РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
УФИМСКИЙ НАУЧНЫЙ ЦЕНТР
ИНСТИТУТ ИСТОРИИ, ЯЗЫКА И ЛИТЕРАТУРЫ
ХРОНОЛОГИЯ
ПАМЯТНИКОВ
южного
УРАЛА
У*А — 1993

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
УФИМСКИЙ НАУЧНЫЙ ЦЕНТР
ИНСТИТУТ ИСТОРИИ, ЯЗЫКА И ЛИТЕРАТУРЫ
ХРОНОЛОГИЯ
ПАМЯТНИКОВ
южного
УРАЛА
УФА
1003

Хронология памятников Южного Урала: Сборник статей / УНЦ
РАН. Уфа, 1993. 152 с.
ISBN 5-7691-0152-0
Рассматриваются с применением методов корреляции и статистического ана¬
лиза хронология и периодизация как отдельных памятников, так и археологи¬
ческих культур эпохи бронзы, раннего железа и средневековья южноуральского
региона.
Книга рассчитана на археологов, этнографов, историков и всех интересу¬
ющихся древней историей Южного Урала.
Рис. 53. Табл. 3.
Редколлегия:
Б. Б. АГЕЕВ (ответственный редактор)
В. А. ИВАНОВ, А. X. ПШЕНИЧНЮК
Рецензенты: к. и. н. И. Б. ВАСИЛЬЕВ
кафедра археологии, древней и средневековой истории БГУ
им. 40-летия Октября
ISBN 5-7691-0152-0
Pj У Hi I РАН, 1993

ПРЕДИСЛОВИЕ
В решение проблем хронологии эпохи бронзы Южного Урала значительный
вклад внесли К. В. Сальников, Э. А. Федорова-Давыдова, В. С. Стоколос. Хро¬
нология и периодизация культур раннего железа разрабатывались А. П. Смир¬
новым, А. В. Збруевой, К. Ф. Смирновым и В. Ф. Генингом, средневековья —
А. В. Шмидтом, А. П. Смирновым, В. Ф. Генингом и др. В настоящее время
башкирскими археологами накоплен большой материал, позволяющий дополнить,
уточнить, а по некоторым периодам и пересмотреть существующую хронологию
памятников и отдельных археологических культур. Авторами для решения проб¬
лем хронологии применяются методы корреляции, планиграфии, стратиграфии,
картографирования и статистического анализа.
Сборник открывается статьей В. С. Горбунова, который выделяет два этапа
в развитии культур эпохи бронзы Волго-Уральской лесостепи. Эпоха раннего
железа представлена статьями А. X. Пшеничнюка и Б. Б. Агеева. Стратиграфи¬
ческие данные Охлебининского могильника дали принципиально новые факты
для установления относительной и абсолютной хронологии не только памятника,
но и кара-абызской культуры в целом (А. X. Пшеничнюк). Методом керреляции
выделены две стадии в развитии пьяноборской культуры (Б. Б. Агеев).
Оживленные дискуссии вызывали до недавнего времени хронология и перио¬
дизация средневековых памятников Южного Урала. В 70-е годы Н. А. Мажито-
вым были выделены хронологические группы X в., рубежа X—XI вв. и XI в. В
данном сборнике Н. А. Мажитов вновь вернулся к обоснованию этих хронологи¬
ческих групп. В статье В. А. Иванова методами корреляции и статистического
шализа также выделяются комплексы X—XI вв. Южного Урала и Приуралья.
Таким образом, наблюдается совпадение точек зрения на хронологию целого
фуга памятников региона, что делает плодотворным решение в будущем проблем
редневековой археологии.
Редколлегия считает оправданным публикацию статей по хронологии сопре-
щльных территорий (К. Г. Карачарова, В. М. Морозова, И. В. Сергацкова),
ак как южноуральские памятники надо рассматривать на широком историческом
оне.
Иллюстрации для сборника подготовлены Г. Р. Зариповой, фотографии —
. К. Суриной.
а

В. С. ГОРБУНОВ
НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ ПЕРИОДИЗАЦИИ
И ХРОНОЛОГИИ КУЛЬТУР ЭПОХИ БРОНЗЫ
ВОЛГО-УРАЛЬСКОЙ ЛЕСОСТЕПИ
Пестрота и мозаичность археологических культур эпохи бронзы
Восточной Европы оставляет остро дискуссионными проблемы их
периодизации, хронологии и синхронизации. Важное значение в
их разрешении имеют работы Е. Н. Черныха и его единомышленни¬
ков по созданию единой глобальной периодизации для культур
обширного региона Евразии эпохи бронзы 1 Е. Н. Черных обосно¬
вал наличие на протяжении длительного отрезка времени (V—II
тыс. до и, э.) циклических периодов стабилизаций и деструкций 2
и установил также, что знания о металле и навыки металлурги¬
ческого производства распространялись скачками. Но в то же вре¬
мя развитие металлургии подчиняется в принципе тем же законо¬
мерностям, что и другие элементы культуры3. Особое значение
Е. Н. Черных придает последствиям раскола Циркумпонтийской
провинции (XVIII—XVII вв. до н. э.), когда все зоны ее были
охвачены массовыми миграциями и передвижениями и когда
происходил распад старых этнокультурных и политических сис¬
тем 4. Основной причиной миграций, как это установлено специаль¬
ными исследованиями, в эпоху бронзы остается та неустойчивость
равновесия между средствами существования и количеством наро J
донаселения, которая характерна для общества с интенсивным
ведением хозяйства 5.	1
Эпоха средней бронзы, таким образом, знаменовалась форми 1
рованием гигантской Евразийской металлургической провинции 1
представлявшей собой систему родственных металлургических iг
металлообрабатывающих очагов от Поднестровья до Алтая. В неьг
исследователи усматривают воздействие двух направленных навет *
речу друг другу импульсов, в конечном итоге органически слив л
шихся6.	11
Западный импульс связывается с абашевекой культурно-истоп
рической общностью, мощная металлургия которой, унаследовав13
шая многие из стереотипов Циркумпонтийской провинции, базирс-
пя-тягь на судных источниках Южного Урала п характеризовала^

господством мыш'ъййовистой меди. Оловянистые бронзы связы¬
ваются с восточным'дериватом абашевской общности—петровс¬
кой культурой. , : !
Действительно,.роль и значение абашевских древностей в фор¬
мировании срубной.1 и андроновской культур проявляются все бо¬
лее отчетливо и многообразно. Существенно важным является
доказательство синхронности абашевской и позднеполтавкинской
культур7. Об этом свидетельствуют неоднократные стратиграфи¬
ческие данные. Одним из примеров является факт совместного на¬
хождения в могильной яме полтавкинской и абашевской керами¬
ки8.Более ранний характер абашевской кульутры по отношению
к раннесрубным и раннеандроновским памятникам подтверждает¬
ся, в первую очередь, стратиграфическими наблюдениями на по¬
селениях. Практически на всех многослойных и разнокомпонентных
поселениях Приуралья и Поволжья выявлена устойчивая и всегда
повторяющаяся концентрация абашевской керамики в нижних
штыках. Кроме того, наблюдаются устойчивые комбинации встре¬
чаемости в культурном слое разных комплексов керамики и ве¬
щей. Вместе с абашевской сочетаются следующие керамические
комплексы — раннесрубная и срубная развитого этапа (I Набе¬
режное, I Салиховское, Урнякское, Иманлейское, Точка, Красные
Пески и др.); раннесрубная и черкаскульская (Чишминское, Казан-
гуловское, I Уразаевское); раннесрубная, покровская, срубная и
алакульская развитого этапа (I Береговское, I и III Юмаковские,
Якуповское, Тюбяк и др.).
На некоторых поселениях, где отсутствует абашевская посуда,
в массе срубной вычленяется, как правило, небольшое количество
керамики более раннего облика. Эта картина известна и в более
западных районах. Так, Е. Н. Черных отметил, что памятники ран-
несрубного типа в чистом виде в Поднепровье не известны. Мате-
эиалы, сопоставимые с раннесрубными образцами, находятся обыч¬
но на позднесрубных поселениях9. Все эти факты свидетельствуют
э том, что подобная встречаемость является отражением процессов
культурной трансформации и исторической преемственности. Под¬
тверждение сказанному особенно отчетливо дают наблюдения на
многослойном I Береговском поселении.
Рассмотрим в качестве примера соотношение разных типов ке¬
рамики в раскопе VIII. Площадь раскопа составляет 600 кв. м-
~1од дерном (0,1—0,15 м) залегал темный гумус (0,6—0,8 м вне
сотлована), ниже шла прослойка суглинка (0,2—0,3 м). Раскопом
юлностью вскрыта постройка срубной культуры развитого этапа
ыощадыо 129,2 кв. м., в которой обнаружено 847 фрагментов
:ерамики. Из межземляночного пространства получено 3297 фраг-
1ентов абашевской, срубной и алакульской культур. Абашевская
юсуда составляет 18,4% от общего числа керамики. Полностью
[реобладает срубная посуда развитого периода — 79,7%. В качест¬
ве компонентов выделяются небольшие коллекции раннесрубной *
* К раннесрубной отнесены также фрагменты покровской керамики.

(1,3%) и алакульской развитого этапа (0,6%). Распределение
керамики по штыкам показывает концентрацию абашевской и
раннесрубной посуды в нижних штыках. На графике их
распределение и процентное соотношение не просто совпадают, но
и практически сливаются в общую линию (рисунок). Близкую
картину, несмотря на совершенно несравнимое количество, дает
схема процентного соотношения срубной и алакульской керамики
по штыкам.
М0*+
90 +
во I
1	2.	3	4	5 штыки
Тип
керамики
Ш-во
кера¬
мики
Г- удельный вес в %
10 20 30 МО 50 60 70 60 90 100
* 1 1 i j 1 1 1 ■
Абашевская
605
Щ
Срубная
2629
ржжштж
/Ъннвсрубная
92
1.3
Анакульская
21
0.6
Удельный вес различных типов керамики и их распределение по штыкам. Бер
говское I поселение. Раскоп VIII
1 — абашевская керамика, 2 — раннесрубная, 3 — срубная, 4 — алакульская

В свете подобных же наблюдений на других бытовых памятни¬
ках Волго-Уральской лесостепи можно сделать вывод о том, что
на тех из них, где отложилась абашевская, раннесрубная, срубнаяг
алакульская и межовская керамика, отражается процесс эволю¬
ционного перерастания и историко-культурной непрерывности.
Причем картографирование показывает отсутствие какого-то
особого центра, где бы сосредотачивались раннесрубные и Покров¬
ские свидетельства. Они как бы вкраплены в общий массив сруб-
ного населения. Однако замечено, что покровские комплексы пред¬
ставлены главным образом в южной части Волго-Уральской об¬
ласти, то есть более тяготеют к пограничью степи и лесостепи. В
то время как собственно раннесрубные свидетельства такой тен¬
денции не проявляют. Однако в силу своей малочисленности по¬
добные выводы можно отнести к разряду предварительных.
Другим чрезвычайно важным вопросом остается проблема со¬
отношения абашевских и сейминско-турбинских, синташтинских,
петровских и других древностей этой же стадии. Е. Н. Черных с
соавторами связывают восточный импульс Евразийской провинции
с сейминско-турбинскими группами коневодов-металлургов и вои¬
нов из районов Алтая, Они явились носителями принципиально
новой технологии — отливки тонкостенного втульчатого оружия —
кельтов и наконечников копий, а также крупных однолезвийных
кинжалов-ножей. Исследователи считают, что по достижению
Урала сейминско-турбинские популяции столкнулись с абашевским
населением, от которого получили уральский металл 10. В этой
части наше понимание процессов, происходивших в лесостепной и
степной Евразии, не совпадает.
Отмечая, что абашевское население было инкорпорировано в
состав сейминско-турбинских групп, авторы никак не объясняют
причины, побудившие сейминско-турбинских мастеров воспринять
традиции менее совершенной технологии. Можно допустить, что
если даже абашевцы, в силу своей консервативности или ортодок¬
сальности идеологических установок, знали, но не применяли но¬
вую технологию, то, по крайней мере, они могли пользоваться ве¬
щами сейминско-турбинского типа или хранить их Однако ни в
одном документированном абашевском комплексе не встречено
тонкостенных копий, кельтов и массивных однолезвийных ножей-
кинжалов. Их нет по той простой причине, что появление сей¬
минско-турбинских популяций относится уже ко времени, когда
собственно абашевская культура перестает существовать, транс¬
формировавшись в древности синташтинского, Покровского, ветлян-
;ского типов и другие культурные комплексы. Именно у них сей-
1минско-турбинский металл присутствует в погребениях. Кроме
широко известных находок из Покровского могильника, характер¬
ный комплекс, состоящий из сосуда покровского типа, бронзового
литого копья и костяного щиткового псалия, получен недавно в
результате раскопок Н. Л. Моргуновой и О. И. Пороховой одиноч¬
ного кургана у с. Красноселки в Безенчукском районе Куйбышев-
кой области п.
7

4/лРЗ£6ЦЕИ
/70 РИС /
6 7 WOf/Ю, X. J
’ х7
/КЗТИШХ, X 7
Х33434£вО, <2,/74
X 2,3 5
Х2.3 6
Х3'32
ХА,/7 3
Х3,3
vj/з 76
Л 3,77/3
<3,/? 29
\ 3,330
х 3.3 32
х 6,0 7
Х6.3.4
х/тз 4
л 7,3 5
к 9,3 /
X .7,8.7
А/УРЗХЗ£вО,Х 1
X 2,33
X 3,3 2
Х3,3 J
Х6, 32
л 7
X.-7,3.2
ха
х9
X 7/
л 4,3. /
ХХЯ4НХ£80,Х 8
МРЯСЯМОвЬ,Х 7
хг
Хб,3 7
Х.8,3 Г
X Q, 3.2
X 70.3. 7
X70,3.4
Хл7*
А 75
X. 27
Х22
X. 77-78
СМЕ07ХЭ06Х 6
Л 73
X. 72
X 75
X 76
Х74
X 78
X 79
X 20
Х.27
5.4X4/75/, X. 7
х г
X <3
х4
х 5
Т4НХ£££Х4,3 40
3 42
3 68
3 82
383
3 746
3. 749
3. 764
3.202
8.267
П. 292
3.300
3.357
3.346
3.368
3.447
3 487
7 503
3 508
3.644
3 665
/7.667
П 770
3 778
33 40 42 44 46 48 50^52М 56 38 60 62 6* 66 62 70 72
J9 47 43 45 47 49 57 53 55 57 59 67 63 65 67 69 71	73
Рис. 3. Корреляционная таблица типо$ вещей из погребальных комплексов
лесного Прикамья и Приуралья( ломоватовские, поломские, вымские могильники)

/Л/Л ВЕЩ£Й
Л О РИС /
ОМУТНИЦЫЙ, /7 S
/7 6
/7 4
/1 70
Л б
/7 10
/7 13
Л15
Л 1$
Л 16
Л 23
Л 26
Л 32
Л 34
Л36
Л35
Л 43
Л 45
Л 48
Л 47
77 50
Л 57
Л 53
АТ4ФОНОЗ, Л 1
Л6
Л61
Л 02
,197
Л 36
л 53
Л 78
Л 75
Л 64
Л 175
Л 178
л 191
Л 200
Л 218
Л 221
Л 220
Л 253
Л 262
л 272
л 288
л 295
л 296
Л 307
Л ЗЮ
л 337
Л 334
Л 373
ъж
ъщ,
ТОЛЬЕНС/СИИ, Л 81
Л 107
Л 114
/fj£P#HC/( л188
Л 324
It
Л 13
Л 40
Л 58
Л. 73
Л. 76
Л. 79
Л. 78
Л 81
Л 72
л 80
л 93
Л 92
Л 120
л 127
л 130
л 136
Л. 133
л 210
,	Л 2 If
/?£ ТХОЙСКЛК /7 +
Л 26
ХИГ/tHOBCK Л 99п
Л 140
вцжыдъельск л 48
К9КПФМЪ£ГЛ 98
'f*345*7*9 *ft*t3"e»i7''W5
23
<н>
! I
i I '
;i ,
11 i •
4
I!
I | I
, ; I
I I !
i |
! I
I
*Z5?z/\
Ш
' I
1I f I
I
a 4
!♦
4j[
о
no
.00!
I
P и c. 4. Корреляционная таблица
лесостепной полосы Южного Урала i
мрясимовского типа» и
типов вещей из погребальных комплексов
Приуралья (курганы «постпетрогромского
раннебулгарские погребения)

Выявленный Е. Н. Черныхом очередной этап деструкции, сов¬
павший с распадом Циркумпонтийской провинции и возникнове¬
нием Евразийской металлургической и культурно-исторической
провинции, нашел в Волго-Уральской лесостепи воплощение в
процессах распада и трансформации абашевской общности и фор¬
мировании при ее активном участии родственных структур. В За¬
уралье — это синташтинские древности. На юге, в среднем течении
р- Урал, отчетливо выделяется группа могильников, весьма напо¬
минающая синташтинские. Наиболее полно она представлена
Ветлянской группой в нижнем течении Илека * ** В конструкциях
курганов могильника Ветлянка IV отчетливо прослеживаются сле¬
ды столбовых оградок, повторяющих абашевские.. Есть много сход¬
ных элементов в погребальном обряде. Глиняная посуда содержит
обильную примесь толченой раковины, по форме и орнаментации
хотя и отличается от абашевской, но, несомненно, генетически свя¬
зана с ней. Сохраняются традиции колоколовидности, но вместе с
тем имеются типично покровские сосуды и острореберные горшки,
которые можно сопоставить как с посудой раннесрубного (береж-
новского) типа, так и с архаическими формами, ставшими позднее
диагностичными — острореберными алакульскими горшками. Брон¬
зовый кинжал из могильника Ветлянка IV относится к категории
ножей-кинжалов сейминско-турбинского типа.
Другой группой в западной части Волго-Уральской области
являются Потаповский в Куйбышевском Заволжье и Власовский в
центре Доно-Волжского междуречья могильники.. Авторы раскопок
Потаповского могильника И. Б. Васильев, П. Ф. Кузнецов, А. П. Се
менова считают, что основными компонентами в формировании
погребальных комплексов выступали уральская абашевская и се
веро-восточная труппа полтавкинской культуры. Курган 16 Вла
совского могильника, по мнению А. Т. Синюка и В.. И. Погорелова
дает пример синхронизации целого блока культурных образование
эпохи бронзы — доно-волжской и уральской абашевской, КМК
полтавкинской, петровской и срубной культур
Таким образом^ построение хронологической модели бронзовой
века Волго-Уральской лесостепи позволяет наметить две последо
вательные стадии.
На ранней стадии ведущее место занимают абашевская куль
тура и северный вариант полтавкинской общности. Во всем спектр
основных культур конца раннего и практически всего средней
бронзового века Восточной Европы (полтавкинская, катакомбная
фатьяновско-балановская) абашевский субстрат либо в какой-т
мере присутствует, либо сам вобрал от . них различные ком
поненты в материальную культуру и идеологические установи.
Здесь, очевидно, имеет место многообразное переплетение межэ
нических связей и может быть не всегда однозначная прямая ил
* Раскопки В. С. Горбунова и И. В. Денисова 1988 г. Материалы не опу
линованы.
** Раскопки А. Т. Синюка 1978 г. Материалы не опубликованы.

опосредованная ямная основа, хотя в настоящее время высвечи¬
ваются и более глубокие корни, восходящие к субстрату возникно¬
вения и формирования самих ямников. Анализируя проблему этно¬
генеза абашевской культуры, К. В. Сальников вполне обоснованно
говорил о возможных общих корнях фатьяновцев, балановцев и
абашевцев, возникших далеко на западе в среде племен «шнуровой
керамики» 12. В выделенной А. Д. Пряхиным воронежской культу¬
ре, соответствующей третьему заключительному этапу среднедонс¬
кой катакомбной культуры, наличие общих черт позволяет ему
высказать мысль о каком-то отрезке времени, когда абашевские и
воронежские племена сосуществовали 13. Кроме типологических
сходств в отдельных группах сосудов, в первую очередь наличие
колоколовидности, есть немало общих орнаментальных мотивов,
в том числе горизонтальные прочерченные линии. Интерес пред¬
ставляет группа абашевской поселенческой посуды Приуралья, ор¬
наментированная мелкозубчатым штампом в виде вертикального
зигзага. Ближайшие аналогии данная керамика находит на посе¬
лениях Университетское 2 и 3 в бассейне р. Воронеж 14.
Следовательно, в настоящее время есть множество убедитель¬
ных фактов, свидетельствующих о синхронности, по преимуществу
на поздних этапах, абашевской культуры с полтавкинской, ката¬
комбной и фатьяновской. Именно в результате их взаимодействий
и формируются разнообразные производные этнокультурные обра¬
зования— весьма пестрые и поэтому неоднозначно воспринимаю¬
щиеся и интерпретируемые. Вместе с тем можно оценить эти про¬
цессы как отражение, стадии начала формирования гигантской
общности (от Днепра до Тобола). Как и во всяком другом недос¬
таточно ясном явлении возникает множественность оценок и часто
ведутся поиски мигрантов-основателей. Нисколько не умаляя роль
миграционных процессов, необходимо подчеркнуть достаточно
простую, но очень ценную мысль о том, что источником технологи¬
ческих новаций чаще всего оказывается предшествующая техно¬
логия 15. Зная, сколь высоким был уровень развития ямной, ката¬
комбной, абашевской и других близких им культур, в том числе
больших достижений в металлургии и широком использовании ко¬
лесной повозки, очевидно у нас нет оснований недооценивать их.
Тем более, что общества неоседлых скотоводов создали системы
коммуникации, которые по скорости и расстоянию передачи куль¬
турной информации, как справедливо отмечает Г. Е. Арешян, были
недосягаемы для всех земледельческих цивилизаций. Именно поэ¬
тому определенные категории культурных явлений очень быстро
распространялись на огромных пространствах Евразии, населенных
неоседлыми скотоводами 16. Все эти процессы протекали скачкооб¬
разно, что Е. Н. Черныхом уже неоднократно подчеркивалось, и во
времени заняли непродолжительный период — XVI—XV вв- до н. э.
Затем на основе этой огромной и не в полной мере консолидиро¬
ванной общности возникла и оформилась другая гигантская об¬
щность — срубно-андроновская, состоящая из двух родственных
блоков: западного (группа срубных культур) и восточного (ала-
9

кульской, федоровской и синкретической алакульско-федоров-
ской культур).
Таким образом, основными процессами в лесостепной полосе
Волго-Уралья, как составной части Евразийской провинции, можно
считать автохтонные, имевшие характер эволюционной непрерыв¬
ности. Миграционные процессы и разного рода импульсы относятся
по преимуществу к более ранним периодам и мало сказались на
облике местных культур. 1 111	Черных Е. Н. Циркумпонтийская провинция и древнейшие индоевропейцы//
Древний Восток: этнокультурные связи. М., 1988; Он же. Металл и древние
культуры. Узловые проблемы исследования // Естественно-научные методы в
археологии. М., 1989; Черных Е Н., Кузьминых С. В. Памятники сейминско-тур-
бинского типа в Евразии // Археология СССР с древнейших времен до средне¬
вековья. М., 1987; Черных Е. Н., Агапов С. А., Кузьминых С. В. Евразийская
металлургическая провинция как система // Технический и социальный прогресс
в эпоху первобытно-общинного строя. Информационные материалы. Свердловск,
1989.
2	Черных Е. Н. Циркумпонтийская провинция... С. 17.
3	Черных Е. Н. Металл и древние культуры^... С. 14—15.
4	Черных Е. Н. Циркумпонтийская провинция... С. 46.
5	Титов В. С. К изучению миграций бронзового века // Археология Старого и
Нового Света. М., 1982. С. 138.
6 Черных Е. Н., Агапов С. А., Кузьминых С. В. Указ. соч. С. 6.
7 Агапов С. А., Васильев И. Б., Кузьмина О. В. и др. Срубная культура
лесостепного Поволжья (Итоги работ Средневолжской археологической экспе¬
диции) // Культуры бронзового века Восточной Европы. Куйбышев, 1983. С. 9.
8	Агапов С, А. Работы Приволжского отряда Средневолжской экспедиции //
АО—1979 года. М., 1980. С. 131.
у Черных Е. И. Древняя металлообработка на Юго-Западе СССР. Mi,, 1976,-
С. 176.
10	Черных Е. Н., Агапов С. А., Кузьминых С. В. Указ. соч. С. 7.
11	Моргунова И. Л., Порохова О. И. Работы Оренбургского пединститута Ц
АО — 1986 года. М., 1988. С. 186—188.
13	Сальников К. В. Очерки древней истории Южного Урала. М., 1967. С. 118.
13	Пряхин А. Д. Поселение катакомбного времени лесостепного Подонья.
Воронеж, 1982. С. 136—137.
14	Там же. Рис. 4—5.
15	Мамнур Е. А. Научное познание и ценности // Природа. 1989. № 8. С. 28.
16	Арешян Г. Е. Роль неоседлых скотоводов в развитии цивилизации Евра¬
зии II Взаимодействие кочевых культур и древних цивилизаций. Алма-Ата, 1989.
С. 23.

Ю. А. МОРОЗОВ
ХРОНОЛОГИЯ ПОГРЕБАЛЬНЫХ ПАМЯТНИКОВ СРУБНОЙ
КУЛЬТУРЫ южного ПРИУРАЛЬЯ
Проблеме периодизации и хронологии срубной общности Урало-
Поволжского региона и сопредельных территорий в последнее
время было посвящено немало отдельных статей и тематических
сборников 1Упозволивших суммировать имеющиеся данные. Однако
главной проблемой по-прежнему остается хронологический аспект.
Необходимость освещения этого вопроса в отдельной статье выз¬
вана возможностью рассмотреть проблему хронологии погребаль¬
ных комплексов на новом материале, полученном из Качкинов-
ского, Петряевского, Кызыл-Юлдузского могильников 2 с привлече¬
нием ранее известных погребальных комплексов. Кроме того, в
археологической литературе появилось высказывание М. Ф. Обы-
деннова о пересмотре устоявшейся точки зрения относительно хро¬
нологии эпохи бронзы и в частности срубной и межовской культур
на Южном Урале3.
В основу периодизации срубной общности Волго-Уралья по¬
ложена четырехчленная схема 4. На материале 520 погребений из
50 могильников, исследованных в Башкирском Приуралье, выде¬
лено три последних периода. К памятникам первого раннесрубного
периода можно отнести около 40 погребений из 16 могильников,
которые в основном располагаются в бассейне рек Дема и Уршак.
К их числу мы относим Юматовский, I Казбуруновский, Варваринс-
кий, Давлекановский, Байсарский, ранние захоронения Петряев¬
ского, Старо-Яппаровского, Старо- и Ново-Ябалаклинского и дру¬
гие могильники. Для них характерны крупные в плане насыпи,
объемные могильные ямы, сложные бревенчатые погребальные
конструкции. В одних случаях зафиксированы поперечные деревян¬
ные перекрытия из плах или бревен, в других они усложнены опор¬
ными столбами, двойными накатниками, обкладкой стен берестой
или деревом. В кургане Байсарского могильника имеются две мо¬
гилы подквадратной формы с вертикальными столбами по углам
и следами бревенчатого перекрытия 5. Подобное сооружение зафик¬
сировано в кургане II Казбуруновского могильника.
Могилы этого периода, как правило, заглублены в материк ни-
11

же отметки 0,5 м, что является логическим продолжением ямных
и полтавкинских традиций. Форма камер прямоугольная с закруг¬
ленными углами, реже овальной формы. Квадратные характерны в
основном для парных погребений и одиночных, перекрытых мощ¬
ным бревенчатым накатом (около 5%). Для ранней группы харак¬
терны и такие конструкции, как ступеньки, прослеженные в 29 мо¬
гилах. Они устраивались вдоль одной из стенок или имели круго¬
вое расположение при ширине 0,2—0,4 м.
В погребальном обряде отдельных раннесрубных захоронений
зафиксировано использование огня. Так, в Юматовском кургане
в северо-западном секторе на глубине 0,6 м от поверхности прос¬
лежено углистое пятно диаметром 0,4 м. На той же глубине в
центре кургана около сосуда обнаружено скопление пережженных
кальцинированных косточек — следы совершенного на стороне
трупосожжения. Наряду с кремацией огонь использовался и для
подготовки места погребения; когда проводился обжиг площадки
(I Биккуловский могильник). После захоронения на перекрытии
могилы вновь разводился огонь, который порой был настолько
мощным, что деревянный настил прогорал и. рушился в могилу
(Старо-Яппаровский, Варваринский могильник и др.).
В погребениях отмечаются остатки жертвоприношений живот¬
ных, размещавшихся в насыпи курганов. Примером могут служить
захоронения черепов и ног коров в I Чумаровском, Давлеканов-
ском или Санзяповском могильниках. Аналогичные факты зафик¬
сированы на хорошо датированных ранних срубных могильниках
Поволжья у с. Песочное и Новопавловское6*
Преобладающей ориентировкой могильных ям ранней группы
является север — юг. Подавляющее большинство погребенных уло¬
жены на левый бок, головой на север или северо-восток. В могиль¬
никах Петряево, IV Тартышево, Старо-Ябалаклы, Старо-Яппарово,
Биккулово, Качкиново отмечены единичные случаи положения
умерших на правом боку. Для захоронения характерна средняя
степень скорченности.
Основным обрядом захоронения является одиночное трупопо-
ложение. В 6 могильниках отмечаются коллективные захоронения,
в четырех — парные, в двух — тройные (курган 10 Качкиновского,
курган 106, погр. 9 Старо-Ябалаклинского могильников). Как и в
одиночных погребениях в коллективных умершие находились на
левом боку. Исключение составляет погр. 1 кургана 2 Верхне-Ата-
шевского могильника, где оба погребенные положены на правый
бок. В кургане 2 1югр. 3 Верхне-Аташевского, кургане I погр.
I Пестровского и кругане 6 погр. I Санзяповского могильников в
парных захоронениях умершие лежали лицом друг к другу в
позе адорации. К раннему периоду, на наш взгляд, относится обряд
расчленения умерших, более характерный для абашевской культу¬
ры, хотя и редко, но встречаемый в срубной обрядности. Подобные
явления обнаружены в кургане 64 и 104 Старо-Ябалаклинского мо¬
гильника, где у костяков отсутствовали черепа7, а также в I
Качкиновском могильнике.
12

Рис. 1. Сосуды раннесрубного первого периода могильников Приуралья.
Старо-Ябалаклинский могильник: 1, 3 — погр. 3 кургана 23; 2 — погр. 10 кур¬
гана 106; 6 — погр. 1 кургана 86; 9 — погр. 4 кургана 24; Петряевский могиль¬
ник: 4 — погр. 1 кургана 9; 10 — погр. 13 кургана 15; 11 — погр. 2 кургана И;
12 — погр. 1 кургана 5; Качкиновский могильник: 5 — погр. 1 кургана 19;
7— погр. 7 кургана 3. 8 — погр. кургана Тартышевского могильника
13

Самой массовой категорией погребального инвентаря является
керамика. В могильной камере обычно ставилось 1—2, реже 3
сосуда. В основном они располагались перед черепом и грудью
погребенного. Сосуды представлены баночной и горшечной формой,
среди них имеются слабопрофилированные, с округлыми боками
и острореберные. Орнамент этой группы выполнен отпечатками
гребенчатого штампа, покрывающего большую часть сосуда, оттис-
кахми веревочного штампа и наколами полой трубочки. Оттиски ве¬
ревочного штампа имеются на сосудах Петряевского (рис. 1, 11 —
12), Старо-Ябалаклинского (рис. 1, 1—3) могильников. Подобные
сосуды отмечены в Старо-Яппаровском 8 и Давлекановском 9 мо¬
гильниках, которые по орнаментике схожи с полтавкинскими 10 и
раннесрубными 11 сосудами Волго-Донского региона и лесостепного
Поволжья.
Сосуды раннесрубных могильников Приуралья, орнаментиро¬
ванные ломаными горизонтальными линиями, близки по орнамен¬
ту посуде петровского типа 12. Такая керамика имеется в IV Тар-
тышевском (рис. 1,8),погр. 1 кургана 9 и погр. 13 кургана 15 Пет¬
ряевского могильника (рис. 1, 4, 10, 11). Кроме того, на некоторых
раннесрубных сосудах сохраняются такие полтавкинские тради¬
ции, как орнаментация наколами полой костью или гусиным пером.
К числу памятников, содержащих отмеченные сосуды, относится
погр. 7 кургана 3, погр. 1 кургана 5 Качкиновского и погр. (1
кургана 86 Старо-Ябакалкинского могильников (рис. 1, 5—7).
Нахождение в Приуралье перечисленных типов орнамента, ха¬
рактерных для полтавкинских и петровских 13 культурных образо¬
ваний эпохи бронзы Евразийской лесостепной зоны, датируемых
I половиной II тыс. до н. э., дает возможность уточнить хроноло¬
гическую позицию раннесрубных могильников рассматриваемого
региона и датировать их XVI—XV вв. до н. э. К подобному заклю¬
чению пришел и В. С. Горбунов, работая с материалами абашев-
ских комплексов Южного Урала 14.
Погребальные комплексы раннесрубного периода Приуралья
характеризуются незначительной металлоемкостью и представлены1
в основном украшениями. К ним относятся накосники, ложновитые
браслеты, подвески в полтора оборота из Старо- и Ново-Ябалак-
линского могильников. Перечисленные находки получили уже дос¬
таточное освещение в литературе 15. Отметим лишь семь орнамен¬
тированных круглых блях из Ново-Ябалаклинского могильника 16,
которые аналогичны золотым бляхам из микенских шахтовых
гробниц, датируемых исследователями XVI—XV вв. до н. э. 17 С
этой датой согласуется и костяное навершие из погр. 1 кургана 8
Петряевского могильника 18 с волнистоленточным меандровым ор¬
наментом, характерным как для раннесрубного горизонта поселе¬
ния Ильичевки на Северском Донце Украины, где была найдена
костяная бляха с подобным рисунком, так» и для отмеченных шах¬
товых гробниц 19.
Ножи, обнаруженные в Каранаевском и Уметбаевском могиль¬
никах, не сопровождались керамическим материалом, поэтому свя¬
14

зать их с определенным культурно-хронологическим периодом до¬
вольно сложно, но по внешнему облику они более схожи с ножами
1 периода срубной культуры лесостепного Поволжья.
Второй период срубной культуры характеризуется широким ос¬
воением территории Водго-Уралья и совпадает в Приуралье со вре¬
менем XIV—Х'Ш вв. до н. э.20 В топографическом расположении
погребальных памятников каких-либо изменений не наблюдается.
Ведущая форма курганов остается круглой, но возрастает коли¬
чество захоронений под насыпью. Конструкция погребальной ка¬
меры упрощается, резко сокращается наличие ступенек, уменьша¬
ется глубина могилы, реже применяется перекрытие из дерева,
отмечается перекрытие из крупных известняковых плит. В этот
период не наблюдаются проявления культа огня.
Рис. 2. Сосуды второго развитого периода срубных могильников
Приуралья.
Старо-Ябалаклинский могильник: 1 — погр. 2 кургана 85; 6 — погр. 2 кургана
^ — погр. 1 кургана 29; 2 — погр. 2 кургана 4 Чишминского могильника;
3 погр. 1 Кызыл-Юлдузского могильника; Качкиновский могильник; 4— погр. 1
кургана 5; 5 — погр. 1 кургана 20. 8 — погр. 5 кургана 5 Петряевского могиль¬
ника
15

К памятникам этого периода относятся Старо-Ябалаклинский,
Ново-Баскаковский, Качкиновский, Чишминский, Ново-Балтачев-
ский и ряд других могильников. Основным погребальным материа¬
лом являются сосуды баночной формы горизонтальной пропорции.
Снижается количество орнаментированых сосудов. Узор, главным
образом, наносился зубчатым штампом, наколами приостренной и
округлой палочки или ногтевым вдавлением. Элементы и компози¬
ции орнаментации по сравнению с керамикой первого периода уп¬
рощаются, банки с прямыми стенками в основном не орнаменти¬
руются. Вместе с тем для этого периода характерно появление
срубной керамики с алакульскими чертами: уступчиками на пле¬
чиках, уточками, пирамидками, висячими треугольниками, разде¬
лительными лентами по ребру сосуда (рис. 2). Остальной погре¬
бальный инвентарь немногочисленен и обнаружен лишь в женских
погребениях. Он состоял из желобчатых браслетов, височных под¬
весок, низок бус. Причем следует заметить, что подвески являются
либо копией алакульских, либо прямым алакульским импортом,
о чем свидетельствуют данные спектрального анализа 21. Перечис¬
ленные предметы бытовали на протяжении всето II тыс. до н. э.,
однако наиболее широкое их распространение следует связывать
с периодом развитого этапа срубной культуры.
Таким образом, второй период срубной культуры Приуралья
характеризуется установлением относительного стандарта в пог¬
ребальном обряде. Существенным признаком явилось отсутствие в
керамическом материале острореберных форм сосудов и пережи¬
точных орнаментальных мотивов в виде оттисков веревочки, «гусе¬
нички», наколов полой трубочки или гусиного пера.
Заключительный третий период срубной культуры Приуралья
датируется XII—XI вв. до н. э. На последнем этапе обитания сруб-
ников отмечается значительное сокращение численности населения.
Погребальные памятники, знаменующие финальный период По¬
волжья и Приуралья, представлены курганными и грунтовыми мо¬
гильниками. Интерес в этом плане представляет Кызыл-Юлдузс-
кий грунтовый могильник, где в результате исследований не обна¬
ружена закономерность расположения погребений, характерная
для подкурганных захоронений22. Грунтовые захоронения обнару¬
жены вблизи Старо-Ябалаклинского срубного могильника, где
обряд трупоположения был аналогичен срубным погребениям кур¬
ганных захоронений. Подобные захоронения встречены на Сускан-
ском, Балымском и других поселениях Поволжья, относящихся к
эпохе поздней бронзы23. В 1989 г. разведочным отрядом под руко¬
водством Б. Б. Агеева в Ермекеевском районе в 1,5 км к югу от
д. Кулбаево был обнаружен грунтовый могильник24. В осыпи ов¬
рага собраны четыре небольших сосуда баночной формы, два из
которых украшены традиционными для срубной культуры треу¬
гольниками, нанесенными гребенчатым штампом. Хорошая сохран¬
ность площадки местонахождения позволяет отнести памятник к
категории грунтовых могильников.
16

^и с. 3. Сосуды третьего заключительного периода срубных могильников
Приуралья.
ачкиновский могильник: 1 — погр. 1 кургана 17; 5, 7 — погр. 7 кургана 5;
— погр. 9 кургана 5, 11 — погр. 11 кургана 3; Старо-Ябалаклинский мо-
L ТоИпК: ^ — П0ГР- 1 кургана 85; 6 — погр. 1 кургана 44, 12 — погр. 1 курга-
_ ии’> 13 — погр. 3 кургана 31; Кызыл-Юлдузский могильник: 3 — погр. 1;
СОсУД из ямы; 14 — погр. 5; 10 — погр. 2 кургана 10 Санзяповского мо¬
гильника
♦аршшйчеотй центр*
17

Как уже отмечалось в ранее опубликованных работах, харак¬
терным признаком для поздних сосудов является обеднение ор~
наментальных мотивов и преобладание баночных форм, нередко
с прямым или вогнутым краем (рис. 3, 1—2, 4, 6—8, 10, 12, 13).
Примером может служить коллекция Кызыл-Юлдузского могильни-
ка, где из 20 сосудов лишь 8 орнаментированы, а рисунок представ-
лен насечками по верхнему срезу или ломаной линией, нанесенной
гребенчатым штампом (рис. 3, 3,4, 14). В отмеченной серии преоб¬
ладали банки с вогнутым краем, высота которых от 6 до 11 см
Подобную серию позднесрубных сосудов можно выделить из кол
лекции Качкиновского могильника, которая, несмотря на отдель¬
ные комплексы, характерные для раннего периода срубной культу¬
ры, ближе к материалам заключительного периода. Из 70 сосудов
лишь 23 орнаментированы. Неорнаментированные баночные сосу¬
ды, довольно грубо сформованные, по размеру делятся на две,
почти равные, части. В одну входят сосуды от 4 до 7 см, в дру
гую — от 10 до 17 см. Преобладание банок с вогнутыми и прямыми
стенками сближает Качкиновскую и Кызыл-Юлдузскую керамп
чсские коллекции. На одном из крупных могильников Приуралья
Старо-Ябалаклинском, существовавшем около 4 столетий и прек
ратившем функционирование, видимо, в начале XII в. до н.
выделяются погребения заключительного этапа. К ним относятся
захоронения в небольших, почти снивелированных по высоте кур
ганах, а также в насыпи или полах более крупных курганов. Как
правило, они сопровождаются одним или двумя сосудами баноч
ной формы с невыразительным орнаментом или совсем без него
(рис. 3, 2, 6, 12, 13). По сравнению с захоронением предшествую
щих периодов отмечается малочисленность материала в грунтовых
могильниках и небольших курганах. Видимо, приходится признать
что на последнем этапе для срубного погребального обряда харак
терно отсутствие значительных ритуальных церемоний и бедное п
сопровождающего инвентаря. К сожалению, датирующие возмож
ности последних пока весьма ограничены. Крайне важны в этом
плане привязки срубных комплексов к памятникам инокультурноо
или смешанного облика сосуществующих культур. Большинств(
исследователей Урало-Поволжского региона заключительный пе
риод срубной культуры склонны синхронизировать с позднеала
кульскими материалами восточной части Евразии, позднесабат
новскими на западе, позднесрубными Нижнего Поволжья и Ш]
донья 25. Солидарен с этой точкой зрения и автор. Нельзя не
метить, что этот период проходит в условиях активного воздействи|
межовских племен. Есть ряд поселений, где отмечено совместно!
залегание срубной и межовской керамики. Рассматривая меж of®
скую культуру, М,. Ф. Обыденнов отмечает, что на раннем такт'*
лачукском этапе (XII—XI вв. до н. э.) заметно срубное влияний
в то время как на следующем, ахметовском (XI—IX вв. до н. э-1
срубные черты исчезают26. В последнее время М. Ф. Обыден и Ф
пересмотрел хронологию межовской культуры и значительно ^
18

