Author: Певзнер Я.А.
Tags: мировое хозяйство экономическая теория политическая экономика
ISBN: 5-8360-0216-9
Year: 2001
Text
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ МИРОВОЙ экономики
И МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ
Я. А. Певзнер
ВВЕДЕНИЕ
В ЭКОНОМИЧЕСКУЮ
ТЕОРИЮ
СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЗМА
Ответственные редакторы
В.К.Зайцев и В.ГШвыдко
Издание второе, доработанное
Эдиториал УРСО Москва • 2001
ББК 65.013.8, 65.02, 63.3-2
Певзнер Яков Александрович
Введение в экономическую теорию социал-демократизма.
Под ред. В. К. Зайцева и В. Г. Швыдко. — М.: Эдиториал
УРСС, 2001. — 208 с.
ISBN 5-8360-0216-9
Книга анализирует исторический опыт последнего столетия, рассматривая его
как банкротство двух направлений общественной и экономической мысли: апологии
бесконтрольной капиталистической собственности, с одной стороны, и идеологии и
практики коммунизма — с другой. Одновременно, с точки зрения автора, растущее
международное признание получает социал-демократия как третий путь, сочетающий
признание рынка и рыночных механизмов как фактора прогресса с необходимостью
усиления их социалистической направленности, многостороннего демократического
контроля и регулирования. Автор развивает тезис о том, что К. Маркс и Ф. Энгельс,
выступив в свое время основателями социал-демократизма как наиболее прогрес¬
сивного движения современности, вопреки принятому мнению, не сошли с позиций
утопического социализма. В связи с данным противоречием автор излагает свое
видение эволюции экономической мысли послемарксового периода, особо выделяя
роль институционализма как идейной основы современного социал-демократизма.
В книге также затрагивается широкий спектр современных внутренних и междуна¬
родных политических проблем, в частности раскол внутри социал-демократического
движения.
Группа подготовки издания:
Директор — Доминго Марин Рикой
Заместители директора — Наталья Финогенова, Ирина Макеева
Администратор — Леонид Иосилевич
Компьютерный дизайн — Виктор Романов
Главный редактор — Елена Кудряшова
Верстка — Наталия Бекетова
Техническая поддержка — Наталья Аринчева
Менеджер по продажам — Алексей Петяев
Издательство «Эдиториал УРСС». 113208, г. Москва, ул. Чертановская, д. 2/11, к. п.
Лицензия ИД №03216 от 10.11.2000 г. Гигиенический сертификат на выпуск книжной
продукции № 77.ФЦ.8.953.П.270.3.99 от 30.03.99 г. Подписано к печати 12.01.2001 г.
Формат 60 x 88/16. Тираж 3000 экз. Печ. л. 13. Зак. №186 .
Отпечатано в АООТ «Политех—4». 129110, г. Москва, ул. Б. Переяславская, 46.
9*785836 002169 >
ISBN 5-8360-0216-9
© Я. А. Певзнер, 2001
© Эдиториал УРСС, 2001
Оглавление
Предисловие: Коммунизм против социализма 5
Глава 1. Ортодоксальный марксизм как вариант
утопического социализма.
О диалектическом релятивизме 11
[лава 2. Научный социализм вне марксистской
ортодоксии. От «первой классической
ситуации» до маржинализма
и «неоклассического синтеза» 61
[лава 3. Рыночный социализм
против социального расизма 91
Глава 4. От «Mainstream» (магистрального течения)
к социал-демократическому
институционализму 119
[лава 5. Продолжение: некоторые международные
аспекты (неравномерность развития,
глобализация и конвергенция) 147
Из новых (1969—2000 гг.) российских книг по тематике
данной работы (оригиналы и переводы) 189
Примечания 195
Предисловие:
Коммунизм
против социализма
Мы не завидуем готовым натурам, кото¬
рые все узнают за один присест и, узнавши
раз, одинаково думают о предмете всю жизнь
свою, хвалясь неизменчивостью своих мнений
и неспособностью ошибаться. Да, не завиду¬
ем, ибо глубоко убеждены, что только тот
не ошибался в истине, кто не искал исти¬
ны, и только тот не менял своих убеждений,
в ком нет потребности и жажды убежде¬
ния...
В. Г. Белинский1’1
Наша предыдущая работа121 была обращена к тезису
о том, что совершившийся в конце нынешнего века, по¬
сле триумфального, казалось бы, шествия коммунизма, его
крах был неизбежен и неотвратим ввиду идейного банкрот¬
ства, бессилия перед человеческим разумом, отразившимся
в общественном сознании и в мировой общественной науке.
История вновь подтвердила: сколь ни глубоки заблуждения
и сколь ни губительны происходящие на их основе внутриго¬
сударственные и международные конфликты, те, кто в ходе
этих конфликтов уцелевают, в конце концов выходят на путь
истины и нового прогресса.
Вместе с тем при обращении к истории коммунизма
нельзя забывать о том, что его судьба неотрывна от социализ-
Предисловие
ма, что в марксистско-ленинской концепции общественного
устройства едва ли не главный тезис заключается в том, что
социализм является не только предшественником коммунизма,
но и его первой фазой. Именно на основе такого толкова¬
ния в 1919 г. РСДРП (большевиков) была переименована
в Российскую Коммунистическую Партию.
Означает ли вышесказанное, что нынешний провал идеи
и практики коммунизма принес с собой также и провал идеи
социализма? Этот вопрос особенно актуален сейчас, когда
в публицистике широко распространена альтернатива: либо
возврат к прежнему «победившему», «зрелому», «развито¬
му» социализму, либо впадание в капитализм. С нашей точки
зрения, выдвижение такой альтернативы не имеет оснований.
Мы исходим из того, что действительная альтернатива за¬
ключена в другом: либо возврат в особую ультратоталитарную
разновидность Азиатского способа производства131, каким был
советский коммунизм, либо выход на путь демократическо¬
го социализма, по которому идет вся мировая общественная
наука.
Рассмотрению этого вопроса и посвящается данная ра¬
бота. И предваряя дальнейший анализ, мы уже сейчас пре¬
дупреждаем, что в основе ответа на поставленный вопрос
лежит следующее утверждение: идея социализма сама по себе
не является утопической и носит научный характер — но толь¬
ко в том случае, если социализм рассматривается не как ко¬
нечная цель, а как непрерывный прогресс в осуществлении
принципа «с каждого по способностям, каждому по резуль¬
татам труда» или «равное вознаграждение за равный труд».
В таком аспекте социализация отторгается от коммунистичес¬
кой фальши и выступает как идеология социал-демократизма.
И еще: чем выше прогресс мировой экономической науки,
тем менее велика в ней роль марксизма. В новых фундамен¬
тальных трудах по истории экономической мысли имя Маркса
и обращение к его трудам встречается все реже141. В этом
направлении идет дело и в России, где труды «основопо¬
— 6 —
Коммунизм против социализма
ложников» постепенно сходят с полок российских библиотек
и книголюбов.
Такое положение закономерно. Тем не менее, имея в виду
огромную силу инерции недавнего прошлого, мы здесь уделяем
большое место противопоставлению современной обществен¬
ной (прежде всего экономической) науки трудам Маркса как
экономиста и философа. Мы исходим также из того, что
присущая марксизму воинствующая непримиримость к дру¬
гим течениям общественной мысли отражает не его научную
природу, не его силу, а его духовную слабость.
Экономическая наука была всегда связана с политической
обстановкой и с ходом политической борьбы. Помимо прочего,
это выражалось в том или ином характере приверженности
к социал-демократизму или к его разным «крыльям» — пра¬
вому, центристскому, левому. Но в роли науки экономическая
мысль нового и новейшего времени выступала тогда и только
тогда, когда она была обращена к демократии во всем ее
многообразии, против любых видов тоталитарного варварства,
будь то феодализм, абсолютная монархия, коммунистическая
или фашистская диктатура. Из всей истории хорошо известно,
что демократия — это одновременно и обязанность меньшин¬
ства подчиняться большинству и обязанность большинства
не подавлять меньшинство.
Отправная точка, которая кладется в основу данной рабо¬
ты, заключается в отказе от фантазий на тему об общественных
катаклизмах в их марксистском понимании, о смене одних и со¬
творении других, неизвестных в прошлом социальных систем.
Автор исходит из того, что, по крайней мере, на нынешнем
этапе исторического развития, прогресс происходит путем вы¬
бора, учитывающего положительный и отрицательный опыт
всех стран в ходе новой истории, особенно в процессе ра¬
дикальных перемен, совершившихся в уходящем двадцатом
веке151. Именно такой компаративистский подход побужда¬
ет рассматривать в качестве философско-методологической
основы анализа диалектический релятивизм.
— 7 —
Предисловие
В успехе такого выбора большая и все возрастающая
роль принадлежит общественным наукам, в комплексе кото¬
рых, как мы полагаем, центральное место занимает эконо¬
мическая наука вообще, политическая экономия в частности
и в особенности. Не политика должна верховодить наукой,
как это всегда имело место в СССР и в других тоталитарных
странах, а наука выступает в качестве авангарда по отношению
к политике, в качестве силы реально помогающей нахождению
оптимума.
Еще до начавшейся в первой половине восьмидесятых
годов перестройки многолетний опыт, включавший в себя
возможность знакомиться с литературой разных направлений,
побудил нас остановить свой выбор на социал-демократизме
как таком направлении, которое, несмотря на все преврат¬
ности, выступает в авангарде всего мирового прогресса. При
этом социал-демократизм рассматривается здесь не в партий¬
ном или в страновом планах, а в плане социальной демократии
в широком смысле слова — с учетом всего того, что связыва¬
ет данное течение с другими направлениями демократического
устройства — даже в том случае, когда речь идет о силах,
политически оппозиционных по отношению к социал-демокра¬
тическим партиям. Другими словами, мы здесь рассматриваем
социал-демократизм как феномен всемирного прогресса ци¬
вилизации, как силу, уже одержавшую решающие победы
над своими противниками и уверенно смотрящую в будущее.
Пример Советского Союза, к которому мы постоянно будем
обращаться, является в этом плане в высшей степени показа¬
тельным.
«Суть социал-демократического движения, — пишет
Б. С. Орлов, — постоянный поиск, критический пересмотр не¬
когда сложившихся представлений, объективный, свободный
от идеологических предубеждений анализ складывающейся си¬
туации при непременном соблюдении... принципов нравствен¬
ности и правил демократического волеизъявления, что тесно
связано друг с другом. Отказ от приверженности марксистским
— 8 —
Коммунизм против социализма
положениям при сохранении уважения к марксизму как куль¬
турно-историческому явлению, уточнение подхода к понятию
“социализм”, в том числе с учетом негативной практики стран,
которые взяли на вооружение социалистические идеи и дис¬
кредитировали их...»1б1 «Социализм, — пишет один из ли¬
деров Социалистического Интернационала Пьер Моруа, —
это прагматические поиски адаптации к реальностям, которые
выдержали испытание временем»171.
Рисуемая здесь картина ни в коем случае не претенду¬
ет на завершенность. Задача данного введения — побудить
читателя в меру возможностей обратиться к позитивному или
критическому ознакомлению с теми трудами по проблемам
экономической теории, которые с прекращением многолетнего
идеологического террора становятся все более доступными.
— 9 —
Глава 1
Ортодоксальный марксизм
как вариант
утопического социализма.
О диалектическом
релятивизме
Идеалы создаются не для того,
чтобы их достигать, а для того,
чтобы указывать путь.
Г. Селье18^
Не обязательно быть марксистом,
чтобы верить в социализм.
М. Блауг19!
В нынешнем веке в мировом общественном движении
и в общественной науке социал-демократизм трактуется как
центристское течение, находящееся в промежутке между бур¬
жуазно-консервативными и крайне левыми, коммунистически¬
ми силами. Что же касается последних, то здесь на протяжении
многих лет господствовало толкование социал-демократии как
более или менее верного союзника сил реакционных — вплоть
до того, что, когда в Германии шел к власти гитлеризм, в угоду
Глава 1
проводившегося Коминтерном курса на сохранение расколото¬
сти с социал-демократами, последние характеризовались как
«социал-фашисты» или «социал-предатели».
Оглядываясь на прошлое, на полтора века существо¬
вания социал-демократического движения, нетрудно видеть
не только ошибочность таких суждений, но и их глубокую
фальшивость. При оценке роли социал-демократии в этом
двухчастном, разноформатном понятии центр тяжести должен
быть в его второй части — какова была роль социал-демокра¬
тического движения в борьбе за политическую демократию?
Как пишет германский ученый Хайнц Тиммерман, «не капита¬
лизм одержал победу над социализмом, а идея демократии»I,0J.
Что касается понятия «социал», то оно должно восприниматься
не как претензия на построение социализма, а как направля¬
емое в сторону реалистического и в то же время недостижи¬
мого социалистического идеала. В Годесбергской программе
СДПГ (1959 г.) подчеркивается необходимость рассматривать
социализм в качестве постоянной задачи. С данной точки зре¬
ния союз социал-демократов с несоциалистическими или даже
с антисоциалистическими силами мировой демократии должен
рассматриваться как один из очень важных факторов мирового
прогресса. В этом плане роль социал-демократии наиболее
наглядно проявлялась в том вкладе, который был ею внесен
в поражение фашизма и коммунизма. Но не менее важно дру¬
гое — при том, что в одних странах (прежде всего в США)
политический вес социал-демократических партий близок к ну¬
лю; в других же (наиболее яркий пример — Швеция) социал-
демократические партии, хотя и с перерывами, но находятся
у власти в течение ряда десятилетий, страны с демократи¬
ческим общественным устройством, как в плане экономики,
так и в планах внешней политики и культуры идут в авангар¬
де мирового общественного прогресса. Это относится прежде
всего к США, Канаде, Японии и, особенно, к странам Запад¬
ной Европы. Присущий экономической науке европоцентризм
отражает не местничество, а одну из сторон прогрессивно¬
— 12 —
Ортодоксальный марксизм
сти, какой последняя сложилась за века и даже тысячелетия
развития мировой общественной мысли. Об этом же мож¬
но судить по тем тенденциям, которые становятся все более
преобладающими в других частях мира.
Теоретический анализ должен помочь увидеть, насколько
основательны такие суждения. Обращение к мировой обще¬
ственной науке, ее прошлому и настоящему, должно послужить
нахождению той постоянной, которая необходима для оценки
множества переменных экономической действительности, того
«общего знаменателя», который дал бы возможность оце¬
нить весомость каждого из институтов политической жизни
в плоскости его социал-демократического содержания.
Путь в этом направлении мы начнем с напоминания слов
В. И. Ленина из его главной теоретической работы «Матери¬
ализм и эмпириокритицизм». «Ни одному профессору поли¬
тической экономии, способному давать самые ценные работы
в области фактических, специальных исследований, нельзя
верить ни в одном слове, раз речь заходит об общей тео¬
рии политической экономии ... профессора-экономисты не что
иное, как ученые приказчики класса капиталистов, и профес¬
сора философии — ученые приказчики теологов»1111.
Будучи воспроизведены едва ли не во всех советских кур¬
сах философии и политической экономии и внедрены в головы
всех, кто в качестве учащихся или преподавателей имел какое-
либо касательство к «теории марксизма-ленинизма», слова
эти служили камертоном для всей советской общественной
мысли и воплощали в себе почти полный запрет на обраще¬
ние ко всей мировой экономической науке, которая неизменно
трактовалась как «буржуазная апологетика». В публицистике
демократических стран не раз отмечалось, что такое отноше¬
ние к мировой экономической мысли носило не только по¬
литический, но и социальный характер. «Полуинтеллигенция,
из которой социализм рекрутировал свои кадры — справед¬
ливо утверждал известный американский историк и политолог
И.Дейчер, — обращалась к марксизму как к средству эко¬
— 13 —
Глава 1
номии умственной энергии, как к такому средству, которым
легко пользоваться и которое представляет собой эффектив¬
ную выдумку. Достаточно было тут нажать кнопку, там слегка
потрудиться над некоей идеей и снова нажать на кнопку, чтобы
что-то отвергнуть»112V
Социальная роль, которую изложенный аспект играл
в марксистской науке, как раз и заключалась в уже отмечен¬
ной простоте, внешней логичности, доступности, в его привле¬
кательности для средних и маргинальных, низших по своему
творческому потенциалу слоев — без углубления в реалии
сложнейшей и противоречивой действительности.
Иначе говоря, социальная сторона противоречия за¬
ключалась в том, что признание необходимости рынка и,
особенно, изучение его противоречивости и путей его со¬
вершенствования оставались за пределами антисозидательных
сил, тех, кто составлял социальную базу коммунизма и, соот¬
ветственно, интересов или интеллектуальных возможностей их
лидеров. Этот ракурс остается актуальным и сейчас. И сейчас
сильнейшее давление в сторону признания марксизма верши¬
ной мировой общественной мысли (и особенно экономической
науки) исходит от тех, кто не способен подняться на ее, этой
мысли, несравненно более высокие вершины.
Такого рода познавательная сторона марксизма неотрыв¬
на от стороны аналитической. Дело не только в том, что в фор¬
ме науки выступает упрощенная пропаганда, но еще и в том,
что по Марксу результаты труда оказываются прямо пропор¬
циональны его затратам; ценность равна стоимости — при
том, что последняя определяется числом потраченных на со¬
здание ценности часов. Иными словами, в основу кладется
однородность труда. Это положение отражается во многом —
и в общем подходе, и в трактовке капиталистической экс¬
плуатации, и в том, что более квалифицированные и высоко
оплачиваемые слои характеризуются как враждебная всему
рабочему классу «рабочая аристократия» и мн. др. Истинная
наука давно уже доказала, что такой подход искажает дей¬
— 14 —
Ортодоксальный марксизм
ствительное положение и противостоит основному принципу
социализма — с каждого по способностям, каждому по ре¬
зультатам труда.
Мы еще не раз будем обращаться к этому вопросу.
Но уже сейчас, с самого начала, отметим следующее: в боль¬
шевистской пропаганде Маркса и марксизма на первое место
всегда выдвигалось утверждение об их партийности, которая
якобы проявлялась в строжайшей последовательности, в не¬
примиримости ко всем видам апологетики или утопизма. При
объективном же анализе дело выглядит по-иному. Несмотря
на огромную эрудицию и колоссальный творческий потенциал
Маркса и Энгельса, в их трудах поиск истины сочетается с вну¬
тренней противоречивостью и с тем, что на их трудах лежит
печать непоследовательности; высказывание в разное время
и при различных обстоятельствах не согласующихся между
собой взглядов.
Приведем некоторые примеры. В заметке «Проект ком¬
мунистического символа веры» (1845 г.) на вопрос «Какова
цель коммунистов?» Ф. Энгельс отвечает: «Преобразовать об¬
щество так, чтобы каждый его член мог совершенно свободно
развивать и применять свои способности и силы, не посягая
при этом на исходные условия этого общества» (курсив
мой. — Я.П.). Здесь же, на следующий вопрос «Как вы на¬
мерены достигнуть этой цели?», Энгельс отвечает: «Путем
уничтожения частной собственности, место которой займет
общность имущества»1131.
Невольно встают вопросы: чем такой подход отлича¬
ется от разного рода социалистических утопий? Где логика
и как можно уничтожить частную собственность, не посягнув
на основные условия общества?
В «Анти-Дюринге» Энгельс пишет: «Когда общество
вступает во владение средствами производства и применяет
их для производства в непосредственно общественной фор¬
ме, труд каждого отдельного лица, как бы различен ни был
его специфически полезный характер, становится с самого
начала непосредственно общественным трудом... Разумеется,
— 15 —
Глава 1
и в этом случае общество должно будет знать, сколько труда
требуется для производства каждого предмета потребления.
Оно должно будет сообразовать свой производственный план
со средствами производства, к которым в особенности принад¬
лежат также и рабочие силы. Этот план будет определяться
в конечном счете взвешиванием и сопоставлением полезных
эффектов различных форм потребления друг с другом и с не¬
обходимыми для их производства количествами труда. Люди
сделают все это очень просто, не прибегая к услугам просла¬
вленной “стоимости”»1’4!.
Ниже мы покажем, что едаа ли не самым большим
достижением мировой экономической науки является неот¬
рывное от теории предельной полезности доказательство того,
что без рынка (значит, и без столь презираемой Энгельсом
стоимости) не может быть и речи ни о каком сравнении затрат
и результатов, — а стало быть и ни о каком социализме.
«Истина так же, как и познание, — пишет Энгельс
в “Людвиге Фейербахе”, — не может получить окончатель¬
ного завершения в каком-то совершенном, идеальном со¬
стоянии человечества: совершенное общество, совершенное
государство. Это вещи, которые могут существовать только
в фантазиях»1’5!.
Обоснованность такого взгляда не может вызывать со¬
мнений. Но как это согласуется с трактовкой коммунизма как
высшей форме общественного развития или с суждениями
Маркса о грядущем переходе из царства необходимости в цар¬
ство свободы, которое, как оказывается, «лежит по ту сторону
сферы собственно материального производства»1’61?
Глубокая внутренняя противоречивость, разнонаправлен-
ность, переплетение здравого смысла с чистым утопизмом —
именно эти черты взглядов «основоположников» и выступили
в качестве факторов, позволивших их коммунистическим по¬
следователям перевести народы «стран победившего социализ¬
ма» из царства необходимости не в царство свободы, а в цар¬
ство ГУЛАГ’а и партийно-государственной номенклатуры.
— 16 —
Ортодоксальный марксизм
И в то же время обращенность взглядов Маркса и Эн¬
гельса против капиталистической эксплуатации положила на¬
чало социал-демократизму, «партийность» которого заключа¬
ется не в прикованности к тем или иным сентенциям, опре¬
деляемым по выбору власть предержащих, а в неотступном
внимании ко всей мировой общественной мысли в плане по¬
иска и нахождения социалистического начала во многих ее
направлениях.
С указанной точки зрения особого внимания заслуживает
трактовка Марксом проблем собственности и рынка.
С точки зрения марксизма содержание всей обществен¬
ной жизни определяется прежде всего характером собствен¬
ности на средства производства — с присовокуплением тезиса
о том, что частная собственность неизбежно приносит с со¬
бой эксплуатацию человека человеком и лежит в ее основе.
Всеобщность такого утверждения проявляется не только в при¬
водимых определениях, но и в том, как данная проблема трак¬
туются в марксистском историческом материализме. По Эн¬
гельсу человечество, начав с первобытно-коммунистического
строя, в котором преобладали черты равенства и справедливо¬
сти, в дальнейшем, пройдя через эксплуататорские формации
рабовладения и феодализма, вступило в последнюю эксплуата¬
торскую формацию — капитализм, на смену которому должна
прийти новая — коммунизм с его девизом «от каждого по спо¬
собностям, каждому по потребностям».
«Коммунисты, — писали Маркс и Энгельс в “Комму¬
нистическом манифесте”, — могут выразить свою теорию
одним положением: уничтожение частной собственности»!I7L
И при том одна из главных разрушительных черт марксист¬
ско-коммунистической идеологии заключалась в абсолютном
отказе от различий между происхождением собственности и ее
использованием. *
Нельзя при этом не отметить, что права торговли, купли-
продажи как профессии также рассматривались как капита¬
листическая собственность, а субъекты этого права — как
— 17 —
Глава 1
эксплуататоры. Таким путем провозглашалось смыкание част¬
ной собственности с рынком не в качестве средства про¬
изводства, а прежде всего в качестве орудия эксплуатации.
Любая крупная частная собственность рождается путем экс¬
плуатации на основе ее, эксплуатации, усиления — таково
кредо большевизма, проявившееся во всеобщей национализа¬
ции, в уничтожении наиболее продуктивно работавшей части
крестьянства («раскулачивание»), частной торговли, личной
собственности на жилье и т. д.
Если теоретической основой такого курса было учение
Маркса, подменившего анализ производства и распределе¬
ния по результатам труда трактовкой любой неравномерности
в распределении собственности как результата эксплуатации,
то в духовном плане широкая поддержка такого подхода бы¬
ла связана не с классовой угнетенностью, а с такой чертой
человеческого характера, как зависть. «Зависть, — пишет
Э. Мулдашев, наш выдающийся современный врач и мысли¬
тель, — это весьма распространенное явление среди людей:
завидует слабый сильному, посредственность завидует талан¬
ту, бедный завидует богатому и т.д. Коммунистическая идея
“равенства” узаконивает, кроме всего прочего, также равные
права слабого и сильного, глупого и умного, бедного и богато¬
го, в связи с чем опосредованно узаконивается чувство зависти
слабого к сильному, глупого к умному, бедного к богатому.
Завидующий человек, в глубине души ощущая, что равные
права не есть еще равные возможности, незамедлительно на¬
чинает пользоваться этими равными правами в угоду своей
вожделенной зависти. Именно поэтому коммунисты смогли
в считанные месяцы организовать репрессии против кулаков,
аристократии и ученых. Негативная психическая энергия в ви¬
де всколыхнувшейся зависти к сильным мира сего была их
союзником»1181.
Если попытаться повернуть подход марксизма в сторону
повседневной действительности, нельзя не выдвинуть такие
вопросы: следует ли рассматривать в качестве эксплуататоров
— 18 —
Ортодоксальный марксизм
спортсменов, приобретших крупные состояния в результате
рекордов? Или врачей, ставших богатыми людьми на основе
особой искусности в своей профессии? Или гениев в искусстве?
Или людей, скопивших крупные состояния в результате по¬
лучения наследств, приобретенных предками и завещателями
честным путем? Или даже предпринимателями, приобретших
свои богатства без всякого нарушения законов, в результате
новаторства, изобретений, умелой организации производства?
Научные ответы на такие вопросы, конечно же, не имеют
ничего общего с насаждаемой коммунистами трактовкой поня¬
тия «бизнес» как синонима эксплуатации. В моральном плане
честный бизнес — такая же часть воспроизводственного про¬
цесса, как и работа у станка или на тракторе.
Вопрос стоит так: либо отменить принципы многообразия
собственности (частной, государственной, общественной, сме¬
шанной) и принципы рынка, введя пайковое распределение,
либо сохранить многообразие собственности и рынок, несмо¬
тря на их неизбежные дефекты, среди которых особо важное
значение имеют разрывы в уровнях доходов и собственности —
разрывы, достигающие таких размеров, которые таят в себе
угрозу возникновения и укрепления частнособственнической
паразитической монополии. Угроза эта переплетается с неот¬
вратимым существованием нерыночных комплексов (оборона
и силовые структуры, большая часть образования, здравоохра¬
нения, транспорта, решение экологических проблем и т. д.).
При таких исходных условиях прогресс цивилизации заключа¬
ется прежде всего в том, что политическая демократия, не бу¬
дучи в состоянии подавить и ликвидировать названные угрозы,
успешно противостоит им в той мере, в какой это необхо¬
димо для сохранения рынка как субстанции всей экономики.
К вопросу о механизме государственно-общественного регу¬
лирования мы еще не раз будем возвращаться, но уже сейчас
отметим, что в качестве самого важного средства выступает
налоговая система.
— 19 —
Глава 1
Теперь, когда полоса экономических экспериментов, вы¬
ступавших под флагом коммунизма, осталась позади, стано¬
вится все более очевидно, что в противостоянии демократии
коммунизму существенная роль принадлежала мировой обще¬
ственной, в особенности экономической науке. Уже с начала
века, и в особенности с его второй трети социалистичес¬
кий прогресс выступает перед общественной мыслью не как
соединение рабочего движения с марксистским социализмом
(формула, которая является в марксистской исторической на¬
уке одной из ключевых), а как соединение рабочего движения
с политической демократией, и — что для нас здесь осо¬
бенно важно — соединение трудящихся классов в их борьбе
за свои интересы с интеллектуальной элитой, в частности
с новыми направлениями научной мысли. И наоборот, претен¬
зии марксистской ортодоксии на представительство интересов
большинства рабочего класса и всех трудящихся и на про¬
тивостояние так называемой рабочей аристократии не раз
оборачивалось блокированием с самыми мрачными силами.
Стоит хотя бы вспомнить о той активной поддержке, которую
сталинское руководство Советского Союза оказывало гитле¬
ровскому фашизму в его войне против западных демократий
в 1939—1941 годах.
Весь ход развития экономической теории с конца средних
веков дает основание утверждать, что ее расколотость на науку
и утопический социализм пролегала прежде всего и главным
образом по следующей линии. На одном полюсе речь шла
(и идет до сегодняшнего дня) об анализе закономерностей
разделения труда не только в его профессиональном плане,
но — и при том в первую очередь — в плане разделенности
по отдаче, по производительности труда каждого участника
производственного процесса. Здесь, в этой же социалистиче¬
ской плоскости — в плоскости формирования и измерения
производительности труда — рассматриваются и такие кате¬
гории, как рыночные отношения и собственность.
— 20 —
Ортодоксальный марксизм
На другом же полюсе, на полюсе утопического социализ¬
ма в центр анализа ставится проблема эксплуатации, которая
решается в аспекте однородности труда. Несмотря на мно¬
жество оговорок и сомнений, в тезисах Маркса и Энгельса
и их последователей (вплоть до тех трактовок, которыми была
пронизана вся советская политическая экономия), несомненно
было активное противостояние первому подходу и абсолютное
преобладание второго, — что с самого начала обусловило
отторженность марксизма от мировой науки и его принадлеж¬
ность к утопическому социализму. Вопреки всем многолетним
амбициям и претензиям, шедшим с разных сторон, действи¬
тельное лицо мировой науки в течение двух последних столетий
определялось ее расколотостью на два лагеря: тех истинных
ученых, которые, независимо от своих политических позиций
вносили вклад в становление и совершенствование рыночных
отношений, и тех, для кого прогресс отождествлялся с уду¬
шением рынка. В то время, как в СССР одним из самых
крамольных и преследуемых было понятие «рыночный со¬
циализм», экономическая наука, а вслед за ней и практика
семи советских десятилетий доказала не только антинаучность
содержания противоположного понятия («безрыночный социа¬
лизм»), но и разрушительность этого понятия в его применении
к реалиям общественной жизни1’91.
В аспекте истории общественной борьбы и той роли,
которую в ней играла экономическая наука, к концу XIX века
трактовка проблем рынка выглядела следующим образом.
Ее первое направление: рынок, механизм купли-продажи
в его слитости с функцией измерения затрат и результатов
представляет собой механизм настолько совершенный, что
вмешательство в него извне чаще всего приносит вред и при
любых обстоятельствах должно быть минимальным.
Второе направление — утопический социализм, марк¬
сизм: отрицательные стороны рынка (прежде всего неизбеж¬
ность такого неравновесия, которое не может не приносить
с собой обогащение одних за счет других, монополию) настоль¬
— 21 —
Глава 1
ко превосходит его положительные стороны, что перспектива
общественного прогресса состоит не в подкреплении их неры¬
ночными средствами, а в их ликвидации.
Третье, социал-демократическое направление: процесс
воспроизводства включает в себя как само производство (тех¬
ника, технология, орудия производства и их функционирова¬
ние), так и рыночные отношения, товарный обмен. Именно
последний представляет собой основное содержание и суть
экономики — ее отличия от технологической стороны вос¬
производственного процесса. Или иначе: в плане науки не су¬
ществует альтернативы между, с одной стороны, рыночной
стихийностью и анархией, и с другой — централизованной
командной экономикой. Истинная альтернатива, выдвинутая
всем ходом развития мировой экономики и экономической те¬
ории, состоит в том, что на одном полюсе — более всего
отдаленная от принципа распределения по результатам труда
командно-бюрократическая экономика тоталитаризма, на дру¬
гом, противоположном — непрерывное (незавершаемое) при¬
ближение к тому же принципу распределения по результатам
труда на основе рыночной экономики, ее демократического
начала и демократического регулирования.
Рыночные отношения в их взаимодействии с разными
формами собственности, обнаруживая свою необходимость,
одновременно заключают и такие дефекты, которые, не буду¬
чи до конца преодолимыми, могут и должны смягчаться при
помощи нерыночных средств. Ни анархия, ни стихийность про¬
изводства, ни противоречия между общественным характером
труда и частным характером присвоения — понятия, занимаю¬
щие ключевое место в марксистской критике капитализма, —
не являются по своим отрицательным свойствам неизменными
или однозначными: они не могут быть уничтожены, но должны
смягчаться на основе союза политической демократии с науч¬
ным социализмом.
В одной из новейших работ по политической эконо¬
мии «История экономических учений» В. Н. Костюк пишет:
«Теория Маркса бессильна, потому, что она ложна»1201. При¬
— 22 —
Ортодоксальный марксизм
знавая обоснованность данного суждения, мы полагаем, что
роль в общественной науке марксизма (как и других течений
утопического социализма) можно было бы сравнить с исто¬
рической ролью алхимии в естествознании. Сыграв в сво¬
их трактовках превращаемости вещества, а также в ряде
технологических экспериментов положительную роль в каче¬
стве зачатка науки, алхимия с ее «философским камнем»
и обращенностью в поисках золота к черной и белой ма¬
гии навсегда оттеснена истинной наукой и остается лишь
этапом в истории. Истинная же экономическая наука во¬
площена в рассматриваемых или упоминаемых здесь трудах
Смита и Рикардо, Вальраса и Парето, Маршалла и Шумпе¬
тера, Самуэльсона, Кейнса и др. — в трудах, все больше
оттесняющих Маркса-экономиста с вершин, на которые его
возносили в странах, где его работам был придан каноничес¬
кий статус.
В то же время мы, так же как это делает автор на¬
званной книги, не обходим теорию Маркса по той причине,
что в своем ортодоксальном варианте марксизм представляет
собой вершину утопического социализма. При этом отличие
данного варианта от концепции домарксовых утопистов (Сен-
Симон, Фурье, Оуэн и др.) заключается в том, что если по¬
следние не оказывали на реальное положение сколько-нибудь
серьезного влияния, то ортодоксальный марксизм выступил
как идеологическая основа мирового коммунистического дви¬
жения. С другой стороны, как нам уже не раз доводилось
об этом писать1211, учение Маркса и его политическая деятель¬
ность положили начало идеологии социал-демократизма.
Для того, чтобы понять характер противоречия в толкова¬
нии проблемы собственности, исходившего от одного и того же
лица, необходимо видеть, что трактовка прибыли, получаемой
капиталом, как эксплуататорской, оставляла в стороне огром¬
ную по своей значимости проблему разделения форм при-
надлежания на собственность, владение, управление, аренду
и распоряжение. Между тем, и предыдущее, и особенно после¬
— 23 —
Глава 1
дующее (после Маркса) развитие экономической науки показа¬
ло, что названная марксова абстракция сама по себе не может
занимать в науке центральное место в качестве доктрины,
открывающей путь к пониманию основных закономерностей
экономической деятельности. При всей той большой роли, ко¬
торую в любом направлении экономической науки занимает
проблема эксплуатации, на первом месте всегда был не во¬
прос о том, сколько у кого отнимают с помощью эксплуатации,
а иное — вопрос о том, кто сколько создает, каков вклад ка¬
ждого человека в процесс созидания. И лишь после ответа
на данный вопрос должна выдвигаться и решаться проблема
эксплуатации.
У Маркса же проблема капиталистической эксплуатации
поставлена на первый план таким образом, что от ее по¬
становки не остается пути к ответу на следующие вопросы:
как измеряется ценность отдельных часов труда, участвующего
в создании стоимости? Обращаясь к понятию «абстрактный
труд» и ухода от понятия («абстрактная полезность», Маркс
закрыл путь к теоретическому анализу вопроса о компенсации
труда по его результатам. Мыслима ли соизмеримость затрат
и результатов за пределами рынка?
Нельзя сказать, чтобы в этой области политической эко¬
номии Маркс не видел проблемы. «Предлагаемый продукт —
писал он в “Нищете философии” (1847 г.) полезен не сам по се¬
бе. Его полезность устанавливается потребителем»1221. Неод¬
нократно обращается Маркс и к понятию общественной по¬
требности как к фактору, влияющему на размеры стоимости1231.
Признавая существование такой проблемы, Маркс, однако,
не искал и не находил пути ее решения.
Обращение к трудам Маркса и Энгельса не оставляет
сомнений в том, что «основоположники» не только не брались
сами за решение этих вопросов, но и считали их неразреши¬
мыми. «Труд, употребляемый на отдельный товар, — писал
Маркс, — совершенно невозможно вычислить — уже вслед¬
ствие среднего исчисления, т. е. идеальной оценки, применяе¬
— 24 —
Ортодоксальный марксизм
мой к той части постоянного капитала, которая входит просто
как затраты в стоимость совокупного продукта, как и вооб¬
ще сообща потребленным условиям производства; равно как,
наконец, вследствие прямого общественного труда, который
выравнивается и оценивается как средний труд многих работа¬
ющих ицдивцдов. Он имеет лишь значение как кратная часть
приходящегося на него и оцененного идеального труда»1241.
Невольно встает вопрос: какой смысл имеет здесь слово
«идеально»? Каков путь от идеала к реальности? Уже в по¬
следний год жизни Маркса Энгельс в письме Марксу писал:
«По моему мнению, совершенно невозможно экономические
отношения выразить в физических мерах»1251. В дополнении
к третьему тому «Капитала», написанному уже после смер¬
ти Маркса, Ф. Энгельс писал: «Но как же при этом обмене
по количеству затраченного труда определялось это коли¬
чество, хотя бы косвенно и относительно, для продуктов,
требующих затраты труда в течение продолжительного време¬
ни с нерегулярными перерывами и неопределенным объемом
продукции... Очевидно, лишь путем длительного процесса при¬
ближения зигзагами, часто в потемках, ощупью, причем, как
и всегда, лишь горький опыт учил людей»J26L
Но как найти выход из этой неопределенности? Ведь фик¬
сировать факт «зигзагов» одно, а найти им научное объяснение
и найти путь к их смягчению — совсем другое. Антинаучный
характер присущего марксизму трудового фетишизма проявля¬
ется во многих аспектах. Один из них заключается в попытке
свести к затратам однородного труда всю многоплановую дей¬
ствительность, в которой воплощены три разных по своей
природе фактора — труд, капитал (в смысле создаваемых
трудом факторов производства) и естественные ресурсы. Как
уже отмечалось, различия составных частей каждого из на¬
званных факторов по их роли в воспроизводственном процессе
сложнейшим образом переплетаются с различиями в характере
принадлежности каждого из них — собственности и владения,
управления и распоряжения. При постоянной и неотступной
— 25 —
Глава 1
устремленности каждого субъекта к приобретению максимума
благ, динамика названных трех факторов отличается острей¬
шей антагоничностью, предметной и временной — в смысле
предпочтительности одних или других видов принаддежания.
В указанном плане, как мы увидим, самое большое проти¬
воречие последних двух столетий заключалось в прямо-таки
смертельном противостоянии разных вариантов собственно¬
сти — в одном случае такой ее слитости с управлением, ко¬
торая придает собственности (на разных условиях) монополь¬
ный характер; в другом — преобладающей роли различных
форм демократического управления, направляемого против
монопольных позиций собственников, будь то так называемое
социалистическое государство или мультимиллионеры.
И мы снова приходим к тому предмету, которому в данной
работе в соответствии с действительностью отводится главное
место, — к рынку в его двух функциях: как, с одной стороны,
к арене, на которой возникают и действуют названные выше
антагонизмы; а с другой — как к главному орудию смягчения
этих противоречий — орудию, противостоящему любым видам
монополии, политической или хозяйственной. В этой же связи
нельзя не коснуться занимающего в марксистской политичес¬
кой экономии большое место понятия отчуждения. При всей
обоснованности данного понятия как связанного с институтом
частной собственности, его значение и его научная весомость
не могут быть оценены без категории рынка. Отчуждение
проистекает не из самой частной собственности, а из той
или иной степени ее монопольного положения: из того, что
в ходе покупки-продажи совершается отклонение от эквива¬
лентности, какой она должна складываться при свободной
конкуренции. Сказанное относится не только к материальным
объектам, но и к труду, компенсация которого может совер¬
шаться и на основе эквивалентности, приносимой свободным
рынком, и на основе монопольных позиций той или другой
стороны — нанимателей и нанимаемых.
— 26 —
Ортодоксальный марксизм
Нечего и говорить о том, что такого рода суждение носит
сугубо абстрактный характер в том смысле, что на деле в по¬
литико-экономическом плане позиции нанимателей являются
более сильными. Но это обстоятельство не дает оснований
отказываться от данной абстракции, так как на ее основе
раскрываются многие аспекты классовой борьбы и классовой
солидарности, а также реальное течение дел во все том же
отчуждении — его усиление, приносящее обострение классо¬
вых противоречий, или его смягчение, которое проявляется
во многих разновидностях — вплоть до создания предприятий,
действующих на основе принципов партнерства — с отходом
от самого принципа наемной рабочей силы, с равновесием
всех участников производственного процесса. Иначе говоря,
вразрез с марксизмом, современная социал-демократия не рас¬
сматривает частную собственность как категорию, идентичную
эксплуатации.
Уход «основоположников» от обозначенных выше про¬
тиворечии вылился в утопичность всей их концепции. Эта ее
черта проявилась прежде всего и главным образом в тезисе
о несовместимости социализма с рынком и в требовании прий¬
ти к уничтожению рынка — без сколько-нибудь серьезной
попытки предложить другой механизм, который обладал бы
способностью действовать в качестве измерителя затрат и ре¬
зультатов лучше, чем рынок, и тем самым мог бы заменить его.
Начнем со ссылки на выпущенный в СССР в 1970 г.
V том «Философской энциклопедии» — издания, которое
может служить образцом советской марксистской ортодоксии.
«В работах Маркса и Энгельса, — указывается здесь, —
а также в дореволюционных произведениях Ленина победа
социализма, переход средств производства в собственность
всего общества и осуществление таких принципов, как “кто
не работает, тот не должен есть” и “за равное количество труда
равное количество продукта”, — связывается с ликвидацией
товарно-денежных отношений и, соответственно, с введением
прямого продуктообмена» (с. 68).
— 27 —
Глава 1
В следовании этому лишенному всяких научных основа¬
ний принципу советский марксизм проявил наибольшую после¬
довательность и безответственность1271. Вполне показательны
в этом плане следующие два примера. Фиксируя в своей книге
«Государство и революция» факт существования такого рода
государственных предприятий, которые действуют на неры¬
ночных основах, Ленин приводит пример почты как образец
для всех звеньев будущего безрыночного социалистическо¬
го устройства1281. А на каком, собственно говоря, основании
почта трактовалась как нерыночное учреждение? Разве по¬
чта функционирует без оплаты ее материальных компонентов
и услуг ее служащих, и разве те и другие (а также полезность
почтовых операций) оплачиваются вне зависимости от цен,
складывающихся на рынке? И разве механизм почты и его па¬
раметры не зависят от соотношения соответствующих затрат
и результатов?
Второй, еще более показательный пример связан с по¬
следней (1952 г.) работой Сталина «Экономические проблемы
социализма в СССР». Эта небольшая книга, несомненно,
войдет в историю общественной мысли как весьма типичное
сочетание претензий на вершину мудрости с полной отторжен¬
ностью от мировой науки, с опущенностью в болото грубейшего
невежества.
Заслуживает внимания история книги. Так же, как
в 1938 г. Сталин выступил в качестве автора книги «Краткий
курс истории КПСС», претендовавшей на роль новой (второй
после «Коммунистического манифеста») библии коммунизма,
так в послевоенные годы он вышел на путь создания под его
руководством (и, скорее всего, так же как и в первом случае,
дело бы кончилось провозглашением его, Сталина, авторства,
хотя тексты создавались не Сталиным, а назначавшимися им
другими авторами) еще одного священного писания — проек¬
та учебника политической экономии. После 3—4 лет работы
над вариантом учебника группы видных ученых (Островитя¬
нов, Леонтьев, Шепилов и др.) в ноябре 1951 г. в ЦК КПСС
— 28 —
Ортодоксальный марксизм
началось длившееся 4 месяца совещание 400 отобранных от¬
делом науки ЦК политэкономов (200 — из Москвы, 200 —
с периферии), на котором обсуждался вышеназванный проект.
В итоге для Сталина было составлено 3 брошюры, в кото¬
рых формулировались обсуждавшиеся на совещании темы —
с особым вниманием к вопросам, вызвавшим наиболее острую
дискуссию.
Названный труд Сталина предназначался не только в ка¬
честве командной инструкции для будущего учебника, но и
по постановлению XIX съезда КПСС (октябрь 1952 г.) был
принят за основу для составления новой Программы Пар¬
тии. Смерть Сталина приостановила казавшееся неотвратимым
развитие событий. В данном случае их содержание определя¬
лось бы тем, что этот документ во многих отношениях был
образцом примитивизма и невежества не только в образова¬
тельном смысле, но прежде всего в том, что такое невежество
легло бы в основу практической политики и принесло бы новые
неисчислимые бедствия.
Сколько-нибудь подробный анализ названного сталин¬
ского труда лежит за пределами данного введения. В качестве
отдельных примеров мы лишь отметим такие казусы, как пред¬
сказание неизбежности новой мировой войны между импери¬
алистическими странами (в то время как в международных
отношениях начиналось небывалое в прошлом сближение);
как предсказание углубления «общего кризиса капитализма»
и новых глубоких экономических кризисов (и это накануне
20-летнего, с начала 50-х до начала 70-х годов, периода уско¬
ренного роста и относительной стабильности) и т. п.
