ТОМ 2
ЧАСТЬ III С 1790-х по 1870-е гг
Глава 1. Введение и план
2. Атрибуты эпохи
3. План части III
4. К вопросу о марксистской системе
Глава 2. Социально-политическая обстановка
2. Свободная торговля и международные отношения
4. Финансовая политика Гладстона
5. Золото
Глава 3. Интеллектуальная панорама
2. Романтизм и историография
3. Социология и политическая наука: энвиронментализм
4. Эволюционизм
5. Психология и логика
6. Домарксистский социализм
Глава 4. Парад войск 6
2. Рикардианцы
3. Мальтус, Сениор и другие мнее известные имена
4. Франция
5. Германия
6. Италия
7. Соединенные Штаты
8. Эмпирические работы
Глава 5. Общая экономика: временной срез
2. Предмет и метод: чем, по их мнению, занимались экономисты
3. Что в действительности получили читатели Милля
4. Институциональные рамки экономического процесса
5. «Классическая» схема экономического процесса
6. «Классическая» концепция экономического развития
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория]
2. Ценность
3. Теория международных ценностей
4. Закон рынков Сэя
5. Капитал
6. Доли факторов производства
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы
2. Фундаментальные вопросы
3. Выдержки из дискуссий по вопросам инфляции и возврата к полноценным деньгам
4. Теория кредита
5. Международный обмен и международное движение золота
6. Единый экономический цикл
Text
                    ЙОЗЕФ А. ШУМПЕТЕР


'УНИВЕРСИТЕТСКАЯ БИБЛИОТЕКА' Йозеф А. Шумпетер ИСТОРИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОГО АНАЛИЗА и УНИВЕРСИТЕТСКАЯ БИБЛИОТЕКА ЭКОНОМИКА
Joseph A. Schumpeter HISTORY OF ECONOMIC ANALYSIS
Йозеф А. Шумпетер ИСТОРИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОГО АНАЛИЗА В ТРЕХ ТОМАХ том 2 ПЕРЕВОД С АНГЛИЙСКОГО ПОД РЕДАКЦИЕЙ В. С. АВТОНОМОВА "ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ШКОЛА” САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ЭКОНОМИКИ И ФИНАНСОВ ВЫСШАЯ ШКОЛА ЭКОНОМИКИ Санкт-Петербург 2004
БИБЛИОТЕКА «ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ШКОЛЫ» Выпуск 33 ББК 65. 02 Ш 96 Издатели ИНСТИТУТ «ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ШКОЛА». САНКТ-ПЕТЕРБУРГ САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ ЭКОНОМИКИ И ФИНАНСОВ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ — ВЫСШАЯ ШКОЛА ЭКОНОМИКИ. МОСКВА Перевод с английского В. С. АВТОНОМОВА. М. В. БОЙКО. Л. С. ГОРШКОВОЙ. Р. И. КАПЕЛЮШНИКОВА. А. А. ФОФОНОВА Рецензент С, А. АФОНЦЕВ ISBN 0-415-10888-8 ISBN 5-900428-61-3 (т. 2) ISBN 5-900428-64-8 Copyright © 1994 by Routledge Опубликовано no соглашению с Routledge © Перевод, оформление, оригинал- макет, 2001 «Экономическая школа» Все права защищены
Оглавление ЧАСТЬ III С 1790-х по 1870-е гг. Глава 1. Введение и план 1. Охватываемый период 497 2. Атрибуты эпохи 499 3. План части III 502 4. К вопросу о марксистской системе 503 Глава 2. Социально-политическая обстановка 1. Экономическое развитие 520 2. Свободная торговля и международные отношения 521 3. Внутренняя политика (Sozialpolitik) 525 4. Финансовая политика Гладстона 529 5. Золото 532 Глава 3. Интеллектуальная панорама 1. Zeitgeist и философские течения в рассматриваемый период 536 a) Утилитаризм 536 b) Немецкая философия 541 c) Контистский позитивизм 545 2. Романтизм и историография 549 a) Романтизм 550 b) Историография 557 3. Социология и политическая наука: энвиронментализм 562 a) Социология государства и политики с точки зрения философии естественного права 562 b) Социология государства и политики с точки зрения историков 567 c) Энвиронментализм 570 4. Эволюционизм 572 a) Эволюционизм философов 573 b) Марксистский эволюционизм 575
VI Оглавление c) Эволюционизм историков 580 d) Интеллектуалистский эволюционизм Кондорсе и Конта 681 e) Дарвинистский эволюционизм 583 5. Психология и логика 585 [a) Ассоциативная и эволюционистская психология)] 586 [b)Логика, эпистемология и смежные области)] 588 [c) Логика Дж. С. Милля] 589 6. Домарксистский социализм 594 [a) Ассоцианистский социализм] 596 [b) Анархизм] 600 [c) Сен-симонистский социализм] 605 Глава 4. Парад войск 1. Авторы, опередившие свое время 608 2. Рикардианцы 616 3. Мальтус, Сениор и другие мнее известные имена 629 a) Мальтус 630 b) Архиепископ Уотли и профессор Сениор 633 c) Еще несколько менее известных имен 637 4. Франция 642 5. Германия 655 6. Италия 667 7. Соединенные Штаты 672 8. Эмпирические работы 679 [a) «История цен» Тука] 680 [b)Сбор и интерператция статистических материалов] 681 [c) Развитие статистических методов] 686 Глава 5. Общая экономика: временной срез 1. Дж. С. Милль и его «Основы», Фосетт и Кернс 690 2. Предмет и метод: чем, по их мнению, занимались экономисты 699 a) Определения экономической науки 700 b) Методология 702 c) Наука и искусство 707 3. Что в действительности получили читатели Милля 709 4. Институциональные рамки экономического процесса 712 a) Институты капиталистического общества 712 b) Государство в «классической» экономической теории 718
Оглавление VII с) Нация и классы 721 5. «Классическая» схема экономического процесса 726 a) Действующие лица 726 b) Факторы 730 c) Модель 736 6. «Классическая» концепция экономического развития 748 Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] [1. Аксиоматика. Четыре постулата Сениора] 755 [a) Первый постулат] 755 [b) Второй постулат: принцип народонаселения] 758 [c) Четвертый постулат: убывающая отдача] 766 2. Ценность 772 a) Рикардо и Маркс 774 b) Противники трудовой теории ценности 785 c) Компромиссная позиция Дж. С. Милля 791 3. Теория международных ценностей 794 4. Закон рынков Сэя 808 5. Капитал 821 a) Терминологические споры по поводу определения богатства и дохода 821 b) Структура физического капитала 829 c) Вклад Сениора 838 d) Фундаментальные положения Дж. С. Милля относительно капитала 841 6. Доли факторов производства 848 a) Прибыли 848 b) Теория процента Маркса, основанная на концепции эксплуатации 852 c) Маркс, Уэст и Рикардо о понижении нормы прибыли 857 d) Теории процента, основанные на концепции производительности 861 e) Теория процента, основанная на концепции воздержания потребления дохода 866 f) Доктрина фонда заработной платы — предшественник современного агрегатного анализа 871 g) Рента 883 h) Доли факторов производства и технический прогресс 894
VIII Оглавление Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 1. Проблемы Англии 905 a) Инфляция военного времени в период с 1793 по 1815 г. 908 b) Проблемы установления денежного стандарта 911 c) Реформа банковской системы 913 2. Фундаментальные вопросы 919 3. Выдержки из дискуссий по вопросам инфляции и возврата к полноценным деньгам 929 4. Теория кредита 944 a) Кредит, цены, процент и вынужденные сбережения 946 b) Польза от полемики вокруг закона Пиля 1844 г. 955 5. Международный обмен и международное движение золота 968 6. Единый экономический цикл 972
Часть III 1790-х по 1870-е
Глава 1 ВВЕДЕНИЕ И ПЛАН 1. Охватываемый период 2. Атрибуты эпохи 3. План части III 4. К вопросу о марксистской системе 1. Охватываемый период Часть III охватывает период истории экономического анализа с 1790-х до конца 1860-х или до начала 1870-х гг. В течение десяти или двадцати лет после опубликования «Богатства наро¬ дов» достижения в области анализа были невелики, и ббльшая часть имеющегося материала была включена в часть II. Я не вижу причины для того, чтобы настаивать на каком-либо кон¬ кретном годе, с которого следовало бы начать новый период аналитической деятельности, но если бы мы решили сделать это, то можно было бы выбрать год публикации первого изда¬ ния эссе Мальтуса о народонаселении (Malthus. Essay on Popula¬ tion. 1798). Выход в свет первого тома «Капитала» Маркса (Marx. DasKapital. 1867), «Теории» Джевонса (Jevons. Theory of Political Economy. 1871), «Оснований» Менгера (Menger. Grundsatze der Volkswirtschaftsechre. 1871) и основание Союза социальной по¬ литики (Verein filr Sozialpolitik) в 1872 г. относятся к событи¬ ям, ясно отметившим наступление нового периода. Как известно, периодизация является необходимым злом. Во-первых, независимо от конкретного способа периодизации, к которому прибегает автор, против нее имеется вполне справед¬ ливое принципиальное возражение: исторические процессы все¬ гда непрерывны и их нельзя разбить на части, не допустив при этом произвольности и потерь. Отказавшись датировать периоды, мы не решаем проблему, а только смягчаем последствия нашей неспособности решить ее. Во-вторых, наш конкретный способ периодизации, продиктованный нашей концентрацией на исто¬ рии экономического анализа, неизбежно не удовлетворит тех,
498 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. кого интересует что-либо другое. И в-третьих, даже со стороны коллег по изучению истории анализа высказываются весьма обо¬ снованные возражения против того, что А. Смита помещают в конце предшествующего периода, а не в начале нового, кото¬ рый, можно сказать, находился под его доминирующим влия¬ нием. Мы разными способами выразим наше признание всех этих возражений, например тем, что в данной части мы не рас¬ сматриваем творчество всех авторов, относящихся к ней хроноло¬ гически (наиболее ярким примером является Курно), и, напро¬ тив, упоминаем некоторых из тех, кто стоит за пределами хро¬ нологического периода, например Кэрнса. Тем не менее я утверждаю, что наша периодизация помогает выявить основную истину. Судить об этом должен читатель, но уже сейчас можно упомянуть два факта, отчасти оправдывающих нашу точку зре¬ ния. Во-первых, многие историки до нас чувствовали, что дан¬ ный период образует единое целое. Это ощущение выразилось в специальном названии: он был назван «классическим» перио¬ дом экономической науки, однако совсем не в том смысле, в котором данный термин употребляется в нашей книге.1 Такое название периода сохранялось до тех пор, пока слово «класси¬ ческий» не утратило хвалебного оттенка и не приобрело значе¬ ния «устаревший». Лорд Кейнс употреблял это слово, имея в виду учение А. Маршалла и его непосредственных последовате¬ лей (или попросту докейнсианских экономистов). Второй, более важный момент заключается в том, что время между 1790-ми и концом 1860-х действительно отвечает нашим критериям от¬ дельного периода: вначале свежие, полные надежд силы боро¬ лись с рутиной; затем ситуация стабилизировалась, возникла типичная классическая ситуация в нашем понимании, итогом которой стало типичное классическое достижение (также в при¬ нятом нами смысле) Дж. С. Милля, который явно ощущал, что выступает с позиций установленной истины, и наивно верил в прочность этой установленной истины. Затем наступил застой, который большинством ощущался как состояние зрелости на¬ уки, а некоторыми как состояние загнивания; это было состоя¬ ние, когда «знатоки» были в основном согласны друг с другом; 1 Позвольте напомнить, что всякий раз, как данный термин употребляется нами именно в этом, другом значении, он берется в кавычки. Следует различать три значения слова ♦классический*: старое значение, относящееся к экономи¬ ческой литературе рассматриваемого периода с добавлением работ А. Смита; зна¬ чение, в котором данное слово употреблял лорд Кейнс, и значение, в котором оно употреблено в нашей книге [Й. А. Шумпетер намеревался более подробно рас¬ смотреть этот вопрос в неоконченной части I; см. также часть IV, глава 1].
Глава i. Введение и план 499 когда «после выполнения огромной работы» многие думали, что, за исключением несущественных моментов, осталось только усо¬ вершенствовать и применить уже достигнутое. 2. Атрибуты эпохи Нечто очень похожее на зависть мешает нам снисходитель¬ но улыбаться, когда мы читаем многочисленные отрывки из ра¬ бот того периода, дышащие нескрываемым самодовольством. В то время экономисты или большинство из них были явно так же довольны результатами своей работы, как и некоторые экономи¬ сты 1930-х. Позднее мы постараемся понять то счастливое состо¬ яние ума, пребывая в котором экономисты видели прочный дом там, где они возвели всего лишь шаткую лачугу:1 мы все еще недооцениваем досмитовские достижения в экономической на¬ уке и по-прежнему переоцениваем достижения «классиков». Условия, в которых была проделана эта работа, можно крат¬ ко охарактеризовать следующим образом. Я не берусь сказать, что именно в этот период появились профессиональные эконо¬ мисты. По крайней мере, точно нельзя сказать, что занятие экономической наукой стало профессией, поскольку изучение экономических явлений еще не стало работой «на полную став¬ ку», и лишь немногие из тех, кто этим занимался, были только экономистами. Многие из них были бизнесменами, государствен¬ ными служащими или журналистами, и даже преподаватели экономики в высших учебных заведениях во многих, если не в большинстве случаев преподавали, кроме того, родственные или совершенно не связанные с экономикой предметы. Тем не менее мы имеем право говорить о быстром процессе профессионализа¬ ции, протекавшем в тот период: прежде всего, экономическая наука сделала заявку на определенную область исследований; она стала определенной специальностью, пользовалась опреде¬ ленными методами; ее результаты стали более определенными, и экономисты, хотя экономическая наука и составляла только часть их деятельности, признавали друг друга и были признаны публикой в большей степени, чем раньше. Были основаны но¬ вые политико-экономические общества, новые журналы; вышли в свет новые словари и библиографические справочники; однако 1 См. в особенности часто высмеиваемый пассаж о теории ценности из «Основ» Милля (Mill. Principles. Book III. Ch. 1, §2).
500 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. все это было только продолжением предыдущей практики.2 На¬ чалось очень активное изучение истории экономической науки,3 и, разумеется, появилось множество учебников, некоторые из * Из всех обществ наиболее значительным был Лондонский политико- экономический клуб (1821); из газет — французская газета Journal dee ёсо* nomistes (1842); из словарей — французский толковый словарь по политиче¬ ской экономии Коклена и Гийомена (Coquelin et Guillaumln. Dictionnaire de Гёсопопйе politique. 1853-1854). Интересно отметить, что в Англии до 1890 г. не было ни одного журнала, посвященного исключительно экономической на¬ уке. Частично это объяснялось существованием отличных серьезных журналов, таких как Edinburgh Review, Quarterly Review, Westminster Review, публико¬ вавших материалы даже на узкопрофессиональные темы, что весьма положи¬ тельно характеризует читающую публику того периода. Я использовал лишь весь¬ ма ограниченное число статей, ссылки на которые нашел в ♦профессиональной» литературе, однако не изучал подробно содержание этих периодических изданий, что является серьезным пробелом в моей работе. Французский толковый словарь по политической экономии я просмотрел только поверхностно. 3 Исторические ссылки на отдельные моменты доктрины, разумеется, во¬ сходят к более давним временам. В XVIII в. также вышли в свет несколько библиографических справочников, но, насколько мне известно, не опубликова¬ но ни одной работы по истории, за исключением нескольких работ о школе физиократов, написанных Дюпоном и другими. С начала XIX в. явно возрос интерес к истории экономической науки. Очерки МакКуллоха (1824-1825) и Ж. Б. Сэя в 6-м томе его ♦Полного курса» (Say J. В. Cours complet. 1829) явля¬ ются единственными достойными упоминания публикациями такого рода за период до 1837 г., когда появилось первое издание Истории политической эко¬ номии Ж. А. Бланки (Blanqui J.A. Histoire de l’dconomie politique...), снабжен¬ ное комментированной библиографией. В период до 1870 г. появился целый ряд других произведений, некоторые из них освещали вопрос в рамках отдельных стран. К 1858 г. этот вид литературы стал достаточно многочисленным, чтобы побудить Роберта фон Моля (1799-1875) включить в третий том своей книги главу о работах по истории политической экономии (Mohl Robert, von. Geschichte und Literatur der Staatswissenschaften, 1855-1858). Упомяну только некоторые исследования: 1) работа МакКуллоха (McCulloch. Literature of Political Economy. 1845); 2) предисловия Феррары к ♦Библиотеке экономиста» (Ferrara. Biblioteca dell'Economista); в 1850-1868 гг. Франческо Феррара издал две серии переводов на итальянский язык иностранных работ по экономике, предпослав им в виде предисловий тщательный анализ, который стал его основным вкладом в эконо¬ мическую теорию и по сути является краткой историей экономической науки; большая часть этих предисловий была отдельно опубликована в 1889-1890 гг.; 3) труды В. Рошера, бблыпая часть которых посвящена истории экономических доктрин; в рассматриваемый период он написал: Zur Geschichte der englischen Volkswirthschaftslehre im sechzehnten und siebzehnten Jahrhundert (1851--1852); Uber die Ein und DurchfOhrung des Adam Smith'schen Systems in Deutschland (1867); свой энтузиазм по поводу Орезма [см. часть И, гл. 2] он излил в Ein grosser NationalOkonom des vierzehnten Jahrhundersts (1863); добавим его более позднюю книгу Geschichte der NationalOkonomik in Deutschland (1874) — плод огромной работы; 4) книга Мануэля Кольмейро по истории политической эко¬ номии в Испании (Colmeiro Manuel. Historia de la economia politica en Espafla. 1863), которая в строгом смысле не относится к нашей теме, вместе с его рабо¬ той Biblioteca (1880) все же является лучшей отправной точкой для изучения экономической науки Испании. С благодарностью отмечаю, что очень многое почерпнул из прекрасного исследования доктора Е. Шамса (Schams Е. Die Anf ange lehrgeschichtlicher Betrachtungsweise in der NationalOkonomie//Zeitschrift fUr
Глава 1. Введение и план 501 коих мы упомянем, когда представится возможность. Исследова¬ ния в значительной мере финансировались самими учеными: на¬ пример, Тук смог осуществить свою работу только потому, что был богатым человеком; в некоторых случаях хватало средств, вырученных от коммерческой публикации результатов. Однако преподавание было абсолютно неадекватным. Даже в таких стра¬ нах, как Италия, Испания и Шотландия, где уже было преду¬ смотрено регулярное чтение лекций по экономике, они являлись дополнением к другим дисциплинам, например праву или фило¬ софии, и не составляли самостоятельный курс экономической науки как таковой. В Колумбийском университете США в 1818 г. была учреждена должность преподавателя моральной философии и политической экономии, а в колледже Южной Каролины в 1824 г. преподавателю химии было поручено читать лекции по экономике. Преподавание такого рода осуществлялось специали¬ стами самой разной квалификации. В Англии до наступления следующего периода было основано всего лишь несколько ка¬ федр и читалось очень мало курсов лекций по экономике. В Окс¬ форде должность преподавателя экономики была учреждена в 1825 г. (первым эту должность занял Сениор), в Лондонском университетском колледже — в 1828 г. (первым эту должность занял МакКуллох), в Дублине — в 1832 г. (первым преподавате¬ лем был Лонгфилд); существовала также кафедра истории, ком¬ мерции и финансов в Ост-Индском колледже в Хейлибери, кото¬ рую в 1805 г. занял Мальтус.4 Однако жалованье и другие усло¬ вия пребывания в должности достаточно убедительно доказывают, что учредители и администрация не желали, чтобы люди остава¬ лись на этих должностях в течение длительного времени, не говоря уже о том, чтобы такого рода преподавание стало для них работой на всю жизнь. В Англии в 1857 г. была создана Национальная ассоциация содействия развитию социальных наук, целью которой было исправление существующего положения, но для достижения ощутимого успеха понадобились десятилетия. NationalOkonomie. 1931. Sept.), а также из его совместной с профессором О. Мор- генштерном библиографии Eine Bibliographie der allgemeinen Lehrgeschichten der NationalOkonomie (Ibid. 1933. March), куда, однако, не вошли статьи и работы по истории доктрин, относящиеся к теоретическим исследованиям вне исторической школы. Доктор Шаме датирует начало «научной» эпохи историографии доктрин с Е. К. Дюринга (Diihring Е.К. Kritische Geschichte der NationalOkonomie und Socialismus. 1871; см. ниже, глава 4). 4 Во Франции некоторые шаги в этом направлении были предприняты в 1790-х гг., затем процесс прервался и возобновился после наполеоновских войн, но только в Париже (см. ниже, глава 4).
502 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. Вышеизложенные обстоятельства следует принимать во вни¬ мание при любой оценке достижений данного периода и тем более при рассмотрении вклада отдельных лиц. Позднее я оста¬ новлюсь на том, что денежные средства и кафедры — это еще не все, но в данном случае хочу подчеркнуть их значимость. В условиях того времени блестяще одаренные и обладающие боль¬ шой культурой люди так мало соприкасались с нашей областью знаний, что, несмотря на все их способности и интеллект, из них выходили незначительные экономисты; вот почему в нашей области знаний оценка какой-либо работы данного периода не обязательно подразумевает аналогичную оценку ее автора.5 Не считая нескольких одиноких вершин в других странах, Англия легко выходит на первое место по уровню достижений в тот период. Действительно, это был специфически английский период в истории нашей науки. Неоспоримый авторитет, кото¬ рым пользовались тогда английские экономисты, только час¬ тично объяснялся отраженным светом экономических успехов их родины. Главным образом он был обусловлен качеством ра¬ боты, причем проделанной не только горсткой маститых уче¬ ных, но и большим числом способных авторов, не стоявших в первых рядах, но внесших крупный вклад в общее дело. 3. План части III Мы намерены изменить наш метод представления матери¬ ала. В части II перед нами стояла задача не только охватить продолжительный период времени, но и преодолеть трудность, создаваемую отсутствием общепринятой системы, которую мож¬ но было бы охарактеризовать. Строго говоря, подобной системы не существовало и в период, рассматриваемый в части III. Одна¬ ко было нечто, почти (хотя не вполне) заменяющее такую систе¬ му. Бблыпая часть группы, члены которой, как мы уже сказа¬ ли, признавали друг друга как экономистов, пришла к доста¬ точной договоренности относительно основ предмета, методов и результатов, что позволило систематизировать их вклады в на¬ уку, хотя в рамках этих основ они расходились во мнениях 5 Если читатель просмотрит биографию такого человека, как Пеллегрино Росси, он сразу же поймет, насколько это верно. Но даже в отношении Дж. С. Милля совершенно очевидно, что многие из не удовлетворяющих нас положений его «Основ* можно легко отнести на счет того факта, что большая часть этой работы была написана в офисе, где Милля постоянно отвлекали те¬ кущие обязанности.
Глава 1. Введение и план 503 (как индивиды, так и группы) практически по каждой отдель¬ ной проблеме. В действительности общность в позициях и пре¬ емственность между следующими друг за другом десятилетиями была даже больше, чем были готовы допустить отдельные авто¬ ры, поскольку как тогда, так и теперь большинство экономи¬ стов стремились подчеркивать скорее различия, чем согласие, хотя следует отметить существенные исключения из этого пра¬ вила, самым значительным из которых был Дж. С. Милль. Правда, многие экономисты по своим взглядам полностью расходились с большинством и осуждали развивающуюся ква¬ зисистему «классической» экономической науки как в корне, так и в ответвлениях. Но большинство из них не выдержали наш тест на аналитическую компетентность. Были и такие, чьи возражения имели неаналитические, т. е. политические, мораль¬ ные и культурные, основания, а поэтому не обязательно важны для нас, даже если мы с ними согласны.1 Опираясь на вышеизложенные факты, мы имеем возмож¬ ность сделать в этой части то, чего не смогли сделать в части И, а именно, вспомнив основные черты политического и интеллек¬ туального контекста (главы 2 и 3), дать срез аналитических достижений, который будет представлен в главе 5 на примере «Ос¬ нов» Дж. С. Милля. Чтобы упростить изложение, мы несколько разгрузим главу 5, предварительно ознакомившись (в главе 4) с наиболее важными лицами и группами и, насколько это воз¬ можно, сконцентрировав подробное рассмотрение чистой теории и теории денег в двух отдельных главах (6 и 7). В главе 7 также будет рассмотрено то немногое, что должно быть сказано о бан¬ ковском деле и циклах. 4. К вопросу о марксистской системе Наш план прост и хорошо работает во всех случаях, кроме одного — марксистской системы. Дело не в том, как можно было бы предположить, что марксистская экономика стоит в стороне в гордом одиночестве и несоизмерима со всеми остальными предме¬ тами нашего обсуждения. Напротив, мы увидим, что она являет¬ ся плотью от плоти общей экономической науки того периода, поэтому ее необходимо рассмотреть именно здесь. Говоря в преды¬ 1 Читатель, конечно, поймет, что возражения, выдвигаемые из мораль- ных соображений, могут стать мотивом для фактических или логических воз¬ ражений, имеющих отношение к нашей теме.
504 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. дущем параграфе об экономистах, полностью отличающихся от всех других, я не имел в виду Маркса. Он может и будет рассмат¬ риваться в данной книге наравне с другими экономистами.1 Ни¬ каких сложностей не создает и то обстоятельство, что он был также и социологом, поскольку его социологию, как и экономи¬ ческую теорию, можно поместить на соответствующее ей место. Трудность заключается в том, что, разрезая систему Маркса на отдельные компоненты и определяя каждому из них отдельные ниши, как того требует наша методика, мы теряем нечто важное для его понимания. До некоторой степени сказанное относится к каждому автору: целое всегда больше суммы всех его частей. Но только в отношении Маркса потеря, которую мы несем, пренебре¬ гая этим,2 жизненно важна, поскольку тотальность его видения сказывается в малейшей детали и является настоящим источни¬ ком интеллектуального очарования, испытываемого каждым, — как другом, так и врагом, — кто тщательно изучит его работы. Предлагаемый мною способ преодоления этой трудности не может удовлетворить правоверного марксиста, для которого Маркс — солнце социальных наук. Не может он удовлетворить и того, кому требуются художественные портреты отдельных мыслителей. Од¬ нако мой метод покажется вполне удовлетворительным каждому читателю, нуждающемуся в картине развития экономического анализа; представить эту картину — задача данной книги. Мы полностью признаем необходимость особой дисциплины — марк- сологии, но не намерены дублировать ее задачу. Мы не нарушим своего плана. Мы разложим работу Маркса на части и, соблюдая принципы строгой экономии, используем только то, что соответ¬ ствует нашей задаче, и там, где она того требует. Оставшуюся часть данного параграфа мы, однако, используем для комменти¬ рования марксистской системы в целом. 1 Поскольку этот вопрос очень важен и может к тому же вызвать удивле¬ ние у некоторых читателей, я не только отсылаю их к последующим главам, но и хочу сразу же заявить, что это удивление полностью объясняется атмосферой пророческого гнева, которой Маркс окутал свой экономический анализ, благо¬ даря чему непрофессионалу и философу этот анализ кажется чем-то совершенно отличным от всего прочего. Кроме того, англо-американская профессиональная литература как в рассматриваемый, так и в последующий период считала его аутсайдером. Следует, однако, отметить, что в этой литературе и другие иност¬ ранные экономисты высшего класса не заслужили лучшей оценки. 2 Мы никогда не пренебрегали этим полностью. Во всех более важных случаях мы ♦представляем» экономистов читателю, что дает нам возможность рассматривать их личные достижения как целое. Но я не могу заходить в этом плане слишком далеко, поскольку героями нашей истории являются теоремы, а не личности.
Глава 1. Введение и план 505 I. Маркс представлен в данной книге только как социолог и экономист. Разумеется, этот пророк, создавший целое вероуче¬ ние, не сводим только к двум указанным ипостасям. Его деятель¬ ность, связанная с созданием вероучения, с одной стороны, и его политическая и агитационная активность, с другой стороны, не¬ разрывно переплетены с его аналитической работой. Возникает даже вопрос: можно ли вообще назвать его аналитиком? Исходя из двух совершенно разных точек зрения ответ на него может быть отрицательным. Правоверный марксист, для которого каж¬ дое слово пророка является вечной истиной, а каждое отклонение от его учения означает не только ошибку, но и грех, ответит отрицательно, но в следующем особом смысле: с гегельянских высот, откуда взирал на все Маркс, действие и рассуждение, ре¬ альность и мысль становятся тождественными; на этом уровне анализ нельзя отделить от практики. Следовательно, если мы все же назовем мысль Маркса аналитической, нам следует сразу же добавить, что она была таковой в особом понимании указанного слова; его работа не является аналитической в общепринятом смы¬ сле, а автор этой книги, от природы неспособный отдать справед¬ ливость трудам Маркса, не должен касаться их своими нечисты¬ ми руками. Некоторые антимарксисты согласились бы с таким выводом, хотя они, возможно, пришли бы к нему иным путем, посоветовав мне не прикасаться своими руками к нечистой вещи, поскольку для них работа Маркса является серией по сути нена¬ учных обличений, написанных человеком, от природы лишенным способности видеть факты или правильно рассуждать. Тем не менее я отвечаю на наш вопрос утвердительно. Осно¬ ванием для этого служит убеждение, что основная часть трудов Маркса является аналитической в силу своей логической приро¬ ды, поскольку в ней излагаются зависимости между обществен¬ ными фактами. Например, мнение, что правительство — это в основном комитет по делам буржуазии, может быть полностью ошибочным, но оно является аналитическим, для его принятия или отрицания надлежит прибегнуть к обычным правилам науч¬ ного метода. Конечно, было бы абсурдным характеризовать «Ком¬ мунистический манифест», где встречается данное утверждение, как публикацию научного характера или принять его в качестве научной истины. Не менее абсурдно отрицать, что даже в наибо¬ лее научном труде Маркса его анализ искажен не только под влиянием практических задач и страстных ценностных сужде¬ ний, но также вследствие идеологических заблуждений.3 И нако¬ 3 Различия между этими тремя видами искажений рассматривались в части I.
506 Часть IIL С 1790-х по 1870-е гг. нец, было бы нелепо умолчать о трудности — которая иногда превращается в невозможность, — отделения его анализа от иде¬ ологического элемента. Однако идеологически искаженный ана¬ лиз — это все-таки анализ. Он может даже содержать элементы истины. Подводя итоги, скажем: мы не будем петь хвалебный гимн при каждом последующем упоминании на страницах книги имени Маркса; но не будем мы также и отвергать его a limine («с порога»); мы просто признаем его как аналитика (социолога и экономиста), чьи утверждения (теории) имеют такое же методоло¬ гическое значение и вес и должны интерпретироваться согласно тем же критериям, что и утверждения любого другого аналитика (социолога или экономиста); но мы не видим никакого мистиче¬ ского ореола в его писаниях.4 II. Поскольку Маркс имеет для нас значение только как ученый социолог и экономист, нет необходимости рассматри¬ вать другие аспекты его карьеры, деятельности или характера, не относящиеся к его «научной» работе. Я далек от намерения составить о нем мнение как о человеке; то же относится и к его верному соратнику Энгельсу. Однако необходимо привести не¬ которые факты, чтобы увидеть в истинном свете работу каждо¬ го из них, — это сделано ниже, в сноске.5 Подчеркнем некото¬ 4 Позвольте мне повторить: если учесть должным образом различия в определениях и в степени абстракции, то каждое марксистское положение бу¬ дет иметь тот же смысл, какой оно имело бы, будучи написанным, скажем, Рикардо. Эта формулировка учитывает часто и при этом иногда справедливо выдвигаемое марксистами заявление, что критики (и даже последователи) Мар¬ кса, упускают смысл его утверждений, не учитывая следующих фактов: 1) тер¬ минология Маркса отличается от терминологии других экономистов, напри¬ мер слово value (ценность) у Маркса и Дж. С. Милля имеет разное значение; 2) в разных частях своей работы он рассуждает на совершенно различных уров¬ нях абстракции. В то же время данная формулировка свидетельствует об отказе принять другое упомянутое выше утверждение, которое иногда выдвигали мар¬ ксисты, — в частности, в их ответе на вопрос, касающийся логического харак¬ тера анализа Маркса, — а именно, утверждение, согласно которому марксист¬ ские положения имеют, так сказать, астральное тело, не подчиняющееся обыч¬ ным правилам научной методики. Мы отвечаем на это так: Маркс рассуждает об эмпирическом мире, пользуясь методами эмпирического анализа; следова¬ тельно, его утверждения (как признает каждый марксист, когда-либо прини¬ мавший участие в обсуждении критики) либо имеют обычный эмпирический смысл, либо не имеют никакого смысла. Относительно влияния на Маркса геге¬ левской философии см. ниже, глава 3, § lb. 5 Карл Генрих Маркс (1818-1883) был продуктом по-настоящему буржу¬ азной среды, которая не смогла обеспечить ему экономическую независимость, и истинно буржуазного образования, которое сформировало из него (как и из многих) интеллектуала, радикала и ученого; причем его радикализм — это бур¬ жуазный радикализм того времени, а его ученость носила историко-философ- ский характер в отличие от физико-математического. Отчасти по выбору, отча¬ сти по необходимости он вместо ученой карьеры занялся журналистикой
Глава L Введение и план 507 рые из этих фактов. Во-первых, нельзя понять Маркса и Эн¬ гельса, если должным образом не оценить значение буржуазно¬ го культурного наследия, на которое они опирались, — это яв- и в 1843 г. приехал в Париж, где познакомился с Энгельсом и с экономической наукой (которой он до тех пор касался лишь поверхностно) и где окончательно занял социалистическую позицию. В 1849 г. Маркс обосновался в Лондоне, а если учесть его ненасытный интерес к чтению, можно с таким же успехом ска¬ зать, что он поселился в библиотеке Британского музея. От активной революци¬ онной деятельности, какой он занимался в Германии в 1848 г., Маркс отошел, и до конца жизни его исследовательской работе мешали только необходимость зарабатывать на хлеб (отчасти журналистикой), его деятельность в I Интерна¬ ционале (1864-1872), а также ухудшившееся здоровье. Эталонной биографией Маркса по-прежнему считается биография, написанная Ф. Мерингом (1918 г.). Хотя в некоторых отношениях книга менее испорчена мелочными предубежде¬ ниями, чем другие работы этого писателя, и в целом достойна похвал, автора можно упрекнуть в том, что он совершенно не отдал должное научному элемен¬ ту в трудах Маркса. В работах Маркса мы найдем множество доказательств идеологических влияний, но Меринг заходит слишком далеко, когда не ставит ему в заслугу ничего, кроме намерения сформулировать пролетарскую идеоло¬ гию (разумеется, он считает это намерение похвальным). Фридрих Энгельс (1820-1895) сочетал весьма успешную деловую карье¬ ру с революционной деятельностью, однако в 1869 г. ушел из бизнеса, чтобы до конца жизни служить делу марксистского социализма. В Германской соци¬ ал-демократической партии Энгельс стал кем-то вроде оракула и старейшины (и, следовательно, служил объектом нападок со стороны молодого поколения), а кроме всего прочего взял на себя заботу о литературном наследии Маркса после смерти последнего. На протяжении всей жизни он стремился быть вер¬ ным оруженосцем и рупором Маркса, и его самоуничижительная верность мо¬ жет вызвать только наше высочайшее уважение. Только ввиду необходимости (поскольку нужно объяснить читателю ситуацию, связанную с рукописями Маркса, которые издал Энгельс), я указываю, что по интеллекту он не был равен Марксу и, хорошо понимая философию и социологию последнего, не вла¬ дел методами экономической науки. Из его собственных публикаций по эконо¬ мике будет упомянута позднее работа ♦Положение рабочего класса в Англии* (Die Lage der arbeitenden Klasse in England. 1845); несмотря на идеологические влияния, это достойное похвалы исследование фактов, написанное на основе непосредственных наблюдений. Работы ♦Наброски к критике политической эко¬ номии* (Umrisse zu einer Kritik der NationalOkonomie), опубликованная в 1844 г. в одном из Немецко-французских ежегодников, издаваемых Руге и Марксом (Ruge, Marx. Deutsch-franzOsische JahrbUcher. 1844), и ♦Переворот в науке, со¬ вершенный господином Евгением Дюрингом» (Herrn Eugen Dilhring’s Unwalzung der Wissenschaft. 1878; в английском переводе работа вышла в 1907 г. под за¬ главием ♦Анти-Дюринг») являются, несомненно, слабыми произведениями. Его философские и социологические публикации, хотя и не оригинальные, написа¬ ны на более высоком уровне. У нас не будет возможности упомянуть их вновь. Повторяю снова, что вышеизложенные замечания не должны привести к недо¬ оценке человека, чье имя воистину заслуживает почетного положения, кото¬ рое оно занимает в истории германского социализма. Я очень далек от мысли, что он был рабом Маркса. В 1840-х гг. он даже, возможно, помог Марксу в изучении экономики и социализма, поскольку в то время продвинулся в этой области значительно дальше. Написано несколько биографий Энгельса. До¬ статочно упомянуть работу Д. Рязанова ♦Карл Маркс и Фридрих Энгельс» (английский перевод вышел в 1927 г., русский оригинал мне неизвестен). В Ин-
Глава 1. Введение и план 507 рые из этих фактов. Во-первых, нельзя понять Маркса и Эн¬ гельса, если должным образом не оценить значение буржуазно¬ го культурного наследия, на которое они опирались, — это яв- и в 1843 г. приехал в Париж, где познакомился с Энгельсом и с экономической наукой (которой он до тех пор касался лишь поверхностно) и где окончательно занял социалистическую позицию. В 1849 г. Маркс обосновался в Лондоне, а если учесть его ненасытный интерес к чтению, можно с таким же успехом ска¬ зать, что он поселился в библиотеке Британского музея. От активной революци¬ онной деятельности, какой он занимался в Германии в 1848 г., Маркс отошел, и до конца жизни его исследовательской работе мешали только необходимость зарабатывать на хлеб (отчасти журналистикой), его деятельность в I Интерна¬ ционале (1864-1872), а также ухудшившееся здоровье. Эталонной биографией Маркса по-прежнему считается биография, написанная Ф. Мерингом (1918 г.). Хотя в некоторых отношениях книга менее испорчена мелочными предубежде¬ ниями, чем другие работы этого писателя, и в целом достойна похвал, автора можно упрекнуть в том, что он совершенно не отдал должное научному элемен¬ ту в трудах Маркса. В работах Маркса мы найдем множество доказательств идеологических влияний, но Меринг заходит слишком далеко, когда не ставит ему в заслугу ничего, кроме намерения сформулировать пролетарскую идеоло¬ гию (разумеется, он считает это намерение похвальным). Фридрих Энгельс (1820-1895) сочетал весьма успешную деловую карье¬ ру с революционной деятельностью, однако в 1869 г. ушел из бизнеса, чтобы до конца жизни служить делу марксистского социализма. В Германской соци¬ ал-демократической партии Энгельс стал кем-то вроде оракула и старейшины (и, следовательно, служил объектом нападок со стороны молодого поколения), а кроме всего прочего взял на себя заботу о литературном наследии Маркса после смерти последнего. На протяжении всей жизни он стремился быть вер¬ ным оруженосцем и рупором Маркса, и его самоуничижительная верность мо¬ жет вызвать только наше высочайшее уважение. Только ввиду необходимости (поскольку нужно объяснить читателю ситуацию, связанную с рукописями Маркса, которые издал Энгельс), я указываю, что по интеллекту он не был равен Марксу и, хорошо понимая философию и социологию последнего, не вла¬ дел методами экономической науки. Из его собственных публикаций по эконо¬ мике будет упомянута позднее работа «Положение рабочего класса в Англии» (Die Lage der arbeitenden Klasse in England. 1845); несмотря на идеологические влияния, это достойное похвалы исследование фактов, написанное на основе непосредственных наблюдений. Работы «Наброски к критике политической эко¬ номии» (Umrisse zu einer Kritik der NationalOkonomie), опубликованная в 1844 г. в одном из Немецко-французских ежегодников, издаваемых Руге и Марксом (Ruge, Marx. Deutsch-franzOsische Jahrbilcher. 1844), и «Переворот в науке, со¬ вершенный господином Евгением Дюрингом» (Неггп Eugen Dilhring’s Unwalzung der Wissenschaft. 1878; в английском переводе работа вышла в 1907 г. под за¬ главием «Анти-Дюринг») являются, несомненно, слабыми произведениями. Его философские и социологические публикации, хотя и не оригинальные, написа¬ ны на более высоком уровне. У нас не будет возможности упомянуть их вновь. Повторяю снова, что вышеизложенные замечания не должны привести к недо¬ оценке человека, чье имя воистину заслуживает почетного положения, кото¬ рое оно занимает в истории германского социализма. Я очень далек от мысли, что он был рабом Маркса. В 1840-х гг. он даже, возможно, помог Марксу в изучении экономики и социализма, поскольку в то время продвинулся в этой области значительно дальше. Написано несколько биографий Энгельса. До¬ статочно упомянуть работу Д. Рязанова «Карл Маркс и Фридрих Энгельс* (английский перевод вышел в 1927 г., русский оригинал мне неизвестен). В Ин-
Глава 1. Введение и план 507 рые из этих фактов. Во-первых, нельзя понять Маркса и Эн¬ гельса, если должным образом не оценить значение буржуазно¬ го культурного наследия, на которое они опирались, — это яв- и в 1843 г. приехал в Париж, где познакомился с Энгельсом и с экономической наукой (которой он до тех пор касался лишь поверхностно) и где окончательно занял социалистическую позицию. В 1849 г. Маркс обосновался в Лондоне, а если учесть его ненасытный интерес к чтению, можно с таким же успехом ска¬ зать, что он поселился в библиотеке Британского музея. От активной революци¬ онной деятельности, какой он занимался в Германии в 1848 г., Маркс отошел, и до конца жизни его исследовательской работе мешали только необходимость зарабатывать на хлеб (отчасти журналистикой), его деятельность в I Интерна¬ ционале (1864-1872), а также ухудшившееся здоровье. Эталонной биографией Маркса по-прежнему считается биография, написанная Ф. Мерингом (1918 г.). Хотя в некоторых отношениях книга менее испорчена мелочными предубежде¬ ниями, чем другие работы этого писателя, и в целом достойна похвал, автора можно упрекнуть в том, что он совершенно не отдал должное научному элемен¬ ту в трудах Маркса. В работах Маркса мы найдем множество доказательств идеологических влияний, но Меринг заходит слишком далеко, когда не ставит ему в заслугу ничего, кроме намерения сформулировать пролетарскую идеоло¬ гию (разумеется, он считает это намерение похвальным). Фридрих Энгельс (1820-1895) сочетал весьма успешную деловую карье¬ ру с революционной деятельностью, однако в 1869 г. ушел из бизнеса, чтобы до конца жизни служить делу марксистского социализма. В Германской соци¬ ал-демократической партии Энгельс стал кем-то вроде оракула и старейшины (и, следовательно, служил объектом нападок со стороны молодого поколения), а кроме всего прочего взял на себя заботу о литературном наследии Маркса после смерти последнего. На протяжении всей жизни он стремился быть вер¬ ным оруженосцем и рупором Маркса, и его самоуничижительная верность мо¬ жет вызвать только наше высочайшее уважение. Только ввиду необходимости (поскольку нужно объяснить читателю ситуацию, связанную с рукописями Маркса, которые издал Энгельс), я указываю, что по интеллекту он не был равен Марксу и, хорошо понимая философию и социологию последнего, не вла¬ дел методами экономической науки. Из его собственных публикаций по эконо¬ мике будет упомянута позднее работа «Положение рабочего класса в Англии» (Die Lage der arbeitenden Klasse in England. 1845); несмотря на идеологические влияния, это достойное похвалы исследование фактов, написанное на основе непосредственных наблюдений. Работы «Наброски к критике политической эко¬ номии» (Umrisse zu einer Kritik der NationalOkonomie), опубликованная в 1844 г. в одном из Немецко-французских ежегодников, издаваемых Руге и Марксом (Ruge, Marx. Deutsch-franzOsische Jahrbilcher. 1844), и «Переворот в науке, со¬ вершенный господином Евгением Дюрингом* (Herrn Eugen Dilhring’s Unwalzung der Wissenschaft. 1878; в английском переводе работа вышла в 1907 г. под за¬ главием «Анти-Дюринг») являются, несомненно, слабыми произведениями. Его философские и социологические публикации, хотя и не оригинальные, написа¬ ны на более высоком уровне. У нас не будет возможности упомянуть их вновь. Повторяю снова, что вышеизложенные замечания не должны привести к недо¬ оценке человека, чье имя воистину заслуживает почетного положения, кото¬ рое оно занимает в истории германского социализма. Я очень далек от мысли, что он был рабом Маркса. В 1840-х гг. он даже, возможно, помог Марксу в изучении экономики и социализма, поскольку в то время продвинулся в этой области значительно дальше. Написано несколько биографий Энгельса. До¬ статочно упомянуть работу Д. Рязанова «Карл Маркс и Фридрих Энгельс* (английский перевод вышел в 1927 г., русский оригинал мне неизвестен). В Ин-
Глава 1. Введение и план 507 рые из этих фактов. Во-первых, нельзя понять Маркса и Эн¬ гельса, если должным образом не оценить значение буржуазно¬ го культурного наследия, на которое они опирались, — это яв- и в 1843 г. приехал в Париж, где познакомился с Энгельсом и с экономической наукой (которой он до тех пор касался лишь поверхностно) и где окончательно занял социалистическую позицию. В 1849 г. Маркс обосновался в Лондоне, а если учесть его ненасытный интерес к чтению, можно с таким же успехом ска¬ зать, что он поселился в библиотеке Британского музея. От активной революци¬ онной деятельности, какой он занимался в Германии в 1848 г., Маркс отошел, и до конца жизни его исследовательской работе мешали только необходимость зарабатывать на хлеб (отчасти журналистикой), его деятельность в I Интерна¬ ционале (1864-1872), а также ухудшившееся здоровье. Эталонной биографией Маркса по-прежнему считается биография, написанная Ф. Мерингом (1918 г.). Хотя в некоторых отношениях книга менее испорчена мелочными предубежде¬ ниями, чем другие работы этого писателя, и в целом достойна похвал, автора можно упрекнуть в том, что он совершенно не отдал должное научному элемен¬ ту в трудах Маркса. В работах Маркса мы найдем множество доказательств идеологических влияний, но Меринг заходит слишком далеко, когда не ставит ему в заслугу ничего, кроме намерения сформулировать пролетарскую идеоло¬ гию (разумеется, он считает это намерение похвальным). Фридрих Энгельс (1820-1895) сочетал весьма успешную деловую карье¬ ру с революционной деятельностью, однако в 1869 г. ушел из бизнеса, чтобы до конца жизни служить делу марксистского социализма. В Германской соци¬ ал-демократической партии Энгельс стал кем-то вроде оракула и старейшины (и, следовательно, служил объектом нападок со стороны молодого поколения), а кроме всего прочего взял на себя заботу о литературном наследии Маркса после смерти последнего. На протяжении всей жизни он стремился быть вер¬ ным оруженосцем и рупором Маркса, и его самоуничижительная верность мо¬ жет вызвать только наше высочайшее уважение. Только ввиду необходимости (поскольку нужно объяснить читателю ситуацию, связанную с рукописями Маркса, которые издал Энгельс), я указываю, что по интеллекту он не был равен Марксу и, хорошо понимая философию и социологию последнего, не вла¬ дел методами экономической науки. Из его собственных публикаций по эконо¬ мике будет упомянута позднее работа «Положение рабочего класса в Англии» (Die Lage der arbeitenden Klasse in England. 1845); несмотря на идеологические влияния, это достойное похвалы исследование фактов, написанное на основе непосредственных наблюдений. Работы «Наброски к критике политической эко¬ номии» (Umrisse zu einer Kritik der NationalOkonomie), опубликованная в 1844 г. в одном из Немецко-французских ежегодников, издаваемых Руге и Марксом (Ruge, Marx. Deutsch-franzOsische JahrbQcher. 1844), и «Переворот в науке, со¬ вершенный господином Евгением Дюрингом* (Неггп Eugen Dilhring’s Unwalzung der Wissenschaft. 1878; в английском переводе работа вышла в 1907 г. под за¬ главием «Анти-Дюринг») являются, несомненно, слабыми произведениями. Его философские и социологические публикации, хотя и не оригинальные, написа¬ ны на более высоком уровне. У нас не будет возможности упомянуть их вновь. Повторяю снова, что вышеизложенные замечания не должны привести к недо¬ оценке человека, чье имя воистину заслуживает почетного положения, кото¬ рое оно занимает в истории германского социализма. Я очень далек от мысли, что он был рабом Маркса. В 1840-х гг. он даже, возможно, помог Марксу в изучении экономики и социализма, поскольку в то время продвинулся в этой области значительно дальше. Написано несколько биографий Энгельса. До¬ статочно упомянуть работу Д. Рязанова «Карл Маркс и Фридрих Энгельс* (английский перевод вышел в 1927 г., русский оригинал мне неизвестен). В Ин-
508 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. ляется одной из причин (но не единственной), побуждающих рас¬ сматривать марксизм как продукт буржуазного сознания, вырос¬ ший из буржуазных корней XVIII — начала XIX в. Вера в то, что это наследие когда-либо значило или могло значить что-нибудь для масс или любой группы, кроме ограниченного числа интел¬ лектуалов, является одним из наиболее трогательных элементов в личной идеологии Маркса и Энгельса.6 Во-вторых, мы знаем до¬ статочно, чтобы иметь ясное представление о тех возможностях, которые позволяли Марксу сосредоточить все внимание на рабо¬ те. Конечно, временами ему приходилось заниматься такими де¬ лами и жить в таких условиях, которые неизбежно раздражали его и оказывали на его научную работу более разрушительное влияние, чем можно было бы предположить. Тем не менее в сред¬ нем у него оставалось больше времени «для себя», чем у типично¬ го американского профессора в наши дни. И он использовал это время полностью. К тому же нельзя понять Маркса и его творче¬ ство, если не отдать должное его эрудиции, приобретенной неу¬ станным трудом и вложенной в его произведения. В ранние годы его интересовали в основном философские и социологические воп¬ росы, но со временем он все больше сосредоточивался на экономи¬ ческой науке, пока она не завладела монопольно всем его рабо¬ чим временем. Не таков был его склад ума, чтобы огонь возгорал¬ ся из угля учености: он с таким пылом вступал в борьбу с каждым фактом, с каждым аргументом, встречавшимся ему во время чте¬ ния, что постоянно отклонялся от основного направления своей работы. Значение этого факта нельзя переоценить. Он стал бы моей центральной темой, если бы мне пришлось писать марксоло- гию. Чтобы убедиться в правоте сказанного, достаточно просмот¬ реть его «Теории прибавочной стоимости». А доказав этот факт, можно прийти к выводу, что он был прирожденным аналитиком, человеком, который независимо от собственного желания и наме¬ рений испытывал влечение к аналитической работе; этот факт позволяет нам также разгадать загадку, о которой так много гово¬ рилось: почему ему не удалось закончить свой труд и он оставил ституте Маркса—Энгельса (позднее переименованном в Институт Маркса—Эн¬ гельса—Ленина) имеется библиография работ, посвященных Марксу и Энгель¬ су (Архив Маркса—Энгельса. 1926. T. I). [Первые два тома Архива Маркса— Энгельса были опубликованы в Германии и параллельно вышли в русском изда¬ нии; последующие тома были опубликованы только в России.] 6 Маркс обманулся сам и внушил те же заблуждения своим последовате¬ лям, встроив в свою систему достаточное количество фраз, среди которых встре¬ чались довольно грубые, доступных пониманию каждого. В этих фразах заклю¬ чается все, что марксизм означает для простонародья, а может быть, даже и для людей, не входящих в данную категорию.
Глава 1. Введение и план 509 нам горы разрозненных рукописей, которым нельзя было при¬ дать приемлемую форму даже в результате самого преданного труда друзей. В-третьих, мы имеем право утверждать, что Маркс был по сути философом, по-дилетански занимающимся социологией и политикой (как делают многие философы), пока не приехал в Париж, где быстро продвинулся вперед и утвердился как эконо¬ мист. В это время (т. е. когда Марксу было 29 лет7) они с Энгель¬ сом написали «Коммунистический манифест» (1847; опубл. — 1848); иными словами, в его распоряжении уже были все необхо¬ димые элементы, составившие марксистскую социальную теорию, существенные пробелы оставались только в области техники эко¬ номической науки. В дальнейшем основная линия его ин¬ теллектуальной жизни может быть охарактеризована как ряд уси¬ лий, направленных на разработку такой социальной науки и на заполнение имеющихся лакун. Я полагаю, что Маркс не ожидал, что выполнение этой задачи будет связано с какими-либо непре¬ одолимыми трудностями, хотя он был готов к тому, что по¬ требуется огромная работа, чтобы привести в порядок и скоор¬ динировать все, что должно было найти место в громадной кон¬ струкции. Это необычная интерпретация. Она приписывает Марксу ран¬ нее понимание всех основных элементов его системы мышления и, за исключением некоторых сравнительно мелких вопросов, зна¬ чительную последовательность в разработке этой концепции, ко¬ торая следовала никогда по сути не менявшимся теоретической цели и плану. Даже марксисты, от которых можно ожидать одо¬ брения этой точки зрения, сочтут такую интерпретацию слишком упрощенной, а критики Маркса назовут ее явно ошибочной. Сле¬ довательно, необходимо что-то сказать в свою защиту. Мы можем привести следующие относящиеся к данному вопросу факты. В 1859 г. Маркс опубликовал работу «К критике политической экономии», которая явно представляла собой первую часть все¬ объемлющей теории, а следовательно, служит доказательством того, что он считал себя в состоянии ее написать. Тот факт, что он отложил в сторону этот набросок будущей работы, доказывает, что в действительности он не был готов к ее написанию и созна¬ вал неудовлетворительность начала. Но что из того? Подобного и следовало ожидать в попытке реализации проекта такого масшта¬ ба (тем более что в экономической части работа включает боль¬ 7 Это еще один пример, способный послужить дополнительным подтверж¬ дением теории Оствальда, согласно которой мыслители задумывают свои истин¬ но оригинальные идеи до достижения тридцатилетнего возраста.
510 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. шое количество деталей, причем преимущественно теоретических, а не эмпирических), поэтому данный факт не может быть сочтен доказательством того, что основные положения были неверны. Он начал снова и после ряда усилий, которые наиболее наглядно отражены в одной из рукописей, позднее опубликованной в трех томах Каутским («Теории прибавочной стоимости», 1905-1910), опубликовал новый вариант первой части работы (Капитал. 1867. Т. I).8 Выпускать второй том «Капитала» (1885) и составлять третий (1894) Энгельсу пришлось после смерти Маркса, причем оба тома содержали неоконченные рукописи. Этот факт интерпре¬ тируется антимарксистами как признание неудачи общего замы¬ сла. Они говорят, что Маркс осознал наличие в его системе (осо¬ бенно в теории ценности) несовместимых противоречий и поэтому отказался от намерения продолжать работу. Однако, используя «Теории прибавочной стоимости», можно показать, что, публи¬ куя первый том, Маркс отлично видел то, что его критикам пред¬ ставлялось как неустранимые противоречия, и имел относительно их определенные планы. Правда, на основании его переписки мож¬ но установить, что он откладывал завершение второго тома по не очень убедительно звучавшим причинам. Но, несомненно, это можно объяснить растущим сопротивлением стареющего организ¬ ма, страшащегося новых усилий. Таким образом, упомянутые факты не могут быть приняты в качестве опровержения моей интерпретации. Позитивные причины, в силу которых я ее при¬ держиваюсь, это метод работы Маркса, упомянутый выше, и мое знание как теоретика, что какими бы ни были теоретические трудности, испытываемые Марксом, с его точки зрения они не были непреодолимыми. Это, разумеется, совершенно совместимо с моим убеждением, что система Маркса имеет серьезные дефек¬ ты. Я имею в виду только то, что он мог бы представить всеобъ¬ емлющую экономическую теорию, не нарушая логики, но ему всегда приходилось бы совершать насилие над фактами. III. Поскольку мы решили сделать то, что возмущает мар¬ ксистов (возможно, по праву), а именно разбить на «куски» систему марксистской теории и обсудить каждую часть в соот¬ ветствующем месте, то мы нигде не сможем взглянуть на нее в 8 Это все, что я могу сказать по вопросу, изменил ли Маркс свой план и почему. Каким бы интересным ни был этот вопрос для марксологии, он совер¬ шенно не важен для моей интерпретации. Любые изменения плана легко по¬ нять во всех случаях, когда речь идет о затянувшейся работе. Тем не менее рекомендую обратиться к работе X. Гроссмана (Grossman Я. Die Anderung des ursprUnglichen Aufbauplans des Marxschen «Kapitals» und ihre Ursachen // Archiv far die Geschichte des Sozialismus und der Arbeiterbewegung. 1929).
Глава 1. Введение и план 511 целом. Цель последующих комментариев состоит в том, чтобы предложить частичную замену такого общего взгляда. Все «куски» делятся на две группы: социологическую и экономическую. Социологические «куски» содержат вклады в науку первостепенной важности, такие как «экономическая ин¬ терпретация истории», которая, как я буду доказывать, являет¬ ся его изобретением в той же мере, в какой дарвиновская тео¬ рия происхождения человека изобретена Дарвином. Но осталь¬ ная часть социологии Маркса — социологические рамки, в которых, как и каждый экономист, он нуждался для своей эко¬ номической теории, не является ни объективно новой, ни субъек¬ тивно оригинальной. Свои предвзятые мнения, в частности о сути отношений между капиталом и трудом, он просто позаим¬ ствовал из идеологии, доминировавшей в радикальной литера¬ туре того времени.9 Если же мы хотим проследить более ранние источники, то это не представляет труда. Весьма вероятным ис¬ точником является «Богатство народов». Идеи А. Смита, касаю¬ щиеся положения капитала и труда, неизбежно должны были привлечь Маркса, особенно потому, что они связаны с определе¬ нием ренты и прибыли как «вычетов из продукта труда» (книга I, глава 8: «О заработной плате»), т. е. служат предпосылкой для создания теории эксплуатации. Однако эти идеи были весьма обычными в век просвещения, а их истинная родина — Фран¬ ция. Французские экономисты, уже начиная с Буагильбера, объясняли возникновение собственности на землю применением насилия; на эту тему писали Руссо и многие философы. Тем не менее один автор, а именно Лэнг, нарисовал яснее других имен¬ но ту картину, которую Маркс сделал своей; в этой картине представлены не только землевладельцы, поработившие и эксп¬ луатирующие крепостных крестьян, но также промышленники и торговцы, поступающие точно таким же образом с рабочими, номинально свободными, но по сути являющимися рабами.10 9 Именно в этой области сделанная Мерингом интерпретация марксист¬ ской доктрины, согласно которой она является словесным выражением проле¬ тарской идеологии, наиболее близка к истине. Наше разногласие с ним заклю¬ чается только в том, что он неправомерно распространил свою интерпретацию на все творчество Маркса. 10 Лэнг (S. N. Н. Linguet, 1736-1794), адвокат и журналист, был плодо¬ витым и воинствующим автором, которого трудно отнести к какой-либо кате¬ гории. Он критиковал физиократов (Reponse aux docteurs modernes... 1771) и принимал участие во многих полемиках его времени, не оставив в них суще¬ ственного следа. Но одна из его книг представляет для нас большой интерес, а именно его «Теория гражданских законов» (Theorie des loix civiles. 1767). Она интересна нам не его нападками на Монтескьё и не благодаря язвительному ответу Мореля, а тем, что в ней развернута тщательно разработанная исто-
512 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. Эта социологическая основа предоставила Марксу большую часть гвоздей, необходимых для развешивания его пылких лозунгов. Поскольку историки интересуются главным образом этими фра¬ зами — независимо от того, восхищают они их или возмуща¬ ют, — трудно добиться согласия относительно истинной приро¬ ды чисто экономической части марксистской системы. Эта оче¬ видная истина, насколько это касается чистой теории, заключается в том, что Маркс должен рассматриваться как эко¬ номист-«классик» или, точнее, как член группы рикардианцев.11 Рикардо был единственным экономистом, которого Маркс счи¬ тал своим учителем. Я подозреваю, что он вывел свою теорию из идей Рикардо. Но значительно важнее объективный факт, заключавшийся в том, что Маркс использовал аппарат Рикардо: он принял концептуальный план Рикардо, и проблемы предста¬ ли перед ним в формах, которые им придал Рикардо. Несомнен¬ но, он преобразовал эти формы и в итоге пришел к совершенно другим выводам. Но он всегда поступал таким образом, т. е. начинал с Рикардо, а затем подвергал его критике. Критика Рикардо была методом чисто теоретической работы Маркса. Здесь мы можем привести только три наиболее характерных примера: Маркс по существу принимал теорию ценности Рикар¬ до (см. ниже, глава 6) и защищал ее с помощью аргументов Рикардо, но, признавая, что исходя из теории Рикардо ценно¬ сти не могут быть пропорциональны ценам, он попытался выра¬ ботать другую теорию соотношения между ними; Маркс, идя по пути Рикардо, столкнулся, как и он, с проблемой прибавочной ценности, но, признавая, что решение Рикардо вовсе не было подлинным решением проблемы, развил свою теорию эксплуа¬ рическая социология, центральной темой которой было порабощение масс. Я не знаю, имела ли книга большое влияние, но, по крайней мере как симптом, она стоит у источников идеологии, которой Маркс и многие другие, причем среди них были и несоциалисты, заменили капиталистическую реальность; эта идео¬ логия еще и сегодня питает энтузиазм незрелых умов. Лэнг дал не только кар¬ тину, но и дух, в котором ее следует воспринимать. Поясним это на примере. Лэнг принимает теорию, гласящую, что на заре цивилизации существовало сель¬ скохозяйственное население, жившее в основном в равных условиях, а феодаль¬ ное общество возникло в результате покорения этого населения воинственными племенами, осевшими на их землях и ставшими их хозяевами. В пользу эт'/й теории можно многое сказать, и она принята многими историками, изучающи¬ ми доисторический период. Однако в результате этого покорения не только по¬ явились хозяева и рабы, но и возникло все, что мы включаем в понятие «куль¬ тура*. Но Лэнг не замечал этого. Для него имел значение только факт порабо¬ щения, и ничего больше. А его вывод не более чем моральное возмущение. 11 Отсюда следует, что с точки зрения теории Маркс относился к ан¬ глийским экономистам. И это действительно было так.
Глава 1. Введение и план 513 тации исходя из рикардианской схемы. Маркс полностью, вплоть до деталей, принял теорию технологической безработицы Ри¬ кардо, но, считая ее непригодной для своих целей, попытался превратить в общий «закон» то, что Рикардо предусматривал только как возможность. Надеюсь, эти вопросы прояснятся по мере нашего продвижения вперед (главы 5, 6). Упоминая эти проблемы, мы забегаем несколько вперед, чтобы пояснить мои утверждения о том, что Рикардо был учителем Маркса и что Маркс в своей работе все же пользовался найденными им инст¬ рументами анализа, — разумеется, трансформировав их, — а не теми, что создал сам. Это всего лишь еще один способ выразить мысль о том, что, каким бы исключительным феноменом ни был Маркс в некоторых отношениях, как теоретик-аналитик он был человеком своего времени; этот факт создал много трудно¬ стей для его последователей, чувствовавших себя неспособными допустить, что Маркс когда-либо может в чем-нибудь устареть. Так или иначе, чтобы прояснить вопрос, который представ¬ ляется нам важным, я строго ограничился в предыдущем абзаце рассмотрением теоретической техники Маркса. Однако в марк¬ систской теории есть две черты, выходящие за рамки техники. И эти черты не связаны с определенным периодом. Одной из них является его «экономическая таблица» (tableau economique). В своем анализе структуры капитала Маркс вновь развивал по¬ ложения Рикардо. Но здесь имеется элемент, обязанный своим происхождением не Рикардо, а Кенэ: Маркс был одним из пер¬ вых, кто попытался выработать наглядную модель капиталисти¬ ческого процесса.12 Вторая черта еще важнее первой. Теория Маркса является эволюционной в совершенно особом, только ей присущем смысле, она пытается раскрыть механизм, который просто в результате своей работы, без помощи внешних факто¬ ров, преобразует имеющуюся структуру общества в другую.13 12 Следующим экономистом, попытавшимся испробовать свои силы в ре¬ шении этой задачи, был Бём-Баверк (см. ниже, часть IV, главы 5, 6). Сходство между обеими теориями завуалировано фразеологией и всякого рода мишурой, но оно тем не менее реальное и достаточно близкое. 13 Иногда марксологи называют методы исследования Маркса «истори¬ ческими». Это можно понимать двояко: во-первых, разные части марксистс¬ кой теории должны были, по замыслу Маркса, относиться к разным обще¬ ственным строям; во-вторых, имеется в виду упомянутая выше «эволюцион- ность*. Применительно к марксистской теории этот эпитет можно поддержать в обоих значениях. Однако его все же следует признать неудачным, так как он обладает и другими значениями, не имеющими отношения к марксистской теории. Среди них есть то, которое первым приходит в голову, когда звучит слово «исторический*. Эволюционный аспект теории Маркса рассматривается в главе 3, § 4Ь.
514 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. IV. Это все, что отведенное в книге место позволяет нам сказать о марксистской системе в целом и о том, каким обра¬ зом составные части этой системы будут освещены в данной работе.14 Дальше должно следовать руководство для читателя, но я чувствую себя неспособным представить таковое. Маркс был очень многословным и часто повторяющимся автором, и, за исключением первого тома «Капитала», его теоретические работы столь неполно отражают аргументацию исследователя, что невозможно с какой-либо уверенностью выделить наиболее важные положения. Вместо того чтобы пытаться выполнить невыполнимую задачу, я отошлю моих читателей к книге док¬ тора Суизи (это работа превосходного теоретика и памятник непоколебимой лояльности), которая представляет экономиче¬ скую теорию Маркса в наиболее благоприятном свете и, кроме того, является лучшим введением в марксистскую литературу, какое мне известно*15 Сославшись на эту книгу, я ограничусь следующими со¬ ветами. Не имеет смысла читать избранные отрывки из произведе¬ ний Маркса или только первый том «Капитала». Экономист, желающий изучить творчество Маркса, должен примириться с мыслью о необходимости внимательно ирочесть все три тома 14 Возможно, читатель не нуждается в дополнительном пояснении, до ка¬ кой степени это освещение неполно. Все же имеется один вопрос, заслуживаю¬ щий особенно пристального внимания. Я подчеркивал, что Смит и Рикардо оказали влияние на Маркса. Я упомянул о влиянии Кенэ как о возможном, поскольку модель Маркса могла быть разработана независимо от Кенэ на основе теории Рикардо. Но я не упомянул еще о некоторых влияниях. Многие из них были обнаружены другими историками, а поскольку Маркс знал почти всю имеющуюся литературу, то возможность их правоты нельзя исключить. Но не существует неоспоримых доводов в пользу существования других влияний, за исключением того факта, что он читал, анализировал и критиковал очень мно¬ гих авторов. Поэтому ради экономии места в книге я решил не упоминать выд¬ вигаемых по этому поводу предположений. Действительно, осознав важность влияния Рикардо, которое Маркс ни в коей мере не скрывал, а также масштаб интеллекта Маркса, автоматически перестаешь интересоваться подобными пред¬ положениями, не говоря уже об обвинениях в плагиате. 15 Sweesy Paul М. The Theory of Capitalist Development. 2nd ed. 1946. Моя рекомендация не подразумевает полного согласия с интерпретацией Суизи, осо¬ бенно с его попыткой сделать из Маркса кейнсианца. Обратите внимание на хорошо подобранную библиографию, к которой я могу добавить только один пункт: W. Lexis. [Здесь Й. А. Шумпетер вставил заглавие критической работы Бёма-Баверка «К завершению Марксистской системы» (1896). Это, очевидно, ошибка. Вероятно, он намеревался сослаться на обзорную статью, написанную Лексисом после опубликования III тома ♦Капитала»: Lexis W. The Concluding Volume of Marx’s «Capital»//Quarterly Journal of Economics. 1895. Oct.]. В кни¬ ге Суизи также очень много сказано о важности вклада Борткевича.
Глава 1, Введение и план 515 «Капитала» и все три тома «Теорий прибавочной стоимости».16 Кроме того, не имеет смысла приниматься за груды Маркса без подготовки. Он сложный автор, а кроме того, особенности его научного аппарата не позволяют понять его труды без достаточ¬ ного знания экономической теории той эпохи, в частности Ри¬ кардо, и экономической теории вообще. Эти моменты тем более важно учесть, что необходимость такой работы не лежит на поверхности. Вновь призываю читателя быть настороже, чтобы его не ввели в заблуждение следы гегелевской терминологии. Далее мы покажем, что Маркс не допустил влияния гегелев¬ ской философии на свой анализ, но иногда он использовал тер¬ мины в специфически гегелевском значении, и читатель, во¬ спринимающий эти термины в их обычном значении, упустит смысл высказываний Маркса. И наконец, читатель, стремящий¬ ся не только к получению первоначальных знаний, но и к до¬ стижению иных целей, должен, конечно, научиться отличать факты и логически корректную аргументацию от идеологиче¬ ских миражей. Маркс сам нам в этом поможет: иногда, отчасти осознавая свое идеологическое заблуждение и все лее защищая свою идеологию, его язвительная риторика достигает высшей точки, и это обычно происходит там, где допускается ошибоч¬ ная аргументация. 16 Разумеется, необходимо также изучить «Коммунистический манифест». Но для любой цели, исключая цель стать марксологом, больше нечего добавить, кроме «Классовой борьбы во Франции», статей, написанных в 1848 -1850 гг. и вылущенных в виде книги с введением Энгельса в 1895 г. Изучать переписку Маркса необходимо только марксологу.
Глава 2 СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ ОБСТАНОВКА 1. Экономическое развитие 2. Свободная торговля и международные отношения 3. Внутренняя политика и Sozialpolitik 4. Финансовая политика Гладстона 5. Золото В течение примерно десяти лет, предшествовавших Француз¬ ской революции, стали видны некоторые черты той социальной и политической модели, которая после прекращения революци¬ онных и наполеоновских войн и преодоления их прямых по¬ следствий установилась и существовала в той или иной степени до конца XIX в. Нам представляется желательным коснуться нескольких ее основных черт хотя бы для того, чтобы испра¬ вить некоторые предвзятые мнения, возможно сложившиеся у читателя, и смягчить искаженные однозначные оценки, кото¬ рые давались ей в различных идеологических традициях. При осуществлении этой задачи нам предстоит борьба с уже известной нам трудностью. Мы попытаемся наглядно пред¬ ставить экономическую и социальную структуру (разумеется, в процессе непрестанных изменений) и культурную надстройку, либо связанную с ней, либо, согласно марксистской доктрине, порожденную ею, которую мы назовем цивилизацией, духом времен, или Zeitgeist.1 Но этот дух времени (Zeitgeist) не явля¬ ется единым целым. Он всегда представляет собой несовершен¬ ный синтез противоречивых элементов, и его нельзя охаракте¬ 1 Смысл марксистского термина Oberbau удовлетворительно передается буквальным переводом «надстройка». Но для немецкого слова Zeitgeist нет точ¬ ного эквивалента, поэтому я намерен его использовать (как и другие иностран¬ ные термины, не поддающиеся точному переводу) так же, как американские физики пользуются немецким термином Eigenschwingung «собственные коле¬ бания^ а американские философы пользуются немецким термином Welt¬ anschauung <мировоззрение>.
Глава 2. Социально-политическая обстановка 517 ризовать посредством нескольких согласованных «принципов». Наиболее очевидная причина указанного положения состоит в том, что в любой период времени экономическая и социальная структура общества, а также Zeitgeist содержат элементы, про¬ исходящие из исторически предшествующих структур. Но име¬ ются другие, более существенные причины, труднее поддающи¬ еся объяснению. Они делают невозможным анализ всего проис¬ ходящего в данном общественном организме в терминах процессов, соответствующих его имманентной логике, и процес¬ сов, порождаемых сопротивлением пережитков, или еще более поверхностный анализ в терминах «прогресса» и «реакции». Кон¬ цептуальная схема, которую мы собираемся использовать, сви¬ детельствует об этой трудности. В целом можно утверждать, что, хотя господство буржуазии достигло высшей точки по¬ зднее, именно в рассматриваемый период восхождение делового класса было почти беспрепятственным, почти неоспариваемым. В великих державах буржуазия не имела политической власти, наиболее значительные исключения составили Соединенные Штаты и семнадцать лет режима Луи-Филиппа во Франции. Но правительства всех стран, какими бы небуржуазными они ни были по происхождению и структуре, не исключая тех, что были признаны буржуазной оппозицией наиболее «реакционными», поддерживали экономические интересы делового класса почти безоговорочно и делали все для их защиты.2 Еще более важно то, что они действовали в духе laissez-faire, т. е. согласно тео¬ рии, которая утверждает, что лучший путь содействия экономи¬ ческому развитию и всеобщему благосостоянию заключается в избавлении от пут экономики частного предпринимательства и предоставлении ее самой себе. Именно это мы будем подразуме¬ 2 Прусское правительство эры Штайна—Харденберга, австро-венгерское правительство в период с 1849 по 1859 г. и российское правительство на протя¬ жении всего периода являются наиболее поразительными примерами админи¬ страций, которые, несмотря на самодержавный характер правления, придержи¬ вались в отношении принципов и тенденций экономической политики того, что я собираюсь назвать экономическим либерализмом. Это может вызвать удивле¬ ние. Но единственной его причиной является то обстоятельство, что в начале рассматриваемого периода эти страны были очень далеки от состояния личной свободы в экономической сфере, и продвижение к такому состоянию (особенно в России) было столь медленным, что данная тенденция не проявилась там столь наглядно, как в Англии. Однако изучение любой экономической истории Евро¬ пы и до некоторой степени комментарии, содержащиеся в нашем тексте, убедят читателя в нашей правоте. Этот факт имеет первостепенную важность для по¬ нимания экономической литературы рассматриваемого периода. Учение Смита в Пруссии и России не было только лишь увлечением оппозиции, его цитадель была в среде консервативной бюрократии.
513 Часть IIL С 1790-х по 1870-е гг. вать в данной книге под «экономическим либерализмом». Реко¬ мендуем читателю запомнить это определение, поскольку начи¬ ная приблизительно с 1900-х и особенно с 1930-х гг. данный термин приобрел другое (в действительности противоположное) значение; в качестве высшего, если и не преднамеренного ком¬ плимента системе частного предпринимательства ее враги сочли разумным присвоить это название. * Под «политическим либерализмом», который необходимо отличать от экономического либерализма, как достаточно под¬ робно объяснено в нашей сноске, мы подразумеваем правитель¬ ство, опирающееся на парламент, свободное участие в выборах и расширение избирательного права, свободу печати, отделение церкви от государства, суд присяжных и т. д., включая сокра¬ щение государственных расходов и мирную, хотя не обязатель¬ но пацифистскую внешнюю политику. Это была программа3 первой фазы Французской революции. Тенденция к ее осуще¬ ствлению со временем проявлялась повсюду. Но скорость ее осу¬ ществления была самой разной в разных странах; значительно различались также сочетания сил и обстоятельств, влиявшие на каждый шаг, сделанный в этом направлении. Темпы превращения делового класса в сторонника политиче¬ ского либерализма также существенно различались — и не только в разных странах, но и между разными подгруппами буржуа¬ зии. Даже экономический либерализм приветствовался не по¬ всюду и не всем деловым классом; к политическому либерализ¬ му большое число представителей этого класса относилось как к пасынку. Сторонники испанской конституции 1811 г., кото¬ рые первые назвали себя либералами (liberales), не получили поддержки всей буржуазии. Не получили ее и французские ли¬ бералы (ИЫгаих) 1820-х гг. Это было крыло, получившее всего лишь полупризнание делового класса, а также внешнюю под¬ держку со стороны интеллектуалов и масс, оно навязывало про¬ грамму политического либерализма не вполне желающему этого большинству, хотя в итоге это большинство перешло на сторону либералов. В Англии это весьма явно проявилось в том, что сначала виги, а затем сторонники Пальмерстона испытывали давление небольшой группы, известной как «радикалы». Эта 3 Некоторые пункты этой программы спорны. Например, люди, чье право называться политическими либералами нельзя отрицать, выступали против бес¬ платного народного образования. Не все либералы поддерживали свободу учас¬ тия в выборах, в то время как некоторые консерваторы выступали в ее под¬ держку.
Глава 2. Социально-политическая обстановка 519 группа, или по крайней мере ее интеллектуальное ядро — «фи¬ лософские радикалы», представляет для нас особый интерес, поскольку некоторые английские экономисты принадлежали к ней или относились к числу сочувствующих. Но в отличие от своих последователей в более поздние времена такие радикалы вовсе не были радикалами в области экономической политики. Некоторые из них, в частности Дж. С. Милль, ожидали, что в более или менее отдаленном будущем возобладает совершенно иная организация экономической деятельности. Однако в то время они были экономистами-либералами в определенном выше смысле (теперь мы должны были бы назвать их консерватора¬ ми). Достаточно широкое поле для деятельности их радикализм нашел в чисто политической сфере. Более того, в начале перио¬ да политика laissez-faire и, в частности, свободной торговли еще не утвердилась. Она была тем, за что предстояло бороться, чем- то свежим, а не застойным, ощущалась как «прогрессивная». Она притягивала, а не отвращала большинство интеллектуалов. Их идея реформы заключалась в очищении экономической сис¬ темы от того, что они рассматривали как ненужные «помехи», чтобы таким образом позволить полностью развиться системе laissez-faire.4 Они поддерживали новый Закон о бедных и выс¬ тупали против чартизма, еще менее они сочувствовали появив¬ шимся тогда группам социалистов.5 Таким образом, корреляция интересов и позиций делового класса и либерализма никак не была совершенной. Кроме того, как мы уже отмечали, буржуазия подвергалась давлению не только со стороны своего левого крыла. Консервативные прави¬ тельства — и не только автократические, но и английские кон¬ сервативные правительства — внесли важнейший вклад в про¬ движение к экономическому либерализму. Кроме того, группы, слои, партии некапиталистического происхождения в целом сто¬ яли на своем, хотя временами им и приходилось уступать. Об 4 Отсюда можно сделать вывод, что Маркс и марксисты должны были испытывать презрение к буржуазному радикализму (хотя они перенесли свое презрение и на более поздний радикализм), что они должны были рассматри¬ вать радикалов как притворщиков, которые в действительности хотели сохра¬ нить то, что якобы собирались перестроить. Но хотя наличие такого мнения у людей, чувствовавших себя конкурентами буржуазного радикализма, объясни¬ мо, оно тем не менее ошибочно, поскольку: 1) радикалы и ведомые ими простые либералы помогли трудящимся добиться больших успехов даже в экономичес¬ кой области; 2) их политическая деятельность создала условия для возникнове¬ ния многочисленных социалистических партий. 5 О чартистском движении см. книгу М. Ховелла (Hovell М. Chartist Movement. 1918). 2 Зак. 3169
520 Часть IIL С 1790-х по 1870-е гг. этом свидетельствует как политическая история, так и история религии данного периода. Действительно, рассматриваемый пе¬ риод начинается и заканчивается десятилетиями преобладания равнодушия к вопросам религии или даже активной секуляри¬ зации* Но между наполеоновскими войнами и 1860-ми гг. актив¬ ность католической церкви заметно оживилась, а влияние ее возросло. Параллельно усилилась роль религии в протестант¬ ских странах, особенно в Англии (евангелическое движение с одной стороны, оксфордское — с другой). Различные течения мысли в нерелигиозной сфере в данный период также не вписы¬ вались в какую-либо простую схему. Возникла демократия тори. Наивный радикализм (а философы-радикалы, конечно, были на¬ ивны), разумеется, интерпретировал все это как пережитки. Толь¬ ко следующий период показал, что, думая, будто они борются с прошлым, радикалы в действительности боролись с будущим. Обзор интеллектуальной атмосферы того периода и некото¬ рых достижений в областях, представляющих особый интерес для экономиста, мы представим в следующей главе. Остальная часть данной главы будет посвящена обзору политики рассмат¬ риваемого периода. Ради краткости мы почти полностью огра¬ ничимся экономической политикой и английским опытом. 1. Экономическое развитие Либеральное интермеццо повсюду, но наиболее ярко в Анг¬ лии, ассоциировалось с экономическим развитием, которое, на¬ сколько мы можем судить, было беспрецедентным (речь идет о достижениях начала и середины эпохи железных дорог). Было легко приписать эту впечатляющую череду неоспоримых успе¬ хов политике экономического либерализма, объявив ее главной или даже единственной причиной успехов. Читатель поймет, что, какой бы неадекватной ни была эта теория, она вовсе не явля¬ лась полностью ошибочной. Нет сомнения, что в исторических условиях той эпохи освобождение от пут энергии, устремляв¬ шейся в сферу бизнеса, в сочетании с политикой, гарантирую¬ щей бизнесмену возможность спокойно пользоваться плодами успеха и одновременно ясно показывающей ему, что в случае неудачи он не может ожидать никакой помощи, должно было придать экономике дополнительный импульс. Эта политика пре¬ возносилась до тех пор, пока аргументы, в силу повторения, не стали избитыми. Таким образом, система продолжала оправды¬ вать себя в глазах большинства наблюдателей того времени, даже
Глава 2. Социально-политическая обстановка 521 тех, кто, подобно Дж. С. Миллю, не питал к ней симпатии. Столь самодовольная констатация «прогресса» кажется нам стран¬ ной, поскольку мы рассматриваем ту эпоху с других точек зре¬ ния, с другим настроением — нам ненавистна атмосфера претен¬ циозных домов набирающих силу промышленников почти так же, как убогие жилища их работников. Но давайте вспомним, что многое, вызывающее у нас теперь отвращение, было своего рода детскими болезнями, причем некоторые из них начали под¬ даваться излечению уже во времена гневных нападок Маркса. Экономическое обещание, которое система свободного предпри¬ нимательства давала всем, не было пустым: уровень жизни масс оставался низким, но он почти неуклонно рос; все большее ко¬ личество работников вступало в ряды наемных работников, труд при росте реальных ставок заработной платы, лозунг «бесплат¬ ного завтрака» (free breakfast table), выдвинутый английскими фритредерами, был, возможно, наименее вводящим в заблужде¬ ние лозунгом, когда-либо изобретенным политиками. К тому же критики того времени и более поздних периодов — как консер¬ ваторы, так и социалисты — никогда в достаточной мере не понимали, до какой степени политика социального обеспечения следующего периода стала возможной благодаря экономическо¬ му развитию первых трех четвертей XIX в. и политике, поощря¬ ющей это развитие. В этом смысле у нас нет причин отказывать в честности или компетентности экономистам того времени или объявлять их жертвами идеологических заблуждений. 2. Свободная торговля и международные отношения Английские защитники свободной торговли претендовали на универсальную применимость их аргументации. По их мне¬ нию, свободная торговля была абсолютной мудростью на все вре¬ мена и для всех стран; тот, кто отказывался соглашаться с этим, был или дураком, или мошенником, или тем и другим. Но, как уже не раз указывалось, особое историческое положение Анг¬ лии, в котором политика свободной торговли была явно полезна, сыграло, очевидно, ббльшую роль в деле ее приобщения к этой политике, чем элемент универсальной истины, содержащийся в аргументации ее сторонников. Некоторую роль могла также сыг¬ рать надежда, что пример Англии заставит и другие народы при¬ общиться к свободной торговле. Однако решающие факторы и аргументы совершенно не зависели от подобной надежды.
522 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. В 1840 г. превосходство английской промышленности в обозри¬ мом будущем было неоспоримо. Дешевизна сырья и продуктов питания могла бы только упрочить его. Это не было заблужде¬ нием: страна была так удовлетворена тем, что приняла за ре¬ зультат этой политики, что всякая ее критика фактически пре¬ кратилась до наступления депрессии 1880-х гг. Даже надежда на то, что другие страны последуют примеру Англии, в течение нескольких десятилетий не признавалась иллюзорной. Хотя Анг¬ лия оставалась единственной великой державой, принявшей сво¬ бодную торговлю, все другие страны в разные периоды времени и в разной степени также проявляли тенденцию к ее внедрению. Так Пруссия, а затем Германская империя продвигались от Прус¬ ского тарифа 1818 г. к договорам Каприви 1891-1894 гг. в на¬ правлении, приблизительно соответствующем принципам свобод¬ ной торговли.1 Англо-французский договор I860 г. (договор Кобде- на—Шевалье) символизировал важный, хотя и краткий, перерыв в традиционно протекционистской политике Франции. Следует отметить, что на Европейском континенте политика свободной или почти свободной торговли никогда так сильно не поддержи¬ валась общественным мнением, как в Англии, — она либо навя¬ зывалась чиновниками, как в Германии, либо правителями, — такими как Наполеон III, — сторонниками либеральной доктри¬ ны в этих вопросах. Те экономисты, которые, как большинство французов, были сторонниками свободной торговли, не находи¬ ли широкой поддержки в обществе. В Соединенных Штатах сво¬ бодная торговля также никогда не пользовалась популярностью, разве что у экономистов, да и то не у всех. Разумеется, это вполне объясняется различными условиями в разных странах и дает нам возможность более благоприятно толковать взгляды эко- номистов-протекционистов этих стран, чем это делали ярые фрит¬ редеры. Здесь нет необходимости пересказывать драматическую историю обращения Англии к политике свободной торговли. Однако двумя аспектами этой истории мы не вправе пренебречь. Во-первых, заслуга в одобрении политики свободной тор¬ говли парламентом полностью принадлежит консервативной партии. Первые реальные шаги в направлении свободной тор¬ говли были предприняты накануне Французской революции лор¬ 1 Этот факт несколько заслонил ходы и контрходы, предшествовавшие заключению Таможенного союза 1834 г., и время от времени имевшие место уступки отдельным протекционистским интересам. В целом политика Тамо¬ женного Союза и Германской империи до конца XIX в. надлежащим образом охарактеризована вышеприведенной фразой. Мягкий протекционизм Бисмарка исходил в основном из фискальных соображений.
Глава 2. Социально-политическая обстановка 523 дом Шелберном и Питтом-младшим. Дальнейшие шаги в этом направлении были возобновлены в 1820-е гг. Хаскиссоном. По¬ литика свободной торговли, включая наиболее трудный вопрос отмены пошлин на ввоз зерна, в основном проводилась консер¬ вативным правительством сэра Роберта Пиля. Хотя его кабинет и партия сели на мель, все же остается правдой, что правитель¬ ство, по большей части состоявшее из землевладельцев, придер¬ живалось политики, явно направленной против экономических интересов собственного класса, а также наиболее тесно связан¬ ного с ними класса фермеров. Интерпретируйте сказанное как угодно, но не забудьте поразмышлять над этим интереснейшим феноменом политической социологии. Промышленники и тор¬ говцы, нагнетавшие пар в машину политики свободной торгов¬ ли, — это другое дело. Следует упомянуть петицию торговцев 1820 г., поскольку она была составлена одним из ведущих уче- ных-экономистов того времени — Томасом Туком. И это наша единственная возможность упомянуть в истории экономическо¬ го анализа обоих героев Лиги против хлебного закона: Ричарда Кобдена и Джона Брайта.2 Во-вторых, политика свободной торговли означает нечто зна¬ чительно большее, чем особый способ решения вопросов внешней торговли. В действительности можно сказать, что это наименее важный вопрос — человек может быть фритредером, даже если на него не производят сильного впечатления чисто экономические аргументы в пользу свободной торговли как таковой. Легко уви¬ деть, и до некоторой степени мы в этом сейчас убедимся, что политика свободной торговли соотносится с другими видами эко¬ номической политики так, что как по политическим, так и по экономическим соображениям эти другие виды политики трудно проводить без политики свободной торговли и наоборот. Другими словами, свободная торговля — это всего лишь элемент всеобъем¬ лющей системы экономической политики, и ее нельзя обсуждать отдельно от других элементов. Но это еще не все. Действительно важно указать, что система экономической политики обусловли¬ вает (и сама в свою очередь испытывает обратное влияние) нечто еще более широкое, а именно общую политическую и нравствен¬ ную позицию, или видение, которое проявляется во всех областях 2 Несмотря на все мои попытки оправдаться, тот факт, что в данной книге эти великие имена упомянуты лишь вскользь, может показаться неприличным. Но единственное, что я могу сделать, — это отослать читателя к двум мастер¬ ски написанным биографиям, которые он может прочесть с удовольствием и с пользой для себя. Речь идет о книгах лорда Морли {Lord Morley. Life of Richard Cobden) и Дж. М. Тревелиана (Trevelyan G. M. Life of John Bright).
524 Часть III. С 17$0-х по 1870-е tt. общенациональной и международной жизни и может быть связа¬ но с утилитаризмом,3 Эта позиция, которую ее враги стали назы¬ вать «маячестеризмом», в действительности была позицией Коб- дена и Брайта. Среди многих ее проявлений для нас особенно важны колониальная и внешняя политика. Колонии обычно приобретались с единственной целью их подчинения и эксплуата¬ ции в интересах метрополии и недопущения подобных действий со стороны других государств. С точки зрения манчестерской школы, отсутствуют даже экономические аргументы в пользу осу¬ ществления этих действий, не говоря уже о политических. Подоб¬ но другим странам, колонии существуют сами по себе; они долж¬ ны иметь самостоятельное управление и не обязаны предостав¬ лять метрополии какие-либо особые торговые преимущества (обратное также справедливо). Все это не осталось только в обла¬ сти философии или агитации. Были предприняты некоторые прак¬ тические шаги на пути к указанной цели. Английская политика по отношению к Канаде, представленная в отчете лорда Дурхэма, в то время была наиболее важным таким шагом.4 Разумеется, от этого курса было много отступлений. Международную политику как в период Священного Союза, так и позднее нельзя проанализировать кратко. Однако что ка¬ сается Англии, можно отметить несколько фактов, которые, хотя вряд ли представляют собой преобладающую практику, все же указывают на существование тенденции, согласующейся с расту¬ щим значением свободной торговли. Наиболее важным из этих фактов являлась деятельность второй администрации Пиля, от¬ менившей хлебные законы: ее здравое и ответственное управле¬ ние иностранными делами и отказ видеть интересы Англии во всем, что случается на земле, были важным знамением времени. Другим важным фактом является принятие принципа (Каннинг) поддержки народов, «сражающихся за правое дело своего осво¬ бождения», или, с некоторыми оговорками в отношении Герма¬ нии, поддержки народов, борющихся за национальное единство. В то время слово «национализм» еще не имело дополнительного значения, приобретенного им впоследствии, и национализм был союзником, а не врагом буржуазного либерализма или чего-то стоящего левее его (Мадзини). Кроме того, несмотря на то что 3 В Англии это родство было очевидным, но оно не обязательно. Имеются другие системы мышления, порождающие ту же самую позицию. 4 См. изд. Чарльза П. Лукаса (Lucas Charles P. Lord Durham’s Report on the Affairs of British North America* 1912). Лорд Дурхэм (1792-1840) предста¬ вил свой отчет в 1839 г.
Глава 2. Социально-политическая обстановка 525 данный период ознаменовался многочисленными войнами, це¬ лый ряд их был предотвращен благодаря новой позиции, приме¬ ром которой служат отношения между Англией и США во время гражданской войны. Самое важное, что критике подвергались попытки возбудить дух агрессии или подозрительности и посе¬ ять семена войны, которые, конечно, предпринимались в тече¬ ние всего периода. В качестве примера приведу весьма характер¬ ную борьбу Кобдена за лучшее взаимопонимание с Францией и его не менее примечательную борьбу с Уркартом.5 В парламенте Гладстон стал (и остался) самым ярким выразителем новой по¬ зиции и украсил ее всем великолепием своей риторики.6 3. Внутренняя политика и Sozialpolitik1 Мы должны помнить, что в разных странах существовали разные условия и в результате формировались разные варианты политики и различные точки зрения экономистов даже если осно¬ вополагающие принципы были одинаковыми. Так, отмена крепо¬ стного права в России и аграрные реформы в Германии и Австрии (так называемое освобождение крестьян) были, несомненно, заду¬ маны и проведены в духе экономического либерализма: идея пре¬ вращения крестьянина в свободного собственника участка земли и предоставления ему возможности жить на свои средства была, как это ни удивительно и даже абсурдно, радикальной. Но во Франции это было сделано во время Революции; земельная систе¬ ма Англии в тот период не имела проблем, требующих безотлага¬ тельного решения, а аграрные проблемы Ирландии носили совер¬ шенно иной характер. Аналогично этому уставы, сковывающие или защищающие ремесленные цехи, а также другие промыш¬ ленные сектора в Англии, к этому времени уже были отменены; 5 Дэвид Уркарт, бывший дипломат, основал в 1835 г. периодическое изда¬ ние Portfolio, а позднее — комитеты по иностранным делам, осуществлявшие мощную пропаганду активной внешней политики. Кобден подверг уничтожаю¬ щей критике возможные преимущества последней, высмеял высокомерных и невежественных дипломатов и политиканов и в целом эффективно противодей¬ ствовал Уркарту. 6 Возможно, лучшим и, несомненно, наиболее приятным способом для читателя удовлетворить свою любознательность по этому вопросу является чте¬ ние великолепной биографии Гладстона, написанной лордом Морли (Lord Morley. Life of William Ewart Gladstone: In 3 vol. 1903). К этой книге рекомендую обра¬ титься и тем, кого интересуют другие вопросы, затронутые в данной главе. 1 Как я уже говорил, я предпочитаю слово, понятное всем, даже если оно иностранное, слову, нуждающемуся в объяснении. Поэтому мы везде будем пользоваться термином Sozialpolitik.
526 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. во Франции их опять-таки разрушила Революция; в других стра¬ нах они были устранены в разное время и в разной степени. На¬ пример, в Пруссии это произошло в результате реформ Штайна— Харденберга после битвы при Иене. Однако эти различия не были обусловлены применением различных экономических принципов, хотя некоторые авторы объясняли их именно этим. Дело было просто в разных социальных условиях, в различных экономиче¬ ских структурах, существовавших в разных странах в начале рас¬ сматриваемого периода. Далее, Англия полностью переработала закон об акционерных компаниях. До некоторой степени это было сделано во всех странах, и везде утвердилась тенденция «либера¬ лизовать» законы о компаниях и сокращать государственный кон¬ троль (до краха 1873 г., после которого некоторые дерегулирую¬ щие меры были отменены). Однако проведенные мероприятия дали весьма неодинаковые результаты. Значительные различия в политике, проводимой в таких об¬ ластях, как религия, пресса, уголовное и гражданское право, об¬ разование и т. д., в рамках одной страны в различные периоды, а также между разными странами, объясняются применением раз¬ ных принципов, а также неодинаковостью существующих в этих странах условий. Например, в Англии после восстановления пре¬ жних гражданских свобод по окончании наполеоновских войн стандартными объектами текущей неэкономической политики были свобода католического вероисповедания, парламентская реформа — поначалу привилегия либералов, затем инициативу перехватили консерваторы Дизраэли2 — и Ирландия. Но нас интересует в ос¬ новном английская Sozialpolitik этого периода.3 1 В Англии борьба за предоставление избирательных прав массам велась исключительно между группами, принадлежащими к высшим классам, а са¬ мим массам оставалось только стоять в стороне и выражать свое отношение одобрительными или неодобрительными возгласами. Это интересное явление хорошо иллюстрирует характерную трудность политической интерпретации. Тактика играла большую роль в позициях, занимаемых вигами и тори: вопрос о свободе католического вероисповедания «вернул вигов к парламентской ре¬ форме ♦ , а парламентская реформа вигов, в свою очередь, обратила тори к даль¬ нейшей парламентской реформе. Но тактика — это еще не все. Что-то есть в заявлении Дизраэли, что консерватизм его типа (демократия тори) представля¬ ет истинные интересы и чувства масс, а следовательно, должен обратиться к массам за поддержкой. а Как читатель, вероятно, и ожидал, патерналистские тенденции предше¬ ствующего периода лучше сохранились в некоторых странах континентальной Европы. Но следует добавить кое-что еще. Во Франции до прихода к власти Наполеона III социалистические движения имели мало практического значе¬ ния и лишь вызывали резкую враждебность между классами. Но тем не менее существовали авторы, предвосхищавшие правительственную Sozialpolitik более позднего времени. Наиболее выдающимся из них был Шарль Дюпон-Уайт (Dupont-White; 1808-1878) — см. его работы Essai sur les relations du travail
Глава 2. Социально-политическая обстановка 527 Английское трудовое законодательство развивалось по трем направлениям. Во-первых, существовало фабричное законодатель¬ ство, ограничивавшееся в основном защитой женщин и детей.4 Во-вторых, в 1824 г. были отменены различные законы, запре¬ щающие объединения рабочих, хотя полная легализация проф¬ союзов произошла только в 1871 и 1875 гг. В-третьих, Акт о внесении поправок к Закону о бедных был принят в 1834 г. Кроме других соображений для нас этот факт важен еще и по¬ тому, что данная поправка была основана на докладе Эдвина Чедуика, написанном совместно с одним из ведущих экономи¬ стов того времени — Сениором. Следует четко различать два аспекта этого акта. С одной стороны, он значительно улучшил административный механизм выдачи пособия бедным и отме¬ нил многое из того, что и сейчас могло бы рассматриваться как злоупотребление. Это было признано почти всеми, хотя некото¬ рые критики нашли недостатки в административной схеме акта. В любом случае данный аспект не представляет для нас интере¬ са. С другой стороны, акт исходил из некоторых экономических принципов, не имеющих отношения к нашей теме. Принципы эти были далеко не новы. На самом деле они были столь же стары, как и споры по поводу Закона о бедных: акт просто принял взгляды одной из сторон, участвующих в споре. Иначе говоря, он ограничил помощь беднякам их содержанием в ра¬ ботных домах и в принципе запретил выдачу пособия тем, кто в них не живет;5 идея заключалась в том, что нельзя обрекать на голодную смерть трудоспособного безработного, пребывающего в нужде, но содержать его следует в полутюремных условиях. Интерпретация этой политики является крайне деликатным делом. Мы можем лишь рассмотреть различные группы возника¬ ющих проблем. Прежде всего, эти политические меры не должны рассматриваться отдельно. Они составляли часть системы, пред¬ лагавшей рабочему классу и нечто другое. Если мы по достоинству оценим влияние политики свободной торговли на реальную зара¬ avec le capital (1846) и L’individu et lYtat (1857). Наполеон III и некоторые его советники придерживались вполне передовых идей относительно социальных реформ, которые должны были исходить от властей (socialisme autoritaire ав¬ торитарный социализм>), socialisme d’etat сгосударственный социализму и некоторые меры действительно были приняты. Дюпон-Уайт может считаться литературным выразителем этого типа этатизма. 4 Вместо информации, которая не может быть помещена в данной книге, приводим ссылку на книгу Хатчинса и Харрисона (Hutchins, Harrison. A History of Factory Legislation. New ed. 1907). 5 Вскоре выяснилось, что ввести в действие этот принцип там, где оказы¬ валось серьезное сопротивление, невозможно.
528 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. ботную плату, а также все, что подразумевалось под лозунгом «бесплатного завтрака», то у нас сложится совершенно другое представление о результатах проведения Sozialpolitik в тот пери¬ од. Во-вторых, совершенно неясно, как эта политика вписывалась в экономический либерализм. Например, в отношении фабрично¬ го законодательства можно с одинаковым успехом утверждать, что оно составляло часть логики экономического либерализма или являлось отходом от этой логики. Я предлагаю принять первое мнение по крайней мере в том, что касается защиты женщин и детей. В-третьих, не стоит забывать, что, несмотря на некоторую поддержку этого фабричного законодательства со стороны либера¬ лов и радикалов (Кобден энергично отстаивал интересы детей), основная часть политических сил, проводивших его в жизнь, со¬ стояла из консерваторов (лорд Эшли, седьмой граф Шефтсбери), подходивших ко всему этому спектру проблем совершенно с иных позиций. Это значительный факт, независимо от того, как мы ответим на вопрос о совместимости социального законодательства с логикой экономического либерализма. Современники и более поздние критики, в частности герман¬ ские сторонники Sozialpolitik, обвиняли английских экономистов- 41 классиков» в холодном равнодушии к судьбе рабочего класса. Прежде всего следует отметить, что данное обвинение обнаружи¬ вает отсутствие исторического подхода, что особенно странно для германской исторической школы: человек, не одобривший зако¬ нопроект о десятичасовом рабочем дне в 1847 г., легко мог стать последователем Нового курса в современной Америке, и мы не имели бы оснований обвинить его в непоследовательности. Но мы можем пойти дальше. Большинство экономистов-«классиков» под¬ держивали фабричное законодательство, особенно МакКуллох. Отмене законов об объединениях рабочих во многом способство¬ вал Плейс — член кружка последователей Бентама,6 а Акт о внесении поправок к Закону о бедных, почти единодушно поддер¬ жанный экономистами, имеет и другие аспекты кроме тех, кото¬ рые, как представляется нам, выражают бесчувственное отноше¬ ние к нуждающимся. В то же время нам не следует заходить слишком далеко. Поддержка, которую оказали экономисты-«клас¬ сики» этому закону, приобретает дополнительное значение, если учесть, что лежащая в его основе теория вполне соответствовала их общей схеме «естественной свободы». Она также отвечала их взглядам на численность населения и уровень заработной платы. в Об этом интересном человеке можно узнать из книги Грэма Уоллеса (Wallas Graham. Life of Francis Place. 1898). Это одна из лучших книг, вводя¬ щих нас в обстановку того времени.
Глава 2. Социально-политическая обстановка 529 Еще в большей мере она соответствовала их почти смехотворной вере в способность индивидов действовать энергично и разумно, отвечать за себя, находить работу и откладывать средства на ста¬ рость и черный день. Это, разумеется, бентамитская социология, а следовательно, плохая социология. В этом отношении критики были правы, как бы они ни ошибались, вменяя в вину «класси¬ кам» недостаточную социальную сознательность.7 4. Финансовая политика Гладстона В области финансовой политики мы еще больше, чем обыч¬ но, склонны приписывать жокею заслуги, которые в действи¬ тельности принадлежат лошади. П. Ж. Камбон был одаренным финансистом и все же, ско¬ рее всего, единственное, что читателю известно о финансах Фран¬ цузской революции, это крах бумажных денег.1 Ф. Н. Мольен принадлежал к числу мастеров своего дела, но в условиях напо¬ леоновского режима не имел возможности проводить «великую» фискальную политику.2 Целый ряд других финансовых деяте¬ лей также заслуживают нашего уважения, хотя их деятельность оценивалась по-разному. И все же один человек не только обла¬ дал огромным талантом и имел беспрецедентные возможности, но также знал, как обратить бюджеты в политические триум¬ фы, и остался в истории как великий английский финансист эпохи экономического либерализма. Этим человеком был Глад¬ стон.8 Сосредоточим свое внимание на нем одном. 7 Не совсем верно, что все «классики* были либералами в смысле партий¬ ной принадлежности. Мальтус не принадлежал к ним. Однако остальные в боль¬ шинстве своем либералами были, поэтому есть основания говорить об «альян¬ се» экономистов-«классиков» с либеральной партией. Поэтому в силу психоло¬ гической, но не логической ассоциации позднейший упадок политического либерализма способствовал падению престижа экономистов-«классиков». От¬ метим все же, что от признания этого факта до отождествления «систем» и их судеб с политическими настроениями дня очень далеко. 1 Это дает мне возможность привлечь внимание читателя к составленной Рене Стурмом обширной библиографии, посвященной финансам Франции в XVIII в. (Stourm Rene. Bibliographie historique des finances de la France au dix- huitieme siecle. 1895). 1 Мемуары Франсуа H. Мольена, министра финансов Франции (Mollien Francois N. M&noires d’un ministre du tresor public. 1780-1815. Ed. 1845), мес¬ тами поднимаются до уровня научного анализа. 5 Самый значительный из триумфов Гладстона связан с бюджетом 1853 г. Читателю было бы полезно ознакомиться с его основными чертами. С описани¬ ем политической обстановки и сохранением всего блеска красноречия они изло¬ жены в биографии Гладстона, написанной лордом Морли, на которую мы уже ссылались.
