Author: Ямской Н.
Tags: история цивилизации история культуры история российского государства всеобщая история история москвы общепит
ISBN: 978-5-227-03408-3
Year: 2012
Text
МОСКВА И ПОДМОСКОВЬЕ
ИСТОРИЯ ПАМЯТНИКИ СУДЬБЫ
* ЛЕГЕНДЫ *
московского :
ЗАСТОЛЬЯ
Николай Ямской
ЛЕГЕНДЫ
московского
ЗАСТОЛЬЯ
Об'ЁДЪ.
Суп* из* раков*.
Пирожки.
Финляндская форель натуральная.
¥сля^ина съ коренмши.
Долодное заливное из* куропаток*,
гаркое: нулярды и лшленьше цыплята.
Салат т».
.: Дртишоки съ горошкожъ.
Рорячее ел ад кос.
Николай Ямской
ЛЕГЕНДЫ
московского
ЗАСТОЛЬЯ
ЗАМЕТКИ О ВКУСНОЙ, НЕ ОЧЕНЬ ВКУСНОЙ,
ЗДОРОВОЙ И НЕ СОВСЕМ ЗДОРОВОЙ,
НО ВСЕ РАВНО УДИВИТЕЛЬНО
ИНТЕРЕСНОЙ ЖИЗНИ
§
Москва
Ц6НТРП ОЛИ ГРАФ
УДК 930.85
ББК 63.3(2)
Я57
Охраняется законодательством РФ
о защите интеллектуальных прав.
Воспроизведение всей книги или любой ее части
воспрещается без письменного разрешения издателя.
Любые попытки нарушения закона
будут преследоваться в судебном порядке.
Художественное оформление
Е.Ю. Шурлаповой
Ямской Н.П.
Я57 Легенды московского застолья. Заметки о вкусной, не очень
вкусной, здоровой и не совсем здоровой, но все равно удиви¬
тельно интересной жизни. — М.: ЗАО Издательство Центр-
полиграф, 2012. — 399 с.
ISBN 978-5-227-03408-3
Отечественный общепит — очень важная составляющая нашей общей истории.
Да еще прямо-таки «нашпигованная» литературными цитатами, всевозможными вос¬
поминаниями, легендами, байками и даже анекдотами, без которых на Руси не обходи¬
лась почти ни одна трапеза. Повествование Н. Ямского поведет читателя через давно
ужо не существующие или совершенно преображенные ресторанные залы Москвы.
Задержится у столиков кафе и стоек баров, которые если где и сохранились, то лишь в
памяти современников. Речь в книге пойдет и о вкусных вещах. Или не очень вкусных,
но, по крайней мере, удивительных, на что так щедры наша непростая отечественная
история и неподражаемый российский быт.
УДК 930.85
ББК 63.3(2)
© Ямской Н.П., 2012
© ЗАО «Издательство
Центрполиграф», 2012
© Художественное оформление,
ЗАО «Издательство
ISBN 978-5-227-03408-3 Центрполиграф», 2012
От АВТОРА
Чем только не заманивают сегодня к себе столичные кафе
и рестораны. И поэтически окутанными названиями вполне
ординарных блюд — типа «молодая хрюшечка, для которой
все закончилось», благодаря чему печально необратимое для
нее превращение в кулинарный продукт выглядит как долго¬
жданное избавление от земных мук в предвкушении райской
встречи с тем, кто наконец-то пожелает ее откушать.
И какой-то особо продвинутой гастрономической про¬
граммой — например, вдруг появившийся в 2006 году рес¬
торан молекулярной кухни, где с помощью центрифуги и
лазера блюда распадаются на молекулы и подаются в виде
желе.
И даже есть такое заведение, где весь вечер посетители
кушают в кромешной темноте, а обслуживают и рассчитыва¬
ют их конечно же куда более приспособленные к таким усло¬
виям слепые официанты.
Последняя затея напомнила мне инцидент, который много-
много лет назад произошел в одном из самых фешенебельных
ресторанов Нью-Йорка. Там в самый разгар банкета вдруг по¬
гас свет. И посетители, которых с извинениями попросили
немного потерпеть и оставаться на местах, добрых полчаса
пребывали в кромешном мраке. Когда же свет вспыхнул, пуб¬
лике объявили, что это был розыгрыш. Что все время, по¬
ка дамы и господа сидели в темноте, работала специальная
съемочная аппаратура, которая беспристрастно фиксировала,
Н. Ямской
кто и как себя в данных условиях вел. Так что присутствую¬
щие могут сейчас увидеть себя на большом экране.
Объявление вызвало давку в дверях. Половина гостей
предпочла покинуть зал...
Не ждите от этой книги подобных розыгрышей. Она для
тех, кто в любых случаях предпочитает оставаться зрячим,
любит покушать, но помимо еды живо интересуется еще мно¬
гими другими вещами. В данном случае историей старых
московских общепитовских точек, от которых — увы! — ныне
мало что осталось.
Понимаю, что при таком уроне получение определенной
дозы ностальгии читателю гарантировано. Тем более что по¬
вествование действительно поведет читателя через давно уже
не существующие или совершенно преображенные ресторан¬
ные залы. Задержится у столиков кафе и стоек баров, которые
если где и сохранились, то лишь в памяти современников.
Однако на дополнительную порцию положительных эмо¬
ций тоже можно рассчитывать. Поскольку речь, как-никак,
пойдет о вкусных вещах. Или не очень вкусных, но, по край¬
ней мере, удивительных, на что так щедры наша непростая
отечественная история и неподражаемый российский быт.
Все-таки как ни крути, но отечественный общепит — тоже
очень важная составляющая нашей общей истории. Да еще
прямо-таки нашпигованная литературными цитатами, все¬
возможными воспоминаниями, легендами, байками и даже
анекдотами, без которых на Руси не обходилась почти ни
одна трапеза.
Нет, обильного использования всех этих письменных и
устных «приправ» — только чтобы вы, уважаемый читатель,
обхохотались — не обещаю. Сам же удовлетворюсь, если по¬
сле первых двух строк пойдете по тексту дальше. И не будете
при этом то и дело поглядывать на часы. А уж коль добере¬
тесь до конца и перевернете последнюю страницу, сожалея о
расставании, разделю с вами это чувство с искренней благо¬
дарностью...
Глава 1
УНЕСЕННЫЕ ВЕТРОМ
В наши дни охватить глазом всю Москву разом можно разве
что только с самолета. А еще лучше — со спутника. Улетать для
этого в космос совсем не обязательно. Достаточно «кликнуть»
в компьютере фотокарту столицы. И цветное спектрозональное
фото, сделанное специальной аппаратурой, установленной на
тех же космических аппаратах типа «Комета» или «Ресурс-Ф»,
сразу же выдаст вам пространственное разрешение до 12 метров.
Так что на карте, где в 1 сантиметре площади укладывается
500 метров реального пространства, можно многое разглядеть.
С реалиями прошлого такой номер не пройдет. Другие у
него средства фиксации. Иные способы нахождения подхо¬
дящей для хорошего обзора точки. Тем более в хитросплете¬
ниях той непрерывно меняющейся комбинации архитектур¬
ных вертикалей и горизонталей, из которой более века
складывалась панорама Москвы.
А ведь так и просится начать наше воображаемое путе¬
шествие во времени с какой-нибудь приличной высоты!
Ибо только так в размытой временем дали можно если не
разглядеть, то хотя бы угадать контуры того, что у киношни¬
ков называется «уходящей натурой».
В начале прошлого века увидеть всю Москву можно было
только с одной точки — примерно оттуда, где на Воробьевых
горах сегодня размещается смотровая площадка. Причем уже
тогда сделать это можно было с комфортом. То есть без огляд¬
ки на сезон, капризы погоды. И даже не вставая из-за хлебо¬
сольного стола одного из самых когда-то популярных в той
Москве заведений.
H. Яшкой
Ресторан Крынкина
«А ЗДЕСЬ МЕСТА ОТМЕННЫЕ,
ВОЗДУШНЫЕ МЕСТА...»
Ныне это трудно представить. Но район, до которого сего¬
дня от кремлевских стен можно добраться на метро минут за
семь, тогда считался Подмосковьем. И любимым, добавим, для
многих горожан местом загородных прогулок. У жителей ста¬
ринного, старше самой Москвы села Воробьева даже суще¬
ствовала услуга — за небольшую плату сдавать приезжим на
час-другой палисадники. Расположившись в них, как правило
в теньке, за деревянным столом с самоваром, гости гоняли чаи,
крутили ручку граммофона и дышали свежайшим, напоенным
разнообразными ароматами воздухом. В разгар лета, напри¬
мер, здесь упоительно пахло свежей клубникой: этот запах
разливался со всех ближайших, сплошь занятых огородами
полей. И тогда разомлевшим от такой благодати посетителям
сам хозяин заведения по-над обрывом у Москвы-реки без
ложной скромности говорил: «Он у меня воздух особенный,
крынкинский-с!» А в придачу обещал все, «вплоть до птичье¬
го молока с-под земли, со дна океан-моря достать».
Уж что-что, а «обволакивать» посетителей различными
соблазнами Степан Васильевич Крынкин умел, толково ме¬
няя в зависимости от сезона и «пластинку» и «приманки».
Учитывал, например, что в мае народ толпами на Воробьи
«черемухой дышать» устремлялся. Да еще соловьев слу¬
шать — ах, как они хором в сотню голосов разом сладко пели
и щелкали по здешним лесистым оврагам и кручам!
ДОРОГА В «ЧЕРЕМУХОВЫЙ РАЙ»
Все тонко взвесил и по-хозяйски рассчитал ушлый злато¬
уст Степан Васильевич! Не испугался даже того, что добирать¬
ся до его заведения по тем временам было весьма непросто.
Это сегодня есть метромост. И нет проблем. А на границе
10
Унесенные ветром
4 г***
Ресторан Крынкина. Вид с Москвы-реки
XIX—XX веков довольно хлопотный путь начинался от Ка¬
лужской заставы, где ныне Октябрьская площадь, а тогда —
юго-западная окраина города. И пролегал примерно там, где
сегодня Ленинский проспект, с последующим поворотом к
древнему селу Воробьеву. Гладкое шоссе, ведущее прямо к
ресторану Крынкина, красивая липовая аллея — все это по¬
явилось не сразу. А поначалу в зимнее время снегом всю до¬
рогу заваливало. Аллею, конечно, пытались расчищать. Но
по-настоящему «лед тронулся» только тогда, когда от Калуж¬
ской заставы к «Московской Швейцарии» проложили узко¬
колейку. По ней маленький паровозик — «кукушка», пыхтя и
отдуваясь, тащил несколько тряских вагончиков вплоть до
конечной остановки на самой высокой точке правого, круто
вздыбленного берега Москвы-реки.
Благодаря всесезонному санно-экипажному, а затем же¬
лезнодорожно-автомобильному движению путь во владения
господина Крынкина с 1908 года упростился. А сам ресторан
заработал круглогодично.
«Лошади! А не раки!»
В навигационный сезон неуемный в выдумках Степан Ва¬
сильевич придумал использовать и водный маршрут. Не¬
сколько моторных лодок и небольшой пароходик начали
11
Н. Ямской
Новое здание ресторана Крынкина. 1903 г.
курсировать к пристани на Воробьевых горах с Болотной
площади и от Бородинского моста. В результате чего речная
прогулка стала играть роль красивой прелюдии к общей
программе пребывания в заведении г-на Крынкина. Ну а са¬
мые кредитоспособные гости, на которых, собственно, и был
главный расчет, с ветерком да комфортом прибывали на
тройках. Или даже на таксомоторах. О расценках на эту
услугу в рекламе говорилось: «Доставка автомобилем —
3 руб., обратно — 50 коп. за версту». Такие бешеные по тем
временам деньги, да еще и при совсем не дешевом меню мог¬
ли отпугнуть многих. Да только не прочно облюбовавших
это место состоятельных москвичей и гостей города. Неда¬
ром в светлое время дня сюда наезжали степенные замо¬
скворецкие купцы с семьями. А ближе к ночи, когда, сменяя
друг друга, в борьбу за душу посетителя вступали хоры рус¬
ские, украинские да цыганские, слетались со всей Москвы
бесшабашные любители пошвыряться крупными купюрами.
Кухня при этом — с «тройной» ушицей, рябчиками да цып¬
лятками паровыми — таких трат стоила. Особым спросом
пользовались знаменитые крынкинские раки. Слыла молва,
что доставляли их чуть ли не с самого Каменного Яра на
12
Интерьер ресторана Крынкина
Волге — лучшего места для таких исключительно чувстви¬
тельных к экологии красавцев.
Здоровые, мордастые, с мощными клещами в полном на¬
боре — лошади это были, а не раки...
НА ТОЧКЕ ОТРЫВА
Самое же главное, что стоило дороже любых денег, — от¬
крывающийся отсюда вид на Москву. Не случайно, что и сам
Степан Васильевич, а после его кончины наследники — госпо¬
жа Крынкина с сыновьями — по-хозяйски рачительно осваи¬
вали все обращенное к Москве-реке пространство. Именно
туда разворачивали столики и в общей зимней «двухсветной
зале»; и в отделанных в русском стиле отдельных кабинетах;
и даже на иллюминированных, снабженных раскладными тен¬
тами аллеях прилегающего парка. Пожалуй, самым притяга¬
тельным в этом плане местом в просторных владениях Крын-
киных оставалась «галдарейка» — длинная вместительная
терраса, подвешенная на деревянных кронштейнах — балках
прямо над кручей.
13
Удачно оккупировав здесь столики, гости под свежайший
балычок первым делом опрокидывали в себя двойную рюмку
водки. Потом заказывали горячее. И уж потом, в процессе
неспешной трапезы любовались — все время любовались на
широко раскинувшийся внизу за рекой город.
ВЕЧЕРНИЙ ЗВОН, ПРОЩАЛЬНЫЙ ЗВОН...
Вид этот исключительно удачно был передан в декорациях
работы художника Воробьева в постановке нашумевшей в то
время пьесы Леонида Андреева «Дни нашей жизни». Там в
первом действии компания студентов, любуясь московскими
далями и вслушиваясь в плывущий над ней вечерний коло¬
кольный звон, приходит в неописуемый восторг.
В начале века многим казалось, что так будет всегда. Го¬
спожа Крынкина и ее сыновья в воображении рисовали за¬
манчивые планы развития дела. Зимой, например, для по¬
сетителей планировали учредить катание с горы от самого
ресторана до реки на санках и лыжах. А по льду Москвы-
реки «организовать новый вид сообщения» — на оленях.
В начале века многим казалось, что открывающийся с Во¬
робьевых гор вид будет такой же вечный, как вольготно рас¬
кинувшаяся на семи холмах Москва. В те годы эти легендарные
холмы еще весьма отчетливо просматривались. И вряд ли кому
могло прийти в голову, что со временем высотный частокол
городской застройки почти совершенно снивелирует природ¬
ный московский рельеф. И уж совсем трудно было вообразить,
что очень-очень скоро «революционный порыв народных масс»
подчистую «обнулит» саму уникальную точку обзора.
Отпуск в налив и «стул Наполеона»
Беда нагрянула в последний октябрьский день 1917 года,
когда революционные солдаты затащили на воробьевскую
«макушку» несколько дальнобойных орудий. И принялись
оттуда оголтело лупить по всему, что в цх взбаламученном
большевиками сознании казалось связанным с «властью бо¬
гачей и эксплуататоров». В прицел попали Кремль, город¬
ская дума, гостиницы «Метрополь» и «Националь». Тогда же
в одночасье и заполыхал на беду оказавшийся близ «боевой
позиции» ресторан Крынкина.
Сегодня на бывшем пепелище невысоко выскочил неза¬
тейливый общепитовский новодел. Одно время кухня в нем
приобрела ярко выраженный кавказский характер. И те, кто
тогда орудовал у мангала, говорят, развлекали посетителей
рассказом о том, что именно на этом месте, а не на Поклон¬
ной горе стоял в 1812 году раскладной походный стул импе¬
ратора Наполеона, сидя на котором он взирал на Москву.
И тщетно ожидал, что поверженные русские безропотно при¬
несут ему ключи от своей древней столицы.
Сегодня никто никого здесь долго не ждет. Разве что по¬
торапливает с исполнением заказа. Да и то скрадывая не¬
долгое ожидание бокалом казенного вина («отпуск в налив
из графинов по произвольным ценам»), Москва из-под обще¬
питовского «шатра» тоже просматривается. Но уже далеко
не вся, а лишь фрагментами, из которых целостную картину
можно сложить, лишь включив воображение.
Так что все поменялось. И только, как ни странно, соло¬
вьи остались верными себе. Каждый год в конце мая — на¬
чале июня они все еще по-прежнему щелкают и заливаются
в зеленых кущах Воробьевых гор.
Веселая «Крыша»
В БОЛЬШИХ ГНЕЗЛНИКАХ
Конечно, для своего времени ресторан Крынкина по части
панорамы был вне конкуренции. Однако если касаться цен¬
тра, то наилучшая картина в начале второго десятилетия
XX века открывалась сначала из кафе, а потом и ресторана,
у которых было одно и то же название — «Крыша». Оба за¬
ведения располагались в одних и тех же стенах одного и того
Унесенные ветром ушФ'
15
Н. Ямской
Обзор с крыши дома Нирнзее
же здания. Точнее, над ним. Поскольку размещались на кры¬
ше первого в Москве небоскреба в Большом Гнездниковском
переулке, 10. То есть близ Тверской (ныне Пушкинской)
площади. Жизнь обоих заведений тоже оказалась недолгой.
Но весьма насыщенной. И потому заслуживающей особого
рассказа.
Очаг семейный, слегка богемный
Появилась эта точка на карте Москвы в 1912 году — с
окончанием строительства самого тогда высокого в городе
доходного десятиэтажного дома Нирнзее, прозванного так
москвичами по имени его строителя и первого владельца.
Для своего времени дом считался ультрасовременным, ком¬
фортабельным и был снабжен всеми возможными тогда
удобствами. Однако некое неудобство все же изначально
присутствовало. В соответствии со своим назначением при¬
носить доход, здание планировалось так, чтобы каждый квад¬
16
Унесенные ветром
ратный метр в нем максимально использовался и окупался.
На каждом этаже — длинные, разбегающиеся в стороны ко¬
ридоры. По сторонам, как в пчелином улье, соты-квартиры.
Почти во всех крохотные прихожие и отсутствие кухонь —
только ниши, где можно поставить плиту. Питаться предпо¬
лагалось в общественной столовой, для которой на крыше
было построено специальное помещение. Ну а для усвоения
пищи духовной отвели подвальные помещения, специально
спланированные так, чтобы в них было удобно проводить
зрелищные мероприятия.
Жилплощадь, архитектурно лишенная самой возмож¬
ности обустройства какого-либо домашнего очага и более
подобающая для передыха от богемно-тусовочной жизни,
привлекла соответствующий контингент. В первой волне
съемщиков нескольких сот холостяцких квартир преоб¬
ладали артисты, кинорежиссеры, антрепренеры, писатели и
поэты.
ПОДВАЛ «ПЛЯСАЛ», А КРЫША «ЕХАЛА»
Исключение составили лишь угловые, с двумя-тремя
небольшими комнатами квартиры. Их арендовали кино¬
фирмы.
Первыми своей особой, отдельной от коммунального быта
жизнью зажили подвал и крыша. В подвале — с 1915 года и
почти на целое десятилетие — поселился популярный, за¬
разительно озорной и веселый театр-кабаре «Летучая мышь»
под руководством Никиты Балиева. Так что очень скоро в
программке балиевского кабаре появилось объявление: «Ди¬
рекция просит публику не отбивать тактов ногами, руками,
ножами и вилками, так как дирижер блестяще музыкально
образован, знает все виды тактов и получает за это хорошее
жалованье...»
На следующий год «такты ногами, руками, ножами и
вилками» стали отбивать уже и на окруженной высоким
парапетом крыше, куда гостей поднимал отдельный лифт.
17
Вид с крыши дома Нирнзее на Пушкинскую площадь
На заливаемом там зимой катке самозабвенно кружились
на коньках пары. А летом гоняли на ставших вдруг страш¬
но модными роликовых коньках. В тамошней Москве по¬
лучить такое удовольствие можно было только тут. И нигде
более.
КОФЕМАНЫ, НЕФОРМАЛЫ, ЭКСТРЕМАЛЬ!
Пробовали нечто подобное сотворить над рестораном
«Прага». Но разрешения на то не получили. А если бы и по¬
лучили, то все равно оказалась бы «пражская площадка» и
меньше и ниже. Что же касается небоскреба в Гнездников¬
ском, то пространства наверху было несравненно больше, а
горизонт распахивался шире. В 1916 году на его обнесенной
высоким парапетом «макушке», как раз в надстройке, где
первоначально планировалась столовая, открылась кофейня.
С этого момента к прежним завсегдатаям крыши — любите¬
лям погулять на высоте, спортсменам и вообще экстрема-
18
Унесенные ветром
Дом Нирнзее
лам — добавилась еще одна категория — посетители кафе.
Некую особую группу составляли чистые созерцатели. Но
все же в основном кафе облюбовали для своих посиделок
литераторы. А из экстремалов больше всех заставляли о себе
говорить киношники и акробат, исполнитель уникальных
цирковых номеров Виталий Лазаренко.
Деятели кино, правда, больше пугали своими кошмарны¬
ми замыслами. Могли, например, дать в газете объявление о
начале съемок сцены пожара в доме Нирнзее, во время кото¬
рой загримированные под жильцов каскадеры будут сигать
с крыши вниз — на специально натянутые простыни. Однако
все объявлением и закончилось.
Зато Лазаренко был человеком дела. Недаром еженедель¬
ный киножурнал «Патэ» по всему миру крутил сенсаци¬
онный сюжет, где непревзойденный акробат в прыжке пе¬
релетает над живым барьером из трех огромных индийских
слонов. Через парапет на крыше дома Нирнзее Лазарен¬
ко, конечно, не прыгал. Но по водосточной трубе спускал¬
ся. И на парапете стойку на руках несколько минут дер¬
19
Н. Ямской
жал. Причем периодически переносил тяжесть тела на одну
руку, отвечая при этом на вопросы поднявшихся вместе с
ним на крышу репортеров. Да еще и свободной рукой при¬
ветственно помахивал оцепеневшим внизу от ужаса про¬
хожим...
О, ЭТО ОШУШЕНИЕ ПОЛЕТА!
Вся остальная публика наведывалась на крышу главным
образом из-за неповторимого, сходного с полетом ощущения,
которое возникало при созерцании разворачивающейся от¬
сюда на все стороны панорамы. Это завораживающее чувство
посещало всех — даже тех, кто, казалось, капитально обо¬
сновался за своими столиками исключительно ради еды, на¬
питков и богемного трепа. Вот что написал по этому поводу
репортер журнала «Сцена и арена»: «Сине-лиловатая вечер¬
няя даль Москвы, вышитая бисером огней, силуэты высоких
зданий и колоколен на янтарном фоне заката, свежесть ветра,
высотой огражденного от пыли, яркие огни кафе и грандиоз¬
ность крыши, нисколько на понятие «крыша» не похожей, а
скорее напоминающей здание курзала в каком-нибудь не из
последних курорте».
Ощущение эдакого особого парения особенно усилива¬
лось во время прогулок. Потому что, обойдя хотя бы раз
неспешным шагом площадку по периметру, можно было
обозреть почти всю разбегающуюся от центра к окраинам
Москву. Такой, например, какой запечатлел ее автор редких
фотоснимков, сделанных с крыши дома Нирнзее в 1915—
1917 годах. Состыковав их сегодня один за другим, можно
получить круговую панораму Москвы, какой она была в на¬
чале XX века. И как бы с высоты птичьего полета в деталях
рассмотреть Пушкинскую площадь, на которой еще возвы¬
шались стены Страстного монастыря. Не спеша оглядеть
убегающую к Кремлю необычно узенькую для современно¬
го взгляда Тверскую, приземистые строения Замоскворечья
и прежний, варварски взорванный в декабре 1931 года храм
20
Унесенные ветром
Христа Спасителя. В конце этого своеобразного путеше¬
ствия в далеком от нас времени и пространстве фотогра¬
фии снова возвращают нас по аллеям Тверского бульвара
к памятнику Пушкину, который тогда еще стоял лицом к
месту, на котором через полвека соорудят кинотеатр его
имени...
«Как сумасшедший
С БРИТВОЮ В РУКЕ...»
Понятно, что возможность наиболее часто любоваться за¬
мечательной панорамой была конечно же у жильцов богем¬
ного дома в Гнездниковском. Каких только знаменитостей
не заманивала на его крышу эта высота! Долгими вечерами
прогуливалась здесь влюбленная пара — будущий создатель
Камерного театра Александр Таиров и знаменитая актри¬
са, одна из самых тогда очаровательных женщин столицы
Алиса Коонен. Увлеченно вышагивали обдуваемые свежим
ветерком Владимир Маяковский с Давидом Бурлюком, в
респектабельной холостяцкой квартире которого, располо¬
женной прямо над «Летучей мышью», изобретательные по
части эскапад лидеры русских футуристов обосновали свой
штаб.
А сколько раз поднимался на эту смотровую площадку и
в воображении перемещал по раскинувшейся внизу Москве
героев своего будущего романа «Мастер и Маргарита» Ми¬
хаил Булгаков? Вот уж в чьей судьбе дом в Гнездниковском
сыграл особую роль! Именно здесь в 1923 году на вечеринке,
устроенной литератором Потехиным, писатель встретил свою
вторую жену — Любовь Евгеньевну Белозерскую. Правда,
тогда даже не подозревал, что их брак станет лишь предисло¬
вием к главной любви его жизни.
Потому что в 1929 году и снова в этом доме писатель на
Масленицу познакомился с Еленой Сергеевной Шилов-
ской — той, что стала прообразом главной героини романа
Маргариты. Чувство, которое между ними почти сразу же
21
Н. Ямской
вспыхнуло, отлилось в романе Булгакова знаменитой фра¬
зой: «Любовь выскочила перед нами, как из-под земли вы¬
скакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих».
КОГДА ОТШЕЛЕСТЕЛИ БЕЛЫЕ САЛФЕТКИ
В дни октябрьских событий 1917 года небоскреб в Гнезд¬
никовском оказался в самом эпицентре боев. После того как
отряд красногвардейцев под командованием Юрия Саблина,
который перед тем, как стать прапорщиком и левым эсером,
был известным танцором, лучше всех в Москве плясавшим
кекуок, отбил у юнкеров эту господствующую над мест¬
ностью высоту, почти половина окон в доме зияла прова¬
лами.
Однако стекла вставили на удивление быстро. Ибо новая
власть, объявив здание четвертым Домом Московского со¬
вета, забрала его для нового советского начальства. В итоге
перед стылым комиссарским оком стушевалась даже бойкая
«Летучая мышь».
Как пелось в одном из последних балиевских номеров
(перед долгим отъездом в 1919 году на гастроли в Киев):
«Вот была Москва какая, сы-ы-тая да сонная, а теперь она
другая — революционная!» В Москве революционной ока¬
залось не очень-то уютно. Новая «Летучая мышь» быстро
«прикусила язык». И очень скоро, растеряв всю свою зади¬
ристость, закончила свой век с насмешливой, данной ей
своими былыми верными поклонниками кличкой «Засаха¬
ренная мышь».
А вот общепит на крыше легендарного дома в Гнездников¬
ском только укрепился. В годы нэпа вместо кафе там откры¬
ли довольно дорогой ресторан, о котором не раз его посещав¬
ший Булгаков позже ностальгически написал: «На нижней
платформе, окаймляющей верхнюю, при набегавшем иногда
ветре шелестели белые салфетки на столах, и фрачные лакеи
бегали с блестящими блюдами». О том же — гораздо громче,
но, естественно, менее талантливо — кричала в 1925 году ре¬
22
Унесенные ветром
клама: «Крыша московского небоскреба! Единственное летом
место отдыха, где в центре города предоставляется возмож¬
ность дышать горным воздухом и наслаждаться широким от¬
крытым горизонтом. Ежедневно пиво, вино, дешево, свежо и
вкусно».
С «горным воздухом» реклама, конечно, погорячилась.
Хотя дышалось и впрямь легко. Да и аппетит нагуливался
прямо-таки зверский. Вследствие чего ежедневно с шести ве¬
чера до двух часов ночи в ресторане было не протолкнуться.
ДРУГИЕ ВРЕМЕНА ДРУГИЕ ВИДЫ
К концу 1920-х — началу 1930-х годов от былой публики
в доме Нирнзее не осталось и следа. Кто-то сам покинул не
только жилплощадь, но и страну. Кого-то бесцеремонно вы¬
селили. Тем более что с некоторых пор на отдельном, специ¬
ально выделенном только для него лифте в свое новое жи¬
лище на 7-м этаже стал подниматься Андрей Януарьевич
Вышинский. Прозванный за свою вдохновенную свирепость
Ягуарьевичем Вышинский в 1933 году стал Генеральным
прокурором СССР. И в этой роли почти для всех обвиня¬
емых требовал только одного наказания — смертной казни.
Досталось и соседям Вышинского по месту жительства. К
концу 1930-х из 600 квартиросъемщиков дома в тюрьмах и
лагерях сидела ровно треть. Отныне и на целых два десяти¬
летия в Москве стала наиболее востребованной совсем дру¬
гая крыша — над внутренним корпусом известного здания на
Большой Лубянке, которую руководство НКВД приспособи¬
ло в качестве прогулочной площадки Внутренней тюрьмы.
Ну а на верхней площадке бывшего дома Нирнзее больше
никто не сидел и не прогуливался. Негде было. Ресторан за¬
крыли, а вход на площадку опечатали. Да так, оказалось,
прочно, что сегодня ресторан «Крыша» есть только на верх¬
нем этаже гостиницы «Европейская» в Санкт-Петербурге.
А на Москву мы сегодня глядим сверху совсем с других смо¬
тровых площадок.
23
Н. Ямской
Тестов. «Яр».
ИЗ ЖИЗНИ ПЕРВОПРОХОДЦЕВ
Но вернемся в 1917 год. Именно тогда происшедшие в
России бурные события обозначили некую хронологическую
черту, переступить которую без серьезных, порой невоспол¬
нимых потерь не смогли многие дореволюционные рестора¬
ны. Больше всего при этом досталось московским патриар¬
хам. Исчезло с карты города знаменитое заведение Тестова.
Дважды было реанимировался, но все равно в конце концов
угас респектабельный «Славянский базар». Снова открылся
в начале 1920-х годов, но, так и не пережив своего жалкого
подобия, быстро закрылся — на этот раз уж навсегда — ле¬
гендарный «Эрмитаж».
А ведь все это были герои шумных премьер отечественно¬
го ресторанного бизнеса, характерные спутники и свидетели
бурного поступательного развития России конца XIX — на¬
чала XX века. Само их появление стало результатом важно¬
го экономического и культурного поворота в жизни страны.
А значит, тоже имело свою предысторию, свои гастрономи¬
ческие легенды. Вот как раз о них-то — наш следующий рас¬
сказ.
Французское на почве «нижегородского»
Этнический анекдот: Илья Муромец заказывает в ресто¬
ране ведро водки. «А кушать что будете?! — спрашивает офи¬
циант. Богатырь отвечает: «Ее и буду!»
В XIX столетии по такому былинному принципу пили и
кушали в заведениях для людей без особых претензий, то
есть в кабаках да невысокого пошиба трактирах. А те, что
попали в руки хозяев, которые заботились об условиях для
посетителей, культуре пития, ассортименте и высоких вку¬
совых качествах еды, одной торговлей «зверобоем» да «еро¬
феичем» не ограничивались. И на приготовлении тради¬
ционной закуски в виде жаркого из потрохов или холодца
24
Унесенные ветром
с хреном не останавливались.
Именно такого рода владельцы
в середине XIX века стали пре¬
вращать свои заведения в ресто¬
раны. Большинство из них от¬
крывались при гостиницах или
меблированных комнатах. При¬
мерно так в Москве возникли
рестораны «Славянский базар»,
«Националь», «Метрополь» и
многие другие. Во многих — во
всяком случае, поначалу — чув¬
ствовалось, как стали писать в
разгар следующего столетия,
«тлетворное влияние Запада». Что в общем-то неудивитель¬
но: тон в ресторанном деле тогда задавали европейские, и
прежде всего французские, гастрономы. Однако, к счастью,
ни к какому антагонизму с традиционно русской кухней это
не привело. А скорее послужило плодотворному взаимопро¬
никновению и приобретению нового, еще более привлека¬
тельного для посетителей качества. В этой связи нагляднее
всего было бы начать наш рассказ с двух «патриархов» мо¬
сковского ресторанного бизнеса: заезжего француза Транки-
ля Яра и бывшего купеческого приказчика Ивана Тестова.
Трюфелей должно быть много
Свой трактир мсье Яр открыл в 1826 году в самом центре
Москвы, на углу Петровки и Кузнецкого Моста. Обстановка,
порядки, обслуживание и большинство блюд в трактире
были на близкий хозяину западный манер. И даже карты
обеда, ужина и вин предлагались только на одном языке —
французском. Кухня была вполне изысканной. Недаром,
живя в Москве, А.С. Пушкин частенько здесь обедал. И по¬
том с удовольствием поминал трюфели Яра в своих «Дорож¬
ных стансах».
25
Большой зал ресторана «Яр:
Впрочем, многие находили и поводы для критики: напри¬
мер, что уж до смешного малы были для русского человека
там порции. В отличие, скажем, от цен, которые были необ¬
ременительны разве что для весьма состоятельных людей.
Отобедав у того же Яра, но несколько позже Пушкина, Гер¬
цен об этом диссонансе вспоминал так: заказав с Огаревым
уху на шампанском, немного дичи и бутылку рейнвейна, они
потратили весьма внушительную сумму. Однако вышли из-
за стола совершенно голодными.
В лучших трактирах соотечественников кухня все же — и
в рецептах и в размерах порций — гораздо больше соответ¬
ствовала нашему национальному менталитету. Никаких од¬
нообразных, как шайба, кусков мяса, вроде нынешних гам¬
бургеров. А уже если котлетка — то пожарская, аппетитно
пошкваркивающая жирком и с торчащей, как дуэльный пи¬
столет, косточкой. Словом, то, что опять же Александр Сер¬
геевич Пушкин так вдохновенно воспел в «Евгении Оне¬
гине». Но ведь еще подавали вкуснейшие суточные щи,
севрюгу по-монастырски, тройную уху, блинчатый пирог и
черт-те что еще, по чему отечественный посетитель чистень¬
кого, ухоженного заведения француза все же тосковал.
Когда с учетом этого фактора Яр несколько русифицировал
меню, а главное несколько подогнал порции под более при¬
вычный на Руси стандарт, посещаемость стала такой, что хо¬
зяину, давшему заведению свое — в общем-то нечуждое рус¬
скому уху — имя, пришлось расширить дело. Так в Петров-
26
Унесенные ветром
ском парке (ныне Ленинградский проспект, 32) в 1830-х годах
появился филиал «Яра», к которому вслед за названием вско¬
ре перешел и статус основного.
Об этом знаменитом филиале — разговор впереди.
А пока о трансформациях и новациях, которые внес в свое
дело другой «пионер» отечественного ресторанного бизнеса
Иван Тестов.
дворцовый переворот
В ТРАКТИРНОМ ПРОМЫСЛЕ
Главное, что сделал Иван Яковлевич, — это вернул тракти¬
ру его первое, дарованное когда-то царем Петром и затем уни¬
женное последующей деградацией звание. Обратив в свое вре¬
мя внимание на то, что в силу общего засилья в русской
жизни шинков, кабаков и питейных домов приличной публи¬
ке и иностранным специалистам в Санкт-Петербурге некуда
податься, сиятельный царь-реформатор решил учредить за¬
ведения по европейскому образцу. Так в историю отечествен¬
ного общественного питания вошла дата 6 февраля 1719 года,
когда специальным царским указом купцу Петру Милле было
дозволено открыть (в те времена говорили — «завести», от¬
сюда — «заведение») трактир на Васильевском острове. Это
было первое в России «заведение трактирного промысла» —
прообраз будущих ресторанов, причем с довольно строгим
фейсконтролем. После Северной столицы трактиры появи¬
лись и в Москве. Но, распространившись затем на провинцию,
стали с годами кое-где съезжать в противоположную от высо¬
ких ресторанных требований сторону.
На высоте уверенно удержались только самые лучшие. На
стыке XIX и XX веков таковыми в Москве прежде всего яв¬
лялись три трактира: известное своими строгими нравами
заведение старообрядца Егорова на Охотном Ряду; принад¬
лежащий купцу Корзинкину трактир в Большой Московской
гостинице и конечно же прославленный «дворец русской
еды» Ивана Яковлевича Тестова.
27
Н. Ямской
Двадцать ярусов начинки
Вот уж у кого правили бал блюда национальной кухни!
Да еще в непостижимых для заморского воображения пор¬
циях!
Например, такую огромную кулебяку, где слой за слоем
можно было добраться от костяных мозгов в черном масле
до истекающей в истоме и собственном соку налимьей пе¬
ченки, в Москве тогда можно было отведать только в одном
месте. Все знали — у Тестова.
Теперь ни эту легендарную кулебяку, ни самого места ни
на одной столичной карте не сыщешь. Остался лишь некий
слабый отзвук в названии железнодорожной платформы Те-
стовская Белорусского направления Московской железной
дороги. А когда-то именем Ивана Яковлевича Тестова на¬
зывали целый район на западе столицы. Потому что именно
он поселил здесь участников цыганского хора из своего уни¬
кального трактира.
Как раз того, который хоть и не именовался рестораном, но,
по праву став одной из московских достопримечательностей,
своей славой шагнул далеко за московские пределы.
Отец русской кулинарной классики
Строго говоря, официально заведение называлось совсем по-
другому. На фронтоне невысокого здания, которое тогда тор¬
цом выходило на Охотный Ряд, фасадом глядело на Театраль¬
ную площадь, а тыльной частью смыкалось с пространством, на
котором уже в наши неугомонные времена сначала воздвигли,
потом сровняли с землей, а теперь снова возвели гостиницу
«Москва», висела вывеска: «Большой Патрикеевский трактир».
А внизу скромно так было приписано: «И.Я. Тестов».
Владельцем всего строения был купец-миллионер Пат¬
рикеев. Он довольно долго сдавал большую его часть под
трактир другому арендатору — уже упоминавшемуся купцу
Егорову. В московских кругах любителей хорошо покушать
28
Унесенные ветром
заведение под вывеской «Трактир Егорова» славилось насто¬
ящей русской кухней и было весьма посещаемо. Насытивший¬
ся же миллионами Патрикеев грезил только о собственной
славе и патологически завидовал чужой. На этом его и «под¬
ловил» в 1868 году бывший егорьевский приказчик Иван Те¬
стов — подлинный, но крепко заслоненный хозяйской спиной
создатель «русской кулинарной классики». Он уговорил Па¬
трикеева отобрать помещение у Егорова и передать ему. В
итоге к великой купеческой гордости на стене заново отделан¬
ного, роскошного по тому времени дома появилась огромная
вывеска с аршинными буквами: «Большой Патрикеевский
трактир». На самом деле почти никто его так не называл. Все
ориентировались на имя, скромно подписанное вторым.
Что доказывает: подлинный мастер в рекламе не очень-то
нуждается. К тому же его клиенты приходили в трактир не
читать, а по-русски, то есть как следует, покушать.
Фастфуд по-российски
От прежнего владельца и своего бывшего хозяина Тестов
оставил в меню самое лучшее — тающие во рту пироги и
толстые, румяные, с разными начинками «егорьевские», или,
как еще их называли, «воронинские» (по имени повара-
изготовителя), блины. Они беспрерывно пеклись с утра до
вечера. И, горячие, ноздрястые, подавались, как тогда гово¬
рили, «с шестка». Это был, выражаясь по-современному,
фастфуд. Спешащие господа, не снимая шуб, устраивались в
зале на первом этаже. И, сладко постанывая, поглощали ап¬
петитные блины десятками. Посетителям, предпочитающим
не перегружаться, предлагалась холодная белужина или осе¬
трина с хреном и красным уксусом.
Любители покушать с чувством, толком, расстановкой
поднимались в залу на втором этаже. Или там же заказывали
кабинеты. Здесь в по-теремному расписанных покоях с бас¬
сейном для стерлядей «оттягивались» подлинные ценители
и богатыри русского застолья.
29
Н. Ямской
«лечебное» питание купил Чижова
Про одного из них — богатого купца И. Чижова есть ко¬
лоритное описание у репортера В. Гиляровского, бесстраш¬
ного любителя опасных приключений и большого знатока
как светской, так и подпольной московской жизни. Так вот:
ворочавший миллионами Чижов по части еды почти не имел
соперников. Чуть ли не ежедневно он вольготно располагал¬
ся за «своим», постоянно забронированным за ним столом у
окна. И в гордом одиночестве ел часа два, успевая к тому же
еще и подремать между блюдами. По кропотливому описа¬
нию ушлого московского репортера, в свой невероятный ра¬
цион Чижов обязательно включал почти все кулинарные
«хиты» Тестова. Как то: порцию холодной белуги или осе¬
трины с хреном, две тарелки ракового супа, селянку рыбную
или селянку из почек с двумя расстегаями, а потом жарено¬
го поросенка, телятину или рыбное, смотря по сезону. Летом
обязательно ботвинья с осетриной, белорыбицей и сухим
тертым балыком. Затем на третье блюдо неизменно сковоро¬
да гурьевской каши. Иногда позволял себе отступление, за¬
меняя расстегаи байдаковским пирогом (той самой огромной
кулебякой с начинкой в двенадцать ярусов, с которой мы на¬
чали наш рассказ). При этом все запивал как красным, так и
белым вином. Знакомым, пораженным такой невероятной
прожорливостью, господин Чижов снисходительно объяснял:
«По-русски едим — зато брюхо не болит, по докторам не ме¬
чемся, полоскаться по заграницам не ездим...»
БОЛЬШОМУ КУСКУ РОТ РАДУЕТСЯ
Блюда у Тестова действительно были такими аппетитны¬
ми, а порции столь внушительны, что удержаться от перееда¬
ния было весьма трудно. Взять тот же рыбный расстегай!
Заказавшему приносили здоровенный круглый пирог на всю
тарелку с начинкой из рыбного фарша с вязигой. Середина
пирога была открыта. А в ней на ломтике осетрины распола¬
30
Унесенные ветром
гался кусок налимьей печенки. К расстегаю подавался со¬
усник ухи бесплатно.
Или знаменитый тестовский поросеночек! Мало того что
готовили его весьма затейливо и разнообразно. Сам исходный
продукт был особенный! Тестов подготавливал его по соб¬
ственной методе. Поросяток он откармливал лично на своей
даче, размещая их в особых кормушках, в которых ноги «кан¬
дидата в жаркое» перегораживались решеткой. «Чтобы он с
жирку не сбрыкнул!» — пояснял Иван Яковлевич.
Спрос на блюда, приготовленные из этих красавцев, был
таким бойким, что по специальным заказам и за очень боль¬
шие деньги их специально готовили навынос, например, до¬
ставляли на «вторничные обеды» в Купеческом клубе.
«ПОЖАЛТЕ КУШАТЬ, А НЕ ЖРАТЬ!»
При всем при том обжорства, как такового, Тестов не по¬
ощрял. Желаете накушаться до изумления — извольте! Хо¬
зяин барин! Но сам-то Тестов понимал, что трактир для мно¬
гих москвичей был не просто столовой или местом для
разгула. Для коммерсантов, проворачивавших за чашкой чая
тысячные сделки, он заменял биржу. В трактире люди от¬
дыхали, вели дружеские беседы и даже были не прочь при¬
общиться к искусству. Для последних Тестов не поскупился
за двенадцать тысяч рублей (сумма по тем временам громад¬
нейшая) приобрести и установить в своем заведении музы¬
кальную машину — оркестрион. На Масленицу, когда, каза¬
лось, все нацелены на сочные, лоснящиеся, «ноздрястые»
блины, которые — и в этом особый смак — лучше всего упо¬
треблять, окуная в жирные или острые добавки, у Тестова не
забывали и о духовном. Поэтому в процессе умопомрачи¬
тельного процесса поглощения блинов половые вручали по¬
сетителям поздравительные открытки, в которых был зариф¬
мован репертуар предлагаемой оркестрионом программы.
А в ней, между прочим, отнюдь не только русские народ¬
ные песни значились, но и Обер, Гуно, Штраус...
31
Н. Ямской
Культура запихивания пирога в рот
По Гиляровскому, даже не ведающих удержу любителей
расстегаев Тестов нашел деликатный способ ввести в прием¬
лемые рамки. По примеру знаменитого Петра Кириллыча —
полового в трактире Егорова, который первый придумал «ху¬
дожественно» резать такой пирог, — Тестов сподвигнул на
нечто подобное и свою обслугу. На службу он нанимал в
основном выходцев из Ярославской губернии — ребят смыш¬
леных, бойких, рукастых. До того как выставить себя для от¬
бора на «бирже» (в Москве эту роль довольно долго выполнял
некий трактир на Тверской заставе), мальчики «стажирова¬
лись» в посудомойках да на подхвате не менее пяти лет. То
есть столько, сколько ныне учатся, чтобы получить высшее
образование. Так что науку виртуозно обходиться с пирогом
молодежь постигала в совершенстве. В одной руке вилка, в
другой нож. Несколько почти неуловимых движений — и в
один миг, не теряя своей формы, расстегай обращался в десят¬
ки тоненьких ломтиков, разбегавшихся от центрального куска
печенки к толстым румяным краям пирога. Такую красоту уже
как-то неудобно было алчно отхватывать огромными ломтями
и торопливо запихивать в рот. Процесс естественно замедлял¬
ся, окультуривался. И очень скоро мода «художественно» ре¬
зать расстегаи пошла по всей Москве.
РАЗ ЖИЗНЬ ИГРА, ТО ЛЮДИ В НЕЙ АКТЕРЫ
У Тестова новыми красками играло все, даже вроде бы
вполне прозаичная в других заведениях процедура заказа.
В его трактире она превращалась в художественный диалог,
своеобразное театрализованное представление, которое ра¬
зыгрывали между собой два равноценных «актера» — по¬
сетитель и половой. Вот примерная реконструкция такого
спектакля «по-гиляровски»:
— Так, братец, а сооруди-ка ты нам для начала водочки.
И закуску к ней подбери из последнего завоза...
32
Унесенные ветром
— Балычок получен, вашсиясь. С Дона. Янтаристый. Так
степным ветерком и пахнет.
— Хорошо, голуба. А еще белорыбку неси. С огурчиком.
Но малосольным, чтобы в укропчике и хрумкал. Чем еще
порадуешь?
— Икра белужья свежайшая. А еще паюсная ачуевская...
— Неси! Под калач теплый, чуевский душевно пойдет.
А теперь главное. Во-первых, селянка. В прошлый раз с осет¬
риной сказочная была...
— Ноне порекомендовал бы со стерлядкой. Живенькая
такая, как золото желтая, нагулянная стерлядка, мочалов-
ская.
— Давай нагулянную! А вторым номером сам знаешь, за
чем сюда все ходят...
— Как же-с, как же-с! Стало быть, расстегайчики! И по¬
росеночка с кашей в полной неприкосновенности.
— Вот именно, по-расплюевски! Только поросеночка пе¬
ред жаркой вели водкой смочить. Чтобы розовенький был и
корочка хрумстела!
Ну и дальше в таком духе...
ЭХ, ЕСЛИ БЫ НЕ ЭТОТ ДЕКАДАНС!
Нет, все-таки не случайно вся великая русская литерату¬
ра XIX века из описаний охоты и трапез вышла! И не зря
после театрального разъезда прямо от спектаклей Большого
да Малого зрители к Тестову в очередь стояли. Да что теа¬
тралы? Сами великие князья с петербургской знатью в обо¬
зе приезжали к Тестову с берегов Невы, чтобы отведать все
того же тестовского поросенка, ракового супа с расстегаями
и знаменитую гурьевскую кашу.
К сожалению, словно предвидя грядущий революционный
разгром, весь этот типично русский кулинарный праздник
как-то померк и увял в начале следующего века. Само тестов-
ское творение стало называться рестораном, сильно поменяло
свой облик — в том смысле, что вроде бы стало шикарней и
33
Н. Ямской
современней. Но оркестрион со своей «Лучинушкой» умолк.
Играл какой-то румынский оркестр. В оформлении стен воз¬
обладал декаданс, а в стиле мебели модерн. Про меню и гово¬
рить нечего — «Филе из куропатки», «Шоффруа, соус про¬
вансаль», «Беф бруи» да «Филе портюгез». Только и радости
что вдруг одной строкой: «Шашлык по-кавказски из англий¬
ской баранины».
А все почему? «Да потому,— скорбел один из старых те-
стовских завсегдатаев, — что прежде в Москве народ был, а
теперь — публика».
-им-
Глава 2
ПАТРИАРХИ ОТЕЧЕСТВЕННОГО
РЕСТОРАННОГО БИЗНЕСА
Первые удачные опыты Яра по утверждению европейского
стандарта в русской ресторанной жизни и очевидный успех
Тестова, «вписавшего» в нее лучшие образцы русской кули¬
нарной классики, во многом предвосхитили появление в Мо¬
скве целого ряда заведений схожего типа, где можно было не
только хорошенько, со вкусом поесть и выпить, но весело — а
если нужно, и с пользой для дела — провести время. Это уже
были настоящие, заслуженно завоевавшие высокую репута¬
цию «Дворцы еды» с замечательной, можно сказать, почти
авторской кухней, высокой культурой обслуживания, где мно¬
гое — начиная с архитектуры и заканчивая посудой — несло
на себе печать особой эксклюзивности.
В числе, как теперь говорят, наиболее «продвинутых» да
еще и самых и почтенных по возрасту по праву оказались «Эр¬
митаж», «Славянский базар» и конечно же легендарный «Яр».
«Эрмитаж». Первый успех
РОССИЙСКО-ЕВРОПЕЙСКОГО АЛЬЯНСА
Примерно в то же время, когда на волне невероятной, но
заслуженной популярности трактиры Яра и Тестова перехо¬
дили в следующий, более высокий ресторанный класс, у ав¬
торской европейской — и прежде всего французской кухни
в Москве появился свой собственный отечественный лидер.
Именно в его меню появилось блюдо... впрочем, на этом при¬
дется сразу же немного задержаться.
35
Н. Ямской
Блеск и нищета старого бренла
«Ну не надо мелочиться, Наденька!» Тем, кому далеко за
тридцать, цитаты из рязановского телефильма «Ирония судь¬
бы, или С легким паром» такая же непременная примета
приближения Нового года, как наряженная елка. Или, ска¬
жем, дуэт бутылки шампанского с салатом оливье на празд¬
ничном столе.
Увы! Шампанское оказалось «игристым». А с салатом под
таким названием нас уже давно и, возможно, навсегда обма¬
нули.
Потому что ту незатейливую смесь — пусть хоть красиво
уложенную в высокие бокалы, но почти обязательно беспо¬
щадно заправленную майонезом, которую нам красиво по¬
дают в лучших общепитовских точках или обезличенно сбы¬
вают в кулинарных секциях крупных супермаркетов, можно
именовать как угодно: «Здоровье», «Овощной», «Славян¬
ский» и даже «Нежность».
Но только не оливье.
Похищение Европы
В публикациях по данному предмету, похоже, уже стало
общим местом подчеркивать, что секрет приготовления это¬
го блюда так и остался большой тайной. Рецепт знал лишь
его изобретатель. И вместе с ним ушел в небытие.
К секрету мы еще вернемся. А пока ограничимся замеча¬
нием, что отведать настоящий, авторского приготовления
салат оливье можно было лишь много-много лет назад. При¬
чем в одном месте — столичном «Эрмитаже».
С 1864 года гостиница и ресторан под таким названием рас¬
полагались на углу Неглинной улицы и Кузнецкого Моста.
Своим рождением «Эрмитаж» был обязан деловому союзу
двоих весьма незаурядных людей. Одного из них — Люсьена
Оливье — вся тогдашняя Москва знала как искуснейшего ку¬
линара. Он же, как вы легко догадались, являлся и создателем
36
Патриархи отечественного ресторанного бизнеса
одноименного гастрономического шедевра. В конце 50-х — на¬
чале 60-х годов XIX века приглашать заезжего француза для
приготовления званых обедов в домах столичной знати счи¬
талось особым шиком.
Другим соучредителем «Эрмитажа» стал представитель
старинной династии московских купцов Яков Пегов. Правда,
такие, как он, уже не щеголяли в родительских сибирках и
сапогах бураками. А если и глушили водочку, то под селе¬
дочку, со временем прибегнув и к более изощренным закус¬
кам — например, греночкам с мозгами. Эти тогдашние «но¬
вые русские» все-таки уже успели пообтереться за границами.
И знали обхождение. То есть ведали, что кроме живых стер¬
лядей и парной икры есть еще многое, чем можно себя по¬
радовать за столом.
Одна, но пагубная страсть
Интересно, что изначально мсье Оливье и господина Пе-
гова свела совсем не гастрономия. А общая страсть к хоро¬
шему табаку. Подлинный бергамот в Москве тогда можно
было приобрести только в одном месте — в лавке купца По¬
пова на Трубной площади. Сама Труба в те времена являлась
местом непрезентабельным: кое-как замощенная площадь с
Афонькиным кабаком на краю болота, а в углу наискосок —
разгульный (здесь пропивали свои доходы завсегдатаи тор¬
гов) трактир «Крым». В подвале последнего кипели котлы с
дурно пахнувшей стряпней самого разбойничьего заведения
в Москве — подземного «крымского» отделения, прозванно¬
го в народе «Адом». В его мрачных подземных лабиринтах
день и ночь «конкретно решали вопросы» самые разнообраз¬
ные темные личности и люто развлекался преступный мир.
Однако страсть есть страсть. Почти ежедневно купец Пе¬
гов совершал променад от своего богатого дома в Гнездни¬
ковском переулке до сомнительной Трубы. И каждый раз
приобретал у Попова любимого «бергамоту» только на ко¬
пейку: чтоб, стало быть, всегда свеженький был. Вот у этого-
37
Н. Ямской
то купца, предвадртельно сговорившись с мсье Оливье и
ударив с хозяином по рукам, Пегов и выкупил прилегающий
к лавке обширный, почти в полторы десятины пустырь.
СЕРЕБРО СТОЛОВОЕ, КОЛЛЕКЦИОННОЕ...
Прошло совсем немного времени. И на заново замощенной
Трубной, где еще совсем недавно по ночам квакали в болоте
лягушки да орали «Караул!» жертвы лихого разбойничьего
гоп-стопа, засверкал огнями новый столичный «дворец еды».
Отныне в его роскошных залах и кабинетах почтеннейшая
публика могла отведать все то, чем доселе лакомились лишь
в особняках у вельмож.
Так демократизировался доступ к оливье. А заодно к конь¬
яку «Трианон», к которому обязательно прикладывался сер¬
тификат, удостоверяющий, что данный напиток доставлен из
дворцовых подвалов Людовика XVI. А также к устрицам,
лангустам, страсбургскому паштету и прочим «хитам» про¬
славленной французской кухни.
Словом, совсем не случайным было мнение, что от того
же фешенебельного «Славянского базара» «Эрмитаж» отли¬
чался гораздо меньшей чопорностью. Что совсем, впрочем,
не исключало порядка, при котором абсолютно любому по¬
сетителю, независимо от размера его кошелька, блюда ува¬
жительно подносились на больших серебряных подносах.
Заказ без суеты под юбилейное
«Пей до дна!»
Сам Оливье скоро сосредоточился лишь на общем руко¬
водстве, снисходя к личному кулинарному участию в ос¬
новном при изготовлении фирменного салата. Над всеми
остальными блюдами колдовал повар Дюге — специально
выписанная в Москву парижская знаменитость, за спиной
которого уже, между прочим, подрастала достойная смена
38
Патриархи отечественного ресторанного бизнеса
Ресторан Оливье «Эрмитаж»
из местных. Именно из этих радов в недалеком будущем
вышли известные отечественные кулинары Федор Обрядин
и Сергей Сидоров.
Из русского в «Эрмитаже» также дальновидно сохранили
национальный состав обслуги, здраво рассудив, что лучше
натуральный московский половой, чем ряженый «мужик во
фраке». И действительно! Официанты в «Эрмитаже» не про¬
сто сверкали рубашками голландского полотна да шелковы¬
ми поясами. Они были по-хорошему, без всякой холуйской
суетливости расторопны, обходительны. Словом, вполне со¬
ответствовали лучшим западным меркам. Но на свой, тради¬
ционно русский манер. Ибо строго соблюдали старое, еще
принятое для половых в трактирах правило: «Гостю потраф¬
ляй, а не в рот смотри и ворон считай!»
Благодаря такому ненавязчивому обслуживанию посетите¬
ли в «Эрмитаже» чувствовали себя комфортно. Не случайно
же самый просторный в ресторане банкетный зал с колонна¬
дой никогда не простаивал. В 1877 году в нем состоялась
свадьба Петра Чайковского, которая, в силу нетрадиционной
ориентации великого композитора, счастья ему не принесла.
Ну а дальше косяком пошли юбилеи литераторов. В апреле
1879-го в «Эрмитаже» интеллигенция чествовала Ивана Тур¬
генева. На следующий год — Федора Достоевского. В 1899 го¬
ду, в Пушкинские дни, в ресторане состоялся исторический
обед, собравший за одним столом почти всех классиков золо¬
39
Н. Ямской
того века русской литературы. А три года спустя (1902) труп¬
па прославленного Московского Художественного театра и
М. Горький отмечали премьеру спектакля «На дне».
НА КРЫШКЕ КОТЛА
При этом нелишне заметить, что не опоэтизированное, а
самое что ни на есть реальное «дно» вплоть до начала XX века
соседствовало в ста шагах наискосок — в «адском отделении»
трактира «Крым». Или, как говорили его завсегдатаи, в «пре¬
исподней».
Ну чем на Руси, где испокон веку волю путали с вседоз¬
воленностью, а равноправие с уравниловкой, могло кончить¬
ся такое тесное сосуществование столь вопиюще полярных
миров? Конечно же ничем хорошим. Высококультурные по¬
сетители «Эрмитажа» из первого актерского состава МХТ
могли хоть каждый день ходить на Хитровку или в тот же
«Крым» для изучения типов. А затем со сцены «милость к
падшим пробуждать». В жизни страны, где крышка полити¬
ческого котла была почти наглухо приварена самодержавием,
это мало что меняло. Слишком высоки были нагнетавшиеся
под ней веками температура и давление. Слишком благопри¬
ятной оказалась эта противоестественно спрессованная ат¬
мосфера для массового общественного мутирования.
Поэтому европейский лоск «Эрмитажа» не мог спасти
Россию ни от сиятельных прожигателей жизни, ни от без¬
башенных революционных мстителей.
Большие шалости взрослых людей
Первым в своем родовом пороке «пускать добро на ветер»
отметилось столбовое дворянство, которое на заказах руан¬
ских уток и выписанных из Швейцарии красных куропаток
проело в «Эрмитаже» не одно родительское имение. Затем
роскошные залы ресторана заполонили иностранные коммер¬
40
Патриархи отечественного ресторанного бизнеса
санты, отечественные промышленники и русское купечество.
Самые «крутые» из них предпочитали отдельные кабинеты:
кто-то для проведения деловых обедов, кто-то — для размин¬
ки перед мощным загулом в загородных ресторанах. Послед¬
ним — а этим, как правило, отличались купцы из российской
глубинки — отдельные кабинеты были особо любы. В них
«вась-сиятельствам» было как-то сподручнее распоясывать¬
ся: хватать с тарелок из дорогого севрского фарфора вся¬
кие там «фоли-жоли» руками и есть спаржу прямо с ножа.
Случались и другие «фокусы». Однажды в самом популяр¬
ном кабинете — красном — богатые московские проказники
съели знаменитую «ученую» свинью клоуна Танти, предва¬
рительно на спор похитив ее из цирка.
ДЕНЬ РАЗРЕШЕННЫХ ЭКСЦЕССОВ
Самую же шумную славу «Эрмитажу» принесли два ме¬
роприятия: ежедневные ужины, на которые после вечерних
спектаклей съезжалась вся кутящая Москва, и ежегодные
студенческие загулы на Татьянин день. На ужинах шампан¬
ское лилось рекой. А отдельные кабинеты и номера свиданий
в гостинице шли по четвертаку за несколько часов — при¬
мерно столько же, сколько за полмесяца получали маячив¬
шие у подъезда городовые.
Внутрь — даже при скандалах — они предпочитали не за¬
глядывать: можно было и на начальство напороться. А вот
25 января (12 января по новому стилю) не вмешивались по
специальному указанию сверху. В этот день дорогая шелковая
мебель из «Эрмитажа» удалялась, пол густо усыпался опил¬
ками, вносились простые деревянные столы и табуретки. В
зале пело, говорило, кричало и совсем по-простонародному
«лакировало» водку пивом не только бойкое студенчество, но
и их степенные профессора. Еще бы! Даже во времена самой
злейшей реакции «Эрмитаж» в этот день вдруг оказывался
единственным островком в России, где легально и безнаказан¬
но кричали: «Долой самодержавие!»
41
Н. Ямской
ПОХОРОНЫ ЕДЫ
Главное же — подспудно и довольно долго — вызревало в
подвалах «Ада». Именно в его зловещих недрах, прозванных
«чертовыми мельницами», весной 1866 года группа студента
Ишутина разработала план первого покушения на Алексан¬
дра II. Девять боевиков — участников этого теракта потом
отправили на каторгу. Неудачно стрелявший Каракозов был
повешен. Но «из искры разгорелось пламя». Своих «дрови¬
шек» в него — сначала в период Русско-японской войны
1905 года, а потом в Первую империалистическую — под¬
бросили гулявшие в «Эрмитаже» армейские поставщики —
казнокрады. И уж тогда гнев «народных мстителей», полых¬
нувший в 1917 году «революционным пожаром», ждать себя
не заставил. Люсьен Оливье, правда, за пять лет до этого
ушел в мир иной. А шеф-повар Дюге убыл на родину. Так
что ни тот ни другой не увидели, как дело их жизни сначала
перешло во владение товарищества «Поликарпов и К0». А
потом в революционные октябрьские дни чуть ли вообще не
оказалось разметанным.
УМЕРЕТЬ, ЗАСНУТЬ, ПРОСНУТЬСЯ В СЛЕЗАХ
«Эрмитаж» реанимировался лишь во время нэпа. Но на
очень короткий период. И очень уж как-то жалко. Нет, в ре¬
сторане по-прежнему были чистые скатерти, хорошая посуда,
вежливая и опытная прислуга. Да и на карточках меню опять
появились названия: котлеты «Помпадур», «Валларуа», салат
оливье. Однако посетителям под этими названиями подавали
из черт знает какого мяса поджаренные на касторовом масле
котлеты и крайне омерзительную даже на вид овощную смесь.
Скоро, впрочем, и эту пародию прихлопнули. Кого только не
вселяла потом бюрократически озабоченная советская власть
в бывшие эрмитажные хоромы! То здесь подкармливала голод¬
ных детишек благотворительная американская АРА. То в
1923 году вдруг ошарашенно задымили махрой сорванные с род-
42
Патриархи отечественного ресторанного бизнеса у&Ж
Здание ресторана «Эрмитаж»
ных мест постояльцы Дома крестьянина. Пока в середине про¬
шлого века в заметно поблекшее здание на Трубной не въехало
издательство. А уже в наши времена — с 1989 года прочно обо¬
сновался коллектив театра «Школа современной пьесы».
ИЗ ТАРЕЛОК ПАХЛО НЕ ТЕМ
После периода остервенелого канцелярского освоения «Эр¬
митажа» два последних варианта оказались совсем не худши¬
ми. Во всяком случае, на фоне кичащегося своей доступностью
советского «общепита». Многие пожилые москвичи еще пом¬
нят самые обычные (читай — самые убогие) из них. До сих
пор — и отнюдь не только в страшных снах — их в памяти
преследует неповторимый «аромат» обычных уличных столо¬
вок — эдакий ядреный «коктейль» из запахов какого-нибудь
«супа с головизной» и мокрых кухонных тряпок.
Именно такой, унижающий человеческое достоинство
«аромат» когда-то предупреждающе несся из мрачных под¬
земелий «Ада».
Так что будущее можно порой угадать даже по запаху из
тарелок.
43
Н. Ямской
Картинки «Славянского базара»
Это был, пожалуй, самый респектабельный в Москве ре¬
сторан. Его век оказался более долгим, чем у «Эрмитажа». С
самого первого дня своего основания «Славянский базар»
высоко поднял отечественную кулинарную марку. И держал
ее так до самого своего конца, навсегда оставшись в истории
российского ресторанного дела настоящим «грандом».
ОТКУДА ВЫЛЕТЕЛА ЧЕХОВСКАЯ ЧАЙКА
Сегодня для участников разнообразных телевикторин типа
«Выиграй миллион!» это почти безнадежный вопрос: за него
и «полштуки» мало кто выиграет. Нет! С самой птичкой, ко¬
торая благодаря замечательному художнику, дизайнеру и ар¬
хитектору Федору Шехтелю вот уже более века барражирует
на фирменном занавесе Московского Художественного театра,
широкая публика худо-бедно знакома. А вот насчет «гнезда»,
из которого она в свое время вылетела, ни гугу. Объяснение
этого «феномена», возможно, надо искать в рейтингах. Соглас¬
но им представления основной аудитории о мире пернатых
преимущественно формируются вокруг тех особей и видов,
которых в прайм-тайм потрошат на том же ТВ, но уже в пере¬
дачах типа «Едим дома!».
Нет, в прошлом все было куда как естественней. Потому
что хороший аппетит и общая тяга к кулинарным знаниям
раздразнивались не виртуальным телевизионным всеобучем,
а связывались с личным участием в праздниках еды.
Тем более что устраивали их подлинные мастера своего дела.
В ПАМЯТЬ О ГРИБНОМ ДОЖДЕ В МАТЕРОМ БОРУ
«Настоящий вкус леса законсервировался вместе с самим
грибом. И обнаружился во время внимательного разжевыва¬
ния... Итак, положив на тарелку рыжики, засоленные вы¬
44
Патриархи отечественного ресторанного бизнеса
шеописанным образом, нужно поставить дц скатерть графин¬
чик с одной из настоек, приготовленных, что называется,
по-домашнему. А также небольшие рюмочки.
При этом принципиально важно, чтобы за столом сидели
очень хорошие люди».
Такими или примерно такими словами писателя и страст¬
ного грибника В. Солоухина можно было бы описать дей¬
ство и атмосферу, которые имели место в самом разгаре дня
21 июня 1897 года в отдельном кабинете «Славянского ба¬
зара».
Настойки, правда, в тот исторический день на стол не по¬
давали. В красочном, двуязычном (на русском и француз¬
ском), оформленном в васнецовском стиле меню они вообще
не значились. Зато рыжики, пробуждающие в памяти карти¬
ну грибного дождя в матером бору, в нем все же имелись.
С этих рыжиков и посланных им вдогонку прочих холод¬
ных и горячих закусок все, похоже, и началось...
«ДОЛЬЧЕ ВИТА», ИЛИ «ПАЛЬЧИКИ ОБЛИЖЕШЬ!»
В зените своей славы «Славянский базар» с полным на то
правом считался заповедником «Сладкой жизни». Он бало¬
вал посетителя добротной старой роскошью. Окутывал креп¬
ко устоявшимся ароматом дорогих сигар и духов. Но более
всего тешил исключительной по своему разнообразию и вку¬
су русской кухней. В тот исторический день ее неотразимому
обаянию поддалась парочка респектабельных, среднего воз¬
раста господ. Они так уютно расположились за столом, так
аппетитно принялись разливать из графинчика и закусывать,
что стало ясно: легкими блюдами дело не ограничится.
Дальше еще много чего было. А в итоге, неспешно на¬
чав застольную беседу, собеседники проговорили... 18 часов
кряду.
Ранним утром уже следующего дня господа отправились
договаривать в Любимовку, где находилась дача одного из
них. В итоге сложился творческий союз и родился театр.
45
Ресторан «Славянский базар» на Никольской улице
Союз составили молодой представитель богатой купеческой
фамилии и самодеятельный актер Константин Алексеев (на
сцене он выступал под псевдонимом Станиславский) и из¬
вестный критик, писатель Владимир Немирович-Данченко.
Ну а театр, основанный ими под ледяную водку «Вдова
Попова», теплые расстегаи, фирменную скоблянку и янтар¬
ную паюсную икру, вошел в жизнь вот уже нескольких по¬
колений россиян под названием Московский Художествен¬
ный театр.
ОТ УТРЕННИХ ПЕТУХОВ
ЛО ПОЛНОЧНЫХ «ЖУРАВЛЕЙ»
Антон Павлович Чехов, автор пьесы «Чайка» и прароди¬
тель мхатовского бренда — тоже очень любил в «Славянском
базаре» завтракать. Этот ресторан вообще славился своими
завтраками, которые длились с 12 до 3 часов дня. Задержав¬
шиеся позже имели шанс завершить затянувшуюся ближе к
полночи трапезу «журавлями». То есть им приносили запе-
46
ty&X Патриархи отечественного ресторанного бизнеса
чатанный хрустальный графин, разрисрванный золотыми
силуэтами этих поэтических птиц. Внутри вызывающе по¬
булькивал превосходный коньяк, стоивший бешеные тогда
деньги — 50 рублей. Оплатив и, как правило, тут же освоив
содержимое, посетитель получал пустой графин на память.
Находились даже «спортсмены», которые эти графины кол¬
лекционировали.
Антон Павлович в подобных состязаниях не участвовал.
И не только по причине слабого здоровья. Все-таки работа у
него была сугубо творческая, нервная. К тому же в октябре
1896 года ситуацию усугубил скандальный провал первого
представления «Чайки» на александринской сцене в Петер¬
бурге. Писатель серьезно занемог. И обострение старого за¬
болевания легких вынудило его отправиться лечиться на юг
Франции, в Ниццу.
Однако возвращение в родные пенаты два года спустя, а
также встреча с двумя другими завсегдатаями «Славянского
базара», как-то засидевшимися там «до журавлей» и осно¬
вавшими после того новый театр, все перевернуло.
В КРУГУ столичной элиты
Премьера чеховской «Чайки» на мхатовской сцене имела
триумфальный успех. Пьеса на многие десятилетия обосно¬
валась в репертуаре российских театров. А Антон Павлович
благополучно возобновил свои традиционные завтраки в
«Славянском базаре». Причем частенько — в компании уже
упомянутого ранее знаменитого «короля московских репор¬
теров» В. Гиляровского.
Кто-кто, а уж этот атлетического сложения и фактурной
внешности человек (художник Иван Репин и скульптор Ни¬
колай Андреев «ваяли» с него гоголевского Тараса Бульбу)
знал, где можно было в столице хорошенько потешить и плоть
и душу. В своих очерках он называл «Славянский базар»
«единственным в центре Москвы рестораном», имея в виду
его особый статус в ряду других заведений подобного рода.
47
H. Ямской
Действительно, ресторан, открытый в 1872 году в помещении
одноименной гостиницы на Никольской улице успешным
предпринимателем и почетным гражданином города Москвы
А. Пороховщиковым, на голову возвышался над другими. Со¬
седство великолепного ресторана с одноименной, высокого
класса гостиницей было большим удобством. По существу,
почти все заезжавшие в Москву знаменитости — отечествен¬
ные и заграничные — останавливались именно здесь. Многие
снимали здешние апартаменты не на день-два, а жили неделя¬
ми и даже месяцами. Так что пройти просто так мимо ресто¬
рана уж никак не могли. Тем более что ход в него шел прямо
из номеров через коридор отдельных кабинетов.
Основу местного, московского контингента завсегдатаев
ресторана «Славянский базар» составляли торгово-промыш¬
ленные «тузы», сливки творческой интеллигенции, профес¬
сора Московского университета. Так что в его знаменитом
округлом зале под стеклянной крышей и самые шикарные
банкеты с балами закатывались, и миллионные сделки за¬
ключались, и юбилеи с премьерами отмечались, и «богатыр¬
ские забеги в ширину» устраивались, и тайно влюбленные
встречались.
Последнее могли себе позволить только те, у кого хоть с
уединением и возникали сложности, но деньги водились.
Ибо отдельные кабинеты стоили немалых денег.
ВСЕ ТОЛЬКО САМОЕ-САМОЕ
В «Славянском базаре», где вообще ничего дешевого не
держали, искусство тоже было только высшей пробы. Ну,
взять хотя бы музыкальную часть. Случалось, что один вечер
здешние своды оглашал своим могучим басом Федор Шаля¬
пин. В другой — можно было застать за роялем самого Петра
Ильича Чайковского или Николая Андреевича Римского-
Корсакова.
Здесь же, в концертном зале гостиницы, висело большое
четырехметровое полотно «Славянские композиторы». По
48
Патриархи отечественного ресторанного бизнеса
заказу владельца картину в год открытия ресторана нарисо¬
вал Иван Репин. Список персонажей — славянских компо¬
зиторов России, Польши и Чехии — художнику предложил
сам Николай Рубинштейн...
А какие были в «Славянском базаре» интерьеры! Хру¬
стальные люстры на входе, золоченые ручки на дверях, бар¬
хатные занавеси на окнах...
В своем нашумевшем одно время романе «Китай-город»
писатель П. Боборыкин развивал эту тему так: «Идущий ова¬
лом ряд широких окон второго этажа, с бюстами русских
писателей в простенках, показывал изнутри драпировки,
обои под изразцы, фигурные двери, просветы площадок,
окон, лестниц. Бассейн с фонтанчиком прибавлял к смягчен¬
ному топоту ног по асфальту тонкое журчание струек воды.
От них шла свежесть, которая говорила как будто о присут¬
ствии зелени или грота из мшистых камней. По стенам по¬
логие диваны темно-малинового трипа успокаивали зрение
и манили к себе за столы, покрытые свежим, глянцевито-
выглаженным бельем. Столики поменьше, расставленные по
обеим сторонам помоста и столбов, сгущали трактирную
жизнь. Черный с украшениями буфет под часами, занимаю¬
щий всю заднюю стену, покрытый сплошь закусками, смо¬
трел столом богатой лаборатории, где расставлены разно¬
цветные препараты...»
«ЧУВАК» ЭТО ЗВУЧАЛО ГОРДО
А вот как в своей задушевной книжке «Москва — твоя и
моя» писал об этом уникальном заведении начала XX века
краевед Леонид Репин (лауреат, между прочим, премии име¬
ни Гиляровского): «Обслуга, обхождение, атмосфера — все в
ресторане было другим. Прислуживали здесь уже не поло¬
вые, не «белорубашечники», не «шестерки», прозванные так,
поскольку бегали по мановению пальца тузов, дам и королей,
а официанты — все исключительно во фраках, и обращались
к ним: «Эй, человек!» И еще называли их «фрачниками».
49
H- Ямской
Не знаю, как насчет фраков (в ряде источников описыва¬
ются периоды, когда официанты в «Славянском базаре» ще¬
голяли в голубых рубашках и казакинах со сборками на та¬
лии), а вот слово «человек» никогда в тех стенах не звучало
уничижительно. Даже когда некоторые хорошо загулявшие
гости произносили его как «чуаэк». Поразительно, но неко¬
торое время спустя это маловразумительное слово войдет в
профессиональный жаргон одесских музыкантов. А еще че¬
рез полвека от них перекочует и вынырнет в среде наиболее
продвинутых молодых людей 1950-х годов, которые будут
называть друг друга и себе подобных «чуваками», а своих
подружек — «чувихами».
Как «фильтровали «Базар»,
людей и СТРАНУ
После большевистского переворота в «Славянском ба¬
заре» случился большой разор. Воспоминания тех, кто в
1920 году приезжал в Москву и останавливался в номерах
гостиницы на Никольской улице, сегодня больно читать.
В Москве тогда стояла холодная зима, дров не было, и по¬
стояльцы бывшей гостиницы топили «печи-буржуйки» ме¬
белью красного дерева. Легендарный фонтан превратили в
общественный туалет, просуществовавший до начала нэпа.
Да что фонтан! Взялись ведь и за людей! Владельца «Сла¬
вянского базара» — крупного московского предпринимателя
и мецената А. Пороховщикова (он, в частности, субсидиро¬
вал строительство храма Христа Спасителя) репрессировали.
И в 1941 году расстреляли. Какой породы был этот человек,
видно по его внуку — актеру и режиссеру Александру По-
роховщикову: многие, наверное, помнят его благородного и
трагичного Пестеля в фильме «Звезда пленительного сча¬
стья». Но ведь довелось еще сыграть и совсем другое: напри¬
мер, пламенного очкарика-революционера в кинокартине
«Свой среди чужих, чужой среди своих». Таких соблазнен¬
ных Октябрем «буревестников» в советские времена постре¬
50
Патриархи отечественного ресторанного бизнеса
ляли первыми. А их места в кабинетах заняли «обозники»,
не только поправшие своими чиновничьими задами светлые
идеалы свободы, равенства, братства, но и подмявшие под
себя всю страну. Именно они теперь зачастили в залы преж¬
него «Славянского базара», где на многие годы разместился
закрытый пункт все той же славной русской кухни, но лишь
исключительно для усиленного питания ответственных ра¬
ботников ЦК и Совмина.
СКОБЛЯНКА СТАНОВИТСЯ СЕЛЯНКОЙ
Для всех — уже после капитальной реставрации — «Сла¬
вянский базар» вновь открыли только в 1966 году. Снова за¬
полнился посетителями красочно отделанный большой зал
ресторана. Открылись на втором этаже залы поменьше:
Уральский, Загородский, Хохломской, Палехский, а также
стилизованный под крестьянскую горницу «Русский суве¬
нир». Вновь о фирменных блюдах этого старинного ресто¬
рана заговорила Москва. До сих пор его верные посетители
вспоминают «похлебку по-суворовски» (из осетрины с кар¬
тофелем, репчатым луком и свежими грибами), которую по¬
лагалось есть с кулебякой. Или «жаркое по-русски» (из го¬
вяжьей вырезки с жареным картофелем, зеленью и свежими
помидорами). По большей части это были, в той или иной
степени, вариации старых, дореволюционных блюд. Соленые
хрящи, ботвинья (супчик на квасной основе из ботвы и
рыбы), стерлядка «колокольчиком» — все эти кулинарные
«хиты» дореволюционного «Славянского базара» безвоз¬
вратно остались в прошлом. Из тех оригинальных блюд, что
когда-то составляли его славу, сохранилось лишь одно. Но
зато какое! Селянка сборная мясная старомосковская... Это
было настоящее объедение. В меню старого «Славянского
базара она именовалась «скоблянка-нажарка». Поскольку
подавалась прямо с раскаленной сковороды, на которой в
потрясающем своей точностью режиме (боже упаси — недо¬
жарить или пережарить!) готовилось мясо с луком.
51
Н. Ямской
«Так не достанься ты никому!»
Когда этот шипящий маслом гастрономический шедевр
оказывался перед носом посетителя, нанося ему своим жар¬
ким ароматом прямо-таки душевную травму, рука сама тя¬
нулась «к рюмочке-мамочке запотевшей».
А далее — все по рекомендации профессора Преображен¬
ского из булгаковского «Собачьего сердца» по поводу водки,
которую, если по-грамотному, следует употреблять только с
горячей закуской.
Но не долго музыка играла! Очень уж лакомым куском в
конце прошлого — начале нынешнего века оказалось само
местоположение старинного ресторана. И поэтому снова, с
сокрушительной перестройкой не только интерьеров, но и
самого здания, в него на заре нового века вломился новый
российский капитал. Далее последовал беспощадный «спор
хозяйствующих субъектов». И с ним, как водится, внезапно
вспыхнувший ночью пожар, подведший свой страшный итог
так и не найденному консенсусу.
Слава богу, задолго до того репинскую картину «Славян¬
ский базар» успели перевесить туда, где она, собственно, соз¬
давалась. Ее разместили над парадной лестницей в вестибю¬
ле Московской консерватории. Вся же остальная вкуснотища
и красота, похоже, окончательно и бесповоротно канули в
Лету.
Легендарный «Яр». От жизни
СВЕТСКОЙ ДО НЕ СОВСЕМ СОВЕТСКОЙ
Из ресторанных лидеров — первопроходцев позапрошлого
века до наших дней дожил только он. Остальные, «патриар¬
хи» — вроде уже рассмотренных нами «Эрмитажа», «Славян¬
ского базара» — не только на десяток-другой лет уступили
ему в возрасте, но и давным-давно исчезли с карты Москвы.
За ними в конце концов последовал «Будапешт», «в девиче¬
стве» называвшийся совсем иначе. А их появившиеся на из¬
52
Патриархи отечественного ресторанного бизнеса
лете XIX — начале XX века «младоресторанцы» — «Прага»,
«Националь», «Метрополь» и другие оказались годков на
сорок—пятьдесят моложе.
Так что наш герой — дважды первый из первых: и по свое¬
му лидирующему месту в истории отечественных ресторанов,
и по долголетию. Ведь непременным, часто упоминаемым в
прессе, литературе да и просто в разговорах участником мо¬
сковской жизни это заведение стало еще в 1830-х годах. Так
что, дай бог, в нынешнем веке у него есть шансы отметить свое
200-летие. Да еще примерно с четырехлетней прибавкой, если
учесть, что почтенный юбиляр — в роли филиала — в свое
время отпочковался от одноименного заведения, основанного,
напомним, его владельцем-французом на углу Петровки и
Кузнецкого Моста аж в 1826 году.
«Эй, ямшик! Гони-ка к «Яру»!»
В середине XIX века эта почти песенная строфа, вылетав¬
шая из уст богато одетых господ, заставляла московских ли¬
хачей гнать своих гнедых на северо-западную окраину древней
российской столицы, в Петровский парк. Там, в самом начале
этого излюбленного у тогдашних москвичей места загородных
гуляний и несколько в стороне от ведущего в Петербург трак¬
та, находилось деревянное одноэтажное здание. А в нем — тот
самый первоначально трактир, а потом ресторан «Яр», куда
ближе к вечеру так спешили попасть не только подгулявшие
купцы, но и куда более респектабельные господа: представи¬
тели дворянской знати, знаменитые столичные гости, звезды
отечественной культуры первой величины.
«Яр» гостеприимно принимал всех. Привечал даже при¬
возивших гостей извозчиков тем, что бесплатно подкармли¬
вал их лошадей. Овсом, правда, четвероногих не баловал.
Зато и сена не жалел. Поэтому лихачи, дежурившие на своей
главной стоянке у Страстного монастыря, на требование пас¬
сажира спешно «доставить его в «Яр» откликались с боль¬
шой охотой...
53
Н. Ямской
Пора менять коней
НА ПЕРЕПРАВЕ
К середине XIX столетия ресторан, первоначально осно¬
ванный Транквилем Яром как филиал, прочно стал одним
из самых модных в Москве. Однако время шло, предприятие
развивалось соответственно его ходу. А иначе — дабы оста¬
ваться на коне — нельзя было. Особенно когда, чтобы не
отстать от прогресса, пришла пора и самих коней менять.
Нет, элегантно одетые гости все еще довольно долго под¬
катывали к ярко освещенному входу на рысаках. Но уже в
1895 году в Москве начали переделывать линии конки под
электрическую тягу. Так что очень скоро мимо «Яра», за¬
дорно трезвоня, время от времени стал прокатываться один
из предвестников грядущей научно-технической револю¬
ции — электровагон первого в городе трамвайного маршру¬
та Страстная площадь — Петровский парк.
До этого в «Яре» дважды сменился хозяин. От мсье Яра
в 1860-х годах предприятие перешло в руки купца Аксенова.
А в 1887 году жизнь распорядилась так, что новым владель¬
цем ресторана стал его же бывший официант Алексей Суда¬
ков. Само по себе столь грандиозное превращение говорило
о том, что дело возглавил человек явно незаурядных способ¬
ностей и качеств. Что тот и продемонстрировал, сразу же
решившись на серьезную перестройку.
Национальная направленность
«АФРИКАНСКИМИ» ПОРЦИЯМИ
К своему проекту Судаков смело привлек известного и по¬
тому весьма дорого ему обошедшегося архитектора А. Эрих-
сона. Но результат стоил того. К апрелю 1910 года ресторан,
по существу, отстроился заново. В красивом, в стиле модерн
двухэтажном каменном здании просторно раскинулись два
прекрасно оформленных зала: точно соответствующий своему
названию «Белый» и отделанный зеленым мрамором «Напо¬
54
Патриархи отечественного ресторанного бизнеса
леоновский», прозванный так из-за установленного в нем бю¬
ста французского императора.
Оба зала утопали в зелени тропических растений и неж¬
ном аромате разноцветных роз, которых целым вагоном при¬
возили прямо из Ниццы. Кухня в новом «Яре», как отмечали
специалисты, «отличалась национальной направленностью».
В том смысле, что заграничная привозная гастрономия и
страшно дорогое французское шампанское в «Яре» были
всегда. Но при этом ассортимент и размеры порций отлича¬
лись особо приятным для русского глаза — а главное, желуд¬
ка — «африканским» (по выражению Ф. Шаляпина) вели¬
колепием. Заваленные горами фруктов столы ломились от
закусок. Чего стоил один только рыбный ассортимент, в ко¬
тором были представлены все сорта балыка, семги, икры. К
тому же приоритет отдавался всему наисвежайшему. Писа¬
тель Н. Телешов живописал об этом так: «В широких бассей¬
нах извивались живые стерляди и жирные налимы, обречен¬
ные в любую минуту, на выбор, стать жертвами кухни».
НА ДРУГИХ ПИРАХ ПОХМЕЛЬЕ
В оригинальных напитках также не было недостатка. Не¬
плохо, например, под заграничные привозные фрукты шло
страшно дорогое французское шампанское. И уж конечно,
совершенно не залеживалась водка. Причем не какая-то не¬
понятно как изготовленная, а подлинная, созданная по тех¬
нологии выдающегося отечественного химика Дмитрия
Менделеева, посвятившего, как известно, этому предмету
диссертацию и выведшего формулу идеального соотношения
алкоголя и воды — воды живой, не дистиллированной, не
кипяченой. Так что в «Яре» к горячей закуске подавался
настоящий, научно выверенных пропорций напиток. При¬
готовлялась менделеевка из отборного ржаного зерна. Кре¬
пость была как в аптеке — ровно 40 градусов. А литр весил
ровно 953 грамма. Словом, в абсолютном соответствии с па¬
раметрами, запатентованными в 1894 году под маркой «Мо¬
55
Н. Ямской
сковская особенная». Одно из главных достоинств этой вод¬
ки трудно было переоценить: напиток не давал тяжелого
похмелья.
Надо ли говорить, что наличие в ней такого достоинства
было тысячи раз перепроверено и подтверждено на прак¬
тике.
ПОД ЦЫГАНСКОЙ ЗВЕЗДОЙ КОЧЕВОЙ
Объективности ради следует заметить, что все-таки было
в программе «Яра» нечто, от чего хмелели почище, чем от
«жидкой менделеевской диссертации» и оригинального, без
примеси «домашней игривости» шампанского. Многие стре¬
мились попасть в ресторан даже не из-за напитков и за¬
мечательной кухни, а за упоительным ощущением, зашиф¬
рованным — так уж случилось — в самом его, давно уж
оторвавшемся от фамилии владельца названии. Ведь в рус¬
ском языке «яр» — это крутой, обрывистый берег реки. Вот
за этим перехватывающим горло, сходным с предполетным
чувством рискового скольжения по краю и гнали со всех
концов Москвы сначала ямщиков, а потом и таксомоторы в
Петровский парк их нетерпеливые, азартные пассажиры.
А имя этой хмельной чувственной приманки было — на¬
стоящий цыганский хор.
Соколовская, семиструнная...
Как эти хоры появились в «Яре», а также в расположен¬
ном совсем неподалеку другом славном ресторане — «Стрель-
не», точно неизвестно. Петровский парк цыгане заселяли
издавна. Здесь концентрировалась цыганская «элита», из¬
вестные в Москве семьи Паниных, Лебедевых, Шишкиных,
Пономаревых. Последнюю фамилию носила семья потом¬
ственных цыганских музыкантов, из клана которых вышла
солистка Мария Пономарева (Оболенская). Именно она в
56
Патриархи отечественного ресторанного бизнеса
1860-х годах собрала в «Яре» пер¬
вый хор цыган. А история следую¬
щих коллективов и исполнителей
некоторое время спустя сама от¬
разилась в цыганском романсе:
Что за хор певал у «Яра»!
Он был Пишей знаменит,
Соколовская гитара
До сих пор в ушах звенит!
