анархии во всемирном
масштабе. Отныне пролетарская энергия не будет распылена, рассеяна,
она имеет анархический очаг — Советы... »
Чего только нет в этом Вашем философском анализе и
обосновании Советов?! Здесь и заигрывание с «трудовой
индивидуальностью» (а я думал, что анархизм имеет дело с
индивидуальностью вообще, а не только с трудовой), здесь и кокетничание
с «пролетарской энергией» (хотя какое значение и превосходство
пролетарская энергия имеет над энергией личности это Вы, стоя
на анархической точке зрения, едва ли сумеете объяснить),
здесь и подмена анархического очага современными Советами.
Чего только нет в Вашем философском анализе и обосновании?
А вот главного то все-таки нет, а именно: что означает Советы
вместо Учредилки? По Вашему, это «означает качество труда
вместо количества (большинство) наций». Но ведь это, согласитесь
сами, — «стертая монета». Чем же отличается Ваш философский
анализ и обоснование современных Советов от
соответствующего философского анализа и обоснования Советов времен
Николая П-го? В те времена тоже были Советы, как Вам известно:
Государственный Совет, Совет Министров (да и Государственная
Дума тоже была «Советом»), различные технические ученые
советы. По форме те Советы, как и современные, были
государственными аппаратами. По существу же и тогда, как
и теперь, философствовали: «Советы вместо Учредилки, означает

606
Б. С. <Б. СТОЯНОВ>
качество труда (господ Столыпиных, Хвостовых, Горемыкиных,
Протопоповых, Крупенских, Марковых, Пуришкевичей, а иногда
и Распутиных) вместо количества (большинство) наций». Но мы,
анархисты, и тогда и теперь говорим: Ваша философия —
«фальшивая, стертая монета», тут же прибавляя, что стертой монетой
будет и обратное: Учредилка вместо Совета — количество труда
вместо качества. Ибо суть не в том, что означает Советы вместо
Учредилки или обратно — Учредилка вместо Советов, — а в том,
что такое по своему существу и современные Советы и Учредилка?
И мы говорим, что и то и другое есть лишь различная по
количеству и качеству эксплуатация человеческого
труда, труда личности. И, оттого, что изменится количество
эксплуатации за счет качества, или обратно, от этого суть дела —
эксплуатация не исчезнет. А это, ведь, самое важное для анархиста.
И это, самое важное, Вы-то и забыли, а, может быть просто хотели
обморочить, всунуть в потемках русской действительности,
«керенку1 фальшивую, да еще аляповато сделанную...»
Ваше же признание Современных Советов очагом
Революции — самый интересный трюк Вашего акробатства. Это не
«мелодекламация» словоохотливого «фельетониста», это по своему
существу — работа демагога, изготовляющего для дешевой
оптовой и розничной продажи «Советский Анархизм». Что общего
имеют современные Советы, — эти государственные
органы, с одной стороны, и филиальные отделения Р. К. П., с другой
стороны, — с очагами революции? Ответьте, пожалуйста! <...>
Современные Советы — «это возвращение к качественному
воззрению на мир, на рабочих, как на качественно иную трудовую
индивидуальность» или, иными словами, возвращение к
эксплуатации труда качественно высшей. Советы же —
анархические очаги — это не возвращение, апереход к воззрению
на мир, на рабочих, как на человека, как на самоцель жизни
(Понимаетели: Самоцель жизни?). Советы — анархические
очаги — это символ уничтожения всякой, разной и количественно
и качественно, эксплуатации. Как же Вы эти два понятия советы
и «советы» в один котел сыпнули?
Большевики и Советы — анархические очаги это, по Вашему,
тоже одно и тоже? «Анархисты должны всеми силами, всеми
помыслами защищать Советы (современные, конечно —
примечание мое), быть вместе с большевиками защитниками этой
идеи во всемирном масштабе...», истерически взываете Вы <...>.

Открытое письмо И. Гроссману Рощину
607
По вашему выходит: если мы пойдем с тактическими
антидемократами кадетами, меньшевиками, эсерами — это будет
путь укрепления государственности, а если мы пойдем с
тактическими анти-демократами большевиками, то это будет путь
гибели государственности, несмотря даже на то, что они «могут
задержать переход от принудительных норм к свободному труду
даже тогда, когда навязанный империалистами военный тупик
исчезнет»... Как понять всю эту белиберду?
В противовес Вам я выдвигаю совершенно другое положение:
путь совместно с большевиками есть путь укрепления
государственности в его новой, быть может, и не очень тонкой
форме — Совдепии — «Советская власть», которая в случае своего
укрепления, на что есть очень много шансов (тайные и явные
дипломатические переговоры с Антантой2), может стать на долгие
годы цитаделью реакции.
Вам кажется, «что при неимоверно тяжких мучительных
условиях творится дело наше и во всемирном масштабе». Но всякий
имеющий уши, чтобы слышать, глаза, чтобы видеть, поймет, что
творится дело ихнее, государственников, «что при неимоверно
тяжких, несказанно мучительных условиях» государственники
хотят загубить (но им это не удастся) наше анархическое дело.
Вы настаиваете на признании нами «величайших заслуг
большевизма в деле защиты максимализма». В чем же заключается
этот максимализм Вы, кроме мнимого его анти-демократизма,
кажущейся антигосударственности, иллюзорного
предположения, что большевики творят наше дело, ничего не
можете указать. И весь этот обман, а может быть самообман, есть
следствие Вашего облинялого и облезлого максимализма. <...>
Революция октябрьская нам быть может и дорога чем-нибудь,
быть может в ней и был воплощен кое-какой анархический
замысел, но при чем же здесь большевики? Разве октябрьскую
революцию творили большевики? <...>
Если же они (большевики) отказались от Учредилки под
давлением масс, в чем я солидарен с Вами, то почему же это их
заслуга, да еще колоссальная и неоценимая? Ведь под давлением
масс многое и очень многое творится. Это мы, анархисты, давно
знаем, но мы не знали, что заслуга тех, да еще «колоссальная»,
«неоценимая», кто под давлением масс что-то делает. <...>
Да, уважаемый идеолог большевизма из анархического лагеря,
хоть для сколько-нибудь «серьезного ответа на первый вопрос»

608
Б. С. <Б. СТОЯНОВ>
необходимо, чтобы Вы указали непосредственную связь между
большевиками и октябрьской революцией. А то впечатление
получается будто поговорили Вы, написали... «и весел Тришка мой...
Эх, много бед принес нам (трижды) куцый Тришка!..»
Но далее. Что общего между октябрьской революцией и
двухлетним царствованием большевиков, их строительством
социалистического государства. Октябрьская революция поставила
своим экономическим лозунгом уничтожение системы
капитализма, покоящегося, как, быть может, Вам известно,
на том, что орудия и средства производства (мертвый капитал)
находятся в собственности одной, весьма незначительной части
общества — буржуазии, которая при посредстве этой
собственности эксплуатирует человеческий труд (живой капитал) путем
ренты, процента и прибыли, иначе говоря, эксплуатирует в форме,
известной, со времен Годвина, под именем прибавочной стоимости.
Что же сделали за два года своего властвования большевики
с этим лозунгом и что они намерены сделать дальше?
Орудия и средства производства перешли из рук буржуазии
в руки единого, всесильного, всемогущего, вездесущего, всепра-
ведного, вседовольного, всеблаженного, неизменяемого и вечного
эксплуататора хозя и на-бюрократа — государства,
аппетиты которого на эту самую прибавочную стоимость прямо
пропорциональны количеству экспроприированных частных
собственников, действительная же эксплуатация прямо
пропорциональна его вышеперечисленным девяти божественным
качествам. Это почти математическая точность, и формулу эту
Вы можете проверить наблюдением над современной
социально-экономической жизнью. Но, проверяя ее, необходимо
подняться, хоть сколько-нибудь, на высоту обсуждаемых вопросов
«подняться на высоту обсуждаемой проблемы», освободиться
от «анемизма» и хоть на время стать беспристрастным, что,
пожалуй, Вам трудно теперь сделать. <...>
Итак, экономическая задача октябрьской революции —
уничтожение системы капитализма — не решена, не реализирована
ставшими после октябрьской революции, во главе движения
большевиками. Наоборот, система капитализма усилена,
углублена доведена до максимального, до абсолютного предела.
Правда, форма капитализма изменена: вместо частной мы
имеем государственную систему. Но разве от этого суть, существо,
капитализма изменились? Разве государственный капитализм

Открытое письмо И. Гроссману Рощину 609
не покоится на тех же самых началах, и прежде всего на наемном
труде, что и частный капитализм? И разве характерное свойство
капитализма — эксплуатация человеческого труда,
рабство одних и паразитское существование
других, — исчезло?
Выше я уже говорил, что государственный капитализм не
только покоится на тех же основаниях, что и частный, но, что самое
главное, эксплуатация человеческого труда, порабощение
человека, при государственной форме, чудовищнее, ужаснее, чем
при частной. <...>
Государственный капиталистический строй, идущий ныне
на смену частному капиталистическому, сулит довести
порабощение человека до последней стадии, заменив старую формулу
манчестерцев оскопленной свободы труда (laissez faire)1
новой формулой — «тащи, не пущай», «к стенке». На смену
недавнего, еще живого прошлого, относительного рабства
человека» идет с государственным капитализмом новая
абсолютная форма рабства.
И это Вам, анархисту, должно быть известно. Как же после
этого Вы можете смешивать октябрьскую революцию и 2-х
летний период государственно-капиталистического
(социалистического) строительства большевиков? Неужели Вы серьезно
не понимаете, что это два совершенно различных по существу
исторических момента?
Революция октябрьская, повторяю, быть может нам чем-нибудь
и дорога, быть может, в ней и воплощен анархический замысел,
но она все-таки ничего не имеет общего с двухлетним
послеоктябрьским периодом строительства большевиков. И Ваш
«серьезный» ответ на первый вопрос в целом есть лишь «стертая монета,
керенка фальшивая, да еще аляповато сделанная».
Перейдем теперь ко второму Вашему вопросу и ответу на него.
«Больные, темные стороны революции, рост принудительных
норм, — спрашиваете Вы, — есть ли «злая воля», неизбежный
результат большевизма, или этот уклон порожден волей
всемирного империализма? «
Для серьезного ответа на этот вопрос, по Вашему, «необходим
анализ противоречий революции, процесса борьбы со всемирным
империализмом».
Если Ваш ответ на этом покоится, то сразу можно сказать, что
до серьезности осталась дистанция приличного размера. Ибо

610
Б. С. <Б. СТОЯНОВ>
воля всемирного империализма и борьба с ним — с одной
стороны, и анализ противоречий революции — с другой стороны, суть
два различных и по существу и во времени момента. Но об этом
ниже. <...>
Если бы мы действительно продолжали и углубляли
революцию, то всемирному империализму не удалось бы нас заставить
«заменить логику производства — мать свободы — логикой
военщины — мать государственной необходимости». При условии
продолжения нашей революции всемирному империализму
пришлось бы столкнуться в кровавой борьбе со всемирным
пролетариатом.
Если бы мы после октября пошли этим путем, мы были бы
близки к цели. Всемирный пролетариат, в особенности
пролетариат романских стран, давным-давно оказался бы в рядах
наших, был бы с нами по пути ксоциальной
(подлинно-социальной, а не такой, какую Вы усмотрели в социалистическом
строительстве) революции. Два года пролетариат западной
Европы смотрит на нас, наблюдает за нами, но моментов подражания
себе он не находит. <...>
Наше одиночество и есть отчасти (почему отчасти объясню
ниже) причина, почему "всемирный империализм, путем блокады,
нашествий не дает нам сделаться производственным организмом"».
Итак, первое мое положение на Ваш ответ по второму вопросу
следующее: «Чтобы создать не абстрактную систему свободных
соглашений, а реальную силу — необходимо» продолжение
и углубление загнанной в тупик октябрьской
революции. Другими словами: чтобы подойти, наконец,
к логике производства необходима л о г и к а
революции (а не логика военщины, как Вы думаете).
Теперь второе положение:
Что было причиной замены логики производства логикой
военщины? По Вашему, причина во всемирном империализме
и только в нем. По-моему же, логика производства заменена
логикой военщины прежде всего в силу логики социализма
(государственного капитализма), а затем только отчасти,в силу
козней всемирного империализма.
Вы забыли или не знаете, что социализм, покоящийся на
началах государственности и капитализма, не может существовать
прочно, хоть сколько-нибудь продолжительный период времени
(год, два) без военщины. Если частный капиталистический

Открытое письмо И. Гроссману Рощину
611
строй, где моменты капитализма и государственности были,
до известной степени, разъединены, приводил к логике
военщины, то тем более к этой логике приведет
государственно-капиталистический строй, где нет слагаемых (капитализм и
государственность), а есть органическая (не механическая, это
я подчеркиваю) сумма — социализм.
Одно из основных свойств капитализма, как я уже говорил
выше, — это эксплуатация человека, его труда. Человек
стремится освободиться от этой эксплуатации, сбросить с себя иго
капитализма. Частный капитализм в таких случаях
обращается за помощью, которая иногда может и не прийти вовремя,
к государству, государственный же капитализм, благодаря тому,
что элементы государственности и капитализма в нем слиты
в одно органическое целое, непос ре д с тв ен но, тут же
самостоятельно пользуется своей силой.
Эта сила и есть военщина.
Без военщины государственный капитализм будет
существовать до первой попытки первого человека освободить свой труд
из-под ига капитала.
Вкратце картина, которой Вы, при желании, можете
полюбоваться в любой момент, такова. Чтобы удержать непокорных,
подневольных, рабов в повиновении хозяину-государству,
социализм вынужден издать целый ряд законов (или, как они
теперь именуются — декретов), охраняющих
неприкосновенность государственного капитализма. Чтобы эти законы не были
пустым звуком, нарушители их строго наказываются: лишением
и ограничением свободы, причинением физической и
нравственной боли, и даже лишением жизни через повешение, «стенки»
и других усовершенствованных ныне способов. Для проведения
в жизнь и, главным образом, для исполнения законов и «по
закону» нужны армии законодателей, судей, чиновников, шпионов,
сыщиков, провокаторов, тюремщиков, палачей, нужна
жандармерия и полиция и нужны, наконец, солдаты для
конвоирования, охраны, расстрелов, усмирения бунтов и восстаний, короче
говоря, нужен государственный аппарат.
На содержание этого аппарата нужны средства.
Перечисленные же выше блюстители и исполнители законов — класс
непроизводительный, покоящийся на началах
паразитизма, Содержание этого класса, как и всего аппарата,
социализм относит за счет производительного класса — всего

612
Б. С. <Б. СТОЯНОВ>
остального населения. Значит, прибавляется новая уже
необходимая, вытекающая из начала государственности,
эксплуатация человека.
Но это не все. Ибо блюстителей, а, главным образом,
исполнителей законов — жандармерию, полицию и войско —
необходимо «одеть по форме» и снабдить всеми нужными техническими
средствами и прежде всего — оружием и снарядами. Огромная
отрасль металлообрабатывающей и текстильной промышленности
работает на эти нужды. Сотни тысяч, иногда и миллионы
рабочих рук заняты непроизводительным трудом — производством
смертоносного оружия. И как это не дико, но социализм,
покоящийся на началах государственности и капитализма, без
этого существовать не может .<...> И все это нужно
создать, произвести. Для всего этого нужны огромные кадры
рабочих, которых в свою очередь придется содержать за счет
производительного класса — всего прочего населения. Значит,
прибавляется еще новая эксплуатация. <...>
В результате получается то положение, которое Вы назвали
логикой военщины.
Но не думайте, что только с этой, внутренней, так сказать,
стороны мы подходим к этой проклятой логике при социализме.
Нет!.. Подход с другой, внешней, стороны при социализме не
менее интенсивен. Я думаю даже больше: основной подход к логике
военщины при социализме — это внешняя сторона.
Развивающийся капитализм — как частный, так и
государственный — должен пройти этап империализма. Думать,
что империализм свойственен лишь частному капитализму — это
значит показать свою безграмотность в экономике.
Мечты социалистов о создании единого мирового
государства, одного мирового
хозяина-капиталиста — пустые бредни. Нельзя отрицать, что современное
государственное разделение народов — искусственно. Но все-таки
не следует фантазировать, будто удастся в ближайшее, по крайней
мере, тысячелетие, уничтожить всякие границы между народами.
Слишком различны людские интересы, характеры, наклонности
и способности, покоящиеся на глубоких и прочных духовных
(культура), социальных (обычаи, нравы, язык), географических
(климат, природа) и иных основаниях. <...> В зависимости от
духовного, политического и экономического уровня того или иного
народа, от природных, климатических и иных условий будет

Открытое письмо И. Гроссману Рощину
613
находиться и сопротивление социалистической эксплуатации.
Государственный капитализм, в целях установления
равенства, попытается покорить наиболее строптивых и непокорных
посылкой в ту или иную бунтующуюся страну карательной
экспедиции. Здесь и будет начало политики победителей и
побежденных: — у первых — «беспристрастная» месть и
насаждение узаконенного равенства, у вторых воспрянет национальный
дух (а этот национальный дух не так легко искоренить). Отсюда
и начало нового государствен но-н ационального разделения.
Ивсемирному Совнаркому, сидящему где-нибудь в Москве
под обветшалым флагом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь»,
придется в первый же момент своего властвования столкнуться
с этим государственно-национальным разделением народов и тем
самым или превратиться в комитет захудалой «Лиги Наций»,
или быть бесконечно военным организмом, оставляя надолго
даже мысль о производственном организме.
Это одна сторона империализма, но есть и другая — наиболее
важная.
Я уже говорил, что основное органическое свойство — как
частного, так и государственного капитализма — одно и гоже:
и тот и другой покоятся на эксплуатации человеческого труда,
посредством собственности на орудия и средства производства
в форме прибавочной стоимости. Существо, внутреннее
содержание, и того и другого капитализма одинаковы, лишь формы
эксплуатации различны (форма государственного капитализма
наиболее резка, ярка, совершенна и подла). А раз сути их
одинаковы, то, конечно, и развитие их будет также одинаково.
И если всемирный частный капитализм дошел в своем развитии
до великого погрома 1914-1918 г., то почему же развивающийся
государственный капитализм, должен избежать этой судьбы?..
И короткая, маленькая история русского государственного
капитализма полна фактами, подтверждающими начало и м -
периализма. <...> Увеличивающийся успех Красной армии
разовьет, углубит и расширит аппетит русского
социалистического империализма. И недалеко то время, когда мы будем может
быть свидетелями похода Красной армии на Индию (под флагом
освобождения ее из под ига Великобританского частного
капитализма), если, конечно, к тому времени русскому
государственному капитализму не удастся столковаться и разделить
с Антантой полюбовно «сферу влияния». <...>

614
Б. С. <Б. СТОЯНОВ>
Старые, опытные матерые, империалисты запада понимают,
к чему могут повести в ближайшее время военные успехи
русского государственного капитализма. Вот почему они настаивают
на мире с большевистской Россией. Пока, мол, будешь
блокировать, помогать русской контрреволюции устраивать заговоры,
делать попытки при помощи кучки русских офицеров отвоевать
Московию от большевиков, русский государственный
капитализм будет крепнуть и в один прекрасный день пошлет свои
войска этак через Туркестан да Сибирь прямо на Индию. Вот тогда
и блокируй, да постреливай из своих миноносцев по Кронштадту,
а Индия улетит из-под носа: пойдут бунты, мятежи с помощью
русской Красной армии, опытной уже в боях. <...>
Вот, вкратце, подход к военщине с внешней стороны.
Итак, логика военщины есть следствие логики социализма.
Социализм — это усовершенствованный капитализм,
обладающий усовершенствованным аппаратом эксплуатации —
социалистическим по существу, рабоче-крестьянским по форме, —
государством, и империализм — обязательный этап его развития.
Вот почему социализму свойственна и усовершенствованная,
абсолютная форма военщины.
Выше я указывал, что в логике военщины в России лишь
отчасти повинен всемирный капитализм. Самоиздыхающий
частный капитализм в конце 1918 года заметил на востоке
зарево восходящего ему на смену государственного капитализма.
Хотя и родное было это его детище, но все же не хотелось старику
умирать, уступать без боя место своему сынку. И завязался бой.
Но начало этого боя, повторяю, было лишь в конце 1918 и в
начале 1919 гг. <...>
Дело в том, что государственный капитализм постепенно и
частично, хотя и иным путем, уже в течение 30-40 лет внедряется
во всех капиталистических странах мира. Последние три года войны
ускорили темп его развития. Бессилие частного капитализма
справиться с военным производством в период войны выдвинуло на сцену
систему государственного капитализма. И ныне в Западной Европе
количественно не менее национализированных
предприятий и индустрии чем у нас, в социалистическом отечестве. <...>
Государственный капитализм рождался и укреплялся на
Востоке в новой, экспроприирующей, убивающей частный
капитализм, форме. И вооруженный, опирающийся на
многомиллионную армию государственный капитализм Востока был опасен

Открытое письмо И. Гроссману Рощину
615
и страшен инвалиду-старику — частному капитализму Запада,
которому так хотелось пожить еще «хоть немножко». Частный
капитализм Запада решил защищаться, государственный же
капитализм Запада (о развитии которого я уже упоминал),
обязанный многим своему отцу, но не желающий поднимать руки
на брата своего (русский государственный капитализм) остался
нейтральным, изредка пытаясь примирить врагов. Этим и
объясняется, почему государственный капитализм Запада до сих
пор не сделал реального фактического натиска на Россию.
Вся борьба между Антантой и Россией есть борьба между
частным капитализмом Запада и государственным капитализмом
России. Одряхлевший частный капитализм Запада занял лишь
выжидательную и только в некоторых случаях
наступательную, позицию. То там, то здесь всемирный частный капитализм
ущемлял русский социализм. Такова была его позиция до апреля
1919 года, когда русский социализм, упоенный легкими победами
на Украине, гордый и мощный своей уже миллионной армией,
начал воинственно бряцать шпорами и оружием у окна Европы —
Румынии. Тогда всемирный империализм частного капитализма
занял другую более активную позицию: признал Колчака, начал
интенсивно помогать и снабжать его, Деникина и Юденича
оружием, золотом и продовольствием. Вот где начало борьбы между
всемирным империализмом и русским социализмом.
Таковы исторические факты, подтверждающие вполне мою
мысль, что логика военщины (русский милитаризм) лишь
отчасти, второстепенно и в зарождении и во времени, обязана
всемирному империализму.
Формулируя кратко все сказанное, я делаю следующие выводы:
1) логика производства заменена у нас логикой военщины,
благодаря, главным образом, социализму; 2) для того, чтобы сделаться
производственным не эксплуатирующим паразитски организмом,
для того, чтобы создать экономическую систему (не
абстрактную, конечно, а реальную) подлинных свободных соглашений,
необходимо идти путем революции, а не путем военщины или
хотя бы мирного строительства социалистического
государства, организации государственного социализма, или, что
тоже самое, путем социалистического производства.
Как видите, мои выводы далеки от Ваших шовинистических,
социалистических выводов. И понятно, что и позиция моя далека
от позиции Вашей и «Голоса Труда» в ц е л о м .

616
Б. С. <Б. СТОЯНОВ>
Вы, советские анархисты, радуетесь тону, что
«величаво развивается красное знамя» ; мне же больно, что под нашим
черным анархическим знаменем приютилась кучка мещан,
обывателей, именующих анархистами. <...>
Все бы это было ничего. Мало ли людей целую жизнь
добросовестно верили, что их мировоззрение покоится на
определенной идеологии. «Ан глядишь», маленькое обстоятельство...
и оказывается, что все, что было до сих, было недоразумение.
И заблуждавшиеся честно и открыто отказывались от старого.
Так было и с анархистами, перешедшими в лагерь марксистов
и народников. И это было, повторяю, честно и открыто. Зачем же
Вы виляете? К чему все Ваши увертки? Зачем укрываться
флагом анархии? Неужели только лишь для того, чтобы легче было
оплевывать в лагере анархистов тех, кого Вы все-таки
недостойны, недостойны и глубиной и широтой. Причем, например, Ваш
как бы невзначай сделанный выпад против Кропоткина. Во всей
теории и практике Кропоткина, по Вашему, «борются классовое
бунтарство с буржуазным демократическим федерализмом».
Лично я не считаю Кропоткина чистым анархистом, в нем много
моментов безгосударственного социализма, который я считаю
последней универсальной глупостью человечества, последним
большим, очень вредным, социальным предрассудком. Мне не хочется
сейчас останавливаться на развитии этой моей мысли. Об этом
мы поговорим когда-нибудь особо, если понадобится. Но все же
Кропоткин для развития идей анархизма сделал много,
побольше Вас. Что же касается его буржуазных, демократических,
федералистических моментов, то о них «чья бы корова мычала,
чья бы молчала», ибо этих моментов как раз больше всего у Вас.
А Ваши нападки на «набатовцев» и других анархистов!?
Каждый из этих анархистов сделал для анархии не менее Вас, в
особенности в эту революцию, но самое важное — каждый из них умел
поставить ипроанализировать реально проблему
настоящего социального положения, на что Вы оказались неспособны,
спутав, перепугав и запутав две совершенно противоположных
философских системы: анархизм, покоящийся на
индивидуальном начале, и социализм, покоящийся на коллективном начале.
Теперь перейду к последнему: — к выяснению своей позиции,
или точнее к вопросу, что делать анархистам в настоящий момент.
Первая наша задача —это пропаганда письменно
и устно, словом и делом идей анархизма.

Открытое письмо И. Гроссману Рощину 617
Война 1914-1918 гг. — с одной стороны, и русская
революция — с другой стороны, поставили на очередь развитие системы
государственного капитализма. Западная Европа и Америка
пошли к этой системе путем «постепеновщины» и «законности» —
путем реформирования системы частного капитализма.
Россия ж пошла путем революции, насаждая государственный
капитализм под лозунгом «грабь награбленное».
В настоящий момент загорелась (точнее, загорается)
отчаянная борьба из-за несогласия в modus'ax (способах) насаждения
государственного капитализма между мировой (европейской
и американской) и советской (русской) буржуазией.
И мы должны разжигать эту борьбу параллельно с пропагандой
анархизма, дабы к тому времени, когда массы воспримут идеи
анархизма, обе борющиеся стороны были обессилены. Тогда
массам легко удастся покончить с обескровленным междоусобной
войной капитализмом (частным и государственным).
Это вторая наша задача.
Теперь третья, не менее важная.
Надеяться на то, что государственный капитализм обязательно
истощится в междоусобной борьбе — не следует. Возможно,
на что есть много шансов, что система государственного
капитализма внедрится на довольно продолжительный период, до новой
государственно-империалистической бойни народов. Каким
из двух указанных выше путей будет внедряться
государственный капитализм для нас вовсе не безразлично. <...>
В последнее время заметны попытки империалистов всего
мира сговориться. Есть основание думать, что скоро между
мировой буржуазией и совбурией (советская государственная
буржуазия) наступит мир. А это будет означать наступление
длительного периода системы (а не временного, скоро
проходящего, института) квалифицированного абсолютного рабства
человека. И мы должны всеми силами своего анархического
разрушения обрушиться на это надвигающееся зло. Мы
должны пропагандировать и агитировать всю трудовую массу так,
чтобы она сама явилась непреодолимым препятствием на пути
внедрения государственного капитализма — социализма.
Борьба с государственным капитализмом— вот третья, очень
важная, наша задача.
До сих пор огромная часть вины падения нашей революции
лежит на нас — анархистах, выступивших с первых же дней

618
Б. С. <Б. СТОЯНОВ>
революции удивительно дезорганизовано и, как видно,
принципиально дезорганизовано. Если следующая революция (которая
наступит тем скорее, чем энергичнее мы будем пропагандировать
нашу идею), застанет нас в том же состоянии расхлябанной
организации, в котором мы находимся сейчас, то можно заранее
утверждать, что она будет проиграна, что ею снова воспользуются
другие — враги свободного человека. Мы должны организоваться
прочно и как можно скорее. Каковы формы этой организации?
Их подсказала нам уже отчасти жизнь и подскажет дальнейший
опыт и наш разум. Организация, организация и организация —
это четвертая и последняя наша задача.
Вот вкратце то, что я считаю главным в работе анархистов,
подлинных, а не советских «анархистов», пытающихся и
невинность анархическую соблюсти и капитал социалистический
приобрести, зовущих идти рука об руку с ортодоксальными
социалистами-государственниками-большевиками
(коммунистами), ухватившихся уже за красное знамя социализма, но все еще
цепляющихся своими грязными кровавыми руками за черное
знамя свободного человека.
Январь 1920 г.
€^

€^^
H. И. МАХНО
Анархизм и наше время
Анархизм — учение, охватывающее собою не одну только
социальную сторону жизни человека в том смысле, какой придают
ему освещающие его политические словари и наши митинговые
пропагандисты-ораторы: анархизм — учение жизни человека
вообще.
В процессе выработки своего всеобъемлющего миросозерцания
анархизм ставит определенно выраженную задачу: это —
охватить весь мир, преодолев на этом пути всякие преграды, какие
есть и еще могут быть со стороны буржуазно-капиталистической
науки и ее техники, и развернуть перед человеком
исчерпывающее разъяснение о сущности этого мира, чтобы, таким образом,
подойти к человеку вплотную и помочь ему сознательно
почувствовать в себе анархизм, который, как я полагаю, внесен в
него самой природой, и частичные выявления которого человек
чувствует в себе всегда.
Этим самым анархист строит путь содействия человеку в деле
изгнания из него всякого духа рабства, как из элемента,
являющегося единственным безоговорочно реальным для анархизма:
ибо только через его волю анархизм может практически
воплощать себя в реальную жизнь.
В процессе своего развития анархизм безграничен.
Для анархизма нет тех берегов, в которые он мог бы замкнуть
себя и остановиться.
Анархизм, как и человеческая жизнь вообще, не знает
законченных формул в своих достижениях.

620
H. И. МАХНО
Абсолютная свобода, а также безграничное на нее право
человека, о которых теоретические постулаты анархизма нам
повествуют, являются для анархизма, по-моему, лишь
орудием, при помощи которого анархизм достигает своего более или
менее полного выражения, совершенно не приостанавливая
своего процесса. И лишь здесь анархизм становится понятным
для каждого из нас: ибо вытеснив из человека искусственно
водворенный в него дух рабства, анархизм становится уже
непосредственно руководящей идеей для человеческих масс на пути
всех их творческих достижений.
Теоретически анархизм в наше время признается все еще
слабым, мало развитым и даже — говорят — во многом ошибочно
понимаемым учением. Над ним многие его выразители —
говорят — много работают, думают, тоскуют (я полагаю, конечно,
что если кто-либо из товарищей действительно при этакой работе
и думах тоскует, то тоска у них вызывается бессилием из кабинета
выразить необходимые для анархизма социальные средства для
социальных его действий в наше время...).
Фактически же анархизм живет всюду, где только ступает
жизнь человека. Но понятным для человека анархизм — при
жестоком гонении на него — становится только там, где есть его
ученики, — ученики, искренно порывающие всякую связь с рабской
психологией современности; ученики, бескорыстно стремящиеся
служить ему, вскрывая в процессе его развития все его неведомые
стороны, претворяя их в ведомые и, таким образом, прокладывая
путь торжеству анархического духа над духом рабским.
Отсюда два положения:
Первое, что анархизм сохраняет разнородную в выражениях
и действиях, но единую в своей сущности целость.
Второе, что анархизм всегда революционен и держится только
за революционные методы действия в борьбе со своими
притеснителями.
И с этой именно стороны, как революционный борец,
отвергнувший на своем пути всякие правительства; писанные ими
законы, самое общество, выделяющее из себя эти правительства,
наконец, «нравственность» и «мораль» этого общества, —
анархизм все более и более познается угнетенной частью человечества.
Это говорит о том, что анархизм в наше время уже не может
оставаться в пределах кружковой мысли и групповой
деятельности. Естественное влияние анархизма на психику человече-

Анархизм и наше время
621
ских масс в их борьбе очевидно. А чтобы это влияние анархизма
массы восприняли сознательно, анархизм должен вооружиться
новыми средствами и стать на пути социального действия сейчас,
в наше время.
«Дело труда», № 4, сентябрь 1925 г.

€4^
H. И. МАХНО
Советская власть, ее настоящее и будущее
Многие, даже политические деятели, из левого крыла, в
особенности, склонны рассматривать советскую власть, как
особенную власть от других властей, притом, особенность эта рисуется
с лучшей стороны.
«Советская власть, дескать, рабоче-крестьянская власть и она
хранит за собой великое будущее... »
Нет более нелепого утверждения, чем это, выше приведенное.
Советская власть ни лучше, ни хуже всяких других властей.
И настоящее советской власти такое же шатающееся, нелепое,
как и всякой власти, вообще. А в некоторых отношениях, у
советской власти оно еще более нелепое. Но это потому, что
советская власть, достигнув своею полного политического господства
в стране и, сделавшись неограниченным хозяином ее
экономических и сельскохозяйственных ресурсов, не ограничилась только
этим своим грубо-властническим положением, она за короткое
бесконтрольное свое господство в стране развила в самой себе
обманчивое чувство и ложно почувствовала в себе (без всяких,
между прочим, на то оснований) духовное «совершенство» перед
всем трудовым и революционным народом страны. Это сделало
ее пролетарский дух менее революционным, но более наглым.
Благодаря чему, теперешняя советская власть, набравшись
свойственного для всякой неограниченной и безответственной
власти нахальства, утвердила себя за счет обманутого народа,
но без его воли и согласия, его духовным учителем. Но не
является секретом то, что «совершенство» советской власти, — это
«совершенство» ее матери — партии коммунистов-большевиков.

Советская власть, ее настоящее и будущее
623
Но «совершенство» и теперешней советской власти и породившей
ее партии суть ложное «совершенство», оно светит мерзостным
двуличием и наглым преступлением в отношении тех
трудящихся масс, силами которых и во имя освобождения которых
совершалась Великая Русская Революция, ныне казненная властью
в угоду привилегий породившей ее партии и того пролетарского
меньшинства, которое, под влиянием большевистской партии
воодушевилось заманчивыми для невежд положениями
«пролетарского» государства и диктатуры «пролетарской» власти
и молчаливо плетется на узде этой же партии, — плетется без
права решающего голоса, без права точного осведомления о том,
что гнусного палаческого приготовляло вчера и приготовляется
сегодня этой властью и партией против его же
братьев-пролетариев, не желающих быть слепым молчаливым орудием
и у власти и у партии, и не исповедывающие пролетарностью
замаскированной партийной лжи.
Спрашивается, как же все-таки по-большевистски может
случиться, что все то мерзостное двуличие и наглое преступление
теперешней советской власти и партии коммунистов-большевиков,
которое ими совершается в отношении трудящихся масс на путях
политического управления, может быть другим в отношении этих
масс на путях духовного воспитания. Мне кажется, что другим
все это сделаться не может. Оно должно остаться и на этих путях
тем, чем оно есть на самом деле. А что это так, об этом довольно
определенно говорит нам то, что трудовой народ в СССР до сих
пор не спокоен за свою революционную совесть, которую власть
и партия коммунистов-большевиков силою уродует, стараясь
заменить ее своею по программе выработанною партийною
совестью.
От этого положение власти еще более ухудшается, т. е.
становится более глупым, чем оно было ранее, при ее начальном
выявлении своего деспотического существа, когда советская власть,
под стратегическим и организационным водительством партии
коммунистов-большевиков только подготовлялась к духовному
воспитанию политически и экономически ею же порабощенною
трудового народа.
Естественно, что это положение теперешней советской власти
обусловливает и ее будущее. А это говорит о том, что будущего
у власти нет; ибо для того, чтобы иметь будущее, нужно иметь
налицо благоприятное настоящее. А у власти настоящее на-

624
Я. И. МАХНО
столько неблагоприятное для жизни миллионов тружеников, что
из-за него можно ожидать чуть не каждый год новых народных
кровавых восстаний и революции именно против советской
власти, против партии коммунистов-большевиков и установленного
ими в стране правопорядка. Несомненно, что этот дух восстаний
и революций в трудовом народе в СССР должен быть поддержан
каждым революционером, каждым революционно-настроенным
пролетарием, однако, не для того, чтобы этой поддержкой могли
воспользоваться контрреволюционеры и враги трудящегося люда.
Дух восстаний и революции в трудовом народе в СССР должен
поддержан быть для того, чтобы сменить тот безответственный
в отношении революции и безумный в отношении трудящихся
правопорядок, который установила власть, под водительством
партии коммунистов-большевиков и при котором жить свободно
и независимо могут только члены этой партии и наемные
защитники этой власти.
Безумие теперешней советской власти и партии коммунистов-
большевиков должно быть устранено с пути революционной
страны так, чтобы оно больше не смогло мешать угнетенным
труженикам объединиться и положить начало своей жизни
во всех ее областях на основах солидарности, свободы и равенства
мнений всех и каждого, заинтересованного своим, как и других,
подлинным освобождением. Это проблема общереволюционная.
О ней должны, по-моему, активно заботиться и здесь — в
эмиграции и там — внутри СССР все революционеры, все, решительно
все сознательные и революционно-настроенные пролетарии
и интеллигенция; и я сказал бы, что и все искренние
невозвращенцы и оппозиционеры которые слетались невозвращенцами
и оппозиционерами на эмиграции, по революционно-идейным
соображениям.
Таким, поистине является и настоящее положение советской
власти и ее будущее. И такова, по-моему, общая проблема в
отношении советской власти и партии
коммунистов-большевиков должна стоять перед всеми революционерами, независимо
от их управления. Подменивать эту проблему чем-то другим,
революционеры не могут. Они должны, по-моему, отдавать
себе отчет в том, что для того, чтобы бороться с теперешней
советской властью и партией коммунистов-большевиков, нужно
иметь у себя все лучшее из того, что эти власти и партия имели
у себя, провозгласили и, утверждая, защищают. В противном

Советская власть, ее настоящее и будущее
625
случае борьба их явилась бы, если не контрреволюционной, то,
во всяком случае, бесполезной для тех миллионов тружеников,
которых советская власть и партия коммунистов-большевиков,
обманув, поработили и угнетают и которым революционеры
должны помочь высвободиться из окружения этого обмана
и угнетателей.
«Борьба», № 19-20, 25 октября 1931 г.

«^
А. А. КАРЕЛИН
Что такое анархия?
I
Слова «анархический коммунизм» можно перевести
двумя словами: «безвластие и равенство.» Слово «коммунизм»
означает такой общественный строй, при котором нет
частной собственности и материальные блага находятся в общем
владении.
Слова «анархист-коммунист» можно перевести словами
«вольный общинник.» Анархия отнюдь не означает беспорядка, а тем
более не означает насилия человека над человеком, хотя слово
«анархия» часто употребляется вместо слова «беспорядок.»
Такая грубая ошибка делается то бессознательно, то с намерением.
Люди настолько привыкли к правительству, что искренно думают
о неизбежности полного беспорядка в общежитии, не знающем
правителей. Точно также не так давно еще люди, привыкшие
к царской власти, смешивали слово «беспорядок» с понятием
«республика.»
Некоторые буржуазные и социалистические писатели — эти
уже сознательно, — с целью опорочить анархизм, — называют
анархией беспорядки современного или бывшего феодального
общества, насквозь пропитанных властью. Выражаясь таким
образом, они говорят неправду: скорее климат северной
Сибири можно назвать тропическим, чем беспорядок этих обществ
анархическим.
Но, конечно, не все буржуазные и социалистические писатели
так недобросовестны. «Апостол социализма» — Цезарь де Пап
писал: «Анархией должны кончить мы, увлекаемые силой
демократического принципа, логикой и фатализмом истории». <...>

Что такое анархия?
627
II
Общество безвластия и равенства невыгодно буржуазии, так
как буржуазии нет места в таком обществе. Оно невыгодно
богатой интеллигенции, хотя бы и социалистической, так как она
лишится в этом обществе на более или менее продолжительное
время своих больших доходов и возможности властвовать.
На учения, невыгодные для богатых и властных людей, всегда
клеветали. <...>
Клеветали на христиан, клевещут и на анархистов.
Тем не* менее, достаточно снять в наше время с глаз повязку,
надетую общежитию буржуазией и жадными до власти
политическими партиями для того, чтобы солнце правды блеснуло
ярким светом, для того, чтобы прозрели обманутые клеветой
люди и поняли, что беспорядок и насилие царят как раз в
современных государствах, что они неизбежны и в социалистических
государствах.
III
Большую ошибку делают те, кто говорят об анархистах, как
о грабителях и убийцах. Неверно, что анархизм это такое учение,
которое советует одним людям нападать на других, отнимать
у них деньги, «делать экспроприации,» как говорят в подобных
случаях.
Правда, были случаи, что и анархисты делали
экспроприации, отнимали деньги, думая поддержать этими деньгами
революционное движение. Но «экспроприации» делали не одни
анархисты: их делали, например, социалисты-максималисты,
их делали и лица, ничего общего не имевшие с анархистами
и социалистами. Нередко бывало и так, что простые грабители
называли себя анархистами и рассылали письма, под угрозой
смерти требуя денег.
У анархистов нет комиссий, принимающих членов в ряды
сторонников анархизма, поэтому кто хочет, тот и называет себя
анархистом. Но из того, что слабоумный или преступный человек
назовет себя анархистом, анархизм не станет глупым или
нечестным учением. Ведь и во время первого, чистого христианства
в ряды христиан входили всякие люди, да и теперь сколько угодно
глупцов и преступников именуют себя христианами.

628
A.A. КАРЕЛИН
Борцы за обездоленное человечество давно уже заметили, что
«жулики лезут» к революционерам в то время, когда последние
побеждают. М. А. Бакунин, указывая на это, заметил, что
«жулики» чувствуют, где может быть пожива, понимают, что может им
принести выгоду и вмешиваются в революционное дело, если его
можно эксплуатировать для личных целей. Конечно, он говорил
также, что надо принимать меры для того, чтобы жулики не
скомпрометировали революционного дела в общественном мнении.
IV
Анархия — это такое общество, в котором нет правителей, нет
принудительной власти, нет управления человека человеком, нет
тех мук, на которые отдают своих подданных правители за то,
что первые не повинуются приказам последних.
Благодаря отсутствию принудительной власти, анархия есть
совершеннейший порядок, полное спокойствие, справедливость,
единение, содружество, взаимопомощь, сострадание, даже
самопожертвование в их самых красивых проявлениях.
Анархия отрицает и считает вредной и унизительной
государственную принудительную власть с ее мучениями, с ее ужасными
тюрьмами, хуже которых не выдумал бы и собор дьяволов, с ее
смертными казнями и с другими издевательствами и
злодействами.
Отрицая принудительную власть, анархия отрицает за
государствами присвоенное ими «право» угнетать нации, чуждые
господствующему населению государства. Анархия отрицает
принудительную власть в семье, «право» мужа обращать жену
в служанку и рабу, делая невыносимой жизнь повинующейся
ему женщины. Анархия отрицает власть родителей,
рассматривающих детей, как свою собственность, портящих и мучающих
их. Анархия отрицает принудительную власть
хозяев-капиталистов и помещиков, дающую этим господам возможность угрозой
голода и голодом заставить людей, нуждающихся в работе,
повиноваться их приказам.
V
Ошибочными являются указания на то, что анархисты
стремятся к разрушению общества. Анархисты прекрасно знают, что

Что такое анархия?
629
люди жили и всегда будут жить обществами, что людям выгодно
и приятно жить в общежитии. Анархисты стремятся не к
разрушению общества, а к его спайке. Они стремятся к созданию
гармонического, дружеского общества вольных и равных людей.
Анархисты знают, что государства, где так плохо живется
массам трудящегося люда, исчезнут.
Государство — это антагонистическое (враждующее)
общежитие, часть членов которого (правители) обладает принудительной
властью, а другая (подданные) не имеет ее. Первые заставляют
вторых повиноваться угрозами мучений и мучениями.
Правители всегда эксплуатируют подданных путем взыскания податей
и захвата разных предметов потребления.
Государство является таким же страшным эксплуататором,
как все капиталисты и землевладельцы, вместе взятые. <...>
Анархическое общество не будет знать податного и
капиталистического грабежа, так как анархия — это гармоническое
(дружное), не знающее принудительной власти общество, в котором
все добросовестно, по мере своих сил, участвуют в общественном
труде и все равно участвуют в пользовании продуктами этого
общественного труда, то есть общество, в котором не возможны
эксплуатация и угнетение одних людей другими.
Анархическое общество возможно. Это признается даже
социалистическими писателями-государственниками. Так, например,
Фридрих Энгельс говорил:
«Общественные классы должны неминуемо исчезнуть тем же
самым путем, каким они когда-то явились. С ними исчезнет и
государство. Общество снова организует производство на началах
свободной и равной ассоциации производителей и поставит
государственную машину на подобающее ей место в археологический
музей, рядом с прялкой и бронзовым топором». <...>
X
Государство — это общество, часть членов которого, хорошо
организовавшись, и, опираясь на учреждения насилия и
лицемерия, правит по своей воле, плохо или вовсе неорганизованной
частью общежития.
Пользуясь своей принудительной властью, государство
опирается не на право, а на силу.

630
A.A. КАРЕЛИН
Все попытки оправдать существование государства считаются
нами несерьезными. Нам указывают, что люди отказываются
от права по-своему устраивать свою жизнь, потому что сами
не могут установить мирный порядок общежития, что его
устанавливает государство. Говорить о мирном порядке в наше время,
перед очевидцами войны 17-ти государств, более, чем странно.
Только государства могли создать такой кровавый беспорядок,
ужасы которого мы переживали несколько лет подряд.
Беспорядок, который могли бы внести в общественную жизнь отдельные
лица, — детская забава перед кровожадным беспорядком
создаваемых государствами войн. Нет мирного порядка и внутри
государств, так как и в них идет борьба — вражда классов, наций,
религиозных сект и т. д. Война внешняя — этот кровавый бред
деспотических и демократических правителей — будет бичом,
постоянно хлещущим человеческий род, и исчезнет только с
исчезновением государства. Только с исчезновением государств
прекратится и беспорядок классовой борьбы.
Не менее слабо и указание на то, что государство является
союзом свободных людей. Если бы эти слова и были справедливы,
то и в этом случае ясно, что государство является не единственной
формой такого союза. Но государство — это принудительное
объединение рабов и рабовладельцев. Ведь характернейшей чертою
рабства является работа одних людей на других, а подданные
государства работают, уплачивая подати, на правителей.
Рабочий люд живет в государствах в нищете, а нищета есть
рабство. Не свободен тот, кому приходится вымаливать себе работу
у эксплуататора. Не свободны в государстве солдаты, набираемые
в армию под угрозой тяжких наказаний. Нет свободы там, где
приказ правителей (их законы) распоряжается условиями жизни
людей и их личной неприкосновенностью.
Нам говорят, что государство мешает одним людям мучить
и обижать других, мешает зловредной деятельности
преступников. И это утверждение ошибочно: государства существуют
в течение тысячелетий и не могли уничтожить и даже уменьшить
преступность — кость от костей этих государств, порождение
этих государств. Государство только мстит преступникам.
И мстит так свирепо, что под влиянием его свирепости люди
грубеют и делаются преступниками. Оно создало организации
для мучения людей и, наряду с преступниками, терзало
благороднейших из людей.

Что такое анархия? 631
Конечно, государство является примиряющей силой в той
борьбе, которую угнетенные и эксплуатируемые ведут с
угнетателями и эксплуататорами. Но эта примиряющая сила
добивается «примирения», уничтожая силу сопротивления людей,
борющихся за справедливость, и поддерживает врагов
благосостояния и свободы народной.
Государство убивает взаимопомощь и губит самодеятельность,
развращает и правителей, и подвластных. Такова его
деятельность. Все же то, чем люди живы, создается обществом вопреки
государству. <...>
Все, что правительство делает для общества, без его
вмешательства, было бы сделано более полезным или менее вредным
для общежития образом. Правительство всюду вносит свое
развращающее влияние, всюду вносит свой приказ, насилие, всюду
старается создать для себя опору, создать иерархию, привилегию.
XIII
Правительство, насилующее других людей, само
развращается и развращает подданных. Элизе Реклю был безусловно прав,
говоря, что всевозможные искушения, которым подвергает
правителей «занимаемое ими положение, почти фатально заставляет
их падать ниже общего уровня.» И, действительно, таких злодеев,
развратников и негодяев, как русские цари, например, нельзя
было найти среди подданных.
Глубоко развращенные правители развращают тех, кто
соприкасается с ними, развращают и силой, и подкупом. Под угрозами
тяжких наказаний они учат молодежь искусству убивать других
людей, вербуя юношей силою в солдаты и внушая им, что
убийство — дело хорошее. Они подкупают направо и налево, требуя
от подкупаемых лиц определенных услуг (услуг чиновников).
Они подкупают ученых, платя им жалованье, как профессорам.
Они обращают часть подданных в таких холопов, которые и
представить себе не могут, что значит быть свободными. Они создали
судей — этих холодных палачей, страшные преступления
которых заставляют содрогаться не слепого человека.
Правительство, постоянно грозя насилием и насильничая,
совершает самые подлые преступления над людьми вплоть
до убийств беззащитных и сеет преступность. <...>

632
A.A. КАРЕЛИН
XX
Собственностью называется право пользоваться и
злоупотреблять своею вещью, поскольку это разрешается законом*.
С незапамятных времен закон разрешает собственникам
злоупотреблять принадлежащими им вещами, эксплуатируя, то есть
обирая при посредстве этих вещей других людей. <...>
Первым собственником был человек, злоупотребивший
оружием, которое служило ему для защиты от зверей и охоты и
направивший это оружие против другого человека.
Собственности противопоставляется нами владение вещами
без права злоупотреблять ими. Владелец вещи пользуется ею
для удовлетворения своих потребностей или потребностей своих
близких и даже дальних, никого не эксплуатируя и не обирая.
Такое владение вещами или «держание» вещей наблюдалось, как
обычное владение, до появления собственности и будет
существовать, как такое же явление, и после уничтожения собственности.
Более чем понятно, что частная собственность на вещи, или
собственность государственная, или собственность какой-либо
группы людей, хотя бы и синдиката, по существу ничем не
отличаются одна от другой и все равно не приемлемы
анархистами-коммунистами.
Отцом собственности является насилие, захват. В
собственность захватывались люди, земля, всевозможные вещи. Римское
право, лежащее в основе всех современных законодательств так
называемых цивилизованных стран, видело основу собственности
в военной добыче, — другими словами, собственность считалась
следствием насилия, т. е. злоупотребления, а далее являлось
и причиной разнообразных злоупотреблений.
Римское право, право захватчиков-завоевателей, и
вытекающее из него право современных государств, если и считается
с подобием справедливости, то только при дележе добычи, будь
то подати, прибыль, процент и проч.
* Римское право определяет собственность, как «право пользоваться и
злоупотреблять своей вещью, поскольку это позволяет смысл права.» Слово
abutendi по школьному толкованию, имеющему за собой серьезные
основания, переводится словом «злоупотреблять». Но независимо от римского
текста, данное выше определение собственности — безусловно точно,
научно.

Что такое анархия?
633
Это — «справедливость» разбойников, делящих добычу. Все
современное право (законы) — это охрана «добычи» и указания,
как делить ее.
В разное время то одни, то другие вещи являлись вещами,
которыми было очень удобно и выгодно злоупотреблять.
Таким образом собственностью стало оружие, потом рабы, потом
земля, потом всевозможные средства производства, в том числе
фабрики и заводы со всем их оборудованием, а также и средства
потребления — дома, товары.
Для того, чтобы собственность — право злоупотребления
вещами, — могла существовать, необходимо не только породившее
ее насилие, но и насилие, мешающее прекратить это
злоупотребление. Современное государство — государство собственников
и насильников — организовало для поддержки собственности
разные учреждения непосредственного насилия — войско,
полицию, собрания законодателей и проч. Если бы насилие и его
учреждения перестали действовать, если бы угроза насилием
не тяготела бы над людьми, то собственность исчезла бы, очистив
место владению вещами.
Собственность на землю, на средства производства, перевоза
и торговли, на сдаваемые под квартиры дома и пр. в разумно
сложившемся общежитии заменится общим достоянием.
Общее достояние — институт обычного и договорного (в
анархическом понимании этих слов) права не имеет в существе своем
чего-либо общего с институтом собственности. Это, во-первых,
равное (для всех могущих и желающих) право пользоваться всеми
принадлежащими средствами производства при наличности равных
условий труда и, во-вторых, в своем полном развитии это — равное
для всех людей право пользоваться продуктами общественного труда.
Вещи, принадлежащие всем, тем самым никому в
отдельности не принадлежат. Это — ничьи вещи, как ничьим является,
например, воздух. <...>
Ничьи вещи будущего не имеют ничего общего с ничьими
вещами римского права, которые становятся собственностью
первого захватившего их человека. Важно как раз то, что никто
не может завладеть ими. Они — ничьи не потому, что их нельзя
захватить в собственность, а потому, что такого захвата не
допустит общежитие, общественное понимание справедливости.
Ничьими вещами нельзя злоупотреблять, как злоупотребляют
собственностью. Никто не сможет, раз средства производства

634
A.A. КАРЕЛИН
станут ничьими вещами, заставить платить за пользование ими.
Здесь немыслимо также пользование этими вещами одной
группой в ущерб другой группе лиц. <...>
Ничьи вещи — не отчуждаемы. Здесь немыслима
купля-продажа, заклад, аренда, отдача в обработку наемникам и прочее.
Немыслимы при учреждении ничьих вещей заработная плата, прибыль,
процент, арендная плата, гонорар. Мыслим только общественный
доход, равномерно распределяемый между членами общества.
Трудящийся будет, разумеется, пользоваться средствами
производства и только до тех пор, пока он ими пользуется, они
и принадлежат ему, но не как собственнику, а как
производителю, работающему при их посредстве. Ведь и современный
рабочий пользуется при работе чужой, не принадлежащей ему
на праве собственности машиной.
Если человек перестал работать, то есть пользоваться
средствами производства, при их посредстве может начать работать
всякий желающий. Труд при посредстве каких-либо средств
производства — при условии существования ничьих вещей —
не создает для трудящихся права собственности на них. Он дает
только право пользоваться ими как раз в течение того времени,
пока этот труд продолжается.
Более чем ясно, что в будущем обществе каждый будет
пользоваться всевозможными предметами непосредственного
потребления, не нанося таким пользованием ущерба другому,
не беря больше, когда другой получит, благодаря такому захвату,
меньше. <...>
XXIII
<...> Каждый коллектив людей организовался сам собою,
при взаимодействии окружающей его среды и его личного
состава. Новая техника появилась только тогда, когда этот коллектив,
в лице своих членов, был способен и создать ее, и пользоваться ею.
Для того, чтобы новая техника применялась, организаторы были
не нужны. Мало того, — эта новая техника не могла появиться
в коллективе, не способном пользоваться ею. И если коллектив
не способен применять какую-либо технику, «организаторы»
не могут научить его этому. <...>
Появление насильников-победителей и их, опиравшихся
на институты насилия, преемников — появление старшин,

Что такое анархия?
635
вождей, жрецов, рабовладельцев, феодалов, крепостников,
землевладельцев-помещиков, предпринимателей, правителей и пр.
и пр. — только помешало обществу организоваться
наивыгоднейшим для него образом, задержало его прогресс. Все эти лица
не были, как таковые, организаторами ни в деле производства,
ни в других отраслях полезной для человечества деятельности.
Они организовали только захват-насилие и его институты.
В области людских взаимоотношений всё ценное и полезное
было выработано не вождями, не организаторами всех видов,
а общежитием людей. <...>
Общежития людей не нуждались в этих называемых
организаторами насильниках. Они являлись чуждым, вредным,
паразитическим, хищным придатком к общежитию. Сложившийся
под их влиянием исторический процесс был вреден для
общежития и не является неизбежным. Основываясь на строго научных
данных, анархисты-коммунисты рассчитывают на творчество
масс, а не на обычную бестолковую и пагубную деятельность так
называемых вождей.
Все рассуждения о том, что переход к социалистическому
строю мыслим только при большей, чем теперь, концентрации
капиталов, при хроническом недостатке рынков для
капиталистической промышленности и пр. и пр., не имеет в своей основе
ни грамма науки, и их приходится считать отвергнутыми
гипотезами.
Еще более не обоснована вера в то, что какая-либо группа
правителей-организаторов может по своему желанию организовать
общество на желательных для них началах.
В историческом процессе, понимаемом так, как это изложено
немного выше, имеется место для большой революции. Ее
задача — выбросить из общежития организаторов-самозванцев,
а в сущности насильников, уничтожить, как ими созданные,
так и могущие возникнуть, пока только мыслимые, институты
насилия и дать человечеству организоваться на ему
свойственных началах.
XXIV
Громадной и пагубной ошибкой надо считать стремление
социал-демократов и коммунистов-государственников организовать
общество на социалистических началах посредством государства,

636
A.A. КАРЕЛИН
т. е. правителей, так как историческое учреждение нельзя
заставить работать по произволу.
♦ Нас, — пишет П. А. Кропоткин, — хотят уверить, несмотря
на неудачи, что старая машина, старый организм, медленно
вырабатывавшийся в течение хода истории, с целью убивать
свободу, порабощать личность, подыскивать для притеснения
законные основания, отуманивать человеческие умы, постепенно
приучая их к рабству мысли, — каким-то чудом вдруг окажется
пригодным для новой роли: вдруг явится и орудием, и рамками,
в которых создастся новая жизнь, водворится свобода и равенство
на экономическом основании, наступит пробуждение общества
и завоевание им будущего.
Какая нелепость! Какое непонимание истории! Чтобы дать
простор широкому росту социализма, нужно вполне перестроить все
общество, основанное на узко лавочническом индивидуализме.
Вопрос не только в том, чтобы, как иногда выражаются на
метафизическом языке, "возвратить рабочему целиком весь продукт
его труда", но в том, чтобы изменить самый характер отношений
между людьми, начиная с отношений отдельного обывателя
к какому-нибудь церковному старосте или начальнику станции
и кончая отношениями между различными ремеслами, городами
и областями. На всякой улице, во всякой деревушке, в каждой
группе людей, сгруппировавшейся около фабрики или железной
дороги, должен проснуться творческий, созидательный и
организационный дух для того, чтобы на фабрике и на железной дороге,
и в деревне, и в складе продуктов, и в потреблении, и
производстве, и в распределении всё перестроилось по новому. Все
отношения между личностью и человеческими группами должны будут
подвергнуться перестройке с того самого часа, когда мы решимся
дотронуться впервые до современной общественной организации,
до ее коммерческих или административные учреждений.
И вот эту-то гигантскую работу, требующую свободной
деятельности народного творчества, хотят втиснуть в рамки
государства, хотят ограничить пределами пирамидальной организации,
составляющей сущность государства! Из государства, самый
смысл существования которого заключается в подавлении
личности, в уничтожении всякой отдельной группировки, всякого
свободного творчества, в ненависти ко всякому личному почину
и в торжестве одной идеи (которая по необходимости должна
быть идеей посредственности), — из этого-то механизма хотят

Что такое анархия?
637
сделать орудие для выполнения гигантского превращения!
Целым общественным обновлением хотят управлять путем указов
и избирательного большинства! Какое ребячество!»
Всякое государство, хотя бы оно было и республикой с
социалистическим правительством во главе, придерживается
старинных вредных учреждений — власти и собственности.
Поэтому-то всякое государство консервативно. И современное
Российское государство укрепляет власть, хотя его правители
искренно говорят об анархизме, как о следующем этапе
освобождающегося человечества.
И современное государство именно потому, что оно
государство, сохраняет и не может не сохранить податную
эксплуатацию человека человеком. Оно сохраняет собственность
на средства производства и тогда, когда берет промышленные
заведения из рук частных предпринимателей в собственность
Российской республики. Казенные заводы казенными заводами
и останутся, отнюдь не являясь общенародным достоянием.
И современное государство своей опекой над подвластными
ослабляет самодеятельность, возбуждает ложные надежды, так
как переустройство общежития на вольных социалистических
началах посильно только миллионам голов и рук, а не
властелинам, всегда бессильным в деле творчества.
Тем не менее, простая справедливость требует отметить, что
государство коммунистов (большевиков) проявило себя в борьбе
со старыми, созданными дворянством и буржуазией формами
государства — разрушительной силой. Своей интенсивной борьбой
с буржуазией, проявившейся в устранении буржуазии от
принадлежавших ей орудий эксплуатации, оно расчистило до некоторой
степени дорогу трудящимся. Рядом революционных
мероприятий, неслыханных в истории государства, оно ослабило наиболее
стройного и вместе с тем наиболее мощного и беспощадного врага
рабочего класса — буржуазию. Для многих анархистов вполне
ясно, что с буржуазией и ее традициями, ее духом бороться не легче,
если не труднее, чем бороться с властными инстинктами.
XXVI
Анархисты-коммунисты отрицательно относятся к тем
проектам социалистического государства, которыми, хотя и изредка,
прельщают рабочих социал-демократы. Остановимся на этих про-

638
A.A. КАРЕЛИН
ектах в немногих словах, заметив, что коммунисты-большевики
организуют в России социалистическое государство, но смотрят
на него почти исключительно, как на машину для сломки
государства буржуазного типа, на место которого в более или менее
отдаленном будущем станет анархический строй общества.
Впрочем, нельзя не заметить, что Российское государство
большевиков отнюдь не воспитывало, а скорее подавляло в людях те
качества, которые необходимы для анархиста.
Социал-демократическое государство, по существу, ничем
не будет отличаться от современного государства: та же власть
и та же необходимость в этой власти.
Правительство необходимо там, где царит неравенство
дохода. Вот почему государство будет неизбежным и необходимым
в социал-демократическом обществе, не придерживающемся
равенства доходов. Государство присуще обществу социал-
демократическому в такой же степени, в какой несовместимо
с коммунистическим строем. <...>
Напрасно вместо слова «государство» подставляются слова:
«пролетариат, захвативший власть в свои руки.» <...>
Во всех случаях, когда социалисты-государственники
какой бы то ни было школы пытаются нарисовать или осуществить
свое «социалистическое государство», их фантазии и
«предвидение» не идут далее описаний строя государственного
капитализма, по недоразумению называемого социализмом.
XXVII
На страницах изданий большевиков-коммунистов и в речах
некоторых из них мы встречаемся с протестами против анархи-
стического строя, основанными на явном недоразумении. С одной
стороны, нам говорят, что анархисты являются сторонниками
маленьких, состоящих из немногих членов, коммун, что поэтому
в анархическом обществе не возможно крупное производство,
а, с другой, — нам говорят, что анархисты хотят декретировать
отмену государства. Так, например, в книге Бухарина
«Программа коммунистов-большевиков», изданной Российской
коммунистической партией (большевиков), мы читаем об анархизме
следующие странные слова:

Что такое анархия?
639
«Анархисты думают, что лучше всего, свободнее всего будет
житься людям тогда, когда они разобьют все производство по
маленьким трудовым обществам-коммунам. Набралась компания,
артель в 10 человек, по добровольному согласию — прекрасно.
Эти 10 человек начинают работу на свой страх и риск. В другом
месте возникла другая такая артель, в третьем — третья. А потом
эти артели начинают между собою входить в переговоры и
соглашения; одной не хватает одного, другой другого. Понемногу они
уговариваются между собой, заключают свободные договоры.
И вот все производство движется в этих маленьких коммунах.
Ведь анархическая коммуна — это не громадное сотрудничество
людей, а кучка, которая может насчитывать даже двух человек.
В Петербурге вот была такая группа «Союз пяти угнетенных».
По анархическому учению может быть союз и двух угнетенных.
Представьте себе теперь, что выйдет, если каждый пяток людей
или каждая двойка начнет самостоятельно реквизировать,
конфисковать и потом работать на свой страх и риск. В России
найдется около ста миллионов трудящегося населения. Если бы оно
образовало союзы «Пяти угнетенных», так в России оказалось бы
20 миллионов (а каждый миллион — это тысяча тысяч) таких
коммун. Можно себе вообразить, какое вавилонское
столпотворение стало бы, если бы эти 20 миллионов коммун начали бы
самостоятельно действовать».
Всё сказанное от начала до конца — сплошная ошибка. Ничему
похожему на сказанное анархизм не учит. Начнем с мелочи. В
петроградский «Союз пяти угнетенных» входило более пяти человек.
Под словами «Пять угнетенных» членами союза понималась не
наличность пяти человек, а наличность пяти громадных категорий
угнетенных: 1) рабочий класс, 2) угнетенные нации, 3) женщины,
4) дети, 5) личность. Вот какие обширные категории могли входить
в союз пяти угнетенных, о котором Бухарин упоминает в
доказательство того, что анархисты признают только маленькие коммуны.
Правда, у Штирнера мы встречаемся с указанием на союз
из двух человек, но выдавать учение Штирнера за учение
современного анархизма так же несерьезно, как выдавать какое-либо
из невозможных положений Сен-Симона за современное учение
социализма или утопию Кампанеллы за современное учение
коммунизма.
Кропоткин определенно говорит о величине анархических
общин и говорит нечто буквально противоположное словам Бухарина.

640
А. А. КАРЕЛ И Н
«Когда, — пишет он, — буржуазные газеты, желая быть
остроумными, советуют дать анархистам особый остров и предоставить
им там основать коммуну, то, пользуясь опытом прошлого, мы
ничего не имеем против этого предложения. Мы только
потребуем, чтобы этот остров был "Остров Франции" (провинция II de
France), в которой находится Париж, и чтобы нам отдали нашу
долю общественного богатства, сколько его придется на человека».
Таким образом, известный теоретик и учитель анархизма —
П. Кропоткин требует для основания анархической коммуны
два промышленных департамента Франции с городом Парижем,
в котором, считая и предместья, проживает около трех миллионов
человек. Еще яснее Кропоткин говорит следующими фразами:
«Один какой-нибудь город, если бы он ввел у себя
коммунистический строй, не распространивши его на соседние деревни,
встретил бы на своем пути очень большие трудности. Ввести
коммунистическую жизнь следовало бы сразу в известной области,
например, в целом американском штате Охайо или Айдахо, как
говорят наши американские друзья социалисты. И они правы.
Сделать первые шаги к осуществлению коммунизма надо будет
в довольно большой промышленной и земледельческой области,
а не отнюдь не в одном только городе».
Таким образом, маленькая анархическая коммуна
Бухарина в сущности — не коммуна, рекомендуемая анархистами,
а коммуна, о которой он для чего-то разговаривает, и именно
у Кропоткина мы встречаем указание на невозможность
организовать мелкие общины: «маленькая община не может долго
просуществовать», — писал он.
Современной анархической коммуной будет коммуна,
охватывающая весь земной шар, причем, чем больше коммуна, тем
лучше.
Анархисты, конечно, не думают декретировать отмену
государства. Декрет — это излюбленное орудие в руках
государственников и не может быть орудием анархистов. Государство
исчезнет вместе с исчезновением собственности; Исчезнет тогда,
когда люди убедятся, что власть правителей также не нужна, как
проявляемая жрецами и священниками власть мнимых богов.
Правда, Прудон говорил о декретировании отмены государства,
но ссылаться на слова Прудона, говоря об анархистах нашего
времени так же неуместно, как ссылаться на Кабе, говоря о
современных социалистах.

Что такое анархия?
641
Говорить, что анархисты требуют разрушения государства, что
они хотят смести его с лица земли, опять-таки нельзя. Эльцбахер
говорит по этому поводу: «Если это правильно, в таком случае
учения Бакунина, Кропоткина и все другие учения,
признаваемые за анархические, которые только предвидят устранение
государства, нужно счесть не анархическими».
Разногласие между коммунистами-большевиками и
анархистами-коммунистами лежит и в понимании роли революции.
В лице своих идеологов коммунисты-большевики
утверждают, что буржуазное государство может быть сметено ре-
волюцией'и сметено ею в России в наше время. Государство же
социалистическое умрет естественною смертью, само
упразднится за ненадобностью.
Мы вовсе не сторонники революционного насилия во что бы
то ни стало. Если государство, в силу каких-либо невыясненных
и нам неизвестных законов, отомрет, а не будет сброшено
революционным взрывом, то тем лучше.
Мы знаем, конечно, что революции не импровизируются,
не могут быть созданы по воле даже могучих организаций. Знаем,
что они вспыхивают под влиянием глубоких причин, из которых
важнейшей является энергия, накопленная народной массой
и не нашедшая себе исхода вне революции. Если потенциальная
энергия очень велика, если она не будет потрачена на свержение
государства старо-буржуазного типа, то ее стихийный взрыв
может снести и государство социалистическое. И вот этот взрыв
неизбежен в том случае, если ставшее ненужным государство не
догадается объявить себя ненужным учреждением и «отмереть».
Заметим еще раз, что государство социалистическое может
и отмереть, точнее, быть уничтоженным всенародным бойкотом,
о чем по отношению ко всякому государству мечтал анархист-
коммунист Л. Н. Толстой.
Таким образом, мы имеем перед собой две гипотезы, которые
сходны только в том, что государство считается временным,
подлежащим уничтожению учреждением.
Мы нередко встречаемся с ссылками на биологию с
указанием на то, что в природе нет скачков, что появление новых видов
происходит эволюционно, что поэтому и новый общественный
строй может быть результатом только эволюции.
Но не говоря о том, что биологические законы нельзя
переносить на социологические явления, заметим, что революции

642
A.A. КАРЕЛИН
в природе, поскольку дело идет хотя бы о появлении новых видов,
более чем часты. <...>
Невозможность революции, уничтожающей социалистическое
государство, до настоящего времени научно не доказана и
доказана, как кажется, не будет. Но, конечно, большая революция
ничего общего не имеет с попытками заменить насильственным
путем власть социалистов какой- либо иной властию.
Анархисты — против таких попыток. <...>
^5^

€=^
В. В. КРИВЕНЬКИЙ
Под черным знаменем: анархисты
Программные представления:
течения в российском анархизме
В годы первой российской революции в анархизме явственно
определились три основных направления: анархо-коммунизм,
анархо-синдикализм и анархо-индивидуализм с наличием у
каждого из них более мелких фракций. Названные направления были
достаточно обособлены друг от друга. Помимо различий
программных и тактических они имели собственные печатные органы,
определенные сферы социального влияния, регионы действий.
Такое положение в анархистском движении сложилось не
сразу. Накануне и в первые месяцы революции 1905 г. большинство
анархистских групп состояло из последователей теории П. А.
Кропоткина, анархистов-коммунистов (хлебовольцев).
Стратегические и тактические задачи хлебовольцев в революции были
намечены на их I съезде в Лондоне (декабрь 1904 г.). Целью действий
анархистов объявлялась «социальная революция, т. е. полное
уничтожение капитализма и государства и замена их
анархическим коммунизмом». Началом революции должна была явиться
«всеобщая стачка обездоленных как в городах, так и в деревнях».
Главными методами анархистской борьбы в России
провозглашались «восстание и прямое нападение как массовое, так и личное,
на угнетателей и эксплуататоров». Вопрос о применении личных
террористических актов должен был решаться только местными
жителями, в зависимости от конкретной ситуации.
Формой организации анархистов должно было быть
«добровольное соглашение личностей в группы и групп между собою».
На съезде Кропоткин впервые сформулировал идею о
необходимости создания в России отдельной и самостоятельной анархиче-

644
В. В. КРИВЕНЬКИЙ
ской партии. Хлебовольцы категорически отвергли возможность
сотрудничества и вхождения анархистов в другие революционные
партии в России, обусловив это неизбежной изменой
анархическим принципам. В числе наиболее серьезных противников ими
были названы социал-демократы.
На II съезде в Лондоне, состоявшемся 17-18 сентября 1906 г.,
вопросы стратегии и тактики хлебовольцев в революции получили
дальнейшее развитие и конкретизацию. Важнейшим документом
съезда была написанная Кропоткиным резолюция об
экономическом и политическом моменте в революции, в которой давалась
оценка и раскрывался характер революции, уточнялись задачи
анархистов. Кропоткин считал, что налицо «народная революция,
которая продлится несколько лет, низвергнет старый порядок
вообще и глубоко изменит все экономические отношения вместе с
политическим строем». Движущими силами революции назывались
городские рабочие и крестьяне, опередившие * революционеров
из имущих классов». В резолюции говорилось о том, что анархисты
вместе со всем русским народом борются против самодержавия,
и для них ставилась задача расширить эту борьбу и направить ее
♦одновременно против капитала и против государства». Такая
мера политического воздействия рабочих масс России, по мнению
Кропоткина, позволила бы им двигаться к полному освобождению,
делая это революционным путем: «Волю цари не дарят,
парламенты ее также не дают, ее надо брать самим».
В резолюции выражалось резко отрицательное отношение
анархистов к возможности работы в таких учреждениях, как
Государственная дума и Учредительное собрание: «В Думе нам
делать нечего. В лагерь правящих мы не пойдем. Давать наши
силы на дело созидания государственной силы мы не станем.
У нас есть своя работа». Из всех методов революционной борьбы
анархисты предпочитали немедленную и разрушительную работу
масс. В резолюции «Об актах личного и коллективного протеста»
(автор — В. И. Федоров-Забрежнев) участники съезда
подтвердили право анархистов на совершение террористических актов
лишь в целях самозащиты. Вместе с тем «идейные» анархисты
отвергли роль террора как средства для изменения
существующего строя, подчеркнув при этом, что его применяют в России
представители других партий. Резолюция «О грабеже и
экспроприации» предостерегала анархистов от излишнего увлечения
личными и групповыми «эксами» (т. е. экспроприациями) и со-

Под черным знаменем: анархисты
645
держала призыв «строго беречь нравственный облик, с которым
русский революционер всегда являлся перед русским народом».
В вопросах организации всячески поощрялись
самостоятельность и независимость в действиях анархистов. Что касается
всеобщей стачки, то, по мнению участников съезда, она и впредь
должна была оставаться «могучим средством борьбы» с
самодержавием и дополнять вооруженную борьбу народных масс с режимом.
Принципиальными для анархистов, действовавших в России, были
решения съезда о возможности вступать в рабочие союзы
беспартийного характера и самим создавать новые анархические союзы,
связанные с другими объединениями, той же отрасли труда. Был
принят документ, запрещавший анархистам заключать
соглашения о сотрудничестве (для борьбы с самодержавием) с партиями
революционной демократии и либеральной буржуазии.
Существенным для хлебовольцев был вопрос о будущем
обществе, созданном по модели анархо-коммунизма. Освобожденное
от пут царизма общество Кропоткин и его последователи
представляли как союз или федерацию вольных общин (коммун),
объединенных свободным договором, где личность, избавленная
от опеки государства, получит неограниченные возможности для
развития. Первоочередной задачей победившей революции анар-
хо-коммунисты считали экспроприацию всего, что служило
эксплуатации (земли, орудий производства и средств потребления,
«хотя бы в отдельных местностях и городах, где представится
возможным»). Считалось, что достигнутый максимум свободы
личности будет сопровождаться и максимумом экономического
расцвета общества в результате высшей производительности
свободного труда. Для планомерного развития экономики
Кропоткин предлагал децентрализовать промышленность, установить
прямой продуктообмен и интеграцию труда (обработку земли как
сельскими, так и городскими жителями, соединение умственного
и физического труда, введение производственно-технической
системы обучения). В аграрном вопросе Кропоткин и его
соратники считали необходимым передать всю землю, захваченную
в результате восстания (социальной революции), народу, тем,
кто сам ее обрабатывает, но не в личное владение, а общине.
Крупными идеологами и организаторами
«анархо-синдикализма» в России были Яков Исаевич Кирилловский (Д. И. Но-
вомирский), Борис Наумович Кричевский, Владимир
Александрович Поссе. Значительная часть сторонников этого течения

646
В. В. КРИВЕНЬКИЙ
воспитывалась на дискуссиях об отношении к синдикализму,
продолжавшихся из года в год на страницах анархистских
печатных органов различных направлений.
Д. И. Новомирский, возглавлявший в годы революции 1905-
1907 гг. организации синдикалистов в Одессе, в брошюрах
«Программа синдикального анархизма», «Манифест
Анархистов-Коммунистов», в уставе Всероссийского Союза Труда и программе
«Южно-Русской группы анархистов-синдикалистов»
последовательно изложил стратегию и тактику синдикалистов в России.
Основной целью своей деятельности синдикалисты считали
полное, всестороннее освобождение труда от всех форм эксплуатации
и власти и создание свободных профессиональных объединений
трудящихся как главной и высшей формы их организации. Из всех
видов борьбы синдикалисты признавали только непосредственную,
прямую борьбу рабочих с капиталом, а также бойкот, стачки,
уничтожение имущества (саботаж) и насилие над капиталистами.
Следование синдикалистским установкам логически привело
их защитников к выдвижению идеи «беспартийного рабочего
съезда» (ее подхватили меньшевики), к агитации за создание
общероссийской рабочей партии из «пролетариев независимо
от существующих партийных делений и взглядов». В первое
десятилетие XX в. в России были воплощены в жизнь интересные
идеи В. А. Поссе, выступавшего за создание особых рабочих
кооперативов для борьбы рабочего класса за свои профессиональные,
экономические интересы, минуя политические и вооруженные
методы борьбы с самодержавием.
В анархизме периода первой революции (и в последующие
годы) появляется такое направление, как анархо-индивидуализм
(индивидуалистический анархизм). Он был представлен
сторонниками взглядов А. А. Борового, О. Виконта, Н. Вронского,
взявших за основу своих построений абсолютную свободу
личности как «исходную точку и его конечный идеал».
Разновидностью анархо-индивидуализма был мистический
анархизм, который проповедовали талантливые представители
российской интеллигенции: поэты и писатели — С. М.
Городецкий, В. И. Иванов, Г. И. Чулков, Л. Шестов (Л. И. Шварцман),
К. Эрберг и др. Вариант индивидуалистического анархизма
представлял в России Лев Чёрный (псевдоним П. Д.
Турчанинова), опубликовавший книгу «Новое направление в анархизме:
ассоциационный анархизм» (1907) и назвавший свою концепцию

Под черным знаменем: анархисты
647
ассоциационным анархизмом. В его труде последовательно
излагались теории различных идеологов анархизма по вопросам
жизнедеятельности общества и государства, прежде всего П. Ж. Пру-
дона, М. Штирнера, американского анархиста В. Р. Туккэра
(Тэккера). Л. Чёрный высказывался за сочетание принципов
коллективизма и индивидуализма, выступал за создание
политической ассоциации производителей. Основным методом борьбы
с самодержавием он считал систематический террор.
К последователям индивидуалистического анархизма можно
отнести махаевцев (махаевистов), высказывавших враждебное
отношение к интеллигенции, власти и капиталу. Создателем и
теоретиком учения был польский революционер Я. В. Махайский (он
публиковался под псевдонимами А. Вольский, Махаев), а наиболее
известным из его последователей был Е. И. Лозинский (Е.
Устинов). Число представителей индивидуалистического анархизма
было невелико, но это не умаляет значение их теоретических
разработок для современников. Зачастую их действия и концепции,
опережавшие свое время, вызывали резкое неприятие и нелепые
обвинения, которые порой стоили жизни их авторам. Но в
конечном итоге все задумывалось и делалось во славу человеческой
личности и ее свободы, что не может не вызывать сочувствия сегодня.
В условиях революции 1905-1907 гг. в российском анархо-
коммунизме образовалось еще несколько течений. Среди них
выделялось движение анархистов-коммунистов (безначальцев),
возглавляли которое С. М. Романов (Бидбей) и Н. В. Дивногорский
(Петр Толстой). В основу этого мировоззрения были положены
проповедь террора и грабежей как способов борьбы с
самодержавием и нигилистическое отрицание всяких нравственных устоев
общества. Прорваться в «царство свободы» они мечтали путем
беспощадной «кровавой народной расправы» с власть имущими,
используя для этой цели «мятежные шайки »из безработных
и люмпен-пролетариев. Отдавая предпочтение тактике «прямого
действия» («эксам» и терактам), безначальцы выступали
категорически против различных видов борьбы рабочих масс за свои
требования, в том числе и против создания профсоюзов. В период
революции 1905-1907 гг. безначальцы не имели большого
числа сторонников, но в местностях, где существовали их группы
(Петербург, Москва, Киев, Тамбов, Минск, Варшава и др.), они
действовали весьма активно, особенно в выпуске печатных
изданий и изготовлении взрывчатых веществ.

648
В. В. КРИВЕНЬКИЙ
Осенью 1905 г. в анархо-коммунизме оформилось движение
анархистов-коммунистов (чёрнознаменцев). Организатором
и идеологом чернознаменства в России был И. С. Гроссман (Ро-
щин). Изданный им в Женеве в декабре 1905 г. единственный
номер газеты «Черное Знамя» дал название целому направлению
анархистов. В революции 1905-1907 гг. это течение анархической
мысли играло одну из ведущих ролей. Наиболее сильные группы
чёрнознаменцев действовали на северо-западе и юге России
(Белосток, Варшава, Вильно, Екатеринослав, Одесса). Социальную
базу течения составили отдельные представители
интеллигентской богемы, люмпен-пролетарии и некоторые рабочие,
занятые на маломощных, ремесленного типа предприятиях. Своей
главной задачей чернознаменцы считали создание широкого
массового анархического движения, установление прочной связи
со всеми направлениями анархизма. Чернознаменцы выступали
за активные действия и в процессе теоретической борьбы с хле-
бовольцами обосновали следующую программу: «Постоянные
партизанские выступления пролетарских масс, организация
безработных для экспроприации жизненных припасов, массовый
антибуржуазный террор и частные экспроприации».
В ходе боевых операций в конце 1905 г. чернознаменцы
раскололись на две группировки: безмотивных террористов во главе
с В. Лапидусом (Стригой) и анархистов-коммунистов. Безмотивные
террористы основной целью своей деятельности считали
организацию «безмотивного антибуржуазного террора» путем
индивидуальных покушений против представителей буржуазии не за какие-либо
определенные проступки (донос, провокаторство и т. д.), а
исключительно за принадлежность к классу «паразитов-эксплуататоров».
Подобную тактику действия чернознаменцы особенно рекомендовали
рабочему классу, полагая, что путем таких акций можно обострить
классовую борьбу против всех властвующих и угнетающих.
Сторонники анархистов-коммунистов, наоборот,
высказывались за сочетание антибуржуазной борьбы с серией частичных
восстаний, во имя провозглашения в городах и селах «временных
революционных коммун». Как «террористы», так и
«коммунисты» отрицательно относились к участию анархистов в
беспартийных профессиональных союзах, которые, по их мнению,
приучали рабочих к легализму и борьбе за минимальные требования.
Для большинства российских анархистов-коммунистов,
стремившихся к самоутверждению в боевой, разрушительной

Под черным знаменем: анархисты
649
деятельности, вопрос об отношении к профессиональному
движению трудящихся не являлся определяющим. Иначе считали
анархисты-синдикалисты, оформившиеся в 1905 г. в одно из
самостоятельных направлений анархизма.
«Шаг вперед, два шага назад»
Поражение революции выявило в российском анархическом
движении две разнохарактерные тенденции. Первая вела к его
полной гибели и самоуничтожению, вторая — поддерживала
слабые ростки консолидации и объединения и могла стать
шансом на спасение.
В первом случае речь идет о следующем. Некоторые
сторонники анархии, и ранее не особенно считавшиеся с
общепринятыми нормами поведения, вовсю развернули свою деятельность.
В анарходвижении в довольно большом количестве появились
заурядные шайки грабителей-налетчиков с экзотическими
названиями— «Анархисты-террористы», «КроваваяРука», «Лига
Красного Шнура», «Черные Вороны», «Мстители», «Ястреб»
и т. д. В то же время отдельные организации начинают поиски
выхода из тупика и вспоминают о постоянных призывах Петра
Кропоткина к единению анархических сил для борьбы с
режимом. Рождается идея созыва Всероссийского съезда анархистов.
Актуальность и своевременность решения данного вопроса
российские анархисты осознали на Международном анархическом
конгрессе в Амстердаме в августе 1907 г. На этом форуме Россию
представляли С. Воднева, Р. 3. Марголин, Каминский, Н. И. Му-
зиль (Рогдаев), В. И. Федоров-Забрежнев. Их выступления
и доклады были с огромным интересом выслушаны делегатами,
и в конце работы форума представители 27 государств Европы,
Азии, Африки и Америки приняли специальную резолюцию
«Об отношении к русской революции», подготовленную Рог-
даевым и Забрежневым. В документе содержалось обращение
к анархистам всех стран оказать «всевозможную материальную
и духовную поддержку» делу русской революции,
пропагандировались анархистские методы борьбы с самодержавием и
подчеркивалось общемировое значение революции, от исхода которой
зависело «ближайшее будущее мирового пролетариата».
В октябре — ноябре 1907 г. в России анархисты различных
групп, готовясь к Всероссийскому съезду, провели городские

650
В. В. КРИВЕНЬКИЙ
конференции. Наиболее крупная из них состоялась в Киеве
с участием анархистов из других городов. Интересно, что одним
из авторов итоговых документов этой встречи анархистов был
Дмитрий Богров, будущий убийца Петра Столыпина. Серьезные
шансы на созыв съезда в конце года имела и «Объединенная
Московская группа анархистов», но он был сорван из-за начавшихся
раздоров в анархистской среде.
Наступление реакции не прервало активных боевых
выступлений российских анархистов, но нанесло ощутимый урон
объединительным тенденциям. В 1908-1909 гг. в анарходвижении
продолжался процесс распада и самоликвидации организаций.
Если в 1908 г. действовало 108 групп анархистов в 83 населенных
пунктах страны, то в 1909 г. их насчитывалось уже 57 в 44
городах, в 1910 г. — только 34 группы в 30 пунктах, в 1911 г. — всего
21 организация, в 1912 г. — 12, в 1913 г. — 9 и накануне первой
мировой войны — лишь 7 групп. Таким образом, вопреки
утвердившимся в исторической литературе оценкам, в 1908-1913 гг.
анархистские организации не исчезли бесследно с политической
арены, хотя их число значительно уменьшилось.
Малочисленные организации сохранились в Белой Церкви, Киеве, Москве,
Петербурге, Одессе, Харбине и других городах; занимались они
лишь выпуском отдельных листовок и прокламаций. <...>
В 1910-1913 гг. на волне общего революционного подъема
в отдельных городах страны создаются подпольные
революционные кружки для изучения социалистической (в том числе
и анархистской) литературы. Один из первых кружков подобного
рода возник в конце 1911 г. среди студентов смоленского
землячества при Московском коммерческом институте. Члены этого
образования обоснованно считали, что «период терроризма уже
пройден и возвращение к нему бесполезно», и, выбрав за основу
своих воззрений синдикалистские установки в сочетании с
идеями кооперации, они занялись пропагандистской деятельностью
в Туле, Брянске, Смоленске, Кинешме. <...>
Первая мировая война привела к расколу в анархистской
среде. К оборонцам примкнул Кропоткин, призывавший к
войне «до конца германского милитаризма», ибо считал, что победа
Германии будет большой национальной катастрофой для России.
Ему противостояли анархисты-интернационалисты, осуждавшие
любые военные действия: И. С. Гроссман (Рощин), А. Ю. Ге,
А. М. Шапиро, Э. Гольдман, опиравшиеся на поддержку едино-

Под черным знаменем: анархисты
651
мышленников из других стран мира — Л. Бертони, Э. Малатеста,
Р. Роккера, Ф. Дамела-Ньювенгейса.
Русские патриоты приветствовали переход лидера
анархистов на их сторону и даже приезжали к нему «на поклон». Так,
например, его посетил лидер кадетской партии П. Н. Милюков.
Пока Кропоткин собирал дивиденды из своих публичных
выступлений, в России движение переживало весьма непростые
времена. В ряде городов имелись малочисленные организации
(из 4-18 человек), действовавшие в среде студентов, рабочих
различных профессий — кожевенников, печатников,
железнодорожников-и др. Самым большим их достижением было издание
прокламаций и устная агитация на предприятиях. Исключением
являлась работа «Северного союза анархистов» в Петрограде
(с 1914 г.), в который входили синдикалисты, коммунисты
и индивидуалисты, сумевшие общими усилиями выпустить два
номера гектографированного журнала «Анархист».
В 1915 г. анархистские организации имелись в восьми
городах страны, в конце следующего года их насчитывалось уже 15
(в семи населенных пунктах). Было заметно, что анархисты
нащупывали свои пути воздействия на массы, но их общее число,
вероятно, едва достигало 250-300 человек.
Февральская революция 1917 г. принесла обновление и
русскому анархизму. Вновь на арену политической борьбы вышли
анархо-коммунисты, индивидуалисты и сторонники анархо-
синдикализма. «Свои первые восторги, — писал известный
анархист Г. Б. Сандомирский, — анархисты слили с народом,
сбросившим с себя ярмо тирана. (Они) понесли свою проповедь
социальной революции в массы, которых... справедливо
желали предохранить от увлечения одной политической стороной
сложившегося переворота. Начертав на своем знамени "Хлеб
и Воля", они пошли вперед восставшего народа, неустанно
толкая его на путь полной эмансипации. Работы было непочатый
край...» По свидетельству анархиста А. Горелика, в это же
время «в массы полетели целые тучи криков, лозунгов, обещаний
и предостережений... Анархисты и большевики начали
овладевать движением и задавать тон».
Отчасти, наверное, так и было. Но представляется, что
анархисты не могли столь быстро восстановиться после потерь военных
лет. Их новоявленной агитации поддавались лишь наиболее
незрелые слои рабочих и солдат, а о практической работе в Москве

652
В. В. КРИВЕНЬКИИ
и Петрограде «долгое время ничего не было слышно». Происходил
процесс накопления сил.
Наконец, 13 марта 1917 г. силами членов семи анархистских
организаций в Москве была создана «Федерация анархических
групп», в которую вошли около 70 человек, в основном из
молодежной среды. В то же время роль главных идеологов и
организаторов движения в Москве и Петрограде продолжали играть
такие известные анархисты, как П. А. Аршинов, В. В. Бармаш,
А. А. Боровой, братья Абба и Владимир Гордины, И. Блейхман,
Д. Новомирский, Л. Чёрный, Г. Б. Сандомирский, А. А. Соло-
нович, Г. П. Максимов, В. С. Шатов, В. М. Эйхенбаум (Волин),
Е. 3. Ярчук. Разными путями они вернулись к революционной
деятельности: Аршинов вышел 1 марта 1917 г. из заключения
в Бутырках; Сандомирский и Чёрный прибыли из сибирской
каторги; Ярчук, Волин, Шатов, Новомирский возвратились в
Россию из эмиграции. 12 июня вернулся в Петроград из эмиграции
и Кропоткин, восторженно встреченный народом.
Учитывая прошлые болезненные удары, анархисты различных
направлений спешили определить свое отношение к
животрепещущим вопросам революции. Анархо-синдикалисты во главе
со своими лидерами — В. Волиным, Г. Максимовым и В. Шато-
вым — выступали за замену государства федерацией синдикатов,
захват фабрик и заводов рабочими коллективами и развернули
активную пропагандистскую деятельность. Вскоре под их
контролем оказались союзы металлистов, портовых рабочих,
булочников, отдельные фабрично-заводские комитеты. Их линия
на установление действительного рабочего контроля на
производстве была практически идентична позиции большевиков.
Разница в подходах казалась несущественной, но в ней-то и крылась
суть идейных различий: синдикалисты требовали строительства
и организации общества снизу вверх, а большевики — перехода
всех средств производства государству (центру), которое и
должно было распоряжаться ими от имени рабочих, что в конечном
итоге и случилось. В этом и состояло принципиальное различие
двух идеологий. Синдикалисты поздно разобрались в
тактических хитростях большевиков, но постепенно смогли избавиться
от стремления немедленного перехода к обществу анархии.
Верными своим стратегическим установкам на введение
безвластного, коммунистического общества остались анархисты-
коммунисты. Так, они сразу призвали массы к социальной рево-

Под черным знаменем: анархисты 653
люции, к свержению Временного правительства, а после создания
Совета рабочих и солдатских депутатов (в частности, в Петрограде)
стали добиваться допущения своих сторонников в данный орган
в качестве полноправных делегатов. Они выдвигали требования
«убийства старых министров» и «выдачи патронов и оружия... так
как революция не кончена». Предлагая немедленно ликвидировать
Временное правительство, анархисты-коммунисты указывали
на необходимость «положить конец империалистической войне».
Различным в среде анархистов оказалось отношение к
Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. 18-22 июля
1917 г. конференция анархистов юга России в Харькове признала
возможным вхождение сторонников анархии в Советы, но
исключительно с информационной целью. Категорически против
участия в Советах высказывались лишь анархисты-индивидуалисты.
Весьма важной представляется позиция по этому вопросу
Кропоткина: «Идея Советов, впервые выдвинутая в ходе революции
1905 г. и немедленно реализованная в феврале 1917 г., как только
пал царский режим, идея таких органов власти, контролирующих
политическую и экономическую жизнь, — величайшая идея. Она
неизбежно ведет к пониманию того, что эти Советы должны
объединить всех, кто на деле, своим собственным трудом участвует
в производстве национального богатства... » Теоретик анархизма
доказывал, что потеря власти Советами или их пассивная роль
в деле управления массами может привести к диктатуре партии.
В 1917 г., как и в первой революции, анархисты-коммунисты
отличались своими спонтанными, стихийными действиями,
нацеленными на подталкивание событий. Они выделялись во время
апрельского политического кризиса (19-21 апреля),
придерживаясь лозунгов немедленного свержения Временного
правительства; прославились захватом (в феврале), а затем и защитой
от правительственных войск (в июне) дачи бывшего царского
министра П. Н. Дурново; подготовкой стихийных выступлений
солдат 2-4 июля «с оружием в руках... для свержения 10
министров-капиталистов» и захвата фабрик и заводов. Определенной
заслугой анархистов-коммунистов можно считать выдвижение
ими уже в начале июля 1917 г. лозунга борьбы за создание
однородного социалистического правительства в России.
Июльский политический кризис 1917 г. закончился
поражением сил революции и частичным разгромом анархистских
организаций. В этот период на передний край борьбы вновь вышел

654
В. В. КРИВЕНЬКИЙ
Кропоткин. Его фигура привлекала внимание не только
революционеров, но и сторонников правительства, пытавшихся
использовать в своих целях авторитет великого ученого и мыслителя.
А. Ф. Керенский делал невероятные усилия, чтобы пригласить
Кропоткина войти во Временное правительство, предлагая ему
на выбор любой пост министра. Кропоткин отказался, ответив:
«Я считаю ремесло чистильщика сапог более честным и
полезным». Очевидно, результатом длительных размышлений стало
его участие в работе Государственного совещания в Москве 15
августа 1917 г. Консервативные круги вряд ли ожидали услышать
от теоретика анархизма проповедь идеи классового примирения
всех сил, «и правых, и левых», действовавших в революции.
На этом совещании он высказал предложение объявить страну
республикой. Возможно, это был умный, тактически хорошо
обдуманный ход политика, считавшего, что достичь царства
анархии можно будет лишь в условиях мира и демократии.
Но за претворение высказанного лидером анархистов
предложения еще предстояла борьба. Накануне октября 1917 г. они
были по-прежнему разобщены, хотя и имели на своей стороне
приверженцев из 40 организаций, разбросанных по стране.
Важным консолидирующим фактором для анархистов стало
появление новых газет — «Анархия» (Московской федерации А.-К.
групп) и «Буревестник» (орган петроградских анархистов), на
страницах которых звучали призывы к борьбе за идеалы анархизма.
6 ноября 1917 г. в «Анархии» был опубликован Манифест
Московской федерации анархических групп, ставший своего
рода программным документом, определившим задачи
анархистов на предстоящий период. В Манифесте отмечалось, что
сторонники анархии «первые пошли в бой на защиту революции
против власти капитала».
^Ч^

VII
РОЖДЁННЫЕ РЕВОЛЮЦИЕЙ:
ИНДИВИДУАЛИСТИЧЕСКИЙ,
МИСТИЧЕСКИЙ
И ДРУГИЕ НАПРАВЛЕНИЯ
РУССКОГО
ПОСТКЛАССИЧЕСКОГО
АНАРХИЗМА

€4^
И. Т. НАЗАРОВ
Абсолютный эволюционный анархизм
и свобода духа
Введение
Слово «анархизм» переводится как отрицание внешнего
авторитета, закона, власти.
<...> внешняя власть заботится о внешнем благополучии
человека. Но, параллельно с этой властью, есть другая власть,
стремящаяся дать человеку духовное совершенство: познание
самого себя (свое высшее «я») и уяснение своего отношения
к Первопричине всего — Богу. Эта власть образовалась из
внутреннего, бессознательного ощущения высшей силы,
находящейся в каждом человеке. Власть эта тоже выработала (своими
духовными гениями) известные законы, исполнение которых
ведет к самопознанию. Называется она религиею.
Первая власть есть власть гражданская, а вторая — власть
духовная <...>
Если пойдем путем власти, то, ввиду того, что власть
сосредоточивается в одном лице, можем прийти к злоупотреблению
ею, что гибельно отразится на народе; если — путем анархизма,
то можем прийти еще к худшему: полной гибели культуры.
Путь есть только один. Он покажется вначале странным и
невозможным для проведения его в жизнь.
Это — соединение обоих путей. Соединение, казалось бы,
несоединимых понятий: признавание власти и, одновременно,
отрицание ее.
Противоречие это разрешается так: безусловное признавание
и исполнение принципов власти, но отрицание людей, стоящих
у власти, если они требуют действий, несогласных с законами
(духовными и гражданскими). По мере же духовного совершен-

658
И. Т. НАЗАРОВ
ствования человека, для него перестают быть нужными и эти
законы: он уже становится выше их. Его отрицание законов
не выразится в нарушении их.
Путь этот назовем абсолютным эволюционным
индивидуальным анархизмом. Он должен привести опять волю человека к
контакту с космической Волей, чтобы приобрести высшую власть, —
власть высшего своего «я», при отрицании всех других властей.
Прежде человек был в контакте с космической Волей, но
бессознательно, теперь же задача его заключается в том, чтобы быть
опять в контакте с Нею, но уже при участии сознания.
Достичь того, чтобы быть сознательно в контакте с
космической Волей, — вот вся цель жизни человека на земле.
Стремления человечества к прогрессу, во всех его видах, суть
только различные бессознательные пути к этой цели.
Нужно выбрать только путь кратчайший и вернейший. Этот
путь существует, и называется он абсолютным эволюционным
индивидуальным анархизмом по одной терминологии, а по
другой — стремлением к свободе духа.
Все другие пути этот анархизм отрицает, как отклоняющиеся
от главной цели — выявления своего высшего «я» (свобода духа).
Абсолютный эволюционный индивидуальный
АНАРХИЗМ
Анархизм — отрицание внешнего авторитета, закона, власти.
Абсолютный — безусловный, неограниченный.
Эволюционный — подверженный постепенному развитию,
постепенному совершенству, естественному движению, росту.
Индивидуальный — исключительно свойственный чему-либо,
личный, отдельный.
Идеал человека — свобода его духа.
Абсолютный эволюционный индивидуальный анархизм
ведет человека к свободе духа. Поэтому всякая власть, внешняя
и внутренняя, мешающая человеку стремиться к достижению
свободы духа, — отрицается им.
Анархизм должен быть абсолютным, потому что он отрицает
не только внешнюю власть, но и власть внутреннюю.

Абсолютный эволюционный анархизм и свобода духа
659
Эволюционным анархизм назван потому, что он не
причиняет никаких и никому насилий для достижения своих целей,
а предоставляет этим целям выявиться самим, обязывая
человека производить насилие только над своими личными
недостатками (упраздняя их). Благодаря этому последнему (насилию
над своими недостатками), анархизм еще получает название
индивидуального.
Итак, под абсолютным эволюционным индивидуальным
анархизмом следует подразумевать действия воли, ведущие человека
к свободе духа (осознание своего высшего «я»), при достижении
которой oh поймет, наконец, что такое истина*. Одним же
усилием интеллекта (философия), человек никогда не может понять
абсолютную истину: она всегда будет относительна, другими
словами — это не будет истина.
Только при таком состоянии сознания (абсолютный
эволюционный индивидуальный анархизм), человечество и может быть
истинно свободным и создаст идеальную жизнь на земле.)
Всякое же насильственные (только внешние) способы
достижения свободы дадут только суррогат свободы.
Л. Н. Толстой в своей брошюре «К политическим деятелям»
говорит об этом следующее:
«Для того, чтобы люди могли жить общею жизнью, не
угнетая одни других, нужны не учреждения, поддерживаемые
силою, а такое нравственное состояние людей, при котором люди,
по внутреннему убеждению, а не по принуждению, поступали
с другими так, как они хотят, чтобы поступали с ними».
Каждый человек обязан быть последователем абсолютная
эволюционного индивидуального анархизма, независимо от его
религии, национальности и проч., но последователем
практическим, т. е. он должен немедленно проводить этот анархизм
в жизнь, а не ограничиваться только тем, чтобы принципиально
быть согласным с ним.
Может быть у некоторых лиц явится вопрос: почему я называю
обыкновенное моральное совершенство анархизмом?
* Абсолютный эволюционный индивидуальный анархизм можно еще
определить как особый метод самодисциплины для достижения познания своего
высшего «я».

660
И. Т. НАЗАРОВ
Исключительно для того, чтобы указать истинный источник,
откуда зародилось учение анархизма, извращенное впоследствии
политическими деятелями, отделившими политическую науку
от науки моральной и желающими достигнуть не свободы духа,
достигаемой только личным моральным
самосовершенствованием, а свободы действий, не учитывая неподготовленность масс
в моральной самодисциплине. Такое достижение свободы даст
свободу не духу (высшему «я»), а страстям, что опять вызовет
в политических вождях необходимость учреждения власти,
как бы ее ни называли: республиканской,
конституционно-монархической или иной. <...>
Поэтому всякая власть хороша, если у нее есть идеал
совершенства души народа и проведение этого идеала в жизнь: общее
культурное развитие. По мере духовного совершенствования
народа, и власть будет постепенно исчезать и наступит время, когда
всякая власть будет бессмысленна для духовно-просвещенного
народа так же, как бессмыслен будет, например, закон о
наказании вора для честного человека: будет ли этот закон существовать
или нет, — он не касается честного человека. <...>
Революция допустима с точки зрения абсолютного
эволюционного индивидуального анархизма, но только при
вышеуказанных условиях: учитывая моральный уровень народа, вожди
революции проводят и соответствующее принципы дисциплины.
Это не будет противоречить абсолютному эволюционному
индивидуальному анархизму так же, как не противоречат действия
хирурга по отношению к больному.
Итак, кто же может быть последователем абсолютного
эволюционного индивидуального анархизма? — Каждый желающий
совершенствоваться морально не только для своего
совершенства, но и для совершенства своего народа, более того — всего
человечества. <...>
Последователи социального учения называют Христа
социалистом, проповедовавшим социальные идеи. Это неверно.
Они к внешним проявлениям учения Христа пристегнули свои
социальные теории*. Его можно скорее назвать анархистом (аб-
Такое пристегивание в последнее время замечается у некоторых
оккультистов, которые оккультными теориями стараются «оправдать» учение

Абсолютный эволюционный анархизм и свобода духа 661
сол. эвол. индив.). Но и это не совсем верно: анархизм есть путь
к истине; Христос же есть сама истина. Ввиду того, что Христос
сказал, что Он есть путь и истина, то условно Его можно назвать
анархистом.
Всякая социальная теория, не ставящая в основание духовного
совершенства, есть растение без корня. Прав был Шелли, говоря:
«Самой губительной ошибкой, которая когда-либо была сделана
в мире, было отделение политической науки от нравственной».
Итак, только проведение в жизнь абсолютного эволюционного
индивидуального анархизма и может дать истинный прогресс
человечеству. Кроме личного совершенства в анархизме,
конечно, должно пропагандировать его и устно, и печатно. Но пусть
не забудут апостолы этого анархизма, что прежде чем выступать
с проповедью другим, они должны сами применять его на себе
практически.
е^э
Христа, забывая самое главное, именно, что Христос пришел на землю
дать людям новое учение или, точнее, новую жизнь, благодаря которой
человечество только и может познать, что такое истина. Это новое учение,
по своей простоте и совершенству, исключает все предыдущие учения —
громоздкие и несовершенные. В числе этих последних находится, конечно,
оккультизм и другие подобные учения. Учение Христа — это есть особое
состояние сознания человека, освобождающее его от всяких условностей
и законов (анархизм). Достигается это состояние сознания развитием
в человеке трех элементов мудрости Божией: веры, надежды и любви (см.
1 Кор 13: 1-13).

€^
В. И. ЗАБРЕЖНЕВ
Проповедники
индивидуалистического анархизма в России
(Доклад Амстердамскому конгрессу
анархистов-коммунистов, состоявшемуся
24-31 августа 1907 года)
Бурный 1905 год вынес в России наружу многое из того, что
раньше было скрыто глубоко в подполье. Фактическое
осуществление захватным порядком свободы слова и печати совершенно
упразднило, — вплоть до подавления Московского восстания1,
понятие о нелегальной литературе. Книги, брошюры и газеты,
за нахождение которых при обыске еще так недавно
грозила бы тюрьма и ссылка, долгое время невозбранно красовались
в витринах книжных магазинов. Краткий период «свобод»
с лихорадочной поспешностью был использован для издания
бесчисленных произведений бунтовской мысли, всевозможных
оттенков и направлений.
До последнего времени в русском нелегальном мире
господствовали социалисты-государственники, монополизировав
контрабандные пути для провоза своих заграничных изданий
и всячески препятствуя проникновенно в Россию анархической
литературы. <...>
Знакомство же с анархизмом в чистом виде оставалось
достоянием очень незначительного круга лиц, — преимущественно
интеллигентной молодежи, — познакомившихся с ними или по
библиографически редкой нелегальной литературе 70 — х годов — (наследие
«бакунистов», каковыми была большая часть
«народников-пропагандистов») или за границей. Громадное же большинство русской
читающей и мыслящей публики и не подозревало о существовании
анархизма, как целостного миросозерцания.
Лишь за последние 5-6 лет началась подпольная пропаганда
анархистов-коммунистов среди рабочего — главным образом

Проповедники индивидуалистического анархизма в России 663
еврейского населения западной России. Работа первых
анархических групп центральной России ведет свое начало с весны
того же 1905 года.
В силу специально российских условий, русская учащаяся
молодежь и вообще русская интеллигенция, даже стоящая в
стороне от революционного движения, имеет более или менее
непосредственные связи с крайними революционными элементами.
Новое течение в революционной среде не могло пройти
незамеченным ею даже раньше открытых выступлений анархических
групп, не могло не привлечь внимания и не побудить к знакомству
с контрабандной литературой этого течения.
Наступившая скоро эра свободы печатного слова
способствовала этому знакомству. В интеллигентской среде развелось
множество «анархистов».
В то время, как идеи анархического коммунизма усваивались
главным образом рабочими и активно-революционной
молодежью, либеральной интеллигенции, стоящей в стороне от
революции, больше всего по душе пришелся, конечно, Штирнер с его
путано противоречивой и допускающей самые произвольные
выводы «теорией».
На почве штирнерства выросли анархисты-индивидуалисты,
анархисты-мистики, декаденты и... эротоманы.
Мы ограничимся здесь рассмотрением русского анархического
индивидуализма в лице двух его литературных представителей:
Алексея Борового и О. Виконта.
•к "к "к
А. Боровой, юрист, приват-доцент, автор книжки:
«Общественные идеалы человечества. Либерализм, социализм, анархизм»
(Изд. «Идея» Москва 1906 г.) и двух предисловий к русским
изданиям: Макаевских «анархистов» и книжки A. Hamon'a
«Социализм и анархизм». Этим предисловиям он, по-видимому,
придает также «теоретическое» значение, делая перекрестные
ссылки на них. Поэтому и мы примем их во внимание при
рассмотрении его взглядов.
«Индивидуалистический анархизм, говорит г. Боровой в
предисловии к Маккеевским "Анархистам", есть единственное,
последовательно-продуманное анархистическое миросозерцание»...
«он не знает ничего над личностью и вне личности. Свобода
личности — его исходная точка и его конечный идеал».

664
В. И. ЗАБРЕЖНЕВ
♦ Только индивидуалистический анархизм является строго
индивидуалистической доктриной, только у него общество
обращается в абстракцию, которая не может более давить
человеческую личность, только у него абсолютное самоопределение
личности перестает быть соблазнительным словом и
превращается в трезвый жизненный принцип», (пред. к «Анархистам»
Изд. Логос М., 1907 стр. V)
В своей книжке «Общественные идеалы человечества» он
признает, однако, что индивидуалистический анархизм не только
допускает право, как результат соглашения общины, но и
угрожает серьезными наказаниями тем, кто попытается нарушить
такую правовую норму. <...>
Позиция, занятая автором по отношению к анархическому
коммунизму такова: «...Коммунистический анархизм...
заключает в себе неизбежно глубокое внутреннее противоречие.
Выдвигая (?) на своем знамени автономию личности, он своим
признанием общей воли, правовых норм и общинного начала,
отдает ее в жертву принципу большинства (?). Такой анархизм
не заключает в себе ничего индивидуалистического и, отвергая
политическую зависимость, он мирится с другой, не менее страшной
зависимостью, зависимостью социальной... Коммунистический
анархизм... является лишь наиболее крайним выражением
социалистической мысли», (пред. к «Анархистам» стр. V).
«Коммунистический анархизм прежде всего не есть
индивидуализм» («Общ. идеалы» стр. 59).
«Всё учение анархистов-коммунистов представляет из себя
компромисс между стремлением к абсолютной свободе индивида
и теми ограничениями, которые необходимо налагает всякая
социальная жизнь». (Общ. ид. чел — ва. стр. 62). <...>
Итак, к коммунистическому анархизму автор относится
отрицательно. Но и в индивидуалистическом анархизме, несмотря
на его восхваление, он видит некоторый недостаток. Особенно
отчетливо это выражено в следующих строках:
«Более продуманным и законченным (чем коммунистический
анархизм) представляется нам анархический индивидуализм,
но и он, вопреки своему названию, не может быть назван
торжеством индивидуалистической идеи». (Общ. ид. ч — ва. стр. 65).
Какой же корректив предлагает автор со своей стороны, чем
думает он пополнить «убогое нищенство тех средств, которыми
он (анархизм) пытается провести свою программу в жизнь»? Чем

Проповедники индивидуалистического анархизма в России 665
обогатит он теоретиков, «называющих себя эволюционистами,
в сущности остающихся утопистами добрых старых времен,
экономические построения и положения которых, несмотря
на кажущуюся серьезность, постоянно сбиваются на старый
лад»? (там же стр. 67-68) Не собирается ли г. Боровой, так
восхищающийся «грандиозной задачей, выполненной Марксом
по отношению к социализму», его «гигантским синтезом
социалистической мысли», не собирается ли сам он сыграть роль
нового Маркса — творца, о пришествии которого для анархизма
он так страстно взывает?
В своей книжке «Обществ, идеалы человечества» он делает
пока «попытку решения капитальной проблемы анархизма,
заранее опуская все мелочи и детали, намечая только основные
тенденции, которые должны осветить наш путь» (стр. 70).
«Задача, подлежащая нашему решению, говорит он,
представляется в следующем виде: каким образом можно осуществить
абсолютную свободу индивида, не прекращая общественной
жизни?»
«Абсолютная свобода индивида, понимаемая в смысле полной
независимости от внешних человеческих установлений, —
невозможна в социальной жизни... социальная жизнь есть внешним
образом упорядоченная совместная жизнь людей», (стр. 70-71).
«Всякий внешний порядок есть предположение известной
организации, но всякая организация, как общественный
принудительный момент, является антиномией по отношению к свободе
личности. Таким образом основной идеал анархизма и социальная
жизнь суть две непримиримые противоположности», (стр. 72).
Приходя к заключению, что всякий внешний распорядок или
регулирование сосуществования людей обусловлен
исключительно хозяйственными целями, автор ищет спасения в прогрессе
техники. <...>
Признавая затем непоколебленным, несмотря на
всевозможные критики, «закон глубочайшего знатока хозяйственной
истории нового времени Маркса», закон концентрации капиталов
для фабрично-заводской промышленности и, стараясь доказать
материальные преимущества крупных механических двигателей
перед мелкими, автор заключает, что «время анархистическои
революции еще не пришло».
«Всякий последовательный анархист должен не бороться
против надвигающегося социалистического строя, а наоборот,

666
В. И. ЗАБРЕЖНЕВ
жаждать его приближения, ускорить его наступление, чтобы
покончить с ним, когда он достаточно разовьется, одним взмахом
(!)».(стр. 88).
«Современные анархисты говорят о каком-то безумном, надор-
ганическом скачке в царство свободы, между тем как необходим
социалистический строй 1) — как стадия технико-экономической
подготовки, 2) — как стадия подготовки психологической»,
(стр. 89).
«Социалистический строй, говорит он дальше, есть, конечно,
самая совершенная форма экономической жизни». Он-то
подготовит мощное развитие технического прогресса, и, вместе
с темь, демократизирует приобретения культуры, «воспитает
экономически универсального человека. А факт ужасающих
бедствий, нищеты и голодовок и затем телесного насыщения
в социалистическом строе, подготовить психологическую
основу для восстания неслыханно исстрадавшегося в свою очередь
духа в этом строе. В результате получится царство истинной
свободы — анархизм».
«Все настоящие попытки на индивидуалистическое
самоопределение заранее осуждены на бесплодие; это заблуждение. Это
гордый дух в бренном теле.» (стр. 92) В анархистическом строе
личность станет богом, штирнеровским «я».
«Тот, кто исповедует подобное миросозерцание, говорит г.
Боровой в заключение, обречен на борьбу. Перед ним открывается
бесконечное поприще! Пусть голос его неумолчно звучит о
негодности политических форм, о безнравственности принципа
власти.» (стр. 93)
Таков этот новый проповедник царствия божия в далеком
будущем и словесной борьбы с существующим злом. Таков этот гордый,
независимый дух, который не в силах примириться с малейшим
намеком на подчинение личности в анархическо-коммунистиче-
ском строе и жаждущим всеми силами своей души скорейшего
наступления социалистического рабства. Конечно, не за себя он
скорбит и болеет, а за «бедного исстрадавшегося, обездоленного
пролетария», который в благодарность за такую чуткость к своим
интересам, должен идти на страдания, смерть (стр. 93. общ. ид.
ч-ва) для доставления ему социалистического рая.
Знакомое явление! Но вся шумиха громких фраз не обманет,
конечно, того, кто лично заинтересован в уничтожении всякого
экономического и политического гнета.

Проповедники индивидуалистического анархизма в России 667
Оставляя в стороне всю, так сказать, классовую подоплеку
подобных теоретических построений, мы хотим выяснить лишь
их принципиальную обоснованность и последовательность и
потому займемся изложением взглядов другого русского
представителя этого течения.
О. Виконт, тоже юрист, редактирует журнал
«Индивидуалист» . Много любопытного могли бы извлечь мы из этого
журнала, но, к сожалению, не имеем его под руками. Мы ограничимся
поэтому брошюрой: О. Виконт «Анархический индивидуализм»
Москва, 1906 с эпиграфом: «Ты индивид и потому должен быть
самобытен и силен».
Под анархизмом, по словам автора, надо понимать глубокое
учение, целостное мировоззрение как на окружающую природу,
так и на природу самого человека и на будущую совершенную
общественную жизнь его. Поэтому слово анархизм, указывающее
лишь на отрицательную часть этого учения, не достаточно. Для
того чтобы, не упуская из вида отрицания власти, выразить и
положительный идеал, лучше подходит термин «анархический
индивидуализм» или просто «индивидуализм». Главный предрассудок,
мешающий осуществлению идеалов анархизма на земле — идея
бога, порождение невежества и вместе с ним она должна исчезнуть.
Из идеи бога вытекает идея власти вообще, всякой власти,
основой которой является та или иная общественная организация.
Бог и власть — два главных предрассудка, мешающих человеку
быть вполне свободным.
«В борьбе с этими предрассудками, в разрушении их,
заключается сущность деятельности представителей анархического
индивидуализма.» (стр. 23).
Миросозерцание анархического индивидуализма сводится
к следующему:
«Человек — высшее творение (из?) всего живого, сущего,
совокупность всего разумного. Все, что вокруг человека, должно
принадлежать ему единственно, а не какой-нибудь фикции, —
напр., обществу.» «Но я, прежде всего, живое существо,
личность, индивид. У меня свои собственные особенности. Эти
особенности — всё, что единственно ценное во мне. Их я должен
сохранить во что бы то ни стало, а не отшлифовывать для
пригодности к данной форме человеческого общежития». (стр. 24).
...«Всеми моими действиями руководит мое личное благо».
«Мы требуем полной свободы человеку, только при ней чело-

668
В. И. ЗАБРЕЖНЕВ
веческая личность может развиться во всю ширь и глубь своей
оригинальной индивидуальности», (стр. 25).
Но... «мы этим не отстраняем общения людей между собой.
Анархический индивидуализм отрицает только всякую
организацию, на которую опирается принудительная власть». «Но
тогда индивидуалистические идеалы перестанут быть идеалами
и осуществятся на земле, люди будут пользоваться услугами себе
подобных, быть может, не менее, чем теперь. Только оказывать
эти услуги станут не отдельные и постоянные организации. Люди
будут соединять свои силы каждый раз, когда в этом встретится
надобность. Не организовываться, но соединиться», (стр. 26).
Приведут к торжеству индивидуализма два фактора: 1) —
умственный и технический прогресс и 2) — все большее и большее
усовершенствование форм человеческого общежития.
Технический прогресс сведет до minimum'a борьбу за
существование отдельного человека и доставить ему maximum комфорта.
Общественный прогресс проведет человека через различные
политические и экономические формы жизни, через социализм,
и приведет к возмущению порабощенного духа человеческого.
«Раз это торжество (идеалов индивидуализма) рано или
поздно наступит, то что же делать нам, живым людям, в каждый
отдельный период прогресса человечества? Что делать мне?» —
спрашивает автор. И отвечает: «Я буду жить и наслаждаться
жизнью. Но, чтобы наслаждаться, я должен быть прежде всего
самостоятельным, т. е. оставаться при своих особенностях и,
затем, сильным, иначе — развить свои особенности до последних
пределов их развития, и ничто не должно стоять мне поперек
дороги. Если ты помешаешь мне — я столкну тебя в бездну. Если
я, больной и измученный, мешаю тебе взойти на гору — брось
меня. Пусть я издохну. По ту же сторону моей жизни — ничего
нет. Итак, живи, но будь самобытен и силен. И разве тогда ты
не сможешь способствовать прогрессу человечества? Разве тогда
не будешь в состоянии применить все виды пропаганды, начиная
с убедительного слова, вплоть до сокрушения ребер
"человеческих"? Итак, живи, проповедуй и действуй», (стр. 32).
Мы нарочно целиком привели эти заключительные строки,
как образец словоблудия по ницшеанскому подобию.
-к -к -к

Проповедники индивидуалистического анархизма в России 669
Мы видим, что в основных положениях русские представители
анархического индивидуализма являются верными
подражателями своих западноевропейских учителей.
И Штирнер, и Туккер кладут в основу своего учета
самодовлеющую личность и ее благо. Они называют себя, поэтому,
эгоистами. Штирнеровский «Единственный» стремится утвердить свою
исключительную самоценность, свою самобытность. Он отрицает
«всё, что не я». Ко всему он относится с «потребительной» точки
зрения. «Мы стоим друг к другу, говорит Штирнер, — в
отношении пригодности, полезности, прибыли».
Но едва" он спускается с заоблачной абстракции на
грешную землю, где все гораздо сложнее, и обращает свой взгляд
на живого человека, — этому понятию «прибыли» он вынужден
придать более широкое толкование и от отрицания приходить
к признанию многого, «что не я». Ради собственного счастья он,
оказывается, «любит людей и не только некоторых, но всякого
человека», «он сочувствует каждому чувствующему существу»,
радуется его радостями и страдает его страданиями; «готов
отказывать себе во многом, лишь бы доставить ему удовольствие;
я готов пожертвовать ему всем, что для меня, за
исключением его, всего дороже: моей жизнью, моим благосостоянием,
моей свободой». «Но моим я, оговаривается Штирнер, самим
собой, я не могу пожертвовать ему; я остаюсь эгоистом и буду
"потреблять" его». После только что сказанного оговорка эта
звучит не слишком страшно, и мы не будем спорить о том,
«потребляет» ли эгоист другого, жертвуя ему жизнью, или сам
потребляется им.
Таково первое противоречие между абстрактным штирнеров-
ским эгоистом и его реальным воплощением.
От «потребительной» точки зрения на ближнего ему
приходится еще не раз отступать в дальнейшем изложении. <...>
Наконец, даже сильная личность не может существовать
изолированно. Это невыгодно для нее и материально, и духовно.
Но ведь против общества и общественности Штирнер выступает
самым беспощадным образом... Он думает выпутаться, придумав
«союз эгоистов». «Союз, уверяет он, не общество. Общество,
это — закристаллизованный союз, это труп союза». Разрешив,
казалось бы, таким образом, затруднение, Штирнер, однако,
с горечью признается, что и его союз не может существовать
без того, чтобы свобода личности не была стеснена... Проблема

670
В. И. ЗАБРЕЖНЕВ
абсолютно свободной и самобытной личности остается
неразрешенной... и не разрешимой вне области абстракции.
Тукер, с самого начала признающий, что общественность тесно
связана с жизнью личности, во имя этой самой общественности
допускает такие ограничения свободы личности, что, как мы
видели, вызывает даже неудовольствие своих последователей.
Г. Боровой сурово порицает и упрекает своих учителей, в
непоследовательности. Сам он мечтает при помощи технического
прогресса поставить личность вне всякой зависимости от общества.
Что Штирнеру и Тукеру не удается последовательно провести
свою основную точку зрения — это верно. Но является ли г.
Боровой последовательным индивидуалистом? Заключается ли
последовательный индивидуализм в абсолютном выделении
и изолировании индивида?*
Чтобы ответить на этот вопрос, надо покинуть область
метафизики и перейти к точному определению того, что же такое,
наконец, человеческий индивид?
Индивид, буквально, значит неделимое. Это элемент, это самая
мельчайшая, самая простейшая частица субстанции, обладающей
всеми ее свойствами. В химии, напр., такой частицей будет атом
химического элемента**. <...>
Каковы же непременные свойства «неделимого»
человеческого вида?
Ему присущи и в нем ярче всего проявляются те свойства,
тенденция которых намечалась и развертывалась на предшествовавших
ступенях эволюции. Они и лишь они своим дальнейшим развитием
ведут его «всё вперед и выше», благодаря им «человек (по удачному
выражению Ницше) это — великая возможность», в то время как
другие свойства его — рудименты животного мира — выводят
особей, обладающих только ими, из колеи биологического прогресса.
* * *
<...> Совокупное и гармоничное развитие есть идеал человека,
идеал человеческой личности. Это — та «великая возможность»,
или, что то же, — та великая потребность, которая будет осу-
* Если даже допустить фактическую возможность этого и оставить в стороне
вопрос о процессе и способах созидания «машин-освободителей».
* Atom — по-гречески индивид — по-латински значит одно и то же —
неделимое.

Проповедники индивидуалистического анархизма в России 671
ществлена вполне лишь при отсутствии всякого экономического
и политического гнета.
Каковы же эти «чисто человеческие» свойства, отличающие
типичного представителя вида Homo Sapiens от недоразвитого
экземпляра этого же вида?
Разумеется, они не связаны с внешне-анатомическими
характерными особенностями его, присущими человеку от рождения,
на основании которых не всегда отличишь даже идиота от
нормального развитого человека.
Главное отличие человека, достойного этого имени, от
животных и 6т анормальных отклонений — богатство и тонкость
психики, отличие лишь в самых общих чертах, пока доступное
констатированию на секционном столе, но дающее нам знать
о себе по своим проявлениям.
Развитие же и совершенствование психики человека требует
специальных условий — общественности, среды себе подобных.
Наличность этих условий уже на низших ступенях эволюции,
привела к громадному повышению интеллекта. Новым, важным
импульсом к этой общественности является у человека
способность к членораздельной речи (продукт приватной эволюции)
и усложнению мышления, вытекающему из нее.
<...> Вне общества себе подобных, вне тесной и постоянной
взаимной связи человек фактически не в состоянии развернуть
во всей ее полноте свою человеческую личность.
Таким образом, вопреки уверениям
анархистов-индивидуалистов, русских и европейских, — общественность не только
не ограничивает личность, но есть непременное условие ее
полного и всестороннего развития. Основной идеал анархизма
и социальная жизнь не две непримиримые противоположности,
а понятия соподчинённые.
Общественность у животных, в том числе и у человека,
вызывает неизбежно дальнейшее развитие «общественных
инстинктов» — взаимопомощи, взаимного дружелюбия и поддержки, —
вплоть до сознательного выражения их — солидарности,
непременного залога успеха в борьбе с неблагоприятными явлениями
природы или уклонениями усложнившейся общественной жизни
в сторону от идеала общежития — свободного существования.
Еще Ламарк отметил важную роль этих факторов в
переживании тех или иных видов. Дарвинизм, особенно вульгаризация
его, вызвали игнорирование их. В L' Entraide1 Кропоткин собрал

672
В. И. ЗАБРЕЖНЕВ
некоторые данные, доказывающие, что переживание наиболее
сильных в борьбе с природой и другими видами вовсе не является
законом биологического прогресса, ибо часто, выдержав борьбу,
сильный победитель бывает слишком ослаблен ею. Наоборот,
залогом прогресса является не конкуренция, не взаимная борьба,
а сотрудничество, взаимопомощь**.
Игнорировать этого обстоятельства нельзя, если хотят
оперировать не с созданной фантазией, а с реальной человеческой
единицей. Нельзя при изучении жизни человеческого общества
произвольно вырывать его из связи с общей мировой жизнью,
одним из звеньев которой является оно. <...>
Итак, общественность — неотъемлемое свойство человеческого
индивида. Нельзя упускать это из вида, кладя его в основание
своей системы. Не общественность ограничивает человеческую
личность, а современные формы общежития, выводящие
представителя вида Homo Sapiens из колеи биологического прогресса,
толкающие его к вырождению. Но залог успеха в борьбе с этими
формами за возможность интегрального развития личности,
за личность, свободную от всякого гнета, лежит именно в
общественных свойствах человека. Объединенная на почве
солидарности и взаимопомощи, угнетенная часть человечества неизбежно
победит давящий ее слой паразитов, признающих лишь принцип
конкуренции этих * выродков» человеческого вида.
Последовательный индивидуализм не может оперировать
с кастрированным индивидом, каковым является
«последовательный» эгоист. Понятие эгоизма уже понятие индивидуализма,
индивидуализм же во всем своем объеме входит, как составная
часть, в наше мировоззрение — мировоззрение
анархистов-коммунистов.
Анархический индивидуализм не есть последовательный
индивидуализм.
Но быть может анархические индивидуалисты более
последовательные анархисты, чем анархисты-коммунисты? Мы видели,
что они утверждают это. Так ли это, однако, на самом деле?
Что такое анархизм в собственном смысле слова? Это —
отрицание власти, всех ее проявлений и неизбежно отсюда
вытекающее отрицание государства.
* Мы не останавливаемся на этом положении, отсылая желающих к
источникам.

Проповедники индивидуалистического анархизма в России 673
И Штирнер, и Туккер, и их русские последователи
негодующе обрушиваются на государство. Но это их отрицательное
отношение к нему противоречит их собственным теоретическим
построениям и остается пустой и звонкой фразой.
Государство есть воплощение отвлеченной власти во вполне
реальных институтах — армии, полиции и юстиции. Эта
организованная сила ради защиты старых и создания новых привилегий,
ради закрепления их с теми, кто оказался достаточно сильным,
чтобы воспользоваться ими в ущерб всем остальным.
<...> Действительно, нельзя не согласиться, что власть
обеспечивает располагающим ею известную свободу действия
в направлении угнетения и эксплуатации подвластных им.
Но тогда зачем же метать громы и молнии против современного
ее воплощения?
Если штирнеровский «единственный» является противником
привилегий, от которых ему пришлось бы терпеть, то он отнюдь
не прочь сам обладать ими. Он ведь имеет право на все, чем в
силах завладеть, следовательно и на привилегии, следовательно,
и на угнетение других. В самом деле, что может получиться
из «самобытности» штирнеровского эгоиста, как не угнетение
более слабого более сильным? Оно прямой логический вывод из его
«потребительного» взгляда на всякого другого человека. <...>
Туккер, ярый противник государства, его атрибутами
снабжает «союз договорившихся», предоставляя ему проявлять
безграничную власть над его членами (тюрьма, пытки, смертная
казнь). На основе его союза рождается власть, а не на основе
общественной организации анархистов-коммунистов,
которую все индивидуалисты (в том числе и Боровой с Виконтом)
почему-то никак не могут себе представить построенною иначе,
чем по принципу централизма и иерархии.
Подобно Штирнеру, Туккер видит в силе единственное мерило
потребностей. Как и все анархисты-индивидуалисты, он
признает частную собственность — этот источник всяких привилегий,
а, следовательно, и угнетения, и эксплуатации. О средствах,
которыми туккеровские союзы будут защищать эту частную
собственность, мы уже говорили.
Казалось бы, русские анархисты-индивидуалисты гораздо
категоричнее высказываются против самого принципа власти.
Виконт в борьбе с ними видит всю сущность анархического
индивидуализма. Но к ним приложимы почти все возражения,

674
В. И. ЗАБРЕЖНЕВ
сделанные нами их учителям. Они лишь избегают
непоследовательности штирнеровского «единственного», из любви к другим
людям готового на самопожертвование. Да еще в одном идут они
дальше. Они хотят и жаждут большего обеспечения
эксплуатации и угнетения и ради этого готовы... примириться с реальным
воплощением власти в государстве. Они стремятся к
социалистическому строю! Это угнетение, видите ли, нужно в
интересах самой личности, ради наиболее полного ее освобождения...
Века нового и еще более сурового рабства и угнетения должны,
по их мнению, подготовить психологию свободных людей, создать
психологическую основу для освобождения от всякой власти...
Анархисты-коммунисты для этой цели считают необходимым
постоянное упражнение в самоосвобождении, постоянный — и не
словесный только — бунт против всяких проявлений власти, развитие
«бунтовского духа». Отрицая власть, они зовут к постоянной,
непрерывной борьбе с нею в лице ее представителей и институтов.
Отрицая власть над собой, они отрицают ее вообще, от кого бы она
ни исходила и категорически отказываются сами пользоваться ею.
Индивидуалистический анархизм не есть последовательный
анархизм.
Итак, в мировоззрении анархистов-индивидуалистов ни
анархизм, ни индивидуализм не выдержаны вполне последовательно,
не доведены до своего логического конца. Их громкой и
противоречивой фразеологией могут очень удобно прикрываться далеко
не двусмысленные вожделения, ибо по существу это — идеология
слоя привилегированных, это освящение существующего (и
грядущего) строя угнетения и насилия в интересах немногих «избранных».
«Самобытная личность» — это человеческое существо,
отклонившееся от прямой колеи биологического процесса, под
влиянием условий современного капиталистически-государственного
строя и впитавшее в себя все его отличительные черты — узкий
эгоизм, конкуренцию, стремление к власти и привилегиям —
положена в основу их учения. Ей, этому порождению чудовища-
капитала, этой кристаллизованной буржуазности, и только ей,
открывает оно широкий простор действия.
Программа их действий, критерием которых является «я
каков я есть»* есть не что иное, как простое изображение того, чем
* Штирнер. То же и у других. Напр. «>Мои особенности — все, что единственно
ценно во мне» Виконт и т. д. до бесконечности.

Проповедники индивидуалистического анархизма в России 675
давно уже руководятся в лагере имущих и привилегированных
и те, кто стремится попасть в число их.
Удивительно ли, что самые типичные буржуа, буржуа до мозга
костей своих, охотно задрапировываются в живописную тогу
анархического индивидуализма и наперерыв зачисляют себя
в ряды его последователей?
Так было во Франции (L'Endehors, La Plume), так обстоит
дело и у нас.
Но против сытых паразитов и эксплуататоров, как бы они себя
не называли, все более и более грозно выступают обездоленные
и угнетенные. Они собираются под знаменем анархического
коммунизма, объединенные чувством солидарности в борьбе
со всякими привилегиями, со всякой властью, со всяким гнетом,
во имя всесторонне развитой и абсолютно-свободной
общественной личности.
И победа их неизбежна и близка.
€^

€^
ЛЕВ ЧЕРНЫЙ
Новое направление в анархизме:
ассоциационный анархизм
<Фрагмент>
Книга II. Практическая социометрия
Отдел II. Идеология
Часть П. Политический строй
Анархия
ГЛАВА IX. Возможна ли анархия?
а) Для анархии нужна необыкновенная инициатива.
«Не будем спорить о том, хороша или плоха анархия. Она,
пожалуй, является идеалом. Но для осуществления ее люди
должны быть страшно подвижны, обладать громадной инициативой,
иначе идеал ее невыполним. А где среди нас такая инициатива?
Мы выросли среди опеки, под крылышком всемогущей власти,
которая нас цивилизует, образует, кормит и поит»...
Так возражают против анархии демократы.
Верно ли их возражение?
Что для анархии нужна инициатива — это истина, но для
анархии не нужно будет большей инициативы, чем для демократии.
Где возможна демократия, там возможна и анархия.
Чтобы осуществилась демократия, нужно, чтобы
большинство поняло выгоды образования, цивилизации, вред налогового
бремени...
И раз население в массе достигло такого уровня развития,
то возможна и анархия.
Меньшинство, видя выгоды мероприятий большинства, быстро
последует их примеру.
Народ, даже у нас в России, и то уже достиг должной
инициативы, как показывают хлопоты крестьян о школах и врачебной
помощи.
•к "к "к

Новое направление в анархизме: ассоциационный анархизм 677
b) Люди — эгоисты, а потому анархия невозможна.
«Положим, что люди и будут обладать необходимой
инициативой, но одной инициативы недостаточно для осуществления
анархии; необходимо еще, чтобы люди были справедливы,
а между тем люди представляют из себя "эгоистический сброд".
Это — истина. Эта истина доказана современной политической
экономией. Наша наука учит, что человек эгоист, и тем самым
обрекает на гибель всякие утопии, кладущие в свои основания
иной принцип, чем эгоизм».
Ответим.
Люди,'произносящие такую тираду тираду, совершенно
незнакомы с историей и ее законами.
История нас учит, что характеры людей не выкованы из стали,
что они не неизменны, что в мире уже раз царила справедливость,
что причина изменения характеров лежит вне индивида —
во внешней среде...
История нас учит, что там, где царит экономическая
самостоятельность, там люди честны, справедливы и не знают, что
такое эгоизм, что такое погоня за копейкой.
А потому там ваши законы политической экономии не писаны.
Ваша политическая экономия — полуистина. Она построена
на метафизической точке зрения, т. е. выведена не из
наблюдения над текущими хозяйственными эпохами, а над одной,
современной нам, эпохой.
Истина же должна быть построена на диалектике, на развитии,
как мы уже говорили в нашей исторической работе.
Что же вытекает из всего сказанного? А то, что эгоизм людей
необязателен, что при известных условиях мыслим строй,
который будет развивать чувства справедливости, будет зиждиться
на этой добродетели.
* * *
c) В начале анархии люди будут эгоисты.
«Трудно ожидать, что на следующий день после победы всё
население усвоит внезапно иное мировоззрение, чем то, которое
оно питало до тех пор».
Так Бернштейн нападает на анархистов.
Не торопитесь, г. Бернштейн!
Вы забываете, что теперь нам предстоит
социально-революционный переворот... а при таком перевороте мораль куется раньше

678
ЛЕВ ЧЕРНЫЙ
наступления нового строя, так что в новый строй мы вступим уже
с подготовленной психологией, с психологией «справедливости»,
а не «эгоистическим сбродом».
* * *
d) Без вообще власти общество немыслимо.
Соловьев: «Между социалистическими (?) учениями есть
и такое, которое прямо отвергает требования общественного
порядка и возводит анархию в принцип. Согласно этому
принципу, все человеческое общество должно состоять из множества
мелких, совершенно самостоятельных и самоуправляющихся
хозяйственных общин.
Но если думают устранить этим необходимость политических
начал, то это есть недоразумение. Во-первых, каждая отдельная
община должна же быть организована, т. е. должно же быть в ней
разделение общественных занятий, а если разделение занятий,
то и прав, то и власти. Затем, что касается возможных
отношений между общинами, то здесь возможно одно из двух: или они
урегулированы или нет. В первом случае закон предполагает
некоторую власть, и, следовательно, общины не будут безусловно
автономны, но составят хотя бы государство.
Во втором случае может быть анархия: война всех против
всех»*.
Соловьев в своей критике смешивает организацию и власть
и, кроме того, приписывает анархистам требование каких-то
мелких общин, о чем они ничего не говорят.
Смешивать власть и организацию недопустимо.
Организация и власть — не тождественные понятия.
Организация, как мы уже знаем, может выливаться в три
формы, сообразно трем типам соединений людей: в властную,
рабскую и свободную или договорную.
Мы, анархисты, признаем договорную организацию, а
потому урегулирование отношений может обойтись без «некоторой
власти». А раз может обойтись, то мыслимо общество свободное
и автономное.
Что же касается мелких общин, то они просто плод фантазии
философа.
* «Критика отвлеч. начал», 197 стр.

Новое направление в анархизме: ассоциационный анархизм 679
Мы требуем не мелких общин, а обассоциирования
индивидов на однородности потребностей, целей, взглядов... А потому
ни между индивидами одной ассоциации, ни между индивидами
разных ассоциаций не может быть столкновений. У
однородных — одинаковые цели, у разнородных — разные, но не
сталкивающиеся.
* * *
е)Нужна ли властная рука.
«Ну, ладно! — скажет читатель, — люди вступят в новый
строй с новой психологией: допустим, что мыслимы общества
без власти; но как же, все-таки, можно обойтись без государства
в конкретной жизни?
Положим, что мы все справедливы, но разве справедливости
достаточно для правильного функционирования жизни?
Посмотрите: всюду интересы индивидов сталкиваются, и
если бы не власть, то мы давно перерезали бы друг друга. То же
будет без власти и у вас, так как ваши ассоциации произведут
в жизни только хаос, беспорядок.
На этом основании я вас считаю все-таки утопистом. Без власти
ничто немыслимо. Это бальзам для наших ран».
Да здравствуют цезари!
Ту же песнь поет и Чичерин*:
«Если человек, в силу прирожденной ему свободы, остается
судьею решений общественной власти и может не повиноваться
им, как скоро находит их несправедливыми или невыгодными
для себя, то общественный порядок становится невозможным...
Правильное общежитие возможно только там. где лицо
отказывается от естественной свободы, где оно перестает быть
судьею своих нрав и своих интересов и повинуется решениям
общественной власти, хотя бы считало их для себя невыгодными
или несправедливыми. Это понял Руссо, который заменил учение
о прирожденных правах человека теориею народовластия».
Разберем сторонников власти и порядка.
Всесильна ли власть? Обладает ли она логической силой
связать даже несвязываемое? Нужна ли она?
На вопрос, нужна ли власть для поддержания порядка, имеет ли
она силу создавать порядок, ответ может дать только история.
* Чичерин, «Народ, представит.», стр. 34, 35.

680
ЛЕВ ЧЕРНЫЙ
Что же она нам говорит?
Она говорит, что власть — бессильна. Бессилие ее видно
в переходные, переломные эпохи, когда народ, возмущенный
порядками, стесняющими его свободу, порабощающими его
душу, восставал и сбрасывал ненавистное иго.
Власть оказывалась бессильной каждый раз, когда сознание
народа пробуждалось.
Что же это значит? Какой вывод можно отсюда сделать?
А только тот, что не власть, не тюрьма, не штыки держат в
обществе порядок, а правосознание народа.
Когда в массе распространено известное миросозерцание, ею
одобряемое, то никакой власти не нужно, и строй существует
и движется планомерно.
Власть делается нужной, когда класс бросается на класс, когда
правосознание народа изменяется.
Тогда происходит конфликт между классами: протестантов
душит власть, — власть, ведь, не нейтральна, она принадлежит
отживающему классу.
Однако, травля долго не может продолжаться; в конце
концов, усилия слабеют, слабеют... и народ напором могучей груди
стирает все выставленные препоны.
Власть гибнет, сыграв лишь незавидную роль тормозилыцика
всего честного и хорошего.
Итак, что же мы видим?
Мы видим, что там, где правосознание прочно, там власть
не нужна; там же, где правосознание изменяется, она бессильна.
А потому, на что же власть нужна? — Ни на что.
Этого никак не могут понять социалисты, которые, хотя и
говорят о добродетели, но в душе верят лишь в полицию, участок
и нагайку.
•к "к *
В будущем, где правосознание будет прочно, власти нечего
делать. Она только может вызвать сумятицу и резню, так как
свободные индивиды не попустят посягательства на свое *я».
Правосознание, как вы уже знаете, не падает с неба. Оно определяется
способами производства. Раз способы производства устойчивы,
не дают материала для создания классов (а наш таков), то
правосознание делается прочнее и прочнее вследствие наследственной
передачи. Наш строй будет развивать правосознание: «не вреди»,

Новое направление в анархизме: ассоциационный анархизм 681
которое все более и более будет крепчать, а потому власти нельзя
будет подняться даже на роль тормозилыцика. Я чувствую, что
вы на половину убедились. Но чтобы сделать для вас картину еще
более наглядной, позволю себе привести вам несколько примеров.
Возьмемте с вами группу лиц, желающих удовлетворять свои
религиозные потребности. Я хочу, вы хотите, они хотят.
Сходимся мы и на пасторе, которого нам хотелось бы слушать. Неужели
вы думаете, что для того, чтобы удовлетворить эту потребность,
нам нужна властная рука, которая взяла бы нас за шиворот
и соединила вместе? Мы можем здесь обойтись совершенно без
власти. Я'вижу, что вы хотите слушать пастора, я тоже — и вот
мы без всякою цезаря соединимся, договоримся и будем слушать
пастора. Словом, власть мы заменим договором. Тут тоже не будет
хаоса, ибо договор, как власть и как подчинение — известный
тип комбинирования своих сил. Силы можно комбинировать
договором и силы можно комбинировать притаскиванием друг
друга за шиворот, т. е. властью.
Не знаю, какой из этих двух способов соединения практичнее.
Как мы обошлись без власти при удовлетворении своих
религиозных потребностей, так мы сумеем обойтись без нее и при
удовлетворении других потребностей. Если вы немного подумаете,
то сами в этом убедитесь. Имейте в виду, что ассоциации наши
будут основываться на принципе «не вреди», а потому ничьих
интересов затрагивать не будут.
* * *
Для иллюстрации влияния режима свободы на отношения
между людьми позволю себе привести пример из религиозной
жизни Германии XVI столетия. Царство насилия в религиозной
сфере постоянно вызывало кровопролитные войны. XVI век
кишит религиозными революциями. Самая грубая власть бессильна
была что-либо сделать. Кровь человеческая лилась потоками.
Но вот издаются акты о веротерпимости — и резня сразу
пропадает; никому теперь не приходит в голову бросаться и резать
друг друга. Если мы уничтожим гнет и насилие власти во всех
политических вопросах — крови больше мы не увидим.
* * *
На этом можно было бы кончить анализ анархии. Но найдутся,
вероятно, такие материалисты», которые верят только кулаку,

682
ЛЕВ ЧЕРНЫЙ
по мнению которых: дай индивиду свободу, и он займется
мордобитием, — и для них у нас есть реальная загвоздка.
Анархисты — не рабы, не христиане. Сесть себе на шею они не позволят.
И те молодцы, которые вздумают нарушать «не вреди», жестоко
расплатятся. Современная борьба анархистов со всякой тиранией
это наглядно показывает. И будущий анархический строй будет
иметь мужественных защитников в членах боевых дружин.
Добровольно составленные боевые дружины — это самый лучший
оплот народа против всякой тирании и государственных
переворотов.
Всякий узурпатор встретит в ассоциациях мужественные
груди. Все тираны боятся самодеятельности ассоциаций и стремятся
всеми силами подавить их — в них они чуют свою смерть... Наши
ассоциации дадут нам лучшую защиту, поддержат анархический
порядок стройнее, чем целые легионы подкупленных жандармов
и полицейских. Вам нужны исторические примеры силы
ассоциаций? Вспомните швейцарцев, давших мужественный отпор
австрийцам1. А кем Россия спасена от поляков и от Наполеона?
Не добровольными ли дружинами?
* * *
«Так-то так, — скажете вы, — пожалуй, без власти,
которая бы тащила туда, куда не хочется идти, и не пускала бы, куда
хочется, обойтись можно, но вот без судебной власти — никак.
Подумайте сами над этим. Я могу себе еще представить, что свои
экономические, религиозные и политические дела мы сумеем
решить сами без власти. Но, ведь, в обществе будут воры,
преступники... Как с ними быть? Я согласен с вами, что отнять у
власти — будь то цезарь или гидра — право распоряжаться нашей
кровью (т. е. право объявления войны без меня), отнять право
собирать налоги на то, что эта власть захочет с ними сделать,
отнять право навязывать нам образование и т. д. — прямо-таки
необходимо; но я не могу представить себе, как можно обойтись
без судебной власти; по моему мнению, воры перевешают нас
всех тогда в несколько ночей». Попробую и на это вам ответить.
Задумывались ли вы, дорогой читатель, над тем, отчего бывают
преступления? Я думаю, что да.
Если да, то вы, конечно, знаете, что преступления, особенно
убийство — новое явление, что преступления не всегда были. Если
да, то от чего же они происходят? Они происходят от разорения,

Новое направление в анархизме: ассоциационныи анархизм 683
нужды, голода, которые являются результатом индивидуальной
борьбы за существование и эксплуатации одних другими. Если
эти причины уничтожаются, то уничтожается и их следствие —
воровство. А будущий анархизм в корень подрывает бедность. Он
дает каждому орудие труда, дает каждому возможность легко
зарабатывать — и никто воровать не станет. Охотничьему
периоду, по своим отношениям представляющему слабый прототип
будущего, почти неизвестны преступления. В доказательство
этого сошлюсь опять на свою работу, где приведено наблюдение
священника Вениаминова над алеутами. По словам Вениами-
нова, в течение 40 лет, которые он прожил на Аляске, не было
ни одного преступления.
Итак, в будущем, отправителям на эшафот, т. е. судьям,
не будет работы — и им придется покинуть свое гнусное ремесло.
«Но все-таки, — скажете вы мне, — в будущем могут быть
мелкие ссоры, которые потребуют если не судей, то хоть мировых
посредников». Мелкие ссоры, конечно, могут быть; но причем
тут посредники? Вмешиваться в нашу ссору, давать копаться
в грязи праздным любителям — мы не можем позволить. Свои
дела мы сами будем ведать. В своих делах мы сами будем
судьями, сохраним за собою всю судебную власть. Если мы с кем
поссоримся, то сами сумеем и разобрать свою ссору. Разобрать
мы ее можем посредством переговоров с противником, как это
бывает при дуэлях. Такую форму суда мы уже и теперь
встречаем среди товарищей. Мы стоим за то, чтобы индивид вырвал
из когтей общества свою судебную власть, как он вырвал уже
политическую свободу, политическое самоопределение. И когда
индивид получит всю полноту судебной власти, тогда воровство
и мошенничество станут невозможны. Судебные ассоциации
индивидов подавят всё.
•к "к "к
ж) Разница между ограничением воли человека природою
и волею большинства.
«Политическая анархия не дает свободы, а потому она
невозможна», — приходится иногда слышать от некоторых
оппонентов.
Доказательства просты. «Может ли человек при анархии
летать по воздуху?» — Нет. «Может ли человек завести фабрику
для изготовления спирта, если никто другой не хочет пить вина,

684
ЛЕВ ЧЕРНЫЙ
кроме него?» — Нет. «Нет? Ну, значит, в анархии нет свободы».
Рассмотрим эту логическую цепь мыслей.
В этом рассуждении смешивается общественная свобода
с гнетом природы. Под свободой мы должны разуметь, как уже
мы неоднократно говорили, право делать всё, что не вредит
другим. Стеснением свободы мы называем такое действие человека,
которое запрещает нам осуществлять нашу волю в пределах
«не вреди». Помня это, обратим наше внимание на примеры.
Запрещает ли вам индивид летать по воздуху? — Нет. — Кто же
вам запрещает? — Природа. — Мешает ли вам строить винный
завод индивид или ваша собственная ограниченность сил? —
Ограниченность сил. Ну, значит, вы свободны, ибо индивиды не стесняют
вашей деятельности. Вашу деятельность стесняет природа, вы сами
но не наш строй. Мы хотим освободить вас от общественного гнета,
а не от природного. Уничижить гнет природы никто не в силах.
На смешении гнета природы и гнета общества и основаны
обвинения анархизма в деспотии меньшинства. Когда большинство
не может обойтись без меньшинства для осуществления своих
целей, виновато не меньшинство, а ограниченность сил самого
большинства. Меньшинство дает полную свободу большинству
делать то, что оно хочет.
* * *
ГЛАВА XI. Утопия ли анархизм?
Анархистам часто бросают этот упрек. Позволим себе
остановиться на нем лишь в кратких словах, так как всего сказанного
ранее достаточно для опровержения этого вздора.
Вы говорите, что анархия — утопия. Но покажется ли она вам
утопией, когда вас насильно забреют в солдаты, погонят на поля
смерти, а анархия с веткой мира в руке освободит вас? Но
покажется ли она вам утопией, когда ваших детей запрут в
государственные клоаки для вымуштрования, а анархия с свободой
на устах позволит им обучаться по-своему? Но покажется ли
она вам утопией, когда сборщик податей сдерет с вас последнюю
шкуру, а анархия с суровым лицом прогонит его от ваших дверей?
Покажется ли вам тогда анархия утопией...
Нет... Она тогда зажжет в вашей груди пламя любви к себе
и жгучую ненависть к насильникам — и вы станете анархистом.

Новое направление в анархизме: ассоциационныи анархизм 685
Да, дорогой читатель! Великая заслуга анархии состоит в том,
что она гармонирует с человеческими интересами... Ее не надо
искусственно прививать, как, напр., любовь к ближним... В ней
нет духа самоотречения — ив этом ее величие и сила.
"к -к "к
Отдел IV. Дарвинизм, коммунизм и анархизм
ГЛАВА III. Гимн анархии
Макай' «Осуществление всех этих проектов будущего
означает, в сущности, одну только перемену господства: сегодня
слабый подавляется сильным, завтра, наоборот, сильный будет
угнетаться слабым. Анархисты желают уничтожения всякого
господства».
Другую картину представляет анархизм. Анархизму удалось
справиться с той задачей, которая оказалась не под силу
коммунизму.
Мы разрубили гордиев узел, связывающий свободу с известной
формой собственности, введя обассоциированное производство.
Ассоциационное производство — мать всех свобод. Благодаря
ассоциационному производству, анархизм дает индивидам
полную экономическую свободу. Индивид, вступая в те или другая
ассоциации, располагая своим трудом, может удовлетворить свои
потребности, какие хочет... Отсюда полная свобода в
удовлетворении желаний... Ничьи вкусы не будут подавлены. Благодаря
ассоциационному производству анархизм уничтожает
эксплуатацию — и каждый получает то, что он отнял у природы.
Благодаря ассоциационному производству, анархизм дает громадные
экономические выгоды индивидам. Обассоциирование требует
крупного производства. Благодаря ассоциационному
производству, создается бодрый, сильный дух, будящий инициативу
и творчество. Благодаря ассоциационному производству,
пропадают чиновники, иерархии — и рабочий, свободно дыша,
превращается в товарища. Фабрика делается ареной удовольствия.
Благодаря ассоциационному производству, из сфер обращения
улетучиваются разные паразиты: торговцы и прочие пауки.
Благодаря ассоциационному производству, анархизм в
политической сфере дает полную свободу индивиду: свободу мысли
и свободу действия, превращая ассоциационера из подданного

686
ЛЕВ ЧЕРНЫЙ
в равноправного. Благодаря ассоциационному производству,
в нравственной сфере из индивида вырабатывается гордый,
независимый, непокорный человек.
Благодаря ассоциационному производству, индивид впервые
получает возможность любить и быть любимым, а не быть
объектом спаривания в руках чиновников. Благодаря
ассоциационному производству, индивид легко гарантирует себе защиту
от разных несчастий, прогнав к чёрту разных благотворителей
и милосердных. Благодаря ассоциационному производству,
человечество впервые получит возможность пойти но пути
совершенствования, осуществляя подбор наилучших.
Анархия — это независимость, страстное стремление к свободе.
Анархия — это уничтожение власти и чиновничества,
произвола и насилия.
Анархия — это товарищество, индивидуальность и
самостоятельность.
Анархия — это очаг невинности и семейного счастья.
Анархия — это гордость, непреклонность и независимость.
Анархия — это воплощение человека, радость жизни, свобода
мысли, торжество личности.
Анархия — это гармоническое развитие человека.
Анархия — это жизнь и движение.
Анархия — это жизнь труда, отрицание барства и лени.
€*^

A. H. ГАРЯВИН
Классовая теория Льва Чёрного
Наследие теоретиков российского анархизма, во многом еще
не освоенное, все более интересует современных исследователей.
Анархистский вклад в сокровищницу общественной мысли также
очень весом. Сегодня в центре внимания отечественных ученых
находятся история и теория раннего российского
постклассического анархизма. Благодаря современным анархистоведам,
достоянием научной общественности становятся не только не
заслуженно забытые, но и ранее мало известные ей имена мыслителей,
теоретиков, деятелей анархистского движения в России первой
трети XX в. К их числу, несомненно, принадлежит и основатель
нового направления в анархизме — ассоциационного
анархизма — Лев Чёрный [Павел Дмитриевич Турчанинов] (1878-1921),
опубликовавший ряд статей в анархистской печати* и несколько
интересных работ, вышедших отдельными изданиями**.
* См., например: Лев Чёрный <Турчанинов П.Д.>: 1) Аграрный вопрос в 21
тезисе//газета «Анархия». 1918. № 10. 3 марта. С. 3; 2) Государство и анархия//
Там же. 1918. №11.5 марта. С. 2-3; № 12. 6 марта. С. 2-3; № 13. 7 марта.
С. 2-3; № 16. 12 марта. С. 2-3; № 18. 15 марта. С. 3; 3) П. А. Кропоткин //
Сборник статей, посвященный памяти П. А. Кропоткина. Пг.; М., 1922. С. 163.
'* Лев Чёрный: 1) Новое направление в анархизме. Ассоциационный анархизм.
М., 1907; фрагменты работы опубликованы в сб.: Образ будущего в русской
социально-экономической мысли конца XIX — начала XX века. М., 1994.
С. 380-397; 2) О классах / Под ред. И. В. Хархардина. М., 1924. [М.: Всерос.
федерация анархистов, 1924. — 26 с] Мы также имеем сведения о том, что
Чёрный готовил к печати книгу по истории русской культуры (судьба этой
рукописи неизвестна) и читал лекции по этой теме. (См., например: газета
♦ Анархия». 1918. № 24. 22 марта. С. 1; № 34. 3 апреля. С. 1.)