530 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. Величайшая черта гладстоновской финансовой политики, общая для всякой «великой финансовой политики», заключается в том, что она с идеальной адекватностью выражала всю цивили¬ зацию и нужды времени с точки зрения конкретных условий стра¬ ны, для которой данная политика была предназначена. Иными словами, она переводила социальное, политическое и эко¬ номическое видение, которое было комплексным и исторически корректным, на язык ряда скоординированных финансовых мер. Адекватностью отличались как сами меры, так и породившая их интуиция, но не повседневные выступления, включая и речи само¬ го Гладстона, которые носили в высшей степени доктринерский характер. Нас интересуют не подробности этих мер, а только прин¬ ципы, на которых они основаны. Попытаемся их установить. Финансы Гладстона являлись финансами системы «есте¬ ственной свободы», laissez-faire и свободной торговли. С пози¬ ций соответствующего социального и экономического вйдения (которое мы теперь должны понимать в историческом плане независимо от всех общих аргументов за и против него) самым важным было устранить фискальные преграды для частной дея¬ тельности. А для достижения этой цели следовало сохранить низкий уровень государственных расходов. Сокращение расхо¬ дов было победоносным лозунгом дня, причем большей попу¬ лярностью он пользовался у радикалов, таких как Джозеф Хьюм, прозванный «недремлющим сторожевым псом финансов», чем среди вигов или тори. Сокращение расходов означает две вещи. Во-первых, сведение к минимуму функций государства. Поздней¬ шие критики, в особенности немецкие, называли это полити¬ кой, отводящей государству роль «ночного сторожа». Напри¬ мер, в рамках этого социального вйдения едва ли есть место для государственных расходов на искусство или науку: способ под¬ держания искусства и науки (и они действительно имели мощ¬ ную поддержку) заключался в предоставлении людям возмож¬ ности хорошо зарабатывать, что позволит им покупать картины или использовать свой досуг на проведение научных исследова¬ ний.4 Во-вторых, сокращение расходов достигается за счет раци¬ 4 В хорошо известном пассаже Рескин (см. ниже, глава 3) укорял англий¬ ские правительства за отказ в отличие от правительств континентальной Евро¬ пы расходовать деньги на поощрение искусств. Это интересный пример такого типа социальной критики, которой никогда не удается увидеть социальную систему в целом. Рескин был вправе предпочитать другие способы поощрения искусства. Но как аналитик социальных явлений он был обязан понять, что английский метод поощрения искусства, даже если он не был адекватным, все же был методом, а не просто ничем. Независимо от этого, он должен был снача¬ ла признать, что, если судить по результатам, неадекватность английского
Глава 2. Социально-политическая обстановка 531 онализации других функций государства, что, кроме всего про¬ чего, означает сведение к минимуму военной системы. Ускорив¬ шееся в результате экономическое развитие приведет, как тогда полагали, к тому, что расходы на социальные нужды станут в значительной степени ненужными. Отметим еще раз, что все эти рассуждения совершенно ошибочны, если понимать их как вневременные общие принципы, однако для Англии 1853 г. они содержали большой элемент истины. Исходя из того же видения экономических возможностей и механизмов, столь же важно было обеспечить государственные доходы, причем таким образом, чтобы как можно меньше от¬ клонить экономическое развитие от того пути, по какому оно шло бы при отсутствии всякого налогообложения («налогообло¬ жение только для получения государственных доходов»). По¬ скольку считалось, что мотивы получения прибыли и склон¬ ность к сбережению играли первостепенную роль в экономичес¬ ком прогрессе всех классов общества, это означало, в частности, что налогообложение должно как можно меньше покушаться на чистые доходы от бизнеса. Следовательно, в области прямого налогообложения не должно быть никакой налоговой прогрессии. В 1853 г. в своих принципах, если не на практике, Гладстон пошел даже дальше этого. В связи с наполеоновскими войнами был введен подоходный налог (в английском значении этого термина). Он был отменен сразу же, как только чрезвычайная ситуация миновала (1816), но был введен снова Пилем (1842) с целью возмещения дефицита, ожидаемого в результате сниже¬ ния пошлин на импорт.5 Гладстон в 1853 г. предложил снова его отменить через семь лет.6 Что касается косвенных налогов, то принцип наименьшего вмешательства в интерпретации Глад¬ метода не была очевидной. То же относится и к наукам, в частности к экономи¬ ческой науке. Если мы посмотрим на результаты в исторической перспективе и, в частности, придадим надлежащий вес оригинальности исследования, то нам нелегко будет доказать, что данная социальная система породила меньше достижений в области искусства и науки, чем современная система, пользую¬ щаяся другими, более прямыми способами. Я подчеркиваю указанное обстоя¬ тельство, поскольку рассматриваемый принцип очень важен в области эконо¬ мического анализа: например, современные кейнсианцы логически правы, до¬ казывая, что капиталистический механизм, который уравновешивает сбережения и инвестиции ex ante, слаб и подвержен перебоям, но если они будут утверж¬ дать, что его не существует, то совершат определенную и доказуемую ошибку. 5 Ту же политику приняла администрация Вильсона в 1913 г. 6 В действительности он все время придерживался этой идеи. В своем предвыборном заявлении 1874 г. Гладстон снова высказался в пользу полной отмены подоходного налога. Трудно ответить на вопрос, насколько это было созвучно кредо экономического либерализма. Конечно, высокий подоходный налог, способный привести к существенному изменению распределения дохо-
532 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. стона означал, что налогообложение необходимо сосредоточить на нескольких важных товарах, а все остальные должны быть освобождены от налогов. Во время Крымской войны это мнение возобладало над мнением министра финансов сэра Джорджа Корнуэлла Льюиса, предпочитавшего систему многочисленных пошлин, которые легким бременем ложились бы на каждый товар.7 Последним, но не менее важным является принцип сба¬ лансированного бюджета или, скорее, поскольку ставилась за¬ дача сокращения долга, принцип, который один из министров финансов эры Гладстона Роберт Jloy выразил в своем определе¬ нии министра финансов: «Животное, которое обязано иметь ак¬ тивное сальдо». Повторяю, что нет смысла критиковать поли¬ тику сбалансированного бюджета или политику погашения долга с современных точек зрения. Если даже мы примем как долж¬ ное все заявления современных защитников дефицитного фи¬ нансирования, нам придется допустить, что в мире, полном «инвестиционных возможностей», ни ту ни другую политику нельзя счесть чистым нонсенсом. 5. Золото То немногое, что, исходя из нашей задачи, следует сказать о политике того периода в области денежного обращения и банков, удобнее будет рассмотреть в последней главе этой час¬ ти. Следовательно, в данном параграфе необходимо коснуться только одного вопроса. После нарушения денежного обраще¬ дов, вводить не следовало. Такое действие вступило бы в очевидный конфликт с принципом «налогообложения только для получения государственных дохо¬ дов». Однако подоходный налог в несколько процентов, даже прогрессивный, по моему мнению, лучше согласовывался с ведением Гладстона, чем принятый им в действительности курс. 7 Возможно, с экономической точки зрения, хотя и не с административ¬ ной, Льюис был прав. Гладстоновская доктрина упустила еще один момент. Она решительно выступала против налогообложения «предметов первой необходим мости». Фактически этот принцип в соединении с политикой свободной торгов¬ ли был величайшим прямым вкладом финансовой политики Гладстона в дело социального обеспечения (чтобы дать комплексную оценку, мы должны помнить, что этот прямой вклад не был единственным результатом применения данного принципа: кроме того, он способствовал созданию богатства, которое, как ока¬ залось впоследствии, было легко облагать налогом в интересах масс). Но, уде¬ ляя исключительное внимание различию между «предметами первой необходи¬ мости» и «предметами роскоши», Гладстон упустил возможность правильно оценить следствия, вытекающие из различия между товарами эластичного и неэластичного спроса.
Глава 2. Социально-политическая обстановка 533 ния, т. е. инфляции, связанной с наполеоновскими войнами, все государства стремились вернуться назад к тому, что считалось нормальным состоянием. В таких странах, как Австрия, про¬ цесс занял многие десятилетия, а в Англии и Франции цель была достигнута быстро и сравнительно легко. На Европей¬ ском континенте нормальное состояние означало серебряный или биметаллический стандарт, но Англия, легализовав de facto золотой стандарт, установленный в XVIII в., уже через несколь¬ ко лет после Ватерлоо возобновила размен на золото банкнот Банка Англии; это во многом сходно с тем, как она вернулась к довоенному золотому паритету (хотя в несколько иной фор¬ ме) после Первой мировой войны. Более того, это был совер¬ шенно «свободный*, или «автоматический», золотой стандарт, не допускающий другого типа контроля, кроме права быть «кре¬ дитором последней инстанции», имеющегося у каждого цент¬ рального банка. Возникает вопрос: почему? Эта мера вызвала недовольство во многих кругах и даже у некоторых экономи¬ стов. Возвращение золотого стандарта влиятельные аграрные круги сочли причиной (в данном случае неважно, справедливо или нет) возникновения депрессии, нанесшей им ущерб. Уро¬ вень безработицы был достаточно высок, чтобы побудить пра¬ вительство Каслри в 1821 г. предложить в качестве меры борь¬ бы с ней проведение общественных работ (почти Рузвельтов- ская программа). Торговцев не радовали убытки, банкиров — замороженные активы, а того и другого было предостаточно. Мы увидим также, что многие компетентные люди выступали за регулируемое обращение бумажных денег. Тем не менее по¬ литике золотого стандарта никогда и ничто по-настоящему не угрожало, и если она долго не была принята другими промыш¬ ленно развитыми странами, то не потому, что таков был их выбор: несмотря на все контрдоводы, «автоматический* золо¬ той стандарт почти повсеместно оставался идеалом, к которому следует постоянно стремиться и о достижении которого необ¬ ходимо только молиться. И снова возникает вопрос: почему? В настоящее время нас учат рассматривать такую политику как полностью ошибочную, как своего рода фетишизм, который глух к рациональным доводам. Нас также учат не принимать в расчет все рациональные и чисто экономические аргументы, ко¬ торые можно привести в пользу этой политики. Но, совершенно независимо от этого, у золотого стандарта есть одно преимуще¬ ство, которое могло бы снять с него обвинение в глупости даже при отсутствии чисто экономических выгод; с точки зрения это¬ го преимущества многие другие позиции того времени предста¬
534 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. ют в ином свете. «Автоматическое» золотомонетное обращение1 является неотъемлемой частью экономики laissez-faire и свобод¬ ной торговли. Оно связывает процентные ставки и уровни цен каждого государства с процентными ставками и уровнями цен всех других государств, чья экономика основана на золотом стан¬ дарте. Оно чутко реагирует на государственные расходы и даже на позиции или политические меры, не затрагивающие не¬ посредственно расходы, например на внешнюю политику, на не¬ которые меры налоговой политики и в целом на все те меры, которые нарушают принципы экономического либерализма. Вот почему золотой стандарт так непопулярен теперь, но был столь желанным в буржуазную эру. Золотой стандарт накладывает на правительства или чиновничий аппарат значительно более мощ¬ ные ограничения, чем критика со стороны парламента. Это од¬ новременно и символ, и гарантия буржуазной свободы, не про¬ сто свободы буржуазного интереса, но свободы в буржуазном смысле. С этой точки зрения человек может с полным основа¬ нием бороться за золотой стандарт, даже будучи совершенно убежденным в справедливости всех экономических аргументов, направленных против него. И напротив, человек, стоящий на позициях этатизма и планирования, может с не меньшим осно¬ ванием осуждать золотой стандарт, даже будучи полностью убеж¬ денным в справедливости всех экономических аргументов в его пользу. 1 Разумеется, оно никогда не бывает вполне автоматическим, и это выра¬ жение может ввести в заблуждение. Я пользуюсь им здесь ради краткости и подразумеваю под ним только то, что все другие средства платежа должны кон¬ вертироваться в золото и что каждый должен иметь право импортировать и экспортировать золото, перечеканивать его в монету и по желанию изымать из обращения.
Глава 3 ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ ПАНОРАМА 1. Zeitgeist и философские течения в рассматриваемый период a) Утилитаризм b) Немецкая философия c) Контистский позитивизм 2. Романтизм и историография a) Романтизм b) Историография 3. Социология и политическая наука: энвиронментализм a) Социология государства и политики с точки зрения философии естественного права b) Социология государства и политики с точки зрения историков c) Энвиронментализм 4. Эволюционизм a) Эволюционизм философов b) Марксистский эволюционизм c) Эволюционизм историков d) Интеллектуалистский эволюционизм Кондорсе и Конта e) Дарвинистский эволюционизм 5. Психология и логика [a) Ассоциативная и эволюционистская психология)] [b) Логика, эпистемология и смежные области)] [c) Логика Дж. С. Милля] 6. Домарксистский социализм [a) Ассоцианистский социализм] [b) Анархизм] [c) Сен-симонистский социализм]
Глава 3. Интеллектуальная панорама 537 лектуальных центрах, особенно в Кембридже, утвердился более утонченный утилитаризм. Но он не стал доминирующим учени¬ ем. Убедиться в этом можно, проанализировав взгляды людей, которые были тогда или стали позднее лидерами интеллектуаль¬ ной жизни и мысли в Кембридже; особенно это касается Сиджу- ика.5 Позднее будет показано, что нет никаких оснований назы¬ вать утилитаристом Рикардо, хотя он был лично связан с этой группой и, возможно, выражал сочувствие ее учению. Только Бентам, Джеймс Милль и (с оговорками) Дж. С. Милль, явля¬ ясь экономистами, были в то же время видными и активными утилитаристами, как Беккариа и Верри в XVIII в. Для Бентама и обоих Миллей было естественно видеть себя в роли филосо¬ фов —покровителей экономической науки и взять на себя ответ¬ ственность за союз между экономической наукой и утилитариз¬ мом, на который впоследствии молча согласились многие эко¬ номисты, такие как Джевонс и Эджуорт; но этот союз не был ни необходимым, ни полезным. Этот союз является единствен¬ ной причиной, по которой утилитаризм занимает столь значи¬ тельное место в представлениях экономистов о развитии науч¬ ной мысли XIX в. Его значение как философии или как факто¬ ра Zeitgeist было на самом деле гораздо меньше. Мы должны на минуту отклониться от темы, чтобы рассмотреть влияние подоб¬ ного союза на экономическую теорию. Читатель должен помнить, что мы уже изучали этот вопрос по отношению к более ранним эпохам» Поскольку экономисты, особенно нетеоретики, всегда были и по-прежнему склонны преувеличивать степень влияния фило¬ софских основ на позитивную работу в области экономического анализа, становится понятным, почему этот альянс сделал англий¬ 5 Генри Сиджуик (1838-1900) имеет право на большее внимание, чем мы можем ему уделить. Его работа в области экономической теории будет мимохо¬ дом упомянута в соответствии с хронологией, но в таком кратком очерке, как наш, мы не можем широко комментировать его чрезвычайно разумное толкова¬ ние «классической* доктрины. Боюсь, что не больше мог бы сказать историк этики или политической науки; это еще две области, в которых Сиджуик со¬ здал крупные произведения. Но его все-таки можно назвать одним из величай¬ ших английских университетских деятелей: он был выдающимся творцом сре¬ ды, лидером, оказал воздействие на множество людей. Пожалуй, отсутствие оригинальности является одним из условий для данного типа академических достижений. Из всех кембриджских лидеров он благодаря своему антиметафи- зическому, ясному и в то же время бескрылому уму был наиболее готов к вос¬ приятию основных положений утилитаризма. Несмотря на это, его этика от¬ нюдь не является чисто утилитаристской, а этот аспект служит тестом на ути¬ литаризм, поскольку именно здесь утилитаристское философское кредо должно было доказать свое влияние.
538 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. скую экономическую теорию непопулярной во многих кругах. Осо¬ бенно это относится к некоторым немецким авторам. Для них одного только утилитаристского облачения было достаточно, чтобы полностью отвергнуть теорию, появившуюся под этой личиной. Подобное отношение основано на очевидном недоразумении; боль¬ ший интерес представляет вопрос о реальном влиянии утилитари¬ стской философии на содержание работ экономистов-«классиков». Здесь мы должны различать влияние на рекомендации в области экономической политики, на экономическую социологию и соб¬ ственно экономический анализ. Что касается «классических» ре¬ комендаций, то, вне всякого сомнения, многие из них были пол¬ ностью нейтральны по отношению к любой философии жизни. Например, не нужно быть утилитаристом, чтобы выступать за передачу земли в собственность крестьянам в Ирландии, чтобы рекомендовать или осудить возврат к золотому стандарту после наполеоновских войн. Но были и другие рекомендации, например безусловная свобода торговли, за которыми стояли общие взгля¬ ды на политику и отношение к жизни, связанные с утилитариз¬ мом больше, чем с любой другой философией жизни. Что касается экономической социологии, утилитаризм потерпел полную неуда¬ чу, так как его рационалистическая концепция поведения инди¬ видов и социальных институтов была явно и в корне ошибочной. Но если рассматривать ту часть экономического анализа, которая оперирует рациональными схемами, то здесь утилитарная фило¬ софия, будучи излишней, тем не менее не приносит вреда. И дан¬ ный факт, как могли бы признать критики, будь они компетент¬ ными экономистами, спасает основную часть работы в области экономического анализа, проделанной утилитаристами.6 Профессиональная философия в Англии, и прежде всего фи¬ лософия шотландской школы здравого смысла, испытала лишь незначительное влияние утилитаризма и в целом выступала про¬ тив утилитаристских методов решения сугубо философских про¬ блем. Но в тот период в английской философской мысли не было достаточно сильного лидера, чтобы противостоять умелой и энер¬ гичной пропаганде философских радикалов. Таких лидеров, до некоторой степени, дали романтизм (см. ниже, § 2) и несколько религиозных движений. Карлейль был лидером иного типа.7 Для 6 Разумеется, это не означает, что данная работа не может вызвать возра¬ жений другого рода. 7 Слава Томаса Карлейля (Thomas Carlyle, 1795-1881) зиждется на проч¬ ном фундаменте его исторических работ, слишком известных, чтобы их нужно было упоминать в данной книге. Но его нельзя назвать историком, не добавив при этом, что он был историком sui generis <своеобразным>. Он писал истори¬ ческие портреты как художник. Хотя эти портреты написаны на основе глубо¬ кого и детального исследования, они дают художественные, а не научные ин¬ терпретации. Современный читатель будет поражен почти полным отсутствием экономических и социальных фактов. И с чувством, близким к негодованию,
Глава 3. Интеллектуальная панорама 539 экономистов он является одной из важных и наиболее характер¬ ных фигур в культурной панораме той эпохи. Он стоит в героиче¬ ской позе, изливая презрение и насмешку в адрес материали¬ стической мелочности своего века, щелкая хлыстом, которым он собирается выпороть кроме всего прочего и нашу «мрачную на¬ уку». Так он видел себя сам, и таким его видела и любила публи¬ ка в то время. Совершенно неспособный понять смысл какой-либо теоремы, упуская из виду факт, что все науки «мрачны» с точки зрения художника, он решил, что нашел нужного мальчика для битья. Ему аплодировала широкая публика, а также некоторые экономисты, не в большей мере, чем он, понимавшие, что такое «наука» и чем она занимается. Но сделанное выше отступление, касающееся экономистов-утилитаристов, показывает, что он был не совсем не прав. Экономисты-утилитаристы защищали полити¬ ческие меры, отражавшие философию жизни, вполне заслужившую порки от Карлейля. Читатель должен остановиться на момент, чтобы поразмышлять над трудностью, с которой связана бесплод¬ ность большого числа наших дискуссий, а именно над той, кото- он отвернется от излишнего подчеркивания личностного элемента, встречаю¬ щегося повсюду. И все же это не совсем то, что он должен сделать. Сам по себе «культ героя», характерный для Карлейля, который как бы превращает исто¬ рию в ткань, сотканную из отдельных биографий, действительно не может счи¬ таться приемлемой социологией. Но когда личностному элементу как средству объяснения фактов грозит опасность утонуть в статистике и всю сцену занима¬ ет «обыкновенный человек», культ героя, присущий Карлейлю, выступает в качестве полезного противоядия, подчеркивая забытый фактор — личность. Непосредственное отношение к истории экономической науки имеют его работы Chartism (1840), Past and Present (1843) и Latter-Day Pamphlets (1850). Прида¬ вая особое значение личностному элементу (в противоположность Бентаму, ко¬ торый, будучи индивидуалистом, не был персоналистом, что служит достаточ¬ ным доказательством полного различия между ними), Карлейль имел много общего с Р. В. Эмерсоном (1803-1882), который был, по его собственному выра¬ жению, еще одним «типичным человеком*. У Эмерсона особое внимание к лич¬ ности не доходило до культа героя, и в этом отношении его вклад в социологи¬ ческую схему исторического процесса глубже, хотя и менее оригинален, чем у Карлейля. Эмерсон не скрещивал шпагу с экономистами-классиками. Но еще большее значение он имеет для нас в ином аспекте: его мысль, объединив в себе много течений и одновременно породив новые, была адекватным выражением цивилизации того времени в том виде, как она отражалась в зеркале особых условий Новой Англии. Это, по моему мнению, дает ему право на видное место в истории мысли. Прошу прощения за несколько запутанное объяснение. Одна¬ ко, поскольку невозможно охарактеризовать эту интеллектуальную и нравствен¬ ную среду в Новой Англии, не имея для этого достаточного места, мы должны ограничиться данной фразой. Мы не можем также позволить себе остановиться и бросить взгляд на кружки Конкорда и Кембриджа (или Бостона), с которыми были прямо или косвенно связаны Эмерсон и его коллеги. Это тем более при¬ скорбно, что они являются источниками важного компонента специфически американского радикализма, повлиявшего на позиции американских экономи¬ стов много времени спустя после исчезновения самих кружков и объясняющего многое из того, что трудно понять европейцам. Пролить свет на эти вопросы могут работы Генри Торо. (О «движении социальной науки» см. ниже, § 6а.)
540 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. рую испытывают как профессионалы, так и публика при попытке отделить в таких случаях аналитический аспект от философии культуры, которая его сопровождает, и понять, что враждебная критика первого полностью совместима с восхищением последней и наоборот. Однако кое-что позитивное можно сказать о Карлейле даже с аналитической точки зрения: он обладал видением эконо¬ мической социологии, значительно более реалистичным, чем ути- литаристкое, хотя не имел средств для его аналитического выра¬ жения. Он значительно яснее Бентама видел, что представляет собой народ, чего он хочет и каковы реальные факторы, определя¬ ющие его судьбу; анализ, который можно было извлечь из его работ путем дистилляции, касался многих важных фактов, кото¬ рых не знал или отбросил Бентам, поскольку с точки зрения его кредо они были просто не относящимися к делу отклонениями. Дж. С. Милль до некоторой степени сознавал это. Он со временем понял, что за пределами ограниченного круга проблем схема ути¬ литарной рациональности совершенно неадекватна. Но он был не тем человеком, который мог бы предпринять в связи с этим ка¬ кие-либо шаги. Таким образом, видение одного человека и анали¬ тические способности другого так и не встретились, чтобы рабо¬ тать вместе. Карлейль оказал влияние на значительно менее важ¬ ного (для нас) пророка Рескина (Раскина), поэтому мы упомянем его здесь, несмотря на то что его работы на экономические темы относятся к последующему периоду. В течение почти всего рассматриваемого периода Джон Рес¬ кин (John Ruskin; 1819-1900; читатель может почерпнуть все не¬ обходимые сведения в любом библиографическом справочнике) бы- л одним из тех творческих интерпретаторов искусства (живописи, архитектуры, скульптуры и поэзии), чьи интерпретации сами яв¬ ляются произведениями искусства, живущими собственной жиз¬ нью и вызывающими восхищение даже у тех, кто, подобно мне, не доверяет им как интерпретациям. Для нас особенно важно отметить его вклад в общую социологию искусства, его попытки проанализировать социальные условия, создающие или благопри¬ ятствующие созданию великих произведений искусства. В конце 1860-х гг. он обратился к исполнению миссии, сделавшей его очень популярным как у обывателей, так и у экономистов, склон¬ ных к радикализму: он разразился гневной и дилетантской кри¬ тикой пороков капитализма. Читатель быстро составит адекват¬ ное представление о его критике, просмотрев Unto this Last (1862), Munera Pulveris (1872) и Fors Clavigera (1871-1874); все помеще¬ ны в сборнике произведений Рескина (The Works of Ruskin). Мне осталось отметить только еще одно обстоятельство. Имеется опре¬ деленная причина для возражений против избранного Рескиным способа решения экономических проблем (я, разумеется, не гово¬ рю о его благородной и небезуспешной практической работе в интересах благосостояния и повышения культуры масс). Ему не
Глава 3. Интеллектуальная панорама 541 удалось сделать в этой области то, что он с такой легкостью со¬ вершил в области искусства. Мы знаем, что он очень тщательно готовился к карьере интерпретатора искусства, овладевая техни¬ кой и изучая исторические детали в соответствии с канонами искусствоведения. Его произведения свидетельствуют о гениаль¬ ности, но эта гениальность развита обучением и отточена даль¬ нейшим изучением искусства. В области экономической науки он не достиг ничего подобного; он лишь добавил благородного возмущения к наполовину понятым наблюдениям и к неперева¬ ренным прочитанным материалам. Именно это, а не его оценки (которым многие из нас симпатизируют) делает его работы уста¬ ревшими для всех, кроме таких писателей, как Дж. А. Гобсон. Суждение, которое я выношу на его счет (и на счет многих ему подобных), точно такое же, какое он сам вынес бы по отношению к любому автору, взявшемуся, например, за критику полотен Тернера, предварительно не изучив надлежащим этически обра¬ зом соответствующих фактов и методов. Ь) Немецкая философия. Возможно, читателю известно, что первая часть обсуждаемого периода ознаменовалась пиком до¬ стижений немецкой спекулятивной философии, и в его голове тотчас же возникнут имена Канта, Шеллинга, Фихте, Гегеля и Шопенгауэра. Но независимо от того, что о них известно чита¬ телю, в рамках данной книги нет возможности останавливаться на чисто философских аспектах их произведений. Все, что я могу сказать, не приводя доказательств, о Канте, Шеллинге и Шопенгауэре, заключается в следующем. Во-первых, их произ¬ ведения являются поразительными примерами независимой фи¬ лософской мысли: попытки увязать их учение с классовой пози¬ цией буржуазии8 или любого другого общественного слоя обре¬ чены на провал. Во-вторых, Кант был единственным из них троих, кто обладал значительным влиянием в мире,9 но в Гер¬ мании все трое оказали огромное воздействие на поколения, в формировании менталитета которых философская составляющая играла еще большую роль, чем в последующий период. Тем не 8 Некоторые марксисты пытались сделать это, исходя из убеждения, что так должно быть. Подобное убеждение всегда может обеспечить некоторый лож¬ ный успех, который в действительности ничего не значит: можно насильствен¬ но связать что угодно с чем угодно. 9 Идеи Канта распространились, в частности, в Англии. Даже Джеймс Милль взял их на вооружение, а неутилитаристы, особенно Гамильтон, а также философски настроенные богословы были многим обязаны Канту, что неудиви¬ тельно, если учесть элементы английского происхождения, которые мы у него находим. В соответствующем месте мы отметим восторженное отношение к Канту А. Маршалла, что весьма знаменательно для интеллектуальной атмосферы в дни его молодости.
542 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. менее, несмотря на свое формирующее влияние, эта философия не распространялась на работы профессиональных экономистов Германии, не говоря уже об экономистах других стран. Несом¬ ненно, многие из них признали бы себя кантианцами, но их профессиональные методы и результаты были в такой же мере совместимы с любой другой философией. Вопрос о влиянии фи¬ лософии Фихте и Гегеля носит несколько иной характер. Философия Фихте10 требует комментариев, поскольку она соединяет в себе спекулятивную философию в специальном зна¬ чении термина с социальной и политической философией, сво¬ бодно переходящей в область экономической философии. Упо¬ мянуть в нашей истории о Фихте следует по двум причинам. Он набросал план особой экономической организации общества, ко¬ торый будет рассмотрен ниже, в разделе, посвященном социа¬ лизму. Кроме того, ему принадлнжит ключевая позиция в перво¬ начальной разработке «универсалистской экономии» О. Шпанна.11 10 К нашей теме в особенности относятся следующие работы Й. Г. Фихте (1762-1814): «Речи, к немецкой нации* (Reden an die deutsche Nation), 1808, ♦Ос¬ новы естественного права* (Grundlage des Naturrechts, 1796-1797) и «Закрытое торговое государство* (Der geschlossene Handelsstaat, 1800). Все работы помещены в полном собрании его сочинений (Sanimtliche Werke), изданном И. X. Фихте в 1845-1846 гг. Трудности интерпретации в значительной степени усугубляются тем фактом, что в нескольких важных отношениях его идеи претерпели изменения двух разных типов: во-первых, с годами его философия изменилась в результате его собственной работы над ней; во-вторых, его мировоззрение изменилось вслед¬ ствие событий в Германии в период наполеоновских войн, и космополит, опреде¬ ливший понятие родины для любого человека как страны, стоящей в данный пери¬ од «на вершине цивилизации», превратился в пламенного патриота. 11 Как уже отмечалось, идея, согласно которой история экономической науки может быть охарактеризована в терминах борьбы между двумя «система¬ ми» мысли — индивидуалистской и универсалистской, в действительности при¬ надлежит профессору Прибраму. Но именно профессор Шпанн основал школу, известную в Германии как универсалистская школа. Об отношении Фихте к этой школе с точки зрения самого Шпанна см.: Spann О. Haupttheorien der Volkswirtschaftslehre. 1st ed. 1911 (позднее она была многократно переизда¬ на; англ. пер. — 1930). Читателю, желающему получить более подробное и более сочувственное введение в универсалистскую экономическую науку, чем я способен дать, рекомендую обратиться к тексту профессора Салина в Энцикло¬ педии общественных наук (Encyclopaedia of the Social Sciences. Art. «Economics». Sec. «Romantic and Universalist Economics»), где упомянуты все труды Шпанна. Если читатель внимательно просмотрит статью профессора Салина в эн¬ циклопедии (Encyclopaedia of the Social Sciences. Vol. 5. P. 386-387), он поймет причину моей антипатии. Если бы универсалисты довольствовались пропове¬ дью «холистской» метаэкономической или философской интерпретации эконо¬ мической реальности и экономической теории, то с моей стороны не было бы возражений; я бы даже симпатизировал их метаэкономике, хотя интерпретиро¬ вал бы ее для себя в понятиях гештальт-психологии. В любом случае их фило¬ софия не имела бы отношения к нашей теме, как и теология Кенэ. Но они претендуют на большее, а именно на создание нового метода анализа, отличаю¬ щегося от существующего. Например, они «отвергают» теоретические поло-
Глава 3. Интеллектуальная панорама 543 Разумеется, Фихте не был индивидуалистом в бентамист- ском смысле и не был сторонником laissez-faire. Если это озна¬ чает быть «универсалистом», то он был им, но в таком случае число «универсалистов» возрастет до неприлично больших раз¬ меров, Если этих соображений недостаточно, чтобы отнести его к универсалистам, то остается принадлежащая Фихте концеп¬ ция сверхиндивидуального коллективного разума, обладающего «сверхсознанием», частью которого является сознание индиви¬ да. В том, что он подчеркивает автономность феномена «обще¬ ства» по отношению к феномену «государства», нет ничего спе¬ цифически «универсалистского», не говоря уже о том, что эта мысль так же стара, как схоластика. Правда, данная концеп¬ ция вполне в «универсалистском» духе, но она также существу¬ ет и во многих других направлениях, например в полностью позитивистской концепции Эмиля Дюркгейма. Возможно, с чуть большим основанием можно допустить наличие связи между Фихте и Шпанном, через романтизм, чем между Эмилем Дюр- геймом и Фихте. Но в любом случае не следует полагаться на подобные чисто фразеологические связи, это только помешает рассмотреть более существенные проявления идейного сходства. Гегеля12 нельзя оставить без комментариев по трем причи¬ нам: во-первых, по причине его громадного успеха; во-вторых, ввиду необходимости прокомментировать его теорию государ¬ ства и характер его философии, составляющей важную ветвь того, что мы назовем эволюционизмом; в-третьих, по причине его формирующего влияния на философские концепции Карла Маркса. По первому пункту я могу сказать только то, что успех философии Гегеля делает ее одним из факторов духа времени (Zeitgeist) в рассматриваемый нами период. Больше ничего не могу к этому добавить, поскольку причин, которыми я мог бы объяснить этот успех, явно недостаточно. Я мог бы объяснить жения о ценообразовании и деньгах. Но, отвергнув их, они просто дают им новую неуклюжую и неадекватную формулировку. Например, отвергнув кон¬ цепцию равновесия, профессор Шпанн ввел понятие р&вноважности (в предель¬ ном случае), что одно и то же. 11 G. W. F. Hegel (1770-1831). Для нас наиболее важны следующие его произведения: «Феноменология духа* (Ph&nomenologie des Geistes. 1807; 2-е изд. англ. пер. — 1931) — наиболее «реалистическая» из его работ, способная про¬ лить свет на более «абстрактные» части его учения; «Наука логики» (Wissenschaft der Logik. 1812-1816; англ. пер. — 1929) и «Лекции по философии истории» (Vorleeungen йЬег die Philosophie der Geschichte. 1837; издана по записям лек¬ ций; англ. изд., испр. — 1899).
544 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. временный успех в Германии философа, которому приписывают следующее высказывание: «Из всех моих учеников только один меня понял, да и тот неправильно». Я мог бы частично объяс¬ нить прочность влияния Гегеля на развитие научной мысли в Германии и его бурное возрождение в XX в. тем, что его учение предоставляет широкие возможности для разных интерпрета¬ ций. Но выше моего понимания остается его огромный автори¬ тет в Англии, Франции, Италии и Соединенных Штатах, т. е. на почве, которая, казалось бы, не должна благоприятствовать произрастанию этого растения. Однако сам факт не вызывает сомнений. Второй пункт мы обсудим в § 4, а к третьему пункту, касающемуся влияния Гегеля на Маркса, обратимся сейчас. Многие марксисты, причем не только с философским скла¬ дом ума, близко подошли к утверждению, что марксизм уходит корнями в гегельянство, отношение между ними является отно¬ шением зависимости и «диалектический метод» составляет часть марксистской доктрины. Сам Маркс придерживался другого мне¬ ния. В предисловии ко второму изданию первого тома «Капита¬ ла» он говорит, что как философ он был гегельянцем и по-пре¬ жнему отдает предпочтение философии Гегеля, а ее поверхност¬ ная критика лишь усилила его склонность «кокетничать» с ней, но что он никогда не позволял себе идти у нее на поводу в пози¬ тивном исследовании фактов капиталистического общества. Я предлагаю принять это утверждение. Авторы часто неправильно интерпретируют собственный метод, и Маркс мог ошибиться. Однако можно показать, что он не ошибался, поскольку каждый его тезис, экономический или социологический, а также его виде¬ ние капиталистического процесса в целом может быть либо выве¬ дено из других, нефилософских, источников, таких как экономи¬ ческая теория Рикардо, либо понято как результат его собствен¬ ного чисто эмпирического анализа. Гегельянство в его работе не более чем форма изложения, которую мы можем отбросить во всех случаях, не нанеся ущерба сущности аргументации. Ниже мы рассмотрим единственный случай, который можно счесть со¬ мнительным. «Идеалистическая» (т. е. метафизическая) философия ни¬ когда не обладала безраздельным господством, с течением вре¬ мени материалистическое направление, которое мы ассоцииру¬ ем с буржуазной рациональностью, утвердилось независимо от утилитаризма. Помимо прочего оно способствовало материали¬ стической интерпретации Гегеля: некоторые мыслители откры¬ ли, что его метафизические концепции в действительности не обязательны для его общего способа рассуждений, и, соответ¬
Глава 3. Интеллектуальная панорама 545 ственно, отбросили их. Возможно, наиболее значительным гегель¬ янцем, который, поступая таким образом, превратился в чистого материалиста, был Людвиг Фейербах.13 «Свободные мыслите¬ ли» (выразители механистического или сенсуалистического ма¬ териализма), которые печатались в последние десятилетия рас¬ сматриваемого периода и имеют значение только потому, что их популярность была важным знаком того времени, своей неза¬ видной судьбой частично обязаны Фейербаху, но в меньшей сте¬ пени, чем можно было бы предположить, и в меньшей степени, чем считали многие историки. Повторяю: анализируя широкие идейные течения, мы бываем излишне склонны допускать свя¬ зи между пузырями, образующимися на поверхности одного чана с кипящей водой. с) Контистский позитивизм. Разумеется, философская мысль в тот период была значительно разнообразнее, чем это отражено в нашем обзоре. Но из всего разнообразия мы возьмем только еще одну черту, которая не только олицетворяет еще одну ос¬ новную составляющую Zeitgeist того периода, но также особен¬ но важна для экономистов. Во Франции профессиональная фи¬ лософия по-прежнему придерживалась картезианской традиции, странно переплетавшейся с идеями, идущими от английских эмпириков, от Кондильяка и — в противовес Кондильяку — от шотландских философов «здравого смысла».14 Антиметафизи- ческая составляющая, которую я назову позитивистской, не при¬ нимая во внимание все остальные возможные значения данного слова, проявляла себя многими способами. Но наиболее близкое 13 Наиболее важная работа JI. А. Фейербаха (1804-1872) «Сущность хри¬ стианства* (Feuerbach L. A. Das Wesen des Christenthums. 1841; 2-е изд. англ. пер. — 1877) занимает ключевую позицию в двух отношениях: во-первых, в ней критикуются основы той части метафизики Гегеля, которая больше всего раз¬ дражала его «свободомыслящих» последователей и которая на первый взгляд оказывала поддержку религиозным убеждениям; во-вторых, в ней подверглась критике, хотя не так прямо, метафизика Гегеля в целом и философия превра¬ щалась в своего рода социологию, что в высшей степени характерно для того времени. (О резкой враждебности Маркса по отношению к философской системе Фейербаха, что, конечно, не исключает того, что она оказала на него влияние, см. ниже, в § Зс.) 14 Обычно группу философов, о которой идет речь, называют эклектика¬ ми, но это оценочное суждение не справедливо по отношению к наиболее выда¬ ющемуся ее члену — Виктору Кузену. Другая группа политических теоретиков и практиков (а также историков) объединилась вокруг сильной личности Ру- айе-Коллара (эту группу называли «доктринерской* партией; в какой-то мере принадлежал к ней и Гизо, историк и премьер-министр). Обе группы играли важную роль в интеллектуальной жизни Парижа 1815-1818 гг., их идеи обна¬ руживают некоторое сходство с идеями экономистов того периода, но я могу только принести извинения за невозможность упомянуть о них в данной книге.
546 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. к адекватному выражение она нашла в идее, выдвинутой Сен- Симоном и разработанной Огюстом Контом (1798-1857), физиком- теоретиком по образованию, в его «Курсе позитивной филосо¬ фии» (Cours de philosophie positive), призванном удовлетворить две разные и логически независимые потребности: во-первых, потребность в обобщающем труде, который заполнил бы пусто¬ ту, оставленную отступающей на задний план метафизикой, т. е. потребность в заменителе философии (или религии); во-вторых, потребность в обобщающем труде, который навел бы некоторый порядок в джунглях специализированных исследований. «Син¬ тетическая философия» Герберта Спенсера — поистине «синтети¬ ческая» (Spencer Herbert. Synthetic Philisophy), выходившая от¬ дельными выпусками начиная с 1862 г. (First Principles, Biology, Psychology, Sociology and Ethics), была в некотором смысле еще одной попыткой удовлетворить обе потребности. «Курс» Конта вышел в свет в шести томах в период с 1830 по 1842 г. Из других работ упомяну только его письма к Дж. С. Миллю (Lettres d’Auguste Comte a John Stuart Mill. 1841-1846; опубл. — 1877) как относящиеся к нашей теме. Что касается ос¬ тального, то чем меньше мы об этом скажем, тем лучше. Следует иметь в виду, что, говоря о Конте и его творчестве, я ссылаюсь исключительно на эти две публикации, поскольку «позитивизм» и «контизм» также приобрели совершенно другое значение вслед¬ ствие его отхода от прежнего направления в поздние годы жизни. Как указывалось выше, «Курс» имеет два аспекта, которые нужно четко различать. Во-первых, он излагает доктрину, согласно которой все наше знание — это знание инвариантных соотношений между данны¬ ми явлениями, о природе и причине которых не имеет смысла рассуждать. Этот позитивизм заостряет прежние тенденции и в некотором отношении предвосхищает значительно более интерес¬ ный эмпириокритицизм следующего периода. Эта философская доктрина в особом значении слова — хотя и имеющем негатив¬ ный оттенок — как таковая не оказала и была не способна ока¬ зать какое-либо влияние на исследовательскую работу в той или иной частной науке. Во-вторых, главной задачей Конта в действительности была не эта философия. Его «Курс» начинается с вопроса, как в эпоху неизбежной специализации мы смогли бы сохранить органиче¬ ское единство всех знаний, накопленных человечеством, суще¬ ствовавшее во времена энциклопедистов. Его ответ заключался в необходимости создания еще одной специальности — специаль¬ ности «общих знаний» (generates). Этот план имеет смысл со¬ вершенно независимо от философских воззрений, которых кто- либо придерживается, и позднее мы специально на нем остано-
Глава 3. Интеллектуальная панорама 547 вимся. «Cours» — это попытка осуществления такого плана осо¬ бым способом и с особым уклоном. Особый способ Конта заключался в следующем: он попы¬ тался классифицировать общий объем научных знаний (знания, почерпнутые из вненаучных источников, он не признавал) и по¬ строить иерархию наук, подобную зданию, каждый этаж которо¬ го занимает какая-нибудь одна наука, начиная от основ логики и математики и заканчивая проблемами человеческого общества. Шесть этажей соответственно предназначались для математики, астрономии, физики, химии, биологии и (психология, что харак¬ терно, отсутствовала) социологии, науки об обществе. И он дей¬ ствительно приступил, если придерживаться нашей аналогии, к меблировке каждого этажа такими элементами расположенной на нем науки, которые, по его мнению, были наиболее важны для науки, находящейся на следующем этапе. Здесь мы не мо¬ жем ничего сказать — да это и не требуется — о грандиозности и недостатках этого плана и его осуществления. Влияние Конта на общественные науки вообще и на эконо¬ мическую науку в частности было значительным и набирало силу по мере того, как столетие приближалось к концу. Это влияние он приобрел не за счет своей «философии*, а благодаря собственным социологическим трудам. Мы коснемся его вклада, как конструк¬ тивного, так и критического, в оставшейся части данной главы и в последующих главах. Однако уже сейчас стоит перечислить че¬ тыре наиболее важных его вклада и покончить тотчас же с двумя из них: I) Конт дал название зарождающейся социологии и набро¬ сал для нее программу исследований, которая предвосхитила по¬ зднейшие достижения в социальной психологии; II) эта социоло¬ гия связана, как мы увидим, с концепцией социальной эволюции XVIII в.; III) Конт ввел в общественные науки понятия статики и динамики; IV) Конт развил методологию, которая привела его к критике методов экономистов-«классиков», предвосхитившей бо¬ лее позднюю критику. Я прокомментирую пункты (III) и (IV). III) Конт интересовался главным образом социальной эволю¬ цией (см. ниже, § 4d). Но он вполне сознавал, что идея эволюции не охватывает все проблемы социальных организмов. Существуют также неэволюционные явления или аспекты, требующие другой трактовки. Ввиду этого он собрал также множество фактов и пред¬ положений относительно «социальных инстинктов», действующих и реагирующих друг на друга таким образом, чтобы посредством уравновешивающего процесса создать «спонтанный порядок обще¬ ства». Это множество фактов и предположений он расположил рядом с эволюционной «смесью» или, как он ее назвал, с теорией «естественного прогресса». Приняв, по его словам, терминологию зоолога Анри де Бленвиля, он назвал первое «статикой», а вто¬ рое— «динамикой». Дж. С. Милль, введший эти термины в эко¬ номическую теорию, был хорошо знаком с теориями Конта, поэто¬
548 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. му естественно предположить, что он заимствовал их у Конта, хотя не признался в этом. Если последнее предположение справед¬ ливо, то Милль был не прав, говоря (Основы. Кн. IV. Гл. 1) об «у- дачном обобщении математического термина». Поскольку многие, не сумев оценить важность такого различия, попытались заклей¬ мить его как незаконное порождение механистического образа мыш¬ ления, пора знать, что в той мере, в какой вообще имеет смысл говорить о заимствованиях в отношении слов, а не самого разли¬ чия, с которым мы сталкиваемся в любом случае, первоначаль¬ ным источником была не механика, а зоология. Мы еще не раз вернемся к данной теме. Следует все же отметить, что определе¬ ния статики и динамики, данные Миллем, соответствуют, насколь¬ ко я могу понять, определениям Конта, однако впоследствии эти термины приобрели несколько других значений, а в наши дни они используются еще в одном новом значении. IV) С точки зрения методологии план Конта заключался в том, чтобы наблюдать исторические и этнологические факты и на основе обобщений, вытекающих из этих фактов, построить свою науку об обществе. Это, конечно, весьма знакомая программа, ко¬ торая и тогда и позднее поддерживалась многими авторами, осо¬ бенно экономистами исторической школы. Тем более важно по¬ нять парадоксальный факт: для экономистов-«историков» было совершенно естественно принять этот план, а для Конта — нет. Историк, а следовательно, и экономист исторической школы, со¬ мневается в любой теории, где делается попытка «изолировать» экономический элемент в общественной жизни. Теория для него — нечто умозрительное и нереалистичное, и даже того хуже: это умо¬ зрительное построение, заимствующее свои методы из естествен¬ ных наук. Только реальный феномен во всех своих исторических аспектах (при одновременном рассмотрении экономических, эти¬ ческих, юридических и культурных аспектов) является для него истинным объектом социального исследования, методы которого должны, следовательно, toto caelo <кардинально> отличаться от методов, используемых физиками. Но Конт не мог рассуждать по¬ добным образом. Напротив, он хотел принять методы физиков. Обвиняя экономистов-«классиков» в ненаучных спекуляциях, он имел в виду прямо противоположное тому, что говорили экономи¬ сты исторической школы. И здесь, как отметил Дж. С. Милль, он был совершенно не прав. Но, заблуждаясь в своей критике, он также заблуждался и в выборе собственного метода. Дело в том, что в физике не принимается непроанализированный факт: или в лаборатории, или (там, где невозможно провести лабораторный эксперимент) путем умственного эксперимента физики отделяют или обособляют отдельные аспекты, а затем теоретизируют отно¬ сительно них со смелостью, далеко превосходящей все, на что ког- да-либо отваживались экономисты. Если бы Конт хотел придер-
Глава 3. Интеллектуальная панорама 549 живаться «научного* метода в этом смысле, то он не смог бы принять другого метода кроме того, которым пользовались Бен- там, Сэй и позднее Дж. С. Милль. Свой план (обобщение непроанализированных исторических или этнологических фактов) он принял по ошибке, и если он предвосхитил некоторые более поздние аргументы исторической школы, то сделал это опять-таки заблуждаясь. Психологическим источником обеих ошибок было явное незнание экономической науки и сен-симонистское преду¬ беждение против нее. Комедия ошибок будет полной, когда мы поймем, что в довершение всего сам он предавался истинно мета¬ физическим спекуляциям. Прояснение этих фактов значительно умаляет в нашем понимании влияние Конта: последующие эконо¬ мисты» «историки» школы Шмоллера вовсе не были контистами; их философские и методологические истоки были совершенно дру¬ гими; они пришли к своей аргументации против «классической» теории, исходя из логики своей собственной интеллектуальной по¬ зиции, и пришли бы к ней, даже если бы Конта никогда не суще¬ ствовало; если эти аргументы или некоторые из них кажутся ис¬ торику15 контистскими, то это простое совпадение. У других пред¬ ставителей историцизма влияние Конта сказывается более очевидно (об Ингрэме, например, см. часть IV, глава 4.). 2. Романтизм и историография Мы могли бы многое узнать о Zeitgeist из обзора литера¬ турных течений того периода, будь у нас такая возможность. Очень интересные выводы можно было сделать, например, на основании успеха романов Диккенса, Тэккерея или Флобера, которые также являются настоящими социологическими трак¬ татами с весьма яркой идеологической окраской, но эту идеологию мы обычно не приписываем тем, кто читает эти произведения. Приведем пример совершенно другого рода. Мы могли бы так¬ же многое узнать, проанализировав взрыв восторженного ин¬ тереса к древнегреческому искусству в Германии, начавшийся в XVIII в.1 и продолжившийся вплоть до XIX в. Мы должны воздержаться от подобного обзора, но существовало литератур¬ ное направление — романтизм, о котором мы не можем себе 15 Это неверно в отношении социологии: многие социологи, особенно фран¬ цузские, происходят от Конта (де Роберти, Дюркгейм и др,)« А что касается экономистов, принимавших участие в «споре о методах», то теоретик Менгер был в значительно большей степени контистом, чем историк Шмоллер. 1 Книга Й. Й. Винкельмана «История античного искусства» (Winckel- тапп J. J. Geschichte der Kunst des Altertums), важная как симптом и фактор духовного развития, вышла в свет в 1764 г.
550 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. позволить умолчать по причине его значения — как действи¬ тельного, так и мнимого — для развития общественных наук. а) Романтизм. Подобно своему антиподу в культуре — ути¬ литаризму, романтическое движение возникло в XVIII в. По¬ скольку нас в основном интересуют аналитические достижения этого движения, нам лучше всего обратиться к великому имени Гердера.2 В отличие от утилитаризма романтизм не был ни фи¬ лософией, ни общественным кредо, ни политической или экономической «системой». Он был в основном литературной модой, связанной с определенным отношением к жизни и искус¬ ству. С одной стороны, это направление было ограничено рамка¬ ми интеллектуальных кругов: среди романтиков не было таких, кто не был бы к тому же литератором. С другой стороны, это направление приобрело международное значение главным обра¬ зом в области художественной литературы и в смежных обла¬ стях литературной критики и философии. В области живописи, архитектуры и музыки влияние романтизма проявилось меньше (хотя и здесь установилась мода на некоторые «готические» ужа¬ сы), а на все остальное он оказал поверхностное воздействие. Но история литературы может представить впечатляющий список имен: Байрон, Альфиери, Шелли, Вордсворт, Кольридж, Скотт, Лонгфелло, Шатобриан, Готье, Гюго, Гёльдерлин, Новалис, Брен- тано, Арним и оба Шлегеля.3 Именно здесь следует искать до¬ стижения романтизма и значительные произведения романти¬ ков. Конечно, они выходили из этой литературной крепости и 2 J. G. von Herder (1744-1803): Fragmente (lber die neuere deutsche Litteratur (Фрагменты о новой немецкой литературе. 1767). Данная книга является самым романтическим из произведений Гердера. Отметим также Uber den Ursprung der Sprache (О происхождении языка. 1772) и Ideen zur Philosophie der Geschichte der Menschheit (Идеи к философии истории человечества, 1784-1791). Последний труд Гердера для нас наиболее важен. Однако мысль Гердера выходит за рамки романтизма: влияние романтизма на него и его влияние на романтизм — всего лишь один аспект его творчества. Как социолог он также испытал и оказал вли¬ яние энвиронменталистского характера (см. ниже, § 3с); он выступал против эстетики Канта почти с позиций эмпиризма, в его Ideen... имеются отрывки в спенсеровском духе, касающиеся культурных изменений; его теории языка, ли¬ тературы, искусства, религии, мифологии, включая методологические продви¬ жения в направлении сравнительной филологии, сравнительной мифологии и иерологии, делают его предтечей некоторых значительных современных тенден¬ ций и наследником нескольких важных тенденций XVIII в., включая традицию Гобса—Локка—Юма. Не имея возможности вдаваться в эти пересекающиеся по¬ токи идей, проливающих свет на многие черты Zeitgeist XIX в., мы можем уте¬ шиться тем, что они никак не обогатили экономическую науку. 3 Гёте слишком велик, чтобы его относить к какой-либо категории; более того, он очень не любил романтиков. Однако его творчество как на заре, так и на закате содержит много элементов романтизма. Только в середине творческо¬ го пути Гёте был или старался быть строго «классическим».
Глава 3. Интеллектуальная панорама 551 странствовали по привлекавшим их областям философии и об¬ щественных наук. Здесь нас интересуют их подвиги в этих стран¬ ствиях, но мы должны помнить, что, занимаясь этой темой, мы не вдаемся в суть достижений романтиков, и нам следует ожи¬ дать, что любое зерно, какое мы сможем найти, будет смешано с дилетантской мякиной. Однако даже в области художественной литературы нас не¬ вольно поражает факт, который проявляется уже в нашем крат¬ ком списке имен и стал бы еще очевиднее при расширении этого списка: произведения и люди, которые в том или ином смысле могут быть отнесены к романтическому направлению, часто име¬ ют очень мало общего между собой и их имена, будучи поставле¬ ны рядом, выглядят странно. Это перестанет нас удивлять, как только попытаемся определить, в чем заключалась романтическая позиция. Романтизм выражал протест против классических кано¬ нов искусства, например против Аристотелевых трех драматиче¬ ских единств (единство времени, места и действия). Но это лежа¬ ло на поверхности, а в глубине скрывалось нечто значительно более важное — протест против условностей, особенно рационали¬ стических условностей: чувства (возможно, истинные) восставали против холодного рассудка; спонтанный импульс — против ути¬ литаристской логики; интуиция — против анализа; «душа* — против интеллекта; романтика национальной истории — против искусственных интеллектуальных конструкций века Просвеще¬ ния. Назовем эту позицию антиинтеллектуализмом, хотя ниже этот термин будет употреблен в другом смысле. Помня, что ро¬ мантическое направление было ограничено кругом интеллектуа¬ лов, а следовательно, совершенно отличалось от того, что обычно принято называть антиинтеллектуализмом, мы не должны отсту¬ пать перед явно парадоксальным определением: «интеллектуальный антиинтеллектуализм*. Рассматриваемое таким образом явление романтизма в действительности относится к хорошо известному классу: кажется, что, как и рабочим, интеллектуалам время от времени надоедают их орудия труда и ими овладевает желание отшвырнуть их и вместо этого пустить в ход кулаки. Поставленный выше диагноз объясняет кроме всего прочего причины невозможности систематизировать романтизм как связ¬ ное целое, вывести правила, которые помогли бы нам опознавать романтические идеи или программы так же легко, как мы мо¬ жем идентифицировать, например, утилитаристские идеи или программы. Это движение было сродни встряске. Этим фактом в основном объяснялась его плодовитость. Индивид, испытавший этот импульс, мог после встряски свободно идти в любом на¬ 3 Зак 3169
552 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. правлении. Особенно это касается политических и экономиче¬ ских взглядов отдельных романтиков, которые впоследствии ис¬ торики попытались объединить в направления, заслуживавшие или не заслуживавшие их одобрения в зависимости от личного отношения к сути определяемых направлений. В итоге полу¬ ченная картина была нереалистична в обоих случаях. Роман¬ тизм отождествляли с политической «реакцией»; и действитель¬ но, многие романтики, следуя тенденциям своего времени, пре¬ вратились в консерваторов или «реакционеров», когда таковым стало их окружение, а некоторые из них даже продали свои услуги «реакционным» правительствам. Но революционный по сути характер этого движения не был утерян, как можно заклю¬ чить на основании примера влиятельного общественного деятеля Йозефа фон Гёрреса. Идеологию романтизма противопоставляли бентамистским идеям, касающимся свободы и демократии; дей¬ ствительно, свобода, с точки зрения романтиков, не была такой, какой она представлена в эссе Дж. С. Милля, а демократия ро¬ мантиков не совпадала с механической демократией Бентама. Но следует подчеркнуть, что некоторые романтики глубже пони¬ мали значение свободы и демократии в жизни, мыслях и чув¬ ствах людей, чем утилитаристы или любой, кто пытался навя¬ зать логическую схему собственного производства существующим социальным структурам. Романтикам приписывался особый вкус (вкус — это точное слово, поскольку речь идет о литераторах) к римско-католической вере; романтики с их ощущением живой реальности были склонны смотреть на эту мощную систему с чув¬ ствами, весьма отличающимися от чувств утилитаристов. Верно также и то, что по крайней мере в начале XIX в. их движение шло параллельно возрождению влияния католицизма и было связано с ним; но совершенно неправомерно смешивать одно с другим. Немногие истинные лидеры католического движения (наиболее ярким примером служит Гёррес, а Шатобриан — ско¬ рее сомнительным) были видными фигурами в романтическом течении; большинство из них относились к романтизму с холод¬ ным равнодушием, а романтики отвечали им тем же. И нако¬ нец, если романтизм связывали с «универсалистскими» соци¬ альными философиями, то лишь потому, что романтики высту¬ пали против рационалистского индивидуализма утилитаристского типа; однако чувства, интуиция, импульсивность, которые они превозносили, были субъективными и индивидуальными; имен¬ но этот крайний субъективизм, не признающий никаких огра¬ ничений, восстановил против них Гёте. Читатель с полным основанием может задать вопрос: ка¬ кой вклад в экономическую науку могло внести подобное на¬
Глава 3. Интеллектуальная панорама 553 правление? Ответ, конечно, будет звучать по-разному, в зависи¬ мости от того, имеем ли мы в виду отношение к практическим проблемам, идеологические нимбы, настроения и т. д. или техни¬ ческий анализ. Романтик или любой писатель, испытавший вли¬ яние романтической позиции, конечно, рассматривал промыш¬ ленную жизнь и ее проблемы в небуржуазном духе, и его взгля¬ ды совершенно отличались от взглядов бентамистов. В более широком смысле он чувствовал здоровое отвращение к утилита¬ ристской тенденции свести пестрое разнообразие общественных структур и процессов к нескольким бесцветным обобщениям от¬ носительно строго рационализированных гедонистических инте¬ ресов. На том месте, где утилитаризм оставляет пустоту (или свалку для всего, что, с его точки зрения, кажется бессмысли¬ цей), романтик строит алтарь для поклонения всему историчес¬ ки уникальному и внерациональным ценностям (хотя, как ука¬ зывалось выше, у каждого романтика свои ценности и между ними мало общего). В устах некоторых писателей-романтиков это звучало не слишком убедительно. Однако следует отметить, что не все было литературным вымыслом. Точка зрения, при¬ годная для истории поисков научной истины, не годится для исчерпывающих оценок. Тем не менее мы можем привести спи¬ сок определенных вкладов в позитивный анализ. В области тех¬ ники экономического анализа нет достижений, достойных упо¬ минаний. Учитывая характер романтического течения, ничего другого и нельзя было ожидать, работы в этой области ниже всякой критики. Восторженные поклонники романтизма, как мне кажется, совершили тактическую ошибку, настаивая на на¬ личии у романтиков вкладов такого рода, особенно потому, что это вынудило их превратить в героя такого человека, как Адам Мюллер (1779-1829). Следовало бы открыто признать, что «ро¬ мантическая школа в экономической науке» вообще никогда не существовала. Мне кажется, что автором данного выражения является В. Рошер, опубликовавший статью Die romantische Schule der National4konomik in Deutschland (Zeitschrift fbr die gesamte Staatswissenschaft. 1870) и воздавший Мюллеру незаслуженные похвалы. Современные «универсалисты», пытавшиеся найти дру¬ гих приверженцев этой «школы», прибегли к трем способам: во- первых, они включили в их число таких людей, как Ф. Генц и К. JI. фон Халлер (читатель может найти сведения о них в любом справочнике), которые вовсе не были экономистами; во-вторых, они заявили о принадлежности к школе знаменитых людей (на¬ пример, Ф. Листа), которые имели к ней весьма отдаленное отно¬ шение или совсем не были с ней связаны; в-третьих, они заня-
554 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. лись откапыванием новых членов, соответственно объявляемых гениями, таких как Франц фон Баадер (Sozietatsphilosophie, опуб¬ ликовано в сборнике его произведений Sflmtliche Werke (1854)), который может сойти за социолога. Что касается самого Адама Мюллера (его основные труды: Elemente der Staatskunst. 1908 г., новое изд. — 1922; Versuche einer neuen Theorie des Geldes... 1816, новое изд. — 1922; Von der Notwendigkeit einer theologischen Grundlage der gesamten Staatswissenschaften. 1819; сборник из¬ бранных статей Мюллера издал доктор Якоб Бакса, написавший также в 1930 г. биографию Мюллера с приложением полной биб¬ лиографии его работ), то достаточно указать, что его экономиче¬ ская теория заключается в негативной переоценке части фактов и аргументов, приведенных А. Смитом (относительно laisse-faire, свободной торговли, разделения труда и т. д.), которая является его личным делом, но не интересует нас, и во введении ряда совершенно бесполезных метафизических концепций. Допустим даже, что есть какой-то смысл, например, в вы¬ сказывании, что деньги являются деньгами только в тот момент, когда они переходят из рук в руки, и что в этот момент они явля¬ ются не частной (allod, как он выражался), а общественной соб¬ ственностью (feod), или что они являются выражением «националь¬ ного достоинства» или «национальной силы». Даже если в этом есть смысл, то что из того? Подобная интерпретация метафизиче¬ ских смыслов по природе не способна нам что-либо сказать, чего бы мы уже не знали о зависимостях, существующих в эмпирическом мире. Но у меня нет желания идти дальше. Я не хочу проводить параллель между невежеством, не способным оценивать задачи и методы анализа, и невежеством, не способным оценить задачи и методы философского видения или интерпретации различных смы¬ слов. Достаточно, если я помогу читателю понять, что это два раз¬ ных, нигде не соприкасающихся мира и ни один из них не сможет сказать ничего осмысленного о явлениях, происходящих в другом мире. Чтобы подчеркнуть эту идею, я воздержусь от вопроса, на¬ сколько хороши или плохи умозрительные рассуждения Мюллера, рассматриваемые в качестве философских утверждений.4 Однако нам представляется возможным говорить о роман¬ тической социологии или, по крайней мере, об определенных вкладах писателей-романтиков в экономическую, политическую и общую социологию. Об одном таком вкладе мы уже упомина-* ли: романтики включили в анализ институтов и поведения внут¬ ри этих институтов нерациональные (не обязательно иррацио- 4 Только в этом вопросе возможно смысловое различие между нашим мне¬ нием и мнением современных поклонников А. Мюллера среди универсалистов. Они должны согласиться с этим заявлением (особенно потому, что я, со своей стороны, готов признать, что допускаю политические ценностные суждения), поскольку всегда подчеркивали свое презрение к области знания, для которой я требую автономии от романтизма или других метафизических спекуляций.
Глава 3. И интеллектуальная панорама 555 нальные) человеческие волеизъявления, обычаи, верования и т. д., которые во многом определяют характер общества и без которых нельзя понять общество и его способы поведения. В качестве иллюстрации можно упомянуть имена Гердера и Новалиса.5 Ху¬ дожественный элемент в романтизме объясняет особое внима¬ ние, придаваемое психологическим отношениям и реакциям; по¬ этому мнение, согласно которому романтики были предшествен¬ никами современной социальной психологии, можно считать до некоторой степени обоснованным.6 Выдающимися примерами вкладов такого рода являются концепции «народной души» (Volksseele), «национального характера» и «народной судьбы». Подобные концепции легко приходили в голову литераторам и приобретали в их работах дополнительный эмоциональный отте¬ нок. Но если отбросить чувства и все философские видения, то «народная душа» предстанет как вместилище многих очень важ¬ ных фактов. Идея «народной души» как чего-то реально суще¬ ствующего привлекла многих более поздних социологов, придер¬ живающихся концепции коллективного сознания. Какую «пози¬ тивную» концепцию можно из этого вывести, показывает тот факт, что идею «народной души» мы находим даже у столь не¬ романтического автора, как Конт. Однако главное значение романтического движения для эко¬ номического анализа заключается в импульсе, который оно со¬ общило всем видам исторических исследований. Оно научило нас лучше понимать другие цивилизации, например мира средне¬ вековья, а также внеевропейских культурных миров. Это озна¬ чало новые перспективы, более широкие горизонты, свежие про¬ блемы и, самое главное, конец глупому презрению, которое проявляли вольтерьянцы и утилитаристы ко всему, что пред¬ шествовало «этому просвещенному веку».7 Давайте рассмотрим 5 Новалис (Novalis) — это псевдоним немецкого поэта Фридриха фон Хар- денберга (1772-1801). Из его несистематизированных работ (Gesammelte Schriften/Ed. Obenauer. 1925) можно составить фрагментарную теорию обще¬ ства. Карлейль написал о нем очерк, правда почти не выходящий за рамки художественных аспектов. 6 Я не могу безоговорочно поддержать это мнение (см. ниже, часть IV, глава 3, § Зе). 7 Теофиль Готье как-то употребил слово moyennagiste <«средневековец»> как синоним романтика, и действительлно оба определения означали для всего скружка романтиков в Париже одно и то же. Этот культ средневековой цивили¬ зации, разумеется, вызвал усмешки у либералов, тем более что он был связан с не отвечающей исторической правде идеализацией, а также (в случае Готье) с «красными жилетами». Но мы должны простить литераторам эти выходки, поскольку если этот культ связан с невежеством, то культ разума (la raison) сопряжен с еще большим невежеством.
556 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. наиболее важный случай, где безошибочно проявляется, по край¬ ней мере на поверхности, влияние романтического течения («на¬ родная душа» и прочее), — это возникновение «исторической школы юриспруденции». Эта школа приобретает для нас допол¬ нительное значение, поскольку она помогла создать аналогич¬ ное движение в экономической науке.8 После освободительных войн национальное воодушевление вылилось во множество пред¬ ложений, в той или иной степени нацеленных на объединение Германии. Среди них были предложения составить свод законов Германии. Одно из них, выдвинутое видным юристом Тибо, подверглось враждебной критике в памфлете Савиньи, привлек¬ шем общенациональное внимание.9 Аргументы Савиньи вышли далеко за пределы частного случая и сводятся к общей социоло¬ гии права: правовые институты нации составляют часть ее жиз¬ ни и являются выражением ее существования в целом, всей ее исторически определенной ситуации. Эти институты воплощают внутренние связи и нужды этой жизни, находящие в них более или менее адекватную формулировку; они подходят к ним, как кожа к человеческому телу; заменить их рационально изобре¬ тенным кодексом — все равно что содрать кожу с тела, чтобы заменить ее синтетическим изделием. Следовательно, возникает (именно это важно для нас) необходимость изучения права не с точки зрения нескольких рациональных принципов, а в рамках его воздействия на национальный дух и национальный харак¬ тер. Отсюда вывод (прямо противоположный взглядам бентами- стов), что научная юриспруденция должна руководствоваться 8 Влияние исторической школы юриспруденции со всей очевидностью про¬ является в работах Рошера, заимствовавшего аргументацию у юристов и прида¬ вавшего важное значение тому, что он считал параллелями между ситуациями в юриспруденции и в экономической науке. В других случаях, например в работах Р. Джонса (см. ниже, глава 6), нельзя доказать наличие такого влияния. 9 Vom Beruf unserer Zeit far Gesetzgebung und Rechtswissenschaft (1814). Фридрих Карл фон Савиньи (1779-1861) — ученый-юрист с прочно установив¬ шейся репутацией; в более ранней работе поразительной оригинальности (Recht des Besitzes. 1803) он омолодил пришедшую в упадок юриспруденцию его вре¬ мени. Основав вместе с Эйххорном (представлявшим германский элемент в аль¬ янсе, где Савиньи представлял элемент римского права) «Журнал историческо¬ го правоведения» (Zeitschrift fUr geschichtliche Rechtswissenschaft. 1815), а так¬ же благодаря своим книгам Geschichte des rttmischen Rechts im Mittelalter (1815-1831) и System des heutigen rOmischen Rechts (1840-1849) он достиг по¬ ложения признанного лидера в юридическом мире Германии своего времени как в научном смысле, так и в том, что касалось официального положения (в Пруссии). Это лидерство означало в то время победу исторической школы. Однако Савиньи не следует называть ее «основателем». Как можно было бы показать, будь у нас возможность, он блестяще возглавил и развил тенденцию, семена которой были засеяны раньше.
Глава 3. Интеллектуальная панорама 557 единственным методом — историческим.10 Такими, в несколь¬ ких словах, были кредо и программа исторической школы пра¬ ва. Благодаря использованию концепций народной души и на¬ ционального характера, связь между исторической социологией права и специфически романтической философией проявляется на¬ глядно, возможно слишком наглядно, поскольку здравый смысл говорит нам, что историческая школа права существовала бы даже в отсутствие романтизма. Это относится и к тем германским эко¬ номистам, которые, получив юридическое образование или обла¬ дая тем, что, согласно принятому позднее американскому терми¬ ну, мы можем назвать склонностью к институционализму, несом¬ ненно испытали влияние исторической школы права. Ь) Историография. Еще более спорным является вопрос, в какой степени идеям романтизма может быть приписан успех в развитии профессиональной историографии того периода. Роман¬ тические настроения действительно стимулировали интерес к ис¬ торическим исследованиям и повысили восприимчивость обще¬ ства к их результатам. Но отвечать на поставленный выше во¬ прос утвердительно, не имея на то более конкретных оснований, чем общее убеждение во всепроникающем влиянии романтизма, небезопасно. Однако мне представляется, что одно такое основа¬ ние и в самом деле существует. Большое число историков того периода отстаивали интересы своей страны, политической систе¬ мы или партии или сделали своей профессией выставление оце¬ нок — да, как школьный учитель ставит оценки в тетради свое¬ го ученика — описываемым ими людям и событиям в соответ¬ ствии со своими собственными нравственными и культурными стандартами.11 Однако возникло другое направление, призван¬ 10 Во избежание недоразумений нужно помнить следующее: 1) эта социо¬ логия права не является квиетистской или враждебной по отношению к рефор¬ ме; она поддерживает ♦органическую реформу», исходящую из «органических» нужд, против реформы, основанной на спекулятивных принципах; Савиньи сам, будучи «великим канцлером», проводил реформы; 2) в силу того, что данная социология придает особое значение исторически сложившимся условиям, она имеет аспект, который может быть охарактеризован как «национальный», но в ней нет ничего «националистического»; 3) даже реформы, проводимые в исто¬ рическом духе, предполагают наличие некоторых общих принципов и выводов из них. Савиньи упустил это обстоятельство, а поэтому его программа, несмот¬ ря на все ее достоинства, в научном плане была неадекватной. С нашей точки зрения как экономистов, очень важно, с одной стороны, отметить его ошибку, а с другой — понять, что это не обязательно обесценивает исторический метод. 11 Так, лорд Маколей защищал интересы не только Англии, но и партии вигов и не приложил ни малейшего усилия, чтобы понять чью-либо еще точку зрения. Мишле прославлял Францию; Дройзен — прусскую политику; Даль- манн и фон Роттек выступали за либерализм и конституционализм; Гроут — за афинскую демократию (книга Джорджа Гроута (Grote George. History of Greece. 1st ed. 1846-1856) представляет для нас особый интерес, поскольку ее
558 Часть III. С 1790 х по 1870-е гг. ное представлять факты в их истинном свете, представлять со¬ бытия такими, какими они могли бы рисоваться людям, испы¬ тавшим их на себе, сохранять колорит и дух времени и места. Эта «имманентная интерпретация» исторического процесса, не¬ сомненно, поднимает очень важные методологические пробле¬ мы, касающиеся сути интуитивного понимания отдельных лиц и цивилизаций. Для нас она особенно интересна ввиду близкого родства принципов этого направления с принципами Макса Ве¬ бера. Это направление ассоциируется главным образом с именем Леопольда фон Ранке.12 Из французов указанные принципы под¬ держивал Огюстен Тьерри. Творчество этих и других авторов в научном аспекте нейтрально по отношению к романтизму, а в автор был правоверным бентамистом и одним из наиболее видных членов круж¬ ка философских радикалов); Г. Бэнкрофт выступал за демократию в духе пре¬ зидента Джексона. Во всех подобных случаях независимо от сознательного на¬ мерения авторов имеет место очевидная опасность идеологического искажения фактов. Но даже если все факты изложить со скрупулезной бесстрастностью, они все же будут представлены, так сказать, в искусственном освещении — в свете убеждений или кредо автора, а не в их собственном. Рассмотрим дополни¬ тельный пример несколько иного типа: У. Э. Г. Лекки (Lecky В. Е. Н. History of the Rise and Influence of the Spirit of Rationalism in Europe. 1865) был одним из относительно немногих в XIX в. сторонников просветительского направления XVIII в. — «века разума*. Прежде всего он взял оттуда определенную социоло¬ гию истории, согласно которой идеи являются главной движущей силой исто¬ рического процесса. Кроме того, он свел развитие идей к борьбе, которую с нарастающим успехом ведет разум с религией. Он представил работу, которая полностью зависит от принятия определенного кредо и вне его не имеет значе¬ ния. Я пользуюсь этой возможностью, чтобы коснуться проблем, которые созда¬ ются в результате наивной привычки историков, не имеющих никакого скры¬ того мотива и не отстаивающих ничьих интересов, но выступающих в качестве судей всего человеческого, которые знают все мотивы и все стандарты поведе¬ ния. Покажем это на примере. Великий Моммзен был очевидной жертвой тако¬ го рода илюзии: он знал, как надо было управлять римскими легионами в битве при Треббии; он знал, как Цицерон должен был действовать в борьбе против заговора Катилины; он знал, какими мотивами руководствовался Юлий Це¬ зарь. Он никогда не обнаруживал осознания опасности, заключенной в его без¬ граничной уверенности в собственном интуитивном понимании, понимании не¬ сомненно одаренного и респектабельного представителя буржуазного общества середины XIX в. Это явно имеет отношение и к исслед9вательским приемам, применяемым экономистами. 12 Не позволяя себе навязывать читателям собственное мнение, я могу заявить, что большинство историков всех стран согласились бы назвать фон Ранке первым историком того периода. Его международное влияние (в том чи¬ сле и на историографию Соединенных Штатов) основано главным образом на новом эталоне исторического исследования, установлению которого способство¬ вал его знаменитый семинар. Его мастерство использования первоисточников и применения новых канонов критики составляло единое целое с его отказом руководствоваться философскими идеями (особенно гегельянскими). Хотя в его работе мы заметим элемент романтизма, но сам он старался дистанцироваться от романтизма.
Глава 3. Интеллектуальная панорама 559 других аспектах даже враждебно ему. Но их уважение к само¬ стоятельности каждой культуры и ее индивидуальному колори¬ ту родственно идеям романтизма, и мы не должны упускать это из виду. В остальном, поскольку невозможно привести сведения об историографии данного периода в объеме, достаточном для со¬ здания правильного представления о ней, мы должны ограни¬ читься кратким обзором тех ее черт, которые имеют наиболее непосредственное отношение к экономической науке. Во-первых, появились новые исторические материалы и новые стандарты критики. Именно в этот период историография окончательно вышла за пределы литературных источников и начала пользо¬ ваться систематически и в широком масштабе подлинными до¬ кументами и информацией, которую хранили памятники, надпи¬ си, монеты и т. п. Клинопись (Гротефенд) и иероглифы (Шампо- льон) раскрыли свои секреты. Изучались методы работы с первоисточниками и была предпринята широкая публикация исторических материалов. Публикации Ecole des Chartes, English Rolls Series и Monumenta germaniae historica являются приме¬ рами целеустремленной и систематической деятельности, не имеющей аналогий в нашей области. Критика источников под¬ нялась на новый уровень, благодаря чему, а также благодаря новым материалам стало возможным появление работ Нибура13 и Моммзена. Но упор на изучение оригинальных документов был общим явлением. Он составляет главное научное достоинство работ Мишле. Мы находим его также у авторов, которых мы, в первую очередь, делим не как ученых, например у политика Тьера. Мы находим его даже у создателей реалистического ро¬ мана, например у братьев Гонкуров. Во-вторых, историки проявили склонность к социологическому анализу, выигравшему от близости к фактам. Примерами могут послужить внимание Нибура к институтам и к вопросу о послед¬ ствиях политических мер и реформ, а также интерес О. Тьерри к расовым факторам. Этот анализ вряд ли когда-либо поднимался до уровня явного теоретизирования, но очень часто подразуме¬ 13 Хотелось бы более подробно, чем это здесь возможно, обрисовать лич¬ ность и творчество Б. Г. Нибура —государственного деятеля, ученого, банкира, учителя и посла (В. G. Niebuhr, 1776-1831), чья ROmische Geschichte (1811- 1832) поставила исследования в области древнеримской истории на новую осно¬ ву. Кроме того, он имеет право на то, чтобы считаться экономистом, поскольку был авторитетом в денежной политике и написал Forschungen zur internationalen Finanz und Bankgeschichte (ed. A. Trende. 1929). Знаменитая работа Теодора Моммзена (Mommsen Theodor. ROmische Geschichte) появилась в 1854-1856 гг.
560 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. вал наличие некоторых социологических теорий, хотя излишне говорить, что последние не выигрывали от того, что не были соответствующим образом выражены. Более того, наблюдался значительно больший, чем раньше, интерес к экономическим явлениям как таковым. Этот интерес проявлялся даже там, где мы могли бы меньше всего его ожидать, а именно в области древней истории,14 с одной стороны, и в «живописной» истории того периода — с другой. «История Англии» лорда Маколея (Macaulay. History of England. 1848-1861) превосходно иллюст¬ рирует то, что я подразумеваю под «живописной» историей: ис¬ торию, сосредоточенную на красочных военных и политических событиях и повествующую о них только с точки зрения их эмо¬ ционального воздействия. Но у Маколея имеются главы, описы¬ вающие экономические и социальные условия, которые являют¬ ся эффектными картинами, но совершенно другого рода. Анало¬ гичное утверждение справедливо для книги JI. А. Тьера «История Французской революции» (Thiers L. A. History of the French Revo¬ lution (1-е франц. изд. — 1823-1827; англ. пер. — 1853). В-третьих, существовала литература, представлявшая цен¬ ность не только как достижение на данном этапе, но еще в большей степени как база для дальнейшего развития; она мо¬ жет быть охарактеризована как продукт чисто научного крыла исторической школы права или институционалистского крыла историков. Я проиллюстрирую эту группу именами четырех зна¬ менитых людей, чьи исследования, несмотря на большие разли¬ чия между ними, подпадают под эту рассматриваемую нами ка¬ тегорию. Маурер15 был ведущим, хотя и не бесспорным автори¬ тетом в области социальной организации средневековой Германии, влияние его теорий широко распространилось на весь XIX в. и не угасло даже после того, как они устарели. Знамени¬ тая книга Фюстеля де Куланжа, ставшая популярной среди об¬ разованных людей (но не вошедшая, насколько мне известно, в круг чтения экономистов), содержит научный материал, сгруп¬ пированный вокруг теории, суть которой заключается в том, что наиболее важным фактором формирования юридических и 14 В качестве примера можно привести исследование Августа Бёкка, каса¬ ющееся финансов Афин (Bockh August. Die Staatshaushaltung der Athener. 1817), и еще более значительную работу Хеерена (Heeren А. Н. L. Ideen Uber die Politik, den Verkehr, und den Handel der vornehmsten VOlker der alten Welt. 1793-1812; англ. пер. — 1833-1834). Влияние этого великого ученого и учителя распрост¬ ранялось на широкую область знаний, включая политическую географию. 15 G. L. von Maurer (1790-1872): Geschichte der Markenverfassung in Deutschland (1856); Geschichte der... Hofverfassung in Deutschland (1862-1863); Geschichte der Dorfverfassung in Deutschland (1865-1866); Geschichte der Stadte- verfassung in Deutschland (1869-1871).
Глава 3. Интеллектуальная панорама 561 политических институтов любого общества является религия; эта теория вследствие тесной корреляции между различными об¬ ластями национальной жизни никогда не будет опровергнута фак¬ тами, будь она даже ошибочной или неадекватной.16 Лидерство сэра Генри Мейна (1822-1888) относится к следующему периоду, но произведение, принесшее ему славу, создано в период, рассматриваемый нами здесь. Оно представляет собой чрезвычай¬ но поучительный образец теоретизирования с точки зрения исто¬ рика.17 И наконец, следует упомянуть историко-этнологический труд И. Я. Бахофена,18 хотя его влияние также проявилось только в следующем периоде. Наконец, в-четвертых, следует упомянуть Kulturgeschichte,19 которая, не будучи новым явлением, утвердилась как признан¬ ная специальность. Совершенно очевидно, что она относится к нашей теме. Историки культуры могут создавать огромные фрес¬ ки или писать миниатюры. В сноске приведены имена двух вы¬ дающихся мастеров обеих форм: это Буркхардт и Риль.20 16 N. D. Fustel de Coulanges (1830-1889): La Cite antique. 1864 (работа посвящена главным образом древнегреческому городу-государству, или полису; англ. пер. — 1874). 17 Maine Henry. Ancient Law. 1861. Изучающие экономику должны знать о работах Мейна значительно больше, чем лозунг «от статуса к контракту». 18 Работа Бахофена, которую я хочу упомянуть (Bachofen J. J. Mutterrecht. 1861), служит источником обширной литературы по матриархату. 19 Еще одно труднопереводимое на английский язык слово; «история куль¬ туры* не английское выражение, а «история цивилизации* не совсем подходит к данному случаю; «история гражданского общества* еще менее выражает суть темы. 20 Из крупных работ Якоба Буркхардта (Jakob Burchardt, 1818-1897) для наших целей досточно упомянуть Die Kultur der Renaissance (1860; англ. пер. — 1878). Суть работы, которая, я надеюсь, знакома каждому читателю, трудно определить в общих понятиях. Возможно, лучше всего определить ее как виде¬ ние жизни эпохи, отраженной в искусстве и политике (то и другое взято в самом широком смысле). Основной момент, отличающий подобную историю культуры от истории того, что поставляет для нее материал, т. е. от истории литературы и искусства как таковых, истории науки или экономической, соци¬ альной или любой другой политики как таковой, заключается в том, что эти явления включены в общую структуру не ради них самих, а как функциональ¬ ные элементы, позволяющие шире и глубже отразить действительность. Место Якоба Буркхардта в истории научной мысли выходит за рамки данной работы; было бы интересно проанализировать оказанные на него влияния (к их числу относится и влияние Ранке), способствовавшие его формированию как ученого, и влияния, исходящие от него. Но несмотря на популярность упомянутой мной работы, мы не должны обманываться на счет его влияния как социального философа или политического мыслителя. Он был слишком далек и от либераль¬ ных лозунгов своего времени, и от пророческого гнева, направленного против них, чтобы это влияние было велико. Рассказ о В. Г. Риле (W. Н. Riehl, 1823-1897) мог бы быть включен в текст следующего раздела, поскольку его работа еще более определенно отно-
562 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. 3. Социология и политическая наука: энвиронментализм Нам известно, что социология существует со времен уче- ных-схоластов и даже древних греков, но статуса признанной области исследований она достигла не ранее следующего перио¬ да (см. часть IV, глава 3). В рассматриваемый период социоло¬ гия получила свое название от Конта, но этому факту не стоит придавать большого значения. Правда, была проведена большая социологическая работа, но она осталась нескоординированной и несистематизированной. Большую ее часть мы уже отметили. Можно говорить о социологии философа, о социологии юриста, о социологии историка. Каждая из них приняла много форм, сильно отличающихся друг от друга и по-разному соотносящих¬ ся друг с другом. Объединять эти формы в большие категории рискованно. Но в целях краткого обзора их можно разделить на «абстрактные» и «исторические». По практической значимости бентамистский утилитаризм занимает первое место в «абстракт¬ ной» группе,1 а историческая школа права — в исторической группе. В данном разделе мы примем, насколько возможно, эту схему. Кроме того, будет сделана попытка дополнить собранный нами социологический материал всем, что мы сможем по кро¬ хам собрать из литературы того периода по вопросам государ¬ ственного управления и политики, по отношению к которым все чаще стало употребляться выражение «политическая наука», а также бросить беглый взгляд на философское направление, которое должно в особенности заинтересовать экономистов, — энви¬ ронментализм . а) Социология государства и политики с точки зрения фи¬ лософии естественного права. Давайте вспомним три результа¬ сится к профессиональной социологии, чем книга Буркхардта. Однако элемен¬ ты его социологии (некоторые из них весьма уязвимы для критики) надо выис¬ кивать в том, что, к счастью, всегда оставалось исторической работой. Не ду¬ маю, что влияние Риля вышло далеко за пределы Германии, но внимательное прочтение его работы Kulturstudien aus drei Jahrhunderten (1859) принесло бы немало пользы тем, кто занимается изучением экономической науки. Она мог¬ ла бы с успехом заменить другие книги в наших списках рекомендованной литературы. 1 Другие типы социологий или фрагменты социологий, которые были аб¬ страктными в том смысле, что исходили из нескольких «фундаментальных прин¬ ципов», можно найти в основном в произведениях спекулятивных философов. Так, Кант предложил то, что он назвал «метафизическими элементами» (Anfangsgriinde) теории права (Werke. IX. Р. 72 ff). Эта теория была достаточно «абстрактной» и неисторической. Но, разумеется, она была абсолютно не ути¬ литаристской.
Глава 3. Интеллектуальная панорама 563 та, полученные нами ранее на разных поворотах нашего пути. Во-первых, историческим первоисточником всех общественных наук была концепция естественного права, которая уже на са¬ мых ранних стадиях связывалась с более или менее определен¬ ными концепциями «сообщества» (community) или «общества» (society). Древние греки могли путать последнее понятие с поня¬ тием государства, что было естественно в условиях полиса. Од¬ нако ученые-схоласты были защищены от этой аналитической ошибки, поскольку практические задачи их века и их собствен¬ ное положение в общественном организме ясно показали им, что государство и правительство (или «князь») — это отдельный агент с собственными интересами, которые не обязательно совпадают с интересами народа или сообщества (с «общим благом»). Одной из легенд истории социологии является то, что понятие «обще¬ ства» было открытием философов естественного права, романти¬ ков или еще более поздних групп.2 Во-вторых, мы видели, что утилитаризм был системой естественного права. Подобно всем системам естественного права, утилитаризм был всеобъемлющим в принципе и очень близким к этому на практике. Он был заду¬ ман как единая общественная наука, одновременно и норматив¬ ная и аналитическая, которая помимо прочего включала бы эти¬ ку, государственное управление и правовые институты вплоть до всех деталей судопроизводства и криминалистической прак¬ тики; и тем и другим сам Бентам интересовался по крайней мере так же глубоко, как и любыми экономическими вопроса¬ ми. В-третьих, мы знаем, что эта единая общественная наука — утилитаризм — была индивидуалистической, эмпирической и «рационалистической»; последний термин здесь означает лишь то, что система, как в своих нормативных, так и аналитических аспектах, строго исключала все, что не прошло бы тест на ути¬ литаристскую или гедонистическую рациональность. Читатель избежит многих затруднений и значительно углубит свое понима¬ ние истории доктрин, если уделит должное внимание двум важ¬ ным фактам. Во-первых, индивидуализм не обязательно подразу¬ мевает эмпиризм или рационализм в вышеуказанном смысле;3 эмпиризм не обязательно подразумевает индивидуализм и рацио¬ 2 Если и есть автор, которого действительно можно было бы обвинить в смешении понятий государства и общества, так это романтик А. Мюллер, который называл государство «совокупностью человеческих дел» (Elemente. Vol. 1. P. 60). 3 Данный смысл термина «рационализм», разумеется, не имеет ничего общего со смыслом, который мы ему придавали в другом случае (часть II, гла¬ ва 1, § 6). Но оба эти, равно как и другие значения всегда смешивались многи¬ ми авторами, и это служило богатым источником взаимонепонимания, а также бесцельных антагонизмов и полемики.
564 Часть IIL С 1790-х по 1870-е гг. нализм, а рационализм в данном смысле не обязательно подра¬ зумевает индивидуализм и эмпиризм. Во-вторых, такой мощный синтез, как система Бентама, должен был создать в умах как противников, так и сторонников впечатление взаимосвязи меж¬ ду всеми входящими в систему элементами, которая создает впе¬ чатление логической связи даже там, где ее не существует.4 Данная система по самой своей природе не способна учесть факты политической жизни и то, как в действительности рабо¬ тают государства, правительства, партии и чиновники. Мы виде¬ ли, что ее основные предпосылки приносят мало вреда в таких областях экономики, где ее «логика животного эгоизма» может рассматриваться как допустимое выражение действительных тен¬ денций. Но их применение к политическим фактам означает неэмпирическое и ненаучное игнорирование существа, самой ло¬ гики политических структур и механизмов и не может породить ничего, кроме мечтаний, причем не слишком вдохновляющих. Рационально мыслящие, свободно голосующие граждане, осоз¬ нающие свои (долгосрочные) интересы, и их представитель, дей¬ ствующий согласно этим интересам, правительство, выражаю¬ щее их волю, — это ли не прекрасный пример сказки для детей? Следовательно, из этого источника нельзя ожидать какого-либо полезного вклада в социологию политики. И это почти трога¬ тельно подтвердилось. Твердый здравый смысл до некоторой сте¬ пени спасает философию государства Бентама, представленную в работе Fragment on Government (1776), и, конечно, очень многое из его практических рекомендаций по судопроизводству и т. п. Но очерк о государстве Джеймса Милля (Mill James. Essay on Government)5 может быть охарактеризован только как беспрос¬ ветная и, по-видимому, неисправимая чушь. Более того, очеви¬ ден его чисто спекулятивный характер, так непохожий на аргу¬ ментацию (хотя несомненно абстрактную) того же автора в его книге по экономической теории.6 В то время это понимали мно¬ 4 В действительности ситуация была осложнена и продолжала осложнять¬ ся тем фактом, что из всех упомянутых терминов только «эмпирический* (в зна¬ чении антиметафизический) имеет по-настоящему стабильное значение. В пре¬ дыдущей сноске было показано, что иначе обстоит дело с терминами «рацио¬ нальный» или «рационалистический». Что касается термина «индивидуализм», то с ним дело обстоит еще хуже. 5 Encyclopaedia Britannica (suppl.) 1823. 6 После всего вышесказанного разница должна быть очевидна. Данный вопрос важен как для нашей непосредственной цели, заключающейся в том, чтобы показать, почему общие возражения против утилитаристских предпосы¬ лок не обязательно относятся к частному случаю экономической теории, так и для нашей более широкой цели, заключающейся в том, чтобы понять, почему общие возражения против любой философии сами по себе не опровергают
Глава 3. Интеллектуальная панорама 565 гие неутилитаристы, такие как Маколей. Но значительно важ¬ нее то, что Дж. С. Милль (не упоминая имени своего отца) при¬ менил к политической теории школы бентамистов откровенный эпитет «ненаучная» (Logic. VI. Ch. 8, § 3) и, кроме того, с едва сдерживаемым раздражением сказал практически все, что нуж¬ но было сказать по ее поводу. В этом отношении, как и во мно¬ гих других, он поднялся над своим ранним бентамизмом, однако так и не сбросил окончательно его оковы. Хотя в его эссе On Liberty и Considerations on Representative Government не¬ достатки частично искупаются более широкими горизонтами и бо¬ лее глубоким проникновением в суть вопроса, перед нами все тот же «философский радикализм». Таким образом, каждому историку всегда придется решать проблему: является ли теория Дж. С. Милля отходом от теории его отца или ее усовершенство¬ ванием?7 Философы-неутилитаристы и антиутилитаристы также про¬ должали разрабатывать системы естественного права (и соответ¬ ствующие философии государства), но значительно более узкого охвата; ббльшая часть из них отражала влияние романтизма, Канта или Гегеля.8 Для нашей темы мы можем получить с это¬ го поля очень скудный урожай. Юристы также продолжали со¬ здавать теории естественного права. Наиболее ценные из них относились к конкретным областям, таким как конституцион¬ ное или уголовное право.9 частную теорию, которая на самом деле или по видимости связана с этой фило¬ софией. Позвольте мне еще раз выразить этот аргумент в другой форме: любая теория содержит абстракции, а значит, никогда в точности не соответствует действительности; следовательно, в этом смысле экономическая теория неиз¬ бежно является нереалистичной; но ее предпосылки возникают на основе реа¬ листического наблюдения за поведением стремящегося к получению прибыли и расчетливого дельца; предпосылки политической теории (в стиле Джеймса Милля) не выводятся из наблюдений за поведением агента политики (полити¬ ческого деятеля), а постулируются, исходя из поведения воображаемого аген¬ та — рационалистического избирателя; следовательно, эти предпосылки, а зна¬ чит, и результаты, выведенные из них, не просто абстрактны, но и нереали¬ стичны, причем совсем в другом смысле. 7 Точно так же обстоит дело в отношении теории ценности, что мы увидим позднее. Во всех частях широко исследуемой им области интеллект Дж. С. Милля и его характер проявились совершенно одинаковым образом. 8 Можно составить довольно длинный список главным образом немецких работ; из английских авторов стоило бы упомянуть Т. Г. Грина. Укажем лишь одну из самых ранних и оказавших наибольшее влияние, речь о которой уже шла выше: Fichte. Grundlage des Naturrechts. 1796-1797. Прославление Геге¬ лем государства как воплощения абсолютного духа упомянем просто как дико¬ винку. Не удивительно, что Гегель был популярен у прусской бюрократии. 9 В качестве примера я упомяну криминологию П. Й. А. фон Фейербаха (не путать с философом JI. А. Фейербахом) Kritik des natOrlichen Rechts (1796).
566 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. Всеобъемлющие работы такого типа быстро перестали быть актуальными ввиду растущего престижа исторической школы.10 Однако работу Шталя, имевшую огромное влияние, следует от¬ метить.11 В остальном, преподаватели стали все чаще превращать свои лекции по философии права в лекции по истории философии права.12 10 Читатель должен помнить следующее: историческая школа боролась с естественным правом как таковым и выступала против абстрактных спекуля¬ ций как бентамистов-«эмпириков», так и немецкой «идеалистической» филосо¬ фии, поскольку они отождествлялись с естественным правом. Однако, с нашей точки зрения, в этом не было смысла, и любое обобщение, сделанное юристами исторической школы, должно быть включено в состав естественного права, так же как обобщения экономистов исторической школы остаются экономикой и могут даже стать частью экономической теории (например, в случае «теорий» происхождения рынков). 11 Ф. Й. Шталь (Stahl F. J. Philosophie des Rechts nach geschichtlicher Ansicht. 1830. Vol I; 1837. Vol. II) был своего рода лютеранским Фильмером и приобрел большое влияние в интеллектуальной жизни Пруссии в эпоху Фрид¬ риха-Вильгельма IV. Заглавие данной работы («Философия права с историче¬ ской точки зрения») оправдано содержанием тома I, где автор выступает про¬ тив утилитаристского рационализма естественного права (и попутно выражает согласие с точкой зрения исторической школы права), но оно не соответствует содержанию тома И, где Шталь, найдя свой путь, атаковал историческую школу права и стал недвусмысленно опираться на лютеранскую теологию. Читате¬ лям, знакомым с данной темой, не хватает в нашем изложении имени К. Фран¬ ца (Naturlehre des Staates. 1870) и многих других, например Жозефа де Ме- стра и всей смежной литературы по вопросам церкви и государства. В свою защиту я могу только указать на специфические цели данного фрагментар¬ ного наброска. 12 Я неохотно оставляю тему, близко соседствующую с темой развития экономической науки на европейском континенте, потому что она может объяс¬ нить многие особенности развития экономической науки в континентальной Европе, например искушенность немецких экономистов в институциональных вопросах своей науки; связи, которые нужно было отстаивать, особенно в США во времена институциональной полемики, были чем-то само собой разумею¬ щимся для выпускников многих, если не большинства, университетов конти¬ нентальной Европы. На континенте студент, изучавший экономику, часто впи¬ тывал знания по социологии правовых институтов (что имело большое значение для его интеллектуального багажа) раньше, чем слышал хотя бы слово об эко¬ номическом анализе. Я упомяну имена двух знаменитых людей, которые, не¬ сомненно, были прежде всего юристами, но помогли многим стать экономиста¬ ми. Их влияние относится скорее к следующему, чем к рассматриваемому пери¬ оду, но оба опубликовали свои наиболее характерные произведения до 1370 г. Рудольф фон Гнайст (1816-1895 г.) был типичным немецким либералом-англо- филом, авторитетом во многих областях, особенно в области конституционного и административного права — см.: Gneist. Das heutige englische Verfassungs- und Verwaltungsrecht. 1857-1863. Второе имя — Рудольф фон Йеринг (1818- 1892): Jhering Rudolph, von. Geist des rOmischen Rechts. 1852-1865. Ни одна из книг не была, насколько я знаю, переведена на английский язык, в отличие от более поздних работ обоих авторов (например: Gneist. Englische Verfas- sungsgeschichte. 1882; англ. пер. — 1889; Jhering. Zweck im Recht. 1877-1883; англ. пер. — 1913).
Глава 3. Интеллектуальная панорама 567 Ь) Социология государства и политики с точки зрения исто¬ риков. В том, что касается политики, авторы — профессиональ- ные историки или, по крайней мере, интересующиеся историче¬ ской реальностью — должны были достичь лучших результа¬ тов, чем утилитаристы или другие теоретики, поскольку историкам труднее игнорировать стоящие перед ними факты. Например, Эдмунд Бёрк рассматривал конкретную ситуацию со страстной энергией (или предаваясь вспышкам гнева, или пред¬ лагая трезвый совет), но умел выделить из них обобщения, что создало его произведениям репутацию кладезя политической премудрости даже у людей, не питавших любви к предлагаемой им политике: можно было бы сказать, что он преподавал поли¬ тику методом конкретных ситуаций, и, как всем известно, весьма эффективно.13 Опять же никто никогда не хвалил лорда Мако¬ лея за глубину мысли. Однако по глубине проникновения в при¬ роду политических процессов он стоял неизмеримо выше Джейм¬ са Милля, и его критика представленной Миллем утилитари¬ стской политической теории в Edinburgh Review (1829) была совершенно адекватна, хотя он и не пошел далеко в этом на¬ правлении. Политика для него все еще оставалась наукой, пусть и «экспериментальной»,14 а не объектом науки; под этим он просто подразумевал, что утилитаристские принципы политики 18 Имя Эдмунда Бёрка (1729-1798) должно присутствовать в любом обзоре интеллектуальной панорамы рассматриваемого периода, каким бы схематич¬ ным этот обзор ни был (подробности при этом не обязательны), хотя хронологи¬ чески его наиболее характерные работы относятся к предыдущему периоду. Те, кто изучает экономическую науку, должны внимательно прочитать его труды, чтобы узнать не только, как следует рассуждать на политические темы, но и то, как люди это действительно делают. Думаю, читателям понятно, что мне труд¬ но присоединиться к общему хору обожателей Бёрка как мыслителя. Действи¬ тельно, человек, определивший политическую партию как группу людей, дей¬ ствующих совместно в интересах общества на основе некоторых принципов, признаваемых ими всеми, разумеется, не был глубоким аналитиком; он явно находился под влиянием тенденции своего времени принимать рационализации за аналитическое объяснение. Читатель может легко убедиться в нереалистич- ности определения Бёрка, попытавшись применить его, например, к двум глав¬ ным американским партиям. 14 Забавно наблюдать, как используется здесь термин «эксперименталь¬ ный». Утилитаристы, будучи философами-эмпириками, верили в применимость методов физики в общественных науках и заявляли, что их метод был «экспе¬ риментальным». Попытки со стороны как «теоретиков», так и «антитеорети¬ ков» присвоить термин, который благодаря успеху экспериментальной физики приобрел хвалебное значение, также проходят через всю историю экономиче¬ ской науки начиная с XVII в., что будет отмечаться вновь и вновь. В действи¬ тельности данный термин в применении к общественным явлениям почти не имеет смысла; чтобы понять, какое содержание вкладывали в этот термин пользу¬ ющиеся им авторы, следует рассматривать отдельно каждый случай.
568 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. не имели отношения к политической действительности, а к обоб¬ щениям можно прийти только путем наблюдения за политиче¬ ской действительностью. Сам Маколей не попытался сформули¬ ровать такие обобщения. Если бы он сделал это, можно быть уверенным, что они оказались бы идеализированной политикой вигов. Примерно так же обстояло дело с теми историками, кто пробовал свои силы в политических обобщениях.15 И, наконец, вспомним то, что, по моему мнению, является украшением ли¬ тературы того периода, посвященной политическому анализу: это работа де Токвиля «О демократии в Америке» (Tocqueville, de. De la D£mocratie en Am^rique. 1835-1840).16 В чем суть дос¬ тоинств этой одной из «великих книг» того времени? Она не сообщала об открытии какого-либо факта или принципа, в ней не использовалась какая-либо особая техника анализа; в ней не было сказано ничего, что могло бы польстить публике (в особен¬ ности американской публике). Очень тонкий ум, обогащенный опытом старой цивилизации, огромный труд, затраченный на сбор наблюдений, и блестящее их использование в аналитиче¬ ских целях. Это все, но это много. И я не знаю никакой другой книги, которая лучше показала бы, как добиться успеха в этом особом виде политического анализа. Однако самое великое достижение в области политической социологии данного периода связано с именем Карла Маркса, Мы еще не обладаем необходимыми фактами для того, чтобы доказать это. Мы представим их в § 4Ь. Здесь я только хочу 15 Поскольку данная тема очень важна для нас, приведу несколько приме¬ ров: книга историка Георга Вайца {Waitz Georg. GrundzUge der Politik. 1862) заслуживает наибольшего доверия из всех, что мне известны, хотя она не сво¬ бодна от интеллектуалистских заблуждений; книга сторонника либерализма Ф. К. Дальмана (Dahlman F. С. Politik auf den Grund und das Maass der gegebenen Zustande zurOckgefllhrt. 1835) представляет собой талантливое аналитическое произведение; книга еще более ангажированного историка (радикала) К. В. фон Роттека (Rottek К. W. R.t von. Lehrbuch des Vernunftrechts und der Staatswis- senschaften. 1829-1835) служит иллюстрацией той истины, что зашоренный исследователь может полностью утратить то чувство исторической реальности, которое является основной практической пользой, извлекаемой из историче¬ ского исследования. И наконец, здесь уместно упомянуть книгу, которая хро¬ нологически относится к следующему периоду, но является прекрасным приме¬ ром политической науки лучших историков рассматриваемого периода: Seeley J. R. Introduction to Political Science (впервые издана Г. Сиджуиком в 1896 г. — частица «бесед* Сили на данную тему со студентами, представляв¬ ших собой интересные отступления от обычной практики формальных лекций). 16 Алексис де Токвиль (1805-1859) не нуждается в представлении, по¬ скольку его имя и работа известны даже ученикам средней школы. Этот успех был вполне заслуженным, но именно поэтому его еще труднее объяснить. Предла¬ гаем обратить внимание на другие его произведения — см.: Tocqueville A., de. Oeuvres completes/Ed. Beaumont. 1860-1865.
Глава 3. Интеллектуальная панорама 569 сказать, как бы предваряя данную тему, что предложенные Мар¬ ксом теории исторического процесса, общественных классов и государства17 представляют собой, с одной стороны, первые серь¬ езные попытки спустить государство с небес на землю, а с дру¬ гой — лучшую критику (косвенную) бентамистских построений. К сожалению, эта научная теория государства, как многое дру¬ гое в марксистском учении, почти загублена крайне узкой иде¬ ологией его автора. Какая жалость, но вместе с тем какой урок и какой вызов! Проиллюстрируем двумя примерами другой тип политического анализа, который, возникнув в XVIII в., несколько продвинулся в течение этого периода, хотя не ушел очень да¬ леко. Как только политический анализ начинает принимать тре¬ бования научного метода, он непременно сталкивается с пробле¬ мами критики (в логическом, а не политическом смысле) — критики политических концепций и политической аргумента¬ ции, а также с проблемами механизмов. Книга человека, кото¬ рый сам являлся значительным политиком, сэра Джорджа Кор- нуола Льюиса (1802-1863), иллюстрирует это пробуждение кри¬ тического сознания.18 Более поздняя книга другого автора, Франца фон Хольцен- дорфа (1829-1889), который тоже был своего рода политиком, но в основном лидером в академическом мире, свидетельствует о растущем понимании того, что необходимо анализировать ме¬ ханизм общественного мнения.19 17 По-настоящему социологическая, т. е. неспекулятивная, Марксова тео¬ рия государства в кратком изложении содержится в «Коммунистическом мани¬ фесте* и резюмирована в предложении, гласящем, что государство — это коми¬ тет по управлению общими делами буржуазии. Следовательно, не может быть социалистического государства: государство как таковое отмирает при переходе к социализму; этот тезис был перенят и энергично подчеркивался Лениным (!). Здесь невозможно сказать все, что должно быть сказано об этой теории государ¬ ства и политики. Приведенная выше центральная фраза является, конечно, в лучшем случае полуправдой, но косвенно содержит нечто более существенное, чем эта полуправда, а именно идею, что государство (правительство, политиче¬ ские деятели, бюрократический аппарат) не является предметом философство¬ вания или поклонения, что это нечто, подлежащее анализу, такому же реали¬ стическому, как и анализ любой отрасли экономики. 18 Lewis George Cornewall. Treatise on the Method of Observation and Reasoning in Politics. 1852 — забытая книга полузабытого человека. Однако и книга, и человек не заслуживают безвестности. Первую очень рекомендую читателю, поскольку она весьма поучительна для экономистов. Последнего мы миходом упомянули, когда нам предоставилась такая возможность (см. выше, глава 2). 19 Holtzendorff. Wesen und Wert der Offentlinchen Meinung. 1879. Перу Хольцендорфа также принадлежит работа Principien der Politik (1869), кото¬ рая, по моему мнению, не слишком многого стоит. Ни один из прочих трудов этого плодовитого автора (в том числе плоды его издательской деятельности) мне не известен.