Красавицей Пишей звали
Олимпиаду Федорову, облада¬
тельницу прекрасного, цыганского
тембра контральто. Слышавшие ее
утверждали, что своим неподра¬
жаемым исполнением старинных
цыганских романсов, а также валь¬
сов конца XIX века она всю душу переворачивала. Ту же за¬
поведную струну задевало пение и других, более поздних
цыганских певческих звезд. Скажем, блистательной Варвары
Паниной, которая когда-то начинала в «Стрельне», а затем в
течение двенадцати лет работала в «Яре», где у нее был свой
собственный хор.
Выражения «соколовская гитара», «соколовский хор» ста¬
ли нарицательными благодаря его первому руководителю
Ивану Соколову. В силу необычайного таланта этого насто¬
ящего виртуоза игры на семиструнной гитаре ансамбль его
имени быстро стал одной из самых притягательных москов¬
ских достопримечательностей.
«Сапоги всмятку» с летальным исходом
Особая интимность, домашность обстановки в тогдашнем
«Яре» только усиливали впечатление. Цыгане за вечер вы¬
ступали в общем ресторанном зале трижды. Кроме того, за
дополнительную плату их приглашали к посетителям 22 от¬
Пиша
(Олимпиада Федорова)
57
Н. Ямской
дельных кабинетов, где они исполняли песни по заказу. Ни¬
какого особого загула и уж тем более «веселых византийских
ночек», о которых по Москве ходили легенды, в «Яре» на
самом деле никто не устраивал. За этим любители острых
ощущений ездили совсем в другие заведения. Например, в
«Чепуху» за Крестовской заставой. Или на Воробьи, на «ноч¬
ной сеанс» к тому же Крынкину, где, по свидетельству писа¬
теля В. Ходасевича, разомлевшие от цыганских романсов
«бородатые купцы в роскошных поддевках и шелковых ко¬
соворотках начинали каяться, бить рюмки, вспоминать оби¬
ды и со вздохами и ахами плакать и рыдать, стукаясь голо¬
вой об стол и держась рукой за сердце». Страсти «сапоги
всмятку» обычно завершались требованием «подать понра¬
вившуюся цыганку на стол».
В «Яре» все было гораздо более чинно. Ну, учиняли бо¬
гатырские застолья сибирские промышленники да москов¬
ские купцы. Ну, поигрывали в карты, пока не запретили. Ну,
опорожняли в рояль бутылки с шампанским и отправляли
туда же из коробочек «в большое плавание» сардин в масле
(по исполняемому при этом пианистом популярному вальсу
номер назывался «Амурские волны»). Однако такого смер¬
тоубийства, которое произошло в 1911 году в соседней
«Стрельне», не случалось. Тогда все газеты писали о «деле
Прасолова» — молодого купчика, застрелившего там свою
очень уж разгулявшуюся жену. И это при том, что « Стрел ь-
на» считалась гораздо более тихим местом, чем «Яр»: туда
частенько приходили всем семейством, да и закрывалась она
раньше. А вот надо же — такая драма. Да еще с летальным
исходом.
Про «ЭТО» в отдельных кабинетах
В «Яре» все страсти в основном уходили на шалости да
фейерверки. А пусть редкие, но неизбежные для такого рода
отдельные инциденты, которые случались, вопреки досужим
слухам собственно к выступавшим здесь цыганам отноше¬
58
-ЗЧицу Патриархи отечественного ресторанного бизнеса
ния, как правило, не имели. Строгость традиций и семейных
нравов в этой среде вообще не допускала никакой фамильяр¬
ности. А вот дух подлинного, высокого искусства в довольно
прокуренных, со слегка потертой мебелью кабинетах «Яра»
действительно царил. И это, важно подчеркнуть, отличало
заведение Судакова от всех других московских площадок, где
с начала XX века отношение к цыганскому пению сильно
поменялась. Там деятельность цыганских хоров уже была по¬
ставлена на регулярную коммерческую основу. А романтика
былого «благородного цыганерства» сменилась потребитель¬
ским взглядом на цыган как на своеобразную острую, пи¬
кантную приправу к безудержному загулу.
ВДОХНОВЛЯЯ КЛАССИКУ
Так вот! На подмостках «Яра» эта тенденция «не работала».
Ни в отдельных кабинетах. Ни, тем более, на его подмост¬
ках. Ибо там главным образом было представлено искусство
лучших в России цыганских хоров — тех, чье исполнение
восхищало и вдохновляло творчество А. Пушкина, М. Глин¬
ки, И. Тургенева, А. Островского, А. Фета, молодого Л. Тол¬
стого и многих других классиков. Для иллюстрации доста¬
точно упомянуть, что с начала 1910-х годов в «Яре» выступал
знаменитый цыганский хор Егора Полякова. Он потом оста¬
вался лучшим и в годы нэпа. Да и много позже, перейдя к
сугубо концертной деятельности, в связи с невероятной его
популярностью оказался одним из немногих цыганских кол¬
лективов, которому официально разрешили гастролировать
по всей стране в качестве профессионального, признанного
Госконцертом коллектива.
Так что недаром специально послушать цыган в Петров¬
ский парк приезжали литераторы, артисты, журналисты.
«Яр» часто включали в программу пребывания знаменитых
иностранцев. Во время своих гастролей в России здесь, на¬
пример, побывали композитор Ференц Лист и певица По¬
лина Виардо.
59
Н. Ямской
Колыбель отечественной эстрады
Кстати, о сценических условиях в «Яре». Открытые сце¬
ны имелись в каждом зале. Кроме того, находящиеся на вто¬
ром этаже кабинеты тоже были оборудованы ложами,
выходящими в зрительные залы. Ничего подобного в анало¬
гичных, тоже не последнего разряда заведениях не было. Уж
на что «Стрельна» с ее роскошным зимним садом в ресто¬
ранном зале! Там тоже выступали знаменитые хоры со сво¬
ими артистами. Однако эстрада вообще отсутствовала. Да и
вообще — условия для выступления были самые непритяза¬
тельные.
В «Яре» же всем было комфортно: и артистам, имевшим
для своих выступлений соответствующее, приподнятое над
полом пространство; и посетителям за столиками — с любо¬
го места в зале, из любого кабинета они могли без помех на¬
блюдать за происходящим на сцене.
А на ней, между прочим, очень скоро зародилось то, из
чего затем выросла вся наша отечественная эстрада.
Испытание сухим законом
Поспособствовала тому, как ни странно, большая беда:
в августе 1914 года Россия ввязалась в Первую мировую
войну. По законам военного времени во всех ресторанах и
трактирах сразу же ввели строгие ограничения: заведения
закрывались не позднее 11 часов вечера, а продажу спирт¬
ных напитков, по существу, запретили. Поначалу многие
рестораторы — особенно в крупных городах — отнеслись к
постановлению пренебрежительно. Москва, например, упор¬
но продолжала пить и гулять. И тогда последовали жестокие
санкции — вплоть до ареста, заключения на три месяца в
тюрьму или штрафа в 3000 рублей. Особо сильное впечат¬
ление произвел арест нескольких наиболее известных в Мо¬
скве владельцев ресторанов, в том числе и господина Суда-
кова.
60
Патриархи отечественного ресторанного бизнеса
Остальные, лишившись такого мощного «мотора» своего
бизнеса, как выпивка, совсем было пали духом.
Но только не хозяин «Яра»! Понеся заслуженное наказа¬
ние, господин Судаков не только первым нашел выход из
положения, но и подсказал решение другим. Богатый кон¬
цертный опыт работы с цыганскими коллективами натолкнул
Судакова на мысль: а почему бы для привлечения публики
не приглашать на ресторанные подмостки также исполните¬
лей других жанров.
«Боже сохрани от неприличия...»
Задумано — сделано! Отныне в «Яре» стали строить про¬
грамму по типу западных варьете. В течение одного вечера
вниманию публики предлагалось сразу: выступления класси¬
ческой балерины, куплетиста, английских и американских
эксцентриков. Приглашались также цирковые артисты и дрес¬
сировщики. Циркачей частенько ангажировали на целое теа¬
трализованное представление: в сцене «Прерванное свидание»,
например, участвовало сразу 25 дрессированных собак.
Программы постоянно подновлялись или менялись пол¬
ностью. А потому состав исполнителей варьировался и рас¬
ширялся. Для подбора артистов Судаков лично выезжал в
Петербург и за границу. А уж за уровнем «предлагаемых
блюд» — будьте любезны! — следил рьяно, не жалея на вы¬
сокое искусство ни средств, ни усилий. Скажем, для испол¬
нения оперных арий в «Яр» приглашалась знаменитая италь¬
янка Инеса Минерва. А русские песни целых два сезона
представляла их лучшая в ту пору исполнительница Надеж¬
да Плевицкая. Последняя, кстати, потом вспоминала, как за¬
ботился Судаков о доброй славе своего заведения. При под¬
писании ангажемента чинный и строгий Алексей Акимович
дотошно расспрашивал певицу о фасонах ее концертных
платьев. «Московские купцы возят своих жен, и, боже со¬
храни, чтобы какого неприличия не было!» — объяснил он
свой интерес.
61
Н. Ямской
Ни СНА, НИ ОТДЫХА ИЗМУЧЕННОЙ ДУШЕ
С «Яром» между тем все убыстряющийся ход бурной отече¬
ственной истории проделывал удивительные метаморфозы. В
самый разгар Первой мировой войны здание отдали под лаза¬
рет. Ненадолго воскреснув в 1916 году, «Яр» к осени следую¬
щего года снова закрылся. Сразу же после революции по рас¬
поряжению Моссовета в помещении бывшего ресторана было
организовано централизованное приготовление обедов для
демобилизованных солдат, многодетных семей и беднейших
слоев населения. Но затем готовить обеды стало не из нечего.
В стране ввели продовольственную диктатуру. И тогда не то
что цирковых собак — людей кормить стало нечем. Отчасти
поэтому недостаток хлеба решили хоть как-то компенсиро¬
вать зрелищами. В результате роскошные помещения бывше¬
го «Яра» ненадолго передали театру с убийственным для лю¬
бой музы названием — «Бутырский Совдеп».
КОГДА ПИК «ЗАЦЫКАЛ»,
А ЧК — «ЗАЧИКАЛА»
Ресторан реанимировался в 1922 году, во времена нэпа.
Теперь он носил новое, в «революционном духе» название —
«Красный Яр».
Но чудом уцелевшая дореволюционная кухня, обслуга и
невесть как пережившие конфискационные времена продукты
из частных закромов позволили ему отчасти возродить старую
славу. Правда, на этот раз в полной мере ею воспользовались
уже новые хозяева. Через много лет в публикациях на исто¬
рическую тему стало общим местом описывать, как вовсю гу¬
ляли в новом, согласно вывеске «покрасневшем» «Яре» в од¬
ночасье разбогатевшие на спекуляции нэпманы. Но почему-то
напрочь «забыли» о том, как тогда замечательно воспользова¬
лись этой «вынужденной передышкой» высокопоставленные
«слуги народа». А ведь тогда еще не додушенная ими оконча¬
тельно пресса была переполнена «цветистыми» на данную
62
Патриархи отечественного ресторанного бизнеса
тему материалами. В одной, например, из таких газет — горь¬
ковском «Новом времени» от 25 января 1923 года — появи¬
лась, я бы сказал, ядовитейшая заметка о Михаиле Калинине.
Советская власть вознесла этого бывшего крестьянского сына
на самую макушку. С 1919 года он занимал пост председателя
Центрального исполнительного комитета (ЦИК), про кото¬
рый в народе уже тогда ходила грустная байка о своеобразном
разделении властей в стране, согласно которому «ЦИК —
«цыкает», а ЧК — «чикает».
«ЭХ, КАЛИНКА-МАЛИНКА МОЯ!»
Оказывается, замашки у этого одного из первых лиц «об¬
щенародного парламента» действительно оставались рабоче-
крестьянскими даже тогда, когда ему по его положению вы¬
делили автомобиль из бывшего царского гаража. Уж очень
любил этот улыбчивый «дедушка» в круглых бухгалтерских
очочках разъезжать в конных экипажах. А далее — из газетной
заметки: «В «придворной» конюшне всероссийского старосты
Калинина перед праздниками пропала сбруя, только что до¬
ставленная из бывшей императорской конюшни. Подозрева¬
емые в хищении коронационной упряжи... расстреляны...»
«Староста»... большой любитель прокатиться на тройке, и ча¬
сто его «караковая» часами стоит перед ярко освещенными
окнами «Яра». Умеют «жить» и грабить награбленное...»
От дальнейшего комментария можно было бы и воздер¬
жаться, если бы историческая правда не обязывала уточнить,
что не в пример личному на общегосударственном поприще
эти таланты как-то увядали. И пример «Яра» — очевидный
тому пример. Еще до нэпа от его замечательных гостиничных
помещений взялись отхватывать кусок за куском. Ну а уж
позже дело дошло и до ресторана, который чем дальше, тем
явственнее обнаруживал тенденцию превратиться в обыкно¬
венную столовку. Тенденция скоро оформилась в закономер¬
ность. И тогда дальнейшее построение социализма почему-то
вдруг оказалось несовместимым не только с «цыганщиной»,
63
Н. Ямской
но и с высоким, класса люкс общепитом. Цыган почти во¬
обще лишили концертных площадок и эстрады. А бывший
«Яр» стали еще решительнее заселять различными учрежде¬
ниями.
КРЫЛЬЯ НАШЕЙ РОДИНЫ
Какие только организации не хозяйничали в его потускнев¬
ших хоромах в послеоктябрьские четверть века. По приказу
сверху в удручающе обветшавший былой «дворец еды» и от¬
дохновения сначала вселили идеологически озадаченную
музу советского кино. С 1919 года в здании бывшего «Яра»
последовательно располагались государственная школа ки¬
нематографии, кинотехникум, потом студия «Межрабпом-
фильм» и, наконец, Государственный киноинститут — буду¬
щий ВГИК. Когда многоликую музу кино с Ленинградского
шоссе изгнали, пришел черед лихих «сталинских соколов»: в
1937 году в несколько перестроенное здание переместился
Клуб летчиков «Крылья Советов» с небольшим, подчиненным
авиационному ведомству буфетом и столовой.
И учеба, и культурный — с перерывами на полеты — от¬
дых закончились в этом доме с началом Великой Отечествен¬
ной войны. В июле 1941 года в нем формировалась дивизия
народного ополчения Ленинградского района города Мо¬
сквы. Спустя несколько дней большинство из ее участников
полегло в боях за столицу. А те немногие, кто уцелел, вместе
с пополнением погнали врага на запад уже в составе совер¬
шенно нового соединения — 11-й гвардейской стрелковой
орденов Ленина и Суворова дивизии.
БОЛЬШОЙ СТИЛЬ С НЕБОЛЬШИМ АНТИПРИВЕТОМ
Только в 1947 году в пространство, которое когда-то огра¬
ничивалось стенами былого «Яра», вернулось ресторанное
меню. По личному распоряжению товарища Сталина к преж¬
64
Патриархи отечественного ресторанного бизнеса
ним помещениям пристроили здание гостиницы «Советская».
Таким же стало название и обновленного ресторана. Столы
в нем отличались большим размером. Посуда — вензелями.
А приборы подавали только мельхиоровые. Гостей обслужи¬
вали официанты — степенные в основном мужчины с какой-
то особо мягкой, вкрадчивой походкой. Все были в смокин¬
гах. И каждый с достоинством нес через перекинутую руку
накрахмаленную салфетку невероятной белизны. Став совет¬
ским, бывший «Яр» перешел преимущественно на обслужи¬
вание важнейших правительственных и дипломатических
приемов.
В силу особого статуса и соответствующих цен люди сред¬
него достатка — и уж тем более ниже — к «Советской» даже
не подступались. А предпочитали более дешевую шашлыч¬
ную по другую сторону Ленинградского проспекта — как раз
напротив гостиницы. По этому местоположению московские
острословы так и называли ее — «Антисоветская».
И СНОВА ТАБОРНЫЙ МОТИВ
Все же в однозначно «Советскую» наша небогатая интел¬
лигенция наведывалась. Но только больше не в ресторан,
где словно в память о прежнем «Яре» в 1950-х годах за¬
работало одно из первых советских варьете, а в открытый
десятилетие спустя при гостинице театрально-концертный
зал. Именно тогда на пограничной былому «Яру» террито¬
рии снова зазвучали гитара и цыганское пение — сцену на
время передали цыганскому театру «Ромэн». И вновь со
всей Москвы сюда потянулись верные поклонники искро¬
метного таборного искусства, но уже в исполнении совре¬
менных его представителей: Н. Киселевой (Ляли Черной),
Б. (Рады) и Н. Волшаниновых, Н. Сличенко, семьи Жем¬
чужных.
Так снова обозначилась прерванная было ниточка, кото¬
рая протянулась в современность из далекого, почти забыто¬
го сегодня «Яра».
65
Н. Ямской
"В ОЖИДАНИИ ЮБИЛЕЯ
В наши дни новый ресторан с добрым старым названием
«Яръ» по-прежнему находится на Ленинградском шоссе, дом
32/2, под одной крышей с бывшей гостиницей, а теперь
«Отелем «Советский». И столик в нем может заказать каж¬
дый — было бы что скачать с кредитки. Потому что не знаю,
как в последнее время, но в конце 1990-х «облизать, — как
гласила реклама, — пальчики» после «стерлядки по-царски»
стоило там 35 у. е.
Господин Судаков благотворительностью тоже не зани¬
мался. Но такие цены ему даже не снились.
Впрочем, можно — с учетом некоего родства с нынешним
заведением — считать это наценкой за право нести на себе
славную марку легендарного московского ресторана, которо¬
му — напомним еще раз — в нынешнем веке может испол¬
ниться 200 лет.
ДОРОГИ, КОТОРЫЕ НАС ВЫБИРАЮТ
Банально, но факт! Биографии музыкантов, когда-то бли¬
ставших в программах «Яра», а также их потомков оказались,
как и судьба самого ресторана, весьма зависимыми от драма¬
тичных поворотов отечественной истории. Кому-то, как кра¬
савице Пише (О. Федоровой), посчастливилось жить в спо¬
койные дни. Со сцены она ушла на гребне успеха, выйдя
замуж за дворянина. Кто-то, как Н. Плевицкая, попал в са¬
мые жернова разразившихся в стране катаклизмов. В начале
войны 1914 года знаменитая исполнительница русских песен
уехала на фронт, работала сиделкой в дивизионном лазарете.
В годы Гражданской войны вместе с белыми отступала на юг
России. Осенью 1920 года эмигрировала. В Галлиполи об¬
ручилась с генералом Н. Скоблиным. Затем чета обоснова¬
лась во Франции. Плевицкая пела в парижском «Эрмита¬
же» — ресторане в русском стиле, где выступали А. Вертин¬
ский и Ю. Морфесси. В 1937 году была арестована за связи
66
Патриархи отечественного ресторанного бизнеса
с советской разведкой. Французский суд-юбвинил певицу в
том, что она вместе с мужем участвовала в похищении гене¬
рала Е. Миллера. В итоге Плевицкая была осуждена на 15 лет
каторги и умерла в тюрьме.
ФОЛК-ПОП РОМАНСУ ДРУГ И ДЖАЗУ БРАТ
А вот совершенно иная судьба. Представительница клана
потомственных цыганских музыкантов, дальняя родственница
основательницы первого хора в «Яре», выпускница Москов¬
ской консерватории Валентина Пономарева. Современная пу¬
блика больше знает ее как исполнительницу «цыганских ро¬
мансов». В этом качестве она безоговорочно утвердилась после
выхода на экраны фильма режиссера Э. Рязанова «Жестокий
романс» (1984), где спела за кадром удачные романсные сти¬
лизации А. Петрова на стихи Б. Ахмадулиной, М. Цветаевой,
Э. Рязанова. Гораздо менее известно, что в свое время Поно¬
марева считалась лучшей исполнительницей джазового мейн¬
стрима. А потом, поработав в театре «Ромэн», стала выступать
в одноименном цыганском трио, стремившемся соединить
фольклорную традицию с языком современной музыкальной
эстрады (жанр фолк-поп-музыки). В 1970-х годах с ансамблем
Пономарева проехала полмира, выпустила несколько дисков.
К середине 1980-х годов стала признанным лидером вокаль¬
ного авангарда. Ее сольный диск «Прорицательница», выпу¬
щенный в Великобритании, вошел в десятку лучших альбомов
мира 1985 года, а сама певица была названа мировой критикой
«открытием года».
Вот такая связь времен и спираль прогресса: от неувяда¬
ющего цыганского романса в духе старинного «Яра» до пол¬
ной современной энергетики фолк-поп-музыки. Путь, между
прочим, доказывающий, что подлинное искусство и настоя¬
щий талант — вещи непреходящие и вневременные.
Глава 3
РОВЕСНИКИ СЛЕДУЮЩЕГО ВЕКА
«Старики должны уйти, когда приходят молодые». Это
реплика отжившего свое на арене клоуна из чаплинского
фильма «Огни рампы». С «Яром» и другими московскими
ресторанными «грандами» XIX века такой трагедии не слу¬
чилось. Они вместе со всей остальной Россией вступили в
следующее столетие. А там подоспело и новое поколение.
Начиная прямо с 1900 года и в течение всего первого деся¬
тилетия Москву охватил настоящий гостинично-ресторан-
ный бум.
Именно тогда на ее карте появились новые «гранды» —
знаменитые «Прага», «Националь», «Метрополь», «Савой».
А также — как потом сформулировали совсем по другому
поводу — «и примкнувший к ним» «Будапешт».
«Прага».
Флагман Старого Арбата
Из нового пополнения московских «дворцов еды» — уро¬
женцев начала XX века этот внешне похожий на большой
белый корабль ресторан лет на семьдесят моложе «Яра». Од¬
нако по способности выживания в самых прихотливых исто¬
рических условиях мало в чем ему уступил. К тому же он
еще, пожалуй, единственный, кто ухитрился не просто до¬
жить до 2011 года, но и до самого последнего момента со¬
хранил в относительной неприкосновенности свой неподра¬
жаемый, обретенный еще при рождении облик.
Ровесники следующего века
АЙ ДА КОМПЛЕКСНЫЙ!
Если такое было бы возможно, я бы каждый день обедал
именно в этом московском ресторане. Вы только вообразите:
приходишь, располагаешься в роскошном зале и заказываешь
обычный комплексный обед. А в нем — ароматный суп тортю
с пирожками, тающими во рту; невинные цыплятки кокет
моне-кар с жареной хрустящей корочкой; жаркое из пере¬
пелки с брусничным вареньем; гарниры из латук-салата и
цветной капуты, а также сухари, соусы и еще черт-те что —
под названием «группа жуанвиль».
Или другой вариант, попроще: салат, консоме, пирожки,
расстегаи, холодная телятина, все то же жаркое из рябчиков
и на десерт — кофе с пенкой...
Ну как ассортиментик? А цены? Ведь стоимость первого
комплексного обеда 2 рубля 50 копеек. Со вторым еще смеш¬
нее — 1 рубль 25 копеек. Сравните с бизнес-ланчем в любой
нынешней кафешке — о ресторанах уже нет речи...
Вот то-то! Пишите адрес!
Впрочем, вот тут-то как раз и загвоздочка. Потому что
все это гастрономическое великолепие вычитано в меню, ко¬
торое предлагалось посетителям «Праги» в день... 18 сентяб¬
ря 1911 года.
Так что если сегодня и записывать, то адрес замечатель¬
ного, единственного в своем роде в мире Музея кулинарного
искусства (до коренной реконструкции в 2006 году — Музей
общественного питания) в Большом Рогожском переулке.
Именно там, среди разнообразных экспозиционных шедевров
отечественного кулинарного искусства вроде шоколадной
картины «Лошадь», букета из сахарных цветов, совершенно
внешне неотличимых от живых, и целой сценки по мотивам
сказки «По щучьему велению», выложенной из карамели,
можно ознакомиться с оригиналами нескольких меню тех
«В «ПРАГУ»! В «ПРАГУ»!»
69
Н. Ямской
Ресторан «Прага». 1930-е гг.
самых упоительных завтраков в «Праге». А заодно погру¬
зиться во времена, когда рубль в нашей стране обеспечивал¬
ся полновесным золотом, такими же золотыми рабочими
руками и по-настоящему предприимчивым умом многочис¬
ленных представителей большого, среднего и даже очень
малого бизнеса. А не «накачивался», как ныне, на мировых
биржах шальными фьючерсами на сырую, в том числе рос¬
сийскую, нефть.
Поэтому, скажем, мой дедушка Ян Викентьевич, работав¬
ший в начале прошлого века старшим мастером на 1-й Мо¬
сковской телефонной станции, со своими 100 рублями еже¬
месячного жалованья чувствовал себя вполне уверенно.
Краткий курс
гастрономического ревизионизма
Ну а теперь снова полюбуйтесь на «старопражский»
прейскурант. И прикиньте сами! На свои сто рублей еже¬
месячного жалованья дедушка вполне пристойно содержал
неработающую жену и семь человек детей, оплачивая их
обучение, визиты к врачу и довольно разнообразный гарде¬
роб. Семья, между прочим, жила хоть и в скромной, но все
же трехкомнатной, добротно обставленной квартире. Чего,
70
Ровесники следующего века
например, стоила одна только немецкая фисгармония в го¬
стиной. Или швейцарские напольные часы в черном лакиро¬
ванном футляре, с изящной монограммой «Ле руа а Пари»
(«Король Парижа») на ослепительно-белом циферблате.
Так что такие, как Ян Викентьевич, презрительно зачис¬
ленные товарищем Ульяновым-Лениным в «рабочую аристо¬
кратию», легко могли при желании позволить себе и праж¬
ский «бизнес-ланч». Правда, дедушка все же предпочитал
домашний стол. И воскресного гуся в черносливе и яблоках,
которого бабушка готовила просто божественно.
ВСЕНАРОДНАЯ ТАЙНА «КАШИ ИЗ ТОПОРА»
Ради объективности признаюсь, что стопроцентно люм-
пен-пролетарская родня по другой, материнской линии, ко¬
торая ютилась в полуподвале того же домовладения, о гусе
в черносливе, конечно, могла только мечтать. Но все же в
любой, самой паршивой съестной лавке на Сретенке почти
всегда могла всего за 5 копеек приобрести хлеб, чай и «пол¬
колеса» дешевой колбасы.
Между прочим, семейные воспоминания о рационе пита¬
ния предков свое «черное, антисоветское дело» сделали. Имен¬
но дедушкин гусь породил во мне первое личное сомнение в
неоспоримости марксизма-ленинизма. В полное же отрицание
это переросло в середине 1980-х, когда на наши прилавки ста¬
ли выкидывать колбасу, в основном одного — особого, социа¬
листического сорта. Ее рецепт отнесли к разряду важнейших
государственных секретов. И хотя ее сомнительные вкусовые
качества для массового дегустатора — простых советских
граждан такой уж непроницаемой тайной не являлись, завесу
приподняли только в период перестройки и гласности. Ока¬
зывается, мясная составляющая в той все равно перманентно
дефицитной колбасе не предусматривалась принципиально. В
состав наполнителя лучше было не углубляться. В прессе про¬
говорилось, что за эту выдающуюся «кашу из топора» целый
коллектив изобретателей — специалистов по рациональному
71
Н. Ямской
питанию получил.весьма престижную премию Совета мини¬
стров СССР.
Церемонию награждения в телепрограмме «Время», разу¬
меется, не показывали. Как и длиннющие продуктовые оче¬
реди, в которых основные потребители «съедобного картона»
проводили полжизни.
КТО ЖЕ «НАКРЫВАЛ ПОЛЯНУ»?
В дореволюционной же «Праге» — и парное мясо, и фран¬
цузское шампанское, и привезенные из-за границы фрукты —
все было исключительно натуральным. Публика собиралась
тоже самая достойная. В завсегдатаях — если детализиро¬
вать — числились военные в чинах (в основном преподава¬
тели расположенного неподалеку Александровского училища
и офицеры штаба МВО), солидные юристы, врачи, крепкое
купечество, представители творческой интеллигенции. По¬
следние облюбовали «Прагу» для своих коллективных тор¬
жественных застолий. Скажем, только здесь в память об
основателе Московской консерватории ежегодно проводи¬
лись знаменитые «рубинштейновские обеды». В 1901 году,
после успешной премьеры «Трех сестер» мхатовцы чество¬
вали А.П. Чехова. А в 1913 году литературная Москва устро¬
ила умопомрачительный банкет в честь посетившего Россию
исключительно популярного в те времена бельгийского пи¬
сателя Эмиля Верхарна. В том же году в «Праге» состоялось
чествование великого русского художника Ильи Ефимовича
Репина. За него тостовали по случаю успешного восстанов¬
ления его знаменитой картины «Иван Грозный и его сын
Иван», казалось бы безнадежно до того изрезанной душев¬
нобольным старообрядцем.
Таким образом, очень быстро из просто ресторана «Пра¬
га» превратилась в один из центров культурной жизни го¬
рода. В него захаживали писатели Иван Бунин, Максим
Горький, Александр Куприн, поэты Александр Блок и Сер¬
гей Есенин.
72
Ровесники следующего века
Да мало ли побывало на «палубах» этого почти белоснеж¬
ного, с легким бежевым оттенком гастрономического корабля
достойных людей?
А сколько отмечалось праздников?
Как обуздали «брожение»
А между тем начиналось все более чем прозаично. Еще в
конце 1870-х годов на месте ресторана «Прага» в массивном
двухэтажном здании располагался одноименный трактир.
Почему-то сразу облюбовавшие его московские легковые из¬
возчики не только слабо ведали, в каком таком краю «водилась
эта самая Прага», но даже в расположении стран и континентов
путались. Зато в чем были истинно сильны, так это в богатыр¬
ском потреблении напитка, от сивушного запаха которого даже
их ко всему притерпевшиеся лошадки на задние ноги оседали.
В результате с нелегкой извозчичьей руки «Прагу» быстрень¬
ко переиначили в «Брагу». А основную часть предлагаемой там
еды занесли в один-единственный разряд — «закуска».
Все это безобразие в самом начале XX века прекратил ку¬
пец Семен Петрович Тарарыкин. Для начала он победоносно
овладел помещением бывшей «Браги», выиграв его в карты у
прежнего владельца. Затем, не поскупившись на расходы, при¬
гласил Льва Кекушева — плодовитого архитектора, одного из
родоначальников стиля московский модерн. По проекту этого
талантливого зодчего здание было совершенно преображено.
«Приказав долго жить», тяжелый губернский псевдоампир
уступил место уже нами упомянутой конструкции, напоми¬
нающей рассекающий морские просторы корабль.
СТО ФУТОВ ПОД КИЛЕМ
Овальный корпус нового здания, в дальнейшем увенчан¬
ный на уровне третьего этажа широкими палубами и роскош¬
ными надстройками, прочно утвердился на транспортной
73
Н. Ямской
развилке, за которой по обе стороны раскинулся уютный мир
арбатских переулков, кафе и магазинов.
Московский новичок состоял из шести огромных залов,
двух буфетов, почти двух десятков отдельных кабинетов,
большой открытой террасы.
Закончив реконструкцию, Тарарыкин столь же решитель¬
но взялся за кадры, набрав на главные роли поваров и офи¬
циантов, уже прошедших хорошую школу обучения в луч¬
ших ресторанах города.
Семен Петрович вообще оказался большим новатором. Не
зря в книге И. Левина «Арбат» автор совершенно спра¬
ведливо пишет, что Тарарыкин первым из московских ре¬
стораторов отказался от единого главного зала, а «создал
многоярусную систему различных по размеру и назначению
зальцев, кабинетов, садов и просто интимных уголков. Это
позволяло единовременно принимать многие сотни го¬
стей, предоставляя каждой группе полную автономию. Здесь
свадьба не мешала поминкам, а официальное чествование по¬
четного юбиляра — разудалой молодежной вечеринке с цы¬
ганами и плясками...».
При этом по роскоши внутренней отделки «Прага» сразу
же встала в один ряд с «Эрмитажем» и «Славянским ба¬
заром».
«Я ТЕБЯ УМОЛЯЮ!»
А кухня... Что кухня? Ну, как описать все это великолепие
на столах в час, когда в залах начиналось непрерывное по¬
стукивание ножей. Какими красками обрисовать пунцового
рака, украшающего разварного осетра. Или пышущую жаром
горку блинов со свежей икрой, которую лакеи накладывали
полными ложками на тарелки. А ведь надо было еще выдер¬
жать следующую смену блюд, когда розовая семга нехотя
«сдавала караул» янтарному балыку...
Словом, господин Тарарыкин ухитрился организовать
универсальные праздники еды, одновременно по-европейски
74
Ровесники следующего века
интеллигентные и по-русски щедрые. Таю'что в «Праге» не
поглощали на обед аршинных стерлядей. Хотя кто хотел рас¬
стегая из серой налимьей печенки — пожалте! Кому приспи¬
чило поросеночка с хренком и сметанкой — извольте! Шесть
дымящихся окорочков под водочку — я тебя умоляю! У Та-
рарыкина все есть. И все лучшее. Ведь он даже господина
Тестова, короля всех столичных обжор, ухитрился переще¬
голять расстегаями «пополам» — то есть из стерляди с осет¬
риной...
И потом, только едой все не ограничивалось. Здесь дамы
не только «кушали десерт», но и кружили голову кавалерам
на маскарадах. Солидные господа блаженно усваивали пищу
в дыму послеобеденных сигар. И при желании всегда могли
«растрясти» калории, потому что в «Праге» были лучшие
бильярды — игра велась в четырех специальных залах. Одно
время даже скейтинг-ринг на верхней площадке по примеру
«Крыши» учредить хотели. Однако новшество, как уже рас¬
сказывалось, не разрешили. Впрочем, в «Праге» и без скей-
тинга было весело.
Так что жизнь летела птицей-тройкой! И ложились, ло¬
жились на зеленое сукно радужные царские сторублевки...
ЖИТЬ, ЧТОБЫ ВЫЖИВАТЬ
«Прага» не сдалась даже в годы серьезных исторических
испытаний. В годы империалистической войны прежнее зда¬
ние было надстроено трехэтажным павильоном, изящная ко¬
лоннада оградила плоскую крышу, где на открытом воздухе
тоже появились столики.
Не разделила она и печальную участь многих других ре¬
сторанов, почти безвозвратно рухнувших в первые же по¬
слеоктябрьские дни 1917 года. А только затаилась, тихо
перекантовавшись во времена Гражданской войны, разрухи
и голода. Между прочим, аскетичной поначалу рабоче-
крестьянской власти изысканная роскошь бывшего «бур¬
жуйского» ресторана претила. А вот помещения глянулись.
75
Н. Ямской
В них сразу же разместили несколько магазинов, аукцион¬
ный и комиссионные залы, кинотеатр под тем же названием,
а также организацию под названием ИЗО РАБИС, которая
опекала довольно большой коллектив безработных худож¬
ников.
На нужды общепита здесь выкроили место только одно¬
му — кстати сказать, общественно-показательному учрежде¬
нию — столовой № 20 Городского объединения предприятий
по переработке продуктов сельскохозяйственной промыш¬
ленности, или для краткости Моссельпрома.
Помните, как у Маяковского: «Нигде кроме, как в Мос-
сельпроме!»
УГОЛОК ПОКАЗАТЕЛЬНОГО ПИТАНИЯ
Первый пролетарский поэт воспел тогда этот «уголок» в
своих стихах как общедоступный да образцовый, где «обеды
вкусны и пиво не мутно». Впрочем, столь же положительно
оценили его писатели Илья Ильф и Евгений Петров. Не зря
же Остап Бендер — главный герой их бессмертного романа
«Двенадцать стульев» — аттестовал бывшему предводителю
дворянства, а теперь компаньону Кисе Воробьянинову это
заведение как лучшее место в тогдашней Москве. А все по¬
тому, что, несмотря на все воинствующее убожество совет¬
ского начальства и его какое-то маниакальное стремление
всякую реконструкцию сводить к превращению любого «хра¬
ма еды» в заурядную столовку, с «Прагой» этот номер не
совсем удался. Даже в самые неблагоприятные для вкусной
и здоровой жизни времена здесь посетителей обслуживали
официанты и играл оркестр, которого после десяти сменяла
эстрадная программа, а с двенадцати вступал в дело русский
хор и звучали цимбалы.
В тот день, когда не по возрасту «взбрыкнувший» Киса
привел в моссельпромовское царство простую советскую де¬
вушку Лизу Калачеву, цимбалы еще не играли. Но и без их
томных переборов измученная постной вегетарианской пи¬
76
Ровесники следующего века
щей Лиза была просто сражена. Причем не столько каче¬
ством блюд — бывший предводитель дворянства раскоше¬
лился лишь на водочку под соленый огурец, — сколько
«обилием зеркал, света и цветочных горшков».
Впрочем, когда девушка немного освоилась в этой непри¬
вычной для себя «роскоши», более всего ее «убили» заоб¬
лачные цены.
ХОДОКИ ИЗ «ПРАЖСКОГО ПРОФКОМА»
Но что делать, если все необходимое для достойной, ка¬
чественной жизни советская власть ухитрилась превратить в
дефицит. Ведь это только поначалу ее вожди косили чуть ли
не под заповеди Христа: нехорошо, мол, быть богатым, надо
делиться с бедными! Мой «рабочий аристократ» дедушка это
большевистское лицемерие разгадал еще до воцарения их
вождей в Кремле. «Э нет!»— оглаживая бороду, говорил
он. — Христос завещал делиться своим. Эти же будут делить
чужое».
Вот и доделили! Да так, что хватило только «комчван-
ствующему» меньшинству.
А то уже не зевало — устраивало себе вовсю «сладкую
жизнь». В 1929 году завсегдатаями вернувшейся к полноцен¬
ной ресторанной жизни «Праги» стали профсоюзные чинов¬
ники из Союза строителей. Тайно учредив меж собой для
интимных утех общество «Кабуки», они начинали свой ве¬
черний отдых в пивной «Тетя». Затем перебирались в сле¬
дующую. А завершали свой «культурный отдых» в «Праге»,
где гуляли до закрытия в два часа ночи. После чего нанима¬
ли автомобиль, захватывали проституток и перемещались к
месту службы, в губотдел. В связи с отсутствием жилья за¬
вершающую часть ночи профсоюзные аппаратчики проводи¬
ли с барышнями в рабочих кабинетах. Днем кое-как работа¬
ли, а вечером, позаимствовав деньги из профсоюзной кассы,
начинали новый поход с посещения «Тети». И далее — по
уже хорошо ими освоенному маршруту.
77
Чтг Н. Ямской
В ТИСКАХ ДВОЙНОГО ПРЕЙСКУРАНТА
Спустя некоторое время — по причине обнаружения пу¬
стой кассы — следственные органы все же избавили этих на¬
чальников от их прямо-таки изнурительной, в две смены
«служебной деятельности».
Что, впрочем, нисколько не искоренило само явление.
Ибо дело «Кабуки» давно пылится в архиве. А сладкая жизнь
на казенный счет у российских чиновников только берет все
новые и новые высоты.
Правда, в том же 1929 году поле злачных мест для подобной
публики в Москве не только сократилось, но стало более «про¬
сматриваемым» агентами ОГПУ и потому неуютным. Случи¬
лось это вследствие того, что целый ряд ресторанов с перво¬
классной кухней — в том числе как-то «реанимировавшуюся»
в этом плане «Прагу» — перевели на обслуживание исключи¬
тельно иностранцев. В течение трех лет они обслуживали толь¬
ко зарубежных туристов и инженеров, без участия которых
выполнение первого пятилетнего плана было бы просто невоз¬
можно. Поэтому в этот период оплата в лучших московских
ресторанах осуществлялась только на иностранную валюту, а
граждане собственной страны «могли совершенно не волно¬
ваться». Послабление вышло в 1933 году, когда в них ввели
двойной прейскурант цен — на валюту и на советские деньги.
Цены в советских госзнаках были, конечно, астрономические.
Более или менее приличный ужин на двоих с водкой и
шампанским стоил столько, сколько получал квалифициро¬
ванный рабочий за две недели труда на заводе.
Единственный, дорогой, любимый...
Правда, уже к следующему 1934 году в стране начал скла¬
дываться привилегированный слой новой советской элиты.
И каждый, кто к нему себя причислял, тоже стал вхож.
В кругах близких к гастрономическому помешательству
стали даже поговаривать о возвращении ресторанного мира
78
Ровесники следующего века
дореволюционной Москвы. В той же «Праге» основу «худо¬
жественной» части программы составляло выступление ма¬
ленького, но совершенно замечательного цыганского хора.
Старые поклонники угадывали когда-то знаменитых соли¬
стов — покорителей «Яра». В маленьком лысом старике-
гитаристе в видавшем виды бархатном кафтане без рукавов
с изумлением узнавали музыкального виртуоза Лебедева, ак¬
компанировавшего в свое время самой Варе Паниной. И,
долго не отпуская со сцены, рукоплескали Марии Артамоно¬
вой. Зажигательная цыганская венгерка в исполнении этой
любимицы Москвы времен нэпа обычно завершала вечер.
Почти всегда особое оживление у цыганских артистов вы¬
зывало появление в зале молодого, безукоризненно одетого
красавца аристократической наружности и с такого же толка
изящными, полными спокойного достоинства манерами. Это
был Дмитрий Дорлиак. И тогда хор сразу затягивал люби¬
мую его: «Эх, матушка, скушно мне...» А перед закрытием
провожал знаменитой застольной «За дружеской бесе¬
дою...» — с припевом «К нам приехал наш любимый Дми¬
трий Львович дорогой».
НОСТАЛЬГИЯ ПО-НАСТОЯШЕМУ
В богемной Москве середины 1930-х годов Дмитрий Дор¬
лиак был очень заметной фигурой. Молодой актер Театра
имени Вахтангова, он стал особенно широко известен после
того, как в 1933 году сыграл Люсьена Левена в спектакле по
«Человеческой комедии» Бальзака. Еще большую славу — и,
конечно, хорошие деньги — принесла ему работа в кино. Осо¬
бенно после съемок фильма «Пламя Парижа», в котором он
сыграл центральную роль. Так что молодой вахтанговец
пользовался невероятным успехом у москвичек. И был своим
человеком в лучших столичных ресторанах, где в каждом — в
том числе и в «Праге» — имел зарезервированный за собой
столик. Официанты обычно бросали своих гостей и кидались
обслуживать «форменного маркиза». Дмитрий и вправду был
79
Н. Ямской
голубых кровей. Во времена Французской революции его
предки — представители старинного аристократического
рода бежали в Россию. А мать — Ксения Николаевна Дорли-
ак — успела побывать фрейлиной при дворе последней рус¬
ской императрицы. Она была прекрасной, с хорошей вокаль¬
ной школой певицей. Потом, преподавая в Московской
консерватории, преуспела и в этом: из ее класса вышло не¬
мало впоследствии прославленных молодых солистов Боль¬
шого театра — в том числе ряд певцов и певиц, которым бла¬
говолил сам Сталин.
Все старые ресторанные работники — от чувствующего
себя в смокинге как дома метрдотеля до стоящего на входе
швейцара — чуть ли не боготворили Дмитрия. И совсем не
за чаевые. А потому, что чувствовали и уважали в нем по¬
роду. Что на фоне основного контингента посетителей — и
особенно подгулявших, полных комчванства советских на¬
чальников — просто бросалось в глаза. А заодно вызывало
острый приступ тоски по прошлой ресторанной жизни, где
безобразий тоже хватало. Но такого воинствующего, полного
классовой спеси бескультурья все же не наблюдалось.
ТОСКА, ПЕРЕХОДЯЩАЯ В УЖАС
Всех, в плане тоски и особенно страха уравнял товарищ
Сталин. «Прагу» тоже прикрыли по его милости. Ибо ее
дальнейшая судьба вдруг оказалась связана с личной семей¬
ной драмой вождя. А если конкретнее — темной историей не
то убийства, не то самоубийства его жены Надежды Алли¬
луевой. Так или иначе, но после ее кончины одинокий Крем¬
левский Горец не пожелал оставаться в старом семейном
гнезде в подмосковном Зубалове. И в 1933 году по проекту
архитектора М. Мержанова на небольшом пустыре по доро¬
ге в Кунцево ему построили новую загородную резиденцию.
В историю она вошла как кунцевская, ближняя или «дача в
Волынском». Но в документах НКВД-КГБ значилась как со¬
ответствующим образом оборудованный и строго охраняе¬
80
Ровесники следующего века
мый секретный «объект № 101». Таким же режимным объ¬
ектом, соответственно, стала и вся 35-километровая трасса
от Кремля до новой загородной сталинской резиденции. Ее
охраняли более трех тысяч агентов, пешие и автомобильные
патрули, в распоряжении которых была сложная система
сигналов и полевых телефонов.
Двадцать лет особого режима
На беду «Праги», часть сталинского маршрута проходила
по Старому (как его сегодня называют) Арбату. И как толь¬
ко лимузин вождя и сопровождающий его кортеж вылетали
из кремлевских ворот, многочисленная агентура, присоеди¬
нившись к круглосуточным нарядам «топтунов», рассредо¬
точивалась по всей улице, занимала посты в подъездах до¬
мов, прилегающих переулках и даже на крышах зданий. Со
временем эти периодические переводы целого жилого рай¬
она города чуть ли не на военное положение превратили
Арбат в постоянно действующую зону особого режима, в
которой все — от служебного назначения городских объек¬
тов до условий проживания горожан — было подстроено
под расписание движения лишь одного-единственного чело¬
века.
И так продолжалось два десятка лет подряд.
Среди многочисленных жертв этого невероятно раздутого
страха из-за возможного покушения на вождя оказалось и
здание бывшей «Праги»: его надолго оккупировала оператив¬
ная охрана, которая развернула здесь свой штаб и служебную
столовую.
ОТ КАКОГО НАСЛЕДИЯ НЕ УДАЛОСЬ ОТКАЗАТЬСЯ
Только после смерти Сталина «Праге» вернули ее закон¬
ные помещения, закрыв все, что не имело отношения к ре¬
сторану.
81
Н. Ямской
Первым — под тем же фирменным названием, что и ре¬
сторан, — открылось кафе на первом этаже. Его элегантный
интерьер тут же и надолго (пока в 1962 году не открыли
кафе «Московское») облюбовали московские антикварные
короли — видимо, в силу генетической памяти о функцио¬
нировавших в этих стенах двадцать лет назад скупке и аук¬
ционном зале. «Охранное» наследие тоже в конце концов
себя обнаружило. Но гораздо позже, уже в постсоветское
время.
Сам же открывшийся в 1955 году старинный ресторан
предстал значительно перепланированным и оформленным
в стиле более соответствующем его названию. Здание под¬
росло на целый этаж, где разместился банкетный Зеркаль¬
ный зал. А на прежних площадях кроме уже упомянутого
кафе с сидячими местами открылось еще одно — угловое,
«стоячее». А также закусочная, кондитерский цех и магазин
кулинарии.
МАЛАЯ РОДИНА «ПТИЧЬЕГО МОЛОКА»
Самым бойким местом в обновленной «Праге» стал вто¬
рой этаж. В него «вписали» целую анфиладу из семи залов:
«Бирюзового», «Ново-Пражского», «Купольного», «Орехо¬
вого» и т. д., возведенных строителями столичного метро-
строя и оформленных мастерами из Чехии и Словакии.
Как родная прижилась в этих традиционно хлебосольных
стенах и национальная кухня этих двух стран — с высоко¬
калорийными блюдами, острыми соусами, пюреобразными
супами, аппетитно сдобренными тмином, зеленью, специями.
Недаром те, кому довелось в те годы гулять здесь на свадьбах
или отмечать успешную защиту диссертации, до сих пор до¬
брым словом поминают знаменитую фирменную триаду:
«суп-гуляш по-чешски», «жареный сыр по-чешски» и яблоч¬
ный торт.
А какая в «Праге» была кулинария? В относительно бла¬
гоприятный период «расцвета застоя» там были выставлены
82
Ровесники следующего века
деликатесы, на которые нам, живущим на «стипуху» студен¬
там, было больно смотреть: рулетики из ветчины, фарширо¬
ванные утки с апельсинами, форшмак, палтус горячего коп¬
чения.
ВИЛ НА ДРУГОЕ ЖИТЕЛЬСТВО
Кондитерские изделия в «пражской» кулинарии — это от¬
дельная история. Достаточно упомянуть лишь торт «Птичье
молоко» — изобретение Владимира Михайловича Гуральни-
ка, шеф-повара ресторана и потомственного кондитера (до
войны его отец возглавлял кондитерский цех в ресторане
«Москва»).
Так что нет ничего удивительного в том, что в «Прагу»
всегда стояли большие очереди — причем это еще только для
того, чтобы оформить предварительный заказ.
А еще почему-то долгое время считалось особенно пре¬
стижным именно в этом ресторане справлять свадьбы и обмы¬
вать удачную защиту диссертаций. Может быть, потому, что
в общественном мнении советской Москвы конца 1960-х — на¬
чала 1970-х обновленная «Прага», которой тогда, кстати гово¬
ря, присвоили звание «предприятие — отличник обществен¬
ного питания», многими искренне воспринималась как окно в
другую, обязательно счастливую жизнь.
«Зато мы слушаем
и ПИШЕМ ХОРОШО...»
В 1969 году в «Праге» справляли свою свадьбу наш зна¬
менитый киноактер Вячеслав Тихонов, имя которого еще не
связывали с легендарным Штирлицем (фильм «Семнадцать
мгновений весны» вышел на телеэкраны только через три
года) и его избранница, работавшая тогда в школе на Арба¬
те преподавателем французского языка. «Папе тогда было
около сорока (1969), маме — двадцать четыре, — рассказы¬
83
Н. Ямской
вала в одном из современных глянцевых журналов их дочь
Анна. — Было много известных людей, в том числе Юрий
Владимирович Никулин. Он веселил собравшихся, мастер¬
ски исполняя блатные песни. Особым успехом пользовался
хит Аркадия Северного «На нары». Особенно «в масть» зву¬
чали обращенные к не в первый раз вступавшему в брак
жениху слова: «Попался снова ты опять! Попался, попался,
попался!»
Новобрачные и гости смеялись до слез.
В двенадцать часов ночи подошел администратор. И, на¬
мекнув, что пора закругляться, панибратски «заказал» Ни¬
кулину повторение.
Юрий Владимирович смерил его взглядом и холодно оса¬
дил: «Я пою только для друзей».
Тот вроде бы сначала стушевался. Но, быстро придя в
себя, как бы между прочим бросил: «Не хотите — не надо.
Послушаем в записи!»
ОМАР В СОУСЕ, «ЖУЧОК» В СТЕНЕ
Оговорка кадрового работника знаменитого ресторана
тогда вряд ли «зацепила» внимание присутствующих. А
между тем объясняла многое. И прежде всего почему самых
известных в стране людей в такие замечательные рестораны
особенно настойчиво зазывали. Не говоря уж о том, что
именно «Прага», а также целый ряд других таких же «от¬
личников общественного питания» были в те годы выделены
для проведения высоких дипломатических приемов. Просто
таким образом КГБ пополнял свою служебную фонотеку.
Что и выяснилось уже в новой России, когда в 1996 году в
ресторане затеяли новую реконструкцию. Тогда из разло¬
манных стен извлекли сотни миниатюрных подслушиваю¬
щих устройств. Новость через прессу облетела всю Москву.
А один из знакомых, старый завсегдатай «Праги», проком¬
ментировал ее так: «Вот вам омар в соусе, а вот нам — «жу¬
чок» в стене!»
84
Ровесники следующего века
Утешимся же сегодня тем, что «Прага» жила долго и не
такое, как говорится, видела.
А еще афоризмом знаменитого польского юмориста Ежи
Леца: «Одиночества нет. Ведь кто-то же нас подслушивает...»
Ресторан «Метрополь», как и одноименная гостиница, в
которой в советские времена размещался еще и двухзальный
кинотеатр с таким же названием (до революции он называл¬
ся «Театр «Модерн»), безусловно, весь прошлый век оста¬
вался одним из самых респектабельных и популярных в сто¬
лице. Сказать, однако, что главным его достоинством была
какая-то особенная кухня, нельзя. Нет, в нем всегда можно
было отведать прекрасно приготовленные отечественные и
европейские блюда, представленные в большом выборе и
разнообразии. Но по эксклюзивности это, конечно, вряд ли
могло сравниться, скажем, с тем, что подавалось в распола¬
гавшемся когда-то сбоку от него, через Воскресенскую пло¬
щадь (потом площадь Свердлова, теперь Театральная пло¬
щадь) знаменитом трактире Тестова.
Особую статью, разумеется, составляли мероприятия боль¬
шого государственного значения. Вроде памятного обеда в
декабре 1949 года, когда за уставленным кулинарными шедев¬
рами банкетным столом в красном зале «Метрополя» товарищ
Сталин лично принимал прибывшего на его 70-летний юбилей
Мао Цзэдуна. Вся остальная страна такой гастрономической
благодати отродясь не видывала. Сенсационное открытие того,
что «народ и партия едины, но только разное едим мы», со¬
ветских тружеников поджидало далеко впереди. В отличие от
Джона Фицджеральда Кеннеди. Эту истину будущий 35-й
президент США — а тогда никому не известный в СССР мо-
«Метрополь» молодости нашей
ВИП-ТРАПЕЗЫ
85
Зал ресторана «Метрополь»
лодой человек, носящий фамилию одного из богатейших кла¬
нов Америки, — открыл еще в конце 1930-х, во время своего
частного ознакомительного визита в Москву.
Кстати, остановился он тогда тоже не где-нибудь, как раз
в «Метрополе». Здесь же и питался.
ПОД СЕНЬЮ СТРУЙ
И все же москвичи, особенно принадлежащие к старшему
поколению, всегда любили этот ресторан.
Вспоминая «Метрополь» времен своей молодости, я — да
и не только я, а и многие его тогдашние посетители — не
перестают удивляться, почему казался таким уютным огром¬
ный, накрытый сверху стеклянным куполом главный ресто¬
ранный зал. Это уже потом, ближе к нашим дням я узнал,
что по существовавшей в начале прошлого века традиции
перед новогодним балом к нему подвешивали пышные гир¬
лянды цветов и разные аллегорические фигуры. А однажды
даже подняли целый дирижабль цеппелин, под брюхом ко¬
торого развевался флаг с надписью «С новым 1911 годом».
В серединные советские годы под купол ничего не под¬
вешивали. Но зато посредине укрытого его просторной ча-
86
Ровесники следующего века
шей зала по-прежнему как-то умиротворяюще журчал фон¬
тан. Его водяные струи осыпались в бассейн, где вместе с
золотыми рыбками легкомысленно плескались их сотовари¬
щи совсем не декоративных, а гастрономических пород.
ГЛОТОК СВОБОДЫ В РЫБНЫЙ ДЕНЬ
Точно так же, как когда-то в «Яре», всех этих судачков,
сазанов, карпов и карасей можно было выбрать и заказать.
Минут через пятнадцать официант приносил вашего избран¬
ника в сметане, фри или запеченного в картофеле. Я лично,
как и многие другие, никогда таким заказом не пользовался.
Сначала из принципиальных соображений: не могу — как
говаривал почетный завсегдатай этого ресторана, писатель
Ю. Нагибин — есть знакомых. А позже — потому что не же¬
лал быть лохом. Так как совершенно случайно выведал: на
кухне заказанных рыб, которые, как известно, немы и «на
лицо едины», на сковороду отнюдь не швыряли. Им там же,
в укромном аквариуме-отстойнике срочно предоставляли
временный вид на жительство. И ближе к утру, после разъ¬
езда простодушных клиентов, возвращали в родной бассейн.
На стол же подавали их менее удачливых, давно уже дове¬
денных до «свежезамороженного» состояния коллег.
Насколько я теперь понимаю, тогда это был единственно
возможный способ быстро, не покидая исторической родины
получить «политическое убежище».
Да и то — доступный лишь живым дублерам прописанных
в ресторанном меню блюд.
Срывая цветы удовольствий
Для тех же, кто хоть в какой-то степени «горел свободой»
и вместо набивших оскомину трудовых маршей хотел отдох¬
нуть душой под звуки блюза, очень сильной приманкой тог¬
дашнего «Метрополя» была музыкальная программа. Дело в
87
Н. Ямской
том, что начиная с первых дней своих и многие десятилетия
подряд советская пропаганда рьяно предостерегала, что вся¬
кая там «легкая музыка» и особенно джаз — это «идеологи¬
ческий яд» и «очень нездоровое увлечение». Однако совер¬
шенно впустую! Ибо, как только представлялась возможность,
«нездоровому увлечению» с еще большим энтузиазмом пре¬
давались даже самые законопослушные. Изгнанный с эстра¬
ды и из радиоэфира джаз (а тогда джазом называли любую
легкую музыку) перекочевал на импровизированные танцве-
чера и в рестораны.
Последние, надо заметить, были настоящими островками
аполитичности. Власти за ними приглядывали, но не «при¬
хлопывали». Видимо, поджидали, когда «расцветут все цве¬
ты». Потому что «срывали» их обычно не сразу, а за обще¬
питовским порогом.
«Качаюсь я, но в стиле блюз...»
На большой эстраде «Метрополя» выступали лучшие
джаз-ансамбли с сильными солистами и очень достойным
репертуаром. Долгие годы гонения на джаз их присутствие
в роскошном зале гостиничного ресторана являлось таким
же привычным его атрибутом, как мраморные колонны,
фирменные напольные торшеры и дивной красоты хрусталь¬
ные люстры. В 1930-х годах в «Метрополе» играл чудесный
чешский инструментальный коллектив Питера. А в конце
50-х — начале 70-х люди специально приходили «на Леню
Геллера». Или на небольшой, но чрезвычайно популярный
в те годы ансамбль, в котором играли Александр Ривчун
(кларнет, альт и тенор-саксофон), Ян Френкель (скрипка),
Леонид Кауфман и Виктор Андреев (фортепиано), Алек¬
сандр Розенвассер (контрабас) и Сергей Седых (ударные).
Ансамбль, благодаря которому одно время в «Метрополе»
сконцентрировалась московская джазовая жизнь, играл эмо¬
ционально, в меру мягко и очень ритмично. Многие музы¬
канты и просто любители приходили в этот ресторан специ-
88
Гостиница «Метрополь»
ально для того, чтобы «вживую» послушать мелодии Чарли
Паркера или Диззи Гиллеспи.
А все прочие, оказавшись во власти дефицитнейшей тогда
«западной музыки», да еще в по-настоящему классном ис¬
полнении, просто кейфовали. Двигались при этом как могли,
где-то не совсем в стиле блюз, но уже и не вприсядку. Тан¬
цевали вокруг бассейна. Освещение менялось — серебристое,
оранжевое, рубиновое, синее... Соответственно окрашивалась
вода в садке и фонтанные струи. Это было так красиво, так
непреодолимо подхватывало и уносило из сероватой соцдей-
ствительности, что некоторые, увлекшись, наезжали на не¬
высокий бордюр искусственного водоема. И вместе с дамой
опрокидывались в фонтан. Рыбки при этом бешено метались
по сторонам, а вытесненные излишки воды растекались по
паркету...
МУЗЕЙ ПОЛ ОТКРЫТЫМ НЕБОМ
Никаких других, более серьезных эксцессов в ресторане,
как правило, не случалось. Не та заходила сюда публика. Без
подгулявших командированных, «королей шмоточной фар-
цы» и теневых цеховиков, конечно, не обходилось. Но все
89
Н. Ямской
это сильно разбавлялось сливками московской интеллиген¬
ции — облюбовавшими ресторанный зал «Метрополя» писа¬
телями, режиссерами, артистами. Да сама окружающая архи¬
тектурная среда дисциплинировала. Она воспитывала еще на
подходе к зданию, которое возводили в период с 1899 по
1905 год. Генеральным заказчиком был не бог весть какой
богатый предприниматель, но большой меценат С. Мамонтов.
Над проектом трудились архитекторы В. Валькотт, Л. Кеку-
шев при участии Ф. Шехтеля. С тех пор вот уже какое по¬
коление москвичей и гостей города любуется этим классиче¬
ским образцом стиля модерн. Чего стоят только одни его
фасады! Ведь в их оформлении участвовали выдающиеся
отечественные мастера. Но судите сами: выходящее на Теа¬
тральный проезд большое керамическое панно «Принцесса
Греза» (по мотивам чрезвычайно популярной в то время пье¬
сы Э. Ростана) выполнено по рисунку М. Врубеля. Барельеф
«Времена года» вылеплен Н. Андреевым. Автор семи кера¬
мических панно — замечательный художник А. Головин. Не
фасад, а увлекательное пособие по образцам высокого искус¬
ства. Недаром по фризу над третьим этажом вязью из май¬
олики в дореволюционное время была выведена цитата из
Ф. Ницше: «Опять старая история: когда выстроишь дом, то
замечаешь, что научился кое-чему».
ВЕСЕЛЫЕ РАСПЛЮЕВСКИЕ ЛЕНЕЧКИ
Куда как сложнее оказалось с нашей отечественной исто¬
рией. Если она нас и учит, то, увы, лишь «чему-нибудь и
как-нибудь». В бурные дни 1904 года «Метрополь», в ресто¬
ране которого доселе по традиции доминировали богатые
владельцы лошадей и завсегдатаи скачек, вдруг превратился
в место братания прогрессивной российской интеллигенции
с проснувшимися от векового сна трудящимися массами.
Лучше всего про это в книжке большого знатока историче¬
ских мест Москвы Льва Колодного. Ссылаясь на описание
данных событий в горьковском «Климе Самгине», он напо¬
90
Ровесники следующего века
минает: «В тот описываемый в романе день, 18 октября, на
улицы вышли толпы людей с красными знаменами. Впервые
Москва могла свободно шествовать и митинговать. Фонтан
на площади перед «Метрополем» служил трибуной, митинг
шел и в зале ресторана, где находился Федор Шаляпин,
вспоминавший так: «Пришлось мне однажды петь «Дуби¬
нушку» не потому, что меня об этом просили, а потому, что
царь в особом манифесте обещал свободу. Было это в Мо¬
скве, в огромном ресторанном зале... Ликовала в тот день
Москва! Я стоял на столе и пел — с каким подъемом, с какой
радостью!»
Ни Горький, ни Шаляпин не упоминают, что после пения
артист взял шапку и пошел меж столиками собирать деньги.
Бросали их не скупясь. И, как свидетельствует очевидица —
писательница Т. Щепкина-Куперник: «Собрал он огромную
сумму». «На революцию!» — говорил Шаляпин, как все тог¬
да не ведавший, во что все выльется.
Они БЫЛИ ПЕРВЫМИ
А вылилось октябрем 1917-го. Тогда по замечательному
фасаду «Метрополя» лупили из пулеметов и даже несколь¬
ко раз пальнули из пушки. «А как же? — объясняли нам в
школьных учебниках. — Ведь «Метрополь» стал одним из по¬
следних бастионов контрреволюции». «Контрреволюцию»
работы Врубеля и других выдающихся мастеров русской куль¬
туры защищали мальчишки-юнкера. А убивали их и крушили
здание малограмотные пришлые люмпены, которых учебник
целомудренно обозвал «отряд иногородних революционных
рабочих, пришедших под командованием М. Фрунзе на по¬
мощь московскому пролетариату». Трудовые массы возбудили
лозунгом «Мир хижинам, война дворцам!». Прошло полвека,
прежде чем дети поверивших в этот лозунг «очередников» ста¬
ли наконец-то перебираться из своих хижин в хрущобы. Зато
авторы лозунга моментально, уже в марте 1918 года въехали
во дворцы. И расположились в них со всеми удобствами. «Ме¬
91
Н. Ямской
трополь», например, превратился во Второй Дом Советов.
Швейцара на входе в ресторан заменил матрос с винтовкой.
А его напарника в вестибюле — выдающий пропуска красно¬
гвардеец с браунингом и отбирающая их парочка строгих то¬
варищей с пулеметными лентами через плечо.
РАЗДЕЛЕНИЕ СФЕР В ВОПРОСЕ ПИТАНИЯ
Самые существенные перемены произошли внутри. Там со¬
всем недавние ароматы и звуки прежней жизни сменил тороп¬
ливый топот сапог, скрип кожаных тужурок, запахи пота и
лохматых, пахнувших сырой овчиной папах. В ресторанном
зале царил полумрак, который тщетно пытались разогнать
две-три лампочки в хрустальных чашечках. В центре серел
цементным дном высохший фонтан. Вокруг него — кто на
чем — сидели люди и слушали оратора, который вещал с при¬
тащенной откуда-то трибуны. Это заседал временно разме¬
щенный здесь Центральный исполнительный комитет — вро¬
де бы главный законодательный орган страны, так сказать,
голос народа, который большевистские вожди превратили в
безгласную пародию на парламент. Зал бывшего ресторана,
где циковцы какое-то время заседали, скоро превратили в
«первую советскую столовую». Перед тем как перебраться в
другое место, ЦИК под руководством товарища Свердлова
принял здесь постановление о введении продразверстки. По¬
сле того как у крестьян стали насильственно отбирать зерно,
«скучно» стало даже в привилегированной «первой столовке»,
где звон оловянных ложек и мисок зазвучал довольно «ми¬
норно». Впрочем, ответственным товарищам, разместившим¬
ся вместе со своими женами и детьми в шикарных номерах,
жилось повеселее. Как и свежеиспеченному начальству из вре¬
менно занявших «Метрополь» правительственных учрежде¬
ний (третий этаж, например, оккупировал Наркомат иностран¬
ных дел). Там по-прежнему «старорежимно» расстилались
дорогие ковры. И разносили чай по номерам эфемерные су¬
щества в белых кружевных фартучках.
92
Ровесники следующего века
Все золото мимо
К 1929 году бурное жилищное партстроительство для но¬
менклатуры достигло таких успехов, что родное рабоче-
крестьянское правительство сочло возможным освободить
«Метрополь» для «Интуриста», который вновь открыл в нем
гостиницу. С этого момента в этом помещении получили воз¬
можность остановиться, нормально покушать в возрожден¬
ном ресторане люди не столь номенклатурные, но зато очень
известные: например, отечественное медицинское светило
И. Мечников, художник И. Репин или композитор С. Про¬
кофьев. Останавливались в ней и знаменитые иностранные
визитеры, вроде писателя Бернарда Шоу (1931) или Бер¬
тольта Брехта (1942).
Бывало, что и судьбы известных всей стране людей здесь
связывались. Например, именно в фойе «Метрополя» Сергей
Есенин признавался в любви Айседоре Дункан, а в ресторане
впервые встретились Галина Вишневская и Мстислав Ростро¬
пович. Здесь же кушал и даже первое время после возвраще¬
ния в СССР жил в одном из номеров заметно обескураженный
этим своим опрометчивым шагом А. Куприн.
Ну а «передовой рабочий класс» озабоченно шмыгал
мимо, лишь иногда задирая голову, чтобы мимоходом полю¬
боваться врубелевской «Принцессой Грезой». А также про¬
бежать глазами фразу, которую уже в советское время вы¬
ложили на той стороне здания, что смотрит на памятник
Карлу Марксу. Надпись гласила: «Только диктатура проле¬
тариата в состоянии освободить человечество от гнета капи¬
тала». И подпись: «В.И. Ленин».
Про освобождение от «гнета капитала» потом трезвонили
70 лет подряд. Но в 1920-х годах от разрухи и голода населе¬
ние спас нэп, то есть как раз частный капитал. В тот же пери¬
од в «Метрополе» снова заработал ресторан. На небольшой
Приступ шахматной лихорадки
93
Н. Ямской
период он закрывался лишь в конце 1925 года. Но по уважи¬
тельной причине: в Фонтанном зале Второго Дома Советов
(читай: бывшая гостиница «Метрополь») проходил 1-й Мо¬
сковский международный шахматный турнир. Он вызвал в
Москве приступ форменного массового шахматного безумия,
когда у всех на устах были имена участников — прославлен¬
ных зарубежных гроссмейстеров. И прежде всего действую¬
щего чемпиона мира кубинца Х.Р. Касабланки, экс-чемпиона
немца Э. Ласкера и — ура! — победителя турнира, чемпиона
СССР тех лет Е. Боголюбова. Все они, как и сама шахматная
лихорадка, потом были упомянуты в легендарном романе
И. Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев», успех которого,
кстати говоря, авторы тоже отмечали в «Метрополе».
Виноват! В ресторане Второго Дома Советов.
КРАСИВО ЕСТЬ НЕ ЗАПРЕТИШЬ
Свою порцию радости несколько лет спустя в этом же ре¬
сторане получил и народный артист СССР, мхатовец Миха¬
ил Яншин. Как-то там за ужином он углядел в меню назва¬
ние, которое привело его в большое волнение. Именовалось
оно «омлет с вязигой». Когда-то в «Метрополе» это высоко
ценимое подлинными гурманами блюдо всегда можно было
заказать. Но потом в силу известных исторических причин,
казалось бы, исчезло навсегда. Яншин подозвал официанта
и стал заказывать этот омлет, входя в мельчайшие подроб¬
ности. Когда все уж, казалось, обсудили и официант стал
уходить, Яншин его вернул. И тихим, нежным голосом, как
будто речь шла о новорожденном младенце, сказал: «И ты
поосторожнее с ним, братец. Будешь нести, накрой не одной
салфеткой, а тремя, чтобы он не простудился». Официант
принес омлет. И привел с собой шеф-повара. И пока Яншин
накладывал себе с блюда на тарелку и с упоением ел, повар
стоял у колонны и, прикладывая к глазам и носу салфетку,
бормотал: «Благодарю тебя, Господи, сподобил еще раз уви¬
деть, как господа едят».
94
Ровесники следующего века
«Ну вы, блин, даете!»
Ох, сколько лет после этого ленинские и прочие обяза¬
тельные к употреблению цитаты в жизни наших людей за¬
меняли нормальную гастрономию! Без малого три четверти
века.
Однако, когда в дни Московской Олимпиады перед ее
высокими зарубежными гостями потребовалось блеснуть
нашим богатырским гостеприимством, старый добрый «Ме¬
трополь» не подвел. Пожалуй, наибольшим успехом в те дни
пользовалась специально открытая в нем к Играм рус¬
ская чайная. По моему наблюдению, в заставленном само¬
варами, пузатыми чайниками зале, на антресолях которого
бушевал русский народный оркестр, видавшая разнообраз¬
ные гастрономические виды зарубежная публика сдавалась
без боя.
А все потому, что большинство из них оказалось со¬
вершенно не в состоянии противостоять искушению хо¬
рошенько откушать блинов с семгой, икрой, сметаной или
маслом.
В ПЛЕНУ СОБЛАЗНОВ
Сопротивляться было бесполезно. Да и куда деваться?
После разминки в чайной уходить надо было через главный
зал. А там...
Словом, если в русской чайной многое можно было сме¬
ло посвящать светлой памяти Ивана Яковлевича Тестова, то
в ресторанном меню главного зала явно угадывались дале¬
кие отзвуки когда-то блистательного «Славянского базара».
Здесь бал правили дичь и рыба. Из мясного особенно был
хорош фирменный бифштекс из говяжьей вырезки, обжа¬
ренный на сковороде в кипящем масле с обеих сторон до
румяной, нежно похрустывающей корочки. Подавалось это
дивное блюдо с картофельными крекерами и острым со¬
усом.
95
Н. Ямской
Особо тогда потрафили, конечно, любителям рыбного. Вот
лишь несколько названий для знатоков: рыба фри, рыба «по-
русски», «по-московски», «по-польски», паровая и т. д. и т. п.
А ведь надо было еще добраться до десерта — пломбира
«Метрополь» в шоколадном соусе и нашпигованного жаре¬
ным миндалем...
Но многие, между прочим, очень даже добирались!
И вот им я бы без колебания сразу давал большую золо¬
тую медаль на Олимпийских играх для любителей хорошень¬
ко покушать, если бы таковые конечно же существовали.
Наряды прошлого
И КОНТУРЫ БУДУШЕГО
Между прочим, я тогда не поленился — оставил себе в
качестве сувенира запись в журналистской книжке рецепта
салата «Метрополь», который хотелось бы процитировать:
курятина, перемешанная с мякотью вареной куропатки, мел¬
ко порезанный картофель и соленый огурец в равной про¬
порции, 10 граммов зернистой икры и немного фруктов для
нарядности...
Потом я не без грустной улыбки несколько раз натыкал¬
ся на эту запись. И сразу же захлопывал книжку. Потому
что кулинарная сказка закончилась, олимпийский Мишка
улетел. А мы так и остались один на один с яростно на¬
двигающейся перестройкой и стремительно пустеющими
прилавками.
Сегодня, конечно, многое поменялось. Причем настолько,
что, несмотря на относительно бережное отношение к стари¬
не в «Метрополе», прежнего «старомосковского гранда» не
узнать. По-современному перестроена вся система обслужи¬
вания. Рядом с рестораном работает ночной клуб. На кухне
«колдует» новое поколение мастеров. И, судя по тому, что,
скажем, в 1998 году на первом московском конкурсе звание
«лучшего повара города» было присвоено Андрею Малахову,
а титул «лучшего кондитера» получила Наталья Назарова, и
96
Ровесники следующего века
оба — работники ресторана «Метрополь», «колдует» на выс¬
шем уровне.
Так что уже тогда новое начало наступать по всем фрон¬
там.
ГОЛУБИНЫЙ СЛЕД
НА «ХОЛОДИЛЬНИКЕ С БОРОДОЙ»
Из лучшего прежнего также остался прекрасный вид на
Театральную площадь с Большим театром на ее западной
стороне. А наиболее забавного — памятник Карлу Марксу в
сквере на южной стороне. Сам памятник открыли 19 октября
1961 года. Именно с той поры любоваться на него можно
было с летней веранды одноименного с отелем кафе, которое
в годы моей молодости славилось чудесным кофе, фирмен¬
ными бриошами, пончиками и смуглым аппетитным хво¬
ростом. Уже тогда гривастый профиль гранитного Карла
Маркса вызывал противоречивые чувства. Тем более что за
прошедшие десятилетия памятник превратился в городскую
достопримечательность. Причем отнюдь не в силу какой-то
своей особой художественной выразительности. А благодаря
исключительно точной оценке остроумной Фаины Георгиев¬
ны Раневской, в свое время окрестившей монумент «холо¬
дильником с бородой». А еще голубям. Почему-то именно на
этом «холодильнике» их до сих пор частенько поражает чу¬
довищное желудочное недержание...
Но к комбинату питания нынешнего «Метрополя» это,
как вы понимаете, никакого отношения не имеет.
«Националь». Европейский бренд
С КРЕМЛЕВСКОЙ НАЦЕНКОЙ
Близость к Кремлю всегда была в моде. Особенно в со¬
ветские годы. Однако, когда в самом конце XIX века Варва-
ринское акционерное общество домовладельцев присмотрело
97
К. Ямской
Гостиница «Националь»
себе на углу Моисеевской площади и Тверской этот кусочек
московской земли для застройки, никакими Совдепами еще
даже не пахло. Да и центр власти находился не в хлебосоль¬
ной Москве, а в чопорном Петербурге. Просто очень уж хо¬
роша была площадка для возведения гостиницы: в самом
центре исторической части города, буквально в двух шагах
от древнего Кремля.
А уж далее сам ход событий показал, что это было грамот¬
ным вложением средств.
ПОЛОЖЕНИЕ, КАК ГОВОРИТСЯ, ОБЯЗЫВАЕТ
Здание отеля с роскошными номерами, рестораном и кафе,
спроектированное архитектором А. Ивановым, возвели к
1903 году. Первое время гостиница называлась «Националь¬
ной». Однако как раз ничего национального, если под этим
подразумевать терема да церквушки, в ее облике не было. Поз¬
же в советских путеводителях по этому поводу даже уничи¬
жительно писали, что «это типично эклектическое сооруже¬
ние, каких множество в городах Западной Европы». То
обстоятельство, что существование внутри этой «эклектики»
было исключительно комфортным, особенно не выпячивалось.
98
Ровесники следующего века
Но зато было сразу же принято в расчет, когда Петроград ока¬
зался в непосредственной близости от фронтов сразу Первой
мировой и Гражданской войн. В марте 1918 года столицу Со¬
ветской республики спешно перевели из города на Неве в Мо¬
скву. И на период, пока в Кремле, сильно захламленном еще
с октябрьских 1917 года боев, наводили порядок, в 107-й но¬
мер «Националя» заселился сам товарищ В.И. Ленин. Через
неделю вождь, а за ним и весь правительственный обоз с до¬
мочадцами перебрались за высокие кремлевские стены. А сама
гостиница пережила то же самое номенклатурное нашествие,
которому подвергся «Метрополь» и другие лучшие в центре
города помещения, куда переселились те ответственные това¬
рищи, кому не хватило места за зубчатой стеной.
ПОСТ НОМЕР ОЛИН
О «Метрополе», преобразованном во Второй Дом Сове¬
тов, речь уже шла. Но для изначально немаленького партий¬
но-советского аппарата это была капля в море. Поэтому к
бывшему «Дворцу еды» на Театральной площади мгновенно
добавились особняк на Делегатской улице (№ 3), гостиница
«Петергоф» на Моховой (№ 4), бывший дом графа Шереме¬
тева в Романовом переулке (№ 5).
«Националь» был объявлен Первым Домом Советов. И в
соответствии с этим премьерским званием на целых полтора
десятилетия оказался оккупированным семьями советских и
партийных работников высшего ранга.
Примерно тогда же угловую часть здания украсило боль¬
шое майоликовое панно с мрачноватым индустриальным
пейзажем — одним из ярких образцов реализации ленинско¬
го плана монументальной пропаганды.
Другие — гораздо менее афишируемые, но зато гораздо
более ощутимые достижения нового строя — утверждались
тут же, за украшенной индустриальным пейзажем стеной.
Там в отдельно взятых номерах класса люкс уже вовсю раз¬
горалась заря нового быта.
99
Н. Ямской
Островок коммунального благополучия
Новое, в частности, заключалось в том, что в роскошных
гостиничных апартаментах советские бюрократы действи¬
тельно жили коммуной. Однако совсем не такой, какую
власть скоро принялась насаждать на селе или среди жиль¬
цов густонаселенных коммунальных квартир. Просто в ком¬
фортабельных, хорошо отапливаемых, с ванными и горячей
водой номерах кухни вообще не были предусмотрены. Поэто¬
му большие рабоче-крестьянские начальники вместе со сво¬
ей родней коллективно питались здесь же, в бывших лучших
московских гостиничных ресторанах.
Потом, когда эти островки социалистического благополу¬
чия переместили в лучшие для своего времени новостройки,
а усиленное питание стали выдавать спецпайками, гостини¬
цам с находившимися при них ресторанами вернули прежнее
назначение.
Неувядаемо «европейски эклектичный» «Националь» от¬
вели для приема высоких зарубежных гостей, а также при¬
ятного времяпрепровождения тех советских граждан, кото¬
рые располагали деньгами и, как правило, принадлежали к
политической, научной или творческой элите.
Услаждали их, пожалуй, самые лучшие в конце 1930-х го¬
дов джазовые коллективы Цфасмана и Утесова.
НАУКА БЛАГОПРИЯТНОГО ВОСПРИЯТИЯ
Из иностранцев здесь особенно привечали «властителей
дум» — наиболее авторитетных на Западе писателей, кото¬
рые, по расчетам Кремля, могли быть особенно полезными в
качестве «больших друзей СССР». Не случайно в разное
время в «Национале» останавливались Анатоль Франс, Анри
Барбюс, Джон Рид, Мартин Андерсен-Нексе, Герберт Уэллс
и многие другие. Взгляд на советскую жизнь из комфорта¬
бельных апартаментов с видом на кремлевские башни, рав¬
но как и проникновенные беседы за уставленными яствами
100
Гостиница «Националь». 1930-е гг.
банкетными столами «Националя», много способствовали
благоприятному восприятию. Не зря же на удочку щедрого
гостеприимства и знаменитого сталинского обаяния (тот,
когда нужно, умел бывать и таким) попались даже такие зор¬
кие к действительности и чувствительные к фальши мастера
пера, как Бернард Шоу и Леон Фейхтвангер. Причем послед¬
ний настолько, что в самый разгар массовых репрессий в
СССР в своей документальной книжке «Москва 1937 года»
ухитрился найти положительный смысл в прославлении то¬
варища Сталина — главного вдохновителя и организатора
Большого террора.
ЛОВУШКА лля МОТЫЛЬКОВ
Впрочем, в «Национале» — скрытно и старательно — со¬
бирали всю, в том числе и самую критическую, информацию.
Уж очень было удобно в этом престижном прибежище знат¬
ных иностранцев и видных совграждан держать их под на¬
блюдением. Не зря на долгие годы «Националь» стал объ¬
ектом особого внимания со стороны компетентных советских
органов. А гостиничные номера, ресторан и кафе одними из
первых оборудованы прослушкой.
101
Н. Ямской
Благодаря ее стараниям в 1938 году здесь чуть не погорел
молодой, но уже тогда известный Михаил Шолохов. В раз¬
работку он попал из-за того, что мимолетно увлекся Евгенией
Гладун-Ханютиной. Это была красивая, жизнерадостная и об¬
щительная женщина, не оставшаяся незамеченной даже на
кремлевских балах. Одно время Гладун-Ханютина возглавля¬
ла созданный по инициативе М. Горького журнал «СССР на
стройке». Однако самым большим ее увлечением был создан¬
ный на дому салон, куда приглашались известные писатели,
художники, артисты, дипломаты. Безнаказанно закатывать
такого рода «богемные» мероприятия в суровые 1930-е годы
было чревато. Но Евгения Гладун-Ханютина могла себе это
позволить. Ибо была женой Ежова — шефа НКВД, которому
Сталин на какое-то время отвел роль главного в стране пала¬
ча. Так что участники ее салона как мотыльки слетались в
ежовскую квартиру на огонек, даже не подозревая, что очень
скоро многие из них обожгут на этом свои крылышки.
«НО ПУЛЯ ПРОЛЕТЕЛА. И АГА...»
Осложнения начались, когда Сталин решил, что «крова¬
вый карлик» свою миссию выполнил и пора его убирать.
После чего в одном из толстенных томов следственного
дела уже бывшего наркома подшили любопытную бумажку.
Это была копия стенографической записи прослушки одного
из номеров «Националя», в котором в августе 1938 года по¬
селился М. Шолохов. Как следует из приложенного к записи
рапорта начальника 1-го отделения 2-го специального отдела
НКВД Кузьмина, на прослушке Шолохов находился свыше
десяти дней — вплоть до отъезда из Москвы. Во время «кон¬
троля», как пишет Кузьмин, была зафиксирована «интимная
связь объекта с женой тов. Ежова».
То, что бумага с именем Шолохова попала в ежовское
дело и легла на стол нового главы НКВД Лаврентия Берии,
предвещало самое худшее. Недаром на первом же допросе
своего предшественника коварный Лаврентий прежде всего
102
Ровесники следующего века
велел Ежову охарактеризовать круг знакомых жены. После
чего в лубянских подвалах получили свою пулю не менее
знаменитые, чем Шолохов, завсегдатаи ее салона: писатель
И. Бабель и журналист, главный редактор «Огонька» Коль¬
цов. Сама Евгения Гладун предпочла отравиться.
Кару, которая нависла над Шолоховым, мог отвести толь¬
ко один человек в СССР — сам Сталин. К счастью, этот глав¬
ный ценитель литературы в стране счел целесообразным ис¬
пользовать автора «Тихого Дона» дальше. И последовало
нечастое сталинское: «Нэ трогать!»
ПРО ЖАРЕННЫХ В СМЕТАНЕ ОКУНЬКОВ
В постсталинские времена страх понемногу улетучился.
В общественной жизни наступила оттепель. И к незарезерви¬
рованным исключительно для «Интуриста» столам «Нацио-
наля» снова — но уже без особой боязни сболтнуть лишнее —
потянулась разнообразная публика из числа подлинных
ценителей прекрасного и вкусного.
Кухня в «Национале» (она, кстати сказать, была единой и
для ресторана, и для кафе) была отменной, с большим коли¬
чеством по-настоящему эксклюзивных, а главное — правильно
приготовленных блюд. Ну где, например, еще в Москве сере¬
дины прошлого века можно было отведать столь мастерски
приготовленного судака орли или жаренных в сметане окунь¬
ков. Этих нежно зарумяненных и чуть от жара пофыркиваю¬
щих «ребят» подавали на стол в небольших эмалированных
сковородках.
В кафе ассортимент блюд был менее изощрен. Но главное —
доминировал совершенно иной процедурный разбег. По утрам
самым популярным заказом были яблочный пай и одна-две
чашечки кофе — по утверждению знатоков, лучшего, чем где
бы то ни было в столице. А вот ближе к обеду посетители на
кофе уже не останавливались. И дозаказывали граммов двести
коньячку (водку в «Национале» принципиально не держали).
С этого момента у официантов начиналась настоящая работа.
103
Н. Ямской
«ДЕ-ВОЛЯЙ» ПО-МИНИСТЕРСКИ
« * -'Т
Среди того, что пользовалось особой популярностью, фи¬
гурировали крабовый салат, наваристый бульон с яйцом и
пожарские котлеты.
Салаты почти все были исключительно вкусными. Секрет
заключался в соусах, которые здесь умели делать, как нигде
в Москве. Потрясающе вкусной была осетрина по-монастыр¬
ски, позже переименованная в осетрину по-советски. Ее по¬
давали на сковородке, где лежали три здоровенных ломтя
этой царской рыбы, приготовленной с грибами и заправлен¬
ной одним из неподражаемых соусов.
Цены при этом, между прочим, были вполне божескими.
Во всяком случае, до знаменитой хрущевской реформы, ког¬
да прежний червонец вдруг приравняли к новому рублю. И
тогда пара чашечек знаменитого кофе стала стоить столько
же, сколько раньше пара отбивных, да еще и с бутылочкой
сухого вина в придачу.
Кстати, об отбивной. В «Национале» подлинной царицей
мясных блюд была куриная отбивная. Ее готовили в кляре на
настоящем (то есть с низким октановым числом) раститель¬
ном масле. Поэтому при поедании она как-то особенно нежно
похрустывала. И была прелесть как хороша в сочетании с кар¬
тофельным паем — гарниром, который по-настоящему умели
готовить опять же только в «Национале». Называлось это за¬
мечательное блюдо «шницель по-министерски». Хотя вооб-
ще-то по исходным продуктам испокон веку было известно
как котлета «де-воляй».
ЧЬИ ДЕМОНЫ СИЛЬНЕЕ
Последнее название для «Националя» было бы более есте¬
ственным. Поскольку высшее советское чиновничество,
включая министров, тогда в основном питалось по своим за¬
крытым «спецкормушкам» вроде той, которая долго суще¬
ствовала в стенах бывшего «Славянского базара». А завсег¬
104
Ровесники следующего века
датаями в ресторане и, прежде всего, в кафе были совсем
другие люди. Так что каждый, проникнувший через заветные
стеклянные двери в уютный, с высокими потолками зал, мог
«вживую» наблюдать за неспешной трапезой заслуженных
орденоносцев, народных артистов Бориса Ливанова, Павла
Масальского, Ростислава Плятта, Михаила Названова и мно¬
гих других корифеев советской сцены, а также классиков
отечественной литературы, известных всей стране режиссе¬
ров, архитекторов, ученых...
Разговоры, которые они там вели в процессе застолья, как
выяснилось позже, оказались совсем не бесполезными для
поглядывавшей в сторону мэтров молодежи. Особенно той,
из которой впоследствии выросли профессиональные лите¬
раторы. Некоторые из них — как это сделал Юрий Трифонов
в своем романе «Долгое прощание» — даже населили стены
старого «Националя» своими героями. Про эти своеобразные
«университеты» в знаменитую «национальную» эпоху 1950—
1960-х годов лучше всего у поэта Евгения Рейна: «Мы сразу
увидели, что за соседним столиком сидит Юрий Карлович
Олеша (автор когда-то знаменитых, но затем во многом офи¬
циально преданных забвению романов и повестей «Зависть»,
«Лиомпа», «Строгий юноша»), который на вопрос: кто лучше
пишет — он или Валентин Катаев — отвечал: «Я — лучший
писатель, но у Катаева демон сильнее...»
Сытое брюхо к прослушке глухо
Официанты Юрия Карловича, который сам себя называл
«князем «Националя», любили. И в тяжелые послевоенные
годы, когда его совершенно не издавали, частенько кормили
и поили то в долг, а то и просто бесплатно. В начале 1960-х
прозу Олеши снова стали публиковать. И тогда, говорят, он
с первого же гонорара купил и вручил всем официантам на¬
ручные часы.
В годы перманентного товарного дефицита почти на любой
качественный ширпотреб такой подарок дорогого стоил.