В плане рассматриваемого здесь вопроса самым важным
представляется трактовка Сталиным характера и перспективы
рыночных отношений. Сталин не только не признавал провала
антирыночной политики периода гражданской войны и после
НЭПа, но и заявлял следующее: «...Мы, марксисты, исходим
из известного марксистского положения о том, что переход
от социализма к коммунизму и коммунистический принцип
— 29 —
Глава 1
распределения продуктов по потребностям исключает вся¬
кий товарный обмен, следовательно и превращение продуктов
в товары, а вместе с тем и превращение их в стоимость»1291.
«В промышленности мы имеем общенародную собственность
на средства производства и продукцию производства, тогда как
в сельском хозяйстве имеем не общенародную, а групповую,
колхозную собственность. Уже говорилось, что это обстоя¬
тельство ведет к сохранению товарного обращения, что толь¬
ко с исчезновением этого различия между промышленностью
и сельским хозяйством может исчезнуть товарное производство
со всеми вытекающими отсюда последствиями»1301.
Таким образом, первоочередную задачу экономики и эко¬
номической политики Сталин видел в том, чтобы добить по¬
следние остатки рыночного хозяйства. Чтобы не было по этому
поводу сомнений, на последней странице своей работы Ста¬
лин писал, что новую систему, систему внерыночного про¬
дуктообмена (т. е. пайкового распределения) «нужно вводить
неуклонно, без колебаний, шаг за шагом сокращая сферу
воздействия товарного обращения и расширяя сферу действия
продуктообмена»1311. Иначе говоря, речь шла о том, чтобы
вновь ввести систему нормирования времен «военного ком¬
мунизма» — систему, противостоящую принципу рыночных
отношений и обнаружившую свое полное банкротство как
в социальном (в смысле подрыва принципа распределения
по результатам труда), так и в экономическом планах.
В ходе упомянутого совещания отдельные его участники,
вопреки официальной трактовке, высказывали в осторожной
форме мысль об огромной роли рынка и о его необходимости.
Но ни один не дошел до того, чтобы вывести из штолен закры¬
тости тот факт, что уже со времен швейцарского экономиста
Вальраса (1834—1910) и итало-швейцарского Вильфредо Па¬
рето (1848—1923 гг.), начало складываться неопровержимое
математическое доказательство того, что для цивилизованного
обмена рынок неотвратим.
— 30 —
Ортодоксальный марксизм
Вот каким образом можно математически показать необ¬
ходимость рынка. Предположим, существует такая модель цен¬
трализованного управления ценами и производством, которая
учитывала бы многообразие потребностей и вела к равнове¬
сию спроса-предложения. В этом случае необходимо наличие
некоторого планирующего агентства, которое должно прово¬
дить постоянные опросы участников экономического процесса,
заявляющих о своих намерениях произвести столько-то еди¬
ниц продукции для партнеров. Опираясь на эту информацию,
центральный орган производит расчеты, показывающие, ка¬
кие при названных в опросах ценах образуются излишки или
дефициты, и затем пытается устранить их, корректируя цены,
ре™ая в общем виде систему уравнений.
Попробуем оценить затраты на проведение таких расче¬
тов для линейной модели рынка.
Обозначим функцию спроса на i-товар Df =
Рз,--,Рп), где i = 1,2,3,...,п, а функцию предложения —
Si = 3»(Р1,Р2,Рз, - ,Рп), где pi...р2 — искомые цены. Так
как спрос равняется предложению, то D, = S',.
Для всех товаров данного рынка получаем систему п
уравнений:
f(P\ -Pn) = 9(Р\ -Рп)\
Рп(Р\ ■ ■ Рп) = 9п(Р\ ■ ■ Рп\
Принимаем допущение, что эти функции с некоторым
приближением можно представить в виде линейной комби¬
нации соответствующих параметров. Таким образом система
приближенно эквивалентна следующей:
вцР1 + а12₽2 + • • + = Ьь
a2iPi + Л22Р2 + • • • + а2пРп = 62;
^п^1Р1 + ^п2р2 "Ь • • . “Ь 0>пРп
(или в векторной форме АР = В).
— 31 —
Глава 1
Такая система, в которой число неизвестных равно числу
уравнений при условии их линейной независимости, является
совместной (определенной), т. е. имеет единственное решение:
вектор цен Р. Система может быть решена, например, методом
Крамера:
1) Рассчитывается определитель системы Д, который
равен сумме произведений каждого элемента матрицы с осталь¬
ными элементами, находящимися в других столбцах или
строках.
2) Заменяя последовательно каждый столбец матрицы
столбцом из свободных членов, рассчитываем определители Л.
3) Определяем значение неизвестных.
Таким образом, чтобы решить систему из «п» уравнений,
достаточно выполнить порядка N = (n + 1)! х (п — 1) действий
(считаются только умножения):
при
п = 2 N = (2 4- 1)! х 1 = б действий;
п = 3 ЛГ = (3 + 1)! х 2 = 48 действий;
п = 8 N = (8 + 1)! х 7 « 2,5 млн действий;
п = 14 N = (14 + 1)! х 13 > 1013 действий.
Если речь вдет об экономике, состоящей из двух товаров
(например, хлеб и мясо), достаточно посчитать значения трех
разных определителей второго порядка, т. е. выполнить 3x2 =
6 действий. Задача легко разрешима. Но уже для экономики
с тремя товарами число действий будет равно 48. Увеличение
числа необходимых действий вдет в факториальной прогрессии.
При четырех товарах нужно 360 действий, при 5—2280; при
6—20160 и т. д. В экономике, состоящей из 100 товаров,
нужно произвести 9,4 х 10159 действий; в экономике из 200
товаров — 7,3 х 1О53850. Человеческое воображение бессильно
представить такие числа.
Но ведь номенклатура современного производства соста¬
вляет не один миллион наименований. Например, в 1990 году
в практике СССР производилось централизованное утвержде¬
ние почти всех цен, при том, что номенклатура производства
— 32 —
Ортодоксальный марксизм
достигала 24 миллионов наименований и 1/10 ее ежегодно
обновлялась.
Решение такой системы уравнений (в предположении,
что ее удалось составить) есть дело совершенно немыслимое.
Произведенный математический расчет обращен к по¬
ложению дел в каждый данный момент, но не учитывает
того, что процесс воспроизводства в любой из его составля¬
ющих и во взаимоотношении между ними носит асинхрон¬
ный характер. «Разные компоненты целевой функции, —
пишет С. П. Аукционек, трансформируются с неодинаковой
скоростью»1321 — это элементарное для математики положение
имеет для теории синхронного функционирования экономики
особо важное значение. С его учетом бесконечность процесса
соизмерения затрат и результатов становится еще более оче¬
видной. «Самая бесхитростная человеческая жизнь, — пишет
В. Кардин в предисловии к великому роману В. Гроссмана, —
сложнее, головоломнее любой теории, любой доктрины»1331.
Фиксируемая таким образом категория бесконечности
неотрывна от категории «невидимой руки». Последняя была
введена в науку в XVIII веке А. Смитом, писавшем в своем
основном труде, что каждый отдельный человек, «преследуя
лишь собственную выгоду, “невидимой рукой” направляется
к цели, которая совсем и не входила в его намерения» (Смит А.
Исследование о природе и причинах богатства народов. М.,
1962, с. 8).
«Невидимая рука» — та сила, которая, складываясь на
микроуровне (по рассматриваемым ниже принципам маржи¬
нализма — отбора наиболее продуктивных величин), и сло¬
жившись, в дальнейшем сама осуществляет такого рода отбор.
В этом отборе ярко проявляется присущий рыночной эконо¬
мике принцип диалектического релятивизма.
«Для макроэкономической теории (т. е. для теории “не¬
видимой руки”. — Я./7.), — пишет А. М. Коган, — перво¬
степенным является выяснение того, что дает возможность
рыночной экономике, где хозяйствуют обособленные субъек-
2 Зак. 1X6
— 33 —
Глава 1
ты (для которых доминанта — своекорыстный интерес), быть
эффективной на уровне целостной системы, как сочленяют¬
ся макро- и микроуровни рынка; как “хаос” на микроуровне
нейтрализуется на макроуровне»1341.
Особая черта «невидимой руки» заключается в том, что
ее «невидимость» ни в коем случае не является абсолютной.
Экономическая наука не останавливается на категории неви¬
димости, а идет дальше: сознавая невозможность преодоления
невидимости, ее неотрывность от макроэкономики, наука ищет
и находит пути ее ослабления. В том или ином аспекте этой
цели служат все рассматриваемые ниже звенья микроэконо¬
мического анализа: маржинализм с его концепцией ведущей
роли полезности в ценообразовании; теория равновесия и за-
трат-выпуска; измерения ВВП с особым вниманием к его
синэргическому аспекту (т. е. с осознанием того, что в эко¬
номике взаимодействие составных во многих случаях выхо¬
дит за рамки арифметического сложения); институционализму
со специальным анализом взаимодействия рынка и внерыноч¬
ных институтов.
При всей той роли, которую в экономике (как, впрочем,
и во многих других науках) играет математический анализ,
последний не может заменить силу разума — положение, ко¬
торое английский ученый Анвар Шайх убедительно связывает
с утверждением о том, что «алгебра не может служить заменой
логики»1351. По иному эту мысль можно выразить таким обра¬
зом: математика в качестве точной науки, превращаясь с разви¬
тием вычислительной техники во все более мощное подспорье
всех других наук, не может заменить ни одну из них и менее
всего — политическую экономию. Повторяем: из приведенных
математических иллюстраций следует, что в своей функции
затрат и результатов рынок не может быть заменен никаким
другим механизмом, из чего следует, что не может быть худшей
анархии, чем та, которую приносит с собой командная эко¬
номика, отсутствие рынка. Притом, признавая животворную
необходимость рынка, наука фиксирует тот факт, что и рынок
— 34 —
Ортодоксальный марксизм
не выступает в роли магической силы, решающей стоящую пе¬
ред ним задачу мгновенно, на уровне идеала, и что вторжение
нерыночных факторов в сферу рынка до некоего предела, при
котором сам рынок сохраняется, становится все более острой
общественной необходимостью. Диалектика рынка в том и со¬
стоит, что, с одной стороны, бесконечномерность выступает
как его субстанция; с другой же стороны, она заключает в себе
такие элементы, обращенные против рыночных законов, без
которых рынок не может выполнять свои изначальные функ¬
ции. Прежде всего это относится к только что отмеченной
асинхронности — к временному разрыву между обстановкой,
определяющей текущее положение дел, и последующими пе¬
ременами, которые не могут не приниматься во внимание
сегодня. Дело обстоит таким образом, что по многим причи¬
нам (циклический характер рыночной экономики, основанной
на частной собственности, масштабы и пропорциональность
инвестиций, необходимых для реализации новшеств, особые
проблемы в сферах занятости и квалификации, и. т. д.) не¬
обходимость форсирования или торможения той или другой
сферы воспроизводственного процесса опережает возможно¬
сти, приносимые частным капиталом. Отсюда — разная для
разных стран, отраслей и периодов, но неотступная всегдашняя
необходимость активного государственного вмешательства.
Сравнительно новой наукой, которая, тесно примыкая
к экономической теории, специально обращается к экономи¬
ческим факторам нерыночного характера, является футуроло¬
гия. Именно футурология фиксирует такие неблагоприятные
последствия новейшего прогресса, как опасное загрязнение
воды, воздуха и почвы, вымирание многих видов, исчезновение
лесов на земном шаре, эрозия верхних слоев почвы, избы¬
точное накопление токсических отходов, парниковый эффект
и разрушение озонового слоя в атмосфере, нарушения в эко¬
системе всей планеты; такие факты, как исчерпание в сравни¬
тельно недалеком будущем невозобновляемых запасов энергии
(уголь, нефть, газ и др.) и необходимость постепенного перехо¬
2*
— 35 —
Глава 1
да от углеродных источников к водородным и геотермальным,
к солнечным, к энергии морских приливов и т.д.
Дело, однако, не только в природных аномалиях. Речь
идет и о таких факторах, как оборона и необходимость содер¬
жания силовых структур, как наука с непредсказуемостью ре¬
зультатов исследований; как социальное страхование, здраво¬
охранение и необходимость поддержки нетрудоспособных, как
просвещение и образование, которое в большой своей части
не может быть целиком втиснуто в рамки купли-продажи и т.д.
Как связать вышесказанное — абсолютную необходи¬
мость рыночной соизмеримости — с возрастающим удельным
весом факторов, не укладывающихся в рамки рыночных отно¬
шений?
При обращении к такого рода вопросам очевидно, что
экономическая наука с ее рыночными законами сама по себе
не может принести их решения. В одних случаях футурология
дает экономической науке сигналы, которые необходимы для
более или менее отдаленного будущего (озонные дыры, пар¬
никовый эффект и др.), но не затрагивает проблем современ¬
ности. В других же случаях (оборона, наука, здравоохранение
и др.) дело обстоит совершенно по иному: здесь речь идет
о сферах, которые на нерыночной основе съедают часть цен¬
ности уже сегодня и в отношении которых постоянно возникает
следующий вопрос: как найти оптимум? Как и насколько воз¬
можно удовлетворить сегодняшние потребности с нерыночной
природой — не подрывая рыночного механизма?
Для марксизма с его принципом уничтожения рынка та¬
кого вопроса не существует. Для экономической же науки этот
вопрос является одним из главных. Мы еще не раз будем
к нему обращаться, но уже сейчас отметим: нельзя сказать,
что Маркс не видел проблемы механизма, с помощью кото¬
рого должно производиться измерение затрат и результатов.
Отмечая увязку общественной оценки вещей с общественной
свободой, Маркс писал: «Отнимите эту общественную мощь
у вещи, и вам придется дать ее одним лицам как власть над
другими лицами»1361. Под «вещью» Маркс понимал в данном
— 36 —
Ортодоксальный марксизм
случае ее рыночную оценку, и тогда, в случае отмены рынка,
много ли остается по самому же Марксу от обещанного им
с приходом социализма «царства свободы»?
Обращаясь к противоречиям во взглядах Маркса, Эн¬
гельса, Ленина, следует проследить за тем, кого из обще¬
ственных деятелей и мыслителей, стоявших на антикапитали-
стических позициях, «основоположники» рассматривали не как
своих союзников, а как противников. Здесь в качестве примера
привлечем внимание к критике выдвинутой П. Прудоном кон¬
цепции «конституированной стоимости». Один из виднейших
социалистов XIX в. считал возможным противопоставить при¬
сущей капитализму стихийности и анархии упорядоченность
рынка при сохранении таких условий, как сам рынок, частная
собственность, деньги и т. д. Именно в этой реформатор¬
ской позиции, оправдавшейся спустя столетия после того, как
она была сформулирована, Маркс видел антисоциалистичес¬
кий утопизм Прудона. Как показал в своей высокосодержа¬
тельной работе, посвященной истории философии марксизма,
академик РАН Т. И. Ойзерман1371, Ленин, высоко оценивая
критику Марксом экономических взглядов Прудона, подчер¬
кивал оппортунистический смысл выдвигавшегося им понятия
«конституированной стоимости». «Не уничтожить капитализм
и его основу — товарное производство, а очистить эту основу
от злоупотреблений, от наростов и т. п.; не уничтожить обмен
и меновую стоимость, а, наоборот, “конституировать” ее, сде¬
лать ее всеобщей, абсолютной, “справедливой”, лишенной
колебаний, кризисов, злоупотреблений — вот идея Прудо¬
на», — писал В. И. Ленин (Поли. собр. соч., т. 24, с. 131).
Из сказанного следует, что Сталин с его упомянутой
выше губительной концепцией продуктообмена выступал как
прямой наследник взглядов Маркса, Энгельса и Ленина, для
которых социализм был несовместим не только с частной
собственностью, но и с рыночным хозяйством; что понятие
рыночно-ориентированной экономики, как необходимого фак¬
тора ее социалистической направленности, было и остается
враждебным ортодоксальному марксизму.
— 37 —
Глава 1
Из сказанного следует, что, видя проблему соизмери¬
мости, ни Маркс и Энгельс, ни их последователи не смогли
увидеть, что без ее разумного решения терпит крах вся кон¬
цепция социализма, что его неокоммунистический вариант
не выходит за рамки социализма утопического. Тем более
велика роль того направления социалистической мысли, кото¬
рое в рамках марксистской ортодоксии получило осудительное
название «ревизионизм». Начало данного направления отно¬
сят к выступлению в 1899 году близкого к Энгельсу вид¬
ного деятеля германской социал-демократии Э. Бернштейна
(1850—1932 гг.) с его книгой «Проблемы социализма и задачи
социал-демократии», заключавшей в себе девиз: «движение
все, цель ничто». Знакомство с названной работой позволяет
утверждать, что более содержательное формулирование дан¬
ного девиза должно быть таково: «Конечная цель представляет
собой недостижимый идеал, а истинный прогресс представляет
собой движение от одних промежуточных целей к другим».
Нельзя не заметить, что в своей незаконченной работе
«Диалектика природы» Ф. Энгельс высказывал аналогичные
суждения. «Познание бесконечного, — писал Энгельс, —
окружено двоякого рода трудностями и может, по самой своей
природе, совершаться только в виде некоторого бесконечного
асимптотического прогресса»J38L Этот крайне важный тезис
не получил, однако, дальнейшего развития и не был воплощен
в трудах, обращенных к реалиям общественного развития.
Так же, как философия, свободная от религиозных пред¬
рассудков, продвигаясь вперед, никогда, ни при каких условиях
не может придти к познанию конечных причин сущего, так и на¬
учная политическая экономия, продвигаясь вперед в научном
толковании основного принципа социализма, не строит иллю¬
зий, не выступает с претензией на то, что достижение конечной
цели может стать реальностью. В этом и заключается смысл
девиза «движение — все, цель — ничто».
Нельзя не вспомнить о том, что после выступления
Бернштейна на него обрушился шквал критики со стороны
— 38 —
Ортодоксальный марксизм
левого крыла социалистического движения. Среди критиков
Бернштейна был в то время и Карл Каутский, выступивший
с книгой «Бернштейн и социал-демократическая программа.
Анти-критика» — книгой, получившей в кругах общественно¬
сти неформальное название «Антибернштейн». Впоследствии
Каутский во многом изменил свои позиции и выступил с кри¬
тикой большевизма, за что был бескомпромиссно осужден
Лениным во многих его выступлениях и особенно в брошюре
«Пролетарская революция и ренегат Каутский» (1918 г.).
Как бы то ни было, выступление Бернштейна явилось на¬
чалом открытого раскола социал-демократии на два крыла —
ортодоксальное, представлявшееся прежде всего большевиз¬
мом, и ревизионистское. В течение всего XX века борьба
между этими течениями занимала одно из самых больших мест
на всем пространстве всемирной политической жизни, и теперь
в конце века, с началом установления в России демократиче¬
ских свобод уже можно сказать то, в чем, несмотря на все
мучившие сомнения, в обстановке идеологического террора
нельзя было признаться даже самому себе — ревизия была
исторически оправдана и необходима.
Раньше, чем перейти к вопросу о том, в чем было содер¬
жание такого поворота в экономической науке, остановимся
на двух неотрывных от экономического анализа аспектах —
философском и историческом.
В плане философии самое важное заключается в том,
что, несмотря на отрешение Маркса от гегелевского идеализ¬
ма, и сам Маркс, и его последователи видели своего наиболее
выдающегося предшественника в Гегеле как предвозвестни¬
ке конечной цели в развитии человечества, вершину которой
(т. е. конечную цель) он находил в Прусской монархии1391.
Отбросив, разумеется, конечную цель в том виде, в каком
она представлялась Гегелю, Маркс воспринял саму эту фи¬
лософскую категорию — конечную цель, каковую он видел
в коммунизме.
— 39 —
Глава 1
Не вдаваясь в подробный анализ философских аспек¬
тов экономической науки, мы все же не можем не отметить,
что вся история общественной мысли являет собой, с одной
стороны, те или иные бесчисленные варианты симбиоза та¬
ких направлений, как пантеизм и релятивизм, и одновременно
постоянную, никогда не завершаемую борьбу между разными
направлениями релятивизма. И по своему первоначальному
смыслу (происходит от латинского relativus — относитель¬
ный), и по своему современному содержанию релятивизм про¬
истекает из обращения к фактору постоянной изменчивости
действительности и отсюда — из абсолютизации таких черт
познания, как его условность и относительность. Для больше¬
вистского марксизма, всегда претендовавшего на непогреши¬
мость своих постулатов, такая методология была абсолютно
неприемлема. «Положить релятивизм в основу теории позна¬
ния, — писал В. И. Ленин, — значит неизбежно осудить себя
либо на абсолютный скептицизм, агностицизм и софистику,
либо на субъективизм». (Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 18,
с. 130). Из других трудов Ленина и его последователей впол¬
не определенно вытекает трактовка релятивизма как одной
из разновидностей идеализма.
В действительности желанное направление, будучи осво¬
бождено от теологических напластований, выступает в виде
диалектического релятивизма — историко-материалистичес¬
кого учения, берущего все лучшее в основных направлениях
философской мысли. При этом глубокое вторжение реляти¬
визма в экономическую науку связано с трактовкой последней
как особой общественной социально-демократической теории
относительности — теории, в основе которой лежит все та же
проблема — степень приближенности к социалистическому
принципу «от каждого по способностям, каждому по результа¬
там труда».
Среди направлений философской мысли, толкуемых
В. И. Лениным как вытекающих из релятивизма, особого вни¬
мания заслуживает агностицизм. Последний, как об этом
— 40 —
Ортодоксальный марксизм
можно судить по всему ходу развития философской мысли,
выступает в двух разновидностях. С одной стороны, в виде
пессимистическом — признания того, что бессилие в позна¬
нии конечной цели обуславливает бессилие в познании всех
областей сущего. Такого рода пессимистический агностицизм
лежит в основе религии — общественного сознания, от¬
вергающего науку ради веры. С другой стороны, речь идет
о направлении, которое можно было назвать оптимистическим
агностицизмом. Если не устремляться слишком далеко вглубь
веков, то начало оптимистического агностицизма следовало бы
отнести к Ф. Бэкону (1561 — 1626 гт.), позицию которого Р. Тар-
нас характеризует следующим образом: «Нужно отказаться
от предвзятых мнений и плетения словес, обратившись напря¬
мую к естественным вещам и внимательному наблюдению за их
порядком. Не следует радостно устремляться навстречу пред¬
лагаемым или “необходимым” или “окончательным” истинам.
Чтобы обнаружить истинный природопорадок, разум должен
очиститься от всех внутренних препон и загромождений, изба¬
виться от своей извечной склонности опережать эмпирическое
исследование сооружением всяческих рациональных или раз¬
венчанных воображением “воздушных замков”. Разум должен
научиться смирению и самообузданию. Иначе любая наука бу¬
дет невозможна»J401. Аналогичным образом, хотя и несколько
по-другому, толкует эту проблему германский экономист В. Ой-
кен. «Не наука, — пишет он, — вносит многообразие. Она
делает как раз противоположное: редуцирует необозримое бо¬
гатство конкретных порядков к чистым формам, число которых
ограничено и которые обладают более простыми свойствами.
Благодаря этому становится возможным теоретический анализ
экономических процессов, невзирая на все их многообразие,
наблюдаемое в истории»1411.
С точки зрения экономической науки, имеющей дело
с безмерным числом случайностей, особенно важно положение
философии, согласно которому в разных сферах сущего соот¬
ношения между закономерным и случайным различны. Помимо
— 41 —
Глава 1
всего иного, вышесказанное означает, что один из элементов
научного агностицизма — здоровый скептицизм в его проти¬
востоянии претензиям на непререкаемость. Такая методология
должна проявиться и в постоянном взаимодействии абстракт¬
ного и конкретного с обращением к принципам релятивизма
и с противостоянием агностицизму в его другой форме —
в форме тупой безысходности, глухого нигилизма.
Другие виднейшие представители творческого агности¬
цизма И. Кант (1724-1804 гг.) и Д. Юм (1711-1776 гг.) —
корифеи мировой философской мысли, занимающие со вре¬
мен Бернштейна в идеологии социал-демократизма виднейшее
место.
В философской системе Канта одно из самых важных
мест принадлежит категории «вещь в себе», сущность ко¬
торой заключается в ее непознаваемости с одновременной
констатацией того, что эмпирические знания о вещах могут
неограниченно расширяться и углубляться. Это и есть подлин¬
но научный агностицизм.
Нельзя в этой связи не напомнить о том, что основной
философский труд В. И. Ленина «Материализм и эмпириокри¬
тицизм», будучи насквозь проникнут антикантианством, как
раз и представляет собой от начала до конца пулеметную
очередь в сторону науки, признающей непрерывность разви¬
тия основным посылом прогресса во всем его бесконечном
разнообразии, как в процессе материального производства,
так и в духовной жизни. При этом позиция Ленина отнюдь
не отличалась последовательностью, на которую он сам пре¬
тендовал и которая ему всегда приписывалась. Вот два от¬
рывка из всей той же главной философской работы Ленина.
«Кантианство (т. е. по Ленину, течение, враждебное науке. —
Я.П.) начинается тогда, когда философ говорит: вещь в себе
существует, но она не познаваема»,42J. И здесь же прямо
противоположное: «Материалистическая точка зрения: при¬
знание объективной реальности внешнего мира и законов
внешней природы, причем и этот мир и эти законы впол¬
не познаваемы для человека, но никогда не могут быть им
— 42 —
Ортодоксальный марксизм
познаны до конца»1431. Но ведь, если бесконечен процесс
познания, то бесконечно и развитие человеческого обще¬
ства, и наука не в том, чтобы объявить о существовании
предела, а совсем в ином — в том, чтобы искать и нахо¬
дить закономерности, в которых проявляется непрерывность
и бесконечномерность.
В этом вопросе не отличалась последовательностью и по¬
зиция Ф. Энгельса. «...История, — писал ближайший сорат¬
ник К. Маркса, — как и познание, не может получить окон¬
чательного завершения в каком-то совершенном, идеальном
состоянии человечества; совершенное общество, совершен¬
ное “государство” — это вещи, которые могут существовать
только в философии. Напротив, все общественные порядки,
сменяющие друг друга в ходе истории, — прохождение ступе¬
ни бесконечного развития человеческого общества от низшей
ступени к высшей»1441.
Если бы вместо «высшей» фигурировало бы понятие
«более высокой», такое суждение могло бы заключать науч¬
ный смысл. Но ведь для Энгельса, как и для Маркса и Ленина,
понятие «высшее», ассоциируясь с коммунизмом, было рав¬
носильно воцарению на земле рая, что не могло не означать
конечный предел развития.
В процессе таких поисков обращение к категории идеала
вполне закономерно. Обращаясь к стадиальному аспекту фи¬
лософии, выдающийся российский мыслитель Е. П. Блаватская
писала в своем главном философско-теологическом труде: «То,
что, конечно, не может быть совершенным»1451.
Повторим здесь слова Г. Селье, помещенные в эпиграфе
к первой главе. «Идеалы создаются не для того, чтобы их
достигать, а для того, чтобы указывать путь»1461. К этому сле¬
довало бы добавить, что и выбор идеала, указывающего путь,
также является предметом науки, а не веры и пустой фанта¬
зии — идеалы могут быть научными и антинаучными. Может
быть, самое глубокая основа идеологии социал-демократизма
заключается в выдвижении на первый план реалистическо¬
— 43 —
Глава 1
го идеала, т. е. такого идеала, который по самому своему
понятию не может быть достигнут, но в то же время освеща¬
ет путь к непрерывному реальному прогрессу по тому пути,
который определяется данным идеалом — в данном случае
по пути такого распределения по результатам труда, кото¬
рое приносит с собой оптимальное использование существую¬
щих созидательных способностей человека и их непрерывное
возрастание.
В этом плане социал-демократизм противостоит любым
утопиям, религиозным и коммунистическим. В методологичес¬
ком плане идея коммунизма выступает как одна из разновид¬
ностей религии, тогда как социализм делится на утопический,
также близкий к религии, и на научный. Марксизм относится
к первому; социал-демократизм, каким он выступает после
Маркса — ко второму.
Возвращаясь к приведенным выше суждениям Ленина
и Сталина о коммунизме, нельзя не отметить, что такого рода
несообразности полностью соответствовали взглядам К. Марк¬
са и прямо вытекали из его суждений. Касаясь перехода от ка¬
питализма к социализму, а затем к коммунизму, Маркс пишет
в 1875 г. следующее:
«Несмотря на этот прогресс (имеется в виду переход
от капитализма к социализму. — Я.П.\ это равное право
в одном отношении все еще ограничено буржуазными рамка¬
ми. Право производителей пропорционально доставляемому
ими труду; равенство состоит в том, что измерение произво¬
дится равной мерой.
Но один человек физически или умственно превосходит
другого и, стало быть, доставляет за то же время большее
количество труда или способен работать дольше; а труд для
того, чтобы он мог служить мерой, должен быть опреде¬
лен по длительности или по интенсивности, иначе он пере¬
стал бы быть мерой. Это равное право есть неравное право
для неравного труда. Оно не признает никаких классовых
различий, потому что каждый является только рабочим, как
— 44 —
Ортодоксальный марксизм
и все другие; но оно молчаливо признает неравную инди¬
видуальную одаренность, а следовательно, и неравную ра¬
ботоспособность естественными привилегиями. Поэтому оно
по своему содержанию есть право неравенства как всякое
право»1471.
Таким образом, распределение по результатам труда
Маркс толковал как принцип, основанный на буржуазном
праве.
Пожалуй, во всем многотомном собрании сочинений
«основоположников» трудно найти место, которое бы столь
ярко обнаруживало утопический характер учения Маркса, а,
следовательно, и его ортодоксальных последователей (прежде
всего в лице большевиков) и в то же время интеллектуально¬
теоретическую и практико-политическую победу того, начи¬
навшегося также с Маркса социал-демократического течения,
которое впоследствии было заклеймено как оппортунизм.
Каковы бы ни были варианты, трактовка Марксом ка¬
тегории коммунизма наиболее наглядно представлена в сле¬
дующих словах, содержащихся в «Критике Готской програм¬
мы»: «В высшей фазе коммунистического общества, — пишет
Маркс, — после того, как исчезнет порабощающее подчинение
его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противо¬
положность умственного и физического труда; когда труд пере¬
станет быть только средством для жизни, а станет сам первой
потребностью жизни; когда вместе с всесторонним развитием
индивидов и производительные силы и все источники обще¬
ственного богатства пользуются полным потоком, лишь тогда
можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуаз¬
ного права, и общество сможет написать на своем знамени:
каждый по способностям, каждому по потребностям»147^.
Утопичность этого определения, которое всегда рассма¬
тривалось в Советском Союзе как основополагающее, за¬
ключается в том, что из него исключено то, что было и вплоть
до неопределенно далекого будущего остается решающим:
главным двигателем прогресса являются различия потенци¬
альной и реальной производительности труда разных субъ¬
— 45 —
Глава 1
ектов, отстающих от более высоких уровней, к тому, чтобы
преодолеть это, до конца никогда непреодолимое, отставание.
Рисуемый Марксом идеал коммунизма неприемлем по той
причине, что он не только не достижим (недостижим и иде¬
ал социализма), а потому, что, провозглашая «...каждому
по потребностям», он открывает двери для тунеядства —
так, чтобы ничто не ограничивало требования всех людей
о предоставлении им любых благ. Попытки следовать такому
«идеалу» не могли принести с собой ничего, кроме тех бед¬
ствий, которые в XX веке обрушились на страны с режимами,
провозглашавшими коммунизм своим идеалом.
Правда, Ф. Энгельс писал о том, что при коммунизме речь
должна идти об удовлетворении разумных потребностей1481.
Но тогда неизбежно утверждение о том, что разумность долж¬
на определяться не самим человеком, а какой-то особой силой
и много ли в таком случае остается от обещанной при комму¬
низме безгосударственности?
В трудах «основоположников» есть и другие положения,
свидетельствующие об их попытках оторваться от идеализа¬
ции будущего. Одно из них заключается в признании того
факта, что и при социализме и коммунизме будут обществен¬
ные противоречия, которые в отличие от прошлых формаций
не будут носить антагонистического характера1491. При этом
под «антагонистическим характером» подразумевались проти¬
воречия классов. Не умаляя роли классовых противоречий,
мы, однако, полагаем, что на первом месте должны быть про¬
тиворечия между производителями, с одной стороны, и потре¬
бителями, с другой. Независимо от той или иной причастности
к собственности, производитель всегда будет добиваться мак¬
симально высокой оценки принадлежащих ему благ, тогда как
потребитель будет добиваться их покупки по как можно более
низким ценам. Едва ли не главная черта человеческой природы
состоит в том, что человек оценивает себя выше, чем он есть,
и требует компенсации более высокой, чем та, что соответ¬
ствует его вкладу. На этой почве рождается борьба от бытовых
— 46 —
Ортодоксальный марксизм
склок до расизма, клановой вражды и войн, но такого рода
уродства были бы неизмеримо хуже, если бы им не противо¬
стоял гуманизм во всем его многообразии — и прежде всего
в существовании и функционировании рынка и рыночных от¬
ношений. Вопреки преобладающему общественному мнению,
в своей изначальной природе рынок олицетворяет наивысшее
проявление гуманизма.
Смягчая антагонизмы, рынок, однако, не может свести
их на нет. Мы снова приходим к рынку, как одновременно
и к арене, на котором проявляются антагонизмы и всевозмож¬
ные конфликты и как к механизму их смягчения. Мы снова
приходим к Бернштейну: «Движение — все, цель — ничто».
Одно из самых великих благ, принесенных антиоктябрь-
ской революцией восьмидесятых годов, заключается в том, что
постепенно (все быстрее) достоянием общественности ста¬
новятся работы мировых и российских гениев, перлы ума,
затоптанные в прошлом и казавшиеся навсегда зарытыми
в тайники Лубянки и ее филиалов. Среди прочего мы обра¬
щаем особое внимание на опубликованный в приложении
к «Независимой газете» от 30 ноября 1999 г. документ «По¬
литическое завещание Г. В. Плеханова», продиктованный им
Л. Г. Дейчу в апреле 1918 г. за месяц до смерти. В качестве
декларации социал-демократизма этот неизвестный в прошлом
документ настолько важен, что мы не воздержимся от того,
чтобы привести здесь из него многострочные цитаты.
«Сначала, — диктует Г. В. Плеханов, — я, как в свое
время Белинский и Чернышевский, пытался найти конечную
истину. К счастью, быстро понял: ее нет и быть не может.
Истинно то, что служит в данный момент революционному
делу и идет на благо народу».
«Одним из главных следствий материального прогрес¬
са является снижение роли классового аспекта (выделено
мной. — Я.П.) упомянутых категорий (мораль, справедли¬
вость, гуманность, культура, право, которые содержат в себе
— 47 —
Глава 1
два аспекта, обобщенный и классовый) и возрастание обоб¬
щенного, общечеловеческого».
«По своему образованию, по уровню культуры, по миро¬
воззрению рабочий поднимается до уровня интеллигента. В та¬
кой ситуации диктатура пролетариата станет абсурдом. Что
это? Отход от марксизма? Нет и нет! Уверен: при таком пово¬
роте событий сам Маркс, случись это при его жизни, незамед¬
лительно отказался бы от лозунга диктатуры пролетариата».
«По мере качественного изменения производительных
сил сложатся новые классы, новые производственные от¬
ношения, по-новому будет вестись классовая борьба, идеи
гуманизма глубоко проникнут во все слои общества. Обще¬
ство, останется оно даже капиталистическим, по сути, научится
преодолевать кризисы. Гуманные идеи и мощное производство
нейтрализуют процесс пауперизации. В последнее время я ино¬
гда даже думаю, что теория Маркса, рожденная в условиях
европейской цивилизации, вряд ли станет универсальной си¬
стемой взглядов, так как социально-экономическое развитие
мира может пойти по полицентрическому типу. В контексте
сказанного выше не исключено, что некоторые из идей г. Туган-
Барановского окажутся не такими ошибочными, как я полагал.
Но успокою нынешних марксистов — случится это не скоро.
Имя Маркса, сделавшего классовую борьбу осознанной, еще
долго будет начертано на знаменах революционеров».
«Большевизм как крайне левое течение в российской
социал-демократии, зародившееся в 1903 году и значительно
окрепшее в предвоенные годы, является в настоящее время са¬
мой влиятельной политической, идеологической и организаци¬
онной силой. Объективными причинами появления и расцвета
большевизма в России явились малоразвитость российского
пролетариата, многочисленность деклассированных элемен¬
тов, безграмотность и бескультурье россиян. Субъективные
я упомянул ранее. Но большевизм не есть что-то принципи¬
ально новое. Идеи большевизма давно витали в умах рево¬
люционеров. Якобинцы, Бланки, Бакунин и их сторонники,
— 48 —
Ортодоксальный марксизм
многие участники Парижской Коммуны по вопросам тактики
и идеологии были практически большевиками. Как кровавые
революции являются спутниками малоразвитого капитализма,
так и идеи большевизма всегда были и будут спутниками ма¬
лоразвитого пролетариата, нищеты, бескультурья и низкого
сознания трудящихся. О большевиках, их тактике и идео¬
логии написано много, в том числе и мной, поэтому буду
кратким. Большевизм — это особая тактика, особая идео¬
логия, ориентированная на люмпен-пролетариат, это лозунги,
заимствованные у Сен-Симона и анархосицдикалистов, это
марксистская фразеология».
«Действия большевиков красноречиво доказывают, что
горе от ума — не их горе. Их горе есть горе от невежества,
от слепой веры в Ленина, в его “гениальные теоретические
открытия”, которые он декретирует, не считая нужным под¬
креплять хотя бы самыми элементарными доказательствами.
Не имея ни малейшего представления о научном социализме,
они совершают одно преступление за другим, даже не подо¬
зревая, что революционное насилие есть беззаконие.
Например, экспроприация, которую они осуществля¬
ют, — это вопиющий акт беззакония и вандализма, бес¬
контрольный грабеж (пример с частными банками). Такая
экспроприация неизбежно приведет к полному экономическо¬
му хаосу и сформирует большую прослойку людей, которые,
вместо того чтобы работать, будут “драть горло” и, опираясь
на винтовку и революционные лозунги, придут к тому, что
начнут отбирать у крестьянина последнюю курицу.
Не хочу быть вещей Кассандрой, но все же утверждаю,
что эволюция власти большевиков будет следующей: ленин¬
ская диктатура быстро превратится в диктатуру одной партии,
диктатура партии — в диктатуру его лидера, власть которого
будет поддерживаться сначала классовым, а затем тотальным
государственным террором. Большевики не смогут дать народу
ни демократии, ни свободы, потому что, осуществив это, они
тут же потеряют власть. Ленин хорошо понимает это. А раз
— 49 —
Глава 1
так, то у большевиков нет другого пути, кроме пути террора,
обмана, запугивания и принуждения».
«Современный капиталист давно понял, что гораздо вы¬
годнее иметь дело с хорошо накормленным и довольным, чем
голодным и обозленным рабочим. Отчасти поэтому, а отчасти
по другим причинам я не думаю, что капитализм будет погребен
быстро. Мои наблюдения за развитием капитализма в Евро¬
пе, сделанные со дня смерти Маркса и особенно с начала
текущего века, показывают, что капитализм — гибкая обще¬
ственная формация, которая реагирует на социальную борьбу
и это видоизменяется, гуманизируется и движется в сторону
восприятия и адаптации отдельных идей социализма. Если это
так, то могильщик ему не потребуется. В любом случае у него
завидное будущее. Хищнический национальный, хищнический
международный, либеральный с элементами демократии, либе¬
рально-демократический, гуманно-демократический с развитой
системой социальной защиты — вот возможные этапы эволю¬
ции капитализма».
«Я думаю, что диктатура пролетариата в понимании
Маркса не осуществляется никогда — ни сейчас, ни в бу¬
дущем, и вот почему. По мере внедрения новых, высокопроиз¬
водительных сложных машин, основанных на электричестве,
и последующих, достижений науки классовая структура об¬
щества будет меняться не в пользу пролетариата, да и сам
пролетариат станет другим. Численность пролетариата, того
самого, которому нечего терять, станет сокращаться, а на пер¬
вое место по численности и по роли в процессе производства
выйдет интеллигенция. На эту возможность пока никто не ука¬
зал, хотя объективная статистика говорит о том, что с начала
20-го века ряды интеллигенции в относительном отношении
растут быстрее, чем ряды рабочих. До настоящего времени
интеллигенция оставалась лишь “прислужницей” буржуазии,
специфичным слоем общества, который имеет особое истори¬
ческое предназначение. Интеллигенция как наиболее образо¬
ванная страта общества призвана нести в массы просвещение,
— 50 —
Ортодоксальный марксизм
гуманные и прогрессивные идеи. Она — честь, совесть и мозг
нации. Я нисколько не сомневаюсь, что в ближайшем будущем
интеллигенция из “прислужницы” буржуазии трансформиру¬
ется в особый, чрезвычайно влиятельный класс, численность
которого будет стремительно расти и роль которого в процессе
производства будет заключаться в совершенствовании произ¬
водительных сил: разработка новых машин, новых технологий
и формирование высокообразованного рабочего».
«Ленин “развивает” марксизм с непостижимым упор¬
ством в одном направлении — в направлении фальсификации
и с одной целью — с целью подтверждения своих ошибочных
выводов. В марксизме его не устраивает только то, что нужно
ждать, пока созреют объективные условия для социалистичес¬
кой революции. Ленин — псевдо-диалектик. Он убежден, что
капитализм ужесточается и всегда будет развиваться в сторону
усиления его пороков. Но это — огромная ошибка. По мере
развития производительных сил смягчался рабовладельческий
строй, смягчался феодализм, и, стало быть, смягчается капи¬
тализм. Объясняется это классовой борьбой и постепенным
ростом культуры и самосознания всех слоев населения».
«Ленин-теоретик, но для образованного социалиста тру¬
ды его не интересны: они не отмечены ни изяществом слога,
ни отточенной логикой, ни глубокими мыслями, но на малогра¬
мотного человека они неизменно производят сильное впечатле¬
ние простотой изложения, смелостью суждений, уверенностью
в правоте и привлекательностью лозунгов».
«Возможно, что именно Бухарин — в случае смерти Ле¬
нина — станет ведущей фигурой большевистской диктатуры.
Но не исключено и то, что еще при жизни Ленина Бухарин
и другие названные фигуры, как в свое время жирондисты, бу¬
дут сметены большевиками второго эшелона, которые никогда
ни в чем не возражали Ленину».
«Всеми признается, что роль политической надстройки
при социализме должна существенно возрасти, поскольку госу¬
дарство берет на себя дополнительные регулирующие функции:
— 51 —
Глава 1
планирование, контроль, распределение и прочее. В этом смы¬
сле политическая надстройка при социализме, отрицающая ка¬
питалистическую, будет больше похожа на надстройку монар¬
хического феодализма, чем капитализма. А это грозит тем, что
в отсутствие демократии — а ее, как уже отмечалось, при ле¬
нинском социализме не будет, — при низкой культуре и само¬
сознании масс государство может превратиться в феодала бо¬
лее страшного, чем монарх, потому что последний все-таки че¬
ловек, тогда как государство — безликая и бездушная машина.
Убежден: именно таким феодалом окажется ленинское социа¬
листическое государство, особенно в первые десятилетия...».
До чего же точны оказались предвидения великого осно¬
вателя российской социал-демократии!
Продолжаем цитирование. «Придет время, когда исчез¬
нут классы, сотрутся границы, но государство как форма
организации народа... сохранится, более того, роль его будет
постоянно возрастать, что явится следствием нарастания гло¬
бальных проблем: перенаселение Земли, истощение земных
ресурсов, энергетический голод, сохранение лесов и пахот¬
ных земель, загрязнение земли, вод и атмосферы, борьба
с природными катастрофами и т. п.».
«Первый этап (25—30 лет) — ранний социализм. На
этом этапе следует поэтапно конфисковать лишь самые круп¬
ные банки, заводы, фабрики, транспорт, помещичьи и церков¬
ные земли (если к тому времени таковые сохранятся), крупные
торговые предприятия. Экспроприацию проводить на основе
частичного выкупа, пожизненной ренты, пенсии или права
на определенный дивиденд. Средние и мелкие заводы, фабри¬
ки, банки, торговлю и сферу обслуживания оставить в частных
руках. На основе конфискованных банков создается наци¬
ональный банк, который должен контролировать движение
финансов и деятельность частных банков. На основе кон¬
фискованных предприятий создается государственный сектор,
цель которого — учиться хозяйствовать, торговать и обеспе¬
чивать социальную справедливость. Чтобы повысить заинте¬
— 52 —
Ортодоксальный марксизм
ресованность рабочих, государственные предприятия частично
акционируются среди них, причем акции, не подлежащие пе¬
репродаже, должны давать рабочему право на получение диви¬
денда, но не право совладения. Часть конфискованных земель
в зависимости от местный условий передается на справедли¬
вой основе крестьянам, а на оставшейся части организуются
крупные государственные показательные хозяйства.