570 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. с) Энвиронментализм. Дух времени (Zeitgeist), содержащий компонент механического или, что почти то же самое, сенсуа¬ листического материализма, в точной пропорции с относитель¬ ной силой этого компонента благоприятствовал разработке со¬ циологических теорий, объясняющих многие явления влиянием факторов окружающей среды. В соответствии с этим мы нахо¬ дим в философии энвиронментализм, который можно охаракте¬ ризовать как вульгаризированную форму взглядов Монтескьё.20 Достаточно привести два примера. Согласно Фейербаху (я имею в виду философа, а не юриста), человек является продуктом окру¬ жающей его физической среды. Если мы введем несколько ого¬ ворок с целью поднять это предположение на уровень, делающий возможным его обсуждение, то мы получим теорию, которая явно и неявно снова выходит на сцену в наше время. Из всех факторов окружающей среды Фейербах особо выделяет пищу,21 что также характерно для нашего второго примера, а именно Бокля.22 Если бы нам позволял объем данной книги, мы долж¬ ны были бы рассмотреть его работу в трех аспектах, которые в данных обстоятельствах могут быть только обозначены. Во-пер¬ вых, это идея: свести историю к науке, которая методом «ин¬ дукции» выводит из наблюдаемых фактов «законы» такого же типа, какими, по мнению Бокля, были «законы» физики. По 20 Мне не кажется, что Монтескье переоценивал объясняющее значение факторов окружающей среды. Не берусь судить, до какой степени влияние Монтескье сказалось на энвироменталистской аргументации, довольно часто встречающейся в социологической литературе второй половины XVIII в., на¬ пример в работах Гердера. «Дух законов» (Esprit des lois) был самой известной и самой читаемой книгой того столетия. С другой стороны, было так много иных источников, из которых любой смог бы почерпнуть энвиронменталист- ские идеи, что трудно быть уверенным в наличии такого влияния даже в тех случаях, когда приводятся цитаты из Монтескьё. 21 JI. А. Фейербаху (Feuerbach L. A. Sammtliche Werke. 1903-1911. Vol. X. P. 22) принадлежит фраза: «Der Mensch ist was er isst» <«Человек есть то, что он ест»>. Это одна из тех фраз, которые выражают целый духовный мир. Рабо¬ ты Фейербаха составляли часть литературного течения, популяризирующего то, что Маркс и Энгельс так удачно охарактеризовали как «вульгарный матери¬ ализм». Отметим мимоходом этот весьма примечательный факт: многие, если не все идеи Фейербаха должны были бы прийтись по душе Марксу, поскольку они хорошо согласовывались с одним из аспектов его теорий. Тем не менее Маркс боролся с ними постоянно (см., например: Архив Маркса—Энгельса. 1926. Т. 1; Энгельс Ф. Людвиг Фейербах... 1888; англ. пер А. А. Льюиса — 1903), причем с помощью таких аргументов, которые в его устах звучали не очень убедительно. Однако объяснение просто: кем бы он ни был, Маркс был высоко цивилизованным человеком; проглотить такое было свыше его сил. 22 Buckle Н. Т. History of Civilization in England. In 2 vol. 1857-1861. Эта работа всего лишь фрагмент, введение к огромному замыслу. О Бокле имеется значительная литература.
Глава 3. Интеллектуальная панорама 571 замыслу, интерпретация истории именно Бокля, а не Маркса является истинно «материалистической», что, разумеется, толь* ко к чести Маркса. Для того, кто проштудировал работы Бокля, нет ничего очевиднее, чем тот факт, что по своей сути это чисто идеологическая идея, он хотел ее реализовать, но фактически увлекся чисто спекулятивными рассуждениями, втиснув все факты, от первого до последнего, в заранее построенную схему. Во-вторых, имеет место концептуальное осуществление идеи: выделяются три типа «законов», определяющих различные со¬ стояния общества и их изменения: физические, моральные (т. е. положения относительно человеческого поведения), а так¬ же интеллектуальные. Последние (в основном речь идет о росте технологического контроля человечества за физической средой) создают движущую силу «прогресса»; этот принцип смыкается с тем, что мы охарактеризуем ниже как эволюционизм Кондор- се—Конта. Что касается этих аналитических аспектов, то даже то малое, что мы сказали о книге Бокля, уже более чем доста¬ точно: ее значение состоит только в том, что она дает пример аналитической ошибки, способный научить нас искать спеку¬ лятивные наклонности, скрывающиеся за неспекулятивной про¬ граммой, и дилетантство за внешне внушительным научным аппа¬ ратом. В-третьих, почти невероятный успех этой книги у самых разных людей: богатых и бедных, образованных и необразованных, англичан и иностранцев. Только этот успех придает ей значитель¬ ность: эта книга была одним из пунктов в списке обязательного чтения дилетантов, она формировала общественное мнение дан¬ ного периода. Поэтому доктрина Бокля является элементом интел¬ лектуальной панорамы, которую мы стараемся нарисовать. Подобно другим «теориям», энвиронментализм может быть легко доведен до точки, где он превращается в очевидную неле¬ пость. Но в своей области он является необходимой помощью ана¬ литику общественных явлений, например Мишле. Этот тезис мо¬ жет быть проиллюстрирован аналогичным в данном отношении примером «расизма». Следует сделать печальное, но очень важное наблюдение, что в общественных науках всегда действуют факто¬ ры, доводящие такие теории до нелепости и (что во многом одно и то же) превращающие их в яблоко раздора для идеологических и политических партий. Как энвиронментализм, так и расизм ока¬ зываются удобными теориями для такого большого количества книг, что ни одно из этих течений не может внести вклад в наше понимание общественных процессов; как их сторонники, так и противники объединяют силы, чтобы помешать этому. Отметим еще раз одну работу того периода, которая, будучи заметно сво¬
572 Часть IIL С 1790-х по 1870-е гг. бодной от идеологических влияний, смогла вполне удовлетвори¬ тельным образом уравновесить энвиронменталистский и расист¬ ский элементы. Это книга Ф. Т. (не Георга) Вайца, особенно пер¬ вый ее том (Waitz F. Т. Antropologie der Naturvftlker. 1859-1864). 4. Эволюционизм Общественные явления составляют уникальный процесс, про¬ текающий в историческом времени, и наиболее очевидной их характеристикой является непрестанное и необратимое измене¬ ние. Если мы понимаем под эволюционизмом не более чем при- знание этого факта, то все рассуждения об общественных явле¬ ниях должны либо носить эволюционный характер сами по себе, либо рассматривать их эволюцию. Однако в нашей книге эво¬ люционизм означает нечто большее. Можно признавать данный факт, не делая из него точки опоры для своей доктрины и веду¬ щего принципа своего метода. Утилитаристская система может послужить иллюстрацией к сказанному. В ответ на вопрос, из¬ вестно ли ему, что происходят социальные изменения, Джеймс Милль улыбнулся бы и составил весьма невысокое мнение об умственных способностях спрашивающего. И все же различные придуманные им системы (в экономической, политической и психологической теории) не были эволюционными в том смыс¬ ле, что его мысль в любой из этих областей не была нацелена на эволюционные изменения. А для нас именно это будет служить критерием эволюционизма как в философии (включая и чисто метафизическую спекуляцию), так и в любой «научной облас¬ ти». Эволюционизм в этом смысле утвердился в течение XVIII в., но достиг и миновал свою высшую отметку в XIX в. Обращу внимание читателя на искажающий фактор, влия¬ ние которого даст о себе знать многими способами и не только в данном разделе. Сама по себе концепция эволюции совершенно свободна от каких-либо ценностных суждений, если речь не идет о точно определенных стандартах.1 Мы просто признаем, что люди будут характеризовать изменение как прогресс, если оно им нравится, и как регресс или вырождение, если оно им не 1 Так, в пределах принятых стандартов профессии стоматолога утвержде¬ ние, что в настоящее время зубы удаляют «более эффективно», чем сто лет тому назад, или что дантист А удаляет зубы «лучше», чем В, имеет смысл. Ана¬ логичное утверждение применимо к технике экономического анализа. Но оче¬ видно, что оно не подходит к случаю сравнения общественных структур или цивилизаций и вообще к случаю, лежащему за пределами диапазона заданных стандартов.
Глава 3, Интеллектуальная панорама 573 нравится. Но в XVIII в. эволюция наивно отождествлялась с прогрессом (движением к господству разума), т. е. этот термин по определению подразумевал ценностное суждение. Эта наи¬ вная ассоциация идей просуществовала вплоть до конца XIX в., хотя с течением времени признаки ее постепенного отмирания обнаружились в серьезных исследованиях. Буржуа, чье дело про¬ цветало и классовое положение укреплялось, верил в «прогресс» определенных типов. Буржуа, а также литераторы, выражаю¬ щие буржуазные взгляды, демонстрировали прискорбную склон¬ ность связывать эту веру в определенный набор желательных изменений с некоторыми неотвратимыми силами, управляющи¬ ми цивилизациями или даже всей вселенной. Но мы не должны касаться подобного инфантилизма, каким бы важным он ни был для характеристики Zeitgeist. Для ясности и в качестве иллюстрации будет полезно раз¬ личать пять отдельных (хотя часто накладывающихся друг на друга) типов эволюционистской мысли, занимающих заметное место в интеллектуальной панораме как этого, так и следующе¬ го периода. Сказанное ниже относится к обоим периодам, хотя примеры взяты только из рассматриваемого нами сейчас. а) Эволюционизм философов. Выдающимся примером явля¬ ется Гегель. Принеся извинения за дерзость, я поставлю следую¬ щий вопрос, имеющий отношение к задачам этой книги. Давайте выдвинем в качестве предварительного условия существование не¬ которой метафизической сущности (неважно, как мы ее назовем), которая является высшей и абсолютной реальностью, и таким об¬ разом поставим себя на точку зрения ультраидеалистической фи¬ лософии.2 Давайте в то же время и в том же смысле определим ту же реальность как совокупность всех действующих и потенци¬ альных фактов наблюдения. Как это возможно сделать? Это воз¬ можно тогда, когда в наблюдаемых фактах мы видим знаки, так сказать, руны, воплощающие проявления этой сущности3 во мно¬ гом так же, как если бы мы приняли откровенный пантеизм в обычном смысле этого слова. Теперь предположим, что эта сущ¬ ность испытывает имманентную эволюцию, описываемую в виде логического процесса, в котором участвуют тезисы, антитезисы и 2 Идеализм в применении к германской философии от Канта до Гегеля не имеет, разумеется, ничего общего с идеализмом в этическом смысле. 3 Вот что выражает знаменитая фраза Гегеля (если приравнять нашу ме¬ тафизическую сущность к разуму): все действительное разумно (соответствует разуму), а все разумное (мыслимое) действительно. В таком значении, как и задумано Гегелем, эта фраза не может быть понята как поддержка консерватив¬ ных позиций. Но читатель без труда поймет, как легко ее к ним приспособить. Более того, формулировка Гегеля как бы обрекает себя на такую интерпрета¬ цию, что явилось важным фактором его успеха.
574 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. синтезы.4 То же самое происходит с наблюдаемой реальностью. Это такая вещь, которая всегда близка одному уму и чужда друго¬ му. Переходим к определению и комментарию. Определение: рас¬ суждения, исходящие из концепции метафизической сущности, которая, разворачивая свое собственное содержание, производит ряд изменений в эмпирической реальности, мы называем эмана- тистской (emanatist). Комментарий: читатель должен заметить, что от гегелевской концепции эволюции кое-что остается, даже если сбросить ее метафизические одеяния, а именно идея, если не открытие, что реальность, которая нам известна по опыту, может быть сама по себе эволюционным процессом, развивающимся на основе внутренней необходимости, а не группой явлений, стремя¬ щихся к определенному состоянию или уровню так, что по анало¬ гии с ньютоновской небесной механикой для их перемещения в другое состояние или на другой уровень необходимо наличие внеш¬ него фактора (или, по крайней мере, отдельного фактора). Эта идея, если она справедлива, разумеется, крайне важна. Примени¬ тельно к философии она делает возможным переход, например, от гегельянства в первоначальном понимании к тому, что можно на¬ звать гегельянским материализмом, который и осуществили мно¬ гие так называемые младогегельянцы. Применительно к социоло¬ гии это предполагает новый подход к фактам общественных изме¬ нений. Прежде чем пойти дальше, мы можем отметить два других метода, с помощью которых философы иногда ухитрялись придать своим философиям эволюционный уклон. Идея «прогресса» носи¬ лась в воздухе, а подобно другим людям философам нравилось быть современными. Агностик или материалист, особенно квазипопуляр- ного типа, готов был заменить сущности, выброшенные за ненадоб¬ ностью, интеллектуальным прогрессом, т. е. он был готов заимство¬ вать из источника, который будет охарактеризован ниже (§ 4d), как эволюционизм Кондорсе—Конта; в других случаях он был готов использовать биологический эволюционизм (§ 4е) для решения фи¬ 4 Люди, относящиеся к философии Гегеля без всякого почтения, не пре¬ минули отметить, что здесь заключалась возможность доказать, что система Гегеля — нонсенс. Неспособные подняться до гегелевских высот, они, злобно улыбаясь, указывали на тот факт, что это философское рассуждение нелогко перевести на английский язык. Немецкий глагол aufheben (снимать) означает и возвышать, и отменять. Гегель утверждал, что тезис А есть В и его антитезис А не есть В «возвышают» и «отменяют» друг друга, переходя на более высокий уровень — синтез, заключающий в себе содержание обоих. Но противоречащие друг другу утверждения не «снимают» друг друга в смысле перехода на более высокий уровень, они просто отменяют, т. е. уничтожают, друг друга, что было бы довольно опасно для Гегеля и эволюции. Конечно, возможно спасти положение. Однако запомним это предостережение.
Глава 3. Интеллектуальная панорама 575 лософских задач. Что бы мы ни думали о подобной философии, на ее основе возникла популярная литература. Ь) Марксистский эволюционизм. Я только что упомянул о возможных последствиях для социологии, которые может таить в себе философия Гегеля, лишенная мистицизма. Это предпола¬ гает, что Гегель оказал на Маркса более чем фразеологическое влияние.5 Если тем не менее мы утверждаем самостоятельность созданной Марксом так называемой материалистической интер¬ претации истории относительно гегельянства и если мы вносим ее в список как отдельный тип эволюционизма, то мы руковод¬ ствуемся двумя соображениями. Во-первых, теория историческо¬ го процесса была разработана Марксом независимо от связи между философскими воззрениями Маркса и Гегеля. Нам известно,6 что его анализ начался с критики распространенной (и, по всей видимости, бессмертной) ошибки, заключающейся в том, что по¬ ведение, создающее историю, определяется идеями (или «про¬ грессом человеческого сознания») и что эти идеи в свою очередь внедряются в действующих лиц посредством чисто интеллекту¬ альных процессов. Начать с этой критики — весьма разумный и позитивный метод, но он не имеет ничего общего с гегелевской спекуляцией. Во-вторых, теория истории, созданная Марксом, является по своей природе рабочей гипотезой. Она совместима с любой философией или кредо и, следовательно, не должна быть связана с какой-либо конкретной философией; ни гегельянство, ни материализм не являются необходимым или достаточным усло¬ вием для нее.7 Остается любовь Маркса к фразеологии Гегеля, а 5 Из множества примеров чисто фразеологических влияний мы мимохо¬ дом отметим один. Неподготовленный читатель произведений Маркса может теряться в догадках, почему Маркс так часто говорит о «противоречиях» капи¬ тализма, когда не имеет в виду ничего, кроме противодействующих фактов или тенденций: дело в том, что их можно назвать противоречиями с точки зрения гегельянской логики. Это имело забавные последствия. По сей день средний марксист, понимающий слово «противоречие» в том смысле, какой оно имеет в обычной логике и языке, делает вывод, что Маркс желал обвинить капиталис¬ тическую систему в логических несовместимостях каждый раз, как говорил о «противоречиях», что, конечно, не так. 6 См., например, введение Маркса к его работе «К критике политической экономии» (Contribution to the Critique of Political Economy/Publ. by Kerr. Chicago, 1904). Оригинальное немецкое издание (Zur Kritik der Politischen Oeconomie) было опубликовано в 1859 г., Einleitung (Введение) — в Neue Zeit в 1902-1903 гг. Перевод на английский язык Н. И. Стоуна включает «недавно опубликованное» введение в качестве приложения. 7 Я обнаружил, что это заявление часто вызывает удивление. Но его легко доказать, поскольку мы можем полностью принять доктрину свободы инди¬ видуальной воли в том смысле, в котором ее проповедовал св. Фома Аквинский, и все же продолжать утверждать, что осуществление этой свободной воли,
576 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. также любовь его, равно как и большинства (хотя и не всех) марксистов, ко всему, что звучит антирелигиозно. Научное достижение, заключенное в данной гипотезе, и его ограничения могут быть лучше всего выражены посредством краткого и решительного изложения основных моментов. 1) Все культурные проявления «гражданского общества» (если пользо¬ ваться термином XVIII в.) в конечном счете являются функция¬ ми его классовой структуры.8 2) Классовая структура общества в конечном счете и главным образом определяется производ¬ ственными отношениями (Produktionsverhaltnisse), т. е. поло¬ жение одного человека или группы в классовой структуре обще¬ ства определяется главным образом его или ее положением в производственном процессе. 3) Общественный процесс производ¬ ства обнаруживает имманентную эволюцию (тенденцию изме¬ нить свои собственные экономические, а следовательно, также и социальные данные). К этому мы добавим главные моменты тео¬ рии общественных классов Маркса, логически отделимые от пун¬ ктов (1)—(3), определяющих экономическую интерпретацию ис¬ тории, но образующие часть ее внутри марксистской схемы. 1') Классовая структура капиталистического общества может быть сведена к двум классам: к буржуазному классу, владеющему физическими средствами производства, и к пролетарскому классу, ими не владеющему; эти средства производства являются «ка¬ питалом», если находятся в собственности нанимателя, но они не были бы «капиталом», если бы находились в собственности рабочих, которые ими пользуются. 2') В силу положения этих классов в производственном процессе их интересы неизбежно будучи ограничено физическими и социальными данными, обусловливает ход событий в соответствии с этими данными. Экономическая интерпретация — это всего лишь гипотеза о том, что в свою очередь определяет эти данные, и сама по себе не подразумевает ни отсутствия личной моральной ответственности за свои действия, ни отказа допустить возможность неземного воздействия на сами эти данные и на пути их влияния. Правда, марксисты не допустили бы такой воз¬ можности. Но они не допустили бы этого из-за убеждений — философских воз¬ зрений, — не имеющих отношения к логически необходимому содержанию эко¬ номической интерпретации истории: философский детерминизм обычно связан с поддержкой последней, но по логике он не имеет ничего общего с заключен¬ ным в ней методологическим детерминизмом. 8 Я повторяю, что термин «функция» в данном случае не подразумевает причинно-следственного детерминизма. В действительности попытка настоять на таком «абсолютном» или «механическом» детерминизме привела бы лишь к тому, что данную теорию было бы очень легко опровергнуть. Оба главных марк¬ систских авторитета по данному вопросу, Энгельс и Плеханов, поняли это и значительно ослабили строгость приведенного утверждения. Одним из средств, к которым они прибегали с этой целью, было подчеркивание слов «в конечном счете».
Глава 3. Интеллектуальная панорама 577 являются антагонистическими. 3') Вытекающая отсюда классо¬ вая борьба или классовая война (Klassenkampf) создает меха¬ низмы (экономический и политический), в которых проявляет¬ ся тенденция экономической эволюции изменять (революцио¬ низировать) каждый общественный строй и все существующие формы цивилизации общества в любой период. Вышеизложен¬ ное можно кратко выразить тремя лозунгами: политика, поли¬ тические взгляды, искусство, наука, религиозные и другие убеж¬ дения или произведения — все это надстройка (Oberbau) над экономическим базисом9; историческая эволюция приводится в движение экономической эволюцией; история есть история клас¬ совых битв.10 Я представил социальный эволюционизм Маркса настолько адекватно, насколько это возможно сделать в двух словах. Это научное достижение первостепенной важности,11 хотя оно состоит из весьма неравноценных элементов или, скорее, из элементов, в разной степени подвергшихся очевидным идеологическим искаже¬ 9 Один аспект или применение данной теории — доктрину о неизбежном «идеологическом искажении* любой научной мысли — мы обсудили в части I. 10 Идеи Маркса о социальной эволюции и классах являются, разумеется, основополагающими для всего, что он написал, и комментарии к ним разброса¬ ны по всем его произведениям, что не облегчает задачу их справедливой оцен¬ ки. Из всех его публикаций наиболее важными источниками, которые нужно использовать при любой попытке интерпретации, являются, по моему мнению, «Коммунистический манифест», «Классовая борьба во Франции», «Восемнад¬ цатое брюмера Луи Бонапарта» и «Критика политической экономии» (все рабо¬ ты переведены на английский язык, сведения о датах и издательствах см.: Sweezy Paul М. The Theory of Capitalist Development. P. 382). 11 Я полагаю, что это достижение должно быть приписано одному только Марксу. Конечно, для любого достижения таких масштабов можно найти пред¬ шественников. Но их было меньше, чем мы привыкли находить в подобных случаях. Единственным претендентом, о котором вообще возможно спорить, является Лоренц фон Штайн (1815-1890), чей труд Socialismus und Communismus des heutigen Frankreichs (1842; более позднее издание (1850) было озаглавлено: Geschichte der Socialen Bewegung in Frankreich; вновь издано в 1921 г.) являет¬ ся важным аналитическим произведением, соединяющим развитие социалисти¬ ческих идей с изучением действительных общественных движений и экономи¬ ческих перемен. Однако здесь нет экономической интерпретации истории; еще менее вероятно найти ее у самих социалистических авторов, работы которых разбирал Штайн, или французских историков революции, реставрации или ре¬ жима Луи-Филиппа Орлеанского. Насколько знание их работ дает мне право судить, они все в той или иной степени делают упор на экономическом элементе в описываемых ими исторических процессах, чего они вряд ли могли избежать. Но очевидно, что это не все. Я подозреваю, что те, кто находит в этой литерату¬ ре нечто похожее на экономическую интерпретацию исторического процесса в целом, трактуют эту последнюю не так, как, по моему мнению, следует делать. Простое знание важности экономического фактора — это тривиальность, нико¬ го не выделяющая и не возвышающая. Сен-Симон в этом отношении может представлять собой исключение, и речь о нем пойдет ниже.
578 Часть IIL С 1790-х по 1870-е гг. ниям. Наименьшую ценность для любой, кроме агитационной, цели представляет теория общественных классов, которую Маркс свя¬ зывал со своей экономической интерпретацией истории: двухклас¬ совая схема почти ничего не дает для серьезного анализа; прида¬ ние исключительного значения классовому антагонизму также явно ошибочно (и столь же идеологично), как и исключительный упор на классовой гармонии в духе Кэри—Бастиа (см. ниже, глава 4); тезис о том, что эволюция форм общественного строя приводится в движение механизмом, который может быть охарактеризован исключительно в терминах борьбы между этими двумя классами, является упрощением, игнорирующим суть действительно работа¬ ющих механизмов. Однако следует оговориться: если мы возьмем у Маркса идеологически деформированное определение классов и классовых антагонизмов и если в результате мы получим неудов¬ летворительное определение политических механизмов, мы тем не менее получим нечто очень ценное — совершенно адекватную идею важности феномена классов. Если бы в этой области существовало нечто подобное неискаженному исследованию, то предположения Маркса уже давно привели бы к созданию удовлетворительной теории классов. Однако экономическая интерпретация истории — это дру¬ гое дело. Если мы сведем ее к рабочей гипотезе и тщательно сформулируем, отбросив философские амбиции, содержащиеся в выражениях «материализм» или «исторический детерминизм», то получим мощное аналитическое достижение. Тогда пункты (1) и (3) могут быть защищены от возражений, в большинстве своем основанных на недопонимании.12 Пункт (2) менее наде¬ жен: он справедлив для некоторых исторических этапов и со¬ всем не действует на других.13 По-видимому, Маркс не принял 12 Читатель может путем простого эксперимента легко убедиться в том, что пункт (1) работает. Возьмем, к примеру, такое скромное «культурное про¬ явление*, как современные детективные романы. Рассмотрим их главные ха¬ рактеристики (не забывая их специфический английский язык) и сопоставим их с наиболее важными фактами относительно социальной структуры нашего времени. В результате мы узнаем много интересного. Я пользуюсь случаем, чтобы коснуться одного из тех недоразумений, в которых в одном случае был повинен сам Энгельс. Взяв по ошибке слово ♦ материализм* в его этическом смысле, некоторые авторы приняли термин «исторический материализм*, подразумевая под этим, что люди действуют исходя из материальных, т. е. экономических, интересов, являющихся мотивами в психологическом смысле. Теория Маркса не имеет этого в виду, и в ней есть место для всякого рода мотивов. 13 Марксистский принцип может быть проиллюстрирован такими процес¬ сами, как уничтожение класса ремесленников в результате создания крупной обрабатывающей промышленности. Но, как указывал Дюринг, можно привести другие примеры, показывающие, что эта «причинная связь* часто бывает
Глава 3. Интеллектуальная панорама 579 эту проблему всерьез. Но существовала другая проблема, реше¬ нию которой он посвятил всю свою гигантскую энергию до конца жизни. Очевидно, что огромное сооружение, стоящее на фунда¬ менте экономической интерпретации истории, осталось бы неза¬ конченным без полного анализа имманентной эволюции эконо¬ мического сектора, на которой должна была покоиться эволю¬ ция человеческой цивилизации в целом. Следовательно, для него экономическая интерпретация истории была в большей степени программой исследования, чем научным достижением, которое должно быть оценено само по себе. Мы достигли точки первостепенной важности для правиль¬ ного понимания произведений Маркса. С одной стороны, теперь мы можем ясно представить его унитарную социологию, един¬ ственную значительную всеохватывающую систему со времени утилитаризма: мы видели, как и почему он соединил в однород¬ ное целое все ветви социологии и экономической науки, — от¬ важное предприятие, которое могло бы поразить современного ученика еще сильнее, чем оно поразило Энгельса, стоявшего слиш¬ ком близко к мастерской. С другой стороны, теперь мы видим марксистскую экономическую теорию в истинном свете. Ее ин¬ дивидуальные черты или некоторые из них будут отмечены и оценены в соответствующих местах. А сейчас я только хочу подчеркнуть величие замысла и тот факт, что марксистский анализ является единственной по-настоящему эволюционной эко¬ номической теорией, созданной в тот период.14 Его допущения и его методы вызывают серьезные возражения, хотя отчасти это объясняется незаконченностью работы. Но великое видение им¬ манентной эволюции экономического процесса (которая, действуя каким-то образом через накопление, как-то разрушает капитали¬ стическую экономику и общество эпохи свободной конкуренции и создает нетерпимую ситуацию в обществе, которая каким-то образом порождает другой тип общественного строя) устояло пе¬ обратной, хотя, несомненно, существует взаимосвязь между условиями произ¬ водства и общественным строем. Можно дополнить марксистский принцип, при¬ знав факт, что социальные структуры способны пережить создавшие их усло¬ вия производства, и объяснив этим целый ряд противоречий, не разрушая тео¬ рии. Другой способ опасен: мы могли бы определить, например, деятельность какого-либо воинственного племени завоевателей как «производственную*, а затем сказать, что общественный строй, установленный завоевателями в поко¬ ренных странах, все же вписывается в марксистскую интерпретацию, но это очень близко к тавтологии. 14 В другом месте мы рассматриваем вклад в теорию экономических изме¬ нений Смита—Рикардо—Милля. Даже те читатели, которые находят в нем до¬ стоинства и, более того, допускают возможность, что он послужил основой на¬ чинания Маркса, должны будут признать, что по сравнению с его теорией этот вклад находится в зародышевом состоянии.
580 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. ред самой мощной враждебной критикой. Именно этот факт, и только он, дает Марксу право на величие как экономиста-аналити- ка. То, что он был больше, чем экономист-аналитик, было по¬ казано в данном разделе и не требует повторного объяснения. [Обсуждение взглядов Маркса и Шумпетера, касающихся тем, охватывемых в данном разделе, см. в: Taylor О. Н. Schumpeter and Marx : Imperialism and Social Classes in the Schumpeterian System// Quarterly Journal of Ecomomics. 1951. Nov. Это статья-рецензия на работу Шумпетера (Schumpeter. Imperialism and Social Classes). Пе¬ ревод на английский язык издан с введением Пола М. Суизи, 1951.] с) Эволюционизм историков. Простая озабоченность про¬ блемами описания событий вечно изменяющегося мира не озна¬ чает эволюционизма в том смысле, в каком он рассматривается в данном параграфе. Следовательно, профессиональные истори¬ ки не являются эволюционистами по профессии. Они становят¬ ся эволюционистами (определенного типа), только когда пыта¬ ются расположить состояния общества (экономические, полити¬ ческие, культурные или общие) в последовательности, которая считается необходимой в том смысле, что каждое такое состоя¬ ние является необходимым и достаточным условием возникно¬ вения следующего. Самый старый и наиболее примитивный спо¬ соб добиться этого — сформулировать типичные стадии, через которые должна пройти экономика. В тот период данный метод был представлен Фридрихом Листом, чья схема (охота, сельское хозяйство, сельское хозяйство плюс обрабатывающая промыш¬ ленность, сельское хозяйство и обрабатывающая промышлен¬ ность плюс торговля) подверглась заслуженной критике Карла Книса:15 мы должны были бы отложить в сторону эту схему как совершенно бесполезную, если бы не возможность ее использо¬ вания (и она была использована Листом) как простого средства изложения с целью внушить новичкам (или публике), что эко¬ номическая политика должна иметь дело с изменяющимися эко¬ номическими структурами и, следовательно, не может состоять из набора неизменных рецептов. Другим примером служит схе¬ ма Бруно Гильдебранда: обменная экономика, денежная эконо¬ мика, кредитная экономика. Более в данной категории назвать нечего (чем лучше историк, тем с большей неприязнью он от¬ носится к подобным конструкциям), за исключением того, что смутная вера в эволюционные последовательности, такие как исторические последовательности, аналогичные молодости, зре¬ 15 См.: Knies К. Politische Okonomie vom Standpunkte der geschichtlichen Methode. 1853 (дополненное изд. — 1883).
Глава 3. Интеллектуальная панорама 581 лости и старости человека, нередко присутствовала в историче¬ ских трудах того периода. Экономистом и историком экономи¬ ки, увлекавшимся подобным подходом, не будучи при этом сби¬ тым им с толку, насколько я понимаю, был В. Рошер.16 Стоит отметить, что эта вера в «законы экономической истории» состав¬ ляет одно из главных различий между его методологией и мето¬ дологией Шмоллера, у которого тем не менее была своя после¬ довательность этапов: деревенская экономика, городская эконо¬ мика, территориальная экономика и национальная экономика. d) Интеллектуалистский эволюционизм Кондорсе и Конта. Кондорсе17 больше, чем любой другой автор, сделал для разра¬ ботки теории социальной эволюции, тесно связанной с идеями Просвещения и присутствовавшей, явно и неявно, в работах всех приверженцев разума (la raison). Назовем это « интеллектуалист - ским эволюционизмом». Такова наиболее простая формулиров¬ ка. Если свести это направление к его основному содержанию, оно будет выглядеть так: человеческий разум, заданная сила, ведет непрестанную победоносную войну с физической средой обитания человека и на любом этапе с верованиями или привыч¬ ными представлениями, приобретенными человечеством на пре¬ дыдущих этапах своей истории. Эта непрестанная борьба обеспе¬ чивает, с одной стороны, безгранично растущие возможности более глубокого проникновения в истинные законы природы, а следо¬ вательно, более совершенный технологический контроль над си¬ лами природы, а с другой стороны, безгранично возрастающую свободу от ошибочных и антиобщественных убеждений и на¬ клонностей: совершенствуясь, человеческий интеллект совершен¬ ствует человеческую природу в целом, а следовательно, челове¬ ческие институты без установимых пределов. Поскольку возмож¬ но, что сознание многих читателей пропитано идеями данной теории, и даже вероятно, что они принимают этот «прогресс человеческого ума» как нечто само собой разумеющееся, то нам лучше убедиться в правильном понимании выдвигаемых против нее возражений: данная теория несостоятельна, поскольку в ка¬ честве постулата провозглашает то, что требует объяснения. Из¬ менения (адаптивные и, возможно, также автономные) в убеж¬ дениях, в объеме накопленных знаний и техники, в привычках мышления несомненно исторически связаны с другими проявле¬ ниями социальной эволюции. Но они по меньшей мере обуслов¬ 16 Произведения Листа, Гильдебранда и Рошера будут рассмотрены ниже, в главе 4, § 5. 17 Marquis de Condorcet (1743-1794): Esquisse d’un tableau historique des progres de resprit humain. 1795 (см. выше, часть И, глава 2, § 7d).
582 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. лены фактами изменения социальной структуры, это же отно¬ сится и к их способам действия (modi operandi). Если, скажем, объяснить современный позитивизм или современный самолет прогрессом человеческого ума, то очевидно, что подобное утверж¬ дение мало что объяснит. В действительности никакого объясне¬ ния и нет: мы просто переименовали проблему. Если, чтобы ис¬ править положение, мы сошлемся на возможности совершенство¬ вания человеческого ума, то и в этом случае ничего не объясним: мы только постулируем решение. Если, признавая это, мы вве¬ дем дополнительные объясняющие факты, например биологи¬ ческие, то мы снимаемся с якоря интеллектуалистского эволю¬ ционизма. Несмотря на явную неадекватность, эта теория выжила в либеральных или прогрессивных кругах, продолжавших следо¬ вать традиции Просвещения. Лекки и Бокль, как бы ни различа¬ лась их аргументация, могут служить примером таких либера¬ лов. Однако для нас особый интерес представляет позиция Конта. Его схема, или «закон» трех стадий, согласно которому цивили¬ зация развивается, начиная с религиозной или магической ста¬ дии до метафизической, а затем до научной, явно исходит из идей Просвещения; по сути эта схема не отличается от теории Кондорсе. Более того, она не только невероятно узка, но также, в терминах самого Конта, спекулятивна и ненаучна: в ходе ис¬ следования, продиктованного «позитивной» программой Конта, немедленно обнаружилось бы наличие факторов и механизмов, которые не могут быть сведены к одному фактору, заключенно¬ му в его «законе». Однако заметьте, что при поверхностном рас¬ смотрении закон кажется легко проверяемым: рациональная науч¬ ная процедура (хотя не в политике) является на деле одной из черт, характерных для нашего времени, а магия свойственна при¬ митивному сознанию; вопрос только в том, насколько это важно и насколько корреляция допускает каузальную интерпретацию. Существует еще один достойный упоминания вопрос. Рели¬ гиозные, метафизические и научные позиции, несомненно, яв¬ ляются общественными, а не чисто индивидуальными явления¬ ми. Следовательно, можно сказать, что стадии Конта являются стадиями развития коллективного или группового сознания. Конт принял эту концепцию гораздо определеннее, чем Кондорсе, и кое-что сделал для ее развития. Разумеется, глубокая пропасть отделяет его коллективное сознание от народной души романти¬ ков. Однако с точки зрения инструментов анализа то и другое во многом сводится к одному и тому же; и то и другое повлияло на творчество более поздних социологов и социальных психологов.
Глава 3. Интеллектуальная панорама 583 е) Дарвинистский эволюцонизм. Это единственный тип био¬ логического эволюционизма, который следует здесь отметить. Вли¬ яние Ламарка было в большой степени, хотя и не полностью, вытеснено влиянием Дарвина (который, однако, проявил благо¬ родство, ссылаясь на работы Ламарка). Что касается Менделя, то, несмотря на публикацию его трех законов в 1866 г., он не оказал никакого влияния.18 «Исторический обзор» (Historical Sketch), добавленный Дарвином к третьему и последнему изданиям «Про¬ исхождения видов» (Origin of Species), поведает читателю завора¬ живающую историю о постепенном возникновении великих идей, поэтому нет нужды говорить что-либо по этому вопросу здесь.19 18 Г. Й. Мендель (1822-1884), монах-августинец, не только провел инте¬ ресную экспериментальную работу (это оценка профессионалов, собственного мнения на этот счет у меня, разумеется, нет), но также предложил теоретиче¬ скую интерпретацию своих экспериментов, которая оказалась приемлемой для биологов, когда его результаты были, независимо от него, вновь открыты (око¬ ло 1900 г.). Он воздержался от какого-либо приложения своих выводов к обще¬ ственным процессам. Поскольку нас интересует социология науки, то возника¬ ет вопрос: чему учит нас этот случай пренебрежения весьма важным достиже¬ нием в науке? Однако при рассмотрении этого случая кажется, что он ничему нас не учит. Роберт Майер лично сообщил о своем открытии (механическом эквиваленте тепла) людям (по крайней мере одному человеку), несомненно име¬ ющим вес в своей профессии, которые могли и должны были понять его откры¬ тие и помочь ему его опубликовать. Курно опубликовал свои Recherches (см. ни¬ же, часть IV, глава 7) в одном из крупнейших интеллектуальных центров. Но Мендель жил в монастыре, находящемся в провинциальном городке, и опубли¬ ковал свои результаты в безвестном периодическом издании, что было равно¬ значно тому, чтобы спрятать эти результаты. Таким образом, этот случай пре¬ небрежения открытием вполне объясним. 10 Мы настоятельно советуем читателю внимательно прочитать это произ¬ ведение. Это одно из наиболее важных когда-либо написанных произведений в истории науки, которое представляет собой важный случай, относящийся к од¬ ной из интересующих нас тем — путям человеческой мысли и механизмам науч¬ ного прогресса. Кроме того, оно проливает некоторый свет на принцип, играю¬ щий некоторую роль в нашем собственном рассказе, — на принцип ♦неадекватно¬ го признания приоритета*. Дарвин иллюстрирует значение этого принципа, представив идеальный пример адекватного признания приоритета своих предше¬ ственников. Во всем, что делал этот человек, он был живым комплиментом само¬ му себе, а также экономической и культурной системе, продуктом которой он являлся. Рекомендуем читателю вспомнить об этом всякий раз, как он почув¬ ствует желание поразмыслить над капиталистической цивилизацией (и, между прочим, над более современными формами организации исследований). Чарльз Дарвин (1809-1882) очень долго работал над своей книгой и еще дольше медлил с ее публикацией. «Происхождение видов...» (The Origin of Species...) было опубликовано в 1859 г. Другое произведение — ♦ Происхождение человека и половой отбор» (The Descent of Man and Selection in Relation to Sex) — было опубликовано в 1871 г., после того как Фогт и Хекель (а также и другие) уже высказались в пользу его основных положений. Главы 3, 4, 5 и 19 этого произведения трактуют вопросы, непосредственно относящиеся к общей и экономической социологии. Эссе Герберта Спенсера, которое так щедро расхваливает Дарвин, появилось 4 Зак 3169
584 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. Однако необходимо прокомментировать общественное значение кни¬ ги и ее роль в развитии общественных наук.20 Прежде всего, «Происхождение видов» и «Происхождение человека» — это одно из самых больших и ярких цветовых пятен в нашей картине духа времени того периода. Их долго¬ временная важность в ряду космических концепций человече¬ ства сравнима с важностью гелиоцентрической системы. Эти книги читались и страстно обсуждались широкой публикой, они стали новой обстановкой в духовном доме буржуазии, хотя, ка¬ жется, в большинстве случаев эта новая мебель не вытеснила метафизическую обстановку, которая продолжала стоять, но за¬ няла только пустовавшее до этого пространство. Ни одна книга не властна сформировать или опрокинуть наши фундаменталь¬ ные убеждения и позиции; в частности, я не думаю, что вера какого-нибудь культурного человека была разрушена под влия¬ нием чтения Дарвина, при условии, что данное лицо изначаль¬ но обладало какой-либо верой.21 Во-вторых, какое бы малое или большое значение мы ни придавали каузальной роли дарвинизма, его симптоматическая важность несомненна. Он достиг успеха именно тогда, когда это должно было произойти согласно марксистской теории интел¬ лектуальных надстроек. Это было только одно течение в более широкой реке, как показывают независимо проведенные, но ана¬ логичные работы в области геологии.22 Эта была та же река, в которую вливались типы эволюционизма, которые мы обсужда¬ ли выше. Но во всех других отношениях они были логически независимы как от дарвинизма, так и от любой другой биологиче¬ сначала в Leader в 1852 г., а его Psychology — в 1855 г., в то время как работа Милля (♦Основы*), подытоживавшая ♦классическую» экономическую мысль, вышла в 1848 г. 20 Читатель отметит, что я не предлагаю далее оценивать эту книгу как профессиональное достижение в своей собственной области. Следовательно, в настоящий момент не встает щекотливый вопрос о корректном поведении ис¬ следователя в случаях, требующих привлечения результатов и методов из обла¬ стей вне его компетенции, хотя он возникает в связи с ♦дарвинистскими* соци¬ альными теориями. 21 Я говорю о культурном человеке, поскольку для необразованного ума, не обладающего средствами интерпретации и критической защиты, дело обсто¬ ит иначе. Но в таком случае необразованный ум прибегает к мнению авторите¬ тов. 22 Эти работы связаны с именем сэра Чарльза Лайелла (1797-1875) почти в такой же мере, как биологическая эволюция связывается с именем Дарвина. Работа Лайелла (Lyell С. Principles of Geology. 1830-1833) не просто ♦раскрыва¬ ет секрет*, но и неявно содержит все, что сказано в его более позднем труде ♦ Геологические свидетельства древности человека* (Lyell Charles. Geological Evidences of the Antiquity of Man. 1863).
Глава 3. Интеллектуальная панорама 585 ской теории: это очень важно понять, чтобы избежать смешения, угрожающего нашему пониманию интеллектуальной истории того периода. Маркс мог испытывать удовлетворение при возникно¬ вении дарвинистского эволюционизма. Но его собственный эво¬ люционизм не имел с дарвинистским ничего общего, и ни один из этих видов эволюционизма не оказывал поддержку другому. В-третьих, дарвинизм на деле или на словах позднее про¬ ник в социологию и экономическую науку. Мы коснемся этого в нашем обзоре интеллектуальной панорамы следующего перио¬ да (часть IV, глава 3). Что касается рассматриваемого периода, то я не могу обнаружить в нем значительного влияния дарви¬ низма на общественные науки, разве что только на общие при¬ вычные представления.23 И Дарвин, и Спенсер внесли свой вклад в психологию, а последний сразу же проявил стремление при¬ менить идеи первого в области социологии. В заключение я хочу прокомментировать замечание Дарвина о том, что он вдох¬ новился теорией народонаселения Мальтуса. Рискованно не со¬ глашаться с утверждением человека о его собственных мысли¬ тельных процессах. Совершенно незначительные события или поданная кем-то мысль способны вызвать определенный ход рас- суждений. Сам Дарвин не включил работу Мальтуса в упомяну¬ тый выше исторический обзор (Darwin Ch. Historical Sketch), хотя ссылался на нее во введении; а простое утверждение, что особей каждого вида рождается больше, чем может выжить (что вряд ли можно назвать мальтузианством), само по себе не боль¬ ше чем банальность. Боюсь, что услуга, оказанная экономичес¬ кой наукой эволюции дарвинистской доктрины, сродни услуге, оказанной Древнему Риму знаменитыми гусями. 5. Психология и логика Наиболее интересными результатами, полученными в тот период в области психологии, являются те, что предвосхищают или, по крайней мере, предвещают достижения последующего периода. Я имею в виду работы по анатомии мозга П. Ж. Ка- баниса, Ф. Й. Галля (чьи произведения содержат первую тео¬ 23 В 1872 г. Уолтер Бэджгот опубликовал свою работу «Физика и полити¬ ка* (Bagehot Walter. Physics and Politics); к этой работе больше подошло бы заглавие «Биология и социология» или «Интерпретация истории с точки зре¬ ния биологии». Кроме всего прочего в ней используется дарвинистская соци¬ альная психология. Представляя собой всего лишь блестящее дилетантское про¬ изведение, данная книга содержит много гипотез, которые стали разрабаты¬ ваться позднее. Ее все еще стоит прочесть.
586 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. рию рефлексов), сэра Чарлза Белла и П. П. Брока; физиологи¬ ческую или экспериментальную психологию Тетана и Бонне, по¬ зднее продолженную со значительно большим успехом Йоганне- сом П. Мюллером, Э. Г. Вебером, P. X. Лотце, Г. Т. Фехнером; а также Клода Бернара;1 кроме того, если вообще стоит включать Volkerpsychologie (этнопсихологию) в психологию, отметим работу Ф. Т. Вайца, упомянутого в параграфе «Энвиронментализм». Да¬ лее, если мы включим философские работы о коллективном со¬ знании и если мы решим назвать их предвестниками современ¬ ной социальной психологии, то мы должны добавить имена, с одной стороны, Конта, а с другой — Гердера и многих других «романтиков». [а) Ассоциативная и эволюционистская психология]. Более непосредственное отношение к проблеме психологического осно¬ вания для экономического анализа (если вообще требуется такое основание) имеют психологические работы Гербарта (1776-1841) и Бенеке (1798-1854).2 Первый разработал простой концепту¬ альный аппарат для анализа психических явлений, как они даны в интроспективном наблюдении, не прибегая к физиологии. Эко¬ номисты могли бы кое-что почерпнуть у него, хотя это больше касается его методов, чем результатов. За исключением несколь¬ ких ничего не значащих цитат, я не смог найти примеров, дока¬ зывающих, что его психология или общая философия оказали 1 Эти имена указаны просто как вехи для читателей, которые, решив углубить знания в этой области, встретят их в каком-нибудь руководстве по истории психологии; вот почему я воздерживаюсь от того, чтобы приводить заглавия работ и даты. Имена Кабаниса, Брока, Вебера и Фехнера связаны с работами, представляющими для нас особый интерес. Чтобы нам не потерять нить анализа, некоторые имена будут вновь упомянуты в соответствующих гла¬ ве и параграфе части IV. Читатель, конечно, поймет, что не в моей компетен¬ ции судить о профессиональных достоинствах работ таких авторов, как Галл и Лотце, а следовательно, мой выбор имен может быть ошибочным. Это список, составленный экономистом, чьи впечатления частично сложились в результате случайного чтения (направляемого до некоторой степени советами профессио¬ налов) и случайных контактов. Например, имя Брока приведено здесь, посколь¬ ку этот автор необычным образом сочетал исследования по анатомии мозга и по культурной антропологии, а также потому, что его работы произвели на меня большое впечатление в годы обучения. 2 См., например: Herbart J. F. 1) Lehrbuch zur Psychologies 1816; 2) Psy- chologie als Wissenschaft... 1824-1825. Весьма значительный вклад Гербарта в фи¬ лософию и педагогику нас здесь не интересует. Согласно работе Бенеке {Beneke F. Е. Grundlegung zur Physik der Sitten.1822), находящейся на противоположном полю¬ се по отношению к работе Канта {Kant. Grundlegung zur Metaphysik der Sitten), а также согласно другой работе Бенеке (Beneke F. Е. Lehrbuch der Psychologie als Naturwissenschaft. 1833), психология является единственной основой логики, этики и эстетики; эта работа прекрасно иллюстрирует то, что в нашей книге подразумевается под психологизмом.
Глава 3, Интеллектуальная панорама 687 какое-либо влияние на профессиональную работу экономистов. Не уверен, можно ли то же самое утверждать в отношении пси¬ хологической теории того периода, являющейся наиболее важ¬ ной с точки зрения истории экономической науки, — ассоциа¬ тивной психологии Гарт ли. Эта теория к тому времени должна была устареть, но интерес к ней возродился в результате выхода нового издания труда Гартли (1791 г.), основные идеи которого были заново и с блеском изложены нашим коллегой Джеймсом Миллем:3 сознание — чистый лист, как учит Локк, психическая жизнь — механическая система ассоциаций. Даже Дж. С. Милль не смог удовольствоваться этим, а А. Бейн сочетал это учение с элементами дарвинизма и элементами, взятыми у немецких пси- хологов-физиологов; в результате получилось нечто весьма дале¬ кое от ортодоксальной ассоциативной психологии. Но перед нами встает вопрос: поскольку ортодоксальная ассоциативная психо¬ логия была частью бентамистской ортодоксии, то не должны ли мы ожидать, что она повлияла на экономическую теорию бента- мистов, являвшуюся другой частью той же ортодоксии? Конеч¬ но, мы должны этого ожидать, но мы будем разочарованы. Дан¬ ный случай очень хорошо иллюстрирует характер соотношения между системой и ее частями. Ассоциативная психология хоро¬ шо сочетается с утилитаристской философией или утилитарист¬ ской теорией этики или поведения вообще и в этом дополняет их. Но если мы рассмотрим небольшой трактат Джеймса Милля по экономической теории, то найдем, что его утверждения пол¬ ностью независимы от ассоциативной психологии и совместимы с любой другой: будучи провинцией бентамистской империи, эко¬ номическая теория утилитаристов была самоуправляемой и мог¬ ла бы жить столь же хорошо, отделившись от империи. Это подтверждает вывод, к которому мы уже приходили при рас¬ смотрении других вопросов.4 Осталось еще упомянуть эволюционистскую психологию. Как уже указывалось, и Дарвин, и Спенсер рассматривали про¬ блему приобретения человеческим разумом каждой «умствен¬ ной способности♦: они попытались построить генетические тео¬ рии «инстинктов *, эмоций, любопытства, памяти, внимания, 8 Mill J. Analysis of the Phenomena of the Human Mind. 1829. 4 Отметим, в частности, что сказанное справедливо для Юма: его эконо¬ мическая теория не имеет ничего общего с его взглядами в области психологии или философии. Это же можно сказать и о Локке. С другой стороны, отношение ассоциативной психологии к утилитаристской экономической теории усложне¬ но тем фактом, что собственная экономическая теория Бентама отличалась от экономической теории других утилитаристов, являвшихся его последователями во всем остальном.
588 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. убеждений, нравственного чувства, социальных добродетелей и т. п. Следует отметить, что подобные попытки не относятся к психологии как таковой; например, анализ такой способности, как «память», — это одно, а гипотеза о том, как мы приобрели эту способность, — другое. Однако рассмотрение генезиса может дать импульс развитию истинно психологических теорий, и по¬ нятно, что влияние учения Дарвина начало вскоре утверждать¬ ся в профессиональной психологии. Тем не менее экономисты не примкнули к этому направлению исследований, хотя оно не¬ сомненно касается проблем экономического поведения и его гиб¬ кости, скажем, при социалистическом строе. Об этом стоит по¬ размышлять! [Ь) Логика, эпистемология и смежные области]. В этих об¬ ластях5 следует отметить существенный прогресс как в отноше¬ нии философских принципов (логика Канта и Гегеля не являет¬ ся логикой в специальном смысле, хотя имеет к ней отношение в нескольких вопросах), так и в отношении формальных и прак¬ тических разработок (Лотце, Де Морган). С нашей точки зре¬ ния, важно упомянуть работу одного ученого, занимающего клю¬ чевую позицию в истории областей науки, находящихся в пре¬ делах нашего видения. Это Ричард Уэйтли,6 архиепископ англиканской церкви в Дублине. Для создания картины духа времени рассматриваемого периода большое значение имеет 5 Если можно назвать математику смежной областью, то именно в ней были достигнуты наибольшие успехи. Здесь мы не можем ничего сказать по этому поводу за исключением того, что в этот период, следующий за «героиче¬ ской эпохой» математики, когда восторг, вызванный открытиями пионеров, едва не подавил интерес к логическим принципам и критическому анализу кон¬ цепций и методов, были заложены основы современной (строгой) математиче¬ ской аргументации. Однако следует привести некоторые данные о теории веро¬ ятностей ввиду важности этой темы для статистики и экономической теории. Работа Лапласа (Laplace. Theorie analytique des probabilities) была впервые опуб¬ ликована в 1812 г.; его Essai philosophique (написанное совершенно в духе XVIII в.) напечатано в 1814 г. Знаменитая работа Пуассона (Poisson. Recherches) вышла в 1837 г. Работа Курно (Cournot. Exposition de la theorie des chances et des probabilites) появилась в 1843 г. Статья П. Л. Чебышева (Tchebycheff P. L. Des valeurs moyennes//Journal de math^matique, pure et appliquee/Ed. Lionville) вышла в 1867 г. Работа Венна {Venn. Logic of Chance), часто упоминаемая Эд¬ жуортом, опубликована в 1866 г. Работа Фехнера {Fechner. Kollektivmasslehre), опубликованная в 1897 г., также принадлежит к данному периоду, хотя и не хронологически. То же самое относится к работе Й. фон Криса (Kries J., von. Principien der Wahrscheinlichkeitsrechnung. 1886). Курно не только внес вклад в теорию вероятностей, но и был великим экономистом-теоретиком (см. ниже, часть IV, глава 7, § 2). Мое высокое мнение о его теории случайных событий является мнением профана. Но его разделял покойный профессор Чубер из Вены. e Whately Richard. Elements of Logic. Работа Уэйтли первоначально выш¬ ла в свет в виде статьи в Encyclopaedia Metropolitana (1826). Его работы в обла¬ сти экономической теории рассматриваются ниже, в главе 4.
Глава 3. Интеллектуальная панорама 589 стремление другой ключевой фигуры осуществить желание, ко¬ торое впоследствии возникало вновь и вновь (в наше время у Дж. Дьюи): приблизить логику к реальным научным методам. Речь идет о книге У. Хьюэлла (Whewell. History of the Inductive Sciences. 1837).7 Программа современной эмпиристской логики (в изложении венских позитивистов, таких как Карнап, Франк, Рихард фон Мизес, Шлик) заключается в том, чтобы дать ана¬ лиз процедуры научного исследования и отбросить все осталь¬ ное, в особенности все «метафизическое», как не только не от¬ носящееся к делу, но и бессмысленное. Хьюэлл, конечно, был субъективно далек как от этой программы, так и от концептуаль¬ ных построений, в которых она воплощается. Но объективно его книга, благодаря оказанному ею влиянию на «Логику» Милля, является вехой на длинной дороге, ведущей к логическому по¬ зитивизму. [с) Логика Дж. С. Милля]. Сделанные выше краткие заме¬ чания служат преамбулой к обсуждению работы, которая ин¬ тересует нас прежде всего. С нашей точки зрения, «Логика» Дж. С. Милля должна занимать почетное место не только пото¬ му, что мы считаем этого автора «своим», не только потому, что мы, экономисты, скорее обратимся к этому произведению, чем к любому методологическому трактату того времени, но также и потому, что эта книга была одной из великих книг века, 7 Уильям Хыоэлл (1794-1866) — энергичная и одаренная личность — принадлежит к классу ученых, которых мы называем академическими лидера¬ ми, и является ярким представителем этого класса: он имел непревзойденное влияние в Тринити-колледже и вообще в Кембридже, он был одним из тех, кто объединяет вокруг себя людей, создает определенный климат и принадлежит истории науки, даже если не написал ни строчки. Последнее не относится к Хьюэллу. Его работа History of the Inductive Sciences является не только пло¬ дом эрудиции, но и живым источником вдохновения (таковым она стала для Дж. С. Милля), хотя его Philosophy of the Inductive Sciences (1840) разочаровы¬ вает (по крайней мере меня), а его работа Elements of Morality including Polity (1845) заслуженно забыта. Он был также в некоторой степени экономистом. Правда, его Lectures (1852, 1862) немногого стоят, хотя он был слишком талан¬ тливым, чтобы быть совершенно неинтересным. Он проявил незаурядную про¬ ницательность, издав труды Ричарда Джонса (см. ниже, главы 5 и 6), и ориги¬ нальность мышления, предприняв попытку, на которую в его время не отва¬ жился бы ни один заурядный ум, — он математически выразил несколько тезисов экономической теории своего времени (см.: Cambridge Philosophical Transactions. Vol. 3). Эта попытка не пошла далее формулировки в виде символов того, что уже было сформулировано с помощью слов, а следовательно, не принадлежит математической экономике (здесь нет математической аргументации), но, если принять во внимание время написания, не вполне заслуживает пренебрежи¬ тельного приговора Джевонса, который с тех пор неоднократно повторяли. Мы упоминаем обо всем этом здесь, так как краткость нашего очерка не позволит нам рассмотреть работы Хьюэлла в соответствующих главах.
590 Часть III. С 1790 х по 1870-е гг. представляла собой один из ведущих компонентов его Zeitgeist и оказала на широкую читающую публику такое влияние, ка¬ кого не оказало ни одно произведение по логике. Будучи менее ярким цветовым пятном в нашей картине, чем «Происхождение видов», эта книга едва ли является менее обязательной для рас¬ смотрения, хотя, оглядываясь на предшествующую историче¬ скую последовательность достижений и идей, повлиявшую на современную ситуацию в соответствующих областях, мы видим, что «Логика» уступала по воздействию «Происхождению ви¬ дов», и хотя книга Милля8 мертва в том смысле, в каком книга Дарвина продолжает жить. Лучший способ объяснить экономистам суть работы Мил¬ ля — это указать на фамильное сходство, существовавшее меж¬ ду «Логикой» и «Основами политической экономии», которые будут полно обсуждены в соответствующем месте (см. ниже, глава 5). С восхитительной скромностью Милль отрицал в обо¬ их случаях какую-либо претензию на то, чтобы «дать миру но¬ вую теорию умственных процессов» или экономических процес¬ сов (см. предисловия к первым изданиям обеих книг). И в том и в другом случае его целью являлась координация существую¬ щих знаний, их развитие и, как он выражался, «развязывание узлов» (в существующих связях). Ни в одном случае ему не удалось полностью добиться этого, но он проделал огромную полезную работу, которая, возможно, была еще полезнее для будущего исследователя, поскольку не скрывала стимулирую¬ щие противоречия в доктрине. Обе работы, выполненные на одинаковом уровне, в одинако¬ вой степени обнаруживают интеллектуальную высоту и, скажем так, «моральные» качества их автора. В пределах своего понима¬ 8 Mill J. S. A System of Logic, Ratiocinative and Inductive, being a Connected View of the Principles of Evidence and the Methods of Scientific Investigation. 1843. Говоря о влиянии Милля на поколение английских интеллектуалов, на¬ чавших свою деятельность в 1850-х и 1860-х гг., мы должны иметь в виду, что успех этой книги равнялся успеху или даже превышал успех другой его кни¬ ги — «Основы политической экономии». За границей часть читающей публики оказалась вне влияния этих произведений. Но остальные восприняли идею Милля даже с еще большим энтузиазмом. Книгу Милля можно было найти в крестьян¬ ском доме в Ирландии. Одна просвещенная жительница Вены (фабианка и суф¬ ражистка), чувствовавшая себя олицетворением прогресса, назвала книгу Мил¬ ля «книгой книг». «Логика» Милля занимала место немногим ниже трудов Платона в сознании по крайней мере одного философа-филолога, которого я знал в детстве. Все это я говорю, чтобы выразить мысль о том, что, во-первых, эта книга живо воспринималась буржуазной цивилизацией и, во-вторых, что корреляция между восторженным отношением к этой книге отдельных лиц и их компетентностью, позволяющей судить о ней, была не вполне удовлетвори¬ тельной.
Глава 3. Интеллектуальная панорама 591 ния он был необычайно честен и полон решимости открыть двери своего разума идеям самого разного происхождения; например, в «Логике» он зашел так далеко, что воздал весьма заслуженную похвалу (посредством цитаты из Кондорсе) достижениям ученых схоластов. Его можно назвать в какой-то мере «приземленным»: хотя его ум не был «практическим» во всех смыслах слова, Милль всегда был «практичным» и даже прагматичным в постановке за¬ дач; его прежде всего привлекал практический и полезный резуль¬ тат. В «Логике» его практической задачей было проанализировать научные методы с целью, во-первых, проверить их корректность («в области оценки фактов») и, во-вторых, выработать правила, которое смогут вдохновить или направить исследование. Это весь¬ ма затрудняет характеристику его основной точки зрения или то¬ чек зрения в терминах современной «эмпиристской» и «позитиви¬ стской» логики, поскольку проблемы и методы, характерные для последней и являющиеся дискуссионными (особенно в Grundla- genforschung — фундаментальных исследованиях основ математи¬ ки), были за пределами его видения и интересов. (Ввиду этого несправедливо критиковать с современной точки зрения его слу¬ чайные высказывания, которые кажутся имеющими отношение к современным дискуссиям.) Но эта в первую очередь практическая задача «Логики» также затрудняет характеристику основных взгля¬ дов Милля в понятиях предшествовавшей ему философии. Он едва ли осознал значение кантианской революции. В общих чертах можно сказать, что его философия уходит корнями в английский эмпиризм в традициях Локка—Юма и, в частности, его взгляды сформировались под влиянием ассоциативной психологии. Но я полагаю, хотя не могу здесь доказать свою правоту, что эти утвер¬ ждения не являются абсолютно правильными. В любом случае Милль не был ни узким эмпириком, ни узким ассоциативистом: ассоциативная психология Гартли получила и в «Логике» свою долю критики, особенно в ее стратегически важном фрагменте в книге VI. Цель, поставленная в книге, делает ее почти дополнением работы Хьюэлла, которой она действительно многим обязана. Выразим это следующим образом: «Логика» Милля является главным образом теорией научного знания (вывода), она более теоретична по сравнению с книгой Хьюэлла и в еще большей степени по сравнению с любым трактатом, посвященным любой отдельной науке; но книга Милля является практической по сравнению с любым трактатом, посвященным чистой логике или чистой эпистемологии (которые для Милля были во многом од¬
592 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. ним и тем же). Что касается основ логики, то Милль во многом опирался на Р. Уэйтли даже там, где расходился с ним во взглядах.9 Будучи осторожным и уклончивым по отношению к неко¬ торым вопросам, касающимся философских основ, и скромным в оценке своего личного вклада, в одном аспекте Милль все же не был ни осторожным, ни скромным: точно так же, как и в своей «Политической экономии», он поразительно наивным об¬ разом претендовал на совершенно невозможную степень закон¬ ченности полученных им результатов. Кажется, будто он гово¬ рит нам: я собрал и систематизировал лучшие идеи этого про¬ свещенного века, принципы или провозглашенные, или подтвержденные его лучшими мыслителями. Чего же еще же¬ лать? В своей логике он проявил такую же самонадеянность и поучительный тон, как и в экономике. Книга I «Имена и пред¬ ложения» (включая разделы о классификации и определении), где имеются пассажи, близкие к современной «семантике», и книга II «Умозаключение» (силлогизмы, дедуктивные науки, которые Милль считает в действительности индуктивными, по¬ скольку их предпосылки выводятся с помощью индукции из опыта) охватывают область, в которой Милль чувствовал себя уверенно: поскольку он едва ли когда-либо заглядывал глубже поверхности, то на его пути не возникало никаких серьезных препятствий. Иначе он чувствовал себя в области, охватывае¬ мой книгой III «Индукция» (или обобщении на основании опы¬ та; это суть научного метода и суть всего труда Милля). Она содержит аксиому единообразия порядка природы, его теорию правильной индукции, выведенную из этого порядка, его фило¬ софию причинности, его знаменитые «четыре метода» (сходства, различия, остатков, сопутствующих изменений); повествование частично искажено ошибками в рассуждениях и изложении ма¬ териала, которые можно объяснить лишь одним: даже несмотря на то, что иследования глубоко захватили Милля, он, как все¬ гда, писал в спешке. Но именно поэтому в нескольких пунктах можно существенно исправить аргументацию автора, не нанося 9 Другим источником, повлиявшим на идеи Милля в «Логике» (а также в Examination of Hamilton), были лекции доктора Томаса Брауна (Brown Thomas. Lectures on the Philosophy of the Human Mind). Изданные после смерти Брауна в 1820 г. лекции пользовались огромным успехом. Интересно отметить, что этот шотландский врач и философ, хотя и принимал в значительной степени сенсуализм, никогда не отказывался от ♦интуитивного» знания и не разработал никакой эмпирической теории причинности. Рекомендация, данная Миллем этой книге, не полностью сведена на нет его уточняющими возражениями про¬ тив аргументации автора.
Глава В. Интеллектуальная панорама 593 ущерба его основным позициям. В целом не может быть ника¬ кого сомнения, что книга III является одним из великих вкла¬ дов в теорию научного познания. Многие интересные моменты во вспомогательных по преимуществу книгах IV и V следует опустить, но книга VI «О логике нравственных [общественных] наук» имеет для нас первостепенное значение. Ее следует вни¬ мательно прочесть вместе с более ранним (доконтистским) эссе Милля о методе экономической науки (1836), включенным в сборник Some Unsettled Questions of Political Economy. Чтобы отдать справедливость этой методологии обществен¬ ных наук, нужно помнить две вещи. Во-первых, в книге VI многое может вызвать возражения, что является неизбежным следствием более существенных недостатков общей эпистемоло¬ гии Милля. Но это не слишком вредит его аргументации. Та¬ ким образом, распространение им методов естественных наук на общественные, включая концепцию научного закона и причиннос¬ ти, далеко не так неприемлемо, как можно было бы подумать, поскольку он так радикально «разбавил» причинность естествен¬ ных наук, что распространение их законов на общественные на¬ уки стало практически безобидным: его «натурализм» был беззу¬ бым. Во-вторых, мы не должны забывать, что популярность и значимость труда Милля привели к широкому распространению его взглядов, поэтому все, что кажется избитыми истинами (по¬ добно цитатам из «Гамлета»), звучит так именно благодаря его достижениям. С учетом вышесказанного остается только восхищаться. В неп¬ рерывном сражении с Контом Милль с триумфом отстоял суще¬ ствующие методы экономистов, в то же время уступая там, где следовало уступить, и впитывая все, что следовало впитать. Стан¬ дартным методом экономической науки он называл «конкретно дедуктивный метод», дополненный «обратно дедуктивным, или историческим, методом» при исследовании исторических измене¬ ний общественного строя в целом. Будь это должным образом оце¬ нено, можно было бы впоследствии избежать споров экономистов по поводу индукции и дедукции. «Чисто теоретический» набор проблем Милль предлагал решать «абстрактным, или гео¬ метрическим, методом»; ошибочное прямое применение этого ме¬ тода к решению практических проблем он подверг уничтожаю¬ щей10 критике. «Эмпирическим законам», тонко разделенным на 10 Этот эпитет, по моему мнению, оправдан, хотя неизменная вежливость Милля, усиленная в некоторых случаях сыновним уважением, заставила его смягчить выражения. Методологическая доктрина, которую проповедовал Милль, совсем не отличается от позиции, в итоге (хотя не сразу) принятой Шмоллером. Это утверждение удивит многих, но может быть строго доказано.
594 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. «единообразия сосуществования и единообразия последовательно¬ сти», отведено место, которое не может вызвать у нас больших возражений. Невозможность выработки практических максим уни¬ версального применения была так же полно признана Миллем, как и необходимость изучения человеческого поведения во всех его местных и временньих разновидностях, — это сняло бы прокля¬ тие с экономического человека на все времена. Axiomata media («средние принципы») его этологии содержат идеи, которые не разработаны до сих пор. Достаточно назвать различие, за которое приходится бороться спустя шестьдесят лет. Это различие между проблемами следствий, вытекающих из данной причины в данных социальных условиях, и проблемами «законов», определяющих сами эти социальные условия. В действительности Милль разрабо¬ тал программу, где мирно сотрудничают, не ослабляя при этом друг друга, чистейшая из чистых теорий и самое конкретное ин¬ ституциональное исследование. Конечно, Джевонс звучит свежо и вдохновляюще, даже когда изрекает банальности; Милль никогда не звучит свежо и вдохновляюще, даже высказывая ценные муд¬ рые мысли. В этом повинно его чрезмерно раннее образование. Но даже несмотря на то что в книге IV его «Логики» не содержится ничего, что позднее не было бы сказано лучше (например, стар¬ шим Кейнсом), я заканчиваю этот раздел советом читателю вновь и вновь к ней обращаться. 6. Домарксистский социализм Выше, в главе 2, мы почти ничего не сказали о социализме и социалистических кругах и движениях того периода. У нас не было возможности сделать это, поскольку мы пишем широкими мазками. Теперь можно исправить это упущение в нескольких словах.1 Вторая половина XVIII в. дала нам большое количе¬ ство отдельных социалистических (или полусоциалистических) произведений, но до Французской революции не было ничего, достойного называться движением. Сама Французская револю¬ 1 Читатель, интересующийся данной темой, имеет в своем распоряжении достаточно источников информации, откуда можно почерпнуть сведения в до¬ полнение к моим скудным замечаниям. Читатель должен помнить, что с точки зрения задач данной книги нас не интересуют непосредственно общественные движения и их идеологии как таковые. В данном случае краткость изложения этой темы может быть дополнительно оправдана еще и тем, что положения данного раздела не носят дискуссионного характера. Рекомендую для общего сведения работу профессора Александра Грея {Gray Alexander. Socialist Tradition. 1946).
Глава 3. Интеллектуальная панорама 595 ция была буржуазной по своему происхождению, характеру и идеологии. Распад после 1791 г. политического строя и полити¬ ческой мысли Франции был связан с литературой, которая, хотя сама по себе и не имела большого значения, отражала более чем минутные настроения некоторой части французских интеллек¬ туалов и способствовала поддержанию этих настроений в усло¬ виях «подполья» при наполеоновском режиме. Она создала базу для всплеска литературной и другой пропагандистской активно¬ сти социалистического (или полусоциалистического) характера, наблюдаемого нами во Франции до наступления Второй импе¬ рии.2 Революция 1848 г., хотя также буржуазная по своему происхождению, быстро показала, что существует своего рода ге¬ неральный штаб революционной социалистической армии и даже имеют место более или менее определенные планы управления социалистическим государством. Насмерть перепуганные буржуаз¬ ные круги сделали то, чего не сделал в свое время Людовик XVI, несмотря на все попытки убедить его в необходимости такого шага, т. е. они подавили революцию с помощью военной силы, пока не стало слишком поздно. Таким образом, временной при¬ оритет в области современной социалистической литературы при¬ надлежит Франции, а из буржуазных классов всех стран только французский подвергался серьезной угрозе социалистической ре¬ волюции. Английский чартизм как в 1836-1839 гг., так и в 1840- 1848 гг.3 никогда не поднимался до такого уровня, хотя он опи¬ рался на давнюю профсоюзную традицию, что делало это движе¬ ние более серьезным в другом и более существенном смысле. Из остальных социалистических рабочих движений достойно упоми¬ нания только немецкое, которое привело к организации двух партий: Всеобщего германского рабочего союза Лассаля (1863 г.) и Социал-демократической рабочей партии Бебеля и Либкнехта (1869 г.), объединившихся в 1875 г.4 Основание и деятельность 2 Однако, как указывалось выше, из социалистической литературы были заимствованы некоторые идеи авторитарного социализма Наполеона III, а социа¬ листические и полусоциалистические деятели обеспечили часть политической поддержки, которая привела его к власти. 3 Следует помнить, что Народная хартия (Чартер) была составлена Уиль¬ ямом Ловеттом и Фрэнсисом Плейсом, учеником Бентама, и была по своей сути бентамистской, а не социалистической. В действительности ее «шесть пунктов» не содержат ничего, кроме радикальной парламентской реформы. 4 Деятельность А. Бебеля и В. Либкнехта не является предметом данной книги. Однако нельзя не упомянуть заслуг Фердинанда Лассаля (1825-1864) в области социологического и экономического анализа, поскольку другого слу¬ чая вернуться к ним нам не представится. Рекомендуем вниманию читателя биографию Лассаля, написанную Георгом Брандесом. Имеются и другие био¬ графии. Высококультурный человек, обладающий блестящими способностя¬
596 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. I Интернационала (1864) упоминается здесь только из-за знаме¬ нитого инаугурационного выступления Маркса.5 [а) Ассоцианистский социализм]. Нам важно помнить, что марксистская фаза социалистической мысли возникла не раньше начала следующего периода.6 Социализм в рассматриваемый период был не марксистским, а ассоцианистским.7 Этот термин обозначает все варианты социалистического планирования, принимающие принцип управления производством ассоциация¬ ми рабочих — принцип общественного переустройства посредством производственных кооперативов. Следовательно, ассоцианистский ми и неукротимой энергией, он был в целом человеком действия, чьи интеллек¬ туальные занятия, не говоря уже о научных, хотя он всегда с жаром принимал¬ ся за них, всегда были второстепенными по сравнению с увлекательными со¬ бытиями его жизни. Исключение составляет его наиболее законченная работа Das System der erworbenen Rechte (1861), блестящее произведение в области социологии права, которое произвело впечатление на многих профессиональ¬ ных юристов. Однако даже если мы рассмотрим эту работу как исключение и допустим, что она явилась плодом глубокой концентрации разума, то мы долж¬ ны будем также признать, что наряду с весьма значительными познаниями в области философии и права и большим критическим даром работа обнаружива¬ ет отсутствие оригинальности. Другие работы Лассаля также демонстрируют отсутствие оригинальности, но не смягченное ученостью, хотя наряду с этим в них обнаруживается дарование, намного превышающее уровень обычной социа¬ листической и прочей литературы. Все три его наиболее важные публикации на экономические темы — Arbeiterprogramin (1863), Offenes Antwortschreiben (1863) и Herr Bastiat-Schulze von Delitzsch, der ttkonomische Julian (1864) — являются блестящими памфлетами, содержащими, в той мере, в какой это касается ана¬ лиза, несколько поверхностное, но умело используемое рикардианство, согласу¬ ющееся с собственными взглядами Лассаля, — он описывал единственную стоя¬ щую с его точки зрения экономическую теорию как «имманентное развитие* учения Рикардо. Этим, кстати, исчерпывается общность его теории с марксист¬ ской. Было бы весьма ошибочно характеризовать Лассаля как популяризатора или ученика Маркса. В отношении агитационной тактики и практических це¬ лей он был полной противоположностью Маркса, что явилось причиной раско¬ ла и задержало развитие немецкого социализма до 1875 г. (до Готского съезда), когда, к величайшему неудовольствию Маркса, произошло слияние на основе программы, сделавшей большие уступки взглядам Лассаля. 5 Но ни один марксист не станет гордиться этой речью. Ее содержание выдает влияние компромиссов, которые, возможно, были неизбежны, но всегда вызывали гнев Маркса, если звучали в устах других людей. В действительности эта речь была, как отмечал сам Маркс с юмором, смешанным с горечью, совер¬ шенно немарксистской. в Позвольте мне тотчас же отметить, что в той мере, в какой речь идет об анализе, марксистская фаза не только началась, но и закончилась в последую¬ щий период. Это утверждение может удивить, поскольку мы, естественно, при¬ даем большое значение позднейшему возрождению марксизма в России и Нью- Йорке. Но оно будет доказано ниже (см. часть IV, глава 5, § 8). 7 Термин удобен, и я прошу позволить мне пользоваться им, хотя отдаю себе отчет в неудобстве использования одного и того же выражения в одной и той же книге в двух совершенно разных значениях (ассоциативная психология и ассоцианистский социализм) <в английском оригинале используется одно и то же слово: associationism>.
Глава 3. Интеллектуальная панорама 697 социализм ненаучен, поскольку в отличие от марксизма он за¬ нимается главным образом не анализом (критическим), а опре¬ деленными планами и средствами их осуществления. Ассоцианист- ский социализм является ненаучным еще и потому, что эти планы опираются на допущения относительно человеческого поведе¬ ния, а также административных и технологических возмож¬ ностей, которые не могут выдержать научный анализ ни в малей¬ шей дозе. В обоих аспектах Маркс был совершенно прав, вклю¬ чив ассоцианистских авторов в свою категорию утопических социалистов8 и резко выступив против них, поскольку пони¬ мал, что они дискредитировали серьезный социализм. К 1840 г. они действительно преуспели в том, чтобы придать самому сло¬ ву «социализм» оттенок чудачества, что объясняет отношение к нему, характерное для французских экономистов.9 Для после¬ дних, и не без основания, социализм стал символом двух поня¬ тий — насилия и глупости. Некоторые «утопические» идеи дей¬ ствительно были чистой глупостью, в некоторых случаях пато¬ логической глупостью, и едва ли какую-нибудь из этих идей можно принять всерьез; впрочем, сделовало бы сделать исклю¬ чение для JI. Блана (1811-1882).10 Однако сказанное отнюдь не дает право пренебречь этой группой авторов. Среди причуд и 8 Маркс охарактеризовал как утопическую любую форму социалистиче¬ ской мысли, кроме своей собственной, которую он называл «научной». Опреде¬ ляющей характеристикой его научного социализма является научное доказа¬ тельство неизбежности социализма, так что у него выражение «утопический» не должно означать «несерьезный», хотя на самом деле именно так и получает¬ ся. «Буржуазным экономистом» Маркс называл экономиста, не способного уви¬ деть этой неизбежности, или — значительно более узкая формулировка — эконо¬ миста, верящего в неограниченное существование капиталистического строя. Если читатель заметит несовпадение этих определений с теми, которые обычно характе¬ ризуют данные термины, то он оградит себя от многих недоразумений. 9 Энгельс объяснял выбор Марксом слова «коммунистический» вместо «социалистический» для заглавия соответствующего манифеста тем, что Марк¬ са не устраивал термин, приобретший привкус «респектабельности». Однако более вероятно, что Марксу он не нравился потому, что приобрел оттенок экст¬ равагантности. 10 Луи Блан (его сборник статей «Организация труда» был впервые опуб¬ ликован в 1839 г.) несомненно также был ассоцианистом с гуманными и рито¬ рическими наклонностями, принесшими ему снисходительное презрение со сто¬ роны поздних критиков — как буржуазных, так и социалистических. Но его предложения отличаются, например, от предложений Оуэна элементом прак¬ тичности, особенно проявляющейся в отведении чиновничеству (государству) большей роли, чем роль контролирующего органа. Возможно, этот элемент ока¬ зал влияние на Лассаля. Л. Блан однажды выдвинул предложение, которое вновь использовали некоторые социалисты в 1930 г. и позднее: передать рабо¬ чим закрывшиеся заводы. Распределение согласно принципу «каждому по по¬ требности» было его излюбленной идеей (хотя и не разделяемой другими), и он должен нести ответственность за ее распространение среди социалистов своего и более позднего времени.
598 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. мечтаний иногда встречаются примеры здравого анализа. Одна¬ ко их поиски дают ничтожные результаты. Нельзя сказать, что мы не нашли вполне здравых рассуждений и наблюдений, но большинство из них банально, поэтому я упомяну только выда¬ ющихся авторов: Роберта Оуэна (1771-1858) и Шарля Фурье (1772- 1837),11 которые вместе с Сен-Симоном вызвали огромную волну восторга у американцев. Здесь нам представляется возможность бросить беглый взгляд на американское (но не ограничивающееся США) движе¬ ние «социальной науки» (social science).12 Слово «наука» в свя¬ зи с данным движением нужно скорее понимать в значении, близком к выражению «христианская наука», чем в обычном смысле, поскольку здесь было мало подлинно научной работы. Общество, создавшее сравнительно процветающий слой быстрее, 11 Читатель может найти библиографию работ Оуэна и Фурье, а также библиографию литературы о них в любом библиографическом справочнике. Что касается Оуэна, то не случайно литература о нем так обширна, поскольку со¬ вершенно независимо от его планов и экспериментов типа «новой гармонии» его идеи и практика имели значение для будущих начинаний в самых различ¬ ных направлениях, имеющих мало общего друг с другом. Так, его по сути па¬ терналистские меры в Нью-Ланарке создали модель рабочей политики, имею¬ щей большое значение для современности, и, что значительно важнее, поло¬ жили начало новому отношению к вопросам заработной платы. Он подчеркивал бблыпую важность забастовок и профсоюзов по сравнению с политическими действиями, что делает его классиком в истории и теории профсоюзов. Идеи ремесленных кооперативов превратили Оуэна в крестного отца одного из значи¬ тельных движений того и более позднего времени. Он обладал не только нрав¬ ственным величием (Торренс), но также трезвым и проницательным практичес¬ ким умом (в сфере мысли и действия, очерченной нашими примерами), что доказывется успехом его собственного предприятия. Но как только он выходил за рамки этой действительно прекрасно известной ему сферы, немедленно про¬ являлось полное отсутствие способности к более тонкому анализу. Ни его идея «трудовых бон», которые должны были заменить деньги, ни его идеи «справед¬ ливого обмена труда* не являются нонсенсом сами по себе, но он просто не знал, как защитить свои доводы против самой очевидной критики. Что касается Фурье, я отсылаю читателя к одной действительно дающей полную информацию статье, которую я случайно обнаружил в обширной литературе о нем: Mason Е. S. Fourier and Anarchism//Quarterly Journal of Economics. 1928. Febr. Необходимо отметить два момента: во- первых, Фурье основал свой план (наиболее знаменитым его воплощением была колония Брук Фарм) на тщательном анализе человеческой природы вообще и характера общества в частности, но все было задумано в худшем стиле спекуляций XVIII в.; во-вторых, его фаланстер лишь с большими оговорками можно было назвать социалистическим; интересно отметить, что, не зная действительных условий, что характерно для многих подобных пророков, он зарезервировал для процента и прибыли большую долю, чем в среднем приходится на них в капиталистической действительности. 12 Ветвь этого движения в США была описана в работе Л. Л. и Дж. Бер¬ нардов {Bernard L. L., Bernard J. Origins of American Sociology: The Social Science Movement in the United States. 1943).
Глава 3. Интеллектуальная панорама 599 чем культурную традицию, подвержено проникновению идей, нарушающих его равновесие, причем эти идеи не обязательно привносят иммигранты. Небольшая группа людей обладала до¬ сугом, литературным даром и свободомыслием, компенсируя здра¬ вый смысл в бизнесе энтузиазмом и радикализмом, столь же щедрым, сколь и некритичным. Наиболее характерным был дилетантский энтузиазм по отношению к «науке», а особенно к социальной алхимии, поскольку для необразованного ума, пол¬ ного не находящей применения энергии, реальная вещь гораздо менее привлекательна, чем подделка. Такова социология данно¬ го движения. Реальное значение импульса, который оно прида¬ ло американской экономической и социологической науке, трудно оценить, так же как и реальное значение серьезных исследова¬ ний в рамках романтического движения в Европе, аналогом ко¬ торого можно считать специфически американское движение со¬ циальной науки. Я не вижу никакой связи между этим движе¬ нием и достижениями, которые с течением времени создали в США экономическую науку и социологию, и склонен думать, что его угасание незадолго до Гражданской войны больше бла¬ гоприятствовало развитию социальных наук, чем его возникно¬ вение. Читатель, однако, сможет легко ознакомиться с довода¬ ми, доказывающими противоположную точку зрения. Но как мы можем объяснить наличие у ассоцианизма сторон¬ ников, несомненно претендовавших на то, чтобы их принимали всерьез? Во-первых, это объясняется влиянием литературной моды, которую удалось создать французским ассоцианистам. Во-вторых, тем, что ассоцианистский социализм, как план всестороннего об¬ щественного переустройства, получил поддержку (разумеется, ли¬ шенную всякой логики) со стороны существующего кооперативно¬ го движения и соответствующей литературы. Оба эти элемента, я думаю, объясняют ассоцианизм Лассаля — его схему производ¬ ственных объединений, которые должны были субсидироваться государством и в силу этого преимущества вытеснить частную про¬ мышленность.13 Но есть еще одно важное соображение: для Марк¬ са и для многих из нас ассоцианизм мог быть нонсенсом, но он не 13 Более того, хотя Лассаля следует принимать всерьез, возникает вопрос, как далеко заходит его схема. Нельзя изучать эту жизнь, полную высоких стрем¬ лений и трагических провалов, не отдавая себе отчета в том, что мы изучаем важный аспект германской трагедии. Иными словами, Лассаль был прирожден¬ ным политическим лидером, ощущающим огромную энергию, и выдвигать оче¬ видные возражения против его планов столь же бессмысленно, как и указывать на логическую слабость в ранних работах Дизраэли. Реальным контрдоводом было бы назначение его на правительственную должность. Но именно это Прус¬ сия по своей природе была неспособна сделать.
600 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. являлся таковым для бентамистов. Действительно, достаточно бег¬ лого взгляда на утилитаристскую точку зрения на природу челове¬ ческого сознания и социальных отношений, чтобы показать, что, как только мы согласимся с этими допущениями относительно качества и принципиального равенства индивидов, ассоцианист- ские надежды перестанут казаться абсурдными. И этим объясня¬ ется осторожный ассоцианизм Дж. С. Милля.14 [Ь) Анархизм]. Если распространить принцип ассоцианиз- ма на политическую сферу и представить себе расчленение не только промышленных концернов на рабочие кооперативы, но и национальных государств на вольные «коммуны», то это и будет анархизм, наиболее внятным, но не самым ортодоксаль¬ ным и последовательным выразителем которого был П. Ж. Пру¬ дон.15 Нас в данном случае не интересует ни его политический анархизм, ни его философия, которую сам он охарактеризовал как гегельянскую, хотя я считаю, что легче связать ее с фило¬ софией Фихте. Его экономические взгляды интересуют нас только потому, что они дают прекрасный пример аргументации, удру¬ чающе часто встречающейся в науке, но не пользующейся авто¬ ритетом: это аргументация, которая в силу полной неспособно¬ сти автора произвести анализ, т. е. использовать инструменты экономической теории, приводит к несомненно абсурдным ре¬ зультатам, причем их признает таковыми сам автор. Однако, вместо того чтобы признать неправильность своих методов, ав¬ тор приходит к выводу, что все дело в самом предмете исследо¬ вания; таким образом, его ошибки с полной уверенностью про¬ возглашаются научными результатами. Выдающимся примером такого образа мыслей является работа Прудона «Система эконо¬ мических противоречий, или Философия нищеты» (Proudhon. Systeme des contradictions £conomiques ou philosophic de la mis£re. 1846). Кроме всего прочего он был не способен создать приемле¬ мую теорию рыночной ценности. Но из этого он не сделал вы¬ вод: «Я дурак», а заявил, что «ценность безумна» (la valeur est folle). Он полностью заслужил резкую, хотя и не во всех отно¬ 14 Относительно того, в какой степени можно считать Дж. С. Милля соци¬ алистом, см.: глава 5, § 1. Милль мог повлиять на Лассаля. 15 Из литературы о Прудоне я упомяну только одну работу, представляю¬ щую несомненную научную ценность (хотя к той же категории относятся еще несколько работ): Diehl Karl. P. J. Proudhon, seine Lehre und sein Leben. 1888- 1896. В лице Жозефа Прудона (1809-1865) мы имеем феномен, столь же редкий среди социалистических мыслителей, как редки конные повозки в Нью-Йор¬ ке, — реального, живого пролетария. Он был самоучкой, и недостаток образова¬ ния сказывается на каждой странице его объемистой книги. Некоторые из его идей были ранее опубликованы английскими социалистами. Но почти наверня¬ ка он о них ничего не знал.
Глава 3. Интеллектуальная панорама 601 шениях точно наделенную критику Маркса в работе «Нищета философии» (Misere de la philosophie. 1847). Однако следует от¬ метить, что претензия Прудона на звание анархиста в принятом им самим смысле сомнительна, поскольку, несмотря на то что в создавшем ему славу памфлете «Что такое собственность?» (Qu’est се que la propriety? 1840) он повторил выражение XVIII в., оха¬ рактеризовав собственность как кражу, его великой идеей был скорее бесплатный кредит, чем отмена частной собственности: беспроцентные ссуды необходимо предоставлять в банкнотах народного банка, чтобы каждый имел доступ к средствам произ¬ водства и мог стать собственником. Эта идея вновь возникла в некоторых более поздних проектах «социального кредита». Михаил Бакунин, излюбленная мишень нападок Маркса, не заслуживает места в истории анализа, что первым признал бы и он сам.16 Но был другой анархический коммунист или коммунис¬ тический анархист, проделавший некоторый анализ: это Вейтлинг, основатель «Коммунии* в Висконсине.17 Его проект не относится к нашей теме, но теория бедности Вейтлинга имеет к ней прямое отношение, поскольку, как представляется, обладает своего рода бессмертием: она вновь и вновь возвращается. Эта теория относит¬ ся к такому типу социальной критики (к нему принадлежат так¬ же работы Генри Джорджа и Ф. Оппенгеймера), который видит корни бедности в собственности на землю.18 Согласно Вейтлингу, не может быть никаких возражений против частной собственности на другие средства производства и частного бизнеса в промышлен¬ ности до тех пор, пока существует свободная, доступная всем зем¬ ля. Все проблемы возникают и любой вид собственности становит¬ ся проклятием только тогда, когда земля становится ограничен¬ ным ресурсом, а следовательно, объектом прав собственности. Я хочу, чтобы читатель извлек отсюда два урока. Первый — по социологии экономической науки. Даже такой критический мы¬ слитель, как Локк, не имел сомнений по поводу аналитического 16 Этого нельзя сказать о наиболее известном коммунистическом мысли¬ теле последующего периода — П. А. Кропоткине (1842-1921). Он приложил заметные усилия в области анализа, и его социология права небезынтересна, однако недостаточно значительна, чтобы быть включенной в нашу работу. Разу¬ меется, для истории экономической и политической мысли (в отличие от ана¬ лиза) и в еще большей степени для социологии экономической и политической мысли он и Бакунин имеют огромное значение. Вопрос о том, как в высших из высших кругов царской России мог возникнуть революцонный коммунизм, за¬ вораживает уже сам по себе: блестящий кавалерийский полк оказался не худ¬ шим местом для воспитания коммунистических порывов. 17 Wilhelm Weitling (1808-1871): Die Menschheit wie sie ist und wie sie sein sollte. 1838; Garantien der Harmonie und Freiheit. 1892. l& Разумеется, не все аграрные социалисты так думают.
602 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. значения тезиса: «Бог дал землю для совместного владения всем людям». И эта идея утвердилась на все времена, хотя в весьма разных формах, даже в работах, имеющих целью представить ре¬ зультаты строго эмпирических исследований. Второй урок имеет отношение к ошибочному анализу. Во многих случаях, реальных и предполагаемых, институциональная структура аграрного секто¬ ра действительно способна послужить причиной нищеты масс в том смысле, что их уровень жизни будет ниже, чем мог бы быть при другой структуре. Чтобы доказать такую возможность, нам требуется только представить положение вещей, когда земли так много, что она может быть бесплатным благом, но она монополи¬ зирована, в техническом смысле слова, одной корпорацией, владе¬ ющей землей и устанавливающей монопольную цену на ее исполь¬ зование. Случаи несколько более реалистичные, чем этот, можно использовать для доказательства совершенно другого предположе¬ ния: что простой факт частной собственности на землю непремен¬ но приводит к сокращению совокупной реальной заработной пла¬ ты. Приведенное общее положение можно опровергнуть с помо¬ щью довольно элементарного аргумента, с которым непременно столкнется каждый, если затратит немного времени на рассмотре¬ ние вопроса, почему же частная собственность должна привести к такому эффекту. Но никто из тех, кому данный вопрос не дает покоя, не потратил на его выяснение даже нескольких минут, а если бы он это сделал, то, подобно Руссо в его отношении к чуде¬ сам, он скорее сошел бы с ума, чем оставил идею, питающую его чувства. И подумать только, что одна из таких «идей», хотя не обязательно эта, является заветным достоянием для удручающе большого числа людей, пишущих на экономические темы.19 Если оставить в покое национальное государство и органи¬ зовать экономическую деятельность не в маленьких свободных и, в принципе, самостоятельных группах, а в профессиональ¬ ных группах, больше похожих (хотя не обязательно во всем) на средневековые ремесленные и купеческие гильдии, то мы полу¬ чим идею «корпоративного государства». Подобная идея была развита Фихте и многими католическими писателями, напри¬ мер Ваадером. Основной момент заключается в том, что эти планы не предусматривают государственного управления корпо¬ рациями, а скорее наоборот;20 следовательно, их нельзя отожде¬ 19 Некоторых читателей может удивить, почему, говоря о коммунизме, я не упоминаю Кабе (Cabet). На мой взгляд, о нем сказать нечего. 20 По крайней мере, корпорации сохранят большую степень автономии, в то время как государству будут оставлены некоторые координирующие или кон¬ тролирующие функции.
Глава 3. Интеллектуальная панорама 603 ствлять с современным фашизмом; в отличие от последнего они по своему замыслу являются антиэтатистскими. Ни один из этих авторов не побеспокоился об экономических аспектах. Интерес представляет их видение культурного развития. С нашей точки зрения, здесь сказать нечего. В связи с вышесказанным можно мимоходом упомянуть работу Карла Марло;21 этого автора весьма хвалили такие несо- циалисты, как Рошер и Шеффле. Не будучи социалистом в пол¬ ном смысле слова, он намеревался проплыть между Сциллой либерализма и Харибдой коммунизма, чтобы обеспечить истин¬ ное равенство, истинную свободу и т. п. с помощью национали¬ зации большой части промышленности и корпоративной орга¬ низации части экономической деятельности, не подлежащей на¬ ционализации. Обладая развитым чувством ответственности, заслужившим похвалу буржуазных экономистов и весьма уди¬ вительным в человеке, который преимущественно был «плано¬ виком», Марло заботится о производительности своей системы, о населении, о страховании. Но единственный интересующий нас вопрос — его анализ конкурентного капитализма. С одной стороны, он нарисовал столь же мрачную, как и у Энгельса, картину положения рабочего класса.22 С другой стороны, он объяснял это положение рабочего класса не исторически уни¬ кальными условиями, которые часто, хотя не обязательно пре¬ обладали на ранних стадиях развития капитализма, а логикой, присущей капиталистической системе, которая, если ей предо¬ ставить действовать, будет всегда, со все возрастающей силой угнетать рабочих. Прежде всего отметим, что фактическая кар¬ тина искажена, даже если речь идет о ситуации, сложившейся около 1850 г., поскольку уже тогда существовала статистика, доступная любому дилетанту, желающему получить доказатель¬ ство того, что разговоры о порабощении и голодании и тем бо¬ лее о растущем обнищании масс не имели основания, за исклю¬ чением отдельных спорадических случаев. Во-вторых, заметим, что его анализ смещен в том же направлении, поскольку совер¬ шенно не учитывает очевидной альтернативы предположению о порабощении и систематически не учитывает те механизмы в капиталистическом процессе, которые имеют тенденцию рабо¬ 21 Литературный псевдоним Карла Г. Винкельблеха (1810-1865): Unter- suchungen Ober die Organisation der Arbeit... 1848-1859. 22 Нам предоставляется возможность вновь упомянуть книгу, оказавшую на общественную мысль, по крайней мере в Германии, влияние, выходящее далеко за пределы круга социалистической ортодоксии: Engels Friedrich. Die Lage der arbeitenden Klasse in England. 1845; англ. пер. — 1847).
604 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. тать в другом направлении. Но это систематическое искажение не имеет ничего общего с искажением показателя или конкрет¬ ного источника информации. Это типичное искажение под вли¬ янием идеологического заблуждения, которое происходит из вне- аналитических убеждений автора и не поддается влиянию лю¬ бого факта или аргумента. Факт, опровергающий утверждения автора, был бы встречен им с высокоморальным возмущением. Такова причина, по которой вообще стоило упоминать имя Марло. Хотя как личность Марло не имел большого влияния, он был одним из многих авторов, кто помог выкристаллизовать к середине XIX в. идеологию капиталистического процесса. Все основные черты этой идеологии возникли к 1776 г. В течение следующих трех четвертей века эти идеи получили бблыную отточенность и законченность благодаря работе таких авторов, как социалисты-рикардианцы, Энгельс, Марло и многие другие. Затем картина приобрела законченный вид, т. е. для значитель¬ ных секторов экономической литературы и общества достигла статуса «как всем известно». С тех пор она не подвергалась сомнению и все большее число людей принимали эту картину как само собой разумеющуюся. В сознании этих людей она заменила все больше расходящуюся с ней капиталистическую реальность. Именно эту картину анализировал Маркс. Ею же до сих пор питается незрелый радикализм.23 [с) Сен-симонистский социализм]. Можно бесконечно продол¬ жать разговор на эту тему, но вряд ли это целесообразно, по¬ скольку из трех примеров мы уже узнали все, что требовалось узнать для наших целей из данной литературы.24 Однако следует 23 Действительно, нетрудно понять, что «кристаллизация идеологий» яв¬ ляется единственным объяснением существования честной веры в нищету, бес¬ помощность и фрустрацию рабочего класса в период политического и экономи¬ ческого доминирования интересов трудящихся. Но кристаллизовавшиеся идео¬ логии, удовлетворяющие глубоко укорененным побуждениям, защищаются с отчаянной энергией. 24 Для освещения нашей темы вместо Вейтлинга мы могли бы упомянуть другого автора, хотя и менее серьезного, чем Марло. Это Чарлз Холл (Hall Charles. The Effects of Civilization [имеется в виду технологический прогресс]. 1805). Про¬ блема, которую следует обсудить в связи с упоминанием его имени, почти во всех отношениях является сходной, однако она демонстрирует еще один, хотя и близ¬ кий аспект, имеющий некоторое значение для социальной психологии обществен¬ ных наук. Его можно выразить в виде следующего вопроса: поскольку по всем сведениям этот человек был хорошим врачом, как он мог пользоваться в области социальной критики такими способами мышления, которые не позволили бы ему получить степень доктора медицины? Я имею в виду не его рекомендации, но формальные свойства его аргументации и использования фактов. Другой автор такого же плана — Дж. Ф. Брэй (Bray J. F. Labour’s Wrongs and Labour’s Remedy. 1839 (reprint: London School, 1931). Маркс не должен был чувствовать себя
Глава 3. Интеллектуальная панорама 605 добавить еще одно имя: Сен-Симон.25 Его патологический гений (Эмиль Фаг назвал Сен-Симона «очень умным дураком») дает нам еще один пример, иллюстрирующий разницу между значением работ какого-либо автора для истории экономической мысли и их значением для истории экономического анализа. Имя Сен-Симона осталось в истории экономической мысли благодаря его идеям полурелигиозного характера, а также благодаря тому, что учени¬ ки не без искажения превратили эти идеи в кредо секты. О по¬ смертном успехе Сен-Симона было написано много: не только во Франции, но также в Англии, Германии и особенно в Соединен¬ ных Штатах и Латинской Америке появлялись сен-симонистские группы, возникла даже сен-симонистская интеллектуальная мода более широкого диапазона. Эти группы имели небольшие «ядра», которые в результате уродливого развития кредо быстро оттолкну¬ ли от себя серьезных членов и вызвали недоверие. Вокруг этих ядер было много приверженцев, чья лояльность не была очень строгой и носила в основном фразеологический характер. Что ка¬ оскорбленным, если бы ему сказали, что Брэй его в чем-то опередил: любой аргумент, связанный с идеей эксплуатации, можно ошибочно счесть близким к идеям Маркса. Работа Ф. Гюэ (Huet F. Le R^gne social du Christianisme. 1853), чье предложение разделить среди молодого поколения «наследственные блага* (biens patrimoniaux), особенно землю, после смерти их владельцев, заставляет предположить, что сен-симонистские идеи нашли понимание также и в католи¬ ческих центрах. Взгляды социалистов-«радиканцев» мы кратко рассмотрим позднее. По вопросу об английских христианских социалистах см.: Raven С. Е. Christian Socialism. 1848-1854; 1920; Brentano L. Die christlichsoziale Bewegung in England. 1883; см. также: Hertzler J. O. History of Utopian Thought. 1923. 25 Клод Анри де Рувруа, граф де Сен-Симон (1760-1825) был из рода Рув- руа, а следовательно, с точки зрения генеалогии в его жилах текла лучшая, но и наиболее выродившаяся кровь Франции. См. «Избранные произведения» Сен- Симона (Oeuvres choisies. 1859); биографию M. Jlepya (М. Leroy, 1925); имеется много работ, посвященных «системе» Сен-Симона и сен-симонистским сектам, например труд С. Шарлети (Charlety S. Histoire du Saint-Simonisme, 1825-1864. 1896). По вопросу, представляющему особый интерес для нас, см. работу Е. С. Мей¬ сона (Mason Е. S. Saint-Simonism and the Rationalisation of Industry//Quarterly Journal of Economics. 1931. Aug.). Мне очень трудно решить, какие из произве¬ дений Сен-Симона предложить вниманию читателя. Рекомендации должны быть совершенно разными для людей разных интересов и вкусов. Что касается меня, то я знаю только те, что включены в сборник избранных произведений (Oeuvres choisies). Мне кажется, что экономистам будет полезнее прочитать «Об индуст¬ риальной системе* (Du Systeme industriel. 1821), чем его последнее и наиболее известное произведение «Новое христианство» (Nouveau Christianisme. 1825), которое выпадает из общего плана и содержит главным образом проповеди ути¬ литаристского характера (рост благосостояния наиболее многочисленного и са¬ мого бедного класса и т. д.), которые больше похожи на бентамистские, чем на сен-симонистские идеи. Возможно, мне следует также упомянуть работу Базара (Bazard. Exposition de la doctrine de St. Simon. 1830), замечательную своей яс¬ ностью. Здесь не нужны сведения о его последователях (самыми значительны¬ ми были Анфантен и Базар), поскольку они не имеют отношения к нашим задачам, кроме общих комментариев, данных в тексте.
606 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. сается вопроса о значении интеллектуальной моды, то здесь, как и во всех аналогичных случаях, можно спорить до Второго прише¬ ствия* Какой была эта мода, станет ясно, как только мы рассмот¬ рим две наиболее характерные черты идей Сен-Симона, сочетание которых могло произвести нечто такое, чего не могло дать ника¬ кое другое учение: с одной стороны, его яркий гуманистический оптимизм; с другой — прославление «науки» (технологии) и инду¬ стриализации. Там, где другие гуманисты теряются в догадках относительно того, какое будущее может обеспечить капиталисти¬ ческая индустрия человечеству в целом, Сен-Симон дает утеше¬ ние. Там, где другие энтузиасты промышленного прогресса прояв¬ ляли жестокость и черствость, он проповедовал золотой век для всех. Именно сочетание этих черт сделало сенсимонизм столь по¬ пулярным во времена славы финансистов такого типа, как учреди¬ тели банка Credit Mobilier братья Перейра. Но может ли читатель находиться под таким сильным влиянием ошибочных интеллекту- алистских концепций, чтобы поверить, будто без учения Сен-Си¬ мона банк Credit Mobilier не был бы основан, не управлялся бы точно так же, как он управлялся, и не лопнул бы так, как это и случилось? Однако следует отметить еще одно обстоятельство. Видение Сен-Симона не опиралось на аналитическую работу, но тем не менее оно имеет отношение к нашей теме в двух аспектах. Во- первых, в его учении содержится концепция социальных из¬ менений, которая, можно сказать, в общих чертах дает экономиче¬ скую интерпретацию истории. Сен-Симон предчувствовал кру¬ шение старого режима и наступление новой эпохи с острым чувством реальности, как сказал Уильям Джеймс, которое вряд ли возникло бы так естественно у кого-либо не из рода Рувруа. Сведя свои предчувствия к крушению феодального мира и к наступлению эпохи индустриализации под давлением экономиче¬ ского (технологического) развития, он уловил некоторые ос¬ новные черты вечного потока социальных организаций, в том числе борьбу экономических классов; у него была идея вывести человечество из этой борьбы с помощью чудодейственных до¬ стижений «науки». Это в какой-то мере напыщенные фразы, но в них есть проблески глубокого понимания.26 Во-вторых, в его 26 Не думаю, что это существенно снижает оригинальность Маркса приме¬ нительно к экономической интерпретации истории, поскольку, по-моему, труд¬ но предположить, что кто-нибудь, не имея собственной идеи, смог бы вдохновить¬ ся соответствующими предложениями, выдвинутыми в работах Сен-Симона. Но Сен-Симона можно, по меньшей мере, назвать предтечей в том же смысле, в каком Бюффон и Эразм Дарвин были предтечами Чарлза Дарвина.
Глава 3. Интеллектуальная панорама 607 учении имеется ощущение или проблеск понимания истинной сути капиталистического процесса, приобретающий особую важ¬ ность потому, что этого не было ни у Маркса, ни у его буржуаз¬ ных коллег: Сен-Симон увидел ключевую важность промыш¬ ленного лидерства. Правда, он смешивал предпринимателя с «уче¬ ным» , создающим новые технологии. Он использовал свое видение для построения новой формы общественной организации, а не для того, чтобы попытаться — как поступил бы Маркс на его мес¬ те — объяснить существующие общественные процессы. И все же он ввел новый фактор, который мог бы революционизиро¬ вать «классическую» экономическую науку и положить конец аналитическому (в отличие от нормативного) эгалитаризму. Од¬ нако из его видения не вышло ничего, кроме иерархического27 (в отличие от эгалитарного) социализма, если только его систе¬ му вообще можно назвать социалистической. А экономисты пол¬ ностью упустили возможность разработать эту тему. 27 Это видно из письма, адресованного Анфантеном и Базаром председате¬ лю Палаты депутатов в 1830 г. Выдержку из этого письма читатель найдет в работе профессора Грея {Gray. Socialist Tradition. P. 168). Позвольте мне доба¬ вить: Сен-Симон также говорил об «ассоциациях», но это не имело ничего об¬ щего с обсуждаемым выше ассоцианизмом.