105
Н. Ямской
Что же касается «демонов», то добрейший Юрий Карлович
ошибся. Поскольку самыми «сильными», если верить публи¬
кациям прессы времен гласности и перестройки, они оказа¬
лись у сотрудников «Ниночки» — так они сами между собой
расшифровывали аббревиатуру «НН», под которой значилась
служба наружного наблюдения 7-го управления КГБ.
Нельзя сказать, что их работа так уж была очень опасна
и сложна. Просто, пока ничего дурного не подозревающие
высокие иностранные гости неспешно обменивались впечат¬
лениями под королевские порции дивной паюсной икры и
выдержанного армянского коньяка «пять звездочек», служба
скрытно выявляла их подлинный лик, реальные интересы и
«слабые места» на предмет «углубления контактов» и даже
возможной вербовки.
ИЗ КОЛЛЕКЦИИ ЗАПИСЕЙ
НЕУТОМИМОЙ «НИНОЧКИ»
Что же касается соотечественников, то — как и во време¬
на двадцатилетней давности, когда в стенах «Националя»
пасли Михаила Шолохова, — «Ниночка» тоже их своим вни¬
манием не обделяла. Так, в своем донесении руководству от
2 ноября 1958 года ее сотрудники, например, докладывали:
«Сегодня объект посетил Большой театр. Затем в сопровож¬
дении сотрудника нашего отдела Александра К., кинодоку¬
менталиста Василия Катаняна, художника Льва Збарского и
его супруги Регины Збарской на¬
правился на ужин в гостинице
«Националь». Ужин, заказанный
на пять персон, продолжался в
течение двух часов. Объект с го¬
стями в соответствии с планом
расположился за вторым от боль¬
шого окна столиком. Было зака¬
зано четыре порции стерляди в
Регина Збарская шампанском, пять порций паюс¬
106
Ровесники следующего века
ной икры, бутылка коньяка «Самтрест» две бутылки шам¬
панского «Советского», полусухого. После ужина объект на¬
правился в свой номер вместе с Региной Збарской, где она
пробыла три часа...»
Кто ЯВЛЯЛСЯ КЕМ
«Объектом» гэбэшной наружки был знаменитый француз¬
ский актер и певец Ив Монтан, который тогда первый раз
посетил СССР. Красавица Регина Збарская (в девичестве
Колесникова) была самой эффектной манекенщицей Мо¬
сковского дома моделей: сам Федерико Феллини, увидев на
обложке журнала ее фото в ярко-красном платье «Россия»,
созданном художницей Татьяной Осьмеркиной по мотивам
русской иконописи, воскликнул: «Вам не нужны наши Софи
Лорен — у вас своих хватает!» Лева Збарский представлял
предмет особого внимания Лубянки сразу по нескольким
пунктам. Сын известного академика медицины — хранителя
тела Ленина в мавзолее — Лева был прекрасным театраль¬
ным художником и одним из наиболее ярких представителей
столичной золотой молодежи.
К тому, что случилось потом с Левой и Региной, мы еще
вернемся. Как и материалам организации, которая, надо от¬
дать должное, в те годы не хуже нынешних социологических
институтов постоянно «мониторила» поведение различных
социальных групп и доминирующие настроения в обществе.
ПОСЕТИТЕЛИ «НОВОЙ волны»
Ближе к 1960-м годам «Националь» стал особенно инте¬
ресен КГБ в связи с той специфичной публикой, которая на¬
чала все больше и больше теснить былых завсегдатаев. Пер¬
выми сюда переместились из «Будапешта» теневые советские
«миллионеры». За ними площадку «кафе — ресторан» об¬
любовали короли московской фарцовки. Частенько появлял¬
107
Н. Ямской
ся экзотичный директор Московского ипподрома, одетый как
легендарный конник времен Гражданской войны.
Многообещающе выглядела новая генерация творческой
интеллигенции в лице молодых Андрея Тарковского, Андро-
на Кончаловского или Вадима Юсова, по традиции освоив¬
ших все тот же «Националь». Они явно отличались куда
большей раскованностью в поведении и свободой в сужде¬
ниях, чем их заслуженные старшие товарищи. Все же сказы¬
валось, что — не в пример 1930-м годам — жизнь в стране
становилась менее идеологизированной, а молодые станови¬
лись информированнее и критичней. Так что подслушивать
их становилось все интереснее и интереснее.
Сами же они предпочитали слушать хорошую музыку.
В переполненном ресторанном зале «Националя» конца
1950-х — начала 1960-х годов «лабали» истинные корифеи
московского джаза — трубач Вадик Грачев и настоящий вир¬
туоз ударных Борис Матвеев.
Когда они под конец вечера играли мелодию In the mood
из американского фильма «Серенада солнечной долины», за¬
водился весь зал.
Торжество бытия нал небытием
Потом «Националь» закрыли на ремонт. И когда пример¬
но через год он открылся, многое уже выглядело по-другому.
Между залами исчезла разделяющая их красивая арка. Голо
выглядели лишенные гардин окна. Вместо солидных, крас¬
ного дерева столов поставили каких-то колченогих уродцев.
«Приказала долго жить» и прежняя барская сервировка. Ис¬
чезли, к примеру, серебряные кофейники в стиле модерн и
такие же сливочницы. Канули в неизвестность специальные,
изящной формы рюмочки для коньяка.
Заслуженные ветераны — завсегдатаи вроде Юрия Карло¬
вича — покинули «Националь». И дружно переместились в
только что открывшийся после ремонта ресторан ВТО на
улице Горького.
108
Ровесники следующего века
А жизнь тем временем брала свое. Ведь по большому сче¬
ту бытие всегда, даже в самые тяжелые, самые мрачные годы,
все равно торжествовало над небытием. Несмотря ни на ка¬
кие выпавшие на их долю тяжелейшие испытания, люди ста¬
линской эпохи все равно влюблялись, женились, рожали и
растили детей. А потом, уже в несравненно более светлые
годы «оттепели» наступал черед влюбляться их детям. И
снова игрались свадьбы. На одной из таких, пышной и гром¬
кой, в «Национале», кричали «Горько!» самой тогда арти¬
стичной паре — Анастасии Вертинской и Никите Михалкову.
Потом у них родился сын Степан, пошедший было по актер¬
ским стопам за родителями, но в итоге состоявшийся как из¬
вестный в столице ресторатор.
Вот так подрастало следующее поколение, проходя свой
собственный путь по жизненным вехам, отмерянным каждо¬
му из нас Богом и общечеловеческой судьбой.
KOHEU НЕНУЖНОЙ ВЕРТИКАЛИ
В конце 1980-х годов «Националь» находился в упадке.
Заведение выезжало на крабах, красно-черной икре и прочих
традиционных деликатесах. Однако и они, и все прочее вы¬
глядели какими-то заветренными. Посуда производила впе¬
чатление кое-как вымытой.
К тому же на склоне XX века к ставшему московской до¬
стопримечательностью «Националю» пристроили безликую
интуристскую вертикаль со своим собственным, таким же
лишенным индивидуальности «комбинатом питания». По¬
том, спохватившись, сломали, чтобы на безумно дорогих
здесь площадях возвести супердорогой отель. Но так, похо¬
же, и не перебили выдержавшую испытание временем кра¬
соту старого доброго «Националя» с его богатой историей и
какой-то особой аурой, которая всегда царила в интерьерах
замечательной гостиницы, ее ресторана и кафе.
В новом XXI веке кухню стали вытягивать, приглашая
модных зарубежных поваров.
109
Н. Ямской
«Националь» и сегодня зовет москвичей и гостей столицы
на фуршеты, банкеты. Предлагает за 1500 рублей бизнес-
ланч, а за 2400 — целый конференц-пакет. За 3200 организу¬
ют выездное обслуживание.
И все это из расчета на одну персону.
ЗА КРАСОТУ ФОРМЫ И КАЧЕСТВО СОДЕРЖАНИЯ
В конце концов, «завораживающий», как пишут в рекламе,
вид на Кремль, которым сегодня торгуют из окон располо¬
женного на втором этаже отеля ресторана «Московский»,
может быть, и стоит того. Исторические интерьеры тоже. Да
и с едой под живую фортепьянную музыку все в порядке.
Только с заявлением, что «Националь» вот уже более века
славится традициями русской дворянской кухни, — перебор.
По крайней мере 80 лет из этих 100 ресторанная кухня как
раз была больше советской по форме и вполне антисоветской
по высокому качеству содержания.
Словом, очень даже, еще раз подчеркнем, неплохой. Дай
бог, чтобы и нынешняя оказалась не хуже...
«Будапешт».
О МЯСЕ ПО-СЕГЕДСКИ
И СТРАННОСТЯХ ЛЮБВИ
Странно, но факт! Здание гостиницы «Будапешт», где до
недавнего времени пребывал одноименный ресторан, было
построено аж в 1876 году. А «схлопнулся» он в конце 1990-х.
Получается, что житие ему было прилично за сто. И по воз¬
расту он совершенно законно принадлежит к «патриархам».
Однако лично мне он таковым никогда не казался. Может,
потому, что «Будапештом» этот ресторан стал лишь в
1956 году. А до этого, как и сама гостиница, сменил несколь¬
ко имен. И только в 30-х годах прошлого века впервые по¬
лучил свое собственное — «Аврора».
110
Ровесники следующего века
Другая причина субъективная. Дело в том, что — так уж
получилось — период его расцвета и заката совпал с моей
молодостью. Ну, в том смысле, что мы одновременно — а на
каких-то временных отрезках даже вместе — «расцветали» и
«закатывались». А когда долго идешь параллельным курсом,
и время, и вносимые им перемены как-то скрадываются.
Так что далее личный мотив в рассказе неизбежен.
И еще. В современных путеводителях по столичным ресто¬
ранам раздел «венгерская кухня» надо еще поискать. Ну, веда¬
ют некоторые знатоки, скажем, о небольшом, но симпатичном
ресторанчике «Эстергази» на Маросейке. А в конце 1950-х и
вплоть до конца прошлого века никто особенно не мучился.
Потому что почти каждый знал: идти надо в «Будапешт».
ИНТЕРЬЕРЫ ЦВЕТА ПЬЯНОЙ ВИШНИ
Итак, с самого своего первого дня рождения будущий
«Будапешт» пребывал в стенах гостиницы, которая распола¬
галась на одной из самых респектабельных в конце XIX века
московских улиц — Петровских линиях. Место его прописки
было, что называется, «намолено» музами кино и театра. До
революции — помимо гостиницы, которая сама меняла вы¬
вески, становясь то «Ампир», то «Элит», — в здании разме¬
щались еще электротеатр (то есть кинотеатр) «Россия» и
Петровский театр миниатюр. Сама «Аврора» с ее белоколон¬
ным залом, порхающими по потолкам амурами и густого,
цвета пьяной вишни плюшевым интерьером прямо так и под¬
бивала публику с деньжатами погрузить себя в ее чуть тро¬
нутую временем роскошь.
В ОЖИДАНИИ «НЕСЛЫХАННОГО РАЗВРАТА»
Не знаю! Для меня — молодого, совсем зеленого и, вооб¬
ще, впервые самостоятельно пришедшего в ресторан — он
казался каким-то иным волшебным миром. Однако для кого-
111
Н. Ямской
то некую тайную порочность эти интерьеры определенно
«излучали». Особенно когда в переименованную на венгер¬
ский лад «Аврору» вдруг зачастили командированные про¬
винциалы. Для них, видимо, это новое название ассоцииро¬
валось с представлениями, почерпнутыми еще из старых,
вывезенных в качестве трофеев из Германии и попавших на
послевоенный экран зарубежных фильмов. Там почему-то
усиленно навязывалось рекламно-игривое представление о
Будапеште как о «городе красивых женщин, прекрасных вин
и цыганской музыки!». Молодых могло сбить с толку другое.
В 1958 году на экраны страны вышел и пользовался у моих
одногодков бешеным успехом остросюжетный фильм «Дело
пестрых». В нем тунеядствующая золотая молодежь, стиляги,
фарцовщики и прочая общественная «плесень» уродовали и
прожигали свои лучшие годы. В намеренно утрированном
пышно-мрачноватом интерьере вполне угадывался главный
зал «Будапешта». Собственно, там и снимались самые «за¬
бойные» сцены.
ПО ПЕРВОМУ РАЗРЯДУ
Однако самые крутые сюжеты поставляла сама жизнь. «Ав¬
роре» — в отличие от «Будапешта» — пришлось пережить
войну. Когда она началась, весь столичный общепит перевели
на военное положение. Многие перепрофилировали или во¬
обще закрыли. Только в апреле 1944 года, когда Красная ар¬
мия неотвратимо погнала врага туда, откуда он пришел, — на
Запад, мирная жизнь начала потихоньку возвращаться на мо¬
сковские улицы. И хотя нормированное питание сохранялось,
но комендантский час (с двенадцати ночи до четырех утра
граждане могли передвигаться по городу только по специаль¬
ным пропускам) и светомаскировка были отменены. В Москве
снова стали торговать мороженым, заработали кафе, откры¬
лись ночные рестораны первого и второго разрядов.
Сама вновь открывшаяся «Аврора» входила в двадцат¬
ку ресторанов первого разряда. Как и все остальные заве¬
112
Ровесники следующего века
дения этого класса, она не закрывала свои двери до пяти
утра. В зале играл оркестр, выступали артисты. Среди по¬
сетителей доминировали расторопные «цеховики» и торга¬
ши с соседнего Столешникова переулка. Именно здесь, по
их мнению, можно было с настоящим шиком «взъерошить»
свою нажитую непосильным подпольным трудом налич¬
ность.
Экспроприация экспроприаторов
Однако там, где есть капиталы, есть и разбойники. В на¬
чале 1950-х годов по Москве ходили рассказы про одну ком¬
панию хорошо одетых, окруженных красивыми девушками и
щедро сорящих в «Авроре» деньгами молодых людей с явно
военной выправкой. Поговаривали, что они и в самом деле
всю войну прошли офицерами в армейской разведке. Сло¬
вом, относились к широко распространенному тогда кон¬
тингенту не боявшихся ни смерти, ни крови, ни опасности
фронтовиков-победителей, которым было неимоверно трудно
врастать в унизительно скудную послевоенную жизнь. Тем
более что буквально рядом жировала всякая «отсидевшаяся
в тылу сволочь». Поэтому очень скоро боевые друзья реши¬
ли, что пора «восстанавливать справедливость». В результа¬
те жилплощадь одного из них в Столешниковом преврати¬
лась в «штаб-хату», где по-военному четко разрабатывалась
очередная операция. А находящийся буквально рядом ресто¬
ран «Аврора» — местом, где под видом гулянки осуществля¬
лись разведка, знакомство с будущей жертвой, сбор необхо¬
димой о ней информации.
НЕТ ТЕЛА НЕТ ДЕЛА
Сама операция осуществлялась через день-другой, когда
ближе к ночи к клиенту на дом являлись три убедительных
молодца в штатском. Предъявив чисто сработанные удосто¬
113
*Ьтс Н. Ямской
верения сотрудников Московского уголовного розыска и ор¬
дер на арест, они делали предложение, от которого «клиенту»
трудно было отказаться, — добровольно предъявить для изъ¬
ятия «все нажитые незаконным путем ценности». В обмен
обещали на ночь не забирать, а дать возможность поутру са¬
мому прибыть на Петровку, 38, в кабинет такой-то, к това¬
рищу такому-то для оформления «явки с повинной». Надо
ли говорить, что предъявленные и тут же соответствующим
протоколом оформленные ценности вместе с «операми» за¬
тем бесследно растворялись в ночи. А сам клиент, махнув
рукой на все утраты, предпочитал спешно унести ноги с
целью где-нибудь поглубже зарыться. Ни шума, ни выстре¬
лов, никаких заявлений о грабеже...
ДО ПОСЛЕДНЕГО ПАТРОНА
Так лихие лейтенанты-разбойники безнаказанно «разго¬
няли» и красиво жили года полтора. Но однажды все кончи¬
лось. Ходили слухи, что «прокололись» на директоре круп¬
ного мехового магазина в Столешниковом. А тот ходил в
секретных помощниках у лубянской «Конторы глубокого бу¬
рения». И после свалившегося как снег на голову «изъятия»,
естественно, «всплакнул в жилетку» куратору. Дальнейшее
для чекистов не составило труда. Осложнения возникли
лишь в конце операции, когда всех пятерых попытались ра¬
зом взять прямо на «штаб-хате». Просто так сдаваться вче¬
рашние «волкодавы» из армейской разведки не собирались.
И при штурме отстреливались до последнего. В итоге из че¬
тырех только одного взяли живым, да и то тяжелораненым,
не довезли до больницы. Пятый — самый отчаянный и тре¬
нированный — прямо через окно третьего этажа (то есть при¬
мерно с высоты 12—13 метров) выпрыгнул во внутренний
двор. Под пулями он ушел от погони какими-то только одно¬
му ему известными ходами в сторону Бульварного кольца,
чтобы навсегда исчезнуть на просторах нашей тогда особен¬
но необъятной Родины....
114
Ровесники следующего века
Барабаны судьбы
И все же по-настоящему в бывшую «Аврору», ставшую в
середине 1950-х «Будапештом», многих манили не байки о
лихих уголовных «подвигах» послевоенной поры, в чем от¬
носительно приведенной выше истории лично я тогда сомне¬
вался, а совсем другое. Это было то же самое, зачем поклон¬
ники джаза рвались в «Метрополь». Поэтому самое главное
для них начиналось тогда, когда на полукруглой эстраде на¬
чинал играть один из лучших в столице эстрадных оркестров.
И в действие сразу же вступал легендарный Лаци Олах. В се¬
редине 1950-х этот виртуозный ударник в составе популяр¬
ного чехословацкого джаз-оркестра приехал в СССР на га¬
строли. Но, страстно влюбившись в юную москвичку-пиа-
нистку, остался.
Конечно, большинство — опять же как в «Метрополе»
или «Национале» — под эту неведомую, кажущуюся стар¬
шему поколению экзотичной музыку начинало танцевать.
Но для рвущихся в «Будапешт» будущих отечественных
джазменов выступления коллек¬
тива Лаци Олаха были насто¬
ящей академией. Причем более
всего именно для барабанщиков.
Музыкальному образованию тех,
кто играл на других инструмен¬
тах, железный занавес был не
так страшен. В конце концов,
прорвавшись сквозь «глушилки»
к музыкальной радиопрограмме
«Голоса Америки», они могли
учиться «на слух». Но тем, кто
«работал» на ударных, надо было
видеть приемы. И виртуоз Лаци
Олах делился с ними тайнами
своего мастерства столь же щед¬
ро, как со всеми остальными —
настоящим джазом.
Лаци Олах
115
Н. Ямской
Кухня — меню — прейскурант
Этим, между прочим, «Будапешт» тоже не разочаровывал.
Одно время с моей несколько повышенной стипендией я по¬
вадился туда ходить на дневные комплексные обеды. И как-
то даже захватил с собой очередную подружку. Заказ — раз¬
умеется, без учета сока и вина — обошелся всего в одну
«красненькую». За эти 10 советских рублей нам подали пря¬
ное ассорти из салями в зелени, незло обжигающий перцем
суп и просторное блюдо наваристого, с густой подливой гу¬
ляша. Все, что нам принесли, — особенно сказочный гуляш,
про который до этого я только читал у Ремарка,— оказалось
таким вкусным, что мы дружно впали в эйфорию. Срочно
дозаказанная пара бокалов превосходного токая «ассу» толь¬
ко усугубила наш совместный «улет». Из-за чего взаимное
непонимание достигло такого апогея, что еще бы чуть-чуть —
и мы наверняка вступили бы в брак.
Потом, в более зрелые годы я уже не был столь опромет¬
чив. И в «Будапеште» все больше гулял на чужих свадьбах.
А равно — смотринах, юбилеях и банкетах по случаю защиты
очередной диссертации. Для таких камерных мероприятий в
ресторане были приспособлены другие, так называемые «се¬
паратные залы» — «Белый», «Сегедский», «Балатон». Что
касается прекрасных, но недолгих знакомств, то в «Будапеш¬
те» их было хорошо начинать и, не сильно затягивая, краси¬
во заканчивать под крепкий кофе, фирменные торты и сла¬
дости.
ВИНО С ПРИЗНАКАМИ БЕССМЕРТИЯ
Для моего гастрономического образования «факультатив»
на Петровских линиях оказался отнюдь не бесполезен. Во
всяком случае, после развода с первой женой и перед же¬
нитьбой на второй я уже постиг, что никто так хорошо не
разбирается в свинине, как венгры. Что сладкое, густое, тем¬
ное «ассу» делается из молодого, только что отжатого сусла
116
Ровесники следующего века
и заизюмленных ягод. А «фурминт» — это тоже токайское
вино, только еще более выдержанное и даже с некими при¬
знаками бессмертия.
И вообще, если есть настрой хорошенько покушать и тем
восстановить сильно попранную в процессе непосредствен¬
ного общения веру в человечество, лучше всего отправиться
в «Будапешт».
Я еще не знал, что в преклонном возрасте, когда нужда в
укреплении такого рода веры особенно остра, попасть в «Бу¬
дапешт» станет невозможно.
Сегодня уже сложно припомнить точно, сколько раз в раз¬
гар семидесятых «Будапешт» — пусть не надолго, пусть лишь
на вечер — предоставлял нашей спаянной многолетней друж¬
бой компании и кров, и стол, и еще что-то, что по-настояще¬
му начинаешь ценить, лишь навсегда потеряв.
«ДОРОГИЕ МОИ МОСКВИЧИ...»
Несколько особняком в памяти зацепился один, послед¬
ний для меня в «Будапеште» вечер. Тогда я и мой добрый
знакомый — бывший фронтовик, с которым в начале 1980-х
я сдружился на почве общих кинематографических дел, —
организовали себе небольшой тайм-аут, пожелав отключить¬
ся от тогдашних утомительных взаимоотношений с Госкино.
В «Будапеште» нам было хорошо. Чего стоило одно только
знаменитое «мясо по-сегедски». Это фирменное блюдо со¬
стояло из трех здоровенных кусков мяса: свинины в жгучем
красном перце; нежнейшей телятины и аппетитно поджарен¬
ной, с дымком баранины. «Прокладывали» все неспешным
мужским разговором. И естественно, водкой. В воспомина¬
ниях о послевоенной Москве я ненароком помянул послево¬
енную «Аврору» и легенду о лихих лейтенантах — «разгон-
щиках». «Ну конечно же легенда, — горячился я, ссылаясь
на сказочные обстоятельства побега пятого. — С такой высо¬
ты, да на своих ногах уйти — это же утопия!» Собеседник не
спорил. Он лишь молча пожал плечами. И перевел беседу в
117
Н. Ямской
русло наших накрывшихся медным тазом совместных кине¬
матографических планов.
Так незаметно мы просидели до момента, когда оркестр
заиграл «Дорогие мои москвичи!». По многолетней тра¬
диции этой песней ресторан тогда завершал свою работу.
С ее последним аккордом хрустальные люстры медленно
меркли...
KOHEU «ЭРЫ МИЛОСЕРДИЯ»
Главный сюрприз поджидал меня на улице, когда мы ло¬
вили такси. Потому что мой старший товарищ вдруг поло¬
жил мне руку на плечо и решительно сказал: «Пошли!» Он
увлек меня в соседний Столешников, к дому 9, на фасаде
которого и сегодня висит барельеф его знаменитого жильца,
уже неоднократно упоминавшегося в этой книге старого ле¬
гендарного репортера «Дяди Гиляя». Через длинную подво¬
ротню мы прошли в тесноватый двор-колодец, где, указав на
одно из окон третьего этажа, мой попутчик сказал: «Смотри!
Я же тогда все точно рассчитал. Видишь, примерно на пол-
пути вниз — козырек черного входа. Так я выгадал метров
шесть. Опера из оцепления снял выстрелом еще с козырька.
Второго опередил, уже приземлившись на кучу песка. Тут
мне повезло — у него, видимо, перекосило патрон. А даль¬
ше...» И, протиснувшись через еле заметный щелястый про¬
ход между двумя стенками, он повел меня какими-то тогда
еще сохранившимися проулками, подворотнями и подъезда-
ми-«сквозняками». Пока мы чуть ли не уперлись в чугунную
оградку Страстного бульвара...
РАЗГЛАШЕНИЮ НЕ ПОДЛЕЖИТ
Не знаю, куда много лет назад увез его ходивший тогда
вдоль Бульварного кольца трамвай. А также — где и как он
начал свою жизнь заново. Я видел лишь финал его долгого
118
Ровесники следующего века
возвращения. И, связанный данным ему словом никогда в
связи с этой историей не называть ни имен, ни фамилий,
держал ее в себе. То, что все в ней чистая правда и что я был
совсем не единственным посвященным в ее тайну, выясни¬
лось уже после кончины моего доверителя, когда в руки
вдруг попалась книжка «Москва уголовная». Ее автор, жур¬
налист Эдуард Хруцкий долгие годы писал о Московском
уголовном розыске, был там своим человеком и, оказывается,
первым через много лет из того же источника, что и я, узнал
о дальнейшей судьбе единственного уцелевшего героя той
начинавшейся в стенах послевоенной «Авроры» драмы. И
дал слово никогда его не раскрывать...
Не сделаю этого и я.
Да и какое это имеет значение теперь, когда многое пере¬
красилось, переменилось, а то и навсегда ушло. От прежнего
«Будапешта» остался только подновленный фасад. В начале
нынешнего века в его преображенных евроремонтом интерь¬
ерах по-хозяйски расположился закрытый клуб «Фантом».
Для кого он был открыт, лучше всего говорили марки лиму¬
зинов на парковке у входа. Именно там я впервые в Москве
увидел отливающий благородным серебром «майбах». Такой
тогда стоил не менее миллиона евро...
А по мне не менее ценен рецепт хорошего ресторана,
коим, мне кажется, как раз был старый «Будапешт». Это хо¬
рошая кухня, хорошие продукты и... большая любовь. Мысль
эту я вычитал у Игоря Бухарова. В начале 1980-х он на¬
чинал в «Будапеште» учеником. Ближе к их концу стал
в нем поваром. А в нашем веке стал успешным ресторато¬
ром, президентом Федерации рестораторов и отельеров, ав¬
тором, по-моему, захватывающей книги «Nostalgie. Секрет
успеха».
Так что он знает, о чем говорит и пишет.
Nostalgie.
Секрет успеха
119
Н. Ямской
И потому под занавес еще одна из его цитат: «Ресторан —
театр, ресторатор — режиссер. Каждый день — спектакль, по¬
иск неуловимого контакта актера и зрителя, когда на глазах у
всего зала проступает слеза и раздается гром аплодисментов».
«Савой». Салат горкой
И МЕДВЕДЬ С МАНИКЮРОМ
Эту изящную, тонкого фарфора тарелку с вензельной над¬
писью «Украдено из ресторана «Савой» я увидел у одного
своего знакомого — страстного собирателя всего винтажного.
Он-то и рассказал, что в конце 1940-х годов дирекция ресто¬
рана пошла на такой шаг от отчаяния: очень уж расплоди¬
лись тогда посетители, так и норовившие прихватить с собой
в качестве сувенира фирменные ресторанные ложки, вилки
и даже тарелки.
«Савой» — этот самый молодой из дореволюционных ре¬
сторанов высшего разряда — действительно всегда был ис¬
ключительно популярен и в высшей степени состоятелен в
том, что даже в самые неблагоприятные для пиршеств време¬
на мог на славу угостить самого привередливого посетителя.
Попытаюсь подтвердить это утверждение историческими фак¬
тами. А также личными впечатлениями от трех собственных,
весьма памятных визитов в это шикарное заведение.
НЕЗАБЫВАЕМЫЙ 1950-Й
Начну с личного. И сразу же предупрежу, что при мне вил¬
ки никто не воровал. Но возможно, не заметил. Ибо был весь¬
ма впечатлен. Ведь это была первая в моей жизни встреча с
рестораном. Тогда в «Савой» на празднование нового 1950 го¬
да чуть ли не силком затащил моих родителей (а с ними про¬
тив всех существовавших правил — и меня, семилетнего па¬
цана) внезапно объявившийся отцовский фронтовой друг.
Перечить ему — не только моим скромного достатка пред¬
120
Ровесники следующего века
кам, но и моментально растерявшему всю свою вальяжность
метрдотелю — было затруднительно. Это на войне отцовский
однополчанин был вполне рядовой гвардии сержант. А после
нее — резко пошел в гору и стал какой-то шишкой то ли в
Моспищеторге, то ли в Мосресторантресте.
К сожалению, из той сказочной для вытащенного из тесной
коммуналки мальчишки новогодней ночи в памяти остались
лишь некомплектные, с размытыми очертаниями фрагменты.
Нежный перезвон посуды на подносах снующих официантов.
Какие-то куплетисты на эстраде. И огромная, вся в флажках
и серебряном дожде красавица-елка.
Офицерский вальс
Когда свет в люстрах пригас, а елка празднично замигала
разноцветными огоньками, вокруг нее завальсировали пары.
Дамы были в основном с накинутыми на голые плечи черно¬
бурками. А кавалеры — кто с золотыми погонами, кто в ци¬
вильной одежде, но все как на подбор — по-армейски с на¬
чисто выбритыми висками. Многие мужчины еще явно
дышали фронтовым прошлым.
Самое же сильное мое впечатление от того посещения ока¬
залось связано с двумя вещами. Сначала меня довольно-таки
сильно напугал медведь, грозно нависший с верхнего пролета
парадной лестницы. А потом приворожил доселе мной никог¬
да не пробованный салат под названием «Столичный». При
ближайшем рассмотрении страшный лесной зверь оказался
чучелом с подрезанными на передних лапах когтями. А от са¬
лата, щедро уложенного горкой в глубокой четырехугольной
вазочке, меня за уши оттащить не могли. Со своим я распра¬
вился так быстро, что пораженный такой зверской прожорли¬
востью отец сконфуженно прошептал: «Да ты хоть жуй — не
на пожаре...» И незаметно подвинул свою вазочку...
Тогда я не думал и не гадал, что по прошествии многих
лет именно эти два предмета — медведь и салат — заслужат
более обстоятельного разговора.
121
Н. Ямской
А НАЧАЛОСЬ ВСЕ-ТАКИ С КАФЕ
Теперь из истории. Гостиница на Рождественке, 3, где на
первом этаже расположился ресторан, была построена в
1913 году по проекту архитектора В. Величкина. Как утверж¬
дали старожилы, тогда медведь в холле красовался с когтя¬
ми, гостиница носила название «Берлин», а сам «Савой»,
собственно, рестораном еще не был. Доказательством чему
может служить опубликованное тогда же в газетах рекламное
объявление с приглашением посетить «первое в Москве вен¬
ское кафе «Савой» с «настоящим» и, между прочим, «первым
в Москве американеръ-баром». Ближайший же ресторан, ко¬
торый облюбовали московские немцы, находился тогда не¬
подалеку — на углу Рождественки и Пушечной улицы. Он
назвался «Альпенрозе» («Альпийская роза»). По традиции к
25 декабря там устанавливалась громадная, залитая электри¬
ческими огнями елка, у которой московские немцы сначала
отмечали Рождество, а потом Новый год.
Но вернемся к «Берлину». На протяжении почти всей
своей столетней истории гостиница с принадлежащим ей
«храмом еды» перманентно становились жертвой ряда исто¬
рических событий и, как уже было замечено, безумных пе¬
реименований. В 1914 году в связи с вступлением России
в Первую мировую войну и схваткой с Германией гости¬
ницу назвали «Савой». Тогда же, по требованию какой-то
чрезвычайно впечатлительной дамочки, медведю сделали
маникюр.
НАПЕРЕКОР ВСЕМУ
Впрочем, как ни удивительно, но на кухне и качестве
обслуживания все невероятные российские исторические
пертурбации почти никак не сказывались. «Савой» ухит¬
рился поддерживать свою высокую марку даже тогда, ког¬
да, получив в первые годы советской власти статус рес¬
торана, каким-то непостижимым образом ухитрялся ее
122
Ровесники следующего века
поддерживать даже в ходе бра¬
тоубийственной Гражданской
войны. Кругом простиралась по¬
верженная в руины страна. На¬
селение страдало от голода и
разрухи. А «Савой» как-то ухи¬
трялся оставаться относитель¬
ным островком тепла, чудом со¬
храненного уюта и относительно
нормальной еды. И уж совсем
пришел в себя с наступлением
нэпа. В ту пору на Рождественке
пооткрывалось сразу несколько
так называемых ресторанов. Однако «Савою» все эти «Ли¬
ворно», «Ориент» и — уж тем более — присоседившаяся
одно время к гостинице пивная «Красная Бавария» даже в
подметки не годились. Там правили бал тусклые вывески,
узкие двери с толпами проституток на входе, а внутри —
глухие стены, грязь и убогие продуктовые наборы пролетар¬
ского общепита.
«Савой» же как был «коронован» по высшему разряду,
так таковым и оставался всегда.
«ЛАФИТ» ПРОТИВ «АВТОКОНЬЯКА»
В Москве середины 1920-х дожившие до той поры до¬
революционные гурманы точно знали, что ежедневно до
двух, а то и трех часов ночи за хорошие деньги в «Савое»
можно было получить кое-что из остатков старых винных
запасов из подвалов «Абрау-Дюрсо», былых запасов мадам
Клико и национализированных складов Смирнова. На¬
пример, какие-нибудь совершенно забытые во всех других
местах лафит, «портвейн Елисеева», коньяк «Юбилейный»
1912 года, а также аи, мадеру и другие благородные напитки.
Широкие трудящиеся массы, разумеется, подобными изы¬
сками избалованы не были. Большинство глушило самогон
Здание ресторана «Савой»
123
Н. Ямской
и даже заливало внутрь «автоконьяк» — «облагороженный»
специями бензин, который сначала поражал психику, а за¬
тем приводил к летальному исходу.
МИНОР МАЖОРУ НЕ ПОМЕХА
«Савой» во времена этого форменного «гастрономическо¬
го ужаса» возвышался над убогим советским бытом как ни¬
кем и ничем не покоренный бастион по-настоящему вкусной
еды и благоустроенной жизни. В этом качестве он даже кому-
то грезился прообразом счастливого коммунистического бу¬
дущего. Но, правда, за наличные. И если уж они имелись, то,
выложив их, здесь уже можно было не жалеть о прожитом,
пережитом и потраченном. Так было в 1926 году, когда не
где-нибудь, а именно здесь остановились прибывшие в Со¬
ветскую Россию звезды тогдашнего немого кино, американ¬
ские актеры Мэри Пикфорд и Дуглас Фэрбенкс. Так про¬
должалось в 1930-х, когда в «Савое», еще не подозревая о
грядущей общенациональной беде, беззаботно наслаждались
«вкуснятиной» мажорные «дети Арбата». Так оставалось
даже в день похорон Сталина, когда все московские рестора¬
ны, в том числе «Савой», были забиты народом. Причем, по
признанию многих, основная масса присутствующих не
столько скорбела по любимому вождю, сколько довольно от¬
кровенно досадовала, что по случаю траура отменили музы¬
ку и танцы.
ПОДСКОК МЕЖДУ «ТУДА» И «ОБРАТНО»
В войну «Савой» разделил судьбу других московских ре¬
сторанов. В том плане, что тоже пережил в 1941 — 1943 годах
вынужденный антракт. А когда в 44-м открылся в своем тра¬
диционном элитном облике, стал излюбленным местом гуль¬
бы союзников по антигитлеровской коалиции. В ресторане
от души отдыхали представители военных миссий США и
124
Ровесники следующего века
Великобритании. Однако горячее всех «зажигали» прибыв¬
шие в столицу американские летчики. На своих «Летающих
крепостях» они взлетали в Англии, сбрасывали бомбы на
Франкфурт или Берлин и брали курс на аэродром подскока
под Полтавой. Оттуда, немного передохнув, хорошенько — в
широком значении этого слова — заправившись и пополнив
боезапас, снова ложились на боевой курс. Но уже в обратном
направлении. Эти челночные бомбардировки меньше всего
можно было назвать легкой прогулкой. Кто-то, перефразируя
припев одной очень в ту пору популярной песни, долетал на
честном слове. А кто-то не возвращался вообще. Так что на
середине пути туда и обратно хорошенькая разрядка была
совсем не лишней. Наиболее отличившихся поощряли крат¬
косрочной поездкой в столицу СССР. С полуночной «посад¬
кой» в старомосковском ресторане, где, отражаясь в знаме¬
нитых своими размерами и обилием савойских зеркалах,
лихие парни из Техасщины и Оклахомщины дарили чулки
приглашенным к столу девицам и совсем по-русски хлестали
водку.
Кое-кто потом действительно возвращался на базу «с про¬
битым баком и на одном крыле». Но с твердой уверенностью,
что число взлетов пока, слава богу, совпадает с количеством
посадок.
МЕДВЕЖЬЯ СЛУЖБА
Потом нас с бывшими союзниками развели по сторонам
холодная война и железный занавес. «Потеплело», лишь ког¬
да в последнем образовались трещины. Сквознячком свобо¬
ды веяло через дырки в пограничных заборах европейских
стран «народной демократии», через которые протискива¬
лись западные культурные ценности и шмотки. В результате
«Савой» пережил новую головную боль. В 1958 году по слу¬
чаю перманентно укрепляющейся дружбы между СССР и
Германской Демократической Республикой гостиницу — а
заодно и ресторан — снова переименовали в «Берлин». При
125
Н. Ямской
этом опять-таки дуплетом досталось медведю на входе. Из-за
внешнего сходства исконно русскому Топтыгину поручили
играть роль немецкого собрата, чье изображение всегда укра¬
шало герб германской столицы. В соответствии с новым ста¬
тусом чучело почтительно переместили в зал. В результате
в интимном полумраке полуночных загулов хоть и лишенная
когтей, но все же по-прежнему клыкастая, недобро припод¬
нявшаяся на задних лапах мохнатая животина вновь всту¬
пила в психологический контакт с сильно подгулявшими
посетителями. Одни в связи с этим начинали с медведем бра¬
таться. Другие же в испуге шарахались. Одну из таких сцен
в своих воспоминаниях довольно сочно описал посетивший
Москву в 1960-х годах знаменитый американский писатель
Джон Стейнбек.
Как хороша, свежа была «Берлин-солянка»!
Во всем остальном — и особенно к кухне в одночасье
«онемеченного» московского ресторана — придраться было
трудно. Знаю это по себе, потому что именно в те дни со¬
стоялся мой второй, гораздо более, так сказать, осознанный
визит в легендарный ресторан с журналистом из ГДР. Кол¬
лега поселился в «Берлине». Так что и отобедать с ним было
удобней здесь же. По наводке своего товарища из редакции —
признанного гурмана я заказал солянку. А от себя лично —
конечно же светлой детской памяти салат «Столичный». Но
на этот раз салат уже не произвел на меня такого сокруши¬
тельного впечатления. Зато солянка действительно оказалась
превосходной.
А все потому, что, как мне объяснили на месте, в отличие
от других аналогичных заведений сходного класса, в «Савое»
ее не варили, а как бы припекали на небольшом огне. И хоть
конечно же было бы лучше подавать это яство в горшочках
и есть деревянными ложками, но сошло и так. Берлинская
солянка, поданная в глубокой фирменной тарелке с прежней
фирменной надписью «Савой», прошла на ура.
126
Ровесники следующего века
Да и все остальное оставило самые приятные ощущения.
Не зря же именно в те годы Андрей Вознесенский написал:
«Ты сегодня... справляешь день рождения в ресторане «Бер¬
лин». Зеркало там на потолке».
А поэтам в зеркале, как известно, всегда отражается все
самое лучшее...
ДРУЗЬЯ ПОЗНАЮТСЯ В ЕДЕ
В 1988 году, на волне «обращения к истокам», гостинице
возвратили «историческое» название — «Савой». В связи с
чем многострадального косолапого лжеберлинца, да еще с
напрасно ободранными лапами выдворили за пределы отеля.
И, против воли реставраторов, поместили в оставшемся по¬
сле Московской Олимпиады Чайном зале тогдашнего «Ме¬
трополя» — на этот раз снова в роли популярного героя рус¬
ских народных сказок.
Моя же собственная детская сказка о каком-то особом,
дивного вкуса салате в послевоенном «Савое» окончательно
рухнула десять лет спустя. И не потому, что на корпоратив¬
ной встрече Нового 1998 года все в том же «Савое» давняя
мечта не сошлась с новой реальностью именно в салате «Сто¬
личный». Нет, это блюдо было вполне! Но только кроме него
можно было еще отведать, цитирую меню: «лососину, фар¬
шированную крабами, с анисовым соусом, жаренную в папе-
льете, с французским гарниром» (всего 26 тогдашних у. е.).
А также — «фрикасе из молодой телятины в соусе порто. И
разные прочие вкусности «русско-европейской кухни» ресто¬
рана «Савой» образца конца XX — начала XXI века.
Самое же главное заключалось в другом: просто вместо
того полуголодного дворового мальчишки из середины 1950-х
за банкетным столом несуетливо распоряжался приборами
вполне сытый, хорошо поживший (в смысле повидавший
виды) человек, в очередной раз убедившийся, что в прежние
места нужно возвращаться с большой осторожностью.
А лучше — не возвращаться вовсе.
127
Н. Ямской
«Не ташите меня за уши...»
Горькую пилюлю девять месяцев спустя подсластили на
1-м открытом чемпионате Москвы по изготовлению салата
«Столичный». Сделал это Яков Исаакович Магидов — тог¬
дашний председатель жюри и мэтр московского обществен¬
ного питания, который в свое время кормил супом самого
Хрущева.
— Вот-вот! — подхватил он, выслушав мое ностальгиче¬
ское нытье по «салатику горкой». — А то взяли манеру по¬
давать его блином, навалив зелени, как на могилу. Да еще
насуют бог знает чего! А ведь «Столичный» — национальное
достояние, достойный преемник салата, созданного самим
Люсьеном Оливье. И отсебятина здесь неуместна. В «Сто¬
личный» кладутся свежие, или соленые, или маринованные
огурцы, вареные яйца, картофель и зеленый салат. Никакой
моркови! Никакого укропа! Никакой вареной колбасы! Толь¬
ко птица или дичь. Без кожи! Одна мякоть! И декорировать
следует теми же продуктами, из которых он сделан. Допу¬
стимы только раковые шейки либо крабы. Но самое глав¬
ное — соус! Столичный следует заправлять майонезом. Но с
добавлением соуса «Южный».
Так что попробуйте: за уши не оттащишь!
ЗА КОПЕЙКУ КАНАРЕЙКУ...
Кстати, о соусе. Но уже для салата оливье.
О нем, между прочим, Яков Исаакович мне тоже поведал.
Правда, человека, который бы рассказал не только про за¬
правку, но приоткрыл бы всю тайну века, связанную с при¬
готовлением легендарного салата, долго не удавалось найти.
Но вот почти десять лет спустя — удача. В большой степени
случайно свела меня прихотливая журналистская судьба с
Сергеем Ивановичем Протопоповым — человеком уникаль¬
ным хотя бы потому, что тогда ему было уже 93 года. Почти
полвека из них он проработал в общественном питании. И в
128
Ровесники следующего века
том числе около двух десятилетий (с 1957-го по 1977-й)
главным кулинаром Москвы.
Так вот он-то и оказался тем уникальным человеком, ко¬
торый мне поведал, что, оказывается, никакого, собственно,
секрета и не было. А был все тот же кулинарный произвол,
по поводу которого возмущался его коллега в связи с раз¬
личными «упрощениями» при приготовлении салата «Сто¬
личный». О том, сколько вреда делу принесла эта рваческая
и скупердяйская привычка непременно «иметь за копей¬
ку — канарейку. И чтобы пела басом!», есть тьма примеров
в родной истории. Не миновала она и отечественную кули¬
нарию.
ПОД ТЕМ ЕШЕ СОУСОМ
На этом та часть нашего рассказа, что посвящена старей¬
шим московским ресторанам, закончена. И тем, кто нашел в
себе силы ее преодолеть, хотелось бы вручить в виде бонуса
якобы безнадежно утерянную рецептуру оливье.
Итак, сначала реплика Я.И. Магидова о соусе: «Чем ле¬
гендарный Люсьен Оливье заправлял свое фирменное блю¬
до? Соусом провансаль! А потом по капле вливал прованское
масло и добавлял уксус с лимонной кислотой».
Теперь о рецепте приготовления самого салата. Раскрыл
его мне — а я передаю тебе, мой терпеливый читатель, —
тоже уже упомянутый С.И. Протопопов.
«Сегодня, — посетовал Сергей Иванович, — чуть ли не
любой салат с говядиной называют оливье. С рыбой, с вет¬
чиной, даже с колбасой — все оливье. Это безобразие. На¬
стоящей основой такого салата была дичь. А точнее — ряб¬
чики. Причем господин Оливье приготавливал их особым
образом. Ведь он рябчиков не отваривал, как сейчас посту¬
пают, подменив эту дичь домашней курицей, а жарил.
При этом, перед тем как поместить заготовку в духовку,
ее поверхность обязательно покрывали тонким слоем шпика,
чтобы при жарке он таял, плавился и впитывался. Никакую
129
Н. Ямской
кожицу в салате -не использовали. В дело шли только филей-
чики. И нарезали их не кубиками, как сейчас, а мелкими
ломтиками, которые заправляли провансалем».
Правильный декор и без икры хорош
Наконец, о завершающей стадии. «В полученную смесь
добавляли картофель. Его, между прочим, опять же не куби¬
ками «штамповали», а специальным образом вырезали ша¬
риками — ну, вроде орешков. На приготовленную таким об¬
разом первооснову сверху накладывался новый слой из мяса
рябчиков, который тоже поливался провансалем. Далее сле¬
довал слой огурцов — лучше всего корнишонов. Но можно и
соленых — только их обязательно нужно очистить не только
от семян, но и от кожицы. За огурцовым следовало еще два
ряда, попеременно состоящих из слоя яиц и рябчиков. Вен¬
чали все блюдо — еще одна заливка провансалем и процесс
украшения. Сейчас по всякому поводу, а чаще всего вообще
без оного норовят сделать главным элементом кулинарного
декора икру. Да только в старину к ней не прибегали. Тогда
оливье украшался оливками, семгой и яйцом. В центре при¬
страивались пучочки салата, которые обкладывались нарез¬
кой из свежих огурчиков. По бокам (двумя или четырьмя
горками) укладывался ланспих — крепкое, нарезанное мел¬
кими кубиками желе от заливных из судака или курицы.
Кстати, о курице! В салате оливье — это единственно до¬
пустимая замена исчезнувшим рябчикам. Главное, что в него
не должны попадать ни куриный жир, ни куриная кожа. И
ни в коем случае не превращать птичье мясо в месиво. Толь¬
ко шинковать ломтиками!»
Удачи! И приятного аппетита!
P. S. Уже завершив рассказ о дореволюционных москов¬
ских ресторанах, даже младшему из которых уже, считай,
перевалило за сто, невольно поймал себя на мысли, что в
разговоре о той же «Праге» или «Национале» советского пе¬
130
Ровесники следующего века
риода очень уж часто тема застолья переплетается с упоми¬
наниями о деятельности наружки и подслушки. Но что де¬
лать?
Такова была специфика этого периода в истории страны.
И не в данной книге обсуждать, почему, например, получи¬
лось так, что самые лучшие, самые престижные и наиболее
посещаемые в столице СССР предприятия общественного
питания то и дело скрытно превращали в некие своеобраз¬
ные садки, где соответствующим службам было удобно вы¬
являть как действительное, так и мнимое общественное зло.
Глава 4
«СОВЕТСКОЕ ЗНАЧИТ ШАМПАНСКОЕ»
Собраться и хорошо посидеть за дружественным, хорошо
накрытым столом люди любили всегда, порой даже в самую,
казалось, неблагоприятную для подобного времяпрепровож¬
дения пору. Об этом же говорит история самых популярных
из рожденных в советское время ресторанов. Ведь самый
первый и крупный из них — «Москва» — появился в стенах
одноименной гостиницы на Манежной в 1935-м. То есть как
раз в тот год, когда, выступая на Первом всесоюзном сове¬
щании стахановцев — передовиков социалистического про¬
изводства, товарищ Сталин, лукаво улыбаясь в усы, объявил:
«Жить стало лучше, жить стало веселей». Именно под эту,
мгновенно ставшую крылатой сентенцию в стране уже на¬
бирал свой страшный разгон Большой террор конца 1930-х.
А пик его, в свою очередь, самым удивительным образом со¬
впал с настоящим бумом в сфере столичного общественного
питания. Что ни месяц в столице открывалось или новое
кафе, или ресторан, которые моментально заполнялись жиз¬
нерадостными посетителями. В самом 1937 году на переиме¬
нованной в улицу Горького Тверской распахнул двери и сра¬
зу же стал исключительно посещаем ресторан грузинской
кухни «Арагви». Так что жизнь в столичном центре искри¬
лась и бурлила — ну, совсем в стиле широко популярного
тогда танго «Брызги шампанского».
Но только странным, где-то на грани беззаботности и ис¬
терики, было это веселье. Потому что звон хрустальных бо¬
калов, ароматы прекрасной еды и раскаты бравурной музыки
в только что открытых ресторанах самым противоестествен¬
«Советское значит шампанское)
ным образом уживались с тотальной прослушкой, массовыми
арестами и прочими неоспоримо страшными знаками боль¬
шой народной беды.
Отчасти то же самое, но в несколько смягченной форме
повторилось в послевоенной Москве конца 1940-х — нача¬
ла 1950-х годов. Мир балансировал на грани холодной и
3-й «горячей» войны. Советская власть сражалась с «тле¬
творным влиянием Запада» и прессовала «безродных кос¬
мополитов». А в столице публика радостно осваивала
площадки новых своих фаворитов — рестораны «Арарат»,
«Узбекистан», а также открывшийся в одноименной гости¬
нице ресторан «Пекин».
«МОСКВА».
Сыр ностальгический,
СО СЛЕЗОЙ
Сегодня, когда вместо снесенной в 2002 году гостиницы
«Москва» на Манежную площадь глядит ее одноименная ре¬
конструкция, почему-то первым делом вспоминается сыр
когда-то очень распространенного сорта «Советский». В од¬
ноименном ресторане еще той, образца 1935 года «Москвы»
его подавали свежайшим, со слезой. И сегодня уже можно с
уверенностью сказать — ностальгической.
«А ЕШЕ БУТЫЛОЧКУ «СТОЛИЧНОЙ...»
Будем реалистами! Никакой монополией на этот опять же
чистый, как слеза ребенка, продукт ресторан в прежнем зда¬
нии гостиницы «Москва» конечно же не обладал. Просто
благодаря «Столичной» нашу расположенную тогда ближе
всех к Кремлю гостиницу знали «в лицо» в самых отдален¬
ных уголках планеты. Ибо каждый взявший в руки бутылку
этой самой лучшей советской водки невольно бросал взгляд
на ее фирменную этикетку. А на ней красовалось изображе¬
133
Н. Ямской
ние знакомого, глядящего на Манежную площадь гостинич¬
ного фасада. Понятно, что совсем уж отвлечь своим содер¬
жанием от содержимого такой рисунок не мог. Однако ж
своим добротным, социалистической выделки реализмом все
же взгляд на себе задерживал.
НЕ В РАЗМЕРАХ СЧАСТЬЕ
Еще бы! Ведь автором был художник Андрей Иогансон —
сын самого Бориса Владимировича Иогансона, Героя Социа¬
листического Труда, действительного члена и президента
Академии художеств СССР.
В той исчезнувшей в конце XX века с карты мира стране
Иогансон-старший был более всего известен монументальны¬
ми полотнами типа «Выступление В.И. Ленина на Третьем
съезде комсомола». Чтобы «наваять» таких размеров картины,
ему приходилось привлекать целую бригаду помощников-жи-
вописцев. Его сыну, получившему заказ всего-навсего на эти¬
кетку, «подмалевщики» не требовались. Но коллектив това¬
рищей все равно помог. Так, во всяком случае, утверждается
в байке, которую приписывают уже Игорю — третьему худож¬
нику в династии Иогансонов и внуку корифея крупноформат¬
ной советской живописи. Проблема заключалась в том, что
время шло, а исполнитель заказа все никак не мог найти для
этикетки нужный образ. На что, как-то завалившись с друзья¬
ми в «Националь», и посетовал. В ответ кто-то из присутству¬
ющих за столом ткнул пальцем в сторону окна, за которым
виделась Манежная с выходящим на нее южным фасадом го¬
стиницы «Москва».
СИЛА ПОДЛИННО НАРОДНОГО
«А почему бы и нет?» — подумал Андрей. И тут же на
бумажной салфетке набросал силуэт. Осталось только пере¬
вести на эскиз.
134
«Советское значит шампанское^
Строительство гостиницы «Москва»
И хотя дальнейший процесс внедрения протекал интимно,
результат превзошел все ожидания. Новая этикетка оказа¬
лась продукту к лицу. А изображенное на ней — будучи не¬
сомненно близким к жизни по форме — вполне отвечало на¬
родным чаяниям и по содержанию.
Словом, Иогансона-старшего реалистическая по стилю
работа сына должна была бы удовлетворить. А уж как радо¬
вались почетные завсегдатаи изображению на этикетке, и во¬
все трудно передать. Едва взглянув, они сразу же стучали по
ней пальцем: «Смотри-ка — вот окна нашего ресторана!»
В отличие от других эти окна действительно были приметны
своей удлиненностью, поскольку просторный ресторанный
зал занимал сразу второй и третий этажи.
ПРО МОЛОДЦА
С РАЗНЫМИ ПОЛОВИНКАМИ ЛИЦА
Когда в самом начале 1930-х годов согласно сталинскому
генеральному плану на месте грязноватой, почти сплошь за¬
строенной двухэтажными домами с мясными и рыбными
лавками улицы Охотный Ряд решено было возвести мону¬
ментальное здание лучшей в столице гостиницы с магазина¬
135
Н Ямской
ми, ресторанами и кафе, объявили конкурс. Победителями
оказались два тогда еще очень молодых зодчих — Л. Савель¬
ев и О. Стапран. Выиграть-то они выиграли, да с делом сво¬
им не совсем справились. Очень уж куцевато выглядел их
по-конструктивистски аскетичный проект. Поэтому к делу
привлекли академика А. Щусева — славного творца Мавзо¬
лея Ленина и столичного Казанского вокзала. Уже на го¬
товый каркас мэтр наложил архитектурный декор в духе
неоклассики. А далее, когда определялись с фасадами, соб¬
ственно, и случилось то, из-за чего якобы в результате по¬
лучили «молодца с двумя разными половинками лица». Щу¬
сев нарисовал на чертеже два варианта боковых выступов.
Показали Сталину, без которого тогда и гораздо менее се¬
рьезные вопросы не разруливались. А он взял да прямо на
листе маханул свою подпись. Все! Далее любая корректива
оказалась чревата «отклонением от генеральной линии род¬
ной партии». И в те годы тянула на беспощадную статью
58 прим УК — вплоть до высшей меры наказания.
НА НЕРВНОЙ ПОЧВЕ
Разобраться, что в этой истории достоверно, сложно. Ни¬
каких подтверждающих ее документов не сохранилось. Но
появление двулико косящей в сторону Кремля «Москвы»
стало фактом. Правда, к которому все привыкли.
Сам Щусев, однако, пережил настоящий стресс. Сначала
подняли бунт молодые коллеги: мол, присвоил мастер чужую
работу. А потом и в архитектурном журнале вдруг замелька¬
ли строки о сомнительной, как тогда выражались, «полити¬
ческой утробе» старого мастера. Совсем худо стало Щусеву,
когда в один наверняка очень памятный для него день вдруг
последовал вызов к Берии. Поехал, собрав «вещички». И го¬
товый с самому худшему. Так что, попав под прицельный
взгляд начальника «руки карающей», даже не сразу взял
в толк, что вызвали его для выполнения личного заказа
наркома — переделать главный корпус в комплексе зданий
136
Гостиница «Москва»
НКВД. Того самого, что и поныне стоит на Лубянской пло¬
щади — бывшей площади Дзержинского.
Так что создание лучшего в свое время советского «храма
постоя и еды» проходило довольно нервно!
Зато итог, как сообщалось в свое время в рекламе про
клизмы из Сызрани, «превзошел все ожидания».
Тут вам не Мавзолей
Ресторан в гостинице «Москва» был поистине дворцового
типа. Но все же в чем-то для «широких трудящихся масс».
Потому что Щусев спроектировал самый большой в столице
ресторанный холл аж на 500 мест. Особенностями своего
пространственного решения новое помещение явно напоми¬
нало одно из прежних творений этого зодчего. Но, слава
богу, не застывший в похоронной тишине ленинский Мавзо¬
лей, а гулкий зал ожидания Казанского вокзала.
От дальнейших с ним аналогий ресторанный зал спасало
потрясающее по своему художественному уровню убранство
137
Н. Ямской
потолка и стен, ©но и неудивительно. Потолки украшали
росписи и лепные плафоны с изображениями Дворца Сове¬
тов работы выдающегося мастера монументально-декоратив¬
ного жанра Евгения Лансере. К ним впоследствии присоеди¬
нился и живописный «Салют Победы» Александра Дейнеки!
А на стенах банкетного зала появились картины с изображе¬
нием достопримечательных мест столицы работы художника
Ильи Машкова — одного из бывших участников авангардной
группы «Бубновый валет». Словом, тоже не последнего ма¬
стера в ряду заслуженных деятелей искусств России.
На остальное лучше посмотреть собственными глазами,
поискав в Интернете. На запечатлевшую интерьеры живо¬
пись своих Иогансонов не нашлось. Но кое-какие докумен¬
тальные фото там сохранились. Кое-что виртуально спас
кинематограф. А еще что-то, но уже предметно перепало Му¬
зею архитектуры, который успел вывезти из разоряемого
здания ресторанную люстру, несколько плафонов работы
Лансере и еще кое-что по мелочи...
Для ТЕХ, КТО МЕЧТАЕТ НАЖРАТЬСЯ И ПОХУДЕТЬ
Кроме собственно ресторана, в гостинице «Москва» мож¬
но было еще очень славно провести время в двух кафе. Одно
из них называлось «Огни Москвы». Находилось оно на са¬
мом последнем, 15-м этаже высотного корпуса гостиницы. И
вплоть до конца с середины 1950-х годов оставалось чрезвы¬
чайно популярным у влюбленной молодежи местом встреч.
Второе кафе работало только в летнее время. Оно воль¬
готно располагалось на крыше основного шестиэтажного
корпуса, откуда открывался красивейший вид на Дом союзов
с его знаменитым Колонным залом, Театральную площадь с
Большим театром и цветущим перед ним сквером. Очевидно,
как раз по причине распахивающейся оттуда панорамы ре¬
жиссер Г. Александров выбрал это кафе для съемок одного
из ключевых эпизодов фильма «Цирк» (1936). Напомню, что
по сюжету именно сюда, задумав сорвать советский аналог
138
«Советское значит шампанское»
Кафе «Огни Москвы». 1930-е гг.
доселе его непревзойденного циркового номера «Из пушки
на Луну», иностранный продюсер Кнейшиц (артист П. Мас¬
сальский) приглашает простодушную директорскую дочку
Раечку. Именно ей предстоит осуществить рискованный по¬
лет под купол цирка. Так что возможный Раечкин перевес
грозит роковыми последствиями. «Но лишние несколько ки¬
лограммов для артиллерии не имеют никакого значения!» —
коварно заверяет девушку господин Кнейшиц. И вкрадчиво
пододвигает Раечке аппетитнейший песочный торт.
«ВЕСЬМА,
ВЕСЬМА УДОВЛЕТВОРИТЕЛЬНАЯ ЗАКУСКА!»
А вот этими словами Кнейшиц совершенно не погрешил
против истины. Незаметно нагулять парочку-другую ки¬
лограммов — что в ресторане, что в кафе гостиницы «Мо¬
сква» — было проще простого. Правда, возможность тут же
все и растрясти в танцах до упаду — тоже существовала.
В ресторане, например, с расположенной справа от входа
эстрады весь вечер энергично всхлипывал страшно дефицит¬
ный тогда джаз. Однако беда заключалась в том, что проти¬
139
Н. Ямской
востоять искушению удавалось немногим: очень уж вкусные
подавались в «Москве» выпечка, торты и мороженое. Не го¬
воря уж обо всех остальных изделиях ресторанной кухни,
на которой много лет царил один из самых замечательных
столичных шеф-поваров Григорий Павлович Ермилин.
Кстати, в 1960-х годах именно им возглавляемый коллек¬
тив выступил с почином о введении в дневные часы обеден¬
ного меню по сниженным ценам. Предложение было поддер¬
жано другими грандами столичного ресторанного дела. После
чего во время дневного рабочего перерыва залы стали запол¬
няться сотрудниками близлежащих учреждений. А также
всеми, желающими отобедать недорого и по высшему раз¬
ряду.
ИЗБРАННЫЕ МЕСТА
ИЗ ТЕМНО-ВИШНЕВОЙ ПАПКИ
Однако главное священнодействие по высшему разряду
происходило, естественно, ближе к вечеру. Тогда даже про¬
цедура вручения меню выглядела иначе. Его в старой «Мо¬
скве» не просто приносили. Его величаво вручал строго все
подмечающий метрдотель. Более солидного, страниц в два¬
дцать, описания в респектабельной темно-вишневой папке в
других столичных ресторанах я, признаться, не встречал.
И первый раз начал вчитываться в этот на нескольких ино¬
странных языках текст с истинно папуасским ужасом. Ведь
даже на родном русском такие названия, как «лангет» или
«фрикасе», мне тогда мало о чем говорили. Со временем, ко¬
нечно, жизнь образовала. Да и гастрономические универси¬
теты в любимом «Будапеште» не прошли впустую. Так что
сегодня я могу навскидку назвать сразу несколько фирмен¬
ных блюд, которые особенно запали в этих стенах в душу в
связи с надвигавшейся в 1980 году Московской Олимпиадой:
сельдь «Олимпийская» (к ней подавался в соуснике майонез,
смешанный со сметаной); мастерски приготовленные рыбные
котлеты и конечно же лучшее изделие собственного конди¬
140
«Советское значит шампанское»
терского цеха — торт «Славянка» (пышная смесь из муки,
сахарного песка, с добавками сгущенки и халвы)...
В памяти ее неподражаемый евроазиатский вкус пресле¬
дует меня до сих пор.
Смена ярлыков
в ЭПОХУ ЭТИКЕТОЧНОГО СОЗНАНИЯ
Еще чудом кое-где сохранившиеся с дореволюционных вре¬
мен кулинарные традиции и профессиональное мастерство
старых кулинаров, помноженное на умелую рационализацию,
объективно несли людям благо. Но, как и все в стране, к сере¬
дине 1980-х годов власти даже этот процесс ухитрились до¬
вести до исступления. Гостиницу, которая еще совсем недавно
ошеломляла постояльцев обилием ценных пород дерева, леп¬
нины, мрамора, бронзы, живописи и скульптуры, стали об¬
ставлять стандартной мебелью. Вот именно тогда-то и был
нанесен первый удар по оригинальным интерьерам, разрабо¬
танным самим А. Щусевым и осуществленным целой группой
видных художников.
Следующей в список потерь попала кухня. Беда под на¬
званием «всеобщее оскудение» посетила ее в перестроечное
и особенно постперестроечное время 1990-х годов. Тогда же
ресторан в гостинице «Москва» переименовали в «Столич¬
ный». Пришпандоривание этого заслуженного водочного
бренда к сильно устаревшему вместе с гостиницей ресторану
напоминало процедуру плутовского переклеивания этикеток
с подменой содержания. Ну, все равно как если бы в порож¬
нюю бутылку из-под «Столичной» залили почти самопаль¬
ную «Московскую особую» какого-нибудь калужского раз¬
лива. Причем подмена осуществлялась прямо на глазах. Так,
вместо доброго старого джаза с подмостков понеслась попса.
А в сильно «похудевшем» меню возобладали блюда, так ска¬
зать, «русской кухни». Каждое готовили минут за двадцать
пять—тридцать. Но так, что все, даже самое простенькое из
старенького вроде семги с лимоном или советским сыром со
141
Н. Ямской
слезой, вспоминалось с безысходным сожалением о безвоз¬
вратном прошлом.
Однако самое худшее произошло уже в новом веке: в
2002 году не такую уж и ветхую старую «Москву» снесли.
А на ее месте — как бы с прежней внешностью — принялись
возводить новую.
ШОК «НА ПОСОШОК!»
Спора нет: сегодня на прежнем месте возникла новая,
безусловно более комфортабельная внутри и даже где-то с
прежними, легко узнаваемыми чертами «Москва». Полагаю,
что и кухня в ее новеньких ресторанах и кафе — не говоря
уж о сервисе — в чем-то современней и круче прежней.
Но ведь беда в том, что невосстановимо. И поэтому как-то
жаль навсегда утраченной неповторимости прежних интерье¬
ров. И какого-то по-особому праздничного света, который
исходил из сотен окон многоэтажной громадины прежней
«Москвы» и молочных шаров на фонарных столбах перед ее
фасадом. Ведь именно они незабываемым майским вечером
1945 года освещали ликующее, обнимающееся, полное радо¬
сти от Победы и горчайших слез от невосполнимых утрат
человеческое море на Манежной площади.
А еще, конечно, жаль разоренного гнезда, которое в суро¬
вые октябрьские дни 1941 года перед угрозой захвата гитле¬
ровцами Москвы хорошенько заминировали. Но народ не
отдал свою столицу врагу. «Москва» уцелела. И потом до
самой Победы укрывала и подкармливала, а в мирные дни
привечала и избавляла от тины бытовых мелочей далеко не
балованную удобствами отечественную культуру.
А сколько уже в «Москве» 1960, 1970 и 1980-х было об¬
мыто орденов видных советских военачальников, Героев Со¬
циалистического Труда, лауреатских званий выдающихся
деятелей науки и культуры! Сколько раз связывались судьбы
любящих и разрубались узлы взаимного непонимания на
пятнадцатом этаже в кафе «Огни Москвы»!
142
«Советское значит шампанское»
Куда, куда все подевалось?
Действительно, куда? Ну, пристроили несколько роскош¬
нейших ресторанных люстр в Музее архитектуры. А что с
остальными? Или где свалили дивной красоты облицовку
стройных колонн из уникального итальянского мрамора ма¬
лахитового цвета? За их красоту, кстати сказать, была за¬
плачена неимоверная цена: в 1931 году этот мрамор — перед
тем как взорвать объект — по-мародерски содрали с намо¬
ленных стен старого храма Христа Спасителя. Я уж не вспо¬
минаю про роспись Е. Лансере на потолках — у кого по¬
вернулась рука их ломать при демонтаже? И живописные
плотна И. Машкова — их-то в какие такие запасники уво¬
локли?
Не всех, ясное дело, это волнует. Многие — особенно мо¬
лодые — о том и ведать не ведают. А некоторые — как раз из
информированных — считают, что, собственно, и жалеть не¬
чего. И вспоминают, как осуществлялась в окружении той
красоты прикормка нужных людей, слежка за иностранцами,
как крутились в гостиничных коридорах спекулирующие
шмотками фарцовщики и валютные проститутки.
Но ведь не эта накипь ушла из нашей жизни со сносом
«Москвы».
Навсегда утратилась какая-то пусть совсем не домини¬
рующая, но все равно очень теплая краска из жизненной па¬
литры сразу нескольких поколений.
А заодно — закрылась настоящая академия, воспитавшая
и подготовившая в своих стенах многих выдающихся отече¬
ственных мастеров кулинарного дела.
«Арагви». От грузинской кухни
к ШВЕДСКОМУ СТОЛУ
Даже в монохромные советские времена на тогда Совет¬
ской, а ныне Тверской площади у людей, не теряющих аппе¬
тит и вкус к жизни в любых ситуациях, был выбор. Во вся¬
143
Н. Ямской
ком случае, для многих моих друзей-кинематографистов.
Судьбу их фильмов решали совсем неподалеку — в особняке
Госкино СССР в Гнездниковском переулке. И согласно тра¬
диции, после оглашения очередного приговора очередной
кинокартине ее творцов прямо-таки вышибало в сторону Со¬
ветской площади.
Счастливчикам — налево,
НЕВЕЗУНЧИКАМ НАПРАВО
Там, словно витязь на распутье, их уже поджидал на сво¬
ем бронзовом коне бронзовый же князь Долгорукий. С вы¬
сокого гранитного пьедестала он своей правой рукой давал
отмашку в сторону Тверской, дом № 9, в торце которого тог¬
да зеркально поблескивали витрины довольно респектабель¬
ного кафе «Отдых». У кинематографистов для него было
свое название — «Долина слез». Поэтому создатели тех кар¬
тин, в отношении которых суровые кинокомиссары говорили
«Не пойдёть!», знали: им — туда. Считалось, что лучшего
места, где можно было бы интеллигентно, с хорошим коньяч¬
ком «завить горе веревочкой», в Москве не найти.
Счастливчиков же, получивших после мучительных цен¬
зорских пыток заветное прокатное свидетельство, тянуло со¬
вершенно в противоположную сторону. Там, за богатырски
расправленным левым плечом бронзового основателя Мо¬
сквы, в доме № 6 располагался один из самых популярных
в этом городе ресторанов — «Арагви».
ПАЛАТЫ № 6
Вот как раз с этим — если иметь в виду ароматы вкусной
и здоровой грузинской кухни — здесь обстояло «божествен¬
но». Что признавало даже беспощадно верящее только в
марксизм-ленинизм советское руководство. Исключение со¬
ставлял лишь кое-как питавшийся на дому главный вождь
144
«Советское значит шампанское>>
Советская площадь
мирового пролетариата. Поэтому висящая до сих пор на об¬
щей стене табличка с характерным профилем и надписью
«Здесь В.И. Ленин участвовал в заседании Московского ко¬
митета РКП(б) 16 августа 1918 г.» не должна создавать у вас
иллюзии, что «здесь» — это в «Арагви». Потому что, во-пер-
вых, и дата не та. А во-вторых, гостиницы «Дрезден», где как
раз и происходило отмеченное на памятной доске событие,
давно нет. Во время сталинской реконструкции Тверской —
улицы Горького в 1930-х годах здание бывшей гостиницы
(тут почти полная аналогия с нынешними временами) взор¬
вали ради возведения престижного здания на престижном
месте для особо уважаемых людей.
В лучшие квартиры дома, который и поныне значится
под номером шесть, заселили знатных людей Страны Со¬
ветов — народного артиста СССР, орденоносца Б. Ливанова;
выдающегося кардиолога, известного кремлевского врача
145
Н. Ямской
Гостиница «Дрезден»
Я. Этингера, бывшую участницу легендарных чапаевских
атак М. Попову, вошедшую в эпос Гражданской войны и на¬
родные анекдоты под именем Анка-пулеметчица, и многих
других.
Тем же, кто был попроще и посомнительнее, выделили
тоже неплохую, но площадь поскромнее. Некоторых из жиль¬
цов в самый пик Большого сталинского террора в 1937 году
увезли отсюда в тюремных «воронках». Жен и детей отпра¬
вили в специальные лагеря для родственников «врагов
народа». А тех немногих, кому посчастливилось остаться в
своих осиротевших гнездах, уплотнили, периодически то
подселяя, от отселяя к ним самых разнообразных жильцов.
СЛОВНО НА БЕРЕГУ РЕКИ
Именно в том, не к ночи помянутом, страшном 1937 году
в полуподвальном помещении дома № 6 распахнул свои со¬
всем не для всякого встречного-поперечного гостеприимные
двери ресторан «Арагви».
Попасть в него было все равно что вдруг каким-то чудес¬
ным образом на несколько часов перенестись в Тбилиси. Но
при этом почему-то оказаться в окружении грузин исключи¬
146
«Советское значит шампанское^
тельно «московского разлива». Они несуетливо располага¬
лись под низкими, расписанными художником Тоидзе сво¬
дами общего зала. И, чинно приступив к трапезе, совершали
нечто совершенно отличное от того, как это обычно бывает
у нас. А именно долго и замечательно тостовали. Пили из
рога, не опрокидывая его в себя одним махом, а медленно, но
неуклонно осушая до дна. Мечтательно вслушивались в ме¬
лодии, которые, словно поток небольшого горного водопада,
лились и журчали с внутреннего балкона, где располагался
маленький оркестрик. Потом начинали петь сами. И тогда
создавалось ощущение, что вы совсем не в центре огромного
города, не в закрытом помещении так называемого большого
зала, зажатого между залом малым и чередой отдельных ка¬
бинетов, а где-то у них в гостях на берегу быстрой горной
реки. Официанты в национальных костюмах, что хлопотали
вокруг посетителей, только дополняли это впечатление. Они
разносили по залу дымящиеся шашлыки. И этот аромат вно¬
сил еще одну характерную струю в общую атмосферу этого
заведения, в котором царило настроение какого-то особого
грузинского жизнелюбия.
БЕЗ «УМЫСЛА НА ТЕРАКТ»
В Москве нигде ничего подобного долгие годы не было.
В 1941 — 1945 годах «Арагви» оказался одним из немногих
ресторанов, который не был, как другие, закрыт или пере¬
профилирован в рядовой пункт питания во время войны. Он
фактически по-прежнему оставался рестораном высшего
разряда — правда, закрытого типа, предназначенного для
обслуживания «спецконтингента». И только ближе к Побе¬
де приоткрыл двери пошире. В ресторан стали пускать тех,
кто был в состоянии оплатить свое пребывание по коммер¬
ческим ценам. Последние, конечно, «кусались». Но ведь и
высшее качество гарантировалось. Причем не только пото¬
му, что так было заведено во всех «фирменных» московских
заведениях. С «Арагви» тех лет спрос вообще был особый.
147
Н. Ямской
Там за малейшую недоброкачественность можно было и
«высшую меру социальной защиты» схлопотать. Потому что
в иных обстоятельствах могло угрожать здоровью самого
товарища Сталина. В «Арагви» он, правда, не появлялся. Но
однажды ранним летним утром 1940 года лично посетил
одну из расположенных в этом же доме коммунальных квар¬
тир, где по соседству с каким-то бедным студентом и по¬
лусумасшедшей старухой проживал в двух комнатах друг
его детства, бывший председатель Совнаркома Грузинской
ССР С. Кавтарадзе. В 1937 году — как все люди, чересчур
много знавшие о прошлом генсека, — Сергей Иванович по
личному распоряжению Сталина был арестован. А перед
войной, по его же приказу, возвращен жене, прописан в вы¬
шеупомянутой квартире дома № 6 и даже пристроен на ра¬
боту в одно из издательств.
УТРО НАШЕЙ РОДИНЫ
Посреди предшествующей историческому визиту ночи
Кавтарадзе без всяких объяснений вытащили из постели. Но
доставили не на Лубянку, как он ожидал, а... прямо за
накрытый в кремлевском кабинете Хозяина стол. Тот, ока¬
зывается, решил замириться. А по грузинскому обычаю
окончательное примирение возможно только тогда, когда
стороны переломят хлеб и выпьют друг с другом в доме
обиженного. Поэтому, к ужасу Сергея Ивановича, на рас¬
свете вождь пожелал продолжить застолье в его коммунал¬
ке. Внезапное появление в обыкновенном московском дворе
кавалькады черных лимузинов, многочисленной охраны,
расторопно перекрывшей все ходы и выходы, и самого
нетвердо вышагивающего к подъезду генералиссимуса с
каким-то совершенно ошарашенным гражданином вызвало
у окружающих ощущение коллективного сна. Грузчики, пе¬
ретаскивавшие ящики в «Арагви», буквально остекленели.
Полусонный лифтер, отдавая честь, обалдело приложил ла¬
донь к «пустой» голове. А открывшая входную дверь поло¬
148
«Советское значит шампанское»
умная старуха на следующий день бродила по двору и всем
рассказывала:
— Этот грузин Кавтарадзе совсем с ума сошел: приходит
ночью пьяный, а перед собой держит портрет Сталина...
Каким вином нас угощали...
О том, как все происходило, лучше прочитать в «Актер¬
ской книге» Михаила Козакова. В ней он весьма подробно
воспроизвел воспоминания самого Сергея Ивановича, кото¬
рого знал лично. А также рассказ другого невольного свиде¬
теля — проживавшей в том же доме Зины Поповой, своей
приятельницы и дочки легендарной Анки.
Однако в нашей истории важно совсем другое. А именно
то, чем оба в тесной комнатушке Кавтарадзе угощались. Ока¬
зывается, горячие шашлыки, лобио, сациви и прочие вкус¬
ности мальчики из сталинской охраны расторопно принесли
как раз из «Арагви». Да и как же иначе?
«Общепитовскую еду» вождю абы какую — в смысле, не
исследованную досконально — пищу никогда не подавали.
Такое можно было доставить только из этого ресторана.
А там процедура была строжайшим образом отработана.
Формально «Арагви» работал до комендантского часа. Не¬
формально — до пяти утра. А фактически — столько, сколь¬
ко было нужно ретиво крышевавшим данное заведение ком¬
петентным органам. Ведь помимо вождя им приходилось
гастрономически обслуживать свое собственное начальство
и даже их любовниц.
ПРОДУКТОВЫЙ НАБОР ОТ ЧЕЛОВЕКА-ЯСТРЕБА
В этой связи на память приходит эпизод, который Евге¬
ний Евтушенко включил в свою во многом автобиографиче¬
скую книгу «Мой XX век». Случилось это в 1952 году, когда
он еще не был «отяжеленным» славой поэтом, а числился
149
Н. Ямской
студентом Литинститута. Одна из знакомых пригласила его
с двумя приятелями на день рождения подруги, которая
жила в отдельной квартире в шикарном доме как раз напро¬
тив ресторана «Арагви». Как потом выяснилось, это была
чуть ли не единственная постоянная любовница Лаврентия
Берии, к которой он — видимо, неожиданно для самого
себя — привязался и которая родила ему ребенка.
Человек-ястреб ее всячески опекал и обустраивал. Поэто¬
му праздник, на который довольно случайно попали ребята,
поразил их необычностью обстановки и редким по тем вре¬
менам благополучием. «Стол, — вспоминал Евтушенко, —
был накрыт а-ля фуршет, как тогда не водилось, и несмотря
на то, что виктрола (разновидность первых радиол. — Авт.)
наигрывала танго и фокстроты, никто не танцевал, и немно¬
гие гости жались по стенам с тарелками, на которых почти
нетронуто лежали фаршированные куриные гребешки, гу¬
рийская капуста и сациви без косточек, доставленные прямо
из «Арагви» под личным наблюдением похожего на пенси¬
онного циркового гиревика великого Лонгиноза Стожадзе».
ВОЛЧЬЕ УХО БОЛЬШОГО БРАТА
А вот еще одна жизненная история, связанная с совсем ино¬
го рода «угощением», но происшедшая в начале все тех же
1950-х и тоже связанная с «Арагви». Я ее услышал от Якова
Яковлевича Этингера — видного российского ученого, доктора
исторических наук, почетного члена семи зарубежных акаде¬
мий, а тогда студента МГУ. До 1950 года он тоже проживал в
соседстве с этим рестораном. Но только не напротив, а все в
том же доме № 6. Его приемный отец Я.Г. Этингер — мирово¬
го уровня кардиолог и номинант на Нобелевскую премию —
своих высокопоставленных пациентов из числа видных со¬
ветских военачальников и партгосноменклатуры частенько
принимал на дому.
А те, доверяя доктору свое драгоценное здоровье, заодно
раскрывали и душу. Лубянские специалисты претендовали
150
«Советское значит шампаиское>>
на такой же уровень откровенности. Однако на доброволь¬
ность уповать не могли. И потому поставили квартиру про¬
фессора на прослушку. Со временем по мере необходимости
точно так подключались к семейным очагам и других «обще¬
ственно значимых жильцов».
Результаты не заставили себя ждать. Арестованный в
1950 году и спустя год скончавшийся в тюрьме на Лубянке
профессор Этингер был посмертно «пристегнут» к раздутому
Сталиным «делу врачей-вредителей». Самого Якова взяли за
месяц до ареста отца. Спустя полвека он рассказывал мне, как
его, 21-летнего студента, доставили на Лубянку. И сначала
били трофейными эсэсовскими дубинками. А потом припира¬
ли к стенке обильным цитированием материалов прослушки.
ИМ НАКРЫВАЛИ КАК РОДНЫМ.
И СКОРО «НАКРЫВАЛИ»...
Прослушка в «Арагви» оказалась самой долгоиграющей.
Поскольку и в постсталинские времена ресторан негласно
продолжал оставаться спецподразделением Лубянки. Сюда и
директоров назначали только таких, которые отбарабанили
свое в органах. И «уши» к слетающимся на здешние праздни¬
ки еды зарубежным дипломатам, журналистам, высоким ино¬
странным гостям «пристегивали». Заодно «писались» разго¬
воры и родной отечественной публики. Интересно, знали ли
об этом оккупировавшие «Арагви» в 1960-х московские цехо¬
вики — организаторы самых рентабельных в стране подполь¬
ных предприятий? Или скоро сильно их разбавившие за сто¬
лами подпольные короли фарцы и валюты? Про одного из
таких — Яна Рокотова по кличке Ян Косой, подведенного по¬
том задним числом под расстрельную статью самим Никитой
Хрущевым, — тогда слагались легенды. Для подобного рода
посетителей уже закрытый было на ночь ресторан открывали
вновь, вызывали официантов, накрывали шикарные столы.
Словом, трудились, не считаясь со временем и не покладая
рук. Для «плана». «На державу». И себя, конечно, любимых...
151
Н. Ямской
Коронный номер с номерками
А уж как любили в таком вкусном месте работать и отды¬
хать советские бойцы «невидимого фронта»! Не зря уже в
постперестроечные времена один из видных наших в прошлом
разведчиков Михаил Любимов ностальгировал: «Пою кабине¬
ты с вежливыми официантами: там много побывало ценной
агентуры. Какие были времена! Кабинеты готовили заранее,
ставили на столы дорогой (и не фальшивый!) коньячок, чер¬
ную икру, балыки и прочий дефицит. Знали, что государство
не скупится на полезное дело, оплатит с лихвой. Мэтр (порой
отставник КГБ) встречал у раздевалки, держал руки по швам
и угодливо заглядывал в глаза. Был ПОРЯДОК, было уваже¬
ние к органам...»
У нас — молодых шестидесятников второй половины
1960-х годов, или, как саркастично назвал эту генерацию
критик Рассадин, «младозасранцев», — никакого уважения
к этим самым органам не было. Только опаска. Да и то, до
третьей рюмки. Далее начиналось: «Да пошли они...» И про¬
чая фронда. Для некоторых это плохо заканчивалось. Кого-
то шантажировали, вербуя в «доброжелателей».
Один мой сокурсник по университету через много лет со¬
знался, что именно в «Арагви» ему пришлось дать подписку.
Но, правда, о «неразглашении». По пьяни он вместо туалета
вломился в какое-то довольно просторное помещение, устав¬
ленное дюжиной магнитофонов. На каждом, ведя запись,
медленно крутились многочасовые бобины. И висел номе¬
рок. Такие же стояли на зарезервированных столиках в залах
и отдельных кабинетах.
НЕ ПО ГАМБУРГСКОМУ СЧЕТУ
Впрочем, остались и совсем другие воспоминания. Тех,
кто, несмотря ни на что, широко и весело отмечал с друзья¬
ми в «Арагви» юбилеи, дни рождения, угощал своих зару¬
бежных гостей. У того же М. Козакова в «Актерской книге»
152
«Советское значит иамнаяское»
есть эпизод о том, как принимали известного французского
режиссера, актера и драматурга Роже Планшона, а с ним и
его коллег — человек двадцать, которых тот пригласил в
расчете, что каждый будет платить за себя. «Мне удалось
добыть в «Арагви» большой кабинет, — вспоминал М. Ко¬
заков. — Накрыли длинный стол, пригласили зурниста, и он,
к восхищению французов, сыграл на своем экзотическом
инструменте Моцарта. Мой друг и я решили широко про¬
демонстрировать европейцам русское гостеприимство. Пока
я развлекал гостей, друг в полчаса слетал за деньгами, занял
их у кого-то, и мы заранее, уже не как славяне, а как истые
кавказцы оплатили банкет. Когда настал час расплаты, фран¬
цузы были ошарашены и долго не могли взять в толк, что
стол уже оплачен двумя русскими. Я, как мог, отшутился,
объяснив в импровизированном тосте, что мы в «Арагви»,
стало быть, почти на грузинской территории, а там уж так
принято, и нам с моим другом приятно поддержать этот
обычай...»
Иного рода эпизод запечатлелся в памяти актера Евгения
Стеблова. В своей книжке «Против кого дружите?» он пишет:
«Как-то в «Арагви», проходя по коридору второго этажа, я
услышал торжественно-тревожный голос Юрия Левитана:
«От Советского Информбюро. Сегодня, 22 июня, немецко-
фашистские войска вероломно напали...» Заглянул в приот¬
крытую дверь отдельного кабинета. За столом сидели мар¬
шалы и генералы во главе с Левитаном. Они прошли с
легендарным диктором всю войну, по всем фронтам, с сорок
первого по сорок пятый. «С победой вас, дорогие товарищи!»
Полководцы слез не скрывали».
Только О ЛИЧНОМ И НЕМНОЖКО НЕРВНО
Но давайте лучше про личные впечатления о еде в «Араг¬
ви». Кухню времен легендарного шеф-повара Стожадзе я не
захватил. Зато — правда, всего лишь пару раз — бывал в ре¬
сторане в ту пору, когда там над плитой колдовал не менее
153
Н. Ямской
великий Николай Семенович Кикнадзе. В 1957 году, когда
этого кулинарного виртуоза откомандировали на Всемирную
международную выставку в Брюсселе, к обеду в ресторан
при советском павильоне выстраивалась примерно такая же
очередь, как на главном входе. Не случайно же по заверше¬
нии выставки ее оргкомитет удостоил Николая Семеновича
Гран-при и золотой медали.
Попросить предъявить эти награды — такое в «Арагви»
никому даже в голову не приходило. Всем было достаточно
отведать любое приготовленное им блюдо. Легким наброском
поделюсь собственными ощущениями. Помню, как заказал
шашлык «Любительский на ребрах».
«Зачем? Самый лучший здесь по-карски», — бросил мой
более опытный в таких делах товарищ. Я с этим «далеко не
лучшим» — сладострастно урча и постанывая — расправился
в мгновение ока. И, «пересчитав» все ребрышки до полиро¬
вочного блеска, попросил повторить...
А ВСЕ-ТАКИ ЖАЛЬ...
И еще. Впрочем, тогда это вся Москва знала. Нигде боль¬
ше в нашем городе не умели делать такого сочного, такого
поджаристого, такого румяненького цыпленка табака. Аппе¬
титно обложенный зеленью, с неподражаемой острой чесноч¬
ной подливкой, он, по определению одного из знатоков, «чуть
ли не кукарекал в восторге от собственного вкуса». А если
все это промокнуть теплым духовитым лавашом?! Да под
бокальчик цинандали в оригинале?!
Тут уж, как говорится, нет слов! Одно слюноотделе¬
ние...
Нет, все-таки действительно жаль, что в 2004 году этот
ресторан закрыли на бесконечно долгий ремонт. Ведь как
остро в нашем северном краю, где спокон веков все быстро
выпитое считается безалкогольным, нам не хватает по-
кавказски неспешного, с классной горячей закуской за¬
столья!
154
«Советское значит шампаиское>>
А какой вкусной и здоровой могла бы стать жизнь стра¬
ны еще в прошлом веке, если бы товарищ Ленин не зло¬
употреблял сухомяткой и крутыми куриными яйцами, кото¬
рыми после изнурительных заседаний в Совнаркоме и МГК
ВКП(б) обкармливала его на ночь супруга Надежда Кон¬
стантиновна. Куда было бы полезней и дальновидней, если
бы вождь степенно, в окружении других нормальных граж¬
дан страны обедал в «Арагви». Возможно, тогда бы никто не
вовлекал страну в оголтелый военный коммунизм. И ничто
не мешало бы строить в ней социализм не только с замеча¬
тельными блюдами кавказской кухни, но и большим швед¬
ским столом.
«Арарат».
Наша маленькая
московская Армения
Неглинная улица, дом № 4. Раньше здесь размещался
старый, с еще дореволюционной биографией ресторан «Ев¬
ропа». В нем была приличная кухня, играл оркестрик,
выступали артисты. В апреле 1944 года, когда в Москве сно¬
ва открылись рестораны и кафе, «Европе» вместе с «Мо¬
сквой», «Авророй» и другими ночными фаворитами сто¬
личного общепита присвоили звание предприятия первого
разряда.
Но в самом начале 1950-х все это было быстро забыто.
Потому что на ее месте появился новичок, который хоть из¬
начально и проходил по документам как кафе, но довольно
быстро — не столько формально, сколько по факту — стал
настоящим рестораном. И даже более того — совершенно зат¬
мил свою почтенную предшественницу, чем, собственно, поч¬
ти обрек ее на полное историческое забвение.