ревнил без аргументированного, на наш взгляд, основания, о
еМ Уже высказывалось в ранее опубликованной статье 27.
4 К позднему периоду, на основании археологических данных.,
можно отнести большую часть погребальных комплексов Санзяпов-
к0го и Качкиновского могильников. Общий анализ керамического'
материала Качкиновского могильника позволил выделить довольно
большую группу баночных неорнаментированных сосудов, которые
составляют 2/3 керамической коллекции. Посуда данной группы
вылеплена из глины с большой примесью дресвы, поверхностная
обработка не столь тщательна. Края небольших сосудов (4—9 см)
вогнуты внутрь, порой напоминая полусферические чашки, а сосу¬
ды высотой до 17 см имеют слабо профилированные или прямые-
венчики. Толщина стенок 0,6—0,8 см. Такая же группа керамики,,
составляющая 1/3 коллекции, выделяется на Санзяповском могиль¬
нике. Аналогию этим сосудам мы находим в керамике поздних
срубно-алакульских памятников, в районе восточного Оренбуржья
и Актюбинской области, типа Кара-Бутак, Тасты-Бутак28, и в грун¬
товом могильнике тазабагъябской культуры Кокча 3 Южного При-
аралья, датируемом XIII—XI вв. до н. э.29 Целый ряд сосудов,,
встреченных в Качкиновских и Санзяповских погребениях, по ор¬
наментальным мотивам близок кокчинской посуде. Наиболее близ¬
кими являются сосуды, украшенные горизонтальными рядами ко¬
сых насечек, заштрихованными равнобедренными треугольниками,
«елочкой» 30. Одним из элементов орнамента, впервые встреченным
в Приуралье, являются два ряда косых крестов на тулове сосудов
из Кызыл-Юлдузского и 3 кургана II Качкиновского могильников
(рис. 3, 11, 14). Подобный сосуд был обнаружен в погребении 124
Кочкинского могильника. Как отмечает М. А. Итина, этот элемент
орнамента один из ведущих в комплексах эпохи поздней бронзы в
:тепях Евразии, в Южном Приаралье он повсеместно встречается
*а керамике амирабадской культуры (X—VIII вв, до н. э.) 31. Такие
;ке сосуды, но с одним рядом косых крестов, были обнаружены в
-таро-Ябалаклинском могильнике (рис. 3, 12—13) и в Поволжье
13 позднесрубном могильнике Каменный Враг. В керамической
коллекции этого же памятника имеются сосуды с рядами косых
Осечек и «елочки» 32. Подобный орнамент, отнесенный к иванов¬
скому типу, характерен и для поселенческих памятников заверша¬
ющегося этапа эпохи бронзы Поволжья 33.
Материал, полученный М. А. Итиной на Кокчинском могильни-
ve’ позволил ей прийти к выводу, что данный памятник принадле¬
жит населению, органично связанному со срубно-андроновским ми-
Юм* Появление его в низовьях Амударьи она связывает с воз¬
никновением здесь ирригационного земледелия34, что и было,
Идимо, вызвано инфильтрацией отдельных групп срубного насе-
ения из Урало-Поволжского региона.
Выводы, построенные М. А. Итиной на основе археологических
7ериалов, подверждают краниологические анализы, получен-
^ антропологом Т. А. Трофимовой. Установив «исключительную
Щанность» населения Кокчинского могильника тазабагъябской
19

культуры, она отметила, что в основу его облика лег срубно-анд,
роновский компонент, включающий некоторые индо-дравидоидные
элементы 35. Дополнительные палеоантропологические материалы
полученные из могильника Кокча 3 и обработанные Л. Т. Яблоне’
ним, дали аналогичные выводы 36.
Ранее отмеченное сходство керамических комплексов поздних
погребений Качкиново, Санзяпово и Кокча 3 согласуется с аны
ропологическими данными из Санзяповского и Качкиновского мо.
тильников, полученными в результате проведения краниологичес-
ких исследований Р. М. Юсуповым. Он отмечает, что «последние
не обнаруживают какой-либо близости ни с одной серией черепов
срубного населения Башкирии» 37. Чем же можно объяснить эго
явление? Сопоставляя имеющиеся данные срубняков Башкирии с
краниологическими сериями могильников эпохи бронзы близлежа¬
щих регионов, Р. М. Юсупов приходит к следующим выводам. Во-
первых, срубное население юга и юго-запада Башкирии из Санзя¬
пово и Качкиново — одна из поздних групп, во-вторых, антропо¬
логически оно относится к средиземноморскому комплексу призна¬
ков и ближе к смешанному срубно-андроновскому населению За¬
падного Казахстана (Тасты-Бутак), Южного Приаралья (Кок¬
ча 3) 38.
Хронологические рамки Тасты-Бутак (XIII—XII вв. до н. э.) 35
и Кокча 3 (XIII—XI вв. до н. э.) 40 совпадают с поздним.периодом
срубной культуры на Южном Урале (XII—X вв. до н. э.) 41. Таким
образом, археологический и антропологический материалы пока не
дают оснований для пересмотра имеющейся датировки как позднш
погребальных памятников, так и всей срубной культуры на Южнол
Урале в целом.
1	Морозов Ю* А. Срубные памятники Приураль^ (вопросы периодизации i
хронологии) II Приуралье в эпоху бронзы и раннего железа. Уфа, 1982. С. 3
Культуры бронзового века Восточной Европы. Куйбышев, 1983; Срубная куль
турно-историческая общность. Куйбышев, 1985; Бронзовый век Южного При
уралья. Уфа, 1985; Морозов ТО. А. О культурно-типологическом соотношенШ
срубных и межовских керамических комплексов на Казангуловском поселении /
Материалы по эпохе бронзы и раннего железа Южного Приуралья и НижнеП
Поволжья. Уфа, 1989. С. 41.
2	Выражаю признательность Р. А. Нигматуллину, представившему для ознз
комления и публикации свои материалы.
3	Обыденное М. Ф., Агапова И. 77. К вопросу о периодизации археологи1 2 3 4 5 6 7^
ких культур позднего бронзового века Южного Урала // Проблемы археолог#
степной Евразии. Кемерово, 1987. С. 91—94.
4	Мерперт Н. Пряхин А. Д. Срубная культурно-историческая общнос1
эпохи бронзы Восточной Европы и лесостепь // Археология Восточно-Европейс^1
лесостепи. Воронеж, 1979. С. 20.
5	Халиков А. X. Древняя история Среднего Поволжья. М., 1968. С. 220-
6	Агапов С. А., Васильев И. Б., Кузьмина О. В. и др. Срубная культ>'Р
лесостепного Поволжья (Итоги работ средневолжской экспедиции) // Культ^Р
бронзового века Восточной Европы. Куйбышев, 1983. С. 12.	.
7	Горбунов В. С., Морозов Ю. А. Некрополь эпохи бронзы Южного Пр11
ралья. Уфа, 1991. Рис. XXVII, 8; Рис. XXXIX, 3.

а Горбунов В. С., Обыденное М Ф. Курганы срубной культуры д. Старо-
ово на р. Деме // Археологические памятники на территории СССР и их
^гчение в высшей педагогической школе. Воронеж, 1978. С. 127. Рис. 5, II.
* Матвеева Г. И. Памятники эпохи бронзы на р. Деме // Из истории Башки¬
рии УФа- 1963. С. 76.
Р Мамонтов В. И. Памятники эпохи бронзы Волго-Донского междуречья //
Ппевняя и средневековая история Нижнего Поволжья. Саратов, 1986. С. 44.
^ п Агапов С. А., Васильев И. Б., Кузьмина О. В. и др. Срубная культура...
, -> j ^
L' is Зданович Г. Б. Бронзовый век Урало-Казахстанских степей. Свердловск,
1088 Рис 7, 1—2, 6, 10; Рис. 33, 6, II; Таб. 10 А, 27.
it Там же. С. 132, 144, 152.
м Горбунов В. С. Некоторые проблемы эпохи бронзы лесостепной полосы
Приуралья // Бронзовый век Южного Приуралья. Уфа, 1985. С. 17.
F “is Морозов Ю. Д Срубные памятники Приуралья; С 3, 6; Горбунов В. С.,
Морозов Ю. А. Периодизация срубной культуры Приуралья // Срубная куль¬
турно-историческая область. Куйбышев, 1985. С. 101 —102, 115. Рио. 2.
'V 16 Кузьминых С. В. Андроновские импорты в Приуралье (на примере женс¬
кого захоронения из Ново-Ябалаклинского могильника) // Культуры бронзового
века Восточной Европы. Куйбышев, 1983. С. 123—137. Рис. 5—7.
1? Смирнов К. Ф., Кузьмина Е. Е. Происхождение индоиранцев в свете но¬
вейших археологических открытий. М., 1977. С. 48—49. Рис. 12, 10—14.
18 Горбунов В. С., Морозов Ю. А. Периодизация срубной культуры Приу¬
ралья... С. 115. Рис. 2, 9.
>9 Смирнов К. Ф., Кузьмина Е. Е. Происхождение индоиранцев... С. 49.
Рис. 12, 6, 17.
20	Морозов Ю. А. Срубные памятники Приуралья. С. 12.
21	Кузьминых С. В. Андроновские импорты в Приуралье. С. 135—137.
22	Нигматуллин Р. А. Исследования Кызыл-Юлдузского могильника // Древ¬
ние культуры Поволжья и Приуралья. Куйбышев, 1978 С. 70.
23	Мерперт Н. Я. Из древнейшей истории Среднего Поволжья // МИА. 1958.
№ 61. С. 150.
24	Агеев Б. Б. Отчет за 1989 г. Выражаю глубокую признательность
Б. Б. Агееву за возможность ознакомиться с данным материалом.
25	Агапов С. Д Васильев И. Б., Кузьмина СК В. и др. Срубная культура...
С. 24-28.
26	Обыденное М. Ф. Поздний бронзовый век Южного Урала. Уфа, 1986.
С. 47—58.
27	Морозов Ю. А. О культурно-типологическом соотношении срубных и ме-
жовских керамических комплексов на Казангуловском поселении // Материалы
по эпохе бронзы и раннего железа Южного Приуралья и Нижнего Поволжья.
уфа, 1989. С. 53-54.
Андроновская культура // САИ. 1966. В. 3—2, ч. I. С. 44, 58. Табл. XXX,
Итина М. А. Раскопки могильника тазабагъябской культуры Кокча 3 //
дд°гильник бронзового века Кокча 3. М., 1961. МХЭ. Вып. 5. С. 3—92. Она же.
м°ГИЛьНик Кокча 3. Новые раскопки // Древнейшее население низовий Амударьи.
Р ■■ *986- С. 123—127. Рис. 33, 2, 8; С. 130. Рис. 35, 4; С. 134, Рис. 37, 1—4, 8;
аГ,?ИС- 38’ 2- 3■ 6: С- 145' Рис' 39-
т Денисов И. В., Исмагилов Р. Б. I Санзяповский могильник срубной куль-
Пт!* на юге Башкирии // Материалы по эпохе бронзы и раннего железа Южного
Р эРадЬЯ и Нижнего Поволжья. Уфа, 1989. С. 37. Риа 2, 2, 5—17, 19—27.
нйог, Риноградов А. В., Итина М. А., Яблонский Л. Т. Древнейшее население
3°вии Амударьи. М„ 1986. С. 144.
С. 2а ап°в С. А., Васильев И. Б., Кузьмина О. В. и др. Срубная культура...
зз'27. Рис. 16, 2, 6, 11, 15, 20.
34 *ам же. С. 27—28. Рис. 17
С. !5q Виноградов А. В., Итина М. А., Яблонский Л. Т. Древнейшее население...
Гинзбург В. В., Трофимова Т. А. Палеоантропология Средней Азии. М.,
21

1972. С. 87—88.
зь Виноградов А. В., Итина М. А., Яблонский Л. Т. Древнейшее население
С. 188.
37	Юсупов Р. М. Антропология населения срубной культуры Южного При
уралья // Материалы по эпохе бронзы и раннего железа Южного Приуралья ]
Нижнего Поволжья. Уфа, 1989. 'С. 133—1,34.
38	Юсупов Р. М. К вопросу расогенетических связей Южного Урала j
Приаралья в эпоху раннего железа // Проблемы этногенеза и этнической исто
рии народов Средней Азии и Казахстана. М., 1989.
39	Сорокин В. С. Могильник бронзовой эпохи Тасты-Бутак I в Западном Ка
захстане // МИ А. 1962. № 120. С. 89.
4С Виноградов А. ВИтина М. А., Яблонский Л. Т. Древнейшее население.
С. 150.
41 Морозов Ю. А. Срубные памятники Приуралья. С. 14.

В. Н. ВАСИЛЬЕВ
РАЗВИТИЕ ВОЕННОГО ДЕЛА САРМАТОВ ПРИУРАЛЬЯ
В VII—II вв. до н. э.
Античные авторы сообщают о воинственности савромато-сарма-
тов и о завоевании ими степных просторов Скифии. К- Ф. Смир¬
новым, А. М. Хазановым и М. Г. Мошковой разработаны типология
и хронология сарматского оружия, с привлечением письменных
источников освещены элементы возможной военной тактики и
структуры сарматского войска К Однако описательный метод, при¬
мененный ими при решении этих проблем, не дает объективной
оценки состояния военного дела и военного искусства рассматри¬
ваемой группы населения. К тому же исследователи оперируют
материалом обширного региона — от Дона до верховьев Урала,
что представляется не совсем правомерным. Номады Волго-Дон¬
ского бассейна имели одну политическую ориентацию, а стало быть
и иные отработанные тактические приемы. Кочевники Южного
Урала тяготели к Средней Азии и Ира'ну, что наложило свой от¬
печаток не только на мировоззрение, религию и искусство, но и на
военное дело. Для освещения военного дела ранних кочевников
Южного Урала большое значение имеет набор вооружения, най¬
денный в погребениях, и сопоставление его с наборами из других
археологических культур.
Для анализа были привлечены комплексы Южного Урала:
уП —начало IV вв. до н. э. и IV—II вв. до н. э. * В первой хро¬
нологической группе имеется 206 погребений, в которых похороне-
но не менее 226 взрослых человек2. Из этого количества
*01 человека (44,69%), в том числе и несколько женщин, можно
идентифицировать как потенциальных воинов. Массовым оружием
савроматов Приуралья являлся лук со стрелами. Эта категория
находок отмечена в 56 комплексах, что составляет 55,44% от об-
^его количества воинских погребений. Сарматский лук имел сиг-
аобразную форму, что свойственно для всего кочевого населения
вРазии. Его изображение имеется на золотой обкладке от дере-
ннного сосуда из тайника кург. I Филипповского могильника 3.
Детские погребения не учитывались.
2-

Сочетание стрел, мечей и кинжалов встречено в 36 случая;
(35,64%). Мечи и кинжалы архаических форм, их средняя длин;
равна 42 см. Исключение составляют лишь два клинка, происхо
дящие из могильников Альмухаметово (кург. 9, погр. 3) и у пое
Матвеевский (кург. 5). Их длина около 1 м и 0,75 м. На террито
рии региона в 9 погребениях (8,91%) из предметов вооружение
найдены только акинаки.
Находки копий рассматриваемого периода крайне редки.
комплексов Южного Урала известен только 1 экземпляр. Это на
конечник копья, найденный в кургане у хут. Черниговский. По
мнению К. Ф. Смирнова, его следует датировать VI в. до н. э. <
В отличие от кочевников Южного Урала, копья у савроматов Вол¬
го-Донского бассейна встречаются значительно чаще. Этот факт
можно, видимо, объяснить скифо-меотским влиянием.
Среди редкого оружия следует отметить бронзовую литую бу¬
лаву из могильника Пятимары I (кург. 8). Однако ее незначитель¬
ные размеры говорят о том, что она едва ли использовалась в
качестве боевого оружия и скорее всего имела вотивное значение.
Предметы защитного вооружения в первый хронологический
период почти не известны. Исключение составляет находка же¬
лезной панцирной пластины с отверстием из кург 8 вышеупомяну¬
того могильника. Несколько непонятным остается наличие погре¬
бений с одними кинжалами. Фактически покойники были «отправ¬
лены на тот свет» беззащитными. Правда, здесь может быть
найдено и другое объяснение. У древних индоариев кинжал но¬
сили как символ власти 5. Кинжалом вооружен жрец-атраван на
пластинке из Амударьинского клада и женщина из Ново-Кумак-
ского могильника (погр. 4, кург. 26).
Из изложенной характеристики савроматского оружия ясно,
что воинский контингент состоял наполовину из лучников, вторая
же половина имела на вооружении лук и короткий акинак. К этому
следует добавить, что металлический доспех отсутствовал. Эффек¬
тивным видом оружия в савроматской паноплии бесспорно был
лук со стрелами. Условия степной и открытой местности требова¬
ли от савроматского лука прежде всего дальнобойности. По сви*
детельству Арриана, саки могли пускать стрелы через Тананс
(Сырдарью) у Александрии Эсхаты 6. Ширина реки в этом месте
составляет около 170 м 7. Такое расстояние стрела может преодО'
леть при оптимальной траектории угла в 45° даже из простого
лука. Очевидно, Арриан имел в виду, что саки, простреливая Та'
наис, наносили урон македонскому отряду. Стрела же, выпущенная
из сложного лука «скифского» типа, каковым был лук саков и сав'
роматов, сохраняла убойные свойства на расстоянии, указанном 0
источнике.
Железный савроматский кинжал выполнял колющую функцп"’'
Военная мысль выработала оптимальные формы клинкового о| >'
жия. Для выполнения рубящей операции необходимо иметь цеп1!1
массы во второй половине клинка или параллельные лезвия.
кими являлись греческая махайра — оружие всадника и ксиф^
24

оплита — тяжелого пехотинца8, которые были распространены и
т среде варваров Причерноморья и Северного Кавказа. Несмотря
на примерно одинаковую длину, между ними и акинаком имелась
принципиальная разница в конфигурации клинка и формы пере¬
крестья, отличающая рубящее оружие от колящего. Короткий
треугольной формы клинок и малоэффективное перекрестье не да¬
вали возможности акинаку выполнять рубящие операции. Рас¬
сматриваемый вид оружия имел вспомогательное назначение и
был удобен только в ближнем бою при нанесении короткого и
колющего удара.
Чтобы понять специфику военного дела савроматов, обратимся
к сравнительному анализу оружия других археологических куль¬
тур. В табл. 1 дано соотношение находок предметов вооружения
скифов9, волжских ананьинцев 10 *, савроматов Южного Урала, са¬
ков Средней Азии, Казахстана и Памира п.
Таблица 1
Распространение категорий оружия в VII—на рубеже V—IV вв. до н. э.
Скифы
Ананьино
Савроматы
Саки
Категория
оружия
Причер¬
номорье
Поволжье
и Приу-
ралье
Южный
Урал
Приаралье
Памир
Казахстан
и Семи¬
речье
Стрелы
87,02*
21,38
92,07
90,90
32,14
100
Копья
52,68
39,30
—
—
—
Кинжалы
39,91
3,67
45,54
22,72
46,40
27,77
Топоры, кельты
—
60,25
—
18,18
28,57
—
Клевцы, секиры
—
4,31
—
—
—
—
Доспех
41,62
—
—
—
—
—
Количество погребе¬
ний
185
463
101
22
28
18
В процентах от общего количества предметов вооружения.
Вооружение, структура, тактика и военное искусство скифов
подробно рассмотрены в литературе. Следует отметить, что воен-
ная организация скифов формировалась под непосредственным
влиянием лучших армий того времени, начиная с момента их пе-
Реднеазиатских походов. Именно противники скифов определили
ТУ воинскую структуру, которая хорошо видна в табл. 1. Е. В. Чер-
Ненко не без оснований считает, что уже в VI в. до н. э. у скифов
°является тяжелая конница 12, основным тактическим назначе¬
нием которой было нанесение тяжелого таранного удара по про-
внику. Можно с уверенностью констатировать, что скифское
ванСК° ^ыло самым лучшим по сравнению с воинскими формиро-
Ми ИЯМи к°чевников Евразии, способным соперничать с сильнейши-
так 3на10Щими правильный строй армиями как эллинских колоний,
и персидских царей.
25

Военному делу и вооружению финно-угров Приуралья посвящен^
специальная работа В. А. Иванова 13. Однако не со всеми вывода^
ми автора можно согласиться. Так, в ананьинском войске хорошо
выделяются специализированные воинские подразделения, состоя¬
щие из лучников, копейщиков и воинов, вооруженных только ору¬
жием ближнего боя. По данным В. А. Иванова, 10,58% погребенных
имели на вооружении только лук, 39,30% — копье, и 39,52%
кельт. Есть погребения, где эти виды оружия сочетались. Нельзя
согласиться с выводом автора об отсутствии привилегированной
части воинов. Такая социальная верхушка была везде, где имелась,
военная организация и военное дело. В различных обществах она
принимала разные формы и масштабы. К этой категории следует
относить воинов, которые имели лучшее вооружение и выполняли
функции предводителей. По мнению А. X. Халикова, оружие, изоб¬
раженное на стенах Ново-Мордовского могильника, являлось при¬
надлежностью местных родо-племенных вождей. Он полагает, что
топоры-секиры несли в себе именно эту смысловую нагрузку и.
Если обратиться к оленным камням Евразии, то видно, что топор
и кинжал, иногда в сочетании с горитом, являются наиболее встре¬
чаемыми атрибутами. Кинжалы киммерийско-тагарского и скифс¬
кого типов встречены в 17 погребениях (3,67%), топоры — в 20
(4,31%). Можно считать, что эти почти 8% воинских погребений
принадлежали привилегированной прослойке ананьинского об¬
щества, являющейся во время войны руководящим составом в.
воинской иерархии финно-угров. Думается, что рассматриваемое
оружие в различных вариантах взаимовстречаемости было не толь¬
ко показателем социальной значимости его носителя, но и являлось
знаками воинского различия.
Военное дело народов Средней Азии подробно рассмотрено в
работах С. П. Толстова, Б. А. Литвинского и И. В. Пьянкова.
Однако некоторые взгляды, изложенные в этих работах, противо¬
речат археологическому материалу, что и явилось причиной их
критики Е. В. Черненко 15. В действительности комплекс воору¬
жения племен сако-массагетского массива не отличается от сав-
роматского. Возникает вопрос: соответствует ли набор вооружения
кочевников Южного Урала и Средней Азии, находимый в пог¬
ребениях, реальному их ассортименту в VII — начале IV вв. до н. э.
Например, в отношении саков Геродот сообщает, что во время
битвы с Киром II «оба войска... перешли в рукопашную и бились
копьями и мечами» 16. Археологические же факты свидетельствуют,
что копье в сакской паноплии в это время не получило распрост¬
ранения. Подтверждается это и рельефными изображениями са
ков. В то же время рельефы и предметы торевтики показывают,
что копье было непременным оружием персов, бактрийцев, согдип-
цев. Вполне вероятно, что Геродот мог перенести оружие европей¬
ских скифов на кочевников Средней Азии, где он никогда не был
В целом кочевники Южного Урала, судя по комплексу воору'
жения, обнаруживают поразительную близость со степным населе¬
нием Средней Азии, вооружение которых состояло из лука и вспо-

огательного оружия ближнего боя — акинака, топора или клевца.
Яоенное искусство савроматов Южного Урала в VII—IV вв. до и. э.
находилось лишь на стадии формирования. Вряд ли с таким ору¬
жием и весьма аморфной военной структурой можно было вести
роевые действия в районах земледельческих цивилизаций, тем бо¬
лее что савроматские погребения там не встречены. Однако нельзя
отрицать набеги мелких отрядов, занимавшихся грабежом «на свой
страх и риск» по примеру скифов 17, основным тактическим прие¬
мом которых было внезапное нападение на неукреплнные поселе¬
ния. Потеря же этого преимущества лишало подобные предприятия
всякого смысла. Остается только предполагать, что военный потен¬
циал савроматов был предназначен для грабежа оседлого финно-
угорского населения или для решения межплеменных конфликтов.
IV—II вв. до н. э. характеризуются стремительным развитием
военного дела. Для этого времени известно 168 воинских погребе¬
ний 18, из них 83 только лучников (49,40%)- Поэтому нельзя сог¬
ласиться с выводом К- Ф- Смирнова о том, что в прохоровское
время стрельба из лука отходит на второй план 19. Как и в преды¬
дущий период, половину войска составляют конные лучники, комп¬
лектуемые, очевидно, из неимущих слоев населения и являющиеся
самым крупным специализированным контингентом.
Могилы, где встречены стрелы, мечи и кинжалы, составляют
39,88% (67 погребений). В это время широкое распространение
получают длинные мечи, традиционно считающиеся рубящим ору¬
жием всадника 20. До проведения специальных опытов такое зак¬
лючение не будет правомерным. Видимо, роль мечей у сарматов
преувеличена. Описываемое оружие не является сугубо сарматс¬
ким изобретением. Оно известно как в комплексах Скифии, так и
в Средней Азии. По данным Е. В. Черненко, длинные всаднические
мечи скифов количественно вдвое превосходят сарматские21. Не
они явились, видимо, для кочевников Южного Урала «стратеги¬
ческим» оружием в борьбе за освоение новых территорий. Только
мечи и кинжалы встречены в 13 случаях (7,73%) Из них только
Два меча можно отнести к разряду длинных.
Своеобразными являются находки мечей и кинжалов синдо-
меотского типа и изогнутых однолезвийных клинков типа Мечет¬
ей (кург. 13, погр. 4) и Старые Киишки( кург. 3, погр. И). Пос¬
ледние, возможно, использовались по принципу махайры, т. е.
Давали рубяще-режущий эффект без необходимого упора. Появ¬
ление рассматриваемого оружия трудно объяснить. Вполне вероят-
Но> что здесь мы имеем дело с активными поисками наиболее оп¬
тимальных форм клинкового оружия.
Новым шагом в военном деле сарматов IV—II вв. до н. э. было
Появление массивных кавалерийских копий и тяжелого защитного
^°спеха. Известно 15 экземпляров наконечников копий из закры-
Ь1х комплексов, что составляет 8,92%. Некоторые из них имеют
^3кое ланцетовидное перо, предназначенное для поражения хорошо
а1Дищенного противника.
27

Раскопки царских Филипповских курганов дали материал ца
защитному вооружению22. Отсутствие до сих пор находок их ^
Приуралье объясняется массовыми раскопками курганов рядовь^
кочевников, которые в силу известных причин не могли иметь жо.
лезных или костяных панцирей. В настоящее время зафиксировано
10 панцирей (5,95%) из погребений приуральских сарматов. Cpe;ut
них известная прохоровская кираса и кольчуга из Кара-Су. Чети,
ре панциря были набраны из костяных пластин, остальные пред,
ставляют собой пластинчато-чешуйчатый железный доспех. При.
надлежность их и копий сарматской аристократии бесспорна.
Таблица 2
Распространение категорий оружия в погребениях IV—II вв. до н. э., %
Категория оружия
СКИФЫ
САРМАТЫ
Стрелы
82,77
89,28:
Копья
41,67
8,92'
Мечи и кинжалы
11,48
47,61
Топоры
1,60
—
Доспех
14,71
5,95
Количество погребений
871
168
Предлагаемая табл. 2 хорошо демонстрирует, как происходило
наращивание военного потенциала сарматов Южного Урала.
сарматском войске выделяется новая, самостоятельная единица —
тяжеловооруженная конница, выполняющая определенные такти¬
ческие задачи. Появление ее связано с возникновением мощного
союза племен с центром в Урало-Илекском междуречье, начавшего
проводить в IV в. до н. э. свою военную политику. С этого времени
меняется и противоборствующий сарматам контингент. Исследоза
ние погребения сарматского воина на плато Устюрт свидетельству'
ет о том, что южные цивилизации оказались объектом грабежа:
приуральских кочевников. Следы продвижения сарматов фиксиру
ются и в районе Бухарского оазиса23. В пользу этого говоря!
находки дорогих импортных вещей иранского происхождения в
погребениях сарматской аристократии (Прохоровские и Филип
повские курганы). Вряд ли эти предметы могли являться средст
вами торговли или обмена.
В это же время начинается инфильтрация доно-волжских ко¬
чевников в пределы Великой Скифии, ослабленной поражениями-
нанесенными войсками Филиппа Македонского и Лисимаха. Ес
политический упадок отразился и на военном деле. Количество
погребений с панцирями и копьями резко снижается, свидетельст¬
вуя о том, что тяжеловооруженная конница, основная ударная СИ'
28

лз
скифского войска, начинает терять свое значение.
Военная же*
что
'пганизация сарматов совершенствуется и набирает мощь,
оивело к покорению ими обширных степных пространств Восточ¬
ной Европы.
СДЕЛАЕМ НЕКОТОРЫЕ ВЫВОДЫ
1.	Савроматское войско представляло собой массу легковоору¬
женных всадников, не знавших правильного военного строя и не:
преследовавших конкретных тактических задач.
2.	Савроматы не имели достаточных сил для серьезной угрозы
своим соседям как на южных, так и на северных границах своего
расселения.
3.	Качественный скачок в военном деле кочевников Южного
Урала датируется IV в. до н. э. с появлением у них тяжелой кон¬
ницы.
4.	Родину сарматской тяжелой конницы следует локализовать
в районе расселения Урало-Илекской группы племен, где сосредо¬
точено более половины находок защитного вооружения и крупней¬
шие на Южном Урале курганы.
5.	Основной ударной силой сарматского войска уже с IV в.
до н. э. являлась тяжелая панцирная конница, комплектуемая
представителей родо-племенной знати.
6.	Применение тяжеловооруженной конницы должно было при¬
вести к осознанию и решению ею конкретных тактических задач,,
к целесообразности использования ее в правильном военном
строю.
1 Смирнов К. Ф. Вооружение савроматов // МИА, 1961. № 101. 162 с. г.
Мошкова М. Г. О раннесарматских втульчатых стрелах // КСИА. 1962. Вып. 89.
С. 77—82; Смирнов К. Ф. Савроматы: Ранняя история и культура сарматов...
1964. 379 с.; Хазанов А. М. Очерки военного дела сарматов. М., 1971-
w 1 с.
1 С раков Б. Н. Пережитки матриархата у сарматов // ВДИ. 1947. № 3.
д 100—121; Сорокин В. С. Археологические памятники северо-западной части1 * * * * * 7
^ктюбинской области // КСИИМК. 1958. Вып. 71. С. 81; Кипарисова Н. Л.^
\^Л<)Ьников К. В. Савроматское погребение близ города Троицка // СА. 1958,
Кгы	^—248; Мошкова М. Г. Сарматские курганы в Оренбургской области jf
KLHA. 1961. Вып. 83. С. 115—125; Она же. Ново-Кумакский курганный могиль-
Ик близ г. Орска // МИА. 1962. № 115. С. 206—241; Смирнов К. Ф. Новые сар¬
матские памятники на Бузулуке // КСИА. 1962. Вып. 89. С. 83—93; Он же. Сав-
Р маты_ Матвеева Г. И. Погребение воина савроматского времени близ г. Троиц-
^ II АЭБ. Уфа, 1964. Т. 2. С. 212—214; Смирнов К. Ф-, Попов С. А. Савромато-
^Рматские курганы у с,. Липовка Оренбургской области // Памятники Южного
еа /и^аЛЬя и Западной Сибири сарматского времени. М., 1972. С. 3—26; Мошко-
ЮяГ ^' ^авРоматские памятники северо-восточного Оренбуржья // Памятники
78- А|Г° ПРиУРалья и Западной Сибири сарматского времени. М., 1972. С. 49—
Дъ’ \ 'аг6еева Б. И. Новые савроматские памятники в Башкирии // СА. 1972-
fjQCj £' 259—261;' Смирнов К. Ф. Сарматы на Йлеке. М., 1975. 176 с.; Кадыр-
Q М. К., Курманкулов Ж. К. Захоронение воинов савроматского времени иак

левобережье р. Илек // Прошлое Казахстана по археологическим источниках,
Алма-Ата, 1976. С. 137—156; Смирнов К. Ф. Орские курганы ранних кочевиков /!
Исследования по археологии Южного Урала. Уфа, 1977. С. 3—51; Пшенц!}
нюк А. X. Культура ранних кочевников Южного Урала. М., 1983. 199 с'
Васильев В. Н. Новые данные о каменных курганах Южного Урала //-Памяти^'
ж и кочевников Южного Урала. Уфа, 1984. С. 31—36; Ледяев Н. М. Савроматск^
погребения Ивановской дюны // История и культура сарматов. Саратов. 198з1
С. 117—120.
Использованы отчеты: Р. Б. Исмагилова ( 1979, 1980); А. X. Пшеничнюк,
*1984).
3	Пшеничнюк А. X. Раскопки «Царского» кургана на Южном Урале. Преп,
ринт. Уфа. 1989. Рис. 8.
4	Смирнов К. Ф. Вооружение савроматов. С. 71.
5	Литвинский Б. А., Пьянков И. В. Военное дело у народов Средней Азиц
в VI—IV вв. до н. э. // ВДИ. 1966. № 3. С. 38.
6	Арриан. Анабасис Александра. IV. 4, 2 и IV. 4, 4—5.
7	Литвинский Б. А. Памятники эпохи бронзы и раннего железа Канрак-
Кумов. Душанбе, 1962. С. 298.
8	Сокольский А. И.. Боспорские мечи // МИА. 1954. № 33. С. 130.
I	Данные получены из кн.: «Скифские погребальные памятники степей Се¬
верного Причерноморья». Киев, 1986. 368 с.
к Иванов В. А. Вооружение и военное дело финно-угров Приуралья в эпоху
раннего железа. М., 1984. С. 72. Табл. XI.
II	Акишев К. А. Памятники старины Северного Казахстана // ТИИАЭ АН
Каз. ССР. 1959. Т. 7. С. 3—31; Акишев К. A., Kyuiaee Г. А. Древняя культура
саков и усуней долины реки Или. Алма-Ата, 1963. 300 с.; Кадырбаев М. X. Па¬
мятники тасмолинской культуры // Древняя культура Центрального Казахстана.
Алма-Ата, 1966. С. 303—433; Литвинский Б. А. Древние кочевники «Крыши
<Мира». М., 1972, 270 с.; Вишневская О. А. Культура сакских племен низовьев
Сырдарьи в VII—V вв. до н. э. // Труды ХАЭЭ. 1973. Вып. 8. 160 с.
и Черненко Е. В. О времени и месте появления тяжелой конницы в степях
Евразии // Проблемы скифской археологии. М., 1971. С. 37—38.
13	Иванов В. А. Указ. соч. 87 с.
14	Халиков А. X. Волго-Камье в начале эпохи раннего железа. М., 1977.
С. 179—181.
16	Черненко Е. В. Указ. соч. С. 38.
16	Геродот // ВДИ. 1947. № 2, 1. С. 214.
17	Лукиан из Самосат. Токсарис. С. 49.
18	Нефедов Ф. Д. Отчет об археологических исследованиях в Южном При-
;уралье, произведенных летом 1887 и 1888 гг. // МАВГР. М., 1899. Т. III. С. 1--
40; Ростовцев М. И. Курганные находки Оренбургской области эпохи раннего
за позднего эллинизма // МАР. Пг., 1918. № 37. С. 1—30; Граков Б. Н. Указ,
соч. С. 100—121; Сальников К. В. Сарматские погребения в районе Магнитогор¬
ска // КСИИМК. 1950. Вып. XXXIV. С. 115—117.; Он же. Древнейшие памят*
мики истории Урала. Свердловск, 1952. С. 95—96; Садыкова М. X. Сарматские
^памятники Башкирии // МИА. 1962. № 115. С. 242—273; Она же. Сарматский
курганный могильник у дер. Старое Киишки // АЭБ. Уфа, 1962. Т. 1. С. 88—122;
Смирнов' А. Ф. Новые сарматские помятники на Бузулуке // КСИА.1962. Вып. 89.
С. 83—93; Он же. Савроматы; Мошкова М. Г. Ново-Кумакский курганный мо;
гильник... С. 206—241; Она же. Сарматские курганы... С. 115—125; Зданович Г. В
Находки из кургана на р. Куртамыш // ВАУ. 1964. Вып. 6. С. 86—93; Смир'
шов К. Ф., Попов С. А. Савромато-сарматские курганы... С. 3—26; Смир-
нов К. Ф. Сарматы на Илеке. 176 с.; Он же. Орские курганц... С. 3—51;
Мажитов Н. А., Пшеничнюк А. X. Курганы раннесарматской культуры в южной
м юго-восточной Башкирии // Исследования по археологии Южного Урала
Уфа, 1977. С. 52—66; Хабдуллина М. К-, Малютина Т. С. Погребальный комп¬
лекс V—IV вв. до н. э. из Челябинской области // КСИА. 1982. Вып. 170
С. 73—79.; Агеев Б. Б., Рутто И. Г. Новые памятники прохоровской культуры
на юге Башкирии // Памятники кочевников Южного Урала. С. 37—45; Василь'
■ев В. Н. Указ. соч. С. 31—36.
30

р}спользованы отчеты Б. Б. Агеева (1973); Н. А. Мажитова (1974); В. А.,
нова, В. С. Горбунова (1983); В. А. Иванова (1985); А. X. Пшеничнюк (1984—
о8б 1989)•
is Смирнов К. Ф. Вооружение савроматов. С. 71.
20 Мошкова М. Г. Происхождение прохоровской (раннесарматской) культуры^
.	1974. С. 24.
* ” 2i Черненко Е. В. Указ. соч. С. 36
22	Пшеничнюк А. X. Отчеты 1987 и 1989 гг.
23	Смирнов К. Ф. Сарматы и утверждение их политического господства »
Скифии. М., 1984. С. 117.