Налоги на доходы должны быть прогрессивными, но они
не должны душить предпринимателя. Доходы, используемые
на расширение производства, на строительство дорог и другие
общественные цели, налогом не обкладываются. Само собой
разумеется, на этом этапе следует всячески приветствовать
прилив иностранного капитала, но жестко контролировать его
вывоз. Расширять экспорт и контролировать импорт. Тамо¬
женная политика должна стимулировать российского произво¬
дителя и способствовать повышению качества отечественных
товаров.
Цель первого этапа — повышение производительности
труда и уровня жизни россиян. На этом этапе следует исходить
из признания трех сил — государство, предприниматель, ра¬
бочий. Первый этап можно будет считать законченным, когда
производительность труда в государственном секторе сравня¬
ется с производительностью труда лучших частных заводов,
а уровень жизни россиян достигнет уровня жизни в западных
странах.
На втором этапе (25—30 лет) — этапе зрелого социа¬
лизма — экспроприируются средние банки, заводы и фабрики,
оптовая торговля, опять же на справедливой основе. Напри¬
мер, владелец банка становится его управляющим, владелец
завода — его директором и т. д. Частичный выкуп, пожиз¬
ненная рента или пенсия также не исключаются. Сельское
хозяйство, розничная торговля и сфера обслуживания пе¬
реводятся на коллективную основу. Государственный сектор
получает дальнейшее развитие. На этом этапе по-прежнему
приветствуется ввоз капитала, контроль за его вывозом осла¬
— 53 —
Глава 1
бевает. Второй этап закончится, когда производительность
труда на государственных предприятиях превысит производи¬
тельность труда лучших заводов западных стран, а уровень
жизни россиян превысит уровень жизни граждан капитали¬
стических государств. Цель этого этапа — сделать социализм
привлекательным для всех народов. На этом этапе мирные
социалистические революции могут победить в наиболее раз¬
витых странах.
На третьем этапе (50—100 лет) конфискуются остатки
частной собственности, социалистический способ производства
становится господствующим. Полностью исчезает эксплуата¬
ция, стираются различия между физическим и умственным тру¬
дом, между городом и деревней, постепенно исчезают классы.
На этом этапе приветствуется вывоз капитала, приобретение
ценных бумаг других государств, происходит экономическое
сближение с другими странами с взаимным проникновением
капиталов, материальное поощрение заменяется моральным.
Цель этого этапа — выравнивание жизненного уровня гра>кдан
всех стран, создание производительных сил, достаточных для
провозглашения коммунизма, который, разумеется, не может
быть последней фазой экономического развития (выделено
мной. — Я.П.). Больше того, коммунизм не будет свободным
от социальных противоречий. Думать по-другому — значит
отказаться от гегелевской диалектики, этой вечной смерти или
вечного возрождения. Противоречия при коммунизме, лишен¬
ные классовой и материальной основ, будут следствием эти¬
ческих, моральных и мировоззренческих противоречий между
личностью и обществом.
Я кратко изложил свои представления об этапах со¬
циалистических преобразований, разумеется, не претендуя
на окончательную истину. Как бы ни был гениален чело¬
век, как бы ни владел диалектикой, он все же может оши¬
биться в своих прогнозах. Будущие открытия науки могут
перевернуть все современные представления. Но все это —
проблемы завтрашнего дня, а сейчас с достоверностью можно
— 54 —
Ортодоксальный марксизм
сказать следующее: России нужны консолидация политических
сил, многоукладное™ во всех сферах производства, частная
инициатива, капиталистическая предприимчивость, конкурен¬
ция, без которой не будет качества и технического прогресса,
справедливая политическая надстройка, демократизация и гу¬
манизация. Россия — не только многонациональная страна,
но и страна многих религий, что таит в себе опасность как меж¬
национальных, так и религиозных конфликтов. Избежать их
можно только продуманными административными реформами,
повышением жизненного уровня, равноправием в экономичес¬
ких политических и социальных правах, свободой вероиспове¬
дания, взаимным уважением национальных традиций, культур
и языков. Я всегда был противником религии, но никогда
не отвергал ее значения. Религия как система представле¬
ний, настроений и действий содержит в себе два элемента.
Первый — философский — элемент миропонимания с ростом
производительных сил и развитием науки постепенно отмирает.
Второй элемент — общественно-нравственный — просуще¬
ствует долгие годы, и бороться с ним не следует. Любая рели¬
гия проходит в своем развитии приблизительно одни и те же
этапы. Как христианство прошло через годы мракобесия, так
и ислам, являющийся мировой, но более молодой религией,
может пройти через что-то подобное. Первыми симптомами
этого являются идеи пантюркизма и геноцид армянского наро¬
да... Нужно пропагандировать не атеизм, а взаимное уважение
религий то, что их сближает».
Мы не привели здесь и половины цитированного до¬
кумента, но приведенного достаточно, чтобы увидеть: через
синтез истинного гения и социал-демократической идеологии
Г. В. Плеханов менее чем через полгода после Октября, нахо¬
дясь на смертном одре, сумел распознать лживость и фальшь
Ленина и ленинизма и провидеть то, что стало губительной
действительностью советского народа на протяжении последу¬
ющих семи десятилетий.
— 55 —
Глава 1
Несмотря на то, что Плеханов не вполне чужд ненаучному
толкованию коммунизма как конечной цели, главное у него
иное — признание высоты и величия того, что уже достигнуто
человечеством, и прогресс совершается не через слом ранее
достигнутого, а через разумное реформирование на основе
демократии с признанием непрерывности развития.
Как бы то ни было, в СССР трактовка конечной цели
не как идеала, указывающего путь развития, а как некой реаль¬
ности («СССР — страна победившего социализма», «нынеш¬
нее поколение советских людей будет жить при коммунизме»)
стала исходной позицией для всех направлений общественной
науки — для экономической науки в особенности и в первую
очередь. Гегелевская наука диалектики с ее тремя основными
законами (единство и борьба противоположностей, переход
количества в качество, отрицание отрицания) обретает плоть
и спускается на землю лишь в органической связи с кантиан¬
ским диалектическим агностицизмом — при том, что последний
не только признает непрерывность развития, но и оказывает¬
ся способен в прошлом, настоящем и будущем видеть корни
и вехи переходов на новые ступени и также — что особенно
важно — видеть ту особую роль, которую в агностицизме игра¬
ет оптимум — категория, показывающая, что реальность —
это не идеал, а максимально возможное приближение к нему.
И философы, и, особенно, экономисты, всегда ищут решения,
которые могли бы устранить отрицательную случайность —
с ясным пониманием того, что полное устранение было бы
убийством всего общественного устройства и, что речь мо¬
жет идти только о непрерывном приближении к такого рода
совершенству.
В философском плане из сказанного вытекает убежден¬
ность в том, что как пишет А. Уайтхед, «требуется доктрина,
способная совместить свободу и принуждение в обществе. Чи¬
сто абстрактное требование свободы есть следствие поверх¬
ностной философии столь же пагубное, как и противоположное
ему упование на абстрактное подчинение установленным стан¬
— 56 —
Ортодоксальный марксизм
дартам. Скорее всего не может быть единого решения этой
проблемы, пригодного ко всем обстоятельствам человечес¬
ких обществ, когда-либо бывших или будущих. Мы должны
ограничиться тем, как до сих пор эта проблема разрешалась
западной цивилизацией, европейской и американской»1501.
В философском плане данная проблема связана с кате¬
горией ценности как предметом особой науки — аксиологии;
науки, рассматривающей ценности, какими они предстают
во всей истории и в природе.
В политико-экономическом плане институтом, призван¬
ным решать данную проблему, является сочетание демократии
и рынка — институтов, которые и сами не являются непо¬
движными и складываются в ходе непрерывной социально-
политической борьбы, и в плане поставленного выше вопроса
занимают совершенно особое место. Здесь самым сложным
и самым трудным является вопрос о мере ценности, вопрос,
который, как мы уже писали выше, не может решаться без
обращения к рынку как к механизму, в котором такая соразмер¬
ность и соизмерение разных благ одновременно и формируется
и функционирует. В этом плане и по своей роли, и по своей
структуре и технологии рынок представляет собой ключевой
механизм воспроизводственного процесса.
Нелишне в этой связи снова напомнить о том, что данное
утверждение выглядит как прямым образом противостоящее
концепции марксизма, согласно которой в агрегате экономики
главная роль принадлежит производственному процессу, про¬
цессу созидания вещественных благ. В руководящих кругах
КПСС этой концепции придавалось столь большое значение,
что понятие «рыночный социализм» всегда рассматривалось
как одно из самых крамольных, а перспектива, как мы уже от¬
метили выше, виделась исключительно в «безрыночном социа¬
лизме». Глубокая методологическая ошибка здесь заключалась
в том, что подход с позиций политической экономии сливался
с подходом исторического материализма, для которого стерж¬
невыми являются прогресс в сфере производства и характер
— 57 —
Глава 1
собственности. Как и во многих других аспектах марксистской
методологии, выводы здесь ставятся впереди анализа.
Пагубная односторонность такого подхода, раскрываемая
политической экономией социал-демократизма, проявляется
в полном игнорировании того факта, что природа собствен¬
ности так же противоречива, как и природа рынка. С точки
зрения абстрактной теории всеобщее огосударствление не мо¬
жет быть препятствием для конкуренции1511. Но, во-первых,
для того, чтобы государственная собственность сочеталась
с рыночной конкуренцией, должна быть свобода рыночных
отношений. Отметим, что такое сочетание преобладания го¬
сударственной собственности и политического тоталитаризма
со сравнительной свободой рынка имело место в СССР в годы
НЭП’а и существует в современном Китае.
Мы еще не раз будем возвращаться к этому вопро¬
су, но уже на данном этапе отметим, что общее положение
о взаимодействии производства, рынка и собственности са¬
мо по себе не может дать ответа на необходимый вопрос
о том, что более эффективно-государственная собственность
или частная (или смешанная в тех или иных разновидностях).
Теория носит здесь практологический характер в том смы¬
сле, что она, не отрицая важность априорных определений
ценности и цены, — подводит к пониманию того, что такие
определения возможны только в рамках рыночных отноше¬
ний, и, раскрывая закономерности таких отношений, не только
не абсолютизирует эти закономерности, но, напротив, фик¬
сирует существование множества факторов, отклоняющих ре¬
альное положение дел от эффективности, какой она выглядит
в теории, и отнюдь не уходит от таких отклонений. Но при
этом в отличие от марксизма научная теория оставляет по¬
следнее слово за самим рынком, за рыночной оценкой затрат
и результатов; за рынком, который в условиях политической
демократии выступает как ориентир в формировании разных
форм собственности, т. е. стоит не позади, а впереди частной
собственности; не позади, а впереди государства.
— 58 —
Ортодоксальный марксизм
Как мы констатировали выше, и как будет доказываться
в последующем, диалектическая противоречивость рыночных
отношений заключается, с одной стороны, в их жизненной
необходимости, с другой — в том, что они заключают в себе
пороки, без противостояния которым не могут проявляться
сильные стороны рынка. То же самое относится и к частной
собственности. Здесь противоречивость проявляется в том,
что, с одной стороны, конкуренция приносит с собой концен¬
трацию собственности в руках лиц, способных использовать
средства производства с наибольшей эффективностью; с дру¬
гой — в результате той же конкуренции неизбежен процесс
«засорения» собственности, перехода ее больших или мень¬
ших частей в руки паразитарных слоев общества; в руки тех,
кто использует собственность таким образом, что экономике
и трудящимся как ее субъектам причиняется глубокий ущерб.
Самый большой урок практики «победившего социализ¬
ма» заключается в том, что, с одной стороны, положитель¬
ные стороны частной собственности намного перевешивают
ее отрицательные стороны. С другой стороны, эффективное
функционирование частной собственности невозможно без та¬
ких методов управления, которые более или менее значительно
(а иногда и резко) ограничивают права частных лиц по управле¬
нию принадлежащей им собственностью. Непрерывный поиск
оптимального сочетания того и другого-частной собственности
и мер по ее ограничению и по контролю над ней — и составля¬
ет основное назначение политической экономии и родственных
ей наук — философии и социологии, политологии и компара¬
тивизма. В практическом же плане речь идет о постепенном
складывании смешанного, разноукладного хозяйства — неиз¬
меримо более эффективного по сравнению с тем, в котором
рынок и частная собственность отсутствуют, и намного, каче¬
ственно более эффективного по сравнению с капитализмом,
каким он был до второй половины XX века.
Отнюдь не отрицая разделенности общества на классы
и классовой борьбы, современная общественная наука ри¬
— 59 —
Глава 1
сует начавшуюся после первобытнообщинного строя историю
не как историю борьбы классов, а как историю развития рыноч¬
ных отношений; развития, совершавшегося в ходе постоянной
острейшей социально-политической борьбы и олицетворявше¬
го развитие социалистического начала.
Другими словами, хотя понятие «социализм» было введе¬
но в науку лишь в 1834 г. (ее автор — французский социалист-
утопист Пьер Анри Леру) борьба за социализм началась не то¬
гда, когда на арену общественной жизни вышли организации,
именовавшие себя социалистическими, а с тех отдаленных
времен, когда в процессе разложения первобытнообщинного
строя человечество начало выходить на путь рыночных отно¬
шений. Отдавая себе отчет в принципиальной важности такого
тезиса, мы утверждаем, что история общества — это не исто¬
рия борьбы классов, как это следует из «Коммунистического
манифеста», а прежде всего история развития рыночных от¬
ношений в их противостоянии первобытнообщинному строю,
рабовладению и феодализму, а также всем последующим ва¬
риантам монополии — капиталистической и тоталитарной.
Итак, одна из важнейших теоретических сторон демокра¬
тического социализма состоит в отказе от категории конечной
цели в коммунистической трактовке; в осознании того, что
коммунизм смертельным образом противостоит социализму.
Признавая ведущей силой прогресса социал-демократию, ми¬
ровой демократический социализм не становится на позиции
непримиримости по отношению к другим направлениям обще¬
ственной мысли — в том числе и к тем, которые, отрицая свою
причастность к идее социализма, выходят на социалистичес¬
кий путь через поддержку конкурентной рыночной экономики
и политической демократии.
Как такого рода коренные черты демократического со¬
циализма проявляются в экономической науке, в ее истории
и в ее современных чертах? Критическому анализу этих вопро¬
сов посвящаются следующие главы.
— 60 —
Глава 2
Научный социализм
вне марксистской ортодоксии.
От «первой классической
ситуации» до маржинализма
и «неоклассического синтеза»
С тех пор, как экономическая теория стала единственной
из гуманитарных наук, отмечаемых премиями Нобеля, во мно¬
гих публикациях распространилась трактовка ее как «царицы
общественных наук». Высокая содержательность проявляется
здесь прежде всего в том, что экономическая мысль выступает
в виде очень большого комплекса наук и научных специально¬
стей. Сама система экономических наук и учебных дисциплин
превратилась в предмет научных дискуссий. В ходе одной
из таких дискуссий, проводившейся в 1985 г. на страницах
журнала «Вопросы экономики», были представлены класси¬
фикации, согласно которым число дисциплин экономической
науки разнилось от 40 до 601521.
Особая роль экономической науки проявляется и в сле¬
дующем ее своеобразии: ни в коем случае не отдаляясь от всего
того, что достигнуто теорией за прошлые времена (трактовка
рыночного фактора как ведущего начала экономики, мар¬
жинализм), современная экономическая наука одновременно
вторгается в сферу прагматической экономики. Подробней эта
сторона освещается в следующей главе. Здесь же мы лишь
отметим, что в организационном плане это находит свое выра-
Глава 2
жение в том, что ученые-экономисты с широким диапазоном
знаний, авторы трудов по абстрактной теории оказываются
близко причастны не только к деятельности государственных
органов (таких, как Генеральный комиссариат по планирова¬
нию во Франции, Управление экономического планирования
в Японии; министерства финансов; руководство центральных
банков и т.д.), но и в том, что руководящие органы крупных
корпораций и межкорпоративных организаций также начали
широко прибегать к услугам ученых. Иначе говоря, проис¬
ходит сближение науки с коммерцией, маркетингом. Другая
сторона заключается в том, что сами категории экономиче¬
ской науки, будучи неотрывно связаны с ее теоретическими
аспектами, одновременно обращаются к практической стороне
и становятся одним из компонентов политической жизни. В то
время как процесс возникновения новых экономических наук
и увеличения сфер их применения не прекращается, происхо¬
дит стыковка, многообразное сочленение разных подотраслей
экономической науки. При том, что роль одних наук быстро
возрастает (маржинализм, институционализм), другие (напри¬
мер, теория недопотребления) теряют свой изначальный вес.
Как уже было отмечено, со снятием табу на немарк¬
систские работы стало очевидно, что истинная экономическая
теория воплощена прежде всего не в марксистских трудах,
а в других публикациях1531. Как в них ориентироваться? Как
отделить то, что представляет собой действительные вехи
в развитии мировой науки от всего проходного и преходящего?
И где в этом случае обретает свое место марксизм?
Прогресс науки невозможен без свободной полемики,
а действительная наука отличается от мнимой тем, что ее раз¬
ные направления выступают не как взаимоисключающие, а как
взаимодополняющие. На основе изложенных выше принципов
диалектического релятивизма перед экономической наукой все¬
гда, в прошлом, настоящем и будущем стояли и продолжают
стоять вопросы о том, как складывается эталон, служащий
мерой затрат и результатов, что требуется для того, чтобы
в каждый данный момент повышать его соответствие своему
— 62 —
Научный социализм вне марксистской ортодоксии
назначению и какими, следовательно, должны быть альтерна¬
тивные институты, смягчающие анархию, повышающие опти¬
мизацию во всем — в рыночных отношениях, в собственности,
во владении и в управлении.
После краха в странах «Социалистического Содруже¬
ства» марксистского утопического социализма, все очевиднее
становится необходимость различать названные выше добрые
пожелания и реальные пути их воплощения в жизнь. Науч¬
ные ответы на перечисленные и связанные с ними вопросы,
составляя предмет политической экономии как науки, должны
концентрироваться вокруг трех главных факторов: товарно-
денежные отношения, собственность и общественный (пре¬
жде всего государственный) контроль — с ясным пониманием
того, что стержневым фактором, определяющим социалисти¬
ческую направленность всего комплекса, является первый —
товарно-денежные отношения.
Выше мы уже касались этого вопроса. Здесь мы воз¬
вращаемся к нему в иной плоскости — в плане показа
того, что история науки представляет собой неотъемлемую
часть самой науки; что основные вехи развития экономической
науки — не «буржуазная апологетика», а прямо противо¬
положное — развитие социалистического принципа. Далее
мы, не прибегая к ранжированию выдающихся представителей
экономической мысли прошлого, но с убежденностью в том,
что ее самый большой успех заключался в создании теории
предельной полезности, даем краткие, фрагментарные харак¬
теристики предшественников данного успеха, главным образом
в виде обозначения того, что нового было внесено тем или
иным из корифеев и в чем заключалась их меньшая зрелость
по сравнению с последующими. Кроме того, исходя из темы
данной работы, мы стараемся неотступно стремиться дать от¬
вет на сформулированный выше вопрос: как произошло то,
что Маркс, великий основатель социал-демократизма, и его
ортодоксальные последователи оказались оттеснены на обочи¬
ну мировой экономической теории? В рамках данной работы
— 63 —
Глава 2
ориентиры для ответа на поставленный вопрос выстраиваются
в следующем виде.
В истории экономической мысли со времен Возрождения
ее начало обычно и обоснованно относится к меркантилизму,
который в своем самом раннем (так называемом денежном
или монетарном) варианте относится к XV веку, а в более
позднем (торговом) варианте — к XVI—XVII векам. В пер¬
вом случае меркантилизм выступает в ваде защиты такого
протекционизма, который приносил бы в страну как можно
больше денег, воплощавшихся в то время в драгоценных ме¬
таллах; во втором случае речь шла об активном торговом
балансе, который приносил бы данной стране рост богатства
на основе внешней торговли. С точки зрения современного
состояния экономической науки может показаться, что речь
вдет о действиях чисто прагматического характера. Но в дей¬
ствительности в меркантилизме нетрудно установить многое,
что явилось зародышем последующего развития экономичес¬
кой теории. Во-первых, речь идет о том, что соответствующий
анализ под нимался над уровнем практической коммерции и вы¬
ступал как первый шаг к будущей макроэкономике. Во-вто¬
рых, меркантилизм был обращен против натурального хозяй¬
ства, воплощавшегося в феодальных имениях, и дворянства;
в поддержку ремесла и мануфактуры, явившихся предше¬
ственниками промышленной революции. Меркантилизм был
как бы духовным воплощением торговой революции, явившей¬
ся предшественницей и началом революции промышленной.
В-третьих, речь шла о формировании и активизации государ¬
ственной экономической политики, и не случайно, что один
из выдающихся представителей меркантилизма А. Монкретьен
(1575—1621 гг.) опубликовал произведение «Трактат полити¬
ческой экономии», выступив в качестве автора этого термина,
получившего впоследствии всеобщее распространение.
И, наконец, пожалуй, самое важное заключается в сле¬
дующем. Теория и практика меркантилизма как науки открыла
путь к пониманию того, что теоретический анализ торговли
— 64 —
Научный социализм вне марксистской ортодоксии
опровергает представление о ней как о разновидности парази¬
тизма; что торговля — это не просто обмен, а такой обмен,
который необходим для превращения ресурсов в предметы по¬
требления и который увеличивает их ценность в результате
совершения акта купли-продажи; что, следовательно, в ре¬
зультате рыночных операций сумма слагаемых превышает их
арифметическую сумму, образованную путем сложения ценно¬
стей до их товарного обмена. Это означает, что абстрактная
полезность различна для разных участников процесса обмена,
и здесь присутствует зародыш теории предельной полезности.
Как вполне справедливо отмечают в своей высокосодержатель¬
ной работе российские экономисты С. Брагинский и Г. Явлин¬
ский, «...люди, работающие в сфере управления, отдают себе
отчет в том, что оперирование тем или иным продуктом на рын¬
ке почти столь же продуктивно, как его производство — идея,
которая была абсолютно чужда советскому государственному
предпринимательству»I54L Данное положение играет огромную
роль в современной экономической науке, а его начало не¬
трудно обнаружить в меркантилизме1551. Значение этого начала
особенно велико с учетом того, что и у Маркса, и в ортодок¬
сальном марксизме все рыночные операции выступают как
разновидности паразитизма. Вполне типичны в этом плане
следующие слова Маркса: «Первое теоретическое освеще¬
ние современного способа производства — меркантилистская
система по необходимости исходила из поверхности явлений
процесса обращения в том виде, как оно обособилось в дви¬
жении торгового капитала и потому оно охватывало только
внешнюю видимость явлений... Подлинная наука современ¬
ной политической экономии начинается лишь с того момента,
когда теоретическое исследование переходит от процесса обра¬
щения к процессу производства»1561. В сущности, отмеченный
в предыдущей главе сталинский курс на переход от торго¬
вли к продуктообмену был продолжением все той же глубоко
антинаучной версии.
3 Зак. 186
— 65 —
Глава 2
В связи с такого рода суждениями заметим следующее:
нельзя, конечно, фетишизировать меркантилизм и не видеть
его денежно-рыночной односторонности. Но еще хуже клей¬
мить меркантилизм как поверхностное течение, запредельное
по отношению к воспроизводственному процессу.
В том же XVIII веке, почти одновременно с поздним
меркантилизмом, возникло другое течение экономической мы¬
сли — физиократизм. Если в меркантилизме односторонность
проявлялись в фетишизации товарного обмена, то физиокра¬
тизм носил прямо противоположный характер: здесь в качестве
единственного создателя ценности выступала земля как ресурс,
приносивший умножение различных плодов, затрачивавшихся
на производство. Если впоследствии в марксизме непроизво¬
дительным признавался только труд в сфере обращения, то
для физиократов бесплодной была и промышленность, трак¬
товавшаяся как такая сфера, в которой не создается «чистый
продукт». Иными словами все сферы труда, кроме сельскохо¬
зяйственного, трактовались как пригодные лишь к созданию
дохода, не выходившего за рамки некоего особого вида рен¬
ты — излишка над той стоимостью, которая возникала только
в сельском хозяйстве — согласно физиократизму, единствен¬
ной сфере, где создавались доходы самих производителей.
С точки зрения современной экономической науки такая
односторонность не может быть оправдана. Но еще менее
оправдано было бы не видеть таких плодотворных для по¬
следующего развития сторон физиократизма, как, во-первых,
выдвижение на первое место производственного процесса;
во-вторых, введение в науку категории экономической ро¬
ли полезностей естественных ресурсов — категории, которая
оказалась на задворках марксизма, но была воскрешена и по-
новому, в высшей степени плодотворно интерпретирована мар-
жинализмом и на последующих этапах развития экономической
науки.
Кроме того, обращаясь к физиократизму, ни в коем слу¬
чае нельзя пройти мимо «экономической таблицы» француза
— 66 —
Научный социализм вне марксистской ортодоксии
Кенэ (1694—1774 гг.). Здесь экономика выступает в виде
кругооборота между тремя составляющими — валового про¬
дукта сельского хозяйства, составляющего изначально соб¬
ственность крестьянства; доходов ремесленников и доходов
земельных собственников — по Кенэ, классов бесплодных,
но получающих свою рентную долю из доходов крестьян.
С точки зрения современных теорий затрат — выпуска
и линейного программирования — теорий, в которых осуще¬
ствляется анализ взаимодействия многих сотен отраслей в их
ценностном и технологическом аспектах, экономическая табли¬
ца Кенэ с ее чисто стоимостным исчислением распределения
ценностей, создаваемых одним классом (земледельцами), среди
трех классов (между земледельцами, землевладельцами и ре¬
месленниками) выглядит крайне упрощенной. Но ее великая
роль, побуждающая многих ученых трактовать «экономичес¬
кую таблицу» как гениальную, состоит в том, что в истории
мировой экономической науки Кенэ выделяется как родо¬
начальник теории кругооборота общественного продукта —
теории, занимающей одно из главных мест в современной
макроэкономике.
Среди экономистов XVII в. особняком стоит Уильям Пет¬
ти (1623—1687 гг.). Одни исследователи относят его к меркан¬
тилистам, другие к физиократам, третьи — к прямым предше¬
ственникам теории трудовой стоимости. Различия в толковании
отражают тот факт, что в отличие от классиков меркантилизма
или физиократизма Петти видел неосновательность подхода,
при котором абсолютное предпочтение отдается лишь одно¬
му из многих взаимодействующих факторов экономического
процесса. Именно в многофакторности заключается его роль
в качестве прародителя неоклассического синтеза — напра¬
вления, сложившегося два века спустя. Особенно важными
нам представляются следующие три момента. Во-первых, то,
что, говоря о труде, Петти обращает внимание не только
на часы труда, но и на квалификацию работника, на его ис¬
кусство, на различия в применяемых средствах производства.
з*
— 67 —
Глава 2
В этом плане социалистическое начало представлено в тру¬
дах Петти больше, чем у Маркса. Во-вторых, различение им
«политических» (рыночных) и естественных (т. е. трудовых)
цен. И, в-третьих, та особая роль, которую он отводил ко¬
личеству денег как фактору экономической стабильности. Мы
полагаем, что в этом последнем пункте В. Петти выступает как
предшественник монетаризма и неоклассического синтеза —
учения, занимающего очень большую роль в экономической
теории нашего века. Но, отдавая определение цены в руки
рынка и денег в виде драгоценных металлов, Петти не дошел
(и не мог дойти) до того, до чего экономическая наука дошла
лишь два с лишним века спустя — до признания полезности
как ведущего рыночного фактора и предельной полезности как
ее измерителя.
В большинстве трудов по истории экономической мысли
в качестве родоначальника классической школы политичес¬
кой экономии выступает Адам Смит (1723—1790 гг.). С точки
зрения Маркса и марксизма самая большая заслуга Смита
состоит в том, что он поставил стоимость (cost) как затраты
труда впереди ценности как его, труда, результатов (value).
Между тем, обозревая весь ход развития мировой экономиче¬
ской науки, нельзя не видеть, что через маржинализм наука
в конце концов пришла к тому, что, нисколько не умаляя роль
труда (и, соответственно, великих заслуга Смита), труд должен
оцениваться не по его затратам, а по создаваемой им (или с его
помощью) ценности; что, следовательно, полезность должна
быть впереди стоимости.
Подчеркивая решающую роль свободного рынка, свобод¬
ной конкуренции, А. Смит неоднократно обращает внимание
также и на существование таких сфер, где необходимо внеры¬
ночное регулирование. Касаясь этого вопроса, мы не можем
не отметить еще раз, что после меркантилистов все те, кого
мировая экономическая наука вразрез с марксизмом рассма¬
тривала как своих классиков, вполне закономерно стояли
на позициях политической демократии и конкурентного рынка
— 68 —
Научный социализм вне марксистской ортодоксии
как необходимых условий прогресса. В данном аспекте и Смит,
и его предшественники могут и должны рассматриваться как
родоначальники девиза, рожденного в германской социал-де¬
мократии и вошедшего в экономическую науку и практику
после второй мировой войны: «Конкуренция везде, где воз¬
можно, регулирование везде, где необходимо». Непреходящей
заслугой Смита является фиксирование им той особой роли,
которую влечет растущее разделение труда в качестве фак¬
тора, приносящего одновременно и рост производительности,
и прогресс рыночных отношений.
Вполне очевидно, что любая концепция, признающая
затраты труда в качестве главного фактора, определяющего
ценность благ, не может не поднимать вопрос о том, где
и каковы те элементы рыночного механизма, которые изме¬
ряют такого рода ценность. Даже если, как это имеет место
в концепциях Петти и Смита, присутствует различие между
естественной и рыночной ценами, нельзя уйти от вопроса о том,
как образуются различия между первыми и вторыми и каковы
возможности приближения вторых к первым. В конце концов,
это и есть вопрос о равновесии и неравновесии, который впо¬
следствии занял в экономической науке одно из центральных
мест и будет продолжать занимать это место всегда. Равнове¬
сие как раз и представляет собой тот идеал, который помогает
идти по пути прогресса, но достижение которого означало бы
«конец света».
Видимый и ощутимый шаг в асимптотическом прибли¬
жении в такому идеалу был совершен лишь маржинализмом,
теорией предельной полезности. Что касается А. Смита, для
него (как и для Маркса) мерой затрат оставались часы тру¬
да, тогда как экономическая наука, сознавая неразрешимость
данной проблемы, не может не выдвигать на первое место
иное — нахождение коэффициента, фиксирующего его разную
для каждого часа труда разных людей искусность. Последняя
проявляется не только в разделении труда, но и в рамках
производства данного вида блага, будь-то услуги курьера или
— 69 —
Глава 2
производство того или иного аппарата для операций в обла¬
сти нейрохирургии и сами такого рода операции. Или иначе:
категория «невидимой руки рынка», занимающая в концеп¬
ции Смита одно из центральных мест, должна быть дополнена
категорией четвертого измерения, невидимости того объекта,
которого ищет невидимая рука рынка, т. е. категорией ценно¬
сти как синтеза затрат и результатов каждого трудоспособного
человека — при том, что поиск осуществляется при помо¬
щи механизма «нащупывания» (tatonnement) — категории,
вошедшей в экономическую науку уже после Смита.
Оставаясь в рамках анализа разделения труда без обра¬
щения к его искусности, невозможно продвинуться в разреше¬
нии вопроса о соотношении затрат и результатов. Из вышес¬
казанного следует, что при всем величии вклада, внесенного
Смитом в экономическую науку в качестве одного из основа¬
телей трудовой теории стоимости, он недалеко уходит от за¬
тратной концепции, которая впоследствии в ее марксистской
интерпретации и в науке, и в практике советского коммунизма
сыграла крайне отрицательную роль.
Основной труд А. Смита сравнительно быстро приобрел
широкую известность (и притом не только в Англии; на¬
помним иронические строки Пушкина об Онегине: «Бранил
Гомера, Феокрита, зато читал Адама Смита и был глубокий
эконом...») и содействовал приходу в экономическую науку
новых умов, среди которых самым известным был Давид Ри¬
кардо (1772—1823 гг.), вполне обоснованно рассматриваемый
в истории экономической мысли как наиболее выдающийся
представитель трудовой теории стоимости и как завершитель
начального этапа первой классической ситуации.
По сравнению с трудами его предшественников основной
труд Рикардо («Начала политической экономии и налогового
обложения») отличается в методологическом плане важными
особенностями. Громадный опыт Рикардо в качестве коммер¬
санта и землевладельца в сочетании с блестящим аналитичес¬
ким умом проявился в том, что в его трудах приближенность
— 70 —
Научный социализм вне марксистской ортодоксии
к прагматизму, к конкретным сторонам экономической дей¬
ствительности выступает так, что шире раскрывает двери для
проникновения в те сферы абстрактной теории, которая у его
предшественников была за пределами анализа или находились
на заднем плане. В этом же аспекте для Рикардо характер¬
но весьма искусное сочетание принципов одномоментности
и асинхронности, т. е. анализа в планах статики и динамики.
Круг предметов, рассматриваемых Рикардо в его основ¬
ном труде и других работах, весьма широк и касается проблем
собственности, рынка, цены, стоимости, прибыли и ренты.
При этом сама категория собственности и рыночных отноше¬
ний принимается за данное, не подлежащее устранению, что
и побуждало Маркса и всех его последователей неизменно ха¬
рактеризовать Рикардо как буржуазного экономиста — чему
не мешали и критические суждения Рикардо в адрес капита¬
лизма, в частности, признание того, что противоречия между
владельцами капитала и лицами наемного труда носят антаго¬
нистический характер; утверждение о том, что «прибыль есть
часть неоплаченного труда рабочего».
Впрочем, имея в виду всю предыдущую историю эко¬
номической мысли, констатацию Рикардо факта эксплуатации
вряд ли можно отнести к научным открытиям. Намного важней
то, что, обращаясь к категории цен, Рикардо трактует спрос-
предложение как фактор, определяющий цены на короткий
период, а в качестве фактора, определяющего цены на дол¬
гий период, рассматривает издержки производства, которые
напрямую связываются с прогрессом техники. Это значит,
что в каждый данный момент действует инерция вчерашнего
спроса-предложения и вчерашней техники, но первая преодо¬
левается скорей и легче, чем вторая.
Эта концепция тесно переплетается с анализом ренты,
занимающим в работе Рикардо большое место. Специальному
рассмотрению этой проблемы посвящается часть следующей
главы. Здесь же мы обращаем внимание лишь на то, что
на основе рикардианского анализа рента выступает, с одной
— 71 —
Глава 2
стороны, как порождение собственности, с другой — как доход
нетрудовой, но не носящий эксплуататорского характера. Вто¬
рая особенность, подразумевающая различение естественной
и рыночной цены, заключается в том, что категория рен¬
ты привязывается не только к собственности на естественные
ресурсы (прежде всего на землю и рудники — дифференциаль¬
ная рента), но и на категорию редкости в ее самом широком
смысле, включая и редкость человеческого гения, «Рикар¬
дианский подход влияния на цену ограниченности ресурсов,
редкости благ, — пишет С. А. Бартенев, — использовался
для анализа экономических отношений в более широком пла¬
не. Экономисты стали рассматривать теорию ренты Рикардо
как частный случай и трансформировали ее в общую теорию
цен. Понятие ренты начинает применяться ко всем случаям,
когда возникает дополнительный доход, связанный с наличи¬
ем редких или невосполнимых факторов, со специфическим
(исключительно выгодным) положением производителей или
продавцов, владением ценными бумагами, обладанием уни¬
кальным оборудованием»157-581.
Повторяем: речь вдет об особом разрезе социальных от¬
ношений — о такой частной собственности, которая приносит
доход неэксплуататорского характера. Как быть с таким до¬
ходом? Оставлять ли его в том виде, в каком он сложился
за все прошлые времена или уничтожить его частный характер
путем национализации или ограничивать при помощи налогов?
Ответы на эти вопросы рождаются прежде всего и главным
образом в ходе политической борьбы, протекавшей в одних
случаях с обращением к теории, в других без нее.
В упоминавшейся выше работе В. Н. Костюка отмечает¬
ся, что «Рикардо был заворожен стремлением найти постоян¬
ную меру ценности»1591. Такое утверждение нуждается в уточ¬
нении. «Завороженность» стремлением найти «четвертую меру
блага» — постоянную меру ценности присуща не только Ри¬
кардо, но и всей экономической науке — с ее первых шагов
до сегодняшнего дня и до сколь угодно отдаленного будущего.
— 72 —
Научный социализм вне марксистской ортодоксии
Поиски эталона для решения проблем соразмерности можно
было бы уподобить стремлению Архимеда найти точку опоры,
с помощью которой он мог бы перевернуть мир. Что каса¬
ется Рикардо, то его «завороженность» проявлялась в том,
что, уделяя большое внимание проблеме кредита и денег, он
одновременно признавал и сильные и слабые стороны мономе¬
таллической денежной системы и видел опасности, с которыми
сопряжено обращение к бумажным деньгам. В главе «О денеж¬
ном обращении и банках» своего основного труда Рикардо про¬
тивопоставил произвол в выпуске бумажных денег, присущий
самодержавным правительствам, положению дел в условиях
демократии. «...В свободной стране — с просвещенными за¬
конодательными учреждениями — право выпускать бумажные
деньги при условии их разменности по желанию производителя
могло бы быть без всякой опасности предоставлено назначен¬
ным для этой цели комиссарам, которые были бы совершенно
независимы от контроля министров»150*1. Насколько же такая
постановка актуальна для нынешнего века вообще и в особен¬
ности для СССР (России), где в результате безответственности
тоталитарных правительств имели место одно за другим госу¬
дарственные финансовые банкротства, выражавшиеся в тех
или иных формах инфляции и гиперинфляции — в виде ли
дефицитов или инфляционного роста цен или в виде задержек
с выплатой заработной платы и т. п.
В своей повернутости в сторону труда как главного фак¬
тора производства Рикардо не был свободен от трудового
фетишизма, и в этом плане марксизм мог признавать его
хотя бы отчасти «своим». Но главное в другом: Рикардо вы¬
ступил одновременно и как один из родоначальников трудовой
теории стоимости, и как первопроходец в анализе той роли,
которую в рыночной экономике играют предельные величи¬
ны (теория дифференциальной ренты) — следовательно, как
предшественник теории предельной полезности160-621.
Рикардо не дошел до нахождения такого эталона, с по¬
мощью которого можно было бы судить о результативности
— 73 —
Глава 2
труда на разных уровнях — от отдельного человека до тех или
иных институций. Но в поисках такого эталона, совершив шаг
в обращении к предельным величинам, Рикардо продвинулся
дальше своих предшественников, и в этом плане его основной
труд, написанный без малого два века назад, должен рас¬
сматриваться как актуальный и для нашего времени в плане
противостояния марксизму и следования принципам научного
социализма.
Из вышесказанного следует, что Петти, Смит и Рикардо,
а также их единомышленники (среди которых в качестве наи¬
более выдающегося следовало бы назвать Дж. С. Милля —
1806—1873 гг.) принимали за данное и само рыночное хозяй¬
ство и его противоречия — с уверенностью в том, что в самой
природе рынка, в его взаимоотношениях с политическими ин¬
ститутами заключен механизм смягчения его антагонизмов,
его слабых сторон. Именно в этом разрезе протягивается нить
от первой классической ситуации к современной экономиче¬
ской науке. Но в то же самое время складывались и дру¬
гие направления, которые, несмотря на их слабые стороны,
не могут быть исключены из истории экономической мысли.
Первое направление связано прежде всего с именем француз¬
ского экономиста Жана Б. Сэя (1767—1832 гг.), вошедшего
в науку в качестве автора «закона Сэя», сущность которого
заключается в утверждении о том, что в масштабе общества
предложение и спрос всегда уравновешиваются, вследствие
чего перепроизводство становится невозможным. Возражая
Оуэну, Сэй выдвигал тезис, согласно которому выпуск про¬
дукции обладает способностью создавать покупательную силу,
эквивалентную ценности самого этого выпуска; предложение
само создает для себя спрос1631.
В своей роли основателя теории равновесия Сэй вы¬
ступает также как один из основателей макроэкономическо¬
го анализа, занимающего в современной экономической нау¬
ке центральное место. Современных экономистов интересуют
в первую очередь не сами законы ценообразования, а то, как
эти законы проявляются в функционировании всей экономики.
— 74 —
Научный социализм вне марксистской ортодоксии
В то же время концепция Сэя была за пределами фактора
асинхронности. Различие между Сэем и современными эконо¬
мистами заключается в том, что если для Сэя равновесие было
реальностью в такой степени, что он отрицал возможность эко¬
номических кризисов, то для экономистов нашего столетия рав¬
новесие представляет собой тот самый идеал, который, как мы
видели, трактуется в качестве указующего перста, но ни в коем
случае не в качестве реально достижимого состояния.
Если Сэй выступает в роли «антиклассика» прежде всего
в том плане, что он стоит на позициях реальности равнове¬
сия, то другой известный экономист начала прошлого века —
Жан Ш. Сисмонди (1773—1842 гг.) — вошел в науку как
выдвинувший прямо противоположную концепцию — концеп¬
цию, согласно которой свободная экономика приносит с собой
разрушительную дисгармонию. Суть концепции Сисмонди, от¬
раженная прежде всего в его основном труде «Новые начала
политической экономии» (1819 г.), заключалась в том, что объ¬
ем дохода, включающего в себя прибыль владельцев средств
производства, превышает возможности реализации, которые
складываются, главным образом, на основе трудовых доходов.
Отсюда неизбежность анархии, вытекающая из диспропорций
между производством и потреблением, из недопотребления.
Отсюда же неизбежность не только кризисов недопроизвод¬
ства, но и постоянного перепроизводства со всеми губительны¬
ми для общественной жизни последствиями, включая и зако¬
номерность внешней экспансии в смысле агрессивного поиска
монопольных рынков вовне, особенно в тех странах, где пре¬
обладают некапиталистические мелкие предприятия (главным
образом, в сельском хозяйстве — предприятия, которые са¬
ми по себе не создают перепроизводства). Выход Сисмонди
видел в ориентации на мелкое производство, которое, по его
мнению, не носит конкурентного характера и потому играет
стабилизирующую роль.
Сисмонди, чьи труды и чье имя в мировой экономической
науке в нынешнем веке постепенно сходит на нет, все же
— 75 —
Глава 2
не должен быть начисто забыт — уже хотя бы по причине
того места, которое он занимал в качестве идеолога мелкособ¬
ственнического антикапитализма в разных странах, особенно
в России, где он играл роль кумира идеологии народников
и, соответственно, яйился объектом резкой критики со сто¬
роны Ленина (особенно в одной из его первых работ —
«К характеристике экономического романтизма»). Кроме того,
на Сисмонди ориентировались сторонники концепции «автома¬
тического краха» (Р. Люксембург и др.), видевшие перспективу
крушения капитализма в неодолимости анархии и в ее не¬
избежном обострении. В действительности, как мы знаем,
прогресс в преодолении (или смягчении) анархии совершался
и продолжает совершаться не в результате краха, а на пути
реформации.
Нельзя, наконец, пройти мимо того факта, что среди
ученых, фигурирующих в литературе в качестве корифеев эко¬
номической науки XVIII—XIX вв., были и те, кто, ни в коем
случае не выходя за рамки рыночных отношений, признавая
частную собственность ведущим началом хозяйства, сосредо¬
точивались на проблемах социологического характера, при¬
частных к экономике, но не являющихся частью ее предмета.
Едва ли не самое видное место здесь принадлежит английскому
ученому Томасу Мальтусу (1766—1834 гг.), которого мы склон¬
ны рассматривать как родоначальника стыковки экономичес¬
кой теории с другими направлениями общественной науки —
стыковки, которая в нынешнем веке сама по себе занимает
все большее место как составная часть экономической науки.
При начальном знакомстве с основной работой Мальтуса
«Опыт о законе народонаселения» складывается впечатление,
что в ней Мальтус-священник, проповедующий благоразумие
и благорасположение, берет верх над Мальтусом-ученым. При
внимательном же изучении нетрудно видеть, что, во-первых,
в плане истории общественной мысли именно Мальтус с его
анализом неотвратимой, по его мнению, диспропорционально¬
сти между ростом населения, происходящем в геометрической
— 76 —
Научный социализм вне марксистской ортодоксии
прогрессии, и ростом производства средств существования,
происходящем в арифметической прогрессии, выступил в ка¬
честве основоположника современной демографической науки.
Не менее важно другое. Мальтус не только констатировал дис¬
пропорцию между ростом населения и .ростом средств суще¬
ствования, но и выдвинул тезис о том, что нейтрализация такой
диспропорциональности может быть достигнута двумя путями.
«Одни средства — пишет он, — действуют, предупреждая раз¬
множение населения, другие — сокращая его по мере чрезмер¬
ного возрастания. Первые можно назвать препятствием преду¬
предительным, вторые — препятствием разрушительным»1641.