А вот про «Арарат» несколько десятилетий подряд знал
почти каждый второй взрослый москвич. И почти каждый
пятый приезжий. Даже если он ни разу здесь лично не бы¬
вал. Такова была слава! И слава заслуженная.
155
Н. Ямской
«Ну, как у мамы!»
Про маму — это, конечно, несколько преувеличено. Все-
таки в московском «Арарате» была представлена самая ста¬
рая, самая затейливая и самая трудоемкая в Закавказье кух¬
ня — армянская. Такую не всякая мама — пусть она даже
будет ей с детства родной — потянет. Зато все остальное — и
с минимум формальностей — было действительно душевно,
по-домашнему. Главное было проникнуть внутрь. А стимулов
для того было много. Привлекал даже режим работы. Кроме
«Арагви», «Арарат» тех времен был, пожалуй, единственным
такого рода заведением, который дольше других в городе
официально работал в режиме ресторана первого разряда, то
есть до пяти утра, а неофициально — почти круглосуточно.
Располагалось заведение также исключительно удобно: в са¬
мом центре, вблизи сразу трех столичных театров — Боль¬
шого, Малого и Детского.
ПОД КРЫШЕЙ ДОМА СВОЕГО
Кормили в «Арарате» не только очень вкусно, но и срав¬
нительно недорого. Так что туда днем и ночью ломилась
самая разнообразная публика: артистическая, богемная;
дипломатическая, чужеземная; студенческая, «деловая» и
даже «подпольно-цеховая». Настрой такому демократиче¬
скому — без чинов и званий — братству задавали главные
завсегдатаи заведения — армяне. Если «Арагви» собирал под
своей крышей московских грузин, то «Арарат» выполнял ту
же роль, сразу же став местом традиционных встреч армян¬
ского землячества. Так что именно здесь в гуще одетых в
скромные черные пиджаки командированных из какого-
нибудь Ленинакана можно было вдруг упереться взглядом
в роскошный маршальский мундир прославленного воена¬
чальника Ивана Баграмяна. Или обнаружить чуть в стороне
от говорливой компании молодежи в модных тогда «битлов-
ках» вдохновенно всклокоченную гриву волос великого
156
«Советское значит шампанское)
советского композитора А. Хачатуряна, тихо что-то наго¬
варивающего в слуховой аппарат несколько туговатого на
ухо чемпиона мира по шахматам, гроссмейстера Т. Петро¬
сяна.
СЕКРЕТЫ
ДРУЖЕСТВЕННОГО ПРОНИКНОВЕНИЯ
Кстати, «слушали» в «Арарате» — это если о специалистах
с соседней Лубянки — не хуже, чем в «Арагви». Предпола¬
гаю, что даже самих Баграмяна с Петросяном и редко, но
заглядывавшего на огонек Константина Симонова. Заодно с
ними «фиксировали» и всех остальных. Но особо присталь¬
но, конечно, иностранных дипломатов и журналистов. По¬
лагаю, что они об этом догадывались. Как и все остальные
посетители «Арагви», которые вольно или невольно вступа¬
ли с ними в контакт.
Нас же — простых московских студентов — это, честно
говоря, не очень напрягало. Куда более заботила нехватка
средств и сложность проникновения за входную дверь. У
нее почти всегда змеилась большая очередь. И, упрямо
игнорируя табличку «Свободных мест нет», стоически жда¬
ла, когда «Сезам приоткроется». Лично я эту проблему ре¬
шал с помощью двух своих сокурсников — коренных ере¬
ванцев. Они вроде бы корешились с самим метрдотелем
Робиком Баблаяном, бывшим, кстати сказать, выпускником
филфака МГУ, не без пользы использовавшим опыт ресто¬
ранного общения с гостями в своей дальнейшей творческой
работе.
Сказки шашлычного рая
Впрочем, «своих» было столько, что даже при таких свя¬
зях частенько приходилось постоять. Зато, проникнув в уют¬
ный интимный полумрак гостевого зала и рассевшись за
157
Н. Ямской
низенькими столиками на огромных, устланных коврами ди¬
ванах, заваленных грудой разнокалиберных подушек-думо-
чек, можно было сладко расслабиться.
От разнообразия предлагаемых в «Арарате» вкуснейших
блюд сводило челюсти: невероятно сытный, приправлен¬
ный выдавленным из лимона соком хаш; пышущие жарким
ароматом шашлыки, пикантная долма с ее компактными
кусочками мясной начинки, завернутыми в виноградные
листья...
А еще бодрящая своей свежестью мацони, пряная бастур¬
ма, острые армянские сыры со свежей кинзой. Словом, это
была роскошная и, учитывая содержимое наших студенче¬
ских карманов, одновременно жестокая картина!
Но в молодости проблемы не выглядят столь уж непре¬
одолимыми. Нас эпизодически что-нибудь да выручало. То
удачно подворачивался редакционный гонорар на практике.
То на день-другой обогащала сезонная разгрузка овощей на
продуктовой базе. Но более всего толковые советы наших
сокурсников — консультантов из Еревана.
ОНИ НАС СЛУШАЛИ,
А МЫ СМЕЯЛИСЬ И КУШАЛИ
Наши друзья точно выводили нас на оптимальное соот¬
ношение вечно противоречивых отношений «цена—качест¬
во». Благодаря их патронату чудно вписывались в наш то¬
щий бюджет люля-кебабы (по-моему, лучшие в Москве) или
обжигающие, меньше обычного размера, но честно сделанные
армянские чебуреки. К мясу и сыру обязательно брали вкус¬
нейший, только что приготовленный лаваш. Его готовил
пекарь-кудесник Каро. Тандыр — круглая каменная печь в
форме колодца, где его выпекали, находилась тут же, во вну¬
треннем дворе. Смягчали и облагораживали весь этот гастро¬
номический разгул фирменными армянскими винами. Они
приятно кружили голову. Но память не отшибали. Вот ведь,
сколько лет прошло, а во мне все по-прежнему звучит свое¬
158
«Советское значит шампанское»
образная музыка их названий: «Айгешат», «Аштарак», «Ге-
ташени»...
После каждого посещения «Арарата» мы возвращались на
московские улицы, словно побывав у своих ереванских дру¬
зей дома. Никаких казенных общепитовских ощущений. Ни¬
какого неприятного послевкусия, остающегося после посе¬
щения обычного советского общепита. Никаких в нагрузку
комплексов оттого, что «соседи» с недалекой от «Арарата»
Лубянки что-то там занесли в свою фонотеку. Все, что они
могли зафиксировать, — это то, что маленькая Армения в
старинном центре столицы угощала нас за наличные. Но при
этом явно с превышением над нашими весьма скромными
чаевыми. Потому что совершенно бескорыстно, от всего серд¬
ца делилась своим теплом, добротой, умением работать, лю¬
бить, дружить, радоваться жизни.
ОТ НАШЕГО СТОЛА ВАШЕМУ СТОЛУ
О том же самом из опыта других. Зимой 1962 года в «Ара¬
рате» оказались два друга, два поэта: уже освоившийся в Мо¬
скве Евгений Рейн и приехавший из Питера Иосиф Бродский.
Последний — кое-как тогда перебивающийся переводами бу¬
дущий нобелевский лауреат — еще не был вытолкнут из стра¬
ны. Но его уже вовсю «прессовали». И чтобы хоть как-то убе¬
речься, он нырнул в плотно заселенную гущу столичного
«плавильного котла». Почти сразу же ноги сами привели обо¬
их в «Арарат». И тут произошло то, что Рейн чуть позже офор¬
мил в стихах. Он написал:
Вдвоем — за столиком,
а третье место пусто,
И вот подходит к нам официант,
Подводит человека в грубой робе,
«Подвиньтесь» — подвигаемся,
А «третий» садится скромно
в самый уголок.
«Да он впервые
в этом заведеньи», —
159
Н. Ямской
Решает Бродский.
Я согласен с ним.
На нас он смотрит,
как на миллионеров,
И просит сыр сулгуни и харчо.
И вдруг решительно глядит
на нас.
«Откуда вы?» —
«Да мы из Ленинграда». —
«А я из Дилижана — вот дела!»
И Бродский вдруг добреет.
Долгий взгляд
Его протяжных глаз вдвойне
добреет.
«Ну, как там Дилижан?
Что Дилижан?» —
«А в Дилижане вот совсем
неплохо,
Москва — вот ужас. Потерялся я.
Не ем вторые сутки. Еле-еле
Нашел тут ресторанчик
«Арарат». —
«Пока не принесли вам —
вот сациви,
сулгуни — вот, ты угощайся, друг!
Как звать тебя?» — «Ашот». —
«А нас Евгений, Иосиф —
мы тут тоже ни при чем».
И вдруг Ашот резиновую сумку
Каким-то беглым жестом
Открывает
И достает бутылку коньяку.
«Из Дилижана, вы не осудите!»
Кругом содом армянский.
Кто-то слева
Нам присылает вермута
бутылку.
Мы отсылаем «Айгешат» —
свою.
Но Бродскому не нравится
все это,
Ему лишь «третий лишний»
по душе.
А время — у двенадцати,
И нам пора теперь подумать
о ночлеге.
И тут Ашот протягивает руку,
160
«Советское значит ш<шпанское>>
Не мне, а Бродскому,
и Бродский долго-долго
Ее сжимает, и Ашот почему-то уходит.
Метель в Москве,
и огоньки на елках —
Все впереди,
год шестьдесят второй.
И вот пока мы едем на метро,
Вдруг Бродский говорит:
«Се человек!»
Здесь Рейн поставил точку и подписался «Р. Арарат¬
ский».
ОПЯТЬ НЕ ХУЖЕ, ЧЕМ В ЕВРОПЕ
Из рассказанного, надеюсь, понятно, почему многие в Мо¬
скве буквально осиротели, когда 14 июля 1974 года двери
Армянского дома на Неглинной открылись в последний раз.
Пока район реконструировали, страна пережила смену эпох
и ориентиров. В 2000 году на пустыре закипела стройка. И
уже через два года на месте, где когда-то под армянскую зур¬
ну гуляла, веселилась и в одночасье закатилась наша мо¬
лодость, появился фешенебельный пятизвездочный отель
«Арарат-Парк-Хайят». А при нем — респектабельный ресто¬
ран с дорогим для старого москвича названием. Говорят, что
сначала шеф-поваром пригласили того, кто угощал нас еще
в старом «Арарате». Потом пришли молодые. Не хуже, если
судить по нынешней кухне. С продуктами тоже все в поряд¬
ке: почти все неповторимо армянское — от баклажанов до
севанской форели — доставляют прямо из Араратской до¬
лины. В меню, а главное, на столе — строго выдержанный в
канонах национальной кухни эксклюзив. В супе «ереванский
бозбаш» вкус парной баранины, как полагается, вплетается
в аромат свежих яблок и слив. Натурального (не бройлерно¬
го) цыпленочка зажаривают до хрустящей корочки. И не на
чем-нибудь, а на каменной сковородке тапакац. На завтрак
подают харису — пшеничную кашу с курицей, разваренной
161
К. Ямской
до ниток. И никаких капучино с эспрессо, только кофе по-
армянски, сваренный на песке...
И при этом — приличные порции, посуда из лиможского
форфора, почти безупречное обслуживание.
Цены — по крайней мере, на глаз — не такие уж и заоб¬
лачные. Но в «уях». Потом, когда прейскурант повелели
оформлять в рублях, все встало на свои места. Расчет пошел
в «штуках», да и чаевые оказались «царскими».
Знать бы, чему завидовать
Конечно, можно считать, что с появлением в столичной
коллекции роскошных заведений нового «Арарата» жизнь, в
натуре, стала веселее. Но почему же при этом обязательно и
сильно дороже?
В старых «Арагви» и «Арарате» тоже было не бесплатно.
Но как-то по-другому. Не в «уях». Да и надежда на какое-то
неизбежно светлое для всех будущее, несмотря ни на что,
теплилась. И тогда казались не такими низкими потолки. Не
такими тесными украшенные фресками стены...
Мы благополучно дожили до времен, когда в Москве от¬
крылись десятки, сотни новых, «с иголочки» ресторанов, а в
старые завезли самые современные материалы и сделали ев¬
роремонт.
И только тут обнаружилось то, что многие из нас, совре¬
менников старого «Арарата», когда-то даже вообразить не
могли — что вся эта благодать к тем, прежним нашим мечтам
никакого отношения не имеет.
Как сказал один мой приятель, настороженно кося глаза¬
ми в сторону своей когда-то простодушно хорошенькой
жены, ныне его же прекраснодушной недотепистостью пре¬
вращенной в беспощадную бизнесвумен: «Поосторожней
надо бы с мечтами! В один прекрасный день они могут
сбыться...»
Для ВИП-персон они, конечно, сбылись. Жаль только, что
всем остальным такое не всегда по карману.
162
«Советское значит шампанское»
«Узбекистан».—
ВОСТОК ДЕЛО ВКУСНОЕ
Сегодня, конечно, историки-знатоки общепита советской
поры могут сколько угодно дискутировать, удалось ли при
той не очень-то баловавшей народ власти восстановить ста¬
рый, дореволюционный ресторанный мир. Но одна вещь бес¬
спорна: в Москве национальная кухня входящих тогда в со¬
став СССР республик была все-таки неплохо представлена.
В подтверждение достаточно вспомнить и перечислить на¬
звания лишь некоторых, еще не упомянутых в нашем рас¬
сказе ресторанов, чьи названия и ассортимент говорили сами
за себя. В середине прошлого века желающие отведать на¬
стоящего украинского борща шли в ресторан при гостинице
«Украина». Те, кому были милее белорусские драники, мог¬
ли их найти на улице Горького, в ныне снесенном «Минске».
За угощением в прибалтийском духе приходилось отправ¬
ляться подальше — аж на Мичуринский проспект, где в на¬
чале 1970-х открылся ресторан «Литва».
А какие длинные хвосты любителей замечательной азер¬
байджанской кухни стояли в ныне тоже канувшем вместе с
СССР в Лету ресторане «Баку» на той же Тверской.
А кухни народов республик Средней Азии? Чего стоил
только один «Узбекистан», что и поныне работает на своем
старом месте на Неглинной улице.
В ПЛЕНУ ОПУСТОШИТЕЛЬНЫХ ЖЕЛАНИЙ
В стане ресторанных новичков-ударников послевоенного
сталинского общепита неподражаемая кухня братских наро¬
дов Кавказа имела в лице «Узбекистана» опасного соперни¬
ка. Потому что в Москве этот ресторан достойно, можно ска¬
зать, представлял не менее уникальную, пряную, острую,
вкусную кухню братских народов из Средней Азии.
Другое дело, что первые годы его существования пали на
ту пору, когда полноценно погулять в нем могли лишь все-
163
Ресторан «Узбекистан»
союзно известные и весьма благополучные в материальном
отношении граждане, коих, естественно, было меньшинство.
Остальные туда если и попадали раз-другой, то вспоминали
потом свой визит как яркий, но, увы, опустошительный
праздник жизни. Поэтому большинство в той огромной, по¬
тенциально богатой, но очень неласковой к населению стра¬
не было лишено и этих воспоминаний.
Как упоительна в России ветчина
Наша семья принадлежала к большинству. Поэтому я —
да не только я, но и все мои дворовые кореша были уверены,
что, например, ветчина — это нечто жидкое, разлитое по бу¬
тылкам и очень вкусное. Реально первая моя встреча с этим
«предметом» состоялась в 1947 году, на уличном буфетном
«развале» по случаю 800-летия Москвы. Там лежащие на
164
«Советское значит шампанское»
одном из лотков бутерброды с ветчинойлрямо-таки засло¬
нили для меня все остальное. Я еще не только не вкусил, но
даже толком ничего и не рассмотрел, но уже был совершен¬
но полонен запахом. Прочувствовав ситуацию, мои еле тя¬
нувшие от получки до получки родители сдались и купили
мне и старшему брату по бутербродику. Тот потом иронизи¬
ровал, что они не выдержали моих вдруг совершенно по-
волчьи блеснувших глаз.
Что самое интересное, ветчину я тогда так, по существу,
толком и не распробовал. Зато запах некоторое время стойко
связывался с какой-то иной, по-настоящему вкусной и здо¬
ровой жизнью. Что скоро скорректировалось другим, куда
более мощным ароматом.
КОМПЛЕКС КАБЫЗДОХА
В той далекой послевоенной Москве этот аромат был свя¬
зан с одним местом, где — как потом выяснилось — голова
кружилась не только у меня. Находилось оно в «междуре¬
чье» Петровки и Неглинной улицы. В соединяющем их мрач¬
новатом проходе уныло тянулся дом, в который я бегал к
одному приятелю меняться марками. В его тогда перенасе¬
ленных, утрамбованных ненормативной лексикой недрах с
ног сбивала тяжелая смесь запахов старого, захламленного
жилища, кислых щей и несвежего, совершенно уже не под¬
дающегося стирке белья. В мире моего детства по-другому,
в сущности, не пахло. Так что можно было бы и не комплек¬
совать. Если бы не было нужды по пути в ту «Воронью сло¬
бодку» пробегать мимо открытого в 1951 году ресторана
«Узбекистан». Вот уж откуда веял и расползался по окрест¬
ностям чуть сизоватым дымком такой запах, что изо рта раз¬
ве что слюна не капала. Точно как у Кабыздоха — нашего
дворового пса.
Стоило в его присутствии вслух упомянуть про «сахарную
косточку», и он сразу же впадал в глубокий гастрономиче¬
ский транс.
165
Н. Ямской
Чрево петровки
Спустя много лет, когда подобные диссонансы уже не рас¬
шатывали нервную систему моих современников, от своего
коллеги-известинца я узнал довольно любопытную вещь.
Оказывается, в начале 1935 года в одну из комнатушек «Во¬
роньей слободки», куда, напомню, уже после войны я бегал
к своему приятелю, въехал со своей беременной женой мо¬
лодой, подающий большие надежды инженер. После куда
более достойного, но все же совместного проживания с ро¬
дителями мужа им хотелось уединения в собственном «гнез¬
де». Увлеченный своими техническими идеями инженер меч¬
тал о столь необходимом ему и жене покое. Однако тщетно
было его искать в круглосуточно гудящей, словно заводской
цех, коммуналке, средь пространства, сдавленного чьими-то
сундуками, свешивающимися со стен оцинкованными коры¬
тами, стиральными досками и поломанными велосипедами
фирмы БСА. Поэтому супруги переночевали всего два-три
раза. И, не выдержав прелестей коммунального быта, спешно
вернулись к родителям...
Молодого инженера звали Сергей Павлович Королев.
ВЕТЕРОК С ЗАПАХОМ ЖАРЕНОЙ БАРАНИНЫ
Познакомившись с этим эпизодом из жизни будущего ге¬
нерального конструктора самых передовых для своего вре¬
мени космических систем и вспомнив свои собственные ощу¬
щения от погружения в суровую атмосферу «Вороньей
слободки», я вдвойне за него порадовался. Во-первых, что он
не надолго задержался в недрах того изнуряюще тяжелого
коммунального быта, который даже у очень незаурядных,
талантливых людей отнимал массу жизненных сил и време¬
ни. А во-вторых, избежал тогда шока от еще большего кон¬
траста. Потому что «Узбекистан», и поныне выходящий
своими тылами одновременно на бывший спортивно-оздо¬
ровительный центр «Динамо» на Петровке и на реконстру¬
166
«Советское значит шампанское»
ированную «слободку», заработал лишь полтора десятилетия
спустя. Иначе будущему генеральному пришлось бы еще и
вдыхать прямо-таки издевательски дразнящие ароматы пря¬
ной узбекской кухни.
Я сам это — уже, можно сказать, на новом историческом
витке — испытал в середине 1970-х, когда одно время ле¬
том поигрывал на арендованных известинцами динамовских
кортах. Стоило даже легкому ветерку подуть со стороны ре¬
сторана, как неподражаемый запах капающего на угли ба¬
раньего жирка не только стелился сизоватым дымком над
спортплощадкой, но искушающе-призывно зависал над всей
округой.
КРОХОБОРСТВО И НАКАЗАНИЕ
Не скажу про других, но я тогда проигрывал гейм за
геймом.
А между прочим, уже далеко не был тем прожорливым
оглоедом, что терял самообладание от одной только мысли
про «ветчину в бутылках». Более того, уже имел кое-какой
опыт общения с искусно зажаренной на открытом огне мо¬
лодой бараниной. В том числе и в самом «Узбекистане».
В первый раз как полноценный посетитель я прорвался
в «Узбекистан» летом 1969 года. Да и то по блату. Без бла¬
та можно было долго-долго стоять у заветных резных две¬
рей, перед которыми почти всегда клубилась длиннющая
очередь. Полученный мной только что скромный гонорар
«жег карман». Но особенно разгуляться не позволял. Поэто¬
му приходилось калькулировать — совершенно потряса¬
ющий шашлык, за который в других достойных местах бра¬
ли рупь сорок, в «Узбе» стоил рубль восемьдесят. Словом,
шашлык я заказал своему уважаемому спутнику, который
руководил моей практикой. А сам решил «вписаться» во
что-нибудь «минус 40 копеек». Кара за крохоборство после¬
довала незамедлительно. Потому что наставнику принесли
ароматнейший, весь в аппетитных поджаристых корочках и
167
Н. Ямской
исключительно сочный внутри шашлычок. Причем в виде
полноценной порции на двух шампурах, да еще и с щедрым
предложением зелени.
ВСЕ НА ВСЕХ
До сих пор этот «узбекский натюрморт фламандской шко¬
лы живописи» стоит у меня перед глазами. А ведь прощение
тогда наступило почти мгновенно. Ибо заказанный для себя
по более скромной цене лагман тоже оказался шедевром.
Опорожнив глубокую пиалу с насыщенным бульоном, куска¬
ми мяса и длинными плетями дунганской лапши, я испытал
такое ощущение полноты бытия, о котором доселе читал
только у самых плотоядных классиков.
Когда год спустя, смешав в общем котле свою именную
стипендию, очередной гонорар и заработанные в студенче¬
ском строительном отряде деньги, смог накрыть друзьям
«поляну» в «Узбекистане», заказывая «все и на всех», мне
показалось, что былой «комплекс Кабыздоха» отступил от
меня раз и навсегда.
Однако, как показали позднейшие теннисные противо¬
стояния на задах этого ресторана, все же не вполне.
А с другой стороны, чего сетовать? Ведь все неизбежно
строгие после пиров посты совершенно забылись. А вот па¬
мять о тех праздниках осталась. Они и поныне, как видите,
всегда со мной.
Забавы Бухарского дворца
Для тех, кто в юности ел не тогда, когда хочется, а когда
есть на что, славный своей кухней «Узбекистан» особенно
дорог. Кухня, кстати, сегодня работает сразу для двух ресто¬
ранов, расположенных все на тех же площадях уютного
особнячка XIX века. Один из них — собственно сам «Узбе¬
кистан». Другой — стенка в стенку — называется «Белое
168
«Советское значит шампанское»
солнце пустыни». В 1990-х годах, когда помещения прежне¬
го «Узбекистана» подверглись коренной реконструкции, в
нем трудились специально приглашенные из Ташкента ма¬
стера дворцовых убранств. В результате, как утверждают
искусствоведы, получилось нечто в стиле Бухарского двор¬
ца: густо-алые ковры, полы из красного дерева, тяжелая пар¬
ча, струящийся с потолка шелк. И все под фоновую восточ¬
ную музыку, под которую так ладно двигаются симпатичные
официантки в тюбетейках и шальварах.
По моим наблюдениям, в новом «Узбекистане» кормят
так же вкусно, как и прежде. Но при этом стали больше уде¬
лять внимания художественной программе. Приоритет в
ней — по традиции — отдан мужским забавам. Так, дабы при¬
нятое не падало в желудок комом, посетителей одно время
приглашали растрястись на излюбленную узбекскую забаву
(оно же когда-то одно из самых популярных развлечений
екатерининской знати) — петушиные бои. А чем хороши спе¬
циально обученные местные петушки — куланги, завсегдата¬
ям хорошо известно. Это настоящие бойцы. И потому дерут¬
ся люто, но честно. Чем воспитывают в публике отвращение
к допингу и возбуждают интерес к здоровому спортивному
питанию.
МИНДАЛЬНЫЙ ПОЦЕЛУЙ УЗБЕЧКИ
Кроме петушиных боев по правилам, посетителей-мужчин
приятно стараются на время отвлечь от еды эротическим
танцем живота. Причем не какие-нибудь там местные «Ше-
херезады Ивановны», а настоящие стопроцентные гурии, за¬
везенные в наши северные края чуть ли не из Турции.
Национальные блюда повара-узбеки готовят тоже по-
настоящему. Поэтому от плова, как положено, у посетителей
лоснятся щеки. Свежеприготовленная самса тает во рту. И
все свежеприготовленное дышит таким неповторимым буке¬
том пряностей, который ощущается только на ташкентском
базаре. А еще, уверяют знатоки, остается после «миндально¬
169
Н. Ямской
го поцелуя узбечки». Вообще соблазны в «Узбекистане» —
каждый день.
Даже, например, в понедельник. Потому что в это тяжелое
для всякого русского человека начало недели здесь «икорный
день». В смысле, «поправил глазки» «Русским стандартом» —
получи «комплимент» в виде 200 граммов черной икры.
ЗДРАВСТВУЙ ДВАЖДЫ, НОВЫЙ ГОД!
Вообще-то с некоторых пор для подлинных джигитов
лучшим временем в «Узбекистане» стали четверг и пятница.
В эти дни здесь можно было попасть на дополнительную
подачу фирменного барашка на вертеле. Ну, представьте
себе черного почти ягненочка, замаринованного по особому
рецепту в коньяке и восточных специях. Вот специальным
образом — дабы сохранить сочность — поворачивают вертел,
на котором запекается барашек! Вот душистый сок капа¬
ет прямо на угли! Вот и восхитительный аромат, с воспо¬
минаний о котором начался наш рассказ о былом «Узбеки¬
стане»...
Что может быть лучше этого? Только ранние воспомина¬
ния о Новом годе. Но в России он отмечается только раз в
году. А вот в Узбекистане встречают дважды. Так что, если
не уложились в январе, приходите на Неглинную 23 марта.
Будете отмечать Навруз.
Ибо сами собой праздники приходят только в детстве.
А в зрелом возрасте все надо организовывать самим...
«Пекин». Сказ об изумрудном яйце
Сегодня чудеса китайской кухни можно отведать в более
чем полутора десятках столичных заведений. В некоторых
классику старинной императорской кухни подают даже с не¬
кой долей европейского шика. К примеру, в китайском зале
ресторана «Причал» на знаменитой Рублевке. Там, помнится,
170
Ресторан «Пекин»
на излете 2010-х в жаркий летний день можно было душевно
похлебать куриного супчика с кокосом. И одновременно по¬
любоваться на ситцевой голубизны небо и хорошеньких де¬
виц, усеявших своими загорелыми фигуристыми телами
пляжный берег Москвы-реки.
Одним словом, «Азия-с!»
Тех же, кого к обеденному столу влечет не столько анту¬
раж, сколько само содержание, могут за те же, прямо скажем,
немалые деньги доставить себе удовольствие и не покидая
столичного центра. Задержаться можно в любом высоко¬
классном ресторане, где, сменяя друг друга, периодически
появляются шеф-повара — уроженцы Китая. Каждый из них
обычно основательно обновляет меню. Например, добавляет
к такому, скажем, традиционному блюду, как суп из акульих
плавников, нечто сугубо авторское. Скажем, побалует каким-
нибудь китайским морковным пирогом с ветчиной, который
подают с салатом «Азия» из маринованных овощей. Или це¬
ремониально вынесет приготовленные на гриле креветки с
гребешками, заправленными чудовищно многосоставным
соусом чу-хоу.
171
Н. Ямской
От ЛИЦА И МНОГО НИЖЕ
В советские времена для желающих потешить свою плоть
по-китайски такого разнообразия изысков не существовало.
И вообще, в Москве для этого было лишь одно место — ле¬
гендарный ресторан «Пекин» при одноименной построенной
в 1956 году гостинице на Маяковке. Ассортимент там, конеч¬
но, был не чета нынешним китайским заведениям. Но зато
почти безукоризненно классический. Скажем, тот же суп из
акульих плавников. Его предлагали без всякой «ревизио¬
нистской» отсебятины. И без вкрадчивых обещаний, что тот
или иной специалитет непременно «облегчит работу ваших
легких и оздоровит цвет лица».
В советском «Пекине» и свое лицо, и все, что ниже, кли¬
ент честно оздоровлял в духе совершенно, как тогда говори¬
ли, антисоциального принципа: «Пусть работа будет легкой.
А еда может быть и тяжелой!»
Ну, тяжелой не тяжелой, а в «Пекине» тех времен было чем
загрузить прожорливого «совка». Взять, к примеру, заслужен¬
ного ветерана тогдашнего «пекинского» меню — салат под
«оригинальным» названием «Дружба». Последний подавался
на большой, разрисованной драконами тарелке. И представ¬
лял собой ассорти из маринованных овощей. Главным хитом
этого блюда было сваренное вкрутую, а затем особым образом
прикопанное в земле и деликатно там протухшее куриное
яйцо. Те, кто отваживался отведать это изумрудного цвета ку¬
линарное чудо (уплочено же!), итожили потом свои ощуще¬
ния примерно одной и той же фразой: «Да-а-а! Вкус, конечно,
«специфический ».
«УСЯНЬМЯНЬ» ТЕБЯ ЗАБОЛАЙ!
Впрочем, было чем поразить и тех, кто предпочитал по¬
кушать без всяких оговорок. Лично для меня сильным вос¬
поминанием осталась утка «сянь-гу». Знатоки утверждали,
что готовилась она примерно так же, как и утка по-пекински.
172
«Советское значит шампанское»
То есть опускалась в крутой кипяток тущ^са, во внутреннюю
полость которой также предварительно закачивали воду. В
результате в процессе приготовления хорошенько «загерме¬
тизированная» домашняя птица одновременно подвергалась
как бы двойной «бане» — снаружи и изнутри. И потому про¬
сто изнемогала в собственном соку...
Еще одна «вкусовая краска» подаваемых в «Пекине» ку¬
шаний была связана с традиционной китайской приправой
«усяньмянь». Сей неподражаемый гастрономический экс¬
клюзив представлял собой разной степени остроты смесь,
основную ядреность которой придавал японский перец. Все
остальное — корица, имбирь, гвоздика (головки без ножек)
и бадьян — смешивалось в равных пропорциях. Слегка слад¬
коватая и одновременно приятно обжигающая своей остро¬
той приправа не только «сопровождала» почти все предла¬
гаемые в «Пекине» блюда из мяса и домашней птицы, но
даже замешивалась в некоторые кондитерские изделия.
На первое все равно борш
Понятное дело, что после приема такой крутой «усяньмя-
ни» некоторые особо ретивые клиенты ощущали себя «дра¬
конами огнедышащими». И естественно, старались тут же
притушить разгоравшийся внутри «пожар». Причем отнюдь
не чаем с жасмином. А более привычными, испокон веку
принятыми у русского человека способами. Например, ин¬
тенсивным опрокидыванием в себя стопок со «Столичной».
И тут самое время поведать о еще одной тогдашней осо¬
бенности «Пекина». Да и не только его. А почти всех функ¬
ционирующих в Москве советской так называемых «нацио¬
нальных» ресторанов типа «Праги», «Берлина» (нынешнего
«Савоя»), «Будапешта» и «Бухареста». Национальное в их
меню обычно разбавляло сугубо отечественное. В том же
«Пекине» местные блюда отнюдь не доминировали даже в
середине 1950-х годов. То есть в самый разгар советско-
китайской дружбы, когда на кухне, поражавшей наших спе¬
173
*kmc Н. Ямской
циалистов какой-тр особенной, совершенно недостижимой
для советского общепита хирургической чистотой, колдовали
приятно раскосые повара. А исходные продукты регулярно
доставлялись прямо из Китая на легендарном железнодорож¬
ном экспрессе Москва—Пекин—Москва.
Однако отечественная публика заставляла считаться с ее
неистребимой приверженностью к своей собственной, про¬
веренной опытом многих поколений еде. Да и дружба, по¬
рочно замешенная на патологиях «экономики развитого со¬
циализма», временами давала осечки. Из-за чего поставки
оригинального продукта прерывались. И тогда в ресторане
«Гавана» единственным кубинским продуктом на столе ока¬
зывался тростниковый сахар. А в «Пекине» шел на ура со¬
вершенно потрясающий борщ, который там готовили во все
времена, независимо от очередного поворота в отношениях
между Москвой и Пекином.
Союз Советских Византийских Республик
Главный в столице советско-китайский кулинарный центр
всегда принадлежал к числу наиболее шикарных и весьма
посещаемых столичных ресторанов. Само местоположение
приютившей «Пекин» гостиницы, ее архитектурное свое¬
образие работали на престиж. Не зря во всех отечественных
путеводителях здание «Пекина» до сих пор величают архи¬
тектурной «доминантой» площади Маяковского и Большой
Садовой улицы. Главным создателем воздвигнутого в 1956 го¬
ду силами военно-строительного управления МВД (а попро¬
сту говоря, заключенными) «уголка» советско-китайской
дружбы был известный советский зодчий Д. Чечулин. Это
он, будучи главным архитектором Москвы, довел до соот¬
ветствующего постановления Совмина идею строительства
сталинских высоток. А также спроектировал спешно снесен¬
ную в начале века гостиницу «Россия» и брежневский Дом
Советов РСФСР, ставший впоследствии ельцинским Белым
домом.
174
«Советское значит шампанское»
Созданное Чечулиным внушительных размеров пятнадца¬
тиэтажное здание на Маяковке, увенчанное угловой башенкой
с гигантскими часами, своим неповторимым, запоминающим¬
ся обликом давно стало неотъемлемой частью столичного пей¬
зажа.
Еще большее впечатление на посетителей производил
«Пекин» изнутри. Высокие потолки, широкое использование
в отделке мрамора, гранита, ценных пород дерева создавали
атмосферу монументальной основательности и респектабель¬
ности. Особую солидность отелю придавали выдержанные в
строгом классическом стиле номера — с обилием авторских
работ видных советских художников на стенах и добротно¬
ворсистыми коврами на полу. По большому счету это был
типичный образец «Большого сталинского стиля». А китай¬
ский колорит обнаруживался лишь за порогом гостиничного
ресторана.
Но все же не мощно вознесенный над Маяковкой храм
неизвестно какой религии, не сам по себе разместившийся в
его роскошных псевдоклассических интерьерах китайский
ресторан сделали «Пекин» «заведением с историей». Это це¬
нимое с годами все больше и больше звание он завоевал сво¬
ей невольной, но постоянной приобщенностью к явлениям
культурной, политической и деловой жизни столицы. В кон¬
це 1960-х — начале 1970-х в «Пекин» в перерывах между
репетициями заглядывали молодые, но уже очень популяр¬
ные актеры из расположенного тогда по соседству старень¬
кого здания юного «Современника». Только по тому, что они
спешно заказывали — кофе, кофе с коньяком или просто ко¬
ньяк, было нетрудно определить степень их удовлетворен¬
ности творческим процессом.
А какая мощная «стирка» денег шла в пекинских апарта¬
ментах середины 1990-х годов? Как сравнительно просто
Особенности
НАЦИОНАЛЬНОЙ «УГАДАЙКИ»
175
Н. Ямской
Разрушенный театр «Современник»
было там, в заарендованных фирмами-однодневками апар¬
таментах, разгадать, какого «разлива» капитализм ждет Рос¬
сию?
Беда лишь в том, что никто ничего тогда даже и не соби¬
рался разглядывать.
ТРОЛЛЕЙБУС
В ПРОШЛОЕ НЕ КАТИТ
Сегодня молодым, немолодым, а главное — богатым везде
у нас дорога. В том числе — и в уже приговоренном к рекон¬
струкции «Пекине». Специалисты — любители старины в
оригинале изначально предрекали очередной новояз. В его
предвкушении публика поспешала в зал «Поднебесная ком¬
ната» на презентацию нового песенного альбома двух очеред¬
ных бойких девчушек-«татушек». А самые незакомплексо¬
ванные оставались за ресторанным столом или осваивали
зону Wi-Fi, где можно было как следует оттянуться в релак¬
сационном центре: финская парная, бассейн, массаж, би¬
льярд, бар, караоке...
Так что вот оно — новое содержание старины «Пекина»,
у которого из былого осталась одна оболочка. Но молодых
такие утраты не колышут.
176
«Советское значит пампанское>>
Не знаю, сохранилась ли внедренная еще в начале «нуле¬
вых» забава для таких, как я, «монстров из глубины 1960-х».
Тогда по субботам к нашим услугам организовывалась но¬
стальгическая экскурсия по Садовому кольцу на «голубом
троллейбусе». На том самом, о котором когда-то пел Булат
Окуджава. Отправление осуществлялось от ближайшей к ре¬
сторану «Пекин» остановки. А сбор — прямо под часами, что
когда-то подгоняли нас на свидание с собственной, как те¬
перь выяснилось, судьбой.
«Коктейль-холл». 350 шагов на Запад
В конце 1940-х и первой половине 1950-х годов это за¬
ведение — его так же, как и «Арарат», называли то рестора¬
ном, то кафе — было в Москве самым скандальным и самым
притягательным для продвинутой молодежи. В него меньше
всего устремлялись, как в «Националь» или «Арагви», чтобы
устроить себе праздник еды. Нет, за получением гастрономи¬
ческого оргазма в эту, по сути, антиобщепитовскую точку
приходили в последнюю очередь. Сюда рвались в надежде
получить кайф от приобщения к западной жизни.
НРАВЫ ИХ И НАШИ
Современному человеку, вооруженному на дому и в дороге
Интернетом, такое сложно представить. Но в ту пору, нахо¬
дясь в намеренно изолированной почти от всего остального
мира стране, гражданин СССР никаких иных возможностей
сделать это не имел. Сталин прекрасно понимал, какую опас¬
ность для режима представляло его сравнение с Западом.
Поэтому за границу — да и то лишь по служебной надобно¬
сти — выпускались лишь единицы. А что же оставалось без¬
надежно невыездному большинству? Только чудом просочив¬
шиеся «из-за речки» информационные и вещевые обноски. А
также — кондовые «антиимпериалистические разоблачения»
177
\mr Н. Ямской
в советской прессе, наиболее
ярким образцом которых явля¬
лись политические карикатуры
из тогдашнего сатирического
журнала «Крокодил» и топор¬
ные материалы из главных га¬
зет под рубрикой «Их нравы».
Не всех, однако, эта «пропа¬
гандистская тюря» удовлетво¬
ряла. И в первую очередь по¬
слевоенную молодежь, среди
которой скоро обозначились и
стали быстро набирать влияние
некие неформалы, которых,
оказывается, уже достало заси¬
лье в стране пьедесталов, за¬
претных слов и надутых чинов¬
ных лиц.
Скованные одной цепью
Вот так вот все и началось. С маленькой, как тогда многие
считали, «группки шизофреников», которые в начале 1950-х го¬
дов, цитируя слова одного из представителей этого поколения,
«вынырнули на «Бродвее», в «Коктейль-холле», всяких «ха¬
тах», танцплощадках со своими убеждениями, со своей модой,
очень, конечно, самопальной. И фанатично вынырнули...».
Тогда же им было присвоено и «имя собственное» — сти¬
ляги. В наше время об этом экзотичном молодом племени
вспомнили, сделав одноименный фильм. Для меня — чело¬
века того поколения — это неплохая, но все же далекая от
суровой реальности музыкальная сказка. Но есть в ней одно
совершенно подлинное место. Это эпизод с песней «Скован¬
ные одной цепью».
Пишу об этом со всей ответственностью, поскольку нечто
похожее на этот образ посетило меня еще в пацанах. Ну,
МИНИСТЕРСТВО ВКУСОВОЙ
поомышле и нос т и СССР
| КОКТЕЙЛЕ Й и ПУНШЕЙ
F КОФЕ С ЛИКЕ
jaggjL 1
г*. С,
I ИГО Ас.
Реклама «Коктейль-холла»
178
«Советское значит шампанское»
представьте: 1952 год, поздняя осень, вечерняя Тверская где-
то в районе Центрального телеграфа. В толпе прохожих —
почти ничего запоминающегося: общее выражение лиц, оди¬
наковая мешковатость фигур, зябко кутающихся в примерно
одного фасона серые одежды.
«СОВПАРШИВ» ОФИЦИАЛЬНЫЙ, ЧЕРНО-БЕЛЫЙ
Тогда в этой унифицированности не было ничего особен¬
ного. Послевоенная жизнь была скудноватой. И даже луч¬
шие советские люди на главной столичной улице щеголяли
в «совпаршиве». В такой же, тоже пошитой из добротной
ткани по индивидуальному заказу, но все равно однотипной
одежде, стояли даже наши вожди на Мавзолее. На этом ма¬
ловыразительном фоне выделялся лишь товарищ Сталин. В
своем белоснежном парадном кителе генералиссимус был
совершенно неотличим от собственного портрета. Самый
гигантский, высветив его прожекторами в ночном москов¬
ском небе, в дни официальных торжеств поднимали на аэро¬
стате. И вождь нам сиял оттуда ликом неземной мудрости
и красоты...
А внизу царили провинциальность, единообразие и серые
тона.
Почему тогда у Центрального телеграфа меня эта вполне
привычная картина вдруг резанула, объяснить сложно. Ско¬
рей всего, по контрасту. Но не с парадным ликом вождя в
небесах. А из-за ресторана, что находился прямо на противо¬
положной стороне улицы. Над входом его неоновыми буква¬
ми горело — «Коктейль-холл».
АМПИР ВО ВРЕМЯ ЧУМЫ
Между прочим, бывшей и будущей Тверской, названной
тогда псевдонимом главного пролетарского писателя, — такой
улицы для новоявленных неформалов времен моей юности не
179
Н. Ямской
существовало. Ей они оста¬
вили его настоящую фами¬
лию. Да и то — лишь для обо¬
значения той стороны, на
которой находился Цен¬
тральный телеграф. Так по¬
явилась «Пешков-стрит», или
«Пешков-штрассе», которую
они без всякого сожаления
уступили всем остальным.
Сами неформалы демонстра¬
тивно выбрали для себя про¬
тивоположную сторону. Это
был «Бродвей» — отрезок
от Манежной до памятника
„ v - князю Долгорукому, или —
Интерьер «Коктейль-холла»
если на их сленге — до «квад¬
рата». По «Броду» полага¬
лось вечерами «хилять» туда и обратно. Центральное место на
этом маршруте для посвященных занимал «Коктейль-холл». В
стране, плотно отгороженной от всего остального света желез¬
ным занавесом, это был островок западной, как неформалы
понимали, жизни — для нормального человека куда более яр¬
кой, интересной и комфортной. Особая фишка заключалась в
том, что «Кока» располагалась в самом сердце сталинского ам¬
пира — в респектабельном доме под литерой «Б». Иными сло¬
вами, в том самом ныне доме № 6, который изначально засе¬
лялся исключительно передовиками советского строя и где в
торце располагался уже описанный нами ресторан «Арагви».
Их НОЧИ БЫЛИ ПОКРУЧЕ НАШИХ ДНЕЙ
Однако и это было не все. Главный парадокс заключался
в том, что этот одинокий, но на удивление живучий рассад¬
ник «всего западного» «шуровал» буквально в трехстах пя¬
тидесяти шагах от Кремля.
180
«Советское значит шампанское»
Да еще в самый разгар по-сталински, заметим, беспощад¬
ной борьбы с малейшими проявлениями «низкопоклонства
перед иностранщиной».
Из-за перманентно скандальной репутации «Коктейль-
холла» в непростые послевоенные годы многие забыли, что
открыли его еще в 1938 году. А это было время, когда с по¬
мощью Большого террора товарищ Сталин триумфально одер¬
жал свою самую важную победу на пути к абсолютной вла¬
сти — преодолел «небольшевизм» всех своих основных
конкурентов во власти. Дело в том, что те все время оппорту¬
нистически колебались между мечтой устроить народу празд¬
ник и необходимостью припугнуть его расстрелами. Но при¬
шел товарищ Сталин и все совместил. Днем у него граждане
пели: «Нам нет преград!» И ломились во вновь открытые ре¬
стораны. А ночами кого-то из них обязательно поднимали из
постели и швыряли в тюремные «воронки». «Ударники» из
специальной расстрельной команды на Лубянке трудились не
покладая рук. Об инакомыслии не только говорить — даже
думать было страшно.
«ЕРШ-ХАТА» ПО СИСТЕМЕ СТАНИСЛАВСКОГО
Поэтому в довоенной «Коке» ничем «таким» даже не пах¬
ло. По тем временам это было вполне респектабельное за¬
ведение, самыми приметными посетителями в котором были
мхатовские «старики». Их прославленный театр находился
прямо за углом, в Камергерском переулке. Так что всем этим
без пяти минут лауреатам, орденоносцам и народным арти¬
стам СССР было исключительно удобно опрокинуть здесь
стаканчик-другой перед спектаклем. Да и ассортимент, что
называется, располагал. Поэтому одни чинно ублажали себя
сливками с ликером «Мараскин». Другие кушали «маседуан
из фруктов». А кто-то без особого фанатизма баловался кок¬
тейлями с громкими названиями «Шампань», «Кларет-коб-
лер» и даже «Черри-бренди-флипп». Знавшая тогда только
один сорт коктейля пролетарская молодежь называла это за¬
181
Н. Ямской
ведение «Ерш-хатой». И предпочитала заглядывать по сосед¬
ству — в популярное тогда кафе «Арктика», где недорого
лакомилась мороженым и мечтала о модных в ту пору пере¬
летах к Северному полюсу.
«ФЕЙСКОНТРОЛЬ» эпохи самострока
Молодежь побежала в «Коктейль-холл» в конце 1940-х —
начале 1950-х. О том, что ее перед этим так завело, мы
еще поговорим, когда доберемся до рассказа о появлении в
Москве первых клубных и, в частности, джазовых кафе.
А пока заметим только, что удовольствие стоило смешных
денег. В магазине бутылка дрянного портвейна тянула на
четыре червонца. А в «Коке» вечер на пару с девушкой об¬
ходился в четвертак. И гулять можно было до пяти утра.
Главное было — не застояться в дикой очереди. Впрочем, и
это решалось. Весьма скромная, но регулярная мзда очень
помогала сдружиться со швейцаром дядей Колей. После
чего он уже узнавал вас в лицо. А всех остальных отшивал
своим знаменитым: «У них заказано!» При таком «фейскон-
троле» единственное послабление, на которое дядя Коля
и его сменщики на входе шли неохотно, касалось наличия
галстука. Без этой детали мужчин в «Коктейль-холл» не
пускали.
В РУКАХ УМЕЛЫХ И НАХОДЧИВЫХ
В воспоминаниях актера Юлиана Панича по этому поводу
есть любопытное свидетельство, датированное 1950 годом.
Изтза того что он и его приятель были одеты в белые рубаш¬
ки с расстегнутым воротом, путь в «Коктейль-холл» для обо¬
их был заказан. Проблему решил присоединившийся к ним
студент Щукинского училища — Ролан Быков. «Что? Гал¬
стуки? Ерунда! Прорвемся!» Творчески изобретательный
Ролик тут же придумал приспособить для дела специальные
182
«Советское значит шампанское»
резинки, которыми в те времена у мужчин поддерживались
носки. Изъятые по его приказу резиновые полоски резинок
в ловких руках будущего знаменитого актера и режиссера в
мгновение ока превратились в оригинальные галстучки. В
итоге формальность была соблюдена, вход открыт.
ПРИКИД ТИПА «ПОЛНЫЙ УЛЕТ»
Тем более что к существу, то есть самим галстукам, швей¬
цары не присматривались. И немудрено! Голь действительно
оказалась на выдумки хитра. Какие только изображения не
проносили на своем, как правило, длинном, чуть ли не до
колен, «шейном самостроке» экзотичные завсегдатаи «Кок¬
тейль-холла»! Африканских видов с пальмами и обезьяна¬
ми — как тогда изображали в газетно-журнальных фельето¬
нах «всю эту стиляжью плесень» — там все-таки не было. А
вот от сочетания цветов и буйства красок того «самострока»,
что болтался на шее у некоторых посетителей, можно было
с ума сойти.
Попадались — и чем дальше, тем больше — вообще от-
вязные типы. С длинными волосами, одним, а то и двумя
проборами и высоким «коком» на голове. В необъятных пид¬
жаках с подложенными плечами, узких брючках (дудочках)
и массивных — под два с половиной килограмма веса — бо¬
тинках на толстой рифленой подошве.
ИЗ ЛЕКСИКОНА «СТИЛЯЮШИХ»
Когда эти молодые люди демонстративно «хиляли» по
Броду, остальная публика прямо-таки заводилась. Им кри¬
чали: «Стиляги!» И для наглядности крутили пальцем у
виска...
Сегодня, по прошествии стольких лет, вокруг происхожде¬
ния этого «звания» крутится много легенд. На самом деле
все очень просто.
183
II. Ямской
Слово это ввел в оборот некий журналист Д. Беляев, на¬
печатав в одном из номеров «Крокодила» за 1949 год одно¬
именный фельетон. А принес он его то ли из «Шестигранника»
в ЦКПО, то ли из Сокольников — двух самых «продвинутых»
тогда в Москве танцплощадок. В обеих выкаблучивались под
исключительно популярный квинтет-секстет, в котором —
пока его не пригласили в «Метрополь» — премьерствовал сак¬
софонист Леня Геллер. Зная, что тогдашними правилами
строго предписывалось играть только степенные бальные тан¬
цы, Леня ждал, когда администрация утратит бдитель¬
ность. И тогда командовал: «Чуваки, лабаем стилем!» («Ребя¬
та, играем быструю музыку!») Довольная публика тут же, как
умела, начинала «стилять». Узревший все это, но не «врубив¬
шийся в тему» журналист взял да и «поселил» в своем фелье¬
тоне «стиляг».
Между тем сами и во всем «стиляющие» эту подхвачен¬
ную «жлобами» кликуху встречали в штыки. Обращались
друг к другу «чувак», а к подружкам, соответственно, «чуви¬
ха». Откуда произошли эти слова, повторяться не буду — в
рассказе про «Славянский базар» об этом уже говорилось. А
здесь подчеркну, что в «Коктейль-холл» приходили не есть,
не плясать (в этом заведении не танцевали), а культурно от¬
тянуться у очага «западного образа жизни».
Как будто «киряли»,
КАК БУДТО БЫ «В БАРЕ»
Для «посвященных» — да и не только — «западная жизнь»
в «Коке» начиналась сразу же при попадании во внутреннее
помещение. Это был довольно длинный, но узковатый двух¬
уровневый зал с винтовой лестницей на второй этаж. Из всех
закусок здесь подавали только жареные (либо с солью, либо с
сахаром) орешки. Но зато то, на что народ дружно западал,
занимало чуть ли не половину всего помещения на первом
этаже. Это был чрезвычайно редкий по тем временам бар. К
его обставленной высокими вертящимися стульчиками стойке
184
«Советское значит шампанское)
посетители слетались как мухи на мед. За баром царили две
зрелого возраста красавицы — кажется, Ниночка и Мариноч¬
ка. Удивительно, но почти всех посетителей они помнили по
именам. И снисходительно, почти по-матерински смотрели на
разнообразную, в том числе даже весьма экзотического вида
молодежь. То, как эти доморощенные плейбои балдели от кок¬
тейлей, их, конечно, откровенно забавляло.
МАРУСЯ, СТОП!
Уж кто-кто, а эти две славные тетки прекрасно знали, что
алкогольное содержание в предлагаемых напитках чаще все¬
го приближалось к нулю. Единственное, что могло в них бу¬
доражить, — так это названия. Романтики предпочитали «Се¬
верное сияние». Но большинство шарашило «Дикий Запад»
и даже — «Кровавую Мэри».
Солидные завсегдатаи — те же мхатовцы Борис Ливанов
и Павел Массальский, писатель Константин Симонов, кино¬
актер Иван Переверзев, футболисты Всеволод Бобров и Кон¬
стантин Бесков, чьи имена не то что Ниночка с Мариноч¬
кой — вся страна знала, на «Дикую Марусю» не велись. Они
предпочитали более содержательные и весьма, кстати, ка¬
чественные напитки отечественного производства: крепкий
вишневый пунш или дивного вкуса малиновый ликер.
Самым идеологически подозрительным, учитывая тогдаш¬
ний политический момент, в карте вин был явно космополи¬
тический «Шампань-коблер». Да и то лишь в филологиче¬
ском смысле. Потому что в плане алкогольного «позвать и
увести» там тоже был полный ноль.
ДРАЙВ ОТ ТОВАРИЩА ФРЕНКЕЛЯ
На некоторое чисто идеологическое колебание устоев
в «Коктейль-холле» подбивали разве что со второго эта¬
жа, куда, кстати, не всякая публика рвалась. Там, на балко¬
185
Н. Ямской
не, играла небольшая группа музыкантов под управлением
второго нашего знакомца по разделу «Метрополь» — Яна
Френкеля. Ансамблик под руководством этого знаменито¬
го впоследствии советского композитора, а тогда жгучего
скрипача-брюнета с роскошными мопассановскими усами и
там в основном играл легкую музыку. Но, правда, с запад¬
ным уклоном. А в «Коке» — что было особенно порочно — с
намеками на джаз.
В то, что это на самом деле такое, тогда вникали лишь
немногие будущие профессионалы, вроде Юрия Саульского,
игравшего на аккордеоне то с Ревчуном и другими ребятами
в «Метрополе», то там же у Геллера, то, наконец, в «Коке» с
Френкелем. Да особо серьезно «подсевшие» на джаз юные
индивиды, типа Леши Козлова. Они тоже какое-то время
стали частыми гостями в «Коктейль-холле». Но, самосто¬
ятельно постигнув с помощью специализированных передач
на волне «Голоса Америки» кое-какие истинно джазовые
основы, все реже и реже появлялись на «Броде», а все боль¬
ше припадали к радиоприемникам...
Чем «опалял» столь разных людей джаз, сегодня в общем-
то понятно. Это укладывалось в два слова: «свобода самовы¬
ражения». Как впоследствии объяснял один из когда-то
увлеченно «лабавших»: «В отличие от классики, где вот тебе
ноты и будь любезен по ним играть, в джазе задавались лишь
ритм, гармония и основы мелодии. А дальше играй как тебе
бог на душу положит!»
«Созрели вишни в салу у ляли Вани...»
Подобного откровенного выхода из общего строя совет¬
ское начальство не терпело в любом виде: хоть играй, хоть
пляши или просто слушай. «Сегодня он играет джаз, а завтра
Родину продаст!» — такой была официальная логика. И ре¬
зоны беспокоиться в этом плане, безусловно, были. Родина,
правда, была ни при чем. А вот строю становилось неуютно.
И вообще, если на вишенке стали появляться мелкие яблоч¬
186
«Советское значит шампанское>>
ки, значит, где-то вы за ней не уследили. «Коктейль-холл» в
этом смысле компетентные органы, конечно, «курировали».
Но только разве можно было уследить за всеми развеселыми
плясками на всех модных танцплощадках и тем более част¬
ных «хатах»? Да и какие «комсомольские патрули», какие
милицейские наряды на «Бродвее» были способны остано¬
вить естественное стремление молодых — пусть наивно,
пусть по общекультурной бедности карикатурно — но пока¬
зать миру: мы есть, мы живем, и мы все разные?
Ведь в том же «Коктейль-холле» легко контролировались
напитки, разговоры, музыкальный репертуар. Но не направ¬
ление умов. И не устремление душ. Поэтому «яблоньки»
упорно вызревали на «вишенке». Причем даже в 1952 году,
при «позднем» Сталине, когда все, казалось, было зажато, в
«Коке» не боялись распевать: «Не слышно больше джаза,
везде — сплошная лажа».
ВСТРЕЧИ ПЕРЕСТАЮТ БЫТЬ ТОМНЫМИ
В ноябре 1953 года, то есть уже после смерти Вождя, Учи¬
теля и Отца всех народов, свою лепту в «лажу» внесла «Ком¬
сомольская правда», опубликовавшая на своих страницах
фельетон «Плесень». Как потом оказалось, история о том,
как типичные представители столичной золотой молодежи,
собиравшиеся в «липком» «Коктейль-холле», дошли до пре¬
ступления, оказалась сущей «липой». Но за «стиляг» взялись
круто. С помощью комсомольских активистов власти при¬
влекли к патрулированию на «Бродвее» рабочих пареньков.
Те в «Коктейль-холл» не ходили. Но основной «кокин» кон¬
тингент — «выпендривавшуюся» учащуюся молодежь —
сильно недолюбливали. И поэтому, почувствовав себя чуть
ли не хозяевами города, принялись с энтузиазмом отлавли¬
вать всяких «инаких». Кого-то сразу же тащили в «полтин¬
ник» — знаменитое в том районе 50-е отделение милиции.
Кому-то сначала портили прикид, выстригали коки и даже
поколачивали.
187
Н. Ямской
А некоторым вообще поломали всю жизнь. Их так отпра¬
вили на перевоспитание в армию и на стройки социализма,
что кое-кто вообще оттуда не вернулся.
Дальнейшее показало булушее
«Это, — как вспоминал много лет спустя Егор Яковлев, —
было совершенным беззаконием. Самое же главное: в перспек¬
тиве если и дало, то совершенно обратный результат». А уж
этот-то человек знал, о чем говорил. Ведь именно Егор Яков¬
лев в 1954—1956 годах после окончания вуза занимал пост
второго секретаря Свердловского райкома комсомола, на тер¬
ритории которого находились «Коктейль-холл» с «Бродвеем».
И именно он стоял у истоков борьбы молодежных оператив¬
ных отрядов со стилягами и прочей «плесенью».
Кто кого поборол, выяснилось довольно скоро. То поколе¬
ние скоро поголовно увлеклось весьма далекими от советских
норм героями произведений Ремарка и Хемингуэя. Так что
Егор скоро плюнул на свое теплое номенклатурное местечко,
подался в журналистику, а затем и вовсе был замечен в
«Коктейль-холле», где вместе с другими сверстниками потя¬
гивал некую фирменную смесь через соломинку, которую к
тому времени все именовали не иначе как «хемингуевина».
И ВСЕ-ТАКИ ЗАНАВЕС ПРИПОДНЯЛСЯ
В 1955 году «Коктейль-холл» закрыли, открыв на его ме¬
сте безликое кафе-мороженое. Но железный занавес уже
приподнялся. А общая цепь для «скованных вместе» все
больше стала давать слабину. И чем дальше, тем становилось
очевидней, что казенный советский официоз с треском про¬
игрывает Западу в свободе человеческого самовыражения,
яркости ритмов и красок, а главное — в качестве жизни. Ког¬
да это стало ясно не только крошечной фрондирующей груп¬
пке молодых людей, но даже тем, кто пытался выпрямить
188
«Советское значит шампанское»
своих «идеологически горбатых» сверстников, процесс, что
называется, пошел.
Куда именно — поговорим, когда очередь дойдет до клуб¬
ных, в том числе молодежных кафе.
А пока поставим точку на том, что новое поколение вновь
сейчас открывает для себя правду о тех временах. И дистан¬
ция в полвека совсем не мешает ей искренне сопереживать
юным героям кинофильма «Стиляги».
Правда, о «Коктейль-холле» — таким, каким он когда-то
был, — помнят только ветераны. Некоторые из них, изредка
заглянув в помещение, унаследованное сначала кафе «Мо¬
сковским», а потом одноименным клубом, даже уверяют, что
какую-то ауру лет их молодости эти стены все еще хранят...
Глава 5
«ДРУЗЬЯ, ПРЕКРАСЕН НАШ СОЮЗ!»
Мечта любого творческого человека — работать лишь по
вдохновению. И притом с результатом, который гарантиро¬
вал бы хорошее питание каждый день.
Не знаю, кому как, но это классическое в диалектике
единство противоположностей всегда казалось мне таким же
призрачным, как мечта некоторых представительниц слабого
пола хорошенько покушать и... похудеть.
РЕЦЕПТЫ СОВЕТСКОГО
КРЕАТИВНОГО ПИТАНИЯ
Нет, у диетологов на этот счет есть куча рекомендаций.
У той же Нины Искренко — модной в конце прошлого века
изобретательницы альтернативной диеты — на этот счет для
одержимых идеей похудеть была целая программа. Но только
что там могло увлечь профессиональных служителей различ¬
ных муз? Взять, к примеру, горячо ей пропагандируемый ва¬
риант на будничный день. Ну, какому, скажите, уважающему
себя творцу нужны «четыре порции перловки с постным мас¬
лом, граммов 300 сала с чесноком, батон, грузинский чай» — и
все это со скоростью поглощения до 600 секунд. Еще 2—3 се¬
кунды — и следующие «номера» программы: «клозет, стакан
водопроводной воды, стакан, клозет, еще стакан». Тут даже
поощрительная добавка по «программе А» (бутылка мине*
ральной и легкий одухотворенный секс) не сильно вдохнов¬
ляла.
190
«Друзья, прекрасен наш союз!>>
Гораздо более воодушевлял вариант выходного (или би¬
блиотечного) дня. Тут, оказывается, можно было быстрень¬
ко перелистать Гомера, Монтеня, Рабле и Генри Миллера.
А дальше не спеша заказывать перно—суфле—анчоусы-
бифштекс и еще раз перно. Потом дожидаться заката, что¬
бы — в соответствии с указанной диетой — побаловать себя
кефиром, музыкой Сен-Санса, Глиера, Свиридова. А уж опо¬
сля всего — опять же секс. Но уже простой античный. Часа
на полтора.
«Теория, мой друг, суха.
НО ВЕЧНО ДРЕВО ЖИЗНИ...»
Не знаю, как насчет перно, суфле и анчоусов, а вот недо¬
рогой, доброкачественный бифштекс во времена, когда Мо¬
сква еще была столицей СССР, можно было неплохо отку¬
шать в любом ресторане, где для клубного, неформального
общения собирались творческие работники.
О самых популярных из них — речь впереди.
А сначала о предыстории.
Традиция «цехового кучкования» тоже, как говорится,
сложилась не вчера и даже не позавчера. Достаточно вспом¬
нить знаменитый Дворянский клуб на Тверской, где еще в
пушкинские времена по строгому правилу «свои среди сво¬
их» собирались пообщаться исключительно в собственном
узком кругу и, боже упаси, без всякого женского пригляда
чопорные господа из числа самой родовитой московской
знати.
ОТКУДА ЕСТЬ ПОШЛА «ЦЕХОВАЯ ТУСОВКА»
Настоящий бум клубного времяпрепровождения с хоро¬
шей едой и обильными возлияниями охватил Первопре¬
стольную в конце XIX — начале XX века. Тогда в городе
появился целый ряд клубов, которые объединяли не только
191
Н. Ямской
дворянскую знать, отставных военных или, скажем, страст¬
ных охотников, но и писателей с артистами. Один из них —
клуб артистической интеллигенции — находился на Большой
Лубянке. А другой — небольшой клуб интеллигенции худо¬
жественной — располагался в самом начале Большой Дми¬
тровки — улицы, которую совершенно не случайно некото¬
рые именовали Клубной. Ибо напротив «творцов» — в
нынешнем Доме союзов — находилось Дворянское собрание,
далее по улице Приказчичий клуб, а в конце Купеческий
(позже он перебрался на Малую Дмитровку) — тот самый,
куда на знаменитые «вторничные обеды» Иван Яковлевич
Тестов поставлял свою знаменитую в 20 ярусов кулебяку.
НЕ ПОД КАЖДЫМ ИМ КУСТОМ
БЫЛ готов и стол и дом
В Москве советской о такой «экзотике» даже не вспоми¬
нали. В первые послереволюционные три года новой власти
вообще было не до забот о кормежке и клубном времяпре¬
провождении «пролетариев умственного труда». Им тогда
оставили право выкручиваться самостоятельно.
Чем практически воспользовалась лишь сравнительно не¬
большая часть творческих работников.
ПЕРВОЕ «ЖУРКАФЕ» В СТОЛЕШНИКОВОМ
Подлинную тягу к самоорганизации в плане еды и досуга
первыми проявили сотрудники городских газет и самая тог¬
да неугомонная часть литераторов — романтически «купаю¬
щиеся в революционном творчестве» поэты. Проще всего
летом 1918 года поступили столичные репортеры. На третьем
этаже бывшего доходного дома в Столешниковом переулке
они присмотрели для своих неформальных сборищ неболь¬
шую пустующую квартиру с низкими потолками и какими-то
нелепыми, учитывая ее будущее назначение, розовыми обоя¬
192
«Друзья, прекрасен наш союз!»
ми. Помещение сняли вскладчину. Так у журналистов в го¬
роде появилось первое свое кафе.
Поскольку с едой в тот суровый период военного комму¬
низма были большие проблемы, единственным дежурным
блюдом у завсегдатаев журналистского кафе был дымящий¬
ся в жестяных кружках кофе. Конечно, надо было сильно
изголодаться и обладать большим воображением, чтобы на¬
зывать этим благородным именем ту густо-коричневую, слег¬
ка подслащенную сахарином горькую бурду, которую там
распивали. Но ни с тем ни с другим у собравшихся как раз
никакого дефицита не наблюдалось. Тем более что ночи на¬
пролет в клубах самосадного табачного дыма за крошечными
столиками неутомимо длилось многоговорливое и веселое
собрание.
ПОСЛЕДНЕГО НЕ ОБГОНИТ НИКТО
«Вкуснее» всего это заведение описано у Константина
Паустовского в его замечательном автобиографическом че¬
тырехтомнике «Повесть о жизни». Так что за тем, кто в том
кафе бывал и что, собственно, там происходило, лучше всего
обратиться туда. Здесь же можно лишь кратко упомянуть о
том, кого писатель там встречал. А там, оказывается, кто
только не появлялся: от поэтов Андрея Белого и Бальмонта
до меньшевика Мартова и слепого вождя московских анар¬
хистов Черного. В этой гуще незаурядных людей всех воз¬
растов, взглядов и характеров у журналистов были свои
«звезды» и свои неподражаемые, колоритные личности.
Самым первым из них по праву считался московский «ко¬
роль сенсаций» Олег Леонидов, который приходил, как пра¬
вило, позже всех. Он делал это намеренно. Поскольку сырые
от типографской краски газетные листы уже вылетали из
печатных машин. И он, таким образом, мог спокойно рас¬
сказывать своим коллегам из конкурирующих газет о всех
выловленных им за день сенсациях. Те зеленели от зависти.
Но поделать уже ничего не могли.
193
Н. Ямской
«уполномоченный самим Магалифом...»
Своя легенда ходила о немногословном, несуетливом газет¬
ном сотруднике, который, казалось, никогда — даже в кафе — не
снимал с головы свою старенькую, с неизменно обвисшими по¬
лями шляпу. Пересказывали ее якобы со слов самого Пришвина.
На какой-то узловой станции по пути в Москву матросы из за¬
градительного отряда отобрали у писателя тюки с его рукопися¬
ми и книгами. Вступив в переговоры с командиром отряда —
скуластым матросом с маузером на боку и оловянной серьгой в
ухе, Пришвин безрезультатно пытался эту конфискацию оспо¬
рить. Однако в ответ получил команду «не вякать» и обещание
быть арестованным «за саботаж». Ситуацию самым радикаль¬
ным образом переиграл случайно оказавшийся свидетелем этой
сцены какой-то сторонний субъект в той самой приметной шля¬
пе с отвисшими полями. Остановившись в дверях и глядя прямо
в глаза матросу, он тихо, но внятно сказал: «Немедленно верни¬
те этому гражданину вещи!» Далее цитирую по Паустовскому:
«—А что это за шпендик в шляпе? — спросил матрос. —
Кто ты есть, что можешь мне приказывать?
— Я Магалиф, — так же тихо и внятно ответил человек,
не спуская с матроса глаз.
Матрос поперхнулся.
— Извиняюсь, — сказал он вкрадчивым голосом. — Мои
братишки, видать, напутали. Запарились! Лобов. Вернуть
вещи этому гражданину! Сам уполномоченный Магалифа
приказал. Понятно? Снести обратно в вагон. Хватаете у всех
подряд, брашпиль вам в рот!»
О ТОМ, ЧТО ВЫРУЧАЕТ В ЖИЗНИ,
НО БЕССИЛЬНО ПЕРЕД ЛИЦОМ ВЕЧНОСТИ
На платформе, не дослушав слова благодарности от При¬
швина, «уполномоченный Магалифа» еще и посоветовал по¬
страдавшему написать на всех тюках химическим карандашом
слово «фольклор».
194
«Друзья, прекрасен наш союз!>>
«Русский человек, — пояснил он, — с уважением относит¬
ся к непонятным, особенно иностранным словам. После это¬
го никто ваши вещи не тронет. Я за это ручаюсь». — «Из¬
вините за мое невежество, — спросил Пришвин, — но что это
за мощное учреждение — вот этот самый Магалиф, — кото¬
рой вы собой представляете?»
Человек виновато улыбнулся: «Это не учреждение. Это
моя фамилия. Она иногда помогает». Пришвин расхохо¬
тался.
С еще одним примечательным персонажем журналистско¬
го кафе — старым репортером, а по совместительству еще и
председателем Общества любителей канареечного пения Са¬
вельевым случилась обратная история. В своем кругу этот
вечно хихикающий старик был главным поставщиком поли¬
тических сплетен и небылиц. Поэтому в газете ему доверяли
лишь одну работу — писать некрологи. Что он и делал по¬
следние десять лет, начиная каждый свой похоронный опус
одними и теми же словами: «Смерть вырвала из наших ря¬
дов» или «Наша общественность понесла тяжелую утрату».
Эти монотонные некрологи так всем надоели, что однаж¬
ды выпускающий решил слегка «оживить» савельевский
текст. И перед словами «Смерть вырвала из наших рядов»
вписал только одно слово: «Наконец-то».
FlNITA LA COMMEDIA!
На следующий день в редакции, естественно, разразился
скандал. Выпускающего уволили. А Савельев так расстроил¬
ся, что, несмотря ни на какие уговоры, из редакции ушел и
вскоре умер.
Последним ему прости стал некролог с теми же самыми,
почти затертыми до дыр словами, коими доселе Савельев
провожал других: «Смерть вырвала из наших рядов скром¬
ного труженика газетного дела».
Правда, на этот раз не нашлось ни одного шутника, у ко¬
торого бы поднялась рука дописать «наконец-то».
195
Н. Ямской
Не такое было время, чтобы лишний раз шутить с жизнью
и смертью. Тем более никто не знал, что его самого подсте¬
регает на следующий день. Все вообще жили настоящим,
стараясь не пропустить мимо те крохи добра, красоты и на¬
дежды, которые нет-нет да и подбрасывала судьба.
О том, как «особенно хорошо бывало в кафе в сумерки»,
когда за его окнами угасал в позолоченной пыли теплый за¬
кат», тоже лучше всего прочитать у Паустовского. Нам же
приходится заканчивать нашу историю о первом кафе-клубе
журналистов в Москве совсем в ином ключе, который скорее
ближе писаниям в духе старика Савельева. Поскольку уже в
конце лета, то есть просуществовав всего несколько месяцев,
оно закрылось по самой банальной причине — из-за недо¬
статка средств.
Кафе поэтов на Тверской
Молодая поэтическая поросль оказалась поудачней. В пер¬
вые годы революции, вспоминал в своей книжке «Великолеп¬
ный очевидец» активный участник тогдашних литературных
событий В. Шершеневич, возникло несколько поэтических
кафе, одно из которых находилось близ Тверской, в Наста¬
сьинском переулке. Оно размещалось в маленькой хибарке,
где до революции была прачечная. В ней верховодили поэты-
футуристы. Но собирались не только они. Туда приходили
прибывшие с фронта бойцы, комиссары, командиры. Пользу¬
ясь близостью к своей резиденции на Дмитровке, в Настасьин¬
ский зачастили анархисты. В кафе гремели Маяковский, Ка¬
менский, братья Бурлюки. Они читали свои стихи, почти не
обращая внимания на пальбу, которая доносилась с улицы.
«В те дни, — писал Шершеневич, — жизнь была с наганом за
поясом, с пулеметной лентой через плечо, с горящими за мо¬
лодую власть глазами. С тайным стаканом самогона и с про¬
никновенными речами. В этом кафе родилось молодое поко¬
ление поэтов, часто не умевших грамотно писать, но умевших
грамотно читать и жить. Голос стал важнее почерка».
196
«Друзья, прекрасен наш союз!»
СОПО ВЪЕЗЖАЕТ В «ДОМИНО»
Поэзией тогда действительно питались многие, хлеб по
карточкам выдавали очень скупо. Так что, в отличие от жур¬
налистского «междусобойчика» в Столешниковом, суще¬
ствовавшего исключительно на собственные «медные день¬
ги», у поэтических кафе «клиентура» была пошире. Что
потом — уже при нэпе — дало возможность на какое-то вре¬
мя поставить дело на коммерческую, то есть независимую
от государства основу. Впрочем, и при военном коммунизме
поэтическим кафе подфартило больше, чем журналистам.
Власти в лице Моссовета и Народного комиссариата про¬
свещения относились к их учредителям — молодым «певцам
революции» — сочувственно. Продовольственные «закрома»,
правда, перед ними не распахнули. Но зато организацион¬
ную поддержку как «классово близким», да еще стремящим¬
ся объединиться в творческом союзе поэтов России (так на¬
зываемое СОПО) — оказали. В результате те одновременно
получили штамп Всероссийского союза поэтов и помещение
бывшего кафе «Домино» на Тверской. Так почти напротив
Главного телеграфа, но немного ближе к центру у СОПО
появилось собственное кафе. Ко второй годовщине Октября
(ноябрь 1919 года) в нем уже вовсю кипела жизнь.
У «ДОРЕВОЛЮЦИОННЫХ ОБЕДОВ» В ПЛЕНУ
Посетители «накатывали» в кафе двумя волнами. Первого
своего пика посещаемость достигала в середине дня, когда со
всех концов города в кафе устремлялись подкормиться чле¬
ны союза. Обед, на который им полагалась солидная скидка,
был сытный, или, как они сами говорили, «почти дореволю¬
ционный».
Однако самое главное происходило вечером, когда в «об¬
жорном» помещении уже принимали не «по нормам» и всех.
А в соседнем, отделенном зеркальной аркой «зале поэтов»
проходили их объявленные в афише выступления перед пу¬
197
Н. Ямской
бликой, а также полуночное неформальное общение друг с
другом. Последнее частенько перерастало в дискуссию, дис¬
куссия — в спор, спор, в зависимости от настроения сторон,
завершался скандалом или «мировой».
Порой дело доходило до рукопашной...
ПЕРВЫЙ «ПОЛУФИНГАЛ»
По части рукоприкладства отличался скорый на расправу
с обидчиками Сергей Есенин. Тогда он, его приятель Анато¬
лий Мариенгоф и еще несколько молодых стихотворцев ду¬
шевно «скорешились» на почве того, что главное в поэзии —
образность, а уж потом идея. И, довольно сильно преуспев в
этом направлении, искренне считали себя подлинным аван¬
гардом нового искусства. За этот их имажинизм некий пол¬
ный наглого апломба 18-летний критик Есенина просто до¬
стал. Тот терпел, пока наглец прилюдно не договорился до
слов «прямой плагиат». И тогда отнюдь не хрупкого сложе¬
ния Сергей коршуном взлетел на эстраду и смачно отвесил
зарвавшемуся «литературоведу» увесистую оплеуху.
Приговор общественного суда был мягок: Есенину запре¬
тили на месяц показываться в СОПО, что, впрочем, практи¬
чески не распространялось на второй зал, куда он по-преж-
нему приходил обедать...
«СТОЙЛО ПЕГАСА». «ПОЛУФИНГАЛ»
ВТОРОЙ, ТОЖЕ СКАНДАЛЬНЫЙ
Между тем к началу 1920-х — сперва только в СОПО, а
затем и во всем Союзе писателей произошел «имажинистиче¬
ский Октябрь». Пользующихся исключительной популярно¬
стью у публики Есенина и еще трех активных имажинистов
вынуждены были пригласить в правление и вручить им член¬
ские билеты. Курс был взят круто влево. Деятельность Союза
вышла на эстраду, началось издание книг. Двери в кафе-
198
В разрушенном доме было «Стойло Пегаса»
столовой СОПО еще шире открылись улице. Тем более что с
введением нэпа продуктовый дефицит рассосался — было бы
только на что приобретать. Очередным свидетельством, что
«молодежь и революция» побеждали, стало учреждение има¬
жинистами собственного гастрономического проекта. И тоже
на самостоятельной коммерческой основе.
Наследство от Бим-Бома
Это было легендарное, на все потом лады расписанное в
мемуарной литературе кафе «Стойло Пегаса». Находилось
оно — как и кафе поэтов — на Тверской, в снесенном впо¬
следствии доме № 37. Раньше в этом же помещении разме¬
щалось кафе «Бом», которое посещали главным образом ли¬
тераторы, артисты, художники. Кафе принадлежало одному
из популярных в начале прошлого века музыкальных кло-
унов-эксцентриков Бим-Бому (настоящая фамилия Радун-
ский-Станевский). Говорили, что кафе это подарила Бому
одна его богатая поклонница. На ее же деньги заведение
199
Н. Ямской
было оборудовано по последнему слову техники и оформле¬
но в модном тогда стиле модерн. После Октября 1917-го Ста-
невский бежал в родную Польшу. Помещение было нацио¬
нализировано. И находилось в относительно приличном
состоянии вплоть до того момента, как перешло имажинист¬
ским лидерам. Так что тем ничего особенно не надо было ни
ремонтировать, ни приобретать.
ВСЕ НА ПРОДАЖУ
Кое-что, однако, все равно пришлось переделать. Главную
работу выполнил большой друг имажинистов, известный мо¬
сковский художник и любимец богемы Георгий Якулов. Что¬
бы придать «Стойлу» эффектный вид, он нарисовал на вы¬
веске скачущего Пегаса и вывел название буквами, которые
как бы летели за ним. Он же с помощью своих учеников вы¬
красил стены кафе в ультрамарино¬
вый цвет, а на них яркими желтыми
красками набросал портреты своих
соратников-имажинистов и цитаты из
написанных ими стихов. Между двух
зеркал, например, было намечено кон¬
турами лицо Есенина с золотистым
пухом волос, а под ним выведено:
СТО
пег
тв-с-
tt, if ел
щШтшт
ештттм
т окусй ■
В *№'%*■** •
ИГ* #
A.iLHJ* -~
д у Mh&B * £Т4№
№г*€А 0Шн*%?ег
митинг
истов
т -4tm «. г* &***#*
П* * >*> ** **
gTO й>РЛ ГО
Афиша
вечера имажинистов
Срежет мудрый садовник — осень
Головы моей желтый лист.
По описаниям современников,
шумное, дымное «Стойло Пегаса»
производило странное впечатление.
Содержал кафе некий А.Д. Силин. Че¬
ловек деловой, хваткий, он внима¬
тельно присмотрелся к нэпу. И совер¬
шенно справедливо пришел к выводу,
что для большевиков это лишь вре¬
менное отступление. Поэтому, здраво
200
«Друзья, прекрасен наш союз!»
рассудив, что дальнейшее покажет лишь будущее, больших
планов не строил. А пока решил заработать на таком сравни¬
тельно неопасном виде торговли, как поэзия.
Тем более что от ее поклонников тогда отбою не было.
ПОЛ РЕВ ТОЛПЫ
Соответственно историческому моменту, хозяйскому рас¬
чету и замыслам совладельцев — вожаков имажинизма, кух¬
ня — и без того достаточно средняя — была в кафе делом деся¬
тым. А главное действо разворачивалось на небольшой эстраде.
«На разогреве», сменяя друг друга, работали в основном моло¬
дые, мало кому знакомые поэты. Иногда их выступления раз¬
бавляли актеры с чтением стихов и певицы. Публика, вернее,
та ее часть, что состояла из почитателей литературного слова
и с энтузиазмом участвовала в поэтических вечерах и диспутах,
которые в «Стойле Пегаса» тоже имели место быть, реагиро¬
вала исключительно бурно. Всех же остальных — а именно об¬
любовавших кафе спекулянтов с подружками, проституток, а
также непременно присутствующих — то ли по должности, то
ли тоже из любви к поэзии — агентов уголовного розыска и
сотрудников ЧК — происходящее на эстраде мало трогало.
Поэтому, не обращая внимания на выступавших, они бесцере¬
монно стучали ножами, скребли по тарелкам вилками и гром¬
ко между собой переговаривались. Обстановка несколько ме¬
нялась, когда во втором отделении на эстраду поднимались с
чтением своих сочинений поэты-имажинисты. Если в Кафе
поэтов имажинизм как литературное течение только лишь за¬
рождался, то в «Стойле Пегаса» он «цвел и пахнул».
СРАЗУ ПОСЛЕ ПУШКИНА
Гвоздем программы был, конечно, Сергей Есенин. Он в ту
пору в Москве богемной вообще был, выражаясь по-нынеш¬
нему, одним из главных «ньюсмейкеров». Да и стихи его дей¬
201
^mr
Н. Ямской
ствительно брали за душу мно¬
гих. Поэтому, когда в «Стойле
Пегаса» Есенин поднимался на
сцену, самые бесцеремонные по¬
сетители не только переставали
разговаривать, но даже жевать.
Не случайно один из тогдашних
свидетелей — писатель Э. Гер¬
ман в своих воспоминаниях пи¬
сал: «Вспоминается разговор с
проституткой в «Стойле»:
С. Есенин
— Вам какие же поэты боль¬
ше нравятся?
— Пушкин нравится...
Подумав:
— Сергей Александрович тоже хорошо пишут, только
очень уж неприлично».
Так что слава Есенина воистину была всенародной.
Кроме чтения своих несомненно замечательных стихов
Сергей Александрович еще был и непревзойденным создате¬
лем самого «главного фирменного блюда» в этом кафе — ли¬
тературных скандалов.
Впрочем, и по части нелитературных его тоже мало кто
мог переплюнуть. С наглыми посетителями Есенин не цере¬
монился. Мог, например, некоему дельцу, во весь голос ру¬
гавшему выступавших, опрокинуть на голову тарелку с соу¬
сом. Да и вообще не имел привычки заигрывать с публикой:
если в ее поведении что-то ему не нравилось, он сразу же
отказывался выступать.
Зал в подобных случаях мог сколько угодно негодующе
реветь. Но в конце концов Есенину прощали все. Ибо посе¬
тители в «Стойле» всегда ждали его появления с нетерпени¬
ем, зная, что обязательно будет на что посмотреть. Главное,
«ПЕГАС» ОСТАЕТСЯ БЕЗ «СТОЙЛА»
202
«Друзья, прекрасен наш союз!»
чтобы только пришел. А там обязательно пощекочет публике
нервы либо очередным громким скандалом, либо начнет чи¬
тать стихи, что тоже было зрелищем незабываемым.
Впрочем, поэт не всегда озоровал и эпатировал публику,
что тогда стало даже модным. В кафе помнили его и крайне
серьезным, и непоколебимо сдержанным, и искренне благо¬
желательным с теми, кто внушал ему любовь и уважение.
Другое дело, что многое в стране — да и в судьбе самого
Есенина — менялось, тускнело, вызывало разочарование и
тоску. Недаром тот же Силин как-то с опаской пожаловался
одному из есенинских знакомых: «Плохо, ой плохо кончат
Сергей Александрович: либо кого-нибудь убьют, либо на
себя руки наложат...»
И ведь напророчил. В 1925 году Есенина не стало. А при¬
мерно за год до этого, находясь далеко от Москвы, он по¬
лучил письмо от своей верной поклонницы Галины Бени-
славской. В телеграфном стиле она сообщала, что «Стойло»
в долгах; света нет; «гостей» нет. «Денег да и сил поправить
дело — тоже». Впрочем, это Есенин и сам знал...
В 1930-х годах улицу Горького взялись расширять. Вот
тогда-то вместе со старым домом под старым же номером
37 и стерли с московской земли последние следы пребыва¬
ния на ней легендарного «Стойла Пегаса».
Ресторан «Дома Герцена».
В «ГНЕЗДЕ ДЛЯ НЕСХОЖИХ ПЕРНАТЫХ»
Итак, лихо было объединившись в свой собственный твор¬
ческий союз и победно оккупировав почетные места в Кафе
СОПО и «Стойле Пегаса», молодые буревестники новой поэ¬
зии скоро остались и без того и без другого. Более того, по
существу, зевнули момент, когда командные высоты в содру¬
жестве литераторов прочно перешли в руки тех, кто не «уле¬
тал», как они, в «поэтические стратосферы», а трезво сориен¬
тировался в прозе советской жизни. До создания единого
Союза советских писателей еще было далеко. Но различные
203
Н. Ямской
«альянсы» тружеников пера, ведомые Российской ассоциаци¬
ей пролетарских писателей (РАПП), уже успели расписаться
перед властями в своей общей беззаветной любви. За соот¬
ветствующим поощрением дело не стало. В 1920 году решени¬
ем Совета народных комиссаров труженики «пролетарского
пера» получили в свое распоряжение целый комплекс доброт¬
ных строений на участке 25 по Тверскому бульвару, который
в начале XIX века принадлежал А.А. Яковлеву, дяде Алексан¬
дра Герцена.
Сам писатель-демократ, оказавшийся через полвека в эми¬
грации, основавший там газету «Колокол» и поднявший с ее
помощью революционный трезвон на весь мир, родился в
1812 году там же, в главном корпусе, за садом. В связи с чем
это вдруг образовавшееся «странное гнездо весьма несхожих
пернатых» получило название «Дом Герцена».
СПЛОЧЕНИЮ РЯДОВ СПОСОБСТВУЕТ БАНКЕТ
Сравнение с «гнездом» для «несхожих пернатых» принад¬
лежало писателю В. Лидину. И надо отдать ему должное,
попадало, что называется, «в яблочко». Ибо бывшая герце-
новская колыбель кому только не стала «домом»: и так на¬
зываемому Всероссийскому союзу писателей, и небольшим
литобъединениям типа «Кузница» и «Федерация». И даже
творцам, объединившимся в содружество под смешным зва¬
нием «ничевоки». Не говоря уж о зачастивших сюда из сво¬
его «Стойла» имажинистах, которые, по свидетельству того
же Лидина, вместе с «ничевоками» сидели там на подокон¬
никах и «навзрыд читали свои стихи».
Так «Дом Герцена» де-факто превращался в некий лите¬
ратурный центр страны. Впереди явно маячил призрак окон¬
чательного организационного объединения писательского
труда, что доселе казалось совершенно противоестественным
в силу самой его индивидуалистической природы. Однако на
повестке дня перед литераторами стояло столько острых бы¬
товых вопросов — от возможности где-то встречаться друг с
204
«Друзья, прекрасен наш союз!>>
другом до необходимости просто где-то жить, что, как гово¬
рится в народе, «без бутылки не разберешься». Да и какая
«нетленка», когда в основном приходится не творить, а ры¬
скать в поисках съестного. Какие «парения» без возможности
хотя бы иногда, но закатить себе в дружеском кругу «малень¬
кую пирушку»?
ЗАМЕТКИ «НА МАНЖЕТАХ»
Последнее воплотилось в жизнь первым, когда 1 ноября
1925 года в нижнем цокольном этаже главного корпуса от¬
крыли писательский ресторан. Частенько посещавший его в
ту пору Михаил Булгаков оставил нам кратенькое докумен¬
тальное описание, в котором фигурировали два больших зала
«со сводчатыми потолками, расписанными лиловыми ло¬
шадьми и ассирийскими гривами». А также упомянул, что
«на каждом столике помещалась лампа, накрытая шалью...».
На необычную полночную красоту освещения обращали вни¬
мание вообще-то многие. Тот же завсегдатай этого ресторана
Юрий Олеша в своей последней «Книге прощаний» тоже
вспоминал про «лампы и лампионы (фонарь из бумаги или
стекла для иллюминации)». А также отметил энергичную
игру оркестра и мимолетно мелькнувший прелестный про¬
филь некой Нины Ли, кинематографической актрисы...
МЫ ГЛЕ-ТО С ЭТИМ ВСТРЕЧАЛИСЬ
Чем-то этот описанный двумя мастерами слова интерьер
нам знаком — будто мы и сами это где-то когда-то видели. Но
ведь того писательского ресторана уже восемь десятилетий
как нет. А есть открытый в этом же самом главном корпусе
Литературный институт, для которого в 1934 году парадные
залы наверху были разгорожены под аудитории. И некое
давным-давно забытое, заваленное всяким хламом и остатка¬
ми люстры подземелье, на которое уже в конце прошлого века
205
Здание, в котором сейчас Литературный институт,
когда-то был писательский ресторан
случайно наткнулась строительная бригада, вскрывавшая ас¬
фальт во время проведения ремонтных работ. Ничего суще¬
ственного, по свидетельству журналиста — свидетеля события,
в подземелье не обнаружилось: так — какой-то заплесневев¬
ший хлам да остатки люстры. По-настоящему интересное со¬
держалось в концовке его заметки. А именно то, что треснул
асфальт под ковшом экскаватора почему-то именно шестого
числа шестого месяца девяносто шестого года, утром, в чет¬
верг, накануне которого, как помнится, шел дождь...