Глава 4 ПАРДД ВОЙСК 1. Авторы, опередившие свое время 2. Рикардианцы 3. Мальтус, Сениор и другие менее известные имена a) Мальтус b) Архиепископ Уэйтли и профессор Сениор c) Некоторые менее известные имена 4. Франция 5. Германия 6. Италия 7. Соединенные Штаты 8. Эмпирические работы [a) «История цен» Тука] [b) Сбор и интерпретация статистических материалов] [c) Развитие статистических методов] Согласно нашему плану, мы сделаем обзор общего состояния эко¬ номического анализа данного периода в главе 5, взяв за основу работу Дж. С. Милля «Основы политической экономии». Обзор более важных авторов и групп в данной главе сделан для тех читателей, кому известны только наиболее выдающиеся фигуры. В нее будет включено не больше имен, чем необходимо для об¬ щей ориентации. Другие имена будут вводиться по мере дальней¬ шего изложения материала. 1. Авторы, опередившие свое время Мы указали на относительную зрелость, достигнутую эконо¬ мической наукой в течение обозреваемого периода. А ее относи¬ тельную незрелость можно было бы измерить количеством важ¬ ных достижений, исключительная самобытность которых была признана позднее по причине полной или почти полной неспособ¬ ности экономистов-современников сделать это. Так произошло в случае с Курно и другими авторами, особенно Дюпюи, Госсеном и Ллойдом, открывшим принцип предельной полезности. Мы пере¬
Глава 4. Парад войск 609 несем рассмотрение их работ в часть IV, а в данный момент только отметим печальные последствия такого пренебрежения: оно указывает на недостаток чутья и чисто научного интереса среди экономистов данного периода и во многом объясняет, поче¬ му экономическая наука в это время не продвигалась быстрее.1 Кроме того, были другие достижения, судьба которых сло¬ жилась немного удачнее, но которые тоже оказались выше своего времени в том смысле, что им не удалось привлечь к себе долж¬ ное внимание и оказать влияние, которое мы сочли бы адекват¬ ным в свете нашего ретроспективного взгляда. Из такого рода достижений наибольшего внимания заслуживают работы, раз¬ вивавшие принцип предельной производительности. Поскольку многие лидеры того времени двигались по этой орбите,2 мы немед¬ ленно засвидетельствуем почтение двум особенно значительным ав¬ торам, одними из первых выразившим этот принцип: Лонгфилду и Тюнену. Добавлю к этому некоторые сведения еще об одном из тех людей, чьи работы опередили свое время, — о Джоне Рэ. Маунтифорт Лонгфилд (1802-1884), юрист по образованию, был первым, кто занял кафедру политической экономии, основан¬ ную архиепископом Уэйтли, в Тринити-колледже в Дублине. Он писал про Закон о бедных и на другие темы, но нам нужно отме¬ тить только одну его публикацию — Lectures on Political Economy (эти лекции были прочитаны в 1833 г., опубликованы в 1834 г. и переизданы в 1931 г. в серии London School Reprint). Любой, кто соблаговолит заглянуть в эту книгу, вскоре поймет, почему, не¬ смотря на достоинства как самой темы, так и способа ее изложе¬ ния, она не была замечена, и ее автора наряду с другими при¬ шлось возвращать из небытия профессору Селигмену, о чем он 1 Мы можем привести смягчающие обстоятельства, но по существу обвинение остается. Положение Курно позволяло ему добиться внимания. То, что ему это не удалось, полностью объясняется наличием в книге мате¬ матики. Но что это за профессионал, если он откладывает в сторону кни¬ гу, оказавшуюся немного трудной для понимания? Дюпюи, по крайней мере, удостоился некоторой критики. Положение Госсена можно назвать неблагоприятным, и если он не сделал ничего, чтобы распространить свою книгу среди профессоров, то их грех можно считать простительным. Но В. Ф. Ллойд был «студентом колледжа Крайст Чёрч и профессором поли¬ тической экономии» в Оксфорде. В его совершенно прозрачной аргумента¬ ции о предельной полезности не было ничего отпугивающего. Несколько авторов слегка коснулись ее, в том числе Сениор. Она наверняка была известна многим. Единственный вывод, который можно сделать из факта, что аргументы Ллойда не возымели никакого действия, заключается в том, что экономисты, читавшие работу, остались слепы к заложенным в ней аналитическим возможностям. 2 Позднее читателю станет ясно, что они не могли не сделать этого. Позднее я также объясню, почему я не думаю, что им, в особенности Рикар¬ до, стоит приписывать больше заслуг, чем сказано в этой фразе в тексте.
610 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. написал в справедливо ставшей известной статье «О некоторых забытых британских экономистах» (Seligman. On Some Neglected British Economists//Economic Journal. 1903),3 за которую к нему испытывают вполне заслуженную благодарность все изучающие историю экономической науки. Но это забвение легко понять, если мы отдадим себе отчет в том, что обычно оказывает влияние на мнение профессионалов и что обычно ищут историки экономической науки: с одной стороны, взгляды автора на практические пробле¬ мы своего времени, а с другой — степень его владения приняты¬ ми в то время теоретическими инструментами. Новые идеи не будут поняты, если их не разрабатывать самым тщательным обра¬ зом, не защищать и не «проталкивать». Случай Лонгфилда слу¬ жит отличной иллюстрацией важного вопроса, «что, как и почему оказывает влияние», поскольку Лонгфилду удалось поддерживать связь с учением Рикардо (он дал рикардианцам полную возмож¬ ность прийти к более совершенному анализу мягко, без резких поворотов) и поскольку он нашел последователей. Он действитель¬ но основал местную «школу» (см. об этом: Black D. R. Trinity College, Dublin and Theory of Value, 1832-1863//Economica. 1945). Его преемник на кафедре Уэйтли Айзек Батт (Butt Isaac. Rent, Profits and Labour. 1838) был его преданным учеником и (справед¬ ливо, как я считаю, если рассматривать только чистую теорию) поставил своего учителя на один уровень с А. Смитом. Можно кратко охарактеризовать заслуги Лонгфилда, сказав, что он пересмотрел всю экономическую теорию и представил си¬ стему, которая бы неплохо выглядела в 1890 г. Кроме всего проче¬ го, его аргументация против трудовой теории ценности — одна из лучших, когда-либо высказанных. Однако мы должны ограничить¬ ся рассмотрением двух его оригинальных достижений. Он был од¬ ним из тех, кто предвосхитил основные принципы теории Бёма- Баверка, сделав стержнем своего анализа капитала «окольный» про¬ цесс производства. Он представил достаточно полную и корректную теорию распределения, основанную не только на принципе пре¬ дельных издержек, но и на принципе предельной производитель¬ ности. Иными словами, он объяснил и «прибыль» (доход от физи¬ ческого капитала), и заработную плату через вклад в общий про¬ дукт в результате добавления к комбинации производственных благ последнего элемента капитала (орудий) или труда. По крайней мере, так интерпретировать его работу было бы справедливо, хотя при детальном рассмотрении в адрес его аргументации можно сделать множество критических замечаний (например, он, как и многие авторы даже после 1900 г., не делал ясного различия между по¬ следним добавленным рабочим и наименее производительным ра¬ бочим). Эту работу все еще стоит прочитать, поскольку на ее приме- 8 Перепечатана в работе Селигмена (Seligman E.R.A. Essays in Economics. 1925. Ch. 3).
Глава 4. Парад войск 611 ре хорошо видны операции, с помощью которых экономисты про¬ кладывали пути к использованию общего принципа предельного анализа. Но мы не можем больше останавливаться на этом вопросе. Йоганн Генрих фон Тюнен (1783-1850), человек, о котором А. Маршалл говорил как «о самом любимом из своих учителей» (Memorials of Alfred Marshall. 1925. P. 360), для своего времени был фигурой намного менее значимой, чем Рикардо, но это объяс¬ няется блестящими политическими выступлениями последнего. Если оценивать обоих ученых исключительно по степени одарен¬ ности в чисто теоретическом плане, проявившейся в их рабо¬ тах, то, по моему мнению, следует поставить Тюнена выше Рикар¬ до или даже выше любого экономиста того периода, сделав, воз¬ можно, исключение для Курно. Он был юнкером из северной Германии и занимался типичным для северогерманского юнкер¬ ства (мелкопоместного дворянства) делом: большую часть своей жизни (по окончании обучения в сельскохозяйственной школе и после двух семестров в Гёттингенском университете) он обрабаты¬ вал скудную землю своего средних размеров поместья, доходов от которого хватало только на то, чтобы свести концы с концами и, жертвуя всем прочим, иметь средства на удовлетворение своих интеллектуальных интересов в зимнее время. Этот фермер был прирожденным мыслителем, совершенно не способным наблюдать за работниками, вспахивающими его землю, без того, чтобы не выработать чистую теорию данного процесса. Его разум с ранних лет стремился к широким обобщениям, но прежде всего он был агротехником, воспитанным на идеях Таера, и экономистом-аграр- ником. В этом качестве Тюнен пользовался признанием в собствен¬ ной стране. Позднее он получил более широкое, но несколько свое¬ образное признание. Например, Рошер рассматривал работу Тю¬ нена как одну из наиболее важных из написанных в Германии в области строгой экономической теории. Однако он совершенно не понял ее подлинного значения. Обозреватели давали благоприят¬ ные отзывы, однако никто из них не понял его работы, за исклю¬ чением части, указанной ниже в пункте (III). В остальном Тюнен в отличие от Курно так никогда и не был оценен по достоинству, поскольку, несмотря на то что его цитировали, теория распределе¬ ния, основанная на предельной производительности, была позднее независимо от работы Тюнена открыта заново, а его идеи были до конца поняты лишь в то время, когда читателя могли поразить только их недостатки. Первый том его Der isolierte Staat in Beziehung auf Landwirthschaft und Nationaldkonomie вышел в свет в 1826 г. (Изолированное государство в сельскохозяйственных и национально-экономическом аспектах, 2-е изд. — 1842); первая часть второго тома была опубликована в 1850 г. Остальная часть второго тома и третий том были изданы Г. Шумахером в 1863 г. на основании незавершенных рукописей, которые, однако, находи¬
612 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. лись в высокой степени готовности. Имеется новое издание с вве¬ дением Генриха Вентига в Sammlung sozialwissenschaftlicher Meister (1910. Vol. XIII). В третьем томе содержатся «Принципы определения земельной ренты, оптимального периода севооборота и цен на хвойный лес разных возрастов» [Это дословный перевод с немецкого на английский, сделанный Й. А. Шумпетером.] Стан¬ дартная биография также написана Шумахером (1868), но чита¬ тель может найти соответствующие данные в статье профессора Э. Шнайдера Johann Heinrich von Thunen, помещенной в журнале Econometrica за январь 1934 г. Вклад Тюнена в науку можно подытожить следующим обра¬ зом. I) Он был первым, кто использовал дифференциальное исчис¬ ление как форму экономического рассуждения. И) Он вывел свои обобщения или некоторые из них из цифровых данных, потратив десять лет упорного труда (1810-1820) на составление подробной схемы бухгалтерских расчетов для своей фермы, с тем чтобы отве¬ тить на свои вопросы на основе фактов. Эта уникальная работа, предпринятая как теоретическое исследование, сделала Тюнена одним из святых — покровителей эконометрии. Никто ни до, ни после Тюнена не понял так глубоко истинную связь между «тео¬ рией» и «фактами». III) Несмотря на стремление строго придер¬ живаться фактов, этот человек умел в то же время строить искус¬ ные и плодотворные гипотетические схемы. Пиком его достиже¬ ний в этом искусстве является концепция изолированной области в виде круга с землей одинакового плодородия, где нет никаких препятствий для транспорта или специальных видов транспорта, связывающего эту область с «городом» (единственным источни¬ ком спроса на сельскохозяйственную продукцию), находящимся в центре области. При данном техническом уровне, транспортных издержках и относительных ценах на продукцию и факторы про¬ изводства он вывел оптимальные зоны (которые при указанных допу¬ щениях должны были иметь форму кольца) для различных видов сельскохозяйственного производства, включая молочное хозяйство, лесное хозяйство и охоту. Его теория ренты, которая в некоторых отношениях выше соответствующей теории Рикардо, возникла как побочный продукт. Хотя многие возражали против такой смелой абстракции, именно эта часть его работы была понята и признана современниками. Для нас важно понять ее блестящую самобыт¬ ность. Рикардо или Маркс (или любой другой из теоретиков того периода, занимающих в иерархии читателя почетное место) рабо¬ тали над проблемами, приходящими извне, с помощью аналити¬ ческих инструментов, выкованных ранее. Только Тюнен работал с бесформенной глиной фактов и мнений. Он не перестраивал, а стро¬ ил, не опираясь при этом на экономическую литературу, как со¬ временную, так и более ранних периодов. IV) В том же смысле можно сказать, что он был вторым (первым был Курно, по крайней мере исходя из даты публикации), кто ясно представил общую
Глава 4. Парад войск * 613 взаимозависимость всех экономических величин и необходимость выражения этого космоса с помощью системы уравнений. V) Он открыто ввел инструмент анализа (фактически им, конечно, пользо¬ вался и Рикардо), который можно определить как «устойчивое со¬ стояние» (steady state) экономического процесса (долгосрочный нор¬ мальный период по Маршаллу), бывшее скорее сродни статике, чем стационарному состоянию «классической» теории. VI) Так же полно, как Лонгфилд, и несколько более корректно он развил тео¬ рию распределения на основе предельной производительности, по меньшей мере в том, что касалось зависимости между капиталом и трудом, процентом и заработной платой. Но сама фундаменталь¬ ная идея (которую он правильно определил в терминах частных дифференциальных коэффициентов, — см. издание Вентига, с. 584) выглядит почти второстепенным элементом в обилии проблем, которые он сгруппировал вокруг нее. Мы не можем здесь касаться этих проблем, однако затронем другой вопрос — не потому, что он стоит нашего внимания сам по себе, но потому, что он привлек больше внимания, чем заслуживал, — знаменитую тюненовскую формулу «естественной заработной платы». Должно быть, он при¬ давал этой формуле большое значение, поскольку она даже выгра¬ вирована на его могильном камне. Чтобы упростить задачу, рассмотрим производственный про¬ цесс, продолжающийся в течение одного года, причем единствен¬ ным видом производственных затрат будет заработная плата. Обо¬ значим стоимость в долларах чистого национального продукта бук¬ вой р, всю сумму заработной платы буквой w; тогда общие прибыли (которые Тюнен, как и другие, отождествлял с процентом) равны р - W, а норма прибыли (процента) равна (р - w)/w. Допустим, что люди, получающие заработную плату, тратят в год постоянную сумму а, а остальное (w - а) инвестируют при текущей процент¬ ной ставке (p-w)/w. От этих инвестиций они, очевидно, получа¬ ют доход ((р - w)/w)(w - а) = р -w - ap/w + а. Если это выражение следует максимизировать, то мы должны получить4 (р и а рас¬ сматриваются как константы): d(p-w-ap/w + a) х ( ар Q dw w2 откуда следует формула Тюнена и>2 = ар или w = Jap- Эта зара¬ ботная плата максимизировала бы доход рабочих от их инвести¬ ций. Идея наводит на интересные предположения и могла бы най¬ ти применение, в частности, в некоторых схемах участия в при- 4 Для получения максимума, а не минимума требуется, кроме того, чтобы вторая производная была отрицательной. Но здесь это условие соблю¬ дено, поскольку вторая производная равна (-2ар/w3), причем а, р и w — по смыслу положительные величины.
614 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. былях. Но, конечно, эта заработная плата не является «естествен¬ ной» в том смысле, что ее определяет механизм свободного рынка. Эта формула не выражает теорию заработной платы, разработан¬ ную Тюненом, не является она и основной частью этой теории. Однако крайне нереалистичные допущения не должны побуждать нас к тому, чтобы объявить вывод ложным. При данных аргумен¬ тах он вполне корректен. Джон Рэ, 1796-1872 (не путать с другим Джоном Рэ, биогра¬ фом А. Смита, упомянутым в этой книге) — шотландец, обучав¬ шийся в университетах Абердина и Эдинбурга, получивший хоро¬ шее классическое и математическое образование и незаконченное образование по биологии и медицине. Его интеллектуальная утон¬ ченность и болезненная чувствительность обрекали его на неудачу во всем, за что бы он ни брался. Начиная с 1821 г. он скитался по Канаде, США и другим странам, включая Гавайские острова, и везде испытывал лишения (только дважды ему удавалось на ко¬ роткое время получить должность преподавателя в школе) до тех пор, пока, незадолго до смерти, не укрылся, подобно кораблю со сломанными мачтами, в тихой гавани, в доме своих друзей в Клиф¬ тоне (Стейтен Айленд). И все это время он боролся с самой боль¬ шой своей бедой — с неуправляемым богатством идей в области биологии, философии, этнологии, аэронавтики и многих других; все эти идеи, или большинство из них, были составными частями грандиозного плана, задуманного им в юности: «философской ис¬ тории» человечества. Возможно, читателю покажется, что он узна¬ ёт хорошо известный тип человека, но он ошибается. Одна из ра¬ бот Рэ, законченная и отточенная, полная поразительной энергии, опровергает представление, которое могло бы сложиться у читате¬ ля. Эта работа относится к нашей области. По своему видению и самобытности Рэ значительно превзошел многих преуспевших эко¬ номистов. Работа, посвященная разбору «Богатства народов»,— Sta¬ tement of Some New Principles on the Subject of Political Economy Exposing the Fallacies of the System of Free Trade and of Some other Doctrines Maintained in the «Wealth of Nations» — была опублико¬ вана в Бостоне в 1834 г. Здесь мы попытаемся только оценить суть и значение труда Джона Рэ и рассказать о судьбе книги. Рэ обладал скромными знаниями в области экономической науки. Очевидно, что их источником послужило главным образом «Богатство народов», с критикой которого он выступил. Но этими знаниями он овладел во всех ответвлениях, предпосылках и выво¬ дах, на что способен только человек, близкий по духу самому авто¬ ру. Развив собственные идеи, постоянно ссылаясь на «Богатство народов», он приступил к возведению аналогичной конструкции. Именно это мы должны видеть в его работе: еще одно «Богатство народов» или, вернее, нечто такое, что после еще десяти лет спо¬ койной работы, обеспечиваемой соответствующим доходом, смогло
Глава 4. Парад войск 615 бы вырасти в другое, более глубокое «Богатство народов». Отсюда следует, что было бы совершенно неуместно останавливаться на многих мелких достижениях, содержащихся в работе Рэ. Некото¬ рые из них будут упомянуты в соответствующих местах. Глав¬ ное — это концепция экономического процесса, возвышающаяся над прозаическим взглядом, согласно которому накопление капи¬ тала само по себе приводит в движение капиталистический меха¬ низм. Концептуальный аппарат, развитый в первой книге, окру¬ жен ореолом нового видения, не будучи примечательным сам по себе. Мы не должны задерживаться здесь дольше, чем на книге третьей, где рассматриваются «операции» этого воображаемого су¬ щества— «законодателя». Естественно, расхождение взглядов Рэ с антиэтатистскими взглядами Смита должно в основном интере¬ совать тех, кто изучает развитие экономической мысли. Экономи¬ сты более позднего периода, занимавшиеся этой работой, уделили наибольшее внимание второй книге. Ее можно назвать теорией капитала, задуманной с беспрецедентной глубиной и широтой. Сказать, что она заключает всю теорию Бёма-Баверка, значит об¬ наружить неспособность понять Бёма-Баверка. Однако два крае¬ угольных камня последней теории, один из которых служит так¬ же краеугольным камнем теории Сениора, присутствуют в работе Рэ: предположение, согласно которому «удлинение» процесса про¬ изводства (отсрочка) приведет к росту физического количества ко¬ нечного продукта (гл. V), и предположение, что «наличие желае¬ мого предмета в настоящее время» дает, в нашей оценке, этому предмету решительное преимущество перед точно таким же пред¬ метом, который станет доступным только через какое-то время в будущем, даже если в этом можно быть совершенно уверенным. Как правило, работа, представляющая новые идеи, не вызы¬ вает отклика, если она не принадлежит перу хорошо известного автора. Следовательно, нас должно скорее удивлять то, что дан¬ ная работа вообще была замечена, чем то, что она не получила более широкого резонанса. На нее обратил внимание Дж. С. Милль, и, возможно, по этой причине в 1856 г. она была переведена на итальянский язык. Почему же в таком случае стало необходи¬ мым «открывать» Рэ, как справедливо заявил профессор Микстер? (См.: MixterC. W. A Forerunner of Bdhm-Bawerk//Quarterly Journal of Economics. 1897. Jan.; Bdhm-Bawerk on Rae//Ibid. 1902. May; см. также переработанное тем же автором издание работы Рэ под заглавием Sociological Theory of Capital (1905); в предисловии даны биографические сведения, послужившие источником данных о жиз¬ ни Рэ, приведенных выше.) Ответ на поставленный вопрос может послужить эпиграфом к главе о социологии науки. Дж. С. Милль был неизменно справедлив и даже благороден. Положительно оце¬ нивая качество работы, он благосклонно отозвался о ней и не толь¬ ко взял из нее фразу, созвучную его рассуждениям («эффектив¬ ное стремление к накоплениям»), но также много раз цитировал 5 Зак. 3169
616 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. Рэ в своем труде (книга I, глава 11). Он даже сравнил работу Рэ о накоплении с работой Мальтуса о народонаселении. И всего это¬ го, написанного в учебнике по экономике, который считался луч¬ шим в течение сорока лет, оказалось недостаточно, чтобы ввести Рэ в ряды профессиональных экономистов или вызвать интерес к тому, что содержалось в его книге сверх цитированных Миллем мест! В качестве альтернативы можно предположить, что такое впечатление ошибочно и значительное число читателей Милля при¬ няли эту работу. В таком случае среди них не нашлось ни одного, кто понял бы ее истинное значение. Однако стоит отметить, что Сениор знал эту книгу (см. пере¬ писку Джона Рэ с Джоном Стюартом Миллем: John Rae and John Stuart Mill: a correspondence//Economica. 1943. Aug. P. 255). 2. Рикардианцы Из всех групп, возникших и распавшихся в обозреваемый период, только кружок рикардианцев заслуживает отдельного рассмотрения. Яркость центральной фигуры, международная из¬ вестность кружка в тот период, его видная роль в публичных дебатах, его успехи и неудачи — все это и многое другое можно привести в оправдание нашего намерения описать его читателям как можно подробнее. Более того, группа явилась истинной шко¬ лой в нашем понимании: один лидер, одна доктрина, сплочен¬ ность участников, наличие ядра, зон влияния и «периферии». Рас¬ смотрим сначала ядро. Оно состояло из самого Рикардо, Джейм¬ са Милля и МакКуллоха. Добавим сюда Уэста и Де Куинси. По причинам, которые будут объяснены позднее, мы не включаем сюда Дж. С. Милля и a fortiori <тем более> Фосетта и Кэрнса. Давид Рикардо (1772-1823) занялся бизнесом в возрасте че¬ тырнадцати лет (сначала он был брокером, затем джоббером и мак¬ лером на фондовой бирже; он всегда работал на денежном рынке) и приобрел значительное состояние. Это имеет отношение к на¬ шей теме, поскольку означает, что 1) хотя Рикардо вышел из куль¬ турной семьи, он не был образованным в теоретическом плане; 2) по¬ скольку такой род деятельности требует полной отдачи, только небольшая часть его интеллекта и энергии могла быть отдана ана¬ литической работе вплоть до 1814 г., когда он в возрасте сорока двух лет отошел от дел. Тем не менее к тому времени Рикардо уже завершил основную часть аналитической работы в своей «ин¬ теллектуальной лаборатории» (речь не идет о публикации). Это поразительное доказательство его блестящих способностей, а так¬ же причина, по которой его работа из-за невозможности полной сосредоточенности в течение третьего десятилетия его жизни,
Глава 4. Парад войск 617 имеющего решающее значение в деятельности мыслителя, не про¬ никла до самых глубин, а также осталась не обработанной в фор¬ мальном и техническом смысле: перед нами послужной список борца, который выходил на поединки с правой рукой, привязанной к спине. После этих слов читатель, знакомясь с моими коммен¬ тариями к работе Рикардо, не заподозрит меня в недостаточном вос¬ хищении этим человеком. Пойдем дальше. Мы должны защи¬ тить исследователя, которым гордимся по праву, от совершенно необоснованной клеветы. Некоторые авторы не постыдились намек¬ нуть, что его денежный интерес как биржевого спекулянта, игра¬ ющего на понижение, определил его позицию в полемике о теку¬ щей политике его времени. Я отвечу на это, что Рикардо был до¬ статочно хорошим специалистом, чтобы делать деньги как на повышательной, так и на понижательной рыночной конъюнктуре; и добавлю, что такие авторы, по-видимому, не понимают, что го¬ ворят, прибегая к подобным «объяснениям», поскольку единствен¬ ными схемами мотивации, открытыми для их непосредственного наблюдения, являются их собственные. Другие, не дошедшие до подобной низости, изображали Рикардо как представителя «денеж¬ ных интересов» и как человека, одержимого «ненавистью» к клас¬ су землевладельцев. Это утверждение не только не относится к научному содержанию его работ, но и является, разумеется, пол¬ ной чепухой и доказывает лишь неспособность этих интерпретато¬ ров понять аналитическую работу. Если бы я счел нужным тра¬ тить отведенный для книги объем на подобные доказательства, то я смог бы доказать эту неспособность в каждом отдельном случае.1 Возможно, однажды мы станем свидетелями завершения профессо¬ ром Сраффой полного издания работ Рикардо, которое мы очень ждем в течение последних двадцати лет. [Первые пять томов выш¬ ли к апрелю 1952 г. — Ред.] А пока в нашем распоряжении имеют¬ ся избранные произведения Рикардо (Collected Works. 1st. ed. 1846), изданные МакКуллохом с краткой биографией Рикардо. Публикациям, посвященным теме денег, мы отводим после¬ днюю главу этой части, поэтому в настоящий момент мы займем¬ ся только работами Рикардо «Эссе о влиянии низкой цены хлеба на прибыль с капитала» (Essay on the Influence of a Low Price of Corn on the Profits of Stock. 1815) и «Начала политической эконо¬ мии и налогообложения» (Principles of Political Economy and Taxation. 1817); я пользуюсь 3-м изданием— 1821г.; возможно, 1 Более простительно обвинять Рикардо в равнодушии к интересам трудящихся, поскольку, хотя нет ничего более далекого от истины, он, будучи невероятно небрежным в формулировках, в двух или трех случаях допустил такие обороты речи, которые дают повод для подобных обвине¬ ний. Рикардо постоянно жаловался, что его неправильно понимали (на¬ пример, в письме Ж. Б. Сэю), и не без основания. Отчасти он должен был винить в этом самого себя. В его так называемом равнодушии был и эле¬ мент достоинства: он был выше елейных фраз, которые стоят так мало и приносят такую большую отдачу.
618 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. читатель обратится к изданию Е. С. К. Гоннера 1882 г.; последняя публикация относится к 1929 г.). Любое основательное изучение работ Рикардо следует дополнить внимательным прочтением его писем Сэю, Мальтусу, Хатчесу Трауэру и МакКуллоху (сведения об изданиях можно найти в статье Дж. Г. Холландера о Рикардо в Encyclopedia of the Social Sciences, где даны краткие, но точные сведения и оценка работы Рикардо); следует также обратиться к работе Рикардо «Заметки о Принципах Мальтуса» (Notes on Malthus* Principles. 1928; изд. Дж. Г. Холландера и Т. Е. Грегори; см. рецензию Е. С. Мейсона: Ricardo’s Notes on Malthus//Quarterly Journal of Economics, 1928. Aug.). Из всех интерпретаций, нося¬ щих общий характер, наиболее важными являются следующие: Marx К. Theorien uber den Mehrwert; Hollander J.H. David Ricardo. 1910; Diehl К. Sozialwissenschaftliche Erlauterungen zu David Ricardos Grundgesetzen. 2nd. ed. 1905. Еще более ценными для наших це¬ лей являются комментарии Э. Кэннана (Саппап Е. Theories of Production and Distribution. 3rd. ed. 1917)... Литература о Рикар¬ до необъятна, если сюда причислить, что и следует сделать, все ссылки на него в теоретических трудах, например у Бёма-Баверка или Тауссига. Я хочу выделить два относительно недавних иссле¬ дования блестящих теоретиков, иллюстрирующие широту диапазо¬ на, в пределах которого в высшей степени компетентная критика может по-разному подходить к оценке сущности и ценности тру¬ дов Рикардо: это статья профессора Ф. Найта (Knight F. Н. Ricardian Theory of Production and Distribution//Canadian Journal of Economics and Political Science. 1935. Vol. I. Febr.) и статья док¬ тора В. Эдельберга (Edelberg V. The Ricardian Theory of Profits// Economica. 1933. Vol. XIII). Вышесказанное до некоторой степени объясняет характер твор¬ чества Рикардо. Я добавлю следующие, предельно краткие ком¬ ментарии, только чтобы дать читателю возможность поразмыш¬ лять над некоторыми моментами. Рикардо обычно характеризуют как утилитариста, но он не был таковым, и не потому, что у него была другая философия, а потому, что этот человек, обладающий деловым и позитивным умом, не имел совсем никакой филосо¬ фии. Он был в хороших отношениях, в основном через Джеймса Милля, с философскими радикалами. Возможно, он часто выра¬ жал согласие с принципами утилитаризма. Историки склонны пре¬ увеличивать важность подобных вещей. Но они мало что значат. Рикардо не имел также неадекватной социологии — у него не было никакой социологии: некоторые экономические проблемы увлека¬ ли его мощный интеллект, но социологические рамки он прини¬ мал как данность. Здесь его не в чем упрекнуть — он следовал разделению труда. Учитывая природу его теории, она не стала бы совершеннее, будучи социологически украшенной. Критик, кото¬ рому не хватает институциональных изысканий, просто обратился не по адресу. Но, разумеется, это применимо только к теории Рикардо как таковой и не относится к его рекомендациям. В его
Глава 4. Парад войск 619 рекомендациях не хватает способности проникновения в движу¬ щие силы социального процесса, а также ощущения истории.2 Два других аспекта касаются непосредственно теории Рикар¬ до как таковой. Во-первых, вопреки мнению Маркса, Рикардо в отличие от Тюнена не лепил из глины. Его метод работы заклю¬ чался в основном в том, чтобы выделить злободневные проблемы и приняться за работу над ними с помощью инструментов, которые он разрабатывал на основе критики других работ. Первое бросает¬ ся в глаза во всех его трудах, кроме «Начал» (где это менее оче¬ видно). Второе ясно проступает в «Началах». Даже если бы мы не знали, что Рикардо вдохновился работой «Богатство народов», ко¬ торую он начал изучать в 1799 г., скучая на курорте, мы не смог¬ ли бы не заметить, что аргументация в «Началах» начинается с критики А. Смита, которая, в сущности, проходит через всю кни¬ гу. Мы можем воспроизвести с большой степенью достоверности развитие его мысли в той мере, в какой она не определялась его заинтересованностью, аналитической или практической, в текущих событиях: изучая «Богатство народов», он был поражен тем, что ему показалось логической путаницей, и принялся ее распутывать; конечным результатом этой творческой критики и стали «Нача¬ ла». Сформулируем это следующим образом: теоретическое пост¬ роение Рикардо представляет собой особый способ переделки «Бо¬ гатства народов»; теоретическое построение Мальтуса представля¬ ет собой другой способ того же самого. Кроме того, я осмелюсь утверждать, что Рикардо был мало чем обязан какому-либо друго¬ му автору, хотя, несомненно, его более позднее изучение Сэя и Мальтуса, а также дискуссии с ними и с Джеймсом Миллем спо¬ собствовали прояснению его идей. К этому мы вскоре вернемся. Во-вторых, склад ума Рикардо был не таким, чтобы его интересо¬ вали главным образом фундаментальные принципы или широкие обобщения. Всестороннее видение всеобщей взаимозависимости всех элементов экономической системы, овладевшее мыслями Тю¬ нена, возможно, никогда не лишило Рикардо даже одного часа сна. Его интересовал четко очерченный результат, имеющий непосред¬ ственное практическое значение. С целью получения такого ре¬ зультата он резал общую систему на куски, связывал в узел как можно более крупные части системы и клал их «на холод», чтобы как можно больше зафиксировать и сделать «заданным». Затем он накладывал одно упрощающее допущение на другое до тех пор, пока у него не оставалось всего несколько агрегатных переменных, между которыми с учетом этих допущений он устанавливал про¬ 2 Не думаю, чтобы Рикардо читал много трудов по истории. Но я не это имею в виду. Его проблема сродни той, с которой я сталкиваюсь, рабо¬ тая с моими американскими студентами, без всякой пользы напичканны¬ ми массой исторического материала. У них нет ощущения истории, кото¬ рое не может дать никакое количество фактических знаний. Вот почему из них значительно легче сделать теоретиков, чем экономистов.
620 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. стые односторонние зависимости; таким образом, в конце получа¬ лись желаемые результаты, очень похожие на тавтологии. Возьмем для примера знаменитую теорию Рикардо о том, что прибыли «за¬ висят от» цены на пшеницу. При его подразумеваемых допуще¬ ниях и особом понимании условий теоретической задачи это не только верно, но и неоспоримо, даже тривиально. Прибыли не мо¬ гут зависеть ни от чего другого, так как все другое «задано», т. е. зафиксировано. Это превосходная теория, которую никогда нельзя будет опровергнуть, — в ней есть все, кроме смысла.3 Назовем привычку применять результаты такого характера к решению прак¬ тических проблем «рикардианским грехом». Теперь попытаемся оценить успех рикардианской школы. Вначале охарактеризуем личный успех Рикардо и определим, на¬ сколько он преуспел в создании своей школы. Первый шаг прост: несомненно, можно предположить, что в глазах публики и кол- лег-экономистов его репутация сложилась под влиянием работ, посвященных крупным экономическим проблемам того времени; он заработал хорошую репутацию своими работами в первую оче¬ редь о денежной политике, а во вторую — о свободной торговле. Во всех вопросах, которых он касался, Рикардо принимал ту сторону, которая победила бы так или иначе, но он делал вклад в ее победу в виде подходящего аргумента, зарабатывая тем са¬ мым соответствующие аплодисменты. Несмотря на то что другие делали то же самое, его защита была более блестящей, привле¬ кала больше внимания: на страницах его работ нет ни одного лишнего предложения, ни одна оговорка, как бы нужна она ни была, не ослабляет его аргументацию; подлинный анализ присут¬ ствует ровно настолько, насколько это необходимо, чтобы быть убедительным на практике и в то же время удовлетворить высо кие интеллектуальные запросы, но не в такой степени, чтобы отпугнуть читателя. Его полемический талант, сочетавший в себе необычную живость, силу и искреннюю вежливость, довершал дело. Люди принимали его теорию, поскольку они соглашались с его рекомендациями. Он стал центром кружка, который нуждал¬ ся в его руководстве и, в свою очередь, защищал его мнения. Он стал и останется по сей день в глазах некоторых людей первым 3 Говоря о теории лорда Кейнса, профессор Леонтьев назвал его метод «скрытым рассуждением» cimplicit reasoning>. Сходство задач и методов этих двух знаменитых ученых, Кейнса и Рикардо, поразительно, хотя это не произведет впечатления на тех, кто ищет главным образом совета, ко¬ торый предлагает автор. Разумеется, в этом отношении Кейнса и Рикардо разделяет целый океан, а взгляды Кейнса на экономическую политику име¬ ют значительно больше сходства со взглядами Мальтуса. Но я говорю о методах получения четких результатов, применяемых Рикардо и Кейнсом. В этом плане они были братьями по духу.
Глава 4. Парад войск 621 экономистом всех времен не благодаря своей защите побеждаю¬ щей экономической политики или своей теории как таковой, а благодаря счастливому сочетанию обоих элементов.4 Но что можно сказать о его вкладе в экономическую науку? Самым значительным вкладом, я думаю, был его бесценный дар лидерства. Он вдохновлял и раздражал. В любом случае он расше¬ веливал. Плоды его рассуждений возбуждали интерес всех людей, не замечавших механики, которую я попытался разъяснить выше. Его учение в средних и высших слоях утверждалось как новше¬ ство, по сравнению с которым все остальное стояло ниже, объяв¬ лялось устаревшим и избитым. Очень скоро у членов его кружка сложилось такое отношение к этому учению, которое может и позабавить, и — увы! — вызвать грусть: они были как дети, ко¬ торым подарили новую игрушку. Они были очень высокого мне¬ ния о своей доктрине. Для них она была бесценна, и ее не смог бы оценить только тот, кто был слишком глуп, чтобы подняться до рикардианских высот. И все это означало полемику, порыв, новый интерес, новую жизнь, что само по себе весьма важно.5 Но было и другое. Экономическая теория это не склад политических рецептов, а, согласно удачному выражению миссис Джоан Робин¬ сон, ящик с аналитическими инструментами. Эти инструменты не груда разрозненных элементов; они образуют механизм, который выдает результаты в широких пределах, независимо от того, ка¬ кая задача была в него введена. Механизм работает формально одинаково, является ли заданная проблема следствием налоговой политики или политики заработной платы, регулирования или протекционизма и т. п. Значит, в этих пределах механизм можно сконструировать раз и навсегда, подготовив его для использова¬ ния при решении бесконечного множества задач. Инстинктивно это ощущалось всегда. Аналогичную идею выразили Кантильон и физиократы. Однако никто до Рикардо не овладел ею с такой силой, как он. В первых двух главах своих «Начал» он начал строить такой универсальный механизм. Это означало решитель¬ ное продвижение вперед, но в случае признания успеха за дефект¬ ным механизмом такое продвижение может легко оказаться лож¬ ным путем. Позвольте мне сразу же заявить: рикардианский ана¬ лиз представлял собой ложный путь. Вследствие конструирования такого механизма отдельные элементы, составляющие общую экономическую науку, слились в 4 Предлагаем читателю отметить дополнительное сходство между Ри¬ кардо и лордом Кейнсом. Каждое слово в вышеприведенном абзаце могло бы быть отнесено к последнему. 5 См. предшествующую сноску.
622 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. одно целое, чего раньше никогда не было. Какими бы бессистем¬ ными ни были «Начала» Рикардо по форме, по сути эта работа является первоклассной системой. Среди ее элементов нет ни од¬ ного, приоритет в открытии которого можно было бы с уверенно¬ стью приписать Рикардо. Выше я сказал, что Рикардо, будучи многим обязан А. Смиту, очень немногое заимствовал у других авторов.6 Я действительно полагаю, что его субъективная ори¬ гинальность была на очень высоком уровне. Кроме того, он от¬ крыто и щедро выражал свою признательность другим авторам. Я критиковал А. Смита и буду критиковать Маршалла за не¬ адекватное выражение благодарности другим авторам, но не ду¬ маю, что подобная критика допустима по отношению к Рикар¬ до.7 Однако, если быть объективным, следует сказать, что все идеи, выраженные в «Началах», встречались по отдельности ра¬ нее и мы не можем приписать Рикардо нечто большее, чем их эффективный синтез, если только 1) мы не решим, что Рикардо, отправившись вместе со Смитом охотиться на бобров и оленей, преобразовал его аргументацию и создал собственную трудовую теорию ценности, и 2) мы не решим отвергнуть претензию Тор¬ ренса, упомянутую в сноске 7. Составить «Руководство для читателя» просто, но ввиду отсут¬ ствия в работе Рикардо системы (в формальном смысле) им будет 8 Исключение может составлять Бартон (см. ниже, глава 6, § 6h). В предисловии Рикардо упоминает Тюрго, Стюарта, Смита, Сэя, Сисмонди ♦ и других» (кроме эссе Мальтуса и Уэста, см. следующую сноску). Однако первостепенную важность имеет только влияние Смита. Сэй оказал влия¬ ние на учение Рикардо только в одном вопросе (закон рынков). Я не нахо¬ жу следов какого-либо влияния Тюрго, Стюарта или Сисмонди. 7 В трех случаях ему были предъявлены претензии. Уэст с некоторой горечью выражал недовольство по поводу того, что Рикардо не признал его приоритета в вопросе о теории падающей нормы прибыли. В первоначаль¬ ном предисловии к «Началам» Рикардо писал, что «в 1815 г. г-н Мальтус... и анонимный автор, сотрудник университетского колледжа в Оксфорде [Уэст] опубликовали... правильную теорию ренты...». Он действительно не сделал аналогичного заявления относительно теории падающей нормы прибыли. Однако на это можно возразить, что такое признание подразумевалось, ког¬ да Рикардо указывал на приоритет Уэста в теории ренты. Торренс был скло¬ нен, правда в мягких выражениях, отстаивать свой приоритет в том, что v касается теоремы сравнительных издержек. Возможно, он был прав. Но даже если это так, существует разница между поведением автора в подобных воп¬ росах в таком беглом очерке, как «Начала» (здесь нет противоречия с утвер¬ ждением относительно систематического характера работы Рикардо!), и во вполне зрелых трудах, разработанных с бесконечным тщанием, таких как книга А. Смита «Богатство народов* и «Принципы» А. Маршалла. Третьим жалобщиком был Дж. Рук (Rooke J. Claim to the Original Publication of certain new Principles... 1825). Его работа была найдена профессором Селиг- меном. Насколько я могу судить, у него вообще не было никаких оснований для предъявления претензии.
Глава 4. Парад войск 623 значительно труднее пользоваться. Аналитический механизм пред¬ ставлен в первых двух главах «Начал». Здесь важна каждая строка, а разделы 4 и 5 первой главы относятся к самым трудным в эконо¬ мической литературе. Глава 31 «О машинах», добавленная к 3-му изданию, к которому только и относится данное руководство, до¬ полняет основные главы в одном важном вопросе. Все остальное — только их развитие (главы 3-6), применение (главы 8-18 и 29, все они посвящены налогообложению), защита и критика (главы 20, 21, 24, 26, 30, 32); но, к сожалению, в них содержится так много obiter dicta ссказанного попутно> об основных принципах, что возникает опасность что-нибудь пропустить. Например, в главе 27 «О денежном обращении и банках», где, как и в главе 28, рассмат¬ риваются вопросы, которыми мог бы пренебречь исследователь об¬ щей теории Рикардо, содержатся отрывки, проливающие столь не¬ обходимый свет на трактовку Рикардо теоремы, согласно которой предельные издержки равны цене, и на то, в каком смысле он упот¬ реблял эту теорему. Международная торговля рассматривается в зна¬ менитой главе 7, также в действительности являющейся дополне¬ нием к основным главам (в свою очеред глава 7 дополнена главами 22, 23 и 25). Глава 19 (и в некотором смысле глава 21) подтвержда¬ ет лояльность Рикардо по отношению к закону Сэя. Такой яркий свет должен привлекать мотыльков. Существует ряд незначительных авторов, считавших себя рикардианцами. Более того, многие люди, включая неэкономистов, пожелали провозгласить себя почитателями такого святого, даже если они имели о нем весь¬ ма смутное представление, равно как в наши дни многие кейнсиан¬ цы и марксисты в жизни не прочитали ни строчки Кейнса или Маркса. Кроме того, некоторые из независимых и даже оппозицио¬ неров, таких как Торренс, выражали почтение знаменитому колле- ге-экономисту, с которым у них были разногласия, и были готовы использовать отдельные его выражения и тезисы всякий раз, когда это было возможно. И наконец, экономисты более поздних поколе¬ ний (яркими примерами служат Дж. С. Милль и А. Маршалл) могут воздать дань великому ученому прошедшей эпохи таким образом, чтобы скрыть от себя и от других всю глубину отделяющей их от него пропасти. Все это может направить ретроспективный взгляд по ложному пути и привести к тому, что влияние Рикардо и его школы будет выглядеть значительнее, чем оно было в действительности. В це¬ лях восстановления истинной картины истории экономического ана¬ лиза необходимо определить истинные размеры этого влияния.8 8 Никогда не лишне повторить, что ни для каких целей, кроме исто¬ рии анализа, подобная операция была бы не нужна и что мы оцениваем влияние только на экономическую науку.
624 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. Мы уже видели, что ядро школы, кроме самого Рикардо, со¬ ставляли только четверо. Под этим я подразумеваю, что Джеймс Милль, МакКуллох и Де Куинси были единственными безуслов¬ ными и воинствующими сторонниками учения Рикардо, которые приобрели достаточную репутацию, чтобы их имена не были за¬ быты. Уэст9 стоял особняком частично вследствие отъезда в Ин¬ дию. Он был и сознавал себя не членом какой бы то ни было школы, а ровней Рикардо и независимым открывателем основ его доктрины. Его очевидная обида на Рикардо, возможно, была неоправданной. Но Уэст не без основания сожалел о том, что превосходивший его силой и блеском Рикардо, вытеснил его с места, которое Уэст считал своим, поскольку его Essay содержит в действительности не только формулировку «рикардианской» те¬ ории ренты, но также и применение закона убывающей отдачи к теории прибыли, а следовательно, стержень системы Рикардо. Хотя у нас нет иного выбора, кроме включения его в «рикарди¬ анскую * школу, мы должны смягчить несправедливость, иногда упоминая о доктрине Уэста—Рикардо. Джеймса Милля, конечно, следует признать маяком и путе¬ водной звездой, мы ценим свет, который он излучал, и путь, который он указывал.10 МакКуллох11 подвергся такой резкой а Сэр Эдуард Уэст (1782-1828), крупнейший ученый-экономист своего времени, так и не получил должного признания. Его работа Essay on the Application of Capital to Land... (1815; перепечатана в серии экономических трактатов, опубликованной профессором Холландером в 1903 г.) имеет боль¬ шее значение, чем простое утверждение закона убывающей отдачи, как эта работа обычно характеризуется в истории экономической науки. Его вто¬ рая книга— Price of Corn and Wages of Labour... (1826)— отличается такой же независимостью мысли. 10 Мы уже дважды встречались с именем Джеймса Милля (1773-1836) и оба раза в ключевых позициях: как с автором работы Analysis of the Phenomena of the Human Mind (1829) и как с выразителем официальной бентамистской доктрины государства. Мы должны добавить к этому мону¬ ментальное и поистине новаторское произведение «История Британской Ин¬ дии» (History of British India. 1817), выросшее посмертно в десятитомник, — именно оно принесло ему признание широкой публики. Добавим также его две книги по экономике (третья, самая ранняя, мне незнакома): Commerce Defended (1808) и Elements of Political Economy (1821; 3-е, используемое, издание — 1826). Автор в предисловии охарактеризовал последнюю работу как «школьный учебник*, лишенный оригинальности (не совсем так, хотя v не все оригинальные места были удачны; как было признано, например Марк¬ сом, книга представляет собой труд, которым нельзя пренебрегать). В обще¬ известной биографии, написанной А. Бейном (1882), не отдано должное ра¬ ботам Джеймса Милля по экономике, а также не решена загадка этого чело¬ века — интеллектуальной машины, не умевшей простаивать. 11 Джон Рамсей МакКуллох (1789-1864), журналист, преподаватель и государственный служащий, был человеком далеко не философского склада, однако его можно отнести к философским радикалам. Оставив на время без внимания его работы, посвященные практическим проблемам, я упомяну толь¬ ко Principles of Political Economy (1825; 5-е изд. — 1864), Literature of Political
Глава 4. Парад войск 625 критике со стороны Маркса и других, включая и Бёма-Баверка, что мне представляется справедливым подчеркнуть его заслуги, а не ограниченность способностей, позволивших ему проделать по¬ лезную, но не первоклассную работу. Его практическая работа, представляющая собой значительное достижение, будет упомяну¬ та позднее. Его пыл по отношению к социальной реформе был бы интересен для современных критиков. Дело в том, что этот проект реформ содержит элемент, говорящий о некоторых анали¬ тических достоинствах: МакКуллох был ведущим представите¬ лем «теории фонда заработной платы», но понимал, что эта тео¬ рия не доказывает бесполезность политики тред-юнионов в отно¬ шении заработной платы. Более того, он стал одной из наиболее известных фигур среди экономистов своего времени и с успехом продолжал нести знамя рикардианства, когда практически все остальные экономисты отошли от него, а это уже немаловажно. И наконец, он написал учебник, ставший наиболее удачным об¬ щим трактатом, созданным в Англии в течение первых четырех десятилетий XIX в., а этим, несмотря на все недостатки, нельзя пренебречь.12 По непосредственному влиянию на широкую пуб¬ Есопошу (1845) — чрезвычайно полезный, довольно полно аннотированный каталог экономической литературы (комментарии по каждому автору, на¬ писанные с точки зрения наивной безусловной веры в рикардианскую док¬ трину, являются откровением для тех, кто хочет понять дух рикардиан¬ ской школы), а также его наиболее амбициозный труд в области экономи¬ ческой теории Essay on the Circumstances which Determine the Rate of Wages (1826). Его письма Рикардо и письма Рикардо к нему были опубликованы соответственно в 1931-м и в 1895 гг. профессором Дж. Г. Холландером. Они являются одним из наиболее важных источников информации для изуче¬ ния методов теоретической аргументации того времени. 12 Говоря о текстах, нельзя обойти молчанием работу миссис Джейн Марсет (Marcet Jane. Conversations on Political Economy, 1816), которая пользо¬ валась огромным успехом (7-е изд. — 1839). Труд Джеймса Милля был эле¬ ментарным, но нелегким, чисто теоретическим изложением. Работа МакКул¬ лоха пользовалась спросом в качестве источника университетских курсов по общим вопросам экономической науки. Работа миссис Марсет была, можно сказать, экономикой для учениц средней школы. Читателю следовало бы за¬ глянуть в эту работу и отметить два интересных момента. Первый — дата издания: книга вышла раньше «Начал» Рикардо, и, хотя она не является ортодоксально рикардианской и в ней не хватает рикардианской точности, она все же содержит наиболее важные догмы рикардианской школы. Этот знаменательный факт значительно повышает интерес к работе, насмешка над которой неуместна. Второй момент заключается в том, что насмешки со сто¬ роны очень многих поздних экономистов объяснялись не только мужским предубеждением, но также и характером публикации: миссис Марсет ни ми¬ нуты не сомневалась не только в том, что окончательная истина в экономи¬ ческой теории и экономической политике обнаружена, но также и в том, что эта истина так восхитительно проста, что ее можно преподать любой школь¬ нице. Это весьма распространенное и характерное для того времени умонаст¬ роение, точно так же как аналогичное, не менее характерное для нашего времени умонастроение распространено среди современных кейнсианцев.
626 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. лику эта книга превосходила работу Рикардо и создала то, что мы могли бы назвать рикардианством более низкого, массового, уровня. Де Куинси, с его репутацией потребителя опиума, пред¬ ставляет собой другой случай. Его пристрастие к утонченной ло¬ гике делает его антиподом резкого и деловитого МакКуллоха. Но он лишь поверхностно касался экономики, и его безусловно ин¬ тересный вклад в экономическую науку не получил дальней¬ шего развития.13 Никто из троих не внес ничего существенного, а добавлен¬ ные ими к общей картине штрихи, — особенно это касается Джеймса Милля и МакКуллоха, — в основном имели сомнительную цен¬ ность.14 Им даже не удалось правильно резюмировать положения Рикардо или выразить обилие идей, которые можно найти в его «Началах*. Все, что им удалось создать, — это поверхностный вариант системы Рикардо, которая в их руках сразу же увяла, утратила свежесть и продуктивность. Не по их вине она с самого начала не получила признания большинства английских эконо¬ мистов, причем не только тупиц и лодырей, как хотелось бы думать рикардианцам. Это объяснялось присущей ей слабостью. И не по их вине система не просуществовала долго, но по их вине ее поражение наступило так скоро. Рикардо умер в 1823 г. В 1825 г. Бейли предпринял атаку на достоинства системы Ри¬ кардо, которая должна была стать решающей. В действительно¬ сти таковой она не стала, поскольку школы так легко не разру¬ шаются. Но упадок школы Рикардо, должно быть, стал очевид¬ ным вскоре после этого, поскольку в памфлете, опубликованном в 1831г., мы читаем, что «еще осталось несколько рикардиан- цев*.15 В любом случае ясно, что рикардианство к тому времени уже больше не было живой силой. То, что у большинства исто¬ риков сложилось обратное впечатление, можно легко объяснить. 13 См.: Dialogues of Three Templars on Political Economy//London Magazine. 1824. Apr. Поклонимся издателю, опубликовавшему такой мате¬ риал, и читающей публике, которая не перестала после этого подписы¬ ваться на этот журнал. См. также Logic of Political Economy. 1844. Книга, как я думаю, не была забыта только благодаря тому, что Дж. С. Милль ^ приводил из нее'очень много цитат. Я не вижу в ней ничего оригинально¬ го. Концепция «трудностей получения блага» (difficulty of attainment) при¬ надлежит Рикардо и была ранее сформулирована последним значительно удачнее («...действительная ценность товара регулируется... действитель¬ ными трудностями, которые встречает на своем пути производитель, нахо¬ дящийся в наименее благоприятном положении», — Principles. Ch. 27). 14 Например, Рикардо не несет ответственности за теории процента Джеймса Милля или МакКуллоха или за теорию фонда заработной платы последнего. 16 Фраза из работы К. Ф. Коттерилла (Cotterill С. F. Examination of the Doctrine of Value. 1831) приведена профессором Селигменом {Selig- man E.R.A. Essays in Economics. Sec. 3.), которому я обязан этой сноской.
Глава 4. Парад войск 627 Приверженцы рикардианской системы по-прежнему стояли на вахте и преподавали утратившую силу доктрину, как ни в чем не бывало. Общественное мнение отставало, оно всегда так же медленно осознает уход устаревшей доктрины, как и зарождение новой. Но было кое-что еще более важное, объясняющее, почему не многие историки, если таковые вообще найдутся, согласятся со мной. Дело в том, что существовал личный авторитет Ри¬ кардо, великое имя которого пережило его труд. Как уже указы¬ валось, хотя Рикардо не слишком повезло в отношении ближай¬ ших последователей, он был более удачлив в другом отношении. Дж. С. Милль все время подчеркивал свое рикардианство, хотя ни он сам, ни его читатели не осознали, как далеко в действи¬ тельности он отошел от него ко времени написания своих «Ос¬ нов». Даже Маршалл и Эджуорт, правда в меньшей степени, сделали то же самое. Кроме того, слава Рикардо покоилась не только на его теоретической системе. С одной стороны, долговеч¬ ным оказался его вклад в теорию денег и денежной политики и его теория международной торговли. С другой стороны, некото¬ рые индивидуальные элементы его конструкции оказались проч¬ нее целого. Наиболее значительным примером служит его теория ренты, несмотря на то что по логике вещей ее следовало бы списать вместе со всем остальным. За рубежом зоны влияния Рикардо складываются в несколько иную картину.16 Маркс и Родбертус много сделали для сохране¬ ния жизнеспособности учения Рикардо. Отчасти благодаря их влиянию, отчасти из-за слабости конкуренции внутри страны, а позднее также и вследствие преобладающего неприятия авст¬ рийской теории Рикардо до конца столетия остался главным тео¬ ретиком для большинства тех немецких экономистов, которые обладали хоть какими-нибудь теоретическими амбициями, — на¬ глядными примерами являются Вагнер, Дитцель и Диль. Для рассматриваемого периода (но не за его пределами) аналогичное утверждение справедливо, или почти справедливо, для итальян¬ ской экономической науки. Влияние Рикардо явственно просле¬ живается в работах Феррара и в учебниках. Другим примером служит Росси, если считать его итальянским экономистом; одна¬ ко если причислять его к французским экономистам, то среди них он. будет практически единственным примером. Во Франции, придерживающейся собственной традиции, сопротивление рикар¬ дианскому влиянию было сильнее, чем в любой другой стране. В Соединенных Штатах учебник МакКуллоха утвердился в ши¬ 16 О влиянии Маркса и Родбертуса см. ниже, в § 5.
628 Часть III. С 1790-х по 187О е гг. роких масштабах, соперничая в популярности с учебником Сэя. В следующий период влияние Рикардо проявилось на более высо¬ ком уровне, в работах первоклассных экономистов, таких как, скажем, Тауссиг. Под экономистами, примыкающими к рикардианской шко¬ ле, я подразумеваю прежде всего наиболее значительную группу так называемых социалистов-рикардианцев. Конечно, величайшим из них был Маркс, но обычно эту группу определяют более узко — в нее входят некоторые авторы, которые в 1820-х—1830-х гг. вы¬ ступали в защиту интересов рабочего класса, исходя из того, что труд является единственным фактором производства. Хотя дан¬ ный тезис восходит скорее к Локку и Смиту, чем к Рикардо, вполне вероятно, что именно рикардианская теория ценности вдохновила этих экономистов-социалистов и подала им основную идею. По¬ скольку работы этой группы, которая, конечно, имеет право на зна¬ чительное место в истории развития социалистической мысли, не представляют большого интереса с точки зрения истории эконо¬ мического анализа, мы ограничимся упоминанием двух имен, которые кажутся нам значительнее других. Работа Уильяма Томп¬ сона (Thompson William. Inquiry into the Principles of the Dis¬ tribution of Wealth... 1824) является прекрасным примером аргу¬ ментации этой группы (на более высоком уровне), ее умеренного эгалитаризма и ее обыкновения рассматривать идеалы распреде¬ ления без учета влияния, которое может оказать осуществление этих идеалов на производство. Очень заметно бентамистское влия¬ ние. Работы Томаса Ходжскина (Hodgskin Thomas. Labour Defended against the Claims of Capital... 1825; Popular Political Economy. 1827) обнаруживают, по крайней мере, следы подлинного стремления к анализу.17 Следует отметить, что, как только какой-либо автор по¬ пытается сочетать идею о том, что труд является единственным источником богатства и что ценности всех товаров могут быть вы¬ ражены в часах труда, с идеей о том, что труд сам является това¬ ром, он неизбежно придет к выводу, что рыночный механизм от¬ нимает у рабочего разницу между трудовой ценностью «его» про¬ дукта и трудовой ценностью количества труда, вложенного в этот продукт. В этом, грубо говоря, состоит марксистская теория экс¬ плуатации. Соответственно, несколько рикардианских социалис¬ тов были названы предшественниками Маркса. Выражение «пред¬ шественники» может означать много или мало, и если оно не оз¬ начает слишком многого, то с ним можно согласиться, хотя я не 17 Работа Дж. Ф. Брэя (BrayJ.F. Labour’s Wrongs and Labour’s Reme¬ dy. 1839) была перепечатана издательством London School (1931) и тем са¬ мым превратилась из наименее доступной в наиболее доступную из работ данной группы. Это единственная причина, по которой я ее упоминаю. См.: Jolliffe M.F. Fresh Light on John Francis Bray//Economic History. A Sup¬ plement of the Economic Journal. 1939. Febr.
Глава 4. Парад войск 629 могу найти ни одного примера (даже у Томпсона и Ходжскина), который можно было бы назвать полным предвосхищением всего, что означает теория эксплуатации Маркса внутри его системы. Однако обвинение в плагиате необоснованно хотя бы потому, что подобное сочетание идей должно возникнуть у любого, кто изучал работы Рикардо и развил его учение в том направлении, в каком его хотел развить Маркс. Знаменательно, что это обвинение, часто повторяемое экономистами, было впервые выдвинуто автором, ко¬ торый сам экономистом не был, — Антоном Менгером (1841-1906, брат экономиста); к его работе Recht auf den vollen Arbeitsertrag (1886; англ. пер.: Right to the Whole Produce of Labour— 1899, с содержательным предисловием Г. С. Фоксуэлла) мы отсылаем чи¬ тателя. Теории более значительных представителей этой группы лучше всего описаны в работе Эстер Лоуэнтал (Lowenthal Esther. The Ricardian Socialists. 1911). 3. Мальтус, Сениор и другие менее известные имена Несмотря на наши возражения против рассмотрения нацио¬ нальных школ, мы поговорим об авторах, которых еще осталось упомянуть, распределив их по странам. Что касается Англии, то, поскольку мы уже отметили Лонгфилда, Дж. С. Миллю и Кэрнсу отводим следующую главу, а Джевонса, конечно, относим к следующему периоду, нам остается проанализировать главным образом творчество Мальтуса и Сениора. Но мы не должны огра¬ ничиваться освещением только достижений, вошедших в исто¬ рию, а все остальное оставлять в тени. Это дало бы искаженную картину, поскольку исторические достижения редко похожи на валуны на равнине, они скорее напоминают пики, возвышающи¬ еся среди скопления менее высоких вершин. Иными словами, наука развивается небольшими приращениями, создающими об¬ щий фонд идей, на основе которого возникают труды, в силу заслуг и везения завоевавшие славу. Следовательно, мы должны добавить по крайней мере несколько имен авторов, которые хотя и не снискали славы, но все же проделали значительную работу и оказали влияние на развитие анализа; они безвестны, но ими нельзя пренебрегать. Учитывая их роль, мы также выдвинем те¬ зис, что школа Уэста-Рикардо никогда не была доминирующей в английской экономической науке.1 1 Позвольте мне повторить, что авторы, чьи работы целиком посвя¬ щены таким темам, как деньги, банковское дело и экономические циклы, будут рассматриваться отдельно.
630 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. а) Мальтус.2 Маркс обрушил на него свой саркастический гнев. Кейнс его прославлял. Как поношение, так и восхваление являются данью предубеждениям. Маркс (или светский буржуаз¬ ный радикал, живший в нем) больше всего на свете ненавидел одежды священнослужителей. Более того, хотя он никогда не поддерживал тех, кто стоял за свободную торговлю продоволь¬ ствием, он не питал ничего, кроме испепеляющего презрения, к ее противникам. Для Маркса и, конечно, для его послушных последователей они были просто наймитами землевладельцев. Такой способ отрицания вклада Мальтуса ничуть не лучше спо¬ соба, которым другие авторы отрицали вклад Рикардо, посколь¬ ку он был евреем и отстаивал интересы «финансовых кругов». Однако пристрастие Кейнса к Мальтусу, хотя и вызывает вос¬ хищение с нравственной точки зрения, поскольку мало найдет¬ ся авторов, превозносящих своего предшественника (а Кейнс счи¬ тал Мальтуса своим предшественником), дошло до таких преде¬ лов, которые являются столь же неразумными, как и ненависть 2 Томас Роберт Мальтус (1766-1834 г.) был священником и профессором истории и политической экономии в Ост-Индском колледже в Хейлибёри. Как мы уже знаем, он сделал прыжок из полной безвестности к славе в 1789 г., когда опубликовал свою работу «Опыт о законе народонаселения» (Essay on the Principle of Population; 2nd ed. — 1803; 3rd ed. — 1806; 6th ed. — 1826). Из других его многочисленных произведений (не будем сейчас рассматривать работы, посвященные теме денег) для нас особенно важными являются следу¬ ющие: 1) ...High Price of Provisions... (1800); 2) Letter to Samuel Whitbread on... the Poor Laws (1807); 3) Observations on the Corn Laws (1814); 4) Inquiry into the Nature and Progress of Rent (1815); 5) Grounds of an Opinion on the Policy of Restricting the Importation of Foreign Corn (1815); 6) Principles of Political Economy (1820, т. e. через год после выхода «Начал» Сисмонди; 7) Measure of Value (1823); 8) Definitions in Political Economy... (1827). Работы под номерами (4) и (6) являются наиболее важными из всех перечисленных. См. в особенности: BonarJ. Malthus and His Work (1885; 2nd ed. — 1924; это стандартная работа о Мальтусе, не совсем удовлетворительная с точки зрения чистой теории), а также прелестный очерк лорда Кейнса о Мальтусе в Essays in Biography (1933), который, несомненно, доставит удовольствие читателю и делает излишним для меня что-либо говорить на тему «истоков и формирую¬ щих влияний». Позвольте кратко упомянуть три обвинения в плагиате, выд¬ винутых Марксом против Мальтуса. О первом мы уже знаем: оно касается предшественников Мальтуса, особенно Таунсенда, в теории народонаселения. Второе касается его теории ренты (убывающая отдача). Маркс был твердо уверен, что Мальтус совершил плагиат по отношению к Андерсону, но ему не удалось представить какой-либо существенный довод в пользу этого обвине¬ ния; аргументация, выдвинутая Марксом в доказательство, что Мальтус со¬ вершил плагиат, могла быть выдвинута и против самого Маркса. Третье обви¬ нение касается теории перепроизводства. Предполагалось, что Мальтус совер¬ шил плагиат по отношению к Сисмонди. Не считая значительной разницы между теориями обоих авторов, нет никакой причины, почему Мальтус не мог прийти к позиции, которую он занял в «Принципах», на основании идей, заро¬ дившихся в его уме еще в 1814 г. (см.: Keynes. Essays in Biography. P. 141).
Глава 4. Парад войск 631 Маркса.3 Можно сказать, что сразу же после публикации «Опы¬ та о законе народонаселения» и по сей день Мальтусу повезло и везет до сих пор быть объектом одинаково неразумных, но про¬ тивоположных оценок. Он был благодетелем человечества. Он был извергом. Он был глубоким мыслителем. Он был тупицей. Человека, чья работа возбуждала умы людей и вызывала столь страстные оценки, уже нельзя считать посредственностью. Человек, понимавший, что некоторые экономические проблемы по¬ добны задачам «максимумов и минимумов в дифференциальном исчислении», не был тупицей. Случай Мальтуса иллюстрирует разницу между способностями и блеском. «Здравомыслие» — это слово подошло бы к нему, если бы не недостаток, который он разделял со столь многими экономистами (или большинством из них?). У него было несколько излюбленных идей, которые он был склонен применять к решению практических задач. И когда он так поступал, его обычный здравый смысл оборачивался аб¬ сурдом.4 Кроме того, он не был хорошим полемистом. Для ши¬ рокой публики, а также для большинства профессиональных эко¬ номистов Мальтус был и в основном остается автором «Опыта о законе народонаселения». Другое его притязание на славу, вклад в монетарный анализ, практически ускользнуло от внимания ис¬ ториков. Его третий вклад, привлекший к нему внимание в наше время, — это теория сбережений и инвестиций или теория «об¬ щего перепроизводства».5 В настоящее время нас интересует толь¬ ко четвертое притязание Мальтуса на славу — его известность как автора системы экономической теории, модифицировавшей теорию «Богатства народов» таким образом, что она стала аль¬ тернативой модификации Рикардо. Отложим на время рассмотре¬ ние его теории ренты и других сравнительно мелких аспектов и рассмотрим данный вопрос. Мы видели, что работа Рикардо, в той мере, в какой речь идет об общей теории, началась с изучения «Богатства народов». 3 Отрывок из эссе, на который мы ссылались выше, звучит так, что лорд Кейнс приписывает Мальтусу «начало систематического экономичес¬ кого мышления» (Ibid. Р. 125) 4 Выдающимся примером является его Letter to Samuel Whitbread (см. сноску 2). Он выступил против программы строительства жилья Уитбре- да (строительство коттеджей приходскими властями) на том основании, что это поощрило бы неосторожные браки. Даже Кейнс не нашел, что возразить. Он рассматривал высказывание Мальтуса как случайность и добродушно от¬ пускал ему этот грех. Это показывает, однако, что Кейнс не видел здесь обще¬ го порока, которым обладают рекомендации даже первоклассных экономи¬ стов. Стоит ли порицать публику за то, что она не принимает их всерьез? 6 Обсуждение этих трех аспектов трудов Мальтуса см. выше, в главе 1, и ниже, в главах 6 и 7.
632 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. Он модифицировал теоретическое содержание книги Смита, сосре¬ доточившись на концепции ценности. Это справедливо также и для работы Мальтуса, изложенной в его книге Principles. За ис¬ ключением теории сбережений и инвестиций, являющейся, по-ви¬ димому, собственной теорией Мальтуса,6 все элементы, входящие в аналитический аппарат этой работы, и даже ее терминология, указывают на использование первой книги «Богатства народов». Однако, в то время как Рикардо модифицировал доктрину «Богат¬ ства народов» с помощью теории ценности, основанной на количе¬ стве затраченного труда, Мальтус модифицировал ее с помощью той же теории ценности, которой пользовался А. Смит, — теории спроса и предложения.7 Кроме того, следуя примеру А. Смита, он выбрал труд как единицу измерения ценностей (num6raire). Следо¬ вательно, Мальтус выбрал направление, которое в итоге победило и ближе подошло к маршаллианской системе, чем система Рикар¬ до, несмотря на то что Маршалл стремился подчеркнуть преем¬ ственность по отношению именно к Рикардо, а не к Мальтусу.8 Это относится также и к другому различию меясду Мальтусом и Рикардо. Мы видели, что аналитический аппарат Рикардо направ¬ лен на решение проблемы распределения, т. е. на объяснение отно¬ сительных долей разных классов в общественном продукте. Маль¬ тус, обращаясь к А. Смиту и предвосхищая А. Маршалла, направ¬ лял свой аппарат на анализ экономического процесса в целом. 6 Бели мы не решим отправиться на поиски предшественников в XVIII в., то единственным автором, которого можно квалифицировать как предшественника, является Лодердейл. Сисмонди не предшественник, а кон¬ курент, хотя в той степени, в какой его учение совпадает с учением Маль¬ туса, у него приоритет в отношении публикации. [Здесь Й. А. Шумпетер написал карандашом: «Кенэ?»] 7 Позднее мы увидим, что логически нельзя противопоставлять тео¬ рию ценности на основе затрат труда и теорию спроса и предложения. Но и Рикардо, и Мальтус ошибочно считали их альтернативными теориями. Я на время принимаю этот взгляд, поскольку он позволяет охарактеризо¬ вать два различных аналитических аппарата. 8 Эта тенденция, проходящая через все «Принципы» Маршалла, во мно¬ гом способствовала запутыванию ситуации. Здесь я только скажу, забегая вперед, что, несмотря на все сказанное Маршаллом, в его пятой книге пре¬ обладает аналитический аппарат теории спроса и предложения. Есть еще одно недоразумение, к которому я хочу сейчас привлечь внимание читате¬ лей. Анализ в терминах спроса и предложения может без труда охватить как краткосрочные, так и долгосрочные явления. Многократно повторялось, что Мальтус в отличие от Рикардо в основном интересовался краткосрочны¬ ми явлениями. До некоторой степени это верно. Однако было сделано слиш¬ ком поспешное допущение, что именно вследствие этого интереса к кратко¬ срочным явлениям он выбрал спрос и предложение в качестве стержня ана¬ лиза цен. Это неверно. Как выяснится из моего дальнейшего изложения, его расхождения с Рикардо в теории ценности были значительно глубже, но Рикардо не мог это понять. [Возможно, что Й. А. Шумпетер собирался изъять эту сноску. Она была перечеркнута едва заметной чертой.]
Глава 4. Парад войск 633 Следовательно, он в отличие от Рикардо рассматривал общий объем производства («национальный дивиденд» Маршалла) не как дан¬ ную величину, а как основную переменную, требующую объясне¬ ния.9 По этой причине Мальтус должен был остаться в истории анализа не только как автор обоснованной альтернативы теории Рикардо, но и как сторонник (точнее, один из сторонников) тео¬ рии, одержавшей впоследствии верх (лорд Кейнс пришел к анало¬ гичному выводу по другой причине).10 Это много, но этим вклад Мальтуса и ограничивается. Сказан¬ ное вполне совместимо с признанием того, что в аналитической схе¬ ме Мальтуса было значительно меньше изобретательности, чем в схеме Рикардо, и что Мальтус был в самом незавидном положении, в каком только может быть экономист, — в положении защитника здравого смысла от пустых, но ловких пируэтов противника. Ь) Архиепископ Уэйтли и профессор Сениор. Теперь пого¬ ворим немного о Сениоре и его учителе Уэйтли. Значение послед¬ него11 для нас столь же велико, сколь и трудноуловимо. Он не ® Случилось так, что эта иная точка зрения повлекла за собой иную концептуализацию и, естественно, привела к тому, что Мальтус стал оспа¬ ривать схему Рикардо. Особенно ясно это проявилось в Definitions. Однако и здесь он выразил свои мысли неадекватно. Он упрекал Рикардо в исполь¬ зовании необычных и противоречивых терминов, как будто в этом было все дело. Но, как и раньше, речь шла о более существенных вещах, чем терми¬ нология. Он должен был возражать против аналитических намерений Ри¬ кардо, следствием которых была его терминология. Эти намерения можно было подвергнуть критике на том основании, что в процессе их реализации автор пренебрегал по-настоящему важными проблемами ради положений, отчасти менее важных для экономического анализа, а отчасти бесплодных. 10 Для Кейнса решающим моментом было отношение Мальтуса к сбережениям. Для нас решающим моментом является его поддержка ана¬ лиза общего объема производства Смита—Маршалла, что, как свидетель¬ ствуют оба имени, не обязательно связано с отношением к сбережениям. 11 Ричард Уэйтли, доктор богословия (1787-1863), был преподавате¬ лем в Оксфорде и стал архиепископом англиканской церкви в Дублине, где основал кафедру политической экономии и занимался бесчисленными де¬ лами подобного рода. Но они не исчерпывают и не характеризуют его дея¬ тельность. Прежде всего, он был теологом и одним из тех, кто формировал политику и взгляды англиканской церкви. Но и этим деятельность Уэйтли не ограничивалась, равно как и его активным участием в социальной по¬ литике своего времени. Его работ Introductory Lectures on Political Economy (1831; мне известно только дополненное издание 1855 г.) и Easy Lessons on Money Matters (1833) было бы недостаточно, чтобы высоко оценить его как экономиста. Больший интерес представляет приложение к его «Логике» (Logic): «О некоторых терминах, которые особенно часто имеют двусмыслен¬ ное употребление в политической экономии» (On certain Terms which are peculiarly liable to be used ambiguously in Political Economy). Работа вновь опубликована вместе с книгой Сениора (Senior. Outline) в серии Library of Economics. Имеется биография Ричарда Уэйтли, написанная мисс Э. Дж. Уэйтли (1866), где не только представлен портрет самого ге¬ роя, но также дана картина среды и эпохи.
634 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. был глубок или очень учен, он не был самобытен или даже бле¬ стящ. Но его ясный и мощный интеллект спокойно и твердо схватывал все в пределах необычно широкого диапазона интере¬ сов. И в его время в его стране и мире он был лидером, оказы¬ вавшим формирующее влияние, идеальной иллюстрацией того, что обычно понимается под «ключевой фигурой». Он вел за со¬ бой людей спокойно, как бы незаметно, воздействуя своим авто¬ ритетом и советом, который был тем ценней, чем очевидней, так как и в церковной политике, и в экономике люди иногда упорнее всего стараются не замечать именно очевидное. Самой важной услугой, оказанной им экономической науке, было формирующее воздействие на Сениора, чей подход ко всем проблемам выдает влияние Уэйтли. Многие экономисты относились к Сениору12 с некоторым пренебрежением и неуместным презрением. В ответ на это другие сделали из него «гения», что, если я верно понимаю значение слова, решительно не соответствует действительности. В нашей картине он войдет в триумвират с Мальтусом и Рикар¬ до: он был одним из троих англичан, чьи работы являются основ¬ ными перекидными мостиками между А. Смитом и Дж. С. Мил¬ лем. Однако Дж. С. Милль, хотя и был логиком, не оценил важ¬ ный вклад Сениора. К чести последнего, которую он мог бы разделить с Уэйтли, следует отметить, что, во-первых, у него была цель объединить существовавшую экономическую теорию и представить ее согласно требованиям метода постулирования, т. е. как ряд дедуктивных выводов из четырех выведенных методом индукции или эмпирических постулатов, которые мы обсудим в главе 6. Это намерение, даже если результат был довольно далек 12 Нассау Уильям Сениор (1790-1864), высокообразованный преподава¬ тель в Оксфорде, жил на скромный независимый доход. Отметим только два факта из его бедной событиями жизни. Он дважды занимал в Оксфорде профессорскую кафедру имени Драммонда (с 1825 по 1850-й и с 1847 по 1852 г.) и работал в нескольких важных королевских комиссиях. Его работа в этих комиссиях заключалась в проведении внушительного количества практиче¬ ских исследований, что должно было оградить его от любого подозрения в доктринерской приверженности идеям laissez-faire. Кроме его лекций о день¬ гах, опубликованных в серии London School Reprints (1931), для нас важна только его работа Outline of the Science of Political Economy (1836; изда¬ тельство Library of Economics Reprint выпустило эту работу в 1938 г.). Пре¬ восходной интерпретацией работ Сениора и определением его места в исто¬ рии экономической науки мы обязаны доктору Мэриэн Боули (Nassau Senior and Classical Economics. 1937), к работе которой, обязывающей меня резко оборвать это примечание, я хочу привлечь внимание читателей. Различия между ее и моей интерпретациями немногочисленны и незначительны. Од¬ нако ее тенденция отделить Сениора от «экономистов-классиков», к кото¬ рым он относится согласно терминологии, принятой в данной книге, создает некоторые более кажущиеся, чем реальные различия.
Глава 4. Парад войск 635 от совершенства, делает Сениора первым «чистым» теоретиком того периода, за исключением, как всегда, Курно и Тюнена, а может быть, также и Лонгфилда. Одного этого достаточно, что¬ бы осудить тех, кто отказывает ему в уважении. Во-вторых, он набросал в общих чертах значительно усовершенствованную тео¬ рию капитала и процента. В-третьих, следует отметить ряд менее значительных заслуг; некоторые из них будут упомянуты в соот¬ ветствующих местах (народонаселение, убывающая отдача, рен¬ та). В-четвертых, назовем его блестящий вклад в теорию денег, который мы упомянем в последней главе этой части. Как чисто интеллектуальные схемы, они ничуть не ниже концепций Рикар¬ до. На мой взгляд, его субъективная оригинальность была столь же велика, как и самобытность Рикардо. А объективно у него, как и у Рикардо, были предшественники по большинству рас¬ сматриваемых им вопросов. Тогда почему так мало экономистов соглашается с оценкой, которая ставит Сениора в один ряд с Рикардо? И почему его влияние по существу ограничилось тем, что взял у него Дж. С. Милль?13 Существуют три веские причины этого, иллюстрирующие трудность сравнительной оценки экономистов, минимально необ¬ ходимой для того, чтобы обрисовать ситуацию в науке. Во-пер¬ вых, даже если мы твердо решили оценить только аналитические достоинства, мы с легкостью забываем, что Рикардо говорит с нами с пьедестала, причем с пьедестала репутации, заработанной в публичных обсуждениях политических проблем. У Сениора нет такого пьедестала. Он оценивается только как экономист-анали¬ тик. Его работа над проблемами экономической политики похо¬ ронена в официальных отчетах, которые вряд ли кто читает. Публичные высказывания Сениора не были замечены, и он был никем, или почти никем, для широкой публики. Во-вторых, и это целиком объясняется складом его ума, он был... — как бы поточнее выразиться? — ленив? Под этим я подразумеваю не то, что он мало работал, а то, что он не обладал энергией, целе¬ устремленно направленной на получение определенных выводов. Рикардо можно сравнить с лошадью, которая, закусив удила и раздув ноздри, мчится к цели. Сениора же можно уподобить ло¬ шади, которая бросает удила, опускает морду вниз и отказывает- 13 Мнение Дж. С. Милля о Сениоре было еще выше, чем мы могли бы заключить из его ссылок на него. Имевшийся у Милля экземпляр книги Сениора Outline, был проложен листами бумаги, на которых он записывал свои комментарии. Эти комментарии, опубликованные профессором фон Хайеком в журнале Economica (1945. Aug. Vol. XII), представляют исклю¬ чительный интерес.
636 Часть IIL С 1790-х по 1870-е гг. с я удлинять шаг. Его Outline еще хуже «Начал» Рикардо с точки зрения расположения материала. Он обсуждает, критикует, ко¬ леблется и сворачивает в сторону. Работа Сениора в отличие от работы Рикардо не впечатляет своим пылом. Хуже того, у чита¬ теля Сениора складывается впечатление, нет, его в этом весьма многословно убеждают, что весь экономический анализ сводится к поискам и последовательному употреблению надлежащей тер¬ минологии. Была ли в том вина Уэйтли?14 В любом случае нет ничего более далекого от истины и ничего менее вдохновляюще¬ го, чем такое мнение. Другие экономисты — фактически боль¬ шинство из них на протяжении всего XIX в. — отстаивали поиск правильного значения терминов как метод исследования. Но ни¬ кто не заходил так далеко, как Сениор, который, казалось, был склонен решать все проблемы своей «науки политической эконо¬ мии» с помощью формулировки определений. Мы без труда пой¬ мем, какое впечатление подобный «метод» произвел на недруже¬ ственно настроенных критиков. И в-третьих, Сениор обладал странным талантом «влипать во что попало». Даже Гомер иног¬ да задремывал, как утверждает старая поговорка. Но Сениор зад¬ ремывал, т. е. изрекал нелепости, слишком часто. Он допускал небрежности. Он был способным, но иногда не слишком сообра¬ зительным. Достаточно привести один наиболее известный при¬ мер. В своей работе Letters on Factory Act... (1837) он утверждал, что прибыли от хлопковых фабрик, которые, как предполагалось, должны составлять 10%, были бы полностью сведены на нет в результате сокращения рабочего дня на У п, так как вся прибыль производится в течение последнего часа. Рикардо не допустил бы ничего подобного, хотя в некоторых других отношениях мы могли бы поставить Сениора выше него.15 14 Уэйтли с присущим ему здравым смыслом указывал (в Elements of Logic), что многие проблемы, из-за которых ссорятся экономисты, явля¬ лись чисто словесными, а неточное употребление терминов, служащее как причиной, так и следствием неточного мышления, было богатым источни¬ ком недоразумений. Но он явно преувеличил, когда решил, что «словарь общих терминов, так же точно определенных, как и математические тер¬ мины», не только важен и желателен, но и представляет собой практиче¬ ски единственно нужную вещь. 15 То, что Сениор пришел к такому абсурдному результату после тща¬ тельного изучения фактов, только усугубляет дело, ставя под сомнение его компетентность в прикладной теории. С другой стороны, ядовитые нападки Маркса на аргументацию Сениора в первом томе «Капитала» также не улучша¬ ют наше мнение о компетентности Маркса. На страницах, посвященных сарка¬ стической критике этой аргументации, отсутствует решающее доказательство правоты Маркса — по-видимому, оно не было ему известно. Маркс упустил еще один момент: рассуждение Сениора было бы верным (по крайней мере, в принципе), будь верной собственная теория Маркса. Тем не менее доводы
Глава 4. Парад войск 637 с) Еще несколько менее известных имен. По причинам, при¬ веденным в начале данного раздела, я добавлю к обзору еще не¬ сколько имен. Несомненно, другие авторы назвали бы иные имена, по крайней мере частично, но мой выбор таков: Бейли, Чалмерс, Лодердейл, Рамсей, Рид, Скроуп и Торренс.16 Их работы во мно¬ гом отличаются друг от друга по своему содержанию, и их трудно координировать, однако их рассмотрение делает нашу картину за¬ конченной. Как бы мне ни хотелось избежать каталогизирования, я тем не менее представлю их в алфавитном порядке. Бейли,17 как уже упоминалось, подверг вполне успешной критике по широкому фронту анализ Рикардо—Милля—МакКул¬ лоха. Его Dissertation, где сказано практически все, что может быть сказано о том, что касается основ, должна быть поставлена в один ряд с шедеврами критики в нашей области, и одной этой работы должно было быть достаточно, чтобы обеспечить ее авто¬ ру место в первом или ближайшем к первому ряду в истории экономической науки. Его работа не прошла незамеченной. Не¬ сколько авторов, среди которых и Рид, признали свой долг перед ним и последовали в указанном им направлении, и можно смело допустить, что его влияние простиралось за пределы открыто выраженного признания. Тем не менее историки, которые по сей обоих авторов — как Сениора, так и Маркса — могли бы поколебать тех, кто отказывается признать произошедший с тех пор прогресс в области техники анализа. Этот случай также служит иллюстрацией другого пунк¬ та, который никогда не лишне напомнить читателям. Главное заключает¬ ся в том, что и Сениор, и Маркс совершили ошибки, обнаружившие не¬ адекватность их методов анализа. Эти ошибки возникли безотносительно к классовой направленности их аргументации. Замечание о том, что Сени¬ ор был «за», а Маркс «против* фабрикантов, совершенно не относится к делу, и было бы ребячеством порицать одного и превозносить другого в зависимости от того, чью сторону мы принимаем сами. 16 Мое внимание к Риду привлекла упомянутая выше статья профессора Селигмена (Seligman. On Some Neglected British Economists). Интерес к Скроу- пу вызвала статья доктора Р. Оупи (см.: Quarterly Journal of Economics. 1929. Nov.). До тех пор я ценил только его вклад в теорию денег и денежной поли¬ тики. Мое внимание к Рамсею привлекла работа Маркса «Теории прибавоч¬ ной стоимости». Два значительных имени, Дженкин и Дженнингс, будут рас¬ смотрены в части IV. Конечно, Уэст был совершенно типичным представите¬ лем «менее известных имен», но лучше объединить его с Рикардо. 17 Сэмюел Бейли (1791-1870). Достойна упоминания лишь одна его публикация: Bailey S. A Critical Dissertation on the Nature, Measures and Causes of Value; Chiefly in Reference to the Writings of Mr. Ricardo and His Followers (1825; ed.: London School Reprint, 1931). Возможно, мне следова¬ ло бы добавить его ответ на весьма несправедливую критику в Westminster Review — Letter to a Political Economist (1826). Однако Маркс превзошел обозревателя Westminster Review как в несправедливости, так и в непони¬ мании идей Бейли (см. «Теории прибавочной стоимости»).
638 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. день не отдали должного Бейли, принимают во внимание факты только в том виде, в каком они предстали в то время. В 1845 г. МакКуллох не рисковал быть осмеянным, когда писал в своей Literature of Political Economy, что Бейли не оценил должным образом теорию Рикардо и не «преуспел ни в коей мере в том, чтобы потрясти ее основы», хотя значительное большинство ав¬ торов, писавших на тему ценности в период с 1826 по 1845 г., поддерживали позицию Бейли. Я хочу предложить следующие объяснения. Во-первых, в науке, искусстве и особенно в полити¬ ке существует такая вещь, как слишком ранний приход, а обыч¬ ным результатом преждевременного действия является неудача куда более серьезная, чем та, что постигла Бейли. Во-вторых, критика Бейли была по-настоящему конструктивной и предлага¬ ла вариант замены критикуемой им системы более удовлетвори¬ тельной; но сам он не попытался сделать это, а тем, кто пошел по его следам, было не по плечу бороться с тенью Рикардо. Они, несомненно, подорвали рикардианскую систему и помогли тем садеым Дж. С. Миллю преобразовать ее, но это было достигнуто скорее путем постепенного изматывания, чем в результате реши¬ тельной победы. В этом процессе изматывания влияние Чалмерса18 значило очень много, особенно в Шотландии. Как теоретик он был оче¬ видным нерикардианцем и следовал в направлении, которое мы назвали мальтузианской модификацией «Богатства народов». Он также был последователем Мальтуса в вопросах общего перепро¬ изводства и общего переизбытка капитала. Если бы было воз¬ можно говорить о мальтузианской школе в общей теории (в чем я сомневаюсь), то Чалмерс выполнил в ней роль МакКуллоха, а 18 Томас Чалмерс (1780-1847), чья деятельность включала преподава¬ ние моральной философии и политической экономии в Сент-Эндрюз и бого¬ словия в Эдинбурге, обладал многими достоинствами. Только часть этих достоинств была отдана экономическому анализу. Следует упомянуть две его работы: Enquiry into the Extent and Stability of National Resources (1808); она частично включена в книгу On Political Economy (1832). Последняя име¬ ет весьма важное значение, но ее нелегко оценить. Она представляет собой любопытную смесь глубокого проникновения в суть вопроса и технических недостатков, которыми частично объясняются многие совершенно несостоя¬ тельные результаты, такие, например, как предположение, что потеря рнеш- них рынков почти не имеет значения для страны; такой взгляд не учитыва¬ ет всей аргументации разделения труда, хотя его можно интерпретировать как гипертрофию верного предположения, согласно которому потеря вне¬ шних рынков (после адаптации) не обязательно влияет на занятость. Мы еще вернемся к этой книге. Чалмерсу принадлежит термин (хотя, разумеет¬ ся, не концепция) «граница обработки земли», и он является автором высо¬ ко оцененной Дж. С. Миллем аргументации, объясняющей, почему опусто¬ шения, нанесенные войнами, в целом быстро восстанавливаются.
Глава 4. Парад войск 639 это не такой уж сомнительный комплимент, как может пока¬ заться читателю. Лорд Лодердейл19 стоит несколько особняком и занимает второстепенное положение в истории экономической науки, но это признание полностью заслужено и не зависит от дополни¬ тельных фактов признания его аргументации против погашения государственного долга (Three Letters to the Duke of Wellington... 1829), основанной на доводах против избыточных сбережений и за избыточные расходы.20 Он внес определенный вклад в теории ценности, капитала и процента, но важней самого этого вклада является приданный им стимул: он был самостоятельно мысля¬ щим человеком и не хотел принять в готовом виде основные принципы, предлагаемые ему смитовской традицией. Будучи ди¬ летантом и с точки зрения зарождающейся профессионализации в какой-то мере аутсайдером, он был сильным и в большинстве случаев здравомыслящим автором.21 Единственным писателем, кто отдал справедливость Рамсею, был Маркс, представивший полный разбор его произведений в своей книге « Теории прибавочной стоимости 22 Даже профессор Селигмен, возродивший память о нем (Essays in Economics), при¬ давал, по моему мнению, неоправданно большое значение влия¬ нию на него французских авторов. Правда, что его предшествен¬ ником, особенно в отношении теории предпринимательства и при¬ были, был Сэй. Правда и то, что Рамсей не был первым, кто ввел эти идеи в английскую экономическую науку, и что он мог ♦ позаимствовать» их из вторых рук. Но он лучше других синте¬ зировал материал, и, что значительно важнее, многие важные детали принадлежали ему. Легко заметить, что он не достиг из¬ вестности, но при этом близко подошел к ней, а недостаточный успех, возможно, больше объясняется его непопулярной позици¬ ей против протекционистских мер в сельском хозяйстве, чем са¬ 19 Джеймс Мейтленд, восьмой герцог Лодердейл (1759-1839). Единствен¬ ным его произведением, которое можно рассматривать как аналитическое, является Inquiry into the Nature and Origin of Public Wealth... (1804). 20 См. об этом: Fetter F. A, Lauderdale’s Oversaving Theory//American Economic Review. 1945. June. 21 Позднее была сделана попытка ♦объяснить» его анализ и рекомен¬ дации его интересами как землевладельца. Мы знаем цену подобным объяс¬ нениям. 22 Признание Рамсея Марксом должно, конечно, быть оценено, учиты¬ вая склонность последнего к критицизму. Если принять это во внимание, то его признание много значило. Это также говорит о большой эрудиции Мар¬ кса, поскольку, когда он писал о Рамсее, тот был практически забыт. Един¬ ственной, относящейся к нашей цели работой сэра Рамсея (sir George Ramsay, 1800-1871) является Essay on the Distribution of Wealth (1836).
640 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. мыми серьезными недостатками в его работе. Следовательно, нет оснований его недооценивать.23 Рид24 уменьшил свой шанс на успех некоторыми несообраз¬ ностями, особенно своим сомнительным теоретизированием о праве на богатство (Right to Wealth). Его нападки на социалистов- рикардианцев представляют для нас мало интереса. Тем не менее его работа имеет для нас некоторое значение, поскольку свиде¬ тельствует о влиянии Бейли, последователем которого в отноше¬ нии критики Рикардо был Рид, а также о наличии антирикарди- анского течения, набравшего силу около 1830 г. К тому же он имел собственные заслуги и влияние, в частности в области ана¬ лиза прибыли и процента. Из числа авторов, непосредственно испытавших на себе это влияние, наиболее известным является Скроуп,25 реформатор денежного обращения, который был не толь¬ ко создателем бесчисленных памфлетов на темы денег и банков¬ ского дела, закона о бедных, труда сельскохозяйственных рабо¬ чих и др., но и довольно значительным экономистом-теоретиком. В написанной для широкого читателя работе Principles of Political Economy (1833) его анализ не был развит удовлетворительным образом. Мы можем отметить его оригинальные идеи о народона¬ селении и ♦ табличном стандарте». Но в данный момент я имею в 23 Случай Рамсея дает пищу для размышлений в первую очередь в одном аспекте: если автору не удается установить правильный контакт с современни¬ ками (за исключением тех редких случаев, когда доблестный защитник посмертно превозносит его до небес), историки принимают по отношению к нему стран¬ ную позу враждебности и устанавливают для него стандарты, которые умень¬ шили бы до карликовых размеров значение А. Смита, тогда как в более благо¬ приятных случаях они обычно поддерживают абсурдные претензии на ориги¬ нальность или другие заслуги, никогда не подвергаемые пересмотру. 24 Сэмюел Рид (мне не известна ни одна дата его биографии) был автором Political Economy. An Inquiry into the Natural Grounds of Right to Vendible Property or Wealth (1829). Это единственная работа, которую не¬ обходимо упомянуть. Селигмен (Essays in Economics. Sec. 4) отметил все важные для нас моменты в этой работе. 25 Джордж Поулет Скроуп (1797-1876) был одним из тех замечательных англичан, использовавших свой досуг для научной работы, которым наша наука, как и другие, обязана очень многим. Кроме всего прочего, он был авторитетным специалистом по вулканам и членом парламента. Репутация Скроупа как экономиста сложилась в основном на основании его работы о политике центрального банка и стабилизации уровня цен. Но в некоторых его памфлетах по другим практическим вопросам имеются также и аналити¬ ческие достоинства, а также поразительная независимость и самобытность. Хотя он принимал общепринятые тезисы или принципы, касающиеся ♦систе¬ мы естественной свободы», распространенные в его время, он храбро плыл против течения в таких вопросах, как страхование от безработицы и защита общественных работ. Учитывая время, его понимание — я повторяю: анали¬ тическое понимание, проявленное в этих вопросах, — ставит его значитель¬ но выше обычного уровня экономистов — его современников.
Глава 4. Парад войск 641 виду другое. Значительно важнее для нас его проникновение в суть экономического равновесия: он понял, как механизм спроса и предложения, зависящий от стремления каждого участника рын¬ ка максимизировать доходы, решает проблему аллокации ресур¬ сов (производства) и проблему образования дохода (распределе¬ ния), расправляясь, между делом, со всей схемой Уэста—Рикар¬ до. Он достиг успехов также в анализе процента и прибылей. В этой области он, по-видимому, обязан кое-чем Риду. Все до сих пор упомянутые в данном разделе работы, а наш список весьма неполон, были нерикардианскими или антирикар- дианскими, в то время как совершенно невозможно составить параллельный список рикардианских произведений. Более того, антагонизм по отношению к схеме Уэста—Рикардо, демонстриру¬ емый указанными работами, был, главным образом, научным, а не политическим: враждебность Рида по отношению к социали- стам-рикардианцам могла бы настроить его против рикардиан¬ ской теории ценности, но, что касается остального, я не могу найти мотива для политических антагонизмов между этими пи¬ сателями и рикардианцами.26 Теория, сводящая все разногласия между экономистами к политическим разногласиям и всегда сле¬ дящая за тем, «за что стоит данный человек», терпит неудачу в данном случае, как и в случае победы теории предельной полез¬ ности в следующий период. В заключение отметим, что работы, лишь малая часть которых стала объектом нашего рассмотре¬ ния, заставляют нас по-новому взглянуть на последующие дости¬ жения: непрерывность научной мысли открывается каждому, кто обращает внимание на указанные нами произведения, полностью затерявшиеся в обычном повествовании о преобладающем рикар- дианстве (в этом повествовании Дж. С Милль фигурирует как рикардианец), сенсационно разбитом вдребезги «революцией», про¬ изошедшей около 1870 г. Последний автор, чье имя я собираюсь упомянуть, Торренс,27 не может быть охарактеризован как антирикардианец. Но его нельзя 26 Поддержка с оговорками, оказанная Рамсеем Хлебным законам, может оказываться также и на базе рикардианства. Вот почему я выделил курсивом слово мотива. 27 Еще одна сильная, интересная и симпатичная личность! Полковник Роберт Торренс (1780-1864)— профессиональный военный. Отслужив в ар¬ мии, он вышел в отставку после наполеоновских войн и сразу же стал гото¬ виться к карьере в области политики и финансов, стремясь получить извест¬ ность как экономист. Он известен главным образом своей защитой закона Пиля. За исключением лорда Оверстона, он был единственным видным эко¬ номистом, поддержавшим этот закон. Подобно Скроупу, он написал множе¬ ство памфлетов и «писем* на злобу дня. Тот факт, что он достиг больших высот в чистой теории, вызывает удивление. Значительными работами в
642 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. отнести и к числу рикардианцев. Профессор Селигмен доказывал приоритет Торренса по отношению к Мальтусу и Уэсту в независи¬ мом открытии «рикардианской» теории ренты, а также его при¬ оритет по отношению к Рикардо в открытии принципа сравнитель¬ ных издержек. С одной стороны, этого достаточно, чтобы обеспе¬ чить ему место в истории анализа; с другой стороны, кажется, что это позволяет включить его в рикардианскую группу. Однако его достижения в области общей теории являются совершенно отчетливо нерикардианскими или антирикардианскими. Правда, их трудно оценить, так как Торренс отличался небрежностью в формулировках и не был хорошим аналитиком, поэтому его зерна основательно смешаны с мякиной. Он не принял центральной рикардианской доктрины, выводом из которой является тезис о том, что прибыли зависят исключительно от заработной платы. Но его доводы про¬ тив нее дают веские основания предполагать, что он не смог по¬ нять смысла этого тезиса Рикардо. Положение, выдвинутое им вза¬ мен данного тезиса, могло бы быть справедливо в том значении, которое он ему придавал. Но оно недостаточно ясно. Торренсу тре¬ буется интерпретатор, способный сделать для него то, что сделали для Рикардо его поклонники около 1890 г. Пока не найдется та¬ кого интерпретатора, который преуспел бы в осуществлении этой задачи, преждевременно (что было однажды сделано) ставить его в один ряд с Рикардо и Мальтусом как одного из «основателей клас¬ сической школы» (возможно, это была реакция на презрительную трактовку его творчества в других случаях). 4. Франция Чтобы увидеть французскую экономическую науку того пе¬ риода в истинном масштабе, следует учитывать два фактора. Преж¬ де всего, не следует забывать, что вплоть до 1848 г. парижская сцена была до такой степени охвачена литературной и другой деятельностью социалистических групп, что это не шло ни в какое сравнение с аналогичным явлением в других странах. Не столь заметной, но не менее важной в долгосрочном плане явля¬ лась также литературная и прочая деятельность католических критиков экономического и политического либерализма («прин¬ ципа 1789 г.»); эта деятельность выходила за рамки критики и этом плане являются следующие: An Essay on the External Corn Trade (1815), An Essay on the Production of Wealth (1821), On Wages and Combinations (1834). См. работу Селигмена и Холландера: Seligman, Hollander. Ricardo and Torrens//Economic Journal. 1911. Sept.
Глава 4. Парад войск 643 была нацелена на проведение католической социальной рефор¬ мы. 1 Светские буржуазные публицисты ультралиберальных убеж¬ дений образовали третью группу. Все это представляет невероят¬ но интересный материал для социологии политических и обще¬ ственных идей, но мало что дает для истории экономической науки. В этот период была проделана отличная работа с факти¬ ческим метариалом. Список в высшей степени достойных трудов увенчало великое произведение Jle Пле. В остальном упоминания достойны только два первоклассных ученых (разумеется, кроме Курно) — это Ж.-Б. Сэй и Сисмонди. Жан-Батист Сэй (1767-1832) был одним из тех, кто подтвер¬ ждает две важные, хотя несколько парадоксальные истины: во-пер- вых, иногда, чтобы правильно оценить человека и определить ему правильное место, необходимо защитить его не только от врагов, но также от друзей и даже от него самого; во-вторых, существует фундаментальное различие между поверхностным изложением материала и поверхностной мыслью.2 Действительно, в работах Сэя читателя прежде всего поражает поверхностность. Его аргумента¬ ция представляет собой такой плавный, прозрачный поток, что читатель вряд ли останавливается, чтобы подумать, и вряд ли по¬ дозревает, что под этой гладкой поверхностью могли бы скрывать¬ ся более глубокие вещи. Это принесло ему стремительный успех у многих и стоило неодобрения меньшинства. Иногда он действи¬ тельно видел важные и глубоко запрятанные истины; но даже в этом случае он раскрывал их в тривиально звучавших выражениях. Он никогда не старался (как поступал даже Рикардо) так четко выразить свои мысли, чтобы каждый воспринял их адекватно, чтобы они устояли перед критикой и не устарели. Он также неизменно плохо защищал свою позицию в полемике, отвечая на критику лишь отрывочными замечаниями и не затрачивай! на это необхо¬ димого труда. Следовательно, историк должен за него восстанав¬ 1 Пользуюсь случаем, чтобы упомянуть центральную фигуру этого ши¬ рокого движения — Альбана де Вильнёв-Баржемона (1784-1850), особенно его работу Economie politique chretienne (1834). Крайне трудно отдать справедли¬ вость его работе. Те антиклерикальные либералы, которые оценивали его со¬ циальную философию исходя из того, нравится она им или нет, не испыты¬ вали затруднений, но наша задача не из легких. Прежде всего, нам нужно понять глубину и социальную значимость его убеждений, мудрость многих его практических рекомендаций, научную ценность многих аспектов его соци¬ ологии и в то же время недостатки его техники экономического анализа, которая, в сущности, была в зачаточном состоянии. Эти недостатки не долж¬ ны ни в малейшей степени уменьшить наше уважение к этому человеку и к его философской мысли, но они имеют отношение к теме нашей книги. 2 Позвольте мне пояснить это на примере: никто не назовет манеру изло¬ жения Гегеля поверхностной, но некоторые могут (ошибочно) подумать, что его изысканное изображение глубины прикрывает мелкие места. Работы Ж.-Б. Сэя, как будет показано в тексте, являют собой пример противоположного типа.
644 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. ливать авторскую аргументацию, но при этом часто не принимать во внимание неудачные выражения или даже отбрасывать некото¬ рые явные глупости в его рассуждениях, которые могли объяс¬ няться только небрежностью. Каждый понимает, что то же самое необходимо делать для Рикардо и Маркса; однако шероховатость поверхности их произведений побуждает копать глубже. Но мало кто из экономистов был способен и, главное, стремился оказать эту услугу Сэю. Таким образом, его заслуги никогда не получали должной оценки. Огромная популярность его «Трактата» как учебника (са¬ мый грандиозный успех он имел в Соединенных Штатах) только подтвердила правильность диагноза современных и более поздних критиков, согласно которому он был не более чем популяризато¬ ром А. Смита. Действительно, книга получила столь широкое при¬ знание именно потому, что, казалось, избавляла нетерпеливого или плохо подготовленного читателя от необходимости пробираться сквозь чащу «Богатства народов». Таковым в основном было мне¬ ние рикардианцев, относившихся к Сэю с некоторым уважением по причине восприятия ими его закона рынков,3 но в остальном принижавших его как автора (см. комментарии МакКуллоха к работам Сэя в Literature of Political Economy), способного поднять¬ ся до мудрости А. Смита, но не сумевшего возвыситься до Рикар¬ до. Для Маркса он был просто «пошлым Сэем» (der fade Say). Для более поздних критиков он был одним из выразителей экономи¬ ческого либерализма, уже по одной только этой причине достой¬ ным пренебрежения. Он не был забыт в теории циклов, но и там его закон был признан или ошибкой, или бесполезной тавтологи¬ ей. В наше время он испытал нечто вроде ренессанса. Закон рын¬ ков Сэя был провозглашен (ошибочно, как мы увидим) основой всей структуры классической экономической науки в кейнсиан¬ ском значении слова (см. выше, глава 1, § 1). Это придало ему пагубное для него, но все-таки значение. Однако обманчивая поверхностность ввела в заблуждение и сторонников Сэя. Даже для тех французских историков, кто был готов защитить его память, он был главным образом популяриза¬ тором — а один из них даже назвал его «вульгаризатором» — уче¬ ния А. Смита. Правда, к этой заслуге они добавили и другие, ко¬ торые мы, забежав вперед, можем упомянуть. Сэй заключил во¬ просы, обсуждаемые в экономической науке, в схему «производство, распределение и потребление»; созданием своей методологии эко¬ номическая наука до некоторой степени обязана ему; он указал направление разработки теории ценности на базе полезности; он помог установить триаду факторов: земля, труд, капитал; он под¬ 3 Даже в том, что касается этого закона, они до некоторой степени отстаивали свой собственный приоритет (от имени Джеймса Милля), хотя приоритет, вне всякого сомнения, принадлежит Сэю.
Глава 4. Парад войск 645 черкнул значение фигуры предпринимателя, используя термин, встречающийся у Кантильона. И, конечно, он был автором закона рынков. Все это, по общему мнению, составляет лишь скромную заслугу, так как некоторые из его достижений сами по себе име¬ ют небольшое значение или даже сомнительную ценность. Мы их все прокомментируем в свое время. В настоящее время нас зани¬ мает основная ошибка, искажающая оценку роли Сэя в истории экономической науки, а именно обычная интерпретация его отно¬ шения к учению А. Смита. Работа Сэя выросла на основе чисто французских источников, если считать Кантильона французским экономистом. Он осущест¬ влял традицию Кантильона—Тюрго, и именно из нее могли раз¬ виться (что в действительности и произошло) все основные черты его анализа, включая, между прочим, его схему систематизации и его категорию предпринимателя.4 Наиболее важной из этих черт и действительно великим вкладом в экономический анализ является, несмотря на туманность и несовершенство формулировки,5 его кон¬ цепция экономического равновесия; творчество Сэя — самое важное звено в цепи, ведущей от Кантильона и Тюрго к Вальрасу. Для нас имеют значение только два факта биографии Сэя. За ис¬ ключением некоторых незначительных случаев во время Французской революции, он был первым во Франции университетским преподавате¬ лем экономики, сначала в Национальной консерватории искусств и ре¬ месел (1819 г.), а затем в Коллеж де Франс (1830 г.). В течение значи¬ тельного периода своей жизни он занимался бизнесом и имел, таким образом, возможность получать из первых рук знания, которые он затем использовал в своих работах. Интеллектуалы, знакомые с деловым ми¬ ром только по газетам, имеют обыкновение гордиться своей неангажи¬ рованностью, однако совершенно очевидно, что существует другая сто¬ рона вопроса. Наиболее важными для нас публикациями Сэя являются его «Трактат политической экономии» (Traite d’economie politique. 1803; перевод Принсепа сделан в 1821 г. по 4-му изданию, которым опасно пользоваться, не обращаясь одновременно к 1-му, поскольку Сэй имел обыкновение забывать, что он в действительности имел в виду) и его письма. Его «Полный курс практической политической экономии» (Cours complet d’economie politique pratique. 1828-1829) не много добавляет к перечисленному. Его произведения (Oeuvres) входят в IX-XII тома се¬ рии Гийомена Collection des principaux economistes (1840-1848). «Трак- 4 Хотя я призываю отдать ему справедливость, я должен подчерк¬ нуть, что это до некоторой степени уменьшает его право претендовать на оригинальность. Традиция Кантильона во Франции никогда не умирала. 5 Отчасти несовершенства, на которые здесь намекается, объясняются тем, что задача является в основном математической, а Сэй не был подго¬ товлен к ее решению. Ввиду этого становится еще труднее отдать ему спра¬ ведливость и в других отношениях: его закон о рынках выражен в слиш¬ ком общих словах, которые можно трактовать по-разному.