688
A. H. ГАРЯВИН
Несмотря на то, что имя Л. Чёрного упоминалось в
исторической литературе*, его труды и взгляды, отраженные в них,
практически не изучены. Исключением можно назвать, пожалуй,
только некоторые экономические и правовые аспекты наследия
Чёрного, затронутые в диссертации А. А. Назарова и монографии
С. Ф. Ударцева**. Исследователи обращались и к отдельным
вехам жизненного пути Льва Чёрного, но полной его научной
биографии до сих пор нет. Правда, справедливости ради следует
отметить две попытки, сделанные сегодня в этом направлении.
Но эти попытки, несмотря на их бесспорную новизну и некоторую
сенсационность (долгое время наука не знала даже дат рождения
и смерти этого анархиста!), к сожалению, пока не получили
должной оценки***.
Брошюра Л. Чёрного «О классах» была написана, по всей
вероятности, после Октябрьской революции 1917 г., но увидела
свет только в 1924 г., т. е. спустя три года после его расстрела
«чрезвычайкой», осуществленного на основании
сфабрикованного ею же дела****. В настоящей статье анализируются основные
постулаты теории Л. Чёрного.
В своей брошюре Лев Чёрный формулирует собственное
определение класса: «Класс — это агрегат людей, борющихся в
рамках однородного фактического, собственнического отношения
к факторам производства (капиталистическая собственность,
* См.: Министерство внутренних дел. Департамент полиции. Обзор
революционного движения в России. Ч. IV. Анархизм. Движение анархизма в
России. СПб., 1909; Ветлугин А. Авантюристы гражданской войны. Париж.
1921; Горелик А., КомовА., Волин <Эйхенбаум В. М.>. Гонения на анархизм
в Советской России. Берлин, 1922; Ермаковский Д. Туруханский бунт.
Записки участника. М.; Л., 1930; Отверженный Н. <Булычев Н. Г.>
Главные течения в анархической литературе XX века // Михаилу Бакунину.
1876-1926. Очерки истории анархического движения в России. М., 1926;
Ударцев С. Ф. Политическая и правовая теория анархизма в России: история
и современность. Алматы, 1994.
** Назаров A.A. Эволюция социально-экономических воззрений П. А.
Кропоткина. Автореферат дис.... канд. эк. наук. М., 1995; Ударцев С. Ф. Указ.
соч. С.267-268,290-291,296.
*** См.: [Лев Чёрный. Биографическая справка] // Образ будущего в русской
социально-экономической мысли конца XIX — начала XX века. М., 1994.
С. 410-411; Кривенькии В.Лев Чёрный // Политические партии России,
конец XIX — первая треть XX вв. М., 1996. С. 682.
**** См.: Кривенькии В. Указ. соч. С. 682; «Саша — Петр». Убийство Л. Чёрного
и большевики. (К двухлетию расстрела его чрезвычайкой) // Волна. 1923. № 46.

Классовая теория Льва Чёрного
689
обладание личными орудиями труда, отсутствие орудий,
необходимых для производства), получающих доход однородной
экономической природы (прибавочная стоимость, полный
продукт труда, корм раба) и одинаковым образом социально и
индивидуально расходующих его (отдача в рост и съедание чужого
пайка, мутуалистическое пользование и потребление продукта
своего труда, безвозмездное самоотчуждение дохода и
пользование урезанным пайком)»*.
Автор выделяет три общественных класса: 1) Личные
производители (свободный класс) Существенные черты этого класса —
обладание собственными орудиями и средствами производства;
личный труд; вознаграждение, соответствующее полному продукту
труда; мутуалистическое пользование доходом; собственный
паек. 2) Пролетарии (рабочий класс). Отличительные их признаки:
отсутствие земли, орудий и средств производства; зарплата в виде
«корма рабов» ; безвозмездная отдача собственного трудового
дохода; «голодный, неполный паек». 3) Капиталисты (господский
класс). Для них характерны: в сфере производства — обладание
латифундиями (т. е. наличие земли свыше трудовой нормы) или
капиталистической собственностью на орудия и средства
производства; в процессе распределения — тунеядство; и в области
потребления — «рост и съедание чужого пайка»**.
Классовыми (а точнее межклассовыми) противоречиями
Л. Чёрный называет такие противоречия, которые затрагивают
основы существующего строя и прекращаются с установлением
новых общественных форм. Семейные или домашние (иначе —
внутриклассовые) противоречия происходят в недрах
современного строя по причине повседневных интересов и исчезают, «когда
возникает призрак «красной революции» для одних и «белого
террора» для других»***.
Подклассы, согласно теории Л. Чёрного, составляют классы
и обладают внутривидовыми различиями. Класс капиталистов
разделяется на подклассы землевладельцев, промышленников,
домовладельцев, финансистов, людей торгового капитала и
акционеров промышленных предприятий. Класс личных
производителей состоит из подклассов крестьян, ремесленников, членов
* Лев Чёрный. О классах. С. 3-7. Курсив автора.
** Там же. С. 7.
*** Там же. С. 8-9.

690
A. H. ГАРЯВИН
различных товариществ и кооперативных объединений. Рабочий
класс включает в себя подклассы батраков, приказчиков,
конторщиков, прислугу и т. д. Мелкая буржуазия не выделяется Л.
Чёрным в отдельный класс или подкласс. Она, по мнению автора,
есть «просто сумма низов различных подклассов класса господ»,
которые могут иметь между собой некоторые общие интересы*.
Наряду с классами и подклассами теоретик российского
анархизма отводит важную роль и так называемым промежуточным
формам, которые представляют собой переходные ступени от
одного класса к другому и постепенно исчезают в ходе исторического
развития. Это, например: «пролетарий по производству, но
буржуа по распределению»; «захудалый крестьянин — ремесленник
по производству, но пролетарий и даже подпролетарий по
заработку». Промежуточные формы, с точки зрения Л. Чёрного, — это
классы, находящиеся в стадии формирования или становления,
«конгломераты смешанного, пестрого характера». Они состоят
из представителей разных классов, «оторванных от них законами
исторического бытия и быстро перебегающих к
противоположному классу». Чаще всего промежуточные формы «поставляются»
подклассами трудовых классов или самими трудовыми классами,
находящимися в процессе социальной дифференциации**.
Встречаются случаи, когда промежуточные формы образуются
из двух других классов (путем разорения господского и
«сверхчеловеческих усилий» свободного класса), но подобные явления
редки. В результате первого процесса образуется пролетарское
или трудовое хозяйство с высоким (часто с эксплуататорским)
заработком; второй процесс создает буржуазное или трудовое
хозяйство, однако с низким доходом. В качестве примеров автор
приводит управляющих, должности которых занимает
разорившаяся буржуазия, с одной стороны, и мелких лавочников,
с другой***. (12). Автор насчитывает 24 промежуточные формы****.
Двухклассовая форма, по определению Л. Чёрного, — это
индивидуумы, занятые в двух разных системах хозяйства.
Например, крестьянин-батрак — крестьянин, иногда вынужденный
работать у соседа; крестьянин-пролетарий — крестьянин, уходя-
* Там же. С. 8, 10-11.
** Там же. С. 12-13.
*** Там же. С. 14.
**** Там же. С. 15-16.

Классовая теория Льва Чёрного
691
щий на заработок в город; крестьянин-помещик — крестьянин,
иногда эксплуатирующий наемную рабочую силу*.
Группа (социальная группа) — подразделение подкласса или
промежуточной формы, принадлежность к которому Л. Чёрный
определял следующими признаками: «различной снабженностью
факторами производства»; неодинаковым органическим составом
капитала; разными методами ведения хозяйства; неодинаковой
оплатой труда; различием в технической обученности;
специализацией; «высотой или низостью» культурного уровня и т. п.
Например, крестьяне могут разделяться на группы по уровню
благосостояния (богатые, со средним достатком, бедные и др.);
помещики — по количеству имеющейся у них земли;
капиталисты-промышленники — по числу наемных рабочих; подклассы
класса пролетариев — по материальному положению, сноровке,
уровню технических знаний и т. д.**
Каждый класс, по теории Л. Чёрного, разделяется на три части:
центр и два полюса. Господский класс состоит из крупной, средней
и мелкой буржуазии. Трудовой класс делится на
широкоствольное, коренное и мелкотравчатое крестьянство. Рабочий класс
распадается на квалифицированных, рядовых и чернорабочих.
Под ядром класса Л. Чёрный понимает совокупность
околоцентровых групп, т. е. тех, которые по своему положению
приближаются к «средне-арифметическому члену». Крыльями класса
теоретик анархизма называет верхи и низы этого класса. Отличием
между двумя вышеизложенными делениями является то, что центр
и полюсы классов состоят по преимуществу из подклассов, а ядро
и крылья классы слагаются, как правило, из социальных групп***.
Сословия — наименее интересные для Л. Чёрного «деления
общества». Они объединяют индивидов или мертвые подклассы
господских или рабских классов, т. е. «подклассы предыдущей
исторической эпохи, выбитые из своей экономической среды».
Сословия — чисто историческое явление. Они находятся вне
классов, социальных групп и промежуточных форм. К числу
главных сословий Л. Чёрный относит дворянство, купечество,
мещанство и крестьянство****.
* Там же. С. 16-17.
** Там же. С. 17-19.
*** Там же. С. 20-21.
**** Там же. С. 25-26.

692
A. H. ГАРЯВИН
Подведем некоторые итоги исследования:
1) Теория Л. Чёрного представляет собой самобытную систему
взглядов и уникальна по своей сути. Это, пожалуй, первое
специальное произведение анархистской мысли, вобравшее в себя
совокупность четко сформулированных постулатов, понятий,
определений, подкрепленных конкретными примерами. (Здесь
мы не берем в расчет мнение тех, кто полагает, что само учение
о классах (будь то анархистское или марксистское) — это изъян
в революционной теории.
2) Классовая доктрина Л. Чёрного может быть представлена
в виде классификации, что придает ей особую наглядность. Эта
классификация достаточно динамична: в ней до сих пор есть
место для включения новых подразделений.
3) Данной доктрине присущ ряд недостатков. Апелляция к тем
или иным историческим эпохам или событиям, безусловно,
усилила бы ее содержательность. Не исключено, что излишняя
академичность могла бы быть смягчена сравнениями с классовыми
воззрениями социал-демократов и эсеров, что, думается, придало бы
данной теории большую практическую значимость. Однако другие
работы Л. Чёрного отличаются определенной близостью к трудам
максималистов, анархо-индивидуалистов и анархо-синдикалистов,
но анализ этих трудов намеренно заменяется цитированием, что
говорит о недостаточной компетентности и корректности автора.
Сама его теория иногда грешит еще и тем, что между понятиями
классов, подклассов, сословий и др. автором, на наш взгляд, не
всегда устанавливаются четкие смысловые границы. Более того, иногда
имеют место подмены одних понятий или типов другими. С одной
стороны, подобный подход понятен: все анархистские теории
чрезвычайно противоречивы, с другой — он вызывает определенные
затруднения для исследователей.
Вместе с тем все эти недостатки не умаляют новизну в
послереволюционные годы данной теории для анархизма, пришедшего
на смену классическому анархизму.
^5^

^^^
И. В. АЛАДЫШКИН
На «окраине» общественно-политической жизни
Российской империи
(к истории становления анархо-индивидуализма
в первое десятилетие XX века)
История отечественного анархо-индивидуализма, формы его
развития, эволюция теории неразрывно связаны с
индивидуалистической и анархистской традициями в западноевропейской
культуре второй половины XIX — начала XX вв. Теоретический
фундамент анархо-индивидуализма был заложен немецким
философом М. Штирнером в 1844 г., когда увидело свет основное
произведение мыслителя — «Единственный и его собственность».
Как автономное общественно-политическое течение
индивидуалистический анархизм в Западной Европе и США оформился
позже — в конце XIX — начале XX вв. В России первоначальное
распространение идей крайнего индивидуализма, граничащих
с анархизмом, следует отсчитывать с конца 40-х — начала 50-х гг.
XIX в., когда в интеллигентской среде были отмечены первые
факты «знакомства» с только что появившимся на свет учением
«чистого эгоизма» М. Штирнера. Однако во второй половине
XIX в. «Единственный...» не был «принят» в среде
отечественной интеллигенции. Даже первые анархистские (Н. В. Соколов,
Н. Д. Ножин, М. А. Бакунин, П. А. Кропоткин, Л. Н. Толстой),
персоналистские и субъективистские теории (А. А. Козлов,
Н. К. Михайловский) развивались в России в ином русле и
практически независимо от наследия «Святого Макса»1. Лишь атмосфера
хаоса и неопределенности общественно-политических настроений
в условиях первой русской революции, расцвет индивидуализма
как в западной, так и в российской философии, художественной
литературе и, наконец, возрождение анархизма в России создали
условия для становления отечественного анархо-индивидуализма.

694
И. В.АЛАДЫШКИН
В России начало теоретическим поискам, лежащим в русле
анархо-индивидуалистической традиции, было положено
позже — в 1902 г., когда П. Д. Турчанинов, в дальнейшем известный
под псевдонимом Л. Чёрный, приступил к разработке собственной
доктрины «ассоциационного анархизма»*. С 1904 г.
обоснованием оригинальной теории в рамках анархо-индивидуализма
занялся научный сотрудник Московского университета А.
Боровой**. Первое выступление российских апологетов анархо-
индивидуализма датируется 5 апреля 1906 г., когда А. Боровой
выступил в одной из аудиторий Московского исторического музея
с публичной лекцией «Общественные идеалы современного
человечества: Либерализм: Социализм: Анархизм»***. Философ,
юрист, историк и талантливый публицист А. Боровой, ставший
ключевой фигурой отечественного анархо-индивидуализма
в период первой декады XX в., разработал собственную, как он
считал более последовательную в отличие от своих
предшественников, анархистскую концепцию индивидуализма. Отталкиваясь
от эгоцентристской теории М. Штирнера, автор «Общественных
идеалов...» считал главным решение центральной проблемы
анархизма— «осуществление абсолютной свободы индивида,
не прекращая общественной жизни». Ключевым элементом
в разрешении этой проблемы выступает технический прогресс,
который создаст условия для потенциальной возможности
самообеспечения каждого отдельного индивида. Проанализировав
социально-политическое и экономическое развитие общества,
Боровой пришел к выводу, что «царству абсолютной
хозяйственной независимости человека, а следовательно, его полной
эмансипации» должен предшествовать «социалистический строй».
В том же 1906 г. А. Боровой прочитал лекцию «Общественные
идеалы...» повторно, а текст ее вышел отдельным изданием
в виде небольшой брошюры (М., Идея, 1906, переиздание — М.,
Изд-во Н. В. Петрова, 1917). В последующие несколько лет А. Бо-
* ГАРФ. Ф. 102. ДП-00. 1907. Оп. 237. Д. 124.34 (2). Л. 50, 60; Саша-Петр.
Биографический очерк (о Льве Чёрном) // Чёрный Л. Новое направление
в анархизме: ассоциационный анархизм. Изд. 2-е. Нью-Йорк, Изд. Рабочего
союза ♦Самообразование», 1923. С. 6-10.
** Боровой А. Моя жизнь: Воспоминания // РГАЛИ. Ф. 1023. Он. 1. Ед. хр.
167.
*** Боровой А. От автора // Боровой А. Общественные идеалы современного
человечества: Либерализм: Социализм: Анархизм. М.: Идея, 1906. С. 3.

На «окраине» общественно политической жизни Российской империи 695
ровой, воззрения которого в области тактики революционной
борьбы эволюционировали в сторону анархо-синдикализма,
неоднократно выступал с лекциями в Москве и провинции, а также,
будучи приват-доцентом московского университета, занимался
пропагандой и в среде учащейся молодежи*.
Самой верной заложенным М. Штирнером традициям
оказалась небольшая группа московской интеллигенции,
объединившаяся в годы первой русской революции вокруг издательства
«Индивид». Центральной фигурой стал О. Виконт (В. Н. Проп-
пер), юрист по образованию. Одним из его сподвижников был
Н. Вронский (Н. И. Бронштейн), не раз выступавший в печати
по проблемам анархизма. Документальных сведений о
деятельности этой группы сохранилось немного, известно только, что вся
ее работа была сосредоточена на издании и распространении как
собственных произведений, так и работ зарубежных классиков
индивидуалистического анархизма**. О. Виконт,
опубликовавший в 1906 г. свое первое и программное произведение
«Анархический индивидуализм» (М., Индивид, 1906), выступал за ничем
не ограниченную свободу каждой отдельной личности, против
любых ограничений со стороны социально-политических
институтов и организаций. Как и А. Боровой, О. Виконт считал, что
к торжеству индивидуалистических начал приведут: 1)
умственный и технический прогресс; 2) дальнейшее усовершенствование
форм человеческого общежития. О. Виконт соглашался с
предшественником и по вопросу о переходных этапах, рассматривая со-
* ГАРФ. Ф. 280. Оп. 5. Д. 5000 (17). Л. 12, 44-44об; Там же. Ф. 102. ДП-00.
Оп. 237.12ч. 34 (2). Л. 151-153 (об). Другие работы А. Борового по вопросам
теории и тактики анархизма в период первой декады XX в.: Боровой А. 1)
Революционное миросозерцание. М., Логос, 1907; 2) Реформа и революция
(Очерки) // Перевал. 1907. № 7. С. 4-11; № 8/9. С. 60-67; № 11. С. 50-61;
№ 12. С. 53-60; 3) [Рецензия] // Перевал. 1907. № 5. С. 55-56. Рец. на кн.:
ЯщенкоА. С. Социализм и интернационализм. М.: Изд. С. Скирмунта,
1907; Амон А. Социализм и анархизм: Социологические этюды / Пер. с фр.
С. Б. Ш. Под ред. и с пред. прив.-доц. А. А. Борового. М.: Заратустра, 1906.
:* Произведения увидевшие свет в издательстве «Индивид»: Штирнер М.
1) Единственный и его собственность / С пред. О. Виконта. В V выпусках.
М., 1906-1907; 2) Единственный и его достояние / С пред. О. Виконта.
Пер. Л. И. Г. М., 1907; Индивидуалист. Сборник статей
анархистов-индивидуалистов. М., 1907; Сборник статей анархистов-индивидуалистов.
Выи. 2. М., 1907; Тэкер В. Социализм, Коммунизм, Методы / Пер. Ч. С.
пред. О. Виконта. М., 1907.

696
И. В. АЛАДЫШКИН
циализм в качестве необходимого, но последнего рубежа на пути
к идеальному, безгосударственному обществу. Соответственно,
перспектива достижения индивидуалистических идеалов
вырисовывалась лишь в отдаленном будущем, современному же
человеку предлагалось «жить и наслаждаться жизнью, сохранять
свою самобытность», по возможности расширяя границы своей
свободы в существующем обществе.
Связующим звеном между индивидуалистическим и
другими течениями в российском анархизме оказался «ассоциаци-
онный анархизм», идеологом которого выступил Лев Чёрный
(П. Д. Турчанинов). Принцип, на котором он строил свой
социально-политический идеал, тот же, что и у всех отечественных
анархо-индивидуалистов, — возможность достижения наиболее
полной свободы, независимости, автономности, своеобразия
индивида. Однако отправной точкой теоретических построений
Л. Чёрного стал не штирнеровский эгоцентризм, как у О.
Виконта или А. Борового, а своеобразное понимание справедливости
и равноправия членов общества. Для Чёрного потенциальное
поле самореализации отдельного индивида, его свобода, не
безгранична, а приемлема лишь при условии неприкосновенности
пределов свободы других членов общества. Теория ассоциацион-
ного анархизма оказалась более близкой американской школе
анархо-индивидуализма, представленной в России того времени
философской теорией Б. Такера. Типом организации общества
в «ассоциационном анархизме» становился договор, формой же
организации и социальным идеалом Чёрного была «Великая
конфедерация», «Союз союзов местных ассоциаций», глобальная
общественная организация, покоящаяся на основе принципов
федерализма, широкой автономии и безвластия. Именно она,
по мысли русского ассоциационера, должна была создать все
условия для экономической и социальной гармонии общества.
В федеративном проекте Л. Чёрного не допускалось и малейших
элементов централизации, субъектами общественной и
хозяйственной жизни должны были стать «ассоциации потребителей»,
т. е. некие трудовые объединения людей на основе однородных
потребностей. Подобные ассоциации не должны будут иметь
ни территориальных, ни национальных ограничений, а
единственной формой собственности выступит собственность ассо-
циационеров в качестве потребителей. В отличие от О. Виконта
и А. Борового, Л. Чёрный призывал к немедленной социальной

На «окраине» общественно политической жизни Российской империи 697
революции, считая современное ему общество готовым к
переходу к новому «ассоциационному» государственному строю.
В результате, теоретик анархизма был более склонен к
практической революционной деятельности, предложив основные
средства борьбы — экспроприации и систематические теракты,
что сближало его с представителями ультрареволюционных
течений в анархизме, представленных в Москве различными
направлениями анархо-коммунизма. В конце 1905 г. Л. Чёрный
создал в Москве из членов действовавших здесь анархо-комму-
нистических объединений небольшую группу «анархистов-ассо-
циационе{юв», просуществовавшую до апреля 1907 г.* Тогда же
теория «ассоциационного анархизма» получила свое четкое
выражение на страницах основного труда Л. Чёрного — «Новое
направление в анархизме: ассоциационный анархизм» (М., Тип.
«Русский труд», 1907; Тоже. Изд. 2. М., Самум, 1907; Тоже.
Нью-Йорк, Самообразование, 1923).
Таким образом, процесс становления анархо-индивидуа-
лизма в России пришелся на очень короткий период: с 1906
по 1907 г., когда это течение стало одним из трех основных
в рамках отечественного анархизма (наряду с
коммунистическим и синдикалистским). Именно в произведениях
московских апологетов анархо-индивидуализма первого десятилетия
XX в. были обозначены основные присущие в России этому
явлению специфические черты, как автономного и довольно
обособленного течения в анархизме, с одной стороны, и как
общественно-политического движения с определенным
кругом своих апологетов, с другой. Что же представлял собой
отечественный анархо-индивидуализм? Так же, как и анархизм
в целом, анархо-индивидуализм провозгласил своей целью
освобождение личности от всех разновидностей экономической,
политической и духовной власти. Для анархо-индивидуализма
в согласии с обще-анархистскими установками характерны:
враждебное отношение ко всем формам государственной
власти; неприятие политической борьбы (как борьбы за власть);
выступление в качестве идеала либертарного общества в форме
федерации производственных и иных ассоциаций. Вразрез
с иными анархистскими течениями анархо-индивидуализм
* ГАРФ. Ф. 102. ДП-00. Оп. 253. Д. 334. Л. 42-43 (об); Там же. Д. 6. Л. 40
(об); Там же. Оп. 237. Д. 12ч.34 (2). Л. 121 (об).

698
И. В.АЛАДЫШКИН
в своей теории и практике провозгласил неприятие
коммунистических идеалов (как правило, социализм воспринимался
лишь как «переходный» этап к обществу «неограниченной
свободы индивида»); отстаивал различные эгоцентристские
или крайне индивидуалистические философские системы,
выступил (за некоторыми исключениями) за отказ от
требования немедленной социальной революции, в защиту частной
собственности, за более широкое толкование вопросов тактики.
<...> Одной из характерных черт отечественного анархо-инди-
видуализма было стремление к демократизации идеалов учения.
У А. Борового и О. Виконта демократизация штирнерианского
эгоцентризма выразилась в отстаивании общечеловеческого
фактора, уповании на повсеместное распространение в будущем
индивидуалистических идеалов, у Л. Чёрного — в
приспособлении теории анархо-индивидуализма к насущным проблемам
рабочего движения и непосредственной революционной борьбе
масс.
И, наконец, еще одной немаловажной характерной чертой
развития российского анархо-индивидуализма в обозначенный
период следует признать его оппозиционный характер, прежде
всего, на идеологическом уровне. Ведь сама суть их учений
противоречила не только существующему государству, но и
государственности вообще, что повлекло за собой цензурные запреты
на анархо-индивидуалистическую литературу, конфискацию
экземпляров их произведений, административное и уголовное
преследование авторов*. Примечательно, что восприятие анархо-
индивидуализма российской цензурой и департаментом полиции
было в сильной степени искаженным и зачастую не
соответствовало действительности. Это объясняется, прежде всего, тем, что
он ставился в один ряд с иными течениями в анархизме (тогда
как анархо-коммунизм и синдикалистские его ответвления
характеризовались, в первую очередь, нескончаемой чередой
различных антиправительственных выступлений,
террористических актов, экспроприации и т. д., в отличие от довольно
* Например, уголовное дело издательства «Индивид» длилось шесть лет.
Первое дело касательно работы данного издательства было возбуждено
в июне 1906 г. (ЦГИАМ. Ф. 131. Оп. 71. т. И. Д. 2290. Л. 2, 2 (об)), а
последние относятся к 1911 г. (Там же. Ед. хр. 2380. Л. 20), хотя к тому времени
издательства не существовало уже более трех лет.

На «окраине» общественно политической жизни Российской империи 699
мирного, кабинетного анархо-индивидуализма)*. Как следствие,
правоохранительные органы значительно преувеличивали
революционную активность анархо-индивидуализма и его опасность
общественному порядку**.
Н. А. Бердяев уже в 1907 г. отмечал, что «анархо-индивиду-
ализм, в частности штирнеровский, очень близок к мистике,
к анархической мистике»***, и он был прав, но только в
отношении российского анархизма. Действительно, в России
рассматриваемого периода анархо-индивидуализму оказались
созвучны теоретические поиски отдельных представителей
столичной художественной интеллигенции, объединенных в
рамках символизма и «нового религиозного сознания». В первую
очередь необходимо указать на теорию мистического анархизма
Г. Чулкова и Вяч. Иванова, затем — на «родственные» этому
общественно-литературному течению: «соборный
индивидуализм» М. Гофмана, иннормизм К. Эрберга (К. А. Сюннерберга),
солипсизм Ф. Сологуба, религиозно-философские поиски А. Мей-
ера и Н. Бердяева, а также А. Э. Мирногорова (А. Э. Фриденберг)
периода первой русской революции****. При всех различиях
между взглядами указанных поэтов, писателей и мыслителей
в 1906-1908 гг. их объединяло стремление к синтезу эстетики
* Этому были свои объективные причины. Одной из них следует считать
стремление различных, не имеющих прямого отношения к
рассматриваемому явлению объединений, как анархистов иных течений, так и чисто
уголовных элементов прикрывать свою деятельность лозунгами
индивидуалистического анархизма, под которым они понимали подчас лишь
вульгарную апологию вседозволенности. Примером может служить история,
так называемой «группы M. H. Чеботаревского», действовавшей в Москве
с конца 1905 до весны 1906 г. (ГАРФ. Ф. 102. ДП-00. Оп. 237. Д. 12ч.34 (2).
Л. 121, 127 (об)).
** Ярким примером могут служить отдельные документы Департамента
полиции: ГАРФ. Ф. 102. ДП-00. Оп. 237. Д. 12ч.1 (1). Л. 91-91 (об).
*** Бердяев H.A. Новое религиозное сознание и общественность. М.: Канон,
1999. С.203.
**** Кроме того, на идеи Г. Чулкова и Вяч. Иванова в годы первой русской
революции откликнулись С. Городецкий, А. Блок, И. Давыдов и другие
представители русского модерна. Подробнее о мистическом анархизме
и «родственных» этому общественно-литературному течению явлениях
см.: Аладышкин И. В. Анархо-индивидуализм в среде отечественной
интеллигенции второй половины XIX — первой декады XX века (на материалах
гг. Москва и Санкт-Петербург): Дис.... канд. ист. наук: 07.00.02. Иваново,
2006. С.165-215.

700
И. В. АЛАДЫШКИН
и философии символизма, «нового религиозного сознания»
и доведенного до признания антиэтатистских заветов
анархизма, индивидуалистического пафоса «последнего освобождения
личности»*.
Таким образом, первая русская революция ознаменовала собой
качественно новый этап в распространении и развитии крайне
индивидуалистических воззрений в стране. Период наиболее
активной деятельности отечественных апологетов анархо-инди-
видуализма — 1906 г., практически совпал с общероссийским
подъемом анархистского движения**. Именно тогда, наряду
с успешным функционированием издательства «Индивид»,
А. Боровой выступает с многочисленными публичными
лекциями, в легальной печати, сотрудничает с издательством «Логос»,
тогда же с расширением пропаганды ассоциационного анархизма
возросла численность сторонников этого течения***. Вместе с тем
в России произошла и переоценка идейного наследия М. Штирне-
ра — к 1907 г. на русском языке насчитывалось уже более десятка
исследований его философии, а всего за два года первой русской
революции «Единственный» переиздавался семь раз. Были
переведены и опубликованы, нередко сразу в нескольких
издательствах, произведения других известных зарубежных теоретиков
индивидуалистического анархизма (Дж. Г. Маккай, Б. Такер).
Однако уже весной 1907 г. происходит арест практически всей
группы анархистов-ассоцианистов, прекращает свою
деятельность предприятие «Индивид», а в 1908 г. А. Боровому ввиду
преследования со стороны властей пришлось отойти от активной
общественно-политической деятельности****. Соответственно,
* С явлением мистического анархизма косвенно оказалась связана и попытка
создания некоего литературного объединения. Пристанищем для писателей,
разделявших теоретическую платформу мистического анархизма на
некоторое время стал издаваемый в 1906-1908 гг. Г. Чулковым альманах
♦Факелы».
** Ермаков В. Д. Российский анархизм и анархисты. СПб., Нестор, 1996.
С. 86.
*** В некоторых исследованиях можно встретить точку зрения, о существовании
Москве сразу нескольких групп анархистов-ассоциационеров в 1906 г. (Ор-
чакова Л. Г. Анархисты в Москве и Московской губернии: 1905 — февраль
1917 года: Дис. ... канд. ист. наук: 07.00.02. М., 2004. С. 82).
**** В ночь с 31 марта на 1 апреля 1907 г. была ликвидирована группа
«анархистов-ассоциационеров» (ГАРФ. Ф. 102. ДП-00. Оп. 237. Д. 100. Т. 2. Ч. 2.
Л. 279-279 (об)). Судебные репрессии сыграли ключевую роль в завершении

На «окраине» общественно политической жизни Российской империи 701
отечественные апологеты анархо-индивидуализма обрели
возможность отстаивания своих воззрений лишь в очень ограниченный
промежуток времени, укладывающийся в рамки завершающего
этапа развития первой русской революции — 1906-1907 гг.
<...> Согласно архивным изысканиям отечественных и
зарубежных исследователей, в 1905-1907 гг. кружки и группы
анархо-индивидуалистов существовали не только в Москве,
но и в других городах страны: в Санкт-Петербурге, Киеве,
Варшаве, Екатеринославе, Белостоке. Вместе с тем, документальные
сведения настолько скудны, что определенная доля сомнения
остается Даже в самом факте существования сторонников
анархо-индивидуализма вне пределов Москвы в первое десятилетие
XX в. Сыграла свою роль и незначительная социальная база
даже возможного распространения анархо-индивидуализма
в стране. Если «действенный» анархизм (коммунистические
и синдикалистские его ответвления) в России в начале XX в.
получил распространение в первую очередь среди широких, как
правило, низших слоев населения и отдельных национальных
меньшинств, то индивидуалистическое течение в анархизме —
благодаря специфике своей теории — изначально
ориентировано на образованные круги. Анархо-индивидуализм всегда был
более литературным, философским, нежели «действенным»
течением в анархизме, и в России он появился, прежде всего,
в виде политико-теоретических изысканий сначала зарубежных,
а затем и отечественных идеологов крайнего индивидуализма.
Тем более, отечественные сторонники индивидуалистического
анархизма не создали, да и не собирались создавать, ни партии,
ни сколько-нибудь стройного движения, что вполне
соответствовало их взглядам.
Анархо-индивидуализм, с его четким акцентом на интересы
отдельной, независимой, полноправной, творческой личности,
а не народа или отдельных социальных слоев и групп, вряд ли
вообще мог претендовать на сколько-нибудь серьезный успех
функционирования издательства «Индивид». В течении 1909-1910 гг.
А. Боровой был дважды арестован и неоднократно вызывался на допросы
(ЦГИАМ. Ф. 142. Оп. 17. т. II. Д. 2427. Л. 1-2, 7-7 (об); Боровой А Моя
жизнь. Ед. хр. 168. Л. 197-204). В феврале 1911 г. А. Боровой был
вынужден покинуть страну, его отъезд можно рассматривать в качестве
конечного рубежа дореволюционной (до февраля 1917 г.) истории развития
анархо-индивидуализма в России.

702
И. В.АЛАДЫШКИН
в России того времени. Будучи наиболее последовательной
формой анархизма, анархо-индивидуализм доводит эту доктрину
до теоретически обоснованного логического конца, делает ее,
с одной стороны, логически трудно уязвимой, а с другой,
труднодоступной для широких масс. Именно крайностью своих
теоретических построений, сложностью понимания, российский
анархо-индивидуализм отталкивал от себя большую часть даже
радикально настроенных представителей отечественной
интеллигенции. Специфика социального и экономического развития
дореволюционной России способствовала тому, что необразованная
экономически и политически, практически бесправная большая
часть населения могла ощущать себя лишь как
несамостоятельная частица, непосредственно принадлежащая социальному
целому. В подобных условиях существенное распространение
получают различного рода коллективистские концепции
развития общества. Тем более менталитету российского общества
в целом, и интеллигенции — в частности, всегда были присущи
коллективизм, стремление к целостности, поиск объединяющих
ценностей. Общественно активная, образованная часть населения,
идя вслед за «чаяниями» народа, не могла брать на вооружение
индивидуалистические лозунги. В результате,
анархо-индивидуализм в России остался на «окраине»
общественно-политической жизни страны, являясь лишь продуктом философских
размышлений, в меньшей степени — практических действий,
небольших групп и отдельных теоретиков из среды радикально
настроенной отечественной интеллигенции.
^5^

€^
Б. Н. БУГАЕВ
На перевале. Место анархических теорий
в перевале сознания и индивидуализм искусства
Книгоиздательство «Простор» выпустило сочинение проф.
П. Эльцбахера «Сущность анархизма*. Разобраны утопии
Годвина, Прудона, Штирнера, Бакунина, Кропоткина, Тукера
и Л. Толстого. В лице автора разбираемого сочинения мы не
встречаем ни врага, ни защитника анархизма. Везде он пытается
систематизировать учения анархизма. Подчас ему приходится
вставлять промежуточные звенья между отдельными
положениями разбираемых авторов. Нигде нет насилия над мыслью
теоретиков анархизма. Труд проф. Эльцбахера есть строго
критическое изыскание.
С тем большей очевидностью открывается перед нами
Ахиллесова пята1 анархизма. В анархических теориях нет устойчивого
взгляда на право и собственность. Единственная связь между
ними заключается в отрицании государства. Все попытки
положительного построения терпят крушение, ибо построения
эти не имеют за собой никакого научного базиса в
противоположность социал-демократической программе. Анархизм,
восставая против государства, поневоле должен восставать
и против материалистического понимания истории. Теоретики
анархизма, подобно Кропоткину, окончательно обезоруживают
себя перед социал-демократией, когда они пользуются данными
эмпирической науки для своих утопий. Теоретики анархизма,
подобно Кропоткину, окончательно обезоруживают себя перед
социал-демократией, когда они пользуются данными эмпири-
* Проф. Эльцбахер. Сущность анархизма. Кн-во «Простор». 1906 г. П. А.
Кропоткин. Речи бунтовщика. «Освобожденная мысль». 1906 г.

704
Б. Н. БУГАЕВ
ческой науки для своих утопий. Теория анархизма возможна
как развернутое единство постулатов критической философии.
Но эти постулаты явно религиозны. Анархическая система или
есть contradictio in adjecto2, или она — система религиозная.
Между анархизмом и социал-демократией не может быть тогда
таких резких конфликтов, какие мы встречаем теперь; области
их тупо размежеваны. Анархизм тогда — религиозный купол
социального строя будущего; социал-демократии предоставляется
возведение фундамента и стен. Иное отношение к
социал-демократии бросает современных анархистов в объятия буржуазии.
Все выходки против государства не достигают цели.
Сочинение П. А. Кропоткина «Речи бунтовщика* есть
образчик сочинения, в котором высказываются по форме анархические
взгляды, по духу же — мелкобуржуазные. Где здесь вескость
аргументов? Где положительные данные для оправдания
радикальной трескотни автора? Между тем Кропоткин — видный
представитель анархизма.
Анархические теории несостоятельны, пока они пытаются
позитивно себя обосновать. Между тем анархизм — живой протест
личности против государственного гнета. С другой стороны, живая
связь людей во имя Единого, отрицающая всякий принудительный
принцип, может осуществиться только в последовательно
проведенном принципе религиозном. Совместное искание единой цели
не может не быть свободно. Организация свободы искания, будучи
религиозной, по форме есть церковь. Единая, свободная связь
между людьми не может корениться в отдельном только
индивидууме, или в сумме индивидуумов; она становится Именем Бога.
Религия, отрицательно определяемая со стороны
государственных теорий, всегда — анархия; анархическая община, с другой
стороны, возможна только как Церковь. В идее единой Церкви
вселенского единения перекрещиваются идеи
последовательно развитого анархизма с идеями мистиков. Только с именем
Церкви могут защититься достойно анархисты от правых ударов
социал-демократии. Анархическая свобода всегда
характеризует Церковь, когда она освобождена от государственных пут.
С другой стороны, идея свободной связи индивидуальностей,
обусловливающая существование анархических общин, есть
только замаскированная идея Церкви.
Анархизм есть точка пересечения двух принципов
общественного развития: механического (государственного) и органического

На перевале. Место анархических теорий в перевале сознания... 705
(религиозного). Государство и Церковь сталкиваются. Свободная
личность есть точка этого столкновения. Вот почему
индивидуализм всегда развивается на перевале сознания от одного строя
к другому. Эпоха возрождения была эпохой индивидуализма: это
была эпоха освобождения государства от опеки ложно понятой
Церкви. Анархический бунт против государства в наше время
породил расцвет нового искусства. Анархический бунт — или
заря нового религиозного возрождения, форма которого —
возникновение вселенской церкви, или — пляска дикаря над
обломками государственности.
Современному искусству предстоит разобраться в целом ряде
вопросов, предъявляемых религиозными и социальными
учениями, признающими свою связь с индивидуализмом.
Вчерашний индивидуализм современного искусства жалко
выродился. Между тем он дал нам ряды крупных имен. Толпы
жалких подражателей и фальсификаторов низвели защиту
искусства до пошлых и глупых теперь выкриков о том, что оно —
свободно. Индивидуализм, иссякающий в собственных истоках,
должно преодолеть. Но как? Доселе индивидуализм
преодолевался коллективизмом и универсализмом. Все это сближало
эволюцию, происходящую в глубинах индивидуализма, с религией
и общественностью. Начались всевозможные синтезы искусства
с религией или общественностью. Каждый новый синтез рождал
потуги образования новой школы, провозглашавшей кончину
индивидуализма. Часто эти новые школы поражали пестротою
элементов, которые признавались составными частями школы.
Часто синтезы эти оказывались — фикциями; индивидуализм
не преодолевался, а прикидывался здесь коллективизмом, там —
новым религиозным сознанием. Там же, где он действительно
уступал место религии или общественности в искусстве и
критике, перед нами возникали не новые принципы всеобщей
красоты, а жизнью сданные в архив схемы и утопии, разбитые как
экономической наукой, так и точными изысканиями в области
науки, философии, истории, религии. В первом случае синтезы
оказывались фикциями, во втором случае они припахивали
затхлостью и гнилью. Так предавали индивидуализм в попытках
преодолеть его изнутри.
Мы переживаем эпоху разочарования как в индивидуализме,
так и в самоновейших коллективистических, религиозных и ми-
стико-анархических теориях. Мы должны поэтому рассматривать

706
Б. Н. БУГАЕВ
новые истины и школы не как знамена, за которыми следует
идти, а как объекты исследования.
Мы выстрадали себе право на осторожность и недоверие: ведь
мы одни из первых индивидуалистов стали сознавать узость
индивидуализма. Но в то же время горьким опытом убедились мы
в пустоте и подчас шарлатанстве преодолений того истинного,
что получили мы в наследство от Канта, Гете, Ницше, Ибсена.
Но и не пришли к выводу, что надо оставаться с
индивидуализмом. Мы хотим только указать, что индивидуализм — верная
цитадель, которую не следует покидать преждевременно и без
особой осторожности.
Но еще более нам претят тупо безвкусные выкрики о свободе
искусства всех тех, кто сам не пережил ни кризиса
позитивизма, ни кризиса идеализма, ни кризиса индивидуализма. Сердце
их не обливалось кровью и все вопросы превратили они в
декадентское бильбоке. Презрение ломакам, опозорившим мечты
Ницше и Уайльда!
€^^

^^^
АНДРЕЙ БЕЛЫЙ
О проповедниках, гастрономах, мистических
анархистах и т. д.
1
Выжимает из себя все соки современный писатель, чтобы
прекрасные по форме произведения свои подносить нам, и мы
принимаем согласно эти подарки, потому что они бескорыстны.
Что нам за дело до того, умертвил ли себя тот, кто жизнь перелил
в искусство. Собственной кровью пишет часто современный
художник: не удивляйтесь, если он в жизни бледен и малокровен.
Ведь его кровью питаемся мы, вампиры, когда в нас запоют его
творения. Ведь кровь его в нас и в детях наших. <...>
Мистерия, церковь, таинство , как все это с нами,
наше! А когда нам говорят об этом со стороны да еще смрадными,
трупными устами, не имеем ли мы право отвечать молчанием
и ледяной сдержанностью нахалам, порочащим наши святыни!
Когда являются к нам непрошенные проповедники
профанировать литературным ритуалом смысл нашей жизни, нам остается
только прикинуться мертвыми для всех благ, которыми осыпают
нас уста мертвеца. <...>
3
Жаков пришел к Ракову. Оба — проповедники. Один —
буддист. Другой -мистический анархист. Оба — идейные союзники.
Оба — ненавидят друг друга.
Жаков (маленький, юркий, лысый, в очках; смотрит
исподлобья; когда говорит, то будто лбом накидывается на
противника). Ем муравьев, Лука Фомич!

708
АНДРЕЙ БЕЛЫЙ
Раков (сухой, черствый, задумчивый старичок в
длиннополом черном сюртуке, всему внимающий без удивления). А когда
вы съели первого муравья? Давно ли? Еще три года тому назад
мне подавали к тетерке салат из муравьев.
Жаков (глубоко уязвленный). Но я ем муравьев не так, как
вы: я ем их с особым оттенком. Вы едали как буддист, а я — как
мистический анархист. Вы едали, потому что жизнь кисла, как
муравейный спирт. Я объявляю бунт небу, когда жую муравья,
уповая, что « из Нет непримиримого — слепитель-
н ое Да». Мой муравей в сущности благоуханная ягода: это —
красная смородинка по меньшей мере. И кто мне скажет, что
это неправда? Мистический анархист существует вне времени
и пространства. Эмпирическая действительность — только
способ запечатлеть переживания. И если я ем муравьев, то ем
их по-своему, с мистико-анархическим оттенком.
Раков. А как запечатлевается в вас то, что насильственно
накладывает узы на вашу познавательную способность или
на возможность практически действовать. N сидит в тюрьме
за сопротивление произволу.
Жаков (воодушевляясь). Напрасно он противился.
Мистический анархист — вне мира сего: он может ежеминутно
врываться в мир сей, где ему выгодно, и ускользать, где
пребывание в мире грозит карой. Но мистический анархист слишком
высоко вознесся над действительностью, чтобы отвечать на ее
прикосновения; отвечать действительности ниже достоинства
мистического анархиста. Вот например: на улице видел я —
избивали рабочего. Мог бы я вмешаться; но я прошел мимо, боясь
внешним актом предать глубину и мистико-анархическую силу
моего протеста против грубого произвола. Даже более того: только
побои, нанесенные мною рабочему совместно с полицией,
подчеркнули бы несоизмеримость анархизма с действительностью.
Вообще я могу любить человека в мистическом плане. Но кто
помешает мне обворовать его в плане эмпирическом? Я — вне
времени и пространства, я — мистический анархист.
Раков побежден. Врывается новый мистический анархист
и притом чулкист* и бочком, бочком по-приятельски
подкатывается к Жакову, наставив на него два пальца, ворча шутливым
баском: «Коза, коза, коза, коза»...
* Г. Чулков своеобразно истолковывает идеи мистического анархизма.

О проповедниках, гастрономах, мистических анархистах и т. д. 709
4
Сначала они просидели у Ракова и поговорили о шишигах3,
потом забегали к Божидакову и там напились. Теперь у Жакова
уселись они слушать реферат о преобразовании средней школы
на мистико-анархических основах.
Референт в ярких выражениях изложил чулкистам и
анархистам свой план средней школы, в основе которой положены
принципы религиозного делания.
Референт предлагал делить классы по группам
мистико-анархических переживаний. Детям младшего возраста референт
предлагал в своей школе всевозможные игры вроде «вечного
возвращения»: эта любопытная игра должна заключаться
в маршировке на круглом дворике вымуштрованных мальчиков
и девочек, пока опытный теософ будет им читать
соответствующие отрывки из «Заратустры». Окультист-гимнаст по
команде: «просияй», приведет учеников в мистико-анархический
или вернее в мистико-чулкистский экстаз, уча преображению
плоти, после чего они будут возноситься на специально
приготовленном аэростате под облака. «Метаморфозы» Овидия
будут усиленно преподаваться в странных дел заведении, пока
мальчики не будут уметь превращаться в девочек, а девочки
в мальчиков. Канатный плясун откроет курс лекций
«Провалы и бездны»,и потом эта тема специально разработана
будет на семинариях. Опытный садовод разобьет перед окнами
учебного заведения клумбы багрового ужаса, особого цветка,
выхоленного бездной. Последней класс будет называться «дно», где
опытные преподаватели садизма преподадут курсы физиологии
и анатомии. По субботам воспитанники будут водиться в «б а н ю
с пау к а ми » или в «д ря н неньк ие трактирчики»,
чтобы наглядно изучать апокалиптическую мертвенность жизни.
Полный курс мертвенности пройдет здесь любой юноша в 16 лет
и любая девица в 14 лет. Такова будет мистико-чулкистская
школа будущего в представлении референта.
Присутствующие наградили референта градом похвал. Чул-
кисты обсуждали детали программы. Возражал теократ твердо
и веско, но присутствующие решили, что он мережковит*.
Прения затянулись глубоко за полночь, пока не влетел анар-
* Крылатое словечко, глагол, произведенный от фамилии Мережковский.

710
АНДРЕЙ БЕЛЫЙ
хо-хулиган с известием, что чулкизм распространился в одном
уездном городке и что один мистик в припадке умоисступления
вообразил себя дамой.
Беседа оборвалась. Все бросились проверять последнее
известие.
5
Мертвенна проповедь жизни у современного литератора. Бог
с ней! лучше уйти от жизни литературной в литературу. Так
по крайней мере спасешь жизнь.
<...> часто развратники провозглашают в литературе культ
жизни: это они разлагают подчас литературой жизнь и потом
разложившейся жизнью разлагают литературу! Это их грязное
прикосновение превратило цветы жизни в червей и каракатиц.
Нет, лучше оставаться в литературе, с литературой, чем
удариться в проповедничество! Лучше мастерски делать книги
и быть в жизни, как все, или не писать книг, но знать мистерии
живой жизни, чем соединить мистерии с книгой в
противоестественном кощунстве.
€^

€^
Г. И. ЧУЛКОВ
О мистическом анархизме
<Фрагмент>
На путях свободы
Необходимо условиться в том, что мы разумеем под словами
анархизм и мистицизм, и объяснить выражение «мистический
анархизм».
Под анархизмом я разумею учение о безвластии, т. е. учение
о путях освобождения индивидуума от власти над ним внешних
обязательных норм — государственных и социальных.
Под философским анархизмом я разумею учение о
безвластии в более глубоком смысле, т. е. учение о путях
освобождения индивидуума от власти над ним не только внешних форм
государственности и общественности, но и всех обязательных
норм вообще — моральных и религиозных. Наиболее ярким
представителем такого философского анархизма приходится —
конечно — считать Ницше1.
Под мистицизмом я разумею совокупность душевных
переживаний, основанных на положительном иррациональном опыте,
протекающем в сфере музыки. Я называю музыкой не только
искусство, открывающее в звуковых сочетаниях начало
мелодии и гармонии, но и всякое творчество, основанное на ритме
и раскрывающее нам непосредственно ноуменальную сторону
мира. Таким образом, мое понимание музыки приближается
к толкованию Шопенгауера, который утверждал, как известно,
что «музыка такая непосредственная объективация и снимок
самой воли, каким оказывается сам мир»2. Вследствие этого
мы можем смотреть на мир и музыку как на два различных
выражения одной и той же вещи. Музыка не снимок явления,
а непосредственно изображает вещь самоё в себе. Причем —

712
Г. И. ЧУЛКОВ
разумеется — мистический опыт, как начало музыкальное,
обусловливает утверждение личности в ее сущности, открывая
единство индивидуума с миром.
И — наконец — под мистическим анархизмом я разумею
учение о путях последнего освобождения, которое заключает
в себе последнее утверждение личности в начале абсолютном.
Девятнадцатый век нетерпеливо и остро поставил роковую
проблему организованной общественности: наиболее мятежные
индивидуумы торопливо отказались не только от всякой
государственности, но и от всякого союза, организованного сверху.
«Я стремлюсь к организации общества и коллективной
собственности снизу вверх посредством свободного соединения,
а не сверху вниз посредством какой-нибудь власти». (Bacounine.
Discours. Memoire, pieces justificatives*. Стр. 28.)
Так говорил Бакунин3 и наивно верил, что этим утверждением
он освобождает личность от власти**.
Все анархисты — Прудон, Кропоткин, Макс Штирнер,
Мих. Бакунин и другие, даже, наконец, сам Лев Толстой4 —
всегда рассуждали, имея в виду лишь один жизненный план,
план социальный.
Кажется удивительным и неправдоподобным, что такие
мыслители, как Лев Толстой и Михаил Бакунин, могли пройти
мимо Музыки, мимо безумного Достоевского, — пройти мимо,
не заметив нового плана жизни, который является новым путем
к желанному безвластию.
Особенно это странно для Михаила Бакунина, который ведь
был когда-то не только гегельянцем, но и мистиком.
Очевидно, ожидание смертной казни, тюрьма и цепь на ноге,
Сибирь и полуголодные скитания с унизительным
попрошайничеством изранили душу Бакунина, и дух разрушения, небытия
внушил ему закрыть глаза на мистический опыт. В
результате — идеал формальной свободы без внутреннего содержания:
«Мы должны отдаться безраздельно разрушению, постоянному,
безостановочному, неослабному, идущему крещендо до тех пор,
Бакунин. Выступления. Мемуары. Оправдательные речи.
В настоящих «фрагментах» я совершенно не имел в виду дать критику
анархизма как «социологической» системы в связи с вопросами экономики
и политики. Во всяком случае считаю нужным предупредить читателя,
что я не разделяю увлечений утопического анархизма, основанного на
позитивном миропонимании. — Примеч. авт.

О мистическом анархизме
713
пока не останется ничего из существующих общественных форм
для разрушения»*.
Но где же найти тот цемент, который свяжет индивидуумов
в общины и общины в федерацию?
Макс Штирнер ничего не может предложить в качестве
цемента, кроме обнаженного эгоизма, и все прочие анархисты
предлагают все тот же скучный и бессмысленный эгоизм,
маскируя его более или менее. Лев Толстой предлагает «любовь» —
но не веет ли от нее безнадежностью холодного склепа?
Очевидно, приходится обратиться к Земле, к «новому
реализму», отказавшись от безличной любви, так же как от
выдуманного фальшивого штирнеровского эгоизма. <...>
Ныне ставится задача — найти пути для воссоединения
свободы и последнего утверждения личности, т. е. для воссоединения
плана формального с планом мистическим.
Мы должны снова прочесть книги Бакунина и других
мечтателей, жадно искавших свободы, и — приняв целиком их пафос
ненависти «к казенной бумаге» и к «государственной
печати» — должны сделать последние выводы из их формальных
отрицаний власти.
Русское общество в лице своих лучших представителей
всегда волновалось мечтами о последнем освобождении: наши
революционеры всегда бессознательно служили
анархической идее. И даже те социалисты, которые концами уст
произносят слова о «диктатуре пролетариата», являются по своей
не осознанной психологии прямыми анархистами, и — быть
может — они-то из всех, не переступивших грани мистицизма,
самые нам близкие люди, поскольку они искренно ненавидят
« собственность» !
Ведь около этой «проблемы собственности» поднимаются
роковые вопросы о семье, о поле... Но здесь необходим уже новый,
опыт, новая психология. И — кажется — не пришло еще время
говорить об этом...
Русское общество все время пытается разрешить вопрос
об отрицании власти и все время скользит около темной бездны
признания этой власти.
Бакунин начал борьбу с идеей государства, но, не имея
никакого внутреннего опыта, ничего не мог предложить новому
* Бакунин. Письма. Изд. Драгоманова. Стр. 480-481. — Примеч. авт.

714
Г. И. ЧУЛКОВ
обществу и в конечном счете является прямым насильником
с опустошенною душой.
Лев Толстой, отрицающий последовательно не только
государство, но и все иные формы насилия, впадает в своеобразный
мертвый морализм во имя какого-то скучного человеколюбия
и тем самым не преодолевает этого мира, а, наоборот, его
малодушно принимает во всей его эмпирической раздробленности.
Ныне наступает время точнее определить наше отношение
к власти и к ее источнику — миру, множественному и
страдающему. Последовательный анархист должен отрицать не только
всякое государство, но и самый мир, поскольку он хаотичен,
множествен и смертен. Но на путях мистического анархизма
имеются преграды, которые необходимо преодолеть.
Первая преграда это соблазн аскетизма.
Вторая преграда это утверждение анархизма как самоцели.
Об утверждении личности
Мистический анархизм не противополагает себя декадентству
как литературной школе, но он должен и может
противополагать себя декадентству как психологическому факту.
Что такое декадентство как психологический факт? Я
разумею под декадентством утверждение эмпирической личности
как самоцели. Правда, поэтам-декадентам, как и всяким поэтам,
дано прозревать Красоту мира в ее непреходящем единстве,
но эти прозрения — в большинстве случаев неосознанные —
не влияют на личность в смысле ее утверждения как начала
мистического.
Утверждение мистической личности возможно лишь в
общественности. <...>
Общественность, о которой я говорю, не всегда совпадает
с той формальной общественностью, которая имеет место в плане
внешних человеческих отношений, однако есть момент, где эти
две общественности соприкасаются. Выражая эту идею в
математических символах, мы предложим мысленно начертить две
касающиеся окружности: если малая окружность,
символизирующая общественность формальную, будет вписана в большую
окружность, символизирующую общественность мистическую,
то точка касания этих окружностей будет выражать момент
совпадения свободы формальной с мистической свободой.

О мистическом анархизме
715
Так индивидуум, если он в движении, если он активен,
совершает свой путь из свободы к свободе чрез эмпирический мир,
в котором обычно нет совпадений плана формального с планом
мистическим, но в момент чуда это желанное совпадение
происходит.
Идея чуда предполагает его единство. Для личности в мире
может раскрыться только одно чудо. Чудо в смысле повторного
нарушения феноменального порядка есть противоречие само
в себе. Два чуда — абсурд, потому что два чуда есть уже не чудо,
а закон.
К единому чуду есть единый путь — чрез мистический опыт
и чрез свободу. Я называю этот путь мистическим анархизмом.
Таким образом, очевидно, что мистический анархизм не
является законченным миросозерцанием, но он вводит нас в сферу
Музыки. <...>
Новая общественность строится на начале влюбленности.
И здесь есть некоторое совпадение с романтизмом, который
называл музыку «искусством любви». Нам кажется
знаменательным, что современные поэты мечтают, как романтики, о «Вечной
Женственности», о «Мировой Душе», которую смутно прозревал
Шеллинг5 и которую знал Влад. Соловьев.
Мир является для нас «становящимся божеством», в нем
открывается свобода. История, как отблеск мирового целого, также
раскрывает в себе ту же желанную свободу. Эмпирического мира
мы не презираем, как презирали его христиане монашествующие:
за личиною смертности и страдания мы видим начало Вечной
Гармонии, — и наше неприятие мира характеризуется последним
утверждением Мировой Красоты. <...>
Личность утверждает себя в музыке. Ранее мы указывали,
что личность утверждает себя в общественности. Это не
противоречие, а усиление одной и той же основной идеи.
Общественность есть наиболее желанная форма, внутри
которой полагается начало музыкальному творчеству.
Но для окончательного утверждения личности необходима
борьба и преодоление. Эта борьба начинается в плане
эмпирического мира и переносится в мир трансцендентный. В
противоположность буддизму в новом религиозном сознании открывается
для личности жизнедеятельность богоборческого характера. <...>
Если мистический анархизм — путь к религиозному действию,
то необходимо признать его путем опасным, кремнистым6 —

716
Г. И. ЧУЛКОВ
в противоположность буддизму, который предлагает путь
безопасный, «срединный».
«О, братья! — поучает одна из легенд о Будде, — в две
крайности не должен впадать человек, вступивший на путь! Одна
из них в страстях... Другая в собственном истязании...
Совершенный, обойдя обе эти крайности, уразумел срединный путь,
дающий прозрение, знание, ведущий к успокоению, высшему
уразумению, нирване».
Мистический анархизм — путь крайний, на краю бездны;
эта бездна опасности заключается в непрестанной возможности
принять голос эмпирического я за веление я мистического. <...>
Наша жизнь проходит в непрестанном касании к власти,
источник которой лежит в изначальном отпадении этого
множественного мира от вечной любви и свободы. Не во имя нравственного
долга как начала лежащего вне нас, а во имя нашей личности,
стремящейся найти полноту своего я в союзе с любовью и
свободой, мы должны превратить нашу жизнь в неустанную борьбу
с властью. Наша непримиримость обусловлена сознанием нашего
единства с Премудростью: всякое механическое начало в истории
и в космосе нам равно ненавистно, будет ли оно проявляться как
«государство», — или как «социальный порядок», — или как
«законы природы». Мы можем быть «политиками», но только
в обратном смысле, т.е. мы должны участвовать в политической
жизни, поскольку она динамична и революционна, поскольку
она разрушает государственные нормы; и в социальной борьбе
мы должны участвовать, поскольку дело идет о разрушении того
порядка, который экономически закрепощает личность, но всякое
строительство, политическое и социальное, недопустимо, с нашей
точки зрения: наши построения совершаются вне механических
отношений. Такова схема «теории прогресса», которая объясняет
нашу позицию вечных воителей с «венцом кесаря».
«Свобода, равенство и братство уже давно не имеют того
значения, как в бывшие дни гильотины, — пишет Ибсен. — Вот
этого-то политики и не хотят понять... Эти люди стремятся только
к внешним, политическим переворотам. Но... дело идет теперь
о возмущении человеческого духа»7.
«Государство — проклятие личности! Долой государство!
С такой революцией я согласен. Подрывай понятие
государственности, пусть добровольное соглашение и духовное родство будет
единственной основой для соединения людей и тогда наступит

О мистическом анархизме
717
свобода, для которой действительно стоит жить!» (Письмо Ибсена
к Брандесу.)8
Так падение государства — вот первая победа грядущего
человека. Но мы не забудем и последней цели.
«Разве вы не видите, — говорит Ульф-гейм, — что над
головами у нас собирается буря? Не слышите, как насвистывает?» —
и Рубек, прислушиваясь, отвечает: «Точно прелюдия ко дню
восстания из мертвых»9.
«Пробуждение мертвых»! — Если христиане переносили свою
надежду в мир трансцендентный и самое преображение земли
мыслили как преобразование ее в мир духовный, — мы —
современные «искатели и зачинатели» — представляем себе будущий
мир как восстановление истинной реальности и свою надежду
связываем с утвержденной и оправданной землей. Мы не
бежим, как аскеты, от поруганного и страдающего мира, но видим
в хаосе возможность единой красоты и участвуем в жизни, как
сыны земли.
«Над головами у нас собирается буря!» — ив этой бури мы
слышим радостный голос Премудрости («веселие Бога»). Это
Она веселится «в сынах человеческих»10.
И поскольку мы слышим голос извечной Свободы, мы
участвуем в новой жизни: мы не «декаденты», не завершители старого
мира, а «зачинатели» нового творчества...
^^

€^
ВЯЧ. ИВАНОВ
Идея неприятия мира и мистический анархизм
<Фрагмент>
Идея неприятия мира — идея мистико-анархическая,
поскольку раскрытие ее необходимо вводит нас в круг мистических
переживаний личности, и, противопоставляя необходимости
последнюю свободу человека, постулирует соборность, как
последнюю свободу человечества, исключающую в сфере
общественных отношений всякое принуждение. С другой стороны,
мистический анархизм до конца утверждает свою подлинную
сущность только в этом споре против мира данного во имя мира,
долженствующего быть, — так что идея неприятия является
ближайшим определением мистического анархизма.
Термин «мистический анархизм», впервые, насколько мне
известно, употребленный Георгием Чулковым с целью в одной
обобщающей формуле охарактеризовать тяготения некоторой группы
писателей, преимущественно художников слова-символа, —
несомненно термин меткий и выразительный, и потому позволительно
принять его, невзирая на недоумения, вызванные необычным
соединением слов «анархия» и «мистика», с одной стороны, —
некоторое формально-логическое его несовершенство — с другой.
Недоумения, о которых мы говорим, сводятся к утверждению
«оксиморности» термина, как будто анархия и мистика —
понятия, взаимно друг друга исключающие. На самом деле, однако,
можно было бы разве лишь исторически пытаться доказать, что
мистики вовсе не были анархистами, ни особенно анархисты
мистиками. Нам кажется, что история мистики столь же мало
может считаться закончившейся, как история анархии. Последнее
наименование не составляет, например, монополии бакунинского

Идея неприятия мира и мистический анархизм
719
или кропоткинского толка. Всякое новое течение требует своей
терминологии, всякая новая терминология составляет неологизм.
Истинные анархисты не могут бояться, что их идея, в смысле
конечного идеала их чаяния, будет ограничена в своей полноте
тем или иным сочетанием с мистикой. Мы думаем, напротив, что
такой союз единственно ее оправдывает и утверждает до конца.
Скорее, чем несовместимость частей составного термина,
можно было бы поставить ему в упрек скрытую в нем, но легко
обнаруживаемую анализом тавтологию. В самом деле, не трудно
доказать, что мистика, будучи сферой последней внутренней
свободы, уже анархия. Верховные переживания, составляющие
ее содержание, в такой мере запечатлены характером
безусловности, что они, оказываясь в противоречии с какими бы то ни было
извне данными нормами, снимают их ценность и делают их для
мистика или необязательными, или прямо враждебными.
Истинный мистик уже есть ео ipso личность безусловно автономная.
Даже в своем отношении к религии — той сфере, которая всего
естественнее могла бы быть опасной для внутренней свободы
мистика — он сохраняет всю полноту своей независимости:
орган религиозного творчества, как пророк, он изменяет себе,
склоняясь пред авторитетом извне преподанной, а не внутри
себя обретенной истины. Но и это обретение становится изменою
свободе, если оно не поддерживается постоянным переживанием
истины и как бы непрестанным и непосредственным ее зрением,
т. е. утрачивает тот динамический и текучий характер вечного
в своей разнообразно повторяющейся мгновенности события,
который не позволяет душе мистика стать замкнутым и
однажды навсегда устроенным храмом, а превращает ее в корабль,
плывущий под звездным небом, где восходят и заходят, извечно
те же, но в постоянно новых сочетаниях, знакомые и все же иные,
и другие, еще неузнанные, другие, дотоле невиданные, звезды.
Равно идея безвластия есть уже мистика, или по крайней мере
является несостоятельной, если отчуждена от корней
мистических. Ибо провозглашение своеначалия личности цельно лишь
тогда, когда личность понимается не в эмпирическом только,
но и в умопостигаемом ее значении и когда (как хотя бы даже
в иррелигиозной формуле Бакунина: «человек свободен;
следовательно, Бога нет») свободе человека придается смысл
безусловно самоопределяющейся волевой монады, утверждающей
себя независимою от всего, что не она, будь то воля Божества,

720
ВЯЧ. ИВАНОВ
или мировая необходимость. Ведь в свободе и священном
безумии этого волевого акта, противопоставляющего себя всему
наличному и извне налагаемому на человека, мы и усматриваем
существо мистики.
Хотя, в силу вышесказанного, понятие мистического
анархизма совпадает с понятием мистики и понятием анархии, взятыми
во всей полноте их содержания, — все же рассмотренный термин
целесообразен, как ясное означение наших разногласий с теми,
кто называют себя анархистами, не делая последних выводов
из своего же лозунга, а подчас и первых соображений о смысле
анархии, как идеи метафизической; — целесообразен и как
рубежная черта, разделяющая нас от тех религиозных мыслителей,
которые думают, что мистика ancilla theologiae1 и что можно
быть мистиком, не утвердив прежде всего своей неограниченной
внутренней свободы.
Возможно было бы, наконец, заменить термин мистического
анархизма, как вышепринятым термином мистического
энергетизма, так и термином сверхиндивидуализма. Этот последний
был бы по преимуществу ознаменованием генетическим в
широком и тесном смысле: в широком — поскольку он указывал бы
на историческую связь как мистики, так и анархии с
индивидуализмом (анархия выросла из индивидуализма,
индивидуализм осознал себя как сверхиндивидуализм чрез мистику);
в тесном — поскольку он характеризовал бы генезис новейших
течений философской мысли и художественного творчества.
Объем настоящей статьи не допускает подробного развития этих
положений, и я ограничусь, по данному вопросу, ссылкою на опыт
о «Кризисе индивидуализма» («ВопросыЖизни», IX, стр. 47 ел.).
* * *
Естественно ожидать, чтобы вступительная статья к книге,
являющей конкретный пример формирования идей, нас
одушевляющих, содержала ответ на вопрос: какое место, по мнению
пишущего эти строки, притязает занять мистический анархизм
в ряду культурных факторов современности, в какое отношение
к ним он становится? И, прежде всего, как относится он к двум
смежным мистике и анархии сферам культурной жизни: к
религии с одной стороны, к политике с другой?
Обеим, поскольку обе равно устанавливают обязательные
нормы вне «Да» и «Нет», метафизически заложенных в глубине

Идея неприятия мира и мистический анархизм
721
индивидуального сознания, и полагают заповедные грани
индивидуальной свободе, — мистический анархизм отвечает отказом
от этих норм и этих граней. Пред лицом обеих он является с чисто
отрицательными признаками религиозного адогматизма и
общественно-правового аморфизма; но с тем большею настойчивостью
утверждает динамическое самоопределение, как религиозного,
так и общественного начала: религию, как жизнь и внутренний
опыт, как пророчество и откровение, общественность — как
становящуюся соборность.
Ибо мистический анархизм, если можно говорить о нем как
о доктрине, принадлежит той области духовных исканий,
которую можно было бы назвать одегетикой, т. е. субординируется
под родовое понятие философствования о путях (не целях)
свободы. Он изменил бы своей сущности, если бы предрешал
положительное содержание внутреннего опыта, им постулируемого,
или пытался облечь в статические формы творческую жизнь
начал, которые он утверждает, как текучие энергии беспредельно
освобождающегося духа. В этом смысле мистический анархизм
лишь формальная категория современного сознания, взятого
в его динамическом аспекте.
Он — не мораль, поскольку не предопределяет действия,
и вместе мораль, поскольку признает императив свободного
и цельного самоутверждения нашей конечной воли,
императив энергетизма. А это самоутверждение есть уже неприятие
мира — хотя бы на один только миг, первый миг новой жизни
в свободе, — неприятие мира, как мира данного и наличного,
и противоположение ему своей автономной оценки и вольного
избрания. Так мистический анархизм не предрешает и путей
делания общественного, полагая, однако, как цель, последнюю
свободу и общественных отношений. Он не строит, и не скрепляет
скрепами; развязывает, а не связывает энергии, и не знает между
ними иной связи, кроме соприсущего им тяготения к полюсам
сверхличного. <...>
Было бы напрасно искать в мистическом анархизме
одностороннего утверждения какого-либо эстетического принципа;
но из существа дела явствует, что, с эстетической точки зрения,
его стихия определяется как начало трагическое. С другой
стороны, связь мистического анархизма с символизмом не
случайна. Течение символизма естественно окрашивается в цвета
мистического анархизма, будучи пронизано лучом соборности.

722
ВЯЧ. ИВАНОВ
Сверхиндивидуализм был, в лоне символизма, преодолением
«искусства интимного», эрой «келейного творчества», «уединение»
которого из внутреннего и сознательного стало только внешним
и вынужденным*.
Крушение формальной морали, ознаменовавшее собою
судьбы индивидуализма в XIX в., раскрыло в культурном
сознании динамическую и энергетическую ее природу и придало ей
формально характер патетический. Мораль поведения стала
моралью страстных устремлений духа. Мистический анархизм
есть также патетика. Его пафос — пафос неприятия мира — есть
Эрос Невозможного. Эта любовь к невозможному — принцип
всей религиозной жажды, всей творческой фантазии, всех
порывов и дерзновений, совершавшихся доныне под знаменем
«Excelsior»**2, — есть патетический принцип современной души.
И тот не анархист, кто примиряется с иным, чем свобода
безусловная; и не мистик, кто не знает, что то, что зовется
«невозможным» на языке рационального сознания, «чудом» на языке
сознания религиозного, имеет в его внутреннем Слове (оно же его
Молчание) иное Имя, общее всему, что мудрецы прозревают как
воистину сущее, как единую реальность мира.
е^э
* Срв. о символизме с этой точки зрения мою статью «Предчувствия и
Предвестия» («Золотое Руно» 1906, IV, стр. 68); об интимном и келейном
искусстве «Копье Афины (поскольку мы индивидуалисты?)» в «Весах» 1904 г.
(X, стр. 9 ел.).
* Об отношении этой патетики к романтизму срв. вышеуказанную статью
«Предчувствия и Предвестия».

€^
<B. Я. БРЮСОВ>
Мистические анархисты
Перед нами вторая книга «факельщиков» (см. «Весы» № 5,
стр. 54). на этот раз — теоретическая: четыре статьи
«зачинателя «Факелов», г. Георгия Чулкова о «мистическом
анархизме» и вступление к ним апологета «Факелов» («Весы» № 6).
г. Вяч. Иванова, о неприятии мира. «Факельщики» сами
заявляют, что эта книга «являет конкретный пример
формирования идей, их одушевляющих», и должна указать, какое место
их «доктрина» — «притязает занять в ряду культурных факторов
современности» (стр. 19-20). Итак, гг. «факельщики» хотят
открыть свои карты. A la bonne heure!1 Им теперь останется пенять
только на себя, если окажется, что у них на руках одни фоски. Им
более нельзя будет сетовать на «разочарование» читателя, когда
тот вместо «новых откровений, внушенных богами», на которые
намекал г. Вяч. Иванов («Весы» № 6), или хотя бы просто новых
взглядов, с которыми стоило бы спорить, найдет только несколько
новых терминов в груде очень старых мыслей.
Пробегая книгу, прежде всего видишь с изумлением, что
содержание ее уже было — с поразительной точностью и похвальной
краткостью — заранее изложено на страницах «Весов» самим
г. Вяч Ивановым, в его апологии «Факелов». Чистосердечно
повествуя о тех разговорах, какие он ведет с «зачинателем «Факелов»,
г. Вяч. Иванов пишет: «Он говорит мне: «мистический
анархизм», я говорю ему: «неприятие мира, сверх-индивидуализм,
мистический энергетизм», — и мы понимаем друг друга, и нам
кажется, что у нас есть общая идейная почва для некоторого
культурного дела». В сущности, ничего другого в книге и нет,

724
<В.Я.БРЮСОВ>
кроме этого домашнего диалога. «Он мне: «мистический
анархизм», а я ему: «неприятие мира»; он мне: «мистический
анархизм», а я ему: «сверх-индивидуализм»: он мне: «мистический
анархизм», а я ему: «мистический энергетизм»« и т. д., и т. д.
Только эти ярлычки и клички и составляют непререкаемую
собственность новой книги, а на все остальное, включенное в нее,
вероятно, предъявят свое законное право немало владельцев.
«И мы понимаем друг друга», добавляет г. Вяч Иванов, описав
свои разговоры. Отчего же нет! «И нам кажется, что у нас есть
общая идейная почва для некоторого культурного дела». Этого
нам никак не «кажется», и их почва представляется нам крайне
зыбкой и топкой.
Вступительная статья, где г. Вяч. Иванов рекомендует г.
Георгия Чулкова как «впервые употребившего термин мистический
анархизм* (стр. 16), пожалуй, и оставляет дело «мистических
анархистов» под некоторым сомнением. (Именно «дело
мистических анархистов», потому что никакой — их «доктрины» нет,
а есть «тяжба» «факельщиков» с читателями «Факелов»; читатели
утверждают: вам нечего сказать нам, поскольку вы именно
«мистические анархисты», а не «символисты», не «декаденты», не
«писатели-реалисты», не «социалисты»; «факельщики» же тщатся
доказать противное.) Написана статья обычным для г. Вяч. Иванова
языком, строгим, выработанным, но зато очень тяжелым и очень
темным. Отвлечения громоздятся на отвлечения, понятия нередко
берутся в особом смысле, понятном только постоянным читателям
г. Вяч. Иванова. «Его атеизм — неспособность к сверхличной
воле, безволие в категории сверхличного» (стр. 11), «мистический
анархизм — лишь формальная категория современного сознания,
взятого в его динамическом аспекте» (стр. 20) — в шумихе таких
фраз действительно кажется, что статья нечто выясняет.
Несколько не лишенных интереса мыслей (не относящихся, однако,
прямо к вопросу), вставленных там и сям, довершают иллюзию.
Если бы книга тем и кончалась, «мистический анархизм» имел бы
по крайней мере соблазн чего-то малоизвестного. Но тотчас за
вступительной статьей следуют неосторожные признания г. Георгия
Чулкова, и «дело» сразу становится безнадежно ясным. На
страницах г. Георгия Чулкова неопределенные ценности, о сокровенном
существовании которых заявлял г. Вяч. Иванов, разменены на
медные пятачки газетных фельетонов, и после этого гг. «мистические
анархисты» не могут не признать себя банкротами.

Мистические анархисты 725
Много есть разного в этих статьях г. Георгия Чулкова «о
мистическом анархизме». Здесь и общие места из «сегодняшней»
литературы; «душная атмосфера православия», «постыдно
склонить голову пред лицом эмпирической государственности»,
«старый буржуазный порядок надо уничтожить», и щедрые
позаимствования у Д. С. Мережковского — его сопоставления,
им выбранные цитаты, им поставленные вопросы, и вольное
переложение идей Вл. Соловьева, и слова Достоевского, Ницше,
Ибсена... Но напрасно ждешь хоть одной самостоятельной мысли,
хоть одного оригинального положения, автором которого был бы
не кто другой, а г. Георгий Чулков, «зачинатель «Факелов».
Увы1 за ним остается только одно авторское право: на «впервые
употребленный им термин мистический анархизм*.
Статьи же его, при анализе, легко распадаются на свои
составные части: анархическое учение, изложенное согласно
с популярными брошюрами по этому вопросу, несколько
элементарных истин индийской философии, которые можно найти
в любом учебнике, и изложение взглядов Вл. Соловьева о победе
над смертью. Таково все содержание статей г. Георгия Чулкова,
а, следовательно, и «мистического анархизма». Оно заключено
в шелуху банальных выкриков: «ныне наступает время точнее
определить» (стр. 31), «возврата нет» (стр. 75), «мы зачинатели
нового творчества» (стр. 79). Нам вспоминается, как года три-
четыре назад французский поэт Поль Фор издал сборник
«стихотворений в прозе» и как любезный Пьер Луис заявлял по этому
поводу в предисловии к сборнику приблизительно так: «До сих
пор существовали только две формы: стихи и проза, отныне
человечество имеет третью!» Но у П. Луиса было свое оправдание:
баллады Поля Фора не лишены оригинальности!
Ничего похожего на оригинальность в статьях г. Георгия
Чулкова усмотреть невозможно. Его утверждения, в
противоположность положениям г. Вяч. Иванова, очень ясны, но вместе
с тем... очень известны. И тоскующим взором читатель утомленно
пробегает давно и давно знакомые ему истины и заблуждения.
«Последовательный анархист, — поучает, например, г. Георгий
Чулков в конце своей первой статьи, — должен отрицать не
только государство, но и самый мир, поскольку он хаотичен,
множествен и смертен» (стр. 31). Позвольте, восклицает изумленный
читатель, отрицание мира в его хаотичности, множественности
и смертности, да ведь это же смысл почти всех религий! Разве

726
<В. Я. БРЮСОВ>
не то же самое слова ап. Павла «Единем человеком грех в мир
вниде и грехом смерть»? Разве не то же все учение браманизма? —
«Совершенно верно, — вмешивается г. Вяч. Иванов, — но идея
неприятия мира, поскольку она не стара, как богоборствующее
человечество, как Иов, как Иван Карамазов, родилась в моей
голове» («Весы» № 6). Читатель изумлен опять: как в голове
г. Вяч. Иванова может «родиться» — «идея, старая, как Иов»?
Однако память говорит, что сходное происшествие имело место
в веках прошедших, когда Афина Паллада родилась вооруженной
из головы Зевса. Утешенный такой аналогией, читатель опять
пускается в путь по вязким страницам прозы г. Георгия Чул-
кова, в надежде повстречать где-нибудь и юную идею, хотя бы
даже рожденную из бедра, как Вакх. Надежда везде оказывается
тщетной! Со всех страниц выглядывают все те же дряхлые и
седобородые Иовы: «за личиной множественного и страдающего мира
скрывается начало непреходящей гармонии» (стр. 44), «новая
земля явится не как духовный мир, чуждый нашей жизни, а как
мир, освобожденный от смерти» (стр. 66), «абсолютное и наше
мистическое я есть одно и то же начало» (стр. 74). Все эти мысли,
конечно, не лишены значения, но они твердились и развивались
мистиками всех веков и стран. Может быть, эти Иовы и родились
вторично в голове г. Георгия Чулкова, но такое перерождение
называется усвоением прочитанного, а никак не открытием
нового пути, «пути опасного, пути крайнего, на краю бездны».
Итак, все дело в том, что г. Георгий Чулков изучает мистиков
и перелагает своими словами их мысли? Ах, гг. «факельщики»!
К чему ж такую подняли тревогу,
Скликали рать и с похвальбою шли?
Впрочем, сам г. Георгий Чулков делает вид, что он не излагает
идеи Кропоткина, Вл. Соловьева, буддизма, — а сражается с ними.
Но эти сражения показывают только его малое знакомство с теми,
кого он считает своими побежденными противниками. Мы видели,
например, что он отрицал мир за его «хаотичность,
множественность и смертность». Из этого — ясный вывод, что идеал г. Георгия
Чулкова — мир бессмертия, приведенный к полной гармонии
и единству. Как известно, таков именно идеал, который ставят
вселенной философские учения Индии. Между тем г. Георгий
Чулков победоносно заявляет: «Неприятие мира для современного
сознания (читай: для мистического анархиста) имеет совершенно

Мистические анархисты
727
иное значение, чем для сознания буддиста. Высшее блаженство
заключается в том, чтобы победить свое упрямое я — вот мудрость
буддизма. Высшее блаженство заключается в том, чтобы утвердить
свое мистическое я — вот заповедь нашего времени. Буддизм знает
освобождение, но не знает утверждения». Послушаем, однако,
что говорит человек, действительно знакомый с учениями Индии:
«На плане nirvana единая сила выражается состоянием чистой
сущности, единения со всем сущим. План nirvana это граница,
которая существует внутри нас, а не во вселенной. Nirvana для
нашего восприятия то же, что солнце для слепого» (Брамана Чат-
терджи. Сокровенные учения Индии). Разве «состояние чистой
сущности в единении со всем сущим» не есть то самое
«утверждение своего мистического л», та победа над хаотичностью,
множественностью и смертностью, о которой от своего имени хлопочет
г. Георгий Чулков? Разумеется, Чаттерджи ничего не говорит
и не может говорить об утверждении личного л, но надо надеяться,
что и г. Георгий Чулков под «мистическим л» разумеет не
«личное л», если только он не позабыл своего собственного отрицания
мира за его множественность.
Вообще с г. Георгием Чулковым возможна только одна форма
спора: надо разбирать его книгу, как мозаику, камешек за
камешком, отдавая каждый по принадлежности их разнообразным
владельцам: Кропоткину, Бакунину, В. Розанову, Д.
Мережковскому, Вл. Соловьеву, Ф. Достоевскому. Но занятие это
à la longue2 было бы высоко бесполезным, потому что маленькая
анархическая бомбочка, смастеренная г. Георгием Чулковым,
не представляет ни для кого никакой опасности: она начинена
не взрывчатым веществом, а слабым раствором
позаимствованного мистицизма.
Аврелий.
P.S.
Свою предыдущую «веху» я посвятил разбору первой книги
«Факелов», на которую указывал как на первую манифестацию
«мистических анархистов» («Весы» № 5). В своей апологии
«Факелов» («Весы» № 6) г. Вяч. Иванов с негодованием возражал
мне, что установление связи между «Факелами» и прежними
статьями г. Георгия Чулкова есть «мое собственное, мистическое
(ибо не доказуемое) прозрение». Я и в свое время мог бы сослаться
на то, что под «Факелами» стояла подпись «редактор-издатель

728
<В. Я. БРЮСОВ>
Георгий Чулков»и что довольно естественно искать связи между
направлением издания и идеями его редактора, — теперь же,
после появления второй книги к-ва «Факелов», даже и в этом нет
надобности. Возражение г. Вяч. Иванова остается рассматривать
исключительно как полемический прием, относя его к разряду
тех, которые на юридическом языке называются «отводом».
€4^

€4^
Ф. К. СОЛОГУБ
О недописанной книге
(Георгий Чулков. О мистическом анархизме.
Со вступительной статьей Вячеслава Иванова
о неприятии мира. Книгоиздательство Факелы. 1906, СПб.)
Стремимся к тому, чего нет. Жаждем свободы.
Свобода, почему-то, не дается: злые демоны или жестокие люди для
чего-то наложили на всех нас незримые, но тяжкие оковы. Свободы
нет, — есть власть внешних норм. Но свобода будет, — будет
последнее освобождение и свободная общественность или соборность.
Во все времена общественность была тою сетью, которую
накидывал на Извечно-Свободного Некто-Злорадствующий, и уловлял
множества. И то, что было, в идеальном плане, Человеком, в тугих
петлях социального строя становились Мразью: Чернь, Толпа,
Пушечное мясо, Людская пыль, и мало ли еще как называлось Это,
состряпанное из Человека, захотевшего Сытости и продавшего
Кому-то (Кому, однако?) свое Первородство за Чечевичную
похлебку (варево омерзительное, пойло и ежа мерзкие вместо вечной
Трапезы). Выход из этой сети ясен (в общем) двум милым авторам
книги о мистическом анархизме. Они — добрые люди, и они знают
истинный путь, хотя и не совсем подробно. И этот путь —
мистический анархизм (термин, изобретенный Г. И. Чулковым и
одобренный, хотя и с оговорками, Вяч. Ив. Ивановым). Это — не теория,
не определенное учение, это, как совершенно ясно указывает в своей
книге автор остроумного термина, только путь, по которому могут
идти «конный или пеший», «воин, купец и евнух».
Путь обозначен верно (хотя лучше бы его назвать иначе), путь
свободной соборности. Это объясняется во вступительной статье
В. И. Иванова, статье, написанной превосходно и пересыпанной
умилительными ссылками на собственные стихи автора. В конце
пути — последнее освобождение от власти внешних норм. Этот путь,

730
Ф. К. СОЛОГУБ
идет через социализм, но так как он есть истинный путь, то сеть
Злорадного растает в призрачный Дым, и Человек, похитив Яблоко,
останется в Эдеме, что и будет знаменовать конец истории
(Анекдота, рождённого Айсою1). Таков virus книги г. Чулкова, — если
автор этой скромной заметки достаточно восприимчив к едкому
вкусу мистико-анархических сладких отрав.
Путь означен верно. В термине нет противоречия, говорит
Вяч. И. Иванов. Вы думаете, анархия и мистика — разное?
Вяч. И. Иванов думает, что это — одно и то же. Мистический
анархизм — тавтология, вроде «русский москвич». Истинный
мистик — безусловно свободная личность; истинный анархист —
безусловно мистик, т. к. плохой же он анархист, если верит в Бога
или в мировую необходимость, т. е. он должен сознавать свою
свободу в смысле безусловно самоопределяющейся волевой монады.
Свобода мистическая и свобода политическая — все свобода, одна
и та же; так Афродита Небесная и Афродита Народная — одна
и та же богиня. Что касается меня, то в этом пункте я предпочитаю
думать, что это — две богини, что это — две свободы, и что смешение
терминов не полезно для ясности мысли. Кроме того, мне кажется
авторским произволом называть истинным в чужих учениях лишь
то, что согласно с его замыслом. О мистицизме, конечно, Вяч.
Иванов говорит, как о своей отчине и дедине; но существом анархизма
лучше бы признать то, что признавали таковым настоящие
анархисты. «Истинный» мистики «истинный» анархист для моего слуха
звучит, как «истинный» русский.
Верный путь — путь великой борьбы с Роком. Миродержавная
Мать трех вечных Прях-Мойр не являла доныне Человеку своего
подлинного Лика. Она предстоит ему под личинами,
равно-трагическими, равно-ужасающими, равно-безобразными, но повергающими
Человека в Прах разными способами: это — личины
жестоко-непреклонной Ананке (необходимость) и коварно-изменчивой Айсы
(случай). Айса учит Прях прясть, Ананке учит Жницу жать. Сеть
крепка, Нож остер, — как же Человек может быть свободен?
В плане истории Айса, в плане мистическом — Ананке. Человек
никогда не свободен, уже потому, что он — рожден, он — всегда
и неизменно Сын, — а «несть Сын болий Отца».
Свободен только Я. Последнее освобождение — удел того только,
кто придет ко Мне, и примет Мой закон великого тождества
совершенных противоположностей. Всякое иное приближение к решению
задачи — призрачно и обманчиво. Таково и решение мистических

О недописанной книге
731
анархистов. Безусловно самоопределяющаяся волевая монада
безусловно свободна, но я себя таковым не знаю, и такою пустынною
свободою не удовлетворюсь, — потому что монада, как таковая,
определяясь свободно, не имеет никаких причин определяться
к чему-нибудь, и определяется неизбежно к безнадежному
одиночеству, какими бы декорациями Соборности она себя ни утешала. Ее
пустая и праздная свобода — коварный дар обманчивой Айсы,
произвольно бросающей в бесцельную, но роковую игру неисчислимые
возможности, — неисчислимые, и совершенно никуда не ведущие.
И что есть волевая монада?2
Ничто простое, ничто единое нам не дано: мы всегда в мире
бесконечных сложностей, и условно-простое обнаруживается
только анализом, результаты которого не всегда надежны.
Человек — сложный и не замкнутый мир, постоянно подверженный
неисчислимым влияниям. Взаимодействие внешних влияний
и сложившихся внутри Его устремлений создает Ему то или иное
обличив: устойчиво-стремящегося или неустойчиво-зыблемого.
Его неустойчивость стремит его в изменчивое море зыбких
случайностей, в гибельную пучину конечной несвободы. Психология
его — состояние томительной нерешительности, безволия. Его
наука — Факт, его история — Анекдот, его утешение — Комедия,
его радость — Счастье.
Устойчивость Человека устремляет его единственным путем
роковой необходимости, под новые небеса конечной свободы.
Психология его — состояние яркой решительности, вечного воления.
Его завет — Тайна, его пафос — Трагедия, его истина —
самоутверждение.
Самоутверждение свободной человеческой личности не дано
в соборности, как думает г. Вяч. Иванов. Соборность — только
средство приобщения ко Мне. Весь восторг соборности только в том,
чтобы прийти вместе, чтобы вместе быть со Мною. Не Мне
множество нужно, мой праздник — молчание и тайна, и для множества
цель — Я. Скопление людей только тогда и становится Общиною,
когда Каждый придет ко Мне. Сколько и как ни собирайте людей,
полагающих свои цели вне Меня, — это все будет Стадо,
нестройным ревом зовущее Пастуха и его Бич. Только самоутверждение
преображает Вещь в Человека и Стадо в Общину. Я же утверждаю
себя вне и прежде всяких социальных устроений, каковы бы они
ни были, как бы они ни открещивались от власти, чем бы они
ни топтали Пастуха и Бич.

732
Ф. К. СОЛОГУБ
И как им откреститься от власти? Вот, Вяч. Ив. Иванов говорит
о свободе, Г. И. Чулков — о безвластии, об освобождении от власти
всяких норм, — но, подобно тому, как не сделан анализ понятия
о Свободе, и она не утверждена, по закону тождества совершенных
противоположностей, на Необходимости, миродержавной матери
трех Прях, так и относительно понятия власти анализ не сделан.
Что же такое власть? Почему созданные Человеком (или Иным?)
нормы имеют власть над Своим Творцом (или Тварью?) Что есть
яд и сила власти?
Я думаю, что если Г. И. Чулков пожелает когда-нибудь
проанализировать понятия, над которыми он оперирует, то под грубо-
сделанною маскою Власти обнаружится для него личина все ее же,
Миродержавной. Обличье коварной Айсы явится за сваливающеюся
маскою. И по великому закону тождества совершенных
противоположностей на Весах мира медленно качнутся и станут на дивном
Уровне всемирно-тяжелые грузы Власти и Случайности.
Качаются мировые Весы. На дивном останавливаются Уровне —
Свобода и Необходимость, и обе — одно; Власть и Случайность —
и обе — одно.
Как же разбить железные оковы необходимости? Как разорвать
липкую сеть случайности?
Только в Преображении — путь к свободе. Дивное таинство, ста-
новящее То — Иным, совершенно противоположным, только оно
показывает мне, что я — Я, творящий и волящий, единый, роковой.
Необходимость перестает быть для меня внешне-гнетущим Роком,
и претворяется в Мою непреклонную Волю. Случайность перестает
быть для меня внешне-обольстительною Судьбою, и
перековывается в Мою верховную Власть. Так истлевают последние Личины,
и Ананке и Айса становятся только Моими.
В моей краткой заметке все это кажется, может быть,
произвольным и слишком догматичным. Но невозможно говорить иначе,
как полусловами и намеками, о книге, которая совсем напечатана
(уж это-то несомненно), но еще не совсем написана. Я хотел указать
только на то, что путь безвластия может и не быть путем свободы,
и что мудрые Слова, которые есть в этой книге, не спаяны в венец
Мистагога3 и Жреца4.
«^

€*^
Д. С. МЕРЕЖКОВСКИЙ
Мистические хулиганы
Читал литературные отчеты за год — и стало грустно, стало
тошно. Когда смотришь на человека, страдающего морского
болезнью — мы все более или менее страдаем ею на мертвой зыби
реакции, — то самого тошнит. Простите за некрасивое сравнение,
но ведь и в Писании сказано: изблюю тебя из уст моих.
Ну, так вот мне кажется, что в этих новогодних отчетах все мы,
бедные писатели, дурно переваренные, искрошенные на мелкие
кусочки, изблеванные из уст наших критиков, в жалком и
отвратительном смешении вываливаемся из головы читателей.
В газете «Речь»1 Леонид Галич, критик вообще остроумный
и отзывчивый, отмечает в минувшем году «возрождение
романтизма, в котором будто бы сливаются два течения — «мистический
анархизм» и «неохристианство». Всякий романтизм, по мнению
Галича, есть «греза о божественном совершенстве, вера в чудо,
в то, что Бог преобразует мир». При таком определении романтизм
совпадает не только с «неохристианством», но и с христианством
вообще. Это с одной стороны, а с другой — во всяком будто бы
романтизме «есть нечто от хулиганства»: «всякий романтизм есть
махаевщина» — такова математически точная формула Галича.
Подведем итог.
Христианство есть романтизм; романтизм есть хулиганство;
отсюда неизбежный выход — две величины, равные третьей,
равны между собою.
Не надо быть христианином, достаточно быть культурным
человеком, чтобы волосы дыбом встали от этого вывода. Ведь
добрая половина европейской культуры создана или насквозь
пронизана христианством: не только «Божественная комедия»,

734
Д. С. МЕРЕЖКОВСКИЙ
Сикстинская мадонна, «Цветочки» Франциска Ассизского,
но и «свобода, равенство, братство», которые взяты революцией
тоже из христианства, как это понял еще Герцен. И все это
оказывается никуда не годною романтическою ветошью, «идейною
махаевщиной», сплошным «хулиганством». Мировая культура
опрокидывается одним щелчком пальца, как карточный домик.
Галич утешает нас тем, что на смену умирающего
неоромантизма идет могучий неореализм в лице Розанова.
«Нынешняя тема его такова: Бог мешает жить людям; мечта
о совершенстве мешает нам устраиваться на земле; надо думать
не о небе, а о социальных неустройствах. Если хотите, — прибавляет
Галич, — мысль уже вполне писаревская, и можно ждать, что не
сегодня, так завтра мы услышим, что "сапоги выше Шекспира". Да,
мы к этому неудержимо идем, и что же остановит нас на пути?*
Некогда утверждение: «сапоги выше Шекспира» было
невинным, хотя и невежественным ребячеством; теперь оно стало
сознательным варварством, уже не романтическим, а
реалистическим хулиганством. И вот мы «неудержимо идем к этому
новому хулиганству — «и что остановит нас на пути?» Уж, конечно,
не мистический анархизм, не неохристианство — эта, по мнению
Галича, жалкая «идейная махаевщина, которая долепетывает
свои последние фразы». Так что же, что же, ради Бога, что?
Но, не отвечая, Галич спешит к внезапному выводу: «Мы
не вернемся к старой утилитарности, к позитивизму».
Почему же, однако, не вернемся? Ведь только что было
признано, что у нас нет никакого удержу на этом возвратном пути,
никакого оружия против старого позитивного варварства: «сапоги
выше Шекспира».
Но Галич, опять-таки не оглядываясь, спешит, летит
вперед: «Стараясь облегчить муки людей, мы, конечно, не забудем
и о богах».
Позвольте, позвольте, вовсе не «конечно». И о каких «богах»
мы не забудем? Ведь всякая «греза о божественном совершенстве»
есть та же «махаевщина», то же «хулиганство».
Но, не слушая ни рака, ни щуки, лебедь рвется в небо: «Глядя
в небо, не оторвемся мы от земли; наряду с религией созерцания
возродим и религию действия».
После всего, что сказано о религиозно-романтической «ма-
хаевщине», это или ровно ничего не значит — тут «небо»,
«религия» — пустые звуки, или это значит: мы соединим оба

Мистические хулиганы
735
хулиганства, созерцательное и деятельное, романтическое
и реалистическое, небесное и земное, в едином всеобъемлющем
хулиганском синтезе — ив этом будто бы наше спасение.
Чудовищно. Не могу поверить, чтобы Галич действительно
думал так. Но если не так, то как же?
Ничего не понимаю, ничего не вижу. Вижу только смешение
непереваренных блюд и человека, одержимого рвотной
судорогой. Надеюсь, что эта неприятность у Галича скоро пройдет, он
выздоровеет и сделается снова остроумным критиком.
Благопристойнее страдает морскою болезнью Чуковский,
писатель глубоко современный и чрезвычайно талантливый,
который дает новогодний отчет о литературе в той же газете «Речь»
рядом с Галичем, причем выводы обоих поразительно расходятся.
По мнению Чуковского, никаких «новых течений», усмотренных
Галичем, в современной русской литературе не существует вовсе:
«В минувшем году русская литература ничего не решала, ни о чем
не думала, ни о чем не спрашивала, жила и двигалась, как слепая».
Когда я это прочел, мне стало жутко: почувствовалась такая
правда, которую я сам себе боялся сказать. Ведь это значит: в
минувшем году русская литература впала в умственный столбняк,
в идиотизм. То есть, конечно, много было разных мыслей,
мыслишек, но единой мысли не было. «Всюду и везде общие
положения иссякли, — продолжает Чуковский. — А если искать хоть
тень какого-нибудь общего начала, то придется остановиться все
на той же неумирающей идее современной культуры — на борьбе
с мещанством. Но мещанство утратило для современной
беллетристики сколько-нибудь конкретные черты и приняло титанические
размеры. Своею «Жизнью человека» Леонид Андреев попытался
вскрыть мещанственность всякой жизни, всякого
существования — бытия, а не быта. В «Иуде и других» в мещанственности
обличается весь мир, купивший и продавший Бога: даже ученики
Христовы, даже мученики, даже апостолы — мещане. Если бы
критик довел мысль Андреева до неизбежного, хотя, может быть,
бессознательного конца, то оказалось бы, что в мсщанстиснно-
сти обличается не только весь мир, но и Бог («Некто в сером»),
не только ученики Христовы, но и сам Христос. Галич почти
соглашается с Розановым, что христианство —
злокачественный романтизм, «хулиганство»; Чуковский почти соглашается
с Андреевым, что христианство — «мещанство». Но почему же,
однако, эта идея будто бы всей современной культуры — борьба

736 Д. С. МЕРЕЖКОВСКИЙ
с мещанством, да еще с титаническим, — в русской литературе
превратилась в бледную, мертвую тень, в грязную тину на дне
высохшего колодца? И во имя чего борется Андреев с мещанством
в мире, в Боге? Критик прошел мимо этого вопроса или, вернее,
наткнулся на него, как слепой, и в слепом ужасе шарахнулся
в сторону. А между тем ответ на этот вопрос, может быть,
выяснил бы причины того умственного столбняка, в который, как
верно и грозно предостерегает Чуковский, впала вся современная
русская литература.
Галич, говоря о мистическом анархизме, забывает его
пророка, Андреева; Чуковский, говоря о титаническом мещанстве,
забывает его пророка, Розанова. А между тем сопоставление
Андреева и Розанова в их полярной противоположности и
полярном взаимодействии, может быть, бросило бы свет в ту темную
«злую яму», в которую так неожиданно провалились все идеи
русской литературы.
В глубоко проникновенной статье «Весенний ветер» (Русская
мысль XII, 1907 г.), которую недаром наши мистические
анархисты замалчивают — да и что им возразить, бедненьким? — Д.
Философов говорит: «Как отнеслись к "Жизни человека" мистические
анархисты?» «Ты наш, ты наш!» — закричали они вместе с толпой
и начали вокруг Андреева свою свистопляску. Приветствовали
в нем не возможный переход к высшему разуму, а отказ от здравого
смысла. Этот отказ именно и прельщает мистических анархистов.
«Все на свете бессмысленно, мы во власти темной
иррациональной силы. Мир неприемлем. Да здравствует хулиганство!» Это
значит: мистический анархизм есть мистическое хулиганство.
Но если так, то вот и ответ на немой вопрос Чуковского: во имя
чего происходит борьба с «титаническим мещанством»? Во имя
титанического хулиганства. О, конечно, самого Андреева черта
великого страданья или безумья отделяет от хулиганской резвости
тех бесчисленных мистических анархистов, которые с «оргийным»
визгом валяются, как щенята на солнце. Но в своем религиозном
сознании или, вернее, в своей религиозной бессознательности,
Андреев беззащитен перед этим налезающим на него, облипающим
его мистико-анархическим хулиганством.
Что такое хулиганство? В эстетике это уже не вообще «сапоги»,
а «мои сапоги выше Шекспира»; в этике — «мне все позволено»;
в религии — «во мне все божественно; я Бог, и нет иного Бога,
кроме меня».

Мистические хулиганы
737
Древний хаос потревожим,
Космос скованный низложим,
Мы ведь можем, можем, можем, —
поет Городецкий2. Разрушение космоса, разнуздание хаоса «во имя
свое» — такова сущность мистического анархизма, мистического
хулиганства — глубочайшей антирелигии, антихристианства.
Дубровино-меныпиковское, черносотенное христианство давно
уже сделалось эмпирическим хулиганством. Но только в настоящее
время, пока мистические анархисты, андреевские щенята, с одной
стороны, превращают мистическое хулиганство в эмпирическое,
Розанов — с другой — превращает старое эмпирическое
хулиганство в новое, мистическое. Рано или поздно эти два
противоположные течения встретятся и сольются в одном бездонном омуте.
4 января 1908 года в «Новом времени»3 произошло, может
быть, удивительное для многих, но меня нисколько не
удивившее событие: в статье, озаглавленной «Вечная память», говоря
о Воскресении Христовом, о воскресении мертвых, Розанов
назвал это воскресение «всемирным скандалом», «всемирною
плевательницею». В следующем номере А. Столыпин, брат своего
брата, должно быть, немного испугавшись «скандала»,
пролепетал что-то о духовидце Сведенборге, но такое невразумительное,
что тотчас же сам сконфузился и умолк. А в сущности пугаться
было нечего; никакого скандала не произошло: плевательница так
плевательница. Меньшиковы уж, конечно, возражать Розанову
не подумали. Ведь в сущности он только высказал вслух их
тайную мысль: ведь все они только и делают, что, громко защищая
православие, потихоньку плюют во «всемирную плевательницу».
— Алексей Сергеевич, есть Бог?
— А чёрт его знает, есть ли. Впрочем, наплевать — неинтересно...
«Не имею интереса к воскресению, — признается Розанов. —
Говорят: мы воскреснем со стыдом, с "обнажением"... Ну что же...
Зажмем глаза, не будем смотреть. Не осудим друг друга. Не
заставит же Бог плевать нас друг на друга, не устроит такой
всемирной плевательницы... Нет, это так глупо, что, конечно, этого
не будет. Просто, я думаю, умрем... Так думаю, может быть,
скверно, но так думаю».
Вот сущность мистического анархизма: может быть, скверно
думаю, но это не важно, важно то, что я — я — Я так думаю;
а ежели — я, то хорошо и скверное, потому что я — красота,
я — истина, я — мера всего.

738
Д. С. МЕРЕЖКОВСКИЙ
«Если бы я был великим иереем, — заключает Розанов, —
я сотворил бы религию «здесь» и «здешнего», и, уверен, тогда бы
нас гораздо лучше судили и «там», если вообще есть «там», что,
впрочем, и не интересно, раз уже все положено «здесь». И Розанов
сообщает единственную заповедь этой новой религии:
«Оставьте все как есть. Не тяните ни туда, ни сюда».
Но ведь это древняя, вечная заповедь всей черносотенной,
мещански-хулиганской религии; дубровины, Меньшиковы
только и хлопочут о том, чтобы «оставить все как есть», всякую
существующую мерзость возвести в перл создания, признать
божественной, только потому что она существует — поклониться
непотребному богу непотребной действительности.
«Уничтожив Бога, разрушим все, что есть», — говорит
андреевский Савва. «Уничтожив Бога, оставим все как есть», —
говорит Розанов. Но и здесь, как везде, крайности сходятся:
абсолютное мещанское «принятие мира» без Бога и абсолютное
хулиганское «неприятие мира» тоже без Бога ведут, в
последнем счете, к одному и тому же — к отказу от всякого действия,
к успокоению в мещанском быте или в хулиганском небытии,
к последнему безразличию, смешению добра и зла, красоты
и безобразия, Бога и дьявола в одном хаосе, в одной слякоти.
«Приму ли я мир огулом, или огулом не приму — результат
тот же, — говорит Д. Философов ("Весенний ветер"). — Я
признаю себя бессильным бороться со злом в мире. У мистических
анархистов неприятие мира сводится к самому наивному его
приятию, в том виде, в каком он есть», т. е. сводится к розановскому
«оставьте все как есть». «Всякое возвращение вспять —
непременно хулиганство», — заключает Философов. Можно бы заключить
и обратно: всякое хулиганство есть непременно возвращение
вспять, всякое хулиганство есть непременно реакция. Предел
мистического анархизма — предел реакции. И это одинаково
верно не только для Розановых, но и для андреевских щенят.
Тут революция сходится с реакцией в какой-то глубочайшей
мистической точке.
Вот что инстинктивно поняли нововременские товарищи
Розанова — рыбак рыбака видит издалека; они поняли, что
мистический анархизм — громоотвод революции. Вот почему
Меньшиковы, Столыпины, защитники эмпирического
черносотенного христианства, не захотели, не могли, не должны были
возражать на мистическое хулиганство — антихристианство

Мистические хулиганы
739
Розанова. Оно им слишком с руки: это — новая вода на старую
реакционную мельницу.
Разумеется, борьба с мещанством во имя хулиганства —
совершенно призрачная, притворная: для чего им бороться, когда
сущность их одна и та же — мир без Бога? Милые бранятся — только
тешатся. Сколько бы ни боролись, рано или поздно мещанство
с хулиганством непременно соединятся в абсолютной пошлости,
в грядущем хамстве. Я говорил некогда о Хаме4 грядущем; боюсь,
что скоро придется говорить о пришедшем Хаме.
Теперь понятен и тот идейный столбняк современной русской
литературы, о котором говорит Чуковский. Мыслей,
мыслишек — сколько угодно; талантов, талантишек — невпроворот.
Целая юная поросль, целая вешняя радуга. Ну а что как это
поросль проказных лишаев? что как это — радуга гниющих вод?
Философов кончает свою печальную статью неожиданно
радостным возгласом: «Будем верить, что при свете религиозного
сознания — русская литература выйдет из великого смятения —
и тьма ее не обнимет».
Я тоже верю, что «тьма не обнимет света» ; но Философову как
будто не страшно, а мне страшно. Мне кажется, тьма не только
обнимет, но уже обняла русскую литературу; может быть, около
нее, над нею, где-то брезжит свет: но в ней — тьма. Да, страшно.
И страшнее всего то, что хотя мы все более или менее отчаялись,
но отчаянье наше равнодушное или даже веселое. Нет-нет да и
завизжит кто-нибудь из валяющихся на солнце щенят:
Мы ведь можем, можем, можем!
И никто не ответит: врете, ничего вы не можете, даже того, что
вас всех сейчас, как слепых щенят, в помойную яму вышвырнут,
понять не можете.
И никто не слышит вопиющего в пустыне голоса: обратитесь,
покайтесь. Отчаялись, но не покаялись. А ведь только тогда,
когда мы дойдем до последнего религиозного отчаяния, до
раскаяния, когда поймем, что мы все на краю гибели, что Россия
гибнет, — только тогда можно будет снова надеяться, что засветит
во тьме свет и тьма его не обнимет.
€^

-e^
А. Л. И В. Л. ГОРДИНЫ
Долой анархию!
1. О необходимости знать, что такое анархия. Единодушие
в порицании беспорядка и разногласие в понимании его
От первого банкира до последнего обывателя, от первого
помещика до последнего крестьянина, от первого фабриканта
до последнего рабочего все сходятся в том, что анархия, если
под ней разуметь беспорядок, не годится. Насчет этого двух
мнений нет. Однако это достопримечательное единодушие
сразу исчезнет, когда одна из сторон попробует яснее определить,
точнее установить, что она называет порядком и что
беспорядком. Немедленно обнаружится, что крестьяне склонны считать
беспорядком тот порядок, при котором вся земля сосредоточена
в руках помещиков и т. д., и т. д.
Ясно, что суть дела оттого, что мы все так усердно и от всей
души кричим: долой анархию! — нисколько не меняется, так
как каждый из нас влагает другое понятие в эти слова, понимая
их по-своему. Мы, очевидно, говорим на разных языках. А между
тем, сговориться нам все-таки крайне необходимо, в особенности
с теми, которые воистину болеют со всеми угнетенными.
Кто не порицает анархии, но кто знает анархии!
Если мы кричим «долой ее», то необходимо же знать, что оно. <...>
А между тем простой народ совершенно ничего не знает, чего
хотят анархисты. Даже образованные люди, пишущие в
«Известиях», знают не больше. Да Бог с ними, с интеллигенцией-то, нас
интересует здесь, главным образом, народ. А где же было народу
знать, что такое анархия, когда при старом режиме за одну
такую книжку можно было попасть на виселицу. Сейчас же народ,
вершитель своей судьбы, должен все знать, во всем разобраться,
иначе он рискует проклинать друга и благословлять врага.

Долой анархию! 741
Где незнание, там и ошибки. Ведь не всё, что говорят,
правильно. Не всякого ли революционера, при старом режиме, объявляли
врагом народа. Теперь же все их воспевают, даже те, которые
еще вчера кидали в них каменьями. Нельзя же все-таки драть
глотку «долой! «, не зная кого и что. Никто же, право, не скажет
про блюдо, вкусно ли оно или нет, если от роду не отведал от него.
В знании — сила. Если знание того, что восхваляешь нужно,
то тем более необходимо, знать то, что порицаешь. Порицание
ведет к осуждению, осуждение нередко ведет к преследованию,
а преследование ни в чем неповинных страшно грешно и страшно
вредно всему обществу. История необычайно богата жертвами
нашего заблуждения, жертвами нашего невежества. <...>
Это длинная, предлинная печальная история, история наших
заблуждений, нашего невежества, история наших все новых
и сызновых распинаний наших Спасителей учит нас быть
поосторожнее —
раньше знай, а после порицай!
2. Нападки на анархию
Невежество, предрассудок и злое намерение корыстных
людей соединились здесь все вместе, образуя такой прочный
нерасторжимый союз клеветничества и измышления разных
небылиц, какой человечество когда либо знало. <...> К чему и что
за смысл прибегать к таким недопустимым приемам борьбы,
как изображать всех анархистов ворами, разбойниками,
громилами, грабителями, словом хулиганами. И досаднее всего, что
это делают люди, которые мнят себя защитниками угнетенных,
господа «социалисты». Возмутительное и непростительное
издевательство над истиной. Приходится тебе при таком положении
вещей, независимо от твоих убеждений, лишь удивляться, прямо
преклоняться перед силой воли, перед самоотверженностью той
горсти великих смельчаков, идущих своей дорогой, несмотря
на презрение всего общества.
И не говорит ли это о слабости идеи о власти! Очевидно,
поклонники власти сами не верят в силу своего убеждения, в
возможность отстаивания своей идеи без лжи и клеветы. <...>
Вы занимаетесь травлей на анархизм, не только на анархистов,
и не на тех отдельных лиц, за которых ни анархизм, ни даже
анархисты не отвечают, и которые, по всей вероятности, явля-

742
А. Л. И В. Л. ГОРДИНЫ
ются вашими же агентами, провокаторами, агентами вашей
власти или же, в самом лучшем случае, нами провоцированными.
На всех столбцах ваших газет вы трубите о надвигающейся
анархистской опасности, твердя в исступлении вашем: беспорядок,
анархия, анархия на местах, анархия в провинции, анархия
в столице и т. д., и т. д. до тошноты.
Но есть ли анархия — беспорядок? учит ли анархизм
беспорядку, уничтожению общества? Ведет ли он к распаду
общества? — Этого вы и не думаете доказать, гнусные клеветники!
3. Что такое анархия?
Вот мы и ответим ясно и категорически: анархия не означает
беспорядка, а напротив — самый лучший порядок, то есть
порядок без насилия. Анархия это самое тихое, самое мирное, самое
вольное общество, где нет принуждения, а все делается
добровольно, путем соглашения.
Кажется, ничего страшного в этом пока нет. Но дальше
анархизм отрицает право власти, считая ее грубым насилием,
именно правом сильного, чем обыкновенно противники угрожают
Вольному обществу. Анархизм проповедует упразднение власти,
а это уж не очень выгодно той кучке, которая стоит у власти. Вот
она и поднимает гвалт. Но крик ничего не доказывает, а лишь
мутит, волнует народ, пока он не разберется, на чьей стороне
правда. И к чему истерический крик: «анархия — гибель
революции»! Анархисты никакой власти не признают, кроме власти
убеждения. Убедите же, а пока вы нас не переубедили, мы будем
проповедовать наше убеждение, что всякая власть есть насилие,
угнетение личности и что ни один человек не имеет права
властвовать над другим, будь он выбранным другими или выбранным
им самим, самодержцем или депутатом.
Никто, никакой человек не обладает правом приказывать,
а лишь просить или советовать,
<...> Министры, выбранные толпою, нередко также бывают
лишь льстецами и угодниками толпы, поддакивающими всем
слабостям ее. Не говорят правды, а главное — краснобаят и крас-
нобаят, вот и становятся министрами. Притом, ты, говоришь,
умней, так переубеди же, вразуми, а пока не умеешь этого
сделать, я остаюсь при своем: мне кажется, правда на моей стороне,
справедливость на моей стороне, и потому раболепно слушаться

Долой анархию!
743
не намерен. Но что я вижу, ты сжимаешь кулаки и скрежещешь
зубами, где же твой мудрый разум, я вижу лишь грозный кулак.
Что это свистнуло надо мною в воздухе — это твой кнут, — символ
власти. Уймись, ты, поганая озверевшая власть. Это твой так
называемый закон — хулиганское насилие. Я Человек, я горд,
не доведи меня до отчаяния.
Так говорил Анархист на площади к толпе. <...>
Что власть не право, а именно право сильного, то она, власть,
сразу станет бессильной, и не только права, которого она,
впрочем, никогда не имела, но и силы никакой у нее не окажется, ибо
никто не захочет поддерживать власть в насиловании товарища
для того только, чтоб завтра она могла его самого насиловать, ведь
ясно станет для каждого разумного человека, что как его товарищ
стал сегодня жертвой этого произвола, именующего себя правом,
то равно так же и он может оказаться завтра такой же жертвою
этого же произвола. Какой же смысл имеет для сознательного
Человека оказать содействие той грубой силе, тому
разнузданному произволу, той деспотии, которая всем одинаково угрожает.
Сегодня она творит расправу с ним, завтра со мною. Попробуй
и ты ослушаться этого зверя, и будь даже правым, как нельзя
быть более правым, будь даже чистым, как ангел, как херувим,
этот лютый зверь тебя не пощадит, он тебя растерзает. Словом
власть это «насилие всех над всеми», а не только насилие
«большинства» над «меньшинством». Насилие, насилие, насилие — вот
три основы власти. Но вы лгите, вы народу истины не говорите,
ему вы с напускным благоговением фараонских жрецов говорите,
стращайте: «это закон!» «это право!» как будто оно и священно
и справедливо, как будто человек должен покориться этому
беззаконию, как он должен покориться истинному закону, его
собственному закону, внутреннему закону, т. е. закону своей
совести. Но ложь вечно существовать не может, и скоро она
обнаружится и тогда вот рухнет все это здание произвола, все эти
суды, тюрьмы и проч.
<...> Совести сейчас никакой нет. Она заглохла, защемлена
законом — беззаконием. Но когда уничтожатся эти законы, эта
власть, власть насильников, богачей и угнетателей, не будет
больше ни рабов ни господ, не будет больше никакого угнетения,
тогда люди заживут тихо, мирно — no-Совести, по-Человечески.
Благо общества совладеть с благом его каждого отдельного
члена, себялюбие — с любовью к ближнему, все будут свободными

744
А. Л. И В. Л. ГОРДИНЫ
и всем будет хорошо — вот и не будет больше ссор, драк,
грабежей, воровства, разбоя и войн. Собственная польза и польза всех
подскажет людям быть честными, миролюбивыми, хорошими.
Общество будет управляемо Любовью, как хорошая семья.
Инстинкт самосохранения, ответственность за свои поступки перед
самим собою, уважение к достоинству Человека, все это направит
общество на путь добра и совратить его с пути зла. С
уничтожением первоначального источника зла и угнетения — власти,
уничтожится или, по крайней мере, ослабнет и само зло. Одно
уничтожение власти уж есть восторжествование добра над злом,
водворение Мира и Любви на земле.
— Так вот как! у вас богатых и бедных вовсе не будет.
— Не будет. Там будет Коммуна или же, вернее, Панкоммуна.
— А это что такое?
— Вот, объясню.
4. Что такое Панкоммуна?
Панкоммуна буквально означает все — коммуна, все —
общественно. В Коммуне «все для всех!», никакой частной
собственности нет. Вся земля, все дома, все фабрики, заводы, все продукты,
все предметы, словом все богатства принадлежать всем, всем ее
членам. Там один человек не может себе накопить много хлеба,
запасов, разных продуктов, домов, фабрик, дворцов и тому
подобного, так как все это принадлежит всем одинаково. Общество
дает всякому, сколько ему нужно, «каждому по потребностям».
— А если кто-нибудь припрячет?
Да на какой чёрт оно ему? Разве завтра не достанет. Всякому
дается всегда все, сколько ему надо. Там спекулянтов не будет,
чтобы они припрятали товары для взвинчивали цен, как сейчас
во время войны.
— А как, войны будут у вас?
— Нет. Потому ведь я и говорил Панкоммуна, а не просто
Коммуна. Это значит, что у нас будет и Коммуна территорий,
т. е. не будет больше частной собственности на территорию.
Каждый народ, где бы он ни был, сможет жить по-своему, говорить
на своем языке, воспитывать своих детей по-своему, устраивать
все по-своему, в его духе, согласно его обычаям, особенностям его
души и истории. Русские в Нью-Йорке устраивают себе русскую
свободную колонию, живут себе так свободно и, если захотят,

Долой анархию!
745
так по-русски, как в Петрограде и Москве. Так же живет себе
латыш, француз, поляк, живет полной национальной жизнью
в Петрограде и Лондоне или Берлине. Ни один народ не станет
затевать войн, ибо они лишни и бесполезны: захватить нечего.
Сейчас один народ воюет с другим только из-за захвата
территории, тогда же будет провозглашено: «Весь земной шар всему
человечеству!» Каждому народу будет сказано: селись, где угодно,
ты все равно везде и повсюду вправе жить по-своему, никто тебе
ничего не укажет — все к твоим услугам, вся земля перед тобою
от одного края до другого!
— А что станет тогда с любовью к отечеству?
— Отечеств больше не будет. И слово это будет позорным
воспоминанием варварского прошлого, пережитком старого мира,
основанного на частной собственности, на краже, грабеже,
захвате, насилии и угнетении. Отечество это захват, захват данной
территории только для себя. Этому не быть! Всякая территория
принадлежит всем населяющим ее народам, — весь земной шар
всему человечеству — вот коммуна территорий. Тогда будет
не любовь к отечеству, а любовь к человечеству. К
человечеству и к своему народу. Отечество это — частная собственность
на территорию!
— А почему тебе так страшна частная собственность?
— Вот почему. Пока есть частная собственность, всякий
живет только для себя, только себялюбием, старается набрать,
чем больше, не останавливаясь ни перед чем; грабить,
хищничать — вот закон частной собственности. Что получается в
результате? — Один фабрикант эксплуатирует миллионы рабочих,
один помещик донимает тысячи крестьян. Один миллиардер,
а другой голыш. Так обстоит дело и с частной собственностью
на территорию. Один народ награбил много территорий — вот,
его отечество занимает чуть ли не половину земного шара, один
территориальный миллиардер, а другой народ территориальный
батрак, бобыль, вовсе отечества не имеет, так, наприм., еврейский
народ и другие. Разве это справедливо?
— Согласен. Если уж Коммуна, то уж настоящая Коммуна.
Панкоммуна, Коммуна всего, и коммуна территорий, конечно.
Так оно и должно быть. Но вот что меня интересует. Как вы насчет
женщин. Говорят, что у вас Коммуна жён. Правда, я уж видел,
что много лгут на счет вашего брата, но последнее кажется мне
вполне правдоподобным: раз частной собственности нет: «все для

746
А. Л. И В. Л. ГОРДИНЫ
всех», значит, всякая собственность общая, жена же
собственность мужа; отсюда ясно, что, при отмене частной собственности
все женщины принадлежат всем мужчинам.
— Вот я вижу, как вы последовательны в своих заблуждениях.
Всё это правильно, но лишь по-вашему. Это только
приколачивает к позорному столбу ваше преступное отношение к женщине.
И оно лишним образом доказывает нам как старый мир мерзок,
как он зол. Вы порабощаете женщину, эксплуатируя ее двояко,
низведя ее на степень рабыни и самки,., и вы переносите ваше
рабство, ваши извращенные и развращенные понятия в нашу
свободную, чистую, нравственную Панкоммуну. Панкоммуна
означает и коммуну домашнего хозяйства, равномерное
одинаковое добровольное участие обоих полов во всех областях
жизни и хозяйства. У вас мужчины властвуют над женщинами,
угнетают их, покупают их как скот, она есть поэтому частная
собственность, собственность покупателя-мужа, она есть предмет
полового потребления (не даром говорите «потребная»
женщина) и с уничтожением частной собственности, с коммуной всех
предметов потребления вы естественно ждете и коммуны ваших
предметов полового потребления. Но какая здесь бездна гнусности
и мерзости. Ведь, вы тут нам открыли лишь один из ваших пяти
гнойников (пять угнетений современного общества) и смотрите,
какой смрад носится кругом, взгляните, какой ужас одичания
смотрит на нас оттуда, из глубины вашей жизни. Но
развращенные насильники! женщина ведь не предмет потребления,
а Человек. Мы знаем, вам страшна мысль о
женщине-Человеке, ибо это может иметь для вас, ненасытных сластолюбцев,
дурные последствия уменьшение суммы ваших наслаждений...
Но желаете ли вы этого или нет, а женщина раньше или позже
освободится от вашей двойной эксплуатации, хозяйственной
и половой, и станет свободным Человеком, ибо женщина —
Человек, Человек, как вы, мужчины. А какое же право и наглость
вы имеете сказать: «все для нас мужчин», «все женщины для
нас!» Прочь вы, развратники-насильники!
В вашем обществе вы обставили дело так, чтоб женщина,
не имея другого исхода, всегда была к вашим услугам... Вы
нарочно лишаете женщину возможности жить самостоятельно,
заниматься чем-нибудь другим, помимо удовлетворения вашей
страсти. В нашем же обществе женщина будет человеком,
работающим, созидающим и творящим наравне с мужчиной. Голод,

Долой анархию!
747
презрение общества, беспомощность и беззащитность не гонит
ее в объятия первого мужчины-толстосумы. Выбор произойдет
потому свободно, осторожно, осмотрительно и медленно, по
долголетней дружбе, или быстро, по вспыхнувшей любви. Этот союз
двух людей, двух человеков, равных и одинаково сильных. Тут
не многоженство, а единственное чистое единоженство, какое
только возможно. Это не современная домашняя проституция,
доведете своих жен до вырождения и вымирания. Это
пленительный своей красотой священный союз, союз любви и красоты,
союз для создания новой жизни.
— А почему ты называешь этот союз священным?
— Потому что он создает жизнь, а жизнь в нашем будущем
обществе будет святыней. В Панкоммуне господствует начало
священности жизни. Почему? А вот почему. У вас жизнь горе,
мука, печаль. У нас жизнь, радость, упоение. И потому жизнь
священна. Самое высшее благо для нас это жизнь. «Не убий!»
это основное начало нашей будущей Панкоммуны. Из него
вытекают пять «не угнетай!»: не угнетай Работника, не угнетай
Женщины, не угнетай Национальности, не угнетай Молодежи
и детей, не угнетай Личности (человека законами, властью).
Вот основные начала нашей Коммуны, над которыми высится
начало Священности Жизни. Но священность Жизни означает
у нас и священность Труда, ибо для нас Жизнь и Труд означают
одно и то же.
— А эти законы твои, кто напишет, не министр ли?
— Нет. Это не законы министерств. Это законы
нравственности, нашей общественной нравственности, это законы Совести.
Они написаны перстом Справедливости в каждом сердце, но они
заглушены сейчас тюрьмами, законами государственными,
заглушены сплошной несправедливостью нашей современной
жизни. Когда уничтожим ее, уничтожим государство или его
покинем, удирая от него, как от чумы, тогда заговорить в нас
глас Справедливости.
— Как же у вас будет воспитание детей: в семье или в школ?
— Мы детей не отнимем у родителей. Но родители всегда
предпочтут отдать своих детей на руки врачам-гигиенистам,
избавляя их от рук кумушек и бабушек. Врачи-гигиенисты передают
детей, когда последние подрастают, в руки педагогов; вернее же,
врачи и педагоги будут работать совместно. О воспитании в семье
не может быть и речи, ибо оно означает угнетение женщины,

748
А. Л. И В. Л. ГОРДИНЫ
взваливание непосильного бремени воспитания ребенка на мать.
Это общее воспитание также входит в понятие Панкоммуны.
— Но вот меня именно интересует, каково будет ваше духовное
воспитание (не телесное)?
— Это опять определяется словом «Панкоммуна». Для детей
будет устроена Детская Коммуна с воспитательной целью. Это
их школа. Но это не отвратительная, душековеркательная
современная школа, где учителя мучат детей, где детская душа
есть глина для лепки из нее желательных фигур по разным
программам и образцам. Нет! Детская Коммуна-школа не такова. Она
будет лишь миниатюрой Коммуны взрослых. Как вы видите детей
в играх, подражающих занятиям старших, так и тут дети,
вольные, свободные, будут делать то, что делают старшие в большой
Коммуне, они сделают все, что старшие, только все по-ихнему,
по-детскому. А потому, когда юноша выйдет из Юношеской
Коммуны, пройдя первоначально в детстве Детскую Коммуну, он
не будет таким калькой, таким книжным мудрецом, всезнайкой,
и практическим жизненным некудышником, каких фабрикует
современная книжная, рабская и безжизненная, основанная вся,
в корне своем, на угнетении Молодежи и Детей, школа; не будет
у него, как у выходцев нашей школы, расшатанная нервная
система, прогрессирующая близорукость и искривленный
позвоночник.
— Каково же будет у них мировоззрение?
— Это их дело, дело самобытности самой Молодежи. У нас
паспортной системы для мировоззрений нет... ибо от чего
прикажете их оберегать в Панкоммуне, не от анархизма ли, от
коммунизма ли... Самое страшное и роковое совершилось. Уж опеки
больше не нужно. Кроме того, всякая Личность у нас
неприкосновенна; Молодежь, как нечто целое, с ее душевными
особенностями, для нас неприкосновенна. Мы потому не насилуем
их духа, не коверкаем их души, им предоставлена полнейшая
духовная свобода, полное самоуправление и самоопределение.
Верить ли в Бога или в чёрта, в Магомета или в Будду, в
Ньютона или Дарвина или же в никого не верить, верить ли в
атомистику, в энергетику, в позитивизм, в оккультизм, в
спиритуализм или же в пантехникализм (отрицание религии и науки
и признание истинности одной техники) — это их дело, дело
свободного выбора. Мы же ничего не внушаем. Мы их лишь
приспособляем к практической жизни в нашей Коммуне или

Долой анархию!
749
Панкоммуне. Творить свое мировоззрение они будут по-своему,
по-молодому, по-новому или же по-старому, по-нашему, как
захотят и чего захотят. Наша школа, Детская или Юношеская
Коммуна, не занимается вбиванием в голову, закупориванием
навеки, таких-то или таких-то излюбленных нами учений,
а имеет совершенно другую цель: практическое приспособление
молодежи к жизни, к будущей ее жизни в Коммуне взрослых.
Наша школа, эта Детская и Юношеская Коммуна, и называется
потому Школой Воспроизведения Жизни («Репродуктина») или
Школой Приспособления («Адаптина»).
— Спасибо, товарищ, за объяснение. Теперь я уж начинаю
понимать, что в вашем обществе после вашего воспитания
лентяев и праздношатающихся не должно быть, во всяком случае
их будет ничтожно мало. Я вижу, что ваше воспитание вполне
соответствует, с одной стороны, вашему началу
Неприкосновенности всякой Личности и, с другой стороны, началу Священности
Труда.
— Так оно и есть. Но скажите мне, товарищ (я Вас уж
называю таковым), страшна ли вам после этого наша анархия, наша
Панкоммуна. Конечно, она страшна, страшна тем, которые хотят
властвовать, хотят награбить побольше для себя, но страшна ли
она, т. е. должна ли она быть страшной людям справедливости,
желающим добра всем, не только себе и своему карману,
страшна ли она Бедным, страшна ли она Обездоленным, Голышам,
Батракам, страшна ли она Трудящимся, Работникам, страшна ли
она всем Угнетенным?! Нет. Она страшна лишь для тех, которые
хотят держать человечество в тисках, в звериных когтях власти,
невежества и предрассудка. Они хотят образования, богатства,
власти все для себя. Мы же хотим всего для всех, и власти для
всех. Мы хотим, чтоб каждый был властью для себя, чтоб
каждому дана была власть над самим собою. Мы хотим равенства,
чтоб не было богачей и бедных, миллиардеров и голышей. Мы
хотим равенства и в власти: чтоб не было министров-повелителей,
и подчиненных, послушников-граждан. Хотим власти Совести
и Справедливости, а не власти кулака, не власти насилия,
♦насилия всех над всеми». Хотим власти сознания и долга, а не
власти глупости, произвола и самоизнасилования, не хотим власти
несознательных глупых «всех», насилующих «всех».
Мы хотим, чтоб не было голодных, не было оборванных,
не было босых. Нам стыдно быть сытым, когда хоть один человек

750
А. Л. И В. Л. ГОРДИНЫ
на земном шаре голодает, нам стыдно быть одетым, когда кругом
гуляют оборванцы, страшно ли вам это?
О, нам стыдно
Умным быть
Меж глупцов.
О, нам стыдно
Зрячим быть
Меж слепцов.
Нам стыдно быть честным, когда есть хоть один вор на всем
земном шаре, и нам стыдно гулять на воле, когда есть хоть одна
тюрьма на всем земном шар. Это уж, быть может, вам страшно
будет. И это не страшно.
Но страшен и грозен наш призыв.
Встаньте все голодные, все оборванные, все босые; встаньте
все «темные», одураченные и обманутые; встаньте все
обиженные, все заключенные, все осужденные; встаньте все усталые,
все изнуренные, все трудящиеся; встаньте все порабощенные,
все недовольные, все угнетенные; встаньте все печальники, все
вздыхающие, все скорбящие; встаньте и все окрыленные,
одухотворенные и устремленные; встаньте и вы, невольники религии
и невольники науки; встаньте и уничтожьте старый мир, мир
предрассудка, суеверия и суенаучия, мир угнетения и насилия,
мир слез и крови и устройте новый мир, мир для всех, Панком-
муну, мир любви и красоты, мир радости творчества, мир Добра
и Справедливости. Уничтожьте его иль покиньте — и он, мир
зла и преступления, самим собою сгинет, издохнет, грызя свои
куски золота и захлебываясь в собственной своей крови. Это уже
наверное вам страшно будет.
Страшно и горе старому миру.
Вот как мы по своему понимаем «Долой анархию!»: долой
старый мир с его голодом и холодом, с его преступлением и
омерзением, с его босячеством и дурачеством, с его суеверием и ди-
козверием, с его верой-аферой, с его наукой-врюкой, с его
властью-пастью, с его моралью-канальей, с его добром-злом, с его
справедливостью-лживостью.

^^^
Положения об общей позиции
Анархизма-Универсализма,
принятые секретариатом всероссийской секции
«анархистов-универсалистов», общим собранием
Московской секции АУ и представителями
организаций провинции в январе 1921 года
1) Человеческое общество с самой своей колыбели и до наших
дней на протяжении многих и многих веков, разъедаемое и
потрясаемое классовой борьбой, явившейся в результате
установления власти, частной собственности — и государства — стремится
к восстановлению нарушенного общественного равновесия,
к свободе, к равенству, к анархии.
2) Класс эксплуатируемый, в периоды своей насильственной
революционной борьбы, не раз пытаясь сбросить с своих плеч
захватчиков и угнетателей, тем не менее всегда оказывался
побежденным. Благодаря обману, лжи, предательству,
недостатку организационного единства и классового самосознания, он
бросал свое оружие, возмущение, восстание и революции, или,
обессиленный и разбитый, или, удовлетворяясь
незначительными достижениями, — оставляя неразрушенным основу своего
угнетения — государство и частную собственность.
3) Однако уроки революции, все большее и большее выявление
сущности государства и частной собственности, выразившееся
в создании чудовищного мирового капиталистического государства,
а также рост опорных, самим угнетенным классом созданных,
организаций и объединений, привели угнетенный класс к единой
мысли, единой идее — немедленного разрушения всех форм угнетения
и рабства, всех институтов, покоящихся на государстве и частной
собственности, — к идее Мировой Социальной Революции.
4) Идея Социальной Революции, проникая все глубже и
глубже в сознание угнетенных всего мира, тем не менее в конце XIX-
го века и первого десятилетия ХХ-го оставалась исключительно
достоянием одного сознания, не претворяясь в волю, в действие
порабощенного класса всего мира.

752 Положения об общей позиции Анархизма-Универсализма...
5) Мировая война и созданная ею мировая разруха, обнажив
стержень капиталистического государства и всю
катастрофичность человеческого общества, построенного на нем, явилась
последним элементом, который идею мировой социальной
революции перенес в волю и действие угнетенного класса.
6) Октябрьская революция в России, революция в Венгрии
и Германии, начатки революции в Италии и других странах
знаменуют собой не наступление революционного периода вообще,
но наступление, начало эпохи Мировой Социальной Революции.
7) Характер первой фазы мировой революции, ее напряженность,
ее волевая непреодолимость, ее экстерриториальность и классовый
боевизм, ее основные развивающиеся тенденции, направленные
не в сторону реформ и буржуазно-государственного строя, а к
полному уничтожению его, беспримерная ожесточенность
господствующего класса, его трехлетняя сплоченная организованная борьба,
стирающая государственный перегородки и объединяющая в своем
походе на социальную революцию господствующие классы всех
стран в единый мировой контрреволюционный класс, наконец,
бессилие мирового империализма своей системой в области
общественной, политической, хозяйственной и духовной уничтожить
катастрофичность человеческого общества, определяют собою,
во-первых, мировой распад на два непримиримых класса,
вступивших в смертельный бой; во-вторых, исход самой мировой социальной
революции, долженствующей выразиться или в полной катастрофе
мирового человеческого общежития, в смерти его, или в торжестве
идеи Мировой Социальной Революции, т. е. в торжестве идеала,
тенденции которого на протяжении многих тысячелетий истории
человечества всегда проявлялись народными массами в творчестве,
в формах общежития, в первобытной коммуне, в деревенской
общине, в цехах и гильдиях, в вольных городах, синдикатах,
кооперациях, общественных союзах в современном обществе в его борьбе,
в революциях древнего мира, в народных восстаниях средних веков,
в эпоху великой французской революции и Парижской коммуны
и, наконец, в октябрьской революции 17-го года в России и в
последующих за тем революциях в других странах. Мировая Социальная
революция приведет к торжеству исторического процесса, который
насильственно, разбойническим путем, подавлялся захватчиками
власти, созданным им постепенно для охраны своего господства
государства, к торжеству процесса, в основу которого заложено
движение человеческих личностей, стремящихся к осуществлению

Положения об общей позиции Анархизма-Универсализма... 753
в своей борьбе с физической, социальной природой таких союзов,
объединений, общежитий, которые позволили бы установить основы
для всестороннего развития человеческой личности, для ее полной
свободы, для гармоничного развития общества, т. е. к торжеству
идеала Анархии, единого мирового человеческого общежития
свободно и гармонично построенного на бесконечно разнообразных
цементированных солидарностью свободных объединений
человеческих личностей, как потребителей, так и производителей, творцов
материальных и духовных ценностей.
8) Анархическое движение, развиваясь в историческом периоде,
чуждом Мировой Социальной Революции, тем самым должно было
носить характер движения, подготовляющего необходимые
элементы для эпохи Социальной Революции. Анархическое движение
должно было выражаться в проповеди идей анархизма, и проповеди
идей Социальной Революции, в боевой подготовке через
организованное строительство рабочего класса, через революционный
процесс — террор, восстания, бунты и революционные стачки.
Анархическое движение должно было замыкаться в той или
иной стране, нося местный характер, развивая и усиливая метол
террористической борьбы и оставляя в тени, на втором плане,
метод мировой борьбы.
9) Эпоха Мировой Социальной Революции ставит перед
анархическим движением в порядок дня практический вопрос —
достижения анархического строя, тем самым коренным образом
изменяет характер самого метода, перенеся его действия из тыла
на фронт, т. е. из периода подготовления к Социальной
Революции в самую Мировую Социальную Революцию.
10) Метод анархического движения, развивающегося в период
распада всего мира на два класса, находящихся в смертельной
схватке, в период анархической революции, потому что
социальная мировая революция не может быть иной, во-первых,
приобретает мировой характер, теряя, сбрасывая с себя
местничество, территориальность, во вторых, становится в своем общем
строении единым, а, в-третьих, он становится методом не только
накопления анархического материала, расширения, углубления,
сбережения, концентрации анархического действия, но, в тоже
самое время, и в не меньшей степени, он является методом
сбережения, концентрации, расширения и углубления и
революционного действия вообще. Первый принцип может усилиться
за счет второго, но, не усилясь, он не может уменьшить второй.

754 Положения об общей позиции Анархизма-Универсализма...
Единству капиталистического фронта должно быть
противопоставлено единство революционного фронта.
11) Мировой характер анархического действия ставит, в первую
очередь, задачу перед каждым местным анархическим движением
не замыкание в тех или иных территориальных рамках по своему
действию, по своим задачам, в своей системе, в своей организации,
а выход из территорий, прорыв, ее сближение, соединение,
координация, связанность с другими странами, со всем миром. Мировой
характер анархического метода призывает местные организации
к постановке первого и основного вопроса о создании Мировой
Анархической Организации — Анархического Универсала.
12) Единство анархического метода ввиду множественности
и разнообразия исторических условий, в которых складывалась
та или иная форма анархического движения, в которых
вырабатывались, выявлялись тенденции анархического порядка, творимые
в каждой стране в тех или иных формах угнетенным классом,
требует от каждого местного анархического движения отказа
от навязывания своего местного метода всем другим странам,
отказа от догматизма, «анархического патриотизма» и сектантства.
13) Метод накопления, концентрации анархического и
революционного действия вообще, требует от местного анархического
движения самого строго постоянного учета революционной
энергии, координации революционных сил, выравнения
анархического местного метода по линии мирового революционного фронта.
14) Исходя из развитых положений 1-13, мы рассматриваем
себя как одно из звеньев исторически сложившегося мирового
анархического движения.
Отказываясь от догматизма, доктринерства, сектантства,
понимая современную эпоху не как эпоху только проповеди
Мировой Социальной Революции, но как самую мировую социальную
революцию, анархистскую революцию, принимая все
вытекающие следствия, как в отношении выдвигаемых этой эпохой
задач и метода для каждого анархического движения в той или
иной стране, так и для мирового анархического движения — мы
определяем свою позицию в местном и мировом анархизме — как
позицию Анархизма-Универсализма.
^^

«^
ДАРАНИ
В чём кризис анархизма?
В одной из предыдущих статей по примеру Ленина поставлен
был вопрос: кризис ли или рост переживает в настоящее время
анархизм. Прежде всего уговоримся о каком анархизме речь
идет. Анархизм до того многообразен, до того разные области
человеческой культуры носят в себе элементы анархической
мысли, что вопрос этот не излишен. Речь может идти об анархизме
как о цельном политическом учении, имеющем конечной целью
создание вольного безгосударственного коммунизма и творцом
которого является и должен явиться класс индустриальных
и сельскохозяйственных рабочих мира; но речь может быть
идти и об анархизме как о философской доктрине, исходящей
из идеи неограниченной творческой свободы личности.
Интуитивная природа анархизма объясняет, почему этот философский
анархизм получил в последние десятилетия такое сильное
распространение в философии (интуитивная философия), в этике,
искусстве, и в сфере религиозных исканий, в областях
интуитивных par excelence1. Тот поворот человеческой мысли, который
привел к бунту против гегемонии интеллектуализма и к
созданию антиинтеллектуалистической философии, в лице Бергсона,
Джемса, Дьюи, Шиллера и др., явился вместе с тем и моментом,
давшим такое широкое развитие идеям анархизма в указанных
выше областях. Этот процесс распространения анархических
идей мало имеет непосредственно общего со становлением
политического анархизма и только указывает, что мы вступили
в эпоху органической связи человеческой культуры с идеалами
анархизма, как идеалами интегрально-развивающейся твор-

756
ДАРАНИ
ческой личности. Здесь наблюдается рост и грандиозный рост,
но мы политические анархисты разных толков (анархисты-
коммунисты, анархисты-синдикалисты, анархисты-универс.)
в этом, право, мало «виноваты», процесс этот идет в огромном
большинство случаев без нас. Помимо нас и через нас. Если мы
перейдем к политическому анархизму, то здесь нам придется
опять наблюдать двоякого рода явления: 1) массовое рабочее
движение, несущее в себе элементы анархической мысли и 2)
идейный политический анархизм.
Рабочий класс в своем развитии постепенно вырабатывал
формы организации и борьбы, которые являлись продуктами
самобытного социального творчества народных масс и которые
постепенно становились типичными для рабочих организаций
крупных индустриальных стран. Я говорю о революционном
синдикализме, как о продукте чисто рабочей
самодеятельности и классовой солидарности. Этот синдикализм подвергался
сильному влиянию тех или иных анархических учений,
претендующих на руководительство рабочим классом. Но,
выковываясь в процессе повседневной борьбы за освобождение рабочего
класса, идет своими путями, воспринимая от анархизма и
социализма только то, что ему жизненно необходимо и жизненно
ценно. Несомненно на рабочий синдикализм анархисты оказали
сильное влияние, с несомненностью можно утверждать, что
массовое рабочее движение передовых индустриальных стран
все больше впитывает в себя элементы политического
анархизма, но это не есть массовое рабочее анархическое движение,
которое могло бы заслужить название идейно-политического
анархического движения и к которому я теперь перехожу.
Прежде всего коснусь того кризиса, который пережил анархизм
в конце 90-х годов и начале 20-го века. У Бакунина и Прудона,
а также в иностранных анархических группах анархическое
миропонимание явно носит на себе печать
рационалистических идей энциклопедистов XVIII века, даже у Кропоткина
влияние это сильно дает себя чувствовать, причем носителями
анархизма могут явиться все люди независимо от классовой
принадлежности. Эти неясности по вопросу о классовой
природе, классовом строении были тем пунктом, вокруг которого
возгорелась главным образом полемика. Толчок был дан
возрождением синдикального движения во Франции. Практически
вопрос шел об участии анархистов в синдикальном рабочем

В чём кризис анархизма?
757
движении и о признании классовых организаций пролетариата.
Этот момент решил кардинальный вопрос современного
анархизма, быть ли анархизму классовым учением и движением,
или внеклассовым, общечеловеческим. Этот кризис, который
в среде русских анархистов тянулся до последних лет, показал,
что анархизм вошел в конфликт с действительной жизнью
и должен был или сохранить создавшуюся у него догму
(«чистый анархизм») или внести определенные изменения в своих
положениях. Те анархисты, которые участвовали в
синдикальных организациях, стали чисто интуитивно строить рабочий
классовый анархизм. Таким образом были заложены основы
анархо-синдикализма, который, покоясь на базисе классовой
борьбы, прочно связал анархизм с рабочим классом. Этот кризис
разрешил, таким образом, только один из основных вопросов:
анархизм классовое ли учение или нет. Но на очереди стояли
и другие проблемы, подлежавшие разрешению, до поры до
времени не заявлявшие о себе остро. Вспыхнула мировая война
и революция в России и все то, что в анархизме было терпимо
как «дорогое прошлое», оказалось жалким хламом и излишним
балластом, отдававшим старчески-детской наивностью и
затхлостью времени. Мы, антигосударственники, оказались в
довольно жалком положении перед большевистской революцией
и тогда, когда сама наглядная действительность нам давала
могучее орудие борьбы за анархизм, мы оказались более чем
когда-либо беспочвенны и бесплодны. В чем же дело? Мы, ведь,
не верили в непогрешимость анархических догм и, да не будет
нам стыдно признать, что у нас кризис или вернее обострение
кризиса. Настоящий момент вскрыл до очевидности все дефекты
старого анархизма, как политического движения, и ныне все
области анархизма подлежат ревизии: и теория, и тактика,
и организационные вопросы.
Начнем с теории. Старый анархизм до сих пор не может
изжить того наследия, которое ему завещано было
рационализмом XVIII в., он все еще исходит из естественных прав
личности и неограниченной ее свободы, для старого анархизма
характерна его вера в самобытное сознательное творчество
народных масс и обязательно и только в анархическом духе,
причем старый анархизм живет вне всякой исторической
перспективы, не считаясь с объективными условиями ни эпохи
и ни момента. Кропоткин в своей попытке дать анархизму, как

758
ДАРАНИ
научный базис, синтетическую философию, разрешил лишь
частично вопрос, так как между анархизмом и философией
органической связи до сих пор нет, как и нет стройного цельного
анархического миропонимания. Общая культура, для которой
анархические идеи в последнее время оказались чрезвычайно
плодотворными, проходит бесследно для политического
анархизма. Последние данные социологии, экономической науки
и социальной психологии, научные области, долженствующие
нас интересовать в первую очередь, для нас являются как будто
менее всего ценными. Таким образом, научные и философские
основы политического анархизма оказались чрезвычайно
шаткими. Благодаря этому и учение о классовой природе
анархизма слабо развито, что в свою очередь ведет к полной
неясности в вопросе о месте и позиции анархизма среди других
социологических учений. В области тактики старый анархизм
до сих пор верит в спасительное воспитательное значение
бунта и панацейное действие только одной критики. Бланкизм
свил себе в старом анархизме прочное гнездо и пустая
революционная мелодекламация ему еще дорога. Мы не вошли
еще в русло широкой работы в среде пролетариата и не можем
войти, ибо одна критика современной действительности без
ясного представления о созидательной деятельности — убога.
Недоговоренность о месте анархического строя в историческом
развитии человеческого общества и об объективных условиях
его осуществления ведет к невозможности ясно и обосновано
формулировать отдельные и ближайшие задачи и вопросы
социально-экономического строительства. В отношении
организационном мы до сих пор живем обособленной групповой
жизнью и друг с другом ни в идейном, ни в практическом
смысле ничего общего не имеем.
Вот в общих чертах дефекты старого анархизма. Они еще
не изжиты, не устранены и наиболее остро чувствуются сейчас,
когда до очевидности ясно, что мы вступили в эпоху великих
социальных потрясений. Эти недочеты надлежит не преуменьшать,
но резче подчеркивать для того, чтобы они были устранены, ибо
в противном случае вместо анархизма мы будем иметь жалкое
худосочное убожество. Тот сдвиг, который произошел в нашей
среде в последнее время и вылившийся в форме
анархизма-универсализма, открывает перед нами широкие перспективы
массового организованного анархического движения, а также создание

В чём кризис анархизма?
759
цельного анархического классового мировоззрения, покоящегося
на прочном научном базисе. Анархичность современной
интуитивной философии, а также проникновение современных
философских идей в область точных наук (Эйнштейн и др.) являются
залогом верного успеха, который нас ждет на этом пути. Вот
почему анархисты всех стран должны решительно приступить
к этой трудной внутренней работе, устраняя все
недоговоренности и неясности. И пусть ближайший всемирный анархический
конгресс будет первым прочным камнем классового рабочего
анархизма.
€^

€4^
А.Н.АНДРЕЕВ
Неонигилистический анархизм
Личность бьется в судорогах исканий, томится ожиданием
неизвестного, радуется предчувствием будущего и умирает от
существующих сумерек сегодняшнего.
Анархисты — эти величайшие носители, быть может, в
потенции только, нового духа в старом теле, стоят, как витязи
древнеславянского мира, перед тремя дорогами-путями.
Какую из них выбрать, что и как делать? — Они, как рыбы,
выброшенные на своей стихии на враждебную им землю,
задыхаются.
Они трепещут без живительного кислорода, а нога
врага-властителя наступает им на жабры и грубо лишает их последних сил.
Анархисты после своей предпобедной песни, после периода
действительно- революционного — до «октябрьских дней»,
загнаны в ущелье, разбросаны ветром бурным, как листья осенние.
Зеленый цвет молодости и расцвета сил, покрылся
желтоватым, хотя красивым, но смертельным загаром.
Октябрьские дни были последней струей, могучей
живительной влагой для анархии и анархизма, но этого искусственного
дыхания хватило ненадолго — не акклиматизироваться
вместо кислороду и водороду и — неизбежный взрыв произошел
на Украине.
Правда, об этом не надо забывать, что небольшая только
горсточка, случайно и не случайно попавшая в клокочущее
море партизано-махновщины, хотела было возродить и делала
попытку построить новый мир с новым духом, но.... потерпела
крах, да такой, что весь «единый анархизм» раскололся на щепы

Неонигилистический анархизм
761
и от такой громаднейшей рубки леса осколки полетели во все
стороны и будут еще долго поражать так называемых
«анархистов-массовиков».
Их попытка извратить анархизм, влить в него несвойственный
ему дух, терпела поражение и не скоро они оправятся от удара.
И со своего мировоззрения, не радуясь и не печалясь, я
объективно доволен итогом опытов «массовиков» и теперь, больше
чем когда-либо говорю: Вы не правы и стояли, и стоите на
ложной дороге.
Три пути-дороги, лежащие перед анархистами были:
синдикалистский, коммунистический и индивидуалистический.
Но все они колеблются между: признанием полного творчества-
строительства и минимального разрушения... или допущением
минимума творчества-созидания и максимума разрушения, —
вот проблемы анархистов с их балансированием в ту или иную
сторону...
Один из этих путей — индивидуалистический имел ввиду,
как всякий анархизм, — будущее, рисовавшееся, все-таки,
общежитием, в котором максимум свободы оставался за личностью,
а минимум за обществом.
Но от этого дело не изменялось, т. к. полной абсолютной
свободы, о которой мечтают анархо-индивидуалисты, в каком бы
рассвободном общежитии они не находилась, достигнуть и
представить себе, научно-разумно, нельзя, и оставалось лишь верить,
т. е. не доказывая, допускать возможное идеальное будущее,
не давая ему резкого, конкретного содержания.
Здесь они вполне оставались и остаются утопистами.
И если правые партии, в особенности марксисты, меньшевики
и народники, тянут за собой непосильный груз «исторической
необходимости» и «реального соотношения сил» и под этой
каторжной тяжестью спотыкаются, ползут назад, вниз и сами себя
«одергивают» и стопорят, то анархо-индивидуалисты, бременем
веры в «будущую социальную гармонию», разрешающую все
спорные неразрешимые вопросы сегодняшнего — раздавлены
и прижаты к земле.
Их попытка рваться в облака напоминает во всяком случае
не Икара1, все-таки немного, но поднявшегося ввысь, а того
первобытного пилота, который одев непосильного веса крылья
ринулся с вершины и погиб, раздавленный своим собственным
изобретением.