А. X. ЛШЕНИЧНЮц
ХРОНОЛОГИЯ и ПЕРИОДИЗАЦИЯ ПОГРЕБАЛЬНЫХ
КОМПЛЕКСОВ ОХЛЕБИНИНСКОГО МОГИЛЬНИКА
До недавнего времени памятники раннего железного века цент¬
ральной Башкирии рассматривались в рамках общей прикамской
.периодизации, т. е. все памятники подразделялись на ананьинские
^VIII—III вв. до н. э.) и пьяноборские или гляденовские (III в.
до н. э. — II в. н. э.). Такого членения придерживались А. В. Збру¬
ева, А. П. Смирнов, Р. Б. Ахмеров, К. В. Сальников, В. Ф. Генинг,
jH. А. Мажитов и др. 1 После раскопок в 60-х годах комплекса
памятников у с. Биктимирово1 (3 могильника и городище) 2 был
получен богатый и хорошо документированный матриал, позво¬
ливший не только обосновать выделение памятников среднего те¬
чения р. Белой, датирующихся с IV в. до н. э., в самостоятельную
кара-абызскую культуру, но и уточнить датировку культуры и от¬
дельных памятников, вычленить хронологические группы и перио¬
ды. Погребальные комплексы кара-абызской культуры были под¬
разделены на 2 хронологические группы: IV—II вв. до н. э. и II в.
до н. э. — I в. н. э.3 Дальнейшее накопление материала и корреля¬
ция вещевых комплексов дали возможность выделения еще одного
этапа, вернее разделить погребения IV—II вв. на два самостоя¬
тельных этапа или периода: IV—III вв. до н. э. и III—II вв. до н. э.4
Широкие раскопки, предпринятые в 1980—1982 гг. на Охлеби-
пинском могильнике, дали принципиально новые данные для уста¬
новления относительной и в определенной степени абсолютной хро¬
нологии не только исследованных погребений этого могильникг,
но и кара-абызской культуры в целом. Особо важное значение в
плане хронологии Охлебининский могильник имеет по ряду прю
чин. Во-первых, на могильнике вскрыто относительно большое ко¬
личество неразграбленных как мужских, так и женских могил
17 раскопов, 635 погребений (рис. 1), практически исключающий
случайность в определении времени бытования тех или иных пред'
.метов или деталей погребального обряда; во-вторых, большой хро-
нологический отрезок времени (7 веков), в течение которою
беспрерывно функционировал могильник; в-третьих, наличие зню
чительного количества вещей, имеющих широкие аналогии в южныю
32

Рис. 1. План Охлебининского могильника.
/ — раскопы; 2 — номера раскопов; 3 — номера участков
хорошо датированных памятниках (наконечники стрел, бусы, ви¬
сочные подвески, бляхи-зеркала); в-четвертых, наличие сравни¬
тельно большого количества случаев перекрывания одной могилы
Другой — двух-, трех- и даже четырехъярусных захоронений. Пос¬
леднее, безусловно, является очень важным аргументом в плане
0тносительной датировки.
На всех раскопанных участках могильника зафиксировано 122
^Учая, когда одно погребение перекрывает другое, из них 14
фехъярусных погребений. Наибольшее число двух- и трехъярусных
0гребений дали 1 и IV раскопы (рис. 2—3). Разумеется не все
срекрывания одной могилы другой равноценны в качестве дати-
JP^ro материала. Сопровождающий инвентарь ряда погребе-
Что’ Осо^енно верхнего яруса, беден или невыразителен и мало
Дает Для сопоставления комплексов и в плане их хронологи¬
ей* различий.
2 Зак^ 1309
33

w
27	2Я
Рис. 2. План раскопа I (центральная часть)

со
on

Наиболее ценными для наших целей являются пары погребе,
ний с богатым сопровождающим инвентарем, особенно однополые
т. е. когда мужское погребение перекрывается мужским, женское ф
женским, поскольку ассортимент вещей в мужских и женских погре.
бениях сильно различается. Следует иметь в виду, что существу^
щая хронология кара-абызской культуры как в целом, так и отдель.
ных ее периодов или этапов выглядит довольно убедительно.
каждой из выделенных на основе корреляции хронологических
групп были определены наиболее характерные типы вещей и детали
погребального обряда как среди женских, так и среди мужских
комплексов. Стратиграфические же данные Охлебининского мо-
гильника позволяют поставить хронологию на твердую документи¬
рованную основу, уточнить датировку не только периодов в целом,
но и отдельных комплексов и даже типов вещей, проследить типо¬
логические изменения вещевого материала, элементов погребаль¬
ного обряда.
Среди исследованных погребений Охлебининского могильника
представлены все выделенные ранее для кара-абызской культуры
хронологические группы или этапы: погребения I этапа — IV—III
вв. до н. э., погребения II этапа — III—II вв. до н. э. и погребения
III этапа, датирующегося с конца II в. до н. э. Кроме тою,
вскрыта целая группа погребений, датирующихся концом II —
III вв. н. э., которые целесообразно выделить в особый IV этап
или период.
В количественном отношении выделяемые этапы представлены
очень неравномерно. Подавляющее большинство составляют пог¬
ребения III этапа, датирующиеся II в. до н. э. — II в. н. э. Очень
небольшим количеством могил представлены I и II этапы, несколь¬
ко больше погребений конца II—III вв. н. э. — IV этапа. Говоря о
количестве погребений, относящихся к тому или иному этапу, необ¬
ходимо учитывать, что часть вскрытых погребений безынвентарные
или вещевой материал их очень беден, невыразителен, особенно
это касается детских захоронений. Всего насчитывается более 60
таких погребений. Судя даже по очень ограниченному вещевому
материалу (как правило, глиняный сосуд, несколько бронзовый
бляшек или подвесок), а также учитывая некоторые стратиграфи¬
ческие и планиграфические данные, подавляющее большинство и3
этих погребений относится к III и IV этапам. Более узким от-
резком времени датировать их не представляется возможным.
I этап (хронологическая группа) — IV—III вв. до н. э. (рис. И-
После раскопок 1965 г. в эту группу было включено 10 погребе¬
ний: 5 мужских и 5 женских5. При составлении корреляционны4
таблиц для всей кара-абызской культуры они также оказались д
группе IV—III в. до н. э.6 Раскопками 1980—1982 гг. выделен0
лишь одно погребение этого времени. В то же время получек
группа погребальных комплексов, датирующихся III — II вв. до и 3'
Сопоставление между собой погребений I и II этапов показало, чГ°
часть погребений раскопок 1965 г., отнесенных нами к I этап)’
датируется несколько позже, вероятнее всего, III—II вв. до н. э- ^
36

3
Ис- 4. Материал женских погребений. I хронологическая группа (IV—III вв.
до н. э.).
1 — п. 085; 2, 5 — п. 034; 3 — п. 018; 4 — п. 457. Все — бронза
37

это погребения 094 и 0957. Дело в том, что основным и почти
единственным датирующим материалом для мужских погребений
I	хронологической группы являются бронзовые наконечники стреа
—	трехлопастные с внутренней или выступающей втулкой. Харак.
терно сочетание стрел с дуговидными головками и наконечников
правильной треугольной формы. Именно такие колчанные наборы
типичны для раннесарматских погребений8. Однако различить на.
конечники стрел IV—III вв. и III—II вв. до н. э. очень сложно.
Несмотря на общеизвестную тенденцию постепенной замены стрел
с дуговидными головками на наконечники строгих треугольных
форм, на практике датировать тот или иной колчанный набор ко¬
ротким отрезком времени почти невозможно. Здесь существенную
роль могли бы сыграть железные черешковые наконечники стрел,
появление которых в массе относится ко II в. до н. э. Особенно
показательны в этом отношении такие курганные могильники про-
хоровской культуры, как Старокиишкинской и Бишунгаровскип,
расположенные в 5 и 10 км напротив Охлебининского могильника
на левобережье р. Белой. Для обоих могильников, твердо датиру¬
ющихся III—II вв. до н. э., очень характерно сочетание в одном
колчане бронзовых втульчатых стрел с железными черешковыми 9.
Для памятников же кара-абызской культуры, как впрочем и для
пьяноборской, сочетание в одном погребении бронзовых и желез¬
ных наконечников стрел нехарактерно, хотя колчанов только с
бронзовыми и только с железными стрелами много10. В целом
наборы наконечников стрел в погребениях 094 и 096 раскопок
1965 г. практически ничем не отличаются от колчанных наборов
таких могильников, как Уфимский и, Шиповский курганный 12, да¬
та которых убедительно обоснована IV—III вв. до н. э. Во всех
случаях налицо сочетание стрел со слабо изогнутыми гранями
(дуговидные) и стрел треугольных форм. Решающим аргументом
в отнесении погребений 094 и 096 ко II этапу, к III—II вв. до н. э.,
является планиграфия, т. е. тот факт, что 2 других ранних погре¬
бения, расположенных на этом же участке, хорошо датируются
III—	II вв. до н. э. Это погребение 441, которое сопровождалось
железным мечом и кинжалом типичной для развитой прохоровскои
культуры формы с прямым перекрестием и серповидным наверти-
ем (рис. 5, 1—2). Для времени IV—III вв. до н. э. характерны мечи
так называемого переходного типа, с брусковидным согнутым под
тупым углом перекрестием 13. Такой меч найден и в погребении
IV—	III вв. до н. э. Нового Уфимского могильника и. Второе пог¬
ребение, которое твердо может быть датировано III—II вв. до н. 9
—	женское, 095 15. Надежным основанием для его датировки ян'
ляется бронзовая массивная поясная пряжка, выполненная в звС'
рином стиле. Почти точно такая же пряжка найдена в одном и9
погребений Биктимировского могильника 16, дата которого (Ш^
II	вв. до н. э.) не вызывает как будто никаких возражений. ОстаЖ
ные вещи из погребения 095 также не противоречат этой дате. Э1°
стеклянные светлые бусы округлой формы, бронзовые височные к°'

р
И с.
к	I	1	1
5. Материал мужских погребений. II хронологическая группа (III—II вв.
до н. э.).

лечки, глиняное пряслице, круглодонный глиняный неорнаментир0.
ванный сосуд.
Из раскопок 1980—1982 гг. лишь одно погребение может быть
отнесено к I этапу. Это женское захоронение 457 из раскопа XI
Сопровождающий инвентарь беден. Состоит из железного стер!
женька (проколки?), синей биконической бусинки и бронзовой
массивной поясной пряжки, отлитой в виде стилизованной фигуру
оленя (рис. 4, 4). Именно эта находка является основанием д,,я
датировки погребения IV—III в. до и. э. Аналогичная пряжка вст*
речена в одном из погребений III Биктимировского могильника
совместно с прямоугольной бляшкой также со стилизованным изо¬
бражением оленя с повернутой назад головой, точно такого же ти¬
па, как в Уфимском могильнике IV—III вв. до и. э. 17 Идентичные
пряжки и бляхи с изображением стоящей фигуры оленя найдены
в двух погребениях Шиповского курганного могильника 18. Весь
остальной инвентарь Шиповских курганов I группы не вызывает
никаких сомнений в датировке их временем IV—III вв до н. э.
Таким образом, I этап (I хронологическая группа) Охлебинпи-
ского могильника представлена 9 погребениями: 3 мужскими и б
женскими. Датирующими предметами для женских погребений яв¬
ляются массивные бронзовые поясные пряжки и бляхи со стилизо¬
ванным изображением оленя, поясные крючки, шейные гривны из
толстого, круглого в сечении бронзового прута с заходящими кон¬
цами, височные бронзовые подвески 8-образной формы (рис. 4).
Датирующий материал мужских погребений ограничен бронзовыми
трехлопастными наконечниками стрел. Поскольку, как уже говори¬
лось, колчанные наборы I и II этапов трудно отличимы, необходи¬
мо учитывать планиграфию могил, расположение их по отношению
к женским захоронениям. Стратиграфические данные в этом
случае существенной роли не играют. Из 9 погребений I этапа 5
были перекрыты более поздними, но во всех случаях погребениями
III или IV этапов. Перекрывания же погребениями II этапа, что
могло сыграть важную роль в уточнении датировки, отсутствуют.
II	этап, III—II вв. до н. э., представлен 32 погребениями: 21
мужское и 11 женских. На могильнике они сосредоточены в ос¬
новном в средней части в раскопах I—VII и 2 погребения — в
западной части (рис. 1). Датирующими вещами для мужских пог¬
ребений, как и для I этапа, являются, главным образом, наконеч¬
ники стрел — бронзовые, трехлопастные, с внутренними и выступа¬
ющими втулками. Головки стрел в большинстве случаев треуголь¬
ных форм, но встречаются и с дуговидными гранями (рис. 5, 5—8)*
Дату III—II вв. до н. э. хорошо подкрепляют железный меч и
кинжал из погребения 441, с серповидными навершиями и прямы'
ми перекрестиями типичной для развитой прохоровской культура
формы (рис. 5, 1—2). Длинный двулезвийный железный меч с пр*1'
мым перекрестием и навершием в виде двух колец (волютообра^
ное?) найден вместе с бронзовыми наконечниками стрел в погрс'
бении 125 (рис. 5, 3).
40

li
7^	(III—II вв. до H. Э.).
НатВИСОчная полвеска; 2—височное кольцо; 3—7— бусы; 8—9—обоймы от
УДи ДНЫХ Ремнсв («портупей»); 10—11 — обоймы от обшивки подола; 12 —
Ла1 13 — поясная пряжка; 14 — поясная бляха; 15 — поясная накладка; 16—
7-^2	по я с п я подвеска; 17—18 — гальки; 19—20 — сосуды.
бронза, золото; 3—6 — стекло; 7 — горный хрусталь; 8—11, 13—76—
бронза; 17—18 — камень; 19—20 — глина
41

Рис. 7. Материал женского погребения 126. II хронологическая группа
(III—II ВВ. ДО Н. Э.).	л
1—2 — височные подвески; 3—5 — бусы; 6 — бляшка от поясного ремня; 7 J
поясные подвески; 9, 13 — подвески от нагрудных ремней («портупей»); 1 е
сосуд; 11 — обоймы от обшивки подола; 12 — обоймы от нагрудных PcNl^
(«портупей»); 14 — поясные накладки; 15 — поясная пряжка; 16 — «молото^0'
17 — поясная бляха.
1—2 — бронза, золото; 3—5 — стекло, камень; 6—9, 11, 15, 17 — бронза;
глина; 16 — камень

Инвентарь женских погребений богаче и разнообразнее, шире
ссортимент датирующих предметов. К их числу в первую очередь
аледует отнести массивные поясные бронзовые пряжки прямоуголь¬
ной формы с закругленными углами, орнаментированные насечка¬
ми и прорезями. Две пряжки выполнены в зверином стиле (рис. 6,
13). Они надежно датируются III—II вв. до н. э. по аналогии с
пряжками из Биктимировского могильника и курганов II группы
Щиповского могильника ,9. Обращает на себя внимание почти аб¬
солютное сходство пряжек в виде прямоугольных пластин (рис. 7,
15), происходящих из 3 кара-абызских могильников: две в Охле-
бинино, по одной в Биктимирово и Шипово. В целом следует от¬
метить удивительное сходство двух богатых женских захоронений
йз Охлебинино— 126 (рис. 7) и 346 (рис. 6) с погребениями Бик¬
тимировского могильника. Кроме поясных пряжек полностью пов¬
торяются височные кольца в 1,5 оборота, обернутые золотой фоль¬
гой с золотой привеской в виде гофрированной трубочки, нагруд¬
ные ремни (портупеи), украшенные бронзовыми обоймами, обшив¬
ка подола из бронзовых гладких обойм, поясные подвески в виде
колокольчиков и стилизованных фигурок животных. Анологичны и
бусинные наборы (рис. 6—7) 20. Думается, что подобное сходство
является убедительным доказательством их синхронности. Опреде¬
ленную датирующую роль и для мужских и для женских погребе¬
ний играет керамика — круглодонные и плоскодонные горшки, ор¬
наментированные по плечикам желобками и резными мягкими ли¬
ниями, образующими узоры в виде многорядного зигзага, опущен¬
ных треугольников или гирлянд, изредка без орнамента (рис. 6,
19; 7, 10). Такие горшки встречены в женских и мужских погребе¬
ниях. Аналогичная керамика богато представлена в курганах II
группы Шиповского могильника, датированных III—II вв. до н. э.21,
в раннесарматских погребениях таких курганных могильников
Б1—II вв. до н. э., как Старокиишкинский 22 и Бишунгаровский 23.
III	этап, конец II в. до н. э. — II в. н. э. Самая многочисленная
гРуппа, включающая более 330 погребений. Если учесть, что боль¬
шинство детских и безынвентарных погребений, а также погребе-
ний с невыразительным инвентарем также относятся к данному пе-
риоду, хо эта ГруПпа составит около 400 погребений.
Датирующими предметами для мужских погребений опять-таки
являются наконечники стрел — железные черешковые с небольши-
и трехлопастными головками (рис. 8, 12—13), обычные для па¬
зников среднесарматской культуры. Они присутствуют почти во
ех погребениях. Концом II в. до н. э. — II в. н. э. датируются
0гочисленные бронзовые пряжки с неподвижным крючком раз-
НЬ1ЧНЬ*Х форм (рис. 8, 6—9)'. Характерны для этого периода желез¬
ном КоР°ткие однолезвийные мечи, часто с бронзовым наконечни-
Рак Н°Жен (рис. 8, 15). Для женских погребений этой группы ха-
нЬ1хТеРНо появление новых бус — стеклянных двух- и трехсостав-
п0дз °кРУглых и цилиндрических кирпичного цвета, различных
^есок из египетского фаянса, крупных бусин из горного хруста-
халцедона. Обычны для этого периода обоймы с прямоуголь-
43

44

blM вырезом на внутренней стороне и мелкие удлиненные обоймоч-
ки, которыми покрывались ремни, украшавшие верхнюю одежду
(рис. 9).
Погребения III этапа выделяются из общей массы тем, что в
них нет вещей, характерных для предшествующего II этапа и пос¬
ледующего IV этапа, которые имеют целый ряд хорошо датирую¬
щих предметов. III этап представлен не только самой многочислен¬
ной группой погребений, но он одновременно и самый продолжи¬
тельный по времени, охватывает примерно около трех столетий.
Внутри этой группы, безусловно, есть более ранние и более позд¬
ние погребения, хотя далеко не всегда их уверенно можно прода-
тировать. Сопоставление всех данных, как типологических, страти¬
графических, так и планиграфических, позволяет с известной долей
вероятности вычленить более ранние погребения — конца II—I вв.
до н. э. В известной мере опорным для этих целей является раскоп
IV, заложенный на северной окраине могильника, где вскрыто
16 погребений. Два мужских погребения этого раскопа (364 и 366)
отнесены ко II этапу на основании бронзовых наконечников стрел
и железного меча с бронзовым наконечником ножен (рис. 10, I—
II). Бронзовые наконечники стрел встречены также еще в 2 пог¬
ребениях этого раскопа (367 и 375). Однако остальной инвентарь
этих погребений — бронзовые пряжки с неподвижными крючками
(рис. 10, III, V) — датируется по аналогиям с известными пьяно¬
борскими могильниками не ранее рубежа нашей эры, притом в
остальных мужских могилах этого раскопа наконечники стрел же¬
лезные черешковые. Женские погребения по вещевым наборам
очень близки поздним погребениям Биктимировского могильника,
особенно обращают на себя внимание поясные бронзовые накладки.
Изображения на них головок горных баранов (или лошадей) на¬
много реалистичнее, чем на накладках поздних погребений. Этим
они сходны с накладками из Биктимировских могильников. Такая
же особенность наблюдается и на Шиповском могильнике. Нак¬
ладки из поздних грунтовых погребений выполнены в очень стили¬
зованной манере по сравнению с накладками из курганов II груп¬
пы, датирующихся III—II вв. до н. э.24
К этой же группе, конца II—I вв. до н. э., относится, вероятно,
большинство погребений восточной части могильника, раскопы
I—III 1965 года. Основаанием для этого служат такие вещи, как
поясные бронзовые пластинчатые пряжки прямоугольной формы из
Мужских погребений. Точно такая же пряжка найдена в мужском
погребении 370 раскопа IV (рис. 10, 17), о котором шла речь
пыше. В корреляционной таблице, составленной в свое время по
Рис. 8. Материал мужского погребения 142. III хронологическая группа
-	(II в. до н. ?.— II в. н. э.).
—- обоймочки; 3—4 — бусины; 5 — накладки поясного ремня; в — поясная
пРяжка;7—нож; 8 — наконечник ремня; 9 — пряжка; 10 — обувная пряжка;
j	11—13 — наконечники стрел; 14 — наконечник копья; 15 — меч.
6, 8, 10 — бронза; 3—4 — стекло; 5, 9 — кость; 7, 11—14 — железо; 15 —
железо, бронза
45

Рис. 9. Материал женского погребения 135. III хронологическая группа
(II в. до н.э. — II в. н. э.).
1 — нагрудный ремень («портупея»); 2—3 — бляшки с ушком на обороте; 5—8—
трапециевидные подвески; 9, 13 — поясные бляхи; 10 — бусы; 11 — поясная наК'
ладка; 12 — обоймочки.
1—9, 11—13 — бронза; 10 — стекло
46

*Ис- 10. Материал мужских погребений. II и III хронологические группы.
/ погр. 366; II —погр. 364; III — погр. 367; IV —погр. 370; V —погр. 375.
■^кинжал; 3—10, 15—16, 20—наконечники стрел; 11—12, 17—18, 21 — пряжки;
,	13—14, 19 — наконечники копий.
железо, бронза; 2—12, 17—18, 20—21 — бронза; 13—16, 19 — железо

кара-абызским могильникам, погребения с аналогичными пряжка-
ми все находятся в верхней части III этапа25, т. е. являются наи
более ранними среди них. В какой-то мере на раннюю дату ука
зывают и рамчатые поясные пряжки (рис. 10, 11). В погребениях
средней, болеее поздней, на наш взгляд, части могильника они
почти не встречаются. Прослеживаются некоторые различия ь
среди женских комплексов: опять-таки более реалистичны изобра
жения головок баранов на поясных накладках, количество накла
док, как правило, больше, отсутствуют бусы-подвески из египетс¬
кого фаянса.
В целом общий облик материала погребений восточной части
могильника выглядит древнее по сравнению с центральной и тем
более западной частью могильника. В то же время выделять эти
погребения в особую хронологическую группу (этап) едва ли цс
лесообразно. Подавляющее большинство вещей, как из мужских,
так и из женских захоронений, существовало на протяжении всего
периода без заметных изменений. Вполне вероятно, что многие
предметы находились в обращении длительное время и попасть v
48

могилу могли намного позднее своего изготовления. Надежных.
^ронологических реперов для расчленения погребений III этапа на
дВе группы (этапа) пока не усматривается.
IV этап, II—III вв. н. э. О датировании поздних кара-абызских
погребений III в. н. э. речь уже шла. Материалы этого времени,
дали грунтовые погребения Шиповского могильника. Находки та¬
ких предметов, как бронзовые пряжки с подвижным язычком, же-
лезный двулезвийный меч позднесарматского типа, поясные нак¬
ладки ромбической формы давали веские основания для датировки:
поздних погребений III в. н. э.26
Поздняя группа погребений Охлебининского могильника выде¬
ляется прежде всего планиграфически. Большой интерес в этом
плане представляет раскоп X, заложенный на западной окраине
могильника. На нем вскрыто 36 погребений. В отличие от осталь¬
ных раскопов здесь погребения ни в одном случае не нарушают
друг друга, все имеют одинаковую СЗЗ ориентировку (рис. 11).
Естественно предположить, что они синхронны, хронологический
разрыв между ними не должен быть значительным. Оказалось, что
и вещевые комплексы погребений этого раскопа отличаются от
комплексов восточной части могильника. В мужских погребениях
различия касаются в первую очередь колчанных наборов — почти
во всех погребениях наконечники стрел костяные черешковые,
лишь в одном они сочетались с железными трехлопастными череш¬
ковыми, обычными для восточной части могильника. Кроме того,
в одном из погребений (461) раскопа X совместно с костяными на¬
конечниками стрел находился железный двулезвийный меч без
навершия и перекрестия, типичной для позднесарматской культу¬
ры формы27. Такой же меч происходит из погребения 437, един¬
ственного погребения в раскопе VIII, заложенном на самой северо-
западной окраине могильника.
Инвентарь женских погребений раскопа X беден. Предметами,
по которым эти погребения отличаются от погребений III этапа,
являются височные подвески петлевидной и трапециевидной фор¬
мы, встреченные в 5 погребениях. Типы височных подвесок, харак¬
терные для предшествующих этапов (в виде кольца с заходящими
концами, в виде знака вопроса, спиральные из золота), здесь от¬
сутствуют. Точно такая же картина и в материалах раскопа IV
1965 года, заложенного рядом с карьером, также на западной
°краине могильника. Височные подвески представлены только од-
ним типом — петлевидными.
Погребения II—III вв. выделяются также и стратиграфически.
° Раскопах средней части могильника вскрыта целая серия пог¬
ребений, перекрывающих друг друга, особенно важны для дати¬
ровки те случаи, когда мужское погребение перекрывается мужс-
а женское — женским.
Из мужских погребений важными в этом плане являются, на¬
пример,’такие пары, как 172 и 173 (рис. 12). В погребении 172,
ПеРекрывающем погребение 173 и являющемся, безусловно, более
49

Рис. 12. Материал мужских погребений 172 (1 —12) и 173 (13—22)
1—накладка; 2, 13—бляшки с ушком на обороте; 3—4, 17—20 — пряжки;
5,	21—удила; 6'—7 — трубочки — «свисточки»; 8—11,	15—16 — наконечники
стрел; 12, 22—наконечники копий; 14—бусина
50

.	Рис. 13. Материал мужских погребений 313 (1—9) и 327 (10—20)
J	накладка; 2—3 — подвески; 4, 10, 13 — пряжки; 5 — лопаточка; 6—9,
f наконечники стрел; 11 — бляшка с ушком на обороте; 12 — амулет из
Животного; 16—17 — обоймочки; 18 — оселок; 19 — наконечник копья;
проколка.
1—10, 12, 20 — кость; 11, 13, 16—17 — бронза; 14—15, 19 — железо
14—
зуба
20 —
51

Рис. 14. Материал из мужских погребений 479 (1	13) и 491 (14 2®)-
I 19 — наконечники копий; 2—7, 15—17 — наконечники стрел, о, 12	14
'пряжки- 9 — бляшка; 10 — накладка пояса; 11, 18 — удила 20 — кинжал
1, 7, 11, 15—19 — железо; 2—6, 8 — кость; 9—10, 12—14 — бронза; 20 — железа
бронза
52

поздним, наконечники стрел костяные, а в погребении 173 — желез-
ые. Такая же картина в погребениях 181 и 189; 223 и 230; 243 и
251; 313 и 327 (рис. 13); 479 и 491 (рис. 14); 482 и 505 и некоторых
других. Остальной инвентарь поздних мужских погребений, кроме
наконечников стрел, в основном аналогичен соответствующим ка-
теГориям вещей предшествующего этапа. К числу датирующих
можно отнести лишь бронзовые поясные накладки ромбической
формы, встреченные всего в двух погребениях и характерные для
раннебахмутинских (мазунинских) могильников28. Характерны для
поздних погребений бронзовые поясные пластинчатые пряжки
круглой формы и костяные пластинчатые (рис. 14, 14; 13, 4, Ю),
бронзовые пластинчатые пряжки овальной формы с боковой тру¬
бочкой, служившие, видимо, для пристегивания меча, различные
костяные накладки и подвески. Следует отметить, что в Шиповс-
ких грунтовых погребениях, датировка которых концом II—III вв.
не вызывает возражений, колчанные наборы также состоят из
костяных черешковых наконечников стрел. В двух погребениях
встречены остатки поясов с бронзовыми накладками ромбической
формы Обычны пластинчатые бронзовые и костяные поясные
пряжки 29.
Из женских погребений, перекрывающих друг друга, наиболее
показательными, на наш взгляд, являются такие пары, как, напри¬
мер, 26 и 40: в нижнем погребении 40 инвентарь состоял из оже¬
релья бус, поясной дисковидной бляхи с двумя отверстиями по
краям, 3-поясных накладок, бронзового перстня и бронзовых
украшений, лежавших в кучке ниже ступней ног и состоявших из
плоских бляшек с отверстиями в центре, бляшек с ушком на обо¬
роте, двухсоставных бляшек, обоймочек (рис. 15, 11—21). В пере¬
крывающем погребении 26 найдены бронзовые височные подвески в
виде колечка со скрученными концами, к которым подвешены спи¬
ральная трубочка, бронзовая шейная проволочная гривна с двумя
дополнительными прутами в средней части, поясная бляха из ра¬
ковины с отверстием в центре, стеклянные бусы, бронзовые бляш¬
ки и обойма, каменное пряслице (рис. 15, 1 —10).
Другая пара. Погребение 59 с бронзовыми бляшками и обой-
мочками разрушено более поздним погребением 57, в котором на¬
ходилась шейная проволочная гривна и височные подвески в виде
кольца со скрученными концами, к которому крепилась спиральная
трубица.
Погребение 316, сопровождавшееся обычным для III этапа
инвентарем (пояс с бляхой с двумя отверстиями, трапециевидные
подвески, обоймочки, височная подвеска в виде знака вопроса с
•литым стержнем, бусы), было перекрыто погребением 272 с петле-
иидными височными подвесками.
Важное датирующее значение имеют перекрывающие друг дру-
Га три женских погребения 350—331—323 (рис. 16). Нижнее пог¬
ребение 350 с поясом, украшенным накладками и двумя отверстия¬
ми по краям, ожерельем стеклянных бус, большим количеством
53

19	20	21
Рис. 15. Материал женских погребений 26 (I—Ю) и 40 (П—21).
1—2— височные подвески; 3, 11 — поясные бляхи; 4, 21 — пряслица; 5, 14 —
перстни; 6—8, 15, 19—20 — бляшки; 9 — гривна; 10 — бусы; 12—13 — поясные
накладки; 16—18 — обоймочки.
1—2, 5—9, 11—20 — бронза; 3 — раковина; 4 — камень; 10 — стекло, камень;
21 — глина
54

^ис. 16. Материал женских погребений 323 (1—3); 331 (4—10); 350 (11—28).
W, 22 — пряслица; 2 — височное кольцо; 3— гривна; 4, 26, 27 — поясные
^ляхи; 5 — плоская бляшка; 6—7, 23—25 — поясные накладки; 8—9 — височные
Подвески; 11—15, 18—19 — бляшки с ушком на обороте; 16—17 — обоймы; 20 —
бурная бляха; 21 — перстень; 28 — обоймочки. 1, 10, 22 —глина; остальные —
бронза
55

Рис. 17. Материал женских погребений 444 (1—4) и 458 (5—9).
1—височная подвеска; 2, 8, 9 — трапециевидные подвески; 3 — цепочка; 4 —
гривна; 5—7—поясные накладки. Все бронза

бронзовых обоймочек и бляшек, лежавших в ногах, пряслицем и
перстнем (рис. 16, 11—28), было перекрыто погребением 331, ко¬
торое сопровождалось височными подвесками трапециевидной
жормы, поясом, украшенным накладками и бляхой с отверстием
£ центре, пряслицем, бронзовыми бляшками с отверстием в цент¬
ре (рис. 16, 4—10). Поверх этого захоронения лежал костяк по¬
гребения 323. Инвентарь его состоял из бронзового височного ко¬
лечка со скрученными концами, проволочной гривны с двумя до¬
полнительными прутами в середине, каменного пряслица, мелких
стеклянных и гешировых бусин (рис. 16, 1—3).
Из раскопа IX значительный интерес представляют погребения
444 и 458. Последнее, давшее типичный для III этапа инвентарь —
остатки пояса с 10 накладками, 2 трапециевидные подвески и обой-
мочки, лежавшие ниже ступней ног (рис. 17, 5—9), было перек¬
рыто погребением 444. В нем найдены подвески очковидной формы,
бронзовая проволочная гривна с тремя дополнительными жгутами
в средней части, стеклянные бусы, короткая бронзовая цепочка
простого плетения, глиняное пряслице, квадратные бляшки-нашив¬
ки и трапециевидная подвеска (рис. 17, 1—4).
В приведенных парах погребений, перекрывающих друг друга,
внизу находятся погребения с типичным для III этапа инвентарем.
В верхних погребениях, которые, безусловно,захоронены на какое-
то время позднее, часть вещей в целом также аналогична материа¬
лам захоронений III этапа. В то же время появляются новые пред¬
меты. Прежде всего следует назвать те предметы украшений, ко¬
торые отличают погребения X раскопа, датирующиеся, как уже
показано, II—III вв. н. э. Это петлевидные и трапециевидные ви¬
сочные подвески, встреченные в погребениях верхнего яруса 272 и
331. Погребение 331 с трапециевидными височными подвесками
одновременно было перекрыто 323, в котором находились височные
подвески в виде колечка со скрученными концами и проволочная
гривна. Эти стратиграфические данные со всей очевидностью сви¬
детельствуют о поздней дате перечисленных предметов. Новыми
по сравнению с погребениями III этапа являются и височные под¬
вески в виде колечка с прикрепленной спиральной трубочкой (рис.
15, 1—2) и очковидные, также в виде колечка, на которое надета
сплетенная из проволоки подвеска, концы проволоки закручены
в спиральки (рис. 17, 1). В основе этих подвесок, как и трапецие¬
видных, находятся проволочные колечки со скрученными конца¬
ми. Поздняя дата их подтверждается аналогиями с подвесками
Вз грунтовых погребений Шиповского могильника 30, широко рас-
пРостранены подобные подвески (серьги) в позднесарматских па¬
мятниках 31.
В ряде случаев вместе с височными подвесками описанных ти-
п°в встречаются бронзовые проволочные гривны, часто с дополни¬
тельными прутками. Важно подчеркнуть, что в погребениях II и
1 этапов они отсутствуют, что является достаточным основанием
СчИтать их датирующим материалом для погребений II—III вв.
57

Рис. 18. Материал женского погребения 508. IV хронологическая группа (II—
III вв. н. э.).
1—4 — плоские бляшки; о — височная подвеска; 6—8 — конусовидные подвески:
9 — гривна; 10 — поясная бляха; 11 — цепочка. Все бронза
Датировку III в. н. э. очковидных подвесок и проволочных гривн
подтверждает в известной мере нахождение их в погребении 444
совместно с бронзовой цепочкой, которые довольно обычны для
погребений III—IV вв. н. э. мазунинской культуры32. Аналогичное
сочетание вещей (проволочная гривна с дополнительными прут-
ками, очковидная височная подвеска, бронзовая цепочка) зафик
58

I	1	»	1
be. 19. Материал женского погребения 291. IV хронологическая группа
(II—'III ВВ. н. э.).
/I
q— височные подвески; 5 — обойма; 6—7— обоймочки; 8—9 — конусовидные
°Авески; 10—11 — гривны; 12 — пряслице; 13 — бусы; 14—15 — нагрудные бля¬
хи; 16—поясная бляха.
1—11, 14—16 — бронза; 12 — камень; 13 — стекло, камень
59

сировано в погребении 508 (рис. 18). Кроме того, в этом погребе-
нии находились конусообразные полые подвески, также являющие
ся показателем поздней даты комплекса. Такие подвески вместе о
проволочной гривной, очковидными и петлевидными подвесками
найдены в погребении 191; в погребении 222 вместе с трапециевид¬
ными височными подвесками и подвеской со спиральной трубоч¬
кой; в погребении 233 вместе с проволочной гривной и височными
подвесками со спиральной трубочкой. В уже упоминавшемся
погребении 291 конические подвески найдены вместе с проволочной
гривной с дополнительными прутками, височными подвесками со
спиральной трубочкой и очковидными (рис. 19).
Позднюю дату проволочных гривн и височных подвесок со спи
ральной трубицей подтвержает нахождение их в одном комплексе
(погребение 485) совместно с бронзовой пряжкой, фибулой, пояс
ными накладками. Бронзовые пряжки с подвижным коротким
язычком и прямоугольным щитком и лучковые фибулы с подвя¬
занным приемником распространены в позднесарматских памятни¬
ках 33, аналогичные пряжки и поясные накладки с фасетками
богато представлены в могильниках мазунинской культуры III—
V вв.34
В ряде поздних погребений вместе с перечисленными выше да¬
тирующими предметами встречаются бронзовые удлиненные нак¬
ладки с двумя перехватами в виде строенных бляшек. Обычно они
лежат на голенях или на запястьях, видимо, ими обшивались края
верхней одежды. Вместе с проволочными гривнами они найдены в
погребениях 109, 297, 516, совместно с петлевидными и трапецие¬
видными височными подвесками — в погребениях 198, 333, 413, 423.
Однако необходимо отметить, что изредка строенные накладки
встречаются в погребениях, весь остальной инвентарь которых
обычен для погребений III этапа, т. е. датирующие возможности
накладок подобного типа довольно относительны. В качестве при¬
мера можно назвать погребения 62, 90, 329, 416, вещевые комплек¬
сы которых типичны для погребений начала эры, хотя в них и
имеются строенные накладки.
В качестве датирующего материала для погребений IV этапа
могут служить костяные накладки пояса, изредка встречаемые в
погребениях, как правило, по одному экземпляру. Важно подчерк¬
нуть, что в погребениях предшествующего времени они ни разу
не зафиксированы.
Бусинный материал существенной роли в определении хроно;
логии погребений не играет. В целом состав ожерелий погребении
III и IV этапов ничем существенным не различается. Представлен'
ные типы бус, судя по аналогиям с южными памятниками, были &
употребелении довольно продолжительное время, в основном с I п°
III в. н. э.

1	Збруева А. В. История населения Прикамья в ананьинскую эпоху // МИА.
1952. № 30. С. 43—44; Смирнов А. П. Железный век Башкирии // МИА. 1957.
jyjo 58. С. 31—32; Ахмеров Р. Б. Новый Уфимский могильник ананьинско-пьяно-
борского времени // С А. 1959. № 1. С. 25—29; Сальников К. В. Итоги и задачи
и3учения археологии Башкирии // АЭБ. 1964. Т. 2. С. 10; Генинг В. Ф. История
населения Удмуртского Прикамья в пьяноборскую эпоху // ВАУ. 1970. Вып. 10.
q 170—175; Мажитов Н. А. Бахмутинская культура. М., 1968. С. 49—64.
2	Пшеничнюк А. X. Биктимировский могильник // АЭБ. 1964. Т. 2. С. 215—
230; Он же. Охлебиниский могильник // АЭБ. 1968. Т. 3. С. 88—90.
Пшеничнюк А. А. О периодизации кара-абызских памятников // УЗ ПГУ.
Пермь, 1967. № 148. С. 50—53.
4 Пшеничнюк А. X. Кара-абызская культура (население центральной Баш¬
кирии на рубеже нашей эры) // АЭБ. 1973. Т. 5. С. 167—175.
6 Пшеничнюк А. X. Охлебинннский могильник. С. 61.
ь Пшеничнюк А. X. Кара-абызская культура. С. 170—172.
‘ Пшеничнюк А. X. Охлебининский могильник С. 102.
8	Смирнов К. Ф. Вооружение савроматов // МИА. 1961. № 101. С. 69—70.
Табл. V; Мошкова М. Г. О раннесарматских втульчатых стрелах // КСИА. 1962.
Вып. 89. С. 82.
9	Садыкова М. X. Сарматский курганный могильник у дер. Старые Киишки:
// АЭБ 1962. Т. 1. С. 117; Пшеничнюк А. X. Культура ранних кочевников Южного*
Урала. М., 1983 С. 18—33. Табл. X—XV,.
10	Генинг В. Ф. Указ. соч. С. 82; Агеев Б. Б., Мажитов И. А. Новый памят¬
ник пьяноборской культуры в Башкирии. Препринт. Уфа, 1985. С. 3; Пшенич¬
нюк А. X. Биктимировский могильник. С. 223.
11	Гольмстен В. В. Могильник близ г. Уфы. М., 1913. С. 3—14.
12	Пшеничнюк А. X. Шиповский комплекс памятников // Древности Южного*
Уралаа. Уфа, 1974. Рис. 5, 1—12.
18	Смирнов К. Ф. Указ. соч. С. 30—31. Рис. 7.
14	Ахмеров Р. Т. Указ. соч. С. 26. Рис. 1.
15	Пшеничнюк А. X. Охлебининский могильник. С. 102.
1Ь Пшеничнюк А. X. Биктимировский могильник. Рис. 2, 9.
17	Пшеничнюк А. X. Охлебининский могильник. Рис. 7, 8, 13.
18	Пшеничнюк А. X. Шиповский комплекс памятников. Рис. 7, 6, 8—9.
19	Пшеничнюк А. X. Биктимировский могильник. Рис. 2, 7; Он же. Шиповский
комплекс памятников. Рис. 17, 7.
20	Пшеничнюк А. X. Шиповский комплекс памятников. Рис. 6—8.
21	Там же. Рис. 15.
22	Садыкова М. X. Указ. соч. Табд. IV, 16; VI, 17; VII, /, 8, 16; XI, 5.
23	Пшеничнюк А. X. Культура ранних кочевников... Табл. XII, 14; XIII, 7“
XIV, 15; XXI, 9; XXIV, 8.
24	Пшеничнюк А. X. Шиповский комплекс памятников. Рис. 17, 2.
25	Пшеничнюк А. X. Кара-абызская культура... Рис. 5.
26	Пшеничнюк А. X. Шиповский комплекс памятников. С, 75—77.
21 Хазанов А. М. Очерки военного дела сарматов. М., 1971. С. 20—24.
28	Мажитов Н. А. Бахмутинская культура. М., 1968. С. 37.
29	Пшеничнюк А. X. Шиповский комплекс памятников. Рис. 21, 30, 31, 33..
30	Там же. С. 76.
61 Скрипкин А. С. Нижнее Поволжье в первые века нашей эры. Саратов^.
С. 39. Рис. 14, 55—57.
л, 62 Останина Т. И. Два памятника мазунинской культуры в Центральной
ДМуртии // Поиски, исследования, открытия. Ижевск, 1984. С. 30.
Зс> Скрипкин А. С. Указ. соч. С. 51. Рис. 12, 2—4.
34 Останина Т. И. Указ. соч. С. 39.