И это тоже что-то напоминало.
Так что же?
Терпение, дорогой читатель! Терпение!
Подсказка вас поджидает уже через несколько абзацев.
А пока вернемся в середину 1920-х...
Ела — копейки, ла рубль за вхол
Изначально проход в ресторан не был таким строгим, как
и на литературные вечера, где выступали и Есенин, и Мая¬
ковский, и даже ненадолго заехавший из Италии в Москву
206
«Друзья, прекрасен наш союз!»
М. Горький. Попасть туда можно было только по специальным
приглашениям или рекомендации литераторов — членов об¬
разовавшегося вокруг «Дома» сообщества. Последние, в также
их гости, собственно, и составляли основной контингент по¬
сетителей ресторана. Двух наиболее известных я уже упомя¬
нул. Чьи-то имена еще выплывут. А за более широким спи¬
ском вообще-то советую обратиться к написанной в те годы
двумя большими литературными насмешниками — А. Архан¬
гельским и М. Пустыниным пародийной драме «Онегин в Мо¬
скве». Вот для затравки несколько строчек из нее:
...Там тень витала Керекеша
И Розенталя борода.
Там философствовал Олеша —
Остряк, негласный тамада.
Там, без пяти минут Белинский,
И Гроссман-Рощин взад-вперед
Шагал, приветствуя народ.
Всего там было, и помногу,
Сверх нормы там имели корм
Большие доки малых форм
Их имена известны... Богу,
Там некогда жевал и я,
Но вредна рыба для меня...
Следы «матерого человечища»
Из всех перечисленных в пародии персонажей в нашем
повествовании особого упоминания заслуживает самый пер¬
вый — внушительного роста, представительный, с огромной
до пояса бородой конусом. У него, собственно, и кличка
была — Борода. В основном именно под ней знали этого ле¬
гендарного человека в наиболее продвинутых — равно как в
творческих, так и ресторанных — кругах Москвы середины
1920-х — начала 1960-х годов.
Итак — Яков Данилович Розенталь. Родился в 1893 году
в Москве. Окончил реальное училище. В Первую мировую
войну служил офицером-интендантом, заслужив в армии
славу человека, который кровь из носа — но солдат накор¬
207
Н. Ямской
мит. После развала империи некоторое
время работал в Киеве. А в 1921 году —
еще порознь, но в одно время с Булга¬
ковым — вновь вернулся в Москву. С
1925 года по 1931 год жизнь сложи¬
лась так, что Якову Даниловичу при¬
шлось попеременно быть директором
ресторана «Дома Герцена» и налажи¬
вать писательское питание в бывшем
олсуфьевском барском особняке на
Поварской, 50 (в этом похожем на ста¬
ринный замок здании Центрального
Дома литераторов и поныне работает
Я Д Розенталь ресторан, в основание которого Розен¬
таль, можно сказать, закладывал пер¬
вые камни). На обоих объектах сразу же выявился главный
талант этого незаурядного человека — умение страстно, до
самозабвения организовать ресторанное дело.
Сеанс разоблачения черной магии
Булгаков в «Доме Герцена» выделил Розенталя сразу.
И не только благодаря тому, как тот поставил дело, обеспе¬
чив обслуживание по высшему разряду и организовав пита¬
ние, которое по качеству провизии да еще за довольно смеш¬
ные деньги било тогда любой другой московский ресторан.
Яков Данилович останавливал на себе глаз одной только сво¬
ей фактурной внешностью — черноглазый красавец во фраке
с кинжальной бородой цвета воронова крыла.
И опять же сводчатые потолки, расписанными лиловыми
лошадьми с ассирийскими гривами. И столики под ними — с
лампами, накрытыми шалью...
А вот откройте для интереса главу «Было дело в Грибое¬
дове» в романе Булгакова «Мастер и Маргарита», над первой
редакцией которого писатель начал работу в 1928 году. Тут-
то все и обнаружится. Кое-какие узнаваемые черты писатель¬
208
«Друзья, прекрасен наш союз!»
ского ресторана на Бульварном кольце, в который Булгаков
перенес владения придуманного им Массолита. А главное —
точно выписанные характер и портрет главного в «Доме Гер¬
цена» ресторанного распорядителя.
Словом, почти полное соответствие нашей действитель¬
ности.
СПЕШИТЕ УВИДЕТЬ «В ПИТЬЕ И ЕДЕНИИ»...
Пока Булгаков в своем недоступном никому более творче¬
ском процессе набрасывал первые строки своего бессмертного
романа, Якова Даниловича потащили в суд. Ему инкримини¬
ровали, что подведомственный ему ресторан превратился в
«гнездо разврата».
В писательской среде, где по давней традиции сплетни рас¬
пространялись мгновенно, даже пополз слушок, что Розенталь
якобы «кому-то поставлял девочек». Последнее, как довольно
быстро выяснилось, оказалось полной чушью, подлой выдум¬
кой завистливых клеветников. Что же касается «падения нра¬
вов», то в «Доме Герцена» вину за это можно было предъявить
кому угодно, но только не Якову Даниловичу. В отличие от
литературных мероприятий вход на территорию его ответ¬
ственности, как уже было отмечено, режимным не был. Поэто¬
му в популярнейший в городе ресторан прямо с бульвара лез¬
ли все, кому не лень, — лишь бы, как засвидетельствовал в
своем стихотворении 1928 года «Дом Герцена» Владимир Ма¬
яковский, «увидать в питье и едении автора произведения».
Словом, обвинение рассыпалось, и дело тихо спустили на тор¬
мозах. Вход в ресторан все равно оставили свободным. Соот¬
ветственно «очень уж свободным» оказалось и поведение
определенной части граждан, перевоспитывать которых было
совершенно безнадежно. Они катастрофически не умели себя
ни вести, ни пить. И, разными способами проникнув в обход
очереди в «Дом Герцена», всячески портили «праздники еды»,
которые Яков Данилович устраивал исключительно в расчете
на приличных посетителей.
209
Н. Ямской у^ф-
«Оргию заказывали?»
По поводу нравов в том же посвященном писательскому
ресторану стихотворении 1928 года Владимир Маяковский
даже изобразил одну такую парочку. Подсмотренная им в
реальности сцена выглядела так:
Ус обвис намокшей веткой,
Желтое,
как йод,
пиво
на шальвары в клетку
сонный русский льет...
Шепчет дева,
губки крася,
юбок выставя ажур:
«Ну, поедем...
Что ты, Вася!
Вот те крест —
Не заражу...»
Уехал в брюках клетчатых.
«Где вы те-пе-рь...»
Кто лечит их?
На краю света, у буфета
Более поздней поры воспоминание другого, тоже находя¬
щегося в зените писательской славы литератора — Юрия Оле-
ши не столь остро, сколько пронзительно грустно. Признан¬
ный мастер слова, автор уже завоевавших невероятный
читательский успех «Трех толстяков» и романа «Зависть»,
Олеша начал пить. И в этом никто из окружавших его знако¬
мых — в том числе и Яков Данилович — остановить его не
могли. Писатель чуть ли не ежедневно наведывался в «царство
Розенталя» и... Впрочем, вот его собственное свидетельство:
«Прихожу в Дом Герцена часа в четыре, — пишет он в сво¬
ей «Книге прощаний». — Деньги у меня водятся. Подхожу к
буфету. Мне нравятся стаканчики, именуемые лафитниками.
Такая посудинка особенно аппетитно наполняется водкой.
Два рубля стоит. На буфете закуска. Кильки, сардинки, ми¬
210
«Друзья, прекрасен наш союз!»
сочка с картофельным салатом, маринованные грибы. Выпи¬
ваю стаканчик. Крякаю, даже как-то рукой взмахиваю. Съедаю
гриб величиной с избу. Волшебно зелен лук. Отхожу.
Сажусь к столу.
Заказываю эскалоп.
Собирается компания.
Мне стаканчика достаточно. Я взбодрен...»
Кругом сидит публика, у которой «вещания» Олеши име¬
ют несомненный успех. Поэтому они смеются, когда он про¬
износит на самом деле довольно трагичную фразу: «Литера¬
тура окончилась в 1931 году».
Полуподвал Клуба театральных
работников в Старопименовском
На самом деле литература в 1931 году в общем-то не кон¬
чилась. Но под прессом набирающей силу сталинщины как-
то потускнела и стала прогибаться. Стремительно покатился
вниз, а затем и вовсе закрылся писательский ресторан на
Тверском бульваре. Почти для всех неотвратимость его ско¬
рого конца стала очевидной еще до решения передать поме¬
щения «Дома Герцена» Литературному институту. Потому
что все в том же 1931 году Розенталь оставил свой пост.
И вместе с ним из этого заведения ушла «живая его душа»...
ВЕСЕЛЫЙ ПОГРЕБОК ИМЕНИ
«ТРУЖЕНИКОВ СЦЕНЫ»
Местом новой службы уже ставшего писательским и актер¬
ским любимцем Якова Даниловича стал ресторан Клуба теа¬
тральных работников. Располагалось это заведение в подвале
одного из четырех жилых корпусов по адресу Старопименов¬
ский переулок, участок 7. В 1927 году весь этот весьма живо¬
писный комплекс был сооружен для членов кооператива
«Труженик искусства». А те подвал в строении 3 почти сразу
211
Н. Ямской
Здание Клуба театральных работников
же сдали организаторам так называемого Кружка друзей куль¬
туры и искусства. Фактически хозяйственными делами в
кружке ведали некие юркие деловые люди, благодаря которым
служители различных муз скоро обнаружили, что они всего
лишь прикрытие. А под их маркой в подвале на самом деле
функционировало «полукабаре» с буфетом и тайными карточ¬
ными играми на деньги. К концу 1929 года, когда от нэпа оста¬
лись одни воспоминания, кружок, как его уродливое порож¬
дение, прихлопнули. А помещение вместе со всем имуществом
и мебелью передали новой общественной организации — Клу¬
бу театральных работников. Расположение оказалось исклю¬
чительно удобным, благо часть наиболее знаменитых мастеров
сцены проживала буквально в шаговой доступности.
ГЕРОИ ЭПОХИ ВОЗРОЖДЕНИЯ
Давно подмявшая жизнь в стране под себя правящая пар¬
тия ВКП(б) уже вовсю присматривала за творцами. Но Клу¬
бу театральных работников еще повезло. Смотрящим от
212
«Друзья, прекрасен наш союз!»
партгосаппарата в нем поставили старого большевика Фе¬
ликса Кона, который в клубные дела лишний раз не залезал.
А верховодили в Старопименовском подвале сами мастера
сцены в лице ими же избранных мхатовца Ивана Москвина
и оперной примы Валерии Барсовой. Директорские функции
по-своему артистично исполнял Борис Михайлович Филип¬
пов, специально откомандированный из Ленинграда, где он
служил заведующим литературной частью в Большом дра¬
матическом театре. Умения, энтузиазма да и просто любви к
своему новому детищу у него было столько, что дело сразу
же пошло на лад. Буквально за какие-то несколько месяцев
после открытия театральный клуб в Старопименовском под¬
вале стал исключительно почитаемым в Москве местом. В
нем проводили свой досуг не только мастера театра, эстрады,
быстро развивающегося кино, но и были желанными гостями
лучшие люди страны — герои сверхдальних перелетов, удар¬
ники труда, покорители полярных просторов, знаменитые
спортсмены.
ИГРА С ПРОБЛЕСКАМИ АВТОРСТВА
И ВЫСОКОГО ВКУСА
Кстати, главным видом спорта в клубе был бильярд. А
первым в нем игроком — без сожаления отказавшийся от ви¬
зитов в «Дом Герцена» Маяковский. Встречи с его участием
за бильярдным столом бывали не менее сценичны, чем зна¬
менитые клубные капустники. Особенно когда борьба завя¬
зывалась между Владимиром Владимировичем и Михаилом
Афанасьевичем. Впрочем, Булгаков почти всегда проигры¬
вал. Но с таким достоинством, что у Маяковского даже мыс¬
ли не возникало предложить ему, как всем прочим, «продув¬
шим» партию, лезть под стол.
Зато за столами клубного ресторана — небольшого, но
уютного, с удобно выгороженными по сторонам ложами —
посетители занимали места с предвкушением только одно¬
го — большого удовольствия. Тем более что многие еще по
213
Н. Ямской
прежнему месту работы Бороды знали, какие радости под¬
жидают в его владениях каждого, кто ценит искреннее госте¬
приимство и высокую, с проблесками авторства кухню.
Кодекс старого корсара
Между прочим, и в зале, и на кухне у Якова Даниловича
особенно никто не баловал. И дело было не только в том,
что, в отличие от «проходного двора» в «Доме Герцена», в
клуб абы кого не пропускали.
В Старопименовском подвале тоже находились любители
пошалить. Просто и раньше не больно терпеливый к развяз¬
ности и даже вспыльчивый Розенталь с годами стал особен¬
но строг и нетерпим к разгильдяйству, воровству и хам¬
ству.
Сохранилось немало свидетельств того, как Борода мог
привести в себя не в меру разгулявшегося посетителя одним
взглядом. А кухня у него вообще была святым местом, куда
из посторонних не было хода никому. Единственное исклю¬
чение Розенталь делал только для Михаила Михайловича
Климова. Да и то только потому, что больше никто, кроме
этого старейшего актера Малого театра, не мог приготовить
какие-то особенные, с неповторимым вкусом «биточки по-
климовски».
Отношение Якова Даниловича к своей миссии и достиг¬
нутые благодаря ему результаты в ресторанном деле вызы¬
вали глубочайшее к нему почтение со стороны даже самых-
самых «дважды народных, трижды лауреатных». Многие
вообще считали за честь пригласить его к своему столу. И
что характерно? Порой подсаживался. Иногда мог даже при¬
губить. Но никогда не засиживался. А извинялся. Чтобы от¬
лучиться на кухню проверить чей-то заказ. Встретить и, если
есть места, разместить очередного посетителя. Усадить, обо¬
греть теплым словом, хорошенько накормить. Словом, Боро¬
да знал свою работу. И красиво, с умением и достоинством
настоящего мастера ее делал.
214
«Друзья, прекрасен наш союз!»
Очередное явление
Арчибальда арчибальдовича народу
Вероятно, по совокупности всех этих замечательных ка¬
честв Якова Даниловича Розенталя такого же высокого уров¬
ня профессионалы, но в искусстве или какой-либо иной сфере
деятельности не только приглашали к столу, но и по-
настоящему с ним дружили, делились как с близким челове¬
ком своими радостями и горестями. А некоторые, как тот же
Михаил Булгаков, даже не избежали искушения как-то запе¬
чатлеть в своих текстах эту необыкновенно обаятельную и
колоритную личность. Работая в то время над рукописью «Ро¬
мана о дьяволе» (так называлась первая редакция «Мастера и
Маргариты»), Михаил Афанасьевич наделил своего фактур¬
ного метрдотеля грибоедовского ресторана некоторыми харак¬
терными внешними и внутренними чертами Бороды. И даже
в каКой-то степени подшутил при этом над реальным Яковом
Даниловичем, включив в свое сочинение эпизод, когда во вре¬
мя пожара в «Доме Грибоедова» его прообраз уносит с со¬
бой пару ранее им «оторванных от архитекторского съезда» и
предусмотрительно «заначенных» балыковых бревен.
ПО МЕСТАМ МОСКВЫ БУЛГАКОВСКОЙ
В том, что шутка будет правильно понята, Булгаков даже не
сомневался. С реальным Розенталем такое никак не вязалось.
Вся театрально-писательская Москва знала этого человека как
истинного бессребреника, который только работой и жил. Тем
более те, кто бывал у Бороды дома, в его скромной квартирке
на Гоголевском бульваре (они, кстати, с Булгаковым были еще
и соседями: последние годы жизни тот проживал совсем непо¬
далеку — в знаменитой «писательской надстройке» в Нащо-
кинском переулке), всегда поражались — насколько же скром¬
но, почти аскетично жил этот великий ресторанный кудесник.
Между прочим, образ «Дома Грибоедова» с его писатель¬
ской кормушкой был еще более собирательным, чем «пират¬
215
Н. Ямской
ствующий» в ней Арчибальд Арчибальдович. Исследователи
творчества Булгакова до сих пор обнаруживают в «Грибое¬
дове» все новые и новые черты сходства то с «Домом Герце¬
на», то с Клубом работников искусств, то с Домом печати, в
котором Розенталь одно время тоже «поднимал питание».
Но все же лично мне кажется, что, скажем, знаменитую
сцену полуночного ужина и танцев в вотчине Арчибальда
Арчибальдовича автор «разыграл» в стенах еще одного, весь¬
ма популярного одно время в Москве заведения.
ДЕЛО БЫЛО В ЖУРГАЗЕ
Полагаю, что многое Булгакову было подсказано именно
здесь. Во всяком случае, в свое время многие к тому следы
вели в эту новую «адскую мельницу». Дело в том, что на¬
чиная с 1934 года клубный ресторан в Старопименовском
подвале работал в осенне-зимний сезон. А весной и летом
стал переезжать в свой филиал, уютный садик на Страстном
бульваре» у дома 11, где тогда помещалось журнально-газет¬
ное объединение Жургаз, занятое выпуском «Огонька», а за¬
одно и еще трех десятков периодических изданий.
И СНОВА ЗДРАВСТВУЙТЕ!
Надо ли уточнять, что главным администратором, кулина¬
ром и, уже по обыкновению, радушным хозяином был в нем все
тот же Яков Данилович Розенталь, к старой кличке которого
Борода благодаря ходившему по рукам в клубе шаржу худож¬
ника К. Елисеева прибавилась новая — Дядька Черномор. К
любимому ресторанному «колдуну» потянулись все его старые
друзья — посетители Старопименовского подвала. Маяковско¬
го, правда, среди них уже не было — весной 1930-го поэта не
стало. Но в почетных гостях — кроме, разумеется, самого Бул¬
гакова, числились легендарный старейшина московских репор¬
теров В. Гиляровский, исключительно популярные после вы¬
216
«Друзья, прекрасен наш сони!»
хода «Двенадцати стульев» Илья Ильф и Евгений Петров,
поэт-баснописец Демьян Бедный, старый, еще по «Дому Герце¬
на» клиент Бороды Юрий Олеша, сразу же последовавший за
Розенталем сначала в клуб, а затем и в его летний филиал.
Словом, очень быстро в Жургаз перебазировался целый
отряд заслуженных ветеранов и новичков «театрализованно¬
го подполья» в Старопименовском переулке.
О ТОМ, КАК «ЗАЖИГАЛИ»
НА СТРАСТНОМ БУЛЬВАРЕ
Наряду со знаменитыми «тружениками разнообразных ис¬
кусств» к заветным столикам под тентами непременно прони¬
кали совершенно посторонние люди. Как они преодолевали
самый строгий пропускной режим в садик (его жалкие остатки
сохранились до сих пор), вечная загадка подобного рода заведе¬
ний. Но с другой стороны, очень уж велик был соблазн. Ведь
какое это было наслаждение — ну точно как в «Грибоедове» —
выпить в жаркий полдень «клокочущий в горле нарзан». Потом
пропустить вдогонку «ледяную кружку пива с валютным руб¬
цом». И при том как бы совершенно запросто — приобщиться к
«богемной жизни великих властителей умов и сердец».
Кроме того, в жургазовском саду произрастал еще один
запретный плод. Его существование обнаруживали донося¬
щиеся вечерами из-за глухого забора крики «Аллилуйя».
Они сопровождались какой-то тогда совершенно экзотичной,
«заряженной» невероятно упругим ритмом и потому особен¬
но заводной музыкой.
Это играл джаз.
От «Интуриста» в порядке исключения
То, что тогда называли этим всем ныне понятным словом
«джаз», простым советским гражданам по причине «буржу¬
азной тлетворности» не полагалось. Такую музыку играли
217
Н. Ямской
исключительно интуристам, дабы показать, что и мы в Стра¬
не Советов тоже не лыком шиты.
Летнему филиалу клубного ресторана работников искусств
позволили исключение. Там в ночном полумраке играл джаз-
оркестр талантливого композитора и виртуозного пианиста
Александра Цфасмана. А восклицания «Аллилуйя» (с древ¬
нееврейского «хвалите Господа»!) никакого отношения к ре¬
лигиозному порыву не имели. Просто так кощунственно на¬
зывался остромодный в ту пору фокстрот американского
композитора Винсента Юманса.
«О БОГИ, БОГИ МОИ, ЯДУ МНЕ, ЯДУ!»
С непривычки от «взрывоопасного коктейля», в котором
сам факт приобщения к кругу значительных людей допол¬
нялся замечательной едой и «пряной» музыкой, «крыша» у
некоторых посетителей съезжала больше, чем от крепкого
вина. И явно наблюдавший все это не раз воочию Булгаков
включил в картину ночной оргии в «Доме Грибоедова» мно¬
жество типично жургазовских примет. Среди им отобранных
в книгу попали такие в реальности давным-давно утраченные
детали, как летняя веранда, обвитая плющом и с входом-
трельяжем. Или звон посуды в полуподвальной кухне (тако¬
вая в жургазовском хозяйстве Якова Даниловича и в самом
деле была). А еще — грохот того же «грибоедовского» джаза
с криками «Аллилуйя» (в архиве писателя, говорят, даже со¬
хранился экземпляр этих нот).
И уж совсем убойное впечатление оставила сама «оргия в
предчувствии конца света». Что стоит одна только фраза,
венчающая «полночное видение в аду». Помните? «...И пла¬
вится лед в вазочке, и видны за соседним столиком налитые
кровью чьи-то бычьи глаза, и страшно, страшно... О боги,
боги мои, яду мне, яду!...»
Глава 6
«ПИР ДУХА», А ТАКЖЕ ПРОСТО БЫТ
В ПЕРИОД «ДОМОСТРОЯ»
Вообще-то, как говорил в одном известном анекдоте «до¬
рогой товарищ Брежнев», по дороге в коммунизм «никто
никого кормить не обещал!». Но политику делать, по словам
другого, уже «грузинского разлива» политика, «это вам не
лобио кушать!». Так что, когда идеология потребовала, перед
носом у творцов сразу же «повесили морковку». И те, кто
уже досрочно построил коммунизм для себя в больших ка¬
бинетах, следили за «ее размером» со всей революционной
строгостью.
Был БЫ КОРМ.
А ПЕГАСЫ ПРИБЕГУТ
Апокалипсические настроения в обществе — и особенно в
среде наиболее чувствующих, куда идет дело в стране, твор¬
цов — в 1934 году были совершенно не случайны. В течение
четырех лет с момента учреждения Клуба работников ис¬
кусств и открытия его летнего филиала на Страстном буль¬
варе в их сообществе многое изменилось.
Причем изменилось фундаментально. Потому что если по¬
сле октября 1917 года от творческих работников в основном
требовали полного самоотречения во имя «великой идеи», то
теперь их понуждали пойти на то же самое, но уже в инте¬
ресах «великой власти».
Правда, на этот раз не просто за одно революционное спа¬
сибо.
219
Н. Ямской
КТО ЗА ЛАМУ ПЛАТИТ,
ТОТ ЕЕ И ТАНЦУЕТ
Первый решительный шаг в этом направлении был сде¬
лан еще в апреле 1932 года. Именно тогда ЦК ВКП(б) при¬
нял постановление о перестройке литературно-художествен¬
ных организаций. В основе этого безусловно исторического
документа лежала идея, выпестованная лично товарищем
Сталиным. Задача заключалась в том, чтобы объединить всю
творческую интеллигенцию под одной партийно-государ¬
ственной крышей. Свой интерес в октябре того же года
вождь четко обозначил в беседе с собравшимися на дому у
Горького литераторами. Там, по свидетельству присутство¬
вавшего на беседе критика К. Зеленского, он без обиняков
сказал буквально следующее: «Есть разные производства:
артиллерии, автомобилей, машин. Вы же производите товар.
Очень нужный нам товар, интересный товар — души лю¬
дей». Пока несколько покоробленные словом «товар» «ин¬
женеры человеческих душ» приходили в себя, Сталин более
деликатно, но так же определенно назвал цену приобрете¬
ния. Как бы в раздумье поглаживая усы, он вполголоса стал
перечислять: «...Писательский городок. Гостиницу, чтоб в
ней жили писатели, столовую, библиотеку большую — все
учреждения. Мы дадим на это средства». Про то, что столо¬
вая в этом городке будет не хуже любого столичного ресто¬
рана, — хозяин Кремля в такие детали не вдавался. Однако
ж и без лишних слов было понятно: будете себя хорошо ве¬
сти — стол накроем!
Авансы
за РОМАНСЫ
Итак, товар был назван. Цена объявлена. Осталось только
мысленно попрощаться с относительной вольницей комму¬
нально кучкующейся в «Доме Герцена» братии. И дружно,
под знаменем «социалистического реализма», но по формуле
220
ty&X ^Пир духа>>, а также просто быт в период <<Донострол>>
«товар — всевозможные блага — товар» встраиваться в об¬
щие ряды. Писателям в этом процессе назначили быть пер¬
выми. Их же первыми начали и прикармливать. Обкатка со¬
стоялась в конце лета 1933 года во время поездки мастеров
слова по только что открытому Беломоро-Балтийскому ка¬
налу. Буквально перед этим по данному объекту, построен¬
ному всего за 20 месяцев руками ста тысяч заключенных,
проехал со своими соратниками сам Сталин. Теперь по его
следам — и на его, заметим, условиях — 120 мастерам слова
предстояло «воспеть» сталинский же любимый способ по¬
строения социализма. Такова была стартовая цена. И первый
шаг в плане идеологической мобилизации на пути к всеоб¬
щей творческой коллективизации.
«И В ДАЛЬНИЙ ПУТЬ
НА ДОЛГИЕ ГОДА...»
То, что вождь свои слова на ветер не бросает, писателям
подтвердили, организовав им перед отправкой на образцово-
показательный этап воистину «большую жратву». Некото¬
рые участники потом простодушно вспоминали, как еще на
предварительном банкете в Ленинграде им после заливных
осетров под шампанское и водку подавали на первое нава¬
ристый борщ, а на второе сразу несколько перемен, среди
которых дышали жаром шашлыки по-кавказски, отбивные
по-киевски, бифштексы по-деревенски, жареные цыплята и
индюшки.
Это был совсем неплохой аванс за вышедший впослед¬
ствии коллективный труд под названием «Беломоро-Балтий¬
ский канал имени Сталина. История строительства 1931 —
1934 гг.». От участия в нем уклонились, кажется, лишь
И. Ильф с Е. Петровым. Видимо, только у них организован¬
ные НКВД разносолы не лезли в глотку. Ведь еще в 1931 году
в стране была введена карточная система. А в следующем,
1932-м, Украину, Поволжье и Казахстан вообще охватил
страшный голодомор.
221
Н. Ямской
Эшелоны с продовольствием на экспорт в обмен на мате¬
риалы и оборудование для первенцев сталинской пятилетки
тем не менее шли.
Это СЛАДКОЕ СЛОВО «ХАЛЯВА»!
Способ, выбранный для обхаживания писателей, по-
своему был весьма красноречив. Выходит, что в то довольно
жуткое время вождю и его отнюдь не голодающему партгос-
аппарату по-настоящему важны были только план индустри¬
ализации и новейшая для его осуществления техника. А из
живой рабсилы — обкормленные до беззаветной исполни¬
тельности «инженеры человеческих душ».
Поэтому «большую писательскую жратву» с успехом по¬
вторили на Первом съезде писателей в августе 1934 года.
Питание для делегатов было централизованным и бесплат¬
ным. Осуществлялось оно в спецресторане по Большому Фи-
липповскому переулку. Стоимость дневного питания (за¬
втрак, обед и ужин) составляла 40 рублей на человека, а
общие расходы по этой статье достигли 300 ООО рублей. Для
сравнения — тогдашняя среднемесячная зарплата квалифи¬
цированного рабочего составляла 125 рублей.
Само мероприятие под названием Первый съезд советских
писателей, правда, оказалось настолько невыносимо скучным,
что об этом в своих «спецсообщениях» писали даже чекисты.
Тем не менее формальный результат был достигнут. Первый от¬
ряд творцов из писательского цеха без особого сопротивления
загнали в единый творческий союз. А уж «вторым этапом» по
той же протоптанной дорожке в свои «цеховые союзы» завели
артистов, художников и всех остальных работников «культурно¬
идеологического фронта». Более других от подобного «загона»
уворачивались композиторы. Их союз образовался лишь в
1947 году. А кинематографисты не только не уворачивались, а с
1957 года, можно сказать, слезно умоляли, чтобы им позволили*
как и всем прочим творческим работникам, создать свой союз.
И через восемь лет своего добились.
222
<Инр духа», а также просто быт в период «Домостроя»
Организационный сдвиг
в области клубного быта
«Сцементировав» творцов в союзах, их там же объединили
и в быту. Как и было обещано Кремлем, попав под его особое
покровительство, творческие союзы получили лимиты под
строительство в Москве собственного жилья, роскошные под¬
московные усадьбы под пансионаты и прекрасные дореволю¬
ционные особняки в центре столицы для собственных домов,
в кулуарах которых можно было всем собираться, проводить
различные совещания, культурно-развлекательные мероприя¬
тия и просто отдыхать. В том же 1934 году распахнули двери
собственные дома для еще долго не объединенных в собствен¬
ном союзе работников кино (в Васильевском переулке) и
советских писателей (на Поварской). Тем временем Клуб те¬
атральных работников со своим летним жургазовским отделе¬
нием все еще продолжал успешно функционировать, пока три
года спустя мастерам сцены не передали новое обширное по¬
мещение в доме 16/2 на Тверской, аккурат напротив того ме¬
ста, где в первой половине 1920-х находилось «Стойло Пега¬
са». Так родился легендарный Центральный дом актера — тот
самый, что после странного пожара в 1991 году перебрался на
Арбат, где и пребывает по сей день. И наконец, в 1939 году
настал черед самого клуба: из своего уютного, но ставшего
очень уж тесным полуподвала в Старопименовском переулке
он перебрался в просторные хоромы бывшего Немецкого клу¬
ба на Пушечной улице, 9. И соответственно новому масштабу,
но под руководством все того же «Домового» — Б.М. Филип¬
пова стал называться Центральным домом работников ис¬
кусств (ЦДРИ).
Так благодаря заботам партии, правительства и лично това¬
рища Сталина интеллигенция была сгруппирована, поставлена
под контроль, а в награду за это обеспечена кормушками.
Ну а уж о собственном «клубном» развлечении — как по¬
казал опыт Клуба работников искусств — творцы вполне
были в состоянии позаботиться сами.
Только разрешите!
223
Н. Ямской
Без монополии на гарнир,
но «с изюминкой»
Кстати, с кухней в советских клубных ресторанах с само¬
го начала было все в порядке. Запеченными кабаньими бо¬
ками, как в дореволюционном Охотничьем клубе, или фир¬
менной индейкой под соусом с черносливом и курагой, как
в элитном Английском клубе, там, конечно, не обкармлива¬
ли. Но зато общий уровень приготовления в общем-то не
слишком чувствительно отставал, а кое в чем — например, в
соотношении «цена—качество» — мог дать фору и самым
лучшим городским «дворцам еды».
В КАТЕГОРИИ «САМЫХ-САМЫХ»
Планка эта — благодаря, в частности, таким подвижни¬
кам, как Я.Д. Розенталь, — была де-факто поднята изначаль¬
но, когда клубные рестораны еще не стали «придомовыми».
Но законодательно закреплена в уже несколько раз упоми¬
навшемся историческом постановлении правительства за
номером 283 от 16 марта 1944 года. Название документа го¬
ворило само за себя: «Об организации магазинов и ресто¬
ранов в г. Москве для обслуживания работников науки,
техники, искусства и литературы, а также высшего офицер¬
ского состава Красной Армии». Напомним еще раз, что по
данному постановлению в живущей доселе по строгому во¬
енному распорядку столице открылось около полусотни ре¬
сторанов, в том числе двадцать ночных первого разряда, то
есть с, как положено, широким ассортиментом блюд слож¬
ного приготовления, музыкой, эстрадными выступлениями
артистов.
Тогда же к первому разряду отнесли все рестораны при
домах творческих работников: ученых, архитекторов, писате¬
лей, кино, композиторов, актеров. А также аналогичные пун¬
кты питания при ЦДРИ, Доме Красной армии и Клубе лет¬
чиков.
224
IIнр духа», а также просто быт в период «Домострол>>
Со СКИДКОЙ ЗА ЛЮБОВЬ, ДРУЖБУ
И ВЕРНУЮ СЛУЖБУ
Сегодня об этом помнят, наверное, только историки и ве¬
тераны, но на первых порах посетителей, причастных к нау¬
ке, технике, искусству и литературе, во всех упомянутых в
постановлении 1944 года заведениях угощали с 30-процент¬
ной скидкой. А представителей высшего офицерского соста¬
ва Красной армии — вообще за полцены.
Привилегии эти продержались недолго. Однако и после
их отмены щадящие карманы творцов расценки в местах их
цехового пропитания так и остались доброй традицией
вплоть до середины 1980-х годов. Об этом в уже упомянутой
книге «Против кого дружите?» актер Евгений Стеблов вспо¬
минал так: «Материально это почти ничего не стоило. Есть
трояк — и ты в полном порядке. Ну а уж с десяткой — кум
королю. Можешь, как говорится, «возлежать» в отдельном
кабинете».
«ВХОД ТОЛЬКО ЧЛЕНАМ»
В советские времена без такой таблички на входных две¬
рях не обходился ни один клубный дом ни одного уважаю¬
щего себя творческого союза. За исполнением у дверей сле¬
дили специальные дежурные. Обычно это были совершенно
неумолимые женщины неопределенного возраста, которые
не хуже современных секьюрити и без всяких «рамок» мог¬
ли одним молниеносным взглядом провести фейсконтроль,
чтобы без задержки пропустить особо уважаемых людей.
Все остальные обязаны были предъявлять документальное
свидетельство своего членства. В связи с чем, например,
строгие дежурные на входе еще старого Дома кино на улице
Воровского (нынешнего Театра киноактера на Поварской)
всегда могли с подозрением спросить любого мужчину:
«Член дома?» На что, рассказывали, известный кинодрама¬
тург Иосиф Прут, не растерявшись и нисколько не погре¬
225
Н. Ямской
шив против истины, ответил: «Нет, с собой!» И был про¬
пущен без предъявления.
Большинству же так триумфально проскользнуть не уда¬
валось. Хотя возможности имелись. Нашлись бы лишь свобод¬
ные места, не бог весть какая наличность, соответствующее
удостоверение, приятель с таким удостоверением и конечно
же знакомые в администрации и даже его величество случай.
Оказаться внутри круга, куда обычно не каждый вхож,
было престижно. А уж как интересно — и говорить нечего.
Дефицитных при социализме просмотров лучших зарубеж¬
ных фильмов и, как правило, увлекательных «междусобой¬
чиков» в таких домах всегда хватало.
Не говоря уж о том, что в каждом можно было встретить
свою легенду, своих колоритных персонажей, собственные
«фирменные» культурные и гастрономические хиты.
УДИВЛЯЯ МАСТЕРОВ И СМЕШИВАЯ ЖАНРЫ
Созидательная деятельность и творческая фантазия били
в этих стенах фонтаном. Причем без всякой монополии на
цеховую исключительность. Лучшие капустники, например,
проходили в штаб-квартире Всесоюзного театрального об¬
щества (ВТО) на улице Горького, 16/2. Именно сюда после
вечернего спектакля, по обыкновению, слетались на свои
«ночники» и орденоносные мастера, и бойкая театральная
молодежь. Там же во время «хрущевской оттепели» появил¬
ся на свет театр миниатюр «Синяя птичка» — можно сказать,
один из главных очагов тогдашнего вольномыслия, где за¬
просто можно было услышать, как артист, изображающий
партийного докладчика, поучал: «Товарищи скульпторы,
перестаньте ваять дурака!»
Был, однако, период, когда серьезную конкуренцию про¬
фессионалам — мастерам сцены создал очень задорный и
весьма зубастый коллектив любителей из «Ансамбля верстки
и правки» Дома журналистов, лидером которого был Зино¬
вий Паперный. Цвет отечественной музыкальной культуры
226
«Пир духа», а также просто быт в период «Домостроя»
тяготел, конечно, к Дому композиторов. И в частности, к по¬
пулярному в нем ресторану «Балалайка», где, кстати говоря,
потрясающе готовили жареного карпа. Но самый дружный
смех и бурные аплодисменты в середине 1960-х срывал сво¬
ими исключительно остроумными вокальными пародиями
мужской хоровой ансамбль «Кохинор и Рейсшинка» из Дома
архитектора. Про местный ресторан осталось теплое воспо¬
минание в «Актерской книге» М. Козакова: «Пришли, напри¬
мер, в Дом архитектора на традиционные блины. Сидим за
столом у Шурки Ширвиндта. В ресторане дома — танцы,
хохмы, всем весело...»
УГОЛКИ ДЛЯ ЗДОРОВОГО ТВОРЧЕСКОГО РОСТА
Скуке в кругу таких людей вообще места быть не могло.
Зато какие были прорывы! К сожалению, сегодня почти не
вспоминают, сколько больших, настоящих талантов раскры¬
ли себя на подмостках того же ЦДРИ, распахнувшего свои
двери в 1939 году на Пушечной улице. В 1954 году, когда
над страной только-только задули первые ветры «оттепели»,
композитор и аккордеонист Борис Фиготин организовал
при ЦДРИ Молодежный эстрадный оркестр. Чуть позже в
этих же стенах он возглавил коллектив «Первый шаг», ко¬
стяк которого составили студенты из различных, в том чис¬
ле технических, столичных вузов. И очень скоро вывел его
в число лучших в Союзе. Здесь, в оркестре и ансамбле
ЦДРИ, начали свой путь на большую эстраду никому тогда
еще не известные будущие знаменитые отечественные джаз¬
мены Г. Гаранян и А. Зубов, певица Майя Кристалинская,
актеры Савелий Крамаров, Майя Булгакова, творчески
вызревал уникальный мастер пантомимы Илья Рудберг;
стартовал к всесоюзной известности вокальный квартет сту¬
дентов Гнесинского института (впоследствии — квартет
«Советская песня», а еще позднее — «Аккорд»).
Именно в ЦДРИ ходившие тогда в молодых писатели-
сатирики Григорий Горин и Аркадий Арканов первыми ста¬
227
Н. Ямской
ли выходить на эстраду с чтением своих произведений. Как
вспоминал актер Семен Фарада, «это были сокрушительные
концерты, люди уходили больные от смеха». Между прочим,
дебют самого Семена на профессиональной эстраде — а это
было уже в 1970 году — состоялся тоже не где-нибудь, а на
клубном вечере в Доме ученых. До этого там в основном «эк¬
заменовали» классику. Причем исключительно высшей, все¬
мирно признанной пробы. Однако Фараду приняли на ура,
раскусив с первой же реплики. А дальше даже начинали сме¬
яться еще до того, как Семен начинал что-то произносить...
Самые матерые против самых продвинутых
Так что под крышей многочисленных домов зарождалось
и предъявлялось главным образом веселое, жизнеутвержда¬
ющее искусство. Однако катаклизмов и внутреннего драма¬
тизма тоже хватало.
Самые бурные кинострасти разгорались, естественно, на
экранах Большого и Малого (Белого) залов московского
Дома кино. И там же — но уже в ресторане — уходили чаще
всего, как в песок. Однако те, что «подковерно» случались в
кабинетах, кулуарах и за ресторанными столиками Централь¬
ного дома литераторов (ЦДЛ), были на порядок серьезней.
Ведь с равной степенью интенсивности руководившие и ку¬
шавшие там «литературные генералы» были самой матерой,
самой вхожей в высшие коридоры власти публикой.
А вот лидеры в номинации «самые продвинутые» все вре¬
мя менялись. Например, в середине 1980-х годов публика
вдруг начала высаживать двери в Доме медика на улице Гер¬
цена. Казалось бы, ну чем можно удивить ее в этом тихом
уголке «профессионального здоровья»? А тут, оказывается,
много чего совершенно немыслимого ранее обнаружилось. К
примеру, появилась одна из первых в столице дискотек с
присвоенным ей молодыми посетителями профильным на¬
званием «Пиявка». Там же получил сцену театр Марка Ро¬
зовского, у которого тогда еще никакой собственной крыши
228
«Пир душ, а также просто быт в период «Домостроя»
над головой не было. Примерно в те же „времена и там же
состоялось чуть ли не первое легальное выступление на пуб¬
лике писателя Дмитрия Пригова. А после него подмостки
оккупировала группа «Среднерусская возвышенность».
Сам я последний раз в тех стенах был в 1997 году, когда
в Доме медика функционировали артистический клуб и ре¬
сторан «Гвозди». В ресторане, помнится, подавали фир¬
менную водку «хреновуху». И выступала пара натуральных
кубинцев, которые на объявленной в программе латиноаме¬
риканской вечеринке почему-то предпочитали петь русские
романсы. Правда, надо отдать должное — делали это потря¬
сающе...
Впрочем, что-то свое, неповторимое — как в программе,
так и в меню — под крышей «штаб-квартиры» любого твор¬
ческого союза всегда можно было найти.
Домжур. Приподнимая крышку
НА МЕДИЙНОЙ КУХНЕ
Лидерами в плане обустройства в собственном гнезде ока¬
зались журналисты. Они, как вы уже знаете, первыми в
1918 году сами организовали в Столешниковом свое соб¬
ственное кафе. Им же — поскольку в силу самого своего ре¬
месла журналисты всегда считались среди интеллигенции
наиболее привязанным к идеологии контингентом — первым
предоставили свой дом. И первых же стали подкармливать.
На родине первых сухих завтраков
Утро социалистической родины для работников печати
действительно началось с «халявы». Но, разумеется, строго
нормированной. Случилось это в открывшемся 3 марта
1920 года московском Доме печати по адресу Никитский
бульвар, 8 (его наследником потом стал Центральный дом
журналиста, или неофициально — Домжур). По стране гуля¬
229
Н. Ямской
ла Гражданская война и разруха. Всего за какие-то три года
после октября 1917-го Москва превратилась в запущенный,
голодный, холодный, с разладившимся бытом город. Так что
членам дома, как бойцам передовой линии идеологического
фронта, стали время от времени выдавать по два бутерброда.
Это было так называемое доппитание — особенно ценное
тем, что выдавалось сверх тех нищенских норм, которые
предоставлялись по карточкам.
К тому же при большом везении некоторым счастливцам
удавалось во время раздачи кое-что «заныкать» и сверх ли¬
мита. Один из них — очень популярный до войны поэт-
сатирик Арго — даже вдохновился на такие стихи:
Печати дом — краса природы.
Дают там по два бутерброда.
Но все же — господи, прости! —
Я съел не менее шести.
Между серпом и молотом
Возвращение подлинно ресторанной жизни началось йо
время нэпа. В пору этого первого и недолгого отступления
большевиков перед «частнособственнической инициативой»
питание в Доме печати значительно улучшилось. Но как ни
старался временно туда прикомандированный Я.Д. Розен¬
таль, выше уровня хорошего кафе здешний пункт питания
поднять не смог. Пик этого кафе пришелся на дни оглуши¬
тельного сталинского реванша во время Большого террора
1937—1938 годов. Однако даже в ту пору оно явно проигры¬
вало не только всем тогда открывшимся лучшим «дворцам
советского общепита», но и аналогичным заведениям в домах
своих творческих «смежников».
Свидетельство тому две записи Елены Сергеевны Шилов-
ской в ее дневнике. В первой из них — от 26 июня 1937 года —
жена Булгакова записала: «Вечером пошли ужинать в кафе
«Журналист». Боже, что за публика». И буквально спустя
три дня в следующей: «Вечером пошли в кино с Вильямсами
230
■friflpgf <Пир духа», а также просто быт в период «Домостроя»
на «Маленькую маму». Чудесная картина,.мы уже видели ее
зимой на ночном просмотре. Потом пошли в это же мерзкое
кафе «Журналист». Оно гаже вчерашнего, и кормят хуже».
И СНОВА СЛЕЛ ЗАГУЛОВ В «ГРИБОЕДОВЕ»
С качеством еды в уютном особнячке на Никитском буль¬
варе тогда действительно бывало не ахти. Но что более всего
удручало, Елена Сергеевна подметила очень точно — публика.
Всеобщая атмосфера страха в обществе и, в частности, широ¬
кие аресты лучших представителей тогдашней журналистики
сделали свое дело. Как и во всех остальных местах ведом¬
ственной тусовки творцов, в Доме печати — с какой-то неве¬
роятной экзальтацией и энтузиазмом одновременно закусы¬
вали, веселились и стучали. Секрет такого сочетания вроде бы
несочетаемого объяснялся просто: почти каждый советский
человек в глубине души был тогда уверен, что лично он если
и создан для сталинских забот, то исключительно по линии
Наркомата легкой и пищевой промышленности. А НКВД
(Наркомату внутренних дел) он вроде бы и не клиент...
Так что Михаил Афанасьевич Булгаков для своего «Дома
Грибоедова» если что-то из Дома печати и взял, так это до¬
вольно неприятную в своей массе публику. И некоторые ре¬
альные детали — вроде открытой летней веранды и характер¬
ной решетчатой ограды, отделяющей небольшой придомовой
садик от шумного проезда Никитского бульвара.
Впрочем, и то и другое сходное по виду имелось еще в
«Доме Герцена»...
Сыны отечества и пользователи его
Между прочим, двадцать лет спустя веранду разломали. Го¬
ворили, якобы по приказу всесильного тогда Алексея Аджубея.
Перед тем как стать местом журналистской тусовки, дому при¬
шлось пережить непростые времена. Дело в том, что в суровом
231
Н. Ямской
1941 году большинство уцелевших после массовых репрессий
журналистов ушло на фронт. И образовавшийся в особняке
вакуум мгновенно заполнил Краснопресненский райком пар¬
тии. Отбить дом у этих героев тыла пытались уже в марте
1944 года. То есть как раз тогда, когда подоспело историческое
постановление правительства за номером 283, открывавшее
журналистам перспективу иметь в своем сообществе ресторан
первого разряда, да еще с питанием в нем с 30-процентной
скидкой. Как уже было ранее замечено, привилегии эти бы¬
стро, еще при Сталине, отменили. Зато при Хрущеве свободно
разрешили гулять на свои. Процесс затягивания поясов смяг¬
чили упованиями на возрождение ленинских норм партийной
жизни. Процессу насыщения оттого не сильно подфартило.
А вот языки действительно развязались...
НЕ ИМЕЙ СТО РУБЛЕЙ,
А ЖЕНИСЬ КАК АЛЖУБЕЙ
При Хрущеве его зятю, да еще стоящему во главе «языка¬
стых» «Известий», никакой партаппарат был не указ. Так что
хоть летнюю веранду и разломали, но Центральный дом жур¬
налиста, или в обиходе просто Домжур, стал краше прежнего.
К прочим прелестям владения в виде большого беломрамор¬
ного зала для массовых мероприятий, комфортабельного ки¬
нозала, прекрасной библиотеки с читальней, разных уютных
закоулков и добротных кабинетов для правления на третьем
этаже прибавился и полноценный, наконец-то с хорошей кух¬
ней ресторан. Благодаря, прямо скажем, Аджубею и расцвет¬
шей под его эгидой «новой советской журналистике» эта про¬
фессия, сам Домжур и его замечательный «пункт питания» с
приоритетным правом кормления владельцев членской книж¬
ки Союза журналистов и их гостей стали весьма престижными
и потому исключительно модными.
Призывно сияющий вечерами Домжур прямо-таки захле¬
бывался в ожиданиях чуть ли не «собственной партии», всеоб¬
щей «свободы слова» и «социализма с человеческим лицом».
232
«Пир духа», а также просто быт в период «Домостроя»
Вам здесь не тут!
Сияние угасло, когда Хрущева вместе с зятем отправили
в отставку, больше похожую на ссылку. И с телеэкранов на
страну стало ежедневно пялиться следующее главное лицо
социализма — с хорошо развитыми надбровными дугами,
щедро украшенными густейшими, вразлет бровями.
При новом генсеке журналистам сразу же вновь напом¬
нили, что они совсем не властители дум и даже не бойкие
мастера «газетного слова», а в лучшем случае дисциплини¬
рованные подмастерья на подхвате у партгосаппарата. Мгно¬
венно присмиревшую журналистскую братию разгонять не
стали. А лишь покрепче завязали на соответствующем от¬
деле ЦК КПСС и творческом союзе, где в свободное от служ¬
бы время можно было не только увлеченно проштудировать
брежневские литературные хиты типа «Малая земля. Ново¬
российск», «Возрождение», «Целина», но и славно вкусить
от домжуровских гастрономических плодов.
За издержки в этом процессе провинившихся карали не
страшно — не сталинские, чай, времена! Но за «базаром» ре¬
комендовали следить.
Что с разболтавшейся во времена Аджубея журналистской
братией получалось не всегда. О чем могу свидетельствовать
лично, поскольку в силу профессиональной принадлежности
к данному цеху сам там был, мед пил, а что по усам текло,
мимо рта не проливалось...
К ТАКОЙ-ТО МАТЕРИ
НА АДМИРАЛЬСКОМ КАТЕРЕ
Видимо, для того, чтобы этот процесс как-то дисциплини¬
ровать, хотя бы в медийной среде, на исходе 1960-х годов
директором Домжура назначили адмирала в отставке. К по¬
ставленной задаче нетерпимый к внеуставным отношениям
военачальник отнесся всерьез. А отсутствие в уставе Союза
журналистов таких основополагающих армейских понятий,
233
Н. Ямской
как «подъем» и «отбой», вообще воспринял как подрыв
основ. Устранять взялся лично. То есть взял себе за правило
каждодневно и при полном параде прибывать к полуночному
ресторану, дабы лично проследить за порядком на объекте и
состоянием разъезжающихся по домам гостей. Как-то один
из них, сильно подгуляв, все же ухитрился добрести «на ав¬
топилоте» до парадного входа. И здесь напоролся на адми¬
рала. Вернее, зациклился на его форменных, с широкими
желтыми лампасами брюках.
— Швейцар! — радостно завопил гость — по слухам,
заочный обладатель «золотого журналистского пера». —
Такси!!!
— Я вам не швейцар! — сурово отрезал директор. — Я ад¬
мирал!
— А-а-а! — ничуть не смешался гость. — Ну, тогда — ма¬
ленький катер!
«Сдувая шапку дивной пены»
Домжуровские байки времен «развитого социализма» —
тема особого разговора. А вот место, где большинство из них
рождалось, заслуживает пусть мимолетного — но упоми¬
нания. Начнем с легендарного ресторана, где стоило зака¬
зать многое. Но два блюда обязательно пробовали все. Это
было как-то по-особому, щедрыми порциями приготовлен¬
ное «мясо по-суворовски» (Никитский бульвар стал Суво¬
ровским в 1950 году; прежнее имя ему вернули в 1992-м).
И уютно дышащие теплом ситные калачи с красной — зер¬
нышко к зернышку — икрой. Под стопку хорошо охлажден¬
ной «Столичной» такая благодать шла на ура. Однако самое
главное поджидало в подвале. Там, честно дожидаясь отстоя,
расторопно разливала по кружкам бочковое чешское пиво
статная женщина зрелых лет, которую завсегдатаи называли,
кажется, Томочкой. А к пиву полагались вареные, огненно-
алые раки. Это тогда были лучшие раки в Москве: крупные,
мощные богатыри, а не какие-то там пересоленные «одно¬
234
«Пир духа», а также просто быт в период «Домостроя»
рукие» инвалиды, которых подавали в других местах! В пла¬
не этих «красномордых» красавцев пивбар Домжура вполне
мог конкурировать с дореволюционным рестораном Крын-
кина, который, как вам было представлено в соответству¬
ющем разделе, в свое время заслуженно славился лучшими
в столице «членисторукими»...
НОВЫЕ ВРЕМЕНА СТАРЫЕ ПЕСНИ
Те, кто заказывал этих чудо-раков и, сдувая шапку пивной
пены с литровых кружек, сопровождал их к месту временно¬
го упокоения, тоже были неравнодушны к окружающей сре¬
де. «Акулы журналистского пера» все-таки чувствовали сло¬
во. Поэтому стены в «пивняке» были сплошь расписаны
автографами, экспромтами и лозунгами.
Сегодня этих фресок на подвальных стенах уже нет. Как
нет тех раков, того «мяса по-суворовски» и тех цен, в кото¬
рые, по справедливому замечанию одного старожила, ныне
заложено все, включая общенациональные откаты на кор¬
рупцию, «властную вертикаль» и «суверенную демокра¬
тию».
Нет, в самом доме жизнь не утихает. Заглянул как-то не¬
сколько лет назад. Вчитался в афишу — и аж растерялся.
Чего только за наличные не обещают! И как формулируют!
В Интернет-зале, к примеру, готовы приобщить к «тренингу
личностного роста». В зале для торжеств — к совместному
«улету» с питерской группой «Зимовье зверей». Про обнов¬
ленный домжуровский ресторан даже говорить сложно — так
там по-свойски подначивают: «Ешь сколько сможешь!» И
предлагают банкеты, мясо на углях и бильярд — все «в одном
флаконе».
И все же чего-то нам не хватает.
Ну, к слову, той рукописной строчки на стене старого
домжуровского пивняка, которая и сегодня звучит — увы! —
исключительно злободневно: «Что посмеешь, то и по¬
жнешь!»
235
Н. Ямской
Центральный дом литераторов.
Нечеловеческая цена
ЗА ЛИТЕРНЫЕ ОБЕДЫ
Интересно, что до сих пор во всех справочниках пишут,
что Дом советского писателя — так он изначально назывался
по инициативе М. Горького — как «культурно-просветитель-
ское учреждение» был основан при Союзе советских писате¬
лей в мае 1934 года. И почему-то никто не обращает внима¬
ния, что или сама дата, или предлог «при» по крайней мере
сомнительны. Ну как, например, можно было основать этот
дом «при Союзе советских писателей», если сам Союз был
учрежден на Первом съезде этих самых писателей лишь в
августе, то есть два месяца спустя.
ДВОРЕЦ, КАНУВШИЙ В ЛЕТУ
На самом деле «при союзе» этот дом, изначально располо¬
женный в бывшем барском особняке на Поварской, 52, стал
только после съезда.
А до того без малого десять лет служил «культурно¬
просветительским учреждением» всей без исключения писа¬
тельской братии. Поскольку еще в 1919 году по решению
Народного комиссариата просвещения под пышным назва¬
нием Дворец искусств был передан ей под проведение раз¬
личных своих мероприятий и встреч с читателями. Заправ¬
лял там всем на первых парах писатель И. Рукавишников.
Это был довольно странный человек. Говорили, что он тяго¬
тел к мистике и оккультизму. И что сохранившиеся до сих
пор в бывшем дворце окарикатуренные черты масонской
ложи — его рук дело.
Так или иначе, но деятели искусств считали этот особняк
своим. И даже приезжали в Москву из других городов, что¬
бы лично представить в нем читателям плоды своего твор¬
чества. В 1920 году, к примеру, на одном из поэтических
вечеров там выступали впоследствии официально исключен-
236
«Пир духа», а также просто быт в период «Домостроя»
Старое здание Дома литераторов
ные из советской литературы и потому сквозь зубы вспоми¬
наемые поэты Николай Гумилев и Михаил Кузмин, о чем
последний даже сделал в своем дневнике соответствующую
памятную запись.
УЖ ОЧЕНЬ ОНИ СПЕШИЛИ РАДОВАТЬСЯ
Первым в столице клубом писателей бывший Дворец ис¬
кусств стал в 1928 году. И здесь у нас в свидетелях сам Вла¬
димир Владимирович Маяковский, который, сильно не жа¬
луя «Дом Герцена», по данному поводу написал:
Не знаю — петь, плясать ли, улыбка не сходит с губ.
Наконец-то и у писателей будет свой клуб.
Его ожидания, видимо, не вполне оправдались. Во всяком
случае, в конце 1920-х и начале 1930 года поэт больше все¬
го остального предпочитал Клуб работников искусств в
Старопименовском. А там, напомню, уже вовсю царствовал
237
Мамг ■ «■«*■
ресторанный «кудесник» Я.Д. Розенталь, который что-то до
этого пытался делать у писателей на Поварской, но так, ви¬
димо, ничего и не успел. Потому что в Доме советского пи¬
сателя вопрос об организации своего ресторана как возник
при его учреждении в 1934 году, так и провисел в возду¬
хе без всякого практического движения еще почти четыре
года.
«Ассортимент решает все!»
Именно с этой исторической фразы в феврале 1938 года
начал свою речь писатель-юморист Виктор Ардов. Произо¬
шло это на собрании учредителей Московского клуба писа¬
телей, где вопрос об организации ведомственного питания
для мастеров пера стал одним из центральных. Дело было
ближе к обеду, всем страшно хотелось кушать, и поэтому Ар¬
дов сразу же сказал о сокровенном: «Всем желательно, чтобы
харчи были такие, чтобы люди перестали ходить в «Метро¬
поль» или «Националь».
И скоро «такие харчи» появились. Причем прямо здесь
же, в клубном ресторане, который на долгие годы стал
если не единственным, то, по крайней мере, самым глав¬
ным местом откорма писательской братии, их домочадцев,
а также их гостей, предпочитающих неформальное обще¬
ние.
В этом месте будет уместно напомнить, что в Москве со¬
циалистической все более или менее съедобное являлось де¬
фицитом, то есть тем, что требуется изыскать, урвать, достать
по блату. Самым сказочным вариантом считалось халявное
присоединение к какому-нибудь закрытому распределителю
для самого большого начальства. Писателей — после при¬
своения им товарищем Сталиным звания «инженеров чело¬
веческих душ» — присоединили. В том смысле, что в начале
1940-х годов прикрепили их дом, которые многие по старой
памяти продолжали именовать клубом, к спецбазе № 7 Мос-
главресторана.
238
<11 нр духа», а также просто быт в период «Домостроя»
«Венчальная». Она же — печальная
С той поры ведомственная писательская кухня много лет
снабжалась самыми лучшими в СССР продуктами, в силу
чего в меню, по существу, не переводились не только икра
или свежие огурцы, но даже рябчики. Главное помещение
ресторана — обшитый дубом и украшенный колоннами из
сандала Дубовый зал — тоже было самым шикарным. С вы¬
соченного потолка, лежащего на потемневших от времени,
сигарного оттенка балках, свисала огромная люстра. Ее свет,
перемешиваясь с мерцающими отблесками от хрустальных
бомбошек, падал на столы с туго накрахмаленными скатер¬
тями и конусами салфеток. Сервировались они тоже не абы
чем, а павловской посудой, изящной формы приборами и бо¬
калами. Словом, ощущение пребывания в настоящем «храме
еды». Только знай кушай, пей, живи и радуйся.
Однако большой радости как раз и не наблюдалось. А то,
что претендовало на веселье, своей надрывностью скрывало
тоску и страх. Таковым было «послевкусие» первого писа¬
тельского съезда, о чем потом вспоминали уцелевшие его со¬
временники. И подытожили процесс современные исследо¬
ватели, отметив, что с конца 1930-х годов многие яркие
личности, некогда объединенные творчеством и дружбой,
стали превращаться в унылых литературных чиновников,
желчных обитателей переделкинских дач, спивающихся за¬
всегдатаев ресторанов, гонимых одиночек, связанных только
случайными воспоминаниями.
Супец для литературных генералов
В украшенных «масонскими» витражами стенах Дубового
зала эта драма — и тогда, и позже — представала с особой
очевидностью. Хотя кухня, казалось бы, многое скрадывала.
Она, надо отдать ей должное, в ресторане ЦДЛ всегда была
на высоте. Там ухитрялись держать марку даже в суровые
военные годы, когда ресторан в ЦДЛ был понижен в звании
239
Ресторан ЦДЛ
до ведомственного пункта питания. Правда, и тогда сослов¬
ность свято соблюдалась. Рядовых литераторов в основном
подкармливали омлетом из яичного концентрата под кем-то
придуманным названием «Улыбка Рузвельта» — его больши¬
ми партиями тогда присылали союзники из-за океана. Лите¬
ратурное же начальство потчевали «литерными обедами» с
картофельными и даже мясными котлетами, а также супом,
который, по рассказам очевидцев, время от времени украша¬
ла кость какого-то неизвестного животного.
После войны ресторан ЦДЛ вернулся к натуральным про¬
дуктам и полноценным, «нелитерным» блюдам. И снова стал
одним из притягательнейших уголков советской Москвы.
В УГАРЕ СОБСТВЕННОЙ ЗНАЧИМОСТИ
Вот как, например, вспоминал о ЦДЛ периода 1960-х —
1970-х годов писатель Эдуард Хруцкий: «Под его сводами,
украшенными подписями известных писателей и поэтов,
проводились «посиделки» с цыганами, романсами и песнями
под гитару, после чего в полутемном зале подвыпившие ли¬
240
«Пир духа», а также просто быт в период «Домостроя»
тераторы и нужные им люди отплясывали «семь сорок» и
твист. Атмосфера элитности и легкого угара окружала по¬
сетителей и дарила им блаженство и сладостную иллюзию
их собственной значимости. В ресторане звенели бокалы и
рекой лилось шампанское. Пили за юбиляров, редакторов и
критиков, за новые книги, премии и даже рифмы...»
Увы! Пьянство и зависть были аурой ЦДЛ. Мощный вы¬
хлоп от частого употребления «белоголовой» витал даже в
респектабельном Дубовом зале. Не менее отчетливо сивуш¬
ными маслами попахивало и от тех, кого публике препод¬
носили в качестве очередного классика советской литерату¬
ры. Среди них попадались настоящие богатыри по части
хмельного. Легендой, например, стал допившийся в этих сте¬
нах до «белочки» писатель Бубеннов, автор широко извест¬
ной в конце 1940-х годов повести «Белая береза». За что
удостоился шутки неизвестного автора: «Эволюция Бубен-
нова: белая береза — белая головка — белая горячка». Основ¬
ной соперник Бубеннова по этой части жил в Ленинграде.
Это был поэт Саянов. Собственные его стихи мало кто за¬
поминал. Зато почти каждый мог с ходу продекламировать
эпиграмму на поэта:
— Встретил я Саянова.
Трезвого, не пьяного.
— Трезвого? Не пьяного?
Значит, не Саянова.
ГДЕ СТОЛ СТОЯЛ, ТАМ ГРОБ СТОИТ...
Загулы одних совсем не означали остановку трудового
процесса у других. Для высокого литературного начальства
Дубовый зал ресторана был еще одним кабинетом. Там за
ними был закреплен один из лучших столов. Довольно вме¬
стительный (за ним разом могло усесться сразу десять пер¬
сон), он располагался под угловым витражом. Заняв его и
обычно заказав знаменитые на всю Москву тарталетки с
паштетом и с сыром, салат из крабов, про который кто-то из
241
Н. Ямской
творцов верно подметил, что издали он был похож на букет
цветов в стеклянной вазе, и, опять же, большую, будто с мо¬
розца запотевшую бутылку «Столичной», руководители со¬
юза решали серьезные вопросы: кого в какую загранкоман¬
дировку послать, каким тиражом издать, кого принять в свои
руководящие ряды, а кого — прокатить.
Принимали решения даже на такую трепетную тему, как
кого из творцов по какому разряду отпевать и хоронить. Тем
более что после соответствующей, отработанной до мелочей
трансформации зала гроб с телом самых «значительных» вы¬
ставляли именно в Дубовом зале. И сюда же после торже¬
ственных похорон «давших дуба» возвращались к поминаль¬
ному столу.
ПРОВОДЫ НЕДОЛГОГО ТЕПЛА
Нечто похожее на самые настоящие похороны, но в от¬
сутствие тела в Дубовом зале я наблюдал в самом конце
1962 года. Тогда начальственным столом в Дубовом зале
почему-то вдруг овладела небольшая компания, в которой
выделялся крупный Василий Аксенов. Всех сидящих с ним
«подаксёнников» — так называли группировавшихся вокруг
Василия Павловича собратьев по перу — я теперь не упом¬
ню. Но в память врезались печально вытянутое лицо Андрея
Вознесенского, пронзительно печальные глаза Беллы Ахма¬
дулиной и все время прибегающий и снова куда-то убега¬
ющий Евтушенко. На столе почти полностью размещался
«фирменный начальственный набор», но демократично «уси¬
ленный» селедочкой под луком с отварным картофелем.
Властители всех наших тогдашних «оттепельных дум и меч¬
таний» больше пили, чем ели. И как-то траурно, вполголоса
общались друг с другом. В общем, от всех остальных засто¬
лий это явно отличалось какой-то вселенской скорбью. По¬
нять, что это действительно поминки, уже не составляло
труда. Весь ЦДЛ гудел новостями из Кремля, где на встре¬
че с творческой интеллигенцией Хрущев угрожал выслать
242
«Пир духа», а также просто быт в период «Домостроя»
Вознесенского из страны; Аксенова обвинил в том, что он
мстит «за репрессированного отца», и вообще обещал «мо¬
лодым развинтившимся во время оттепели литературным
юнцам» даже не «похолодание, а лютый мороз».
Так что собравшиеся за главным литфондовским столом
«подаксённики» с тревогой думали о своем будущем. И про¬
вожали в последний путь «хрущевскую оттепель».
«А ПОГОВОРИТЬ?!»
В 1970—1980-х годах наименее ангажированные писатели,
а также неформальные лидеры уже появившегося в СССР
андеграунда предпочитали в ЦДЛ другой ресторанный зал —
так называемый Пестрый. Здесь не столько ели, сколько
закусывали. Приоритет отдавали недорогим, но крепким на¬
питкам. А уж если хватало гонорара и на крепкие, то со¬
держание праздника все равно было принципиально иным,
чем у завсегдатаев Дубового зала. Это там кресла тревож¬
но скрипели под тяжестью «советских литературных тя¬
желовесов» и тех полуподпольных граждан недалекого
олигархического будущего, которые уже вовсю «шуровали
деньгами в особо крупных размерах». Это в том обитом до¬
рогим деревом и натуральной кожей пространстве одни
«конкретно разруливали оргпроблемы», а другие на широ¬
кую ногу «оплакивали» свою проданную за чины музу. В
Пестром же зале главным образом — ну очень духовно! —
общались.
Нет, вполне конкретных предложений очередной музе
переспать здесь тоже хватало. Да и классически запойный
аромат нет-нет да и прорезывался. Но все же куда чаще, чем
в Дубовом, перебивался неподдельно свежим дыханием ин¬
тереса к литературе, искренней озабоченностью происходя¬
щим в стране и горячим желанием называть белое «белым»,
а черное — «черным». Советской власти, которую люди ин¬
теллигентные называли между собой «Софьей Власьевной»,
здесь не больно-то заглядывали в рот.
243
Н. Ямской
ночь,
ПОЛНАЯ НЕ УТВЕРЖДЕННЫХ
В ГОРКОМЕ ЧУДЕС
С точки зрения фронды в ЦДЛ иногда происходили уди¬
вительные проколы. Один из таких случился на Рождество
1974 года, как раз на творческом вечере Василия Аксенова.
Главный сюрприз преподнес сам Аксенов. Он читал джазо¬
вые главы из своего нового романа «Ожог», которые по тем
временам отдавали жесткой антисоветчиной. Откуда-то на¬
бившаяся в режимный (вход строго по билетам члена СП)
дом длинноволосая, «джинсовая» публика балдела. Админи¬
страция впала в прострацию. За кулисами бегали растерян¬
ные дежурные работники ЦДЛ, которые забыли все спаси¬
тельные номера карательных телефонов. Гласом вопиющего
в пустыне звучали вопли карликового администратора Ар¬
кадия Николаевича, прославившегося тем, что однажды он,
отважно разметав охрану, не пустил в дом самого Микояна
(старейшего члена всемогущего политбюро, много лет, меж¬
ду прочим, курировавшего всю общепитовскую систему
СССР. — Авт.) — у того не было пропуска. Так вот, срыва¬
ясь на фистулу, администратор голосил: «Дайте занавес!»
Но «давать» было некому — рабочие сцены с отвисшими от
восторга челюстями сидели на ведущих к сцене ступеньках
и слушали Аксенова.
Два мира — два кефира
Растерялся даже многоопытный заместитель директора
дома товарищ Шапиро. По странной иронии судьбы в то вре¬
мя в Москве работал другой Шапиро — его случайный одно¬
фамилец. Он был старейшиной аккредитованных в СССР
иностранных журналистов и корреспондентом Ассошиэйтед
Пресс в Москве. По этому поводу в тогдашней Москве ходил
каламбур, придуманный неподражаемым Вагричем Бахчаня-
ном, тогда автором последней полосы «Литературной газе¬
244
Y «Пир духа», а также просто быт в период «Домостроя) у ^
ты»: «Два мира — два Шапиро». Однако на этот раз сплохо¬
вал даже наш Шапиро.
А Василий Аксенов как ни в чем не бывало продолжал
читать: «Прощай, прощай, Хемингуэй, солдат свободы! Про¬
щай и ты, старая давалка с Курского вокзала...»
Словом, это было нечто такое, чего до сих пор в советской
литературе как бы не водилось и в Центральном доме «со¬
ветских инженеров душ» никогда не звучало...
Шапиро явно ощущал себя на грани инфаркта. Онемев,
он во время перерыва в великом смятении метался по Пе¬
строму залу. Пока не узрел спокойно пившего кофе поэта
Петра Вегина и, бросившись к нему, не запричитал: «Скажи
мне, что будет дальше? Ты же друг Аксенова, должен знать...
Что мне делать — райком и горком закрыты, позвонить не¬
кому...»
Конец карьеры
«Семижопова»
Из-за этого «позвонить некому» вечер благополучно про¬
должился демонстрацией отрывков из художественных филь¬
мов, снятых по сценариям Аксенова. А далее наступила часть,
где всех присутствующих ждал еще один, венчающий тот па¬
мятный рождественский вечер сюрприз.
Перед этим последнюю судорожную попытку прекратить
«шабаш» предпринял еще один персонаж — некий, говорят,
связанный с компетентными органами администратор по фа¬
милии Семиженов, которого за глаза конечно же все назы¬
вали — см. в подзаголовке. Но все тщетно. После первых
аккордов группы «Арсенал» зал взвыл от восторга — ан¬
самбль Алексея Козлова играл фрагменты из Jesus Christ
Superstar. Эта рок-опера была тогда страшно популярна во
всем мире, но в СССР запрещена. Словом, в итоге вечер три¬
умфально завершился победой молодых неформалов, с Ша¬
пиро в горкоме сняли стружку, а Семи... Ну да!
Словом, в ЦДЛ его с тех пор больше не видели.
245
W НЯиской
Как жаль, что вас с нами «не сидело»!
По странному капризу судьбы ровно через семнадцать лет
ни советской власти, ни Союза советских писателей не стало.
Зато сам ЦДЛ с рестораном и кафетерием благополучно
перескочил в современность. Очутившись как-то снова в
тщательно отреставрированном Дубовом зале, я поразился —
сплошной антиквариат. Кормят по-русски. Но как-то фан¬
тазируя на французский лад. В меню: корейка ягненка на
гриле с солеными сливами, баранья ножка в виноградных
листьях, перепелки, запеченные в гнездах («гнезда» на самом
деле — большие баранки с маком). Все очень вкусно. Но ког¬
да попросишь счетец, вдруг вспоминаешь, что когда-то в этих
же стенах ограничивался чашечкой кофе с рюмочкой конья¬
ка. И заплатив за все — с ума сойти! — 60 советских копеек,
проводил целый вечер в содержательных беседах с ярыми
сторонниками «телеграфной» прозы и очень милыми девуш¬
ками, легко хмелеющими от самых непритязательных любов¬
ных стихов, лично зачитанных им вслух.
Ресторан ВТО. Место отдохновения,
вызывающее слюноотделение
В Москве середины и, особенно, конца прошлого века девиз
«Мы хорошо покушаем и славно отдохнем» можно было вы¬
весить у входа почти всех ресторанов, открытых при Домах
творческих союзов. Однако далее все индивидуализировалось.
Потому что лица, отвечавшие там за меню, были, как правило,
людьми не менее творческими, чем те, кого они обслуживали.
Тропой беззаветной любви
К тому их во многом понуждала сама социалистическая
действительность. Ибо совсем не все московские «уголки пи¬
тания» при творческих союзах, как ЦДЛ, прикрепляли к за-
246
«Пир духа», а также просто быт в период «Домостроя»
кромам Мосглавресторана. А если и прикрепляли, то не
больно-то давали там шуровать. Так что сегодня даже трудно
себе представить, сколько труда, сноровки и даже фантазии
требовалось тамошним рестораторам, чтобы добыть достой¬
ного качества продукты, которые при социализме перманент¬
но попадали в разряд дефицита. А сам посетительский кон¬
тингент? Что оправдывало эти нескончаемые хлопоты по
устройству им «вечного праздника еды»? Что позволяло го¬
дами и десятилетиями сохранять добрые отношения с весьма
специфичной публикой, которая, как женщина в затянув¬
шуюся менопаузу, чрезвычайно озабочена собой и все время
ищет «громоотвод»?
Любовь! Только неиссякаемая в своем терпении, беззавет¬
ная любовь!
И ОТВЕТ ПОСЛЕЛОВАЯ
Не оценить такого отношения большие мастера слова — в
лице того же Михаила Афанасьевича Булгакова — конечно
же не могли. И здесь нам уже в который раз снова придется
обратиться к тем страницам его романа «Мастер и Маргари¬
та», которые посвящены описанию литературных пиров в
ресторане «Дома Грибоедова». И снова помянуть колорит¬
ную фигуру Арчибальда Арчибальдовича, списанного с ле¬
гендарного Якова Даниловича Розенталя по кличке Борода
(он же Дядька Черномор). А заодно — в который уж раз мыс¬
ленно перелистать меню, которое украшали отварные порци¬
онные судачки. А также невероятной вкусноты стрелядь в
серебристой кастрюльке кусками, переложенными раковыми
шейками и свежайшей икрой...
Нет, рукописи такой сокрушительной гастрономиче¬
ской силы действительно не горят. Они рано или поздно
издаются, инсценируются, экранизируются. И даже, несмо¬
тря на всю сложность осуществления в нашей жизни лю¬
бой мечты, могут вдруг в одночасье — раз! — и материали¬
зоваться...
247
Н. Ямской
Что, собственно, и случилось, как ни странно, в жутком
1937 году, когда в доме 16/2 на нынешней Тверской раскрыл
свои двери Центральный дом актера. А при нем ресторан
ВТО, позже названный так по аббревиатуре Всесоюзного
театрального общества (ВТО), то есть организации, которой,
собственно, и принадлежал.
ОСЕЧКА ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВАЖНОСТИ
Сегодня в принципе понятно, почему, разрешив открыть
такой дом, власти не возражали, чтобы поручить его заботам
Александра Моисеевича Эскина, оставившего в свое время
карьеру врача и успешно нашедшему себя в роли импресарио.
Скорее всего, понимали, что этот талантливый человек обяза¬
тельно организует нечто безусловно притягательное. Напри¬
мер, тот же хорошего класса ресторан, за столиками которого
актерские языки будут развязываться сами собой. Однако го¬
сударственной важности затея почти сразу же начала давать
сбой. Ибо языки в этом ресторане, конечно, развязывались.
Но лишь тогда, когда рты были не очень заняты. А занять их
было чем. Потому что Александру Моисеевичу удалось пере¬
манить к себе из «почкующегося» Клуба работников искусств
самого Дядьку Черномора. Это был сильный ход.
Одним, можно сказать, движением судьба соединила две
личности, двух уникальных мастеров своего дела, на долгие
годы превративших Дом актера в самый популярный столич¬
ный профессиональный клуб, попасть на мероприятия кото¬
рого или посидеть в его знаменитом ресторане стремились
не только деятели театра, но и поклонники всех без исклю¬
чения муз.
А всё, не в последнюю очередь, из-за атмосферы удиви¬
тельной доброты, даже домашности, которой им, видимо, не
очень-то хватало в собственных творческих домах.
И конечно, ради гастрономических радостей, по части ор¬
ганизации которых уж кто-кто, а легендарный Розенталь был
в Москве конечно же вне конкуренции.
248
y <Пир духа», а также просто быт в период «Домостроя»
О ТЕХ, КТО ЕЩЕ ПОМНИЛ
«ПОРЦИОННЫЕ СУДАЧКИ»
Не будем утверждать, что появление Бороды за штурвалом
корабля под названием «ресторан ВТО» сразу же украсило
столы этого заведения кулинарными хитами из булгаковского
романа. Но, как говорил один популярный литературный пер¬
сонаж, «лед тронулся».
Названия в меню, правда, как были, так по большей части
и остались по-советски кондово-незатейливыми. Однако и
под этими утвержденными у руководства общепита назва¬
ниями все же скрывалось нечто такое, что по вкусу весьма
напоминало неподражаемые грибоедовские «порционные су¬
дачки» и прочие «яйца-кокот с шампиньоновым пюре в ча¬
шечках».
Косвенным тому подтверждением стала массовая передис¬
локация былой розенталевской клиентуры на новое место
его службы. В первых рядах, естественно, оказались самые
старые и верные поклонники. Некоторые, вроде Леонида
Утесова, последовали за Бородой из Старопименовского под¬
вала и Жургаза. А Михаил Булгаков и Юрий Олеша аж из
«Дома Герцена».
Этих двоих Яков Дмитриевич принимал у себя с особым
пиететом и даже теплотой, стараясь, насколько возможно,
если не снять, то хотя бы немного смягчить то стрессовое
состояние, в которое обоих загнала нелегкая писательская
судьба и неутомимая в гонениях власть.
ПРЯМОЙ РУССКИЙ ПУТЬ
Хуже всех было Олеше. К концу 1930-х его, познавшего
всесоюзную читательскую славу художника, по существу,
вытеснили из творчества. На душе было еще хуже. Видимо,
он сам себе не мог простить выступления на первом писа¬
тельском съезде. Ибо уже тогда где-то понимал, что над всей
их писательской братией проводят насильственную коллек¬
249
Н. Ямской
тивизацию. Но все же не избежал того, чтобы, взойдя на три¬
буну, в витиеватой форме подтвердить необходимость асси¬
миляции с режимом. Теперь он со многими тогдашними
коллегами не поддерживал отношения. Разошелся даже с са¬
мым близким когда-то другом Валентином Катаевым. И де¬
лил свое душевное одиночество со случайными компаниями
в «Национале». Или забредал в ресторан ВТО «отогреться»
у Бороды.
А если уж называть вещи своими именами, пил. Зачем? В
конце жизни он сам себе ответил так: «Я пил потому, что не
знал, что делать в промежутках».
Все-таки правильно кто-то из умных людей сказал, что
пьянство — самый распространенный, самый прямой русский
путь, даже если идешь от кабака к кабаку зигзагами.
«ДОЛОЙ ЗАРЯД НЕТВОРЧЕСКОГО ЗЛА!»
Булгаков, хотя очень устал и чувствовал себя неважно,
работал в те дни почти без промежутков. Работа над романом
о Мастере и Маргарите выходила на финишную прямую.
Свободное время старался проводить в дружеском кругу.
Иногда с женой и друзьями отправлялся в ВТО на улицу
Горького, 16, где его всегда были рады видеть и Эскин, и
«старина Розенталь». Первый заманивал Михаила Афанасье¬
вича приглашениями на просмотры заграничных фильмов. А
Борода потчевал такой вкуснятиной, что просто трудно было
удержаться. К сожалению, иногда все портило общение с
коллегами по писательскому цеху. Совершенно не случайно
от одного из таких визитов 25 марта 1939 года в дневнике
Елены Сергеевны осталась такая запись: «Вчера пошли ве¬
чером в Клуб актера на Тверской... Все было хорошо, за ис¬
ключением финала. Пьяный Катаев сел, никем не прошен¬
ный, к столу, Пете сказал, что он написал барахло, а не
декорации, Грише Конскому — что он плохой актер, хотя ни¬
когда его не видел на сцене и, может быть, даже в жизни. На¬
конец все так обозлились на него, что у всех явилось жела¬
250
«Пир духа», а также просто быт в период «Домостроя»
ние ударить его, но вдруг Миша тихо и серьезно ему сказал:
вы бездарный драматург, от этого всем завидуете и злитесь.
«Валя, вы жопа». Катаев ушел мрачный, не прощаясь».
Мастер провожает Мастера
Через семь месяцев Булгакову поставили страшный диа¬
гноз — гипертонический нефросклероз. В прошлом врач, Ми¬
хаил Афанасьевич знал, что его болезнь неизлечима. На сле¬
дующий год Булгакова не стало.
И снова, совсем не на страницах самого известного, само¬
го ныне читаемого романа, который Мастер все-таки успел
дописать, а на его похоронах в кругу пришедших с ним по¬
прощаться родных и близких появился человек, поразитель¬
но смахивающий на заметно постаревшего Арчибальда Ар-
чибальдовича. Ибо опять каждый бросивший в его сторону
взгляд невольно отмечал и несколько погрузневшую с года¬
ми, но все ту же корсиканскую стать. И конечно же оклади¬
стую бороду клином до пояса — правда, уже не сплошь цве¬
та воронова крыла, а с обильной проседью.
Да, это был он — уже давно, широко и даже легендарно
известный всей артистической, писательской, журналистской
и прочей публике директор ресторана ВТО — Яков Данило¬
вич Розенталь.
ПРОЦЕДУРА ЗАПОЗДАЛОГО ОПОЗНАНИЯ
На этот раз его миссия была печальной. Он пришел прово¬
дить в последний путь очень дорогого для себя человека. О
том, что сам он прототип весьма характерного героя в «Масте¬
ре и Маргарите» и в этом качестве его уже обессмертил Бул¬
гаков, Борода так, скорее всего, никогда и не узнал. Да и не
мог знать, что бы там ни говорили по данному поводу мно¬
гие — как правило, «лично знавшие» и «с первого взгляда опо¬
знававшие» в нем фактурного распорядителя «Дома Грибое¬
251
Н. Ямской
дова». Поскольку ушел Яков Данилович из жизни за год до
того, как самый первый, так называемый журнальный вариант
«Мастера и Маргариты» наконец-то увидел свет.
Только тогда, открыв для себя это великое произведение,
все те, кто действительно воочию видел Бороду, — уже за¬
дним числом — получили возможность сличать его с Арчи¬
бальдом Арчибальдовичем. А заодно и обнаруживать в ми¬
фическом «Доме Грибоедова» реальные черты мест когда-то
самых известных в Москве творческих тусовок.
Возвращение праздника
Впрочем, вернемся в ту пору, когда до этих открытий еще
было без малого три десятка лет. В июне 1941 года мирная
жизнь кончилась. Началась война. Антракт в Доме актера прак¬
тически затянулся до ее конца. Все это время Розенталь нахо¬
дился в эвакуации, заведовал столовой в Томске, потом в
1943 году и до самой Победы кормил мхатовцев, затем началь¬
ствовал в отделе рабочего снабжения (ОРСе) того же МХАТа.
Между тем после войны жизнь в Доме актера снова за¬
бурлила. «Премьеры кинофильмов, творческие вечера, ка¬
пустники, встречи Нового года... — вспоминал в своих за¬
писках актер Г. Бахтаров. — Записаться на них было очень
трудно — для этого надо было иметь личные связи. Поль¬
зуясь ими и приязнью директора Дома актера Александра
Эскина, я тоже несколько раз участвовал в этих новогодних
праздниках. Это было всегда весело: подарки, игры, фанты,
танцы, капустники, между закусками и вторым блюдом —
концерт, затем десерт, мороженое, и так до шести утра...»
«ВЫРЕЗКА ДОМА АКТЕРА». ВЕРСИЯ № 1
В 1948 году в ресторан Дома актера вернулся его первый
директор. И снова по Москве понеслась слава о Бороде, о
котором тот же Бахтаров, обращаясь к тем дням, вспоминал:
252
«Пир духа», а также просто быт в период «Домостроя»
«Яков Данилыч мог организовать вырезку с кровью, она на¬
зывалась «вырезка Дома актера» с жареной картошкой пай.
Это было божественное блюдо, тающее во рту. Появлялись
и копченые угри, и грибочки. Причем все это относительно
дешево. Там можно было пообедать за рубль, а если оказы¬
вался еще и полтинник, то взять и рюмку водки». После этих
слов снова вспомнились ранее приведенные слова более мо¬
лодого коллеги Бахтарова — актера театра и кино Евгения
Стеблова об особой ценовой доступности всего того, что
можно было заказать, сидя за столиком в ВТО. Сейчас мо¬
лодой актер вряд ли со своей зарплаты сможет оплатить обед
в заведении подобного класса. А тогда — пожалуйста!
А ведь сколько интересного было в этом местечке помимо
расценок и еды!
Привет тебе, ролной «гадючник»!
Сам я впервые проник в этот ресторан в 1963 году. Хотя
первоначальной целью был совсем не он. А одна из тех, тогда
транслируемых на всю страну по ТВ «Театральных встреч», в
которых участвовали маститые Леонид Утесов, Ростислав
Плятт, Рина Зеленая и другие сценические звезды, а вели со¬
всем еще юные Александр Ширвиндт с Михаилом Держави¬
ным. Напомню мимоходом, что знаменитая, найденная иро¬
ничным Ширвиндтом маска неулыбающегося конферансье с
все понимающим и потому немного грустным взглядом тоже
родилась на подмостках старого Дома актера.
Не знаю, что тогда произошло, но проведение встречи ока¬
залось под вопросом. И проведший меня в ВТО Миша Ко¬
заков со словами «Давай-ка пересидим в родном гадючни¬
ке...» затащил в ресторан.
По первому впечатлению там меня ждало разочарование.
Нет, не в качестве еды и обслуживания. Бороды тогда уже
не было — он в 1961 году ушел на пенсию. Но в том, как у
нас быстро приняли заказ, как вкусна была «вырезка по-
деревенски», за мясом для которой — по слухам — главный
253
К. Ямской
повар самолично ездил на Центральный рынок, — тень ле¬
гендарного Якова Даниловича там незримо присутствовала.
Так что, в чем, в чем, а в своих гастрономических ожида¬
ниях я совершенно не обманулся. А вот ресторанный зал во¬
ображал совсем другим. На фоне богатых интерьеров осталь¬
ной части дома — великолепный паркетный пол, тяжелые
гардины, прекрасная, старинного вида мебель — он выглядел
довольно скромно и даже где-то по-советски, типово.
«СОБАЧИЙ ВАЛЬС»
Более всего меня неприятно поразило поведение завсег¬
датаев. Наслышанный от очевидцев о том, что за этими сто¬
ликами можно было разом застать легендарных стариков
МХАТа, звезду ермоловского театра Всеволода Якута, попу¬
лярного киноартиста и певца Марка Бернеса, композитора
Василия Соловьева-Седова, автора ставших тогда почти на¬
родными «Подмосковных вечеров», я соответственно к тому
и готовился. Но великих в тот день, как назло, не было. А в
зале самозабвенно тусовалась какая-то артистическая моло¬
дежь, в том числе несколько Мишиных коллег из молодой,
но уже хорошо известной стране команды театра «Современ¬
ник» во главе со своим лидером и будущим режиссером об¬
новленного им МХАТа Олегом Ефремовым.
Честно говоря, я наивно предполагал стать свидетелем не¬
коего театрального действа, перенесенного с подмостков сце¬
ны в быт.
А тут, можно сказать, мои тогдашние кумиры перебегали от
столика к столику, преувеличенно жестикулировали, лобзались,
обнимались. Ни дать ни взять беспризорные псы на пустыре —
разве что только под хвостами друг у дружки не нюхают...
Я, конечно, впал в ступор. А мой прекрасно все понимаю¬
щий спутник лишь хохотал и говорил: «Брось, старик (так
тогда было принято обращаться в молодой продвинутой сре¬
де)! Плюнь! Это просто ритуал и привычная страсть к лице¬
действу!»
254
«Пир духа», а также просто быт в период «Домостроя»
Дороги, которые мы выбираем
Между прочим, не кто иной, как именно Миша Козаков,
буквально накануне невольно приготовил меня к совсем
иного характера действу своим рассказом. В нем речь шла о
том, что недели за две до нашей встречи в этом же самом
ресторане ВТО ему довелось стать свидетелем довольно зна¬
менательной встречи, а именно как совершенно случайно
здесь нос к носу столкнулись две когда-то совсем не чужие
друг другу личности. Это были Олег Ефремов и Алексей
Аджубей.