762
А. Н.АНДРЕЕВ
He внизу и не вверху, не в прошлом и не в будущем спасение
личности, оно лишь в текущем, в настоящем.
Все их опыты имеют, в своей основе, филантропию, т. е. об-
лагодетельствование будущего индивида и общества.
Но как ясно, что мы не можем руководствоваться идеалом
прошлого, так должно бы быть очевидным нелепость рисовать
себе будущее но нашему трафарету и плану: для будущего — мы
только прошедшее.
Люди будущего будут смеяться, быть может, над нашим
желанием их облагодетельствовать; их самоидеал, будет так далек
от нашего, что мы не сможем быть даже той навозной кучей,
годной для удобрения будущей гармонии, над чем так
иронизировал Достоевский.
Поклонение прекрасному будущему раю и наши жертвы ему
есть худший вид идолопоклонства с человеческим
самоподаянием, самоубийством.
Работа на будущее есть совместимость в индивиде двух
психологии — Каина и Авеля2, в которой я, революционер, являясь
в принципе всегда Авелем, осужденным на заклание, становлюсь
одновременно своим собственным Каином.
Может ли такая двуликая психика, всецело, в настоящем
развернуть свои силы, желания, страсти; может ли такая
личность одним взмахом удара разрушить стальную стену своей
тюрьмы? — Нет! Подняв руку для удара, своим разумом начинает
оценивать объективность факта, который она вздумала
низвергнуть, и ее рука уже задержана и ее удар, если и бьет, то только
по инерции, в пол-удара, и весь эффект, вся сила исчезает.
Вот эта двуликость и есть тот рычаг, который тянет или вниз,
или вверх, когда наслаждаясь будущей картинкой
коммунистического рая говоришь: если и не мы, то потомки наши... достигнут
желанной цели, и... первая щель для спасения тела найдена, и
первый компромисс-оправдание для существования в настоящем,
без всякого удовлетворения жизнью и самим собой — открыт.
Так додумались люди до ада и рая, забыв, что мы, здесь,
на земле в каждый данный момент не живем и тем даем нашим
«альтруистическим» актом существование и жизнь владыкам,
неволе.
Прошлое и будущее — худшие враги свободы, это самые
свирепые тираны, из-под которых освободиться и есть задача
действительного анархиста-неонигилиста.

Неонигилистический анархизм
763
Цепь причинности должна быть порвана.
В этом коренное разногласие и расхождение анархо-индиви-
дуалистов и неонигилистов.
Пусть же и другие пытаются осуществить свое настоящее,
не озираясь назад и не возводя глаз к небу и та надломленность,
что появилась у многих, исчезнет; неонигилизм имеет то
преимущество перед индивидуализмом, что он в инстинкте и в
интеллекте отрицает компромиссы, он не возводит их в принцип,
говоря: кусающая собака лучше издохшего льва.
Будущего нет, оно должно воплотиться в нас самих.
Два других пути — синдикалистский и коммунистический имеют
один и тот же анархический идеал будущего общественного строя.
Но один из них синдикализм, явно поссибилистичен, несмотря
на выдвинутую им теорию «прямого действия»; он признает
переходные стадии, эволюцию в борьбе, т. е. революционно-боевую
постепеновщину; он приспособляясь к массам гонит ее вперед,
но не дальше средней линии сознания массы; он сам базируется
на стихийно-революционно-творческом сознании масс.
Синдикализм имеет отцом Маркса и матерью Бакунина,
но родившись от них и купаясь в их волнах он выплеснул за борт
анархизм настоящего дня, текущего анархического момента; он
достиг прямо противоположной цели.
А оторвавшись от анархизма, и все-таки цепляясь за него
ручонками — от родителей по наследству, получил инстинкт —
он покатился по наклонной плоскости и сам себя изжил и
проживает последние анархические ресурсы, чтобы выявить во весь
свой рост, если не обывательские интересы, то интересы копейки
и минуты — больше получить, меньше работать.
Этим самым он далеко отшвырнул от себя
«коммунистический» идеал, но ниточкой еще связан с ним, а в «практике жизни»
докатился до программы минимум, т. е. до определения степени
возможных завоеваний трудящимся в каждый данный момент.
Но нитка без сомнения будет порвана самой сущностью
«массового» движения, которое не может быть иным как только, хотя
и с гигантскими шагами, но повседневно-постепенным.
Приемлемость мира — вот их идеология; приемлемость с
«прямым действием» и с выигрышем от действии, а последнее может
быть только поссибилистичным.
Одинаковость в идеалах, но полную противоположность в
методах с синдикалистами представляют собой анархо-коммунисты.

764
А. Н.АНДРЕЕВ
Коммунисты не вполне исходят из «принципа» «масс», они
базируют на личности, но не отрицают значения за стайным
бунтом толпы и разжигают его.
Они хотят использовать настроение в массах для создания
и осуществления коммунистического идеала, но так чтобы массами
не почувствовалось оскорбление, они хотят совместить
индивидуальную разнузданность, бунт, со стройной степенностью толпы.
Они в противовес синдикалистам, понимают, что массы не
доросли до анархического коммунизма, но они не собираются
потакать ей в повседневной борьбе — всегда и всюду их задача
толкать вперед без перерывов, без интервалов с грошовыми
завоеваниями посредине.
Они не хотят санкционировать побед массы, зная, что эти
выигрыши не всегда ведут к последней победе; зная, что масса
хочет, после дня битвы, отдохнуть, а ведь это смерти подобно,
а ведь сами они неукротимые революционные perpetum mobile3.
Стоя на грани между коммунизмом и синдикализмом они
находятся в положении неустойчивого равновесия принципов
и увлекаясь общим массово-революционным потоком, стирают
свой индивидуализм, забывают о личности и ее чаяниях и
попадают на цугундер той же массе и делают, вопреки собственному
желанию, синдикалистское дело.
Синдикалисты — это люди, допускающие в принципе
компромиссы, и не стесняясь признаются в этом; коммунисты же,
закрывая перед практикой жизни глаза и не признавая ее разумом,
отрицают компромисс, но они льют воду, одни по собственному
желанию, а другие, вопреки ему, на синдикалистскую мельницу.
Кому из коммунистов это общая линия схождения с
синдикалистами стала ясна, идет к массовикам синдикалистам или
бросается и отдается индивидуализму, не порывая окончательно
с idee ficse анархистов — будущего обетованного эдема.
Должен здесь заметить тем, кто замечать не хочет, что я пишу,
критикую и анализирую индивидуализм, имею в виду только
индивидуализм анархо-революционный, а не
буржуазно-зоологический или либеральный, о котором чаще всего толкуют
не только социалисты, но и анархисты, особенно те, кто хочет
сбить и задеть своего противника не логикой мысли, не доводами
аргументов, а... бычачьим остроумием.

Неонигилистическии анархизм
765
Три попытки, о которых я говорил выше, анархо-революцион-
ного творчества разрушения, имевшие место в истории
анархической мысли, переплетаясь иногда между собой во
всевозможных сочетаниях и цветах, наконец, на наших глазах вылилась,
хотя не в совсем новую теорию, но в нечто столь своеобразное,
что за автором ее, на страницах наших анналов будет оставлено
особое место.
Это теория, по удачному выражению, определена уже как
«теория пустоты», и сказано очень метко.
Желая создать «единый анархизм», светящий тремя гранями
бытия — коммунизмом, синдикализмом и индивидуализмом,
творец этой доктрины и в применении на практике и, по нашему
убеждению, действительно оставил от анархизма пустоту.
Это течение слывет, в анархическом мире, как движение
анархистов-массовиков и его взяли под свое покровительство
так называемые «набатовцы».
Трудно указать, что появилось раньше — «набатовщина» или
«единый анархизм», — быть может они одновременно
породили друг друга, но теперь они стали синонимом и расколоть их,
не убивая обоих, нельзя.
Но история последних дней, если не олетаргила их, то без
сомнения, нанесла нм смертельную рану.
Как долго протянется агония, сказать трудно; можно думать,
что с кончиной махновщины, наступит конец и им, и к этому
движению я теперь перехожу.
Коснуться анархо-махновско-набатовского течения я здесь
могу только отчасти, так как оно требует специальных, больших
работ и лишь после того, когда вся картина предстанет перед нами
полностью, — а этого мы еще сделать не можем за отсутствием
сырого материала.
«Единый анархизм», почувствовав под собой возможность
реального осуществления в царство Махно, соприкасаясь с
действительностью превратился в социализм — о чем ясно говорится
в «проекте декларации революционной повстанческой армии
Украины» (махновцев).
В ней, в этой своего рода конституции, проводится мысль о
необходимости судов за преступление, признается оставить пока,
но только упорядочив, денежную систему и т. п., т. е. всё то, что
имеется в багаже разных программ-минимум[ов] и сторонников
переходных стадий.

766
А. Н.АНДРЕЕВ
«Третья стадия» революции, о которой так много говорят
«набатовцы», далеко еще не наступила на Украине и в Махно-
вии — как это утверждали триединые анархисты.
Наоборот, то, против чего боролась анархо-махновщина — ко-
миссародержавие, там, у них, на Украине превратилось в
«безвластное властничество».
Строительство жизни на новых началах, которое должно
быть положено во главу угла «единого анархизма», оказалось
неосуществимым, и не потому только, что краткость времени
этого не позволила, а вследствие того, что масса не может
творить анархически, что еще не разрушена та рабская психология,
что на каждом шагу шла наперекор идеально-хозяйственным
желаниям.
Всё, против чего боролись и воюют в Совдепии, имеет место
и на Махновской Украине; все причины не дававшие
осуществить анархизм в Великороссии были налицо и в Малороссии;
и ошибка, положенная в основу «единого анархизма», будет
и была ошибкой везде и всюду.
А это дает мне право утверждать, что три пути, имевшиеся
у анархистов, и четвертый, вновь только что представленный —
ошибочен и не анархистичен.
Мое глубокое убеждение укрепляет меня в мысли, что
анархическая идеология треснула по всем швам и никакие заплаточники
и закройщики не смогут связать разорванное и это бесполезно.
Анархизм будет очищен от буржуазных внесенных в него
идеологий и станет неонигилизмом т. е. — массовое строительство
экономической жизни и всякое творчество-созидание — отри-
нется анархистами.
Анархисты в ближайшем будущем расколются на два
принципиально непримиримых положения — строителей-массовиков,
с одной стороны, и разрушителей-индивидуалистов — с другой.
Оставаясь чистым бунтарско-революционным учением
анархизм, наконец-то, найдет себя и резко отмежуется от массового
анархизма, который по существу не революционен и не
анархистичен. Указанная ошибка завела нашу великую идею в тупик,
из которого надо выйти во что бы то ни стало, и эта задача стоит
теперь перед нами во всей своей громадности.
Когда я говорю о чистом разрушении, я не имею в виду рвать
телеграфные столбы и будочки милиционеров, нет: вся суть в том,
чтобы разрушить буржуазно-ложно трудовую психологию, чтобы

Неонигилистическии анархизм
767
свергнуть в умах людей и в жизни всех и всякого рода владык,
мешающих войти в жизнь.
И личность, самоосвободившаяся и самоосвобождающаяся,
не может и не имеет надобности творить, пока устои
современности не порваны и не уничтожены.
* * *
«Один делегат анархист-индивидуалист остался недоволен
обеими резолюциями о Совете Р. С. и К. Д. и внес собственную
резолюцию, отрицающую в корне всякое вхождение в Советы, считая
их учреждениями власти. Резолюцию эту приводим ниже.
Конференция анархистов гор. России в Харькове, с 18-22 июля 1917».
Мы, анархисты, коренным образом отрицаем власть. Мы
глубоко убеждены, что организация людей государственников
всегда приводит в желанию властвовать над кем-то.
Теперь, когда люди так несовершенны, так привыкли трафа-
ретно мыслить, так отвыкли от самостоятельности, что общее
единодушное решение ими какого-либо вопроса... есть явление
отрицательное; хотя не только социалисты, но даже и анархо-
синдикалисты правого крыла, допускают решение вопросов
голосованием, подсчетом языков, а не умов, не истин.
Приходится сознаться, что нескоро человечество отвыкнет действовать
и мыслить на собственный риск, за собственный довод и вывод,
ведь голосование есть апелляция не к истине, а к количеству.
Всякое собрание, всякое общество, организующее себя,
прибегает к подсчету голосов, к арифметике, именно там, где нужен
только доклад, слово, действие. Голосование — это поклонение
новому богу — большинству.
Анархистам голосование не нужно. При организации
какого-либо союза, при посылке депутатов — что вытекает из
группировок государственников, представители должны выражать
только волю большинства, т. е. должны потерять свою волю,
а это ничего общего же имеет со свободой индивидуума; если же
представитель будет защищать свою волю, он нарушает волю
поручителей. — Это тоже никуда не годится. Поручая свою волю
другому, мы отказываемся от своей личности, превращаясь и
простой «почтовый ящик», мы становимся автоматами, а не людьми
и, конечно, не анархистами.
До сих пор парламентские кафедры были громоотводами,
через которые мирным образом рассеивался народный гнев; они

768
А. Н.АНДРЕЕВ
являются скальпелями, вскрывающими язву так тихо и
безболезненно, что больное общество чувствовало себя прекрасно
и не замечало, что вся основа социального организма поражена
общей болезнью.
Учредительное Собрание и др. подобные коллективы — это
гнойный нарост, отравляющий мозги человечества, это
подпорки, ходули, без которых человечество рухнуло бы в хаос, и уже
потому является реакционным явлением; гипнотизируя массы,
не давая им развиваться, целительно встряхнуться от навеянных
грез, парламентаризм — это тормоз Анархизма и Свободы.
Децентрализация воли, индивидуализация воли — вот что очистит
мир больной от заразы умственной, от паралича воли.
Советы в своих основах реакционны, они санкционируют
программы-минимум, постепеновщину.
Не учредительное Собрание, и не Парламенты делают
революцию, а потому они не нужны; они стопорят революционный
ход, а потому они вредны и подлежат уничтожению.
Неонигилизм
Безумными прозвали нас —
Мы слишком многого хотим,
Глупцы. Ярмо цепей для вас,
Как паутины нить, не видно,
Но мы в тюрьме не можем жить!
Анархисты стоят на распутье; они подобно звездной
туманности не могут выявить себя резко определенно.
Читая статьи современных анархистов в их прессе, замечаешь
повторение задов, сданных давно в архив гнилой и истертой
истории, или видишь попытки закройщиков, желающих сшить
костюм, годный для всех.
В последнем случае, чаще всего, они превращаются в Тришек,
которые, до того усердствовали, что от их анархизма воротник
лишь остался; но они имеют смелость или глупость величать себя
великими мастерами и бьют об этом на всех перекрестках в набат.
Они мнят себя колумбами XXI-го столетия и думают,
открывают новую эру. Но все это было бы не так важно, если бы они

Неонигилизм
769
на себе только примеряли свое произведение, нет они хотят одеть
его на каждого, и дело доходит до того, что у них готовятся, как
у большевиков, анархические карточки — ибо все должно быть
единым и нераздельным.
Таков анархизм.
Каковы же анархисты?
Метание из стороны в сторону, не искание, а блуждание в
потемках залитых красным туманом, скачки с препятствиями
вперегонки от черного к красному и всюду и везде: «Ты не должен»,
«Ты обязан»!...
Холуйская мораль, хаммунистическая логика, капральская
палка «общего» во имя «Правды», справедливости, «идеи»
государства, «свободы» и других подобных истеричных выкриков
кликуш, зараженных микробами властничества, — вот чем
отличается теперь наша анархическая среда.
Вот отсюда, то и родилось ренегатство «старых» работников
на безвластнической ниве, их координация, субординация,
единство, цель, казарменный режим, и церковный тревожный
звон во время пожара своей колокольни.
I
Для каждого из нас, индивидов, «жизнь требует»
определенного ответа. Нельзя уклоняться в сторону и уйти от борьбы:
шестерня государственности и власти, помимо нашего желания,
хочет втянуть нас в свою извечную мельницу все перетирающую
в аморфную людскую пыль.
Куда ни повернись, везде фронты, — фронт внешний, фронт
внутренний...
Все эти вопросы для непримиримого, сознающего себя
анархистом, сводятся к единому против него «фронту: ведь для
личности — все внешний фронт. Какими бы то ни было флагами
не прикрывайся власть имущей, а он должен принудить
повиноваться себе — всех, во имя... собственной власти.
Анархист хочет обойтись в жизни без городового.
Всякое принуждение — жандарм.
И если некоторые анархисты не решаются еще отрешится
от норм, правовых между собой отношений, паспортных
удостоверений, то только потому, что они слишком долго были на
выучке в охранных отделениях, если не субъектом, то объектом.

770
А. Н.АНДРЕЕВ
Воля к власти заражает многих из нас, в особенности
энергичных натур; их темперамент требует работы, деятельности, они,
не находя их, в обычной среде, а тем более, встречая
противодействие государственных революционеров, идут в Каносу1, где
могут выявлять себя, маскируясь сторонниками, происходящей
ныне «социальной» революции.
Они даже подгоняют философский фундамент к своему далеко
не философскому ренегатству.
Они начинают уже действовать не за страх, а за совесть потому,
что в потенции, раньше, уже были властниками, но теперь лишь
они нашли подходящее поле для своей работы.
Они нашли свое «сегодня» потому, что им непонятно, им
страшно за неверное, обманчивое «завтра».
У них появилось в душе «сейчас» и «после»; у них отсутствовало
постоянное революционно-анархическое «сейчас» или «никогда».
Утописты старой революционной марки не могут обойтись
без идеалов, без божков, которым надо поклоняться; им нужен
«коран» и они его находят даже в анархической коммуне, не
подозревая всей нелепости своего существования для «завтра».
Собственное каннибальское пожирание введено многими
анархистами в обычай, но они боятся сделать его писанным
законом, хотя имеются уже попытки и к этому.
Правду сказать, большинство творцов анархической
идеологии всегда в глубине своей души не допускало возможности
существования в каждый данный момент без принуждения.
Все они, отрицая мораль, брали ее обратную
противоположность и вводили «мораль» беззвучную, т. е. неписанную, так или
иначе они прокурорским оком разделяли на правых и левых,
козлищ и овец, судили и осуждали.
Я отрицаю государство и власть под каким бы заманчивым
гарниром она ни подавалась.
Я говорю: если ты отбросишь предрассудки мира сего, если
отринешь все законы, «законы науки», идеалы, веру во вне
находящееся и не станешь провокатором или червонным валетом,
то — будешь действительно анархистом.
Разбить вдребезги чашу мира, покуситься на ветхого
человека в себе, сорвать покровы и ризы со всех святынь — вот дело
анархиста.
Если последнее верно, то прав Гегель, говоря, что: «Свобода
состоит в том, чтобы не желать ничего кроме себя».

Неонигилизм
771
Моя ссылка на философа-филистера не знак моего признания
авторитетов, а средство заставить стоящих на ходулях отбросить
помочи или ринуться головой вниз; но они скорее сделают последнее.
Если в мире нет ничего, кроме «себя», то при всяком
поползновении другого человека сделать меня «не собой», я принужден,
я хочу быть преступником. Потому-то мой анархизм всегда
преступен, потому-то — я «преступник».
И как только я становлюсь не преступником для государства
и общества, я теряю себя и свой анархизм, я делаюсь почтенным
гражданином, «товарищем».
Легализм в каждое данное время — отрицание анархизма;
легальность во все эпохи — смерть самого «себя».
Таков критерий анархического или вернее
неонигилистического кредо.
Отрицание частной собственности, государства, власти,
идеалов даже, всего уклада, против которого борется анархизм, —
ничто в сравнении с тем фарисейским принципом анархистов, что
все делается ими для «общего блага», во имя блага; — и это
выбрасывает в клоаку «цивилизации» и «культуры» неонигилист.
Имея мир со множеством других, помимо себя, я должен или
обойтись без других, т. е. объявить им войну или признать —
«должен» и платить всю свою жизнь по неоплатным векселям.
Если анархисты не признают векселей ни за прошлое, ни за
настоящее, ни за будущее — они банкроты, преступники, они
неонигилисты, они действительно анархисты.
«Но разве есть какая-либо честь в том, чтобы говорить истину
детям или глупцам!»
Моя истина для меня лишь, а основные положения анархизма
каждому из нас давно известны и, если мы революционеры, то мы
придерживаемся их, и в таком случае, не пора ли поставить точку
над всеми нашими спорами и писаниями и заняться единственно
достойным — проявлять себя во имя себя!
«Все слова мы до битвы сказали».
А дракон не умирал и не умрет для меня никогда...
€^

€^^
Э. ГРОЗИН
На пути к биокосмизму
Углубляясь в изучение человеческой личности, как
совершеннейшего типа творчества природы, мы невольно замечаем, что
человек во всех своих поступках сознательно или бессознательно
выражает желание продолжать свою жизнь, как жизнь
индивида и типа. Обращая внимание на то, как велик страх смерти
у каждой умирающей личности, хотя бы естественной смертью,
и как сильно желание жить и продолжить свое сознательное
существование до беспредельности, мы смело можем назвать это
желание инстинктом бессмертия. Человек жаждет бессмертия,
он ищет победы над силами, нарушающими его сознательное
продолжение себя в мировом бытии.
Но природа озаботилась о продолжении расы и вида,
личность же умирает, совершая небольшой круг сознательной
творческой жизни. Таков, якобы, непреложный закон
природы. Но природа носит в себе созидающее и разрушающее
начало, это то, что на языке старых этиков называется: добро
и зло. Природа добра ценна для нас, поскольку она творит
и мы творим в ней, совершенствуя себя, но она зла и враждебна
нам, поскольку разрушает и порабощает нас. Это разделение
сил природы распространяется не только на видимое внешнее
проявление жизни, но и на высшие ее формы, как инстинкты,
мысль и воля человека. Борьба этих двух начал может иметь
три исхода: победа творчества — это жизнь и движение вперед,
победа разрушения -это смерть и полное уничтожение, и третье
положение, — равнодействующая двух начал — потенциальное
состояние сил — сон, спячка.

На пути к биокосмизму
773
Смерть — конечная цель разрушения; она страшна и
ужасающа для каждого живого существа; остальные силы,
порабощающие человеческую личность, жалкие атрибуты смерти. Сознание,
что я должен умереть, рождает во мне другое сознание — сознание
безответственности. Отсюда социальное зло, рабство и насилие
человека над человеком.
Человек, спешащий жить, стремится к тому, что дает
максимум наслаждения. Он не думает о человечности и о
самосовершенствовании, ибо он смертный. Все моральные и этические
законы остаются пустыми звуками и слабой попыткой установить
гармонию в человеческих соотношениях. Этика и эстетика
оказались слабыми для искоренения зла, как разрушающего начала
природы. Дикие силы, — разрушение и смерть — властвуют
над жизнью и человеком. Мы живем, творим преходящие
ценности, совершаем исторические события и исчезаем, как легкие
метеоры. Жив и бессмертен лишь человеческий гений,
бессмертен наш дух, бессмертно бытие, бессмертны искания человека.
До настоящего времени человечество обрело бессмертие лишь
в области высшего познания, в области духа. Но если
существует душа, она и так бессмертна. Таким образом, ища бессмертие
путями религии и мистики, мы ломимся в открытую дверь.
С другой стороны, идя по пути материализма и игнорируя
трансцендентальную сторону нашего я, мы попадаем в другое болото,
именно в болото неведения. Мы закрываем дверь перед
познанием, не поддающимся исследованию современного микроскопа.
На этой почве мы создали бесконечное количество учений, школ
и толкований. В лабиринте этих школ мы воюем и кричим, как
жалкие пигмеи, вокруг бытия. Материализм в своей
современной форме не освобождает человека, так как он в своем ложном
дуализме или монизме разделяет бессмертное начало с смертным
в человеке.
Мистика же с своим бессмертием в загробном мире еще
больше нас порабощает. Она, толкуя о бессмертном существовании
в других планах, ставит человека в пассивное положение, она
лишает человека участия в сознательном утверждении себя в
бессмертии. Человек остается сырым материалом в чьих-то руках
для постройки чего-то.
Человек может сознательно, активно творить только в своей
физической оболочке, и если существует бессмертие души,
природы и вселенной, то это бессмертие должно быть объединено

774
Э. ГРОЗИ H
в человеке с смертным его началом и этим путем будет обессмер-
тен человек. Реальное объединение сил, планов и законов бытия,
постепенное подчинение их человеческой воле и разуму, — вот
пути, по которым пойдет биокосмический человек к победе
над смертью.
Мы, биокосмисты, поднимая победное знамя борьбы за
бессмертие, не можем признать ни одну из существующих школ,
так как каждая школа представляет собой и ложь и истину
и, как школа, каждая является заблуждением и односторонним
исканием человека. Мы отбрасываем и попираем ногами все
одностороннее и жалкое, все, что не нужно и чуждо биокосмизму.
Победа над смертью будет победой над временем и
пространством и всеми силами, порабощающими человека. Только
постоянное развитие личности, ее неотложное самосовершенствование
и использование человеческого гения в области новых открытий
науки даст эту победу. Все для биокосмизма, вне его нет жизни
и нет победы.
€^Э-

€^
А, СВЯТОГОР
«Доктрина отцов» и анархизм-биокосмизм
1. Для нас, как для поднявших знамя новой идеологии,
история анархизма в революции интересна, прежде всего, со стороны
его мысли. Мы коснемся основного русла этой мысли, которое
хронологически слагается из двух периодов.
В первый период эта мысль встает пред нами, как безусловно
верная «доктрине отцов». Этой доктрине она подчинена всецело
и слепо. Как скованная традицией и некритическая, она едина,
поэтому термин «единый анархизм» можно признать удачным
для обозначения первого, некритического, периода.
Второй, критический, период слагается в силу неудачи
немедленного скачка в анархию. Суровая революционная
действительность (иной она не может быть) заставила приступить
к пересмотру заветов отцов.
Оба периода обнаружили, с одной стороны,
несостоятельность доктрины отцов, с другой — показали несостоятельность
анархической мысли, как таковой. — В результате получился
тупик, выход из которого, по нашему мнению, дан только в
биокосмизме.
2. Анархическую мысль мы берем, как таковую, не касаясь
причин (по преимуществу национально-исторических), в силу
которых сложились ее основные черты. Мы, в данном случае,
стоим вне задач причинного выяснения ее характера и тем
самым вне оправдания ее с точки зрения беспристрастного
историка. Для нас очевидно, что в революции она оказалась
несостоятельной, и потому, с этой точки зрения, она не может
быть оправдана.

776
А. СВЯТОГО?
Основной характерной чертой этой мысли мы считаем ее
слабость, незрелость. Все признаки младенческой мысли в ней
налицо. <...>
Мысль незрелая и слабая легко подчиняется авторитету. Чем
слабее она, тем больше это подчинение, тем уже поле сознания,
тем ниже самостоятельность. Анархическая мысль слишком
подчинилась авторитету. Доктрину отцов она возвела в vox dei1,
и стала рабой традиции. Правда, внешне она активна, но эта
активность — активность того, в ком индивидуальность подавлена
догмой, кто слепо доверился авторитету буквы.
Как слабая и подчиненная авторитету, она несамостоятельна,
неоригинальна, однообразна, что особенно наглядно сказывается
в ее внешней форме. Она в громкой и трескучей мантии
междометий и фраз. <...>
Такова, в основных чертах, анархическая мысль первого
периода. В дальнейшем, под ударами разочарований, в ней
заговорил критический элемент. Но от своего основного порока —
веры в непогрешимость скрижалей прошлого — так и не смогла
освободиться. Под прессом традиции она стала малокровной,
«доктрина» охолостила ее, лишила необходимых жизненных
соков, чтобы самостоятельно выйти на новую вольную дорогу.
3. В «едином анархизме» следует различать два цикла:
московский и украинский. Оба, при поверхностном взгляде на них,
представляют собою как бы два различных по типу анархизма,
но, по существу, особенно со стороны мысли, они настолько
внутренне связаны, что каждый из них, отдельно взятый, будет
недостаточно понятен, представляя собою только часть одного
органического целого.
Московский цикл — это время агитации и пропаганды, время
анархической фразы, получившей, в силу октябрьских дней,
широкую возможность развернуться с трибуны и на газетных
столбцах. Это время словесной критики Советской власти.
Правда, тогда же, наряду с пропагандой и критикой путем
слова, шла критика и пропаганда действием. Но действие, все же,
не составляет центра тяжести этой поры, оно было как бы
неотъемлемой тенью фразеологии.
Ликвидация московских организаций единого анархизма
далеко не является ликвидацией единого анархизма, как идеи
и действия. Потерпев неудачу на московской почве, единый
анархизм перекинулся на Украину, где пришедший в движение

«Доктрина отцов» и анархизм биокосмизм
777
мелкобуржуазный чернозем оказался весьма благоприятным для
эксперимента анархии. Что в Великороссии было, по
преимуществу, фразой, то здесь становится действием. Но движущая идея
остается той же. Она в утопической цели — во чтобы то ни стало
немедленно осуществить « царство свободы ».
4. Московский единый анархизм сразу и целиком обнаружил
все характерные признаки анархической мысли: ее внутреннюю
слабость и безусловное подчинение доктрине. <...> Она пришла
с готовыми принципами и мерой, сколоченными в прошлое
время и в прошлой обстановке, пришла с твердым намерением
действовать согласно указке прошлого. Вот почему для
самостоятельной критики вовсе не оставалось места. Что же касается
критики Советской власти, то это была критика доктринеров,
простой пересказ подходящих страниц Бакунина и Кропоткина,
а не самостоятельная оценка.
Отцы утверждали: когда придет революция, все сложится
просто и легко в силу присущей человеку солидарности (Кропоткин)
или справедливости (Прудон) или путем уяснения всеобщей
выгоды (Фурье). Нужно все предоставить самому себе, и анархия,
как могущественная и добрая богиня, выйдет из бури революции
и утвердится на земле. Так, по методу Манилова2, думали отцы;
так думала и покорная им раба. Она не уяснила, что реальная
действительность требовала иных методов размышления и действия.
Она не сумела понять очевидной истины, что всякая попытка
изменения существующего строя необходимо ведет к реакции
со стороны заинтересованных в сохранении его, и что поэтому
разговоры о присущей человечеству солидарности, о всеобщей
любви, — во время решительной борьбы двух миров — ничто
иное, как вреднейшая иллюзия. Как слабая и как скованная
традицией, она не смогла проявить самостоятельности в смысле
оценки действительности и приложимости к ней учений
прошлого.
Отцы были против диктатуры, значит, диктатура не нужна,
вредна. Отцы отвергали всякую власть. Значит между
революционной властью и всякой прочей властью должен стоять знак
равенства. Базируясь на букве, анархисты обрушились на все
мероприятия Советской власти. Они были против революционной
дисциплины труда, против организации деревенской бедноты,
против организации армии, чем засвидетельствовали полное
непонимание задач революции.

778
А. СВЯТОГОР
И вот что характерно. Среди анархистов тогда не нашлось
ни одного, кто бы самостоятельно вдумался в новую
действительность, в приложимость к ней старой доктрины. Пресс
доктрины настолько придавил индивидуальность, что от последней
ни осталось ничего, кроме голоса, поющего в общем тоне. Вот
почему в едином анархизме мы вовсе не встречаем
оригинальных, самостоятельных людей. Пред нами проходит стадо, где,
в лучшем случае, можно отметить только мелкие личности, почти
неотличимые от общей массы.
5. С единым анархизмом мириться, особенно, когда он вольно
и невольно служил прикрытием бандитскому н белогвардейскому
элементу, и терпеливо сносить его в революционной обстановке
было нельзя. Но, потерпев неудачу в Великороссии, он
перекинулся на Украину, чтобы там на деле довести себя до абсурда
и тем исчерпать себя, как идею и действие.
Единый анархизм на Украине, это решительная попытка
осуществить на деле доктрину отцов, создать анархический порядок
вещей. Буржуазность социального пласта (крупное крестьянство),
долженствовавшего взрастить анархию, не может вызывать
сомнений. И в этом отношении реализаторы анархии нисколько
не изменили теоретикам. Не только Бакунин, но также Прудон
и Реклю выказывали особенную любовь к отживающим формам
русского общинного хозяйства. Реакционность этой любви
несомненна.
Интереснее и важнее всего, что опыт анархии привел к тому,
что удачно и не без сарказма определенно, как «безвластное
властничество». Опыт анархии привел к власти, что уже
выходило из всех пророчеств доктрины, что противоречило доктрине
весьма решительно, что означало упразднение доктрины в силу ее
практической несостоятельности, что обнажило весь ее утопизм.
Корабль, сколоченный Бакуниным, Кропоткиным и другими,
руководимый русской анархической церковью, вдребезги
разбился на опыте анархии в царстве Махно. И разбился не в силу
внешних препятствий, но в силу своей природы.
Корабль разбился, колокол старого анархизма потонул.
По этому поводу на страницах анархической прессы прозвучал,
как панихида, одинокий голос анархиста (неонигилиста): «мое
глубокое убеждение, что укрепляет меня в мысли, что
анархическая идеология треснула по всем швам, и никакие заплаточники,
штопальщики не смогут связать разорванное, и это бесполезно».

«Доктрина отцов» и анархизм биокосмизм
779
6. Неизбежность критического периода очевидна. Слишком
крупны были неудачи, чтобы даже скованная авторитетом мысль
не могла не задуматься. Предпосылкой к этому периоду является
неудача единого анархизма на московской почве. Когда
последний разворачивался на Украине, в Москве уже началась критика.
Между прочим, эта одновременность неблагоприятно сказывалась
на критике. Мысль, решительно ступившая на путь ревизии,
не могла не присматриваться к тому, что делалось на Украине.
Вот почему, когда опыт в Махновии стал клониться к закату,
среди критикующих послышались более решительные голоса.
Если первый период характеризует анархическую мысль,
главным образом, со стороны ее упорного доктринерства, подчинения
авторитету, фанатического действия по инерции, то второй
период обнаруживает ее внутреннюю слабость, бессилие. Насколько
в первый период она решительна в действии, настолько во второй
период в своей критике она нерешительна, выказывает робость,
трусость, творческое бессилие. <...>
7. Критические попытки, по их точке отправления, можно
разделить на две группы. К первой относятся те, которые
исходят из мысли, что старая идеология остается в силе, и потому
все критическое дело должно сводиться к пересмотру тактики.
Вторую группу составляют отдельные высказывания, исходящие
из мысли о необходимости основательного пересмотра не только
тактики, но всей старой идеологии. Обе группы оказались
несостоятельны. Если первая обнаружила несостоятельность своей
критической предпосылки, то вторая — негодность своих
выводов.
8. Синдикалисты первые решили, отказавшись от громкой
фразы единого анархизма, перейти к положительной работе
в строительстве нового общества, ступить на путь массового
рабочего движения. Но при этом они полагали оставаться верными
«заветам своих учителей М. Бакунина и П. Кропоткина».
В результате получилось противоречие. Положительная
работа в создании нового общества требовала признания основной
предпосылки, которая могла обеспечить это строительство, т. е.
признание диктатуры. Но заветы отцов гласили, что диктатура
ни в коем случае не допустима.
Противоречие могло быть разрешено в том смысле, что
учителя в свое время вряд ли могли провидеть объективно
необходимые пути строительства нового общества. Но синдикалисты это

780
А. СВЯТОГОР
противоречие разрешили в смысле верности заветам учителей.
К тому же Украина питала их веру в эти заветы.
В результате благое намерение логически и практически
должно было стушеваться пред буквой отцов, сойти на нет.
Предприятие оказалось негодным, потому что мысль в своей критической
попытке сразу же повернулась задом к поставленному вопросу.
9. Универсалисты пошли несколько дальше. Они поняли, что
♦ иной должен быть подход к советскому государству», и в связи
с этим ставили вопрос: «каково место анархизма в
социалистическом государстве, каков его метод в нем?» Они признали, что
старый анархизм не нащупал, не выяснил «метода анархического
действия, анархической практики в социалистическом строе»,
почему анархизм в текущей революции оказался безоружным,
с голыми общими лозунгами. Вопрос очевидно в том, чтобы найти
новый «метод». Последний «не может быть копией старого
метода, потому что иная среда, иные условия, иной строй». Его нужно
искать самостоятельно, «не надеясь на зарубежных товарищей»,
и не ища разрешения вопроса в «прежней литературе».
Вопросы эти были формулированы довольно ясно, но
недостаточно определенно к тому, чтобы на них могли быть получены
удовлетворительные ответы. <...>
Доктрина победила — и попытка оказалась несостоятельной.
Ни нового «метода», ни определенного отношения к советской
власти, ни места в строительстве новой жизни универсалисты
не нашли. Метод оказался младенчески неопределенным,
отношение к власти колеблющимся. И напрасно мы, биокосмисты,
как меньшинство в организации универсалистов, утверждали,
что только новая идеология может дать определенные и точные
ответы на вопросы, поставленные жизнью. Мысль инертная,
зачарованная традицией, к нашим утверждениям могла относиться
только враждебно.
10. Из критических попыток второго рода первая
принадлежит уже отмеченному неонигилисту, вторая — анархисту
Дарани.
Неонигилист, взвешивая теорию и практику анархизма
в революции, приходит к таким выводам:
анархизм-коммунизм «закрывает пред практикой жизни глаза и не сознает ее
разумом», синдикализм «покатился по наклонной плоскости...
и проживает последние анархические ресурсы»,
индивидуализм же утопичен. «Единый анархизм», как синтез этих на-

«Доктрина отцов» и анархизм биокосмизм 781
il
правлений, оставил от «анархизма пустоту», превратившись
в царстве Махно в «безвластное властничество». В результате
у неонигилиста «глубокое убеждение», «что анархическая
идеология треснула по всем швам». Эти признания старого
анархиста весьма знаменательны.
Такой итог является уже достаточной предпосылкой чтобы,
отринув отцов, на изначальной основе всех анархических
теорий — личности, построить новую идеологию. Но и тут
анархическая мысль осталась верна себе. Установив, что «никакие
заплаточники и штопальщики не смогут связать разорванное
и это бесполезно», неонигилист тотчас же скатывается в
вульгарно понятого Штирнера, подогревая его приставкой «нео».
Уже в этой приставке сказалось творческое бессилие мысли,
способной только на громкую фразу.
11. Попытка Дарани более серьезна. Для него несомненно, что
«настоящий момент вскрыл до очевидности все дефекты
старого анархизма», что «все области анархизма подлежат ревизии:
и теория, и практика, и организационные вопросы». <...>
Дарани не ограничивается одним подчеркиванием дефектов.
Усматривая последние прежде всего в теории, он в этом
отношении намечает выход. Прежде всего необходимо подвести
под анархизм философский базис. Правда, старый анархизм
не чужд философии, но он все еще живет наследием
рационализма 18 века. Это наследие необходимо изжить, заменив его,
по мнению Дарани, современной интуитивной философией.
Дарани прав, конечно, что в наше время неосновательно жить
философским наследием 18 в. Но видеть выход в интуитивизме,
не значит ли идти в ту сферу современных духовных исканий
Запада, которые являются показателем крушения основ старого
порядка, потрясенного духом революции. <...>
В поиске Дарани опять сказалась творческая импотенция
анархической мысли. Этот поиск на себе носит все черты
отживающего поколения интеллигенции, порядком зараженного
интуитивно-мистической вермишелью*.
Самая решительная попытка — попытка
универсалистов-интериндивидуалистов (Гордин). Они признали, что * переходное время не мыслимо без
диктатуры». Отсюда — положительное отношение к советам и радикальный
пересмотр вопросов тактики и организации. Что же касается идеологии
интериндивидуализма, то она во многих отношениях неудовлетворительна.
Вопрос об интериндивидуализме мы оставляем до особого очерка.

782
А. СВЯТОГО?
12. Спор анархической мысли с революцией был спором
утопизма с реализмом. Естественно, что утопизм оказался
несостоятельным. Революция ударила носителей доктрины отцов
прежде всего по тактике. <...>
Революция обозначила не только банкротство современной
анархической мысли. Она обозначила конец исторического
анархизма, потому что новый дух уже не может удовлетвориться
старыми концепциями узкими и отсталыми. Этим самым
революция обозначила необходимость нового анархизма (теории
н практики). Но разрешить кризис, создать новую концепцию
и тем указать выход из тупика, может лишь тот, кто не зависит
от традиции, кто свободен от авторитета, кто самостоятелен,
революционно смел в своем творчестве и оценках.
Биокосмизм мы выдвигаем, как решительную, смелую и
здоровую мысль в противовес трусливой и слабой современной
анархической мысли и как новую концепцию в противовес доктринам
прошлого. Мы, конечно, не питаем особой надежды, что слабая,
хотя и усомнившаяся в отцах, мысль придет к нам, примет
биокосмизм. Она для этого слишком робка и мелочно самолюбива.
Но мы имеем основания надеяться, что свежие, здоровые, бодрые
анархические силы, прошедшие опыт революции, придут и уже
идут к биокосмизму.
13. В огне революции построения старого анархизма
испытания не выдержали. Но этот огонь не мог и никакой другой
никогда не сможет испепелить основной стержень жизни
-живую человеческую личность. Если воздвигнутые на этом базисе
идеологические постройки, подвергаясь пожару, гибнут, то базис
для новых построек всегда останется. В то же время на месте
погибших зданий воздвигаются здания более вместительные,
грандиозные, отвечающие требованиям времени, а главное,
требованиям личности (и общества).
14. Новые постройки требуют расширения базиса. Понятие
личности во всех старых анархических концепциях слишком
узко. Сужение принципа личности — коренная ошибка
анархических доктрин, в силу чего они с первых дней своего бытия
были внутренне несостоятельны, и нужно было время, чтобы
обнаружилась их иллюзорность.
В старом анархизме проблема личности не была должным
образом поставлена. Любая концепция базируется на слишком
однобоком, поверхностном понятии личности. Вместо живой

«Доктрина отцов» и анархизм биокосмизм
783
личности бралось или социально-политическое лицо, или
эгоист (Штирнер), или альтруист (Годвин). А то, якобы научно,
устанавливалась малость человека (Кропоткин). Или бралась
личность, как бунтарь, разрушитель и тем умалялось ее
положительное — творчество, созидание. Словом, бралась не личность,
но однобокая абстракция от личности.
Личность бралась в ее статике, в узко очерченном круге
от рождения ее до смерти, но не в ее динамике, не в росте ее
творческих сил. По отношению к личности всеми
анархическими доктринами смерть утверждалась абсолютно. (Странно, что
анархическая мысль, протестуя против авторитетов, не восстала
против авторитета «натуральной смерти»). Личность бралась вне
ее глубочайшей жажды бессмертия, и, следов., вне подлинного
творчества.
Старый анархизм имел, в сущности, не положительное, но
отрицательное представление о личности. Ему казалось, что он
утверждает личность, в сущности же он отрицал ее, выказывал
дурное представление о ней, затушевывая живого человека,
оставляя его в тени, подменяя абстракцией. Умаляя человека и в то же
время слишком предоставляя его личной судьбе, анархизм вел
его к индивидуальной и социальной катастрофе.
Такова коренная ошибка всех анархических концепций,
ошибка в основе. Корень был слишком тощ, и потому сами
концепции тощи, однобоки, абстрактны, безжизненны, утопичны.
15. Мы утверждаем не голое индивидуальное сознание, не
социально-политическое лицо, не эгоиста или альтруиста, не маску
или абстракцию, но живую человеческую личность. Ее нельзя
исчерпать целиком эгоизмом или альтруизмом. Ее не уложить
в любую отвлеченную рамку. В основе ее лежит инстинкт
бессмертия, жажда вечной жизни и творчества. Она растет в своих
творческих силах до утверждения себя в бессмертии и в космосе.
Новая концепция должна быть обнаружением, утверждением
не абстракции, но живого реального человека.
Человек — это не маленькое существо со смешными
претензиями на всеохватывающую беспредельность, как, в свое
время, базируясь на коперниковском перевороте в астрономии,
quasi научно думал Кропоткин (также думал славянофил
Данилевский, а ныне — нашумевший Шпенглер). Пред человеком
(человечеством) открываются грандиозные перспективы, каких
еще никогда не было. Борьба со смертью уже не является прин-

784
А. СВЯТОГО?
ципиально невозможной (опыты Штейнаха, Андреева, Кравкова
и др.). Возможность индивидуального бессмертия (иммортализм)
уже можно обосновать научно, а завоевания физики и техники
дают основания к научной постановке космической проблемы
(интерпланетаризм).
16. Высшее благо — это бессмертная жизнь в космосе.
Высшее зло — смерть. Мы имеем в виду реальную жизнь и реальную
смерть. Все другие блага заключаются в жизни, всякое зло
коренится в смерти. Выдвигая свободу от «естественной
необходимости», право человека на вечное бытие в космосе, биокосмизм
является проблемой максимальной свободы и максимального
права личности.
Высшее благо мы выдвигаем, как то, что необходимо
реализовать, — как максимальное творчество. Мы особенно подчеркиваем
творческий момент в биокосмизме. Личное бессмертие не дано,
оно должно быть завоевано, реализовано, сотворено. Это не
восстановление утраченного, как говорит библия, но создание еще
небывшего. Не восстановление, но творчество. То же относится
и к завоеванию космоса. Иммортализм и интерпланетаризм —
это максимальная, но не конечная цель. Это этапы и средства
к безмерно великому творчеству. Но эта цель впереди — и потому
она величайшая.
Наша цель (реализация личного бессмертия, жизнь в
космосе, воскрешение) исключает мистику, которая бросает в хаос,
в пустоту. Это — задача трезво реалистического сознания. Но мы
ничуть не отождествляем цели с бытием, не базируемся целиком
на данности, — иначе нам пришлось бы отказаться от свободы,
от творчества, от личного.
Биокосмизм устраняет скептицизм, развязывает человеческое
творчество, сообщая ему невероятную силу, могучий размах. Это
маяк, к которому направляется человечество, это фундамент
и руководящая нить личных и общественных дел. Это — масштаб
человеческих действий. Биокосмизм и только он может
определить и регулировать совершенную общественность.
17. Старое общество рушится. Оно переживает «бабье лето»,
отходит в сумерки, его ждет ужас ночи. Наша задача — создание
новой жизни, нового бытия, новой культуры на основе великих
целей биокосмизма.
Современное (буржуазное) общество ведет к смерти,
базируется на ней. На том основании, что сегодня личность смертна,

«Доктрина отцов» и анархизм биокосмизм
785
оно утверждает смерть личности абсолютно. Оно глубоко
развращено формулой: «смерть неизбежна». Эту формулу
санкционирует религия и старое научное сознание. Эта формула погасила
в человеке дух возмущения против смерти. Утверждая смерть
и локализм в пространстве, современное общество тем самым
санкционирует все зло социальной жизни. Если так будет
продолжаться дальше, то человечеству грозит полное моральное
и физическое вырождение. Такое, общество должно быть
разрушено до основания.
Общество должно быть построено на принципах
биокосмизма. Утверждая основное право каждого на вечную жизнь, такое
общество не может допустить деления на эксплуататоров и
эксплуатируемых, на рабов и господ. Оно гарантирует максимум
индивидуального развития и самоутверждения. Оно будет в высшей
степени гармоничным, что вытекает из единства идеала
составляющих его единиц. Когда идеи биокосмизма станут достоянием
каждого (противное невозможно), оно станет безвластным, ибо
тогда основная идея общества каждым будет осуществляться
свободно. <...>
18. В новом обществе люди объединяются не принуждением,
но сознанием общности великих задач. Общество,
осуществляющее интерпланетаризм, реализующее личное бессмертие,
воскрешающее мертвых, — такое общество утверждается каждым, как
осуществляющее высшее благо каждого. Общая максимальная
цель исключает индивидуальную измену ей ради другой цели,
всегда меньшей. Поэтому верность ей незачем обусловливать
договором (Прудон и др.). — Здесь личная воля т дело имеют как бы
бесконечное повторение в соратниках, в то же время каждый шаг
к биокосмизму увеличивает индивидуальную мощь. <...>
19. Новое общество это не маленькие общины или союзы,
которые «не чувствуют потребности в увеличении своего размера»
(Годвин, и др.). Старый предрассудок и заблуждение о маленьких
пространствах необходимо отбросить, как изживающий себя
атавизм, как наследие средневековья. Прежде всего максимум
пространства (иначе мещанство). Лишь на огромных
пространствах всеединство людей может осуществлять великие действия
Биокосмическое о-во всеземно, интерпланетарно.
20. Биокосмическое общество максимально свободно.
Поставленная проблема требует от человека страшной свободы.
Человек (человечество) никогда так не предоставлялся самому

786
А. СВЯТОГОР
себе, как в биокосмизме. У него нет надежды на бога, на
загробную жизнь. Он стоит лицом к смерти, как обычной реальности,
и это зло он должен победить без помощи извне (свыше), сам,
вполне реальным, своим путем.
21. В биокосмизме люди объединяются, как соратники, ибо
соратничество наиболее творческое взаимоотношение. Соратни-
чество противоположно братству, как нетворческому
взаимоотношению. В братстве отношения даются наперед, предрешены
природно, потому здесь нет творчества. В соратничестве ничто
не дано, но достигается, создается. Братство — консервативный,
нетворческий, изживаемый принцип. В нашем боевом напоре
в бессмертие и космос мы утверждаем не братство, но
соратничество.
22. На пути к биокосмизму мы опираемся на революцию,
на действие и пафос революционного класса. Биокосмизм
родился в бурном взрыве революции, мы неотделимы от революции,
и в ней наша опора. Биокосмический порядок вещей явится
в результате победы революции. Целью революции является
уничтожение классов, что составляет необходимую
предпосылку для постановки проблем биокосмизма во всеземной
полноте. Но биокосмизм, как максимальная программа, уже теперь
необходимо может способствовать единению, воодушевлению,
победе революционного класса.
23. Считая, что на пути к биокосмизму будет изжито
государство, мы в то же время подчеркиваем необходимость
положительного отношения к советской системе. Советское государство
нельзя смешивать с государством буржуазным. С одной стороны,
советы -необходимая организация революционной борьбы против
старого мира. С другой — они являются носителями функции
борьбы с природой, т. е. содержат в себе тенденцию к
биокосмизму.
В переходное время советы, конечно, не могут целиком стать
органами борьбы с натуральным гнетом. Они должны выполнять
функцию борьбы со старым миром, в форме диктатуры (в
переходное время диктатура необходима и целесообразна). Отсюда
неизбежно некоторое принуждение, но это принуждение совсем
иного порядка, его нельзя расценивать, как принуждение в
буржуазном государстве. Все возражения против государства, как
системы насилия, подавления индивидуальной свободы и т. д.,
по отношению к советскому государству не имеют смысла.

«Доктрина отцов» и анархизм-биокосмизм
787
Старая форма государства отходит в прошлое. Новая советская
форма является иной по своим целям, путям. Советская система,
в принципе гарантируя освобождение человека от ига внешней
природы, уже теперь способствует росту личной
сознательности, освобождая личность от ига традиции. Возрастает сознание
личной свободы и ответственности, как результат советизации,
связи. В советах люди связываются в силу сознания важности
совершающейся борьбы, которая требует выдержки и
дисциплины. В советах человек учится уважать другого и самого себя,
а буржуазное общество, как общество господ и рабов, исключает
должное йзаимное уважение.
Мы полагаем, что поскольку функция борьбы со старым
миром, по мере побед революции, будет отпадать, постольку в
советском государстве будет возрастать функция борьбы с гнетом
натуральным, и что обе функции, обозначая путь к биокосмизму,
подсказывают постановку проблем иммортализма и
космоплавания теперь же в повестку дня.
«^

€^^
А. В. АРОЛОВИЧ
Концепция слова и языка
у русских анархистов-универсалистов
начала XX в.
Начало XX в. явилось как нельзя более благоприятным
периодом для развития идеологических концепций различных
политических партий, групп и организаций. Движение российских
анархистов представляет особый интерес не только с
исторической, но и с лингвистической точки зрения, так как в
революционные годы наблюдалась тенденция к пересмотру анархистами
многих традиционных взглядов на мир и, в частности, на язык.
Концепция слова и языка, предложенная
анархистами-универсалистами, явилась принципиально новым словом в истории
русской лингвистики, которое позволило ее авторам опередить
свое время и заглянуть далеко в будущее.
Начнем с небольшого экскурса в историю
анархизма-универсализма. Не секрет, что на протяжении существования
анархистского движения в России оно было представлено множеством
различных организаций. На одном из этапов развития анархизма
(в конце 1919 г.) возник «Союз московских анархистов»,
распавшийся в 1920 г. Духовным преемником «Союза московских
анархистов» явилась «Всероссийская секция
анархистов-универсалистов» во главе с братьями А. Л. и В. Л. Гордиными. В начале
1921 г. во «Всероссийской секции анархистов-универсалистов»
произошел раскол, причиной которого послужил вопрос об
отношении к советской власти. Поддерживавшие Советы братья
Гордины и анархисты, разделявшие их мнение, образовали
«Организацию анархистов-универсалистов (Интериндивидуалистов)»*.
* См.: Шапиро И. О расколе // Универсал. 1921. № 1-2. С. 28.

Концепция слова и языка у русских анархистов универсалистов... 789
Иначе братья Гордины именовали себя «пананархистами». Еще
с 1917 г. Гордины проповедовали взгляды пананархизма, т. е.
«идею всеобщей и немедленной анархии»*. В 1918 г. А. Л. Гордин
выступил с теорией создания так называемого «социотехникума».
По мысли автора, развивая философию пананархизма, социотех-
никум должен был стать принципиально новым словом в истории
всего анархистского движения в России. И анархо-универсализм,
появившийся в 1920 г. благодаря А. Л. Гордину, также
задумывался им как продолжение и развитие философии пананархизма.
В начале 1921 г. противостояние двух группировок во
«Всероссийской секции анархистов-универсалистов» достигло апогея.
После раскола «Всероссийская секция
анархистов-универсалистов» еще продолжала существовать почти год во главе с И.
Шапиро и Г. Аскаровым. В конце 1921 г. «Всероссийская секция
анархистов-универсалистов» была разгромлена. На протяжении
1921 г. в этой организации выделялись анархические течения,
впоследствии ставшие самостоятельными. Так, в журнале
«Универсал» печатались статьи А. Н. Андреева-Богданова, который
был теоретиком неонигилистического направления в анархизме,
и А. Ф. Святогора, проповедовавшего философию биокосмизма.
Историю развития биокосмизма следует рассмотреть
отдельно, поскольку это направление в анархизме было наиболее
продолжительным и просуществовало до 1927 г. Впервые
биокосмизм как самостоятельное движение заявил о себе в 1921 г.
в журнале «Универсал». В 1921-1922 гг. теоретики биокосмизма
А. Святогор и П. Иваницкий выпустили два сборника под
названием «Биокосмизм». После разгрома «Всероссийской секции
анархистов-универсалистов» биокосмисты решили издавать
собственный журнал, и в 1922 г. вышли в свет четыре номера
«Биокосмиста» как органа «Креатория российских и московских
анархистов-биокосмистов». В 1922 г. в организации биокосмистов
произошел раскол, в результате чего в Петрограде образовалась
«Северная группа биокосмистов (имморталистов) и Комитет
поэзии биокосмистов» во главе с А. Ярославским. Нам известно,
что, несмотря на массовые преследования анархистов, начатые
советской властью еще в 1919 г., организация петроградских
анархистов-биокосмистов продолжала существовать в России
* Политические партии России. Конец XIX — первая треть XX века:
Энциклопедия. М., 1996. С. 35.

790
А.В.АРОЛОВИЧ
до 1926 г., а после этого — еще какое-то время за границей. С 1922
по 1926 г. печатались произведения самого А. Ярославского
в стихах и прозе, а также творения молодых поэтов-биокосми-
стов. Последние известные нам данные о петроградских анар-
хистах-биокосмистах относятся к 1927 г., когда А. Ярославский
уже за границей, в Берлине, издал свой поэтический сборник
«Москва — Берлин: Стихи» с подзаголовком: «Биокосмисты».
Итак, родоначальниками пананархистского направления
в анархизме явились братья А. Л. и В. Л. Гордины. В 1918 г.
вышел их «Манифест пананархистов». Вот как трактуются основные
начала пананархизма в «Манифесте пананархистов»: «Пананар-
хизм — это расширенный и членораздельный анархизм, который,
помимо идеала безвластия, собственно анархизма, заключает
в себе еще четыре идеала, а именно: коммунизм с его "все —
всем!", педизм или освобождение ребенка и молодежи из тисков
рабского воспитания, космизм (националкосмополитизм), полное
освобождение угнетенных национальностей и, наконец, гени-
антропизм, т. е. освобождение и очеловечение женщины...»*.
Как мы уже знаем, братья Гордины также проповедовали идеи
социотехникума, которые вытекали из основных положений
пананархизма и были тесно с ними связаны. Под социотехникумом
подразумевалась такая форма организации общества, при которой
важнейшая роль отводилась технике. «Социотехника означает
бесконечную и неисчерпаемую свободу творчества,...
безграничную и неисчерпаемую возможность преобразования... общества,
бесконечное и неисчерпаемое разнообразие форм социального
строительства»**. Движущей силой для осуществления своего
проекта социотехникума Гордины считали творческий подход
и изобретательность. «Реализация нашего идеала зависит лишь
от нашего умения, от нашей изобретательности****.
Братья Гордины провозглашали культ не только техники
(пантехникализм), но также слова и языка. Они разработали свою
собственную концепцию слова и языка, для которой
характерно сочетание стихийного и сознательного подходов к проблеме
языка. Пананархисты считали, что язык занимает особое место
в системе общечеловеческих ценностей. Свои представления
* Братья Гордины. Манифест пананархистов. М., 1918. С. 3-4.
** Там же. С. 6.
*** Там же. С. 8.

Концепция слова и языка у русских анархистов-универсалистов... 791
о языке и словесности Гордины связывали с социальным аспектом
жизни человека. Наиболее подробно пананархистская концепция
слова и языка изложена в работе Гординых «Анархия в мечте».
В этой книге речь идет о фантастической стране Анархии, куда
случайно попадают современники авторов. Им встречается
юноша-анархист, который вступает с ними в философский разговор
и рассказывает об устройстве своей страны и нравах ее жителей.
«В стране Анархии нет повелевания. На нашем языке нет
повелительного, а просительное... У нас нет «заклинаний», «заговоров»,
а есть «просьба» и «моление»... Слово у нас творит чудеса. Слово
почти все делает»*. Герой книги пытается построить свою речь
как можно более убедительно, поэтому он даже дает обоснование
своей теории с точки зрения физики. <...> Пананархисты верили
в существование универсального языка, причем не в создание,
а именно в существование такого универсального языка, который
уже заложен в природе. Язык этот, несмотря на свою
объединяющую функцию, может быть подразделен на несколько категорий.
Так, все в той же «Анархии в мечте» приводится нестандартная
классификация языков. «Зрительный, видимый язык имеет
то свойство, что им можно пользоваться в тиши и при сильных
звуках... Слуховой язык хорош в невидимой среде, зрительный
язык применяется в неслуховой среде — в тишине. Психический
язык — в этих двух средах, когда они пересекаются,
сталкиваются. В незрительной и неслуховой среде мы прибегаем... к языку
психическому, к психологической сигнализации»**.
Обосновывая свои представления о слове и языке,
пананархисты затрагивали множество более глобальных вопросов. Среди
них — обустройство всей человеческой жизни. Подробно эта
проблема рассматривается в работе В. Л. Гордина «План
Человечества (Внегосударственников-всеизобретателей)». Водной
из глав этой книги, которая называется «Культурная задача
Человечества внегосударственников», описаны все действия,
необходимые для достижения идеала анархического общества. <...>
Проблема создания международных искусственных языков,
затронутая Гордиными, является наиболее важным аспектом
концепции слова и языка, предложенной пананархистами. В «Плане
* Братья Гордины. Анархия в мечте. Изд. первого центрального социотех-
никума. М., 1919. С. 43.
** Там же. С. 101-102.

792
А.В.АРОЛОВИЧ
Человечества» неоднократно упоминается так называемый язык
АО, которому отведена столь важная роль в будущем
анархическом обществе. Было бы ошибкой считать, что пананархисты
не пошли дальше чисто теоретических рассуждений о создании
международного искусственного языка. Язык международного
общения АО был создан В. Л. Гординым в 1920 г. и подвергся
значительной реформе в 1924 г., а в 1927 г. на Первой Всемирной
выставке межпланетных аппаратов и механизмов, проходившей
в Москве1, этот язык был представлен как язык космического
общения.
Грамматические принципы построения языка АО известны
из очень немногих источников. В истории
интерлингвистики кратко язык АО 1920 г. (далее — АО-1) описан в работах
Э. К. Дрезена. <...>
Весь язык пишется цифрами. <...>
Язык АО по праву можно назвать
концептуально-философским, поскольку слова в нем складываются не столько из букв,
сколько из понятий. Само название языка АО означает не что
иное, как «изобретение», так как а значит «изобретать», а о —
окончание существительных. Современный исследователь
А. Д. Дуличенко излагает ту же грамматическую парадигму АО-
1, что и Дрезен, а также приводит текст на этом языке: «Текст:
'ГЗ —О'12'З'З,'2'52'2, ,54,2'4,111,521'2254,110,12'3,3,2,55
'42Vb'lV — 5'13' 414,1Г4 ,141,50,35,220,12,3,543,3,3»*. Если
мы рассмотрим всю вышеизложенную парадигму более подробно,
то это будет выглядеть следующим образом: возьмем все тот же
глагол '1'1 — аа, что означает «делать», и все известные нам
местоимения, которые легко вычленяются из личных форм глагола
(в АО местоимение и личная форма глагола пишутся слитно,
образуя единую словоформу): это 1*4 — би — я, 2'4 — ци — ты,
3'4 — ди — он, 1'2 — бэ — мы, 2*2 — цэ — вы, 3'2 — дэ — они.
При передаче звука, обозначаемого в АО-1 '2, здесь и далее мы
будем использовать русскую букву э, а не е (как у Дрезена или
Дуличенко), поскольку она лучше отражает действительное
звучание '2. <...>
Сам В. Л. Гордин подписывал свои работы псевдонимом
Бэоби (Г2'ЗГ4). На АО бэо (!'2'3) означает «общество», «че-
* Дуличенко А. Д. Международные вспомогательные языки. Таллин, 1990.
С. 213.

Концепция слова и языка у русских анархистов-универсалистов... 793
ловечество», &би (1*4) — это, как мы уже знаем, местоимение
«я», которое в АО также употребляется в качестве окончания
собственных имен. Таким образом, Бэоби есть не что иное, как
«человеко-я», «человек из общества». Сам автор называл язык
АО концептуально-параллельным, поскольку каждый звук в нем
обозначает какое-либо понятие*. В своей работе «Гносеология
(Введение во всеизобретательство)» В. Л. Гордин обосновывает
теорию органов чувств, а также отражения соответствующих
понятий в языке АО. Помимо общефилософских трудов, таких, как
«План Человечества (Внегосударственников-всеизобретателей)»,
«Изобретпитание» и «Гносеология (Введение во
всеизобретательство)», В. Л. Гордин издал в 1920-1921 гг. ряд книг, носивших
сугубо лингвистический характер. Среди них следует назвать
«АО-русский словарь человечество-изобретателя», «Словарь
языка АО: АО-русский», «АО-русский грамматический словарь»,
«Грамматика логического языка АО», «Грамматика языка
человечества АО, перевод с АО» и «Что за язык АО».
Мы уже отмечали, что концепция языка АО была
пересмотрена автором в 1924 г. Язык, появившийся в результате этой
реформы (далее — АО-2), существенно отличался от своего
предшественника в том, что касалось графического начертания звуков
языка АО. Основные же принципы построения языка остались
неизменными. Наиболее обстоятельно АО-2 описан в книге
В. Гордина «Грамматика логического языка АО» (М., 1924).
В новом варианте языка АО были почти все те же согласные,
что и в АО-1, за исключением звука л, который заменил звук
т. К пяти гласным, существовавшим в АО-1, в АО-2 добавился
звук, который в немецком языке обозначается буквой и. Что
касается графического обозначения звуков в АО-2, то Гордин внес
некоторое разнообразие в свою систему, добавив в символику
языка различные математические символы. <...>
Надо отметить, что в АО местоимения различаются только
по признаку числа и одушевленности, но не по признаку рода,
поэтому в АО нет местоимения она. В. Гордин считал, что это
местоимение — «пережиток варварства...»**. Единственным
известным нам литературным произведением на языке АО
является «Клятва изобретателя» (1924) В. Л. Гордина, в конце
* См.: Гордин В. Л. Что за язык АО. М., 1920. С. 5.
** Гордин В. Л. Грамматика логического языка АО. М., 1924. С. 18.

794
А.В.АРОЛОВИЧ
которой приводится так называемое «словотолкование», т. е.
ключ к прочтению этой поэмы в прозе.
На первый взгляд язык АО имеет множество недостатков.
Однако лучшим опровержением тезиса о непрактичности и
неупотребительности этого языка является тот факт, что в течение
ряда лет этот язык использовался в коммуникативных целях,
а в 1927 г. даже экспонировался в Москве на Первой Всемирной
выставке межпланетных аппаратов и механизмов в качестве
языка космического общения.
Философия пананархизма перекликается со многими
литературными течениями, такими, как футуризм и его разновидности.
Наиболее ярко страсть к словотворчеству выразилась у кубофу-
туристов, в частности у предводителя этого литературного
направления В. Хлебникова. Подобно пананархистам, В. Хлебников
предрекал, что в будущем «млечный путь расколется на млечный
путь изобретателей и млечный путь приобретателей»*.
«Изобретатели» у Хлебникова являются основой для построения
будущего общества, в то время как его «приобретатели» имеют
негативные коннотации, поскольку они приравниваются к
потребителям, паразитам. <...>
Рассмотрев пананархистскую концепцию слова и языка,
остановимся на философии биокосмизма. В целом идеи и
задачи биокосмизма определялись его теоретиками следующим
образом: «Биокосмизм — это новая идеология, для которой
краеугольным принципом является понятие личности,
возрастающей в своей силе и творчестве до утверждения себя в
бессмертии и в космосе. Существенными и реальными правами
личности мы считаем ее право на бытие (бессмертие,
воскрешение, омоложение) и на свободу передвижения в космосе...
При этом биокосмизм опирается на последние завоевания науки
и техники и в то же время стремится к их перестройке, а также
философии, социологии, экономики, искусства, этики согласно
своей великой телеологии»**. Телеология лежит в основе всей
философии анархизма-биокосмизма, и целесообразность —
важнейший принцип этой философии. Как мы уже говорили,
пропаганда идей биокосмизма начиналась с журнала «Универ-
* Хлебников В. Собр. произв.: В 5 т. Т. 5. Л., 1933. С. 151.
* Креаторий российских и московских анархистов-биокосмистов.
Декларативная резолюция // Биокосмист. 1922. № 1. С. 1.

Концепция слова и языка у русских анархистов универсалистов... 795
сал», на страницах которого, едва заявив о себе, биокосмисты
выдвинули свою концепцию слова и языка. Будучи поэтами,
анархисты-биокосмисты придавали огромное значение
стилистике, и все их работы, имеющие отношение к лингвистике,
так или иначе связаны со стилем. В статье «Биокосмическая
поэтика» А. Святогор писал: «Наши основные понятия стиля
вытекают из биокосмического идеала. Это наш метод и масштаб
наших оценок... Центр нашего внимания не историческая или
психологическая эстетика, но эстетика телеологическая... Наш
стиль начинается не с отдельного слова, хотя бы и
художественно конкретного, но с ряда слов. Центр нашего внимания
не отдельные слова, но ряды слов, не столько этимология,
сколько синтаксис. И потому: творчество словесных рядов —
разнообразие сочетаний их элементов.
Мы творим не образы, но организмы. Образ слова базируется
на внешнем зрении, на поверхности... Образы, если они не
объединены — только хаос. Здоровый путь творчества лежит от
образа к ряду. Ставить для поэта образ во главу угла — значит
впадать в колею регресса. Мы не образоносцы, но рядотворцы»*.
Концепция слова и языка у анархистов-биокосмистов отражает
основные принципы биокосмизма (иммортализм и интерплане-
таризм) и претворяет их в жизнь в области языка. <...>
Многие идеи биокосмистов, касающиеся словотворчества,
близки взглядам пананархистов и футуристов. Так, подобно
Гордину, А. Святогор пишет о создании всемирного языка,
где тоже главенствующая роль будет отводиться глаголу: «Мы
беременны новыми словами... Мы предчувствуем междометие
встающего из гроба человека. Нас ждут миллионы междометий
на Марсе и на других планетах. Мы думаем, что из
биокосмических междометий (в широком смысле) родится биокосмический
язык, общий всей земле, всему космосу... Для нас крайне важны
и выразительные свойства глагола»**. Ряды как единица
словотворчества у биокосмистов выходят за пределы норм языка, они,
как звуки у Хлебникова, почти осязаемы. <...>
Биокосмисты утверждают, что в языке существуют «...три
штиля: А, Б и С.
* Святогор А. Биокосмическая поэтика (Пролог или градус первый) //
Универсал. 1921. № 5-6. С. 6-7.
** Там же.

796
А.В.АРОЛОВИЧ
A — в пределах данного языка, как пропаганда и контраст
(содержание противоречит форме).
В — ломка привычек языка, выход из данного языка, — ныне
творимый штиль (индивидуализация слов, интерпланетаризм
стиля).
С — предчувствуемый, отчасти уже творимый штиль, как
междометие (в широком смысле) бессмертных соратников в
космосе и встающих из могил»*. <...>
Поэтическое творчество биокосмистов было достаточно
разносторонним, и многие его образцы не имеют ничего общего
со стилем, которым написаны стихотворения А. Святогора.
После того, как от «Креатория российских и московских анархи-
стов-биокосмистов» отделилась «Северная группа биокосмистов
(имморталистов) и Комитет поэзии биокосмистов», начали
издаваться поэтические сборники молодых поэтов-биокосмистов,
которые не претендовали ни на какие реформы в языке, но
пропагандировали идеи биокосмизма через содержание своих
произведений. Сами петроградские биокосмисты во главе с А.
Ярославским писали, что «Северная группа полагает центр тяжести
своей деятельности в литературной, художественной, научной,
философской и атеистической пропаганде, оставляя в стороне
вопросы политики...»**. В отличие от московских биокосмистов
группа А. Ярославского не стремилась подчеркнуть свою яркую
индивидуальность и независимость от других литературных
течений. Так, петроградские биокосмисты осознавали близость своих
идей взглядам В. Хлебникова и считали его в какой-то мере даже
своим учителем и предтечей. Среди стихотворений молодых
поэтов «Северной группы биокосмистов» есть такие, которые своим
пафосом не уступают Хлебникову и даже Маяковскому. <...>
Анархисты-биокосмисты не были единственными, кто
проповедовал идеалы бессмертия. Одной из наиболее заметных
фигур в истории философии на рубеже XIX-XX вв. был космист
Н. Ф. Федоров. Концепция слова и языка у Федорова также
имеет много общего с лингвистическими взглядами анархистов-
биокосмистов. Исходя из разных предпосылок, и биокосмисты
* Святогор А. Три штиля // Биокосмист. 1922. № 3-4. С. 24.
* Президиум Северной группы биокосмистов-имморталистов. Декларация
Северной группы биокосмистов-имморталистов // Бессмертие. 1922.
Ноябрь. №1. С. 1.

Концепция слова и языка у русских анархистов-универсалистов... 797
и Федоров приходили к одинаковым выводам о необходимости
создания всемирного языка. Если у биокосмистов предпосылкой
для этого служила жажда творчества, то для Федорова точкой
отсчета были прежде всего религиозные убеждения, и роль
объединителя он отводил христианству <...>. Федоров объясняет
свою позицию в отношении религии тем, что «в науке это
открытие (родства всех народов) самое недавнее и еще не доказано;
в религии же... — старая истина»*, а значит, именно религия
должна стать решающим фактором в процессе единения народов,
благодаря которому возникнет мировой язык. <...>
Подводя итоги проведенного исследования, мы считаем
необходимым отметить, что концепция слова и языка,
предложенная анархистами-универсалистами, раскрывает творческий
потенциал этого движения и дает все основания утверждать, что
течение это не столько историко-политическое, сколько
литературно-философское. То общее, что мы выявили между идеями
анархизма-универсализма и философией футуризма и космизма,
позволяет назвать творчество пананархистов и анархистов-био-
космистов знаменем всей эпохи 20-х гг. XX в. Лидеры этих двух
направлений в анархизме — братья Гордины, а также А. Святогор
и А. Ярославский по-новому осветили многие традиционные
проблемы лингвистики и попытались найти решение этих проблем.
Вышеизложенная концепция слова и языка у анархистов-
универсалистов не лишена утопичности, и их проекты могут
казаться неосуществимыми на практике. Однако они имеют
вполне реальную и благородную цель — служить делу
объединения людей во всем мире. И язык как нельзя лучше подходит для
воплощения этой цели, ведь слово — великое оружие, во власти
которого судьбы всего человечества.
е^э
* Там же. С. 321.

«^
ЮР. А[НИКС]Т
Трубадур мистического анархизма
(А. А. Солонович)
Tu est laid, mait tu as de la physionomie1.
Преподаватель Московского Высшего Технического Училища
по курсу математических упражнений, наследник покойного
А. А. Карелина по «анархическим» и оккультно-политическим
делам и организациям, Алексей Александрович Солонович,
несомненно, талантливая и незаурядная личность. Внешнее
безобразие придает энергии его внушения особую силу, особенно
действующую на восторженные натуры и женщин. Громадная
активность, пропагандистская и организационная, искупает
его организационную бездарность, окружая его постоянно
видимостью организационного кипения, вереницей эфемерных
организаций. Бесконечные ордена и братства: Света, Духа, Креста
и Полумесяца, Сфинкса, Взаимопомощи и т. п., целая иерархия
оккультных, политических, «культурных» организаций,
посвященных Иалдабаофу2 и его alter ego3 — Архангелу Михаилу4,
феерией болотных огней вспыхивают на темных и извилистых
тропинках его жизни.
Официальной маской этой тайной деятельности Карелина
и Солоновича была, как известно, Всероссийская Федерация
Анархистов-Коммунистов, которую они возглавляли и
которая, по существу своему, ни к чему их не обязывала5, но давала
им ослепительный ореол крайних революционеров. Все
вышеназванные ордена, братства, а также разные «крестьянские»
(в которых не было крестьян) и «рабочие» (в которых все же
была как будто пара настоящих рабочих) союзы и т. п. были
для них тоже лишь вспомогательной иерархией организаций:
каждая из этих организаций не подозревала даже о существо-

Трубадур мистического анархизма (A.A. Солонович)
799
вании другой — «высшей», которой она подчинена. А вся эта
иерархия подчинена верховной международной организации,
ни имени которой, ни содержания я пока не назову. Могу сказать
лишь одно: Карелин вывез ее в Россию из Парижа, а в Париж,
по-видимому, имел рекомендацию от русских масонов. Должен,
однако, предупредить, что в хронике этой верховной организации
упоминается, что масонство тоже было маской для этой
организации, и, следовательно, она с масонством не тождественна.
Личный состав этой верховной организации, конечно,
не анархический. Ее задача — гегемония избранных.
Презрение, с которым они говорят в своих избранных кругах
о претензиях рабочих на культуру и политику, достаточно
говорит о том, что им не все равно, какая гегемония. Острый
антисемитизм это подчеркивает.
Россию и частично русскую эмиграцию унаследовал от
Карелина по линии анархической маски Солонович. Но, если Карелин
умел держать анархическое реноме, у Солоновича, как человека
более бестактного, его оккультное существо бьет наружу.
Экономический, политический и культурный революционный
анархизм ему скучен. Люб ему только блеск оккультных аналогий,
правда, улавливаемых им лишь со стороны их блестящей пестрой
поверхности, блеск эффектных организационных церемоний
(ритуалов), в которых он поистине «священнодействует», кипение
организационных феерий и, главное, самочувствие «папы»,
спасителя, полубога, ибо он не считает себя человеком, а архангелом,
даже выше архангела, и это говорится им совершенно серьезно.
Большая часть людей, как он сам говорит, — лярвы6,
дьяволята, которыми командует Сатана. Солонович возмутился, когда
один из его близких заметил ему лишь: «В нас тоже есть лярвы».
«Нет, — сказал Солонович, — мы по меньшей мере ангелы».
Талант Солоновича своеобразен. Он пишет стихи. Но они
никуда не годны по форме и их нельзя понимать: это какой-то
набор звонких слов и образов. Он читает лекции и доклады,
ошеломляет ими публику до одурения: столь они блестят
эффектами остроумия, сравнений, неожиданных «новых»
(хотя и вычитанных) взглядов и оборотов. Но как я ни пытался
самое позднее на другой день после их произнесения узнать
от его слушателей, о чем же говорил в лекции Солонович,
ни разу ни один, несмотря на все потуги, не мог ничего,
кроме внешних эффектов, припомнить, — так, по существу, они

800
ЮР. А[НИКС]Т
всегда бессодержательны и бессистемны. Они бьют на болезни
воображения.
Он написал «труды»: «О Христе и христианстве», «Волхвы
и их предтечи», «Бакунин — Иалдабаоф» и т. п. — бесконечный
ряд трудов, кроме оккультных Голубых сказок, пьес
(подражания Карелину), медитаций и т. п. О «Бакунине — Иалдабаофе»
он ухитрился в два года написать шесть громадных томов, имея
до 1925 г. равнодушно-отрицательное отношение к Бакунину,
натолкнутый в 1925 г. на пригодные для него моменты у
Бакунина одним анархистом и начавший собирать материалы и
писать эту «работу» самое раннее во второй половине 1926 г., т. е.
материалы он собирал в процессе писания. Я спрашивал
читавших об их впечатлении от этой работы. Серьезные интеллекты,
привыкшие к ответственности за свои мысли и утверждения,
говорили в одно слово: сумбур. Остальные восхищались, как он
возвеличил Бакунина, как разругал Маркса. И все?.. Все: больше
никто ничего серьезного мне не мог поведать.
Я сам читал его стихи, названные труды, пьесы и т. д.,
слушал его лекции, доклады, но ничего обо всем этом говорить
не буду: не стоит.
Физиономия его, как я уже упоминал, безобразна. Еще
безобразнее его внутреннее существо. Анархиста В. Михайлова
он грозил отдать под суд за то, что тот отложил печатание его
статьи перед более существенным и неотложным. И при всем
том Солонович осмелился потребовать с анархического издания
самый живодерский гонорар.
Самая наглая беззастенчивость его обнаруживается в его
борьбе с теми, которые ему покажутся опасными конкурентами.
О Р[огдае]ве, Пастухове и некоторых других анархистах
Солонович и его жена распустили слух, что те служили или служат
агентами-провокаторами.
О современном Международном Товариществе Рабочих
и о ряде других анархических организаций Солоновичи
уверяли, что это «одна жидовская лавочка».
Характерно для физиономии Солоновича, что, будучи
отъявленным антисемитом, он втягивает и евреев в побочные
вспомогательные организации. В основные организации
допускаются только крещеные.
Но самое характерное для Солоновичей — это то, что,
обвиняя вас за глаза в провокации, в безнравственности, в мо-

Трубадур мистического анархизма (А.А.Солонович)
801
ральной нечистоплотности, они тем не менее в глаза будут
по-прежнему жать вам руки, приглашать к себе, пытаться
увлечь вас своими фантазиями и вовлечь вас в свои затеи и
организации. Если они искалечат вам жизнь своими сплетнями
и клеветами, отпугнут от вас всех друзей — что ж, тем лучше:
вы будете или морально раздавлены, как это случилось с
Пастуховым и Проферансовым, или будете их верными клевретами,
как это вышло с Бемом и С...
Откуда же такая «душевная красота»?
С точки зрения проповеди самого Солоновича он состоит
из духа, души и тела. Красота его тела нам известна, душу его
еще при старом режиме судили за порнографию. Но, в отличие
от презренных масс, он имеет еще и дух. Люди — или физики,
любящие тельце, или психики — мыслители, организаторы
и т. п. Он же — пневматик, а потому — «мистик», прозревает
глубины всех семи и двенадцати небес и сверх них. Кем был
и будет в воплощениях его дух, я его не спрашивал. Но его жена
хвасталась, что в прошлом воплощении она была мужчиной
и в следующем тоже будет мужчиной, нынешнее же, женское,
ниспослано ей в качестве испытания.
Что же представляет из себя дух Солоновича?
В революцию 1905-1907 гг. он напечатал какую-то
брошюру об анархизме. В реакцию 1912 года он уже издает свои
«Скитания духа». Там он пишет:
«Это была маленькая полутемная комната, почти
совершенно пустая, если не считать мраморной статуи распятого
Христа у одной из стен.
Спеша и путаясь от лихорадочно-стремительной
поспешности, она разделась и подошла к статуе (стр. 148).
...Вот ее голова поднялась до уровня, где узкая повязка
покрывала верхнюю часть ног и низ живота статуи.
Тогда ее руки сразу сжались, голова выпрямилась, а губы
впились в то место, где повязка немного выдавалась... Все тело
прижалось одним сокращением к мрамору, а ноги обвились
вокруг ног изваяния (стр. 149-150).
Голова Христа нагнулась к ней, и острый поцелуй, горячий,
как огонь, обжег ее с ног до головы.
Он как будто влил расплавленный металл и заклокотал
в ней... Он и она были одно...» (стр. 150).
Словом — оккультно-порнографическая поэма в прозе.

802
ЮР. А[НИКС]Т
Наступает война 1914-1917 гг. Солонович печатает ура-
патриотические стихи, призывает в них бить немцев как
исконных врагов славянства, воспевает «триединое царство»
Россию, сербского короля и т. п.
1917 год. Революция. Солоновича его приятель тащит на
революционную улицу, а Солонович... читает Масперо и
отмахивается: «до Р. X. были революции и после этой будут, а что в них
толку». Но неугомонный приятель не отстает, вытаскивает
Солоновича на улицу, и, конечно, Солонович превращается
в левейшего революционного деятеля. Печатает «Квадригу
мировой революции» (первое свое анархо-мистическое
исповедание).
Побеждают большевики. Карелин — член ВЦИК,
проповедует официально мирное завоевание большинства в Советах.
А тайно — создает оккультные организации совокупно с Соло-
новичем. Объявляется священная война материалистическим
движениям. Кропоткина и Бакунина Солонович третирует как
недалеких «пси-хиков». Кропоткинский музей бойкотируется
истинными последователями Карелина, за исключением разве
немногих старших, что объясняется «тактикой».
С 1924 г. Карелин, Солонович и К° через Эрманда, специально
по просьбе рабочих организаций Америки (доверившихся ореолу
Карелина) посланного для этой цели, руководят известной газетой
«Рассвет». И «Рассвет» постепенно превращается в оккультно-
анархо-белогвардейскую газету.
В этой газете, в созданном ею журнале «Пробуждение»
и как-будто с ее помощью и отдельными изданиями они под
разными псевдонимами печатают свои руководящие внешне
оккультные откровения. К сожалению, не имея под руками
номеров газеты и журнала, я не могу сказать, были ли
напечатаны там такие оккультные произведения самого
Карелина, как «Маги», «Два Калиостро», «Свет нездешний» и т. п.,
или другие, но что названные и другие, неназванные, были
посланы в Америку Эрманду и то многое, что среди русских
последователей считается эзотерической тайной, а в Америке
было опубликовано, это мне известно из уст самих московских
заправил.
С 1925 г. эта компания в поисках трибуны устраивается
в Музее Кропоткина, выдворив оттуда разными
«красивыми» и некрасивыми способами почти всех анархистов. Но ведь

Трубадур мистического анархизма (A.A. Солонович)
803
неприлично же быть во главе ансекции Кропоткинского
комитета таким явным врагом Бакунинско-Кропоткинского
материалистического анархизма. И вот Бакунин, Кропоткин
и Толстой объявляются пневматиками7. Солонович заявляет,
что они во главе угла его миросозерцания, начинает их изучать
и фальсифицировать.
Все ж еще в 1926 г., по Солоновичу, Бакунин, Кропоткин
и Толстой — только языческие волхвы с востока, явившиеся,
чтобы быть преклоненными и возвестить славу какого-то еще
только рожденного оккультного мессии. См. его статью «Волхвы
и их предтечи».
Позднее Бакунин из волхвов превращается Солоновичем уже
в бога седьмого неба — Иалдабаофа, враждующего с богом земли
и евреев — Иеговой-Марксом (ср. статьи Булгакова и Бердяева
за границей).
Знаменательное повышение по службе.
Таковы зафиксированные самим Солоновичем на страницах
печати его «Скитания Духа».
Для чего же все это? Чего и какими методами хочет достичь
Солонович?
. Со слов жены Солоновича — оккультизмом они
занимались еще до революции 1905 года. Как видно из «Скитаний
Духа», они находились под влиянием оккультизма западного
посвящения, преимущественно каббалистического.
«Скитания Духа» близки по форме и содержанию писаниям Сент-Ив
д'Альвейдера.
Карелин ввел их в одну из форм строгого посвящения,
привезенную им из Парижа. Многие данные говорят, однако, за то,
что это — фальшивая форма строгого посвящения. Так,
например, многие идеи и методы абсолютно противоречат документам
хотя бы известного Братства Философов Древней Системы.
Кто же они, эта Карелино-Солоновичская компания, эта
Солоновщина?
Если вы, по их мнению, неспособны проникнуться их
затеями, они используют вас в периферических организациях и
выдают себя за самого ярого правовера вашего вероисповедания,
если только вы попали к лицам, которым, в силу разделения
труда, поручены соответствующие категории вероисповеданий.
Если им кажется, что вы податливый человек, вам начинают
предлагать переходную литературу: оккультные романы, йогов,

804
ЮР. AfHMKCJT
каббалистов, теософов и антропософов, Карпентера, Эмерсона,
церковных мистиков, Бердяева, Булгакова, литературу по
сектантству, индусскую, персидскую и т. п. мистическую
литературу, соответственно тому, что окажется подходящее. Вам читают
лекции, направленные против материализма, или даже в первое
время против наименее удобных форм материализма. Затем
вводят в кружок взаимопомощи, изучения евангелия, изучения
философии и т. п. Затем начинают незаметно прививать свой
псевдопневматизм, антисемитизм, ненависть к науке и технике
и к индустриальной культуре. Прививают любовь к
средневековью, к магизму и т. д. Приучают лгать так, чтобы чувствовать
себя говорящими как бы правду, но фактически — обмануть,
пользуясь софистическими оборотами, двусмысленностями
и неточностью языка, пустить в массу вымысел, чтобы
получить нужный эффект (магия слова). Это они называют — быть
в лабиринте Миноса8.
Их задача, как я уж сказал, — гегемония избранных, пнев-
матиков, как они о себе отзываются. Их средства — все, какие
будут найдены удобными, обман, клевета и т. п. Их метод —
мимикрия. По поводу смерти Ленина они печатают сочувствие
ВКП партии и восхваляют Ленина за то, что он «дал землю
крестьянам». В Кропоткинском музее они самые «неподдельные
кропоткинисты». В «Рассвете» они восхваляют Николая
Николаевича Романова, человека, небезызвестного в России, и т. п.
В их руководящей организации представлен спектр партии
религиозных организаций, на всякий случай, по-видимому.
Кто же они на самом деле? Авгуры. Их вера — бессердечный
словесный фокус на службе самозваного мессианизма.
Куда политически тянет эта компания?
Из сказанного ясно, что даже не к
буржуазно-демократической контрреволюции: маска анархизма, идея гегемонии
лучших, ненависть к индустриальной культуре, черносотенная
форма мистики — всё это говорит, что здесь мы, по-видимому,
имеем дело с деформацией дворянско-мистической
контрреволюции в условиях современности.
Один из карелино-солоновичцев, член анархической секции
и Кропоткинского Комитета, так буквально и пишет:
«Россия ждет своего нового патриарха Гермогена, своих новых
воителей Александра Невского и Дмитрия Донского. Все они

Трубадур мистического анархизма (A.A. Солонович) 805
могут вновь родиться скорее всего в лоне внутренней
мистической церкви...»
Чего же ждать от этих новоявленных мессий? Только самых
мрачных дней средневековья, когда судьбу мира решал сонм
♦ мошенников священных», по выражению апологета церкви —
Владимира Соловьева.
Нет им места среди честных революционеров и изыскателей
истины.
€^

В. В. НАЛИМОВ
Об истории мистического анархизма в России
(По личному опыту и материалам
Центрального архива)*
1. Введение
Кажется, созрело время и для этой темы. Говорить о ней
непросто. Своими корнями она уходит в далекое прошлое
гностического христианства, а может быть (в соответствии с преданием),
еще и в прошлое Древнего Египта.
В России развитие мистического анархизма или, как еще
иногда говорили, мистического акратизма1, связано, прежде
всего, с именем профессора Аполлона Андреевича Карелина
(1863-1926)**. В 1917 г. он вернулся в Россию после многолетней
вынужденной эмиграции (в Париже).
Известный американский историк анархизма Аврич*** называет
Карелина советским анархистом, поскольку он в течение ряда
лет возглавлял небольшую группу анархистов ВЦИКа. Это
была «группа наблюдателей» в верховном органе власти. Задачей
группы была гуманизация всего происходящего, борьба против
смертной казни и террора вообще.
Анархо-мистицизм не представлял собой политической
партии. Не было ни какой-либо зафиксированной программы,
ни определенно сформулированной идеологии****. Примыкавший
к этому движению мог и не быть анархистом. Да и сам термин
* Архивные материалы подготовлены Ж. А. Дрогалиной.
** Никитин А. Л. 1) Рыцари Ордена Света. ГПУ против анархистов//Родина.
1991. № 11/12. С. 118-122; 2) Л. Заключительный этап развития
анархической мысли в России // Вопросы философии. 1991. № 8. С. 89-101.
*** Avrich P. The russian anarchists. N. Y., 1978, 333 p.
'*** Несмотря на свою неидеологичность, карелинский мистический анархизм
все же имеет свои контуры, хотя бы и весьма размытые. По-видимому,

Об истории мистического анархизма в России
807
«анархизм» понимался крайне широко. Скорее всего, должно
было бы говорить просто о принципе ненасилия в достаточно
широком его понимании. Но в то же время это не было ненасилием
толстовского типа. Сама революция — свержение
существующего насилия — многими рассматривалась как естественное
и неизбежное событие истории. Важно, чтобы борьба за свободу
не превращалась в новую несвободу.
В конце 20-х гг. среди части анархистов возникла идея
создания партии. Аргументы: анархизм потерпел крах в
революционной борьбе потому, что не имел организации большевистского
типа. Контраргумент: создание такой партии лишит всякого
смысла анархическое движение. Представители мистического
анархизма и, в частности, А. А. Солонович, резко выступали
против идеи партийности. Эта нелепая и ожесточенная борьба
проходила на моих глазах.
Серьезной была философская основа этой борьбы. К концу
20-х отчетливо выкристаллизовалась дилемма: или строить
новое общество, оставаясь на позициях материализма — тогда
неизбежно обращение к диктатуре большевистского типа, или
становиться на путь свободного поиска — тогда необходимо
расширение границ сознания личности. Но расширение границ
сознания — это уже обретение духовного опыта. Это
соприкосновение с мистическим опытом. Само же слово мистика для
многих было ужасным, особенно в те 20-е гг., пронизанные духом
вульгарного сциентизма.
2. Анархо-мистическое движение в России
В плане организационном мистических анархистов можно
было, несколько примитивизируя, рассматривать как членов
закрытого религиозно-философского братства.
Членами такого братства могли становиться
люди,.отличающиеся духовной широтой, включающей в себя: (1)
бескомпромиссную моральную устойчивость (преимущественно
христианского типа); (2) отчетливое осознание собственного достоинства;
(3) владение мистическим восприятием — умением осознавать
духовные аспекты в окружающей реальности и в текстах метафо-
нельзя считать его прямым восприемником анархизма Г. Чулкова,
появившегося еще в первом десятилетии нашего века. <...>

808
В. В. НАЛИМОВ
рического характера; (4) глубокую устремленность к
запредельному началу Вселенной.
Духовная широта сразу же исключала участие членов
правящей партии и догматиков любых других направлений.
Отметим, что анархисты-мистики дольше, чем другие
инакомыслящие революционеры, сохраняли нейтралитет по
отношению к правящей партии*.
Правда, А. А. Солонович, один из наиболее ярких
представителей мистического анархизма, в первый раз был арестован еще
в 1925 г. Но затем по ходатайству А. А. Карелина был освобожден
(при поддержке А. С. Енукидзе). Ему вернули машинописные
тексты, заявив, что они рассматриваются как его научные работы.
<...> Мне передавали слова А. А. Карелина о том, что
возрожденное гностическое христианство, трансформировавшееся у нас
в мистический анархизм, нигде в зарубежных странах не
получило такого широкого отклика, как в нашей стране. К этим словам
можно добавить, что, по-видимому, оно нигде не подвергалось
и таким суровым гонениям.
Нужно признать, что мы жили и продолжаем жить в крайне
разнородной и разноликой стране, в которой пришло в
соприкосновение слишком много различных культур Востока и
Запада. Единства — подлинного единства — не удалось добиться
ни царскому режиму, ни его большевистским восприемникам.
3. Масштабы движения
Судя по отрывочным данным, мистический анархизм в 20-е гг.
(за короткий промежуток времени) получил весьма широкое
распространение среди творческой интеллигенции — ученых,
преподавателей вузов, художников, театральных работников
из разных городов страны. Были контакты и с
неконфессиональными духовными течениями. Где-то на Кавказе — контакты
с сектантством. Была сделана даже попытка войти в
соприкосновение с юношеством (скауты). Регулярно читались лекции
на мировоззренческие темы в небольшой подвальной аудитории
* Примечательным является и такой факт: А. А. Карелин жил в
правительственном здании «1-й Дом Советов» (гостиница «Националь», к-та 219), что
уже свидетельствует о его близости к высшему органу власти. (Сведения
из официальных источников: это был адрес секретариата Всероссийской
федерации анархистов-коммунистов.)

Об истории мистического анархизма в России
809
музея Кропоткина; собиралось там, кажется, человек 70, или
даже 100. По-видимому, точных данных о широте движения мы
никогда не получим, даже если полностью откроются архивы, так
как ради конспирации использовались различные наименования
движения: Братство Параклета*, Орден Духа, Орден Света, Орден
Тамплиеров** и кто знает, какие еще. Вернувшись после репрессий
(1936-1954 гг.), я узнавал многих, но не говорил с ними — маски
еще сохранялись. Не все были прежними. Кто-то, видимо,
изменил, предавая других, кто-то просто переходил в другой стан без
предательства, превращаясь в беспартийного большевика. Как
во всем этом было разобраться? Кто-то, наверное, узнавал и меня.
Помню, как А. А. Солонович (зная о предстоящем аресте),
прощаясь, сказал мне:
— Теперь нас много, и какие-то корешки все же останутся.
Где они?
Я прощался с ним, стоя у хорошо знакомого кожаного
дивана, на котором уже лежало новое одеяло, приготовленное для
тюрьмы.
4. Жертвенность
У читателя, наверное, уже давно возник вопрос — зачем это
было нужно?
По-разному можно ответить на этот вопрос.
В самой общей форме ответ звучит так: человек — духовно
одаренный и осознающий вселенскую ответственность — пневматик
(термин гностиков, широко используемый А. А. Солоновичем)
так устроен, что в трагические дни должен действовать в любой
обстановке. Но как? В безнадежной ситуации остается только идти
на жертву. Это христианский ответ на поставленный выше вопрос.
Готовы ли мы его принять?
Я думаю, что мистические анархисты признали этот принцип.
Об этом, во всяком случае, свидетельствует то, что и после арестов
1930 гг. их активность не затухала.
* Параклет — Дух-Утешитель, Защитник (греч.).
* Последние три наименования приводятся в статьях А. Л. Никитина (Ни
китинА. Л. 1) Рыцари Ордена Света. ГПУ против анархистов // Родина.
1991. № 11/12. С. 118-122; 2) Заключительный этап развития анархической
мысли в России // Вопросы философии. 1991. № 8. С. 89-101).

810
В. В. НАЛИМОВ
Здесь возникает и еще один вопрос. Если старшие, опытные
и достаточно зрелые готовы были встать на путь жертвы, то
имели ли они внутреннее право звать за собой младших? Я думаю,
что да. Они звали немногих и честно предупреждали обо всем,
что может произойти. Всем было очень трудно. Мать моего друга
Ю. Проферансова сама привела на путь к Голгофе своего
единственного сына.
А могла ли быть какая-либо надежда на положительный
или хотя бы не такой жестокий исход борьбы? Ранее, до начала
массового террора, Солонович говорил о возможности в будущем
спонтанного возникновения второй мировой войны и,
соответственно, новой революции, которая сможет обрести иной,
недиктаторский характер, если к этому времени люди будут духовно
подготовлены. Он существенно ошибся в прогнозе.
Вторая мировая война действительно разразилась, но мы
вместе с союзниками из западного мира ее триумфально
выиграли. Затем началась длительная холодная война с прежними
союзниками, и мы ее проиграли. Ожидаемая революция
состоялась — диктатура большевистской партии пала. Но к этому
времени практически уже не осталось духовно подготовленных
представителей свободной мысли.
Политика диктаторов, уничтожавших инакомыслящих,
была дальновидной — альтернатива драматична: если не они,
то — гибель страны.
Но умно ли было это? Человечно ли?
Нам трудно понять смысл событий XX века. Мы скорее можем
в какой-то степени осмысливать личную судьбу, но не
общечеловеческую. Судьбинность — запредельна.
Обращаясь к терминологии, идущей еще от греческой
философии, можно было бы употребить термин эпохе — воздержание
от дальнейших суждений, или зон — надвременность. Последний
термин широко использовали гностики, желая в своем
воображении конкретизировать происходящее в запредельном. Сейчас,
однако, мы не можем реинтерпретировать эти построения на
современном языке.

Об истории мистического анархизма в России
811
5. Готовность российской интеллигенции
к принятию нового мистического движения
Естественно возникает вопрос: почему мистический анархизм
получил широкий отклик именно в России?
Я думаю, что это в значительной степени было связано с
революционной обстановкой первых лет.
К революции русская интеллигенция готовилась давно. Долго
и много спорили о путях ее развития. Спорили, но были едины
в одном — верили в успех, в святость задуманного. Верили в
народ — его творческую силу, его безгрешность. Готовы были
преклоняться перед ним.
Но романтические чаяния не оправдались. Только большевики
смогли обуздать обезумевшую жестокость. Все остальные партии
оказались беспомощными — их позиция была слишком
интеллигентной. Не выдержал испытания и традиционный анархизм.
Беспомощной оказалась Церковь — а ведь как много раньше
говорилось о Святой Руси. Центральной проблемой оказался
дефицит доброты, терпимости, порядочности.
Перед интеллигенцией, думающей и озабоченной, снова
возник пресловутый русский вопрос — что делать?
Мистический анархизм, как показалось многим
интеллектуалам, принес ответ на этот вопрос. Он должен был углубить
христианство, вернувшись к его истокам, освободить его от догматизма,
от обветшавших положений, снять нетерпимость по отношению
к другим религиям, а также и к науке, внести в миропонимание
мистичность, утерянную Церковью.
Сказанное здесь о роли революции в развитии нового
религиозного движения может подтвердить и то обстоятельство, что
А. А. Карелин, вернувшись в Россию, начал свою деятельность,
прежде всего, как секретарь Всероссийской федерации
анархистов-коммунистов. Хотя позднее эта деятельность отошла
на второй план, а потом и совсем прекратилась, уступив место
мистически ориентированной философии.

812
В. В. НАЛИМОВ
6. Идейные предпосылки
И наконец, нам нужно обсудить самый важный вопрос — о том,
какова была идейная база мистического анархизма.
Нет и не может быть такого источника, в котором были бы
сформулированы основные позиции этого учения. Его не может
быть, потому что мысль анархиста должна оставаться
свободной — не связанной какой-либо безусловной догмой.
И все же основополагающий материал существовал — но был
дан в виде устно* передаваемых древних легенд. Удивительно,
но Карелин действительно помнил все легенды (их было, кажется,
больше 100) — после его смерти не было найдено ни одной
записи. Последователям уже пришлось прибегать к записям. Тексты
легенд рассматривались как материал эзотерический, не
подлежащий передаче непосвященным. Но при этом говорилось,
что если они попадут в руки посторонним, то это на самом деле
не нанесет серьезного ущерба, так как восприятие легенд —
таинство**. Оно может быть осуществлено только в определенной
духовной атмосфере, которая создается руководителем совместно
с коллективом, разделяющим его настроенность. Карелин
обладал особой духовной силой, которая сохранялась еще некоторое
время и после его смерти***.
Подчеркивалось, и это действительно очень важно, что
легенды каждый мог понимать по-своему — как миф, как сказку
или как иносказательный текст, излагавший элементы нового
мировоззрения. Творческая задача заключалась в том, чтобы,
проникнувшись ими, суметь создать свой текст, отвечающий
смыслам и требованиям сегодняшнего дня. Это был древний
гностический принцип. <...>
Устная передача — это традиция раннего христианства. <...>
Не нужно думать, что эзотеризм — это нарушение демократии. Наука
также по-своему эзотерична — никто не может без специальной подготовки
постигнуть содержание серьезных книг по математике или теоретической
физике. Популяризация науки только вульгаризирует ее. То же относится
к искусству. Хорошо поставленное обучение в университете — это тоже
своего рода посвящение: профессор передает своим ученикам нечто большее,
чем есть в учебниках. Он создает интеллектуальную атмосферу, в которой
обучается студент.
Легенды сохранились, кто-то собирается их публиковать, это, с моей точки
зрения, неправильно, так как нарушает традиции. Право на публикацию
следовало бы получить у хранителей традиций.

Об истории мистического анархизма в России 813
На современном языке* мы бы сказали так: мировоззрение
гностицизма — это явление многомерное; отдельные его
вероятностно взвешенные составляющие корреляционно связаны.
Связь эта не является устойчивой, она определяется активным
наблюдателем, изменяющим при восприятии весовую структуру
отдельных составляющих.
Именно эта гибкость дает ученым возможность находить
параллели современной мысли с гностиками далекого прошлого.
Существенно, конечно, и то, что в обоих случаях — настоящем
и прошлом — мыслители на глубинном уровне сознания
опираются на одни и те же архетипы. Одна из привлекательных
особенностей гностицизма именно в том и состоит, что в нем нашло
свое наиболее полное воплощение архетипическое наследство, без
каких-либо догматических ограничений. Гностицизм в
многообразии своего видения мира, наверное, является наиболее
свободной мировоззренческой системой. <...>
Часть российской интеллигенции была готова признать
мистический анархизм, заквашенный на гностическом христианстве.
7. Противостояние власти Православию
Несмотря на всю широту гностического учения,
противостояния, и при том иногда суровые, все же возникали и в далеком
прошлом, и в близкие нам дни. Одним из них оказалось
отношение к Православию, исторически сложившемуся еще в Византии.
Последующее описание этого противостояния может пролить
больший свет на природу гностического христианства, чем
попытки описать его по многочисленным первоисточникам. Если
хотите, такой подход можно назвать апофатическим2 — он
раскрывает природу гностицизма с позиций того, чем он не
является. Естественно, что эта проблема будет раскрываться главным
образом через различие в прочтении канонических текстов.
Рассмотрим следующие аспекты противостояния.
(1) Принцип делания. Гностическое христианство традиционно
принимает принцип делания как стремление к справедливости,
естественно, к социальной справедливости. Это следует и из
прочтения канонических Евангелий. <...>
* Налимов В. В. Спонтанность сознания. Вероятностная теория смыслов
и смысловая архитектоника личности. М., 1989. 287 с.

814
В. В. НАЛИМОВ
В отличие от Православия, гностическое христианство в
трагические дни революционного конфликта попыталось
включиться в борьбу за переустройство обветшавших структур, объявив
о новом движении — мистическом анархизме. Представители
этого направления, не побоявшись запятнать свое имя, вошли
во ВЦИК. Но почему никто из иерархов Православия не признал
революцию совершившимся фактом и не вошел во ВЦИК (хотя бы
в роли наблюдателя) для смягчения террора?
(2) Противостояние первоисточников. Великое учение
Христа, по существу вневременное (т. е. инвариантное ко множеству
культур), дается нам в церкви преломляющимся через призму
одной — древней культуры. Это придает учению отпечаток
глубокой архаики, отчуждающей от христианства многих
интеллектуалов. Отчуждению способствует и то обстоятельство,
что между Ветхим Заветом и Евангелиями часто проявляются
противостояния*. <...>
(3) Отношение к власти — один из примеров противостояния
Ветхого Завета Новому учению (если его очистить от некоторых
чуждых ему вставок).
<...> каждый христианин стоит перед дилеммой: принимать
беспрекословно любую высшую власть или отвергать сам принцип
насилия. Православие отождествилось с русской державой как
таковой — как прежней, царской, так и постреволюционной,
когда она еще была воинственно атеистичной. Гностическое
христианство, раскрывшееся в России в 17-м году, оказалось
под знаменем мистического анархизма. Спокойно рассуждая,
можно сказать, что оба прочтения исходных текстов возможны.
Выбор определяется духовным уровнем выбирающего.
Примечательно, что слово коммунизм — на знаменах как
большевизма, так и анархизма. Семидесятилетний опыт показал,
что у избравших путь целенаправленного убийства этот лозунг
быстро выродился в личину.
Слово коммунизм теперь стало бранным. Но не надо забывать,
что этот утопический образ заложен в основе христианства.
Напомним здесь лишь одну фразу из проповеди Христа:
«Продавайте имения ваши и давайте милостыню» (Лк 12, 33).
Кажется, все гностические по своему происхождению ереси
в Европе проходили под знаком равенства, братства и свободы.
* Это противостояние естественно — в этом смысл благой Вести Христа.

Об истории мистического анархизма в России 815
В раннем гностицизме известно сочинение «О справедливости»,
приписываемое Епифанию*. Вот что о нем говорится в книге
К. Рудольфа**: «Автор [сочинения] раскрывает образ
гностического коммунизма и показывает, таким образом, какая взрывная
сила была заложена в гностическом мировосприятии» (с. 285-286).
Заряд долго блуждал по Западной Европе, пока, наконец,
не взорвался в полную силу в России, где в качестве детонатора
использовалась пришедшая с Запада идея диктатуры пролетариата.
(4) Выход за пределы первоисточников. Православие в своем
стремлении сохранить чистоту вероучения настороженно
относилось к секуляризации***. И тем не менее история русской
философской мысли — это в значительной степени секуляризация
Православия. Вспомним здесь хотя бы такие имена, как Ф.
Достоевский, Л. Толстой, В. Соловьев, о. С. Булгаков, о. П. Флоренский
и многие другие****. Секуляризация, естественно, приводила
к конфликтам с Церковью той или иной степени серьезности.
За последние десятилетия эта нить русской мысли порвалась —
может быть, из-за того, что общегосударственная цензура стала
существенно строже. А может быть, в связи с тяжелой духовной
атмосферой иссяк и духовный импульс?
. Но вернемся к гностицизму. Там даже в пределах одного
направления допускалось множество ветвлений, не
конфликтующих друг с другом. <...>
Сейчас, пытаясь реконструировать в своем воображении
обстановку, в которой развивался гностицизм, я хочу представить себе
братство людей, в котором каждый размышлял над проблемами
бытия, исходя из общей для всех предпосылки заброшенности
человека. Результаты этих медитаций формулировались в виде
философских и поэтических построений. Наиболее яркие из этих
построений порождали отдельные школы и их ответвления.
Творческим поиском были охвачены многие. В своей фантазии
они пытались создать мифологическую модель мира. Их
проникновение в глубины человеческого духа удивительно.
* Николаев Ю. В поисках за Божеством. Очерки из истории гностицизма.
СПб., 1913.526 с.
** Rudolph К. Die Gnosis. Wesen und Geschichte einer spatantiken Religion.
Leipzig, 1977.436 s.
*** Секуляризация — религиозность, проявляющаяся вне Церкви.
**** Зеньковскии В. В. История русской философии. Т. I и IL Paris, 1989, 469
и 477 с.

816
В. В. НАЛИМОВ
До сих пор мы говорили о резком противостоянии Православия
и гностицизма. Но это противостояние несколько смягчается тем,
что не в Православии самом, а в его философской секуляризации
шло что-то очень похожее: русское учение о Софии3 также было
мифологической моделью космогонического звучания.
Вернемся к мистическому анархизму. Его внутренняя жизнь
может быть охарактеризована почти полностью теми же
словами, которыми мы только что описали древний гностицизм.
Существовало братство, интенсивная творческая деятельность
каждого происходила и внутри и вне его. Она находила свое
выражение в театральной деятельности*, в создании произведений
художественного типа, философских трудов общесоциальной
и исторической тематики. Я лично хорошо был знаком с
работами А. А. Солоновича. Сохранилось 13 его философских тетрадей
(было 59 ученических и 5 толстых). Помню еще и такие его труды:
«Христос и христианство», курсы лекций «Элементы
мировоззрения» и «Мистический анархизм» и фундаментальный труд
«М. Бакунин и культ Иальдобаофа за два последних
тысячелетия». Бакунина он считал не только политическим деятелем,
но и философски ориентированным мыслителем**.
Так воплощался принцип делания, направленный на
расширение духовного знания, в эпоху, когда оно всячески подавлялось
господствующей идеологией атеистического единомыслия.
8. Несколько личностных характеристик. Расправа
Я не знаю, сколько всего людей было арестовано по делу
анархо-мистиков в 1936/37 гг., но знаю, что расстреляно было
9 человек (среди которых был и известный
анархист-математик — Д. А. Бем) — все те, кто обвинялся в терроризме и кого
судила ВКВС СССР.
* Сейчас раскрылись следующие имена деятелей этого направления,
связанных с театром: Л. А. Никитин, П. А. Аренский, В. С. Смышляев,
Ю. А. Завадский (Никитин А. Л. Рыцари Ордена Света. ГПУ против
анархистов // Родина. 1991. № 11/12. С. 118-122). По-видимому, 2-й МХАТ
был под сильным влиянием этого движения. Возможно, с ним был знаком
и М. Чехов.
'* Сейчас, читая о Бакунине в книге В. Зеньковского (Зеньковскии В. В.
История русской философии. Т. I и П. Paris, 1989, 469 и 477 с), я нахожу много
общего с трактовкой, данной Солоновичем.

Об истории мистического анархизма в России
817
Большая группа обвиняемых, судимая Особым Совещанием,
получила пятилетний срок ИТЛ4, превратившийся для тех, кто
смог выжить, в продленный лагерный срок и вечную ссылку.
Реабилитацию некоторые из уцелевших получили в 50-х, другие
только в 60-х гг.*
Итак, за что же все-таки погибли Тамплиеры наших дней?
В первоисточнике — апокрифе от Филиппа5 — мы находим
такие слова**:
«123.... Ибо, пока корень зла скрыт, оно сильно».
Они, будучи анархистами, хотели обнажить корень зла,
пробудившегося в идее кровавой диктатуры, направленной, как
казалось тогда многим, на благо социального переустройства мира.
Я думаю обо всех погибших. <...>
Почему понадобилась их смерть?
Почему тайная?
Нелепость обвинения уже и тогда была очевидной.
Как можно было допустить, что мистический анархизм —
движение духовное, исповедующее ненасилие, — может опуститься
до террора? <...>
Чем было продиктовано стремление уничтожить само
движение такого рода? Вопрос уместен здесь и потому, что в материалах
следствия имеется указание на то, что принадлежность к Ордену
не являлась уголовно наказуемой.
Передо мной книга С. Н. Канева***. Там приводится много
интересных данных и упоминается мистический анархизм
и А. А. Солонович. Но заканчивается книга утверждением о том,
что анархизм в России изжил себя****, а вовсе не был подавлен.
Дополнительные материалы о Солоновиче и других анархо-мистиках можно
найти в воспоминаниях M. H. Жемчужниковой (Жемчужникова M. H.
Воспоминания о Московском антропософском обществе (1917-1923) //
Минувшее. Вып. 6. М., 1992).
Свенцицкая И. С. и Трофимова М. К. Апокрифы древних христиан.
Исследования, тексты, комментарии. М., 1989. 336 с.
Канев С. Н. Октябрьская революция и крах анархизма. М., 1974. 416 с,
приложение — 14 таблиц.
Вот относящееся сюда высказывание: «Исчезновение анархизма не только
как политического, но и как идейного течения с арены жизни советского
общества было, как мы видели, результатом не насильственных мер,
а следствием последовательной идейной борьбы Коммунистической партии
и коренных социальных преобразований, проведенных на основе ленинского
плана построения социализма» (с. 401).

818
В. В. НАЛИМОВ
Автору книги можно сказать только одно: «Горе миру от
соблазнов: ибо надобно прийти соблазнам; но горе тому человеку,
через которого соблазн приходит» (Мф 18, 7).
Я написал эту работу в память о погибших, об их разрушенном
деле, изничтоженных трудах. Мой текст не полон. Хотел бы,
чтобы нашлись и другие, способные рассказать и дополнить мною
упущенное. Я был близок к этому движению в течение 10 лет,
но был еще слишком молод и стоял только у преддверья. А надо
всем тяготели, с одной стороны, ограничивающий эзотеризм,
с другой — суровая конспирация, разобщавшая нас.
Но лекции моего учителя Алексея Александровича Солоно-
вича, общение с его женой и помощницей Агнией Онисимовной
Солонович, образ Аполлона Андреевича Карелина и переданное
ими вдохновение зажгли тот огонь внутри, силой и светом
которого озарились мысль и жизнь. Все, что я обдумал, написал,
сделал, совершил, может быть посвящено им, генерировавшим
творчество и передавшим «мужество быть».
€ЧЭ

VIII
«БАНКРОТСТВО, АГОНИЯ
И КРАХ» АНАРХИЗМА
В СОВЕТСКОЙ РОССИИ И СССР,
ВОЗРОЖДЕНИЕ ДВИЖЕНИЯ
НА ПОСТСОВЕТСКОМ
ПРОСТРАНСТВЕ

€4^
В. И. ЛЕНИН
Социализм и анархизм
Исполнительный комитет Совета рабочих депутатов
постановил вчера, 23 ноября, отклонить просьбу анархистов о допущении
их представителей в Исполнительный комитет и Совет рабочих
депутатов. Причину этого постановления сам Исполнительный
комитет изложил следующим образом: « 1) во всей
международной практике съезды и социалистические конференции не имеют
в своем составе представителей анархистов, как не признающих
политической борьбы в качестве средства для достижения своих
идеалов; 2) представительство может быть от партии, а
анархисты не партия».
Мы считаем решение Исполнительного комитета в высшей
степени правильным шагом, имеющим громадное и принципиальное
и практически-политическое значение. Конечно, если бы
рассматривать Совет рабочих депутатов как парламент рабочих или как
орган самоуправления пролетариата, тогда отказ допустить
анархистов был бы неправилен. Как ни ничтожно (к счастью) влияние
анархистов в нашей рабочей среде, все же некоторое число рабочих
на их стороне, несомненно, имеется. Составляют ли анархисты
партию, или организацию, или группу, или вольный союз
единомышленников, это вопрос формальный, не имеющий серьезного
принципиального значения. Наконец, если анархисты, отрицая
политическую борьбу, сами просятся в учреждение, ведущее эту
борьбу, то такая вопиющая непоследовательность показывает,
конечно, лишний раз всю шаткость миросозерцания и тактики
анархистов. Но исключить за шаткость из «парламента» или
«органа самоуправления», разумеется, нельзя.

822
В. И. ЛЕНИН
Решение Исполнительного комитета кажется нам вполне
правильным и нисколько не противоречащим задачам этого
учреждения, его характеру и составу. Совет рабочих депутатов не рабочий
парламент и не орган пролетарского самоуправления, вообще
не орган самоуправления, а боевая организация для достижения
определенных целей.
В эту боевую организацию входят, на началах временного,
неоформленного боевого соглашения, представители Российской
социал-демократической рабочей партии (партии пролетарского
социализма), партии «социалистов-революционеров» (представители
мелкобуржуазного социализма, или крайняя левая революционной
буржуазной демократии), наконец, много рабочих
«беспартийных». Эти последние являются, однако, не вообще беспартийными,
а лишь беспартийными революционерами, ибо их сочувствие
всецело лежит на стороне революции, за победу которой они борются
с беззаветным энтузиазмом, энергией и самоотвержением. Поэтому
вполне естественно будет включение в Исполнительный комитет
и представителей революционного крестьянства.
По существу дела Совет рабочих депутатов является
неоформленным, широким боевым союзом социалистов и революционных
демократов, причем, конечно, «беспартийная революционность»
прикрывает целый ряд переходных ступеней между теми и
другими. Необходимость в таком союзе очевидна для ведения
политических стачек и других, более активных форм борьбы за насущные,
признанные и одобренные гигантским большинством населения,
демократические требования. Анархисты в таком союзе будут
не плюсом, а минусом; они внесут лишь дезорганизацию; они
ослабят этим силу общего натиска; они еще «могут спорить» о
насущности и важности политических преобразований. Исключение
анархистов из боевого союза, проводящего, так сказать, нашу
демократическую революцию, вполне необходимо с точки зрения
и в интересах этой революции. В боевом союзе место только тем,
кто борется за цель этого союза. И если бы, например, «кадеты»
или «партия правового порядка»1 набрали даже по нескольку сот
рабочих в свои петербургские организации, — Исполнительный
комитет Совета рабочих депутатов едва ли бы открыл свои двери
представителям подобных организаций.
В объяснение своего решения Исполнительный комитет
ссылается на практику международных социалистических съездов.
Мы горячо приветствуем это заявление, это признание идейного

Социализм и анархизм
823
руководства международной социал-демократии со стороны органа
Петербургского Совета рабочих депутатов. Российская революция
уже приобрела международное значение. Противники революции
в России уже входят в заговоры с Вильгельмом II, со всякими
мракобесами, насильниками, солдафонами и эксплуататорами в
Европе против свободной России. Не будем и мы забывать о том, что
полная победа нашей революции требует союза революционного
пролетариата России с социалистическими рабочими всех стран.
Международные социалистические съезды недаром приняли
решение о недопущении анархистов. Между социализмом и
анархизмом лежит целая пропасть, которую тщетно пытаются
представить несуществующей провокаторствующие агенты сыскной
полиции или газетные прислужники реакционных правительств.
Миросозерцание анархистов есть вывороченное наизнанку
буржуазное миросозерцание. Их индивидуалистические теории, их
индивидуалистический идеал находятся в прямой противоположности
к социализму. Их взгляды выражают не будущее буржуазного
строя, идущего к обобществлению труда с неудержимой силой,
а настоящее и даже прошлое этого строя, господство слепого случая
над разрозненным, одиноким, мелким производителем. Их
тактика, сводящаяся к отрицанию политической борьбы, разъединяет
пролетариев и превращает их на деле в пассивных участников
той или иной буржуазной политики, ибо настоящее отстранение
от политики для рабочих невозможно и неосуществимо.
В теперешней российской революции задача сплочения сил
пролетариата, организации его, политического обучения и воспитания
рабочего класса выдвигается вперед особенно настоятельно. Чем
больше бесчинствует черносотенное правительство, чем усерднее
работают его агенты-провокаторы над разжиганием дурных
страстей темной массы, чем отчаяннее хватаются защитники заживо
разлагающегося самодержавия за попытки дискредитировать
революцию посредством организуемых ими грабежей, погромов,
убийств из-за угла, посредством спаиванья голытьбы, — тем важнее
эта задача организации, падающая прежде всего на партию
социалистического пролетариата. И мы употребим поэтому все средства
идейной борьбы, чтобы влияние анархистов на русских рабочих
осталось столь же ничтожным, каким оно было и до сих пор.
Написано 24 ноября ( 7 декабря) 1905 г.
Напечатано 25 ноября 1905 г. в газете «Новая жизнь» M 21
Подпись: Н. Ленин

824
В.И.ЛЕНИН
Государство и революция
ГЛАВА IV.
Продолжение. Дополнительные пояснения Энгельса
2. Полемика с анархистами
Эта полемика относится к 1873 году. Маркс и Энгельс дали
статьи против прудонистов1, «автономистов» или
«антиавторитаристов», в итальянский социалистический сборник, и только
в 1913 году эти статьи появились в немецком переводе в «Neue
Zeit»2.
« ...Если политическая борьба рабочего класса, — писал Маркс,
высмеивая анархистов с их отрицанием политики, — принимает
революционные формы, если рабочие на место диктатуры
буржуазии ставят свою революционную диктатуру, то они
совершают ужасное преступление оскорбления принципов, ибо для
удовлетворения своих жалких, грубых потребностей дня, для
того, чтобы сломать сопротивление буржуазии, рабочие придают
государству революционную и преходящую форму, вместо того,
чтобы сложить оружие и отменить государство...» («Neue Zeit»,
1913-1914, год 32, т. 1, стр. 40)3.
Вот против какой «отмены» государства восставал
исключительно Маркс, опровергая анархистов! Совсем не против того,
что государство исчезнет с исчезновением классов или будет
отменено с их отменой, а против того, чтобы рабочие отказались
от употребления оружия, от организованного насилия, то есть
от государства, долженствующего служить цели: «сломить
сопротивление буржуазии».
Маркс нарочно подчеркивает — чтобы не искажали истинный
смысл его борьбы с анархизмом — «революционную и
преходящую форму» государства, необходимого для пролетариата.
Пролетариату только на время нужно государство. Мы вовсе не
расходимся с анархистами по вопросу об отмене государства, как
цели. Мы утверждаем, что для достижения этой цели необходимо

Государство и революция
825
временное использование орудий, средств, приемов
государственной власти против эксплуататоров, как для уничтожения классов
необходима временная диктатура угнетенного класса. Маркс
выбирает самую резкую и самую ясную постановку вопроса
против анархистов: свергая иго капиталистов, должны ли рабочие
♦сложить оружие» или использовать его против капиталистов,
для того чтобы сломить их сопротивление? А систематическое
использование оружия одним классом против другого класса,
что это такое, как не «преходящая форма» государства?
Пусть каждый социал-демократ спросит себя: так ли ставил
он вопрос о государстве в полемике с анархистами? так ли
ставило этот вопрос огромное большинство официальных
социалистических партий второго Интернационала?
Энгельс еще гораздо подробнее и популярнее излагает те же
мысли. Он высмеивает прежде всего путаницу мысли у
прудонистов, которые звали себя «антиавторитаристами», т. е. отрицали
всякий авторитет, всякое подчинение, всякую власть. Возьмите
фабрику, железную дорогу, судно в открытом море — говорит
Энгельс — разве не ясно, что без известного подчинения,
следовательно, без известного авторитета или власти невозможно
функционирование ни одного из этих сложных технических
заведений, основанных на применении машин и планомерном
сотрудничестве многих лиц?
«...Если я выдвигаю эти аргументы, — пишет Энгельс, —
против самых отчаянных антиавторитаристов, то они могут дать
мне лишь следующий ответ: "Да! это правда, но дело идет здесь
не об авторитете, которым мы наделяем наших делегатов, а об
известном поручении". Эти люди думают, что мы можем изменить
известную вещь, если мы изменим ее имя...»4
Показав таким образом, что авторитет и автономия — понятия
относительные, что область применения их меняется с
различными фазами общественного развития, что за абсолюты принимать
их нелепо, добавив, что область применения машин и крупного
производства все расширяется, Энгельс переходит от общих
рассуждений об авторитете к вопросу о государстве.
«...Если бы автономисты, — пишет он, — хотели сказать
только, что социальная организация будущего будет допускать
авторитет лишь в тех границах, которые с неизбежностью
предписываются условиями производства, тогда с ними можно
было бы столковаться. Но они слепы по отношению ко всем фактам,

826
В.И.ЛЕНИН
которые делают необходимым авторитет, и они борются страстно
против слова.
Почему антиавторитаристы не ограничиваются тем, чтобы
кричать против политического авторитета, против
государства? Все социалисты согласны в том, что государство, а вместе
с ним и политический авторитет исчезнут вследствие будущей
социальной революции, то есть что общественные функции
потеряют свой политический характер и превратятся в простые
административные функции, наблюдающие за социальными
интересами. Но антиавторитаристы требуют, чтобы
политическое государство было отменено одним ударом, еще раньше, чем
будут отменены те социальные отношения, которые породили
его. Они требуют, чтобы первым актом социальной революции
была отмена авторитета.
Видали ли они когда-нибудь революцию, эти господа?
Революция есть, несомненно, самая авторитарная вещь, какая только
возможна. Революция есть акт, в котором часть населения
навязывает свою волю другой части посредством ружей, штыков,
пушек, т. е. средств чрезвычайно авторитарных. И победившая
партия по необходимости бывает вынуждена удерживать свое
господство посредством того страха, который внушает
реакционерам ее оружие. Если бы Парижская Коммуна не опиралась
на авторитет вооруженного народа против буржуазии, то разве бы
она продержалась дольше одного дня? Не вправе ли мы, наоборот,
порицать Коммуну за то, что она слишком мало пользовалась этим
авторитетом? Итак: или — или. Или антиавторитаристы не знают
сами, что они говорят, и в этом случае они сеют лишь путаницу.
Или они это знают, и в этом случае они изменяют делу
пролетариата. В обоих случаях они служат только реакции» (стр. 39).
В этом рассуждении затронуты вопросы, которые следует
рассмотреть в связи с темой о соотношении политики и экономики
при отмирании государства (этой теме посвящена следующая
глава). Таковы вопросы о превращении общественных функций
из политических в простые административные и о «политическом
государстве». Это последнее выражение, в особенности
способное вызвать недоразумения, указывает на процесс отмирания
государства: отмирающее государство на известной ступени его
отмирания можно назвать неполитическим государством.
Наиболее замечательна в данном рассуждении Энгельса
опять-таки постановка вопроса против анархистов. Социал-демо-

Государство и революция
827
краты, желающие быть учениками Энгельса, миллионы раз
спорили с 1873 года против анархистов, но спорили именно не так,
как можно и должно спорить марксистам. Анархистское
представление об отмене государства путано и нереволюционно, — вот
как ставил вопрос Энгельс. Анархисты именно революции-то в ее
возникновении и развитии, в ее специфических задачах по
отношению к насилию, авторитету, власти, государству, видеть
не хотят.
Обычная критика анархизма у современных
социал-демократов свелась к чистейшей мещанской пошлости: «мы-де
признаем государство, а анархисты нет!». Разумеется, такая
пошлость не может не отталкивать сколько-нибудь мыслящих
и революционных рабочих. Энгельс говорит иное: он
подчеркивает, что все социалисты признают исчезновение государства,
как следствие социалистической революции. Он ставит затем
конкретно вопрос о революции, тот именно вопрос, который
обычно социал-демократы из оппортунизма обходят, оставляя
его, так сказать, на исключительную «разработку» анархистам.
И, ставя этот вопрос, Энгельс берет быка за рога: не следовало ли
Коммуне больше пользоваться революционной властью
государства, т. е. вооруженного, организованного в господствующий
класс пролетариата?
Господствующая официальная социал-демократия от вопроса
о конкретных задачах пролетариата в революции
обыкновенно отделывалась либо просто насмешечкой филистера, либо,
в лучшем случае, уклончиво софистическим: «там видно будет».
И анархисты получали право говорить против такой социал-
демократии, что она изменяет своей задаче революционного
воспитания рабочих. Энгельс использует опыт последней
пролетарской революции именно для самого конкретного изучения,
что и как следует делать пролетариату и по отношению к банкам
и по отношению к государству. <...>
ГЛАВА VI.
Опошление марксизма оппортунистами
1. Полемика Плеханова с анархистами
Плеханов посвятил вопросу об отношении анархизма к
социализму особую брошюру: «Анархизм и социализм», которая
вышла по-немецки в 1894 году.

828
В.И.ЛЕНИН
Плеханов ухитрился трактовать эту тему, совершенно обойдя
самое актуальное, злободневное и политически наиболее
существенное в борьбе против анархизма, именно отношение
революции к государству и вопрос о государстве вообще! В его брошюре
выделяются две части: одна — историко-литературная, с ценным
материалом по истории идей Штирнера, Прудона и пр. Другая
часть: филистерская5, с аляповатым рассуждением на тему о том,
что анархиста не отличишь от бандита.
Сочетание тем презабавное и прехарактерное для всей
деятельности Плеханова во время кануна революции и в течение
революционного периода в России: Плеханов так и показал себя
в 1905-1917 годах полудоктринером, полуфилистером, в
политике шедшим в хвосте у буржуазии.
Мы видели, как Маркс и Энгельс, полемизируя с
анархистами, выясняли всего тщательнее свои взгляды на отношение
революции к государству. Энгельс, издавая в 1891 году
♦Критику Готской программы» Маркса, писал, что «мы (т. е. Энгельс
и Маркс) находились тогда в самом разгаре борьбы с Бакуниным
и его анархистами — после Гаагского конгресса (первого)
Интернационала 5 едва прошло два года» 6.
Анархисты пытались именно Парижскую Коммуну объявить,
так сказать, «своей», подтверждающей их учение, причем они
совершенно не поняли уроков Коммуны и анализа этих уроков
Марксом. Ничего даже приблизительно подходящего к истине
по конкретно-политическим вопросам: надо ли разбить старую
государственную машину? и чем заменить ее? анархизм не дал.
Но говорить об «анархизме и социализме», обходя весь вопрос
о государстве, не замечая всего развития марксизма до и после
Коммуны, это значило неминуемо скатываться к оппортунизму.
Ибо оппортунизму как раз больше всего и требуется, чтобы два
указанные нами сейчас вопроса не ставились вовсе. Это уже есть
победа оппортунизма. <...>
€^

€^
П. И. НОВГОРОДЦЕВ
Об общественном идеале
II. Кризис анархизма
1
Современное состояние анархизма. —
Сходство в судьбе социализма и анархизма. —
Утрата революционной веры как основная причина
кризиса. — Жизненное зерно анархизма
Судьба анархизма имеет много общего с судьбой социализма.
Являясь также доктриной весьма древнего происхождения,
анархизм достигает наивысшей степени законченности в XIX веке
в эпоху разочарования в правовом государстве. Подобно
социализму, он выступает со всей полнотой обетовании грядущего
совершенства; он гордо противопоставляет себя историческим
путям государственной жизни, обещает скорое разрешение
общественных противоречий и несет с собою надежду на светлую
гармонию земного рая. И, подобно социализму, он постепенно
распадается на резко противоположные направления,
обнаруживает внутренний антагонизм своих основных начал и утрачивает
прежнюю непосредственность своей веры. Конечная цель, которая
казалась близкой и легко осуществимой, отделяется от
настоящего долгим искусом подготовительного развития и теряется
в бесконечной дали будущего.
Неудивительно, если при этих условиях с разных сторон
раздаются голоса о кризисе анархизма. Еще в 1902 году один
из наиболее беспристрастных исследователей этого направления
Кульчицкий предсказывал крушение анархического движения
и утверждал, что оно распадается на «литературно-научное
и артистическо-этическое направление» его вождей и радикаль-

830
П. И. НОВГОРОДЦЕВ
но практическое направление масс, которые, « покинув знамя
анархизма, обманувшего их ожидания, вернутся, поскольку
общественный строй за то время не изменится, к социализму в его
наиболее радикальной части»*. Пять лет спустя, в 1907 году,
совершенно независимо от Кульчицкого, сходное мнение о
будущности анархизма высказал Палант, который обнаружил в нем
«противоречие начал и стремлений», составляющих «роковой
зародыш его разложения». Близко к тому, что говорил
Кульчицкий, и он полагал, что часть анархистов, особенно из числа
интеллигенции, перейдет к чистому и простому
индивидуализму, большинство же, и особенно те, кто на первый план ставит
вопросы материальной жизни и экономической организации,
склонится к радикальному социализму**. С тех пор как были
высказаны эти предположения, ничто не могло их опровергнуть,
и в наши дни мы можем повторить их с еще большей
решительностью. Не засвидетельствовал ли Парижский анархистский съезд
1913 года1 картину полного распада анархического движения?
Бурные сцены враждебных столкновений, имевшие место на этом
съезде, исключение из числа членов съезда
анархистов-индивидуалистов, долгие споры о самом понятии и существе анархизма,
все это говорило не о мощи и процветании, а о слабости и
разложении. И хотя съезд закончился постановлением о создании
новой организации под именем «коммунистической
революционной федерации французского языка», но ничто не
предвещало этой федерации ни долговременного существования,
ни практического успеха. И конечно, не одни условия военного
времени способствовали тому, что вскоре эта новая организация
совершенно заглохла.
Но еще более убедительно, чем этот частный эпизод из истории
анархического движения, о том же явлении кризиса анархизма
говорят нам авторитетные голоса из среды самих анархистов.
Я имею в виду те интересные характеристики современного
состояния анархизма, которые даны в новейших очерках Про-
ло и Лорюло***. Если Кульчицкий и Палант являются судьями
* Кульчицкий. Современный анархизм. Перевод с польского С. Штерр.
СПб., 1907. Стр. 277. (На польском языке книга появилась в 1902 году.)
** Palante. Anarchisme et individualisme. Revue philosophique. T. LXII (1907).
Pp. 364-365.
*** Jacques Prolo. Les Anarchistes. Paris, 1912. A. Lorulot. Les Theories
anarchistes. Paris, 1913.

Об общественном идеале. II. Кризис анархизма
831
со стороны, то эти последние писатели свидетельствуют о своем
собственном деле и на основании собственных переживаний.
Каков же смысл их свидетельств? Оба автора, оставаясь
убежденными и верными анархистами, согласно заявляют, что старый
традиционный анархизм умирает, что героические времена
анархизма прошли*. В особенности Лорюло в своем исчерпывающем
очерке дает яркую картину последовательных разочарований
новейшего анархизма, пытавшегося найти различные новые пути
для оживления своей деятельности и каждый раз терпевшего
неудачу. «Бесспорно, — говорит Лорюло, — вот уже несколько
лет анархизм испытывает глубокий кризис. Он потерял всякий
определенный характер. Это — несвязность в идеях и маразм
в действии»**. И если сам Лорюло не слагает оружия, если он
продолжает верить в анархизм, то только потому, что за
традиционными формами этого учения он видит некоторую незыблемую
идею. Традиционный анархизм умирает, но остается живой его
сущность, его руководящий принцип. В этом отношении Лорюло,
как увидим далее, прав. И здесь нетрудно проследить полную
аналогию с социализмом. Как там под влиянием суровых опытов
жизни происходит поворот от утопического догматизма, от веры
во всемогущую силу социальной революции к скромным
формулам эволюционного реализма, к смирению пред историческими
путями истории, так и здесь замечается совершенно такое же
движение мысли от утопизма к реализму, от воздушных замков
будущего к твердой почве действительности.
А что же старые вожди анархизма? Остались ли они
непреклонными в революционном пафосе своей первоначальной
веры? В конце настоящего изложения мы ответим на это более
подробно, теперь же достаточно сказать, что самый славный
из ветеранов анархизма, наш соотечественник Кропоткин, в своих
последних произведениях переносит центр тяжести с революции
общественного устройства на эволюцию самого общества, на
воспитание людей в духе творческой и сознательной инициативы.
Кропоткин, издавший в 1913 году свой завершающий труд «La
science moderne et l'anarchie»2, уже не тот, каким он был в 1885
и 1892 годах, когда он выпустил в свет свои «Речи бунтовщика»
и «Завоевание хлеба». Еще в 1896 г. в своей брошюре «L'anarchie,
* Prolo, o.e. P. 84; Lorulot, о. с. Р. 328.
** Lorulot, о. с. Р. 315.

832
П. И. НОВГОРОДЦЕВ
sa philosophie, son ideal»3 он вступил на новый путь, резко
отделяющий его от былого революционного утопизма. Суровые уроки
истории сказываются и на этом неизменном борце за свободу
и счастье человечества.
Указанное сходство в судьбе анархизма и социализма имеет
за собою и тожество причин, обусловливающих их современное
состояние. Анархизм, как и социализм, выступил в XIX веке
в эпоху наивысшего напряжения революционных надежд, и вера
в близкое торжество их идеалов являлась для того, как и для
другого направления необходимым основанием их революционного
пафоса. И тут с анархизмом случилось то же, что и с
социализмом. По мере того, как перспектива революции отодвигалась
в туманную даль, наступало охлаждение и разочарование. Это
очень хорошо и кратко объясняет Лорюло: «Революция не
приходила; все время это откладывалось на следующий день, на
будущее. Конечно, ее подготовляли; но энтузиазм ее апостолов
не мог уже двигать массы и выводить их из их оцепенения»*.
Для тех, кто мог довольствоваться проповедью идеальных начал,
хотя бы и весьма далеких от настоящего, нетрудно было
остаться верным старому знамени; но для тех, кто ожидал от своей
веры непосредственных практических успехов, приходилось
искать каких-либо иных путей, примыкать к каким-либо иным
общественным направлениям. Так объясняется тот процесс
распадения анархизма, о котором говорят Кульчицкий и Пал ант;
Про л о и Лорюло.
Нам предстоит теперь более подробно выяснить ту перемену,
которая совершилась в анархизме со времени его выступления
в XIX веке. И здесь, как в отношении к социализму, я имею
в виду не историю и не критику разбираемого направления, а
изображение его судьбы в ее основных диалектических моментах.
Как я уже заметил, в судьбе анархизма сказывается действие
некоторых общих причин, обусловливающих крушение
утопий. К этому следует прибавить, что это крушение нисколько
не затрагивает жизненного зерна анархизма, его внутренней
правды. Революционные замыслы его оказались несбыточными
мечтами; конкретные планы его противоречивы и сбивчивы;
но тот дух свободы, который представляется анархизму высшей
святыней, который он полагает необходимым отстаивать прежде
* Lorulot, о. с. Р. 242.

Об общественном идеале. II. Кризис анархизма
833
всего другого, есть действительно вечное и священное начало.
В анархизме это начало выражается в форме исключительной
и односторонней; в жертву ему приносятся все высшие связи
жизни. В этом заключается утопизм анархической доктрины.
Но вместе с тем исключительность и односторонность, с какими
берется здесь начало свободы, свидетельствуют и о неразрывной
связи его с человеческим сознанием. С болезненной чуткостью
относится анархизм ко всяческим стеснениям свободы,
проистекают ли они уже теперь от принудительной власти современного
государства или только предвидятся в будущих формах
социального устройства. Анархизм столь же отрицательно и враждебно
относится к возможному господству социализма, как и к
политическим условиям настоящего времени. В этом смысле за ним
следует признать значение ревностного и неумолимого стража
свободы, полагающего выше всего охрану ее
неприкосновенности. «Если бы эта концепция общества без власти и оказалась
трудноосуществимой, — говорит в одном из своих сочинений
анархист Малато, — она была бы по крайней мере необходимым
противовесом, препятствующим индивидуальной свободе
потонуть в грядущем торжестве социализма»*.
Мы подошли здесь к определению существа и значения
анархизма, и прежде чем обратиться к отдельным анархическим
писателям, нам следует теперь более подробно установить и это
жизненное зерно анархизма, и обычный логический состав его
учений.
2
Существо анархизма. — Отрицание государства. —
Признание начала свободы в его исключительности
и безусловности. — Бунт против человеческих установлений
и против закона Божеского. — Анархизм, как последнее
прибежище утопической мысли. — Смешение космологической
проблемы с социологической. — Непримиримая вражда
к существующему. — Отрешение от практической
действительности
Известный исследователь анархизма Эльцбахер на основании
чрезвычайно тщательного и в высшей степени осторожного ана-
* Ch. Malato. De la Commune à l'anarchie. Paris, 1894. P. 258.

834
П. И. НОВГОРОДЦЕВ
лиза некоторых крупнейших учений этого направления пришел
к выводу, что общим в них является их отношение к государству,
в остальном же они представляют самые существенные
различия*. И действительно, если сравнить учения Штирнера и Пру-
дона, Теккера и Кропоткина, трудно признать в них носителей
одной и той же доктрины, если не обратить внимания на их
отрицательное отношение к государству. В этом действительно все
анархисты-сходятся. Начиная от первого из великих анархистов
XIX века Прудона и кончая нашим современником Себастианом
Фором, все они убеждены, что государственная власть есть
величайшее зло, что от нее происходят все общественные бедствия.
Однако справедливое указание Эльцбахера должно быть
углублено и продолжено. Отрицание государства и государственного
принуждения есть действительно то общее, что объединяет все
отдельные анархические учения. Но если вспомнить, что и
социализм Маркса завершается утопией безгосударственного
состояния и что Маркс и Энгельс также предсказывают в будущем
исчезновение государства, то придется признать, что определение
Эльцбахера нуждается в некоторых дальнейших пояснениях.
Могут, конечно, сказать, что анархизм Маркса и Энгельса
является недоразумением, что провести свое отрицание государства
без противоречий им не удалось. Но о ком из анархистов можно
было бы утверждать, что он дал убедительное построение
безгосударственного состояния и сумел доказать, что не только
в идеальном замысле, но и в практической действительности
можно обойтись без государства? Если судить с точки зрения
практической законченности, то отрицание государства является
столь же несостоятельным у Прудона и Бакунина, как и у
Маркса и Энгельса. Но есть другая точка зрения, с помощью которой
между теми и другими учениями можно провести ясную
разграничительную черту: для того, чтобы получить эту возможность,
надо войти к более глубоким основаниям социализма и
анархизма. Тогда будет ясно, что отрицание государства у социалистов
имеет совершенно иной смысл, чем у анархистов.
Уже из того простого обстоятельства, что все без исключения
анархисты отрицают государство, тогда как среди социалистов
к этому склоняются лишь некоторые, следует заключить, что
* Eltzbacher. Der Anarchismus. Рус. пер. H. H. Вокач и И. А. Ильина. М., 1907.
Стр. 306.

Об общественном идеале. II. Кризис анархизма
835
в самом существе анархизма содержится какое-то начало, которое
несовместимо с идеей государства и которого нет в социализме.
Очевидно, для анархизма отрицание государства является
необходимым положением, тогда как для социализма оно
представляется лишь одним из возможных последствий. И действительно,
в анархизме вражда к идее государства вытекает из его страстной
преданности началу свободы, взятому в качестве верховного
и безусловного закона общественной жизни. Государственная
власть и государственное принуждение несовместимы с таким
пониманием свободы, и потому анархизм отвергает их как стоящие
в коренном противоречии с предполагаемым им основным
законом общения. В крайнем своем выражении это восстание против
государства принимает характер стихийного разрушительного
бунта, в котором личность, отвергая все стоящие над ней связи,
выступает со всей обнаженностью своего эгоизма. В социализме
исходным началом является понятие общественности, и счастье
личности полагается в слиянии с обществом. Господство общества
над личностью здесь не только не отрицается, как в анархизме,
а, напротив, естественно связывается с самым существом
социалистического устройства. И поскольку государство является
одной из форм организованного господства общественного
начала над личным, оно вполне совместимо с социализмом. К
отвержению государства, к анархическому бунту против власти
социализм влечется не созидательными, а разрушительными
своими стремлениями, своим революционным отрицанием
исторических форм, нетерпимостью и исключительностью
своего эгоистического классового обособления. Так появляются
те анархо-социалистические течения, которые с такой силой
обнаруживаются во французском синдикализме и зарождение
которых с ясностью можно указать у Маркса и Энгельса. В этом
тяготении к разрушительной стихии эгоистического
самоутверждения социализм приходит в невольную и роковую для
него связь с анархизмом. Но как только социализм утрачивает
свой революционный характер, он становится наряду с другими
прогрессивными историческими силами и ведет свою работу
в рамках существующего государства. Для анархизма этот
переход к мирной государственной работе немыслим: бунт против
государства составляет его существо и именно потому, что его
исходное начало — безусловный закон свободы — не допускает
примирения с государством. Анархизм по природе своей всегда

836
П. И. НОВГОРОДЦЕВ
является учением революционным, не в том смысле, чтобы все
анархисты требовали немедленной революции и верили в нее,
а в том, что лишь в ниспровержении государства они видят
осуществление своих целей и что лишь при этом условии они
ожидают действительных улучшений. Таковы все анархические
учения. Все они отвергают государство, потому что исходят
из безусловного начала свободы. Коммунист Кропоткин не менее
индивидуалиста Теккера верит в исключительное зиждительное
действие индивидуальной свободы, и различие между ними,
как и между теоретиками анархизма, не в основном начале
общественной жизни, а в способах его выражения и в средствах
осуществления. Следует даже сказать более и сильнее: анархизм
лишь до тех пор остается анархизмом, пока он сохраняет свое
индивидуалистическое начало в его исключительности и
безусловности и пока в силу этого он отрицательно относится к идее
власти. Утрачивая эту исключительность своей
индивидуалистической веры, он или склоняется к социализму и сливается
с ним до неразличимости, или путем последовательных уступок
и самоограничений приближается к демократическому
либерализму. Настоящий и подлинный анархизм не знает этих уступок
и самоограничений: его верховным принципом остается начало
свободы в ее исключительности и безусловности.
Поскольку анархизм берет начало личной свободы во всем
его абсолютном значении, как это имеет место у Штирнера, он
представляет собою не только восстание против государства
и власти, но и против всякого авторитета, против всякой нормы,
против всякой обязанности. Все связи, стоящие над личностью,
здесь отвергаются. И этот анархический бунт не ограничивается
одними человеческими установлениями: личность, жаждущая
полной свободы и безусловной независимости, с логической
последовательностью приходит и к бунту против закона
Божеского, против идеи Бога. Абсолютной анархизм так же, как
и абсолютный социализм, принципиально атеистичны:
безбожие есть лишь обратная сторона их абсолютных притязаний.
Но и более умеренные анархисты обычно увлекаются на этот
путь своим общим революционным духом. Таким образом все
основоположники анархизма в XIX столетии, не только Штир-
нер и Бакунин, но также и Прудон, вступают в борьбу и с идеей
государства, и с идеей Бога. Полнота обетовании анархического
идеала в их глазах устраняет потребность религии. Подобно

Об общественном идеале. II. Кризис анархизма
837
вождям социализма Марксу и Энгельсу, они идут с религией
на смертный бой: тут нет возможности полупризнаний и
компромиссов. Если религия объявляется силой, враждебной делу
прогресса и свободы, если в ней видят источник рабства и
внешнего и внутреннего, как это особенно резко и настойчиво
подчеркивается Штирнером и Бакуниным, то отношение к ней может
быть только, резко отрицательное и враждебное. В анархизме,
согласно его радикально-индивидуалистическому существу, это
отрицание религии приобретает особенно воинствующий
характер. Его непримиримая вражда к власти земной переносится
и на власть небесную. Идея Бога как мироправительного разума
представляется ему неразрывно связанной с почитанием земных
правлений и царств, и потому подлежащей искоренению. Этот
ход мысли является настолько характерным для анархизма,
что он встречается даже и у самых умеренных представителей
этого течения <...>.
Есть учения, по своему отрицанию государства близкие к
анархизму и в то же время остающиеся на почве религии. Таково,
например, учение Толстого. Однако, как мы покажем далее, это
не есть подлинный анархизм. Точкой исхода является у Толстого
не идея личной свободы, а идея Божеского закона. Лишь для
того человек освобождается здесь от закона человеческого, чтобы
тем прочнее быть поставленным в связи с законом Божеским.
Это не столько анархическое, сколько теократическое учение,
если брать поднятие теократии в широком смысле слова, как
господство религии над прочими элементами жизни. Толстой
и сам не только не называет себя анархистом, но решительно
противопоставляет свое учение теориям анархистов и чувствует
себя духовно чуждым этим теориям*. С другой стороны, и среди
анархистов, по компетентному свидетельству Лорюло, учение
Толстого не имеет успеха как доктрина мистическая и
религиозная**. Между обычным анархизмом и проповедью Толстого
есть резкая разделительная черта: принцип личности является
у Толстого не абсолютным и самодовлеющим началом, а
зависимым и подчиненным, на первом месте стоит абсолютный
Божественный закон. Подлинный анархизм, напротив, тяготеет
* Сочинения графа Л. Н. Толстого. Издание двенадцатое. М., 1916. Ч. XIX,
стр. 477. («Означении русской революции»).
** Lorulot. Les Theories anarchistes. Paris, 1913. Pp. 13-15.

838
П. И. НОВГОРОДЦЕВ
к абсолютному индивидуализму и в логическом развитии
приходит к нигилизму одинаково в политике, как и в религии.
Этот нигилистический характер анархизма придает ему
значение самой радикальной из утопий. Общественная проблема
обнажается здесь до самых своих корней. Все внешние споры
общения, как и все внутренние нормы личности, откидываются.
На чистой свободе, на естественности, стихийном стремлении
человека предполагается создать гармоническую жизнь. Всё
связывающее и обуздывающее естественную свободу объясняется
ненужным и вредным усложнением, человеческих отношений.
В этом выражении своем анархизм является последним
прибежищем, последней надеждой утопизма, ищущего
общественного идеала в плоскости гармонического единства. После того
как мысль исследует все формы идеального устройства власти
и все их найдет недостаточными, она, естественно, обращается
к анархизму, к мысли об устроении общественной жизни без
власти и без закона, на чистом принципе свободы. <...> Если
от социализма остается еще возможность перехода к анархизму
как к более радикальному направлению, то за анархизмом
открываются бездна и пустота, перед которыми кончаются и смолкают
социально-философские вопрошания. Это именно мы и замечаем
в современной Франции.
Анархизм есть последняя надежда рационалистического
утопизма и вместе с тем его последняя вера. И подобно всякой
утопической вере, он так же, как и социализм, представляет
собою смешение космологической проблемы с
социологической. Мировая проблема зла и страдания и здесь разрешается
мыслью о счастливом устроении общественной жизни.
Начиная от крупнейшего из философов анархизма Макса Штирнера
и кончая Себастианом Фором, анархисты одинаково утверждают,
что причина бедствий, удручающих людей, есть неправильное
общественное устройство. Свобода, настоящая и полная
свобода исцелит человечество от его страданий. Но в данном случае
несоответствие между проблемой и ее разрешением еще более
бросается в глаза, чем в социализме. Ведь анархизм освобождает
понятие человеческого страдания от его узкого экономического
и классового истолкования. <...>
Радикальный характер анархизма ставит его в положение
полной непримиримости с существующими условиями:
современный строй держится на принципе власти, и потому у анархиз-

Об общественном идеале. II. Кризис анархизма
839
ма не может быть с ним никаких соглашений, никаких сделок.
Если и социализм, в силу своих революционно-анархических
заключений также становится иногда в резко отрицательное
отношение к действительности, то в нем есть и другая сторона,
реалистическая, государственная, вследствие чего для него есть
возможность войти в прямой союз с существующим государством
и действовать в его пределах наряду с другими
историческими силами. Для анархизма эта возможность закрыта: если он
остается верен своему исходному началу, принципиальному
отрицанию государства, то деятельность в государстве теряет
для него* всякий смысл. Есть, конечно, возможность и здесь
стать на точку зрения эволюции и, признавая анархизм
конечной целью, утверждать вместе с тем, что в настоящее время он
неосуществим и что пока надо жить и действовать в рамках
существующего устройства. Но в таком случае практически
руководствуются уже не анархизмом и отводят этому последнему
значение чистой теории, не имеющей в данный момент никакой
связи с действительностью.
Революционная сущность анархизма всегда создавала для
него изолированное положение, ставила его в стороне от путей
текущей политики. Социализм мог стать основой для широкого
и могущественного политического движения в рамках
легальной борьбы, отрекшись практически от своих революционных
задач и поставив себя в связь с историческими путями правового
государства. Анархизм, поскольку он хотел быть действенной
практической силой, собирал под свои знамена лишь небольшие
группы особенно радикальных членов общества, объявлявших
себя непримиримыми врагами существующего. Но эта позиция
вечного отрицания не может создать влиятельной политической
организации, действующей на протяжении долгого времени.
Судьба всех направлений такого рода заключается в том, что,
будучи неспособны к непосредственному практическому действию,
они растрачивают постепенно и свой революционный энтузиазм.
За ними остается значение чисто теоретических деклараций,
быть может, и очень ценных по своему основному стремлению,
но обреченных на тот «маразм в действии», о котором с таким
мужеством самобичевания говорит Лорюло как о печальной
участи современного анархизма.