Б. Б. АГЕЕВ
ХРОНОЛОГИЯ И ПЕРИОДИЗАЦИЯ ПЬЯНОБОРСКОЙ
КУЛЬТУРЫ
Исследователями пьяноборская культура датируется с III в.
до н. э. Наиболее аргументирована эта дата В. Ф. Генингом. Обос¬
нованием для него послужили случайные находки мечей, бронзовые
втульчатые наконечники стрел, сочетающиеся в комплексах с же¬
лезными черешковыми, и две бронзовые восьмеркообразные пряжки,
встреченные в погребениях могильников Чеганда II и Ныргында
II К Однако из восьми бронзовых наконечников стрел, приведенных
В. Ф. Генингом, четыре встречены вместе с железными (Чиатав-
ский могильник), а остальные—случайные находки и не могут быть
использованы для датировки. В 70-е годы количество восьмерко¬
образных пряжек и бронзовых наконечников стрел значительно
возросло. Находки их в комплексах I Уяндыкского и Юлдашевского
могильников дали основание А. X. Пшеничнюку датировать первый
памятник III—II вв. до н. э., второй — III в до н. э. — I в. н. э.2
Несомненно, что как пряжки, так и бронзовые наконечники стрел
в комплексах южных кочевников, хронология которых хорошо
разработана, являются датирующим материалом. При датировке
же прикамских могильников следует учитывать традиции металло¬
обработки бронзы и географическое расположение, в результате
которого некоторые типы пряжек и бронзовые наконечники стрел
бытовали более длительное время. Интересные результаты в этом
плане может дать картина распространения последних (таблица).
Из 175 учтенных погребений со стрелами бронзовые наконечники в
количестве 144 экз. встречены в 35 захоронениях 11 могильников.
Б 19 погребениях они сочетались с костяными, железными нако¬
нечниками и лишь в 16 найдены только бронзовые, что составляет
9,14% могил со стрелами. На долю бронзовых наконечников при'
ходится 10,7% общего количества всех типов стрел. Приведенные
данные свидетельствуют о полном преобладании железных наконеч¬
ников. Общепринято, что процесс вытеснения бронзовых наконеч¬
ников стрел железными относится к концу II— началу I в. до. н. э.
Обращает внимание, что наибольшее количество бронзовых нако¬
нечников стрел происходит из III Кушулевского, Юлдашевского i1
62

Таблица'
распределение бронзовых, железных и костяных наконечников
стрел по памятникам IМогильник
Количество
погребений
с бронзо¬
выми нако¬
нечниками
стрел
Количество
погребений с
бр., желез¬
ными и ко:-
тяными нако¬
нечниками
стрел
Общее кочи-
чество погре¬
бений с нако¬
нечниками
стрел
Количество
железных
нако 1ечни-
ков стрел
Количество
костян ых
наконечни¬
ков стрел
Окский
2 (3)*
—
2
—
—
Камышлы-Т амак
з (4)
3
13
130
83
]П Кушулевский
7 (28)
7
88
246
404
I Меллятамакский
з (4)
—
3
—
—
Ныргында II
3(7)
1
5
8
4
Ст.-Киргизовский
1 (5)
—
И
+
+
Ст.-Чекмак
1 (1)
—
8
более 15
более 15
Трикольский
1 (1)
—
1
—
—
I Уяндыкский
7 (60)
4
14
более 20
более 40'
Юлдашевский
6 (27)
3
27
81
126
Чиатавский
1 (4)
1
4
3
13
Итого . . 4
35 (144)
19
176
более 503
более 685
* В скобках указано количество наконечников стрел; + Нет точных данных.
0 Количестве
I Уяндыкского могильников. В погребении 128 Юлдашевского мо-
гилышка их найдено 20, а в могиле 38 I Уяндыкского — 31. По
мнению А. X. Пшеничнюка, находки колчанов, состоящих только-
Из бронзовых стрел, со всей определенностью свидетельствуют о
нижней дате пьяноборской культуры — III в. до н. э.4 Однако в.
^еРвом погребении сопровождающий инвентарь маловыразителен
железный наконечник копья, однолезвийный кинжал, крючок-
застежка), во втором — он состоял из сугубо прикамских вещей
Ажурно-прорезные накладки, две эполетообразные застежки с
^Аним жгутом и двумя соединительными тягами, височные подвес-
и с спиральновитой и литой конической трубицами, костяной на-
^°нечник стрелы с черешком, крупная круглая нагрудная бляха),
°торые плохо датируются, и бронзовой восьмеркообразной пряж-
63

ки 5. Восьмеркообразные пряжки, кроме I Уяндыкского могилы
ка, встречены в комплексах II Урманаевского, III Кушулевсю
могильников и могильников Чеганда II, Ныргында II, Старый Ч
мак. В погр. 8 II Урманаевского могильника восьмеркообразр
пряжка найдена вместе с тремя бронзовыми кольцевыми пряж
ми, кольцевой пряжкой с перекладинами, железными трехлопа
ными наконечниками стрел и удилами со стержневыми двухпете
чатыми псалиями с раскованными концами 6. Аналогичные уд1
из сарматского погребения Подонья по находке проволочной од
членной лучковой фибулы с подвязным приемником датирую'
второй половиной I — началом II в. н. э.7 В. Ф. Генинг со ссыл*
на К. Ф. Смирнова относит их к первым векам нашей эры8. I
восьмеркообразные пряжки в погр. 318 III Кушулевского моги,
ника сочетались с круглой пластинчатой и кольцевой с перек.
,динами и умбоновидной бляшкой пряжками, эполетообразной з
тежкой развитой формы с железным жгутом и двумя железны
трехлопастными наконечниками стрел9. По мнению М. Г. Мс
ковой, кольцевая форма пряжек наиболее характерна для коя
лексов ранних кочевников II—I вв. до н. э. 10 Этим же времен
была датирована К. Ф. Смирновым кольцевая пряжка, происхо;
щая из кург. 7 Быковского I могильника п. Аналогична пьяноб<
ским и бронзовая кольцевая пряжка с перекладиной, из кург
Быково II, датирующаяся на основе находки вместе с ней ш
■с кольцевидным навершием I в. до н. э. — I в. н. э. 12
М. Г. Мошкова относит появление восьмеркообразных пря»
в прохоровских памятниках к рубежу IV—III вв. до н. э., основа
их масса отнесена к III—II вв. до н. э. Пряжка из Чеганда
была датирована М. Г. Мошковой II—I вв. до н. э. 13 Таким (
разом, количественное соотношение бронзовых и железных на]
печников стрел, сочетание бронзовых восьмеркообразных и ко.
цевых пряжек дают основания для отнесения ранних комплекс
.пьяноборской культуры к концу II в. до н. э.
Верхняя дата пьяноборской культуры твердо определяется
материалам Ново-Сасыкульского могильника. С. М. Васюткин
В. К. Калинин на основании находок 14 античных фибул в
погребениях датировали памятник I—III вв. н. э. 14 На перв
взгляд кажется, что фибулы на могильник попали в два пото]
1) в первую половину I в. н. э. — раннеримские шарнирные фибу
«Авцисса» 15 (погр. 10, 43); 2) в II—III вв. н. э. — пружинные (J
булы с гладким корпусом и кнопкой на конце пластинчатого п[
емника 16 (погр. 13, 143, 224, 253, 281), сильно профилированн
фибулы с бусиной на головке и с крючком для тетивы 17 (погр.
300, 309) и лучковые подвязные фибулы 18 (погр. 139, 164).Конц
I в. — началом II в. н. э. датируется фибула с завитком на кон
сложного пластинчатого приемника 19 из погр. 75. Для выяснен
обстоятельств попадания фибул в могилы было произведено карг
графирование на общем плане памятника погребений с фибула!\
бронзовыми пряжками с подвижным язычком и застежками с i
подвижным крючком (рис. 1). В результате этого подтвердил?

Заказ 1309
Р я с. 1 Распространение на территории Ново-Сасыкульского могильника фибул и бронзовых пряжек.
I—фибулы II—III вв. н.э.; 2—фибулы «Авцисса»; 3—пряжки с подвижным язычком;
4—пряжки с неподвижным крючком
о»
сл

данные С. М. Васюткина и В. К- Калинина о том, что первоначала
но захоронения производились па восточной окраине дюны. В то
же время выяснилось, что могильник рос с востока на запад кон¬
центрическими кругами. Погребения с фибулами оказались на об-
щем плане сосредоточенными в южной части могильника, как бы
оконтуривая памятник по периметру с востока на северо-запад.
При этом погребения с фибулами «Авцисса» (10,43) оказались
расположенными между могилами, в которых найдены фибулы
II—III вв. н. э. Такое расположение возможно при условии роста
могильника от погребений с «Авцисса» в противоположные
направления—на восток и запад. При установленном концентри¬
ческом росте могильника фибулы «Авцисса», датируемые первой
половиной I в. н. э., не могли попасть в могилы раньше фибу i
II—III вв. н. э. Приведенные данные свидетельствуют, что фибулы
«Авцисса» запаздывают и не датируют памятник. Все фибулы на
могильник, что подтверждается расположением погребений и \\\
инвентарем, попали в одно и то же время — II—III вв. н. э. Это
время функционирования Ново-Сасыкульского могильника н
верхняя дата пьяноборской культуры.
В. Ф. Генингом на материале Чеганда II была предложена че¬
тырехстадиальная периодизация культуры. Стадию А он датировал
III т— началом II в. до н. э., Б — концом II—I вв. до н. э., В — I и.
н. э., Г — II в. и. э.20 Мной на могильнике было выделено четыре
хронологическо-территориальных групп погребений (А, Б, В, Г) 2:.
Хронологическая группа А датирована концом II в. до и. э., Б —
I в. до н. э., В — I в. н. э., Г — II—III вв. н. э. Такое дробное деле¬
ние не подтвердилось па материале остальных пьяноборскнх па¬
мятников. Расположение могильника Чеганда II на мысу, запол¬
нение его площадки с востока на запад, широкие хронологические
рамки и наличие в комплексах полного эволюционного ряда вещей
(эполетообразные застежки, бронзовые и железные пряжки, ви¬
сочные подвески и т. д.) позволили выявить лишь на нем группы
погребений, которые выделяются территориально и хронологически
Однако эти хронологические группы вряд ли могут быть названы
стадиями. Стадия, на наш взгляд, понятие как хронологическое,
так и качественное, и должна фиксироваться по появлению новых
элементов в материальной культуре и погребальном обряде. Кор'
реляция с учетом этого дала четкое деление вещевого комплекеа
могильника на две стадии (рис. 2). К стадии I относится инвентарь
хронологическо-территориальных групп А, Б, В, дата которых oil'
ределяется концом II в. до н. э. — I в. и. э. Стадия II объединяет
инвентарь групп Г и датируется II—III вв. н. э.22 Деление коми*
лексов на две стадии подтверждается и данными погребальной
обряда могильника Чеганда II. Так, практически все погребений
в которых пояса лежали вдоль корпуса или в ногах умершего, м,г
гилы с «жертвенными» комплексами оказались сосредоточенных’11
в хронологическо-территориальных группах гь г2, г3, относящих'^
к стадии II. Ни в одном погребении стадии I эти особенности пеГ‘
ребального обряда не встречены 23.

29 JO Jf J2
Рис. 2. Корреляционная таблица вещевых комплексов могильника Чеганда II.
Цифры по вертикали соответствуют номерам вещей, по горизонтали—но¬
мерам погребений
Выводы по хронологии Чеганда II В. Ф. Генингом были
проверены на материале могильника Ныргында II. На указанном
памятнике в общей сложности исследовано 268 погребений. Пол¬
ностью опубликованы инвентарь и описание 36 погребений из
Раскопок А. А. Спицына 1898 г., В. Ф. Генингом частично введены
в. научный оборот еще 34 погребения, исследованные им в 1954 г.24
ty- Г. Худяковым и А. П. Смирновым могильник был датирован
I—III вв. н. э. В. Ф. Генинг отнес памятник к III в. до н. э.—
Ч в. н. э. По его мнению, могильник Ныргында II подтверждает
Деление пьяноборских комплексов на четыре стадии. В корреля¬
ционной таблице В. Ф. Генинга вещи сгруппированы по категори-
и внутри категории по их принадлежностям к стадиям. Однако
°На не дает четкого представления о них. Анализ деталей табли¬
цы показывает, что внутри каждой категории вещи не одновремен-
НЫ и могут быть отнесены к разным стадиям. Так, эполетообраз-
$1
67

ные застежки с 3 жгутами оказались характерными для стадии
Б, В, а с 2 — для стадии В. Сопоставление корреляционных таблиц
могильников Чеганда II и Ныргында II показывает, что между
ними есть различия в расположении вещей по стадиям. Так, на
Чеганда II эполетообразные с 3 жгутами характерны для стадии
Б, с 4 жгутами — для стадии Б, В, с 5 и более жгутами — В и Г.
Последние типы эполетообразных застежек на втором могильнике
характерны только для стадии Г. Кроме этого, в корреляционной
таблице могильника Ныргында II имеется еще ряд недостатков.
Во-первых, из нее следует убрать предметы, встречающиеся в
нескольких стадиях (спиральновитые височные подвески, различ¬
ные мелкие и средние бляшки и т. д.), которые не являются хро
нологическим признаком и лишь затеняют деление на стадии. Во
вторых, В. Ф. Генинг разделил железные пряжки с подвижным
язычком на три типа: малые, средние и большие. Деление их по
размерам вряд ли целесообразно, так как они однотипны и, судя
по его же корреляционной таблице, бытовали в одно время — п
стадиях В и Г. В-третьих, в таблицу необходимо ввести такой важ
ный признак, как фибулы, происходящие из раскопок А. А. Спи-
цына (погр. 27) и В. Ф. Генинга (погр. 15). Проведенная с учетом
этих данных корреляция дает четкое деление инвентаря могиль
ника Ныргында II на две стадии (рис. 3). Стадия I по аналогии
с могильником Чеганда II датируется концом II в. до н. э. —-
I в. н. э. Время стадии II хорошо определяется фибулами II—
III вв. н. э. Они относятся, по классификации А. К. Амброза, к
фибулам 12 группы (пружинные с гладким корпусом и с кнопкой
на конце пластинчатого приемника) 25.
Корреляционные таблицы могильников Чеганда II и Ныргын¬
да II показывают, что для каждой стадии характерен определен¬
ный набор вещей. В первую стадию бытовали эполетообразные
застежки с жгутом, с одним жгутом и двумя соединительными тя¬
гами, с 3 и 4 жгутами, бронзовые кольцевые пряжки, овальные п
пластинчатые пряжки, височные подвески с литой конической тру-
бицей, лировидные и восьмеркообразные подвески, бронзовые грив¬
ны из круглого дрота с обрубленными концами и миоговитковые
браслеты. Изредка встречаются бронзовые восьмеркообразные
пряжки. Богато представлена вторая стадия. Для нее характерны
эполетообразные застежки с пятью и более жгутами, различные
ажурно-нашивные накладки, «лапчатые» и «сапожковидные» под¬
вески, прямоугольные поясные накладки с треугольными вдавле-
ниями, круглые нагрудные бляхи из серебристого сплава, трапе¬
циевидные подвески, счетверенные круглые бляшки, височные под¬
вески листовидные и с гофрированной трубицей, шейные подвески
с овальным щитком и тремя кружочками, бронзовые пряжки с
умбоновидной бляшкой и припаянной дужкой, спаренные полупи-
линдрические пронизи, железны^ двухсоставные удила с двухпе-
тельными четырехгранными псалиями (рис. 2, 3).
68

/
Рис. 3. Корреляционная таблица вешевых комплексов могильника Ныргын-
да II. Цифры по вертикали соответствуют номерам вещей, по горизон¬
тали-номерам погребений (С—раскопки А.А. Спицина 1898 г., осталь¬
ное—В.Ф. Ген инга)
Приведенные данные свидетельствуют, о том, что пьяноборская
культура датируется концом II в. до н. э. — III в. н. э. и прошла
8 своем развитии две стадии: конец II в. до н. э. — I в. н. э. и II—
41 вв. н. э. Несмотря на имеющиеся различия в материале памят-
ников левобережья и правобережья р. Камы, предложенные хро-
н°Логий и периодизация культуры подтверждаются и комплексами
других могильников. В определенных соотношениях обе стадии
ур^дста влены в материалах Юлдашевского, III Кушулевского,
^яндыкского и Камышлы-Тамакского могильников. Вторая ста-
Ди* богато представлена Ново-Сасыкульским могильником.
-	1 Генине В. Ф. История населения Удмуртского Прикамья в пьяноборскую
а*У // ВАУ. Свердловск, 1970. Вып. 10. С. 89.
Нц ■ Пшеничнюк А. X. Памятники ананьинской и пьяноборской культур в
г адьях р Белой // Археологисчские работы в низовьях р. Белой. Уфа, 1986.
‘ Он же. Юлдашевский могильник // Археологические работы... С. 73.
69

а Абрамова М. П. Сарматская культура II в. до н. э. — I в. *н. э. // Сд
№ 1. 1959. С. 62; Мошкова М. Г. О раннесарматских втульчатых стрелах // КС И А
1962. Вып. 89. С. 81.
4	Пшеничнюк А. X. Исследования по раннему железному веку // Вопросу
древней и средневековой истории Южного Урала. Уфа, 1987. С. 73.
5	Пшеничнюк А. X. Юлдашевский могильник. С. 69; Он же. Памятники
С. 40.
6	Васюткин С. М. Исследования пьяноборских могильников в Западной Баш¬
кирии // Приуралье в эпоху бронзы и раннего железа. Уфа, 1982. С. 138—139
7	Медведев А. П. Погребение воина в I Чертовицком могильнике // Исторня
и культура сарматов. Саратов, 1983. С. 123—124.
8	Генинг В. Ф. История населения Удмуртского Прикамья... С. 84.
у Агеев Б. БМажитов Н. А. Новый памятник пьяноборской культуры ч
Башкирии. Препринт. Уфа, 1985. С.. 28.
1и Мошкова М. Г. Раннесарматские бронзовые пряжки // МИА. № 78. М ,
I960. С. 297.
11	Смирнов К. Ф. Быковские курганы // МИА. № 78. М., 1960. С. 193.
12	Там же. С. 226.
18	Мошкова М. Г. Указ. соч. С. 297.
14	Васюткин С. М., Калинин В. К. Ново-Сасыкульский могильник // Археоло¬
гические работы... С. 121—122.
15	Амброз А. К. Фибулы юга европейской части СССР // САИ. Вып. Д 1-30.
М., 1966. С. 26. Табл. 4, 10, 12.
1У Там же. С. 45. Табл'. 5, 9', 17, 18.
17	Там же. С. 40—41. Табл. 8, 7—0.
18	Там же. С. 49. Табл. 9, 7—8.
19	Там же. С. 45. Табл. 5, 14.
20	Генинг В. Ф. История населения Удмуртского Прикамья*.. С. 89—93.
21	Агеев Б. Б. К вопросу о хронологии могильника Чеганда II // СА. 1976.
№ 3. С. 62-63.
22	Агеев Б. Б. Пьяноборская культура (вопросы хронологии и общественного
строя): Автореф. дис. канд. ист. наук. М., 1983. С. 9.
23	Там же. С. 11.
24	Генинг В. Ф. Указ. соч. С. 90.
25	Амброз А. К. Указ. соч. Табл. 5, 0, 10, 1L

//. В. СЕРГАЦКОВ
ПОГРЕБЕНИЯ САРМАТСКОЙ ЗНАТИ У с. БАРАНОВКА
В 1982 г. экспедиция Волгоградского университета начала ар¬
хеологические исследования курганной группы Барановка I. Мо¬
гильник расположен на правой высокой надпойменной терасе р.
Иловли, в 1,5 км на запад от с. Барановка Камышинского района
Волгоградской области. В настоящей работе публикуются мате¬
риалы четырех курганов, раскопанных в 1982 г. и составлявших
компактную группу на северо-восточной окраине могильника. Вы¬
сота курганов 0,54—0,66 м, диаметр 12—18 м. Насыпи в плане
круглые, правильной полусферической формы, на поверхности сох¬
ранились следы каменной наброски из бурого песчаника. Все
курганы содержали по одному погребению, располагавшемуся в
центре; ямы прямоугольной или квадратной формы, окружены
полукольцевыми выкидами материковой глины, в заполнении
встречены куски сгнившего деревянного перекрытия. В двух ямах
(кург. 1 и 2) на дне были прослежены остатки подстилки из коры
и камыша, обильно посыпанные мелом. Во всех погребениях за¬
фиксированы яркие черты огненного ритуала: уголь, зола, куски
обожженной докрасна глины.
Курган 1. Могильная яма прямоугольной формы 2,15x2,05 м,
глубина от уровня, погребенной почвы 2,0 м, ориентирована углами
По сторонам света. На дне ямы по диагонали лежал костяк жен¬
щины в вытянутом положении, головой на юг (рис. 1,1).
-	1) * В районе шеи — ожерелье, в состав которого входили: ци¬
линдрическая из горного хрусталя (рис. 2, 38), ребристая округ¬
лой формы из горного хрусталя (рис. 2, 37), 2 топориковидные
Подвески фиолетового стекла с поперечными светлыми полосками
(рис. 2, 33), 4 цилиндрические фиолетовые стеклянные глазчатые
(рис. 2, 32), темная сердоликовая биконическая (рис. 2, 84), свет¬
лая сердоликовая биконическая (рис. 2, 31) — обе с двусторонним
сверлением, 5 сердоликовых круглых с двусторонним сверлением
(рис. 2, 1, 2, 4—6), 1 сердоликовая овально-уплощенная с дву¬
сторонним сверлением.(рис. 2, 10), 1 сердоликовая кольцевидная
(рис. 2, 15); 1 сердоликовая бочонковидная (рис. 2, 28), агатовая
л
'С *
к
Номера в тексте соответствуют нумерации вещей на планах погребений.
71

о
/ \
/	1	и
гж
о
1
>
„с?
О
Г
%
\
О %Р
*• о
о
fi.
Рис. 1. Планы погребений могильника Барановка I.
/—погр. кург. 1; 2 — погр. кург. 2; 3 — погр. кург. 3; 4 —погр. кург. 4
удлиненно бочонковидной формы с двусторонним сверлением (рис.
2, 25), 1 стеклянная светлая биконическая (рис. 2, 8), 1 зеленая
стеклянная круглая (рис. 2, 17), зеленая стеклянная бочонковид
пая (рис. 2, 20), 1 круглая из египетского фаянса (рис. 2, 11),
1 стеклянная фиолетовая бочонковидная с поперечными светлыми
полосками (рис. 2, 29), 2 кольцевидные гешировые (рис. 2, 30).
4 гешировые круглые (рдс. 2, 9, 16), 1 гешировая сегментовидной
формы (рис. 2, 19), 3 круглые из горного хрусталя с односторон¬
ним сверлением (рис. 2, 22—24); 1 овально-уплощенная из горного
хрусталя (рис. 2, 35), 3 халцедоновые овально-уплощенные с дву¬
сторонним сверлением (рис. 2, 18), 1 плоская квадратная мозаич¬
ная желтого цвета с шахматным орнаментом черного цвета с диа
72

00,0® О® о-©
O'® ®-0((О-@О-© Of Of "•©
о© о-0 ООскэо-© ”
■л/ •>» *.
21	22	23	24
®) О-® «В>® Q® СГ0^-(^
„	28	29	30^^ з,
26	27	м	31
$ О0) 0-0 Л9 й)*© о-© §*©
ЛГ“^ ОТ	35	36	37	38	39
У
25
1-С?
32
^о®
39	40
_	J+	JJ	—	■
©■0®® о® Q-@o® о® а® о® о-®
41	42	43	44	45	46	47	48	49
о® 0©®fCXD$®
®@®.§>0®о© <W@oI О —59
0-0 §§-©
'С	г»
со®
	 w 84
Рис. 2. Бусы hj погребений I Барановского могильника.
1—62, <54 —кург. 1; 63—78, 83 — кург. 3; 75—52 — кург. 4
гональным отверстием (рис. 2, 36), 3 янтарные овально-уплощен-
Нь1е (рнс. 2, 26, 27), 1 синяя стеклянная полубочонковидной формы
(рис. 2, 34), 7 сердоликовых круглых бусин с односторонним свер¬
жением (рис. 2, 12—14), обломок гсшировой бусины (рнс. 2, 3).
2). Вместе с ожерельем найдено распавшееся на фрагменты брон¬
евое колечко диаметром 1,8 см из круглой в сечении проволоки.
°*)- У правого плеча погребенной стоял сероглнняиый гончарный
73

Рис. 3. Керамика и бронзовый котел из I Барановского могильника.
I, 2, 4, 5, 7 —кург. 1; 3, 9 --- кург. 2; 6, 8 кург. 3

§щеный сосуд с грушевидным туловом, плоским дном, цилиндри-
ским горлом и отогнутым наружу венчиком. У основания горла
Проходит небольшой горизонтальный круговой валик. Диаметр
дна — 6 см, тулова — 18,5 см, венчика — 10,5 см, высота сосуда —
18 см (рис. 3, 5). 4). Рядом с сосудом найдены 1 светлая цилинд¬
рическая с синими глазками (рис. 2, 39) и 5). 1 гешировая бочонко¬
видная бусины (рис. 2, 40). 6). В восточном углу стоял сероглиня¬
ный гончарный лощеный кувшин с биконическим туловом, округ¬
лым ребром, плоским дном, высоким воронкообразным горлом со
сливом и отогнутым наружу венчиком. На тулове имеется петле¬
видная ручка, на плечиках — круговой валик, в средней части гор¬
да проходит круговой горизонтальный желобок. Диаметр дна —
|0 см, тулова.— 26,5 см, высота кувшина — 27,5 см (рис. 3, 4).
|). Между сосудами лежало железное кольцо из круглого в сече-
|и прута. Диаметр кольца — 7 см, прута — 1,1 см (рис. 4, 2).
. У левого плеча погребенной находился сероглиняный гончар-
[й сосудик с биконическим туловом, плоским дном и воронкооб-
зным горлом. Диаметр дна — 4 см, тулова — 7,5 см, венчика —
! см ,высота сосуда — 6,8 см (рис. 3, 2). 9). Под ним найдены
слезные пружинные ножницы длиной 18 см (рис. 4, 1). 10). Под
жницами лежало бронзовое зеркало с центральной ручкой-пе-
лькой. Диаметр зеркала — 8,7 см, толщина диска — 0,5 см. По
аю оно орнаментировано поясом треугольников, обращенных
ршинами вверх, под ним — ряд прямоугольников. Третий пояс
наментации состоит из четырех пучков косых линий, разделен-
IX четырьмя парами шишечек. В целом третий пояс является
ихревой розеткой». В центре зеркала помещена трехлепестковая
зетка (рис. 4, 3). 11). Вокруг зеркала собраны бусы, которыми,
роятно, был расшит кожаный чехол (остатки его найдены под
||еркалом): 2 стеклянные синие глазчатые бусины цилиндрической
§рормы (рис. 2, 41, 42), 2 стеклянные биконические коричневого
Йщета (рис. 2, 43), гешировые бусы: 1 —кольцевидная, 1 —диско-
видная, 1 —бочонковидная (рис. 2, 44—46). 12). Рядом с сосуди-
%ом, ножницами и зеркалом была положена гончарная сероглиня-
йая миска с плоским дном, четко выраженным ребром и загнутым
-внутрь бортиком, по которому прочерчены два неглубоких желоб¬
ка. Высота миски — 9 см, диаметр дна — 9,8 см, наибольший диа¬
метр миски —30,7 см (рис. 3, 7). 13). В ней найдена сильно кор¬
розированная бронзовая обоймочка очень плохой сохранности со
следами дерева внутри нее. 14). Около миски лежал кусок мела.
15). У кисти правой руки — 2 гешировые бусины: кольцевидная
и бочонковидная (рис. 2, 47, 48). 16). В районе колен и ступней
погребенной собрано большое количество бус и бисера, которыми,
по-видимому, был расшит подол платья. Среди них: 1 сердолико¬
вая круглая с односторонним сверлением (рис. 2, 59), 1 гешировая
бочонковидная (рис. 2, 56), 1 гешировая кольцевидная (рис. 2,
57), 1 круглая ребристая из египетского фаянса бусины (рис. 2,
60), 6 стеклянных коричневых биконических бус (рис. 2,	49);
1 мозаичная синего стекла бусина кубической формы (рис. 2, 58),
75

6
Р н с.. 4. Вещи из курганов I Барановского могильника.
1—железные ножницы; 2 — железное кольцо; 3 — бронзовое зеркало; 4, 5 —
фрагменты железных ножей; 6 — золотой кулон; 7 — железный меч; —золо¬
тая лента.
1—3 — кург. 1; 4—6 — кург. 3; 7 — кург. 2; 8 — кург. 4
бисер рубленый крупного размера, прозрачный, белый, голубой,
зеленый, оранжевый и темно-коричневый (рис. 2, 50—55). 17). В
ногах на боку лежал красноглинянын гончарный сосудик с поддо¬
ном, биконическим туловом, высоким цилиндрическим горлом со
слегка отогнутым наружу венчиком и овальной в сечении ручкой,
обломанной в древности. У основания горла имеется круговой ва¬
лик, по верхней части которого прочерчены два горизонтальных
круговых желобка. На поверхности сосуда следы красного ангоба.
Диаметр дна — 4,5 см, тулова — 9,6 см, горла—2,8 см, высота
сосудика — 11 см (рис. 3, I). 18). У правой височной кости чсре-
76

/f-агатовая бусина; 2, 3 — бронзовые колечки; 4, 5 — золотые подвески; 6 —
б|онзовая бусина; 7—9 — золотые бляшки; 10 — серебряный крючок; 11—
б|внзовая бусина; 12 — серебряная пластинка; 13 — серебряная обойма; 14 —
бронзовая обойма; 15 — бронзовая пряжка; 16 — железная пряжка; 17 — брон-
э&ая подвеска; 18 — фрагменты бронзового зеркальпа-подвески; 19—.золотые
отладки деревянного предмета; 20 — обрывки золотой фольги; 21—24 — золотые
обкладки и крепления деревянных сосудов; 25—26 — бронзовые обкладки н
Крепления деревянного сосуда; 27—бронзовая пряжка; 28 — золотые подвески;
М — фрагмент' бронзовой фибулы; 30 — фрагмент железного предмета; 31 —
железные наконечники стрел.
/, 19-22. 25—31 - кург. 4; 2—5 - кург. 1; 6—18, 23, 24 — кург. 3
^ — бронзовое колечко диаметром 1,5 см с несомкнутыми конца¬
ми, из круглой в сечении проволоки (рис. 5, 3) и 19). Две бусины
египетского фаянса: круглая ребристая и округло-бугристая
(рис. 2, 61, 62). 20). Справа и слева у черепа находились л^жав-
^не попарно золотые подвески двух типов. Две подвески представ¬
ляют собой круглые медальоны с гнездами, в которые вставлены
Ставки из камня коричневого цвета (агат?). Гнезда обрамлены
^рнью. Диаметр медальона— 1,04 см, толщина — 5,7 мм. Сверху
к медальону припаяна гофрированная трубочка длиной 9,7 мм и
диаметром 2,5 мм (рис. 5, 4). Две другие подвески — миниатюр¬
ке полые цилиндрики, запаянные с одной стороны. Диаметр их —
мм, длина — 5,5 мм. Корпус подвесок гладкий и по краям об¬
I
.77

рамлен витой проволокой. К корпусу припаяна петелька для под,
вешивания диаметром 3,5 мм (рис. 5, 5).
Курган 2. Могильная яма углами ориентирована по сторона^
света, размеры 2,15x2,2 м, глубина от уровня древнего горизонт
1,7 м. Погребение оказалось кенотафом, в нем были найдены
бронзовый котел, меч и миска (рис. 1, 2).
1). Бронзовый котел с шаровидным туловом, отогнутым нару.
жу венчиком, раструбообразным поддоном и двумя вертикаль,
ными арочными ручками с тремя выступами-кнопками. Одна руч*
ка отломана и находилась в котле, другая согнута. У котла есть
еще две вертикальные канелюрованные ручки-петельки. В средней
части его проходит горизонтальный круговой валик, имитирующий
веревочку. Поддон приварен к тулову и укреплен с помощью двух
штырей. На тулове котла заметны две небольшие заплатки —сле¬
ды починки. Поддон и тулово носят следы умышленного повреж¬
дения: они помяты, тулово пробито. Поверхность котла сильно за¬
копчена. Высота котла — 41,4 см, диаметр тулова — 37,5 см (рис.
3, 9). 2). В 0,5 м севернее котла лежал железный меч с кольце¬
видным навершием и прямым перекрестием. Клинок в сечении
линзовидный, обломан в древности. На клинке меча сохранились
следы деревянных ножен, выкрашенных красной краской. Длина
сохранившейся части клинка — 23 см, рукояти — 15 см, диаметр
навершия — 4 см (рис. 4, 7). 3). Сероглиняная гончарная миска
была разбита в древности (два фрагмента ее обнаружены возле
котла). У нее плоское дно, расширяющееся кверху тулово с вогну¬
тыми стенками и отогнутым наружу краем. Диаметр дна — 10,2 см,
тулова — 34 см, венчика — 32,7 см, высота миски— 10,5 см (рис.
3, 3).
Курган 3. Могильная яма ориентирована углами по сторонам
света, размеры 2,3x2,3 м, глубина от древнего горизонта 2,1 м.
Ограблено. В западном углу на дне лежали человеческий череп
без нижней челюсти и кость ноги (рис. 1,3).
1—2). В засыпи и на дне могилы, в северном углу были обна-
ружены фрагменты двух сероглиняных гончарных кувшинов. Один
из них плоскодонный с яйцевидным туловом, высоким цилиндра*
ческим горлом, дуговидной ручкой и согнутым наружу венчиком
со сливом. У основания горла прочерчены два горизонтальных
круговых желобка. От основания ручки вниз отходят три налепных
«усика», заканчивающихся завитками на концах. Высота кувши¬
на— 43 см (рис. 3, 8). Второй кувшин лощеный, с биконическиМ
туловом, плоским дном, петлевидной ручкой, высоким воронкооб¬
разным горлом, отогнутым венчиком со сливом. По ребру сосуДа
проходит горизонтальный круговой желобок. Такой же желобок
есть у основания горла. Высота сосуда около 26 см (рис. 3, 6)-
3). В заполнении ямы и на дне ее собрано 16 золотых прямоуголь¬
ных обкладок от деревянного сосуда (рис. 5, 23, 24). Судя по то
щине обкладок, а также отдельным сохранившимся фрагментам
сосуда (чаша?), он имел толщину стенок 3,5 мм. 4). В западной
части могилы были, обнаружены 9 стеклянных бочонковидных б}с
78

tiOvieroBOro цвета, 38 настовых светло-коричневых круглых бусин,
биконических и небольшое количество рубленого бисера светло-
^бричневого цвета ( рис. 2, 63—67). 5). В 20 см от дна ямы, в ее
фЖИ°й части собраны штампованные золотые нашивные бляшки:
% полусферических диаметром 4,7 мм, 6 выпуклых бляшек диамет¬
ром 7 мм и 1 бляшка в виде стилизованной головы барана с план¬
кой внизу (рис. 5, 7—9). 6). У восточной стенки найдены стеклян¬
ные бусы: 1 четырнадцатигранная зеленого цвета (рис. 2, 73),
I ребристая зеленого цвета, бочонковидной формы (рис. 2, 68),
| синяя бочонковидной формы (рис. 2, 69), 1 зеленая ребристая
купленная (рис. 2, 78), 1 округло-бугристая зеленоватого цвета
|шс. 2, 76), 1 округло-бугристая зеленая с бело-синими глазками
1ИС. 2, 70), 2 цилиндрические пастовые полосатые бусины (рис.
;;75), халцедоновая печатка от перстня, на плоской стороне кото-
1Й вырезано изображение птицы, терзающей рыбу, использовав-
$яся как бусина (рис. 2, 83). 7). В заполнении ямы на глубине
9 м был обнаружен фрагмент железного ножа длиной 5,1 см
йнс. 4, 5). 8). В центральной части ямы, почти на дне, найдена
рнзовая квадратная обойма с двумя заклепками, согнутая из
[ста толщиной 0,3 мм (рис. 5, 14). 9). В центре могилы, на дне,
|жал золотой кулон, представляющий прямоугольный хмедальон
£ вставкой из зеленого стекла. По всему его корпусу проходит
(одольное ребро. Длина — 3,2 см, ширина — 1,3 см, толщина —
| см. На верхних углах медальона припаяны два ушка (одно
[ломано), к которым с помощью золотых штифтов крепились две
|потые плетеные цепочки, длиной 18,5 и 19,5 см, с муфточками-
|еплениями на концах (рис. 4, 6). 10). Рядом с кулоном нахо¬
дись два фрагмента бронзового зеркальца-подвески с неболышш
фтиком, орнаментированного двумя поясами прямоугольников.
Иаметр диска — около 6 см (рис. 5, 18). 11). В южной части мо-
*ды найдена серебряная обойма диаметром 1,6 см (рис. 5, 13).
|.). Рядом с фрагментами сосудов лежала прямоугольная желез-
[я пряжка (рис. 5, 16). 13). Возле кулона обнаружена бронзовая
§>лесиковидиая подвеска диаметром 3 см (рис. 5, 17). 14). Рядом
фрагментами зеркала лежали две круглые бронзовые пряжки с
Сдвижными язычками (рис. 5, 16). 15). Бронзовая круглая бусина
|Иаметром 1,95 см (рис. 5, 6) и 16) полихромная бусина черного
^желтого цветов (рис. 2, 77). 17). У южной стены найдены фраг¬
менты железного черешкового ножа длиной 5,8 см (рис. 5, 4) и
№) железной прямоугольной пряжки. 19). В восточном углу ямы
бежала бронзовая бусина прямоугольной формы. Длина — 0,9 см
(рис. 5, 11). 20). У южной стенки найден бронзовый крючок и
Фребряная пластиночка. Длина— 1,8.см (рис. 5, 10, 12).
у Курган 4. Могильная яма длинной осью ориентирована по линии
9-Ю, размеры 2,4x2,75 м, глубина от уровня древнего горизон-
2,3 м (рис. 1, 4). Ограблено.
1). В северной части ямы на глубине 0,5 м встретились облом-
® железного предмета неясного назначения (рис. 5, 30). 2), В за-
Цдненни ямы, в ее северной части,, были обнаружены фрагменты
79

деревянного сосуда с бронзовыми обкладками квадратной и прч,
моугольной формы из листа толщиной 0,7 мм. Они крепились ^
краю сосуда с помощью бронзовых заклепок. Вместе с обкладкаь,и
найдены две бронзовые скобы, вероятно, скреплявшие его отдель.
ные части. Судя по сохранившимся фрагментам, толщина стеноц
составляла 0,55 см (рис. 5, 25, 26). 3). В юго-западном углу ца
глубине 2 м найдены фрагменты золотых обкладок какого-то де.
ревянного предмета (рис. 5, 19). 4). У западной стенки на дце
ямы лежали фрагменты золотой обкладки меча, поврежденной в
двух местах. Под ними обнаружены мелкие чешуйки железа, ц0
которым восстановить форму и размеры меча не представляется
возможным. Обкладка выполнена в технике штамповки по дере¬
вянной основе, части которой сохранились. На ней оттиснуто изоб¬
ражение козла с поджатыми ногами и повернутой назад головой,
припавшего к земле копытного животного, вид которого трудно
определить из*за повреждения (вероятно, тоже козел), и морда
какого-то животного, породу которого установить невозможно,
так как фигура сильно повреждена и деформирована, а также
изображение припавшего к земле фантастического крылатого зве¬
ря, имеющего черты хищника кошачьей породы. Все фигуры вы¬
полнены в высоком рельефе, шерсть животных, ребра и мышцы
показаны глубокими бороздками, глаза и уши, плечи, круп инкру¬
стированы вставками из бирюзы сегментовидной формы. Обкладка
изготовлена из тонкого золотого листа толщиной 0,2 мм, общая
длина сохранившейся ее части — 27,3 см (рис. 6, 2). 5). В северо-
западном углу ямы на глубине 2—2,1 м найдены 13 золотых обк¬
ладок деревянного сосуда. Обкладки имели прямоугольную фор¬
му, согнуты из тонкого листа толщиной 0,1 мм. Они крепились к
краю сосуда при помощи двух заклепок. Одна из них имела рас¬
трубообразную форму, по-видимому, она облегала ручку сосуда.
Отдельные его части были «сшиты» между собой тонкой золотой
лентой. Судя по толщине обкладок, а также по сохранившимся
фрагментам, стенки сосуда имели толщину 2,5 мм (рис. 5, 21, 22)
К сожалению, форму и размеры сосуда установить не удалось.
6). В западной части могилы на глубине 2 м встречена крупная
гешировая бусина бочкообразной формы, диаметром 2,15 см (рис-
2, 80). 7). Там же была найдена цилиндрическая пронизка длиной
4 см и диаметром 1,85 см, из камня зеленого цвета змеевика (рис
2, 79). 8). У западной стенки рядом с обкладками лежала бронзо¬
вая круглая пряжка с подвижным язычком и остатками кожаной
ремня. Диаметр пряжки — 2,1 см (рис. 5, 27). 9). В центре могилы
■найден массивный золотой браслет диаметром 7,7 см с восьмерко¬
образной завязкой и оплеткой на концах. Браслет изготовлен из
круглого в сечении прута диаметром 6 мм (рис. 6, 1). 10). Возле
обкладок ножен меча лежал сланцевый оселок длиной 26,7 с>и
прямоугольный в сечении, с отверстием для подвешивания (рис.
3). 11). Рядом с ним найдены фрагменты железного черешковоЫ’
ножа длиной 12 см (рис. 6, 5). 12). У оселка лежали 19 железны4
черешковых трехлопастных наконечников стрел, спекшихся в д«а

* i
P
золотой
основы;
ис. 6. Находки из кургана 4 Барановского могильника.
браслет; 2 — золотая обкладка ножен меча и фрагменты деревян-
3 — оселок; 4 — бронзовые фалары, обтянутые золотой фольгой;
5 — железный нож
Исаз 1309
81