Сегодня для понимания всего драматизма этой сцены
придется кое-что разъяснить. Дело в том, что тогда — да и
много позже — по Москве ходили слухи, что феерический
взлет Ефремова и его «Современника» не обошелся без
мощного протежирования сверху. На роль такого могуще¬
ственного покровителя — и не без основания — чаще всего
сватали тогдашнего министра культуры Екатерину Фурцеву.
Однако первым в годы хрущевского правления такую мис¬
сию приписывали еще более могущественному премьерско¬
му зятю.
Между тем настоящая правда заключалась лишь в том,
что когда-то Олег и Алексей действительно учились на
одном курсе в Школе-студии МХАТа. И даже, можно ска¬
зать, почти дружили. Однако по актерскому и, вообще, теа¬
тральному таланту Аджубей даже рядом с Олегом не стоял.
Что, видимо, скоро понял сам. Да и Олег, говорят, своему
сокурснику как-то прямо в глаза сказал, что не его это сте¬
зя — сцена.
ЭТЮД С УЧАСТИЕМ ДВУХ ЗНАЧИТЕЛЬНЫХ ЛИЦ
С ПРОЛОГОМ И ЭПИЛОГОМ
На том, похоже, и разошлись. Аджубей, захватив с собой
тогдашнюю жену, красотку Ирину Скобцеву, перевелся на
только что открытый в МГУ факультет журналистики. А
255
Н. Ямской
прозорливо не принятый мхатовскими долгожителями Олег
громко заявил о себе блистательными ролями в Центральном
детском театре.
Словом, оба — каждый на своем поприще — скоро достиг¬
ли больших высот. Особенно взлетевший на самый высокий
государственный уровень Аджубей, который, кстати, не толь¬
ко не протежировал бывшему сокурснику, но даже, похоже,
не очень-то стремился выйти с ним на контакт.
И вот такая совершенно незапланированная встреча в ре¬
сторане ВТО: с одной стороны, Олег Ефремов со своими ре¬
бятами из «Современника», который в очередной раз соби¬
рались закрывать; с другой — большой государственный
деятель со своими «мальчиками» из свиты, пришел, можно
сказать, «в народ». «Гадючник» замер в ожидании зрелища.
Но все ушло в подтекст. Оба встретились глазами, привет¬
ственно кивнули и каждый остался «при своих», на своей
«ступеньке» — соответственно, для «сильно больших» и «не
очень-то маленьких».
Жизнь этот ранжир скоро решительно перевернула, в оче¬
редной раз доказав универсальную правоту слов детского
писателя Льва Кассиля о том, что «если бы взрослые не за¬
бывали, какими они были маленькими, а дети больше задумы¬
вались, какими они станут взрослыми, то старость бы не
спешила, а мудрость — не опаздывала».
ВРЕМЯ ПРОЩАТЬСЯ
Возвращаясь к первому личному впечатлению о рестора¬
не ВТО начала 1960-х, рад признать, что — как в общем-то
чаще всего и бывает — оно оказалось поверхностным. «Га¬
дючник» «гадючником», но в серьезных делах «террариум
друзей» преображался. И тогда исчезала обычная в творче¬
ских коллективах ревнивая граница между «заслуженными
мэтрами» и «молодыми, да ранними». А торжествовала об¬
щая для всех гордая принадлежность к миру сцены. Не слу¬
чайно же здесь в одних капустниках весело сходились и те
256
<Пнр духа», а также просто быт в период «Домостроя»
и эти. Не зря в 1960-х только сюда — и ни в какой другой
дом — приглашали на вечера артистов опальной тогда «Та¬
ганки». А день 20 мая 1966 года стал одинаково для всех
скорбным. Помню, как прибежал туда с утра договориться
о столике для банкета по поводу собственного дня рожде¬
ния. И увидел у стены утопающую в цветах большую тумбу.
А над ней портрет пожилого, но все еще крепкого человека
с характерной, уже много раз в этих заметках упомянутой
окладистой бородой. Оказывается, в этот день на 73-м году
жизни скончался Яков Данилович Розенталь. Такого коли¬
чества известных всей стране актерских и неактерских лиц,
исполненных неподдельной скорби, я, признаться, видел до
того лишь однажды — в день смерти Сталина. Но там нас
поджидали впереди прозрение и полная смена настроения
вплоть до наоборот. Борода же никого, никогда, ни в чем не
разочаровал. А только пробил своим уходом в душе многих,
знавших его очно или лишь заочно, такую брешь, которую
образует потеря по-настоящему близкого, дорогого чело¬
века.
Словом, это была большая, невосполнимая утрата, завер¬
шившая собой целую эпоху.
Сплетни старятся
И СТАНОВЯТСЯ ЛЕГЕНДАМИ
В 1970-х и особенно 1980-х пришло новое поколение, для
которого и популярнейший, периода своего расцвета ресто¬
ран ВТО, и замечательный его распорядитель Борода пере¬
стали восприниматься как нечто живое, реально имевшее
место быть. А превратились в фольклор, передаваемую из
уст в уста легенду, да еще к тому же на все лады переина¬
ченную. Вдруг, к примеру, вспомнили, что у Бороды послед¬
них лет его службы появилась новая кличка — «Жопа в ку¬
стах». Некоторые даже утверждали, что придумал ее не кто
иной, как Олеша. Спору нет! Яков Данилович действитель¬
но имел способность возникать в самые трепетные, попахи¬
257
Н. Ямской
вающие скандалом_моменты. Например, при затруднениях у
того же Олеши при расчете. Однако всегда разрешал вопро¬
сы взаимоприемлемо и с удивительным тактом. Так что гру¬
боватую кличку, скорее всего, придумал не искренне ува¬
жавший Бороду Юрий Карлович, а кто-то из приструненных
директором бузотеров или схваченных за руку халявщиков.
А про настоящего Якова Даниловича лучше всего узнавать
со слов тех, кто в подшефных ему ресторанах не один с ним
пуд соли съел. На память в этой связи приходит высказы¬
вание такого его клиента со стажем, как Утесов. Со дня ухо¬
да Розенталя прошло уже лет десять, а Леонид Осипович
все вспоминал: «Мы говорили: идем к Бороде, потому что
чувствовали себя желанными гостями этого хлебосольного
хозяина. Он не только знал весь театральный мир, но и вку¬
сы каждого, умел внушать, что здесь именно отдыхают, а не
работают на реализацию плана по винам и закускам».
К НОВЫМ БЕРЕГАМ
Увы! Сегодня в тех местах, где когда-то штормило от вы¬
питого и обездвиживало от съеденного; где яркие представи¬
тели советской творческой интеллигенции многократно те¬
ряли и вновь находили берега, многое поменялось. В самом
начале 1990-х годов старое ВТО, много лет возглавляемое
уже не Александром Эскиным, а его дочерью Маргаритой,
«вдруг» сгорело. В итоге актерский дом перебрался на Арбат.
А на пепелище, как теперь водится, возник дорогой торгово¬
деловой центр.
Вот уж где самое «святое» — как раз товарооборот.
Любопытно было бы узнать, какие берега найдут здесь
новые поколения...
И что же вообще дальше?
Не я один задавал и продолжаю задавать себе этот вопрос.
Осенью 1996-го меня опередил тот, кто когда-то первым про¬
вел меня в ВТО. То есть Миша — извините! — уже Михаил
Михайлович Козаков.
258
^нр ^a>>’a также ПР0СТ0 быт в период «Домостроя»
подсказка из прошлого
Разбросанные судьбой не только по разным берегам, но
даже разным странам, мы долго не виделись. А тут у Михал
Михалыча вышла его уже не раз мной упомянутая «Актер¬
ская книга». И мы договорились сойтись на Московской
книжной выставке-ярмарке, где он ее презентовал, а я же
крутился по собственным издательским делам. Встретив¬
шись, мы в основном вспоминали. И начали было проходить¬
ся по настоящему, когда Миша вдруг неожиданно сказал —
словно с языка у меня украл: «Ну, совершенно непонятно,
куда плывем?» И развел руками.
А в моих руках была им же его подписанная книга. «Мо¬
жет, она подскажет?» — спросил я автора, вспомнив, как
когда-то в студенческой общаге гадали наши незабвенной
памяти веселые подружки. То есть ткнув наобум в какой-
нибудь текст пальцем — что прочитаешь, в том и ответ.
«Валяй!» — как-то безнадежно бросил он.
Вы, как говорят в Одессе, конечно, будете смеяться! Но
на раскрытой наугад странице палец уперся в какой-то сти¬
хотворный «островок». Вернее, четверостишие, которое зву¬
чало так:
Я на мир взираю из-под столика,
Век двадцатый, век необычайный.
Чем он интересней для историка,
Тем для современника печальней.
На Васильевской, 17.
«Рояль в КУСТАХ»
и ТАЙНЫ КИНОКУХНИ
Трехэтажный особнячок на Васильевской улице работни-
кам «самого массового из искусств» тоже выделила партия.
Произошло это еще в 1934 году. А в 1967-м к нему пристро¬
или «сундук» — большое прямоугольное здание из стекла и
бетона. Главным помещением в новой части стал Большой
259
Н. Ямской
просмотровый зал. Еще один — Белый — остался в старом
корпусе. Но там в общем-то самым притягательным и почти
круглосуточно посещаемым местом долгие годы оставался
ресторан.
«Иван грозный» — присоединитель новых
«СЪЕМОЧНЫХ ЗЕМЕЛЬ»
В советские времена Союз кинематографистов был орга¬
низацией нешуточной. Кино в стране любили. Фильмы со¬
бирали в прокате бешеные деньги. А в больших кабинетах
большого серого здания ЦК КПСС на Старой площади рас¬
сматривали кинематограф как некий приводной ремень от
аппарата власти к целой сфере огромной идеологической ра¬
боты. И, определив его сначала под каждодневную опеку На¬
родного комиссариата просвещения, потом Совкино (позже
Союзкино), затем попеременно отдавая в управление то Ми¬
нистерству культуры, то специально созданному Госкиноко-
митету, вожжи стали приотпускать лишь с конца 1950-х. Да
и то не просто так, а под давлением «народных фильмосоз¬
дающих масс» под предводительством известного советского
кинорежиссера Ивана Пырьева по кличке Иван Грозный. В
1957-м именно он буквально зубами вырвал у властей раз¬
решение создать такой же творческий союз, который к тому
времени уже давно имели писатели, мастера театральной
сцены и композиторы. Возня длилась без малого восемь лет,
пока в ноябре 1965 года наконец-то не состоялся учредитель¬
ный съезд Союза кинематографистов СССР.
ПЛОДЫ ЗАПРЕТНЫЕ ЗАКРЫТОГО ПОКАЗА
С той поры все доселе движимое и недвижимое имуще¬
ство на Васильевской улице, 17 перешло во владения Союза.
А у киношников, их друзей из других творческих союзов и
вообще многочисленной армии поклонников этого вида ис¬
260
4ц^ч.г «Нир духа», а также просто быт в период «Домостроя»
кусства появился в Москве свой дом с просмотровыми за¬
лами и — конечно же — собственным рестораном.
Нагрузка у администраторов Дома кино, по их собствен¬
ным признаниям, была неимоверной. Оно и понятно. Потому
как — и в прежнем «гнезде» на улице Воровского, и уж тем
более на Васильевской — было ради чего регулировать люд¬
ские потоки. Народ просто толпами рвался приобщиться к
одному из самых вожделенных в условиях «развитого со¬
циализма» дефицитов — современному зарубежному кино.
Ведь общедоступный прокат тогда никакими Феллини и
Голливудом зрителя по идейным соображениям не баловал.
А здесь, на Васильевской — сначала в Белом зале старой ча¬
сти здания, а потом в огромном кинозале новой пристрой¬
ки, — регулярно крутили те или иные западные кинохиты.
Это были свежие поступления из коллекции Совэкспорт-
фильма, которые тот получал у зарубежных партнеров в
общем-то для «отбора на предмет закупки». Но на самом
деле — для приватного кинообслуживания на спецдачах от¬
ветственных работников ЦК КПСС и Совмина. После них
кое-что перепадало и киноманам на Васильевской.
«ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, НО МЕСТ НЕТ!»
Другим модным местом в Доме кино — особенно в 1970-х го¬
дах — был ресторан. Он, как и Белый зал, находился «на за¬
дах», на четвертом этаже старой части дома. На других этажах
размещались кабинеты аппарата Союза кинематографистов и
помещения для проведения разных оргмероприятий. Так что
под маркой участия в них или многозначительно назвав имя
хозяина того или иного кабинета, проникнуть, «ошибившись
дверью», в ресторан было несколько проще, чем на кинопрос¬
мотр. А вот найти место за столиком — тут извините. Кино —
синтетическое искусство. Да еще связанное с производством.
Так что творят его, конечно, звезды. Но делается оно коллек¬
тивно. Поэтому коллективно же — в смысле всей съемочной
группой — и гуляли. Конечно, тогдашняя комиссионная, фар-
261
Н. Ямской
Дом кино
цовочная, зубопротезная и «полусветская» Москва здесь тоже
присутствовала. Но только на том пространстве, на котором
«не заслоняла пейзажа» пирующим потомкам братьев Люмьер.
Свои СРЕДИ СВОИХ
Четко выраженное цеховое братство придавало самому свет¬
скому тогда в Москве ресторану некую неожиданную для
подобного рода мест домашность. Стоило какому-нибудь кине¬
матографисту — действующему, будущему или просто потен¬
циальному — немного в одночасье разбогатеть, как он тут же в
компании друзей и подруг перемещался в эту приметную, укра¬
шенную грузинской чеканкой часть дома. «В ресторане Дома
кино, — как-то признался и известный киносценарист Эдуард
Володарский, — я в общей сложности столько денег оставил, что
можно было бы второй такой построить». Аналогичное призна¬
ние могли бы сделать многие его коллеги по ремеслу.
Другие, которых не меньше, до сих пор с искренней тепло¬
той в голосе вспоминают, как их принимали, когда в карма¬
не не было ни копейки. Такая неожиданно удачная, как ро¬
яль в кустах, гуманитарная помощь была возможна только
262
«Пир духа», а также просто быт в период «Домостроя»
потому, что официантки, которые обслуживали ресторанный
зал, работали, как правило, по многу лет. Их все знали — они
знали всех. И потому порой могли даже покормить в долг.
«МОТАЯСЬ МЕЖ СТОЛОВ, КАК МЕЖ ДУБОВ...»
Не знаю, как насчет кинопроцесса, но в личных вкусовых
пристрастиях деятелей кино, которые «по-домашнему» лю¬
били отмечать в доме премьерные показы своих работ, дни
рождения, юбилеи, приезд и отъезд коллег из, как теперь
принято говорить, «ближнего и дальнего зарубежья», эти
женщины прекрасно ориентировались. При заказе опытные
посетители обычно только иногда лишь слегка корректиро¬
вали. И сразу же «закруглялись» фразой: «Ну, Валечка (Лго-
сечка, Галочка и т. д.), дальше сама все знаешь!»
Самое интересное, что эти добросердечные женщины поч¬
ти никогда не ошибались в людях. Я сам лично наблюдал не
раз, как они с лету отличали действительно попавшего в фи¬
нансовую яму приличного человека от тех гостей, что при¬
соединялись к общему столу перед подачей горячего и ухо¬
дили сразу после десерта. Мастеров этого способа — «сам
поешь, а платить не надо», особенно из людей со стороны, —
в ресторане Дома кино всегда хватало. Но что характерно, их
в общем-то сами «банкующие» тоже прекрасно знали, откры¬
то их не уважали. Но из-за стола, как правило, все же не
гнали — как-то стеснялись, наверное.
ПО ЗАКОНАМ БРАТСКОГО «ПОДОГРЕВА»
В этой связи хотелось бы вспомнить о еще одной особен¬
ности, которая в киношной среде — «генералы» не в счет — в
те годы присутствовала, как ни у каких обитателей других
домов. У «смежников», следует признать, отношения особой
искренностью не отличались. Да и здесь — тоже злоупотре¬
бляли поцелуями и фразами типа «Старик! Ты — гений!».
263
Н. Ямской
Но несравненно меньше. А чаще рубили сплеча. И сразу же
подставляли плечо, если, не дай бог, твой фильм клали на
полку. Ибо, с одной стороны, это конечно же являлось не¬
счастьем хотя бы потому, что вся съемочная группа оказы¬
валась без копейки. Но с другой — считалось чем-то вроде
знака качества. И поэтому, получив звание «полковника»,
пострадавший всегда был вправе рассчитывать на железную
поддержку коллег. Причем даже в чисто житейском плане.
То есть мог с пустым карманом и без всякого намерения по¬
сетить ресторан, тем не менее в нем оказаться. Потому что
его туда все равно заводили, наливали водки, кормили.
При этом по нынешним временам все в общем-то сами
были нищими. Однако ж никто не жадничал...
ПЕЛЬМЕНИ ПО-РЕЖИССЕРСКИ
В плане обилия фирменных блюд ресторан Дома кино, мо¬
жет быть, и не блистал. Бесспорно уникальными были разве что
мастерски поджаристые, пышушие ароматным жаром котлеты
«Дом кино». Зато, в отличие от других «творческих пищебло¬
ков» Москвы, повара этого ресторана широко использовали
кулинарные секреты, которыми щедро делилась с ними ушлая
кинематографическая братия. Самый оригинальный и самый
простой рецепт в свое время подарил ресторану известный со¬
ветский кинорежиссер Сергей Аполлинарьевич Герасимов. Се¬
крет особого вкуса пельменей «по-герасимовски» заключался
в том, что обычный пельменный фарш смешивался в равных
долях с костным мозгом. После отваривания такие пельмени
становились особо сочными, буквально тающими во рту.
ЛОМ, ГЛЕ РАЗБИВАЛИ СЕРЛ11А
Если по части изысков ресторан на Васильевском конечно
же уступал «хозяйству» Бороды в ВТО, то в плане обще¬
ственного темперамента основной массы постоянных посе¬
264
«Пир духа», а также просто быт в период «Домостроя»
тителей всем остальным домам мог дать сто очков вперед.
Что особенно ярко проявилось в годы перестройки, когда
именно кинематографисты, по существу, запустили ее меха¬
низм, вызвав прямо-таки якобинской силы взрыв граждан¬
ской активности. Напомню, что первые ее искры из аудито¬
рии высек в 1986 году резонансный показ сразу в Большом
и Белом кинозалах запрещенного ранее фильма Т. Абуладзе
«Покаяние». Переместившись затем для обсуждения в ресто¬
ран и кафетерий, радикально-молодежное крыло профессио¬
налов решило: так жить больше нельзя. И очень скоро со¬
ставило костяк инициативной группы, которая на Пятом
съезде кинематографистов бойко подпалила всю систему
прежнего управления культурой. Кое-какие «дровишки в ко¬
стер» борьбы с «совковостью» подкинула и многотиражка
под названием «Дом кино». Возникнув в одночасье, это не
совсем обычное издание своей яростной публицистичностью
снискало у остроумцев звание «вечно возбужденного органа
решительно обновленного Союза кинематографистов».
ПЕРЕМЕНА УЧАСТИ И БЛЮД
Дом, где отечественный кинематограф своим синтетиче¬
ским искусством много лет «разбивал зрительские сердца»,
на какое-то время стал штаб-квартирой самых решительных
в стране перемен.
А ведь еще совсем недавно никто и помыслить не мог, ка¬
кие страсти разгорятся в кабинетах правления, из которого
годами неслась только одна отчетно-перевыборная песня —
типа «Спасибо партии родной!».
И партия в лице ЦК КПСС — будем объективны — про
кино никогда не забывала. Любовно тискала его — вплоть до
совершенно чахоточного сталинского план-выпуска в десять
фильмов за 1950—1951 годы. В постсталинские времена на¬
значало в Госкино самых идейно подкованных кураторов. Не
осталось в стороне и такое «блюдо на сладкое», как ресторан
ДК. Туда, на престижные новогодние встречи, где в своем
265
Н. Ямской
кругу встречали этот праздник маститые кинотворцы и по¬
пулярнейшие герои экрана, высшее советское начальство от¬
правляло самых номенклатурных своих сыновей и дочерей.
БОЛЬШАЯ ПЕРЕМОТКА
В 1980-х годах все перевернулось. Дом на Васильевской
стал застрельщиком перестройки. На собраниях в нем три¬
буну впервые получали и академик Сахаров, и вчерашние
диссиденты, и новоявленные сторонники «нового политиче¬
ского мышления». Через какое-то время все это приобрело
уже общенациональный масштаб. И в этом смысле истори¬
ческую роль того Союза кинематографистов трудно переоце¬
нить. Но когда перестройка свершилась и государство не
просто прекратило вмешиваться в дела кинематографа, а
практически вовсе перестало обращать на него внимание,
союз потерял значение и начал стремительно «сдуваться».
Вместе с ним стала затихать жизнь и в ресторане Дома
кино. Хотя и кухня со своей особинкой какое-то время дер¬
жалась. И неизменно добросердечные, среднего возраста
официантки вроде оставались такими же милыми. Да и ме¬
сто, казалось бы, бойкое — в трех минутах от Тверской-
Ямской. Но только вдруг перестали, как раньше, рваться в
двери посетители, погрузился в тихий полумрак постоянной
незаполненности когда-то неизменно плотно забитый публи¬
кой зал. Словно в дни, когда ушло в былое общее простран¬
ство и многонациональное советское кино, вместе с ними
куда-то переместилась и большая часть жаждущих посетить
старый ресторан на Васильевской улице.
СЛОЖИЛИСЬ ДВА ТОВАРИЩА И ВОТ...
Куда — вопрос, конечно, интересный. В отличие от прошлой
жизни сегодня сложнее выбрать, чем попасть. В том числе и
для тех, кто желает совместить приятное времяпрепровожде¬
266
Пир духа», а также просто быт в период «Домостроя»
ние за хорошо накрытым столом с приобщением к миру эстра¬
ды, театра, кино. В конце прошлого — начале нынешнего века
многие звезды этого мира сами пришли в ресторанный бизнес.
И у кого-то это неплохо получалось: вспомнить хотя бы ресто¬
ран «Золотой Остап» ныне, увы, покойного Арчила Гомиаш-
вили. Кто-то — как Вахтанг Кикабидзе со своим «Не горюй!»
или Александр Збруев с «ТРАМом» — в силу разных причин
от этих своих проектов отошли.
Куда успешней «отцов» в этом плане оказались «дети»:
тот же Антон Табаков, владелец ночного клуба «Сохо», или
Степан Михалков с Федором Бондарчуком, которые, сло¬
жившись еще с одним компаньоном, открыли в 2003 году на
Остоженке сначала ресторан «Ваниль», а потом еще и «Вер¬
тинский». Любопытно, что, начав свою карьеру по стопам
родителей, они вполне уверенно подтвердили свое право но¬
сить доставшиеся им по наследству громкие имена и в том
мире, где к своему артистизму и творческой фантазии суме¬
ли добавить деловую хватку, менеджерские способности, спе¬
циальные знания. Тот же Михалков-младший, не удержав в
своих руках такой коммерчески непростой проект, как «Вер¬
тинский», ухитрился открыть еще четыре ресторана. А в
2007 году пошел еще дальше: от учреждения отдельных ав¬
торских заведений перешел к запуску целых сетей, первой
из которых оказалась сеть демократичных итальянских ре¬
сторанов Lemoncello с таким гармоничным соотношением
«цена—качество», в котором, как утверждали спецы, давно
уж нуждалась Москва.
25-Й КАДР, ИЛИ ПЯТОЕ КОЛЕСО В ТЕЛЕГЕ
Видимо, именно этих талантов не хватило тем, от кого в
начале нынешнего века зависела судьба Дома кино и его ре¬
сторана. В 2001 году право собственности на дом оформил
Союз кинематографистов России. Но только мало что после
этого изменилось. Да и с привлеченными на свободные пло¬
щади арендаторами — сначала рестораном «25-й кадр», по¬
267
Н. Ямской
том рестораном с очень уж экспрессивным для русского уха
английским названием Who — дело явно не заладилось. Там
от наплыва посетителей тоже не задохнулись.
Словом, как-то не склеилось у киношников с новым фор¬
матом для клубного, неформального общения.
А может, нынешняя — в отличие от бывшей — несравнен¬
но большая и разнообразная общепитовская сеть былым ред¬
ким «маякам» дорогу перешла. Ведь в общем-то даже в со¬
ветские времена — и чем ближе к их концу, тем больше — для
творцов свет клином на «цеховых точках» уже не сходился.
Молодежь, предпочитающая где подешевей да поживей, ча¬
сто находила искомое поближе к месту учебы или работы.
И обживала их так, как ей хотелось.
до самых до «Гробиков»
Характерно в этом плане еще одно свидетельство Эдуарда
Володарского: «В студенческие годы мы либо из-под полы
распивали в столовке гостиницы «Турист», либо гуляли в та¬
мошнем же кафе или ресторане — все зависело от количества
денег. Еще один кабак недалеко от ВГИКа — «Ташкент» на
ВДНХ — навещали все, от Шукшина до Шпаликова, от Сере¬
жи Соловьева до Марлена Хуциева. Большая чашка плова,
водка — что еще нужно для счастья неимущему студенту?»
У Володарского же наткнулся на упоминание «Гроби¬
ков» — было с такой кличкой кафе рядом с Театром на Та¬
ганке. «Там, — согласно его разъяснению, — регулярно гро¬
били свое здоровье Володька Высоцкий, Шаповалов, Веня
Смехов, Бортник — да весь театр...»
Обстановка и нравы, которые царили в заведениях, по¬
добных «Ташкенту» или «Гробикам», ресторанные уже мало
напоминали. Они скорее были ближе к пивным.
Но это уже тема особого разговора. Вот прямо в следую¬
щей главе о том и поговорим.
Глава 7
«КТО К НАМ С ПИВОМ ПРИДЕТ,
ТОТ ЗА ВОДКОЙ И ПОБЕЖИТ!»
Вообще-то князь Александр Невский говорил по-другому:
«Кто к нам с мечом придет, тот от меча и погибнет!» И адре¬
совалось это иноземным супостатам в XIII столетии.
Однако привычка потреблять водку с прицепом под ми¬
нимум закуски родилась все же в нашей родной стороне. И
чисто институционально утвердилась главным образом в сте¬
нах одного учреждения — пивной.
В ПОЛНЫЙ голос
Свою массовость «прицеп» в пивных стал набирать с се¬
редины 1920-х годов. А на рубеже 1960-х данная технология
распространилась и на срочно придуманные властями рю¬
мочные. Однако на характере самой процедуры, десятиле¬
тиями остававшейся неизменной, это никак не отразилось.
Нюансы сохранялись лишь в увертюре. В пивных предпо¬
читали сразу «поставить на старт» кило раков помордастей
и отсосать по пять кружочек пива. А в рюмочных чинно
начинали разгон со ста пятидесяти чего-нибудь эдакого в
духе «Имени Трудового Красненького». Зато дальнейшее
дружно катилось по общей колее. И по содержанию легко
сводилось к паре негласных, но ревностно соблюдаемых
завсегдатаями правил типа «Пиво без водки — деньги на
ветер!».
Или еще изящнее: «Закуска градус крадет!»
269
Н. Ямской
Вспоминать и описывать, как эти заповеди конкретно
реализовывались в каждом отдельно взятом пивном заведе¬
нии и в ту или иную пору, как это мы до сих пор делали, —
никакой книги не хватит. То же самое — с их описанием.
Поэтому наше дальнейшее путешествие придется вести по
обзорному типу, упоминая самые популярные и в сугубо
хронологическом порядке.
НАБОР ДЛЯ «ОСТЕКЛЕНЕВШИХ»,
ИЛИ ПИВНАЯ МОЛОДОСТЬ
Страны Советов
«Пиво продается в холодном и теплом виде с роскошной
бесплатной закуской». Так в одном из газетных объявлений
1922 года рекламировала себя пивная в доме № 1 по Боль¬
шому Сухаревскому переулку — одному из тех, что сбегает
по Сретенскому холму к долине убранной в трубу речки Не-
глинки.
Клюнуть на такую зазывалку мог только тот, кто никогда
не ведал, что такое хороший ресторан, ибо не имел к тому
не только средств, но даже потребности. А также те, кто,
может быть, и ведал. Но в социальном плане повторял сво¬
ей судьбой движение Большого Сухаревского. То есть свер¬
ху вниз.
Потому что на самом деле заведения подобного рода яв¬
лялись прямыми наследниками царских кабаков, где все — и
питие и закуска — были как минимум сомнительны.
О максимуме даже говорить не хочется. И поэтому те, кто
расположен к гастрономическим изыскам, может ностальги¬
чески вернуться к ресторанам или смело перескочить прямо
в следующую главу.
Остальным же напомним: иначе и быть не могло.
Этой пагубной привычке — цедить некую пивную муть,
да еще и с «присадкой» в виде подлитой в кружку паленой
водки, — секретно-директивно посодействовала сама совет¬
ская власть.
270
«Кто к нам с пивом придет, тот за водкой и побежит!»
К ВОПРОСУ О ЦИНИЗМЕ-ЛЕНИНИЗМЕ
Специально рекомендую недоверчивым правдолюбам и
стойким необольшевикам заглянуть в стенограмму заседания
Совета народных комиссаров от 1921 года. Там товарищ Ленин
прямо заявил: «Ярешительно против всякой траты картофе¬
ля на спирт. Спирт можно (это уже доказано) и должно делать
из торфа. Надо это производство из торфа развить».
Сказано — сделано. Маниакально экономя на соблюдении
элементарных технологических норм и очистке, советские
винзаводы принялись гнать «сивуху» из чего ни попадя —
хоть из торфа, хоть из опилок. И так вплоть до времен, ког¬
да ее массовый потребитель голосом Владимира Семеновича
Высоцкого запел:
Мои друзья хоть не в болонии,
Зато не тащат из семьи!
А гадость пьют из экономии,
Хоть поутру, да на свои...
НОВАЦИЯ ТОВАРИЩА СТАЛИНА
Для чего все это зверство было нужно, пояснил лучший
ленинский ученик товарищ Сталин. Правда, сказать это в
глаза собственным пролетариям он посчитал нецелесообраз¬
ным. Зато в беседе с членами иностранных рабочих органи¬
заций в 1927 году с гордостью первооткрывателя пояснил:
«Нам было необходимо ввести водочную монополию для
того, чтобы заполучить необходимые оборотные средства для
развития отечественной индустрии».
На самом деле никакого «пороха» большевистские вожди
не изобретали. А цинично воспользовались опытом «прокля¬
того царизма», при котором выкачанные из народа «пьяные
деньги» составляли весьма существенную часть государствен¬
ного бюджета. Дешевую низкосортную водку тоже не они пер¬
выми пустили в торговый оборот. Данное изобретение суще¬
ствовало на Руси еще со времен Петра I (тогда ее иронически
271
Н. Ямской
называли «царской мадерой»). Зато именно советская власть
поставила на невиданно ранее широкий поток выпуск сурро¬
гатной водки. Чем, собственно, и порадела противоестествен¬
ному соединению ее с другими, примерно таких же сомни¬
тельных «достоинств» напитками в самых доступных для
простого народа общепитовских точках — пивных.
«ЗАЙДЕШЬ В КАБАК, ТАК УЙДЕШЬ КОЕ-КАК!»
Кстати, даже в этом новая власть оказалась всего лишь пре¬
емницей старой. Там роль самой массовой «дойной коровы»
для казны отводилась уже вышеупомянутым кабакам. В Мо¬
скве их бурный рост начался на стыке XVI—XVII веков во
времена предприимчивого царя Бориса Годунова. Именно от¬
туда пошел и широко разбежался по всей Первопрестольной
целый «выводок» непритязательных заведений с присвоенны¬
ми народом красноречивыми названиями: «Облупа», «Ленив¬
ка», «Заверняйка», «Девкины бани»...
В советское время их наследницами стали пивные, ко¬
торые как грибы после дождя впервые густо высыпали в
начале 1920-х — пору всесоюзного оживления хозяйственно¬
экономической жизни. Большинство из них иначе как «пив¬
нушки» в обиходе не звали. И тут — вне зависимости от того,
были ли они частными или моссельпромовскими (коопера¬
тивными), находились ли на рабочей окраине или в самом
центре, — сходство с царскими кабаками было почти пол¬
ным. Такая же теснота, немудрящий ассортимент и вопию¬
щая антисанитария проникали даже в те заведения, которые
вроде бы считались приличными.
Парадоксы пивнушки «Трезвость»
В отличие от безымянной, живущей в основном под клич¬
ками пивной мелочи, с вывесок «приличных» пивняков на¬
зойливо лезли в глаза собственные названия. Причем частень¬
272
«Кто к нам с пивом придет, тот за водкой и побежит!»
ко с претензией на благопристойность: например, «Арбатский
уголок» или «Белый лебедь». Об одном из таких визитов в
«Уголок» есть в записках у Олеши. Завалились они тогда туда
целой компанией, в дружные ряды которой вместе с бывшими
одесситами — сотрудниками четвертой (юмористической) по¬
лосы газеты «Гудок» Валентином Катаевым, Ильей Ильфом
и Евгением Петровым — затесался поэт Николай Асеев. Он-
то, похоже, и оказался главным «закоперщиком». Потому что,
вспоминая через много лет этот «пивной поход», Олеша пи¬
сал: «Асеев, тогда, разумеется, молодой, но с тем же серым
лицом, все предлагал заказать целый ящик пива. Причем не
ради того, чтобы побольше выпить, а только из желания поза¬
бавиться — тащат ящик, ставят у ног!»
В отличие от «Арбатского» в других «уголках» «забавы»
были покруче. Особо этим отличалась довольно невзрачная
пивная на Трубной площади, которая по чьей-то злой иронии
присвоила себе имя Всероссийского общества «Трезвость». По
Москве ходила молва, что самым трезвым там бывал не очень
пьяный Сергей Есенин. Облюбовав одно время эту пивнушку,
он частенько забредал туда со своим верным подражателем,
полудеревенским рифмоплетом Яшей Овчаренко, который
подписывал свои доморощенные вирши чрезвычайно подхо¬
дящим ему псевдонимом Иван Приблудный. Изрядно отведав
убойного коктейля из пива и водки, Есенин запускал в своего
верного последователя опорожненной кружкой. И, вскараб¬
кавшись на стол, начинал, умываясь слезами, читать свои на¬
певные стихи о загубленной городом жизни.
Кто из остальных посетителей ему внимал — большой во¬
прос. Ибо почти все были, что называется, «ни петь, ни ри¬
совать».
«Гуляй, рванина, от рубля и выше!»
Публике иной «кондиции» там, по существу, взяться
было неоткуда. Вполне официальная статистика той поры
свидетельствовала, что в крупных заведениях типа «Красной
273
Н. Ямской
Баварии», что располагалась на Рождественке, буквально в
двух шагах от парадного входа в респектабельный «Савой»,
средний пивной оборот в сутки составлял до ста ведер пива.
Или, как прикинул один специалист, примерно четверть ве¬
дра на каждого посетителя, среди которых частенько встре¬
чались не только женщины, но даже дети. Сколько при этом
в кружки добавлялось водки или чем закусывали — никто
не подсчитывал. Да и к чему затрудняться, если вся разовая
арифметика вмещалась в краткую народную присказку:
«Пара пива, четверть водки, а на закусь — хвост селедки».
Не случайно же про ту же «Красную Баварию» — самую,
пожалуй, посещаемую в Москве 1920-х пивную точку — в
народе ходила частушка с язвительным припевом: «Красная
Бавария» — все для пролетария».
ВОПЛЬ РАСЧЕСАННОЙ ДУШИ
Такое же убогое «всё», вместе с другими сопутству¬
ющими пролетарскому общепиту «прелестями», как то:
грязью, вонью, давкой и полом, непременно устланным
плотным «ковром» из подсолнечной шелухи и окурков, —
наблюдалось даже в считавшейся лучшей в городе мос-
сельпромовской пивной на Страстной площади. Особо
брезгливые посетители обыкновенно открывали в нее дверь
ногой.
Что же говорить о заведениях попроще! Как-то, заглянув
в одну из них в районе Смоленского рынка, И. Эренбург на¬
бросал в своем очерке такую картину: «...Потность щей, аро¬
мат воблы, кислая муть пива... Такие учреждения впитывают
всех несчастливцев, душегубов или же пачкунов, людей жад¬
ных до чужой судьбы, слюнтяев, романтических «котов»,
пьяных метафизиков, трогательную сволочь, которой немало
в нашей столице. Другая здесь Москва, не та, что ходит на
митинги к Мейерхольду. Растравленная, расчесанная душа
подается и просто, и с закуской, с гарниром, под пиво или
под самогон...»
274
’ЗЦцвУ «Кто к нам с пивом придет, тот за водкой и побежит!»
«Третьяковка» в разлив и навынос
Справедливости ради следует заметить, что со временем
в среде столичного «пивняка» появились и другие «этажи» —
поприличнее. Ближе к середине 1920-х годов в Москве стали
открываться пивные, где играли на бильярде. Шары, напри¬
мер, катали в «Украинской новой Баварии» на Воронцовской
улице. В частной пивной «Медведь» на Б. Никитской (тогда
ул. Герцена). В кооперативных точках на Маросейке.
Попадались также заведения с претензией на нынешние
пивные рестораны. С елочками в кадках у входа. И чуть ли
не обязательными репродукциями из представленных в Тре¬
тьяковской галерее картин И. Шишкина «Рожь» и «Утро в
сосновом лесу» (она же в народе «Медведи на лесоповале»).
А также плакатами с назидательными, в духе времени тек¬
стами типа «Пей, но знай меру. В пьяном угаре ты можешь
обнять своего классового врага». Другой взывал: «Не¬
приличными словами просят граждан посетителей не вы¬
ражаться». Одно время — видимо, для подкрепления этого
призыва и заодно демонстрации своей лояльности прове¬
ряющей инстанции — хозяева самой последней забегаловки
простодушно стали украшать стены портретами пролетар¬
ских вождей.
Расчет при этом, видимо, был на то, что под строгим при¬
глядом Маркса, Ленина или все еще очень авторитетного
Троцкого посетители лишний раз постесняются материться,
бросать на пол окурки и сорить подсолнечной шелухой.
МАТ ОРУЖИЕ ПРОЛЕТАРИАТА
Святая совпартийная простота! Затея с «окультуривани¬
ем» с помощью портретов вождей провалилась с треском.
Брутальных любителей «залакировать» пивко водкой даже
лучшие оригиналы из настоящей Третьяковки вряд ли от¬
влекли. А уж все эти официально объявленные святыми
лики и подавно. В лучшем случае пьющее большинство от¬
275
Н. Ямской
носилось к данной «иконографии» индифферентно, вроде
как к вынужденной драпировке затянутых табачным дымом
несвежих стен.
А это для вождей было еще обидней, чем когда, стукнув
кружкой о стойку, им отнюдь не иносказательно обещали
скорую встречу с самыми отвратительными извращениями в
особо грязных формах. Однако тогда, по крайней мере, «к
воспитанию в массах общенародной любви» можно было сра¬
зу подключать ЧК—ГПУ—НКВД.
Но тут-то что делать? Лишь бессильно наблюдать, как
марксизм-ленинизм капитулирует перед матом, а не на¬
оборот.
В общем, летом 1924 года терпение у властей лопнуло. И
они прихлопнули эксперимент. Специальным распоряжени¬
ем «вывешивание в заведениях трактирного промысла (за
исключением столовых, обслуживающих рабочих и служа¬
щих) портретов вождей революции» было строжайше запре¬
щено. В 1926 году добрались и до людей в форме: им запре¬
тили посещать пивные. Впрочем, и с этим вышла одна лишь
видимость. Военные как ходили, так и продолжали ходить.
Но только переодевшись в штатское.
ХМЕЛЬ В МАЛЫХ ДОЗАХ ПОЛЕЗЕН
В ЛЮБЫХ КОЛИЧЕСТВАХ!
Характерно, что и все прочие запретительные мероприя¬
тия властей в лучшем случае заканчивались примерно тем
же. Но что самое печальное — порой еще и пополняли армию
того самого человеческого «отстоя», представители которого
попались на глаза писателю Эренбургу.
Спасительным же каждый раз неизменно оказывалось
одно — то, что в иные времена срабатывало еще в царских
кабаках. Ведь даже туда простой народ приходил не ради
одной только примитивной пьянки. А поговорить? А душу
излить? А с дружками-приятелями пообщаться да новости
узнать-обсудить?
276
«Кто к нам с пивом придет, тот за водкой и побежит!»
То же самое и в советских пивных. Где же еще, по точно¬
му замечанию Г. Андриевского, автора интереснейшей книги
о повседневной жизни наших граждан в первой половине
XX века, «мужская часть населения могла отогреть душу, от¬
таять после неуютности цехов, коммуналок и общежитий,
после грубости начальства и сварливости жен, детского пи¬
ска и кухонного ора?» Здесь люди не думали о форме раз¬
говора и жили его нехитрым содержанием. А еще чувствова¬
ли себя на островке пусть примитивно понятой, но свободы.
Примечательно, что когда тогдашние «социологи в штат¬
ском» пытались выяснить, почему люди предпочитают пив¬
ные клубу, то самым распространенным ответом оказался
такой: в клубе «стеснительно», а в пивной можно шуметь,
пить, петь, браниться. «Там свобода, — не сговариваясь, по¬
ясняло большинство. — Не то что в клубе...»
ВОКАЛ С ТАБУРЕТОЧКИ
Ощущение, что на этих островках идет какая-то особая,
почти неподконтрольная ей частная жизнь, беспокоило власть
гораздо больше, чем количество «остекленевших», спившихся
и опустившихся. Поэтому она не могла не вмешиваться. Но,
вмешиваясь, что называется, только усугубляла проблему. И в
очередной раз терпела фиаско.
Иллюстрация тому — история с разгоном «пивной эстрады».
Случилось это опять же в середине 1920-х годов. Тогда
под давлением материальных обстоятельств музыкальные
театры вынуждены были сокращать свою деятельность. Из-
за этого многим очень даже хорошим музыкантам пришлось
искать заработков на жизнь выступлениями «на подмост¬
ках» общепита. А там особенно выбирать не приходилось.
Лишь очень немногим повезло выступать в ресторанных
коллективах. Большинство же оказалось с большинством.
То есть оккупировало места на специальных табуреточках в
пивных, которые ранее занимали в основном самодеятель¬
ные таланты.
277
Н. Ямской
Рождение «кирпичиков»
Репертуар, понятное дело, от этого только выиграл. Ведь
раньше в пивных звучали нехитрые куплеты, частушки и
полублатной шансон. И вдруг сквозь гам, шум и клубы та¬
бачного дыма заиграл аккордеон, зазвучали звуки романса
и даже хоровое пение. Пить и материться в пивных от это¬
го, правда, не перестали. Зато вольно или невольно стали
больше вслушиваться. Словом, начался процесс, который
востребовал песен со смыслом. И они появились. Причем
почти сразу же став при живых авторах народными. Так,
например, случилось со знаменитой песней «Кирпичики».
Музыку для нее в стиле городского шансона написал ком¬
позитор В. Кручинин, слова «с идеологией» — поэт П. Гер¬
ман. Прозвучав первый раз в «Арбатском подвале», песня
почти сразу же «потеряла родителей». Но зато молниеносно
распространилась сначала по пивным, а затем и по всей
стране, вызвав целую волну подражаний в виде тоже став¬
ших популярными «Гаечки», «Антона-наборщика» и «Серой
кепки». Сами «Кирпичики» в конце 1925 года были экрани¬
зированы. И стали первым советским музыкальным кино¬
клипом.
«ПОЮ СЕБЕ налево...»
Такой успех «кабацкой музыки» верха насторожил. Но
больше всего не понравился частенько заключенный в ней
иронический подтекст. Широко известный в узких кругах
куплетист Гриша Райский, например, распевал:
Я, Гриша Райский, известный куплетист,
Пою себе куплеты, как будто ничего,
Пою себе направо, пою себе налево,
Никто мене не слушает, а я себе пою.
И ГЕПЕУ мне знает, и дамы обожають.
А почему?
А потому, что я Гриша Райский,
Известный куплетист...
278
«Кто к нам с пивом придет, тот за водкой и побежит!»
Власть всю эту репертуарную вольницу «порубила» в
1930 году. Сначала в пивных запретили выступления эстрад¬
ных артистов. А через два месяца распространили запрет и
на оркестрантов.
И ВСЕ-ТАКИ ОНО «ВЕРТИТСЯ»!
Между прочим, в том же году с церквей посрывали коло¬
кола: якобы по пожеланию трудящихся, которым их звон
«мешал отдыхать». Запрет «пивной эстрады» оказался того
же рода. Видимо, чтобы ничто не мешало звону пивных кру¬
жек...
Однако с теми же «Кирпичиками», например, так ничего
поделать и не смогли. Спустя несколько лет «псевдонарод¬
ный хит» трансформировался в знаменитую «Песню о кир¬
пичном заводе». И с большим успехом зазвучал с большой
эстрады в исполнении самой Клавдии Шульженко. А уже в
наше время в музыковедческих справочниках про «Кирпи¬
чики» стали писать как об «интонационных прародителях
многих советских песен 30, 40 и даже 80—90-х годов».
Не кануло в Лету и то, что пелось Гришей Райским. В
1960-х годах в советских кинохитах «Неуловимые мстители»
и «Новые приключения неуловимых» его образ замечательно
«реанимировал» актер Борис Сичкин.
Сороковые, пороховые
и послевоенные, «незабвенные»
По рассказам близких мне людей, вспоминавших свое жи¬
тье в конце 1930-х — самом начале 40-х, эти годы в их памя¬
ти застряли неким театром абсурда, в котором действительно
славили, маршировали, танцевали и арестовывали одновре¬
менно. От этой зловещей чехарды у интеллигентных людей
развивался невроз. А простые работяги привычно «ныряли»
в пивную.
279
Н. Ямской
Бутылка — друг шпиона
Однако сталинские соколы из компетентных органов шуро¬
вали и там. Напиться и забыться, конечно, все равно можно
было. Но ухо приходилось держать востро, а главное — при¬
держивать язык. Иначе, хорошо погуляв вечерком в «пивточ-
ке», уже ближе к утру кое-кто обнаруживал себя в арестантском
«ящике» на Лубянке по контрреволюционной 58-й статье прим
(далее с десяток пунктов). Далее подследственный имел все
шансы «оказаться тайным агентом сразу нескольких разведок»,
среди которых разом оказывались такие, казалось бы, взаимо¬
исключающие, как английская с германской и польская с япон¬
ской. Но на такие «мелочи» никто — ни на Лубянке, ни, глав¬
ное, у их кураторов в Кремле — никакого внимания не обращал.
Поэтому кто знает — если бы так пошло дело и дальше,
вполне вероятно, что наиболее распространенным среди про¬
стого народа грехов пьянка отступила на второе место, а на
первое вышел шпионаж.
ВСЕ ЛУЧШЕЕ ФРОНТУ
Во время Великой Отечественной войны властям на этом
участке стало не до выдуманных шпионов — хватало дел с
настоящими. А простому народу, сменившему свою нехи¬
трую гражданскую одежонку на солдатские гимнастерки, не
до пивных.
Вся наиболее работоспособная часть мужского населения,
кроме особо ценных для производства и власти кадров, вое¬
вала на фронте.
Известно, что страна туда отдавала все лучшее. В том чис¬
ле и питание. Однако важно сегодня понимать, что лучшим
оно было только по сравнению с тем, как кормилось насе¬
ление в тылу. То есть в нашем случае — с Москвой. Чтобы
лучше понять, почему москвичам в годы войны пришлось
забыть не только о пиве, полезно сегодня, хотя бы кратко,
вспомнить о том, как представители столичного трудового
280
«Кто к нам с пивом придет, тот за водкой и побежит!» yj^^-
фронта тогда питались. Напомню, что уже 17 июля 1941 года
московские власти обнародовали решение о введении карто¬
чек на продовольственные и промышленные товары. С этого
момента центр питания трудового тыла переместился в сто¬
ловые по месту работы, где отпуск, скажем, мясных блюд и
хлеба стал производиться по талонам продовольственных
карточек. Отныне норма того же хлеба для рабочих, занятых,
скажем, на оборонных предприятиях, составляла 400 грам¬
мов на день. А обед в заводской столовой для большинства
стал основой всего дневного рациона.
ОСНОВЫ ПРОДОВОЛЬСТВЕННОГО САМОСНАБЖЕНИЯ
Некий положительный сдвиг произошел в 1942 году. Тог¬
да некоторую кулинарную продукцию было разрешено про¬
давать без карточек по коммерческим ценам в бывших ресто¬
ранах при гостиницах, что стало прямо-таки спасением для
командированных. С этого же времени продовольственным
обеспечением производственных коллективов занялись
ОРСы — специально созданные на предприятиях отделы ра¬
бочего снабжения. Самая же экстренная продовольственная
помощь по месту работы организовывалась наиболее ини¬
циативными работниками общественного питания за счет
«самоснабжения». Как? Это была вторая, «военная» по срав¬
нению с гражданским секретом салата оливье тайна, которую
мне раскрыл бывший главный кулинар Москвы, а в годы
войны технический директор комбината питания крупного
оборонного завода Сергей Иванович Протопопов.
«Во-первых», «во-вторых»...
И 16-ЧАСОВОЙ РАБОЧИЙ ДЕНЬ
Поскольку живых свидетельств на эту тему сохранилось
крайне мало, приведу рассказ Сергея Ивановича почти полно¬
стью. На мой недоумевающий вопрос, а что же можно было в
281
то скудное время «самоорганизовать» по части питания, он
мне сначала кратко ответил: «Выкручивались!» А дальше разъ¬
яснил: «Ну, во-первых, мы свою капусту квасили — совхоз у
нас был. Оттуда же огурцы солили. Во-вторых, жиры собира¬
ли из мойки: правда, не для еды, а чтобы сварить мыло для
стирки — при заводе своя прачечная была. В-третьих, все
очистки — от того же картофеля — перерабатывали в крахмал.
Из него кисель варили. Чтобы его подсластить, в собственной
пищевой лаборатории вырабатывали сахарин. С ним уже мож¬
но было и суфле сварить. В-четвертых, посылали бригаду в
Подмосковье, в Белые Столбы — там у нас до войны дом от¬
дыха работал. Собирали грибы, солили. В-пятых, из хвои ва¬
рили витаминный напиток — его тоже подслащивали своим
самодельным сахарином. В-шестых, организовали выработку
пищевых дрожжей. А это, по сути, чистый белок. Из него, ког¬
да выпаривали, можно было делать и котлеты, и биточки, и
запеканки. С ним же пассеровали мороженые овощи — капу¬
сту, морковку, которые после этого приобретали вкус грибов.
Вот этим всем и кормили рабочих, основную часть которых
составляли пожилые люди, женщины и подростки — учащиеся
производственно-технических училищ, которые работали по
16 часов, а то и больше».
О ТОМ, КАК НА ПЕРЕДОВОЙ
«ЗА УШАМИ ТРЕШАЛО»
Про это я впервые услышал от бывшего отцовского орди¬
нарца. Коренной одессит, он после войны несколько раз на¬
ведывался в Москву. Пару раз даже у нас ночевал. И каждый
раз, наблюдая, как я по утрам давлюсь сизоватой от воды
послевоенной манной кашей, словно сам себе задавал от меня
вопрос: «Ну, шо тоби сказать за армейское пошамать в по¬
левых условиях?» А потом, выдержав паузу, насмешливо до¬
бавлял: «Там бы у тебя за ушами трещало!»
Далее следовал по-одесски сочный монолог, из которого
становилось понятно, что дела с питанием на передовой
282
«Кто к нам с пивом придет, тот за водкой и побежит!»
складывались по-разному. Но если о содержании — оно было
неприхотливым, походным и переменчивым, как сама сол¬
датская судьба. А про ту судьбу, как теперь я знаю, лучше
всего передано в двух строчках одной из самых популярных
на войне песен: «До тебя мне дойти нелегко, а до смерти —
четыре шага».
Какие уж тут мысли «о кружечке холодного пивка»? На
фронтовом «передке» о такой «материи» — как о далеком
привете из прошлой, мирной жизни — вспоминали лишь в
редкие перерывы между боями. И, опасаясь загадывать, все
же думали о том, что хорошо бы дожить до Победы, вер¬
нуться домой. А уж там, чем черт не шутит, может, еще и
посидеть с уцелевшими в войну друзьями в старой доброй
пивной.
«Они сошлись, как три рубля на водку...»
Страшно подумать, сколько из них не дожило до мир¬
ных дней. Ну а тех, кому все же повезло, по возвращении
ждало иное, весьма далекое от фронтовых мечтаний время.
Прежнего, довоенного вида пивнушек осталось мало. В Мо¬
скве, да и по всей стране, их место по большей части заняли
крохотные дощатые павильоны. Кто-то, видимо в память о
втором фронте и недавней помощи союзников по антигит¬
леровской коалиции, прозвал их «американками». Но было
в ходу и другое, более привычное название — «шалманы».
Сидеть в этих маленьких неказистых заведениях не предпо¬
лагалось — все посетители группировались вокруг высоких
круглых столиков. На неимоверную тесноту наши привыч¬
ные к скученности граждане не жаловались. Как и на во¬
пиющую антисанитарию. Тем более что этих самых «амери¬
канок» тоже было «как грязи». Поэтому в многочисленности
заключалось чуть ли не главное их достоинство. Ведь как
ни крути, а по пути с работы к дому «шалманы» попадались
почти на каждом шагу. Ну, как тут было не заглянуть, не
сбиться в тесной компании сослуживцев или соседей по
283
Н. Ямской
дому, двору, улице? Так формировался тесный круг завсег¬
датаев, где каждый знал каждого. И потому отношения были
надежными, как повсеместно тогда вошедший в обиход гра¬
неный стакан, посредством которого «накатывали по со-
точке», а потом «догоняли» кружечкой пивка. Сколько раз
повторять эту нехитрую процедуру, решали настрой, уро¬
вень взаимопонимания в компании и наличность. Закуской
при этом не злоупотребляли. Да и выбор тому не способ¬
ствовал. В лучшем случае — горячие щи из кислой капусты.
А так главным образом вобла да непритязательные бутер¬
броды.
«Гроздья гнева»
НА ФОНЕ НАРОДНОЙ БЕДЫ
Особую атмосферу создавало, конечно, то, что почти все
хлебнули фронтового лиха. Во второй половине 1940-х годов
именно эти насмотревшиеся смерти в глаза вчерашние сол¬
даты решительно потеснили в «советских кабаках» местный
блатняк и разнообразную «трогательную сволочь». Именно
они превратили довоенные пивнушки во взрывоопасные на¬
родным гневом точки, где на какое-то время поселился тя¬
желый дух искалеченных войной тел и душ.
Сталин — надо отдать должное его звериному нюху — бы¬
стро распознал, чем это все может его власти обернуться.
И приказал принять меры. Гнуснее всего поступили с теми,
кто, не догорев в танках или потеряв руки и ноги (их еще
прозывали «обрубками»), остались одинокими и мало кому
нужными. Таких в течение нескольких суток под благовид¬
ным предлогом государственной заботы, а на самом деле что¬
бы те своими словами и видом не бередили народ, депорти¬
ровали доживать свой век на Соловки.
Не лучше обошлись и с оставшимися в армии гвардии
офицерами. Многих из них откомандировали в места, где
одна часть бывшей армии-победительницы охраняла в лаге¬
рях другую, побывавшую в плену.
284
«Кто к нам с пивом придет, тот за водкой и побежит!»
Остальных оставили один на один с тяжелым советским
бытом, где все свободное от работы и сна время гробилось
на стояние в бесконечных очередях за любой мало-мальски
необходимой едой или одеждой. Тут не до неспешных вете¬
ранских братаний за «парой пивка».
ЛЕГКИЙ ШОК
С НАЗВАНИЕМ «ШАРТРЕЗ»
Да и куда было деваться? Надо было вкалывать, чтобы
подымать себя, семью, страну. Ведь даже в той же пивной
скудность со всех сторон прямо-таки в глаза лезла.
Просвет обозначился лишь с начала 1950-х. В «шалманы»
вдруг стали завозить совсем другое пиво — свежее, бочковое,
говорили — прямо из погребов Бадаевского пивзавода на
Можайке. Его продавали и холодным, и слегка подогретым —
в самый раз для страдающих хроническими бронхитами быв¬
ших окопников.
Заметно начал меняться традиционный для этого рода за¬
ведений ассортимент. На полках вдруг целыми батареями
выстроились бутылки с разнообразной выпивкой. Публика,
уже давно притерпевшаяся к напиткам позабористее и по¬
дешевле, испытала шок, обнаружив вдруг в одном ряду с
родной «белоголовой» какие-то хоть и отечественного раз¬
лива, но невиданные здесь ранее шартрез и бенедиктин.
Своя маленькая революция произошла и в закусоне: к
традиционно несвежим бутербродам с лежалой колбасой
и загнувшимся от преклонного возраста сыром добави¬
лись горячие сардельки. Ну, кого сегодня, когда в любом
пивном ресторане вроде «Дымова» вам подадут к пиву ка¬
кие угодно горячие колбаски — венские, мюнхенские, из яг¬
ненка, с сыром, маком и даже с трюфелем, — можно обра¬
довать рядовым микояновским изделием каждодневного
спроса? А тогда лишь один вид игриво ныряющих в алюми¬
ниевом баке сарделек не только радовал глаз, но и согревал
душу.
285
Н. Ямской
Ощущение некоего общественного потепления охватило
все, даже самые запущенные закусочные площадки города —
вроде особо знаменитых своей крайней запущенностью пив¬
нушек на Колхозной (ныне Сухаревской) площади и Зацепе.
«МОИ ДРУЗЬЯ ВСЕГДА НА МАРШЕ...»
«...А остановки только у пивных!» Такими словами все тот
же битый жизнью персонаж песни Владимира Высоцкого за¬
канчивал фразу, которая вполне могла бы послужить при¬
певом в некоем неформальном гимне завсегдатаев почти всех
послевоенных забегаловок.
Однако после смерти Сталина — правда, на весьма не¬
большой срок — образовалась странная пауза: большинство
крайне популярных у простонародья точек вдруг срочно по¬
закрывали. Говорят, по инициативе двух его сменщиков —
занявшего кресло председателя Совмина Г. Маленкова и
первого секретаря ЦК КПСС Н. Хрущева. Видимо, с этого,
полагали они, начнется восстановление ленинских норм в
алкогольной сфере народной жизни.
И нормы действительно довольно быстро восстановились.
Причем совершенно без всякого намека на хрестоматийный
ленинский прищур, а исключительно по инициативе широ¬
ких трудящихся масс. Так что оставалось только в очередной
раз дивиться, насколько свойственно в нашей стране собы¬
тиям регулярно опережать мысли и желания руководства.
За столом — 0,8; под столом — 0,5
В последний день июня 1956 года наш старомосковский
дворик охватила легкая паника. Поднял ее широко извест¬
ный в узких кругах местный чемпион по забиванию «козла»
Вовчик по кличке Рубчик дай. Возвращаясь с ночной смены
домой, он удачно приобрел по дороге бутылочку пивка, куль¬
турно завернув ее в специально для того купленный утрен¬
286
Кто к нам с пивом придет, тот за водкой и побежит!»
ний номер «Правды». Однако, развернув газетку с понятной
целью дома, случайно задержал взгляд на передовице и обал¬
дел: в ней сообщалось, что товарищ Сталин чуть ли не «чмо»
и родной ЦК КПСС даже принял по данному поводу специ¬
альное постановление.
Поднятые им по тревоге кореша сразу же взбаламутили
своих жен, которые тотчас бросились по магазинам выяснять,
как это отразилось на ассортименте и ценах.
Но — ништяк! Все было по-прежнему. Лишь из витрин
стремительно исчезли портреты вождя. Однако к вечеру тре¬
вога возросла снова. Сунувшись в свои годами обжитые
близлежащие пивные точки, мужики узнали, что их вот-вот
начнут закрывать. Правда, и эти волнения, как оказалось,
были напрасны. Закрывали с шумом. Потом снова тихо от¬
крывали. Так что общее количество осталось прежним. Но
обозначился некий качественный сдвиг, дававший оптими¬
стам основания потом утверждать, что хрущевская полити¬
ческая оттепель несла с собой не удушение, а освежение...
Окультуриваться пора!
Кое-что действительно стало меняться.
Вместо крохотных и убогих забегаловок в Москве стали
открывать нечто более цивилизованное и основательное — ав¬
томаты и пивные бары. В автоматах пиво разливали в кружки
из кранов, для чего надо было опустить в специальную про¬
резь двадцать тогдашних копеек. Предполагалось, что такой
автоматизированный процесс убьет сразу нескольких зайцев.
Во-первых, сократит длинную очередь нервно ожидающих
своей очереди наблюдать за отстоем пены. Во-вторых, резко
сократит численность обслуги и тем освободит народному хо¬
зяйству руки, которые до сих пор если в чем-то и отличались,
так это в обсчете и недоливе. В-третьих — и на это были глав¬
ные идеологические упования, одной только своей техно¬
кратической четкостью и чистотой пластиковых интерьеров
окультурит довольно разнузданную пивную вольницу.
287
Н. Ямской
Редкие «маяки» и выдающиеся «тошниловки»
В какой-то мере ожидания оправдались лишь в двух луч¬
ших тогда в Москве пивных заведениях: в большом шести¬
гранном павильоне «Пльзень» в Центральном городском пар¬
ке имени Горького и «Праге» в Сокольниках. При этом,
правда, даже там обстановка частенько переставала быть том¬
ной. Однако и редкостный по тем временам восточноевропей¬
ский интерьер; и качественное темное, плотное чешское пиво;
и ядреные горячие шпикачки, под которые оно так хорошо
шло, — все это как-то работало. Ну, хотя бы потому, что при¬
влекало в основном публику поденежней, поинтеллигентней.
Все остальные пивные непоколебимо держались на уров¬
не легендарной «Серпуховки». Недаром обслуживающий
данный район вытрезвитель у Павелецкого вокзала и не¬
сколько близлежащих отделений милиции ходили в «пе¬
редовиках». Там прямо-таки задыхались от беспрерывного
окультуривания буйных посетителей этой самой, пожалуй,
знаменитой в Москве конца 1950-х годов пивной.
НЕ СУЕТИТЕСЬ, PLEASE!
Что касается случаев высокой самоорганизации и дисци¬
плины, то лично мне довелось наблюдать такое лишь лет
десять спустя и один-единственный раз. Случилось это в
«автопоилке» у Покровских ворот. Заглянуть туда натолкну¬
ла одна странность: на пороге помещения — стремительно,
но не соприкасаясь — сходились два противоположно устрем¬
ленных людских потока. Один, явно наспех вооруженный
бидонами, разнокалиберной стеклянной тарой и даже пла¬
стиковыми пакетами, устремлялся внутрь. Другой — с уже
затаренной под завязку посудой — выплескивался на улицу.
И тут же на рысях исчезал в складках окружающей местно¬
сти. Самое поразительное, что все это отнюдь не беспорядоч¬
ное роение происходило в какой-то немыслимой — если не
сказать зловещей для подобного рода заведений — тишине.
288
«Кто к нам с пивом придет, тот за водкой и побежит!»
Организация на грани фантастики
Загадка разрешилась по проникновении в раздаточный
зал. Оказывается, у одного из разливочных аппаратов что-то
заклинило в механизме. И пиво заструячило из крана ще¬
дрым дармовым потоком. Надо были видеть, как слаженно,
объясняясь одними лишь скупыми, но четкими жестами,
дабы, не дай бог, не привлечь внимания зазевавшейся обслу¬
ги, действовала эта моментально сбившаяся в монолитный
коллектив очередь. Как споро, без лишней суеты и строго
соблюдая очередность, каждый наполнял имеющуюся под
рукой тару. Только запоздалый вопль оператора за стеной да
последовавшие за этим судорожные действия персонала по¬
ложили конец этой необычайно внушительной демонстрации
народной способности к самоорганизации и дисциплине в
условиях внезапно подвернувшейся халявы.
ПОСТАНОВЛЕНИЯ ПОРАЖАЮТ СООБРАЖЕНИЕ МАСС
Не знаю, какие идеологические и организационные выво¬
ды сделали бы руководящие товарищи из ЦК КПСС, если
бы им довелось наблюдать эту картину собственными глаза¬
ми. Глядишь, может быть, хоть немного призадумались, пре¬
жде чем рьяно втягивать страну в очередную антиалкоголь¬
ную кампанию с сокращением продажи водки и вырубанием
виноградников.
Но было то, что было. Кампании шли одна за другой, чтобы
несколько позже при самом незамысловатом сравнении цифр
и дат обнаружить свой действительно ошеломляющий эффект.
Пожалуй, самое решительное постановление ЦК КПСС и Со¬
вета министров СССР по борьбе с пьянством появилось в
1958 году. А уже в начале 1960-х годов статистика показала,
что потребление алкоголя в стране возросло вдвое. Вот это как
раз и был тот переломный момент, когда те, кто еще недавно
приходил за пивом, побежали за водкой. Подлинные цифры
потребления тогда держали за семью печатями.
289
Н. Ямской
-„.Печень патриота
Но и без статистики было видно, что понимание государ¬
ственной важности «пьяных денег» стало стремительно овла¬
девать сознанием трудящихся масс. В результате не только
у завсегдатаев пивнушек, но и у самых последних алкашей,
распивающих что придется и где придется, появилась своя
особая «советская гордость». Ну как же: это там, в доисто¬
рических кабаках да «обжираловках», посетители просто так,
от классовой темноты и бесправия наносили удары по соб¬
ственной печени. Советский человек в весьма схожих перво¬
бытных пиво-водочных условиях спивался гордо, с чувством
добросовестно выполненного гражданского долга: ведь этим
он, оказывается, не афишируя своего патриотизма, самоот¬
верженно крепил бюджет и индустриально-оборонную мощь
страны.
СНАЧАЛА БЫЛ ДРЕВЕСНЫЙ СПИРТ.
ПОТОМ БЫЛ НАШАТЫРНЫЙ...
Увы! Тех, кто регулярно «достигал полосы налива», ча¬
стенько приходилось приводить в чувство с помощью наша¬
тыря. Но в высоких кабинетах урон, нанесенный здоровью
нации путем неумеренного употребления «залакированной»
пивком водки, никто не подсчитывал. Сами же потребляю¬
щие не жалели ни о чем. Даже о том, что ближе к концу
процедуры неформальный коллектив неизбежно распадался.
Потому что одним становилось очень уж хорошо (такие, как
правило, завершали мероприятие в милиции или вытрезви¬
теле), а другим становилось совсем худо (их увозила неот¬
ложка).
Большинство, которое колебалось между этими двумя по¬
люсами, предпочитало сбиваться в триумвираты. Во-первых,
так было удобнее скидываться по рублю (бутылка самой хо¬
довой водки стоила тогда 3 рубля 62 копейки). Во-вторых,
практика подсказывала: даже если в итоге двое из трех бе¬
290
«Кто к нам с пивом придет, тот за водкой и побежит!»
зусловно окукливались, то все равно оставался еще один —
более или менее способный удержать курс при передвиже¬
нии. А это уже давало шанс обнаружить себя если не дома,
то хотя бы в следующей пивной.
ОБ ИСТИННО НАРОДНОМ В ИСКУССТВЕ
Оказывается, главное — принять правильную позу на
старте. Саму позу подсказала скульптура, которую — как не¬
кий классический образец социалистического реализма — в
те годы всячески превозносили в прессе, а сам оригинал пе¬
риодически выставляли на разных всесоюзных выставках.
Скульптура представляла собой композицию из трех фигур.
Это были красногвардейцы, которых захватили в плен про¬
клятые белые, страшно пытали и вот вывели на расстрел.
Перед лицом неминуемой гибели вся троица невольно об¬
разовала довольно устойчивую композицию. Один из истер¬
занных героев — вероятно, самый идейно-физически не¬
сгибаемый — несокрушимо стоял в центре и презрительно
смотрел в глаза мучителям. Двое остальных обессиленно,
но строго соблюдая симметричность, привалились к нему с
боков.
Поза века «Сильнее смерти!»
Естественно возникшая композиция не только демонстри¬
ровала, что при общей немощи тела каждый сохранил в себе
непоколебимую крепость духа, но и чисто физически обес¬
печивала устойчивое равновесие. Поэтому скульптура, как
затем и ее одушевленный в пору брежневского застоя вари¬
ант, носила одно и то же название — «Сильнее смерти!».
Так лукаво, почти на грани пародирования простой народ
пытался преодолеть сразу три беды: перманентно похмель¬
ный синдром, непоправимо казенный пафос соцреализма и
окончательно всех задолбавший официоз.
291
Н. Ямской
Почти никто при этом не задумывался о том, что всякий
загул имеет точку невозврата. А ведь из недалекого будуще¬
го уже накатывала следующая мутная волна. В ее составе
доминировал продукт массового самогоноварения — этого
совершенно неистребимого, как подсказывает практика, пар¬
тизанского движения алкоголиков.
Так что продолжение следовало...
Шестидесятые, пузатые.
СОЮЗ ПЕРА, СЕРПА И МОЛОТА
На исходе 1950-х и особенно с начала 1960-х в жизни
даже обычных, незатейливых, как дачный туалет, советских
пивных вдруг все стало как-то необычно меняться. Но на
этот раз не в инфраструктуре. Главная перемена касалась со¬
циального состава завсегдатаев.
МАУГЛИ
СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ ДЖУНГЛЕЙ
Нет, передовой, давно сроднившийся с пивной кружкой
отряд старожилов по-прежнему продолжал самозабвенно вы¬
ручать социалистическую экономику своим мятым-перемя-
тым рублем. Однако их довольно брутальные, как рашпиль,
ряды уже перемешивались, а кое-где и оттеснялись новым
отрядом «друзей бутылки, врагов геморроя». Это уже был
несколько иного «замеса» человеческий материал. Его осно¬
ву составили граждане, которые потом войдут в историю как
поколение 1960-х. Некоторые из них — преимущественно с
художественно-творческим уклоном — довольно скоро дока¬
жут, что интеллигенция может пить не только больше про¬
летариата, но и быстрее. Однако озаботит власти не столько
этим, сколько своей склонностью к фронде. Какой-то неис¬
требимо упрямой манере иметь на все свой собственный, по¬
рой очень уж насмешливый взгляд.
292
«Кто к нам е пивом придет, тот ja водкой н побежит!»
Предчувствие больших перемен
Генетически новый посетитель как раз был связан с теми
далекими предшественниками, которых даже в кабак влекло
не питие, а общение. Исторически же самую большую роль
сыграли смерть Сталина, начавшаяся «оттепель» и сильно
«подтаявший» в связи с этим всеобщий страх. Последнее
обстоятельство в обстановке прежних пивных забегаловок
поменяло все куда более радикально, чем последующее вне¬
дрение баров и автоматов. Ведь и там, и там пива пили не
меньше. Водку также приносили с собой. Как, впрочем, и
закуску. Ассортимент более или менее радовал только в луч¬
ших точках. Но то, что предлагалось в основной массе за¬
бегаловок 1960-х, 1970-х и особенно 1980-х, все равно вы¬
зывало бурное отторжение одним только своим внешним
видом.
Однако что-то при этом все равно повсеместно и стреми¬
тельно менялось. Причем проникая даже в старые, недобрые
традиции.
Шапка пенная,
от шампуня обалденная
Взять хотя бы освященный десятилетиями «фокус» с не¬
завершенным отстоем и фальшивым пенообразованием.
Раньше обслуга нагло разбавляла популярный напиток лю¬
бой подвернувшейся под руку водой. Потом в целях лучше¬
го пенообразования изощрилась подмешивать в него питье¬
вую соду. Но новые времена предоставили и новую, куда
более эффективную «присадку». Появившийся в продаже
шампунь создавал белопенную «шапку» невероятно соблаз¬
нительной красоты. А на слабый привкус парфюма не¬
притязательные ценители тройного одеколона внимание
не обращали. Иное дело — более чуткая к вкусовым ощуще¬
ниям студенческая молодежь. Или относительно продвину¬
тая в западном направлении интеллигенция. Те на грядущий
293
Н. Ямской
Hi-Tech откликнулись по-своему. Кто-то резко отказался
считать простонародно-былинный «ерш» коктейлем. А кто-
то вдруг взял да и смешал «Жигулевское» не с водкой, а
с вермутом. Так родился первый советский аперитив, воз¬
ле которого затем преимущественно топталась интелли¬
генция.
Та самая, на коей еще три десятилетия держалась интел¬
лектуальная мощь СССР. Но которую официально относили
даже не к «классу», а «прослойке».
«Свободу Юрию Деточкину!»
Увы! К концу прошлого и в начале нынешнего века эта
«прослойка» обнаружила себя «прокладкой». Но мы вспоми¬
наем о ее молодости. А тогда этот передовой отряд «юношей
бледных со взором горящим» весьма решительно разбавил
пролетарский, люмпен-пролетарский, а также сильно при-
блатненный контингент прежних забегаловок. Эта тенденция
мощно проявилась даже в печально знаменитой «Яме».
Вообще-то ее официальное, всеми почти сразу же забытое
имя было «Ладья». Не говоря уже о том, что все пивбары в
Москве больше значились под номерами. Но имели у мо¬
сквичей свои прозвища.
«Яма» располагалась в подвальном помещении на углу
Пушкинской и Столешникова переулка. Туда, как сейчас
помню, вниз вело ровно двенадцать ступенек. Но чтобы по
ним спуститься, частенько приходилось отстоять длинню¬
щую очередь. Она клубилась еще на подступах, заворачи¬
ваясь у железных перил, ограждающих вход. Краеведы
правильно утверждают, что именно в «Яме» в середине
1960-х годов снималась знаменитая сцена из фильма «Бере¬
гись автомобиля!». Действительно, именно там над круж¬
ками с местным, «по-фирменному» разбавленным водкой
пивом душевно побратались следователь Максим Подбере¬
зовиков и благородный автоугонщик-страховик Юрий Де-
точкин.
294
«Кто к нам с пивом придет, тот за водкой и побежит!»
«Яма» молодости нашей
Лично я эту припомаженную на время съемок «Яму» на
экране не сразу признал. И поскольку от нее сегодня мало что
осталось (в конце 1990-х этот пивбар закрыли, а в 2008 году
разобрали и сам дом, воссоздав нечто отдаленно напоминаю¬
щее прежние фасады), эскизно обрисую, как все выглядело на
самом деле. Чистенько отмытые по случаю съемки кафельные
стены, временно доставленные откуда-то «модерновые» столы
с креслицами, миленькие официантки в белоснежных фартуч¬
ках — в будничной повседневности ничего такого не существо¬
вало. А был сумрачный сводчатый зал, пивные лужи на полу
и уставленные кружками длинные деревянные столы, под ко¬
торыми катались пустые бутылки. Меж посетителей деловито
сновали официанты, малочувствительные ко всему, кроме
чаевых. Их несвежие белые куртки сразу же делали излишним
любой вопрос, касающийся содержания местного меню и ца¬
рящих в заведении порядков. Однако и этот красноречивый
знак обнаруживался лишь в первом приближении. Ибо уже на
«втором плане» все расплывалось и меркло. Атмосфера в
«Яме» была столь плотно задымлена любителями «засмолить
косячок», так «утрамбована» запахами один сногшибательнее
другого, что хоть топор вешай.
ПРИЮТ «ШЕСТИДЕСЯХНУТЫХ»
Чего ж удивляться, если буквально с первых дней своего
открытия эта «пивточка», случайно как-то расцвеченная му¬
зой кино, стала пристанищем личностей брутальных. Или,
иными словами, широко известных в узких кругах «центро¬
вых», катал и прочих граждан «в авторитете». Поэтому по¬
следовавший спустя несколько лет «тектонический» сдвиг в
контингенте потрясал с особой силой. Еще бы! Уже к сере¬
дине 1960-х в этой, казалось бы, навек заблатованной «Яме»
на регулярный, — как они сами говорили — «душевный ре¬
монт» стали становиться те, кого потом назовут типичными
295
Н. Ямской
представителями поколения 1960-х: будущие известные ин¬
женеры, врачи, художники, актеры, спортсмены. Именно они,
вместе со спившимися интеллигентами и освоившими в
1970-х эту территорию для себя первыми рокерами с «ха-
эрами» ниже пояса, составляли в «Яме» основу общества —
так называемую «систему». Могу засвидетельствовать, что
попасть в эту разномастную, но крепко сбитую компанию
было так же непросто, как в нынешние времена вступить в
престижный клуб. Чему — и то за десятилетие до этого — в
Москве соответствовал разве что пивной зальчик «Есенин¬
ский», на месте которого теперь стоит «Детский мир». В от¬
личие от малоопрятной «Ямы» в обитых хорошим деревом
стенах «Есенинского» было чисто, уютно и даже, можно ска¬
зать, чинно. Причем совсем не потому, что в стране тогда
царил сталинский порядок, при котором якобы никто не ба¬
ловал. А из-за того, что в последние годы своего существо¬
вания «Есенинский» стал любимым местом отдыха очень
серьезных, не допускающих посторонних в свой круг лю¬
дей — профессиональных игроков на бегах.
КРАСИВО ЖИТЬ НЕ ЗАПРЕТИШЬ
Кстати, «Есенинским» то пивное заведение в народе про¬
звали потому, что в 1920-х годах на его месте находилась за¬
кусочная, в которой якобы шумно гулял поэт Сергей Есенин.
Господи, но где только этот певец «Руси уходящей» не гу¬
лял? Куда только не проникал в целях непосредственного и
предметного изучения материала на тему «Москва кабацкая»?
По такой логике «Есенинским» мог бы стать любой кабак,
в который он якобы заглядывал. Да только и реальный спи¬
сок — от чудовищно осрамившей общество трезвенников
пивнушки на Трубной до «Стойла Пегаса» и «Кафе поэтов»
на Тверской — весьма внушителен.
А вот уж куда Есенин никак не мог попасть, так это в пив¬
ной зал № 1 на Пушкинской площади — еще одну легенду
Москвы середины прошлого века. Находилось это заведение
296
«Кто к нам с пивом придет, тот за водкой и нобежит!»
в торцовой части старого двухэтажного здания, на месте кото¬
рого сегодня разбит сквер с «пивными» — опять же — скамей¬
ками. По сравнению с интерьером «Ямы» это был просто
Эрмитаж. Мраморные столики. На них кружка пенного яч¬
менного напитка. К ней — моченый горох или соленые суха¬
рики. И поверх этого натюрморта — вид на лепной портик, под
которым были запечатлены три танцующие женские фигуры.
«ПИВ11Ы» ЗОНЫ НЕУСТОЙЧИВОГО
ЗЕМЛЕПОЛЬЗОВАНИЯ
На вопрос, что же это такое, еще совсем юный тогда Миша
Ардов, зашедший в пивбар вместе с отцом, известным, на¬
помню, советским писателем-сатириком Виктором Ефимо¬
вичем Ардовым, получил от родителя совершенно, по-моему,
исчерпывающий ответ:
— Три грации! Набузовались пива и пляшут!
Впрочем, настоящие завсегдатаи пивного зала № 1 если и
плясали, то главным образом в гонорарные дни. И не здесь!
Дело в том, что в непосредственной близости от данного за¬
ведения находились редакции двух газет: «Труд» и «Изве¬
стия», чуть дальше, в Путниковском переулке, издавался
журнал «Новый мир», а по соседству, в доме, где сейчас Фе¬
деральное агентство по печати, размещался Радиокомитет.
Если добавить, что буквально в двух шагах от бара вос¬
питывал «инженеров человеческих душ» и «ковал» мастеров
пера Литературный институт, то станет понятно, почему ни
одно пивное заведение в стране не упоминалось потом в оте¬
чественной литературе так часто и обстоятельно, как это.
РЮМОЧНОЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВО
Мощный наплыв интеллигентной публики, жаждущей не
просто пивка попить, а еще общения, самовыражения и «сво¬
бодной циркуляции идей», разительно повлиял даже на до¬
297
Н. Ямской
минирующую в подобного рода заведениях лексику. Процесс
не исказило даже, по обычаю, бездарное госвмешательство.
В начале описываемого десятилетия партия и правительство,
проявив в очередной раз заботу о воспитании в народе куль¬
туры пития, закрыло забегаловки, а для конкуренции с пив¬
барами повсеместно открыло рюмочные. Водку в этих, как
правило, крошечных заведениях, где принципиально царил
«стояк», продавали в разлив. Но при этом надо было обяза¬
тельно прикупить хотя бы один бутерброд. Мужики, понят¬
ное дело, после первой рюмки переходили к следующим, а
из приданных бутербродов складывали Пизанские башни.
Все дальнейшее ничем не отличалось от пивбара. Зато лек¬
сика просто преобразилась. Вместо былого засилья однооб¬
разных слов-паразитов в речах посетителей зазвучали почти
шекспировские тексты — естественно, в русском — и увы! —
тоже не всегда цензурном переводе.
ЧТО ПРЕДВЕЩАЛ
ПОДСТОЛЬНЫЙ ЗВОН
«Подстольной» эту «музыку» называли из-за того, что бу¬
тылку — что в рюмочную, что в пивную — мужики предпо¬
читали приносить с собой. И украдкой, нервно постукивая
посудой, осуществляли тайный разлив под столом. Что гово¬
рить — процесс был унизительный. Зато застольные речи
прямо-таки завораживали гамлетовским слогом. Например:
«Ну что, брат Вася! Как пить-то будем: из фуфыря (то есть
прямо из горла) или через кидало (стакана, значит)?» В то
историческое время целая плеяда лингвистов из МГУ под¬
слушала в общепите и донесла до науки целые пласты и рос¬
сыпи устного народного словотворчества. Так в кандидатских
и даже докторских диссертациях языковедов замелькало сло¬
во «дуреха», означавшее четвертинку. Или, скажем, «Сестры
Федоровы». Именем этого популярного тогда женского хо¬
рового квинтета, в котором пели сразу пять родных сестер,
называли обязательный в рюмочных бутерброд: кусок обык¬
298
«Кто к нам с пивом придет, тот за водкой и побежит!»
новенного черного хлеба с маслом, на котором сиротливо
размещали пяток килечек, сострадательно присыпанных
сверху зеленым лучком.
«Good bye,
MY LOVE, GOOD BYE...»
По сравнению с «закусить мануфактуркой» — в смысле
нейтрализовать действие сивушных масел, прочувственно
припав к собственному рукаву, — это был гигантский шаг в
сторону будущего «Русского бистро». Однако, когда в связи
с отъездом за рубеж одной из сестер Федоровых, квартет
приказал долго жить, а его записи уничтожены, «гуд бай»
народу «сказали» и бутерброды с килечкой.
Правда, через данный «катаклизм» пивное движение пере¬
ступило легко. Тем более что впереди маячили «веселые вре¬
мена».
ОТСТОЙ В ПЕРИОД ЗАСТОЯ
Дальнейший прогресс в отечественном пивном общепите
второй половины XX века пошел противоречиво. И больше
как-то вширь, чем вглубь.
Ширину обеспечивало государство, стараниями которого
сеть худо-бедно росла вместе с массовым жилищным строи¬
тельством и появлением целых новых районов, добравшихся
аж до нового автомобильного кольца.
Эх, «Жигули»
вы мои, «Жигули»!
В октябре 1964 года хрущевский перекос с рюмочны¬
ми вместе с его автором «был отправлен на пенсию». Ис¬
правлением занялось новое руководство страны во главе с
299
Н. Ямской
поначалу вполне бравым бровастым жизнелюбом Л. Бреж¬
невым. В результате в стане приличных пивных заведений
Москвы сразу же обозначилась знаменательная прибавка. В
1965 году на нынешнем Новом Арбате открылся первый,
самый крупный в столице пивной ресторан «Жигули». И
почти сразу же и на той же «авеню» — бар «Лабиринт».
Очень скоро в этом баре возникли компании, которые ки¬
чились тем, что практически не спят. Тех, кто о ночной жиз¬
ни подобных «капелл» желает знать побольше, адресую к
произведениям их активного участника, писателя Василия
Аксенова.
А здесь лишь упомяну расписание и любимый маршрут.
После закрытия ресторана ВТО компания шла в «Лабиринт»,
сидела там до четырех утра, потом ловила такси и ехала в
аэропорт Внуково, в буфет, который как раз в шесть утра
открывался. На практике чаще всего туда добирались в пять.
«Зато целый час мы воздухом дышим!» — хвастались энту¬
зиасты этого своеобразного «забега в ширину».
КОГДА ПОНТЫ ПОДОРОЖАЛИ
Что касается «Жигулей», то поначалу это было довольно
чопорное заведение: с мордатыми швейцарами на входе и
целой оравой снующих по большому залу официантов в бе¬
лоснежных рубашках с бабочками. Пиво было, понятное
дело, «Жигулевское». Напиток под этим «брендом» даже у
той, не сильно притязательной публики сравнения с «Пльзен-
ским» не выдерживал. Зато в «Жигулях» пиво подавали в
больших двухлитровых кувшинах. А в фирменных закусках
числилась невероятная по тем временам экзотика — хвости¬
ки креветок. К сожалению, весь этот ныне довольно орди¬
нарный набор обходился тогда в немалые деньги — на ана¬
логичную сумму в ту пору можно было вполне порадовать
себя скромным, но качественным ужином в одном из столич¬
ных ресторанных «грандов». Да еще с дозаказом бутылочки
недорогого сухого вина для «оживляжа».
300
«Кто к нам с пивом придет, тот за водкой н побежит!»
Шаг вперед,
ДВА ШАГА НАЗАД
Жаль, конечно! Но со временем «Жигули» как-то поли¬
няли. Зато прейскурант «утяжелился». От такого диссонанса
уважающая себя публика стала перетекать в «Саяны» на
Щелковской и другие схожие заведения, где цены за тот же
кувшин не так кусались, а закуска была не хуже. Иное дело,
что добираться до них приходилось дольше. Да еще совать в
лапу швейцару, чтобы не стоять часами в очередях, которые
в те времена выстраивались в любое более или менее стоя¬
щее развлекательное учреждение.
Вообще, век по-настоящему хороших, в чем-то прибли¬
жающихся к цивилизованному уровню «пивных точек» в
столице развитого социализма почему-то неизменно ока¬
зывался короток. Например, лишь в недолгий период хру¬
щевской «оттепели» просуществовал пивной бар в гости¬
нице «Украина». Как и знаменитая «Яма», он привечал
публику, составившую цвет шестидесятничества. Но был не¬
сравненно чище, уютнее и с неким даже налетом респекта¬
бельности.
ПРОШАНИЕ
С «УСТРИЦЕЙ ПУСТЫНИ»
Так мы называли в своем кругу легендарную «Ракуш¬
ку» — настоящий пивной флагман столичных заведений
общественного питания конца 1960-х — начала 1970-х. На¬
ходилась она буквально в пяти минутах ходьбы от метро
«Юго-Западная», в самой гуще «красной пустыни» — одно¬
типных кварталов тогда только-только осваиваемого отсе¬
ленными из центра коренными москвичами нового спаль¬
ного района Москвы. В здании ресторана, действительно
напоминающего своей формой заворачивающийся спиралью
домик улитки, было два зала: большой, всесезонный, и ма¬
ленький, но очень уютный открытый — он работал в теплое
301
Ч”я< ymi&
время года. Оснрвдой контингент посетителей составляла
научно-техническая интеллигенция и местные представи¬
тели золотой молодежи. Эксцессы в «Ракушке» случались
редко. А если и случались, то большого урона никому, как
правило, не наносили. Зато в наличии всегда было свежее
пиво, довольно крупные креветки. Обслуживали в «Ракуш¬
ке» корректные официанты. Обстановка была интеллигент¬
ной, что позволяло приводить с собой особо чувствительных
к окружающей среде девушек. Поэтому ликвидация этой
милой «улитки» оказалась для нас весьма существенной по¬
терей...
Нашествие «желтков»
И ОПУСКАНИЕ НА «ЛНО»
В очередной раз хоть как-то свести массовый пивной
спрос с ненавязчивым предложением власти попытались в
начале 1970-х. Тогда по случаю очередной кампании по борь¬
бе с пьянством резко увеличили выпуск безалкогольных на¬
питков. Пиво почему-то тоже отнесли к этому безобидному
виду. А главное — по всему городу обустроили для его куль¬
турного потребления небольшие павильончики. За свою бро¬
скую цыплячью раскраску народ их сразу же окрестил «желт¬
ками». В некоторых районах — например, около метро
«Новослободская» — концентрировалось до двух десятков
«желтков». Правда, очередь от появления подобных «пивных
городков» почему-то не уменьшалась. И бесследно рассоса¬
лась естественным путем только через несколько лет одно¬
временно с исчезновением самих павильончиков.