840
П. И. НОВГОРОДЦЕВ
3
Основное противоречие анархизма. — Неизбежное раздвоение
анархической мысли. — Сочетание утопизма и реализма,
иррационализма и рационализма в анархических учениях. —
Утопический и реалистический уклоны в анархизме. —
Противоречия коммунизма и индивидуализма в позднейшем
анархизме. — Новейший анархизм; полное отрешение его
от классовой точки зрения
Основное начало, одушевляющее анархизм, есть идея
свободы в ее исключительности и безусловности. Но, подобно тому,
как социализм не может свести воедино противоречивые начала
общественной жизни, так и анархизм не в силах обнять своим
исходным началом многообразие общественных стремлений.
Отсюда его неизбежные колебания, отсюда неизбежные
противоречия и разногласия его сторонников.
Здесь в особенности важно отметить одно основное
противоречие анархизма, неизбежно связанное с самим его существом,
являющееся его органическим пороком, его первородным грехом.
Пафос анархизма и его стихия есть свобода, но свобода не как
принцип индивидуального обособления, а как основа
разумного и совершенного общения. Анархизм имеет своею целью
дать построение общественного идеала, разрешить социальную
проблему, и он притязает на то, чтобы быть самым лучшим
разрешением этой проблемы. Он ставит себе ту же задачу, которою
открывается «Общественный договор» Руссо: «найти форму
устройства, в которой каждый, соединяясь с другими,
повиновался бы, однако, только самому себе и оставался бы столь же
свободным, как и прежде». Но это задача квадратуры круга,
и с этого начинаются все затруднения. В обществе свобода
человека неизбежно ограничивается, и совместить наивысшую свободу
с совершеннейшей гармонией общения столь же невозможно,
как нельзя смешать белое и черное без всякого для них ущерба.
Философия права, берущая личность во всей полноте ее
нравственных определений, выводит ограничение свободы из самого
понятия личности, из присущего ей сознания нравственного
закона. Исследуя нравственную природу человека, мы открываем
в ней такие стремления, которые идут далеко за пределы
субъективного сознания. Конкретное рассмотрение личности во всей
совокупности присущих ей начал с необходимостью приводит

Об общественном идеале. II. Кризис анархизма
841
к признанию связей и норм, ограничивающих личную свободу.
И это ограничение, поскольку оно вытекает и из природы
общения, и из нравственных стремлений личности, служит не к
умалению, а к укреплению дела свободы. Задача нравственного
прогресса заключается в том, чтобы исторические и временные
ограничения привести в соответствие с началами нравственного
сознания. Анархизм исходит из противоположного воззрения:
ставя своей целью разрешить проблему совершенного общения,
он в то же время принимает свободу как начало отвлеченное
и замкнутое, не признающее над собою никаких связей и норм.
Но в этом и состоит его коренное противоречие, объясняющее
разногласия его сторонников. Удержать чистоту анархического
принципа удается лишь ценою величайшей односторонности
и полнейшей отрешенности от жизни. Малейшая попытка
практического развития идей анархизма тотчас же приводит
к отступлениям и поправкам, явно не обнаруживающим
недостаточность исходного принципа. Вследствие этого мы имеем
целый ряд ступеней анархической мысли, от наивысшего ее
напряжения до наиболее умеренного выражения ее начал.
Наиболее чистой и последовательной формой воплощения
анархического принципа следует признать учение Штирнера.
Основная идея анархизма выражается здесь с наибольшей яркостью
и силой. Особенность этого вида анархизма заключается в том, что
тут решительно отбрасывается всякая мысль как о внешних, так
и о внутренних сдержках свободы. Идея власти, регулирующей
свободу, идея нормы, ограничивающей индивидуальную полю,
идея авторитета, стоящего над личностью, все это у Штирнера
принципиально отвергается. Свободное гармоническое общение
ожидается от творческого действия личных сил. В большей или
меньшей степени к этому чистейшему выражению анархической
идеи тяготеют все учения анархизма, но в конкретном своем
развитии они допускают ряд существеннейших ограничений. <...>
Устроить жизнь без Бога и без власти, без стесняющих
личность связей и без всяких ограничений свободы — такова
задача крайнего направления анархизма. Но осуществление этой
задачи означало бы и разрушение основ общения и гибель дела
свободы. Понять общение лиц без признания объединяющей
их общей связи невозможно: отвергая эту нравственную природу
общественной жизни, мы отвергаем и самое общество, а вместе
с тем отрицаем и существо общественной проблемы. Вот почему

842
П. И. НОВГОРОДЦЕВ
крайние течения анархизма всегда сменяются более
умеренными, в которых нередко не только притупляется, но и совершенно
утрачивается вся острота анархического начала. Отсюда
проистекает то неизбежное раздвоение анархической мысли, которое
наблюдается в ее истории: с одной стороны, мы видим чистоту
анархического принципа с полным отрешением от жизненной
практики, с другой стороны — известное приближение к
жизненным условиям с более или менее решительным уклонением
от анархического принципа.
Так и в пределах анархических учений повторяется то же
противоречие утопизма и реализма, которое характеризует собою
развитие социалистической доктрины. При этом здесь, как и там,
утопизм обрекает своих последователей на удаление от жизни,
уносит их на высоты субъективного настроения, а реализм
приближает к жизни, к ее объективным требованиям, но вместе
с тем приводит к крушению отвлеченной анархической теории.
Противоборство утопизма и реализма одинаково свойственно
и социализму, и анархизму, но, соответственно существу
каждого из этих учений, оно проявляется в них различным образом.
Социализм, исходящий из принципа обобществления жизни,
достигает вершины своего утопизма в идее совершенного
регулирования, а следовательно, и абсолютной рационализации
общественных отношений. Анархизм, ставящий во главу угла
принцип освобождения личности, наоборот, в высшем своем
выражении стремится к отвержению всякого регулирования
жизни, а вместе с тем и к социальному иррационализму. И если
социализм игнорирует иррациональные основы жизни и верит
в безусловное торжество социального разума над стихией
общественных отношений, то анархизм склоняется к отрицанию
самой идеи рациональных норм и принципов, связывающих
лиц между собою, и приходит к вере в иррациональную
стихию. Но как социализм не может обойтись без признания
стихийной сложности жизни, гак и анархизм вынуждается
допустить необходимость рациональных принципов общения.
В том и в другом случае уступка в пользу отрицаемых начал
вызывается тяготением к действительности, к ее конкретной
сложности и глубине. Рациональная норма и иррациональная
стихия при конкретном построении общественного идеала
должны быть одинаково приняты во внимание; необходимость
этого тотчас же сказывается, как только переходят к более

Об общественном идеале. II. Кризис анархизма
843
подробным построениям, имеющим в виду не только теорию,
но и практику жизни. <...>
Социальный иррационализм этого рода является вместе с тем
и самым крайним социальным оптимизмом, доводящим
утопическую мечту до высшего ее напряжения. Безусловная свобода
признается здесь началом всемогущим и всеисцеляющим: от нее
одной ожидается гармоническое устроение жизни. Но таким
образом предполагается, что в основе стихийного движения свободы
скрыта всемогущая устрояющая сила, сила разума и порядка,
сила стройности и гармонии. Очевидно, подобный иррационализм,
вместо того, чтобы являться признанием сложности и полноты
жизни, на самом деле представляет собою лишь опыт
отвлеченного упрощения ее задач и путей. Будучи иррационалистической
по своим социальным перспективам, философия анархизма
в то же время сочетается с самым решительным
рационалистическим оптимизмом, с самой безусловной верой в спасительную
силу отвлеченных догматов и односторонних начал. Так и здесь, как
в социализме, крайний иррационализм переплетается с крайним
рационализмом. Но в том способе сочетания, которое эти
направления находят в анархизме, заключается источник величайшей
слабости анархизма как социально-философской системы. Ведь
здесь предполагается, что разрушение всех устоев
существующего уступит место свободному разливу стихийных сил. Но кто
поручится, что это свободное творчество жизни не повторит
известных нам опытов прошлого? Безусловная свобода личности
включает в себя всякие возможности, в том числе и отрицание
свободы. Полный простор жизненных сил может принести
расцвет одним и рабство другим. Если все освобождено, то почему
окажется связанным зло? Если нет никаких норм и преград, как
ждать, что отсюда и произойдет именно наилучшая гармония,
а не злейшая вражда? Социальный иррационализм анархистов
ничего не может противопоставить этим сомнениям и вопросам,
кроме голой веры в зиждительное действие свободы.
Провозглашая неверие, он сам оказывается в плену у веры. Но откуда взять
ему священного огня, чтобы напитать эту веру, чтобы сделать
ее прочной и непоколебимой? Здесь повторяется судьба всех
утопий, пытающихся утвердить здание человеческого счастья
над бездной отрицания и неверия.
<...>...Конкретное развитие анархической мысли
обнаруживает в ней и дальнейшие противоречия. Как указано выше,

844
П. И. НОВГОРОДЦЕВ
начало личности берется в анархизме в качестве безусловного
и исключительного, но вместе с тем оно полагается в основу
совершенного общения и рассматривается в общественном своем
проявлении. При этом можно идти в двух направлениях: или
подчеркивать общественную сторону анархического идеала, или
развивать по преимуществу его основное индивидуалистическое
начало. Так рождается противоположность коммунистического
и индивидуалистического направлений в анархизме. Эти два
направления вступают между собою в борьбу и отрицают друг
друга. И если индивидуалистический анархизм склоняется к
абсолютному индивидуализму, то анархизм коммунистический
последовательно должен прийти к социализму и к отрицанию
своего исходного индивидуалистического начала. Тот и другой
путь одинаково ведут к разложению анархизма.
Новейшие выражения анархизма носят следы пережитых этой
доктриной разочарований. <...> Разочарование в возможности
скорого пришествия всеисцеляющей революции заставило
анархистов искать опоры в области конкретных средств, то в
синдикализме, то в социальном воспитании, то в различных способах
социальной реформы. Но все это с точки зрения анархического
идеала не могло не оказаться недостаточным. И осталось только
ожидать нового человека, который создаст новую землю. Это
обычный вывод всех утопистов, убеждающихся в отсутствии
почвы для их утопий. Приходится взывать к будущему и к
возможному усовершенствованию личности.
В этой новой форме своей анархизм отрекается от всех своих
прежних догматов и теорий. Старых анархистов Кропоткина,
Грава и других он упрекает в теоретичности, в доктринерстве.
Он объявляет их учения отжившими и умирающими и жаждет
новой доктрины, жизненной и практической. Однако,
всматриваясь ближе в эти новые искания, мы находим в них лишь
полную неопределенность. Никаких конкретных планов
будущего и никакой практической программы действий этот новый
адогматический анархизм в себе не содержит. Но зато он
выигрывает в широте своих перспектив. Он получает характер
отвлеченного выражения начала свободы и в этом виде своем
возвышается до высоты общечеловеческого стремления к идеалу.
В противоположность различным формам новейшего социализма,
сохраняющим классовый, пролетарский характер, новейший
анархизм отказывается от исключительной связи с задачами

Об общественном идеале. II. Кризис анархизма
845
рабочего движения, от связи с «увриеризмом» (ouvriérisme)3
и становится на почву чистого гуманизма: не рабочий, а человек
полагается здесь центром идеальных стремлений. Личность
во всей полноте ее запросов и во всей широте общечеловеческой
солидарности — таково основное начало анархизма Себастиана
Фора, Эмиля Готье, Лорюло. В этом своем выражении анархизм
сознает себя прямой противоположностью социализму и
необходимым противовесом ему. Он утрачивает силу
стихийно-разрушительного эгоистического дерзания и приобретает характер
отвлеченного общечеловеческого стремления к свободе. И в этом
смысле он имеет бесспорное значение в ряду идей, борющихся
за преобладание и созидающих, в совокупности своей, основы
грядущих общественных преобразований.
^^

€^
К. Б. РАДЕК
Анархисты и Советская Россия
С чувством радости встретила буржуазная печать разоружение
анархистов Советской властью. С негодованием клеймит
анархическая «Свободная Коммуна» действия рабочего и крестьянского
правительства, которое будто бы пошло по стопам Керенского.
Неудачники революции меньшевики — эти привычные
зрители истории — с злорадством выводят «отца анархии» против
анархистов.
Советская власть предвидела и радость буржуазии, и вопль
анархистов, и злопыхательство банкротов революции, когда
решилась на разоружение анархистов. Она применила крутые
меры против анархистов потому, что считала их необходимыми
в интересах рабочей революции.
Рабочие везде отнеслись одобрительно к действиям рабочего
правительства: грабежи анархистов были обращены не только
против буржуазии, но и против рабочих.
Но недостаточно радоваться по поводу разоружения
грабителей, исходя из чувства личной безопасности. Шаг
правительства имеет более глубокие корни, нежели стремление оградить
население от разбойничьих набегов: рабочие массы должны его
понять во всех его предпосылках.
Каково отношение пролетарского коммунизма к анархизму?
Если из многих школ и направлений, на которые распадается
современный анархизм, обратить внимание на самое
существенное, то оно сводится к отрицанию государственной власти и
хозяйственной централизации. Одно и другое вытекает из полного
непонимания направления общественного развития и потому

Анархисты и Советская Россия
847
отношение к анархизму пролетарского коммунизма, науки чисто
исторической, опирающейся на уроки истории и защищающей
интересы рабочего класса, именно на почве исторических
стремлений, может быть только отрицательным.
Капитализм представляет собою не только порабощение
рабочего класса, но одновременно подчинение продуктивных сил
природы человечеству. Никогда в истории силы природы не были
так покорены человеком, как в эпоху капитализма. Капитализм
покорил силу пара и электричества, связал с их помощью самые
отдаленные части земного шара. Он кормит немецких рабочих
китайским рисом, английское население снабжает сибирским
маслом, помогает русскому народу добывать богатства его земли
при помощи американских машин, снабжает человечество
южноамериканским золотом и освещает хаты эскимосов мексиканской
нефтью. Капитализм покорил пространства, он преодолевает
телеграфом противодействие времени, он превратил земной шар
в одну житницу и в одну мастерскую.
Но в этом процессе связывания всех людей в одно общество,
в котором одна часть взаимно связана и взаимно зависит от
другой, капитализм одновременна сделал тружеников всего мира
рабами одного класса — даже одной маленькой клики трестовых
королей. <...>
Пролетариат борется против эксплуатации сил природы и сил
человечества в пользу этих трехсот человек, о которых Вальтер
Раттонау [Ратенау], руководитель могущественного
электрического немецкого треста, говорит, что в их руках находится
управление хозяйством всего мира. Пролетариат стремится к тому,
чтобы силы природы, покоренные усилиями и потом трудящихся
масс всего мира, служили им, а не горстке захватчиков.
Но рабочий класс не может стремиться к разрушению этого
могущественного аппарата, который создал капитализм и
который связывает все мастерские всего мира, который соединяет
усилия всех людей в их борьба с природой. Наоборот: рабочий
класс хочет во имя интересов трудящихся масс усилить эту связь
трудовых отрядов человечества, укрепить аппарат, соединяющий
мир. <...>
Капитализм, создавая международный организм труда,
одновременно задерживает его в своем развитии, разбивает его
на национальные организмы труда, — друг другу
противопоставленные. Этим путем международный капитализм достиг того,

848
К. Б. РАДЕК
что человечество, им же самим соединенное, находится четыре
года в состоянии братоубийственной войны, что уничтожаются
не только богатства, накопленные в продолжение столетий,
но даже продуктивные силы будущего.
Если пролетариат не хочет повторения этой работы
разрушения, если он не хочет, чтобы на развалинах современной
капиталистической культуры водворился голод и холод, то он
должен, вырвав власть из рук трестовых королей, уничтожить
созданные ими преграды между хозяйственными организмами
разных стран, должен довершить процесс хозяйственной
централизации мирового экономического организма. <...>
Но не только ради интересов будущего стоим мы за
центральную хозяйственную власть, власть управляющую
производительными силами человечества — мы тем более сторонники
центральной власти в эпоху социальной революции, в эпоху
покорения буржуазии. Для того, чтобы иметь возможность
в необходимый момент ринуться всеми силами рабочего класса
на его эксплуататоров, чтобы собрать эти силы для мощных
ударов, — революция нуждается в центральной революционной
власти, распоряжающейся всеми силами борющихся народных
масс для подавления буржуазии и ее помощников.
Если бы трудовое казачество в своей борьбе с Калединым
и Дутовым было предоставлено своим силам, оно может быть
долго еще не справилось с этой контрреволюционной опасностью,
угрожающей ему, как и всей революционной России.
Анархисты могут сказать: «Но, ведь, для этого не нужно
государства, рабочие Петрограда или Москвы послали бы
добровольно помощь против Каледина». Но вещь не так проста. Если
одновременно поднимается против Советской власти и Каледин,
и Дутов, и Украинская Рада1, и Корнилов, — кто будет тогда
решать, которая опасность больше, против которой надо в первую
очередь двинуть силы, которой надо в данный момент уступить?
Уже борьба с внешними проявлениями контрреволюции требует
центральной революционной власти.
Ее необходимость становится еще более ясной, если дело идет
об уничтожении условий возникновения контрреволюционного
движения, экономической разрухи и голода. <...>
Таким образом, без центральной власти невозможна защита
революции. Мы видим, что русские рабочие и крестьяне, в своем
подавляющим большинстве, поняли это великолепно. Съезды Со-

Анархисты и Советская Россия
849
вето в, представляющие несомненно волю рабочих и крестьянских
масс, предоставили Совету Народных Комиссаров полномочия,
какими не пользовалось никакое правительство мира. Наши
противники говорят о Советском самодержавии — это, понятно,
вздор. Самодержавие, которое не имеет никакой другой силы
кроме помощи народных масс, — это народовластие в самом
лучшем смысле этого слова. Но это одновременно — власть
народных масс, которые знают, что они окружены врагами и что
надо соединить свои силы, чтобы врагов победить.
Нет революции без самодеятельности широких масс трудового
народа. Местные Советы — это органы самодеятельности масс.
Но революция Советов была бы задавлена силами
контрреволюции, если бы не создала центральный орган борьбы, т. е.
правительство, т. е. государство, которое соединяет и направляет все
силы местных Советов.
Раз это так, то наука анархистов, что в революции всё надо
строить на самодеятельности масс, что не нужно никакого рабочего
правительства, — эта наука направлена против интересов трудового
народа, против революции — т. е. — наука контрреволюционная.
Предоставляя анархистам свободу распространена своих
взглядов, мы никогда не закрывали глаз на опасность анархических
стремлений для революции. Несмотря на то, что лично честные
анархисты глубоко убеждены, что служат делу раскрепощения
масс, — они объективно служат делу буржуазной реставрации.
Но мысль надо преодолевать мыслью, и Советская власть
никоим образом не посягала на свободу анархистской пропаганды.
Поскольку же идейными анархистами стали какие-нибудь
рабочие группы — Советская власть предоставляла им помещения
для редакций газет. Она делала это в глубоком убеждении, что
не насилие, а пропаганда о науке революции — самое лучшее
средство преодоления анархизма, как идейного течения.
Иначе дело обстоит, если речь идет о попытках прямого
сопротивления Советской власти или о действиях, направленных
косвенно на усиление разрухи, на разложение революции. В таких
случаях нельзя ждать медленного влияния пропаганды — здесь
интересы пролетариата требуют немедленного противодействия
опасности. А опасность эта в русской революции больше, нежели
в революции какой-либо другой страны.
* * *

850
К. Б. РЛДЕК
Если бросить взгляд на историю анархизма, то мы увидим, что
он наиболее силен не в Германии, не в Англии, странах наиболее
развитого капитализма, а во Франции, Италии и Испании,
странах сравнительно отсталых. Развитие анархизма в Соединенных
Штатах Северной Америки, кажется, противоречит этому
положению. Но это только видимость: анархизм рекрутирует свои кадры
именно из среды пришельцев итальянских, испанских и русских.
Вещь понятная: пролетариат стран, в которых сам труд
соединяет его в большие массы на громадных фабриках, знакомит
его со связью существующей между разными отраслями
промышленности, с громадным аппаратом, обслуживающим эту
связь, — этот пролетариат понимает великолепно, что нужен
центральный организм производства, что нужна власть,
управляющая этим организмом.
Пролетариат развитых капиталистических стран понимает,
что буржуазия представляет громадную организованную силу,
для преодоления которой необходима централизировать силы
пролетариата. Он понимает, что невозможной будет победа
над буржуазией без создания диктатуры пролетариата, т. е.
государственной революционной власти, соединяющей все силы
рабочих масс для ломки капиталистических отношений и
сопротивления буржуазии. <...>
Россия представляет собою очень хорошую почву для
анархизма. Страна с громадными мелкобуржуазными
пережитками — она таит и в рабочем классе громадный процент элементов,
которые только в первом поколении живут жизнью городского
пролетариата. Эти элементы крестьянского или
мелкобуржуазного происхождения, понимают так же мало, как крестьянство
и мелкие торговцы, сложный механизм современного хозяйства.
Крестьянин не видит своей зависимости от мирового рынка,
от состояния государства — он живет жизнью деревни. Мелкий
торговец живет жизнью своей улицы. Рабочий, который не
поднялся выше горизонтов крестьянина и мелкого торговца, думает,
что если он захватит свою фабрику, захватит для нее уголь, то он
спасен. Рабочий такого склада мыслей идет с мешком в
деревню, чтобы запастись хлебом, он не думает, что если бы это все
делали, — весь транспорт был бы разрушен, колоссальные силы
не применялись бы на творческую работу, а уходили на разъезды.
Солдат, который только во время войны столкнулся с
государственным аппаратом, и то исключительно, как с аппаратом

Анархисты и Советская Россия
851
кровопролития и разрушения, который видел, как чиновники
расхищают этот аппарат, смотрит даже на рабочее правительство
и государство, как на чужое добро. Он не чувствует угрызения
совести, когда грабит народное богатство, — да он смотрит на
рабочую власть, которая этому мешает, как на тиранию. На этой
почве может расцвести анархизм, [который будет] прививать
теории для всяких групповых и личных расхитительных
тенденций в народных массах.
Если меньшевистский «Вперёд» говорит, что большевики
поддерживали эти анархистские тенденции в народных массах,
то это соединение лицемерия с тупостью. Господа меньшевики,
которые восемь месяцев удерживали рабочих от захвата власти,
которые восемь месяцев помогали буржуазии удерживать эту
власть, помогали ей на глазах у народа расхищать народное
достояние — они-то усиливали во всякой народной группе
тенденции самочинных захватов.
Отсутствие центральной рабочей власти — вот почва для того,
чтобы всякий старался на собственную руку и на собственный
риск действовать и спасаться. Только большевики, взяв власть,
создав рабочее и крестьянское правительство, открыли путь для
обеспечения интересов рабочего класса в целом и только тем
могут противодействовать анархическим тенденциям в среде
рабочих масс.
Только власть, которая принимает все меры, чтобы обеспечить
хлеб голодным, чтобы дать помещение бездомным, чтобы
наладить работу на фабриках, — она имеет право и моральную силу
для самой беспощадной борьбы с анархическими тенденциями
народных масс.
Мы, которые отнимаем у буржуазии средства производства,
можем сказать народу: всякий, кто грабит буржуазию на
собственный риск и страх — тем самым отнимает у народа то, что
в будущем должно быть достоянием всего народа, тот поступает
своекорыстно, против интересов народных масс и этого надо
взять на цепь.
Когда Керенский разоружал анархистов на даче Дурново2
и когда меньшевики и с.-р. разоружали большевиков3, у них
тряслись руки: они сами великолепно знали, что они
защищают буржуазную собственность против рабочих. Когда рабочее
правительство, которое отняло оружие у буржуазии, и которое
шаг за шагом идет к уничтожению капитализма, принуждено

852
К. Б. РАДЕ К
покорять силой анархистов, оно делает это с спокойной совестью,
ибо оно защищает народные интересы от лиц, расхищающих
народное достояние, мешающих процессу экспроприации
капиталистов.
Обыватель радуется, что его на темной улице не ограбят — мы
можем ему оставить это удовольствие, потому что мы в ясный
день силою закона отнимем у него то, что он, как капиталист,
награбил у народа.
Советская власть не боялась криков буржуазии, когда
покоряла с оружием в руках Рудневых, Корниловых, Калединых;
Советская власть не боится криков анархистов, когда заставляет
с оружием в руках подчиниться анархистов. И в одном и в другом
случае она защищает те же самые интересы: интересы рабочего
класса, который, вырвав власть из рук капиталистов, не может
ее сделать игрушкой в руках грабителей, грабящих капиталистов
для того, чтобы сделаться мелкими капиталистами.
^^

€^
А. ЛОЗОВСКИЙ
Анархизм и марксизм в массовом движении
Анархизм всегда теоретически и практически
противопоставлял себя марксизму. Он исходил из той предпосылки, что
массовое движение по самому своему существу является движением
анархическим и что задача заключается в том, чтобы это массовое
движение развертывать, обострять, не оформляя его и не давая ему
законченных организационных рамок. Личность и активное
меньшинство играют роль возбудителя событий, фермента массового
движения, но движение само определяет свои цели независимо
от теоретиков и руководителей. Противопоставление рабочего
интеллигенту особенно резко в учении анархистов, причем
делалось оно всегда как раз со стороны наиболее квалифицированных
и наиболее оторванных от рабочей массы интеллигентов. «Мы
верим в массовое движение, мы верим в разум трудящихся, они
сами все сделают», — вот в общем и целом философия
анархизма. И может показаться, что при такой вере в массы, при таком
поклонении перед разумом стихии анархисты должны были бы
быть наилучшими выразителями идей этих масс, и массовое
движение должно было бы оправдать теорию и практику
анархизма. На самом деле получилось как раз наоборот. Чем шире
развертывалось массовое движение, чем больше рабочий класс
вовлекался в борьбу, тем влияние анархистов становилось меньше
и меньше. В этом отношении крайне характерна роль анархистов
в сравнении с марксистами-коммунистами в революционных
событиях последних лет вообще и в профдвижении в особенности.
Война внесла в ряды анархистов еще большее опустошение,
чем в ряды социалистов. Принципиальные противники парла-

854
А. ЛОЗОВСКИЙ
ментаризма оказались во многих странах трубадурами
«справедливой войны» и форейторами1 при своих правительствах.
Первыми в этом водовороте событий начинают оправляться
революционные марксисты. Среди них рождается протест, они
создают первые интернационалистические ячейки, они создают
конференции в Циммервальде и Кинтале2, давая теоретическое
выражение тому глубокому кризису, в который рабочее
движение вступило, начиная с августа 1914 года. Революционный
марксизм сразу определил приливы кризиса, корни массового
перехода социалистических партий на сторону буржуазии
и наметил методы борьбы против войны и против реформизма.
Война лишний раз доказала правильность марксистского
анализа классовых сил, и марксизм вышел из этого
колоссального кризиса в значительной степени очищенным от того
шлака, который накопился на нем на протяжении предыдущих
лет органического развития буржуазного общества. Он вышел
обогащенным из войны и особенно много почерпнул он в
Российской Революции и в тех грандиозных событиях, которые
развернулись на фоне этой Революции.
Марксизм всегда исходил из положения, установленного
Гегелем, что истина конкретна, и поэтому он нашел твердый базис
в этом вихре событий. Он нащупал больные места современного
общества и определил, в каком направлении нужно действовать
для того, чтобы увеличить классовые трещины в
капиталистической строе. Революционный марксизм оформился в период
войны и революции, как коммунизм, нашедший свое
международное выражение в лице коммунистического Интернационала.
Отличительная черта марксизма заключается в том, что он
всегда изучает реальное положение дела, что он основывает
свою тактику и свою линию поведения на непосредственных
явлениях жизни, что он тщательно изучает наличные силы,
и только после того изучения намечает для себя линию
поведения. Поэтому он завоевал такое влияние, поэтому он стал
основным фактором в борьбе классов в настоящее время.
Поэтому Коммунистический Интернационал и коммунистические
партии являются главнейшими врагами современного строя,
ибо современные руководящие слои буржуазии прекрасно
умеют определять, где находится самый опасный их враг.
Не то с анархизмом. Отличительная черта анархической
идеологии — это ее отвлеченность. Анархическая тактика

Анархизм и марксизм в массовом движении
855
одинакова для всех времен и для всех народов. Она не строится
на конкретном изучении действительности, а на отвлеченных,
раз навсегда установленных нормах. И несмотря на постоянные
ссылки на массу, на преклонение перед массой, на
торжественные заявления о том, что разум стихии выведет трудящихся
на правильный путь, — несмотря на все эти торжественные
декларации, анархизм витает вне гущи самой жизни. В период
войны он ничего не сумел создать. После войны, вместе с
началом революции он не овладел ни массовым движением, ни
создал определенной теории. Высшей ступенью развития
анархизма в период революции была махновщина, но махновщина
выродилась как известно в бандитизм, да оно иначе и не могло
быть, ибо идеология анархизма с ее отвлеченным теоретическим
культивированием массы и фактическим преклонением перед
личностью, перед инициативным меньшинством, является
апологией индивидуализма. В период гигантских событий
анархисты все время оставались в виде кружка рационалистов
и всегда, когда они пытались вмешиваться в гущу жизненного
движения, они выплывали во главе мелкобуржуазной стихии,
которая подчиняла их себе и несла их на гребне чисто кулацкой
волны. Так, анархизм при прикосновении к революционной
массе не оформлял этого движения, не руководил им, не давал
ему определено их лозунгов и направления, а носился без руля
и без ветрил, теряя остатки своей теории и программы.
Революция — прекрасное испытание для теории. На чём
лучше, чем на революции, можно было испытать крепость
марксизма и анархизма. Если до резолюции шел теоретический
спор о будущих формах и методах борьбы за низвержение
капитализма, то революция потребовала практического проведения
в жизнь своей теории, она заставила каждую группу, каждую
партию не только провозглашать лозунги, но их осуществить,
не только говорить о будущем, но действовать в настоящем.
Революция — это стихия, охватывающая десятки миллионов
людей. Она имеет свои законы и та политическая группа,
которая законов этих не понимает, которая хочет создать свои
законы развития для революционных событий, беспощадно
отметается в сторону и революция шагает через ее голову. Мы
это видели на судьбе анархизма в русской революции.
Еще более разительна беспочвенность и полная оторванность
анархизма, когда мы переходим к профдвижению. Раньше мы

856
А. ЛОЗОВСКИЙ
имели дело с неорганизованной массой, которая двигается
согласно особым, трудно поддающимся учету законам. Но
профдвижение — это есть уже организованная масса. Перед нами
часть трудящихся, собранных вместе на основе элементарного
чувства солидарности, элементарных потребностей
самообороны. Профсоюзы есть органы самозащиты рабочего класса
и только после долгих лет борьбы они из органов самозащиты
становятся органами нападения на весь капиталистический
строй.
Анархизм пустил корни в профдвижение некоторых стран,
причем с самого начала необходимо отметить, что количество
этих стран довольно ограничено. Дело идет преимущественно
о латинских странах: Франции, Италии, Португалии,
Аргентине и т. д. Чем объяснять тот факт, что анархизм расцветает
преимущественно в латинских странах и что он представляет
собою ничтожную величину в англо-саксонских и германских
странах? Объяснение можно найти в структуре этих стран,
с преобладанием крестьянского мелкого хозяйства и ремесла
над крупной промышленностью. Влияние анархизма в
профдвижении — это есть отражение своеобразной экономической
структуры этих стран. Но анархизм, коснувшись профсоюзов,
преобразовался: он не остался в том чистом виде, в каком он
раньше пребывал, ибо рабочая организация, какова бы она
ни была, самим фактом своего существования нарушает ряд
священных принципов анархической идеологии. Там где есть
организация, есть меньшинство и большинство, есть
дисциплина, есть подчинение и т. д. Свободная анархическая личность
со всем этим не считается. В латинских странах из синтеза
отвлеченного анархизма и профдвижения получилась
теория, известная под именем революционного синдикализма,
имеющего в себе несомненно черты революционного
массового движения и отвлеченного анархического рационализма.
Революционный синдикализм создал своеобразную теорию
освобождения рабочего класса. За основу он берет известную
формулу Карла Маркса: «Освобождение рабочих должно быть
делом самих рабочих», причем он это толкует таким образом,
что профсоюзы подготовят социальную революции, проведут
ее и используют результаты социального переворота. Никакие
другие организации не могут и не должны заниматься
вопросом рабочего движения. Если есть коммунисты, которые хотят

Анархизм и марксизм в массовом движении
857
бороться против буржуазии, то пусть они организовывают
интеллигентов и крестьян, но рабочий класс есть монополия
революционного синдикализма. Отсюда теория абсолютной
независимости профдвижения и противопоставление
профсоюзов коммунистическим партиям и коммунистическому
Интернационалу.
Здесь мы видим те же черты, которые свойственны
анархизму. На профдвижении сказалось вся слабость анархической
идеологий, выдвигая совершенно правильную мысль о том,
что основная задача профсоюзов есть низвержение буржуазии,
они отсюда делает вывод, что борьба за повседневные интересы
рабочих является вопросом второстепенным, неважным, они
хотят интегрального социализма, т. е. немедленной революции.
Они не хотят борьбы за повседневные интересы рабочих масс,
считая это второстепенном делом. И чем больше они
проводили и проводят эту точку зрения, тем больше массы от них
уходят, ибо широкие массы мало знают прекрасные
анархические теории: они борются потому, что не могут не бороться,
и задача руководителей заключается не в том, чтобы кричать
об интегральном социализме, а в том, чтобы на почве
непосредственных нужд рабочего класса его организовать, ввести
рабочую массу в повседневную борьбу и на почве этой борьбы
укреплять и сплачивать армию для штурма капитализма.
Если взять мировое профдвижение в целом, то в левом крыле
профдвижения анархизм представляет собою ничтожную
величину. Революционный синдикализм имеет опору в некоторых
странах, но он не однороден. В нем борются несколько течений,
из которых одно ближе всего к коммунизму, ибо оно исходит
из реального соотношения сил и стремится сделать выводы
из опыта войны и революции.
Анализ революционного движения в целом, анализ всех
массовых движений последних лет и борьбы передовых
рабочих за завоевание союзов показывает соотношение сил между
анархизмом и революционным марксизмом. С одной стороны —
отвлеченные, рационалистические построения, преклонение
перед стихией при бессилии направить эту стихию к
достижению определенных целей, а с другой стороны —
диалектическое понимание событий, конкретное и тщательное изучение
действительности, учет всех борющихся сил, приспособление
своей тактики к реальному положению вещей и неуклонное,

858
А. ЛОЗОВСКИЙ
упорное и постоянное движение к раз поставленной цели —
к коммунизму.
Последние месяцы идейной борьбы внутри левого крыла
международного профдвижения с особой наглядностью
выявили удельный вес революционного марксизма и анархизма
в профдвижении. Коммунист при оценке событий всегда
исходит из класса. Он маневрирует революционными массовыми
величинами, он определяет линию поведения, оперируя
историческими категориями. Анархисты исходят при построении
тактики с точки зрения личности и в лучшем случае — с точки
зрения активного меньшинства. Поэтому каждый раз, когда
надо оценить новое положение, определить линию поведения
в этом бурном потоке событий, анархисты обращаются к своему
арсеналу постоянных и вечных истин и там черпают материал
для выработки своей тактики. Коммунист вырабатывает свою
тактику, исходя не из вечных формул, а из реальной жизни,
из классового столкновения сил, он изучает массовое
движение и намечает ту линию, по которой рабочая масса не может
не идти. Это столкновение двух мировоззрений, двух методов
подхода к массам и событиям мы видели на столкновениях
по вопросу о едином фронте, на отношении к революции вообще
и к русской революции в особенности.
Если события нарушают построения анархических теоретиков
или идут вразрез с той программой, которую выставляют,
скажем, революционные синдикалисты, они заявляют: «тем хуже».
Они считают настолько непоколебимыми свои построения, что
не считают нужным обращать внимание на прозу жизни. Поэтому
они играют второстепенную роль в мировом рабочем движении,
и поэтому там, где начинается революция, где массы приходят
в движение, анархизм сходит на десятое место и если проявляет
себя, то в виде индивидуальных экспроприации, набегов и проч.
Марксисты тем сильны, что они постоянно учатся. Они
никогда не скажут: «тем хуже для фактов», если их построения
опровергаются жизнью. Они готовы всегда выработать новую
тактику и новую линию, если их построения оказываются
неприменимыми на практике Этим объясняется растущее
влияние революционного марксизма в мировом рабочем
движении и этим можно объяснить, что мировая буржуазия видит
в Коммунистическом Интернационале и в коммунистических
партиях своего самого серьезного врага.

Анархизм и марксизм в массовом движении 859
Русская революция и развертывающаяся борьба за мировое
профдвижение показали, что анархизм является отражением
мелкобуржуазной собственнической стихии, направленной
против пролетариата, безжизненной и мертвой теорией,
которая тащит назад рабочий класс от стоящих перед ним
революционных задач.
Москва 15/Ш 1922 г.

€^
П. А. АРШИНОВ
Анархо-большевизм
и его роль в русской революции
Поражение русской революции, в ее основных
первоначальных замыслах, означает в то же время и поражение анархизма
в России. Правда, поражение это чисто физическое. Являясь
отражением высших стремлений трудящихся к свободе и
равенству, анархизм тем самым продолжает быть их застрельщиком,
авангардом их мысли и дела. Это — идеологически.
Фактически же, наряду с общим разгромом новой властью революционных
позиций и революционных рядов трудящихся, разгромлены все
силы анархизма, уничтожены все его практические начинания,
стерты все его основания. Пепел и прах остался там, где русские
анархисты пытались укрепить свободу и независимость труда.
Всякий анархист, болеющий за судьбы нашего движения,
должен твердо признать это и твердо разобраться в причинах этого
поражения.
Анархо-большевизм ни в какой степени не является
целостным политическим или социальным движением, проявлением
самостоятельной социально-политической мысли. Он, с одной
стороны, — прямой потомок того упадочного, ренегатского
настроения, которое началось в анархических рядах с поражения
русской революции 1905-1907 гг. Он, с другой стороны, — плод
ленинской демагогии. Разгром царизмом революции 1905-
1907 гг. заложил среди части русских анархистов
психологические предпосылки для ренегатства, для ухода от анархизма.
Ленин, стремившийся приспособить весь анархизм в его теории
и практике на служение большевизму, без малейшего
затруднения завладел этой, катившейся по наклонной плоскости,
группой. При этом он ловко использовал ее в том виде, в каком

Анархо большевизм и его роль в русской революции
861
он всегда стремился сочетать анархизм с большевизмом, т. е.
в форме анархизма, целиком служащего большевистской идее.
Таким образом, анархо-большевизм есть продукт ренегатского
сдвига среди части анархистов и демагогии Ленина. Рожденный
от таких начал, он, естественно, не мог иметь самостоятельного
назначения и бытия, а мог служить лишь средством в руках
большевизма. Однако, как средство, как некоторого рода рычаг
в руках большевизма, он сыграл свою, крайне вредную, роль
в русской революции.
Чтобы в своих дальнейших организационных и социально-
практических построениях и мероприятиях не впасть в лишнюю
ошибку, мы должны ясно и точно знать, какую именно роль он
сыграл в нашей революции.
* * *
Еще в момент разгрома революции 1905-1907 гг. некоторые
анархисты, преимущественно разночинцы по происхождению,
ренегировали. Для них, пришедших к анархизму с книжной
стороны, поражение революции явилось горькой действительностью,
начавшей легко подтачивать их анархические иллюзии. Под
влиянием этой действительности, незаметно, но неуклонно, день
за днем среди них создавалась тенденция ухода от анархизма.
Однако, многие из них своего ренегатства внешне не выказывали,
не имея еще ясного представления о своем новом пристанище.
Они продолжали находиться в анархических рядах, называться
анархистами и даже ударяться в анархические крайности
(безмотивный террор, экспроприации и т. д.). Но по существу они
являлись ближайшими кандидатами на выбытие из
анархических рядов и на вхождение в лоно той партии, которой
посчастливилось бы стать госпожой положения в стране. В душе они уже
уходили от анархических идеалов, стремясь пристать к новым
берегам. К каким? К признанию фактической силы.
Демократия вырисовывалась в то время, как фактическая
сила, которой принадлежит ближайшей будущее. И уклон
ренегатствующей части анархистов обозначился в сторону
демократии, притом не только в сторону революционной
демократии, представляемой марксизмом, но в сторону демократии
вообще. В результате этого уклона могли быть различные
сочетания ренегатов анархизма с демократическими элементами,
начиная с анархо-болыневизма и кончая анархо-либерализмом.

862
П.А.АРШИНОВ
И если бы вместо диктатуры большевизма, представляющего
левое крыло демократии, в России укрепился меньшевистский
или даже кадетский режим, ренегатствующая часть анархистов
несомненно докатилась бы до него и пошла бы ему в
услужение, создав вместо анархо-болыневизма анархо-меныпевизм
или анархо-кадетизм. Это подтверждается тем неустойчивым,
шатающимся положением, в котором, в дни керенщины,
находились многие из современных анархо-болыпевиков, из
которых иные явно стояли на стороне режима Керенского против
наступавшего большевизма, а иные занимали выжидательную
позицию.
Во время октябрьского революционного движения масс
в 1917 г. государственную власть захватила партия
большевиков — левое крыло демократии, — ставшая затем диктатором
в стране. И когда этот факт распространился и упрочился,
ренегатствующая часть русских анархистов пошла в услужение
большевизму. Причем некоторые из них, войдя в большевистскую
партию, порвали с анархизмом и по существу, и формально,
отказавшись от звания анархиста. Другие, признав полностью
большевистскую государственность, сохранили за собой название
анархистов и под этим именем встали на службу идей
большевизма. Эта часть ренегатов анархизма и образовала собою то, что
известно под нескладным именем «анархо-болыневизма». В
лице последнего мы имеем воплощенный в данной области идеал
Ленина, — мы имеем анархизм (конечно, это не анархизм, а его
извращение), целиком служащий большевизму.
По мысли руководителей большевизма, смысл и назначение
анархо-болыпевизма должны были состоять в том, чтобы от имени
анархического движения, от имени анархических идеалов
защищать и пропагандировать большевизм и его диктатуру. Как бы
широко и прочно не установил большевизм свою диктатуру, он
все же не может отрицать влияния идей анархизма на
трудящихся и не может не видеть того, что в иных случаях именем
анархизма можно добиться большего результата, нежели именем
большевизма. Как опытный хозяин в большом хозяйстве,
большевизм и постарался использовать это влияние и силу анархизма
приспособлением его идей на службу своей государственности.
Так создался анархо-болыневизм.
Своих мыслей, своих политических и революционных
положений, своей линии поведения в России анархо-болыневизм

Анархо большевизм и его роль в русской революции
863
не имеет. Он раболепно повторяет все социально-политические
лозунги и положения большевизма и раболепно их защищает.
В 1918 г. Ленин, в оправдание своей тактики, имевшей целью
во что бы то ни стало сохранить за собой власть, убеждал, что
Брест-Литовский мир с германским императорским
правительством есть ничто иное, как необходимая для русской революции
передышка. Анархо-большевизм рабски повторял за ним это.
В 1921 г. большевизм, после того, как затравил лучшие соки
русской революции, — разгромил махновщину, анархические,
максималистские и левоэсеровские течения и организации, —
начал свободно, без всякой угрозы со стороны уничтоженных им
поборников социальной революции, вводить новую
экономическую политику, представляющую собою восстановление
частнокапиталистической хозяйственной системы в стране. Этот свой,
предательский по отношению рабочих классов, шаг он назвал
вынужденным, представлявшим собою продолжение «бреста»1,
но лишь в другой, более обширной области. Анархо-большевизм
опять-таки с рабской угодливостью повторял за большевизмом
это изречение, сказанное на еще живом, но обескровленном
большевизмом, теле русской революции.
Сами большевики прекрасно знают, что движение махновское
есть подлинно народное и революционное движение. Однако,
по положению правящей государственной партии, они ведут с ним
истребительную войну и считают необходимым ложно чернить
его, наклеивая на него ярлык бандитизма. Анархо-большевизм,
вслед за большевизмом, распространяет вздорные басни о
кулацком и контрреволюционном характере махновщины. И если
в анархической среде России и заграницы по сию пору существует
хаотическое и извращенное представление об этом величайшем
революционном движении украинских тружеников, то виною
этого является прежде всего анархо-большевизм, который без
зазрения совести распространял и прививал в анархической среде
дикие выдумки большевиков о махновщине.
Точно также прекрасно знали большевики глубоко народный
и революционный характер кронштадтского движения в марте
1921 г. Однако, опять-таки по положению правящей партии,
против произвола и насилия которой движение и было направлено,
они затопили его в крови восставших революционеров и очернили
его контрреволюционным. Анархо-большевизм освятил и идейно
полностью поддержал это преступление большевиков.

864
П.А.АРШИНОВ
В течение всех лет русской революции анархо-большевизм
во всем является точным отголоском большевизма. Если сделать
сравнение между анархо-большевизмом и сменовеховством*,
то можно сказать, что они являются одинаковыми
прислужниками большевизма, пришедшими к нему хотя и с разных сторон,
но с одним и тем же желанием приспособиться к фактической
силе, стараясь это приспособление оправдать идейными
соображениями.
Роль анархо-болыневизма в русской революции безгранично
преступная. Больше чем кто-либо, он извратил анархическую
идею в угоду большевизму, тем самым дав последнему широкое
основание для уничтожения подлинного анархизма и
анархического движения в России. Именно он разлагал анархическую
мысль в массе, прививая ей, под видом анархизма, яд
государственности; он все время дезорганизовывал анархические ряды,
внося в них, под видом анархизма, большевистскую доктрину.
Большевизм, начавший действовать в России, как
государственная система, мог лишь физически вредить молодому
анархическому движению. Идейно он был не в силах разбить
его перед лицом широких масс трудящихся. В этом ему оказал
огромную помощь анархо-большевизм. От имени анархизма он
пропагандировал большевизм, защищая все практические
мероприятия его, черня и осуждая всякую тень оппозиции ему. Этим
он внес сумятицу в широкую революционную массу,
симпатизировавшую анархизму. Последняя, будучи не в силах разобраться
в том, где ей излагают подлинный анархизм, а где лже-анархизм,
сбивалась с толку; анархическая мысль, анархический порыв
в ней дробились. Этим же самым анархо-большевизм мешал
анархизму проявить яркую, цельную и сильную оппозицию
большевизму. В глазах масс анархизм постоянно перемежался
с анархо-большевизмом и производил впечатление силы
колеблющейся, половинчатой. В этом — одна из главных причин
того, почему анархизм организационно не связался достаточно
глубоко с широкими массами, и почему большевики всегда
так легко и безнаказанно громили анархические организации
* Течение среди части буржуазной и помещичьей интеллигенции, признающее
большевизм единственной законотворческой силой, способной, в настоящих
условиях, привести Россию к широкому национально-государственному
возрождению и укреплению.

Анархо-большевизм и его роль в русской революции
865
и анархические движения, безнаказанно убивали отдельных
поборников и борцов анархизма.
В отношении анархического движения роль анархо-болыне-
визма заключалась в том, что в то время, когда советская власть
душила это движение силою чека и военных дивизий, в это время
анархо-большевизм душил его, так сказать, словесно. Каждый
шаг, каждое выступление анархо-болыневизма представляли
собою сплошную атаку идей анархизма, различных его организаций
и их практических начинаний. Чем ярче и сильнее было то или
иное движение анархизма, тем злостнее были на падки на него.
Все формы и оттенки анархического движения в России, —
движение соединенного анархизма («Набат»), махновщина,
анархические и анархо-синдикалистские съезды и конференции, всякая
анархическая организация и чуть ли не всякий анархист, —
подвергались неизменной атаке со стороны анархо-болыпевизма.
В отношении рабочих классов, — пролетариата и трудового
крестьянства, — роль анархо-болыневизма заключалась в том,
что в то время, когда советская власть насильственно,
методами диктатуры, проводила свой политический и экономический
режим, в это время он именем анархизма направлял массы
под своды этого режима, освящая все его детали, прикрывая
и защищая всякий тиранический акт власти. Мрачная история
коммунистической диктатуры в России не имеет не одного
случая, когда бы анархо-большевизм протестовал против того или
иного акта власти. Нет, он всегда с рабской угодливость пел ей
гимны. Даже смертная казнь, в ужасающих размерах
применяемая большевикам на фронте и в тылу против сынов народа,
не шевельнула в нем ни одного мускула протеста.
* * *
Кажется невероятным, убийственным, такое чудовищное
явление, как анархо-большевизм, имело место в анархических
рядах. А между тем, оно ютилось именно в анархических рядах.
Все преступления анархо-болыпевизма совершались от имени
анархизма, в анархической среде, под знаменем анархизма.
Больше того, — по сию пору явление анархо-болыпевизма не вполне
определено и отсортировано в нашей среде. До сих пор некоторые
анархисты зачастую считают его своего рода фракцией
анархизма. В то же время сам анархо-большевизм по сию пору старается
не только остаться, но и закрепиться под знаменем анархизма.

866
П.А.АРШИНОВ
В силу чего, однако, эта чисто большевистская организация
смогла осесть в анархической среде, эксплуатировать идеи
анархизма, трепать его знамя?
Главным образом, в силу того, что анархическая среда
неорганизованна, распылена. Неорганизованность эта так въелась
в наше обыкновение, что пока отдельные анархисты сделали
боевую перекличку, проверили боевые позиции и боевые пароли,
анархо-болыпевизм успел осесть в анархической среде и
проделать свою преступную работу. К счастью, эта преступная работа
его велась тоже крайне неорганизованно. За все время революции
анархо-болыпевизм ни разу не выступил объединенными
силами. Это соответствует нашему положению о том, что он
является не самостоятельным социально-политическим движением,
а продуктом большевистской демагогии. Лишь последнее время
наблюдаются попытки объединить и координировать действия
всех анархо-болыневиков, делаются попытки вновь и вновь
разложить революционные ряды анархизма, чтобы в конечном счете
привести весь анархизм на службу большевизму.
Мы уверены, что на этот раз анархо-болыпевизм постигнет
большая неудача, чем раньше.
Опыт русской революции повелительно учит анархистов
смыкать свои ряды в революционно-боевом порядке и иметь
руку твердую.
Лицо и назначение анархо-болыпевизма выяснены. Анархисты
всех стран проявят в отношении его необходимую твердость и без
излишней сентиментальности укажут ему его настоящее место.
К вопросу об анархо-большевизме
и его роли в революции
В свое время нами были даны в русской и иностранной —
анархической и синдикалистской — прессе предупреждения
относительно разного рода «анархо-болыневиков», прибывших
заграницу и проявивших или же предпринимавших здесь ту или
иную деятельность в рядах анархистов.
На почве этих предупреждений возник ряд инцидентов,
последний из которых вынуждает нас дать по делу более про-

К вопросу об анархо-большевизме и его роли в революции
867
странное разъяснение и предложить на суд товарищей как
обстоятельства возникшего конфликта, так и создавшееся ныне
положение вещей.
Какое бы направление ни приняло в дальнейшем данное
дело, — мы считаем необходимым, чтобы оно теперь же
подверглось обсуждению широких анархистских и синдикалистских
кругов. В этих целях мы опубликовываем имеющийся в нашем
распоряжении материал.
Полное, всестороннее выяснение роли анархо-болыневизма
в русской и мировой революции есть, конечно, дело будущего.
Оно требует особых исследований, которые, вероятно, не заставят
себя долго ждать.
В настоящей же — сравнительно небольшой т— заметке мы
лишь сжато отметим основные положения и факты.
1. Водворение большевистской диктатуры на развалинах
русской революции и различных социалистических и
революционных партий и течений привело, естественно, к явлению самого
широкого ренегатства, — тем более, что ренегатство это могло,
в данном случае, прикрываться и даже кичиться видимостью
истинной революционности.
Не избежал этого явления и анархизм.
2. Ренегатство анархистов в русской обстановке проявилось
в двух основных формах: а) прямой переход в коммунистическую
партию; и б) стремление приспособить весь анархизм, — внешне
не порывая с ним, — на служение большевизму, его идее и
практике. Этот второй вид ренегатства дал начало так называемому
«советскому анархизму» или «анархо-болыпевизмуж
3. Роль анархо-болыпевизма в русской революции гибельна
и преступна. Он оказал большевистской диктатуре большую
услугу, чем прямое вступление анархистов в коммунистическую
партию. Он делал то, чего не мог выполнять сам большевизм
непосредственно: он разлагал молодое анархическое движение
в России, выдавая за анархизм чисто большевистскую идею
и практику (в то время, как голос подлинного анархизма был
задушен); он помогал большевизму порабощать рабочие и
крестьянские массы, освящая и защищая перед ними от лица анархизма
всю теорию и всю государственную деятельность большевизма:
он чрезвычайно ослабил подлинное анархическое движение
в России, поставив его в самое тяжелое положение, пытаясь
грязнить и бить его на каждом шагу; он развязал большевикам

868
П.А.АРШИНОВ
руки в их жестоком преследовании анархизма и
санкционировал все эти преследования от лица анархизма же; он нанес удар
анархическому движению за границей, внеся значительное
разложение и в его ряды.
4. В то время, когда большевизм рукою чекистов и
красноармейцев душил во всех частях России подлинных и выдающихся
анархистов, анархо-болыыевизм старался душить их идейно, —
так, чтобы и самая память о погибших мучениках анархизма
оказалась растоптанной. Перед широкими массами рабочих
и крестьян он доказывал (в то самое время, когда подлинная
анархическая печать была задушена и молчала), что в
настоящее время линия чистого анархизма утопична, вредна, а потому
контрреволюционна. Он призывал массы к полному признанию
большевистской диктатуры, рисуя им во враждебном виде
идеологию всех прочих учений, в том числе и чистого анархизма.
5. Фактически анархо-большевизм являлся особой
большевистской организацией, деятельность которой поощрялась,
направлялась и контролировалась правительством. Инспирируемая
правительством, или же по прямому поручению последнего,
эта организация производила беспрерывные атаки на
анархическую идею, анархическую мысль и анархические
организации. Центральным занятием таких анархо-болыневиков, как
Рощин, Новомирский, Александрович и др., было разъезжать
из города в город и читать в анархических клубах лекции. Эти
лекции являлись по существу ничем иным, как более или менее
прикрытой ожесточенной атакой против самой идеи анархизма.
И делалось это в то время, когда вооруженная рука
большевистского милитаризма беспощадно расправлялась с анархическими
организациями и отдельными анархистами, защищавшими знамя
анархизма, а также давила широкие беспартийные массы
рабочих и крестьян, пытавшихся добиться в социальной революции
подлинных прав себе. Цезаризм2 большевиков действовал, огнем
и мечом подчиняя своей воле всех непокорных, бунтующихся,
стремящихся к независимости рабочих и крестьян.
Анархо-большевизм освящал и защищал эти действия. В русской революции
тот и другой органически срослись, составив один фронт против
всех несогласных с идеей большевистской диктатуры.
6. Этот единый фронт большевизма и анархо-болыпевизма
начался с момента октябрьского переворота и тянется до
настоящего времени через всю русскую революцию, оставляя за собой

К вопросу об анархо большевизме и его роли в революции
869
на всем ее протяжении кровавый след ее защитников. Русские
анархисты, оставшиеся верными анархизму, испытали этот
фронт на себе. День за днем, год за годом они несли кровавые
жертвы на этом фронте. Не в абстракции, а на их живом теле,
на удушенных жизнях многочисленных анархистов история
записала, что за все гонения, преследования, истребления
анархистов анархо-болыпевизм ответствен в одинаковой степени
с большевизмом. Постоянно и повсеместно большевистские
власти, арестовывая анархистов, ссылались, в оправдание своих
действий, на анархо-болыпевиков — Рощина, Гейцмана, Ново-
мирского, Сандомирского, Алейникова, Шатова, Гордина и
других, называя их истинными революционерами, а преследуемых
товарищей контрреволюционерами и бандитами. И тем жесточе
расправлялась они с последними под прикрытием первых.
7. Русские революционные анархисты приняли этот фронт
и сделали из него неизбежный, неумолимый вывод: не только
считать анархо-болыпевиков ответственными за все действия
большевистской власти, но и противопоставить им, как и
большевикам, революционно-боевой фронт со всеми его последствиями.
Начало этого фронта, этой борьбы намечается еще в 1919 году,
когда появились резолюции Елисаветградского Съезда
Анархистских Организаций Украины «Набат», затем — «Открытое письмо
Гроссману-Рощину»Б. Стоянова, а затем — прозвучал общий голос
многих анархических организаций, призвавших необходимым
вести активную борьбу с анархо-болыневизмом. Если эта борьба
не приняла в дальнейшем более резких и широких форм, то лишь
в силу того обстоятельства, что анархическое движение,
анархические организации и анархическая печать были раздавлены
большевистским правительством — с помощью анархо-болыпевиков.
8. Из создавшегося, таким образом, положения вещей
вытекало, что в отношении всякого анархо-болыпевика анархисты
не могли оставаться нейтральными. Они вменили себе в
обязанность — во всяком месте и во всякое время принимать меры
революционной предосторожности и, по возможности,
обезвреживать врага. Где бы ни появился тот или иной анархо-боль-
шевик, — всякий анархист, всякая анархическая организация
должны немедленно призвать к осторожности и принять меры
к его обезвреживанию. Таково общее правила, к которому
привел русских анархистов опыт четырехгодичного единого фронта
большевизма и анархо-болыпевизма против анархизма.

870
П.А.АРШИНОВ
9. Соблюдение этого правила необходимо также для
анархистов Европы и Америки — быть может, еще более, чем для
находящихся в России, ибо анархо-болыпевизм, почти
неизвестный заграницей, имеет обыкновение натягивать на себя старые
анархические одежды и ложно выдавать себя за подлинный
анархизм. При этом, оттенки и приемы анархо-большевизма (как
и большевизма) — очень разнообразны. Многие из этих оттенков
и приемов настолько тонки и замаскированы, что легко вводят
в заблуждение неосведомленных. Большевики стремятся и умеют
использовать в борьбе всякую близость к ним, всякую мягкость
к ним со стороны анархистов. (Если некоторые товарищи
полагают, что мы преувеличиваем и придаем делу чересчур большое
значение, то пусть поинтересуются теми средствами и силами,
какие затрачиваются большевиками на работу по разложению
гораздо менее вредного и опасного для них русского
монархического движения и монархических организаций заграницей.
Несомненно, на борьбу с анархизмом и синдикализмом, на задачу
их разложения и «приручения», как более опасных, большевизм
затрачивает гораздо большие усилия).
10. Группа Русских Анархистов в Германии, многие члены
которой прошли суровую школу в русской революции, с самого
начала считала себя обязанной стоять на боевом посту против
большевизма и его детища — анархо-большевизма. Она всегда
отдавала себе ясный отчет в том, что большевистское правительство
не преминет в ближайшем же времени повести многостороннюю
борьбу как против начатого дела разоблачения большевизма
заграницей, так и против все увеличивающейся тенденции
анархизма и синдикализма к разрыву с большевизмом. Мы прекрасно
понимали, что в этой борьбе большевистское правительство
не остановится ни перед какими средствами и возможностями
влияния, разложения, одурачения и т. п.
Поэтому, когда группа получила из России первые сведения
о том, что большевистское правительство предполагает
переправить заграницу ряд анархо-болыпевиков, дав им различного
рода поручения на предмет борьбы с подлинным анархистским
и синдикалистским движением, — она сочла своим долгом
принять свои меры. <...>
11. Первое предупреждение Группы (летом 1922 г.) касалось
Германа Сандомирского. Второе — провокаторов Штейнера
и Рыжина.

К вопросу об анархо большевизме и его роли в революции
871
Третье — известного ренегата русского анархизма Иуды
Гроссмана-Рощина.
В связи с этим, третьим, предупреждением возник инцидент,
вынуждающий нас к более основательному освещению дела.
12. Жизнь и деятельность Гроссмана-Рощина в России
за годы революции протекала частью в приемных
Луначарского, Каменева и других большевистских вельмож, а частью
в ожесточенных нападках на анархизм и его борцов. Те, кто
наиболее активно и мужественно защищали анархическое
движение в России, подвергались наибольшим нападкам
и хуле со стороны Рощина. Многочисленные борцы русского
анархизма, гниющие сейчас в большевистских тюрьмах,
когда-нибудь расскажут полную историю борьбы, которую им
пришлось выдержать с этим анархо-болыневиком. Более ретивого
и утонченного анархо-еда, чем Рощин, большевики за все время
революции не имели. Всякое активное, подлинно-анархическое
начинание в России неизбежно подвергалось с его стороны
ожесточенному нападению. Укажем на его отношение к молодому,
много-обещавшему «набатовскому» движению на Украине,
затем к махновщине, к анархическим съездам, к каждой
анархической организации, не стоявшей на платформе признания
«советской власти». Всем этим явлениям русского анархизма
Рощин неизменно выносил смертный приговор, причем, чем
активнее и энергичнее было то или иное анархическое
движение, тем злее бывал его наскок.
13. Всё это нам, русским анархистам, близко известно по
каждому дню анархической работы в России. Всё пагубное влияние
такого рода ренегатов на положение там анархистов, вся
разлагающая роль их в русском анархическом движении, вся
бессмысленная затрата сил и времени на борьбу с ними, — всё это
въелось нам в самые кости.
Вполне естественно, что когда мы получили извещение о
выезде Рощина заграницу, мы отдавали себе полный отчет в том,
с чем и для чего может он ехать из России. Основываясь на всем
его прошлом, мы прониклись полной уверенностью в том, что
он несомненно имеет задачей вредить анархическому и
синдикалистскому движению заграницей и, в частности, чернить
и парализовать деятельность русских анархистов. И, принимая
во внимание неосведомленность огромного большинства
анархистов заграницей, — неосведомленность, давшую уже немало

872
П.А.АРШИНОВ
отрицательных результатов, — мы сочли своей обязанностью
предупредить товарищей.
14. Что касается выдвинутых против Рощина фактических
данных, то основанием их служат свидетельские показания ряда
наших товарищей, некоторые из коих известны своей работой
в анархическом движении, начиная с 1905-6 годов.
Так, тесное сотрудничество Рощина с советской властью
и принятие им на себя секретных и ответственных поручений
последней весной 1910 г. неопровержимо устанавливается данными
товарища П. Аршинова, которого в неточности или в пристрастии
никто, — в том числе и Рощин, — обвинить не может. <...>
Анархизм и диктатура пролетариата
(Доклад Конференции анархо-комм.
Групп Сев. Америки и Канады)
Предисловие
Со времени выхода в свет «Организационной платформы»
(1926 г.)1, на меня с разных сторон посыпались обвинения в
стремлении большевизировать анархизм, подменить его безвластную
природу властническими положениями. «Дело труда» — орган,
взявший на себя миссию подвести под анархизм
классово-пролетарскую и революционную базу и стремившийся создать на этой
базе рабочую анархо-коммунистическую партию, рассматривался
большинством старых анархистов, как орган политического, т. е.
государственного анархизма.
За пять с лишним лет редактирования мною «Дела труда»
(с 1925 по 1930 г.) расхождения между мною и традиционной
анархической средою достигли крайней степени. Они касались,
главным образом, вопроса диктатуры пролетариата в переходный
период. На почве этих расхождений в некоторые страны (Испания,
Болгария) было дано предупреждение не печатать мои статьи, как
развивающие идею пролетарского государства. Ряд товарищей
потребовали от меня объяснения, дабы широкая анархическая
среда точно знала существо поднятого мною спора и не питалась бы
отрывочными заметками или разными ложными слухами.

Анархизм и диктатура пролетариата
873
Всё это, а также мои теоретические и практические
заключения, выведенные из анализа анархического движения разных
стран, вынуждают и обязывают меня открыто выступить перед
анархической средой с моим мнением по вопросу о диктатуре
пролетариата в революции.
П. А.
Критикуя проект Организационной Платформы, выпущенный
нами в 1926 г., Энрико Малатеста, между прочим, писал: «Этим
товарищам не дают покоя успехи большевиков в их стране; они
хотели бы, на подобие большевиков, соединить всех анархистов
в своего рода дисциплинированную армию, которая, под
идеологическим и практическим руководством нескольких вождей,
пошла бы компактной массой на штурм существующего
капиталистического строя и которая, победив физически, руководила бы
строительством нового общества».
Малатеста жестоко ошибся, объясняя партийной завистью мои
попытки создать анархическую партию и направить
анархическое движение в русло активной классовой борьбы и классовой
пролетарской революции. В 1927 г. он счел возможным
упрекнуть нас в поспешности в деле социальной революции. Между
тем, идея соц. революции, как практическая задача дня, свыше
полувека тому назад была выдвинута Бакуниным, поддержана
затем Кропоткиным и другими революционными анархистами.
Анархизм в рабочих массах вырос именно на идее социальной,
т. е. окончательной и последней революции, которая приведет
к окончательной развязке спор между трудом и капиталом.
Не будь у анархизма этой идеи, не было бы и рабочего анархизма,
как одной из форм революционного движения пролетариата.
Была бы незначительная каста анархиствующих литераторов
или философов.
Смешно и глупо, поэтому, говорить о какой то зависти там, где
вопрос шел о жизни и смерти социальной революции и о нашей
роли в ней. <...>
Как понимали рабочие анархизм и что они ждали от него?
Прежде всего, рабочие видели в анархизме революционное
учение, разоблачавшее до конца ложь буржуазного
парламентаризма и звавшее массы к непосредственной и решительной
борьбе с капиталистическим строем. Их привлекала в ряды
анархизма резкая критика буржуазно-капиталистического об-

874
П.А.АРШИНОВ
щества, критика его государства и лживой морали демократии.
Привлекала их идея свободной личности труженика, которая
лишь при коммунистическом обществе сможет получить
необходимые условия для своего полного и интегрального развития.
Но, главное, что они больше всего ценили в анархизме, — это
его боевые призывы к ниспровержению буржуазии, к
социальной революции. Потому они и шли к анархизму, что
узко-политическая программа социал-демократии не удовлетворяла
их революционных порывов, разочаровывала и отталкивала их.
В анархизме они видели выражение подлинно-революционной
воли пролетариата. Осуществление этой воли они видели в
ниспровержении классового капиталистического строя и замене
его анархо-коммунистическим обществом. Как это должно было
произойти, — об этом анархисты того времени писали мало.
Разумелось, что если революция охватит широкие массы рабочих
и крестьян и пойдет по анархическому пути, то буржуазный
строй без труда будет низвергнут и на его месте революционные
массы создадут новый коммунистический строй.
Горя страстным желанием победить и царизм и буржуазию,
рабочие-анархисты массами гибли в революции 1905-6 гг. от рук
врага. Это свое страстное желание они пронесли через годы
реакции, последовавшей за разгромом революции, и с этим же
желанием они вступили в революцию 1917 г. И, странно
слышать, как теперь, в 1927 г., один из ветеранов международного
анархизма — Э. Малатеста заявляет о нашем «нетерпении»,
о нашей «зависти» к большевикам. Думать и говорить так, —
значит не знать, чем рабочие больше всего жили, находясь в рядах
анархизма. И этим незнанием и непониманием болеет не только
Малатеста, но большинство теоретиков современного анархизма.
В 1926 году, стремясь подвести организационную базу под
распадавшееся во всех странах анархическое движение, мы
предложили Организационную Платформу. На основе рабочих
советов, профсоюзов и кооперации, мы стремились обосновать
конструктивный анархизм. На основе однородной программы,
единой идеологии и единой тактики мы стремились объединить
анархические силы в обще-анархическую организацию —
рабочую анархо-коммунистическую партию. И почти все видные
работники русского и международного анархизма отнеслись
к нашему предложению сугубо отрицательно.
Каковы же мотивы такого отношения?

Анархизм и диктатура пролетариата
875
Боязнь организованности, боязнь коллективного действия
и коллективной ответственности в революции и затем боязнь
классовости — вот что толкало руководителей анархизма
отвергнуть наш организационный план. По поводу этого плана
высказались и Луиджи Фабри, и Себастьян Фор, и Макс Неттлау,
и Малатеста, и Волин и М. Корн, и многие другие теоретики
анархизма. Все они сходились на отрицании классовости в анархизме,
на общечеловеческом характере последнего. В рассуждениях всех
их по поводу Платформы звучат не пролетарско-революционные
ноты, а — наоборот — ноты упадническо-демократические, в
которых выражен разрыв с революционно-классовым началом.
Разрыв между анархизмом и реальными потребностями
революции произошел давно и последнее десятилетие достиг
катастрофических размеров.
Русская революция 1917 г. явилась первым генеральным
испытанием для анархизма. Из области общих лозунгов социальная
революция вступала в область практического осуществления.
Необходимо было претворять ее в плоть и кровь. Необходимо было
ответить на жгучие вопросы «сегодняшнего» и «завтрашнего» дня
социальной революции. Необходимо было указать ближайшие
этапы ее развития. Необходимо было предложить конкретный
план ее осуществления и укрепления. Всё это необходимо было
тем более сделать, что в 1917 году народилась новая сила,
поставившая социальную революцию в порядок дня — большевизм.
Последний выдвинул свою формулу социальной революции,
которая во многом отличалась от формулы традиционного
анархизма. Спор между анархизмом и большевизмом пошел о путях
революции, о методах ее осуществления и защиты. И я считаю,
что именно на этой почве анархизм понес жестокое поражение,
от которого никак не может оправиться и последствием которого
является упадок анархического движения по всех странах.
В самом деле, — большевистская формула социальной
революции, изложенная в брошюре Ленина «Государство и
Революция», — чрезвычайно проста и ясна: капиталистические классы
и их государство ниспровергаются, собственность их отбирается
в общенародное достояние, но физически и социально
эксплуататорские классы остаются со всей силой своего сопротивления,
со своими стремлениями и попытками реставрировать
низвергнутый капитализм. Для подавления этого сопротивления и этих
попыток победивший в революции рабочий класс создает систему

876
П.А.АРШИНОВ
диктатуры, которая защищает революцию на весь период
социалистического строительства, вплоть до момента, когда буржуазия
перестанет существовать как класс.
Эту формулу социальной революции анархисты отвергли. Они
исходили из той мысли, что создание в революции диктатуры,
как государственной системы рабочего класса, неизбежно
приведет к делению самого рабочего класса на властвующих и
подчиненных, вызовет к жизни привилегии и монополии и возродит,
таким образом, прежний строй политического и социального
неравенства, против которого боролся порабощенный рабочий
класс.
Формула революции, выдвинутая анархистами, сводилась
в общих чертах к следующему: рабочий класс и крестьянство
совершают социальную революцию. Под руководством своих
экономических организаций они создают социальный порядок,
построенный на началах товарищеского сотрудничества и
направленный к полному коммунизму. Какое бы то ни было
общественное и государственное насилие в этом строе не может иметь
места даже в отношении вчерашних классовых врагов. Насилие
может быть употреблено лишь в процессе борьбы с врагом, явно
нападающим на революцию, но для таких случаев не нужно
создавать никаких постоянных органов защиты революции,
вроде государства, армии и т. п. Если, например, низвергнутые
господствующие классы прибегнут к заговору и нападению
на революцию, то рабочие и крестьяне организуют
революционную самооборону на местах и справятся с любым заговором,
с любой опасностью, не прибегая к органам государственной
власти. Анархисты стремятся к безвластному обществу и это
безвластное общество они должны строить безвластными
методами, не допуская насилия даже в отношении низвергнутых
эксплуататорских классов.
Таков анархический план социальной революции, который
и до сих пор остается неизменным для подавляющего
большинства анархистов всех стран.
Но еще в 1917 г. мы сознавали недостаточность этого плана.
Теперь, по прошествии 14-ти лет после низвержения капитализма
в России, обнаруживается полная его несостоятельность,
утопичность и химеричность. То ожесточенное сопротивление, которое
в течение всех этих лет капиталистические классы оказывали
социальной революции в России, говорит, что революционное

Анархизм и диктатура пролетариата 877
1.
низвержение буржуазии далеко еще не означает
окончательной победы труда над капиталом. За низвержением буржуазии
следует ее бешенное наступление на революцию, и вопрос
заключается в том, как удержать низвергнутые эксплуататорские
классы в железных руках пролетариата, дабы спасти революцию
от возможного разгрома и избежать несколько лишних лет
гражданской войны. <...>
Основная и роковая ошибка анархизма состоит в
неправильном понимании им природы нынешнего классового общества,
главным образом, в неправильном понимании классовой природы
буржуазии. А отсюда у анархистов неправильное представление
о сопротивляющейся силе буржуазии и далее, — неправильная
и недостаточная тактика в борьбе с этой буржуазией за новый
пролетарский мир.
Господствующий класс капиталистического общества вырос
и живет исключительно на основе порабощения и эксплуатации
широких масс труда. <...> Буржуазия мобилизует все свои силы
для разгрома победившей революции. Она будет неистощима
в придумывании различных средств нападения на пролетариат.
Она не откажется ни от одной возможности взорвать революцию.
К ее услугам будет не только международный, но и внутренний
капитал, который в разных формах и разными путями будет
собираться в руках буржуазии. Наступающая контрреволюция
прибегнет к крайним мерам борьбы, — к физическому
истреблению передовых частей пролетариата, к лжи и провокации,
используя при этом лжесоциалистические идеи
оппортунистических социалистов.
Серьезных революций без контрреволюций не бывает. Самая
ожесточенная контрреволюция будет та, которую организует
капиталистическая буржуазия против победившего пролетариата.
Строй пролетариата, на другой день после социального переворота
неминуемо окажется осажденной крепостью, которую местная
и международная буржуазия подвергнет ожесточенной атаке. <...>
Можно ли в таких условиях или в предвидении таких условий
говорить о бесклассовом обществе на другой день социального
переворота? Безусловно, нет. На другой день переворота, хотя
и социального, классы останутся, хотят этого анархисты или
нет. Останется и классовая борьба.
Анархическое безвластие в этот момент будет использовано
буржуазией в целях организации своих сил для разгрома рево-

878
П.А.АРШИНОВ
люции. Пролетариат России это чуял, поэтому он, в огромной
массе своей, пошел не за анархистами, а пошел по пути
организации классового господства труда над капиталом. И теперь,
в свете протекших 14-ти лет постоянных нападений на русскую
революцию и организованного отражения этих нападений, мы
видим, что он был вполне прав.
Итак, анархический тезис безвластия на другой день
социального переворота оказывается ошибочным, противоречащим делу
успешного завершения классовой борьбы, после социального
переворота.
Учитывая всю силу наступления эксплуататорских классов
на революцию, революционный пролетариат должен будет
с первого же дня переворота создать предупредительную систему
защиты революции. Эта система может быть выражена только
в форме диктатуры пролетариата. <...>
Многие анархисты утверждают, что идея диктатуры
пролетариата противоречит анархизму. Но мы видели, что в период
ломки старого строя и построении нового, диктатура
пролетариата неизбежна. К ней пролетариат вынужден будет прибегнуть
под угрозой контрреволюции буржуазии. Если пролетариат не
установит своевременно системы своей диктатуры, то буржуазия
установит диктатуру над пролетариатом. Иного выхода нет.
Революционный анархист не должен отступать перед тем фактом,
что система диктатуры означает систему власти и, следовательно,
противоречит анархической теории безвластия. Следует всегда
помнить о том, что и самые лучшие теории должны проходить
через контроль жизни. Анархическая теория бесклассового
и безвластного общества на другой день социального переворота
потерпела полное поражение, и в этом надо открыто сознаться.
В споре о роли пролетарского государства в революции прав
оказался Маркс и Ленин, а не Кропоткин. Должно, однако,
заметить, что и Кропоткин к идее пролетарского государства,
в том смысле, как эту идею разработал Ленин в брошюре —
«Государство и Революция» — относился, по свидетельству Вл.
Бонч-Бруевича, сочувственно*.
Что касается Бакунина, то мысль о революционной
(пролетарской) диктатуре и ее необходимости он не раз высказывал
* См. об этом — «Мои воспоминания о П. А. Кропоткине»Бонч-Бруевича,
напечатанные в № 4 и 5-м журнала «Звезда», за 1930 год.

Анархизм и диктатура пролетариата
879
в своих произведениях, между прочим, в «Революционном
катехизисе». А как революционный практик, понимавший
обстановку и условия революционной борьбы, не останавливался
перед осуществлением ее на практике, конечно, к ограниченных
размерах революционных групп. Но не надо забывать, что в годы
Бакунина масштаб и характер революционной борьбы были не те,
что теперь, и проблема пролетарского государства, как метода
защиты социальной революции, тогда еще не определилась так
неотступно-жгуче, как в наши дни.
Современные анархисты в массе своей отказались признать
эпоху диктатуры пролетариата, как историческую неизбежность.
Этим они оторвали себя от процесса социальной революции и
обрекли на бесплодное прозябание в своих малочисленных группах.
Это отчетливо видно на судьбе русских анархистов. Несмотря
на их самоотверженность, на бесчисленные жертвы, понесенные
ими в революциях 1905-1906 гг. и в 1917 г., несмотря на
необычайный революционный подъем рабочих и крестьян,
устремлявшихся к социальному перевороту, русские анархисты не создали
ни в рабочей, ни в крестьянской среде сколько-нибудь прочного
анархического движения, не оставили следов своих идей.
Встав в оппозицию к идее диктатуры пролетариата, они
не противопоставили этой идее ничего самостоятельного и
серьезного, что могло бы организовать массы на анархической
платформе и повести их по анархическому пути. И не удивительно:
даже между собою анархисты никогда не могли договориться
до чего-либо определенного и однородного ни в идеологической,
ни в практической области. <...>
Причиной слабости и неуспеха анархизма в социальной
революции было:
1) Отсутствие у анархистов правильного представления о
классовой структуре капиталистического общества, следовательно,
отсутствие у них классового подхода и классово-революционного
метода в отношении этого общества; 2) отсутствие у анархистов
обшей идеологии и тактики, общей практической программы,
и 3) отсутствие у них общей организации.
Без ясно выраженной цели, без программы, без разработанных
путей революции и без общей организации, анархизм,
естественно, должен был понести поражение в борьбе, где решалась судьба
двух миров — старого и нового. И эта участь ждет анархизм
во всех прочих странах, поскольку анархисты не освободятся

880
П.А.АРШИНОВ
от ошибочных положений по важнейшему вопросу о роли
пролетарского государства в переходный от капитализма к
коммунизму период.
Прошло 14 лет со времени поражения анархизма в России.
И за это время анархисты не только не поправили своих
позиций, но, наоборот, — еще более их ухудшили, утеряв ту степень
революционности и классовости, которую анархизм имел в дни
октябрьского переворота. Это особенно видно на их отношении
к советскому строю в СССР. Мне неоднократно приходилось
писать и говорить о том, что анархическая критика советского
строя и социалистического строительства в СССР всегда должна
носить революционный, подлинно-социалистический характер
и не имеет ничего общего с критикой, которую ведут враги
социальной революции. Между тем, многие видные анархисты
к критике советского строя подходят с точки зрения буржуазной
демократии. Последняя для них несомненно является более
близкой общественной формой, нежели строй рабочего государства.
Укажем, например, на М. Неттлау. В своих «Впечатлениях в
революционной Испании», он прямо заявляет, что общественными
событиями, имевшими прогрессивное значение для человечества,
были: — «Русская мартовская революция 1917 г.,
революционные события 1918-1919 гг. в центре Европы и великая перемена
в Испании 1931 г., в апреле-месяце».
Революции со «специальными социальными целями», т. е.,
классовые революции, он отвергает как приводящие к диктатуре.
Такими революциями он считает Парижскую коммуну в марте
1871 г. и Октябрьскую революцию в России в 1917 г.*
Из уст авторитетного анархиста, имеющего международное
значение, мы слышим осуждение классовой пролетарской
революции и похвалу общенациональной, т. е. буржуазной
революции. В другом месте, протестуя против диктатур, в частности,
против диктатуры большевизма в СССР и против возможной
диктатуры социал-демократии в Зап. Европе, он пишет: «Нет
никакого выхода из этого положения, кроме разумного и
честного соглашения между всеми сторонниками недиктаторских,
свободных и добровольческих форм социализма, анархизма,
социал-реформизма»**. Здесь мы имеем проповедь соглашения
* «Рассвет».
** «Пробуждение» № 11.

Анархизм и диктатура пролетариата
881
с социалистами и социал-реформистами, направленного против
революционной диктатуры рабочего класса во имя буржуазной
демократии.
М. Неттлау не один. Наоборот, анархистов с подобным
уклоном становится все более и более. И эта эволюция в сторону
буржуазной демократии не случайна. Она проистекает из того, что
международный анархизм в эпоху социальной революции не смог
запечатлеть определенных революционных позиций, которые
позволили бы пролетариату одержать победу над буржуазией.
Состояние беспочвенности и бездорожья в такой
ответственный момент распылило волю анархистов и толкнуло наиболее
слабые натуры вправо от линии суровой борьбы за социальную
революцию.
Характерным для состояния беспочвенности и бездорожья
является последний конгресс Французского Юниона ан.-ком.,
состоявшийся 17-18 окт. 1931 г. Все заседания конгресса были
посвящены частью выяснению того, что можно считать
принципами анархизма, а частью вопросам внутреннего строения
Юниона, амнистия и отношению анархистов к синдикализму
и кооперации. Вопрос о революционной классовой борьбе, с
характере грядущей революции и ее путях, совсем не был затронут.
И это в эпоху социальной революции, в дни, когда в борьбе труда
с капиталом мир шатается!
* * *
Подобно русскому анархизму, несет поражение и анархизм
в Испании, но размеры этого поражения значительно крупнее
и последствия его более катастрофичны для всего
международного анархизма.
Свое поражение в России анархисты могли оправдывать слабой
подготовленностью в предреволюционный период, слабой
организованностью своих рядов и затем репрессиями государственной
власти, хотя, как мы видели выше, главная причина неуспеха
анархизма в России лежала не в этом, а в нем самом.
Испанский анархизм в оправдание своего бессилия не может
привести этих доводов. <...>
* * *
Не будем осуждать прошлое рабочего анархизма. Находясь
в рядах анархизма, рабочие анархисты, как испанские, так ирус-

882
П.А.АРШИНОВ
ские, — вторые особенно в период борьбы с царизмом, сослужили
определенную службу делу освобождения рабочего класса. Они
бросили вызов капитализму, разоблачили ложь и лицемерие
буржуазной демократии, указали пролетариату путь прямой,
непосредственной борьбы с капитализмом, шли в первых рядах этой
борьбы, жертвуя своей свободой и своей жизнью. Революционный
пролетариат это ценил и этого не забудет. Но подойдя к высшей
и наиболее критической стадии социальной борьбы — к задаче
создания пролетарского социалистического строя, анархисты
оказались бессильными практически разрешить эту задачу, ввиду
противоречия идеи анархического безвластия с железной
необходимостью властно подавлять классовых врагов пролетариата
и властно защищать строй пролетарского социализма.
Резюмирую:
Дабы и на высшей, критической стадии социальной революции
остаться подлинными и полными революционерами,
анархистам необходимо преодолеть указанное противоречие, т. е. им
необходимо признать исторически неизбежной и необходимой
эпоху диктатуры пролетариата. Им необходимо в то же время
радикально изменить свое отношение к пролетарскому
государству СССР, которое является зародышем нового мира — мира
освобожденного труда. Они должны вступить в тесный контакт
с этим государством и помогать ему в его борьбе с темными силами
старого мира и в построении нового социалистического общества.
Октябрь 1931 г.

«^
<БЕЗ ПОДПИСИ>
Крах анархизма
Письмо в редакцию1
К анархизму я примкнул в конце 1906 г., пробыв перед тем
два года и рядах рабочей социал-демократической
большевистской организации. Лишь в 1931 г., после 25 летнего активного
участия в русском и заграничном анархическом движении,
я заявил о своем разрыве с анархизмом и о возвращении в лоно
большевизма.
Почему именно в 1931 г., а не в 1917-18 гг.?
Макс Неттлау, знаменитый историограф анархизма, в своей
статье — * Возвращение П. Аршинова домой» пишет по этому
поводу: «Я считаю Аршинова одним из тех, кто никогда не был
анархистом, кто пришел в наши ряды в 1906 г, когда широкая
революция, рабочая борьба анархистов-террористов привлекала
его больше, чем рассчитанная и дисциплинированная тактика
большевистской партии, к которой он принадлежал. По той или
иной причине, он упустил вернуться к большевикам в 1917 г.,
когда он уже видел их материальные успехи и когда анархисты
были устранены. Он возвращается к ним в 1931 г., и
единственные слова, которые можно сказать ему теперь, таковы:
«счастливого пути». («Пробуждение» № 23-27, Детройт, Сев. Америка).
Факт моего ухода от анархизма в 1931 г., а не раньше и не
позже, объясняется тем обстоятельством, что лишь к этому времени
я исчерпал себя как анархист. Опыт и анализ русских
революций 1905-1907 гг. и 1917 г., революций в Италии, Германии
и, наконец, в Испании привели меня к непреклонному
убеждению в несостоятельности и банкротстве анархических методов
и анархических теорий в революции.

884
<БЕЗ ПОДПИСИ>
В революции 1905-07 гг. анархисты выступили против
«программы минимум» социал-демократии, противопоставив
ей «программу максимум», борьбу за анархическую коммуну.
На деле же борьба эта превратилась в ряд мелких
террористических актов и экспроприации. Последние привлекли в ряды
анархистов массу темного элемента, не имевшею ничего общего
ни с социалистической идеей, ни с революцией. Но даже лучший
элемент из революционных рабочих анархические руководители,
безответственные и политически невежественные, преступным
образом израсходовали на мелкие террористические акты и
экспроприации.
Тяжелый опыт революции 1905-1907 гг. немногому научил
русских анархистов. В событиях 1917 г. они совсем не заметили
происшедших классовых сдвигов. Они не заметили, что
большевизм явился тем кристаллизационным пунктом, к которому
стеклись все подлинно — революционные силы рабочего класса
и крестьянства. Ослепленные своей мистической идеей без-
государственности (безгосударственность всегда и при всяких
обстоятельствах!), они не поняли важнейших моментов русской
революции: апрельских тезисов Ленина в 1917 г., его учения
о государстве и революции и, наконец, самого Октябрьского
переворота с провозглашением диктатуры пролетариата.
Могучему потоку социалистической революции,
развивавшейся под руководством коммунистической партии, они пытались
противопоставить свою мертвую догму и свой ребяческий план
и, конечно ничего вразумительного не противопоставили.
Даже такое здоровое вначале партизанское движение, как
революционное повстанчество на Украине, под влиянием
анархистов переродилось, в известной своей части, в трагикомический
фарс махновщины. Больше того, поскольку анархисты пытались
превратить это движение в оппозицию советской власти, в
плацдармы для своих экспериментов, оно неминуемо становилось
контрреволюционным, подрывающим мощь русской революции,
кулацким, резко собственническим по своему
социально-классовому существу и своему общественному значению.
Оказавшись банкротом в русской революции, русские
анархисты стали указывать на Западную Европу, где анархисты
представляют, мол, большую политическую и революционную
силу. Но вот в Италии в 1920 г. анархисты применили свою
тактику в большом масштабе: им удалось повлиять на часть

Крах анархизма
885
восставших рабочих и направить борьбу под лозунгом: захват
экономики без захвата власти. И что же? Фабрики в ряде
районов рабочие захватили, но государственную власть оставили
нетронутой в руках буржуазии. Последняя воспользовалась этим
столь превосходным для нее положением и направила всю силу
своего государственного аппарата против повстанческих
районов. Движение было задушено, а через полтора года буржуазия
ввела фашизм, которым придавила все живое и революционное
в рабочем классе. На кровавом опыте итальянский пролетариат
убедился в том, что значит игра в безвластие во время революции.
Несомненно, на следующем этапе своей борьбы он решительно
отбросит в сторону анархические рецепты безвластия и пойдет
путем диктатуры пролетариата, единственно спасительным
для него.
Банкротство анархизма в Испании носит и более
принципиальный, и более международный характер.
К моменту падения монархии в апреле 1931 г. анархисты
стояли во главе сильнейшей рабочей организации — Национальной
конфедерации труда. Притом буржуазия, перехватившая власть
от монархии, была в этот момент политически очень слаба,
со слабым государственным аппаратом, с сильно расстроенным
хозяйством в стране. Рабочие и крестьянские массы бурно
волновались, ожидая от революции дальнейших шагов, дальнейших
действий. По собственной инициативе они взялись за
«выкуривание» «святой инквизиции» (сожжение монастырей и церквей
в мае 1931 г.), приступили к захвату помещичьих земель, к
вооруженным восстаниям. В стране имелись богатейшие условия
для быстрого развития революции.
Анархическое руководство — Иберийская федерация
анархистов и руководители Национальной конфедерации труда в полном
согласии с анархистами других стран заявляли, что они готовятся
в социальной революции, но на деле были, главным образом,
заняты тем, что противодействовали коммунистической пропаганде
и коммунистическому движению, предостерегая рабочих против
«русского опыта», против диктатуры пролетариата. В разных
местах Испании они устраивали «во имя анархии» путчи, которые
буржуазия без особого труда подавляла, постепенно укрепляя
свою политическую и государственную власть.
Борясь за безвластие и выступая одновременно против
диктатуры пролетариата, против захвата власти рабочим классом,

886
<БЕЗ ПОДПИСИ>
анархисты оказывались безвластниками в том смысле, что
оставляли ее в руках буржуазии, тем самым содействуя укреплению
последней и играя на руку кровавой контрреволюции. Таковы
неизбежные и естественные продукты анархической теории без-
государственности и анархического метода безвластия.
Те из анархистов, которые хранили в себе революционную
искру, должны были искать выхода. Он не мог быть ни в чем
ином для меня, кроме как в большевизме.
Большевизм сконцентрировал в себе все сильные боевые
стороны революционного класса: он обобщил опыт борьбы
международного пролетариата, сформулировал его главнейшие требования
и устремления и решительно повел его в наступление на штурм
капиталистического мира. Благодаря гениальному руководству
компартии ко главе с Лениным штурм удался на славу. Враг
трудящихся разбит вдребезги. От капитализма в России не осталось
камня на камне. Под неослабевающим руководством ВКП (б)
во главе е ее общепризнанным вождем т. Сталиным социализм
в СССР строится, идет вперед семимильными шагами. Это столь
очевидная и вместе с тем огромная истина, что непонятным
делается, как можно было не видеть ее с самого начала.
Порывая окончательно с анархизмом и приходя к
большевизму, я считаю своим долгом обратиться к тем анархистам,
в частности к западноевропейским, которые продолжают идти
гибельным путем прошлого. Неужели вы не видите, что наша
эпоха — эпоха империалистических войн и пролетарских
революций — произвела решительную переоценку многих ценностей,
в особенности анархических?
Пророческие слова Ленина о том, что буржуазия ни за что,
ни при каких условиях не помирится с потерей своих привилегий
и монополий и что только беспощадное подавление ее железной
рукой пролетариата, только диктатура пролетариата
способна сломить ее сопротивление и спасти революцию, сбылись
полностью.
Протекшие со времени Октябрьской революции 17 лет
наполнены многочисленными, сложными и искусными заговорами
русского и международного капитала против русской революции.
Русский пролетариат и крестьянство давно были бы сброшены
в пропасть самой черной реакции, если бы с первых дней победы
они не создали государственной организации подавления
буржуазии и защиты революции — систему диктатуры пролетариата.

Крах анархизма
887
С другой стороны, революционное движение рабочих и
крестьян в капиталистических странах неизменно разбивается
и подавляется буржуазией ввиду его раздробленности, ввиду
недостаточно твердого и единого руководства массовым движением
со стороны революционной партии пролетариата.
Вопрос о диктатуре пролетариата, о революционной партии
пролетариата является самым важным вопросом для трудящихся
капиталистических стран. И каждый пролетарский
революционер должен вновь и вновь внимательно изучить этот вопрос
в свете опыта нашей эпохи.
20-летний период войн и революций показал, что только
при наличии твердой, строго централизованной, революционной
партии пролетариата, беспощадной ко всякого рода
оппортунизму, рабочий класс может вылезти из трясины
империалистических войн из капиталистической кабалы разбить
государственную машину эксплуататоров, сломить их сопротивление
и создать необходимые условия для построения бесклассового
социалистического общества. Такой партией является
коммунистическая партия большевиков, ставшая с 1931 г. знаменем
моей политической борьбы. Это — идеал организованности
победоносного пролетариата.
«^

€^Э-
С. H. KAHEB
Революция и анархизм:
Из истории борьбы революционных демократов
и большевиков против анархизма (1840-1917)
Заключение
За период с конца 1850-х — начала 1860-х гг., когда
происходило формирование анархизма как идейного течения в
русской общественной мысли, и до 1917 г. анархистская теория
революции проделала полный цикл своего развития: от
реформистского анархизма Прудона к революционному анархизму
Бакунина — Кропоткина и к завершению эволюции системы
взглядов последнего переходом к реформизму. В последующем
анархистские теоретики уже не выработали ничего нового. Все
анархистские теории, несмотря на их различия, могут быть
сведены к двум основным направлениям: одно —
революционное, хотя и ошибочное, другое — мирное, проповедующее отказ
от революционной борьбы, сводящееся либо к «непротивлению
злу насилием», либо к реформизму.
Анархистские теории революции со свойственным им
заигрыванием с крайней революционностью не раз вводили в
заблуждение революционных борцов, хотя всегда были
разновидностью мелкобуржуазной, мнимой революционности. Увлечения
анархистскими теориями революции, как правило, имели место
среди теоретически и политически не подготовленных людей,
пораженных вирусом «нетерпения» и стремящихся получить
сиюминутный результат в революционной борьбе, не считаясь
с тем, что объективные условия диктуют длительную,
настойчивую и кропотливую подготовку к решающей битве.
Увлечение анархистской мнимой революционностью ведет
либо к подлинной революционности, либо к контрреволюции.
Третьего не дано! Разочаровавшись в анархистской революци-

Революция и анархизм: Из истории борьбы...
889
онности, одни отходили от революционной борьбы, бунтарства
и переходили в лагерь врагов революции, а другие, порвав с
анархизмом, становились на позицию подлинной революционности,
принимали в качестве руководящей теории марксизм-ленинизм.
Великая Октябрьская социалистическая революция разоблачила
до конца мнимую революционность анархизма, способствовала
отходу от него всех честных людей. Крах анархической теории
революции в России отражает внутренне присущие
анархистскому движению общие закономерности. Отмеченные в книге
процессы расколов среди анархистов не являлись случайностью,
а определялись причинами, содержащимися в самих принципах,
составляющих основу анархистского мировоззрения.
Банкротство теории и тактики анархизма не означало
исчезновения его с арены политической жизни Советской страны.
Воспользовавшись завоеванными революцией свободами,
анархистские лидеры добились некоторого расширения сети своих
организаций. Но под воздействием успехов социалистического
строительства и марксистско-ленинской критики теории
анархизма влияние анархистских идей сужалось. Анархизм превратился
в идейное оружие врагов Советской власти (подробнее об этом
см.: Канев С. Н. Октябрьская революция и крах анархизма.
М., 1974). Лишившись всякой поддержки трудящихся масс,
анархизм в СССР разложился и распался, перестал существовать
как идейное течение. А с победой социализма в СССР исчезли
как материальные, так и классовые корни для возникновения
анархизма как идейно-политического течения.
Сильнейший удар, нанесенный Великой Октябрьской
социалистической революцией по анархизму, вызвал глубокий кризис
в международном анархизме, расколы в рядах анархистского
движения в капиталистических странах. Все честные
революционеры, примыкавшие к международному анархистскому
движению, признали необходимость социалистической
революции, диктатуры пролетариата для перехода от капитализма
к социализму, необходимость руководства Коммунистической
партии борьбой за победу революции и строительство
коммунизма. Другая, сравнительно немногочисленная часть анархистов
заняла по отношению к социалистической революции и
социалистическим преобразованиям в нашей стране откровенно
враждебную позицию, оказалась вне рабочего движения. Третий,
самый многочисленный слой людей, участвовавших в анархист-

890
С. H. КАНЕВ
ском движении в капиталистических странах, не осмеливался
выражать свое враждебное отношение к Советской власти,
поскольку ее восторженно приветствовали широкие трудящиеся
массы. Но эти анархисты проводили раскольническую политику
в рядах рабочего класса, стали осуществлять тактику единого
фронта с некоторыми буржуазными группировками. Эта
политика привела к упадку анархистского движения во всем мире,
кроме Испании, где к 1936 г. анархо-синдикалисты имели еще
большое влияние среди рабочих.
В национально-революционной войне испанского народа
в 1936-1939 гг. анархисты и синдикалисты своей
дезорганизаторской деятельностью, навязыванием утопических прожектов
фактически помогали фашистам Франко, а некоторые
руководимые анархо-синдикалистами профсоюзные организации дошли
до откровенного сотрудничества с фашистами. Деятельность
анархистов в период национально-революционной войны в
Испании подорвала их престиж.
Накануне второй мировой войны международный анархизм
сошел с политической арены. Начавшийся со времени
Октябрьской революции 1917 г. кризис в анархистском движении
затянулся надолго.
Новое возрождение анархизма связано с бунтом молодежи
в 60-70-х гг. нашего столетия в развитых капиталистических
странах. Оживление анархизма во второй половине 60-х гг.
отразило углубление общего кризиса капитализма. Источники,
вызвавшие к жизни неоанархизм, лежат в экономических,
социальных, политических и идеологических процессах развития
государственно-монополистического капитализма.
Современный анархизм, как и в прошлом, многолик. В нем
имеются такие традиционные течения, как анархизм-коммунизм,
анархо-синдикализм, анархизм-индивидуализм, христианский,
или религиозный, анархизм. Начиная с 60-х гг. формировались
новые течения, а именно анархо-терроризм, анархо-«марксизм»,
анархо-спонти, или «спонтанный социализм», аиархо-пацифизм,
анархо-феминизм и др.* Почти все современные анархистские
течения выступают с позиции ярого антикоммунизма, анти-
* Bartsh G. Der Internationale Anarchismus. Hannover, 1972. S. 9, 13, 23;
Weichold J. Anarchismus heute. Sein Platz im Klassenkampf der Gegenwart. —
Berlin, 1980. S. 8-10, 19, 204 u. a.

Революция и анархизм: Из истории борьбы...
891
советизма. Их теоретики осуждают Великую октябрьскую
социалистическую революцию, злобно клевещут на реальный
социализм, выступают против коммунистического движения.
Всё это отражает деградацию анархизма.
Самый крайний — правый фланг в современном анархизме
представляют американские либертаристы. Они являются
наследниками анархистов-индивидуалистов XIX в. Либертаристы
ратуют за «чистый и простой анархизм»*, а по существу
воспевают действие волчьих законов капитализма. Их анархизм-
индивидуализм представляет в сущности анархо-капитализм.
На левом фланге современного анархизма стоит анархо-тер-
роризм, заимствовавший у классического анархизма практику
террора и соединивший ее с маоистскими и троцкистскими
идеями. Внутри террористических групп господствует строжайший
диктаторский режим, перед которым бледнеет даже распорядок,
созданный Нечаевым в 1869 г. в печально знаменитой
террористической группе «Народная расправа».
Современные анархо-террористы маскируют свои разбойничьи
действия псевдореволюционной фразеологией, провозглашают
своей целью разрушение буржуазного общества, декларируют
«террористическую революцию» или даже мировую
«коммунистическую революцию». Но декларации, разумеется, остались
декларациями. Зато правящие круги получили «основание»
для ужесточения законов, преследующих за участие в массовых
демонстрациях, демократических движениях.
Заявления «левых» террористов о том, что их цель —
осуществить «международную пролетарскую революцию»,
рекламирование ими своего лжеинтернационализма дали реакционным
политикам повод для ложного утверждения о существовании
Красного Интернационала, о «глобальном террористическом
заговоре с единым центром». И хотя все это является
очевидным мифом, тем не менее реакционные политики и идеологи
спекулируют на нем и возлагают ответственность за левотерро-
ристическую активность в капиталистических странах на СССР
и социалистические страны. За идею о таком «террористическом
заговоре» ухватились некоторые высокопоставленные деятели
Запада.
* Avron H. Les libertaires amerikans: De l'anarchisme individualiste l'anarcho-
capitalisme. Paris, 1913. P. 111.

892
С. H. КАНЕВ
На самом деле политические цели и догмы «левых» террористов
несовместимы с коммунистической идеологией и моралью. Эта
несовместимость абсолютно исключает какие бы то ни было связи
между Советским Союзом и террористами капиталистических стран,
стоящими к тому же на антисоветских позициях. Тезис о
причастности СССР к акциям международного терроризма поставила под
сомнение даже специальная комиссия сената США, заявив, что таких
доказательств в распоряжении правительства США не имеется*.
Истинные причины терроризма в развитых капиталистических
странах следует искать в самом социально-экономическом и
политическом строе этих стран, основанном на безраздельном
диктаторском господстве монополистического капитала. В Программе
КПСС сказано: «Империализм породил массовую преступность
и терроризм, захлестнувшие капиталистическое общество»**.
Анархо-террористическое течение захватило небольшую часть
молодежи на Западе. Значительная ее масса, вовлеченная в бунт
60-70-х годов, оказалась на перепутье***. В этих условиях в начале
70-х годов возникает «новая теория», призывающая перевести
революцию в сферу сознания. Один из ее творцов, Ч. Рейч, писал:
«Новое поколение показало, что единственный путь изменений,
приемлемый в современном постиндустриальном обществе, —
революция сознания... Революция должна быть культурной.
Именно культура контролирует экономическую и политическую
машину, а не наоборот»****. В своих практических, советах сей
теоретик призывал стать сознательным «аутсайдером», создать
взамен неприемлемого окружающего мира собственный «кон-
трмир», или «контркультуру». Американский анархист Бук[ч]ин
считает, что анархическое общество будет создано путем «нового
просвещения», которое возникает среди интеллигенции и
охватит «средние классы», молодежь, а затем все слои общества
и медленно подорвет «патриархальную» семью, школу,
государственный аппарат и экономическую иерархию. Таким путем
капиталистическая система, по его мнению, должна разрушиться,
* Витюк В. В. Под чужими знаменами: лицемерие и самообман «левого»
терроризма. М., 1986. С. 175.
** Программа Коммунистической партии Советского Союза: Новая редакция. С. 15.
*** См.: Грачев А. Поражение или урок? Об опыте и последствиях молодежных
и студенческих выступлений 60-70-х годов на Западе. — М., 1977. — С. 160.
**** Цит. по: Там же.

Революция и анархизм: Из истории борьбы... 893
а не быть разрушенной, должна разрушиться в результате того,
что «новое просвещение» изнутри подточит ее институты,
физически и морально подорвет ее власть. Он считает, что конфликт
в форме народного восстания будет иметь скорее символический,
чем реальный, характер*. Теоретики «революции сознания»
вырабатывали различные рецепты, рассчитанные на то, чтобы
установить контроль над экономической и политической машиной
современного государственно-монополистического капитализма.
«В последнее время, — отмечают американские
коммунисты, — предпринимаются активные попытки использовать
концепцию "контркультуры", которая предлагает покончить
со злом, исходящим от капитализма, путем изменения сознания
или личного образа жизни вместо борьбы против его важнейших
устоев»**. Разумеется, без коренного изменения существующих
основ современного капиталистического общества невозможно
устранить социальное угнетение трудящихся масс.
На почве непонимания этого и под влиянием пропаганды
теории «контркультуры» получила развитие тенденция, которую
можно назвать тактикой «малых дел». Выражая стремление
создать «новое общество» не путем социальной революции, а
перевоспитанием человека, анархические группы «спонти» считают,
что лучше сейчас иметь маленький собственный магазинчик, чем
в далеком будущем приобрести всё***. Прийти к анархии, полагает
ряд традиционных и спонтанистских групп, можно путем
создания внутри современного буржуазного общества анархистских
«островков», число которых постепенно будет возрастать. Их девиз
гласит: «здесь и сегодня» создавать новый общественный строй,
организуя жилищные и сельские коммуны, коллективы
булочников, таксистов, издателей, «свободныебольницы», «свободные
магазины»**** и т. д. Сказанное свидетельствует, что течение анар-
хо-спонти представляет современный анархистский реформизм.
Таким образом, неоанархизм не выработал единой и научной
теоретической платформы, и в своей тактике его приверженцы
занимают разные позиции.
* WeicholdJ. Op. cit. S. 125.
** Цит. по: Грачев А. Поражение или урок? Об опыте и последствиях
молодежных и студенческих выступлений 60-70-х годов на Западе. С. 162.
*** Weichold J. Op. cit. S. 197.
**** Ibid. S. 126.

894
С. Я. КАНЕ В
Коммунистические партии внимательно следят за процессами,
происходящими внутри анархиствующих группировок, и
учитывают различие между идеологами, руководящими силами
этих группировок, сознательно избравшими путь
псевдореволюционного антикоммунизма и авантюризма, с одной стороны,
и их попутчиками, идущими за ними в силу отсутствия
достаточного политического опыта и не стремящимися к активной
борьбе против империализма, — с другой*. «Мы хотим убедить
их (попутчиков. — С. К.) в необходимости борьбы на стороне
ГКП»**1, — писал западногерманский коммунист В. Гернс.
Естественно, коммунисты не могут сотрудничать с теми, кто
стоит на крайних анархистских позициях. Это анархо-террористы,
анархо-синдикалисты, практикующие «прямое действие», правое
крыло «спонти», стоящее на ярых антикоммунистических
позициях. Иной подход у коммунистов к умеренным анархистским силам:
анархо-пацифистам, честно борющимся за мир и. разоружение,
включившимся в антимонополистическое демократическое
движение***13, к тем анархо-синдикалистам, которые выступают в защиту
интересов трудящихся и признают необходимость промежуточной
фазы на пути к социализму, а также и, к умеренным элементам
«спонти»****. Коммунисты, критикуя их мелкобуржуазную
идеологию, проводят одновременно линию на сотрудничество с ними
в деле борьбы за общедемократические преобразования, за мир.
Борьба коммунистических партий против мнимой
революционности анархизма, ставшего на позицию антикоммунизма и
антисоветизма, является закономерностью развития современного
революционного процесса. Хотя крайние элементы анархического
движения представляют сравнительно небольшую силу, однако
игнорировать их было бы большой опасностью. Этому учит весь
исторический опыт прошлого.
* Ibid. S. 190.
** Geras W. Krise der bürgerlichen Ideologie und ideologischen Kampf in der
BRD. Berlin, 1976. S. 165.
*** Weichold J. Op. cit. S. 187.
**** Ibid. S. 188.

^^
Д. Б. ПАВЛОВ
Большевистская диктатура
против социалистов и анархистов.
1917 — середина 1950-х годов
<Фрагменты>
ГЛАВА 5
Социалисты и анархисты в условиях «мирного
социалистического строительства»
<...> В 1920-1921 гг. пришел черед и анархистов, до этого
арестовывавшихся от случая к случаю — в основном репрессиям
подвергалась группа так называемых «анархистов подполья»,
которой, вместе с боевиками-максималистами и левыми
эсерами, приписывалась организация ряда экспроприации и взрыв
здания МК РКП в Леонтьевском переулке1 в Москве в сентябре
1919 г.* Интересны и весьма характерны условия, на которых
власти соглашались «терпеть» анархистские организации (они
были изложены в циркуляре ВЧК от 1 марта 1921 г.). «Можно
допустить работать анархо-универсалистов при выполнении
ими ряда обязательств, — указывалось в циркуляре, — ...когда
господствует полная уверенность, что 1) стоящие во главе лица
известны по своему прошлому как лояльно настроенные к соввла-
сти и далекие от подполья, 2) вся деятельность их ограничится
чтением таких авторов, как Крапоткин и др. и не выйдет из
подобного круга при слабой нерабочей аудитории, 3) не будет никаких
признаков антисоветской агитации, 4) не будет допущена
абсолютно никакая деятельность среди крестьян и рабочих, 5) будет
тщательно установлено наблюдение за жизнью федерации, ее
На местах аресты анархистов проходили и ранее. В информационных
сводках ВЧК за 1919 г. можно найти сообщения такого рода: «Арестована
группа анархистов, которая в последнее время ничем себя не проявила»
(Гаврилов посад Владимирского уезда). — ЦГАМО, ф. 66, оп. 20, д. 19,
л. 7 об. — Недельная сводка № 14 Секретного отдела ВЧК за время с 22
по 31 июля 1919 г. включительно. В 1920 г. были произведены аресты среди
одесских анархистов — одновременно с «ликвидацией» махновщины.

896
Д. Б. ПАВЛОВ
связью с другими анархистами и неанархистскими группами,
а также (последнее путем внешнего наблюдения) за всеми
приезжающими анархистами»*.
Сигналом к началу массовых репрессий против анархистов
всех направлений послужило секретное циркулярное письмо
ЦК РКП губкомам, утвержденное Политбюро 16 апреля 1921 г.
Совершенно умалчивая о революционных заслугах своих
недавних союзников, ЦК обвинял анархистов в поддержке лозунгов
Кронштадта2, «разжигании недовольства» в рабочей и
крестьянской среде, стремлении идейно «разложить» армию и сетовал
на чересчур «терпимое» отношение к ним Советской власти.
«РКП, проводящая диктатуру пролетариата, — подчеркивалось
в письме, — ни в коем случае не может делать исключения для
тех групп, которые под флагом анархизма прикрывают самые
контрреволюционные тенденции движения. Поэтому ЦК РКП
одобряет линию органов Советской власти, которые в ответ
на контрреволюционную деятельность анархистских групп
вынуждены прибегнуть к значительному ограничению свободы
деятельности этих групп»**.
«Органы» Советской власти с энтузиазмом откликнулись
на призыв партии. Весной — летом 1921 г. прошли массовые
аресты анархистов различных направлений: «Свободной
ассоциации анархистов» (группа членов во главе с Львом Чёрным
(П. Турчаниновым) в сентябре 1921 г. расстреляна за участие
в экспроприации3), анархистов-коммунистов (карелинцев).
Разгром, произведенный в марте 1921 г., прекратил существование
«Российской конфедерации анархистов-синдикалистов» и
Московского рабочего союза анархистов. В августе 1921 г. властями
была начата серия запретов органа анархистов-крапоткинцев
журнала «Почин» ; в ночь с 1 на 2 ноября в Москве произведены
массовые аресты анархистов-универсалистов, разгромлены
созданные ими коммуны, после чего работа этой организации стала
замирать***. Июльские аресты анархистов совпали со временем
работы в Москве 1-го конгресса Профинтерна4, делегаты которого
* Сборник циркулярных писем ВЧК-ОГПУ, т. 3, ч. 1, с. 251. — Циркуляр
№ 13 от 1 марта 1921 г.
** Архив Президента РФ, ф. 3, оп. 59, д. 29, л. 44-47.
*** Сборник приказов и распоряжений ВЧК-ОГПУ-НКВД СССР, т. 3, ч. 3,
с. 72-91. — Циркуляр № 27 от 1 июля 1922 г.

Большевистская диктатура против социалистов и анархистов 897
неоднократно обращались к Ленину, Дзержинскому и другим
большевистским руководителям с ходатайствами о прекращении
арестов. В ответ они получали заверения, что репрессии на
♦идейных» анархистов, якобы, не распространяются*.
Опыт, накопленный в борьбе с анархистами в 1921 г., лег
в основу появившегося в июле 1922 г. нового циркулярного
письма ОГПУ. Русский анархизм, названный здесь «идеологией
люмпен-пролетариата», «не имеющей ничего общего с борьбой
рабочих за социализм», признавался повинным в установлении
«беспощадной диктатуры кулачества над пролетариатом и
беднейшим крестьянством», в организации «заговорщических
шаек» и установлении блока «на контрреволюционном деле»
с государственниками-эсерами. «Предлагая» местным органам
ГПУ по-прежнему вести «беспощадную борьбу» с анархистами-
« подпол ьниками», циркуляр вместе с тем констатировал, что
одних арестов недостаточно и только «внутреннее осведомление
может действительно парализовать работу анархистов»**.
«В тюрьмах северных губерний, в тех тюрьмах, которые
называются концентрационными лагерями, так же, как и в тюрьмах
других губерний и города Москвы, — писал в ЦК РКП в феврале
1923 г. патриарх русского анархизма А. А. Карелин, —
заключены по распоряжению бывшей ЧК и ГПУ десятки анархистов-
коммунистов и анархистов. Часть анархистов сослана в дальние
города. Так как заключенные в тюрьмах и административно
высланные анархисты ни в чем по своим убеждениям и образу
действий не отличаются от анархистов Западной Европы, которые
не преследуются даже буржуазными правительствами, так как
никто из них не думал и не думает о захвате правительственной
власти, так как все они сосланы или заключены в тюрьмах
административным порядком, то я..., точно зная, что в их рядах
на севере свирепствует чахотка, зная о тех страданиях и
лишениях, которым они подвергаются, ходатайствую перед ЦК РКП (б)
об освобождении всех названных заключенных»***. Просьба
Карелина была оставлена без последствий.
* Avrich P. The Russian Anarchists. — Princeton, 1967. — P. 232.
** Сборник приказов и распоряжений ВЧК-ОГПУ-НКВД СССР, т. 3, ч. 3,
с. 90, 93.
*** РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 84, д. 546, л. 1-1 об. — Карелин — в ЦК РКП (б).
Москва, 26 февраля 1923 г.

898
Д. Б. ПАВЛОВ
Точно также было проигнорировано заявление в ЦК РКП
другого старейшего анархиста, Г. Б. Сандомирского,
помеченное январем 1923 г. Сандомирский тщетно пытался убедить
большевистских лидеров в том, что гонения на его
единомышленников в России препятствуют созданию единого анархо-
коммунистического фронта на Западе как «одного из могучих
средств поддержки социальной революции против наступающего
капитала». «Советская власть, ставящая памятники Бакунину
и Крапоткину, — писал Сандомирский, — должна, наконец,
понять, что заслуги этих величайших бойцов международной
революции нельзя почтить тем, что по улице, в честь Крапоткина
названной, под конвоем проводят арестованных или высылаемых
анархистов, да еще по большей части защитников Октябрьской
революции. Враги революции могут только радоваться этому»*.
Ответом властей на заявление Сандомирского явились новые
массовые аресты анархистов.
Несмотря на полную лояльность режиму и готовность
самораспуститься по первому требованию властей, правительственным
«утеснениям» подверглись даже чудаки из «Человечества всеизо-
бретателей-внегосударственников» (бывшего «Социотехникума
пан-анархистов») — в мае 1923 г. их «ао-типография» была
опечатана, а в клубе произведен обыск. Впрочем, тогда ГПУ сочло
окончательное закрытие этой экзотической и вполне безобидной
организации преждевременным. «Существование этой
группировки в Москве с клубом и типографией, как компрометирующей
анархистское движение в целом, — желательно», — ответил
Уншлихт на запрос ЦК по поводу дальнейшей судьбы «Биаэль-
би», «Эдифби», «Ибцаби» и прочих «внегосударственников»**.
Аресты среди них начались лишь летом 1925 г., причем лидер
группы, В. Л. Гордин, был помещен властями в
психиатрическую клинику.
Аресты анархистов продолжались и впоследствии (например,
в Москве в октябре 1924 и мае 1925 гг.***, в апреле 1925 г. в
Ярославле). Основные анархистские организации в России оконча-
* Там же, ф. 17, оп. 84, д. 644, л. 1-7. — Сандомирский — в ЦК РКП. 4
января 1923 г.
** Там же, ф. 17, оп. 60, д. 535, л. 278. — Зампред ГПУ Уншлихт — секретарю
ЦК РКП тов. Молотову. Сов. секретно. 3 августа 1923 г. № 221847.
*** Архив Президента РФ, ф. 3, оп. 59, д. 29, л. 223, 224.

Большевистская диктатура против социалистов и анархистов 899
тельно распались к середине 1920-х гг., чему способствовали
аресты, а также вынужденный отъезд в эмиграцию лидеров —
A. Л. Гордина (анархист-универсалист), Е. Ярчука (анархо-
синдикалист), Г. П. Максимова, В. М. Волина, M. E. Мрачного
и др. Последние крупные аресты среди них были произведены
в 1929-1930 гг., когда за решетку были отправлены А. Андреев,
B. Бармаш, Н. Рогдаев, И. Хархардин и другие остававшиеся
на свободе анархисты разных толков*. Характерно, что этой
последней серии арестов предшествовала попытка вернувшихся
из эмиграции ренегатов анархизма созвать «всероссийский съезд»
для объявления о «самоликвидации» анархистского движения.
Однако созывать было уже некого**. <...>
Получила широкое практическое применение и
предложенная Лениным высылка социалистов за границу без права
возвращения на родину. Еще в 1920-1921 гг. власти без всякого
сожаления расставались с теми социалистами и анархистами,
которые по тем или иным причинам выезжали за рубеж (летом
1920 г. получили разрешение на отъезд по партийным делам
Мартов и Абрамович, в 1921-м уехали меньшевик Д. Ю. Далин,
анархисты П. Аршинов (Марин), В. Волин, Шапиро и др.).
Ответом Политбюро ЦК РКП на ходатайство левых эсеров
отпустить в заграничную поездку Штейнберга явилось
решение: «разрешить, обратно не впускать»***. В 1922 г. высылка
социалистов и прочих «контрреволюционеров» из числа
интеллигенции приобрела массовые масштабы. В конце этого года
Россию вынуждены были покинуть несколько сот виднейших
представителей отечественной интеллигенции. На этом
особенно настаивал Ленин в записке «К вопросу о высылке из России
меньшевиков, н.-с-ов, кадетов и т. п.».5 <...>
Практика высылки просуществовала недолго. Уже в 1924 г.
Политбюро был отвергнут проект комиссии под
председательством главы Профинтерна С. А. Лозовского, выступившей
с инициативой единовременной принудительной отправки
за рубеж всех более или менее видных российских социали-
* Звенья. Исторический альманах. М.; СПб., 1992. Вып. 2. С. 480-481.
* См.: Канев С. Н. Октябрьская революция и крах анархизма (Борьба партии
большевиков против анархизма, 1917-1922 гг.). М., 1974. С. 399.
* Архив Президента РФ, ф. 3, оп. 59, д. 14, л. 53. — Выписка из протокола
заседания Политбюро ЦК РКП [весна 1921 г.].

900
Д. Б. ПАВЛОВ
стов и анархистов, находившихся в тюрьмах и концлагерях
(всего — 1500 чел.)*. <...> Во второй половине 1923 г.
специально созданной при ЦК РКП (б) секретной Экзаменацион-
но-проверочной комиссией была осуществлена «дочистка»
всего состава НКИД и НКВТ6 и их заграничных учреждений
от бывших социалистов и анархистов, независимо от их
профессиональных качеств и политических убеждений. Были
уволены бывшие меньшевики С. М. Штерин, В. Г. Громан,
бундовец А. Д. Гальперини др.** Не было сделано
исключения и для анархиста Сандомирского, еще год назад по
заданию Коминтерна выполнявшего ответственное поручение
по дискредитации российского анархизма в Западной Европе
и за это причисленного своими бывшими единомышленниками
к «анархо-болыпевикам»***. По инициативе Комиссии, с
этого же времени во всех заграничных советских миссиях стали
работать сотрудники ГПУ для осуществления «внутреннего
наблюдения» за настроениями совслужащих. <...>
Заключение
<...> Для того, чтобы покончить с самими
социалистическими партиями и анархистскими организациями, еще в 1917 г.
насчитывавшими в совокупности свыше полутора миллионов
членов в своих рядах, большевикам потребовалось всего 7-8 лет;
расправа же с их многомиллионным электоратом затянулась
на десятилетия, но в конечном счете и на этом «фронте»
победа была достигнута. Слова «меньшевик», «эсер» и «анархист»
стали бранными кличками и даже подозрение в одноименном
«уклоне» превратилось в тяжелое политическое обвинение.
В массовое сознание были внедрены соответствующие
карикатурные образы: эсер — «кадет с бомбой», меньшевик — жалкий
интеллигент, анархист — опоясанный пулеметными лентами
пьяный матрос.
Большевики всегда придавали огромное значение
агитационно-пропагандистской работе, были большими ее мастерами
* Там же, ф. 3, оп. 59, д. 18, л. 58. — Выписка из протокола № 16 заседания
Политбюро ЦК от 7 августа 1924 г.
** РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 112, д. 564, л. 65, 76-77, 135, 237.
*** Анархический вестник. — Берлин, 1923. № 1. С. 61, 69-72.

Большевистская диктатура против социалистов и анархистов 901
и с самого начала стремились к монопольному овладению тем,
что сейчас называется средствами массовой информации —
именно так заявил о себе их режим в области практической,
а не декларативной политики. Опираясь на эту монополию,
они развернули беспрецедентную по масштабам и
продолжительности кампанию травли и дискредитации социалистов
и анархистов, разыграли своего рода Мистерию Врага,
которая сама по себе может рассматриваться, как репрессия.
Постоянно нуждаясь в этом «враге», систематически раздувая
и демонизируя его образ, власть сама становилась жертвой
созданной ее же руками мистификации. Официальная
пропагандистская машина продолжала работать на полную мощь
и тогда, когда в результате прямой репрессии социалистические
партии уже не могли представлять опасности для режима.
Именно тогда были проведены крупнейшие пропагандистские
акции — эсеровский и меньшевистский судебные процессы,
причем если на первом из них были осуждены руководители
еще существовавшей, но уже доживавшей свой век партии,
то на втором — члены организации, «созданной» самими
властями. Инерция борьбы с социалистами и анархистами
оказалась столь велика, что проклятия в их адрес продолжали
сыпаться из уст официальных идеологов и по прошествии
полувека после исчезновения самих этих партий. Чередовались
партийные и государственные руководители, многократно
обновлялись структура и состав всех звеньев репрессивного
и партийного аппарата, на смену построенному «в основном»
социализму приходил социализм, победивший «полностью
и окончательно», — неизменным оставалось одно: стремление
властей «полностью и окончательно» подавить
оппозиционность в любом ее проявлении и всеми возможными способами,
вплоть до поголовного физического истребления носителей
социалистического инакомыслия. С течением времени менялись
лишь методы и непосредственные объекты осуществления этой
основной задачи. Поиск идейного «врага», его «разоблачение»
и уничтожение явился, таким образом, важнейшей составной
частью коммунистической системы.
Историкам еще предстоит выяснить действительный уровень
популярности социалистов и анархистов в послеоктябрьской
России, степень соответствия их идей и проектов реформ
политико-экономическим реалиям того времени, равно как и то,

902
Д. Б. ПАВЛОВ
насколько ошибки, допущенные партийным руководством,
повлияли на дальнейшую судьбу этих организаций. Ясно,
однако, что основной и решающей причиной
«организационного распада» социалистических партий было не их «идейное
банкротство», а комплекс репрессивных мер большевистских
властей. Все это является ярким доказательством того, что
любое общественно-политическое движение, сколь широкой
социальной поддержкой оно бы ни пользовалось, может пасть
под градом репрессий тоталитарного режима.
^а

Д. И. РУБЛЕВ
Анархисты в Советской России: 1922-1953 гг.
Стратегии борьбы и выживания
в условиях диктатуры
<...> Важнейшими источниками для нашего исследования
стали материалы некоторых архивно-следственных дел
анархистов середины 1920-х — начала 30-х гг. (ГАРФ), а также
документы ряда личных архивных фондов РГАЛИ (А. А. Борового,
С. П. Злобина) и Архива Московского историко-литературного
общества «Возвращение»*. При подготовке статьи использовались
и опубликованные исторические источники: отчеты руководства
советских спецслужб И. В. Сталину (1922-1930 гг.), материалы
архивно-следственных дел «анархо-мистиков», воспоминания
участников анархистского движения и близких им людей**.
Учитывались результаты исследований С. М. Быковского, В. В. Дамье,
Я. В. Леонтьева, А. Л. Никитина, В. П. Сапона и др. историков,
изучавших отдельные аспекты истории анархизма в Советской
России***.
* Архив МИЛО «Возвращение». Оп. П 16-26. Фонд Андреев А. Н. Папки 1-5;
ГАРФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. П — 27002; ГАРФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. П — 30827;
Д. П — 36465; ГАРФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. П — 63539; РГАЛИ. Ф. 1023.
Оп. 1. Д. 378, 763; РГАЛИ. Ф. 2175. Оп. 5. Д. 80.
** «Совершенно секретно». Лубянка — Сталину о положении в стране
(1922-1934). Т. 1-8; Орден российских тамплиеров. М., 2003 Т. 1-3;
Налимов В. В. Канатоходец. Воспоминания. М., 1994. С. 374-450.
*** Быковский С. М., Леонтьев Я. В. Из истории последних страниц анархо-
движения в СССР: дело А. Барона и С. Рувинского (1934 г.) // Петр
Алексеевич Кропоткин и проблемы моделирования историко-культурного
развития цивилизации. СПб., 2005. С. 151-171; Глушаков Ю. Э. Идеи П. А.
Кропоткина и их последователи в Белоруссии: история и современность //
Петр Алексеевич Кропоткин и проблемы моделирования историко-куль-

904
Д. И. РУБЛЕВ
Вплоть до окончательного разгрома движения в результате
арестов 1929-1934 гг. важной стратегией его политического
выживания в условиях репрессий оставалось сочетание легальных
и нелегальных методов борьбы. В 1920-е гг. продолжали
существовать легальные организации анархистов, хотя их
деятельность постепенно сходила на нет в результате действий власти
по подавлению оппозиции. Лишь в 1924 г. с арестом своего
лидера — А. Л. Гордина была ликвидирована «Организация
анархистов-универсалистов (интериндивидуалистов)»*. В 1925-1926 гг.
прекратил деятельность Секретариат Всероссийской федерации
анархистов (ВФА) и Всероссийской федерации
анархистов-коммунистов (ВФАК)**, в 1929 г. — издательский и книготорговый
кооператив «Голос труда»***, в 1930 г. — Анархическая секция
Музея П. А. Кропоткина****. В этой ситуации даже руководство
Кропоткинского музея, близкой анархистам общественной
организации, отказало им в праве на ведение пропаганды в своих
турного развития цивилизации. СПб., 2005. С. 72-85; Должанекая Л. А.
«Я был и остался анархистом». Судьба Франческо Гецци (по материалам
следственного дела) // Петр Алексеевич Кропоткин и проблемы
моделирования историко-культурного развития цивилизации. Материалы
международной научной конференции. СПб., 2005. С. 238-256;
Дубовик А. В. Анархическое подполье в Украине в 1920-1930-х гг. Контуры
истории. URL: http://socialist.memo.ru/books/html/dubovik3.html; Лозбе
нее И. Н. Оппозиционные политические партии в регионах Центральной
части Европейской России (1920-е годы) // Российская история. 2010.
№ 3. С. 23-29; Никитин А. Л. Мистики, розенкрейцеры и тамплиеры в
советской России: исследования и материалы. М., 2000; Разумов А. Памяти
юности Лидии Чуковской // Звезда. 1999. № 9; Сапон В. П. «Знакомые
по мистике» (Нижегородская анархо-мистическая организация «Орден
духа») // Российская история. 2010. № 2. С. 138-146; Саран А. Ю.
Центральное Черноземье на рубеже 1920-1930-х годов: оппозиция и
повстанчество // Российская история. 2010. № 3. С. 29-45; Чернов Д. И. Анархо-
универсалисты в Советской России начала 1920-х годов // Российская
история. 2010. № 3. С. 7-13; ШтырбулА.А. Анархистское движение
в Сибири в 1-й четверти XX века: Антигосударственный бунт и
негосударственная организация трудящихся и практика. Ч. 2. Омск. 1996;
Яруцкии Л. Д. Махно и махновцы. Мариуполь, 1995.
* Чернов Д. И. Указ. соч. С. 12-13.
** Орден российских тамплиеров. Т. 2. М., 2003. С. 22, 34, 62.
*** РГАЛИ. Ф. 1023. Оп. № 1. Д. 873. Л. 71-72 об.
**** Леонтьев Я. В. В. Н. Фигнер — председатель Кропоткинского комитета //
Труды Комисии по научному наследию П. А. Кропоткина. Вып. 2. М., 1992.
С. 77.

Анархисты в Советской России: 1922-1953 гг.
905
стенах, что послужило причиной их конфликтов 1925 и 1928 гг.
с руководством музея*.
В 1922-1923 гг. еще сохранялась возможность легальной
деятельности в профсоюзах и др. рабочих организациях. Например,
в начале 1922 г. анархо-синдикалисты входили в состав
руководства профсоюзов и фабрично-заводские комитеты Горловки,
Екатеринослава, Клинцов, Луганска, Юзово**. Стремясь отстоять
независимость профсоюзов от подчинения РКП (б), они принимали
соответствующие резолюции***. Но чем дальше, тем больше такая
деятельность подавлялась ОГПУ. <...>
Легальное противостояние политике правящей партии было
опасно. Так, к аресту 6 членов ВФА во главе с Ю. Криницким
привел организованный ими весной 1925 г. провал
коммунистов на выборах в Исполнительное бюро Российского института
истории искусств (Ленинград)****. Репрессии вынудили часть
анархистов идти на формальные компромиссы, создавать видимость
участия в официальных кампаниях, чтобы открыть островки
легальной работы. Так, в июле 1923 г. во Владимирской губ.
анархист Еремеев вел пропаганду под видом лекций по атеизму*****.
Ярким примером деятельности такого рода стала попытка
участия московских анархистов в августе 1927 г. в кампании в
защиту Н. Сакко и Б. Ванцетти. Было создано «бюро по защите»,
секретарем которого стал В. В. Бармаш. Но отказ Админотдела
Моссовета в разрешении легального митинга привел
инициаторов к подпольной работе. В начале августа 1927 г. член бюро
Н. И. Варшавский отпечатал и нелегально распространил
листовку с призывом к борьбе за освобождение политзаключенных
в СССР, созданию независимых профсоюзов, борьбе за
уничтожение государства6*.
* Леонтьев Я. В. «Создание музея П. А. Кропоткина должно быть делом
широко общественным...» // Арбатский архив. Историко-краеведческий
альманах. Вып. 1. М., 1997. С. 543.
** Дубовик А. В. Указ. соч.
*** См., например, о деятельности в этом направлении иркутских анархистов:
ШтырбулА.А. Указ. соч. С. 148.
**** Разумов А. Указ. соч. URL: // http://magazines.ru8s.rU/zvezda/1999/9/
rasum.html
***** Лозбенев И. Н. Указ. соч. С. 27.
6* ГАРФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. П — 27002. Л. 163; ГАРФ. Ф. Д. П — 30827.
Л. 21об — 22 об, 38-39, 44-46, 51; Ф. 10035. Оп. 1. Д. П — 63539. Л. 18.

906
Д. И. РУБЛЕВ
Наметившаяся тенденция к уходу анархистов в подполье
особенно четко прослеживается в развитии анархистской печати.
В 1922 г. закрываются легальные органы анархистов — журналы
«Вольная жизнь» и «Почин», но появляются нелегальные
издания: журналы «Туркестанский набат» (1922, Ташкент), «Голос
подполья» (Башкирия, 1925 г.) и «Черный набат» (Ленинград,
1926 г.), рукописная газета «Набат» (Рыбинск, 1925 г.) и др.* Все
большее значение в пропаганде анархистов приобретает самиздат.
Многие группы выпускают периодические издания, листовки,
теоретические работы и декларации рукописным и машинописным
способами. Для издания использовались также литографский
камень, шапирограф, гектограф, примитивные самодельные
типографии**. Помимо расклеивания или разбрасывания листовок,
как средство агитации использовались стенгазеты. Например,
в марте 1926 г. первый номер стенгазеты «Анархист» был вывешен
в одной из школ г. Гжатска***.
В отчетах руководства ОГПУ отмечается все большее
количество нелегальных анархистских групп****. Так, ВФА помимо
легальных структур имела подпольные организации,
например — в Петрограде*****. В середине 1920-х гг. активно действовали
созданные ее лидерами (А. А. Карелиным, А. А. Солоновичем,
Н. И. Проферансовым, Н. К. Богомоловым) подпольные кружки
«анархо-мистиков», организованные по системе эзотерических
* Разумов А. Указ. соч.; «Совершенно секретно». Лубянка — Сталину о
положении в стране (1922-1934). Т. 1.4. 1. С. 422; «Совершенно секретно».
Лубянка — Сталину о положении в стране (1922-1934). Т. 4. Ч. 1. С. С. 188.
** ГАРФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. П — 27002. Л. 158, 162, 164; ГАРФ. Ф. Д. П —
30827. Л. 22; ГАРФ. Оп. 1. Д. 36465. Л. 3; ГАРФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. П —
63539. Л. 25; Орден российских тамплиеров. Т. 1. М., 2003. С. 91,103,109,
117,119; «Совершенно секретно». Лубянка — Сталину о положении в стране
(1922-1934). Т. 2. М., 2001. С. 397; «Совершенно секретно». Лубянка —
Сталину о положении в стране (1922-1934). Т. 3. Ч. 1.С. 132; «Совершенно
секретно». Лубянка — Сталину о положении в стране (1922-1934). Т. 3.
Ч. 2. М., 2002. С. 589; «Совершенно секретно». Лубянка — Сталину о
положении в стране. Т. 4. Ч. 1. С. 188; «Совершенно секретно». Лубянка —
Сталину о положении в стране (1922-1934). Т. 5. С. 379.
*** «Совершенно секретно». Лубянка — Сталину о положении в стране
(1922-1934). Т. 4. Ч. 1. С. С. 188.
**** См., например: «Совершенно секретно». Лубянка — Сталину о положении
в стране (1922-1934). Т. 2. С. 105.
***** «Совершенно секретно». Лубянка — Сталину о положении в стране
(1922-1934). Т. 1. Ч. 2. С. 970.

Анархисты в Советской России: 1922-1953 гг.
907
орденов и ориентированные на работу среди студенчества и
интеллигенции.
В условиях подавления политических свобод большое значение
для издательской деятельности и информационного обеспечения
движения имела анархистская эмиграция. В ее печатных органах
(журналы «Дело труда» и «Пробуждение», газета «Рассвет» и др.)
публиковались материалы анархистов СССР. Зарубежная
анархистская литература доставлялась в страну, хотя и в
незначительном количестве. При арестах 1926 и 1929-1930 гг. у ивановских
и московских анархистов были обнаружены экземпляры газет
« Рассвет »* «Der Sindikalist» и журнала «Дело труда»*. Связи с
зарубежьем в какой-то мере поддерживались легально. Так, живший
под Москвой итальянский эмигрант-анархист Ф. Гецци открыто
переписывался с лидерами мирового анархистского движения
и до середины июня 1929 г. получал из-за границы анархистскую
прессу**. Легальный характер таких связей был выгоден и ОГПУ,
ибо облегчал контроль за анархистами. Так, в августе 1927 г.
чекисты Белашев и Юргенс во время беседы с Рогдаевым и Бармашом
по делу Варшавского дали понять, что возможна легальная
переписка с товарищами из других стран. Наиболее хлопотной для ОГПУ
издательской акцией анархистов стала подготовка, нелегальная
переправка за границу, а затем и издание в Париже (1928 г.)
направленной на критику всех сторон политики ВКП (б) книги
A. А. Борового «Большевистская диктатура в свете анархизма.
Десять лет диктатуры пролетариата»***, написанной при участии
B. В. Бармаша и Н. И. Рогдаева****.
Поскольку большинство анархистских организаций
действовали в подполье, для поддержания связей с
анархистами-эмигрантами большую важность имели нелегальные каналы. В частности,
организованная О. И. Таратутой с 1926 г. регулярная переправка
* ГАРФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. П — 63539. Л. 21; Орден российских тамплиеров.
Т. 1.С. 90. Т. 2. С. 23; «Совершенно секретно». Лубянка — Сталину о
положении в стране (1922-1934). Т. 4. Ч. 1. С. 642; «Совершенно секретно».
Лубянка — Сталину о положении в стране. Т. 5. С. 320.
** ГАРФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. П — 27002. Лл. 20, 31-32, 33-34, 39, 162; Дол-
жанскаяЛ.А. Указ. соч. С. 242-244.
*** Большевистская диктатура в свете анархизма. Десять лет советской власти
(коллективное исследование). Париж. 1928.
**** ГАРФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. П — 63539. Л. 31; ГАРФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. П —
27002. Л. 162, 164; ГАРФ. Оп. 1. Д. 36465. Л. 3.

908
Д. И. РУБЛЕВ
анархической литературы и курьеров через польскую границу
у Ровно использовалась анархистскими организациями
Ленинграда, Курска, Москвы, Одессы, Поволжья, Харькова*. Важным
каналом нелегальной связи становятся моряки Ленинграда,
Мурманска и черноморских портов что фиксировались ОГПУ
на протяжении исследуемого периода**.
Отдельной проблемой деятельности анархистов во второй
половине 1920-х — начале 1930-х гг. становится сопротивление
репрессиям властей. В первую очередь, шла речь о проявлении
солидарности с заключенными и ссыльными анархистами. До 1938 г.
в этой области оставались некоторые легальные возможности,
предоставленные правозащитной организацией Е. П. Пешковой
«Помощь политическим заключенным» (Помполит),
обеспечивавшей политзаключенным материальную (посылки с вещами***,
небольшие денежные суммы)**** и моральную (например, открытки
с поздравлениями к праздникам)***** помощь от иностранных и
российских анархистов. <...>
Важным средством сопротивления репрессиям была
организация кампаний в поддержку заключенных. Так, после ареста
А. Н. Андреева в июне 1929 г. его жена, 3. Б. Гандлевская,
используя как аргумент революционные заслуги мужа, написала
14 заявлений в Общество политкаторжан, Общество старых
большевиков, Юридический отдел ЦК ВКП (б). К делу защиты
Андреева были привлечены знавшие его, как организатора
«искровских кружков» партийные деятели А. Шотман и Е.
Ярославский. Е. Пешкова привлекла к ходатайствам и М. Горького.
Одновременно Андреев в течение 22-х суток вел голодовку. Итогом
* Дубовик А. В. Указ. соч.
** ГАРФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. П — 27002. Л. 44 об., 64-64 об., 74 об.; Орден
российских тамплиеров. Т. 1. С. 102; «Совершенносекретно». Лубянка —
Сталину о положении в стране. Т. 4.4. 1. С. 320, 550.
*** См., например: Горчева А. Ю. Пресса ГУЛАГа. Списки Е. П. Пешковой.
М., 2009. С. 209.
**** ГАРФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. П — 30827. Л. 29; ГАРФ. Ф. Р — 8409. Оп. 1.
Д. 1371. Л. 23, 25-26.
***** Подробнее о зарубежной помощи русским анархистам см.: Дамье В. В.
Забытый Интернационал: Международное анархо-синдикалистское движение
между двумя мировыми войнами. Т. 1. М., 2006. С. 664, 672-674, 699,
732-733; Его же. Забытый Интернационал: Международное
анархо-синдикалистское движение между двумя мировыми войнами. Т. 2. С. 232,
266-267,276-277, 288-289.

Анархисты в Советской России: 1922-1953 гг. 909
I.
стало его освобождение и замена тюремного заключения 3-летней
ссылкой*. В 1929-1931 гг. была организована международная
кампания с требованием освобождения и отправки за границу
арестованного в 1929 г. Гецци. <...>
Весьма распространены были индивидуальные и групповые
голодовки, в том числе — голодовки солидарности. Из-за
сохранения неконтролируемых связей с зарубежьем (что было чревато
дискредитацией руководства СССР в случае смерти от голодовок)
они имели успех** до 1937 г., когда голодовка была обессмыслена
отменой особого режима политзаключенных и переводом их на
общий режим с уголовниками. Усилилось применение мер
физического воздействия к голодающим. В итоге — добиться успеха
стало почти невозможно. <...>
В рамках периодизации развития анархистского движения
этого времени можно выделить три периода.
Первый (1922 — начало 1923 гг.) из них можно
характеризовать, как время спада активности анархистов. Это связано
как с репрессиями, обрушившимися на активистов движения
в период подъема антибольшевистских народных выступлений
1920-1921 гг., так и с некоторым улучшением материального
положения населения в результате перехода к новой экономической
политике. «Ни о каком влиянии анархистов на массы, конечно,
не может быть и речи. Все их бессильные потуги вызвать, вернее
спровоцировать, хоть какие-нибудь активные выявления
протеста населения против Советской власти неизменно кончаются
ничем. Разрозненные, раздробленные на множество, непрерывно,
неудержимо разлагающиеся все дальше и дальше группы, они
безусловно не способны ни к какой не только творческой, но и даже
разрушительной деятельности, и с этой, как, впрочем, и со всех
сторон, ни малейшей опасности для Республики не
представляют* — таковы наиболее характерные оценки деятельности
анархистских организаций в отчетах руководства ГПУ этого времени***.
* Архив МИЛО «Возвращение». Фонд: Андреев Андрей Никифорович. Д. 2.
Тетрадь № 1. Л. 20-24; Архив МИЛО «Возвращение*. Фонд: Андреев
Андрей Никифорович. Д. 2. К автобиографии Андрея Андреева. Л. 8-9.
** См., например, случай с освобождением Макарьянца: Быковский С. М.,
Леонтьев Я. В. Указ. соч. С. 166-171.
*** «Совершенно секретно». Лубянка — Сталину о положении в стране
(1922-1934). Т. 1. Ч. 1. М., 2001. С. 128, 193, 217, 265, 297, 481, 490.

910
Д. И. РУБЛЕВ
Еще имели место попытки повстанческой борьбы анархистов,
шедшей к упадку в результате карательных операций. На 1922 г.
есть данные о 15 отрядах и готовивших восстание подпольных
группах партизан-анархистов (8 — на Украине, 5 — в Южной
Сибири, 1 — в Белоруссии, 1 — в Донском регионе). Численность
их колебалась от 4 (отряд П. и С. Мурзиных в Причернском крае
Алтайской губернии) до 200 человек (отряд Лонцова в Полтавской
губ.). В 1923 г. известны 6 отрядов (3 — на Украине, 2 — в Южной
Сибири, 1 — в Донском регионе). Их численность имела
тенденцию к падению. Их средний численный состав упал до нескольких
человек. Были и крупные подразделения. <...>
Важным направлением деятельности анархистов остается
агитация среди рабочих*. В ряде мест (например — Людиново
Брянской губ.) анархисты призывали рабочих и учащихся к
акциям солидарности с бастующими**. Велась антипродналоговая
агитация среди крестьян (Курская губ., Приморская губ.)***. Были
попытки пропаганды в ячейках РКСМ (Омск)****.
Вскоре движение пережило период подъема, приходящийся
на весну 1923 — середину 1926 гг. «В общем же в работе
анархистов констатируется следующее: стремление к объединению,
чистка своих рядов от чуждых и ненадежных элементов
(чекистов), "переоценка ценностей", т. е. пересмотр теоретических
основ анархизма, изменение их и дополнение, расширение идейной
гегемонии анархизма среди широких масс путем распространения
демагогических лозунгов, направленных против мероприятий
Советской власти*, — отмечается в отчете Зампреда ГПУ Ун-
шлихта и заместителя начальника Информотдела ГПУ Басова
за апрель — май 1923 г.***** В этот период происходит укрепление
организационных связей в масштабах СССР. <...>
* «Совершенно секретно». Лубянка — Сталину о положении в стране(1922-
1934). Т. 1. Ч. 1. С. 93, 231; «Совершенносекретно». Лубянка — Сталину
о положении в стране (1922-1934). Т. 1. Ч. 2. С. 865.
** «Совершенно секретно». Лубянка — Сталину о положении в стране
(1922-1934). Т. 1. Ч. 1. С. 110.
*** Там же. С. 284; «Совершенно секретно». Лубянка — Сталину о положении
в стране (1922-1934). Т. 1. Ч. 2. С. 668, 707.
**** ШтырбулА.А. Указ. соч. С. 147.
***** «Совершенно секретно». Лубянка — Сталину о положении в стране
(1922-1934). Т. 1. Ч. 2. С. 876. Сравните: «Совершенносекретно».
Лубянка — Сталину о положении в стране (1922-1934). Т. 2. С. 308.

Анархисты в Советской России: 1922-1953 гг.
911
Деятельность анархистов в 1923-1926 гг. имела достаточно
разносторонний характер, развивая направления, присущие
предыдущему периоду. В частности, большое внимание уделялось
фабрично-заводскому пролетариату. Период нэпа сопровождался
подъемом забастовочной борьбы, направленной против
характерных для политики властей повышения норм выработки, снижения
расценок, невыплаты или задержек заработной платы.
Анархисты не только участвовали в рабочих выступлениях, но и
организовывали активно забастовки (в том числе и «итальянские»)
и волынки. В конце 1923 — I половине 1924 г. несколько
экономических стачек на заводах и в железнодорожных мастерских
организовали харьковские «набатовцы»*. Были попытки создания
подпольных синдикалистских профсоюзов. К созданию
«черного профсоюза» стремилась анархо-синдикалистская федерация
в Ленинграде (1924 — начало 1925 г.), организовавшая группы
на Волховстрое, ряде заводов и фабрик («Богатырь», «Дизель»,
артель «Металл», Путиловский)**. В Москве несколько воззваний
к рабочим с призывом организовать независимые профсоюзы
выпустила анархо-синдикалистская группа, возглавляемая рабочим
завода «Динамо» Н. Лазаревичем (1924 г.). Итогом ее деятельности
стала организация подпольного независимого профсоюза,
разгромленного в результате ареста членов группы в 1924-1925 гг.
Пропаганду с призывом к созданию свободных профсоюзов наряду
с организацией «волынок»1 на заводах вели группы анархистов
в Ленинском, Московском, Сергиевском уездах Московской губ.***
Значительно расширилась пропаганда среди крестьян, одним
из важнейших ее пунктов стало требование создания крестьянских
союзов.**** В 1923-1925 гг. продолжалась антиналоговая агитация
в деревне, имевшая гораздо более широкий, чем ранее, регио-
* Дубовик А. В. Указ. соч.
** «Совершенно секретно». Лубянка — Сталину о положении в стране
(1922-1934). Т. 2. С. 308.
*** Лазаревич Н. То, что я пережил в России // Дело труда. 1927. № 25.
С. 18-19, № 26-27. С. 22-24. «Совершенносекретно». Лубянка — Сталину
о положении в стране (1922-1934). Т. 2. С. 308, 397.
**** «Совершенно секретно». Лубянка — Сталину о положении в стране
(1922-1934). Т. 1. Ч. 2. С. 920; «Совершенносекретно». Лубянка —
Сталину о положении в стране (1922-1934). Т. 2. М., 2001. С. 49; «Совершенно
секретно». Лубянка — Сталину о положении в стране (1922-1934). Т. 4.
Ч. 1.С. 177.

912
Д. И. РУБЛЕВ
нальный охват (Вологодская, Иркутская, Киевская, Подольская,
Полтавская, Приморская, Рязанская, Саратовская, Тюменская,
Череповецкая губ., Джетысуйская обл. Туркестана, Зырянская
обл. и Кунгурский округ Урала)*. С 1923 г. в ряде регионов (Ека-
теринославская, Приморская, Череповецкая губ.) анархисты
организуют сельскохозяйственные артели и коммуны. На Украине
активную работу в этом направлении вели бывшие махновцы,
участники подпольной группы в Гуляй-польском районе**.
Одним из наиболее серьезных объектов пропаганды
анархистов становится молодежь, являвшаяся важным источником
пополнения анархистских организаций. Весьма частым
явлением была пропаганда среди комсомольцев (Кронштадт, Москва,
Ярославль, Акмолинская, Иваново-Вознесенская, Иркутская,
Нижегородская, Новгородская, Пермская, Петроградская,
Приморская, Тамбовская губ., Коми-Зырянская область, Татарская
АССР). <...> Большое внимание уделялось и студенческой среде***.
Кружки анархистов появляются в Петроградских
Географическом институте (1923 г.) и Российском институте истории
искусства (1923-1925 гг.). Большое внимание анархисты обращают
на вычищенных из вузов «неблагонадежных» студентов. В мае
1924 г. московская группа анархистов-студентов попыталась
сплотить их в единую организацию, но вследствие *
пассивности и трусости студенческой массы* попытка провалилась.
В июне 1924 г. студенческая группа анархо-коммунистов в
Ленинграде выпустила листовку, выражающую протест против
чистки вузов****.
* Глушаков Ю. Э. Указ. соч. С. 83; Совершенно секретно». Лубянка —
Сталину о положении в стране (1922-1934). Т. 1. Ч. 2. С. 900, 920; «Совершенно
секретно». Лубянка — Сталину о положении в стране (1922-1934). Т. 2.
С. 105, 131; «Совершенно секретно». Лубянка — Сталину о положении
в стране (1922-1934). Т. 3. Ч. 2. М., 2002. С. 589; «Совершенно секретно».
Лубянка — Сталину о положении в стране (1922-1934). Т. 4. Ч. 1. М., 2001.
С. 44.
** Дубовик А. В. Указ. соч.; «Совершенно секретно». Лубянка — Сталину о
положении в стране (1922-1934). Т. 1.4. 2. С. 876; «Совершенносекретно».
Лубянка — Сталину о положении в стране (1922-1934). Т. 2. С. 131.
*** «Совершенно секретно». Лубянка — Сталину о положении в стране
(1922-1934). Т. 1. Ч. 2. М., 2001. С. 876; «Совершенносекретно».
Лубянка — Сталину о положении в стране (1922-1934). Т. 4. Ч. 1. С. 188.
**** Разумов А. Указ. соч.; «Совершенно секретно». Лубянка — Сталину о
положении в стране (1922-1934). Т. 2. С. 104131, 308-309.

Анархисты в Советской России: 1922-1953 гг.
913
Новым объектом пропаганды анархистов становятся
безработные, в период нэпа оказавшиеся наиболее незащищенной
частью населения (Амурская, Енисейская, Одесская и
Оренбургская губ.)*. Уже в апреле — мае 1923 г. анархисты Москвы
и Владивостока организовали отправку депутаций безработных
на Всероссийский съезд профсоюза пищевиков. <...>
Вероятно, свидетельством влияния анархистов можно считать
социальные выступления с участием сотен людей под черными
знаменами и случаи агитации за их проведение. <...>
Пропаганда анархистов коснулась воинских частей, среди
которых были: Кронштадтский крепостной батальон (сентябрь —
ноябрь 1923 г.), экипажи линкоров Балтийского флота (1925 г.),
воинские части Хабаровска (декабрь 1925 г.)**. В сентябре 1924 г.
были предприняты попытки создать подпольные группы
анархистов среди моряков (Кронштадт), а анархо-синдикалисты
(Ленинград) создали группу из курсантов Военной Артиллерийской
школы***.
Подъем анархистского движения, сопровождавшийся его
численным ростом, укреплением межрегиональных связей,
формированием стратегии подпольной деятельности, был прерван
репрессиями ОГПУ. Наиболее активная часть анархистов была
отправлена в политизоляторы, концентрационные лагеря и
ссылки. Насколько мощная волна арестов участников анархистского
движения прошла в 1924 — начале 1925 гг. показывают
официальные цифры по арестованным: 61 — в Москве; 90 — в Ленинграде;
19 — в Московском, Ленинском и Сергиевском уездах Московской
губ.; 70 — в Харькове; 30 — в Брянске и некоторых регионах
Белоруссии (Гомеле, Калинковичах, Минской губ.); 31 — в Севастополе
и Ялте; 16 — в Ташкенте; 5 — в Саратове****. Лишь за 1924 г. ОГПУ
* «Совершенно секретно». Лубянка — Сталину о положении в стране(1922-
1934). Т. 1. Ч. 2. С. 900, 920; «Совершенно секретно». Лубянка — Сталину
о положении в стране (1922-1934). Т. 2. С. 105; «Совершенно секретно».
Лубянка — Сталину о положении в стране (1922-1934). Т. 3. Ч. 1. С. 190.
** Разумов А. Указ. соч.; «Совершенно секретно». Лубянка — Сталину о
положении в стране (1922-1934). Т. 1. Ч. 2. С. 876, 920, 944; «Совершенно
секретно». Лубянка — Сталину о положении в стране (1922-1934). Т. 3.
4.2. С. 723.
*** «Совершенно секретно». Лубянка — Сталину о положении в стране
(1922-1934). Т. 2. С. 209, 308.
**** Там же. С. 397.

914
Д. И. РУБЛЕВ
провело 18 операций по разгрому анархистских групп, в результате
которых были арестованы более 300 анархистов, в оперативной
разработке в связи с анархистскими группами оказалось 750
человек в Москве и свыше 4000 по всему СССР*. Аресты продолжались
и в 1925 г.: в феврале — 80 анархистов, в апреле — 30 (только
по Москве), в мае — 9 (по Ярославской губ.), в июне — 100**. И это
только имеющиеся количественные данные. А ведь информация
об арестах активных анархистов в тех или иных регионах без цифр
присутствовала в отчетах ОГПУ за 1924-1926 гг.
Количество арестованных и подозреваемых свидетельствует
о том, что в это время движение действительно пережило новый
период расцвета. Ведь тогда еще не было массовой фальсификации
дел под заказ руководства страны, как это имело место в эпоху
«большого террора». Показательно, что даже аресты 1924-1925 гг.
не уничтожили анархистское движение, на что указывает
количество возродившихся анархических групп. Так, уцелевшая
часть группы «Набата» в Харькове продолжала работать по
объединению анархистов Украины. В 1926-1927 гг. связанный с ней
В. Белаш установил связь с подпольными группами махновцев
Гуляй-Поля. Появляются новые анархистские организации, как,
например: группа бывшего махновского командира А. Буданова
в Мариуполе (1925 г.), объединявшая несколько подпольных
кружков из числа студентов и рабочих молодежная группа Е.
Ворониной в Ленинграде (1926 г.)***, анархо-синдикалистская группа
в Ростове-на-Дону (1926-1927 гг.), группа Л. Лебедева в
Днепропетровске (1928 г.), возрожденная организация «набатовцев»
в Харькове (1930-1934 гг.), анархо-синдикалистский кружок
Д. Абламского в Черкассах (1932 г.)****. В1928 г. московская группа
В. Бармаша, включавшая до 20 человек, приступила к разработке
программы подпольной анархистской партии «платформистов»
в СССР. <...> В 1925-1930 гг. анархо-мистики распространили
деятельность своей организации за пределы Москвы, создав
* Там же. С. 398.
** «Совершенно секретно». Лубянка — Сталину о положении в стране
(1922-1934). Т.З. 4.1. С.243,306,370; «Совершенносекретно». Лубянка —
Сталину о положении в стране (1922-1934). Т.З. 4.2. С. 132.
*** Разумов А. Указ. соч.
**** Быковский А. В., Леонтьев Я. В. Указ. соч. С. 161-162; Дубовик А. В. Указ.
соч.; «Совершенно секретно». Лубянка — Сталину о положении в стране
(1922-1934). Т. 5. С. 261.