646 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. тат...» Сэя не требует «руководства для читателя». Но я хочу вновь предупредить, что ради получения пользы от прочтения этой работы требуется затратить значительно больше труда, чем кажется. Ж. К. JI. Симонд, называвший себя «де Сисмонди» (1773-1842), был фермером и политиком-любителем (прекрасные возможности по¬ практиковаться в реализме); но прежде всего он мирской интеллектуал, любивший жить вдали «от света», и историк. Я полагаю, что его глав¬ ной работой является «История итальянских республик средневековья» (Histoire des republiques italiennes du moyen age. 1807-1818). В моем распоряжении имеются лишь отрывочные сведения об этой 16-томной работе, однако еще меньше я могу сказать в отношении его 31-томной «История французов» (Histoire des Fran<;ais. 1821-1844). Из остальных его исторических произведений, охватывающих также историю литера¬ туры, я знаю только Histoire de la Chute de Г empire romain... (1835), научные недостатки которой частично компенсируются в глазах эконо¬ миста интересными социологическими картинами и анализом. Эконо¬ мическая теория Сисмонди в значительной мере более английская, чем французская. Его «Торговое богатство» (Richesse commerciale. 1803) на самом деле написано не совсем в смитовском духе, как считалось, даже если не принимать во внимание несмитовские рекомендации во 2-м томе. Здесь иногда проявляется настоящий Сисмонди — Сисмонди более позд¬ него времени. В целом, однако, традиционное мнение довольно близко к истине. Репутация Сисмонди как экономиста основана на его «Новых принципах политической экономии» (Nouveaux Principes d^conomie politique... 1819).6 Но мы знаем, что основные фрагменты этой работы в действительности были написаны к 1815 г. для статьи, предназначенной Сисмонди для энциклопедии Брустера (Brewster. Edinburgh Ency¬ clopaedia), хотя эта статья была опубликована только после выхода в свет Nouveaux Principes... К тому времени он уже владел всеми элемен¬ тами связываемой с его именем доктрины. Его позднейшие работы, та¬ кие как «Этюды о политической экономии» (Etudes sur l’economie poli¬ tique. 1837-1838), подчеркивали и развивали основные моменты (и пре¬ тензии автора), но не добавили ничего существенно нового.7 Работа Сисмонди сразу же получила критический отклик, особенно со стороны рикардианцев. Когда события обернулись про¬ тив последних, слава Сисмонди стала расти и упрочиваться до тех пор, пока вместе с социальными реформаторами и противниками свободной конкуренции (laisser-faire) вообще он не был вознесен на такой пьедестал, где по этикету полагалось получать знаки уваже- * ния. Отчасти это объяснялось его общими взглядами, имеющими 6 2-е издание Nouveaux Principes... вышло в 1827 г. с незначительны¬ ми изменениями. 7 Избранные произведения Сисмонди вышли в Германии с введением и комментариями профессора Амонна (1945-1949). См. также: AftalionA. L’Oeuvre economique de Simonde de Sismondi. 1899; Grossman H. Simonde de Sismondi et ses theories economiques. 1924.
Глава 4. Парад войск 647 мало отношения к аналитическим достижениям. Сисмонди заяв¬ лял, что истинным объектом экономической науки является чело¬ век, а не богатство. Он нападал на рикардианство как на чистую, причем нереалистичную «хрематистику» .8 Он вновь защищал не¬ обходимость вмешательства государства в экономику. Он был пол¬ ностью на стороне рабочих. Каждый, выступающий с таких пози¬ ций, мог быть уверенным в одобрении одной стороны и во враж¬ дебной критике другой. Следует добавить, что он действительно был одним из наиболее видных предшественников более поздней So2ialpolitik и что некоторые из его рекомендаций, например пред¬ ложение заставить нанимателей гарантировать своим рабочим стра¬ ховку от безработицы, болезни и нужды в преклонном возрасте, действительно оригинальны.9 В области экономического анализа репутация Сисмонди основана главным образом на его аргумента¬ ции против закона Сэя и на его теории кризисов, вызываемых недопотреблением (если его теорию действительно можно так оха¬ рактеризовать; см. ниже, глава 7, § 6). Но даже если бы некри¬ тическое признание, пришедшее к нему на этом основании (глав¬ ным образом со стороны экономистов, которые не были сильны в экономической теории), было более оправданно, отмеченные фак¬ ты не выразили бы его истинного значения в истории анализа. Отличительной чертой анализа Сисмонди является его связь с динамической моделью экономики в современном значении это¬ го термина. С терминами «статика» и «динамика» мы уже встре¬ чались. Используем представившуюся возможность, чтобы сделать первый шаг к более близкому знакомству с их значением. Начнем со знаменитого утверждения Рикардо, содержащегося в письме к Мальтусу:10 «Вы всегда имеете в виду непосредственные и вре¬ менные эффекты... [я] сосредоточиваю все свое внимание на пер¬ манентном состоянии вещей, которое из них вытекает». Высказы¬ вание не совсем верно, но, будучи справедливым, оно означало бы следующее: допустим, перед нами экономический процесс, кото¬ рый идеально сбалансирован и идеально приспособлен к своим 8 Сисмонди никогда не упускал случая превознести А. Смита за счет «новой школы» (рикардианцев). По его мнению, А. Смит пользовался по- настоящему научным и «экспериментальным» методом (он имел в виду «эм¬ пирическим»), в то время как рикардианцев он осуждал как абстрактных теоретиков, потерявших связь с действительностью. Следует заметить, что его аргументы могут быть одинаково применены как против Рикардо, так и против А. Смита. 9 Можно с полным правом утверждать, что им рассматривалась и более скромная современная идея «гарантированной заработной платы». Оригинальность предложений Сисмонди особенно проявилась в выдвину¬ той им идее о превращении общественных издержек на трудосберегающие меры в производственные издержки работодателей. 10 Профессор Холландер цитирует это письмо в своем Введении к ра¬ боте Рикардо Notes on Malthus* Principles (1928. P. LXXXVIII). 6 Зак. 3169
648 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. параметрам; затем произвольно произведем некоторые изменения в каком-либо элементе или элементах этого процесса, скажем в некоторых ценах или производимых количествах; это нарушение немедленно приведет к адаптациям, причем некоторые из них, в свою очередь, приведут к дальнейшим нарушениям процесса; но в итоге, когда все со временем выправится, возникнет новое иде¬ ально сбалансированное состояние экономического организма, в со¬ вершенстве приспособленное к своим параметрам.11 Очевидно, Ри¬ кардо придерживался мнения, что важно исследовать свойства этого нового «нормального* состояния в сравнении со свойствами того «нормального» состояния, с которого мы начали: новые «перма¬ нентные* доходы, цены и количества сравниваются со старыми доходами, ценами и количествами. Для этой процедуры позднее был введен термин «сравнительная статика» (см. ниже, часть IV, глава 7, § 3). При этом, конечно, подразумевается, что последова¬ тельность промежуточных или «переходных» состояний, через ко¬ торые должна пройти система на пути к новому «нормальному* состоянию, не влияет на последнее; иными словами, новое «нор¬ мальное* состояние зависит только от старого «нормального» со¬ стояния и от характера нарушения, но не от последовательности переходных состояний; подразумевается также, что переходные состояния относительно не важны, по крайней мере в том смысле, что они не представляют каких-либо очень интересных проблем для анализа. Сисмонди так же некритично, как А. Смит и Рикардо, до¬ пускал, что подобное состояние нового равновесия (он использовал термин «равновесие*) возникает со временем. Но он настаивал, что дорога к нему может быть столь длинной и проходить через такие препятствия (он говорил об «ужасных страданиях»), что прак¬ тически лишает аналитика возможности беспечно относиться к по¬ бочным явлениям. До сих пор все шло хорошо. Мальтус (неза¬ висимо от Сисмонди) приходил к тому же выводу. Но Сисмонди предпринял следующий шаг, и эту заслугу он не должен делить с Мальтусом или кем-либо еще, за исключением, возможно, Кенэ. Он понял, что наиболее важная из всех причин того, что переход¬ ные явления составляют суть экономического процесса, а следова¬ тельно, имеют отношение не только к практическим проблемам, но и к фундаментальной теории, заключается в связи экономиче¬ ского процесса с цепью определенных последовательностей, кото¬ рые исключают одни формы адаптации и навязывают другие. Это легче представить на примере. Если бы денежный доход, генери¬ рованный данным процессом производства, всегда тратился на про¬ 11 Это ни в коем случае не происходит всегда именно так, но если и происходит, то требует доказательств, поднимающих большое количество щекотливых вопросов. В данный момент мы пренебрегаем этим, как пре¬ небрег и сам Рикардо.
Глава 4. Парад войск 649 дукцию того же самого процесса производства, то у нас была бы причина полагать,12 что общественная «покупательная способность* и производство товаров и услуг, если отвлечься от личных оши¬ бок, всегда соответствуют друг другу. Таким образом, по крайней мере потенциально, товары и услуги всегда можно было бы прода¬ вать по ценам, покрывающим издержки. Но допустим, что эконо¬ мический процесс разрезан на периоды следующим образом: де¬ нежный доход любого периода t генерируется процессом произ¬ водства, продукция которого появляется на рынке в период £ + 1; и этот же самый доход тратится в период t на выпуск продукции периода £ - 1. В этом случае устраняется одна из причин, по кото¬ рой мы должны думать, что доход и выпуск продукции соответ¬ ствуют друг другу в вышеприведенном смысле: денежный доход за период £ является результатом решений, принятых в период £, в то время как выпуск продукции, предлагаемый в период £, явля¬ ется результатом решений, принятых в период £-1, т. e.t воз¬ можно, эти решения были приняты в других обстоятельствах; этот факт может, очевидно, стать источником трудностей адаптации и возникновения новых явлений. Пример чрезмерно упрощен и не¬ реалистичен в силу других причин, но его достаточно, чтобы по¬ казать, что экономический процесс — это система периодичностей и лагов, и только в силу одного этого возникает целый океан про¬ блем, которые просто не существуют для рикардианской или дру¬ гих экономических теорий того же типа. Анализ, учитывающий данный факт и делающий попытки рассмотрения этих проблем, называется динамическим. Мы займемся им позднее (часть IV, глава 7; часть V), а сейчас мы прервем наши рассуждения на эту тему, так как пока нам достаточно определить отличительную черту анализа Сисмонди. Нельзя сказать, что кто-то из исследователей мог остаться в неведении относительно фактов, на которые мы только что бросили беглый взгляд. Начиная со времен меркантилистов можно соста¬ вить длинный список аналитических работ, содержащих бессистем¬ ные, рудиментарные элементы динамического анализа. В этот спи¬ сок можно было бы поместить даже Рикардо. Однако великой заслу¬ гой Сисмонди было систематическое и четкое использование схемы периодов — он был первым, кто применил на практике специальный метод динамики, который получил название анализа периодов. Бо¬ лее того, он ясно увидел всю важность этого метода, и в частности искажения, несоответствия и препятствия, возникающие в резуль¬ тате того, что экономическая жизнь связана с последовательностями, каждый элемент которых определяется прошлым и в свою очередь определяет будущий. В то же время это была его единственная ве¬ 12 Этого условия было бы недостаточно. Однако ради максимального упрощения своей мысли я в данном случае не принимаю во внимание этот факт.
650 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. ликая заслуга в области анализа. Он столь неловко обращался со своим собственным инструментом, равно как и с другими своими идеями, что нанес ущерб их эффективности. И другие аргументы, выдвинутые им против рикардианской системы и в пользу предла¬ гаемой альтернативы, технически были столь ущербны, что рикар- дианцам удавалось без труда разделаться с ними, даже не воспри¬ нимая их вполне серьезно. Таким образом, мы еще раз сталкиваем¬ ся с ситуацией, когда ученый вполне справедливо потерпел неудачу, но на другом уровне обсуждения был тем не менее прав. Рикарди¬ анское суждение о Сисмонди во второй половине XIX в. разделяли и нерикардианцы. Одобрение тех, кто ценил его пылкие социальные симпатии, или простой факт, что он нашел несовершенство в капи¬ талистическом процессе, не компенсировали этого в том, что каса¬ лось экономической теории, так как для компетентного теоретика такая похвала скорее подтверждала худшие опасения.13 На кафедре Коллеж де Франс14 Сэя сменил итальянец Рос¬ си, которого, в свою очередь, сменил Шевалье15, чье пребывание 13 Я отсылаю читателя к численным выкладкам Сисмонди на стр. 374- 384 первого тома Nouveaux Principes, служащим иллюстрацией его техни¬ ческой некомпетентности. Сисмонди верно заметил, что его анализ перио¬ дов значительно ослабил «классический» аргумент в защиту свободной кон¬ куренции. Затем он попытался показать с помощью численного примера, как конкурентная борьба заводит в тупик, но его цифры свидетельствова¬ ли о прямо противоположном: они продемонстрировали механизм, с помо¬ щью которого обычно можно избежать неприятностей. 14 Коллеж де Франс (College de France) — это не колледж и не маги¬ стратура в американском смысле, хотя ближе к последней, чем к первому. Назначение на кафедру означает скорее признание ведущего положения на¬ значаемого лица, чем возможность поощрять и направлять исследователь¬ скую работу. Лекции адресовались широкой публике, и иногда их посеща¬ ют (посещали) люди «из общества*. 16 Мишель Шевалье (1806-1870), несомненно, был одним из наиболее значительных экономистов того периода; он известен как участник торгово¬ го договора Кобдена—Шевалье между Англией и Францией в 1860 г., за ко¬ торым последовали договоры о почти свободной торговле между Францией и многими другими странами. Ему довелось много служить, но он никогда не был прислужником французского правительства, а его разнообразная дея¬ тельность легла в основу внушительного количества ценных работ и иногда до странности неудачных предсказаний, например что упадет цена на золото (в 1859 г.!) и что до окончания столетия будет достигнута свобода торговли во всемирном масштабе. Типичными примерами его эмпирических произве¬ дений могут послужить Lettres sur l'Amerique du Nord (1836) и Interfts materiels en France (1836) — образцовые произведения этого жанра. Как и следовало ожидать, ввиду нехватки времени такой человек не смог внести свой вклад в повышение эффективности аппарата экономического анализа, и в истории экономического анализа его нужно упомянуть, главным обра¬ зом чтобы объяснить, почему этот аппарат был столь незначительно усовер¬ шенствован в течение ряда десятилетий. Это произошло не в силу неспособ¬ ности экономистов. Например, Шевалье, вне всякого сомнения, был очень умным человеком, и его работы в области анализа фактов — там, где такое
Глава 4. Парад войск 651 в этой должности продлилось до 1879 г., а на смену Шевалье пришел его зять Поль Jlepya-Больё, деятельность которого прак¬ тически охватывает весь следующий период. Эту преемственность в преподавательской работе следует отметить, так как она явля¬ лась также преемственностью в отношении духа науки и доктри¬ ны. Истинным продолжателем дела Сэя где-то в поднебесье был Вальрас. Но на менее высоком уровне и в том, что касается «прикладной политической экономии», отношения к экономиче¬ ской политике, систематизации, а также нижних уровней эконо¬ мической теории, эти ученые (Росси в меньшей степени, чем двое других) могут рассматриваться как преемники Сэя и как ядро школы, которая, если считать датой ее создания 1803 г. — год публикации «Трактата» Сэя, может гордиться своей почти сто¬ летней историей. Мы рассмотрим ее в следующей части. В на¬ стоящее время, упоминая об этом самом по себе интересном фак¬ те, мы ограничимся следующими комментариями. Во-первых, в рамках несоциалистической политической экономии эта группа не встретилась с серьезной оппозицией до следующего периода. В течение рассматриваемого периода и несколько выходя за его пределы она управляла самодержавно, контролируя, в частности, профессиональные журналы и институты, а также Общество по¬ литической экономии, которое было основано, как и Journal des £conomistes, в 1842 г. Во-вторых, школа и все ее приверженцы (отчасти, как указывалось выше, из-за наличия до 1848 г. силь¬ ной социалистической угрозы буржуазному обществу) были в боль¬ шой степени сторонниками либерализма в духе laissez-faire и ан¬ тиэтатистами.16 Этим, естественно, объясняется враждебность со¬ временных критиков, в том числе и по отношению к самому Сэю, но было бы излишне указывать, что их уничижительные суждения неисторичны. В-третьих, многие члены школы облада¬ ли чудесным характером, высоким интеллектом и огромным опы¬ том в практических делах. Однако, в-четвертых, отчасти вслед¬ ствие практической направленности их ума и слишком большой сравнение допустимо, — многие из нас поставили бы выше работ простого аналитика. Но вся энергия многих способных людей, занимавшихся эконо¬ мической наукой, поглощалась непосредственными практическими пробле¬ мами, т. е. вкладывалась в процесс производства, который по эффективно¬ сти можно сравнить с первобытной охотой. Об этом свидетельствует и систе¬ матизированный труд Шевалье (Cours d’economie politique. 1-st ed. 1842-1844; том, посвященный деньгам, — La Monnaie — был дополнительно выпущен в 1850 г.), обобщивший его неизменно поверхностные лекции в Коллеж де Франс. Тем не менее в рамках данного типа работ книга Шевалье скорее заслуживает восхищения, чем пренебрежительного отношения. 16 Некоторые члены этой школы, включая Шевалье, в юности испы¬ тали на себе чары сенсимонизма.
652 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. сосредоточенности на вопросах экономической политики им не хватало интереса к чисто научным вопросам, и в результате они оказались почти полностью бесплодными в том, что касается до¬ стижений в области анализа. Само существование группы пока¬ жется современному радикалу препятствием на пути «прогресса». То же самое кажется и нам, но с совершенно другой точки зре¬ ния и в другом смысле. Но для полноты картины следует упомянуть еще несколько имен. Во-первых, я упомяну два наиболее выдающихся имени из всей группы, чтобы проиллюстрировать как можно полней достоин¬ ства школы, хотя эти же имена служат также иллюстрацией ее слабостей. Это Дюнуайе (1786-1863) и Курсель-Сенёй.17 Затем мы отметим достойных авторов Ж.-А. Бланки и Жозефа Гарнье.18 Их 17 Оба достойны восхищения. Они всегда бескомпромиссно выступали за то, что считали правильным курсом для своей страны! Но несмотря на подлинный блеск в сочетании со здравым смыслом, который мы находим в работе Шарля Дюнуайе (Dunoyer Charles. De la Libert^ du travial. 1845), мы не можем квалифицировать ее как научное достижение. Социалисты согла¬ сятся с нами на том основании, что каждая его фраза была идеологически обусловлена и служила какой-либо «апологетической» цели. Но наше су¬ ждение мотивировано не этим. В противном случае мы должны были бы ис¬ ключить из рассмотрения практически все социалистические произведения, поскольку они не в меньшей степени идеологически обусловлены. Книга ничего не добавляет ни к нашему знанию, ни к нашему контролю над фактами. Иное дело — поистине образцовые в своем роде труды Ж. Г. Курсель-Сенёя (1813-1892). Упомянем только несколько литературных произведений этого весьма занятого человека: Traite theorique et pratique d’economie politique (1858); Traite... des enteprises industrielles, commerciales et agricoles (1855); Traite... des operations de banque (1853). Даже если не придавать большого значения его рудиментарным диаграммам или некоторым неудачным терми¬ нологическим нововведениям (теория— «плутология»; прикладная полит¬ экономия — «эргономия»), в его работах есть то ясное понимание экономи¬ ческих проблем, которое дается опытом, полученным из первых рук, и ко¬ торого не хватает современной литературе. И в то же время я не нахожу возможным что-либо добавить к сказанному. Его работа наглядно подтвер¬ ждает нашу старую истину, что одно дело быть хорошим экономистом и совсем другое — быть теоретиком. 18 Ж.-А. Бланки (1798-1854), брат революционера «заговорщического» толка Л. О. Бланки, также был преемником Сэя на преподавательском по¬ прище — в Национальной консерватории искусств и ремесел. Он известен главным образом как автор книги Historie de Гёсопоппе politique en Europe (1837); это интересный сборник, получивший международное признание по причине своей неоспоримой полезности. Значительно важнее была его рабо¬ та Resume de l’histoire du commerce et de Findustrie (1826), весьма рассуди¬ тельное и очень хорошо сделанное, на мой взгляд, резюме (принимая во внимание дату его написания и источники, на основе которых оно было написано), а также его исследования в области экономики труда. Жозеф Гарнье (1813-1881; не следует путать его с графом Жерменом Гарнье, изве¬ стным главным образом как переводчик «Богатства народов» в 1802 г., а позднее как физиократ, на работах которого нам не стоит задерживаться дольше) был учеником и близким сподвижником Бланки, а также неутоми-
Глава 4. Парад войск 653 работы пользовались успехом при жизни авторов, и позднее обоих, особенно Гарнье, цитировали долгое время. Мы не можем совсем обойти молчанием третьего автора— Дестюта де Траси,19 которого также очень часто цитировали, хотя в основном его современники. мым преподавателем, университетским администратором и писателем. Его широко признанная работа Elements de l’economie politique (1845; с 1860 г. она имеет название Traite, добавим сюда его работу Elements des finances (1858), которая также выросла в трактат— Traits) интересна главным обра¬ зом как образец французской политической экономии до Милля; Elements de statistique вызывает интерес такого же рода. Большее значение имеет французское издание труда Мальтуса Essay on population (1845) с предисло¬ вием Гарнье. Его нужно было упомянуть, поскольку считалось, и, судя по количеству цитат из его работ, не без основания, что он пользовался миро¬ вой известностью. Возможно, уместно вспомнить и имя Шарля Ганиля (Ganilh) (1758-1836); его также продолжали цитировать в теоретической ли¬ тературе, в случае если авторы независимо от того, что они собирались ска¬ зать в своей работе, предпосылали ей полный обзор предшествовавших сочи¬ нений, посвященных данной теме. Его Systemes d’economie politique (1809) — ранняя история экономической мысли — заслуживает упоминания по при¬ чине даты ее написания, а также потому, что автор не последовал некрити¬ чески за преобладающим фритредерским течением Смита—Сэя. Благодаря «реалистичности» и достоинствам «фактического материала* его ТЫопе de l’economie politique... (1815) нельзя считать совершенно незначительной. 19 A. JI. К. Дестют, граф де Траси (1754-1836) был довольно важной фигурой в интеллектуальном мире наполеоновской империи (равно как в течение некоторого времени до и после этого времени); природа наградила его даром мыслителя, но не одарила самобытностью. Он сформировался в мире XVIII в. и являл собой пример типичной для того времени ментально¬ сти, а его собственная мысль может служить не менее интересным примером до некоторой степени успешной адаптации к изменившимся условиям. Что касается философской мысли, то он придерживался традиции Кондильяка; в политическом плане, несмотря на большое количество критических заме¬ чаний, он был одним из последователей Монтескьё. Его широко задуманный труд Elements d’ideologie начал выходить с 1801 г. Из всех переводов, по- моему, лучшим является System of Moral Philosophy, сделанный в Шотлан¬ дии. Traite de la volonte был одним из отдельных выпусков этого труда. Другим выпуском, который так и остался фрагментом, был трактат по по¬ литической экономии, опубликованный в 1823 г. под заглавием Traite de Teconomie politique. Отдавая дань уважения обширному целому, часть кото¬ рого составлял данный трактат — его автор также входил в группу Сэя, — я должен признаться, что не могу найти в нем ничего, что стоило бы выде¬ лить, за исключением одной черты: Дестюта де Траси нельзя назвать незна¬ чительным философом. Он ценил логическую строгость и настаивал на чет¬ кой концептуализации. Одно из его определений — о том, что производство означает изменение формы или места, — к которому Рамсей добавил время, было взято на вооружение некоторыми английскими экономистами. Но, под¬ черкивая так называемый физический аспект производства, это определение затемняет экономический аспект. Де Траси настаивал на том, что измерять ценность необходимо в единицах ценности, поскольку суть измерения состо¬ ит в сравнении измеряемой вещи с заданным количеством той же вещи, взятым за единицу (например, длина измеряется в метрах). Рикардо одоб¬ рял это утверждение, но оно ошибочно. Можно привести другие примеры, подтверждающие бесплодность усилий де Траси найти логические основа¬ ния, способные дать полезные результаты.
654 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. При случае мы упомянем и других, но нам больше не представится возможности упомянуть Канара и Бастиа, потому сделаем это здесь. Произведение Канара (Canard N. F. Principes d’^conomie poli¬ tique. 1801) — любопытное возрождение работы Кантильона (Сап- tillon. Trois rentes) — иногда приводится в списке ранних вкладов в математическую экономию (по причине использования там не¬ скольких ничего не значащих алгебраических формул), иначе оно было бы заслуженно забыто и избежало бы приключившегося с ним несчастья, которое заключалось в том, что оно было «увенча¬ но* той же самой Французской академией, которая позднее не удо¬ стоила признания Курно и Вальраса. А те из «Олимпийцев», кто особенно болезненно воспринимал это небрежение из-за почестей, возданных Канару, мстили ему, выказывая уничтожающее пре¬ зрение, даровавшее ему незавидное бессмертие: в истории науч¬ ных сообществ Канару навсегда обеспечено место. Однако его кни¬ га далеко не худшая из когда-либо написанных. Она оказала неко¬ торое влияние на Сисмонди. Фредерик Бастиа (1801-1850) получил незаслуженную изве¬ стность благодаря безжалостным критикам. Его можно уподобить купальщику, который наслаждается купанием на мелководье, но затем заходит слишком глубоко и тонет. Опытный фритредер и энтузиаст laissez-faire, он обрел имя благодаря блестяще написан¬ ной статье De l’influence des tarifs frangais et anglais sur Tavenire des deux peuples (Journal des economistes. 1844), лившей воду на мельницу небольшой парижской группы фритредеров, пытавших¬ ся продублировать агитацию Кобдена в Англии. За этим последо¬ вала серия «Экономических софизмов» (Sophismes economiques), остроумие которых (прошение производителей свечей и связанных с ними отраслей защитить их от нечестной конкуренции солнца и тому подобные вещи), весело игравшее на поверхности фритредер- ской аргументации, восхищало с тех пор многих. Бастиа руково¬ дил французской фритредерской ассоциацией, развивая небыва¬ лую деятельность, и направил свою легкую артиллерию против своих соотечественников-социалистов. До определенного момента его деятельность не представляет для нас интереса. Имя Бастиа, вызывавшее восхищение у сочувствующих его идеям и осыпанное оскорблениями оппонентов, могло бы дойти до потомства как имя самого блестящего журналиста-экономиста в истории. Но в после¬ дние два года своей жизни (стремительная карьера Бастиа охваты¬ вает только 1844-1850 гг.) он принялся за работу другого рода, первый том которой — «Экономические гармонии» (Harmonies ёсопопг^иеэ) — был опубликован в 1850 г. Призываю читателя понять, что вера Бастиа в безусловную свободную конкуренцию (его знаменитый «оптимизм») или любой другой аспект его соци¬ альной философии не имеет никакого отношения к неблагоприят¬ ной оценке, которая, как мне кажется, здесь напрашивается, хотя
Глава 4. Парад войск 655 именно этой верой мотивирована большая часть критики в его ад¬ рес. Лично я даже думаю, что исключительный упор Бастиа на гармонии классовых интересов скорее менее глуп, чем исключи¬ тельное подчеркивание антагонизма классовых интересов. Нельзя также утверждать, что в его книге совсем нет хороших идей. Тем не менее недостаток способности к аргументации или, во всяком случае, способности обращаться с аналитическим аппаратом эко¬ номической науки лишает труд Бастиа права на наше обсужде¬ ние. Я не утверждаю, что Бастиа был плохим теоретиком. Я утверждаю, что он не был теоретиком. Этот факт не умаляет дру¬ гих достоинств автора. Я ничего не сказал об обвинении его в пла¬ гиате по отношению к Кэри, о чем говорил сам Кэри, а затем упоминали Феррара и Дюринг. Поскольку я не вижу научных до¬ стоинств в «Экономических гармониях», этот вопрос в любом слу¬ чае не представляет для нас интереса. Читатели, которых привле¬ чет эта книга, могут обратиться к ее взвешенной и квалифициро¬ ванной трактовке, осуществленной профессором Э. Тейяком и опубликованной в Pioneers of American Economic Thought (перевод на английский язык сделан профессором Э. А. Джонсоном в 1936 г.). Ему удалось достаточно убедительно установить, что многое, ка¬ завшееся на первый взгляд несомненным плагиатом, объясняется тем, что Бастиа и Кэри пользовались одними и теми же француз¬ скими источниками. Второе издание Полного собрания сочинений Бастиа (Bastia. Oeuvres completes) с биографией автора было опуб¬ ликовано в 1862-1864 гг. Что касается остального, то мы должны удовольствоваться упоминанием одного из лучших, как я полагаю, учебников «клас¬ сической экономической теории» — «Краткого курса» Шербюлье (Cherbuliez. Precis).20 5. Германия Что касается Германии, мы прежде всего видим старую «ка- мералистскую» традицию, т. е. традицию немецких консультан- тов-администраторов, которая частично модифицировалась под влиянием А. Смита. «Богатство народов» было переведено на не¬ 20 А. Е. Шербюлье (1797-1869), швейцарский ученый, юрист по образо¬ ванию и в течение некоторого периода по роду деятельности, позднее став¬ ший политиком и преподавателем политической экономии, был прежде все¬ го политологом, а не экономистом. Ему было за сорок, когда он всерьез обратился к экономике, и он так и не создал ничего оригинального. Но он был мастером изложения материала, и его Precis de la science economique... (1862) следует отметить как одно из достижений учебной литературы того периода. Его успех был значителен, но он заслуживал большего.
656 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. мецкий сразу же после его публикации (1776-1778 гг.), но, не¬ смотря на это, понадобилось какое-то время, чтобы проявилось его влияние. Проповедникам Staatswissenschaft эта книга внача¬ ле не очень понравилась и, как уже было сказано, Principles Стюарта некоторые были склонны ставить выше. Полная пере¬ мена настроений произошла около 1800 г., когда сначала немно¬ гие, а вскоре и большинство превратились в восторженных по¬ следователей Смита. Такое поведение было для немецких эконо¬ мистов более естественным, чем первоначальное сопротивление, поскольку, как упоминалось, их собственные идеи развивались в аналогичном направлении уже в течение многих лет. Труды Хуфеланда, фон Якоба, Крауса и фон Зодена дают доста¬ точно примеров смитианского камерализма: Gottlieb Hufeland (1760- 1817; Neue Grundlegung derStaatswirthschaftskunst... 1807-1813; довольно интересен 2-й том, посвященный теме денег); L. Н. von Jakob (1759- 1827; Grunds&tze der National-Okonomie. 1805; позднее вышло дополненное и исправленное издание); С. J. Kraus (1753-1807; Staatswirthschaft. 1808- 1811); F. J. H. von Soden (1754-1831; Die Nationalttkonomie. 1805-1824). Якоб и Краус были также философами-кантианцами. Все четверо при¬ надлежали к смитианцам в том смысле, что почти все их идеи и рабо¬ ты в области экономики питались из источников и вращались вокруг тем «Богатства народов». Краус, влиятельный преподаватель, привив¬ ший свои взгляды многим будущим государственным деятелям,1 при¬ нял это произведение с некритическим энтузиазмом: он говорил о нем как о единственной «истинной, великой, благородной и благодетельной системе» и был одним из тех, кто сравнивал его по значимости с Но¬ вым Заветом. Несмотря на приверженность идеям Смита, Хуфеланд и Якоб не заходили все же так далеко; фон Зоден был еще более незави¬ сим в своем творчестве. Хотя его критика А. Смита не нашла отклика, он иногда шел своим путем. В частности, он выразил в общих чертах идею, позднее развитую Листом и состоящую в том, что истинной це¬ лью внешнеторговой или любой другой политики является не столько непосредственное повышение благосостояния, сколько развитие произ¬ водительных ресурсов нации; эта «меркантилистская» точка зрения имеет важное значение не только для рекомендаций, но и для анализа. Все четверо были людьми незаурядными, и я готов защищать свой вы¬ бор, но читатель должен понимать, что можно было бы с таким же успе¬ хом выбрать несколько других имен. 1 Некоторые из этих государственных деятелей принимали участие в за¬ конодательных реформах Штайна—Гарденберга. Существует небезынтересная связь между «Богатством народов» и прусским реформатором фон Якобом, пре¬ подававшим в Харьковском университете и в Университете Галле и выступав¬ шим в роли консультанта государственных комиссий в С.-Петербурге. Фон Якоб сыграл немалую роль в распространении доктрины Смита в России.
Глава 4. Парад войск 657 Следует добавить еще два имени, обычно не включаемые в список немецких экономистов. Граф Г. Ф. Бюкуа Лонгваль (1781-1851) — лич¬ ность весьма интересная: очень богатый австрийский аристократ с чрез¬ вычайно радикальными взглядами (в пожилом возрасте он принял уча¬ стие в революции 1848 г.), одаренный дилетант во многих областях и более чем дилетант по меньшей мере в двух областях (теоретической механике и экономике). Он написал Theorie der Nationalwirthschaft... (1815; дополнения вышли в 1816-1819 гг.) и трактат о деньгах и де¬ нежной политике ...Ein auf echten Nationalcredit fundiertes Geld... (1819). Обе работы в своей основе подражают Смиту, но содержат несколько интересных и оригинальных утверждений, в том числе тезис о регули¬ руемом количестве бумажных денег. Я полагаю, что и сам автор, и его работы забыты незаслуженно. Другому ученому, чье имя стоит добавить к нашему списку, повезло больше — его работы обсуждались в Англии и Франции при жизни автора, и он сохранил место в истории экономического анализа. Это Г. Ф. фон Шторх (1766-1835), который, будучи нем¬ цем по крови и образованию, обычно рассматривается как рус¬ ский ученый, поскольку сделал карьеру в России. Прежде всего следует упомянуть его исторические и статистические исследо¬ вания о России, особенно «Историко-статистическую картину Рос¬ сийской империи в конце XVIII столетия. 1797-1803» (Historisch- statistisches Gemalde des Russischen Reiches am Ende des achtzehn- ten Jahrhunderts. 1797-1803). Я «пробежал» 9 томов, но я не компетентен судить, насколько Шторху удалось исчерпать возмож¬ ности, предлагаемые данными материалами. Что касается его си¬ стематизирующего труда (Cours d’^conomie politique... 1815) и его экскурса в анализ дохода (Considerations sur la nature du revenu national. 1824), то следует указать, что эмпирический уклон пер¬ вой работы и содержащиеся в ней этические банальности не могут служить достаточным основанием для причисления его (как члена или предшественника) к более поздней историко-этической шко¬ ле, как это обычно делают историки мысли. От был не более «эм¬ пиричен», чем Смит, а отделять его от английских современников по методологии исследования — значит размывать контурные ли¬ нии: эмпирическая работа Сениора заключена в отчетах королев¬ ских комиссий, а не в его Political Economy, но это не повод гово¬ рить о непримиримых методологических противоречиях между различными его работами. Если Шторх сомневался в возможно¬ сти сформулировать универсальные законы экономических явле¬ ний, то только в том смысле, в каком его горячо одобрили бы Сениор и Дж. С. Милль, а именно в том, что конкретные экономи¬ ческие явления, являясь историческими данностями, не подчиня¬ ются простым и универсальным правилам. В остальном его ана¬ лиз можно лучше всего охарактеризовать термином «критическое смитианство». Основы и концептуальный аппарат Шторха по сути
658 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. смитовские, но он не соглашался ни со Смитом, ни с Сэем по неко¬ торым важным пунктам, особенно в анализе дохода. Шторх имеет некоторое право быть включенным в один список с Лодердейлом, Мальтусом и Сисмонди как предшественник кейнсианства и анало¬ гичных тенденций, которые время от времени заявляли о себе впо¬ следствии. Однако если я верно понял его аргументацию в работе Considerations, то могу сказать, что интересного в ней не много: по¬ добно всем другим авторам этого направления, он пренебрегал ре¬ гулирующими механизмами капиталистического процесса в той же степени, в какой другие их переоценивали. Но мы к этому еще вернемся. В настоящий момент я хочу добиться, чтобы читатель запомнил этого автора, поскольку он является значительной фигу¬ рой, несмотря на то что не достиг высокого ранга как теоретик. Смитианство, все более заквашенное на небольшой дозе (ча¬ сто непонятой) рикардианства и освобожденное от части старых идей из области административной премудрости XVIII в., — та¬ кова формула, характеризующая общее течение экономической науки Германии до конца рассматриваемого периода и даже в течение некоторого времени после него. В работе Рау2 этот мате¬ риал изложен в форме учебника, оказавшегося удовлетворитель¬ ным на несколько десятилетий. Два ученых замечательного та¬ ланта и силы, создали свои произведения, отталкиваясь от этого уровня и значительно превзойдя его. Это Германн и Мангольдт. Из уважения к старым традициям немецких историков экономи¬ ческой науки я добавлю Бернарди. Учитывая, что Тюнен и Маркс шли своим путем и выпада¬ ли из общего течения, мы можем прийти к выводу, что значение Ф. Б. В. фон Германна (1795-1868) преувеличено, поскольку он выделялся ввиду отсутствия конкуренции. В этом есть доля прав¬ ды. Тем не менее его работа Staatswirthschaftliche Untersuchungen (1832; доп. изд. — 1870; переизд. — 1924), хотя и не вошла в историю науки, вполне заслуживает похвал, высказанных в ее ад- 2 К. X. Рау (1792-1870), профессор сначала в Эрлангене, а затем в Гей¬ дельберге, был человеком трезвого ума, эрудированным и посредственным. Но если для написания учебника, пользующегося популярностью, требуются еще какие-то качества, то он, очевидно, ими обладал. О чрезвычайном успехе его Lehvbuch der politischen Okonomie (1826-1837; т. 1 — теория [«законы»]; т. 2 — прикладная экономика или экономическая политика, или Polizeiwissenschaft; т. 3 (самый лучший) — государственные финансы) свидетельствует не только множество переизданий, но и — в значительной мере — тот факт, что Адольф Вагнер счел нужным переделать этот учебник вместо того, чтобы заменить его совершенно новым. Как преподаватель Рау достоин высокого места в истории экономической науки, хотя не многое может быть сказано в пользу его кни¬ ги, за исключением того, что он очень тщательно отсортировал богатый фак¬ тический материал, и это был именно такой материал, который мог усвоить будущий юрист или государственный деятель.
Глава 4. Парад войск 659 рес многими, даже А. Маршаллом. Здравый смысл Германна поз¬ волил ему сэкономить энергию, которую другие авторы растра¬ тили на сомнения относительно «абстрактных методов» и тому подобных вещей, а его острый и уравновешенный ум без колебаний играл с основами экономической теории. Учитывая дату написа¬ ния книги, можно утверждать, что его метод был так же прост, как и хорош: он начал со «спроса и предложения» и приступил к исследованию стоящих за ними факторов. Четкая концептуа¬ лизация довершила остальное, и работа пользовалась значительным успехом; не все поняли, однако, что книга Германна далеко шаг¬ нула за пределы учения Рикардо. Этого достаточно, чтобы охарак¬ теризовать его заслуги как теоретика. Но этого недостаточно, что¬ бы отдать справедливость его эмпирической работе (статистической и другой), а также самому Германну как политику, государствен¬ ному деятелю и преподавателю, оставившему след в годы нацио¬ нального формирования Германии. Ханс фон Мангольдт (1824-1868) известен значительно мень¬ ше. И все же этот государственный служащий и профессор Гёт¬ тингенского и Фрайбургского университетов относился к числу наиболее значительных фигур того столетия в нашей области. Кро¬ ме исторического труда, посвященного промышленности Саксо¬ нии, ему принадлежат еще две работы, являющиеся значитель¬ ным вкладом в науку: Die Lehre vom Unternehmergewinn (1855; это, по существу, теория предпринимательской прибыли, осно¬ ванная на ренте от предпринимательских способностей) и Grundriss der Volkswirtschaftslehre (1863; во 2-м издании, вышедшем по¬ смертно в 1871 г., изъят наиболее оригинальный элемент кни¬ ги — геометрический аппарат, который Мангольдт изобрел для теории международных цен; однако Эджуорт вновь привлек к нему внимание). Теодор фон Бернарди (1802-1887) обязан своей репутацией истории немецкой экономической науки Рошера. Привычку вно¬ сить его имя в список известных экономистов я назвал странной, так как не вижу для этого никаких убедительных причин. При¬ веду здесь название его работы в переводе на английский язык: Critical Essay on the Arguments that are being adduced for Large and Small Properties in Land (1849). Бернарди, чрезвычайно умный дилетант широкой культуры и богатого опыта, подверг изложен¬ ные в работе аргументы весьма здравому обсуждению. Но энтузи¬ азм Рошера был вызван не этим. Бернарди заключил свою тему в широкие рамки общих рассуждений относительно социальной и экономической обстановки, из которой выросли английские «клас¬ сические» доктрины, показывая их историческую и социологи¬ ческую относительность и ограниченную обоснованность (разуме¬ ется, он это сделал весьма успешно); но при этом он также обнару¬ жил неспособность понять разницу между взглядами или рекомендациями по практическим вопросам и теоремами.
660 Часть IIL С 1790-х по 1870-е гг. Поскольку мы уже ранее обсудили творчество Тюнена и Маркса (если последнего вообще следует считать немецким эко¬ номистом), то нам остается обсудить только работы Листа и Род- бертуса, с одной стороны (несколько неловко отмечать, что Тю¬ нен, Маркс, Лист и Родбертус были экономистами без профес¬ сорского звания), и работы Рошера, Гильдебранда и Книса — членов так называемой старой исторической школы — с другой. Фридрих Лист (1789-1846) пользовался симпатиями своих соотечественников и, по их мнению, достоин был весьма почетно¬ го места. Это объясняется его успешной борьбой за Таможенный союз германских государств (Zollverein) — зародыш германского национального единства. Члены тех счастливых наций, для которых право на национальное существование и национальные амбиции являются сами собой разумеющимися, не могут понять, чтб по¬ добное объединение значит для немцев. Это значит, что Лист, по¬ добно другим участникам этой длительной и тяжелой борьбы, яв¬ ляется национальным героем. Я далек от критики такого отноше¬ ния и не собираюсь умалять восхищение перед Листом во всех отношениях, кроме одного, которое, к сожалению, единственно име¬ ет значение для темы данной книги. Однако даже как ученый- экономист Лист обладает одним свойством, характеризующим ве¬ ликих ученых, а именно великим видением положения своей стра¬ ны, которое, не являясь само по себе научным достижением, служит предпосылкой для научного достижения определенного типа, вы¬ дающимся примером которого в наши дни является творчество Кейнса. Не испытывал Лист недостатка и в специфически науч¬ ных инструментах, в которых должно реализоваться видение, что¬ бы принести научные плоды; в действительности его аналитиче¬ ский аппарат идеально соответствовал его практической задаче. Но отдельные части этого аналитического аппарата не были особенно новы. Лист видел нацию, бьющуюся в оковах, наложенных на нее недавним тяжелым прошлым, но он видел также ее потенциаль¬ ные экономические возможности. Следовательно, реальным объ¬ ектом его размышлений было будущее нации, а настоящее он считал не более чем переходным состоянием. Он понял, что в переходном, по сути, состоянии теряет смысл такая политика, которая связана с управлением существующим комплексом усло¬ вий, рассматриваемых как перманентные. Эта идея воплощена в его теории «стадий» — удачная находка с точки зрения решения образовательной задачи и в то же время по сути своей всего лишь старая идея XVIII в. Далее, подобно Зодену, Лист понимал, что упор на будущее нации изменяет условия достижения благосо¬ стояния в настоящем. Он выразил это в своей доктрине ♦произ¬ водительных сил» (ProduktionskrSfte), занимающих в его системе почетное место в сравнении с потребительскими благами, которые
Глава 4. Парад войск 661 могут быть произведены при заданном уровне производительных сил. Это также довольно удачное изобретение с точки зрения за¬ дач обучения, но сам по себе упомянутый термин не больше чем название для нерешенной проблемы. И, наконец, что касается его наиболее известного вклада в просвещение общественного мнения Германии в области экономической политики, т. е. его аргумен¬ тации о зарождающихся отраслях промышленности, то этот раз¬ дел явно написан под влиянием Гамильтона и составляет часть экономической мудрости, которую Лист впитал во время своего пребывания в США. Лист до такой степени американизировался, что защищал идею финансирования строительства железных до¬ рог с помощью выпуска банкнот; единственные прецеденты такой практики, причем не всегда достойные доверия, существовали только в США. Следует мимоходом отметить, что аргументация Листа в пользу протекционизма выливается в аргументацию в пользу свободной торговли; если это не очевидно, мы можем най¬ ти подтверждение в том факте, что Дж. С. Милль принял теорию о зарождающихся отраслях промышленности, явно понимая, что она находится в рамках логики свободной торговли.3 Я думаю, что все вышесказанное отдает справедливость ана¬ литическим дарованиям и достижениям Листа и в то же время приводит их к надлежащим пропорциям. Те, кто наделяет своего героя всеми мыслимыми заслугами, ставят его труды в ложную перспективу. Утверждается, что он был преемником научной мыс¬ ли XVIII в. Он был порождением романтизма. Он был предшест¬ венником исторической школы в экономической науке. Смысл этих утверждений сводится к тому, что каждый мыслитель является преемником всего, что было до него, и предшественником всего, что будет после него. Лист был великим патриотом, блестящим журналистом, ставившим перед собой определенные задачи, и способным экономистом, хорошо координировавшим все, что могло воплотить его видение. Разве этого не достаточно? Из всех произведений Листа для нас наибольший интерес представляют «Очерки американской политической экономии» (Outlines of Ameri¬ can Political Economy. 1827), поскольку это произведение показывает его систему на ранней стадии развития. Созданная на основе вышеупомянутого произведения зрелая работа «Национальная система политической экономии» (Das nationale System der po- litischen Okonomie. 1841; пер. на англ. яз. — 1885), несмотря на все приведенные выше комментарии, остается классикой в хва¬ лебном значении слова. Новое, полное издание его произведений (Schriften, Reden, Briefe) было опубликовано в 1927-1932 гг. германским Обществом Листа (List-Gesellschaft), которое также публикует List-Studien. 3 Между прочим, можно отметить, что называть планы Листа «наци¬ оналистическими* или «империалистическими» — значит в обоих случаях играть на двояком смысле слова.
662 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. Йоганн Карл Родбертус (1805-1875) также отчасти обязан сво¬ ей известностью обстоятельствам: с одной стороны, он не встретил ни конкуренции, ни критики, с каковыми ему пришлось бы столк¬ нуться в Англии; с другой стороны, несмотря на то что он реши¬ тельно отвергал классовую борьбу и революцию и был по сути кон¬ сервативным монархистом, он одновременно являлся сторонником определенного типа государственного социализма, приемлемого для большой части общества. В остальном его социальная и политиче¬ ская философия, включая естественное право работников физиче¬ ского труда на всю промышленную продукцию (на освященном ве¬ ками основании, что все товары являются продуктом или стоят только физического труда), не относится к нашей теме. Однако следует упомянуть некоторые рекомендации, так как они проливают свет на анализ, из которого исходят. Тезис о том, что только институцио¬ нальная структура общества лишает труд части «его» продукта, на¬ шел свое отражение в рекомендации изменить институциональную структуру путем воздействия государства через систему налогооб¬ ложения (одно из первых предложений в либеральном мире того времени использовать налогообложение не в целях получения дохо¬ да) и фиксировать не только цены и ставки заработной платы, но также и доходы от собственности. Его теория земельной ренты была отражена в чрезвычайно благоразумном предложении (не будучи его неотъемлемой частью), имевшем некоторые практические послед¬ ствия в Германии. Оно сводилось к тому, чтобы заменить заклад¬ ную, дающую право на весь капитал, закладной, дающей право только на ежегодные выплаты. Его теория бедности и экономических цик¬ лов отразилась в совершенно современно звучащем предложении устра¬ нить и то и другое путем перераспределения доходов. Аналитическая схема Родбертуса может быть наиболее крат¬ ко и в то же время наиболее выразительно охарактеризована сле¬ дующим образом. Он был по сути и в том же смысле, что и Маркс, рикардианцем. Его анализ заключался в развитии доктрины Ри¬ кардо в определенном направлении, которое было в сущности па¬ раллельно, но отлично от направления Маркса. Если смотреть на даты публикации, то Маркс мог почерпнуть вдохновение у Робер- туса, в особенности в отношении унитарной концепции всех дохо¬ дов, отличных от заработной платы (у Маркса прибавочная цен¬ ность, у Родбертуса— «рента»), которая является общей харак¬ терной чертой обеих схем. Однако пример Родбертуса мог в лучшем случае научить Маркса, как не надо подходить к данной задаче и как избежать самых грубых ошибок. По этой причине, а также по¬ тому, что теоретические достижения Маркса, как мне кажется, ес¬ тественно вытекают из формулировок Рикардо — с учетом общего направления теории Маркса, — я не думаю, что существует какая- либо убедительная причина сомневаться в заключении Энгельса, отвергавшем идею о «заимствованиях» Маркса у Родбертуса.
Глава 4. Парад войск 663 Разумеется, назвать Родбертуса рикардианцем — значит ограни¬ чить диапазон его самобытности. Кроме того, существует приоритет Томпсона в отношении любого типа теории эксплуатации и приоритет Оуэна в отношении трудовых бон (денег), предлагаемых Родбертусом.4 Но и то и другое не слишком важно. Для удобства читателя, как бы забегая вперед, мы приводим три основных момента, особенно харак¬ терных для масштаба теоретических усилий Родбертуса (каждый из которых нашел своих почитателей): (I) совершенно несостоятельная тео¬ рия ренты;5 (II) одинаково несостоятельная как с практической, так и с теоретической точки зрения теория о том, что в ходе развития капита¬ лизма наблюдается тенденция уменьшения относительной доли труда в национальном доходе; (III) теория кризисов в духе концепции недопо¬ требления, основанная на тезисе о перепроизводстве, периодически воз¬ никающем в результате неспособности рабочих покупать достаточное количество произведенной ими продукции по причине, указанной в пун¬ кте (II), — это вид теории недопотребления, которая, по идее, должна быть ниже всякой критики, но, к сожалению, оказалась удостоенной внимания. Сисмонди, в работах которого имеются пассажи, как будто указывающие в том же направлении, на самом деле лучше справился с этими вопросами. Наиболее известные труды Родбертуса: Zur Erkenntniss unsrer staatswirthschaftlichen Zust&nde (1842); Sociale Briefe an von Kirchmann (1850-1851; перевод на английский язык под заглавием Overproduction and Crises вышел в 1898 г.; 2-е изд.— 1908); Zur Erklarung und Abhulfe der heutigen Creditnoth des Grundbesitzes (1868- 1869). Другие работы, представляющие для нас интерес, включая пись¬ ма, содержащие некоторые важные уточнения, публиковались время от времени уже после смерти автора. Имеется богатая литература о Род- бертусе, в основном немецкая. Упомяну только книгу Дитцеля (DietzeL Karl Rodbertus. 1886-1888), в которой аналитическая компетентность компенсирует отсутствие информации, объясняющееся датой написа¬ ния. Благодаря защите А. Вагнера имя Родбертуса в последние два де¬ сятилетия XIX в. выдвинулось на первый план. Позднее будут изложены причины, в силу которых я счи¬ таю, что, для того чтобы представить реалистическую картину развития нашей области науки, лучше ограничить понятие исто¬ рической школы в экономической науке временем и группой Гус¬ тава фон Шмоллера (см. ниже, часть IV, глава 4). Из этого следует, что нельзя считать удачным термин «старая историче¬ 4 Как у Оуэна, так и у Родбертуса единицы труда — это не просто еди¬ ницы, каковыми являются единицы золота при золотом стандарте; механизм этих трудовых денег служит также для «корректирования» ценностей. 5 Имеется в виду земельная рента в обычном смысле, а не в смысле, принятом Родбертусом, где рента означает прибыль плюс процент плюс земельная рента.
664 Часть III. С 1790 х по 1870-е гг. ская школа», введенный главным образом для использования в полемике против «историзма» Шмоллера. Он обозначает груп¬ пу авторов, которые, ценя важность исторического исследова¬ ния, не выказывали враждебности по отношению к «теории». Я утверждаю, что такая позиция не является отличительной ха¬ рактеристикой и что экономисты, обычно упоминаемые в связи с этим, не образуют группу, не говоря уже о школе. Но нам следует упомянуть самих этих экономистов: это Гильдебранд,6 Книс и Рошер. Первый из них, неугомонный, деятельный чело¬ век, пользовавшийся значительным влиянием, в большей степе¬ ни, чем другие, соответствует понятию «экономист исторической школы» в более позднем и истинном значении этого термина. Книс, одна из наиболее значительных фигур немецкой эко¬ номической науки, будет упомянут в нашем обзоре следующего периода, к которому принадлежит его главный труд, относящий¬ ся к области экономической теории. Право Книса на место в старой исторической школе основано единственно на другом его сочинении — методологическом professio fidei ссимволе веры>, который представляет большой интерес как таковой, но, учиты¬ вая собственную практику автора, значит немного. Эта работа, как относящаяся к данному периоду, будет отмечена ниже (гла¬ ва 5, § 5Ь). Рошер7, преподававший в Лейпцигском университете в тече¬ ние сорока шести лет, сочетал влияние, связанное с данной дея¬ 6 Основное произведение Бруно Гильдебранда (1812-1878) «Национальная экономия настоящего и будущего» (Die NationalOkonomie der Gegenwart und Zukunft. 1848; вновь издано Геригом в 1922 г.) направлено против концепции естественного права (в том смысле, в котором такая концепция проводит эпис¬ темологическую аналогию между экономическими и физическими закона¬ ми); в книге подчеркивается принадлежность экономической науки к нрав¬ ственным наукам (автор ввел термин Kulturwissenschaft в противополож¬ ность естественной науке — Naturwissenschaft) и другие черты, повторяющиеся в программных заявлениях школы Шмоллера, а также в методологиях обще¬ ственных наук Виндельбанда и Риккерта. Кроме того, Гильдебранд проводил исторические исследования. Однако его программное заявление, сделанное в начале первого номера ежегодника JahrbUcher for NationalOkonomie und Sta- tistik, основанного им в 1862 г., отличалось широтой и, очевидно, не выража¬ ло намерения основать новую методологическую партию или присоединиться к какой-либо из существующих. В любом случае, если мы хотим назвать его экономистом исторической школы, мы должны считать его скорее предше¬ ственником школы Шмоллера, чем членом упомянутого выше триумвирата, который в действительности не составлял никакой группы. 7 В. Г. Ф. Рошер (1817-1894) был неутомимым тружеником, автором большого числа публикаций, из которых мы уже упомянули Zur Geschichte der englischen Volkswirthschaftslehre im sechzehnten und siebzehnten Jahrhundert (1851-1852) и Geschichte der NationalOkonomik in Deutshland (1874). Оба произ¬ ведения являются памятниками учености. Опуская все другие пункты внуши¬
Глава 4. Парад войск 665 тельностью, с влиянием многих своих трудов, никогда не опус¬ кавшихся ниже весьма высокого уровня: основательная эруди¬ ция и здравый смысл проявляются во всех его работах, а сочув¬ ственное понимание, которое его благородный и высокообра¬ зованный ум распространял на все типы научных усилий, способствовало тому, что его труды были для многих поколений студентов полезнее, чем могли бы быть более оригинальные про¬ изведения. Маркс плоско подшучивал над ним. Некоторым авто¬ рам он казался препятствием на пути прогресса. В целом едва ли в этот период существовал другой экономист, пользовавшийся таким почти всеобщим уважением в самой Германии и за ее пре¬ делами. Авторы, которым было трудно приписать ему оригиналь¬ ные результаты, благожелательно находили что-либо самобытное в его методе или подходе. Именно поэтому его стали рассматри¬ вать как одного из «основателей» исторической школы вообще или как лидера так называемой «старой исторической школы». Он способствовал такому мнению, часто говоря о своем истори¬ ческом методе или точке зрения историка. Но позднее мы уви¬ дим, что в этом мало правды и что в том, что касается аналити¬ ческого аппарата, его следует отнести к числу достойных после¬ дователей английских «классиков», хотя этот последователь имел особенно ярко выраженную склонность к использованию истори¬ ческих примеров. Я думаю, что мы обрисовали все выдающиеся черты общей картины, которые необходимо знать с точки зрения нашей темы. Неполнота освещения неизбежна в такого рода предприятии и не требует оправданий. И все же мне кажется желательным как-то компенсировать отсутствие трех имен, которых может недоставать некоторым читателям. Я уже упомянул Лоренца фон Штайна в связи с экономической интерпретацией истории, и, возможно, я должен был включить его в наш беглый очерк, поскольку все наиболее значительные его работы были опубликованы в рассмат¬ риваемый период. Однако я отнес его к следующему периоду, поскольку его влияние значительно возросло в 1870-х и 1880-х гг. тельного списка, в том числе еще два его вклада в историю экономической науки и несколько исследований по экономической истории, я упомяну толь¬ ко его чрезвычайно успешную работу «Система народного хозяйства* (System der Volkswirthschaft), опубликованную в пяти томах: ♦Основания националь¬ ной экономии» (Grundlagen der NationalOkonomie. 1854; 26-е изд. — 1922; пер. на англ. яз. — 1878); «Национальная экономия земледелия* (NationalOkonomik des Ackerbaues. 1859; 14-е изд. — 1912); «Национальная экономия торговли и ремесел» (NationalOkonomik des Handels und Gewerbfleisses. 1881; 8-е изд.— 1913-1917); «Система науки о финансах» (System der Finanzwissenschaft. 1886; 5-е изд. — 1901) и «Система помощи бедным и политика борьбы с бедностью* (System der Armenpflege und Armenpolitik. 1894; 3-е изд. — 1906).
666 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. По тем же соображениям я отложил рассмотрение творчества Аль¬ берта Шеффле, но воспользуюсь случаем, чтобы кратко проком¬ ментировать работы Дюринга, которые не вписываются ни в какое иное место книги. Евгений (Ойген) Дюринг (1833-1921) был вынужден оста¬ вить карьеру юриста из-за слабости зрения, вскоре перешедшей в полную слепоту. Он занялся академической деятельностью, а также интеллектуальным трудом и в результате освоил обшир¬ ную область знаний, простирающихся от математики, механики и теоретической физики до этнологии, политической экономии и философии. Тот факт, что в некоторых областях этой обширной сферы ему удалось овладеть знаниями в такой степени, чтобы внести собственный вклад, можно считать поистине достойным восхищения и даже почти невероятным подвигом. В частности, он опубликовал блестящую историю механики (Kritische Ge¬ schichte der allgemeinen Principien der Mechanik. 1873), которая при присуждении ей академической награды вызвала любопыт¬ ные комментарии членов жюри, отметивших, что уровень работы был значительно выше того, что был необходим для получения награды; еще важнее этой оценки было одобрение Эрнста Маха (см. предисловие к первому изданию его «Механики»). Кроме того, Дюринг непременно должен занять видное место в истории антиметафизических и позитивистских философских течений. В другой сфере философии, в философии жизни, соответствующей самому раннему значению термина «философия», он развил сис¬ тему, которая — нравится она нам или нет — является тем не менее интересной и оригинальной (он назвал ее «персонализмом»). Он представил также социальную философию (или систему со¬ циальных реформ), которая заслуживает такой же оценки (он на¬ звал ее «социетарной»; эта система имеет некоторое сходство с системой Родбертуса). Причину неприятия работ этого видного мыслителя со стороны многих следует искать в его темперамен¬ те, одновременно благородном и агрессивном; своими яростными нападками он нажил себе врагов в лице практически всех инди¬ видов или групп, которых он вообще хоть как-то упомянул. Одна¬ ко в 1920-е гг. его работы пережили возрождение. Все это следо¬ вало сказать, чтобы разъяснить всю неуместность сколько-нибудь неуважительного отношения к Дюрингу, а также защитить его от недопонимания. В области экономической социологии ему принадлежит значитель¬ ная заслуга — создание антимарксистской (частично обоснованной) тео¬ рии о том, что многие отношения собственности в капиталистическую эру вытекают не из экономической логики капитализма, а из действия внеэкономических политических факторов. Но поскольку мы исключа¬ ем из рассмотрения политические теории и рекомендации в области политики, мы не можем найти у него какого-либо иного положительно¬
Глава 4. Парад войск 667 го вклада. Он был плохим техником, что странно, если учесть его до¬ стижения в механике. Он не понимал аналитической слабости аргумен¬ та, согласно которому капиталистическая собственность (по институци¬ ональным причинам) держит рабочий класс на уровне выживания и лишает его плодов технического прогресса (следовательно, государство должно вмешаться и обеспечить трудящимся получение причитающей¬ ся им доли). Здесь мы вновь наблюдаем сходство с Родбертусом. Дю¬ ринг безгранично восхищался Кэри и выходил из себя от ярости по поводу плагиата Бастиа, но он не обнаружил понимания сильных или слабых сторон системы Кэри. А поскольку для нас важно именно это, то у нас больше не будет повода возвращаться к нему. К нашей области относятся следующие работы Дюринга: Carey’s Umwalzung der Volks- wirtschaftslehre und Socialwissenschaft (1865); Capital und Arbeit... (1865); Kritische Grundlegung der Volkswirtschaftslehre (1866); Kritische Geschichte der Nationaldkonomie und des Socialismus (1871); Cursus... (1873). См. также: Laskine E. Les Doctrines dconomiques et sociales d’Eugene Duhring//Revue d’histoire des documens economiques et sociales. 1912; Albrecht G. Eugen Duhring... 1927. 6. Италия Политическое и административное устройство каждого го¬ сударства находит отражение в организации научной работы. Именно поэтому научная работа во Франции была, как и все остальное, в большой степени централизована. В Англии совер¬ шенно другие условия дали аналогичный результат: мы находим в каждой области науки, включая экономическую науку, отно¬ сительно небольшую и тесно сплоченную группу, внутри кото¬ рой благодаря строгому отбору число по-настоящему значитель¬ ных имен сокращено до немногих. Подобные структуры легко охарактеризовать. Значительно более децентрализованую не¬ мецкую экономическую науку описать намного труднее. Италь¬ янская экономическая наука была децентрализована в еще боль¬ шей степени. И я признаюсь в неспособности нарисовать в отве¬ денном для этого месте книги сколько-нибудь удовлетворительную картину. Все, что можно сказать об экономических исследованиях, проведенных в этот период в разных центрах общественной жиз¬ ни страны, заключается в том, что они не поднимались до уров¬ ня достижений более раннего периода Беккариа и Верри или достижений более позднего периода Панталеони и Парето. Это проявляется разными способами, особенно в форме преобладания иностранного влияния. Направления, заданные А. Смитом, Маль¬ тусом, Рикардо и Сэем, принятые или отвергнутые критикой,
668 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. служили отправными точками и материалом для работы, кото¬ рая часто была талантливой, но в основном подражательной. Отсюда характерный интерес как к итальянским работам про¬ шлого (пятьдесят томов собрания Кустоди Scrittori classici italiani di economia politica вышли в 1803-1816 гг.),1 так и переводам иностранных работ (1-я и 2-я серии Biblioteca dell’ Economista вышли в 1850-1868 гг.). Это тем более примечательно, что, со¬ гласно имеющимся фактам, итальянская экономическая наука была богата собственными талантами. В качестве примера при¬ веду имена двух одаренных экономистов — Росси и Шалойя, чья деятельность также иллюстрирует то, что мы давно уже знаем: относительную слабость научных работ сильных лич¬ ностей.2 Труды Валерьяни и Романьози3 могут служить приме¬ 1 В Испании мы находим то же явление. Работа Хуана Семпере и Гуариноса (Sempere у Guarinos Juan. Biblioteca espafiola economico-politica) была опубликована в 1801-1821 гг. 2 Я нарисовал бы, если б мог, портрет Пеллегрино Росси (Pellegrino Rossi. 1787-1848). Даже его неудачи во многих видах политической деятель¬ ности свидетельствуют о больших способностях, чем успехи других людей. Этот итальянец, ставший конституционным реформатором Швейцарии и пре¬ подавателем римской истории, а затем преподавателем экономики и консти¬ туционного права в Париже, пэром Франции, французским послом в Риме и, наконец, папским премьер-министром, написал к тому же курс политической экономии (Rossi. Cours d’economie politique. 1840-1854; 3-й и 4-й тома вышли посмертно), справедливо имевший успех, но не заслуживающий в дальней¬ шем упоминания в истории анализа. Ни широкие культурные горизонты, ни заметное во всем практическое проникновение в суть вопроса не меняют того факта, что с точки зрения анализа эта работа представляла собой разбавлен¬ ный рикардианизм с небольшим добавлением учения Сэя. Антонио Шалойя (1817-1877) написал трудноопределяемую работу I principii della economia sociale (1840), которая, однако, была очень хорошо написана и, соответственно, имела успех, но это почти все, что можно о ней сказать. Но автору тогда было всего 23 года! Как много мог бы сделать человек, способный создать такое произведение при отсутствии опыта политической и общественной деятельности и т.д., в промежутках между тюрьмой, ссылкой и службой в конторе. 3 JL М. Валерьяни (L. М. Valeriani. 1758-1828) был эрудитом и имел много восторженных приверженцев в свое время в своей стране. Неболь¬ шие усилия, затраченные им на занятия экономической наукой, принесли хорошие плоды, позволив создать теорию цен (Del presso delle cose tutte mercantili. 1806), которая могла бы научить Сениора и Милля, как управ¬ ляться с функциями предложения и спроса. Итальянская историография приписывает ему (и Шалойя) заслугу использования математики. Однако эта заслуга вряд ли далеко выходит за рамки понимания ее больших воз¬ можностей. Другие итальянцы также сознавали большие возможности ма¬ тематики, например Фуоко. Имя Дж. Д. Романьози (G. D. Romagnosi. 1761-1835) вошло в историю права и криминологии. Он был также философом, немного математиком и физиком. Его экономическая философия была по своей сути антиэтати- стской, но эгалитарной, и она не стоит нашего внимания. Эту философию можно охарактеризовать как подножие итальянского утилитаризма.
Глава 4. Парад войск 669 рами экономических работ, относительная слабость которых объ¬ ясняется только лишь широтой охвата. Плодами более сосредоточенных усилий являются работы Джойя и Фуоко в начале периода, а позднее работы Месседалья. Творчество Джойя4 может быть лучше всего охарактеризовано как попытка переписать «Богатство народов» с точки зрения пред¬ ставлений автора об объединенной Италии. Жемчужины спрята¬ ны в куче непригодного хлама, что частично возмещается стати¬ стической работой. Легче отдать справедливость Фуоко.5 Он был замечательным теоретиком, не заслужившим забвения. В ряде произведений, например о концепции пределов в экономике, он проявляет значительную оригинальность. Концепция экономиче¬ ского равновесия Фуоко в некоторых отношениях опережает кон¬ цепцию Сэя. Его имя постоянно упоминается в итальянских ра¬ ботах по истории экономической науки, правда главным образом в связи с его работой над теорией ренты, но он, по-видимому, не пользовался влиянием. Иначе обстояло дело с Месседалья.6 Я вы¬ брал его имя, поскольку в истории итальянской экономической науки и статистики он занимал ключевое положение. Я полагаю, Маффео Панталеони выразил мнение подавляющего большинства итальянских профессиональных экономистов, когда писал, что Месседалья был одним из троих ученых — другими были Косса и Феррара, учение которых сформировало «всех» (?) итальянских экономистов последующего периода, когда итальянская экономи¬ ческая наука вновь ярко заблистала. Это солидное достижение не основано ни на одной из его отдельно взятых работ, хотя 4 Избранные произведения Мелькьорре Джойя (1767-1829), те, что мне известны (Gioja Melchiorre. Opere Principall), были изданы посмертно, в 1838-1840 гг. 6 Francesco Fuoco (1777-1841): Saggi economici. 1825-1827; Intro- duzione... dell’ economia industriale. 1829. Еще одна интересная работа, за¬ нимавшая определенную позицию в продолжительной полемике по вопро¬ сам производительности кредита, — Magia del credito svelata — была опуб¬ ликована в 1824 г. благодаря любопытной сделке, заключенной Вельцем, выступившим в роли автора. 6 Анджелло Месседалья (Angelo Messedaglia. 1820-1901) был профес¬ сором права, а позднее экономики и статистики в Падуе и Риме. Его спо¬ койная жизнь преподавателя, только на короткий период прерванная по¬ литической деятельностью, способствовала его научным достижениям, рав¬ но как и его склонность к терпеливым изысканиям. В его работах была и искра Божья. Он являет собой прекрасный пример особого сочетания даро¬ ваний, вкусов и обстоятельств, способствующих прочному научному успе¬ ху и достаточных для достижения любого ранга, кроме самого высокого. Читатель найдет перечень его публикаций в любом библиографическом спра¬ вочнике, некоторые из его работ будут упомянуты позднее.
670 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. большинство из них представляют собой образцы высокой учено¬ сти, например его монографии о государственных займах, наро¬ донаселении (только эти две работы относятся к описываемому периоду), статистической теории и теории денег. Их влияние за¬ ключается не столько в их индивидуальном вкладе в изучение соответствующих тем, сколько в том, что они были воплощени¬ ем духа учености и примерами исследований, авторы которых отказывались служить злобе дня. Добавим Надзани по той же причине, что мы включили Кернса в список английских эконо¬ мистов этого периода: возможно, он был самым видным итальян¬ ским выразителем «классической» теории, и его основной вклад в науку относится к данному периоду, невзирая на даты.7 Дан¬ ный очерк не только удручающе неполон,8 но также не преду¬ сматривает возможности уделить должное внимание эмпириче¬ ским работам, проделанным итальянскими экономистами, в част¬ ности по проблемам сельского хозяйства, включая проблемы собственности и владения на правах аренды, что значительно повлияло бы на общее впечатление читателей. Но с этим мало что можно поделать. Из текстов наряду с трудами Шалойя я упомяну работы Боккардо, а также еще одну работу, которая мне лично больше всего нравится, — книгу де Чезаре.9 Самую видную фигуру рассматриваемого периода и, возможно, еще на двадцать лет вперед, Феррару, я оставил напоследок. Он был великим лидером. Он основал собственную школу. Но восхище¬ ние им придало его фигуре преувеличенные размеры. Франческо Феррара (1810-1900) был прежде всего ученым и преподавателем, но одновременно и политиком, сыгравшим роль в образовании объединенной Италии и в организации нового нацио¬ нального государства. Я упоминаю эту его деятельность, а также 7 Emilio Nazzani (1832-1904): Sulla rendita fondiaria. 1872 (переизда¬ на в одном томе вместе с тремя другими эссе — о заработной плате, прибы¬ ли, английских «классиках» — в 1881 г.). 8 Одна из многих лакун может быть заполнена, если упомянуть ис¬ торию итальянской экономической науки графа Пеккьо (Pecchio. Storia della economia pubblica in Italia. 1829), которого МакКуллох (из всех именно его) упрекал в национальном уклоне! 9 Работа Дж. Боккардо (1829-1904)— BoccardoG. Trattato teorico-pratico di economia politica. 1853 — это ответ на молитвы студента перед экзаменами и еще один трактат в духе Милля. Учебник Карло де Чезаре (1824-1882) — Cesare Carlo, de. Manuale di economia pubblica. 1862 — хотя и был в основном ♦ классическим*, все же представлял собой нечто большее; он был значитель¬ но шире и глубже учебника Боккардо. Это была работа выдающегося ученого, библиография которого включает много великолепных работ по различным трудным вопросам, и в то же время одного из тех, кто является неоценимым слугой своего народа и отдает столько сил этому служению, что наука не продвинулась бы ни на шаг, не будь ученых другого типа.
Глава 4. Парад войск 671 его страстный интерес к проблемам экономической политики по двум причинам. Во-первых, этим объясняется, почему, подобно Рикардо, Феррара говорит с нами с пьедестала, воздвигнутого не только из его научных достижений: итальянцы вполне могут чтить этого великого ученого-экономиста как одного из отцов-основате¬ лей их государства. Во-вторых, упомянутая деятельность и зани¬ маемые Феррарой позиции в обсуждении практических проблем многое открывают в его характере: мы видим человека честного и совестливого до щепетильности, неподвластного соблазнам среды, полной искушений, преданно любящего свой народ, не идущего на компромиссы. Но мы также видим доктринера почти невероятной непреклонности. В экономическом и политическом плане он был ультралибералом в смысле, определенном во второй главе этой ча¬ сти. Он предавал анафеме малейшее отклонение от этого ультра¬ либерализма. В этом отношении, подобно многим либералам, он был тиранически нетерпим — находка для оппонента, умеющего пользоваться этой чертой характера. Он, казалось, никогда даже не пытался понять какую-либо точку зрения, кроме своей собствен¬ ной. Sozialpolitik просто вызывала у него гнев. Эта черта имеет отношение к нашей теме, поскольку каков он был в политике, та¬ ков он был и в науке. Он безоговорочно верил в могущество эконо¬ мической теории, поэтому историческая школа также вызывала у него гнев. Очевидно, что такое лидерство имеет свои опасные сто¬ роны. Но мы не должны забывать и о его достоинствах. Убежден¬ ный человек убеждает других, но вряд ли сможет избежать одно¬ сторонности и узости. Феррара пронес флаг экономической тео¬ рии над бесплодной почвой, поддерживая в ней жизнь, прививая интерес к ней, стимулируя свою аудиторию, подготавливая почву для прихода лучшего, — на это способен только человек убежден¬ ный. В этом заключалось его поистине великое достижение. Но его собственные свершения в царстве теоретического анализа, не¬ смотря на все похвалы позднейших авторов и все их усилия дать благоприятную интерпретацию его работ, явно не имели успеха. Он достаточно ясно понимал, что экономические явления и про¬ блемы образуют связанную совокупность и что их объединяет тео¬ рия ценности. Но в качестве принципа своей теории ценности он принял стоимость воспроизводства, выраженную через труд. Этот принцип можно принять как общий только при условии безнадеж¬ ных отклонений от логики, и в любом случае он говорит нам не намного больше, чем старый принцип издержек производства, если его правильно сформулировать. Нет смысла выделять примеры невозможных рассуждений, чтобы подвергать их критике. Давай¬ те лучше полюбуемся на стратега, одержавшего победы с таким негодным оснащением и добавим, что как его ученые рассужде¬ ния о старых авторах, так и его произведения о банках, прави¬ тельственных бумажных деньгах, не обеспеченных золотом, а так-
672 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. же на другие темы содержат много ценных вещей. Самая значи¬ тельная его работа Esame storico-critico di economisti e dottrine economiche del secolo XVIII e prima meta del XIX (1889-1890) была упомянута выше. Более благоприятная оценка деятельности Фер¬ рары дана в блестящем очерке профессора Буске (Bousquet G. Н. Un grand dconomiste italien, Francesco Ferrara//Revue d’histoire £conomique et sociale. 1926. Т. XIV), а также во введении и приме¬ чаниях к избранным произведениям Феррары (Ferrara. Oeuvres ёсопоп^иеэ choisies/Ed. G. Н. Bousquet, J. Crisafulli. 1938). 7. Соединенные Штаты Что касается предшествующего периода, то мы обнаружили, что немногочисленная американская экономическая литература не вполне заслуживает низкого мнения, которого придерживается большинство американских экономистов. Однако применительно к обозреваемому периоду мнение, выраженное Данбаром в 1876 г., согласно которому американская литература «ничего не внесла в развитие теории поли¬ тической экономии»1, не было опровергнуто под влиянием информа¬ ции, полученной в ходе дальнейших изысканий. Этот вывод неверен, если учесть поднятые проблемы, внесенные предложения, проделан¬ ную эмпирическую работу, но он верен, если мы говорим именно о теории. Поскольку это мнение преобладает среди профессионалов, мы можем ограничиться кратким обзором. Прежде чем к нему приступить, я хочу поставить вопрос: почему дело обстояло именно так? 1 С. F. Dunbar (1830-1900): Economic Science in America. 1776-1876// North American Review. 1876; работа переиздана в составе его Economic Essays (1904). Чтобы получить более полную информацию, чем я намерен предста¬ вить, читатель может обратиться к работе Е. Р. А. Селигмена {Seligman Е. R.A. Economics in the United States) — это две статьи, превращенные в главу его работы (1925); см. также: Fetter F.A. The Early History of Political Economy in the United States//Proceedings of the American Philosophical Society. 1943. Среди других американских публикаций на данную тему я хочу упомянуть, в частности, работу Дж. Р. Тёрнера {Turner J. R. The Ricardian Rent Theory in Early American Economics. 1921), а также полезные библиографические сведения в труде О’Коннора (O’Connor М. J. L. Origins of Academic Economics in the United States. 1944). Из неамериканских работ наиболее важным тру¬ дом мне представляется работа Э. Тейяка {Teilhac Е. Pioneers of American Economic Thought in the Nineteenth Centry; перевод с французского сделан Е. А. Дж. Джонсоном в 1936 г.). Это академическая книга, которую я тем более чувствую себя обязанным рекомендовать, что подход ее автора полно¬ стью отличается от моего. [Если бы Й. А. Шумпетер закончил свою «Исто¬ рию», то он добавил бы к этому перечню книгу Дорфмана {Dorfman Joseph Я. Economics Mind in Americam Civilization), два первых тома которой, вышед¬ шие в 1946 г., охватывают период с 1606 по 1865 г., а третий том (1949) посвящен периоду с 1865 по 1918 г.]
Глава 4. Парад войск , i 673 Люди, не знакомые с социологией научной деятельности, счи¬ тают само собой разумеющимся, что анализ следует за практиче¬ скими проблемами или, иначе говоря, вытекает из жизненных по¬ требностей. Но в рассматриваемый период было очень много прак¬ тических задач, и они горячо обсуждались, иногда со страстью, не соответствующей их важности. Тем не менее мы едва ли найдем нечто большее, чем слабые следы попыток создать аналитические инструменты, необходимые для рассмотрения этих проблем. Кроме того, наблюдался большой спрос на экономическое образование, который значительно превышал имеющееся количество компетент¬ ных преподавателей; в ответ на это создавались курсы и учебники. Можно было бы подумать, что преподавание курса или написание учебника побудит авторов хотя бы немного думать самостоятельно и, просматривая результаты теоретических исследований, им будет трудно не задаться вопросом: а не мог бы я сам сделать лучше? Но очевидно, что это не так: спрос на курсы и учебники приводит к созданию курсов и учебников, и только. Разве это не подтверждает один из тезисов этой книги, согласно которому нужда в аналити¬ ческом прогрессе не является его необходимым и достаточным ус¬ ловием, а спрос на образование приводит к образованию и не обя¬ зательно к научным достижениям? Решение загадки оказывается весьма простым. Мы решим ее, как только заметим, что отсут¬ ствие творческих исследований не было особенностью американ¬ ской экономической науки того периода. Аналогичную ситуацию мы находим повсюду. Например, в области математики и теорети¬ ческой физики нечего отметить, кроме одинокой вершины — Уил¬ ларда Гиббса, хотя недостатка в технологических проблемах здесь не было, к тому же некоторые из них решались поразительно ус¬ пешно. Это заставляет предположить наличие общей причины, и я не вижу, в чем еще мы можем ее найти, как не в условиях этой страны и особом складе ее населения: задача эксплуатации воз¬ можностей природной среды (которая, с учетом структуры обще¬ ства, представляла ни с чем не сравнимые условия для развития предпринимательства) одновременно и поглощала творческие та¬ ланты страны, и притягивала таланты такого типа. Круги, куль¬ тивировавшие интеллект и ученость, были количественно незначи¬ тельны, а их научные начинания бесплодны. Я думаю, это согла¬ суется с тем, что хотел выразить Данбар, хотя его манера изложения вызывает возражения.2 2 Профессор Ф. А. Феттер (Fetter F. A. The Early History of Political Eco¬ nomy in the United States) возражал против того, чтобы видеть причину в «среде* (он, конечно, был прав, потому что само по себе это слово ничего не объясняет), и заменил «среду» двумя другими факторами: «ложный автори¬
674 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. Но я сделал особое ударение на слове «теория», подразумевая под этим аналитический аппарат. Это было бы излишним при рас¬ смотрении любого известного мне американского учебника, так как все они были во всех отношениях посредственными и даже хуже. Преподавание в основном питалось трудами МакКуллоха и Сэя, а там, где использовались доморощенные тексты, также обращались к Сэю и МакКу л лоху плюс некоторый вклад школы Кэри.3 Но что касается наиболее значительной фигуры в американской экономи¬ ческой науке того периода — Кэри4, то ограничение нашего инте¬ реса вопросами «теории» весьма необходимо, поскольку ему не хва¬ тало творческого начала только в этом отношении. Из его случая можно извлечь интересный вывод о том, какой вред может в ко¬ нечном счете нанести репутации ученого непригодный аналитичес¬ кий аппарат;5 несомненно, имя Кэри значительно больше постра¬ тет» (английских «классиков») и приверженность определенным интересам, «закрывающая путь беспристрастным научным исследованиям». Однако пер¬ вый из этих факторов в свою очередь требует объяснения: приверженность авторитету, ложному или нет, не является чем-то безусловным, творче¬ ский ум не подчиняется авторитету; и, следуя в этом направлении, мы возвращаемся к среде, которая или не имеет научных талантов, или по¬ глощает их для достижения других целей. Что касается духа групповых интересов, то он, разумеется, не был чужд и Англии, где экономический анализ тем не менее процветал. Групповой интерес сам по себе не вмешива¬ ется в научную работу. И, наконец, относясь с большим уважением к высо¬ кому авторитету профессора Феттера, я прошу позволения отметить, что профессора не гарантированы от идеологических уклонов и я чувствую не¬ который «уклон» в отношении многих прекрасных ученых к национали¬ стической школе: разумеется, протекционистские взгляды американских эко¬ номистов того или более позднего периода могут интерпретироваться иначе чем как раболепие перед денежными кругами или предрассудок. 3 Об успехах учения Сэя в США, а также о его влиянии на Кэри см. в работе Тейяка (Teilha.cE. Pioneers of American Economic Thought in the Ni¬ neteenth Century). Перевод «Трактата» Сэя, сделанный Принсепом, был впер¬ вые опубликован в 1821 г. Американское издание работы МакКуллоха было опубликовано Дж. Мак-Виккаром; он первым занимал кафедру политической экономии в Колумбийском университете. Дестют де Траси был в 1817 г. пред¬ ставлен американской публике не кем иным, как Джефферсоном. Из доморо¬ щенной продукции, по моему мнению, наиболее удачной была работа священ¬ ника Френсиса Уэйланда (Wayland Francis. Elements of Political Economy. 1837). Услышав и прочитав множество саркастических отзывов об этой работе, я испытал нечто вроде приятного удивления, когда прочел ее сам. 4 Перечень его наиболее значительных последователей см. в работе Феттера (Fetter F. A. The Early History of Political Economy in the United States. P. 56n). Они и, возможно, другие образовали школу в принятом нами зна¬ чении и имели личный контакт с «мэтром», как они его называли. Школа была названа (и называла так себя сама) «националистической», но следу¬ ет отметить, что в этом термине полностью отсутствовало дополнительное значение агрессивности, какое он имеет в наши дни. 5 Экономические убеждения Генри К. Кэри (1793-1879) частично обуслов¬ лены характером убеждений его отца Мэтью, который уже тогда чувствовал
Глава 4. Парад войск 675 дало от политической враждебности, чем от аналитических дефек¬ тов, но никто не смог бы относиться к нему с пренебрежением, если бы он отстаивал свои позиции на приемлемом уровне компе¬ тентности. Идея Кэри о фундаментальном единстве всей науки (своего рода обобщенный контизм) не была похожа на идею человека, чья интеллектуальная жизнь ограничена вопросами таможенных тарифов. Человек, который еще раз выдвинул идею фундамен¬ тального тождества научных законов во всех областях знания, был, несомненно, не прав, но в его ошибке присутствовал эле¬ мент величия. Человек, который смог представить Соединенные Штаты как отдельный мир со всеми вытекающими отсюда эконо¬ мическими, моральными и культурными последствиями, несом¬ ненно обладал даром великого видения в том же смысле, что и Лист. В свете этого видения его протекционизм и «гармония» сельскохозяйственных, промышленных и торговых интересов (его концепция «сбалансированной» экономики) приобретают новое значение, полностью упущенное теми, кто видел в нем только лишь рупор бизнесменов. Нам нет необходимости быть сторонни¬ ками протекционизма или одобрять видение Кэри в целом. В ча¬ стности, у нас может сложиться ощущение, что Соединенные Штаты могли бы к настоящему времени стать более счастливым местом и достичь более высокого культурного уровня, если бы более значительная часть энергии страны ушла на другие цели, помимо бизнеса, и, следовательно, если бы ее промышленное раз¬ витие шло медленнее. Однако это дело личной оценки, и оно не освобождает нас от необходимости признать, что видение Кэри было великим и в большинстве отношений адекватно выражало положение и дух страны. Более того, мы не можем не признать, себя лидером «националистической школы*. Из работ сына для нас наибо¬ лее важными являются следующие: Essay on the Rate of Wages (1835; это первое его экономическое произведение уже обнаруживает характерную сла¬ бость анализа); Principles of Political Economy (1837-1840); The Past, The Present, and the Future (1848); The Harmony of Interests, Agricultural, Manufacturing, and Commercial (1851); Principles of Social Science (1858- 1859); Unity of Law (1872). В этот список не вошли его работы на тему денег и кредита и некоторые другие вещи. Предпоследнюю в списке работу я прочи¬ тал; тем, кто не собирается досконально изучать творчество Кэри, достаточно ознакомиться с ее содержанием. Из литературы о Кэри достаточно снова упо¬ мянуть восхищавшегося им Дюринга. Дж. С. Милль охарактеризовал его Principles of Social Science следующим образом: «Худшая книга по политиче¬ ской экономии, какую я когда-либо штудировал» (цит. по: O’Brien G. J. S. Mill and J. Е. Cairnes//Economica. 1943. Nov. P. 274). К этому он добавил, что никогда не встречался с «таким аппаратом фактов и рассуждений, где факты были бы столь не заслуживающими доверия, а интерпретация фактов столь превратной и абсурдной* (ibid. Р. 280).
676 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. что это видение не зависело от его плачевного аналитического воплощения и его можно было воплотить более удовлетвори¬ тельным образом. Именно это отказывались признать критики Кэри. Большинство из них были более или менее квалифициро¬ ванными экономистами. Им было нетрудно показать непригод¬ ность теории Кэри, а в силу этого они осудили его идею, не выяснив (и возможно, не осознавая), что основные компоненты его идеи выходили за пределы теоретического анализа. Сравнение Кэри с английскими фритредерами, с одной сто¬ роны, и с Листом — с другой, выявит это еще яснее. Английские фритредеры и Лист также выступали с позиций всеобъемлющего социального и политического видения, которое мы можем прини¬ мать или не принимать; более того, как фритредеры, так и Лист выступали с соответствующих национальных позиций; наконец, они защищали политические меры, которые отвечали некоторым групповым интересам лучше других. Во всех этих отношениях не существует какой-либо разницы между позициями Кэри, англий¬ ских фритредеров или Листа, за исключением, конечно, того, что касается наших собственных предпочтений. Однако английские фритредеры успешно обеспечили свое видение аналитически: тео¬ рема сравнительных издержек была важным вкладом в наш ана¬ литический аппарат. Именно по этой причине они могут претен¬ довать на место в истории научного анализа, а не благодаря защите свободной торговли как таковой. Лист не внес ориги¬ нального вклада в аналитический аппарат экономической науки. Но он точно и правильно пользовался элементами существующе¬ го аналитического аппарата. В этом также состоит научная за¬ слуга. Случай Кэри отличается от обоих тем, что он внес в ана¬ лиз отрицательный вклад. Я хочу сказать, что это было совер¬ шенно не нужно как для аналитического воплощения его видения американской действительности и ее проблем, так и для реко¬ мендуемых им политичеких мер, включая протекционизм, сба¬ лансированную экономику и все остальное. Если ему не хватало дара творческого анализа, он мог бы использовать существующие аналитические инструменты, как поступил Лист, и, основываясь на данных США, мог бы доказать, что взгляды английских эко¬ номистов по многим экономическим проблемам были непримени¬ мы к американским условиям и их следовало модифицировать путем введения других фактических допущений. Поступи он так, проявив при этом чуточку компетентности, его хулители сохра¬ нили бы свои политические аргументы, но его положение на на¬ учном фронте было бы прочным.
Глава 4. Парад войск 677 Однако он был не способен отличить в английском учении о свободной торговле теоретический элемент от эмпирического и путал их с элементом политической воли. В поле его зрения были только практические рекомендации, и он наивно полагал, что они вытекали из теоретических предпосылок, которые ему надлежало подрубить под корень.6 Вместо того чтобы просто сказать, что в обозримом будущем демографическое давление не будет иметь значения для США, он предпринял неудачную по¬ пытку опровергнуть мальтузианскую теорию. Вместо того чтобы просто сказать, что наиболее важные социальные и политичес¬ кие выводы из «рикардианской» теории ренты не касались но¬ вой страны, он затеял нелепый спор (не ранее 1858-1859 гг. в работе Principles of Social Science), утверждая, что данная тео¬ рия совершенно необоснованна, так как переход от обработки более плодородных почв к менее плодородным не был типич¬ ным, а наоборот, наблюдалась обработка сначала бедных, а за¬ тем плодородных почв.7 Вместо того чтобы просто подчеркнуть, что в условиях быстрого развития растущие кривые издержек непрерывно смещаются вниз, вследствие чего рикардианская те¬ орема, приравнивающая цены к издержкам производителя, на¬ ходящегося в самых неблагоприятных условиях, во многом утра¬ чивает свое практическое значение, он обсуждал снижающиеся и растущие издержки так, как будто эти феномены отражают кон¬ фликтующие положения относительно одного и того же явле¬ ния. В своем наивысшем достижении в теории ценности он до¬ пустил такие грубые ошибки, что загубил ее сильные момен¬ ты. Его теория определяет ценность как величину, зависящую от количества затраченного труда. При этом она содержит усо¬ вершенствование, согласно которому ценность товара определя¬ ется не количеством действительно вложенного в него труда, а количеством труда, необходимого для его воспроизводства.8 Он наблюдал, что в ходе технического прогресса это количество бы¬ стро падает, и отсюда сделал вывод, что в ходе технического прогресса относительная доля труда должна возрастать, что не 6 Мы увидим, что он совершил ту же ошибку, что и его критики- фритредеры. 7 Читатель, конечно, понимает, что приговор Кэри как мыслителю выносит не его суждение, касающееся исторического факта, поскольку он мог использовать для своей теории исторический пример ситуации, когда по разным причинам тощие земли культивировались раньше плодородных, а его убеждение, будто данное утверждение, верное или ошибочное, имело отношение к теории Рикардо. 8 Эта теория, разработанная Кэри в Principles of Political Economy (1837- 1840), существенно отличается от теории издержек воспроизводства Феррары.
678 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. только ложно, но и не вытекает из логики его аргумента. В дан¬ ном случае особенно ясно, что не все из того, что он старался выразить, было полностью неверно: компетентный теоретик смог бы переработать этот материал в ценный научный вклад, но в его изложении эта теория звучала как полностью ошибочная, поскольку он был не способен найти для нее правильное выра¬ жение. Нет необходимости продолжать дальше. Однако остается один интересный вопрос. Многие люди восхищались диагнозом, который Кэри ставил американской действительности, разделя¬ ли его взгляды на экономическую политику и его энтузиазм. Награда в виде успеха и почета ожидала того, кто смог бы вы¬ чистить все ошибки из его томов и придать его системе приемле¬ мую форму. Более того, эта награда не была тайной, и у Кэри были последователи, для которых самой естественной в мире вещью было бы получить ее. Почему же никто не попытался? Дело в том, что возможность — это только необходимое, но не достаточное условие для великого свершения. Сама по себе необ¬ ходимость не создает человека, способного ею воспользоваться, а головы, способные проделать такую работу, были заняты про¬ изводством башмаков. Однако, хотя никто не пытался решить эту задачу во всем ее огромном объеме и не взялся даже за осуществление какой- либо из ее частей, большое количество авторов пытались сде¬ лать это в более узких рамках, затратив неадекватные усилия. Не все из этих авторов были предшественниками или последо¬ вателями Кэри. Не создали они и никакой школы в принятом нами значении слова, но, рассуждая о тех же фактах и пробле¬ мах и до некоторой степени в том же духе, они опубликовали работы, имеющие определенное сходство с работами Кэри, а также некоторое фамильное сходство между собой. Некоторые из них относили себя к «американской политической эконо¬ мии», и этот термин хорошо описывает их всех. Они все в той или иной степени были протекционистами. Но фамильное сход¬ ство между ними шло дальше и охватывало другие черты, име¬ ющие большее отношение к нашей теме. Общей чертой явля-" лась скромность их аналитического аппарата, почерпнутого — путем принятия или критики — у А. Смита. Среди них не было ни одного первоклассного ученого, и они никак не использова¬ ли предоставленную им уникальную возможность. Не достигли они и доминирующего положения. Поэтому они и не преобла¬ дают в приведенном ниже списке, который, я думаю, довольно точно представляет экономистов США того периода: Реймонд,
Глава 4. Парад войск 679 Эверетт, Таккер, Боуэн и Амаза Уокер.9 Мы можем также вклю¬ чить в число американских научных достижений раннюю книгу Листа — типичный продукт американской среды — и, возмож¬ но, великий труд Джона Рэ, рассматриваемый в первом пара¬ графе данной главы. Разумеется, здесь исключаются работы по теме денег и банковского дела и еще более важная эмпириче¬ ская работа, проделанная экономистами США. 8. Эмпирические работы В сделанном выше обзоре нам неоднократно предоставля¬ лась возможность похвально отзываться о прекрасных эмпири¬ ческих исследованиях экономистов, обычно относимых к катего¬ рии специалистов по «общим проблемам» или даже чистых тео¬ ретиков. Но эти работы нельзя вполне понять, если не учитывать, какую часть своего времени и энергии эти авторы могли затра¬ тить на поиски и изложение фактов. Бросим еще раз взгляд на отобранные нами великие и малые имена: Бланки, Чалмерс, Ше¬ валье, Гарнье, Джойя, Мальтус, Месседалья, МакКуллох, Ман- гольдт, Джеймс Милль (History of India), Рошер, Сениор, Шторх и Тюнен. Этот список, который легко может быть продолжен, достаточно хорошо показывает, что экономическая наука в це¬ • Более высокую оценку Дэниела Реймонда (1786-1849), написавшего Thoughts on Political Economy (1820; 2-е издание, озаглавленное Elements of Political Economy, вышло в 1823 г.), можно найти у Тейяка (Teilhac Е. Pioneers of American Economic Thought in the Nineteenth Century). Разни¬ ца во многом объясняется тем, что профессор Тейяк уделяет основное вни¬ мание аспекту экономической мысли в работе Реймонда, который действи¬ тельно интереснее аналитического аспекта. Однако следует признать нали¬ чие в книге некоторых аналитических усилий. Он представил теорию капитала (как промежуточных благ), которая, учитывая дату ее появле¬ ния, не лишена достоинств. Об основной работе А. X. Эверетта см. ниже, в главе 6. Джордж Таккер (1775-1861) кроме других работ написал также Laws of Wages, Profits and Rent Investigated (1837); сведения о других вкла¬ дах этого довольно значительного экономиста см. в § 8Ь и в главе 7, § 3. Работа Френсиса Боуэна (Bowen Francis. American Political Economy. 1870; впервые опубликована под заглавием Principles of Political Economy applied to the Condition, the Resources and the Institutions of the American People. 1856) помещена здесь только по причине своего названия. Работа Амазы Уокера (1799-1875), отца Френсиса Уокера (Walker Amasa. Science of Wealth. 1866), должна быть упомянута как типичная для «неамериканского* на¬ правления в экономической науке Соединенных Штатов. Просмотрев вни¬ мательно книгу, читатель получит ясное представление о том, что предла¬ гала в то время американская экономическая наука. В остальном читатель найдет все необходимое для дальнейшего изучения вопроса у Селигмена (Seligman E.R.A. Economics in the United States). 7 Зак 3169
680 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. лом в обозреваемый период никак не была спекулятивной, как ее иногда представляют. Ставшее источником многих бесцельных споров мнение о том, что профессиональные экономисты в тот период пренебрегали эмпирическими исследованиями, совершенно необоснованно. В действительности ближе к правде было бы про¬ тивоположное мнение: многие недостатки «классического» ана¬ литического аппарата естественнее всего объяснить недостаточ¬ ным количеством проделанной работы, в то время как мы не можем обратить аналогичный упрек в адрес авторов эмпириче¬ ских трудов, особенно если включить в эту группу, как это и полагается, историков экономики и исследователей правовых ин¬ ститутов, имена которых мы перечислили в предшествующей главе. В данном параграфе будут представлены дополнительные приме¬ ры важнейших типов эмпирических трудов, что поможет придать законченный вид нашей картине и подкрепит наш тезис о том, что «классический» период полностью сохранил традицию эмпи¬ рического исследования, которая, как мы знаем, восходит к XVI в. [а) Книга Тука «История цен».] Для нас особенно интере¬ сен такой тип анализа, где представление и объяснение фактов сочетаются друг с другом для решения единой задачи, взаимно обусловливая друг друга на каждом этапе: это тип анализа, ко¬ торый достигает результатов путем обсуждения отдельных ситуа¬ ций. Нам придется ограничиться высшим достижением в данном жанре— книгой Тука и Ньюмарча1 «История цен и денежного обращения с 1792 по 1856 г.» (Tooke and Newmarch. History of 1 Томас Тук (Thomas Tooke. 1774-1858) был автором всех шести то¬ мов, если взять слово «автор» в значении латинского слова auctor (тот, кто производит). Однако только первые четыре тома (1-й и 2-й вышли в 1838 г.; 3-й— в 1840 г.; 4-й— в 1848 г.) были в основном его работой (со¬ трудники играли роль ассистентов). Два последних тома (1857) принадлежат главным образом Уильяму Ньюмарчу (1820-1882), который, хотя и испыты¬ вал сильное влияние Тука, имеет право на свое место в истории нашей на¬ уки. Ньюмарч был одним из самых главных критиков закона Пиля и док¬ трин «денежной школы», а также ведущим членом Королевского статисти¬ ческого общества и инициатором разработки статистических индексов журнала Economist и ежегодника Annual Commercial History того же журнала. Что касается индексов (которые, кстати, не использовались в работе «История v цен», что является поразительным примером сопротивления экономистов новым методам), то здесь он не был особенно оригинальным, но Commercial History является примером работы интересного типа. Даже сегодня эконо¬ мисты не вполне осознают ее научную важность и методологические вопро¬ сы, которые она поднимает, и вряд ли преуспели в использовании современ¬ ной теории для решения проблем, поставленных Ньюмарчем. Работа «Исто¬ рия цен» была переиздана в 1928 г. сэром Т. Е. Грегори с предисловием, включающим полное обсуждение ее сути и происхождения. Читателю следу¬ ет внимательно прочитать его. Эта ссылка заменит обзор разных работ Тука, которые вымостили ему дорогу к созданию «Истории».
Глава 4. Парад войск 681 Price and of the State of the Circulation from 1792 to 1856). Было бы удачнее озаглавить это произведение «Анализ экономических процессов в Англии в период с 1792 по 1856 г., в особенности денежного обращения и кредита». Джевонс совершенно справед¬ ливо назвал этот труд «уникальным». Никогда ни до, ни после метод, примененный Туком и Ньюмарчем, не использовался в таком широком масштабе и с таким сильным воздействием на чисто теоретические исследования. Владели ли Тук и Ньюмарч этим методом так хорошо, как могли бы, — это уже другой во¬ прос. Я не имею в виду то, что они выступили за одну политику и против другой, — это не снижает ценности приводимых ими фактов или рассуждений, — и те и другие могут быть высоко оценены любым оппонентом их взглядов, касающихся привле¬ кательности той или иной политики. Не намекаю я и на от¬ клонения от темы и повторения в их трудах: в «реалистической» теории такого типа и то и другое выполняет свою функцию — метод в основном заключается в «вымолачивании зерна из колось¬ ев» материала, а этого нельзя достичь с рикардианской крат¬ костью. Я намекаю на более существенные дефекты, которые непременно и очень быстро заметит любой подготовленный чита¬ тель этих томов. Несомненно, оба автора недостаточно хорошо владели экономической теорией. Кроме того, Тук недостаточно четко мыслил и часто портил все дело, не понимая главную мысль оппонента. Это сказывалось на репутации его работ. Его аргу¬ ментация иногда вызывала вполне заслуженные уничижительные комментарии, вследствие чего его авторитет, хотя и был очень высок при жизни автора и остался таковым до конца столетия, так и не достиг величия, какого мог бы достичь, будь мысль автора отточена лучшим знанием теории. Тем не менее его рабо¬ та является классическим образцом для подражания, но она как бы взывает к тому, чтобы ее переработал кто-то более подготов¬ ленный или более искусный. [Ь) Сбор и интерпретация статистического материала.] Не¬ смотря на то что работа, выдающимся примером которой была книга Тука и Ньюмарча, не была новаторской, в этот период она стимулировалась открытием новых источников статистических данных. Это были времена, когда правительства начали созда¬ вать статистические бюро и комиссии; когда были предприняты первые попытки международного сотрудничества (первый Между¬ народный статистический конгресс был созван в 1853 г.); когда почти повсеместно возникли статистические общества: например, в Англии несколько таких обществ было основано в 1830-х гг., причем Лондонское статистическое общество, основанное в 1834 г.,
682 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. получило привилегию называться Королевским статистическим обществом.2 Как и в предшествующий период, сбор приличных статистических данных из сырого материала, предоставляемого официальными бюро, в большой степени оставался задачей от¬ дельных исследователей, особенно (но не исключительно) таких людей, которые в силу своего официального положения могли получить требуемую помощь. Но эти исследователи не просто занимались сбором данных. Они не ограничивались их упорядо¬ чением и предварительными оценками, многие из них также пред¬ лагали интерпретации фактов. Таким образом, из этого источни¬ ка вытекает другой поток работ, отличающихся от труда Тука и Ньюмарча тем, что они начинали со статистического материала, а не с экономических проблем и, следовательно, делали упор на статистической информации как таковой в большей степени, чем Тук и Ньюмарч. Однако иногда, хотя и в виде побочного продук¬ та, они приносили аналитические результаты. В нашем обзоре досмитовских времен мы призывали обратить внимание на то, что можно охарактеризовать как анализ экономиче¬ ского состояния страны. В обозреваемый период эта линия исследова¬ ния дала большое количество научных достижений, примерами кото¬ рых могут служить произведения Колкауна, Портера и Таккера.3 2 Американская статистическая ассоциация была организована в 1838 г. 3 Из многих работ Патрика Колкауна (Patrik Colquhoun. 1745-1820) стоит упомянуть только две: Treatise on the Population, Wealth, Power and Resources of the British Empire... (1814), над которой так неумно издевался МакКуллох, и анонимно изданную работу Considerations on the Means of affording Profitable Employment to the Redundant Population of Great Britain and Ireland (1818). Первая из них особенно важна. Ее значение заключает¬ ся не столько в оценке национального богатства, сколько в экономической аргументации, пусть примитивной, представленной при объяснении приве¬ денных фактов, и в попытке поставить и решить проблемы, перевести на язык фактов наиболее популярные доктрины того времени. В более широком масштабе и с большим успехом то же самое было сделано Джорджем Портером, государственным служащим, который одно время был начальником статистического отдела Министерства торговли. Его труд (Porter George R. Progress of the Nation in its Various Social and Economical Relations from the begining of the Nineteenth Century to the Present Time. (1836-1843) был заслуженно одобрен как образцовый обзор экономического развития Англии в первой половине XIX в., т. е. как справочник, содержащий информацию об экономических фактах и цифрах. В качестве такого справочника работа была модернизирована, причем очень вольно, и продолжена Ф. В. Херстом и его помощниками в 1912 г. Но для нас важно другое, а именно то, что работа, как она и была вначале задумана и исполнена, является в сущности трактатом по общим проблемам экономики, рассматривающим вопросы народонаселения, произ¬ водства, миграции, государственных финансов, потребления, накопления, нравственного прогресса и колоний в духе, напоминающем «Основы» Милля. Эти работы следовало бы рассматривать как парные: в частности, по
Глава 4. Парад войск 683 Эти и другие произведения такого же типа много теряют от неуме¬ ния их авторов использовать экономическую теорию в качестве инструмента эмпирического анализа; но в этом отношении они ничем не хуже современных публикаций такого типа. Другие типы статистических экономических исследований того периода будут представлены следующими именами: МакКуллох, Бакстер, Дите- рици, Виллерме, Jle Пле и Уэллс. Наиболее значительной статистической работой МакКуллоха (см. § 2) является его словарь (McCulloch. Dictionary, Practical, Theo¬ retical, and Historical of Commerce and Commercial Navigation. 1832) — это героический труд и, несмотря на словарную форму, трактат, где весьма эффективно чередуются факты и анализ. Именно в таких вещах он был по-настоящему хорош. Об этом ученом нельзя судить только на основании его Principles. Роберт Д. Бакстер (1827-1875) был крупным экономистом. Его тщательное и компетентное обращение с цифрами и его часто цитиру¬ емые оценки национального дохода и благосостояния восхищают сами по себе, но при этом являются наименее значительными из его вкладов в экономический анализ. Гораздо больший интерес для нас представля¬ ют его смелые экскурсы в статистическую теорию выгод, которые по¬ лучает общество от железных дорог, налогового бремени и его распреде¬ ления (для этой цели он также собирал сведения о семейных бюдже¬ тах). Эти исследования не свободны от ошибок главным образом потому, что Бакстер был слаб в чистой теории, но сам факт предпринятой им серьезной попытки дать «численный» ответ на такие вопросы, как рас¬ пределение налогового бремени между землевладельцем и арендатором, должен был бы обеспечить ему место в истории эконометрии. Я особен¬ но хочу сослаться на такие работы, как: The Budget and the Income Tax (1860); Results of Railway Extension (1866); National Income : the United Kingdom (1868); The Taxation of the United Kingdom (1869). Стбит про¬ читать книгу его вдовы In Memoriam. Карл Ф. И. Дитерици (1790-1859) был профессором политической экономии (Staatswissenschaft) и директором Прусского статистического бюро в Берлине. Интересна его работа Statistische Ubersicht der wich- tigsten Gegenstande des Verkehrs und Verbrauchs im preussischen Staate und im deutschen Zollverbande... (1838-1857). Важно также упомянуть еще две: Der Volkswohlstand im preussischen Staate... (1846) и Uber preus- sische Zustande, Uber Arbeit und Kapital (1848). Его восхитительное спо¬ свободной торговле ни позиция Милля, ни соответствующая позиция Пор¬ тера не будут полными друг без друга. Мы уже упоминали и упомянем вновь Джорджа Таккера. К данному вопросу относятся следующее его произведение: Progress of the United State in Population and Wealth in Fifty Years (1843; 2-е изд. — 1855). Это в основном исследование демографии США. Однако для нас важнее то, что это также исследование в области экономического анализа.