В итоге для простого советского человека вновь оказались
доступны лишь живучие, как придорожный сорняк, «рыга-
ловки» — вроде знаменитой пивнушки с красноречивым про¬
звищем «Дно» недалеко от Большой Грузинской.
Как народ сам себя оттуда вытаскивал за волосы ради бо¬
лее цивилизованного общения над пивной кружкой — наш
завершающий «пивной цикл» рассказ в следующем разделе.
302
<Кто к нам о пивом придет, тот за водкой и побежит!» у ^
«Чем меньше знанья свет, друзья,
ТЕМ БОЛЬШЕ ТЯНЕТ К КРАНУ!»
Вы, вероятно, подумали, что это опять о нефтепроклятии?
Нет, есть в жизни и другие краны. Помните, как в записках
Михаила Жванецкого конца 1970-х — начала 1980-х годов:
«Люди стали лучше одеваться. И поэтому очереди в магазинах
выглядят гораздо интеллигентнее».
Интеллигентнее в ту пору стало и в пивных.
Яичница сверху
Утверждать при этом, что брутальность в данных заведе¬
ниях совсем исчезла, было бы большим преувеличением. Ци¬
вилизованные «Ракушки», о чем рассказывалось ранее,
почему-то очень быстро «сдувались». Зато «пивная масса»
действовала экстенсивно. То есть вовсю осваивала обычные
столовки. В одной из таких в районе «Динамо» можно было
откушать пельмени... с яичницей сверху. Употреблять такое
убойное блюдо помимо пива считалось грехом.
А ячменный напиток тем временем осваивал все новые и
новые территории. Например, вдруг стал появляться в...
кафе. Одно из них с нежным названием «Сирень» приобрело
особую популярность не только по месту «своего житель¬
ства», то есть в Сокольниках, но и в более отдаленных от
этого района местностях. Закуска из «морских гадов» в «Си¬
рени», правда, почему-то всегда была ледяная, из-за чего по¬
лучила прозвище «поцелуй покойника».
Зато пиво не кончалось никогда.
МУР ЕСТЬ МУР!
После выхода на телеэкран фильма «Место встречи изме¬
нить нельзя» (1979) вдруг стала невероятно популярной и так
сама по себе замечательная шашлычная в саду «Эрмитаж». Там
тоже пиво лилось рекой. Однако «фишка» была не в этом. А в
303
Н. Ямской
том, что неспешно_«оттянуться» парочкой кружек именно в
этом заведении стало считаться особым шиком. Особенно у при-
блатненной публики. Ведь аккурат наискосок — на Петров¬
ке, 38 — находился знаменитый Московский уголовный розыск.
Между прочим, тогда знаменитое жегловское «Вор дол¬
жен сидеть в тюрьме!» звучало совсем не фальшиво...
«НО ДУРАК, КТО НЕ ЗНАЕТ СОЛЬФЕДЖИО!»
И все же даже при таком разнообразном «отстое» обще¬
человеческое движение к прогрессу брало свое. В иных за¬
ведениях, где спокон веку у бочки с краном монументально
красовались несколько покоцанные жизнью, но страшно
энергичные тетечки, процесс персонального разлива стали
все смелее доверять технике.
Но что еще больше бросалось в глаза — так это заметный
прирост в пивных рядах граждан с законченным средним и
незаконченным высшим образованием.
И еще: пивные компании вдруг обнаружили тенденцию
сбиваться по клубному или даже, если хотите, цеховому
принципу. Правда, и этот процесс не всегда однозначно «вел
к храму». Взять хотя бы публику в «Пиночете» — была с
таким прозвищем пивнушка на Волоколамском шоссе возле
Московского авиационного института. Вот уже где, куда ни
плюнь, можно было точно попасть или в какого-нибудь за¬
матерелого студента-«хвостиста», или, бери выше, внезапно
решившего «уйти в народ» препода. А что в итоге? Да все то
же! Всегда безбожно разбавленное пиво.
И стены в надписях далеко не научного характера...
Трубопровод мечты народной
Кстати, именно студенчество более всего обнаружило тогда
клубно-пивную тягу. А еще спортсмены. Любопытно, что по¬
следние предпочитали сбиваться в стаю по видам и даже под¬
304
«Кто к нам с пивом придет, тот за водкой н побежит!» у ^
видам. Например, борцы и боксеры облюбовали ныне давно
снесенную типовую хрущевскую двухэтажку у Киевского вок¬
зала. Там находилась пивная, которая у завсегдатаев проходи¬
ла сразу под несколькими кличками: «Сайгон», «Бадаев» (по
легенде, точка была напрямую связана трубопроводом с рас¬
положенным неподалеку Бадаевским пивзаводом) и «КПЗ».
В последнем названии, созвучном известному буквенному со¬
кращению словосочетания «камера предварительного заклю¬
чения», была зашифрована географическая близость этого
заведения к железнодорожному пункту, откуда поезда убыва¬
ли в столицу уже не такой уж и братской, но еще и не столь
«самостийной» Украины.
С ПРИВЯЗКОЙ К МЕСТНОСТИ
Несколько иную близость, а именно к месту своей учебы,
предпочитала студенческая молодежь. Так, в середине 1970-х
студенты Архитектурного института, у которых пиво тогда
считалось чуть ли не фирменным вузовским напитком, об¬
любовали для своего времяпрепровождения несколько близ¬
лежащих забегаловок на Рождественке. Будущие зодчие даже
присвоили этим более чем заурядным заведениям собствен¬
ные «звонкие» имена: «Полгоры», «Яма», «Зеленая гадина».
Знаю, что прослышавшие про эти названия краеведы до сих
пор поражаются, сколь точно данные прозвища передают из¬
менчивый рельеф этого одного из восьми старинных москов¬
ских холмов. А «Зеленая гадина» со своим расположенным
ниже уровня тротуара входом и растущим по соседству очень
старым тополем на фоне монастырской стены даже попала
в культовый фильм «Покровские ворота». Киношники по
сценарию добавили лишь ларек. Это около него Аркадий
Варлаамович Велюров жадно припадает к той последней ро¬
ковой кружечке пивка, после которой оказывается уже со¬
вершенно не в состоянии выполнять обязанности свидетеля
на исторической церемонии бракосочетания Маргариты Пав¬
ловны и Саввы Игнатьевича.
305
H. Ямской
Отдуваться, по обычаю, в этой роли приходится Хобото-
ву — милому недотепе и бывшему мужу «новобрачной», ко¬
торый как ни пытается, но никак не может избавиться от
железной хватки своей неугомонной, не желающей его вы¬
пускать из-под своей опеки экс-супруги.
ВЕСЕЛЫЕ, ПОТОМУ И НАХОДЧИВЫЕ
Впрочем, даже некая отдаленность от альма-матер у сту¬
дентов московских вузов не считалась пороком. Главное, что¬
бы поблизости находились продуктовые точки, где всегда
можно что-то докупить из выпивки и закуски. Помнится, у
моих сотоварищей с естественных факультетов МГУ пользо¬
валась популярностью пивная забегаловка, расположенная
между Ленинским проспектом и Черемушкинским рынком.
Ходу от главного здания до нее было несколько остановок
троллейбусом. А главное, никаких проблем с «допзакуской»:
направо по Ломоносовскому пойдешь — сулугуни в «Сырах»
найдешь; налево к рынку метнешься — без воблы не вер¬
нешься. А хочешь продолжить после пивных церемоний —
пожалуйста, рядом шашлыки-чебуреки в «Риони».
Минздрав главпиву не соперник
Понимаю, что сегодня вся эта суетня выглядит довольно
экзотично. Ныне к услугам современных жителей того же
района Ломоносовский целая россыпь небольших, камерных
точек, где можно без всякого напряга не только отведать и
закусить, но при этом по ходу окультуриться. Я уж не гово¬
рю о мультикомплексе «Злата пивница» в микрорайоне Шу¬
валовский, куда недавно переселился мой старый дворовый
друг. Заглянули туда как-то на днях. И охнули! Вот тебе
пивной ресторан со спортивными состязаниями вприглядку.
Вот тебе кафе-кондитерская с собственными десертами и вы¬
печкой. А еще, оказывается, по выходным семейный клуб с
306
«Кто к нам t пивом придет, тот за водкой и побежит!»
детским меню и активной анимацией. Ну, кто бы из нас мог
себе такое представить во времена нашей молодости?
Правда, сегодня мало кого удивишь обилием предложе¬
ния — были бы деньги. Поэтому на крыше Бадаевского завода
грохочет тек-хаусом ночной клуб. А рядом яркая уличная ре¬
клама предлагает «оторваться» его продукцией «по полной».
На ту приписку, что снизу смущенно гласит: «Минздрав пре¬
дупреждает...», почти никто не западает. Всех больше греет
вывеска стильного пивного ресторана «Главпивторг» с при¬
пиской «При Министерстве здорового отдыха»...
Глава 8
РЕСТОРАНЫ-«ПОПЛАВКИ».
БАНКЕТНОМУ ФЛОТУ ШТОРМА
НЕ СТРАШНЫ
Если верить писателю И. Бабелю, в юности каждый мо¬
лодой человек в его родной Одессе — пока он, во всяком
случае, не женился — хотел быть юнгой на океанском судне.
О том же в годы моего детства мечталось и в московских
дворах. Однако ближайшее море шумело примерно в 400 ми¬
лях к северо-западу. И потому — увы! — совсем не прони¬
занный солеными брызгами бриз бодряще раздувал наши
легкие. А пригибал к земле невыносимый запах рыбьего
жира — этим снадобьем в послевоенные годы спасали от ра¬
хита всех тогда наспех зачатых и потому во многом конечно
же случайных детей 1941—1945 годов рождения. Со време¬
нем, когда это живучее как сорняк поколение подросло и
жизнь более или менее наладилась, рыбное послевкусие ста¬
ло забываться. Но мечта-то осталась...
НЕ ТЕРЯЯ БЕРЕГОВ
Хронологически это совпало с периодом, когда у моих
сверстников начал прорезаться интерес к жидкостям совсем
иных достоинств. Поэтому рыбий жир убрали туда, где ему
было самое место, — на аптечные полки. А вот вечный зов
моря никуда не делся. И временами очень даже бередил
душу. Да так, что самые неисправимые романтики убегали в
мореходку. А менее упертые находили себе причал по месту
жительства. И удовлетворяли тягу к водному простору менее
радикальными способами. Например, даже не дожидаясь на-
308
Ресторавы-«поплавки>>
вигационного периода, отправлялись в какой-нибудь прича¬
ленный к набережной Москвы-реки недорогой плавучий ре¬
сторанчик. Или — как его звали в народе — «поплавок».
НА ВЕЧНОЙ СТОЯНКЕ
В отличие от ресторанов на морских и речных судах, или
по-простому «банкетоходов», «поплавки» от навигационного
сезона практически никак не зависят. Потому как от при¬
чала никогда не отходят, а, не дай бог, отрываются. Но тогда
это ЧП. Потому что их правильный образ жизни — быть по¬
стоянно пришвартованными.
Но вернемся в середину прошлого века, когда на водной
поверхности городской части Москвы в теплое время года
тихо покачивалось более десятка плавучих пристаней — де¬
баркадеров. В вечерних сумерках они зазывно мигали раз¬
ноцветными электрическими гирляндами. И манили к себе
льющейся с палубы музыкой.
Полный «Дебардак»
Весьма условная принадлежность этих «плавучих», но ни¬
куда не уплывающих «харчевен» к гордому племени «ски¬
тальцев морей» накладывала отпечаток относительности и
на все остальное. Относительно небольшие очереди на входе.
Относительно дешевые цены. Относительный комфорт. При¬
бавьте к этому порой вполне сносную, преимущественно
рыбную кухню — и станет понятно, почему далеко не каж¬
дому хотелось пройти мимо.
К тому же нравы в «поплавках» были довольно вольны¬
ми — вплоть до возможности секса в плотно затянутых пыль¬
ным плюшем отдельных кабинетах или даже не вылезая из-
за стола. Видимо, не без влияния последнего обстоятельства
народная молва быстренько переименовала дебаркадеры в
«дебардакеры».
309
Н. Ямской
«А ВЕДЬ ХОРОШО сидим!»
Впрочем, как раз элемент большей, чем в иных заведениях
«общепита», свободы к меню посетителей намертво не при¬
вязывал. А позволял шустрить, импровизировать и даже вно¬
сить существенные коррективы. Ведь все, включая основную
выпивку и более подходящую к случаю закуску, можно было
принести с собой. На что в советских «поплавках» — так же,
как и в советских же пивных — администрация смотрела
сквозь пальцы. Никогда не забуду, как на одном из таких де¬
баркадеров, пришвартованных к берегу Москвы-реки у Таган¬
ского холма, мы студентами отмечали окончание первой в
своей жизни весенней сессии. Как лениво, в такт речной вол¬
не от проходящих мимо речных трамвайчиков покачивалось
в бокалах белое столовое вино. Как замечательно пахла морем
и дымком, как ласкала взор нежной кожицей цвета золотого
топаза разложенная на газетке камбала, присланная чадолю¬
бивой мариупольской родней моему другу-однокурснику.
ТАКСИ, ИВАСИ И ВСЕНАРОДНОЕ «МЕРСИ»
Картина смазалась примерно месяц спустя, когда, поддав¬
шись сантиментам, я заманил в этот же «поплавок» своего
вернувшегося из очередной дальней командировки старшего
брата. Странный набор, который нам принесли под видом
рыбного ассорти, включал в себя пяток заветренных шпро¬
тин, пару почерневших кусков скумбрии и некое подобие
нарезки, в которой соседствовали обрезки сардинеллы и са¬
мой вездесущей тогда на прилавках страны рыбы — сельди
иваси. Невыносимое засилье последней, а также внезапное —
и потому особо чувствительное повышение платы за такси —
стали в те дни двумя самыми знаковыми для страны собы¬
тиями. В общественном сознании — с полным, заметим, на
то историческим основанием — обе «подлянки» связывались
с политикой партии, правительства и лично «дорогим Лео¬
нидом Ильичом Брежневым».
310
Рестораны* поплавки»
«Спасибо Лене за такси и селедку иваси!» — такими сло¬
вами из популярной в те дни народной частушки брат оце¬
нил качество предложенного «ассорти».
И тут же дозаказал графинчик водки. Для дезинфекции.
ЛЖЕ-«ЯР» или псевдо-«Стрельна»
Самым популярным в середине прошлого века столич¬
ным «поплавком» был конечно же «Прибой». Место его по¬
стоянной приписки находилось на Водноотводном канале
(или попросту Канаве) близ кинотеатра «Ударник». Основ¬
ные помещения на верхней палубе дебаркадера занимал ре¬
сторан. Его вытянутый вдоль борта тесноватый зальчик был
одним из немногих в столице уголков, где можно было на¬
сладиться настоящим цыганским пением. Шел третий деся¬
ток лет ожесточенной борьбы советской власти с «кабацким
искусством» и «цыганщиной». Из-за этого лишенные при¬
вычных концертных площадок, не вписавшиеся в коллектив
единственного в столице цыганского театра «Ромэн» талан¬
ты перебивались кто где. Кто-то выступал между сеансами
в кинотеатрах. Кто-то ловил халтурку в провинциальных
клубах. Один из небольших хоров прижился в «Прибое».
В результате этот классически «совковый» «поплавок»
одно время стал местом сбора весьма нетипичных для по¬
добного рода заведений старорежимных людей, еще помнив¬
ших легендарные цыганские хоры в дореволюционных «Яре»
и «Стрельне». Однако этой «изюминкой» особость легендар¬
ного «поплавка» не исчерпывалась.
Впрочем, об этом — сразу же за следующим заголовком.
«ВЕЧНЫЙ ПРИКОЛ» СО СЛЕДАМИ ПОБОЕВ
Из всех разновидностей советских плавучих ресторанов —
именно «поплавки», вроде бы совсем не предназначенные
для того, чтобы бороздить водные просторы, а обязанные
311
В. Ямской
вечно стоять и «не рыпаться» у берега, в плавсоставе «обще¬
питовской эскадры» оказались самым забубенным, самым
«пиратским» отрядом.
«Прибой» в нем, пожалуй, мог бы считаться флагма¬
ном. Во всяком случае, без малого три десятилетия он уве¬
ренно входил в первую десятку самых неспокойных, самых
злачных мест Москвы конца 1940-х — середины 1970-х го¬
дов.
«Прошай, мой табор!
Пишите письма!»
Особую наглость «Причалу» придавало то, что «вечный»
его причал находился в самом центре Москвы, где, покачи¬
ваясь на густых от нечистот волнах Канавы, этот деревянный
двухпалубный дебаркадер стоял эдакой непотопляемой об¬
щепитовской «Авророй». Причем ладно бы скромненько сто¬
ял! Так нет! Он с теми же самыми цыганами, можно сказать,
прямо под носом у Кремля нагло фрондировал. К тому же
вечерами к этому табору прибивались не одни только мело¬
маны. Да и у вышибал — швейцаров, фильтровавших пуб¬
лику на входе, — был свой приоритет. Они пропускали не
самых музыкальных, а самых ушлых. То есть тех, кто, не ску¬
пясь, давал обслуге на чай. И желательно так, чтобы хватало
и на водку. Себя-то эти граждане уж тем более не ограничи¬
вали. Душевные романсы и огневая цыганская пляска пред¬
ставлялись им всего лишь антуражем, на фоне которого мож¬
но было предаться безудержному загулу. А уж надраться в
«поплавке» до изумления можно было за совершенно смеш¬
ную по нашим временам сумму — червонец на троих. Так что
в дневное время ресторан «Прибой» манил к себе уютным
покачиванием на воде и очень неплохой — как по качеству
блюд, так и цене — кухней. А вечерами хоть и заманивал ис¬
тинных ценителей «настоящим цыганским хором», но совсем
не гарантировал, что только этим романтичным улетом все
и ограничится.
312
Рестораиьиионлавкн»
Сеанс одновременной игры страстей
СРАЗУ НА двух палубах
Скандалы, конечно, никто специально не заказывал. Тем
более что ближе к полуночи часть потенциальных сканда¬
листов уже находилась в почти обездвиженном состоянии.
Однако наиболее выносливых первобытные инстинкты
прямо-таки захлестывали. И тогда потасовки становились
неизбежны.
Справедливости ради следует уточнить, что главными за¬
водилами этого, разумеется, не предусмотренного програм¬
мой «номера» были чаще всего совсем не посетители ресто¬
рана. Скандалы закатывали завсегдатаи пивного отделения,
что делило надводные площади дебаркадера с рестораном.
Только тот размещался на верхней палубе, а пивняк — на
нижней. В эту «преисподнюю» вел отдельный, перекинутый
прямо с Якиманской набережной трап.
«Нетерпение» рождает бунт
Это почти про то же самое нетерпение, про которое в сво¬
ем знаменитом, с таким же названием романе писал Юрий
Трифонов, проведший, кстати, когда-то часть своей жизни в
легендарном Доме правительства по другую от «Прибоя»
сторону Водообводного канала. Речь идет о социальных по¬
следствиях страшной тесноты и антисанитарии в нижнем
пивном отделении данного «поплавка». Сами по себе подоб¬
ные неудобства завсегдатаев особо не напрягали. После пер¬
вой же кружечки пивка у них вообще все проблемы сни¬
мались. И быстрота дальнейшего освобождения от всех
условностей зависела лишь от количества добавленной в
пиво водки. А вот отсутствие такого жизненно необходимого
удобства, как туалет (он имелся только в ресторане), серьез¬
но нарушало биобаланс. И создавало ту самую, чреватую ре¬
волюционным взрывом ситуацию, когда, чуть перефразируя
товарища Ленина, «низам уже невмоготу, а гады наверху —
313
Н. Ямской
не пускають». Кто-то, конечно, это неудобство терпел. Кто-
то, опять же наплевав на условности, действовал прямо «с
борта». Но ведь находились и такие, у кого узурпированное
верхней палубой «удобство» вызывало справедливый гнев и
бросало на штурм. В результате беспорядки охватывали со¬
предельную территорию. И тогда обстановка в ресторане уж
точно напоминала «веселый налет махновцев на квартиру
мелитопольского комиссара»...
«Милый друг! Наконец-то мы вместе...»
Казалось бы, чего проще — снабдить аналогичным удоб¬
ством пивняк: и нет почвы для катаклизмов. Но у нас — са¬
мое очевидное неочевидно. Поэтому в «Прибое» предпочи¬
тали чуть ли не каждый день тупо менять на входной двери
высаженное накануне стекло. И поминать добрым словом
милицейский наряд, который в очередной раз оперативно
прибыл и привычно сноровисто «запаковал» очередную пор¬
цию тех, кто просто в силу своей природы не мог не сочетать
пиво с водкой, а отдых — с пьяным дебошем. Такие, кстати,
частенько сами выламывались навстречу стражам порядка.
В том смысле, что, по-кошачьи сцепившись в плотный клу¬
бок, лихо выкатывались по верхнему наклонному трапу на
набережную.
Где, соответственно, сразу же попадали в натруженные
руки подкативших к «Прибою» патрульных.
ПРЕДСТАВ НА ЭКРАНЕ
Из-за подобных эксцессов — да еще, повторюсь, в непо¬
средственной близости от самого Кремля — этот «поплавок»
приобрел скандальную известность. Однако по-настоящему
непреходящую славу ему принес отечественный кинемато¬
граф. А если конкретней — выход подлинного хита отече¬
ственного телеэкрана «Место встречи изменить нельзя».
314
Рестораньнпоплавкн»
Помните динамичную сцену отлова преступного элемента в
некоем плавучем ресторанчике обок кинотеатра «Ударник»?
Так вот: это и есть «Прибой». Именно сюда приводит свою
группу захвата лучший опер московского УГРО Глеб Же¬
глов. И именно по ведущему из нижнего отделения «поплав¬
ка» трапу бежит, тщетно пытаясь уйти от Шарапова, невезу¬
чая воровская подруга Манька Облигация.
Запретный плод нам подавай...
Все-таки неизбывно стремление русского человека не про¬
сто хорошо покушать, а еще и с приключением! Ведь всем в
те годы было хорошо известно, что примерно на ту же сумму,
но без всяких эксцессов и гораздо качественней в столице
можно было покушать в известных рыбных ресторанах: на¬
пример, в «Океане» на ВДНХ или «Русалке» на Каретном.
А какая кухня была в «Якоре» в конце Тверской! Только в
нем, единственном на всю Москву месте (ВТО не в счет —
туда не всякий мог попасть!), можно было отведать насто¬
ящего копченого угря.
Но нет! Бог с ними — гастрономическими изысками, сал¬
фетками арктической белизны и хрустальным перезвоном
льдинок в бокале. Даешь подобие морской качки в привыч¬
ной городской среде, хмельной котлетно-винегретный угар
в условном межтрюмном пространстве и умеренно травмо¬
опасные «пиратские» стычки, гарантированно подпадающие
под статью УК «мелкое хулиганство»!
В АКВАТОРИИ ГРЯДУТ ПЕРЕМЕНЫ
Потребовалось несколько десятилетий и эпохальная для
России смена вех, чтобы идея ресторанного времяпрепро¬
вождения на воде как-то цивилизовалась. К тому же появи¬
лась соответствующая инфраструктура. Сегодня любители
«откушать на борту» могут позволить себе вполне комфор¬
315
U. Ямской
табельный «заплыв» по Волге в ресторанах речных судов
бывшего Горьковского пароходства. Или — еще хлеще — от¬
правиться в круиз, где на борту комфортабельного морского
теплохода вам предложат широкий выбор блюд с француз¬
скими, итальянскими и самодеятельными названиями типа
«консоме с пашотом «Старая акула».
Удивительнейшая метаморфоза случилась даже с «по¬
плавками».
Хороший ресторан всегда на плаву
Даже немного завидно, что этот удачный слоган придуман
не в Москве. А был в свое время мною подсмотрен в плаву¬
чем ресторане New Island в Санкт-Петербурге. Что очень
жаль! Потому что мог бы и в нашем городе украсить любое
заслуживающее того заведение на воде.
Нескучная жизнь у «Школы стервозности»
Увы! Но как ни обидно в этом признаваться мне, коренно¬
му москвичу, самые креативные данного класса дебаркадеры
сегодня тоже, кажется, в городе на Неве. Во всяком случае,
прочно застрял в памяти один упоительный вечерок в плаву¬
чем ресторане «Акварель». Организовала его некая «Школа
стервозности Кати Райской». Мероприятие называлось соот¬
ветственно — «Райская мода». Гостей на нем сначала «разо¬
гревали» показом соответствующего фасона концептуальной
коллекции. А затем на полную катушку обольщали выступле¬
нием военного оркестра с лирическими песнями, шоколадным
фонтаном и прочей пафосностью.
Впрочем, похожими прибамбасами скоро обзавелись и
московские «банкетоходы». Более того, у их постоянно при¬
швартованных к причалу собратьев — «поплавков» — на¬
чалась своя совершенно новая, полная драматических при¬
ключений жизнь.
316
Рестораны-споплаш»
«БОЛЬНОЙ ПЕРЕД СМЕРТЬЮ ИКАЛ...»
Первым делом наш прагматичный XXI век безжалостно
покончил с плавучими пивняками прошлого. Да и то сказать,
что эти памятники нашей когда-то советской юности и мало¬
культурное™ могли предложить новым поколениям? Только
лишь незатейливо покачаться на мелкой волне, чтобы на
нервной почве почувствовать себя свободными флибустьера¬
ми. И все! Поэтому в постсоветские времена судьба того же
легендарного, подробно описанного в предыдущих публика¬
циях «Прибоя» была предрешена. В конце 1990-х он вдруг
заполыхал. Потом на месте его постоянной стоянки у Яки¬
манской набережной довольно быстро возник уже ретроде¬
баркадер с весьма схожей квадратной надстройкой, которую
венчала надпись «Поплавокъ». По замыслу хозяев, твердый
знак в названии, видимо, должен был создавать у клиентуры
ощущение солидной респектабельности и незыблемых веко¬
вых традиций развиваемого владельцами бизнеса. Однако и
этот бледный ремейк былой общепитовской легенды просу¬
ществовал недолго.
Тонуть, гореть или «менять такелаж»?
Реанимированный было «Поплавокъ» — в компании та¬
ких же, как он, отгулявших свое ресторанных посудин —
был отбуксирован вниз по течению. Где он там нашел «веч¬
ное упокоение», покрыто тайной. По одним слухам, тихо
притоплен в Строгинской пойме. По другим — ушел на дно
в Нагатинском затоне, который, говорят, за последние чет¬
верть века превратился в форменное «море затонувших ко¬
раблей».
Но корни есть корни. А публика — публикой. Куда ж еще
горожанину податься в знойный летний день, когда даже са¬
мые простые радости у воды идут на ура. Да и потом, свято
место пусто не бывает. Особенно учитывая цену вопроса.
Ведь, по некоторым данным из компетентных источников,
317
Н. Ямской
аренда водной территории обходится на 30—40 процентов
дешевле, чем аренда коммерческой недвижимости на суше, —
около 1000 долларов в год за квадрат. Так что есть ради чего
не просто тратиться на «косметику», а радикально менять
весь «такелаж».
Пришла «коза», и... нету «поплавка»
И все же главное в этой жизни — уметь отстаивать свое
место под солнцем и у причала. И тут «поплавку» необходи¬
ма нешуточная «плавучесть» во взаимоотношениях со всем
спектром заинтересованных и не заинтересованных в том
влиятельных лиц. Уж на что гляделся красавцем приписан¬
ный к Бережковской набережной «корабль» «Викинг». Уж
сколько успешно отразил разных напастей. Даже в мае
2010 года пережил что-то, очень похожее на поджог. Но ведь
все равно оставался на плаву. И снова в ночь-полночь за¬
манивал посетителей «настоящей средиземноморской кух¬
ней», живой музыкой, дискотекой с лучшими диджеями Мо¬
сквы и круглосуточной трансляцией на большом экране
популярных спутниковых каналов.
Но ведь и этот «поплавок-гигант» закончил свой век со¬
всем по Чехову, который сравнивал существование человека
с «цветком на лугу». В том смысле, что «пришла коза, съела
цветок — и нет человека». Вот и с «Викингом» так случи¬
лось. Опустел вдруг однажды обжитой причал.
Видно, и к нему пришла «несговорчивая коза» с предпи¬
санием...
Как на Канарах.
Но с видами на Кремль
По сравнению со старомосковскими «поплавками» новые
русские «дебардакеры» (так их по-прежнему называют в на¬
роде) — настоящие плавучие дворцы. А уж как многофунк¬
318
Ресторальипоплавки»
циональны! Вот, помню, летом 2009-го одна такая плавучая
веранда под названием «Как на Канарах» пришвартова¬
лась прямо к Пушкинской набережной рядом с парком Горь¬
кого. Абсолютно синтетический проект. Классное городское
кафе на свежем воздухе — считай, с естественным соляри¬
ем. Соответствующим образом оборудованное место для
кинопоказов и того, что когда-то называлось «забегом в ши¬
рину», а теперь по-иностранному «афтепати». И даже —
будьте любезны! — «Канары». Вернее, обещанное «как». Вот
это «как» — одна из главных фишек. Ну, представьте —
купание с видом на «Золотую московскую милю» и с Крем¬
лем в перспективе. Причем заметьте: слава богу, без погру¬
жения в уже давно гигиенически сомнительные воды
Москвы-реки. А в открытых, обставленных шезлонгами бас¬
сейнах, коих на «Канарах» два. Поэтому предлагаемые здесь
кувшинами прохладительные напитки с кусочками льда
оказались удивительно к месту. Да и для более основатель¬
ного «пикничка» все под рукой: от минималистского огуреч¬
ного салата с йогуртовой заправкой до десятка скоростных
гриль-позиций, продукция которых легко режется и хорошо
жуется.
БЕЗ ЛЮБВИ,
ВОДЫ И СВЕТА
И все же трудно сказать, что судьба современных «по¬
плавков» столь же безмятежна, как, скажем, настроение сте¬
пенных посетителей столичного «сухопутного» ресторана
«Грильяж» с его фирменным слоганом «Для тех, кто в шо¬
коладе». Гораздо типичней история дебаркадера «Мама Зоя»,
еще сравнительно недавно игравшего огнями у Фрунзенской
набережной. По поводу того, кому и чему помешала эта
«мама», хозяйка которой, между прочим, каждый день бес¬
платно кормила почти три десятка ветеранов, есть много вер¬
сий. Главную и основную причину в 2006 году обнародовал
Росприроднадзор.
319
Н. Ямской
О ГИГИЕНЕ ХЛЕБНЫХ МЕСТ
Оказывается, в наши дни в акватории Москвы-реки «квар-
тируется» более полусотни дебаркадеров — ресторанов, ма¬
газинов, складов и даже офисных помещений. И многие из
них загрязняют главную водную артерию столицы отходами
своей бурной жизнедеятельности. Некоторые вообще не по¬
нятно кому принадлежат и чем занимаются.
В общем, московские власти объявили дебаркадерам вой¬
ну. И, издав постановление о выводе всей «эскадры» в Но-
гатино, на единое для всех стояние, вырубила провинившим¬
ся воду и свет. Зачем, поинтересуетесь вы? Да, видимо, как
раз для того, чтобы всякая жизнедеятельность на них побы¬
стрее угасла в принципе. И возродилась на совсем иных на¬
чалах.
Преследуемые, в свою очередь, расценили эти действия
как чиновничий произвол и стремление прибрать к своим
рукам чужое «хлебное место».
И поэтому, собрав разрешительные документы, бросились
В суд.
Зондаж, демонтаж, раскардаш
Где, кто и в чем действительно грешен — с тех пор так все
и решается в судах. За ними и последнее слово. Хотя отно¬
сительно нынешних «плавучих дворцов» все же хотелось бы
заметить, что им совсем несвойственна та бытовая непритя¬
зательность, которой в свое время отличались легендарный
«Прибой» и его еще менее щепетильные собратья. Да и свое
право кормить других и кормиться самой хозяйка закрытой
«Мамы Зои», например, уже один раз отстояла в суде с до¬
кументами на руках. Не говоря уже о решении Федеральной
антимонопольной службы, после которого весь «демонтаж и
раскардаш» резко притормозили.
В конце концов, это только чиновникам кажется, что жизнь
подчиняется условиям некоей процветающей у нас игры, со¬
320
Ресгоральнповлавш
гласно которой сначала одно ведомство принимает, а затем
другое — с той же легкостью отменяет. На самом деле челове¬
ческие потребности все равно переигрывают по-своему. И
поэтому, пока солнце провоцирует жажду, а речной бриз —
аппетит, люди будут устремляться на «поплавки».
Мама, не горюй!
Я уж не говорю о другом, что надолго и в разные времена
обеспечивало надежную береговую стоянку, — о юношах, ко¬
торые почти все — что в черноморской Одессе, что в пре¬
сноводной Москве — в определенном возрасте прямо-таки
рвутся уйти в море и стать капитанами. При этом еще Бабе¬
лем подмечено — «пока не женятся». Но вот как раз тут-то
и загвоздка.
Потому что женятся они с необычайным упорством.
А уж после того — прямая дорога к «поплавкам»...
Глава 9
МОСКОВСКИЕ КАФЕ.
«ДОЛЬНЕ ВИТА» ДЛЯ «СОВКА»
Самыми респектабельными кафе в столице СССР были,
конечно, те, что существовали на одних площадях с рестора¬
нами при лучших отелях. О некоторых из них — при гости¬
ницах «Националь» и «Метрополь» — уже было упомянуто.
Об общей с ресторанами и, соответственно, очень хорошей
кухне — тоже.
По той же причине заслуженной славой пользовались
кафе при популярных московских ресторанах — например,
то, с которым в свое время поделилась площадью и именем
легендарная «Прага».
Было еще несколько вроде бы совсем рядовых с виду го¬
родских кафе, которые существенно выделялись из общего
ряда своей добротной кухней и «лица необщим выражением».
ЧЕЛОВЕК ИЗ ЛЕГЕНДЫ,
ИЛИ СТО ЛЕТ ТОМУ НАЗАД
Однако и внешне малозаметных я бы со счетов не скиды¬
вал. А теплым словом вспомнил бы, к примеру, небольшое,
уютное кафе «Рыбное» у Никитских Ворот. Вот где в конце
1960-х годов после очередного просмотра в Кинотеатре по¬
вторного фильма можно было недорого и очень недурствен¬
но, можно сказать, по-домашнему покушать. А все потому —
и завсегдатаи это хорошо знали, — что на кухне тогда
«колдовал» Семен Федорович Гришин — легендарный, уни¬
кальный по своему профессиональному стажу кулинарный
Московские кафе. «Дольче вита» для «совка»
мастер: свой последний рабочий день у плиты он провел, ког¬
да ему исполнилось... 100 лет.
Поскольку трудовую карьеру Семен Федорович начал с
одиннадцати лет еще в ресторане «Прага», дотянуть до тако¬
го же столетнего трудового стажа ему оставалось совсем ни¬
чего — всего лишь чуть больше десятилетия....
И все же, если продолжать обзор на основе личного опыта
и пристрастий, я бы для начала предпочел обратиться к семей¬
ному альбому. А также событию, которому почтенный Семен
Федорович был почти ровесник. Так, мне кажется, будет удоб¬
ней коснуться самого главного, не только связанного с заяв¬
ленной выше темой, но и вообще с первоосновой жизни.
Кафе-мороженые. О теплом
отношении к прохладному предмету
Вы думаете, я это про что? А я — о самом дорогом, интим¬
ном. О том, что предшествовало моему — да и не только
моему, но и вашему тоже — рождению.
При этом не будем залезать в глубину веков и подробно¬
сти темы, столь же личной, сколь и архиважной в плане под¬
держания численности народонаселения. Коснемся лучше
прелюдии, где путь к самому существенному в деле продол¬
жения рода человеческого начинается с любовной искры,
вдруг проскочившей между двумя юными созданиями. А
если конкретней — места, где следующий, не менее судьбо¬
носный шаг испокон веку проходил в обстоятельствах пу¬
бличного уединения.
ЗЕМЛЯ отиов: «ОНИ СОШЛИСЬ И ЛЕЛ,
И ПЛАМЕНЬ...»
Ну, взять хотя бы моего дедушку с бабушкой! Ведь было
же у них первое свидание. Где оно проходило? Не знаю, как
у ваших прародителей, но мои отметились визитом в кафе.
323
Н. Ямской
Говорили, что визит был повторен накануне помолвки.
Потом сфотографировались — судя по фирменному знаку на
обороте, в фотоателье на Кузнецком Мосту. Какое именно
было кафе и где находилось, не уточняли. Вспоминали толь¬
ко, что угощались главным образом мороженым.
Ничего другого в семейной летописи не сохранилось. Зато
доподлинно известно, что случилось это в 1886 году, в из¬
нывающий от жары летний городской день. То есть тогда,
когда прием именно этого продукта, неподражаемо ласкаю¬
щего наш организм сладким, живительным холодком, осо¬
бенно желанен. Других, гораздо более возвышенных чувств
это не только не погасило, а скорее раздуло еще более жар¬
ким пламенем.
Потом все было как у людей: сватовство, венчание, по¬
явление потомства. Но тот «разбег», судя по дальнейшему
появлению многочисленных детей, из которых, несмотря на
крайне неблагоприятные исторические обстоятельства, все
равно выжили четыре девочки и три мальчика, получился
мощным.
О ТОМ, ЧТО НА САМОМ ДЕЛЕ
РАЗГОРЕЛОСЬ ИЗ ИСКРЫ
Более того! Кое-что из той мощи передалось и следующей
генерации. Во всяком случае, один из их сыновей — мой бу¬
дущий отец — тоже начал свой путь к браку с приглашения
моей будущей матери — как вы думаете, куда?
Правильно! Тоже в кафе-мороженое...
Отсюда, видимо, особо теплое отношение к этому типу
общепитовских учреждений застряло и в моих генах. Свою
будущую первую жену я тоже потащил в кафешку на Арбате,
где вместе с нами под некую ледяную сладость и дежурный
бокал легкого вина ворковало еще несколько парочек. Эх, мне
бы тогда поглубже поинтересоваться вопросом, куда потом
деваются невесты, став женами. Но тогда голова была занята
другими мыслями. Однако одна, более или менее дельная все
324
Московские кафе. «Дольче вита>> для «совка»
же пришла как раз в том кафе. «Это же какое количество бра¬
ков было заключено по результатам подобных встреч?» — с
некоторым ужасом подумал я, вдруг осознав, что тоже ступил
«на боевую тропу» предков. И тут же, представив себе, исто¬
риям скольких семей, родов и кланов положили подобные
встречи начало, обреченно потянулся к бокалу.
Статистику, конечно, никто не вел. Примерно известна
лишь точка отсчета. Но и она поражает. Потому что далее
придется плюсовать десятилетия, вместившие биографии
сразу нескольких поколений.
Представители первого из них — а это как раз современ¬
ники времен молодости моего деда с бабкой — познакоми¬
лись с мороженым в его современном виде на излете XIX ве¬
ка. Именно тогда в Москве поступили в открытую продажу
фризеры — не такое уж и хитрое американское изобретение,
внешне напоминающее бочку с ручкой. С помощью этой
ручки внутри приводилось в действие нечто вроде пропел¬
лера. И тогда он делал главное: путем перемешивания дово¬
дил загруженные в «бочку» молоко, сливочное масло, лед и
сахар до консистенции мороженого. Вместе с фризером в
российскую кулинарию пришли и другие сопутствующие
американские изобретения, как то: мороженое с понижен¬
ным содержанием жира, вафельный стаканчик и мороженое
в шоколаде на палочке (эскимо).
Пока родная промышленность, по обыкновению не спеша,
налаживала фабричное производство, импортные фризеры
появились во многих московских кафе и ресторанах. Когда
там столь же оперативно освоили заимствованные на Западе
Привет из-за океана
Сначала было сладко.
Потом кричали «Горько!»
325
Н. Ямской
рецепты, у отечественных сладкоежек началась по-настояще-
му «дольче вита».
Особо выиграли будущие молодожены: теперь традицион¬
ное свадебное «Горько!» можно было заранее скрасить вы¬
бором из более чем двух десятков сортов мороженого. Са¬
мыми распространенными сортами оказались сливочное и
шоколадное. Однако совсем не считалось чем-то диковинным
и ореховое, фисташковое, земляничное или даже дынное.
«Как упоительна в России ветчина!»
Кстати, об эксклюзиве. Таковой предлагался в самых ре¬
спектабельных кафе и ресторанах. В сезоне 1899 года, напри¬
мер, писком моды считались сорта «Тимбаль дюшес глясе» и
«Шатобриан». В первом мороженая масса щедро нашпиговы¬
валась миндалем, а также кусочками свежего ананаса и варе¬
ной груши. Второе приготовлялось с мелко нарезанными цу¬
катами вишни, которая предварительно вымачивалась в роме.
По-моему, именно это в первую очередь имели в виду
граждане — одногодки моего дедушки, когда, глядя на пусто¬
ватые советские прилавки и вспоминая былые «Тимбаль дю¬
шес глясе», а заодно и нежнейшую тамбовскую ветчину, с
ностальгией говорили: «И кому это мешало?»
Из «Книги прошания»
В этой своей последней книге годящийся моему дедушке
в старшие сыновья писатель Юрий Олеша про интересую¬
щий нас и уже вошедший в начале XX века в повсеместный
быт предмет писал так: «Тогда только входило в моду моро¬
женое в вафлях. Нормально же оно отпускалось в стеклян¬
ных синих граненых рюмках, и давалась костяная ложечка...
И бывало знаменитое, великое мороженое... то мороженое,
которое подавалось к столу где-то на даче, где-то на имени¬
нах, раз в году, под летящими облаками, под раскачивающи-
326
Московские кафе. «Дольче вита» ря «совка»
мися ветвями, когда свистели поезда, когда кто-то всходил
на террасу с букетом роз в папиросной бумаге.
Вот о чем вспоминаю я на тринадцатом году революции,
о мороженом, которым угощали буржуазных детей...»
«Тринадцатый год революции» — это 1930-й. То есть как
раз тот год, когда мой будущий отец — студент рабфака на¬
чал всерьез приударять за моей будущей мамой.
Именно тогда он и повел ее первый раз в только что от¬
крытое на Петровке кафе-мороженое.
Но это было, конечно, совершенно другое кафе, в другой
Москве.
А главное — в совершенно иную эпоху.
В отличие от дедушки и бабушки в семейном альбоме
моих родителей фотографии не только их первого свидания,
но даже свадебной нет. Ибо у них брак заключался по ново¬
му, советскому обряду, то есть не на небесах, а в соответ¬
ствующей конторе регистрации гражданских актов, где всех,
кто оформлял брак, рождение ребенка, развод и получал
справку о смерти близких, объединяла одна очередь.
Так что единственным светлым о той процедуре воспоми¬
нанием у них остался предварительный визит в кафе, где
только мороженым и торговали.
А куда еще в начале 1930-х годов мог живущий от стипен¬
дии до стипендии паренек-рабфаковец пригласить свою де¬
вушку? Не в ресторан же, который таким, как он, был не по
карману. Не в малодоступное им по этой же причине респек¬
табельное кафе. И конечно, не в слишком уж по-мужски бру¬
тальные пивную или закусочную.
ОТ МОРОЖЕНОЙ КАРТОШКИ
К СОВЕТСКОМУ, СЛИВОЧНОМУ
НАМ НЕТ ПРЕГРАД
327
Н. Ямской
А вот скромная, благопристойная кафешка, основу меню
которого составляло совершенно неразорительное для сту¬
денческого кармана мороженое, очень выручала. Туда при¬
гласить приглянувшуюся девушку было совсем незазорно.
Причем в любое время года. Ибо Россия, кажется, единствен¬
ная в мире страна, где лишь чуть подогретое пиво и ледяное
мороженое употребляют даже в трескучий мороз.
Перекур с «Шатобрианом»
Но вернемся во второе десятилетие прошлого века. Обще¬
национальный катаклизм 1917 года перевернул жизнь наших
дедушек и бабушек с ног на голову. До этого термин «щадящее
питание» носил в основном медицинский характер. Но в пору
военного коммунизма обрел совершенно иной, откровенно
иронический смысл. Совершенно определенную реакцию ста¬
ло вызывать и ностальгическое упоминание о дореволюцион¬
ном мороженом «Шатобриан» с вишней. В лучшем случае оно
вызывало у окружающих нездоровый классовый смех.
Нет, кое-что — и даже с мелко нарезанными цукатами —
вновь появилось в нэповских 1920-х годах. Самый лучший в
те дни в Москве советский «Шатобриан» подавали, говорят,
в кооперативном кафе «Взбитые сливки», возглавляемом
гражданином частником М. Каменевым — по счастливому
совпадению однофамильцем самого Льва Борисовича Каме¬
нева, в 1918—1926 годах возглавлявшего Моссовет.
Великая Октябрьская — она же
ВСЕОБЩАЯ ДИЕТИЧЕСКАЯ
Начальный период правления этого одного из первых со¬
ветских столичных градоначальников выпал на самые суро¬
вые в «диетическом отношении» времена. Общественное пи¬
тание на заводах, предприятиях и учреждениях сводилось к
скудному распределению. Для немногих людей с деньгами
328
Московские кафе. «Дольче вита» для «совка»
ситуацию несколько смягчали кое-как продолжавшие работу
старые рестораны и подпольные домашние столовые. Кафе
влачили такое же «полупризрачное» существование. А наи¬
более посещаемыми оказались их самодеятельные «поэтиче¬
ские сестры» — вроде уже нами упомянутых «Стойла Пега¬
са» и «Кафе поэтов». Членов писательского и поэтических
союзов там, конечно, еще и немного подкармливали. Напри¬
мер, жиденькой кашкой на воде. Но все же главным были
публичные чтения и дискуссии, в которых народ в основном
участвовал натощак. Какой уж тут десерт! На его роль тогда
претендовала разве что мороженая и потому сладковатая
картошка с черными траурными «глазками»...
СБИТЫЕ, БИТЫЕ, ХОРОШЕНЬКО ОСТУЖЕННЫЕ
Потерпев свое самое первое жестокое фиаско в общепите,
новая власть махнула рукой и во время НЭПа временно сба¬
грила эту фатально не поддающуюся ей сферу услуг в руки
частников. Тогда-то и открылось в ряду прочих уже упомянутое
выше кафе «Взбитые сливки», которое первоначально имено¬
валось «Густые сливки». В подкорректировавшем свою вывеску
кафе «взбитое», «густое» и «сладко замороженое» было уже
вполне хорошего качества. Так что занятое им место на углу
Петровки и Столешникова переулка быстро стало чрезвычайно
модным в Москве. Именно сюда водил своих возлюбленных
Владимир Маяковский. А Евгений Петров — соавтор Ильи
Ильфа по дилогии «Двенадцать стульев» и «Золотой теле¬
нок» — угощал диковинным, почти старорежимным мороже¬
ным совсем юную Валечку Грюнзайд. Это была умопомрачи¬
тельная любовь. Евгений увел девушку из-под носа все у того
же фатально невезучего на любовь Юрия Олеши — а ведь это
он, еще даже, по существу, не приступив к написанию своей
нарядной сказки «Три толстяка», уже пообещал посвятить ее
именно Валечке. Увы! Судя по всему, не возрастной романтик
Юрий Карлович, а именно Евгений и стремительно похорошев¬
шая Валечка Грюнзайд были предназначены друг другу.
329
Н. Ямской
А мороженое в кафе «Взбитые сливки» лишь только ко¬
варно сыграло свою сладкую роль в преддверии мероприя¬
тия, на котором бывалые гости по традиции хором орут же¬
ниху и невесте свое злополучное «Горько!».
Эпизоды множились
И СКЛАДЫВАЛИСЬ В ПЕРИОДЫ
В отличие от вечной любви ее представленный в увертю¬
ре сладко-мороженый гарнир долголетием никогда не отли¬
чался. И в этом своем качестве исторически точно отражал
крайнюю недолговечность периодов некоего относительного
продуктового благополучия в Стране Советов. Куда чаще
выпадали длительные периоды, когда даже хлеб выдавали по
карточкам. Так что нечто сладкое и охлажденное в общем-то
можно было отыскать. Но по-настоящему до массового про¬
изводства мороженого дело дошло лишь спустя полтора де¬
сятка лет. И как раз после того, как на съезде стахановцев в
1935 году товарищ Сталин официально объявил народу, что
тот «стал жить лучше, стал жить веселей». На самом деле —
опять же если соблюдать историческую правду — «веселей»
стало только самому кремлевскому хозяину. Однако в дан¬
ном конкретном случае вождь действительно решил хоть
как-то порадовать и все остальное население.
И СНОВА ИДЕИ ИХ, А СЫРЬЕ НАШЕ
О том, чтобы народ и в самом деле не скучал, Сталин по¬
заботился в присущем ему стиле управления обществом, где
в качестве главного средства убеждения использовался кнут.
Но все же мог наличествовать и какой-никакой пряник. Что¬
бы подданным мало не показалось, вождь сам в очередной
раз напомнил об «обострении классовой борьбы», сам вдох¬
новил и возглавил массовые репрессии. А вот насчет улуч¬
шить и «подсластить» дал поручение Наркомату пищевой
330
Московские кафе. «Дольче вита» для «совка»
промышленности. Согласно его указанию, глава наркомата
(он же нарком снабжения, внешней и внутренней торговли)
товарищ Микоян съездил в Соединенные Штаты и привез
оттуда технологию массового производства мороженого. А
также предложения по закупке соответствующего оборудо¬
вания.
Так нас в очередной раз выручил проклятый заокеанский
империализм. Долгожданное свершилось 4 ноября 1937 года
на столичном пищевом комбинате, опять же имени Микояна.
В тот исторический день на нем по американской техноло¬
гии, но из отечественного сырья была выпущена первая пар¬
тия нашего собственного советского мороженого.
«Крем-брюле», или Лиха беда начало
Сорт у первенца был один — сливочное. Но и оно разо¬
шлось на ура. В ответ вдохновленные производители нарас¬
тили к концу года выпуск «морозной сладости» аж до со¬
рока тонн. Что же касается ассортимента, то к тому моменту
он уже насчитывал с десяток сортов.
В число особо популярных вошли: молочное, пломбир,
эскимо и крем-брюле (то же эскимо, но только переплавлен¬
ное вместе с шоколадной глазурью, что, собственно, и сооб¬
щает продукту такой приятный цвет)...
В наиболее полном виде весь набор был представлен как
в ресторанах, так и специализированных кафе.
В общем, с мороженым стало все хорошо. Иное дело, ка¬
кую действительность оно подслащивало и конкретно где...
В НАЧАЛЕ ОСВОЕНИЯ
ВЕЛИКОГО СЕВЕРНОГО ПУТИ
Конечно, страшно хотелось найти фото московских улиц
той поры и особенно тех кафе. Увы, так называемого «быта»
в городской фотокинохронике 1930-х почти нет. Не поощря¬
331
Н. Ямской
лось. Ибо сначала считалось «мещанством». А «по мере обо¬
стрения классовой борьбы» и вовсе оказалось отнесенным к
деяниям, связанным с «разглашением сведений, которыми
может воспользоваться враг» (?!).
Кара за это полагалась, как за пособничество врагам со¬
ветской власти и иностранным шпионам.
Соответственно, лицам в семейных альбомах старшей род¬
ни еще было место. А вот видовых фото — даже в фоновом
варианте — крайне мало. Хотя по иным снимкам вполне
можно было бы не только изучать историю собственного
рода, но даже историю страны. Кто не верит, попытайтесь —
будете несказанно удивлены.
Премьера, начавшаяся со скандала
Что касается тогдашних кафе, то удалось разыскать лишь
несколько фото. И на всех либо летнее кафе на Пушкинской
площади, либо открывшаяся в самом начале 1930-х «Аркти¬
ка». Похоже, в ту пору это действительно было самое модное
и потому очень популярное у молодежи заведение. Находи¬
лось оно почти в самом начале улицы Горького. А точнее —
наискосок от расположенного на противоположной стороне
«Националя».
Главный советский писатель, в честь кого тогда, собствен¬
но, и переименовали главную столичную улицу, в «Аркти¬
ку», похоже, не заглядывал. Зато он самым активным обра¬
зом вмешался в судьбу другого кафе, открытие которого
стало настоящим событием, о чем осенью 1934 года написала
«Вечерняя газета».
«ХОШЬ ЧИТАЙ! Хошь ПЛЯШИ!»
Эту общепитовскую точку в той публикации даже назвали
«образцово-показательной». Она и вправду получилась на
славу. Три зала, стены в которых обили невероятной красоты
332
Московские кафе. «Дольче вита» для «совка»
материей, изготовленной по специальному заказу на тек¬
стильной фабрике в Орехове-Зуеве. В главном зале играл
оркестр. Второй, круглый, специально был приспособлен для
танцев. Холл третьего предназначался для отдыха: здесь же¬
лающим выдавали книги, газеты и журналы. Словом, радост¬
но живи и содержательно развлекайся! Единственно, в чем с
новичком могло посоперничать другое, расположенное бли¬
же к нынешней площади Маяковского кафе, — так это то, что
там показывали документальные фильмы, для чего лампы на
столиках были снабжены специальными колпачками. Однако
во всем остальном «фильмотека» у Маяковки заметно усту¬
пала новому кафе. Последнее выигрывало даже в расположе¬
нии. Потому что находилось в самом оживленном месте сто¬
личного центра — на Пушкинской площади, примерно в той
же «точке», где сегодня популярная «Пушка». Название но¬
вому кафе тоже дали соответствующее — «Пушкин».
ПОМИНАНИЕ КАК НАПОМИНАНИЕ
Вот это-то название и вызвало у Максима Горького него¬
дование. Так уж совпало, что в ту пору всю страну начали го¬
товить к очередному пушкинскому юбилею. Отмечать его со¬
бирались с исключительным размахом, для чего, собственно,
и поставили во главе подготовительного комитета не кого-
нибудь, а опять же первого среди первых советских писателей.
Грядущий юбилей выпадал аккурат на 1937 год — самый пик
массовых сталинских расправ над собственным народом. В
связи с чем оказался исключительно «созвучен» плану вождя.
Ибо, в отличие от общепризнанного обычая пышно «юбиле-
ить» по случаю дня рождения великого поэта, нацеливало мас¬
сы на чествование столетия его безвременной гибели (!).
То, как это «заздравие» сольется с «заупокоем», сам Горь¬
кий не увидел: в 1936 году его не стало. А пока, совершенно не
подозревая, как все скоро будет «свежо и оригинально», со¬
ветский классик нашел недопустимым ставить имя Пушкина
и общепит на одну доску. Мало того, не поленился отписать
333
Н. Ямской
тогдашнему руководителю московских большевиков Лазарю
Кагановичу: всемерно, дескать, протестую против такой непо¬
добающей формы увековечивания нашего дорогого классика,
как появление его имени на вывеске какой-то кафешки.
И СНОВА «О МУЗЫКЕ ТОЛСТЫХ»
Наверху, где вообще-то как раз любили всех «строить»
вровень с землей, а то и опускать на метр-полтора глубже,
протест горячо поддержали. Кафе переименовали в «Спорт».
Виновных наказали. И циркулярно учредили порядок, со¬
гласно которому впредь названия предприятиям могли при¬
сваиваться лишь с разрешения Моссовета.
Сегодня, словно насмехаясь над советским сюрреализмом,
«Пушка» живет и процветает. А за спиной большого дома на
противоположной стороне Тверской на одноименный бульвар
уверенно смотрит в будущее дорогущий ресторан «Пушкинъ».
В интересующие нас 1930-е сходным по уверенности чув¬
ством могла похвастаться разве что «Арктика». Хотя, строго
говоря, тому же Максиму Горькому было к чему придраться.
В начале XX века он посетил буржуазную Америку, которую,
судя по его очеркам, писатель нашел «погрязшей в погоне за
чистоганом» и джазовых ритмах «музыки толстых».
И вот теперь, тридцать лет спустя, эта музыка вовсю зву¬
чала в «Арктике» каждый вечер до часа ночи.
ПЛОМБИР лля первопроходцев
Тем не менее ни на эти легкомысленные мелодии, ни на
висящую над входом в «Арктику» вывеску в то время никто
авторитетно не покушался. Да и зачем, если в этом кафе всег¬
да шли в ногу с эпохой. То есть на своем, кулинарном уровне
стремились как можно оперативнее откликнуться на все ее
героические вызовы. Так, во второй половине 1930-х годов
юное поколение бредило межконтинентальными авиапереле-
334
Московские кафе. «Дольче вита» для «совка»
тами и освоением Великого Северного пути. И в кафе «Аркти¬
ка» соответственно откликались на этот зов, предлагая по¬
сетителям персональные айсберги из пломбира и ледяные
торосы из эскимо....
Снова и снова не перестаю удивляться тому, что на из¬
лете 1930-х, то есть в самый пик сталинского репрессивного
разгула, жизнь в московских кафе просто кипела. Лучшими
из них, как уже отмечалось, были конечно же те, что распо¬
лагались при крупных, «с историей» ресторанах. Однако и
такие «автономные», как кафе «Арктика» на Тверской, «Ар¬
тистическое» в Камергерском или «Красный мак» у Петров¬
ки, тоже держали марку довольно высоко.
Самое же главное — все отличались «лица необщим вы¬
ражением». Потому что в каждом была своя «изюминка».
Кафе «Националь» славилось кофе со сливками и яблочным
паем. В «Метрополь» посетитель спешил ради бриошей и не¬
подражаемых пончиков. Самые вкусные хворост и какао по¬
давали в «Артистическом».
Что касалось кафе-мороженых, то — как уже рассказыва¬
лось в предыдущей публикации — не было по этой части в
довоенной Москве более посещаемого, чем «Арктика».
И все же лучшим — трехслойным, высоким, как башня, и
невероятно вкусным — пломбиром угощали в «Красном
маке». Находилось это летнее кафе на углу Петровки и Сто-
лешникова. То есть примерно там же, где шумно гремевшие
в середине 1920-х по всей Москве «Взбитые сливки». В кон¬
це 1930-х — начале 1940 года этой точки на общепитовской
карте города уже не существовало. И эстафета популярности
«Времена не выбирают — в них
живут и УМИРАЮТ...»
Последние мирные дни
335
U. Ямской
прочно перешла к «Красному маку». Об этом лучше всего у
Юрия Нагибина. «...И как было прекрасно, — с понятной но¬
стальгией писал он, — сидеть в скрещении двух самых ожив¬
ленных улиц городского центра над башенкой из морожено¬
го, крема и взбитых сливок, глазеть на прохожих, лениво
перебрасываться замечаниями о проплывающих мимо краса¬
вицах и упиваться своей взрослостью. Тут не было ни тени
цинизма. Семнадцатилетние оболтусы, мы были целомудрен¬
ны и трезвы, наши загулы — это кафе-мороженое».
Какими ушли. И какими вернулись
Все оборвалось 22 июня 1941 года. Рестораны и кафе за¬
крылись. Молодежь ушла на фронт. И та, что уцелела и через
четыре года вернулась, от сладкого довольно сильно отвыкла,
привыкнув на передовой к соленому, едкому и горькому.
В апреле 1944 года, когда уже стало совершенно ясно, что
война окончательно и бесповоротно вернулась туда, откуда
пришла, жизнь в московских ресторанах и кафе снова стала
потихоньку налаживаться.
Однако подлинное возрождение началось, конечно, уже
после Победы. Тогда вновь потянулась публика в «Коктейль-
холл» — тот самый, что скоро стал особенно популярным в
среде юных неформалов послевоенной поры.
И снова на углу Петровки и Столешникова появилась
длиннющая очередь из желающих попасть в «Красный мак».
В ШЕСТЬ ЧАСОВ ВЕЧЕРА ПОСЛЕ ВОЙНЫ
Сосед наш по коммуналке — бывший гвардии младший
лейтенант, потерявший под Кенигсбергом ногу, — был как раз
из того — нагибинского — поколения. Не знаю, как до войны,
но после Победы он всем кафе предпочитал брутальную пив¬
ную на Сухаревской (тогда Колхозной) площади. Оттуда —
почти никаким — его частенько извлекал мой отец — тоже,
336
Московские кафе. «Дольче вита» для «совка»
кстати, закончивший войну гвардии капитаном. И тоже ко¬
миссованный, но несколько позже — после тяжелого ранения
во время штурма Данцига. В июне 46-го — аккурат в канун
батиного дня рождения — к нам свалился из-под Ростова его
однополчанин. Вот тогда, поддавшись на отцовские уговоры,
все трое и отправились в «Красный мак».
Погнала ли их туда ностальгия? Вряд ли! Все было в
общем-то из-за меня. Отец потом говорил, что просто давно
собирался побаловать сынулю хорошим мороженым.
И «дым отечества»...
Мороженое и вправду оказалось классным. Потому как, за¬
хлебываясь сладкими слюнями, я уплел одну вазочку. И по¬
просил повторить. За эту жлобскую прожорливость я был на¬
казан, Первым делом меня поразила сильнейшая икота. А
потом начало изнутри сотрясать от холода. Не помню, у кого
из троих я потом отогревался на руках. Скорее всего, у отца.
Но принципиального значения данное обстоятельство не име¬
ло. Все эти измутуженные войной, наспех залатанные в госпи¬
талях мужики были мне роднёй. Все донашивали одинаково
выцветшие армейские гимнастерки, от которых веяло домаш¬
ним для меня теплом. И каким-то особым, опять же общим
для всех троих запахом. Это был крепко въевшийся в поры и
потому всё еще не успевший выветриться запах пота, пороха,
передовой. И конечно же «наркомовских ста грамм» — горь¬
кого послевкусия большой четырехлетней народной беды, ко¬
торую было невозможно подсластить никаким, даже самым
лучшим послевоенным мороженым.
НО ВРЕМЯ ШЛО, КОНЦЕПЦИЯ МЕНЯЛАСЬ
На самом деле время не шло, а летело. У кого-то из вете¬
ранов от такого темпа останавливалось дыхание. Кому-то за¬
тягивало раны. А нас — их детей — подхватывало ветром
337
Н. Ямской
перемен, сбивая, самых продвинутых в определенных, нами
самими же облюбованных общепитовских точках. В после¬
военные годы самым модным из таких стал уже не раз по¬
мянутый «Коктейль-холл». Но там в основном гужевались
«лабающие стилем». Мороженое в их среде не котировалось.
Они бредили просочившейся с Запада музыкой. И предпо¬
читали проверять на вкус некие разноцветные смеси с
какими-то экзотическими иностранными названиями.
Ничего-ничего! В самом начале 1960-х мороженое плюс
недорогое сухое вино взяли убедительный реванш. Причем
тоже на Тверской в доме № 6. Но в помещении по сосед¬
ству — как раз там, где до войны публика брала в осаду ле¬
гендарную «Арктику».
Однако теперь многое было иначе. В честь полета первого
в мире космонавта в роддомах рождались почти одни Юры.
А кафе назвали, естественно, «Космос». От прежнего «аркти¬
ческого» оформления в нем не осталось и следа. Теперь те¬
матика интерьеров звала исключительно к далеким планетам.
А витражи в окнах отгораживали нас от сероватой соцдей-
ствительности красочными изображениями советских косми¬
ческих кораблей.
МЕЧТА В ФУЖЕРЕ
Однако самыми желанными были, конечно, «межпланет¬
ные» новации в меню. Совершенно в духе новых времен и
устремлений — кафе встречало очередную генерацию труд¬
ноизлечимых романтиков целым фирменным рядом специ¬
ально приготовленного мороженого. Нигде кроме, как только
в «Космосе», можно было отведать «Планету» — шоколад¬
ный пломбир с добавкой смеси из жареных миндаля, арахи¬
са и фундука. Или заказать «Мечту» — тот же пломбир, но
уже в комбинации с вареньями сливовым, черносливовым
или консервированным компотом.
Особым шиком казалось то, что «Мечту» подавали в фу¬
жере. А вот «Космос» — шарик из сливочного мороженого,
338
Московские кафе. «Дольче вита» дня «совка»
политый шоколадной глазурью, — приносили на блюдце или
в неглубокой чашке. Последнее несколько снижало впечат¬
ление. Однако вкус все равно заставлял позабыть о шерохо¬
ватостях.
Осужденное XX съездом сталинское прошлое мертвой
хваткой продолжало держать страну. Зато будущее сияло
так, что его света хватало и настоящему.
Так, во всяком случае, нам тогда казалось...
ПРО ПРАЗДНИКИ ПОСЛЕВОЕННОГО ДЕТСТВА
И БОРЬБУ С ПЕРЕОХЛАЖДЕНИЕМ
Сегодня, вспоминая о мороженом — этой сладкой радости
времен своего детства и даже юности, мои перевалившие за
шестьдесят сверстники умиляются и просветляются.
Ну как же, как же! И небо было голубее. И зимой за ми¬
нус 25 заворачивало. Но хоть и утеплялись не бог весть чем,
простуд не боялись. Закаленный был народ, небалованный.
Мороженое в самую студеную пору трескали. И ничего —
только пар изо рта вырывался...
Молодые, заметил, всё это слушают — и тоже как-то про¬
светляются...
«НЕ СМЕШИТЕ МОИ ТАПОЧКИ!»
Ой, ребята, «фильтруйте» эти «мемуары»! Уж очень не¬
однозначны были те наши «праздники детства». Особенно в
послевоенной стране. Потому что если про закалку, то — что
на воле, что в сталинской зоне — «утеплялось» большинство
знаменитой русской телогрейкой.
Про мороженое — тоже все прозаичнее. Полакомиться им
в кафе — это даже у взрослых случалось далеко не каждый
день. Чаще угощались в киношке, перед сеансом. Мы же, ре¬
бятня, понятное дело, покупали мороженое на улице, у бой¬
ких, голосистых теточек в не очень свежих белых куртках,
339
К. Ямской
надетых прямо на пальто. Свой товар эти видавшие виды
«снегурочки» держали в обыкновенных картонных коробках
или, реже, деревянных сундучках. У нас на Сретенке в фа¬
воре была лоточница, которая торговала около уже давным-
давно не существующего кинотеатра «Уран». Мороженое она
извлекала из стеклянного ящика, установленного на деревян¬
ных распорках. Но такое было большой редкостью, что, как
известно, только усиливает впечатление.
ПЕСНЯ О ГАРМОНИИ МЕЖДУ ЦЕНОЙ И КАЧЕСТВОМ
Про вкус мороженого в духе ретро разрешите чуть позже.
А вот про ценообразование уточню. До отмены продуктовых
карточек в 1947 году его продавали эдакими брикетиками.
Целый стоил 30 рублей. Большинство по бедности покупало
лишь половинку за 15 рублей. Да и то в основном по крас¬
ным датам на отрывном календаре. Почему так скромно? Да
потому, что полулитровая кружка молока стоила на базаре
40 рублей. Поэтому в такой обыкновенной семье, как у нас,
молоко покупали лишь для меня, малолетки. Соответствен¬
но, старшему брату долгое время приходилось поглядывать
на мороженое лишь издали.
Сегодня некоторые бодрячки-«мемуаристы» о той кальку¬
ляции не вспоминают. А все больше вздыхают о пломбире по
48 копейки за штуку или эскимо на палочке за 22 копейки.
Туфта ностальгическая
На самом деле такие цены существовали уже много позже —
где-то между их тогдашней боевой дворовой юностью и нача¬
лом нынешнего прогрессирующего склероза. Но тогда, кстати,
многие из нас уже не мороженому приоритет отдавали. А крас¬
ному портвейну № 14 в почти литровой емкости с надписью на
этикеточке «цена без посуды 2 рубля 10 коп.». Так что при сред¬
ней ежемесячной зарплате по стране в 86 рублей (см. архивы
340
Московские кафе. «Дольче вита» для «совка»
Росстата) портвейн главным образом закусывали «мануфактур-
кой» (скоро эту роль принял на себя изобретенный при Хру¬
щеве плавленый сырок «Дружба»). А пломбиром, присовоку¬
пив к нему пару чашечек кофе, угощались с любимой девушкой,
пригласив ее в недорогое, с трех сторон застекленное кафе.
Таких «стекляшек» в конце 1960-х — начале 1970-х в Мо¬
скве понастроили видимо-невидимо.
ХОТЬ ПОПОЙ ЖУЙ!
Это в смысле того, что и уличная торговля мороженым
тогда сильно пошла в гору. Решающую роль в этом сыграла
контора под названием «Автоматторг», которая ведала цен¬
трализованной торговлей данным продуктом. Под этим ло¬
готипом пять-шесть сортов продавали в раскиданных по все¬
му городу фирменных ларьках, стационарных киосках, а
также с передвижных, установленных на двухколесную теле¬
жку лотков. Поскольку спрос — как и тяга к культурному
отдыху в «общепитовских стационарах» — рос, уличная тор¬
говля мороженым клиентов у профильных кафешек не от¬
бивала. Эти заведения чувствовали себя уверенно даже в
перестройку, когда прилавки в магазинах оголились донель¬
зя. И нисколько не стушевались в период повального увле¬
чения фастфудом. Стоило, помнится, в 1990 году появиться
на углу Пушкинской площади первому в Москве «Макдо¬
налдсу», как почти одновременно с ним на Тверской-Ямской
открылось замечательное кафе-мороженое «Пингвин».
Вроде бы o’key. Но оказалось good bye!
В «Пингвине» холодные шарики раскладывали по хрустя¬
щим рожкам. С начала нулевых эти рожки уже стали пред¬
лагать в каждом супермаркете. Наполнитель, естественно,
предлагался в ассортименте, где клубника в общем-то пахла
клубникой и шоколад сохранял вкус какао-бобов.
341
Н. Ямской
И все же — после спада первой волны ажиотажного спро¬
са на весь приплывший с Запада «секонд-хенд» — стало «ца¬
рапать». Первыми нос начали воротить как раз те, кто в свое
время вырос на советском эскимо с пломбиром. Однако «на¬
шенское» тогда уже в общем-то сказало good bye. Потому что
примерно из 400 тонн мороженого, которые в те годы произ¬
водились в Москве, львиная доля падала на разные «дав»,
«баскин-робинсы» и прочие замороженные приветы от кор¬
порации «Нестле», которая, как известно, контролирует око¬
ло 49 процентов мирового производства и продажи данного
продукта.
НЕУЖЕЛИ ОНО ВОЗВРАЩАЕТСЯ?
Пришлось ради ответа на этот вопрос себя не пожалеть.
И еще в конце прошлого века взяться за изучение лично. Тем
более что случай подвернулся. В 1997 году — если с запуска
первой в отечестве производственной линии считать — сто¬
личному мороженому исполнилось ровно шестьдесят. А тут
еще и самой Москве 850 лет шарахнуло. По такому случаю
столичные кулинары изготовили к двойному юбилею целую
серию новых сортов. Названия у них почему-то были сплошь
монархические: «Шапка Мономаха», «Царь-пушка», «Царь-
колокол», «Корона Российской империи». Но главное, что
вкус оказался просто сказочный. Специалисты тайны из это¬
го не делали: все ингредиенты — и молоко, и сахар, и шоко¬
лад, и ягоды, и орехи — все только натуральное.
Даже, прости меня Господи, стабилизатор!
ЛЕКАРСТВО ПРОТИВ РАСПАДА
В отличие от зарубежных образцов в отечественном про¬
дукте этот самый стабилизатор всегда был естественного
происхождения. Называется пектин. Он, по авторитетному
мнению ученых, весьма способствует выведению из наших
342
Московские кафе. «Дольче вита» для «совка»
невероятно сегодня зашлакованных организмов холестерина,
солей тяжелых металлов и даже радионуклидов. Отсюда по¬
лучается, что правы были в чем-то дорогие мои бывшие
мальчишки из послевоенной поры. Ну, хотя бы в том, что и
мороженое, которому они тогда радовались, и телогрейки,
что спасали их от переохлаждения, были без всякого намека
на химию и синтетику...
А в результате натуральное оказалось лучшим средством
от распада...
ПОБОЛЬШЕ БЫ ТАКОГО ОТЕЧЕСТВЕННОГО!
А еще главное — любить потребителя. Пусть за наличные.
Но не так, как власти предержащие, у которых бюджетных
(читай — «наших») денег и так куры не клюют. А те, кто за
эти «бабки» реально готов постараться. Тогда, уверен, будет
как на специализированной выставке профессиональной
одежды «Телогрейка-2001», куда случайно довелось попасть
в начале нынешнего века. Помню, как там кругами ходили
парочки вокруг новейшего образца «ватника для двоих», то
есть для влюбленных. Он был страстного, ярко-красного цве¬
та, влезть в него можно было только крепко обнявшись. А
еще поразила модель утепленного стеганого фрака под на¬
званием «Ночная бабочка». Образец легко снимался, хотя и
без этого в нем было столько прорех, что красота женских
ног и так хорошо отслеживалась. Словом, лучшее воплоще¬
ние рабочего девиза времен «развитого социализма» «От
каждого по способностям — каждому по труду» сложно было
вообразить.
Градус в натуре
А это еще о борьбе с переохлаждением. Потому что лично
меня теплотой патриотизма больше всего обдала телогрейка
под девизом «Президент всея Руси». Ну, представьте. Рас¬
343
Н. Ямской
цветка в «триколоре». На груди выткано золотом слово «Рос¬
сия». А на спине — гербовый орел.
Не стыдно на любом саммите показаться.
Я же об этом славном президентском прикиде снова
вспомнил два года спустя, в Сокольниках, на очередном го¬
родском празднике мороженого «Сладкое лето». Каких толь¬
ко сортов — для малых, для старых — там не выставили!
Однако более других из сладкоежек уважили зрелых муж¬
чин. Специально для них представили брутальную серию
мороженого с 1,5 процента содержания спирта. Отечествен¬
ные «тафгаи» веселели от одного вида: «Ведь как могут, ког¬
да хотят!»
И только автолюбители отходили от стенда с каменными
лицами.
Глава 10
КЛУБНЫЕ КАФЕ.
КАК ХОРОШО мы плохо жили
С клубными ресторанами в Москве советской мы уже бо¬
лее или менее разобрались, хотя про это еще можно не одну
книгу написать. А вот кафе? Тут как-то больше джазовые
вспоминают. А все остальное «курсивом».
Нет, ребята! Были и джазовые, и артистические, литератур¬
ные и даже групповые — это без всякого намека на уголовный,
а скорее в пику всячески насаждаемому моральному кодексу
строителя коммунизма — кафешки, где в неформальной обста¬
новке собирались люди по общим интересам, взглядам, куль¬
турным запросам и даже, я бы сказал, одной группы крови...
Из московских заведений данного типа я бы первым на¬
звал кафе «Артистическое» в проезде Художественного Теа¬
тра (до 1924 года и теперь Камергерский переулок).
«МОСПАРНАС» КОНЦА 1950-Х.
Свет в конце тоннеля
Кто так по аналогии с парижским Монпарнасом прозвал
это московское кафе, до сих пор не ведаю. Знаю лишь другое
самодеятельное название — «Кот». Помню, как этот пушистый
котяра выходил из подсобки в зал. И эдаким метрдотелем об¬
ходил столики. Иногда он прыгал к кому-то на колени. При¬
чем в выборе, как правило, не ошибался. Это был своеобраз¬
ный знак. Или, если хотите, сертификат, подтверждающий,
что отмеченный его фамильярностью человек — хороший.
Или, по крайней мере, очень даже может таковым стать.
345
■%я)8г "-Я»1”» чаие»&
■" «We go то West!»
Когда-то и я, одно время зачастив в это кафе, говорил: «к
«Коту», «в «Коте», «около «Кота». Так звучало теплее. Хотя
над заведением висела вполне уместная в этом уголке Мо¬
сквы вывеска — кафе «Артистическое». Считалось, что по¬
бывать в нем все равно что слетать на один день в Париж.
И там часок-другой культурно оттянуться в кругу завсегда¬
таев «Ротонды» или «Клозери да
Лила». На самом деле про эти за¬
ведения мы знали лишь из книг.
Поскольку из всего многонацио¬
нального населения СССР в за¬
гранке коллективно побывали
лишь наши чудом уцелевшие, по¬
бедно вернувшиеся в 45-м с вой¬
ны отцы. Как известно, дальше
Восточной Европы они не пошли.
Потом, после распада СССР, мы,
их дети, дорожку туда, конечно,
протоптали.
Но тогда, в конце 1950-х —
начале 1960-х, большая часть со¬
ветских граждан не то что до
Берлина — западнее Орши не за¬
биралась.
ПОВЕРХ БАРЬЕРОВ
Напомню, что в тот же период даже таких слов, как «Ин¬
тернет», «электронные носители», слыхом не слыхивали. А
вот железный занавес, отделяющий нашу страну от всего
остального мира, был. Из-под него — даже чуть-чуть припод¬
нятого — как раз книги лучше всего просовывались. Ремарк,
Хемингуэй — это из их, еще довоенного перевода сочинений
очень небольшой авангардный отряд наиболее продвинутой
НАРНОМВНУТОРГ СССР
Главное Управление ресторемое м нефе
▼реет „Ларим**
КАФЕ
„Артистическое"
оформленное лучшими художниками Моек*
вы, открыто е проелде Художественного
теагра, в, тел- 4-04-78
Место летртпш тмтраяъяых ра*
баташя»* • леаггеяе* аоиуеста
Вемгда ■ бояыш«м выборки
пирожные, пирожии, брноши, растегаи,
торты, горячие м холодные вакувкм, бутер¬
броды, натуральное кофе, какао, чай, шо-
нояад. конфеты, фрукты круглый г#д
Воды ма натуральных сиропах асеаов-
ножных еортое
Мороженое иыамто к««ммтм1
Вое наделия собственного проиллод*
ства
Кафе открыто ежедневно с (О час. утра
до I час. ночи
Реклама кафе «Артистическое»
346
Клубные кафе. Как хорошо мы плохо жили
молодежи жадно формировал свои весьма приблизительные
представления о западной жизни. Ну, естественно, с ремар-
ковскими свиданиями с любимой в кафе. Ну, конечно, с хе-
мингуэевскими посиделками в забегаловках Монпарнаса. По¬
чему у нас с подобного рода досугом «тускло», объяснял
родной литературный андеграунд. Но искать его в открытой
книжной продаже было смешно. Выручали подпольные «дис¬
трибьюторы». Вроде некоего хорошо известного всем москов¬
ским книголюбам гражданина Блока. На спор в кругу своих
этот годящийся мне в отцы однофамилец великого поэта — а
также великовозрастный врун, болтун и хохотун — демонстри¬
ровал удивительные, почти паранормальные способности.
Он, например, лишь по одной обратной стороне обложки
мог угадать название почти любой вращающейся на «черном
рынке» книги.
МЕСТО ВСТРЕЧИ НАЗНАЧАЕТ СУДЬБА
Именно Блок, разрешив мне называть его просто Вова-
ном, пообещал совершенно невероятное — достать экземпляр
книжки «Доктор Живаго». Тогда этот роман Бориса Пастер¬
нака три года как был объявлен в антисоветский розыск. По
этой причине место для передачи должно было обеспечивать
конфиденциальность. Но мой «книгоноша» питал слабость к
праздникам и триумфам. Поэтому настаивал на банкете — за
мой счет, разумеется. Уровень его притязаний удивил. «Ду¬
маю, приличнее всего в «Артистическом» будет», — раздум¬
чиво сказал он. «Но туда, мне говорили, еще войти надо!» —
засомневался я. «Со мной, юноша, — Блок глянул, будто я
только что приехал из какого-то Сыктывкара, — примут, уса¬
дят, обогреют...»
Так, по легкомысленности еще не понимая, что сам себе,
по существу, мог этим «вытащить срок», я стал редким об¬
ладателем чудовищной по качеству фотокопии книжки «Док¬
тор Живаго», изданной в 1958 году на русском языке в Гол¬
ландии.
347
Н. Ямской
А кроме того, получил не менее редкий шанс миновать
совершенно безнадежную — для таких, как я, — очередь в
« Артистическое».
ПОЧТИ «ВЕРСАЛЬ»
Небольшое двухуровневое кафе было переполнено. Но и
без этого, судя по приему, не только меня — самого Блока за
очень-то «своего» явно не держали. Вернее, за своего считал
только пропускающий у входа. А официантка, пока мы топ¬
тались в проходе, долго бегала мимо. Правда, потом все же
пристроила за столик у окна. Место оказалось классным: с
него одинаково хорошо просматривалось все, что происходи¬
ло и в кафе, и на улице. Так что пока девушка несла бутыл¬
ку коньяка (привет из солнечного Еревана!), пока «дядя
Вова» тихо напевал «Эй, ямщик! Не гони лошадей!» и со¬
средоточенно разливал напиток по каким-то тонкого стекла
старорежимным рюмочкам, можно было и оглядеться. После
коммуналки и съемного угла «с бабушкой на сундучке» ин¬
терьер расположенного в полуподвале помещения показался
мне чуть ли не Версалем. Лепные потолки. Изысканные
бронзовые торшеры, отбрасывающие теплый свет. Буфетная
стойка, уставленная не то мельхиоровой, не то даже серебря¬
ной посудой в большинстве своем совершенно неизвестного
мне назначения.
АКТИВНО «РЕМАРКОФОБСТВУЮШИЕ»
И ЯВНО «ХЕМИНГУЭЮШИЕ»
Публика на фоне такого великолепия гляделась скром¬
ненько, но держалась с достоинством. Атмосфера обязывала.
Никакого загула, никаких резких движений и громких то-
стований. Многие вообще ограничивались чашечкой кофе.
К одному из таких — средних лет гривастому мужчине в
очочках — нас и подсадили. Он отстраненно дымил копееч¬
348
Клубные кафе. Как херено мы плохо жили
ной «Примой». Шелестел свежим номерком ежемесячника
«Театр», который наряду со знаменитым «Новым миром»
Твардовского был у тогдашней фрондирующей интеллиген¬
ции в большом авторитете. Наш непринужденный треп ему
совершенно не досаждал. Не мешал и «клекот» кучковав¬
шейся за соседними столиками молодежи. Как показало
дальнейшее, в «Артистическом» такое времяпрепровождение
доминировало. А основной контингент отличался узнавае¬
мостью. Кое-кто уже мелькнул в обществе громкой публи¬
кацией или даже показался на телеэкране. Остальные во¬
обще представляли хорошо известный мне тип. В основном
из тех, что куда ни сунься — на книжный пятачок у Кузнец¬
кого Моста, в длиннющую очередь за контрамаркой на на¬
шумевший спектакль или курилку Ленинской библиоте¬
ки, — глянь, а они уже там.
Здесь же — судя по обрывкам фраз — большую часть при¬
сутствующих прямо-таки распирало от информации. Они
вели разговоры. Вроде бы незначительные. Но с подтек¬
стом.
Тут-то меня и обожгло: «Ремарк? Нет, Хемингуэй! Чис¬
тый Хемингуэй!»
«МЫ ЛЮДИ ТЕАТРА, НАШЕ МЕСТО В БУФЕТЕ!»
С чего это Блок вдруг вылез с цитатой великого драматурга-
классика А. Островского, я не сразу понял. И уставился было
на цветные витражи с какими-то стилизованными, похожими
на чайку птицами — именно такая «птичка» украшала занавес
находящегося напротив МХАТа. Но Блок кивнул в сторону
буфета, у стойки которого я потрясенно обнаружил — живьем,
не на сцене! — великих мхатовских стариков. Вид у известных
всей стране П. Массальского, Б. Ливанова и М. Яншина был
«фирменный». Чайка-значок на лацкане. Платочек, выгляды¬
вающий из наружного кармана пиджака, подобран в тон к гал¬
стуку. Зеркально начищенная обувь. Было ясно, что в «Арти¬
стическое» корифеи заглянули буквально на пару минут.
349
Н. Ямской
Потому что, привычно бросив буфетчице «Светочка, как всег¬
да!», они по-свойски, не отходя от стойки, махнули коньячку.
И тут же, без суеты направились к выходу. Несколько выпадал
из их вальяжных рядов лишь тучный Яншин. «Должно быть,
не очень здесь комфортно старику!» — заметил Блок. «А что
так?» — «Да говорят, в апреле 1930-го, накануне самоубий¬
ства, Маяковский назначил здесь свидание Веронике Полон¬
ской. Эта последняя его любовь тоже была актрисой МХАТа.
И женой Яншина, между прочим. После они, конечно, рас¬
стались...»
«Звоночек» от Владимира Владимировича
Спустя четверть века в воспоминаниях самой Полонской
я вычитал, что в последний раз они виделись совсем в дру¬
гом месте. Правда, до этого уславливались о встрече в «Ар¬
тистическом» чуть ли не каждый день. «Мне было очень
трудно, — писала она, — вырваться для встреч днем из-за
работы и из-за того, что трудно было уходить из театра
одной. Я часто опаздывала или не приходила совсем, а ино¬
гда приходила с Яншиным. Владимир Владимирович злил¬
ся... Он говорил, что стал посмешищем в глазах всех офици¬
анток кафе, потому что ждет меня часами. Я умоляла его не
встречаться в кафе. Я никак не могла обещать ему приходить
точно.
Но Маяковский отвечал: «Наплевать на официанток,
пусть смеются. Я буду ждать терпеливо, только приходи!»
Судя по дальнейшему, терпения ждать, любить, жить хва¬
тило ненадолго...
КОГДА КАФЕ НАЗЫВАЛОСЬ «АРТИСТИК»
Действительно, во времена Маяковского и вплоть до вой¬
ны кафе называлось на французский лад. Об этом мне стало
известно тоже лишь в наши дни из опубликованных дневни-
350
Клубные кафе. Как хорошо мы плохо жили
ков Георгия Эфрона. Оказывается, этот вырванный из па¬
рижской жизни и брошенный в Москву 1938—1940 годов
мальчик, мать которого — поэтесса Марина Цветаева — на¬
зывала его Муром, вместе со своим приятелем и собратом по
несчастью Митькой Сеземаном (оба оказались детьми про¬
валившихся в Париже, а потом репрессированных на родине
агентов ГПУ), тоже приходили сюда. В «Артистике», писал
Мур, они баловали себя какао с тортом. Похоже, для них в
этом крылась одна из немногих возможностей хоть как-то
«подсластить» свою тоже весьма осложнившуюся жизнь...
Тогда — весной 1961-го — ретроспективная подводка Бло¬
ка к истории «Артистического» показалась мне простым тре¬
пом. Ибо почти все мы в молодости живем исключительно
настоящим. Не очень задумываемся, что настоящее от про¬
шлого отделяет всего лишь вздох. Что частенько стоит это
прошлое копнуть, как вдруг натолкнешься на суть. И даже
обнаружишь некое предвестие грядущей судьбы.
Ну что ж! Поделюсь и этим...
Итак, граница между первой и второй половиной XX сто¬
летия. Легкое потрясение от первого визита в кафе «Арти¬
стическое», которое для меня затем какое-то время связыва¬
лось с прижившимся в нем котом — знатоком человеческих
типов, а потом — уже накрепко — приставшей к этому за¬
ведению кличкой «Моспарнас», с Парижем еще никак не
связывалось. Куда больше впечатлила случайная встреча
сразу с тремя великими мхатовскими мастерами. Вернее,
продемонстрированный ими при этом артистизм. Процедура,
ради которой они традиционно заглянули в это кафе, в ис¬
ГЛУБОКИЙ ВЗДОХ,
ПЕРЕД ТЕМ КАК «СТАРТАНУТЬ»
НА ПЕРЕЛОМЕ ВЕКА
351
Н. Ямской
полнении других^скорее всего, выглядела бы как банальное
«закладывание за воротник». Но тут правили бал элегант¬
ность в движениях, парижская легкость и почти гусарская
лихость. Подозреваю, что, как говаривал поручик Мышлаев-
ский из булгаковской «Белой гвардии», достигалось все это
«частотой упражнения». Но при этом «частота» и чувство
меры шли бок о бок. Потому что, дружно опрокинув у бу¬
фетной стойки по рюмочке коньяка, корифеи тут же отпра¬
вились служить высокому искусству.
КОМУ ДУЛ ВЕТЕР В ПАРУСА
За соседним столиком «гужевалась» стайка ребят, лица
которых тоже скоро будет знать вся страна. Но тогда только
по их значкам с летящей чайкой можно было определить, что
это студенты Школы-студии МХАТа. Ох, как эта смена гля¬
дела в спины уходящей «старой гвардии»! Написал бы — «с
благоговением». Но без особого фанатизма. Оно и понятно!
По студенческому билету этих ребят пропускали на любой
спектакль главного театра страны. Поэтому, примостившись
на ступеньках, они наверняка пересмотрели почти весь ре¬
пертуар — так сказать, повидали ведущих мастеров МХАТа
в деле. Не говоря уже о том, что некоторые — скажем, тот же
П. Массальский — преподавали им в «мхатовской учебке»
сценическое мастерство.