Анархисты в Советской России: 1922-1953 гг.
915
орденские структуры в Нижнем Новгороде, Сочи, Ленинграде
и др. городах*.
Продолжались попытки объединения анархистов в масштабах
регионов и СССР в целом. В декабре 1926 г. прошел подпольный
съезд анархистов в Мариуполе. Его материалы были изъяты
чекистами при разгроме ростовской группы анархо-синдикалистов
25 марта 1927 г.** Под видом празднования Нового 1929 года
попытались провести конференцию анархисты Одессы***. Последней
попыткой объединения анархистов СССР следует считать
подготовку съезда харьковскими «набатовцамип» и группой ссыльных
анархистов, проживавших в городах Центрально-Черноземной
области, во главе с А. Д. Бароном. <...>
Среди основных направлений деятельности анархистов в 1926-
1934 гг. можно выделить работу среди молодежи, хотя и
утратившую былые масштабы. Так, в конце 1926 — начале 1927 гг. среди
студентов педагогического факультета в Минске образовался
кружок по изучению философии анархизма****. В Тверской губ.
в феврале 1928 г. анархисты организовали группу оппозиционно
настроенных студентов*****. Среди комсомольцев, учащихся 2-й
ступени г. Яранска и студентов пединститута в Вятке вели пропаганду
местные анархисты6*. В 1926-1927 гг. имели успех отдельные
попытки вовлечения комсомольцев в анархистские организации
(Ростов Ярославской губ., Томский, Пермский и Шадринский
округа)7*. Имели место попытки участия анархистов в рабочих
выступлениях. Так, днепропетровские анархисты пытались участво-
* См., например: Никитин А. Л. Указ. соч. С. 64-66; Сапон В. П. Указ. соч.
С. 138-145; «Совершенно секретно». Лубянка — Сталину о положении
в стране. Т. 3. 1925. Ч. 1. С. 190.
** ♦Совершенно секретно». Лубянка — Сталину о положении в стране
(1922-1934). Т. 5. С. 261.
*** Быковский А. В., Леонтьев Я. В. Указ. соч. С. 161; Дубовик А. В. Указ. соч.
*** Глушаков Ю. Э. Указ. соч. С. 83; «Совершенно секретно». Лубянка —
Сталину о положении в стране (1922-1934). Т. 4. Ч. 2. С. 934.
<*** «Совершенно секретно». Лубянка — Сталину о положении в стране
(1922-1934). Т. 5. С. 140.
6* Там ж. Т. 4. Ч. 2. М., 2001. С. 727; «Совершенно секретно». Лубянка —
Сталину о положении в стране (1922-1934). Т. 5. М., 2003. С. 156; «Совершенно
секретно». Лубянка — Сталину о положении в стране (1922-1934). Т. 6. С. 295.
7* «Совершенно секретно». Лубянка — Сталину о положении в стране
(1922-1934). Т. 4. Ч. 2. М., 2001. С. 727; «Совершенно секретно».
Лубянка — Сталину о положении в стране (1922-1934). Т. 5. М., 2003. С. 156.

916
Д. И. РУБЛЕВ
вать в забастовках*. Пропаганду среди строительных рабочих вели
анархо-синдикалисты в Ростове-на-Дону. Продолжалась агитация
и среди безработных. В сентябре — декабре 1926 г. московские
анархисты во время волнений безработных (печатников и
пищевиков) Красной Пресни и Замоскворечья возглавила их собрания,
проведя резолюции с требованием обеспечение работой вместо
выплаты пособия. Группой безработных-печатников под
влиянием состоявших в ее составе анархистов был выдвинут призыв
к объединению безработных Москвы через агитацию за созыв
их общемосковского собрания**. В августе 1927 г. в Брянской губ.
анархистами среди безработных были распространены листовки***.
Были предприняты попытки организовать сопротивление
коллективизации. <...>
Тем не менее, с середины 1926 г. российский анархизм вступил
в полосу спада и постепенного разгрома, обусловленных
репрессиями властей, в 1929-1934 гт. фактически завершивших ликвидацию
анархистского движения СССР. Для этого периода также
характерны массовые аресты. Так, в 1928 г. по данным А. Дубовика,
на Украине были арестованы 23 анархиста и 21 махновец, за первое
полугодие 1929 г. — 62 анархиста и 40 махновцев. В результате
арестов 1929 г. в Москве была ликвидирована группа Бармаша,
в 1931 г. — разгромлены группы анархо-мистиков. 1.02.1934 г.
были арестованы члены «набатовских» групп в Воронеже,
Курске, Орле, Харькове. Число арестованных в Харькове составило
8 человек, в др. городах — 23 (из них 11 осуждены)****.
В эпоху « большого террора», с 1934 г., а также в
послевоенные годы правления Сталина карательные органы стремились
ликвидировать уже не только подпольные группы анархистов,
которых фактически уже не существовало, но и бывших
анархистов как потенциально несогласных с политикой режима.
Одним из крайне немногих примеров существовавших в то
время групп анархистов является действовавший с 1930 г. кружок
* Дубовик А. В. Указ. соч.
** «Совершенно секретно». Лубянка — Сталину о положении в стране. Т. 4.
Ч. 1. С. 629-630, 642, 665-666; «Совершенно секретно». Лубянка —
Сталину о положении в стране. Т. 4. Ч. 2. С. 810, 828,912-913,933, 955-956.
*** «Совершенно секретно». Лубянка — Сталину о положении в стране
(1922-1934). Т. 5. С. 580.
**** Быковский А. В., Леонтьев Я. В. Указ. соч. С. 160-162; Дубовик А В. Указ.
соч.; Саран А. Ю. Указ. соч. С. 34.

Анархисты в Советской России: 1922-1953 гг.
917
анархо-мистиков из студенческой молодежи (В. В. Налимов,
И. И. Шаревский, Ю. Н. Проферансов и др.), близкий А. О. Со-
лонович. Его деятельность не несла реальной угрозы режиму,
ограничиваясь обсуждением в дружеском кругу проблем
философии анархизма и эзотерики, чтением литературных и
философских произведений, а также — сбором средств в помощь
арестованному А. А. Солоновичу*. Лидеров движения, как
действующих, так и бывших физически уничтожают, либо ставят
в невыносимые жизненные условия и отправляют в концлагеря
на верную смерть. Большинство процессов над анархистами в это
время было фальсифицировано**. Наиболее известно из них дело
«Анархистского центра» (1938-1939 гг.). Имеющиеся сведения
позволяют сделать вывод об амальгамном характере процесса.
Почти все «участники» «центра» (кроме М. В. Петросовой) давно
уже не были анархистами. П. А. Аршинов, которому следствие
отвело роль лидера «подпольщиков», уже в 1931 г. стал
фактически «анархо-болыневиком», призывая анархистов встать
на защиту СССР, установить связи с советскими посольствами
и в едином фронте с компартиями бороться за диктатуру
пролетариата***. В своей идейной эволюции Аршинов продвинулся
еще дальше. В анкете для вступающих во «Всесоюзное общество
политкаторжан» (31 января 1935 г.) он указал, что отрекшись
от анархизма в особом обращении к ЦК ВКП (б) (4 января 1932 г.),
в течение трех лет вел за границей работу «в духе и направлении
Коминтерна*****. В 1935 г. Аршинов стремился доказать свою
лояльность режиму, о чем свидетельствует его попытка по
рекомендации Е. Ярославского устроиться на работу в лагерную
систему на строительстве канала «Москва — Волга» *****. Е. 3. Ярчук,
вернувшийся в СССР после отречения от анархизма, в 1927 г.
* Налимов В. В. Канатоходец. С. 381-382, 384-385, 387, 389-391, 393; Орден
российских тамплиеров. Т. 2. С. 231, 236, 266, 269-270, 272.
** См., например, представленное в документальном издании А. Л.
Никитина дело «Всероссийского альянса» (Орден российских тамплиеров. Т. 2.
С. 231-237).
*** Аршинов П. А. 1) Анархизм и диктатура пролетариата. Париж. 1931; 2)
Крах анархизма // Известия ЦИК Союза ССР и ВЦИК Советов рабочих,
крестьянских и красноармейских депутатов. № 152 (2705). 30 июня 1935.
С. 4; ГАРФ. Ф. 533. Оп. 2. Д. 124. Л. 5.
**** Там же. Л. 2, 4.
***** Там же. Л. 4.

918
Д. И. РУБЛЕВ
вступил в ВКП (б) по рекомендации Н. И. Бухарина и был известен
тем, что в 1927-1928 при содействии ОГПУ готовил созыв съезда
анархистов для официального роспуска движения. Заявление
Ярчука об отречении от анархизма в 1927 г. было опубликовано
на страницах «Правды»*. Бармаш в письме Аршинову 1929 г.
характеризует его как опасного «анархо-болыпевика»**. <...>
В условиях террора сталинского режима деятельность
уцелевших анархистов утратила политический характер, свелась
к физическому и духовному выживанию. <...>
■€^-
* Анархисты. Документы и материалы. 1883-1935 гг. В 2 т. Т. 2. 1917-
1935 гг. М., 1999. С. 496-197.
** ГАРФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. П — 63539. Данное письмо находится в конверте
с письмами, помеченном, как Л. 60.

€^
Н.А.МИТРОХИН
Анархо-синдикализм и оттепель
История эта началась осенью 1957 г., когда на третьем курсе
дневного отделения исторического факультета МГУ образовалась
небольшая студенческая группа. Ее неформальным лидером
безусловно являлся Анатолий Михайлович Иванов (1935 г. р.). Ироничный
сын московских учителей, он выделялся своими лингвистическими
способностями (на студенческих вечеринках пел на французском
языке, что-нибудь из репертуара Ива Монтана) и тем, что он не был
членом ВЛКСМ. Двое других членов группы — Владислав Краснов
(1937 г. р.) и Владимир Николаевич Осипов (1938 г. р.) тоже были
люди известные: первый — бывший комсомольский секретарь курса
(Иванов называл его «сатаной, спустившимся с божественной
горы»), второй — активный участник поездок «на целину», имевший
кучу приятелей. Близки к кружку были еще двое студентов — Юрий
Сорокин (1937 г. р.) и Юрий Зубков (1937 г. р.).
Разные люди учились на курсе, разные группки они
создавали — были объединения отслуживших в армии, иностранцев,
детей московской научной интеллигенции. Но группа Иванова
отличалась ото всех — вокруг ее идейного лидера объединились
студенты, относившиеся к «соввласти» мягко говоря критически.
Еще в конце 1956 г. разочаровавшийся в марксизме Осипов
и Иванов, отринувший коммунистическую идеологию еще
подростком, занялись, отдельно друг от друга, подыскиванием идейной
и теоретической базы под свои «антимарксистские» убеждения.
Осипов нашел себя в ницшеанстве (до середины 60-х
дореволюционные издания Ницше на русском языке можно было спокойно
заказать в читалке Исторической библиотеки). <...>

920
H.A. МИТРОХИН
Иванов пошел другим путем. Читая в той же Историчке труды
но этнографии и лингвистике, он наткнулся на работы Бакунина
и начал штудировать их, видя перед собой прекрасный образчик
критики Маркса. Позднее, однако, он уже мог цитировать
Бакунина страницами и «заразил» анархо-синдикализмом примкнувшего
к компании Осипова.
Сформировавшаяся группа «клеветников» повела атаку на
догматику высшей школы. Много читали, агитировали
однокурсников, писали доклады: 25 декабря 1957 г. на семинаре по истории
КПСС Осипов прочитал свой доклад «Роль комитетов бедноты
в преобразовании деревни». В докладе он «с антимарксистских»
позиций подверг критике политику РКП (б) в деревне, за что был
резко осужден руководителем семинара. Позднее он написал
доклад для этого семинара однокурснику. Тема — «Декрет о земле».
Смысл тот же, что и в предыдущем.
Осенью 1957 г. на истфаке случилось ЧП. Руководство бюро
ВЛКСМ было арестовано по обвинению в создании антисоветской
организации — так началось знаменитое «дело Краснопевцева».
На факультете началась масштабная чистка — выгоняли стиляг
и неблагонадежных. Под горячую руку попался и Иванов, никого
из арестованных не знавший. Ему припомнили тост, сказанный
в узком кругу на 7 ноября: «Выпьем за елико возможно меньшее
число грядущих годовщин». 28 декабря 1957 г. состоялось
комсомольское собрание, на котором было заявлено: «Пока на
факультете не переведутся Ивановы — не перестанут плодиться Осиповы».
Иванов был изгнан (после настоятельных просьб родителей его
восстановили на заочном отделении), а Осипова отстояли друзья:
«Свой человек, исправится».
Первая половина 1958 г. для Осипова и Иванова прошла
спокойно, а 30 июля случилось знаменательное для студенческой Москвы
того времени событие: был открыт памятник Маяковскому1. После
церемонии открытия памятника официальные и неофициальные
поэты почитали свои стихи, около них постояла удивленная этим
зрелищем толпа, и многим это настолько понравилось, что они
договорились встретиться здесь же через неделю. Так началась
ставшая уже легендарной «площадь Маяковского»- центр
оппозиционной студенческой молодежи 1958-1962 гг.
Иванов узнал о собраниях на площади вскоре после открытия
памятника и вместе с приехавшим в очередной раз с целины Оси-
повым стал регулярно наведываться туда, вербуя «антисоветски

Анархо-синдикализм и оттепель 921
настроенную» молодежь. К октябрю 1958 г. уже сложился
кружок, в него вошли: Иванов, Осипов, Анатолий Иванович Иванов
(по кличке Рахметов, 1933 г. р.), поэт и переводчик Александр
Никифорович Орлов (псевдоним Нор, 1932 г. р.), Евгений Щедрин
(1939 г. р.), Татьяна Герасимова. Кружок в основном собирался
в московском районе — Рабочий поселок на квартире Рахметова.
Читали доклады (в частности, Иванов прочел свою работу
«"Рабочая оппозиция" и диктатура пролетариата»), спорили, начали
собирать материалы для издания литературного журнала.
В конце 1958 г. собрания кружка прекратились — 20 декабря
1958 г. у Анатолия Михайловича Иванова прошел обыск по делу
об изготовлении и распространении антисоветской литературы.
На обыске была изъята рукопись «"Рабочей оппозиции"...» (в
работе Иванов противопоставлял два направления в социализме —
одно нехорошее и неправильное, идущее от Маркса и Ленина,
другое ему противостоящее, идущее от Бакунина через «рабочую
оппозицию» Шляпникова и Коллонтай2 к югославским «рабочим
советам»3 и венгерской революции 1956 г.4).
Оказалось, что еще в начале 1958 г. Иванов через Осипова
познакомился с молодым поэтом, дипломником Московского
Энергетического Института Игорем Васильевичем Авдеевым (1934-1991).
Авдеев попросил Иванова написать статью о «деле Краснопевцева»,
хотя тот знал о нем только по слухам. Авдеев хотел показать статью
своим приятелям и пользоваться ею в дальнейшем в качестве
агитационного материала. Иванов статью под названием «Ждущим»
написал, поставил под ней псевдоним — «Манулин», и Авдеев увез
ее с собой в город Сталинск-Кузнецкий (ныне Новокузнецк). Там
он быстро попал в поле зрения местного КГБ, 5 декабря 1958 г.
у него провели обыск, нашли статью Иванова, узнали у Авдеева,
кто ее автор, и передали все материалы по делу в Москву.
Через месяц после обыска, 31 января 1959 г. Иванова прямо
из зала Исторички увезли на Лубянку. Осипов, узнавший об
аресте друга с опозданием, 9 февраля 1959 г. выступил перед
курсом с протестом против действий КГБ, за что в тот же день был
исключен из комсомола и университета. 5 мая 1959 г. состоялся
суд над Авдеевым, и тот на шесть лет был послан в мордовские
политлагеря в помощь деревообрабатывающей промышленности.
Иванов на суде не присутствовал — он был признан
невменяемым (помогло то, что в свое время он через психушку откосил
от армии — это в середине 50-х было так же модно, как и сейчас)

922
H.A. МИТРОХИН
и отправлен для лечения в Ленинградскую спецпсихбольницу.
В психушке Иванов времени даром не терял — заводил полезные
знакомства среди таких же как и он «политпсихов» —
студенческой молодежи из разных городов, украинских националистов.
Вскоре — в августе 1960 г. он был освобожден.
Выйдя на свободу, он обнаружил, что молодежное движение
на площади Маяковского, возникшее в 1958 г. и затухшее было
в 1959, — возродилось. Вновь по выходным у памятника
«тусовались» студенты и молодые рабочие, вновь самодеятельные
поэты читали свои стихи, а добровольные чтецы-декламаторы
озвучивали забытых и запрещенных поэтов «серебряного века»,
Ахматову, Пастернака.
К октябрю 1960 г. вокруг Иванова (он получил кличку
«Новогодний») и Осипова (он тогда взял себе конспиративную кличку
«Скворцов») сложилась плотная компания «заводил «Маяка»«:
Иванов-Рахметов, Виктор Хаустов, Эдуард Самуилович
Кузнецов (1939 г. р.), студент плехановского института Вячеслав
Константинович Сенчагов (1940 г. р.), Юрий Тимофеевич Галансков
(1939 г. р.), поэты Аполлон Шухт, Анатолий Щукин, Виктор
Вишняков (псевдоним Ковшин). Эти люди постоянно приходили
к памятнику, приглашали и приводили своих знакомых,
ограждали поэтов и чтецов от бухих работяг и комсомольских оперо-
трядовцев. Словом, «держали» место.
Довольно быстро в этой пестрой компании стало заметно
деление на две группы — «политиков» и «поэтов». Политики хотели
оформить людей с «площади Маяковского »в некое
оппозиционное движение, «поэты» — предпочитали заниматься чистым
искусством.
Идеологической базой «политики» выбрали
«анархо-синдикализм». Во все той же Исторической библиотеке Иванов и Осипов
нашли свободно выдававшиеся книги Ашера Делеона «Рабочие
Советы в Югославии»5, французского анархо-синдикалиста Жоржа
Сореля «Размышления о насилии», Бакунина «Государственность
и анархия», Каутского «Против Советской России». Основным
«толкователем» текстов был безусловно Иванов, но и Осипов
старался от него не отставать — брал на себя все организаторские
функции.
Зимой 1960-61 гг. нередки были собрания «маяковцев» на
частных квартирах — обычно это происходило в ночь с субботы на
воскресенье. Собирались большими компаниями, спорили, читали

Анархо-синдикализм и оттепель
923
стихи. В некоторые такие собрания члены кружка Иванова-Оси-
пова (в который входили также Кузнецов, Хаустов, Сенчагов
и, отчасти, Галансков) пытались использовать для агитации
и пропаганды — читали доклады по советской истории, выступали
с речами. Однако, редко, когда эти выступления воспринимались
всерьез, основной массе слушателей были больше по душе стихи.
Особенно активную деятельность члены кружка развернули
летом 1961 г. 28 июня Осипов представил приятелям свою
программу создания подпольной антиправительственной организации
анархо-синдикалистского толка. Программа была написана в
единственном экземпляре и зачитана Иванову, Кузнецову, Хаустову,
Сенчагову и представителю Галанскова Анатолию Викторову
в Измайловском парке. После обсуждения программы текст ее
был тут же сожжен. Сейчас Осипов считает, что после прочтения
программы собравшиеся сочли себя членами единой группы.
В это же время в городах Муром (30 июня) и Александров (9
июля) Владимирской области прошли народные волнения (связанные
с «беспределом», творимым милицией) — толпы штурмовали
здания городских управлений внутренних дел. На площади
Маяковского о событиях в Муроме узнали почти сразу. Было решено
отправить экспедицию и написать об этом листовку. Кузнецов
и Сенчагов съездили в Муром за сведениями и там же узнали
об аналогичных событиях в Александрове. Вскоре Осипов,
Кузнецов и Хаустов также съездили в Александров — расспрашивали
очевидцев. Однако листовка так и не была составлена.
6 октября Осипов, Иванов и Кузнецов были арестованы по т[ак].
называемому], «делу Бокштейна». Илья Вениаминович Бокштейн
(1937 г. р.) был личностью на площади Маяковского известной —
как очень неплохой поэт и человек с некоторыми «странностями».
Например, он агитировал против советской власти любого, кто
соглашался его слушать — даже бойцов комсомольских оперотрядов.
В конце концов он был арестован по обвинению в антисоветской
пропаганде. Однако на первых же допросах Осипова, Иванова
и Кузнецова кроме «антисоветчины» всплыло и другое —
следователи стали расспрашивать арестованных о подготовке терракта —
плане убийства Хрущева или проекте «Космонавт».
Еще в 1959 г. в Ленинградской психушке Иванов познакомился
с политпсихом Виталием Ременцовым (1935 г. р.). Этот человек
с неясной биографией, представлявшийся то бывшим моряком,
то сотрудником «органов», пострадавшим за свои либеральные

924
H.A. МИТРОХИН
убеждения, считал, что ему необходимо убить Хрущева, чтобы
затем выступить на открытом процессе и разоблачить
преступления сталинизма, пока народу не «заткнули рот кукурузой». После
психушки Иванов продолжал поддерживать с ним отношения,
хотя и посмеивался над его планами.
Однако позднее мнение Иванова о терроре изменилось. Летом
1961 г. он предложил Осипову, Кузнецову, Хаустову и Галанскову
подумать над следующей идеей — Хрущев ведет внешнюю
политику, направленную на эскалацию войны, и тут возможен «Гаврила
Принцип* наоборот» — т. е. убийство Хрущева повлечет за собой
предотвращение, войны. Идея была воспринята всерьез. Кузнецов
даже пытался устроиться почтальоном вблизи правительственной
трассы по Ленинскому проспекту, чтобы выбрать «место». Кроме
того Кузнецов и Хаустов нашли человека, у которого хранилась
мелкокалиберная винтовка, и договорился с ним о ее
заимствовании в случае необходимости (правда не стал объяснять, зачем
она ему может понадобиться)**.
Однако в проекте, который даже не начал как следует
раскручиваться, сразу обнаружился прокол — Галансков, поддержавший
поначалу инициативу, передумал и стал вести закулисную игру
против главного «экстремиста» Иванова. Предполагалось
оказать давление на Осипова, чтобы тот отказался от опасной затеи,
а самого Иванова физически изолировать на время XXII съезда
КПСС (17-31 октября 1961 г.).
Кое-что Галансков успел даже предпринять: в конце сентября
на очередной вечеринке известный ныне диссидент, а тогда еще
совсем молодой человек Владимир Константинович Буковский
(1942 г. р.) гипнотизировал пьяного Осипова, а Галансков
начал задавать ему вопросы о подготовке терракта. Но тот молол
что-то настолько несвязное, что от него отстали. Через неделю
Осипова, Иванова и Кузнецова арестовали. Оказалось, что все
свои планы Галансков обсуждал с Буковским и Анатолием
Щукиным. Щукин в свою очередь, поделился со своим бывшим
одноклассником и другом Сенчаговым, а тот, испугавшись (до него
* Гаврила Принцип — террорист, убивший в 1914 г. в Сараево эрцгерцога
Фердинанда, что стало формальным поводом для начала Первой мировой
войны.
* Хеифец М. Русский патриот Владимир Осипов / прим. А. Кузнецова //
Континент. 1981, № 27. С. 212-213.

Анархо-синдикализм и оттепель
925
информация дошла в виде слуха «Иванов и Осипов хотят взорвать
съезд»), пошел за советом к своему старшему товарищу,
специалисту по Латинской Америке Киву Майданнику, отцу известного
ныне рок-критика Артема Троицкого. Либерально настроенный
коммунист Майданник, по словам Сенчагова, и посоветовал ему
написать обо всем в КГБ, что тот и сделал. Про донос Сенчагова
выяснилось в ходе следствия — арестованы были только те, кого
он обвинил в экстремизме — «экстремистам» противопоставлялись
хорошие ребята, которые занимались изучением поэзии —
Иванов-Рахметов, Щукин, Шухт, Галансков и другие. КГБ этот донос
был чрезвычайно выгоден — можно отчитаться перед ЦК о
разоблачении террористической группы прямо перед съездом, а заодно
прихлопнуть поэтическую вольницу на площади Маяковского.
На следствии подельники повели себя по разному: Осипов
и Кузнецов поначалу «уперлись рогом», Бокштейн ни от чего
не отказывался — но ему вменялась лишь чистая антисоветская
пропаганда, которая к тому же была подтверждена двумя
десятками заявлений комсомольских оперов, которых он пытался
разагитировать. А вот Иванов сразу занял позицию — «я псих,
за себя не отвечал» и начал давать показания. По его показаниям
следствию удалось принудить к признанию и Осипова с
Кузнецовым. Параллельно прошли обыски и допросы большого числа
«маяковцев» — кто-то начал давать показания (Иванов-Рахметов),
кто-то держался (Хаустов, Мотобривцева). Галансков на время
попал в психушку, а Буковский ушел в бега и полгода не появлялся
в Москве. Воспользовавшись случаем, власти закрыли «Маяк»
раз и на всегда.
Конечно, КГБ не интересовали идеологические мотивы
действий группы — им хотелось доказать лишь то, что действия
арестованных молодых людей можно им инкриминировать
по трем статьям [УК СССР] — 70 (антисоветская пропаганда), 72
(групповая антисоветская пропаганда) и террор. Основное время
следствия заняло доказательство фактов антисоветской
пропаганды (в том числе подготовки к печатанию листовок о событиях
в Муроме и Александрове), «организации антисоветских сборищ
на площади Маяковского». Тема террора почти не всплывала,
тем более, что Осипов с Кузнецовым опровергали факты. Однако
Иванов «пожертвовал» Ременцовым, о роли которого в подготовке
«теракта» из арестованных мог рассказать только он, и обвинения
попали в суд.

926
H.A. МИТРОХИН
На скамье подсудимых по этому делу в итоге оказалось трое —
Осипов, Кузнецов и Бокштейн. Иванов и свежеарестованный
Ременцов, у которого при аресте нашли заготовленные листовки,
были в очередной раз признаны институтом им. Сербского6
психами, судимы закрытым судом и отправлены по спецпсихушкам
(Иванов — в Казанскую). Осипов с Кузнецовым получили по 7 лет,
Бокштейн — 5 и были отправлены в мордовские политические
лагеря, чтобы под воздействием лагерного климата из анархо-
синдикалистов стать верующими националистами. Меняются
времена, меняются люди.
€4©-

^^
Д. Е. БУЧЕНКОВ
Анархисты в России в конце XX века
Некоторые выводы
Почему анархистские группы вновь возникли в истории новой
России? Анархисты по определению появляются в
огосударствленном обществе с юридически закрепленными гражданскими
свободами — как форма реакции на него.
Распад СССР позволил гражданам более свободно
самоопределяться в плане своих политических убеждений, и потому
какая-то небольшая их часть в конкретное историческое время
в конкретном месте сделала подобный выбор.
В отечественной истории уже был опыт анархизма в начале
20 века, поэтому и неудивительно, что как только ослаб
идеологический контроль над общественным сознанием, анархизм
в России появился вновь.
Сознание этого социального слоя и вообще молодых людей,
только что вступивших в совершеннолетний возраст в 1980-е годы,
было отчасти подготовлено к восприятию анархизма западной рок-
музыкой, во многом построенной на идеях социального протеста,
полуподпольно распространявшейся в СССР.
Интерес в советско-российском обществе к анархизму не был
утрачен. В период перестройки создались благоприятные условия
для появления анархистских групп в СССР-России и,
соответственно, начала нового этапа развития радикального
антиэтатизма (анархизма) в нашей стране. Эти благоприятные условия
были связаны как с ситуацией ослабления контроля со стороны
государства за политическим и культурным волеизъявлением
граждан, так и с соответствующими нормативно-правовыми
документами, отчасти закрепившими право граждан на таковое

928
Д. Е. БУЧЕНКОВ
волеизъявление как в области экономической, так и в области
политической деятельности.
Возрождение анархизма в СССР-России в лице первых
анархистских групп сопровождалось быстрыми метаморфозами этих групп
одна в другую, быстрым распадом первых анархистских структур,
образованием Ассоциации Движений Анархистов (АДА), которая
после распада КАС и АССА1 постепенно для отечественных анархистов
превращалась в главное консолидирующее ядро. Однако, АДА, в
отличие от КАС, у которой существовали региональные организации
на территориях, после 1991 года вышедших из состава СССР, уже
стала не общесоюзной, а — общероссийской организацией.
Анархистские группы в союзных республиках СССР, в отличие от
центрально-европейской части России, появились чуть позже — не в конце
1980-х, а в начале 1990-х годов (например, Федерация Анархистов
Донбасса на Украине и Федерация Анархистов Белоруссии).
Первые анархистские объединения России конца 20 века, как
и объединения анархистов начала 20 века, уже изначально не
ориентировались на создание партии (партий). Создание партии
противоречит самим основам политического мировоззрения анархизма.
Не потому, что партия это — «авторитарная структура» и «подавляет
личность», а потому, что партия это политическая организация,
которая создается с целью участия в парламентской жизни. Анархизм
отрицает либеральные ценности (представительную демократию
и парламентаризм в том числе), потому создание партий, участие
в парламентской жизни огосударствленного общества для
анархистов является запретной темой. Современные анархисты России
не участвовали ни в одной избирательной кампании по выборам
в Государственную Думу или в президентских выборах; более того —
они всегда призывали либо бойкотировать выборы в государственные
органы власти, либо голосовать против всех кандидатов*.
* Например, это подтверждают следующие материалы: А ты бойкотируешь
выборы? <листовка революционных анархо-синдикалистов>, 1995 г. //
Архив автора; Выборы кончились — проблемы остались! <листовка
Конфедерации Анархо-Синдикалистов>, май 1989 г. // Архив автора; Голосуй
против всех! <листовка Нижегородской АнархоТруппы в связи с выборами
президента РФ в марте 2000 г.>, март 2000 г. // Архив автора; Новое
поколение не выбирает! < листовка движения «Хранители радуги»2 против
выборов>,? г. // Архив автора; Против кандидатуры Путина!..16.03.2000
<листовка движения «Хранители радуги» в связи с выборами президента
РФ в марте 2000 г.> // Архив автора.

Анархисты в России в конце XX века
929
С одной стороны, принципиальный отказ от участия в
парламентской жизни государства уже изначально лишает
анархистские группы возможности полноценно участвовать в
политической жизни огосударствленного общества, изначально помещая
их на периферию политической жизни, постоянно грозя столкнуть
анархистов в положение политизированных маргиналов. В либер-
тарное движение приходит порой немало талантливых,
решительных и волевых людей, способных поднять его на такой высокий
уровень, находясь на котором оно могло бы определять на
определенном этапе развитие общества вообще, однако идеологическое
положение анархизма, согласно которому ни анархистское
объединение, ни сами анархисты никогда не могут не только
выдвигать своих кандидатов в институты парламентской демократии,
но и голосовать за них, отпугивает очень многих, поскольку многие
талантливые политики, которые возможно могли бы реализовать
себя в рамках анархической среды перестают видеть реальную
перспективу своей деятельности в условиях парламентской
представительной демократии. Поэтому анархисты постоянно ищут
некоторые обходные пути, с помощью которых они могли бы
попытаться повлиять на развитие общества, на работу отдельных
его механизмов.
Такие пути уже более ста лет (и современные анархисты России
здесь не исключение) анархисты пытаются найти либо в создании
альтернативных (то есть созданных независимо от инициатив
государственных чиновников или работодателей) профсоюзов,
либо (как компромиссный вариант) в отдельных случаях
пытаясь выставлять кандидатов на местных выборах, либо создавая
террористические организации, либо пытаясь создавать свои
собственные микрообщества в больших мегаполисах (здесь мы имеем
в виду движение по захвату домов — сквоттерское движение,
особенно сильно развившееся в Европе в 1970-1980-е гг.). На наш
взгляд такой «обходной путь» (и вполне эффективный) может
быть найден, и помочь может в этом, наверное, неординарность
мышления и сильное желание конструктивно работать.
Анархисты в принципе не отрицают создание для себя политических
организаций, они лишь отрицают парламентаризм, поскольку он
основан на представительной демократии, ратуя взамен ее за
прямую демократию. Концепция анархизма в сфере политики почти
полностью «умещается» во фразе: уничтожение государства путем
децентрализации власти в органах местного самоуправления,

930
Д. Е. БУЧЕНКОВ
основанных на принципах прямой демократии, а вот какие могут
быть способы достижения этого — вот тут-то анархистам придется
когда-нибудь ясно и осовременено сформулировать.
Безусловно, попытки все-таки создать «анархистскую партию»
предпринимались некоторыми анархистами неоднократно, тем
не менее анархисты — инициаторы таких объединений
вкладывали в слово «партия» свой смысл, отличный от традиционного:
ни одна из таких партий (в начале 20 века или в конце) не
участвовала в выборах в парламент (в Государственную думу). В
большинстве случаев речь шла о более-менее структурированной
анархистской организации. Одной из первых в истории анархического
движения попыток создать такую структуру была «Платформа»
Махно-Аршинова, которую лидеры анархического повстанческого
движения Украины 1918-1922 гг. написали будучи в иммиграции
во Франции*. Из новейшей истории приведем в качестве примера
так называемую Российскую Партию Анархистов (РПА) в
Республике Карелия, появившуюся где-то в 2000 году, которая не вела
никакой деятельности кроме нерегулярного обновления своего
сайта в интернет (http://rpakarelia.narod.ru). В Москве в начале
1990-х существовала небольшая группа «Союз Вольных
Тружеников», называвшая себя анархистской партией.
Кроме этого на Украине существует сейчас так называемый
Союз Анархистов Украины (САУ), выпускающий газету «Набат»,
который зарегистрирован как политическая партия в органах
юстиции в 2002 г.; в Германии — Свободный Рабочий Союз —
Анархическая Партия (http://www.fau-ap.de) и т. п. То есть
попытки создавать политические объединения, в которых так или
иначе фигурировало бы слово «партия» имеют место в современной
истории — как в странах бывшего СССР, так и в Европе. Однако,
если брать действительно влиятельные в анархической среде
объединения, ни одно из них не пытается и не пыталось обозначить
себя как «партию».
Путь успешного развития либертарного движения лежит
не в культивировании партстроительства (что не следует путать
с созданием стабильно и эффективно функционирующих
объединений), а в работе в социально полезной деятельности в тех
* Аршинов П. А. Организационная Платформа Всеобщего Союза Анархистов
(Проект) // Анархисты. Документы и материалы: В 2 т. — Т. 2. М., 1999.
Документ № 490. С. 471.

Анархисты в России в конце XX века
931
областях, где государство работает неэффективно, там, где
государство никогда не будет работать эффективно.
Например, неплохим примером в постперестроечной России
является антимилитаристское движение, появившееся примерно
после 1994 г., в виде отдельных правозащитных организаций
и отдельных правозащитников, которые, умело пользуясь
непроработанностью законодательства в отдельных моментах,
за не очень большую плату или бесплатно помогали
призывникам не пойти служить в ВС РФ. И таких проблемных моментов,
на наш взгляд, очень много, если присмотреться к нашему
современному обществу.
Условно все развитие либертарного движения в России в конце
XX — начале XXI в. можно разделить на четыре этапа. Первый
этап — это вызревание из «неформального» движения СССР
анархистских объединений (прежде речь идет о двух объединениях:
Конфедерации Анархо-Синдикалистов и Анархо-Синдикалист-
ской Свободной Ассоциации). Это — 1988-1990-й гг. Данный
этап характеризуется сильной антибольшевистской позицией,
началом роста количественной численности анархического
движения.
Второй этап — 1990-1993 гг. Он приходится на события,
принесшие значительные изменения в СССР-России. Это
время характерно появлением многих анархистских групп, как
в крупных, так и в совсем небольших населенных пунктах нашей
страны. Одновременно с этим на этом же этапе начался кризис
анархистских организаций в России, начиная с того момента,
как ее политическая система стала понемногу стабилизироваться
после принятия в декабре 1993 г. Конституции РФ.
Третий этап 1994-1999 гг. Хотя, с одной стороны, это время
заметного упадка анархизма в России, когда многие
объединения перестали существовать или быть заметными даже в рамках
леворадикального спектра, тем не менее в этот период заявила
о себе террористическая группа Новая Революционная
Альтернатива, а в оборот отечественной анархистской теории стали
привлекаться некоторые новые элементы (феминизм, либертарный
муниципализм).
Наконец, четвертый этап — 2000-2002 гг., характеризуется
началом поиска путей по выходу из кризисной ситуации и
появлением новых групп. Это время повышенного внимания к западному
так называемому «антиглобалистскому» движению, пересмотр

932
Д. Е. БУЧЕНКОВ
позиций анархизмом в отношении традиционных левых, что
приводит к некоторому потеплению отношений с российскими
левыми большевистского плана (это стало происходить еще
на третьем этапе). Положительным моментом этого этапа
являются попытки адаптировать анархизм к современной ситуации.
Что же касается дальнейших перспектив развития правого
крыла отечественного анархизма, то, на наш взгляд, оно либо
совсем исчезнет, либо правые анархисты окончательно отойдут
от анархизма на так называемые «либертарианские» позиции
(то есть, на позиции умеренно-антигосударственнические и не
антикапиталистические). При этом, в случае развития правого
российского анархизма по последнему сценарию, инициаторами
создания «либертарианских» групп станут, скорее всего, не те
российские анархисты, которые начали историю правого
анархизма в 1980-е гг., многие из которых уже не столь твердо ныне
придерживаются прокапиталистической ориентации, но совсем
другие люди, возможно даже не из «левацкой» среды.
Заключение
Возрождение либертарного (анархического) движения в России
в 1980-1990-е гг. — исторический факт. Появление анархистских
групп происходило в ситуации осмысления многих теоретических
положений анархизма, путем привнесения в них новых теорий.
В частности, в процессе поиска новых идей часть отечественных
либертариев восприняла идеи либертарного муниципализма
американского анархиста Мюррея Букчина. Оформилось такое
явление как правый анархизм.
При этом анархисты пользовались некоторым успехом у части
населения СССР, возбуждали интерес как новое невиданное
явление. Характерный случай описывал краснодарской корреспондент
анархистского информационного бюллетеня «АН-Пресс» Дмитрий
Рябинин в 1991 году. Второго июня 1991 года он пошел на митинг
партии «Демократическая Россия» в городе Шахты
Краснодарского края. «Пока демократы занимались словопрением, я
распространял "Свободный договор", что вызвало страшный
ажиотаж митингующих, и газету вырывали прямо из рук. Пятьдесят
экземпляров было продано за 8 минут. Организаторы митинга
даже попросили отойти в сторону, так как я мешал проведению
митинга. Потом я выступил на митинге в поддержку Ельцина

Анархисты в России в конце XX века
933
с позиции анархо-демократии и получил бурю аплодисментов,
которых не удостаивался не один из выступающих»*.
Возрождение происходило в форме массового появления
малочисленных анархистских групп в крупных городах России.
Постоянно стремясь к воссоединению друг с другом, они быстро
меняли названия, объединялись, вновь раскалывались, пока к
началу XXI века не оказались сконцентрированными в нескольких
либертарных объединениях.
Возрождение анархизма не сопровождалось массовым
появлением террористических группировок, как [это] произошло в России
в 1903-1905 гг. В подавляющем большинстве случаев анархистские
группы действовали как агитационно-пропагандистские группы
внепарламентского толка. Результаты опроса анархистами самих
себя показали, что большая часть их политической деятельности
состоит из участия в митингах, демонстрациях и других уличных
акциях**. Можно выделить семь направлений этой агитации:
1. Антивыборное, антипарламентаристское направление
(призывы граждан либо к бойкоту, либо к отказу от участия в
голосованиях в пользу тех или иных кандидатов в любые органы
государственной власти).
2. Антифашистское (агитация, направленная против
ксенофобии и радикально-правых идей).
3. Антимилитаристское (протесты против войны в Чечне,
призывы к отказу от службы в Вооруженных Силах РФ).
4. Гражданское (агитация против коммунальной реформы
и повышения платы за коммунальные услуги, реформы ЖКХ).
5. Общепропагандистское (разъяснение целей и задач
анархического движения).
6. Антирепрессивное (то есть направленное против репрессий
государства)***.
* АН-Пресс. № 10. Июнь 1991 г.
** АН-Пресс. №21,22, 23.
** Определенный резонанс в 1991 году получило так называемое «дело
Родионова-Кузнецова». После митинга памяти жертв политических репрессий
12 марта 1991 г. у здания КГБ СССР в Москве были задержаны двое анар-
хо-панков. При этом сотрудники правоохранительных органов сильно
перестарались, избивая задержанных. По всему СССР прошли митинги
и пикеты в их поддержку. В начале 2000-х гг. в России был воссоздан
Анархический Черный Крест — инициатива, организующая помощь
анархистам, оказавшимся в беде.

934
Д. Е. БУЧ EH КОВ
7. Экологическое (организация, участие в лагерях протеста
против строительства вредных для окружающей среды производств).
8. Пролетаристское (попытки подтолкнуть к акциям прямого
действия непривилегированных наемных работников).
В политических кризисах августа 1991 и октября 1993 гг.
анархисты не поддержали ни одну из конфликтующих сторон.
Участвовали в событиях августа 1991 у Белого Дома в Москве, а в октябре
1993-го призвали граждан не участвовать в них. Также анархисты
негативно отнеслись к процессу приватизации государственной
и муниципальной собственности 1990-х гг. Призывали не
участвовать в референдуме (или голосовать против) по конституции
1993 г., а первые негативные заявления в отношении идеологии
перехода к рыночной экономике появились уже в 1990 г. В целом
анархисты оказались левее коммунистов (как сторонников, так
и противников КПСС) и демократов.
Те или иные оппозиционные идеологии всегда витают в
воздухе. Анархизм — одна из разновидностей этих оппозиционных
идеологий. Как только в обществе настает серьезный кризис —
оппозиционная идеология выдвигает свою радикальную концепцию
решения скопившихся проблем. Анархизм не был забыт
советско-российским обществом, и как только такой кризис настал,
попытался предложить свою альтернативу. В период перестройки
создались благоприятные условия для появления анархистских
групп в СССР-России и, соответственно, начала нового этапа
развития радикального антиэтатизма (анархизма) в нашей стране. Эти
благоприятные условия были связаны как с ситуацией ослабления
контроля со стороны государства за политическим и культурным
волеизъявлением граждан, так и с тяжелым экономическим и
политическим кризисом, в который вступило СССР в конце 1980-х гг.
В направлении организационного строительства российские
анархисты конца 20 века вновь оставались последовательными
противниками создания «анархических партий», отрицая партию
как форму политической организации. Хотя были исключения —
партия «Союз Вольных Тружеников», например. Это, с одной
стороны, изначально закрывало для анархических групп путь
к полноценному участию в политической жизни
огосударствленного общества в условиях парламентской демократии. С другой
стороны, анархисты к этому никогда не стремились, избирая для
себя главными инструментами влияния на политическую жизнь
либо профсоюзы, либо иные способы.

Анархисты в России в конце XX века
935
Анархистские группы призывали трудовые коллективы
захватывать предприятия в коллективную собственность помимо
государственной программы приватизации и иных нормативных
и законодательных актов, очерчивающих этот процесс,
организовывать управление ими на синдикалистских принципах. Однако,
анархисты не смогли противопоставить широкой государственной
пропаганде свою собственную концепцию перехода собственности
в руки трудящихся.
Любое социально-политическое движение — это: а) люди, его
составляющие, б) идеология, которая их объединяет, в) ресурсы,
которыми они располагают. Сильное антиэтатистское движение,
высказывающееся за кардинальные перемены в обществе, может
заявить о себе в политике с какого угодно момента — забастовки,
многотысячной демонстрации, взрыва гражданского протеста и пр.
Но для того, чтобы эти события привели к
социально-политическому движению, в обществе должна существовать среда
интеллектуалов, которые, отказавшись от карьеры или параллельно с ней,
живя двойной жизнью, под влиянием этих событий или до того
как они произошли, языком современных общественных проблем
формулировали бы соответствующую радикальную идеологию.
Для того, чтобы такая среда появилась, в обществе должны быть
некие причины, заставившие бы этих интеллектуалов не уходить
полностью в бизнес и карьеру, плюс желательно, чтобы в
культуре на этот момент существовали бы несколько знаковых фигур
(писателей, художников, режиссеров и пр.),
разглагольствующих о либертарной тематике или просто резко критикующих все
подряд. Это первое условие — среда интеллектуалов, которая
формулирует идеологию.
Второе — сама эта идеология. Третье — обретение ресурсов,
чтобы «разносить» эту идеологию и совершать уже конкретные
результативные действия.
В существующих условиях первое пока представляется самым
важным. В масштабах, например, России в психике двух-трех-
пяти и пр. десятков человек, живущих приблизительно в одно
время, должно произойти нечто, что заставило бы их, как членов
общества, направить свои побуждения на критику этатистского
огосударствленного общества, которое они считают
несправедливым, и попытки изменить его. Такое изменение, конечно,
происходит не сразу, а под влиянием каких-либо условий или особой
предрасположенности в подростковом возрасте. На наш взгляд,

936
Д. Е. БУЧЕНКОВ
такая среда в минимальной форме сейчас уже формируется в
России, но пока проявляет себя очень слабо. На сегодня, на начальном
этапе, в большей степени все зависит от воли отдельных
личностей — насколько они захотят и смогут посвятить значительную
часть своей жизни активизации либертарной альтернативы,
а не от каких-то внешних «объективных условий». То есть чтобы
движение вновь началось, необходима некоторая «критическая
масса» агрессивно мыслящих людей, воспринявших либертарное
мировоззрение как свое собственное.
Либертарное движение в России преследует какое-то проклятие.
Как только в его рамках оформляется более-менее опытное
объединение, костяк которого составляют люди около тридцатилетнего
возраста, оно тут же распадается. Самые ключевые фигуры, от
которых слишком многое зависит — уходят. Так произошло в КАС,
так произошло с «Хранителями радуги». Почему так происходит?
Субъективная причина в том, что люди устают. Заниматься без
перерыва в течение 10-15 лет радикальной
общественно-политической деятельностью, не получая за это ничего, кроме морального
удовлетворения от некоторых акций, — непросто.
После десяти-пятнадцати лет активной политической
деятельности активистам хочется попасть в «большую политику». Многие,
в конце концов, устают от бесконечных пикетов, митингов,
радикальных вылазок, но при этом ничем кроме политики заниматься
не умеют и не хотят. Кто-то просто самоустраняется, а кто-то
пытается пролезть во влиятельные партии, попасть в Госдуму и пр.
Такие люди понимают, что в рамках существующей политической
конъюнктуры, далекой от революционной ситуации, их участь —
оставаться маргиналами, поэтому многим хочется обрести,
наконец, убедительный социальный статус. Интересный, хотя
и спорный, вариант предложила оформившаяся в конце 1990-х
на Украине партия «Союз Анархистов Украины». Это вариант
«легального анархизма», представители которого охотно
участвуют в выборах и занимаются легальный гражданским протестом.
У современного либертарного движения России сегодня три
основных направления деятельности: антифашизм, борьба
против принудительного призыва в вооруженные силы и экология.
Для дальнейшего успешного развития необходимо больше
социально-ориентированных направлений, в рамках которых
происходит больше взаимодействия с массами. Контакты некоторых
либертарных групп с населением фрагментарны, такие группы

Анархисты в России в конце XX века
937
самодостаточны, заняты какими-то своими узко-специфичными
темами без связи с реальным социальным контекстом, а нужно
чтобы это происходило регулярно.
Современное либертарное движение действует. К концу
первого десятилетия 2000-х годов можно однозначно говорить об этом.
В любом более менее крупном городе современной России
существуют группы, которые являются либертарными,
автономными по своей сути. Современное либертарное движение не менее
многочисленно и не менее влиятельно в рамках внепарламентской
оппозиции, чем в начале 1990-х. Дело только в том, что его
совершенно не замечают, лишь изредка СМИ говорят он нем, обозначая
их как «антифа» или «экологи». В начале 1990-х было переломное
время, а сейчас сохраняется внешняя политическая стабильность.
Современная ситуация в России с леворадикальным
движением — неопределенность. Массы еще слишком заражены верой
в хороших чиновников, в суды, в способность решить все мирным
путем и не понимают, что государственные чиновники — это
отдельная социальная группа с узкими интересами, которым можно
противопоставить только организованное радикально настроенное
движение. Неопределенность также в том, что непонятно, — кто
действительно «социальный агент перемен» (революционный
класс). Но когда-нибудь эта неопределенность закончится, и
задача либертарного движения заключается в том, чтобы к этому
моменту представлять из себя движение с ясной программой,
имеющее в своем распоряжении опытных, решительных, честных
революционеров.
-е^

€^
Программный документ Конфедерации
анархо-синдикалистов*
«Когда Конфедерация анархо-синдикалистов 1 мая собралась
на свой I съезд, его ряды заметно выросли. Быть анархистом
считалось «круто», и в то же время последовательность идеи
максимальной свободы и солидарности привлекала под черно-
красные знамена вполне рационально мыслящих людей. В центре
обсуждения программы оказался «вопрос о власти», но поставлен
он был по-анархически своеобразно: а нужна ли власть вообще?
Теоретики «общинного социализма» <...> неутомимо разъясняли
неофитам, что путь до анархии не близок, и начинать следует
с самоуправления, с организации, а не с хаоса и разрушения. <...>
А пока нужно бороться за новый социализм путем переустройства
общества на основе широкого самоуправления, федерализма,
формирования вышестоящих структур из делегатов
нижестоящих, безусловного соблюдения гражданских свобод и др. <...>
Размышления на темы общества будущего и знакомство
с зарубежной социологической мыслью (в советском пересказе)
позволило уже тогда поставить вопрос о перспективе перехода
к постиндустриальному обществу. В январе 1989 г. эта проблема
обсуждалась в статье [А. В. Шубина] «Мир на пути к анархии»,
опубликованной в «Общине». Затем формулировки статьи
по предложению харьковского делегата И. Рассохи вошли в
программу конфедерации <...>
* Принят на 1-м учредительном съезде Конфедерации анархо-синдикалистов
(Москва, 1 мая 1989 г.). Опубликован в органе КАС «Община» (спецвыпуск,
май 1989 г.).

Программный документ Конфедерациианархо-синдикалистов 939
Конфедерация анархо-синдикалистов оказалась единственной
из заметных политических организаций, которые поставили
проблему перехода к информационному обществу. В эту проблему,
собственно, и уперлась перестройка. Непонимание направления
преобразований, необходимого для преодоления
научно-технического барьера, предопределило поражение перестройки. Но когда
эта проблема наконец начала осмысливаться, общество уже было
озабочено разрушением существующей системы без ясного
понимания, чем ее заменить.
Назвавшись анархо-синдикалистами, «общинные
социалисты» серьезно изменили лицо, характер деятельности и
социальную базу своего движения. Конфедерация стала одной из
наиболее радикальных организаций времен перестройки» (Из книги:
Шубин А. В. Преданная демократия. Неформалы и перестройка.
1986-1989. М., 2006. С. 259-261).
I
В течение столетий всевозможные доктрины в качестве
критерия зла и регресса приводили два полюса — деспотизм и анархию.
Но деспотизм всегда находил множество приверженцев если
не из моральных, то из прагматических соображений, и всегда
мог рассчитывать на помощь демократов и либералов в борьбе
против анархистов.
Идеологами всех государств (именно государств) анархия
отождествляется с хаосом, насильственными беспорядками
и грабежом, отождествляется вопреки прямому значению этого
слова.
Анархия — значит безвластие, отсутствие насильственного
принуждения человека к чему-либо. Власть, насилие
присутствует и в общественном хаосе и в насильственных беспорядках,
и в банде грабителей. Анархия пробивает себе дорогу лишь там,
где отступает власть человека над человеком, и потому она значит
лишь одно — максимально возможную свободу для всех.
Невозможность расширения степени свободы одной личности за счет
другой. Зачатки анархии — в творчестве, в последовательной
демократии и самоуправлении.
Но идеал анархии как цели исторического прогресса на
длительном промежутке развития человечества, действительно
опасен. Он опасен для любой элиты, которая пытается сохранить

940 Программный документ Конфедерациианархо синдикалистов
себя с помощью насилия, потому что он противостоит основе
систематического насилия — власти.
С 50-х годов неудержимо набирают силу процессы,
создающие для элементов анархии гораздо более прочную основу, чем
в 70-х годах XIX и в 20-х годах XX века.
Прежде всего это касается вытеснения физического и
«психического» нетворческого труда умственным и
автоматизированным. В передовых странах мира начинает размываться
важнейшее разделение труда на умственный и физический.
Компьютерная революция создает принципиально более совершенные
средства коммуникации, согласования различных социальных
интересов, окончательно делает ненужным иерархический
аппарат чиновников, созданный для накопления и переработки
информации. Разрушение ведомственных информационных ячеек
расширяет сферу свободы (анархию) информации, втягивая всё
новые слои населения в сферу творческого труда.
Компьютерная революция разрушает иерархию общества
и на уровне предприятий, всё более вытесняя управление людьми
управлением машинами, ликвидируя узкую специализацию.
Но сами по себе компьютеры не в состоянии решить проблемы
современного производства, они — только орудие в руках
человека. Противоречия различных интересов на предприятиях
препятствуют свободному обмену информацией, могущей быть
использованной различными сторонами друг против друга. Это
воздвигает часто непреодолимые препятствия ни пути развития
производства.
Выход — в участии непосредственных производителей как
в прибылях, так и в принятии решений на производстве. Рабочее
движение в странах Запада в 50-60-е годы добилось
существенных сдвигов в этом направлении, вплотную подвело современные
предприятия к грани самоуправления.
Неспособность бюрократических машин справиться с
современными проблемами человечества, и прежде всего,
экологической проблемой, приводят к падению авторитета
партийно-парламентских систем. Всё большую силу приобретают непартийные
движения гражданских инициатив, стремящиеся к
децентрализации, распылению власти и территориальной деспециализации,
деконцентрации экономики. Это соответствует объективным
экономическим процессам, наметившимся в 50-60-е годы.
Опираясь на богатый опыт местного самоуправления, мировой

Программный документ Конфедерациианархо синдикалистов 941
процесс демилитаризации, непартийные движения являются
силой, способной реализовать объективные предпосылки
возникновения того общества, которое теоретики разных
направлений называют анархией, коммунизмом, постиндустриальным
и информационным обществом.
Но возникновение этого общества не неизбежно.
Сопротивление бюрократии может затянуть его становление настолько,
что человечество не успеет предотвратить экологическую или
социально-политическую катастрофу. В этом смысле судьба мира
зависит от индивидуального выбора каждого человека.
II
Безгосударственный социализм — перспектива развития
1. Цель и средство исторического прогресса по мнению
Конфедерации — освобождение человеческой личности. Общество
тем более свободно, чем более лично свободен каждый
человеческий индивид, живущий в нем. Быть лично свободным — значит
иметь возможность максимальной реализация своих
способностей, не ограниченное искусственно право развития и
выбора деятельности, пряно «не поступаться ни мыслью, ни волей
перед какой бы то ни было властью, кроме собственного разума
и собственной совести» (М. А. Бакунин). Исторический опыт
показывает, что обычно наиболее жизнеспособным оказывается
то общество, которое дает человеку максимум свободы
деятельности, возможной на данной ступени развития культуры. Партии
и движения, отрицающие или предающие идеалы свободы во имя
торжества их собственных представлений о прогрессе, истине
и справедливости, неизбежно превращаются в тормоз прогресса,
способствуют подавлению личности государством и властью,
нравственно и политически деградируют.
2. Освобождение человека невозможно в обществе, где
отсутствует политическое и социальное равноправие, процветают
тесно связанные между собой эксплуатация и насилие, где право
решать судьбы народа принадлежит государству.
Усиление государства, т. е. аппарата принуждения, не дало
ни свободы, ни социальной справедливости. Партии и движения
пытались достичь справедливого общественного устройства через
монополию власти, что, в конечном итоге, укрепляло привилегии
господствующей элиты, расслоение общества на управляющих

942 Программный документ Конфедерациианархо-синдикалистов
и управляемых, реальное бесправие, а следовательно, и
эксплуатацию человека труда. Централизация общественных функций
обеспечивает фактическую неподконтрольность бюрократии
народу, возможность аппарата самостоятельно подбирать свой состав,
исходя не из компетентности кадров, а из интересов касты, и,
прежде всего, руководства. Это делает иерархию чиновников
оторванной от народа, некомпетентной и неповоротливой. Ее
неспособность решать проблемы, встающие перед обществом, делают
необходимой замену бюрократического господства какой-то иной
формой общественной координации. Но возможность извлечения
привилегий из своего монопольного положения заставляет
бюрократию бороться против любой инициативы, покушающейся
на эту монополию. На счету бюрократии только в этом столетии
такие акты рассчитанного безумия, как две мировые войны,
искусственный голод 1933 г., кровавое подавление массовых
выступлений трудящихся, уничтожение миллионов людей в лагерях
смерти, боевое применение атомного оружия. Поддерживаемый
государственным насилием индустриализм довел до абсурда
принцип господства человека над природой, техническое и социальное
разделение труда, фетишизм экономического роста. Господство
общественной системы, основанной на тотальном управлении,
ставит человечество на грань экологической, экономической
и ядерной катастроф. Ликвидация государственное машины
принуждения является насущной необходимостью. Она откроет
путь к постепенной ликвидации государственности как таковой,
которая возможна (ликвидация. — Сост.) только при высоком
уровне культуры самоуправления.
3. Необходимо представлять себе как первые шаги в этом
направлении, так и контуры дальнейшего развития.
Наш идеал — это такое общество, где свободное развитие
каждого является залогом свободного развития всех людей.
В этом обществе каждый человек должен иметь возможность
непосредственно участвовать в решении всех вопросов, которые
как-то затрагивают его интересы, должно быть преодолено
отчуждение человека от результатов его деятельности. На производстве
каждый трудящийся должен иметь возможность непосредственно
участвовать в распределении произведенных им материальных
и духовных благ; на территории, где человек проживает, он
должен иметь право участвовать в принятия любых решений,
затрагивавших судьбу этой территории. Каждый имеет право

Программный документ Конфедерациианархо синдикалистов 943
жить как он хочет, если это не ущемляет непосредственно
свободу других. Должны обеспечиваться наиболее благоприятные
условия для развития производительных сил общества — как
материальных, так и духовных и, соответственно, повышение
качества жизни народа. Мы стремимся к созданию общества,
основанного на гармонии человека и природы, на восстановлении
единства между производителем и потребителем, на превращении
труда в свободную самоопределяемую деятельность, приносящую
человеку удовлетворение.
На нынешнем уроне развития культуры Безгосударственный
Социализм представляется нам той формой организации
общества, который сможет обеспечить наибольшую свободу мысли,
инициативы и деятельности, наибольшие возможности для ее
развития.
Под социализмом мы понимаем не ту тоталитарную систему,
которая была насильственно установлена в ряде стран Восточной
Европы и Азии в 20-50-е гг. этого (XX. — Сост.) века и не
отстаиваемую социал-демократами политику государственного
регулирования экономики и частичного перераспределения
национального дохода. Мы, анархо-синдикалисты, понимаем
под социализмом общество, в котором:
Основной формой собственности является собственность
трудовых коллективов на средства производства;
Место нынешнего унитарного, централизованного государства
занимает федерации автономных, самоуправляющихся общин;
Местному самоуправлению принадлежит исключительное
право «вето» при принятии экологически опасных проектов.
Развитие по пути децентрализованного гибкого производства,
основанного на экологически чистых технологиях и бережном
отношении к природным ресурсам;
Место государственной законодательной и исполнительной
систем занимают органы народного самоуправления, основанные
на сочетании принципа делегирования с прямым народным
законодательством в виде референдумов;
Место партийных номенклатурных систем занимает
беспартийное общество, при широкой свободе создания и деятельности
всевозможных идеологических, философских, политических,
религиозных и иных союзов и объединений;
Уничтожены такие атрибуты государственной власти, как
смертная казнь, система лагерей принудительного труда и фак-

944 Программный документ Конфедерациианархо синдикалистов
тически неподконтрольные общественности органы слежки
и юстиции;
Общество максимально демилитаризовано, контроль над
оружием осуществляют общины и минимально необходимое число
военных специалистов; отменена тайная дипломатия,
производится императивный контроль за дипломатией и утверждение
результатов переговоров на референдумах.
Все основные социальные гарантии осуществляются на уровне
местного самоуправления. Общество ведет целенаправленную
борьбу против монополизма любых социальных групп в любой
сфере общественной жизни.
В идеологической области и духовной сфере существует полная
свобода творческого поиска, право отстаивать любые взгляды,
кроме прямой пропаганды насилия. Неограниченная свобода
критики, свобода совести, максимальная открытость
информации (охраняется только военная, коммерческая и личная тайна),
терпимость к разнообразию взглядов и вкусов, неординарному
образу жизни.
€^

^^
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
И. В. Аладышкин
О ПРИСТРАСТИИ И ПОРЯДКАХ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ
РУССКОГО АНАРХИЗМА
Не так много стран, в которых анархизм сыграл бы столь
важную роль в революционных потрясениях, и, соответственно,
в общем развитии государственности, как в России. Однако
отечественный анархизм все еще фигурирует в ряду «знакомых
незнакомцев», о которых много писали и пишут, но которые
по-прежнему остаются фигурами глубоко неоднозначными и
многоликими в избытке их трактовок. Даже если ограничиться той
литературой, что приведена в настоящем сборнике, и то русский
анархизм предстает предельно эклектичным феноменом. То,
нередко приводящее в замешательство богатство форм борьбы
за идеалы безвластия, в известной мере, отражает специфику
сложного русского пути политического, духовно-нравственного
и культурного раскрепощения. Вариативность же базовых
принципов учения и отсутствие единых организационных основ
анархизма вкупе со стремительными изменениями социокультурных
условий их эволюции вели к тому, что история рассматриваемого
явления в России предстала чередой беспрерывных, причем,
глубинных трансформаций.
Широкое проникновение идеалов предельной свободы и анти-
этатитских принципов в общественно-политический и общий
культурный контекст страны в эпоху кардинальных ее
преобразований породило множество плохо согасующихся между
собой анархизмов и порядков их репрезентации. Действительно,
мистический анархизм и все прочие анархизмы, укорененные
в декадентской эстетике, имеют мало общего с не менее
многоплановым отечественным анархо-коммунизмом, ассоциационным

946
И. В. АЛАДЫШКИН
анархизмом или же иными анархизмами, заверенными
революционной практикой и реалиями рабочего движения. Во всех
отношениях качественно инаковый религиозный анархизм
последователей Л. Толстого с трудом согласуется с махновщиной, а та,
в свою очередь, не вяжется с рожденными в условиях советской
России пананархизмом, анархо-универсализмом, биокосмизмом
и другими не менее причудливыми течениями. Подобный ряд
противопоставлений можно без труда продолжить, фиксируя как
исключительно русские, так и адаптированные на российской
почве западные анархизмы. Современные реалии движения со всеми
его экологическими, феминистскими и рыночными
реинкарнациями упорядоченности не прибавили, наоборот, скорее привнесли
свою долю сумбура и путаницы.
При этом расхождения между анархизмами, пролегающие
практически по всем параметрам, начиная с языка выражения
идеалов до отстаиваемых форм их реализации, отнюдь не
фокусируются на традиционной дихотомии
коллективизм/индивидуализм, разграничений мирной и «боевой» тактики, либо
противопоставлений «интеллигентских» и «люмпенских» форм движения.
Большая часть анархизмов суть принципиально разные анархизмы
с условно единым пафосом отрицания власти, государства,
социального принуждения и реализации максимальной свободы
личности, притом отрицания, лишенного единого понимания данных
категорий. Не случайно бесчисленные попытки классификации
отечественного анархизма сталкивались с не менее
бесчисленными препятствиями, оставаясь чуть ли не главной головной болью
исследователей.
Из различий и расхождений, подчас, взаимоисключающих
российских «анархизмов» привычно выводилась и вся полифония
оценок, мнений и трактовок. Как-то не вызывало сомнений то,
что столь своеобразное и значимое направление
общественно-политической жизни, порождая все мыслимые формы сочувствия
и неприязни, инициировало множество бурных дискуссий и
прений, а в полемику были вовлечены как верные последователи,
так и принципиальные противники. Тесная взаимосвязь
изменчивости анархизма с исторически обусловленными состояниями
российского общества буквально подводила к выводам о том,
что непростая, витиеватая история его эволюции и
сопутствующей дифференциации определяла и перипетии ее
репрезентации. Не стоит упускать из виду и то, что реакция на анархизм

О пристрастии и порядках репрезентациирусского анархизма 947
с устойчивой амбивалентностью отношения к нему изначально
отсылала к осмыслению узловых вопросов революции и
перспектив развития государственности, проблем социокультурного
раскрепощения, утверждения автономного сознания и пределов
свободы личности.
Все так, спору нет. Однако за спецификой российского
освободительного движения и социокультурным контекстом его развития
забывались тесно сопряженные с ними механизмы восприятия,
переживания и репрезентации анархизма. Обращаясь к трем
вариантам публицистической оценки: 1) датируемой 1884 г. работе
«Анархистское движение и происхождение нигилизма»
сотрудника многих периодических изданий пореформенной империи
Ф. Булгакова; 2) рецензии Б. Бугаева (А. Белого) «На перевале:
Место анархических теорий в перевале сознания .и
индивидуализм искусств» времен первой русской революции и 3) памфлету
К. Радека «Анархисты и Советская Россия» первых лет Советской
власти, неминуемо напрашивается вывод о том, что авторы
писали о качественно различных анархизмах, имеющих не так много
пересечений между собой. Первое объяснение, которое
напрашивается само собой — смена эпох и соответствующие трансформации
анархизма*, а различия авторского взгляда отходят на второй
план и, в лучшем случае, списываются на исторический контекст
и политическую ангажированность. Вариативность возможностей
трактовки прошлого и настоящего анархизма кажется вполне
очевидной, его богатая историография наглядно доказывает это.
Только очевидность эта довольно обманчива. За каждым из
оценочных суждений, за каждой интерпретацией стояли не только
территориально-временные, социально-экономические и
политические координаты, за ними видятся порядки аналитики-и фигуры
самих аналитиков.
Задаваясь вопросом — кто же был в России готов публично,
а, зачастую, и с оружием в руках отстаивать идеалы безвластия,
исследователи восстанавливали социальный облик движения
от его теоретиков и организаторов до рядового агитатора или
бомбиста (в данной антологии приведена работа В. Д. Ермакова
* Даже качественные трансформации анархизма проблематизированы в
отечественной историографии лишь в 70-80- х гг. прошлого столетия (См.
об этом: Ударцев С. Ф. Политическая и правовая теория анархизма в России:
история и современность. М.: Высшая школа права; Форум, 1994. С. 82-85).

948
И. В. АЛАДЫШКИН
«Портрет российского анархиста начала века»). Обобщающий
портрет российского/русского анархиста дополнял анализ
ключевых фигур движения, а также исчисляемые сотнями работы
о М. Бакунине, П. Кропоткине и Л. Толстом. Однако за фигурами
самих анархистов в тени оставались другие вопросы, которые
вообще редко артикулировались, оставаясь неявными, либо
ответы на них казались очевидными. Кто в России писал не теорию
анархизма, разрабатывая очередные идейные его ответвления,
не его событийную историю, участвуя в очередных акциях
протеста, а писал об анархизме? Кто те критики движения и самого
типа анархического сознания, что задавали тон их восприятия,
определяли полюса внимания, реконструировали его историю,
порядки ее интерпретации и реконструкции?
Казалось бы, ответы напрашиваются сами собой — писали
сами же сторонники идей безвластия, фиксируя свои успехи
и поражения, отстаивая свой взгляд на ход развития движения,
эволюцию теории и свои теоретические/тактические приоритеты,
а заодно сохраняя «правду» об анархизме для грядущих
поколений. Писали те, кому теория/практика анархизма оказывалась
в разное время и в разной степени близка, а также оппоненты
преимущественно из социалистического и либерального лагеря.
Довольно быстро с момента своего появления российский анархизм
предстал расхожей темой в художественной литературе, а со
временем оказался в сфере научного анализа. Подобная градация давно
вошла в историографический канон и сама по себе малоинтересна.
Однако, если выйти за рамки привычных историографических
схем и обратиться к реконструкции тех субъективных мотивов
и непосредственных импульсов оценок анархизма, принципов
толкования и общих моделей трактовки, внутреннего содержания
и строения самих текстов, то откроется удивительное разнообразие
интерпретационных порядков.
Нельзя сказать, что параметры критики не рассматривались
в отечественных исследованиях по анархизму, но зачастую анализ
формальных и содержательных свойств произведений,
психологических и биографических особенностей их авторов оттеснялись
общественно-идеологическими параметрами. В оценке литературы
по анархизму безраздельно господствовали установки на
выявление идеологической направленности критики и политической
позиции критиков, что во многом определялось
общественно-политическими приоритетами революционного и военного времени,

О пристрастии и порядках репрезентациирусского анархизма 949
а затем канонами советской аналитической практики, все еще
довольно влиятельной в современных исследованиях.
Однако принципиальны ли политические предпочтения при
сопоставлении текстов Г. Плеханова и Н. Минского со столь схожими
заглавиями, обыгрывающими противопоставление социализма
и анархизма? Насколько важны идеологические приоритеты
в сопоставлении текстов таких авторов из формально единого
лагеря, как, например, А. Боровой и братья Гордины, А. Карелин
и Г. Чулков, или же А. Луначарский и С. Канев. А между тем, сам
ракурс освещения анархизма в каждом из обозначенных случаев
принципиально различен и вряд ли объясним, исходя
исключительно из идеологических установок, дополненных в ряде случаев
временной дистанцированностью.
Основания и механизмы репрезентации русского анархизма,
как и позиции задействованных в ней сил, проблема сложная,
многогранная и выходящая далеко за пределы собственно
литературы по истории освободительного движения. И здесь мы
остановимся лишь на некоторых ее нюансах, которые меньше всего
обращали на себя внимание, а между тем играют существенную
роль в многоликости анархизма, интересах и пристрастиях в его
реконструкции.
Комплекс литературы по анархизму — это огромный массив
произведений широчайшего диапазона видов и жанров, а также
изданий, что наряду с жанровыми нормами предъявляли свои
требования. Текстам присущи стилистические вариации,
богатство тональностей и назначений, курсирующих от дескриптивно-
аналитических претензий до пропагандистских, полемических
задач, либо действующих в угоду образности художественной
литературы. Чему только репрезентация анархизма не
служила — изучению и назиданию, оправданию и обличению, оценки
призывали и опровергали, возвышали и принижали, осмеивали
и сопереживали. И каждый раз эти репрезентации и оценки
добавляли новый голос в разношерстный хор суждений, причем
этот голос использовал свой «язык» (понимаемый,
разумеется, не в узком лингвистическом, а в широком семиотическом
смысле).
Обращаясь к произведениям Вяч. Иванова, Г. Чулкова, иных
авторов, сопряженных с мистическим анархизмом в литературной
жизни первой декады прошлого столетия, просматривая
рассуждения о безначалии Н. Минского, Д. Философова, Ф. Сологуба,

950
И. В. АЛАДЫШКИН
В. Брюсова, А. Белого и других представителей отечественного
символизма, становится очевидно, что имеешь дело с текстами
предельно специфическими в литературной традиции анархизма.
Язык, на котором разворачивается история анархиствующих
символистов, не просто принципиально отличен и мало связан
с параллельно выходящими в те же годы произведениями
апологетов иных течений в российском анархизме, будь то анархо-
коммунизм, анархо-синдикализм, толстовство или столь же
литературный казус анархо-индивидуализма. На этом языке
выстраивается оригинальная реальность российского
анархизма, практически не имеющая точек соприкосновения с иными
его ответвлениями. Ведь и политическая философия анархизма,
и революционная его практика в итоге подчинялись декадентской
романтике «последнего освобождения», в которой идеи безвластия
служили то «Вселенской соборности», то «...последней
религиозной борьбе и идеалу теократии — нового Иерусалима».
Языковые разграничения немало способствовали локализации
и обособлению отдельных анархизмов, которые оказывались
труднопереводимы в отношении друг друга, а подчас и не
распознаваемы для критики. Тех же мистических анархистов не видели
и не желали видеть сторонники анархо-коммунизма, да и все
«практические анархисты». Рядовые активисты движения,
те, что составляли основную его массу, были настолько далеки
от призывов поборников мистического освобождения, что скорее
распознали бы в последних не идейных соратников, а идеологов
реакционной буржуазии. В свою очередь, в глазах
анархиствующих символистов кардинально преломлялись любые акции
анархистов-практиков, а стачки, экспроприации, иные привычные
методы революционного действия истолковывались как символы
возмущения духа и преображались в акты трансцедентальной
борьбы с системой мироздания.
Различия языка, выступающего своеобразным кодом в
прочтении, определяющим восприятие тех или иных фактов в
соответствующем историко-культурном контексте, зачастую
недооценивались в анализе образов российского анархизма. В то
время как его критика нередко предстает как процесс не столько
открытия, сколько порождения новых аспектов и смысловых
надстроек анализируемого явления. Критика преломляет,
изменяет и, в конечном итоге, выстраивает свой анархизм,
доступный для прочтения, интерпретации и ожидаемой реакции.

О пристрастии и порядках репрезентациирусского анархизма 951
В качестве одного из ключевых строительных средств язык
выступает силой, организующей информацию, обусловливающей
ее смысловые нагрузки, коннотационный ряд, а,
следовательно, и отбор значимых фактов, включая установление той или
иной связи между ними. То, что не описывается на конкретном
«языке», по сути, вообще не воспринимается и выпадает из
поля зрения. Так, долгое время из сферы интересов историков
российского анархизма «выпадали» не только анархиствующие
символисты, но чуть ли не весь постклассический анархизм.
Судьба последнего в анарховедении объясняется не только
немногочисленностью сторонников и «мирным» характером
большинства форм постклассического анархизма. Со всеми
анархистами-универсалистами, анархо-мистиками попросту
не знали что делать и как к ним подступиться с традиционных
марксистско-ленинских позиций.
Наглядным примером преобразующей роли языка может
служить как раз литература советского периода с ее определенным
набором штампов, расхожих формул и оборотов, своего рода
символов эпохи, которые были так легко распознаваемы в стране
Советов, а ныне теряют свое первоначальное значение для
нового поколения исследователей, все более удаляющегося от будней
строительства социализма. Причем «язык», а, соответственно,
и базовые «механизмы» описания заметно варьировались на
различных участках того или иного интеллектуального пространства
и со временем претерпевали качественные изменения.
Вариативность интерпретации на языке определенного интеллектуального
пространства со всей очевидностью проступает в эволюции
критики анархизма российскими марксистами, начиная с Г. В.
Плеханова, В. И. Ленина, И. В. Сталина, А. В. Луначарского и далее
в работах 1920-1930-х гг., а затем и послевоенных советских
исследователей.
За служащими исходными основаниями языковыми
порядками, проступают модели описания и трактовки, действующие
в качестве априорных схем анализа. Представления об
анархизме — явлении предельно аморфном как в теоретическом, так
и в организационном плане, всегда были особенно зависимы
от выбора определенных моделей его репрезентации, в
частности от тех, что условно можно было бы назвать абстрактными
и конкретными. Одно дело умозрительное, теоретическое
восприятие отечественного анархизма, воспроизводимое на страницах

952
И. В. АЛАДЫШКИН
философско-публицистической, исследовательской литературы,
в работах Н. А. Бердяева, И. А. Ильина, И. Т. Назарова и др.
авторов, оперировавших преимущественно
общеанархистскими идеалами освобождения личности, отрицания власти и
авторитета, причем оперировавших на бумаге, на досуге, либо
на профессионально-литературном поприще. Совсем другим
анархизм представал в пропагандистских кружках, в листовках
и брошюрах, обращенных к широким слоям населения
(«Открытое письмо "молодым" социалистам-революционерам», «Война
Войне», «Декларация Московского союза идейной пропаганды
анархизма» и т. п.).
Отвлеченно теоретический взгляд, как правило, жестко
привязан к определенному, преимущественно идейному и
психологическому эталону, к некоей «последней правде»
анархизма, которая обычно рассматривается как исходный образчик,
с которым и сверяется всё многообразие его теории и практики.
Тогда как оценочные критерии большинства практиков в
рамках тех или иных ответвлений отечественного анархизма куда
более подвластны текущим полемическим задачам, реалиям
революционной борьбы и той обстановке, в которых она
разворачивается. Представления об анархизме всегда «разрывала» эта
двойственность, когда, с одной стороны, речь шла о чем-то
абстрактном и лишь внешним образом связанным с реальным
движением, или же, напротив, конкретном и, в принципе, от него
неотъемлемым.
В отличие от абстрактных установок конкретно-практические
ориентиры качественно разнородны и сопряжены не с
основополагающими принципами учения, а с предельно изменчивым
событийным планом, либо с конкретным идейным основанием
того или иного течения в анархизме, как в случае с текстами
Я. Новомирского, Н. Рогдаева, А. Атабекяна и др. В
результате образы анархизма, рисуемые апологетами его отдельных
ответвлений либо их оппонентами, редко мыслятся отдельно
от имен и фактов, на которых они выстраиваются и к которым
они апеллируют. В абстрактных параметрах оценки исходное
представление об анархизме оказывается привилегированным
критерием, в конкретных же моделях представление даже о
сущности анархизма самым непосредственным образом зависит от ак-
ционального его среза. Безусловно, обозначенные модели крайне
редко выступают в своем чистом виде и все же их нетрудно раз-

О пристрастии и порядках репрезентациирусского анархизма 953
личить при сопоставлении первых исторических исследованиях
русского анархизма Л. Кульчицкого, Б. Горева и более поздних
советских авторов, посвятивших свои труды всепоглощающей
«борьбе» большевистской партии с этим «мелкобуржуазным»
и псевдореволюционным явлением.
В отличие от первых историков анархизма и советских
исследователей, небезызвестный церковный деятель А. И. Введенский
в своей работе «Анархизм и религия» выбрал очень
своеобразный ракурс освещения проблемы. Анархизм он понимал очень
широко и под его общие представления о безначалии подпадало
и «самоутверждение личности, доходящее до включения всего
мира в узкие рамки индивидуального сознания (от Канта и
Фихте до самого крайнего солипсизма)» и «всё позволено человеку»
(Достоевский), со всеми вытекающими отсюда
реально-практическими последствиями. Стоит ли говорить, насколько анархизм,
рисуемый Введенским, был не схож с тем, каковым его предлагало
большинство иных авторов.
В конечном итоге критика анархизма у Введенского предстала
не сходящей с церковных подмостков драмой «человекобога».
Менялись лишь декорации, а так это была старая и хорошо
известная церковная драма о секуляризации, лжесвятынях
и гуманистической антрополатрии. Под стать
театрализованному представлению были подобраны и «актеры» — выразители
самого духа анархии: М. Штирнер, показавшийся самым
глубоким, и, в первую очередь, самым философичным из теоретиков
анархизма, да Ф. Сологуб за его публицистические опусы времен
первой революции с неприкрытыми религиозными мотивами,
что, возможно, так и задело священника. Однако в выборе
объектов анализа прослеживается не только полемический прием,
но и близость языка. В отличие от Ф. Сологуба, действительные
апологеты анархизма в России и в теоретических своих
выступлениях и в воззваниях обращались преимущественно к вещам
очень далеким от интересов А. Введенского, да и писали о них
на совершенно чуждом для него языке.
Упования на научную объективность, на философское
обобщение, культурологический анализ и историческое изучение
российского анархизма, которое-де призвано собрать воедино
все разноплановые его составляющие и подвести их под общий
универсальный знаменатель, во многом остаются исключительно
упованиями. Времена претензий социогуманитарных исследова-

954
И. В.АЛАДЫШКИН
ний на аутентичность изучаемой действительности давно в
прошлом, а заветы подлинности и беспристрастия «классического»
знания у современного исследователя, искушенного нарративами
и концептами, могут вызвать лишь приступ неизбывной тоски
по достоверности. В условиях, когда принципы соответствия
действенным концептуально-методологическим исследовательским
диспозициям, коих насчитывается не один десяток, заслонили
обаяние правдоподобия и последнего знания, число вполне
научных образов и вполне научных представлений о таких явлениях,
как анархизм, лишь преумножается.
В то же время силовое поле современной науки привычно
унифицирует многообразие знаний об анархизме под видом
их объективации за счет господствующего типа историографии
и доминирующих форм теоретического мышления, организуя,
систематизируя разнородный и фрагментарный материал.
Объективация, сменившая, в известном смысле, претензии на
объективность, призвана сдерживать произвол критики и корректировать
сложившиеся к настоящему времени многочисленные варианты
описания и интерпретации анархизма, концентрирующие
внимание на различных его аспектах. Однако, механизмы научной
объективации следуют по стопам пристрастий критики, выстраивая
из истории русского анархизма своего рода исследовательские
маршруты с разветвленной системой указателей, располагающих
все многообразие идей и событий в довольно строгом и
последовательном порядке, вне которого анархизм уже и немыслим.
В текущей исследовательской практике анархизм видится
неким абстрактным когнитивным концептом, связывающим
неявным образом имена и события в условное единство либертарной
плоскости. Очертания этого единства весьма подвижны и нередко
изменения представлений о российском анархизме, его
пространственно-временных и содержательных границах практически
не связаны с трансформациями самого анархизма. Так,
представления о протоанархизме в России, будто бы уходящего корнями
в сектантство (странники, духоборы) и вольное казачество, как
и обнаружение неких предвестников русского анархизма в лице
К. С. Аксакова, Н. В. Соколова, Н. Д. Ножина, Н. П. Баллина,
А. А. Козлова или других представителей общественной мысли
1830-1860-х гг. оформлялось благодаря действию совсем
несхожих импульсов. Весомую роль в этом сыграли стремления
подчеркнуть оригинальность русской мысли и, одновременно, желание

О пристрастии и порядках репрезентациирусского анархизма 955
увязать ее с западной интеллектуальной традицией; намерения
ряда сторонников анархизма «углубить» историю антиэтатизма
в России и расположение к отдельным мыслителям, а в случае
с советскими авторами действовало, прежде всего, поступательное
расширение контекста исторического анализа и переосмысление
самого феномена анархизма.
Однако принятие креативной роли исследовательских практик
в оформлении тех или иных образов анархизма, воспроизводимых
как дореволюционными и советскими, так и современными
авторами, не рождает сомнений в текущих порядках изучения
анархизма. Сомнения усыпляет общая терпимость к скепсису и устойчивое
нежелание видеть в сложившихся исследовательских маршрутах
очередные полюса критики со своими интересами и
пристрастиями. В то же время львиная доля исследовательской литературы
по российскому анархизму написана людьми, непосредственно
сопряженными с его историей, и относится к внутренней,
рекурсивной критике*. И ошибочно было бы полагать, что подобная
самокритика осталась в прошлом революционных десятилетий,
а если и сохраняется в современных образах анархизма, то легко
отделима, как минимум, в отношении исследовательской
практики. Среди исследователей анархизма и сегодня доля лиц, в той
или иной степени сопричастных с движением, остается довольно
высокой, что неминуемо влечет заметный отпечаток своеобразного
пристрастия и всех тех «грехов» причастности, когда предельно
размыта грань между историей, которую рассказывают, и
историей, которую делают. В то же время эта внутренняя история
анархизма всегда отягчалась смешением всех мыслимых личных
и групповых интересов, стремлений к размежеванию и
самоанализу, апологии и отречению.
Авторами другой значительной части исследований анархизма
оказывались его многочисленные оппоненты, едва ли менее
пристрастные в своих оценках, благодаря которым сторонники идей
безвластия кочевали из лагеря глашатаев революции к
проводникам консервативной мелкобуржуазной идеологии. Возможно,
сегодня, когда анархизм малозаметен на политической арене,
большинство авторов лишены столь очевидных оснований при-
Эту характерную черту историографии российского анархизма отмечали
уже советские исследователи (См.: Корноухое Е. М. Борьба партии
большевиков против анархизма в России. М.: Политиздат, 1981. С. 11).

956
И. В. АЛАДЫШКИН
страстия? Вероятно. Только в их работах заметно другое — в них
очевиден интерес и общее расположение, а подчас и откровенное
сочувствие, которое усиливается вовлеченностью, если не в само
движение, то в процесс его осмысления со своими скрытыми
мотивами рецепции, инверсии и действием реактивных сил.
По крайней мере, современное научное знание смирилось
с наличием равноправных моделей изучения прошлого и
анализа настоящего русского анархизма, а, соответственно, признает
и множество отдельных, подчас слабо связанных между собой,
а то и автономных его образов. Привычной становится
недосягаемость «последней правды» анархизма и непреодолимость
расстояния между реалиями движения и формировавшимися
литературными традициями их описания и анализа. Не вызывает сомнений
опосредованность любых интерпретаций к тому анархизму, что
представал в сознании большинства его сторонников, воспитанных
на устной пропаганде, листовках и расхожих брошюрах, кто
усваивал идеалы безвластия и принципы борьбы скорее интуитивно,
не вдаваясь в хитросплетения теоретических оснований. Любые
исследовательские стратегии так и не раскроют того анархизма,
каким он виделся массе обывателей начала века, что по словам
А. С. Глинки были «замордованы всякой левизной»*. За редким
исключением, как рядовые члены анархистского движения, так
и обыватели оставались безмолвны, а те сведения о них, которыми
оперируют сегодня исследователи, — сведения из вторых рук.
В свою очередь, «вторые руки» писали на ином языке,
оперировали иными образами и опирались на иные схемы интерпретации
событийного текста.
Отказывая в доступности некоего аутентичного анархизма вне
сложившихся традиций его описания и анализа, вне
представлений о нем исследователей, либо иных заинтересованных лиц,
остается смириться с тем, что и прошлое его открывается лишь
в свете его репрезентаций. И потому из того, что можно
предложить сегодня по истории российского анархизма, максимально
беспристрастным, как это ни странно, оказывается объединение
интерпретаций со всеми «за» и «против», со всей контрастностью
и полярностью оценок. Конечно, широчайший диапазон
интерпретаций и оценок русского анархизма в одной книге не охватить,
сколь объемна бы она ни была. Остается немало тем и оригиналь-
* РГАЛИ. Ф. 548. Оп. 1. Ед. хр. 43. Л. 25.

О пристрастии и порядках репрезентациирусского анархизма 957
ных трактовок, которые, несомненно, заслуживают внимания
и сохраняют потенциал преображения наших представлений
об анархизме. Неисчерпаемость интерпретационных порядков
кажется очевидной. Процесс осмысления русского анархизма
продолжает свое движение, изменяясь в силу трансформации
общенаучных порядков, контекста изучения и, конечно же, дальнейшего
развития истории самого русского анархизма. И это лишний раз
оправдывает поиск беспристрастия в открытости и
незавершенности репрезентаций.
^5*^

КОММЕНТАРИИ
I
ВВЕДЕНИЕ
П. И. Талеров
Анархизм: развенчание мифов и стереотипов
В основе предисловия статья: Талеров П. И. Революционная мысль
в России XIX — начала XX века: Энциклопедия / Отв. ред. В. В.
Журавлёв; отв. секр. А. В. Репников. М.: Политическая энциклопедия,
2013. С. 32-35.
С. Ф. Ударцев
Эволюция теории анархизма в России в XIX-XX вв.
(классический и постклассический периоды)
Печатается в сокращении по: Труды Междунар. науч. конф., по-
свящ. 150-летию со дня рожд. П. А. Кропоткина. Вып. 3: П. А.
Кропоткин и революционное движение. М.: Ин-т экономики РАН; Комиссия
по творч. наследию П. А. Кропоткина, 2001. С. 171-193.
II
РЕВОЛЮЦИОННОЕ НАРОДНИЧЕСТВО В РОССИИ -
ПРЕДЫСТОРИЯ РУССКОГО АНАРХИЗМА
<К. Д. Кавелин>
О нигилизме и мерах, против него необходимых
Печатается в сокращении по: Исторический архив. М.; Л., 1950.
Т. 5. С. 323-241.

Комментарии
959
1 Против этого слова на полях написано: лица. (*) [Здесь и далее знаком
(*) отмечены примечания издателя источников.]
2 Фраза на полях отчеркнута карандашом. (*)
3 Третье отделение Собственной его императорского величества
канцелярии — орган политического надзора и сыска в России в 1826-1880 гг.
Исполнительным органом был Отдельный корпус жандармов, шеф которого
возглавлял Ш-е отделение. После упразднения функции переданы
Департаменту полиции МВД.
4 Речь идет о покушении Д. В. Каракозова 4/17 апр. 1866 г. на
Александра II возле ворот Летнего сада в С.-Петербурге. Выстрелу покушавшегося
помешал стоявший с ним рядом крестьянин О. И. Комиссаров, за что был
всемилостиво отблагодарен. Была даже учреждена специальная медаль,
которой только он и был награжден. На месте покушения в ограде Летнего
сада была возведена часовня (по проекту архитектора Р. И. Кузьмина),
снесенная в сентябре 1930 г. и замененная мемориальной доской, которая,
в свою очередь, была демонтирована после 1991 г.
5 Фраза на полях отчеркнута карандашом. (*)
6 Крайности сходятся {лат.). (*)
7 Фраза на полях отчеркнута карандашом. (*)
8 Фраза на полях отчеркнута карандашом. (*)
9 Против этой фразы на полях поставлен карандашом знак вопроса. (*)
Н. Д. Ножин
Наша наука и учёные: учёные книги и издания
<Фрагмент>
Печатается в сокращении по: Книжный вестник. М., 1866. № 3.
С. 73-79.
1 «Вне закона» (фр.).
Е. Л. Рудницкая
Шестидесятник Николай Ножин
<Фрагменты>
Печатается в сокращении по: Лики русской интеллигенции:
Научные труды. М.: Канон+; РООИ «Реабилитация», 2007. С. 216-370.

960
Комментарии
H. В. Соколов, <В. А. Зайцев>
Отщепенцы
<Фрагмент>
Печатается в сокращении по: Шестидесятники: [Сборник / Сост.
и авт. вступ. ст. С. 5-34, Ф. Ф. Кузнецов; Примеч. В. С. Лысенко]. М.:
Сов. Россия, 1984. (Библиотека русской художественной
публицистики). С.166-304.
Существуют два издания книги: петербургское 1866 г. и цюрихское
1872 г. <...> Соавтором Н. Соколова был В. Зайцев, написавший первую
часть «Историческое отщепенство» (см. по этому поводу: Козьмин Б. Н. В.
Соколов. Его жизнь и литературная деятельность // Литература и история.
Изд. 2-е. М., Худож. лит., 1982; Кузнецов Ф. Публицисты 1860-х годов.
М., 1981).
Замысел книги возник у Соколова в феврале 1866 г. В одной из
французских газет он прочитал объявление о выходе книги Ж. Валлеса «Les
refractaires» и решил перевести ее на русский язык. Однако, прочитав книгу
Ж. Валлеса, Соколов увидел, что ошибся в ней: содержание ее было сугубо
бытовое, а вовсе не идеологическое, как он предполагал.
В свою книгу Соколов и Зайцев включили введение к «Lee refractaires»
Валлеса, отрывки из произведений западноевропейских писателей;
глава о Тите Лабиене была переводом нашумевшего во Франции памфлета
Л.-О. Рожара против Наполеона III; глава «Развалины» взята из книги
К. Ф. Вольнея «Руины или размышления о революциях империй» ; в других
главах содержатся цитаты из «Утопии» Т. Мора, из произведений Фурье
и Прудона и т. д.
Таким образом, отличительной особенностью книги В. Зайцева и Н.
Соколова является ее компилятивный характер. Авторы, очевидно, понимали,
насколько важна в революционной агитация оперативность, и, торопясь
выпустить сочинение, направленное против полицейского государства
в защиту революционеров-«отщепенцев», не имели возможности провести
сколько-нибудь подробный критический анализ тех произведений,
которыми они пользовались. Поэтому книга «Отщепенцы» несет на себе тень
идеалистической концепции исторического процесса — концепции,
присущей буржуазной историографии и публицистике. Но — только тень. <...>
5 апреля 1866 г. книга «Отщепенцы» поступила на рассмотрение в
цензурный комитет.
В своем заключении цензор написал, что книга Н. Соколова
«представляет сборник самых неистовых памфлетов, имеющих целью подкопать все
основы цивилизованного общества. Вера, политика, власть, гражданское
и судебное устройство, правила нравственности подвергаются в ней самым
необузданным нападениям» (цит. по указ. кн. Б. Козьмина, с. 379). (*)
1 Моисеи (др.-евр. Мошё) — в преданиях иудаизма первый пророк
Яхве, учащий еврейские племена его религии. С Моисеем как вождем этих

Комментарии
961
племен Библия связывает их исход из Египта в Ханаан (Палестину), в ходе
которого реализуется «союз» («заве») между Яхве и его народом.
Е. Л. Рудницкая
Из наследия утопического социалиста Н. В. Соколова
<Фрагмент>
Впервые: История социалистических учений. М., 1976. С. 366-378.
Печатается в сокращении по: Рудницкая Е. Л. Лики русской
интеллигенции: Научные труды. М.: Канон+; РООИ «Реабилитация», 2007.
С.371-385.
П. Л. Лавров
Государственный элемент в будущем обществе
<фрагменты>
Впервые: Вперёд! Непериодическое обозрение. Т. IV. Вып. 1.
Лондон, 1876. VIII. Печатается в сокращении по: Лавров П. Л. Избр. соч.
на социально-политические темы: В 8-ми т. / Вступ. ст. и ред. И. А. Те-
одоровича; подгот. к печ., примеч., биограф, и библиограф, очерки
И. С. Книжника-Ветрова. Т. 4: 1875-1876. [М; Л.]: Изд-во Всесоюз.
общ-ва политкаторжан и ссыльнопос, 1935 С. 207-216.
1 «Предисловие» к «Общественной службе в будущем обществе»
давнишнего приятеля Лаврова — Де-Папа, представленной в виде доклада
на Брюссельский конгресс бакунистов 1874 г. от имени Брюссельской
секции Интернационала, написано для русского перевода этой работы,
снабженного примечаниями пояснительного и полемического характера
самого Лаврова. В приложении дан еще «Отчет женевской секции
пропаганды» под заглавием «Кто и каким образом будет отправлять общественную
службу в будущем обществе». Как предисловие, так и примечания к этим
двум докладам интересны как предварительные этюды к работе Лаврова
«Государственный элемент в будущем обществе». (*)
2 Точное название «Альянса» — «Alliance Internationale de la d mocratic
socialiste» (Международный союз социалистической демократии). Альянс
образовался в сентябре 1868 г. в Берне из сторонников Бакунина, ушедших
вместе с ним с конгресса «Лиги мира и свободы». Бакунин сделал попытку
легализовать сбой Альянс как организацию, открыто входящую в
Интернационал с самостоятельной программой и правом съездов. В начале марта
1871 г. выяснилось, благодаря Елизавете Дмитриевой (о ней см. статью
И. С. Книжника-Ветрова в «Летописях марксизма» 1928, № 7-8), что эта
попытка не удалась. Тем не менее Альянс, вопреки уверениям Бакунина,
что он распустил его, продолжал существовать тайно, а после Гаагского
конгресса 1872 г. и открыто. (*)

962
Комментарии
3 Здесь имеется в виду программа сторонников Бакунина, наиболее
резко выраженная Юрской федерацией Интернационала на съезде
швейцарских секций в Сонвилье 12 ноября 1871 г. (*)
4 Мютюэлизм (от фр. слова mutual — взаимный) — система
разрешения социального вопроса на принципе взаимных услуг, по рецептам
франц. утописта и анархиста Прудона <...> с его идеей об обменном
банке, где каждый производитель получал бы столько, сколько он затратил
на свой продукт, а каждый рабочий получал бы даровой кредит. У Лаврова,
по ошибке, мютюэлизм. (*)
5 Имеются в виду лассальянцы и эйзенахцы. (*)
6 Имеется в виду Конгресс тред-юнионов, возникший в 1868 г., органом
коего является ежегодно выбираемый парламентский комитет,
выполняющий политические резолюции конгресса. На парламентских выборах
1868 г. были выставлены этим комитетом кандидатуры членов
Генерального совета Интернационала — Оджера и Кремера, но первый из них снял
свою кандидатуру, а второй не был избран. Возникшая в ноябре 1869 г.
Лига представительства рабочих на дополнительных выборах в парламент
в начале 1870 г. опять выставила кандидатом Оджера, но он провалился.
Лишь на выборах 1874 г. из 12 рабочих кандидатур прошли 2
кандидатуры — Берта и А. Макдональда. (*)
7 Имеется в виду исключение Бакунина и Гильома из Интернационала
на Гаагском конгрессе последнего в 1872 г. (*)
8 Имеются в виду особенно англ. члены Ген. совета — Оджер и др. (*)
9 Имеется в виду Толен, прудонист и член Интернационала,
исключенный из него во время Парижской коммуны 1871 г. (*)
10 Более подробно смотри об этом в «Летописи рабочего движения»,
глава I, написанной Лавровым, во II томе «Вперед», стр. 16, и в III томе,
стр. 105. Перепечатано во II т. 8-ми томного издания избр. соч. П. Л.
Лаврова. (*)
11 Об объединении лассальянцев и зйзенахцев на Готском конгрессе см.
статью в газете «Вперед», №№ 11, 12, 15 и 16. (*)
12 Имеются в виду конгрессы Интернационала 1873 г. в Женеве — cl
по 6 сентября бакунистов и с 8 по 12 сентября — марксистов. См. о них
подробности в статье Лаврова «Летописи рабочего движения», глава 1,
во II томе «Вперед». Перепечатано во II т. 8-ми томного издания избр. соч.
П. Л. Лаврова. (*)
13 Имеется в виду Брюссельский конгресс бакунистов 1874 г., о котором
Лавров писал подробно в 1-й главе «Летописи рабочего движения» в III томе
«Вперед». См. II том настоящего издания. (*)
14 Образ жизни, способ существования (лат.).
15 Имеются в виду «записки» Де-Папа и женевской секции пропаганды.
См. примеч. в начале данной публикации. (*)

Комментарии
963
H. И. Жуковский
Реформы и революция
Печатается в сокращении по первому изданию: La Commune.
Община: Социально-революционное обозрение. Genève, 1878. № 5. Май.
С. 1-6.
1 Запорожская сечь — организация украинских казаков в XVI-XVIII вв.
за Днепровскими порогами. Название происходит от наименования главного
укрепления (Сечи). До 1654 г. — казачья «республика»; верховный орган —
сечевая рада. Возглавлялась кошевым атаманом. Делилась на курени. Вела
борьбу с Крымским ханством, Османской империей, польско-украинскими
властями. Сыграла важную роль в освободительном борьбе украинского
народа в XVI-XVII вв. В 1709 г. т. н. Старая Сечь была ликвидирована,
в 1734 г. правительством создана т. н. Новая Сечь; ликвидирована в 1775 г.
2 Речь идет о событиях Крымской войны 1853-1856 гг., в которой
Севастополь сыграл ключевую роль. 2/14 сент. 1854 г. 62-тысячная
соединенная армия Англии, Франции и Турции высадилась под Евпаторией
и направилась к Севастополю, на защиту которого встали 25 тыс. моряков
и 7-тыс. гарнизон города. 13/25 сент. город был объявлен на осадном
положении, началась Героическая Оборона Севастополя, длившаяся 349 дней,
до 27 авг./8 сент. 1855 г. Благодаря беспримерному мужеству защитников,
несмотря на шесть массированных бомбардировок и два штурма,
союзники так и не смогли взять военно-морскую крепость Севастополь. Хотя
в результате русские войска отошли на Северную сторону, они оставили
противнику одни развалины.
3 Речь идет о сен-симонистской общине, организованной несколькими
десятками оставшихся до конца верными адептов французского
философа-утописта Б. П. Анфантена (1796-1864), удалившихся в апр. 1832 г.
со своим учителем во главе в его наследственное имение Менильмонтан
вблизи Парижа. «Менильмонтанское семейство» подверглось обвинению
в безнравственности и пропагандировании вредных учений. Подробнее см.
в статье Н. Г. Чернышевского «Процесс Менильмонтанского семейства»
(Современник. 1860. № 5).
4 Речь идет о национально-освободительном восстании в янв. 1863 —
мае 1864 г. в Царстве Польском, Литве, на территории части Белоруссии,
в Правобережной Украине. Подготовлено Центральным национальным
комитетом. В поддержку восставших выступили А. И. Герцен, Комитет
русских офицеров в Польше. Подавив восстание, российское правительство
было вынуждено провести в Царстве Польском аграрную и др. реформы.
5 Муравьевщина — по имени графа M. H. Муравьева, получившего
прозвище «вешателя» за жестокости при подавлении восстания 1863 г.
в Польше.
6 Международное Товарищество Работников (Международное
Общество Рабочих) — 1-й Интернационал (фр. L'Internationale, от лат. inter —

964
Комментарии
между и natio — народ) — международная организация, основанная
28.09.1864 г. в Лондоне и ставившая своей целью сплочение трудящихся
масс разных стран в направлении своего освобождения от
капиталистического угнетения. Возглавили Интернационал К. Маркс и Ф. Энгельс,
подготовившие «Учредительный манифест Международного товарищества
рабочих», устав и большую часть воззваний, циркуляров и решений.
Официально Интернационал был распущен в 1976 г.
7 Интересы государства (фр.).
8 Молах — божество моавитян и аммонитян, которому финикийцы
приносили в жертву детей. Молох (лат. Moloch, ивр. "|Yio (Молех), соб.
«царственный»), по-видимому, мог обозначать эпитет верховного божества.
9 Речь идет о крупнейшем политическом судебном процессе («Большой
процесс», «Процесс 193-х», «Дело о пропаганде в Империи») над
революционными народниками — участниками «хождения в народ», проходившем
в Санкт-Петербурге с 18.10.1877 по 23.01.1878 г. (арестовано св. 4000
человек). Было выдвинуто обвинение в создании организации с целью
свержения существующего строя.
10 «Начало» — революционный орган народников, выходивший
нелегально в России с марта по май 1878 г., вышло 4 номера. Своей задачей
издание ставило «заниматься преимущественно не теоретической
разработкой принципиальных вопросов, а критикой явлений существующего
общественного строя и освещения с точки зрения принципов социализма
фактов текущей жизни».
М. П. Драгоманов
Динамитно-анархическая эпидемия и самоуправление
Впервые: Вольное слово. № 58, 59. 1883 г. Печатается в сокращении
по: Драгоманов М. П. Собрание политических сочинений. Paris, 1906.
Т. 2. С. 682-707.
1 Иркутское письмо Бакунина к Герцену от 8 декабря 1860 г.,
перепечатанное также и в сборнике «Письма М. А. Бакунина к А. И. Герцену
и Н. П. Огареву», изданном Драгомановым, Женева, 1896. (*)
2 Баррикады навсегда! (фр.).
3 Профессий (фр.).
4 Речь идет о брошюрах Н. А. Морозова «Террористическая борьба»
(Лондон, 1880) и В. Тарновского (Г. Г. Романенко) «Терроризм и рутина
(По поводу полемики г. Драгоманова с «Голосом»)» (Лондон, [1880]).
5 Речь идет об организованных анархистами с целью спровоцировать
выступление народных масс во Франции 15-ти террористических актах
в начале 1880-х гг., в том числе в кафе «Ассомуар» на площади Белькур
в Лионе 23 окт. 1882 г. Кульминацией этих терактов стало убийство
президента Франции М. Карно.

Комментарии
965
6 Жебунёв H. Письма о политико-социальных партиях во Франции,
печатавшиеся в целом ряде номеров «Вольн. слова» (от 37-го по 59 с
перерывами). Всех писем появилось десять. (*)
В. Я. Богучарский
Главные радикальные течения в России
в семидесятых годах
Печатается в сокращении по: Книга для чтения по истории нового
времени. Т. V. [М.]: Изд-е «Сотрудника школ» и т-ва И. Д. Сытина, тип.
т-ва И. Д. Сытина, [1917]. С. 745-764.
1 С начала 1870-х гг. в Петербурге существовало несколько
народнических кружков, во главе которых стояли М. А. Натансон, С. Л. Перовская
и Н. В. Чайковский. В 1871 г. они объединились, приняв условное
название «чайковцы» (в литературе также можно встретить название «большое
общество пропаганды»). Всего в федерации кружков состояло около 100
человек, отделения тайного общества возникли в Москве, Казани и
других городах. В 1872 г. в состав петербургского кружка чайковцев вошел
П. А. Кропоткин, подготовивший программную записку.
2 Дело «первомартовцев» об убийстве царя Александра II.
3 «Земля и воля» — тайное революционное общество, первоначально
возникшее в России в 1861 г. и просуществовавшее до 1864 г. В 1876 г. оно
восстановилось как народническая организация, а в 1879 г. раскололось
на «Народную волю» и «Черный передел».
В. В. Берви-Флеровский
Как должно жить по закону природы и правды
<Фрагменты>
Впервые напечатано в тайной типографии долгушинцев. Текст
представляет собой сокращенный вариант нелегальной брошюры
В. В. Берви-Флеровского «О мученике Николае и как должен жить
человек по закону природы и правды». При переделке основное
повествование сохранено, исключено лишь начало рассуждения о
домовладельцах с призывом строить общественные дома, о разрушении семьи,
где жена должна идти в услужение, а также некоторые разъяснения
о законных правителях и беззаконниках. Печатается в сокращении
по: Агитационная литература русских революционных народников:
Потаённые произведения 1873-1875 гг.: [Сборник] / АН СССР. Ин-т
рус. литературы (Пушкинский дом). Л.: Наука, Ленингр. отд-ние,
1970. С.86-95.

966
Комментарии
О. Абрамович
Экономические взгляды В. В. Берви-Флеровского
(1829-1918)
Печатается в сокращении по: Проблемы экономики / Академия наук
СССР. Ин-т экономики. М.: Соцэкгиз, 1937. № 1. С. 127-142.
1 В феврале 1862 г. Тверское губернское дворянское собрание
обратилось к императору Александру II с адресом, в котором указывалось на
необходимость немедленного обязательного для помещиков предоставления
крестьянам земель на выкуп, т. е. прекращения временно обязанных
отношений. В адресе предлагались также гласность судопроизводства
и созыв от всех сословий центрального представительного собрания.
Группа мировых посредников (13 человек во главе с братьями А. А.
и Н. А. Бакуниными) заявила губернатору о своей солидарности с адресом
и отказалась руководствоваться в своей деятельности «Положениями»
19 февраля 1861 г. Правительство расправилось с инакомыслящими: они
были приговорены к двухлетнему заключению в Петропавловскую
крепость. Однако вскоре освобождены как лица, не представлявшие особой
опасности самодержавию.
Л. А. Тихомиров
Несколько мыслей о развитии и разветвлении
революционных направлений
<Фрагменты>
Печатается в сокращении по: Кантор Р. М. К истории
революционного движения 1870-1880 гг.: (Неизданная записка Льва
Тихомирова) // Каторга и ссылка. 1926. № 3 (24): Партия «Народная воля».
С.110-122.
1 Особенности орфографии подлинника сохранены. Курсивом набраны
места, подчеркнутые в подлиннике. (*)
2 «Освобождение труда» — первая российская марксистская
организация; создана в 1883 г. в Женеве по инициативе бывших активных
народников-чёрнопередельцев — Г. В. Плеханова, В. Н. Игнатова, В. И.
Засулич, Л. Г. Дейча и П. Б. Аксельрода, ставшего де-факто главным
идеологом группы. Основные цели и задачи группы: 1) перевод.на русский язык
и распространение трудов К. Маркса и Ф. Энгельса, а также произведений
их последователей; 2) критика народничества и разработка важнейших
проблем русской жизни с точки зрения теории марксизма.
3 Последний довод (лат.).
4 Неточная цитата из поэмы Н. А. Некрасова «Саша» (1856). В
оригинале: «Оба тогда мы болтали пустое! // Умные люди решили другое, // Род
человеческий низок и зол».

Комментарии
967
5 Неточно первая строфа из стихотворения «Из 1874 года» (сборник
«Из-за решетки») одного из деятелей народнического движения Митрофана
Даниловича Муравского (1837-1879). В оригинале полностью:
Паспорт, котомка,
Дюжина с лишним «изданий»...
Крепкие ноги...
Множество планов, мечтаний.
Нивы, покосы,
Светлые виды, приволье-
Тракты глухие...
В хатах мужичьих бездолье.
Но в хате каждой
«Страннику» хлеб-соль готова...
С жадностью люди
Слушают равенства слово.
В селах жандармы,
Штрафы, оброки, поборы...
«Быть, братцы, бунту!» —
Слышно кой-где в разговоре.
Добрая почва:
Семя тут ладно упало...
Ну-ка, что дальше?
Пашни еще ведь не мало.
Е. Р. Ольховский
Анархизм и русское революционное народничество
70-80-х годов XIX века
<фрагменты>
Печатается в сокращении по: Пётр Алексеевич Кропоткин и
проблемы моделирования историко-культурного развития цивилизации:
Материалы междунар. науч. конф. СПб.: Соларт, 2005. С. 21-31.

968
Комментарии
III
КЛАССИЧЕСКИЙ АНАРХИЗМ
В ИДЕЙНЫХ ПОИСКАХ РАННЕГО РУССКОГО АНАРХИЗМА
В. А. Энгельсон
Посвящение книги «Анархия»
Печатается по: Энгельсон В. А. Статьи. Прокламации. Письма /
Со вступ. ст. Л. Б. Каменева. М., 1934. С. 44-48.
Подлинник — на немецком языке — был переслан автором А. И.
Герцену при письме от 13 июля 1852 г. Последнее напечатано ниже,
в III отделе (№ 5) (ссылка на источник публикации. — Сост.), и
свидетельствует, что эти строки должны были по мысли автора служить
предисловием к книге «Анархия», над которой он тогда работал. Эта работа,
однако, по-видимому, никогда не была закончена или, по крайней мере,
напечатана. Во всяком случае, о ней ни разу больше не упоминается
ни в переписке ни в статьях Энгельсона. Быть может, отдельные части
задуманной работы вошли впоследствии в статью «Что такое
государство?» Заглавие дано редакцией; подлинник — в Гос. библиотеке имени
Ленина в Москве. (*)
1 Статьи Герцена «Дилетантизм в науке» печатались в «Отечественных
записках» в течение 1843 г. Они произвели сильное впечатление не только
на Энгельсона. В. Г. Белинский, который не был тогда — вопреки словам
Энгельсона — редактором журнала, а только его авторитетнейшим и
влиятельнейшим сотрудником, писал после появления первой из четырех статей
Герцена: «...статья донельзя прекрасная, я ею упивался». (*)
2 Речь идет о союзе Старого и Нового Света, Англии и
Североамериканских соединенных штатах. Джон Буль, Джон-Буль (англ. John Bull —
буквально Джон Бык) — собирательный образ типичного англичанина.
Персонаж произошел от простоватого фермера, появившегося в памфлете
английского сатирика Джона Арбетнота (Arbuthnot) (1667-1735) «История
Джона Булля» (1727). Янки (англ. уапкее) — название жителей Новой
Англии; позднее, в более широком смысле, — жителей США в целом.
Во время войны за независимость в Северной Америке 1775-1783 гг.
«янки» — кличка, употреблявшаяся английскими солдатами по отношению
к восставшим колонистам.
3 Золотая середина (англ.).
4 Слова Энгельсона о том, что он ждет от Герцена «нескольких очерков
из Вашей жизни в ссылке» относятся, конечно, к «Тюрьме и ссылке»
последнего, составивших впоследствии вторую часть «Былого и Дум». Эти очерки
Герцен начал писать только в Лондоне в 1853 году, но слова Энгельсона
заставляют полагать, что их замысел возник еще в Ницце в 1851-1852 гг.
и уже тогда стал известен его друзьям. (*)

Комментарии
969
5 Представление Энгельсона о «ночи 4 августа» 1789 г., когда
французское учредительное собрание отменило ряд феодальных прав дворянства,
конечно исторически неверно: постановления 4 августа только
зафиксировали — и то с ограничениями — революционный переворот, уже
происшедший в деревне. Но это ошибочное представление было свойственно
не только Энгельсону, но и Герцену. Вообще все это место представляет
лишь парафразу взглядов Герцена, изложенных им в «Письмах из
Франции и Италии» и «С того берега», вышедших по-немецки в 1850 г. и,
конечно, хорошо известных Энгельсону. Еще в своих «Письмах из «Avenue
Marigny» Герцен писал: «Французское дворянство погибло величественно
и прекрасно... в добровольном отречении от феодальных прав есть много
величественного». См. «Письма из Франции и Италии. — С того берега»,
ГИЗ, 1931, стр. 23. (*)
6 Барон фон Штокпрюгель или генерал Кулаков — иносказательно,
означает соответственно немецкого и русского хозяина над русским
крестьянином.
7 Автор имеет в виду «Исследование внутренних отношений, народной
жизни и в особенности сельских учреждений России» барона А. Гакстга-
узена, два тома которых вышли в 1847 г. по-немецки и по-французски,
и деятельность министра гос. имуществ П. Д. Киселева, в которой немецкий
исследователь-реакционер находил попытку приучить русских крепостных
ведомства госуд. имуществ к «законности». (*)
8 Женевский деятель — Дж. Фази. Отголосок разговора между ним
и Герценом, на который намекает здесь Энгельсон, см. в «Былом и Думах»,
изд. 1931 г., т. II, стр. 171. (*)
9 Romieu — реакционный французский публицист, автор памфлета «Le
spectre rouge de 1852» («Красный призрак 1852 года»), вышедшего в 1851 г.
Внимание Энгельсона на этот сенсационный памфлет, «призывавший
контрреволюционную диктатуру», обратил Герцен, который писал о нем
в «Письмах из Франции и Италии» немедленно по выходе его в свет. Ср.
указанное выше издание «Писем», стр. 218. (*)
10 Речь идет о древних немецких орденах: 1) Тевтонский орден (также
Германский орден, Немецкий орден; нем. Deutscher Orden) — германский
духовно-рыцарский орден, основанный в конце XII в. Девиз ордена:
«Помогать — Защищать — Исцелять». 2) Братство воинов Христа (лат. Fratres
militiae Christi de Livonia), более известное под названием орден меченосцев
или орден братьев меча (нем. Schwertbrüderorden) — немецкий
католический духовно-рыцарский орден, основанный в 1202 г. в Риге Теодорихом
из Турайды. Нарицательное название Ордена произошло от изображения
на их плащах красного меча с мальтийским крестом.
1 ! Мишле (Michelet) — французский историк и публицист, республиканец
и мелкобуржуазный демократ, поддерживавший дружественные отношения
с Герценом. Упоминаемое Энгельсоном выражение Мишле употребил в своих
статьях «Pologne et Russie. La legende de Kocsiusko» (Польша и Россия. —
Легенда о Косцюшко), печатавшихся в 1851 г. в одной из парижских газет,

970
Комментарии
а в 1852 г. вышедших отдельным изданием (Paris, стр. 130). Оно вызвано
французским изданием брошюры Герцена «О развитии революционных
идей в России» (Ср. П. собр. соч., VI, стр. 674).
12 Наталия — жена Герцена, Наталья Александровна, умершая 2 мая
1852 г. О роли, сыгранной в жизни Герцена и его жены немецким поэтом
Г. Гервегом, см. в примечаниях к III отделу «Письма».
И. А. Ильин
Предпосылки анархизма
(Психологический очерк)
Впервые: Московский еженедельник. М., 1910. № 9, 27 февр. С. 37-
46. Печатается по: Ильин И. А. Собр. сочинений: Статьи. Лекции.
Выступления. Рецензии (1906-1954). М.: Русская книга, 2001. С. 63-71.
' Карпократианы — последователи Карпократа, гностика первой
половины II века, александрийца, учившего, что мир создан низшими
звездными духами, возмутившимися против истинного всеблагого божества,
или безначального Отца. Карпократиане считали, что путь освобождения
от рабства этого мира состоит в отрешении от него и лучший способ
презирать материальный мир — это совершать всевозможные плотские грехи,
сохраняя свободу духа, или бесстрастие, не привязываясь ни к какому
отдельному бытию, или вещам, и внешнюю законность заменяя внутренней
силой веры и любви. Свободная любовь, или общность жен, составляла
главное практическое применение этой доктрины.
2 Адамиты или адамиане — так Епифаний Кипрский называл секту,
последователи которой собирались в своих церквах нагими. Сведения
об этой секте, но под другим названием, дает и Климент Александрийский.
В XV веке это движение возродилось в Богемии, и его подавление связано
с именем Жижки. Приверженцы секты существовали до конца XV века
и частью примкнули к Чешским братьям.
3 Хельчицкий Петр (ок. 1390 — ок. 1460) — идеолог умеренных табо-
ритов в Чехии. Выступал за создание общества, основанного на равенстве
и обязательном труде. Оказал влияние на Чешских братьев.
4 Чистосердечно (лат.).
5 Через соглашение (лат.).
6 Для этого (лат.).

Комментарии
971
Ф. И. Булгаков
Теория и практика новейшего социализма
<Фрагмент>
Впервые: Исторический вестник. СПб., 1884. Т. 18. № 10. Октябрь.
С. 201-222. Печатается в сокращении по этому изданию.
1 По-видимому, опечатка: речь идет о Юрской федерации (1870-1883) —
швейцарской секции 1-го Интернационала, образованной на съезде
анархистов — сторонников М. А. Бакунина в Сонвилье (12.11.1871) и
объединившая ряд мелких секций 1-го Интернационала горной Юры. На втором
съезде Романской федерации в Сент-Имье (04.04.1870) произошел раскол
по вопросу о допущении Женевской секции тайного анархистского Альянса.
В 1873 г. за отказ признать решения Гаагского конгресса (1872) 1-го
Интернационала Юрская федерация была исключена Генеральным советом
из Интернационала. Вместе с тем и вне его рядов она еще долгое время
играла ведущую роль в европейском анархистском движении.
2 В 1870 г. в Лионе бакунистами была предпринята попытка поднять
восстание. Когда лионская ратуша была захвачена повстанцами, М.
Бакунин прибыл в Лион для руководства восстанием. Предводители движения —
Сень, Парратон, Ришар и Бакунин — проникли в ратушу вслед за толпой
и оттуда с балкона произнесли речи, обращаясь к народу. Но скоро Бакунин
убедился в неподготовленности и несвоевременности попытки. Из Лиона
он писал с нотками сомнения: «Пока еще нет настоящей революции, но она
будет, все к ней подготовляется и будет пущено в ход; я бросаюсь в борьбу
на жизнь и смерть и надеюсь на скорую победу». На другой день,
преследуемый властями города, Бакунин вынужден был ретироваться: «Я покидаю
Лион с глубокой грустью, с мрачными предчувствиями».
3 Имеется в виду П. Ж. Прудон, родившимся в Безансоне (на востоке
Франции) и получивший здесь академическое образование. Здесь же было
написано его знаменитое сочинение «Что такое собственность?» («Qu'est-ce
que la propriété?», 1840), имевшее широкий общественный резонанс.
4 Так называли русского императора Александра И, подписавшего 19
февр. (3 марта) 1861 г. Манифест об отмене крепостного права и Положение
о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости.
5 Речь идет о тайном «Обществе народной расправы», созданном
С. Г. Нечаевым осенью 1869 г. в Москве с отделениями в других городах
в целях подготовки революции строго конспираторским способом и с
помощью жесточайшей дисциплины.
6 Поссибилисты — члены французской социалистической партии,
считавшие, что свою революционную деятельность нужно ограничивать
вполне конкретными достижимыми целями (possible). Поэтому основной
задачей партии должно быть приобретение парламентских мандатов. В
результате раскола в 1882 г. поссибилисты во главе с П. Бруссе и Ж. Алема-
нем образовали свою «социально-революционную» партию («F d ration des
travailleurs socialistes de France»).

972
Комментарии
M. A. Бакунин
Письмо А. И. Герцену и Н. П. Огарёву
<Фрагмент>
Впервые: Письма М. А. Бакунина к А. И. Герцену и Н. П. Огареву /
(С прилож. его памфлетов, биогр. введ. и объяснительными примеч.
М. П. Драгоманова). СПб.: Издание В. Врублевского, 1906. С. 169-187.
Печатается в сокращении по этому изданию.
1 «Священная фаланга» (1864) (um.).
2 Мой знаменитый друг (um.).
3 «Форма всегда несет в себе содержание» (фр.).
Государственность и анархия.
Борьба двух партий в Интернациональном обществе рабочих
<Фрагменты>
На русском языке полностью «Государственность и анархия»
публиковалась у нас в стране в изданиях: Бакунин М.А. 1) Избранные
сочинения [В 5 т.]. Т. 1 / С биогр. очерком В. Черкезова. Пб.: Голос труда,
1919 (2-е изд. Пб.; М.: Голос труда, 1922 [обл. 1920]); 2) Философия.
Социология. Политика: [Сб.] / [Журн. «Вопр. философии» и др.]. М.:
Правда, 1989. С. 291-526. В конце 1960-х гг. эта работа была
переиздана на языке оригинала и в переводе Марселя Боди на французский язык
в качестве третьей части издания: Archives Bakounine (Leiden, 1967),
а затем в издании: Bakounine M. CEuvres completes (T. 4. Paris, 1976).
Печатается в сокращении по: Бакунин М.А. Избранные труды / Ин-т
общественной мысли; [сост. П. И. Талеров, А. А. Ширинянц; авторы
вступ. ст., с. 5-47, А. А. Ширинянц, Ю. А. Матвеева, П. И. Талеров;
автор коммент., с. 695-807, указ. имен, с. 810-814, П. И. Талеров]. М.:
Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. С. 674-694.
«Государственность и анархия» — самая крупная работа М. А.
Бакунина, одна из немногих, написанных им на русском языке. Подзаголовок:
«Борьба двух партий в Интернациональном обществе рабочих» определяет
основную тему. Рассматривая историю Германии, Франции, славянских
стран, автор делает, с одной стороны, вывод о возобладании полнейшей
реакции в Германии, обуреваемой, как он полагал, страстью завоевания,
преобладания «государствования», а с другой — вывод о грядущей
социальной революции, зарождающейся на юге Европы (Италия, Испания,
Франция), к которой, по его мнению, присоединятся народы европейского
северо-запада, а затем все славянские народы.
Под общим заголовком «Государственность и анархия» осенью 1873 г.
вышла первая часть задуманной Бакуниным работы (Государственность

Комментарии
973
и анархия: [Борьба двух партий в Интернациональном обществе рабочих].
Введение. Ч. 1. [Женева], 1873.1т. — (Изд. Социально-революционной
партии. Т. I). Ч. I. 1873. [2], 308, 24 с). Вторую часть он намеревался посвятить
истории рабочих ассоциаций в Германии и других странах Европы, а также
проблемам «всенародного бунта» и организации рабочих масс на принципах
анархизма. Сборник «Историческое развитие Интернационала», вышедший
в том же 1873 г., фактически составил вторую часть труда на тему
«Государственность и анархия».
1 Сектаторская (от лат. sectator — спутник, приверженец) —
сектантская.
2 Саваоф (ивр. ткзх = цеваот, букв. «(Господь) Воинств») — один из
эпитетов Бога в иудейской и христианской традициях. Это имя может означать
как «Господь воинств Израилевых», так и «Господь воинств Ангельских».
В отличие от других названий Бога (Элохим, Иегова, Адонай), Саваоф
выдвигает особенно свойство всемогущества, образ которого заимствован
от воинства.
3 В иудаистической, христианской и мусульманской представлениях
ангелы — созданные богом бесплотные существа, призванные служить
единому богу, воюя с его врагами, воздавая ему честь, неся его волю стихиям
и людям. В христианстве иерархия ангельских чинов наиболее подробно
разработана Псевдо-Дионисием Ареопагитом: 1 триада — серафимы,
херувимы, престолы; 2 триада — господства, силы, власти; 3 триада — качала,
архангелы, ангелы (см.: Мифы народов мира. Т. I. M., 1980. С. 76-78, 362).
Л. Ю. Гусман
Русская либеральная эмиграция и анархизм
(конец 50-х — середина 60-х гг. XIX в.)
Печатается по: Пётр Алексеевич Кропоткин и проблемы
моделирования историко-культурного развития цивилизации: Материалы
междунар. науч. конф. СПб.: Соларт, 2005. С. 219-224.
П. Н. Ткачёв
Анархическое государство
<Фрагменты>
Печатается в сокращении по: Ткачёв П. Н. Соч.: В 2 т. Т. 2. М.,
1976. С.171-194.
Эта статья впервые была опубликована без подписи в журнале «Набат»
за 1876 г. (№ 5, апрель, № 6, май и № 9, август) и перепечатана в сборнике
«Анархия мысли. Собрание критических очерков П. Н. Ткачева», изд. тип.
журн. «Набат», 1879 (сборник переиздан М. К. Элпидиным в 1904 г. в Ка-
руже — Женеве). Б. П. Козьмин включил статью в «Избранные сочинения»

974
Комментарии
Ткачева (См.: Ткачёв П. Н. Избр. соч. на социально-политические темы.
Т. III: 1873-1879. (Ист.-рев. б-ка. 1932. С. 338-359). <...> В соответствии
с изданием в трех номерах ♦Набата» текст статьи разбит публикатором
на три главки, обозначенные римскими цифрами в квадратных скобках.
В статье речь идет о конгрессе исключенных из Интернационала
организаций, преимущественно анархистских, заседавшем в Брюсселе 7-13
сентября 1874 г. и без всяких оснований провозгласившем себя седьмым
конгрессом Международного Товарищества Рабочих. (*)
1 У Б. П. Козьмина в «Избранных сочинениях» вместо «этих»
напечатано: «наших». (*)
2 Автор предисловия, примечаний и переводчик — П. Л. Лавров.
В «Набате» ошибочно указан год выхода брошюры — 1874, на самом деле
она вышла в 1875 г. (В 1919 г. брошюра была переиздана в Петрограде
в издательстве «Колос».) От имени женевских анархистов в «конгрессе»
участвовал Николай Иванович Жуковский (1833-1895). (*)
3 В «Избранных сочинениях» слово «именно» отсутствует. (*)
4 Гезы (голл. geuzen, от фр. gueux — нищий, негодяй, сброд) —
прозвище народных партизан, которые пели борьбу против Испании и ее
пособников во время Нидерландской буржуазной революции XVI в. Виги (англ.
whig — слово, употребляющееся погонщиками лошадей, вроде русского
«но») — английская политическая партия XVII-XIX вв., выражавшая
интересы обуржуазившейся дворянской аристократии и крупной торговой
и финансовой буржуазии. (*)
5 Слова: «лишенный всякого внутреннего смысла, — ярлык» в
«Избранных сочинениях» отсутствуют. Восстановлены по «Набату». (*)
6 В «Избранных сочинениях» вместо «должны входить» — «входят». (*)
7 Резон, здравый смысл (фр.).
8 В «Набате», вероятно, ошибочно «земля». (*)
П. А. Кропоткин
Нужен ли анархизм в России?
Впервые напечатано в газете «Хлеб и воля» (Женева. 1904. № 10.
Июль. С. 1-3). Печатается в сокращении по: Хлеб и воля: Статьи П.
Кропоткина, В. Черкезова, Э. Реклю, Л. Бертони и др. СПб.: «Священный
огонь» Ал. Морского, 1906. С. 120-126.
1 Речь идет о событиях эпохи Великой французской революции.
Началом революционных действий было взятие Бастилии 14 июля 1789 г.,
а окончанием историки считают 9 ноября 1799 г. (переворот 18 брюмера).
21 янв. 1793 г. французский король Людовик XVI был казнен по решению
суда, объявившего его врагом и «узурпатором», чуждым телу нации.

Комментарии
975
M. И. Туган-Барановский
Социализм как положительное учение
Печатается в сокращении по: Туган-Барановский М. И. К лучшему
будущему: Сб. соц.-филос. произведений / [Сост., подгот. текста, вступ.
ст. с. 3-16, и примеч. К. В. Сорвина]. М.: Рос. полит, энциклопедия
(РОССПЭН), 1996. С. 332-341. (Глава VII. ♦Анархический коммунизм
и социализм».)
Работа ♦Социализм как положительное учение» написана М. И. Туган-
Барановским в период между февральской и октябрьской революциями
1917 г. и явилась своеобразным итогом, подводящим черту многолетним
исканиям автора в области создания позитивной программы социализма.
Единственное издание вышло в Петрограде в 1918 г.
1 Годвин Уильям (1756-1836) — английский писатель и публицист,
один из родоначальников анархизма. Оказал влияние на Р. Оуэна. (*)
2 Толстой Лев Николаевич (1828-1910) — граф, русский писатель,
почетный академик Петербургской Академии наук, автор фундаментальных
произведений, таких как ♦Война и мир», ♦Анна Каренина», ♦Воскресенье»
и т. д. Автор ряда философско-религиозных, эстетических работ —
♦Исповедь», ♦ В чем моя вера», ♦Крейцерова соната». Проповедовал идеи создания
на месте помещичьего землевладения общежития свободных и
равноправных крестьян. Считая всякую власть злом, Толстой пришел к безусловному
отрицанию государства. (*)
3 Кропоткин Петр Александрович (1842-1921) — князь, русский
революционер, теоретик анархизма, географ и геолог, автор трудов по этике,
социологии, истории Великой французской революции. (*)
Г. В. Плеханов
Анархизм и социализм
<фрагменты>
Впервые на русском языке брошюра вышла одновременно в
Петербурге и Москве в 1906 г. в двух переводах с немецкого: Н. И-на (СПб.:
М. Малых, 1906); С. Ламова и Л. Истомина (Полный пер. со 2-го нем.
изд. — М.: В. Д. Карчагин, 1906). Печатается в сокращении по:
Плеханов Г. В. Сочинения. Изд. 2-е. Т. IV: [На международные темы. 1888-
1894]. М.; Пг.: Гос. изд-во, [1925]. С. 167-248. (Глава IV. ♦Так
называемая анархистская тактика. Ее мораль» и ♦Заключение. Буржуазия,
анархизм и социализм».)
Брошюра ♦Анархизм и социализм» была подготовлена Г. В. Плехановым
в 1894 г. по поручению Vorstand'a германской социал-демократической
партии (напечатана немецким книгоиздательством ♦Vorwärts») в то время,
когда анархизм обратил внимание общественности своей ♦пропагандой

976
Комментарии
действием». Работа была написана по-французски, потом рукопись была
переведена и издана на немецком. Ф. Энгельс ревностно содействовал этому
изданию. Если социал-демократы приняли книгу с сочувствием и
пониманием, то анархисты заявили о ложном понимании их теории и о клевете
на анархистскую деятельность.
1 Речь идет о полутайном «Международном альянсе социалистической
демократии» («Alliance internationale de la Démocratie socialiste»), созданном
M. A. Бакуниным и его сторонниками с целью внедрения в Интернационал
на правах самостоятельной организации и более активного направления
деятельности Международного товарищества на революционные
выступления и разрушение централизованных государств, чтобы встав в авангард,
«вовремя внести в движение на континенте некоторую долю здорового
идеализма и революционной энергии». Создание «Альянса» стало одной
из причин исключения бакунистов из Интернационала в 1872 г.
2 В 1877 г. бакунинсты (Э. Малатеста, К. Кафиеро, С. М. Степняк-Крав-
чинский с несколькими десятками анархистов) пытались поднять восстание
в Беневенто (итальянской провинция), которое, несмотря на поддержку
местного населения, закончилось неудачей. Восставшие заняли два селения,
сжигали приходские документы, раздавали беднякам деньги, захваченные
у налогового инспектора. На контролируемой территории повстанцы
попытались воплотить в жизнь анархо-коммунистические отношения.
3 1 мая 1886 г. анархические организации США и Канады устроили
ряд митингов и демонстраций. При разгоне такой демонстрации в Чикаго
4 мая погибли шесть демонстрантов. В последовавших затем беспорядках
было еще больше пострадавших, а восемь рабочих-анархистов были
приговорены к повешению по обвинению в организации взрыва. Троим из них
смерть заменили 15 годами каторги. В память о казненных, по
предложению американских рабочих, наметивших свою забастовку на 1 мая 1890 г.,
Парижский конгресс II Интернационала (июль 1889) объявил 1 мая 1890 г.
Днем солидарности рабочих всего мира и предложил отметить его
демонстрациями. И хотя правительства западных стран с опаской готовились
к массовым беспорядкам в этот день, ожидаемого не произошло: Первое
мая к «бунту» не привело.
4 Берегитесь, будьте осторожны! (лат.). Исторически это крылатое
выражение появилось в Древнем Риме следующим образом. Когда Риму
угрожала опасность, сенат передавал власть консулам. В торжественной
обстановке при этом произносилась клятва: «Консулы, будьте бдительны
и следите, чтобы республике не было причинено никакого ущерба!». В
дальнейшем остались лишь первые слова.
5 В январе 1883 г. в Лионе состоялся суд над 52 активистами
французского анархо-коммунистического движения, обвиняемыми в терроризме
(за серию взрывов в Лионе в 1882 г.) и принадлежности к уже не
существовавшему Интернационалу. По делу в числе организаторов проходил
П. А. Кропоткин, осужденный на 5 лет тюремного заключения.

Комментарии
977
6 Латинское выражение laisser faire, laisser passer («Предоставьте
(людям) делать свои дела, предоставьте (делам) идти своим ходом») стало
в буржуазном обществе лозунгом свободы торговли и невмешательства
государства в экономику.
7 Исида (Изида) (егип. js.t, др.-греч. т1шс, лат. Isis) — одна из
величайших богинь древности, ставшая образцом для понимания египетского
идеала женственности и материнства.
Н. А. Бердяев
Анархизм — явление русского духа
<Фрагменты>
Впервые: Судьба России (Сборник статей, 1914-1917). М., 1918.
Печатается в сокращении по: Русский индивидуализм': [сборник работ
русских философов XIX-XX веков]. М.: Алгоритм: Эксмо, 2007.
(Философский бестселлер). С. 147-192.
Е. В. Старостин
Анархистская модель
<Фрагменты>
Печатается в сокращении по: Модели общественного переустройства
России. XX век: [Коллект. монография]. М.: Российская полит,
энциклопедия (РОССПЭН), 2004. С. 462-477.
IV
ХРИСТИАНСКИЙ КЛАССИЧЕСКИЙ АНАРХИЗМ,
ЛЕВ ТОЛСТОЙ И ТОЛСТОВСТВО
А. И. Введенский
Анархизм и религия
Печатается в сокращении по: Анархизм и религия. Пг.: Кооп.
т-во духовных писателей «Соборный разум», 1918.
1 Всё выше! (лат.).
2 Сисситии (греч. syssitia) — общественные обеды в Спарте и др.
областях Древней Греции, проходившие за столами под открытым небом
с одинаково скромной пищей для всех.
3 «Анархизм, ее философия, ее идеал» (фр.).

978
Комментарии
4 «La science moderne et l'anarchie» ((pp.).
5 Речь идет об организованном по инициативе А. А. Карелина и
состоявшемся в Париже 4 ноября 1913 г. съезде русских анархистов-коммунистов,
окончившемся расколом Федерации анархистов-коммунистов на
сторонников и противников Карелина. Уже в декабре (28 дек. 1913 г. — 1 янв.
1914 г.) в Лондоне прошла Первая объединительная конференция русских
анархистов-коммунистов, на которой было принято решение о создании
Федерации анархо-коммунистических групп за границей и об издании
первого федеративного печатного органа — газеты «Рабочий мир».
6 И всех остальных (фр.).
7 Архимедов рычаг — фразеологизм, означающий средство, идеально
подходящее для решения какой-либо задачи, сколь сложна бы она ни была.
Биографы Архимеда Сиракузского, величайшего математика и механика
Древней Греции (ок. 287-212 гг. до н. э.), рассказывают, что он, установив
законы рычага, произнес гордую фразу: «Дайте мне точку опоры, и я сдвину
землю».
8 «Умирающее общество и анархия» (фр.).
П. И. Бирюков
Об анархизме
Печатается по: Свободное слово: Период, обозрение / Под ред.
В. Черткова. Christchurch; Hants: 1901. № 1. Декабрь. Стб. 5-7.
Л. Н. Толстой
Суеверие государства
<Фрагменты>
Впервые: Толстой Л. Н. Суеверие государства / Предисл.: «От
издателя» И. Горбунов-Посадов. [М.]: Посредник, [1917]. (Перед загл.:
«Л. Н. Толстой о государстве»; На тит. л. номер изд.: № 1173; Часть
соч. «Путь жизни», не вошедшая в него по ценз. Условиям.) Печатается
в сокращении по этому изданию.
1 Речь идет, по-видимому: 1) об английской королеве Елизавете I
(Elizabeth) Тюдор (1533-1603), при которой были укреплены позиции
абсолютизма, восстановлена англиканская церковь, разгромлена испанская
«Непобедимая армада» (1588) и широко осуществлялась колонизация
Ирландии; 2) о русской императрице Елизавете Петровне (1709-1761/62),
дочери Петра I, которая была возведена на престол гвардией в результате
дворцового переворота и во время которого был низложен и заточен в
крепость малолетний император Иван VI Антонович.

Комментарии
979
Христианский анархизм
Мысли Л. Н. Толстого
Впервые: Единение: Поврем, издание, посвящ. обновлению жизни
при свете разума и любви / Под ред. В. Г. Черткова. М., 1917. № 2.
Июль-август. С. 1-3. Печатается по этому изданию.
В. Г. Чертков
По поводу христианского анархизма
Впервые: Свободное слово: периодическое обозрение / Под ред.
В. Черткова. 1905. № 17. Май-июнь. Стб. 35-38. Печатается по: Ан-
скии <Раппопорт С.А.> Что такое анархизм? СПб.: Живое слово, 1907.
С.86-93.
Б. С. Стоянов
Л. Н. Толстой и анархизм
Впервые: Вестник литературы. 1920. № 11 (23). С. 8-10. Печатается
по этому изданию.
1 Нагорная проповедь — собрание изречений Иисуса Христа в
Евангелии от Матфея, преимущественно отражающих моральное учение Христа.
Самая известная часть Нагорной проповеди — Заповеди Блаженства,
помещенные в начале Нагорной проповеди. Также в Нагорную проповедь
входят молитва Отче наш, заповедь «не противиться злому» (Мф 5: 39),
♦ подставить другую щёку», а также Золотое правило. Никейскии
символ — христианский символ веры, формула вероисповедания, принятая
на Первом Никейском соборе (325 г.), согласно которой Бог Сын «единосу-
щий (оцооиаюс, consubstantialis) Отцу». Нагорная проповедь есть
возвещение нового, возвышенного, нравственного закона; она предполагает веру,
но не формулирует ее, богословские мысли, лежащие в ее основе этической
природы. Никейскии символ, наоборот, есть результат исторического
развития, взаимодействия исторических факторов и догматического развития;
этические идеи в нем совершенно отсутствуют.
В. М. Артёмов
Нравственные основы свободы в анархизме Л. Н. Толстого
<Фрагменты>
Печатается в сокращении по: Социально-гуманитарные знания. М.,
2001. № 1.С. 203-220. Редакторская пометка: «Подготовлено по
материалам спецкурса «Актуальные проблемы русской философии»».

980
Комментарии
1 В действительности Л. Н. Толстой по формальным основаниям не был
отлучен от церкви (решение руководством Русской Православной Церкви
не было принято), хотя его имя подвергалось анафеме во время церковных
служб.
2 Мировоззрение (нем.).
V
СТАНОВЛЕНИЕ РУССКОГО АНАРХИЗМА
В ИСКАНИЯХ И В БОРЬБЕ
С ДРУГИМИ РЕВОЛЮЦИОННЫМИ ДВИЖЕНИЯМИ
(КОНЕЦ XIX - НАЧАЛО XX В.)
А. В. Луначарский
О настоящих анархистах. Заметки философа
<Фрагменты>
Печатается в сокращении по: Образование: Журнал лит. и
обществ.-полит. СПб.: Д. А. Карышев, 1906. №11. Ноябрь. Отд. II.
С.19-39.
1 Пьеса «Савва» впервые опубликована в сборнике товарищества
♦ Знание» за 1906 г., кн. XI (СПб., 1906); одновременно — в Штутгарте
(изд-во И. Дитца). В пьесе Л. Андреев создает образ главного героя,
«дерзающего на бунт», носителя анархической идеи всеобщего разрушения. Савва
мечтает о том, чтобы была «голая земля и на ней голый человек, голый,
как мать родила, который бы начал заново создавать жизнь взамен старой,
несовершенной». Бунт Саввы, прикрывающийся идеями богоборчества,
оказался тщетным — Савва гибнет, а церковники, поднявшиеся против
него, торжествуют победу.
2 Пусть будет система, но погибнет род человеческий (лат.).
3 По-видимому, автор здесь перепутал анархо-синдикалиста Артуро
Лабриоло с Антонио Лабриоло (Labriola) (1843-1904), итальянским
философом, теоретиком и пропагандистом марксизма в Италии.

Комментарии
981
И. В. Сталин
Анархизм или социализм?
<Фрагменты>
Печатается в сокращении по: Сталин И. В. Сочинения. Т. 1: 1901-
1907. М.: ОГИЗ, 1946. С. 294-372.
В конце 1905 г. и в начале 1906 г. в Грузии группа анархистов,
возглавляемая последователем Кропоткина, известным анархистом В. Черкезишвили
и его приверженцами Михако Церетели (Baton), Шалва Гогелия (Ш. Г.)
и др., вела ожесточенную кампанию против социал-демократов. Группа
издавала в Тифлисе газеты «Нобати», «Муша» и др. Анархисты не имели
никакой опоры в пролетариате, но достигли некоторых успехов среди
деклассированных и мелкобуржуазных элементов. Против анархистов
выступил И. В. Сталин с серией статей под общим названием «Анархизм или
социализм?». Первые четыре статьи появились в газете «Ахали Цховреба»
в июне-июле 1906 г. Печатание следующих статей было прекращено, так
как газету власти закрыли. В декабре 1906 г. и 1 января 1907 г. статьи,
печатавшиеся в «Ахали Цховреба», были перепечатаны в газете «Ахали
Дроеба», но в несколько измененном виде. Редакция газеты сопроводила
эти статьи следующим примечанием: «Недавно профессиональный союз
служащих обратился к нам с предложением напечатать статьи об
анархизме, социализме и других подобных вопросах (см. «Ахали Дроеба» № 3).
Такое же пожелание было, высказано и некоторыми другими товарищами.
Мы с удовольствием идем навстречу этим пожеланиям и публикуем эти
статьи. Что касается самих статей, то считаем нужным упомянуть, что
часть этих статей однажды уже печаталась в грузинской прессе (по не
зависящим от автора причинам статьи не были окончены). Несмотря на это,
мы сочли необходимым напечатать полностью все статьи и предложили
автору переработать их на общедоступный язык, что и было им охотно
исполнено». Так возникли два варианта первых четырех частей работы
«Анархизм или социализм?». Продолжение ее печаталось в газетах «Чвени
Цховреба» в феврале 1907 г. и «Дро» в апреле 1907 г.
«Чвени Цховреба» («Наша жизнь») — ежедневная большевистская
газета; выходила легально в Тифлисе с 18 февраля 1907 года. Газетой
руководил И. В. Сталин. Вышло 13 номеров. 6 марта 1907 г. газета была
закрыта «за крайнее направление».
«Дро» («Время») — ежедневная большевистская газета, выходившая
в Тифлисе после закрытия «Чвени Цховреба», cil марта по 15 апреля
1907 г. Руководителем газеты был И. В. Сталин. В редакцию газеты входили
также М. Цхакая, М. Давиташвили. Вышел 31 номер.
1 * Нобати » ( « Призыв » ) — еженедельная газета грузинских анархистов;
выходила в 1906 году в Тифлисе. (*)
2 Продолжение не появилось в печати, так как в середине 1907 года
товарищ Сталин был переведен Центральным Комитетом партии в Баку

982
Комментарии
на партийную работу, где он спустя несколько месяцев был арестован,
а записи по последним главам работы «Анархизм или социализм?» были
утеряны при обыске. (*)
В. М.Чернов
Анархизм и программа-минимум
<Фрагменты>
Впервые: [Сознательная Россия]: Сборник «На современные
темы». № 4. СПб.: тип. «Работник», 1906. (Б-ка «Сознательная Россия»).
С. 36-61. Печатается в сокращении по этому изданию.
1 «Сказавший А также должен сказать Б» (нем.).
2 Речь, по-видимому, идет о резолюции Ш-го съезда РСДРП,
состоявшемся 12-27 апр. (25 апр. — 10 мая) 1905 г. в Лондоне, «Об отношении
к крестьянскому движению».
3 «Пролетарское дело» — издание рабочих-коммунистов (Женева, 1905.
№ 1-5); орган Женевской группы рабочих-коммунистов, отделившейся
от ПСР и быстро эволюционировавшей к идеям анархистов-коммунистов,
ориентировался на русскую трудовую эмиграцию, без обозначения
партийной принадлежности.
<Без подписи >
Анархизм и политика
Впервые: Хлеб и воля. Genève, 1903. № 3. Октябрь. С. 1-2. Статья
опубликована без подписи. Печатается по этому изданию.
1 Речь идет об убийстве 29 июля 1900 г. итальянского короля Умберто I
во время его визита в г. Монца (ит. Monza, ныне северо-восточный пригород
Милана). Убийце — анархисту Г. Бреши удалось приблизиться к королю
и четыре раза выстрелить в него из револьвера. Король, на которого ранее
уже дважды покушались, умер.
2 Бурбоны — европейская королевская династия, древний
французский королевский род, представители которого правили в Наваррском
(1550-1607), Французском (1589-1792; 1814-1815; 1815-1848),
Испанском (1700-1808; 1814-1868; 1874-1931), Неаполитанском (1734-1805)
королевствах и герцогстве Пармском (1748-1802, 1847-1859).

Комментарии
983
Я. Новомирский
Манифест анархистов-коммунистов
<Фрагменты>
Впервые: Новый мир. 1905. Печатается в сокращении по этому
изданию.
Анархист
Открытое письмо «молодым» социалистам-революционерам
Впервые: Бунтарь. Paris, 1906. № 1. 1 декабря. С. 15-17. Печатается
по: Чёрное знамя: [Сб. статей 2-х анархич. журналов «Чёрного знамени»
и ♦Бунтаря»]. Сергиев Посад, 1918. С. 68-74.
По-видимому, речь идет о статье В. М. Чернова «Вульгарный социализм»
(Мысль. 1906. 24 июня).
М.Корн
Революционный синдикализм и анархизм
< Фрагменты >
Впервые брошюра вышла в издательстве «Листки «Хлеб и Воля»»
в 1907 г. под псевдонимом М. Изидин. Печатается в сокращении по:
Корн М. Революционный синдикализм и анархизм; Борьба с капиталом
и властью [и др.]. Пг.; М.: Голос труда, 1920. С. 3-46.
1 См. статью в «Народной газете». Цитируем по «Товарищу», № 239. (*)
2 «Железный закон заработной платы» был сформулирован Ф. Лас-
салем. Согласно его концепции, средняя заработная плата определяется
величиной затрат, обеспечивающих существование и воспроизводство
рабочей силы. Заработная плата колеблется вокруг этих затрат, т. к. если
она, например, будет выше, то это приведет к улучшению благосостояния,
росту численности населения, увеличению предложения рабочей силы, что
в свою очередь снизит заработную плату, и наоборот.
3 Гаагский конгресс 1-го Интернационала состоялся в начале сентября
1872 г., на нем было принято решение об исключении М. Бакунина и его
сторонников из состава Международного товарищества трудящихся, что
по факту означало раскол и предвещало дальнейшее прекращение его
работы (Генеральный совет был перенесен в Нью-Йорк, решение о роспуске
было принято в 1876 г.). На конгрессе присутствовали 65 делегатов от 15
национальных организаций. Работой конгресса лично руководили К. Маркс
и Ф. Энгельс, специально приехавшие в Гаагу. (См. также коммент. 6 к
работе В. И. Ленина «Государство и революция» в наст, антологии).

984
Комментарии
4 Изложения взглядов, кредо (фр.).
5 Речь о 6-м французском национальном конгрессе синдикатов в Нанте
(окт. 1864), на котором была принята резолюция о всеобщей стачке,
предложенная синдикалистами.
6 Международный социалистический и рабочий конгресс (конгресс
«объединенных социалистов», «1-й конгресс нового Интернационала»)
состоялся в Париже 14-21 июля 1889 г. и положил начало II Интернационалу,
хотя на конгрессе и не было принято соответствующих решений.
7 Ш-й Международный конгресс II Интернационала (6-12 авг. 1893 г.)
был созван в Цюрихе по инициативе ряда швейцарских рабочих
организаций. В работе конгресса приняли участие около 440 делегатов со всех концов
света. Анархисты пытались с самого начала сорвать его работу, а когда
по предложению А. Бебеля конгресс принял резолюцию о характере
политической борьбы рабочего класса, решительно осуждающую террористическую
тактику анархистов, последние демонстративно удалились и в дальнейшем
официально не могли принимать участия в работе II Интернационала.
8 IV-й Международный конгресс II Интернационала (26 июля — 2 авг.
1896 г.) состоялся в Лондоне и его организаторами был назван
международным конгрессом трудящихся социалистов и рабочих профессиональных
союзов.
И. С. Книжник-Ветров
Анархизм, его теория и практика
Впервые: <Книжник>Ветров И. <С> Анархизм, его теория и
практика. [СПб.]: Обновление, 1906. Печатается в сокращении по этому
изданию.
H. M. Минский
Социализм и анархизм
<Фрагменты>
Впервые: Перевал: Журнал свободной мысли. М., 1907. № 7. Май.
С. 34-45; № 8/9. Июнь-июль. С. 14-29. Печатается в сокращении по
этому изданию.
Статью предваряла редакторская пометка: «Редакция помещает
настоящую статью, не будучи вполне солидарной с высказанными в ней
взглядами».
1 Фиваида (греч. 0r|ßmöa) — колыбель христианского монашества,
местность в Египте (близ Фив, отсюда и название), заселенная иноками
на заре христианской эры. Скит Новая Фиваида (строился с 1880 по 1891 г.)
принадлежит Русскому на Афоне Свято-Пантелеимонову монастырю,
располагается на горных склонах.

Комментарии
985
H. Рогдаев
Различные течения в русском анархизме
(Доклад рабочему интернациональному
анархистскому конгрессу
в Амстердаме)
Впервые: Буревестник. Paris, 1907. № 8. Ноябрь. С. 9-12. Печатается
по этому изданию.
Статью предваряла редакторская пометка: «Помещаемый отрывок
представляет собою II-ю часть доклада тов. Н. Рогдаева. Мы опускаем
первую как малоинтересную для русских тов. Что же касается до III, IV и V
(Анархизм в Литве и Польше, Великороссии, Урале и Новороссии) то они
будут помещены в следующих №№ «Буревестника»».
1 Уаитчепель (англ. Whitechapel) — исторический район восточного
Лондона, населенный беднотой; ныне в составе городского района (боро)
Тауэр-Хэмлетс (London Borough of Tower Hamlets). Уаитчепель знаменит
тем, что в XIX в. здесь происходили убийства, приписанные мистическому
серийному убийце Джеку Потрошителю.
2 Крепость Монжуик (кат. Castell de Montjuïc) — фортификационное
сооружение на горе Монжуик, в черте города Барселона (Испания). С 1890
до 1960 г. использовалась как тюрьма. Здесь отбывали наказание многие
политические заключенные, рабочие, анархисты. Многих расстреляли
л а территории крепости. Наиболее кровавым периодом крепости стала
Гражданская война 1936-1939 гг.
3 В массе {лат.).
В. П. Салон
«Огонь по своим»:
Критика кропоткианской доктрины
российскими анархо-теоретиками начала XX в.
Печатается по: Тысячелетие развития общественно-политической
и исторической мысли России: Материалы всерос. науч. конф. Н.
Новгород: НГПУ, 2008. С. 126-130.
П. И. Талеров
Распространение идей анархо-коммунизма в России
в первые годы XX в.
Печатается по: Русь, Россия: Политические аспекты истории:
Материалы 24-й Всерос. заоч. науч. конф. СПб.: Нестор, 2002. С. 105-112.