Все содержание работы Мальтуса заключается в рассужде¬
ниях на тему о том, как свести общественную активность
к препятствиям первого рода — предупредительным.
Не предаваясь ни в малейшей степени иллюзиям в от¬
ношении политики преодоления бедности и достижения все¬
общего равенства и не прибегая к понятию «оптимальность»,
Мальтус фактически стоит на позициях многофакторного опти¬
мума, достижение которого он, при сохранении рынка и частной
собственности, видит в воспитании нравственности и благора¬
зумия. В этом плане (как, впрочем, и во всем остальном) Маль¬
тус являет собой тип ученого, который, находясь в отдалении
от любых политических направлений социализма, выступает
как истинный социалист в том смысле, что видит расслое¬
ние общества не в разделении на классы, на собственников
и эксплуататоров, а в степенях трудолюбия и трудоспособности
и в сфере демографии (разделенности на много- и малосемей¬
ных и т.д.). Среди средств, обеспечивающих благоразумие, он
придает особое значение образованию. «...Образование, —
пишет он, — представляет собой могущественное средство
для предупреждения преступлений, усовершенствования про¬
изводительной промышленности, улучшения нравов и приуче¬
ния людей к благоразумному и порядочному поведению»16431.
С точки зрения сегодняшнего дня такая сентенция выглядит
как банальность, но, имея в виду время, когда это писалось,
время, когда образование широких масс делало лишь первые
— 77 —
Глава 2
шаги, нельзя умалять роль такого призыва — тем более, что
призыв этот был прямым образом обращен к смягчению на¬
званных выше диспропорций между численностью населения
и массой средств существования.
В плане проповеди благоразумия и нравственности в ра¬
боте Мальтуса существенную роль играет и проповедь необ¬
ходимости помощи беднякам и одновременно — умеренности
масштаба такой помощи, с тем, чтобы не переходить грань,
отделяющую помощь, оказываемую с целью поддержать трудо¬
способность и повысить трудолюбие, от такой помощи, которая
приносит с собой устремленность здоровых людей к иждивен¬
честву. «Честь и справедливость — пишет Мальтус там же,
требуют того, чтобы открыто отказаться от признания за бед¬
ными воображаемого права на содержание за общественный
счет». Насколько же такого рода суждения актуальны перед
лицом новейшего опыта «социалистических» стран, где по¬
давление рыночных отношений в соединении с безмерными
льготами по отношению к трудоспособным и имеющим воз¬
можность найти работу людям, принесло с собой развитие
практики и духа иждивенчества, что особенно болезненно ска¬
зывается в постсоветский период, когда меры по преодолению
такого рода практики наталкиваются на яростное сопротивле¬
ние значительных масс населения.
Несмотря на сан священника, Мальтус толковал о бла¬
гах не как о ниспосылаемых с неба, а как о сотворяемых
в рамках определенных разумных институций — государствен¬
ных и частных, общественных и религиозных. В этом плане
в Мальтусе следует видеть предшественника институционализ¬
ма — течения, занимающего, как мы увидим, в современной
общественной и экономической науке самое большое место.
Другое, не менее важное, чем Мальтус, отклонение
от абстрактно-теоретической линии экономической науки во¬
площено в исторической школе. Подобно тому, как начальной
ареной абстрактного направления экономической науки была
Англия, историческая школа возникла в Германии, и Германия
— 78 —
Научный социализм вне марксистской ортодоксии
оставалась ее плацдармом. В хронологическом плане начало
исторической школы связывается с именем Фридриха Листа
(1789-1846 гг.), а ее первоначальный вариант — с имена¬
ми Вильгельма Рошера (1817—1894 гг.), Бруно Гильдебранда
(1812—1878 гг.) и Карла Книса (1821^1898 гг.). К «молодой
школе» относят труды Густава Шмоллера (1889—1917 гг.),
Адольфа Вагнера (1835—1917 гг.} и Карла Бюхера (1847—
1930 гг.).
Первоначально содержание исторической школы лучше
всего может быть понято при раздельном обращении к ее
критическим сторонам (к критике классического направления)
и к ее собственному вкладу в науку. Касаясь первой сторо¬
ны, С. А. Бартенев пишет: «Экономисты исторической школы
не только критикуют классиков за излишнее теоретизирова¬
ние, но и высказывают убеждение, что универсальные схемы
не могут принести пользы практике. Народное хозяйство ка¬
ждой страны имеет свои особенности, свои нормы и формы
отношений. Задача политической экономии — изучать на¬
родное хозяйство в его конкретной реальности, историческом
развитии»1651.
В данном направлении вклад исторической школы в эко¬
номическую науку очень велик. Историю народного хозяйства,
основные черты его динамики в разные эпохи и в разных
странах (прежде всего в Германии, но также и в ряде других
стран) невозможно полновесно изучать, не обращаясь к трудам
названных выше и других ученых, относимых к исторической
школе. В этом плане правы те историки экономической мысли,
которые видят в исторической школе одно из начал институци¬
онализма, как науки, в которой, как мы увидим, главное место
принадлежит не общим законам, а тому, как выглядит реаль¬
ный механизм экономики во взаимодействии его отдельных
частей и на разных стадиях его развития.
И все же пренебрежение абстрактно-теоретическим ана¬
лизом, которым проникнута историческая школа, не может
быть оправдано. Именно теоретический анализ, начало кото-
— 79 —
Глава 2
poro обретается в трудах Петти и Смита, Рикардо и Милля
и продолжается в теории предельной полезности и в «нео¬
классическом синтезе», объясняет, как и почему — при
всех громадных различиях в путях исторического прогресса,
в территориальных, политических, этнографических и дру¬
гих особенностях каждой страны в разные периоды развития,
при всей роли случайного — верх в конце концов берет то
закономерное, что воплощается в абстрактно-теоретическом
анализе. Как бы сторонники и последователи исторической
школы не умаляли роль теоретического анализа, нельзя от¬
рицать, что все случайное совершается в рамках все того же
«коридора», параметры которого определяются абстрактной
теорией, складывающейся в постоянном сложнейшем и проти¬
воречивом взаимодействии со всеми реалиями, находящимися
внутри «коридора». Критерием же научности или фальшиво¬
сти анализа служит практика и благоразумие1661. При этом
роль истинно научной теории состоит в том, чтобы сжать сро¬
ки правильного суждения и применять такого рода суждения
на практике. В нынешнем столетии самым ярким примером
в этом плане могут служить катаклизм 1917 и опыт Советского
государства. Как мы уже не раз отмечали, для лидеров больше¬
визма теоретической базой служила теория, видевшая прогресс
в обращенности против любых форм частной собственности.
Цепкость политических лидеров, стоявших на такой позиции,
их действенность и политическая искусность позволила им и их
последователям продержаться более 70 лет. Но хотя им са¬
мим и многим людям, следовавшим за ними, принятый курс
казался обоснованным и безгрешным, правда в конца концов
победила и на практике и в теории — в том смысле, что
верх взяла противостоявшая марксизму мировая классика; те¬
ории, проникнутые истиной мудростью и испытанные в течение
тысячелетий на опыте всего мирового развития.
«Соревнование двух систем» было проиграно сталинским
«социализмом» не только на практике, но и в теории. Или
иначе: сколь ни велики были претензии марксизма на истину,
— 80 —
Научный социализм вне марксистской ортодоксии
истина в экономической науке складывалась в обход Маркса
и марксизма — в движении от первой классической ситуации
к маржннализму; от исторической школы — к институцио¬
нализму и в том взаимодействии между названными напра¬
влениями, которое находит место в неоклассическом синтезе,
выступающем в роли идеологии социал-демократизма.
♦ ♦ ♦
Чем острей становились противоречия в экономике —
в динамике производства (циклы и кризисы); во взаимодей¬
ствии с одной стороны реального сектора, с другой — той
роли, которую такие категории, как купля, продажа, аренда,
деньги и кредит играют во взаимоотношениях работодателей
и лиц наемного труда; в международных экономических от¬
ношениях; во взаимодействии конкуренции с разными видами
монополин (особенно государственной — прежде всего в стра¬
нах с тоталитарными режимами), тем очевидней становилось,
что экономическая мысль застряла на перепутье между разны¬
ми направлениями трудового и рыночного фетишизма, и что
выход требует нового обращения к вопросу, который выдви¬
гался на заре экономической науки, но все еще оставался
нерешенным — к вопросу об эталоне, о коэффициенте про¬
дуктивности, прилагаемом к астрономическому часу, о мере
стоимости, о том, чтобы вслед за признанием непригодности
астрономического часа, в качестве такой меры была найдена
другая, разумно привязывающая единицу времени к величине
создаваемой в течение часа абстрактной полезности. Все бо¬
лее очевидно становилось и то, что если бы рынок сам, без
вмешательства извне успешно выполнял бы не только функ¬
цию обмена, но и функцию измерителя затрат и результатов
(что, конечно же, предполагает существование некоего более
или менее совершенного устойчивого измерителя) не нужны
было бы ни вмешательство внерыночных начал, ни наука в ка¬
честве средства, помогающего прогрессу во взаимодействии
рыночных и нерыночных факторов.
— 81 —
Глава 2
Где единица, которая в экономике играла бы ту роль,
которую в других сферах играют такие измерители, как метр,
килограмм, градус, калорий, секунда, и т.д. ? Где путь к тому,
выходящему за пределы трехмерности n-ному измерителю,
необходимость которого становилась все более актуальной
не только в физике и естественных науках (где с рождением
теории относительности прежние представления о времени
и пространстве подверглись радикальному пересмотру), но —
и при том в первую очередь — в экономике?
Решение этой сложнейшей проблемы было найдено в об¬
ращении к концепции предельных величин. Как мы полагаем,
вхождение этой концепции в экономическую науку должно
быть разделено на следующие этапы.
Первый этап, связанный сначала с именем Г. Госсена
(1810—1858 гг.), а затем — с трудами представителей ав¬
стрийской школы (К. Менгер, Э. Бем-Баверк, Ф. Визер) —
опора на принцип предельности в сфере полезности или насы¬
щении потребностей, с тем чтобы, отказавшись от принципа
оценки по затратам труда, выйти на путь оценки затрат труда
по создаваемой трудом полезности. В этом плане этапы, свя¬
занные с именами Дж. Б. Кларка, А. Маршалла, Ф. Уикстида
и др. (англо-американская школа) знаменовали собой сначала
перенос принципа предельности в сферу производительности
труда, а затем обращение данного принципа к синтезу полез¬
ности и производительности. В мировую экономическую науку
такое новшество вошло как переход от первой ко второй клас¬
сической ситуации и, помимо иных аспектов, оно было связано
с введением категорий микро- и макроэкономики, с таким по¬
нятием равновесия, при котором в отличие от прошлого, когда
речь шла о равновесии как конечном результате неравновес¬
ных процессов, равновесие встроилось в науку как отправная
категория неравновесного анализа.
Рождение и первые этапы развития теории предельной
полезности должны рассматриваться как начало становле¬
ния неоклассического синтеза, содержание и роль которого
— 82 —
Научный социализм вне марксистской ортодоксии
крупнейший современный экономист Пол Самуэльсон (США,
г.р. 1915) характеризует следующим образом: «Современный
экономический анализ производится на основе “неоклассичес¬
кого синтеза”, который синтезирует основные черты новейших
теорий, обращаемых к определению размеров агрегирован¬
ного дохода при помощи старых классических теорий отно¬
сительных цен и при помощи микроэкономики. В успешно
функционирующей экономике, с монетарной и фискальной по¬
литикой, направляемой к тому, чтобы придавать особую роль
высокой степени занятости как фактору, выдвигаемому клас¬
сической теорией на первое место, принципы классической
теории снова становятся ведущими, и экономисты видят, что
они могут действовать с новой убежденностью в непоколеби¬
мости принципов, лежащих в основе общественной экономики
и экономической теории»1671.
Другими словами, речь идет о том, что берущий на¬
чало от маржинализма «неоклассический синтез» впитывает
в себя все лучшее, что было в истории экономической науки
и обращает это лучшее к многостороннему анализу микро-
и макроэкономики. При этом на первое место ставится обра¬
щенность к принципам предельности.
По поводу начальных трудов по теории предельной по¬
лезности М. И. Туган-Барановский (1865—1919 гг.) писал сле¬
дующее: «...Заслуга новой теории заключается в том, что она
обещает навсегда покончить споры о ценности, дав полное
и исчерпывающее объяснение всех рыночных оценок, исходя
из одного основного принципа»1681.
Из цитируемого источника, представляющего собой глав¬
ный труд наиболее выдающегося российского экономиста доре¬
волюционного времени (кстати, начинавшего свой путь в науку
в качестве «легального марксиста»), следует, что он, конечно
же, не имел в виду, что маржинализм сам по себе решит все
проблемы экономической науки. Речь шла о другом: маржи¬
нализм представлял собой доктрину, на базе которой после
многолетних виражей была выдвинута такая трактовка ры¬
— 83 —
Глава 2
ночного характера экономики, которая открывала возможно¬
сти более эффективного противостояния беспорядку, анархии,
проистекавшей из самих рыночных закономерностей — с од¬
новременным еще более ясным, чем в прошлом, пониманием
того, что рынок представляет собой душу экономики.
Отталкиваясь от приведенного суждения Туган-Баранов-
ского и обращаясь ко всему предшествовавшему и последу¬
ющему, нетрудно видеть, что с высоты нынешнего времени
XVIII—XIX века выступают как предыстория современной эко¬
номической науки. Истинная наука, в основе которой лежат
философские принципы релятивизма, начинается со времен
основателей маржинализма и приходит к современным шко¬
лам, известным как неокейнсианство, монетаризм, экономика
предложения, экономика рациональных ожиданий, социальное
рыночное хозяйство, теория оптимизации и, наконец, как мы
увидим, институционализм.
В дальнейшем мы не раз будем обращаться к названным
и другим направлениям, но их подробный анализ, будучи
предметом истории экономической мысли, выходит за рамки
данного введения.
При изложении принципов предельных величин вооб¬
ще, предельной полезности и предельной производительности
в частности и в особенности, всегда большое место занимают
математические методы — начиная от простейших формул
и таблиц с условными цифрами, и кончая кривыми, отража¬
ющими взаимодействие разных факторов, а также обращение
к дифференциальному исчислению. Имея в виду вводный ха¬
рактер данной работы, мы здесь приведем лишь одну, но раз¬
ноплановую по возможным толкованиям и выводам таблицу.
Из этой, простейшей по своему построению и содержа¬
нию таблицы, вытекает многое. Прежде всего мы привлекаем
внимание к тому, что изначально речь идет о полезности и что,
следовательно, при поисках эталона в основу кладется не труд,
не часы труда, а полезность, независимо от того, создана ли
она трудом или выступает в виде природного дара. Или ина-
— 84 —
Научный социализм вне марксистской ортодоксии
Размеры полезности единицы разных видов благ
в зависимости от их количества
Поряд- Виды благ
ковый
номер
АБВГДЕЖЗИК
I 10 10 10 10 10 10 10 10 10 10
И 999999999
III 88888888
IV 7777777
V 6 6 6 6 6 6
VI 5 5 5 5 5
VII 4 4 4 4
VIII 3 3 3
IX 2 2
X 1
че: решающую роль играет не происхождение блага, а его
ограниченность, редкость.
Но в то же самое время приведенные здесь цифры долж¬
ны толковаться и как отражение размера блага, создаваемого
в течение одного часа труда. Величина X-1 является предельной
в двух аспектах — в качестве самой низкой в ряду А и в то же
время в качестве предела в ряду К-10—А-1, т. е. в межотра¬
слевом плане. Предельная величина А-1, играющая в данном
раскладе решающую роль, выступает как величина полезно¬
сти, ниже которой экономика не может опускаться. Такого
рода минимум должен толковаться в разных смыслах: и как
физический минимум, ниже которого становится невозможным
само существование человека; и как такой уровень, в котором
отражается не только фактическая необходимость, но и предел,
каким он складывается при данном уровне общественного бла¬
гополучия. Иначе говоря, исходной является такая полезность
для потребителя, величина которой определяется во взаимо¬
действии полезности с затратами, произведенными не только
— 85 —
Глава 2
в виде затрат труда по времени, но и путем обращения к другим
источникам, косвенно связанным с трудом, но не являющимися
его прямым выражением (природные дары, наследство и т. д.).
В то же время данная предельная величина (А-1) мо¬
жет быть оправдана, только если она заключает в себя некий
избыток ценности над затратами. При знакомстве с таблицей
необходимо иметь в виду, что любой экономический анализ за¬
ключает в себе черты кардинализма (статичности, обращенной
в первую очередь к количественному анализу самой данной
категории) и ординализма, порядкового сравнительного анали¬
за, обращаемого прежде всего к сопоставительному анализу,
к компаративизму. Нельзя не отметить, что в общем-то любой
анализ заключает в себе черты того и другого, кардинализма
и ординализма, но пропорции обоих направлений настолько
разнятся, что с конца прошлого века в экономической теории
обозначились два направления — кардиналистское и ордина-
листское — со все большим преобладанием второго. Помимо
всех иных аспектов, теория предельной полезности, ни в коем
случае не перечеркивая кардинализма, выступила как течение,
резко усилившее такую ординалистскую направленность эко¬
номической науки, при которой кардинализм выступает как ее
необходимая часть.
Второе назначение касается связи между предельными
величинами и оптимальностью. При абстрактно-теоретическом
анализе за единицу времени принимается один час (может быть
и минута, и секунда), но с переходом к реальности за такую
единицу принимается тот оптимальный промежуток, в течение
которого и колебания стоимости и отклонения цен от стои¬
мостей происходят в рамках качественной однородности. Это
значит, что мы снова переходим к той плоскости анализа,
о которой шла речь в первой главе — теоретический идеал
выступает лишь как ориентир. Самая важная черта данного
ориентира заключается в том, что его образование носит особо
сложный характер; что если в области физических явлений со¬
ответствующие меры (времени, длины, веса) носят первичный
— 86 —
Научный социализм вне марксистской ортодоксии
и однообразный характер, то в области экономики дело обсто¬
ит совершенно по-иному — здесь в каждый данный момент
мера ценности зависит от положения дел во всей окружающей
действительности. В рыночной конкуренции речь идет о со¬
стязании, к которому даже в простейший случаях (напрймер,
когда речь идет об обычной розничной покупке) оказываются
причастны тысячи людей, косвенно участвовавших в процессе
производства; людей, находящихся в сложном, практически
бесконечном взаимодействии не только со своими сегодняш¬
ними конкурентами, но и со вчерашними и будущими —
при отсутствии видимого объективного эталона. «В теории
равновесия, — пишет С. В. Брагинский, — нет ни одной эко¬
номической категории, ни одной величины, которая носила бы
абсолютный, неизменный характер. Все в экономике перепле¬
тается, любая оценка зависит от других экономических оценок
и в свою очередь оказывает влияние на них. В хозяйствен¬
ной системе засуха в одном из отдаленных районов страны
через сеть многочисленных связей окажет влияние на спрос
на новейшие изделия в столице... Трактовка всех товаров,
услуг и факторов производства в экономике как равноправ¬
ных (хотя, возможно, и неравнозначных) величин как нельзя
лучше подчеркивает: нет никакой особой “субстанции” сто¬
имости, она есть продукт всей совокупности экономических
взаимоотношений систем»1691.
Как уже неоднократно отмечалось, такого рода взаи¬
модействие, совершающееся в каждый данный момент, по¬
множается на асинхронность, что в целом приносит с собой
резкое осложнение и образования А-1 как исходной единицы
и ее функционирования. Иначе говоря, уже упоминавшаяся
архимедова точка опоры здесь, в рыночной экономике, высту¬
пая в форме предельной величины, не отличается прочностью
и постоянством. У полезностной составляющей ценности прак¬
тически нет массы покоя, а что касается ее затратной части,
то здесь масса покоя, будучи зависима от динамики произво¬
дительных сил, также крайне неустойчива.
— 87 —
Глава 2
На практике это выражается во взаимодействии не только
противоречивых, но и антагонистических факторов на микро-,
мезо- и макроуровнях. Предельная величина А-Х-1 должна
быть достаточно устойчива, чтобы выполнить роль эталона
в рабочем плане, но ее устойчивость не абсолютна, и не¬
избежно остается место для колебаний, рождаемых самими
законами рынка в аспекте его неравновесности. Названная
предельная величина не «спускается с неба», а складывает¬
ся во взаимодействии не только противоречивых, но и ан¬
тагонистических факторов, пролегающих во всем комплексе
общественных отношений. Величина эта (А-1) не обладает
абсолютной стабильностью, но последняя носит оптимальный
характер в том смысле, что она оказывается приемлема для
нормального функционирования рынка, для того, чтобы ры¬
нок оптимально выполнял свою функцию сравнителя затрат
и результатов. Иными словами, выполняя свою роль идеа¬
ла в математическом, абстрактно-теоретическом плане, А-1
на деле формируется и изменяется во взаимодействии про¬
изводственных факторов и факторов борьбы между разными
странами, общественными слоями и отдельными лицами. Его
самое важное свойство состоит в том, что, не обладая, как
и все сущее, чертами идеала, он обладает потенциями более
или менее успешного продвижения в сторону идеала.
Решающая, фундаментальная роль величины X-A-I за¬
ключается в том, что здесь отражен предел в том смысле,
что при производстве и выносе на рынок еще одной едини¬
цы совершается продажа по цене, при которой результат для
продающего оказывается ниже затрат и потому такое произ¬
водство становится невыгодно и, в конце концов, оказывается
невозможным. Следовательно, в качестве силы, определяю¬
щей «быть или не быть» данному производству, выступает
рынок, и в данном плане синтез рынка и производства, пре¬
дельной полезности и предельной производительности; синтез,
становление которого в теории более всего связано с именем
А. Маршалла, выступает как ведущее направление современ¬
— 88 —
Научный социализм вне марксистской ортодоксии
ной экономической теории — «второй классической ситуации»
или «неоклассического синтеза».
Помимо вышесказанного, необходимо иметь в виду, что
здесь роль теории — способствовать тому, чтобы повыше¬
ние уровней производства и потребления, находящихся выше
предела, сопрягалось с повышением самого предела.
С оттеснением марксизма на обочину все новое и но¬
вейшее развитие истории экономической науки, в каких бы
формах оно не совершалось, каким бы оно не сопровождалось
противостоянием разных направлений — от кейнсианства, сто¬
ящего на позициях активного государственного вмешательства
и до «школы рациональных ожиданий», исходящей из того, что
свобода рынка, помноженная на быстрое совершенствование
средств экономического анализа как в сфере производства, так
и сфере потребления, заключает в себе наиболее благоприят¬
ные перспективы — такое многопредметное и раз но концеп¬
туальное развитие не только не противостоит экономической
науке, а напротив, определяет ее прогрессивную направлен¬
ность.
— 89 —
Глава 3
Рыночный социализм
против социального расизма
В истории экономической мысли к «первой классичес¬
кой ситуации» обычно относят политическую экономию, какой
она сложилась с XVIII века до последней трети следующего
века — до прихода в науку теории предельной полезности. Со¬
ответственно, «вторая классическая ситуация», переходящая
в «неоклассический синтез» — экономическая наука XX сто¬
летия.
Особая роль такого рода периодизации для российских
читателей связана с тем местом, которое в СССР играл марк¬
сизм. «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно».
Это утверждение Ленина в сочетании с его приведенными
выше словами о профессорах-экономистах, как об «ученых
приказчиках класса капиталистов», проявилось в том, что
немарксистская экономическая мысль объявлялась ненаучной
и находилась в СССР и в других странах «социалистическо¬
го содружества» под жестоким запретом. Публикация работ
немарксистских авторов была резко ограничена и допускалась
только для их критики в духе непримиримости1701.
В то же время в демократических странах критика эконо¬
мических работ Маркса, раскрытие их ненаучных или антина¬
учных черт было предметом политической борьбы. Нельзя ска¬
зать, чтобы такое явление было в экономической науке новым.
Стоит хотя бы вспомнить о том, что теоретическое содержа¬
ние трудов Смита и Рикардо было обращено против «хлебных
Глава 3
законов», выступавших в Англии в XVI—XIX веках в качестве
орудия протекционизма в руках ее тогдашних феодально-дво¬
рянских правителей. Нелишне вспомнить и о том, что хлебные
законы были радикально смягчены лишь в 1846 г. — четверть
века после смерти их самого выдающегося противника Д. Ри¬
кардо. Это может служить еще одной иллюстрацией того, что
научные истины в конце концов берут верх, несмотря на все
возникающие на их пути противостояния. Вероятно, самым
ярким в этом плане примером в новейшей истории является
демократическая революция 80-х — 90-х годов в СССР, совер¬
шившаяся почти бескровно и сокрушившая то, что в течение
ряда десятилетий казалось несокрушимым.
В центре разрастающейся сети экономических наук не¬
изменно остается политическая экономия. Но свое назначение
политическая экономия не могла бы выполнить, если бы она
сама не обретала все новые черты.
Приступая к общей характеристике произошедших пе¬
ремен, мы снова обращаемся к тому, что составляет главное
содержание векового анализа — к проблеме количествен¬
ного взаимодействия труда и ценности благ. В этой связи
начнем с присутствующего едва ли не во всех марксистских
работах тезиса, согласно которому отказ от признания труда
в качестве исходной категории стоимости якобы неотвратимо
приводит к тавтологии, к порочному кругу. Здесь главный до¬
вод заключается в том, что полезность немыслима без учета
рыночной цены, которая не может не зависеть от предло¬
жения, от объема и характера производства. Последнее же
в свою очередь находится под воздействием рыночной цены.
На этой-то основе, якобы и возникает порочный круг, заводя¬
щий проблему в тупик1711.
Как это было показано выше, Маркс и Энгельс, видя
этот тупик, считали, что выход из него заключался в катего¬
рии отработанных часов, как основополагающей; как к тому
условию, которое в абстрактном плане может быть принято
за равное и однородное. Несостоятельность такого подхода,
— 92 —
Рыночный социализм против социального расизма
необоснованность его претензий на выход из порочного круга
явственно обозначилась еще при жизни «основоположников».
В самом деле — многого ли стоит такой «выход», при котором
часы труда снова считаются не по эффективности, а по про¬
должительности?
Как мы уже не раз выше отмечали, независимо от по¬
литических и хозяйственных маневров вокруг так называемой
мелкобуржуазной уравниловки, в идеологии большевизма гос¬
подствовала позиция, согласно которой стоимость определя¬
лась не производительностью, а числом отработанных часов.
Тем более отраден тот прорыв, который все ярче проявляется
в научной литературе и суть которого — в осуждении антисоци¬
алистической позиции исчисления результатов по часам труда.
В качестве вполне показательного примера такого прорыва
сошлемся на статью «Тайна раскрытой тайны» Е. Решетова
в журнале «Свободная мысль», где он пишет, что Маркс
«так и не преодолел непреодолимое — противоречие меж¬
ду “творческим трудом” и мнимой измеримостью его рабочим
временем»1721. Из этого вполне обоснованного утверждения
следует одно: теория Маркса не носила научно-социалисти¬
ческого характера, так как не может быть социалистической
теория, отрицающая необходимость компенсации не по затра¬
там, а по результатам труда.
С нашей точки зрения сама постановка вопроса о «по¬
рочном круге», о тавтологии является в данном случае бе¬
зосновательной. Экономика — живой организм и толковать
о первичности одной или другой его стороны, т. е. производства
или рынка, предложения или спроса, цены или стоимости, все
равно, что рассуждать о том, что первородно — тело или душа.
Зависимость здесь носит не односторонний, а органический,
комплементарный характер — один компонент не существу¬
ет без другого и не изменяется без воздействия на другие.
В этом плане принцип предельности распространяется не толь¬
ко на отдельные составляющие, но и на их комплексы. Данное
обстоятельство вносит с собой усложнение столь же резкое/
— 93 —
Глава 3
сколь и необходимое — в том смысле, что оно, будучи основа¬
но на принципе предельности, раскрывает некоторые скрытые
до того закономерности, которые выходят далеко за рамки
трудовой теории стоимости и марксовой теории эксплуатации.
Категория стоимости рабочей силы занимает в «Капита¬
ле» самое большое место по той же причине, что у Маркса
в центре внимания не производство, а эксплуатация. Что же
касается маржинализма, то самый большой прогресс этого
направления заключался в том, что, ни в коем случае не от¬
казываясь от оценки по принципу предельной полезности уже
созданных вещей и услуг, маржинализм поставил в центр
внимания оценку предельной полезности часов труда.
Тем самым именно маржинализм наиболее близко под¬
вел экономическую теорию к научной трактовке основного
принципа социализма. Мы повторяем: речь ни в коем случае
не идет о том, что новая теория изобрела средство для точного
измерения различий в результатах труда. Речь идет о другом:
сохраняя направление первой классической ситуации, маржи¬
нализм совершает огромный шаг вперед в плане понимания
того, что измерение продуктивности труда каждого человека
не только необходимо, но и возможно. В то же время такой
взгляд становится первой и необходимой ступенью для анализа
неизбежного отступления реальной экономики от названного
основного принципа и одновременно возможностей сокраще¬
ния такого отступления — при ясном понимании того, что
речь может идти только о сокращении названного отступле¬
ния, но не о его ликвидации («Движение -- все...»).
Как мы полагаем, самый большой прогресс экономи¬
ческой науки, совершившийся после Маркса и в противовес
его учению, пролегает по линии дифференциального анализа
продуктивности работы каждого участника производственного
процесса — какой эта продуктивность складывается на фоне
всего народного хозяйства. Наиболее важные черты такого
анализа заключается в следующем. В содержательном пла¬
не анализ этот обращен против социального расизма, про¬
— 94 —
Рыночный социализм против социального расизма
тив деления на собственников и на лиц наемного труда как
главной черты общественного устройства. На первое место
выдвигается не эксплуатация одних другими, а сравнительная
эффективность труда каждого, независимо от его социального
статуса. Не «пролетарии всех стран, соединяйтесь», а люди
труда, творчества и чести всех стран, рабочие и предприни¬
матели, крестьяне и служащие, соединяйтесь против всегда
окружающих вас тунеядцев, паразитов, начиная от лентяев
и неумех, алкоголиков и наркоманов и кончая теми, кто ради
карьеры и приобретательства идет на всевозможный обман
и коррупцию.
На макроуровне взаимоотношения государства, частной
собственности, наемного труда и управления в идеале должны
быть таковы, чтобы ни одна из этих составляющих не про¬
тивостояла другим, а, напротив, осуществлялась бы полная
согласованность. Прогресс в сторону такой согласованности
осуществим только на основе демократии, которая в дан¬
ном случае действует с помощью рыночного и общественно-
политического отбора. Сказанное выглядит как банальное по¬
желание, но нельзя забывать, что за этим пожеланием лежит
теория, рожденная веками реального опыта всей современной
цивилизации.
В историко-познавательном плане особого внимания за¬
служивает критика марксовой концепции цены производ¬
ства — критика, начало которой было положено маржи-
нализмом. Суть критики заключалась в том, что категория
средней прибыли сама по себе не может отразить реальное
положение дел, разное в разных сферах и странах, при разных
видах собственности и т.д. Или иначе, обращение к средним
величинам не может отвечать тому назначению, которое им
отводится в категории цены производства.
Как пишет японский экономист Т. Сэкинэ, «концепции
стоимости и цены производства имели бы смысл только в том
случае, если бы ресурсы беспрепятственно перетекали от од¬
них классов капиталистического производства к другим»1731.
— 95 —
Глава 3
«Все, что теория может сделать, — продолжает Сэкинэ, —
это показать, что ценность товара может определяться одним
способом независимо от того, какова комбинация непредвиди¬
мых факторов. Тем самым теория рыночных факторов не идет
дальше обращения к тем или иным методам мультиплика¬
ции, которая приводит к нахождению предельных величин для
каждой отдельной ситуации»1741.
Прибегая к той же символике, что и в таблице на с. 85
предыдущего параграфа, мы можем выразить основную идею
следующим образом. А-1 остается предельной величиной в том
смысле, что в ней зафиксирован минимум благ, которые не¬
обходимы для подержания жизненного процесса. Как уже
отмечалось, удвоение производительности, т. е. переход к IX
А-2, при сохранении предела А-1 может иметь двоякое со¬
держание — в одном случае речь может идти об удвоении
производства данного продукта (А) при прежней затрате тру¬
да; в другом о том, что тогда, как производство данного
продукта сохраняется в прежнем размере (Х-А-1), субъект
производитель (отдельное лицо или предприятие) перебрасы¬
вает такую же величину (Х-А-1) в производство Б, В и т.д.,
что приносит с собой повышение предельности других про¬
изводств (Б, В, Г и т. д.), увеличение других производств
на основе повысившейся производительности в ряду А. Или
иначе: производительность в производстве А повысилась, а его
потребление осталось прежним, и, следовательно, возникла
возможность в процессе разделения труда повысить производ¬
ство других благ. Но при этом ни на минуту нельзя забывать
о том, что повышение производительности в А совершается
дифференцированно, т. е. у одних оно остается прежним, у дру¬
гих, работающих лучше, продуктивное повышение больше и,
соответственно, выше компенсация, которая приходит через
обмен с Б, В и т. д. Т. е. на основе разделения труда и более
высокой производительности сотворитель благ, превышающий
предел, естественно, оказывается в более благоприятном по¬
ложении, чем тот, кто остается на уровне предела. Принцип
— 96 —
Рыночный социализм против социального расизма
предела переводит от смитианского анализа обмена, рождае¬
мого разделением труда, к обмену, совершаемому не только
в результате разделения труда, но одновременно и в результате
различий в производительности каждого субъекта, действую¬
щего в процессе производства данного блага.
Этот пример, исходящий из разнопредельности разных
благ, создаваемых в течение одного часа (разнопредельности
и по количеству данного блага и по обмениваемости на другие
блага) выступает в роли эмбриона безмерной по своей слож¬
ности теории расширенного воспроизводства, которая в дан¬
ном случае оказывается привязана прежде всего не к «т»,
не к производству прибавочной стоимости, а совсем к дру¬
гому — к «р», productivity, продуктивности труда каждого
участника производственного процесса. В этом смысл рассма¬
триваемого на последующих страницах данной главы понятия
«новатор».
Как здесь уже не раз отмечалось, для Маркса и Эн¬
гельса понятие крупной частной собственности на средства
производства в условиях товарного хозяйства было идентично
понятию капитала как средства эксплуатации, которая в свою
очередь трактовалась в качестве единственного и исключи¬
тельного средства получения прибыли. Раскрытие пагубной
односторонности, несостоятельности такого подхода составля¬
ет одно из главных направлений последующего развития эко¬
номической науки по социалистическому пути — при том, что
выдающиеся ученые, вносившие свой вклад в данное напра¬
вление, чаще всего не имели к политическим организациям
социал-демократии никакого отношения.
Как мы полагаем, здесь наиболее выдающаяся роль при¬
надлежит Альфреду Маршаллу (1842—1934 гг.) и Джозефу
Шумпетеру (1883—1950 гг.). При знакомстве с весьма об¬
ширным кругом разработок А. Маршалла, относящихся как
к самой экономической науке, так и к ее истории (а также
к народному хозяйству) обычн о первое и самое большое ме¬
сто уделяется совмещению Маршаллом концепций полезности
4 Зак. 186
— 97 —
Глава 3
и трудовых затрат. Давно уже стало хрестоматийным следу¬
ющее место из основного труда Маршалла: «Мы, — пишет
английский ученый, — могли бы с равным основанием спорить
о том, регулируется ли стоимость полезностью или издерж¬
ками производства, как и о том, разрезает ли кусок бумаги
верхнее или нижнее лезвие ножниц. Действительно, когда
одно лезвие удерживается в неподвижном состоянии, а ре¬
зание осуществляется движением другого лезвия, мы можем,
как следует не подумав, утверждать, что резание производит
второе. Однако такое утверждение не является совершенно
точным, и оправдать его можно лишь претензией на простую
популярность, а не строго научным описанием совершаемого
процесса»1751.
В марксистской литературе данное утверждение всегда
трактовалось как пример эклектики. В действительности оно
представляет популярное объяснение синтеза затрат и ре¬
зультатов. Роль такого синтеза заключается в том, что здесь
отвергается придание приоритета одной или другой стороне.
В конечном счете через обращение к предельным величинам
такой подход приближает к раскрытию механизма, определя¬
ющего результаты труда каждого человека.
Сколь ни велика роль Маршалла в данном аспекте, мы
полагаем, что, имея в виду всю прошлую историю экономиче¬
ской мысли, его самая важная заслуга состоит в выдвижении
и разработке категории «потребительский избыток», который
он характеризует как «разницу между ценой, которую потреби¬
тель готов был бы уплатить, лишь бы не обойтись без данной
вещи, и той ценой, которую он фактически за нее платит»1761.
В экономической литературе данная категория часто фигуриру¬
ет под названием «квазирента» или «рента потребителя». Речь
идет о следующем. На базе действия бесчисленных факторов
разных уровней устанавливаются определенные безубыточные,
предельно низкие цены. При этом, однако, всегда есть потре¬
бители, готовые заплатить за данный товар выше его цены,
сложившейся по закону предельности. Вот эта-то разница
— 98 —
Рыночный социализм против социального расизма
(между ценой, которую потребитель готов был бы заплатить,
и той меньшей ценой, которая реально сложилась) и составля¬
ет особый доход, ренту потребителя, которую нельзя отнести
к доходам эксплуататорского характера.
Здесь складываются закономерности инерции и асин¬
хронности и приобретает особую роль тот факт, что инерция
в производстве и в потреблении выше, чем в рыночном обме¬
не. Яркой иллюстрацией такого рода асинхронности явилось
положение в России в конце нынешнего века, когда историче¬
ски назревшие прогрессивные перемены совершились прежде
всего в сфере торговли, тогда как производство и потребле¬
ние оказались в коматозном состоянии, выход из которого
растягивается на 20—25 лет.
Как мы уже отмечали, цены, сложившиеся на базе вче¬
рашних величин общественно-необходимого труда, сегодня уже
не носят всеобщего характера, так как вследствие сил инер¬
ции сдвиги в потребностях и в потреблении не могут быть
синхронно пропорциональны сдвигам во всем воспроизвод¬
ственном процессе.
Иначе говоря, речь идет о следующем: рыночный меха¬
низм, будучи, с точки зрения социализма наилучшим из воз¬
можных, все же не обеспечивает такое ценообразование, кото¬
рое всегда приносило бы компенсацию за труд соответственно
размерам его продуктивности. На этой почве дополнительный
доход может образоваться без всякой частной собственности
на средства производства, без эксплуатации в ее марксистском
понимании. Не грех было бы утверждать, что такой доход но¬
сит спекулятивный характер, но такое утверждение было бы
целесообразно только в том случае, если понятие «спекулятив¬
ность» освободить от присущего ему налета коррупционности
или криминальности. «Я готов бы был заплатить 100 р.,
но нахожу продавца, который без убытка для себя продает мне
за 70 р. Моя “квазирента” составила 30 р.». Чтобы понять зна¬
чение такого толкования, надо обратиться к самому понятию
ренты в ее широком, общем значении. Под рентой подразуме¬
4*
— 99 —
Глава 3
ваются все виды доходов, получаемых от сдачи в аренду всех
видов собственности; доходов, получаемых в результате того,
что собственность по своему качеству и по своей отдаче выше
среднего или предельного уровня. Наиболее известный вид —
уже упоминавшаяся выше дифференциальная рента за землю,
получаемая при одинаковых затратах труда в результате то¬
го, что качество данной земли выше, чем качество той, что
приносит предельно низкий доход.
Контуры маржинализма начали складываться в тех трудах
А. Смита и, особенно, Д. Рикардо, которые обращены к про¬
блеме дифференциальной ренты. Маркс повторил Рикардо,
но при этом от вопроса о том, как категория ренты сочетается
с эксплуатацией, ушел таким образом, что рента оказалась
выступающей в качестве части прибыли как категории, осно¬
ванной на эксплуатации, на производстве прибавочной стои¬
мости. Между тем, главная особенность ренты как раз в том
и состоит, что здесь речь идет о собственности, которая прино¬
сит дополнительный доход без дополнительной эксплуатации.
Нельзя, конечно, забывать и о том, что труд всегда остается
необходимым условием создания стоимости, но здесь речь идет
не о труде как субстанции стоимости, а о том, что сравни¬
тельно легко поддающиеся счету затраты труда одинаковой
величины создают разные по своим размерам ценности —
фактор, имеющий самое первостепенное значение для эконо¬
мической теории вообще, для теории научного социализма —
в особенности.
С точки зрения марксизма владение собственностью,
приносящей отдачу выше предельного уровня, во всех отно¬
шениях несправедливо, порочно и подлежит ликвидации при
помощи разных средств — прежде всего путем конфискации
и передачи природных ресурсов в общенародную собствен¬
ность. С точки же зрения мировой науки, распределение
должно осуществляться не по принципу безадресной спра¬
ведливости, а по принципу оптимальности с целевой функцией
максимальной эффективности. Иначе говоря, социалистичес¬
ким можно считать лишь такое общественное устройство, при
— 100 —
Рыночный социализм против социального расизма
котором лучшие земли (и другие природные ресурсы) перехо¬
дят в собственность или во владение тех, кто использует их
с максимальной эффективностью. Такой подход отнюдь не ис¬
ключает и общенародной собственности, но ее формирование
осуществляется не путем конфискации или других форм наси¬
лия, а прежде всего путем все той же рыночной конкуренции,
поддерживаемой политической демократией.
Обращение к категории ренты отнюдь не означает проти¬
востояния теории трудовой стоимости и эксплуатации. Ни один
серьезный аналитик не может отвлекаться от того факта, что
частная собственность или владение объектами, приносящими
большую ренту, могут стать источниками доходов, перера¬
стающих из рентных по происхождению в эксплуататорские
по использованию.
Более того, и в теоретическом плане, и в плане анализа
экономической истории нетрудно видеть, что доходы рентно¬
го характера могут становиться источником злокачественной
монополии. Значит ли это, что в отношении рентных доходов
(и, соответственно, собственности на их источники) должны
устанавливаться какие-то пределы и если должны, то на каких
научных основаниях?
Как нам представляется, теория ренты в ее неразрывном
сочетании, с одной стороны, с маржинализмом, с другой —
с классово-политической борьбой, со временем займет в эко¬
номической теории неизмеримо большее место, чем то, которое
оно занимает в настоящее время. Проблема все та же: что
для экономики важней — затраты труда по их продолжи¬
тельности или полезность, создаваемая не пропорционально
продолжительности, а пропорционально взаимодействию про¬
должительности затрат с исходными условиями в виде более
благоприятных — природных (естественных, географических,
гуманитарных, этнографических) условий, а также включая
доходы, рождаемые в результате асинхронности и новаций?
Нельзя ни на минуту забывать о том, что проблема ренты
неотрывна от проблемы собственности, из чего следует, что
— 101 —
Глава 3
теоретический анализ природы ренты неотрывен от анализа
социально-политического, и что многие политические (а так¬
же военно-политические) аспекты экономически прямо или
косвенно связаны с борьбой разных общественных структур
и персонажей за более высокую долю в рентных доходах.
К вопросу особой роли ренты в экономике побужда¬
ет обращаться положение, сложившееся в России после
1985 г. — с началом перестройки и новейших реформ. Тяжелый
удар, нанесенный в течение переходного периода обрабаты¬
вающей промышленности, мог бы обернуться катастрофой,
если бы не удержалась на прежнем уровне добывающая про¬
мышленность — производство нефти, газа, каменного угля,
драгоценных и цветных металлов — с одновременным разви¬
тием экспорта ее продукции по мировым ценам, притом что
последние находятся на уровне, обеспечивающим российским
производителям высокую прибыль, большая часть которой
намного превышает сумму издержек производства, т. е. но¬
сит рентный характер. Есть основания утверждать, что при
всех трудностях, переживаемых российской экономикой, рен¬
те предназначена роль одной из опорных точек для грядущих
перемен к лучшему.
Рассмотрение проблемы ренты остается неполным без
обращения к тому факту, что наряду с рентой как положитель¬
ной величиной в мире абстракции существует рента отрица¬
тельная. В случае с природными ресурсами речь идет о таких
ресурсах, которые при данных затратах труда приносят доход
не выше, а ниже предельного (или — в зависимости от изна¬
чально принимаемых условий — ниже среднего), что находит
свое выражение в убытках, возникающих несмотря на за¬
трату труда одинакового качества и одинаковой длительности
и напряженности. Наряду с бесприбыльностью, отрицательная
рента может возникать и при низких относительно предельного
уровня природных данных человека1771 и выступает как фактор
«выбраковки» — ликвидации нерентабельных предприятий.
Мы не будем здесь вдаваться в дальнейшее рассмотрение
— 102 —
Рыночный социализм против социального расизма
этого сложнейшего вопроса, но отметим его огромную соци¬
альную значимость, которая, помимо всего иного, проявляется
в требованиях больших масс населения об оплате их труда
в размерах, превышающих его результаты. Оптимальное ре¬
шение данной проблемы составляет главное с точки зрения
социалистического идеала содержание политической борьбы
и политической экономии. Здесь мы напомним лишь о Маль¬
тусе (гл. 2), который, не отрицая необходимости гуманитарной
помощи нетрудоспособным или малотрудоспособным, преду¬
преждал против чрезмерного иждивенчества.