684 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. койствие в вопросах «метода» заслуживает того, чтобы быть отмечен¬ ным. В своей лекции De via et ratione oeconomiam politicam docendi (1835) он, вполне резонно подчеркивая основополагающее значение историче¬ ских аспектов экономического процесса, приходит тем не менее к выво¬ ду, применимому ко всем методологическим спорам XIX столетия: et mere philosophando et mere experiendo erratur <чем больше философ¬ ствовали, тем больше совершали ошибок (лат.)>. Он продемонстриро¬ вал свой здравый смысл, превознося внимательное отношение Рикардо к фактам. Хотя он никогда не предпринимал таких всесторонних иссле¬ дований, как Портер, четкие и достойные доверия публикации стати¬ стического бюро, которым он руководил, прославились пониманием нужд экономической науки, которое позволило ему выбирать плодотворные проекты. Так, его статистика потребления по сей день находит употреб¬ ление в анализе.4 Включение в наш обзор имени Луи Р. Виллерме (1782-1863), который не был исключительно и даже по преимуществу экономистом, оправдано тем, что он осуществил исследовательский про¬ ект (совсем как в наше время) по заказу Академии моральных и поли¬ тических наук; исследование касалось условий труда в нескольких от¬ раслях обрабатывающей промышленности Франции. Работа вышла в 1840 г. под заглавием Tableau de l^tat physique et moral des ouvriers employes dans les manufactures de coton, de laine, et de soie. Его рекомен¬ дации (защита детей) в данном случае нас не интересуют. Эта работа важна как выдающийся пример большой категории произведений, ме¬ тод анализа которых едва ли с тех пор усовершенствовался. Фредерик Ле Пле (1802-1882), математик и горный инженер по образованию и преподаватель металлургии по профессии, фигурирует здесь, а не в главе, посвященной следующему периоду, хотя именно к нему относятся некоторые его публикации и деятельность, принесшие ему мировую славу. Международное общество практического изуче¬ ния социальной экономии, основанное Ле Пле в 1856 г., начало выпус¬ кать в 1881 г. журнал Reforme sociale, выходящий раз в две недели. Работа, относящаяся к нашей теме, была издана в обозреваемый пери¬ од: Les Ouvriers europeens (1-е изд. — 1855; 2-е изд. — 1877-1879). Он не был специалистом в области экономической науки и глубоко прези¬ рал то немногое и неправильно понятое, что ему было из нее известно. Тем не менее он заслуживает места в истории экономического анализа благодаря своему методу изучения семейных бюджетов, который ко¬ гда-нибудь поможет создать теорию потребления, достойную этого на¬ звания. Он заключается в невероятно кропотливом исследовании огра¬ ниченного числа отдельных случаев во всем контексте социальных, мо¬ ральных и культурных условий. Мы не можем вдаваться в подробности программы общественного развития этого великого человека. Но он 4 Кроме всего прочего его исследования установили, что потребление масс может падать во время циклических экономических подъемов (то, что оно склонно к падению в продолжительные периоды инфляции, конечно, общеизвестно).
Глава 4. Парад войск 685 создал школу, связанную с указанной программой и продолжающую работу в данном направлении. Как уже упоминалось, статистические экономические иссле¬ дования в США процветали; начиная со знаменитой работы Га¬ мильтона (Hamilton. Report on Manufactures. 1791) и до конца описываемого периода наблюдается все усиливающийся поток та¬ ких публикаций. Мы ограничимся добавлением еще одного ярко¬ го примера, а именно ранней работы Д. А. Уэллса. Его поздняя и значительно более известная работа относится к следующему пе¬ риоду.5 Он обратился к экономике в зрелом возрасте, заинтере¬ совавшись практическими вопросами своего времени и своей стра¬ ны, и наш аналитический аппарат ничем ему не обязан. И все же Уэллс был значительным экономистом, и изучение его работ по¬ лезно даже сегодня. Он обладал искусством извлекать максимум из несовершенного материала.6 Кроме того, здравый смысл и чест¬ ность позволяли Уэллсу интуитивно представлять элементы ситу¬ ации в их правильной перспективе: он обладал трезвым практическим суждением, которого не хватает, к сожалению, многим лучшим теоретикам и которое с еще большей силой проявилось в его более поздних публикациях. Конечно, все, что я мог представить в данном разделе, — это горсть примеров, которые к тому же могли оказаться не лучши¬ ми. Так, кроме упоминания работ Тука и Ньюмарча, а также Се¬ ниора, я полностью пренебрег всеми элементами экономической науки, которые можно было найти в английских официальных от¬ четах. Однако есть надежда, что даже эти крохи информации по¬ могут читателю составить правильное впечатление о положении науки в рассматриваемый период. Но, как я полагаю, у читателя может возникнуть вопрос, каким образом в сложившихся обстоя¬ тельствах даже наиболее пристрастные критики могли говорить о неподобающем перевесе * теоретических спекуляций». Я могу дать только следующий ответ. Критика экономической науки исходит в большой степени от невежественных аутсайдеров, а в их число входят многие лица, называющие себя экономистами. Этот факт делает понятным, почему критика заблуждалась в определении отмеченной нами характерной черты экономических трудов того 5 ДэвидА. Уэллс (David A. Wells. 1828-1898) был геологом и хими¬ ком, опубликовал удачный учебник по каждому из этих предметов, прежде чем занялся экономической наукой и поступил на государственную службу во время Гражданской войны. Здесь следует отметить две его публикации: знаменитую Our Burden and our Strength (1864) и Reports of the Special Commissionner of the Revenue (1866-1869). 6 Профессор Кузнец рассказывал мне, что оценки национального до¬ хода, сделанные Уэллсом, заслуживают доверия. С учетом имевшихся в его распоряжении данных они даже превосходят оценки Бакстера, обла¬ давшего по крайней мере сведениями о подоходном налоге.
686 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. периода. Экономическая наука приобрела в то время более высокий статус. Это означает кроме всего прочего углубление специализа¬ ции не только отдельных лиц, но и публикаций, а также возникно¬ вение чисто теоретических трактатов. Едва ли можно проглядеть эмпирический компонент «Богатства народов» (хотя, кажется, не¬ которым критикам удалось даже это), и еще менее возможно не заметить эмпирический элемент в работе Вобана Dixme royale. Но если такой экономист, как Сениор, предпочитает заниматься анали¬ тическим аппаратом экономической науки отдельно от фактов, то в его работе значительно легче проглядеть эмпирический элемент (особенно если он спрятан в отчетах комиссий) и, сравнивая его Outline с ♦ Богатством» Смита (что, разумеется, абсурдно), прийти к выводу, что между этими работами существует пропасть и что Се¬ ниор увлекался чистыми теоретическими спекуляциями, в то вре¬ мя как Смит не отрывался от исторических фактов. [с) Развитие статистических методов.] Вероятно, не следует уподоблять группы работников в какой бы то ни было области научного знания армии, поскольку последняя, по крайней мере в принципе, движется согласно некоторому плану, в то время как деятельность научных групп, в сущности, не скоординирована: одна группа устремляется вперед, другая отстает, и ни одна не оказывает поддержку другим и не пользуется их возможной под¬ держкой. Это видно на примере развития статистического мето¬ да. Мы уже отметили, что в области теории вероятностей наблю¬ далось значительное продвижение вперед. Необходимо добавить к этому закон погрешности Гаусса и метод наименьших квадра¬ тов. Эти достижения означают существенное дополнение к содер¬ жимому ящика с инструментами, находящегося в распоряжении экономиста. Однако в течение рассматриваемого периода не было получено результатов, о которых стоило бы говорить; наоборот, в этот период чистая статистическая теория была полностью от¬ делена от чистой экономической теории, что мы наблюдаем и по сей день. Интересно, вызовет ли этот факт подобающее удивле¬ ние у читателя. Давайте мысленно перенесемся в некий лучший мир и оттуда посмотрим на положение в экономической науке. Мы увидим область исследований, в которой преимущественно (что неизбежно) применяется в основном количественная аргу¬ ментация; очевидно, что все экономисты должны были бы приоб¬ рести необходимые знания в области математики. Даже если они не поняли необходимости этого для достижения успеха в чистой теории, то разве это не обязательно для того, чтобы усовершен¬ ствовать способы работы со статистическими цифровыми данны¬ ми, важность которых они вполне понимали? Им следовало бы
Глава 4. Парад войск 687 внимательно наблюдать за появлением новых инструментов статистического исследования и, конечно, спешить воспользоваться ими, если они (как это и было) предлагались извне. Мы должны были бы ожидать от Дж. С. Милля, работавшего в поте лица автора ведущего трактата того периода, что он овладеет этими инструментами и научит этому других. Заметим, что для умного и честного профессионала в этом не было ничего невозможного. Но если мы вновь обратим свои взоры на реальный мир, то ниче¬ го подобного не увидим раньше чем через столетие, но даже и тогда перед нами предстанет лишь мучительная борьба за осуще¬ ствление этой задачи. А в обозреваемый период мы видим только невежество, порожденное интеллектуальной инертностью или, что во многом то же самое, поглощенностью повседневными практи¬ ческими проблемами, которые жизнь решала сама без чьей-либо помощи. Не совсем так обстояли дела в демографии, или в так называемой социальной статистике. Сейчас нам предоставляется единственная возможность упомянуть Кетле. Имя Адольфа Кетле (Adolph Quetelet. 1796-1874) не представляет особого значения для нашей темы. Я не знаю ни одного экономиста рас¬ сматриваемого периода, в чьих работах обнаруживались бы какие-либо следы его влияния. Он был математиком и астрономом и вошел в соци¬ альную статистику через посредство теории вероятностей. Насколько я могу понять, его заслуга ограничивается достойной похвал пропагандой: в работе Кетле о применимости теории вероятностей в области моральных и политических наук (Lettres a S. A. R. le due regnant de Saxe-Coburg- Gotha sur la th6orie des ргоЬаЬНиёв, appliqude aux sciences morales et politiques), опубликованной в 1846 г., не содержится ничего оригинально¬ го. Но он присоединился к блестящей группе администраторов, руково¬ дивших новыми статистическими бюро, и с неутолимой энергией зани¬ мался усовершенствованием методов и проектов; особенно велики его за¬ слуги в развитии международного сотрудничества статистиков. Однако он сделал значительно больше, чем подразумевает такого рода деятельность. Его энергичные и оригинальные исследования рас¬ пределения человеческих характеристик были важной вехой прогресса в данной области. Как пример для подражания он со временем приоб¬ рел некоторое значение и для экономической науки. Но он предпринял и другой шаг, который после недолгого успеха впоследствии пришлось повторить другим исследователям: он погрузился в философию типа статистического детерминизма, создав теорию, согласно которой стати¬ стические исследования выявляли стабильный тип среднего человека, свойства которого были связаны с простыми общими «причинами», а все отклонения от этого типа он приписывал погрешности наблюдения в гауссианском смысле. Таким образом, на базе статистики, он надеялся свести методологию социальных наук к методологии естественных наук.
688 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. Развитие мысли в этом вопросе полностью пошло в другом направле¬ нии, и многие серьезные ученые стали рассматривать теорию Кетле как чудачество, возможно, в большей степени, чем она того заслужива¬ ла. На его заслугах в области антропометрии это, конечно, не отрази¬ лось. Особенно рекомендую его работу Sur ГЬотше... (1835; англ. пер. — 1842). Позднее эта работа вылилась в более обширную под заглавием Physique sociale... (1869). Критику работ Кетле см. у Г. Ф. Кнаппа (Knapp G.F. Quetelet als Theoretiker//Jahrbticher fur NationalOkonomie und Statistik. 1871-1872), а также работу Мориса Хальбвакса (Halbwachs Maurice. La th£orie de Fhomme moyen. 1912). Экономисты даже не воспользовались самыми примитивны¬ ми способами для представления чисел. Тем необходимее отме¬ тить факт, что графические построения, по крайней мере самые простые, т. е. линия, прямоугольник, круг и секторная диаграм¬ ма, были введены в работы по экономике в начале данного пери¬ ода Плейфером.7 Кроме того, совершенно непростительно, что экономисты, занимавшиеся эмпирическими исследованиями, не¬ охотно пользовались индексами цен, а экономисты-теоретики не испытывали желания создать соответствующую теорию. Мы ви¬ дели, что сама идея возникла еще до Смита. Большой шаг к достижению полного понимания важности этого метода был сде¬ лан в 1798 г., когда сэр Джордж Шакберг Ивлин представил в Королевское общество работу, в которой, принося извинения за не достойную такого высокого общества тему, он использовал индекс, несомненно примитивный, но более совершенный, чем у Карли, служащий для измерения «обесценения денег».8 Jloy9 не 7 Уильям Плейфер (Playfair), брат физика Джона Плейфера, которому он отдает должное за предложение использовать графические методы, имел опыт в разных видах деловой и экономической журналистики. Он первым ввел эти методы в свой Commercial and Political Atlas (1786), содержащий и диаграммы. Атлас был переведен на французский язык. Его наиболее выра¬ зительный график использован в качестве иллюстрации аргументации Плей¬ фера в работе A Letter on our Agricultural Distresses; этот график демонстри¬ рует движение цены на зерно и заработной платы за 250 лет — см. снабжен¬ ную иллюстрациями статью Функхаузера и Уокера (Funkhouser and Wolker. Playfair and his Charts//Economic History. 1935. Febr.). Своим знакомством с работой Плейфера я обязан этой статье и знаю только обе упомянутые публикации. Другие работы приведены в приложенной к статье библиогра¬ фической справке. 8 Philosophical Transactions. 1798. Part I. Артур Янг (Young Arthur. Enquiry into the Progressive Value of Money in England. 1812) был первым его последователем и первым критиком. 9 Lowe Joseph. The Present State of England in regard to Agriculture, Trade and Finance. 1822. Эта книга, по-видимому, имела успех и содержит много интересного, например в том, что касается народонаселения. Ав¬ тор, однако, очень несправедлив по отношению к новаторским усилиям Ивлина.
Глава 4. Парад войск 689 добавил к идее «табличного стандарта ничего, что было бы ша¬ гом вперед по сравнению с Ивлином», но усовершенствовал ме¬ тод и рекомендовал использование индексов с целью «уменьше¬ ния ущерба от колебаний и придания равномерного уровня [во времени] денежному доходу», т. е. с целью создания системы ста¬ билизирующих отсроченных платежей. Эта идея стала популяр¬ ной в следующий период и в еще большей степени в 1920-е и 1930-е гг. Дж. Поулетт Скроуп, по-видимому, был первым, кто ввел эту тему в общеэкономический трактат (1833).
Глава 5 ОБЩАЯ ЭКОНОМИКА: ВРЕМЕННОЙ СРЕЗ 1. Дж. С. Милль и его «Основы», Фосетт и Кэрнс 2. Предмет и метод: чем, по их мнению, занимались экономисты a) Определения экономической науки b) Методология c) Наука и искусство 3. Что в действительности получили читатели Милля 4. Институциональные рамки экономического процесса a) Институты капиталистического общества b) Государство в «классической» экономической теории c) Нация и классы 5. «Классическая» схема экономического процесса a) Действующие лица b) Факторы c) Модель 6. «Классическая» концепция экономического развития 1. Дж. С. Милль и его «Основы», Фосетт и Кернс Трактат Милля «Основы политической экономии» не только пользовался наибольшим успехом в обозреваемый период, он также наилучшим образом подходит под определение классического в нашем понимании труда этого периода. Поскольку мы решили выбрать его в качестве точки отсчета, откуда нам будет удобно делать обзор общей экономической теории того периода, то луч¬ ше начать с кратких сведений об авторе и его книге. Джон Стюарт Милль (1806-1873) — это Джон Стюарт Милль, одна из главных интеллектуальных фигур XIX века. Он настолько известен каждому образованному человеку, что может показаться излишним что-либо добавлять к тому, что можно прочитать в десятках книг. Кроме того, большая часть того, что
Глава 5. Общая экономика: временной срез 691 нужно знать о нем экономисту, была прекрасно сказана сэром У. Дж. Эшли во введении к его изданию «Основ» Милля в 1909 г., которое, я надеюсь, есть у каждого студента.1 Все же следует коснуться нескольких моментов. Большинство из нас слы¬ шали или читали, что отец Джона Стюарта Джеймс Милль с раннего детства подвергал сына суровой интеллектуальной муш¬ тре, более жестокой и вредоносной, чем ежедневная порка. Воз¬ можно, этим объясняется впечатление задержки роста и нехват¬ ки жизненной силы, создающееся при чтении многих отрывков из внушительного труда всей его жизни. Вероятно, многим из нас известно, что средства на жизнь (вполне приличные) ему давала Ост-Индская компания — сначала в виде заработной пла¬ ты, а после 1858 г. в виде пенсии. Его служебные обязанности, не будучи в целом обременительными, также наносили ущерб его научной работе, поскольку, как уже указывалось, не только пе¬ рерыв, но даже ожидание возможного перерыва в работе пара¬ лизует творческое исследование. Неустанный интерес Дж. С. Милля к текущим проблемам также отрывал его от работы и требовал затрат энергии. Служба в конторе и желание быть в курсе собы¬ тий приводили к постоянной спешке, сказавшейся на качестве всех его трудов, в том числе наиболее законченного в литератур¬ ном плане эссе «О свободе». И наконец, будучи чистым интел¬ лектуалом, приученным с детства презирать любые интересы, кро¬ ме интеллектуальных, а в избранной области отвергать все, вы¬ ходящее за пределы утилитаризма (хотя он и перерос этот и другие аспекты учения своего отца), он не знал, что такое реаль¬ ная жизнь. Он создал уютный очаг для себя и друзей, а позднее, женившись на миссис Тейлор, и для семьи. Но он интеллектуа- лизировал и эту сторону жизни, и всякому, кто обладает доста¬ точно чутким ухом, чтобы услышать надрывную ноту в преди¬ словии к эссе «О свободе», не потребуется собирать по крупицам, например из «Автобиографии», свидетельства того, что Миллю недоставало многого необходимого не теоретику, а философу об¬ щественной жизни. 1 Рекомендую тщательно изучить приложение к данному изданию, где многие моменты доктрины Милля довольно успешно увязываются с современной ему, ранней и даже более поздней научной мыслью. В осталь¬ ном компетентный анализ экономических трудов Милля встречается реже, чем компетентная оценка его работ по философии и логике. Но есть один обзор, сделанный рукой мастера — это статья Эджуорта в словаре Пэлгрей- ва «Милль, Джон Стюарт*. Ее непременно следует прочитать. Кроме того, очень подробное обсуждение экономической теории Милля дано в работе Э. Кэннана (Саппап Е. Theories of Production and Distribution. 3rd ed. 1917). Эта наиболее важное произведение при изучении данной и следующей глав.
692 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. Перед нами портрет чистокровного светского радикала. Но в отличие от других светских радикалов он никогда не позволял догмам заглушить голос критики. С честностью и внутренней свободой, достойной всяческого восхищения, он посвятил всю силу своей критики защите принципов своей светской и утилитаристской религии — ибо то, что он отстаивал, можно назвать именно так; но гораздо важнее, что он открывал две¬ ри своего разума для любой идеи, какую был способен понять. Дж. С. Милль старался усвоить идеи Карлейля и Кольриджа;2 он глубоко изучил сен-симонизм и контизм; своей критикой он до¬ казал серьезность своего восприятия вопроса, поднятого филосо¬ фией Гамильтона. Честно борясь с указанными и еще с многими другими направлениями, Дж. С. Милль в действительности от¬ ходил от прежних позиций. Он был противоположностью фана¬ тика. Не только диапазон его интересов, но также, в некотором смысле, и диапазон его понимания был чрезвычайно широк. Те¬ перь я должен добавить еще одно замечание, которое чрезвычай¬ но трудно высказать и при этом с легкостью можно остаться непонятым. Вы можете совершать дальние путешествия, но все¬ гда оставаться в шорах. Понимание Милля никогда не заходило глубже определенных слоев (мы уже отмечали это при обсужде¬ нии его «Логики»), а его интеллект так и не преодолел некото¬ рых барьеров. С помощью хорошо известного аппарата подсозна¬ тельной самозащиты он отметал как нонсенс все, что было ниже этих слоев и выше этих барьеров. Из трех великих произведений Дж. С. Милля — «Логики» (1843), «Исследований философии сэра Уильяма Гамильтона» (1865)3 и «Основ политической экономии с некоторыми из их 2 В двух статьях, опубликованных в журнале London and Westminster Review (1838; 1840; включены в книгу Dissertations and Discussions. Vol. I), Дж. С. Милль сформулировал свое зрелое мнение относительно вклада Коль¬ риджа и его группы в социологию, а следовательно, их влияния на него самого. Я думаю, что после внимательного прочтения этих статей наше уважение к их автору станет еще глубже. Милль прошел долгий путь к принятию критических замечаний этих мыслителей в адрес рационализма XVIII в. (а также «философии интересов школы Бентама») и оказался вполне готовым к восприятию их романтической концепции истории. В действи¬ тельности я не думаю, что автор вышеупомянутых статей и отрывков из ♦Логики*, посвященных теории государственного управления Джеймса Мил¬ ля (см. выше, глава 3, § 5с), может быть по праву назван утилитаристом. Но он слишком глубоко проник в технику экономического анализа, чтобы выбросить ее за борт. Для критиков, понимавших ее не так хорошо, это выглядело как колебание и бесконечная перемена точек зрения. В действи¬ тельности его взгляды в этом отношении были абсолютно последователь¬ ными и, кроме того, значительно опережали свое время. 3 О «Логике* и «Философии Гамильтона* речь шла выше, в главе 3.
Глава 5. Общая экономика: временной срез 693 приложений к социальной философии» (1848) — только одно относится к области экономической теории. Названия других тру¬ дов4 еще раз подтверждают, что его интерес к экономической науке не преобладал над другими интересами, поскольку в их числе имеется только одна работа — Essays on Some Unsettled Questions of Political Economy («Очерки о некоторых нерешенных вопросах политической экономии») — в которой трактуются во¬ просы техники экономического анализа и которая содержит но¬ вый и весьма оригинальный вклад в экономическую теорию. Если мы все же считаем его экономистом, то, справедливости ради, необходимо помнить, что примерно с тридцати лет он никогда не посвящал все свое рабочее время (или хотя бы все свое «свобод¬ ное время») экономической науке, за исключением 1845-1847 гг., когда создавал «Основы». Что касается влияний, способствовав¬ ших формированию его экономической теории, то в первую оче¬ редь, конечно, следует отметить влияние его отца и Рикардо. Но я упоминал выше, что экономическую теорию, изложенную в «Ос¬ новах», уже нельзя назвать рикардианской, и на этом основании не включил Дж. С. Милля в школу Рикардо. Этот вопрос не¬ сколько затемнен сыновним уважением,5 а также собственной убежденностью Дж. С. Милля в том, что он всего лишь уточнял доктрину Рикардо. Но это утверждение было ошибочным. Его уточнения затрагивали основы теории и в еще большей степени взгляды на социальное развитие. Несомненно, для него рикарди- анство значило больше, чем для Маршалла. Но сходство между Миллем и Маршаллом заключалось в том, что каждый по соб¬ ственной причине, веской или нет, излишне подчеркивал влия¬ ние Рикардо и приуменьшал роль других экономистов. Из «Принципов» Маршалла рикардианство можно изъять, и его отсутствие останется совершенно незаметным. Из «Основ» 4 Список этих произведений можно найти в любом справочнике. Для нас кроме трех указанных наиболее важны следующие: Autobiography (1873; в 1924 г. вышли два новых издания — Дж. Дж. Косса и X. Ласки); Some Unsettled Questions (ок. 1829-1830; опубл. — 1844); On Liberty (1859); Considerations on Representative Government (1861); Utilitarianism (1863); Auguste Comte and Positivism (1865). 5 Несомненно, это похвальное отношение сына к отцу мешает также разъяснить суть влияния отца в других отношениях, например в том, что касается ассоциативной психологии. Это влияние действительно может быть названо доминирующим, если мы имеем в виду общее воздействие взглядов одного ученого на другого. Но оно совсем не является доминирующим, если мы имеем в виду только сходство воззрений. Во многих, если не в боль¬ шинстве областей научной мысли сын, все еще оглядывающийся на мне¬ ние отца, пришел к другим, часто противоположным выводам. По одному вопросу, отмеченному выше, со страниц произведений сына с нами говорит противник учения Джеймса Милля.
694 Часть III. С 1790 х по 1870-е гг. Милля его можно удалить без особого ущерба. При этом Милль не подчеркнул должным образом влияния на свою работу Сэя. Он отметил его только в одном отношении, говоря о законе рынков. Но закон рынков присутствует у Милля в теории ценности и из¬ держек, т.е. в самом сердце его теоретической схемы, являющей¬ ся в сущности компромиссом между теориями Рикардо и Сэя, причем Милль обращает все внимание читателя на рикардианский элемент. Другим влиянием, которому Милль подчинялся полусоз¬ нательно и неохотно, было влияние Сениора, явно признаваемое только в одном вопросе — теории воздержания. В творчестве Мил¬ ля чувствуется также влияние многих других авторов, например Мальтуса и Рэ, которое Милль сознательно и открыто признавал, поскольку он был честен до щепетильности по отношению к дру¬ гим, всегда стремился отдать им справедливость и совершенно равнодушно относился к собственным притязаниям. Такая чест¬ ность и такое равнодушие принадлежат к числу самых приятных черт его характера, а высказанные выше замечания относительно влияний на него Сэя и Сениора не должны интерпретироваться как некие сомнения на этот счет. Провозглашенная Миллем цель написания «Основ» и ее фак¬ тическое воплощение в данном произведении идеально соответству¬ ют друг другу. Первое авторское предисловие стоит прочитать. Возможно, он с небольшими изменениями перепечатал предисло¬ вие к «Логике». Его задача вновь состояла в том, чтобы развязать узлы и навести мосты. Он не претендовал ни на новизну, ни на оригинальность, хотя в некоторых случаях имел на это право. Милль просто объяснил, что со времени публикации «Богатства народов» не было издано столь же всестороннего трактата, особен¬ но такого, где уделялось бы так же много внимания практиче¬ скому применению теории. Однако «Богатство народов» устарело как с точки зрения фактов, так и с точки зрения теории. Таким образом, он задался целью «принести достаточно пользы», написав «работу, по своему назначению и общей концепции подобную ра¬ боте А. Смита, но использующую более широкий круг знаний и более глубокие идеи нынешнего века»; это «как раз тот вклад, в котором сегодня нуждается политическая экономия».* Имен¬ но такого рода книгу он и написал. Для человека, пользовавшего¬ ся таким влиянием и уважением, какими располагал Милль, это была величайшая скромность. Следует добавить два комментария. Во-первых, один из аспектов столь восхитительной скромно¬ сти, возможно, привел к менее восхитительным результатам. По¬ ставь Милль перед собой менее скромную цель, он мог бы создать * <Милль Дж. С. Основы политической экономии. М.: «Прогресс*, 1980. Т. I. С. 76>.
Глава 5. Общая экономика: временной срез 695 книгу, еще лучше той, что написал, В целом он недооценил слож¬ ность своей задачи: даже сам Геркулес не смог бы написать рабо¬ ту, подобную «Богатству народов», за полтора года, а, судя по все¬ му, именно такое время было затрачено на данный труд. Но, как мы уже имели случай отметить, говоря о «Логике», как бы скро¬ мен ни был Милль в отношении себя самого, он вовсе не был скром¬ ным, если речь шла о его времени. «Этот просвещенный век» ре¬ шил все проблемы. И если вы знали, что думали «лучшие мысли¬ тели» этого века, то вы были в состоянии ответить на все вопросы. Я не намерен повторять всего сказанного выше о том, что Милль выступал с выгодной позиции окончательно установленной исти¬ ны. Но я хочу добавить, что эта позиция не только была смешна, но и способствовала бесплодности и — увы, — поверхностности его труда. Слишком мало внимания уделено основам. Явно недоста¬ точно глубокого осмысления вещей и слишком много веры в то, что ббльшая часть необходимой мыслительной работы уже была проделана предшественниками. Ясно прослеживается линия Смит- Милль-Маршалл. Но средний компонент не равен двум другим вследствие недостаточности приложенного автором труда. То, что выглядит как непоследовательность, — Маркс решительно заяв¬ лял, что Милль никогда ничего не скажет, не высказав одновре¬ менно противоположную точку зрения, — отчасти объясняется этой причиной. Но в большей степени причина состоит в беспристраст¬ ности Милля, которая побуждала его рассматривать все аспекты каждого вопроса. Есть и другая, еще более вероятная, причина. Милль был человеком с явно выраженными предпочтениями, но при этом он был неподкупно честен. Он не стал бы намеренно ис¬ кажать факты или аргументы. Когда его предпочтения, т. е. его социальные симпатии, все же заявляли о себе, он незамедлитель¬ но отсекал их. Отсюда много неубедительных результатов и даже противоречий. Во-вторых, Милль неоднократно подчеркивал, хотя и не в пре¬ дисловии, что его «Основы» отличались от других трактатов тем, что он приписывал влиянию своей жены, а именно нравственным тоном и атмосферой. Действительно, в книге большое место зани¬ мают гуманные идеи и забота о благосостоянии трудящегося клас¬ са. Более важен, однако, другой, связанный с этим, аспект: он огра¬ ничил область действия неумолимых законов физической необ¬ ходимостью, которой подчинено производство, а в отношении всего остального, в частности всех институтов, подчеркнул, что они со¬ зданы людьми, подвержены изменениям, податливы и «прогрес¬ сивны». Для него в обществе не существовало неизменного есте¬ ственного порядка вещей, а экономическая необходимость по боль¬ шей части означала необходимость относительно данного состояния изменчивой институциональной структуры. Как бы Милль ни про¬ славлял свой век в других отношениях, он никогда не считал по¬
696 Часть III. С 1790-х по 1870-с гг. ложение, существовавшее в обществе, ни идеальным, ни вечным. Его четкие высказывания по данному вопросу, а также о предпола¬ гаемых путях развития общества содержатся в главе 7 книги IV «Основ» и во многих других пассажах, включая и те, где крити¬ куется утопический социализм его времени. Неоднократно меняя свою позицию в деталях, он тем не менее уже к 25 годам сфор¬ мировался как социалист-эволюционист с примесью ассоциатив¬ ной психологии. Для истории анализа значение данного факта состоит только в том, что он опровергает абсурдное обвинение, будто «экономисты-классики» считали капиталистический строй после¬ дней и высшей мудростью, которая пребудет in secula seculorum <во веки веков>. Если нам возразят, что случай Милля был един¬ ственным исключением, то в ответ мы заявим, что это неправда, а если бы даже и было правдой, исключение явилось самым выдаю¬ щимся и авторитетным трактатом того времени. Для социолога капитализма данный факт представляет еще больший интерес: ничто не может лучше раскрыть характер буржуазной цивилиза¬ ции — ее подлинной свободы и политической слабости, — чем тот факт, что книга, которой буржуазия оказала такой восторженный прием, несла в себе социалистическую идею и была написана че¬ ловеком, явно не симпатизировавшим системе ценностей промыш¬ ленной буржуазии. Дж. С. Милль в точности соответствовал понятию «социа¬ лист-эволюционист». Его позиция по отношению к социализму неуклонно развивалась, и следы этого развития были в некоторой степени различимы в последующих изданиях «Основ». Кроме того, три статьи о социализме, опубликованные Хелен Тейлор в Fort¬ nightly Review (1879) уже после смерти Милля, возможно, скорее вводят в заблуждение, чем помогают прояснить его позицию. Они были написаны в 1869 г., или около того, как пробные наброски задуманной Миллем книги о социализме и содержали в основном критическую оценку французской и английской социалистической литературы, опубликованной до 1869 г., и распространенных в то время социалистических лозунгов; возможно, в задуманной книге содержалось бы позитивное дополнение, которое изменило бы впе¬ чатление читателя от прочтения этих очерков. Однако, оставив без внимания все менее значительные вопросы, мы можем с некото¬ рой достоверностью охарактеризовать отношение Милля к социа¬ лизму следующим образом. В эмоциональном плане социализм всегда привлекал его. Он находил мало привлекательности в обще¬ стве, в котором жил, и глубоко сочувствовал трудящимся массам. Едва достигнув интеллектуальной независимости, он с готовностью открыл свой разум для социалистических идей своего времени, главным образом французских. Однако, будучи образованным эко¬ номистом и обладая строго практическим умом, он не мог не за¬ метить слабость того, чему несколько позднее Маркс дал название
Глава 5. Общая экономика: временной срез 697 утопического социализма. Милль неохотно пришел к выводу, сде¬ лав частичное исключение в пользу сен-симонизма, что планы со¬ циалистов были всего лишь прекрасными мечтами. Это был пер¬ вый этап. На первый взгляд может показаться, что полностью не¬ гативное отношение к социализму, в сочетании с глубоким радикализмом в некоторых вопросах, например в вопросе собствен¬ ности на землю, вполне совместимо с тем, что он написал в пер¬ вом издании своих «Основ*. Однако нет никаких причин, чтобы подвергать сомнению его декларацию в предисловии к третьему изданию (1852), где он заявил, что никогда не намеревался «осуж¬ дать» социализм, «рассматриваемый как окончательный резуль¬ тат прогресса человечества», и что его возражения основывались лишь на «неподготовленности человечества». Однако в текст вно¬ сятся поправки и изменения, которые идут дальше, чем предпо¬ лагает данное высказывание (см., в частности, новый второй абзац главы 7 книги IV), и в сущности означают явное признание соци¬ ализма как конечной цели. Этим отмечен второй этап. Был и тре¬ тий: с одной стороны, Милль пришел к убеждению, что «прогресс» чудесным образом ускорялся и «конечная цель» стремительно при¬ ближалась; с другой стороны, он сделал вывод, что капитализм почти отслужил свой срок, поэтому чисто экономические возраже¬ ния теряли часть своей силы. В то же время он всегда решительно отрицал наличие в капиталистической системе какой-либо тенден¬ ции к ухудшению положения рабочего класса или к уменьшению его относительной или абсолютной доли в общественном продукте; не менее решительно он отказывался поддерживать идею перехо¬ да к социализму путем революции, основывая свои доводы в ос¬ новном на том, что при этом возникнут непреодолимые трудности в управлении. Но подобные взгляды как раз и составляют эволю¬ ционный социализм. Они не отличаются по существу от взглядов, которые защищал тридцать лет спустя лидер германского ревизи¬ онизма Э. Бернштейн (см. ниже, часть IV, глава 5, § 8Ь). Есте¬ ственно, они были ненавистны не только марксистам, но и всем социалистам, опирающимся в своей аргументации на тезис о не¬ избежности растущего обнищания масс и считающим революцию основным догматом своей веры. Именно в силу того, что учение Милля по данному вопросу было абсолютно честным и излагало горькую истину при очевидной симпатии по отношению к «конеч¬ ной цели», оно стало для социалистов более ненавистным, чем пря¬ мая враждебность. Все это очень важно для понимания мировоз¬ зрения Милля, особенно для тех из нас, кто считает, что классо¬ вый интерес или философия ученого определяют суть его экономической теории и его взгляды на экономическую полити¬ ку, а также для тех, кого учили рассматривать «Основы» как вы¬ ражение буржуазной идеологии.
698 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. По сравнению с успехом учения Рикардо успех «Основ» Дж. С. Милля был более широким, более общим и значительно более равномерно распространенным во всех странах, где уделя¬ лось внимание экономической науке. Это объяснялось главным образом счастливым сочетанием научного уровня с доступностью: Милль представил анализ, удовлетворявший компетентных су¬ дей, и в то же время, за исключением очень немногих вопросов, ставших камнями преткновения, понятный каждому экономи¬ сту. Многочисленными изданиями этой книги измерялось только ее непосредственное влияние. К этому нужно добавить целый ряд порожденных ею других учебников. Как люди, занимающиеся изучением экономики, так и рядовые читатели, даже в Англии, казалось, нуждались в еще более простом изложении этого мате¬ риала. И этот запрос был удовлетворен Фосеттом.6 На более вы¬ соком уровне даже те, кто в целом соглашался с притязаниями Милля на законченность его теоретической постройки, не могли не обнаружить, что отдельные камни этого строения были шат¬ кими. За ремонт взялся — вопрос в том, насколько удачно, — наиболее выдающийся английский экономист рассматриваемого периода — Кэрнс.7 Его можно назвать учеником Милля, поскольку 6 Henry Fawcett (1833-1884). Работа Генри Фосетта (Henry Fawcett, Manual of Political Economy, 1863) выдержала шесть изданий при жизни автора. Героизм и энергия этого выдающегося человека, который потерял зрение в 25 лет и тем не менее преподавал, писал, занимался спортом, был независимым членом парламента и даже с успехом исполнял функции поч¬ тового министра в английском правительстве, не могут не вызывать беско¬ нечного восхищения. Он был предшественником Маршалла на кафедре в Кембридже. Однако в истории экономического анализа он должен стоять ниже многих значительно менее выдающихся людей, и его труд не заслужи¬ вает более подробного рассмотрения. 7 John Е. Cairnes (1823-1875). Карьере Джона Э. Кэрнса (если слово «карьера» можно считать подходящим в данном случае) в качестве иссле¬ дователя, писателя, преподавателя и политика (хотя и за кулисами) поме¬ шало слабое здоровье; это очевидная причина, по которой он не реализо¬ вал в полной мере свой огромный талант. Но даже и при этих обстоятель¬ ствах он достиг первого ряда: в 1873 г., после смерти Милля, в ответ на вопрос, кто был первым ученым-экономистом в Англии (Джевонс пока еще не был оценен по заслугам), каждый упомянул бы имя Кэрнса. Для нас наиболее важным является его труд Some Leading Principles of Political Economy Newly Expounded, вышедший в 1874 г. Тем не менее мы относим автора данной работы к рассматриваемому периоду (в отличие от Джевон- са, чья «Теория* была опубликована раньше, в 1871 г.), так как он изло¬ жил старый экономический анализ и явно дистанцировался от только что возникшего нового, показывая тем самым полную неспособность оценить его значение и возможности. Следовательно, мы относим его к «класси¬ кам* (в кавычках), но не к рикардианской школе. Он принадлежит к группе Милля, и мы не называем его рикардианцем по той же причине, что и Милля. Конечно, ады могли бы отнести его и к следующему периоду и вместе с Сиджуиком, Николсоном и другими включить в группу «могикан
Глава 5. Общая экономика: временной срез 699 в своих рассуждениях он всегда опирался на учение последнего (даже там, где он не делал явной ссылки), и он испытывал по отношению к Миллю чувство, которое, как показывает его кор¬ респонденция, можно передать только словом «почтение».8 Тем не менее иногда он резко критиковал Милля и путем критики построил нечто свое, хотя и полностью заключенное в рамки теоретической системы Милля, Он был прирожденным теорети¬ ком, но не очень оригинальным. Несмотря на бесплодность боль¬ шей части его научных новшеств, его работа, как аналитиче¬ ская, так и методологическая, знаменует важный этап в науке. Называя Милля прирожденным теоретиком, мы все же не долж¬ ны забывать, как забыли некоторые критики, особенно принад¬ лежащие германской исторической школе, что основная часть его времени ушла на решение практических проблем и что имен¬ но его «эмпирический» вклад (в частности, работа Slave Power, 1862) создал ему репутацию у английской публики его времени. 2. Предмет и метод: чем, по их мнению, занимались экономисты Предшествующая глава дала нам некоторое представление о том, чем в действительности занимались экономисты обозревае¬ мого периода. Ниже мы посмотрим, в какой степени их работа отразилась в трактате Дж. С. Милля «Основы». Но одна из ха¬ рактерных черт того периода состояла в том, что экономисты начали интерпретировать сами себя, т. е. теоретизировать по по¬ воду своих собственных целей и методов («рационализировать» их). В исследовательской работе мы, как и везде, сначала дей¬ ствуем, потом думаем. Только после прочного становления ка¬ кой-либо области исследований ее представители начинают не без опасений интересоваться проблемами предмета и метода и во¬ обще логическими основами своей науки. Это вполне естествен¬ но, хотя излишняя активность такого типа может являться па¬ тологическим симптомом: существует такая вещь, как мето¬ классической школы*. Для нас важна также другая его работа: Character and Logical Method of Political Economy (1857) — веха в истории экономи¬ ческой методологии. 8 Несколько писем Милля к Кэрнсу было опубликовано г-ном Хью С. Р. Эллиотом (изд. Letters of John Stuart Mill. В 2 т., 1910). Я имел в виду корреспонденцию, опубликованную Дж. О’Брайеном в работе (O'Brien G. J. S. Mill and J. Е. Cairnes//Economica. 1943. Nob.), которая возбуждает же¬ лание больше узнать об этой переписке.
700 Часть III. С 1790-х по 1870 е гг. дологическая ипохондрия. Возникновение подобного интереса, почти полностью отсутствовавшего ранее, является показателем относительной зрелости, достигнутой экономической наукой. Сами по себе результаты, вытекающие из этого интереса, не имеют для нас большого значения. Мы все плохие интерпретаторы самих себя и не заслуживающие доверия толкователи значения нашей деятельности. Но именно поэтому мы не можем себе позволить полностью пренебрегать методологией того периода, поскольку критики приняли ее за чистую монету и это стало источником недоразумений относительно предмета и значения «классической» экономической теории. а) Определения экономической науки. Нам известно, что даже до А. Смита экономисты испытывали потребность в опреде¬ лении своей области знаний. В рассматриваемый период практи¬ чески все авторы трактатов попробовали в этом свои силы, по¬ скольку их чувство ответственности за ясно определенную науч¬ ную область значительно возросло. Вот несколько примеров. В подзаголовке своего труда Ж. Б. Сэй определил политическую экономию как «изложение способа, которым создаются, распре¬ деляются и потребляются богатства». МакКуллох определил по¬ литическую экономию как «науку о законах, регулирующих про¬ изводство, накопление, распределение и потребление тех предме¬ тов или продуктов, которые необходимы, полезны или приятны человеку и которые в то же время обладают меновой ценностью», или как «науку о ценностях» (sic!). Согласно Шторху, полити¬ ческая экономия — это наука «о естественных законах, опреде¬ ляющих процветание наций». По мнению Сениора, политическая экономия— это «наука, рассматривающая природу, производ¬ ство и распределение богатств». Дж. С. Милль в своих «Осно¬ вах» довольствовался тем, что назвал политическую экономию наукой «о сущности богатства, законах его производства и рас¬ пределения. Прямо или косвенно сюда включается действие всех причин, обусловливающих процветание или прозябание человече¬ ства».* Рошер сказал: «Наша задача заключается просто в том, чтобы описать экономическую природу человека и его экономиче¬ ские потребности, исследовать законы и характер институтов, от¬ носящихся к удовлетворению этих потребностей, и меру достигну¬ того ими успеха». Этих примеров достаточно, чтобы составить пред¬ ставление о характере такого рода определений. Если мы поймем, что безнадежно и, более того, бесполезно пытаться выработать определение, которое подошло бы ко всем видам деятельности про¬ * <Милль Дж. С. Основы политической экономии. Т. 1. С. 81>.
Глава 5. Общая экономика: временной срез 701 фессиональных экономистов, нам не захочется строго осуждать очевидную неадекватность вышеприведенных и других определе¬ ний. Однако некоторые их характеристики стоит отметить. Все определения данного периода подчеркивают самостоя¬ тельность экономической науки относительно других социальных или моральных наук, что, разумеется, полностью совместимо с признанием их тесной взаимосвязи. Большая часть определений подчеркивает аналитический (научный) характер политической эко¬ номии.1 Оба эти факта, хотя не каждому критику они могут быть по вкусу, должны быть отмечены как вехи на пути эконо¬ мического анализа. Следует также подчеркнуть третий факт, кото¬ рый привел к одному из наиболее существенных и досадных не¬ доразумений, о которых я упоминал выше. Читатель должен за¬ метить, что ни одно из приведенных определений не является слишком узким по отношению к фактам и проблемам, призван¬ ным составить предмет экономической науки: например, опреде¬ ление Дж. С. Милля выглядит как всеобъемлющая формулиров¬ ка, и даже определение Сениора, взятое само по себе, оставляет у читателя сомнение относительно того, что подразумевается под производством и распределением богатства, поскольку институ¬ циональная структура общества в целом очевидно имеет отноше¬ ние к производству и распределению. Определяемая наука, ко¬ нечно, называлась политической экономией.2 Многие писатели европейского континента использовали этот термин в очень ши¬ роком смысле, но большинство ведущих английских авторов, осо¬ бенно Джеймс Милль и Сениор, ограничивали область его приме¬ нения тем, что, возможно, более правильно называть экономи¬ ческой теорией, и именно к ней относились их методологические 1 Кажется, что это указывает на разрыв с прошлым, если мы будем судить о прошлом, например, по определению сэра Джемса Стюарта или по определению А. Смита, предложенному в начале четвертой книги «Богат¬ ства*. Однако этот разрыв более кажущийся, чем реальный. С одной сто¬ роны, некоторые авторы, например Сисмонди, придерживались старой тра¬ диции определения экономической науки исходя из ее практических це¬ лей. С другой стороны, большая часть работы А. Смита является по-настоящему аналитической по своей сути, вопреки данному им самим определению; экономисты рассматриваемого периода продолжали предла¬ гать ценностные суждения и рекомендовать политические меры, невзирая на их же собственные определения экономической науки. Этот вопрос бу¬ дет обсужден ниже, в § 2с. 2 За исключением термина Staatswirtschaft, используемого некоторы¬ ми германскими писателями, термины, принятые на континенте, даже Nationalftkonomie, были эквивалентны термину «политическая экономия». Термин «economics* вошел в употребление в последующий период, причем только в Англии и США. Немецкий эквивалент данного термина SozialOkonomie или SozialOkonomik никогда широко не применялся.
702 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. высказывания.3 Критики усматривали в том существенное разли¬ чие позиций и взглядов. У них было такое ощущение, будто английские «классики» не обращали внимания ни на что, кроме «богатства», что их политическая экономия была не чем иным, как спекулятивной «хрематистикой» (Сисмонди), и т.д. Однако мы уже видели, что дело обстоит иначе. Их деятельность дока¬ зывает, что они не собирались ограничивать ни область своей деятельности, ни круг своих интересов, а сократили только об¬ ласть применения термина. Так, Сениор должен был исключить из своей политической экономии любой эмпирический анализ и рассмотрение проблем благосостояния. Но какое это имело значе¬ ние, если одновременно он предлагал включить их в то, что он называл «великой наукой законодательства»?4 Ь) Методология. Исходя из нашей точки зрения, мы без труда еще раз защитим «классиков» от обвинений в серьезных методологических ошибках. Их процедуры исследования часто были непродуманными и неуклюжими. Многие их разногласия возникали исключительно как следствие неспособности понять точку зрения оппонента, а некоторые из них были просто терми¬ нологическими (как и многие из наших).5 Смехотворный «ме¬ тод», при котором делалась попытка анализировать явление пу¬ тем поиска значения слова, был весьма распространен. Но ис¬ пользуемые процедуры не вызывали каких-либо серьезных принципиальных возражений. Они были вполне разумными, именно такими средствами могло постигать суть каждой проблемы со¬ знание, вооруженное чуть лучше простого здравого смысла. Клас¬ сики «теоретизировали» с целью прояснить проблемы, содержа¬ щие некоторые логические сложности; они собирали факты по¬ всюду, где считали полезным делать это. Однако нельзя сказать 3 Понимая опасность, скрывающуюся в данной терминологии, архи¬ епископ Уэйтли внес не имевшее успеха предложение заменить термин ♦ политическая экономия», используемый в данном смысле, термином «ка¬ таллактика*, от греческого слова хатаМ-<*тесу— обменивать. В этом про¬ явился его обычный здравый смысл. Но, не сумев ясно выразить свою мысль, он был неправильно понят и тем осложнил дело. Читателю не придется слиш¬ ком напрягать воображение, чтобы представить, как это должно было пора¬ зить критиков: что?! полностью свести политическую экономию, науку об экономической судьбе человечества, к презренной теории заключения сделок?! 4 Дж. С. Милль принял вместо этого термин «социальная философия*. 5 Например, одним из пунктов разногласий между Рикардо и Мальтусом был вопрос о том, возникла ли земельная рента вследствие «щедрости* или «скупости* природы. Ничто так ясно не показывает примитивность аналитиче¬ ского аппарата того времени, как тот факт, что два талантливых человека могли в действительности обсуждать вопрос о том, объясняется ли отдача ка¬ кого-либо фактора его производительностью или его ограниченностью!
Глава 5. Общая экономика: временной срез 703 того же и об их методологических высказываниях, даже если учесть тот факт, что эти высказывания, по крайней мере английских экономистов,6 относились только к экономической теории. Но в большинстве случаев можно исправить дело с помощью неболь¬ ших поправок. Большинство экономистов, особенно Ж. Б. Сэй и Дж. С. Милль, в целом слишком увлекались аналогиями с есте¬ ственными науками; Милль объявил естественные науки «подхо¬ дящими моделями» для экономической теории (Autobiography. Р. 165). Эта тема может заинтересовать критиков, но она не относится к делу, поскольку идея не нашла практического при¬ менения.7 Ж. Б. Сэй, справедливо указывая, что экономическая наука является наукой наблюдений, тем не менее назвал ее «экс¬ периментальной». Это можно легко исправить, применив к ней термин «эмпирическая». Далее, практически все экономисты пользовались термином «закон» или даже «естественный закон»; обойдись они без этого термина, это спасло бы их от многих выпадов со стороны философски настроенных критиков. Однако такая традиция совершенно безобидна, поскольку в действитель¬ ности экономисты подразумевали в данном случае, по выраже¬ нию Монтескьё, «необходимые связи между экономическими яв¬ лениями» или, согласно Маршаллу, «суждения о тенденциях». Что касается высказывания Дж. С. Милля о «весьма ограничен¬ ном и временном значении старой политической экономии», то более поздним критикам, которые развели канитель вокруг этих слов, нет оправдания. Фактически все по-настоящему обоснован¬ 6 Наиболее значительные методологические трактаты того периода: Senior. Four Introductory Lectures on Political Economy (1852); Cairnes. Logical Method и пятое эссе Дж. С. Милля в его работе Some Unsettled Questions (это эссе было впервые опубликовано в Westminster Review в 1836 г.), а также относящиеся к теме пассажи из его «Логики». Некоторые критики придерживались мнения, что позиция Милля в его «Логике» отличалась от той, что он занял в эссе. Это недоразумение. В эссе рассматриваются методологические аспекты «политической экономии», под которой понима¬ ется экономическая теория. Пассажи из «Логики» касаются методологии значительно более широкого сектора общественных наук, главным образом того, что в данной книге называется экономической социологией. Эписте¬ мологическая ситуация в этих двух областях науки существенно отличает¬ ся, и рекомендацию использовать «дедуктивные» методы для одной и «ин¬ дуктивные» (или «обратно дедуктивные») методы для другой нельзя на¬ звать противоречивой. Главным доводом в данном случае служит то, что экономическая теория благодаря своему количественному характеру подда¬ ется систематическому развитию в значительно большей степени, чем ана¬ литический аппарат любой другой общественной науки. 7 Мы уже отметили, что введение терминов «статика» и «динамика» не означало заимствования метода из какой-либо естественной науки. Использо¬ вание экономистами термина «равновесие» означало заимствование из меха¬ ники не в большей степени, чем употребление бухгалтером термина «баланс».
704 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. ные пункты методологического кредо «старой политической эко¬ номии» могли быть списаны с Милля. К тому же Милль неудач¬ но использовал термин a priori, что также вводило в заблужде¬ ние.8 Кроме того, он сделал излишний упор на «дедукцию». Воз¬ можно, этим объясняется абсурдный спор более поздних времен о предпочтительности одного из методов: индукции или дедук¬ ции. Но, всегда помня о том, что, говоря о методах политиче¬ ской экономии, он думал о теоретическом аппарате экономиче¬ ской теории, мы без труда придем к выводу, что на практике это никогда не приводило к ошибкам.9 И наконец, что касается ме¬ тода «изолирования» экономических явлений или мотивов или абстрагирования от неэкономических явлений, то не только прак¬ тика «классиков», но даже их методологическая рационализация этой практики была свободна от серьезных ошибок. Трудно пове¬ рить, что критик, выдвигающий возражения на этот счет, когда- либо изучал труды Дж. С. Милля.10 Разумеется, следует пони¬ мать, что это утверждение относится к принципам изоляции и 8 Это тем удивительней, что в «Логике» он даже геометрию назвал эмпирической наукой; к тому же, не будучи стопроцентным эмпириком, он, безусловно, являлся таковым в большей степени, чем Кант. 9 Повторяем, что это и есть реальная проверка. Буквальное значение методологического символа веры едва ли интересно кому-либо, кроме фи¬ лософов. Наш тест можно было бы сформулировать иначе, сказав, что любая методология, вызывающая возражение, является несущественной в тех слу¬ чаях, когда ее можно исключить, не вынудив нас тем самым опустить какой-либо связанный с ней результат анализа. 10 Те, кто, подобно Рошеру, овладел учением Милля, не поднимали подобных вопросов. Но тогда, как мы сейчас покажем, Рошер не был в действительности критиком «классиков* в том смысле, что не имел мето¬ дологического кредо, не совместимого с их взглядами. Большая часть бо¬ лее поздних немецких критиков, относящихся к настоящей исторической школе, вероятно не могли получить из первых рук достаточных знаний о Милле или о «классиках* вообще, поскольку трудно поверить, что в слу¬ чае обладания такими знаниями они до такой степени не разобрались бы в методологии Милля: они, скорее, выступали против искаженной карти¬ ны этой методологии, сложившейся к тому времени, когда они начали писать о ней. В конце концов это не трудно понять, учитывая их погло¬ щенность собственной исследовательской программой. Но что сказать об Ингрэме (см. ниже, часть IV, глава 4)? Как он мог проповедовать евангелие «новой экономической науки», методология которой была заимствована у Конта? Единственный ответ, который я могу предложить и который сам собой напрашивается у любого профессионала, изучающего «Историю по¬ литической экономии» Ингрэма (Ingram. History of Political Economy), со¬ стоит в том, что как его знание экономической науки, так и его интерес к ней не идут дальше общих «философствований», возникших под влиянием увлечения великими лозунгами его времени, но не связанных с реальными проблемами. Другие его возражения против «классической экономической теории» дают еще большие основания для такого вывода, чем его конти- стское возражение против самостоятельности экономической науки.
Глава 5. Общая экономика: временной срез 705 абстракции как таковым, использованным «классиками» для вы¬ деления области чисто экономического исследования. Я утверж¬ даю, что в этом смысле их методологические принципы и практи¬ ка не отличались ни от методологии А. Смита,11 ни от методоло¬ гии более поздних экономистов, сформулированной Карлом Менгером и Джоном Невиллом Кейнсом (см. ниже, часть IV, гла¬ ва 4) и принятой около 1900 г. подавляющим большинством негерманских экономистов. Но я не утверждаю, что, рассуждая в рамках этой области, отдельные «писатели-классики» всегда «изолировали» именно относящиеся к их теме факторы и безо¬ шибочно «абстрагировались» от других. Это было бы абсурдным, поскольку подразумевало, что практически все их тезисы были безошибочны: любая критика, не выдвигающая обвинения в ло¬ гической ошибке или неправильном изложении фактов, может быть сформулирована как возражение против способа, с помо¬ щью которого автор «изолирует» или «абстрагирует». Различие, которое я только что попытался описать, помо¬ жет нам понять методологическую ситуацию рассматриваемого пе¬ риода, иными словами — характер и степень существовавших среди экономистов разногласий относительно «метода». На пер¬ вый взгляд, создается впечатление, что научные разногласия того времени в основном касались метода. Так, обе наиболее извест¬ ные и продолжительные дискуссии — одна о ценности, а другая о возможности общего перепроизводства — быстро привели к часто встречающейся ситуации, когда, не достигнув прогресса в реше¬ нии проблемы с помощью конкретных аргументов, стороны начи¬ нают критиковать методы друг друга. Само по себе это просто означает, что мы не способны убедить своего оппонента и сами не находим его доводы убедительными, — одним словом, тупик. Например, когда в ходе дискуссии о перепроизводстве Мальтус (и Сисмонди) возражал против методов Рикардо как слишком абст¬ рактных — а сам Рикардо подчеркивал абстрактный характер своей аргументации,12 — он просто выразил словами вздох отчая¬ 11 Это настолько важно, что нуждается в повторении: труд А. Смита выглядит менее «абстрактным», так как он включает больше фактической информации, чем последующие специализированные работы по экономи¬ ческой теории, — задача предоставления такой информации отводится дру¬ гим специальным работам в других областях знания. Однако там, где он движется по орбите экономической теории, его рассуждения не менее абст¬ рактны, чем, скажем, рассуждения Рикардо. У последнего «абстрактность» заметнее, поскольку он ограничивается темами «абстрактного» характера и не снабжает свою работу иллюстративным материалом. Но в этом и все отличие. 12 Хотя обычно термин «абстрактность» использовался для критики их аргументов, он может употребляться и в их защиту. Марксисты часто (и в
706 Часть III. С 1790 х по 1870-е гг. ния. Было бы совершенно неправильно сделать отсюда вывод, что Мальтус и Сисмонди действительно возражали против «мето¬ да» Рикардо в том смысле, в каком это слово впоследствии упо¬ треблялось в «споре о методах» (см. ниже, часть IV, глава 4). Чтобы в этом убедиться, достаточно проанализировать их собствен¬ ные способы рассуждений: они были «теоретическими» в том же смысле, что и рассуждения Рикардо, равно как теория лорда Кейн¬ са является теорией в том же (логическом) смысле, что и теория Маршалла. Иными словами, Мальтус и Сисмонди шли в своем теоретизировании разными путями и отчасти рассматривали раз¬ ные группы фактов, но практика доказывает, что они не выдвига¬ ли никаких возражений против теоретизирования как такового, как делали это впоследствии приверженцы школы Шмоллера или американские институционалисты. Но может быть такое возражение (против теории как тако¬ вой) выдвигалось другими исследователями? Да, выдвигалось, но только в отдельных случаях, не оказывающих значительного влия¬ ния на работу подавляющего большинства экономистов.13 Одним из таких радикальных противников был Конт. Но, как мы уже видели, на протяжении рассматриваемого периода он не оказал за¬ метного влияния, по крайней мере на экономистов. Дж. С. Милль не уступил ему ни пяди в том, что касалось экономического ана¬ лиза. Другим противником был Ле Пле. Он был инициатором важной исследовательской программы, но в остальном едва ли был известен среди экономистов того периода. Я сомневаюсь, можно ли назвать Р. Джонса и Б. Гильдебранда радикальными против¬ никами теории. Но если и можно, они были всего лишь предше¬ ственниками истинных ее искоренителей. Клифф Лесли не заяв¬ лял об историческом методе в экономической науке до 1876 г. Ингрэм не поднимал флага своей «новой экономической теории» до 1878 г. Книс,14 что нелишне повторить в данном случае, был некоторых случаях справедливо) выходили из опасной ситуации, отказываясь от доктрины (в полемике) на одном уровне абстракции с оговоркой, что та же доктрина совершенно справедлива на более высоком уровне абстракции. 13 Я не имею в виду вненаучных противников теоретизирования, та¬ ких как Карлейль. Не говорю я и о таких возражениях, которые возника¬ ют из нелюбви широкой публики ко всему, что похоже на сложный Аргу¬ мент, равно как и о возражениях, просто выражающих естественные пред¬ почтения, которые каждый оказывает выбранному им типу работы. 14 Как уже указывалось, основной труд Книса, а также наиболее зна¬ чительная часть его деятельности в качестве преподавателя относятся к сле¬ дующему периоду, но единственная работа, соединяющая его с исторической школой, — Die politische Okonomie vom Standpunkte der geschichtlichen Methode (1853; значительно расширенное издание вышло в 1883 г.) — появи¬ лась именно в обозреваемый период. Эта книга представляет интерес. Она не
Глава 5. Общая экономика: временной срез 707 главным образом теоретиком, а кроме того, способным экономи¬ стом без каких либо наклонностей к созданию своего метода. Что касается Рошера, охарактеризовавшего Рикардо и Мальтуса как «политэкономов и первооткрывателей первой величины» и энер¬ гично выражавшего согласие с методологией Дж. С. Милля,15 то при сравнении его Grundlagen с «Основами» Милля не обнаружи¬ вается никакой существенной разницы в методах исследования; он даже говорит о естественных законах. Правда, Рошер заявил, что использовал исторический, или «физиологический», метод. Но, как видно из главы 3 Введения в данную работу, он имел в виду только то, что отмежевался от метода, который называл «идеалистическим». Этот метод предписывал нормы для идеального состояния обще¬ ства, в то время как Рошер желал описывать вещи такими, какие они есть, «как это делает исследователь природы»16 (Principles of Political Economy. Vol. 1. P. 111). Следовательно, мы можем сде¬ лать вывод, что, не считая отдельных громких высказываний, «битва методов» еще не завязалась (слово «метод» употреблено в смысле, относящемся к данному контексту) и в основном все еще преобла¬ дал методологический мир. Таковым было и мнение Кэрнса. с) Наука и искусство. Большинство авторов, имеющих вес и уделявших серьезное внимание фундаментальным вопросам мето¬ дологии, ясно видели и энергично подчеркивали разницу между аргументами, касающимися того, что есть и аргументами, отно¬ сящимися к тому, что должно быть, т. е. разницу между эко¬ номической «наукой» и «искусством» политики.17 Но было бы огромной ошибкой пытаться увидеть в их утверждениях значе¬ только выражает некое ощущение общего потока общественных институтов и невозможности универсально пригодных «политических мер» (и многое другое, что автор мог бы также позаимствовать у Дж. С. Милля), но и наме¬ чает в общих чертах основные части программы Шмоллера. Но методы ис¬ следования во всех его последующих публикациях во многом отрицают эти принципы. Как преподаватель Книс тоже был весьма далек от того, чтобы насаждать экономический историзм. 15 См.: Roscher W. Grundlagen (пер. на англ. яз.: Principles of Political Economy. 1878. Vol. I. P. 106, note). 16 Это не относится безоговорочно к статье Л. Воловски (Wolowski L. Preliminary Essay), которую переводчик Рошера Дж. Дж. Лейлор предпос¬ лал английскому переводу его работы (1878). В 1878 г. все выглядело ина¬ че, и в результате достаточно естественного смешения Лейлор стал гово¬ рить о Рошере как об «основателе» современной ему — Лейлору — «исто¬ рической школы». Таким образом создалась совершенно искаженная картина. 17 Конечно, в то время часто имела место путаница между тем и дру¬ гим и даже отрицание обоснованности такого различия. Но она возникала не чаще, чем в любой более поздний период, включая настоящее время. В подавляющем большинстве случаев различие четко проводилось. Для Фран¬
708 Часть III. С 1790 х по 1870-е гг. ние, которое это различие приобрело позднее, когда был поднят вопрос о «ценностных суждениях». Сениор, высказавшийся по этому вопросу яснее других, утверждал, что выводы экономиста «не дают ему права даже открыть рот, чтобы дать совет». При этом он не имел в виду, что экономист как ученый лишен права давать практические советы, поскольку они предполагают суж¬ дения о ценностях, которые по своей сути вненаучны, т. е. опираются на предпочтения, выходящие за пределы научного доказательства. Эту точку зрения принял Кэрнс (который, од¬ нако, на практике ее не придерживался), а позднее она была более откровенно взята на вооружение Сиджуиком и М. Вебе¬ ром. Сениор, Милль и их современники придерживались иного мнения. Они просто хотели сказать, что вопросы экономической политики всегда связаны с таким количеством неэкономических моментов, что ими не стоит заниматься на базе чисто экономи¬ ческих соображений, — этого, кстати, уже достаточно, чтобы показать, как мало истины в часто встречающемся обвинении, будто английские «классики» никогда не видели ничего, кроме экономических аспектов, или, еще хуже, кроме аспектов богат¬ ства или даже прибыли. Но никто из них в действительности не подвергал сомнению обоснованность ценностных суждений, основанных на «философской» почве и надлежащим образом отражающих неэкономические и экономические аспекты данной ситуации. Речь в данном случае шла о ценностных суждениях «писателя или государственного деятеля, рассмотревшего все причины, могущие способствовать или препятствовать общему благосостоянию», в отличие от «теоретика, который рассмотрел только одну причину, но из числа наиболее важных» (Senior. Outline of Political Economy. P. 3). Таким же было, как мы видели, и мнение Дж. С. Милля, и фактически оно являлось почти всеобщим. Разумеется, здесь есть здравый смысл: можно было бы только пожелать, чтобы экономисты этого (и любого) периода никогда не забывали эту мудрость и никогда не совер¬ шали «рикардианский грех».18 Однако очевидно, что реальная проблема ценностных суждений никогда не приходила им в голову. До конца данного периода экономисты рассматривали свои рекомендации, касающиеся политики, как научные резуль¬ таты, вытекающие из научного, хотя не чисто экономическо¬ ции в этом и других отношениях типична статья Шарля Коклена о поли¬ тической экономии в Dictionnaire de l’economie politique. Особо стоит отме¬ тить значение, придаваемое Рошером различию между тем, что есть, и тем, что должно быть. 18 См. выше, глава 4, § 2.
Глава 5. Общая экономика: временной срез 709 го, анализа. В этом смысле они, как презрительно отмечали более поздние критики, действительно были поставщиками ре¬ цептов. Но, к счастью, они являли собой и нечто большее. 3. Что в действительности получили читатели Милля В первую очередь читатели Милля получили фактическую информацию, составившую 1/6 объема книги. На первый взгляд эта доля меньше той, что отвели в своих произведениях изложе¬ нию фактов Смит и Рошер, а то, что есть, весьма несбалансиро- вано. Так, объем информации о «крестьянах-собственниках» явно в большей мере отвечает интересам самого Милля, чем его чита¬ телей. Но этот взгляд может оказаться ошибочным. Как подчер¬ кивается в предисловии Милля, в его трактате рассматривается множество проблем, имеющих «прикладное» значение. Милль часто не предоставлял фактический материал, имею¬ щий отношение к этим проблемам, возможно предполагая, что его читатели могли легко восполнить этот пробел из общедо¬ ступных источников, таких как работа Бэббеджа.1 Если считать «фактическим материалом» всякую аргументацию, предполагаю¬ щую наличие фактической информации, хотя сама информация в книге не представлена, то, по моим приблизительным подсче¬ там, «фактическая» часть книги возрастет до более чем двух третей всего объема, а на изложение аналитического аппарата остается немногим меньше трети. 1 Babbage Charles. On the Economy of Machinery and Manufactures (1832). Эта работа, широко используемая (в том числе и Марксом) является замеча¬ тельным произведением замечательного человека. Бэббедж (1792-1871 г.), ко¬ торый был одним из преемников Ньютона на кафедре математики в Кем¬ бридже, одним из основателей Британской ассоциации за прогресс науки (1831) и Статистического общества, а также разносторонним писателем, зат¬ рагивавшим многие темы, был также незаурядным ученым-экономистом. Его основная заслуга заключалась в том, что он сочетал владение простой, но здравой экономической теорией с доскональным, из первых рук, знанием промышленной технологии и относящихся к ней процессов в деловом мире. Это почти уникальное сочетание знаний дало Бэббеджу возможность не только изложить большое количество хорошо известных фактов, но и в отличие от многих других авторов дать их интерпретацию. Его отличало также умение давать дефиниции: его определение машины и его концепция изобретения получили заслуженную известность. Интересно отметить, что в некоторых пунктах Бэббедж признавал приоритет Джойи, имя которого действительно должно связываться с его собственным. В противоположность его здравой, взвешенной трактовке я привожу работу А. Юра (Ure A. Philosophy of Manufacture. 1835), который также представлял интересные факты, но не был равен Бэббеджу как аналитик.
710 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. Во-вторых, читатели получили достаточное, но не совсем полное изложение основ «теории». Однако, как уже указыва¬ лось, Милль не использовал в своем исследовании какой-либо статистический метод. С другой точки зрения, мы можем проиллюстрировать диа¬ пазон охватываемых Миллем тем с помощью следующего списка заголовков, который, как легко убедится читатель, можно удли¬ нить, как включив дополнительные, менее значительные пунк¬ ты, так и разделив на части некоторые главные темы: цены, фиксирование цен, конкуренция, обычай, монополия, заработная плата и занятость, политика в отношении заработной платы, профсоюзы, законы о бедных и другие моменты Sozialpolitik того времени; социализм (особое внимание уделяется сен-симонизму и фурьеризму); кооперативы производителей и потребителей; буду¬ щее рабочего класса; образование; народонаселение; предприятие и формы предприятий, капитал, прибыль, процент, сбережения и инвестиции; технический прогресс; деньги и банковское дело, цен¬ тральные банки, международный обмен, государственные бумаж¬ ные деньги; кризисы; внешняя торговля; колонии, частная соб¬ ственность, наследование; партнерство, компании, законодатель¬ ство о банкротстве; рента, собственность на землю, право первородства при наследовании, крестьянская собственность, ис¬ польщина, наем батраков, рабство; «прогресс», «состояние зре¬ лости» (стационарное состояние); государственная политика и го¬ сударственный контроль; обоснование и пределы laissez-faire; го¬ сударственные финансы, особенно налогообложение и государственный долг. Не думаю, что этот список свидетельству¬ ет об узости диапазона или оторванности от злободневных про¬ блем. В особенности следует отметить, что все вопросы, интере¬ совавшие последующие поколения, могли бы быть разложены по полочкам, названным Миллем, не нарушая его системы. Напри¬ мер, более поздние институционалисты могли бы разместить в нишах Милля весь дополнительный материал специфически ин¬ ституционального характера, не нарушив тем самым общий ха¬ рактер трактата: в его просторных складках было место всему, любой новый материал мог бы дополнить существующие пункты и не произвел бы никакой революции. Дж. С. Милль расположил свой материал в пяти книгах: «Производство», «Распределение», «Обмен», «Влияниеобществен¬ ного развития на производство и распределение» и «О влиянии правительства». Последняя из них кроме государственных фи¬ нансов содержит также и другие темы, но в основном соответ¬ ствует пятой книге А. Смита. В самой короткой IV книге Милль
Глава 5. Общая экономика: временной срез 711 сосредоточил все, что хотел сказать по поводу экономической эволюции, — удачное новшество в изложении материала. Загла¬ вия первых трех книг наводят на мысль о влиянии структуры книги Сэя или, скорее, о не слишком удачной попытке усовер¬ шенствовать ее. Центральная теория ценности, которая по логи¬ ке вещей должна была бы идти первой (и была первой в работах Рикардо и Маркса), представлена в книге III, как если бы она имела отношение только к «обращению» товаров, а производство и распределение могли быть поняты без нее. Это стоит отметить как свидетельство фундаментальной слабости «классической» си¬ стемы. Я не обвиняю «классиков» в том, что они не почувство¬ вали стержневого значения анализа ценности (выбора), который, если можно так выразиться, является специфически экономиче¬ ским элементом экономического процесса. Однако есть доля правды и в высказывании профессора Найта, обвинявшего «классиков» в отсутствии «ясной или определенной концепции значения эко¬ номики как процесса максимизации отдачи от ценности» и в том, что они «не подходили к проблеме распределения как к проблеме оценки».2 В связи с этим мы должны уточнить наше понимание главной заслуги Рикардо. Он и другие «классики», включая Милля, действительно продвинулись в освоении анали¬ тического аппарата, способного объединить чисто экономические проблемы; но частично вследствие недостатков их теоретического фундамента они никогда полностью не осознали его возможно¬ стей. Они по-прежнему отделяли производство от распределения (Дж. С. Милль даже поставил себе это в заслугу), как будто они управлялись разными «законами». Первым на это указал Ферра¬ ра,3 а авторитет Сэя и Милля способствовал сохранению такого плана изложения материала еще на многие десятилетия. Нам не стоит тратить время на обсуждение его вариантов. Например, Ро¬ шер имел следующий план построения: производство, обращение, распределение, потребление, народонаселение, включив при этом кредит в раздел «Производство». 2 Knight F. Я. Ricardian Theory...//Op. cit. P. 6. Вторая часть данного утверждения, пожалуй, заходит слишком далеко. Но профессор Найт под¬ крепляет его в высшей степени значительным отрывком из письма Рикардо МакКуллоху, где Рикардо пространно выражает мысль о том, что относи¬ тельные доли при распределении «не находятся в существенной связи с док¬ триной ценности». Хотя эти слова нельзя понимать буквально, поскольку они могут быть опровергнуты с помощью собственной аргументации Рикар¬ до, они показывают, что даже Рикардо до конца не осознал значение того факта, что капиталистическое распределение является феноменом ценности. Зато это понял Маркс. 3 В его предисловии к Сэю. 8 Зак. 3169
712 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. Пяти книгам предпосланы «Предварительные замечания», со¬ держащие вместе с менее интересными вещами краткий очерк того, что нам следовало бы назвать эволюцией экономического обще¬ ства, — это всеобщая экономическая история в двух словах. Это, конечно, само по себе неудивительно для книги, предназначен¬ ной для повторения того, что было сделано А. Смитом. Но трак¬ товка факторов, которым Милль приписывал каузальную роль в формировании богатств общества или страны, значительно выше того, что, согласно традиции, мы должны от него ожидать. Сре¬ да, раса (качество человеческого материала в зависимости от ра¬ совых различий), классовая структура, обычаи и наклонности образуют все вместе красочную и, что важнее, весьма реалистич¬ ную картину. Здесь нет ни интеллектуалистских ни тем более утилитаристских заблуждений: «знание» рассматривается и как следствие, и как причина «состояния производства и распределе¬ ния богатства», а объективным причинам придается большее зна¬ чение, чем идеям или принципам. По мере того как столетие близилось к концу, такие предварительные очерки экономиче¬ ской истории, хотя, разумеется, не всегда равные по качеству, становились все популярнее. Работа Маршалла является вершин¬ ным достижением такого рода. 4. Институциональные рамки экономического процесса а) Институты капиталистического общества. Экономическая социология охватывает, во-первых, факты экономического пове¬ дения, из которых экономисты выводят некоторые допущения, и, во-вторых, институты, характеризующие экономическую орга¬ низацию обществ, подлежащих изучению. «Классическое» отно¬ шение к первому пункту удобнее обсудить в следующей главе. Что касается второго, то следует выделить три вопроса. Многие писатели, главным образом английские теоретики, такие как Ри¬ кардо, Джеймс Милль и Сениор, не позаботились о том, чтобы конкретизировать детали институциональных рамок, которые они наблюдали, а приняли их как нечто само собой разумеющееся. Правда ли, как часто утверждалось, что они верили в неизмен¬ ность капиталистического порядка вещей или даже в то, что капитализм laissez-faire является единственно возможной фор¬ мой цивилизованного общества? Какие именно институты они принимали как сами собой разумеющиеся? С помощью какого метода они их обсуждали?
Глава 5. Общая экономика: временной срез 713 Я думаю, что на первый вопрос следует ответить отрица¬ тельно. Уже один тот факт, что Рикардо не указал своих инсти¬ туциональных допущений, создает впечатление, что проблемы об¬ щественных изменений были за пределами его видения. Однако такой вывод отсюда не следует. Его работы свидетельствуют лишь о том, что социальные изменения не входили в избранную им область исследований. Нет причин полагать, что если бы он пред¬ ложил описание институциональных рамок, то оно значительно отличалось бы (хотя в ценностных суждениях могли быть суще¬ ственные отличия) от описания, данного Дж. С. Миллем, кото¬ рый, поставив перед собой задачу достичь систематической за¬ конченности, был более конкретен. Но, как нам уже известно (см. выше, § 1), не может быть никаких сомнений в том, что Милль понимал историческую относительность общественных ин¬ ститутов, а также по крайней мере нескольких из своих «эконо¬ мических законов». В этом смысле расхожее мнение о том, что такое понимание было только у отдельных предшественников ис¬ торизма, например у Р. Джонса и Сисмонди, разумеется, полно¬ стью ошибочно. Вернее было бы сказать, что явно выраженное убеждение в вечности капитализма или в его превосходстве на все времена встречалось только в отдельных случаях. Однако читатель должен отметить, что это не означает, что мы приписываем теоретикам-«классикам» идею, согласно кото¬ рой капиталистический строй — это только историческая фаза и, согласно своей внутренней логике, он должен развиться в нечто другое. Эта идея принадлежит исключительно Марксу. Даже Дж. С. Милль всего лишь придерживался мнения, что люди мо¬ гут и должны изменить капиталистические институты и в конеч¬ ном счете сделают это благодаря рациональному осознанию их дефектов. Он не утверждал, что институты изменятся сами по себе или что их придется изменить, как только они станут объек¬ тивно непригодными. Он понял, что «мнения не носят случай¬ ный характер»,1 что это продукт социальных условий, и мы мо¬ жем почувствовать искушение развить это высказывание в марк¬ систском направлении. Но вряд ли это было бы оправданно: я считаю, что мы должны оставить Милля в цитадели веры в ин¬ теллектуальный прогресс, свойственный XVIII в., от которой он время от времени отходил, но всегда возвращался. Практически это не имеет большого значения, но с точки зрения науки разни¬ ца велика. 1 Книга II, глава 1 § 5, предпоследний абзац <Милль Дж. Основы политической экономии. Т. 1. С. 338>.
714 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. Второй вопрос легкий. Экономисты, желающие служить своей эпохе и стране, принимали как должное институты своей эпохи и страны и рассуждали в их терминах. Неодинаковостью условий в разных странах объясняются некоторые различия во взглядах, которые в те времена и позднее ошибочно объясняли несовпаде¬ нием аналитических принципов. Черты общей картины, выбран¬ ные английскими «классиками», выступают очень четко. Они предполагали правовые институты (если не принимать во внима¬ ние исторические пережитки общества другого типа) экономики, основанной на частной собственности, которые предоставляли так много возможностей для свободного заключения сделок, что это почти оправдывало обыкновение экономистов оставлять без вни¬ мания соответствующие ограничения. Разумеется, это означает только то, что ограничения явно и сознательно не учитывались. Дело в том, что в своих рассуждениях английские экономисты всегда имели в виду ту область, какую английские законы и ад¬ министративная практика оставляли для свободных решений ча¬ стных лиц при условии соблюдения нравственности. Неспособ¬ ность английских «классиков» четко сформулировать свою идею подвергла их ошибочному обвинению в явном пренебрежении эти¬ ческими аспектами. Единицей частнособственнической экономики являлась фир¬ ма средних размеров. Ее типичной правовой формой было част¬ ное партнерство. Не считая пассивных партнеров, в типичных случаях фирма управлялась владельцем или владельцами; этот факт важно помнить для понимания «классической» экономиче¬ ской науки. Факты и проблемы крупного производства и связан¬ ные с ними факты и проблемы акционерных компаний были при¬ знаны экономистами уже после того, как их признали все ос¬ тальные. Благодаря Дж. С. Миллю, справедливо порицавшему А. Смита за узость взглядов на корпоративное предприниматель¬ ство, эти проблемы получили общепринятый статус. Милль за¬ был только одну деталь: в 1848 г. понимание важности этого факта нельзя считать великой заслугой — ив действительности он сделал не больше А. Смита: проявив трезвый и несколько банальный здравый смысл, описал то, что было у него перед глазами. Стоит отметить еще два пункта. Предполагалось, что в обычных условиях эти фирмы будут работать в условиях «свободной конкуренции», согласно терми¬ нологии «классиков». Эта конкуренция являлась для них скорее институциональным допущением, чем результатом определенной рыночной ситуации. Убежденность «классиков» в том, что кон¬ курентная ситуация была очевидной и понятной для всех, была
Глава 5. Общая экономика: временной срез 715 столь велика, что они не позаботились проанализировать ее ло¬ гическую суть. Фактически они, как правило, даже не давали определения данного понятия.2 Конкуренция просто означала от¬ сутствие монополии (которая считалась ненормальным явлением и осуждалась,3 но также не получила должного определения) и государственного установления цен. Дж. С. Миллю не без осно¬ вания приписываются два важных шага. Во-первых, он под¬ черкивал важность установления цен на основе обычаев, глав¬ ным образом для ранних цивилизаций и для стран континен¬ тальной Европы, но в некоторых случаях, таких как рента и гонорары лиц свободных профессий, также и для Англии. Во- вторых, он подчеркивал факт, который объяснял только суще¬ ствованием обычая, что конкуренция часто «не достигает макси¬ мума», и в этом случае следует скорректировать все выводы, сде¬ ланные на основе гипотезы совершенной конкуренции (книга II, глава 4, §3), «независимо от того, напоминает автор об этой коррективе или нет». <Миллъ Дж. Основы политической эконо¬ мии. Т. 1. С. 401 .> Согласованное установление цен могло бы вписаться в такую картину только как еще одно, подобное чи¬ стой монополии, отклонение от нормальной практики и как за¬ говор против общественного благосостояния, т. е. точно так же, как это происходит сейчас. Однако было одно исключение: в схе¬ ме Дж. С. Милля профсоюзы были нормальным элементом ин¬ ституциональной структуры, а в законах против них «проявился дьявольский дух рабовладельчества» (книга V, глава 10, § 5). <Милль Дж. Основы политической экономии. Т. 3. С. 328.> Следует запомнить еще один момент. Многие английские экономисты сурово критиковали земельную систему своей стра¬ ны.4 Но когда они непосредственно не занимались ее критикой 2 Интересно отметить, что Дж. С. Милль в главе 4 «О конкуренции и обычае» книги II своего труда, выражая убежденность в том, что «лишь благодаря принципу конкуренции политическая экономия имеет право при¬ тязать на научный характер» <Милль Дж. Основы политической эконо¬ мии. Т. 1. С. 394>, — очевидно понимая под этим ббльшую определен¬ ность в отношении цен и количеств товаров при наличии конкуренции, чем в других случаях, — не считает при этом необходимым определить, что такое конкуренция. Единственным автором, правильно трактовавшим понятие совершенной, или чистой, конкуренции, был Курно, который дал ее правильное определение, не будучи при этом многословным (см. ниже, часть IV, глава 7, § 4). 3 Безоговорочное восхваление Рошером конкуренции и его некритиче¬ ское осуждение монополии см. в: Roscher, op. cit, книга II, гл. 1, §97. 4 Они не были способны видеть ее сильные стороны. Я не ссылаюсь в данном случае на политическое общество и на созданные им культурные ценности: нельзя ожидать их справедливой оценки от буржуазных радика¬ лов. Но многие экономисты также не видели преимуществ системы, отде¬
716 Часть IIL С 1790-х по 1870-е гг. или обсуждением альтернатив, они принимали существование та¬ кой земельной системы как данность в том смысле, что в своих рассуждениях ссылались на нее и на английский тип землевла¬ дельцев, обладателей больших поместий, не эксплуатировавших их. В данном конкретном случае рассуждения с точки зрения существующих институтов имели преимущество по сравнению с рассуждениями о фирме, управляемой самим владельцем: посколь¬ ку землевладельцы и фермеры были разными людьми, то теоре¬ тику было легко разделять их экономические «функции». Но так как в большинстве случаев владелец фирмы, «капиталист», од¬ новременно и управлял ею, то теоретику в этом случае было трудней распознать разделение «функций». Это служит нам ин¬ тересным уроком: может случиться, хотя мы не имеем права видеть здесь что-то большее, чем простую удачу, что в конкрет¬ ной исторической ситуации, которая в целом не имеет в себе ничего вечного, выявляются факты и связи, имеющие всеобщее аналитическое значение. Конечно, обычно бывает наоборот, и мы все время должны следить, с одной стороны, за ограничениями, которые эти конкретные институциональные допущения могут наложить на результаты «классиков», а с другой— за возмож¬ ными объяснениями этих результатов, которые могут быть най¬ дены в особенностях рассматриваемой социальной структуры. Наш третий вопрос, касающийся метода, используемого «классиками» при обсуждении социальных институтов, будет об¬ ращен ради краткости только к творчеству Дж. С. Милля.5 В ка¬ честве примера рассмотрим его взгляды на наследование.6 Об¬ суждение достигает высшей точки в рекомендациях, согласно лявшей управление (administration) землей от ее эксплуатации (operation) и таким образом устранявшей самую серьезную проблему сельскохозяйствен¬ ного кредита. Рациональному социализму стоило бы скопировать эту сис¬ тему, разумеется заменив землевладельцев государственным органом управ¬ ления. 5 Наш ответ, в связи с этим, может оказаться смещенным. Ввиду этого, позвольте мне четко заявить, что экономисты, больше интересую¬ щиеся историей, и тем более современные специалисты в области истории институтов, как правило, согласны с обвинением, которое я собираюсь предъявить Миллю. Его случай все же важен для общей экономики (general economics), поскольку он ввел в моду определенный вид учебников и мода эта сохранялась далеко за пределами рассматриваемого периода. Напри¬ мер, обсуждение собственности и наследования, которое мы находим в имев¬ шем заслуженный успех учебнике фон Филипповича, вполне отвечает духу Милля в том, что касается методологии. 6 Основы. Кн. II, гл. 2; кн. V, гл. 9. Трактовка одной и той же темы в двух разных частях труда, что весьма неудобно для читателя и служит препятствием для достижения законченной формы изложения, является одним из многих признаков спешки в работе.
Глава 5. Общая экономика: временной срез 717 которым а) свобода распоряжаться наследством должна быть об¬ щим правилом, за исключением некоторых обязательных огово¬ рок, направленных на обеспечение потомков, а также условий, по которым никому «не должно быть разрешено получать в виде наследства суммы, превышающие размеры измеренного незави¬ симого состояния» <Милль Дж. Основы политической эконо¬ мии. Т. 3. С. 270>; Ь) «в случае отсутствия завещания вся собственность умершего переходит к государству» <Милль Дж. Основы политической экономии. Т. 1. С. 369>, причем предус¬ матриваются «справедливые и разумные» меры, обеспечивающие потомков. Сами по себе эти рекомендации, а также содержащее¬ ся в них понятие о «справедливости» представляют интерес с другой точки зрения, отличной от нашей: для историка цивили¬ зации они раскрывают часть системы культурных ценностей, от¬ стаиваемых ведущим интеллектуалом середины викторианской эпохи, принадлежавшим к среднему классу.7 Но за этими реко¬ мендациями кроме чистой идеологии скрывается нечто аналити¬ ческое по своей природе, допускающее применение научного ме¬ тода. Тем не менее данный научный метод не тот, какого мы могли бы ожидать. Милль не ставил задачу исторически или социологически объяснить происхождение и различные формы института наследования. Это, как весьма пространно показал Милль, рассматривая институт собственности (книга II, глава 1, §2), не является задачей «социальной философии». В ком¬ петенцию последней входит проблема социальной целесообразно¬ сти институтов, но не в существующей ныне форме, а таких, какие могло бы ввести общество, свободное от традиции или «предубеждений», по совету, как я полагаю, социального фило¬ софа. Возможно, это не вполне научный способ изложения вопро¬ са, но он достаточно ясно показывает миллевский метод анализа социальных институтов: целесообразность того или иного из них 7 Из эссе Милля об утилитаризме (Mill, Utilitarianism) ясно видно, что он понимал сомнительный статус концепции «справедливости». И все же он не мог обойтись без нее, как и другие экономисты, включая совре¬ менных. Даже Рикардо иногда считает одни вещи «справедливыми», а дру¬ гие— «несправедливыми». В работе Милля мы не можем не обнаружить, возможно с усмешкой, заметную связь между тем, что он считал правиль¬ ным и надлежащим, и скромными привилегиями, которыми пользовался он сам. Он доказывал, как и его отец, что мудрец Сократ должен был иметь немного больше средств, чем дурак; и можно утверждать с уверенно¬ стью, что Дж. С. Милль не отождествлял себя с последним. Рассмотренное выше высказывание насчет «скромного независимого существования» ука¬ зывает на то же самое, поскольку только для буржуа, относящегося к среднему классу, желательность гарантий «скромного независимого суще¬ ствования» так же очевидна, как и для автора.
718 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. зависит от его влияния или роли в экономическом организме — практически от результатов, которых следует ожидать от дан¬ ных изменений данной модели; а затем Милль приступает к анализу этих результатов. В процессе анализа этот борец с пре¬ дубеждениями в действительности оказывается беззащитной жер¬ твой предубеждений против всего, что далеко от его собственно¬ го образа жизни или образа мыслей, и демонстрирует при этом удручающую узость взглядов.8 Но сами по себе и задача, и ме¬ тод являются по сути научными (аналитическими). Ь) Государство в «классической» экономической теории. В главе 2 данной части мы познакомились с множеством фак¬ тов, касающихся «политики», предлагаемой экономистами рас¬ сматриваемого периода, а также смысла и недостатков того, что было названо «системой естественной свободы». В главе 3 мы рассмотрели некоторые типы политической социологии, в том числе марксистскую теорию государства. В главе 4 нам несколь¬ ко раз представилась возможность отметить позиции, занимае¬ мые отдельными экономистами по отношению к роли государ¬ ства в экономической деятельности. В данном разделе мы не будем касаться этих тем, а также каких бы то ни было филосо¬ фий, идеологий и политических предпочтений — они были отча¬ сти просто философиями, идеологиями и предпочтениями дело¬ вых людей класса, который, крепко стоя на ногах в экономиче¬ ском плане, ничего не хотел от правительства, кроме правовой защиты и низких налогов, — а также связанных с ними поли¬ тических рекомендаций. Вместо этого мы сосредоточимся на един¬ ственном вопросе: какое отражение все это нашло в экономиче¬ ском анализе? Или, поскольку все это входит в экономический анализ или оказывает на него влияние путем допущений, кото¬ рые делают экономисты относительно природы государства (пра¬ вительства, парламента, государственного аппарата) и его обыч¬ ных функций и эффективности, насколько реалистичны были допущения, сделанные экономистами, если принимать во внима¬ ние исторические условия, к которым должны были применять¬ ся их аналитические тезисы? Ответ, по-моему, должен быть сле¬ дующим: эти допущения вполне приемлемо воспроизводили ус¬ ловия, существовавшие в то время в странах, где жили эти экономисты. Практически все экономисты независимо от своих желаний были убеждены в том, что, по выражению Дж. С. Мил¬ 8 Возможно, обратившись к тексту Милля, читатель не согласится со мной, но только по той причине, что разделяет его предубеждения. Однако наши собственные предубеждения все же остаются предубеждениями.
Глава 5. Общая экономика: временной срез 719 ля, laissez-faire было общим правилом управления экономиче¬ скими делами страны, а то, что называлось характерным терми¬ ном «вмешательство государства», являлось исключением из этого правила. Хотя существование указанного факта в разных стра¬ нах было обусловлено разными причинами, он не только прини¬ мался без доказательства, но и представлял собой практическую необходимость. Ни один ответственный правитель тогда и ни один ответственный историк сейчас не мог и не может сомне¬ ваться, что при тогдашних социальных и экономических усло¬ виях и органах государственного управления любое амбициозное предприятие в области регулирования и контроля могло бы при¬ вести только к провалу. В остальном между экономистами раз¬ ных стран существовали широкие разногласия по вопросу, что могла бы и что «должна» была делать государственная власть. Но, как указывалось в главе 2, они в большой степени объясня¬ лись различиями не в экономических принципах, а в условиях разных стран.9 И в той мере, в какой это касается профессио¬ нальных экономистов, практически все разногласия вмещались в следующую фразу: «расхождения во мнениях относительно пре¬ делов исключений, необходимых или желательных, одобренных или не одобренных, из правила laissez-faire». Поясним сказанное на примере Англии.10 В этой стране не было революции, которая смела бы громоздкую структуру бю¬ рократии XVIII в., неэффективную, расточительную, со мно¬ жеством синекур, ассоциировавшуюся с непопулярной мерканти¬ листской политикой и даже с политической коррупцией. До воз¬ ведения иной, более эффективной, конструкции старую следовало в любом случае (независимо от того, чем ее собирались заме¬ нить) постепенно сносить, чтобы очистить площадку для новой постройки. И пока этого не было сделано, существовавшая ма¬ шина государственного управления просто не достигала уровня 9 Но, разумеется, разногласия по данному вопросу объяснялись не только этим, но еще и тем обстоятельством, что разный характер истори¬ ческого развития в разных странах привел к созданию различных полити¬ ческих доктрин о государстве и бюрократическом аппарате, побудивших экономистов «абсолютизировать» свои мнения, обусловленные особенностями национального развития, т. е. возвысить их до вечных истин. Положение осложнилось в результате миграции идей, например проникновения уче¬ ния Смита в Германию, где оно покорило не только многих экономистов, но также и большинство ведущих чиновников. Мы не имеем возможности остановиться на анализе вытекающих отсюда последствий. 10 Далее будет понятно, что все, что я собираюсь сказать, не относит¬ ся ни к какой другой стране. Но объем, отведенный этому вопросу в книге, позволяет лишь указать на точку зрения, исходя из которой следует рас¬ сматривать подобные проблемы.
720 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. ни одной из тех сложных задач, которые влечет за собой новая система регулирования или Sozialpolitik. К чести Дж. С. Милля, его суждения показывают, что он это понимал. В принципе он не был против широкого участия государства в экономике. Он не питал иллюзий относительно какого-либо философски опре¬ деленного «необходимого минимума» функций государства. Но он сознавал несомненное в тех условиях превосходство предпри¬ нимательского управления производственными ресурсами над тем, которое могли осуществлять государственные чиновники его вре¬ мени. И не только это. Внимательный читатель его трактата не преминет заметить, сколько раз Милль, придя к выводу о «же¬ лательности» той или иной меры (например, замены подоходно¬ го налога налогом на потребительские расходы), отказывается от намерения превратить это суждение в практическую рекомен¬ дацию из-за непреодолимых административных трудностей, а в то время они действительно были непреодолимы. Другие англий¬ ские «классики», не говоря уже о фанатичных антиэтатистах, которых породила эта социальная ситуация, особенно во Фран¬ ции, не только не поняли, что эти условия были преходящими, но даже утверждали как само собой разумеющееся, что упразд¬ няемый бюрократизм никогда не должен быть заменен чем-либо другим, т. е. функции правительства и бюрократического аппа¬ рата должны быть вполне «естественно» сведены к определенно¬ му минимуму. Но даже такое отражающее реальную тенденцию мнение, являясь допущением относительно части институцио¬ нальной структуры экономического процесса, не снижает цен¬ ности их экономического анализа. Но мы можем сделать еще шаг вперед. Из нашей аргументации следует, что классический анализ в отношении обсуждаемого предмета был обоснован, по¬ тому что его допущения относительно роли государства были реалистичны, хотя и ограничены во времени. Следовательно, он мог стать неприемлемым для любого другого периода вследствие временнбй ограниченности этих допущений, невзирая на их те¬ кущую реалистичность. Это справедливо для большого числа допущений в прикладной экономике и в еще большей степени касается рекомендаций. Но это неверно в отношении самого «классического» анализа. Нам всегда необходимо понимать то, что мы хотим регулировать и контролировать. Это означает, что для решения самых различных экономических задач, которые ставит перед собой правительство, необходима теория «класси¬ ческого» типа, если речь идет только о регулировании и контро¬ ле. Конечно, при социализме нужна теория другого типа. Ввиду аналитических дефектов «классической» экономической теории,
Глава 5. Общая экономика: временной срез 721 мы не станем обращаться к ней за информацией, скажем, отно¬ сительно факторов, объясняющих рост безработицы. Но тот факт, что ее допущения, касающиеся роли законодательства и госу¬ дарственного управления, не отвечают условиям нашего време¬ ни, сам по себе еще не является основанием для нашего отказа от обращения к классической теории. Разумеется, читателю по¬ нятно, как трудно было принять это более поздним историкам экономической мысли, которые почти ничем не интересовались, кроме идей, социальных доктрин или философий и политиче¬ ских рекомендаций, и были не в состоянии решить, какой из тезисов классиков следовало опустить, а какой оставить в том случае, когда мы опускаем какой-либо элемент из их представ¬ лении об институциональной структуре. с) Нация и классы. В заключение данного раздела я хочу коснуться двух из многочисленных пробелов в нашем обзоре ин¬ ституциональных аспектов «классической» экономической теории. Мы не останавливались на том, как экономисты того периода подходили к социальному феномену, который мы называем наци¬ ей или страной. Мы также не рассмотрели их концепцию классо¬ вой структуры общества. Первый вопрос имеет отношение к эко¬ номическому анализу по трем пунктам. Прежде всего, это фак¬ тор — некоторые назвали бы его доминирующим фактором — в общей социологии или социальной философии многих экономи¬ стов; все, что необходимо сказать об этом для целей данной кни¬ ги, было изложено в главе 3 (в частности, под заголовком «Ро¬ мантизм»). Второй пункт— это национальная точка зрения в экономической политике, о которой мы кое-что узнали из главы 4 (Кэри, Лист) и которой вновь коснемся в § 3 главы 6, где говорится о внешней торговле. Наконец, интересно задаться во¬ просом о том, в какой мере экономисты того периода учитывали национальные различия в экономическом поведении, а также раз¬ личия в национальном самосознании в качестве мотивов эконо¬ мического поведения; этот вопрос будет рассмотрен ниже (гла¬ ва 6, § 1). Тема общественных классов представляет собой удоб¬ ный переход к следующему разделу. В экономической науке, как и в других общественных нау¬ ках, термин «класс» обозначает две разные вещи, которые с точ¬ ки зрения строгой логики не имеют между собой ничего общего. Говоря об общественных классах или о классовой структуре об¬ щества, мы имеем в виду реальное явление, существующее неза¬ висимо от деятельности исследователей; реально или метафори¬ чески мы можем утверждать, что общественный класс — это су¬ щество, которое думает, чувствует и действует. Но мы также
722 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. говорим о классах, когда не имеем в виду ничего, кроме катего¬ рий, обязанных своим существованием классификаторской дея¬ тельности исследователей. Так, говоря о движениях рабочего клас¬ са, мы имеем в виду массы индивидов, объединяющихся вокруг группового стандарта и формирующих определенное психологи¬ ческое единство, общественный класс. С другой стороны, рас¬ сматривая группу людей, извлекающих свои доходы из продажи услуг (личных усилий), мы обнаруживаем, что сочетаем таким путем социальные типы, имеющие между собой мало общего и едва ли чувствующие и действующие в унисон. Это подметаль¬ щики улиц и кинозвезды, чернорабочие и управляющие, уборщи¬ цы и генералы. Иначе говоря, мы рассматриваем категорию, ко¬ торую образовали сами. Если бы этим исчерпывалось все, то нам было бы достаточно упомянуть об очередном источнике путани¬ цы в экономических дискуссиях и уточнять в каждом отдельном случае, что подразумевал под словом «класс» тот или иной ав¬ тор: общественные классы, представляющие собой полнокровную реальность, или категории участников экономического процесса, представляющие собой бледные абстракции.11 Но с упомянутым простым различием связана важная проблема, о которой необхо¬ димо поговорить здесь же. У Маркса «два класса участников экономического процес¬ са»,12 капиталисты и пролетарии, — не просто категории, а об¬ щественные классы. Это существенная черта марксистской си¬ стемы. Она объединяет социологию Маркса с его экономической теорией — основой обеих служит одна и та же классовая концеп¬ ция. С одной стороны, общественные классы социологии явля¬ ются ipso facto <тем самым> категориями экономической теории; с другой стороны, категории экономической теории являются ipso facto общественными классами. Важность этой характерной чер¬ ты становится особенно ясной, если мы рассмотрим ее отношение к классовому антагонизму, который в данной системе представ¬ ляет собой одновременно исключительно экономический феномен и самый важный факт всей досоциалистической истории челове¬ чества. Мы увидим, что с этой точки зрения любая попытка образовать какие-либо экономические категории, кроме обществен¬ ных классов, обязательно предстанет как попытка отбросить или затемнить самую суть капиталистического процесса или, как го¬ 11 Некоторые современные экономисты называют эти абстракции «функ¬ циональными классами». Что касается нас, то для большей ясности мы будем их называть «категориями», хотя это и не всегда удобно. 12 К несчастью, не существует подходящего английского эквивалента для немецкого термина Wirtschaftssubjekt.
Глава 5. Общая экономика: временной срез 723 ворят марксисты, «лишить экономическую теорию ее социально¬ го содержания». Подобная попытка не только запятнана «аполо¬ гетикой», она считается бесплодной и не может привести к реше¬ нию реальных проблем экономической науки. Однако немарксистская экономическая наука с неменьшей и все возрастающей настойчивостью отстаивала противополож¬ ную точку зрения и рассматривала ту самую черту, которой гордились (и гордятся) марксисты, как свидетельство пережит¬ ков, донаучных моделей мышления. Это было неизбежным след¬ ствием прогресса в области анализа, в ходе которого все яснее становилось отличие чисто экономических отношений от дру¬ гих, связанных с ними в действительности. При анализе экономических явлений категории, отличные от тех, что вхо¬ дили в классовую структуру общества, оказались полезнее и более удовлетворяли требованиям логики. Это не влечет за со¬ бой игнорирования каких-либо относящихся к делу аспектов классовой борьбы от классовых аспектов исследуемых отноше¬ ний вообще.13 Вместе с тем использование этих категорий в анализе увеличило возможность рассмотреть все самые разнооб¬ разные аспекты действительности. Как мы увидим, экономисты рассматриваемого периода сде¬ лали большой шаг на пути к экономическому анализу в терми¬ нах экономических типов, отходя от экономического анализа в терминах общественных классов. Логичный путь состоял в том, чтобы выработать теорию общественных классов, включить ее в экономическую социологию, а затем сконструировать экономи¬ ческие категории для использования в экономическом анализе. Но экономисты по нему не последовали, поскольку этот процесс 13 Разумеется, чтобы оценить вкус пудинга, нужно его попробовать. Никакие общие символы веры или аргументы общего характера, доказыва¬ ющие невозможность анализа, например, распределения доходов в иных терминах, кроме терминов общественных классов, не могут решить вопрос. Разумеется, данный вопрос осложнен другим — о том, насколько обосно¬ ванна марксистская теория классов. Но в данном случае это второстепен¬ ный момент. Если бы даже эта теория была обоснованна, все равно остава¬ лась бы методологическая необходимость концептуализации, приспособлен¬ ной для решения специальных задач экономического анализа. Большинство современных социалистов, пользуясь современной экономической теорией, подтверждают тем самым свое согласие с точкой зрения, принятой в дан¬ ной книге. Еще важнее то обстоятельство, что сам Маркс в своей аналити¬ ческой практике соглашается с нами, поскольку он пользуется своей тео¬ рией классов только для интерпретации результатов, которые дает капита¬ листическая экономика; как мы увидим, он не вводит классы в качестве действующих лиц в свой базовый анализ. Он подчеркивает классовый ас¬ пект там, где может. Однако вне политической сферы его классы не борют¬ ся друг с другом как классы.