Еще более существенно, что после 1956 года творить ку¬
миров — в том числе из своих учителей — становилось все
менее обязательным. И хотя наступившую в обществе «от¬
тепель» сверху периодически «подмораживали», безоглядное
разоблачение Хрущевым культа личности Сталина свое дело
сделало. Во всяком случае, с середины 1950-х ветер благих
перемен в умонастроениях все же дул в паруса молодым. Да
и само местечко для вольного обмена мнениями располага¬
лось удобно. Ибо «мхатовская учебка» находилась прямо на¬
против кафе — в шестиэтажном, расположенном рядом с
театром доме.
352
Клубные кафе. Как хороио мы плохо жили
«Свеча горела на столе,
СВЕЧА ГОРЕЛА»
Эти стихотворные строки — первое, что в тайно добытом
«чернокнижником» дядей Вовой экземпляре «Доктора Жи¬
ваго» бросилось мне в глаза. Кто же тогда знал, что через два
десятилетия реальный «Вован, он же дядя Вова, — под име¬
нем Маркуша — блистательно «олитературится» Ю. Трифо¬
новым в его романе «Время и место». А строки о «горящей
свече» — во всяком случае, для меня — отчасти материали¬
зуются как раз там, куда стараниями Немировича-Данченко
Школа-студия въехала в 1943 году. Потому как в результате
неких изысканий вдруг узнал, что именно в этот до револю¬
ции обычный доходный дом Пастернак «поселил» свою ге¬
роиню Лару. А доктор Живаго с улицы созерцал в окне лю¬
бимой трепетные отсветы горящей в ее квартире свечи...
В по-своему стремительном превращении «Артистическо¬
го» в «Моспарнас» тоже кое-что исторически важное от¬
разилось. Ну, хотя бы потому, что начало этого процесса, по
существу, началось аж за десять лет до того, как я впервые
переступил порог данного кафе. И по времени совпадало с
формированием в «мхатовской учебке» курса 1952 года. То
есть в ту пору, когда суровый хозяин Кремля еще сидел на
троне. А из неформалов собственной площадкой для обще¬
ния в сталинской Москве располагали разве что члены
«клуба вольных каменщиков». Это были подпольные анти¬
кварные короли, которые крутили дела с драгоценными кам¬
нями. Ежедневно в 12 часов они собирались для совершения
сделок в элегантном кафе на первом этаже «Праги». Компе¬
тентные органы о том прекрасно знали. Но не препятство¬
вали, потому что так было легче следить. Только в 1962-м,
раскусив, что их там уже давно «пасут», «каменщики» опе¬
ративно передислоцировались в кафе «Московское».
ИЗ ЖИЗНИ ПЕРВЫХ НЕФОРМАЛОВ
353
%№С Н. Ямской
У молодых студентов, поступивших в Школу-студию в
1952 году, ни такой мобильности, ни особого выбора необ¬
ременительного для их кармана места встреч не было. Поэто¬
му «Артистическое» их устраивало хотя бы потому, что на¬
ходилось дверь в дверь с учебкой.
ПЛАТА НЕ ЗА СТРАХ, А ЗА СОВЕСТЬ
Увы, но само кафе со времен щегольского довоенного
«Артистика» тогда сильно «потускнело». Это особенно ощу¬
щалось в первой половине дня, когда в кафе доминировали
командированные, а в меню — блинчики и жареная колбаса
с горошком. Зато во второй — как раз к моменту традицион¬
ного блиц-визита мхатовских корифеев — обстановка замет¬
но облагораживалась. И тогда над столиками плыл аромат
трехзвездочного коньяка и запах хорошо приготовленного
кофе.
Похоже, этот умиротворяющий аромат «сладкой жизни»
несколько усыпил соответствующие службы. Потому что
стихийный взлет неформальной популярности «Артисти¬
ческого» вначале как-то не очень проявлялся. В отличие
от юных девиц, желающих хоть одним глазком «посмотреть
на настоящих артистов». Вот уж кто поспел, как ложка к
обеду! Корифеи на эту «армию любви» производили незем¬
ное впечатление. И поэтому могли не волноваться. А вот
пылкие «студийцы», распускавшие перед юными девами
хвост, были в большой опасности от игры их глаз. Впрочем,
и девушкам с ними было то ужас как весело, то страх как
интересно.
КОГДА ВСЕ БЫЛИ МОЛОДЫМИ
Надо воздать должное природной женской способности
как-то заглядывать в наше мужское будущее! Юные театрал¬
ки верно определили вектор своих симпатий. Потому что
354
Клубные кафе. Как хорошо мы плохо жили
курс 1952 года оказался действительно незаурядным. При¬
чем не только в мужской, но и женской своей части. До¬
статочно перечислить имена тех, кто потом стал наиболее
известным: Михаил Козаков, Виктор Сергачев, Олег Ба¬
силашвили, Татьяна Доронина. И конечно же Евгений Ев¬
стигнеев. Последнего малознакомые девушки уже звали Ев¬
гением Михайловичем. Он и вправду был самым старшим,
самым талантливым и вообще — любимцем курса. Вспоми¬
ная о нем и о той поре, Миша Козаков в своей — не устаю
это повторять — замечательной «Актерской книге» описы¬
вал, как Евстигнеев очень смешно знакомился с этими са¬
мыми девушками, играл на гитаре, пел, «виртуозно стуча по
дереву двумя вилками, — когда-то был барабанщиком в ор¬
кестре».
Знакомились ли они с этими начинающими «феями» как
раз в «Артистическом», там ли именно стучал по столику
вилками будущий гениальный исполнитель роли «голого ко¬
роля» в одноименной пьесе Шварца, Михал Михалыч не
указывал. Однако и так понятно — случалось и там. Причем
с теми же периодическими пересечениями с мхатовскими
стариками, заглянувшими в «Артистическое» на огонек. И
почти аналогичным стремлением — насколько, разумеется,
позволял обычно полупустой карман — подражать им во
всем, даже в одежде.
ПОБЕГ
С ТЕАТРАЛЬНОГО ПОГОСТА
Правда, он же пишет и о том, что уже тогда никакого осо¬
бого «придыхания» в отношении своих кумиров у них не на¬
блюдалось.
Нет! Когда великие мастера бывали на сцене в ударе, они
творили чудеса. Ну, разве можно было, к примеру, не вос¬
хищаться ливановским Ноздревым или Грибовым — Собаке-
вичем в «Мертвых душах»! А как блистали в переводных
пьесах Андровская и Кторов?
355
Н. Ямской
Иное дело, что при этом происходило с самим легендар¬
ным театром. С мхатовским репертуаром, например, где ди¬
рективно царила законсервированная классика, которая если
изредка и разбавлялась чем-то более современным, то непре¬
менно просоветскими ремесленными поделками драматургов
типа Сафронова и Сурина.
И каково было тому же Козакову? Конечно, велика честь
ему, восемнадцатилетнему, выходить на главную драматиче¬
скую сцену страны к трем чеховским сестрам. Но куда де¬
ваться от того, что когда они все трое сходились на сцене, то
им вместе набиралось чуть ли не полтораста лет...
Система лопается изнутри
Какая уж тут система Станиславского? Одно лишь его
знаменитое: «Не верю! Не верю!»
Еще раз напомним, в какие времена из души молодых вы¬
рывалось это «не верю». Ведь в начале 1950-х главный «культ
личности» еще сидел в Кремле и держал всю страну в кула¬
ке. Потом еще несколько лет — вплоть до XX съезда — с
всесоюзным почетом «витал» над ней, лежа в Мавзолее. А
тем временем, оказывается, буквально в пяти минутах ходь¬
бы от Кремля, в отдельно взятом проезде Художественного
Театра (ныне Камергерском переулке) уже вовсю шел вну¬
тренний процесс развенчания любого культа как такового.
Так что, перебежав при случае из своей пропитанной чин¬
ной строгостью «театральной учебки» напротив — в «Арти¬
стическое», молодые там не только вилками стучали. Им
было что друг с другом обсудить...
Широко открытыми глазами
Итак, пожалуй, первыми неформалами в послевоенном
«Артистическом» стала подрастающая мхатовская смена.
Причем не только из поступивших в Школу-студию в
356
Клубные кафе. Как хорошо мы плою жили
1952 году. Но и с предыдущего курса, где учились Г. Волчек,
И. Кваша и Л. Броневой. Если прибавить к этому успешного
актера Центрального детского театра, их молодого педагога
и тоже в свое время выпускника Школы-студии МХАТа
Олега Ефремова, то станет ясно, почему дорожка из одной
двери в другую — на противоположной стороне проезда Ху¬
дожественного Театра — оказалась такой протоптанной.
За бывшими и нынешними питомцами мхатовского гнез¬
да в начале следующего десятилетия в «Артистическое» по¬
тянулись прочие «молодые начинающие умы». Это были
журналисты из расположенных неподалеку редакций «Из¬
вестий», «Театра» и прочих, менее элитных изданий; худож¬
ники левых направлений, сделавшие своими иллюстрациями
научно-популярный журнал «Знание — сила» не просто по¬
пулярным, а ультрасовременным; юные, но стремительно на¬
бирающие творческую силу прозаики и поэты — в том числе
из тех, что собирали на чтении своих стихов у памятника
Маяковскому довольно внушительные толпы. И конечно,
разнообразная, желающая приобщиться к ним публика.
В результате на отдельно взятом пространстве в проезде
Художественного Театра внутрицеховая творческая жизнь
сошлась с разбуженной политической «оттепелью» обще¬
ственностью. Словом, начала складываться та богемная куль¬
турная среда, где содержательное общение под хороший кофе
обеспечивало такую циркуляцию идей, которую еще совсем
недавно даже представить себе было невозможно.
«Моспарнас». Наши лучшие годы
Неформальное превращение, случившееся в это время в
столичном кафе «Артистическое», стало событием неорди¬
нарным.
Понимаю, что современному читателю вряд ли так по¬
кажется. И вправду, ну, сбегались в кафешку! Ну, вели не¬
скончаемый треп под остывший кофе глясе! Только и де-
лов-то!
357
Н. Ямской
Суровость естественного отбора
Но нет! «Только» — это если примерять к тому времени
нынешние реалии. А тогда «дела» за треп заводились полег¬
че, чем сегодня в прокуратуре. Да и отбор шел — не чета
нынешней «Фабрике звезд». Наносное от настоящего филь¬
тровалось жестко. Недаром, как справедливо заметил кто-то
из моих коллег-сверстников, многие из тех, кто в свое время
гляделись за столиками «Артистического» знаменитостями,
светскими людьми, жрецами искусства, впоследствии оказа¬
лись неудачниками, рабочими лошадьми экрана и сцены —
словом, просто не слишком имущей богемой.
Зато уж что утвердилось в тех условиях высоких граждан¬
ских температур и тотального давления сверху, то утверди¬
лось накрепко. Ведь не случайно именно в таком запредель¬
ном режиме графит превращается в алмаз.
Впрочем, не будем нагнетать! В «Артистическое» рва¬
лись прежде всего потому, что там было по-молодому живо,
весело, интересно. Точно в таком же духе и дискутиро¬
вали.
А очень скоро еще и запели...
«ИЗ ОКОН КОРОЧКОЙ
НЕСЕТ ПОДЖАРИСТОЙ...»
Эта песенка зазвучала одной из первых. По ее поводу в
1959 году главная комсомольская газета страны утверждала,
что как раз с ней сочинитель ходил в окружении друзей по
шашлычным. А остальные песенки — их тогда у начинающе¬
го автора, кажется, и было-то всего с пяток — пел на за¬
стольях, а также в небольшом кафе-мороженом на углу Ста¬
роконюшенного и Старого Арбата. Так что было большой
наглостью и даже вызовом властям со стороны организато¬
ров одной из «клубных встреч» затащить его в «Артистиче¬
ское». По наводке «народного телеграфа» на подобные «меж¬
дусобойчики» обычно сбегалось столько народу, что у входа
358
Клубные кафе. Как хорошо мы плохо жили
приходилось ставить крепких активистов и вывешивать та¬
бличку «Закрыто на мероприятие». Хотя большинству имя
того, чья песенка про поджаристую корочку была на слуху,
мало что говорило. Некоторые вообще пытались запомнить
его имя по созвучию со словом «ржавый».
Кто-то даже пустил слух, что «это у него кликуха та¬
кая».
ЗНАКОМСТВО С АВТОРСКОЙ ПЕСНЕЙ
Однако после того памятного выступления в «Артисти¬
ческом» правильно произносить его научились и они. По¬
тому что в творчестве успевшего пройти войну тридцатипя¬
тилетнего Булата Окуджавы многое покоряло. Но то, что
особенно потрясало и было внове, — авторская манера ис¬
полнения. Для тогдашних моих сверстников, исторически
приученных к тому, что под гитару лучше всего идет цыга¬
ночка и «блатняк», такое было настоящим откровением. Не
говоря уже о сразу взявшей за душу «Песенке о полночном
троллейбусе». В «Артистическом», кажется, состоялась ее
премьера.
Тогда же научно-технический прогресс позаботился о том,
чтобы это искусство шагнуло в массы. Потому что в ногах у
поэта медленно вращал огромными бобинами кем-то «при¬
тараненный», неподъемный даже на вид студийный магни¬
тофон.
БОЛЬШОЕ ВИДИТСЯ НА РАССТОЯНИИ
Не будем также забывать о другом. О том, что уже в сле¬
дующем году в двух шагах от Маяковского — но не того, жи¬
вого, который, положив голову на руки, когда-то сидел и
терпеливо ждал в «Артистическом» свою последнюю любовь,
а памятника — получил свое первое собственное помещение
молодой, ищущий, талантливый — словом, живой театр «Со¬
359
Н. Ямской
временник». А вырос он, между прочим, из дипломного спек¬
такля «Вечно живые» тех самых «мхатовских школяров»,
которые в начале 1950-х так увлекательно проводили досуг
в кафе напротив своей «учебки». И, судя по дальнейшему,
даже тот развлекательный момент ухитрились использовать
для большой внутренней работы.
А впервые услышанный вживую Окуджава? Ведь это его
первые в авторском исполнении песенки открыли на данный
жанр глаза целому поколению. И среди них завоевали по¬
ступившего в 1956 году в Школу-студию мало кому тогда
известного студента. Звали его Владимир Высоцкий.
КОД ЛИЧНОГО ДОСТУПА
Сам Владимир на том памятном выступлении Булата в
«Артистическом» не присутствовал. Их личная встреча про¬
изошла гораздо позже, в Ленинграде, куда Окуджава приехал
выступать на поэтическом вечере, а Высоцкий — на съемки.
Однако заочная встреча с человеком, который своей манерой
исполнения вдохновил его самого попытаться «читать стихи
под гитару», уже имела место быть. Как? Да опять же благо¬
даря старенькому студийному магнитофону, который — пом¬
ните? — скромно стоял во время первого выступления Окуд¬
жавы в «Артистическом» у него в ногах. Сделанные таким
самопальным образом записи потом переписывались друг у
друга. И с помощью только-только появившихся первых бы¬
товых магнитофонов типа «Яуза» или «Комета» пополняли
наши личные фонотеки.
Помнится, первая пластинка Высоцкого фирмы «Мело¬
дия» появилась у меня только в середине 1980-х. Но уже
года за три до этого стоило летним днем зайти в наш пере¬
улок, как чуть ли не из каждого открытого окна несся его
характерный, с хрипотцой голос...
Так, оставив советскую цензуру с носом, научно-техни¬
ческий прогресс одним махом сделал нас свободными в вы¬
боре слушать то, что хотелось.
360
Клубные кафе. Как хорошо мы плохо жили
ДОКАЗАТЕЛЬСТВО ОТ ПРОТИВНОГО
В плане коммуникации и тиражирования возможности са¬
мого «Артистического» оказались конечно же куда как скром¬
нее. Но вклад этого заведения благодаря имевшим там место
сборищам все равно оказался уникальным. Потому что, ска¬
жем, выпущенный в 1959 году в Калуге сборник «Тарусские
страницы» из-за помещенного там рассказа В. Максимова
«Мы обживаем землю» и повести «Будь здоров, школяр!»
Окуджавы был из оборота изъят. В «Артистическом», однако,
о нем «жужжали» за каждым столиком, скрытно менялись ма¬
шинописными экземплярами и уважительно показывали нео¬
фитам, знавшим о сборнике лишь понаслышке: «Смотри, вон
за столиком в углу сидит Володя Максимов!»
Володю уже нигде не печатали. Да он и сам периодами так
сильно зашибал, что казалось, уже не вынырнет никогда. Но
потом все равно брал себя в руки. И снова — с похмела осо¬
бенно саркастичный — объявлялся в «Артистическом». Цен¬
зура, бдительно не пускавшая его слово в тираж, добилась в
конце концов совершенно обратного эффекта: за творчеством
гонимого ею писателя, кроме нее, следила уже вся более или
менее продвинутая читающая публика.
Так в то время можно было прославиться сочинениями, с
которыми на весь Советский Союз фактически была знакома
лишь небольшая группа людей.
КОГО ПРИВЕЛ С СОБОЙ АЖИОТАЖ
Процесс, в результате которого «Артистическое» превра¬
тилось в настоящее кафе-клуб, в котором жил подлинный
дух Москвы той поры, оборвался на пике популярности. То,
что оно этот дух в одночасье испустило, тоже было во мно¬
гом связано с бурным ростом. Со временем попасть в кафе в
проезде Художественного Театра становилось все труднее.
Очень уж модным оно стало! Очень скоро в «Артистическое»
зачастили иностранцы. Видимо, без визита в это кафе свою
361
Н. Ямской
программу знакомства с жизнью советской богемы они счи¬
тали неполной. За иностранцами, как водится, потянулись
валютные проститутки. И те и другие, естественно, притащи¬
ли у себя на хвосте «искусствоведов в штатском» — да не
рядовых, а в офицерских званиях и даже со знанием ино¬
странных языков без словаря.
Словом, как сказал бы уже «легендированный» писателем
Трифоновым дядя Володя Маркуша: «Здесь дятлы не поют...»
По этой причине старожилов в «Артистическое» тянуло все
меньше и меньше...
ГОЛУБОЕ И СЕРОЕ
В следующее десятилетие кафе в проезде Художественного
Театра постигла новая беда. Вдруг наводнившие его граждане
нетрадиционной сексуальной ориентации превратили «Мос-
парнас» в свой гей-клуб. Наши люди заходить в этот «сюсю¬
кающий муравейник», естественно, вообще перестали.
К тому же ближе к перестройке легендарное кафе стали
попросту растаскивать. Вывезли даже знаменитые бронзовые
лампы. Говорят, их пристроили в правительственном Доме
приемов на Воробьевых горах.
Уже после августовского путча 1991 года, проходя по сно¬
ва ставшему Камергерским переулку, мимоходом заглянул в
«Артистическое» и охнул: мебель, лепнина на потолке, декор
на стенах и даже, кажется, лица посетителей — все словно
было покрыто серой пылью и требовало срочного ремонта...
ПРОЦЕСС ПОШЕЛ...
И все же судьба «Артистического» оказалась удачной.
И не потому, что в наши дни прежние, перепланированные
и стилизованные под модерн начала прошлого века площади
в доме № 5/6 украшает вывеска Cafe des Artistes. В конце
концов, наличие подобных заведений с умопомрачительными
362
Клубные кафе. Как хорошо мы плохо жили
ценами, где обслуги больше, чем посетителей, в этом пре¬
стижном столичном районе явление объяснимое.
Дело в ином. В том, что пригасить-то в свое время «Ар¬
тистическое» пригасили, а процесс остановить не могли. Бо¬
лее того, развитие клубных кафе пошло вширь. В середине
тех же 1960-х в Москве стали самодеятельно возникать раз¬
нообразные, в чем-то не то напоминающие, не то пародирую¬
щие «Артистическое» заведения.
На своей земле
И снова по части клубности в авангарде оказались люди
театра. Обзаведшийся собственной крышей над головой «Со¬
временник» поступил солидно. В 1963 году в подвальчике
своего театрального помещения на Маяковке коллектив от¬
крыл собственное, «внутрикорпоративное» кафе, которое ра¬
ботало после спектаклей. Вход — 20 копеек. Самообслужива¬
ние. На стойке водка, коньяк, бутерброды, сосиски, кофе.
Отыграв свое, участники собирались в кафе, чтобы в собствен¬
ном кругу потолковать о театральных делах, пообщаться с
приглашенными гостями, просто отдохнуть в узком кругу
близких, интересных им людей. Посторонним в эту компанию
вход был закрыт.
Кое-кто поступил как таганцы, приспособившие для своих
посиделок близлежащую к театру общепитовскую кафеш¬
ку — ну, ту, коей сами же присвоили кличку «Гробики». Ро¬
дилось ли это неформальное название оттого, что нефор¬
мальные актерские дискуссии принимали там очень уж
бескомпромиссный характер, история умалчивает.
МЫСЛЕННО С ВАМИ!
Лично у меня встречи в «Артистическом» оставили неиз¬
гладимое впечатление. Что стало особенно понятно в 1971 го¬
ду, когда судьба все-таки закинула меня в вожделенный Па¬
363
Н. Ямской
риж. Едва заглянув в крошечную гостиницу у «Галери
Лафайет», чтобы только закинуть сумку, я сразу же помчал¬
ся на Монпарнас в легендарную «Ротонду». Однако, удачно
расположившись там на веранде и неспешно наблюдая за
разворачивающимся на моих глазах спектаклем под названи¬
ем «жизнь парижской улицы», вдруг ощутил в себе некую
тоску от крушения давней мечты.
Почему? Да потому, что мысленно перенесся на десять лет
назад, в уже безвозвратно минувшие 1960-е. Вспомнил наш
бесшабашно говорливый «Моспарнас» в проезде Художест¬
венного Театра.
И, снова обнаружив себя в точке, с которой, куда ни глянь,
во все стороны один Париж, вдруг сам себе сказал: «Не экс¬
клюзив!»
Джазовые кафе.
История о том, как американский
ПАРОВИЧОК ПЕРЕЕХАЛ БОЛЬШОЙ
СТАЛИНСКИЙ «СОВПАРШИВ»
В октябре 1961 года столицу СССР сотрясли два вроде бы
совершенно разноплановых, но, как позже прояснилось,
очень даже связанных друг с другом эпохальных события. В
Москве прошел внеочередной XXII съезд правящей КПСС.
А на ее главной улице открылось кафе с ранее совершенно
немыслимым «меню». Как ни старались, но главным «блю¬
дом» в нем оказалась не еда, а музыка. Причем такая, кото¬
рую до этого несколько десятилетий подряд официально
подвергали всяческим гонениям и запретам.
В МЕРТВОЙ ТИШИНЕ, НО БОДРОМ ТЕМПЕ
По тогдашнему обычаю, съезд преподнесли народу как
«величайшее событие века». Однако по-настоящему исто¬
рическим стало принятое на нем решение вынести тело
364
Клубные кафе. Как хорошо мы плохо жили
Сталина из Мавзолея. При этом исполнение практически
обогнало оглашение. За решение проголосовали в послед¬
ний день работы съезда — 31 октября. А гроб с телом вождя
в страшной тайне извлекли наружу и перезахоронили на¬
кануне ночью. Никаких торжеств при этом не было. Если не
считать торжеством хозяйственности тот факт, что у ге¬
нералиссимуса сначала срезали с мундира все золотые
«цацки». И только потом спешно закопали у Кремлевской
стены.
Между тем относительно неподалеку, в две недели как от¬
крытом кафе «Молодежное» (угол нынешней Тверской-
Ямской и Васильевской), «рубили» джаз. Получилось в не¬
котором роде даже символично. Еще вчера по мудрому
указанию «отца народов» эта музыка — заодно с генетикой
и кибернетикой — была зачислена в разряд «продажных де¬
вок империализма». И вот невероятное: Сталина вторично
отправляли в последний путь. Причем не только «на бис» от
вчерашних соратников, но и под жизнеутверждающие джа¬
зовые ритмы. Потом, правда, вождя стали де-факто реабили¬
тировать. Зато и «антисталинская музыка» — уже, так ска¬
зать, де-юре — не сидела в подполье. После «Молодежного»
джаз в Москве скоро зазвучал и в некоторых других пунктах
молодежных встреч...
Те, кто в этих кафе играл, и те, кто их там слушал, в
общем-то сошли именно с этого поезда. Двигал его виртуаль¬
ный паровичок под Chattanooga Choo Choo и другие заво¬
дные, сразу ставшие шлягерами мелодии из киномюзикла
«Серенада солнечной долины». В 1941 году эта выдвинутая
Гримасы
ОТЕЧЕСТВЕННОГО «РЕАБИЛИТАНСА»
Поезд на Чаттанугу
365
Н. Ямской
сразу в трех оскаровских номинациях картина провожала
американских солдат на войну. И пользовалась там бешеным
успехом даже у врага. Несколько копий было тайком заку¬
плено для Гитлера и его окружения: их крутили в подземном
бункере Рейхсканцелярии во время бомбежек. После победы
в наборе с другими трофейными фильмами «Серенада...»
появилась в советском кинопрокате. Так искрометная музы¬
ка композитора Гарри Уоррена в великолепном исполнении
джазового оркестра Гленна Миллера, сочинившего для филь¬
ма лишь одну, но зато прямо-таки эпохальную вещь Moonlight
Serenade («Серенада лунного света»), повстречалась с совет¬
ским зрителем.
ДЖАЗОМ ОПАЛЕННЫЕ
В стране, в которой со второй половины 1920-х годов весь
не приспособленный под советскую идеологию джаз офици¬
ально «опускали», обрекая его лучших исполнителей играть
в ресторанах и в кинотеатрах между сеансами, такое стало
настоящим потрясением. Особенно для молодых людей, до¬
вольно рано, что называется, «опаленных джазом». Большин¬
ство имен мы уже называли в главе, где рассказывалось о
лучших годах ресторанов «Метрополь» и «Коктейль-холл» —
этих культовых для многих послевоенных неформалов запо¬
ведных зон, где формировалась разновозрастная гвардия по-
настоящему джазовых музыкантов. Одни, как тот же всегда
тонко ведущий свою партию Александр Рывчун, замечатель¬
ный пианист-импровизатор Леонид Кауфман или более мо¬
лодой выпускник музыкальной школы при Московской кон¬
серватории Юрий Саульский, успевший тем не менее в
составе квинтета-секстета поиграть и у Лени Геллера на тан¬
цах в «шестиграннике», и у Яна Френкеля в «Коке», уже
были, что называется, в мейнстриме. Другие, как будущий
руководитель ансамбля «Арсенал», а тогда ученик старших
классов Алексей Козлов, только-только входили в эту «реку».
Такого понятия, как драйв, тогда по эту, советскую сторону
366
Московские джазмены. Во втором ряду в центре А. Козлов. 1975 г.
железного занавеса, считайте, что не было. А было то, что
отчеканилось лагерной стихотворной строкой у Юза Алеш¬
ковского: «А можно ли считать развратом, когда любовь под
автоматом?»
ФАРТ ПОЛ НАЗВАНИЕМ «ОТТЕПЕЛЬ»
Действительно, в отличие от Саульского Леша Козлов
был уже из следующего поколения. «Поезд на Чаттанугу»
эти ребята захватили в младшеклассниках. Именно тогда,
мажорно прогрохотав мимо них на киносеансах, он, казалось,
бесследно и навсегда исчез.
Ан нет! Когда те же самые ребятишки перешли в пятые-
шестые классы, эти ритмы — правда, полуподпольно — снова
вернулись. И для кого как, но для Леши вдруг стали даже род¬
нее, чем стук футбольного мяча. В старшеклассниках серь¬
езное увлечение джазом, между прочим, спасло Алексея от
367
Н. Янской
чрезмерного увлечения «стиляжничеством». Очень скоро
ортодоксальные стиляги, кое-как подсмотревшие свой «стиль»
через щелки в железном занавесе, стали Алексею неинтерес¬
ны. Слишком уж сильно от их агрессивного «самострока» и
тусовочных бравад на «хатах» и в «Коктейль-холле» разило
провинциализмом. Поэтому в институте ему ближе стали
«штатники», которые, в отличие от «самопально лабающих»,
однозначно предпочитали «фирму». То есть если одежду, то
настоящее «made in...»; если джаз, то из первоисточника, коим
тогда заслуженно считалась программа «Голоса Америки»
Music USA. Правда, чтобы все это тогда раздобыть, требова¬
лись невероятные ухищрения. Но тут из Кремля прописали
стране «политическую оттепель», которая весьма в этом на¬
правлении подсобила.
«БРОНЕПОЕЗД» ЗАВОРАЧИВАЮТ В ТЕННЕССИ
Самым ярким пятном той поры стал Московский между¬
народный фестиваль молодежи и студентов 1957 года. Бук¬
вально только что — и казалось, навсегда — прочно упакован¬
ная в «совпаршив» столица вдруг празднично помолодела от
веселой раскованности одетых в ладную джинсу юных послан¬
цев планеты. А на некоторых концертных площадках города
даже заиграл джаз. Матерых политических бойцов с раритет¬
ного бронепоезда «ЦК КПСС» эти завезенные иностранными
гостями упругие ритмы никак не поколебали. Зато где-то в
унисон завибрировал их кадровый комсомольский резерв.
Тем, дабы не ударить в грязь лицом перед прогрессивной мо¬
лодежью мира, вечно правящая партия советского начальства
доверила идейно-культурно опекать на фестивале своих свер¬
стников. Однако «партотцы» опрометчиво забыли, что их
«комдети» — сами из послевоенного мальчишника. И стало
быть, еще задолго до начала своей комсомольской карьеры так
или иначе, но тоже подсели на джазовый экспресс. А он, меж¬
ду прочим, пилил на всех парах не куда-нибудь, а в Чаттанугу
(штат Теннесси).
368
Клубные кафе. Как хороню мы плохо жили
ПЕРВЫЕ ЛАСТОЧКИ
То, что уже при подготовке к фестивалю некоторые кура¬
торы и их подшефные спелись, для легальной встречи отече¬
ственных джазменов со своей аудиторией имело решающее
значение. Благодаря этому уже в 1956 году Юрию Саульскому
удалось создать при Центральном доме работников искусств
(ЦДРИ) молодежный ансамбль, который почти целиком со¬
стоял из импровизаторов. Биг-бенд ЦДРИ пользовался беше¬
ным успехом. И очень достойно выступил на небольшом джа¬
зовом конкурсе, который в рамках фестиваля проходил в
бывшем Доме кино на Поварской улице. Случившееся было
почти беспрецедентно: после десятков лет гонения джаз в
стране вышел из подполья.
Далее уже свое слово — в плане попыток создать в столи¬
це нечто вроде джаз-клуба — попытались сказать энтузиа¬
сты — единомышленники Алексея Козлова. Ему — тогда уже
набирающему силу джазовому саксофонисту — даже удалось
немного поиграть со своим квинтетом в первом из таких клу¬
бов. Он камерно существовал в ДК энергетиков на Раушской
набережной.
Будущее, казалось, внушало отечественному джазу, а так¬
же его только-только начинающей формироваться аудитории
надежды. К тому же в 1960 году в Москве планировалось
проведение очередного международного молодежного фору¬
ма. И его комсомольским организаторам позарез требовалось
что-то «эдакое для атмосферки». Однако на этот раз номер
не прошел. «Старшие товарищи» от затеи отмахнулись. А
клуб на Раушской прихлопнули. Казалось, железный занавес
снова стал опускаться. Но вдруг случилось то, что еще срав¬
нительно недавно самым безбашенным джазовым фанатам из
ликвидированного в 1955 году «Коктейль-холла» казалось
прекрасной и невероятно далекой мечтой. Джаз сначала за-
НАМ и не СНИЛОСЬ...
369
Н. Ямской
играли в только что открытом кафе «Молодежное». А вслед
за ним и в нескольких других кафе, расположенных в самом
центре Москвы.
Как такое могло случиться и во что вылилось — стоит от¬
дельного рассказа.
«МОЛОДЕЖНОЕ». А ТАКЖЕ ДРУГИЕ
НЕКУЛИНАРНЫЕ ПРЕМЬЕРЫ, КОТОРЫМ ВСЕ
ВРЕМЯ ПРИКАЗЫВАЛИ НЕДОЛГО ЖИТЬ
«Любите ли вы Бетховена?» — спросили как-то Джона
Леннона на пресс-конференции во время первых гастролей
«Битлз» в США.
«О да! — сохраняя серьезность, ответил он. — Особенно
под него танцевать!»
Конец эпохи всеобщего притопа
В Советской России полвека танцевали под джаз. Правда,
подразумевая под этим любую пригодную для притопа му¬
зыку. Понимание того, что джаз может быть серьезным, что
танцевать под него — все равно что плясать гопака под Бет¬
ховена, пришло не сразу. Но в том, что это случилось, боль¬
шую роль сыграл октябрьский 1961 года XX съезд КПСС. И
конечно, настырность рвущихся из подполья отечественных
джазменов, которых эта самая КПСС туда и загоняла.
Своя «ОТТЕПЕЛЬ» НА УГЛУ ТВЕРСКОЙ-ЯМСКОЙ
и Васильевского
Именно в этом месте власти позволили открыть кафе
«Молодежное», куда в дни съезда можно было бы завести
гостей из некоторых братских партий и сказать: «Смотрите,
какой у нас социализм без берегов — даже джаз есть». Впро¬
370
Клубные кафе. Как хорошо мы плохо жили
чем, днем «Молодежное» работало в режиме обычного обще¬
питовского заведения: сосиски с горошком; яичница-глазунья
и кофе с песочником. Ну, можно было еще заказать бокал
сухого красного вина типа «Старый мельник».
Однако все преображалось клубными вечерами шесть раз
в неделю. Тогда узкий, похожий на кишку зал на сто мест
буквально трещал от наплыва посетителей. Вдвое больше за¬
видовало в очереди за дверями. Еще бы! Счастливцев внутри
угощали своими стихами молодые, но уже очень популярные
звезды советской поэзии Е. Евтушенко, Р. Рождественский,
А. Вознесенский, Б. Ахмадулина. С ними неформально об¬
щались известные всей стране люди: от «улыбчатого» Юрия
Гагарина до «певучего» Марка Фрадкина. Первый космонавт
звал молодежь в межпланетное будущее. Известный компо¬
зитор делился творческими планами. И даже вдохновился в
этих стенах на создание песни, которая так и называлась —
«В кафе «Молодежном».
Гарнир — хорош. Да блюло несъедобно
И все же главным блюдом для многих были завершаю¬
щие вечер выступления джазовых ансамблей. Поскольку
иных мест, где можно было бы свободно послушать высту¬
пление парочки самых, пожалуй, ярких из них — квартета
Г. Гараняна и квинтета А. Козлова — попросту не было. А в
«Молодежном» они выступали постоянно. И не только они.
В 1962 году в этом кафе даже состоялся Первый фестиваль
джаза. Довольны остались все. Особый повод радоваться
был у участников. Все-таки их музыка и они сами были
наконец-то легализованы. Могли формировать свою аудито¬
рию. А значит — вместе с ней профессионально и творчески
расти.
При этом почти каждый догадывался, что эта «панама»
ненадолго. Что их трио, квартетам и секстетам отведена роль
гарнира к идеологическому блюду, которое готовили в ЦК
ВЛКСМ, а то и повыше.
371
Н. Ямской
«Мама мома» и ее «кукушата»
Впрочем, был в этом высочайшем «крышевании» и плюс.
Потому что очень скоро вечера в «Молодежном» прикрыли
(говорят, по жалобе на страшный шум некоего жившего в этом
же доме генерала). И ребята оказались один на один с Москов¬
ской организацией московских ансамблей — сокращенно
МОМА. В иных условиях ожидать чего-либо хорошего от этой
конторы, курирующей всю работу музыкальных коллективов
в кафе и ресторанах, джазменам не стоило. Но МОМА, види¬
мо памятуя о противоречивых медвежьих разворотах еще бо¬
лее высоких кураторов, форсировать события не стала. А по¬
вела себя как кукушка. В том смысле, что, сказав новым
детишкам «живите!», в заботе о «гнезде» предоставила их са¬
мим себе. «Кукушата» оказались ребятами не промах. Когда
нужно, умели «скорешиться» со сверстниками в МГК ВЛКСМ.
Когда требовалось, ныряли под крыло Московской организа¬
ции союза композиторов. А в результате очень скоро джаз
стали играть в кафе «Аэлита» около Маяковской и в «Синей
птице» на улице Чехова (ныне Малая Дмитровка). По срав¬
нению с «Молодежкой» в «Синей птице» разговоров было
гораздо меньше. Зато импровизационные выступления (ноч¬
ные джем-сейшен) проходили с гораздо большим драйвом.
Что в общем-то неудивительно. Обстановка была более рас¬
полагающей, а импровизировали лучшие на то время отече¬
ственные джазмены — в том числе те же Козлов с Гараняном.
«У НИХ НЕТ МЯСА.
Так пусть не будет и драйва!»
Совсем своим для «джазом опаленных» в 1968 году стало
кафе «Ритм». Алексей Козлов с товарищами нашел для него
место буквально в трех минутах от «Молодежного», на улице
Готвальда (ныне ул. Чаянова). Формально помещение при¬
надлежало шашлычной. Однако проблемы с мясом в те годы
уже докатились и до Москвы. Так что директор заведения, где
372
Клубные кафе. Км хороню мы плохо жили
шашлыками пахло все реже и реже, не возражал. И хотя со¬
ветская идеологическая бюрократия снова впала в раж, в Мо¬
скве все-таки появилось место, где три дня в неделю собира¬
лись истинные знатоки и любители джаза. К сожалению, эта
эйфория длилась недолго. Просуществовавший всего год
«Ритм» заставили свернуть свою деятельность. Почему? Да
потому, что слишком уж контрастировали упругие джазовые
ритмы с сонной атмосферой эпохи «расцвета застоя». К тому
же в силу конструктивных особенностей каменного дома, где
проживали многие известные советские композиторы и даже
размещалось правление их московской организации, звук ре¬
зонировал так, что травмированные им жители стали строчить
во все инстанции жалобы. С их подачи директора шашлычной
вызвали в райисполком и приказали вернуть все в первобыт¬
ное состояние.
В результате джаз эти стены покинул. Тишины стало
больше. Только мяса от этого в стране не прибавилось.
Да и шашлыки в общепите сочнее не стали.
УСПЕХ ПОРАЖАЮЩЕЙ СИЛЫ
В 1969 года питательно-развлекательная жизнь столицы
получила дополнительные площади, а молодежь — новый
«Бродвей». На прорубленном через старый Арбат Калинин¬
ском проспекте (ныне Новый Арбат) открылись лучшие —
разумеется, по советским меркам — магазины, рестораны,
кафе и бары. Однако самое, пожалуй, скромное из них скоро
стало и наиболее посещаемым. Это было кафе «Печора», где
шесть вечеров в неделю играли джаз. И тогда сюда специ¬
ально «на замечательного трубача Германа Лукьянова» и «на
великолепного барабанщика Володю Буланова» устремля¬
лась публика со всех концов Москвы. В результате у входа
неизменно клубилась огромная толпа. А довольно прилич¬
ный зал забивался под завязку.
Музыкантов такой триумф воодушевлял. А вот админи¬
страцию кафе столь грандиозная «наполняемость» очень ско¬
373
Н. Ямской
ро стала крайне напрягать. Перемена в их настроении объяс¬
нялась просто. Основной доход в заведении шел от реализации
продукции кухни. Но вместо того, чтобы быстренько откушать
горячего, заплатить и уйти, уступив место новым посетителям,
джазовые ценители просиживали весь вечер, слушали своих
любимцев и почти ничего не заказывали. Получалось, что весь
этот джаз оказался сплошным «вредительством», потому как
подрывал заведению один из главнейших плановых показа¬
телей.
Импровизация
КАК ИСКУССТВО СОЕДИНЯТЬ НЕСОЕДИНИМОЕ
Ни администрация, ни коллектив заведения в целом ми¬
риться с такой вопиюще упущенной выгодой не собирались.
Поэтому перед джазменами реально замаячила перспектива
очередного изгнания. На счастье, ребят выручила смекалка. И
профессиональное импровизационное умение мгновенно на¬
ходить решение. Наиболее находчивый из музыкантов (кажет¬
ся, это был именно Алексей Козлов) предложил администрации
продавать входные билеты, в стоимость которых входило то
или иное «дежурное» блюдо. Заранее оплатив заказ, публика
увлеченно отдавалась потреблению пищи духовной. Кухонная
же стряпня оставалась в основном нетронутой. В результате у
администрации перестала болеть голова «за рентабельность».
А коллектив с пониманием ждал окончания джазовых импро¬
визаций. Ибо дальше следовала радостная дележка образовав¬
шегося под занавес продуктового «бесхоза».
МУЗЫ ДОЛЖНЫ МОЛЧАТЬ,
КОГДА МИМО ЛЕТЯТ «ЧЛЕНОВОЗЫ»
Однако все стало непоправимым, когда постоянные оче¬
реди на входе в «Печору» вызвали острое недовольство у
сиятельных пассажиров снующих по Калининскому «члено-
374
Клубные кафе. Как хорошо мы плохо жили
возов» и насторожили их охрану. Другие очереди — в мага¬
зины и по всей стране — им как-то глаза не кололи. А тут
правительственная трасса. Великий служебный путь от
Кремлевской стены до Рублевки и обратно. Нехорошо!
Кто там по известной схеме что-то сверху «цикнул», а на
Лубянке «чикнул» — не суть важно. Просто в один не самый
лучший день «Печора» резко порвала свои отношения с джа¬
зом. И мгновенно превратилась в банальное общепитовское
кафе с обычным вокально-инструментальным составчиком,
оперативно присланным из МОМА.
ОТ СТОЛИКОВ И СТОЕЧЕК В АУДИТОРИИ И ЗАЛЫ
Точно такой же, но чуть классом повыше и на «пересмен¬
ке» с варьете, постоянно выступал по соседству в образцово-
показательном ресторане «Арбат».
Такая музыка, как выражался товарищ Вывалов из «Кар¬
навальной ночи», «вела, но не уводила»...
Кого и куда в конце концов распределила сама жизнь.
С 1970-х годов джазовое обучение ввели в ряде музыкаль¬
ных училищ и факультативно в некоторых консерваториях.
С 1990-х джаз прочно поселился там, где ему, собственно,
подобает быть, — на концертных площадках и в джазовых,
без всякой «общепитовской» примеси клубах.
Тех же, кто эту музыку гонял, сегодня вряд ли припомнят
даже те, кто когда-то дисциплинированно таскал их портре¬
ты на праздничных демонстрациях по Красной площади.
Глава 11, заключительная
ТУДА-СЮДА. И ОБРАТНО
Хорошее качество, недорогие цены, быстрое обслужива¬
ние. Сколько жил в СССР, столько помню, как настойчиво
в общепите той страны декларировалась верность этой триа¬
де. Но годы шли, а цель, увы, так и оставалась недостижи¬
мой. Поскольку даже если удавалось достичь чего-то одного,
то обязательно за счет чего-то другого. Словом, более или
менее устойчивого, гармоничного «треугольника», который
с такой подкупающей легкостью достигался посетителями
пивных в классической композиции «Сильнее смерти», ни¬
как не получалось.
Недолгая «Заря» над останкинским
«Востоком». Заметки аборигена
Исключения, однако, случались. Одно из них имело место
как раз тогда, когда умер Сталин, началось хрущевское по¬
тепление и в железном занавесе вдруг стали обнаруживаться
щели. Самая первая оказалась не только самой крупной, но
и имела далекоидущие последствия. Называлась она — Все¬
мирный фестиваль молодежи и студентов в Москве, прохо¬
дила летом 1957 года и сыграла внутри страны роль, сравни¬
мую едва ли не с падением Берлинской стены в истории
Германии. Дело в том, что впервые за долгие годы существо¬
вания советской власти столица СССР вдруг широко рас¬
пахнула двери сразу для более семи тысяч иностранцев из
четырех десятков стран. И принимала их щедро, хлебосоль¬
Туда-сюда. И обратно
но, с обильным угощением блюдами почти всех националь¬
ных кухонь СССР. Для достойного питания молодых, жиз¬
нерадостных посланцев всего остального мира на севере
столицы при специально построенных новых гостиницах
«Ярославль», «Останкино», «Алтай», «Заря», «Восток» вы¬
делили рестораны, буфеты, установили поблизости столовые
временного типа.
Каждая из таких столовых была рассчитана на 500 чело¬
век. И у тех немногих советских людей, которым удалось
туда проникнуть, самое неизгладимое впечатление оставило
невиданное ими доселе изобилие на столах.
Я ВИДЕЛ БУДУЩЕЕ БЕЗ НАС ОНО ПРЕКРАСНО
В официальных отчетах наших специалистов по питанию
это по-бюрократически суховато называлось «системой само¬
обслуживания с открытой выкладкой разнообразной кули¬
нарной продукции на раздаче». Один из моих сверстников —
активистов фестиваля, которому посчастливилось оказаться
в специально огороженной зоне для угощения дорогих по¬
сланцев, на полном серьезе уверял меня потом, что именно
так мы будем питаться при коммунизме. А поскольку наше¬
му поколению из Кремля уже пообещали, что это «не за го¬
рами», то очень уж хотелось думать, что так оно и будет.
Я сам какой-то период в эту лабуду верил. Потом, понят¬
ное дело, засомневался. И в результате разуверился настоль¬
ко, что предпочел все эту гастрономическую муру об «от¬
крытой выкладке на раздаче» из головы выкинуть. Пока в
первый раз не выехал сразу в западную страну. И с изумле¬
нием обнаружил, что у них это самое «счастливое коммуни¬
стическое завтра» уже зримо присутствовало в настоящем,
ибо неопровержимо простиралось передо мной горой раз¬
нообразных готовых блюд и довольно буднично называлось
«шведским столом».
Разумеется, этот «коммунизм» входил в стоимость гости¬
ничного номера. Но зато предназначался не «только для до¬
377
Н. Ямской
рогих гостей», но № персонально мне. А кроме того, в отличие
от «сиявшей» всего две недели «останкинской зари», совер¬
шенно не собирался сразу после парадного разъезда гостей
бесследно исчезать прямо на глазах у растерянно оставшей¬
ся с носом «принимающей стороны».
Балет «Красный мак»
Далее в воспоминаниях роятся лишь исключительно не¬
удачные примеры массового внедрения в советский быт хотя
бы немного приближающейся к западным стандартам отече¬
ственной системы «быстрой еды». Обвал в советском обще¬
пите начинался сразу же, как только в нем пытались хоть не¬
много свернуть с давно протоптанного пути ресторанов
особого разряда и фирменных кафе. Пример, который уязвил
лично меня более других, оказался связан с кафе «Красный
мак» на Петровке. И не просто благодаря более похожим на
сон воспоминаниям о послевоенной Москве и отцовском дне
рождения в этом кафе, на котором я безобразно, до покрытия
«гусиной кожей» обожрался мороженым. Просто я уже вполне
осознанно помню роскошный «Красный мак» начала 1960-х.
Сегодняшнему москвичу это название мало о чем говорит.
А в середине прошлого века, чтобы попасть в уютное, удобно
расположенное близ скрещения Петровки и Столешникова
переулка кафе, выстраивалась длинная, терпеливая очередь.
Бегство от коллективной кормушки
Интригующий полумрак двухуровнего — как в «Коке»
или «Артистическом» — зала; мягкий свет настольных ламп
под красивыми абажурами; благородная тяжесть бархатных
занавесей, по всему полю которых алели вытканные маки;
очень неплохая кухня. Словом, многие побывавшие там по
праву считали «Красный мак» самым элегантным в Москве
заведением.
378
Туда-сюда. И обратно
Но вот грянула очередная реорганизация: Кафе закрыли. В
его помещении открыли столовую самообслуживания. Загля¬
нув как-то по старой памяти внутрь и сразу же оказавшись в
ее унылом безликом интерьере, я просто опешил. Один толь¬
ко вид хлипковатых общепитовских столов, к неопрятной пла¬
стиковой поверхности которых прилипали рукава, чего стоил.
Мысль о том, чтобы там что-то поесть, даже не возникла. Ее в
зародыше подавило непреодолимое желание стремительно
«самообслужиться» путем экстренной эвакуации из этого кол¬
лективного «хлева». Что и было немедленно осуществлено.
ИЗДЕВАТЕЛЬСТВО В ЦЕЛЛОФАНЕ
Далее последовал еще более удручающий процесс, связан¬
ный с устойчивым продуктовым оскудением. Последний раз
при социализме видение нормальных продуктов в родном
общепите посетило только тех москвичей, которые задержа¬
лись в столице во время 0лимпиады-80. В те дни некоторые
из них успели немного вкусить качественных зарубежных
плодов, специально завезенных в родной город к празднику
мирового спорта. И потом долго просветленно вспоминали
вкус настоящего голландского пива. А также непередаваемый
мясной аромат срочно доставленного из Финляндии серве¬
лата. Картина становилась особо щемящей на фоне резкого
ухудшения качества собственного питания, продуктовым
символом которого стали — какие угодно, но только не мяс¬
ные — сосиски в целлофане. Особая издевка заключалась в
том, что, чтобы эту оболочку отодрать, требовались прямо-
таки нечеловеческие усилия.
ПОХОРОНЫ ЕДЫ
Под это остервенелое шуршание началась и расцвела гор¬
бачевская перестройка, которая своей оголтелой антиалко¬
гольной кампанией окончательно добила советскую власть,
379
Н. Ямской
обездолила пивбары и превратила водку в «жидкую валюту»
для бедных. В оставшиеся без продуктов пивные и закусоч¬
ные стало не только можно, но и нужно приносить с собой
что угодно и сколько угодно. Говорить тоже разрешили все.
И даже орать «Ура!» или «Караул!». Все равно никто никого
не слушал и никакой разницы в этом оре не улавливал.
Признаки нормального общения сохранились разве что в
тех точках, которые обживала для своих тусовок творческая
и научно-техническая интеллигенция, а также увлеченно
вращающаяся в своей собственной субкультуре молодежь.
Ну, общение общением, а в ассортименте все равно у всех
было в основном одно и то же — «наличие отсутствия».
ВЕТЕР ЗАПАДНЫЙ, ВРЕМЕНАМИ
ПОРЫВИСТЫЙ
Подобно «пивной эстраде» в начале 1920-х, пол века спу¬
стя «общепитовскую эстраду» впервые накрыла волна музы¬
кальной попсы.
Танцуют все!
Звуки этой «музычки» можно было услышать в любом «ка¬
баке». Даже в относительно респектабельном по тому времени
и потому весьма популярном кафе «Лира» на Пушкинской
площади. Правда, выступавшие там вечерами вокально-
инструментальные ансамбли иногда не выдерживали. И время
от времени резко отклонялись от утвержденной им в МОМА
программы, чтобы в меру своих скромных, как правило, спо¬
собностей сыграть что-нибудь из репертуара современных за¬
падных звезд. Публика откликалась мгновенно, по обыкнове¬
нию кидаясь отплясывать тоже где-то подсмотренные твист
или шейк.
В результате на какое-то время негласное звание «запад¬
ного форпоста» в центре Москвы перешло именно к «Лире».
380
Туда-сюда. И обратно
На что несколько по-своему откликнулись кинематографи¬
сты. В начале 1970-х годов в как бы «модерновых» интерье¬
рах кафе снимался один из весьма приметных эпизодов зна¬
менитого телесериала «Семнадцать мгновений весны».
«НЕ ВЗЯТЬ ЕГО ВАМ ГОЛЫМИ РУКАМИ!»
Это была сцена в приотельном швейцарском ресторане,
где арийский по форме, но глубоко советский по содержа¬
нию штандартенфюрер Штирлиц-Тихонов подвергался сек¬
суальной агрессии со стороны слегка подвыпившей дамы с
горжеткой из лисы. Учитывая ее заявление: «В любви я
Эйнштейн!», а также тот факт, что лет эдак через десять ис¬
полнительница этой роли — актриса Инна Ульянова в об¬
разе неподражаемой Маргариты Павловны из «Покровских
ворот» без труда справлялась сразу с двумя мужьями, си¬
туация для Штирлица складывалась не из легких. Для того
чтобы из нее достойно выйти, главному герою потребова¬
лось продемонстрировать все лучшее, чем была славна со¬
ветская школа разведки. А создателям кинокартины — по¬
стараться оттенить это созданием антуража разлагающегося
Запада. Из-за этого-то в кадр и попал самый тогда совре¬
менный в столице интерьер «Лиры» с баром, у стойки кото¬
рого Штирлиц так внешне безмятежно потягивал коньячок.
А также уголок прикафешной автостоянки, где дама с лисой
тщетно поджидала элегантно отвертевшегося от нее лицедея-
штандартенфюрера. Говорят, что для съемки этих кадров с
десятком подержанных иномарок пришлось мобилизовать
чуть ли не весь автопарк столичных плейбоев.
МНОГО ШУМА БЕЗ НИЧЕГО
Для воссоздания соответствующей обстановки на столич¬
ных общепитовских танцплощадках таких опустошительных
усилий совсем не требовалось. В середине 1980-х «твистова¬
381
Н. Ямской
ли» уже все, даже немолодые посетители в солидных ресто¬
ранах. При этом почти никто не сомневался, что СССР и
советский строй — это на века. Но стоило научно-техниче¬
ской революции стремительно приблизить к нам весь осталь¬
ной мир, как стали неизбежными судорожная перестройка
сверху и спонтанная гласность снизу. Долгожданная свобода
говорить, слушать и носить что хочешь почему-то пришла
вместе со всеобщей диетой для похудания.
ЗИЯЮШИЕ ВЫСОТЫ
Нет, в «Национале» или в «Арагви» еще можно было нор¬
мально покушать. Но то, чем стали кормить в общепитовских
кафе и столовых, едой уже трудно было назвать. Еще более
обескураживающе выглядели прилавки в столичных продук¬
товых «суперсамах», понастроенных во времена «развитого
социализма». К концу дня они почти стерильно зияли абсо¬
лютной пустотой. Даже импорт в обмен на нефть — привыч¬
ная палочка-выручалочка для развитого социализма — уже
не мог решить проблемы продовольственного обеспечения
москвичей. На излете восьмидесятых положение еще больше
ухудшилось. Заказать столик в ресторане или солидном кафе
стало не столько непреодолимой проблемой, сколько заведо¬
мо удручающим занятием. Потому что даже в самых лучших
из них меню все больше и больше теряло в своем содер¬
жании.
Причем что характерно? Почти восемь десятилетий перед
этим всем в стране, в том числе и ее продовольственным
обеспечением, дирижировали из Кремля. Однако, когда на¬
стал час предъявить народу «главных именинников» вопи¬
ющего продовольственного провала в условиях «развитого
социализма», то они обнаружились почти исключительно в
системе торговли и общественного питания. За период с
1983 по 1989 год в столичных управлениях, торгах, мага¬
зинах, предприятиях питания и продовольственных базах
было арестовано почти 1300 человек. Под судебную разда¬
382
Туда-сюда. И обратно
чу попали не только руководители-расхитители, но и впол¬
не рядовой состав, в том числе — официанты, буфетчи¬
ки, метрдотели.
«СЕЗАМ ОТКРОЙСЯ! Я ХОЧУ ВЫЙТИ!»
То, что в общенародном меню от этого не прибавится, ста¬
ло очевидным почти сразу же. Зато окончательное выясне¬
ние того, кто сел по делу, а кого просто назначили козлом
отпущения, растянулось на годы. И не закончилось даже тог¬
да, когда в разгар перестройки былой строгий идеологиче¬
ский контроль растаял еще стремительнее, чем товарные за¬
пасы на полках.
При этой красноречивой пустоте былые праздники всеоб¬
щей гласности оказались куда менее востребованными, чем
праздники еды. Один из них оказался прямо-таки знамением
нового времени и воплощением наивных чаяний сразу не¬
скольких поколений — когда-то совсем юных, а теперь впол¬
не заматеревших «штатников» и «западников». Случилось
это 31 января 1990 года. В Москве, все в том же, но соот¬
ветственным образом переоборудованном помещении быв¬
шего кафе «Лира» на Пушкинской, состоялось открытие
первого в нашей стране ресторана быстрого питания «Мак¬
доналдс». Американская закусочная — сенсация! Все броси¬
лись пробовать биг-маки, без разбора запивая их хоть кокой,
хоть пепси.
Вот так на закате XX века широкие слои российских граж¬
дан впервые смогли — хоть и привычно предварительно по¬
стояв в длиннющей очереди, но совершенно свободно — при¬
общиться к западному образу жизни.
И сразу почувствовать капитализм на вкус. Получилось
как с куревом. Кто помоложе — втянулся и даже где-то кайф
ловит. А кто постарше — и рад бы найти другую, не столь
вредную привычку — да куда деваться, когда все на «одном
поезде едут».
Словом, поздно уже менять планету...
383
Н. Ямской
НА ПУТИ К БОЖЕСТВЕННОМУ ФАСТФУДУ
Далеко — ох как далеко! — ушли мы от тех бедных наивных
восторгов по поводу первого западного фастфуда. Теперь в
Москве одних только ресторанов под тысячу. В очереди никто
не стоит. Правда, в иных заведениях, когда вы входите в со¬
вершенно пустой зал, вас почему-то все равно спрашивают:
«Резервировали ли вы стол?» По-настоящему звездных ресто¬
ранов в Москве все еще не очень-то много. Так что пока коли¬
чество по-прежнему бьет класс. Однако это совсем не означа¬
ет, что выбрать нечего. Выбор как раз такой, что перед первым
визитом без информационной разведки, ориентируясь только
по названию, не обойтись. Потому что названия все завлека¬
тельные, с выдумкой и даже юмором. А что за ними, если рань¬
ше не бывал, просто так и не угадаешь.
Вот несколько зарисовок, сделанных после собственной про¬
гулки по нескольким точкам Москвы начала нынешнего века.
В «ЯМКИ». И ПОВАЛЯТЬСЯ...
Нет, когда в Камергерском переулке — былой вотчине
кафе «Артистическое» — натыкаешься на ресторан «Кебаб-
сити», предположить, что банкетные столы там ломятся от
«хитов» азербайджанской кухни и каспийских осетров в
общем-то можно. Да и прочитав хорошо видную с Цветного
бульвара вывеску с названием «Япона-мама», несложно уга¬
дать, что в этом заведении посетителя наверняка поджидает
не чья-то там «мама», а суши и безопасная (в смысле пер¬
спективы набрать лишний вес) лапша всех видов. Однако
как, не заглянув самому внутрь, догадаться, что же за дверя¬
ми бара «Суши весла» на Никольской происходит?
А там, оказывается, крутится конвейер, похожий на ма¬
ленькую речку с лодками. И в каждой мимо посетителя плы¬
вут тарелки с роллами и теми же самыми суши.
То же самое с баром «Ямки и поваляться» (Большая Ни¬
китская, 12). Пока сам не заглянешь, не сразу поймешь, что
384
Туда-сюда. И обратно
там, оказывается, все точно так, как и обещано. То есть под
выставленными в зале низенькими японскими столиками
действительно устроены ямки, куда для удобства можно за¬
сунуть ноги. Это позволяет посетителю занять более при¬
вычную для европейского человека позу. А уж дальше впол¬
не комфортно уплетать какое-нибудь пахучее блюдо с рисом
и морепродуктами.
Здравствуй, юность кулинарная моя!
Без личного знакомства с ресторанами и кафе для носталь¬
гирующих по былой общепитовской простоте тоже вполне
можно врезаться. Потому что и тут, как говорится, сам не по¬
пробуешь — не поймешь! Сунулся как-то, не зная брода в по¬
исках простого советского бутерброда, в крохотную, всего на
шесть столов кафешку «Люди как люди» у метро «Китай-
город», а там — горячие сэндвичи на французский манер.
И вообще — сплошное «скромное обаяние буржуазии». А вот
«Столовка» на Садово-Каретной если и обманула ожидания,
то как раз в лучшую сторону. Потому что внутри — самое что
ни на есть уютное современное кафе с камином. А вот светлое
прошлое — оно, как и полагается, все в меню. Во-первых, се¬
ледочка с картошечкой. Во-вторых, котлетки, где до полагаю¬
щихся трех видов мяса хоть и не дотянуто, зато два более или
менее добросовестно представлены. И как некий гастрономи¬
ческий презент из сегодняшнего дня — хоть и незатейливые,
но удивительно вкусные чесночные гренки по довольно скром¬
ной, по нынешним меркам, цене.
«Торт МГУ». Пересолил, переперчил — пиши
САМ НА СЕБЯ ЖАЛОБУ
В связи с этой даже несколько настораживающей «цено¬
вой сдержанностью» вспомнилась середина 1960-х, учеба на
журфаке и профессорская столовая в университетской вы¬
385
Н. Ямской
сотке на Воробьевых горах. Студентов туда тоже пускали.
И мы с удовольствием в эту столовую наведывались, потому
что цены там тоже были умеренные, готовили неплохо. И
никакого самообслуживания — независимо от статуса, всех
посетителей обслуживали официантки. Однако элемент са¬
мостоятельного «кулинарного обслуживания» все равно
имел место быть. Благо на каждом столе стояли плетеные
корзиночки с бесплатным хлебом, а также фарфоровые ба¬
ночки с традиционным набором специй — солью, горчицей
и перцем. Так что в случае крайней нужды для отвода глаз
заказывался какой-нибудь дешевый жиденький бульончик с
яйцом. А основное насыщение шло за счет нескольких хлеб¬
ных ломтей, густо намазанных горчицей, да еще сверх того
присыпанных солью и перцем по вкусу. Достигнутый ре¬
зультат имел все основания считаться «блюдом массового
изготовления» и общепринято носил гордое название «торт
МГУ».
Суп с древесиной,
или Осечка за «рупь десять»
О том, что за данной технологией — будущее, мы в ту
пору даже представить себе не могли. Но, сами того не по¬
дозревая, уже на практике закладывали первый краеуголь¬
ный камень в проект, который уже тогда можно было назвать
«русское бистро». Или, если по-простому, по-народному,
что-нибудь вроде дешево и сердито. С качеством еды в на¬
шей профессорской столовой это «сердито» было почти не
связано. Готовили там нормально. А главные претензии нет-
нет да и возникали в простых факультетских столовках. Да
и то больше по части обслуживания и санитарии. В «про¬
фессорской», насколько я помню, был лишь один нашумев¬
ший случай, когда какой-то ответственный товарищ из рек¬
тората выловил у себя в супе щепку. Буквально в этом же
семестре случай был обыгран в факультетском капустнике.
Там имела грандиозный успех такая сценка. Студент с не-
386
Туда-сюда. И обратно
годованием говорит официантке: «Что за безобразие — у вас
же в супе сосновые щепки плавают!» На что та столь же воз¬
мущенно отвечает: «А что же вам, за рупь десять из карель¬
ской березы подавать?»
О том, что происходит в сегодняшних студенческих сто¬
ловках, судить не берусь. Не знаю! А вот к тому, чем сегодня
может себя порадовать весьма скромного достатка среднеста¬
тистический посетитель современного заведения системы
быстрого питания, приобщился. Первое свидание состоялось
в «Елках-палках» — целой сети заведений, оформленных в
стиле большой русской избы. И надо признать, удалось.
Больше всего понравился ход с подачей декоративной, но
хорошенько нагруженной самыми натуральными закусками
телеги для осуществления, так сказать, быстрой трапезы.
Чего там на тарелках только не было: холодец, всевозможные
салаты из капусты и свеклы, соленые грибы, маринованные
огурцы и все такое прочее. Словом, всего-навсего один под¬
ход — и целый набор традиционных блюд, канувших в Лету
советских праздников. А еще — кулинарные приветы сего¬
дняшнего дня: супы, блюда гриль. Очень удобная услуга «Та¬
релка Тамерлана». Для чего набираете в сыром виде мясо
или рыбу. Их в вашем присутствии жарят. Далее сами вы¬
бираете гарниры, зелень, овощи. И вперед! За какие-то
5—10 минут эксклюзивный обед из выбранных для себя —
только для себя, любимого, — продуктов готов. Еще полча¬
сика на нормальное усвоение приготовленного. И дальше
можно продолжать жить, наслаждаясь настоящим, а не об¬
ременяя себя старческим брюзжанием: вот-де раньше, а те¬
перь... Бывало, между прочим, по-всякому. Да и сегодня слу¬
чается по-разному.
Главное, как говорила моя малограмотная, но мудрая ба¬
бушка, главное — знать, чему завидуешь!
С ТАРЕЛКОЙ,
отнятой у Тамерлана
387
Н. Ямской
Из УВАЖЕНИЯ К ТОМУ,
КОГО УЖЕ НЕ ПЕРЕДЕЛАЕШЬ
Примеров тут масса. Взять хотя бы отличающийся особой,
продуманной до мелочей в духе ретро столичный «Главпив-
торг» на Большой Лубянке. А лучше даже — «Метро», от¬
крытый теми же владельцами в 2007 году на улице Верхняя
Радищевская. Заглянул я как-то туда с давним, знакомым
еще по старому сретенскому двору приятелем. И хотя своим
более ранним визитом в «Главпивторг» был уже в какой-то
мере подготовлен к сюрпризам, поразился. Там меня «оку¬
нали» в интерьеры типичного советского учреждения. Здесь
же — согласно хорошо всем знакомой своим характерным на¬
писанием буквы «М» — приглашали в столичное метро вто¬
рой половины прошлого века. Причем само метро предлага¬
ли добротно, почти без имитаций. Ну, представьте: около
бара стена с окошками «Справка», «Дежурный», «Касса».
Напротив — несколько зон-купе с диванами, в точности вос¬
производящими посадочные места в вагонах столичной под¬
земки. Вниз, как полагается, ведет эскалатор. Причем опять
же не какое-нибудь декоративное фуфло, а настоящий, ре¬
ально выкупленный у Московского метрополитена после его
смены при реконструкции станции «Таганская». На выхо¬
де — платформа и вагон с еще несколькими диванными зо¬
нами. Тоже оригинальный, не одним десятком лет своей тру¬
довой подземной жизнью честно заслуживший право на
покойную жизнь отставника — пенсионера при добротной,
по-настоящему ресторанной кухне.
РАЙ ДЛЯ «УКРОТИТЕЛЕЙ БУТЕРБРОДОВ»
Кухня в «Метро», кстати, заслуживает особого упомина¬
ния, без чего в рассказах о советских пивных — причем даже
самых лучших — мы с вами уже совершенно спокойно обо¬
шлись. Там и за один сорт пива — было бы свежее, да не силь¬
но разбавленное — «спасибо партии родной за любовь и ла¬
388
Туда сюда. И обратно
ску». А чтобы уж долго обсуждать ассортимент закусок — даже
предмета такого для разговора не было. Да и сколько же мож¬
но «живописать» про этих «заброшенных пасынков советско¬
го общепита» с их маловостребованными и потому перманент¬
но заветренными бутербродами с колбасой-сыром!
Зато в том же «Метро» — 15 сортов разливного пива: не¬
мецкого, голландского, бельгийского. Я уж не говорю о более
300 вариантов обеда. И если уж о бутербродах — то каждый
готовили, как блюдо, на заказ. Для чего брали миниатюрную
буханочку черного хлеба, надрезали ее вдоль и поперек, вну¬
три — по выбору — прокладывали копченым окороком, сы¬
ром или подкопченным лососем. По мере запекания буханка
раскрывалась, становилась похожей на корону, внутри все
пропитывалось соком и изнемогало от желания «Съешь
меня!». От этого призыва и аромата ожидание становилось
нетерпимым. И приходилось включать морально-волевой
фактор, дабы сдержаться и не начать жадно, по-варварски
безжалостно терзать его провокационно податливую, теплую
плоть. Надо ли объяснять, что при таких страстях мысль о
его весьма недешевой для бутерброда цене (93 рубля за шту¬
ку) как-то сознание не посещала.
Свои вершины. Про «Лимпопо»,
СЛАДКИЙ ВЫБОР И ЧЕРНЫЙ ШАНСОН
Вопрос о нынешних ценах со всеми заложенными в них
накрутками, включающими налог на добавленную стоимость
(НДС), — особая песня. Вероятно, уже каждому ясно, что это
некие переложенные на плечи потребителя расходы, более
всего связанные с затратным механизмом излишней держав¬
ной опеки и отсутствием настоящей конкуренции между
производителями. Справедливости ради напомню, что в
СССР государство этим тоже не пренебрегало. И если уж
цены снижало в одном, то всегда их с лихвой накручивало в
другом. То же самое касалось ценообразования в советском
общепите. Уже где-где, а там-то процесс всегда был одно¬
389
Н. Ямской
сторонним. Любой посетитель со стажем припомнит, как они
повышались. А как понижались?
Вот то-то и оно!
ЕСТЬ ИГРА. А В НЕЙ НАМЕК...
Кухню сравнивать не буду. Вопрос неоднозначный. В
моих воспоминаниях гастрономическое прошлое не всегда
«сияет». Но ведь были же «хиты», которые уже невозможно
повторить, а значит, и превзойти. То же самое — про саму
трапезу, ее организаторов, участников и летописцев.
Но ведь и у нынешней московской ресторанной жизни
есть свои вершины. Причем даже на том весьма непростом
поле, которое я бы назвал «организация общения в клубном
пространстве». Одним из таких, что заставил о себе говорить
и писать в самом начале XXI века, стал «Лимпопо» — ресто¬
ран при советско-африканском культурном центре (Кутузов¬
ский проспект, д. 2/1). По-настоящему «фирменными» в нем
в те дни стали мероприятия, втягивающие посетителей в не¬
кую театрализованную игру, в которой остроумно, с выдум¬
кой моделировались и пародировались события большой по¬
литики и светской жизни.
«ПРАЙМЕРИЗ» среди избирателей будущего
Описание одного из таких «действ» в марте 2000 года
даже попало в газеты. Хотя речь вроде бы шла всего-навсего
о детском утреннике в «Лимпопо». А все потому, что прошло
оно буквально за несколько дней до того, как страна полу¬
чила нового президента. И приглашенная на утренник со
своими родителями детвора — а это были в основном дети и
внуки кинозвезд — выступили в роли «электората», прожи¬
вающего в своей собственной «мультипликационной стране»
и выбирающей своего собственного президента. Сценарий
мероприятия придумал Александр Курляндский — автор по¬
390
\mr Туда-сюда. И обратно
пулярного мультипликационного сериала «Приключения по¬
пугая Кеши». Соответственно, кандидатами на пост первого
лица в том «мультигосударстве» выступили те же персонажи.
Тон в разгоревшихся предвыборных дебатах задал сам Кеша
с его вечным вопросом: «Вы не были на Таити?» Ему энер¬
гично оппонировали большой любитель покушать кот Васи¬
лий («А нас и здесь неплохо кормят!») и прямо-таки заци¬
клившаяся на своем «Прелестно! Прелестно!» ворона Клара.
Бесплатный сыр из мышеловок
Как и в настоящей большой политике, кандидаты щедро
раздавали обещания. Наибольшую фантазию при этом проя¬
вил конечно же попугай Кеша. Прежде всего он сообщил о
своем намерении провести переворот в финансах и ввести но¬
вые дензнаки под названием «кэш». Затем счел необходимым
утешить наиболее слабо социально защищенные слои в обще¬
стве — детей и пенсионеров. Первым он пообещал получение
зарплаты за посещение школы. Вторым гарантировал выплату
пенсии начиная с пятилетнего возраста. Кот-патриот Василий
жирно облизывался и одним сулил бесплатный «тур на Та¬
ити», а другим «ежедневную Масленицу и льготные обеды в
лучших столичных ресторанах». Скромненько, но со вкусом
выступила ворона Клара. Апеллируя в основном к женскому
электорату, она пообещала, что в случае избрания каждая при¬
личная дама получит «на кормление» свое место на помойке
плюс обязательное ежедневное пособие в виде приличного
куска сыра «Российский».
Поколение голосует десертом
Последовавшее за речами голосование проводилось по
технологии, о которой многим взрослым оставалось только
мечтать. Детскому электорату раздали три огромных торта с
изображением соответствующего кандидата. Чей торт съеда¬
391
Н. Ямской
ли быстрее — тот и побеждал. Результат при таких условиях
нетрудно было предвидеть. Шустрые потомки кинозвезд все
торты съели очень быстро, а главное — практически одно¬
временно. В итоге автору игрушечных выборов и по совме¬
стительству главе шуточного ЦИКа Александру Курляндско¬
му только и осталось, что с недоумением объявить всех трех
кандидатов президентами. А напоследок еще и сокрушенно
воскликнуть: «Конституции на них нет!»
Конституции, может, и нет. Но голосовали детишки аппе¬
титно, с умом и сердцем.
Все-таки хорошо, что в конце концов именно за ними бу¬
дущее.
«ЗА НАШУ И ВАШУ СВОБОДУ»
Через месяц — уже для взрослых — в «Лимпопо» состо¬
ялось мероприятие, на котором удалось побывать лично. И
стать свидетелем довольно впечатляющего зрелища под на¬
званием «Первый Международный конкурс африканских ис¬
полнителей блатных, лагерных и дворовых песен «Черная
Мурка» (в том году, между прочим, этой исторической пе¬
сенке исполнилось ровно 80 лет). Жаль, что этот конкурс
оказался первым и последним. Во всяком случае, лично я
ничего подобного — ни до, ни после — не припомню. Самое
поразительное, что конкурсанты продемонстрировали не
только довольно бойкое знание русского языка, но прямо-
таки почти родственное вживание в тематику. А ведь не дет¬
ские песенки пели. И пусть с акцентом, но весьма уверенно
справлялись с «Таганкой», «Зойкой», «Ванинским портом»
и прочими лагерными хитами. Причем так, как будто до это¬
го действительно век свободы не видали.
На лопатки всех положила очаровательная племянница по¬
сла, кажется, Гвинеи-Бисау. Она так проникновенно исполни¬
ла «Гоп-стоп», что у матерых членов жюри — актеров Алек¬
сандра Белявского (Фокс из фильма «Место встречи изменить
нельзя») и Ивана Бортника (Промокашка из этой же кинолен¬
392
Туда сюда. И обратно
ты) увлажнились глаза. Именно этой гарной африканской
дивчине достался главный приз — «Мерседес-320».
Я бы такой еще и российский паспорт вручил. Прямо на
дому. Но с разъяснением, что «радость со слезою на гла¬
зах» — это все же исключительно российский «бренд».
Славно отдуплились!
Доказательство, кстати сказать, не заставило себя ждать.
Ровно через год все в том же Лимпопо представителей Черно¬
го континента ждал еще один триумф — на этот раз спортив¬
ный. На организованном в центре матче-турнире по домино
между командой народных депутатов и сборной чрезвычай¬
ных и полномочных послов африканских стран уверенную
победу одержали дипломатические представители Того и Кон¬
го. Отечественные болельщики, конечно, сразу же стали ис¬
кать тому оправдание. И предполагать, что, добросовестно
погрузившись в российскую действительность, африканские
мастера хорошо натренировались. К тому же наши бойцы — в
лице тогдашнего зампреда Госдумы Владимира Жириновско¬
го и генерала Филатова — в силу своей особой загруженности
по месту основной работы на Охотном Ряду временно оказа¬
лись не в форме.
Так это было или не так — теперь не проверишь. Главное
в результате. А по факту он однозначен: когда-то, возможно,
робкие африканские новички убедительно превзошли учите¬
лей, мастерски оставив наших многоопытных народных из¬
бранников «в козлах».
Московские дали, или Голова кругом
К сожалению, к середине 2010-х «Лимпопо» из хроник
столичной клубной тусовки исчезло. Но тут ничего не по¬
делаешь: Москва — живой, бурно развивающийся город, где
каждую секунду что-то рождается, а что-то навсегда уходит
393
Н. Ямской
в прошлое. Так что для того, чтобы охватить процесс в це¬
лом, нужен широко распахнутый горизонт и высокая точка
обзора. Причем чем дальше по течению времени, тем выше.
Ведь, скажем, еще в начале прошлого века с тех же Во¬
робьевых гор всю Москву можно было легко охватить разом.
А вот пятнадцать лет спустя уже сложнее. Про высшую точ¬
ку в центре города образца 1916 года — веранду ресторана
«Крыша» на макушке первого столичного небоскреба у Пуш¬
кинской — и говорить нечего. Оттуда что-либо более или
менее распознавалось лишь в радиусе нынешнего Садового
кольца. Да и то исключительно крупные объекты, вроде Су¬
харевой башни на Сретенке или 1-й московской телефонной
станции в Милютинском.
Так что, бросая ретроспективный взгляд, можно сколько
угодно жалеть, что ресторан Крынкина давным-давно сгорел,
а «Крыша» если сегодня и есть, то не в Москве, а на верхнем
этаже гостиницы «Европейская» в Санкт-Петербурге (там,
между прочим, и пивная «Красная Бавария» имеется).
Правда, последнее время поговаривают, что летнее кафе —
в облике веранды ресторана «Турандот» — на крышу перво¬
го в Москве небоскреба все-таки вернется.
Да только что сегодня можно разглядеть с прежних мо¬
сковских «вершин»?
Ведь к XXI веку столица так размахнулась, что ныне для
ее обзора совсем иные, несравненно более высокие точки
требуются. А уж если это можно сделать не спеша, с комфор¬
том расположившись за хорошо накрытым столом — от же¬
лающих посетить такие площадки отбою, наверное, никогда
не будет.
Но пока тут спрос по-прежнему опережает предложение.
ДВЕСТИ МЕТРОВ НАД УРОВНЕМ МОРЯ
С прошлого века москвичам и гостям столицы достался
лишь один такой объект. Это открытый в 1967 году ресторан
«Седьмое небо» на Останкинской телебашне (ул. Короле¬
394
Туда-сюда. И обратно
ва, 15). Вот уж откуда, казалось, Москву можно было охва¬
тить «до самых до окраин»! Ведь следующие полстолетия
ничего выше этого громадного бетонного стакана, устремлен¬
ного в небо аж на 533,45 метра и стянутого внутри толстен¬
ными стальными тросами, построено не было. Как и не было
второго такого ресторана, три зала которого — «Золотой»,
«Серебряный» («Шереметьевский») и «Бронзовый» — раз¬
мещались бы на такой высоте — 200 метров над уровнем
моря. Кухню при этом, правда, пришлось оборудовать на от¬
метке 43 метра. Но поскольку связь обеспечивалась спе¬
циальным скоростным лифтом, любой посетитель, заказав
нечто приглянувшееся в меню (например, фирменную «осет¬
рину по-графски») мог быть уверен: свежеприготовленное
блюдо будет доставлено ему на стол всего за 60 секунд. Если,
конечно, официант расторопный.
Главная же фишка «Седьмого неба» заключалась в том,
что сами расставленные по периметру залов столы находи¬
лись на подвижном участке пола. Потихоньку вращаясь во¬
круг телебашенной оси, все это «хозяйство» совершало за
40 минут полный оборот. Благодаря чему не сходя с места и
не прерывая трапезы, одновременно две с половиной сотни
посетителей ресторана со своей медленно вращающейся на
приличной высоте наблюдательной точки любовались кру¬
говой панорамой Москвы. Кто-то подсчитал, что за первые
тридцать с лишним лет эксплуатации таких посетивших ре¬
сторан и смотровую площадку «Седьмого неба» счастливцев
оказалось почти десять миллионов.
ВЫСОТНОЕ ЗАМЫКАНИЕ
К сожалению, в августе 2000 года этот поток оборвался. В
самый разгар воскресного дня Городское управление проти¬
вопожарной службы (ГУПС) получило сообщение о возго¬
рании в Останкинской телебашне. На отметке 450 метров
из-за замыкания в силовых кабелях загорелись антенные фи¬
деры. Автоматическая система тушения не справилась. По¬
395
Н. Ямской
жарным тоже сразу подобраться не удалось: мешали высокая
температура и сильное задымление. Главное было вывести
из здания людей. Посетителей ресторана «Седьмое небо»,
смотровой площадки и многочисленных сотрудников ГТРЦ
сначала эвакуировали с помощью скоростных лифтов, а по¬
том по лестницам. Примерно через час в здании не осталось
посторонних. Однако остановить огонь долго не удавалось.
Скоро начали лопаться тросы, удерживающие лифты. В
одном из них оказались заблокированы и погибли четверо:
трое пожарных и женщина-лифтер. Десять человек получили
отравление угарным газом, тепловые удары и ожоги. Теле¬
вещание Москвы и Московской области оказалось сильно и
надолго нарушенным. По словам специалистов ГУПС, башня
уже давно не соответствовала требованиям безопасности. По¬
следняя проверка, проведенная за два месяца до возгорания,
выявила более 20 участков и установок, на которых замыка¬
ние могло произойти в любую минуту.
Так что где у нас тонко, там и рвется.
НЕ ЗАКРЫВАЙТЕ СЕБЕ ГОРИЗОНТ!
Первым последствия катастрофы пережило телевидение.
Уже на третий день после пожара оно переключилось на ре¬
зервную схему и выдало в эфир некую смесь из программ
ОРТ и РТР. А вот история с восстановлением уникального
ресторана и смотровой площадки затянулась более чем на
пятилетие. И обошлась в несколько миллионов долларов.
Зато в результате восстановительных работ «Седьмое небо»
предстало почти полностью преображенным. Прежняя общая
площадь, естественно, осталась той же. Но за счет перепла¬
нировки прибавился еще один зал, совершенно иными пред¬
стали интерьеры, ресторан оснастили современным оборудо¬
ванием и мебелью. Самое пристальное внимание обратили
на системы безопасности и новые скоростные лифты — они
теперь отвечают самым строгим нормам надежности. Да и
внешне сильно преобразились. В кабинах появились боль¬
396
Туда-сюда. И обратно
шие жидкокристаллические мониторы. Стены, чтобы создать
ощущение нахождения в большом, просторном помещении,
прикрыли четырьмя зеркалами. Так что всем — даже тем, кто
страдает клаустрофобией, но не боится высоты — прямой
путь наверх, на неспешно вращающуюся круговую площадку
«Седьмого неба». Там теперь можно хорошо — с чувством,
толком, расстановкой — покушать. И одновременно с высоты
птичьего полета полюбоваться современной Москвой.
А заодно проникнуться ощущением ее невероятной, почти
как сама жизнь, необъятности.
Ибо и то и другое не с нас началось и не нами кончится.
Содержание
От автора 7
Глава 1. УНЕСЕННЫЕ ВЕТРОМ 9
Ресторан Крынкина 10
Веселая «Крыша» в Больших Гнездниках 15
Тестов. «Яр». Из жизни первопроходцев 24
Глава 2. ПАТРИАРХИ ОТЕЧЕСТВЕННОГО
РЕСТОРАННОГО БИЗНЕСА 35
«Эрмитаж». Первый успех российско-европейского
альянса 35
Картинки «Славянского базара» 44
Легендарный «Яр». От жизни светской
до не совсем советской 52
Глава 3. РОВЕСНИКИ СЛЕДУЮЩЕГО ВЕКА 68
«Прага». Флагман Старого Арбата 68
«Метрополь» молодости нашей 85
«Националь». Европейский бренд с кремлевской наценкой 97
«Будапешт». О мясе по-сегедски и странностях любви 110
«Савой». Салат горкой и медведь с маникюром 120
Глава 4. «СОВЕТСКОЕ ЗНАЧИТ ШАМПАНСКОЕ» 132
«Москва». Сыр ностальгический, со слезой 133
«Арагви». От грузинской кухни к шведскому столу 143
«Арарат». Наша маленькая московская Армения 155
«Узбекистан». Восток — дело вкусное 163
«Пекин». Сказ об изумрудном яйце 170
«Коктейль-холл». 350 шагов на Запад 177
Глава 5. «ДРУЗЬЯ, ПРЕКРАСЕН НАШ СОЮЗ!» 190
Первое «журкафе» в Столешниковом 192
Кафе поэтов на Тверской 196
«Стойло Пегаса». «Полуфингал» второй, тоже скандальный 198
Ресторан «Дома Герцена». В «гнезде для несхожих
пернатых» 203
Полуподвал Клуба театральных работников
в Старопименовском 211
398
Содержание
Глава 6. «ПИР ДУХА», А ТАКЖЕ ПРОСТО БЫТ
В ПЕРИОД «ДОМОСТРОЯ» 219
Был бы корм. А Пегасы прибегут 219
Без монополии на гарнир, но «с изюминкой» 224
Домжур. Приподнимая крышку на медийной кухне 229
Центральный дом литераторов. Нечеловеческая цена
за литерные обеды 236
Ресторан ВТО. Место отдохновения, вызывающее
слюноотделение 246
На Васильевской, 17. «Рояль в кустах» и тайны кинокухни 259
Глава 7. «КТО К НАМ С ПИВОМ ПРИДЕТ,
ТОТ ЗА ВОДКОЙ И ПОБЕЖИТ!» 269
Набор для «остекленевших», или Пивная молодость
Страны Советов 270
Сороковые, пороховые и послевоенные, «незабвенные» 279
За столом — 0,8; под столом — 0,5 286
Шестидесятые, пузатые. Союз пера, серпа и молота 292
Отстой в период застоя 299
«Чем меньше знанья свет, друзья, тем больше тянет к крану!» 303
Глава 8. РЕСТОРАНЫ-«ПОПЛАВКИ».
БАНКЕТНОМУ ФЛОТУ ШТОРМА НЕ СТРАШНЫ 308
Не теряя берегов 308
«Вечный прикол» со следами побоев 309
Хороший ресторан всегда на плаву 316
Глава 9. МОСКОВСКИЕ КАФЕ. «ДОЛЬЧЕ ВИТА»
ДЛЯ «СОВКА» 322
Кафе-мороженые. О теплом отношении к прохладному предмету 323
От мороженой картошки к советскому, сливочному 327
В начале освоения Великого Северного пути 331
«Времена не выбирают — в них живут и умирают...» 335
Про праздники послевоенного детства и борьбу
с переохлаждением 339
Глава 10. КЛУБНЫЕ КАФЕ. КАК ХОРОШО
МЫ ПЛОХО ЖИЛИ 345
«Моспарнас» конца 1950-х. Свет в конце тоннеля 345
На переломе века 351
«Моспарнас». Наши лучшие годы 357
Джазовые кафе. История о том, как американский
паровичок переехал большой сталинский «совпаршив» 364
«Молодежное». А также другие некулинарные премьеры,
которым все время приказывали недолго жить 370
Глава 11, заключительная. ТУДА-СЮДА. И ОБРАТНО 376
Недолгая «Заря» над останкинским «Востоком».
Заметки аборигена 376
Ветер западный, временами порывистый 380
На пути к божественному фастфуду 384
Свои вершины. Про «Лимпопо», сладкий выбор
и черный шансон 389
.'Московские дали, или Голова кругом 393
Литературно-художественное издание
Ямской Николай Петрович
ЛЕГЕНДЫ МОСКОВСКОГО ЗАСТОЛЬЯ
Заметки о вкусной, не очень вкусной,
здоровой и не совсем здоровой,
но все равно удивительно интересной жизни
Ответственный редактор Д.О. Хвостова
Технический редактор Н.Н. Должикова
Корректор О А. Левина
Подписано в печать 12.12.2011.
Формат 60х90У16. Бумага офсетная. Гарнитура «Петербург».
Печать офсетная. Уел. печ. л. 25,0. Уч.-изд. л. 21,73.
Ти раж 3 ООО экз. Заказ № 1403.
ЗАО «Издательство Центрполиграф»
111024, Москва, 1-я ул. Энтузиастов, 15
E-MAIL CNPOL@CNPOL.RU
www.centrpoligraf.ru
ОАО «Тверской полиграфический комбинат»
170024, г. Тверь, пр. Ленина, 5
Николай Ямской
ЛЕГЕНДЫ
МОСКОВСКОГО ЗАСТОЛЬЯ
Чем только не заманивают сегодня к себе
столичные кафе и рестораны!
И поэтическими названиями вполне
ординарных блюд — типа «молодая
хрюшечка, для которой все закончилось»,
и молекулярной кухней, и кромешной
темнотой, в которой обслуживают
и рассчитывают слепые официанты.
Не ждите от этой книги подобной
оригинальности. Она для тех, кто любит
покушать, но помимо еды живо
интересуется еще многими другими
вещами. В данном случае историей
старых московских общепитовских
- увы!
- ныне мало
точек, от которых -
что осталось.
Повествование поведет читателя через
давно уже не существующие или
совершенно преображенные
ресторанные залы, задержится
у столиков кафе и стоек баров, которые
если где и сохранились, то лишь
в памяти современников.
Отечественный общепит — очень
важная составляющая нашей общей
истории. Да еще прямо-таки
«нашпигованная» литературными
цитатами, всевозможными
воспоминаниями, легендами, байками
и даже анекдотами, без которых на Руси
не обходилась почти ни одна трапеза.
ISBN 978-5-227-03408-3
9 785227 034083
11€НТРПОЛИГРАФ®