986
Комментарии
VI
РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ХАОС,
МИРОВАЯ И ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНЫ
В ТЕОРИИ И ПРАКТИКЕ РУССКОГО АНАРХИЗМА
К. Оргеиани
Антимилитаризм
Впервые: Буревестник. Paris, 1908. № 13. Октябрь. С. 2-6.
Печатается в сокращении по этому изданию.
1 В 1904 г. по инициативе Д. Ньювенгейса в Амстердаме был проведен
международный антимилитаристский конгресс, на котором была
учреждена Международная антимилитаристская ассоциация (МАА). Задуманная
первоначально как интернациональная, МАА к началу 1-й мировой войны
имела отделения только в Нидерландах. В 1921 г. МАА вошла в новое
международное объединение анархистов-антимилитаристов — Международное
антимилитаристское бюро, которое после создания анархо-синдикалистского
Интернационала (М. А. Т.) работало в тесной связи с ним.
2 Речь идет о 1-м Конгрессе итальянских анархистов, который
проходил в Риме (16-20 июня 1907), где обсуждались вопросы организации,
о синдикализме, антимилитаризме, антиклерикализме, социал-реформизме
и штирнерианском индивидуализме. Было провозглашено создание
Итальянского анархистского социалистического альянса (или Итальянского
либертарного социалистического альянса, с 1919 г. — Итальянского
анархистского коммунистического союза).
3 Международный анархический съезд состоялся в Амстердаме 24-
31 августа 1907 г. На нем были делегаты из 14 стран, включая Россию,
а также такие видные деятели международного анархического движения,
как Э. Малатеста, Л. Фаббри, П. Монатти, Э. Гольдман, Р. Роккер, Ч. Кор-
нелиссен и др.
4 Имеются в виду антивоенные взгляды Г. Эрве — французского
общественного деятеля, в рассматриваемый период — анархиста.
Анархисты-интернационалисты
Война Войне
Впервые: Набат (Le Tocsin). Genève, 1915. № 4. Август. С. 2-6.
Печатается в сокращении по этому изданию.
1 Стихотворение без названия, написанное в Париже в 1912 г. В. М.
Эйхенбаумом (включено в сборник стихотворений автора — Париж: Изд-
во «Жизнь и мысль», 1927. С. 109). Полностью (со всеми знаками
пунктуации):

Комментарии
987
Настанет день — кровавою зарею
Его венчает высший судия: —
Блеснет возмездья меч над дряхлою землею,
И зашумят восставшие поля...
Железа и свинца не хватит для расплаты
У правящей руки:
Героями в тот день окажутся солдаты
И братьям отдадут штыки.
Объяты ужасом, бегут, — как привиденья, —
Народные враги.
Их не спасут, как прежде, преступленья
Чужие иль свои.
И на развалинах преступного закона
Труда бесчисленная рать
Начнет, ликуя, водружать
Победоносные знамена...
А. М. Атабекян
Перелом в анархистском учении
Впервые: Атабекян А. <М.> Перелом в анархистском учении. М.:
Почин, 1918. Печатается по этому изданию.
Б. И. Горев
Анархисты, максималисты и махаевцы
<Фрагменты>
Впервые: Горев Б. И. Анархисты, максималисты и махаевцы:
Анархические течения в Первой русской революции. Пг.: Книга, [1917] (обл.:
1918). (На обл. номер изд.: № 95). Печатается в сокращении по этому
изданию.*
1 Бунд (на идише Bund — союз) («Всеобщий еврейский рабочий союз
в Литве, Польше и России») — социал-демократическая организация,
объединяла еврейских рабочих и ремесленников западных областей Российской
империи; основана в 1897 г. в Вильно. В 1898-1903 гг. и с 1906 г. —
автономная организация в РСДРП, приняла позицию меньшевизма. После
Октябрьской революции раскололась: часть Бунда выступила против советской
власти, часть вошла в РКП (б). В 1921 г. Бунд в России самоликвидировался,
но в Польше существовал до конца 1930-х гг.
2 «Устиновцы» — группа «Молодых социалистов-революционеров»,
созданная летом 1905 г. в Женеве главным теоретиком максимализма
А. Лозовским (Устиновым), которая, в целях пропаганды своих взглядов,
стала издавать «Вольный дискуссионный листок» (отсюда еще одно их на-

988
Комментарии
звание — «дискуссионисты»). Устиновцы стали и первыми
максималистами — продолжателями идей аграрных террористов.
3 Речь идет о покушении на премьер-министра России П. А. Столыпина
12/25 авг. 1906 г. — взрыве на его казенной даче на Аптекарском острове
в Петербурге, где в субботний день проходил прием посетителей. Покушение
было организовано эсерами-максималистами во главе с М. И. Соколовым.
Пострадали более 100 человек: 27 человек погибли на месте, 33 — тяжело
ранены, многие потом скончались. Пострадали дети Столыпина, его
двенадцатилетняя дочь и трехлетний сын. Сам премьер и находящиеся в кабинете
посетители получили ушибы.
4 Экспроприация в Фонарном переулке в Петербурге была
предпринята 14/27 окт. 1906 г. эсерами-максималистами для пополнения
партийной кассы. Террористы устроили засаду на углу Фонарного пер.
и Екатерининского кан. (ныне — канал Грибоедова). Террористы
забросали карету, перевозившую деньги портовой таможни, и охрану бомбами
и похитили 2 мешка с деньгами (400 тыс. рублей). Потери со стороны
жандармов — трое (из 6) раненых, со стороны террористов — двое
убитых, семеро арестованы. Военно-полевому суду преданы 11 человек,
из них 8 казнены, трое, за недостаточностью улик, выделены в особую
группу. Еще 18 человек были приговорены к заключению от 8 до 15 лет;
многие — к меньшим срокам.
В. Д. Ермаков
Портрет российского анархиста начала века
Печатается по: Социологические исследования. М., 1992. № 3.
С. 97-99.
Д. А. Фурманов
Отчего мы стали анархистами
Впервые: Рабочий край. Иваново-Вознесенск, 1918. № 29 (114),
9 апреля. С. 3. Здесь же опубликованы далее статьи: Анархисты
и власть // Рабочий край. Иваново-Вознесенск, 1918. № 34 (119).
14 апреля. С. 2 (без подписи); Фурманов Д. Анархисты и советская
организация // Рабочий край. Иваново-Вознесенск, 1918. № 44 (129),
26 апреля. С. 2-3. Ранее опубликованы статьи Д. А. Фурманова:
Женщины и дети Парижской Коммуны // Рабочий край.
Иваново-Вознесенск, 1918. № 12 (97), 20 марта. С. 2; С тихого Дона // Рабочий
край. Иваново-Вознесенск, 1918. № 19 (104). 28 марта. С. 2. Печатается
по первому изданию.

Комментарии
989
<Из дневников 1918 г.>
Печатается по: Фурманов Д. А. Собр. соч.: В 4 т. Т. 4: Дневники.
Литературные записи. Письма. М.: Худ. лит., 1961. С. 142-152.
Примечания издателя.
1 Черняков Александр Яковлевич — лидер местных анархистов.
2 «Анархия» (1917-1918) — еженедельная общественно-литературная
газета анархистского направления. Издавалась в Москве.
3 В начале 1918 г. в Москве имелось свыше двух десятков групп
анархистов (около 2000 членов). Анархисты захватили в разных частях города
26 особняков, спрятав в них большое количество бомб, пулеметов и даже
орудий. В особняках находили убежище уголовные элементы. В ночь
на 12 апреля отряды ВЧК разоружили анархистов, которые в ряде случаев
оказывали вооруженное сопротивление. Было арестовано до 400 человек,
отобрано много оружия, найдены награбленные драгоценности, много
продуктов. Эти московские события со всей очевидностью показали, что
анархизм как идейное течение в это время фактически перестал существовать
и превратился в орудие контрреволюции и бандитизма.
Декларация московского союза
идейной пропаганды анархизма
Издано в Москве инициативной группой в составе А. Борового,
И. Гроссмана-Рощина, Г. Сандомирского, Вл. Забрежнева отдельной
брошюрой в 1918 г. Печатается по этому изданию.
А. А. Боровой
Анархистский манифест
Анархистский манифест вошел отдельной главой в книгу А.
Борового «Анархизм» (М.: Кн-во «Революция и культура», 1918. — 171, [5]
с, порт. (Б-ка «Революция и культура»). С. 168-169. Печатается по:
М.: Эдиториал УРСС, 2007. (Из наследия мировой философской мысли:
Социальная философия).
И. С. Гроссман-Рощин
Октябрьская революция
и тактика анархо-синдикалистов
Печатается по: Голос труда: Орган Союза анархо-синдикалистов
♦Голос труда». М., 1919. № 1. Декабрь. С. 2-11.

990
Комментарии
1 Учредительное собрание в России — представительское учреждение,
созданное на основе всеобщего избирательного права для установления
формы правления и выработки конституции. В 1917 г. лозунг Учредительного
собрания поддерживали большевики, меньшевики, кадеты, эсеры и др.
партии. Созыв Учредительного собрания считался главной задачей
Временного правительства. Заседание состоялось 5/18 янв. 1918 г. в Таврическом
дворце в Петрограде, явилось 410 депутатов. Преобладали
эсеры-центристы; большевиков и левых эсеров — 155 чел. (38,5% ). Собрание отказалось
принять ультимативное требование большевиков о признании декретов
съездов Советов и было разогнано в 5-м часу утра 6/19 янв. Накануне были
расстреляны демонстрации в поддержку Учредительного собрания. В ночь
на 7/20 янв. ВЦИК принял декрет о роспуске Учредительного собрания,
что обострило гражданское противостояние в стране.
2 Речь идет о предателях-провокаторах. Азеф Евно Фишелевич (1869-
1918) — один из основателей и лидеров партии эсеров, глава ее Боевой
организации и одновременно — провокатор, с 1893 г. — секретный
сотрудник Департамента полиции. Руководитель ряда террористических актов.
В 1901-1908 гг. выдал полиции многих эсеров. В 1908 г. разоблачен
историком и общественным деятелем В. Л. Бурцевым (1862-1942) и скрылся
за границей.
Иуда Искариот (ивр. mnp wn ппгр) — в христианстве Иуда сын
Симона — один из апостолов Иисуса Христа, предавший его.
3 ...камковско-спиридоновские выводы... — по имени лидеров левых
эсеров — организаторов левоэсеровского вооруженного выступления в
Москве в июле 1918 г.: Камков Борис Давидович (наст, фамилия — Кац; 1885-
1938) — российский политический деятель, левый эсер. Осужден на 3 года
лишения свободы, затем был на хозяйственной работе. Репрессирован.
Спиридонова Мария Александровна (1884-1941) — российский
политический деятель, член Партии социалистов-революционеров (ПСР).
В 1906 г. смертельно ранила советника губернского правления, усмирителя
крестьянских восстаний в Тамбовской губ. Г. Н. Луженовского (1871-1906),
приговорена к вечной каторге (Акатуй). В 1917-1918 гг. — член ВЦИК и его
Президиума; один из создателей и лидеров партии левых эсеров. С нач.
1920-х гг. неоднократно подвергалась репрессиям, расстреляна.
4 Жоресисты — сторонники антимилитаристской позиции Жореса.
Жорес (Jaurès) Жан (1859-1914) — руководитель Французской
социалистической партии, затем СФИО (по первым буквам слов: Section Fran aise de
l'Internationale Ouvrière = французская секция Рабочего интернационала)
(с 1905). Основатель газеты «Юманите» (1904). Активно выступал против
колониализма, милитаризма и войны. Убит 31 июля 1914 г., в канун 1-й
мировой войны.
5 Римская государственность — идеал государственности,
выработанный в Древнем Риме на протяжении эпох, в основном — заключительная,
постреспубликанская ее фаза. «Общая эволюция римской государственности
представляет <...> картину исправления недостатков демократической Вер-

Комментарии
991
ховной власти посредством различного устройства власти управительной»
(Л. А. Тихомиров).
6 Тришка — персонаж басни И. А. Крылова «Тришкин кафтан»: «О,
Тришка малый не простой! // Обрезал фалды он и полы, // Наставил рукава,
и весел Тришка мой, // Хоть носит он кафтан такой, // Которого длиннее
и камзолы».
Б. С. <Б. Стоянов>
Открытое письмо И. Гроссману-Рощину
Впервые: Б. С. Открытое письмо И. Гроссману-Рощину: (Ответ
советским «анархистам»). [Пг.]: Истина, [1920]. Печатается в сокращении
по этому изданию.
1 Керенки — бытовавшее в народе название банкнот, выпущенных
в 1917 г. Временным правительством под руководством А. Ф. Керенского
(отсюда название) и стремительно теряющих свою номинальную стоимость
по причине экономического кризиса и катастрофической инфляции.
2 Антанта (фр. Entente, букв. — согласие)(«Тройственноесогласие») —
союз Великобритании, Франции и России; оформился в 1904-1907 гг.;
объединил в ходе 1-й мировой войны против германской коалиции более
20 государств (среди них США, Япония, Италия).
3 Имеется в виду принцип невмешательства — экономическая доктрина,
согласно которой государственное вмешательство в экономику должно быть
минимальным. Впервые обоснована в работах экономистов классической
школы — политэкономии (в частности, в труде А. Смита «Исследование
о природе и причинах богатства народов», 1776).
Н. И. Махно
Анархизм и наше время
Впервые: Дело труда. Париж, 1925. № 4. Сентябрь. Печатается по:
На чужбине. 1923-1934 гг. Записки и статьи / Подборка и предисл.
А. Скирда. Париж: Громада, 2004. С. 55-56.
Н. И. Махно
Советская власть, ее настоящее и будущее
Впервые: Борьба. Париж, 1931. № 19/20. 25 октября. Публикуется
по: На чужбине. 1923-1934 гг. Записки и статьи / Подборка и предисл.
А. Скирда. Париж: Громада, 2004. С. 114-117.

992
Комментарии
А. А. Карелин
Что такое анархия?
Впервые: Карелин А. <А.> Что такое анархия? М.: Всерос. федерация
анархистов, 1923. Печатается в сокращении по: Карелин А. Вольная
жизнь. Детройт: Профсоюз г. Детройта, 1955. С. 85-153.
В. В. Кривенький
Под черным знаменем:
анархисты
Печатается в сокращении по: История политических партий
России / Под ред. проф. А. И. Зевелева. М.: Высш. шк., 1994. С. 194-216.
VII
РОЖДЁННЫЕ РЕВОЛЮЦИЕЙ:
ИНДИВИДУАЛИСТИЧЕСКИЙ, МИСТИЧЕСКИЙ
И ДРУГИЕ НАПРАВЛЕНИЯ
РУССКОГО ПОСТКЛАССИЧЕСКОГО АНАРХИЗМА
И. Т. Назаров
Абсолютный эволюционный анархизм
и свобода духа
Печатается в сокращении по: Назаров И. Т. Абсолютный
эволюционный индивидуальный анархизм и свобода духа. Пг., 1917.
В. И. Забрежнев
Проповедники индивидуалистического анархизма в России
(Доклад Амстердамскому конгрессу анархистов-коммунистов,
состоявшемуся 24-31 августа 1907 года)
Впервые: Буревестник. Paris, 1908. №10/11. Март-апрель. С. 4-9.
Печатается в сокращении по этому изданию.
1 Декабрьское восстание 1905 г. в Москве, происходившее 7/20-18/31
дек. 1905 г. и ставшее кульминационным событием Революции 1905 г.
2 Взаимопомощь (фр.).

Комментарии
993
Лев Черный
Новое направление в анархизме:
ассоциационный анархизм
<Фрагмент>
Печатается в сокращении по: Чёрный Л. Новое направление в
анархизме: ассоциационный анархизм. Изд. 1-е. М.: [«Самум»]
Владимирова, 1907.
1 Речь о войнах XIV в. Союза швейцарских кантонов против
австрийских герцогов Габсбургов, пытавшихся увеличить свои владения за счет
соседей. После поражения в 1386 г. в битве при Земпахе и гибели австрийского
предводителя герцога Леопольда Баварского имперская армия покинула
Швейцарию и в последующие десятилетия не предпринимала
широкомасштабных вторжений на ее территорию. В 1474 г. между швейцарцами
и австрийским герцогом и германским императором Сигизмундом был
заключен «вечный мир». Герцог навсегда отказался от претензий на
швейцарские земли.
А. Н. Гарявин
Классовая теория Льва Чёрного
Печатается по: Общество и власть в истории России: Сб. науч. трудов.
СПб.: Нестор, 1999. С. 41-43.
И. В. Аладышкин
На «окраине» общественно-политической жизни Российской империи
(к истории становления анархо-индивидуализма
в первое десятилетие XX века)
Печатается по: Вестник СПбГУ. 2009. № 1. С. 116-122.
1 «Святой Макс» — так прозвали М. Штирнера по названию известного
произведения К. Маркса и Ф. Энгельса, включенного в их большую
совместную работу «Немецкая идеология» (1845-46; см.: Марк К., Энгельс Ф.
Сочинения. Изд. 2-е. Т. 3. М., 1955. С. 103-452).
Б. Бугаев
На перевале. Место анархических теорий
в перевале сознания и индивидуализм искусства
Рецензия на кн.: Эльцбахер П. Сущность анархизма. [СПб.]:
Простор, 1906; Кропоткин П. А. Речи бунтовщика. СПб., 1906.
(Освобождённая мысль). Впервые: Весы: Ежемес. журнал искусств и литерату-

994
Комментарии
ры / Ред.-изд. С. А. Поляков. 1906. № 8. Август. С. 52-54. Печатается
по этому изданию.
1 Ахиллесова пята (иносказательно) — наиболее уязвимое место
кого-нибудь или чего-нибудь. Происходит из древнегреческого мифа об
Ахиллесе, тело которого было неуязвимо во всех местах, кроме пятки.
2 Противоречие в терминах (лат.).
3 Шишига — в народных поверьях: лесной дух в облике женщины,
которая живет на болоте и заманивает человека в непроходимые места;
кикимора.
Андрей Белый
О проповедниках, гастрономах,
мистических анархистах и т. д.
Печатается в сокращении по: Золотое Руно. 1907. № 1. С. 61-64.
Г. И. Чулков
О мистическом анархизме
Впервые: Вопросы жизни [Новый путь]: Ежемес. журнал. [СПб.],
1905. № 7. С. 199-204. Печатается в сокращении по: Чулков Г. И.
Валтасарово царство: [Избр. труды] / [Сост. и авт. вступ. ст., коммент.
М. В. Михайлова]. М.: Республика, 1998. С. 343-360. (Прошлое и
настоящее).
1 Фридрих Ницше (1844-1900) — немецкий философ, чьи взгляды
оказали весьма существенное влияние на младосимволизм, особенно его
идея о двух началах бытия — дионисийском (жизненно-оргиастическом)
и аполлоновском (интеллектуально-созерцательном). (*)
2 Артур Шопенгауэр (1788-1860) — немецкий философ-иррационалист,
представитель волюнтаризма. Сущность мира, по Шопенгауэру, заключена
в слепой, неразумной, бесцельной воле, воплощающей влечение к жизни
(♦Мир как воля и представление»). (*)
3 Михаил Александрович Бакунин (1814-1876) — русский
революционер, теоретик анархизма, один из идеологов революционного
народничества, создатель концепции анархического идеала свободы, но одновременно
сторонник коллективности (общинности). Чулков работал над статьей
♦ Михаил Бакунин и его обезьяна». Итоговое осмысление бакунинской
теории анархизма Чулков дал в своей книге ♦Михаил Бакунин и бунтари
1917 года» (М., 1917), в которой писал, что развитие социал-демократии
пошло по ♦бакунинскому» пути. В это время с аналогичными высказываниями
выступали меньшевики группы А. Н. Потресова, также утверждавшие, что
именем Маркса освящается объективно реакционное движение солдатчины,

Комментарии 995
бунт деревни против города, всеобщий дележ, в которых воплотился дух
Стеньки Разина и Михаила Бакунина. (*)
4 Пьер Жозеф Прудон (1809-1865) — французский социалист,
теоретик анархизма, выступал против теории революционного преобразования
общества. Петр Алексеевич Кропоткин (1842-1921) — князь, русский
революционер, теоретик анархизма. Макс Штирнер (наст, имя Каспар
Шмидт; 1806-1856) — немецкий философ младогегельянец, автор
известнейшего сочинения «Единственный и его собственность» (1845), в котором
он излагает философию эгоцентризма; основные положения этой книги
Чулков излагает далее. В судьбе Льва Николаевича Толстого (1828-1910)
Чулкова более всего занимал вопрос, что заставило этого «вольнодумца...
отказаться от таинства евхаристии». Свои соображения по поводу «душевной
значительности» писателя он высказал в связи с книгой Р. Роллана о Толстом
(Нейтральный писатель // Чулков Г. Наши спутники. М., 1922). (*)
5 Фридрих Вильгельм Йозеф Шеллинг (1775-1854) — немецкий
философ-идеалист. Его идеи вместе с христианским платонизмом и научным
эмпиризмом составили основу учения В. С. Соловьева. (*)
6 Таким образом, название первой книги Чулкова «Кремнистый путь»
не только отсылает к стихотворению М. Ю. Лермонтова, но и призвано
раскрыть философские искания автора в это время. (*)
7 Письмо Ибсена Г. Брандесу от 20 декабря 1870 г. (*)
8 Письмо Ибсена Г. Брандесу от 17 февраля 1871 г. Георг Брандес
(1842-1927) — известный датский литературный критик; играл
значительную роль в культурной и общественной жизни Скандинавских стран
в 70-80-е годы XIX в., также много писал о русской литературе. (*)
9 Чулков цитирует слова и упоминает персонажей из «драматического
эпилога в трех действиях» Г. Ибсена «Когда мы, мертвые, пробуждаемся»
(1899). Этой пьесе он придавал особое значение, неоднократно обращаясь
к ее тексту и интерпретируя ее образы как призыв к покаянию и
освобождению от грехов. В частности, по ее мотивам была построена лекция Чулкова
«Пробуждаемся мы, мертвецы, или нет?», с которой он неоднократно
выступал в середине 1910-х годов. (*)
10 О «веселии», покинувшем «дом Бога» и исчезнувшем «у сынов
человеческих», говорится в книге пророка Иоиля в главе, посвященной Божьему
суду и содержащей описание язвы, саранчи и засухи (IV, 12, 16). (*)
Вяч. Иванов
Идея неприятия мира и мистический анархизм
Впервые опубликована как вступительная статья в книге: Чулков Г.
О мистическом анархизме. СПб.: Кн-во «Факелы», 1906. С. 5-23.
Печатается в сокращении по этому изданию.
1 Служанка богословия (лат.).
2 Всё выше (лат.).

996
Комментарии
<В. Я. Брюсов>
Мистические анархисты
Впервые опубликовано под псевдонимом Аврелий: Весы: Бжемес.
журнал искусств и литературы / Ред.-изд. С. А. Поляков. 1906. № 8.
Август. С. 43-47 как рецензия на книгу: Чулков Г. О Мистическом
анархизме / Вступ. ст. Вяч. Иванова. СПб.: Кн-во «Факелы», 1906.
Печатается по: Брюсов В. Я. Среди стихов: 1894-1924: Манифесты.
Статьи. Рецензии. М.: Сов. писатель, 1990. С. 208-212.
1 Очень хорошо! (лат.).
2 В конечном счете (лат.).
Ф. К. Сологуб
О недописанной книге
Рецензия на книгу Г. Чулкова печатается по: Перевал: Журнал
свободной мысли. М., 1906. № 1. Ноябрь. С. 40-42.
1 Здесь и далее по тексту — персонажи греческой мифологии. Аиса,
Атропос или Атропа (др.-греч. "Атролос — неотвратимая) — старшая из трех
мойр (др.-греч. цоТра) — богинь судьбы. Айса перерезает нить жизни,
которую прядут ее сестры. Неумолимая, неотвратимая участь (смерть). Афроди
та (др.-греч. Афроо(тт|) — богиня красоты и любви, включавшаяся в число
двенадцати великих олимпийских богов. Она также богиня плодородия,
вечной весны и жизни. Она — богиня браков и даже родов, а также *де-
топитательница». Любовной власти Афродиты подчинялись боги и люди.
Ананке, Ананка (др.-греч. Avàyioi — неизбежность, судьба, нужда,
необходимость) — божество необходимости, неизбежности, персонификация
рока, судьбы и предопределенности свыше.
2 Монада (от греч. \iovaq — единица, цслюс — один) — согласно
пифагорейцам, обозначала божество, или первое существо, единицу или единое, как
неделимое. Вместе с тем в оккультизме она часто означает объединенную
триаду: Атма-Буддхи-Манас, или дуаду: Атма-Буддхи — ту бессмертную
часть человека, которая перевоплощается в низших царствах и постепенно
продвигается через них к человеку и затем к конечной цели — нирване.
3 Мистагог (греч. циатаушуос) — дословно: руководитель других в
мистериях, у древних греков — жрец, наставляющий в таинствах.
4 Жрец (одного корня со словом жертва) — служитель божества,
занимавшийся в древнем (архаичном, первобытном) обществе отправлением
культов, жертвоприношением, посредник в общении людей с миром богов
и духов.

Комментарии 997
Д. С. Мережковский
Мистические хулиганы
Впервые напечатано в сборнике статей Мережковского под общим
названием «В тихом омуте» (СПб., 1908). Печатается по:
Мережковский Д. С. В тихом омуте: Статьи и исследования разных лет. М.: Сов.
писатель, 1991. С. 109-115. Примечания издателя.
1 Ежедневная газета, центральный орган партии кадетов. Выходила
в Петербурге-Петрограде с 1906 по 1918 г. (*)
2 Отрывок (5-я строфа) из стихотворения С. Городецкого без названия
«Беспредельна даль поляны...» (март 1906).
3 «Новое время» (1868-1917) — выходившая в Петербурге ежедневная
газета, сначала либеральная, а с 1876 г., с переходом к А. С. Суворину,
консервативная. С 1905 г. орган черносотенцев. (*)
4 Хам (ивр. оп, греч. Хац, Cham, араб, j^, xam, «горячий») —
библейский персонаж, переживший Всемирный потоп, один из трех сыновей
Ноя, брат Иафета и Сима (Быт 5: 32; 6: 10), легендарный прародитель
африканских народов, давший начало понятию «хамства», которое означает
пренебрежительное отношение к культурным запретам.
А. Л. и В. Л. Гордины
Долой анархию!
Печатается в сокращении по: Гордины, бр [атья.] Долой анархию!
Книжка 1. Пг.: Союз пяти угнетённых, 1917.
Положения об общей позиции Анархизма-Универсализма,
принятые секретариатом всероссийской секции
«анархистов-универсалистов», общим собранием Московской секции
АУ и представителями организаций провинции в январе 1921 года
Печатается по: Универсал: Политика. Философия. Экономика.
Искусство. М., 1921. № Уг. Февраль-март. С. 25-27.
Дарани
В чём кризис анархизма?
Печатается по: Универсал: Политика. Философия. Экономика.
Искусство. 1921. № 5/6. Ноябрь-декабрь. С. 1-3.
1 По преимуществу (лат.).

998
Комментарии
А. Н. Андреев
Неонигилистический анархизм
Впервые: Универсал: Политика. Философия. Экономика. Искусство.
М., 1921. № Vi. Февраль-март. С. 23-25. Печатается по: Андреев А. <Н.>
Неонигилизм: [Сб. статей]. М.: Китеж, 1922. С. 45-51.
1 Икар (др.-греч. Чкарос) — в древнегреческой мифологии сын Дедала
и рабыни Навкраты. Икар вместе со своим отцом был заточен в лабиринт,
откуда их освободила Пасифая, после чего Икар вместе с Дедалом улетел
с острова на искусно изготовленных Дедалом крыльях из склеенных
воском перьев. Икар поднимался все выше и выше к солнцу, воск не выдержал
солнечного тепла и растаял, Икар упал в море и утонул.
2 Авель и Каин (персонажи Библии) — два брата, сыновья Адама и Евы.
Согласно Книге Бытия, Каин был первым в истории убийцей, а Авель —
первой жертвой убийства. Авель был скотоводом, Каин — земледельцем. Каин
принес в дар Богу от плодов земли, Авель же принес в жертву первородных
животных своего стада. Каин, рассердившись, что Бог отдал предпочтение
жертве Авеля, убил своего брата.
3 Вечный двигатель (лат.).
Неонигилизм
Печатается по: Андреев А. <Н.> Неонигилизм: [Сб. статей]. М.:
Китеж, 1922. С.54-57.
1 Идти (хождение) в Каноссу (иносказательно) — прийти с повинной
головой к торжествующему врагу: признать свои ошибки, покаяться в них
и просить за них прощения. Каносское унижение (нем. Gang nach Canossa,
Canossagang; итал. rumiliazione di Canossa) — датированный 1077 г. эпизод
из истории средневековой Европы, связанный с борьбой римских пап с
императорами Священной Римской империи. Каносса — старинный горный
замок в северной итальянской провинции Реджио-Эмилия.
Э.Грозин
На пути к биокосмизму
Печатается по: Биокосмист. М., 1922. № 1. 1 марта. С. 4-5.
А. Святогор
«Доктрина отцов» и анархизм-биокосмизм
Впервые: Биокосмист. М., 1922. № У*. Май-июнь. Печатается в
сокращении по: Святогор А. Два: [«Доктрина отцов» и анархизм-биокосмизм;

Комментарии
999
Три штиля]. М.: Креаторий биокосмистов, 1922. С. 3-21. (Биокосмизм.
Материалы. № 2).
1 Глас божий (лат.).
2 Манилов — персонаж поэмы Н. В. Гоголя «Мертвые души». За
внешним приятным обликом и обонянием героя скрывается черствая пустота
и ничтожность. Он — мечтатель, но мечты его полностью оторваны от
реальности (маниловщина, прожектерство).
А. В. Аролович
Концепция слова и языка у русских анархистов-универсалистов
начала XX в.
Печатается в сокращении по: Вестник Московского университета.
Сер. 19: Лингвистика и межкультурная коммуникация. М.: МГУ, 2001.
№3. С. 99-115.
1 Имеется в виду международная негосударственная выставка о
перспективах освоения космоса аппаратами, проходившая в Советской России
в течение двух месяцев 1927 г. Открылась в Москве на Тверской улице
10 февр. (по др. данным — в апреле) для популяризации трудов русского
ученого-изобретателя К. Э. Циолковского (1857-1935) по инициативе его
друга по переписке — А. Я. Фёдорова (1918-1991), члена Ассоциации
изобретателей (АИИЗ). На выставке впервые были публично представлены
проекты и макеты космических аппаратов от многих советских и иностранных
изобретателей; была оформлена витрина, имитирующая лунный пейзаж.
Выставку посетили более 10 тыс. чел.
Юр. А[никс]т
Трубадур мистического анархизма
(А. А. Солонович)
Впервые: Дело труда. Париж, 1929. № 50-51. С. 15-17. Печатается
по: Никитин А. Л. Мистики, розенкрейцеры и тамплиеры в Советской
России: Исследования и материалы. M.: IGS — Интерграф Сервис,
1998. С. 149-153.
Из комментария А. Л. Никитина: «Некий более чем хорошо
осведомленный об анархо-мистиках вообще и об А. А. Солоновиче и его жене в частности
человек, скрывшийся за инициалами «Юр. А-т.» (по всей видимости —
анархист Юрий Аникст, уже тогда замеченный в сотрудничестве с органами
ОГПУ) в одном из номеров 1929 г. парижского анархистского журнала «Дело
Труда» напечатал обширный памфлет, посвященный А. А. Солоновичу,
под броским и ядовитым заголовком «Трубадур мистического
анархизма». <...> На что здесь намекал Ю. Аникст (будем так называть автора

1000
Комментарии
памфлета), что он имел в виду — мне было непонятно. Можно, конечно,
предположить, что его задачей было только натравить на анархо-мисти-
ков и мистическую интеллигенцию ОГПУ и «простых анархистов», как
они себя именовали, то есть анархистов из рабочих, рвавшихся в то время
к захвату Музея П. А. Кропоткина, чтобы сделать его своей политической
трибуной. <...>
Памфлет Ани кета против Солоновича и анархо-мистиков являл собой
столь невероятный сплав вымысла и реальности, что, похоже, им
отказались воспользоваться даже следователи ОГПУ, хотя можно поручиться,
что он был создан, переправлен в Париж и напечатан там не без помощи
их агентов. Сомневаться в последнем не приходится: сотрудничество с ОГПУ
редактора и издателя «Дела Труда» П. Аршинова, которому
покровительствовал Н. И. Махно, оказалось одним из самых громких скандалов русской
эмиграции того же 1929 г. и вызвало высылку Аршинова из Франции».
1 «Ты безобразен, но у тебя есть свое лицо». Из Цвейга. (*)
2 Иалдабаоф (Ялдабаоф) в позднеантичном религиозном течении
гностицизме — несовершенный дух-творец мира, «злое» начало, в отличие
от Бога, «доброго» начала. Описывался как порочный, невежественный,
ограниченный демон.
3 Второе Я (лат.).
4 Архангел Михаил — главный архангел, являющийся одним из самых
почитаемых Архангелов в христианстве, иудаизме и исламе. В православии
его называют Архистратигом, что означает глава святого воинства Ангелов
и Архангелов.
5 Все выделения в тексте принадлежат автору. (*)
6 Лярва (лат. larvae — привидение, изначально — маска, личина) —
в древнеримской мифологии душа (дух) умершего злого человека,
приносящего живым несчастья и смерть. В эзотерике в духе энерго-информационного
воззрения: Лярва — примитивное существо в тонком мире, по степени
развития сходна с простейшими организмами и растениями нашего мира,
а также — некий бесплотный «дух-паразит» (эфирно-астральное существо),
паразитирующий на «биополе» человека и питающийся его «биоэнергией».
7 Пневматики (в гностицизме) — «духовные» люди, которые
изначально и по природе принадлежат к высшей сфере и которым присущ духовный
элемент. Пневматики следуют призыву Христа, в отличие от не принявших
гностического посвящения «душевных» людей («психиков»), которые
вместо подлинного «познания» достигают лишь «веры», а также «плотских»
людей («соматиков»), которые вообще не выходят за пределы чувственной
сферы.
8 Иносказательно — блуждать в потемках, искать выход из сложной
ситуации. Минос (др.-греч. Mivcoç) — по древнегреческой мифологии,
легендарный царь Кносса, что на острове Крит; сын Зевса и Европы. Минос
скрывал в построенном Дедалом Кносском лабиринте Минотавра —
чудовище с телом человека и головой быка, которому бросали в этот лабиринт

Комментарии
1001
на пожирание преступников, а также присылаемых из Афин каждые девять
лет 7 девушек и 7 юношей. Тесей, явившись на Крит в числе 14 жертв, убил
Минотавра ударами кулака и при помощи Ариадны, давшей ему клубок
ниток, вышел из лабиринта.
В. В. Налимов
Об истории мистического анархизма в России
(По личному опыту и материалам Центрального архива)
Печатается в сокращении по: Путь. М., 1993. № 3. С. 194-216.
1 Акратизм (др.-греч. кратос — власть, à — отрицание), то же, что
анархизм — отсутствие власти, свобода.
2 Апофатический метод (от греч. Apophaticos — отрицающий) —
религиозно-философский метод объяснения какого-либо явления путем
использования таких словесных значений, которые противоположны
требуемым по смыслу.
3 Русское учение о Софии (софиология) (др.-греч. locpia — премудрость,
высшая мудрость и Xôyoç — учение, наука) — синкретическое религиозно-
философское учение, включающее философскую теорию
«положительного всеединства», понимание искусства в духе мистической «свободной
теургии», преображающей мир на путях к его духовному совершенству,
концепция художественного выражения «вечных идей» и мистическое
узрен и е Софии как космического творческого принципа.
4 Исправительно-трудовые лагеря.
5 Евангелие от Филиппа (апокриф от Филиппа) — одно из
гностических апокрифических евангелий, названное по имени апостола Филиппа.
Датируется III в.
VIII
«БАНКРОТСТВО, АГОНИЯ И КРАХ» АНАРХИЗМА
В СОВЕТСКОЙ РОССИИ И СССР, ВОЗРОЖДЕНИЕ ДВИЖЕНИЯ
НА ПОСТСОВЕТСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ
В. И. Ленин
Социализм и анархизм
Впервые опубликовано 25 ноября 1905 г. в газете «Новая жизнь» №
21. Печатается по: Ленин В. И. Поли. собр. соч. Изд. 5-е. Т. 12: Октябрь
1905 — апрель 1906. М.: Политиздат, 1968. С. 129-132.
1 «Партия правового порядка» — контрреволюционная партия крупной
торгово-промышленной буржуазии, помещиков и высших слоев бюрокра-

1002
Комментарии
тии; образовалась осенью 1905 года, окончательно оформилась после
опубликования манифеста 17 (30) октября. Прикрываясь флагом «правового
порядка», партия в действительности решительно выступала в защиту
царского режима. Партия приветствовала разгон I Государственной думы;
во время выборов во II Государственную думу вступила в блок с
черносотенным «Союзом истинно русских людей», предложив войти в этот же
блок и октябристам. В 1907 году партия распалась, часть ее членов отошла
к октябристам, часть — к откровенным черносотенцам. (*)
Государство и революция
Произведение «Государство и революция. Учение марксизма о
государстве и задачи пролетариата в революции» написано В. И.
Лениным в августе-сентябре 1917 г. и издано отдельной брошюрой в 1918 г.
Печатается фрагменты по: Ленин В. И. Поли. собр. соч. Изд. 5-е. Т. 33:
Государство и революция. М.: Политиздат, 1968. С. 59-63, 103-104.
1 Прудонисты — сторонники антинаучного враждебного марксизму
течения мелкобуржуазного социализма, названного по имени его идеолога
французского анархиста Прудона. Критикуя крупную капиталистическую
собственность с мелкобуржуазных позиций, Прудон мечтал увековечить
мелкую частную собственность, предлагал организовать «народный» и
«обменный» банки, при помощи которых рабочие якобы смогут обзавестись
собственными средствами производства, стать ремесленниками и обеспечить
«справедливый» сбыт своих продуктов. Прудон не понимал исторической
роли пролетариата, отрицательно относился к классовой борьбе,
пролетарской революции и диктатуре пролетариата; с анархистских позиций
отрицал необходимость государства. Маркс и Энгельс вели последовательную
борьбу с попытками прудонистов навязать свои взгляды I Интернационалу.
Прудонизм был подвергнут уничтожающей критике в работе Маркса
«Нищета философии». Решительная борьба Маркса, Энгельса и их сторонников
с прудонизмом в I Интернационале окончилась полной победой марксизма
над прудонизмом.
Ленин называл прудонизм «тупоумием мещанина и филистера», не
способного проникнуться точкой зрения рабочего класса. Идеи прудонизма
широко использовались буржуазными «теоретиками» для проповеди
классового сотрудничества. (*)
2 Имеются в виду статья К. Маркса «Политический индифферентизм»
и статья Ф. Энгельса «Об авторитете», опубликованные в декабре 1873 года
в итальянском сборнике «Almanacco Repubblicano per Гаппо 1874»
(«Республиканский Альманах на 1874 год») и затем в немецком переводе в 1913 году
в журнале «Die Neue Zeit» (см. К. Маркс и Ф, Энгельс. Сочинения, 2 изд.,
т. 18, стр. 296-301, 302-305). (*)
3 К. Маркс. «Политический индифферентизм» (см. К. Маркс и Ф.
Энгельс. Сочинения, 2 изд., т. 18, стр. 297). (*)

Комментарии 1003
4 Ф. Энгельс. «Об авторитете» (см. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения,
2 изд., т. 18, стр. 304). (*)
5 Филистер (нем. Philister — филистимлянин) — презрительное
название человека с узкими взглядами, преданного рутине; самодовольный
мещанин, невежественный обыватель, отличающийся лицемерным,
ханжеским поведением.
6 Гаагский конгресс I Интернационала происходил 2-7 сентября
1872 года. На нем присутствовало 65 делегатов от 15 национальных
организаций. Маркс и Энгельс при подготовке конгресса проделали огромную
работу по сплочению пролетарских революционных сил. По предложению
Маркса и Энгельса была принята повестка дня, намечен срок созыва
конгресса. В порядке дня конгресса стояли два основных вопроса: 1) о правах
Генерального Совета и 2) о политической деятельности пролетариата.
Конгресс принял резолюции о расширении полномочий Генерального
Совета, о перенесении местопребывания Генерального Совета, о деятельности
тайного «Альянса социалистической демократии» и другие. Большая часть
этих резолюций была написана Марксом и Энгельсом. В основу остальных
легли их предложения.
В решении конгресса по второму вопросу говорилось, что «завоевание
политической власти стало великой обязанностью пролетариата», а для
того, «чтобы обеспечить победу социальной революции и достижение ее
конечной цели — уничтожение классов», необходима организация
пролетариата в политическую партию (см.: К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения,
2 изд., т. 18, стр. 143).
На конгрессе получила свое завершение многолетняя борьба Маркса
и Энгельса и их сторонников против всех видов мелкобуржуазного
сектантства. Лидеры анархистов М. А. Бакунин, Д. Гильом и другие были
исключены из Интернационала.
Решения Гаагского конгресса, вся работа которого проходила под
непосредственным руководством Маркса и Энгельса и при самом активном
их участии, знаменовали собой победу марксизма над мелкобуржуазным
мировоззрением анархистов и заложили фундамент для создания в
будущем самостоятельных национальных политических партий рабочего
класса.(*)
7 См.: Ф. Энгельс. «Предисловие к работе К. Маркса «Критика Готской
программы»» (К. Маркс иФ. Энгельс. Сочинения, 2 изд., т. 22, стр. 96). (*)
П. И. Новгородцев
Кризис анархизма
Совершенно законченная, по словам П. И. Новгородцева, вторая
часть его произведения «Об общественном идеале» так и не увидела
свет при жизни автора в полном объеме. Бе журнальный вариант под
заглавием «Кризис анархизма» был опубликован в «Вопросах философии

1004
Комментарии
и психологии» осенью 1917 г. (№ 4-5 (139-140). С. 127-154)
одновременно с отдельным изданием первой части. Печатается в
сокращении по: Новгородцев П. И. Об общественном идеале. М.: Пресса, 1991.
С. 616-629. (Приложение к журналу «Вопросы философии»).
1 Речь идет об организованном по инициативе А. А. Карелина и
состоявшемся в Париже 4 ноября 1913 г. съезде русских анархистов-коммунистов,
окончившемся расколом Федерации анархистов-коммунистов на
сторонников и противников Карелина. Уже в декабре (28 дек. 1913 г. — 1 янв.
1914 г.) в Лондоне прошла Первая объединительная конференции русских
анархистов-коммунистов, на которой было принято решение о создании
Федерации анархо-коммунистических групп за границей и об издании
первого федеративного печатного органа — газеты «Рабочий мир».
2 «Современная наука и анархизм» (фр.).
3 «Анархия, ее философия, ее идеал» (фр.).
4 Увриеризм (фр. ouvriérisme): 1) теория, согласно которой только
рабочие должны руководить социалистическим движением; 2) придание
приоритета требованиям рабочего класса; 3) пренебрежительное
заигрывание с рабочим классом.
К. Б. Радек
Анархисты и Советская Россия
В Петрограде в 1918 г. брошюра вышла несколькими изданиями.
Печатается в сокращении по: Анархисты и Советская Россия. Пг.:
Пролетарская мысль, 1918. (Научно-социалист. б-ка. № 25).
1 Украинская центральная Рада (1917-1918) с марта 1917 г. —
представительный орган украинских политических, общественных, культурных
и профессиональных организаций; с апр. 1917 г. после Всеукраинского
национального конгресса взяла на себя функции высшего
законодательного органа на Украине, координирующего развитие украинского
национального движения, провозгласила автономию Украины. Впоследствии
Центральная рада провозгласила, после Октябрьской революции 1917 г.,
Украинскую народную республику с федеративными связями с Россией,
а после разгона Учредительного собрания в России — государственную
самостоятельность Украины. Была упразднена в конце апр. 1918 г. в результате
государственного переворота гетмана П. П. Скоропадского, поддержанного
оккупационными войсками.
2 19 июня (2 июля) 1917 г. власти очистили дачу Дурново в Петербурге
от анархистов. При этом произошло вооруженное столкновение, в результате
которого был убит один из лидеров анархистов — Аснин — и ранен другой
анархист — матрос А. Железняков. Поводом для действий властей стал
налет вооруженных анархистов на тюрьму «Кресты» с целью освобожде-

Комментарии
1005
ния своих единомышленников. Воспользовавшись ситуацией, из тюрьмы
бежало ок. 400 уголовников.
3 Речь идет об июньском кризисе 1917 г., когда 1-й Всероссийский
съезд советов (3-24 июня), на котором преобладали меньшевики и эсеры,
поддержал Временное правительство и отклонил требование большевиков
о прекращении войны и о передаче власти Советам. Последовавшие за этим
июльские события привели к травле большевиков со стороны властей.
Практически полностью была разоружена Красная гвардия, был разогнан
Центробалт.
А. Лозовский
Анархизм и марксизм в массовом движении
Печатается по: Под знаменем марксизма: Ежемес. филос. и
обществен но-эконом, журнал. М., 1922. № 3. Март. С. 86-91.
1 Форейтор (нем. Vorreiter, от vor — впереди и Reiter — всадник) —
верховой, сидящий на одной из передних лошадей, запряженных цугом.
Иносказательно — управляющий движением, коллективом.
2 Циммервальдская конференция (5-8 сент. 1915, Zimmerwald,
Швейцария) — международная социалистическая конференция, выступившая
против развязанной империалистами 1-й мировой войны и
социал-шовинизма. В работе конференции участвовало 38 делегатов из 11 стран.
После долгих прений конференция сошлась на средней линии и выпустила
манифест с призывом начать борьбу за мир без аннексий и контрибуций,
на основе самоопределения народов. На 2-й международной
социалистической конференции (24-30 апр. 1916, Кинтал, Швейцария) были 43
делегата-социалиста из десяти стран. Конференция способствовала дальнейшему
размежеванию с оппортунистами и центристами, сплочению левых
интернационалистских элементов. Принятый манифест «Обращение второй
социалистической конференции к разоряемым и умерщвляемым народам»
указывал, что единственное средство помешать войнам — это завоевание
власти рабочим классом.
П. А. Аршинов
Анархо-большевизм и его роль в русской революции
Настоящая и следующая статья (в сокращении) «К вопросу об анар-
хо-большевизме и его роли в революции» печатается по: Анархический
вестник. Берлин, 1923. № 1. Июль. С. 56-62.
1 «Брест» (Брестский мир) — сепаратный мирный договор, подписанный
3 марта 1918 г. в Брест-Литовске представителями Советской России, с одной
стороны, и Центральных держав (Германии, Австро-Венгрии, Османской

1006
Комментарии
империи и Болгарского царства) — с другой. Ознаменовал поражение и
выход Советской России из 1-й мировой войны.
2 Цезаризм (ccsarisme) — политический режим, при котором
авторитарная власть организуется на псевдодемократических принципах. Правитель,
сосредоточив в своих руках верховную власть в полном объеме, сохраняет
при этом для вида демократические учреждения и формально признает,
что власть делегирована ему народом, который остается единственным
сувереном. Впервые в истории такой режим был установлен Юлием Цезарем
(100-44 до н. э.) в Римской республике в I веке до н. э.
Анархизм и диктатура пролетариата
(Доклад Конференции анархо-комм. групп
Сев. Америки и Канады)
Впервые: Анархизм и диктатура пролетариата (Доклад Конференции
анархо-комм. Групп Сев. Америки и Канады). Париж: Paskai. 1931.
Октябрь. Печатается в сокращении по этому изданию.
1 «Организационная платформа» (опубликована в газете «Дело труда»
в 1926 г. Н. Махно и П. Аршиновым) представляет собой анализ основных
анархо-коммунистических принципов, видения будущего анархистского
общества, а также рекомендации о том, как должна быть структурирована
анархистская организация с учетом сложившихся политических условий
после победы большевиков. Получила широкий отклик среди анархистов
всего мира, вызвав как положительные отзывы, так и резко отрицательную
критику.
<Без подписи>
Крах анархизма
Впервые: Известия ЦИК и ВЦИК. М., 1935. № 152 (5705). 30 июня.
С. 4. Также опубликовано в изд.: Анархисты: Документы и материалы,
1883-1935 гг.: В 2 т. М., 1998. Т. 2: 1917-1935. 1999. С. 388-390
(документ № 500). Печатается по газетному первоисточнику с авторскими
(редакторскими?) выделениями.
1 Ниже мы печатаем письмо т. П. Аршинова, в недавнем прошлом
одного из крупнейших идеологов русского и международного анархизма. (*)

Комментарии
1007
С. H. Канев
Революция и анархизм:
Из истории борьбы революционных демократов и большевиков
против анархизма ( 1840-1917)
Печатается по: Канев С. Н. Революция и анархизм: Из истории
борьбы революционных демократов и большевиков против анархизма
(1840-1917 гг.). М.: Мысль, 1987. С. 293-299.
1 Германской коммунистической партии.
Д. Б. Павлов
Большевистская диктатура против социалистов и анархистов.
1917 — середина 1950-х годов
Печатается в сокращении по: Большевистская диктатура против
социалистов и анархистов. 1917 — середина 1950-х годов. М.: РОССПЭН,
1999. С.59-83,101-105.
1 Взрыв здания МК РКП в Леонтьевском переулке 25 сент. 1919 г. был
совершен группой анархистов с целью уничтожения руководства
московского комитета РКП (б). В результате взрыва брошенной террористом П.
Соболевым бомбы погибли 12 человек, 55 — получили ранения. Ответственность
за совершение теракта взяла на себя анархистская группа «Всероссийский
Повстанческий Комитет Революционных Партизан».
2 Речь о Кронштадтском восстании (мятеже) в марте 1921 г. против
власти большевиков. Кронштадтцы добивались открытых и гласных
переговоров с властями, однако позиция последних с самого начала событий
была однозначной: никаких переговоров или уступок, восставшие должны
сложить оружие безо всяких условий. Восстание было жестоко подавлено.
3 Л. Чёрный вместе с девятью анархистами были расстреляны 27 сент.
1921 г. по сфабрикованному ВЧК обвинению в организации группы
грабителей и фальшивомонетчиков.
4 1-й (учредительный) конгресс Профинтерна состоялся в Москве
3 июля 1921 г. На нем был признан лозунг диктатуры пролетариата, был
отвергнут принцип «нейтральности» профдвижения в политической
борьбе. Конгресс постановил «установить возможно более тесные связи
с Коммунистическим интернационалом». На конгрессе присутствовали
380 делегатов от 41 страны.
5 Речь идет о письме В. И. Ленина к И. В. Сталину от 16 июля 1922 г.
(РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 2. Д. 1338. Л. 1. Опубл.: В. И. Ленин. Неизвестные
документы. 1891-1922. М., 1999. С. 544-545).
6 НКИД — Наркомат иностранных дел, НКВТ — Наркомат внешней
торговли.

1008
Комментарии
Д. И. Рублёв
Анархисты в Советской России: 1922-1953 гг.
Стратегии борьбы и выживания в условиях диктатуры
Впервые на польском языке: Rublew D. Anarchisch w Rosji Radzieckiej:
lata 1922-1953. Strategie walki I przetrwania w wamnkach dyktatury //
Studia z dziejöw polskiego anarchizmu / Szcsecihskie towarzystwo
naukowe; Instytut historii i stosunköw Micdzynrodowych uniwersytetu
Szczecinskiego. Szcsecin, 2011. S. 18-33. Печатается в сокращении по
рукописи, предложенной автором.
1 «Волынка» — одна из форм забастовочного движения, впервые
использованная на предприятиях Петрограда в февр.-марте 1921 г., стала
реакцией на кризисное состояние в стране в конце 1920 — начале 1921 гг.
Н. А. Митрохин
Анархо-синдикализм и оттепель
Печатается по: Община. М., 1997. № 50. С. 39-46. Под названием
«Анархисты в антисоветском подполье» статья также размещена
на сайте В. К. Буковского: http://pseudology.org/Bukovsky/index.
htm.
1 Памятник В. В. Маяковскому (скульптор — А. П. Кибальников)
открыт 29 июля 1958 г. на площади его имени (ныне — Триумфальная пл.).
2 «Рабочая оппозиция» — антипартийная фракционная группа в РКП
(б) в 1920-1922 гг., выражавшая анархо-синдикалистский уклон,
который возник в партии в ходе профсоюзной дискуссии в период завершения
Гражданской войны 1918-1920 гг. и перехода к мирному строительству
в обстановке хозяйственной разрухи; возглавлялась А. Г. Шляпниковым,
С. П. Медведевым и А. М. Коллонтай. XI съезд РКП (б) (1922) принял
резолюцию, в которой заклеймил антипартийное поведение «рабочей
оппозиции», исключил из партии некоторых ее членов.
3 Начиная с середины 1950-х гг. Югославия, опираясь на
интегрированную с социализмом идею рабочего самоуправления, взяла курс на
построение собственной оригинальной модели социализма. На предприятиях
и в учреждениях внедрялись т. н. «рабочие советы», осуществляющие
рабочий контроль по принципу временного представительства делегатов
от рабочих с правом немедленного их отзыва.
4 Венгерская революция 1956 г. — вооруженное выступление против
просоветского режима народной республики в Венгрии в октябре — ноябре
1956 г., подавленное советскими войсками. Формальной причиной
восстания стала отставка Генерального секретаря Венгерской партии труда
М. Ракоши (1892-1971), истинной — недовольство населения проводимой
правительством страны политикой.

Комментарии
1009
5 Возможно, речь идет о книге: Делеон А. Рабочие управляют
фабриками. Мечта, постепенно становящаяся действительностью. [Пер. с сербско-
хорват.: Джордже Илич]. Београд: Лугославща, 1956.
6 Государственный научный центр социальной и судебной психиатрии
им. В. П. Сербского, нынешнее название: Федеральный медицинский
исследовательский центр психиатрии и наркомании (Москва, Кропоткинский
пер., 23). Создан в мае 1921 г. на базе Пречистенской психиатрической
больницы. В советское время привлеченные к уголовной ответственности
по политическим статьям диссиденты проходили здесь стационарную
экспертизу.
Д. Е. Бученков
Анархисты в России в конце XX века
Печатается в сокращении по: Бученков Д. Е. Анархисты в России
в конце XX в. М.: Экстодориал УРСС, 2009. С. 113-117, 135-139. (Серия
«Размышляя об анархизме»).
1 КАСС — Конфедерация Анархо-Синдикалистов, АССА — Анархо-
Синдикалистская Свободная Ассоциация.
2 «Хранители радуги» — международное радикальное анархо-эколо-
гическое движение (т. н. ♦зеленые»), деятельность которого направлена
на сохранение природной среды. Главными идеологами движения стали
А. Горц и М. Букчин (см. «Экоанархизм» Букчина). В России
продолжателем их дела стал Сергей Фомичев, который с 1990 г. на деньги западных
организаций издает анархо-экологический журнал «Третий путь».

ИЗБРАННАЯ БИБЛИОГРАФИЯ КНИГ И БРОШЮР
ПО РОССИЙСКОМУ АНАРХИЗМУ
[Аврич] Эврич, П. Восстание в Кронштадте. 1921 / Пер. с англ. Л. А. Иго-
ревского. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2007. — 237, [2] с, карт. —
(Россия в переломный момент истории). — (Загл. и авт. ориг.: Kronstadt,
1921/ Paul Avrich).
[Аврич] Эврич, П. Русские анархисты. 1905-1917 / [Пер. с англ. И. Е.
Полоцка]. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2006. — 270 [2] с, [8] л. ил. —
(Россия в переломный момент истории). — (Загл. и авт. ориг.: The
russian anarhists / Paul Avrich).
Агитационная литература русских революционных народников: Потаённые
произведения / Вступ. ст. и ответ, ред. В. Г. Базанова; подг. текстов
и коммент. О. Б. Алексеевой. — Л.: Наука, Ленингр. отд., 1970. —
500 с, ил.
Адлер, Г. Анархизм: (анархические теории и анархические движения
с древнейших времён): Из Handwörtebuch der Staatswissenschaften /
Пер. с нем. — Пг.: Гос. изд-во, 1920. — 64 с.
Альманах. Сборник по истории анархического движения в России. — Т. 1. —
Париж: Б. и., 1909. — 191, [1] с, ил., порт. — (На тит. л.: * Al ma пас h
Anarchiste»). — (Материалы и статьи по истории русского анархизма
за 1904-1907 гг.).
Амон, А. Социализм и анархизм: Социологические этюды / Пер. с фр.
С. Б. Ш.; Под ред. и с предисл. Борового. — М.: Заратустра: Гамон О. Ф.,
1906.— 106 с.
Амфитеатров, А. В. Святые отцы революции. — Вып. 1: М. А. Бакунин. —
СПб.: Изд. ж. «Всемир. вестник», тип. М. П. С. (Т-ва И. Н. Кушнер
и Ко), 1906. — 34 с. — (Отдельный оттиск сентябрьской книжки
журнала «Всемирный вестник». — № 29).
Анархизм: Сборник [статей по теории и практике анархизма] 1. — СПб.:
кн-во «Земля», тип. акц. общ-ва «Слово», [1907]. — 232 с.
Анархизм; Понятие об анархизме; Исторический очерк возникновения
и движения анархизма. — Б. м.: Б. и., 1909. — 120 с. — (В конце текста
подп.: Зав. отд. Департамента полиции полк. Климович).

Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму 1011
Анархизм и хулиганство / Пер. с пол. Иды С...ой. — СПб.: [Свобода],
1906. — 28 с.
Анархизм. Сборник / Гос. публ. ист.б-ка России. [Предисловие Е. В.
Старостина]. — М.: ГПИБ, 1999. — 239, [2] с. — Библиогр. в подстроч.
примеч. — (Переизд. сборника 1907 г.).
Анархисты: Документы и материалы, 1883-1935 гг.: В 2 т. / Гос. архив
Рос. Федерации; Редкол.:... Шелохаев В. В. (отв. ред.); Сост., автор
п редис л., введения и комм. В. В. Кривенький. — М.: Росс, полит,
энциклопедия (РОССПЭН), 1998. — Т. 1: 1883-1916 гг. — 703 с; Т. 2:
1917-1935. — 1999. — 592 с.
Анархисты коммунисты и коммунисты большевики. — Харьков: Поук-
рсовтрударм, 1921. — 22 с.
Анархисты-общинники. — Братья крестьяне! Долой помещиков, долой
богачей — вся земля принадлежит нам... — [М.]: тип. анархистов
в Москве, [1905?]. — 6 с. — (Перед текстом: Анархисты-общинники).
Анархисты-общинники. — К рабочим г. Петербурга. — [М.]: тий. анархистов
в Москве, 1905. — [4] с. — (Перед текстом: Анархисты-общинники.
Апрель 1905-го года; В конце прилож.: Приготовление бомб).
Анархисты-общинники. — Товарищи рабочие! Долой богачей, долой
капиталистов, долой царя, долой всякое государство!.. — [М.: тип. анархистов
в Москве, март 1905]. — 8 с. — (Перед текстом: Анархисты-общинники;
В конце прилож.: Приготовление бомб).
Анархия и власть: [Сб. статей и публ.] / Отв. ред. К. М. Андерсон. — М.:
Наука, 1992.— 176 с.
Анархо-махновщина и советская власть... — Запорожье: Поконкор 3,
1921. — 20 с. — (К неделе борьбы с бандитизмом).
Андреев, А. [Н.] Неонигилизм: [Сб. статей]. — М.: Китеж, 1922. — 108 с;
Тоже. — Пг., 1922.
Андрейко, М. [Могилянский, М. М.] Анархист: Очерк. — Paris: imp.
J. Allemane, 1895. — 16 с. — (На тит. л.: В пользу рабочей лит.).
Анон, Бонанно, А., Фавн, Ф., Эрнандес, X. На ножах со всем
существующим: [Сб. статей] / пер. с англ. и ит. А. Бренера, Б. Шурц. — Рига:
Умопомрачительный Самиздат, 2006. — 78 с.
Анри, Э. Речь Эмиля Анри перед судом. — Саратов: Свободная ассоциация
анархических групп, 1918. — 15 с.
Антология современного анархизма и левого радикализма. В 2-х т. /
Сост. А. Цветков. — М.: Ультра.Культура, 2003. — Т. 1: Без
государства. Анархисты. — 466 с, ил.; Т. 2: Флирт с анархизмом. Левые
радикалы. — 368 с, ил.
Антонов, В. Ф. А. И. Герцен. Общественный идеал анархиста. — М.: Эди-
ториал УРСС, 2000. — 160 с.
Антонов, В. Ф. Н. Г. Чернышевский. Общественный идеал анархиста. —
М.: Эдиториал УРСС, 2000. — 200 с.
Апостолов, H. [H.] Религиозно-анархические идеи Льва Толстого и
современный политический психоз. Изд. 3-е. — [Киев]: тип. рабочего
кооператива «Жизнь», [1919]. — 32 с.

1012 Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму
Аптекман, О. [В.] Общество «Земля и Воля» 70-х гг.: Поличным
воспоминаниям. 2-еиспр.и значительно доп. изд. — Пг.: Колос, 1924. — 460 с.
Арефьев, М. А. «Я верю в разум!..»: Народники-революционеры об
атеизме и религии / [Сост. и авт. введ. М. А. Арефьев]. — Л.: Лениздат,
1989.— 239, [1] с, ил.
Аринштейн, Л. М. Во власти хаоса: Современники о войнах и революциях
1914-1920. — М.: Грифон, 2006. — 432 с.
Артёмов, В. М. Нравственное измерение свободы и образование: (опыт
реконструкции русского классического анархизма). — М.: Моск. гос.
открытый пед. ун-т, 1998. — 160 с.
Артёмов, В. М. Свобода и нравственность. — М.: «Канон+» РООИ
«Реабилитация», 2007. — 224 с.
Аршинов, П. [А.] Новое в анархизме: К чему призывает организационная
платформа. — Париж: Загранич. организация русских анархистов-
коммунистов «Дело труда», 1929. — 24 с.
Аршинов, П. [А.], История махновского движения (1918-1921); Махно,
Н. [И.] Воспоминания; [Кузьменко, Г. А.] Дневник Кузьменко Г. А.,
19 февраля 1920-28 марта 1920. — M.: TEPPA; «Книжная лавка —
РТР», 1996. — 496 с. — (Тайны истории в романах, повестях и
документах: Век XX).
Атабекян, А. [М.] Утренний гудок: [Сб. статей]. — М.: Почин, 1918. —
80 с. — (На обл. загл.: «Против власти»).
Атабекян, А. [М.] Возможна ли анархическая социальная революция? —
М.: Почин, 1918.— 8 с.
Атабекян, А. [М.] Вопросы теории и тактики: Об анархистской литературе,
тактике и организации. — М.: Почин, 1918. — 16 с.
Атабекян, А. [М.] Кооперация и анархизм. — М.: Почин, [1919]. — 10 с.
Атабекян, А. [М.] Перелом в анархистском учении. — М.: Почин, 1918. — 14 с.
Атабекян, А. [М.] Старое и новое в анархизме. — М.: Почин, 1918. — 22 с.
Атабекян, Ал. [М.] Право и власть. — М.: Почин, 1922. — 14 с.
Базанов, В. Г. Русские революционные демократы и народознание. — Л.:
«Сов. писатель», Ленингр. отд-ние, 1974. — 558 с.
Базаров, В. [А.] [Руднев, В. А.] Анархический коммунизм и марксизм. —
СПб.: Молот, 1906. — 184 с; То же. — СПб.: тип. т-ва «Народная
польза», 1906. — 184 с. — (Рабочая б-ка).
Бакунин, М. А. Государственность и анархия: [Сборник] / Сост. и науч.
ред. П. П. Апрышко, А. П. Полякова; вступ. ст. М. А. Маслина. — М.:
Книжный клуб Книговек, 2014. — 701, [2] с. — (Канон философии).
Бакунин, М. А. Анархия и Порядок: Сочинения / Сост. и предисл. М. А.
Тимофеева. — М.: Изд. ЭКСМО-ПРЕСС, 2000. — 704 с. — (Серия
«Антология мысли»).
Бакунин, М. А. Избранные сочинения: [В 4-х т.] / С 2-мя порт, и биогр.
очерком [Значение Бакунина в интернациональном революционном
движении, с. V-LVI / В. Черкезов]; Под ред. В. Черкезова. — T. 1-. —
Лондон: [тип. Листков «Хлеб и воля»], — 1915. — LVI, 339 с, 1 л.
порт. — (Вышел только 1-й т.).

Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму 1013
Бакунин, М. А. Избранные сочинения: [В 5 т.]. — T. I-V. — Пб.: Голос
труда, 1919-1921. — Т. I: Государственность и анархия / С биогр.
очерком В. Черкезова. — 320 с; Т. II: Кнуто-германская империя
и социальная революция / С предисл. Дж. Гильома; Пер. с фр. Вл.
Забрежнева; [В 2-х вып.] — М., 1919. — 295, [2] с, [1] л. порт. —
(Вып. 2-й имеет самостоятельный шмуц-титул; Предисл.: «От
переводчика» / Вл. 3); Т. III: Федерализм, социализм и антитеологизм /
С предисл. Дж. Гильома. — Пб.; М.: тип. «Голос труда» в Пб.,
1920.— 216, [1] с.
Бакунин, М. А. Избранные труды / Ин-т общественной мысли; [сост.
П. И. Талеров, А. А. Ширинянц; авторы вступ. ст., с. 5-47, А. А. Ши-
ринянц, Ю. А. Матвеева, П. И. Талеров; автор коммент., с. 695-807,
указ. имен, с. 810-814, П. И. Талеров]. — М.: Российская политическая
энциклопедия (РОССПЭН), 2010. — 816 с.
Бакунин, М. А. Избранные философские сочинения и письма / [Вступ.
ст. *М. А. Бакунин как философ», с. 3-52, сост., подготовка текста,
примеч. В. Ф. Пустарнакова]. — М.: Мысль, 1987. — 573, [1] с, 1 л.
портр. — (Для науч. б-к).
Бакунин, М. А. Интернационал, Маркс и евреи: (Polémique contre les juifs):
Неизвестные работы отца русского анархизма / Пер. с фр. В. М.
Смирнова. — М.: Вече, Аз, 2008. — 320 с. — (Сер.: Диалог).
Бакунин, М. А. Полное собрание сочинений / Под ред. А. И. Бакунина.
Т. 1-2. — [СПб.]: Издание И. Балашова, 1906. — 2 т. — Т. 1. — [2],
235 с; Т. 2: Государственность и анархия. — [2], 266 с.
Бакунин, М. А. Собрание сочинений и писем, 1828-1876: [В 4-х т.] / Под ред.
и с коммент. Ю. М. Стеклова. — T. I-. — М.: Изд. Всесоюз. общ-ва
политкат. и ссыльнопос, [1934] -1935. — (На доб. тит. л.: Классики
революционной мысли домарксистского периода / Под общей ред.
И. А. Теодоровича. — I: М. А. Бакунин). — Т. I: Догегелианский период,
1828-1837. — М.: Изд. Всесоюз. общ-ва политкат. и ссыльнопос, тип.
газ. «Правда». — 488 с, 6 л. ил., порт.; Т. И: Гегелианский период,
1837-1840. — [1934]. — 503 с, 6 л. порт.; Т. III: Период первого
пребывания за границей, 1840-1849 / Вступ. ст. Социально-политические
взгляды Бакунина / Б. Горев. — М.: Изд. Всесоюз. общ-ва политкат.
и ссыльнопос, типо-лит. им. Воровского. — 1935. — XLX, 572 с, 18 л.
ил., порт, и факс; Т. IV: В тюрьмах и ссылке, 1849-1861. — 1935. —
621, [3] с, 18 л. ил., порт., факс, и план.
Бакунин, М. А. Философия. Социология. Политика: [Сб.] / [Вступ. ст.,
сост., подгот. текста и примеч. В. Ф. Пустарнакова; Журн. «Вопр.
философии» и др.]. — М.: Правда, 1989. — 621, [1] с, [1] л. портр. —
(Из истории отеч. фи л ос. мысли; На обор. тит. л. также: Ин-т
философии АН СССР, Филос о-во СССР).
М. А. Бакунин — философ, социолог, революционер: Сборник статей
участников Международной научной конференции [посвященной
200-летию М. А. Бакунина]. Тверь-Прямухино. 17-18 мая 2014 г. — Тверь:
[Тверской гос. ун-т], 2014. — 152 с

1014 Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму
М. А. Бакунин: pro et contra, антология. — 2-е изд. испр. / Сост., вступ.
статья, коммент. П. И. Талерова. — СПб.: Изд-во РХГА, 2015. —
1052 с. — (Русский путь).
Баландин, Р. К. Тайные общества русских революционеров. — М.: Вече,
2007. — 432 с. — (Тайные общества, ордена и секты).
Белаш, А. В., Белаш, В. Ф. Дороги Нестора Махно: Историческое
повествование. — Киев: РВЦ «Проза», 1993. — 592 с, ил.
Белоус, В. Г. Вольфила, или Кризис культуры в зеркале общественного
самосознания. — СПб.: Издат. дом «М1ръ», 2007. — 432 с.
Белоус, В. Г. Петроградская вольная философская ассоциация (1919-
1924) — антитоталитарный эксперимент в коммунистической стране /
Ин-т «Открытоео-во». — М.: ИЧП «Изд-во Магистр», 1997. — 40с. —
(История и культура; Проблемы формирования открытого общества
в России).
Бердников, А. [И.], Светлов, Ф. [Ю.] Очередные задачи максимализма. —
М.: Союз максималистов, 1919. — 56 с. — (Союз максималистов).
Бердяев, Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма / АН СССР. Науч.
совет по пробл. культуры. — Репринт, воспроизведение. — М.: Наука,
1990.— 220, [2] с.
Березин, Н. Г. Что такое анархизм и чего хотят анархисты. — Одесса:
М. С. Козман, 1917. — 47 с.
Бернштейн, Эд. Анархизм. — СПб.: скл. изд. при Юрид. кн. скл. «Право»,
1907.— [2], 120 с.
Беспечный, Т. А., Букреева, Т. Т. Нестор Махно: правда и легенды; Лева
Задов: человек из контрразведки. — Донецк: Донеччина, 1996. — 287 с.
Бидбей, А. О Люцифере, великом духе возмущения, «несознательности»,
анархии и безначалия. — Б. м., 1904. — [4], 28 с.
Бирман. Коммунизм и анархизм / Пер. с нем. — СПб.: Яковенко, 1905. —
130 с.
Блэк, Б. Анархизм и другие препятствия для анархии / Сост., пер. с англ.
и прим. Д. Каледина. — [М.]: Гилея, 2004. — 218, 6 с. — (Час «Ч» —
Автономная линия. Б-ка Сергея Кудрявцева).
Богучарский, В. [Я.] Активное народничество семидесятых годов. — М.:
Изд. М. и С. Сабашниковых, 1912. — 384 с.
Бокучава, Г. Ш. Политическая философия М. А. Бакунина и
современность. — М.: Диалог-МГУ, 1999. — 133, [1] с.
Большевистская диктатура в свете анархизма: Десять лет советской власти:
(коллективное исследование). — Париж: Загранич. орг-ция русских
анархистов-коммунистов «Делотруда», Федерация Анархо-Коммуни-
стических групп Сев. Америки и Канады, 1928 (L. Béresniak). — 142 с.
Боргиус, В. [В. П.] Теоретические основы анархизма / Пер. с нем. Е. Э. —
{Одесса]: Свободное слово, 1906. — 73 с.
Борз на, Г. Д. Апология анархизма (государство нигилизма). — Пг.: Тип. С. Г.
Степанова, 1917. — 56 с.
Борисёнок, Ю. А. Михаил Бакунин и «польская интрига»: 1840-е годы. —
М.: «Российская полит, энцикл.» (РОССПЭН), 2001. — 304 с, ил.

Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму 1015
Боровой, А. [А.] Анархизм. — М.: Кн-во «Революция и культура», 1918. —
171, [5] с, порт. — (Б-ка «Революция и культура»).
Боровой, А. [А.] Личность и общество в анархистском мировоззрении. —
Пг.; М.: Голос труда, 1920. — 100 с.
Боровой, А. [А.], Отверженный, Н. Миф о Бакунине. — М.: Голос труда,
1925.— 186, [1] с.
Боровой, А. А. Общественные идеалы современного человечества.
Либерализм. Социализм. Анархизм. — М.: Идея, 1906. — 94, [1] с; То же. —
М.: Склад изд. типо-лит. Ю. Венер, 1911. — 54 с; Тоже. 2-е изд. — М.:
Н.В.Петров, 1917.—64 с.
Боровой, А. А. Революционное творчество и парламент: (Революционный
синдикализм). — 2-е изд. — М.: [Союз труда], 1917. — 84 с.
Боуз, Д. Либертарианство: История, принципы, политика / [Пер. с англ.:
М. Кислов, А. Куряев]. — Челябинск: Cato Institute; Социум, 2004
(ГУП Смол. обл. тип. им. В. И. Смирнова). — 428 с. (2-й тираж — 2009).
Брачев, В. С. Оккультисты советской эпохи. Русские масоны XX века. —
М.: Издатель Быстрое, 2007. — 480 с.
Вронский, Н. Обзор литературы по анархизму. — М.: Протест, 1907. — 57 с.
Будницкий, О. В. Российские евреи между красными и белыми (1917-
1920). — М.: Рос. полит, энциклопедия (РОССПЭН), 2005 (доп. тир.
2006).— 552 с, ил.
Будницкий, О. В. Терроризм в российском освободительном движении:
Идеология, этика, психология (вторая половина XIX — начало XX
в.). — М.: Рос. полит, энциклопедия (РОССПЭН), 2000. — 399 с.
Булгаков, М. И. Анархизм в России. — Б. м.: Б. и., 1911. — 20 с.
Булдаков, В. [П.] Красная смута: Природа и последствия
революционного насилия / Уполномоченный по правам человека в Российской
Федерации [и др.]. — М.: РОССПЭН Фонд «Президентский центр
Б. Н. Ельцина», 2010. — 965, [2] с. — (История сталинизма / ред.
совет: Й. Баберовски [и др.]).
Бурцев, В. Л. За сто лет: (1800-1896): Сб. по истории политических и
общественных движений в России. (В 2-х ч.) / Сост. Вл. Бурцев при ред.
участии С. М. Кравчинского (Степняка). — [Ч. 1-2]. — Лондон: Russian
free press fund, 1897. [Ч. 1: Материалы по истории политических
и общественных движений в России. 1825-1896]. — XII, 267 с; [Ч. 2:
Хроника и библиография по истории политических и общественных
движений в России. 1801-1896]. — [4], 164 с.
Бухарин, Н. И. Анархический или коммунистический строй? — Смоленск:
Изд. ЦК КП Литвы и Белоруссии, 1920. — 70 с.
Бучен ков, Д. Е. Анархисты СССР и Перестройка: предпосылки
возникновения анархистских групп в СССР и их отношение к Перестройке. —
Н.-Новгород; Касимов: Изд. группа «Третий путь», 2000. — 24 с.
[Бученков, Д. Е.] Саблин, Д. Анархизм как философия. — [Н.-Новгород]:
Автономное действие; [Вектор-ТиС], [2002]. — 56 с.
Вард, К. Анархизм: очень краткое введение / [пер. с франц.]. — М.: ACT:
Астрель, 2009. — 125, [2] с, ил., портр. — (Oxford).

1016 Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму
Васильев, Б. Кто такие махновцы и чему они учат. — Луганск, 1920. — 14 с.
Введенский, А. И. свящ. Анархизм и религия. — Пг.: Кооп. т-во духовных
писателей «Соборный разум», 1918. — 47с.
Век ожидания: Сборник [статей]. — М.: [Кн-во «Зеленый луч»], тип.
«Сокол», 1907. — 143 с.
Веллер, М. [И.] Махно. — М.: ACT; ACT Москва, 2007. — 304 с.
Венок Алексею Боровому. — [М.]: Б. и., [2000]. — 24, [1] с.
Вентцель, К. Н. Теория свободного воспитания и идеальный детский сад. —
Пб.; М.: Голос труда, 1923. — 102 с.
Вентцель, К. Н. Уничтожение тюрем. — М.: тип. Рижск. центр, с/хоз. о-ва,
1917.— 15 с.
Верстюк, В. Ф. Комбриг Нестор Махно: (3 IcTOpi першого союзу махновщв
з Радянскою владою) / АН УССР. 1н-т icTopi. — Ки в: 1н-т icTopi,
1990. — 36 с. — (Препринт / 1н-т icTopi АН УССР. — № 3 (15)).
Виконт О. Анархический индивидуализм. — М.: Индивид, 1906. — 32 с.
Виктор Серж: социалистический гуманизм против тоталитаризма:
Материалы междунар. науч. конф. (Москва, 29-30 сент. 2001 г.) / Под ред.
A. В. Гусева. — М.: Праксис, 2003. — 178 с.
Виткоп-Рокер М. Женщина и синдикализм / Пер. [с нем.] А. Андреевой. —
Берлин: Заграничное Бюро по созданию Российской конфедерации
анархо-синдикалистов, б. г. — 16 с.
Вместо программы: Резолюции I и II Всероссийских конференций анархо-
синдикалистов / Заграничное бюро по созданию Российской
конференции анархистов-синдикалистов. — Вып. 1. — Б. м.: Заграничное
бюро анархо-синдикалистов, 1922. — 46 с.
Волин [Эйхенбаум, В. М.] Разъяснение: (По поводу ответа Н. Махно на
книжку М. Кубанина «Махновщина»). — Париж: Б. и., 1929. — 12 с.
Волин, [В. М.] Революция и анархизм: (Сб. статей). — Б. м.: Изд-е
Конфедерации «Набат», 1919. — 82 с.
Волин, В. М. Неизвестная революция, 1917-1921 / Пер. с фр. Ю. В.
Гусевой. — М.: НПЦ «Праксис», 2005. — 606 с.
Волковинский, В. Н. Махно и его крах. — М.: Изд-во ВЗПИ, 1991. — 247 с.
Володкин, С. Что такое «рассветовцы»: По данным конференции «рас-
световцев» в г. Чикаго 2 и 3 июня 1928 года. — Париж: Загранич.
организация русских анархистов-коммунистов «Дело труда»,
1928. — 16 с.
Вольский, [А.], Станислав. Теория и практика анархизма. — М.: тип.
B. Н. Кузис, 1906. — 84, [3] с. — (Лекции и рефераты по вопросам
программы и тактики социал-демократии. Вып. 9).
Вольский, А. [Махайский, Я. В.] Умственный рабочий // Вступ. ст. A. Perry
и Р. Редлиха. — N.-Y.; Baitimor: Международное литературное
содружество, 1968. — 431 с. — (Переизд. женевского издания 1905 г.;
Часть текста на англ. яз.).
Воля труда: (Сб. статей). — СПб.: Кн-во «Молодое течение», типо-лит.
И. Лурье и Ко, 1907. — 191 с.
Воля труда: Сборник [статей]. — М.: тип. «Луч», 1907. — 192 с, 1 л. порт.

Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму 1017
Воспоминания крестьян-толстовцев, 1910-1930-е годы / [Сост. А. Б. Ро-
гинский; Примеч. Д. И. Зубарева, А. Б. Рогинского]. — М.: Книга,
1989, — 477, [2] с, [16] л. ил. — (Время и судьбы).
Вурм, Э. Об анархизме / Пер. с нем. М. Переса. — СПб.: Кн-во Е. Д. Мягкова
«Колокол», 1906. — 64 с.
Выбить фашизм: Анархический антифашизм в теории и на практике: Сб.
статей / под ред. Анны Ки; [Предисл. к рус. изд. «Под орех» Вл. Ту-
пикина, с. 3-7]. — СПб.: Реноме, 2008. — 110, [2] с.
Гайдар, А. [П.] Жизнь ни во что (Лбовщина): Повесть / послесл. А.
Родионова и Е. Троепольской. — М., Пермь: Ад Маргинем Пресс Пиотровский,
2012.— 122, [1] с.
Галактионов, А. А., Никандров, П. Ф. Идеологи русского народничества. —
Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1966. — 148 с.
Галеви, Д. Анархизм и социализм / Пер. [с фр.] Л. Данилова и А.
Вяхирева. — М.: В. Д. Карчагин, 1907. — 24 с.
Гарасёва, А. М. «Я жила в самой бесчеловечной стране...»:'Воспоминания
анархистки / [Лит. запись, вступ. ст., коммент. и указ. А. Л.
Никитина]. — М.: Интеграф Сервис, 1997. — 335 с, порт. — (Семейный
архив — XX век).
Ге [Голберг], А. Бакунин и Маркс: (Личные характеристики). — Лозанна, 1916.
Ге, А. Путь к свободе. — Лозанна, 1917. — 150 с.
Гейфман, А. Революционный террор в России, 1894-1917 / Пер. с англ.
Е. Дорман. — М.: КРОН-ПРЕСС, 1997. — 448 с. — (Серия «Экспресс»).
Гейфман, А. Убий: революционный терроризм в России: 1894-1917. —
Принстон, 1993. — 376 с.
Гельфанд, М. Толстой и толстовщина в свете марксистской критики:
Краткий обзор важнейшей марксистской литературы о Л. Н.
Толстом. — Саратов: Сарполиграфпром, тип. № 2 Сарполиграфпрома,
1928.— 75, IV с.
Генкин, И. [И.] Группа Безначалие в 1905-08 гг.: Очерки из героической
эпохи в жизни русского анархизма. — Минск: Изд.
анархистов-индивидуалистов, 1919. — 24 с.
[Гильом, Дж.] Анархия по Прудону: [Изложение и разбор его сочинений: 1)
Общая идея революции в 19 в. и 2) Исповедь революционера. [В 2-х ч.] /
[Пер. с фр. В. А. Зайцева]. — Ч. 1- [2]. — [Лондон: наборня М. П. Сажи-
на], 1874. — [2], IV, 212 с. — (Издание Социально-рев. партии. — Т. 3).
Глазков, П. В. Философия свободы М. А. Бакунина: [исследование]. — СПб.:
Нестор, 2008. — 136 с.
Глушаков, Ю. Э. «Революция умерла! Да здравствует революция!» Анархизм
в Белоруси (1902-1927). — СПб.: UISS, 2015. — 176 с, илл.
[Гогелиа, Г. И.] Илиашвили, К. О революции и революционном
правительстве. — [Genève, Heide]: Группа «Хлеб и воля», 1905. — 32 с.
Годвин, В. О собственности / Пер. с англ. и комм. С. А. Фейгиной; вступ.
ст. В. П. Волгина. — М.: Изд. АН СССР, 1958. — 261 с.
Голованов, В. [Я.] Нестор Махно. — М.: Молодая гвардия, 2008. — 482,
[14] с, ил. — (Жизнь замечательных людей: сер. биогр.; Вып. 1121).

1018 Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму
Голованов, В. Я. Тачанки с Юга: Художественное исследование махновского
движения. — М.: Изд-во «Март», 1997. — 464 с, ил.
Гольдман, Э. Анархизм [Пер. с англ.] — Пб; М.: Голос труда, 1921 [обл.: 1922]. —
116 с; То же / Изд. 2-е, испр. и доп.; вступ. ст. д.ист. н. В. В. Дамье. — М.:
URSS ЛИБРОКОМ, 2011. — 111 с. — (Размышляя об анархизме).
Гольдман, Э. Проживая свою жизнь: Автобиография [В 3-х т.]. — Ч. I. —
М.: Радикальная теория и практика, 2015. — 384 с, илл.
[Гольдсмит, М. И.] Корн, М. Борьба с капиталом и властью; Наши спорные
вопросы. — Лондон: [тип. Листков «Хлеб и воля»], 1912. — 33 с. —
(Изд. Листков «Хлеб и воля». — № 7); То же. — Одесса: изд-во группы
анархистов, 1918. — 32 с.
[Гольдсмит, М. И.] Корн, М. Революционный синдикализм и анархизм;
Борьба с капиталом и властью [и др.]. — Пг.; М.: Голос труда, 1920. — 127 с.
Гончарок, М. Век воли: Русский анархизм и евреи (XIX-XX вв.) —
Иерусалим: Мишмерет Шалом, 1996. — 123 с.
Гончарок, М. Пепел наших костров: Очерки истории еврейского
анархистского движения (идиш-анархизм). [2-е изд.]. — Иерусалим: Проблемен,
2002.— 311с.
Гордин, А. Л. Анархизм de jure и de facto. — M.: 14-я тип. Моск. Сов. Нар.
Хоз-ва (бывш. Городская), 1920. — 39 с.
Гордин, А. Л. Интериндивидуализм. — M.: A (нархо) У (ниверсалисты)
И (ндивидуалисты), 1922. — 232 с.
Гордины, бр [атья] [Гордин, А. Л., Гордин, В. Л.] Беседы с
анархистом-философом. — Пг.: [Петрогр. федерация анархист, групп — Ассоциация
пананархистов (Союза пяти угнетённых), 1918. — 90 с.
Гордины, бр [атья] [Гордин, А. Л., Гордин, В. Л.] Долой анархию! —
Книжка 1. — Пг.: Союз пяти угнетённых, 1917. — 16 с.
Гордины, бр [атья] [Гордин, В. Л.] Пансоциалистический манифест Союза
пяти угнетённых. — [Вып. 1]. / Всемирный пансоциалистический
союз пяти угнетённых. — Пг.; М., [191?]. — 16 с. — (Перед загл. девиз:
«Угнетённые всего мира соединяйтесь!»).
Гордины, бр [атья] [Гордин, В. Л.] Почему или как мужик попал в страну
«Анархия». — М.: Моск. федерация анархических групп, Сергиевская
тип. Моск. сов. солд. деп., 1917. — 63 с. — (Б-ка «Анархиста». — № 16).
Гордины, братья [Гордин, А. Л., Гордин, В. Л.] Анархия духа: (Благовест
безумия). В XII песнях. — М.: Первый центр, социо-техникум: Врем,
техникум пропаганды и агитации, 1919. — 160 с.
Горев, Б. И. [Гольдман, Б. И.] Анархизм в России: (От Бакунина до
Махно). — [М.]: Молодая гвардия, школа ФЗУ им. Ильича «Мосполиграф»,
1930. — 144 с. — (История общественной мысли в России. Под ред.
С. А. Покровского и Б. И. Горева).
Горев, Б. И. Анархисты, максималисты и махаевцы: Анархические течения
в Первой русской революции. — Пг.: Книга, [1917] (обл.: 1918). — 69 с.
Горев, Б. И. М. А. Бакунин. Его жизнь, деятельность и учение. — М.: тип.
М. И. Смирнова, 1919. — 110, [1] с. — (Всерос. Совет рабочей
кооперации).

Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму 1019
Горелик, А. Анархисты в Российской революции. — [Буэнос-Айрес]: Раб.
изд. группа в Респ. Аргентине, 1922. — 63 с. — (Освобождение
трудящихся есть дело самих трудящихся).
[Горелик, А., Комов, А., Волин, В. М.] Гонения на Анархизм в Советской
России. — Вып. 1. — Берлин: Изд. «Группы Русских Анархистов
в Германии», 1922. — № 1. — 63 с.
Гори, П. Анархия перед судом / Предисл. А. Горелика; Вступ. ст. Р. Рокера;
Пер. с исп. X. Компани. — [Буэнос-Айрес]: Федерация Российских
рабочих организаций Южной Америки в Аргентине, 1924 (Голос
труда). — 58 с, 1 л. порт.
Горский, Е. [С] За что борются анархисты? — Пг.: Голос анархиста,
1918.— 8 с.
Гофман, М. [Л.] Соборный индивидуализм. — СПб.: [«Кружок молодых»],
Т-во «Вольнаятипография», 1907. — 111, [2] с.
Грав, Ж. Будущее общество: Вып. I. — [Женева]: Изд-во Группы «Хлеб
и воля», 1905. — 243 с; То же. — М.: ЛИБРОКОМ, 2009. — 232 с. —
(Размышляя об анархизме).
Грав, Ж. Умирающее общество и анархия. — Genève: E. Held, Изд. Группы
рус. коммунистов-анархистов, 1901. — [4], 212, [1] с; То же: (La société
mourante et l'anarchie). — M.: [Бунтарь], 1917. — 139, [2] с.
Графский, В. Г. Бакунин. — М.: Юрид. лит., 1985. — 142 с. — (Из истории
полит, и правовой мысли).
Гриман, Р. Виктор Серж и русская революция. — М.: Против течения,
1994.-[1], 27 с.
[Гроссман, Л. П., Полонский, В. [П.]] Спор о Бакунине и Достоевском:
Статьи Л. П. Гроссмана и Вяч. Полонского. — Л.: Гос. изд., 1926. —
215с.
Гуль, Р. [Б.] Бакунин: Историческая хроника. — 3-е изд. — N.-Y.: Мост,
1974. (Waldon Press). — 207, [1] с. — (Б-ка Г. А. Андреева-Хомякова).
Дамье, В. В. Забытый Интернационал: Международное анархо-синдика-
листское движение между двумя мировыми войнами. [В 2-х т.]. —
Т. 1: От революционного синдикализма к анархо-синдикализму:
1918-1930. — М.: Новое литературное обозрение, 2006. — 904 с,
ил.; Т. 2: Международный анархо-синдикализм в условиях
«Великого кризиса» и наступления фашизма: 1930-1939. — М.: Новое
литературное обозрение, 2006. — 760 с, ил. — (Новое литературное
обозрение: Социология. Философия. Политология. История; Б-ка
журнала «Неприкосновенный запас»).
Дамье, В. В. Стальной век: Социальная история советского общества. — М.:
URSS ЛИБРОКОМ, 2013. — 252 с. — (Размышляя об анархизме; № 26).
Дебагорий-Мокриевич, Вл. [К.] От бунтарства к терроризму:
[Воспоминания] / С предисл. С. Н. Валка. В 2-х кн. — М.; Л.: Молодая гвардия,
1930. - Кн. 1. — 721, [2] с; Кн. 2. — 342, [2] с.
Дейч, Л. [Г.] За полвека: [Воспоминания]. — Т. 1. — Берлин: Грани, 1923. —
307 с, 1 л. порт.: То же. — Изд. 3-е (изд. ГИЗ'а 1-е). — М.; Л.: Гос.
изд., 1926. — IV, [4], 279 с, 2 вкл. л. порт.

1020 Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму
Декларация и резолюция: Первая конференция анархистских организаций
Украина «Набат». — Буэнос-Айрес: Рабочая издат. группа в республике
Аргентине, 1922. — 31 с.
Де-Роберти, [Е. В.] Петр Кропоткин: (Личность и доктрина) [Кропоткин
и анархизм] / [Пер. К. Ж.]. — [СПб.]: Якорь, 1906. — 32 с.
Дёмин, В. Н. Бакунин. — М.: Молодая гвардия, 2006. — 349, [3] с, ил. —
(Жизнь замечательных людей: Сер. биографий. — Вып. 1009).
Джангирян, В. Г. Критика англо-американской буржуазной историографии
М. А. Бакунина и бакунизма. — М.: Мысль, 1978. — 181 с.
Диль, К. Социализм, коммунизм и анархизм / [Пер. с нем.]. — М.: Путь
к свободе, 1918. — 208 с; То же: Двенадцать лекций. — Харьков:
Пролетарий, 1923. — 160 с.
Должиков, В. А. М. А. Бакунин в национально-региональном
политическом процессе эпохи «оттепели» (рубеж 1850-1860-х гг.). — Барнаул:
Алтайский ГУ, 2000. — 329 с.
Должиков, В. А. М. А. Бакунин и Сибирь (1857-1861 гг.). — Новосибирск:
Изд-во Новосиб. ун-та, 1993. — 148, [3] с.
Драгоманов, М. [П.] Михаил Александрович Бакунин: Критико-биографи-
ческий очерк. — Казань: тип. Д. М. Гран, 1905. — [2], 97 с.
Дрикер, Н. Анархизм и синдикализм: (Доклад, предназначенный для Все-
росс. съезда анархистов). — [Киев]: Киевская ассоциация свободных
анархистов, б. г. — 34 с; То же. — [Харьков]: Харьковская федерация
анархических коммун, б. г. — 26 с.
Дюкло, Ж. Бакунин и Маркс: Тень и свет / Пер. с фр. [с сокр.] В. Н.
Николаева; Под. ред. В. В. Загладина. — М.: Прогресс, 1975. — 462 с.
Евреи и русская революция: Материалы и исследования: [Сб. статей] /
Ред.-сост. О. В. Будницкий. — М.: Мосты культуры; Иерусалим: Ге-
шарим, 1999. — 479 с, [8] л. ил., порт., факс. — (Сер. «Современные
исследования»).
Ельникова, Г. А. Духовные и социокультурные основания российского
феминизма: Монография. — Белгород: Крестьянское дело, 2002. — 174 с.
Ельникова, Г. А. Философия феминизма: (Альтернативные феминистские
концепции социокультурного развития): [Монография] /
Центросоюз Рос. Федерации, Белгор. ун-т потребит, кооп. — Белгород: Кооп.
образование, 2002. — 339 с.
Ермаков В. Д., Талеров П. И. Анархизм в истории России: от истоков к
современности: Библиографический словарь-справочник / С.-Петербургский
гос. ун-т культуры и искусств. — СПб.: Соларт, 2007. — 724 с.
Ермаков, В. Д. Анархистское движение в России: История и
современность. — СПб.: СПб. гос. академия культуры, 1997. — 202 с.
Ермаков, В. Д. Российский анархизм и анархисты (вторая половина XIX —
конец XX веков). — СПб.: Изд. координац. группа «Нестор», 1996. —
297 с; То же: 2-е изд. — 326 с.
Жирар, А. I. Анархия / Пер. с фр. В. Э.; II. Идеи революционного
анархизма среди французского пролетариата: (Очерк развития бирж труда
и французской рабочей партии). — М.: Солидарность, 1906. — 32 с.

Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму 1021
Жуковский, Ю. [Г.] Прудон и Луи Блан; Система экономических
противоречий; Споры с Бастиа; Система Луи Блана; Рабочее движение 1848 г.
и народный банк. — СПб.: [тип. А. Головачёва], 1866. — [2], 175 с. —
(Материалы для общественной науки).
Забрежнев, В. Об индивидуалистическом анархизме. — Лондон, 1912. —
28 с. — (Изд. Листков «Хлеб и воля». — № 10).
Залежский, В. [Н.] Анархисты в России. — М.: Молодая гвардия, 7-я тип.
Мосполиграфа «Искрареволюции», 1930. — 78, [2]с.
Зверин, А. А. Трудовая советская республика. — М.: Максималист, 1918. —
13 с. — (Союз с.-р. максималистов; На тит. л.: Вып. № 3).
Зильберман, И. Б. Политическая теория анархизма М. А. Бакунина:
(Критический очерк). — Л.: Изд-во Ленинг. ун-та, 1969. — 112 с.
Иванович, С. Анархисты и анархизм в России. — [СПб.]: Новый мир, 1907. — 31 с.
Иванов-Разумник, Р. В. Что такое махаевщина?: К вопросу об
интеллигенции. — СПб.: Бунин, 1908. — [4], 159 с.
Иванец, О. Анархия и хаос. — М. [на тит. л. — Самара]: Common place,
2014.— 158 с.
Иванчин-Писарев, А. И. Хождение в народ: [Воспоминания]. — [М.; Л.]:
Молодая гвардия, тип. изд-ва «Молодая гвардия в Л., [1929]. — 452 с,
порт. — (Революционное движение в России в мемуарах
современников / Под ред. П. Анатольева).
Иванюков, И. И. Что такое анархизм? — СПб., 1906. — 31 с.
Ивто, Ж. Азбука синдикализма. — М.: Союз анархо-синдикалистской
пропаганды, 1919. — 47 с.
Имперский державный анархизм!: Семейный альбом / Ред.-провокатор
Толстый [Вл. Котляров]. — Париж: Изд-во «Вивризм», 1989. — 255 с,
ил. — (На обл. загл.: Мягкий знак).
Индивидуальный политический террор в России: XIX — начала XX века:
Материалы конф. / [Сост. К. Н. Морозов; Под ред. Б. Ю. Иванова
и А. Б. Рогинского]. — М.: Мемориал, 1996. — 179, [3] с.
Исаев, А. [К.], Шубин, А. [В.] Демократический социализм — будущее
России: [Сб. статей]. — М.: Солидарность, 1995 [подп. к печ.], 120 с. —
(Б-ка «Солидарности»; состоит из статей, опублик. в журн. «Община»
и газ. «Солидарность»).
Исаев, А. К., Шубин, А. В. В поисках социальной гармонии. — М., 1999.
Историческое развитие Интернационала: [Сб.]. Ч. 1. — [Цюрих: изд. и тип.
бакунистов, 1873]. — [4], 375 с. — (Изд. социально-революционной
партии. Т. И).
История терроризма в России в документах, биографиях, исследованиях /
Автор-сост. О. В. Будницкий. 2-е изд., дополн. и перераб. — Ростов-
н/Д.: Феникс, 1996. — 576 с.
Итенберг, Б. С. Движение революционного народничества:
Народнические кружки и «хождение в народ» в 70-х годах XIX в. — М.: Наука,
1965. — 444 с, ил. — (АН СССР, Ин-т истории).
Каблиц, И. [И.] (Юзов, И.) Основы народничества. — СПб.: тип. А. М. Кото-
мина и Ко, 1882. — [2], 325 с. — (Социологические очерки); То же. 2-е

1022 Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму
доп. изд. — Ч. 1-2. — СПб.: тип. Н. А. Лебедева, 1888-1893. — 2т.—
Библиогр. в примеч. — Ч. 1. — 1888, [2], 466 с; Ч. 2. — 1893. — [4],
509 с.
Кан, Г. Наталья Климова. Жизнь и борьба. — СПб.: Изд-во им. Н. И.
Новикова, 2012. — 404 с. — (Историко-революционный архив).
Канев, С. Н. Октябрьская революция и крах анархизма: (Борьба партии
большевиков против анархизма 1917-1922 гг.). — М.: Мысль, 1974. —
415, [16] с.
Канев, С. Н. Революция и анархизм: Из истории борьбы революционных
демократов и большевиков против анархизма (1840-1917 гг.). — М.:
Мысль, 1987.— 327, [1] с.
Кантор, Р. М. В погоне за Нечаевым: К характеристике провокационной
политики III отделения на рубеже 70-х годов. — Пг.: Мысль, 1922. —
104 с; То же: К характеристике секретной агентуры III отделения
на рубеже 70-х годов. — 2-е испр. и доп. изд. — Л.; М.: Гос. изд-во,
1925.— 156 с.
Кара-Мурза, С. Г. Свобода и порядок. Из истории русской политической
мысли XIX-XX вв. — М.: Моск. школа полит, исследований, 2009. — 248 с.
Карелин, А. [А.] Вольная жизнь. — Детройт: Профсоюз г. Детройта,
1955. — 159 с, ил.
Карелин, А. [А.] Государство и анархисты. — М.: [Бунтарь], 1918. — 95 с.
Карелин, А. [А.] Жизнь и деятельность Михаила Александровича
Бакунина. — М.: тип. H. H. Желудковой, 1919. — 56 с. — (Всерос. федерация
анархистов-коммунистов).
Карелин, А. [А.] Россия в 1930 году. — М.: Светлая звезда, 1918. — 56 с;
То же. — Всерос. федерация анархистов, 1921. — 64 с.
Карелин, А. [А.] Что такое анархия? — М.: Всерос. федерация анархистов,
1923.— 62 с.
Карелин, А. А. Краткое изложение политической экономии. — СПб.:
Л. Ф. Пантелеев, 1894. — [2], И, 307 с.
Карелин, А. А. Общинное владение в России. — СПб.: тип. А. С. Суворина,
1893. — [2], 288 с: То же / Изд. 2-е. — M.: URSS ЛЕНАНД, 2014. —
288, [1] с. — (Академия фундаментальных исследований: этнология).
Карелин, А. А. Смертная казнь. — Детройт: Профессиональный Союз,
1923.— 47 с.
Карелин, А. А. Так говорил Бакунин. — Б. м.: Рус. союзы Тажереса, Буэнос-
Айреса, Бериссо, Лаважоля, Кильмеса, 1921 (Голос труда). — 20 с;
То же. — Бриджпорт (Конн.): С. Р. Р., б. г. (Рабочий и крестьянин). —
16 с; То же. — [Пг.]: тип. Н. Желудковой, 1917. — 15 с.
[Карелин, А. А.] Кочегаров, А. Земельная программа
анархистов-коммунистов. — Лондон: изд. и тип. «Листков «Хлеба и воли»», 1912. —
52 с. — (На тит. л. номер изд.: № 3).
[Карелин, А. А.] Кочегаров, А. Положительные и отрицательные стороны
демократии с точки зрения анархистов-коммунистов. — Б. м.: Изд.
Братства вольных общинников (Федерации
анархистов-коммунистов), б. г. — 12 с.

Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму 1023
Карпачёв, М. Д. Русские революционеры-разночинцы и буржуазные
фальсификаторы. — М.: Мысль, 1979. — 212 с.
Карпентер, Э. Философия анархизма. — М., 1906.
Кассиров, А. Г. П. А. Кропоткин: наука, нравственность, революция /
Федеральное гос. образоват. учреждение высш. проф. образования
♦ Мурманский гос. техн. ун-т». — Мурманск: Мурманский гос. техн.
ун-т, 2010. — 178 с.
Кассиров, А. Г. Пётр Алексеевич Кропоткин: политика здравого смысла /
Федеральное гос. образоват. учреждение высш. проф. образования
♦ Мурманский гос. техн. ун-т». — Мурманск: Мурманский гос. техн.
ун-т, 2011. —138 с.
Каталог книгоиздательства Союза анархо-синдикалистов ♦Голос Труда». —
М.: [Голос труда], 1924. — 8 с; То же [под назв.]: Книгоиздательство
♦ Голос Труда»: Систематический каталог изданий. — М.: [Голос
труда], 1925.— 28 с.
Квасов, О. Н. Революционный терроризм в Центральном Черноземье
в начале XX века (1901-1911 гг.). — Воронеж: Воронеж, гос. ун-т,
2005.— 223, [1] с, ил.
Кислицына, И. Л. Бакунизм на юге России, 70-е гг. XIX в.: [Монография] /
РАН. Дальневост. отд-ние. Ин-т экон. исслед. — Владивосток: ДВО
РАН, 1992. — 205 с.
[Книжник-] Ветров, И. [С] Анархизм, его теория и практика. — [СПб.]:
Обновление, 1906. — 32 с.
[Книжник-] Ветров, И. [С] Очерк социальной экономии с точки зрения
анархического коммунизма. — Париж, 1908. — 47 с. —
(Популярная б-ка. — № 1).
Козовский, Ю. М. Молодость Кропоткина: Рассказ о годах становления,
странствованиях и исканиях русского ученого и революционера. —
Хабаровск: Кн. изд-во, 1983. — 145 с, порт. — (Первопроходцы).
Козырева, Л. Д. Философия народовластия в России (вторая половина
XIX — первая половина XX века): К 100-летию СПб. гос. техн.
унта) / М-во общ. и проф. образования РФ, СПб. гос. техн. ун-т. — СПб.:
Изд-во СПбГТУ, 1998. — 191 с.
Козьмин, Б. П. От ♦девятнадцатогофевраля» к ♦первому марта»: Очерки
по истории народничества. — М.: Изд-во политкат., школа ФЗУ Мо-
соблполиграфа, 1933. — 289, [1] с.
Козьмин, Б. П. Русская секция Первого Интернационала. — М.: АН СССР,
1957. — 411 с. — (АН СССР, Ин-т истории).
Комин, В. В. Анархизм: (Лекции о христианском анархизме) / Калининск.
гос. ун-т. — Калинин: КГУ, 1974. — 51, [1] с.
Комин, В. В. Анархизм в России: Спец. курс лекций, прочит, на ист. фак.
пед. ин-та / Калинин, гос. пед. ин-т им. М. И. Калинина /
Калининский гос. пед. ин-т им. М. И. Калинина. — Калинин, 1969. — 244 с.
Комин, В. В. Нестор Махно: Мифы и реальность. — Калинин: Моск.
рабочий, Калинин, отд-ние, 1990. — 79, [2] с. — (Фонд правды: Документы,
свидетельства, исследования).

1024 Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму
Комин, В. В., Червякова M. M. Российский анархизм и политический
бандитизм в годы Гражданской войны и иностранной интервенции. —
Томск, 1988.
Коновальчик, П. Anarchy in By: Анархическое движение в Белоруси. —
Минск: Падручник рэволюцыянэра, 2002. — 15, [1] с.
Корнилов, А. А. Годы странствий Михаила Бакунина. — Л.; М.: Гос. изд-
во, 1925.— 587, [4] с.
Корнилов, А. А. Молодые годы Михаила Бакунина. Из истории
русского романтизма. — М.: Сабашниковы, 1915. — XIV, 718 с, 8 л. ил.,
портр. — (На шмуцтит.: Семейство Бакуниных. I).
Корнилова-Мороз, А. [И.] Перовская и кружок чайковцев — М.: Изд. Всесоз.
о-ва политкат. и ссыльнопос, 1929. — 62 с. — (Дешёвая историко-
рев. б-ка).
Косичев, А. Д. Борьба марксизма-ленинизма с идеологией анархизма и
современность. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1964. — 414 с.
Кочевий, О. Про махновщину. — Харыав, 1920. — 23 с.
Краткая инструкция по борьбе с бандитизмом на Украине. — Б. м.,
[1920].— 8 с.
Криптоанархия: кибергосударства и пиратские утопии: [антология] /
под ред. П. Ладлоу; [пер. с англ. Т. Давыдовой и др.]. — Екатеринбург:
Ультра.Культура, 2005. — 296 с. — (Серия «Cybertime/ nonfiction»).
Критская, H. А., Лебедев Н. [К.] История синдикального движения во
Франции. 1789-1907 / С предисл. Э. Пуже. — М.: Союз труда, 1908. — VII,
317с.
«Кровь по совести»: терроризм в России: Документы и биографии /
Предисл., сост., примеч. О. В. Будницкого. — Ростов-н/Д.: Изд-во РГПУ,
1994.— 256 с.
Кропоткин, П. [А.] Великая Французская революция, 1789-1793 / Примеч.
А. В. Гордона, Е. В. Старостина; Ст. В. М. Далина, Е. В. Старостина. —
М.: Наука, 1979. — 575 с, ил., 2 л. портр., карт. — (Памятники ист.
мысли).
Кропоткин, П. [А.] Записки революционера / Подгот. текста к печ. и прим.
Н. К. Лебедева; Предисл. П. П. Парадизова. — [М.; Л.]: Académie,
тип. им. Евг. Соколовой в Л., 1933. — XV, 362, [3] с, 37 вкл. л. ил.,
порт, и факс. — (На доб. тит. л.: Русские мемуары, дневники,
письма и материалы / Под общ. ред. В. И. Невского); То же / [Предисл.,
с. 5-32, и примеч. В. А. Твардовской]. — М.: Мысль, 1966. — 504 с,
ил. — Библиогр. в примеч.: с. 447-465; То же / [Предисл., с. 3-34,
и примеч. В. А. Твардовской]. — М.: Моск. рабочий, 1988. — 543,
[1] с. — Библиогр. в примеч.: с. 475-497; То же / [Послесл., с. 469-485,
и примеч. В. А. Твардовской]. — М.: Мысль, 1990. — 526, [2] с, ил.
Кропоткин, П. [А.] Хлеб и воля / [Пер. с фр. под ред. авт.; Изд., пересмотр,
авт. 2-е изд.]; Предисл. к 1-му фр. изд. Элизе Реклю. — Пб.; М.: Голос
труда, 1922.— 217 с.
Кропоткин, П. А. Анархия: Сборник / Сост. и предисл. Р. К. Баландина. —
М.: Айрис-пресс, 2002. — 576 с. — (Библиотека истории и культуры).

Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму 1025
Кропоткин, П. А. Анархия, её философия, её идеал: Сочинения / Вступ. ст.,
сост., комм. М. А. Тимофеева. — М.: ЗАО Изд. ЭКСМО-ПРЕСС, 1999. —
864 с. — (Серия «Антология мысли»). — (Второй тираж — 2004 г.).
Кропоткин, П. А. Дневники разных лет / [Сост., подгот. текста, примеч.
и имен. указ. А. П. Лебедева; Вступ. ст. А. В. Аникина, с. 5-26]. —
М.: Сов. Россия, 1992. — 460, [2] с. — (Русские дневники / Редкол.
Г. Н. Волков и др.).
Кропоткин, П. А. Избранные труды / Ин-т общественной мысли; [сост.
П. И. Талеров, А. А. Ширинянц; авторы вступ. ст., с. 5-50, П. И.
Талеров, А. А. Ширинянц; автор коммент., с. 677-875, указ. имен,
с. 879-893, П. И. Талеров]. — М.: Российская политическая
энциклопедия (РОССПЭН), 2010. — 896 с.
Кропоткин, П. А. Поля, фабрики и мастерские. Промышленность,
соединенная с земледелием, и умственный труд с ручным / Пер. с англ.
А. Н. Коншина; Под ред. авт. — Изд. 4-е, переем, авт. и значит, доп. —
М.: тип. т-ва И. Д. Сытина, 1918. — 272 с, 7 л. ил., черт.
Кропоткин, П. А. Речи бунтовщика (Paroles d'un révolté) / Пер. с фр.;
Под ред. авт.; С предисл. и поел ее л. авт. к новому рус. изд.; П редис л.:
Элизе Реклю. — Пб.; М.: Голос труда, 1921. — VIII, 349 с; То же /
Вступ. ст. Д. И. Рублёва [«Пётр Кропоткин и его первая книга», с.
III-VI]. Изд. 2-е. — М.: Кн. дом «ЛИБРОКОМ», 2008. — 184 с. —
(Размышляя об анархизме).
Кропоткин, П. А. Собрание сочинений: [В 7 т.]. Т. 1, 2, 4, 5, 7. — СПб.:
Знание, 1906-1907. — Т. 1: Записки революционера / С предисл.
Г. Брандеса; Пер. с англ. Дионео под ред. автора. — 1906. — XVI,
472 с; Т. 2: Великая Французская революция, 1789-1793 / Пер. с фр.
под ред. автора. — М.: [тип. т-ва И. Д. Сытина], 1919. — VIII, 608 с;
Т. 4: В русских и французских тюрьмах / Пер. с англ. Батуринского
под ред. автора. — 1906. — 242 с; Т. 5: Идеалы и действительность
в русской литературе / Пер. с англ. В. Батуринского под ред. автора. —
1907. — VIII, 368 с; Т. 7: Взаимная помощь как фактор эволюции /
Пер. с англ. В. Батуринского под ред. автора. — 1907. — [6], 352 с.
Кропоткин, П. А. Хлеб и воля; Современная наука и анархия / Ин-т
философии АН СССР; Филос. о-во СССР; [Вступ. ст., сост., подгот. текста
и примеч. С. А. Мндоянца; Предисл. Э. Реклю; Журн. «Вопр.
философии» и др.]. — М.: Правда, 1990. — 638 с, 1 л. портр. — (Из истории
отеч. филос. мысли).
Кропоткин, П. А. Этика: Избранные труды / [Общ. ред., сост. и предисл.
Ю. В. Гридчина]. — М.: Политиздат, 1991. — 493, [3] с. — (Б-ка
этической мысли).
П. А. Кропоткин о войне / С послесл. Вл. Л. Бурцева, с. 26-29. — М.: [Кн-
во «Задруга»], тип. т-ва Ребушинских, 1916. — 29, [3] с.
П. А. Кропоткин (1842-1921): Библиогр. указ. печ. тр. [В 2-х вып.] / АН
СССР, Ин-т истории СССР, Моск. гос. историко-архив. ин-т [Сост. Е. В.
Старостин; Биогр. справка Н. М. Пирумовой]. — 2 т. — М.: Ин-т
истории СССР, 1980. — [Вып.] 1. — 176 с; [Вып.] 2. — 177-250 с.

1026 Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму
П. А. Кропоткин и его учение: Интернациональный сборник, посвящ.
десятой годовщине смерти П. А. Кропоткина / Под ред. и с примеч.
Г. П. Максимова; с 16-ю ил. — Чикаго: Кн-во «Федерация рус. анархо-
комм. групп Соединён. Штатов и Канады», 1931. — 352 с, ил.
П. А. Кропоткин и современность: [Сб. статей] / Сост. Б. П. Булавин; Отв.
ред. В. А. Есаков, В. А. Маркин / РАН, Рус. географ, общ-во, Моск.
центр. — М.: РГО, 1993. — 148 с.
П. А. Кропоткин, 18429 декабря / 27 ноября 1922: К 80-тилетию со дня
рождения: [Сб. статей]. — М.: Изд-е Всерос. обществ, ком. по
увековечению памяти П. А. Кропоткина, тип. 1-й Серпуховской раб. артели
печатников, [1922]. — 33 с, 2 л. ил.
Кружков, В. С. Произведение товарища Сталина «Анархизм или
социализм?» — М.: Правда, 1946. — 22 с.
Кубанин, М. [И.] Махновщина: Крестьянское движение в степной Украине
в годы гражданской войны. — Л.: Прибой, 1927. — 227 с; То же. —
1928.— 228 с.
Кузин, В. В. Борьба Коммунистической партии с анархо-синдикалистским
уклоном в 1920-1922 гг. — М.: Знание, 1958. — 48 с.
Кузнецов, Ф. Ф. Публицисты 1860-х годов: Круг «Русскогослова»: Григорий
Благосветлов, Варфоломей Зайцев, Николай Соколов. 2-е изд, испр.
и доп. — М.: Мол. гвардия, 1980. — 335 с, ил. — (Жизнь
замечательных людей. Серия биографий. — Вып. 1 (469)).
Кульчицкий, Л. [С] Источники анархизма / Пер. с пол. Л. Б. — СПб.:
О. С. Иодко, [1906]. — 32 с.
Кульчицкий, Л. [С] Современный анархизм: Изложение, источники,
критика / Пер. с пол. С. Штерн. — СПб.: тип. «Север», 1907. — IV, 284 с;
То же. — [2-е изд.]. — Пг., 1917. — IV, 284 с.
Кульчицкий, Л. С. Анархизм в России / Пер. с пол. С. Штерн; С
предисловием Н. И. Иорданского. — СПб.: О. Н. Попова, 1907. — 96 с.
Кульчицкий, Л. С. М. А. Бакунин, его идеи и деятельность. — СПб.:
О. С. Иодко, 1906. — 56 с.
Кункль, А. А. Нечаев: [Биограф, очерк] / С редакц. примеч. — М.: изд-
во Всесоюз. общ-ва политкат. и ссыльнопос., кн. ф-ка Центр, изд-ва
народов СССР, 1929. — 56, [3] с, порт. — (Дешёвая историко-рев. б-ка. —
1929 г. — № 38/39).
Курчинский, М. А. Апостол эгоизма: Макс Штирнер и его философия
анархии: [Критич. очерк]. — Пг.: Огни, 1920. — [8], 252, [4] с. — (
[Круг знания]. Обществоведение); То же: Критич. очерк. — Изд. 2-е,
испр. — М.: ЛКИ, 2007. — 264 с. — (Из наследия мировой философской
мысли. Социальная философия).
Курчинский, М. А. Апостол эгоизма: Макс Штирнер и его философия анархии:
Критический очерк. — Изд. 2-е, испр. — М.: ЛКИ, 2007. — 264 с. —
(Из наследия мировой философской мысли. Социальная философия).
Лабриола, А. Реформизм и синдикализм. — СПб., 1907. — 32 с.
Лавров, П. Л. Народники-пропагандисты, 1873-1878 гг. — СПб., 1907. —
318 с; То же. — 2-е исправл. изд. — Л.: Колос, 1925. — 287 с.

Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму 1027
Лагардель, Г. Революционный синдикализм: I). Интеллигенция и синдикализм.
II). Всеобщая конфедерация труда. — СПб.: Шиповник, 1906. — 127 с.
Лебедев, Н. К. Музей П. А. Кропоткина: (Москва, ул. Кропоткина, пер.
Кропоткина, 26). — М.; Л.: Всерос. обществ, комитет по увековечению памяти
П. А. Кропоткина, 1928. — 80 с, ил.
Лебедев, Н. К. П. А. Кропоткин. Биографический очерк. — М.: Госиздат,
1925. —96 с.
Лебедев, Н. К. Элизе Реклю, как человек, ученый, мыслитель. — Пб.; М.:
Голос труда, 1920. — 120 с, порт.
Лебедь, Д. 3. Итоги и уроки трех лет анархо-махновщины. — Харьков: Всеукр.
гос. изд-во, 1921. — 55 с.
Леви, Р. Марксизм и анархизм. — София: Изд. на Бълг. работническа партия
(комунисти), 1946. — 54 с.
Левин, Ш. М. Общественное движение в России в 60-70-е годы XIX века. — М.:
Изд. соц.-эк. лит., 1958. — 512 с. — (Ин-т истории АН СССР).
Левин, Ш. М. Очерки по истории русской общественной мысли. Вторая
половина XIX — начало XX в. / Сост. В. Н. Гинёв, А. Н. Цамутали. — Л.:
Наука, Лен. отд-ние, 1974. — 442 с. — (АН СССР. Ин-т истории СССР.
Ленингр. отд-е).
Левые в Европе XX века: люди и идеи: [Сб. статей] / Рос. акад. наук, Ин-т
всеобщ, истории; Под ред. Н. П. Комоловой и В. В. Дамье. — М.: ИВИ
РАН, 2000. —466 с.
Лейбзон, Б. М. Мелкобуржуазный революционизм: (Об анархизме, троцкизме
и маоизме). — М.: Политиздат, 1967. — 159 с.
Лейкина-Свирская, В. Р. Петрашевцы. — Л., 1956. — 45 с. — (О-во по
распространению полит, и науч. знаний РСФСР. Ленингр. отд-ние); То же. — М.:
Просвещение, 1965. — 164 с, ил.
Лемке, М. [К.] Очерки освободительного движения «шестидесятых годов»:
По неизданным документам с портретами. — СПб.: О. Н. Попова, 1908. —
510, II с, 4 л. порт.; То же. [2-е изд.]. — СПб.: О. Н. Попова, 1908. — 506,
II с, 4 л. порт.
Лео, д-р Почему и как мы приближаемся к анархии? — Берлин: Г. Штейниц,
[1903]. — 130 с. — (На обл.: Собрание лучших русских произведений. —
Ч. 67).
Летов, Е. [Летов, И. Ф.] Я не верю в анархию. Изд. 2-е, доп. — М.: Искер,
2001. —272 с.
[Лозинский, Е. И.] Подолянин Современный анархизм. — М.: Молодая
Россия, 1906. — 31 с.
Лозовский, А. Анархо-синдикализм и коммунизм: [Сб. статей]. — М.: Красная
новь, 1923. — 108 с; Тоже. — 2-е доп. изд. — М.: ВЦСПС, 1924. — 265,
[2] с.
Ломброзо, Ц. [Ч.] Анархисты: Криминально-психологический и
социологический очерк / Пер. со 2-го итал. доп. изд. Н. С. Житковой. — [Лейпциг;
СПб.: Мысль, А. Миллер, 1907]. — 138 с, порт., 1 л. карт.
[Лузин, И. И.] Анархизм и рабочий класс. — М.: Новый путь, 1906. —
15 с. — (Перед загл.: Эль).

1028 Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму
Луи, П. История синдикального движения во Франции. 1789-1906. / Пер.
[с фр.] П. Спивака. — Одесса: Кн-во «Освобождение труда»; Тип.
«Порядок», 1907. — 181, 3 с.
Лурье, С. Я. Антифонт — творец древнейшей анархической системы. —
М.: Голос труда, 1925. — 160 с. — Библиогр.: с. 156-160. — (Сер.:
«История анархической мысли» / Под ред. А. Борового. — Вып. 2;
Анархизм в Древней Греции); То же: Изд. 2-е, доп. — М.: ЛИБРОКОМ,
2009. — 168 с. — (Размышляя об анархизме).
Лурье, С. Я. Предтечи анархизма в древнем мире. — М.: Голос труда,
1926. — 245, 2 с. — (Сер.: История анархической мысли / Под ред.
А. Борового. — Вып. 1а).
Лурье, Ф. М. Нечаев: Созидатель разрушения. — М.: Молодая гвардия,
2001. — 434, [14] с, ил. — (Жизнь замечательных людей: Серия
биографий. — Вып. 1002 (802)).
Маккей, Д. Г. Анархисты: Культурные очерки конца XIX века / Пер. с нем.
Я. М. Шабад и Б. С. Вейнберг; Под ред. Вейнберг. — М.: тип. Ф. Я. Бур-
че, 1907. — 259 с; То же. — М.: Тип. Л. Фёдорова, 1918. — 259 с.
Маккей, Д. Г. Макс Штирнер, его жизнь и учение / Пер. с нем. под ред.
А. Даманской. — СПб.: Электропечатня Я. Левенштейн, 1907. — [8],
215 с.
Максимов, Г. [П.] Беседы с Бакуниным о революции / Федерация русских
рабочих организаций Соедин. Штатов и Канады. — Chicago: Загранич.
организация русских анархистов-коммунистов «Дело труда», 1934
(Fireside Printing Co). — 48 с. — (Б-ка «Дело труда»).
Максимов, Г. П. (Гр. Лапоть) За что и как большевики изгнали анархистов
из России?: (К освещению положения анархистов в России). —
[Штеттин]: Анархо-Коммунист. группа, 1922. — 32 с.
Малатеста, Э. Анархизм (перераб. с фр.) / Конфедерация анархических
организаций Украины «Набат». — Харьков: [Изд. Харьковск.
группы], 1919.— 32 с.
Малатеста, Э. Избранные сочинения: Анархизм; Краткая система
анархизма; Крестьянские речи. — Пг.: Голос труда, 1919. — 158 с.
Малинин, В. А. История русского утопического социализма. Вторая
половина XIX — начало XX вв. — М.: Наука, 1991. — 272 с.
Малинин, В. А. Философия революционного народничества. — М.: Наука,
1972. — 340 с. — (АН СССР. Ин-т философии).
[Мальшинский, А. П.] Обзор социально-революционного движения в
России. — СПб.: [тип. В. Демакова], 1880. — [2], VI, 323 с. — (На тит.
л.: «Печатано по распоряжению III Отд-ния Собственной е. и. вел.
канцелярии»).
Мамут, Л. С. Этатизм и анархизм как типы политического сознания
(домарксистский период) / АН СССР, Ин-т государства и права. — М.:
Наука, 1989.— 253, [2] с.
Манифест анархистов-коммунистов. — [Красноярск]: Краснояр.
инициативная группа анархистов-коммунистов, [1917]. — 7 с.
Манифест анархистов-коммунистов. — М.: Бунтарь, 1918. — 16 с.

Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму 1029
Манфред Ф. Р. Кете де Вриес Анархист в душе: Русский характер и стиль
руководства / [Пер. с англ.], Предисл. [Предисловие анархиста, с. 5-7]
И. Зенцова. — М.: Аквамариновая книга, 2008. — 128 с.
Мапельман, В. М. Работа Михаила Александровича Бакунина
«Государственность ианархия» в контексте своего времени: Монография. — M.: Nota
bene, 2014. —76, [3] с.
Маркин, В. А. Кропоткин Петр Алексеевич: Письма из Восточной Сибири. —
Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1983. — 192 с.
Маркин, В. А. Кропоткин. — М.: Молодая гвардия, 2009. — 334, [2] с, ил. —
(Жизнь замечательных людей: сер. биогр.; Вып. 1158).
Маркин, В. А. Неизвестный Кропоткин. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. — 446 с,
ил. — (Сер.: «Архив»).
Маркин, В. А. Пётр Алексеевич Кропоткин (1842-1921) / АН СССР; Отв. ред.
[и автор предисл.] Е. В. Шанцер. — М.: Наука, 1985. — 207 с, 4 л. ил. —
(Сер.: Науч.-биогр. лит-ра).
Маркс, К. Нищета философии: Ответ на «Философию нищеты» Прудона. —
М.: Политиздат, 1987. — 187, [2] с.
Маркс К. Три статьи против анархизма. Прил.: К. Маркс. Отрывок из конспекта
книги Бакунина «Государственность и анархия» / Ин-т Маркса-Энгельса-
Ленина при ЦК ВКП (б). — М.: Партиздат, 1934. — 40 с.
Маркс, К., Энгельс, Ф. Критика учения Штирнера: [Из кн.: «Немецкая
идеология». — Раздел III: Святой Макс] / Пер. с нем. под ред., с примеч.
и вступ. ст. «Социальная философия Штирнера» Б. Гиммельфарба, [с.
1-93]. — СПб.: Степи, 1913. — [2], 93, [1], 167, [1] с, 1 л. ил.; То же:
[под назв.]: Святой Макс: (Критика учения Штирнера) [Из кн.: «Немецкая
идеология»]. — М.: Отд. печати Моск. сов. р. и к. деп., 1919. — 255 с. —
(На обл. вых. дан.: М., Гос. изд., 1920).
Маслин, М. А. Критика буржуазных интерпретаций идеологии русского
революционного народничества. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1977. — 118 с.
Материалы для биографии М. Бакунина. [В 3-х т.] / [Вступ. статьи] и примеч.
Вяч. Полонского; Центр, архив. Документы по истории литературы
и общественности. — М.; Пг.: Гос. изд-во, 1923-1933. Т. 1. — 1923. — XII,
439, с, 1 л. факс; Т. 2. — М.; Л.: Гос. соц.-эк. изд-во, 1933. — VII, 724 с,
факс; Т. 3. — 1928. — ХП, 602 с. — (Документы, письма и др. материалы).
Материалы научно-практической конференции, посвященной 155-летию
со дня рождения П. А. Кропоткина (15-17 мая 1998 г., г. Кропоткин) /
Департамент образования и науки. Администрация Краснодарского
края. Администрация г. Кропоткина. Ставропольский ун-т.
Кропоткинский филиал Ставропол. ун-та. — Ставрополь, Изд-во Ставропол. ун-та,
1998.— 75 с
Матюхин, А. В. Русский анархизм: Радикальная модель модернизации
общества. — М.: Маркет ДС Корпорейшн, 2006. — 210 с.
Махно, Н. И. Азбука анархиста / Сост., предисл. В.
Черкасова-Георгиевского. — М.: Вагриус, 2005. — 572, [4] с, ил. — (Мой XX век).
Махно, Н. И. Воспоминания / Комм. С. С. Волка и И. А. Цыганова; Под ред.
С. С. Волка. — М.: Республика, 1992. — 334 с, порт.

1030 Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму
Мелешко, Е. Д. Философия непротивления Л. Н. Толстого: Систематический
и духовный опыт. — Тула, 1999. — 320 с.
Менгер, А. Анархизм, индивидуалистическое и коммунистическое
государство / Пер. со 2-го нем. изд. под ред. К. А. Оленина. — [Одесса]: Демос,
1905.— 62, II с.
Менгер, А. Новое учение о государстве / Разреш. авт. пер. с нем. под ред.
Б. Кистяковского. — [СПб.]: С. Скирмунт, 1905]. — XVI, 357 с.
Менгер, А. Новое учение о нравственности / Пер. с нем. под ред. Ю. Д. Фили-
пова. — СПб.: Д. А. Казицын и Ю. Д. Филиппов, 1906. — [2], VIII, 85 с.
Менделеев, А. Г. Печать русских анархистов / П редис л., дораб. текста,
заключение — проф. Б. И. Есин. — М.: Полит, энциклопедия (РОССПЭН),
2015.— 247 с, илл.
Мечников, Л. И. Цивилизация и великие исторические реки; Статьи / [Сост.,
предисл., с. 5-28, примеч. В. И. Евдокимова]. — М.: Прогресс; Пан гея,
[1995].— 459, [2] с, ил.
Минский Н. [М.] Религия будущего: (Философские разговоры). — СПб.:
М. В. Пирожков, 1905. — [2], 302 с.
Мирногоров [Фриденберг], А. Э. От идеализма к анархизму. — М.: Кн. маг.
Р. И. Нератова, 1906. — 36 с.
Михаил Александрович Бакунин: Личность и творчество: (К 190-летию со дня
рождения) / Отв. ред. Н. К. Фигуровская; Уч. секр. П. В. Рябов. — Вып.
III. — М.: Ин-т экономики РАН, 2005. — 372 с.
Михаил Бакунин. 1876-1926: Неизданные материалы и статьи: [Сб.] / [
(С прилож. 2-х порт. М. А. Бакунина [с. 8-9]: скульптора Ф. Ф.
Каменского и художника Н. Ге)]. — М.: [Изд-во Всесоюз. общ-ва политкатор.
и ссыльнопос.], 1926. — 190 с, факс, [2] л. порт. — (Всесоюз. о-во
полит, каторжан и ссыльнопос; Отдельный оттиск из журн. «Каторга
и ссылка». — 1926. — № 5 (26)).
Михаилу Бакунину. 1876-1926: Очерки истории анархического движения
в России: Сб. статей / Под ред. А. Борового. — М.: Голос труда, 27-я тип.
«Красная печать» при изд-ве Ком. Академии, 1926. — 340 с, порт.
Михайлов, М. И. Борьба против бакунизма в I Интернационале / АН СССР;
Ин-т всеобщей истории. — М.: Наука, 1976. — 351 с.
Михайлов, М. И. Мелкобуржуазное бунтарство в эпоху промышленного
капитализма. — М.: Наука, 1988. — 264 с.
Мишель, Л. Идея государства: Критический опыт истории социальных и
политических теорий во Франции со времен Реставрации. — М.: Б. и., 1909.
Мишель, Л. Коммуна / Пер. со 2-го фр. изд. — М.: Огос, 1907. — VIII, 386 с;
То же: [1871] / Примеч. О. В. Бескина. — Тверь: Октябрь, 1923. — VI,
334, XXXV, [3] с, 10 л. ил., порт.; То же: (Из воспоминаний) / Пер.
[с фр.] В. Пяста; С предисл. А. Молока. — М.; Л.: Гос. изд., 1926. — 220 с.
Моисеев, П. И. Критика философии М. Бакунина и современность. —
Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1981. — 175 с, порт.
Моррис, В. Вести ниоткуда, или Эпоха спокойствия / Пер. с англ. H.H.
Соколовой; [Вступ. ст. Ю. Кагарлицкого, с. 3-28; Коммент. М. Горды-
шевской]. — М.: Гослитиздат, 1962. — 312 с, 1 л. порт.

Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму 1031
Мост, И. [Ж.] Религиозная язва. — [Женева]: Изд. Группы анархистов,
Е. Held, 1898. — 30 с; То же [Киев]: Киевск. ассоц. свободных
анархистов, 1917. — 19 с; То же. — Пг.:тип. И. Лурье и Ко, 1917.— 30 с;
То же. — [Харьков]: Харьковск. федерация анархистов-коммунистов,
1918.— 30 с.
Н. Махно и махновское движение: Из истории повстанческого движения
в Бкатеринославской губернии: Сб. документов и материалов. —
Днепропетровск: АО «DAES», 1993. — 76 с.
«Набат» — Конфедерация анархистских организаций Украины. Резолюция
первого съезда конфедерации анархистских организаций Украины
«Набат», (состоявшейся в г. Елисаветграде 2-7 апреля 1919 года). — Буэнос-
Айрес: Рабочая издат. группа в республике Аргентине, 1923. — 32 с.
Надеждин, Н. Я. Нестор Махно: «Батько»: [биогр. рассказы]. — М.: Майор:
Осипенко, 2010. — 192 с, ил., фот. — (Серия книг «Неформальные
биографии»).
Назаров, А. А. Утопический социализм и анархический коммунизм / Моск.
гос. академия тонкой химич. технологии им. М. В. Ломоносова. — М.:
МИТХГ, 1990.
Налимов, В. В. Канатаходец: Воспоминания. — М.: Прогресс, 1994. — 456 с,
ил. — (Б-ка журн. «Путь»).
Нестор Иванович Махно: Воспоминания, материалы и документы / Авт.
вступ. ст. и сост. В. Ф. Верстюк. — Киев: Дзвш, 1991. — 192 с.
Нестор Махно. Крестьянское движение на Украине. 1918-1921: Документы
и материалы / Ин-т рос. истории РАН...; [Сост.: В. Данилов, А. Ка-
пустян, В. Кондрашин, Н. Тархова, Л. Яковлева (отв. составители)
и др.]. — М.: Российская полит, энциклопедия (РОССПЭН), 2006. —
1000 с. — (Сер.: Крестьянская революция в России. 1902-1922 гг.:
Документы и материалы / Под ред. В. Данилова и Т. Шанина).
Нестроев, Г. [А.] 1. Максимализм и максималисты пред (!) судом В. Чернова,
[с. 3-72]; 2. Необходимое разъяснение, [с. 73-74]; 3. Основные
положения максимализма (ответ «Революционной мысли»), [с. 75-90]. —
Париж: Воля труда, 1910. — 91 с.
Нестроев, Г. [А.] Из дневника максималиста / С предисл. Вл. Л. Бурцева, [с.
III—VIII]. — Париж: Русское кн-во, 1910. — VIII, 224 с, 8 л. порт. —
(На тит. л.: Памяти погибшим (!) посвящаю).
Нестроев, Г. [А.] Максимализм и большевизм. — Ч. 1. — М.: Максималист,
1919. — 141, [5] с. — (Союз социалистов-революционеров
максималистов).
Неттлау, М. Взаимная ответственность и солидарность в борьбе рабочего
класса. — СПб.: Свобод, соглашение, 1906. — 16 с; То же. — Пб.; М.:
Голос труда, 1920. — 20 с.
Неттлау, М. Жизнь и деятельность Михаила Бакунина / Пер. с нем. — Пб.;
М.: Голос труда, 1920. — 99 с, порт.
Неттлау, М. Очерки по истории анархических идей и статьи по разным
социальным вопросам = Outline of the history of ideas of anarchy and

1032 Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму
other articles on various subjects. — Детройт: Профсоюз г. Детройта,
1951. —397 с, [31] порт.
Неттлау, М. Цели и методы анархизма. — Детройт, Мич.: Федерация рабочих
союзов безвластников Соед. Штатов и Канады, 1934. — 48 с.
Нечаев и нечаевцы: Сб. материалов / Под г. к печ. Б. П. Козьмин. — М.; Л.:
Гос. социально-эк. изд-во, 1931. — 222 с.
[Нечаев, С. Г.] Катехизис революционера. — СПб.: Друзья свободы, 1917. —
24 с. — (На тит. л. номер изд.: № 10).
Никитин, А. Л. Rosa mystica: Поэзия и проза российских тамплиеров:
[Сб.]. — М.: Аграф, 2002. — 324 с, порт.
Никитин, А. Л. Мистики, розенкрейцеры и тамплиеры в Советской России:
Исследования и материалы. — M.: IGS — Интерграф Сервис, 1998. —
343 с; То же. — М.: Аграф, 2000. — 343 с. — (Новая история); То же:
Тайные ордены в Советской России: Тамплиеры и розенкрейцеры. — М.:
Вече, 2006. — 370, [1] с, [8] л. ил., порт. — (Тайные общества, ордена
и секты; Мегапроект — Terra Incognita).
Новая нагорная проповедь. — [Пг.: Петроград, федерация анархических
групп, 19-.]. — 7 с.
Новиков, А. И. Нигилизм и нигилисты: Опыт критической
характеристики. — Л.: Лениздат, 1972. — 296 с.
Новомирский, [Я.] Манифест анархистов-коммунистов. — Б. м.: группа
«Новый мир», 1905. — 34 с; Тоже. — М.: Свободная коммуна, [19-?]. —
32 с; То же. — Самара: Самарская федерация анархистов, 1918. — 31 с.
Новомирский, [Я.] Что такое анархизм. — Б. м.: Голос труда, 1907. — [4],
83 с; То же. — N.-Y.: Издание Федерации союзов русских рабочих
Соединенных Штатов Америки и Канады, 1919. — 126 с.
Новомирский, Я. Из программы синдикального анархизма. — М., 1907. —
192 с; То же. — [Одесса]: Голос труда, 1907. — 198 с.
Новый поход против социальдемократии (!): Документы по делу Н. И. Му-
зиля. — [Женева?]: Хлеб и Воля, 1905. — 42 с. — (На обл.: Группа
русских анархистов).
Нозик, Р. Анархия, государство и утопия / пер. с англ. Б. Пинскера под ред.
Ю. Кузнецова и А. Куряева. — М.: ИРИСЭН, 2008. — 424 с. — (Серия
«Политическая наука»).
Ньювенгейс, [Ньювангуис, Ньювегуис] Д. Социализм в опасности / С предисл.
Э. Реклю; Пер. с фр. под ред. и вступлением А. Бенина. — М.: Моск.
федерация анархических групп, 1917. — (Б-ка «Анархиста». — № 22). —
Вып. 1: Различные течения германской социал-демократии. — 47 с.
[Ньювенгейс, Ньювегуис] Ньювенгуис, Д. Бог. Его прошлое и настоящее /
Пер. с нем. С. Ф. Роттера; С предисл. А. А. Борового. — М.: Голос труда,
1923.— 121с.
О рабочем контроле: [Сборник]. — М.: Максималист, 1918. — 16 с. — (Союз
с.-р. максималистов; На тит. л. номер изд.: № 1).
Об анархизме и анархо-синдикализме: [Сб. статей на англ. яз.]. — М.:
Прогресс, 1977. — 406 с.

Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму 1033
Общественная мысль России XVIII — начала XX века: Энциклопедия / Ин-т
обществ, мысли; Редкол.: д. ист. н., проф. В. В. Журавлев (отв. ред.)
[и др.]. — М.: РОССПЭН, 2005. — 637, [2] с: портр.
Овсянников, И. Справочник анархиста. — Ярославль, 2003. — [52 с].
Окусов, А. П. Анархизм. — Ростов-н/Д., 1996.
Оппоков, В. Лев Задов: смерть от бескорыстия: (Повесть о
махновце-чекисте): Документально-художественная повесть. — Петрозаводск:
Руди-барс, 1994. — 288 с.
Орден российских тамплиеров: [В 3-х т.] / Публ., вступ. статьи,
комментарии, указатель А. Л. Никитина. — М.: Минувшее, 2003. — Т. I:
Документы 1922-1930 гг. — 419 с, ил.; Т. II: Документы 1930-1944 гг. —
376 с, ил.; Т. III: Легенды тамплиеров; Литература ордена. — 528 с. —
(Мистические общества и ордена в советской России. — Вып. 1-й).
Ответ нескольких русских анархистов на «Организационную
Платформу». — Париж: Интернациональное анархическое изд-во, 1927. — 40 с.
Отечественная философия: опыт, проблемы, ориентиры исследования. — М.,
1992. — Вып. 9: П. А. Кропоткин: К 150-летию со дня рождения. —
134 с.
Павлов, Д. Анархизм: Его естественно-исторические основы и идеал. —
Кострома: Бежани, 1917. — 28 с.
Павлов, Д. Б. Большевистская диктатура против социалистов и анархистов:
1917 — середина 1950-х годов. — М.: РОССПЭН, 1999. — 230 с.
Павлов, Д. Б. Эсеры-максималисты в первой российской революции. — М.:
Изд-во Всесоюз. заоч. политехи, ин-та, 1989. — 239 с, ил.
Павлюченко, Э. А. Женщины в русском освободительном движении:
От М. Волконской до В. Фигнер. — М.: Мысль, 1988. — 269, [2] с,
[8] л. ил.
Памяти М. А. Бакунина: [Доклады на Конф., посвящ. 175-летию М. А.
Бакунина, октябрь 1989 г., Калинин] / Отв. ред. Н. М. Пирумова,
Н. К. Фигуровская. — М.: [Ротапринт Ин-та экономики АН СССР],
1990.— 121, [1] с.
Памяти М. А. Бакунина: [Сб. статей] / Ред. кол. Н. К. Фигуровская (отв.
ред.), П. В. Рябов, Г. Н. Ульянова, П. Е. Солопов. — М.: Ин-т
экономики РАН, 2000. — 225 с.
Памяти Петра Алексеевича Кропоткина: [Сб. статей и материалов] /
Ред. П. Е. Щеголев. — Пг.; М.: Изд. Всерос. общ. комитета по
увековечении (!) памяти П. А. Кропоткина, 7-я тип. М. С. Н. X. (б. Мамонтова)
в М., 1921. — 172 с, 1 л. порт.
Памятники агитационной литературы / Петрогр. бюро Комис. по истории
октябрьской революции и Росс. ком. партии. — T. 1-. — М.; Пг.:
Госиздат, 1923. — Т. 1: «Чёрный передел»: Орган
социалистов-федералистов. 1880-1881 / Вступ. ст. О. В. Аптекмана. — 1923. — 355 с.
[Паннекук] Паннекэк, А. Социализм и анархизм / Пер. с нем. В. Майера. —
Киев: [Е. П.] Горская, 1906. — 23 с.
Пантин, И. К. Социалистическая мысль в России: переход от утопии к
науке. — М.: Политиздат, 1973. — 358 с.

1034 Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму
Пато, Э., Пуже, Э. Как мы совершим революцию / С предисл. П. А. Кропоткина
[с. 3-13]. — Пг.; М.: Голос труда, 1920. — 239 с.
Пауэлл, У. Поваренная книга анархиста / [Пер. с англ.]; С предварит,
замечаниями о современном анархизме П. М. Бергмана. — М.: ИПЦ «Русский
Раритет», 1995. — 164 с, ил.
Пеллутье, Ф. История бирж труда: (Рабочие союзы во Франции после
Коммуны). — Пб.: Голос труда, 1919. — 217 с.
Переван. Безгосударственный коммунизм и синдикализм. — Б. м.: Изд. А. К., б.
г. —32 с.
Перегудова, 3. И. Политический сыск России (1880-1917). — М.: Рос. полит,
энциклопедия (РОССПЭН), 2000. — 432 с, ил. — (Гос. архив РФ); То же /
2-е изд., перераб. и доп.. — М.: РОССПЭН, 2013. — 518, [1]с, [8] л. ил.,
портр., факс.
Перро, М. Синдикализм и революция / Пер. с фр. — СПб.: Простор, б. г.
(190-). —48 с.
Песни и стихотворения анархистов. — [М.]: Серг. тип. Моск. Сов. раб. и солд.
деп., 1918. — 31 с.
Петр Алексеевич Кропоткин — гуманист, ученый, революционер: Российская
науч. конф.: Сб. тезисов / Ред.-сост.: М. В. Константинов, Ю. Т. Руденко,
В. Г. Зарубин. — Чита: Изд. Читинского пед. ин-та, 1992. — 144 с.
Петр Алексеевич Кропоткин / под ред. И. И. Блауберг. — М.: Российская
политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2012. — 447 с, ил. — (Философия
России первой половины XX в.).
Петр Алексеевич Кропоткин: Естественнонаучные работы / Сост. В. А. Маркин,
A. В. Бирюков, Р. К. Баландин; Отв. ред. П. Н. Кропоткин, Ю. А. Лав-
рушин. — М.: Наука, 1998. — 270 с, ил. — (Науч. наследство. — Т. 25).
Петр Алексеевич Кропоткин: Указатель литературы. 1921-1992 / Рос. акад.
наук; ИНИОН; [Сост.: И. Л. Беленький, Е. В. Старостин; Отв. ред. акад.
B. А. Виноградов]. — М.: ИНИОН РАН, 1992. — 60 с.
Петр Алексеевич Кропоткин и проблемы моделирования историко-культурного
развития цивилизации: Материалы междунар. науч. конф. [9-12 декабря
2002 г., СПб. — Москва — Дмитров] / СПб. гос. ун-т культуры и искусств;
Комиссия по творческому наследию П. А. Кропоткина при Ин-те
экономики РАН; Сост. П. И. Талеров; Редкол.: В. Д. Ермаков, П. И. Талеров,
А. Н. Гарявин. — СПб.: Соларт, 2005. — 456 с.
Петр Кропоткин: Сборник статей, посвященный памяти П. А. Кропоткина /
Под ред. А. Борового и Н. Лебедева; С 2-мя порт. — Пб.; М.: Голос труда,
1922. — [4], 250 с, 2 л. порт.
Петрищев, А. [Б.] М. А. Бакунин. — Пг.; М.: Радуга, 1923. — 104 с.
Петрус, К. Узники коммунизма: [Репрессии 30-40-х и нач. 50-х гг. в СССР]. —
[Репринт, изд.]. — М.: Изд-во им. святителя Игнатия Ставропольского,
1996. — 180, [1] с, ил. — (Вых. дан. ориг.: Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова,
1955).
Пирумова, Н. М. Бакунин. — М.: Молодая гвардия, 1970. — 399 с, 17 л.
ил. — (Общ. тит. л.: Жизнь замечательных людей. Серия биографий.
Основана в 1933 г. М. Горьким. — Вып. 1 (477)).

Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму 1035
Пирумова, Н. М. Петр Алексеевич Кропоткин. — М.: Наука, 1972. — 223 с. —
(Серия «Научные биографии и мемуары ученых»).
Пирумова, Н. М. Социальная доктрина М. А. Бакунина / Отв. ред. И. Д. Ко-
вальченко. — М.: Наука, 1990. — 318, [1] с. — (АН СССР. Ин-т истории
СССР).
Письмо анархиста брату-рабочему: (Открытое письмо рабочим
социал-революционерам). — М.: Солидарность, 1906. — 24 с.
Плеханов, Г. В. Анархизм и социализм / С предисл. Л. Дейча. — Краснодар:
Партийно-коопер. изд-во «Буревестник», 1924. — XXII, 132 с; Тоже/
Ин-т К. Маркса и Ф. Энгельса; Предисл. и примеч. С. Красного. — М.;
Л.: Гос. изд-во, 1929. — VIII, 124 с. — (Б-ка марксиста / Под ред. Д.
Рязанова).
Подшивалов И. Анархия в Сибири: [сб. статей]. — М. [на тит. л. — Ангарск]:
Common Place, 2015. — 302 с.
Поликарпова, Е. В. Идеология народничества в России. — М.:
Профобразование, 2001. — 366, [1]с, порт.
Политика, идеология, быт и ученые труды русской эмиграции, 1918-1945:
Библиогр.: Из кат. Б-ки Р. 3. И. Архива. [В 2 т.] / Сост. С. С.
Постников; [Рус. загранич. ист. арх. в Праге]. — New York: Ross, 1993. — T. 1:
[Книги и брошюры русской эмиграции, 1918-1945 гг.]. — XIX, 256 с,
порт.; Т. 2: [Периодика Русской эмиграции, 1918-1945 гг.]. — [4],
257-526 с, порт.
Политические партии России: история и современность: Учеб. для ист. и
гуманит, фак. вузов / [А. И. Зевелев, Ю. П. Свириденко, Д. Б. Павлов и др.];
Под ред. проф. А. И. Зевелева и др. — М.: РОССПЭН, 2000. — 630, [1] с.
Политические партии России = Political parties of Russia, Конец XIX — первая
треть XX века: Энциклопедия / [Ассоц. «Рос. полит, энцикл.». Рос.
независ, ин-т соц. и нац. проблем; Рук-ль проекта В. В. Шелохаев]. — М.:
Российская полит, энциклопедия (РОССПЭН), 1996. — 800 с, [36] л. ил.
Полонский, В. [П.] [Гусин, В. П.] Михаил Александрович Бакунин: Жизнь,
деятельность, мышление. [В 2-х т.]. — Т. 1-. — М.: Гос. изд-во, 1922-. —
(Общ. тит. л.: Бакунин. (Из истории русской интеллигенции)). — Т. 1:
Бакунин-романтик. — 1922. — [8], 418 с, с факс, 2 л. порт., факс;
То же. — 2-е изд., испр. и доп. — М.; Л.: Гос. изд-во, 1925. — Т. 1:
Бакунин-романтик. — 1925. — VIII, 471, [1] с, ил. — (Общ. тит. л.:
Бакунин. (Из истории русской интеллигенции)).
Полонский, В. [П.] Пьер Жозеф Прудон. — Б. м., б. г. — 12 с.
Полянский, Ф. Я. Критика экономических теорий анархизма. — М.: Изд-
во МГУ, 1976. — 302 с.
Полянский, Ф. Я. Социализм и современный анархизм. — М.: Экономика,
1973.— 199 с
Пономарев, Н. В. Критика анархистской концепции власти и
современность. — Казань: Изд-во Казан, ун-та, 1978. — 139 с.
Попов, Н. Н. Мелкобуржуазные антисоветские партии: (Шесть лекций). —
М.: Главполитпросвет, «Красная новь», 1924. — 120 с; То же. 2-е испр.
изд.— 1924.— 119 с

1036 Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму
Поповский, М. А. Русские мужики рассказывают:
Последователи Л. Н. Толстого в Советском Союзе, 1918-1977: Документальный
рассказ о крестьянах-толстовцах в СССР по материалам вывезенного
на Запад крестьянского архива. — London: OPI, 1983. — 315 с: ил.,
порт.
Поссе, В. А. Кооперация и коммунизм. — Пг.: Рабочее дело, 1918. — 31 с.
Поссе, В. А. Мой жизненный путь: Дореволюционный период (1864-
1917 гг.). — М.; Л.: Земля и фабрика, 1929. — 548 с.
Потапов, В. П. Политическая власть с точки зрения анархизма. — Иваново,
1998.
Поташ, М. [А.] Народнический социализм. — М.; Л.: Гос. изд-во, тип.
Печатный двор в Л., 1930. — 176 с. — (Историко-рев. б-ка пропагандиста).
Прежебыльская, Т. Г. Теория личности в философии анархизма:
Монография / ФГОУ ВПО БГСХА. — Улан-Удэ: Изд-во БГСХА им. В. Р.
Филиппова, 2008. — 152 с.
Преображенский, Е. [А.] Анархизм и коммунизм. — М.: Коммунист, 1918. —
86 с. — (РКП (б). Б-ка обществоведения. Кн. 61); То же. — Харьков: Укр.
центр, агентство по снабжению и распространению произведений печати,
1919. — 80 с; То же. — Екатеринослав: Всеукр. изд-во, 1920. — 78 с. —
(На тит. изд. номер: № 48); То же. — [М.]: Гос. изд., 1921. — 111 с.
Производственный синдикализм: (Индустриализм): Сб. статей / С предисл.
А. Шапиро. — Пб.; М.: Голос труда, 1919. — 101, [4] с, 1 л. план. —
(Перед загл. авт.: В. Траутман, Дж. Эттор и др.).
Пронякин, Д. И. Анархизм: «исторические» претензии и уроки истории. —
Л.: Лениздат, 1990. — 161 с.
Против власти / Пер. с пол. под ред. В. Черткова. — Hants, England:
A. Tchertkoff; Christchurch, 1905. — 17 с. — (Изд-е «Свободного
Слова». — №93).
Проферансов, Н. И. О Прудоне. — Пб.: Голос труда, 192-. — (История
анархической мысли. — Вып. XII).
Проферансов, Н. И. Стачка, рабочий союз и социализм. — М.: Союз труда,
1917. — 31 с. — (Б-ка рабочего. — № 2).
Пругавин, А. С. О Льве Толстом и толстовцах: Очерки, воспоминания,
материалы. — М.: Изд. автора, 1911. — 323 с.
Прудон, П. Ж. Литературные майораты: Разбор проекта закона, имеющего
целью установить бессрочную монополию в пользу авторов,
изобретателей и художников / Пер. с фр. — Пб.: Жиркевич и Зубарев, 1865. —
VIII, 191 с.
Прудон, П. Ж. Что такое собственность? или Исследование о принципе права
и власти; Бедность как экономический принцип; Порнография, или
Женщины в настоящее время / Подг. текста и коммент. В. В. Сапова. —
М.: Республика, 1998. — 367 с. — (Б-ка этической мысли).
Прудон, П.-Ж. Политические противоречия: Теория конституционного
движения в XIX столетии (во Франции). — Изд. 2-е, доп. / Предисл.
[Прудон как критик конституционной системы, с. III—IV] А. Ю.
Фёдорова. — М.: КРАСАНД, 2011. — 168 с. — (Размышляя об анархизме).

Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму 1037
Прудон, П.-Ж. Что такое собственность? Или исследование о принципе
права и власти. Пер. с фр. Изд. 2-е, доп. — М.: Кн. дом «ЛИБРОКОМ»,
2011. — 272 с. — (Размышляя об анархизме).
Прямо к цели: [Сб. статей]. — СПб.: Максималист, тип. С. М. Муллер,
1906. — 16 с. — (На тит. л. номер изд.: № 1); То же. [2-е изд.]. — Пг.:
Петрогр. и Кронштадт, организация с.-р. максималистов [1917]. —
18 с. — (Союз с.-р. ♦максималистов». — Вып. 6); То же. 2-е изд. — Пг.:
Петрогр. и Кронштадт, организация с.-р. максималистов, [сентябрь]
1917. — 16 с; То же. — Александрова : Александрова. Ком. партии
соц.-рев., тип. Б. Я. Штерн, 1917. — 28 с. — (Партия социалистов-
революционеров; На тит. л. номер изд.: № 11).
Прямухинские чтения [проводятся ежегодно с 2001 г. в с. Прямухино
Кувшиновского р-на Тверской обл. с изданием стенограмм чтений
с 2004 г.].
Пуже, Э. Основы синдикализма. — Пб.; М.: Голос труда, 1922. — 132 с.
Пьерро, М. Синдикализм и революция / Пер. с фр. — СПб.: Простор, б.
г.— 48 с.
Пять лет работы «Муравейника»: (обзор-отчёт). — М.: Муравейник, 1929. —
52 с. — (На обл.: На правах рукописи).
Равич-Черкасский, М. Анархисты. — М.: Пролетарий, 1929. — 70 с.
(Научно-социальная б-ка. — № 25); То же. — [Харьков]: Изд-во
«Пролетарий», 1930. — 68 с. — (Какие партии были в России / Под общ.
ред. В. Юдовского).
Равич-Черкасский, М. Махно и махновщина. — Екатеринослав: Всеукр.
изд-во, 1920. — 20 с.
Радек, К. [Б.] Анархисты и Советская Россия. — Пг.: Изд-во Петрогр.
Совдепа, 1918. — 8 с; То же. — Пг.: Пролетар. мысль, 1918. — 8с —
(Научно-социалист. б-ка. — № 25); То же. — 2-е изд. — 1918. — 8с —
(Научно-социалист. б-ка. — № 25); То же. — М.: Изд-во центр, испол.
ком. сов. р., с, к. и к. д., 1919. — 8 с.
Раевский, [М.] Анархо-синдикализм и «критический» синдикализм. —
Нью-Йорк: Федерация союзов русских рабочих Соед. Штатов Америки
и Канады, 1919. — 68 с.
[Раевский, М.] Р-ский, М. Франциско Феррер [Гуардия] и его Новая
Школа. — Пб.; М.: Голос труда, 1920. — 144 с, порт.
Райхесберг, Н. Социализм и анархизм. — СПб.: Работник, 1906. — 32 с.
Ракитов, Г. Письма о махновцах. — Екатеринослав, 1920. — 23 с.
Рамус, П. Вильям Годвин, как теоретик коммунистического анархизма /
Предисл. докт. В. Боргиуса. — М.: Кн-во «Голос труда», 27-я тип.
«Красная Печать» Мосполиграф, 1925. — 181, [2] с; То же / Изд. 2-е,
доп.; вступ. ст. д.ист. н. В. В. Дамье, предисл. д-ра В. Боргиуса. — М.:
URSS ЛИБРОКОМ, 2011. — VIII, 180, [1] с. — (Размышляя об
анархизме).
Ратьковский, И. С. Красный террор и деятельность ВЧК в 1918 году /
Санкт-Петербургский гос. ун-т. — СПб.: Изд-во Санкт-Петербург,
ун-та, 2006. — 279, [6] с.