При анализе проблем ренты в мировой экономической
науке главное место занимает рента на естественные ресур¬
сы и рента на оборудование. В качестве примера сошлемся
на книгу «Оптимальные решения в экономике» (М.: Нау¬
ка, 1972, с. 61), принадлежащую перу всемирно известного
российского ученого, одного из создателей теории линейного
программирования, лауреата премии Нобеля Л. В. Канторови¬
чу и А. Б. Горстко. Здесь авторы отмечают следующее. «Рас¬
смотрим вполне реальную ситуацию. На двух предприятиях
изготавливается один и тот же продукт, но одно из пред¬
приятий оснащено самой современной техникой, а на втором
действует устаревшее оборудование. Цены, по которым про¬
дается продукт, одинаковы для обоих предприятий, затраты же
на производство на первом предприятии будут меньше, чем
на втором. В результате первое предприятие окажется рента¬
бельней второго, его работников будут отличать и поощрять,
хотя их заслуга в этом не так уж велика — лучшие результаты
предопределены лучшими условиями».
Нельзя не привлечь внимание к тому, что в приведенной
тираде, содержание которой проходит через всю книгу, отсут¬
ствует едва ли не важнейший фактор рентного характера —
человеческие способности, т. е. речь не идет о том, что при рав¬
ном оборудовании, равной продолжительности труда и равных
усилиях один человек производит больше, чем другой. Иначе
говоря, рентный доход роадается не только из превосходства
— 103 —
Глава 3
тех или иных ресурсов вещественного характера, но и из раз¬
ницы в природных чертах самого человека — из разницы
в его физической силе, искусности, трудолюбии, внешности,
способностях и талантах, морально-нравственных качествах.
Все стороны такого ряда черт подчинены закону предельных
величин в том смысле, что если человек по названным чертам
стоит ниже предельного уровня, он попадает в разряд ижди¬
венцев. Если же он стоит выше названного уровня, он, никого
не эксплуатируя, имеет возможность и должен получать право
на более высокий уровень дохода.
Этот аспект рентных отношений начисто отсутствует
в марксистско-коммунистическом толковании, но в то же
время не может не выступать как одна из основ истинной
экономической науки — ведь общество, в котором все лю¬
ди были бы по своим категориям равны, представляло бы
не более, чем цех одинаково устроенных роботов. С развитием
техники и науки диапазон различий между потенциальными
и реальными способностями разных людей снижается, но ни¬
когда не может исчезнуть («...движение — все»). В связи
с марксовой трактовкой стоимости рабочей силы, как неко¬
ей постоянной величине, лежащей в основе оплаты труда,
Ф. Визер (1851 — 1926 гг.) писал следующее: «Произноси¬
лись ли когда-либо такие вещи даже в самые мрачные времена
варварства!»,781. Варварство, о котором пишет один из видней¬
ших представителей австрийской школы экономики, — школы,
весьма далекой от социалистического движения, как раз в том
и состоит, что тезис о компенсации по стоимости рабочей силы
в ее марксовом толковании противостоит основному принципу
социализма — оплате не по часам, а по результатам труда.
Но вернемся к ренте. В аналитическом плане данная
научная категория прежде всего не может быть оторвана
от смитианско-маршаллианской трактовки рыночных отноше¬
ний в виде синтеза труда и обмена, как занимающего в эконо¬
мике центральное место. Во-вторых, ее нельзя отделить от ро¬
жденного в начале XIX века (Сэй и др.) и развитого в недрах
все той же только что упомянутой австрийской школы понятия
— 104 —
Рыночный социализм против социального расизма
вменения тех или других частей вновь создаваемой стоимости
не только труду, но и природным ресурсам и вещественным
средствам производства. Теория вменения представляет со¬
бой самое убедительное противостояние всем видам трудового
фетишизма — прежде всего его марксистскому варианту.
В-третьих, из основной концепции Маршалла естествен¬
ным образом вытекают понятия кривых спроса и предложения
и, что особенно важно, различия между субстанциональными
и временными факторами спроса-предложения. В первом слу¬
чае речь идет о категории эластичности спроса — о том, что
изменения покупательной силы по разному действуют на раз¬
личные виды спроса (при общем снижении в первую очередь
падает спрос на предметы не первой необходимости и т.д.),
что, конечно же, не может не оказывать влияния на ее рас¬
пределение между разными слоями общества. Что касается
временного фактора, то здесь феномен ренты наиболее на¬
глядно проявляется в категории процента. «Иррациональная
форма цены», о которой писал Маркс, характеризуя процент,
проявляется в том, что процент представляет собой как бы
промежуточную категорию между рентой и нерентной прибы¬
лью. Его рентная природа состоит в том, что он возникает
без прямых затрат или увеличения расходов тех или иных
материальных благ.
Рентная природа процента проявляется в том, что послед¬
ний представляет собой добавление к доходу, к собственности
независимо от того, приобретена ли эта собственность на тру¬
довой или на эксплуататорской основе. В этом плане толкова¬
ние прироста процента неотрывно от анализа роли кредита как
средства передвижения ценностей из сфер с меньшей в сферы
с большей предельностью, т. е. не как средства эксплуатации,
а как мощного оружия экономического прогресса. Сколько бы
Маркс и марксисты не толковали о примате производства как
единственном создателе стоимости и не объявляли все другие
части воспроизводственного процесса фиктивными, иррацио¬
нальными и т. п., нельзя уйти от того, что вторичность сферы
— 105 —
Глава 3
обращения не означает ее второстепенности, что сфера эта
представляет собой рычаг, повышающий ценность того, что
создается в процессе вещного производства.
Нельзя также не отметить черты сходства теории и кате¬
гории ренты с теорией и категорией игр. Несмотря на различия
в природе этих двух категорий, общее заключается в том, что
в обоих случаях речь идет о доходах и потерях, возникаю¬
щих не путем эксплуатации и не путем добавочных вложений
созидательного труда. Или иначе: оставаясь в рамках рынка,
нельзя игнорировать игровой элемент, а обращаясь к игрово¬
му элементу, нельзя не видеть, что образующийся здесь доход,
возникая на основе того же фактора неопределенности, кото¬
рый неотрывен от рынка, является одновременно и нетрудовым
и неэксплуататорским.
Вырастая из рынка и отделяясь от него, игровой эле¬
мент представляет собой как бы особую сферу, в которой
приобретение происходит не на основе производства, а за счет
собственности лиц идущих на риск. И хотя приобретение
идет не путем эксплуатации, но с очень широким обращени¬
ем ко всякого рода жульничеству и обману. В определенном
смысле игровой элемент демонстрирует тот факт, что корруп¬
ция, и, соответственно, экономический криминал во многих
его аспектах (таких как, например, теневая экономика) также
стал одним из особых предметов экономического анализа1791.
Нельзя, наконец, не отметить, что проблема ренты и тео¬
рия игр принадлежат к числу тех сфер общественной науки
и всей общественной жизни, которые не укладываются в рамки
строгой рациональности. «Для того, чтобы сделать возмож¬
ным математическое рассмотрение — пишут авторы едва ли
не самой известной в мире работы по теории игр — опреде¬
ления должны быть точными и исчерпывающими»1801. Между
тем, в обоих случаях (особенно в теории ренты) дело обстоит
так, что реальные суммы слагаемых отличаются от резуль¬
татов арифметического сложения. С коррупцией или без нее
игровой элемент нередко, хотя и далеко не всегда, служит
— 106 —
Рыночный социализм против социального расизма
перемещению ценности из менее в более производительные
сферы. Именно такое отличие имеет в виду Дж. Маршалл,
когда пишет: «Человек может оказаться лучшим экономистом,
когда он доверяется своему здравому смыслу и практической
смекалке, чем когда он претендует на исследование теории
стоимости, да еще отваживается считать такое исследование
легким»!811. Другими словами, не следует преувеличивать сте¬
пень и роль математизации экономической науки. На каждом
шагу здесь проявляется уже отмеченная выше черта беско¬
нечномерное™: достижение идеала невозможно, а движение
к нему совершается с помощью здравого смысла, для которого
теоретический (в том числе математический) анализ служит
эффективным подспорьем, но не может быть заменой.
В рассматриваемом плане главное назначение теории
ренты заключается в том, что на ее основе демонстрируется
невозможность такой системы учета рентного фактора, ко¬
торый бы строго укладывался в рамки теории ценности —
как в абстрактном, так и в практико-политическом планах.
Лишать собственника ренты (как этого требуют крайне левые
политические силы, прежде всего марксисты) — значит, под¬
рывать его заинтересованность в максимально эффективном
использовании принадлежащих ему ресурсов. Целиком оста¬
влять ренту в руках собственника — это, с одной стороны,
морально несправедливо; с другой же стороны, это значит
выводить из под общественного управления большие мас¬
сы ценности, не приобретенные трудом ее получателей. Ведь
в данном случае рента как ценность, приобретенная без затрат
труда, противостоит на рынке ценности, заработанной трудом.
Решение этой проблемы повсеместно и всегда совершается
в поисках оптимума; в поисках, идущих в ходе политической
борьбы в разных странах и в разные периоды, при этом в ка¬
честве главного средства решения выступает государственная
налоговая политика, а также законы о наследовании. В конце
XX века острейший виток такой борьбы наблюдается в России,
— 107 —
Глава 3
где в ходе реформ сталкиваются интересы и позиции разных
общественных слоев и политических группировок.
Второй из названных выше корифеев экономической на¬
уки — Дж. Шумпетер — своим трудом «История экономи¬
ческого анализа» («The History of Economic Analysis», изд.
в 1954 г. посмертно) внес великий вклад в ту область, которая
обозначена в названии указанной книги. Но не менее, а скорее
более велик его вклад, связанный с введением в науку понятия
«новатор». Эта категория во многом близка понятиям «произ¬
водственная функция Кобба—Дугласа», «остаток Солоу» или
«остаток Абрамовица»1821 и соприкасается также с введенным
Кейнсом понятием «мультипликатор»1831.
Если квазирента представляет собой ренту потребителя,
то новатор следует толковать как ренту производителя, под
которой подразумеваются те совершаемые в технике и тех¬
нологии новации, которые при прочих равных условиях (т. е.
прежде всего при предельных издержках) приносят более вы¬
сокий доход. Иначе говоря, если в случае в рентой дополни¬
тельный доход возникает главным образом в сфере обращения
(квазирента, процент), то нерентный доход без эксплуатации
возникает, главным образом, в сфере производства.
В современной экономической науке роль категории «но¬
ватор» столь велика, что некоторые аналитики оценивают
Шумпетера как ученого, затмившего не только марксизм,
но и другие направления экономической мысли XIX—XX ве¬
ков. Как пишет германский ученый социал-демократ Хайнц
Тиммерманн, «левые должны читать великого экономиста Йо¬
зефа Шумпетера и преодолевать свое глубоко укоренившееся
недоверие к духу предпринимательства в деловом мире»1841.
Само собой разумеется, что в данном случае, как и в от¬
ношении категории «эксплуатация», речь идет о высокой
степени абстракции. Но здесь снова и снова возникает все
тот же вопрос: какая абстракция более плодотворна — та
ли, в которой идет речь об отнятии части стоимости в пользу
паразитирующего слоя собственников (т. е. абстракция при¬
— 108 —
Рыночный социализм против социального расизма
бавочной стоимости и капиталистической эксплуатации) или
та, при помощи которой открывается путь для анализа рас¬
ширенного воспроизводства, осуществляемого не с помощью
эксплуатации, а путем совершенствования техники и техноло¬
гии процессов производства и путем конкурентного рыночного
обмена? Что важней — то ли, что капитал забирает в свои
руки часть вновь создаваемой ценности, или то, что главная
масса ценности сверх издержек производства, осуществляе¬
мого сегодня на базе прежней техники и технологии, завтра
направляется в те сферы производства или на те предприя¬
тия, где отдача выше? Ответ на этот вопрос не может быть
дан без обращения к рынку как ведущей, регулирующей силе;
как фактору, определяющему ценность перемен, происходящих
в сфере производства. Ответ здесь не ограничивается праг¬
матическими, прикладными аспектами. С опорой на теорию
предельной полезности в ее сочетании с толкованием при¬
были как одного из видов издержек производства Маршалл,
Шумпетер и другие экономисты конца прошлого — первой по¬
ловины нынешнего века принесли с собой реанимацию теории
вменения на новой (маржиналистской) основе. В предисловии
к цитированному выше основному труду Маршалла С. М. Ни¬
китин пишет: «По Маршаллу, прибыль представляет собой
конгломерат разнородных элементов, каждый из которых име¬
ет свои закономерности движения, не сводимые к какому-
нибудь единому движению. В частности, в прибыли значитель¬
ный удельный вес составляет вознаграждение за управление,
являющееся разновидностью заработной платы квалифици¬
рованного труда и подчинения законам движения, сходным
с законами заработной платы»1851.
Многие ученые идут еще дальше — вплоть до выдви¬
жения на первое место не категории прибыли, а категории
безубыточности. Помимо всего иного, такой поворот находит
свое отражение в том, что и в коммерции и в теории ка¬
тегория прибыльности предприятий все больше оттесняется
категорией рентабельности. При таком толковании в каче¬
— 109 —
Глава 3
стве прибыли рассматривается лишь та ценность, которая
возникает в результате неизбежного вторжения в рыночную
экономику нерыночных факторов, легитимных или криминаль¬
ных. В этом случае противостояние капиталу трактуется не как
противостояние рыночным закономерностям или частной соб¬
ственности на средства производства (как это имеет место
в марксизме), а прежде всего как противостояние действи¬
ям, обращаемым против законов, формируемых на демокра¬
тической основе. «При оптимуме, — пишут Л. Канторович
и А. Горстко, — прибыль оказывается нулевой»1861. «При¬
быль, — пишет М. Блауг, — часть ренты за дарование»
(там же, с. 424). По Шумпетеру «конкурентное равновесие
исключает как прибыль, так и процент»1871.
Не будет преувеличением, если мы скажем, что совре¬
менная экономическая наука, наследуя все лучшее, что было
в прошлом, кладет в основу анализа категорию рынка и одно¬
временно не рассматривает проблему прибыльности как одну
из ведущих, а рядом с рынком выдвигает на первое место кате¬
гории доходности и безубыточности. «Прибыль, прибавочная
стоимость, квазирента — пишет С. В. Брагинский, — пред¬
стают как категории многофакторные, источником которых
служат многочисленные нарушения экономического равнове¬
сия (вызванные экономическим развитием, как у Шумпетера,
или резким изменениям внешних условий, как у Маршалла,
а также несовершенством общественных отношений и рыноч¬
ной системы (как у Маркса и Кейнса)»1881.
Как мы полагаем, истина заключается в том, чтобы, даже
оставаясь далеко от черты, отделяющей экономическую науку
от коммерции, от маркетинга, первоначальные доходы видеть
в их следующей структуре.
1. Трудовые доходы, выступающие в виде массы добавлен¬
ной стоимости, создаваемой в условиях рыночного рав¬
новесия при данном уровне техники, технологии и ор¬
ганизации производства — за вычетом величин, фигу¬
рирующих во всех последующих пунктах. К трудовым
— 110 —
Рыночный социализм против социального расизма
доходам относятся отнюдь не только доходы наемных
рабочих, но и доходы всех лиц, участвующих в производ¬
стве, включая предпринимателей, служащих, фермеров
и других собственников.
2. Рентный доход, получаемый теми, чья продукция реали¬
зуется при превышении спроса на нее над предложением.
3. Рентный доход, получаемый на основе собственности
на материальные ресурсы при относительно более высо¬
кой продуктивности без эксплуатации (дифференциаль¬
ная рента).
4. Рентный доход, получаемый при данных затратах труда
на основе более высокой потенциальной способности той
или иной личности.
5. Новатор-1 — доход, получаемый на основе технического
прогресса, достигаемого также без эксплуатации, через
повышение предельного уровня.
6. Новатор-2 — доход, получаемый на основе прогресса,
выраженного в создании и производстве новых средств
производства и потребления. Рост массы производства
и занятости в данной новой сфере сопровождается
устремлением к получению больших доходов со стороны
потенциальных потребителей и, соответственно, боль¬
шим объемом занятости, производства и дохода (самые
яркие примеры — рождение и развитие автомобильной
и авиационной промышленности, производство средств
связи и вычислительной техники и т.д.).
7. Доходы эксплуататорского характера в том виде, в каком
они фигурируют у Маркса.
8 Промежуточные, неопределяемые в отношении их экс¬
плуататорского характера доходы в виде дивидендов и
в виде доходов, получаемых в ходе игр.
9. Доходы бюрократической номенклатуры, которые, с од¬
ной стороны, нельзя отнести к нетрудовым, а с другой —
— 111 —
Глава 3
служат оплате той части населения, которая по харак¬
теру формирования и по своим интересам более всего
отчуждена от трудовых слоев населения.
10. Доходы в виде процентов на капитал, которые не только
в марксистских,.но и во многих других направлениях ли¬
тературы (особенно социал-демократической) трактуют¬
ся как паразитические, в их изначальном, неискаженном
варианте проистекают из весьма сложной асинхронности
доходов и расходов; из того, что, не тратя часть своего
трудового дохода, за свое сегодняшнее воздержание чело¬
век может дополучить то, что было им недополучено пер¬
воначально. Источником здесь выступает не труд других
людей, а взаимодействие моего сегодняшнего воздержа¬
ния с вовсе не паразитическими перебросками из сферы
одной предельности в сферы другой, более высокой пре¬
дельности. Какие основания отождествлять саму такую
переброску с эксплуатацией?
Даже тот весьма сжатый анализ проблемы распределе¬
ния по результатам труда, к которому мы здесь обратились,
нельзя было бы считать завершенным, если не привлечь вни¬
мание к следующему обстоятельству: до сих пор речь шла
об абстрактной необходимости меры, эталона, с помощью ко¬
торого определяется ценность реализуемого на рынке готового
продукта. Маржинализм нашел этот эталон в предельной по¬
лезности или предельной производительности, или в их синтезе.
Но как перейти от такой научной абстракции к реальности:
как реально определяется величина вклада каждого участника
и как обеспечивается его компенсация?
Отнюдь не претендуя на то, что приведенная классифи¬
кация доходов является безгрешной, мы, однако, считаем ее
необходимой для утверждения тезиса о том, что при любом
общественном строе, основанном на рыночных отношениях,
в его основе лежит не разделенность труда (представлен¬
ного в виде однородного) на необходимый и прибавочный,
а полезность, какой она складывается на основе широчайшего
— 112 —
Рыночный социализм против социального расизма
диапазона институциональных различий, среди которых на пер¬
вых местах стоят различия в творческих потенциях каждого
человека, в природных условиях и в характере собственности.
При этом частная собственность не отвергается, а рассматри¬
вается как один их элементов в комплексе, главной целевой
функцией которого является повышение производительности
труда.
Анализ структуры доходов был бы неполным, если бы мы
не обратили особое внимание на п. 7 приведенного перечня.
Мы снова подчеркиваем — ни в коем случае речь не долж¬
на идти об отвержении марксовой категории эксплуатации
на основе производства прибавочной стоимости. В качестве
элементарного и очевидного доказательства обоснованности
данной категории сошлемся на такой широко распространен¬
ный фактор, как неравная плата за равный по эффективности
труд. Здесь первенство особенно ярко проявлялось в практике
колониализма — в таком, например, факте, как то, что в Ин¬
дии, находившейся под колониальным гнетом Великобритании,
за один и тот же по своей продолжительности, напряженности
и результативности труд местные жители получали зарплату
в 4—5 раз более низкую, чем жители, прибывавшие из метро¬
полии. Хотя и не столь рельефно, но то же самое проявляется
и в современной практике использования в индустриальных
странах иностранной рабочей силы. Иначе говоря, в данном
случае речь шла о том, что капиталистическая эксплуата¬
ция как всеобщий фактор помножалась на феодальные черты
в виде национальной дискриминации.
Речь, следовательно, не вдет о перечеркивании марк¬
совой концепции эксплуатации, а лишь о том, каково ме¬
сто данной категории во всем воспроизводственном процессе
и в социальных отношениях, и как это место менялось в разных
странах в разные периоды.
Представленная выше классификация доходов должна
быть сопоставлена с классификацией принадлежности цен¬
ностей. Оставляя в стороне такие категории, как владение
— 113 —
Глава 3
и распоряжение, остановимся на собственности и управле¬
нии. Из вышесказанного следует, что с применением наемной
рабочей силы частная собственность на средства производ¬
ства далеко не всегда выступает как орудие эксплуатации.
Во-первых, прибыль может возникать не только на основе
прибавочной стоимости, но и на основе новаторства, которое,
будучи осуществляемо при активном участии самих собствен¬
ников, чаще всего не носит эксплуататорского характера. Во-
вторых, что касается ренты, получаемой на основе собствен¬
ности, то ее социальная природа носит двойственный характер.
С одной стороны, она не является результатом эксплуатации,
а с другой — возникает не на основе труда собственников и,
что особенно важно, не на основе собственности, обретаемой
в условиях конкуренции. Неконкурентная природа ренты —
ее глубокая порочность. Такого рода двойственный характер
ренты проявляет себя в извечном вопросе о справедливости
тех или иных видов собственности, с решением данного вопро¬
са в повсеместной и постоянной острой политической борьбе
вокруг проблем налогов и кредита. Сказанное не относится
к личностной ренте, которая в плане более высоких способ¬
ностей человека представляет собой одну из разновидностей
конкурентного начала.
Другая сторона проблемы — соотношение между соб¬
ственностью и управлением. Едва ли не самый радикальный
поворот в социально-экономической обстановке истекшего ве¬
ка заключается в управленческой революции — начавшегося
со времен кризиса 1928—1932 гг. перемещения центра тяжести
управления крупными предприятиями в руки управленческого
персонала независимо от его собственности; перемещения,
суть которого состоит в том, что формирование такого пер¬
сонала осуществлялось не на монополистической основе, т. е.
не на основе собственности финансовых олигархов, но и не без
их участия; с резко возросшей ролью рядовых акционеров,
а во многих случаях — и трудовых коллективов. Возраста¬
ние это достигается главным образом через систему выборов
— 114 —
Рыночный социализм против социального расизма
управляющих, осуществляемых акционерами, и через систему
кооптации (т. е. через формирование состава управляющих при
снизившемся участии собственников).
В социальном плане свершившийся после кризиса 1929—
1932 гг. поворот означает ослабление позиций крупных соб¬
ственников в пользу владельцев (т. е. собственников с огра¬
ниченными правами продажи) и, особенно, в пользу упра¬
вляющих. Одно из главных проявлений и последствий свер¬
шившегося поворота заключается в том, что на первое место
выдвигается не масса дохода, а его направленность в сторону
стабильности расширенного воспроизводства — направлен¬
ность, достигаемая во взаимодействии предпринимательско¬
го, отраслевого и государственного управления. Перемеще¬
ние роли собственников в пользу управляющих стало од¬
ним из факторов, способствовавших прогрессу того явле¬
ния, которое Дж. Шумпетер в одной из своих главных работ
(«Капитализм, социализм и демократия») с большой точно¬
стью и компетентностью охарактеризовал как «созидатель¬
ное разрушение» («Creative Destruction»), т. е. как приход
нового, лучшего на смену устаревающему. В этом поня¬
тии заключена одна из важнейших сторон диалектического
релятивизма.
Даже тот весьма сжатый анализ проблемы распределения
по результатам труда, к которому мы здесь обратились, нельзя
было бы считать завершенным, если не привлечь внимание
к следующему обстоятельству: до сих пор речь шла об аб¬
страктной необходимости меры, эталона, с помощью которого
определяется ценность реализации на рынке готового продук¬
та. Маржинализм нашел этот эталон в предельной полезности
или предельной производительности или в их синтезе. Но как
перейти от такой научной абстракции к реальности — как ре¬
ально определяется величина вклада каждого участника и как
обеспечивается его компенсация?
Сам рынок не может отделить ренту от эксплуататорской
прибыли или от новатора, и тем более рынок сам по себе,
в своей изначальной функции механизма обмена и оценки
— 115 —
Глава 3
обмениваемых благ не может определить величину вклада
каждого участника воспроизводственного процесса.
Мы подошли, таким образом, к той грани экономичес¬
кой науки, когда на первое место выдвигается не абстрактная
теория, а реальное рыночное хозяйство — то, что в науке
и в публицистике носит название «коммерция». Описывая
это, английский философ А. Уайтхед пишет, что «Коммер¬
ция является наиболее важным фактором, существующим для
процветания индивидуальности. Поэтому Коммерция являет¬
ся наиболее важным фактором, существующим для прогресса
цивилизации. Как только здесь наступает застой, когда ослабе¬
вает процесс распространения и улучшения Коммерции, когда
тормозится новое в этом процессе, медленно и по началу
неприметно массы населения начинают подходить к грани ги¬
бельного вырождения... Коммерция более, чем какой-либо
другой фактор, развивается путем приключений»1891. Трактуя
данное понятие в историческом и страновом планах, англий¬
ский философ обращается вглубь веков и к современности,
ссылаясь на Древний Рим и современные Китай и Индию,
где причину деградации или отсталости он находит как раз
в слабости коммерческого начала. К перечню очагов тако¬
го рода отсталости вполне закономерно было бы причислить
бывший СССР.
Для российского читателя такая постановка может пока¬
заться неосновательной, поскольку в советской публицистике
понятие «коммерция» выступало как эвфемизм по отношению
к спекуляции, а последняя рассматривалась как разновидность
криминала. Здесь же речь идет о другом — коммерция вы¬
ступает в ее самом широком понятии, как комплекс честной
конкуренции, совершаемой в процессе деловых отношений
между предпринимателями, между последними и лицами на¬
емного труда, а также между самими лицами наемного труда.
Мы вновь приходим к пониманию того, что сколь ни вну¬
шительно выглядят открытые теорией предельной полезности
эталоны, обращение этих эталонов к измерению вклада каждо¬
— 116 —
Рыночный социализм против социального расизма
го участника производства не может носить прямого характера
и находится в постоянной зависимости от институциональной
обстановки. Разные институты учитывают эту меру по-разно¬
му, в зависимости от таких конкретных условий, как характер
отрасли производства, как исторические, политические, эт¬
нографические и культурные факторы, как международные
отношения. И все-таки во всем этом конгломерате разно¬
образных факторов ведущее место и последнее слово остается
за рынком. А основной результат рассмотрения взаимоотноше¬
ния практической стороны рыночного механизма с его общими
принципами заключается в следующем. Практика рыночных
операций, составляющих содержание коммерции, осуществля¬
ется на низовом уровне, на уровне действий каждого человека
в его собственных интересах. Коммерция, маркетинг — едва ли
не важнейшие из институций, с помощью которых реализуются
принципы, формулируемые абстрактной теорией. И при том —
институция многоликая и многофакторная — одна из тех,
в которой олицетворяется рассмотренная выше (гл. 1) беско-
нечномерность. При том содержание и успех коммерческой
практики в ее общественном значении в огромной и все воз¬
растающей степени зависит от того, насколько регулирование
на всех уровнях совершается с обращением к политической
демократии — в соответствии с действием экономических за¬
конов, какими они разрабатываются и соблюдаются на основе
принципов демократического социализма.
В признании этого факта и состоит великая роль обще¬
ственной науки вообще и экономической науки в частности
и в особенности. Экономическая теория не заменяет рынка,
не дает и не может дать ответа на вопрос о том, каковы
должны быть размеры компенсации тех или иных участников
воспроизводственного процесса (собственников и лиц наемно¬
го труда). Но великая роль научной теории состоит в том, что,
видя неизбежность и закономерность таких различий как фак¬
торы прогресса, она становится на сторону тех, кто, не имея
чаще всего никаких представлений о научной стороне дела,
добивается реализации таких закономерностей в постоянной
— 117 —
Глава 3
и активной поддержке тех институций, цель которых практи¬
чески достигается с помощью живых механизмов экономиче¬
ской действительности — таких, как участие в конкуренции,
государственное регулирование, деньги, кредит, процент, ан¬
тимонопольные картельные соглашения, профсоюзы и другие
общественные организации, забастовки или противодействие
забастовкам, формирование соответствующих законов и их
соблюдение, противостояние коррупции, т. е. всего того, что
обеспечивает наибольшую обращенность в сторону принципа
распределения по результатам труда. Здесь просматривается
пример того, как на основе практики складываются науч¬
ные парадигмы, которые, не заменяя практику, становятся
для последней мощной интеллектуальной поддержкой. В этом
направлении как раз и пролегает противостояние научных
концепций рыночного социализма его антинаучному толко¬
ванию — толкованию как понятия, якобы противостоящему
социализму.
— 118 —
Глава 4
От «Mainstream»
(магистрального течения)
к социал-демократическому
институционализму
Приступая к предпоследней главе данного введения, мы
вновь привлекаем внимание к тому, что и самим «основопо¬
ложникам» не были чужды сомнения по поводу незыблемости
тезиса об измерении ценности по часам труда. «Стоит ли
час Вашей работы столько же, сколько час моей работы? —
спрашивает Маркс и отвечает, — Это вопрос, разрешаемый
конкуренцией»1901. «Так как цена не равна стоимости, — писал
Маркс в 1857 г., то элемент, определяющий стоимость —
рабочее время — не может быть тем элементом, в котором
выражаются цены, ибо в этом случае рабочее время должно
было бы выражать себя одновременно как определяющее
и неопределяющее, как равное и неравное самому себе.
Так как рабочее время как мера стоимости существует лишь
идеально, то оно не может служить материей для сравнивания
цен... Цена в отличие от стоимости необходимо должна быть
денежной ценой. Здесь проявляется то обстоятельство, что
номинальное различие между ценой и стоимостью обусловлено
их реальным различием»1911.
Ф. Энгельс в конце своей жизни (умер в 1895 г.) высказы¬
вал суждения, отличавшиеся самокритичностью по отношению
к тому, что, как мы видели в предыдущих частях, составляло
Глава 4
самую суть его и Маркса позиции по кардинальным вопросам
общественной теории. В письме И. Блоху от 21—22 октября
1890 г. Ф. Энгельс писал: «Маркс и я отчасти сами виноваты
в том, что молодежь иногда придает больше значения экономи¬
ческой стороне, чем это следует. Нам приходилось возражать
нашим противникам, подчеркивать главный принцип, который
они отвергали, и не всегда находилось время, место и возмож¬
ность отдавать должное отдельным моментам, участвующим
во взаимодействии»1921. В письме В. Боргиусу от 25 января
1894 г.: «Политическое, правовое, философское, религиоз¬
ное, литературное, художественное и т.д. развитие основано
на экономическом развитии. Но все они также оказывают вли¬
яние друг на друга и на экономический базис. Дело обстоит
совсем не так, что только экономическое положение является
причиной, что только оно является активным, а все остальное
лишь пассивные следствия. Нет, тут взаимодействие на осно¬
ве экономической необходимости, в конечном счете, всегда
прокладывает себе путь. Государство, например, оказывает
влияние при помощи покровительственных пошлин, свободы
торговли, хорошей или дурной фискальной политики»1931.
Отличие такого рода сентенций от того, что составля¬
ло суть марксового подхода в предыдущие годы, такова, что
вкупе с другими факторами (в частности, с личной близостью
Энгельса с Бернштейном), оно, это отличие, дает истори¬
кам общественной мысли основания относить начало поворо¬
та социал-демократизма к мировой науке не к Бернштейну,
а к позднему Энгельсу. Примечательно, что поворот этот
начал совершаться в конце XIX — начале XX веков, когда
и сама мировая наука вступила в полосу обновления, кото¬
рую Р. Тарнас характеризует, как «продолжение кантовского
подхода — одновременно и более релятивистского и более
восприимчивого ко всему множеству факторов, что влияет
на человеческий опыт, пронизывает его: факторов историчес¬
ких, общественных, культурных, языковых, экзистенциальных,
психологических»1941.
— 120 —
От магистрального течения к институционализму
При всей самокритичности приведенных суждений, с по¬
зиций нынешнего состояния экономической науки можно с уве¬
ренностью утверждать, что суждения эти далеко не полностью
отражают характер и глубину отклонений от истины в оценке
родоначальниками социал-демократизма роли экономической
науки, и что сами по себе эти оценки не могут служить отправ¬
ной точкой для анализа перемен, совершившихся в науке уже
после них. Здесь вполне уместно повторить приведенные в гл. 1
слова Г. В. Плеханова: «Будущие открытия могут перевернуть
все современные представления».
В экономической науке дело не ограничивалось призна¬
ваемой Энгельсом переоценкой роли экономики. Важней было
другое — как уже отмечалось, в трудах Маркса—Энгельса
сама экономика выступала прежде всего и главным образом
как поле и орудие эксплуатации, тогда как ее истинное назна¬
чение и содержание всегда состояло прежде всего в том, что
она выступала как процесс созидания.
Ссылаясь на специальный анализ, мы отметили в гла¬
ве 2, что современная экономическая теория заключает в се¬
бе по разным подсчетам от 40 до 60 разных, относительно
самостоятельных дисциплин. Что касается абстрактно-теоре¬
тического аспекта, то здесь необходимо прежде всего отме¬
тить деление экономической науки на магистральное течение
(mainstream), под которым подразумевается обрисованный вы¬
ше классический анализ основных закономерностей, и новые,
родившиеся в истекающем XX веке ответвления, получившие
наименования альтернативных. Как мы увидим, среди послед¬
них институционализму принадлежит ведущее место.
Еще одно группирование — деление на равновесие-
неравновесие — неотрывно от проблемы оптимизации. Не¬
трудно видеть, что данное деление прямым образом связа¬
но с обрисованным в первой главе философским аспектом
(диалектический релятивизм), но ввиду его особой важности
мы остановимся на данном аспекте более подробно. «Все
многообразие экономической теории, — пишут американские
— 121 —
Глава 4
экономисты Эклувд и Хеберт, — сводится в конце концов
к исследованию того, как рыночное равновесие нарушается
и как оно восстанавливается»1951.
К данному суждению следовало бы добавить, что если
неравновесие проистекает главным образом из самих ры¬
ночных факторов, то противостояние ему совершается двумя
путями: один путь — те же самые рыночные закономерно¬
сти, которые, как мы видели, как раз в том и состоят, что
неизбежность и постоянство неравновесия сочетаются с его
самопреодолением; второй путь — противостояние уродливым
и опасным сторонам неравновесия с помощью нерыночных
средств, общественно-государственного вмешательства, кото¬
рое, будучи призвано противостоять отрицательным сторонам
рынка, заключает в себе также потенциал противостояния са¬
мому рынку. Дело в конце концов сводится к вопросу о том,
какая часть экономики должна контролироваться демократиче¬
скими нерыночными способами для того, чтобы вся экономика
в целом, будучи основана на рыночных принципах, была мак¬
симально эффективна. И анализ современной экономической
теории не может обрести научный характер без понимания то¬
го, что в сочетании с mainstream, с той ведущей частью науки,
которая с самого своего основания обращена прежде всего
к законам рынка, ее нераздельной частью стал анализ необхо¬
димых для нормального функционирования рынка нерыночных
сегментов1961. Отсюда — внедрение во второй трети нынешнего
века в экономическую науку теории оптимального функциони¬
рования, суть которого заключается в теоретическом поиске
и нахождении экстремума — определенной функции или вы¬
бора наилучшего (наименее плохого) варианта из множества
альтернативных1971.
В экономической науке соотношение между абстракт¬
ной теорией и институционализмом такое же, как в физике
между общими законами (типа законов всемирного тяготения,
теорией относительности и др.), и законами трения, колеба¬
тельного движения, квантовой механики, анализом свойств
— 122 —
От магистрального течения к институционализму
материалов и т.д. — всех отраслей знаний, способствующих
непосредственно самому производственному процессу.
Еще одно определение институционализма пролегает че¬
рез понятие стимулирования, одно из главных назначений
которого заключается в поиске и нахождении институций, при¬
носящих с собой наиболее высокое стимулирование участников
производственного процесса.
Нельзя не отметить, что противостояние между разными
современными направлениями экономической мысли (такими,
как позитивизм в его экономическом ракурсе, кейнсианство
или неокейнсианство, монетаризм, теория рациональных ожи¬
даний, теория предложения, институционализм), хотя и весьма
существенно и ни в коем случае не должно игнорироваться,
носит в общем-то производный характер, поскольку предста¬
вители всех названных и ряда других течений твердо придержи¬
ваются принципов рыночного хозяйства, и вариации касаются
лишь вопроса о том, какими путями, с какой степенью обра¬
щения к нерыночным средствам достигать лучших результатов;
что должно быть в длительном, среднем или краткосрочном
аспектах впереди — меры по поддержанию высокой занятости
или по увеличению зарплаты, кредитная или денежная экспан¬
сия; меры по защите окружающей среды или протекционизм
и др. При этом поиск и нахождение оптимума всегда соверша¬
ется в ходе общественной борьбы между социальными слоями,
между разными фракциями государственной бюрократии и,
не в последнюю очередь, между различными кругами научной
общественности.
В рассматриваемом плане нельзя пройти мимо возраста¬
ющей роли, которая принадлежит в экономической науке неод¬
нократно упоминавшемуся компаративизму. Эта дисциплина,
которая в далеком прошлом была обращена главным образом
к сравнениям в сферах литературы и искусства, с середины
нынешнего века все глубже внедряется в сферу экономики,
направляясь прежде всего к сравнениям соотношения затрат
и результатов в отраслевом и международном аспектах. Что
— 123 —
Глава 4
касается российской общественной мысли, то здесь компарати¬
визм как особая наука все более содержательно противостоит
накопившемуся за многие десятилетия обману, содержание
которого заключалось в том, чтобы скрывать провалы так
называемого социалистического планового хозяйства1981.
Раскрытие этих провалов совершается с обращением
к статистике. При всей многосторонности, включающей коли¬
чественный анализ тех или иных ценностей в натуре, по их
количеству и в денежном выражении, проблем демографии,
занятости и экологии, исчисления ВНП (валового националь¬
ного продукта) и его структуры и мн. др., осью статисти¬
ки являются соотношения суммарных ценовых показателей,
какими они складываются на рынке. В то же время осо¬
бая сложность множества аспектов статистического анализа
(сплошной и выборочный; многообразие индексов; обраще¬
ние к предельным, средним и средневзвешенным величинам;
количественный анализ не только видимых, но и условных
факторов — таких, как качество жизни, исчисление степени
политической свободы) облегчает всякого рода манипуляции,
возможности преднамеренных искажений, производимых недо¬
бросовестными аналитиками в интересах разного рода полити¬
ческих коррупционеров1"1. Покончить с советским прошлым,
вырвать статистику из рук наследников сталинских фальсифи¬
каций и, опираясь на мировой опыт, воссоздать ее заново как
истинную науку — одна из самых трудных и актуальных задач
российской экономической мысли.
После открытия общих принципов маржинализма эко¬
номическая теория пришла к многофакторному анализу вза¬
имодействия предельных и средних величин на микро-, мезо-
и макроуровнях, что, помимо всего прочего, находит отра¬
жение во множестве формул, кривых, графиков и моделей,
без которых нельзя себе представить современную экономи¬
ческую науку. В такого рода алгебраических и геометриче¬
ских построениях олицетворяется органическая связанность
теории равновесия — неравновесия с теорией оптимального
— 124 —
От магистрального течения к институционализму
функционирования экономики. Одно из главных направлений
этой связанности пролегает через прогресс в решении про¬
блем затраты-выпуск — решении, в котором самая большая
роль принадлежит трудам российско-американского экономи¬
ста В. Леонтьева (1906—1998 гг.). Речь идет о разработанной
Леонтьевым методике числового анализа структуры рыночно¬
го производства, объемов множества его видов, необходимых
для равновесия с учетом, с одной стороны, технологических
коэффициентов, с другой стороны — цен. Решаемая на микро¬
уровне (в пределах семьи или небольшого предприятия) при
помощи элементарного арифметического счета, такая задача
на уровне всего народного хозяйства (или даже на уровне отра¬
слей) потребовала обращения к кибернетике на ее самых вы¬
соких, непрерывно растущих ступенях с миллионами числовых
действий в секунду. Здесь мы снова приходим к бесконечномер-
ности, но не в чисто абстрактном суждении об этой категории,
как обусловливающей необходимость рынка, а в плане усилий,
направляемых на то, чтобы противостоять бесконечномерно-
сти в ее отрицательных аспектах (т. е. против стихийности
и анархии производства). «Сей скромный труд, — пишет
Леонтьев в своей классической работе, — описывает попытку
применить экономическую теорию общего равновесия к эм¬
пирическому изучению взаимозависимости между различными
отраслями народного хозяйства, проявляющейся в ковариации
цен, объемов производства, капиталовложений и доходов»1 l00L
В качестве элементарного примера, характеризующего
только что отмеченное обращение новых направлений эконо¬
мической науки к математическим методам анализа, сошлемся
на теорему, известную под названием «Парето-оптимум». Речь
идет о том, что, обращаясь к проблемам равновесия, итало¬
швейцарский экономист Вильфредо Парето (1848—1923 гг.)
выдвинул в качестве исходного положение, согласно которому
роль фиксатора здесь принадлежит особому роду оптимума —
такому состоянию дел, при котором невозможно улучшить по¬
ложение одного участника без того, чтобы ухудшить положение
— 125 —
Глава 4
другого. Это значит, что исходная роль принадлежит распре¬
деленности доходов, каким оно сложилось на безукоризненно
чистой конкурентной основе при данной принадлежности ре¬
сурсов (т. е. при данном характере собственности) и при данной
производительности. Иначе говоря, согласно Парето, в случае
идеального рынка в каждый данный момент при конкретных
данных условиях производства и распределения предельные
ценности выступают в роли оптимума, отход от которого не¬
избежно приносит с собой ухудшение производства, снижение
эффективности хозяйственного комплекса.
Как мы уже неоднократно отмечали, во многих направле¬
ниях анализа ситуация бывает такова, когда целое больше, чем
сумма составляющих его частей. К экономике это положение
относимо так же, как и к органическому миру. Парето-опти-
мум может рассматриваться как такое основанное на свобод¬
ной конкуренции распределение доходов, которое при данном
распределении собственности в плане доходов выступает как
максимально эффективное.
Отсутствие строгой адекватности трактуется в марксист¬
ской литературе, как проявление диспропорциональности, про¬
истекающей из стихийности и анархичности рыночного про¬
цесса. Мы полагаем, что действительному положению здесь
скорее отвечает понятие асинхронности, которое проистекает
не только из социальных, но также в большей мере из отрица¬
тельных по своей природе сторон воспроизводства — прежде
всего из невозможности строгой временной взаимозависимо¬
сти между разными сферами воспроизводственного процесса;
из того факта, что инерция спроса-предложения преодолевает¬
ся быстрее, чем инерция производственного процесса. Касаясь
этой проблемы в отраслевом разрезе, нелишне еще раз обра¬
тить внимание на то, что сфера торговли, относительно менее
связанная со средствами производства и с технологией, чаще
всего опережает в своем развитии промышленность и сельское
хозяйство. В свою очередь, сельское хозяйство как отрасль,
— 126 —
От магистрального течения к институционализму
сильно зависимая от природных условий, чаще всего отстает
от промышленности и т.д.
В теоретическом плане вышесказанное означает асин¬
хронность в динамике пределов (или иначе — всегдашнее
отступление от Парето-оптимума), а в практическом — необ¬
ходимость регулирования рыночных отношений с осознанием
их безусловной необходимости, т. е. трактовку Парето-опти¬
мума как того самого реалистического идеала, о котором шла
речь выше.
Из сказанного следует, что Парето-оптимум сам по себе
исходит из производственно-структурных и социальных усло¬
вий, сложившихся к данному моменту и не идеализирует
реальные сегодняшние условия, а, напротив, трактует их как
отправной пункт для поиска путей дальнейшего улучшения
в сферах производства и распределения. Или иначе: непо¬
средственное содержание Парето-оптимума таково, что невоз¬
можно улучшить положение одного участника без ухудшения
другого, но его внутренний смысл в другом — отдавать себе
ясный отчет в том, что улучшение в одной сфере произ¬
водства может в полной мере соответствовать общему росту
благосостояния только при адекватном изменении отраслевых
пропорций.
Вдумываясь в содержание Парето-оптимума, мы пола¬
гаем, что фундаментальное теоретическое решение проблемы
оптимального взаимоотношения производства, рынка и соб¬
ственности еще ждет своего часа.
Чем дальше шло развитие экономики, тем становилось
ясней, что очерченное выше фиксирование ее общих черт,
в том числе и маржинализм со всеми его ответвлениями,
является для экономического анализа условием необходимым,
но недостаточным. На всех уровнях — макро-, мезо- и микро¬
уровне — слишком велики естественные временные разрывы
между производством и потреблением, между мобильностью
перемен, совершающихся в производстве, и непредсказуемо
опережающей мобильностью рынка.