724 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. потребовал бы осознания связанных с ним проблем, от которого они были очень далеки. Вместо этого они «срезали путь»: они просто превратили (с небольшими модификациями) социальные группы, известные широкой публике, в категории экономическо¬ го анализа. За исключением Маркса, чей анализ общественных классов, каким бы дефектным он ни был, все же оставался ана¬ лизом, они не предприняли ни единого аналитического усилия. Надо сказать, что они никогда не испытывали нужды в таком усилии, поскольку социальные группировки, существующие в обыденном сознании, были достаточно пропитаны экономическим смыслом, чтобы сделать их адекватными для достаточно грубо поставленных целей «классического» экономического анализа. Земельная аристократия, возвышавшаяся над остальной частью общества, всегда производила сильное впечатление на человека с улицы. Едва ли менее заметной была часть общества на другом конце шкалы — «бедняки» в сельском хозяйстве и промышлен¬ ности. Кроме того, человек с улицы видел фермеров, ремеслен¬ ников, промышленников, денежных людей, банкиров, торговцев и т. п., а не единый класс деловых людей и, конечно, склонен был отдельно трактовать свободные профессии. В последнем с ним были более или менее согласны экономисты-«классики».14 Что касается остальных групп, то экономисты-«классики» ока¬ зали скромную услугу анализу, собрав их всех вместе, в одну экономическую категорию для некоторых, но не всех целей и назвав их «капиталистами». Это название вскоре стало обще¬ принятым в экономической литературе.16 Таким образом, из всех ведущих аналитиков один Маркс со¬ знательно и принципиально сохранил «классовый» характер эко¬ номических типов. Он не мог не заметить преобладающую тенден¬ цию отхода от этой позиции, но отнесся к ней как к одному из симптомов нравственной деградации буржуазных экономистов, у которых, как он считал, больше не осталось ни мужества, ни чест- 14 Аналитическая трудность, с которой сталкивался «классический» анализ заработной платы в вопросе о включении свободных профессий в категорию рабочих, была частично обойдена теми, кто характеризовал сво¬ бодные профессии как непроизводительные, тем самым исключая их из экономического общества, к которому главным образом применялись их по¬ ложения. Те, кто рассматривал мастерство и умение как капитал, мог также присоединить их к капиталистам. 15 Широкая публика приняла этот термин только после 1900 г. Но, в то время как слово «капиталист» приобрело право гражданства в профес¬ сиональном языке экономистов, термин «капитализм» на протяжении все¬ го XIX в. едва ли использовался кем-нибудь, кроме Маркса и писателей, находившихся под непосредственным влиянием марксизма. В экономиче¬ ском словаре Палгрейва нет статьи под таким заголовком.
Глава 5. Общая экономика: временной срез 725 ности, чтобы смотреть в лицо реальным проблемам. В то же время он с одобрением отмечал малейший признак распространенного сме¬ шения двух аспектов, которые можно найти у ранних «класси¬ ков», особенно у Рикардо. Наличие таких признаков мы естественно должны были обнаружить в процессе не только медленного, но и подсознательного аналитического развития. Но насколько они были важны? Рикардо действительно говорил о распределении «продук¬ та земли» как о процессе распределения между «тремя классами общества» (см. предисловие к его книге). Возможно, здесь подра¬ зумевается классовый аспект. Однако, если понимать это выраже¬ ние буквально, то и все предложение следует понимать буквально, а это превратило бы Рикардо в физиократа. Далее, его теория за¬ работной платы, насколько она вообще адекватна действительно¬ сти, подходит только к случаю оплаты ручного труда класса про¬ летариев. И наконец, Рикардо, согласно традиционной интерпре¬ тации, подчеркивал антагонизм классовых интересов; в частности, он рассматривал интересы землевладельцев как «всегда противо¬ положные» интересам остальной части общества. Разумеется, это больше всего пришлось по душе Марксу и другим экономистам, принявшим данное положение за основную черту экономической теории Рикардо. Таким экономистам, как Кэри и Бастиа, это нра¬ вилось в наименьшей степени. Но что касается старой теории за¬ работной платы, принятой Рикардо, то было совершенно очевидно, что он не придавал ей какого-либо оттенка, связанного с классовой борьбой. Скорее всего, то, что его теория была обоснована лишь в малой части, явилось неизбежным результатом дефектного анали¬ тического аппарата, а не намерения подчеркнуть классовые аспек¬ ты. Что касается его общего подхода к классовым интересам, необ¬ ходимо очень точно различать два момента. Подобно большинству «классиков», Рикардо был очень чуток к политическому смыслу каких-либо экономических выводов. Будучи одним из поборников свободной торговли зерном, он относился к ней как к политиче¬ ской мере, направленной против экономических интересов некото¬ рого общественного класса, что в данном случае сливалось у него воедино. И так было всегда, когда рассматривалась какая-либо политическая проблема. Разумеется, политические взгляды при¬ водят к партийным разногласиям, а партийность привносит соци- ально-классовый элемент. Я крайне далек от требования, чтобы при обсуждении поли¬ тических вопросов не учитывали этот классовый элемент и рас¬ суждали с точки зрения воображаемого общего блага. Но значе¬ ние самого по себе противостояния классовых интересов в эконо¬ мическом анализе Рикардо — это совершенно другой вопрос. Оно сводится к суждениям о долговременных тенденциях движения относительных долей факторов производства (см. ниже, глава 6, § 6). Например, Рикардо утверждал, что доля землевладельца имеет тенденцию к увеличению за счет главным образом доли капита-
726 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. листа. Однако это не является классовым антагонизмом ни в марк¬ систском, ни в обычном смысле. Маркс, признававший только два класса, видел классовую «борьбу», экономическую и полити¬ ческую, только между ними, свидетельствуя тем самым, что, по его мнению, противопоставление интересов в рикардианском смысле не составляет классового антагонизма. В обычном смысле классо¬ вый антагонизм означает антагонизм между общественными клас¬ сами — это реальность, которая проявляется, например, на поли¬ тической арене. Отмеченная Рикардо антагонистическая тенден¬ ция движения долей производственных факторов не является ни необходимым, ни достаточным условием возникновения этого яв¬ ления. Это, по-видимому, подтверждает наш тезис о том, что клас¬ совый аспект категорий Рикардо в действительности является все¬ го лишь пережитком и не важен для его системы, а Кэри, Бастиа и все авторы, пошедшие по аналогичному пути, ошибались, ког¬ да, думая что рикардианские тенденции движения долей произ¬ водственных факторов означают общественные конфликты, начали выступать против них. 5. «Классическая» схема экономического процесса В только что очерченные социологические рамки «класси¬ ки» встроили схему экономического процесса, общие черты ко¬ торой мы сейчас и опишем. Сама по себе эта задача довольно проста. Но она осложняется некоторыми фактами. Форма, кото¬ рую данная схема приобрела в классическом (в нашем смысле) труде того периода — «Основах» Дж. С. Милля, конечно, лишь «типичный образец» большого количества схем, в той или иной степени отличавшихся от нее. Кроме того, эта схема была ре¬ зультатом долгих дискуссий, отчасти беспредметных, иногда чи¬ сто словесных, однако в ретроспективе производящих внуши¬ тельное впечатление. Наконец, мнение о состоянии аналитиче¬ ской работы на разных стадиях было совершенно различным. Само допущение существования прогресса в области прояснения проблем и усовершенствования результатов анализа будет при¬ знано искажением теми читателями, которые забыли или в прин¬ ципе не одобряют цель и точку зрения истории анализа. а) Действующие лица. В любой схеме экономического про¬ цесса прежде всего следует решить вопрос о действующих лицах (dramatis personae), которые должны выйти на сцену и предре¬ шить многие моменты пьесы. Такими действующими лицами, были, конечно, фирмы и домохозяйства, а не общественные клас¬
Глава 5. Общая экономика: временной срез 727 сы, иначе не могло быть и речи о конкуренции; это относится также и к теории Маркса. Как нам уже известно, эти действую¬ щие лица возникли путем превращения известных из обыденно¬ го опыта общественных групп в три категории экономических типов (или «функциональных» классов): землевладельцев, рабо¬ чих и капиталистов.1 Конечно, это было просто продолжением старой практики, санкционированной А. Смитом. Поскольку все три группы представляли собой не более чем категории, каждую из которых определяла какая-либо экономическая черта, то пред¬ полагалось, что один индивид мог легко принадлежать к двум категориям (например, если он был ремесленником) или ко всем трем (например, если он был крестьянином, обрабатывавшим собственную землю). Маркс, как нам уже тоже известно, заме¬ нил это деление на три типа своей двухклассовой схемой.2 В одном отношении, по крайней мере, был прогресс, хотя и не беспрерывный. Со временем получила открытое признание чет¬ вертая категория, или тип, — предприниматели. Нельзя сказать, что экономисты совершили невероятный фокус — и умудрились проглядеть самую колоритную фигуру капиталистического про¬ цесса. Доктора-схоласты, по крайней мере со времен св. Антони¬ на Флорентийского, отличали деятельность <industria> бизнесмена от труда рабочего. Экономисты XVII в. продемонстрировали безошибочное понимание этого типа, хотя и не смогли его четко сформулировать. Насколько мне известно, Кантильон был пер¬ вым, кто использовал термин «предприниматель». Но эти нара¬ ботки пропали, не принеся пользы. А. Смит мимоходом уделил внимание этому типу, он иногда говорил о предпринимателе, хозяине, торговце, и, если бы его спросили, он не стал бы утверждать, что какое-либо дело может идти само по себе. Тем не менее именно такое общее впечатление создается у его чита¬ телей. Торговец или хозяин накапливает «капитал» (это дей¬ ствительно его основная функция), и на этот «капитал» он на¬ нимает «трудолюбивых людей», т. е. работников, которые дела¬ ют остальное. Поступая таким образом, он рискует потерять эти средства производства, но в остальном единственная его забо¬ та — вести свое дело так, чтобы прибыли находили дорогу в его 1 Конечно, при желании вводились подгруппы, но мы можем пренеб¬ речь этим фактом, поскольку имеем дело с общей схемой экономической теории. 2 Сисмонди был еще одним крупным экономистом, который сделал то же самое, но с целью упрощения, не возводя это в принцип.
728 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. карманы. Ж. Б. Сэй, следуя французской (кантильоновской) тра¬ диции, был первым, кто закрепил за предпринимателем как та¬ ковым в отличие от «капиталиста» определенное положение в схеме экономического процесса. Его вклад обычно резюмируют кратким утверждением, что функция предпринимателя заключа¬ ется в комбинировании факторов производства в производствен¬ ный организм. Подобное утверждение3 может означать как мно¬ го, так и мало. Сэй, конечно, не использовал его полностью и, очевидно, не увидел всех его аналитических возможностей. Он до некоторой степени понял, что можно значительно усовершенство¬ вать теорию экономического процесса, представив предпринима¬ теля в аналитической схеме таким, каким он является в капита¬ листической действительности, т. е. осью, вокруг которой все вращается. Но он не смог понять, что выражение «комбинирова¬ ние факторов» в приложении к действующему предприятию озна¬ чает нечто большее, чем рутинное руководство, и что задача ком¬ бинирования факторов становится особой функцией, только ког¬ да она относится не к повседневному руководству действующим предприятием, а к организации нового. Однако в любом случае он превратил обыденное понятие в инструмент научного анализа. В Германии концепция предпринимателя была хорошо известна в камералистской традиции. Широко употреблялся и соответствующий термин Unternehmer <предприниматель>, ко¬ торым продолжали пользоваться экономисты того периода. Его можно встретить, например, в учебнике Рау. Анализ предприни¬ 3 Чтобы у читателя не сложилось впечатление, что это уже было у Кантильона или А. Смита, позвольте мне объяснить, почему я считаю, что формулировка Сэя должна рассматриваться как отдельный шаг в анализе. Кантильон сказал, что предприниматель приобретает средства производства по определенным ценам с перспективой продажи их по неопределенным (ожидаемым) ценам. Это очень хорошо характеризует один из аспектов де¬ ятельности бизнесмена, но не характеризует (или во всяком случае не вы¬ деляет) ее сущности. А. Смит рассматривает случай, когда капиталист ссу¬ жает свой капитал другим людям, и, таким образом, как будто признает самостоятельную функцию тех, кто берет на себя труд и риск, сопряжен¬ ный с его использованием. Но бизнесмен, занимающий деньги у капитали¬ ста, все еще остается лицом, замещающим капиталиста, т. е. посредником между владельцем капитала и рабочей силой, и вся его деятельность сво¬ дится к обеспечению рабочей силы орудиями производства, средствами су¬ ществования и сырьем. Следовало бы сказать, что самостоятельная функция предпринимателя, ясно выраженная Сэем, подразумевалась как Кантильо- ном, так и Смитом. Но прогресс в области анализа, и не только в экономи¬ ческой науке, в большой степени зависит от ясного выражения понятий, которые веками подразумевались или косвенно признавались. А. Смит тоже знал, что мы платим за товары, потому что хотим их иметь, но это не делает его маржиналистом.
Глава 5. Общая экономика: временной срез 729 мательской функции развивался, хотя и медленно, и достиг выс¬ шей точки в работе Мангольдта.4 Я не могу определить, какова здесь доля влияния Сэя, и было ли оно вообще. Но в Англии это влияние проявляется яснее. Рикардо и рикардианцы, равно как и Сениор, не обратили внимания на предложение Сэя и почти довершили то, что я назвал невероятным фокусом, а имен¬ но полное исключение из анализа фигуры предпринимателя. Для них, как и для Маркса,5 предпринимательский процесс идет в сущности сам собой, а единственное, что необходимо для обеспе¬ чения его работы, — это адекватное обеспечение капиталом. Од¬ нако некоторые нерикардианские и антирикардианские авторы конца 1820-х и 1830-х гг. возвратились к данному вопросу. Особенного упоминания заслуживают Рид и Рамсей; последний вместо слова «предприниматель» чаще использовал термин «хо¬ зяин». Решительный шаг сделал Дж. С. Милль — именно бла¬ годаря ему термин «предприниматель» стал общеупотребитель¬ ным среди английских экономистов; анализируя предпринима¬ тельскую функцию, он перешел от «надзора» к «контролю» и даже к «управлению», которое, как он допускал, «часто требо¬ вало незаурядного мастерства». Но это определение относится к функции управления и не имеет ничего общего с простым адми¬ нистрированием. Если бы все сводилось лишь к этому, то Милль мог бы довольствоваться хорошим английским словом «менед¬ жер», которое позднее использовал А. Маршалл, и избавил бы себя от сожалений по поводу отсутствия в английском языке хорошего слова, заменяющего французское entrepreneur <пред- приниматель>. Возможно, он не сделал этого по той причине, что менеджеры часто являются наемными работниками и не обя¬ зательно разделяют деловой риск, а Дж. С. Милль, подобно всем авторам того периода и большинству авторов следующего перио¬ да, считал, что несение бремени риска наряду с управлением 4 См. выше, глава 4, § 5, и ниже, глава 6, § 6а. Эта работа явилась наибольшим продвижением вперед со времен Сэя. 6 У Маркса это проявляется особенно ярко, поскольку он весьма под¬ робно описал процесс накопления капитала. Согласно Марксу, накоплен¬ ный капитал инвестируется совершенно автоматически. Все явления и ме¬ ханизмы крупного механизированного предприятия, зависящие от лично¬ стного элемента, полностью исключены из его поля зрения. Знаменитый отрывок из ♦Коммунистического манифеста» (относительно ♦чудес*, совер¬ шенных буржуазией) как будто противоречит вышесказанному, поскольку простое вложение накопленного капитала едва ли могло быть названо дей¬ ствием, творящим ♦чудеса*. Но эта концепция предпринимательской дея¬ тельности (поскольку чем же еще могли объясняться буржуазные чудеса?) ни в малейшей степени не повлияла на его основной анализ.
730 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. является предпринимательской функцией. Но это только способ¬ ствовало дальнейшему продвижению по неверному пути, оказав¬ шемуся тупиком.6 В течение рассматриваемого и последующего периодов было сделано много разных попыток усовершенствовать и развить тео¬ рию предпринимательской функции. Однако на протяжении XIX столетия в значительной степени преобладала концепция пред¬ принимательской функции Милля; это означает, что предложение Сэя не принесло результатов. Мы вскоре вернемся к данной теме. Ь) Факторы. Просим читателя отметить, как короток, прост и естествен шаг от признания трех категорий участников эко¬ номического процесса (землевладельцев, рабочих и «капитали¬ стов») к созданию общей схемы этого процесса. Категории харак¬ теризуются чисто экономическим признаком: они соответственно предоставляют услуги земли, труда и запаса благ, называемого «капиталом». Это, по-видимому, определяет их роль в производ¬ стве, и знаменитая триада самопроизвольно предстает как триада агентов, или факторов, или средств, или инструментов (Сениор) производства. Не менее легко возникает триада доходов, соответ¬ ствующая триаде факторов: рента, заработная плата и «прибыль». Разумеется, нет ничего более полезного и простого или соответ¬ ствующего фактам с точки зрения любого человека, не знакомого с экономическими дискуссиями. Это первый момент, касающийся триады факторов, который я прошу уяснить читателя. Второй момент, который необходимо отметить, заключается в том, что эта триада тем не менее непопулярна у современных экономистов. Она более или менее установилась около середины в Поскольку многие современные экономисты также включают несе¬ ние бремени риска в число предпринимательских функций, пожалуй, сто¬ ит прямо сейчас возразить против этой идеи. Как только мы поймем, что предпринимательская функция отличается от капиталистической, станет очевидным, что предприниматель, вложивший свой капитал в убыточное предприятие, терпит убытки как капиталист, а не как предприниматель. Уже было сказано, что если предприниматель занимает средства под фик¬ сированные проценты при условии, что капиталист имеет право на получе¬ ние обратно суммы займа плюс проценты независимо от результата, то последствия риска ложатся на предпринимателя, а не на капиталиста. Но это типичный пример весьма распространенного смешения экономических и юридических аспектов. Если у предпринимателя-заемщика нет своих соб¬ ственных средств, то потери, очевидно, несет капиталист-заимодавец, не¬ смотря на его юридические права. Если предприниматель-заемщик имеет средства, чтобы расплатиться с долгами, то он тоже является капитали¬ стом, и в случае неудачи предприятия убытки ложатся на него как на капиталиста, а не как на предпринимателя.
Глава 5. Общая экономика: временной срез 731 XIX в. и снова возродилась благодаря А. Маршаллу.7 Она все еще жива, поскольку удобна для применения в вводных курсах экономики. Однако современным экономистам она не нравится: некоторые рассматривают ее как пережиток прошедших стадий развития анализа, как неуклюжее орудие, которое скорее меша¬ ет, чем помогает исследованию. Но в настоящее время нас инте¬ ресует не этот, а третий момент. По причинам, совершенно отлич¬ ным от тех, которыми руководствуются современные теоретики, экономисты рассматриваемого периода неохотно принимали эту триаду. Она медленно завоевывала позиции и одержала лишь неполную победу. Ввиду очевидности самой схемы, данный факт требует объяснения. К тому же, рассматривая причины этого, мы извлечем важный урок «о путях человеческой мысли» в нашей области знаний. В главе 6 первой книги «Богатства народов» А. Смит разложил цену продуктов на три составляющие: зара¬ ботную плату, ренту и прибыль. В главе 7 эти цены вновь со¬ ставляются из тех же компонентов.8 Это само по себе указывает на триаду факторов. В аргументации главы 6 это указание пол¬ ностью теряется. Здесь работники, землевладельцы и капитали¬ сты являются участниками процесса распределения, но их доли не рассматриваются как доход от продуктивного использования их факторов. Связь ценности факторов с долей, которую их соб¬ ственники получают при распределении, не отрицается полно¬ стью и даже вскользь признается,9 но отодвигается на задний план, поскольку Смит подчеркивает совершенно другой аспект. Следует напомнить, что А. Смит пытался показать, как доли землевладельца и капиталиста «вычитаются» из общего продук¬ та, который «естественно» полностью является продуктом труда. Это, очевидно, указывает на другое концептуальное построение, отводящее роль фактора производства одному лишь труду и ис¬ ключающее триаду факторов, несмотря на то что способ выраже¬ ния, употребленный А. Смитом на первой странице главы 7, ясно на нее намекает. Трактовка А. Смита приводится здесь, во-пер¬ 7 У Маршалла был и четвертый фактор, или агент производства, — организация. Но это только обозначение комплекса тем, таких как разде¬ ление труда и механизация, лишь одной из которых является управление производством. Организация не считается фактором производства в том же смысле, что и земля, труд и капитал. 8 Речь идет о равновесных ценах. Как нам известно, таким способом А. Смит выражал свое признание всеобщей взаимозависимости между эле¬ ментами экономической системы, что составляет еще одну из его величай¬ ших заслуг в области чистого анализа. Нам также известно, что многие не поняли этого, а некоторые критики усмотрели здесь порочный круг. 9 Так, А. Смит охарактеризовал валовой доход общества как «весь продукт его земли и труда* (начало главы 2 книги II).
732 Часть III. С 1790-х по 1870 е гг. вых, потому, что она предвосхищает ситуацию, преобладающую на этом участке экономической теории в течение всего рассматри¬ ваемого периода. Под влиянием А. Смита или независимо от него некоторые экономисты пошли в направлении, определенном од¬ ной из стрелок-указателей А. Смита, а другие выбрали направле¬ ние, соответствующее другому указателю. Но большинство коле¬ балось и шло на компромисс, хотя со временем все более склоня¬ лось в пользу триады факторов. Во-вторых, мы начали с изложения взглядов А. Смита потому, что оно наглядно показывает основ¬ ное препятствие на пути безоговорочного принятия схемы трех факторов. Чтобы рассмотреть его, мы должны еще раз вспом¬ нить, что тезис, гласящий, что только труд производит весь про¬ дукт, не имеет эмпирического содержания, которое могло иметь отношение к анализу фактов экономического процесса. Никто не может утверждать, что для производства чего бы то ни было требуется только труд, за исключением некоторых незначитель¬ ных случаев. Но этот тезис имеет «мета-экономическое» значение с этической окраской, соответствующее эмоциональным пристра¬ стиям и политическим доктринам защитников интересов трудя¬ щихся, которые, подобно А. Смиту, любили с пафосом рассуж¬ дать об участи трудящегося человека, который производит все для всех, а сам «ходит в лохмотьях». Они считали, что, придер¬ живаясь этой доктрины, они оказывали поддержку трудящимся. В этой детской вере их поддерживала не менее детская вера мно¬ гих сторонников триады в то, что, утверждая землю и капитал в качестве факторов производства, они защищали тем самым инте¬ ресы землевладельцев или капиталистов.10 Они не смогли по¬ нять, что их этические и политические доктрины с точки зрения логики не имели отношения к объяснению экономической дей¬ ствительности как таковой. Иными словами, они не смогли по¬ нять, что для данной цели значение имеет только простой факт, согласно которому любая фирма для осуществления производства нуждается не только в рабочей силе, но и в других вещах, кото¬ рые объединяются под рубриками «земля» и «капитал», и это 10 Я, разумеется, не отрицаю, что популярные лозунги могут быть вы-' ведены из обоих аналитических построений, но в случае, если их единствен¬ ной целью было завлечь простаков, детская наивность здесь отсутствовала. По-детски наивной была только честная убежденность в том, что какое- либо аналитическое построение, касающееся факторов производства, могло бы по логике вещей укрепить или ослабить политические позиции их вла¬ дельцев. В данной книге неоднократно указывалось, что даже при условии наличия какого-то смысла в утверждении, что, например, земля производит все, это не объяснило бы, почему доходы от земли должны поступать ее владельцам.
Глава 5. Общая экономика: временной срез 733 все, что подразумевается трехфакторной схемой. Иначе говоря, они еще не выработали ясной концепции цели экономического анализа (а мы?) и не определили, что для нее важно, а что нет. Отсюда становится понятным, что увидеть эту характерную цель и осознать, что использование трехфакторной схемы удов¬ летворяет ей простейшим способом, было в тех обстоятельствах совсем не так легко, как можно предположить, исходя из ее очевидности, а следовательно, принятие этой схемы имело суще¬ ственное значение для развития анализа. Однако имеется и другой аспект проблемы. Если принять теорию ценности, основанную на количестве затраченного труда, в варианте Рикардо или Маркса (см. ниже, глава 6, § 2а), то трехфакторная схема, которую мы хвалили за простоту, сталки¬ вается с аналитическими трудностями, независимо ни от какой философии. Дело в том, что доли производственных факторов должны выплачиваться из цен продуктов, которые, ввиду нали¬ чия наряду с трудом других претендентов, не могут, как прави¬ ло, быть пропорциональными количествам труда, воплощенным в этих продуктах. Отсюда возникает новая проблема: как удов¬ летворяются остальные требования? Пытаясь решить данную за¬ дачу, мы обнаруживаем, что с триадой факторов, имеющих оди¬ наковый логический статус, очень неудобно иметь дело,11 по¬ скольку с этой точки зрения простой факт, что все факторы одинаково «требуются» для производства, уже больше не может рассматриваться как решающий. Отметим интересный факт: с точки зрения любой теории ценности, кроме трудовой, данная проблема предстает ложной, т. е. проблемой, обязанной своим существованием дефектному анализу и без труда исчезающей при изъятии дефектного элемента, в данном случае — теории ценно¬ сти, основанной на количестве затраченного труда. Но с точки зрения трудовой теории ценности указанная проблема становится важнейшей, т. е. проблемой, решение которой должно раскрыть сокровенную тайну капиталистического общества. Следователь¬ но, Маркс имел все основания гневно клеймить триаду факторов и осуждать эту схему как образец подлой апологетики, сводящей яркую картину борьбы общественных классов к бесцветному рас¬ пределению дохода от совместно действующих факторов и таким образом выхолащивающей суть капиталистической действитель¬ ности.12 Иногда задача анализа осложняется самим характером 11 Джеймс Милль и МакКуллох попытались сделать это, но добились весьма незначительного успеха. 12 Представляя себе экономический анализ как элемент социальной эво¬ люции (а все теории, кроме его собственной, как окутывающий ее туман),
734 Часть IIL С 1790-х по 1870-е гг. проблемы. Хорошим примером служит волновая механика. Иногда же трудность кроется не в самой вещи, а в нашем сознании. Поняв это, мы можем очень кратко рассмотреть факты, от¬ носящиеся к данному случаю. Антипатия к трехфакторной схе¬ ме, объясняемая философскими, политическими или эмоциональ¬ ными причинами, постепенно стихла и в конце заявляла о себе просто в форме словесных оговорок. Препятствие в виде трудо¬ вой теории ценности было, разумеется, почти непреодолимым для самого Рикардо и для рикардианских социалистов, включая Маркса. Но это препятствие было преодолено нерикардианской и антирикардианской теорией 1830-х гг., и это еще раз демонст¬ рирует, что рикардианское учение являлось отклонением от ос¬ новного пути. На европейском континенте Сэй, возможно следуя по пути Тюрго, ввел трехфакторную схему13 и стал на равных правах употреблять как в теории производства, так и в теории распределения «услуги» трех факторов. В Англии Лодердейл был первым крупным автором, определившим капитал как от¬ дельный фактор производства. Мальтус специально не высказы¬ вался по поводу триады факторов, но она подразумевается в его теоретических положениях. Торренс, Рид и Сениор, особенно по¬ следний, являются самыми крупными экономистами, способство¬ вавшими ее закреплению в английской экономической науке.14 И наконец, Дж. С. Милль принял ее в основном, но не без коле¬ баний и не окончательно, что ясно отражает действительную ситуацию в области теории. Подобно Петти, он начал с двух Маркс, как упоминалось выше, придерживался мнения, что после Рикардо «буржуазная экономическая наука» вступила в стадию упадка вместе с по¬ родившим ее обществом. Небезынтересно спросить, какими фактами он при этом руководствовался. Первый факт известен: отказ «буржуазной» эконо¬ мической теории формулировать свой анализ в терминах общественных классов. Второй был связан с первым и заключался в усилении тенденции к принятию трехфакторной схемы. Третий факт — тенденция утверждать, что, несмотря на задержки в развитии экономического процесса, вызван¬ ные «нарушениями», он в своей чистой логике свободен от неустранимых препятствий. Маркс воспринял это как еще одну попытку «апологетики», хотя, если исходить из другой точки зрения, это утверждение было есте¬ ственным следствием прогресса анализа. Четвертый факт — тенденция к замене того, что Маркс считал глубочайшей истиной, описанием поверхно¬ стных явлений деловой практики так, как они предстают перед бизнесме¬ ном. Предлагаю читателю теперь составить собственное мнение по этим вопросам. Это будет замечательной тренировкой мысли. 13 Он также обощил понятие «земли», включив в него все «природ¬ ные факторы». 14 Несмотря на приоритет Сэя в данном вопросе и несмотря на то, что мы, современники, не очень высокого мнения об этой схеме, это было боль¬ шим достижением в период около 1830 г.
Глава 5. Общая экономика: временной срез 735 ♦реквизитов» производства; это удачный термин, обезоруживаю¬ щий не слишком умную критику, поскольку в нем нет какого- либо намека на то, что «факторы» или «агенты» производства могли бы иметь моральное право на «вознаграждение».15 Затем он отметил тот факт, что экономический процесс в каждый пе¬ риод также зависит от запаса благ, имеющихся в наличии в начале периода; а это все, что требуется для принятия «капи' тала» в качестве особого фактора. Итак, он признал капитал как фактор, но отличал его от двух других, «первичных».16 Сениор говорил о капитале как о «вторичном» агенте производ¬ ства, противопоставляя его двум «первичным». На самом деле в утверждении, что капитал — это «фактор, отличный от дру¬ гих», есть смысл, поскольку если капитал состоит из благ, то в связи с этим создаются проблемы обесценения и возобновления, которые не возникают в связи с двумя другими факторами. Если включить в капитал товары, покупаемые на заработную плату, то он не окажется совершенно наравне с землей и трудом, а будет находиться с ними в особых отношениях. Но Дж. С. Милль не пошел дальше этого. Хотя он признавал, что в этой схеме земельная рента иногда входит, а иногда не входит в цену и в издержки точно так же, как заработная плата, он все же отка¬ зывался ставить землю совершенно наравне с трудом. Он офици¬ ально, так сказать, оставался верен рикардианской теории рен¬ ты, хотя это было для него совершенно излишним.17 И капитал оставался для него накопленным трудом, как и для Джеймса Милля, хотя с точки зрения его схемы он должен был бы «раз¬ ложить» капитал на накопленные услуги труда и земли.18 15 Термин «реквизит» (Requisite), насколько мне известно, обязан своим существованием Джеймсу Миллю, включавшему в число «реквизитов* труд и капитал вместо труда и земли. Дж. С. Милль употребляет также тер¬ мин «агенты*. 16 Если бы нам хотелось повредничать, мы могли бы процитировать его и показать, что он начал с двух факторов, а после продолжительного обсуж¬ дения «сократил* эти два фактора до трех (книга I, глава 1, § 1; глава 7, § 1). 17 Специфически рикардианский элемент в теории ренты был логиче¬ ски не нужен ему, поскольку для объяснения цены услуг земли достаточно просто наличия таких ее свойств, как «нужность* и ограниченность. И все же он поддерживает рикардианский взгляд на ренту, например во фразе, которой заканчивается § 2 главы 2 книги III. 18 Давайте сразу же отметим, что подобное «разложение* капиталь¬ ных благ, например станка, связано с двумя проблемами: во-первых, «раз¬ ложением* станка на факторы, которые входят в него и содержат услуги других капитальных благ; во-вторых, «разложением* только на землю и труд (а у Маркса только на труд). В следующий период сначала Бём-Ба- верк, а вслед за ним Викселль использовали и пропагандировали «разло¬ жение* капитала на землю и труд.
736 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. Подведем итоги: при решении вопроса о том, что следу¬ ет «признать» фактором производства, аналитик должен прежде всего руководствоваться соображениями удобства и эффективности. Но то, как он ответит на данный вопрос, в значительной степени определит его схему экономического процесса и формулировку проблем, требующих решения. На ранних стадиях анализа преж¬ де всего приходит в голову использование триады факторов, глав¬ ным образом потому, что она хорошо связывается с тремя кате¬ гориями участников экономического процесса, взятыми из обы¬ денного представления об общественном устройстве. Но триада факторов имеет еще и экономический смысл, так как представ¬ ляет полный перечень физических реквизитов производства, эле¬ менты которых не накладываются друг на друга и различаются экономическими характеристиками. Следовательно, это полезная основа, с которой стоит на¬ чать. По-видимому, Ж.-Б. Сэй был первым, кто ясно это осо¬ знал. Но большинство экономистов того периода не рассматрива¬ ли проблему в таком свете. Они полагали, что, решая вопрос о том, что «признать» фактором, они имели дело с важными ре¬ альными проблемами анализа и, что еще важнее, проблемами социальной справедливости. Отсюда вытекает широко распрост¬ раненное нежелание признать триаду, которое в определенных случаях подкреплялось недостаточной сочетаемостью с ней тео¬ рии ценности, а также тем фактом, что роль капитала в произ¬ водственном процессе обнаруживает черты, не присущие двум «пер¬ воначальным» или «первичным» факторам. Таким образом, на протяжении всего рассматриваемого пе¬ риода сохранялись однофакторная и двухфакторная схемы. Бо¬ лее того, даже те писатели, кто фактически принял трехфак¬ торную схему, обнаруживали тенденцию на словах делать уступ¬ ку другим двум схемам,19 что еще больше запутывает ситуацию. с) Модель. Каждое научное изыскание начинается с виде¬ ния. Прежде чем приступить к аналитической работе любого типа, мы должны сначала выделить ряд явлений, которые намерены исследовать, и «интуитивно» составить предварительное пред¬ 19 Пример подобной уступки на словах, вуалирующей принятие триа¬ ды, виден в известном выражении, что капитал увеличивает производи¬ тельность труда (или что его функция заключается в повышении эффек¬ тивности труда). Кажется, что это указывает на однофакторную теорию, где почетное качество производительности приписывается только труду, но в действительности, насколько это касается объяснения фактов, это ука¬ зывает только на «признание» роли капитала как фактора производства.
Глава 5. Общая экономика: временной срез 737 ставление о том, как они сочетаются друг с другом, или, иначе говоря, о том, что, согласно нашей точке зрения, является их основными свойствами. Это должно быть очевидным. А если это не очевидно, то только потому, что на практике мы в большин¬ стве случаев начинаем не с нашего собственного видения, а с работ наших предшественников или с идей, витающих в обще¬ ственном сознании. Затем мы приступаем к концептуализации нашего видения, к его развитию или корректировке путем более пристального рассмотрения фактов. Это две неразрывно связан¬ ные задачи — концепции, имеющиеся у нас в определенный пе¬ риод времени, и логическая зависимость между ними предполага¬ ют дальнейшее эмпирическое исследование, а это последнее в свою очередь предполагает появление новых понятий и зависимостей. Сумма, или «система», наших понятий и связей, которые мы устанавливаем между ними, является тем, что мы называем тео¬ рией или моделью. Мы имели полную возможность наблюдать, насколько сложна концептуализация на ранних стадиях анали¬ тической работы. Это объясняется главным образом тем, что уче¬ ная братия медленно, в процессе проб и ошибок, познает, что важно, а что неважно в «объяснении» рассматриваемых явле¬ ний. В экономической науке приходится преодолевать особенно много препятствий, прежде чем станет ясно, какой должна быть задача анализа. Но еще сложнее задача построения модели, т. е. сознательная попытка систематизации понятий и зависимостей, характерная для более поздней стадии научных устремлений. В экономической науке труды такого рода начинаются в основ¬ ном с Кантильона и Кенэ. В рассматриваемый период модель развивалась по образцу модели Кантильона-Кенэ, которая, по¬ скольку нам уже известны фигурирующие в ней действующие лица и факторы, может быть кратко охарактеризована следую¬ щим образом. (Детали будут рассмотрены в следующей главе.20) Комментарии к «классической» схеме экономического развития будут сделаны в следующем разделе, а здесь я представлю только «классическую» схему стационарного процесса, схему, которая была во многом сходна со схемой Кенэ. Начиная с А. Смита и далее большинство английских «клас¬ сиков» пользовались термином «стационарное состояние» <Sta- 20 Недостаток такого метода заключается в том, что некоторые поня¬ тия будут использоваться раньше, чем они будут полностью объяснены. Хотя серьезного неудобства это не создаст.
738 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. tionary State>. Но это стационарное состояние было действитель¬ ным условием экономического процесса, которое, как они надея¬ лись, материализуется когда-нибудь в будущем. Стационарное состояние, понимаемое таким образом, будет рассмотрено в сле¬ дующем разделе. Сейчас же нас интересует другой вид стационар¬ ного состояния — стационарное состояние, являющееся не буду¬ щей реальностью, а только концептуальным построением или инструментом анализа, служащим для выделения с целью пред¬ варительного исследования группы экономических явлений, ко¬ торые будут наблюдаться в неизменном экономическом процессе. Первым, кто открыто признал методологическое значение этого действия, был Дж. С. Милль. Однако Маркс, чья схема простого воспроизводства (Капитал. Т. 1. Гл. 23)* является схемой эко¬ номического процесса, который просто повторяется во времени, достиг большей глубины, чем Милль. Все другие авторы, вклю¬ чая А. Смита и Рикардо, в действительности пользовались этим инструментом, но, не отдавая себе в этом отчета, они пользова¬ лись им бессистемно и неудовлетворительным образом. Посколь¬ ку этот вопрос важен и в то же время труден для понимания, он требует дополнительных объяснений. Нам неоднократно предоставлялась возможность указать на то, как медленно шел процесс разработки понятий экономиче¬ ской (или социальной) статики и динамики, не завершившийся не только в рассматриваемый, но даже и в последующий пери¬ од. Дж. С. Милль, который, как мы видели, возможно, заимство¬ вал эти понятия у Конта и использовал их в своей логике, опре¬ делял статику как теорию «экономических явлений в обществе, рассматриваемых как существующие одновременно». Это опре¬ деление как таковое можно считать предвосхищением современ¬ ного определения (Фриша). Определенная таким образом стати¬ ка опирается на концепцию (устойчивого или неустойчивого) рав¬ новесия, представленную в трудах Милля и в «классической» литературе вообще, например, в виде таких конструкций, как «естественная» или «необходимая» цена. Но немного позднее мы узнаем, что в приведенном отрывке он в действительности не * имел в виду статику в том смысле, какой содержится в его соб¬ ственной, представленной выше формулировке. Скорее, он сме¬ шивал статику с «экономическими законами стабильного и не- меняющегося общества». Позднее различие между тем и другим станет более оче¬ видным: мы можем изучать изменяющийся процесс с помощью * <Видимо, Шумпетер имеет в виду гл. 20 II тома «Капитала*>.
Глава 5. Общая экономика: временной срез 739 статического метода (сравнительная статика; см. ниже, часть IV, глава 7, § За), а неизменный процесс — с помощью анализа такого типа последовательностей, какими иногда пользовался Сисмонди для установления зависимости между экономическими ве¬ личинами, относящимися к разным периодам времени, т. е. с по¬ мощью динамической теории в понимании Фриша. Милль вслед за Контом понимал под динамикой нечто совершенно другое, а именно анализ тех сил, которые производят коренные изменения в длительный период. Это мы рассмотрим в следующем разделе. Все это достаточно запутанно. Но мы должны добавить еще один элемент путаницы. Милль не только говорил о статической тео¬ рии и о стационарном состоянии, которое является аналитическим инструментом, но и, подобно Рикардо, ожидал, что экономический процесс в будущем придет в устойчивое состояние особого рода, которое не будет служить в качестве аналитического инструмента, облегчающего исследование неустойчивой действительности, а само будет действительностью. Я повторю, что Милль всего лищь от¬ крыто сформулировал то, что занимало всех. Таким образом, некоторые основные черты «классической» модели или моделей стационарного процесса могут быть охарак¬ теризованы словами Рикардо (Начала, гл. 31). Допустим, капи¬ талист «использует капитал стоимостью 20 000 фунтов» и «что прибыли составляют 10% ». Из этого капитала 7000 фунтов «вкла¬ дываются в основной капитал, т. е. в постройки, орудия произ¬ водства и т.д.», а «оставшиеся 13 000 фунтов используются» в виде заработной платы21 — «на содержание рабочей силы». Каж¬ дый год капиталист начинает свои операции, имея в своем распо¬ ряжении продукты питания и все предметы первой необходимо¬ сти на сумму 13 000 фунтов [плюс еще другое количество на сумму 2000 фунтов, предназначенное на собственное потребле¬ ние. — Й.А. Ш.]. Все это он продает в течение года своим рабо¬ чим за указанную сумму денег, и в течение того же периода он выплачивает им ту же сумму в виде заработной платы, а в конце года рабочие возвращают в его собственность продукты питания и предметы первой необходимости на сумму 15 000 фунтов, из которой 2000 фунтов он потребляет сам в следующем году.22 Это образец анализа последовательностей, представляющий собой не¬ 21 Рикардо употребил термин «оборотный капитал»; см., однако, ниже, глава 6, § 5Ь. 22 Рикардо, конечно, пренебрег амортизаций машин и пр. Это можно было бы легко исправить, но мы поступим так же, как он. 2000 фунтов должны потребляться ежегодно, иначе процесс не был бы стационарным.
740 Часть III. С 1790 х по 1870-е гг. превзойденный пример упрощения. Ввиду этого я воздержусь от объяснений данного анализа как с помощью системы уравнений так и посредством «таблицы» типа Кенэ.23 Прежде всего отметим, что одна черта этой модели являлась общепринятой на протяжении всего периода, причем Маркс ее принял в той же мере, что и Сэй. Она воплощала физиократиче¬ скую концепцию, согласно которой основные потоки благ (и де¬ нег), составляющие экономический процесс, состоят из притока и (возросшего) обратного потока «авансов». И все же в отличие от физиократов «классики» рассматривали капиталистов как един¬ ственный источник этих авансов, а стоимость авансированных благ возрастала не только в сельском хозяйстве, но и в процессе промышленного производства. Тем не менее по сути это была старая идея Кенэ, преобразованная Тюрго. Я особенно подчерки¬ ваю, что речь идет об особом способе интерпретации экономи¬ ческого процесса — он вовсе не основывался непосредственно на жизненной практике, поскольку в действительности работодатель «нанимает» рабочего или, можно сказать, «покупает» услуги по¬ следнего, но при этом ничего ему не авансирует. Кроме того, эта интерпретация означает больше, чем признание тривиальных фак¬ тов, что прежде, чем потребить что-либо, надо это произвести, или что общество в любой момент своего существования всегда живет за счет прошлого и работает на будущее, или, наконец, что условия, с которых мы должны начать, всегда включают в себя первоначальные запасы. Теория синхронизированного про¬ цесса Дж. Б. Кларка или система Вальраса (обе рассматриваются ниже, см. часть IV, глава 7) доказывают достаточно ясно, что мы не обязаны превращать эти факты в опору нашего анализа. Но если мы все же сделаем их стержневыми, то отсюда напрашива¬ ется множество выводов, которых нельзя избежать, просто отка¬ завшись их признать. Если «капиталисты» действительно аван¬ сируют рабочим их реальный доход и если это больше, чем фор¬ 23 Несмотря на громоздкость модели, заимствованной нами у Рикар¬ до, она все же послужит двум целям, достижение которых в какой-то мере поможет читателю. Во-первых, она проиллюстрирует, что такое динами¬ ческий анализ в современном понимании и чем он отличается от типа ис¬ следования, названного Дж. С. Миллем «динамикой». Во-вторых, она по¬ может объяснить то, что звучит как парадокс даже для некоторых совре¬ менных экономистов, а именно как можно трактовать стационарный процесс с точки зрения динамики. Эта трактовка заключается просто в описании подобного процесса в виде величин, относящихся к разным периодам вре¬ мени. Специфическая форма динамического анализа, которую представляет данная модель, часто по очевидным причинам называется «анализом пери¬ одов» <Period Analysis>.
Глава 5. Общая экономика: временной срез 741 ма денежного расчета, то, нравится нам это или нет, в число необходимых явлений экономического процесса пришлось бы вклю¬ чить дисконт и «воздержание» от расходования дохода,24 т. е. без их учета тем или иным способом никакой анализ производ¬ ства или потребления нельзя считать полным. Это достаточно важно, чтобы оправдать наличие отдельного названия для всех аналитических моделей, работающих с обсуждаемым понятием. Мы можем назвать их «теорией авансов» и отделить их от «тео¬ рии синхронизации» т. е. от всех аналитических моделей, кото¬ рые в стационарном процессе не приписывают важную роль тому факту, что средства, на которые живет общество в любой данный момент, являются результатом производства, осуществленного в прошлом, потому что, как только устанавливается стационар¬ ный процесс, происходит синхронизация потока потребительских благ и потока производительных услуг, и, таким образом, про¬ цесс протекает так, как будто общество живет за счет текущего производства. Во-вторых, мы можем ввести и другую классификацию ана¬ литических моделей («теорий»), хотя ее практическая польза ощутима в области анализа роста, а не стационарных состояний. Ни один экономист никогда не отрицал, что экономический дви¬ гатель, как и любой другой, подвержен перебоям и, кроме того, обладает чувствительностью к негативным воздействиям внеш¬ них факторов. Но экономические модели различаются в зависи¬ мости от того, построены они или нет на допущении, что эконо¬ мическому двигателю присуща тенденция генерировать препят¬ ствия (просто в результате его нормальной работы), которые затем приводят к перебоям или прекращению его нормальной работы. Примерами могут послужить самые разные теории кризисов, вы¬ званных недопотреблением, — речь о них пойдет ниже. Все эти теории утверждают, что вследствие чрезмерных сбережений или по другим причинам в процессе функционирования экономиче¬ ской системы возникают искажения и напряжения в силу ее соб¬ ственного устройства или логики. Они проявляются, например (реально или предположительно), в невозможности продавать продукцию, которую эта система способна производить, по це¬ 24 Разговор об эксплуатации может завуалировать такое положение вещей, но не может его изменить. Если бы меня спросили, как легче всего разрушить теоретическое построение Маркса, я непременно ответил бы так: начните с допущения Маркса, что капиталист авансирует заработную пла¬ ту рабочим, и сделайте логические выводы из этого допущения. Я, конеч¬ но, добавил бы, что это ответ на вопрос о том, какой из способов критики Маркса является самым легким, а не наиболее глубоким.
742 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. нам, покрывающим издержки. Я прошу у читателя извинения за то, что я ввожу термин hitchbound <прерывные> для моделей, признающих существование в экономической системе присущих ей тенденций к перебоям, и термин hitchless <беспрерывные> для моделей, которые их не признают. В настоящий момент един¬ ственное, что мы можем извлечь из такого разделения моделей, — это утверждение, что все модели стационарных процессов явля¬ ются беспрерывными. Маркс, например, выразил это очень ясно: в его схеме «простого воспроизводства» нет перебоев; они возни¬ кают только в процессе «накопления». Возможно, было бы полезно дать некоторые пояснения. Преж¬ де всего, несмотря на то что все экономисты признают подвержен¬ ность экономического двигателя остановкам под действием разных факторов и его чувствительность к влиянию внешних помех, су¬ ществуют разногласия относительно степени важности этих свойств и, в частности, относительно их сравнительной важности в рыноч¬ ной и гипотетической плановой экономике. Эти вопросы могут иметь решающее значение для оценки относительной эффективности различных форм организации экономики. Далее, отметим, что именно по этой причине беспрерывные модели не связаны с аполо¬ гетикой или «обелением» капиталистической экономики, поскольку экономист, построивший подобную модель, может придавать та¬ кое значение чувствительности экономической системы, что оце¬ нит ее эффективность ниже, чем другой экономист, предпочитаю¬ щий прерывную модель, но не считающий эти перебои столь важ¬ ными. Модель экономического роста Мальтуса была прерывной. Однако, это не превращает Мальтуса в «плановика». И наконец, отметим, что выбор аналитика между прерывной и беспрерывной моделями является до некоторой степени вопросом простого ана¬ литического удобства. Два экономиста могут придерживаться со¬ вершенно одинакового мнения о каком-либо явлении, которое они оба рассматривают как экономическое потрясение. Тем не менее один сочтет целесообразным построить сначала беспрерывную мо¬ дель, а затем наложить на нее это потрясение, а другой предпоч¬ тет ввести потрясение, так сказать, в фундамент модели, получив, таким образом, прерывную модель. Один и тот же человек может построить разные модели для разных целей. Только наша неспо¬ собность отделить исследование от политики или наше слишком часто подтверждающееся подозрение, что наш коллега проводит свой анализ не ради бескорыстного постижения истины, создает проблемы, в том числе политические, вокруг выводов, ни для кого не представляющих интереса в менее «острых» областях исследо¬ ваний. В-третьих, модель, из которой мы исходим, может быть осложнена различными способами, но не потеряет при этом своей
Глава 5. Общая экономика: временной срез 743 фундаментальной простоты. Например, мы легко можем ввести в нее текущее производство производственных благ и исследовать простые условия достижения равновесия при обмене между раз¬ личными подразделениями производства.25 Мы можем также вклю¬ чить в данную модель служащих, врачей, учителей и т. д. Чита¬ тель может отметить более важное обстоятельство, т. е. отсут¬ ствие в данной модели третьего класса действующих в экономике лиц — землевладельцев. Мы скоро объясним, почему они не фи¬ гурируют в тексте Рикардо. Маркс рассматривал землевладельцев как своего рода придаток к «капиталистам». «Капиталист» на¬ нимает рабочих и извлекает из их труда «прибавочную ценность». Но у Рикардо эта «прибавочная ценность» не равняется всей прибыли. «Капиталист» должен поделиться своей добычей, при¬ бавочной ценностью, с землевладельцами. Таким образом, во вто¬ ром действии драмы распределения прибавочная ценность расцеп¬ ляется на прибыли и ренту, следовательно, каждый из данных компонентов является частью единого дохода, полученного от эксплуатации. Каждый хоть немного свободный от догм наблю¬ датель сразу же поймет, что все, касающееся описания фактов, а не агитаторской фразеологии, сводится к одному: капиталист нанимает услуги земли точно так же, как он нанимает услуги труда. Фактически, чтобы прийти к такому выводу, нам доста¬ точно задать вопрос, почему землевладельцы имеют возможность вымогать часть добычи у «капиталиста». Единственный ответ состоит в том, что услуги земли также являются необходимыми реквизитами производства. Как только мы осознаем эту не очень трудную для понимания истину, мы придем к точке зрения, ко¬ торую естественно примет любой непредубежденный человек: зем¬ левладельцы наряду с работниками должны войти в модель ста¬ 25 Маркс, испытав на себе более непосредственное влияние Кенэ, чем любой другой экономист его времени, и яснее других поняв важность такого исследования, попытался построить собственные таблицы или схемы во¬ спроизводства, исходя из «экономической таблицы» Кенэ. Недостатки его метода помешали ему значительно продвинуться в этом направлении или достичь успеха в попытке заменить схему арифметическими или алгебраи¬ ческими уравнениями. Однако in magnis voluisse sat est <в великих делах уже само желание достаточная заслуга — лат.>, и он интуитивно понимал больше, чем мог выразить. Его усилия, естественно, сосредоточились на слу¬ чае «расширенного*, а не «простого* воспроизводства. Но он правильно вы¬ вел условие стационарности, а также условие равновесия для двух подразде¬ лений общественного производства: производства потребительских благ и про¬ изводства производительных благ. Те из читателей, кого интересует данный вопрос, найдут все необходимые сведения в работе Суизи (Sweezy P.M. Theory of Capitalist Development) и в приложении к ней, написанном Сигето Цуру. 9 3ак. 3169
744 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. ционарного процесса как еще один класс владельцев производитель¬ ных услуг, которые они готовы в начале (или во время) каждого периода обменять на товары, находящиеся, как предполагается, во владении «капиталистов».26 Это, конечно, должно быть рас¬ пространено на «капиталистов», владеющих капиталом не в форме благ, обмениваемых на заработную плату. В-четвертых, как уже, наверное, понял читатель, исходя из нашего обсуждения факторов производства, в рамках исследуе¬ мой модели была развита не одна, а две теории (или два типа теорий) производства и распределения, которые были не слишком удовлетворительно объединены в эклектическом труде Дж. С. Мил¬ ля. Причина в том, что триада факторов и их доходов слишком медленно завоевывала позиции, — причина этого нам уже извест¬ на, — благодаря чему значительно более примитивные типы ана¬ лиза не только выжили, но и процветали. С одной стороны, мы имеем анализ, связанный главным образом с именами Тюрго и Сэя; он был также частично, с боль¬ шими колебаниями и с примесью несовместимых элементов, при¬ менен А. Смитом. Этот анализ включал триаду факторов и их доходов в самом полном и глубоком ее смысле. Позвольте мне повторить, в чем заключался этот смысл. Производство в эконо¬ мическом смысле слова27 это не что иное, как комбинирование факторов и редких услуг путем их купли. В данном процессе каж¬ дый фактор и все редкие услуги имеют цену, а определение этих 26 Эта странная идея, согласно которой предполагается, что у капита* листа-нанимателя имеется запас капусты и ботинок, которые он продает своим рабочим, должна рассматриваться как мера упрощения, предназна¬ ченная для выявления фундаментальных черт и смыслов, скрытых под предательской массой поверхностных явлений денежной экономики. Пред¬ полагается, что «капиталисты», не являющиеся сами производителями про¬ дуктов питания и предметов первой необходимости, приобретают их у тех капиталистов, которые ими обладают. Если даже допустить, что эта схема правильно выявляет основные черты, нам следует отметить, что она пре¬ небрегает многими промежуточными шагами и недопустимо сближает фун¬ даментальные категории (другим примером этого является «классическая» теория сбережений и инвестиций), так что возможность сделать практиче¬ ские выводы из подобной теории становится сомнительной. 27 Весьма типичные трудности, испытанные большинством авторов при решении задачи концептуализации, заключались в том, что подавляю¬ щее большинство продолжало определять производство с точки зрения тех¬ нологии. Они рассуждали о неспособности человека «создать материю» и о его способности перемещать ее и изменять ее формы надлежащим образом, а также о других, совершенно не относящихся к делу вещах. Утверждение Сэя, что производство создает полезности, указывало в правильном направ¬ лении, но значительно важнее было то, что, исходя из своего определения предпринимательской деятельности, Сэй подчеркивал важность комбини¬ рования услуг.
Глава 5. Общая экономика: временной срез 745 цен — это в сущности то, в чем заключается распределение или формирование доходов. Таким образом, одновременно, посредством одной и той же серии шагов осуществляется процесс производ¬ ства в экономическом смысле, а также, посредством оценки про¬ изводительных услуг, применяемых в производстве, происходит распределение и образование доходов. Следовательно, в данной схеме капиталистическое производство и распределение переста¬ ют быть тем, чем они являлись бы в социалистическом обще¬ стве, т. е. двумя отдельными процессами: мы видим только один процесс выборов и оценок, а производство и распределение пред¬ ставляют собой лишь разные аспекты данного процесса. Соглас¬ но этой схеме, все типы доходов объясняются по одному и тому же принципу формирования цен на услуги взаимодействующих факторов. Аналитическая задача, состоящая в демонстрации воз¬ можности применения этого столь очевидного для случая потре¬ бительских благ или услуг принципа к производительным бла¬ гам или услугам, не только не была выполнена, но даже не была ясно очерчена до появления в следующем периоде теории вмене¬ ния (см. часть IV, глава 5, § 4а), за исключением, может быть, трудов нескольких предвестников этой теории, таких как Лонг- филд и Тюнен. Но основной тезис о том, что процесс производ¬ ства—распределения в капиталистическом обществе представляет собой в конечном счете сеть обменов производительных (или не¬ посредственно потребляемых) услуг, где предприниматель высту¬ пает в качестве посредника, с безошибочной ясностью выражен в труде Сэя (Say, Тга^ё). Из ведущих английских авторов более или менее близко подошли к пониманию этой идеи Лодердейл, Мальтус и Сениор. Но только Сэю удалось добиться здесь неко¬ торого успеха. Больно сознавать тот факт, что вследствие полно¬ го непонимания со стороны оппонентов и полного незнания даже самых элементарных математических инструментов теми, кто из¬ лагал эти идеи, это многообещающее начало не только не полу¬ чило развития в течение нескольких десятилетий, но даже при¬ обрело репутацию поверхностности и бесплодности. С другой стороны, у нас есть тип анализа, выдающимся примером которого является рикардианское ответвление. Было бы преувеличением сказать, что Рикардо был совершенно слеп к вышеописанной стороне экономического процесса. Кое-где у него присутствуют намеки на это, и, возможно, профессор Найт за¬ шел слишком далеко, обвиняя Рикардо в том, что он совсем не рассматривал проблему распределения как проблему оценки.28 28 См.: Knight F.H. The Ricardian Theory of Production and Distribution// Canadian Journal of Economics and Political Science. 1935. Febr. Vol. 1. Прав-
746 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. Но верно то, что Рикардо не увидел, что из аспекта оценки вытекает важный объяснительный принцип. Эта ошибка вполне отражает своеобразие его труда, которое важно уяснить. Она лучше, чем что-либо другое, доказывает, что этот труд в дей¬ ствительности является отклонением от прямого пути и выпада¬ ет из исторической последовательности экономических исследо¬ ваний. Для А. Смита, А. Маршалла и для нас самих первостепен¬ ное значение имеют факторы, объясняющие величину и темп из¬ менения «общественного продукта», «национального дивиденда» или совокупного «чистого продукта». Рикардо не разделял этого мнения. Напротив, в своем предисловии к первому изданию «На¬ чал» он говорит нам: «Определить законы, которые управляют этим распределением [общего произведенного продукта между земле¬ владельцами, капиталистами и работниками. — Й.А. Ш.] — глав¬ ная задача политической экономии». Иначе говоря, он почти отождествляет экономическую теорию с теорией распределения, подразумевая при этом, что, говоря его словами, ему почти нече¬ го было сказать о «законах, регулирующих общий объем произ¬ водства». Это странная точка зрения, хотя следует тотчас же отметить, что Рикардо, как показывают главы его работы, по¬ священные внешней торговле и машинам, не всегда ее придер¬ живался. Это дает нам возможность изложить основную пробле¬ му, которую Рикардо хотел решить в форме уравнения с четырь¬ мя переменными: чистый продукт равен ренте плюс прибыль плюс заработная плата (все измерено в рикардианских мерах ценно¬ сти, см. ниже, глава 6, § 2а). Более того, это избавляет нас от одной из этих четырех переменных, поскольку, если мы ничего не можем сказать относительно общего объема чистого продук¬ та, мы можем принять его за данную величину. Таким образом, мы исходим из уравнения, содержащего только три переменные. Однако одно уравнение с тремя переменными все еще остается безнадежным делом. Поэтому Рикардо (в главе 2) рассматривает ситуацию, когда использование земли в сельском хозяйстве дошло до предела, при котором рента равна нулю. Давайте тщательно рассмотрим, что это значит для аналитического построения Ри¬ да, Найт веско подтверждал свое обвинение цитатой из письма Рикардо к МакКуллоху о том, что «пропорции, в которых общий продукт делится между землевладельцами, капиталистами и работниками... по сути не свя¬ заны с доктриной ценности» (Ibid. Р. 6, note). Это неверно даже с точки зрения самого Рикардо. [Такая же по сути сноска приведена выше, в § 3. Незадолго до смерти Й. А. Ш. хотел пересмотреть данный раздел (5) (его заметки указывали на неудовлетворенность слабой аргументацией).]
Глава 5. Общая экономика: временной срез 747 кардо. Бесчисленное множество авторов обсуждали теорию рен¬ ты Уэста—Рикардо изолированно от других тем, обсуждая толь¬ ко один вопрос: была ли эта теория «верна» или «ошибочна»? Совершенно бессмысленный вопрос. Теория ренты Уэста—Рикар¬ до не может обсуждаться изолированно, т. е. не в контексте теоретической системы Уэста—Рикардо в целом. Она приобрета¬ ет аналитический смысл только внутри этой системы и на самом деле вводится в нее ввиду неспособности Рикардо справиться с системами уравнений. Вне системы Уэста—Рикардо, рассматри¬ ваемой как целое, теория ренты не имеет большого значения, и вряд ли стоит уделять ей внимание. Продолжим. Дело останется безнадежным и в том случае, если теория ренты выполнит свою единственную цель, заключаю¬ щуюся в устранении еще одной переменной в нашем уравнении, и мы останемся с одним уравнением и двумя переменными. Но, как предполагал Рикардо, заработная плата в действительности не является переменной величиной, по крайней мере не в данном уравнении. Ему казалось, что внешние факторы предопределяют ее уровень в долгосрочном периоде. Здесь на первый план высту¬ пает старая теория Кенэ, подкрепленная законом народонаселе¬ ния Мальтуса: заработная плата будет приблизительно равна сум¬ ме, необходимой для обеспечения «выживания работников и про¬ должения рода на уровне, не приводящем ни к росту, ни к уменьшению их числа». Наконец мы достигли блаженной цели: мы можем определить также и единственную оставшуюся пере¬ менной величину — прибыли. Называйте эту лоскутную работу изобретательной, если вам угодно, но не отрицайте, что это дей¬ ствительно лоскутная и довольно примитивная работа! Аналогичные возражения29 вызывает схема Маркса. Он так¬ же исключил ренту из основной проблемы, хотя и иным путем. Его уравнение распределения, выраженное в марксистских вели¬ чинах, читается так: чистый продукт равен заработной плате плюс прибавочная стоимость. И вновь мы должны принять чис¬ тый продукт как нечто данное. И вновь прибавочная стоимость — остаток, определение которого зависит от внешних факторов, определяющих заработную плату. Система Дж. С. Милля, напротив, вобрала в себя достаточ¬ но много из концепции Сэя (будучи также подкреплена понятием воздержания Сениора), чтобы стать неуязвимой для подобных 29 Об устранении Марксом ренты из конечной задачи см. выше, глава 1, § 4, о его уравнении распределения, выраженном в марксистских ценно¬ стных <стоимостных> величинах, см. ниже, глава 6, § 6g.
748 Часть IIL С 1790-х по 1870-е гг. возражений; она содержала все элементы полной модели, кото¬ рую предстояло построить Маршаллу. Но Милль сохранил столько рикардианских пережитков, что это в какой-то степени оправды¬ вает неспособность Джевонса и австрийцев увидеть, что они сами развивали анализ Милля, а не разрушали его. 6. «Классическая» концепция экономического развития Выше (часть I, глава 4, § Id) я попытался объяснить зна¬ чение и роль того, что я назвал «видением», этого первого вос¬ приятия или впечатления от явлений, которые предстоит ис¬ следовать. Эмпирический и «теоретический» анализ этих явле¬ ний постоянно обогащая друг друга, приводят наконец к научным выводам. Но когда нас не интересует что-либо более амбициоз¬ ное, чем формулировка связи между собой (в чисто логическом плане) экономических величин, т. е. когда нас интересуют логи¬ ка статического равновесия или основные черты стационарного процесса, роль видения очень скромна, поскольку мы работаем над несколькими весьма очевидными фактами, понимание кото¬ рых дается нам легко. Иная ситуация возникает, когда мы ста¬ вим перед собой задачу анализа экономической жизни в процессе вечных изменений. В этом случае значительно труднее ясно уви¬ деть действительно важные факторы и черты этого процесса, чем после их определения (или когда мы думаем, что их определи¬ ли) сформулировать способы их функционирования <modi ope¬ rand^. Следовательно, здесь «видение» и все ошибки, ему со¬ путствующие, играют ббльшую роль, чем в другом типе исследо¬ ваний. Это можно проиллюстрировать на примере стагнационистского тезиса нашего времени, т. е. на примере кон¬ цепции, согласно которой капиталистическая система истощила свои ресурсы, возможности частного предпринимательства иссякли и наша экономика в конвульсиях входит в состояние «вечной стагнации» или, как некоторые предпочитают говорить, «зрело¬ сти». Несомненно, для формулировки такой концепции, вопло¬ щенной также в теоретических моделях, были собраны факты и аргументы. Но очевидно, что эти факты и аргументы рационали¬ зировали ранее существовавшее видение или впечатление, кото¬ рое они сами не смогли бы создать хотя бы потому, что относя¬ щиеся к данной теме наблюдения распространяются на период, слишком короткий и подверженный чересчур сильному влиянию явно аномальных событий, чтобы гарантировать надежность ка¬
Глава 5. Общая экономика: временной срез 749 ких-либо выводов или предсказаний. Видения экономистов были ничем не лучше и сто лет тому назад. Рассмотрим три типа видения экономического будущего человечества, которые пыта¬ лись сформулировать и утвердить авторы-экономисты рассматрива¬ емого периода. Иными словами, рассмотрим три типа теорий экономического развития. Первый тип ассоциируется главным образом с именами Маль¬ туса, Уэста, Рикардо и Джеймса Милля и полностью оправдыва¬ ет присвоенный этим исследователям титул «пессимистов». Ши¬ роко известны следующие черты этого типа теорий: демо¬ графическое давление, уже имеющее место, но в большей степени ожидаемое; убывающая отдача природы в ответ на человеческие усилия увеличить запас продуктов питания; отсюда падение чи¬ стой отдачи в промышленности, более или менее постоянный уровень реальной заработной платы и стабильно растущая (аб¬ солютно и относительно) земельная рента. В данном случае нас не интересует метод, с помощью которого «классики» придали аналитические свойства своему «видению», т. е. каким образом они формулировали свои «законы» народонаселения, убывающей отдачи в сельском хозяйстве и т. д. и какое аналитическое при¬ менение они им нашли. К этому мы подойдем в следующей гла¬ ве, а сейчас нас интересует только их видение, подоплека их анализа или, если угодно, их предрассудки. Особенно интересно наблюдать в этом видении полное от¬ сутствие воображения. Эти авторы жили на пороге самых удиви¬ тельных процессов развития экономики за всю историю челове¬ чества. У них на глазах широкие возможности превращались в реальность, но они не видели ничего, кроме стесненной со всех сторон экономики и непрерывной и все менее и менее успешной борьбы за хлеб насущный. Они были убеждены, что технологи¬ ческое совершенствование производства и увеличение капитала в конце концов не смогут противодействовать фатальному закону убывающей отдачи. В своем труде Elements Джеймс Милль даже предлагал соответствующие «доказательства». Иначе говоря, все они были стагнационистами. Или, пользуясь их собственным термином, все они ожидали наступления в будущем стационар¬ ного состояния, которое в данном случае означает не аналити¬ ческий инструмент, а будущую действительность. По-видимому, Дж. С. Милль был в лучшем положении. Он отбросил всякий «пессимизм» и был достаточно умен, чтобы по¬ нять, что нет причин оценивать будущее положение масс иначе как «многообещающее». Однако он думал так только потому, что верил, — как другие мальтузианцы, такие как Чалмерс,
750 Часть III. С 1790-х по 1870 е гг. верили до него, — что человечество восприняло урок Мальтуса и было близко к тому, чтобы добровольно ограничить рождаемость, и, таким образом, гонку между капиталом и населением выигра¬ ет первый. В этом Милль оказался лучшим пророком, чем дру¬ гие. Но он не имел представления о том, чего достигнет в ско¬ ром времени капиталистический механизм производства. Напро¬ тив, к концу жизни (около 1870 г.) он стал настоящим стагнационистом в современном смысле, полагая, что экономика частного предпринимательства сделала достаточно много из того, на что была способна, и экономический процесс уже приближал¬ ся к стационарному состоянию. Но между ним и стагнациони- стами нашего времени есть разница. В отличие от А. Смита и Рикардо он рассматривал стационарное состояние без опасения (Основы. Кн. IV. Гл. 6), поскольку устранил из своей аргумен¬ тации пугало перенаселенности. Но он также не разделял опасе¬ ний современных стагнационистов, поскольку не боялся пугала недопотребления. Для него стационарное состояние было очень удобным миром без «суматохи» (его термин), где был бы не прочь жить такой философ, как он, и где царило бы всеобщее умеренное процветание.1 На вопрос, может ли существовать со¬ циальная структура капитализма в условиях, когда утрачена глав¬ ная функция капиталистического предпринимателя, мы можем ответить за него следующим образом: Милль рассматривал на¬ ступление стационарного состояния как очень постепенный про¬ цесс, облегчающий необходимую адаптацию институтам и созна¬ нию людей. В согласии со всеми английскими «классиками» (воз¬ можно, стоит сказать: в согласии с духом того времени) он сильно недооценил роль личной инициативы в процессе экономического развития и соответственно весьма преувеличил значение просто¬ го роста физических средств производства и соответственно важ¬ ность сбережений.2 Принимая теорию инвестиционного процесса 1 Такое стационарное состояние было весьма своеобразным и не соот¬ ветствовало данному выше определению. Оно не вполне исключало технологический прогресс или рост капитала. В действительности оно было стационарным только в отношении населения, и поэтому предполагалось, что в силу этого все остальное будет происходить более спокойно. 2 Конечно, мы можем дать такое определение сбережений, которое сделает данное утверждение бессмысленным. Но я подразумеваю под сбере¬ жением (или бережливостью) характерное, всем известное (если только мы не слишком хорошо знакомы с экономической теорией 1930-х гг.) явление и, следовательно, рассматриваю его как один из факторов процесса накоп¬ ления физических капитальных благ. В таком случае мое заявление озна¬ чает, что Дж. С. Милль, подобно всем, кто продолжил линию Тюрго-Сми¬ та, ошибочно считал бережливость фактором первостепенной важности (ка¬ узальным фактором) этого процесса.
Глава 5. Общая экономика: временной срез 751 Тюрго-Смита, он счел самим собой разумеющимся тот факт, что для капиталовложений прежде всего нужны средства. Инвести¬ ции как таковые не представляли дополнительной проблемы: ни их немедленное осуществление (в нормальном случае оно и было немедленным), ни направление, поскольку не было сомнения, что инвестор будет руководствоваться возможностями капита¬ ловложений, одинаково очевидными для всех и существующими независимо от инвестора.3 В таком случае сбережение было мощ¬ ным рычагом экономического развития и никогда не создавало препятствий; сам по себе акт сбережения не воздвигал их, по¬ скольку накопленная сумма немедленно расходовалась на произ¬ водительный труд; происходящий в результате этого рост произ¬ водственных мощностей не вызывал затруднений, поскольку про¬ дукция правильно спланированного производства всегда могла быть продана по ценам, покрывающим издержки.4 Пользуясь нашим собственным термином, схема экономического развития, представленная Дж. С. Миллем, как и схема Сэя, была в сущ¬ ности непрерывной. Схемы Мальтуса и Сисмонди служат при¬ мерами схем, работающих с перебоями, но в обоих случаях причинами перебоев являлись не столько сбережения как тако¬ вые, сколько происходящий благодаря им рост производствен¬ ных мощностей. Схема Рикардо также была подвержена пере¬ боям, но по другой причине, таящейся в его интерпретации закона убывающей отдачи. Второй тип видения экономического будущего — «оптими¬ стический» — может лучше всего быть представлен такими име¬ нами, как Кэри и Лист. Что бы мы ни думали о достоинствах их технического анализа, у них по крайней мере не было недо¬ статка в воображении. Они интуитивно понимали, что домини¬ рующей чертой капитализма была его способность создавать про¬ изводственные мощности, и они видели его огромные потенци¬ альные возможности в недалеком будущем. Большинство экономистов Европейского континента, проявляя меньшую силу 3 Этот механистический взгляд также был важным элементом в эко¬ номической картине мира (Weltbild) «классиков». Они совершенно не подо¬ зревали о том, какую большую часть капиталистической действительности они тем самым обходили молчанием. 4 Трактовка последнего положения представляет большую трудность, чем это казалось Дж. С. Миллю и экономистам его времени, придерживав¬ шимся того же направления. Однако его оппоненты были ниже, а не выше той ограниченной истины, которую оно утверждало. Кроме того, Милль, хотя и очень узко, только через сбережения, признал наиболее очевидную из всех истин, касающихся капиталистического развития: что в силу своей логики оно имеет тенденцию повышать жизненный уровень масс.
752 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. воображения, но большую глубину суждений, отказывалось раз¬ делять «пессимизм» рикардианцев и Мальтуса. По крайней мере большинство из них смягчило его. Кроме того, вполне естественно, что те, кто в какой-то степени следовал в направлении, обозна¬ ченном Сэем, понимали, что видение Рикардо не подтверждалось ни фактами, ни анализом. Они были названы «оптимистами», и частично (но не полностью) под влиянием Маркса создалась тра¬ диция презирать их как поверхностных ученых. Эта точка зре¬ ния исторически связана со многими писателями типа Бастиа, вполне заслужившими такую характеристику. Но сам по себе этот «оптимизм» был результатом того, что их видение и тео¬ рия были правильнее, чем у «пессимистов», но степень правиль¬ ности какой-либо доктрины ни в коем случае не может всегда положительно коррелировать со способностями тех, кто ее изла¬ гает.5 Третий тип видения экономического будущего и соответству¬ ющих теорий экономического развития будет представлен только Марксом. Основанный на диагнозе социального положения в 1840- 1850-х гг., идеологически искаженный в самом корне,6 безна¬ дежно ошибочный в своем пророчестве непрерывного роста обни¬ щания масс, неадекватно подкрепленный эмпирически и анали¬ тически, труд Маркса все же остается самым мощным из всех. В его общей научной схеме развитие не было тем, чем оно явля¬ лось у других экономистов того периода, т. е. приложением к экономической статике, — оно служило центральной темой. И он сосредоточил свою аналитическую мощь на задаче, заключающейся в том, чтобы показать, как экономический процесс, изменяю¬ щийся в силу собственной внутренней логики, непрестанно изме¬ няет социальную структуру и общество в целом. Мы уже подроб¬ 5 В этом и других отношениях данный случай аналогичен доктрине фундаментальной гармонии классовых интересов. При тщательном рассмот¬ рении эта доктрина оказывается пригодной только частично, но в большей степени, чем доктрина о неизбежном антагонизме классов. Но последняя пропагандировалась с непревзойденной силой и, более того, выражает иде¬ ологию радикальных интеллектуалов. Первая доктрина никогда не выдви¬ галась достаточно энергично или даже убедительно и не совпадает с плана¬ ми радикальных интеллектуалов. Они считают, что над ней можно посме¬ яться, как над комическим персонажем Каспаром Милктостом, и это столь же или более эффективно, чем любой серьезный аргумент. Однако необхо¬ димо отметить вот что. Пессимистические взгляды, независимо от того, какими доводами они подкрепляются, всегда кажутся общественному мне¬ нию более «глубокими*, чем оптимистические. 6 Выше указывалось, что Маркс создал свою картину социальной дей¬ ствительности на основе радикальной идеологии времени формирования его взглядов.
Глава 5. Общая экономика: временной срез 753 но останавливались на величии этой концепции; ниже мы крат¬ ко обсудим ее аналитические аспекты. Здесь мы сможем упомянуть только два пункта. Во-первых, никто, даже самые пылкие оптимисты, с которыми у Маркса этот пункт был общим, не обладал тогда более полной концеп¬ цией, касающейся размеров и мощности капиталистического дви¬ гателя в будущем. С причудливым налетом теологии Маркс неоднократно говорил, что «исторической задачей» или «приви¬ легией» капиталистического общества является создание произ¬ водственного аппарата, отвечающего требованиям более высокой формы человеческой цивилизации. Сколько бы современный по¬ зитивизм ни возмущался его методом, истинность того, что он стремился выразить, достаточно очевидна. Во-вторых, двигатель экономического развития, по Марксу, не был похож на совершенно бесцветный процесс «сбережения» Дж. С. Милля. Маркс связал сбережения (или капиталовложения) с технологическими изменениями, чего нельзя найти в «Принци¬ пах» Дж. С. Милля. Однако все равно двигателем является «сбе¬ режение», которое у Маркса, так же как и у Милля, моменталь¬ но превращается в инвестиции. Использование Марксом термина «накопление», а также его резкие выступления против «детских сказок» (kinder fibel) о том, что физический капитал создается путем сбережений, завуалировали, но не устранили этот факт. У Маркса были причины не любить термин «сбережения», одни из них были вескими, другие — слабыми. В частности, капита¬ листические состояния, как правило, создаются не в результате сбережения денежных доходов и старательного их накопления, а путем создания источников доходов, капитализированная ценность которых составит затем «состояние». Однако выводы из вышеска¬ занного едва ли понравились бы ему больше, чем картина, изобра¬ жающая, как хорошие и бережливые парни копят средства, пока не станут богатыми. Итак, эксплуатация должна продолжаться вечно, причем это предположение является столь жестким, что грозит подорвать на объяснительную ценность его схемы: для общественного процесса в целом основным моментом в любом случае является использование капиталистических прибылей в целях создания производственных мощностей независимо от того, является ли или нет источником прибыли эксплуатация и вкла¬ дываются ли вновь эти прибыли в производство с целью продол¬ жения эксплуатации. Этот основной момент, который должна отметить история экономического анализа, по существу одинаков и у Маркса и у Милля независимо от фразеологических отличий в их способе выражения идеи.
Глава 6 (ОБЩАЯ ЭКОНОМИКА: ЧИСТАЯ ТЕОРИЯ}1 [1. Аксиоматика. Четыре постулата Сениора] [a) Первый постулат] [b) Второй постулат: принцип народонаселения] [c) Четвертый постулат: убывающая отдача] 2. Ценность a) Рикардо и Маркс b) Противники трудовой теории ценности c) Промежуточная позиция Дж. С. Милля 3. Теория международных ценностей 4. Закон рынков Сэя 5. Капитал a) Терминологические споры по поводу определения богатства и дохода b) Структура физического капитала c) Вклад Сениора d) Фундаментальные положения Дж. С. Милля относительно капитала 6. Доли факторов производства a) Прибыли b) Теория процента Маркса, основанная на концепции эксплуатации c) Маркс, Уэст и Рикардо о понижении нормы прибыли d) Теории процента, основанные на концепции производительности e) Теория процента, основанная на концепции воздержания от потребления дохода f) Доктрина фонда заработной платы — пред¬ шественник современного агрегатного анализа g) Рента h) Доли факторов производства и технический прогресс 1 [Раздел 1 данной главы был написан значительно раньше остальной ее части. Рукопись, отпечатанная на машинке, была готова в декабре 1943 г. Очевидно, Й. А. Шумпетер намеревался пересмотреть эти страницы, посвящен¬ ные Сениору, и сделать из них вступление к этой главе. К машинописному тексту, написанному ранее, было приложено много примечаний. Ни данный раздел, ни глава в целом не имели заголовков, но почти все последующие разделы и подразделы озаглавлены. Данный раздел представлен в том виде, в каком он был написан, хотя в нем не хватает надлежащих вводных замечаний и Й. А. Ш. не успел его пересмотреть.]
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 755 [1. Аксиоматика. Четыре постулата Сениора] Сениору принадлежит честь первой попытки сознательно и четко изложить постулаты, которые необходимы и достаточны для того, чтобы постепенно создать (сказать «вывести» было бы ошибочно) небольшой аналитический аппарат, обычно называ¬ емый «экономической теорией», или, иначе говоря, обеспечить для него аксиоматическую основу. Ценность данной попытки лишь незначительно снижена неполнотой перечня постулатов и некоторыми другими его недостатками, а также тем, что Сениор определил этот аппарат весьма узко и приравнял эту теорию к «политической экономии», за что был подвергнут нападкам. Ценность этой попытки усиливает тот факт, что она была пред¬ принята в ходе общей чистки существующего теоретического построения и составила часть более широкой попытки строгой концептуализации. Вначале он отшлифовал концепции богатства и ценности (меновой); затем он выдвинул свои четыре основных тезиса — постулата; и наконец, он представил под неадекватной рубрикой «Распределение» (больше подошло бы название «Обмен» или «Ценность и распределение») ряд дополнительных концеп¬ ций и зависимостей, которые, как предполагается, составляют теоретическую систему вместе с дальнейшим развитием постула¬ тов, решающих большую часть проблем, обычно рассматривае¬ мых под рубрикой «Производство». Как чисто теоретическое на¬ чинание его работа явно выше труда Рикардо. Теперь перейдем к рассмотрению постулатов, пользуясь при этом любой возможно¬ стью, чтобы заглянуть дальше. [а) Первый постулат.] Первый постулат гласит: «Каждый человек желает приобрести дополнительное богатство с возможно меньшими жертвами».2 Подобный тезис, по крайней мере неявно, лежит в основе всех теоретических рассуждений и с тем же успе¬ хом вписался бы и в тексты Рикардо или Мальтуса. Адам Смит и Дж. С. Милль принимали его как нечто само собой разумеющееся, Лодердейл близко подошел к тому, чтобы изложить его открыто. На языке следующего периода, например на языке Маршалла, это положение может быть выражено следующим образом: каж¬ дый человек желает максимизировать разницу между общей сум¬ мой своих удовлетворений и общей суммой принесенных жертв, причем то и другое должно быть приведено к настоящему момен¬ ту. Но какова природа и место этого тезиса? 2 [Постулаты рассматриваются в работе: (Senior Nassau William. An Outline of the Science of Political Economy (1-е изд. — 1836; 6-е изд. — 1872; издатель¬ ство Library of Economics — 1938).]
756 Часть III. С 1790-х по 1870‘в гг. Сениор называет его «продуктом сознания» и отличает от трех других постулатов, которые являются «продуктами наблюде¬ ния». Смысл не изменится, если мы назовем его продуктом инт¬ роспективного наблюдения. Более того, развивая это положение (см., например, р. 27-28),3 он комментирует поведение голландцев, англичан и мексиканских индейцев, что, очевидно, основано на некоторого рода внешних наблюдениях. Следовательно, мы мо¬ жем отнести и этот случай к результатам наблюдений и впредь применять эту общую характеристику ко всем четырем его посту¬ латам или любому другому постулату, сформулированному лю¬ бым экономистом. Таким путем мы подтвердим на примере (и ча¬ стично оправдаем) мнение Сэя о том, что экономическая наука основана на наблюдениях (хотя он называл их «эксперимента¬ ми»), что, как мы видим, несмотря на кажущиеся разногласия, вполне согласуется с позицией Сениора. Никто никогда не отрицал и не опровергал на практике ту истину, что экономическая теория, подобно любой другой, осно¬ вана на наблюдении. Сениор, не уделяя особого внимания на¬ блюдениям и сосредоточившись на выводах из них, мог создать ложное впечатление, кроме того, он сам мог придерживаться ошибочных взглядов относительно сравнительной важности на¬ блюдения и выводов, но на деле, а не на словах, он вовсе не трактовал экономическую науку как toto caelo <полностью> «де¬ дуктивную». Факты, полученные в результате наблюдения, вхо¬ дят в теорию как гипотезы, предпосылки или «ограничения», т. е. как обобщенные утверждения, вытекающие из наблюдения.4 Когда мы хотим подчеркнуть нашу уверенность в их обоснован¬ ности, то называем их «законами», как, например, «психологи¬ ческий закон» Кейнса о склонности к сбережению. В случае, когда мы просто хотим подчеркнуть нашу решимость не подвер¬ гать их сомнению в ходе данного конкретного обсуждения, мы называем их «принципами». Но в действительности все эти сло¬ ва означают одно и то же, и нет причин философствовать по их поводу. Это относится как к фактам, находящимся на границе нашей области науки, так и к фактам, ей принадлежащим. Как указывалось выше, разница состоит только в том, что в первом случае мы не чувствуем полной ответственности за обоснован¬ ность наших утверждений, а во втором ее сознаем. 3 [Ссылки сделаны на страницы издания, опубликованного издатель¬ ством Library of Economics.] 4 Следует отметить, что мы употребляем слово «гипотеза* только в од¬ ном из нескольких его значений. Мы встречались и с другими значениями. Это замечание относится также к словам «закон» и «принцип».
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 757 Совершенно другой вопрос — удовлетворены ли мы тем ти¬ пом наблюдений, который использовали Сениор, Рикардо или Милль. Чтобы понять «классический» или любой другой теоре¬ тический метод, мы должны четко различать три аспекта данно¬ го вопроса. Во-первых, существует проблема выбора из двух спо¬ собов наблюдения: путем интроспекции или путем повседневно¬ го опыта. Многие экономисты более позднего периода, особенно основатели так называемой австрийской школы, твердо стояли за использование обоих типов. В частности, Визер как будто полностью соглашался с Дж. С. Миллем, принимая обыденный опыт как законное основание, стартовую площадку для развития теории. Иногда критики заходили так далеко, что требовали исключить оба метода на том основании, что интроспекция и обыденный опыт всего лишь прикрывают чисто спекулятивные утверждения. В ответ на эту крайнюю форму критицизма можно возразить, что некоторые постулаты, например такие, согласно которым бизнесмены в целом предпочитают делать деньги, а не терпеть убытки, явно недалеки от истины, поэтому нет основа¬ ний настаивать на сложных исследованиях с целью их доказа¬ тельства. Но менее радикальные формы такой критики не могут быть опровергнуты аналогичным образом. Есть случаи, напри¬ мер обычай делать сбережения, в которых нельзя убедительно сослаться на интроспекцию и обыденный опыт, и даже там, где эти методы можно применить, относительная важность и modus operandi <механизм действия> фактов, входящих в постулат, требуют подтверждения с помощью более надежных методов. Теперь мы можем перейти ко второму аспекту нашего во¬ проса. Постулат Сениора включает наблюдение, но, возможно, неадекватное наблюдение. Можем ли мы в таком случае отбро¬ сить все, что находится между обложками его книги? Очевидно, нет. Если освободить постулат от излишних утилитаристских ассоциаций, его следует признать обоснованным. Все возраже¬ ния, которые могут быть выдвинуты против постулата Сениора на том основании, что он преувеличил роль эгоизма, переоценил рациональный элемент в нашем поведении и пренебрег истори¬ ческими различиями в интенсивности желания достичь «богат¬ ства» в различные периоды времени и в разных местах, доста¬ точно полно учтены в его комментариях. Если мы все-таки ис¬ пытываем недоверие, то следует начать соответствующее исследование. Все остальное — чистый обструкционизм. Пока очевидная на первый взгляд обоснованность постулата не будет опровергнута результатами исследования и пока не будут опреде¬ лены конкретные проблемы, для которых такая обоснованность
758 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. неочевидна, но которые тем не менее пытались решить экономи¬ сты-критики, мы можем называть анализ Сениора примитивным, — все учение Сениора, Рикардо и Милля примитивно, причем выво¬ ды не меньше, чем наблюдения, — но мы не можем отрицать его научный характер или называть его в принципе ошибочным. Третий аспект нашего вопроса выявляется, когда мы спра¬ шиваем себя, нельзя ли изменить формулировку первого посту¬ лата Сениора таким образом, чтобы обойти возникшие или могу¬ щие возникнуть возражения. Но, поскольку экономисты рас¬ сматриваемого периода грешили психологизмом в значительно меньшей степени, чем экономисты следующего периода, нам луч¬ ше отложить обсуждение этого пункта. [Ь) Второй постулат: принцип народонаселения]. Второй по¬ стулат Сениора устанавливает следующий принцип народонасе¬ ления: «Население земного шара, или, иными словами, числен¬ ность населяющих его людей, ограничивается только моральным или физическим злом или страхом перед нехваткой тех пред¬ метов богатства, к которым привыкли люди каждого класса» (р. 26). Мы пользуемся данной возможностью, чтобы бегло кос¬ нуться вклада Мальтуса и развернутой по этому поводу дискус¬ сии. Кроме того, уместно добавить несколько замечаний, касаю¬ щихся истории теории народонаселения в последующий период, что позволит нам опустить это в части IV. Такое решение про¬ диктовано тем, что во второй половине XIX в. интерес экономиче¬ ского анализа к этой проблеме значительно ослаб и она выросла в полусамостоятельную науку <демографии», которую невозмож¬ но рассмотреть в данной книге. [Пометка Й. А. Ш.: «Интерес вернулся в наши дни».] Мы уже видели, что все факты и аргументы, представлен¬ ные Мальтусом в первом издании его «Опыта» (1798), вплоть до подробностей анализа и практического применения, были разра¬ ботаны до него таким количеством авторов, что мы можем счи¬ тать их широко известными и общепринятыми в начале 90-х гг. XVIII в. Следовательно, данный случай отличается от еще более многочисленных случаев, чаще встречающихся в экономической науке, чем в других науках, когда идея, которую мы связываем с определенным именем, была предвосхищена «предшественни¬ ками». Это не означает обвинения в плагиате или отрицания «субъективной» оригинальности. Но это снижает вклад Мальту¬ са, который лишь систематизировал и воспроизвел всем извест¬ ные идеи. Значение его огромного успеха в то время (как у профессионалов, так и у политиков) подчеркивается тем фактом,
Глава в. [Общая экономика: чистая теория] 759 что в течение почти целого следующего столетия теория народо¬ населения состояла из аргументов «за» и «против» мальтузиан¬ ской теории. Я также уже упоминал о попытках объяснения этого успеха и самой работы Мальтуса идеологическим механизмом. Приводя причины своего отказа принять подобное объяснение, я все же допустил, что существуют два факта, в какой-то мере его под¬ тверждающие. Один из них — немедленное использование тео¬ рии как довода против мер по повышению общественного благо¬ состояния. Этим аргументом воспользовался Уильям Питт. Сам Мальтус опубликовал, мягко выражаясь, глупый памфлет, где доказывал, как до него это делал Таунсенд, что ни в коем случае нельзя поощрять строительство в приходах коттеджей, посколь¬ ку это может послужить стимулом для заключения ранних бра¬ ков (Letter to Samuel Whitbread... 1807). В результате сложилось общественное мнение, что массы сами виноваты в своем тяже¬ лом экономическом положении и здесь нельзя ничего поделать. Второй факт заключается в следующем: сам Мальтус рассказы¬ вал, что этот аргумент сформировался у него во время споров с «социально настроенным» отцом, а в подзаголовке к первому изданию «Опыта» он многозначительно упомянул «рассуждения г-на Годвина [автора библии радикалов того времени],5 г-на Кон¬ дорсе и других авторов». Я по-прежнему думаю, что эти факты доказывают только то, что каждая идея может быть и будет приспособлена для служения какой-либо идеологической цели, как только она окажется в центре внимания. 5 Уильям Годвин (1756-1836). Основная его работа: Godwin Willian. Enquiry concerning Political Justice. 1793 (2-е [исправленное] изд. — 1796). Его эссе, опубликованные в 1797 г. под заглавием The Enquirer, являются в высшей степени интересными документами того времени и должны занять почетное место в любой истории политической мысли, в частности, как памят¬ ник буржуазному анархизму, осуждающему не только насилие, но и любой вид принуждения. Эта работа по сути носит антиэтатистский характер и провоз¬ глашает равенство как самоцель. Но попытки автора в области экономическо¬ го анализа, что он и сам признавал, были слишком рудиментарными (хотя в меньшей степени, чем у других авторов той группы, представителем которой я выбрал Годвина), чтобы их рассматривать, за исключением его книги Of Po¬ pulation (1820). Любопытно отметить, и это говорит в пользу Мальтуса, что при выходе в свет его работы «Опыт о законе народонаселения» Годвин счел аргументы Мальтуса не только убедительными, но и новыми. Однако затем он изменил свое мнение относительно их убедительности и в своей собственной книге предпринял попытку опровергнуть доводы Мальтуса, при этом обнару¬ жив значительные аналитические способности. Несмотря на противоположное суждение Бонара (Bonar. Malthus and His Work. P. 369 ff), я думаю, следует отметить, что Годвину удалось достичь успеха в отдельных вопросах, и это можно рассматривать как реальный вклад в экономический анализ.
760 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. Однако нас интересует не практическое применение этой теории (или какие-либо другие области ее применения, за ис¬ ключением теории заработной платы, о чем будет говориться ниже), а только сама теория. Как явствует из первого издания, целью теории было показать, что численность населения неиз¬ бежно возрастала быстрее, чем средства существования, и что это было причиной наблюдаемой нищеты. Геометрические и арифметические прогрессии, которым Мальтус, как и другие ав¬ торы, придавал немалое значение, равно как и другие его попыт¬ ки добиться математической строгости, — это всего лишь оши¬ бочные формы выражения его точки зрения, которые можно здесь опустить, отметив, что нет никакого смысла в том, чтобы пытаться сформулировать независимые «законы» поведения двух взаимозависимых величин. Работа в целом демонстрирует при¬ скорбно низкий уровень владения анализом и почти глупа по содержанию. Однако, по крайней мере, не подлежит критике тривиальный вывод Мальтуса о том, что если рост численности населения будет продолжаться в геометрической прогрессии (со знаменателем больше единицы), то через некоторое время созда¬ стся такое положение вещей, когда люди на земле будут стесне¬ ны как сельди в бочке. Второе издание «Опыта о законе народонаселения» Мальту¬ са (1803) представляет собой по сути новую работу, которая кро¬ ме обильного статистического материала содержит совершенно другую теорию,6 поскольку введение понятия «морального огра¬ ничения», хотя и не являлось более новаторским, чем все ос¬ тальное в теории Мальтуса, все же создает существенное отли¬ чие. Однако это 1) не повышает интеллектуальный уровень рабо¬ ты; 2) не увеличивает степень доказательности выводов; 3) не увеличивает объяснительную ценность его аргументации. Что касается первого пункта, то достаточно отметить, что Мальтусу не пришло в голову обсудить другие результаты упомянутого им морального ограничения, кроме его воздействия на численность населения, например обсудить, как это скажется на качестве населения или на системе мотиваций. Что касается второго пун¬ кта, то новая формулировка дала возможность сторонникам его теории по сей день отстаивать точку зрения, согласно которой Мальтус предвидел и учел практически все, что могли бы ска¬ зать оппоненты; однако и в этом случае теория приобретает только 6 [В данном разделе до некоторой степени повторен материал, уже пред¬ ставленный в главе 4 части III и в других местах. При просмотре рукописи Й. А. Ш., несомненно, устранил бы повторы.]
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 761 возможность отступить, сохранив боевой порядок, но потеряв артиллерию. В отношении третьего пункта можно сказать, что введение различных «если» оставляет от всех претензий на уни¬ версальную значимость только упомянутую выше тривиальность, а кроме того, дает возможность объяснить отдельные историче¬ ские ситуации тем, что другие элементы среды отстают в своем развитии от роста численности населения, что можно делать без какого-либо общего принципа. Профессор Кэннан (op. cit, р. 144) ничего не преувеличил, утверждая, что аргументация «Опыта» «разваливается и остается только хаос фактов, собранных с це¬ лью проиллюстрировать действие несуществующих законов». Сам Мальтус не желал признавать все следствия, вытекаю¬ щие из его оговорок, сделанных в издании 1803 г. Напротив, насколько это было возможно, он оставался верен своим перво¬ начальным выводам, в частности заявляя, что его теория спра¬ ведлива для его времени. Следовательно, не были излишними, несмотря на попытки приверженцев Мальтуса убедить своих читателей в обратном, утверждения Сениора и Эверетта7 (и дру¬ гих), которые, честно рассмотрев эти следствия или придя к своим выводам независимо от изучения оговорок Мальтуса и исходя при этом из разных точек зрения и разных аргументов, указывали, как мало осталось в действительности от первона¬ чальной аргументации Мальтуса. Это особенно ясно выражено в формулировке принципа, данной Сениором в работе Outline: «...рост численности населения земного шара... ограничен только моральным и физическим злом или страхом перед нехваткой тех предметов богатства, к которым привыкли люди каждого класса». Тем не менее в отличие от Эверетта Сениор по-прежне- му рассматривал этот принцип как основной постулат экономи¬ ческой науки. В еще большей степени такого мнения придер¬ живались Рикардо, Джеймс Милль, Мак-Куллох и другие. В гла¬ ве «О законе возрастания труда» («Основы». Книга I, глава 10) 7 В работе «Две лекции о народонаселении» к которым добавлена пере¬ писка между автором и преподобным Т. Р. Мальтусом* (1829), Сениор развил взгляды, впоследствии вновь изложенные в его Outline. Он всегда относился к Мальтусу с величайшим уважением и даже называл его благодетелем челове¬ чества (sic!), при этом делая все возможное, чтобы как можно меньше откло¬ няться от того, что он, по всей видимости, рассматривал как твердо установ¬ ленную доктрину. Тем меньше оправданий можно найти для некоторых авто¬ ров более позднего времени, которые с внушающей отвращение важностью третировали Сениора как не слишком умного ученика Мальтуса, которого учителю приходилось поправлять. На самом деле Сениор совершенно ясно понял, до какой степени оговорки Мальтуса означали его отречение от преж¬ них взглядов и в какой мере его верность прежним взглядам вела к противо¬ речиям.
762 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. Дж. С. Милль очень кратко рассмотрел вопрос о народонаселе¬ нии, мотивируя это тем, что данная тема была исчерпывающе разработана Мальтусом, и отсылая к нему своих читателей. Но можно предположить, что он невысоко оценивал важность этого принципа. У него были для этого основания, поскольку, следуя традиции, утвердившейся ко времени, когда он писал «Основы», Дж. С. Милль поставил закон народонаселения в зависимость от «закона» убывающей отдачи земли, что полностью отсутствова¬ ло в «Опыте» Мальтуса. Кроме того, как мы увидим, он был готов допустить наличие множества исключений и оговорок, от¬ носящихся к этому закону. Тем не менее он, несомненно, твердо верил в обоснованность и непосредственную важность мальту¬ зианской теории. В «Основах» это проявилось в его интересе к проблеме стационарного размера населения (Книга IV. Глава 6) и особенно в его утверждении, столь же категоричном, как и нео¬ боснованном, что «плотность населения, необходимая для того, чтобы человечество в наивысшей степени воспользовалось пре¬ имуществами кооперации и социального взаимодействия, уже до¬ стигнута во всех наиболее густонаселенных странах». Тем самым предполагалось, что дальнейшей рост (европейского) населения не создаст ничего, кроме демографического «давления». Его согласие с теорией Мальтуса еще более убедительно подтверждается его несомненной поддержкой идеи контроля над рождаемостью.8 А. Г. Эверетт, американский дипломат и издатель газет, с полным правом назвал свою книгу New Ideas on Population <Ho- вые идеи о народонаселении> (1823), поскольку его основная идея, состоящая в том, что рост численности населения означает рост производства продуктов питания и, скорее всего, влечет за собой усовершенствование методов их производства, была нова в 8 См.: Himes N. Е. John Stuart Mill’s Attitude towards Neo-Malthusianism// Economic History: A Supplement of the Economic Journal. 1929. Jan. Мальтус, большинство его предшественников и некоторые его последователи, такие как Сениор, по-видимому, включили контроль над рождаемостью в число «поро¬ ков» или «моральных зол» наряду с проституцией. Но создается впечатление, что все ведущие философы-радикалы рассматривали эту меру как верное ре¬ шение проблемы. Так считал сам Бентам и, конечно, Френсис Плейс. Джеймс Милль мыслил в том же направлении, о чем свидетельствует его работа Elements (1821. Р. 34). Того же мнения придерживался и Гроут. В таких делах небезопас¬ но полагаться на логику. Отношение к этим вопросам связано с сокровенными элементами нашего психофизического устройства, способными оказать влия¬ ния, о которых мы даже не подозреваем: индивидуальные идеологии возника¬ ют не только на основе определенного социального положения. Я тем не менее думаю, что в отношении теории Дж. С. Милля можно констатировать давле¬ ние чисто экономического диагноза мальтузианского типа, по крайней мере в виде рационализации.
Глава в. [Общая экономика: чистая теория] 763 то время, в любом случае она была значительно новее того, что когда-либо сказал Мальтус. Он ввел две отсутствующие у Мальтуса зависимости между ростом народонаселения и ростом средств су¬ ществования и вне всякой связи со специфически американскими элементами своей аргументации разработал полезный подход к проблеме народонаселения в целом. Таким образом, мы наблюдаем интересное явление: учение Мальтуса, изложенное в его «Опыте», прочно закрепилось в си¬ стеме экономической ортодоксии того времени, несмотря на то что уже к 1803 г. оно должно было быть признано и отчасти было признано принципиально несостоятельным или бесполез¬ ным. Новые основания для такого отношения продолжали быст¬ ро накапливаться.9 Тем не менее учение Мальтуса стало считать¬ ся «правильным» взглядом на проблемы народонаселения, подобно тому как свободная торговля стала «правильной» политикой, которую можно было не принять только по невежеству или зло¬ намеренности; это неотъемлемая часть набора вечных истин, которые следует соблюдать раз и навсегда. Возражающих можно было бы вразумить, если бы стоило тратить на это силы, но их нельзя принимать всерьез. Неудивительно, что некоторые люди, испытывая отвращение к этой презумпции, для которой было так мало оснований, начали ненавидеть эту «экономическую на¬ уку» совершенно независимо от классовых или партийных сооб¬ ражений. Это чувство во многом определило дальнейшую судьбу нашей науки. Однако большинство экономистов, особенно в Англии, под¬ чинились. После 1850 г. интерес экономистов к вопросам наро¬ донаселения снизился, но они редко упускали случай выразить свое уважение к фетишу. Так поступил Маршалл, хотя он прак¬ тически опроверг все основные выводы Мальтуса, так поступили Бём-Баверк и Вальрас, хотя в своих теоретических работах они никогда не пользовались этой теорией. Единственным ведущим экономистом конца столетия, который принимал ее всерьез и неоднократно это подчеркивал, был Виксель. Он возродил также доктрину оптимальной численности населения, которая получи¬ ла всеобщую поддержку. Можно было бы ожидать, что вся эта 9 Следует отметить, что жизнестойкости этого учения способствовало поверхностное наблюдение: наиболее очевидной причиной нищеты и убоже¬ ства отдельной пролетарской семьи был ее размер. Вывод о том, что все были бы богаче и счастливее, если бы ограничили количество детей в своих семьях, представляет собой ту же логическую ошибку, что и другой вывод: если каж¬ дый стремится достичь наилучшего положения, то все получат «максимум о^астья», если их предоставить самим себе.