комка. Лопасти наконечников срезаны под прямым углом к черегц,
ку, длина головки—1,5 см, длина черешка — 1 —1,1 см (рис. л
31). 13). Возле обкладок ножен меча найдена синяя стеклянная
круглая бусина с желтыми глазками, диаметром — 2,6 см (рис. э
82). 14). В центре ямы обнаружена золотая лента с рифлено^
поверхностью. На обратной стороне ее сохранились следы кожи ц
волокон ткани. Вероятно, она представляла собой накладку на
парадный уздечный ремень. Общая длина ленты — 64 см, шири,
на — 2,4 см, толщина — 0,1 мм (рис. 4, 8). 15). Под ней лежали
два выпуклых фалара с прямоугольными отверстиями в центре.
Они изготовлены из бронзы и обтянуты золотым листом. На их
внутренней стороне и в отверстиях сохранились остатки кожаных
ремней. Диаметр фаларов — 6,1 и 6,5 см (рис. 6, 4). 16). Рядом
были собраны обрывки золотой фольги, по-видимому, остатки та¬
кой же ленты, что и описанная выше (рис. 5, 20). 17). В юго-за¬
падном углу ямы на дне найдена агатовая бусина удлиненно-бо-
чонковидной формы, диаметром 1,4 см, длиной 2,5 см (рис. 5, 1).
18). Рядом с ней были обнаружены две золотые подвески в виде
миниатюрных полых цилиндриков, запаянных с одной стороны, диа¬
метром 1,2 см и длиной 0,9 см. По краям подвесок имеются борти¬
ки из плетеной проволоки. К корпусу припаяны петельки для под¬
вешивания (рис. 5, 28). 19). В северо-восточном углу был найден
фрагмент бронзовой лучковой одночленной фибулы с подвязным
приемником. Длина сохранившейся части — 2 см (рис. 5, 29.). 20).
В юго-восточном углу ямы лежала каменная бусина сегментовид¬
ной формы серого цвета (рис. 2, 81).
По обряду исследованные погребения относятся к памятникам
среднесарматского времени, однако их дату можно уточнить. В
погребении кургана 4 была найдена лучковая одночленная фибула
с подвязным приемником. По классификации А. К. Амброза, она
относится к первому, наиболее раннему, варианту. Время бытова¬
ния таких фибул — первая половина I в. н. э., хотя иногда они
встречаются и в комплексах начала II в. н. э. 1 Такого же мнения
придерживается и А. С. Скрипкин, проанализировавший фибулы из
сарматских погребений Нижнего Поволжья 2. В этом же кургане
обнаружены золотые подвески в виде миниатюрных полых цилин,и
риков, запаянных с одной стороны (рис. 5, 28). Точную аналогию им
составляют подвески из кургана 1 (рис. 5, 5), что позволяет
хронологически связать между собой эти комплексы. Подобные
украшения были довольно широко распространены в Северном
Причерноморье и Прикубанье‘в I—III вв. н. э.3 Встречаются они
и в Поволжье; близкие барановским^ украшения происходят i'3
окрестностей Котово4 и из позднесарматского кургана F 16 у с
Усатово5. Некоторые из этих подвесок-амулетов украшены нак-
ладным орнаментом и цветными вставками, другие гладкие. Од*:И
из них имеют две или три петельки для подвешивания, други^
подобно барановским — по одной. Вместе с указанными амулетам11
в кургане I находились подвески в виде круглого медальона с
менными вставками, обрамленные зернью и с напаянными гофр*1'
32

рованными трубочками для подвешивания. Подвески различной
формы с рифлеными трубочками часты в комплексах первых веков
^ э. в некрополях городов Северного Причерноморья 6. Довольно
^чная аналогия барановским подвескам была найдена в кургане
07 У с. Альт-Веймар 7. Отличия состоят в отсутствии трубочки
(вместо нее петелька) и в материале вставки — в последнем случае
$на стеклянная. По находке в этом погребении южноиталийского
бронзового зеркала В. И. Шилов убедительно датировал весь комп¬
лекс первой половиной II в. н. э.8 По-видимому, подвески из Ба-
рановки относятся именно к этому времени.
Самую многочисленную категорию находок в могильнике сос-
фвляют бусы *. Наиболее интересен состав ожерелья из кургана 1.
Хронологические позиции его бус расположились от V в. до н. э.
Jp II в. н. э. По мнению Е. М. Алексеевой, самая оптимальная
$ата ожерелья — рубеж нашей эры. Хронологические рамки ос-
фдьных бус, найденных в Барановском могильнике, ограничива¬
йся I—II вв. н. э.
| Керамика представлена несколькими типами сосудов. Сосуд
|гушевидной формы из кургана 1 (рис. 3, 5) находит многочислен¬
но аналогии в комплексах среднесарматского времени 9. В курга-
IX 1 и 3 были найдены чернолощеные гончарные кувшины (рис. 3,
6). Они принадлежат к весьма распространенному в Поволжье
среднесарматское время типу сосудов. Аналогичный кувшин был
1йден в кургане 12 Никольского могильника, датированного
/П. Засецкой второй половиной I— началом II вв. н. э. К сводке
удобных кувшинов, приведенных ею 10, можно добавить сосуд из
фгана 1 у Верхнего Колышлея п. Второй кувшин из кургана 3
>ис. 3, 8), по имеющимся аналогиям, также можно отнести к
’ому времени 12. Миски из 1 Барановского могильника принадле-
ат к различным типам, но хронологически синхронны друг другу.
Циска из кургана 1 имела загнутый внутрь бортик с двумя неглу-
^кими желобками (рис. 3, 7). Посуда этого типа встречается в
мплексах I—II вв. н. э. Прикубанья 13 и Нижнего Дона 14. По
Наблюдениям И. С. Каменецкого, эта форма является преобладаю¬
щей для серолощеных мисок Подазовского городища, пик их про¬
изводства приходится на вторую половину I в. н. э. 15 Миска из
кургана 2 (рис. 3, 3) находит аналогии в прикубанских и нижне-
бонских памятниках I—II вв. н. э. 16 Сосудик из кургана 1 (рис. 3,
Щ имеет многочисленные аналогии в сарматских погребениях на¬
чала нашей эры и в меотских могильниках I—II вв. Прикубанья
Щ в памятниках Нижнего Дона 17. Красноглиняный гончарный со¬
судик из кургана 1 (рис. 3,1) — античного производства. Аналогии
ему имеются в могильнике Бельбек IV в Крыму. Комплексы с эти-
Йи сосудиками датируются I— началом II в. н. э. 18 Эту дату подт¬
верждает находка такого же сосуда в погребении у пос. Мысхако
Вместе с золотым статером боспорского царя Котиса I 19.
s^.
f * Вое бусы, найденные в Барановке, были продатированы Е. М. Алексеевой.
# что приношу ей свою глубокую благодарность.
63

Бронзовый котел (рис. 3, 1) относится к категории редких на
ходок. В. П. Шилов датировал погребение 8 кургана 55 Калинова
кого могильника, в котором найден котел барановского типа,
концом I в. до п. э.20 Н. А. Боковенко относит аналогичные котлы
ко второму типу и датирует их I в. до н. э. — I в. н. э.21 На Ниж¬
нем Дону такие котлы найдены в кургане 14 у хут. Кудинова и п
Садовом кургане. В. М. Косьяненко и В. С. Флеров датируют пер¬
вый I в. до п. э — I в. н. э., второй — 1 в. до н. э.22 Более верноц
представляется точка зрения Б. Л. Раева, который относит перечис¬
ленные комплексы Поволжья и Подонья ко второй половине I —
первой половине II в. и. э.23
Предметы воружепия в I Барановском могильнике представле¬
ны мечом и железными черешковыми наконечниками стрел (рис. 4,
7; 5, 31). Меч относится к традиционному для среднесарматского
времени типу и датируется I в. до н. э. — I в. н. э., хотя некоторые
экземпляры встречаются и во II в. н. э.24 По классификации
А. М. Хазанова, наконечники стрел относятся к четвертому типу2)
и встречаются на протяжении всего среднесарматского периода.
Штампованные золотые бляшки различных геометрических
форм довольно широко распространены в среднесарматский период
Хорошо известны бляшки в виде стилизованной головы барана.
Близкую аналогию барановским составляют бляшки из твердо
датированного сарматского комплекса в Поднестровье — вторая
половина I — начало II в. н. э.26
Золотой кулон из кургана 3 (рис. 4, 6) происходит из ювелир¬
ных мастерских боспорских городов. Аналогией нашему медальону
является кулон из кургана 14 Сладковского могильника. Отлича¬
ется последний только фигурками ушастых грифонов.Данный комп¬
лекс весьма выразителен и его дата — I — начало II в. н. э. не
вызывает сомнений 27.
Большой интерес представляет золотая обкладка ножен меча
из кургана 4 (рис. 6, 2), выполненная в зооморфном стиле и инкру¬
стированная бирюзой. Она принадлежит к числу предметов сар¬
матского звериного стиля, представленого украшениями из погре¬
бений сармато-аланской знати Поволжья, Нижнего Дона, Прик}
банья и Причерноморья. В близкой манере изображены фигурки
хищников на гривнах из клада у с. Казинского28. Своеобразное
искусство полихромного звериного стиля появляется у сарматов
на рубеже нашей эры и существует до середины II в. н. э.
Оригинален золотой браслет из кургана 4. Менее массивные
браслеты известны на Кавказе29, практически идентичен баранов-
скому золотой браслет из Венгрии 30. Правда, и кавказский, и вен¬
герский экземпляры происходят из комплексов более поздних, чем
камышинский.
Ряд вещей из публикуемых погребений I Барановского могилы
пика характеризует материальную культуру поздпесарматскоЮ
времени: зеркальце-подвеска, ножницы, зеркало с центрально'1
ручкой-петелькой. Зеркала с ручкой-петелькой А. М,. Хазап()Н
выделяет в 10-й тип и датирует концом II—IV вв.31 Однако зс|г

ло из Барановки нельзя отнести к этому типу. Оно крупнее,
рачительно массивнее, его орнаментация не находит аналогий
‘ еди сарматских зеркал. Наличие шишечек, пояса треугольников
|5лижает его с китайскими зеркалами, для которых были харак-
црны такие же орнаментальные мотивы и композиционное решение
Ысунка (деление его на несколько поясов) 32. П. Рау связывал
явление у сарматов зеркал с центральной петелькой с сибирско-
китайским влиянием33. Появление китайских зеркал в волго-донс¬
ких и приуральских степях относится к началу нашей эры34.
1ольшая их часть найдена в поздпесарматских погребениях.
В кургане 3 были найдены обломки зеркальца-подвески (рис. 5,
3). Ряд признаков: отсутствие валика по краю, наличие орна¬
мента, небольшая толщина диска — позволяет отнести его к второ-
у варианту по схеме М. П. Абрамовой. По ее мнению, такие зер-
ала появляются во II в. н. э.35 А. С. Скриикин датирует их па¬
лом II — первой половиной III в.36
В кургане I найдены железные пружинные ножницы. Принято
язывать их с комплексами позднесарматской культуры. На наш
*гляд, появляются они в предшествующий период. Так, в погре-
нии I — начала II в. кургана 14 Сладковского могильника име-
тся железные пружинные ножницы, аналогичные барановским 37.
1кие же ножницы входят в число находок из кургана 16 у с.
фьковка (III группа) 38. Ни по погребальному обряду (диагона-
ное положение костяка с юго-западной ориентировкой), ни по
йщевому материалу этот курган нельзя причислить к позднесар-
штским. Датируется он концом I — началом II в. н. э. В кургане
* могильника Криволиманский I (раскопки Е. И. Савченко) с
жницами найдены бронзовая круглая фибула-брошь, золотая
1була с фигуркой барана и золотые серьги. Фибула-брошь отно¬
шен к типу провинциальных шарнирных. Датируются они в зави-
мости от вариантной принадлежности I — III вв. н. э.39 Золотая
?була с фигуркой барана относится А. К- Амброзом к I в. до н. э.
I в. н. э.40 Золотые серьги из этого комплекса идентичны серь-
М из кургана 5/40 Чертовицкого могильника в Воронежской об-
1сти, который А. П. Медведев отнес к концу I в. н. э.41 Таким об-
езом, погребение кургана 44 могильника Криволиманского I сле¬
зет датировать концом I — началом II в. Следовательно, появ-
Шие ножниц у сарматов относится к этому времени, наличие их
Кургане I Барановского могильника не противоречит общей дате
^мятника — конец I — начало II вв. н. э.
^ Публикуемые в настоящей статье материалы представляют
>льшой интерес для решения ряда вопросов истории сарматских
1емеи Поволжья. Погребения из I Барановского могильника по
|оему обряду вписываются в круг среднесарматских памятников,
"то время как среди инвентаря присутствуют вещи, в большей
Фпени характерные для материальной культуры поздних сарма-
p. В этом смешении черт и заключено своеобразие этих комплек-
р. По существующей ныне периодизации среднесарматский пе-
Фд заканчивается в 1 в. н. э., а во II в. начинается уже поздно-

сарматский этап. Однако полностью сформировавшийся археоло
гический комплекс позднесарматской культуры мы имеем только
с середины II в. н. э., в то время как первая половина II в. — это
период ее формирования и становления42. В погребениях этою
времени присутствуют черты предшествующей эпохи и начинаю,
появляться новые элементы. Причем, в первую очередь, измене
ния коснулись материальной культуры, а не погребального обряда
Материалы I Барановского могильника достаточно наглядно де¬
монстрируют этот процесс. К настоящему времени в Нижнем По¬
волжье имеется довольно большая серия погребений, в которых
сочетаются элементы средне- и позднесарматской культур. К числ
их относится ряд погребений из хорошо известных могильников:
Авиловского и Ютаевского, Никольского, Бережновского, Быкове
кого и др. К ним примыкают и комплексы из Барановки. Видимо,
памятники подобного рода двухкомпонентные и их следует считать
переходными от среднесарматской к позднесарматской культуре.
1	Амброз А. К. Фибулы юга Европейской части СССР // САИ. 1966. Вып.
Д 1-307. С. 48, 49.
2	Скрипкин А. С. Фибулы Нижнего Поволжья (по материалам сарматских
погребений) // СА. 1977. № 2. С. 105.
3	Пятышева Н. В. Ювелирные изделия Херсонеса // Тр. ГИМ. 1965. Вып.
XVIII. Табл. XIII. Рис. 7. Табл. XIV.
4	Берхин И. Я. О трех находках позднесарматского времени в Нижнем
Поволжье // АСГЭ. 1961. Вып. 2.. С. 143. Рис. 1,1,2.
5	Синицын И. В. Археологические раскопки на территории Нижнего По¬
волжья. Саратов, 1947. С. 50—55. Табл. 2, 1.
6	Пятышева Н. В. Указ. соч. Табл. XII.
7. Rau Р. Die Hugelgraber romisher Zeit an der Unteren Wolga. Pokrowsk,
1927. C. 39. Рис. 57. E.
8	Шилов В. Я. Южноиталийские зеркала в волго-донских степях // С А.
1972. № 1. С. 264.
9 Синицын И. В. Сарматские курганные погребения в северных районах
Нижнего Поволжья // Сборник Нижневолжского краевого музея. Саратов, 1932.
Табл. III. Рис. 3 б; Он же. Древние памятники Саратовского Заволжья // Ар¬
хеологический сборник. 1966. Рис. 20, 5; Синицын И. В., Эрднисв У. Э. Древ¬
ности Восточного Маныча // Древности Калмыкии. Элиста, 1985. Рис. 2, в’>
Шилов В. П. Проблемы освоения открытых степей Калмыкии от эпохи1 бронзы
до средневековья // Памятники Калмыкии каменного и бронзового веков.
Элиста, 1985. Рис. 9, 4.
10	Засецкая И. П. Савроматские и сарматские погребения Никольского м:Г
гильника в Нижнем Поволжье // Тр. Государственного Эрмитажа. Л., 19/9.
Вып. XX. С. 112, ИЗ. Рис. 17, 17. Сноска 23.
. 11 Синицын И. В. Сарматские курганные погребения... С. 59. Табл. 3, 2.
12	Синицын И. В. Археологические исследования Заволжского отряда (1951 ^
1953 гг.) // МИА. 1959. № 60. Рис. 1, 15.
13	Анфимов Н. В. Меото-сарматский могильник у станицы Усть-ЛабинсЮ'1
// МИА. 1951. № 23. Рис. 16, 5.
14	Шелов Д. Б. Некрополь Танаиса // МИА. 1961. № 98. Табл. 18, 1.
15	Каменецкий И. С. Итоги исследования Подазовского городища // СА. 19'4
№ 4. С. 216, 217. Рис. 5, 7. ,
16	Анфимов Н. В. Меото-сарматский могильник... С. 194. Рис. 15, 10; Бр^
ченко С. И. Правобережное Мокро-Чалтырское городище на Дону // С А. 19^'*
N2 2. С. 193. рис. 5, 1.

17	Синицын И. В. Указ. соч. Рис. 1; Он же. Древние памятники в низовьях
|руслана // МИА. 1960. № 78. Рис. 11, 4, 5, 21; Шилов В. П. Южноиталийские
юркала... Табл. III; Анфимов Н. В. Указ. соч. С. 194; Шелов Д. Б. Танаис и
|ижний Дон в первые века нашей эры. М., 1972. С. 103. Рис. 2.
18	Гущина И. И. О локальных особенностях культуры населения Бельбекс-
долины Крыма в первые века н. э. // Тр. ГИМ. 1982. Ч. 2. С. 21.
19	Онайко Н. А. Погребение воина у поселка Мысхако // КСИА. 1983. № 174.
& 84. Рис. 2.
||	20 Шилов В. П. Калиновский курганный могильник // МИА. 1959. № 60.
§цс. 57, 4; Он же. Очерки по истории древних племен Нижнего Поволжья. Л.,
75. С. 145.
21	Боковенко U. А. Типология бронзовых котлов сарматского времени в
^сточной Европе // СА. 1977. Кя 4. С. 232—233.
22	Косьяненко В. М., Флеров В. С. Бронзовые литые котлы Нижнего По-
Цнья (к вопросу о типологии и хронологии) // СА. 1978. № 1. С. 203.
23	Раев Б. А. Металлические сосуды кургана «Хохлач» (материалы к хро-
блогии больших курганов сарматского времени в Нижнем Подоньё) // Проб¬
ны археологии. Л., 1978. Вып. 2. С. 92.
24	Хазанов А. М. Очерки военного дела сарматов. М., 1971. С. 12.
25	Там же. С. 37.
26	Гросу В. И. Сарматское погребение в Поднестровье // СА. 1986. Кя 1.
( &61.
27	Максименко В. Е. Отчет о раскопках Сладковского курганного могильни-
в Тацинском районе Ростовской области в 1978 г. // Архив ИА АН СССР.
[, Кя 7094. С. 20—29.
28	Руденко С. И. Сибирская коллекция Петра I // САИ 1.962. Вып. ДЗ-9.
17.
29	Рамишвили Р. М. Новые открытия на новостройках Арагвского ущелья //
ИА. 1977. Кя 151. Рис. 5, 2.
* 30. Pardusz М. Denkmaler der sarmatenzeit Ungarns//Archaelcgia Hungarica,
tV. Budapest, 1941. C. 56, Табл. XXIII, 2, 3
31 Хазанов A. M. Генезис сарматских бронзовых зеркал // С А. 1963. № 4.
( 57.
62 Лубо-Лесниченко Е. И. Привозные зеркала Минусинской котловины. М.:
ука, 1975. Рис. 6, 8, 21, 101, 102, 109.
' 83. Rau Р. Указ. соч. С. 95
34	Синицын И. В. К материалам по сарматской культуре на территории
жнего Поволжья // СА. 1946. № 8. С. 91, 92.
35	Абрамова М. Л. Зеркала горных районов Северного Кавказа в первые
jta нашей эры // История и культура Восточной Европы по археологическим
П1ным. М., 1971. С. 129.
36	Скрипкин А. С. Нижнее Поволжье в первые века нашей эры. Саратов,
1 % С. 48.
37	Максименко В. Е. Отчет о раскопках Сладковского курганного могилбни-
! Р С. 20—29.
38	Рыков П. С. Отчет о раскопках в Нижнем Поволжье и Уральской губер-
в 1926 и 1927 гг. // Архив ЛОИА АН СССР. Ф. 2. 1927/187.
39	Амброз А. К. Указ. соч. С. 31, 32.
40	Там же. С. 34. Табл. 15, 11.
| 41 Медведев А. П. Сарматское погребение близ Воронежа // СА. 1981. Кя 4.
Ш,42 Скрипкин А. С. Указ. соч. С. 98—100.

Б. Ф. ЖЕЛЕЗЧИКОВ, В. Я. ПОРОХ
ПОЗДНЕСАРМАТСКИЕ МЕЧИ ЛЕБЕДЕВКИ
(опыт металлографического анализа)
Изучая производство древних обществ, археологи должны преж¬
де всего оценивать значение таких элементов производительныл
сил, как орудия труда и объекты труда, технология производства,
производственные приспособления и ряд других факторов. В сил\
природы и состава археологических источников в настоящее время
наиболее доступными объективному познанию являются объекты
техники и технологии ].
В отдельных работах уже делалась попытка выявить конструк¬
тивные схемы и технологические варианты обработки железа в
раннем железном веке2, в том числе и оружия. Однако еще ни
разу не подвергался металлографическому анализу позднесармат¬
ский металл, особенно оружие. Большой интерес с этой точки зре¬
ния представляет исследование трех мечей, найденных в поздне-
сарматском могильнике II—III вв. и. э. Лебедевка VI в Уральской
области.
Первый меч без перекрестия и навершия (рис. 1, 1) был най¬
ден в кургане 1. Длина меча— 1 м, длина рукояти— 15 см, ши¬
рина лезвия—"5,5 см. Меч находился в деревянных ножнах, пок¬
рытых красной краской. На рукояти сохранились две железные
заклепки, к которым крепилась деревянная обкладка. Меч обоюдо
сгстрый, в сечении линзовидный.
Под металлографическое исследование был взят шлиф на 1'3
поперечного сечения лезвия меча. Микроетруктурное исследование
выявило мелкодисперсную феррито-цементитную структуру с очень
небольшим числом отдельных точечных включений. По границам
бывших аустенитных зерен выделились карбиды. Цементит имес
в основном зернистое строение, изредка игольчатое. Зернистый це
мептит обладает максимальной пластичностью, структура иголь
чатого отличается большей твердостью и хрупкостью.
При проявлении микроструктуры была обнаружена различная
травимость ферритной матрицы: появились области овальной фор
мы длиной 200...300 мкм, в поперечнике — 50...100 мкм, не имекг
щие фазовых границ, но отличающиеся от феррита по окраске. R
88

о
Рис. 1. Позднесарматские мечи Лебедевки VI.
I _ кург. 1; 2 — кург. 37; 3 —кург. 3
к
89

тексте они названы «ликвационные пятна». Микротвердость цемен-
тита 161 кг/мм2, а содержание углерода составляет 1,35%.
Произведен качественный и полуколичественный анализ образ-
цов эмиссионным спектральным методом на установке для локаль-
ного микроспектрального анализа МСЛ-1 (ЛОМО). В состав
установки входят микроскоп МСЛ-1, электронный генератор ло¬
кальной искры ЭГЛИ-2 и кварцевый спектрограф ИСП-30. Режим
работы генератора — высоковольтная искра. Анализ на углерод
проводили в жесткой высоковольтной искре — С = 0,05 мкф, L = 0.
Остальные элементы определяли в мягкой высоковольтной искре
С = 0,05 мкф, L = 360 МкГн. В качестве противоэлектрода исполь¬
зовали медную проволочку диаметром 1,1 мм, в качестве этало¬
нов— 127а и 76 комплектов для спектрального анализа углеро¬
дистых и малоуглеродистых сталей. Диаметр разрядных пятен
400—500 мк, глубина проникновения — 5—10 мк.
По результатам спектрального анализа исследуемый меч в ос¬
новном содержит железо, обнаружен углерод, марганец и следы
кремния, хрома и никеля,
Второй меч с халцедоновым навершием (рис. 1, 2), найден в
кургане 37. Длина лезвия — 1,05 м. Меч в деревянных ножнах, пок¬
рытых красной краской. Халцедоновое навершие в виде круглой
плоской пластины диаметром 4,5 см, высотой 0,8 см. На навед¬
ший— украшение в виде круглой золотой выпуклой пластины с 5
глазками полупрозрачного зеленоватого стекла. Микроструктурнзе
исследование шлифа, изготовленного на 1/2 поперечного сечения
клинка, повторило мелкодисперсную феррито-цементитную струк¬
туру меча с преимущественно зернистым строением цементита,
изредка — игольчатым. Микротвердость цементита— 149 кг/мм2,
а содержание углерода — 1,38%. Зерно очень мелкое и составляет
6—8 баллов, шлаковых включений и пор почти нет. Спектральный
анализ образца обнаружил железо, марганец, углерод и следы ни¬
келя, хрома, кремния.
Третий меч с халцедоновым навершием происходит из курга¬
на 3. Навершие в виде круглого халцедонового диска. Сверху на
нем укреплена золотая пластинка с изображением лица сатира
(рис. 1, 3). Длина меча 1,27 м, диаметр диска — 7 см, высота ^
0,8 см. По краям пластина имела гнезда, в которые крепились
стеклянные и пастовые глазки. По одному гнезду имелось на щск°
и лбу сатира. Гнезда по краям украшались зернью. Навершие крС'
пилось к мечу посредством железного стержня, который вбивался
в деревянную рукоять. Длина рукояти с навершием 27 см, в те¬
чении овальная. Клинок в сечении линзовидиый. Ширина лез::ня
4 см. Конец ножен имел серебряную обойму, к которой с одн°1[
стороны крепилась серебряная пластинка 0,5 см. Сохранило^
крепление меча.
Микроисследование шлифа, изготовленного на 1/2 части понг
речного сечения клинка, выявило все ту же феррито-цементитп} ^
структуру с преимущественно зернистым строением цементита.
и включений почти нет, содержание углерода 1,38%, в составе
90

0 кроме железа и углерода обнаружены марганец, следы никеля,
^рома, кремния.
* Для исследования трех мечей, найденных в Лебедевке, были
применены металлографический, микроспектральный и рентгено-
структурный анализы. Измерение микротвердости проводилось на
приборе ПМТ-3.
В микроструктуре, проявленной двумя различными реактивами,
^ обоих случаях присутствовали две фазы: матрица феррита и це-
§[тит. Последний в виде сетки по границам зерен и выделений в
е зерен в виде либо сферических частиц, либо игл. Рентгено-
сЦ>уктурный анализ подтвердил наличие a-железа (феррит) и сое-
1ения Fe3C (цементит). Микроспектральным анализом обнару-
jgHO железо с примесями углерода, марганца, хрома, кремния.
1Ыной интерес представляет повторение распределения микро-
руктур на трех мечах: мелкодисперсная феррито-цементитная
руктура с преимущественно зернистым строением цементита и
)едка игольчатым. Такое повторение может свидетельствовать
о: i установившейся технологии изготовления оружия. Наличие
с рплений цементита и ликвационных пятен, ориентированных
о1 юсительно оси меча, может свидетельствовать о том, что процесс
и фтовления изделий имел целенаправленную обработку для улуч-
U [ния его свойств. С этой же целью была применена цементация
к 1ЦЫ в присутствии специальной засыпки, содержащей углерод,
п % температуре 1000°С. В результате такой термообработки по
г шицам зерен выделилась грубая цементитная сетка. Крица,
о >аботанная таким образом, далее подвергалась многократной
к< же. Результат этой обработки—прерывистость цементитной сет-
Ki и наличие зернистости в перлитных колониях. Зернистое строе-
цементита связано еще, по-видимому, и с выдержкой в ин-
рвале температур Ас1—Ас3 —интервале сфероидезации. Вы-
жка предположительно связана с процессом разгерметизации
|и под цементацию.
1Три меча, найденные в Лебедевке и исследованные нами, резко
шчаются по своей структуре от мечей, описанных в литературе.
они изготовлены из высокоуглеродистой стали. Отсутствие
раковых включений, высокая плотность материала могут свиде-
твовать о высокой квалификации кузнеца. Погребальный об-
и инвентарь всех трех погребений позволяют надежно дати-
||ать анализируемые железные мечи второй половиной II — пер-
третью III в. н. э. Кстати, все позднесарматские погребения
едевки датируются этим временем. Причем особенностью глу¬
пых районов Западного Казахстана, лежаших в междуречье
ла и Илека, является то, что в них обнаружено и исследовано
шое количество погребений савроматского, ранне- и поздне-
атского времени. А вот памятников, на которых можно
ледить генезис позднесарматских комплексов, мы практически
Меем. Складывается впечатление, что позднесарматские памят-
Лебедевки появляются вдруг, в уже готовом виде,
единственной большой работе А. М. Хазанова, где анализи-
91

руется позднесарматское вооружение, нет ни слова о технологи^
его производства, хотя рассматриваются вопросы происхождения
мечей без металлического навершия 1 2 3. Автор уверенно делает вьь
вод, что генезис этих мечей насчитывает много веков и что v
сарматов мы можем проследить их преемственность, начиная с
савроматского времени. Многочисленность мечей без металличес-
кого навершия он связывает с культурным влиянием народов Сред-
ней Азии и Сибири 4.
Нам кажется, что сегодня нельзя решать вопрос о генезисе ме¬
чей без данных металлографического анализа. Металлографичес¬
кий анализ мечей из позднесарматских погребений Лебедевки поз¬
воляет сделать следующие предварительные выводы.
1.	Скорее всего, все три меча явились результатом труда сло¬
жившегося ремесленного производства. Цементация крицы в оп¬
ределенном температурном режиме, многократная кузнечная об¬
работка, способы закалки оружия свидетельствуют не только о
высокой квалификации кузнеца, но и о стационарном производст¬
ве, что невозможно обеспечить при номадизме.
2.	Конечно, это может свидетельсвтовать и о том, что лебедев¬
ские поздние сарматы пришли в данный район с какой-то опреде¬
ленной территории и принесли с собой готовые изделия, в том
числе оружие. Но, вероятнее всего, подобные находки указывают
на тесную связь степных номадов с оседло земледельческими цент¬
рами, откуда и могло поступать оружие, причем формы связей
могли быть самыми разнообразными.
3.	Одной из первоочередных задач сарматской археологии яв¬
ляется дальнейшее развитие естественно-научных методов иссле¬
дования археологических находок.
1	Колчин Б. А. Проблемы изучения технологии древнейших производств II
Очерки технологии древнейших производств. М., 1975. С. 5.
2	Полесских М. Р. Находка скифского меча в Пензенской области // СА-
1961. № 1. С. 257; Хазанов А. М. Сарматский кинжал из Саратовского музея II
СА. 1968. № 1. С. 249; Шрамко Б. А., Солнцев А. А., Фомин J1. Д. Степане-
скал Р. Б. К вопросу о технике изготовления сарматских мечей и кинжалов '>
СА. 1974. № 1. С. 181.
а Хазанов А. М. Очерки военного дела сарматов. М., 1971. С. 17—20.
4 Там же. С. 20.

Ф. А. СУНГАТОВ
К ВОПРОСУ О ДАТИРОВКЕ ВАРНИНСКОГО
И ТОЛЬЕНСКОГО могильников
■ Проблемы периодизации средневековых древностей Прикамья
ервые были освещены в работах А. А. Спицына, выделившего
пы VIII—IX, X, XI, XII, XIII—XIV вв. При определении их
солютной даты он привлек аналогии из памятников Среднего
волжья и Древней Руси X—XI вв., часто сопровождаемые араб-
ми монетами 1. С выводами А. А. Спицына принципиально не
ходились и наблюдения С. Г. Матвеева2, М. В. Талицкого3 и
В. Шмидта 4.
^Относительное единство взглядов археологов по данному вопро-
' подверг сомнению В. А. Гордцов5. В 60-е годы В. Ф. Генингом
'ла предложена новая периодизация Прикамских древностей
его хронологической системе вещи IX—XI вв. были удревнены
| сравнению с периодизацией А. А. Спицына на 100—200 лет.
рнако хронология В. Ф. Генинга вызвала критику ряда исследо-
' елей. А. К. Амброз, В. Б. Ковалевская, Ю. А. Краснов в раз-
нутой рецензии на коллективную монографию И. Эрдели,
Ойтози, В. Ф. Генинга ,,Das Graberfeld von Nevolino“ обос-
анно, на мой взгляд, показали ошибочность отнесения Неволин-
рго могильника и синхронных ему памятников Прикамья к VI
чалу VIII вв.7 Ими предложены новые даты — конец VII — пер-
*	половина VIII вв. (А. К. Амброз) 8, конец VII — начало IX вв.
*	Б. Ковалевская, Ю. А.^ Краснов) 9. В. Б. Ковалевская не сог-
|рилась также с датой поломской культуры, выделенной и дати-
Ванной В. Ф. Генингом III—IX вв. 10 Указанные авторы не рас-
атривали вопрос о памятниках VHI—X вв. Несмотря на критику,
)иодизация В. Ф. Генинга прочно вошла в научный оборот и по
i датированы материалы средневековых памятников Прикамья,
^бликованные в 60—80-е годы. Использована она и в соответст-
Ьщих разделах о поломской и ломоватовской культурах в «Ар-
>логии СССР. Финно-угры и балты в эпоху средневековья» и.
Иной точки зрения на проблемы хронологии древностей Урало-
волжья придерживается Н. А. Мажитов. Методом корреляции
^плексов практически всех опорных памятников края эпохи

979-1025 гг.
ПОДРАЖАНИЕ X 1
933-941 гг.
913-943 гг.
9Z7-928 ГГ.
ПОДРАЖАНИЕ XI ,
Hfel37S:
9Э6-9Э7 гг.

|редневековья он проверил обоснованность общепринятой их даты.
Оказалось, что даты харинского, агафоновского и деменковского
Периодов, а также мыдланьшайского и чепецкого занижены. По
мнению, в системе доказательств хронологических построений
в. Ф- Генинга существуют методологические ошибки. Одна из них
заключается в том, что даты памятников установлены В. Ф. Генин-
на основании арабских монет (например, Мыдланьшайский
Л^гильник — монеты VIII—IX вв.), которые не могут иметь дати-
1тощего значения, так как попали в могилы значительно позже
Цемени их чеканки. Н. А. Мажитов считает, что все основные ти-
находок Мыдланьшайского могильника, опорного для всего
па, в массовом порядке встречаются в могильниках X—XI вв.
ревней Руси, марийцев Среднего Поволжья и в памятниках
/жного Урала. На этом основании он предложил датировать
‘Мятники мыдланьшайского этапа не VIII—IX, а X—XI вв., со¬
временно омолаживая даты предшествующих хронологических
риодов: деменковского—IX в., агафоновского — VIII в., харин-
Ого — VI — VII вв., а последующего за мыдланьшайским чепец-
го этапа — временем позже XI в. 12
После добротной публикации В. А. Семеновым комплексов
(рнинского могильника, которые наряду с Мыдланьшайским по
личеству исследованных погребений (312) и по материалу яв¬
ится эталонными для средневековой хронологии Прикамья, пои¬
лась возможность вновь вернуться к вопросу датировки памят-
ков этого времени. В. А. Семеновым погребения Варнинского
|гильника сгруппированы в четыре хронологических этапа: ко-
н [t V — первая половина VII вв. (гыркесшурский), вторая ноло-
в на VII — первая половина VIII вв. (каравалесский), вторая по-
л вина VIII — первая половина IX вв. (мыдланьшайский), вторая
ловина IX — начало X вв. (чепецкий) 13. Аналогичная работа
[оделана и с комплексами Тольенского могильника, датирован-
н|го им IX — началом X в. 14
Основу статьи составляет корреляционная таблица (рис. 1). В
[е включены 68 комплексов Варнинского, 15 Тольенского мо-
|^1ьников и погребения с вещами с твердо установленной датой из
селовского, Дубовского, Тнмеревского и Старо-Халиловского
Цгильников. Для корреляции не привлекались комплексы, содер-
вшие менее двух вещей. Исключена группа погребений (7, 10,
77, 100, 166, 177, 183, 184, 204, 210, 293) Дарнинского и (9, 12,
£,55, 57, 76, 97, 103, 110)Тольенского могильников, имевшие в
сЩтаве находок малочисленный инвентарь, типологически повто-
щий основные типы вещей, приведенные на рис. 2. Включение * I^ и с. 1. Корреляционная таблица комплексов Варнинского и Тольенского
могильников.
I горизонтали написаны номера находок по рис. 2; по вертикали — номера
ребений Варнинского (В) и Тольенского (Т) могильников. В верхней части
Цлицы приведены комплексы X—XI вв. пз могильников: Д — Дубово, В —
Жлобский. Тм—Тимсревский, Ст. X. — Старо-Халилово. Вещи, датированные
X—XI вв., в' таблице выделены закрашенными кружками
95

Рис. 2. Вещи из Варнинского и Тольенского могильников
их увеличило бы количество могил с однотипным инвентарем и рост
корреляционной таблицы по вертикали. Не включены также ранш1е
погребения, составляющие самостоятельные хронологические груП'
пы, о возрасте которых говорилось в вышеупомянутых работа4.
Основное внимание в данной статье уделено вопросу датировка
поздних комплексов Варнинского и Тольенского могильников.
К вещам с твердой датой относятся гривны глазовского ти^
(рис. 2, 6). Еще А. А. Спицыну были известны случаи нахожден11^
подобных гривен с монетами X в., и он не сомневался в необхоД1]'
мости отнести их к этому времени 15. С монетами X в. они
96

|^ены в Дубовском могильнике16. Известны они и в Веселовском
Могильнике и датируются на основании монет X—XI вв. 17, встре¬
чаются в русских древностях этого времени Приладожья 18. На
фоне приведенных аналогий нельзя согласиться с В. А. Семеновым,
который время их появления относит к VIII в. 19
f С монетами X в. встречаются серьги овально-подтреугольной
формы, аналогичные варнинским и тольенским, с утолщенным мно¬
гогранником у стыка кольца (рис. 2, 1). Отметим, что в памятни-
рх X—XI вв. часто встречаются овальные серьги с литой грозде-
ддной привеской (рис, 2, 4а). В качестве примера можно привести
Ьрьги из Кочергинского могильника и Старо-Халиловских курга-
1 з20.
Среди материалов Варнинского и Тольенского могильников к
|йслу точно датированных вещей X—XI вв. относятся также обув-
ые шумящие подвески (рис. 2, 9). В Веселовском, Юмском, Ду-
Ьвском могильниках, в могильнике «Черемисское кладбище» по-
рбные подвески, найдены с монетами X—XI вв.21
I Граненые браслеты с кружковым орнаментом также сочетались
месте с монетами X—XI вв.. (рис. 2, 12, 13). Они находились в
Ьгр. № 4 (монета 913/943 гг.), № 47 (монета 933/941 гг.) Дубовс-
ого, № 6 (монета 979/1025 гг.), № 14 (монета 996/997 гг.) Весе-
овского и № 65 (монета 900-х гг.) Больше-Тиганского могильни-
рв ^2. Приведенные примеры не позволяют согласиться с В. А. Се¬
меновым, который их датировал VIII—IX вв.23. Основанием для
того были находки граненых браслетов в могильнике Мыдлань-
Ёай, датированном В. Ф. Геннингом этим временем24. Кстати, в
(атериалах этого могильника хорошо представлены близкие ана-
эгии гривнам глазовского типа, серьгам овально-подтреугольной
Ьрмы, обувным шумящим подвескам.
I В тех же комплексах с монетами Дубовского, Веселовского
Могильников встречены близкие аналогии литым восьмеркообраз-
$ым пряжкам (рис. 2, 22), накладкам сердцевидных форм с вы¬
пуклинами в середине и врезным орнаментом по краям, сердцевид¬
ным накладкам более усложненных форм (рис. 2, 27). Аналогии
Нм известны в русских древностях и курганах Южного Урала X—
XI вв.25 В Дубовском могильнике находятся близкие аналогии без-
ЦШтковой рамчатой пряжке из Варнино (рис. 2, 236). В Дубовском
%)гильнике подобная пряжка найдена в погр. 73 вместе с монетой
§27—928 гг.26
v Не ранее X—XI вв., видимо, следует датировать пластинчатые
Кресала (рис. 2, 42) и кресала в виде стилизованных голов коня
(рис. 2, 41). Последние встречены в комплексах Танкеевского мо¬
бильника и датируются Е. А. Халиковой и Е. П. Казаковым на¬
чалом X — первой половиной XI вв.27 Эта дата подтверждается и
Находками в комплексах Веселовского (погр. 4), Дубовского
(погр. 77), Кочергинского (погр. 4) могильников28.
Н. А. Мажитов отмечает, что металлическая посуда (рис. 2, 45)
Появляется в Прикамье лишь после IX в. и связана, возможно, с
Притоком в среду финно-угорского населения Прикамья изделий
97