— 127 —
Глава 4
Для того, чтобы понять место, занимаемое институциона¬
лизмом в современной экономической теории, нелишне вновь
обратиться к М. И.Туган-Барановскому, написавшему, как мы
ввдели, о маржинализме следующее: «Заслуга новой теории
заключается в том, что она обещает навсегда покончить со спо¬
рами о ценности, дав полное и исчерпывающее объяснение
всех рыночных оценок, исходя из одного основного принци¬
па». После того, как были написаны эти слова, развитие
науки ценности шло по линии анализа взаимодействия пре¬
дельных величин в сферах полезности и производительности;
по линии теории равновесия-неравновесия, ренты и квазирен¬
ты, новатора и других категорий, составляющих содержание
неоклассического синтеза.
С возникновением последнего развитие экономической
мысли вышло на такой уровень, после которого дальнейший
прогресс абстрактной теории замедлился, и в то же время уси¬
лилась необходимость направления, представляющего как бы
ноосферу экономической науки, лежащую в промежутке меж¬
ду заоблачными высотами абстрактной теории и житейским
прагматизмом. В этом и заключалась необходимость выхо¬
да на авансцену направления, известного под названием ин¬
ституционализм — направления, находившегося до середины
нынешнего века на втором или третьем плане.
Или иначе: то, что в экономической науке носит название
первой (до маржинализма) и второй (начиная с маржинализма)
классической ситуации, заключало в себе ответ на вопросы
о том, какова роль рыночного механизма и каковы принципы
его функционирования. Но как раз после ответов на эти во¬
просы с большой остротой встал другой вопрос: как действуют
институты, составляющие названный механизм и каковы пути
его дальнейшего прогресса — через такое совершенствова¬
ние самих этих институтов и их взаимодействия, при котором
рыночное начало бы не только не ослаблялось, а становилось
более эффективным.
— 128 —
От магистрального течения к институционализму
Обращаясь к проблемам институционализма уже ци¬
тированный выше английский экономист Карл Поппер пи¬
шет следующее: «Институты подобны крепостям. Они должны
быть надежно сконструированы и укомплектованы»110,1. Дан¬
ное утверждение не может вызывать сомнений, но лишь в том
случае, если иметь в виду, что именно в институционализ¬
ме наиболее наглядно проявляется бесконечность развития
с асимптотическим приближением к идеалу. Нельзя с уве¬
ренностью предвидеть новые теоретические открытия, а что
касается институтов, то, напротив, нельзя не быть уверенным
в перспективе их дальнейшего развития. Нигде нет и не может
быть институтов, которых нельзя было бы усовершенствовать
во взаимодействии практики и теории.
Прогресс институционализма, совершившийся в нынеш¬
нем веке, и его новая резко возросшая роль тесно перепле¬
таются с событиями, связанными с кризисом 1929—1932 гг.
и формированием качественно новой системы государственно¬
го регулирования. Мы уже отмечали выше, что диалектическая
противоречивость рынка состоит в том, что, с одной стороны,
без него не может быть рационального хозяйства, не мо¬
жет быть движения к социалистическому идеалу; а с другой
стороны, при отсутствии регулирования сам по себе рынок
заключает в себе потенциал разрушения. При отсутствии цен¬
трализованного регулирования диспропорциональность между
разными сферами экономики, асинхронность внутрипроизвод¬
ственного процесса неизбежно приводит к тем или иным видам
кризисов — периодическим, структурным, системным. За этим
утверждением лежит вся история капиталистической экономи¬
ки. В фазах подъема производство чаще всего опережает рост
потребления настолько, что это опережение периодически за¬
канчивалось общим падением производства, и лишь с начала
30-х годов начался реальный поворот к созданию такой систе¬
мы регулирования, которая оказалась бы способна приносить
с собой крупномасштабные положительные сдвиги в экономи¬
ческой динамике. Сдвиги эти выражаются в смягчении кризи¬
5 Зак. 186
— 129 —
Глава 4
сов (в частности, в отходе от прежней периодичности), но от¬
нюдь не в их ликвидации. Наглядным примером здесь может
послужить ситуация в процветавшей с начала 50-х годов Япо¬
нии, где в 80-е годы возник затяжной кризис, получивший в пу¬
блицистике название «лопнувшего мыльного пузыря» («burst
bubble»). Роль «мыльного пузыря» сыграло происходившее
в предыдущее десятилетие резкое спекулятивное повышение
цен на естественные ресурсы (особенно на землю) — повыше¬
ние, не подкрепленное пропорциональной динамикой в других
сферах. Но пример этот показателен и в ином отношении —
все аналитические данные говорят о том, что не будь совре¬
менной, сложившейся после второй мировой войны с учетом
мирового опыта, системы государственного и общественного
регулирования, последствия «лопнувшего пузыря» были бы
гораздо более тяжелыми.
С указанной точки зрения, как мы полагаем, такие со¬
временные школы экономической науки, как неокейнсианство,
теория затрат-выпуска, монетаризм, экономика предложения,
экономика рациональных ожиданий, социальное рыночное хо¬
зяйство, представляя собой прежде всего разные концепции
государственно-общественного регулирования рыночной эко¬
номики, должны рассматриваться как вступление к институци¬
онализму или как его разновидности.
При анализе системы государственного регулирования
экономики необходимо прежде всего определить его основные
факторы, которые являются его объектами и одновремен¬
но рычагами. Это следующие факторы: 1) государственные
финансы; 2) кредитная система, регулирование которой стоит
в центре кейнсианства; 3) денежное обращение, регулирование
которого — в центре монетаризма; 4) прямой государствен¬
ный контроль над производством, обменом и потреблением —
фактор, который зависит прежде всего от политических об¬
стоятельств (мир или война; нахождение у власти правых или
левых партий; общая обстановка, порожденная экономически¬
ми кризисами).
— 130 —
От магистрального течения к институционализму
Вполне очевидно, что воспроизводство осуществляется
через функционирование определенного инструмента, форми¬
рование которого чаще всего совершается с опережением или
отставанием по отношению к тем моделям, которые составляют
содержание абстрактной теории.
Элементы институционализма можно найти в экономи¬
ческой науке с начала ее становления, но институционализм
как особое направление является сравнительно молодым —
его начало связывается с именем американского социолога
Т. Веблена (1857—1929 гг.), выступившего на пороге XX века
с книгой «Теория праздного класса»1102-1031. Со времен его
родоначальника рамки данного направления настолько рас¬
ширились, что его характеристики не отличаются высокой
определенностью — речь идет об организационных факторах,
влияющих на эффективность деятельности субъектов, начиная
от отдельного человека или семьи, до фирмы, до государства
и его отдельных органов и до межгосударственных отношений.
И как это ни парадоксально, в данном случае неопределен¬
ность выступает не как слабость, а скорее как сила данного
направления.
Как пишет А. Н. Уайтхед, «организация профессий по¬
средством самоуправляющихся институтов высвечивает новый
аспект проблемы свободы. Теперь свобода и совершенствова¬
ние управления становятся задачей именно институциональ¬
ного характера. В Древнем Египте воля фараона исполня¬
лась чиновниками. В современном мире множество институ¬
тов обладают властью, не требующей прямого вмешательства
государства»11041. В то же время, как мы видели, есть ряд ин¬
ститутов (прежде всего институт рынка), не могущих успешно
действовать без участия государства. Из сказанного следует,
что институционализм представляет собой науку, формирую¬
щуюся на основе реального опыта, благотворность которого,
в свою очередь, определяется прежде всего на основе свободы
выбора, поиска лучших механизмов. Предмет институциона¬
лизма — как формируются институты, отвечающие теории;
5*
— 131 —
Глава 4
как проявляются неизбежные отступления от равновесия и ка¬
ковы в практическом плане наилучшие средства смягчения
таких отступлений.
Исходная категория названного основного труда Вебле¬
на — дихотомия, йод которой он подразумевает противоречие
между производством как таковым и причастностью людей
к производству, причем не только в качестве созидателей,
но и в качестве субъектов, чье участие в производстве может
обозначаться и со знаком минус, со всякого рода порока¬
ми, с такими чертами, как разрушительный эгоизм, жадность,
непомерное честолюбие, леность и т.д., не говоря уж о кри¬
минальных наклонностях.
По линии фиксирования такого рода дефектов и выдви¬
жения мер по их смягчению пролегает связь демократиче¬
ского институционализма и социал-демократизма с религией
(вплоть до формирования и функционирования влиятельных
клерикально-социалистических партий) — связь, жестко от¬
вергаемая ортодоксальным марксизмом, видящем в религии
союзника эксплуататорских классов.
По Веблену, цивилизованным народам Запада присущи
следующие основные наклонности: 1) инстинкт мастерства;
2) праздное любопытство; 3) родительский инстинкт; 4) склон¬
ность к приобретательству; 5) набор эгоистических склонно¬
стей; 6) инстинкт привычки. Самое важное здесь заключается
в том, что перечисленные и некоторые другие наклонности
в большей или меньшей степени свойственен всем людям,
каждому человеку в отдельности, независимо от его имуще¬
ственного или социального положения11051. В последующих
более широких вариантах институционализма внимание сосре¬
дотачивается на отрицательных сторонах институтов — на их
ограничительной роли по отношению к способностям и воз¬
можностям людей — с выдвижением разного рода предложе¬
ний о мерах по смягчению такого рода ограничительных черт.
С точки зрения принадлежности к институционализму
широкую известность приобрел труд японского ученого Кодзо
— 132 —
От магистрального течения к институционализму
Уно («Principles of Political Economy. Theory of Purely Capitalist
Liberty». США, 1977), основной тезис которого заключается
в том, что при всей ценности марксового «Капитала» реальная
действительность выходит настолько далеко за содержание
названного труда, что необходимо намного раздвинуть рамки
анализа, обратив особое внимание на все то, что не может
быть отражено в абстрактных схемах товарного хозяйства
и эксплуатации11061.
Нельзя не отметить, что круг всемирно известных ученых,
относимых в литературе к институционализму, весьма широк
(уже упомянутый Веблен, Гобсон, Коммонс, Митчел, Мюрдаль,
Кларк, Минз, Гэлбрейт, Айрес, Уно, Нэгиси и ряд других) и что
зачастую труды эти проникнуты полемикой по отношению
ко все тому же mainstream — к абстрактной теории, как
магистральному течению экономической науки.
С нашей точки зрения полемика эта во многих случаях
диктуется не творчеством, а соперничеством, и при том далеко
не всегда научным. Истинный же путь науки — не отбрасывать
абстракции, а отдавать себе ясный отчет в том, что плодотвор¬
ность анализа может быть достигнута только при симбиозе
обеих частей — абстрактно-теоретического и институциональ¬
ного, что такой симбиоз превращает слагаемые разных частей
экономической действительности в множители, и что форми¬
рование такого симбиоза — дело столь же сложное, сколь
необходимое. Попросту говоря, содержательное изучение эко¬
номических институтов во всем их многообразии невозможно
без обращения к закономерностям, раскрытым экономической
наукой на ступенях первой и второй классической ситуации,
неоклассического синтеза.
В одной из работ, посвященных институционализму, мы
находим следующее его определение. «По мнению институци¬
оналистов, — пишет М. В. Стриженова, — институты (рынок,
семья, бюрократия, партия) представляют собой логически по¬
следовательные образцы человеческой деятельности, прибегая
к которым люди и организации производят и воспроизводят
— 133 —
Глава 4
свое материальное существование и организуют время и про¬
странство. Иными словами, общественные институты, будь —
то экономические, социальные или политические — это огра¬
ничительные рамки, которые отличаются своим относительным
постоянством взаимоотношения между людьми, организация¬
ми, государством»11071.
Будучи весьма содержательным, данное определение
не освобождает от необходимости продолжить с тем, чтобы
дать ответ на вопрос о том, где границы институционализма
и в чем заключается его функция? «Несмотря на некоторые
общие черты, — пишет М. Блауг, — школа “институциональ¬
ной теории” представляла собой... склонность к отступлению
от ортодоксальной экономической науки. Это помогает нам
понять, почему сам данный термин стал, в конце концов, си¬
нонимом “описательной экономической науки”. В этом смысле
можно говорить, что все мы нынче “институционалисты”»11081.
Но не идет ли речь о таком описательстве существую¬
щего, которое оправдывает уже упомянутую трактовку инсти¬
туционализма как не более чем альтернативы по отношению
к экономической теории или как о такой части науки, ко¬
торая играет лишь иллюстративную роль? Какими должны
быть институты, обеспечивающие динамическое равновесие,
«затраты — выпуск» в рамках предельных величин и какими
они, эти институты, являются в действительности? В экономи¬
ческом плане неразрывная связь институционального анализа
с концепцией предельной полезности проявляется прежде все¬
го в том, что любой экономический институт, с одной стороны,
постоянно отталкивается от предельных величин, какими они
складываются на рынке, с другой же — добивается поднятия
над этими величинами, увеличения доходности с учетом разно¬
образных конкретных условий как в рыночной, так и во внеры¬
ночной сферах, в особенности во взаимоотношениях не только
экономических, но и всех других институтов частного (включая
семейные), государственного и общественного характера; их
способности наиболее продуктивным образом приспосабли¬
ваться к непрерывно меняющимся условиям. В теоретическом
— 134 —
От магистрального течения к институционализму
плане институционализм представляет собой как бы организа¬
ционный аспект маржинализма. Речь идет о том, что категория
новатора в ее связанности с категорией предельности, отра¬
жая бесконечность в развитии всех институтов воспроизвод¬
ственного процесса, одновременно проявляется в повышении
предельных уровней предложения, спроса и в возрастающей
эффективности их синтеза.
Мы полагаем, что одно из назначений институционализма
состоит в том, что на его основе в науке должна быть намного
поднята роль анализа мезоэкономики — в частности, такой
ее части, как экономическая инфраструктура — сравнительно
нового, возникшего в середине XX века направления, спе¬
циально обращенного к нерыночным факторам, необходимым
для рыночного хозяйства.
Где пролегает оптимум? Какие необходимые отступления
от равновесия остаются в рамках рациональности, а какие вы¬
ходят за эти рамки, становятся иррациональными? Исчерпы¬
вающего ответа на такой вопрос быть не может, но приближе¬
ние к ответу совершается с обращением к институционализму.
Здесь мы иллюстрируем существо данной проблемы на двух
примерах — на примере провала в Советском Союзе прак¬
тики территориального управления экономикой и на примере
советского же опыта в отношении размерности предприятий.
В 1957 г. в Советском Союзе был провозглашен перевод
системы управления экономики с отраслевого (министерского)
принципа на принцип территориальный путем создания област¬
ных и межотраслевых промышленных совнархозов. Уже через
1,5—2 года после начала такого рода реформы ее банкрот¬
ство стало проявляться в том, что наряду с территориальными
совнархозами начали создаваться всесоюзные отраслевые ко¬
митеты по отдельным отраслям, т. е. те же министерства,
и уже в 1963—1964 гг. совнархозы были распущены и вос¬
становлен прежний, отраслевой принцип. В Отчетном докладе
ЦК КПСС XXIII съезду отмечалось следующее: «Территори¬
альная система управления промышленностью привела к то¬
— 135 —
Глава 4
му, что руководство отраслями промышленности оказалось
раздробленным по многочисленным экономическим районам;
нарушилось единство технической политики, научно-исследо¬
вательские организации оказались оторваны от производства,
что тормозило разработку и внедрение новой техники»1109!.
Второй пример относится к размерности предприятий.
Начнем с того, что, согласно марксистско-ленинской
трактовке размерность предприятий, концентрация производ¬
ства переплетается с централизацией капитала таким образом,
что в основе переплетения лежит борьба за максимальную при¬
быль — борьба, которая в одних случаях приводит к монополи¬
стической концентрации на чрезмерно крупных предприятиях,
в других — к сосредоточению производства на бедствующих
мелких предприятиях.
Между тем вся мировая практика показывает, что раци¬
ональная размерность предприятий складывается в процессе
свободного взаимодействия техники и технологии производ¬
ства, характера собственности, затрат и результатов, прибы¬
лей и убытков — т. е. факторов институционального характера,
которые отличаются огромными различиями для разных стран
и народов, для разных отраслей и периодов, при том что эф¬
фективность тех или иных вадов взаимодействия названных
факторов формируется в рамках все тех же общих законов
рыночного хозяйства, т. е. в процессе столкновения рыночных
и нерыночных факторов при преобладании первых.
С этой точки зрения в процессе институционализации
не существует никакого заранее данного рецепта. Как ни в ка¬
кой другой области, здесь практика вдет впереди теории, при
том что научно-институционалистский подход постоянно дик¬
тует необходимость разумного многообразия, в формировании
такого многообразия абстрактной теории принадлежит немалое
место.
В XX веке одной из сфер, в которых данное общее по¬
ложение проявило себя весьма рельефно, явилось советское
сельское хозяйство. Весь прошлый исторический опыт подска¬
зывает, что институционной базой главных отраслей сельского
— 136 —
От магистрального течения к институционализму
хозяйства был и остается основанный на частной земельной
собственности институт семейной фермы. Этому общему, ве¬
ками проверенному положению сталинский режим противопо¬
ставил уже не раз упоминавшееся выше положение о том, что
реально или потенциально институт рынка и частной собствен¬
ности всегда связан с эксплуатацией и потому должен быть
ликвидирован — положение, которое было воплощено в таких
акциях советского государства, как «раскулачивание» и на¬
сильственная коллективизация. Фальшивость исходного тео¬
ретического положения, обусловленная политическими усло¬
виями, интересами паразитической партийно-государственной
номенклатуры, способствовала таким ситуациям в институ¬
циональной сфере на всех ее уровнях, последствия которых
проявились в деградации сельского хозяйства, в его усилив¬
шемся отставании от сельского хозяйства стран Запада; в том,
что для страны, которая на протяжении веков была одним
из крупнейших экспортеров сельскохозяйственной продукции,
с начала 60-х годов возникла необходимость ее импорта.
Неблагоразумие институциональных сдвигов в сельском
хозяйстве СССР особенно ярко проявилось на фоне продук¬
тивных для сельского хозяйства институциональных перемен,
совершавшихся в ряде других стран. Их содержание заключа¬
лось в разнообразных мерах государственной поддержки част¬
нособственнического начала, включая снижение налогов, фи¬
нансирование сельскохозяйственной науки и новой техники,
поддержка межфермерских структур в тех пределах, в каких
они не подрывают, а, напротив, поднимают продуктивность
частной собственности. Речь вдет о возрастающей роли, кото¬
рую повсеместно играют такие сравнительно новые институ¬
ции, как предприятия, специализирующиеся на сдаче в аренду
дорогой, недоступной для приобретения многими отдельными
фермерами сельскохозяйственной техники; на продаже-купле
средств производства или готовой продукции и т.д
Едва ли не важнейшее последствие таких перемен за¬
ключалось в увеличении размеров фермерских хозяйств и их
— 137 —
Глава 4
продуктивности с безусловным сохранением опоры на частную
собственность.
Мимоходом заметим, что в СССР во второй половине
двадцатых годов возникла и начала распространяться идея со¬
здания товариществ по совместной обработке земли (ТОЗ’ов),
институтов, аналогичных тем, о которых шла речь в преды¬
дущем абзаце. Можно с уверенностью сказать, что если бы
такая идея восторжествовала, сельское хозяйство России —
великой страны, имеющей самую большую в мире площадь
плодородной земли — могло бы выйти на путь процвета¬
ния. Все, однако, сложилось по-другому. Идея ТОЗ’ов как
противостоящая антирыночным принципам колхозов, совхозов
и МТС (машинно-тракторных станций), была объявлена одним
из проявлений «правого уклона» и в зародыше подавлена.
Приведенные выше примеры носят в основном иллюстра¬
тивный характер. Но иллюстрации эти таковы, что они дают
полное основание для вывода о том, что в той мере, в какой
она поддается анализу, совокупность фактического положения
дел во взаимодействии с теоретическими аспектами составляет
суть институционального подхода и диктует его необходимость.
«Предписания, исходящие от институциональной политики, —
пишет цитированный выше В. Даггер, — не предназначаются
для того, чтобы создать особые, заранее предопределенные
структуры. Предназначение институциональной политики со¬
стоит в том, чтобы лучше решать текущие проблемы. Идеоло¬
гическая принадлежность и приверженность к определенному
типу социальной структуры, будь-то рыночный капитализм или
социализм, рассматривается как институционная обуза; как
препятствие, ограничивающее свободу. Цель институциона¬
лизма состоит в том, чтобы раскрывать и реализовывать наши
возможности»11101.
Но сколь ни широки теоретические рамки институцио¬
нального подхода, практическое значение этих рамок также
весьма велико. Случись так, что советские руководители опи¬
рались бы не на свой номенклатурный произвол, а на теорети¬
— 138 —
От магистрального течения к институционализму
ческие постулаты институционализма, не было бы таких губи¬
тельных для советского народа акций, как «раскулачивание»,
«коллективизация»; создание отраслевых совнархозов, всеоб¬
щий запрет частной собственности и частной торговли и т. д.
С указанной точки зрения особого внимания заслуживает
трактовка в плане институционализма понятий «капитализм»
и «социализм». Если к первому из названных понятий подхо¬
дить даже с точки зрения марксизма, т. е. как к общественному
строю, основанному на эксплуатации владельцами средств про¬
изводства лиц наемного труда, то можно ли преобладающий
в мире общественный строй трактовать как капитализм?
Следует обратить внимание на то, что в последней трети
нынешнего века родилось и получило широкое распростра¬
нение еще одно понятие — «постиндустриальное общество».
Мы полагаем, что для общей характеристики сложившегося
положения это понятие является совершенно неприемлемым.
Во-первых, оно относимо к переменам только в производи¬
тельных силах, тогда как в данном случае речь должна идти
об общественном устройстве. Во-вторых, — и это главное —
данное определение обращено только к временной стороне
дела («пост...») — без характеристики содержания произо¬
шедших перемен.
Совершенно по-иному обстоит дело с понятиями «ком¬
пьютерной революции» и возникающего на ее основе «инфор¬
мационного общества». В данном случае речь идет о револю¬
ционном прогрессе, проникнутом особой противоречивостью,
суть которой состоит в следующем. С одной стороны — скачок
в развитии производительных сил, выражающийся в сокра¬
щении удельного веса стоимости материально-вещественных
средств производства; с другой — одновременное быстрое
повышение массы и роли интеллектуальных средств, вопло¬
щаемых в информационной технологии.
Такой поворот приносит с собой сокращение массы за¬
трат на единицу конечного продукта, но вместе с тем и особую
социальную дифференциацию — совершенно новое положе¬
— 139 —
Глава 4
ние дел в концентрации и централизации капитала и его
распределения. «Главная проблема информационного обще¬
ства, — пишет видный деятель Социал-демократической пар¬
тии Финляндии Р. Пааслина, — компьютеризация и человек.
Компьютеризация ведет к тому, что значительно сокращается
число рабочих мест»1111!. На практике такого рода тенденция
выражается в ускоренном обесценении сегодняшнего физиче¬
ского и человеческого капитала в резком обострении проблем
асинхронности.
Реальные социальные угрозы такого рода новых тенден¬
ций очевидны, но концепции, которые сулили бы творческие,
содержательные решения данной проблемы, еще не сложи¬
лись.
Среди множества гипотез здесь фигурируют даже такие,
как лежащие в области демографии необходимость и неиз¬
бежность сокращения рождаемости и численности населения.
В других гипотезах выдвигаются предложения об усилении
государственного регулирования, обращаемого против отрица¬
тельных сторон информатизации в большей мере, чем в по¬
следнее время они были обращены против рыночной анархии
и стихийности (в частности, речь идет о значительном увели¬
чении налогов на те доходы, которые можно было бы счи¬
тать обусловленными «интеллектуальным фактором»). Дело
доходит до того, что вновь поднимают головы сникшие было
идеологи марксистского коммунизма с его командной системой.
Проблемы настолько сложны и противоречивы, что мы
здесь не склонны становиться на сторону тех или иных ва¬
риантов и гипотез. Но с уверенностью можно утверждать
следующее. Как бы в условиях новейшей информатизации
ни складывалась новая социально-экономическая дифферен¬
циация, последняя не выйдет за пределы рыночных отношений;
за рамки, в которых стержень экономической эффективно¬
сти, как и прежде, будет определяться соотношением спроса
и предложения, рыночной оценкой всех элементов воспро¬
изводственного процесса — средств производства, предме¬
тов труда, естественных ресурсов, в том числе (вероятно,
— 140 —
От магистрального течения к институционализму
в возрастающей степени) творческими способностями людей
в сочетании с желанием и готовностью обращать способности
к процессу производства. Рабочая сила по-прежнему будет
не предметом непосредственной купли-продажи (как это сле¬
дует из «Капитала» К. Маркса), но потенциальной основой
производства, а ее оценка, как и прежде, будет определять¬
ся не самими потенциями, а их реализацией со всеми ее
положительными и отрицательными сторонами.
Соответственно, в экономическом курсе социал-демокра¬
тии главное — это не заранее предписываемое преобладание
частной или государственной ответственности, а ясное осозна¬
ние того, что в разных регионах и странах, в разных сферах
и отраслях экономики, в разные периоды соотношения не могут
быть заранее определены, и что в указанном плане концепции
смешанной экономики являются не уходом от ответа на вопрос
о ее характере, а осознанием того факта, что истиной, отвечаю¬
щей народным интересам, как раз и является сочетание и вза¬
имодействие разных по своему социально-институциональному
характеру сфер с никогда не прекращающимся поиском вре¬
менного, локального и отраслевого оптимума — со все той же
целевой функцией — максимально возможной эффективно¬
сти на всех отмеченных выше трех уровнях — микро-, мезо-
и макро- с приоритетной ролью уровня макроэкономического.
В связи со всем вышесказанным снова встает вопрос
о понятии «социализм». Мы полагаем, что каковы бы не были
новейшие изменения в характере производительных сил, со¬
храняется необходимость трактовки социализма не как дости¬
жимой реальности, а как такой цели, которая может и должна
помогать прогрессу, но не может быть достигнута.
Вышесказанное, однако, не освобождает от необходи¬
мости дать существующим общественным отношениям содер¬
жательное определение. Среди такого рода определений, фи¬
гурирующих в послевоенные годы, привлекают внимание те,
которые заключают в себе позитивный смысл, обращенный
против любых направлений тоталитаризма, красного и корич¬
— 141 —
Глава 4
невого. Здесь следовало бы назвать такие, как германское
«социальное рыночное хозяйство», «рыночно-демократичес¬
кая цивилизация», «социальный демократизм», сюда следова¬
ло бы отнести и «конкурентное корпоративно-государственное
хозяйство», и понятие «демократический институционализм».
С нашей точки зрения, в рассматриваемом плане наиболее
приемлемым было бы понятие «социально-демократический
институционализм».
За такого рода общими заключениями скрывается огром¬
ное многообразие положения дел в разных странах и разных
сферах экономики — разнообразие, отражаемое в обшир¬
ной литературе; во многих трудах, специально обращенных
к вопросу о новейших сдвигах в социальных отношениях.
В качестве примера сошлемся на две работы. Первая —
принадлежащая перу Е. Л. Леонтьевой, которая в свою очередь
ссылается на исследования известного японского экономиста
Аоки. «Масахико Аоки, — пишет Леонтьева, — фиксирует
существование альтернативных моделей управления, основан¬
ных на выступающих в качестве средств контроля (особенно
во внутренней организации предприятий) либо на обыкновен¬
ных акциях (equity), либо на долговых контрактах. В первой,
акционерной, модели в качестве самых мощных средств вы¬
ступают рынок и банкротства, тогда как обращение ко внеры¬
ночным рычагам является сравнительно небольшим и крупные
корпорации держат в своих руках интегрированную систему,
состоящую из многих независимых единиц. При долговом кон¬
троле обращение ко внешним рычагам сравнительно велико —
кредиторы могут прямо вмешиваться в решения управляю¬
щих, структуры держателей акций высоко концентрированы,
а крупные корпорации представляют собой системы, состо¬
ящие из многих компаний. Первая модель определяется как
“англо-американская”, тогда как вторая преобладает в конти¬
нентальной части Западной Европы и в Японии»1”21.
Другой не менее показательный пример мы нахо¬
дим в книге японо-американского ученого Уильяма Оути
— 142 —
От магистрального течения к институционализму
«The М-Form Society» (США, 1986) — термин, под которым
подразумевается многофилиальное (multidivisional) общество.
Несмотря на то, что большая часть работы посвящается разли¬
чиям в характере взаимоотношений внутри бизнеса в Японии
и в США (с тезисом о намного более высокой степени всех
видов партнерства в Японии), главное заключается в другом —
здесь рисуется картина таких всемирных перемен, такой новой
структуры, которая не принимает определение современно¬
го общественного устройства как капитализма — не только
в том виде, в каком это понятие фигурировало в марксизме,
но и в немарксистских левооппозиционных кругах. Оставаясь
частной, основанной на принципе частной собственности, со¬
временная экономика перестает быть капиталистической —
таков основной тезис рассматриваемой работы, типичной для
позиции многих аналитиков. Этот общий тезис раскрывается
в двух плоскостях. Во-первых, что касается государства, то
его роль рисуется в виде силы регулирующей и даже пра¬
вящей (governing), но не управляющей (not managing —
с. 216—217), т. е. не переходящей за пределы, при которых
господство остается в руках частных собственников. Но еще
более важны изменения, совершающиеся в рамках самой
частной собственности. В сочетании с государственным и с об¬
щественным регулированием, выступающем в виде большой
массы (многих тысяч) разнообразных общественных органи¬
заций, объединяющих коммерческих субъектов, но не явля¬
ющихся коммерческими, конкуренции придается особый вид:
при том, что конкуренция не исключает смертельной борьбы
между ее участниками, на первое место выходит не удушение
конкурентов, а кооперативное сотрудничество, партнерство,
при котором принцип кампанейства (teamwork) преоблада¬
ет над принципом соперничества. С некоторыми оговорками
такого рода объединения можно было бы сравнить с проф¬
союзами, объединяющими в данном случае не лиц наемного
труда, а собственников. Здесь сходство с профсоюзами про¬
является прежде всего в том, что их участники не противостоят
— 143 —
Глава 4
друг другу, а, напротив, ищут и находят пути сотрудничества.
Их особенность состоит в том, что на первое место выдви¬
гается не максимизация прибыли любыми средствами (в том
числе и обращаемыми против конкурентов), а, прежде все¬
го, сотрудничество в повышении эффективности производства.
«Сущность общества, основанного на принципе мультифи-
лиальности, — пишет автор, — заключается в социальной
интеграции. М-форма воплощает в себе баланс между необхо¬
димостью, с одной стороны, государственного регулирования,
с другой — свободы действий» (с. 216). Выдвигая такое утвер¬
ждение, автор в то же время уделяет самое большое внимание
вопросу о том, как во взаимодействии разных общественных
сил, в их стремлении ослабить неизбежную конфликтность,
достигается оптимум11131.
Не менее, а скорее еще более важно то, что глубокие,
качественные перемены происходят не только в отношениях
между предприятиями, но и внутри предприятий, в отношениях
между управляющими и трудовыми коллективами.
Обращаясь к этой проблеме, к вопросу о рыночно-про¬
изводственной демократии, какой она сложилась в нынешнем
веке, С. Н. Надель в своем исследовании (Мировая экономика
и международные отношения, 2000, №№ 1 и 2) весьма убеди¬
тельно показывает, что одна из главных перемен в социальном
облике современного капитализма выражается в преодоле¬
нии тейлоризма — системы, приносившей жесткую подчи¬
ненность рабочих, среди которых преобладали лица с низкой
квалификацией, представителям административно-управлен¬
ческих служб, и замена ее такой системой, при которой резко
возрастает материальная заинтересованность рабочих в эф¬
фективности производственного процесса и к поднятию их
собственной квалификации, что приносит приближенность их
статуса к статусу совладельцев.
Девиз «профсоюзы лицом к производству», носивший
в Советском Союзе бесплодно-пропагандистский характер,
находит свое реальное воплощение в условиях смешанной
экономики, рыночно-политической демократии.
— 144 —
От магистрального течения к институционализму
♦ * *
Подводя итоги, отметим следующее: не касаясь вариан¬
тов, проистекающих из криминала (т. е. находящихся за преде¬
лами экономической теории), нельзя не иметь в виду, что и на¬
копление капитала, производимое честным образом, на основе
относительно более высокой эффективности, во многих случа¬
ях подчинено тенденциям, заключающим в себе возможность
эксплуатации.
Во взаимодействии с социологией и политологией эко¬
номическая наука ни в коем случае не может пренебрегать
историческим опытом, который демонстрирует опасность та¬
кой гипертрофированной дифференциации всех вадов доходов
(в том числе и трудовых), которая чревата взрывоопасным
расслоением общества.
Свое наиболее очевидное воплощение такие тенденции
нашли в ситуации, сложившейся в конце XVIII — начале
XIX веков, и преобладавшей в капиталистическом мире до се¬
редины века двадцатого. Но мы подчеркиваем — речь все же
вдет не о законе, а о тенденции, которой всегда противостояли
рыночные законы в их взаимодействии с социальной и полити¬
ческой демократией. Это взаимодействие вполне обоснованно
толковалось как способствующее прогрессу не на основе экс¬
плуатации, а на основе новаторства и более высокой эффек¬
тивности, достигаемой при данной интенсивности труда.
Рыночная оценка всегда складывалась в ходе более или
менее острой социальной и политической борьбы — не только
против названной выше тенденции, но и против разруши¬
тельного курса на подавление рынка и демократии, каким
он осуществлялся при господстве марксистского коммунизма.
Итог более, чем 200-летней борьбы — победа альянса рынка
и политической демократии; победа, которая в данном случае
выражается в формировании и непрерывном совершенствова¬
нии механизмов, усиливающих созидательные начала частного
капитала и рынка и противостоящих активизации всегда нахо¬
дящихся внутри них разрушительных потенций.
— 145 —
Глава 5
Продолжение:
некоторые
международные аспекты
(неравномерность развития,
глобализация и конвергенция)
В экономике и политике происходит от¬
ход от крайне правых и левых теорий. В ре¬
зультате возникает некое общее направле¬
ние исследований, в рамках которого суще¬
ствует консенсус, достаточный для решения
насущных экономических проблем.
Р. Б. Карсон^114!
Напомним о том, что во вступлении к данной работе, по¬
свящаемой политической экономии социал-демократизма, мы
предупреждали, что не намерены придерживаться партийно¬
го и регионального аспектов, что предметом анализа здесь
является не только ситуация в странах, где социал-демокра¬
тия выступает в качестве правящей государственной силы,
но также и те, где при политической оппозиционности социал-
демократизма, начала общественного устройства опираются
на принципы рыночного хозяйства и демократии. Продолжая
следовать той же линии, мы с обращением к институцио-
Глава 5
нализму вносим некоторую поправку. В экономической науке
не может не занимать большое место страноведение как наука,
для которой каждая из стран представляет собой особый ин¬
ститут, чьи структура и место определяются не только общими
законами, но и спецификой внутренних условий — политиче¬
ских, географических, демографических и т.д.
При выдвигаемых в данной работе задачах, мы строим
дальнейший анализ вокруг двух понятий, занимающих в идео¬
логии коммунизма видные места: 1) закон неравномерности
экономического и политического развития и 2) так называе¬
мая «конвергенция». Мы фиксируем внимание на этих двух
понятиях по той причине, что развенчание их марксистского
толкования обнаруживает связь антисоциалистических догм,
обращаемых в марксизме против общих законов экономики,
с позициями послемарксового марксизма также и в области
международных отношений.
Начнем с краткого описания истории вопроса. В той
острой фракционной борьбе, которая развернулась в двадца¬
тых годах в мировом коммунистическом движении [прежде
всего в РКП(б)—ВКП(б)], где особо важную роль занимала
проблема перерастания Октябрьской революции в мировую.
При всей остроте борьбы между фракциями, в троцкистско-
сталинском толковании задержка в таком перерастании, ожи¬
давшемся уже с первых месяцев после Октября, связывалась
с преходящими обстоятельствами и характеризовалась как
передышка, как временная стабилизация капитализма. В ка¬
честве же вероятного пролога скорого нового революционного
подъема рассматривалась неизбежность новой, империали¬
стической войны с ее последующим скорым перерастанием
в следующий этап мировой революции11151.
Специального внимания заслуживает тот факт, что за¬
чатками такого рода публикаций были следующие два отрывка
из статей В. И. Ленина.
1. «Неравномерность экономического и политического
развития есть безусловный закон капитализма. Отсюда следу¬
— 148 —
Продолжение: некоторые международные аспекты
ет, что возможна победа социализма первоначально в немногих
или даже в одной, отдельно взятой, капиталистической стране.
Победивший пролетариат этой страны, экспроприировав капи¬
талистов и организовав у себя социалистическое производство,
встал бы против остального капиталистического мира...»11161.
2. «При капитализме немыслимо иное основание для
раздела сфер влияния, интересов, и пр., кроме как учет силы
участников дележа, силы общеэкономической, финансовой,
военной и т.д. А сила неодинакова у всех участников дележа,
ибо равномерного развития предприятий, трестов, отраслей
промышленности, стран при капитализме быть не может»11171.
Эти банальные и потому не имеющие сами по себе
научного значения сентенции (кто может сомневаться в не¬
равномерности всего сущего, особенно в сфере общественной
жизни?) прошли бы незамеченными, если бы не были обраще¬
ны к другим программным тезисам ВКП(б)—КПСС: 1) о скорой
победе социализма в СССР (против Троцкого, связывавшего
такую победу с мировой революцией); 2) о том, что оттяжка
мировой революции сопровождается такими противоречиями
в международных отношениях стран капитализма, которые не¬
избежно приведут к новой войне между ними; 3) о том, что
неотвратимость таких противоречий проистекает из господства
монополистического капитала и смертельного противостояния
капиталистических монополий как внутри отдельных стран, так
и в международном разрезе.
До конца двадцатых годов неизбежность войны связы¬
вали с силой и конфликтами монополий не только в отноше¬
ниях между странами победившими и побежденными в войне
1914—1918 гг., но и в отношениях между странами-победи¬
тельницами.
В рассматриваемом плане особенно характерны следую¬
щие высказывания Сталина: «Борьба между странами-побе¬
дительницами (в первой мировой войне. — Я.П.), — говорил
Сталин в докладе на XIV съезде ВКП(б) (1925 г.), — растет
и усиливается, столкновение между ними становится неизбеж¬
— 149 —
Глава 5
ным, и они, в предвидении новой войны, вооружаются всеми
силами, всеми средствами»11181. В докладе на XV Всесоюз¬
ной Конференции ВКП(б) 3 ноября 1926 г. Сталин говорил
следующее. «...Троцкий... смешивает здесь экономическое
неравенство отдельных стран в прошлом... с неравномер¬
ностью экономического и политического развития в период
империализма, когда экономического неравенства между стра¬
нами меньше, чем это было в прошлом, но неравномерности
экономического и политического развития несравненно боль¬
ше, чем прежде, и проявляется она острее, чем раньше,
причем неравномерность эта ведет обязательно и неминуемо
к скачкообразности развития., что не может не создать, таким
образом, предпосылок для грандиозных империалистических
войн и возможности победы социализма в одной стране»11191.
Из приведенных и ряда других высказываний творцов «ге¬
неральной линии» отчетливо следует, что вероятное ближай¬
шее будущее рассматривалось ими не как война между Герма¬
нией с одной стороны и странами Антанты и США — с другой,
а как война между странами-победительницами в предыдущей
войне. Вплоть до начала тридцатых годов в документах Ком¬
интерна англо-американские противоречия характеризовались
как главные. В российской литературе провал такого анализа
и прогнозов до сих пор не получил необходимой критической
оценки.
Независимо от тех или иных текущих обстоятельств, суть
закона неравномерности виделась в том, что сложившийся
к началу XX века монополистический характер экономики ка¬
питализма превращал демократические черты политического
устройства в ничто и приносил с собой неизбежную устрем¬
ленность монополистического капитализма отдельных стран
в союзе с другими правящими силами к борьбе за передел
мира, к империалистической агрессии. При этом особая роль
придавалась экономическим кризисам, как фактору, усили¬
вающему агрессивность. Основной вывод, который делался
из данного тезиса, заключался в том, что пресечь такого рода
— 150 —
Продолжение: некоторые международные аспекты
роковое течение дел может только пролетарская социалисти¬
ческая революция.
В реалиях мировой экономики и политики очень мно¬
гие факты (прежде всего две мировые войны) давали для
таких суждений большие основания. Но еще больше фактов
внушали сомнения. Первое сомнение проистекало из того,
что, хотя в обеих мировых войнах крупная буржуазия отнюдь
не находилась в стороне от агрессивных блоков, главные силы
последних обретались в дворянской, монархической и государ¬
ственно-бюрократической части правящей элиты.
Промышленно-технологическая революция XIX—XX ве¬
ков принесла с собой известное разделение функций между,
с одной стороны, творцами нового по типу бизнеса и новой
технологии, а с другой — прежними привилегированными
блоками, в которых главная роль принадлежала тем до- или
околокапиталистическим силам (дворцовая знать, помещичий
класс и дворянство в Европе, самурайство в Японии, верхние
слои правительственной и религиозной иерархии), для которых
некапиталистические привилегии (земельная рента, колонии,
высокие, противостоящие демократии наследственные ранги)
чаще всего стояли на первом месте. Если буржуазные слои до¬
бивались успехов и обогащались главным образом при помощи
умелого бизнеса, осуществлявшегося прежде всего в мирных
условиях, то для дворянско-военно-бюрократической верхушки
именно победоносные войны продолжали выступать как самая
заманчивая перспектива дальнейшего поднятия их обществен¬
ного статуса. Другими словами, неравномерность в уровнях
экономического развития играла свою роль в переплетении
с неравномерностью в уровнях демократизма как в экономи¬
ческой, так и в политической сферах; с тем, каким силам
принадлежала ведущая роль внутри правящих блоков.
Вышесказанное не может не побуждать к тому, чтобы,
имея в виду период с конца прошлого до последней трети ны¬
нешнего веков, исходить не из всевластия монополистической
буржуазии, а из разной для разных подпериодов и для раз¬
ных стран монополии трех типов: 1) феодально-дворянской;
— 151 —
Глава 5
2) буржуазно-монополистической (в ленинском понимании);
3) тоталитарно-бюрократической с позиций социал-демокра¬
тического мировоззрения — коммунистической и фашистской.
Сроки «сосуществования» трех названных систем тако¬
вы, что естественен и необходим следующий вопрос: что изме¬
нилось и как обстоит дело в настоящее время? Сохраняется ли
опасность новой мировой войны, обуславливаемая позициями
трех названных сил? Что побеждает — рыночно-конкурент¬
ное начало в его разных вариациях (демократической или
тоталитарной) или коммунистический вариант всестороннего,
антирыночного тоталитаризма? Становятся ли присущие лю¬
бому общественному строю субстанциональные созидательные
противоречия более антагонистическими, более конфликтны¬
ми? Этот вопрос относится как к отдельным предприятиям,
корпорациям, отраслям и странам, так и к положению дел
в сфере международных экономических отношений.
Как уже отмечалось, коренное отличие международной
торговли от внутренней (в ее идеальной абстрактно-теоретиче¬
ской модели) состоит в том, что ориентация на эталон совер¬
шается сквозь препоны изоляционизма, которые, складыва¬
ясь в процессе международных отношений, всегда заключают
в себе элемент особой конфликтности во многих ее разновид¬
ностях, начиная от текущей мирной дискриминации и кончая
войнами. Для подробного анализа данной проблематики мы
рекомендуем обратиться к новейшей работе В. М. Кудрова
«Мировая экономика» (М.: БЕК, 1999). В данной же работе
мы обращаемся к ответу на поставленный вопрос в сравни¬
тельно узких рамках — в рамках самой общей характеристики
положения дел в трех регионах-странах: США; Западной Евро¬
пе и Японии; КНР и России (СССР). На примере данных трех
регионов попытаемся обрисовать характер перемен, совер¬
шившихся в нынешнем веке. Забегая вперед, констатируем:
несмотря на то, что опасность реставрации реакционно-тота¬
литарных сил сохраняется, общий, наиболее вероятный итог
векового развития заключается в необратимой победе соци¬
— 152 —
Продолжение: некоторые международные аспекты
ал-демократических сил не только в рамках отдельных стран,
но и в международных отношениях.
В рассматриваемом плане наиболее очевидным являет¬
ся сокрушение или резкое ослабление феодально-дворянских
сил, выразившееся в таких фактах, как распад колониальной
системы; ослабление силы и роли монархий и монархического
дворянства (ликвидация монархии и установление республи¬
канского строя в Германии, Австрии, Италии; резкое усиление
конституционного начала в монархических режимах Японии
и Испании; ослабление в раде стран авторитарного начала
монархий и вооруженных сил).