1038 Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму
Революционная мысль в России XIX — начала XX века: Энциклопедия /
отв. ред. В. В. Журавлёв; отв. секр. А. В. Репников. — М.:
Политическая энциклопедия, 2013. — 613 с, ил.
Революционное народничество 70-х годов XIX века: Сб. документов и
материалов в 2-х т. — М.: Наука, 1964. — Т. 1: 1870-1875 / Под ред.
Б. С. Итенберга. — 530 с; Т. 2: 1876-1879 / Под ред. С. С. Волка. —
472 с.
Революционный радикализм в России: Век девятнадцатый:
Документальная публикация / Под ред. Е. Л. Рудницкой; Сост. Е. Л. Рудницкая,
О. В. Будницкий; С предисл. Е. Л. Рудницкой. — М.:
Археографический центр, 1997. — 570, [1] с. — Библиогр. в подстроч. примеч. — (Рос.
АН. Ин-т рос. истории).
Рейхесберг, Н. Социализм и анархизм. — СПб.: Друг народа, 1906. — 24 с.
Реклю Э. Избранные сочинения / [С предисл., с. 5-6, и примеч. П. А.
Кропоткина]. — Пб.; М.: Голос труда, 1921. — 204 с, 1л. фронт, порт.
Реклю Э. Эволюция, революция и идеалы анархизма / Пер. с фр. А. И.
иЛ.Т.-М.: Вега, 1906. — 3-98 с; То же: L'évolution, la révolution
et l'idéal anarchique / Изд. 2-е. — M.: Кн. дом «ЛИБРОКОМ», 2009. —
104 с. — (Размышляя об анархизме).
Реклю, Э. Анархия / Изд. Группы анархистов. — [Geneve]: E. Held, 1898. —
16 с. — (Анархич. б-ка. — № 3); То же / Пер. с фр. П. Кропоткина;
Биография Элизе Реклю. — М.: Моск. федерация анархистских групп,
1917. — 32 с. — (Б-ка «Анархиста». — № 2); То же. — Ростов н/Д.:
Донская речь, б. г. — 16 с.
Реклю, Э. Анархия и церковь / Пер. с фр. С. К. — [Одесса]: «Инициатива»,
1906. — 14 с.
Реклю, Э. Богатство и нищета / Пер. с фр. М. Л. Блюменфельд под ред.
Л. П. Никифорова. — М.: [Л. О. Крумбюгель и Н. Н. Худяков], 1906. —
60 с. — (На обл.: Соц.-полит. б-ка. — № 1); То же. — Изд. 2-е. — М.:
Кн. дом «ЛИБРОКОМ», 2011. — 64 с. — (Размышляя об анархизме).
Реклю, Э. Богатство и нищета. Пер. с фр. Изд.2. — М.: Кн. дом
«ЛИБРОКОМ», 2011. — 64 с. — (Размышляя об анархизме).
Речи анархистов перед судом государственников. — Киев.: Киевская
ассоциация свободных анархистов, 1919.
Решетов, В. Г. Анархист: Статьи о творчестве Вильяма Годвина. —
Магнитогорск: Изд-во Магнитог. гос. пед. ин-та, 1999. — 152 с, порт.
Ривкин, [Г. А.] (Ник. Ив.) Народ хозяин. — Киев: Киевская организация
Союза с.-р. максималистов, 1919. — 16 с.
Ривкин, [Г. А.] (Ник. Ив.) Основы социализма. — [Пг.]: Петрогр. и
Кронштадтская организации с.-р. максималистов, [1917]. — 20 с.
Ривкин, [Г. А.] (Ник. Ив.) По пути к Трудовой Республике и социализму. —
Пг.: Петрогр. и Кронштадтская организации с.-р. максималистов,
[1917].— 32 с.
Ривкин, [Г. А.] (Ник. Ив.) Тайна демократической республики. — М.:
Максималист, 1918. — 15 с. — (Союз с.-р. «максималистов»; На тит.
л. номер изд.: Вып. № 4).

Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму 1039
Рогозин, И. И. Политические партии в истории России: от самодержавия
до перестройки. — СПб.: Сударыня, 2006. — 142, [1] с.
Рождествин, А. [С] Лев Толстой в критической оценке Мережковского. —
Казань: типо-лит. Ун-та, 1902. — 31 с.
Роккер, Р. Сущность федерализма в противовес централизму: Анархизм
и организация / Пер. с нем. Е. Ярчука. — [Буэнос-Айрес?]: Федерация
Российских рабочих организаций в Южной Америке, 1925. — 79 с.
Роллер, А. Социальная всеобщая забастовка / Пер. с нем. А. С. — Лондон; СПб.:
Изд-вЪ «Свободнаямысль», элетропеч. Я. Левенштейна, [191-?]. — 47с.
[Роллер, А.] Нахт, 3. Всеобщая стачка и социальная революция. — Б. м.:
изд-е группы «Анархия», сент. 1904. — 30с.
Романов, С. М. О Люцифере, великом духе возмущения «несознательности»,
анархии и безначалии. — Б. м., 1904.
Романов, С. М. О революции и о казарменных добродетелях господ Тупоры-
ловых. — Б. м., 1904.
Рублёв, Д. И. Диктатура интеллектуалов? Проблема «Интеллигенция
и революция» в российской анархистской публицистике конца XIX-
начала XX веков, монография /...Моск. гос. ун-т природообустройства. —
М.: Редакционно-издательский отдел МГУП, 2010. — 281, [1] с.
Руднев, В. В. Махновщина. — Харьков: Книгоспилка, 1928. — 103 с.
Рудницкая, Е. Л. Шестидесятник Николай Ножин. — [М.: Наука, 1975]. —
230 с. — (АН СССР. Ин-т истории СССР).
Рузи, Д. Что такое анархизм. — Донбасс [Донецк]: Независ, изд-во «Голос
Труда» Революц. Конфедерации анархо-синдикалистов, 1996.
Руководство по культуре активистской безопасности и противодействию
репрессиям / Моск. группа Анархического Чёрного Креста. — М.:
Анархический чёрный крест, 2009. — 72 с.
Русо в, H.H. Критики анархизма (Плеханов, В. Базаров, Штаммлер и др.) /
С прилож. ст. «Андрей Белый и социал-демократия». — М.: Изд. авт.,
1918.— 56 с.
Русская революция и анархизм: Доклады, читанные на съезде коммунистов-
анархистов в октябре 1906 г. / Под ред. П. Кропоткина. — Лондон: [тип.
Листков «Хлеб и воля»], 1907. — 86, [2] с.
Русская социально-политическая мысль XIX — начала XX века: М. А.
Бакунин / под ред. А. А. Ширинянца; сост. П. И. Талеров, А. А. Ширинянц. —
М.: Центр стратегической конъюнктуры, 2014. — 324 с. — (Серия
«Русская социально-политическая мысль», 22).
Русская социально-политическая мысль XIX — начала XX века: П. А.
Кропоткин / Сост. П. И. Талеров, А. А. Ширинянц; Под ред. А. А.
Ширинянца; — М.: Социально-политическая мысль, 2004. — 284 с. — (Серия
♦Русская социально-политическая мысль», 8).
Рэдферн, Д. Толстой. Принципы нового мирового порядка: [Пер. с англ. /
Предисл. А. Горелова]. — М.: Сакура, 1993. — 204, [1] с.
Рябов, П. В. Краткий очерк истории анархизма в XIX-XX веках;
Анархические письма — М.: Красанд URSS, 2010. — 181 с. — (Размышляя
об анархизме).

1040 Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму
Рябов, П. В. Философия классического анархизма (Проблемы личности). —
М.: Вузовская книга, 2007. — 340 с.
Рясов, А. В. Политическая концепция М. Каддафи в спектре «левых
взглядов». — М.: Ин-т востоковедения РАН, 2008. — 328 с.
Сабуров, Е. Ф. Власть отвратительна. — М.: ГУ-ВШЭ, 2003. — 216 с.
Савченко, В. А. Авантюристы гражданской войны: [Ист. расследование]. —
Харьков: Фолио; М.: ООО «Изд-во ACT», 2000. — 365, [2] с. — (Жизнь
знаменитых людей: ЖЗЛ).
Сажин, М. П. (Арман Росс) Воспоминания: 1860-1880-х гг. / С предисл. Вяч.
Полонского. — [М.: Изд-во Всесоюз. общ-ва политкат. и ссыльнопос.],
1925. — 144 с, 1 л. порт.
Сажин, М. П. (Арман Росс) Воспоминания о М. А. Бакунине / Предисл.: Вяч.
Полонский. — М.: Изд-во Всесоюз. общ-ва политкат. и ссыльнопос.,
1926. — 30, [1] с, порт. — (Дешёвая б-ка журн. «Каторга и ссылка». —
№21).
Сайта нов, С. В. Анархо-реформизм П. А. Кропоткина: новая трактовка его
поздних общественно-политических взглядов: Монография. — М.: Он-
тоПринт, 2014. — 309 с.
Сандомирский Г. [Б.] Мои встречи: [Воспоминания]. — М.: Акц. изд. о-во
«Огонёк», 1929. — 48 с. — ( [Б-ка «Огонёк». — № 471]).
Сандомирский, Г. [Б.] Торжество антимилитаризма: (К истории анархистского
движения). — М.: 12-я тип. М. Г. С. Н.Х. (б. Сазоновой), 1920. — 64 с.
Сандомирский, Г. Б. Анархизм и право захвата. — М.: Почин, 1918. — 8 с.
[Сандомирский, Г. Б.] Дедушка русской революции князь П. А. Кропоткин:
Его жизнь, деятельность и учение об анархизме. — М.: [Д. М. Куманов,
1917]. —32, [1] с.
Салон, В. П. Аполлон Андреевич Карелин: Очерк жизни. — Н. Новгород:
Изд. Ю. А. Николаев, 2009. — 120 с.
Сапон, В. П. Терновый венец свободы: Либерализм в идеологии и
революционной практике российских левых радикалов (1917-1918 гг.):
Монография / Нижегород. гос. ун-т им. Н. И. Лобачевского. — Н. Новгород:
Изд-во Нижегород. ун-та, 2008. — 332 с.
Сапон, В. П. Философия пробудившегося человека: Либертаризм в российской
леворадикальной идеологии (1840-е — 1917 гг.): Монография. — Н.
Новгород: Изд-во Нижегородского гос. ун-та, 2005. — 334 с.
Сафронов, О. С. Исторические взгляды идеологов русского анархизма (вторая
половина XIX века): Монография. — Воронеж: Изд-во военного
авиационного инженерного университета (г. Воронеж), 2009. — 244 с.
Сафронов, О. С. Политические и исторические взгляды П. А. Кропоткина:
Монография. — Воронеж: [Изд-во военного авиационного инженерного
университета (г. Воронеж)], 2008. — 436 с.
Сборник Индивидуалист / (С порт. Макса Штирнера и Вениамина Тэкера). —
М.: Изд-во «Индивид», тип. А. П. Поплавского, 1907. — 208 с, порт.
Сборник материалов IV Международных Кропоткинских чтений: К
170-летию со дня рождения П. А. Кропоткина: (Материалы и исследования) /
Администрация Дмитровского муниципального района Московской

Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму 1041
области; Муниципальное бюджетное учреждение «Музей-заповедник
«Дмитровский кремль». — Дмитров, 2012. — 216 с.
Сборник статей анархистов-индивидуалистов. — № 1- [2]. — М.: Индивид,
1907. — 2 т. — № 1. — 1907. — 96 с.
Сборник статей, посвященный памяти П. А. Кропоткина по случаю
десятилетия со дня смерти (8-го февраля 1921-8 февраля 1931 г.). — Детройт,
1931. — 176 с; То же // Пробуждение — Detroit (Mich.), 1931. — № 15.
Сватиков, С. Г. Русский политический сыск за границею: (По документам
Парижского архива заграничной агентуры Департамента полити-
ции). — Ростов-н/Д.: [Ростово-Нахичеван. ком. труд. н.-с. партии],
1918.— 76 с.
Светлов, С, [Я.] Организация наших сил и социальная революция. — М.:
Воля труда, 1907.
Свобода и труд: Анархизм — синдикализм. — Сб. 1. — СПб.: Кн-во «Волна»,
1907.— IV, 148 с.
Свободное трудовое воспитание: Сб. статей под ред. Н. К. Лебедева. — Пб.;
М.: Голос труда, 1921. — 138 с. — (Перед загл. авт.: П. РобЭн, Ф.
Домела Ньювенгуис, и др.).
Святловский, В. В. Анархизм: Его сущность и учение. — Пг.: Изд. Ясного-
Попова, 1917.— 32 с.
Святловский, В. В. Очерки по анархизму. — Пг.: Гос. изд-во, 1922. — 72 с.
Святогор, [А.] Стихеты о Вертикали. — М.: тип. И. Н. Кузнецова, 1914. —
32 с.
Святогор, А. (Агиенко А. Ф.) Биокосмическая поэтика; Иваницкий, П.
Пролетарская Этика. — М.: Креаторий биокосмистов, 1921. — 14 с. —
(Биокосмизм. Материалы. — № 1).
Святогор, А. Два: [«Доктрина отцов» и анархизм — биокосмизм; Три
штиля]. — М.: Креаторий биокосмистов, 1922. — 30, [1] с. — (Биокосмизм.
Материалы. — № 2).
Святогор, А. Петух революции. 2-е йзд. — М., 1917. — 16 с.
Седов, М. Г. Героический период революционного народничества: (Из
истории политической борьбы). — М.: Мысль, 1966. — 364 с, порт.
Секиринский, С. С. Родословная российской свободы. — М.: Высш. школа,
1993.— 253, [1] с, ил.
Сельский, Е. (Печеркин, Е. [Ф.]) По пути к свободе: Возникновение и
развитие революционных социалистических идей в России в течение ста лет
до наших дней. 2-е доп. изд. — М.: Т-во А. А. Левенсон, 1918. — 143 с.
Семенов, С. Н. Махно: Подлинная история. — М.: ACT-ПРЕСС КНИГА,
2001. — 318, [2] с, [7] л. ил. — (Ист. расследование). — Библиогр.:
с. 316-317; То же: Судьба атамана. — 2004. — 319 с, [7] л. ил., порт. —
(Ист. расследование).
Семенов, С. Н. Нестор Махно: Вожак анархистов: [Новое прочтение по
новым материалам]. — М.: Вече: Вече 2000, 2005. — 379, [3] с, [8] л.
ил., порт. — (Досье без ретуши).
Сергеев, В. Н. Банкротство мелкобуржуазных партий на Дону. — Ростов
н/Д.: Изд-во Рост, ун-та, 1979. — 152 с.

1042 Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму
Серж, В. От революции к тоталитаризму: Воспоминания революционера /
[Пер. с фр. Ю. В. Гусевой, В. А. Бабинцева]. — М.: НПЦ «Праксис»;
Оренбург: Оренбург, книга, 2001. — 686, [1] с, [4] л. ил., порт.
Сивохина, Т. А. Крах мелкобуржуазной оппозиции. — М.: Политиздат,
1973.— 23 с.
Сидоров, А. Н. Жан-Поль Сартр и либертарный социализм во Франции
(50-70-е гг. XX в.): Монография / Иркутский гос. техн. ун-т. Ин-т
экономики. — Иркутск: Изд-во ИрГТУ, 2006. — 98 с.
Синдикализм: Сборник. — СПб.: [кн-во «Земля», тип. акц. общ-ва «Слово»],
[1907].— 131с.
Скирда, А. Индивидуальная автономия и коллективная сила: Обзор либер-
тарных идей и практик от Прудона до 1939 г. / Пер. с фр. изд. 1987 г.
под ред. автора. — Париж: Громада, 2002. — 225 с.
Скирда, А. Нестор Махно: Казак свободы (1888-1934): Гражданская
война и Борьба за вольные советы в Украине: 1917-1921 / Пер. с фр.
под ред. автора изд. 1988 г., предисл., послесл. и доп. примеч. 3-го
изд. 1999 г. — Париж: Громада, 2001. — 350 с, ил.
Скирда, А. Социализм интеллектуалов: Ян Вацлав Махайский,
разоблачитель социализма, марксизма и самого Маркса / Пер. с 1-го фр. изд.
1978 г. и 2-го 2001 г. под ред. автора. — Париж: Громада, 2003. — 131 с.
[Соколов, М. И.] Сущность максимализма. — СПб.: С. Максимов, 1906. —
16 с.
Соколов, О. Д. На заре рабочего движения в России. Изд. 2-е, перераб.
и доп. — М.: Мысль, 1978. — 270 с.
Соколов, Ю. В. Социальная сущность анархизма. — М.: Знание, 1977. —
63 с. — (Новое в жизни, науке, технике. — Сер.: Философия. — № 5).
Солонович, А. А. Государство, интеллигенция и анархия. — Бежиц: Изд.
Федерации анархистов-коммунистов в Бежице, 1917.
Солонович, А. А. Скитания духа. — М.: Сфинкс, 1914. — 188 с.
Сорель, Ж. Размышления о насилии / Пер. под ред. прив.-доц. Моск. ун-та
В. М. Фриче. — М.: Польза, 1907. — [4], 163 с. — (Вопросы
синдикализма; Из предисл.: «Предлагаемые вниманию читателей очерки Сореля
были напечатаны в журнале «Mouvement socialiste...»); То же. — Изд.
2-е. — М.: КРАСАНД, 2011. — 168 с. — (Размышляя о марксизме).
Социализм и анархизм. — Камышин: Камыш, группа учащихся
анархистов, 1918. — 7 с.
Социализм и синдикализм / Под ред. В. В. Битнера; С предисл. к рус. пер.
Колбасина, [с. 3-4]. — СПб.: Вестник знания, 1907. — 58, [2] с.
Союз равных: Сб. статей П. Кропоткина, М. Бакунина, Жана Грава, Элизе
Реклю и друг [их]. — [М.: Издание «Равенства», тип. «Сокол», 1906]. —
201 с, разд. паг.
Союз эсеров-максималистов: Документы, публицистика, 1906-1924 гг. /
[Ассоц. «Рос. полит, энцикл.», Федер. арх. служба России, Рос. гос.
арх. соц.-полит, истории; Сост., предисл., коммент. Д. Б. Павлов]. —
М.: РОССПЭН, 2002. — 421, [1] с. — (Политические партии России,
конец XIX — первая треть XX в: Документ, наследие).

Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму 1043
Спирин, Л. М. Россия 1917 год: Из истории борьбы политических
партий. — М.: Мысль, 1987. — 335 с.
Стабурова, Е. Ю. Анархизм в Китае: 1900-1921. — М.: Наука, 1983. —
184 с.
Стайте, Р. Женское освободительное движение в России: Феминизм,
нигилизм и большевизм, 1860-1930 / Пер. с англ. И. А. Школьникова,
О. В. Шныровой. — М.: Российская полит, энциклопедия (РОССПЭН),
2004. — 616 с. — (Серия: Тендерная коллекция).
Сталин, И. В. Анархизм или социализм? — М.: Политиздат, 1949. — 64 с;
То же. — М.: Гос. изд. полит, лит., 1950. — 169 с.
Сталинский, Е. Новое течение в социализме: (Очерк «Революционного
синдикализма во Франции, Италии и Германии»). — СПб.: Труд
и борьба, 1907. — 95 с.
[Станкевич, Н. В.] Переписка Николая Владимировича Станкевича.
1830-1840 / Редакция [предисл.] и издание Алексея Станкевича. —
М., 1914. — X, 787 с, порт., факс.
Стеклов, Ю. [М.] Михаил Александрович Бакунин: Его жизнь и
деятельность, 1814-1876: В 3-х т. — Т. 1-4. — М.: Ком. академия,
1926-1927. — Т. 1: 1814-1861: Юность; Молодые годы; Гегелианский
период; Жизнь за границей; Превращение в революционера; Участие
в Революции 1848-49 гг.; Суд, тюрьма и ссылка; Побег из Сибири. —
2-е изд., испр. и доп. — 1926. — 564, [1] с; Т. 2: Переходный период,
1861-1868. — М.; Л.: Гос. изд-во, 1-я Образцовая тип. в М., 1927
[1926]. — IV, 448 с; Т. 3: Бакунин в Интернационале, [1868-1870]. —
[Изд. 1-е]. — 1927. — VI, [2], 550 с; Т. 4: Раскол в Интернационале,
[1872-1876]. — [Изд. 1-е]. — 1927. — IV, 502, [2] с.
Стеклов, Ю. [М.] Прудон, отец анархии: (1809-1865). — Пг.: [Петрогр.
сов. р. и с. деп.], 1918. — 48 с; То же. — Пг.: Петрогр. сов. р. и с.
деп., — 1919. — 48 с; То же. — Изд. 2-е, испр. и доп. — Л.: Ленингр.
отд. Глав, конторы «Известия ЦИК СССР и ВЦИК», 1924. — 136, [1] с
Степняк, С. [Степняк-Кравчинский, С. М.] Подпольная Россия / С
портретами. — СПб.: Изд. В. Врублевского, 1906. — 474 с; То же. 2-е
изд., вышедш. в России. — СПб.: Типо-лит. А. Э. Винеке, 1906. —
239 с. — (Б-ка «Светоча» / Под ред. С. А. Венгерова. № 6-9. — Серия:
Материалы для истории рус. обществ, движения. — № 2); То же //
Степняк-Кравчинский, С. М. Грозовая туча России. — М.: Новый
ключ, 2001. — С. 23-232.
Стопневич, А. Д. Процесс 193-х / Сост. А. Д. Стопневич. — СПб.: Журн.
«Сев. Пальмира», В. С. Туманина, 1906. — 84 с.
Стоппард [Штрасслер], Т. Берег Утопии: Драматическая трилогия:
[Путешествие. Кораблекрушение. Выброшенные на берег] / Пер. с англ.
А. Островского и С. Островского. — М.: Иностранка, 2006. — 479 с. —
(The best of Иностранка).
[Стоянов, Б.] Б. С. Открытое письмо И. Гроссману-Рощину: (Ответ
советским «анархистам»). — [Пг.]: Истина, [1920]. — 32 с.
Стрельский, П. Анархо-синдикализм. — М., 1918. — 195 с.

1044 Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму
Струве, Г. Е. Современная анархия духа и её философ Фридрих Ницше. —
Харьков: Губ. Правление, 1900. — 55 с.
Суворов, В. П. Село Прямухино в истории российского и тверского
анархизма: Исторический очерк. — Тверь: Изд. ТвГУ, 2003. — 67 с; То же. —
2-е изд., испр. и доп. — 2004. — 74 с.
Сухов, А. Д. П. А. Кропоткин как философ. — М.: Ин-т философии РАН,
2007. — 144 с.
Сыркин, Л. Н. Махаевщина. — М.; Л.: Соцэкиздат, 1931. — 80 с.
Сысоев, В. И. Бакунины. — Тверь: Созвездие, 2002. — 464 с, ил.
Тарновский, Е. Индивидуализм и социализм. — СПб.: Тип. Акц. общ.
Брокгауз-Ефрон, 1907. — 90 с. — (Брокгауз-Ефрон. Б-ка самообразования).
Татищев, С. С. История социально-революционного движения в России
(1861-1881). — СПб., 1882.
Твардовская, В. А., Итенберг, Б. С. Русские и Карл Маркс: выбор или
судьба? / Рос. акад. наук, Ин-т рос. истории. — М.: Эдиториал УРСС,
1999.— 215 с.
Телицын, В. [Л.] Нестор Махно: Историческая хроника. — М.: Олимп;
Смоленск: Русич, 1998, — 448 с, ил. — (Серия: Человек-легенда).
Телицын, В. Л. «Бессмысленный и беспощадный»?..: Феномен
крестьянского бунтарства 1917-1921 годов. — М.: Рос. гос. гуманит. ун-т,
2002.— 338 с.
Тепер, И. (Гордеев). Махно: От «единого анархизма» к стопам румынского
короля. — [Киев]: Молодой рабочий, 1924. — 121, [2] с, ил., карт.
Тимощук А. В. Анархо-коммунистические формирования Н. Махно:
Сентябрь 1917 — август 1921. — Симферополь: Таврия, 1996.
Тихомиров, Л. [А.] Воспоминания / Вступ. ст. С. Н. Бурчина. — М.: Гос.
публ. ист. б-ка России, 2003. — 617 с.
Тихомиров, Л. [А.] Новые плоды учения графа Л. Толстого. — [Киев]: тип.
И. И. Чоколова, 1897. — 18 с.
Тихомиров, Л. А. Тени прошлого: [Воспоминания] / Сост., вступ. ст. [От Бога
все его труды. — с. 5-18] и примеч. М. Б. Смолина. — М.: Изд-во
журнала «Москва», 2000. — 712, [8] с, ил., порт.
Тихомиров, М. Разгром бакунизма в I Интернационале. — М., 1947.
[Ткачёв, П. Н.] Анархия мысли: Собрание критич. очерков П. Н.
Ткачёва. — Лондон: Журн. «Набат», 1879. — [2] 78 с; То же / П редис л.:
А. X. — Carouge-Gen ve: M. К. Элпидин, 1904. — И, 116с; Тоже. — М.:
Либроком, 2010. — 162, [1] с. — (Из наследия мировой философской
мысли: Социальная философия).
Толстой, Л. Н. I. Суеверие государства; П. Христианский анархизм:
[Мысли Л. Н. Толстого об анархизме, взяты из его дневников, статей и
писем]. — Самара: Благая весть, 1918. — 31с. — (Сер. запрещавшихся
в России сочинений Л. Н. Толстого. — № 9).
Три врага: Голод. Невежество. Страх. — Пг.: Пг. группа анархистов,
1915. —8с.
[Троицкий, А. Г.] Таг — ин, Е. (Максим — ист) Принципы трудовой теории:
(Посвящается памяти Н. К. Михайловского и П. Л. Лаврова). — СПб.:

Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму 1045
типо-лит. С. М. Муллер, 1906. — 124 с. — (На обл. и тит. л. девиз:
«Борьба за право на полный продукт труда»).
Троицкий, Н. А. Безумство храбрых: Русские революционеры и карательная
политика царизма. 1866-1882 гг. — М.: Мысль, 1978. — 335 с, порт.
Троицкий, Н. А. Первые из блестящей плеяды: Большое общество
пропаганды [ — чайковцы], 1871-1874 гг. — Саратов: Изд-во Сарат. ун-та,
1991. —307, [1] с.
Трубецкой, Е. [Н.] Анархия и контрреволюция. — М.: Г. А. Леман и С. И.
Сахаров, 1917. — 15 с. — (Б-ка «Свобода и право». — № 4).
Трубецкой, Е. [Н.] Воспоминания. — София: Рос.-болгар, кн-во, 1921. —
195 с.
Труды Комиссии по научному наследию П. А. Кропоткина. [В 2-х вып.] /
[Рос. акад. наук; Ин-т экономики]. — М.: Ин-т экономики РАН, 1992. —
Вып. 1. — 198, [2] с; Вып. 2. — 196 с. — (На тит. л. в подзаг.: АН СССР).
Труды Международной научной конференции, посвящ. 150-летию со дня
рождения П. А. Кропоткина. — Москва, Дмитров, С.-Петербург,
9-15 декабря 1992 г. — Вып. 1: Идеи П. А. Кропоткина в
философии. — М.: Ин-т экономики РАН; Комиссия по творч. наследию
П. А. Кропоткина, 1995. — 201, [1] с; Вып. 2: Идеи П. А. Кропоткина
в социально-экономических науках. — М.: Ин-т экономики РАН;
Комиссия по творч. наследию П. А. Кропоткина, 1997. — 184 с; Вып. 3:
П. А. Кропоткин и революционное движение. — М.: Ин-т экономики
РАН; Комиссия по творч. наследию П. А. Кропоткина, 2001. — 226 с;
Вып. 4: Идеи П. А. Кропоткина и естествознание; Вопросы биографии
П. А. Кропоткина. — М.: Ин-т экономики РАН; Комиссия по творч.
наследию П. А. Кропоткина, 2002. — 184 с.
Туган-Барановский, М. [И.] П.-Ж. Прудон, его жизнь и общественная
деятельность: Биограф, очерк / С порт. Прудона, грав. в Лейпциге Ге-
даном. — СПб.: тип. Ю. И. Эрлих, 1891. — 80 с, 1 л. порт. — (Жизнь
замечательных людей. Биограф, б-ка Ф. Павленкова). — Библиогр.:
с. 4; То же. — Изд. 2-е. — М.: КРАСАНД, 2011. — 80 с. — (Размышляя
об анархизме).
Туган-Барановский, М. [И.] Социализм как положительное учение. — Изд.
2-е, стереотип. — М.: Едиториал УРСС, 2003. — 136 с.
Тун, А. История революционного движения в России / Пер. с нем. под ред.
и с примеч. Л. Э. Шишко. — [Вып. 1] Б. м.: тип. Партии
социалистов-революционеров, 1903 (Партия социалистов:революцио-
неров). — [Вып. 1]. — 1903. — 80 с; То же. — Б. м.: тип. Партии
социалистов-революционеров, 1903 [обл. 1904]. — 348 с. — (Партия
социалистов-революционеров); То же: [1855-1917 г.] / С доп. главой
о событиях последних десятилетий до свержения Николая П. — М.:
тип. «Моск. печ. производство», 1917. — [4], 224 с.
[Турский, К. М.] Революционная расправа. — [Женева]: Общ-во «Народного
освобождения», 1878. — 16 с.
Тэкер, В. [Тэкер, Б. Р.] Вместо книги: Написано человеком, слишком
занятым, чтобы писать книгу / Пер. [с англ.] и ред. М. Г. Симановского;

1046 Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму
Биогр. очерк «Вениамин Тэкер. Краткий очерк его жизни и
деятельности» Дж. Шумма, [с. XI-XVI]. — М.: [тип. А. П. Поплавского],
1908. — XVI, 632 с, 1 л. порт.
Тюханов, А. Что такое анархия. — М.: Изд-во группы «Независимость»,
1917. — 16 с. — (Соврем, б-ка по вопросам текущей жизни).
Ударцев, С. Ф. Кропоткин. — М.: Юрид. лит., 1989. — 141, [2]с. — (Из
истории политической и правовой мысли).
Ударцев, С. Ф. Политическая и правовая теория анархизма в России:
история и современность. — Ал маты: «Казахстан», Высшая шк. права
"дддлет», 1994. — 382 с.
Улановская, Н. М. История одной семьи. — М.: Весть-ВИМО, 1994. — 426,
[1] с, [8] л. ил. — (История инакомыслия); То же: Мемуары / Надежда
Улановская, Майя Улановская. — СПб.: ИНАПРЕСС, 2003. — 463 с,
[4] л. ил., порт.
Утопический социализм в России: Хрестоматия / Сост., вступ. статья,
биограф, справки, библиография, подбор текстов и примеч. А. И.
Володина, Б. М. Шахматова; Общ. ред. А. И. Володина. — М.: Политиздат,
1985.— 590 с, ил.
Фаббри, Л. Синдикализм и Анархизм. — Пб.: Голос труда, 19-.
Факелы: [Альманах] / [Ред.-изд. Г. И. Чулков]; [Обл. и марка работы Е.
Лансере]. — Кн. 1- — Спб., 1906. — Кн. 2. — СПб.: Изд-е Д. К. Тихомирова,
тип. СПб. т-ва Печ. и Изд. дела «Труд», 1907. — [X], 238 с.
Фаресов, А. И. Семидесятники: Очерки умственных и политических
движений в России. — СПб.: тип. М. Меркушева, 1905. — 332 с.
Федосей Зубарь: [Сб.]. — Б. м.: [Изд. Группы «Буревестник»], [1907]. —
12с, порт.
Федотова, В. Г. Анархия и порядок: [Сб. статей] / Рос. акад. наук, Ин-т
философии. — М.: Эдиториал УРСС, 2000. — 141, [1] с. — (Избранная
социально-философская публицистика).
Феминизм в общественной жизни и литературе / [Сост. Е. И. Трофимова]. —
М.: Грифон, 2006. — 400 с.
Филиппов, Р. В. Из истории народнического движения на первом этапе
«хождения в народ» (1863-1874): [Очерки]. — Петрозаводск: Карел,
кн. изд., 1967. — 318 с. — (Петрозав. гос. ун-т им. О. В. Куусинена.
Каф. истории СССР).
Фойгт [Фогт], А. Социальные утопии / Пер. с нем. В. Ф. — СПб.:
Брокгауз-Ефрон, 1906. — 108 с. — (Б-ка самообразования / Под ред.
проф. П. И. Броунова и В. А. Фаусека. — [Вып. 18]); То же /
Пер. Н. Стороженко. — СПб.: Изд-во А. С. Суворина, 1907. — XII,
175 с; То же: Фогт, А. — 2-е изд., стереотип. — М.: КомКнига,
2007. — 192 с. — (Из наследия мировой философской мысли.
Социальная философия).
Фор, С. Мировая скорбь: Опыт независимой философии / Предисл. Э. Го-
тье. — СПб.: Виленский книжный склад «Знание», 1906. — XII, 339 с,
1 л. ил.; То же. — М.: Бунтарь — Союз независимых анархистов,
1918.— XVI, 296 с, ил.

Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму 104 7
Фор, С. Преступления Бога / Пер. с фр. В. Э. — М.: Солидарность, 1906. —
32 с; То же. — М.; Пг.: Бунтарь, 1918. — 31 с; Тоже. — Пер. сфр. —
Пг.: [Голос труда], 1918. — 30, [1] с; То же. — 2-е изд. — Пб.; М.:
Голос труда, 1920. — 31 с; То же. — 3-е изд. — Пг.; М.: Голос труда,
1923.— 40 с.
Фроленко, М. Ф. Записки семидесятника. — М.: [Изд-во Всесоюз. общ-ва
политкат. и ссыльнопос], «Мосполиграф», 16-я тип., 1927. — 339 с,
[2] л. порт.
Хаджиев, Г. Позитивная программа анархистов: (Фрагменты кн.
«Основы безвластия»). — М.: [Прямое действие], 1994. — 32 с. — (Издано
«Иреан»); То же. — Донбасс [Донецк]: Независ, изд-во «Голос Труда»
Революц. Конфедерации анархо-синдикалистов, 1998.
Хаким-Вей [Уилсон, П. Л.] Хаос и анархия: Революционная сотериология /
Пер. с англ. О. Бараш, Д. Жутаева, Дм. Каледина. — [М.]: Гилея,
2002. — 176с. — (Час «Ч»: Современная мировая антибуржуазная
мысль).
Хархардин, И. [В.] Кропоткин как экономист. — М.: Всерос. федерация
анарх.-коммунист., 1922. — 23 с.
Хархардин, И. [В.] Осуществима — ли анархия? — М.: Всерос. федерация
анархистов, 1924. — 11с.
Хлеб и воля: Сб. статей. — Харьков: Вольное братство, 1919.
Хлеб и воля: Статьи: П. Кропоткина, В. Черкезова, Э. Реклю, Л. Бертони
и других. — СПб.: «Священный огонь» Ал. Морского, 1906. — 296, 2 с.
Хроника социалистического движения в России. 1878-1887 гг.:
Официальный отчёт. — М.: Изд. В. М. Саблина, 1907. — 364, [4] с.
Худайкулов, М. X. Большевики в борьбе с анархизмом в первые годы
Советской власти. — Ташкент: Узбекистан, 1974. — 150 с.
Худайкулов, М. X. Исторический опыт борьбы ленинской партии против
анархизма. — Ташкент: Узбекистан, 1979. — 327 с.
Цветков, А. Анархия non-stop. — M.: Анархист, 1999. — 223 с, цв. ил.
Ценкер Е. Анархизм: История и критика анархических учений / Пер.
с нем. — М.: Свободная мысль, 1906. — VIII, 254 с.
Центральный социотехникум, 1-й: Декларация. — Б. м.: 1-й Центр, со-
циотехникум, 1918. — 14 с.
Циллиакус, К. Революционная Россия: Возникновение и развитие
революционного движения в России / Пер. с нем. К. Жихаревой. — СПб.:
В. И. Яковенко, 1906. — XII, 295 с.
Цоколли, Г. Анархизм в свете научного анализа / Пер. с итал.; Предисл.
автора к рус. изд. — Ч. 1-2. — [М.]: тип. Т. Ф. Дортман, [1918]. —
2 т. — Ч. 1: Теоретики анархизма. — 175 с. — Библиогр. в введении;
Ч. 2: Идеи. Организация. Практическая деятельность. — 142 с.
Чарушин, Н. А. О далеком прошлом. — Изд. 2-е, испр. и доп. — М.: Мысль,
1973. — 408 с, 1л. порт.
Черемин, Д. Задачи максимализма: (Материалы к построению
программы). — Вып. 2. — М.: Максималист, тип. Т-ва «Кооп. Изд-во»,
1918. — 14, [1]с. — (Союзсоц.-рев. максималистов; На тит. л.: «Вся

1048 Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму
власть, земля, все фабрики и заводы — трудящимся»; В конце текста
сост.: Д. Черемин).
Черкезов, В. [Н.] Предтечи Интернационала; Доктрины Марксизма /
Приложи Артур Лабриола, с. 190-194. — Пб.; М.: Кн-во «Голос труда»,
тип. «Печать», 1919. — 194, [1] с.
Чёрное знамя: [Сб. статей 2-х анархич. журналов «Чёрного знамени»
и «Бунтаря»] / Предисл. П. А. [январь 1918 г., с. 2]. — Сергиев
Посад: тип. Моск. сов. солд. деп., 1918. — 112, [1] с. — (Библиотека
анархиста. — № 25).
Черномордик, С. [И.] [Ларионов, П.]. Махно и махновщина: (Анархисты
за «работой»). — М.: Изд-во политкаторжан, школа ФЗУ Мосполи-
графа, 1933. — 54, [2] с. — (Дешёвая ист.-рев. б-ка. — 1933. — № 13).
Чёрное знамя: [Сб. статей]. — СПб.: Священный огонь, 1906. — [1], 272 с.
Чёрный, Л. (Турчанинов, П. Д.) О классах / Под ред. И. В. Хархардина. —
М.: Всерос. федерация анархистов, 1924. — 26 с.
Чёрный, Л. [Турчанинов, П. Д.] Ассоциационный анархизм: Новое
направление в анархизме / С биогр. очерком авт. — 2-е изд. — Нью-Йорк:
Рабочий союз «Самообразование», 1923. — XIV, 401 с, 1 л. порт.
Чоп, В. Н. Нестор Иванович Махно. — Запорожье: РА «Тандем-У»,
1998.— 84 с.
Что нам делать в армии: (Мысли офицера). — Б. м., 1903. — 13 с. — (Группа
русских анархистов. — № 2).
Что такое анархизм / Со ст. В. Черткова. — СПб.: Живое слово, 1907. —
93 с.
Что такое анархия. — Б. м.: Б. и., б. г. — 16 с.
Чувашова, Е. И. Ссыльные анархисты в Восточной Сибири. 1907 —
февраль 1917 гг. — Иркутск: Б. и., 1995. — 241 с.
Чудинов, А. В. Политическая справедливость Уильяма Годвина: (Из цикла
«История социалистических учений»). — М.: Знание, 1990. — 63,
[1] с. — (Новое в жизни, науке, технике. Теория и практика
социализма. — № 1/1990).
Чуднов, М. Н. Под черным знаменем: Записки анархиста. — М.: Молодая
гвардия, 1930. — 218 с.
Чулков, Г. [И.] Анархические идеи в драмах Ибсена. — СПб.: Шиповник,
1907.— 63 с.
Чулков, Г. [И.] Михаил Бакунин и бунтари 1917 года. — М.: [тип. т-ва
Рябушинских], 1917. — 30, [1] с. — (Моск. просвет, комис. [Брош.
под ред. проф. H. H. Алексеева. — 13]).
Чулков, Г. [И.] О мистическом анархизме / Со вступ. ст. Вяч. Иванова
«О неприятии мира». — СПб.: Кн-во «Факелы», 1906. — 79, [2] с.
Чулков, Л. Е. Числа-анархисты / Междунар. союз обществ, об-ний «Все-
мир. фонд планеты Земля». — М.: Всемир. фонд планеты Земля,
2004. — 15, [1] с.
Шельвин, Р. Макс Штирнер и Фридрих Ницше: Явления современного
духа и сущность человека / Пер. с нем. Н. Н. Вокач и И. А. Ильина. —
М.: Изд. H. H. Клочкова, 1909. — 167 с.

Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму 1049
Шеметов, А. И. Искупление: Повесть о Петре Кропоткине. — М.:
Политиздат, 1986. — 430 с. — (Пламенные революционеры).
Шепетев, А. Современный анархизм и классовая точка зрения. — Б. м.:
Б. и., б. г.— 35 с.
Шестак, Ю. И. Из истории анархизма в России. — Самара: Самар. энерг.
ин-т, 1993. — 16 с.
Шестаков, М. Г. Борьба В. И. Ленина против идеалистической социологии
народничества. [2-е изд., дораб. и расшир.]. — М.: Соцэкгиз, 1959. —
218 с.
Шестидесятники / Сост. и авт. вступ. ст. Ф. Ф. Кузнецов; Примеч. В. С.
Лысенко. — М.: Сов. Россия, 1984. — 432 с. — (Б-ка рус. худож.
публицистики).
Ширинянц, А. А. Вне власти и народа: Политическая культура
интеллигенции России XIX — начала XX века. — М.: Российская полит,
энциклопедия (РОССПЭН), 2002. — 360 с.
Ширинянц, А. А. Концепция формирования «нового человека»: взгляд
из прошлого: (Идеологи русского народничества о личности
революционера). — М.: Изд-во «Золотой век», 1995.
Ширинянц, А. А. Очерки истории социально-политической мысли
России XIX века. — Ч. 1. — М.: Изд-во «Золотой век», 1993. — 140 с.
Штаммлер, Р. Теория анархизма / Пер. с нем. — М.: [Труд и воля], 1906. —
72 с. — (Загл. оригинала: «Die Theorie des Anarchismus»; Пер. также
под загл.: «Анархизм» и «Теоретические основы анархизма»).
Штирнер, М. [Шмидт, К.] Единственный и его собственность / Пер. с нем.
В. Ульриха; С биогр., написанной д-ром М. Кроненбергом, порт, и факс,
автора. — Лейпциг; СПб.: Кн-во «Мысль» А. Миллер, 1906. — X, 244,
[1] с, порт., факс; То же / Пер. с нем. Г. Федера; С прилож. ст. «Жизнь
Штирнера» А. Горнфельда. —.СПб.: В. И. Яковенко, 1907. — XXII,
[2], 268 с; То же / [Пер.] — Харьков: Основа, 1994. — 559 с. —
(Философская мысль: Pro et contra); То же / Пер. с нем. Б. В. Гиммельфарба
и М. Л. Гохшиллера. — СПб.: Азбука, 2001. — 448 с. — (Серия
«Азбука-классика» (pocket-book)).
Штырбул, А. А. Анархистское движение в Сибири в 1-й четверти XX
века: Антигосударственный бунт и негосударственная
самоорганизация трудящихся: теория и практика. [В 2-х ч.] / Омский гос. пед.
ун-т. — Омск: ОмГПУ, 1996. — Ч. 1: (1900-1918). — 205 с; Ч. 2:
(1918-1925).— 174 с.
Штырбул, А. А. Политическая культура Сибири: Опыт провинциальной
многопартийности (конец XIX — первая четверть XX века). — Ч. 1:
(Конец XIX века — февраль 1917 года): Монография. — Омск: Изд-
во ОмГПУ, 2003. — 244 с.
Шубин, А. В. Анархистский социальный эксперимент. Украина и Испания
1917-1939 гг. — М.: Ин-т всеобщ, истории РАН, 1998. — 232 с.
Шубин, А. В. Анархия — мать порядка. Между красными и белыми:
Нестор Махно как зеркало Российской революции. — М.: Яуза; Эксмо,
2005. — 410, [2] с. — (Сер.: Внутренняя война).

1050 Избранная библиография книги брошюр по российскому анархизму
Шубин, А. В. Махно и его время: О Великой революции и Гражданской
войне 1917-1922 гг. в России и на Украине / Рос. акад. наук, Ин-т
всеобщ, истории. — M.: URSS ЛИБРОКОМ, 2013. — 317 с. —
(Размышляя об анархизме; № 25).
Шубин, А. В. Преданная демократия: СССР и неформалы: (1986-1989). —
М.: Изд-во «Европа», 2006. — 344 с, ил. — (Сер.: СССР).
Шубин, А. В. Социализм: «Золотой век» теории. -М.: Новое литературное
обозрение, 2007. — 737, [1] с. — (Библиотека журнала
«Неприкосновенный запас» / ред. Илья Калинин).
Шумов, С. А., Андреев, А. Р. Махновщина. — М.: Изд. Эксмо; Изд.
Алгоритм, 2005. — 412, [1] с. — (Сер.: Русский бунт).
Шуструйский, А. В. Борьба партии большевиков против анархизма в период
первой русской революции и годы реакции (1905-1910 гг.). — М.: Б.
и., 1979.— 208 с.
Щенникова, О. Н. П. А. Кропоткин в контексте истории русского
анархизма: Монография / ГОУ ВПО «Алтайский гос. ун-т». — Барнаул:
Изд-во Алтайского гос. ун-та, 2009. — 165, [1] с.
Щербакова, Е. И. «Отщепенцы»: Путь к терроризму (60-80-е годы XIX
века) / под ред. Г. А. Бордюгова; послесловие [с. 155-159] Н. И. Дедко-
ва. — М.: Новый хронограф; АИРО-ХХ1, 2008. — 224 с. — (Серия:
«АИРО — первая монография»).
Щипанов, И. Я. Философия и социология русского народничества. — М.:
Изд-во Моск. ун-та, 1983. — 279 с. — (ИФ — История философии).
Эделынтадт, Д. Анархизм-коммунизм. Анархия — мать порядка.
Анархия — общество гармонически развитых личностей / Пер. с евр. Гр.
Райва. — Одесса: Изд. группа анархистов, 1918. — 8с; То же. —
Харьков: Изд. Вольное братство харьковской федерации анархистов. —
1917. —8с.
Эйдеман, Р. [П.] Очаги атаманщины и бандитизма. 2-е доп. изд. /
Редактировал П. Блумфель. — Харьков: УкрПУР, 1921. — 32 с.
Эйдеман, Э., Какурин, Н. Гражданская война на Украине. — [Харьков]: Гос.
изд-во Украины, 1-а друк. ДВУ iM. Г. I. Петровського, 1928. — 70, [2] с.
Эль. Анархизм и рабочий класс. — М.: Новый путь, 1906. — 15 с.
Эльцбахер, [П.] Кропоткин и его учение / Пер. с франц. Н. Шишло. — СПб.:
Друг народа, 1906. — 32 с.
Эльцбахер, П. Сущность анархизма: Изложение теорий: Годвина, Прудо-
на, Штирнера, Крапоткина, Туккера и Л. Н. Толстого / Пер. под ред.
и с предисл. M [их]. Андреева; Отзывы П. А. Крапоткина и Л. Н.
Толстого. — Т. 1-2. — [СПб.]: Простор, 1906. — 205 с. — 2 т. — (Загл.
оригинала: «Der Anarchismus». Пер. также под загл.: «Анархизм»). — Т. 1. —
1906. — VIII, 92, [2] с; Т. 2: Отзывы П. А. Кропоткина и Л. Н. Толстого
и полная библиография. — [1906]. — [2], 93-208 с.;; То же. — Мн.:
Харвест; М.: ACT, 2001. — 272 с.
Эльцбахер, П., д-р. Анархизм / Пер. с нем.; [Со ст.] «Честная книга об
анархизме» / П. Кропоткин, с. 7-16. — Берлин: Г. Штейниц, [1903]. —
334 с. — (На обл.: Собрание лучших русских произведений. — Ч. 54);

Избранная библиография книг и брошюр по российскому анархизму 1051
То же. — [М.]: Солдат-гражданин, 1917. — 174 с; То же / (Пер. с нем.). —
[Berlin]: Ф. А. К. Г., 1921. — 334 с; То же / С предисл. [«Честная книга
об анархизме», с. 7-13] П. Кропоткина. — Берлин: Изд-во И. П. Ладыж-
никова, 1922. — 238с. — (Загл. оригинала: «Der Anarchismus». Пер.
также под загл.: «Сущность анархизма»).
Энгельгардт, М. [А.] Задачи момента: [О соц. революции. — СПб.]: Зарница,
[1906]. — 31с. — (В примеч.: «Было напеч. в «Журн. для всех» 1906 г.»).
Энгельс, Ф. Бакунисты за работой [Записка об испанском восстании летом
1873 г. (Из «Volksstaat'a», 1873 г.)] / Пер. с нем., под ред. Н. Ленина. —
[СПб.]: тип. «Е. Тиле преемн.», [1906]. — 28с. — (Сер.: Пролетариат).
Эрберг, К. [А.] Красота и свобода: [Сб. статей]. — Берлин: Скифы, 1923. — 85 с.
Эртер, Ф. Чего хотят синдикалисты. — Пб.; М.: Голос труда, 1922. — 52 с;
Тоже.— 1925.— 58 с.
Этьеван, Ж. Заявление перед судом анархиста Жоржа Этьевана. — Б. м.:
Свободная коммуна, 1906. — 32 с; То же. — Б. м.: Северная группа
анархистов, 1917. — 20 с.
Юкина, И. И. История женщин России: Женское движение и феминизм:
(1850-е — 1920-е гг.): Материалы к библиографии. — СПб.: Алетейя,
2003. — 234 с. — (Сер.: Тендерная коллекция).
Ягов, В. Современный анархо-синдикализм. — М.; Л.: Гос. изд-во, тип. Всерос.
кооп. изд. союза Книгосоюз в М., 1928. — 168 с.
Яковлев, Я. [А.] Русский анархизм в Великой русской революции. — М.:
Госиздат, 1921. — 84 с; То же. — Пг.: Ком. Интернационал, 1921. —
82 с; То же. — Харьков: Госиздат, 1921. — 87 с; То же. — N.-Y.: Искры,
1922. —84 с.
Яковлев, Я. [А.] Советская власть на Украине и махновщина. — Харьков,
1920. —13 с.
Ямамото, К. Политическая философия Бакунина: (концепт исследования) /
Авторизованный пер. с яп.; Под ред. А. А. Ширинянца. — М.: Издатель
Воробьёв А. В., 2001. — 160 с.
Ярославский, Е. [М.] [Губельман, М. И.] Анархизм в России: (Как история
разрешила спор между анархистами и коммунистами в русской
революции). — [М.]: Госполитиздат, 1939. — 120 с.
Ярославский, Е. [М.] Л. Н. Толстой и толстовцы: Сб. статей. — М.: ГАИЗ,
17-я ф-ка нац. книги, 1938. — 40 с.
Яруцкий, Л. Д. Махно и махновцы. — Мариуполь, 1995. — 367 с.
Ященко, А. [С] Теория федерализма: Опыт синтетической теории права
и государства. — Юрьев: тип. К. Маттисена, 1912. — X, 841с. — (Отт
из «Учён, записок Юрьевского ун-та», 1912).
Ященко, В. Г. Либертарный бунт в эпоху постмодерна. — Волгоград: Изд-
во Волгогр. гос. ун-та, 2002. — 75 с.

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН*
Абламский Дмитрий Николаевич — анархо-синдикалист, руководил
анархистским кружком в Черкассах. Арестован за распространение листовок.
Содержался в тюрьме в г. Киеве, в 1932 г. приговорен к 5 годам лагерей.
В 1932 г. был в ИТЛ (исправительно-трудовом лагере) Кузнецкстрой,
в сентябре 1932 г. переведен в Верхнеобское отделение Сиблага. 914
Абрамович Рафаил Абрамович (наст, фамилия — Рейн; 1880-1963) —
общественный и политический деятель, публицист, член Бунда, делегат 5-го
съезда РСДРП, представитель меньшевистского крыла, член ЦК. Осенью
1920 г. вслед за Л. Мартовым выехал за границу для организации там
постоянного представительства РСДРП. В 1920-1933 гг. жил в
Германии, затем во Франции, с 1940 г. — в США. 899
Абрамович О. — советский экономист, исследователь экономических
воззрений В. В. Берви-Флеровского (1930-е гг.). 137
Августин Блаженный (Augustinus Sanctus) Аврелий (354-430) —
христианский богослов, отец Церкви, один из представителей западной
патристики. Родоначальник христианской философии истории.
Развил учение о благодати и предопределении. Его автобиографическая
«Исповедь» отличается глубиной психологического анализа. 337, 339
Авдеев Игорь Васильевич (1934-1991) — инженер, поэт, диссидент конца
1950-х гг. В 1958 г. был осужден на 6 лет лагерей «за антисоветскую
агитацию». В лагере эволюционировал к идеям национал-патриотизма.
После освобождения жил в Николаеве. Стихи Авдеева публиковались
в журнале «Вече» (1971. № 1). 921
* В настоящий Указатель не включены имена, входящие в разделы
«Комментарии» и «Избранная библиография книг и брошюр по российскому
анархизму». Курсивом в тексте выделены имена, о которых есть
биографические заметки в настоящем Указателе.

Указатель имен
1053
Аврич Эврич (Avrich) Поль (1931-2006) — американский историк. С 1962 г.
преподавал в Квинс-колледже (Queens College) в Нью-Йорке. Специалист
по истории анархистского движения, пожертвовал Библиотеке
Конгресса США свою коллекцию, включавшую ок. 20 тыс. американских
и европейских анархистских изданий и рукописей. 806, 897
Адлер (Adler) Георг (1863-1906) — немецкий экономист, публицист и
педагог, профессор Кильского университета, автор работ по социальной
истории и экономике, много внимания посвящал критике социализма
и коммунизма. 293, 294 '
Аксаков Иван Сергеевич (1823-1886) — русский публицист, поэт,
общественный деятель, сторонник самодержавия и православия,
пропагандировал идеи славянофильства и панславизма. 14, 197
Аксаков Константин Сергеевич (1817-1860) — русский публицист, историк,
филолог, поэт, идеолог славянофильства. 22, 947
Аксельрод Павел Борисович (1849/50-1928) — социал-демократ, народник,
участник российского революционного движения, член «Земли и воли»
(1876-1879), после ее раскола — чернопеределец. В 1883-1903 гг. член
марксистской группы «Освобождение труда». С 1900 г. один из
редакторов газет «Искра» и «Заря». Впоследствии — один из лидеров партии
меньшевиков, идеолог меньшевистского движения. 170, 171
Аладышкин Иван Владимирович (р. 1981) — российский историк (канд.
ист. наук, доц.), доцент Санкт-Петербургского политехнического
университета Петра Великого, специалист по истории анархо-мистического
и индивидуалистического анархизма. 693, 938
Алейников Вениамин Маркович (1877 — после 1925) — математик, деятель
российского анархистского движения, лидер «Автономной группы
анархистов-коммунистов» в годы первой русской революции 1905-1907 гг.,
бежал из зала Петербургского военно-окружного суда во время судебного
процесса над его группой (окт. 1907), эмигрировал, вернулся в 1917 г.
В 1920-е гг. ответственный работник ВСНХ. 869
Александр I (1777-1825) — российский император с 1801 г. Старший сын
Павла I. В начале правления провел умеренно либеральные реформы,
разработанные Негласным комитетом и M. M. Сперанским. 91, 92, 196
Александр II (1818-1881) — российский император с 1855 г. Старший сын
Николая I. Осуществил отмену крепостного права и провел ряд реформ
(земская, судебная, военная и т. п.). Убит народовольцами. 91, 93, 94,
98,137,139,151,195, 198, 204, 214, 222
Александр III (1845-1894) — российский император с 1881 г. Второй сын
Александра II. Проводил «контрреформы». 139
Александр Невский (1220 или 1221-1263) — князь новгородский в 1236-
1251 гг., великий князь владимирский с 1252 г. Сын кн. Ярослава
Всеволодовича. Победами над шведами и немецкими рыцарями обезопасил
западные границы Руси. 804

1054
Указатель имен
Алый Яков (наст, фамилия — Суховольский; 188? — 1920) — анархист-
синдикалист, сторонник Н. И. Махно. В ноябре 1918 г. участвовал в
создании Конфедерации анархистов Украины (КАУ) и ее органа «Набат»,
бессменный член Секретариата КАУ. В январе-мае 1919 г. организатор
анархо-синдикалистского движения в Харькове, Екатеринославе,
Киеве. С августа 1919 г. входил в Революционную повстанческую армию
Украины (махновцев; РПАУ), сотрудник культпросветотдела Военно-
революционного совета (ВРС) РПАУ. 17
Амальрик (Amalric) Венский (? — ок. 1206) — французский мистик и теолог,
основатель религиозной секты амальрикан. Преподавал в Парижском
университете. 181
Амон (Hamon) Augustin Frédéric Adolphe (1862-1945) — бельгийский
социолог, профессор Брюссельского университета, автор переведенной
на русский язык книги «Социализм и анархизм: Социологические
этюды» (М., 1906). 457, 459, 663
Алье, Аллие, Аллье (Allier) Рауль (1862-1939) — французский социолог,
протестантский пастор, дрейфусар, профессор (с 1902) Факультета
протестантской теологии в Париже, оказал влияние на либеральные идеи
отделения церкви от государства в 1905 г. 262
Ангальт-Цербстские — династия. От названия немецкого княжества (нем.
Anhalt-Zerbst) на территории современной германской федеральной
земли Саксония-Анхальт. Представительница династии София Августа
Фридерика, была выдана замуж за наследника русского императорского
престола Петра III, и в 1762 г. вошла в историю под именем Екатерина II,
став императрицей Российской империи. 178
Андреев Андрей Никифорович (наст, фамилия — Чернов; 1882-1962) —
анархист-неонигилист. В РСДРП с 1902 г., работал в Киевской
организации. С 1906 г. в партии эсеров, работал в Севастополе и Петербурге.
В 1908 г. в Севастополе вступил в боевую дружину анархистской группы
♦Свобода внутри нас». В 1909 г. арестован, отбывал наказание в
Херсонской каторжной тюрьме. 30, 760, 789, 899, 908, 909
Андреев Леонид Александрович (1891-1941) — советский физиолог и
хирург. Профессор МГУ (с 1937 г.). Специалист в области высшей нервной
деятельности. 784
Андреев Леонид Николаевич (1871-1919) — русский писатель. В творчестве
был близок к экспрессионизму. 352, 358, 735, 736
Анжелило — итальянский анархист, убивший премьер-министра
Испании А. Кановаса (1897). 400
Аникст Юрий — анархист, сотрудничал с ОГПУ, предполагаемый автор
статьи-памфлета «Трубадур мистического анархизма» (1929),
посвященного А. А. Солоновичу. 798
Анна Иоановна (1693-1740) — российская императрица с 1730 г., из
династии Романовых. Дочь царя Ивана V, племянница Петра /, герцогиня
Курляндская с 1710 г. 91

Указатель имен
1055
Аносов Григорий Иванович (1888 — после 1937) — анархист-коммунист
(с 1905), один из секретарей Всероссийской федерации анархистов
коммунистов (1918-1924), в дальнейшем — анархо-мистик (неотамплиер). 19
Анри Эмиль (Henry Emile; 1872-1894) — французский анархист-бомбист,
взорвавший бомбу в парижском кафе на Сен-Лазар. Мотивом послужила
месть за О. Вальяна. 454
Аптекман Осип Васильевич (1849-1926) — российский
революционер-народник, социал-демократ (с конца 1890-х гг.), врач, участник «хождения
в народ», член «Земли и воли», один из основателей «Чёрного
передела» и «Народного права». Автор исследований по истории
народничества. 123,137,170,171
Аракчеев Алексей Андреевич (1769-1834) — граф (1799), российский
государственный и военный деятель, генерал от артиллерии (1807).
В 1815-1825 гг. — особо доверенное лицо Александра I. 240
Аренский Павел Антонович (1887-1941) — востоковед и писатель, анархо-
мистик (неотамплиер), один из первых «рыцарей» Ордена тамплиеров,
открытого А А. Карелиным в 1920 г. 816
Аролович Амалия Викторовна (р. 1979) — культуролог (канд. культ, наук,
доц.), доцент кафедры лексикографии и теории перевода факультета
иностранных языков Московского государственного университета,
специалист по истории и теории анархизма-универсализма начала XX в. 788
Артёмов Вячеслав Михайлович (р. 1954) — российский философ (д.филос.н.,
проф.), профессор Московского государственного юридического
университета им. О. Е. Кутафина (МГЮА; с 2000), специалист по проблемам
свободы и нравственности в российском классическом анархизме. 337
Архимед (ок. 287-212 до н. э.) — древнегреческий ученый. Родом из
Сиракуз (Сицилия). 293
Аршинов Петр Андреевич (псевд. — Аршинов-Марин; 1887-1937?) —
один из основателей и секретарь Московской федерации анархических
групп, секретарь Московского союза идейной пропаганды анархизма,
организатор издательства «Голос труда» и газеты «Анархия» (1917).
Сподвижник Н. И. Махно у историк махновского движения. Вместе
с В. М. Волиным возглавлял Конфедерацию анархистских организаций
Украины «Набат» (1918-1921). 17, 589, 652, 860, 872, 883, 899, 917,
918,930
Аскаров Оскаров Герман Карлович (Павлович; парт, псевд. — Герман
Клейнер, лит. псевд. — О. Буррит; 1882 — не ранее 1934) — анархо-
коммунист (с 1902). В 1907 г. организовал Парижскую группу
«Анархист», с октября 1907 г. редактировал одноименный журнал. С лета
1920 г. один из организаторов и член Секретариата Московской секции
анархистов-универсалистов, редактор журнала «Универсал» (1920-21);
с апреля 1920 г. — член Оргбюро Всероссийской федерации анархистов.
Арестован в 1921 г., 2 года был в ссылке. После освобождения жил
в Москве, занимал ответственные посты в экономических и культурно-

1056
Указатель имен
просветительских организациях. Участвовал в работе Всероссийского
общественного комитета по увековечиванию памяти П. А. Кропоткина
и Музея П. А. Кропоткина. Репрессирован. 789
Асмус Валентин Фердинандович (1894-1975) — советский философ (докт.
филос. наук, проф.), логик, историк философии, историк и теоретик
эстетики, литературовед. В годы Гражданской войны в России
поддержал Белое движение, однако, затем изменил свои взгляды. В начале
1930-х гг. был близок к писательской группе «Серапионовы братья».
Член Союза писателей СССР (1935). Действительный член
Международного института философии (Париж). 340
Атабекян Александр Моисеевич (Мовсесович; 1868-1933) —
анархист-коммунист, сторонник анархо-кооперативного направления, сподвижник
П. А. Кропоткина. Организатор (вместе с Г. Б. Сандомирским)
издательства «Почин» (1918-1924) и соредактор анархистского журнала
♦ Почин» (1919-1922). 23, 30, 278, 279, 283, 284, 536, 945
Ахматова Анна Андреевна (наст, фамилия — Горенко; 1889-1966) —
известная русская поэтесса, сторонница акмеизма. Одна из представительниц
«серебряного века». 922
Бабёф (Babeuf) Гракх (наст, имя Франсуа Ноэль; 1760-1797) —
французский коммунист-утопист, руководитель движения «во имя равенства»
во время Директории. 354
Бакунин Михаил Александрович (1814-1876) — революционный
демократ. Из дворян. Один из идеологов народничества и классиков
анархизма, участник европейских революций 1848-1849 гг. (Париж,
Дрезден, Прага). С 1868 г. — член 1-го Интернационала, выступал
против К. Маркса и его сторонников, в 1872 г. был исключен из
Интернационала решением Гаагского конгресса. 13, 13-18, 22, 27, 28,
30, 48-52,56,76,92,104-110,112,118,119,121,152,156,157,163,
164, 170,185, 189-192, 194, 195, 206, 220-222, 254-257, 264, 266,
268, 277-282, 290, 291, 295, 312, 319, 338,342-344, 356, 423, 428,
430, 441, 442, 454, 458-461, 482, 483, 490, 494, 500, 504, 511, 512,
516-519, 523, 545, 555, 574, 586, 596, 628, 641, 688, 693, 703, 712,
713, 719, 727, 756, 763, 777-800, 802, 803, 816, 828, 834, 836, 837,
873,878,879, 888, 898, 920-922, 941
Балашов Иван Григорьевич (? — 1913?) — владелец частного издательства
«Комиссионер», выпускавшего в начале XX в. в России литературу
революционного содержания. 18, 164
Баллин Николай Петрович (1829-1904) — российский общественный
деятель, последователь Н. Г. Чернышевского. Был близок к петрашевцам
и «Земле и воле» 1860-х гг. В 1857 г. —организатор общества «пикви-
ков» в Екатеринославе, с середины 1860-х гг. один из пионеров русской
потребительской кооперации (Харьков). 947

Указатель имен
1057
Бардина Софья Илларионовна (1852-1883) — революционерка-народница.
Одна из организаторов кружка «Фричей», группы «москвичей». В 1877 г.
на «процессе 50-ти» произнесла пламенную революционную речь. 14,125
Бармаш Владимир Владимирович (1889-1938?) — анархист-коммунист
(с 1906). В1905 г. член Московской организации ПСР. В июне 1906 г. —
организатор Московской группы анархистов-коммунистов «Свободная
коммуна», лидер ее идейного крыла. В 1917 г. — один из создателей
Федерации анархических групп Москвы (ФАГМ), организатор ее
издательства. С 1923 г. — член экономической секции Комитета по
увековечению памяти П. А. Кропоткина. Входил в руководство «Всероссийской
секции анархистов-универсалистов». Репрессирован. 652, 899, 905,
907,914,916,918
Барон, Барон-Факторович Арон Давидович (1891-1937) — один из активных
деятелей анархо-синдикализма в США до 1917 г.-После возвращения
в Россию — «набатовец», ведущий идеолог платформы «единого
анархизма». Председатель махновского Реввоенсовета в 1920 г. 903, 915
Басов — сотрудник органов ВЧК-ГПУ, заместитель начальника Инфор-
мотдела ГПУ (1923). 910
Бастиа (Bastiat) Фредерик (1801-1850) — французский экономист, один
из авторов теории гармонии интересов труда и капитала. 257
Баш (Basch) Виктор (1863-1944) — французский философ и общественный
деятель, исследователь философии индивидуализма М. Штирнера.
Профессор эстетики университета Сорбонны. В 1930-е гг. —
председатель Исполкома Лиги прав человека, активный сторонник Народного
Фронта. 459
Бебель (Bebel) Август (1840-1913) — один из основателей (1869) и
руководитель Германской социал-демократической партии, был в руководстве
2-го Интернационала. 189, 484
Беккер (Becker) Иоанн Филипп (1809-1886) — деятель международного
и немецкого рабочего движения, соратник К. Маркса и Ф. Энгельса, член
1-го Интернационала. Редактор журнала «Vorbote» («Предвестник»). 84
Белашев — следователь ОПТУ, вместе с Л. И. Юргенсом вел дело Н. И.
Варшавского в 1927 г. 907
Белинский Виссарион Григорьевич (1811-1848) — русский литературный
критик, публицист, основоположник русской реалистической
эстетики. 36, 92, 175, 196
Белый Андрей (наст, имя и фамилия — Борис Николаевич Бугаев; 1880-
1934) — русский писатель, теоретик символизма, антропософ. Для
раннего творчества характерны мистические мотивы, гротескное
восприятие действительности. 703, 707, 940, 943
Бем Дмитрий Александрович (1880-1938) — математик, анархо-мистик
(неотамплиер), один из первых «рыцарей» Ордена тамплиеров,
открытого А. А. Карелиным в 1920 г. 801, 816

1058
Указатель имен
Бенкендорф Александр Христофорович (1783-1844) — граф (1832),
российский государственный деятель, генерал от кавалерии (1832).
С 1826 г. — шеф Корпуса жандармов и главный начальник Третьего
отделения с.е.и.в. канцелярии — органа политического надзора и сыска
в России (1826-1880). 93
Берар (Bcrard) A. — французский публицист, автор статей с критикой
анархистов в «Revue des Revues». 261
Берви-Флеровский Василий Васильевич (1829-1918) — российский
социолог, публицист, экономист и беллетрист, участник
общественного движения 1860-1890-х гг. В начале 1870-х гг. был близок
к кружкам »чайковцев» и «долгушинцев». 14, 129, 137-151, 164
Бергсон (Bergson) Анри (1859-1941) — французский философ, представитель
интуитивизма и философии жизни. Нобелевский лауреат по литературе
(1927). 755
Бердяев Николай Александрович (1874-1948) — русский религиозный
философ. От марксизма эволюционировал к философии личности и свободы
в духе религиозного экзистенциализма и персонализма. В 1922 г. был
выслан из Советской России. 264, 289, 346, 699, 803, 804, 945
Бернштейн (Bernstein) Эдуард (1850-1932) — один из лидеров
германской социал-демократии и 2-го Интернационала, идеолог реформизма.
Выдвинул программу реформирования капитализма и компромиссов
с буржуазией («Конечная цель — ничто, движение — всё»). 364, 372,
388,597, 677
Бертони (Bertoni) Луиджи (1872-1947) — итальянский анархист, писатель
и издатель. С 1900 г. издавал журнал «Il Risveglio/Le Réveil Geneva».
Принимал участие в Испанской революции 1936 г. 383, 651
Бестужев-Рюмин Михаил Павлович (1801-1826) — декабрист, член Южного
общества (с 1823 г.), подпоручик. Республиканец. Один из руководителей
Васильковской управы и восстания Черниговского полка. Повешен. 92
Бирон Эрнст Иоганн (1690-1772) — граф, фаворит императрицы Анны
Ивановны у обер-камергер ее двора; герцог Курляндский (1737). В ходе
дворцового переворота 1740 г. арестован и сослан. Помилован
императором Петром III ( 1762). 91
Бирюков Павел Иванович (1860-1931) — русский писатель и издатель,
общественный деятель, биограф Л. Н. Толстого. 300
Бисмарк (Bismarck) Otto фон Шёнгаузен (Schönhausen; 1815-1898) — князь
(с 1871), 1-й рейхсканцлер Германской империи в 1871-1890 гг.
Осуществил объединение Германии, ввел Исключительный закон против
социалистов, провозгласил некоторые социальные реформы. 109, 110, 525
Благосветлов Григорий Евлампиевич (1824-1880) — российский публицист
и журналист. Член ЦК «Земли и воли» 1860-х гг. Издатель-редактор
журналов «Русскоеслово» и «Дело». 78

Указатель имен
1059
Блан (Blanc) Луи (1811-1882) — французский социалист, историк,
журналист, деятель Революции 1848 г. Избранный в 1871 г. в Национальное
собрание, оказался в Версале среди врагов Парижской Коммуны. 104,190
Бланки (Blanqui) Луи Огюст (1805-1881) — французский коммунист-
утопист, участник революций 1830 и 1848 гг. В 1830-х гг. руководил
тайными республиканскими обществами. Сторонник заговорщической
тактики революционной борьбы (♦бланкизм»). 61, 102,178, 190, 403, 526
Блауберг Ирина Игоревна (р. 1954) — российский философ (д.филос.н.),
ведущий научный сотрудник Института философии РАН, главный
редактор журнала «История философии», специалист по современной
запанной философии, автор работ об А. Бергсоне. 28
Блейхман Илья Соломонович (Иосель Хонон Шоломов; псевд. — Н.
Солнцев; 1874-1921) — анархист-коммунист (с 1904 г.). С марта 1917 г. —
член Петроградского и Кронштадтского Советов рабочих и солдатских
депутатов. С лета 1917 г. — член и секретарь Петроградской федерации
анархических групп. 652
Блок Александр Александрович (1880-1921) — известный русский поэт,
представитель русского символизма. Разочарование в революции
вызвало у поэта тяжелый творческий кризис и депрессию. 699
Блюммер Леонид Петрович (1940-1988) — русский писатель и журналист.
Из дворян. С 1861 г. за границей, сблизился с А. И. Герценом и Н. П.
Огарёвым. За границей издавал журнал «Свободное слово», газеты «Весть»
и «Европеец». В 1865 г. был вызван царским правительством в Россию;
раскаялся в своих политических «заблуждениях». Тем не менее был
осужден и приговорен к ссылке в Томскую губернию. После занимался
адвокатской практикой, был крупным дельцом. 221, 222
Богомолов Николай Константинович (1887 — ?) — анархо-мистик
(неотамплиер), ближайший сподвижник А А. Карелина, один из секретарей
«Чёрного Креста помощи заключенным и нуждающимся анархистам»
(действовал после 1905 г. в эмиграции) и Всероссийской федерации
анархистов-коммунистов (ВФАК). 19, 906
Богров Дмитрий Григорьевич (наст, имя и фамилия — Мордко (Мордехай)
Гершков; 1887-1911) — террорист, агент Киевского охранного отделения
(с 1906; агент, кличка Аленский). В 1905 г. сблизился с
социал-демократами, затем общался с эсерами-максималистами, анархо-коммуни-
стами. 1 сент. 1911 г. смертельно ранил П. А. Столыпина. Возможно,
личным мотивом для покушения было то, что в Столыпине он видел
вдохновителя политической реакции. 548, 650
Богучарский В., Базилевский Б. (наст, имя и фамилия — Василий Яковлевич
Яковлев; 1861-1915) — российский историк и политический деятель.
В 1890-х гг. член партии «Народное право», затем — легальный
марксист, в 1900-х гг. один из создателей и лидеров «Союза освобождения»,
в 1905 г. — «Союза союзов». Издатель-редактор журнала «Былое». 116

1060
Указатель имен
Бокштейн Илья Вениаминович (1937-1999) — поэт, художник, эссеист,
переводчик, диссидент конца 1950-х гг. В 1961 г. был осужден за
антисоветскую пропаганду на пл. Маяковского и на пять лет отправлен
в тюрьму. В 1972 г. репатриировался в Израиль. Жил в Тель-Авиве. 923,
925,926
Бонч-Бруевич Владимир Дмитриевич (1873-1955) — государственный
и политический деятель, историк (докт. ист. наук). В революционном
движении с середины 1880-х гг. Организатор ряда большевистских газет
и издательств. В 1917-1920 гг. — во главе Управления делами СНК.
Оставил воспоминания о встрече П. А. Кропоткина с В. И. Лениным. 878
Борда (Borda) Туссен — французский анархист, представший перед
Лионским судом в 1883 г. в числе 47 анархистов из различный европейских
государств. 259
Борис Годунов (1552-1605) — русский царь (с 1598 г.), избранный
Земским собором. С 1578 г. боярин, с 1584 г. конюший и глава Земского
приказа. Брат жены царя Фёдора Иоановича и фактический правитель
государства при нем. 91
Боровой Алексей Алексеевич (1875-1935) — российский философ,
экономист, анархист. Из дворян, сын генерала. Публицист, политический
деятель, идеолог индивидуалистического анархизма, в 1908-1910 гг. —
анархо-синдикализма, родоначальник «гуманистическогоанархизма».
В 1906-1910 гг. — во главе издательства «Логос» (Москва). С апр. 1906 г.
выступал с лекциями об анархизме в Московском историческом музее.
Жил во Франции (1910-1913). В 1917 г. — редактор журнала «Клич»,
один из лидеров Московского союза идейной пропаганды анархизма
(1918), профессор экономического отделения факультета
общественных наук 1-го МГУ (1919-1925), один из учредителей Всероссийского
комитета по увековечению памяти П. А. Кропоткина. В 1929-1932 гг. —
в ссылке в Вятке, с 1932 г. — во Владимире. 23, 24, 30, 278, 281, 283,
284,491,493,498,589,590,646,652,663, 665, 666, 670, 673, 694, 695,
696,698,700,701,903,907
Воронина Екатерина Алексеевна (1907 — после 1954) — русская
анархистка. В 1923-1924 гг. — член подпольного студенческого анархического
кружка Ю. Я. Криницкого. В начале 1924 г. создала свою группу
анархистов; в июле 1926 г. установила связи с московскими анархистами,
группировавшимися вокруг Музея П. А. Кропоткина, а ее группа издала
машинописный журнал «Чёрный набат» (в нем она автор большинства
статей). Арестована и сослана. В 1930-1940-х гг. — известная детская
писательница. Вновь репрессирована. 914
Брандес (Brandes) Георг (1842-1927) — датский литературный критик,
публицист. В нач. 1870-х гг. возглавил в Дании т. н. «движение прорыва»,
направленное против романтизма. Корреспондент /7. А Кропоткина. 501, 717

Указатель имен
1061
Бреши (Bresci) Гаэтано (1869-1901) — итальянский анархист, убивший
в 1900 г. короля Италии Умберто I. В конце 1890-х гг. жил в США,
участвовал в издании анархической газеты на итальянском языке. 401
Бриссон (Brisson) Эжен Анри (1835-1912) — французский политический
и общественный деятель, дважды возглавлял правительство, но оба
раза меньше года (1885, 1898 гг., второй раз в разгар борьбы по делу
Дрейфуса). 400
Броневский Валериан Алексеевич (1858-1928) — революционер-народник,
в 1878-1879 гг. был близок к землевольцам, впоследствии примкнул
к «Народной воле». Арестован в Петербурге в февр. 1880 г., сослан
в Сибирь. 171
Бронский Н. (наст имя и фам. Николай Ильич Бронштейн; 1877 — после
1934) — журналист и литературный переводчик, юрист. В годы первой
русской революции опубликовал ряд работ по анархизму, сотрудничал
с издательством «Индивид» анархо-индивидуалистического толка,
действовавшем в Москве в 1906-1907 гг. В 1920-х — нач. 1930-х гг. —
видный советский юрист, в печати выступал преимущественно по
вопросам юридической практики. 646, 695
Брусе, Брусе, Бруссе (Brousse) Поль Луи Мария (1844-1912) — французский
социалист, один из лидеров поссибилистов (с 1882). Участник
Парижской коммуны. В Швейцарии познакомился с М. А. Бакуниным, стал
анархистом; был одним из руководителей анархистской организации
в Юрской федерации 1-го Интернационала. 109, 110, 192
Бугаев Борис Николаевич — см. Белый Андрей.
Буданов Авраам (ок. 1886-1928/29) — анархист-коммунист (с 1906). Из
крестьян. В 1917-1918 гг. — активист анархического движения на Украине,
организатор шахтерских анархических групп и профсоюзов в Донбассе.
С осени 1918 г. член Конфедерации анархистов Украины «Набат». С февр.
1920 г. входил в партизанский отряд Н. Махно. В начале 1922 г. отряд
Буданова был разбит, сам он пленен, содержался в камере смертников
Харьковской тюрьмы ВУЧК-ГПУ. В 1923 г. освобожден. В конце 1928 г.
вновь арестован и расстрелян. 914
Будда (санскр., букв. — просветлённый) — имя, данное основателю буддизма
Сиддхартхе Гаутаме (623-544 до н. э.). 716, 748
Буйских Александр (Алексей?) Никитич — анархо-синдикалист, член РКП
(б; с 1923). Из ссыльных, работал на Анжеро-Судженских копях (1904-
1908), в 1911 г. перебрался в Читу, председатель Черемховского
профсоюза горнорабочих и глава местного Совета (1917), инициатор введения
безвластного общества в Черемхово (Иркутская губ.; 1917-1918). 18
Буковский Владимир Константинович (р. 1942) — русский писатель,
политический и общественный деятель. Один из основателей диссидентского
движения в СССР, российский правозащитник. В 1965 г. организовал
в Москве демонстрацию в защиту А. Д. Синявского и Ю. М. Даниэля.

1062
Указатель имен
В 1960-1970-х гг. подвергался репрессиям. В 1976 г. выслан за
границу. 924,925
Букчин (Bookchin) Мюррей (1921-2006) — американский радикальный
социолог, политический и социальный философ, либертарный
социалист, защитник окружающей среды, оратор и публицист. Называл
себя анархистом, хотя в 1995 г. отказался от своей идентификации
с этим движением. Пионер экологического движения, Букчин стал
основателем социальной экологии в рамках либертарного социализма
и экологистской мысли. 892, 932
Булгаков Сергей Николаевич (1871-1944) — русский богослов,
философ, экономист, священник (с 1918). От марксизма, который пытался
соединить с неокантианством, эволюционировал в начале 1900-х гг.
к религиозной философии и православному богословию. 803, 804, 815
Булгаков Федор Ильич (1852-1908) — русский журналист и писатель,
автор книг по искусству, сотрудник ряда периодических изданий:
«Нового времени» (с 1900 г. — ответственный редактор), «Исторического
вестника», «Нови», «Артиста» и др. С 1897 г. издавал и редактировал
«Новый журнал иностранной литературы». 188
Бурдо (Bourdos) Жан (1848-1928) — французский философ, публицист,
переводчик. Специалист в области классической и новой немецкой
философии. Писал об анархизме в «Revue de Paris». 261
Буслаев Федор Иванович (1818-1897) — русский языковед, фольклорист,
палеограф, историк литературы и искусства, глава русской
мифологической школы, академик Петербургской АН (1860). Основатель
лингвистической русистики, положил начало научному изучению русской
народной словесности. 541
Бухарин Николай Иванович (1888-1938) — советский политический и
общественный деятель, ученый-экономист, занимал высокие государственные
посты, академик АН СССР (1928). В конце 1920-х гг. выступил против
линии И. В. Сталина на применение чрезвычайных мер при проведении
коллективизации и индустриализации. Репрессирован. 638, 640, 918
Бученков Дмитрий Евгеньевич (р. 1972) — политолог (канд. полит, наук,
доц.), доцент Российского национального исследовательского
медицинского университета имени Н. И. Пирогова, специалист по истории
современного российского анархистского движения. 927
Быковский Сергей Михайлович (р. 1965) — российский историк,
внештатный работник НИПЦ «Мемориал», исследователь истории либертарных
движений. 903, 909
Вальян, Вайан (Vaillant) Огюст (1861-1894) — французский анархист-бом-
бист, прославился тем, что бросил бомбу в зале заседаний Национального
собрания Франции во время заседания 9 дек. 1893 г. Последние его
словами перед казнью 5 февр. 1894 г. в Париже: «Смерть буржуазии!

Указатель имен
1063
Да здравствует анархия!». Поступок Вальяна вдохновил террористов
Э.Анри и С. Казерио. 400, 438
Ванцетти (Vanzetti) Бартоломео (1888-1927) — американский рабочий-
революционер, итальянец по происхождению. По ложному обвинению
в убийстве казнен (процесс Сакко-Ванцетти). 905
Варшавский Нон Ильич (1895 — после 1955) — анархист, член бюро
Всероссийской федерации анархистов (конец 1920-х гг.). Активная
анархистская деятельность началась с 1927 г., благодаря знакомству
с В. В. Бармашом при посредничестве М. Б. Петросовой.
Репрессирован. 905,907
Ватрен (Vatrin; ум. 1886) — французский инженер угледобывающей
компании в Деказвиле, которого растерзали рабочие предприятия во время
восстания углекопов. 434
Введенский Александр Иванович (1888-1946) — церковный деятель,
идеолог и митрополит русской обновленческой церкви. Один из лидеров
♦обновленческого движения» в Русской православной церкви. После
раскола т. н. «Живой церкви» (1922) — глава «Союза общин древлеа-
постольской церкви». 287, 589, 946
Вениаминов Иван Евсеевич (1797-1879) — российский этнограф и
естествоиспытатель. Будучи миссионером во владениях Российско-Американской
компании (1824-1839), изучал быт алеутов и индейцев Северо-Западной
Америки. 683
Вернадский Владимир Иванович (1863-1945) — российский и советский
естествоиспытатель и мыслитель, один из основоположников геохимии,
радиогеологии генетической минералогии, создатель биогеохимии,
учения о биосфере и ее переходе в ноосферу. 337
Ветлугин А. (наст, имя и фамилия — Владимир Ильич Рындзюн; 1897-
1953) — публицист, писатель, журналист, продюсер, автор книг
«Авантюристы гражданской войны» (Париж, 1921), «Третья Россия» (Париж,
1922). В 1918-1919 гг., сотрудничая в белых газетах на Юге России.
В июне 1920 г. эмигрировал в Константинополь, затем переехал в Париж,
жил в Берлине, сотрудничал в эмигрантской печати. В дальнейшем —
совладелец киностудии «Metro-Goldwyn-Mayer» (США). 688
Виконт Огюст (наст, имя и фамилия — Вениамин Николаевич Проппер) —
организатор и главный автор издательства анархо-индивидуалистиче-
ского толка «Индивид», действовавшего в Москве с 1906 по 1907 гг.
По образованию юрист, в годы первой русской революции 1905-1907 гг.
занимал должность помощника присяжного поверенного. 30, 491, 646,
663,667,673,674, 695, 696, 698
Викторов Анатолий Вячеславович (р. 1936) — диссидент конца 1950-х гг.,
двоюродный брат Ю. Т. Галанскова. Участник оппозиционных чтений
на пл. Маяковского в Москве («Маяковки»). 923
Виленская Эмилия Самойловна (1909-1988) — советский историк (к.и.н.).
С 1954 г. по нач. 1970-х гг. — научный сотрудник Института истории

1064
Указатель имен
АН СССР, автор научных работ по проблемам революционного подполья
и народнической идеологии. Репрессирована в 1938 г. 79
Виленский-Сибиряков Владимир Дмитриевич (1888-1942) — политический
деятель, историк-сибиревед. В революционном движении с 1903 г.; член
РСДРП (б) с 1905 г. После Февральской революции председатель
Якутского совета, наркоминдел, нарком продовольствия СНК Советов Сибири
(«Центросибирь»). С 1921 г. жил в Москве. Председатель Всесоюзного
общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев, Общества
изучения Урала, Сибири и Дальнего Востока. Редактор журналов «Каторга
и ссылка», «Северная Азия». Репрессирован. 574
Вильгельм II (Wilhelm; 1859-1941) — последний германский император
и король Пруссии с 15 июня 1888 г. по 9 ноября 1918 г. Из династии
Гогенцоллернов. Сын принца и впоследствии императора Германии
Фридриха III Прусского и Виктории Великобританской. Царствование
Вильгельма II ознаменовалось усилением Германии как мировой
промышленной, военной и колониальной державы и завершилось 1-й
мировой войной, Ноябрьской революцией (1918) и свержением монархии. 823
Вирхов (Virchow) Рудольф (1821-1902) — немецкий патолог, иностранный
член-корр. Петербургской АН. (1881), автор теории целлюлярной
патологии. Один из основателей (1861) и лидеров немецкой Прогрессистской
партии, с 1884 г. — Партии свободомыслящих. 47
Витмаиский — анархист, казненный в Ченстохове по приговору,
вынесенному созданным буржуазными (правыми) революционерами
«ревтрибуналом», по обвинению в участии в экспроприации. 485
Витте Сергей Юльевич (1849-1915) — российский государственный деятель,
граф (1905), почетный член Петербургской АН (1893). С 1903 г. —
председатель Комитета министров, в 1905-1906 гг. — Совета министров.
Под руководством Витте составлен Манифест 17 октября 1905 г. 360
Витюк Виктор Владимирович (1927-2011) — советский, российский
философ (д.филос.н.), главный научный сотрудник Института социологии
РАН, автор работ по «левому» экстремизму на Западе (1980-е гг.). 892
Вишняков Владимир Петрович (псевд. — Ковшин; р. 1941) — диссидент
конца 1950-х — начала 1960-х гг., один из поэтов «Маяковки», участник
самиздатскихсборников «Бумеранг», «Феникс», «Сирена», «Сфинксы».
В последующем заместитель главного редактора газеты «Правда». 922
Воднева С. — русская анархистка, одна из представителей России на
Международном анархическом конгрессе в Амстердаме в авг. 1907 г. 649
Вокач (Ильина) Наталья Николаевна (1882-1862) — жена философа
И. А. Ильина (с 1906). Из дворянской семьи, окончила Московские
Высшие женские курсы (т. н. курсы проф. В. И. Герье), занималась
переводами с европейских языков. 834
Волин Всеволод Михайлович (наст, фамилия — Эйхенбаум; 1882-1945) —
анархист-коммунист (1911-1914), один из организаторов заграничного
российского анархического движения. С 1914 г. анархист-синдикалист.

Указатель имен
1065
Один из создателей петроградского «Союза анархо-синдикалистской
пропаганды», соредактор его печатных органов и журнала «Голос
труда». В 1919-1920 гг. — член секретариата Конфедерации анархистских
организаций Украины «Набат». Сподвижник Н. И. Махно. 5 января
1922 г. выслан из России. Автор воспоминаний «Неизвестная революция,
1917-1921» (М., 2005). 17, 23, 24, 30, 652, 688, 875, 899
Волк Степан Степанович (1921-1993) — советский историк (д.и.н.),
научный сотрудник Ленинградского отделения Института истории АН СССР
(1953-1966), заведующий редакцией Института марксизма-ленинизма
(ИМЛ) при ЦК КПСС (с 1982), исследователь народнического движения
2-й пол. XIX в. в России. 169
Волконский Сергей Григорьевич (1788-1865) — декабрист, член «Союза
благоденствия» и Южного общества, один из директоров Каменской
управы; князь, генерал-майор. Участник Отечественной войны 1812 г.
и заграничных походов. Осужден на 20 лет каторги. 204
Врублевский В. — владелец частного издательства, выпускавшего в начале
XX в. в России литературу революционного содержания. 18
Гакстгауэзен (Haxthausen) Август (1792-1866) — барон, прусский чиновник,
экономист. В 1843 г. путешествовал по России. Автор работ об
особенностях русского аграрного строя и крестьянской общины. 178
Галансков Юрий Тимофеевич (1939-1972) — поэт, публицист;
составитель, редактор и один из авторов самиздатовских журналов «Феникс»
и «Феникс — 66». В янв. 1967 г. арестован, в янв. 1968 г. на «процессе
четырех» (Галансков, Гинзбург, Добровольский, Дашкова) приговорен
к 7 годам лагерей. Погиб в лагере в результате неудачной операции язвы
желудка. 922, 923, 924, 925
Галич Леонид Евгеньевич (наст, фамилия — Габрилович; 1878-1953) —
публицист, критик, поэт. Окончил физико-математический факультет
Петербургского университета (1899), с 1909 г. —приват-доцент
кафедры философии там же. Сотрудничал в газете партии кадетов «Речь»
(1906-1918). После революции эмигрировал, с 1921 г. жил в Париже.
Член Русского философского общества. С 1930-х гг. жил в США. 733,
734, 735,736
Гальперин Абрам (?) Д. — бундовец, состоял на службе в советское время
в учреждениях Наркомата иностранных дел (НКИД) и Наркомата
внешней торговли (НКВТ) и был уволен (подвергнут «дочистке») в 1923 г. 900
Ганди Мохандас Карамчанд (1869-1948) — один из лидеров индийского
национально-освободительного движения, его идеолог. Разработал
тактику ненасильственной борьбы за независимость (сатьяграха) в
форме несотрудничества и гражданского неповиновения. За патриотизм
и аскетический образ жизни получил в народе имя Махатма (великая
душа). 337
Гандлевская Зора Б. (1898-1987) — жена А. Н.Андреева. 908

1066
Указатель имен
Гарибальди (Garibaldi) Джузеппе (1807-1882) — народный герой Италии,
один из вождей революционного крыла Рисорджименто. 194, 403
Гарфильд (Garfield) Джеймс Абрам (1831-1881) — 20-й президент США
в 1881 г., от Республиканской партии. Во время Гражданской войны
1861-1865 гг. один из командиров армии Севера. Смертельно ранен
при покушении. 109
Гарявин Алексей Николаевич (р. 1970) — российский историк (канд. ист.
наук, доц.), член Петровской академии наук и искусств, доцент кафедры
муниципального управления и социальных технологий Института
управления Санкт-Петербургского государственного аграрного университета,
специалист по истории российского анархизма. 687
Ге Александр Юрьевич (наст, фамилия — Голберг; 1879-1919) — анархист-
коммунист (с 1905). С 1913 г. член редакции газеты «Рабочий мир».
В 1917 г. сблизился с большевиками, член ВЦИК 3-го и 4-го созывов.
Выдвигал идею децентрализации государственного управления. 283, 650
Гегель (Hegel) Георг Вильгельм Фридрих (1770-1831) — немецкий философ,
создавший на объективно-идеалистической основе систематическую
теорию диалектики. 289, 294, 366, 367, 370, 770
Гед (Guesde) Жюль (наст, фамилия — Базиль, Basile; 1845-1922) — один
из основателей французской Рабочей партии, деятель 2-го
Интернационала, пропагандист марксизма. В авг. 1914 — окт. 1915 гг. —
государственный министр. 109, 435
Гедель Макс (Эмиль-Генрих-Макс по прозванию Леман, родом из
Лейпцига;? — 1878) — немецкий рабочий-террорист («жестяных дел
подмастерье»), 29 апр. (11 мая) 1878 г. стрелял в германского императора
Вильгельма I (1797-1888) с близкого расстояния, но промахнулся.
5(17) августа 1878 г. обезглавлен. 110
Гедиминовичи — правящая династия Великого княжества
Литовского, потомки великого князя литовского Гедимина (лат. Gedeminne,
Gedeminnen, Gedeminn, Godeminnus; ок. 1275-1341), общее название
княжеских родов Литвы, Беларуси, Польши, России и Украины. Внук
Гедимина Ягелло стал основателем польской королевской династии
Ягеллонов. На Руси — княжеская ветвь, вторая по знатности после
Рюриковичей. 43
Гейцман Илья Моисеевич (1879-1938) — анархист, организатор покушения
на виленского полицмейстера (1905). В 1897 г. вступил в Бунд, в 1901 г.
эмигрировал. В Россию возвратился в 1905 г. В 1907 г. арестован и сослан
в г. Сургут Тобольской губ. Жил и вел революционную работу в
Иркутске. С осени 1917 г. сотрудничал с большевиками, в февр. 1918 г. был
избран членом Центросибири. В 1928 г. — представитель Наркомата
иностранных дел (НКИД) на Дальнем Востоке, в 1933-1936 гг. — директор
Центрального военного архива ЦАУ. Репрессирован. 869
Герасимова Татьяна Николаевна (р. 1937) — диссидентка конца 1950-х —
начала 1960-х гг., участница подпольного кружка А. И. Иванова (Pax-

Указатель имен
1067
метова) и оппозиционных чтений на пл. Маяковского в Москве («Мая-
ковки»). В последующем — ученый (канд. техн. наук). 921
Гервег (Herwegh) Георг (1817-1875) — немецкий революционный демократ,
поэт и публицист. 179
Геродот (между 490 и 480 — ок. 425 до н. э.) — древнегреческий историк,
прозванный отцом истории. Автор сочинений, посвященных описанию
греко-персидских войн. 178
Герцен Александр Иванович (1812-1870) — русский революционер,
писатель, философ. В 1853 г. вместе с Н. П. Огарёвым основал в Лондоне
Вольную русскую типографию. В газете «Колокол» обличал российское
самодержавие. 14, 37, 53, 79, 91-93, 118, 190, 191, 194, 196, 197, 202,
204,217-221,259,273,441, 442, 734
Герцен Наталия (Тата) Александровна (1844-1936) — старшая дочь
А. И. Герцена. 179
Гершкович Лазарь (псевд. — Кибальчич) — анархист-террорист, один
из лидеров российских анархо-синдикалистов (1905), инженер-механик,
создал в г. Одессе лабораторию для производства бомб. 550
Гецци Франческо (1893-1942) — итальянский анархист-эмигрант,
живший с 1926 г. в СССР. Легальный анархист-социалист в Москве. В мае
1929 г. был арестован ОГПУ по делу группы анархистов, вышедших
из музея П. А. Кропоткина, приговорен к 3 годам тюрьмы. В результате
международной кампании протестов в 1931 г. был освобожден, работал
на заводе. В 1937 г. арестован вторично, репрессирован. 904, 907, 909
Гизетти Александр Алексеевич (1888-1938) — русский революционер-эсер,
публицист, член Учредительного собрания. В советский период был
литературным критиком, литературоведом, написал ряд книг и статей,
в том числе о народничестве 1870-х гг. Член совета Вольной философской
ассоциации (Вольфилы). Репрессирован. 116
Гильом (Guillaume) Джеймс (1844-1916) — анархист, швейцарский учитель,
соратник М.А. Бакунина, член 1-го Интернационала, один из
организаторов Альднса социалистической демократии. На Гаагском конгрессе
(1872) был исключен из Интернационала вместе с Бакуниным. 109, 188
Глинка-Волжский Александр Сергеевич (наст, фамилия — Глинка, псевд. —
Волжский; 1878-1940) — русский религиозный мыслитель, историк
литературы, публицист, экономист. Сотрудник целого ряда как
столичных («Русское богатство», «Журнал для всех», «Новый путь», «Вопросы
жизни»), так и провинциальных периодических изданий. Одно время
близкий по своим взглядам к либеральному народничеству и легальному
марксизму, в нач. XX в. оказался приверженцем русского религиозного
идеализма. 949
Глушаков Юрий Эдуардович (р. 1966) — белорусский общественный
деятель, историк, журналист, первый заместитель председателя
Белорусской партии «Зеленые». Автор ряда научных публикаций и сценариев
научно-популярных телефильмов для телеканала «Лад». 903, 912, 915

1068
Указатель имен
Гоббс (Hobbes) Томас (1588-1679) — английский философ, уподоблявший
государство мифическому библейскому чудовищу Левиафану и
считавший первое результатом договора между людьми, положившего конец
естественному состоянию «войны всех против всех». 289
Гогелиа (Гегелия) Георгий (Шалва) Ильич (псевд. — К. Оргеиани, К. Или-
ашвили; 1878-1924) — анархист-коммунист. Из мещан. Один из
организаторов «Группы русских анархистов за границей» (1900, Женева),
♦Группы анархистов-коммунистов «Хлеб и воля» » (1903) и
одноименного печатного органа. В 1906 г. в Тифлисе вместе с В. Н. Черкезовым
и М. Г. Церетели создал местную группу анархистов-коммунистов
♦ Интернационал», основал печатные органы на грузинском языке:
♦ Нобати» (♦Призыв»), ♦Хма» (♦Голос»), ♦Муша» (♦Рабочий»), 15, 23,
24,482,511,551,555,557
Гоголь Николай Васильевич (1809-1852) — знаменитый русский писатель,
оказавший значительное влияние на становление русского классического
реализма. 204, 267
Годвин (Godwin) Уильям (1756-1836) — английский писатель,
произведения которого близки к жанру готического романа. Творчество Годвина
сказалось на формировании идеологии европейского анархизма. 13,
182,245,246,247,249,277, 342,703, 783, 785
Головачёв Аполлон Филиппович (1831-1877) — русский литератор,
критик и публицист, второй муж русской писательницы А. Я. Панаевой
(1820-1893). Начал печататься в 1860 г. В 1863-1865 гг. был секретарем
журнала ♦Современник». Приобрел типографию и издавал переводы
сочинений Д. С. Милля, Ч.Дарвина, П. Ж. Прудона, работы физиолога
И. М. Сеченова (1829-1905). 78, 79
Голштейн-Готторпские (Holstein-Gottorp или Holstein-Gottorf) —
немецкая герцогская династия, младшая ветвь Ольденбургской династии,
правившая в части Шлезвиг-Гольштейна в 1544-1773 гг., после его
раздела на 3 части. В 1761 г. готторпский герцог Карл Петер Ульрих
стал императором Всероссийским под именем Петра III. В связи с этим
династию всероссийских императоров, начиная с Петра III, в
специальной литературе по генеалогии и во всех императорских гербовниках
именуют ♦ГолыптейнТотторп-Романовыми». 178
Гольдман (Goldman) Эмма (1869-1940) — знаменитая североамериканская
анархистка 1-й пол. XX в. Родилась в Ковно (Каунас, Литва), переехала
с семьей в Петербург, в 1886 г. эмигрировала в США. В Нью-Йорке
познакомилась с Александром Беркманом (1870-1936), одним из лидеров
анархистского движения в США в тот период. С 1906 г. вместе издавали
журнал ♦Мать Земля». В конце 1919 г. Э. Гольдман и А. Беркман месте
с большой группой уроженцев Российской империи были депортированы
в Советскую Россию. Гольдман вновь эмигрировала через 2 года, жила
в Англии и Франции, с 1936 г. в Испании. 650

Указатель имен
1069
Гольдсмит Мария Исидоровна (урожд. Андросова; псевд. — Корн М., Из-
идин М.; 1858-1932/36?) — из дворян, последовательница и переводчик
работ П. А. Кропоткина. С 1887 г. в Париже. В 1903-1914 гг. — одна
из организаторов, член редколлегии и автор анархистских печатных
органов «К оружию!», * Грузия», «Листки «Хлеб и воля»», «Рабочий мир».
Основательница «Группы русских анархистов-коммунистов в Париже».
Организатор-координатор съездов и конференций русских анархистов
за границей. Собирательница материалов по истории анархистского
движения. 23, 426, 875
Гордин (Gordin) Абба Лейбович (Александр Львович; 1887-1964) — педагог,
писатель, поэт и переводчик. Теоретик анархизма, основатель нового
направления анархо-индивидуализма: анархо-универсализма,
интериндивидуализма, пананархизма. Совместно со своим братом В. Л. Гординым
организатор Московской Федерации анархистов (1918), «Московского
союза анархистов» (1919-1920), «Московской секции
анархистов-универсалистов» (затем — Всероссийская). После раскола (1921) возглавил
«Организацию анархистов-универсалистов (интериндивидуалистов)».
В 1926 г. эмигрировал в США. В Нью-Йорке редактировал газету «Идише
Шрифтн» (1941-1946). С 1958 г. — в Израиле. Редактор газеты
«Проблемой (1959-1964). 23, 24, 26у 30, 278, 781, 789, 791, 793, 869, 899, 904
Гордин (Gordin) Зеев-Вольф Лейбович (Владимир Львович) — анархист-
индивидуалист, универсалист, пананархист. Совместно со своим братом
А. Л. Гординым организатор Московской Федерации анархистов (1918)
и других организаций и печатных органов интериндивидуалистической
направленности. С 1925 г. — в психиатрической клинике. Дальнейшая
судьба не известна. 792, 793, 795
Горев Борис Исаакович (наст, фамилия — Гольдман; 1874-1937/38) —
советский историк и философ. В революционном движении с 1893 г.
С 1907 г. — меньшевик-ликвидатор. После Февральской революции
1917 г. — член меньшевистского ЦК и ВЦИК 1-го созыва. В 1920 г.
официально вышел из партии меньшевиков. Работал в Институте К. Маркса
и Ф. Энгельса, занимался преподавательской деятельностью. Специалист
по истории социалистических учений. Один из создателей Общества
историков-марксистов (1925). Репрессирован. 504, 544, 574, 596, 946
Горелик Анатолий (наст, имя и фамилия — Григорий; 1890-1956) —
анархист (с 1904), с 1909 г. жил за границей в Европе и США, где
получил известность как активист анархо-синдикалистского движения,
редактор газет «Рабочая речь» и «Рабочий», издававшихся в Чикаго
в1915-1917гг. В1917-1918гг. — один из лидеров «Екатеринославской
федерации анархистов», затем работал в организациях КАУ «Набат»
в разных городах Украины и в Москве. Один из организаторов
«Всероссийского Чёрного Креста». Дважды арестовывался ЧК. В янв. 1922 г.
выслан из СССР, жил в Аргентине, где возглавлял «Федерацию русских
рабочих организациях Южной Америки» и редакцию ее газеты «Голос

1070
Указатель имен
труда» (1919-1930). Ведущий идеолог т. н. «свободнического» течения
анархизма. В 1940 г. был парализован. 651, 688
Горемыкин Иван Логгинович (1839-1917) — российский государственный
деятель, министр внутренних дел (1895-1899). Проводил политику
контрреформ. Председатель Совета министров (апр.-июль 1906 и 1914-16);
занимал враждебную позицию по отношению к Государственной думе
и «прогрессивному блоку». Убит при разгроме имения. 606
Городецкий Сергей Митрофанович (1884-1967) — русский поэт-акмеист.
Один из организаторов «Цеха поэтов» в эпоху «серебряного века». 646,
699,737
Горчева Алла Юрьевна — публицист, филолог (канд. филол. наук),
доцент факультета журналистики МГУ, автор исследования по истории
ГУЛАГ'а (2009). 908
Горький Максим (наст, имя и фамилия — Алексей Максимович Пешков;
1868-1936) — известный русский советский писатель, публицист.
Оказал сильное влияние на формирование идейно-эстетических принципов
советской литературы. 287, 908
Готье (Gautier) Эмиль (1853-1937) — французский юрист (доктор права),
журналист, писатель, художник. Симпатизировал анархистам,
участвовал в процессе П. А. Кропоткина (1883-1885). С 1880 г. опубликовал
несколько научно-популярных книг, автор предисловия к книге С. Фора,
«Мировая скорбь». 362, 845
Гофман Модест Людвигович (1887-1959) — российский
филолог-литературовед и поэт-символист, пушкинист. С 1920 г. работал в Пушкинском
доме, в 1922 г. эмигрировал во Францию. Автор книги «Соборный
индивидуализм» (СПб., 1907) — очерка истории индивидуализма с древних
времен, написанного в духе религиозно-философских исканий русских
символистов, прежде всего, Вяч. Иванова и Г. Чулкова. 699
Грав (Grave) Жан (1854-1939) — французский общественный деятель,
философ, теоретик анархизма, популяризатор идей и работ П. А. Кропоткина
во Франции. В 1892 г. издал книгу «La société mourante et l'anarchie»
(«Умирающее общество и анархия»). С мая 1895 г. редактировал газету
«Les Temps Nouveaux» («Новые времена»). 257, 261, 296, 299, 438, 441,
443,482, 484, 844
Грановский Тимофей Николаевич (1813-1855) — русский историк,
общественный деятель, глава московских западников. С 1839 г. — профессор
всеобщей истории Московского университета. Заложил основы
российской медиевистики. 92, 196
Грачёв Андрей Серафимович (р. 1941) — российский общественный деятель,
историк (к.и.н.), публицист. С 1973 г. первый заместителем председателя
КМО СССР. С 1978 г. — в Отделе внешнеполитической пропаганды ЦК
КПСС. В 1989-1991 гг. — заместитель заведующего Международным
отделом ЦК КПСС. С августа по декабрь 1991 г. исполнял обязанности

Указатель имен
1071
пресс-секретаря президента СССР М. С. Горбачёва. Автор статей и книг
об европейских молодежных движениях (1970-е гг.). 892, 893
Грозин Э. — российский поэт и публицист, анархист-биокосмист,
активист Московской рекции анархистов-универсалистов. В конце декабря
1921 г. участвовал в создании «Креатория российских и московских
анархистов-биокосмистов», член его Секретариата и сотрудник журнала
«Биокосмист» (1922). 772
Громан Владимир Густавович (псевд. — Горн; 1874-1940) — экономист,
статистик, меньшевик. Член 1-й Государственной думы. В 1920-х гг.
был на государственной службе, в 1923 г. уволен за прошлую
политическую деятельность. В 1932 г. осужден по делу т. н. меньшевистского
центра. 900
Гроссман-Рощин Иуда Соломонович (наст, фамилия — Шлоймов; 1883-
1934) — анархист-коммунист (с 1903), из купеческой семьи, в
революционном движении с 1897 г., родоначальник «чёрнознаменского»
(бунтарского) направления в российском анархизме. С 1908 г. —
сторонник анархо-синдикализма, в 1912-1913 гг. — приверженец идей
А. Бергсона. Жил в эмиграции. С 1917 г. в России, участвовал в работе
легальных анархистских издательств. В 1919 г. при штабе Н. И. Махно.
В 1920-е гг. занимался публицистикой, работал литературным критиком
в журналах «Былое», «Октябрь», «На литературном посту», занимался
преподавательской деятельностью (МГУ, ВХУТЕМАС).
Эволюционировал к большевизму. 32, 555, 589, 592, 604, 648, 650, 868, 869, 871, 872
Гумберт Умберто I (Umberto I; 1844-1900) — второй король Италии (с 1878)
из Савойской династии. В ноябре 1878 г. на его жизнь покушался
итальянский террорист Дж. Пассананте. В июле 1900 г. король был
застрелен в Монце анархистом Гаэтано Бреши. 401
Гусейнов Абдусалам Абдулкеримович (р. 1939) — российский философ
(д.филос.н., проф.), директор Института философии РАН (с 2006),
академик РАН (с 2003), специалист по этике и социальной философии. 345
Гусман Леонид Юрьевич (р. 1974) — российский историк (докт. ист. наук,
доц.), заведующий кафедрой истории и философии Санкт-Петербургского
государственного университета аэрокосмического приборостроения,
специалист по истории российского либерального движения XIX в. 217
Гюго (Hugo) Виктор Мари (1802-1885) — знаменитый французский
писатель-романтик. Его сочинения проникнуты гуманистическими идеалами,
пафосом борьбы со злом и социальной несправедливостью. 60
Давыдов Иосиф Александрович (псевд. — Борисов Георгий, Д — в И.;
1866-1942) — писатель, педагог, экономист, философ. В годы первой
русской революции был близок петербургским символистам, в
частности Г. Чулкову и Вяч. Иванову у участвовал в их издательских проектах,
связанных с историей мистического анархизма. По своим идейным при-

1072
Указатель имен
страстиям в те годы был близок неокантианству, испытал также влияние
эмпириомонизма А. А. Богданова (Малиновского; 1873-1928). 699
Дайнов Мендель Эммануилов Рубинов (псевд. — Максим Дубинский;
1873/78 — после 1909) — из купцов, анархист-коммунист (с 1900), один
из организаторов «Группы русских анархистов-коммунистов за
границей», главный редактор газеты «Буревестник» (1906-1908). В 1907 г.
организовал группу анархо-коммунистов «Интернационал». 15
Далин Давид Юльевич (наст, фамилия — Левин; 1889-1962) —
меньшевик (после февр. 1917). Член ЦК РСДРП (о). Сотрудник центрального
органа меньшевиков «Рабочая газета» и горьковской «Новой жизни».
Вел активную борьбу против большевизма, в 1921 г. выслан за границу.
Сотрудничал в основанном Л. Мартовым в Берлине «Социалистическом
Вестнике». С 1940 г. жил в США. Сотрудничал в журналах «Нью-Лидер»
и «Проблемы коммунизма» и в «Новом журнале» (Р. Гула). Историк
меньшевизма. 899
Дамье Вадим Валерьевич (р. 1959) — российский историк (д.и.н.), анархист,
член Конфедерации революционных анархо-синдикалистов (КРАС-
МАТ). Старший научный сотрудник Института всеобщей истории РАН,
профессор Высшей школы экономики. Специалист по истории
международного анархо-синдикалистского движения. 903
Данилевский Николай Яковлевич (1822-1885) — российский публицист
и социолог, идеолог панславизма. В работе «Россия и Европа» (1869)
выдвинул теорию обособленных «культурно-исторических типов»
(цивилизаций). 783
Дантю (Dantu) E. — французский издатель произведений П. Ж. Пру дона,
в частности книги «De la capacité politique des classes ouvrières» (Paris,
1865). 80
Дарани — анархист-универсалист, автор заметок и статей в журнале
«Универсал». 755, 780,781
Дарвин (Darwin) Чарлз Роберт (1809-1882) — английский
естествоиспытатель, основоположник теории эволюции органического мира
(дарвинизма), автор работ по геологии, ботанике и зоологии, иностранный
член-корр. Петербургской АН (1867). 292, 748
Де Пап (De Раере) Сезар (Цезарь; 1842-1890) — деятель бельгийского
рабочего и социалистического движения, член 1-го Интернационала. После
Гаагского конгресса (1872) некоторое время поддерживал бакунистов.
Один из основателей бельгийской рабочей партии (1885). 224, 435, 626
де-Брюне Клод (Brunet Claude) — французский социолог нач. XVIII в.,
врач по профессии, идеолог солипсизма (от лат. solus — единственный
и лат. ipse — сам) — крайней формы индивидуализма («существую
только я сам»). 287
Дейч Лев Григорьевич (1855-1941) — российский политический деятель,
участник народнического движения 1870-х гг., один из организаторов
«Чигиринского заговора», член «Земли и воли» и «Чёрного передела»,

Указатель имен
1073
с 1883 г. — член группы «Освобождение труда». В 1884-1901 гг. — на
Карийской каторге. В 1901 г. бежал из ссылки. С 1903 г. один из лидеров
меньшевизма. После 1917 г. отошел от политической деятельности,
публиковал архивы Г. В. Плеханова. Оставил мемуары. 171
Делеон Ашер — югославский (сербохорватский) публицист, автор работ
о рабочем самоуправлении в Югославии (1950-е — начало 1960-х гг.). 922
Деникин Антон Иванович (1872-1947) — русский военный деятель,
генерал-лейтенант (1916). Один из руководителей Белого движения:
главнокомандующий Добровольческой армией, «Вооруженными силами
Юга России», «Верховный правитель Российского государства». С апр.
1920 г. в эмиграции. Опубликовал воспоминания «Очерки русской
смуты» (т. 1-5, 1921-1923). 602, 615
Дерябин — анархист-«безначалец», автор брошюры «За землю и волю»
(1906). 489
Джеймс, Джемс (James) Уильям (1842-1910) — американский философ
и психолог, один из основателей прагматизма — философского
направления, видящего в практической деятельности предпосылку и конечную
цель познания и сущностную характеристику человека. В психологии
развил концепцию «потока сознания», учение об эмоциях. 755
Джером (Jerome) Джером Клапка (1859-1927) — известный английский
писатель. Его произведения написаны с добродушным юмором, нередко
с налетом сентиментальности. 298
Дзержинский Феликс Эдмундович (1877-1926) — советский политический
и государственный деятель. Занимал ключевые посты в Советской
России и СССР. С дек. 1917 г. — председатель ВЧК (с 1922 ГПУ, ОГПУ),
с 1924 г. председатель ВСНХ СССР. 897
Дивногорский Николай Валерианович (псевд. — Петр Толстой, Ростовцев;
1882-1908/09) — анархист-«безначалец», из дворян. Студентом
увлекся учением Л. Н. Толстого>, .жил в колонии «толстовцев» на Кавказе
(1900-1901). С 1903 г. — в эмиграции в Англии и Бельгии, в Россию
вернулся в начале 1905 г., организовал группу «анархистов-общинников»
(февр. 1905 г.), которая в декабре того же года присоединилась к группе
анархо-коммунистов «Безначалие». В 1906 г. эмигрировал в Швейцарию;
в 1907 г. был арестован с подельниками за попытку ограбления банка,
умер в тюрьме в Лозанне. Автор брошюр по тактике «безначальцев». 647
Дизеле — французский анархист, автор публикаций в «La Révolte» (1880-
1890-e гг.). 435
Дмитрий Донской (1350-1389) — великий князь московский (с 1359)
и владимирский (с 1362), сын Ивана П. Возглавил вооруженную борьбу
русского народа против монголо-татарского нашествия. 804
Добролюбов Николай Александрович (1836-1861) — русский литературный
критик, публицист, революционный демократ. С 1857 г. — постоянный
сотрудник журнала «Современник». 14, 40, 93, 118, 206

1074
Указатель имен
Долгоруков Пётр Владимирович (1816/17-1868) — князь, российский
историк и публицист. С 1859 г. — в эмиграции. Издавал либерально-
конституционные газеты «Будущность», «Правдивый», «Листок»
и др. 220, 221,222
Долгушин Александр Васильевич (1848-1885) — участник
революционного движения 1870-х гг. Организатор и руководитель кружка «дол-
гушинцев», автор революционных прокламаций. В 1874 г. приговорен
к 10 годам каторги, в 1881 г. — еще к 15-ти. Умер в Шлиссельбургской
крепости. 14, 156
Должанская Лия Абрамовна (р. 1939) — историк-архивист, публицист,
по профессии — инженер-электронщик, сотрудник
Научно-информационного и просветительского центра (НИПЦ) «Мемориал» (Москва),
автор статей о протестных движениях в Советской России 1-й трети
XX в. 904, 907
Достоевский Федор Михайлович (1821-1881) — знаменитый русский
писатель, член-корр. Петербургской АН (1877). Участник кружка М. В. Пе-
трашевского. В 1849 г. был арестован и приговорен к смертной казни,
замененной каторгой. В 1859 г. возвратился в С.-Петербург. 264, 267,
270, 271, 287, 292, 725, 727, 762, 815, 946
Драгоманов Михаил Петрович (1841-1895) — историк, фольклорист,
общественный деятель. Организатор и активный деятель киевской Громады.
В 1876 г. эмигрировал в Швейцарию. С 1878 г. издавал сборник, а
затем журнал «Громада» на украинском языке (1880, Женева), выступал
за культурно-национальную автономию Украины. С 1889 г. — профессор
Софийского высшего училища. 101, 116, 442
Дрезен Эрнест Карлович (по др. источ. Эрнест Вильгельм; 1892-1937) —
российский и советский интерлингвист и эсперантолог. С 1926 по 1930 г.
работал директором Московского института связи, заместителем
директора треста «Оргэнерго» и профессором Московского университета,
а также советником Всесоюзного общества культурных связей с
зарубежьем (ВОКС). Основатель и руководитель Союза эсперантистов советских
республик (1921-1936). Репрессирован. 792
Дрогалина Жанна Александровна — жена В. В. Налимова, научный
сотрудник МГУ, лингвист по образованию. Более 20 лет работала вместе
с В. В. Налимовым над проблемами, связанными с языком и сознанием.
Соавтор его работ по этой проблематике. 806
Дубовик Анатолий Викторович (р. 1972) — украинский историк (г.
Днепропетровск), исследователь истории революционных движений и
анархизма, модератор сайта «Российские социалисты и анархисты после Октября
1917 года» (http://socialist.memo.ru/), автор комментариев к книге:
Волин В. М. Неизвестная революция, 1917-1921 (М., 2005). 904, 905,
908,911,912,914,915,916
Дуличенко Александр Дмитриевич (р. 1941) — советский и эстонский
ученый-лингвист (канд. филол. наук, проф.-эмеритус), заведующий

Указатель имен
1075
кафедрой славянской филологии (с 1992) Тартуского университета
(Эстония), специалист в области теоретического и славянского языкознания,
а также интерлингвистики и эсперантологии. Член Международного
комитета славистов, Нью-Йоркской академии наук Международной
академии наук Сан-Марино. 792
Дурново Петр Николаевич (1845-1915) — российский государственный
деятель. В 1884-1893 гг. директор Департамента полиции, в 1905-
1906 гг. — министр внутренних дел. С 1906 г. — член Государственного
совета. 653, 851
Дутов Александр Илларионович (1879-1921) — генерал-лейтенант (1919).
С марта 1917 г. председатель Совета Союза казачьих войск, с сент.
1917 г. — атаман Оренбургского казачества. В 1918-1819 гг. командовал
Оренбургской армией в войсках А. В. Колчака. 848
Дьюи (Dewey) Джон (1859-1952) — американский философ,
систематизатор прагматизма. Профессор Колумбийского университета (Нью-Йорк)
в 1904-1930 гг. Развил концепцию инструментализма. Оказал большое
влияние на американскую педагогику. 755
Дьяков Владимир Анатольевич (1919-1995) — советский историк, ведущий
научный сотрудник Института славяноведения и балканистики (ИСБ)
АН СССР/РАН (с 1988), исследователь русской военной историографии,
европейского революционного движения XIX в. 48
Дюваль Клемент (Duval Clément; 1850-1935) — французский анархист,
член анархистской группировки «Пантеры Батиньоля», которая часть
награбленного передавала анархистским группам и кассам рабочей
взаимопомощи. Знаменитость приобрел после того, как убил пытавшегося
арестовать его полицейского. Анархистская пресса поддержала Дюваля
и настроила в его пользу общественность. Вместо гильотины он получил
каторжный срок во французской Гвиане (на о. Дьявола), где прославился
более 20 попытками побега, последняя из которых (1901) увенчалась
успехом. Жил в Нью-Йорке. Оставил воспоминания (1929). 259
Дюринг (Dühring) Евгений (1833-1921) — немецкий философ, занимался
политэкономией и правом. Считал насилие важнейшим фактором
истории. Выступал против марксизма. 172
Екатерина II Алексеевна (урожд. Софья Фредерика Августа Анхальт-Цербст-
ская; 1729-1796) — российская императрица (с 1762). С 1745 г. — жена
великого князя Петра Федоровича (будущего императора Петра III).
После восшествия мужа на престол свергла его (1762). Правление
Екатерины II ознаменовано активной внешней политикой и кардинальными
реформами в государственном управлении. 91
Ельцин Борис Николаевич (1931-2007) — партийный функционер, первый
президент РСФСР постсоветского периода (с 12.06.1991), президент
Российской Федерации (с 1993). В дек. 1991 г. совместно с
руководителями Белоруссии и Украины подписал Беловежские соглашения о пре-

1076
Указатель имен
кращении существования СССР. В сент. 1993 г. по инициативе Ельцина
распущены Съезд народных депутатов и Верховный Совет Российской
Федерации, ликвидирована система Советов. 932
Енукидзе Авель Сафронович (1877-1937) — советский политический и
государственный деятель. В социал-демократическом движении с 1899 г.
С 1918 г. — секретарь Президиума ВЦИК, в 1922-1935 гг. — секретарь
Президиума ЦИК СССР. С 1927 г. — член Президиума ЦКК ВКП (б).
Репрессирован. 808
Епифаний (ранее 1624-1682) — деятель старообрядчества, писатель, друг
и духовник идеолога раскола в православной церкви и главы
старообрядчества Аввакума Петрова (1620/21-1682). Монах Соловецкого монастыря
(с 1652). Осужден церковным собором 1666-1667 гг., сослан, казнен. 815
Еремеев — анархист, ведший пропаганду во Владимирской губ. в 1923 г. 905
Ермак Тимофеевич (между 1532 и 1542-1585) — казачий атаман. Походом
в 1582-1585 гг. положил начало покорению Сибири Русским
государством. Погиб в бою с ханом Кучумом. 96
Ермаков Владимир Дмитриевич (р. 1955) — российский историк (докт.
ист. наук, проф.), профессор Санкт-Петербургского института
культуры, специалист по истории российского анархизма XX в. 572, 700, 940
Ермаковский Дмитрий И. — анархист-коммунист, участник Туруханского
бунта, мемуарист. 688
Ермолаев Игорь Никифорович — российский историк (канд. ист. наук),
доцент исторического факультета Псковского государственного
(педагогического) университета (ПГПУ), научный редактор «Псковской
энциклопедии», работал главным редактором газеты «Псковская правда»,
автор исследований о жизни и творчестве П. В.Долгорукова. 222
Ефимов Алексей Владимирович (1896-1971) — советский
ученый-американист, историк (д.и.н., проф.), чл.-корр. АН СССР (1939) и АПН СССР
(1968), декан исторического факультета МГУ (1941-43), профессор
Факультета международных отношений МГИМО (с 1944). С 1957 г.
и до конца жизни возглавлял сектор Америки Института этнографии
им. Н. Н. Миклухо-Маклая АН СССР. Автор статьи о Н. В. Соколове
в журнале «Каторга и ссылка» (1931, № 11-12). 74, 75
Жвания Дмитрий Дмитриевич (р. 1967) — российский историк (к.и.н.),
журналист. Работал в петербургских газетах «Смена», «Петербург-экспресс»,
«Петербургский курьер», «Комсомольская правда» в Санкт-Петербурге.
С 2010 г. — главный редактор публицистического интернет-ресурса
Артель аналитиков «Новый смысл». Участник политических акций,
автор мемуаров «Путь хунвейбина» (2006), в которых описал перипетии
своей политической биографии. 23
Жебунёв Николай Александрович (1851-1919) — народник, вместе с
братьями Владимиром (1848-1915) и Сергеем (1949-1924) участвовал
в революционно-народнических кружках 1870-х гг. Вокруг Жебунёвых

Указатель имен
1077
в начале 1870-х гг. в Цюрихе сложился русский народнический кружок
в эмиграции. В середине 1880-х гг. Николай возвратился в Россию.
Автор серии статей о политических партиях Франции в «Вольном слове»
(Женева, 1882-83, № 37-59). 115
Железняков Анатолий Григорьевич (1895-1919) — матрос Балтийского
флота (с 1915). Анархист, в окт. 1917 г. примкнул к большевикам.
В янв. 1918 г. — начальник караула Таврического дворца, по приказу
СНК участвовал в разгоне Учредительного собрания. 597
Желябов Андрей Иванович (1851-1881) — из семьи крепостных крестьян,
участник революционного движения 1870-х — нач. 1880-х гг. в России.
С 1873 г. — член кружка «чайковцев» в г. Одессе. Один из создателей
и руководителей «Народной воли». Организатор ряда покушений на
императора АлександраН. Повешен. 109, 125, 162, 169
Жемчужникова Мария Николаевна (1899-1987) — анархистка-антропософ,
мемуаристка. Из дворян. В 1917-1923 гг. входила в Московское
антропософское общество. До 1930 г. работала секретарем третейских судов
в Наркомате труда. С 1921 по 1926 г. посещала лекции А. А. Карелина
(входила в число его личных друзей), сблизилась с анархо-мистиками.
После смерти Карелина помогала Общественному комитету по
увековечиванию памяти А А. Карелина разобрать рукописи. В 1930-х гг.
репрессирована, была в ссылке. В 1956 г. реабилитирована, вернулась
в Москву, работала экономистом. Занималась переводами
антропософской литературы. Оставила воспоминания (1975, опубл. в сборнике
«Минувшее» в 1988 г., вып. 6). 817
Жуковский Николай Иванович (1833-1895) — народник, участник
революционного движения 1860-1870-х гг. В 1861-1862 гг. — член
революционного кружка в С.-Петербурге, с 1862 г. за границей, один из лидеров
«молодой эмиграции». С конца 1860-х гг. ближайший сподвижник
М. А. Бакунина, участвовал в создании «Альянса социалистической
демократии» (1868), член 1-го Интернационала (1869-1872). 22, 90,189
Завадский Юрий Александрович (1894-1977) — советский режиссер, актер,
народный артист СССР (1948), Герой Социалистического Труда (1973).
С 1915 г. — актер Студии Е. Б. Вахтангова, затем МХАТ'а. С 1940 г. —
главный режиссер театра им. Моссовета. 816
Зайцев Варфоломей Александрович (1842-1882) — русский публицист
и литературный критик. В 1863-1865 гг. — один из основных
сотрудников журнала «Русское слово». Арестовывался в связи с покушением
Д. В. Каракозова (1866). В 1869 г. эмигрировал за границу, работал
в итальянской секции 1-го Интернационала. 14, 22, 58, 78
Заратустра (также Заратуштра от авест. ZaraOuStra, тадж. Зардушт, курд.
Zerdeçt и перс. jj^A^f— ZartoSt; Зороастр от греч. Zwpoàatpriç; между
10 и 1-й пол. 6 вв. до н. э.) — пророк и реформатор древнеиранской ре-

1078
Указатель имен
лигии, получившей название зороастризм. Составил древнейшую часть
♦Авесты» — священного писания зороастризма. 695
Засулич Вера Ивановна (1849-1919) — русский политический деятель,
участница народнических кружков 1860-1870-х гг. В 1878 г.
покушалась на жизнь петербургского градоначальника Ф. Ф. Трепова, оправдана
судом присяжных. С 1879 г. член «Чёрного передела». В 1883 г. — один
из организаторов группы «Освобождение труда». С 1903 г. в
меньшевистском крыле РСДРП. 98, 158, 171
Зеньковский Василий Васильевич (1881-1962) — русский православный
богослов, философ и религиозный деятель, историк русской философской
мысли, педагог и литературовед. С 1919 г. — в эмиграции (Югославия,
Чехословакия, Франция). С 1926 г. — профессор Богословского
института в Париже. 815
Злобин Степан Павлович (1903-1965) — русский советский писатель.
В личном фонде Злобина в РГАЛИ хранится ряд документов по истории
русского анархизма 1-й пол. XX в. 903
Золя (Zola) Эмиль (1840-1902) — знаменитый французский писатель.
Основное произведение — 20-томная серия романов «Ругон-Маккары»
(1871-1893) — история одной семьи в эпоху Второй империи. 262, 400
Зубарь Федосей (наст, фамилия — Зубарев; 1875-1907) —
анархист-коммунист, заводской рабочий-боевик из Екатеринослава, «чёрнознаменец»,
участник террористических актов. 550
Зубков Юрий Алексеевич (р. 1937) — участник диссидентского движения
в Москве в конце 1950-х гг. 919
Ибсен (Ibsen) Генрик (1828-1906) — норвежский драматург. В своих
сочинениях выражал протест против всей системы современных
общественных установлений, требуя максимальной эмансипации человека. 706,
716,717,725
Иван I Калита (до 1296-1340) — великий князь московский (с 1325),
великий князь владимирский (1328-1331 и с 1332). Сын Даниила
Александровича. Заложил основы политического и экономического
могущества Москвы. 266
Иван IV (Грозный; 1530-1584) — великий князь московский и «всея Руси»
(с 1533), первый русский царь (с 1547), из династии Рюриковичей. Сын
Василия III и Е. И. Глинской. При Иване Грозном сложилась приказная
система центрального управления. Учредив опричнину (1565-1572), он
ввел режим жесточайшего террора. 43, 91, 309
Иваницкий Павел Иванович (1885 — ?) — поэт, публицист, и философ, анар-
хист-биокосмист, теоретик биокосмизма В 1921 и 1923 гг. был членом
организации анархистов-биокосмистов в Москве. В 1920-х гг. работал
вместе с Валерианом Николаевичем Муравьевым (1885-1930; дипломат,
философ, публицист) в Центральном институте труда. Совместно с А. Свя-
тогором выпустил два сборника «Биокосмизм» (1921-1922). 30, 789

Указатель имен
1079
Иванов Анатолий Иванович (псевд. — Рахметов; р. 1933) — диссидент
с конца 1950-х гг., один из организаторов и активных участников «Ма-
яковки». Теоретик искусства, коллекционер авангардной живописи,
поэт, по образованию юрист. Один из авторов самиздатовского журнала
♦ Феникс», член подпольного политического кружка. 921, 922, 925
Иванов Анатолий Михайлович (псевд. — Новогодний, Манулин, В.
Скуратов; р. 1935) — диссидент с конца 1950-х, историк, политзаключенный,
один из инициаторов проекта «Космонавт» (замысел теракта против
Н. С. Хрущева). Участвовал в самиздатских журналах «Вече» и
«Московский сборник». Несколько раз арестовывался, в 1982 г. осужден
к 1 году заключения и 5 годам ссылки. Вернулся в Москву в 1985 г. 919,
920, 921, 922, 923,924,925,926
Иванов Вячеслав Иванович (1866-1949) — русский поэт, представитель
и теоретик символизма. В его петербургской квартире (т. н. «башня
Иванова») устраивались т. н. «ивановские среды», собиравшие
литературно-артистическую интеллигенцию (1905-1912). В 1924 г.
эмигрировал, жил в Италии. 646, 699, 718, 723, 724, 725, 726, 727, 728, 729,
730,731,732,942
Иванов Иван Иванович (? — 1869) — студент Петровской академии в
Москве, член тайного общества «Народная расправа», убитый 21 ноября
1869 г. С. Г. Нечаевым, заподозрившим его в предательстве (1869). 154
Иванов-Разумник (наст, имя и фамилия — Разумник Васильевич Иванов;
1878-1946) — русский и советский литературовед, литературный
критик, социолог, писатель, историк русской литературы и общественной
мысли, философ. Разработал собственную философскую систему —
имманентный субъективизм. В 1919-1924 гг. — один из руководителей
(товарищ председателя) Вольной философской ассоциации (Вольфилы).
В 1941 г. вместе с женой был угнал в Германию, помещен в концлагерь
(до 1943). После войны жил в Литве и Германии. Оставил воспоминания
«Писательскиесудьбы». 565
Ивто Жорж (Yvetot Georges Louis François; 1868-1942) — видный деятель
французского профдвижения, анархо-синдикалист, главный секретарь
Национальной федерации французских бирж труда (с 1901),
объединенной Всеобщей конфедерации труда (1902-1918). До 1-й мировой
войны неоднократно подвергался репрессиям за антимилитаристскую
пропаганду. Биограф Ф. Пеллутье. 513
Игнатьев Павел Николаевич (1797-1879/80) — граф, генерал от инфантерии
(1859), почетный член Петербургской АН (1856). С 1852 г. — член
Государственного совета. В 1854-1861 гг. петербургский генерал-губернатор,
в 1872-1879 гг. председатель Комитета министров. 381
Иисус Христос (4 до н. э.? — ок. 30 н. э.?) — согласно христианскому
вероучению, Богочеловек, в котором соединены божественная (как Бог-Сын
он — Второе лицо Троицы) и человеческая (рожден от Девы Марии)
природа, добровольно принявший страдания и смерть на кресте ради

1080
Указатель имен
искупления первородного греха, совершенного Адамом и Евой. 63, 65,
72, 132, 271, 272, 294, 298, 299, 315, 316, 324, 325, 327, 334, 339, 340,
523,660,661,735,801, 814, 816
Ильин Иван Александрович (1882-1954) — религиозный философ,
правовед, публицист. Активный противник большевизма, идеолог Белого
движения. В 1922 г. выслан за границу. Профессор Русского научного
института в Берлине (с 1923) и издатель журнала «Русский колокол»
(1927-1930). В 1934 г. уволен нацистами, с 1938 г. жил в
Швейцарии. 180,339, 945
Иоанн Златоуст (между 344 и 354-407) — один из главных отцов Церкви,
архиепископ Константинополя (с 397), представитель греческого
церковного красноречия. 72
Исаев Андрей Константинович (р. 1964) — российский политолог (канд.
полит, наук, доц.) и политический деятель, депутат Государственной
думы III, IV, V и VI созывов, заместитель Председателя Государственной
Думы ФС РФ. Первый заместитель председателя Федерации
независимых профсоюзов России (с 2011). Заместитель секретаря генерального
совета партии «Единая Россия». В конце 1980-х — начале 1990-х гг. —
активный участник российского анархистского движения. 23
Итенберг Борис Самуилович (р. 1921) — советский и российский историк
(докт. ист. наук, проф.), научный сотрудник Института истории РАН
(с 1957), руководитель группы по изучению общественного движения
в пореформенной России (с 1960), специалист по истории общественной
мысли и общественного движения в России 2-й пол. XIX в.,
русско-западноевропейским общественным связям. 167
Кабе (Cabet) Этьен (1788-1856) — французский публицист и общественный
деятель, идеолог утопического коммунизма, устройство которого в
отдельно взятом обществе изобразил в романе «Путешествие в Икарию»
(1840). Предпринял реальную попытку воплощения своих идей, создав
колонию икарийцев в Америке. 190
Кавелин Константин Дмитриевич (1818-1885) — русский историк,
правовед, психолог, социолог и публицист. В начале 1840-х гг. примкнул к
западникам, стал близок Т. Н. Грановскому (1813-1855), вошел в кружок
В. Г. Белинского. Во 2-й пол. 1840-х гг. подружился с А И. Герценом,
войдя в его московский кружок. Преподавал в Московском
университете. С конца 1850-х гг. эволюционировал к славянофилам. Участвовал
в, подготовке крестьянской реформы 1861 г., автор одного из первых
проектов отмены крепостного права. В 1878 г. занял кафедру
гражданского права Военно-юридической академии. В конце жизни выступал
сторонником умеренных преобразований при сохранении самодержавия
и помещичьего землевладения. 35
Казерио (Caserio) Санте Джеронимо (1873-1894) — итальянский анархист,
убийца президента Французской республики М. Карно (1894). Перед

Указатель имен
1081
гильотиной воскликнул: «Coraggio cugini — ewiva Г anarchie!»
(«Храбрость, анархия кузенов да здравствует!» (um.)). 400
Каледин Алексей Максимович (1861-1918) — генерал от кавалерии (1916).
С 1917 г. атаман Донского казачьего войска. Не получив поддержки
казачества в ходе наступления Красной армии, сложил полномочия
атамана; покончил с собой. 848, 852
Каменев Лев Борисович (наст, фамилия — Розенфельд; 1883-1936) —
советский политический и государственный деятель. В первые годы Советской
власти занимал ключевые посты в советском правительстве. В 1935 г.
осужден по делу «Московского центра» на 15 лет, затем по
«Кремлевскому делу» на 10 лет; расстрелян по делу «троцкистско-зиновьевского
объединенного центра». 871
Каминский — анархист, один из российских участников Международного
анархического конгресса в Амстердаме в августе 1907 г. 649
Кампанелла (Campanella) Томмазо (1568-1639) — итальянский философ,
поэт, политический деятель, автор коммунистической утопии («Город
солнца»), монах-доминиканец. В 1598-1599 гг. возглавил в Калабрии
заговор против испанского владычества, был схвачен, около 27 лет
провел в тюрьмах. 639
Канев Серафим Никифорович (1913-1994) — советский историк (докт. ист.
наук, проф.), публицист, работал в аппарате Ленинградского обкома
КПСС, преподавал в Ленинградской высшей партийной школе (до 1973).
Исследователь истории российского анархистского движения. 22, 24,
504,506,817,888, 889, 899, 942
Кановас дель Кастильо (Canovas del Castillo; 1828-1897) — испанский
государственный деятель, писатель, историк. Один из вдохновителей
реставрации монархии (1874) и лидер Консервативной партии. Премьер-
министр Испании в 1875-1881 гг. (с перерывами): 1884-1885, 1890-
1892, 1895-1897 гг. Убит итальянским анархистом Анжелилло. 400
Кант (Kant) Иммануил (1724-1804) — родоначальник немецкой
классической философии; профессор университета в Кенигсберге, иностранный
почетный член Петербургской АН (1794). 270, 287, 305, 346, 706, 946
Каракозов Дмитрий Владимирович (1840-1866) — русский революционер-
народник, член кружка ишутинцев. 4 апр. 1866 г. совершил покушение
на императора Александра II (стрелял, но промахнулся). Повешен
по приговору Верховного уголовного суда. 78, 93, 203, 204
Карелин Аполлон Андреевич (1863-1926) — народник, анархо-мистик.
В 1881 г. примкнул к «Народной воле». С 1905 г. — в партии эсеров,
эмигрировал во Францию. В 1911 г. перешел к анархистам,
сблизился с П. А. Кропоткиным. Редактировал газету «Голос труда». В авг.
1917 г. вернулся в Россию. В 1918 г. — один из инициаторов создания
«Всероссийской федерации анархистов-коммунистов». Параллельно
формировал законспирированные кружки анархистов-мистиков в
различных городах России. В 1923-1926 гг. — член анархистской секции

1082
Указатель имен
Музея им. П. А. Кропоткина в Москве. 19, 23, 24, 30, 278, 281, 283, 284,
626,798,799,802,803,806, 808, 811, 812, 818, 897, 906, 942
Карно (Carnot) Мари Франсуа Сади (1837-1894) — французский
государственный деятель. В 1878-1887 гг. входил в правительства Фрейсине,
Бриссона и др. С 1887 г. президент Французской республики. Был убит
анархистом С. Казерио. 400
Карпентер (Carpenter) Эдвард (1844-1929) — английский социалистический
поэт и писатель, философ, публицист, сыграл важную роль в создании
Фабианского общества и лейбористской партии Британии в начале XX
в. Выступал против капиталистической системы и земельной
аристократии, представлял социализм как новую эру демократии, товарищества,
сотрудничества и сексуальной свободы. В ранние годы примыкал к ЛГБТ-
движению. Автор работ по т. н. «социалистической мистике». 804
Картуш (Cartouche; наст, имя — Луи-Доминик Бургиньон = Louis Dominique
Bourguignon; 1693-1721) — известный французский разбойник, был
бесстрашным атаманом шайки в Париже и его окрестностях. Казнен
колесованием. 309
Катков Михаил Никифорович (1818-1887) — публицист, издатель
журнала «Русский вестник» (с 1856) и газеты «Московские ведомости»
(1850-1855,1863-1887). В 1830-х гг. состоял в кружке Н. В. Станкевича
(1813-1940). В 1850-х гг. — умеренный либерал, сторонник английского
политического строя. Со времени Польского восстания 1863-1864 гг. —
один из вдохновителей контрреформ. 197, 265
Каутский (Kautsky) Карл (1854-1938) — один из лидеров и теоретиков
германской социал-демократии и 2-го Интернационала, центрист.
В 1885-1890 гг. сотрудничал с Ф. Энгельсом. С 1905 г. выступал против
радикальных марксистов. 597, 922
Кафиеро (Cafiero) Карло (1846-1892) — итальянский анархист,
сподвижник М. А. Бакунина. Родился в богатой и знатной семье, юрист по
образованию. Финансировал приобретение виллы Бароната в Локарно
(Швейцария) для семьи Бакунина. 109
Каховский Петр Григорьевич (1797-1826) — декабрист, член Северного
общества, поручик в отставке. Участник восстания 14 дек. 1825 г. на
Сенатской площади. Смертельно.ранил Санкт-Петербургского военного
генерал-губернатора М. А. Милорадовича (1771-1825). Повешен. 92
Квятковский Александр Александрович (1853-1880) — участник
революционного движения 1870-х гг., один из организаторов .«Земли и воли»
и «Народной воли», член ее Исполкома, участник покушений по.
Александра II. Повешен. 160, 169
Керенский Александр Федорович (1881-1970) — российский политический
и государственный деятель. Входил в Верховный совет масонов России.
Во время Февральской революции 1917 г. примкнул к эсерам; вошел
в состав Временного правительства. С 8/21 июля 1917 г. — министр-
председатель (премьер). С 30 авг./12 сент. — верховный главнокоман-

Указатель имен
1083
дующий. После захвата власти большевиками 26-31 окт. вместе с
генералом П. Н. Красновым (1869-1947) предпринял поход на Петроград,
закончившийся провалом. В 1918 г. эмигрировал во Францию, с 1940 г.
жил в США. 654, 846, 851, 862
Кибальчич Николай Иванович (1853-1881) — народник, участник
революционного движения (с нач. 1870-х гг.), талантливый изобретатель.
Член «Земли и воли» (группы «Свобода или смерть»), агент Исполкома
«Народной воли», организатор типографий и динамитной мастерской,
участник покушений на Александра II (изобрел и изготовил метательные
снаряды с «гремучим студнем»). Повешен. 168
Киреевский Иван Васильевич (1806-1856) — русский философ,
литературный критик и публицист, один из основоположников
славянофильства. 14
Киреевский Пётр Васильевич (1808-1856) — русский фольклорист,
археограф, публицист, славянофил. 14
Кистяковский Богдан (Федор) Александрович (1868-1920) — российский
правовед, философ и социолог неокантианского направления; приват-
доцент, профессор Ярославского Демидовского юридического лицея
(1911-1916). В 1917 г. защитил докторскую диссертацию и стал
профессором юридического факультета Киевского университета. Один
из организаторов Украинской Федеративно-Демократической Партии
(1917). Действительный член Украинской Академии наук (с 1919). 289
Клемансо (Clemenceau) Жорж (1841-1929) — французский политический
и государственный деятель, журналист, премьер-министр Франции
в 1906-1909, 1917-1920 гг. Неоднократно возглавлял ключевые
министерства. В 1880-1890-х гг. — лидер радикалов. Председатель
Парижской мирной конференции 1919-1920 гг., добивается принятия
решений, направленных на политическое и экономическое ослабление
Германии.400, 602
Клеточников Николай Васильевич (1846-1883) — народоволец, агент
Исполкома «Народной воли». В 1879 г. по поручению А. Д. Михайлова
поступил на службу в Третье отделение, предупреждал революционеров
о планах тайной полиции. В 1882 г. приговорен к вечной каторге. Умер
в Петропавловской крепости. 162
Книжник-Ветров Иван Сергеевич (наст, имя и фам. Израиль Самуилович
Книжник; 1878-1965) — общественный деятель, историк (канд. ист.
наук), библиограф, публицист. В революционном движении с 1897 г.,
анархист-коммунист (с 1904), участник Лондонского съезда российских
анархистов (сен. 1906). Интересовался анархо-христианскими взглядами
Л. Н. Толстого. По возвращении в Россию (1909) был арестован по доносу
Д. Г. Богрова и сослан в Сибирь. В 1917 г. — член Петросовета,
поддержал большевиков, отошел от анархизма. Работал в Пролеткульте, вузах
и др. организациях. С 1942 г. — старший библиотекарь в Библиотеке
Академии наук СССР в Ленинграде. 441, 555

1084
Указатель имен
Ковалик Сергей Филиппович (i846-1926) — русский
революционер-народник. Из дворян. Один из инициаторов «хождения в народ»,
организатор революционных кружков в Киеве, Харькове, Москве, Ярославле,
Нижнем Новгороде и др. В июле 1874 г. арестован, по «процессу 193-х»
приговорен к 10 годам каторги. Ссылку отбывал в Верхоянске, всего в
Сибири провел четверть века. После возвращения избирался Председателем
Минского губернского земельного комитета, преподавал аналитическую
геометрию в Белорусском политехникуме. Оставил воспоминания. 165
Козлов Алексей Александрович (1831-1901) — русский философ
спиритуалистического направления, приват-доцент по кафедре философии
Киевского университета (с 1876). В 1855-1859 гг. входил в кружок
разночинной интеллигенции — т. н. вертепников. Развивал
идеалистическую концепцию панпсихизма. 693, 947
Козьмин Борис Павлович (1888-1958) — советский историк (докт. ист.
наук), директор Государственного литературного музея (с 1946), член
Союза писателей СССР (с 1941), профессор Высшей партийной школы
при ЦК КПСС (с 1948), исследователь истории общественной мысли
и революционного движения в России. 74, 75, 76, 78
Коллонтай Александра Михайловна (урожд. Домонтович; 1872-1952) —
советский политический и общественный деятель, дипломат, публицист.
В 1917-1918 гг. — нарком государственного призрения. С 1920 г. —
заведующая женским отделом ЦК РКП (б). Первая в мире женщина-посол
(с 1923). 921
Колосов Евгений Евгеньевич (1879-1937) — общественный и политический
деятель, эсер, историк, ученик Н. К. Михайловского, член ЦК партии
эсеров (с 1905), с 1906 по 1915 г. в эмиграции, в 1917 г. — комиссар
Временного правительства г. Кронштадта, с 1922 г. в Петрограде, работал
в Главполитпросвете, затем был научным сотрудником в Государственной
библиотеки СССР им. В. И. Ленина. Исследователь истории
российского революционного движения, жизни и творчества Н.Д. Ножина.
Репрессирован. 56
Колчак Александр Васильевич (1874-1920) — военачальник, полярный
исследователь, гидролог, адмирал (1918). Один из организаторов Белого
движения в Гражданскую войну. В 1918-1920 гг. — «верховный
правитель российского государства» ; возглавлял борьбу с советской властью
в Сибири, на Урале и Дальнем Востоке. Расстрелян большевиками. 615
Комин Владимир Васильевич (1920-1997) — советский историк (докт.
ист. наук, проф.), ректор Калининского государственного университета
(1964-1985), исследователь истории революционного движения,
политических партий и движений в России. 17, 574
Комиссаров, Комисаров Осип Иванович (1838-1892) — крестьянин,
помешавший Д. В. Каракозову во время покушения прицелиться и выстрелить
в Александра II (1866), отведя в сторону руку стрелявшего. За спасение
императора получил дворянство с фамилией Комиссаров-Костромской,

Указатель имен
1085
пожизненную пенсию в 3000 руб. и др. привилегии. В дальнейшем
заслужил славу бесшабашного кутилы и пьяницы. 204
Комов А. — анархист, соавтор (вместе с В. Волиным и А Гореликом) книги
«Гонения на анархизм в Советской России» (Берлин, 1922). 688
Конт (Conte) Огюст (1798-1857) — французский философ, один из
основоположников позитивизма и социологии. 293
Конфуций (латинизир. форма кит. Кун Фу-цзы; имя Кун Цю, прозвище
Чжунни; 551-479 до н. э.) — древнекитайский философ-моралист,
основатель одной из первых зрелых философских концепций и
родоначальник этико-политического учения — конфуцианства. 345
Корнилов Александр Александрович (1862-1925) — русский историк.
Профессор Петербургского политехнического института (1909-1923). Один
из создателей Конституционно-демократической партии, член ее ЦК.
Автор исследований оМ.А Бакунине и его родословной. 18
Корнилов Лавр Георгиевич (1870-1918) — генерал от инфантерии (1917).
В июле-августе 1917 г. — верховный главнокомандующий. В конце
августа организовал вооруженное выступление против Временного
правительства (Корниловский мятеж). Один из создателей и первый
командующий Добровольческой армией (дек. 1917 — апр. 1918). Убит
в бою под Екатеринодаром. 848, 852
Корнилова (по мужу — Мороз) Александра Ивановна (1853-1938) —
революционерка-народница. Дочь купца. С 1871 г. член петербургского
кружка «чайковцев». По «процессу 193-х» (1877-1878) отбывала ссылку
в Сибири. После 1917 г. работала в музее Общества политкаторжан. 166
Корноухов Евгений Михайлович — советский историк (к.и.н.), заведующий
кафедрой истории КПСС Кировского сельскохозяйственного института
(1974-1979), автор работ по истории анархизма в России. 23, 948
Коста (Costa) Андреа (1851-1910) — лидер итальянских анархистов
(до 1879); после открытого разрыва с ними стал одним из основателей
Революционной социалистической партии Романьи (1881) и
Итальянской социалистической партии (1892). 109, 192
Кошелёв Александр Иванович (1806-1883) — российский общественный
деятель, славянофил. Помещик. Автор умеренно-либеральных
проектов отмены крепостного права, участник подготовки крестьянской
реформы 1861 г. 14
Кравков Сергей Васильевич (1893-1951) — советский
ученый-психофизиолог (д.б.н.) и психолог, член-корр. АН и АМН СССР (1946). Ученик
академика П. П. Лазарева (1878-1942). В 1931-1951 гг. — заведующий
лабораторией в Институте психологии АН СССР. Основоположник
физиологической оптики. 784
Краснов Владислав Георгиевич (р. 1937) — русский диссидент конца
1950-х — нач. 1960-х гг., американский ученый и общественный деятель,
доктор философии, писатель, председатель Общества
русско-американской дружбы «Добрая воля» (Вашингтон, с 1992). Выпускник истфака

1086
Указатель имен
МГУ. В окт. 1962 г. стал «невозвращенцем» во время посещения
Швеции, где получил политическое убежище. С 1966 г. проживает в США,
где закончил Чикагский университет и защитил диссертацию. С 1978
по 1991 г. — профессор Монтерейского института международных
исследований (MHS, Калифорния), где руководил Русским отделом. 919
Краснопевцев Лев Николаевич (р. 1930) — диссидент конца 1950-х гг.,
аспирант кафедры марксизма-ленинизма истфака МГУ, организатор
подпольного марксистского кружка. Арестован в 1957 г., осужден
на 10 лет лагерей. В последствии хранитель Музея российских меценатов
и благотворителей (Москва). 920, 921
Кривенький Валерий Владимирович (р. 1959) — российский историк (канд.
ист. наук), преподаватель специальных дисциплин в НОУ СПО
«Столичный бизнес-колледж», специалист по истории российского анархизма
и национальных партий и движений. 23, 504, 643, 688
Криницкий Юрий Я. (1906 — ?) — анархист-синдикалист, студент
Российского института истории искусств (Ленинград), член Всероссийской
федерации анархистов (1920-е гг.). Репрессирован. 905
Криспи (Crispi) Франческо (1818-1901) — итальянский политический
и государственный деятель, участник итальянского Рисорджименто,
премьер-министр Италии в 1887-1891 и 1893-1896 гг. Был посвящен
в римскую масонскую ложу «Масонская Пропаганда» № 2. 401
Кричевский Борис Наумович (1866-1919) — российский философ,
публицист, переводчик, участник российского и международного
социал-демократического движения, член группы «Освобождение труда». В 1893 г. —
один из организаторов издательского центра «Социал-демократическая
библиотека». С 1905 г. — член Социалистической партии Франции,
участвовал в русских эмигрантских обществах и комитетах, выступал
на митингах и собраниях, перейдя на позиции синдикализма. 645
Кропоткин (в некот. источниках искаженно — Крапоткин) Пётр
Алексеевич (1842-1921) — князь (из рода Рюриковичей), один из идеологов
народничества и классиков анархизма, историк, географ и геолог.
В 1860-х гг. совершил ряд экспедиций по Восточной Сибири и
Скандинавии. В 1872-1874 гг. — член кружка «чайковцев». Арестован,
заключен в Петропавловскую крепость, бежал из Николаевского госпиталя
(1876). В 1876-1917 гг. — в эмиграции в Швейцарии и Англии, участник
анархического движения, член научный обществ. В годы 1-й мировой
войны 1914-1918 гг. занимал оборонческую позицию. 13,15,18-20, 22,
24,27,28,30,32,112,122,126, 152, 164-166,182,184,186,192, 217,
223,239,245, 249-252, 255-257,260-262,264,277-284,290,291, 319,
337-339, 342-345,366, 371-373,376,379,380,383, 423, 428, 433, 441,
443, 458-461,482,484,493, 494, 496, 500-502,505,507,536-543,545,
549,555,595,603,616,636, 639, 640, 641, 643-645, 649-654,671, 687,
688,693,703,704,712,726,727,756,757, 777-779,783,802,803,809,
831,834,836,844,873, 878, 888, 895, 898, 903-905, 941