болгарских мастеров 29. В пользу этого мнения говорят находки их
в памятниках X—XI вв., например, в Веселовском могильнике
(погр. 14, 24), «Черемисском кладбище» (погр. XI) 30.
В Варнинском и Тольенском могильниках довольно многочис-
ленны находки трубок для трута (рис. 2, 43). По всей вероятности,
они также могут быть отнесены ко времени X—XI вв., так как в
погребениях встречены вместе с вещами этого времени (см. рис. 1).
X—XI веками трубки для трута датируются в памятниках Ярос¬
лавского Поволжья, Пскова, Приладожья 31. Втульчатые и проуш-
ные топоры (рис. 2, 46, 47) из Варнинского и Тольенского могиль¬
ников имеют близкие аналогии в дубовских погр. 3, 42, 45 32.
Т. В. Равдиной приведены факты находок в древнерусских по¬
гребениях X—XI вв. вместе с монетами стремян с арочной дужкой,
которые напоминают стремена из комплексов Варнинского и
Тольенского могильников (рис. 2, 35). Примечательно и то, что в
русских древностях можно найти близкие аналогии литым восьмер¬
кообразным пряжкам и металлической посуде33.
Сабли (рис. 2, 34а, б) принадлежат к развитым типам. Для них
характерны под углом расположенная рукоять, четкий изгиб клин¬
ка и перекрестие. Данный тип оружия имел наиболее широкое рас¬
пространение у кочевников южнорусских степей в X—XIII вв.3-
Р. Л. Розенфельд справедливо отмечает, что они попали в При¬
камье через Волжскую Болгарию в результате торговых связей 35.
По мнению Н. А. Мажитова, ножны кинжалов из Старо-Хали-
лово типологически мало отличаются от ножен, найденных в Весе¬
ловском могильнике, датированном, как отмечалось выше, монета¬
ми X—XI вв.36 Ножны из Варнинского могильника ничем от них
не отличаются (рис. 2, 36).
В Варнинском могильнике выделяется небольшое количество
могил (№ 70, 82, 114, 130, 134, 222, 2.79, 281 и др.), материалы
которых существенно отличаются от основной группы погребений
X—XI вв. Для инвентаря некоторых из них характерны трубки-
пронизки (рис. 3, 42, 43), птицевидные трубки-пронизки (рис. 3,
23, 41), подвески в виде фигурок коней (рис. 3, 10), кольцевидные
подвески с ушками, отделенные от основания перехватом (рис. 3,
13), принадлежности наборных поясов с псевдопряжками (рис. 3,
27—30). В настоящее время установлено, что все эти вещи являют-
ся обычными находками в памятниках Западного Приуралья ма-
някского (агафоновского) хронологического этапа, охватывающего
VIII в. Эта дата подтверждается находкой двух хорезмийских мо¬
нет VIII в. в Бирском могильнике37. Самыми ранними в Варнинс-
ком могильнике являются, по-видимому, погр. 28, 55, 70. В их
инвентаре нет вещей, характерных для VIII в., но зато представлс'
ны овальные пряжки с подвижным щитком, широкие пластинчаты^
наконечники ремня (рис. 3, 1, 2), ножны из согнутых пополам плас
тин (рис. 3, 8). Такие вещи являются обычными для комплексов
VII в. бахмутинской культуры 38. На этом основании раннюю дату
Варнинского могильника следовало бы определить VII в. или рУ'
бежом VI—VII вв. Однако принятию этой даты противоречит на-
98

99

ходка в погр. 130 бронзовой пряжки (рис. 3, 15), почти идентичной
пряжке из погр. 70. Погребение 130 невозможно отнести к VII в.
из-за наличия в составе инвентаря ряда поздних вещей, характер¬
ных для VIII в. На этом основании пряжку следует рассматривать
лишь как пережиточное явление и объяснить ее присутствие здесь
доживанием вещей VI—VII вв. до VIII в. включительно. Доказа¬
тельством в пользу того, что отдельные типы ранних вещей про¬
должали бытовать и в более позднее время, служат бронзовые
пряжки с подвижными щитками, которые присутствуют в комп¬
лексах IX—X вв. (рис. 1, 2, 32а—г). Материалы Варнинского мо
гильника дают убедительный тому пример. Учитывая все сказан¬
ное, время возникновения Варнинского могильника нельзя опре¬
делить раньше р,убежа VII—V 1-ДI вв.
Таким образом, анализ материалов свидетельствует о том,
что Варнинский могильник существовал сравнительно короткое
время — VIII—XI вв., а Тольепский — X—XI вв.
1	Спицын А. А. Древности Камской Чуди по коллекции Теплоуховых //МАР.
СПб., 1902. № 26. С. 23—49.
2	Матвеев С. Г. Могильник Чем-шан // Труды научного общества по изуче¬
нию Вотского края. М., 1929. Вып. 4. С. 18—25.
3	Талицкий М. В. Кочергинский могильник // МИА. 1940. № 1. С. 159—168.
4	Шмидт А. В. К вопросу о происхождении пермского звериного стиля //
Сборник МАЭ. Л., 1927. Т. IV. С. 125—164; Он же. Отчет о командировке в
1925 г. в Уральскую область // Сборник МАЭ. Л., 1928. Т. 7. С. 283—298.
5	Городцов В А. Подчеремский клад // СА. 1937. JSlb 2. С. 113—149.
ь Генине В. Ф. Мыдлань-шай — удмуртский могильник VIII—IX вв. // ВАУ.
Свердловск 1962. Вып. № 3. С. 88; Он же. Деменковский могильник — памятник
ломоватовской культуры // ВАУ. Свердловск, 1964. Вып. № 6. С. 95, 124.
7.	Erdelyi I., Ojtozi Е., Gening W. Das Graberfeld von Nevolino. Budapest,
1969, S. 50, 83.
8.	Амброз A. К• Erdelyi I., Ojtozi E., Gening W. Das Graberfeld von Ne-
volino. Budapest, 1969. Рец на кн.//СА. 1973. N 2. С. 288—298.
9.	Ковалевская В. Б. Краснов Ю. A. Erdelyi I., Ojtozi Е., Gening W. Das
Graberfeld von Nevolino. Budapest, 1969. Рец. на кн.// СА. 1973. N2. С. 280—
—287.
,а Ковалевская В. Б. К вопросу о «поломской культуре» // МИА. 1969. № 169.
С. 84—91; Генине В. Ф. Археологические памятники Удмуртии. Ижевск, 1958.
С. 92—102.
11	Археология СССР. Финно-угры и балты в эпоху средневековья. М., 1987.
С. 130—135, 144—153.
12	Мажитов Н. А. Некоторые итоги и задачи изучения средневековой архео¬
логии Южного Урала // Проблемы средневековой археологии Урала и По¬
волжья. Уфа, 1987. С. 79—81.
13	Семенов В. А. Варнинский могильник //Новый памятник поломской куль¬
туры. Ижевск, 1980. С. 56—64.
14	Семенов В. А. Тольенский могильник IX—начала X в. // Новые исследо¬
вания по древней истории Удмуртии. Ижевск, 1988. С. 25.
15 Спицын А. А. Указ. соч. С. 32. Табл. II. Рис. 10, 2.
16	Архипов Г. А. Марийцы IX—XI вв. Йошкар-Ола, 1973. С. 63; Он же.
Дубовский могильник // Новые памятники археологии Волго-Камья. Йошкар'
Ола, 1984. Рис. 10, 3.
17	Халиков А. X., Безухова Е. А. Материалы к древней истории Поветлужья.
Горький, 1960. Рис. 22.
100

18	Кочкуркина С. И. Юго-восточное Приладожье в X—XIII вв Л 1973
,у Семенов В. А. Варнннский могильник. С. 62—63.
:Ч) Архипов Г. А. Марийцы IX—XI вв. Рис. 17, 2, 3, 23; Талицкий М. В
каз. соч. Табл. III, 22; Мажитов Н. А. Курганы Южного Урала VIII— ХПвв
1981. Рис. 56, 4.
21 Халиков А. X., Безухова Е. А. Указ. соч. Рис. 18, 3; 21, 3\; 39, 5; Архи-
>0 Г. А. Марийцы IX—XI вв. С. 63—69. Рис. 51; 52; Он же. Дубовский могиль-
к. Рис. 12, 22; и др.
22Архипов Г А. Марийцы IX — XI вв. С. 63; Он же. Дубовский могильник,
с. 11, 1 и др.; Халиков А. X., Безухова Е. А. Указ. соч. С. 40, 50; Khali-
jbva Е. A., Kazakov Е. Р. Le cimetiere de Tankeevka // Les anciens hongrois et
ethnies voisinesa l’Est. Budapest, 1977. P. 91;
Халиков A. X. Новые исследования Больше-Тиганского могильника (о судьбе
нгров, оставшихся на древней родине) // Проблемы археологии степей Евразии,
[емерово, 1984. С. 127.
23 Семенов В. А. Варнинский могильник. С. 62.
14 Генине В. Ф. Мыдлань-шай... С. 41.
25 Халиков А. X., Безухова Е. А. Указ. соч. Рис. 45, 2, 6; Архипов Г. А.
Иарийцы IX—XI вв. Рис. 43, 1—4 и др.; Он же. Дубовский могильник. Рис. 14,
\9, 30 и др; Ястребов В. И. Лядинский и Томниковский могильники Тамбовской
убернии И МАР. СПб. 1893. № 10. Табл. VI, 9, 10, 15, 20; Сизов В. И. Курганы
Смоленской губернии // МАР. СПб., 1902. № 28. Табл, III. Рис. 31, <?5; и др.
20 Архипов Г. А. Дубовский могильник. Рис. 13, 16.
27. Khalikova Е. A., Kazakov Е. Р. Le cimetiere de Tankeevka... P. 81.
23 Халикова A. X., Безухова E. А. Указ. соч. Рис. 24, 8; Архипов Г. А.
Дубовский могильник. Рис. 23, 4; Талицкий М. В. Указ. соч. Табл. V, 65.
29	Мажитов Н. А. Некоторые итоги и задачи... С. 81.
30	Халиков А. X., Безухова Е. А. Указ. соч. С. 52; Архипов Г. А. Марийцы
[X—XI вв. С. 66—67. Рис. 72.
31	Недошивина Н. П. Предметы бытового назначения // Ярославское По¬
волжье X—XI вв. М., 1963. С. 51; Лабутина И. К., Кильдюшевский В. И.,
Урьева А. Ф. Древнерусский некрополь Пскова // КСИА. 1981. № 166. С. 75.
Рис. 3, 13; Седов В. В. Новгородские сопки // САИ. 1970. Вып. Е1-8. Табл.
'XIV, 2; Дубов И. В. Северо-восточная Русь в эпоху раннего средневековья. Л.,
982. Рис. 40, 5.
32	Архипов Г. А. Марийцы IX—XI вв. Рис. 57, 3; Он же. Дубовский могиль¬
ник. Рис. 15, 1, 8.
33	Равдина Т. В. Погребения X—XI вв. с монетами на территории Древней
fРуси. М., 1988. Табл. 9, 9, 13; 12, 28.
34	Плетнева С. А. Печенеги, торки и половцы в южнорусских степях //
|МИА. 1958. № 62. Рис. 9; и др.
35	Археология СССР. Финно-угры и балты в эпоху средневековья. С. 141.
36	Мажитов Н. А. Курганы Южного Урала VIII—XII вв. С. 129.
37	Мажитов Н. А. Некоторые замечания по раннесредневековой археологии
^Южного Урала // Вопросы древней и средневековой истории Южного Урала.
Уфа. 1987. С. 117; Он же. Южный Урал в VII—XIV вв. (Данные археологии
Йк вопросу о происхождении башкир): Автореф. дис. ... докт. ист. наук. Новоси¬
бирск, 1988. С. 7.
33 Амброз А. К. Бирский могильник и проблемы хронологии Приуралья в
IV—VII вв. /I Средневековые древности евразийских степей. М., 1980. С. 25;
Мажитов Н. А. Южный Урал в VII—XIV вв. С. 5.
101

В. М. МОРОЗОВ
К ВОПРОСУ О ЗЕЛЕНОГОРСКОИ КУЛЬТУРЕ
Этнокультурная история Нижнего и Среднего Приобья в эпоху
раннего железа и средневековья до недавнего времени реконструи¬
ровалась по схеме, разработанной В. Н. Чернецовым в середине
50-х годов К Состояние и объем источников, которыми приходилось
оперировать названному исследователю, в значительной степени
определили необходимость дополнения и уточнения данной схемы,
что отчасти уже осуществлено в работах уральских и западноси¬
бирских археологов последних лет2. Расширение Источниковой ба¬
зы с территории Нижнего Приобья позволило автору настоящей
статьи и его коллегам по Уральскому университету создать прин¬
ципиально новую схему культурно-хронологического развития древ¬
ностей указанного региона, одним из основных положений которой
является передатировка зеленогорской культуры, первоначально
датируемой ранним железным веком (VII—V вв. до н. э.).
Основанием для выделения и датировки зеленогорской культу¬
ры явилась керамика со своеобразным штампо-гребенчатым орна¬
ментом, стратиграфически, якобы, залегавшая ниже слоя, содер¬
жащего сосуд усть-полуйской культуры V в. до н. э. — I в. н. э.
(по материалам селища Зеленая Горка) 3. Однако более детальное
знакомство с материалом указанного памятника позволяет усом¬
ниться в правомерности выводов В. Н. Чернецова относительно
даты зеленогорской культуры. Прежде всего, по сведению самого
исследователя, на селище Зеленая Горка выявлены два разно¬
временных культурных слоя, из которых верхний содержал остатки
двух построек X—XII вв. н. э., а нижний — керамику зеленогорс¬
кого типа. Причем оба эти слоя были разделены «довольно мощной
стерильной прослойкой песка, вероятно, смытого в свое время с
вышележащей части мыса» 4. В ненарушенной части верхнего го¬
ризонта этой прослойки и были обнаружены фрагменты усть-по-
луйского сосуда, попавшего сюда, как считал В. Н. Чернецов, из
разрушенного погребения 5. Последнее предположение представля¬
ется весьма спорным, поскольку целые сосуды (в данном случае —
единственное указание на возможный могильник на территории
рассматриваемого поселения — по В. Н. Чернецову) часто встреча-
102

Рис. 1. Вещевой комплекс с зеленогорских поселений Нижнего Приобья.
д — карта памятников зеленогорского типа в Нижнем Приобье.
1, 2, 5, 8, 13 — гор. Низямы V; 6, 16 — гор. Низямы IV; 7 —гор. Низямы III;
12 — гор. Товгор-Лор 12; 3, 4, 10, 11, 14 — гор. Барсов Городок II/1; 15 —
гор. Каксинская гора I.
103

ются на других поселениях Северного Зауралья и Нижнего При-
обья, а кроме того, в культурном слое Зеленой Горки найдены и
предметы усть-полуйского времени. Вероятнее всего, здесь речь
должна идти не о могильнике, а о кратковременной стоянке с ог¬
раниченной площадью, частично нарушенной при строительстве
позднего жилища. Отсюда следует, что на данном поселении усть-
полуйский и зеленогорский комплексы располагались в разных
местах: первый — на «вышележащей части мыса», второй — в рай¬
оне поздней землянки.
Поскольку в литературе данные о стратиграфическом соотноше¬
нии усть-полуйского и зеленогорского керамических комплексов
отсутствуют, возникла необходимость в получении новой информа¬
ции. И она поступила в процессе полевых исследований поселений
(городищ) с зеленогорской керамикой в Нижнем Приобье, прове¬
денных Уральской археологической экспедицией в последние го¬
ды: Низямы IV—V, Шеркалы XII, Каксинская гора, Товгор-Лор
I—III, Барсов городок II/I, 11 —13, 15, поселение Перегребное
(рис. 1, А). Вместе с приведенными В. Н. Чернецовым сейчас из¬
вестно 20 поселений с зеленогорской керамикой. Располагаются
они на мысах коренных террас рек, стариц и озер. Площадь памят¬
ников колеблется от 1200 до 3500 кв. м при сравнительно неболь¬
ших размерах внутренней части городищ (1500—1700 кв. м). По¬
селения преимущественно однослойные, мощность культурного
слоя — в пределах 60 см. Известный на единичных памятниках
инородный материал невелик и хорошо вычленяется (Низямы V,
поселение Зеленая Горка).
Жилые площадки городищ имеют, как правило, подчетырех¬
угольную форму. На их поверхности фиксируются остатки древних
построек в виде впадин с валообразной подсыпкой и внешне фик¬
сируемым входом. В их распложении прослеживается определен¬
ный порядок: в два ряда (Барсов городок II/I) либо по периметру
укреплений (Барсов городок 11/15, Каксинская гора) (рис. 2, 1, 8).
Система оборонительных сооружений в основном проста (вал —
ров). Исключение составляют два городища, укрепленные двойным
рядом валов и рвов (Сартынья I и Низямы V) и городище Каксин¬
ская гора, центральную часть которого занимает «детинец», окру¬
женный валом и рвом, а внешние валы еще и усилены «башнями»
(?) (рис. 2, 1).
Всего на поселениях исследовано раскопками 20 построек, в
том числе— 17 жилых. По конструкции выделяются наземные жи¬
лища ( с углубленным на 15—20 см котлованом) и полуземлянки.
Котлованы имели, как правило, прямоугольную форму, площадь от
30 до 70 кв. м. Полевые наблюдения позволяют предполагать полу-
жесткое крепление стен и углов построек.
В центре жилища, как правило, против входа, располагался
наземный очаг (реже — два, по одной оси) в виде пятна прокален¬
ной глины размером от 0,6X0,6 до 3,3х’1,6 м и мощностью до
40 см (рис. 2, 4, 5, 9—11). Выход из жилища находился в короткой
стенке, по центральной оси и всегда был направлен внутрь пло-
104

и с. 2. Поселения и жилища зеленогорского типа в Нижнем Приобье.
£"Jfr°p. Каксинская гора; 2, 4 — Низямы IV; 3, 5 — Низямы V; 6, 9 — гор.
лСов городок 11/11; 7, 10 — гор. Барсов городок 11/13; 8, 11 — гор. Барсов
городок 11/15
105

щадки городища. По конструкции это — табмур размером 1,5>
1,0 м с ровным полом (правда, в одном случае известна ступенька)
В коллекциях с зеленогорских поселений преобладает, естест¬
венно, керамика: сосуды, тигли, льячки, пряслица. Суммарна^
характеристика зеленогорских глиняных сосудов может быть вц-
ражена в следующих признаках: круглодонные лепные горшки ц
чаши с диаметром по венчику до 30—35 см. Горшки выделяются
двух типов: с прямой (вертикальной) или слегка наклоненной
внутрь шейкой, четко выраженным переходом шейки в слаборазду¬
тое, слегка приплюснутое тулово. Чаши, как правило, неглубокие,
закрытых форм, с утолщенным венчиком, образующим как бы кар-
низик-воротничок с внешней стороны. Такой воротничок с располо¬
женным под ним рядом круглых ямок — одна из характерных осо¬
бенностей зеленогорской керамики. В технике орнаментации преоб¬
ладает мелкозубая гребенка, гладкая трех-четырехзубая и закруг¬
ленная лопаточка, мелкие фигурные штампы, из которых форми¬
руются разнообразные треугольные композиции, часто — с длин¬
ным «висячим» столбиком ниже плечика сосуда.
Особый интерес представляет немногочисленная группа метал¬
лических предметов, важных с точки зрения датировки зеленогор¬
ских памятников: 1 — бронзовая накладка — псевдопряжка с горо¬
дища Барсов городок 11/15 (рис. 1, 9), имеющая многочисленные
аналогии в евразийских комплексах конца VI — первой половины
VIII вв. н. э.6; 2 — бронзовая подвеска с ушком (Низямы V),
овальной формы с умбоном в центре и гроздевидной привеской
(рис. 1, 2). Имитирует серьги т. н. харинского типа. Ближайшая
ей аналогия — серебряная подвеска из погребения 382 Бирского мо¬
гильника, найденная вместе с монетой VIII в.7; 3 — бронзовые
итицевидные подвески (Барсов городок 11/1, 1/20) и стилизованная
их имитация (Товгор-JIopI, Атымья V), представляющие собой
плоские пластины трапециевидной формы с округлой вершиной
вместо головы и крыльями вразлет (рис. 1, 3), ажурные А-видные
фигуры (рис. 1, 12) или ажурные трапеции с петлей для подвешП'
вания и рельефно украшенными крыльями в верхней части (рис. Ь
10). Подвески последнего типа на городище Барсов городок 1/20
найдены уложенными в меховую сумку в комплексе с деревянной
личиной. Ближайшие аналогии перечисленным подвескам известны
в комплексах могильника Релка конца VII — нач. VIIJbb. 8; 4-^
бронзовая бляшка в виде рельефных головы и лап медведя в
«жертвенной позе» с отверстиями для пришивания по краям (НИ'
зямы IV) (рис. 1, 6). Это — один из классических образцов трнК'
товки образа медведя. Близкие ему по стилю и технике исполнений
изображения найдены на р. Кын в Пермской области (коллекШ1*
Теплоуховых) и датируются IV—V вв. н. э.9; 5 — человечески*
личина с тремя стилизованными лосиными головками вместо вон°с
с городища Низямы III (рис. 1, 7), выполненная в технике однос!0'
роннего литья. Основной район распространения подобных лин'1
человеко-лосей — Прикамье, где они встречаются преимуществ^
но в комплексах VII—VIII вв. 10; 6 — ажурная бляха с Каксинскп1

ры с широко распространенным сюжетом: человеко-коне-лось„,
пирающий ящера (рис. 1, 15). Выполнена в технике односторон-
го литья. Стилистически этой бляхе наиболее близки изображе-
я всадницы на коне-лосе из Верхнего Прикамья (V—VI вв.) 11 ге
не-олене из I Барсовского могильника VIII—IX вв. (раскопкде
П. Зыкова).
[ Приведенные данные позволяют, как уже отмечалось выше,,
есмотреть датировку зеленогорских памятников, предложенную
вое время В. Н. Чернецовым. И прежде всего особого внимания'
луживает стратиграфия зеленогорской керамики, которую уда-
ь проследить и зафиксировать на таких памятниках, как по¬
тение Перегребное II городища Низямы V, Шеркалы 1/2: во
' х случая зеленогорская керамика залегает выше основного (по
ичеству) комплекса — второй группы усть-полуйской керамики-
юме того, зеленогорская керамика обнаруживает, как это ус-
новила В. И. Мошинская, типологическое сходство с керамикой
i группы потчевашской культуры 12, датированной второй пол.
—VIII вв. н. э. 13. Тогда как с керамикой усть-полуйских типо»
г—VIII вв. до н. э. — II—III вв. н. э.) 14 такого сходства не наб-
•дается.
\Интересно также, что в бассейне р. Печоры и Большеземельской
т йдре зеленогорская керамика (известная там как керамика би-
ч вницкого типа) 15 датируется второй пол. I тыс. н. э. 16
Датировка зеленогорских памятников эпохой средневековья
п Утверждается и результатами сравнительно-типологического ана-
л ра зеленогорской керамики с керамикой Нижнего Приобья I тыс.
н [э. Выяснилось, в частности, что по большинству морфологичес-
к sx признаков (форма и размеры сосудов, расположение и ком-
п новка узоров орнамента и т. д.) керамика зеленогорского типа
б ;изка керамике карымского типа, датированной второй четв. I
т с. н. э. Новое заключается в вытеснении ромбического штампа,,
(<|точек» и «змеек» различными вариациями уголкового штампа,,
уппированного, как уже указывалось выше, в фестоны, «вися-
треугольники», вертикальные столбики. В свою очередь по этим
признакам (форма, размеры и пропорции сосудов, композиция-
ра, выполненного гребенчатым и уголковым штампом) к зеле-
'орской керамике близка керамика кучимского типа, датирован-
VIII—IX вв. 17
Таким образом, типологически зеленогорская керамика зани-
промежуточное место между карымской и кучимской посу-
^ [, а перечисленные выше бронзовые предметы с зеленогорских
Олений позволяют более конкретизировать место рассматри-
мого типа памятников в хронологической шкале нижнеобских,
дологических культур эпохи средневековья *.
* Летом 1989 г. при раскопках Барсовского У могильника (автор —О. В'.
'Даш) вскрыто несколько погребений с зеленогорской керамикой, датируемых
VII вв. н. э.
107

В заключение можно сделать следующие выводы:
1. Принимая во внимание отсутствие резких перемен в облщ^
материальной культуры населения Нижнего Приобья на всем про,
тяжении раннего средневековья, следует говорить не о культур0
а о зеленогорском типе археологических памятников *. 2. Учиты’
вая появление треугольных фестонов со скобковым и крестовым
заполнением поля уже во второй четв. I тыс. н. э. (Барсов городу
11/6) и более поздний (по сравнению с классическими — с Зелено^
Горки и Каксинской горы) вид керамики Барсова городка П/1,5
датируемого по накладке концом VI — серединой VIII вв., мы счп’
таем возможным отнести зеленогорский тип керамики, как уже
отмечалось, к третьей четверти I тыс. н. э. 3. Дальнейшее направ¬
ление в разработке данной темы автору настоящей работы видится
в уточнении вопросов хронологии и территории распространения
зеленогорской керамики и сравнительном анализе материалов
обозначенных районов. В этой связи в зеленогорских комплексах
уже можно наметить более ранние и поздние группы. В Нижнем
Приобье к первым можно отнести поселение Перегребное 12 и го¬
родище Низямы IV, в Сургутском Приобье — городище Барсов
городок 11/1; к поздним соответственно — городища Низмы V и
Барсов городок 11/15.
Ареал керамики зеленогорского типа обширнее, нежели эго
обозначено в настоящей статье. Ее находки известны в, Большезе-
^ельской тундре (жертвенное место Хэйбидя — Пэдар) 18, Верхнем
Прикамье (поселение Чирва) 19, на Северном Урале и в Зауралье
(Вагранский грот, Атымья V) 20 и лесном Прииртышье (Новони¬
кольское IV гор.) 21.
* Благодарю за консультацию и возможность использования неопублико¬
ванных материалов В. А. Борзунова, А. П. Зыкова, Г. А. Степанову, Л. М. Те¬
рехову, Н. В. Федорову.
1	Чернецов В. Н. История Нижнего Приобья // МИА. 1953. № 35. С. 11/^
119; Он же. Нижнее Приобье в I тысячелетии нашей эры // МИА. 1957. № 58
С. 136—245.
2	Федорова Н. В. О культурной принадлежности обь-иртышских памятников
I тыс. н. э. // Ранний железный век Западной Сибири. Томск, 1978. С. 77—33;
Чиндина Л. А. Проблемы культурно-хронологического определения усть-по^пИ-
ских памятников // Урало-алтаистика. Новосибирск, 1985. С. 38—42; Мурь1'
гин А. М., Королев К. С., Ляшев В. А. Миграционный фактор в развитии среди6'
вековых культур Северного Приуралья. Сыктывкар, 1984. С. 13—17.
л Чернецов В. Н. Зеленая горка близ Салехарда // КСИИМК. 1949. Вы л-
25. С. 67—74.
4	Там же. С. 70.
5 Там же. С. 69—70.	.
6	Чиндина Л. А. Могильник Релка на Средней Оби. Томск, 1977. С. 7 ’
76—78. Рис. 24, 24; 33, 25; Голдина Р. Д. Ломоватовская культура в Верхнем
Прикамье. Иркутск, 1985. С. 41. Табл. XI, 29.	}1
7	Мажитов Н. А. Некоторые замечания по раннесредневековой археоло 11
Южного Урала // Вопросы древней и средневековой истории Южного Ур^* 1 2 * 4 5 6 7 8
Уфа, 1987. С. 117—119. Рис. 1, 7.
8	Чиндина Л. А. Могильник Релка... С. 46. Рис. 35, 5, 9.
108

;	9 Оборин В. А., Чагин Г. Н. Искусство Прикамья. Чудские древности Рифея
фмь, 1988. С. 34, 75—76.
• 1( Чиндина Л. А. Древняя история Среднего Приобья в эпоху железа. Томск,
JB4. С. ПО. Рис. 98, 101; С. 111 Рис. 102.
у 11 Оборин В. А., Чагин Г. И. Искусство Прикамья... С. 107. Рис. 95.
12 Мошинская В. И. Археологические памятники Северо-Западной Сибири //
^И. 1966. Вып. Д 3-8. С. 107—120.
гл Генинг Б. Ф., Корякова Л. //., Овчинникова Б. Б., Федорова Н. В. Па¬
зники железного века в Омском Прииртышье // ПХКПАПЗС. Томск, 1970.
£15.
; 14 Мошинская В. И. Археологические памятники Северо-Западной Сибири.
41; Чиндина Л. А. Древняя история Среднего Приобья в эпоху железа.
167—168.
15 Мурыгин А. М. Поселения бичевницкого типа на Печоре и Вычегде и их
сто в истории северо-уральского населения // Археологические памятники
верного Приуралья. Сыктывкар, 1985. С. 81—98.
lti Мурыгин А. М. Хэйбидя-Пэдарское жертвенное место. Сыктывкар, 1985.
28.
17 Мурыгин А. М., Королев К. С., Ляшев В. А. Миграционный фактор...
1Й Мурыгин А. М. Хэйбидя-Пэдарское жертвенное место. Рис. 12, 2; 15,
; 19 Оборин В. А. Культурные связи племен Верхнего Прикамья с племенами
iepo-восточной Европы в эпоху железа // Древности Восточной Европы. М.,
>9. Рис. 2. 4, 10.
; 20 Материалы Уральской Археологической экспедиции. Фонды кабинета ар-
элогии УрГУ. Шифры коллекций: 2749, 2101.
21 Могильников В. А. Культура племен лесного Прииртышья IX—начала
II вв. // Уч. зап. ПГУ. Пермь, 1968. № 191. С. 273. Рис. 2, 4, 8.

К. Г. КАРАЧАРО&
ХРОНОЛОГИЯ РАННЕСРЕДНЕВЕКОВЫХ МОГИЛЬНИКОВ
СУРГУТСКОГО ПРИОБЬЯ
Периодизация средневековых памятников Нижнего Приобья до
настоящего времени существовала лишь в виде схем, предложен¬
ных в свое время В. Н. Чернецовым и в последние годы —
А. П. Зыковым, В. М. Морозовым, Л. М. Тереховой и Н. В. Федо¬
ровой *, где нашла свое отражение только общая тенденция разви¬
тия нижнеобских типов памятников, но хронологии их из-за отсут¬
ствия выраженных датирующих комплексов не представлено. Се¬
годня мы имеем возможность ликвидировать этот пробел в зау¬
ральской средневековой археологии благодаря полученным в ре¬
зультате раскопок последних лет материалам из четырех ранне¬
средневековых могильников (Сайгатинского I и III, Барсовского I
и V), содержащих в общей сложности 145 погребений с вещами н
связанных с ними культовых комплексов *.
Сайгатинские могильники расположены на острове правобереж¬
ной поймы р. Оби, в 35 км западнее г. Сургута возле пос. Сайга-
тино, Барсовские — на коренной гриве правого берега р. Оби в
9—12 км западнее г. Сургута. Исследовались эти могильники в
основном в последние годы отрядами Уральской археологической
экспедиции.
Весь материал рассматриваемого периода, с конца VI по на¬
чало X вв. н. э., можно разделить на две хронологические группы
Первую образуют комплексы Барсовского V могильника (в нас¬
тоящее время исследовано всего 16 погребений). Дату этих погрс^
бений определяют бронзовая «геральдическая» поясная накладка,
многочисленные аналогии которой известны в евразийских компск-
сах последней четверти VI — конца VII вв.2 (рис. 1, 1); круглая
полусферическая накладка из медной фольги (рис. 1, 2), по мате¬
риалам Томского Приобья датированная VI—VIII вв.3; круглая
бляха с изображением головы и лап медведя (рис. 1, 7), также
* Пользуясь случаем, выражаю глубокую благодарность Н. В. Федорово*1;
Л. М. Тереховой, А. П. Зыкову, О. В. Кардашу за любезно предоставление
материал и помощь в написании данной статьи.
110

имеющая хорошо датированные аналогии в комплексах конца
fI—VII вв.4 и бронзовая бляха с зооантропоморфным изображе¬
нием («сулде»), по материалам прикамских кладов относящаяся к
п—VIII вв.5
К
51	"
Рис. 1. Инвентарь могильников Сургутского Приобья
111

Таким образом, дата комплексов Барсовского V могильника
может быть установлена в пределах конца VI—VII вв. н. э., чему
не противоречат и все остальные найденные на памятнике предме-
ты: бронзовая цельнолитая пряжка (рис. 1, 3), пронизка (рис. \у
4), круглопроволочная несомкнутая серьга (рис. 1, 5), гладкий
наконечник ремня (рис. 1, 8), не имеющие достоверно датирован-
ных аналогий (пряжка) или, напротив, имеющие достаточно ши¬
рокую датировку. То же самое можно сказать и о железных пред¬
метах, найденных в погребениях рассматриваемого памятника: ры¬
боловный крючок, вильчатый наконечник стрелы и наконечник-
срезень (рис. 1, 9, 10), ножи и скобель. Из них только нож е
прямой спинкой и без выраженного черешка (рис. 1, 22) имее!
аналогии в комплексах Агафоновского I могильника, датированных
по «геральдической» поясной гарнитуре концом VI—VII вв.6
В четырех погребениях Ба'рсовского V могильника найдены
фрагменты глиняных сосудов (рис. 1, 47, 51), относящихся к зе¬
леногорскому типу и датированных VI—VIII вв.7
Вторую группу образуют комплексы из 129 погребений Бар¬
совского I и Сайгатинского I, III могильников. Внутри нее выде¬
ляются четыре подгруппы, различающиеся хронологически. Хро
нологические рамки первой подгруппы определяют ременные нак¬
ладки-тройчатки (рис. 1, И), датированные аналогии которым хо¬
рошо известны в комплексах конца VII — первой половины VIII вв.
Неволинского могильника, где они встречены с монетами8. По¬
добная накладка в Варнинском могильнике происходит из комп¬
лекса второй пол. VII — первой пол. VIII вв.9 Эти же накладки в
Прикамье являются характерным элементом деменковской стадии
ломоватовской культуры (конец VII—VIII вв.) 10. На Средней
Оби они известны в материалах могильника у Архирейской заимки
Соотнеся материалы погребения 25 указанного могильника с мате¬
риалами погребения 10, имеющего радиоуглеродную дату (630±
30 г.), и погребения 12 Тимирязевского могильника, содержащего
монету династии Тан (618—907 гг.) п, убеждаемся, что датировка
этих накладок на Средней Оби не противоречит времени их бы
тования в Прикамье.
Хорошо датированные аналогии имеет уздечная гарнитура
погребения 214 Барсовского I могильника (рис. 1, 16—21). Подоб
ные пряжки и накладки широко представлены в Согде в слояо
первой — третьей четверти VIII в. 12 Пронизки с прорезными взд>
тиями (рис. 1, 14), подвески-ложечки (рис. 1, 37), подвески-кос¬
тыльки «салтовского типа» (рис. 1, 35) по материалам ломоватов
ской культуры датируются концом VII—VIII вв. 13
Прорезная поясная гарнитура из погребения 103 Сайгатинско
го могильника и погребения 201 Барсовского I могильника (рис. 1
39) имеет следующие датировки: по В. Ф. Генингу — вторая пол
VII	— первая пол. VIII вв.; по Р. Д. Голдиной — конец VII""
VIII	вв.; по А. К. Амброзу—VIII в. 14 Кроме того, в погребений
201 Барсовского I могильника было найдено очелье из накладо^
112

S фестончатым краем, аналогии которым известны в Пенджикенте
i слоях третьей четверти VIII в. 15 (рис. 1, 19).
В пределах VII—VIII (третьей четв.) вв. датируется комплекс
*ещей из погребения 224 Барсовского I могильника, состоящий из
перстня с имитацией вставки и бронзового браслета, концы кото¬
рого оформлены в виде головок львов (рис. 1, 32, 34). Подобные
ерстни также известны в Пенджикенте в слоях соответствующего
ремени, а браслет, но с медвежьими головами, найден в погре-
ении 271 Агафоновского I могильника, датированном концом VII
-VIII вв. 16
Таким образом, приведенные выше данные позволяют датиро-
ать погребения первой подгруппы последней четвертью VII —
ретьей четвертью VIII вв. н. э.
Все прочие вещи из комплексов рассматриваемой подгруппы хо-
'я и не имеют узко датированных аналогий, но и не встречаются
\ погребениях других подгрупп. Это — медные височные кольца из
ткрученного дрота (рис. 1, 41, 42), медный пинцет (рис. 1, 38),
1ластинчатый браслет (рис. 1, 26), граненый браслет, орнаменти-
юванный круглым пуансоном (рис. 1, 43), зооморфные и антро-
юморфные бляхи (рис. 1, 6, 7, 30), подвеска-змея (рис. 1, 13),
деревянные и бронзовые личины (рис. 1, 44), разнообразные стек-
1янные бусины: голубые с бело-красными глазками, черные с вы-
1уклыми бело-голубыми глазками, двучастные с позолоченной или
(осеребренной прокладкой, двучастные синие и др.
Характерной особенностью комплексов второй подгруппы явля¬
ется широкое распространение бронзовых височных колец из круг-
юго дрота (рис. 2, 16), круглых штампованных накладок из сереб¬
ряной фольги (рис. 2, 8, 9). В это же время в употребление вхо¬
дят бронзовые полусферические бляшки с уплощенным полем
(рис. 2, 8). Хронологические рамки данного периода определяет
Следующий набор вещей: пронизки с прорезным вздутием (рис. 2,
16), пряжка с цельнолитым полуовальным щитком (рис. 2, 26),
датированная концом VII—VIII вв. (Р. Д. Голдина) 17, коньковые
подвески (рис. 2, 44, 45), имеющие прямые аналогии в материале
^терлитамакского могильника, датированного (в т. ч. и по моне¬
там) VIII — началом IX вв. (Р. Б. Ахмеров) 18, накладки с выпук¬
лым растительным орнаментом (рис. 2, 41), по материалам Согда
а Томского Приобья относящиеся к VIII в. 19, шумящие подвески
г треугольными привесками (рис. 2, 37, 39), рифленые пронизки и
Подвеска с цельнолитой привеской в виде шара на усеченном кону¬
се (рис. 2, 35, 40), граненые браслеты, украшенные круглым пуан¬
соном (рис. 2, 42). Перечисленные предметы Р. Д. Голдиной и
другими датируются достаточно широко — концом VII—IX вв.
Однако аналогичные вещи имеются в материале Больше-Тиганско-
го могильника, датированного с помощью монетных находок вто-
Кой половиной VIII —IX вв. Правда, Е. А. Халикова и А. X. Хали-
ов не совсем обоснованно сузили дату этого памятника до конца
VIII — первой половины IX вв., опустив то обстоятельство, что на
Могильнике имеются комплексы с монетами начала VIII в. Следо¬
113

вательно, дата Болыие-Тиганского могильника в пределах второь
половины VIII — первой половины IX в. представляется более пра~
вомерной 20. Соответственно и дата появления погребений второй
подгруппы: вторая половина VIII — первая половина IX а.
Р и с. 2. Инвентарь могильников Сургутского Приобья
14

Кроме того, в комплексах второй подгруппы встречены цепочка
цз восьмеркообразных звеньев (рис. 2, 38), бронзовая бикониче-
зкая гладкая пронизка (рис. 2, 27), деревянные и бронзовые антро-
!оморфные личины (рис. 2, 30, 32), зооморфная бляха с петлей на
^ороте (рис. 2, 34), полые зооморфные подвески (рис. 2, 3, 4, 7),
Ьонзовые пряжки с подвижным щитком и петлями на обороте
ис. 2, 43, 46).
i Комплексы третьей подгруппы выделяются по вошедшим в
Потребление бронзовым биконическим бусинам (рис. 2, 27), в
>льшом количестве представленным на прикамских памятниках
)нца VIII — начала X в. Появляются пряжки, украшенные изоб-
ажением головы и лап медведя, с прорезью в щитке (рис. 2, 15,
J). Большое распространение получают предметы полого зоо¬
морфного литья: подвески, навершия, рукояти (рис. 2, 3, 4, 25),
5делия, штампованные из серебряной фольги, сферические нашив-
ft (рис. 2, 8), очелья из серебряных полос с выпуклинами (рис. 2,
»■
В комплексах рассматриваемой подгруппы довольно много да-
Ирующих вещей: поясные накладки гладкие и с прорезью у ос-
ования (рис. 2, 2), по материалам Пенджикента датирующиеся
ервой-третьей четвертью VIII в.21, а по материалам могильника
Архирейской заимки, где они найдены вместе с монетами китай¬
кой династии Тан периода правления Кай Юяня (713—741 гг.) 22,
х дата может быть расширена до последней четверти VIII — пер-
Ьй половины IX вв.; плоские браслеты с расширяющимися кон¬
цами (рис. 2, 18), арочные шумящие подвески (рис. 2, 13), под-
еска-коробочка (рис. 2, 12), перстень (рис. 2, 11), коньковая под-
еска (рис. 2, 45), которые имеют аналогии в прикамских памятни¬
ках второй половины VIII—IX вв.23
Приведенные данные позволяют установить общую дату комп¬
асов третьей подгруппы в пределах последней четверти VIII—
X вв. Кроме того, в рассматриваемых комплексах встречаются
цвойные бусины с металлической посеребренной прокладкой, си-
кий и белый рубленый бисер. Керамика представлена сосудами,
рнаментированными оттисками гребенчатого штампа и налепными
валиками по шейке, отнесенными, по схеме А. П. Зыкова и др., к
учумскому типу 24 (рис. 2, 47, 51).
Четвертая подгруппа характеризуется широким распространени-
!м браслетов обского типа (рис. 3, 1—3, 7), предметов полого
юоморфного литья, зооморфных прорезных пряжек, не имеющих
Гетель на обороте (рис. 3, 9—11, 18). Дату периода определяют
сресала с бронзовыми рукоятками (рис. 3, 5, 6), бытовавшие, как
считает Л. А. Голубева, с конца IX до середины X в.25; птицевид-
1ые подвески, имеющие аналогии в степных памятниках X—XI вв.
рис. 3, 4) 26; подвеска-колье, аналогичная подвеске из комплексов
К в. Агафоиовского II могильника 27 (рис. 3, 20); ажурная круглая
рряжка, по материалам мордовских памятников датирующаяся
VIII —началом XI вв.28 (рис. 3, 19) и железный гарпун, имеющий
^ближайшую аналогию в Новгороде, в слое X в.29 Таким образом,