Но гораздо больше роль другого аспекта. Вместо од¬
ностороннего толкования неравномерности как исключитель¬
но разрушительного фактора научный анализ, помноженный
на анализ реального положения, принес иную концепцию:
антагонистическая неравномерность выступает как фактор,
с одной стороны, естественный и неотвратимый; с другой —
смягчаемый при помощи демократического государства, вы¬
ступающего в роли антимонополистической монополии. Или
иначе: присущие любому общественному строю в условиях
преобладания частнособственнического предпринимательства
созидательные противоречия становятся все менее антагони¬
стическими, менее конфликтными, что отражается как в ор¬
ганизационно-институциональном, так и в функциональном
аспектах.
Прежде чем перейти к характеристике такого рода сдви¬
гов в международных экономических отношениях, остановимся
на переменах, совершившихся в отдельных странах в разные
периоды, в разных формах, но в то же время отражающих
общие тенденции.
Вместе с кризисом 1929—1932 гт. и с угрозой, шедшей
со стороны советского коммунизма и германского фашизма,
в США и в демократических странах Западной Европы пришло
сознание угрозы, шедшей со стороны финансовых магнатов
и необходимости таких реформ, которые укрепили бы демо¬
кратический общественный строй. Такое осознание сыграло
— 153 —
Глава 5
роль мощного стимула реформ, которые выразились в укреп¬
лении независимости демократически формируемых правящих
кругов в политике и в экономике по отношению к тем соб¬
ственникам, чьи несметные богатства могли способствовать
краху демократии, как это произошло в Германии. Речь шла
не о конфискации, а о своеобразной либерализации в виде
укрепления позиций управляющего крыла бизнеса по отноше¬
нию к крупным собственникам.
Через реформы, аналогичные «управленческой револю¬
ции», в разное время прошли буквально все страны «монопо¬
листического капитализма». «Новый курс, — пишет А. В. Ани¬
кин, — проводившийся более или менее последовательно
вплоть до Второй мировой войны, изменил американский ка¬
питализм, не затрагивая, однако, фундаментальные основы
общественного устройства. Принципы частной собственно¬
сти, рыночной экономики и политической демократии остались
в силе, но их действие существенно изменилось. Новый курс
означал отказ от laissez faire (невмешательства государства
в экономику) и переход к активному государственному ре¬
гулированию. Тем самым готовилась почва для смешанной
экономики, которая явилась во второй половине XX века эф¬
фективным ответом на два грозных вызова: внутреннего —
в виде кризисов и депрессий и внешнего — в лице социализма
и коммунизма»11201.
В рассматриваемом плане для Западной Европы наибо¬
лее типично совершавшееся после войны по инициативе и под
руководством Л. Эрхарда формирование в 50-х годах «соци¬
ального рыночного хозяйства»; для Японии — послевоенная
экономическая политика оккупационных сил США, известная
в литературе под названием «линия Доджа—Шоупа»11211.
Авторы книги «Японская экономика в преддверии XXI ве¬
ка» (М.: Наука, 1991, с. 48) пишут следующее: «Окончательно
канул в Лету персонифицированный частный собственник —
хозяин. Его заменили вначале безликая масса акционеров,
а затем еще более обезличенные компании — держатели ак¬
— 154 —
Продолжение: некоторые международные аспекты
ций. За отделением от собственности функции производства
последовало отделение от собственности и функций контроля,
которые сосредоточились в руках высшего слоя управляющих.
Производство в каждой из крупных корпораций практически
перестало зависеть от капитала, принадлежащего тому или
иному отдельному лицу или той или иной узкой, малочислен¬
ной группе, превратившись в функцию контроля в целом»11221.
Здесь же приводятся слова американского японоведа Т. Бойда,
отмечающего, что в современных условиях «хозяйство оказы¬
вает сопротивление частному контролю (тёсэй). Идеи абсолют¬
ной рыночной свободы носят чисто академический характер».
Отталкиваясь от мирового экономического кризиса
1929—1933 гг., следует толковать этот кризис не только как
толчок, приведший ко второй мировой войне, но и по-иному.
Для анализа родившихся в ходе кризиса или после него поня¬
тий «управленческая революция в США» или «рузвельтовская
революция» необходимо прежде всего учесть, что начавшиеся
в тридцатых годах реформы продолжались до последней трети
века и что они происходили в обстановке таких всемирно-исто¬
рических событий, как вторая мировая война, которая, конечно
же, была и войной за передел мира, и одновременно войной
между политической демократией и политическим тоталитариз¬
мом; и войной между рыночной демократией и государственно¬
командной экономикой. Тот факт, что из этого едва ли не самого
сложного во всей истории человечества переплетения и смер¬
тельного противостояния разных по своему характеру кон¬
фликтных сил победителем вышла рыночная демократия, взяв¬
шая верх не только в ходе политических катаклизмов, но и в ре¬
зультате качественного сдвига в соотношении рыночных и не¬
рыночных институций, имеет всемирно-историческое значение.
Другими словами, то, возможность чего марксисты не до¬
пускали иначе как на основе насильственной революции с уста¬
новлением «диктатуры пролетариата» — качественный сдвиг
в сторону укрепления демократии против всех разновидностей
эксплуатации, какими они сложились в условиях мощи маг¬
— 155 —
Глава 5
натов финансового капитала — совершился на основе самой
демократии — прогрессивных реформ, начавшихся в 30-х го¬
дах, прерванных второй мировой войной и ускорившихся после
ее победоносного для демократии завершения.
Внутренний, плохо видимый, но истинный смысл по¬
нятия «управленческая революция» состоит в ее успешном
противостоянии марксистско-ленинскому положению, соглас¬
но которому с сохранением частной собственности последняя
берет верх над управлении, что, следовательно, управление
все больше подчиняется интересам частных собственников
(прежде всего все тех же магнатов финансового капитала).
В действительности, с начала второй трети нынешнего ве¬
ка, дело обстояло прямо противоположным образом: победа
демократии заключалась в том, что, хотя магнаты финансо¬
вого капитала не становились беднее, их власть ослаблялась,
а институт управления начал приобретать все большую само¬
стоятельность по отношению к крупной частной собственности,
и что последняя, сохраняясь, вынуждена была под давлени¬
ем демократии отступать в интересах прогресса экономики,
приносившего рост всех видов доходов, как нетрудовых, так
и трудовых. Главное направление совершавшихся перемен за¬
ключалось в следующем. Во-первых, в странах Запада доля
государственного участия в распределении валового внутренне¬
го продукта (ВВП), осуществляемого с помощью разных видов
налогообложения (включая его инфляционную разновидность),
поднялась в разных странах с 10—15% до 25—40 %. Этот
факт уже сам по себе свидетельствует о качественном сдвиге
позитивного характера — в том смысле, что, как показыва¬
ет многолетний и разнообразный опыт, в названных пределах
данная категория играет стабилизирующую роль, тогда как при
выходе за эти пределы налоговое бремя оказывается фактором
дестабилизации.
Кроме того, если в прошлом главная цель налоговой
системы заключалась в том, чтобы изъять денежные средства
для покрытия государственный расходов, то впоследствии при
— 156 —
Продолжение: некоторые международные аспекты
сохранении названной функции резко возросла роль государ¬
ства как органа, создающего для тех или иных сфер экономики
преимущества за счет других сфер (внутренний налоговый
протекционизм).
Обладая своей особой природой, налогообложение по
своей роли в экономике представляло собой одну из жизненно
важных сфер; сферу, не уступающую по своей роли ведущим
отраслям производства или важнейшим силовым структурам.
Практика налогообложения, включающая в себя десятки
видов налогов (с продаж, с добавленной стоимости, с прибыли,
с собственности и т. д.) породила специальное, одно из са¬
мых важных, направлений экономической теории — науку
о налогах, тесно связанную с проблематикой «теневой эконо¬
мики». Под последней подразумевается та часть экономики,
которую собственники в своекорыстных интересах, с целью
неуплаты налогов, с большим или меньшим успехом скрыва¬
ют от государственной налоговой и статистической службы.
В зависимости от морально-политической обстановки в раз¬
ных индустриальных странах эта часть составляет от 10—12 %
(Япония) до 20—30 % (США и страны Западной Европы).
По заключению ряда аналитиков, рекорд в этом плане по¬
била послеперестроечная Россия, где в 90-е годы названная
доля достигала 40—50 %, где, следовательно, половина всей
экономики оказывается за пределами необходимого государ¬
ственного учета и контроля. «По некоторым оценкам, — пишет
академик Е. М. Примаков, — на сегодня криминальные струк¬
туры контролируют до 40% экономики, и это... цифра весьма
опасная, которая указывает на масштабы угрозы»11231. Подан¬
ным, фигурирующим в книге С. Брагинского и Г. Явлинского,
в 90-х годах размер теневой экономики в России достигал
60% ВНП11241.
Мы еще вернемся к категории теневой экономики. Сей¬
час же отметим, что названные перемены совершались без
качественного сдвига в распределении собственности на сред¬
ства производства между частным и государственным секто¬
— 157 —
Глава 5
рами — на последний, как и прежде, приходится около одной
пятой всей такого рода собственности при том, что в ее со¬
став входят по преимуществу предприятия, которые, будучи
необходимы для хозяйства, остаются по тем или иным при¬
чинам относительно малоприбыльными. Разумеется, в данном
случае наблюдаются огромные различия по странам и от¬
раслям, но тенденция, носящая всеобщий характер, состоит
в том, что доля государства в объеме предпринимательской
прибыли, не выходя за пределы 5—7 %, остается значительно
ниже, чем его доля в национальном имуществе и в ВНП1'251.
Другими словами во всех индустриальных странах произошед¬
шее радикальное реформирование заключается не в падении
доли частной собственности, а в радикальных переменах ее
взаимодействия с управлением — в плане возрастающей не¬
зависимости последнего от частного владения.
О радикальности происходящих перемен можно судить
и по положению дел в сфере кредита. Если и в прошлом,
со времени образования в 1694 г. Английского банка в ка¬
честве центрального эмиссионного института и постепенного
перехода с металлического на банкнотное и бумажно-денежное
обращение банковская система все больше подпадала под дей¬
ственное наблюдение государства и под его более или менее
эффективный контроль, то во второй половине XX века роль
государственных центральных банков, их контролирующая си¬
ла и сотрудничество с правительственными органами (прежде
всего с министерствами финансов) возросли до такой степе¬
ни, что в настоящее время с достаточным основанием можно
утверждать, что современная кредитно-банковская система
является по меньшей мере полугосударственной, а скорее —
смешанной с преобладанием государственного начала.
Наиболее радикальная перемена здесь заключается в из¬
менившемся положении центральных банков. В отличие от дру¬
гих банков и кредитных институтов, целью деятельности кото¬
рых является получение как можно более высоких прибылей,
центральный банк, независимо от формального статуса, вы¬
— 158 —
Продолжение: некоторые международные аспекты
ступает в роли института, главная цель которого заключается
в способствовании стабильному денежному обращению, с тем
чтобы масса денег, их распределенность (условия кредита)
и курс отвечали их назначению — в максимально возмож¬
ной степени приближать цены к стоимостям, к правильному
измерению затрат и результатов. С течением времени выпол¬
нение такой задачи становится все более сложным, так как
инфляция становится все более «живучей» и многообразной,
проявляясь не только через превышение государственных рас¬
ходов над доходами, но и в виде чрезмерного роста всех видов
задолженности (особенно в виде товарного дефицита); в ви¬
де бартера — обмена, производимого в натуре, что также
связано с экономически необоснованным повышением цен;
в виде несвоевременной выплаты зарплаты, представляющей
собой разновидность банкротства; в виде стагфляции — пе¬
рехода массы денег через грань, после которой новые выпуски
не только не подхлестывают рост экономики, а, напротив,
становятся препятствием на пути такого роста.
В некоторых случаях кредитный контроль находится в ру¬
ках не центральных банков, а специальных государственных
органов. Так, например, в Германии банковский надзор осу¬
ществляет не Центральный банк (Бундесбанк), а специальный
контрольный орган. Но это исключение лишь подтвержда¬
ет правило — жесткую разделенность финансовых функций
и организационной структуры государственных финансов (го¬
сударственный и местный бюджеты, министерства и местные
органы финансов) с одной стороны; кредита и основанного
на кредите денежного обращения — с другой.
Из всего вышесказанного следует, что ленинскому те¬
зису о сращивании промышленного и банковского капитала
и об образовании капитала финансового — тезису, имевшему
для своего времени основания, история очень быстро проти¬
вопоставила совершенно иную ситуацию: такое сращивание
банков с государством, которое, оставаясь в рамках рыночного
хозяйства, приносит с собой не формирование финансового
капитала в его ленинском понимании, а прогрессивное каче¬
— 159 —
Глава 5
ственное перерождение, превращение государства в мощный
институт поддержки рыночной конкуренции.
И, наконец, последнее. Если главным средством государ¬
ственного регулирования всегда были и остаются финансово¬
бюджетные и денежно-кредитные рычаги, то уже со времен
первой мировой войны все более существенное место стали
занимать средства прямого государственного регулирования.
Речь идет о том, что во всех странах создана целая система
запретительных или рекомендательных установлений, кото¬
рые касаются очень большого числа действий тех или иных
экономических институтов — начиная с права на открытие
или закрытие предприятий и кончая правилами, касающимися
территориальных или экологических проблем.
Административное вмешательство проявляется также и
в том, что устанавливаются определенные нормы в отноше¬
нии долей собственности частных лиц на ценные бумаги тех
или иных корпораций. Это означает, что человек, располагая
сколь угодно большой собственностью, не может владеть та¬
кой долей акций крупной корпорации, которая давала бы ему
возможность господствовать над последней.
В одних случаях такого рода регулирование носит при¬
казной, директивный характер, в других — рекомендательный,
индикативный. Соотношение между первым и вторым в разных
странах, отраслях и в разные периоды различно, но в послед¬
ней четверти нынешнего века преобладает тенденция к некоему
промежуточному варианту — такой рекомецдательности, кото¬
рая, хотя и не является обязательной, чаще всего принимается
не только к сведению, но и к исполнению, поскольку регули¬
рование столь многообразно, что следование рекомендациям
чаще всего выгодней, чем уклонение от них*1261. С другой
стороны, как справедливо замечает один из крупных рос¬
сийских предпринимателей В. Алекперов, «административные
ограничения вместо стимулов роста — это формула гибели
предпринимательства»11271. Хотя данное замечание сделано при
— 160 —
Продолжение: некоторые международные аспекты
рассмотрении нынешнего положения дел в России, оно носит
универсальный характер.
К сказанному следует добавить констатацию возрастаю¬
щей роли институции, известной под названием «обществен¬
ные работы». Речь идет прежде всего о том, что в случае
кризисного роста безработицы государство выделяет из сво¬
его бюджета (зачастую при поддержке спонсоров и разного
рода благотворительных организаций) средства для работ —
полезных, но не укладывающихся в рамки коммерции. Мы
не располагаем статистическими данными, но, судя по разного
рода описаниям, данной институции, как фактору противосто¬
яния депрессии, принадлежит существенная роль.
Все такого рода перемены носят отнюдь не эпизодический
характер, а выступают в виде качественного сдвига, который,
ни в коем случае не отодвигая на задний план принципы
рыночного хозяйства и преобладания частной собственности,
конечно же, требует обновления разного рода институций и их
взаимодействия.
Каковы же, в конце концов, итоги в смысле прошлого
и будущего? Куда вдет дело — к дальнейшему ли усилению
государственного регулирования или к его смягчению? Каса¬
ясь этого вопроса, Л. П. Ночевкина пишет в своей новейшей
работе следующее: «В разных странах характер партнерских
отношений бизнеса (от мелкого до крупного) и государства
неодинаков, но общей тенденцией является постепенная пере¬
дача ответственности за хозяйственные решения как бы сверху
вниз от государства к бизнесу, к рыночным структурам. Госу¬
дарство помогает бизнесу поддерживать частную конкуренцию,
напрямую не вмешиваясь в хозяйственную деятельность. Но,
как правило, от государства исходит инициатива экономи¬
ческих реформ, когда исчерпываются прежние ресурсы для
дальнейшего развития»11281.
К этому следовало бы добавить, что в отношениях госу¬
дарства и частной собственности важная сторона заключается
в том, что демократическое государство, будучи само наиболее
6 Зак. 186
— 161 —
Глава 5
мощной монополией, осуществляет антимонопольную полити¬
ку; что государство, ни в коем случае не ставя перед собой
цель ликвидировать конкуренцию, успешно противостоит мо¬
нополистическим потенциям конкурентного начала. Как пишет
К. Поппер, «либерализм и государственное вмешательство
не противостоят друг другу. Напротив, какая бы то ни была
свобода абсолютно немыслима, если она не гарантирована
государством»11291.
Вполне обоснованная констатация такого положения
не освобождает, однако, от поставленного вопроса: каковы
тенденции? Мы полагаем, что ответ на этот вопрос подска¬
зывается опытом 70-х — 80-х годов — всеобщее отступ¬
ление от уровня регулирования, достигнутого в предыдущие
годы (отступления в виде «рейганомики в США», «тетче-
ризма» в Великобритании, «административно-финансовой ре¬
формы» в Японии и т.д.). Аналогичное явление наблюдалось
и в 90-е годы. В частности, что касается Японии, то, как
заключает свой анализ Е. Л. Леонтьева, «в экономической по¬
литике японского правительства переплетаются две линии —
одна стратегическая, направляемая на продолжение либераль¬
ных реформ; другая — тактическая, с задачей антикризисного
управления методами расширения государственного участия
в экономике»11301. Все такого рода факты на практике об¬
рисовали те пределы, дойдя до которых в мирных условиях
государственное регулирование обнаруживает свою чрезмер¬
ность и неэффективность; провалы, после которых возникает
необходимость отойти назад. В сочетании с провальным опы¬
том СССР до перестройки и КНР в период маоизма такого
рода практика стран Запада и Японии как раз и служит самым
большим уроком для будущего.
В рассматриваемом плане немаловажную роль должен
играть отказ от марксистской трактовки политических пер¬
спектив в виде отмирания самого института государства. Один
из основателей институционального направления американ¬
ский экономист и политик Дж. Гэлбрейт сформулировал по¬
— 162 —
Продолжение: некоторые международные аспекты
ложение дел следующим образом: «Великая диалектика на¬
шего века состоит не в противостоянии труда и капита¬
ла, а в противоречии экономического предпринимательства
и государства»113,1. Содержание данного противоречия за¬
ключается в том, что если экономическое предпринимательство
обращено прежде всего к интересам частной собственности, то
демократическое государство выступает в роли защитника об¬
щенародных интересов — экономического прогресса, прино¬
сящего рост народного благосостояния. Отношения, сложив¬
шиеся между государством и корпорациями, можно было бы
охарактеризовать как занимающие ведущее место в прокон-
курентной монополии.
После всех произошедших перемен ни в коем случае
нельзя считать снятым вопрос о собственности, о ее диффе¬
ренциации; о том, что сохраняется огромный разрыв между
собственностью верхнего одного процента, на которую в ин¬
дустриальных странах приходится 5—10 % всего объема соб¬
ственности (при том, что остаются мультимиллионеры и мил¬
лиардеры) и нижние 20 %, на которые приходится 4—5 % ее
общего объема; что сохраняется отнюдь не микроскопическая,
составляющая 4—5 % населения, часть людей, находящихся
ниже уровня бедности.
При первоначальном подходе может показаться, что хотя
рассмотренные выше перемены, имея в виду индустриальные
страны, носят повсеместный характер, их действие ограниче¬
но страноведческими рамками в том смысле, что перемены
в одних странах совершаются независимо от реформ в дру¬
гих странах. В действительности дело обстоит по иному. При
обрисованной выше неравномерности в ее первоначальном
виде и при исторически сложившейся интернационализации,
при огромной роли транснациональных корпораций, межстра¬
новом разделении труда, индустриальные страны стали перед
альтернативной — либо новый протекционизм, который при
усилившейся независимости конечно же не мог не носить
взаимного характера и приносить с собой хотя и дифферен-
6*
— 163 —
Глава 5
цированное, но все же всеобщее торможение экономического
роста; либо совершенно новый путь — демократическая инте¬
грация, суть которой заключается в том, что между странами
совершается эффективное согласование мер по регулированию
экономики. Специальный анализ экономической динамики (ци¬
клов и кризисов) обнаруживает постоянное столкновение двух
тенденций. Первая из них — в результате растущего меж¬
дународного разделения труда растет тенденция к усилению
международной цепной реакции кризисов. Другая — проти¬
водействие названной первой тенденции: межгосударственное
регулирование, совершаемое не по принципам протекцио¬
низма, характерном для периода до второй мировой войны,
а по принципам международного согласования мер по стаби¬
лизации конъюнктуры. Сравнительный анализ не оставляет
сомнений в том, что отнюдь не принося перспективы ли¬
квидации циклических закономерностей, вторая тенденция —
торможение кризисного падения, осуществляемое с помощью
межгосударственного сотрудничества, — усиливается.
Обращаясь к происходящим в послевоенные годы пе¬
ременам в международных отношениях, нельзя не вспомнить
опубликованную в 1915 г. статью В. И. Ленина «О лозунге
Соединенных штатов Европы»11321. Здесь В. И. Ленин пря¬
мым образом связывает трактовку этого лозунга, выдвинутого
ЦК РСДРП11331, с рассмотренной выше концепцией неравно¬
мерности экономического и политического развития капита¬
лизма и с характеристикой такого лозунга как утопического
и реакционного, так как, согласно Ленину, речь не может идти
ни о чем другом, кроме как о союзе европейского монопо¬
листического капитализма против рабочего движения, против
социализма и о подготовке новых империалистических войн.
Истинный же союз европейских народов по Ленину не может
быть создан иначе как на основе победы социалистических сил.
История, однако, отчетливо показала, что подход к ре¬
шению такой проблемы немыслим без ответа на вопрос о том,
какие силы носят подлинно социалистический характер, а для
— 164 —
Продолжение: некоторые международные аспекты
каких социализм представляет собой не больше, чем фиговый
листок для прикрытия антисоциалистической сути.
Подводя итог анализу положения дел вокруг категории
социализма, какой она сложилась в XX веке, видный деятель
СДПГ В. Тирзе в статье, опубликованной в 1992 г., пишет:
«1. Потерпела поражение попытка осуществить социализм без
демократии, даже само стремление к его осуществлению.
2. Потерпел поражение социализм как форма господства
партии при соблюдении демократического центризма, который
на самом деле был авторитарным принуждением сверху вниз.
3. Потерпел поражение социализм как насквозь огосу¬
дарствленный и централизованный экономический строй.
4. Потерпел поражение социализм как попытка рассма¬
тривать все процессы в экономике и обществе как процессы,
происходящие в машине, и планомерно управлять ими сверху.
5. Потерпел поражение социализм, который не исполь¬
зовал в необходимом объеме также и регулирующие механизмы
конкуренции.
6. Потерпел поражение социализм без экономической
демократии, т. е. без прав работающих на активное участие
и контроль...»11341.
Нарисованная выше картина провала социализма в его
марксистско-ленинском варианте оставалась бы неполной без
обращения к международному аспекту; без трезвого анализа
перемен, совершающихся не только в корпоративной систе¬
ме или в отдельных странах, но также и в международных
отношениях.
После первой и особенно после второй мировой войны;
после столкновения с опасностями новой агрессии, шедши¬
ми со стороны коммунизма, капиталистические страны вста¬
ли перед задачей — при безусловном сохранении страновой
структуры как вырвать и то, и другое из когтей агрессивно¬
го национализма? Как вывести международные экономические
отношения на путв непрерывного прогресса со все той же
предпосылкой: «движение — все...»?
— 165 —
Глава 5
При решении такого рода проблем ленинское понятие
неравномерности, как ведущего фактора, отодвигается в срав¬
нительно недавнюю историю, тогда как на передний план
выходят сначала практика и понятие интеграции, а затем —
с конца восьмидесятых годов — глобализации. Разница между
первым и вторым носит в значительной мере условный ха¬
рактер. Если первое понятие применяется по преимуществу
для определения новейших форм межгосударственного сотруд¬
ничества в рамках континентов или их частей [Европейское
экономическое сообщество (1958 г.), Ассоциация государств
Юго-Восточной Азии (АСЕАН, 1967 г.), Латиноамериканская
ассоциация интеграции (1980 г.) и др.], то во втором случае
речь идет о тех или иных организационных формах, знаменую¬
щих перерастание континентальной интеграции во всемирную.
И на практике, и в теории глобализм неотрывен от про¬
блем рыночной конкуренции во внутристрановом и междуна¬
родном планах, от проблем либерализации внешнеэкономичес¬
ких связей и (пожалуй, более всего) от проблемы поддержания
устойчивости валютных курсов как одного из условий противо¬
стояния спекуляции и поддержания эффективности реального
производственного процесса в странах, являющихся торговыми
партнерами. В международно-организационном плане наибо¬
лее важными вехами интеграции-глобализации были следую¬
щие. Началом этого процесса можно считать создание в 1945 г.
Организации Объединенных Наций (ООН), проявившей нес¬
равненно большую значимость и устойчивость, нежели Лига
Наций. Затем, в 1958 г. было создано Европейское Экономи¬
ческое Сообщество, которое, объединив ряд стран Западной
Европы, с самого начала провозгласило перспективу свое¬
го превращения в политический союз, которое реализовалось
с созданием в 1995 г. Европейского Союза. При анализе данной
организации и таких ее спутников, как Европейский парламент,
Совет Европы и ОБСЕ (Организация безопасности и сотрудни¬
чества в Европе), а также создания общеевропейской валюты
«евро» и ряда других явлений, рождается убежденность в том,
— 166 —
Продолжение: некоторые международные аспекты
что осуществлению отвергнутого в свое время Лениным лозун¬
га создания Соединенных Штатов Европы положено прочное
начало.
При этом не должны игнорироваться отличия содержа¬
ния нынешнего процесса от того, которое подвергалось кри¬
тике Лениным. Во-первых, интеграция осуществляется при
сохранении высокой степени суверенитета стран-участников
общеевропейских организаций. Во-вторых, интеграция носит
не только внутриевропейский характер, но совершается в столь
тесном контакте с США, что и перспективы дальнейшего пе¬
рерастания интеграции в глобализацию оказываются все бо¬
лее реальными. Что касается содержания интеграционного
процесса, то мы здесь сошлемся на известного российского
ученого В. М. Кудрова. Характеризуя соединение интеграци¬
онного процесса, В. М. Кудров выделяет следующие три его
основные черты: 1) стремление избавить Европу от войн и со¬
циальных катаклизмов, преодолеть идеологию национализма
и тоталитаризма; 2) твердое убеждение в том, что запад¬
ноевропейская интеграция может успешно развиваться лишь
на базе демократии, приоритета прав и свобод личности, до¬
бровольного и равноправного участия государств, решивших
вместе строить свое сообщество; 3) признание неизбежности
и возрастающей хозяйственной взаимозависимости государств;
убежденность в том, что открытая экономика и экономическая
интеграция в конечном счете более выгодны, чем протекци¬
онизм и автаркия11351. Здесь же автор вполне обоснованно
утверждает, что произошедшие перемены принесли с собой
возникновение интеграции как новой науки. Нечего и говорить
о том, что процесс интеграции в том виде, в каком он обо¬
значился за предыдущие пятьдесят лет, все больше ускоряется
с внедрением в сферу международных отношений новейших
средств связи и коммуникаций.
Всемирно-исторические процессы, о которых шла речь
выше, развиваются отнюдь не по заранее предначертанным
маршрутам, а в непрерывной и острой борьбе во всех сферах
— 167 —
Глава 5
общественной жизни, в том числе, конечно же, и в междуна¬
родных отношениях. Отвлекаясь от территориальных проблем,
попробуем ответить на вопрос: в чем содержание этой борьбы
и каковы ее формы?
Мы полагаем, что в современных условиях ответ на этот
вопрос прежде всего предполагает обращение к понятию «кон¬
вергенция». Будучи взято из геофизики и биологии, данное
понятие было введено в 50—60-е годы в общественную науку
рядом американских и западноевропейских ученых (наиболее
видные из них — это Дж. Гэлбрейт, Я. Тинберген, Р. Арон и др.)
и сразу же превратилось в объект идеологической борьбы
между прогрессивными научными направлениями и ортодок¬
сальным марксизмом.
Нелишне напомнить о том, что, как и следовало ожидать,
в Советском Союзе понятие конвергенции было приравнено
к понятию реставрации капитализма и официально подвергнуто
беспощадному осуждению.
Однако рациональный ответ на вопрос о том, что предста¬
вляет собой конвергенция, пришел раньше, чем можно было
ожидать. Самое важное состоит в том, что несмотря на все
потрясения, совершавшиеся в рамках капитализма, конвер¬
генция носила по преимуществу односторонний характер в том
смысле, что преобладал процесс разрушения командно-бюро¬
кратической системы и ее приближения к системе социальной
демократии.
Довольно неожиданным образом первые черты ответа
обнаружились в практике некоторых из бывших колоний —
прежде всего так называемых «четырех драконах» — в Респу¬
блике Корея, Гонконге, Сингапуре и на Тайване. Стряхнув ко¬
лониальную зависимость и встав на путь жестко, но оптимально
регулируемого рыночного хозяйства, эти системы по уровню
экономического развития не только очень быстро и намного
опередили своих «единокровных» коммунистических соседей
(соответственно КНДР и КНР), но и уверенно пошли впе¬
ред по пути решения задачи, которая оказалась не под силу
— 168 —
Продолжение: некоторые международные аспекты
Советскому Союзу, — «догнать и перегнать передовые капи¬
талистические страны по уровню экономического развития».
Вслед за вышеназванными экономиками с конца 80-х гг. на¬
чалось существенное ускорение экономического роста таких
стран, как Мексика, Бразилия, Малайзия, Таиланд, Индоне¬
зия и некоторые другие.
Но особую роль, конечно же, играет опыт Китайской
Народной Республики. Его главная черта — необычное для
всей новой истории соединение авторитарного режима в поли¬
тической области с преобладанием рыночного начала в сферах
обмена и распределения и очень сильными позициями частного
сектора.
Говоря о необычности современной практики КНР, мы
не забываем об опыте советского НЭП’а, в котором также
переплетались два названных начала, — политическая дикта¬
тура и рыночное хозяйство; ни об опыте стран фашистского
блока в годы подготовки и ведения второй мировой войны,
где такое переплетение также было одним из определяющих
факторов общественного устройства. Отличие, однако, состоит
в том, что эксперимент с НЭП’ом продолжался всего 7—8 лет
(с 1921 до 1928—1929 гг.), после чего установился тотали¬
тарный (и в политике, и в экономике) режим, сохранявшийся
до 80-х гг.
В Китае положение совершенно иное. В докладе на XV
съезде Компартии Китая (сентябрь 1997 г.) председатель КНР
Цзян Цзэминь заявил, что осуществление социальной мо¬
дернизации «потребует, по меньшей мере, ста лет, а для
укрепления и развития социалистического строя потребуется
еще более длительное время, потребуются неустанные усилия
нескольких, даже десятков поколений»11361.
В сочетании с другими историческими факторами смысл
приведенных слов несомненно заключается в том, что в отличие
от СССР, где в конце 20-х годов подавление так называемого
правого уклона и победа «генеральной линии партии» означала
утверждение на длительный срок худшего варианта развития,
— 169 —
Глава 5
в КНР после смерти Мао Цзедуна (1976 г.) верх взяла отно¬
сительно рациональная разновидность экономического курса.
В рассматриваемом здесь плане в китайской офици¬
альной публицистике на первое место выдвигается формула
«социализм с китайской спецификой», смысл которой за¬
ключается в синтезе однопартийной власти компартии с так
называемой двухколейной системой — образ, который должен
отразить разноукладность, сочетание общественного сектора,
рассматриваемого как социалистический, жестко управляемый
из центра, и частного, рыночного. Самое важное заключается
в том, что в выступлениях Дэн Сяопина, фактически возгла¬
вившего КПК после Мао, в программных документах КПК и,
соответственно, во всей китайской публицистике вся много-
укладность рассматривается, с одной стороны, как рыночная,
с другой — как обращенная к социализму в его антирыночной
трактовке. Так, в упомянутом докладе Цзян Цзэминь сказал
буквально следующее: «Теория Дэн Сяопина представляет со¬
бой марксизм современного Китая, новую ступень развития
марксизма в Китае»1,36а1.
Для того, чтобы оценить смысл такой постановки, напо¬
мним о содержащейся во второй главе данной работы трак¬
товке Марксом и Энгельсом, Лениным и Сталиным рыночной
экономики как антисоциалистической, а социализма — как
безрыночного хозяйства.
В постмаоистском Китае государственная власть, высту¬
пая под флагом верности марксизму, придает этому понятию
совершенно иное значение, чем то, которое вытекает из трудов
Маркса и его последователей (включая Мао Цзэдуна). Первый
элемент этой двойственности носит прежде всего и главным
образом политический характер, помогая сохранять нынеш¬
ний политический режим. Второй же элемент, противостоя
первому, служит ускорению экономического прогресса. Как
пишет О. Н. Ворох, со второй половины 80-х годов «китайские
ученые стали обращаться к суждениям Дэн Сяопина о не¬
правомерности постановки вопроса “социализм или капита¬
— 170 —
Продолжение: некоторые международные аспекты
лизм”, об ошибочности отождествления плановой экономики
с социализмом, а рыночной — с капитализмом»11371. Одно
из проявлений такого подхода — одобрительное отношение
к плюрализму собственности и рынка, исходящее из того, что
здесь нет единого рецепта для всех ситуаций — в зависимо¬
сти от отраслей, от технологических, географических и других
условий целесообразно поддерживать в разных сферах разные
виды собственности (включая в ряде случаев и монополию), и,
наоборот, осуществлять организованное противостояние тем
или иным другим ее видам. При этом, что особенно важно,
в формировании разновидностей собственности рынок являет¬
ся ведущим фактором.
В работе О. Н. Ворох показано, что хотя власть в КНР
не останавливается в ряде случаев перед обвинениями вы¬
дающихся ученых в «буржуазном либерализме»11381 и даже
перед временными запретами приватизации, в целом допус¬
кает некоторую свободу в теоретических толкованиях. Здесь
наиболее важным представляется привязанность ряда выдаю¬
щихся китайских ученых к институционализму и неоинститу¬
ционализму — учениям, которые, как мы видели, в разных
вариантах переносят центр тяжести анализа с общих законов
рыночного хозяйства на его институциональную сторону. Со¬
ответственно, особым вниманием в китайской экономической
литературе пользуются труды всемирно известного ученого
Я. Корнай, внесшего самый большой вклад в анализ тако¬
го особого порока «социалистического рынка», как дефицит;
лауреата Нобелевской премии Т. Коуза, чьи исследования со¬
средоточены по преимуществу вокруг проблем собственности,
фирм и трансакционных издержек; другого нобелевского ла¬
уреата Д. Норта, чьи исследования обращены к историко¬
социологическим аспектам экономики с особым вниманием
к сравнительному (компаративистскому) анализу.
Этот список можно было бы продолжить, но и ска¬
занного достаточно для того, чтобы поставить следующий
вопрос: что побуждает китайских ученых видеть стартовую
— 171 —
Глава 5
площадку для анализа китайской действительности в новом
институциональном направлении, смягчающем отход прежнего
институционализма от ориентации на рыночные законы в их
классическом и неоклассическом вариантах? Отвечая на этот
вопрос, О, Н. Борох пишет следующее: «По мнению китай¬
ских исследователей в условиях трансформации экономичес¬
ких систем неоинституционалистские теории приобретали осо¬
бую аналитическую ценность, поскольку были ориентированы
на экономику переходного типа в большей степени, чем нео¬
классическая концепция, основанная на описании развитого
рыночного хозяйства»1139\ Согласно точке зрения китайско¬
го ученого Фань Гана, институционализм оказывается ближе
всего к пониманию экономической науки как науки о выборе,
которая непременно должна иметь дело не только с рацио¬
нальностью, но и с нерациональной природой и поведением
человека и противостоять нерациональности. В дальнейшем
у Фань Гана речь идет о китайской национальной традиции
с особой ролью конфуцианства, способствующего слиянию
проблем морали, экономики и рынка.
Вышеназванные общие положения проявляются во мно¬
жестве работ, с содержанием которых здесь можно познако¬
миться при помощи классификации, представленной в цитиру¬
емом источнике. Классификация школ экономической мысли
выглядит следующим образом. Первая — «школа скоордини¬
рованных реформ» (начала складываться в 1985 г., основатель
У Цзинзянь) — призывает к перестройке на всех уровнях
с главной целью формирования регулируемой рыночной си¬
стемы. Вторая (лидер — Ли Инин) — «школа сторонников
реформы собственности» — настаивает на создании субъектов
рынка (собственников разных категорий) как условии перехо¬
да к рыночным реформам. Третья — «школа сторонников
реформ на макроуровне» (лидер Ван Чжо) — пропагандирует
изменение функций правительства (фактически — восстано¬
вление централизованного руководства). Четвертая — «школа
сторонников свободной среды для экономической реформы»
— 172 —
Продолжение: некоторые международные аспекты
(Лю Гогуан и др.) — китайский вариант «экономики пред¬
ложения» — против централизованного управления, за по¬
степенность преобразований, с акцентом на сторону предло¬
жения (производства), опережение которого по отношению
к спросу должно рассматриваться как необходимое условие
формирования здоровой рыночной экономики (антидефицит).
Пятая — «школа сторонников реформы права хозяйствова¬
ния» (Ян Пейсинь) — выступает за сохранение собственности
на предприятия в руках государства при резком расширении
прав предприятий. Шестая — «школа реформ прав собствен¬
ности» — аналогична второй, но предлагает распространение
принципа товарного обмена не только на продукцию предприя¬
тий, но и на сами предприятия. И, наконец, седьмая — «школа
сторонников изменения системы», представленная молодыми,
но уже известными учеными — тем же Фань Ганом, Линь
Ифу и другими. Эта школа наиболее близка к современному
западному институционализму.
Данный перечень, как мы полагаем, может служить яркой
иллюстрацией большой роли институционализма как составной
части современной экономической мысли.
Из вышесказанного самый важный вклад заключается
в том, что при всей национальной специфике генеральная
линия прогресса проходит по тому направлению, о котором
шла речь с самого начала данной работы — через развитие
и совершенствование рыночных институтов. Китайский опыт
является едва ли не самым ярким примером разновариант-
ности такого пути, что, помимо прочего, находит свое яркое
отражение в резком ускорении темпов экономического роста
в этой стране. Нельзя, однако, забывать о том, что такого рода
китайский опыт начал складываться лишь с конца 70-х годов
нынешнего века, и в плане длительности этот опыт несравним
с опытом стран Запада и Японии. Несмотря на ускорение
темпов роста, Китай все еще очень далек от того, чтобы выйти
на уровень экономического развития США, стран Западной
Европы, Японии.
— 173 —
Глава 5
При сопоставлении с Западом китайский опыт рисует
картину длительного сосуществования двух разных по свое¬
му принципу систем рыночного хозяйства — демократичес¬
кой и авторитарно-бюрократической. Вместе с тем, определяя
опыт Китая как промежуточно-переходный, нельзя не заду¬
маться и о перспективах, о том, куда идет дело — к даль¬
нейшему ли укреплению рыночного начала или к советскому
варианту конца двадцатых — к сокращению рыночного хозяй¬
ства с помощью политических средств — на основе диктатуры
партии. Из обрисованных выше направлений китайской эконо¬
мической науки очевидно, что в интеллектуальном мире самой
КНР на поставленный вопрос нет однозначного ответа. Мы
полагаем, однако, что с учетом всего мирового опыта (включая
и рассматриваемый ниже опыт нашей страны) преобладает
тенденция к переходно-промежуточной системе с перспекти¬
вой ее эволюции в сторону варианта, сложившегося в странах
Запада и в Японии.
Что касается третьего из названных выше регионов, то
здесь главное заключается в том, что изначальный курс СССР
«догнать и перегнать передовые капиталистические страны
по уровню экономического развития» был провален; что в так
называемом соревновании двух систем, социализма и капита¬
лизма, СССР потерпел поражение. Подробному анализу этого
всемирно-исторического итога с приведением соответствую¬
щих сравнительных статистических данных посвящена глава
«Практика — критерий истины и фальши» в нашей книге
«Крах коммунизма и современные общественные отношения»,
на которую мы выше не раз ссылались. Здесь же, в соответ¬
ствии с задачей данной работы мы считаем целесообразным
сосредоточиться на предпосылках, сделавших неизбежным та¬
кой провал.
Что важней — абстрактные положения экономической
теории или созданные на основе ее принципов реально дей¬
ствующие институты? Наука не может оправдать выдвиже¬
ние такого вопроса, но самый общий итог советского опыта
— 174 —
Продолжение: некоторые международные аспекты
заключается в том, что каковы бы ни были претензии ини¬
циаторов и проводников коммунистического институционализ¬
ма, никакие институты не могут быть эффективными, если
они не опираются на принцип рыночного хозяйства. Здесь
в поддержку этого общего положения мы намерены обра¬
титься к категориям оптимизации, какими они представлены
в трудах выдающегося российского ученого Л. В. Канторовича
(1912-1994 гг.).
В соответствии с принципами планового хозяйства в тру¬
дах Канторовича равновесие трактуется не в виде самообра-
зующихся на рынке вариантов, а с нацеленностью на то, что
заранее, независимо от рынка, признается наилучшим (на мак¬
симум производства тех или иных видов продукции при данных
затратах или на минимум затрат для данного объема производ¬
ства). «Среди всех возможных распределений программ, —
пишет Л. В. Канторович в своей основной работе, — всегда
имеется наилучшее — оптимальный план. При этом плане
соотношение отдельных видов продукции отвечает условию,
данному в задании; выпуск продукции больше (или равен),
а затраты на продукцию меньше, чем всякого другого плана,
выдерживающего то же соотношение. Оценки оптимального
плана таковы, что если исходить из них, то оказывается, что
в оптимальном плане соблюден принцип рентабельности, т. е.
при этом плане на каждом предприятии принят к производству
тот вид продукции, для которого величина чистой продукции
предприятия оказывается наибольшей»11401.
В рамках этой концепции особого внимания заслужива¬
ет место, которое отводится Л. В. Канторовичем категориям
«теневых цен» или «объективно обусловленных оценок» —
понятиям, рисующим связанность современной экономической
науки с ее историей — с началом раздельного анализа цены
и стоимости, их особых черт и их взаимодействия. Никакое
плановое хозяйство, никакой марксизм в любом его варианте
не мог увести в сторону от вопроса о том, в чем заключается
механизм сближения реальных цен с «теневыми»; такого сбли¬
— 175 —
Глава 5
жения, которое не допускало бы выхода разницы между теми
и другими за пределы, необходимые для жизнеспособности
экономики.
Между тем, как мы вцдели, вся концепция марксиз¬
ма была обращена против такого подхода, и все содержание
остатков практического здравомыслия и едва тлевших огоньков
истинной науки заключалось в том, чтобы противостоять столь
губительным концепциям. Едва ли не самое значимое проти¬
востояние заключалось в выдвижении и проведении в жизнь
категории хозяйственного расчета. Ввиду особой важности
данной проблемы мы не останавливаемся перед тем, чтобы
привести здесь большой отрывок из текста работы Л. В. Кан¬
торовича и А. Б. Горстко.
«...Механизм, — пишут авторы, — позволяющий обще¬
ству сопоставлять, что оно дает предприятиям и что получает
от них, контролируя таким путем их деятельность, называется
хозяйственным расчетом. Хозрасчет выступает как стоимост¬
ная форма, выражающая требование безубыточной работы
предприятия, требование покрытия расходов предприятия и его
доходов. Хозяйственный расчет осуществляется таким путем:
предприятие расплачивается с поставщиками по установлен¬
ным ценам (выделено мною. — Я.П.)н выплачивает заработ¬
ную плату своим работникам из тех средств, которые получены
им за свою продукцию. Может создаться впечатление, будто
хозрасчет полностью замыкается на экономике предприятия
и не задевает экономических процессов, которые происходят
на общегосударственном уровне. Такое представление ошибоч¬
но, так как предприятие использует средства производства —
машины, землю, воду, — являющиеся собственностью все¬
го общества, и определенную часть своих доходов передает
государству. Однако именно это ошибочное представление
господствовало в экономической теории и практике до хозяй¬
ственной реформы, начавшейся в середине 60-х годов. Многие
элементы экономики, используемые в деятельности предпри¬
ятий, но принадлежащие государству, не включались в сферу
— 176 —
Продолжение: некоторые международные аспекты
хозяйственных отношений. Например, основные фонды предо¬
ставлялись предприятиям бесплатно; предприятия без всякого
возмещения пользовались землей, полезными ископаемыми,
лесными и водными ресурсами.
Между тем уже в то время анализ моделей оптимально¬
го планирования приводил к выводу, что планы предприятий
должны учитывать данные об использовании ресурсов, принад¬
лежащих государству, и это использование должно получать
определенную общественную оценку. В применении к реальной
экономике это означало, что такие ресурсы следует включить
в отношения хозяйственного расчета. Преобразование прак¬
тики планирования и экономического стимулирования, прове¬
денное в СССР новой хозяйственной реформой, идет по пути,
который в большой мере соответствует выводам модели опти¬
мального планирования: введена плата за производственные
фонды, находят применение рентные платежи (иногда в форме
расчетных сдаточных цен) и др. Это дает основание предполо¬
жить, что и другие выводы из анализа линейно-программных
моделей оптимального плана должны найти отражение в раз¬
витии хозяйственного расчета»11411.