Указатель имен
1087
Кропоткина Александра Петровна (1885-1966) — дочь П. А. Кропоткина.
Приехала в Россию из Англии весной 1917 г. вместе с мужем — юристом
и литератором Борисом Федоровичем Лебедевым (1877-1948).
Эмигрировала из Советской России после смерти отца в 1921 г. Вторично вышла
замуж в США за журналиста Лоримера Хаммонда. Ее единственная
дочь Пьерра, воспитывавшаяся в семье Корнелиссен, погибла в 1944 г.
во время бомбардировки фашистами Лондона. 284
Кропоткина Софья Григорьевна (урожд. Ананьева, позже —
Рабинович; 1856-1941) — жена П. А. Кропоткина, после смерти которого
(с 18.09.1921) вместе с В. Н. Фигнер была сопредседателем (почетной
председательницей) Всероссийского общественного комитета по
увековечению памяти П. А. Кропоткина. 19
Кросби (Crosby) Эрнест (1856-1907) — американский писатель и
общественный деятель, пропагандист морально-этических теорий Л. Н. Толстого
в США. В 1894 г. посетил Толстого в Ясной Поляне. 312
Крупенский Павел Николаевич (1863-1939) — русский общественный и
политический деятель, один из лидеров Всероссийского национального
союза, член Государственной думы от Бессарабской губернии (с 1907).
Участвовал в Белом движении, затем эмигрировал во Францию. Был
одним из руководителей Объединения русских монархистов, входил
в Высший Монархический Совет. 606
Кузнецов Феликс Феодосьевич (р. 1931) — советский и российский
литературовед, критик, член-корр. АН СССР/РАН (с 1987). Директор Института
мировой литературы им. М. Горького АН СССР/РАН (1987-2005). 76
Кузнецов Эдуард Самуилович (р. 1939) — анархист, диссидент конца
1950-х гг., участник чтений на пл. Маяковского, один из
предполагавшихся исполнителей покушения на Н. С. Хрущева. В окт. 1961 г.
арестован, в февр. 1962 г. приговорен к 7 годам лагерей. В 1970 г. вновь
арестован за попытку угнать самолет в Израиль. Приговорен к расстрелу.
Под давлением международной общественности смертную казнь
заменили 15 годами заключения. В 1979 г. обменен на советских шпионов.
В настоящее время живет в Израиле, главный редактор русскоязычной
газеты ♦ Вести». 922-926
Кульчицкий (Kulczycki) Людвиг Станиславович (1866-1941) — польский
революционер, социолог, публицист и политический деятель. Член
Польской партии социалистов (с 1894). Арестован и сослан в Сибирь, откуда
в 1899 г. бежал во Львов. Руководитель Львовской фракции ППС —
Пролетариат. Во время 1-й мировой войны член Верховного национального
комитета. В 1920 г. участвовал в работе Народной рабочей партии. Автор
книг по истории и теории анархизма. 459, 829, 830, 832, 946
Курочкин Николай Степанович (1830-1884) — русский поэт, народник,
член кружка петрашевцев, с 1861 г. — член общества «Земля и
воля». 51, 78,79

1088
Указатель имен
Лабриола (Labriola) Артуро (1873-1959) — итальянский политический
и общественный деятель, юрист и экономист, один из лидеров и
теоретиков революционного синдикализма в Италии. 361
Лавров Петр Лаврович (1823-1900) — русский философ
позитивистского направления, политический деятель, социолог и публицист, один
из идеологов революционного народничества. С 1870 г. в эмиграции.
В1873-1876 гг. — редактор журнала «Вперед!», в 1883-1886 — «Вестника
«Народной воли» ».82,116,118,121,137,156,157,167,172,182,441,563
Лаврова Софья Николаевна (Себастьяновна; урожд. Беринда-Чайковская;
1840-1916) — дочь польского повстанца С. Чайковского, сосланного
в Сибирь, приемная дочь H. H. Муравьева-Амуре кого, участница
народнического движения, родственница П. А. Кропоткина (сестра жены
брата Александра). Принимала самое деятельное участие в организации
побега последнего из Николаевского госпиталя в Петербурге (1876). 507
Лазаревич Н. — рабочий завода «Динамо», руководитель анархо-синдика-
листской группы в Москве (1924). 911
Ламарк (Lamarck) Жан Батист Пьер Антуан де Моне (1744-1829) —
французский естествоиспытатель, предшественник Ч. Дарвина. Создал
учение об эволюции живой природы (ламаркизм). Основоположник
зоопсихологии. 671
Ламенне (Lamennais) Фелисите Робер де (1782-1854) — французский
публицист и религиозный философ, аббат, один из родоначальников
христианского социализма. В 1830-1832 гг. издавал журнал «Будущее». 358
Лапидус Владимир (наст, имя Лейзер Сахеров, псевд. — Стрига; 1883-
1906) — анархист-коммунист (с 1904), один из главных деятелей
анархистского движения в Одессе, Белостоке, Екатеринославе во время
Революции 1905-1907 гг., неформальный лидер и идеолог белостокской
группы «Коммунаров» и «Русской террористической летучей группы
анархистов» («безмотивников»), вынашивал идею создания «временной
коммуны». 20 апр. (3 мая) 1906 г. погиб при случайном взрыве в Вен-
сенском лесу под Парижем, испытывая бомбу. 648
Лассаль (Lassalle) Фердинанд (1825-1864) — немецкий социалист, философ
и публицист, адвокат. Организатор и президент Всеобщего германского
рабочего союза (1863). 190
Лбов Александр Михайлович (1876-1908) — анархист-коммунист, участник
революционного движения на Урале, один из руководителей
декабрьского вооруженного восстания 1905 г. в Мотовилихе; возглавлял
боевую дружину. После поражения восстания организовал партизанский
отряд, получивший название «лесных братьев». Совершали дерзкие
экспроприации и террористические акты. Преданный провокатором,
17 февр. 1908 г. Лбов был схвачен жандармами в г. Нолинске Вятской
губ. Казнен по приговору военного суда. 548
Лебедев Леонид Яковлевич (1900 — ?) — паровозный машинист, во время
* Гражданской войны входил в «Екатеринославскую группу анархистов

Указатель имен
1089
♦ Набат»», с ноября 1920 г. почти непрерывно находился в тюрьмах,
концлагерях и ссылках. В 1928-1930 гг. — лидер подпольной
анархистской группы, действовавшей в Днепропетровске; под его руководством
группа пыталась инициировать рабочие забастовки. 914
Лебедев Николай Константинович (1879-1934) — русский советский
историк, географ, литератор, деятель революционного движения
(анархист-синдикалист, анархист-федералист), секретарь Всероссийского
Общественного Комитета по увековечиванию памяти П. А. Кропоткина
(1921-1933). Репрессирован (умер перед отправкой в ссылку на 3 года). 19
Левин Шнеер Менделевич (1897-1969) — советский историк (докт. ист.
наук), научный сотрудник Ленинградского отделения Института истории
АН СССР (с 1934), исследователь истории российского революционного
и общественного движения XIX — нач. XX в. 164-167
Лейкина-Свирская Вера Романовна (1901-1993) — советский историк
(д.и.н.), старший научный сотрудник ленинградской Комиссии по
истории АН СССР (1944-1952), исследователь истории общественной
мысли, движения петрашевцев, русско-польских революционных связей
XIX в. 74, 76
Ленин Владимир Ильич (наст, фамилия — Ульянов; 1870-1924) —
российский государственный и политический деятель, русский революционер,
один из организаторов, теоретик и лидер Российской
социал-демократической рабочей партии (большевиков) — РСДРП (б; в дальнейшем — РКП
(б), ВКП (б), КПСС), вдохновитель и руководитель Великой Октябрьской
социалистической революции (1917), основатель Советского
государства. 139,150,164,282, 504-506,592,597,755,804,821,823,824,860,
862,863,875,878, 884,886,897, 899, 921, 944
Леонтьев Константин Николаевич (1831-1891) — русский писатель,
публицист и литературный критик; поздний славянофил. С 1887 г. — в Оп-
тиной пустыни, в 1891 г. принял тайный постриг в монахи под именем
Климента; умер в Сергиевом Посаде. 273
Леонтьев Ярослав Викторович (р. 1966) — российский историк (докт. ист.
наук), доцент кафедры политической истории факультета
государственного управления Московского государственного университета,
специалист по истории леворадикальных политических движений России
XX в. 903-905, 909, 914-916
Лермонтов Михаил Юрьевич (1814-1841) — знаменитый русский поэт
и писатель. 257, 267
Лермонтов Феофан Никандрович (1847-1878) — русский революционер-
народник. Из крепостных. В 1871-1872 гг. член общества «чайковцев»,
в 1873-1874 гг. возглавлял кружок «бунтарей». Был связан с М. А.
Бакуниным. Арестован в янв. 1874 г. в Петербурге. Судился по «процессу
193-х» (1877-1878). Умер в тюрьме. 155
Либкнехт (Liebknecht) Вильгельм (1826-1900) — ученик и соратник
К. Маркса и Ф. Энгельса, один из основателей (1869) и руководителей

1090
Указатель имен
Социал-демократической партии Германии. Участник революции
1848-1849 гг. в Германии. С 1860-х гг. активно пропагандировал идеи
1-го Интернационала. Один из организаторов 2-го Интернационала
и участник его конгрессов. 189, 512
Либман Бернгард Эрнестович — одесский предприниматель, производивший
и реализовывавший в Одессе с 1867 г. хлеб и кондитерские изделия.
По его заказу в 1887-1888 гг. был построен доходный дом в Одессе
(нынешний адрес: Преображенская ул., 23). В здании размещались пекарня,
кондитерская и кафе, в котором анархисты-безмотивники устроили
знаменитые взрывы в 1905 г. 489, 559
Ллойд Джорж (Lloyd George) Дэвид (1863-1945) — премьер-министр
Великобритании в 1916-1922 гг.; один из крупнейших лидеров Либеральной
партии. В 1905-1908 гг. — министр торговли, в 1908-1915 гг. — министр
финансов. 600, 602
Лозбенев Игорь Николаевич — российский историк (докт. ист. наук), автор
статей по истории оппозиционных партий и протестных движений в
Советской России 1920-х гг. 904, 905
Лозинский Евгений Иустинович (псевд. — Подолянин, Е. Устинов, Карме-
люк; 1867 — не ранее 1913) — философ, социолог, публицист; эсер,
теоретик максимализма, затем — последователь В. Махайскогоу автор ряда
книг и брошюр по идеологии движения (1907-1909). 566, 568, 569, 647
Лозовский А. (наст, имя и фам. Соломон Абрамович Дридзо; 1878-1952) —
историк (докт. ист. наук), политический и государственный деятель.
С 1921 г. — генеральный секретарь Профинтерна. С 1937 г. — директор
Гослитиздата. В 1939-1946 гг. зам. наркома (министра) иностранных
дел СССР. С июня 1941 г. — зам. начальника, в 1945-1948 гг. —
начальник Совинформбюро. Член ЦК ВКП (б) в 1939-1949 гг.
Репрессирован. 853,899
Ломброзо (Lombroso) Чезаре (1835-1909) — итальянский судебный
психиатр и криминалист, родоначальник антропологического направления
(ломброзианство) в криминологии и уголовном праве. 261, 294, 295
Лонгфелло (Longfellow) Генри Уодсуорт (1807-1882) — американский
писатель, поэт-романтик, филолог. 287
Лонцов (Кочубей) — шахтер из Юзово, анархист-махновец, руководитель
партизанского отряда в 200 чел. на Полтавщине (Украина), сдавшегося
властям в феврале 1922 г. 910
Лопатин Герман Александрович (1845-1918) — участник революционного
движения. С 1870 г. член Генерального совета 1-го Интернационала.
С 1873 г. в эмиграции. В 1884 г. вернулся в Россию, глава
Распорядительной комиссии «Народной воли». На «процессе 21-го» (1887) приговорен
к вечной каторге. До 1905 г. находился в заключении в Шлиссельбург-
ской крепости. 161
Лорюло (Lorulot) Андре (наст, имя и фамилия — Жорж Андре Руло;
1885-1963) — французский индивидуалистический анархист и воль-

Указатель имен
1091
нодумец, исследователь антиклерикальных идей, редактор журнала
«L'Anarchiec» (1909-1911), автор книги по анархистским теориям
(1913). 293, 830-832, 837, 839, 845
Луис Пьер (Louys Pierre; 1870-1925) — французский поэт и писатель,
разрабатывавший эротическую тематику и воспевавший лесбийскую
любовь, автор предисловия к сборнику стихов французского поэта
Поля Фора. 725
Луковская Дженевра Игоревна (р. 1939) — российский ученый-юрист (докт.
юрид. наук, проф.). заведующая кафедрой теории и истории государства
и права юридического факультета Санкт-Петербургского
государственного университета, автор работ по истории политико-правовых учений. 25
Луначарский Анатолий Васильевич (1875-1933) — советский политический
и общественный деятель, публицист, драматург, академик АН СССР
(1930). Член РСДРП с 1895 г. Участник Революции 1905-1907 гг.,
развивал идею «богостроительства». В 1917-1929 гг. — нарком
просвещения, один из создателей Пролеткульта, с 1929 гг. председатель Ученого
комитета при ЦИК СССР. 290, 351, 871, 942, 944
Любатович Ольга Спиридоновна (1853-1917) — участница
революционного движения. В числе организаторов группы «москвичей», член
Исполкома «Народной воли», участница покушений на Александра II.
В 1881-1888 гг. — в сибирской ссылке. 169
Людовик XI (1423-1483) — французский король (с 1461), из династии
Валуа. Проводил централизаторскую политику. 309
Люксембург (нем. Luxemburg, польск. Luksemburg) Роза (1871-1919) —
одна из руководителей и теоретиков польской социал-демократии,
леворадикального течения в германской социал-демократии и во 2-м
Интернационале. Один из организаторов «Союза Спартака» и
основателей (1918) КП Германии. Зверски убита (вместе с К. Либкнехтом). 571
Лютер (Luther) Мартин (1483-1546) — деятель Реформации в Германии.
Основатель лютеранства. Установил (1536) новый, отличающийся
от традиционного католического, порядок богослужения. 206
Магомет (Магомед, Мухаммед, Мохаммед; ок. 570-632) — арабский
проповедник единобожия и пророк ислама, центральная фигура этой
религии; согласно исламскому учению Аллах ниспослал Мухаммеду свое
священное писание — Коран. 293, 748
Мадзини, Мацини (Mazzini) Джузеппе (1805-1872) — вождь республикан-
ско-демократического крыла итальянского Рисорджименто. Основатель
«Молодой Италии». Активный участник революции 1848-1849 гг.,
глава правительства Римской республики (1849), в 1860 г. один из
организаторов похода «Тысячи». 194, 195, 403
Майданник Кива Львович (1929-2006) — советский российский историк
(к.и.н.) и политолог, латиноамериканист и специалист по странам Пи-

1092
Указатель имен
ренейского полуострова, неортодоксальный марксист, отец рок-критика
А. Троицкого. 925
Макиавелли, Макьявелли (Machiavelli) Никколо (1469-1527) —
итальянский политический мыслитель, историк, писатель. Видел главную
причину бедствий Италии в ее политической раздробленности, преодолеть
которую способна лишь сильная государственная власть. Свою теорию
государства обосновал в работе «Государь» (1532, 1-й рус. пер. 1869),
считал, что упрочения государства допустимы любые средства —
насилие, убийство, обман, предательство, что в дальнейшем обозначило
термин «макиавеллизм». 280
Маккай, Макай, Маккей (Маскау) Джон Генри (1864-1933) — немецкий
писатель шотландского происхождения, ведущий представитель анархо-
индвидуалистического течения в Германии (с 1890). Издавал «Листки
индивидуалистического анархизма», а с 1905 г. — серию книг
«Пропаганда индивидуалистического анархизма». В начале XX в. в своем
творчестве обратился к проблеме свободы отношений для сексуальных
меньшинств. 458, 491, 700
Максимов Григорий Петрович (псевд. — Гр. Лапоть; 1893-1950) — анархист-
синдикалист, глава секретариата «Российской конфедерации
анархистов-синдикалистов» (с 1918). В 1921 г. в числе других выслан из страны.
Вначале жил в Берлине, редактировал журнал «орган Комитета защиты
анархистов-синдикалистов при Международном Товариществе Рабочих».
Затем — в Париже, потом переселился в США в Чикаго. Редактор газеты
«Голос труженика» (1925-1927). С дек. 1931 г. — редактор газеты «Дело
труда». 23, 24, 30, 652, 899
Малатеста (Malatesta) Эррико (Энрико; 1853-1932) — один из лидеров
итальянского анархистского движения, последователь М.А. Бакунина.
Член 1-го Интернационала и бакунинского Альянса социалистической
демократии (1872). Неоднократно подвергался преследованиям, арестам,
более десяти лет просидел в тюрьме. Последние годы жизни находился
под надзором фашистской полиции. Публицист — основал и
редактировал целый ряд радикальных изданий. 438, 484, 651, 873, 874, 875
Малато (Malato) Чарльз (1857-1938) — французский анархист и писатель,
участник европейского анархистского движения. В 1905 г. обвинялся
в организации покушения на короля Испании Альфонсо XIII (1886-
1941), но был оправдан. В 1907-1914 гг. публиковался,в журналах «La
Guerre Sociale» и «La Bataille Syndicaliste», подружился с испанским
анархистским педагогом, автором концепции «рационального
воспитания» Франсиско Феррера-и-Гуардиа (1859-1909). 833
Малинин Виктор Арсеньевич (1921-1999) — советский философ (докт.
филос. наук, проф.), исследователь истории русской и европейской
философии и социологии. Работал в Институте философии АН СССР,
был вице-президентом Философского общества СССР. 502

Указатель имен
1093
Малон (Malon) Бенуа (1841-1893) — французский социалист, член 1-го
Интернационала (с 1865). Член ЦК Национальной гвардии во время
Парижской Коммуны 1871 г. После подавления Коммуны эмигрировал
в Швейцарию, где поддерживал бакунистов в их борьбе против К. Марк
са. С 1882 г. вместе с П. Бруссом руководил партией поссибилистов.
С 1889 г. — редактор газеты «Egalité». 109
Мамут Леонид Соломонович (1929-2015) — советский российский правовед
(докт. юрид. наук, проф.). С 1966 г. работал в Институте государства
и права АН СССР/РАН, в последние годы жизни занимал должность
главного научного сотрудника. Автор книги «Этатизм и анархизм как
типы политического сознания. Домарксистский период» (М., 1989). 27
Марголин Р. 3. — анархист, представлявший Россию на Международном
анархическом конгрессе в Амстердаме в августе 1907 г. 649
Марешаль (Maréchal) Пьер Сильвен (1750-1803) — французский писатель,
философ-публицист, автор песен-прокламаций. В период Директории
участник движения «Во имя равенства» под руководством Г. Бабёфау
член тайной «Директории общественного спасения» (1796), для
которой подготовил манифест анархистского содержания. Автор 6-томного
романа «Путешествия Пифагора» (1799). 13, 354, 359
Марков (Марков 2-й) Николай Евгеньевич (1866-1945) — политический
деятель, один из лидеров «Союза русского народа». Глава фракции
крайне правых в 3-й и 4-й Государственной думе. С 1915 г. — член Особого
совещания по обороне. С 1920 г. в эмиграции. 606
Маркс (Marx) Карл (1818-1883) — немецкий мыслитель и общественный
деятель, основоположник марксизма. Организатор и лидер 1-го
Интернационала (1846-1876). В 1867 г. вышел главный труд Маркса —
«Капитал» (т. 1; последующие тома подготовлены к изданию Ф. Энгельсом:
т. 2, 1885; т. 3,1894). Идеи Маркса оказали значительное влияние на
социальную мысль и политическую практику конца XIX-XX вв. 95, 105,
118, 119, 137, 139, 140-142, 145, 147, 164, 170, 172, 189, 190, 217, 257,
270,280,355, 356, 365-373, 376, 379-381,460,506, 570, 586, 665, 763,
800,803,824,825,828, 834,835, 837,856,878, 920,921
Мартов Л. (наст, имя и фамилия — Юлий Осипович Цедербаум; 1873-
1923) — российский политический деятель. Один из создателей
Петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» (1895).
С 1900 г. член редакции газеты «Искра». С 1903 г. — один из лидеров
меньшевиков. В 1917-1918 гг. — член ВЦИК. С 1920 г. эмигрант, один
из организаторов * 2 -го Интернационала ». 899
Мартьянов Пётр Алексеевич (1835-1865) — русский общественный деятель,
из крепостных крестьян. С 1861 г. в Лондоне сблизился с А. И. Герценом
и Н. П. Огарёвым. В 1862 г. опубликовал книгу «Народ и государство»
и в «Колоколе» — письмо Александру II с требованием созыва Земской
думы. По возвращении в Россию в 1863 г. осужден на 5 лет каторги. 204

1094
Указатель имен
Масперо (Maspero) Гастон Камиль Шарль (1846-1916) — французский
ученый-египтолог. Руководил археологическими раскопками в Египте,
исследовал тексты на внутренних стенах пирамид. 802
Махайский Вацлав Константинович (Иван Константинович, Ян Вацлав;
псевд. — А. Вольский, А. Ч. Махаев; 1866/67-1926) — польский и
российский политический деятель, публицист. Автор памфлета
«Умственный рабочий» (1898-1899). С 1903 г. — в эмиграции в Швейцарии, создал
в Женеве кружок своих последователей. После Февральской революции
1917 г. вернулся в Россию, пытался организовать своих сторонников
в Петрограде. В дальнейшем от политической деятельности отошел.
32,568,647
Махно Нестор Иванович (1888-1934) — украинский и российский
политический деятель, анархист-коммунист. В 1910-1917 гг. — на каторге.
В 1918-1921 гг. возглавлял анархо-крестьянское повстанческое
движение на Украине, ведя войну против германских интервентов,
белогвардейцев, а затем и против Советской власти. Проводил социальные
эксперименты по организации безвластного общества. Потерпев
поражение от Красной армии, в 1921 г. эмигрировал, жил во Франции. 17,
18,504,574,619,765,778,781,904,930
Маяковский Владимир Владимирович (1893-1930) — известный русский
и советский поэт, футурист. Реформатор поэтического языка, оказал
заметное влияние на поэзию XX в. 796, 920, 922, 923, 925
Мейер Александр Александрович (1875-1939) — религиозный философ,
публицист. С 1906 г. в С.-Петербурге, в 1920-х гг. вместе с известным
религиозным мыслителем Г. П. Федотовым (1886-1951) в центре
религиозно-философского кружка «Воскресение». В годы первой русской
революции сблизился с петербургскими символистами, участвовал
в изданиях Г. Чулкова, связанных с историей мистического анархизма.
В 1928-1935 гг. — в концлагере. 699
Мережковский Дмитрий Сергеевич (1865-1941) — известный русский
писатель, поэт, литературный критик, переводчик, историк, религиозный
философ, общественный деятель. Из дворян. Муж поэтессы «серебряного
века» Зинаиды Гиппиус (1869-1945). Сторонник религиозного
анархизма, установления христианской безгосударственной общественности.
С 1920 г. в эмиграции, основатель антикоммунистического
«Религиозного союза» (впоследствии — «Союз непримиримых»). 725, 727, 733
Мерославский (Mieros awski) Людвик (1814-1878) — польский политический
деятель, участник Польского восстания 1830-1831 гг. С 1842 г. — член
руководства Польского демократического общества. В 1850-1860-е гг.
стремился подчинить себе руководство растущим революционным
движением в Польше, выступал против создания русско-польского
революционного союза. В начале Польского восстания 1863-1864 гг.
был провозглашен диктатором. 222

Указатель имен
1095
Мечников Лев Ильич (1838-1888) — русский общественный деятель,
географ и социолог. В 1860 г. участвовал в национально-освободительном
движении в Италии. Сотрудничал в «Колоколе» А. И. Герцена. В 1883-
1888 гг. занимал кафедру сравнительной географии и статистики в Не-
вшательской академии (Швейцария). 48, 50-52
Милль (Mill) Джон Стюарт (1806-1873) — английский философ и
экономист, идеолог либерализма. Основатель английского позитивизма,
последователь О. Конта. 146
Милюков Павел Николаевич (1859-1943) — российский общественный
и политический деятель, историк и публицист. Соучредитель (1905),
теоретик и лидер Конституционно-демократической партии, ее
ведущий идеолог (с 1907 г. председатель ее ЦК). В 1917 г. — министр
иностранных дел Временного правительства 1-го состава. После окт. 1917 г.
сотрудничал с белогвардейцами и оккупантами, с 1920 г. в эмиграции
(Лондон, Париж). 651
Милютин Дмитрий Алексеевич (1816-1912) — граф (1878), российский
государственный и военный деятель, ученый, генерал-фельдмаршал
(1898), член-корр. (1853), почетный член (1866) Петербургской АН.
В 1861-1881 гг. — военный министр. Либерал, провел военные реформы
1860-1870-х гг. 197
Милютин Николай Алексеевич (1818-1872) — российский
государственный деятель. Принадлежал к группе «либеральных бюрократов».
В 1859-1861 гг. — товарищ министра внутренних дел, фактический
руководитель работ по подготовке крестьянской реформы 1861 г. 197
Милютин Владимир Алексеевич (1826-1855) — экономист и публицист.
В 1845-1847 гг. посещал «пятницы» М. В. Петрашевского. Член
Русского географического общества (с 1848), преподавал на юридическом
факультете Петербургского университета (с 1850 г. адъюнкт-профессор,
с 1853 г. — ординарный профессор). Публиковался в журналах
«Отечественные записки» и «Современник». 197
Минский Николай Максимович (наст, фамилия — Виленкин; 1855-1937) —
русский поэт-символист и философ религиозно-мистического
направления. Вместе с Д. Мережковским, В. Розановым и др. был организатором
религизно-философских собраний (1901-1903; в 1907 г. преобразованы
в «Религиозно-философское общество»). В 1906-1914 гг. в эмиграции,
в Париже сотрудничал в газете «Утро России» и журнале «Перевал».
Вернулся в Россию, но вскоре вновь уехал за рубеж. Жил в Берлине,
Лондоне, а с 1927 г. в Париже. 456, 942
Мирногоров Александр Эрнестович (нас. фамилия — Фриденберг) — студент
Московского университета, участвовавший в заседаниях философского
кружка при университете. Один из его докладов лег в основу брошюры
«От идеализма к анархизму» (М., 1906). В это же время привлекался
к суду за хранение анархистских изданий и прокламаций. 699

1096
Указатель имен
Митрохин Николай Александрович (р. 1972) — российский социолог,
публицист, историк (канд. ист. наук), изучающий историю
советского общество периода 1953-1985 гг. С 2008 г. — научный сотрудник
Центра по изучению Восточной Европы при Бременском университете
(Германия). 919
Михайлов Александр Дмитриевич (1855-1884) — революционный
народник. Один из организаторов «Земли и воли» и «Народной воли», член
Исполкома последней, участник покушений на императора
Александра II. В 1882 г. приговорен к вечной каторге. Умер в Петропавловской
крепости. 160, 162
Михайлов Владимир Андреевич — анархист-издатель, отложивший издание
статьи А. А. Солоновича (1920-е гг.). 800
Михайлов Михаил Ларионович (1829-1865) — русский писатель, поэт,
переводчик, политический деятель. Сотрудник журналов «Современник»
и «Отечественные записки» (1850-е гг.). В 1861 г. вместе с Н. В. Шелгу-
новым (1824-1891) составил и распространил прокламацию «К молодому
поколению». В 1862 г. осужден на 6 лет каторги. Отбывал наказание
на Казаковском золотом прииске. На каторге организовал школу для
детей рабочих. 37
Михайловский Николай Константинович (1842-1904) — российский
социолог, публицист, критик, идеолог либерального народничества. Один
из редакторов и ведущий публицист журналов «Отечественные записки»
и «Русское богатство». В конце 1870-х гг. был близок к «Народной воле».
Разработал субъективный метод в социологии. 80, 563, 693
Мишель (Michel) Луиза (1830-1905) — французская революционерка-
анархистка, участница Парижской Коммуны 1871 г. Автор стихов,
романов, пьес. 191, 438
Мишле (Michelet) Жюль (1798-1874) — французский историк
романтического направления. Член Академии моральных и политических наук (1838).
Профессор Высшей нормальной школы, профессор Коллеж де Франс.
За отказ присягнуть императору Наполеону III (1808-1873) в 1852 г. был
лишен профессорской кафедры и должности заведующего исторической
секцией Национальных архивов, которую занимал с 1831 г. 179
Мокин Иван Егорович (ок. 1880 — ?) — анархист-индивидуалист,
руководитель крестьянского движения, председатель волостного Совета
крестьянских депутатов Макаровской волости Весьегонского уезда
Тверской губ. (с дек. 1917), комиссар обложения, труда, промышленности
и торговли Весьегонского уезда (с янв. 1919). Выступил инициатором
введения безвластного общества (июнь-дек. 1917) на экономических
принципах государственного капитализма. 18
Монтан (Montana) Ив (наст, имя и фамилия — Иво Ливи = Livi; 1921-
1991) — популярный французский актер и певец-шансонье. 919
Монтень (Montaigne) Мишель де (1533-1592) — французский философ-
гуманист и писатель. Его книга эссе «Опыты» (1580-1588), отмеченная

Указатель имен
1097
своеобразным скептическим гуманизмом, направлена против схоластики
и морально-философского догматизма. 309
Монтескье (Montesquieu) Шарль Луи (1689-1755) — французский
просветитель, правовед, философ, писатель. Выступал против абсолютизма.
Сторонник конституционной монархии по английскому образцу. 310
Морозов Николай Александрович (1854-1946) — революционер-народник,
ученый, почетный член АН СССР (1932). Член кружка «чайковцев»,
«Земли и воли», Исполкома «Народной воли», участник покушений
на Александра II. В 1882 г. приговорен к вечной каторге. До 1905 г. —
в заключении в Петропавловской и Шлиссельбургской крепостях. 109,
160,169
Морской Ал. — владелец издательства «Священный огонь», печатавшего
в частности произведения анархических авторов (1905-1907). 383
Мост (Most) Иоганн Йозеф (1846-1906) — деятель германского рабочего
движения; представитель анархистского течения в германской
социал-демократии. По специальности переплетчик. В рабочем движении с 1860х
гг. В 1880 г. был исключен из германской социал-демократической
партии как анархист. В 1882 г. эмигрировал в США, где продолжал
издавать газету «Freiheit» и вести анархистскую пропаганду. 110, 259, 490
Мотобривцева Ирина Константиновна — свидетельница по делу «маяков-
цев». Давала показания в пользу осужденных, после чего ей пришлось
уйти из МГУ. В дальнейшем специалист по японскому языку и
литературе. 925
Мрачный Марк Яковлевич (наст, имя и фамилия — Яков Клеванский;
1892-1975) — анархист-синдикалист, деятель международного анар-
хо-синдикалистского движения. До 1917 г. участвовал в деятельности
анархических групп в Вильно, Париже и Харькове, был дважды
арестован полицией. С 1917 г. — один из главных деятелей «Конфедерации
анархистов Украины «Набат»», член ее Секретариата, постоянный
автор и редактор многих анархических и махновских изданий времен
Гражданской войны. В январе 1922 г. выслан за границу, участвовал
в конгрессах Анархо-синдикалистского Интернационала, работал в
организациях «Чёрного Креста». Одновременно занимался врачебной и
научной деятельностью в области психоанализа (доктор медицины). 899
Муравьёв Михаил Николаевич (1796-1866) — российский государственный
деятель, генерал от инфантерии (1863), граф (1865), почетный член
Петербургской АН (1857). В 1857-1861 гг. министр государственных
имуществ. В 1863-1865 гг. — генерал-губернатор Северо-Западного края,
руководил подавлением Польского восстания 1863-1864 гг. (получил
кличку «вешатель»), в 1866 г. возглавлял следствие по делу о покушении
Д. В. Каракозова на императора Александра II. 78, 203
Муравьёв-Амурский Николай Николаевич (1809-1881) — российский
государственный деятель и дипломат, граф, почетный член Петербургской

1098
Указатель имен
АН (1858). В 1847-1861 гг. — генерал-губернатор Восточной Сибири.
196,197, 220, 221
Муравьёв-Апостол Сергей Иванович (1795-1826) — декабрист, один из
основателей «Союза спасения» и «Союза благоденствия», подполковник
(1820). Один из директоров Южного общества, глава его Васильковской
управы. Организатор и руководитель восстания Черниговского полка.
Ранен в бою. Повешен. 92
Мурзины Павел (? — 1922) и Семён (? — 1922), братья — руководители
партизанского отряда анархистов в Причернском крае Алтайской
губернии (1922). Один из них был командиром партизанского соединения
Г. Ф. Рогова (1883-1920) во время борьбы против Колчака, а в 1920 г.
входил в Боевую комиссию Федерации алтайских анархистов. После
разгрома «роговщины» братья скрывались. В марте 1922 г. их группа
составляла 4-6 человек. В апреле она была разгромлена. 910
Назаров Андрей Александрович (р. 1964) — экономист (канд. экон. наук,
доц.), доцент Московского государственного университета тонких
химических технологий им. М. В. Ломоносова (МИТХТ), исследователь
социально-экономических воззрений П. А. Кропоткина. 688
Назаров Иван Тимофеевич (1880-1951) — музыковед, ученик Н. А. Римско-
го-Корсакова (1844-1908), кандидат искусствоведения (1947). В 1905 г.
окончил экстерном Петербургскую консерваторию по классу скрипки.
Изучал психофизиологию исполнительской деятельности. С 1920 г.
работал в учебных заведениях и театрах Ленинграда, Москвы, Еревана
над проблемами музыкально-исполнительской техники. В 1940-1941
и 1946-1951 гг. вел теоретический курс в Ленинградской
консерватории. В начале XX в. проповедовал идеи абсолютного эволюционного
индивидуального анархизма. 657, 945
Налимов Василий Васильевич (1910-1997) — русский философ, математик
(докт. техн. наук, проф.), заведовал лабораторией математической теории
эксперимента на биологическом факультете Московского государственного
университета, действительный член Российской академии естественных
наук (с 1996). Был сторонником мистического анархизма. Подвергался
репрессиям. В своих работах стремился показать философские основания
вероятностно-ориентированного видения мира. 19, 806, 813, 903, 917
Наполеон I, Наполеон Бонапарт (Napoleon Bonaparte; 1769-1821) —
французский император в 1804-1814 гг. и в марте-июне 1815 г. В результате
победоносных войн значительно расширил территорию империи,
поставил в зависимость от Франции большинство государств Западной
и Центральной Европы. Поражение наполеоновских войск в
Отечественной войне 1812 г. привело к крушению империи и вынудило Наполеона
отречься от престола. Был сослан на о. Эльба. Вновь занял французский
престол, но после поражения при Ватерлоо вторично отрекся (1815).
Последние годы жизни провел на о. Святой Елены пленником англичан. 682

Указатель имен
1099
Нахт (Nacht) Зигфрид (псевд. — Арнольд Роллер или Стивен Нафт; 1878-
1956) — деятель западноевропейского рабочего движения, анархист,
автор книг по вопросам всеобщей стачки: «Всеобщая стачка и
социальная революция» (1902, Лондон), ♦Всеобщая социальная стачка» (1905,
Берлин), «Прямое действие» (1906, Лондон). В конце 1912 г.
эмигрировал в США, преследуемый почти во всех странах Европы или получив
отказы на въезд. Автор теории «скептического анархизма» (1929). 484
Нестроев Григорий Абрамович (наст имя и фамилия — Гирш Цынин, Цы-
пин?; 1877 — ?) — российский политический деятель. В 1902 г. входил
в социал-демократический кружок. С 1904 г. член ПСР, в 1906 г. вступил
в Союз эсеров-максималистов — ССР (м). В 1907 г. сослан в Якутию,
бежал за границу, вернулся после Февральской революции (1917).
Теоретик ССР (м), член Центрального совета (1917). Арестован в октябре
1924 г. в Москве, сослан на Соловки, затем в Верхне-Уральск. 563
Неттлау (Nettlau) Макс Генрих Герман Рейнгард (1865-1944) — немецкий
историк, анархист, видный деятель европейского и международного
анархистского движения, специалист по истории анархизма. Автор
гектографированной (50 экз.) биографии М. А. Бакунина. В 1935 г. продал
Международному институту социальной истории (MHCH=IISH) в
Амстердаме собранную им огромную коллекцию документов и материалов
по истории анархистского движения. 875, 880, 881, 883
Нечаев Сергей Геннадьевич (1847-1882) — участник революционного
движения. Организатор тайного общества «Народная расправа», автор
«Катехизиса революционера». Применял методы мистификации и провокации.
В1869 г. в Москве убил по подозрению в предательстве студента И. И.
Иванова и скрылся за границу. В 1872 г. выдан швейцарскими властями.
В 1873 г. приговорен к 20 годам каторги. Умер в Алексеевском равелине
Петропавловской крепости. 93, 154,157, 191, 295, 299, 442, 489, 891
Низовкин Александр Васильевич (ок. 1854-1879) —
пропагандист-народник, студент, дал «совершенно откровенные» показания во время
дознания по делу о пропаганде в империи («процесс 193-х»), 165
Никитин Андрей Леонидович (1935-2005) — российский историк, археолог,
прозаик, литературовед, публицист, член Союза писателей СССР/РФ
(с 1973), член Всесоюзного/Всероссийского Географического общества
АН СССР/РАН (с 1974), ст. редактор отдела прозы издательства
«Советский писатель» (1976-1984). Сын Л. А. Никитина. Автор публикаций
по широкому спектру научных проблем. В последние годы жизни изучал
вопросы истории тайных мистических обществ и орденов в России. 806,
809,816,903,904,915,917
Никитин Леонид Александрович (1896-1942) — театральный художник,
живописец, педагог, искусствовед, анархо-мистик. В 1920 г. в Минске
посвящен в Орден розенкрейцеров. Участвовал в деятельности
московского анархо-мистического Ордена тамплиеров («Орден света»). Научный
сотрудник Государственной академии художественных наук — ГАХН
(1928-1929). Художник «Арменкино» (1930). Арестован 16 сент. 1930 г.

1100
Указатель имен
в Ереване по делу «Ордена света», освобожден в 1934 г. Вторично
арестован 24 июня 1941 г. в Загорске, осужден на 10 лет. Умер от цинги
и пеллагры в лагерном лазарете. 19, 816
Николаев Юрий (наст, имя и фамилия — Юлия Николаевна Данзас;
1879-1942) — философ, публицист, фрейлина последней русской
императрицы. Образование получила в Сорбонне, специализировалась
по христианскому сектантству, исследовала раннехристианский
гностицизм. С 1914 г. — на фронте, в 1916 г. — в казачьем полку, награждена
Георгиевским крестом. После революции на культурно-просветительской
работе, принимает католичество; затем арестована, сослана в Иркутск,
на Соловки. В 1932 г. освобождена (по ходатайству М. Горького),
эмигрировала во Францию (1934), с 1939 г. жила в Риме. 815
Николай I (1796-1855) — российский император (с 1825), третий сын
императора Павла I. Вступил на престол после внезапной смерти своего
брата императора Александра I. Подавил восстание декабристов (1825).
При Николае I была усилена централизация бюрократического аппарата.
91,92,93,97,139,218,240
Николай II (1868-1918) — последний российский император (1894-1917),
старший сын императора Александра III. В ходе Февральской революции
1917 г. 17 февр. (2 марта) отрекся от престола. С санкции
большевистского руководства расстрелян вместе с семьей в Екатеринбурге. 605
Ницше (Nietzsche) Фридрих (1844-1900) — немецкий философ,
представитель философии жизни. Профессор классической филологии Базельского
университета (1869-1879). В сочинениях, написанных в жанре фило-
софско-художественной прозы, выступал с анархической критикой
культуры, проповедовал эстетический имморализм. 291, 292, 460, 461,
464,465,473, 474, 670, 706, 725, 919
Нобилинг (Nobiling) Карл Эдуард (1848-1878) — немецкий анархист-
террорист, в 1878 г. покушался на жизнь германского императора
Вильгельма I (1797-1888), что послужило предлогом для введения
исключительного закона против социалистов. 110
Новгородцев Павел Иванович (1866-1924) — юрист, социолог, политический
деятель. Профессор Московского университета (1903-1911,1917-1918),
глава школы «возрожденного естественного права». Один из создателей
и лидеров «Союза освобождения» (1904) и партии кадетов (1905, член
ЦК). После окт. 1917 г. — участник Белого движения. С 1920 г. — в
эмиграции, создатель и руководитель Русского юридического факультета
при Пражском университете (1921). 290, 291
Новомирский Д. И. (наст, имя и фамилия — Янкель Ицков (Яков Исаевич)
Кирилловский; 1882 — после 1936) — анархист-синдикалист. В
революционном движении с 1900 г. В эмиграции с 1904 г. Издавал в
Париже газету «Новый мир», а в Нью-Йорке создал анархистскую группу
«Новый мир» (1905). Опубликовал в Одессе «Программу синдикального
анархизма» (1906). Участвовал в терактах созданной им «Южнорусской

Указатель имен
1101
группы анархистов-синдикалистов». В 1918-1920 гг. —сотрудник
анархистского издательства «Голос труда» (Пг., М.). Ок. 1936 г. арестован,
репрессирован. 23, 30, 281, 404, 484, 494-498, 550, 555, 556, 558, 560,
573,645,646,652, 868, 869, 945
Ножин Николай Дмитриевич (1841-1866) — русский
революционер-народник, биолог-дарвинист, социолог. Член «Земли и воли» 1860-х гг., был
близок к ишутинцам. Обосновывал ведущую роль науки в социальном
переустройстве общества. 14, 45, 48-57, 78, 79, 693, 947
Ньювенгейс, Ньювегуис, Ньювенгуис (Nieuwenhuis) Фердинанд Домела
(1846-1919) — голландский анархист, один из основателей голландской
социал-демократической партии, депутат парламента (с 1888); один
из вице-председателей Международного социалистического рабочего
конгресса 1889 г. В 1890-х гг. перешел на анархистские позиции. 437,
484,512-514,651
Ньютон (Newton) Исаак (1643-1727) — знаменитый английский математик,
механик, астроном и физик, создатель классической механики, член
(с 1672) и президент (с 1703) Лондонского королевского общества. 748
Оболенская (урожд. Сумарокова) Зоя Сергеевна (1828/29-1897) — княгиня.
Муж — сенатор генерал-лейтенант князь А. В. Оболенский (1819-1884).
С середины 1860-х гг. Оболенская с тремя дочерьми жила в Италии
и Швейцарии, через М.А. Бакунина вошла в эмигрантскую,среду. В июле
1869 г. муж с братом приехал в Швейцарию и с помощью местных
властей силой отобрал двух младших дочерей и увез их в Россию. Через две
недели Оболенский вновь появился в Швейцарии и искал старшую дочь
Екатерину. С группой жандармов он производил обыски и аресты среди
русских эмигрантов, сопровождающиеся иногда рукоприкладством (т. н.
♦дело Оболенской» нашло отражение в публикациях «Колокола»). 194
Огарёв Николай Платонович (1813-1877) — революционер, поэт, публицист.
Друг и соратник А. И. Герцена. В 1831 г. один из организаторов
революционного кружка в Московском университете, в 1834-1839 гг. — в
ссылке. С 1856 г. — в эмиграции, один из руководителей Вольной русской
типографии в Лондоне, инициатор и соредактор журнала «Колокол».
14,92,93,118,194,219,220, 221, 442
Ольховский Евгений Романович (1931-2003) — советский и российский
историк (докт. ист. наук, проф.), заведовал кафедрой российской истории
в Санкт-Петербургском государственном аграрном университете,
исследователь истории революционного народничества и освободительного
движения в России XIX в. 163, 164
Орлов Александр Никифорович (псевд. — Н. Нор; р. 1932) — поэт,
переводчик, диссидент конца 1950-х гг. Один из авторов самиздатовского
журнала «Феникс». Впоследствии научный сотрудник Фундаментальной
библиотеки общественных наук. 921

1102
Указатель имен
Орчакова Лариса Геннадьевна (р. 1967) — российский историк (докт. ист.
наук, проф.), зам. заведующего кафедрой Московского городского
педагогического университета, специалист по истории политических
партий и общественно-политических движений, революционного
террора в России, анархистского движения в Москве и Московской губ.
начала XX в. 700
Осипов Владимир Николаевич (конспир. кличка Скворцов; р. 1938) —
один из организаторов чтений на пл. Маяковского. В 1961 г. арестован,
приговорен к 7 годам лагерей. В 1971-1974 гг. —редактор-составитель
самиздатского журнала «Вече». Из-за разногласий в редакции с 9-го
номера сложил с себя обязанности редактора. Начал издавать другой
самиздатский журнал — «Земля». В 1979 г. вновь арестован, приговорен
к 8 годам лагерей. В дальнейшем лидер Союза «Христианское
Возрождение», автор газеты «Завтра». 919-926
Отверженный Н. (наст, имя и фамилия — Николай Гордеевич Булычёв;
1895 — после 1937) — анархист, публицист, лектор, сотрудник и автор
различных анархических изданий; принимал активное участие в
российском анархическом движении 1-й четверти XX в. Репрессирован. 688
Оуэн (Owen) Роберт (1771-1858) — английский социалист-утопист. В 1817 г.
выдвинул программу радикальной перестройки общества путем создания
самоуправляющихся «поселков общности и сотрудничества», лишенных
частной собственности, классов, эксплуатации. Основанные Оуэном
экспериментальные коммунистические колонии в США и Великобритании
потерпели неудачу. 93, 95
Павел I (1754-1801) — российский император (с 1796), сын императора
Петра III и Екатерины II. Вступив на престол, стремился
противопоставить «пагубной» политике императрицы Екатерины II твердою
линию на укрепление устоев абсолютистской власти. Убит в результате
дворцового заговора. 91
Павлов Дмитрий Борисович (р. 1954) — российский историк (докт. ист.
наук, проф.), ведущий научный сотрудник Института российской
истории (ИРИ) РАН (с 2011), заместитель директора — начальник
Отдела внешних и общественных связей ИРИ РАН (с 2014), специалист
по истории социал-революционного движения в России начала XX в.,
истории войн, общественной мысли и движений. 895 .
Палант (Palante) Жорж Туссен Леон (1862-1925) — французский философ,
писатель и анархист, один из первых «левых ницшеанцев», сторонник
«радикального индивидуализма», автор статей и очерков по
индивидуализму и анархизму (с 1901). Страдал от акромегалии, покончил жизнь
самоубийством. 830, 832
Палий Семен Филиппович (наст, фамилия — Гурко; 1640-е гг. 1710) —
украинский казак. В конце 1680-х гг. и в 1702-1704 гг. с 3. Искрой,
С. Самусем и др. возглавил антишляхетские восстание на Правобереж-

Указатель имен
1103
ной Украине. Участвовал в Полтавском сражении 1709 г. на стороне
России. 99
Пассананте, Пассаннанте (Passannante) Джованни (1849-1910) —
итальянский анархист-террорист, повар по профессии. 17 ноября 1878 г.
совершил неудачное покушение на жизнь короля Италии Гумберта I,
был приговорен к смертной казни, которую заменили пожизненным
заключением. Заключенный на долгие годы в маленькой сырой одиночной
камере Пассаннанте сошел с ума. 110
Пастернак Борис Леонидович (1890-1960) — известный российский поэт,
писатель и переводчик. Лауреат Нобелевской премии (1958) за роман
♦доктор Живасо», от которой вынужден был отказаться под угрозой
выдворения из СССР. 922
Пастухов Александр Сергеевич (1897-1937) — анархист-коммунист, во
время Гражданской войны секретарь Нижегородской федерации анархистов.
В 1920-х гг. младший научный сотрудник и преподаватель
физико-математического факультета МГУ; избирался председателем Анархической
секции «Всероссийского общественного комитета по увековечиванию
памяти П. А. Кропоткина». Одновременно руководил подпольными
анархическими кружками, сотрудничал с анархо-мистиками, но затем
порвал с ними. С конца 1920-х гг. — один из сторонников «Платформы»
П.А.Аршинова и Н. И. Махно, участвовал в создании нелегального
«Союза рабочих анархистов». Репрессирован. 800, 801
Паульсен (Paulsen) Фридрих (1846-1908) — немецкий философ-идеалист
и педагог. Профессор Берлинского университета (с 1878). В своей
идеалистической концепции примыкает к волюнтаризму немецких философов
А. Шопенгауэра и Г. Фехнера (1801-1887). 443
Пеллутье Фердинанд (Pelloutier Fernand-L once- mile; 1867-1901) —
французский анархо-синдикалист. Вначале примыкал к гедистам, но в 1893 г.
перешел к анархистам. В 1892 г. один из основателей Национальной
федерации бирж труда, ее главный секретарь. Автор книг по вопросам
революционного синдикализма. 439, 484, 513
Перовская Софья Львовна (1853-1881) — деятель революционного движения
1870-1880-х гг. Член кружка «чайковцев», участница «хождения в
народ», член «Земли и воли», Исполкома «Народной воли», организатор
и участница покушений на Александра П. Повешена. 165
Пестель Павел Иванович (1793-1826) — декабрист, член «Союза спасения»
и «Союза благоденствия», организаторТульчинской управы, основатель
и директор Южного общества декабристов, полковник (1821). Повешен.
92,105,196
Петрашевский (Буташевич-Петрашевский) Михаил Васильевич (1821-
1866) — русский революционер, социалист, основатель и руководитель
общества петрашевцев. Редактор и автор «Карманного словаря
иностранных слов» (вып. 2-й, 1846). В 1849 г. осужден на вечную каторгу, которую
отбывал в Забайкалье. С 1856 г. на поселении в Иркутске. 14, 204, 220

1104
Указатель имен
Петросова, Потресова Мария Вартановна (Васильевна; 1893 — после
1957) — участница революционного движения, анархист-коммунист
(с 1917), во время Гражданской войны участница «Саратовской группы
анархистов-коммунистов». В конце 1920-х гг. вместе с В. В. Бармашем
(своим мужем) участвовала в нелегальной деятельности московских
сторонников «Платформы» П.А.Аршинова и Н. И. Махно, в середине
1930-х гг. входила в анархическую группу А Д. Барона в Орле. Семь раз
арестовывалась советскими властями, отбыла 7 лет лагерей и 22 года
ссылок. 917
Пешкова (урожд. Волжина) Екатерина Павловна (1876-1965) — российский
и советский общественный деятель, правозащитница. Из дворян. Член
партии эсеров (с 1905), член ее ЦК (1917). С 1922 г. возглавила
организацию «Помощь политическим заключенным», которая просуществовала
до 1937 г. Первая жена писателя М. Горького. Разошлись по взаимному
согласию после смерти дочери в конце 1903 г. 908
Пётр I Великий (1672-1725) — русский царь (с 1682), первый российский
император (с 1721). Младший сын царя Алексея Михайловича (1629-
1676) от второго брака (с Н. К. Нарышкиной (1797-1888)). По его
инициативе были проведены реформы в области государственного устройства,
организации военного дела, промышленности, торговли, просвещения.
В 1703 г. Пётр I основал новую столицу России — Санкт-Петербург. 43, 91
Пирумова Наталья Михайловна (1923-1997) — советский, российский
историк (докт. ист. наук), автор исследований о земском либеральном
движении, об А. И. Герцене, М. А. Бакунине, П. А. Кропоткине.
Работала в Московском историко-литературном обществе «Возвращение».
22, 501,507
Писарев Дмитрий Иванович (1840-1868) — русский публицист, литературный
критик. С начала 1860-х гг. ведущий сотрудник журнала «Русское слово».
В 1862 г. арестован как автор антиправительственного памфлета, более
4 лет провел в одиночной камере Петропавловской крепости. 14, 78,155
Платон (428/427-348/347 до н. э.) — древнегреческий философ. Ученик
Сократа. Ок. 387 г. до н. э. основал в Афинах собственную школу.
Идеальное государство представлял как иерархию трех сословий: правителей-
мудрецов, воинов и чиновников, крестьян и ремесленников. 14, 78, 155
Плеханов Георгий Валентинович (1856-1918) — русский политический
деятель, философ, теоретик и пропагандист марксизма. С 1875 г.
народник-бакунист, один из руководителей обществ «Земля и воля»,
«Чёрный передел». С 1880 г. — в эмиграции, эволюционировал к
социал-демократии, основатель марксистской группы «Освобождение
труда» (1883). Один из основателей РСДРП, газеты «Искра». После
раскола на 2-м съезде РСДРП (1903) занял позицию меньшевиков. 161,
168,170-172,254, 484, 827, 828, 942, 944
Полежаев Александр Иванович (1804-1838) — русский поэт. В 1826 г.
по личному распоряжению Николая I был отдан в солдаты за свою поэму

Указатель имен
1105
«Сашка» (1825), содержавшую дерзкие намеки в адрес самодержавия
и церкви. 92
Полторацкий Сергей Дмитриевич (1803-1884) — русский библиограф
и библиофил из знатного русского рода, автор нескольких заметок
об А. С. Пушкине, с которым был некоторое время партнером в карточной
игре (1827-1829). Работал над «Словарем русских писателей», который
за исключением отдельных отрывков остался лишь в рукописях,
сотрудничал в «Полярной звезде» А. И. Герцена, стал ее библиографом.
С конца 1860-х гг. жил за границей. 219
Полянский Федор Яковлевич (1907-1982) — советский экономист и
историк (докт. ист. наук, проф.), заведовал кафедрой истории народного
хозяйства и экономических учений экономического факультета МГУ
(1958-1982), научные исследования были посвящены широкому кругу
политэкономических и исторических проблем, в частности критике
экономических теорий анархизма. 27
Поссе Владимир Александрович (1864-1940) — российский общественный
и политический деятель, публицист. В конце 1890-х гг. близок к социал-
демократам. С 1905 г. — анархо-синдикалист, деятель кооперативного
движения. В 1909-1918 гг. — издатель-редактор журнала «Жизнь для
всех». В1918г. — в Наркомземе, разработал примерные уставы
сельскохозяйственной артели и коммуны. В дальнейшем на педагогической
работе. 397, 645, 646
Принцип (Princip) Гаврило (1894-1918) — сербский террорист, член
организации (1914) «Молодая Босния», по заданию которой убил 28 июня
1914 г. австрийского престолонаследника Франца Фердинанда, что стало
поводом для развязывания 1-й мировой войны. 924
Проло (Prolo) Жак (наст, имя и фамилия — Jean Pausader; 1866-1937) —
французский анархист (с 1888), участник группы «Космополит» (1885),
в 1894 г. эмигрировал в Англию. С 1906 г. эволюционировал к идеям
республиканцев-социалистов; автор очерков об анархизме (1912). 830,
831,832
Протагор из Абдер (ок. 480-410 до н. э.) — древнегреческий философ,
виднейший из софистов. 40 лет вел жизнь странствующего «учителя
мудрости», долго жил в Афинах, был близок к кругу Перикла, в 441 г.
изгнан из Афин по обвинению в «нечестии». 293
Протопопов Александр Дмитриевич (1866-1917/18) — российский
общественный, политический и государственный деятель. С сент. 1916 г. —
управляющий, в дек. 1916 — февр. 1917 гг. — министр внутренних
дел и главноначальствующий корпуса жандармов. Противодействовал
революционным выступлениям в Петрограде в февр. 1917 г. После
Октябрьской революции расстрелян по приговору ВЧК. 606
Проферансов Николай Иванович (1885-1934) — научный работник, историк,
литератор, технический секретарь Большой советской энциклопедии
(с 1926), анархо-мистик (неотамплиер), один из первых «рыцарей»

1106
Указатель имен
Ордена тамплиеров, открытого А. А. Карелиным в 1920 г., член «Ордена
Света». Принимал активное участие в организации группы анархо-ми-
стиков «Ордена Духа» в Нижнем Новгороде (1924-1925). Репрессирован.
19,24,801,906
Проферансов Юрий (Георгий) Николаевич (1911-1938) — по профессии
спелеолог, инженер ВНИИ ВОДГЕО (с 1934), анархо-мистик, сторонник
т. н. «пассивного сопротивления диктатуре». Сын Н. И. Проферансова
от первого брака. Репрессирован. 810, 917
Прудон (Proudhon) Пьер Жозеф (1809-1865) — французский социалист,
теоретик анархизма, философ, социолог и экономист. В период
Революции 1848 г. выдвигал проекты экономического сотрудничества классов
и анархистскую теорию «ликвидации государства». 12-14, 18, 27, 53-55,
60-65,67-69,71,72,75-81,86,102-104,108,109,111,112,140,163,
171, 172, 190, 191, 218, 245, 247-249, 252, 261, 277, 279, 290, 291, 294,
296,313,319,338,367, 458-461,640,647,703,712,756,777,778,785,
828, 834,836,888
Пугачёв Емельян Иванович (1740/42-1775) — предводитель казацко-кре-
стьянского восстания 1773-1775 гг., донской казак, участник
Семилетней 1756-1763 гг. и русско-турецкой 1768-1774 гг. войн, хорунжий.
Под именем императора Петра III поднял восстание яицких казаков
в авг. 1773 г. В сент. 1774 г. заговорщиками выдан властям. Казнен
в Москве на Болотной площади. 99, 104, 105, 120, 213
Пуже (Pouget) Эмиль (1860-1931) — французский
революционер-антимилитарист, анархист-синдикалист, заместитель секретаря секции
Всеобщей конфедерации труда (1901-1908), автор книг по вопросам
революционного синдикализма. 435, 439, 484
Пуришкевич Владимир Митрофанович (1870-1920) — русский
политический деятель, один из лидеров «Союза русского народа», «Союза Михаила
Архангела», крайне правых во 2-4-й Государственных думах. Крупный
помещик. Участник убийства Г. Е. Распутина (1916). 606
Пушкин Александр Сергеевич (1799-1837) — великий русский поэт и
писатель, родоначальник новой русской литературы, создатель современного
русского литературного языка. 356
Пшибышевский (Przybyszewski) Станислав (1868-1927) — известный
польский писатель-модернист, индивидуалист. Первые произведения
написал на немецком языке: литературно-критические эссе, поэмы в
прозе и символистско-натуралистические романы, которые впоследствии
перевел на польский язык. Автор романа «Satanskinder» («Дети сатаны»,
1897, на пол. яз. «Dzieci szatana», 1899). В Кракове (1898) возглавил
польских модернистов; редактор органа «Молодой Польши» в Кракове
журнала «Zycie» («Жизнь», 1898-1900). 352, 353
Пьеро, Пьерро (Pierrot) Марк (1871-1950) — французский
анархист-синдикалист, автор книг по вопросам революционного синдикализма. 484

Указатель имен
1107
Рабле (Rabelais) Франсуа (1494-1553) — французский писатель-гуманист,
автор знаменитого романа «Гаргантюа и Пантагрюэль», ставшего
энциклопедическим памятником культуры французского Возрождения. 362
Равашоль, Рокамболь (наст, имя и фамилия — Франсуа Клавдий Кёниг-
штейн = Königstein; 1859-1892) — французский анархист-террорист,
прославившийся своими особо дерзкими грабежами, убийствами и
поджогами. Гильотирован. 259-261
Радек Карл Бернгардович (наст, фамилия — Собельсон; 1885-1939) —
советский политический деятель, деятель международного
социал-демократического движения (Польша, Германия). В 1919-1924 гг. член
ЦК РКП (б). В 1920-1924 гг. — член (в 1920 г. секретарь) Исполкома
Коминтерна. Репрессирован. 846, 940
Раевский Владимир Федосеевич (1795-1872) — декабрист, майор (1821),
адъютант генерал-майора декабриста М. Ф. Орлова (1788-1842), поэт,
публицист. Член «Союза благоденствия» и Южного общества. В 1827-
1856 гг. — на поселении в Иркутской губ. 220, 555, 557
Разин Степан Тимофеевич (ок. 1630-1671) — донской казак, предводитель
восстания 1670-1671 гг. Казнен в Москве. 90, 99, 104, 120, 197, 202,
208,213, 309
Разумов Анатолий Яковлевич (р. 1954) — историк и публицист,
руководитель Центра «Возвращённые имена» при Российской национальной
библиотеке, автор статей о Л. К. Чуковской. 904, 905, 906, 912, 913, 914
Ралли (Арборе-Ралли) Земфирий (Замфир) Константинович (1848-1933) —
российский революционер, молдавский писатель. Участник студенческих
волнений 1868-1869 гг. в С.-Петербурге, привлекался по делу нечаев-
цев. С 1872 г. — эмигрант, бакунист, соредактор журналов «Работник»
и «Община». С 1879 г. жил в Румынии под фамилией Арборе. 22, 483
Распутин Григорий Ефимович (наст, фамилия — Новых; 1864/65, по др.
данным 1872-1916) — крестьянин Тобольской губ., получивший
известность своими «прорицаниями» и «исцелениями». Оказывая помощь
больному гемофилией наследнику престола царевичу Алексею Николаевичу
(1904-1918), приобрел доверие императрицы Александры Федоровны
(1872-1918) и императора Николая II. Убит заговорщиками. 268, 606
Ратенау (Rathenau) Вальтер (1867-1922) — германский промышленник,
финансист и политический деятель. С 1915 г. председатель правления
Всеобщей компании электричества. В 1922 г. министр иностранных дел;
подписал вместе с рейхсканцлером К. Й. Виртом (1879-1956) Рапалль-
ский договор 1922 г. с Советской Россией. Убит членами
террористической организации «Консул». 847
Рауш Пётр Владимирович (р. 1963) — активист российского анархического
и антивоенного движения (с конца 1980-х гг.), историк, публицист.
Один из основателей Ассоциации движений анархистов, соредактор
газеты анархистов Ленинграда — Санкт-Петербурга «Новый Светъ»
(1989-2006). В настоящее время в эмиграции в Швеции (г. Тимро). 23

1108
Указатель имен
Рейч (Reich) Чарльз А. (р. 1928) — американский социолог и правовед,
профессор Йельской школы права (1960-1974), один из классиков
контркультуры («Зеленеющая Америка» = «The Greening of America»,
1970) — «новой теории», призывающей западную молодежь перевести
революцию в сферу сознания. Активно участвовал в ЛГБТ-движении
за права сексуальных меньшинств. 892
Реклю (Reclus) Жан Жак Элизе (1830-1905) — французский анархист,
историк и географ. Член 1-го Интернационала, примыкал к бакунистам.
Участник Парижской Коммуны 1871 г. Был в дружеских отношениях
с П. А. Кропоткиным. Всемирную известность приобрел многотомный
труд Э. Реклю «Человек и Земля» (1876-1894). 192, 259, 262, 295, 319,
383,443,454,482,631,778
Ременцов Виталий Ильич (1935-1965?) — диссидент конца 1950-х гг.
В 1958 г. арестован за попытку бегства за границу, приговорен к 10 годам
лагерей; в 1959 г. признан невменяемым, переведен в Ленинградскую
спецпсихбольницу, вскоре освобожден. Предполагаемый исполнитель
проекта «Космонавт» — покушения на Н. С. Хрущева. Был вновь
арестован и отправлен в Казанскую спецпсихбольницу, где и умер. 923, 925, 926
Робеспьер (Robespierre) Максимильен Мари Изидор де (1758-1794) —
политический деятель Великой французской революции, один из
руководителей якобинцев. Фактически возглавив в 1793 г. революционное
правительство, способствовал казни Людовика XVI, созданию
революционного трибунала, казни лидеров жирондистов. Сосредоточил в своих
руках практически неограниченную власть; организатор массового
террора. Казнен термидорианцами. 196
Рогдаев Н. (наст, имя и фамилия — Николай Игнатьевич Музиль; 1880-
1934) — анархист-коммунист (с 1902). В революционном движении
с конца 1890-х гг., примыкал к Партии социалистов-революционеров
(ПСР). В 1905 г. основал в Екатеринославе группу анархо-коммуни-
стов «хлебовольцев». Один из руководителей созданной в Женеве
(1907) «Боевой Интернациональной группы анархистов-коммунистов»
(«Б.и.г.а.-к.») для совершения терактов в России. С 1917 г. занимался
литературной и журналистской деятельностью на Урале, в Поволжье,
Тамбовской губ., работал в научной секции Музея П. А. Кропоткина
в Москве. В мае 1929 г. арестован, репрессирован. 15, 22, 480, 555, 559,
649,800, 899, 907, 945
Родбертус-Ягецов (Rodbertus-Jagetzow) Карл Иоганн (1805-1875) —
немецкий экономист, автор трудов по вопросам земельной ренты и прибыли.
Выступал с идеей прусского «государственного социализма». 172, 190
Розанов Василий Васильевич (1856-1919) — русский писатель, публицист
и религиозный философ. С конца 1890-х гг. — видный журналист позд-
неславянофильского толка, сотрудник журналов «Русский вестник»
и «Русскоеобозрение», один из ведущих публицистов «Нового времени».
727, 734, 736, 737,738,739

Указатель имен
1109
Роккер, Рокер (Rocker) Рудольф (1873-1958) — немецкий общественный
деятель, публицист, анархо-синдикалист (с 1891), один из секретарей
Международного анархистского конгресса в Амстердаме (1907), автор
новой платформы для Союза свободных рабочих Германии (1919),
секретарь Международной организации трудящихся (с 1922), эмигрировал
из Германии в 1933 г. 483, 651
Романов Степан Михайлович (псевд. — Бидбей; 1876 — после 1934) —
анархист-коммунист (с 1903). Из дворян. Участник студенческого
движения в С.-Петербурге (1895), социал-демократ (с 1897). В 1904 г. —
в Париже, один из руководителей издательской группы «Анархия».
С дек. 1905 г. — в России, в Киеве организовал группу анархистов-
коммунистов-«безначальцев», в Петербурге возглавил группу
анархистов-общинников. Автор сатирических памфлетов «Тупорыловы»
и «Люцифер» (1904) с критикой социал-демократии. В янв. 1906 г.
арестован, приговорен к 15 годам каторжных работ, до марта 1917 г.
в тюрьмах и ссылке. Далее от политической деятельности отошел,
преподавал на Кавказе. 489, 647
Романович-Словатинский Александр Васильевич (1832-1910) — российский
юрист и историк права, действительный статский советник (с 1879),
убежденный монархист, в своих воспоминаниях («Моя жизнь и
академическая деятельность: 1832-1884 гг. ») упоминает Н. Д. Ножина. 49
Романовы — боярский род, с 1613 г. — царская, а с 1721 г. — императорская
династия в России, правившая по февраль 1917 г. 91, 105
Рошфор (Rochefort) Виктор Анри, маркиз де Рошфор-Люсе (1831-1913) —
французский публицист и политический деятель. С 1868 г. издавал
журнал «La Lanterne». Большую популярность приобрел критикой
бонапартистского режима. С февр. по май 1871 г. издавал газету «Le Mot
d'ordre» радикально-республиканского направления. В 1880 г. основал
газету «L'Intransigeant», ставшую популярной в левых кругах. В конце
1880-х гг. примкнул к буланжистскому движению, а в дальнейшем —
к открытым реакционерам. 111
Рублёв Дмитрий Иванович (р. 1980) — российский историк (канд. ист. н.,
доц.), доцент Российского государственного аграрного
университета — МСХА им. К. А. Тимирязева, специалист по истории российского
анархического движения конца XIX — XX вв. 18, 903
Рувинский Самуил Аронович (1904-1937?) — анархист-коммунист,
в 1930-х гг. заведовал конструкторским отделом на Курском
Машиностроительном заводе.
Руднев Вадим Викторович (1884-1940) — российский политический
деятель, член Партии социалистов-революционеров (ПСР). С июля по окт.
1917 г. — городской голова Москвы. В окт. 1917 г. возглавил Комитет
общественной безопасности, созданный для борьбы с большевиками.
В течение недели вооруженные отряды Комитета вели упорные бои
на улицах города. С большими жертвами восстание было подавлено.

1110
Указатель имен
В 1919 г. Руднев эмигрировал. Входил в правую группировку эсеров-
« раскольников», занимался издательской деятельностью. 852
Рудницкая Елена Львовна (р. 1920) — советский, российский историк
(д.и.н.), научный сотрудник Института истории АН СССР/РАН (с 1958),
специалист по истории общественной мысли, российского
революционного движения в XIX в. 48, 74, 78
Рудольф К. — см. Rudolph К.
Руссо (Russo) Жан Жак (1712-1778) — французский писатель и философ.
Представитель сентиментализма. С позиций деизма осуждал
официальную церковь и религиозную нетерпимость. Государство, по Руссо,
может возникнуть только в результате договора свободных людей. В
сочинениях «Рассуждение о начале и основаниях неравенства...» (1755),
♦Об общественном договоре» (1762) и др. выступал против социального
неравенства, сословного эгоизма, основ существующей власти и права.
Идеи Руссо (руссоизм) оказали влияние на общественную мысль и
литературу многих стран. 291, 339,679,840
Рыбак Михаил (? — 1906) — анархист (1906), из крестьян; участник
революционного движения с 1890-х гг., эсер, долгое время занимался доставкой
в Россию социалистической литературы. В начале 1906 г. вышел из ПСР
и участвовал в создании «Подольско-Бессарабского крестьянского
союза анархистов-коммунистов». Получил известность как пропагандист
и боевик, организатор аграрного террора против помещиков и кулаков.
Погиб при перевозке оружия через границу. 550
Рыжин — провокатор большевиков, в отношении которого было
предупреждение Группы русских анархистов в Германии (1922). 870
Рылеев Кондратий Федорович (1795-1826) — русский поэт, декабрист, член
Северного общества, один из руководителей восстания 14 дек. 1825 г.
Казнен. 92, 204
Рюриковичи — князья, потомки киевского великого князя Игоря (? —
945), считавшегося, по летописному известию, сыном Рюрика, стояли
во главе Древнерусского государства и крупных и мелких княжеств
периода феодальной раздробленности. 43
Рябинин Дмитрий Николаевич (псевд. — тов. Кабанос; р. 1970) —
краснодарский анархист (с 1989), журналист и издатель, лидер Союза
радикальной анархистской молодежи (СРАМ, г. Краснодар, 1990-1995),
один из основателей Федерации анархистов Краснодара (ФАК, 1995),
краснодарский корреспондент анархистского информационного
бюллетеня «Ан-Пресс» (СПб., нач. 1990-х гг.). 932
Савицкий Александр Иванович (1886-1909) — вожак анархистского
крестьянского отряда. Из дворян. С 1905 г. участвовал в митингах и
забастовках в Брянске и Гомеле, основал «якобинский клуб» в Чернигове
и «местную революционно-социалистическую партию» в Вильно.
Возглавил состоявший из крестьян небольшой отряд «лесных братьев»,

Указатель имен
1111
совершавший нападения на помещичьи экономии, чинов полиции,
волостные правления в Черниговской, Орловской и Могилевской
губерниях. Герой романа Л. Н.Андреева «Сашка Жигулёв». 548
Сажин Михаил Петрович (революц. псевд. — Арман Росс; 1845-1934) —
участник российского революционного движения 1870-х гг.
Сподвижник М. А. Бакунина, участник Парижской коммуны 1871 г., организатор
типографии в Цюрихе (1873). В 1878 г. приговорен в России к 5 годам
каторги. Участник Революции 1905-1907 гг. Автор воспоминаний. 22
Сакко (Sacco) Никола (1891-1927) — американский рабочий-революционер,
итальянец по происхождению. Казнен по ложному обвинению в убийстве
(процесс Сакко-Ванцетти). 905
Самарин Юрий Федорович (1819-1876) — философ, историк,
общественный деятель, публицист. Один из идеологов славянофильства. Автор
либерально-дворянского проекта отмены крепостного права, участник
подготовки крестьянской реформы 1861 г., в 1859-1860 гг. — член
редакционных комиссий. 14, 197
Сандомирский Герман Борисович (наст, имя — Гершон Верков; 1882-
1838) — анархист-бакунист (с 1901 г. в Женеве), анархист-коммунист
(с 1905). В 1907 г. вступил в «Боевую интернациональную группу
анархистов-коммунистов». Возглавил группу «Чёрное знамя» в
Киеве. К событиям октября 1917 г. отнесся положительно, открыто
поддержав Советскую власть и призвав анархистов «к единому фронту
с большевиками». В 1924 г. публично отрекся от анархизма. Тем
не менее, в 1923-1926 гг. оставался членом анархистской секции
Музея П. А. Кропоткина в Москве. Руководитель бюро прессы посольства
СССР в Польше. В 1920-1930-е гг. занимался литературной
деятельностью. Репрессирован. 589, 651, 652, 869, 870, 898, 900
Сапон Владимир Петрович (р. 1969) — российский историк (д.и.н., проф.),
профессор кафедры государственного права Нижегородского филиала
Университета Российского академии образования, специалист по
леворадикальной идеологии и истории русского освободительного движения
XIX — XX вв. 493, 903, 904
Саран Александр Юрьевич (р. 1958) — российский историк (канд. ист.
наук, доц.), заведующий кафедрой истории Орловского государственного
аграрного университета, специалист по истории
общественно-политической жизни первой половины XX в., по Орловской краеведческой
тематике. 904, 916
Сведенборг (Swedenborg) Эммануэль (1688-1772) — шведский ученый-
естествоиспытатель, христианский мистик, теософ, изобретатель.
Развивал органицистскую натурфилософию, а позднее, все более склоняясь
к оккультизму, утверждал, что владеет непосредственным духовным
знанием, поскольку связан с «царством духа». 737
Свенцицкая Ирина Сергеевна (1929-2006) — советский историк-анти-
ковед (докт. ист. наук, проф.), заведовала кафедрой всеобщей исто-

1112
Указатель имен
рии Московского государственного гуманитарного университета им.
М. А. Шолохова, исследователь истории раннего христианства, совместно
с М. К. Трофимовой опубликовала монографию об апокрифах древних
христиан (М., 1989). 817
Светлов Фердинанд Юрьевич (вар. имени и отчества: Фёдор Юрьевич,
Фердинанд Юльевич; наст. фам. Шёнфельд; 1884-1943) — эсер (с 1904),
эсер-максималист (1906-1919), советский партийный деятель (вступил
в РКП (б) в 1919 г.). Ответственный секретарь ЦК КП (б) Туркестана
(1923-1924). С 1924 г. преподавал в 1-м МГУ и в Московском высшем
техническом училище им. Н. Э. Баумана. С февр. 1938 г. возглавлял
отдел критики и библиографии редакции газеты «Известия». Заместитель
ответственного руководителя Телеграфного агентства Советского Союза
(ТАСС) при СНК СССР. Репрессирован. 562
Святогор Александр (наст, имя и фамилия — Александр Фёдорович Аги-
енко; 1889-1937) — русский литератор, поэт, сын священника. Будучи
семинаристом увлекся анархистской теорией, принимал участие в
революционной агитации и экспроприациях, за что неоднократно сидел
в тюрьмах. Анархист-индивидуалист, один из основателей литературного
течения * биокосмизм» и «анархо-универсализм». Репрессирован. 23,
30,775,789, 795-797
Селиванов Кондратий Иванович (? — 1832) — русский лжехрист, из
крестьян, основатель скопческой секты, выдавал себя за Петра III.
Проповедовал оскопление, как вернейшее средство избежать плотского греха,
с конца 1760-х гг. в противовес распространению разврата среди хлыстов.
В 1775 г. сослан в Сибирь, около 1795 г. появился в Москве, а в 1797-м
в Петербурге, имел аудиенцию у императора Павла /, затем помещен
в сумасшедший дом, освобожден в 1802 г. В 1820 г. сослан в суздальский
Евфимиев монастырь. 268
Сен-Жюст (Saint-Just) Луи Антуан (1767-1794) — один из организаторов
побед над интервентами в период якобинской диктатуры (Франция), член
Комитета общественного спасения. Сторонник М. Робеспьера. Казнен
термидорианцами. 196
Сен-Симон (Saint-Simon) Клод Анри де Рувруа (de Rouvroy; 1760-1825) —
граф, французский мыслитель. Ученик математика Ж. Л. Д'Аламбера
(1717-1783). В сочинениях 1810-1820-х гг. разработал утопический
план создания рационального общественного строя — * промышленной
системы». Оказал значительное влияние на европейскую
социалистическую мысль XIX в. 95, 104, 639
Сенчагов Вячеслав Константинович (р. 1940) — советский
государственный деятель, советский и российский ученый-экономист (докт. экон.
наук, проф., академик РАЕН), заместитель министра финансов СССР
(1987-1989), председатель Госкомитета СССР по ценам (1989-1991).
В начале 1960-х гг. один из участников чтений на пл. Маяковского.
922,923,924,925

Указатель имен
1113
Сербский Владимир Петрович (1858-1917) — один из основоположников
судебной психиатрии в России, создатель научной школы. Автор
руководства ♦Судебная психопатология» (т. 1-2,1896-1900). Профессор
Московского университета (1902-1911), ушел в отставку в знак протеста
против притеснений студенчества. 926
Сергиевский Николай Львович (1871-1942) — революционер, историк,
социал-демократ (в РСДРП с 1898 г.). Революционную деятельность
начал в 1891 г. в Орехово-Зуево. В 1900 г. в Пскове помогал В. И. Ленину
в организации выпуска нелегальной газеты «Искра». Член Псковского
комитета РСДРП (б; 1904). После 1917 г. на советской работе в
Петрограде и на Украине, с 1923 г. работал в Комиссии по истории Октябрьской
революции и РКП (б; Истпарте) и в архивных учреждениях, занимался
историей русского революционного народничества 2-й пол. XIX в.
Сердюков, Степуро-Сердюков Анатолий Иванович (1851-1878) — русский
революционер-народник. Из дворян. Один из основателей общества
«чайковцев», ведал его заграничными связями, вел пропаганду среди
петербургских рабочих. С 1872 по 1875 гг. арестовывался шесть раз. Был
привлечен к дознанию по «процессу 193-х», но в связи с психическим
заболеванием без суда был выслан в Тверь. 155
Сидорацкий Григорий Петрович (ок. 1859-1878) — русский революционер-
народник, из дворян. Вел революционную пропаганду среди рабочих
Панинского сахарного завода в Тульской губ. Привлекался по делу
о противоправительственной пропаганде («процесс 50-ти»). Погиб
в Петербурге во время демонстрации 31 марта 1878 г. около здания
окружного суда по поводу оправдания В. Засулич. 159
Скарятин Владимир Дмитриевич (1825-1900) — русский писатель и
публицист, сначала служил на флоте. В конце 1850-х гг. занимаясь золо-
тодобычей в Сибири познакомился с М. А. Бакуниным. Литературное
поприще начал в «Санкт-Петербургских ведомостях» в 1862 г., позже
был редактором-издателем (совместно с H. H. Юматовым) газеты
«Русский листок» (с № 32 за 1863 г. — «Весть»). 197
Скирмунт Сергей Аполлонович (1862/63-1935) — издатель и
книготорговец, благотворитель и общественный деятель, в нач. XX в. выпустил
несколько брошюр по анархизму. За революционную и пропагандистскую
деятельность неоднократно подвергался аресту и ссылке. Находился
в эмиграции (1907-1926). В последние годы жизни работал в
Народном комиссариате труда, Госторге, Объединении научно-технических
издательств. 695
Смышляев Валентин Сергеевич (1891-1936) — российский и советский
актер, театральный режиссер, педагог, театровед. Заслуженный
артист РСФСР (1935). В 1920-е гг. работал в Первой студии МХАТ'а,
до 1933 г. — художественный руководитель театра «Семперанте»,
а в 1933 г. основал и возглавил Московский драматический театр.
Примыкал к анархо-мистикам. 816

1114
Указатель имен
Соколов Михаил Иванович (парт, псевд. — Медведь, Каин; 1881-1906) —
политический деятель, член Партии социалистов-революционеров (ПСР),
один из руководителей Декабрьского вооруженного восстания в Москве
(1905). Инициатор создания (1906) и глава Союза
социалистов-революционеров-максималистов (ССР (м)) и его Боевой организации. Казнен
по приговору военно-полевого суда. 562
Соколов Николай Васильевич (1835-1889) — русский революционер,
публицист. Из дворян. Окончил Академию Генштаба (1857). В 1861-1862 гг.
участвовал в революционном кружке офицеров. В 1863 г. вышел в
отставку в чине подполковника. В 1862-1863 и 1865 гг. был сотрудником
«Русского слова». За книгу «Отщепенцы» (1866) был заключен в
Петропавловскую крепость, затем отправлен в ссылку. В 1872 г. при содействии
чайковцев бежал за границу. В эмиграции примкнул к бакунистам. 14,
22, 53, 54, 55, 58, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 190, 693, 947
Соловьёв Александр Константинович (1846-1879) —
революционер-народник. Участник «хождения в народ», член «Земли и воли». 2 апреля
1879 г. совершил в С.-Петербурге неудачное покушение на императора
Александра II. Повешен. 160
Соловьёв Владимир Сергеевич (1853-1900) — религиозный философ,
поэт, публицист, мистик. Сын историка С. М. Соловьёва (1820-1879).
Проповедовал объединение «Востока» и «Запада» через воссоединение
церквей, утопический идеал всемирной теократии. Оказал значительное
влияние на русский идеализм и поэзию русских символистов. 153, 289,
346,678,715,725, 726, 727, 805
Сологуб Фёдор Кузьмич (наст, фамилия — Тетерников; 1863-1927) —
русский писатель-символист. Принадлежал к символистам старшего
поколения, испытал сильное воздействие философии и эстетики
европейского декаданса. В его произведениях элементы реалистического
гротеска сочетаются с причудливой фантастикой, мистикой, эротикой.
287, 294, 296, 699, 729, 942, 946
Солонович Агния Онисимовна (1888-1937) — жена А А Солоновича, анар-
хо-мистик. Репрессирована. 818, 917
Солонович Алексей Александрович (1887-1937) — анархо-мистик,
математик, доцент кафедры математики МВТУ им. Н. Баумана. В
революционном движении с 1905 г. В 1918 г. вошел во Всероссийскую
федерацию анархистов-коммунистов. Член созданного А. Л. Карелиным
«Ордена тамплиеров», председатель Анархической секции Комитета
по увековечению памяти П. А. Кропоткина (1920-1930-е гг.). Арестован
и репрессирован в связи с делом «Ордена света». 19, 23, 24, 25, 30, 278,
279,284, 652, 798-803, 807-810, 816-818, 906, 917
Сорель (Sorel) Жорж (1847-1922) — французский публицист и социальный
мыслитель, теоретик анархо-синдикализма. От марксизма перешел
к концепции революционного анархо-синдикализма («Размышления

Указатель имен
1115
о насилии», 1908). Видел в русском большевизме и итальянском фашизме
преодоление европейского ♦декаданса». 922
Сорокин Юрий (р. 1937) — участник диссидентского движения в Москве
в конце 1950-х гг. 919
Спенсер (Spencer) Герберт (1820-1903) — английский философ и социолог,
один из родоначальников позитивизма, основатель органической школы
в социологии; идеолог либерализма. Развил механистическое учение
о всеобщей эволюции; в этике — сторонник утилитаризма. 261, 367
Сталин Иосиф Виссарионович (наст, фамилия — Джугашвили; 1878-
1953) — советский политический и государственный деятель. В
революционном движении с 1898 г. — вступил в грузинскую
социал-демократическую партию. После 1903 г. примкнул к большевикам. С 1922 г.
генеральный секретарь, секретарь ЦК РСДРП (б). В конце 1920-х гг.
в результате длительной борьбы с другими большевистскими лидерами
установил диктаторский режим в партии и стране. 18, 364, 886, 903,
906-916,944
Старостин Евгений Васильевич (1935-2011) — советский и российский
историк (докт. ист. наук, проф.), действительный член Русского
географического общества, заведовал кафедрой истории и организации
архивного дела факультета архивного дела Историко-архивного института
РГГУ (с 1981), исследователь в области отечественной историографии,
источниковедении и архивоведению, жизни и творческого наследия
. П. А. Кропоткина. 22, 277
Стеклов Юрий Михайлович (наст, имя и фамилия — Овший Моисеевич
Нахамкис; 1873-1941) — советский политический и государственный
деятель, историк, публицист. Участник революционного движения
с 1888 г. Член РСДРП с 1893 г. До 1914 г. — в эмиграции. Был лектором
в партийной школе в Лонжюмо, где познакомился с В. И. Лениным.
В 1917 г. — член Исполкома Петроградского совета. С 1917 г. — главный
редактор газеты «Известия ВЦИК» и др. изданий. С 1925 г. — на
журналистской, административной и научной работе. Автор исследований
о жизни и творчестве М. А. Бакунина, Н. Г. Чернышевского.
Репрессирован. Умер в Саратовской тюрьме. 18, 596
Степняк-Кравчинский Сергей Михайлович (наст, фамилия — Кравчинский;
1851-1895) — русский писатель, народник. Член кружка «чайковцев»,
участник «хождения в народ». В февр. 1878 г. вместе с П. Б.Аксельродом
и Л. Г. Дейчем организовал в Женеве анархистский печатный орган —
журнал «Община». Вернувшись в Россию вошел в состав «Земли и воли»
и редактировал первые номера ее газеты. 4/16 авг. 1878 г. в Петербурге
убил шефа жандармов Н. В. Мезенцова (1827-1878) и вынужден был
бежать за границу. В эмиграции основал «Фонд вольной русской прессы».
Политическое мировоззрение Кравчинского кардинально менялось:
вначале разделял анархистские взгляды M. A. Бакунина, затем
сочувствовал политическим идеям П. Л. Лаврова. 122, 165, 166

1116
Указатель имен
Стефанович Яков Васильевич (1854-1915) — русский
революционер-народник. Член кружка «чайковцев» в Киеве, участник «хождения в народ»,
один из организаторов «Чигиринского заговора», член «Земли и воли»,
«Чёрного передела», с 1881 г. Исполкома «Народной воли». В 1883 г.
приговорен к 8 годам каторги. Отбывал на Карийской каторге. 171
Столыпин Александр Аркадьевич (1863-1925) — российский журналист,
поэт и политик из рода Столыпиных. Брат П. А. Столыпина. С 1902 г.
сотрудничал в «Санкт-Петербургских ведомостях», затем редактировал
эту газету. По требованию министра внутренних дел, шефа Корпуса
жандармов В. К. Плеве (1846-1904) был отстранен от работы за «вредное
направление». С 1904 г. — постоянный сотрудник «Нового Времени»
и один из ведущих политиков «Союза 17 октября». После революции
1917 г. эмигрировал в Югославию. 737
Столыпин Петр Аркадьевич (1862-1911) — российский государственный
деятель. В 1903-1906 гг. — саратовский губернатор, руководил
подавлением крестьянских волнений в крае во время Революции 1905-1907 гг.,
министр внутренних дел и председатель Совета министров (с 1906).
В 1907-1911 гг. определял правительственную политику. Инициатор
создания военно-полевых судов для борьбы с революционным
движением («скорострельная юстиция»). Смертельно ранен Д. Г. Богровым
в Киевском театре. 562, 606, 650
Стоянов Борис Семенович (1891-1938) — российский анархист (с 1912),
один из идеологов анархо-синдикализма. Входил в подпольные
студенческие анархические группы в Петербурге. Лидер «Питерской
федерации анархо-синдикалистских групп» (1918-1922), редактор журнала
♦ Вольный труд» (1918-1919), автор открытого письма И. С. Гросма-
ну-Рощину (1920). После 1922 г. отошел от анархического движения,
работал на руководящих должностях в бумажной промышленности.
Репрессирован. 330, 604, 869
Страусе (Strauss) Поль (1852-1942) — французский журналист и
политический деятель, автор исследований по истории европейского
социалистического движения 2-й пол. XIX — начала XX в., в частности «Les
parties socialistes» («Партии социалистов»). 188, 192
Стуарт Александр Федорович, барон (1842-1917) — русский
естествоиспытатель и общественный деятель, зоолог, первый директор Национального
музея этнографии и естественной истории в г. Кишиневе. Заграничный
член «Земли и воли», один из организаторов второй «вольной русской
типографии» в Берне, принимал участие в выпуске ряда агитационных
изданий 1862-1863 гг. Впоследствии видный деятель земского
движения. 53
Сусанин Иван Осипович (конец XVI в. 1613) — русский национальный герой,
крестьянин села Домнино Костромского уезда. Зимой 1613 г., спасая
царя Михаила Фёдоровича (1596-1645), намеренно завел отряд польских
интервентов в непроходимый болотистый лес, за что был замучен. 204

Указатель имен
1117
Суханов Николай Евгеньевич (1851-1882) — народоволец, лейтенант
флота. Член Исполнительного комитета «Народной воли»,
руководитель ее Военной организации. Участник покушения 1/13 марта 1881 г.
на императора Александра II. На ♦процессе 20-ти» выступил с речью.
Расстрелян в Кронштадте. 109
Талейран, Талейран-Перигор (Talleyrand-Perigord) Шарль Морис (1754-
1838) — французский дипломат, министр иностранных дел в 1797-
1799 гг. (при Директории), в 1799-1807 гг. (в период Консульства
и империи Наполеона /), в 1814-1815 гг. (при короле Людовике XVIII
(1755-1824)). В 1830-1834 гг. — посол в Лондоне. Один из самых
выдающихся дипломатов, мастер тонкой дипломатической интриги. 295
Талеров Павел Иванович (р. 1955) — российский историк (канд. ист. наук,
доц.), действительный член Петровской академии наук и искусств,
директор Учебного центра Санкт-Петербургского филиала НИУ «Высшая
школа экономики», специалист по истории и историографии
российского анархистского движения, жизни и творчества М. А. Бакунина,
П. А. Кропоткина. 11, 500
Тальад, Тайад (Tailhade) Лоран (1854 — ?) — французский поэт-символист.
В 1894 г. был ранен бомбой, брошенной анархистом в ресторане.
Выступал как поэт-сатирик, высмеивал ограниченность и пошлость буржуа, вел
полемику по вопросам искусства. Как в статьях, так и в стихах заявлял
себя сторонником индивидуалистического анархизма. 262
Таратута (урожд. Рувинская) Ольга Ильинична (наст, имя — Элька
Гольда Эльева; 1876 — после 1938) — анархистка, из мещан, учительница.
В революционном движении с 1897 г. Член «Южно-Русского союза
рабочих» РСДРП (до 1901). С 1905 г. — член Одесской рабочей группы
анархистов-коммунистов. Осенью 1907 г. в Женеве вошла в «Боевую
интернациональную группу анархистов-коммунистов». В1908 г. арестована
и до 1917 г. в заключении. С 1918 (1919?) г. — советник у Н. И. Махно.
Осенью 1920 г. организовала в Харькове Чёрный Крест для оказания
помощи заключенным анархистам. Репрессирована. 17, 907
Тарновский В. (наст, имя и фам. Герасим Григорьевич Романенко; 1855-
1928) — народоволец. В конце 1879 г. выехал за границу. Летом 1881 г.
вернулся в Россию; был принят в члены ИК «Народной воли». Арестован
в ноябре 1881 г., сослан в Среднюю Азию. Впоследствии монархист.
Автор брошюры «Терроризм и рутина. (По поводу полемики г. Драго-
манова с «Голосом»)» (Лондон, [1880]). 109
Твардовская Валентина Александровна (р. 1931) — советский, российский
историк (докт. ист. наук), научный сотрудник Института истории РАН
(с 1959), специалист по истории общественной мысли и общественного
движения в России XIX в. Дочь писателя А. Т. Твардовского (1910-1971). 166
Тепер, Теппер Исаак, Ицхак (псевд. — Илья Гордеев) — идейный анар-
хист-набатовец (с 1919), редактор махновской газеты «Путь к Свободе»,

1118
Указатель имен
в 1921 г. — агент ЧК в махновщине, автор воспоминаний о Н. И. Махно
и махновщине (1924). 17
Тихомиров Лев Александрович (1852-1923) — политический деятель,
публицист. Член кружка «чайковцев», «Земли и воли», Исполкома
♦ Народной воли», редактор народовольческих изданий. В 1882-1889 гг.
в эмиграции; представитель Исполкома за границей. В 1888 г.
отрекся от революционных убеждений и подал прошение о помиловании.
По возвращении в Россию перешел на монархистские позиции, ведущий
публицист газеты «Московские ведомости». 152, 165, 168
Тициан (Тициано Вечеллио, Tiziano Vecellio; ок. 1476/77 или 1489/90-
1576) — итальянский живописец. Глава венецианской школы Высокого
и Позднего Возрождения. 356
Ткачёв Пётр Никитич (1844-1885/86) — один из идеологов народничества,
публицист. Участник революционного движения 1860-х гг. Сотрудник
журналов «Русское слово» и «Дело». С 1873 г. — в эмиграции. В 1875-
1881 гг. — издатель журнала «Набат». Теоретик русского якобинства.
Сторонник заговорщических методов борьбы. 116,154,157,158,167, 224
Толстой Дмитрий Андреевич (1823-1889) — граф, государственный деятель
и историк, почетный член (1866), президент (с 1882) Петербургской
АН. В 1865-1880 гг. — обер-прокурор Синода, в 1866-1880 министр
народного просвещения. С 1882 г. министр внутренних дел. Один
из вдохновителей «политики контрреформ» эпохи Александра III. 98
Толстой Лев Николаевич (1828-1910) — граф, русский писатель и
философ. С конца 1870-х гг. переживавший духовный кризис, позднее
захваченный идеей нравственного усовершенствования и «опрощения»
(породившей движение «толстовства»), Толстой приходит ко все более
непримиримой критике общественного устройства. В сочинениях мо-
рализаторского характера христианское учение о любви и всепрощении
трансформируется в проповедь непротивления злу насилием. 15, 23, 30,
249,264,266,267,277,279, 285, 305, 316, 324-328, 330-335,337-348,
441, 443, 458-460,473,491,494, 544, 641, 659, 693, 703, 712-714,803,
815,837,939,941
Трепов Федор Федорович (1812-1889) — генерал от кавалерии (1878),
петербургский градоначальник (1873-1878). За жестокое обращение
с политзаключенными В. И. Засулич в 1878 г. совершила на него
покушение, ранив. 98, 158
Троицкий Александр Георгиевич (псевд. — Е. Таг — ин, Тагин; 1877-
1938?) — эсер-максималист, член РКП (б; 1920-1921). Из семьи
священника. Участник революционного движения с 1893 г., вел
революционную пропаганду среди крестьян Нижегородской губ., был сослан.
Один из основоположников максимализма, редактор журнала «Воля
труда». В последний период жизни активной политической работы
не вел, но поддерживал знакомство с некоторыми максималистами.
Репрессирован. 562, 564

Указатель имен
1119
Троицкий Артемий Кивович (р. 1955) — российский рок-журналист,
музыкальный критик, один из первых пропагандистов рок-музыки в СССР,
инди (независимой) и электронной музыки в России. Член жюри и
организатор многочисленных концертов и фестивалей. 925
Троицкий Николай Алексеевич (1931-2014) — советский историк (докт.
ист. наук, проф.), заведовал (1975-2001) кафедрой отечественной
истории Саратовского государственного университета, исследователь
истории революционного движения, государства и права, политических
процессов в России XIX в., истории Отечественной войны 1812 г.
Главный редактор историко-революционного журнала «Освободительное
движение в России». 164, 166
Трофимова Марианна Казимировна (р. 1926) — советский историк (докт.
ист. наук), коптолог, ведущий научный сотрудник Института Мировой
культуры МГУ. Автор работ по раннему христианству и гностицизму,
совместно с И. С. Свенцицкой провела исследование и опубликовала
монографию об апокрифах древних христиан (М., 1989). 817
Троцкий Лев Давидович (наст, фамилия — Бронштейн; 1879-1940) —
политический и государственный деятель. В революционном движении
с 1896 г. Фактически лидер Петербургского совета рабочих депутатов
во время Революции 1905-1907 гг. Принадлежал к наиболее
радикальному крылу в РСДРП. В 1908-1912 гг. — редактор газеты «Правда».
В 1917 г. председатель Петроградского совета рабочих и солдатских
депутатов, один из руководителей Октябрьского вооруженного
восстания. В 1917-1918 гг. нарком по иностранным делам; в 1918-1925 гг.
нарком по военным делам, председатель Реввоенсовета Республики; один
из создателей Красной Армии. В 1927 г. исключен из партии, выслан
в Алма-Ату, в 1929 г. — за границу. Убит в Мексике агентом НКВД. 602
Трубецкой Сергей Петрович (1790-1860) — князь, декабрист, один из
организаторов «Союза спасения», «Союза благоденствия» и Северного
общества, полковник (1822). Избран диктатором восстания, но на Сенатскую
площадь 14 декабря 1825 г. не явился. Приговорен к вечной каторге. 204
Тряпицын Яков Иванович (1897-1920) — командир партизанского
отряда, анархист, захвативший г. Николаевск-на-Амуре в 1920 г. (т. н.
«Николаевский инцидент»), инициатор введения безвластного
общества. За массовые расстрелы гражданского населения был приговорен
к высшей мере. 18
Туган-Барановский Михаил Иванович (1865-1919) — экономист, историк,
один из представителей «легального марксизма». В конце 1917 — янв.
1918 гг. министр финансов Украинской Центральной рады. Один из
основателей Украинской академии наук. 245
Тургенев Иван Сергеевич (1818-1883) — знаменитый русский писатель,
член-корр. Петербургской АН (1860). Творчество Тургенева ознаменовало
определенный этап в развитии русского реализма. 240

1120
Указатель имен
Тэкер, Такер, Тёккер, Тукер (Tuker) Бенджамин (Вениамин) Рикетсон
(1854-1939) — американский анархист, публицист, издатель и
переводчик, идеолог индивидуалистического анархизма в США
(«анархического социализма»). Редактор и издатель анархистского журнала
«Liberty» («Свобода»; 1881-1908), первым перевел на английский язык
книги «Что такое собственность» П. Ж. Пру дона и «Единственный и его
собственность» М. Штирнера, а также перевел и издал «Философию
нищеты» Прудона и работу М. Бакунина «Бог и государство». Автор
книги «Вместо книги: Написано человеком, слишком занятым, чтобы
писать книгу» (на рус. яз.: М., 1908). 181, 182, 186, 277, 291, 312, 458,
462,491,647,669,670,673, 696, 700, 703, 834, 836
Уайльд (Wilde) Оскар Фингал О'Флаэрти Уилле (1854-1900) — ирландский
писатель, поэт, философ, эстет. Один из самых известных драматургов
позднего Викторианского периода. 706
Ударцев Сергей Федорович (р. 1951) — российский и казахстанский
философ (докт. фи л ос. наук, проф.), директор НИИ правовой политики
и конституционного законодательства КазГЮУ, главный редактор
казахстанского научного юридического журнала «Право и государство», член
комиссии РАН по научному наследию П. А. Кропоткина (с 1989), академик
Академии социальных наук Республики Казахстан (с 1998), специалист
по истории правовых и политических учений. 20, 28, 502, 688, 940
Улам (Ulam) Адам (1922-2000) — американский советолог, профессор
истории, политических наук и государственного права (с 1959), руководитель
Русского исследовательского центра Гарвардского университета, автор
книги «Идеологии и иллюзии» («Ideologies and Illusions: Revolutionary
Thought from Herzen to Solzhenitsyn», 1976). 505
Уншлихт Иосиф Станиславович (1879-1938) — советский политический
деятель. В 1919 г. нарком по военным делам Литовско-Белорусской ССР.
С 1921 г. — заместитель председателя ВЧК, ГПУ. С 1923 г. — член РВСР,
в 1925-1930 гг. — заместитель председателя РВС СССР и заместитель
наркомвоенмора. В 1933-1935 гг. начальник Главного управления
Гражданского воздушного флота. Репрессирован. 910
Устрялов Николай Герасимович (1805-1870) — русский историк, член
Петербургской АН (1837). Из разночинцев. Профессор русской
истории Петербургского университета (1834-1870). С 1842 г. начал работу
над главным своим трудом — «Историей царствования Петра Великого*
в 10 томах (вышли только т. 1-4, 6, 1858-1859, 1863), в котором был
опубликован ряд ценных источников. 91
Фабри Луиджи (1877-1935) — итальянский анархист, один из теоретиков
и практиков «золотого века» анархизма. Социалистическую деятельность
начал как социал-демократ в начале 1890-х гг. Под влиянием Э. Малате-
сты в 16 лет стал анархистом. Много лет провел в итальянских тюрьмах.

Указатель имен
1121
Участник международных конгрессов анархистов 1900-1920-х гг. После
прихода фашистов к власти в Италии эмигрировал во Францию, откуда
в 1930 г. выслан в Южную Америку. 875
Фанелли (Fanelli) Джузеппе (1826-1877) — деятель итальянского
демократического движения, участник революции 1848-1849 гг. в Италии
и похода Дж. Гарибальди 1860 г., мадзинист. С сер. 1860-х гг. — близкий
друг М. А. Бакунина, член руководства тайного Альянса, организатор
первых секций 1-го Интернационала и групп Альянса в Испании (1868),
депутат итальянского парламента (с 1865). 189
Фейербах (Feuerbach) Людвиг (1804-1872) — немецкий философ.
Первоначально последователь Г. В. Ф. Гегеля, затем (1839) подверг его критике
с позиций «антропологической» философии. Оказал влияние на левое
гегельянство и К. Маркса. 36, 367, 370
Феодосии Косой — еретик, монах Кирилло-Белозерского монастыря,
из беглых холопов. С 1551 г. распространял «Новое учение». Отвергал
официальную церковь, основные догматы, обряды и таинства,
проповедовал идеи равенства людей. 12
Ферри (Ferri) Энрико (1856-1929) — итальянский криминалист,
последователь Ч. Ломброзо. С 1919 г. возглавлял комиссию по составлению
проекта итальянского уголовного кодекса. 484
Фёдоров Николай Федорович (1828-1903) — религиозный мыслитель, один
из основоположников русского космизма. Выдвинул «проект» всеобщего
воскрешения умерших ( « отцов » ) и преодоления смерти средствами
современной науки.796, 797
Фёдоров-Забрежнев Владимир Иванович (ок. 1878 — после 1925) —
анархист-коммунист (с 19Ô4). В революционном движении с 1895 г., член
марксистского кружка студентов-юристов. Один из организаторов 1-й
Московской группы анархистов-коммунистов «Хлеб и воля» (май 1905).
Участник Декабрьского вооруженного восстания 1905 г. в Москве.
Арестован, бежал из тюремной больницы (1906) и скрылся за границу,
проживал в Париже. Участвовал в работе заграничных анархистских
групп, сотрудничал в их печатных органах («Буревестник», «Листки
«Хлеб и воля» » и др.). В 1917 г. вернулся в Россию, выступал с
лекциями, работал секретарем «Известий ВЦИК» (1919-1920). В последние
годы жизни — член РКП (б) — ВКП (б). Автор работ по анархизму. 589,
644,649, 662
Фигнер Вера Николаевна (1852-1942) — участница российского
революционного движения, писательница. Член Исполкома «Народной
воли». Участница подготовки покушений на императора Александра II.
В 1884 г. приговорена к вечной каторге, 20 лет провела в одиночном
заключении в Шлиссельбургской крепости. В 1906-1915 гг. — в
эмиграции, примыкала к Партии социалистов-революционеров. С 1921 г. —
сопредседатель (вместе с С. Г. Кропоткиной) Всероссийского общественного
комитета по увековечению памяти П. А. Кропоткина. 19, 125, 904

1122
Указатель имен
Филиппов Рудольф Васильевич (1926-2001) — советский историк (докт.
ист. наук, проф.)* главный научный сотрудник отдела истории КПСС
Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС (1981-1990), затем —
Института теории и истории социализма ЦК КПСС (1991), исследователь
истории общественно-политического движения и революционной мысли
2-й пол. XIX в. 166
Философов Дмитрий Владимирович (1872-1940) — русский публицист,
художественный и литературный критик, религиозно-общественный
и политический деятель. Редактор литературного отдела журнала «Мир
искусства» (1898-1904), позже руководитель отдела художественной
критики. Один из организаторов Религиозно-философских собраний
в Петербурге, секретарь (1908), председатель (1909-1912) и товарищ
председателя (1912-1917) Религиозно-философского общества в Санкт-
Петербурге (Петрограде). В конце 1890-х гг. сблизился с Д. С.
Мережковским и 3. Н. Гиппиус (1869-1945), став на многие годы их другом
и соратником. С 1920 г. в эмиграции. 736, 738, 739, 942
Фихте (Fichte) Иоганн Готлиб (1762-1814) — немецкий философ и
общественный деятель, представитель немецкой классической философии.
Профессор Йенского университета (1794-1799), профессор (с 1810)
и первый выборный ректор Берлинского университета (1810-1812).
Социально-политические взгляды Фихте эволюционировали от
увлечения идеалами Великой французской революции до разработки идеи
национальности как коллективной личности. 287, 946
Флоренский Павел Александрович (1882-1937) — православный философ
и богослов, физик, математик, инженер. В 1912-1917 гг. редактировал
журнал «Богословский вестник», в 1908-1919 гг. преподавал в
Московской духовной академии, в 1921-1927 гг. — во Вхутемасе. С 1920 г.
работал в системе ВСНХ и Государственном экспериментальном
электротехническом институте. Репрессирован. 815
Фор Поль (Fort Paul; 1872-1960) — французский поэт и драматург,
театральный деятель, издатель литературных журналов. Обычно его включают
в круг «малых символистов» за циклы символистских стихов в форме
ритмической прозы, опубликованные под общим названием
«Французские баллады» (1897-1908). 725
Фор Себастьен (Faure Sébastien; 1858-1942) — французский
писатель-анархист, публицист, философ, теоретик анархизма и анархо-синдикализма,
идеолог синтетического анархизма, автор книги «Мировая скорбь».
Редактор газеты «Le Libertaire» («Свобода»; 1895-1914). Издатель
«Анархистской Энциклопедии» (1930-е гг.). Участник антифашистского
Движения Сопротивления. 360, 362, 484, 838, 845, 875
Франклин (Franklin) Бенджамин (Вениамин; 1706-1790) — американский
просветитель, государственный деятель, ученый, один из авторов
Декларации независимости США (1776) и Конституции 1787 г. По фило-

Указатель имен
1123
софским воззрениям деист. Сформулировал за полвека до знаменитого
экономиста А. Смита (1723-1790) трудовую теорию стоимости. 246
Франко Баамонде (Franco Bahamonde) Франсиско (1892-1975) — глава
испанского государства (каудильо) в 1939-1975 гг., вождь Испанской
фаланги в 1937-1975 гг., председатель Совета министров в 1939-1973 гг.
В 1936 г. возглавил мятеж против Испанской республики. 890
Франциск Ассизский (лат. Franciscus Assisiensis, итал. Francesco d'Assisi,
Джованни Франческо ди Пьетро Бернардоне, итал. Giovanni Francesco di
Pietro Bernardone; 1181/1182-1226) — католический святой, учредитель
названного его именем нищенствующего ордена (францисканцев). 734
Фридеберг (Friedberg) Рафаэль (1863-1940) — немецкий общественный
деятель, анархист, по профессии врач — специалист по легочным
заболеваниям. Из семьи тильзитского раввина. Член социал-демократической
партии Германии (1895-1911), основатель немецкого синдикалистского
движения, автор политических идей, которые сам назвал анархо-со-
циализмом. Выступал за всеобщую стачку как средство общественной
революционной борьбы. 484
Фурманов Дмитрий Андреевич (1891-1926) — советский писатель,
публицист. В годы 1-й мировой войны брат милосердия. В 1917-1918 гг.
эволюционировал от эсеров к эсерам-максималистам, анархистам-
коммунистам, затем — к большевикам. Участвовал в революционных
событиях в Иваново-Вознесенске. В 1919 г. — комиссар 25-й стрелковой
дивизии (командир В. И. Чапаев (1887-1919)). С 1921 г. жил в Москве.
В 1924-1925 гг. — секретарь Московской ассоциации пролетарских
писателей (МАПП). 577, 579
Фурье (Fourier) Франсуа Мари Шарль (1772-1837) — французский
социалист-утопист. Подверг критике строй современной «цивилизации»,
на смену которому должен прийти строй «гармонии». Первичными
ячейками нового общества должны стать «фаланги», сочетающие
промышленное и сельскохозяйственное производство и располагающиеся
в огромных дворцах — «фаланстерах». 60, 95, 190, 777
Хархардин, Ханхардин Иван Васильевич (1899 — не ранее 1939) —
анархист — коммунист (с 1916). Во время Гражданской войны получил
известность как анархический экономист и историк, был членом
Секретариатов «Всероссийской федерации анархистов-коммунистов»
(1918-1925) и «Всероссийского Чёрного креста» (1918-1928). В конце
1920-х гг. входил в подпольные группы московских сторонников
«Платформы» П.А.Аршинова и Н. И. Махно, публиковался в парижском
журнале «Дело труда». В 1930-х гг. участвовал в деятельности групп
ссыльных анархистов в Сибири и Казахстане. Начиная с 1921 г. пять
раз был арестован советскими властями, с 1929 г. постоянно находился
в тюрьмах и ссылках. В 1939 г. приговорен к 10 годам лагерей. 899

1124
Указатель имен
Хаустов Виктор Александрович (р. 1938) — участник чтений на пл.
Маяковского, друг Э. С. Кузнецова, допрашивался по делу И. В. Бокштейна
и др. 22 янв. 1967 г. был арестован за участие в демонстрации протеста
на Пушкинской пл., приговорен к 3 годам лагерей. В 1973 г. вновь
арестован — за участие в передаче на Запад «Дневников» Э. С. Кузнецова,
приговорен к 4 годам лагерей и 2 годам ссылки. После освобождения
принял сан священника. 922-925
Хвостов Алексей Николаевич (1872-1918) — российский государственный
деятель. С 1906 г. — вологодский, в 1910-1912 гг. — нижегородский
губернатор, министр внутренних дел России (1915-1916). Председатель
бюро фракции правых 4-й Государственной думы. Расстрелян
большевиками. 606
Хельчицкий (Chelcicky) Пётр (ок. 1390 — ок. 1460) — представитель
чешской духовной жизни времен завершения гуситских войн, сторонник
первохристианских общин, проповедник непротивления злу насилием,
идеолог Чешских, или Моравских, братьев. Выступал за создание
общества, основанного на равенстве и обязательном труде всех его членов,
против церковной иерархии, богатств и политической власти
католической церкви. Автор «Сети веры» (1455, напеч. в 1521, в рус. пер. 1893) —
страстного манифеста христианского пацифизма и анархизма. 182
Хлебников Велимир (наст, имя — Виктор Владимирович; 1885-1922) —
русский писатель. Один из основоположников русского авангарда.
Создатель утопического общества Председателей Земного Шара (1916).
Реформатор поэтического языка (эксперименты в области
словотворчества, зауми, «звёздного языка», обращение к славянскому корнесловию).
794,795,796
Хмельницкий Богдан (Зиновий) Михайлович (ок. 1595-1657) —
государственный и военный деятель, гетман Украины. Руководитель
Освободительной войны 1648-1654 гг., дипломат, организатор
государственности. В 1648 г. обратился к царю Алексею Михайловичу (1629-1676)
с просьбой принять Украину под власть России. После одобрения этого
решения Земским собором 1653 г. возглавил Переяславскую раду 1654 г.,
провозгласившую соединение Украины с Россией. 99
Хомяков Алексей Степанович (1804-1860) — русский философ, писатель,
поэт, публицист, православный богослов, один из основоположников
славянофильства. Выступал с либеральных позиций за отмену
крепостного права, смертной казни, за введение свободы слова, печати и др. 14
Хрусталев Пётр Алексеевич (наст, имя и фам. Георгий Степанович Носарь;
1879-1919) — российский политический деятель. В 1906-1909 гг. —
член РСДРП, меньшевик. Летом 1905 г. член «Союза освобождения».
С 1907 г. — в эмиграции. В годы реакции 1907-1910 гг. —
ликвидатор, затем отошел от политической деятельности. В 1914 г. вернулся
в Россию. В 1918 г. сотрудничал с П. П. Скоропадским (1873-1945)
и С. В. Петлюрой (1879-1926); расстрелян большевиками. 427

Указатель имен
1125
Хрущёв Никита Сергеевич (1894-1971) — советский политический и
государственный деятель. В 1953-1964 гг. 1-й секретарь ЦК КПСС,
одновременно в 1958-1964 гг. — председатель Совмина СССР. Один
из инициаторов «оттепели» 2-й половины 1950-х — начала 1960-х гг.
во внутренней и внешней политике, реабилитации жертв сталинских
репрессий. Однако сохранение в стране однопартийной системы,
произвол в отношении интеллигенции, вмешательство во внутренние дела
других государств, обострение военного противостояния с Западом,
политическое прожектерство и волюнтаризм в управлении делали его
политику непоследовательной. 923, 924
Худяков Иван Александрович (1842-1876) — революционер, этнограф,
фольклорист. С 1865 г. —руководитель петербургского филиала кружка
ишутинцев. В 1866 г. по делу Д. В. Каракозова сослан на вечное
поселение в Верхоянск. 118
Цовма Михаил Александрович (р. 1970) — российский анархист (с конца
1980-х гг.), член Конфедерации анархо-синдикалистов (КАС; 1991-
1992), международный секретарь, один из уполномоченных по
международным связям КАС; участвовал в издании журналов «Освобождение
личности», «Аспирин не поможет», «Russian Labour Review», «Община»,
газеты Международной федерации профсоюзов «Солидарность». 23
Чайковский Николай Васильевич (1850/51-1926) — русский политический
деятель. Из дворян. Участник народнического движения, член кружка
«чайковцев». В 1874-1906 гг. — в эмиграции. В 1890-х гг. — один из
организаторов «Фонда Вольной русской прессы». В 1904-1910 гг. — эсер,
с февр. 1917 г. — трудовик. В Гражданскую войну глава и член ряда
антисоветских правительств. С 1919 г. — в эмиграции (жил в Лондоне). 155
Чарушин Николай Аполлонович (1851/1852-1937) —
революционер-народник. Член кружка «чайковцев», один из организаторов первых
рабочих кружков в С.-Петербурге. В 1878 г. приговорен к 9 годам
каторги. Отбывал на Каре. В конце 1917 г. входил в «Совет верховного
управления» (Вятка). В 1918 г. от политической деятельности отошел.
С ноября 1922 г. — член Всесоюзного общества политкаторжан и
ссыльнопоселенцев. Занимался литературной работой. 165, 166
Чаттерджи, браман (брахман) — индийский философ, автор «Сокровенной
религиозной философии Индии» — цикла лекций, прочитанных в
Брюсселе в мае 1898 г. (1-е рус. изд.: Калуга, 1906, последнее, 4-е — 1914). 727
Червяков Александр — российский анархист (с конца 1980-х гг.), лидер
Московского Союза Анархистов (МСА), отделившегося в мае 1990 г. от АКРС
(Анархо-коммунистического революционного союза). Служил в органах
внутренних дел (капитан милиции), был активистом движения за
трезвость, в 1991 г. эволюционировал к анархо-капитализму, затем перешел
на националистические позиции. Издавал журнал «Русский хозяин». 23

1126
Указатель имен
Черкезов Варлаам Николаевич (наст, имя и фам. Варлаам Асланович Чер-
кезишвили; 1846-1925) — российский и грузинский политический
деятель. Из семьи обедневшего грузинского князя. Участник
революционного движения 1860-х гг., член кружка С. Г. Нечаева (1869).
С 1876 г. — в эмиграции, участник международного анархистского
движения, соратник П. А. Кропоткина. Один из создателей Партии
социалистов-федералистов Грузии (1904) и авторов ее программы.
В 1917-1921 гг. — в Грузии. В 1906 г. — в Тифлисе вместе с Г. Гогелиа
и М. Г. Церетели создал местную группу анархистов-коммунистов,
основал печатные органы на грузинском языке: «Нобати» («Призыв»),
«Хма» («Голос»), «Муша» («Рабочий»). С 1921 г. — вновь в эмиграции
(жил в Лондоне). 23, 24, 30, 366, 367, 370, 383, 438, 482, 501, 545
Чернов Виктор Михайлович (1873-1952) — русский политический деятель,
участник народовольческих кружков 1890-х — начала 1900-х гг., один
из основателей Партии социалистов-революционеров (ПСС), член ее ЦК,
главный теоретик партии. В 1917 г. — министр земледелия Временного
правительства России. 5/18 янв. 1918 г. избран председателем
Учредительного собрания. С 1920 г. — в эмиграции. Во время 2-й мировой войны
участник Движения Сопротивления во Франции. 56, 382, 562, 563, 564
Чернов Данила Иванович (р. 1982) — российский историк (канд. ист.
наук), специалист по истории легальных небольшевистских организаций
1920-х гг. в Советской России. 904
Чернышевский Николай Гаврилович (1828-1889) — русский писатель,
публицист, литературный критик. В 1856-1862 гг. — один из
руководителей журнала «Современник». Идейный вдохновитель революционного
движения 1860-х гг. В 1864 г. по сфабрикованному обвинению
приговорен к 7 годам каторги, затем был в ссылке в Восточной Сибири. В 1883 г.
переведен в Астрахань, затем в Саратов. 14, 37, 40, 41, 93, 118, 206
Черняков Александр Яковлевич — лидер анархистов-коммунистов г. Ива-
ново-Вознесенска, в группу которого входил Д. А Фурманов (1918). 581
Чертков Владимир Григорьевич (1854-1936) — общественный деятель,
издатель, друг Л. Н. Толстого. Организатор издательства «Посредник»
(С.-Петербург, 1884), в 1897-1907 гг. жил за границей, издавал газету
«Свободноеслово», сборник «Листки «Свободногослова»». С 1928 г. —
редактор Полного собрания сочинений Толстого в 90 т. 15, 324, 491
Чехов Михаил Павлович (1891-1955) — актер, режиссер, педагог,
заслуженный артист Республики (1924). Племянник писателя А. П.
Чехова (1860-1904). С 1913 г. — актер МХТ, 1-й Студии МХТ, позже —
МХАТ'а 2-го (в 1924-1927 гг. — художественный руководитель).
Под влиянием А. Белого увлекся антропософским учением австрийского
философа Р. Штайнера (1861-1925), основывал некоторые положения
своей системы на его идеях. В 1920/21 г. — привлеченный А. А.
Карелиным стал рыцарем высокой степени посвящения Ордена тамплиеров.
С 1928 г. жил за рубежом. 816

Указатель имен
1127
Чёрный Лев (наст, имя и фам. Павел Дмитриевич Турчанинов; 1878-1921) —
анархист-ассоциационер (с 1902). Из дворян. Один из организаторов
студенческих демонстраций в Москве (1901). Сослан на 3 года в Рос-
лавль, в 1903 г. — на 6 лет в Восточную Сибирь. Амнистирован в 1905 г.
В Москве создал группу анархистов-ассоциационеров. Выслан на 4 года
в Туруханский край, дважды бежал. С 1910 по 1913 г. жил в Париже.
С марта 1917 г. — секретарь Московской федерации анархистских
групп. Издатель газеты «Клич», основатель и секретарь «Дома
Анархии» в Москве. 12.04.1918 г. арестован во время ликвидации «Чёрной
гвардии», содержался в Бутырской тюрьме, затем освобожден. В 1921 г.
по сфабрикованным ВЧК с помощью агента Н. И. Штейнера уликам
арестован и расстрелян вместе с 9-ю анархистами. 23, 24, 30, 278, 491,
494,498,646,647,652, 676, 687-692, 694, 696-698,896
Чичерин Борис Николаевич (1828-1904) — юрист, историк, философ,
почетный член Петербургской АН (1893). В 1861-1868 гг. — профессор
Московского университета. Основоположник «государственной школы»
в российской историографии. Представитель либерального течения
российской философско-юридической мысли. Сторонник конституционной
монархии.219, 265, 679
Чуковская Лидия Корнеевна (1907-1996) — русская писательница,
правозащитник. Дочь К. И. Чуковского. Сестра писателя Н. К. Чуковского
(1860-1904). В своих сочинениях писала о репрессиях 1937 г. и
кампании борьбы с космополитизмом 1949 г., об атмосфере страха, демагогии,
унижении человеческого достоинства. 19
Чуковский Корней Иванович (наст, имя и фам. Николай Васильевич
Корнейчуков; 1882-1969) — русский советский писатель, литературный
критик (д.филол.н., 1961). С 1901 г. работал журналистом, писал о
современных писателях. В 1916 г. М. Горький пригласил Чуковского
работать в изд-ве «Парус». Писал для детей, занимался переводческой
деятельностью. Вел большую редакторскую работу. Почетный доктор
литературы Оксфордского ун-та (1962). 735, 736, 739
Чулков Георгий Иванович (1879-1939) — русский писатель, поэт и
литературный критик, организатор литературной жизни «серебряного века», вместе
с Вяч. Ивановым выступил родоначальником мистического анархизма.
Статья Чулкова «О мистическом анархизме» (1906) вызвала широкий
общественный резонанс. В1909-1915 гг. жил в Италии, Франции и
Швейцарии. К своей теории мистического анархизма с годами стал относиться
критически, считая ее одним из самых своих больших заблуждений. 30,
338,351,646,699,700,708,711,718,723-730,732,807,942
Ш. Г. — см. Гогелиа Шалва Ильич.
Шаде Гюстав (Chaudey Gustave) — редактор французского издания книги
П. Ж. Пру дона «De la capacité politique des classes ouvrières» (Paris,
1865). 80

1128
Указатель имен
Шапиро Александр (Абрам) Моисеевич (лит. псевд. — А. Ш.; 1882-1946) —
анархист-синдикалист, интернационалист, редактор «Листков «Хлеба
и воли»» (1906-1907), друг П. А. Кропоткина. В авг. 1907 г. на
Анархическом конгрессе в Амстердаме был избран секретарем
Интернационального бюро. Проживая в Лондоне, являлся членом еврейской
анархической группы, оказывал помощь заключенным и ссыльным
анархистам в России. После 1917 г. — в России, один из активных
деятелей группы анархо-синдикалистов «Голос Труда». В 1922 г. выслан
из России, жил в Германии и Франции, участвовал в создании и работе
анархо-синдикалистского Интернационала «Международная ассоциация
трудящихся» (МАТ). Последние годы — в Нью-Йорке. 650, 899
Шапиро Израиль (Илья) Исаевич (1896, по др. данным 1893 — ?) —
анархист-коммунист, затем анархист-универсалист. После раскола в 1921 г.
«Всероссийской секции анархистов-универсалистов
(интериндивидуалистов)» вместе с Г.Аскаровым и В. В. Бармашем возглавил «Всероссийскую
секцию анархистов-универсалистов». 788, 789
Шаревский Иосиф (Иона) Исаевич (1911-1937) — анархист-коммунист
с конца 1920-х гг., затем — анархо-мистик. Временно исполнял
должность директора биостанции ЦНИИ учебных и наглядных пособий
по медицине и естествознанию. Активный участник и организатор
московских подпольных анархических кружков в 1929-1931 и 1934-
1936 гг., член группы ссыльных анархистов в Сибири в 1932-1934 гг.
Репрессирован. 917
Шатов Владимир Сергеевич (1887-1943) — анархист-синдикалист
(с 1910-х гг.), затем — советский государственный деятель. В 1921-
1922 гг. — военный министр, министр путей сообщения ДВР. В 1927-
1930 гг. — начальник строительства Турксиба, Сибжелдорстроя;
в 1932-1936 гг. заместитель наркома путей сообщения СССР и начальник
Главжелдорстроя. Репрессирован. 291, 652, 869
Швейцер (Schweitzer) Альберт (1875-1965) — немецкий и французский
теолог, философ, гуманист, музыкант и врач, лауреат Нобелевской
премии мира (1952). Принцип его этического учения: «Благоговение перед
жизнью» (нем.: «Ehrfurcht vordem Leben»). 344
Швицгебель (Schwitzguebel) Адемар (1844-1895) — деятель швейцарского
рабочего движения, по профессии гравер, член 1-го Интернационала,
бакунист, один из руководителей Альянса социалистической демократии
и Юрской федерации. 188
Шевченко Тарас Григорьевич (1814-1861) — украинский поэт, художник.
Из крепостных крестьян. В 1838 г. выкуплен у помещика. В 1847 г. за
участие в Кирилло-Мефодиевском обществе арестован и определен рядовым
в Оренбургский отдельный корпус. В 1858 г. вернулся в С.-Петербург. 94
Шекспир (Shakespeare) Уильям (1564-1616) — английский драматург, поэт;
был актером королевской труппы. Создал яркие, наделенные могучей

Указатель имен
1129
волей и сильными страстями характеры, способные к героическому
противоборству с судьбой и обстоятельствами. 734, 736
Шелли (Shelley) Перси Биш (1792-1822) — английский поэт-романтик.
Выступал с критикой современного общества, его религиозных и
политических институтов, оправдывал насильственное свержения деспотии. 661
Шеллинг (Schelling) Фридрих Вильгельм (1775-1854) — немецкий философ.
Был близок йенским романтикам. Основываясь на учении И. Г. Фихте,
развил принципы объективно-идеалистической диалектики природы
как живого организма, бессознательно-духовного творческого начала,
восходящей системы ступеней («потенций»), характеризующейся
динамическим единством противоположностей. 715
Шестов Лев Исаакович (наст, фамилия — Шварцман; 1866-1938) —
российский философ и писатель. С 1895 г. жил преимущественно за границей
(в Швейцарии и Франции). В своей насыщенной парадоксами и
афоризмами философии восстал против диктата разума (общезначимых
истин) и гнета общеобязательных нравственных норм над суверенной
личностью. 646
Шиллер (Schiller) Фердинанд Каннинг Скотт (1864-1937) — английский
философ, представитель прагматизма. Профессор Оксфордского университета
(с 1903) и университета в Лос-Анджелесе (с 1929). В
социально-политической сфере занимал антикоммунистические позиции — спасение
буржуазного мира от «угрозы коммунизма» видел в «позитивной евгенике». 755
Ширинянц Александр Андреевич (р. 1961) — российский политолог (докт.
полит, наук, проф.), заведующий кафедрой истории
социально-политических учений факультета политологии МГУ, специалист по философии
народничества и истории русской социально-политической мысли
XVIII — XX вв., методологии историко-политологических исследований
общественной мысли. 14
Шифф (Schiff) Мориц (1823-1896) — немецкий ученый-физиолог,
профессор. В 1848 г. участвовал в революционном движении в качестве врача
повстанцев. В 1854 г. был назначен профессором сравнительной анатомии
в Берне, в 1863 г. — профессором физиологии во Флоренции, где его
главным ассистентом был швейцарский физиолог А. А. Герцен (1839-1904;
сын А И. Герцена), и в 1876 г. профессором физиологии в Женеве. 49, 53
Шляпников Александр Гаврилович (1885-1937) — советский политический
и государственный деятель. В 1917 г. — член Русского бюро ЦК,
Петроградского комитета РСДРП (б), Исполкома Петросовета, Петроградского
ВРК. Член ВЦИК. В 1920 г. — председатель ЦК Всероссийского союза
рабочих-металлистов, член Президиума ВЦСПСЕВД. Член ЦК РКП
(б) в 1921-1922 гг. С 1932 г. — член Президиума Госплана РСФСР.
Репрессирован. 921
Шопенгауэр (Schopenhauer) Артур (1788-1860) — немецкий философ,
представитель волюнтаризма. «Освобождение» от мира, по Шопен-

изо
Указатель имен
гауэру, — через сострадание, бескорыстное эстетическое созерцание,
аскетизм — достигается в состоянии, близком буддистской нирване. 219
Шотман Александр Васильевич (парт, псевд. — Берг, Горский; 1880-
1937) — советский государственный и партийный деятель. Из рабочих.
В 1899 г. вступил в подпольный кружок РСДРП. Участник революции
1905-1907 гг., подпольщик, арестован в 1913 г., до 1917 г. в ссылке.
После Октября 1917 г. — заместитель наркома почт и телеграфов, затем
на других ответственных постах. С 1926 г. работал в ВСНХ и Президиуме
ВЦИК. В 1930-х гг. — уполномоченный Президиума ВЦИК по особым
делам, заведующий отделом кадров ВСНХ. Автор мемуаров «Записки
старого большевика». Репрессирован. 908
Шпенглер (Spengler) Освальд (1880-1936) — немецкий философ, историк,
представитель философии жизни. Развил учение о культуре как
множестве замкнутых «организмов», выражающих коллективную «душу»
народа и проходящих определенный жизненный цикл, длящийся около
тысячелетия. Умирая, органическая культура перерождается в свою
противоположность — цивилизацию. 783
Штейнах (Steinach) Эйген (1861-1944) — ведущий австрийский физиолог,
пионер в эндокринологии, автор трудов по изменению пола у
млекопитающих путем пересадки и удаления половых желез, перевязке семенного
протока с целью омоложения. 784
Штейнберг Исаак Захарович (1888-1957) — доктор философии, левый
эсер (с 1906), В 1917 г. возглавил Уфимский губком ПСР, народный
комиссар юстиции (дек. 1917 г. — март 1918 г.). В марте 1918 г. вышел
из Совнаркома и уехал на юг для борьбы против немцев. Возглавлял
эсеров-легалистов. Неоднократно подвергался арестам, в 1923 г.
эмигрировал (Германия, Англия, Австралия, Канада, США). Представлял
партию левых эсеров и Союз эсеров-максималистов в Международном
бюро революционно-социалистических партий. 899
Штейнер Наум Ильич (псевд. — Каменный; 1901- ок. 1996) —
агент-провокатор Московской ЧК, входил в доверие к анархистам, предлагая
организовать против Советов теракты и экспроприации, а также печатать
фальшивые деньги для пополнения кассы. По его доносам в 1921 г.
были арестованы и казнены московские анархисты во главе с Л. Чёрным.
В отношении Н. Штейнера было предупреждение Группы русских
анархистов в Германии (1922). 870
Штейнер, Штайнер (Steiner) Рудольф (1861-1925) — австро-немецкий
философ, мистик, основоположник антропософии. Последователь
натурфилософии немецкого писателя И. В. Гёте (1749-1832), в нач. 1900-х гг.
возглавлял немецкую секцию Теософского общества, с 1913 г. —
Антропософское общество. По проекту Штейнера в Дорнахе построено здание
Гётеанума — «свободной высшей школы духовного знания». 270
Штейниц (Steinitz) Гуго — немецкий издатель книг П. Эльцбахера по
анархизму в русском переводе. 442

Указатель имен
1131
Штерин Семён Михайлович — меньшевик (из херсонских мещан), работал
на различных должностях в Нижегородском совете рабочих и солдатских
депутатов, состоял на советской службе, в начале 1930-х гг. был уволен
за прошлую принадлежность к партии меньшевиков. 900
Штерр С. — переводчик с польского книги Л. Кульчицкого об анархизме
(СПб., 1907). 830
Штирнер (Stirner) Макс (наст, имя и фамилия — Каспар Шмидт, Schmidt;
1806-1856) — немецкий философ-младогегельянец, идеолог
индивидуализма. В своем главном сочинении «Единственный и его достояние»
(1845) проводил идеи последовательного эгоцентризма. 13, 18, 27, 36,
182,184,186,262, 277, 279, 290, 296, 319, 338, 362, 458-466, 468, 473,
475,491,639,647, 663, 669,670, 673, 674, 693, 694, 695, 700, 703, 712,
713,781,783,828, 834, 836-838, 841, 946
Штырбул Анатолий Алексеевич (р. 1958) — российский историк (докт.
ист. наук, проф.), профессор кафедры всеобщей истории, социологии
и политологии Омского государственного педагогического университета
(с 1998), специалист по истории российского анархизма и других левых
общественно-политических движений в Сибири. 904, 905, 910
Шубин Александр Владленович (р. 1965) — российский историк (докт. ист.
наук), писатель и публицист, главный научный сотрудник Института
всеобщей истории РАН, профессор Государственного академического
. университета гуманитарных наук и Российского государственного
гуманитарного университета; участник российского анархистского
движения (конца 1980-х — начала 1990-х гг.). 23
Шухт Аполлон Викторович (псевд. — А. Шуг; р. 1941) — один из поэтов
«Маяковки», писал преимущественно в жанре политической лирики.
Участник самиздатовских сборников «Бумеранга» и «Феникса».
Впоследствии заочно закончил мехмат МГУ, был госслужащим. 922, 925
Щедрин Евгений Дмитриевич (р. 1938) — участник диссидентского кружка
в Москве в конце 1950-х гг., в настоящее время кандидат
искусствоведения. 921
Щукин Анатолий Иванович (псевд. — Ан. Ветер; р. 1940) — один из
поэтов «Маяковки», участник самиздатовских сборников «Бумеранга»,
«Феникса», «Сирены». Впоследствии инженер. 922, 924, 925
Эйнштейн (Einstein) Альберт (1879-1955) — физик-теоретик, один из
основателей современной физики. Родился в Германии, с 1893 г. жил
в Швейцарии, с 1914 г. — в Германии, в 1933 г. эмигрировал в США.
Создал частную (1905) и общую (1907-1916) теории относительности.
Автор основополагающих трудов по квантовой теории света. Лауреат
Нобелевской премии по физике (1921). С 1933 г. работал над проблемами
космологии и единой теории поля. В 1930-х гг. выступал против
фашизма, войны, в 1940-х гг. — против применения ядерного оружия. 759

1132
Указатель имен
Эльцбахер (Eltzbacher) Пауль (1868-1928) — немецкий юрист и
экономист, профессор Высшего коммерческого института в Берлине
(Handelshochschule), автор трудов о праве, анархизме и социализме:
♦ Der Anarchismus» («Guten tag», Berlin, 1900), «Über Rechtsbegriffe»
(Berlin, 1900) и др. 32, 181, 279, 324, 326, 442, 459, 641, 703, 833, 834
Эмерсон (Emerson) Ралф Уолдо (1803-1882) — американский философ,
эссеист, поэт. Представитель романтизма. Его философское эссе
«Природа» (1836) стало манифестом философского и литературного течения
«трансценденталистов». Развивал романтическое учение о человеке как
средоточии космических сил. 804
Энгельгардт Михаил Александрович (1861-1915) — эсер-максималист
(с 1906), писатель, публицист, социолог, переводчик. В 1880 г. состоял
в «Чёрном переделе», сторонник бакунизма. Арестован в 1881 г., отбыл
ссылку, занялся литературой, вел переписку с Л. Н. Толстым. С начала
1900-х гг. сотрудник нелегальной эсеровской прессы, а с 1906 г. —
изданий эсеров-максималистов. Идеолог эсеровского максимализма.
Преследовался властями. После 1908 г. отошел от активной деятельности. 562
Энгельс (Engels) Фридрих (1820-1895) — немецкий мыслитель и
общественный деятель, один из основоположников марксизма. Друг К. Маркса
(с 1844), вместе с которым написал программу «Союза коммунистов»,
руководил деятельностью 1-го Интернационала. 120,137, 139, 150,164,
170,280,361,366,367,368,370,372,379,380,381,460,465,484,506,
629, 824, 825, 827, 828, 834,835,837
Энгельсон Владимир Аристович (1821-1857) — русский общественный
деятель, публицист. Член кружка петрашевцев, с 1850 г. —
политэмигрант, сотрудникА И. Герцена. В Вольной русской типографии издал
ряд прокламаций. 175, 218, 219
Эразм Роттердамский (Erasmus Roterodamus) Дезидерий (Desiderius; 1469-
1536) — гуманист эпохи Возрождения (глава «северных гуманистов»),
филолог, писатель. Сыграл большую роль в подготовке Реформации. 206
Эрберг Константин (наст, имя и фамилия — Константин Александрович Сюн-
нерберг; 1871-1942) — российский поэт-символист, философ-идеалист
и теоретик искусства. Входил в группу «Мир искусства». В годы первой
русской революции был близок Вяч. Иванову и особенно Г. Чулкову.
Автор концепции иннормизма, имевшей немало идейных пересечений
с мистическим анархизмом, но без характерной
религиозно-метафизической оставляющей идейных исканий русских символистов. 646, 699
Эрве (Hervé) Густав (1871-1944) — французский журналист, профсоюзный
деятель и политик. В молодости — ультралевый активист французской
секции Рабочего интернационала (SFIO=C<I>HO), национал-синдикалист,
антимилитарист, издавал газету «La Guerre Sociale» («Социальная война»),
переименованную затем в «La Victoire» («Победа»). С началом 1-й
мировой войны занял социал-патриотическую позицию. В 1920-1930-х гг. —

Указатель имен
1133
деятель французского фашистского движения, выступая вместе с тем
против нацистской оккупации, коллаборационизма и режима Виши. 512
Эрманд, Эрман, Эрмонд Роберт 3. (наст, имя и фам. Евгений Захарович
Моравский, др. псевд. — : Долинин, Дельта, Гамма, Идеалист; 1897-
1938) — российский поэт, писатель, публицист, анархист-коммунист
(с 1906), затем — анархо-мистик. В начале 1920-х участвовал в работе
Всероссийского Чёрного Креста (ВсЧК) и в создании анархо-мистических
орденов. В 1924 г. эмигрировал в США, где десять лет возглавлял
заграничное представительство ВсЧК, некоторое время был редактором газеты
♦ Рассвет» (1924-1940) и журнала «Пробуждение» (1927-1938). 802
Юденич Николай Николаевич (1862-1933) — генерал от инфантерии (1915),
один из руководителей Белого движения на Северо-Западе России.
После провала «похода на Петроград» (окт.-нояб. 1919) с остатками армии
отступил в Эстонию. В 1920 г. эмигрировал. 615
Юргенс Леонид Иванович (1896-1941) — сотрудник органов ВЧК-ОГПУ
в 1920-1940-е гг. В 1916-1917 гг. состоял в партии левых эсеров, член
РСДРП с 1918 г. В 1926-1931 гг. — начальник 1-го и 9-го отделений
Секретного отдела ОГПУ, занимался делами анархистов и еврейских
националистов, в 1931-1933 гг. — начальник оперативного сектора
Пермского ОГПУ, 1933-1934 гг. — Курганского, в 1938-1941 гг. —
старший консультант Верховного суда РСФСР. 907
Яблонский Ю. П. — анархист, возглавил вооруженное выступление
кавалерийского эскадрона в Тамбове в 1906 г. 573
Якушкин Иван Дмитриевич (1793-1857) — декабрист, капитан в отставке
(1818). Один из учредителей «Союза спасения», член «Союза
благоденствия» и Северного общества. Приговорен к 20 годам каторги. С 1827 г. —
в Нерчинских рудниках, с 1836 г. — на поселении в Ялуторовске. 196
Ярославский Александр Борисович (1896-1930) — русский поэт, анархист-
биокосмист, после раскола организации биокосмистов (1922) возглавил
«Северная группа биокосмистов (имморталистов) и Комитет поэзии
биокосмистов», выпускал журнал «Бессмертие». В 1928 г. арестован,
приговорен к 5 годам заключения, отправлен на Соловки (СЛОН ОГПУ).
За попытку побега расстрелян. 789, 790, 796, 797
Ярославский Емельян Михайлович (наст, имя и фамилия — Миней Из-
раилевич Губельман; 1878-1943) — советский политический деятель,
академик АН СССР (1939). В 1921-1922 гг. — секретарь ЦК, в 1923-
1934 гг. — член Президиума и секретарь ЦКК ВКП (б). В 1920-1930-х гг.
руководил антирелигиозной кампанией в СССР, выступал с публичными
лекциями. 908, 917
Яруцкий Лев Давыдович (Давидович; 1931-2002) — украинский
советский историк-краевед, писатель, внештатный корреспондент газеты
♦ Приазовский рабочий», преподаватель литературы и заведующий

1134
Указатель имен
подготовительным отделением Мариупольского индустриального
техникума (Донецкой обл. Украины), автор книги «Махно и
махновцы» (Мариуполь, 1995). Почетный гражданин г. Мариуполя (1989).
Принимал участие в создании Российской Еврейской энциклопедии
(Москва-Иерусалим). 904
Ярчук Ефим Захарович (наст, имя Хаим Захарьев; 1885-1939) — анархист-
синдикалист (1903-1926), член ВКП (б) с 1927 г. по 1937 г. В 1921 г. был
выслан из СССР, вернулся в 1925 г. при поддержке Н. И. Бухарина. В1937 г.
репрессирован. 17 дек. 1939 г. приговорен к расстрелу. 652, 899,917,918
Ященко Александр Семенович (1877-1934) — российский правовед,
литературный критик, библиограф, издатель, философ. С 1913 г. — профессор
Петербургского университета, в 1917-1918 гг. — профессор права
Пермского университета. Не вернулся в Россию из научной командировки
в Берлин. Работал в эмигрантских изданиях. С 1924 г. жил в Литве,
был ординарным профессором Каунасского университета, заведующим
кафедрой международного права. В начале 1930-х гг. вернулся в Берлин.
Исследователь в области синтетического теории государства и права. 695
Avron H. — французский публицист, автор книги об
анархизме-индивидуализме (Париж, 1913). 891
Bartsh G. — немецкий публицист, автор книги о международном анархизме
(Hannover, 1972). 890
Baton (батони, (груз, о^фобо) — в пер.: «господин», «владелец», в звательном
падеже -батоно (вофобо), используется как формула вежливости) —
псевдоним известного грузинского анархиста М. Г. Церетели. 377, 378, 380
Dejardins Paul — немецкий публицист, автор книги об идеях анархизма. 294
Gerns W. — немецкий (западногерманский) публицист, член Германской
компартии, автор книги об идеологической борьбе с попутчиками партии
(Berlin, 1976). 894
Menger (Менгер) Anton — немецкий публицист, автор книги, вышедшей
на русском языке первым изданием под редакцией известного
социолога Б. А. Костяковского (1868-1920) под заголовком «Новое учение
о государстве» (СПб.: С. Скирмунт, 1905). 444
Riehl A. — немецкий философ, автор книги о философии кантианства. 443
Romieu — французский публицист, автор памфлета «Le spectre rouge de
1852» («Красный призрак 1852 года»), напечатанного в 1851 г. 178
Rudolph К. — немецкий публицист, автор книги о гностическом
мировосприятии (Leipzig, 1977). 815
Weichold J. — немецкий публицист, автор книги о современном анархизме
(Berlin, 1980). 890, 893, 894

СОДЕРЖАНИЕ
От издателя 5
От составителя 7
I
ВВЕДЕНИЕ
П. И. Талеров
Анархизм: развенчание мифов и стереотипов 11
С. Ф. Ударцев
Эволюция теории анархизма в России в XIX-XX вв.
(классический и постклассический периоды) 20
II
РЕВОЛЮЦИОННОЕ НАРОДНИЧЕСТВО В РОССИИ —
ПРЕДЫСТОРИЯ РУССКОГО АНАРХИЗМА
<К.Д.Кавелин>
О нигилизме и мерах, против него необходимых 35
Н.Д.Ножин
Наша наука и учёные: учёные книги и издания <Фрагмент> 45
Е. Л. Рудницкая
Шестидесятник Николай Ножин <Фрагменты> 48
Н. В. Соколов, <В. А. Зайцев>
Отщепенцы <Фрагменты> 58

1136
Содержание
Е. Л. Рудницкая
Из наследия утопического социалиста Н. В. Соколова
<Фрагмент> 74
П. Л. Лавров
Государственный элемент в будущем обществе
<Фрагменты> 82
Н. И. Жуковский
Реформы и революция 90
М. П. Драгоманов
Динамитно-анархическая эпидемия и самоуправление 101
В. Я. Богучарский
Главные радикальные течения в России
в семидесятых годах 116
В. В. Берви-Флеровский
Как должно жить по закону природы и правды
<Фрагменты> 129
О.Абрамович
Экономические взгляды В. В. Берви-Флеровского
(1829-1918) 137
Л. А. Тихомиров
Несколько мыслей о развитии и разветвлении
революционных направлений <Фрагменты> 152
Е. Р. Ольховский
Анархизм и русское революционное народничество
70-80-х годов XIX века <Фрагменты> 163
III
КЛАССИЧЕСКИЙ АНАРХИЗМ В ИДЕЙНЫХ ПОИСКАХ
РАННЕГО РУССКОГО АНАРХИЗМА
В.А.Энгельсон
Посвящение книги «Анархия» 175
И. А. Ильин
Предпосылки анархизма
(Психологический очерк) 180
Ф. И. Булгаков
Теория и практика новейшего социализма <Фрагмент> 188

Содержание
1137
M. A. Бакунин
Письмо А. И. Герцену и Н. П. Огарёву <Фрагмент> 194
Государственность и анархия. Борьба двух партий
в Интернациональном обществе рабочих <Фрагменты> 206
Л. Ю. Гусман
Русская либеральная эмиграция и анархизм
(конец 50-х — середина 60-х гг. XIX в.) 217
Я. Я. Ткачев
Анархическое государство <Фрагменты> 224
Я. А. Кропоткин
Нужен ли анархизм в России? 239
М. И. Туган-Барановский
Социализм как положительное учение 245
Г. В. Плеханов
Анархизм и социализм <Фрагменты> 254
Я. А. Бердяев
Анархизм — явление русского духа <Фрагменты> 264
Е. В. Старостин
Анархистская модель <Фрагменты> 277
IV
ХРИСТИАНСКИЙ КЛАССИЧЕСКИЙ АНАРХИЗМ,
ЛЕВ ТОЛСТОЙ И ТОЛСТОВСТВО
A. И. Введенский
Анархизм и религия 287
Я. И. Бирюков
Об анархизме. Реферат, читанный П. И. Бирюковым
на митинге в г. Борнмаут 25 сентября 1901 г 300
Л. Н. Толстой
Суеверие государства <Фрагменты> 305
Христианский анархизм. Мысли Л. Н. Толстого 316
B. Г. Чертков
По поводу христианского анархизма.
Заметка от издательства 324
Б. С, Стоянов
Л. Н. Толстой и анархизм 330

1138
Содержание
В. M. Артемов
Нравственные основы свободы в анархизме Л. Н. Толстого
<Фрагменты> 337
V
СТАНОВЛЕНИЕ РУССКОГО АНАРХИЗМА
В ИСКАНИЯХ И В БОРЬБЕ
С ДРУГИМИ РЕВОЛЮЦИОННЫМИ ДВИЖЕНИЯМИ
(КОНЕЦ XIX — НАЧАЛО XX В.)
A. В. Луначарский
О настоящих анархистах. Заметки философа <Фрагменты> .... 351
И. ß. Сталин
Анархизм или социализм? <Фрагменты> 364
-В. М. Чернов
Анархизм и программа-минимум <Фрагменты> 382
<Без подписи>
Анархизм и политика 400
Я. Новомирский
Манифест анархистов-коммунистов <Фрагменты> 404
Анархист
Открытое письмо «молодым» социалистам-революционерам . . . .419
М. Корн
Революционный синдикализм и анархизм <Фрагменты> 426
И. С. Книжник-Ветров
Анархизм, его теория и практика 441
H. M. Минский
Социализм и анархизм <Фрагменты> 456
Н. Рогдаев
Различные течения в русском анархизме (Доклад рабочему
интернациональному анархистскому конгрессу в Амстердаме) . . 480
B. П. Сапон
«Огонь по своим» : Критика кропоткианской доктрины
российскими анархо-теоретиками начала XX в 493
П. И. Талеров
Распространение идей анархо-коммунизма в России
в первые годы XX в 500

Содержание 1139
VI
РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ХАОС, МИРОВАЯ И ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНЫ
В ТЕОРИИ И ПРАКТИКЕ РУССКОГО АНАРХИЗМА
К. Оргеиани
Антимилитаризм 511
Анархисты-интернационалисты
Война Войне 526
A. М. Атабекян
Перелом в анархистском учении 536
Б. И. Горев
Анархисты, максималисты и махаевцы <Фрагменты> 544
B. Д. Ермаков
Портрет российского анархиста начала века 572
Д. Л. Фурманов
Отчего мы стали анархистами 577
<Из дневников 1918 г.> 580
A, А. Боровой
Анархистский манифест 590
И. С. Гроссман-Рощин
Октябрьская революция и тактика анархо-синдикалистов 592
Б. С. <Б. Стоянов>
Открытое письмо И. Гроссману-Рощину 604
Н. И. Махно
Анархизм и наше время 619
Н. И. Махно
Советская власть, ее настоящее и будущее 622
A.A. Карелин
Что такое анархия? 626
B. В. Кривенький
Под черным знаменем: анархисты 643

1140 Содержание
VII
РОЖДЁННЫЕ РЕВОЛЮЦИЕЙ:
ИНДИВИДУАЛИСТИЧЕСКИЙ, МИСТИЧЕСКИЙ
И ДРУГИЕ НАПРАВЛЕНИЯ РУССКОГО
ПОСТКЛАССИЧЕСКОГО АНАРХИЗМА
И. Т. Назаров
Абсолютный эволюционный анархизм
и свобода духа 657
В. И. Забрежнев
Проповедники индивидуалистического анархизма в России
(Доклад Амстердамскому конгрессу анархистов-коммунистов,
состоявшемуся 24-31 августа 1907 года) 662
Лев Черный
Новое направление в анархизме: ассоциационный анархизм
<Фрагмент> 676
А. Н. Гарявин
Классовая теория Льва Чёрного 687
И. В. Аладышкин
На «окраине» общественно-политической жизни Российской
империи (к истории становления анархо-индивидуализма
в первое десятилетие XX века) 693
Б. Н. Бугаев
На перевале. Место анархических теорий
в перевале сознания и индивидуализм искусства 703
Андрей Белый
О проповедниках, гастрономах, мистических анархистах и т. д. .707
Г. И. Чулков
О мистическом анархизме <Фрагмент> 711
Вяч. Иванов
Идея неприятия мира и мистический анархизм <Фрагмент>. . . . 718
<В. Я. Брюсов>
Мистические анархисты 723
Ф. К. Сологуб
О недописанной книге 729

Содержание
1141
Д. С. Мережковский
Мистические хулиганы 733
А. Л. и В. Л. Гордины
Долой анархию! 740
Дарани
В чём кризис анархизма? 755
А. Н. Андреев
Неонигилистический анархизм 760
Неонигилизм <Фрагмент> 768
Э. Грозин
На пути к биокосмизму 772
А. Святогор
♦Доктрина отцов» и анархизм-биокосмизм 775
A. В. Аролович
Концепция слова и языка
у русских анархистов-универсалистов
начала XX в 788
Юр. А[никс]Т
Трубадур мистического анархизма
(А. А. Солонович) 798
B. В. Налимов
Об истории мистического анархизма в России
(По личному опыту и материалам
Центрального архива) 806
VIII
«БАНКРОТСТВО, АГОНИЯ И КРАХ» АНАРХИЗМА
В СОВЕТСКОЙ РОССИИ И СССР, ВОЗРОЖДЕНИЕ ДВИЖЕНИЯ
НА ПОСТСОВЕТСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ
В. И. Ленин
Социализм и анархизм 821
Государство и революция <Фрагмент> 824
77. И. Новгородцев
Об общественном идеале. И. Кризис анархизма 829

1142 Содержание
К. Б. Радек
Анархисты и Советская Россия 846
А. Лозовский
Анархизм и марксизм в массовом движении 853
П.А.Аршинов
Анархо-болыневизм и его роль в русской революции 860
К вопросу об анархо-болыпевизме и его роли в революции 866
Анархизм и диктатура пролетариата (Доклад Конференции
анархо-комм. Групп Сев. Америки и Канады) 872
<Без подписи>
Крах анархизма 883
С. Я. К а нее
Революция и анархизм: Из истории борьбы революционных
демократов и большевиков против анархизма (1840-1917)
<Фрагмент> 888
Д. Б. Павлов
Большевистская диктатура против социалистов и анархистов.
1917 — середина 1950-х годов <Фрагменты> 895
Д. И. Рублев
Анархисты в Советской России: 1922-1953 гг.
Стратегии борьбы и выживания в условиях диктатуры 903
Н. А. Митрохин
Анархо-синдикализм и оттепель 919
Д. Е. Бученков
Анархисты в России в конце XX века <Фрагмент> 927
Программный документ Конфедерации
анархо-синдикалистов 938
Вместо послесловия. И. В.Аладышкин. О пристрастии
и порядках репрезентации русского анархизма 945
Комментарии 958
Избранная библиография книг и брошюр
по российскому анархизму 1010
Указатель имен 1052

АНАРХИЗМ: PRO ET CONTRA
Социально-политическое явление
глазами его российских сторонников, критиков
и отечественных ученых-исследователей
Антология
Составитель
Павел Иванович Талеров
Научное издание