Рис. 3. Инвентарь могильников Сургутского Прнобья
верхний хронологический рубеж комплексов четвертой подгруппы
можно ограничить первой четвертью X в., а весь период ее функ¬
ционирования— последней четвертью IX—первой четвертью X в.
С точки зрения датировки предметов металлической пластики
интересен инвентарь погребений 118 и 119 могильника Барсов-
ский I, где представлены плоские подвески с зоо- антропоморфным
сюжетом (рис, 3, 17), зооморфная рельефная подвеска с петлями
на обороте (рис. 3, 13) и бляха в виде человеческой фигуры в трех¬
рогом головном уборе с саблями в руках (рис. 3, 21). По наконеч-
П6

!икам стрел и сферическим бляшкам с уплощенным полем эти:
огребения соотносятся с погребениями четвертой подгруппы Сай-
атинского могильника, что подтверждается также наличием под-
ески-всадника, имеющей аналогии в восточноевропейских памят-
иках X в 30 (рис. 3, 14).
Погребальный обряд оставался практически неизменным на
ротяжении всего рассматриваемого периода. Погребения бескур-
анные, совершены в простых прямоугольных или овальных ямах,,
йершне укладывались вытянуто на спину, головой преимущест-
енно на юго-восток или юго-запад. Известны как одиночные, так и
арные или групповые (4—7 костяков) захоронения. К третьей №
ртвертой подгруппам относятся погребения, в которых кости
келета были сложены компактной кучей, хотя отдельные кости,
аще всего ног, лежали в анатомичском порядке. Вероятно, в этот
ериод существовал обычай расчленения трупов через некоторое
;ремя после захоронения. Возле некоторых могил в землю были.
Ьткнуты ножи, сабли, наконечники стрел.
К первому и второму периодам относятся культовые комплексы^
одержащие «куклы» с антропоморфными личинами на месте «ли-
щ» (типа рис. 2, 32) 31. Только в этой группе были обнаружены
ерепа со следами трепанации (продолговатые отверстия и бороз-
,ы на теменных костях), причем они фиксировались почти на
icex хорошо сохранившихся черепах взрослых особей. Из-за пло¬
хой сохранности костей в группе последней четверти VI—VII вв_
[сльзя говорить о наличии или отсутствии в ней трепанированных
ерепов.
Предлагаемая схема хронологизации средневековых могильни-
юв Сургутского Приобья пока должна рассматриваться как пред-
шрительная. Дальнейшие исследования этих памятников и расши¬
рение соответствующей Источниковой базы, безусловно, позволят
шести в данную схему определенные уточняющие и дополняющие
юррективы.
1 Чернецов В. И. Нижнее Приобье в I тыс. н. э. // МИА. 1957. № 58.-
I. 136—245; Зыков А. ПМорозов В. М., Терехова Л. М., Федорова И. В..
Сургутское Приобье в эпоху средневековья (в печати).
(	2 Голдина Р. Д., Капанин В. А. Средневековые памятники верховьев Камы.
Свердловск, 1989. С. 84—86. Рис; 68; Генинг В. Ф. Хронология поясной гарни¬
туры // КСИА. 1975. Вып. 158. С. 100—101; Генинг В. Ф., Зданович С. Я.
Зихачевский могильник на р. Ишим — памятник потчевашской культуры VI —
РШ вв. // Ранний железный век и средневековье Урало-Иртышского междуречья.,
елябинск, 1987. С. 119—133.
а Беликова О. Б., Плетнева Л. М. Памятники Томского Приобья V—VIII вв..
г э. Томск, 1983. С. 89—93.
|	4 Мажитов Н. А. Курганы Южного Урала VIII—XII вв. М., 1981. С. 18—28р
Беликова О. Б., Плетнева Л. М. Памятники Томского Приобья V—VIII вв. н. э..
?. 89—93
0 Голдина Р. Д. Ломоватовская культура в Верхнем Прикамье. Иркутск»
985 С. 112—122.
ь Голоина Р. Д., Королева О. П., Макаров Л. Д. Агафоновский I могиль-
с
i	П7

пик — памятник ломоватовской культуры на севере Пермской области // Памят¬
ники эпохи средневековья в Верхнем Прикамье. Ижевск, 1980. С. 47— 50.
Табл. XXI.
7 Зыков А, П., Морозов В. М., Терехова Л. М., Федорова Н. В. Указ. соч.
й Генинг В. Ф. Хронология поясной гарнитуры. С. 101 —102.
9	Семенов В. А. Варнинский могильник // Новый памятник поломской куль-
т>ры. Ижевск, 1980. Рис. 10.
10	Голдина Р. Д., Кананин В. А. Средневековые памятники верховьев Камы
С. 85—86. Рис. 69, 18.
11	Беликова О. Б., Плетнева Л. М. Памятники Томского Приобья V—VIII вв
и. э. С. 93—96.
12	Распопова В. И. Металлические изделия раннесредневекового Согда. Л
1980. С. 87—91.
13	Голдина Р. ДКоролева О. П., Макаров Л. Д. Агафоновский I могиль¬
ник... С. 24—26, 42—52. Рис 6.
н Генинг В. Ф. Хронология поясной гарнитуры. С. 101—102; Голдина Р. Д.
Ломоватовская культура в верхнем Прикамье. С. 130—132. Рис. 16; Амб-
роз А. К. Проблемы раннесредневековой хронологии Восточной Европы // СА
1971. № 2. С. 96—123. Рис. 5, 80, 81.
15	Распопова В. И. Металлические изделия раннесредневекового Согда
С. 89—90. Рис. 63, 16.
16	Распопова В. И. Указ. соч. С. 116. Рис. 77, 6; Голдина Р. Д., Короле¬
ва О. П., Макаров Л. Д. Указ. соч. С. 49—52. Рис. 6.
и Голдина Р. Д., Королева О. П., Макаров Л. Д. Указ. соч. С. 49—52.
Рис. 6.
u Ахмеров Р. Б. Могильник близ г. Стерлитамака // СА. 1955. XXII. С. 116.
19 Распопова В. И. Указ. соч. С. 89. Рис. 64, 7—9; Могильников В. А.
Vrpbi и самодийцы Урала и Западной Сибири // Археология СССР. Финно-угры
и балты в эпоху средневековья. М., 1987. С. 216—232, табл. XCIX.
20. Chalikova Е. A. Chalikov А. Н Altungarn ап der Kama und im Ural.
<Das graberfeld von Bolschie Tigani) // Pregeszeti Fuzetek. Ser. 11. № 21.	1981.
P. 57—59, 99—130
21	Распопова В. И. Указ. соч. С. 89. Рис. 63, 4—6.
22	Спицын А. А. Материалы по доисторической археологии России // ЗРАО.
3899. Т. XI Вып. 1—2. С. 316—323, табл. I—IV.
2й Голдина Р. Д., Королева О. П., Макаров Л Д. Указ. соч. С. 47—51,
рис. 6; Халикова Е. А. Больше-Тиганский могильник // СА. 1976. № 2. С. 158—
178.
24 Зыков А. П., Морозов В. М., Терехова Л. М., Федорова Н. В. Указ, соч*
25 Голубева Л. А. Огнива с бронзовыми рукоятками // СА. 1964. № 3.
С. 116—117, 124—125.
26	Плетнева С. А. Печенеги, торки, половцы // Археология СССР. Степи
Евразии в эпоху средневековья. М., 1981. С. 213—218. Рис. 82, 25, 26; Филип¬
пенко В. А. Погребение X в. в Астраханской области у с. Лапас // СА. 1959.
JSIfe 2. С. 239—242.
27	Голдина Р. Д., Ютина Т. К. Хронология погребальных комплексов Агафо-
ковского II могильника (IX—XII вв.) // Погребальные памятники Прикамья.
Ижевск, 1987. С. 42—44. Рис. 2, 53.
2Й Голубева Л. А. Зооморфные украшения финно-угров // САИ. 1979. Вып.
Е 1-59. С. 58—59.
29 Колчин Б. А. Железообрабатывающее ремесло Новгорода Великого /7
МИА. 1959. № 65. Т. 2. С. 76—78.
ао Голубева Л. А. Зооморфные украшения финно-угров. С. 41—42; Ряби-
нин Е. А. Зооморфные украшения древней Руси X—XIV вв. // САИ. 1981-
Вып. Е1-59. С. 18—19.
а1 Черкасова Н. Средневековые тонгхи Западной Сибири // Тезисы докладов
студенческой научной конференции «Духовная культура Урала». Свердловск,
3987. С. 22—25.

Н. А. МАЖИТОВ
МАТЕРИАЛЫ К ХРОНОЛОГИИ СРЕДНЕВЕКОВЫХ
ДРЕВНОСТЕЙ ЮЖНОГО УРАЛА (VII—XI вв.)
В 1977 г. была издана книга «Южный Урал в VII—XIV вв.»,
которой я изложил свои взгляды на решение проблем датировки
редневековых древностей края. К сожалению, из-за отсутствия
орреляционных таблиц основные выводы по хронологии рядом
следователей были встречены весьма критически, примером чего
[вляется известная рецензия В. Ф. Генинга, который хорошо по-
[пмал, что предложенная хронология памятников не укладывает-
я в разработанную им схему развития этнической истории, и поэ¬
тому резко раскритиковал метод классификации и датировки
[ервоисточников. Он считает несостоятельной всю реконструкцию)
фхеологических культур Южного Урала эпохи средневековья, эт¬
ической и социальной истории его населения. В 1978—1988 гг.,
ючка зрения В. Ф. Генинга была развита В. А. Ивановым К
В 1984 г. на совещании археологов Урало-Поволжья мной был'
фочитан доклад с представлением всех корреляционных таблиц.
<роме этого, опубликован ряд статей, где приведены факты необос¬
нованного удревнения памятников Урала типа Мыдлань-шайско-
‘о могильника 2 и введен в научный оборот материал комплекса
Зирского могильника с монетой VIII в., имеющий эталонное зна¬
ние для выделения древностей VIII в.3 Несмотря на приведен-
1ые данные В. А. Иванов упорно утверждает о неприемлемости,
федложенной мною периодизации средневековых древностей Юж-
юго Урала. Чтобы придать большую убедительность своей перио¬
дизации, он предпринял попытку найти математическое обоснова-
ше своим доказательствам. Детальный разбор его аргументов не
входит в задачу настоящей статьи, но не могу не отметить, что в;
>амках VII—IX вв. он объединил различные по времени и типоло¬
гии памятники VII—VIII, IX—X и X—XI вв., а среди них выделил
группы VI—VII и VIII—IX вв.4 Последнее положение более под¬
робно аргументировано в работе 1983 г., где излагаются результа¬
ты подсчета на ЭВМ взаимовстречающихся вещей из памятников.
Автором выделены 4 комплекса связанных признаков (КСП), пер¬
вый из которых датирован VI—VII вв., а остальные три в преде-
119*

Рис. 1. Корреляция комплексов из могильников Южного Урала VII—VIII вв.
По горизонтали обозначены номера типов вещей (см. рис. 1 и 2), по вертика¬
ли— номера комплексов. Залитые кружки — типы вещей, датированные моне¬
тами VIII в. (Бирск, погр. 382, хорезмийская монета середины VIII в.). Б --
Бирск, Д — Дежнево, Иш. — Ишимбай, К — Кушнаренково, Л — Лагерево, М
-ЭДаняк, Нб — Новобиккино, Нв — Новнковка, Нт — Новотурбаслы, Ст — Сын-
тыштамак, У (1) —Уфимское погребение под зданием медицинского института,
У (2)—Уфимское погребение под зданием оперного театра, Тк — Такталач} к-
Ш — Шареево. В скобках указаны год раскопок, раскопы, номер погребения

ах конца VII—IX вв.5 Среди памятников последней
еской группы перечислены материалы Каранаевских Стапп°уИ~
|лиловеких и Ишимбаевских круганов 6, датированных мною не пГ
feee X в.7 В попытках В. А. Иванова в рамках последней хроно io-
ической группы объединить различные по времени памятники
X—XI вв. нельзя не видеть некорректный отбор признаков для
S)BM. При обосновании даты памятников VI—VII вв. он умалчи¬
вает о находках в них двух хорезмийских монет середины VIII в. 8
)ни и позволяют омолодить дату памятников его ранней группы
манякский тип) до VIII в., соответственно передвинув остальные
руппы памятников в хронологическом ряду на более позднее вре-
|я. Это, в свою очередь, приведет к иной этнической интерпрета-
;ии археологических памятников Южного Урала, чем это сделано
опубликованных работах В. А. Иванова 9.
В свете отмеченных расхождений представляется необходимым
ще раз вернуться к вопросу обоснования даты памятников Юж-
юго Урала рубежа I—II тыс., используя главным образом мате-
иалы корреляционных таблиц.
Нижний рубеж наших хронологических изысканий ограничен
;онцом VI—VII вв. В общей системе относительной хронологии
тому соответствуют комплексы группы А (рис. 1). Памятники
Эжного Урала конца VI—VII вв. объединяются в две основные
рхеологические культуры:турбаслинскую и бахмутинскую. В пла-
е датировки в более выгодном положении находятся турбаслинс-
ие памятники (Ново-Турбаслы, Дежнево, Новиковка, Кушнарен-
ово, Сынтыштамак, уфимские и ишимбаевское погребение, Кувы-
;ово). Все они оставлены осевшими на Южном Урале пришлыми
леменами южного происхождения и содержат характерные для
вразийских степей этого времени предметы украшений и вооруже-
ия, имеющих датирующее значение. В турбаслинских памятниках
амыми распространенными являются литые и штампованные се-
ебряные пряжки и накладки поясных ремней, относимые исследо-
ателями к ранним вариантам наборных геральдических. Это —
i-образные (рис. 2, 21), прямоугольно- и овальнорамчатые (рис. 2,
D а—д) пряжки с цельными щитками преимущественно прямоуго-
ой и полуовальной (геральдической) форм. Им соответствуют
азличные накладки: сердцевидные (рис. 2, 24 с), двух- и трехчаст-
|ые (рис. 2, 24 а—в, и—л), трех- и четырехлепестковые (рис. 2,
\ о, р), ланцетовидные с прорезями и круглыми отверстиями (рис.
I 28), Т-образные, ланцетовидные и других форм с вырезом в
йде маски человеческого лица (рис. 2, 29), узловые тройчатки
)ис. 2, 24 ж, з), геральдические (рис. 2, 24 е), удлиненные с про-
зльными вырезами (рис. 2, 26 а—-в) и двумя круглыми отверстия-
И (рис. 2, 27) и других форм. Встречены серьги с литым много-
>анником (рис. 2, 1), грузиком в нижней части из спаянных зерен
пирамидки (рис. 2, 3, 4), двупластинчатые серебряные фибулы
)ис. 2, 5), конические подвески-трубки (рис. 2, 11), подвески в
1де фигуры коня (рис. 2, 17 а) и др. Аналогии перечисленным
)яжкам и накладкам распространены на юге Восточной Европы:
Заказ 1309
121

24а	24 6	24 в
Рис. 2 (начало). Основные датирующие признаки комплексов VII в.
/—серьги с литым многогранником, 2— серьги харпнского типа, 3 — серьм
с припаянной зерныо, 4 — серьги с массивным пирамидальным грузиком в ннж'
ней части, 5 — двупластинчатые серебряные фибулы, 6, 7 — литые массивны'
фибулы-застежки, 8 — круглые подвески с выпуклинами, 9 — браслет с нзобрп'
жением голов змей на концах, 10 — литые колокольчики, 11 — конические тр\ б-
ки-колокольчики, 12 — лапчатовидные подвески, 13 — бронзовое кованое зеркп'
ло, 14 — колесовидные нашивки на одежду и обувь, 15 — уточковидные поД'
вески, 16 — подвески в виде фигуры медведя, 17 — подвески в виде фигуры
лошади. Масштаб не соблюден

Рис. 2 (окончание). Основные датирующие признаки комплексов VII в
—	набор поясного ремня бахмутинского типа, 19— набор поясного ремня и
>уви (предметы, покрытые золотой фольгой), 20 — ранние типы литых пряжек,
'—В-образные пряжки, 22 — ранние типы псевдопряжек, 23 — пряжки с бол-
ками на переднем кольце, 24—29 — типы накладок наборных поясов, 30 —
•стяная пряжка, 31 — набор столярных инструментов (топор, скобель, ложкарь),
—	типы удил (а — прямой стержень с одним загнутым и сплющенным кон-
>м, другим утолщенным, б — удила с 8-образным окончанием, в — удила с
'апециевидным кольцом), 33 — типы наконечников стрел и меча, 34 — сосуд
хмутинского типа, 35 — сосуд турбаслинского типа, 36 — сосуд романовского
типа, 37 — сосуд кушнаренковского типа
^крымских (Суук-Су, Бакла) 10 и северокавказских (Чми, Бори-
>во, Мокрая Балка) 11 могильниках они встречены в комплексах
монетами VI—VII вв.
f Общепризнано, что наборные пояса описанного типа относятся
времени ранее салтовского (конца VIII—IX вв.) и существовали
[VI—начале VIII в. На этом единодушие археологов кончается,
[тупая расхождениям по датам отдельных периодов и памятни-
зв. Например, памятники типа Ново-Турбаслинских курганов пер-
|>начально мною были датированы V—VII вв. 12 Исследования
т Б. Ковалевской и А. К. Амброза позволили четко выделить сре-
й них комплексы VI—VII вв. 13 и конца VI в., но в основном
123

VII в. 14 Выводы указанных авторов относятся прежде всего к
наборным поясам, для которых характерны пряжки с позолотой
с литыми щитками и В-образные усложненных форм. Наборный
пояса, идентичные по составу южноуральским, известны в Сред¬
нем Поволжье, и авторами публикаций традиционно отнесены к
VI—VIII вв. Исключение составляет работа М. Р. Полесских, от¬
несшего Младший Селиксенский могильник, содержащий остатки
наборных поясов, к VII—VIII вв. 15
По данным А. К- Амброза, двухчастные накладки, сходные с
кушнаренковскими, на юге Восточной Европы появились только в
VII в. 16 Подтверждением этого вывода служат исследования
А. И. Айбабина, доказавшие существование в раннесредневековом
Херсонесе одного из центров по производству цельнолитых оваль-
норамчатых пряжек и двухсоставных накладок VII—VIII вв. 17
В пользу VII в. как основной даты турбаслинских памятников
говорят и другие находки, сопровождающие в комплексах детали
наборных поясов. Так, в Ишимбаевском погребении вместе с В-
образной пряжкой находилась пирамидальная подвеска от серьги
(рис. 2, 4). Цельные экземпляры таких серег известны в монетных
комплексах VII—VIII вв. могильников Мокрая Балка, Глодосы,
Арцыбашево и других, датируемых многими исследователями ру¬
бежом VII—VIII вв. 18 В Арцыбашево мы и находим близкие ана¬
логии ременным накладкам из новиковского погребения в г.' Уфе
с богатым орнаментом из зерни.
К числу находок с твердой датой остносятся и серебряные
пластинчатые фибулы (рис. 2, 5). По мнению А. К- Амброза, та¬
кие фибулы на Южном Урале распространялись как местное под-
ражение поздним (VII в.) прототипам с Северного Кавказа. В плане
обоснования даты особенно важен верхнечирюртский аналог, най¬
денный в комплексе с имитацией золотой монеты 613—641 гг. 19
Близкие им экземпляры имеются в могильниках Крыма (Суук-С\)
и Северного Кавказа20. В памятниках юга Восточной Европы типа
Суук-Су и Чми в массовом порядке представлены большие янтар¬
ные бусы и серьги с грузиком из зерен в нижней части 21 и много¬
гранником на конце, которые являются идентичными южноуральс-
ким (рис. 2, 1, 3).
Памятники бахмутинской культуры принадлежат местному осед¬
лому населению лесных районов Западного Приуралья. У бахм\-
тинских племен выработались устойчивые формы украшений, ко¬
торые существовали значительно дольше, чем привозные вешк
южного происхождения. Это создает трудности в датировке бах-
мутинских и других помятников Прикамья. На территории Башки'
рии сейчас известно около 10 бахмутинских могильников( Бахм}'
тинский, Старо-Кабановский, Югомашевский, Ангасякский, Кар^'1
тамакский и др.), среди которых особое место занимает Бирски11!
могильник. От остальных его отличают сравнительно богатый
вентарь погребений, хорошая сохранность вещей, большая пл°'1
щадь, размеры которой пока не определены. Раскопки 1978, 1981 "I
1985 гг. привели к открытию на могильнике еще двух разноврс'|

[енных участков.1 Самый ранний из них находится на расстоянии
00—300 м от раскопа I. На нем вскрыто 49 погребений, которые,
удя по материалу, датируются предварительно IV—VI вв. Второй
часток непосредственно примыкает с юга к раскопу I и заполнен
югилами конца VII—VIII вв. Эти новые материалы подтвердили
анее сделанный исследователями вывод о том, что основная часть
огребений раскопа 1 относится к VI—VIII вв., когда бахмутин-
кая культура сосуществовала с турбаслинской, подвергаясь силь-
|ому воздействию со стороны последней. Результатом этого асси-
[иляционного процесса явилось широкое распространение на Бир¬
сом могильнике типов могил и вещей южных форм. В этом плане
ирский могильник является эталонным памятником для разра-
[отки хронологии раннесредневековых дрвностей Южного Урала.
I VI—VII вв. относится более 150 погребений раскопа I (2, 18, 25,
7, 57—206). :
| Для женских’захоронений Бирска обычными находками являют-
!я ожерелья из крупных стеклянных бусин с инкрустацией, янтаря,
ерьги с многогранником на концах (рис. 2, 1) и харинского типа
рис. 2, 2), нагрудные украшения в виде круглых подвесок с вы-
[уклинами по‘краю ' (рис. 2, 8), фигур уточек (рис. 2, 15), коня
1>ис. 2, 17 б) и медведя (рис. 2, 16), височные подвески бахмутин-
:ого типа, проволочные бронзовые браслеты с изображением го-
)в змей на концах (рис. 2, 9), серебряные двупластинчатые фи-
глы (рис. 2, 5), массивные литые плоскокруглые фибулы-застеж-
\ с отростками по краям (рмс. 2, 7), лапчатые подвески (рис. 2,
!), колоколовйдйые подвески с трубковидными отростками сверху
>ис. 2, 10 а, б) и многие другие.
В погребениях Бирска богато представлены наборы геральди-
>ских поясов Vi—VII вв. К ним относятся пряжки — усложненные
арианты В-образных (рис. 2, 21), овально- и прямоугольнорамча-
bie (рис, 2, 20 а-д), накладки-бцякорьковые (рис. 2, г, д), Т-
бразные (рис. 2, 25), трех- и четырехлепестковые (рис. 2, 24 о, р)
других форм.
В Бирском могильнике широко распространены пояса, укра-
.енные бронзовыми ромбическими накладками и большими на-
жечниками (рис. 2, 18 в—г). Пряжки таких поясов с округлыми
[ш овальными проволочными кольцами, с длинными хоботковид-
>ши язычками и пластинчатыми щитками прямоугольной, трех-
юльной, полуовальной и других форм (рис. 2, 18 а, б). Из мелких
?талей следует выделить утолщения — выступы и насечки в ос-
)вании язычка, короткие насечки по краю наконечников (рис. 2,
) а, б). Именно этот набор вещей является одним из показателей
юеобразия продукции местных металлургов и характерен для ин-
:нтаря большинства могильников бахмутинской культуры.
Отличительными признаками инвентаря мужских погребений
ирского могильника являются короткие одно- и двухлезвийные
ечи (рис. 2, 33 д), трехлопастные, плоские ромбическе, бро-
^бойные треугольные и ромбические в сечении наконечники стрел
125

(рис. 2, 33 а—г), тесла и проушные топоры, ложкари, скобели (рис.
2, 31), удила с треугольно-подвижным кольцом (рис. 2, 32 в) и
псалии в виде прямого стержня с рифлениями и одним плоским
загнутым концом (рис. 2, 32 а). С мужскими погребениями связаны
подвески-амулеты в виде фигур лошади (рис. 2, 17).
Таким образом, дата погребений конца VI—VII вв. Бирского
могильника подтверждается большой группой взаимовстречающих-
ся вещей с многочисленными аналогиями в южных памятниках.
Синхронность данной группы бирских погребений с памятниками
турбаслинской группы хорошо видна в корреляционной таблице
(рис. 1). Для них одинаково общими датирующими являются серь¬
ги с литым многогранником, серебряные пластинчатые фибулы,
кольцевые подвески с выпуклинами (рис. 2, 1, 5, 8), принадлеж¬
ности наборных поясов (рис. 2, 20—22, 24), бронзовые пряжки и
накладки с золотой инкрустацией (рис. 2, 19). Интерес представля¬
ет инвентарь погребения 165, где вместе находились накладка с
золотой инкрустацией, пряжка с литыми шишками, В-образнан
пряжка усложненной формы и кольцевая подвеска с выпуклинами
(рис. 1).
К группе датирующих вещей из Бирска относятся также удила
с 8-образными окончаниями (рис. 2, 32 б). Их всего 2 (погр. 88,
297), и они имеют многочисленные близкие параллели в памятни¬
ках VII—VIII вв. В частности, их много в аварских древностях
VII—VIII вв., найдены они и в синхронных с ними Глодосах, Воз¬
несенке 22.
Следует отметить, что в последние годы жизни А. К. Амброз
вновь вернулся к датировке памятников турбаслинской культуры
(погребения под Башгосмединститутом, на ул. Тукаева, Дежнев-
ские курганы, Кушнаренково) и Бирского могильника. На основа¬
нии широкого круга южных аналогий он датировал их концом
VI—VII вв.23
Вышеперечисленные многочисленные бирские предметы, надеж¬
но датированные по южным аналогиям, позволяют уточнить время
бытования других типов вещей, найденных вместе с ними в
комплексах, но относящихся к числу массовых находок местного
изготовления (предметы оружия, наборы поясных ремней, нагруд¬
но-шейные украшения, керамика). Ценность данного факта для
разработки хронологии древностей бахмутинской культуры состоит
в том, что не все бахмутинские могильники содержат вещи южньж
типов с узкой датой, поэтому единственным критерием для их хро¬
нологического расчленения служат предметы местного производст¬
ва из Бирска. Благодаря сопоставлению удалось четко выделить
значительную группу погребений конца VI—VII вв. в Югомашев-
ском, Старо-Кабановском, Бахмутинском и Каратамакском мо¬
гильниках. Во всех этих бахмутинских памятниках, включая Бирс’Д
богато представлены комплексы V—VI вв., но рассмотрение это! о
вопроса выходит за рамки настоящей статьи.
Опорными памятниками хронологической группы VIII в. я в л*1
ются Манякский, Шареевский, Такталакчукский (ранняя группа

югильннки, а также ранняя группа Лагеревских курганов (№ 8—
О, 14, 29, 46, 54—57). Сюда же относятся самые поздние захоро-
[ения Бирского могильника, погребения 2, 3 (раскоп III) и 301,
52—459 (раскопки 1981, 1983—1985 гг.). С некоторой условностью
:ак памятники данной группы можно рассматривать II Красногор¬
ске курганы и погребение под зданием оперного театра в г. Уфе.
и с. 3 (начало). Датирующие признаки комплексов VIII в. 1 а—д — материал
Бирского погребения 382 вместе с хорезмийской монетой середины VIII в.
Приложение к корреляционной таблице (рис. 1, верхняя часть).
—	подвески с ушком-отростком, 2 — подвески от серег, 3— поздний вариант
ринских серег, подвески от серег, 4 — серьги с грузиком в виде шариков,
—	перстни, 6 — коньковые подвески, 7 — подвески в виде фигуры птицы с
ображением головы медведя, 8—розетковидная подвеска, 9 — рожковидные
двески, 10 — подвески-колокольчики, 11 — подвески от цепочек, 12 — круглые
подвески с отростками, 13—15 — детали поясных наборов.
Масштаб не соблюден
127

Рис. 3 (окончание). Датирующие признаки памятников Южного Урала VIII »•
16—20 — ременные накладки, 21— стремена, 22 — наконечники стрел, 23 ;
керамика кара-якуповского типа, 24 — хорезмийскне монеты VIII в. Масштаб
не соблюден
128

Отличительной особенностью указанных памятников являются
юясные ремни с набором геральдических накладок развитых форм,
:реди которых наиболее распространенными являются двухчастные
: якорьковидными и геральдическими концами (рис. 3, 17 а—в),
одинарные геральдические, двуякорьковые, круглые с плоской по¬
верхностью (рис. 3, 17 д—ж) ланцетовидные с отростками по
краям (рис. 3, 19 а—г), накладки в виде псевдопряжек (рис. 3,
в) и круглые геральдические, Т-образные и других форм с ши¬
роким вырезом, Куда снизу вставлялись тонкие пластинчатые прок-
тадки (рис. 3, 20 а—г). Для пряжек характерны лировидные (рис.
5, 14) с бортиками для язычка в передней части кольца. Наряду с
>тим встречаются: а) пряжки прямоугольно- и овальнорамчатые,
3-образные поздних вариантов (рис. 3, 13, 15); б) подвески, в
гом числе от составных серег в виде круглого кольца с пирами¬
дальными отростками в нижней части и ушками на многих из них,
ртделенными. от основания длинным перехватом (рис. 3, 1, 2),
Ьерьги с гроздевидными или шаровидными подвесками в нижней
части (рис. 3, 4 а, б); в) перстни с гладкими щитками круглой и
ромбической форм (рис. 3, 5 а—в); г) нагрудные украшения —
подвески в виде колокольчиков (рис. 3, 10 а, б), двухглавые конс¬
кие фигуры и колокольчики ( рис. 3, 6 а, б), рожки, в том числе
с рельефной фигурой птицы (рис. 3, 7 б, 9), розетки с круглыми
Кольцами и выступающими отростками по краям (рис. 3, 8, 12) и
Кодвески других форм (рис. 3, 11); д) стремена самых ранних ти¬
пов на Южном Урале (рис. 3, 21); наконечники стрел — узкие
Ьрезни и трехлопастные с упором для древка в основании (рис. 3,
22); ж) богато орнаментированные сосуды кушнаренковской груп¬
пы, среди которых особенно выделяются кувшинообразные с уз¬
ким и плоским дном (рис. 2, 37) и появление новой формы посу¬
ды — сосудов кара-якуповского типа (рис. 3, 23).
Для обоснования возраста памятников данной хронологичес¬
кой группы богатые и в совокупности однотипные материалы Ма-
някского могильника и Лагеревских курганов имеют опорное зна¬
чение. В составе поясных наборов, например, есть много предметов,
одинаково общих и для памятников предшествующей группы (Но-
во-Турбаслы, Кушнаренково, Новиковка и др.). Это — литые пря-
моугольно-рамчатые пряжки, геральдические, двухчастные и неко¬
торые другие типы ременных накладок. Но между сравниваемыми
памятниками есть существенная разница. Как видно из корреля¬
ционной таблицы (рис. 1), в памятниках VII в. указанные предме¬
ты геральдических поясов присутствуют как самые поздние вещи
среди иных отсутствующих в Маняке: янтарных бус, пластинчатых
фибул и пряжек с золотой инкрустацией. С другой стороны, в
Маняке, Лагереве много находок, которые отсутствуют в выше¬
названных: лировидные пряжки, накладки-псевдопряжки, стреме¬
на, перстни, подвески с длинными отростками-ушками и пирами¬
дальным грузиком в нижней части, подвески в виде фигуры птицы,
рожков и других типов.
129

Отмеченное своеобразие Манякского могильника и ранних Ла-
геревских курганов ясно свидетельствует об их несколько более
молодом возрасте, нежели время, например, новотурбаслинских ц
кушнаренковских погребений, ибо объяснение этому своеобразию
мы находим среди поздних аналогий. Следовательно, Маняк и
остальные однотипные ему памятники в хронологическом ряду
должны занимать место после VII в.—за могильниками типа Кущ-
наренково и Ново-Турбаслы. Подобные наблюдения в свое время
дали мне основание датировать Манякский могильник концом VII
VIII вв., с чем впоследствии в целом согласились А. К. Амброз,
В. Б. Ковалевская, Ю. А. Краснов, а затем В. Ф. Генинг. А. К- Амб¬
роз отнес к VIII в. и Шареевский могильник24.
Указанную дату подтверждают материалы Перещепинского кла¬
да, в составе которого есть близкие южноуральским лировидные
пряжки с бортиком для язычка на переднем кольце и накладки-
псевдопряжки, пряжка прямоугольной формы, стремена25. Как
известно, Перещепинский клад содержал более 40 византийских
монет, среди которых самыми поздними являются монеты Констан¬
та II (641—668 гг.). Допуская поправку на период бытования мо¬
нет, исследователи обоснованно датируют его VIII в.26 В пользу
этого мнения говорят и материалы северокавказских могильников
конца VII—VIII вв., содержащие указанные выше лировидные
пряжки, перстни, серьги с грузиком-шариком внизу, колокольчики,
которые близко повторяют форму соответствующих предметов из
памятников манякской группы 27.
Для комплексов данной хронологической группы надежным ре¬
пером могут служить и хорошо датированные аварские древности
VII—VIII вв., для которых характерны пряжки с бортиком, нак¬
ладки-псевдопряжки, 8-образные стремена (рис. 3, 14, 16, 21), нож¬
ны с P-видными скобами-петлями 28.
До 1984 г. мои выводы о датировке южноуральских памятников
типа Манякского могильника основывались на простых сравнитель¬
ных данных. В 1984—1985 гг. при раскопках Бирского могильника
в двух комплексах со сходным инвентарем найдены хорезмийские
монеты середины VIII в.29 На территории Восточной Европы, Си¬
бири и Казахстана мне пока не известны случаи, когда характер¬
ные для данной группы находки сопровождались бы столь поздней
монетой. Находки в этих комплексах монет позволяют отнести их
К эталонным для подтверждения существования указанных памят¬
ников на всем протяжении VIII в. (рис. 1).
Наборы металлических предметов, которые полностью повторя¬
ют форму находок из памятников Южного Урала VIII в., широко
распространены в Сибири, на Алтае (кудыргинский этап), в
Прикамье (агафоновский этап), Поволжье и Казахстане, но там
они не имеют своей узкой даты ввиду отсутствия в составе комп¬
лексов датирующих вещей. Следовательно, их дата должна быть
скорректирована с учетом бирских комплексов, а также аварских
и близких к ним памятников (Глодосы, Вознесенска, Перещепино)
Восточной Европы. Знакомство с литературой показывает, что сто-
130

Рис. 4 (начало). Основные датирующие признаки курганов Южного Урала
IX — начала X вв. Масштаб не соблюден
ронников в пользу датировки памятников указанного круга в пре¬
делах конца VII—VIII вв. становится больше30.
Памятники IX—X вв. по составу находок образуют самостоя¬
тельную группу, типологически почти не связанную с предшествую¬
щей. Для нее характерны серьги салтовского типа, в том числе с
местными вариантами (рис. 4, 1, 2), совершенно новые бусы в оже¬
рельях (рис. 4, 3), нагрудные украшения типа шумящих (рис. 4,
6—8), роскошные поясные, уздечные и седельные ремни, украшен¬
ные накладками различных форм (рис. 4, 14—36), новые типы
стремян, удил, сабель, ножен, наконечников стрел (рис. 4, 39—51)
и др_* ие вещи (рис. 4).
131

Рис. 4 (продолжение). ОсковПйё датирующие признаки курганов Южного
Урала IX — начала X вв. Масштаб не соблюден.
Для определения даты памятников важное значение имеют на¬
ходки монет, среди которых самой поздней является монета Маму-
на (823/824 гг.) из Хусаиновского кургана 12. Монеты рубежа
VIII—IX вв. найдены в Ромашкинском погребении, Стерлитамак-
ском и Больше-Тиганском могильниках, II Бекешевском кургане
(рис. 5). Находки монет указывают, что рассматриваемая группа
памятников на Южном Урале возникла где-то на рубеже VIII—
IX вв. На чем же основывается верхняя их дата?
Почти все типы вещей из комплексов данной хронологической
группы территориально широко распространены. Они богато пред¬
ставлены в памятниках Центральной Азии, Сибири, Казахстана31
и Севернаго Кавказа32. Аналогии носят массовый характер: об
этом свидетельствует и полное совпадение конструкции поясных
ремней и состава находок из курганов Южного Урала. Но среди
обширного сходного материала наиболее точно датированными яв¬
ляются находки из могильников Паннонии X в., которые, по мне¬
нию венгерских археологов, оставлены первыми поколениями венг-
132

Рис. 4 (окончание). Основные датирующие признаки курганов Южного
Урала IX — начала X вв. Масштаб не соблюден.
ров периода приобретения родины, осевших здесь в 895—896 гг.33
В венгерских могильниках этого времени мы находим много парал¬
лелей в украшениях поясных, седельных ремней (пряжки, наклад¬
ки), стременах, в составе оружия (сабли, ножны к ним, наконеч¬
ники стрел) и во многом другом. Общеизвестно, что венгерские
племена накануне переселения в Паннонию долго кочевали в сте¬
пях Северного Причерноморья и, следовательно, принесли с собой
культуру, характерную для кочевников степной зоны Восточной
Европы.
133

Рис. 5. Корреляция комплексов IX — начала X вв. По горизонтали — номера
датирующих типов вещей (см. рис. 4), по вертикали — номера комплексов.
Залитыми кружками выделены комплексы с монетами IX в. 1Б — I Бекешево,
II Б — II Бекешево, Л — Лагерево, Иш. — Ишимбай, II Иш. — II Ишимбаево
(Ишимбаевское погребение), X — Хусайново, К — Каранаево, С — Стерлитамак,
Я — Ямаши-Тау, Тб — Ташбашево, Ч — Чишмы, Р. п. — Ромашкинское погре¬
бение
Типологическое сходство многих предметов из археологических
памятников Южного Урала и Паннонии в своей последней статье
признал и В. А. Иванов34. Однако этот факт им не использован
для датировки первых началом X в., Он считал, что памятники
Южного Урала (кара-якуповская культура) существовали только
до середины IX в. Исходя из этого, В. А. Иванов доказывает, что
отмеченное сходство свидетельствует о принадлежности памятни¬
ков двух географических районов одному народу — венгерским
племенам. Однако это легко опровергается следующими фактами.
Во-первых, кара-якуповские памятники IX—X вв. и культура ду~
134

найских венгров сильно различаются по устрйству памятников, ос¬
новному составу находок, что недопустимо в случае, если они при¬
надлежали одному и тому же народу (культура последних сущест¬
вовала на протяжении 1—2 поколений людей). Во-вторых, они
синхронны и представляют самостоятельные историко-археологи¬
ческие явления. В-третьих, кара-якуповские памятники продолжа¬
ли непрерывно существовать и в X—XI вв., что доказывается мате¬
риалами Лагеревских, Бекешевских, Хусаиновских, Каранаевских
и других памятников. В итоге отпадают все аргументы против
вывода о принадлежности памятников Южного Урала IX—X вв.
башкирским племенам.
Несмотря на тесную генетическую связь, памятники Южного
Урала X—XI вв. представляют самостоятельный этап в развитии
культуры местных башкирских племен. Например, меняется форма
многих вещей и манера их украшения, но это было общим нап-
Р и с. 6 (начало). Датирующие признаки памятников X—XI вв.
1—5 — серьги, 6 — бусы, 7—9 — подвески-бубенчики, 10 — браслет, 11, 12 —под¬
вески, 13—15 — пряжки, 16—34 — накладки поясных ремней. Масштаб не
соблюден
135

Рис. 6 (окончание). Датирующие признаки памятников X—XI вв. 34—38—
накладки поясных ремней; 39, 40 — стремена; 41, 42 — удила; 43—44 — наконеч¬
ники стрел; 45 — петля от колчана; 46 — меч; 47 — кресало; 48, 49 — узловые
накладки; 50 — поздние варианты кушнаренковской керамики; 51—керамика
со шнуровым орнаментом; 52—-монеты X в. Масштаб не соблюден
равлением развития культуры на широкой территории евразийских
степей. Для памятников X—XI вв. характерны серьги позднесал-
товского варианта (рис. 6, 1—4), большие граненые призматические
бусы из сердолика (рис. 6, 6), браслеты с кружковым орнаментом
(рис. 6, 10), овально-рамчатые, в том числе 8-образные, пряжки
(рис. 6, 13—15), накладки ремней, среди которых преобладают
сердцевидные различных вариантов с орнаментом в виде узелков,
выпуклин (рис. 6, 16—38). В них широко представлены стремена
грушевидной формы (рис. 6, 39), удила с большими кольцами и
другие предметы (рис. 6, 41—49). Дата памятников обосновывает¬
ся на материалах южноуральских комплексов, многочисленных па¬
мятников Среднего Поволжья и Древней Руси с монетами X—
XI вв. (рис. 7). Ввиду важности перечислю некоторые из них,
136