При всей содержательности приведенные суждения ну¬
ждаются в дополнении. Хозяйственный расчет начал вводиться
в СССР после трех лет «военного коммунизма» — системы,
которая формировалась прежде всего не в результате граждан¬
ской войны, а потому что она вытекала из претворения в жизнь
обрисованных выше требований большевистского безрыночно-
го утопического социализма. В этом плане гражданская война
окончилась его экономическим поражением, так как власть
была вынуждена ввести НЭП — систему, реставрировавшую
рынок и в большой мере частную собственность, что принесло
быстрый подъем народного хозяйства.
Что касается хозяйственного расчета, то это понятие
впервые было сформулировано Лениным в октябре 1921 г.
в статье «К четырехлетней годовщине Октябрьской рево¬
люции» и впоследствии с конца двадцатых в переплетении
— 177 —
Глава 5
с так называемым социалистическим соревнованием и в про¬
тивопоставлении коммерческому расчету превратилось в одно
из средств нового, еще более глубокого, чем в годы военного
коммунизма, подрыва рынка и частной собственности. Глав¬
ная особенность хозрасчета была в том, что при сохранении
системы цен, тарифов и требования рентабельности, то и дру¬
гое определялось не рынком (не зря Канторович и Горстко
пишут об установленных, а не о сложившихся ценах), не со¬
отношением свободного спроса и свободного предложения,
а прежде всего и главным образом партийно-государственной
номенклатурой, исходившей из собственных внутри- и внеш¬
неполитических интересов и привилегий, из противостояния
интересам трудящихся классов, что выражалось в агрессив¬
ной внешней политике, в насильственной коллективизации,
в полном запрете частного предпринимательства, во всеобщем
дефиците, в создании смертоносной империи ГУЛАГ’а. Иначе
говоря, хозрасчет в его советском варианте означал допуск
рыночных отношений в таком мизерном масштабе, в масшта¬
бе, столь далеком от оптимума, что не могло быть и речи
о рыночной экономике в ее любом, даже самом усеченном
варианте. Хозрасчет представлял собой одно из проявлений
института антирыночной экономики.
С победой в Великой Отечественной войне прежняя
система сохранялась, и, как мы видели, дело шло к еще
худшему — к прямому продуктообмену. Смерть Сталина при¬
остановила этот процесс, а в первой половине шестидесятых
годов в руководстве страны возникло течение, пытавшееся
смягчить антирыночные тенденции («оттепель»). Один из ито¬
гов многолетних манипуляций вокруг категории «Хозрасчет»
заключается в том, что такого рода манипуляции не смог¬
ли скрыть главного: подавление рынка не оставляет никаких
шансов на претворение в жизнь известного ленинского девиза
«Социализм — это учет». Весь многолетний опыт доказал,
что без рынка учет невозможен, и лишь с середины 80-х го¬
дов с перестройкой было положено начало содержательному и
правдивому учету.
— 178 —
Продолжение: некоторые международные аспекты
В своей работе «Incentives and Institutions», на которую
мы неоднократно ссылались, С. Брагинский и Г. Явлинский
пишут следующее: «Совершенно необходимо отдавать себе
ясный отчет в том, что когда диктаторское социалистическое
государство рушится, оно не может быть сразу же заменено
государством рыночно-товарным...» (с. 127).
Вместе с этим утверждением рождается вопрос: куда идет
дело? Острота данного вопроса и его актуальность резко обо¬
стряются по той причине, что в течение полутора десятилетий,
прошедших с начавшихся в 80-х годах реформ, объем ВНП
в России не только не рос, но, напротив, ко второй половине
90-х снизился на 40—45 %.
Для трезвого анализа названный вопрос необходимо до¬
полнить следующим: в чем причина такой ситуации, грани¬
чащей с катастрофой? Актуальность постановки названных
вопросов и необходимость ответа на них отражается во мно¬
жестве соответствующих публикаций в периодической печати
и в монографиях, российских и зарубежных; публикаций, со¬
держащих совершенно разноречивые ответы — в том числе
и бездумную апологию коммунистического прошлого.
При научном ответе на данные вопросы нельзя забывать
о том, что так называемое соревнование двух систем ста¬
линским социализмом было проиграно, а объем ВНП на ду¬
шу населения не поднимался выше 40—45 % по отношению
к индустриальным странам капитализма11421. Но и столь низ¬
кий уровень не мог поддерживаться иначе как на основе
системы приказов, частичное исполнение которых обеспечи¬
валось прежде всего и главным образом с помощью насилия,
включавшего в себя такие элементы, как приказной харак¬
тер номенклатуры производства, формировавшейся с учетом
натуральной (но не рыночной) пропорциональности разных
видов производства и потребления; жесткая ответственность
аппарата за выполнение плана; финансирование на инфляци¬
онной основе особого рода — с сохранением твердых цен при
полном пренебрежении к тому, что такая система не могла
— 179 —
Глава 5
не приносить с собой всеобщность дефицитов во всех ви¬
дах производства и потребления. Сама собой разумеется та
особая роль, которую при этом играло обилие естественных
ресурсов.
Отвлекаясь от последнего из названных выше факто¬
ров (от богатства ресурсов), отметим, что так называемая
шоковая терапия, к которой прибегло российское «правитель¬
ство реформ» в начале 90-х годов носило особый характер.
Ее ускоренность, подразумевавшая широкую приватизацию
в качестве главной составляющей реформ, была обусловлена
прежде всего политическими причинами — угрозой реакции,
опасность которой особенно отчетливо проявила себя во вре¬
мя политических потрясений 1991 и 1993 годов. Историческое
значение этих событий заключалось в обострении альтернати¬
вы — либо, не опасаясь прибегнуть к насилию, ускоренным
темпом двигаться вперед к рыночной демократии; либо, в слу¬
чае замедления, пойти на резкое усиление опасности поворота
назад. В конкретной политической действительности России
тех лет «шоковая терапия» была лишь одной из главных ак¬
ций, с помощью которых ворота к прогрессу, приоткрывшиеся
в предыдущие годы, не были вновь захлопнуты.
Вместе с тем ускоренность в осуществлении либеральных
реформ оказалась сопряжена с трудностями, которых нельзя
было избежать. Ускоренная приватизация, переход на акцио¬
нерную форму частной собственности с холдингами во главе
промышленно-торговых объединений сразу же породили ряд
трудностей — прежде всего в двух тесно связанных между
собой областях. Во-первых, в области структуры предпри¬
нимательства и занятости; во-вторых, в области финансов
и кредита.
Ликвидация приказной системы сопровождалась сниже¬
нием абсолютных размеров и доли ВПК, а также, что особенно
важно, тем фактом, что после многих десятилетий разруши¬
тельного произвола вновь родилось требование не формальной,
а настоящей рентабельности. Иными словами, во взаимодей¬
— 180 —
Продолжение: некоторые международные аспекты
ствии с политической демократией рынок сразу же вскрыл
ненужность многих предприятий в разных сферах, и в то же
время усилил требование повышения качественного уровня
производственного процесса, что сопряжено с необходимо¬
стью обновления основного капитала, т. е. увеличения объема
инвестиций.
В прошлом, как мы уже отметили, задача такого харак¬
тера решалась путем худшего вида инфляции, приносившей
всесторонние и огромные дефициты. С воцарением новых, ры¬
ночных принципов положение радикально изменилось: государ¬
ство в лице правительства и Центрального банка отказалось
от такого скрыто-криминального финансирования не только
частных, но и государственных предприятий, что повлекло
за собой разнообразные и далеко идущие последствия. Во-
первых, закрытие многих предприятий или сокращение чи¬
сла занятых, рост безработицы; во-вторых, рост потребности
в кредите, что в условиях демократии привело к образованию
запрещенных в прошлом частных банков и других кредитных
учреждений, хотя их нестабильность и частые банкротства
в свою очередь не могли не оказывать отрицательного влияния
на все сферы материального производства. Одно из проявлений
такого влияния — положение дел в сфере экспорта-импорта
капитала. Используя возникшую в ходе реформ свободу обмена
рублей на иностранную валюту, многие владельцы капиталов
вывозят их за рубеж, в зону более высокой стабильности,
а с другой стороны иностранные инвесторы, опасаясь не¬
стабильности, отказываются от крупномасштабного экспорта
капитала в Россию.
Другое, еще более отрицательное влияние трудностей
в сфере взаимоотношений производства и кредита проявля¬
ется в частых и длительных невыплатах заработной платы
и жалования, причем это неизвестное в прошлом явление рас¬
пространяется даже на военнослужащих, сферу медицинского
обслуживания и социального страхования.
— 181 —
Глава 5
Нельзя, наконец, не отметить, что закрытие ряда круп¬
ных предприятий и рост безработицы повлекли за собой рост
числа и удельного веса частных мелких предприятий, кото¬
рые и по своей структуре (большая доля в сфере торговли),
и по производительности на первых порах своего существова¬
ния не могли компенсировать уменьшение производства и за¬
нятости на крупных предприятиях.
Фиксируя такого рода слабости и дефекты, принесен¬
ные «шоковой терапией», нельзя вместе с тем не привлечь
внимание к положительным сторонам, к реалиям и перспекти¬
вам успехов в достижении намеченных целей. С нашей точки
зрения, самый большой успех заключается в том, что в резуль¬
тате антиинфляционных действий были ликвидированы дефи¬
циты — фактор, который более 70 лет был раковой опухолью
в экономическом организме Советского Союза. Возможность
свободно реализовать заработанные деньги по собственному
желанию, без очередей, без всякого рода «блата» несомнен¬
но является фактором, стимулирующим желание плодотворно
трудиться; фактором, который по своей эффективности не идет
ни в какое сравнение с недоброй памяти «социалистическим
соревнованием».
Рядом с восстановлением бездефицитности отметим ис¬
тинный скачок в обладании некоторыми предметами потребле¬
ния и услугами, которые еще совсем недавно для подавляющего
числа россиян были практически недоступны.
Число легковых автомобилей поднялось с 30,2 штук
на 1000 человек в 1980 г. до 122 в 1998 г. Число квадратных
метров жилой площади на одного человека поднялось с 13,3
в 1980 г. до 18,7 в 1999 г.11431 За этими цифрами лежит
тот факт, что происходит ускоренное сокращение численности
и доли «коммуналок» — многосемейных квартир. Кроме того,
с начала 80-х годов увеличилось в 1,5 раза и достигло 38 млн
число семей, имеющих дачи и огроды11441. Широчайшая до¬
ступность дач и огородов — едва ли не единственная (и при
— 182 —
Продолжение: некоторые международные аспекты
том очень важная) сфера, в которой Россия находится впереди
всех стран мира.
Что касается сферы услуг, то здесь наиболее показатель¬
ным является рост иностранного туризма. Количество граждан,
съездивших в туристические поездки в дальнее зарубежье уве¬
личилось с 1 млн человек в середине 80-х годов др З.З млн
человек в 1999 г.11451
После всего вышесказанного не может не встать следую¬
щий вопрос: как сочетаются отмеченные выше отрицательные
факторы с факторами положительными? Откуда ликвидация
дефицитов, рост числа автомашин, улучшение жилищных усло¬
вий и рост туризма, если наблюдается падение ВНП, рост
безработицы и т.д.? Ответ на этот вопрос дает прежде всего
анализ структуры расходования ВНП. Если доля ВНП, шедшая
на инвестиции и на военные расходы до реформ превышала
60 %, то в настоящее время эта доля снизилась до одной трети
и соответственно выросла часть, идущая на потребительские
нужды.
Второй ответ — это констатация того факта, что при
всех пертурбациях, при всех ломках прежней структуры из трех
субъектов производственного процесса — естественные ре¬
сурсы, капитал и труд — первый продолжал работать удо¬
влетворительно, и доходы в этой сфере в значительной мере
компенсировали потери, рождавшиеся в сферах труда и ка¬
питала. Попросту говоря, нефтепромыслы, угольные разрезы,
мощности по добыче ценных металлов и т. п. продолжали ра¬
ботать на прежнюю мощность, что через экспорт в большой
мере компенсировало потери в других сферах.
Кроме того, обращаясь к данным официальной стати¬
стики, мы не должны обходить уже фигурировавшую выше
категорию «теневой экономики». Как мы видели, по разным
подсчетам на последнюю приходится от 40 до 60 % ВНП,
что означает резкое занижение официальных данных по от¬
ношению к действительному положению. Не здесь ли лежит
секрет ответа на вопрос о том, как отрицательная сторона
— 183 —
Глава 5
динамики ВНП (сначала его резкое падение, затем медлен¬
ный рост) сочетается с приведенными выше положительными
показателями в ряде сфер потребления?
Но вместе с тем в ее социальном аспекте «теневая эконо¬
мика» заключает черты острой антагонистичности. В известной
мере можно утверждать, что в современных условиях тене¬
вая экономика выступает как весомый элемент современной
классовой и общественной борьбы. «Теневая экономика» —
ярчайший пример неоднозначности рынка; того факта, что
рынок включает в себя комплекс факторов, противостоящих
рынку, и что его нормальное функционирование немыслимо
без противостояния такого рода факторам. Иначе говоря, речь
вдет не просто о нечестности отдельных граждан при уплате
налогов, а о создании мощной коррупционно-криминальной
системы со специальными институциями, ставящими своей
целью активное противостояние государственному налоговому
законодательству и способствующие преступным методам обо¬
гащения? В этой связи вполне обосновано создание в России
специальной налоговой полиции.
Проблема «теневой экономики» не ограничивается не¬
добором налогов. Переходный характер положения, сложив¬
шегося после начала реформ, проявляется во многих сторонах
общественной жизни. Не ставя здесь задачу многопланового
анализа, остановимся лишь на некоторых аспектах, которые
могут послужить иллюстрациями общего положения.
В отраслевом плане привлекает к себе внимание поло¬
жение дел в сельском хозяйстве. Еще в 1990 г. были выписаны
сертификаты, предоставлявшие право собственности на землю
12 млн бывших или нынешних колхозникам или работникам
совхозов11461, что, как казалось, открывало возможности для
быстрого развития сельского хозяйства. Между тем, по дан¬
ным за 1999 г., 46,6% всей сельскохозяйственной продукции
производилось 27,3 тыс. сельхозпредприятий кооперативного
типа, среди которых 13,6 % официально продолжают называть
себя колхозами, а другие оперируют в формах ассоциаций.
— 184 —
Продолжение: некоторые международные аспекты
товариществ и т. д. Всего лишь 2,1 % продукции приходится
на фермеров, и самая большая часть — 57,3 % — на подсоб¬
ные личные хозяйства1147J.
Ретрограды расценивают такое положение, как новейшее
доказательство преимуществ колхозного устройства. Но трез¬
вый и непредвзятый анализ говорит о другом. Более 65 лет
прошло после того, как крестьянское (по сути — фермерское)
хозяйство было насильственно уничтожено. Преодоление инер¬
ции, образовавшейся за столь долгий период, идет в особых
формах — во-первых, в форме все тех же подсобных лич¬
ных хозяйств; во-вторых — таких объединений, которые уже
никогда не будут колхозами, но представляют собой симбиоз
фермерства и кооперации разного типа (производственной или
торговой).
В социальном плане показатели неудовлетворительны.
Основной показатель выглядит здесь следующим образом.
Часть доходов, сосредоточенная в руках у 20 % самых бедных
людей понизилась с 10,1 % в 1990 г. до 6,2 % в 1999 г. За те же
годы часть доходов в руках у 20 % самых богатых людей по¬
высилась с 33,4 % до 47,4 %. Нелишне добавить к этому,
что за указанные годы количество самоубийств увеличилось
с 48 тыс. до 97 тыс. в год. Не внушает оптимизма и де¬
мографическая ситуация. Средняя продолжительность жизни
понизилась с 69,2 в 1990 г. до 67 лет в 1999 г., а населе¬
ние за те же годы уменьшилось со 148,2 млн до 146,3 млн
человек1*481.
Мы здесь далеки от специального анализа с предложе¬
ниями о том, как достичь поворота к лучшему в социальном
и демографическом планах. В то же время, обращаясь к мно¬
голетнему опыту цивилизованных стран, мы не можем не вы¬
сказать убежденности в том, что первое и необходимое условие
состоит в динамике и уровне валового внутреннего продукта.
По подсчетам американских экономистов и экономистов ОЭСР
(Организация экономического сотрудничества и развития), на¬
чиная с 1992 по 1999 г. в России ВВП на душу населения
— 185 —
Глава 5
сократилось на 40 % и составляло лишь 15 % от уровня США.
По другим подсчетам, заслуживающим доверия, в конце века
ВВП на душу населения было в России в 3—4 раза ниже, чем
в среднем в странах «семерки» — совещательной организа¬
ции глав семи наиболее развитых в экономическом отношении
крупных стран мира. И хотя в 1998 г. Россия также вошла
в эту организацию (что превратило ее в «восьмерку»), по ис¬
числяемому ООН для 174 стран показателю качества жизни
наша страна была на 62 месте и оставалась на грани между
развитыми и развивающимися странами11491.
В связи с приведенными выше и многими другими срав¬
нительными показателями экономической динамики возникает
следующий вопрос: является ли ухудшение результатом отхо¬
да от прошлого и доказательством порочности общественно¬
го строя, построенного на принципах частной собственности,
рынка и демократии или речь идет о болезненных явлениях
переходного периода?
И теория, и весь мировой опыт говорят в пользу второго
ответа. Таково же и мнение населения России, большинство
которого, несмотря на переживаемые трудности, на выборах
президента и Думы отдает свои голоса кандидатам, стоящим
на некоммунистических позициях. Обоснованность таких пози¬
ций начинает подтверждаться и реальным положением дел —
тем фактом, что во второй половине 90-х годов снижение ВВП
прекратилось и возникла тенденция к росту, которая нашла
свое отражение в том, что в 1999 г. рост ВНП составил 3 %,
а в 2000 г. — около 7 %. Улучшилось положение в сфере
государственных финансов — началось снижение дефицита
государственного бюджета, а в 2000 г. бюджетные доходы
превысили расходы, что, конечно же, послужит стабилизации
экономического роста.
Такой поворот внушает уверенность в том, что наиболее
трудная часть переходного периода осталась позади; и дело
идет к тому, что по мере созревания рыночных отношений
прогресс экономики ускорится.
— 186 —
Продолжение: некоторые международные аспекты
* * *
Обращаясь в заключение к сравнительно недавней исто¬
рии, нельзя не привлечь внимание к тому общеизвестному
факту, что в России до 80-х годов нынешнего века социал-де¬
мократические силы никогда не находились у власти, которая
с октября 1917 г. была в руках отколовшейся от социал-де¬
мократии партии, возглавлявшейся руководством, в котором
органически сочетались такие черты, как утопизм и аван¬
тюризм, палачество и невежество. Принесла ли революция
80—90-х годов конец этого периода? Последние политические
события дают основание для положительного ответа на такой
вопрос.
Среди сил, выступающих за поворот к социал-демокра¬
тизму, немалая роль должна принадлежать и экономической
науке, которой, при непременном учете национальных осо¬
бенностей, перспектива России видится в форме западно¬
европейско-американского варианта общественного устрой¬
ства — т. е. такого устройства, при котором любые силы,
претендующие на политическую или экономическую монопо¬
лию, на диктатуру и тоталитаризм будут все более отодвигаться
на задний план, а управление обществом будут осуществлять
силы, постоянно соревнующиеся в выборе наилучших вариан¬
тов в рамках систем демократического социализма, конкурент¬
ной корпоративно-государственной рыночной экономики.
Давно пришло время признать: в истории России истинно
великой революцией был не октябрь, а февраль 1917 г.
— 187 —
Из новых (1969-2000 гг.)
российских книг
по тематике данной работы
(оригиналы и переводы)
Дж. Гэлбрейт, Новое индустриальное общество. М.: Прогресс,
1969.
Л. В. Канторович, А. Б. Горстко. Оптимальные решения в эко¬
номике. М.: Наука, 1972.
А. В. Аникин. Юность науки. М.: Издательство политической
литературы, 1975.
Дж. Гэлбрейт. Экономические теории и цели общества. М.:
Прогресс, 1976.
Н.П. Федоренко. Оптимизация экономики. М.: Наука, 1977.
А. Я. Лившиц. Современные буржуазные теории экономической
политики. М.: ИНИОН АН СССР, 1980.
Й. Шумпетер. Теория экономического развития. М.: Прогресс,
1982.
А. Маршалл. Принципы политической экономии, тт. 1—3. М.:
Прогресс, 1983.
С. Далин. Инфляция в эпохи социальных революций. М.: На¬
ука, 1983.
Политическая экономия. Словарь. М.: Политиздат, 1983.
Т. Веблен. Теория праздного класса. М.: Прогресс, 1984.
Из новых (1969-2000 гг.) российских книг
И. М. Осадчая. Консерватизм против реформизма. М.: Мысль,
1984.
Э. Маленво. Лекции по микроэкономическому анализу. М.:
Наука, 1985.
А. Пигу. Экономическая теория благосостояния тт. 1—2. М.:
Прогресс, 1985.
Дж. Робинсон. Экономическая теория несовершенной конку¬
ренции. М.: Прогресс, 1986.
Н.Е. Кобринский, Е.З.Майминас, А. Д. Смирнов. Экономичес¬
кая кибернетика. М.: Экономика, 1987.
С.Мелман. Прибыль без производства. М.: Прогресс, 1987.
К. Б. Козлова. Институционализм в американской политэконо¬
мии. М.: Наука, 1987.
В. П. Казакевич. Проблемы международных денег при капита¬
лизме. М.: Наука, 1987.
Государственная собственность в развитых капиталистических
странах в 80-е годы. Под ред. акад. В. А. Виноградова. М.:
ИНИОН АН СССР, 1989.
Н. Д. Кондратьев. Проблемы экономической динамики. М.:
Экономика, 1989.
П. Харрис. Денежная теория. М.: Прогресс, 1990.
Я-Корнай. Дефицит. М.: Наука, 1990.
Ф. Котлер. Основы маркетинга. М.: Прогресс, 1990.
А. Уайтхед. Избранные работы по философии. М.: Прогресс,
1990.
В. В. Яцкевич. Диалектика оптимального выбора. Киев: Науко-
ва думка, 1990.
С. В. Брагинский, Я. А. Певзнер. Политическая экономия: дис¬
куссионные вопросы, пути обновления. М.: Мысль, 1991.
П. Хейне. Экономический образ мышления. М.: SPA, 1991.
— 190 —
Оригиналы и переводы
Л. Эрхард. Благосостояние для всех. М.: Начала-Пресс, 1991.
Австрийская школа в политической экономии. Подред. К. Мен-
гер, Е. Бем-Баверк, Ф. Визер. М.: Экономика, 1992.
Э. Долан, Д. Линдсей. Рынок: микроэкономическая модель.
Санкт-Петербург, 1992.
Р. Пиндайк, Д. Рубенфельд. Микроэкономика. М.: Экономика-
Дело, 1992.
Ф. А. Хайек. Дорога к рабству. М.: Эконов, 1992.
Ф. А. Хайек. Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма.
М.: Новости, 1992.
С. Фишер, Р.Дорнбуш, Д.Шмалензи. Экономика (Economics).
М.: Дели, 1993.
В. С. Автономов. Человек в зеркале экономической теории.
М.: Наука, 1993.
Антология экономической классики, тт. 1—2. М.: Эконов,
1993.
Р.Арон. Этапы развития социологической мысли. М.: Универе,
1993.
Р. Б. Карсон. Что знают экономисты. М.: Квадрат, 1993.
Дж. М. Кейнс. Избранные произведения. М.: Экономика, 1993.
Экономика. Учебник. М.: БЕК, 1994.
Р. Хейлброннер, Л. Туроу. Экономика для всех. Новосибирск:
ЭКОР, 1994.
В. Белова. Введение в экономику. Общие проблемы. Рыночная
экономика. Модель смешанной экономики. М.: Гуманитарий,
1994.
М.Блауг. Экономическая мысль в ретроспективе. М.: Дело,
1994.
В. Д. Камаев и др. Учебник по основам экономической теории.
М.: Владос, 1994.
— 191 —
Из новых (1969—2000 гг.) российских книг
Economics. Англо-русский словарь-справочник. М.: Лазурь,
1994.
Р.Барр. Политическая экономия, тт. 1—2. М.: Международные
отношения, 1995.
Проблемы глобальной безопасности. М.: РАН, ИНИОН, 1995.
Д.Речмен и др. Современный бизнес, М.: Республика, 1995.
Р. Тарное. История западного мышления. М.: КРОН-ПРЕСС,
1995.
Й. Шумпетер. Капитализм, социализм и демократия. М.: Эко¬
номика, 1995.
Экономическая теория. Хрестоматия. М.: Высшая школа,
1995.
Япония: полвека обновления. М.: Толк, 1995.
С. А. Бартенев. Экономические теории и школы. М.: БЕК,
1996.
Д.Сакс, Ф. Ларен. Макроэкономика. М.: Дело, 1996.
Я. А. Певзнер. Экономическое учение Карла Маркса перед
судом Двадцатого столетия. М.: ИМЭМО РАН, 1996.
В. Н. Костюк. История экономических учений. М.: Центр,
1997.
В. М. Кудров. Советская экономика в ретроспективе. Опыт
переосмысливания. М.: Наука, 1997.
Европейская социал-демократия накануне XXI столетия. Отв.
ред. Б. С. Орлов. М.: 1998.
О. Н. Борох. Современная китайская экономическая мысль. М.:
Восточная литература, 1998.
С.П.Аукционек. Эмпирика перехода к рынку. Опыт России.
М.: Наука, 1998.
М. А. Портной. Деньги: их виды и функции. М.: Анкил, 1998.
— 192 —
Оригиналы и переводы
Т. И. Ойзерман. Философия как история философии. СПб.:
Алетейя, 1999.
Я. А. Певзнер. Крах коммунизма и современные общественные
отношения. М.: Наука, 1999.
В. Г. Растпянников, И. В. Дерюгина. Сельскохозяйственная ди¬
намика, XX век. М.: ИВ РАН, 1999.
В.М.Кудров. Мировая экономика. Учебник. М.: БЕК, 1999.
А. М. Коган. Макрорегулирование современной экономики:
проблема «невидимой руки». М.: Финансы и кредит, 2000.
А. Аникин. История финансовых потрясений. М.: ЗАО
«Олимп-Бизнес», 2000.
Я. Корнай. Социалистическая система (Политическая экономия
коммунизма). М.: НП Вопросы экономики, 2000.
7 Зак. 186
— 193 —
Примечания
111 В. Г. Белинский. Собр. соч., т. III. М., 1948, с. 178.
I2J Я А. Певзнер. Крах коммунизма и современные обще¬
ственные отношения. М.: Наука, 1999.
131 Термин «Азиатский способ производства» появился в тру¬
дах Маркса в 1859 г. в предисловии к работе «К критике
политической экономии» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч.,
т. 13, с. 7). Азиатский способ трактуется как некий особый
синтез первобытнообщинного строя и рабовладельческой
государственной деспотии.
141 Нелишне привести в этой связи слова императора Кар¬
ла V, сказанные им о Лютере: «Правда не может быть
на стороне одного-единствцшого монаха, отрицающего
всякую ценность последнего тысячелетнего периода хри¬
стианства» (Р. Тарнас. История западного мышления. М.
Гл. 8, с. 196) В той же работе приводятся слова Фомы
Аквината: «Авторитет есть худший метод доказательства»
(с. 253).
151 Нелишне напомнить о том, что в «Анти-Дюринге» Ф. Эн¬
гельс отметил, что надо «не изобретать средства для
устранения зол, а открывать их при помощи головы в на¬
личных материальных факторов производства» (К. Маркс,
Ф. Энгельс. Соч., т. 20, с. 279).
161 Европейская социал-демократия накануне XXI столетия.
Отв. ред. Б. С. Орлов. М., Памятники исторической мы¬
сли, 1998, с. 9.
171 Там же, с. 41
7*
Примечания
,8) Там же, с. 159.
|Э| Хрестоматия по философии. М.: Проспект, 1997, с. 375.
1101 М. Блауг. Экономическая мысль в ретроспективе. М.:
Дело, 1994, с. 222
1111 В. И.Ленин. Соч., 4 изд., т. 14, с. 328.
1121 Isaak Deutscher. Stalin. A Political Biography (изд. 1961,
с. 128).
1131 К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч., т. 42, с. 354.
,|4) Там же, с. 321.
,15) Там же, т. 21, с. 275.
1161 Там же, т. 25, ч. II, с. 387.
||7) Там же, т. 4, с. 438.
1181 Э.Мулдашев. От кого мы произошли? М.: АРИА-АиФ,
2000, с. 387-388. •
1191 Подробно см. об этом гл. 3.
1201 В. И. Костюк. История экономических учений. М.: Центр,
1997, с. 80.
,2|) Более подробно см. об этом в книге Я. А. Певзнера «Эко¬
номическое учение Карла Маркса перед судом Двадцатого
столетия». М.: ИМЭМО РАН, 1996.
,22) К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 4, с. 79.
1231 См., напр., там же, т. 25, ч. II, с. 185—186.
I24* Архив Маркса и Энгельса. Т. II (VII), с. 189—191.
1251 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 35, с. 110.
1261 Там же, т. 25, ч. II, с. 473.
— 196 —
Примечания
J271 Подробно см. об этом в следующих работах автора:
Я. А. Певзнер. Дискуссионные вопросы политической эко¬
номии. М.: ИМЭМО АН СССР, 1987; С. В. Брагин¬
ский, Я. А. Певзнер. Политическая экономия: дискусси¬
онные проблемы, пути обновления. М.: Мысль, 1991, ч. I;
Я-А. Певзнер. Экономическое учение Карла Маркса перед
судом Двадцатого столетия. М.: ИМЭМО РАН, 1996.
I28! «Один остроумный немецкий социал-демократ, — пишет
В. И. Ленин, — назвал почту образцом социалистического
хозяйства. Это очень верно... Механизм общественного
хозяйствования здесь уже готов» (В. И. Ленин. Собр. соч.,
изд. 4, т. 25, с. 398).
1291 И. Сталин. Экономические проблемы социализма в СССР.
Госполитиздат, 1952, с. 92.
1301 Там же, с. 27-28.
1311 Там же, с. 92.
[32) С. П.Аукционек. Эмпирика перехода к рынку... М.: Наука,
1999, с. 35.
1331 В. Гроссман. Жизнь и судьба. М.: Книжная палата, 1988,
с. 819.
J34J А. М. Коган. Макрорегулирование современной экономи¬
ки: проблема «невидимой руки». М.: Финансы и стати¬
стика, 2000, с. 92.
1351 Alternatives of Economic Orthodoxy. London, M. Sharp,
1987, p. 320.
1361 К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч., т. 46, ч. I, с. 102.
1371 Там же, т. 20, с. 549.
|38] 'р Ойзерман. Формирование философии марксизма. М.:
Мысль, 1986, гл. II.
— 197 —
Примечания
1391 Более подробно см. об этом в книге: Я. А. Певзнер. Крах
коммунизма и современные общественные отношения. М.:
Наука, 1999, гл. III.
[4°] р т’арнас там же> с 230.
ИП THESIS. Начала-Пресс, весна 1993, с. 49 (перевод из ста¬
тьи: W.Eucken. Die Grundlagen der Nationalókonomie,
1947).
I42' В.И. Ленин. Соч. изд. 4, т. 14, с. 98.
,431 Там же, с. 177, подчеркнуто мной. — Я. П.
1441 К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч., т. 21, с. 275.
,45) Е. П. Блаватская. Тайная доктрина. Синтез науки, религии
и философии. М.: ЭКСМО-Пресс, 2000, с. 564.
1461 Хрестоматия по философии. М., 1997, с. 375.
1471 К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч., т. 19, с. 19.
(47а' Там же, с. 20.
1481 Там же, с. 113 (подчеркнуто мной. — Я.П.).
,49' «Антагонизмы и противоречия, — писал В. И. Ленин, —
совсем не одно и то же. Первое исчезает, второе остается
при социализме» (Ленинский сборник XI, с. 357).
1501 А. Уайтхед. Цит. соч., с. 449—450.
1511 См. об этом: С. В. Брагинский, Я. А. Певзнер. Политичес¬
кая экономия: дискуссионные проблемы, пути обновления.
М.: Мысль, 1991, с. 231.
(521 См.: Вопросы экономики, 1985. №№8, 10, И.
1531 См. Указатель литературы.
[541 S. Braginsky, G. Yavlinsky. Incentives and Institutions. Prin-
ston University Press, 2000, p. 110.
— 198 —
Примечания
1551 Более подробно см. об этом: С. Брагинский, Я. Певзнер.
Политическая экономия, дискуссионные вопросы, пути
обновления. М., 1991, с. 30—33.
1561 К. Маркс, Ф. Энгельс. Собр. соч., т. 25, ч. П, с. 579; см.
там же, т. 24, с. 70—73.
[57-581 С. А. Бартенев. Экономические теории и школы. М.:
Бек, 1996, с. 24.
[5в| В.Н.Костюк. История экономических учений. М.: Центр,
1997, с. 40.
159а| Там же, с. 297.
1601 «Труд одного миллиона человек на фабриках, — пишет
Рикардо, — всегда производит одну и ту же стоимость,
но он не производит всегда одного и того же богатства»
(цит. по: В. Н. Крстюк. Там же, с. 38—39). Данное противо¬
поставление стоимости и богатства следует рассматривать
как приближение Рикардо к выдвижению на первое место
не стоимости, а ценности.
1611 См.: The New Palgrave. A Dictionary of Economics. 1987,
vol. 1, p. 249.
,62l См.: Антология экономической классики. M.: Эконов, т. II,
с. 15.
[63) Тамже, с. 107.
[64-64aj днтология экономической классики. М.: Эконов, т. II,
с.71.
1651 С. А. Бартенев. Там же, с. 37—78.
I66! Подробнее см. об этом: Я. А. Певзнер. Крах коммунизма
и современные общественные отношения. М., 1999, гл. II.
1671 Paul A. Samuelson. Economics. Seventh Edition. Tokyo,
1967, p. 793.
— 199 —
Примечания
I68! Af. И. Туган-Барановский. Основы политической эконо¬
мии. М., 1909, с. 60.
|бв| С. В. Брагинский, Я. А. Певзнер. Цит. соч., с. 104— 112.
1701 Наиболее известные из небольшого числа такого рода
работ, выпущенных в послевоенный период, следующие:
Дж. М. Кейнс. Общая теория занятости, процента и де¬
нег. М.: ИЛ, 1949; П. Самуэльсон. Экономика. Вводный
курс. М.: Прогресс, 1964; Б.Селигмен. Основные течения
современной экономической мысли. М.: Прогресс, 1968.
1711 Среди марксистских работ, в которых тезис о порочном
круге обращается против теории предельной полезности,
самое большое место занимает книга Н. Бухарина «По¬
литическая экономия рантье. Теория ценности и прибыли
австрийской школы» [М.: Орбита, 1988 (репринтное вос¬
произведение издания 1925), с. 43] и др.
1721 Свободная мысль, 1994, №4, с. 87.
1731 Science and Society, Winter 1982-1983, vol. XVI, p. 426.
J741 Там же, с. 429.
1751 А. Маршалл. Принципы политической экономии. М.: Про¬
гресс, 1984, т.П, с. 31—32.
1761 А. Маршалл. Цит. соч., т. I, с. 191.
1771 Разумеется, речь вдет о предельном уровне людей с нор¬
мальной трудоспособностью.
1781 Wieser F. Natural Value. L., 1893, p. 29.
1791 В этой связи обращаем внимание на то, что в Москве
с 1993 г. существует учебный «Институт экономичес¬
кой безопасности», тесно связанный как с гражданскими,
так и с силовыми министерствами. Среди 51 дисциплин,
изучаемых в Институте фигурируют такие, как «психо¬
логия рэкета», «отмывание денег» и т. п. «Теневая эко¬
номика» — та часть экономики, которая в результате
— 200 —
Примечания
коррупционного и криминального уклонения от налогов
оказывается за пределами официальной экономической
статистики (в частности, вне определяемых статистикой
размеров ВНП). В зависимости от соблюдения этических
норм и от степени совершенства государственного кон¬
троля доли теневой экономики в разных странах различны.
По подсчетам, заслуживающим доверия, в 80—90-х го¬
дах эти доли составляли (в процентах к ВНП): в Японии
10—15; в странах Западной Европы и США — от 20
до 30; в России — 40—50.
1801 Подробно см.: Дж. фон Нейман, О. Моргенштерн. Теория
игр и экономическое поведение. М.: Наука, 1970, с. 58.
1811 А. Маршалл. Цит. соч., т. II, с. 54.
1821 «Производственная функция Кобба-Дугласа», «остаток
Солоу», «Остаток Абрамовица» — разные варианты тео¬
рии прироста производства, совершающегося в результате
прогресса в технике и технологии, при данном объеме за¬
трат.
1831 Мультипликатор — коэффициент, характеризующий
умноженность роста потребления, кредита, занятости
и др., возникающую по отношению к первоначальным
затратам.
I84* Европейская социал-демократия накануне XXI столетия.
М., 1998, с. 165.
1851 А. Маршалл. Цит. соч., т. I, с. 19—20.
1861 Тамже, с. 188.
1871 М.Блауг. Цит. соч., с. 429. Производство как основная
категория (с трактовкой дохода предпринимателей, как
трудового) занимает большое место в западных энци¬
клопедических изданиях по экономике (см., в частности:
D. Greenwald. Encyclopedia of Economics. Mc Grew-Hill,
1982, p. 302).
— 201 —
Примечания
1881 С. В. Брагинский, Я. А. Певзнер. Цит. соч., с. 151.
1891 А. Н. Уайтхед. Избранные работы по философии. М.:
Прогресс, 1990, с. 473.
1901 К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч., т. 46, ч. II, с. 208. Подроб¬
ней об этом см.: Я. А. Певзнер. Дискуссионные вопросы
политической экономии, с. 77—78.
1911 Там же. Соч., т. 46, ч. I, с. 61 (подчеркнуто К. Марксом).
1921 К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч., т. 37, с. 396.
1931 К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч., т. 39, с. 175.
1941 Р. Тарнас. История западной мысли. М., 1995, с. 299.
1951 R. В. Eklung, R. F. Hebert. History of Economic Theory and
Method. Me Graw Hill, 1975, p. 320.
1961 См.: Э. Чемберлин. Теория монополистической конкурен¬
ции. М., 1959.
I971 Подробнее см.: С. В. Брагинский, Я. А. Певзнер. Цит. соч.,
с. 128-131.
1981 По вопросам сравнительного анализа и в качестве его
образцовых примеров рекомендуем следующие рабо¬
ты: АН СССР, Госплан СССР. Методологические про¬
блемы международных соизмерений стоимостных показа¬
телей. М.: Наука, 1968; В.М.Кудров. Советская эконо¬
мика в ретроспективе. Опыт переосмысления. М.: Наука,
1997; В.М.Кудров. Мировая экономика. М.: БЕК, 1999;
В. Г. Растянников, И. В. Дерюгина. Сельскохозяйственная
экономика, XX век. М.: Институт Востоковедения РАН,
1999. См. также: Я. А. Певзнер. Крах коммунизма и со¬
временные общественные отношения, гл. II.
1991 Там же.
11001 Leontieff W. The Structure of American Economy,
1919-1929. Cambrige (Ms.), 1941, p. 3.
— 202 —
Примечания
11011 Цит. по: The Journal of Legal Studies, July 1991, p. 265.
[102-юз] j Veblen. The Theory of the Leisure Class. N. Y., 1899.
Перевод на русский: T. Веблен. Теория праздного класса.
М., Прогресс. 1984.
11041 А. Н. Уайтхед. Цит. соч., с. 451.
U05] уеЬ1еП' Цит. СОч.
11061 Американский социолог В. М. Даггер рисует институции
в виде следующего «пучка»: 1) экономические институ¬
ты, производящие и распределяющие товары; 2) обра¬
зовательные институты, создающие и распространяющие
знания; 3) военные институты; 4) институты родства, слу¬
жащие деторождению; 5) политические институты, про¬
водящие в жизнь законы; 6) религиозные институты,
внушающие веру в систему сверхестественных доктрин
(Alternatives of Economic Orthodoxy, p. 202).
11071 Мировая экономика и международные отношения, 1999,
№3, с. 16.
11081 М.Блауг. Цит. соч., с. 658.
11091 XXIII съезд КПСС. Стенографический отчет. М.: Поли¬
тиздат, 1966, с. 54.
11101 Alternatives of Economic Orthodoxy, p. 264.
1,111 Европейская социал-демократия накануне XXI века, с. 72.
11121 Е. Leontieva. Enterprise Reform in Russia: Emerging Modem
Corporations and the Problem of Corporate Governance.
Tokyo, Хитоцубаси, 1998, p. 26.
11,31 См.: C.B. Брагинский, Я. А. Певзнер. Цит. соч., гл. I. Как
пишет С. В. Брагинский, «в отличие от того, что думали
Маркс и Энгельс, уничтожение частной собственности
не является ни необходимым, ни достаточным условием
— 203 —
Примечания
исключения эксплуатации человека человеком» (там же,
с. 191).
11141 Р. Карсон. Что знают экономисты. М.: Квадрат, 1993,
с. 43.
11151 См., в частности: И. Сталин. Соч., т. 6, ОГИЗ, 1947,
статья «Октябрьская революция и тактика русских ком¬
мунистов» (там же, т. 7), статья «К международному по¬
ложению и задачам компартии» и ряд других публикаций
в 6— 11 томах того же издания.
1,161 В. И. Ленин. О лозунге Соединенных Штатов Евро¬
пы (1915). Псс., т. 26, с. 354-355.
11,71 Там же, т. 27, с. 417.
11,81 И. Сталин. Соч., т. 7, с. 280.
1,191 И.Сталин. Соч., т.8, с.312-313.
1,201 А. В. Аникин. История финансовых потрясений...,
с. 187—188. «Новый курс» — один из вариантов на¬
звания, характеризующего комплекс антикризисных мер
Ф. Рузвельта.
1,2,1 Подробно об этом см.: Я. А. Певзнер. Государство в эко¬
номике Японии. М.: Наука, 1976.
1,221 Там же, с. 37.
1,231 Вечерняя Москва, 18.04.1999.
1,241 S. Braginsky, G. Yavlinsky. Incentives and Institutions. Prin-
ston, 2000, p. 3.
1,251 См.: Государственная собственность в развитых капита¬
листических странах в 80-е годы: курс на приватизацию
и создание смешанных предприятий. Сборник обзоров
ИНИОН АН СССР. М., 1989.
1,261 В отношении Японии см. об этом подробно в книге:
Япония: полвека обновления. М.: Толк, 1995.
— 204 —
Примечания
11271 Известия, 08.06.2000.
11281 Л. П. Ночевкина. Будет ли в России экономическое чудо?
Мировой опыт рыночных реформ. М., 1999, с. 108.
1,291 Цит. по: S. Braginsky, G. Yavlinsky. Цит. соч., с. 197.
1,301 Е. Leontieva. Цит. соч.
11311 J. Galbreith. The American Capitalism. The Concept of Con-
tervalling Power. N.Y., 1952, p. 51.
1,321 В.И.Ленин. Соч., 4-е изд. 4, т. 21, с. 308, 310.
11331 ’Нелишне напомнить о том, что при фактической рас¬
колотости (с 1903 г.) на большевиков и меньшевиков
российская социал-демократия в 1898—1917 гг. выступа¬
ла в форме единой партии (РСДРП).
11341 Европейская социал-демократия накануне XXI века,
с. 112.
11351 В.М.Кудров. Мировая экономика. М.: БЕК, 1999, с. 116—
117.
11361 Здесь все ссылки на положение дел в Китае даются
по книге О. Н. Борох «Развитие китайской науки в период
реформ» (см. Информационный бюллетень ИДВ РАН,
№№ 10, 11, М., 1997). Более подробный анализ по тем же
вопросам см. книгу: О. Н. Борох. Современная китайская
экономическая мысль. М.: Восточная литература, РАН,
1998).
1,371 Там же, ч. I, с. 52.
1,381 См. там же, ч. I, с. 87.
11391 Там же.
1,401 Л. В. Канторович. Экономический расчет наилучшего ис¬
пользования ресурсов. М.: АН СССР, 1980, с. 34-35.
— 205 —
Примечания
11411 Л. В. Канторович, А.Б.Горстко. Оптимальные решения
в экономике. М.: Наука, 1972, с. 186, 187.
11421 Подробно см.: Я. А. Певзнер. Крах коммунизма и совре¬
менные общественные отношения, гл. II.
11431 Аргументы и факты, 2000, №23, с. 4.
11441 Там же.
11451 Там же.
11461 Там же.
11471 Там же, с. 8.
11481 Известия, 15.03.2000.
11491 Аргументы и факты, 2000, № 23, с. 4, № 33, с. 8; Мир
за неделю, 1999, № 8, с. 6.
— 206 —