я с. 7. Корреляция комплексов памятников Южного Урала X—XI вв. и да¬
рованных аналогий. По горизонтали обозначены номера типов вещей (см.
с. 5), по вертикали — номера комплексов. Залитые кружки — типы вещей,,
тированные монетами, в верхних 14 рядах — датированные аналогии. Ж —
итимак, К—Каранаево, Иш.—Ишим бай, „Л.—Л агерево, М—Муракаево, Сн —
[неглазово,.! С^-гг~СтарО:Х¥лйл0вб. Аналогий: В — Веселово, Гб — Гульбище,,
[ — Гнездово, Д — Дубовский, КВ — Киев (древнерусские погребения), Змм —
Змейский могильник, Р. к. — Рябиновский клад
\
То находки из Каранаевских курганов 4 (погребение 5) и 7 (пог-
[^бение 1), Житимакских и Синеглазовских курганов35, материалы
селовского, Дубовского могильников, Рябиновского клада
реднее Поволжье), курганов Гульбище,. Гнездово, погребений
. Киеве (Древняя Русь) 86.
137

Многие из вышеперечисленных аналогий с монетами X в. j
-литературе известны давно, но несмотря на это до недавнего вре
мени памятники Урало-Поволжья X—XI вв. не были четко выде
лены и датировались суммарно в рамках VIII—IX вв. В. А. Ива
нов, несмотря на известные факты, датирует этим же временем Ка
ранаевский (№ 3), Старо-Халиловский (№ 6) и часть Лагеревски:
курганов 37, занявших свое твердое место в нашей корреляционно!
таблице среди памятников X—XI вв. (рис. 7). Один из важны;
выводов, вытекающих как логический результат выделения памят
ников Южного Урала X—XI вв., состоит в том, что в культурно;
плане они представляют эволюционное развитие памятников пред
шестующего времени. Принадлежность их к одному этносу ни
кого не может вызвать сомнений.
1	Кузеев Р. Г., Иванов В. А. Болгары и чуваши. Чебоксары, 1984. С. 3—21
Кузеев Р. Г., Иванов В. А. Дискуссионые проблемы этнической истории насе;и
ния Южного Урала и Приуралья в эпоху средневековья // Проблемы среднее!
ковой археологии Урала и Поволжья. Уфа, 1987. С. 5—18. Иванов В. A., Kpi
вер В. А. Проблемы изучения средневековых кочевников Южного Урала // Во
росы древней и средневековой истории Южного Урала. Уфа, 1987. С. 105—11
к др.
2	Мажитов Н. А. Некоторые замечания по раннесредневековой археолог!
Южного Урала // Вопросы древней и средневековой истории Южного Урал
Уфа, 1987. С. 76—85.
3	Мажитов И. А. Некоторые итоги и задачи изучения средневековой архе
логии Урала и Поволжья // Проблемы средневековой археологии Урала и П
волжья. Уфа, 1987. С. 117—130.
4	Иванов В. А., Кригер В. А. Проблемы изучения средневековых кочевник!
Южного Урала. С. 109—111, рис. 2.
6 Иванов В. A. Magna Hungaria — археологическая реальность? // Пробл
мы древних у; ров на Южном Урале. Уфа, 1988. С. 55—58.
6 Там же. С. 57.
I	Мажитов И. А. Южный Урал в VII—XIV вв. М., 1977. С. 29—33; Он оь
Курганы Южного Урала VIII—XII вв. М., 1981. С. 89—91, 98—105, 107—11
124—132; Он же. Южный Урал в VII—XIV вв. (Данные археологии к вопро
о происхождении башкир): Автореф. дис... докт. ист. наук. Новосибирск, 19*
С. 16—17.
8	Мажитов И. А. Новые материалы Бирского могильника// Археологическ
открытия 1985 г. М., 1987. С. 188; Он же. Южный Урал в VII-AXIV вв. С.
Он же. Комплексы с монетами VIII в. из Бирского могильника // СА. 1990. №
С. 261—266.
9	Мажитов И. А. Некоторые замечания по раннесредневековой археолог
Южного Урала. С. 117—130; Он же. Некоторые итоги и задачи изучения ср<
невековой археологии Южного Урала. С. 76—85; Он же. Историческая Баш*
рия по данным письменных источников и археологии // Проблемы древн
угров на Южном Урале. Уфа, 1988. С. 88—101.
10	Репников Н. И. Некоторые могильники крымских готов // Известия арх1 2 3 4 * 6 * 8 9 10 II
логической комиссии. СПб, 1906. С. 15, 16, 77; Он же. Некоторые могильпг
области крымских готов //Записки Одесского археологического общества. Т.
С. 122, 123.
II	Саханов В. В. Раскопки на Северном Кавказе в 1911 —1912 гг. // Извеп
археологической комиссии. 1914. Вып. 56. С. 129—131. Рис. 20, 22; Рунич А-
Два богатых раннесредневековых погребения кисловодской котловины // с
1977. № 1. С. 248—257; Афанасьев Г. Е. Хронология могильника Мокрая Б а/
У/ КСИА. 1979. Вып. 158. Рис. 1; Дмитриев А. В. Раннесредневековые фиб}

[3 могильника на р. Дюрсо // Древности эпохи великого переселения народо®
г—VIII вв. М., 1982. Рис. 12. С. 101 — 103.
12	Мажитов Н. А. Бахмутинская культура. М., 1968. С. 67—68; Он же. К_
зучению археологии Башкирии I тысячелетия нашей эры // АЭБ. Уфа, 1964.
. 2. С. 105, 106.
16 Ковалевская В. Б. Башкирия и евразийские степи IV—IX вв. (по материа-
ам поясных наборов) // Проблемы археологии и древней истории угров. М.*.
972. С. 104. Рис. 1, 10, 11, 14; 8 (группа VI—VII вв.); Она же. Поясные на-
оры Евразии IV—IX вв. Пряжки. // САИ. М., 1979. Вып. Е 1-2; табл. XVIII,,
4—28) XIX; XX, 9; XXI, 3, 8, 9, 21; XXII, 3.
14	Амброз А. К. Проблемы раннесредневековой хронологии Восточной Евро-
ы // СА. 1971. № 2. С. 116—124; Он же. Проблемы раннесредневековой хроно-
огии Восточной Европы // СА. 1971. № 3. С. 107—116.
15	Полесских М. Р. Армиевский могильник // Археологические памятники
ордвы I тысячелетия н. э. Саранск, 1979. Рис. 31, с. 45—51.
16	Амброз А. К. Проблемы раннесредневековой хронологии... С. 123.
11 Айбабин А. И. О производстве поясных наборов в раннесредневековом^
Херсоне II СА. 1982. № 3. С. 191; Он же. Погребения конца VII—первой по-
овины VIII вв. в Крыму // Древности эпохи великого переселения народов
—VIII вв. М., 1982. С. 166—171.
1а Афанасьев Г. Е. Хронология могильника Мокрая Балка. Рис. 1; Амб-
оз А. К. Проблемы раннесредневековой хронологии... Рис. 8, 8; Ковалев-
кая В. Б. Поясные наборы Евразии... С. 52; Монгайт А. Л. Рязанская земля.
L., 1961. Рис. 35, 2—6; Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневе-
)вья. М., 1981. С. 13—22. .
19	Амброз А. К. Бирский могильник и проблемы хронологии Приуралья и-
V—VII вв. // Средневековые древности евразийских степей. М., 1980. С. 8—10.
20	Репников Н. И. Некоторые могильники... табл. II, 4; С. 15—16; Амб-
;3 А. К. Бирский могильник... С. 10, 11; рис. 3, 10, 12, 13.
21	Репников Н. И. Некоторые могильники... Табл I, 4; III, 22—31 и др.
22	Гршченко В. А. Памятка VIII ст. коло с. Вознесенски на Запор1жж1 //
рхеология. Кшв, 1959, Т-3, Табл, 1, 5, 7; См1ленко А. Т. Глодосю Скарвге
шв, 1965, 88 с.; Salamon A. Erdeli I. Das Volkerwanderundzeitliche Graber.
Id von Kornuc. Budapest, 1971. Taf. XVII, 15; XVII, 3
2'6Амброз А. К. Хронология древностей Северного Кавказа. М., 1989. С. 76—
I рис. 28, 33, 34, 35, 41.
1	24 Амброз А К- Рецензия на кн.: Erdeli J., Oitozi Е., Gening W. Graber-
ld von Newolino. Budapest. 1968 II CA. 1973. № 2. C. 293—294.
Ковалевская В. Б., Краснов Ю. А. Рецензия на кн.: Erdeli I., Oitozi Е.
jening W. Graberfeld von Newolino. Budapest. 1969 //CA. 1973. №2. C. 287
шинг В. Ф. Хронология поясной гарнитуры I тысячелетия н. э. (по матери¬
кам могильников Прикамья) // КСИА. Вып. 158. С. 101, 102; Амброз А. К
^облемы раннесредневековой хронологии... С. 112.
I 25 Бобринский А. А. Перещепинский клад // Материалы по археологии
Ьссии. Пг. 1914. Ко 34. Табл. VII, 14; X, 29. С. 119.
| 2Ь Ковалевская В. Б. Поясные наборы Евразии... Табл. V, 12; XVI, 1; XX,.
27	Рунич А. П. Катакомбный могильник VII—VIII вв. около города Кисло-
)дска // СА. 1986. №. 3. Рис. 3, 13—17; 4, 3—6; Афанасьев Г. Е. Хронология
)гильника Мокрая Балка. Рис. 1. С. 49, 50.
28	Salamon A. —Erdeli I. Das Volkerwanderundzeitliche Graberfeld... Taf.,
—7; 7, 33, 36; 15, 21; 18, 35, 36; Csallany D. Trouvaille d’ objets incineres
Lgepogue avare a Bacsujfalu// Archeaologiae Ertesito. Vol. 80, 2 szam. Buda-
5t. Taf XXXI, 1—4, 7, 8; Erdeli I. Az avarsac es kelet a Receszeiti forrasok
;reben. Budapest, 1982. S. 248.
29	Мажитов H. А. Некоторые замечания по раннесредневековой археологии
•жного Урала. С. 188; Он же. Комплексы с монетами VIII в. из Бирского
гилышка. С. 261—266.
^ 30 Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья... С. 30, 40;
|С. 19, 60—87; Амброз А. К. О Вознесенском комплексе на Днепре; вопрос
f

интерпретации // Древности эпохи великого переселения народов V—VIII BF
Советско-венгерский сборник. М., 1982. С. 204—222.
31 Езтюхова Л. А. Каменные изваяния Южной Сибири и Монголии // Ма
терналы и исследования по археологии СССР. № 24. М., 1952. Рис. 20, 21 и др
Кызласов Л. Р. История Тувы в средние века. М., 1962. Рис. 26, 27 и др.
А2 Семенов А. И. К выявлению центральноазиатских элементов в культур
раннесредневековых кочевников Восточной Европы // Археологический сборищ
Л., 1988, № 29. С. 97—111; М. Г. Магомедов. Образование хазарского каганата
М, 1983. С. 61—94; Айбабин А. И. Погребения конца VII—первой половин!
VIII в. в Крыму // Древности эпохи великого переселения народов. V—VIII bs
М., 1982. С. 165—192.
33	Диенеш Иштван. Каким был пояс венгров-завоевателей // Archeaologia
Ertesito. Vol. 86, 2 szam. Budapest, 1959. Рис. 6, 8, 9. A. Kiss-A. Bartha
Graves from the age of the Hungarian Conguest at Bana // Acta Archeaologica, 22
Budapest, 1970. PI. XXIV, /—4; XXVI, 1—39. См. также: Ч. Балинт. Apxecj
логия эпохи обретения венграми родины (часть 1) // Проблемы древних угре
на Южном Урале. Уфа, 1988. Рис. 1—3.
34	Иванов В. A. Magna Hungaria... С. 53—65.
3‘ Мажитов Н. А. Курганы Южного Урала VIII—XII вв. С. 135, 136; Он ж(
Некоторые итоги и задачи изучения средневековой археологии... С. 76—81
Нестеров А. Г. Средневековые курганы у озера Синеглазово // Археологическ!
исследования севера Евразии. Свердловск, 1982. С. 154—156.
зе Архипов Г. А. Дубовский могильник // Новые памятники археологи
Волго-Камья. Йошкар-Ола, 1984. С. 113—154; Он же. Марийцы IX—XI в
Йошкар-Ола, 1973. С. 62, 69; Халиков А. XБезухова Е. А. Материалы
древней истории Поветлужья (Археологические исследования в Ветлужскс
■районе Горьковской области в 1957 г.). Горький, 1960. О. 55. Рыбаков Б. j
Древности Чернигова // МИА. 1949. № 11. С. 37, рис. 9; Сизов В, И. Курган
Смоленской губернии // МАР. СПб, 1902. № 28. Табл III, V, VH и др.; Ка
«гер М. К. Древний Киев. Киев, 1958. Т. I. С. 138, 156. Табл. V, VII XIV и др.
37 Иванов В. А. Указ. соч. С. 57.

В. А. ИВАНОВ
ХРОНОЛОГИЧЕСКИЕ КОМПЛЕКСЫ X—Х[ вв.
НА ЮЖНОМ УРАЛЕ И В ПРИУРАЛЬЕ
Археологический материал, накопленный к настоящему времени
1 результате целенаправленного и интенсивного изучения памят-
1иков эпохи средневековья на Южном Урале и в Приуралье, кро-
ie задач этноисторических реконструкций позволяет ставить и
>ешать задачи более детальной и обоснованной хронологизации
соответствующих комплексов и содержащих эти комплексы памят¬
ников. Такая работа с использованием методов статистического
[нализа материала уже проделана для датировки памятников
второй половины — конца I тыс. н. э. лесного Прикамья (ломова-
овской культуры) 1 и памятников XII—XIV вв. степной полосы
>егиона 2. Результаты статистической обработки комплексов VII—
X вв. в лесостепных районах Южного Урала и Приуралья (па-
[ятники кушнаренковского и кара-якуповского типов) показывают,
[то они практически идентичны синхронным комплексам ломова-
овской культуры 3. В настоящее время, как мне представляется,
:о всей очевидностью встает вопрос о неободимости выделения
статистически обоснованных комплексов X—XI вв. н. э. для того,
[тобы «сомкнуть» всю хронологическую шкалу средневековых па-
[амятников рассматриваемого региона.
Этот период для этнической истории Урала и Приуралья яв-
1яется переломным, поскольку связан с появлением в Приураль¬
ских степях первых тюркоязычных кочевников — огузов и печене-
юв, а среди последних — и башкир, а в лесных районах Урала и
Триуралья в это же время, т. е. на рубеже I—II тыс. н. э., окон-
[ательно формируются этнокультурные признаки и границы древ-
шх удмуртов и древних коми 4. Следует отметить, что комплексы
штересующего нас периода, выделенные исследователями тра¬
диционным методом корреляции и поиска датированных аналогий,
сак правило, немногочисленны: на Аверинском II могильнике ро¬
мановской культуры — 18 погребений, относящихся к X в.,5 на
ымских могильниках XI—XIV вв. (Кичилькоськом, Жигановс-
:ом, Петкойском) —чуть более 30 погребений6, не более 18 комп-
ексов X—XI вв. выделяются среди материалов Синеглазовских
141

курганов 7. Более многочисленными являются комплексы X—XI вв.
(огузо-печенежского времени) в степях Заволжья и Южного При-
уралья (по данным В. А. Кригера — 93 погребения) 8 и на тер¬
ритории современной Башкирии (144 погребения в курганах т. и
«мрясимовского типа», большинство из которых начисто раз^
граблены).
В 1970-е годы Н. А. Мажитов, опираясь на аналогии отдельным
типам вещей и монеты конца IX-^первой половины X в разделил
эти памятники на следующие хронологические группы: X в.^-
группа Г (Ишимбаевские и Синеглазовский курганы, кург. 7, 31
Лагеревского; 1, 3, 7 Хусаиновского могильников), рубежа X—
XI в.— группа Д (кург. 1—5, 7, 13 Каранаевского, 2, 4—6, 22, 27,
42 Лагеревского, 1—4, 8 Муракаевского могильников и Старо-
Мусинские, Житимакские, Идельбаевские, Старо-Халиловские
курганы), XI в. — группа Е (погр. 1 кург. 3 Ишимбаевского, кург.
6 Каранаевского, 3, 16 Лагеревского, погр. 2 кург. 3, погр. 3 кург. 4,
tiorp. 2 кург. 6, кург. 9 Муракаевского могильников). При публика¬
ции материалов южноуральских памятников хронологические груп¬
пы В и Г, Д и Е были им объединены и датированы IX—X вв. и
X—XI вв. Ко второй половине XI — началу XII в. им отнесны Мряп
симовские курганы 9.
Обработав этот же материал и материал из Синеглазовских
курганов методом статистического анализа, С. Г. Боталов прише;
к заключению о рубеже IX—X вв. как о наиболее вероятной дате
Синеглазовских курганов (а следуя логике его анализа — также
Муракаевских, Лагеревских, Каранаевских, Старо-Халиловских
Ишимбаевских и Жититамакских) 10.
Разделяя и полностью поддерживая методический подход наз
ванного автора к исследуемому материалу, считаю необходимым
отметить, что статья С. Г. Боталова имеет и определенные недос¬
татки, среди которых особенно бросается в глаза, практически
полное отсутствие характеристики исходных данных, на основе
которых производились статистические расчеты. Из приведенные
в статье таблиц невозможно понять — какими статистическими
выборками оперировал автор, какова частота встречаемости тоге
или иного типа вещей, каково значение коэффициентов взаимо
встречаемости и насколько они показательны. В качестве примера
можно привести несколько фактов. Так, если исходить из постро
енного С. Г. Боталовым графа устойчивых связей между отдель
ными типами вещей, то одну из наиболее тесных и устойчивые
связей (замкнутых) обнаруживают между собой накладки — двои
ные лунницы (по типологии автора — тип VI 4), подвески в вид*
половины бубенчика (тип VII 2) и удила со стержневыми псалия
ми (тип III 5) п. Имеются серьезные основания усомниться в ре
зультатах приведенных расчетов, поскольку, как показывае
моя корреляция, накладки-лунницы с подвесками-бубенчиками *
удила указанного типа встречаются вместе лишь по одному раз;
(соответственно, Сипеглазово, кург. 13 и Старо-Муспно, кург. 1)
хотя частота встречаемости накладок-лунниц и подвесок-бубенчи
142

Рис. 1. Типы вещей из погребений X—XI вв. Урала и Приуралья
ков в комплексах региона гораздо большая, в том числе и с уди¬
лами других типов, а комплексы, содержащие подвески-бубенчики
и удила со стержневыми псалиями, в регионе вообще не известны.
Столь же спорной выглядит устойчивая связь между железными
трехлопастными наконечниками стрел (тип 1/1 —по С. Г. Ботало¬
ву) и удилами с псалиями в виде «ласточкина хвоста» (тип III 4),
которых известно всего два экземпляра, причем один раз они
найдены со стрелами другого типа. Сказанное относится и к связи
между вильчатыми железными наконечниками стрел (тип 1/3) и
костными подпружными пряжками (тип VI/1), которые не встре¬
чены вместе и т. д.
t Подобные досадные неточности, свидетельствующие о недостаточ¬
но внимательном отношении автора статьи к исходному материалу,
|прежде всего, не дают нам выверенного и статистически обосно¬
ванного представления об ассортименте вещей, характерных для
143

памятников региона X—XI вв., а кроме того, в немалой степени
способствуют и дискредитации метода статистического анализа
как такового. По этой причине автору этих строк представляется
необходимым вновь обратиться к анализу вещевых комплексов
X—XI вв. н. э. с целью решить заодно и вопрос о степени аутен¬
тичности хронологических признаков указанного периода для степ¬
ных и лесных районов Урала и Приуралья.
В статистическую обработку были включены материалы из 219
погребений, содержащих не менее двух разнотипных вещей, из
курганов огузо-печенежского времени Урало-Волжских степей
(Увак, Болгарка, Кара-Су, у оз. Челкар, Кос-Оба, Алебастровая
гора, Тамар-Уткуль, Яман, Рубежинский, Колычевский II, Быков¬
ский I, Калиновский, Рахинка, Заплавное, Верхне-Погромное, При¬
озерное), могильников «мрясимовского типа» Южного Урала
(Мрясимово, Каранаево, Муракаево, Старо-Мусино, Жититамак,
Синеглазово, Бакалы), могильников родановской культуры При¬
камья (Агафоновский II, Омутницкий, Тольенский, Аверинский)*
вымских могильников рубежа I—II тыс. н. э. (Кичилькосьский,
Петкойский, Жигановский, Ыджыдъельский), поздних языческих
погребений Танкеевского могильника.
Вещи, представленные в перечисленных могильниках, группи¬
руются по традиционным категориям: принаделжности конской
сбруи, вооружение, поясная гарнитура, украшения — и' практи¬
чески полностью укладываются в уже существующие типологии
(рис. 1). Распределение типов вещей по погребениям и частоту их
встречаемости можно представить из корреляционных таблиц на
рис. 2—4, данные которых и легли в основу дальнейших статисти¬
ческих расчетов. Все расчеты призводились по методике, разра-
/70 РИС 7
У64Х, ж /о
60ЛГЛРХЛ, ж /
ХЛРИСУ^’х 4
Х6
ж а
Ж/О
ж го
ХУМЛХ. ж /
холь/yks, ж г
РУбЕЖХЛ, х
УЕЛХЛР
хдс Оилх.Я
ЛЛЕ6ЛС/Р ГОЖ
/УЛЖ ЖСЛМДРОЗЖЛ
7ЛАХЛР У Г ЖУЛЬ, 3
ях/лн, а. г
бь/xoiol, х '6
'Х/ОлР
Ж/0/7/6
e&xoaod.x 3	, ,
г Зллых/1 ЕР, х 5 И
чиллл. ж 3	♦ ,
Рлжлмкл. ж j *
ХллллоУжл. х л *
Л,РПЯА'>ЯХЛ,
СР Лжгубл
ЗЛЛЛЛДМ
/ЛУ/ЛЯР0.9ж4а35 *
Рл.УЛОД/О^Ж
ЖЖЛО, ГР s, X Ж
ЖрЖСР 4fP££HH I
PPt'OElГ А-У Ж 4	•
60ЛУЛХСХ7Е	f '
бь/АОбО, ж /4	I !
jl !
?•'! I
lt*i \\W
i'lfi Mill
!||:t’ it-:
. , 11 j
iilhii!
litii;
1
llll
j '*! I
Hill;
i i1
, ; •
I I'
! ill | i i
iiii
I
i.tiiM:
; i 11 ;i »i
I t ■
!
Hi,
U,,i
iti-
t'
• ' •
!:ч:
■! i#
it t.i 'i'iIi.I 1
i h
!h
, T I . . I ;
: : У
Рис. 2. Корреляционная таблица типов вещей из погребальных комплексов
X—XI вв. Волго-Уральских степей (курганы огузов и печенегов)
144

ботанной Г. А. Федоровым-Давыдовым согласно	-
ветствующим формулам подсчитывались критерий согласия ГХ?
значение которого, равное или большее 3,84 с точностью « о oV
свидетельствует о наличии между двумя типами какой-то свя-Гн’
коэффициент сопряженности (Q), значение которого должно быть
больше —’ (п —общее количество погребений, участвующих
в расчете), чтобы считать связь между сравниваемыми объек¬
тами (типами вещей) существенной; и коэффициент ассоциации
(К), значения которого могут колебаться от — 1 (полная отрица¬
тельная связь) до 1 (абсолютная связь) 12. В результате подсчетов
парных коэффициентов связи удалось выделить И комплексов
связанных признаков (КСП), характеризующихся высокими зна¬
чениями всех перечисленных выше коэффициентов.
КСП-1 образуют стремена яйцевидного контура с узкой вогну¬
той подножкой и расплющенной дужкой (тип Б III — по Г. А. Фе¬
дорову-Давыдову или тип III — по А. Н. Кирпичникову) и под¬
вески в виде половины бубенчика с орнаментированной или риф¬
леной поверхностью, объединенные кольчатыми удилами без пе¬
региба (тип В I — у Г. А. Федорова-Давыдова или тип VI — у
А. Н. Кирпичникова) (рис. I, 4, 11, 53).
КСП-2 — арочные стремена с узкой вогнутой подножкой и рас¬
плющенной дужкой и невыделенной петлей для путлища (тип
Е II — по Г. А. Федорову-Давыдову или тип IX — по А. Н. Кир¬
пичникову) и кольчатые удила с перегибом (тип Г I — у Г. А. Фе¬
дорова или тип IV — у А. Н. Кирпичникова) (рис. 1, 7, 12).
КСП-3 — арочные стремена яйцевидного контура с узкой вог¬
нутой подножкой и прямоугольной или овальной выступающей
петлей (тип Б I — по Г. А. Федорову-Давыдову или тип I — по
А. Н. Кирпичникову), стилизованные птицевидные нашивки (ти¬
пов Д II и Д III —по Г. А. Федорову-Давыдову) и калачевидные
височные подвески с расплющенной нижней частью (рис. 1, 1, 46,
47, 50).
КСП-4 — плоские железные наконечники стрел треугольной
формы с расширением у основания пера и наконечники стрел тре¬
угольного сечения, объединенные двусоставными удилами с 8-об¬
разными концами (т. н. «сростинского типа») (рис. I, 8, 17, 19).
КСП-5 — костяные наконечники стрел листовидной формы, же¬
лезные трехлопастные наконечники стрел башневидной формы,
костяные подпружные пряжки прямоугольной или 8-образной
формы, срединные костяные накладки на лук овальной формы,
образующие замкнутую связь, в которой объединяющими (фак¬
торными) признаками выступают костяные и трехлопастные на¬
конечники стрел (рис. 1, 21, 24, 25, 29, 30).
КСП-6 — круглопроволочные гладкие подвески с грузиком на
конце и пластинчатые браслеты, объединенные височной подвеской
с бипирамидальной привеской из мелких шариков зерни (тип
Б 4 — по Р. Д- Голдиной и В. А. Кананину) (рис. 1, 51, 57, 68).
145

КСП-7 — плоские наконечники стрел-срезни (тип В VII — по
Г. А. Федорову-Давыдову) и цельнолитые бронзовые пряжки,
«сросткинского типа», (рис. 1, 15, 34).
КСП-8— плоские вильчатые наконечники стрел (тип В VI — по-
Г. А. Федорову-Давыдову) и бронзовые бляшки бабочковидной
формы (тип К XV—по Г. А. Федорову-Давыдову) (рис. 1, 16, 41).
КСП-9 — поясные наборы, состоящие из цельнолитых пряжек
с полуовальным гладким или орнаментированным щитком и накла¬
док в виде маленького «геральдического» щитка с прямоугольной
прорезью (тип В I — по Г. А. Федорову-Давыдову) (рис. 1, 33, 43).
КСП-10— пятиугольные наконечники ремней, украшенные вы¬
пуклинами, насечками по краям, растительным или геометричес¬
ким орнаментом, и сердцевидные накладки с вырезом в центре или
украшенные растительным орнаментом (рис. 1, 36, 39, 55).
КСП-11—шумящие подвески типов А 4, А 6, И 1, 2 — по
Р. Д. Голдиной и рожковые пронизки с рубчатым ободком по ниж¬
нему краю (тип А I — по Р. Д. Голдиной) (рис. 1, 61, 69, 70).
Датировка части выделенных КСП X—XI вв. не вызывает сом¬
нения. Так, КСП-1 и КСП-3 состоят из вещей, являющихся хро¬
нологическими признаками X—XI вв. в Евразийских степях: это —
стремена типов Б I, Б III и стилизованные птицевидные нашивки,
которые, по расчетам Г. А. Федорова-Давыдова, дополненным
расчетами В. А. Кригера, характерны для комплексов огузо-пе-
ченежского времени 13, равно как и кольчатые удила без перегиба,
абсолютное большинство которых найдено в памятниках этого
же времени 14. Независимо от перечисленных типов вещей на эту
же дату указывают калачевидные височные подвески с расплющен¬
ной нижней частью (обнаруживающие устойчивую связь со стре¬
менами типа Б I), имевшие широкое распространение в Прикамс-
ких, Вычегодских и Вятско-Ветлужских памятниках X—XI вв. 15
КСП-4, 5 и 7 состоят из вещей, характерных для кимакских и
сросткииских комплексов IX—X вв.: это — цельнолитые пряжки и
удила с 8-образными концами «сросткинского типа», трехгранные
бронебойные и трехлопастные башневидные наконечники стрел
(типы 1/4 и 111/3 — по Ю. С. Худякову), костяные подпружные
пряжки 16. Подобные же пряжки, по расчетам Г. А. Федорова-Да¬
выдова, являются хронологическим признаком X—XI вв. 17
Поясная гарнитура, составляющая КСП-9, в своем выражен¬
ном виде не известна ни в комплексах VIII—IX, ни в комплексах:
XII—XIV вв. (в первом случае она имеет более крупные размеры,
во втором ее нет вовсе), но типологически восходит к образцам
конца IX — первой половины X вв. салтово-маяцкой культуры и
позднеаланским поясам Северного Кавказа 18, что дает основания
считать ее хронологическим признаком рассматриваемого периода.
В комплексах IX—X вв. кимаков, карлуков, сросткинской и
тюхтятской культур Южной Сибири содержатся ближайшие ана¬
логии наконечникам поясов и сердцевидным накладкам, состав¬
ляющим КСП-1019.
Шумящие подвески и рожковые пронизки, образующие КСП-11,
146

в трех случаях найдены вместе с западноевропейскими дина¬
риями начала XI в. (Лгафоновский II, Кичилькосьский I могильни¬
ки) 20, что подтверждает заключение исследователей (Р. Д. Гол¬
дина, Э. А. Савельева) о принадлежности этих типов к числу
хронологических признаков X—XI вв, в лесном Привдмье и
Приуралье.
Сложнее настаивать на узкой хронологической принадлежнос¬
ти КСП-6, поскольку несомкнутые проволочные подвески с гру¬
зиком на конце и височные подвески с бипирамидальной привес¬
кой в памятниках Прикамья и Приуралья появляются со второй
половины VIII в., хотя и не образуют там устойчивых сочетаний.
Достаточно широко могут быть датированы стремена и удила,
составляющие КСП-2, а что касается КСП-8, то на его принад¬
лежность к X—XI вв. может указывать только бабочковидная
бляшка, не встречающаяся ни ранее, ни позднее указанного вре¬
мени, тогда как вильчатые наконечники стрел имеют довольно ши¬
рокий хронологический диапазон: от IX до XV вв.
Таким образом, очевидно, что большинство из статистически
выделенных на Урале и в Приуралье КСП состоят из вещей,
имеющих ближайшие аналогии в памятниках X—XI вв. с других
территорий. Этот факт служит основанием для датировки (с вы¬
сокой степенью достоверности) этим же временем и те памятники
региона, где указанные КСП представлены полностью. Однако
обращает на себя внимание то обстоятельство, что все выделенные
КСП представляют собой как бы отдельные звенья, не связанные
между собой. Объяснение этому факту мы находим в результатах
картографирования перечисленных КСП. Результаты эти показы¬
вают, что внутри рассматриваемого региона все КСП имеют чет¬
кою локализацию по ландшафтным зонам. Так, только в курганах
степного Приуралья и Заволжья присутствуют сочетания таких
вещей, как стремена типа Б I и птицевидные нашивки (КСП-3)
(Увак, Болгарка, Быково, Калиновка) (рис. 3), тогда как комп¬
лексы, состоящие из несомкнутых подвесок с грузиком на конце,
подвесок с бипирамидальной привеской и пластинчатых браслетов
(КСП-6), встречаются только в памятниках лесного Прикамья и
Приуралья (Омутницкий, Тольенский могильники).
Только на территории распространения могильников «мряси-
мовского типа» (лесостепь Южного Урала и Приуралья) пред¬
ставлены КСП-1, 4, 5, 8 (Синеглазово, Муракаево, Мрясимово,
Каранаево) (рис. 5).
Общими для степных и лесостепных районов региона оказы¬
ваются КСП-2, 7, 9 (Рубежинский, Быково, Тамар-Уткуль, Яман,
Кара-Су, Каранаево, Синеглазово, Танкеевка), а для лесных и
лесостепных районов — КСП-11 (Омутницкий, Агафоновский, Ки-
чилькосьскип, Танкеевский (рис. 3). И только КСП-10 (наконеч¬
ники ремней и сердцевидные накладки) имеет самое широкое рас¬
пространение: от степи (Быково, Кплякова, Приозерный) до леса
(Танкеевка, Агафоновский).
147

Рис. 5. Карта распространения хронологических КСП X—XI вв. по Южному
Уралу и Приуралью.
1—Агафоновский; 2 — Тольенскнй: 3— Омутинский; 4 — Мрясимовский; 5 —
Бакалинский; 6 — Каранаевский; 7 — Синеглазовский; 8 — Танкеевский; 9 — Му-
ракаевский; 10—Яман; 11—Увак; 12 — Тамар-Уткуль; 13 — Кара-Су I; 14 —
Быково I; 15 — Быково II; 16—Калиновский; 17 — Заплавное; 18 — Чинин;
19 — Лапас

Результаты произведенного статистического анализа вещевых:
комплексов X—XI вв. на Урале и в Приуралье позволяют сделать
следующие выводы: 1) хронологизация памятников рассматривае¬
мого периода (а как показывают результаты наших предшест¬
вующих исследований — то и всей эпохи средневековья) лесной и*
степной полосы региона должна разрабатываться независимо, ис¬
ходя из конкретных ассортиментов типов вещей, характерных для
населения каждой из указанных зон; 2) этнокультурные процессы
на Урале и в Приуралье и в указаное время продолжали разви¬
ваться по своим, не пересекающимся путям, обусловленным соот¬
ветствующими природными условиями, что 3) нашло свое выра¬
жение и закрепление в окончательном разделении территории,
региона между тремя этнокультурными ареалами: финно-пермским:
в лесном Прикамье и Приуралье, представленным памятниками
вымского и родановского типов; угорским — в лесостепной полосе
Южного Урала и Приуралья (памятники «мрясимовского», «пост-
петрогромского» или «предчияликского» типа) и тюркским (огузо-
печенежским), на рубеже I—II тыс. занявшим Урало-Волжскую,
часть Великого пояса Евразийских степей.
1	Голдина Р. Д. Ломоватовская культура в Верхнем Прикамье. Иркутск*
1985. С. 123—133.
2	Иванов В. А., Кригер В. А. Курганы кыпчакского времени на Южном
Урале ,М„ 1988. С. 25—41.
а Иванов В. А., Кригер В. А. Проблемы изучения средневековых кочевников
Южного Урала // Вопросы древней и средневековой истории Южного Урала.
Уфа, 1987. С. 109—110.
4	Голдина Р. Д. Проблемы этнической истории пермских народов в эпоху
железа // Проблемы этногенеза удмуртов. Устинов, 1987. С. 24—26; Савелье¬
ва Э. А. Пермь Вычегодская. М., 1971. С. 140—148.
5	Голдина Р. Д., Капанин В. А. Средневековые памятники верховьев Камы_
Свердловск, 1989. С. 88.
ь Савельева Э. А. Вымские могильники XI—XIV вв. Л., 1987. Рис. 38.
7 Боталов С. Г. Культурно-хронологическая принадлежность Синеглазовских:
курганов // Проблемы археологии Урало-Казахстанских степей. Челябинск, 1988и
С.' 138.
а Кригер В. А. Кочевники Южного Приуралья и Заволжья в средние века:
Автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 1985. С. 13.
9 Мажитов Н. А. Южный Урал в VII—XIV вв. М., 1977. С. 29—32; Он жеl
Курганы Южного Урала VIII—XII вв. М., 1981. С. 4.
10	Боталов С. Г. Указ. соч. С. 129.
11	Там же. С. 140. Рис. 3 II.
12	Федоров-Давыдов Г. А. Статистические методы в археологии. М., 1987_
С. 96—98.
,а Федоров-Давыдов Г. А. Кочевники Восточной Европы под властью золото-
ордынских ханов. М., 1966. С. 115; Кригер В. А Указ. соч. С. 12.
14	Кирпичников А. Н. Вооружение всадника и верхового коня на Руси
IX—XII вв. Ц САП. Вып. Е 1-36. С. 17.
1Ь Голдина Р. Д., Ютина Т. К. Хронология погребальных комплексов Ага-
фоновского II могильника // Погребальные памятники Прикамья. Ижевск, 1987-
С. 45.
15	Худяков Ю. С. Вооружение средневековых кочевников Южной Сибири
п Центральной Азии. Новосибирск, 1986. С. 185; Степи Евразии в эпоху средне¬
вековья. М„ 1981. Рис. 26, 19, 20, 31, 32; 27, 64, 76, 77, 96—98.
149

17	Федоров-Давыдов Г. А. Кочевники Восточной Европы... С. 115.
18 Степи Евразии... Рис. 37, 132; 94, 10, 11, 30.
18 Там же. Рис. 26, 51 64, 80, 83; 27, 16, 25, 46, 47; 33, 63, 67, 69.
20 Голдина Р. Д., Ютина Т. К. Хронология погребальных комплексов Ага-
фоновского II могильника... С. 47; Савельева Э. А. Вымские могильники XI—
XIV вв. С. 153.

СПИСОК СОКРАЩЕНИИ
АО — Археологические открытия.
АСГЭ — Археологический сборник Государственного Эрмитажа.
АЭБ — Археология и этнография Башкирии.
ВАУ — Вопросы археологии Урала.
ВДИ — Вестник древней истории.
ВКФАН УзССР — Вестник Каракалпакского Филиала Академии Наук УзССР*..
ГИМ— Государственный исторический музей.
ЗРАО — Записки Российского археологического общества.
ИА АН СССР — Институт археологии Академии Наук СССР.
ИАК — Известия Археологической комиссии.
ИОАИЭ — Известия Общества археологии и этнографии при Казанском универ¬
ситете.
КСИА — Краткие сообщения Института археологии.
КСИИМК — Краткие сообщения Института истории материальной культуры.
ЛОИА АН СССР — Ленинградское отделение Института археологии Академии
наук СССР.
МАВГР — Материалы по археологии восточных губерний России.
МАР — Материалы по археологии России.
МАЭ — Музей антропологии и этнографии.
МИА — Материалы и исследования по археологии СССР.
ОАК — Отчет Археологической комиссии.
ПГУ — Пермский государственный университет.
ПХКПАПЗС — Проблемы хронологии и культурной принадлежности археологи¬
ческих памятников Западной Сибири.
СА — Советская археология.
САИ — Свод археологических источников.
СУАК — Саратовская ученая архивная комиссия.
ТИИАЭ АН КазССР— Труды Института истории, археологии и этнографии
Академии наук КазССР.
ТОУАК — Труды Оренбургской ученой архивной комиссии.
ТЮТАКЭ — Труды Южнотуркменской археологической комплексной экспедиции
ХАЭЭ — Хорезмская археолого-этнографическая экспедиция.

СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие	3
'Горбунов В. С. Некоторые проблемы периодизации и хронологии куль¬
тур эпохи бронзы Волго-Уральской лесостепи ....	4
.Морозов Ю. А. Хронология погребальных памятников срубной куль¬
туры Южного Приуралья	11
Васильев В. Н. Развитие военного дела сарматов Приуралья в VII—
II вв. до н. э. 	23
П шеничнюк А. X. Хронология и периодизация погребальных комплек¬
сов Охлебининского могильника ....	32
-Агеев Б. Б. Хронология и периодизация пьяноборской культуры .	62
Сергацков И. В. Погребения сарматской знати у с. Барановка	71
Ж е л е з ч и к о в Б. Ф., П о р о х В. Н. Позднесарматские мечи Лебедевки
(опыт металлографического анализа)	88
Су нгатов Ф. А. К вопросу о датировке Варнинского и Тольенского
могильников 	 ...	93
Морозов В. М. К вопросу о зеленогорской культуре	102
Карачаров К. Г. Хронология раннесредневековых могильников Сур¬
гутского Приобья	 ПО
М а ж и т о в Н. А. Материалы к хронологии средневековых древностей
Южного Урала (VII—XI вв.)	119
Иванов В. А. Хронологические комплексы X—XI вв на Южном Урале
и в Приуралье ...	.		141
Св. план 1992 г., поз. 7
Сдано в набор 24.02 92. Подписано в печать 16.06.93. Формат 60X907i6. Печ.
л. 9,5+0,5 вкл. Уч.-изд, л. 10,0. Тираж 400 экз. Заказ № 1309. Цена свободная.
Уфимский полиграфкомбинат Министерства печати и средств информации БССР
Научное издание
ХРОНОЛОГИЯ ПАМЯТНИКОВ
ЮЖНОГО УРАЛА
Редактор Н. В Хрулева
Тех. редактор Ф. Г. Г а й ф у л л и н
г. Уфа-1, пр. Октября, 2.