764 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. трескотня со временем заглохнет, но произошло обратное: после Первой мировой войны она превратилась в канонаду. Г-н Кейнс выступил с заявлением, что проблема, затронутая Мальтусом, по-прежнему жизненно важна и даже обрела новую жизнь, с тех пор как природа уменьшила свою отдачу в ответ на усилия, прилагаемые человеком (он датировал это первым десятилетием XX в.). Экономисты-профессионалы были в шоке, на что, воз¬ можно, и был расчет. Сэр Уильям Беверидж занял противопо¬ ложную позицию. Полемика утихла по причине, не имеющей отношения к науке: в мире наблюдались резкое падение рожда¬ емости и не менее поразительный рост производства не пользую¬ щихся спросом продуктов питания и сырья — людям приходилось решать множество насущных проблем. Г-н Кейнс в какой-то из работ заявил, что экономика— «опасная наука». Это действитель¬ но так.10 Однако закат мальтузианской теории — или, во всяком случае, снижение ее роли в системе общей экономической тео¬ рии — не был заслугой ее оппонентов. Мы можем сделать краткий обзор взглядов этих оппонентов, которые, за исключением, возможно, уже упомянутых Годвина и Эверетта, едва ли поднимались до теоретического уровня. Но, рас¬ смотрев непосредственную применимость теории Мальтуса, они сделали один немаловажный вывод: они достаточно убедительно показали, что его теория в лучшем случае могла бы найти приме¬ нение в отдаленном будущем, но не годилась для объяснения бед¬ ности, существовавшей в тот период. Этого мнения придерживался Оппенгеймер,11 но ранее такую позицию в каком-то смысле зани¬ мал Сениор и гораздо более определенно — Уильям Хэзлитт (Hazlitt William. A Reply to the Essay on Population. 1807). В этой же рубрике мы можем упомянуть «социалистов-рикардианцев» двадцатых годов XIX в., например У. Томпсона,12 который под¬ черкивал, что мальтузианская теория будет совершенно по-разно¬ му работать при разных формах общественного устройства и было бы достаточно, например, экономической независимости женщин и более высокого жизненного уровня, чтобы представить дело в 10 Впервые Кейнс высказался по данному вопросу в своей знаменитой работе ♦Экономические последствия мира*(1919). Сэр Уильям Беверидж пред¬ ставил свою точку зрения в обращении к секции F Британской ассоциации, опубликованном в Economic Journal (1923), и в статье Mr. Keynes’ Evidence for Overpopulation в журнале Economica (1924). Кейнс ответил, и газеты сделали все возможное, чтобы запутать проблему. О послевоенных дискуссиях см.: Wolfe А. В. The Population Problem Since the World War//Journal of Political Economy. 1928, 1929 (три статьи). 11 Oppenheimer Fram. Das BevOlkerungsgesetz des T. R. Malthus. 1900. 12 Thompson. Inquiry into the Principles of the Distribution of Wealth. 1824.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 765 ином свете. Сюда же можно отнести Карла Маркса, превратившего эту «институциональную относительность» теории Мальтуса13 в сме¬ лую идею о том, что «перенаселенность», наблюдаемая в капитали¬ стическом обществе, не имеет ничего общего с непреложными за¬ конами природы, а характерна только для данной формы обще¬ ственной организации и является элементом существующего в ней механизма накопления. Другие противники теории Мальтуса пытались заменить мальтузианскую геометрическую прогрессию другими законами роста численности населения (например, Сэдлер в 1830 г., Дабл- дэй в 1846 г.), которое у них не возрастает до бесконечности, а достигает максимума или стабилизируется раньше достижения точки давления избыточного населения по Мальтусу. Трудность заключалась в обосновании этих гипотез, без использования мо¬ рального ограничения или других мальтузианских факторов. Об этот утес разбивались все корабли — кроме дилетантских наме¬ ков, ничего не предлагалось. Но эти гипотезы повлекли за собой появление других исследований, которые не приводили к кау¬ зальным выводам (по крайней мере, не обязательно приводили); их целью было описать существующие, а также путем рискован¬ ных экстраполяций будущие тенденции. Одну из самых ранних попыток такого рода проделал Ферхулст (1845), и с тех пор здесь пробовали свои силы многие статистики (например, Книббс, Перл, Хотеллинг). Разумеется, законы этого типа нейтральны по отно¬ шению к мальтузианской проблеме. Другие авторы, возражаю¬ щие против теории Мальтуса (наиболее известными из них были Кэри и Чалмерс), подчеркивали значение смягчающих и ком¬ пенсирующих факторов или нежелательных (с точки зрения ев¬ геники) последствий регулирования рождаемости. Для наших целей не обязательно вдаваться в подробности этих идей14 или 13 Данный термин был предложен в статье профессора Вулфа в Энцикло¬ педии общественных наук (Wolfe А. В. Population//Encyclopaedia of the Social Sciences), к которой я, пользуясь случаем, привлекаю внимание читателя. 14 Следует все же добавить несколько ссылок: работа Ж. Гарнье (Gamier J. Du Principe de population. 1857) — яркое доказательство победы Мальтуса во Франции; работа А. Месседалья (MessedagliaA. Della teoria della popolatione... 1858) — талантливая критика исследовательской техники Мальтуса; работа JI. Брентано (Brentano L. Die Malthussche Lehre und Bevttlkerungsbewegung der letzten Dezennien//Abhandlungen der historischen Klasse der KOniglich Bayeri- schen Akademie der Wissenschaften. Vol. XXIV) интересна уже тем, что пред¬ восхищает важное достижение, которое будет упомянуто ниже. Интересно срав¬ нить эту работу с ранее написанной книгой Треверса Туисса (Twiss Travers. On certain Tests of Thriving Population. 1845). К. Каутский, официальный глава марксистской ортодоксии, также внес свой вклад (Kautsky К. Der Einfluss der Volksvermehrung auf den Fortschritt der Gesellschaft. 1880). Наконец, я приведу более позднюю мальтузианскую работу: Vergilli F. Problema della
766 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. мнений, высказываемых биологами. В то же время необходимо упомянуть теорию, которая независимо от того, совместима она или нет с текстом Мальтуса, предлагает вывод, прямо противопо¬ ложный выводу Мальтуса. Это «теория процветания» (Wohlstands- theorie) населения, выдвинутая Момбертом, согласно которой нам следует ожидать падения рождаемости в результате рационализи¬ рующего влияния на поведение людей более высокого уровня жиз¬ ни.15 В каком-то смысле мальтузианцы могли бы заявить, что это развитие их принципа «ограничения», морального или иного. Но тем не менее теория Момберта опровергает любое предсказание, что увеличение средств к существованию (в широком смысле сло¬ ва) всегда или как правило приводит к росту рождаемости. Простой смертный мог бы подумать, что падение коэффици¬ ента рождаемости сначала в высших, а затем в низших слоях общества, сначала в городах, а затем в сельской местности и быстрое приближение к стационарности населения должно бы успокоить волнения экономистов. Но такой смертный, судя по всему, не знаком с экономистами. Пока одни из них еще забав¬ лялись с мальтузианской игрушкой, другие уже заинтересова¬ лись новой. Лишенные удовольствия беспокоиться и нагонять страх на других людей в связи с грядущей или уже существую¬ щей перенаселенностью, они начали поднимать тревогу по пово¬ ду грозящего обезлюдения мира. [Как уже указывалось ранее, в примечании 1, данный раздел на¬ писан значительно раньше остальных пяти разделов и не согласован с остальной частью главы. К нему было приложено множество заметок, предназначенных для использования при пересмотре и переписывании. Здесь не обсуждается третий постулат Сениора: «Производитель¬ ная сила труда и других средств, создающих богатство, может бесконеч¬ но расти в результате использования их продуктов как средств дальней¬ шего производства». Этот третий постулат рассматривается ниже, в § 5 (Капитал) в подразделе «Вклад Сениора»]. [с) Четвертый постулат: убывающая отдача]. Рассмотрим четвертый постулат, гласящий, «что при том же уровне умений popolazione (1924) и вновь работу Р. Гоннара (Gonnard R. Histoire des dcctrines de la population. (1923). Особенно следует упомянуть обширное исследование Дж. Дж. Спенглера (Spengler J. J. French Population Theory since 1800//Journal of Political Economy. 1936. Oct.; Dec. — две статьи). 15 См. работу Момберта по вопросам народонаселения (BevOlkerungslehre) в сборнике М. Вебера (Weber М. Grundriss der SozialOkonomik. 1932) или дру¬ гую его работу: BevOlkerungsentwicklung und Wirtschatsgestaltung (1932). К чис¬ лу 4предшественников* относились Брентано (см. сноску 14) и, с натяжкой, сэр Арчибальд Элисон (Alison Archibald. The Principles of Population. 1840). О Момберте см. ниже» часть IV, глава 6, § lb.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 767 в сельскохозяйственном производстве дополнительный труд, при¬ ложенный к земле в данном районе, обычно дает менее чем про¬ порциональную отдачу, или, иными словами, что хотя с каждым увеличением количества вложенного труда совокупная отдача возрастает, рост отдачи не пропорционален увеличению количе¬ ства труда». По сути, это факт, или гипотеза, или принцип, или закон, или тенденция убывающей отдачи. В формулировке Сени¬ ора нет ничего примечательного, за исключением того, что он сильнее других, особенно сильнее Рикардо, подчеркивал важ¬ ность необходимого условия обоснованности этого принципа — заданного и постоянного технологического горизонта, или, как у него сказано, «при том же уровне умений в сельскохозяйствен¬ ном производстве». Кроме того, Сениор подчеркивал важность подлинных исключений из этого закона, которые значительно изменяют общий тон картины.16 Однако в его трактовке убыва¬ ющей отдачи есть один момент, заслуживающий особого внима¬ ния. Все ведущие экономисты того периода относили убываю¬ щую отдачу только к земле, а многие утверждали, что для промышленного производства действует противоположный «за¬ кон»,— особенно это касается Уэста и МакКуллоха.17 Но, на¬ сколько мне известно, никто не настаивал на «законе» возраста¬ ющей отдачи в промышленном производстве так, как Сениор, утверждавший с небольшими оговорками, что «дополнительный труд, используемый в промышленном производстве, более эф¬ фективен, а в сельском хозяйстве менее эффективен в пропорци¬ ональном отношении» (Outline. Р. 81 ff). При этом он не давал полного объяснения своим читателям, а может быть, и сам не вполне сознавал, что данный закон возрастающей отдачи, если таковой существует, по своей сути совершенно иной и его нельзя выдвигать в качестве альтернативы, на равных правах с законом убывающей отдачи. Таким образом, следует возложить на Сени¬ ора (или на Уэста и Сениора) ответственность за так долго не 16 Мы облегчим себе задачу, если сначала перечислим возможные значе¬ ния термина «убывающая отдача». Данное выражение может означать следую¬ щее: 1) если мы будем добавлять равные приращения к величине одного из используемых факторов, оставив другие постоянными, то общий продукт, на¬ чиная с некоторой точки, будет возрастать убывающим темпом; мы назовем это «убывающей предельной производительностью»; 2) если мы будем добав¬ лять равные приращения к величине одного из используемых факторов, то общий продукт, деленный на величину этого фактора, будет падать, начиная с определенной точки; назовем это «убывающей средней производительностью*; 3) если мы будем добавлять к земле равные «дозы» всех других факторов, то полученные в результате приросты продукции или 4) полученные в результате средние объемы продукции будут падать; эти два последних положения, кото¬ рые мы называем «убывающей отдачей по Миллю», сводятся к первым двум. 17 См.: West. Essay. 1815. § 25; McCulloch. Principles. 1825. P. 277.
768 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. отмиравшую традицию трактовать сельское хозяйство как об¬ ласть убывающей, а промышленность — как область возрастаю¬ щей отдачи. Эта вводящая в заблуждение классификация оста¬ валась таковой до следующего периода. Первые шаги, направ¬ ленные на опровержение подобной точки зрения, были предприняты Эджуортом. Маршалл, конечно, перерос этот взгляд, но вполне определенно от него не отмежевался. Он до конца связывал убывающую отдачу главным образом с производством сырья, что в какой-то мере согласовывалось с учением Сениора. Нам остается воспользоваться данной возможностью, чтобы сделать обзор развития принципа убывающей отдачи в течение рассматриваемого периода. Мы видели, что этого принципа нет в «Богатстве народов». В сущности, все, что говорит об этом А. Смит, сводится к следующему: «постепенное совершенствова¬ ние» приводит к увеличению «количества работы», которая мо¬ жет быть сделана тем же числом рук, причем «в сельском хозяй¬ стве это происходит медленнее, чем в промышленности». Эта неуклюжая фраза описывает факт, который в одних случаях может подтвердиться, а в других нет, но не имеет ничего общего с убывающей отдачей. Но в ней содержится зародыш мнения, оказавшего большое влияние на последующую дискуссию отно¬ сительно убывающей отдачи. Как указывалось выше, Рикардо и другие признавали, а Сениор настаивал на том, что действие убывающей отдачи прерывается в результате научно-техническо- го прогресса. На первый взгляд кажется, что этого факта доста¬ точно, чтобы разорвать связь убывающей отдачи с демографиче¬ ским давлением (основополагающую для картины экономической эволюции, представленной Уэстом—Рикардо—Мальтусом). Однако этот вывод не был сделан (в итоге также и Сениором), поскольку было выдвинуто предположение о минимальных возможностях научно-технического прогресса в сельском хозяйстве. На основе смитовского предположения был выработан дополнительный по¬ стулат, согласно которому научно-технический прогресс в сель¬ ском хозяйстве в долгосрочном периоде не достигнет того уровня, который позволил бы преодолеть убывающую отдачу. В обозри¬ мом будущем18 предельные затраты труда в производстве пище¬ вых продуктов на самом деле возрастут, а не просто будут иметь 18 Необходимо подчеркнуть, что этот рост должен произойти в обозримом будущем, поскольку именно это придало данному предположению практиче¬ скую важность. Рикардо и Мальтус имели в виду больше, чем то, что можно при любых темпах научно-технического прогресса определить объем производ¬ ства, который не может быть достигнут вообще или может быть достигнут при таком резком снижении отдачи, при котором предельные издержки возросли бы при любом темпе совершенствования производства.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 769 «тенденцию к росту». Это пророчество— другого слова не подо¬ брать — было действительно важно для рикардианской группы и публики, иначе убывающая отдача оценивалась бы по достоин¬ ству — как аналитический инструмент, который сам по себе не имеет большого практического значения. Главную заслугу в создании такого аналитического инстру¬ мента мы приписали, несмотря на наличие предшественников, сэру Эдуарду Уэсту (см. выше, глава 4, § 2), потому что, насколь¬ ко мне известно, он был первым, кто создал форму, которую этот инструмент сохранил в течение всего периода и далее, включая «пророчество» — только что рассмотренный дополнительный по¬ стулат.19 Он различает два случая, ставшие классическими: убы¬ вающая отдача как результат необходимости обращения к земле низшего качества и убывающая отдача, явившаяся следствием того «факта», что «нельзя вкладывать дополнительный труд в старую землю [Уэст не добавляет: после достижения определенной точки] с таким же успехом, что и раньше» (§ 10). Первый случай, который мы можем обобщить, включив сюда худшее место¬ положение земли (как справедливо поступил Уэст в § 9), логиче¬ ски элементарен и опирается на надежные наблюдения, согласно которым участки земли отличаются по степени плодородия при выращивании любого данного продукта или использовании любо¬ го метода сельскохозяйственного земледелия. Однако это нам мало что дает, поскольку в данном значе¬ нии убывающая отдача не является ни необходимой, ни доста¬ точной для такого применения «закона», какое когда-либо осу¬ ществлял сам Уэст или кто-нибудь другой.20 Действительно важ¬ 19 Разумеется, нет причин подвергать сомнению его претензию на неза¬ висимое открытие фундаментальной идеи, и не вызывает никакого сомнения, что он был первым, кто увидел эту идею во всех ее аспектах, имеющих отно¬ шение к вопросам экономической теории. Следовательно, работа Уэста (West. Essay on the Application of Capital to Land. 1815), хотя и далеко не безошибоч¬ ная, должна быть поставлена в один ряд с наиболее оригинальными и важны¬ ми работами в данной области. 20 Однако на протяжении всего рассматриваемого периода, и даже позд¬ нее, почетное место занимала убывающая отдача, взятая именно в данном зна¬ чении, так как только оно пришло на ум Стюарту и Ортесу. Поэтому многие авторы полагали, что они отрицали теорию ренты Уэста—Рикардо, указывая, что в экономике не обязательно должна существовать земля, настолько бедная, чтобы за нее вовсе не платили ренту, и утверждая, что если бы все земельные участки были одинакового качества, то рикардианской ренты не существовало бы. Даже Менгер пользовался этим аргументом. Текст Рикардо до некоторой степени оправдывает такие рассуждения, поскольку он неосторожно сделал раз¬ личную степень плодородия земли условием возникновения ренты. Несмотря на то что убывающая отдача в этом смысле не представляется очень проблематичной, она вызвала критику оппонентов. Следует отметить, хотя бы в качестве примера, основное возражение Кэри... [Сноска не окончена.]
770 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. ным является второй случай убывающей отдачи, который следует сформулировать (если мы ограничиваемся землей) следующим образом: допустим, что с целью получения определенного урожая на данном земельном участке последовательно используются оди¬ наковые дополнительные количества труда (или фиксированного набора факторов), тогда при строгом соблюдении условия прочих равных будет достигнута точка, после которой последующие при¬ росты продукта постепенно снижаются и падают до нуля (а если продолжать наращивать количества прикладываемого труда, то начнется прогрессирующее сокращение производства). Эта мысль, правда менее четко, выражена у Рикардо, что является его заслугой. Должно быть, Уэст подразумевал то же значение, поскольку именно оно применимо к его работе Essay on the Application of Capital to Land. Но он выражался неясно и, если понимать его буквально, имел в виду скорее «закон» убыва¬ ющей средней отдачи, чем «закон» убывающей предельной от¬ дачи. Впоследствии именно первый из двух законов формулиро¬ вался большинством авторов, которые либо путали его со вто¬ рым, либо ошибочно считали его наиболее важным из двух.21 Это 21 Так, Сениор говорит, что «при том же уровне умений в сельскохозяй¬ ственном производстве дополнительный труд, приложенный к земле в данном районе, обычно дает менее чем пропорциональную отдачу, или, иными слова¬ ми, хотя с каждым увеличением количества вложенного труда совокупная отдача возрастает [бесконечно?], рост отдачи не пропорционален увеличению количества используемого труда*. Значение словесных формулировок количе¬ ственных по сути положений всегда сомнительно, но я думаю, что обе части фразы подразумевали следующее: обозначим суммарную отдачу через у, а об¬ щий приложенный труд через х, тогда дополнительный труд Ах произведет дополнительный продукт Ау, причем (у + Ау)/(х + Ах) < у/х. Это выражение обозначает уменьшение средней отдачи. Такой знаменитый автор значительно более позднего периода, как Бём-Баверк, иногда по неосторожности (но не в своей собственной работе) явно путал среднюю отдачу с предельной, за что ему досталось от профессора Карла Менгера (сына экономиста Менгера). Этому была посвящена статья последнего, представляющая собой нагоняй от лица логика, весьма полезный для любого экономиста, намеренного серьезно и от¬ ветственно относиться к логичности своих высказываний. Статью полезно изу¬ чить (Menger. Bemerkungen zu den Ertragsgesetzen//Zeitschrift fllr National- Okonomie. 1936. March; Aug.), хотя, как отметил сам профессор Менгер, иног¬ да он проявлял строгость только ради иллюстрации, а не ради важности практического использования обоих понятий. Любопытно отметить, что, не¬ смотря на упомянутый нами решающий вклад Эджуорта, эти вопросы не были полностью решены до появления данной статьи. Следовательно, для их выяс¬ нения понадобился период с 1815 по 1936 г., и, возможно, потребовалось бы еще больше времени, если бы по счастливой случайности проблема не заинте¬ ресовала выдающегося математика. Данный факт показывает, в какой степени оправданы жалобы некоторых экономистов на то, что в их области слишком много внимания уделяется теории.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 771 относится даже к работе Маршалла («Принципы». Книга IV. Гла¬ ва 3, § 1), который сформулировал «закон или тенденцию к убы¬ вающей отдаче» почти так же, как Сениор. Только в 1911г., после того как на это указал Эджуорт, было четко установлено, что понятия средней и предельной убывающей отдачи не эквива¬ лентны и что именно понятие предельной убывающей отдачи необходимо для решения всех проблем максимума. Несмотря на смешение двух понятий, здравый смысл помог избежать оши¬ бок. Но именно эта путаница, насколько я могу понять, послу¬ жила главной причиной, помешавшей окончательной победе идеи убывающей физической отдачи привести ipso facto <в силу са¬ мого факта> к немедленному созданию теории предельной про¬ изводительности и приведшей к тому, что последняя вообще имеет отдельную историю. «Закон» убывающей отдачи — это, конечно, эмпирическое утверждение, обобщение наблюдаемых фактов, которое может быть подтверждено или опровергнуто только путем дальнейшего наблюдения. Интересно отметить, что теоретики продемонстриро¬ вали почти единодушное нежелание это признать. Экономисты один за другим пытались «доказать» данный «закон» на основа¬ нии логически предшествующих и, по их мнению, более очевид¬ ных предпосылок. Это на самом деле можно сделать в отноше¬ нии «закона» убывающей средней отдачи, который, как было показано,22 вытекает из предпосылок более простых, чем сам «закон». Более того, если мы добавим допущения, которые ни¬ кто не сочтет возможным оспорить, этот «закон» также вытека¬ ет из «закона» убывающей предельной отдачи. Но последний не 22 Это было сделано Карлом Менгером-сыном (Menger. Bemerkungen zu den Ertragsgesetzen. P. 48 ff), анализировавшим аналогичные, хотя и не тож¬ дественные доказательства, предложенные Бёмом-Баверком и Викселем. Эти доказательства не достигают цели, поставленной их авторами, которые хотели доказать, что закон убывающей отдачи является «математически непрелож¬ ной теоремой*, но доказали, что такой теоремой является закон средней убыва¬ ющей отдачи в смысле, указанном выше. Таким образом, эти доказательства значительно превосходят выдвигаемые ранее, из которых наиболее примитив¬ ное и наиболее правдоподобное на первый взгляд было основано на ложном мнении, что достаточно простого факта возделывания любой земли, кроме наилучшей, поскольку нерационально обращаться к худшей земле, если толь¬ ко отдача на дополнительные вложения в лучшую землю не убывает. Некото¬ рые из этих аргументов также были проанализированы Менгером, который, кроме того, представил точное доказательство (р. 43) теоремы, изложенной в следующем предложении. За неимением места мы не можем вдаваться в по¬ дробности, но следует упомянуть, что доказательства Бёма-Баверка и Викселя требуют, чтобы удвоение одновременно и земли и «капитала* (или приложен¬ ного труда) приводило самое большее к удвоению продукта, т. е. требуют от¬ сутствия «эффекта масштаба*.
772 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. может быть выведен таким путем, если только мы не включим дальнейшие допущения, которые превратят доказательство в три¬ виальность.23 2. Ценность Как мы видели на различных поворотах нашего пути, про¬ блема ценности всегда должна была занимать центральное поло¬ жение и быть главным инструментом анализа в любой чистой теории, работающей с рациональной схемой.1 В той или иной степени это было признано всеми экономистами рассматриваемо¬ го периода (Марксом не в меньшей мере, чем Сэем), хотя данную тему все еще окутывал некоторый туман. Если у кого-нибудь создалось противоположное впечатление, это объясняется глав¬ ным образом тем, что экономистов того периода наряду с чистой теорией занимали и другие проблемы, особенно институциональ¬ ные аспекты экономической жизни. Аналитические усилия были направлены на объяснение меновой ценности. Дж. С. Милль толь¬ ко закрепил преобладающую практику, подчеркнув, что термин «ценность» в экономической теории был относительным поняти¬ ем и означал лишь меновое соотношение между любыми двумя товарами или услугами. Аналогично термин «цена» означал лишь меновое отношение между произвольной единицей любого товара или услуги и товаром, выбранным в качестве денег. В свете последних дискуссий мы можем сказать, что позиция Дж. С. Мил¬ ля типична для того времени: действительно важной проблемой в рассматриваемый период было объяснение меновых или цено¬ вых соотношений (относительных цен). Денежные (абсолютные цены) считались делом второстепенной важности, которое сле¬ 23 Эмпирические исследования призваны не только найти конкретные формы функций предельной отдачи, но и удостовериться в их основном свойстве. Множество подобных исследований суммировано Э. Г. Фелпсом Брауном в статье The Marginal Efficiency of a Productive Factor (Econometrica. 1936. Apr.). Конкретные формы функций были выведены из гипотез, осно¬ ванных на физиологии растений (см.: Mitscherlich Е. A. Das Gesetz des Minimums und das Gesetz des abnehmenden Bodenertrages//Landwirtschaftliche JahrbUcher. 1909). В любом случае Виксель определенно ошибался, утверждая, что обо¬ снованность «закона почвы» не требует «экспериментального» доказатель¬ ства, поскольку даже в случае средней отдачи требуется проверить упомя¬ нутое в сноске 22 допущение однородности. Но он был прав в ответе на критику Ватерштрадта (две статьи, опубликованные в ThUnen Archiv в 1906 и 1909 гг.), который критиковал «закон», используя ошибочные методы. 1 Мы также узнали, что не каждая теория пользуется такой схемой.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 773 довало рассматривать отдельно, в главе о деньгах. Далее, посколь¬ ку ценность была соотношением, отсюда следовало само собой, что все ценности не могли возрасти или снизиться одновременно. Отсюда также следовало, что не существовало общей ценности всех услуг богатства (или всего богатства), взятых в целом, хотя Рикардо и Маркс придерживались иной точки зрения. Никто не ставил теоретический вопрос о возможности или допустимости фундаментального анализа системы цен, выражен¬ ных только в меновых соотношениях или относительных ценах. Это подразумевает, конечно, что увеличение количества реаль¬ ных денег (т. е. денег, которые не только служат счетной едини¬ цей, но также обращаются и, кроме того, функционируют как «средство сохранения ценности») не влияет на определение са¬ мих меновых соотношений или чего-либо еще важного для пони¬ мания экономического процесса. Или, говоря более привычным языком, это подразумевает, что деньги в сущности являются простым техническим приспособлением, которое можно игнори¬ ровать, когда на повестке дня рассмотрение основных принци¬ пов, или вуалью, которую следует снять, чтобы яснее увидеть скрывающиеся за ней черты. Можно выразить ту же мысль ина¬ че: это подразумевает, что не существует значительной теорети¬ ческой2 разницы между бартерной экономикой и денежной эко¬ номикой. Никто всерьез не пытался доказать корректность тако¬ го метода3 и даже не осознавал необходимости это доказывать. Положение изменилось в наше время. В настоящей момент про¬ сто отметим, что это исключительное выделение «реального» ана¬ лиза могло иметь свои преимущества, хотя оно оказалось не¬ адекватным на более поздней стадии аналитического развития с более высокими стандартами научной точности. Такой подход противодействовал медленно отмиравшим примитивным заблуж¬ дениям. Он помог прояснить понятия и взаимосвязи. Он утвер¬ дил в правах точку зрения, которая нуждалась в этом тогда и, возможно, снова будет в этом нуждаться. Но экономисты того периода даже не сделали серьезного усилия, чтобы доказать детерминированность экономики без ис¬ пользования средства обращения. Поскольку пример Курно не имел последователей, придется считать, что систематическая ра¬ бота такого рода началась только с Вальраса (см. ниже, часть IV, глава 7). Однако в экономической науке, как и в других, мы 2 На практике, разумеется, никто никогда не отрицал, что, поскольку это техническое приспособление может выйти из строя, кредитно-денежная система любого общества всегда влияет на экономический процесс. 3 См.: Милль Дж. С. Основы. Книга III. Глава 26.
774 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. находим, что интуитивное осознание внутренней логики вещей идет дальше того, что было действительно доказано. Подобно веду¬ щим теоретикам предшествующего периода, «классики» чувство¬ вали, что существует явление, которое мы теперь называем эконо¬ мическим равновесием; хотя они не попытались доказать его нали¬ чие, они исходили из возможности такового, воплотив свою интуицию в определенные эмпирические правила, такие как тен¬ денция к приблизительному равенству «прибылей» в различных областях бизнеса, находящихся в аналогичных условиях.4 Мы выводим аналогичное положение из принципа максимизации чис¬ того дохода и связываем его с принципом замещения. Считалось,5 что «классики» не владели последним принципом.6 Это действи¬ тельно так, и это составляет один из самых серьезных недостатков их аналитического аппарата. Однако, несмотря на то что они не сформулировали его явно и не применяли его систематически, нельзя сказать, что они не подозревали о его существовании. Они пользовались принципом замещения в отдельных случаях, и его наличие предполагается в некоторых их положениях. а) Рикардо и Маркс. Мы подразумеваем под теориями цен¬ ности попытки указать факторы, которые объясняют меновую ценность вещи, или (хотя это не вполне одно и то же) факторы, «регулирующие» или «управляющие» ценностью. Начнем с Ри¬ кардо. Мы помним, что А. Смиту можно приписать три разные теории ценности: теорию, основанную на количестве вложенного труда, которая проиллюстрирована им на примере бобра и оле¬ ня; теорию, исходящую из тягости труда и упоминающую «труд и усилия»; теорию издержек, используемую в центральной части его анализа. Нам также известно, что, кроме того, он предлагал принять труд (наряду с «зерном») в качестве относительно ста¬ бильной единицы, выражающей ценность товаров (numeraire).7 4 Проявляемый ими интерес к разнице в нормах получаемой прибыли в одном месте и в одно время, но в разных областях деятельности, обсуждение которой, начиная с А. Смита, составляло часть содержания каждого учебни¬ ка, объясняется главным образом желанием защитить фундаментальное допу¬ щение равенства норм прибыли. 5 См., например: Stigler G. Т. Stuart Wood and the Marginal Productivity Theory//Quarterly Journal of Economics. 1947. Aug. P. 647. 6 Как указывалось выше, Сениор четко сформулировал принцип макси¬ мума. Однако было также отмечено, что ни он сам, ни кто-либо другой не сумели найти ему полного применения. 7 Никогда не лишне повторить, что выбор труда для этой роли на том основании, например, что значение человеко-часа труда менее подвержено из¬ менениям, чем значение унции золота, независимо от того, верно ли это, не имеет ничего общего с принятием трудовой теории ценности. Например, Маль¬ тус выступал против последней, но рекомендовал рабочие дни для выражения
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 775 Рикардо, начавший свою теоретическую работу с изучения «Бо¬ гатства народов», не одобрил то, что он справедливо воспринял как логическую путаницу, и пришел к выводу о необходимости принятия теории ценности, исходящей из количества труда,8 (при¬ мер бобра с оленем), причем не только для «первобытных» усло¬ вий, где не было других ограниченных факторов, кроме труда, но и для всех случаев вообще, даже для тех, где имелись другие ограниченные факторы. В своей первой главе он предпринял попытку развить эту идею. Рикардо, очевидно, счел теорию издержек, выдвинутую А. Смитом, неудовлетворительной с точки зрения логики (воз¬ можно, содержащей логический круг). Теорией ценности на основе тягости труда он, наверное, пренебрег потому, что не увидел разницы между ней и теорией ценности, основанной на количе¬ стве труда. И далее по всей главе он смешивает доводы против отхода А. Смита от трудовой теории ценности с аргументами против выбора Смитом (и Мальтусом) труда в качестве меры ценности.9 Прежде чем отправиться дальше, я сначала попыта¬ юсь устранить с нашего пути эту трудность. Следует различать две вещи. С одной стороны, Рикардо, как и остальные, конечно, сознавал тот факт, что не может су¬ ществовать товар (труд в данном случае не исключение), мено¬ вая ценность которого могла бы служить в качестве неизменно¬ го стандарта для измерения вариаций меновых ценностей других товаров («Начала». Глава 1, § 6). С другой стороны, казалось, что его теория ценности, определяемая количеством труда, при некоторых оговорках, которые мы вскоре обсудим, но в данный момент оставим без внимания, все же дает метод измерения этих вариаций. Там, где меновая ценность единицы труда была бы неудовлетворительной мерой, единица труда сама по себе способ¬ на измерять меновые ценности, поскольку, согласно данной тео¬ рии, количество труда, воплощенное в товаре, «управляет» его ценностью. При оговорках, которые мы сейчас не рассматрива¬ ем, для получения товара по крайней мере теоретически неиз¬ менной ценности требовалось всего лишь вообразить такой то¬ вар, в котором всегда воплощалось бы одно и то же количество труда. В таком случае этот товар обеспечил бы стабильную меру, ценности (в качестве «меры ценности»). Несмотря на очевидную ясность этого обстоятельства, его следует вновь подчеркнуть, поскольку эти две вещи очень часто смешивали даже такие ведущие теоретики, как Рикардо. 8 Имея в виду количество труда, «воплощенного» в товаре. 9 Имеется в виду количество труда, которое какой-либо товар «покупа¬ ет» на рынке, — обычно оно отличается от «воплощенного труда». ЮЗак 3169
776 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. с помощью которой можно измерить вариации относительных цен всех других товаров. Под фунтами и шиллингами числовых примеров Рикардо следует понимать именно такой товар.10 Очень важно понять последствия такого логического tour de force <ловкого маневра>. В силу этого товары приобретали абсо¬ лютные ценности, которые можно было сравнивать и склады¬ вать и которые способны одновременно повышаться и понижать¬ ся, что было невозможно, пока меновая ценность определялась просто как меновое соотношение. Именно это весьма понрави¬ лось Марксу в теории ценности Рикардо. Но последний не разра¬ ботал идею полностью. Более того, назвав своею концепцию цен¬ ности «реальной ценностью», он создал излишнюю путаницу. Наше современное значение данного термина — ценность коли¬ чества денег, выраженная в товарах, которые можно купить на эти деньги, — в то время получало все более широкое распрост¬ ранение, и многих озадачивало то, как использовал этот термин Рикардо. Например, «реальная» заработная плата у него могла снизиться (если количество труда, воплощенное в товарах, со¬ ставляющих реальную заработную плату в нашем понимании, падало вследствие, например, технологического усовершенство¬ вания), когда любой другой сказал бы, что реальная заработная плата возрастала (если количества этих товаров увеличивались). Следует упомянуть еще один пункт, имеющий большое зна¬ чение для понимания теории распределения Рикардо, которая в первую очередь касалась относительных долей факторов произ¬ водства и, в частности, его знаменитой теоремы: «Повышение ценности труда [реальная заработная плата в его понимании] не¬ возможно без соответствующего падения прибыли» (см., напри¬ мер, «Начала». Глава 1, § 4) <Рикардо Д. Указ. соч. С. 52>. Истин¬ ное значение данной теоремы будет обсуждено позднее. Но в гла¬ ве, на которую мы ссылаемся, Рикардо свел ее к тривиальности, объясняя, что если делить продукт между капиталом и трудом, то ♦чем большая доля отдана последнему, тем меньшая останется первому»; в сущности, именно так понимали теорему Джеймс Милль и многие более поздние интерпретаторы (например, А. Ваг¬ нер). Как это произошло? Очевидно, в период написания этого 10 Рикардо получил некоторое удовлетворение от того, что выполнил таким образом наставление Дестюта де Траси, согласно которому ценности должны быть выражены в единицах ценности, как длина выражается в едини¬ цах длины. Но здесь он заблуждался, поскольку, что бы мы ни думали о наставлении Дестюта де Траси, немного поразмыслив, мы увидим, что Рикар¬ до не выполнил его или, скорее, выполнил только с помощью словесного трюка: ценности, которые он измерял в физических рабочих часах, сами по себе не были рабочими часами (таковыми они были для Маркса).
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 777 отрывка Рикардо думал, что относительные доли факторов всегда можно получить через рабочие часы, воплощенные в абсолютных долях. Это справедливо не для всех случаев, а только при посто¬ янном общем количестве примененного труда. (Об этом запутан¬ ном клубке см. в работе Кэннана: Саппап. Op. cit. Р. 341 ff). Далее, на первой странице своего труда Рикардо говорит нам, что полезность является необходимым условием возникнове¬ ния меновой ценности и что «товары, обладающие полезностью, черпают свою меновую ценность из двух источников: своей ред¬ кости и количества труда, требующегося для их производства» <Рикардо Д. Указ. соч. С. 33>. Нелогично отождествляя редкие блага с благами, количество которых не может быть увеличено с помощью труда, и рассматривая их как редкие исключения, он обращается к категории товаров, количество которых можно уве¬ личить человеческим трудом. Я не могу останавливаться здесь (но читатель должен это сделать), чтобы указать на все недостат¬ ки такого начала, и приступлю прямо к центральной теореме рикардианской теории ценности: в условиях совершенной кон¬ куренции (которые Рикардо точно не определил) меновые ценно¬ сти товаров будут пропорциональны содержащимся или вопло¬ щенным в них количествам труда. Первое, что следует отметить относительно данного положения, перекликающегося с «Богат¬ ством народов» (Рикардо ссылается конкретно на главу 5 книги I), заключается в том, что это еще не теория ценности как тако¬ вая в значении, определенном выше. Такая теория содержится в следующей фразе Рикардо: «Это [т. е. труд приложенный или воплощенный. — И.А.Ш.] является в действительности основой меновой ценности всех вещей». Этот тезис является теоремой ценности, справедливой только для совершенного равновесия. Рикардо прекрасно это понимал. В главах 4 и 30 он рассматри¬ вал концепцию рыночной цены Кантильона—А. Смита, кото¬ рую, как и цены на монополизированные блага, поставил в зави¬ симость от спроса и предложения, как будто определение цены спросом и предложением было совершенно отлично от определе¬ ния цены количеством воплощенного труда и несовместимо с таким определением. Но, не имея в полной мере четко сформули¬ рованной концепции совершенного равновесия, Рикардо заявил, что его закон ценности, основанный на количестве вложенного труда, относится к естественным ценам, т. е. к относительным ценам, которые после затухания колебаний, вызванных времен¬ ными возмущениями, в итоге станут преобладающими. По этой причине интерпретаторы, да и сам Рикардо, говорили о его зако¬ не (и о его аргументации в целом) как об «абстракции», относя¬
778 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. щейся только к фундаментальным или долгосрочным тенденци¬ ям. Он не пользовался термином Маршалла «долгосрочный нор¬ мальный уровень», но идея эта у него присутствовала. Второй пункт заключается в том, что данная теорема была бы верна (при идеальном равновесии и совершенной конкурен¬ ции), если бы труд, причем труд одного вида и качества, являлся единственным фактором производства. Это можно было бы рас¬ сматривать как специальный случай более общей теории пре¬ дельной полезности последующего периода.11 Третий пункт, который стоит отметить, говоря о выведен¬ ном Рикардо законе ценности, основанном на количестве труда, это способ, с помощью которого он попытался преодолеть труд¬ ности, стоящие на пути обобщения результата, имеющего силу в особом случае (хотя он так и не доказал этого). Остальная часть его первой главы (§ 2-7) посвящена попытке показать, что его закон ценности в условиях равновесия, хотя и не является вер¬ ным во всех случаях, представляет собой приемлемую аппрокси¬ мацию в условиях совершенной конкуренции. Но в этой главе не рассматривается основная трудность, связанная с наличием огра¬ ниченных природных факторов производства; устранению этих факторов из задачи посвящена вторая глава. Последовав его при¬ меру, мы также на время пренебрежем ими. Рикардо, конечно, видел тот момент, который впоследствии разработал Маркс, т. е. что труд, количество которого «управля¬ ет» ценностями или «регулирует» эти ценности, должен быть обычного качества для данного места и времени, не более и не менее эффективным. Данный труд должен использоваться в со¬ ответствии с преобладающими стандартами технологической ра¬ циональности, т. е. согласно термину, введенному Марксом, это должен быть общественно необходимый труд. Следует учесть также время, затраченное на приобретение квалификации, вклю¬ 11 Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к теореме, рациональ¬ но выведенной в рамках теории предельной полезности, хотя она часто подра¬ зумевалась в теоретических рассуждениях «классиков», особенно при исполь¬ зовании «классиками» «закона» одинаковой нормы прибыли. Согласно этой теореме, в состоянии равновесия все факторы будут размещены по всем облас¬ тям их возможного использования таким образом, что последние приросты каждого фактора дадут приросты продукции равной ценности. Если продук¬ ция — это бобры и олени, а труд — это все, что требуется, чтобы убить их, то бобры, убитые за час охоты, должны стоить столько же, сколько и олени, убитые за час охоты, а следовательно, бобры будут обмениваться на оленей в пропорции, обратной соотношению времени, обычно требующегося для их до¬ бычи. Но это рикардианская теорема, которая не может быть верна при нали¬ чии других ограниченных факторов производства.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 779 чая труд учителя,12 а также «труд, затраченный на орудия, инст¬ рументы и здания, способствующие этому труду» [непосредственно приложенному труду. — Я.АЖ.] <Рикардо Д. Указ. соч. С. 42>. А как насчет природного мастерства или тех его элементов, кото¬ рые не приобретаются трудом? Следуя упомянутой выше традиции XVIII в., Рикардо не считал их достаточно важными. В остальном он, подобно А. Смиту, полагался на рыночный механизм, призван¬ ный определить шкалу оценки различных (природных) качеств труда, с помощью которой один час труда высшего качества мог быть выражен как умноженный обычный рабочий час: если «рабо¬ чий-ювелир» получает за один час работы оплату, вдвое превыша¬ ющую оплату «простого рабочего», то один час работы первого будет просто засчитываться за два часа работы последнего. По¬ скольку такие зависимости незначительно меняются из года в год, то «для коротких периодов они мало влияют на относительную ценность товаров» <Рикардо Д. Указ соч. С. 41>.13 Это может быть так, а может быть и иначе. Следует отметить, что его обраще¬ ние к рыночным ценностям (которые явно не определяются ка- ким-либо количеством труда) в ходе изложения закона зависимо¬ сти ценности от количества вложенного труда, строго говоря, озна¬ чает отказ от последнего независимо от того, было ли это признано автором или нет. Впрочем, несостоятельность принципа зависимости ценно¬ сти от вложенного труда признается в отделах 4 и 5. Здесь Рикардо столкнулся с фактами, говорящими о том, что относительные ценности товаров определяются не исключительно количествами воплощенного в них труда, но также «продолжительностью вре¬ мени, которое должно пройти прежде», чем они «смогут быть доставлены на рынок». Его аргументация сводится именно к это¬ му: неравные соотношения между той частью капитала, которая «предназначена для содержания труда», и той частью, которая «вложена в инструменты, машины и здания», а также неодина¬ ковые сроки службы последней или неравные скорости оборота первой (эти факты подвергаются обсуждению) имеют отношение к относительным ценностям продуктов только из-за элемента време¬ ни, который они вносят в картину производственного процесса.14 12 Рикардо не выразил эту мысль явно, но справедливость требует интер¬ претировать его именно так. 13 Интересно отметить, что Рикардо, по его собственным словам, обсуж¬ давший долгосрочные явления, без всяких колебаний использовал аргумента¬ цию, относящуюся к краткосрочным явлениям. Это еще один пример его край¬ ней небрежности. 14 Отметим еще раз, что этот аргумент связывает учения Рикардо и Бёма-Баверка.
780 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. Это означает, что разные периоды вложения (возможно) равных количеств труда, воплощенных в средствах производства, или (если выразить прямо всем известный факт деловой жизни, ко¬ торый имел в виду Рикардо) различные объемы амортизацион¬ ных отчислений влияют на «естественные», т. е. равновесные, ценности на равных началах с количеством приложенного труда. Итак, похороны закона состоялись. Несомненно, Рикардо пытался свести к минимуму ущерб, нанесенный его основному построению, указывая, что количество труда все еще остается самым важным показателем относительной ценности, — вот по¬ чему выше мы охарактеризовали его теорему как аппроксима¬ цию. По-видимому, такая интерпретация больше справедлива по отношению к нему, чем та, которую предпочли другие историки, вслед за Маршаллом утверждающие, что «в действительности» Рикардо создал теорию ценности, основанную на издержках. Правда, в итоге Рикардо и в самом деле скоординировал при¬ были с количеством вложенного труда. Верно и то, что иногда (см. первое предложение главы 30) он действительно рассматри¬ вал издержки производства (очевидно, включая прибыль) как «окон¬ чательный регулятор» ценностей. Но если бы этим все исчерпы¬ валось, то его изложение свелось бы к окольному способу утвер¬ ждения распространенного в его время взгляда; было бы трудно понять, за что он боролся с таким упорством и каков был пред¬ мет последующей полемики. Только если мы признаем, что он рассматривал (разумеется, ошибочно) вложенный труд как нечто более фундаментальное или важное, чем прибыли, мы поймем, почему он сначала ввел свою теорию ценности при допущении, что структура капитала совершенно одинакова во всех отраслях промышленности. Из того факта, что в таком случае (если вслед за ним устранить влияние природных факторов) соотношения количеств приложенного труда будут «регулировать» относитель¬ ные ценности, он извлек совершенно иллюзорное утешение. Ло¬ гически было бы так же допустимо сказать, что при равных количествах приложенного труда относительные ценности регу¬ лируются структурой капитала или «временем». Следовательно, он, вероятно, считал первый тезис верным в каком-то определен¬ ном значении, в котором последний тезис неверен. Наша интер¬ претация, согласно которой мы характеризуем его теорему как аппроксимацию, кажется мне наиболее очевидной применитель¬ но к автору, совершенно свободному от предвзятостей эмоцио¬ нального или философского характера. Следует, однако, отметить еще один момент. В §§ 4 и 5 главы 1 Рикардо признал факт, что амортизационные отчисле¬ ния влияют на относительные ценности. Он также сформулиро¬
Глава б. [Общая экономика: чистая теория] 781 вал несколько выводов из этого факта. Но он сделал это, так сказать, пожимая плечами, и не предпринял ни малейшей по¬ пытки объяснить свои выводы, если только мы не примем за такое объяснение выражение «просто компенсация за время, в течение которого прибыли не выплачивались». Здесь, как и по¬ всюду, он довольствовался поверхностным рассмотрением вопро¬ сов. Однако он беспокоился о том, как скажется это допущение на его любимом тезисе, гласящем, что «никакие изменения в оплате труда не смогут привести к изменениям относительной ценности... товаров», который можно назвать полемическим ост¬ рием его теории ценности. В принципе им тоже следовало по¬ жертвовать (см. последний абзац § 5). Но в действительности он остался в качестве приблизительной истины — повторю это снова, чтобы быть как можно справедливее к Рикардо. Влияние допущения ограничено специальной теоремой: если, например, заработная плата возрастает, то относительные цены на товары, в производстве которых участвует главным образом «основной капитал» или «основной капитал» с очень длительным сроком службы, будут падать, а относительные цены на товары, «произ¬ водимые главным образом рабочей силой с меньшим основным капиталом или с основным капиталом с меньшим сроком служ¬ бы по сравнению с товаром, в котором выражается цена,15 будут расти». Это положение в наше время окрестили эффектом Ри¬ кардо. Мы иногда избираем странный, извилистый путь, чтобы признать что-либо, не желая в то же время допустить возмож¬ ность вытекающих отсюда выводов. Не стоит тратить время на рассмотрение того, как тракто¬ вали теорию ценности Рикардо члены рикардианского кружка, такие как Джеймс Милль, Де Куинси и Мак-Куллох, и какие ложные проблемы возникли в связи с этой трактовкой.16 Но, 15 Это верно. Маркс допустил ошибку, заменив это средней структурой всего капитала. 16 Однако можно мимоходом отметить инструмент, которым пользовался МакКуллох для обобщения теоремы Рикардо о ценности, определяемой коли¬ чеством вложенного труда. Признавая, что основное затруднение Рикардо было связано с элементом времени, он просто занял позицию, согласно которой количество труда, воплощенное в средствах производства с продолжительным сроком службы, совершает дальнейшую работу в течение всего этого срока. Резкий критик мог бы назвать это чисто словесным и к тому же нелепым приемом. Но допустимо также увидеть здесь особый путь отхода от трудовой теории и признания многообразия факторов или производственных услуг, при¬ нимающих участие в создании ценности продукта. Рассмотренное в таком свете, его рассуждение становится равнозначным расширению понятия труда. Само по себе это не имеет для нас большого значения, но все же указывает в направлении более плодотворной теории.
782 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. прежде чем обратиться к вкладу в науку, внесенному оппонен¬ тами Рикардо, и к промежуточной позиции Дж. С. Милля, стб- ит как можно более кратко рассмотреть некоторые основные положения доктрины единственного великого последователя Ри¬ кардо — Карла Маркса. Теория меновой ценности Маркса также основана на коли¬ честве труда и, если пренебречь переходными мостиками между Рикардо и Марксом, которые проложил У. Томпсон, должна быть названа единственной последовательной теорией такого рода. Вначале нас поражает сходство аргументации Маркса и Рикар¬ до. Маркс задался вопросом, что делает сравнимыми такие раз¬ нородные в своей потребительной ценности товары, и пришел к выводу, что общим фактом для всех товаров является то, что они — продукты труда. Сформулировав, к собственному удов¬ летворению, это весьма спорное положение, поскольку потреби¬ тельная ценность — это не только такой же непреложный факт, но и более общий, Маркс приступил к преодолению трудностей, которые преградили ему путь, почти так же, как это сделал Рикардо. Он кое-что уточнил и подработал (я уже упоминал введенное им понятие общественно необходимого труда), но он, подобно Рикардо, не смог заметить опасности, скрывавшейся за допущением, что рыночные цены труда различного от природы качества могут быть использованы для того, чтобы свести ча¬ сы труда высшего качества к умноженным часам стандартного труда. Я пользуюсь случаем, чтобы отметить тот пункт в технике анализа, который Маркс считал одним из своих наиболее важ¬ ных вкладов в экономическую теорию: он делал различие между трудом, количество которого измерено в часах, и «рабочей си¬ лой» (Arbeitskraft), ценность которой выражена количеством тру¬ да, входящим в товары, потребляемые рабочим (включая товары и услуги, затраченные на его воспитание и обучение), и в опреде¬ ленном смысле «производящим» его рабочую силу. Несомненно, эти товары и их реальная ценность являлись также важными элементами анализа Рикардо. Но он открыто не отождествлял их реальную ценность с реальной ценностью товара рабочая сила. Как нам известно, Сениор сделал шаг к такому отождествлению, Маркс не только завершил этот шаг, но также в своей теории эксплуатации (см. ниже, § 6Ь) использовал концепцию рабочей силы таким образом, о котором не думали и который не одобри¬ ли бы ни Рикардо, ни Сениор. Но даже историки-немарксисты должны были бы понять, хотя в большинстве случаев они этого не сделали, что между
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 783 трудовой теорией Маркса и трудовой теорией Рикардо существу¬ ет гораздо ббльшая фундаментальная разница. Рикардо, самый неметафизический из теоретиков, ввел теорию ценности, осно¬ ванную на количестве труда, просто как гипотезу, задачей кото¬ рой являлось объяснение существующих относительных цен или, точнее, существующих долгосрочных нормальных относительных цен. Но для Маркса, наиболее метафизического из теоретиков, теория ценности, основанная на количестве тру^а, не являлась только лишь гипотезой об относительных ценах. Количество тру¬ да, воплощенное в продуктах, не просто «регулировало» их цен¬ ность. Оно само было их ценностью (ее «сущностью» или «суб¬ станцией»). Все продукты были застывшим трудом. Чтобы про¬ извести впечатление на неметафизически настроенных читателей, позвольте мне тотчас же указать на практическую разницу, по¬ рожденную этим фактом в аналитических построениях наших двух авторов. Когда Рикардо признавал, что элемент времени (или амор¬ тизационные отчисления, которые накапливаются в ходе произ¬ водственного процесса) входит в определение ценностей или от¬ носительных цен, это означало для него признание, что его гипо¬ теза вступила в противоречие с фактами и, как описывалось выше, ее пришлось свести к простой аппроксимации. Но Маркс уже на ранней стадии развития своей теории, до публикации первого тома «Капитала» (1867), признал, что реальные меновые соотношения не соответствуют, даже в качестве тенденции, тео¬ реме Рикардо о равновесных ценностях,17 которую он соответ¬ ственно и не включил в свое учение. Но это не заставило его изменить свою теорию ценности; ценность всегда, для каждого товара, а также для всего объема производства в целом была 17 Этот факт становится очевидным из материала, опубликованного в «Теориях прибавочной стоимости* (1905-1910), и, следовательно, совершенно не являлся таковым до публикации этих томов. Поэтому даже величайший из критиков Маркса в XIX в., Бём-Баверк, придерживался мнения, что Маркс изложил трудовую теорию в первом томе «Капитала», но впоследствии при¬ шел к мысли, что эта теория безнадежно расходится с фактами и был вынуж¬ ден изменить свои позиции в работе, опубликованной после его смерти Энгель¬ сом (1894) как третий том «Капитала». Нежелание Маркса продолжать публи¬ кацию своей работы интерпретировалось как признание неудачи. Другими словами, теория ценности, изложенная в первом томе, интерпретировалась в духе, слишком близком к теории Рикардо. Это была ошибка, из-за которой Бём-Баверк упустил основной момент теории ценности Маркса. Разумеется, нельзя отрицать, что, невзирая на эту ошибку, некоторые его критические замечания не утратили своей силы. Я также не намерен утверждать, что Маркс успешно осуществил свою программу. Это достаточно ясно следует из нашего текста, хотя невозможно полностью разъяснить этот вопрос в пределах имеющегося в нашем распоряжении объема.
784 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. тождественна воплощенному в продуктах труду, каково бы ни было поведение относительных цен. Перед Марксом как раз стояла задача показать, как в силу действия механизма совершенной конкуренции эти абсолютные ценности, оставаясь неизменны¬ ми, преображались таким образом, что в итоге товары, все еще сохраняя свои ценности, не продавались по относительным це¬ нам, пропорциональным этим ценностям. По убеждению Рикар¬ до, любые отклонения относительных цен, кроме временных, от его теоремы пропорциональности означали изменение ценностей; по мнению Маркса, подобные отклонения не приводили к изме¬ нениям ценностей, а только перераспределяли их между товара¬ ми. Ввиду этого мы можем сказать, что Маркс пронес сквозь всю свою теорию идею абсолютной ценности вещей,18 в то время как Рикардо, несмотря на то что местами в его аргументации угады¬ вается данная идея, никогда не делал ее опорой своей аналитиче¬ ской структуры. Можно это выразить иначе: в то время как для Рикардо относительные цены и ценности являлись по существу одним и тем же, и, следовательно, экономический расчет в цен¬ ностях был тем же самым, что и расчет в относительных ценах, для Маркса ценности и цены не представляли собой одно и то же. Тем самым он создал для себя дополнительную проблему, которая, очевидно, не существовала для Рикардо, а именно про¬ блему соотношения между двумя расчетами: расчетом ценностей и расчетом цен (Wertrechnung und Preisrechnung).19 Некоторые выводы из этой теории ценности и ее примене¬ ния будут обсуждены позднее. Но, прежде чем оставить на вре¬ мя данную тему, мы должны обратить внимание на три момен¬ та. Во-первых, для нас это всего лишь построение, созданное в целях анализа, и о нем нужно судить исходя из аналитической пользы и удобства. Для ортодоксального марксиста эта теория может быть святой истиной в некоем внеэмпирическом царстве платонических идей, содержащем «сущности» вещей. Возмож¬ но, сам Маркс воспринимал ее как нечто в этом роде. В действи¬ тельности в марксистской теории ценности нет ничего мистиче¬ ского или метафизического. В частности, ее центральное поня¬ тие — абсолютная ценность — не имеет ничего общего с тем значением, которое мы придаем этому слову в некоторых обла¬ 18 Он был единственным автором, кто сделал это. 19 См.: Ladislaus von Bortkiewicz (1868-1931): Wertrechnung und Preis¬ rechnung im Marxschen System//Archiv fur Sozialwissenschaft. 1906; 1907 (три статьи). См. также: Bortkiewicz Ladislaus, von. Zur Berichtigung der grund- legenden theoretischen Konstruktion von Marx im dritten Band des «Kapital»// JahrbUcher fur NationalOkonomie und Statistik. 1907.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 785 стях философии. Это не что иное, как концепция «реальной ценности» Рикардо, полностью разработанная и полностью ис¬ пользованная. Во-вторых, если читатели следили за нашим рас¬ суждением, то им будет понятно, что возражения, которые мо¬ гут быть выдвинуты против использования Рикардо понятия реальной ценности, неприменимы к теории Маркса. Даже если мы не допускаем, что воплощенный труд является «причиной» меновой ценности в обычном смысле, все равно не существует логического закона, мешающего нам определить воплощенный труд как меновую ценность, хотя это может придать другой и, возможно, вводящий в заблуждение смысл последнему терми¬ ну. В принципе, мы можем называть вещи, как нам нравит¬ ся.20 В-третьих, в то время как Рикардо просто признал суще¬ ствование амортизационных отчислений, а затем остановился, Маркс по крайней мере предпринял попытку, не будем говорить, успешную или нет, включить их в свою схему. Для него аморти¬ зационные отчисления также составляли часть труда, воплощен¬ ного в общем объеме продукции. Рикардо пришлось добавить амортизационные отчисления к затратам труда, а затем объяс¬ нить это. Объяснение существования этих элементов ценности продукта не представляло проблемы для Маркса. Единственной трудностью для него было объяснить, как их можно отсечь от общей ценности, существующей независимо от них. Теперь мы должны прервать на время рассмотрение данного вопроса. На более поздней стадии нашей аргументации мы увидим, что одна и та же трудность, а именно влияние времени, вследствие раз¬ ных подходов предстала перед двумя авторами в виде разных проблем. Как сказал Маршалл, Рикардо считал время великим нарушителем своей аналитической схемы, но оно было также, хотя и менее явно, великим нарушителем схемы Маркса. Ь) Противники трудовой теории ценности. Помните: рикарди- анцы всегда были в меньшинстве, даже в Англии, и только мас¬ штаб личности самого Рикардо создает впечатление, что его уче¬ ние, отчеканенное из смитовского металла, доминировало в науч¬ ной мысли того времени, а другие экономисты являлись всего лишь оппонентами «новой школы», причем оппонентами, не вполне до¬ стигающими уровня ее доктрин. Ближе к истине — как приме¬ 20 Однако Маркс, несомненно, избежал бы путаницы и бесполезной поле- мики, если бы назвал иначе свое понятие абсолютной ценности. Слово «цен¬ ность* неудачно выражало его действительное аналитическое значение. Но выбор другого слова привел бы к значительному потускнению ореола, имею¬ щего агитационное значение. Маркс мог бы использовать термин Рикардо «реальная ценность*, который был не менее обманчив.
786 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. нительно к теории ценности, так и в других областях — противо¬ положное мнение, хотя, несомненно, наше первоначальное впечат¬ ление подкрепляется тем фактом, что почти все эти оппоненты, за редким исключением, уступали Рикардо как полемисты. В обсуждение проблем ценности на нерикардианских осно¬ вах, происходившее с XVIII в., вмешались рикардианские силы. В результате около 1820 г., в год выхода в свет «Принципов» Мальтуса, разгорелась полемика. Ее активная фаза продолжа¬ лась немногим более десяти лет и, несмотря на противополож¬ ные свидетельства немногих стойких рикардианцев (МакКуллох в этом вопросе был заодно с Марксом) и некоторых историков, закончилась поражением рикардианства. В ходе полемики на¬ блюдалось взаимное непонимание и допускались логические ошибки, но в целом она велась на достойном уровне. Ее верши¬ ной явилась работа Бейли21 (см. выше, глава 4, § Зс), влияние которой было значительно большим, чем кажется при поверхно¬ стном рассмотрении. Бейли убедительно показал слабость анали¬ тической структуры теории Рикардо, в частности ошибочность его метода устранения природных факторов из теории ценности, произвольность, которую он допустил, назвав количество труда «единственным определяющим принципом ценности», недостат¬ ки рикардианской концепции реальной ценности и теории при¬ были и т. д. Невежливый ответ со стороны некоторых рикарди¬ анцев в Westminster Review (1826) был удручающе неадекватным, и, хотя лишь несколько современников Бейли отдали ему спра¬ ведливость, в конце концов стало ясно, что он повернул ход событий и нанес решающий удар. Из-за недостатка места мы не можем подробно описать данную полемику.22 Вместо этого мы ограничимся основным предметом спора между Сэем, Мальтусом 21 Bailey Samuel. A Critical Dissertation on the Nature, Measures, and Causes of Value; Chiefly in Reference to the Writings of Mr Ricardo and his Followers. 1825. 22 Нельзя не упомянуть три других произведения, которые внесли важ¬ ный вклад в дискуссию: во-первых, это трактат, озаглавленный Observations on Certain Verbal Dispute on Political Economy... (1821), где с позиций здравого смысла отмечается ложный или фиктивный характер части рассматриваемых проблем; во-вторых, трактат, озаглавленный An Essay on Political Economy... (1822), заслуживающий внимания ранним признанием логической слабости любого объяснения ценности через издержки, а также того факта, что издерж¬ ки влияют на ценность только через предложение; в-третьих, уже упомянутая работа: Cotterill G. F. Examination of the Doctrines of Value (1831), которая, хотя и уступает по силе мысли только что названному трактату, не должна быть забыта, поскольку автор защищал большую часть доводов Бейли. [Пер¬ вые две анонимные работы упомянуты Селигменом в его работе Essays in Economics (p. 81-82).]
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 787 и Рикардо, упоминая другие имена и аспекты только в силу необходимости.23 Прежде чем подойти к главному вопросу, необходимо вспо¬ мнить, что в этот период появились первые работы, в которых была изложена теория предельной полезности. Они не оказали сколько-нибудь заметного влияния, но многие авторы почувство¬ вали, что полезность была более, чем простым условием меновой ценности, как считал Рикардо, что на деле она являлась «источ¬ ником» или «причиной» меновой ценности. Однако найти при¬ менение данной идее им удалось не в большей мере, чем ри- кардианцам, которые именно по этой причине отказались при¬ нять ее. Таким образом, этот подход ничего не дал. Например, Ж. Б. Сэй, следуя французской традиции (особенно традиции Кондильяка), поставил меновую ценность в зависимость от по¬ лезности, но, подобно Кондильяку, он не добавил редкость; за¬ труднение вызвал так часто объяснявшийся до него факт, что такие «полезные» вещи, как воздух или вода, обычно вовсе не имеют меновой ценности. Он заявил, что в действительности они имеют ценность, но она так велика, даже бесконечно велика, что никто не смог бы за них заплатить, а потому все получают их даром.24 Правда, он не остановился на этой нелепости и поднял¬ ся до пусть несовершенного, но все же важного утверждения, что цена — это мера ценности вещей, а ценность — это мера их полезности; его утверждение предвосхитило тезис Вальраса: «Ме¬ новые ценности пропорциональны редкостям» [предельным по¬ лезностям. — Й. А. ДГ.]. Однако по большей части он пользовал¬ ся довольно примитивным анализом предложения и спроса. То же самое относится к Германну (см. выше, глава 4, § 5). Так же, как и во Франции, возможно отчасти под французским влияни¬ ем, традиция теории полезности развилась в Германии. Но она также зашла в тупик, остановившись на признании роли полез¬ ности, которое трудно отличить от рикардианского приписыва¬ ния полезности роли условия ценности. Германн пошел дальше других, но также ограничился в основном оперированием пред¬ 28 Сэй и Мальтус придерживались схожих мнений по вопросу ценности и противоположных мнений по вопросу сбережений и общего перепроизводства. Но в первом случае между ними не было полного согласия, а во втором отсут¬ ствовало согласие между Сэем и Рикардо. Позицию Рикардо в полемике по вопросу ценности в полной мере проясняют его письма Мальтусу: Letters to Thomas Robert Malthus. 1810-1823/Ed. J. Bonar. 1887, его Notes on Malthus’ ♦ Principles» и главы 20 и 30 его работы «Начала политической экономии». 24 Кондильяк, напротив, утверждал, что подобные вещи имеют цену, заключающуюся в усилии, затраченном на их присвоение, например путем вдоха, во время питья и т. д.
788 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. ложением и спросом. Некоторые английские экономисты, такие как Крейг25 и Сениор, добились большего. Что касается послед¬ него, то в общем мнении, которое разделял и Вальрас, приписы¬ вающий Сениору введение понятия предельной полезности, име¬ ется доля истины. Однако я только могу повторить: он не пошел до конца в этом вопросе, и данное понятие, мимолетно блеснув, практически исчезло за простым обсуждением предложения и спроса. Лорд Лодердейл и — на более высоком уровне — Маль¬ тус прямо пошли по пути разработки аппарата предложения и спроса и полностью сосредоточились на нем. Таким образом, для Рикардо основным вопросом с самого начала было сопоставление трудовой теории ценности с теорией спроса и предложения. С теорией ценности, основанной на по¬ лезности (как «источнике» или «причине» меновой ценности), на которую Рикардо только бегло взглянул и от которой тут же отказался, он фактически не был знаком, хотя критиковал ее в своей главе о «ценности и богатстве». Теорию ценности, основан¬ ную на издержках, нельзя назвать полностью ему чуждой, по¬ скольку он рассматривал свою собственную теорию как новую формулировку данной концепции и сам часто говорил об издерж¬ ках, имея в виду затраты труда и капитала. Истинным его вра¬ гом была теория предложения и спроса, которая «превратилась в политической экономии почти в аксиому и стала источником многих заблуждений» (гл. 30, третий раздел). <Рикардо Д. Указ. соч. С. 314>. Читателю следует отметить этот интересный факт, расскрывающий «пути развития человеческой мысли». Ведь он свидетельствует о том, что Рикардо совершенно не разбирался в сути аппарата предложения и спроса и не понимал, какое имен¬ но место в экономической теории он занимает. Он принял этот аппарат за теорию ценности, противоположную его собственной, что делает ему мало чести как теоретику,26 поскольку должно быть ясно, что его собственная теорема о равновесных ценностях может быть обоснована только благодаря взаимодействию пред¬ 26 Работа Джона Крейга (Craig John. Remarks on Some Fundamental Doctrines in Political Economy... 1821) обладает множеством важных досто¬ инств. Он кроме всего прочего понял механизм, с помощью которого измене¬ ние любой цены через высвобождение или поглощение денег влияет на другие цены. Он также понял, подобно Сэю, что (предельная) потребительная цен¬ ность может быть «точно измерена» меновой ценностью (должна быть пропор¬ циональна ей в условиях равновесия). Если бы мы могли себе позволить, что было бы ошибкой, вписать в его слова все формулировки, данные нами в скобках, то мы обнаружили бы здесь, по сути, всего Маршалла. 26 Это относится и к Марксу, принявшему ту же точку зрения, не заме¬ тив, что его теория эксплуатации предполагает действие механизма предложе¬ ния и спроса.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 789 ложения и спроса. Рикардо не преминул бы обнаружить это, если бы попытался вывести теорему рационально, вместо того чтобы утверждать ее интуитивно. Иными словами, если бы он рассмотрел вопрос, почему меновые ценности товаров должны быть пропорциональны количествам вложенного в них стандарт¬ ного труда, то, отвечая на него, пришел бы к использованию аппарата предложения и спроса, поскольку только с его помо¬ щью (приняв соответствующие допущения) можно установить данный «закон» ценности. В таком случае он не смог бы отри¬ цать обоснованность «закона» спроса и предложения для долго¬ срочных нормальных цен на товары, количества которых благо¬ даря человеческому труду могут расти до бесконечности, допус¬ кая в то же время его обоснованность для краткосрочных рыночных цен и для цен на монополизированные или «редкие» товары. Как показал Мальтус, затратив массу усилий (Principles* 1-st ed. Ch. 2, § 2, 3), предложение и спрос всегда участвуют в определении цен, как для долгосрочного, так и для краткосроч¬ ного периода,27 и разница между ними заключается только в уровне, на котором механизм предложения и спроса фиксирует цену. Данный уровень в одном из этих случаев обладает опреде¬ ленными свойствами, а в другом их не имеет. Иными словами, концепции предложения и спроса применимы по отношению к механизму, совместимому с любой теорией ценности и необходи¬ мому для каждой из них. Но Рикардо пользовался таким огром¬ ным авторитетом у некоторых более поздних авторов, что следы его ошибок можно найти не только у Дж. С. Милля, но даже в «Принципах» Маршалла. Так или иначе, механизм предложе¬ ния и спроса, пусть и нелогично, занял место теории ценности,28 и можно даже сказать, что в течение всего рассматриваемого периода сторонники этого механизма выступали против трудо¬ вой теории. Это объясняется не только небрежностью Рикардо, но и их собственной. Мы видели, что они не преуспели в своем анализе полезности, несмотря на то что неоднократно с ней стал¬ кивались. Не более, чем Рикардо, потрудились они и над раз¬ 27 Это вполне справедливо только для чистой конкуренции в смысле, в котором употребляет этот термин профессор Чемберлин. В условиях монопо¬ лии не существует функции предложения; в случае монополистической конку¬ ренции (также по Чемберлину) не существует ни функции спроса, ни функции предложения такого типа, какой наблюдается в условиях чистой конкурен¬ ции. По справедливости, следует ограничить вышеуказанное утверждение последним случаем. 28 Мальтус (см.: Malthus. Principles. 1-st. ed. P. 495) зашел так далеко, что назвал «принцип предложения и спроса первым величайшим и наиболее универсальным принципом» политической экономии.
790 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. работкой теории обмена; этим, как в их, так и в его случае, объясня¬ ется и неправильная трактовка понятия редкости, основополага¬ ющее значение которого для всей теории ценности было уже подтверждено Лодердейлом, Мальтусом и Сениором, а также не¬ понимание ценообразования в условиях монополии.29 Но сторон¬ ники концепции предложения и спроса, — вновь за исключени¬ ем незамеченной концепции Курно (и еще очень немногих, та¬ ких как К. Эллет и Д. Ларднер), — затруднялись даже правильно описать сам аппарат предложения и спроса, право которого на место в экономической науке они пытались подтвердить. Они говорили о желаниях или желаниях, подкрепленных покупа¬ тельной способностью, о «степени» спроса и «интенсивности» спроса, о количествах и ценах и нечетко представляли, как соот¬ нести эти понятия друг с другом. В то время оказалось невероят¬ но трудным делом сформулировать и отличить от понятий «ве¬ личина спроса» и «величина предложения» такие знакомые в наши дни для каждого новичка понятия, как кривые спроса, или кривые готовности купить (при некоторых общих условиях) определенные количества товаров по определенным ценам, и кривые предложения, или кривые готовности продать (при неко¬ торых общих условиях) определенные количества по определен¬ ным ценам. Некоторые успехи в разъяснении этих понятий сде¬ лал Мальтус. Но читателю достаточно заглянуть в работу Сениора (Outline. Р. 14 ff), чтобы убедиться в ошибочности способа, с помо¬ щью которого он пытался объяснить эти простые вопросы. Но были ли они такими уж простыми? Разве из истории всех наук не очевидно, что человеческому разуму значительно труднее изобрес¬ ти самые элементарные концептуальные схемы, чем разработать самые сложные постройки из уже имеющихся элементов? Вопрос о связи издержек производства с предложением и спросом интересовал Лодердейла, Сэя, Мальтуса и других. Вклад Сэя заключается в тезисе, согласно которому издержки произ¬ 29 Это тем более примечательно, что в рассматриваемый период Курно представил (1838) свою классическую теорию монополии, которая прошла не¬ замеченной. В результате преобладали самые расплывчатые идеи о том, что в действительности представляет собой монополия. Даже Сениор говорил «о мо¬ нополии на землю». Однако его можно упрекнуть лишь в терминологической путанице: он имел в виду только ограниченность земли и не пытался в дей¬ ствительности объяснить ренту несуществующей монополией на землю. Одна¬ ко другие пытались это сделать, и не всегда легко отличить, пользовался ли данный автор распространенной терминологией, чтобы обозначить действие ограниченности «дарового» фактора производства, или действительно утверж¬ дал то, что было бы верно, только если бы землевладельцы действовали как один продавец.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 791 водства — это не что иное, как ценность производительных услуг, потребленных в процессе производства, а ценность производи¬ тельных услуг — это не что иное, как ценность товара, явля¬ ющегося результатом этих услуг. Это еще одно его высказы¬ вание, в котором можно ощутить интуитивное понимание, не выраженное, однако, достаточно явственно, чтобы его поняли современники или критики более позднего периода. Мальтус, копая менее глубоко, значительно лучше объяснил вещи в меру своего понимания. В частности, он указал, что издержки произ¬ водства «определяют цены товаров, поскольку их оплата являет¬ ся необходимым условием их предложения» (Principles. Ch. 2, § 3); его утверждение уводит далеко вперед, в направлении уче¬ ния Джевонса. Отсюда можно извлечь еще один урок. Сочетание многих обстоятельств привело к тому, что теория этих авторов находилась в состоянии, которое нельзя охарактеризовать иначе как примитивное; одним из этих обстоятельств было, несомнен¬ но, отсутствие соответствующей техники анализа; в основном это касается количественных отношений, которые нельзя изло¬ жить удовлетворительным образом без математики. Этот же де¬ фект помешал Миллю в попытке подвести итоги. с) Промежуточная позиция Дж. С. Милля. «К счастью, в за¬ конах ценности нет ничего, что осталось бы выяснить современно¬ му или любому будущему автору; теория этого предмета является завершенной» — так писал Дж. С. Милль в 1848 г. (Основы. Кни¬ га III. Глава 1, § 1. <Милль Дж. С. Основы политической эконо¬ мии. М.: Прогресс, 1980. Т. 2. С. 172>), судя по всему, весьма довольный аналитической постройкой, которую он собирался воз¬ двигнуть из имеющегося материала. В действительности эта по¬ стройка не была привлекательным жилищем. Ее основным досто¬ инством было столь яркое проявление дефектов, что даже у слу¬ чайных посетителей возникало желание ее переделать. С одной стороны, нет сомнения, что сам Милль искренне желал представить доктрину Рикардо в усовершенствованном ви¬ де. Именно так трактовалась и до сих пор трактуется его работа в данной области. Опираясь во многом на изложение этой доктри¬ ны Де Куинси, Милль считал, что «полезность» и «трудность достижения» являются условиями существования меновой ценно¬ сти. Но энергия, с которой он настаивал на относительном ха¬ рактере последней, полностью аннулировала «реальную ценность» Рикардо и выхолостила другие элементы его теории. Воздержа¬ ние наряду с количеством труда входит в «издержки». В других вопросах смещение акцентов довершает разрушение того, что Милль намеревался перестроить.
792 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. Но, с другой стороны, собственным вкладом Милля было настолько полное развитие анализа предложения—спроса, что, по словам самого Маршалла, осталось лишь убрать кое-какие недоработки и кое-что уточнить, чтобы прийти к результату, недалеко отстоящему от маршаллианского анализа. Милль не достиг полной ясности или полного и корректного изложения теории предложения и спроса,30 но он пошел значительно даль¬ ше большинства предшественников (по-прежнему за исключени¬ ем Курно), и можно сказать, что он был первым, кто создал учение об основах данной теории. Он, в частности, дал «Уравне¬ ние спроса и предложения» в словесной форме и полностью ис¬ пользовал его в своей главе о ценностях в международной тор¬ говле, рассматриваемой ниже. Конечно, Милль отдал дань уважения тени Рикардо, введя в свою теорию предложение и спрос в скромной роли факторов ценности тех товаров, «количество которых абсолютно ограниче¬ но» (Книга III. Глава 2). К ним он отнес, — конечно, ошибоч¬ но, — монополизированные товары, допуская в то же время, что ценность товаров, «количество которых способно расти до беско¬ нечности без увеличения издержек», определялась этими издерж¬ ками (там же. Глава 3), а ценность товаров, «количество кото¬ рых могло расти без предела, но не без увеличения издержек», определялась «издержками производства в самых неблагоприят¬ ных из существующих обстоятельств» (там же. Глава 5). Но его не столько интересовали предложение и спрос сами по себе, сколь¬ ко уровень, на котором предложение и спрос31 фиксируют равно¬ весные цены в каждом из этих случаев. И он был ближе к свое¬ му замыслу, когда в своих «Заметках о Сениоре» сформулировал «закон предложения и спроса» в совершенно общем виде, опреде¬ лив предложение и спрос как величину предложения и величину спроса: «ценность товара на любом рынке всегда32 будет такова, 80 См., например, его комментарии относительно утверждения Сениора, что ограничение предложения важно для ценности самого труда (Mill John Stuart. Notes on N. W. Senior’s Political Economy/Publ. by F. A. von Hayek// Economica. 1945. Aug.). Милль ответил, что «поскольку труд тягостен, то никто не стал бы трудиться, не получая какого-либо эквивалентного удоволь¬ ствия и выгоды, даже если число работников можно было бы по желанию умножить до бесконечности, а каждый из них мог бы проработать сто тысяч часов в сутки*. Но тягость труда имеет значение только потому, что она приводит к ограничению предложения труда. 31 [По всей книге Й. А. Шумпетер говорит о «предложении и спросе», в то время как Милль и Маршалл обычно писали «спрос и предложение».] 32 Данное положение верно только для конкурентного равновесия, кото¬ рое Милль и подразумевал, говоря о «естественной» или «необходимой» цене. И все же он совершенно сознательно употреблял слово «всегда». Я упоминаю
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 793 что спрос будет точно равен предложению». Я утверждаю, что этот тезис фактически, хотя и не намеренно, замещает закон Рикардо о равновесных ценностях и завершает похороны цент¬ ральной концепции Рикардо — реальной ценности. Данная интерпретация подтверждается отрывком из главы, посвященной ценностям в международной торговле: там, где «за¬ кон издержек производства неприменим», мы должны «вернуть¬ ся к предшествующему закону — закону спроса и предложения» (Книга III. Глава 18, § 1). Если это не означает, что Милль при¬ нял, не вполне сознавая это, именно тот анализ, который был неприемлем для Рикардо, значит, смысл данного отрывка ускольз¬ нул от меня. В массе неудачных тезисов, которые Милль назвал «Краткое изложение теории ценности» (Книга III. Глава 6), так¬ же нет ничего, что можно было бы противопоставить данной интерпретации. Совершенно незначительные уступки сделаны тру¬ довой теории33 (особое внимание следует обратить на тезисы XIII и XV). С другой стороны, неоднократно утверждается антири- кардианская доктрина (особое внимание следует уделить тезисам I, V, VIII). Рикардианская теорема о том, что рента не является элементом издержек производства, поддерживается с оговорка¬ ми, которые, будучи правильно сформулированы и развиты (чего Милль не сделал), равносильны отказу от этой теоремы (см. те¬ зис IX) и предполагают движение в сторону теории альтернатив¬ ных издержек.34 Несомненно, все это создает путаницу, которая, однако, отнюдь не безнадежна. Скорее, ее можно назвать плодо¬ об этом, поскольку в § 4 мы встретимся с аналогичной трудностью в интерпре¬ тации закона Сэя. А потому позвольте мне сразу же указать, что слова «все¬ гда» или «непременно», встречающиеся у авторов прошлого, которым столь недоставало точности, не обязательно означают утверждение тождеств. Оче¬ видно, что Милль имел в виду уравнение, а не тождество, т. е.: «...в равнове¬ сии всегда будет такова». Возможно, это же имел в виду и Сэй. 88 Но теория, объясняющая ценность тяготами труда плюс воздержанием лучше подходит к общей системе его научной мысли. Было бы почти (но не вполне) правильно сказать, что Милль (и Кэрнс) преобразовали рикардиан¬ скую трудовую теорию ценности в теорию «реальных издержек» Маршалла. 34 См. также: Книга III. Глава 16 «О некоторых частных случаях (фор¬ мирования) ценности»; содержание этой главы далеко отходит от вопросов, указанных в заглавии (еще одно доказательство поспешной компоновки рабо¬ ты). Здесь (§1) мы читаем; «Поскольку категория издержек производства в данном случае не подходит, мы должны обратиться к закону ценности, пред¬ шествующему закону издержек производства и более фундаментальному, чем закон спроса и предложения» <Милль Дж. С. Основы политической экономии. Т. 2. С. 330> [курсив мой. — Й. А. Ш.]. И это сказано после утверждения, сделанного только тремя абзацами выше, которое, казалось бы, исключает из сферы действия закона предложения и спроса случаи свободной конкуренции, т. е. именно те случаи, к которым он строго применим. Очевидно, Милль плохо читал Мальтуса.
794 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. творной, поскольку в этой путанице содержатся все элементы, необходимые для ее распутывания.35 Кэрнс был первым, кто попытался сделать это, хотя и без особого успеха. Маршалл преуспел в решении задачи, но при этом привлек идеи, лежащие за пределами горизонта Милля (см. ниже, часть IV, главы 5, 6). 3. Теория международных ценностей Мы уже рассматривали некоторые аспекты внешнеторговой политики периода, о котором идет речь (см. главы 2, 5). Ее денеж¬ ный аспект будет рассмотрен в следующей главе. Здесь же мы коротко обсудим1 чисто теоретическую суть «классического» уче¬ ния о внешней торговле, для которого Дж. С. Милль ввел выраже¬ ние «теориямеждународных ценностей». Нас интересуют главным образом два аспекта: вклад в анализ международной торговли, внесенный данной теорией в тот период, и соотношение этого вклада с изложенной выше теорией ценности во «внутренней торговле». Поскольку большинство авторов-«классиков» были горячими сто¬ ронниками свободы торговли, то их, несомненно, очень заботила возможность показать преимущества или «выгоды», получаемые страной от внешней торговли. Следовательно, многие их высказы¬ вания по данному вопросу имеют отношение к экономической тео¬ рии благосостояния и являются в действительности их наиболее важным достижением в данной области. Однако в текущем пара¬ графе это имеет второстепенную важность. Что касается вклада в анализ международных экономиче¬ ских отношений (не забудьте, что в данный момент мы не учи¬ тываем денежный аспект2), стоит отметить три новшества: 1) от¬ 85 В отношении методов, которые в дни Милля молодости были новы, он был удивительно консервативен: например, в главе 15 «О мере ценности» не содержится ни единой ссылки на индексы цен. Это указывает на узость круго¬ зора, которую можно проиллюстрировать и другими примерами. 1 Вытекающая отсюда неадекватность здесь вполне терпима, так как читатели могут с полным доверием обратиться к прекрасному исследованию данного вопроса в работе профессора Вайнера (Viner J. Studies in the Theory of International Trade. Ch. VIII, IX). 2 Возможность пренебречь денежным аспектом и отдельно рассмотреть бартерный аспект вытекает из свойств «классической» модели экономического анализа, речь о которой шла выше. Это было бы невозможно сделать в рамках каждой системы экономической теории. Мы можем добавить, что в условиях той эпохи отождествить международные экономические отношения с торгов¬ лей товарами и услугами и рассматривать эту торговлю как натуральный обмен товаров на товары было несколько менее нереалистично, чем теперь, хотя в принципе и тогда и теперь это было недопустимо.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 795 дельную теорию международных ценностей; 2) теорему сравнитель¬ ных издержек; 3) теорию взаимного спроса. Первое новшество заключалось в возникновении отдельной теории международных ценностей как таковой. Это в каком-то смысле соответствовало старой традиции, поскольку еще писатели-меркантилисты рас¬ сматривали внешнюю торговлю как нечто по существу и по воз¬ действию отличное от внутренней. Но для «классиков», не при¬ нимавших это проводимое меркантилистами различие, совершенно не было очевидным, что имелась какая-либо существенная раз¬ ница с теоретической или даже практической точки зрения; а если таковая присутствовала, то у них не было ясного понима¬ ния, в чем она состояла. В действительности экономисты никогда не сходились во мнениях по данному вопросу.3 Группа, в кото¬ рой самым ярким светилом был Рикардо, избрала в качестве критерия отсутствие мобильности факторов производства, т. е. члены ее определяли внутреннюю торговлю как торговые связи отраслей промышленности или фирм, между которыми капитал и труд перемещаются беспрепятственно, обеспечивая таким об¬ разом в состоянии равновесия равные нормы дохода на капита¬ ловложения и на труд одинаковой сложности, степени риска и т.д.,— это было весьма важно для их теории внутренней торговли. Внешнюю торговлю они определяли как торговые свя¬ зи отраслей промышленности и фирм, между которыми капитал и труд не могут свободно перемещаться в силу расстояния,4 язы¬ кового барьера, различий между правовыми институтами, незна¬ ния условий жизни и деловых традиций. Это часто понималось неверно. «Классики», конечно, не могли не знать фактов между¬ народной миграции как труда, так и капитала, равно как и того, что эти факторы не были полностью «подвижными» в пределах одной страны. В целях удобства анализа они просто установили два крайних случая в качестве «идеальных типов», которые, 3 Возможно, наиболее очевидная разница между внешней и внутренней торговлей вытекает из того факта, что большинство людей по-разному отно¬ сятся к выгоде своего и чужого государства. Общая привычка выражаться так, как будто торговлю ведут страны как таковые, а не отдельные лица, частично объясняется этой разницей восприятия. Однако некоторые авторы подчеркивали важность различий национальных кредитно-денежных систем. Другие рассматривали проблемы размещения производства как суть теории международных экономических отношений. 4 Элемент расстояния, таким образом, вошел в теоретическую схему, но только в таком виде. Авторы-«классики» не ставили расстояние само по себе, т. е. транспортные издержки, в центр своей схемы. Это было сделано некото¬ рыми из их более поздних последователей или критиков, в частности Сиджу- иком. Нельзя путать это с совершенно другой и значительно более скромной ролью, отводимой расстоянию Рикардо и Миллем.
796 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. хотя и не встречаются в реальной жизни в чистом виде, пред¬ ставляют собой важные элементы того, что имеет место в дей¬ ствительности. Другой вопрос, как возникающее вследствие это¬ го отсутствие реализма влияет на практическую применимость данной схемы. Можно показать, что в той мере, в какой суще¬ ствует разница между подвижностью факторов во внутренней и международной торговле, теория, базирующаяся на данной схе¬ ме, сохраняет свою обоснованность. Кроме того, можно пока¬ зать, что, в той же мере, в какой сокращается ее применимость в области международных экономических связей, теория между¬ народных ценностей становится более употребительной в обла¬ сти внутренней торговли, где преобладает ограниченная мобиль¬ ность факторов. Кэрнс (Leading Principles. Part I. Ch. 3) концепту¬ ализировал это положение, введя термины «промышленная» и «торговая» конкуренция. Первый термин обозначает торговые связи с мобильностью факторов, а второй — торговые связи без мобильности факторов. Он также ввел концепцию «неконкуриру¬ ющих групп» для обозначения групп работников (объединенных по месту жительства) или фирм, члены которых, как правило, не хотят или не могут перемещаться из одной в другую. Пользу¬ ясь данной терминологией, мы можем сказать, что в действи¬ тельности наряду с общей теорией ценности «классики» развили теорию ценности для случая неконкурирующих групп или торго¬ вой конкуренции. Они сделали это, имея в виду в первую оче¬ редь ее применение к анализу международной торговли; но тео¬ ретическая характеристика их новой доктрины не ограничивает ее использование данной практической целью. Вторым вкладом, как известно, была теорема сравнитель¬ ных издержек. Как отмечал профессор Вайнер (Viner J. Studies in the Theory of International Trade. P. 440), А. Смит не пошел дальше утверждения, что в условиях свободной торговли все бу¬ дет производиться там, где самые низкие издержки, включая расходы на транспортировку. Он также отметил, что некоторые более ранние авторы сформулировали более общее положение, согласно которому в условиях свободной торговли товары будут импортироваться, если такой способ их получения будет наибо¬ лее дешевым. Это включает случай, когда экспортируемые това¬ ры стоят дешевле, чем производство полученных в обмен импор¬ тируемых товаров у себя дома, и, таким образом, подразумевает теорему сравнительных издержек.5 Я присоединяюсь к мнению 6 К примеру, упомянутому Вайнером, возможно, следует добавить аргу¬ мент М. Дельфико, приведенный в его меморандуме Sulla liberta del commercio (1797).
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 797 Вайнера, высоко оценившего четкий вывод о том, что импорт выгоден даже в тех случаях, когда импортируемые товары мо¬ гут быть произведены у себя дома с меньшими издержками, чем за рубежом. Эта заслуга принадлежит Торренсу (The Economists Refuted. 1808) и Рикардо. Первый дал название теореме, второй развил ее и победил в борьбе за ее признание.6 Проще всего изложить ее, вновь обратившись к знаменитому примеру Рикар¬ до. Возьмем для примера две страны: Англию и Португалию — и два товара: вино и сукно. Португалия, где эффективность произ¬ водства обоих видов товаров выше, чем в Англии, может произ¬ вести определенное количество вина, использовав труд 80 рабо¬ чих, и определенное количество сукна, использовав труд 90 че¬ ловек, в то время как в Англии производство тех же количеств вина и сукна требует труда 120 и 100 человек соответственно. В данных обстоятельствах Португалия будет успешно «специали¬ зироваться» на производстве вина и импортировать сукно, а Анг¬ лия будет «специализироваться» на производстве сукна и вво¬ зить вино — разумеется, при условии, что вино и сукно будут обмениваться в пропорции от одной единицы английского сукна за 9/8 единицы португальского вина до одной единицы англий¬ ского сукна за 5/6 единицы португальского вина. В первом пре¬ дельном случае все выгоды получает Англия, а Португалия не выигрывает и не теряет ничего; во втором случае все выгоды достаются Португалии, а Англия остается «при своих интере¬ сах». Любое промежуточное меновое соотношение послужит вы¬ годе обеих стран, но если бы торговцы обеих стран действовали как монополисты, то меновое соотношение в указанных преде¬ лах было бы неопределенным. Рикардо и его непосредственные последователи не придали этому значения и с легкостью допус¬ тили, что выгода будет разделена пополам; это может как озна¬ чать ошибку, так и свидетельствовать о простой небрежности. Другие авторы, в том числе Торренс, понимали, что неопре¬ деленность условий торговли или меновых отношений могла быть 6 Несмотря на слабое сопротивление, частично поддерживаемое некомпе¬ тентной аргументацией, можно сказать, что в Англии теорема победила. В Со¬ единенных Штатах она не стала популярной и в еще меньшей степени утвер¬ дилась на европейском континенте, где она осталась в основном не понятой даже фритредерами. Однако эту теорему хорошо изложил Шербюлье, а фон Ман- гольдт усовершенствовал ее или развил в одном очень важном вопросе. (См.: Vi* пег«/. Studies in the Theory of International Trade. P. 458 ff; но если читатель намерен обратиться к тексту оригинала, то ему следует воспользоваться пер¬ вым изданием работы Мангольдта (Mangoldt. Grundriss), вышедшим в 1863 г. с приложением, имеющим отношение к данному вопросу, которое редактор второго, посмертного, издания 1871 г. счел необходимым опустить; см. выше, глаьа 4, § 5).
798 Часть III. С 1790 х по 1870-е гг. устранена, по крайней мере в условиях совершенной конкурен¬ ции (или односторонней монополии), с помощью механизма «вза¬ имного спроса». Я полагаю, что первым в печати этот термин использовал Торренс. Дж. С. Милль, превзойдя самого себя в благородстве, не только защищал Рикардо от любых обвинений в совершении ошибки, но также отказался от притязаний на авторство данной идеи, хотя в эссе, написанном в 1829-1830 гг., но опубликованном только в 1844 г. (в: Some Unsettled Questions) он развил ее во всех основных моментах. Отсюда он взял главное содержание § 1-5 знаменитой главы 18 своих «Основ» (книга III),7 которая фактически поставила на ноги теорию взаимного спро¬ са, — третий вклад, внесенный в течение рассматриваемого пе¬ риода в общий анализ международных экономических отно¬ шений. Поскольку данная проблема была сложна и превышала тех¬ нические возможности Дж. С. Милля, то он приступил к ее решению с помощью большого числа упрощающих допущений; некоторые из них он попытался переместить в §§ 6-9 своей гла¬ вы. В частности, сначала он ограничил свои рассуждения случа¬ ем, рассматривающим только два товара и две страны, причем страны должны иметь сходные размеры и производственные мощ¬ ности; действительно, именно в этом случае можно нагляднее всего продемонстрировать данный принцип. С целью определе¬ ния точки в диапазоне, установленном сравнительными затрата¬ ми, к которой будет стремиться меновое соотношение или усло¬ вия торговли между двумя странами и двумя товарами, Милль еще раз вернулся к логически «предшествующему» (фундаментальному) закону предложения и спроса. Он отметил, что (при условии достаточно обширных допущений) равновесное меновое отношение может быть определено условием, согласно которому количество каждого из двух продуктов, приобретаемых импортирующей страной при данном меновом соотношении, дол¬ жно быть равно количеству, предоставляемому при этом соот¬ 7 Только эти пять параграфов указанной главы приобрели мировую изве¬ стность. Остальная ее часть, добавленная в третьем издании как ответ на «ра¬ зумную критику* друзей, не получила своей доли аплодисментов и была при¬ знана «трудной и неясной» даже такими верными сторонниками Милля, как Бэстейбл и Эджуорт. Я не могу вполне разделить их мнение. В этой части главы имеются ценные вклады в анализ. Например, Милль никогда не подходил так близко к пониманию сути и возможностей применения концепции эластичности спроса (которую он назвал «растяжимость* <extensibiliy>), как в § 8. Часть критики в адрес Милля основывалась здесь только на неуклюжести и двусмыс¬ ленности выражений, неизбежных в случае словесного представления данной концепции, не подкрепленного ничем, кроме числовых примеров.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 799 ношении экспортирующей страной (уравнение международного спро¬ са).8 Предполагается, что если одна страна готова взять больше или меньше товара при данном меновом соотношении, чем другая страна готова предоставить, то конкуренция «покупателей» или «продавцов» скорректирует меновое соотношение до значения, от¬ вечающего данному условию.9 К чести Милля, следует отметить, что он видел, что это не исключит возможность нескольких равно¬ весий10 и могут возникнуть щекотливые вопросы; однако мы не имеем возможности коснуться их здесь. Стоит также отметить, что он хорошо использовал созданный им аппарат. В частности, заслуживает упоминания его трактовка влияния технических усо¬ вершенствований в экспортных отраслях, которые не обязательно благоприятны для экспортирующей страны (см. § 5). Для дальней¬ шего освещения вопроса отсылаем читателя к широко известному трактату профессора фон Хаберлера.11 Сразу же отметим, что в этой области Маршалл всего лишь отшлифовал и развил идеи Милля, создав на базе его концепции элегантную геометрическую модель (The Pure Theory of Foreign Trade. 1879), во многом прояснившую теорию.12 Он хорошо по¬ 8 Эквивалентная формула, согласно которой меновое отношение уравни¬ вает стоимость экспорта и импорта, проще, но она менее наглядно, чем наша, показывает, что данное положение является условием равновесия, а не тожде¬ ством. 9 Это неявное допущение Милля в действительности составляет дополни¬ тельное, так называемое вторичное условие, или условие стабильности. 10 Этот вопрос представляет некоторую сложность. С одной стороны, как указывал профессор Вайнер (Viner J. Studies in the Theory of International Trade. P. 537), Милль имел правильное представление о сути своего уравнения предложения и спроса, т. е. он понимал и в ответ на возражения утверждал, что это было условие равновесия, а не тождество, которое, конечно, не смогло бы послужить для определения точки равновесия. Его письмо к профессору Кэрнсу (Letters/Ed. S. R. Hugh Elliot. 1910) доказывает, что он хорошо пони¬ мал эту разницу. Но, с другой стороны, он утверждал (§ 6 главы о междуна¬ родных ценностях) следующее: «Возможно, условия [уравнения международ¬ ного спроса] могли бы быть в равной мере удовлетворены любым числовым показателем, который можно было бы предположить*, и это превратило бы данное «уравнение* в тождество. Однако если прочитать данный отрывок в контексте, то мы без труда поймем, что в действительности он означает лишь осознание возможности существования больше чем одного положения равнове¬ сия, и тогда вместо недостатка, к которому привлекли внимание критики, включая Эджуорта, увидим явное достоинство, заслуживающее признания. 11 Haberler G., von. The Theory of International Trade. 1936. Ch. 9-12. Эта работа охватывает также тему сравнительных издержек; она поможет читателю, которому мое краткое изложение покажется неудовлетворительным или даже непонятным. 12 Относительно данной модели см. работу Хаберлера (Haberler G.% von. The Theory of International Trade. P. 153 ff), а также Приложение J к работе Маршалла (Marshall. Money, Credit and Commerce. Appendix J). Издательство Лондонской школы экономики в 1930 г. выпустило под заглавием Pure Theory (Foreign Trade—Domestic Values) переиздание статей Маршалла 1879 г.
800 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. нимал (см.: Memorials of Alfred Marshall/Ed. A. С. Pigou. 1925. P. 451), что его кривые «были настроены на определенный лад, указанный Миллем». Это относится даже к геометрическому ап¬ парату: аргументация Милля читается как своего рода неуклю¬ жая инструкция по выбору тех или иных кривых. Знаменитое новое изложение Эджуорта (Edgeworth. The Pure Theory of Inter¬ national Values//Economic Journal. 1894; reprint: Papers Relating to Political Economy. Vol. II) добавило много интересных дета¬ лей, но в основных положениях не пошло дальше Милля. Серь¬ езные возражения возникли не раньше 1920-х гг., но даже тогда ведущие специалисты в данной области в основном разделяли учение Милля. Поскольку авторы-«классики», развивая теорию международных ценностей, имели в виду защиту свободной тор¬ говли — их главной практической цели, то они, естественно, были весьма заинтересованы в демонстрации «выгод», которые приносит стране международная торговля. Ранее мы уже отмеча¬ ли искажения, вносимые вследствие этого в их аргументацию, и их тенденцию недооценивать возможности односторонней выго¬ ды от протекционизма. Сейчас нас больше интересует, как они определяли эти выгоды, а также квантифицировали их. Конеч¬ но, на ранних стадиях обсуждения было совершенно достаточно сказать, что внешняя торговля позволит обеспечить нацию това¬ рами, которые она не может производить совсем или может это делать только при более высоких издержках. Подкрепив послед¬ ний аргумент принципом сравнительных издержек, Рикардо тем не менее, естественно, подчеркивал полученную в результате этого экономию в издержках на единицу продукции. Следует рассмот¬ реть два аспекта данного вопроса. С одной стороны, это то же самое, что и подчеркивание роста количества продукции на еди¬ ницу издержек.13 Конечно, Рикардо признавал, что внешняя торговля не может увеличить общую сумму реальной ценности (в его понимании) в какой-либо стране, но «она будет очень сильно способствовать увеличению массы товаров, и следовательно количества жизненных удобств» (Начала. Глава 7; <Рикардо Д. Указ. соч. С. 112>). Здесь он останавливается в силу своего глу¬ бокого убеждения в невозможности измерить полезность (потре¬ 13 Обратившись к примеру, с помощью которого Рикардо объяснял дей¬ ствие принципа сравнительных издержек, мы отмечаем, что если бы Англия и Португалия производили каждая по одной единице сукна и по одной единице вина, не прибегая к торговле, это потребовало бы вместе 390 единиц труда, в то время как после специализации, установленной благодаря свободной тор¬ говле, на производство тех же самых четырех единиц было бы затрачено толь¬ ко 360 единиц труда.
Глава б. [Общая экономика: чистая теория] 801 бительную ценность).14 И все же мы могли бы выразить смысл идеи Рикардо, сказав, что внешняя торговля увеличивает удо¬ вольствие на единицу реальной ценности (в его понимании). В лю¬ бом случае именно до этих пор он дошел в области экономиче¬ ской теории благосостояния применительно к внешней торговле. Это дальше, чем принято думать. С другой стороны, внешняя торговля влияет на структуру рикардианской реальной ценности следующим образом: если, как это было в Англии, импорт в значительной степени состоит из продуктов питания и других предметов первой необходимости (таких, как ситец), широко по¬ требляемых рабочим классом, тогда доля последнего в общей ценности упадет, а реальная ценность прибылей и норма прибы¬ ли возрастут. Излишне говорить, что в этом заключается основа аргументации Рикардо в пользу свободной торговли: внешняя торговля увеличивает «счастье человечества», улучшая аллока¬ цию ресурсов и посредством «изобилия и дешевизны товаров» создавая «побудительные мотивы для сбережений и накопления капитала»; но при этом внешняя торговля не приводит к росту прибылей, за исключением временного, если только это не спо¬ собствует сокращению рикардианской реальной ценности това¬ ров, покупаемых на заработную плату, так же как в случае тех¬ нологического совершенствования их производства. Все, что можно найти по этому вопросу у Мальтуса, не противоречит теории Рикардо. Конечно, как отмечал профессор Вайнер (Viner J. Studies in the Theory of International Trade. P. 531), он мог бы сказать, что «сумма удовольствий» — это ненадежное понятие, поскольку внешняя торговля оказывает влияние на распределение доходов, причем, предположительно, в направлении, которое может оказаться неблагоприятным для лиц с небольшими доходами. Но он этого не сказал. В то время никто этого не говорил, за исключением некоторых политиков, выступающих от лица фермеров в полемике, посвященной анг¬ лийским Хлебным законам. Я, конечно, не утверждаю, что Ри¬ кардо или Милль удовлетворительным образом трактовали ас¬ пекты благосостояния, связанные с внешней торговлей. Объек¬ 14 Но, поскольку, по его словам, внешняя торговля приводит к увеличе¬ нию суммы удовольствий (слова «сумма» здесь, конечно, неуместно, если по¬ лезность неизмеряема), он не должен был говорить, что полезности не могут сравниваться. Ведь принцип сравнительных издержек имеет смысл только ввиду возможности сравнивать полезности. С некоторой натяжкой мы могли бы приписать Рикардо современную идею, согласно которой существует такая вещь, как «ординальная полезность*, хотя не существует такой вещи, как «кардинальная полезность», т. е. полезность может быть больше или меньше другой полезности, но не может быть во столько то раз ее больше или меньше.
802 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. тивно теория взаимного спроса Милля была шагом вперед, по¬ скольку она прямее указывала на аспекты благосостояния (по¬ лезности). Но сам Милль не воспользовался предлагаемыми дан¬ ным методом возможностями. Это предстояло сделать Маршаллу и Эджуорту, которые создали методы, правда устаревшие в наши дни, но в 1890-х гг. удовлетворявшие многих (см. ниже, часть IV, глава 7. Приложение). Они, в особенности Эджуорт, критикова¬ ли Милля за то, что он давал оценку выгоды от внешней торгов¬ ли исходя исключительно из критерия меновой ценности (усло¬ вий торговли).15 Ввиду того, что Рикардо подчеркивал рост средств для получения удовольствий, данная критика вряд ли относится к нему. К Миллю она подходит больше, но не намного. Оба правильно понимали суть «выгод общества от торговли». Пра¬ вильнее было бы сказать, что они вовсе не намеревались их из¬ мерять и остановились на том, что Кэрнс с сожалением назвал «неопределенным и неясным результатом» (Leading Principles. P. 506 английского издания; в американском издании пагина¬ ция другая), чем утверждать, что они пытались дать их оценку исходя из условий торговли. Теперь зададим следующий вопрос: как соотносились тео¬ рии сравнительных издержек и взаимного спроса с общими тео¬ риями ценности, разработанными Рикардо и Миллем, или, если выразиться более обычным способом, какова зависимость между их теориями внешней и внутренней ценности? Прежде всего, каково было соотношение между теориями сравнительных издержек и взаимного спроса? Благородство Милля затруднило очевидный ответ. Как явствует из его работы Essays on Some Unsettled Questions (1844. Essay 1: Of the Laws of Interchange between Nations), он представил свое уравнение вза¬ имного спроса как скромное дополнение к принципу сравнитель¬ ных издержек Рикардо, которое великий первооткрыватель за неимением времени не смог добавить сам. Большинство истори¬ ков и критиков придерживались того же взгляда, хотя он совер¬ шенно ошибочен. Графики спроса и предложения, пересечение которых дает геометрическую картину уравнивания взаимного спроса, представляют подход, который Рикардо всегда отвергал, 15 Иными словами, Эджуорт и другие обвинили Милля в том, будто он считал, что общая выгода страны от торговли всегда возрастала или падала, по мере того, как возрастала и падала ее выгода на единицу экспортируемых товаров (количество немецкого льна, которое Англия получала за единицу своего сукна). Точно так же экономисты, пишущие на тему заработной платы, иногда допускают, что национальный фонд заработной платы всегда растет или уменьшается с ростом или падением ставок заработной платы.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 803 за исключением случаев временных колебаний и монополизиро¬ ванных товаров. Они вводят новый и более общий принцип, точ¬ но так же как в области теории денег общая теория валютных курсов не дополняет тезис о том, что в условиях международно¬ го золотого монометаллизма валютные курсы находятся между золотыми точками и в этом смысле «определяются» ими, а вы¬ тесняет этот тезис с ключевой позиции, которую он ранее зани¬ мал. Как общая теория свела теорему золотых точек к статусу одного из многих положений, относящихся к специальному случаю, так и теория взаимного спроса свела принцип сравни¬ тельных издержек к положению о частном аспекте торговли в условиях торговой конкуренции, которое сохраняет некоторое значение (поскольку оно позволяет эффективно бороться с прева¬ лирующими заблуждениями), но более не является основопола¬ гающим в теории международных ценностей.16 Таким образом, обе теории и не дополняют друг друга, и не являются альтерна¬ тивными теориями международных ценностей — они соотносят¬ ся между собой как частная теорема с общей теорией. Теперь о том, что касается отношения концепций сравни¬ тельных издержек и взаимного спроса к общим теориям ценности их авторов. Что касается Рикардо, мы можем рассматривать прин¬ цип сравнительных издержек как исключение из закона ценно¬ сти, основанного на количестве вложенного труда, поскольку в описанном им случае товары не обмениваются согласно данному закону. Это исключение тем серьезнее, что оно охватывает не только международные ценности, но также и внутренние во всех случаях, когда подвижность рабочей силы не является совер¬ шенной. В действительности вместе со всеми другими исключе¬ ниями и оговорками, которые был вынужден внести Рикардо, это разрушает всю структуру его теории ценности. Но почти с тем же основанием мы можем интерпретировать принцип срав¬ нительных издержек как ответвление трудовой теории ценности, с точки зрения которой Рикардо рассматривал проблему между¬ народной ценности и на основании которой он разработал техни¬ ку своей аргументации. Высокие авторитеты (Улин, Мейсон) утверждали, что анализ международной ценности Рикардо ис¬ 16 Я вполне согласен с утверждением профессора Хаберлера о том, что принцип сравнительных издержек ♦вливается* в общую теорию международ¬ ной ценности, в которой центральной теоремой является уравнение взаимного спроса (Haberler G., von. The Theory of International Trade. P. 123). Но именно потому, что я поддерживаю это мнение, я не могу одобрить другое высказыва¬ ние профессора Хаберлера в том же месте, а именно что теория взаимного спроса является «необходимым дополнением теории сравнительных издержек».
804 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. порчен его зависимостью от устаревшей теории ценности. Одна¬ ко не следует забывать, что, как показал Хаберлер, принцип сравнительных издержек допускает возможность его формули¬ ровки в терминах альтернативных издержек. Совершенно иная зависимость существует между концепцией взаимного спроса Милля и его общей теорией ценности. Несмотря на противопо¬ ложное впечатление, которое могло бы сложиться в результате использования Миллем фразеологии Рикардо, замутняющей его мысль, концепция взаимного спроса полностью независима от какой бы то ни было трудовой или даже основанной на реальных издержках теории ценности. Напротив, она идеально сочетается с общей теорией предложения и спроса Милля, которая благода¬ ря введению понятия взаимного спроса успешно распространяет¬ ся на случай международных ценностей.17 Данный случай, до¬ полняющий список всех других случаев, в которых теория цен¬ ности на основе производственных издержек неприменима, помогает, таким образом, укрепить и объединить теорию ценно¬ сти, разработанную Миллем, и в то же время ослабляет соответ¬ ствующую теорию Рикардо. Но механизм предложения и спроса, рассматриваемый как теория ценности (что, как нам известно, не соответствует действительности), стоит на полпути между тео¬ риями реальных издержек и предельной полезности. Следова¬ тельно, уравнение взаимного спроса Милля является еще одним шагом от первой теории ко второй. Именно по этой причине теория международных ценностей, представленная Миллем, со¬ противлялась огню критики значительно лучше, чем осталь¬ ная часть «классической» системы, устояла и осталась доми¬ нирующей доктриной до 1920-х гг. Обсуждение критики, как справедливой, так и несправед¬ ливой, направленной и тогда, и позднее против принципа срав¬ 17 Таким образом, мы можем рассматривать теорию международных цен¬ ностей (или торговой конкуренции) Милля как частный случай его общего анализа спроса и предложения при отсутствии мобильности факторов. Но нич¬ то не мешает нам выразить это иначе и сказать, что общий случай представ¬ лен его теорией международной ценности и что теория внутренней ценности описывает особый случай, определяемый идеальной подвижностью факторов. Это стоит отметить, поскольку аналогичная ситуация возникла позднее в от¬ ношении доктрины Кейнса: большинство экономистов обычно описывали раз¬ личия между моделями Вальраса и Кейнса, говоря, что последняя, так ска¬ зать, вырезана из первой с помощью нескольких ограничительных («индиви¬ дуализирующих») допущений; но сам лорд Кейнс рассматривал свою теорию как общий случай, из которого писатели, охарактеризованные им как класси¬ ки (Маршалл и его непосредственные последователи), допустив отсутствие не¬ которых фактов, вырезали особый случай, дающий равновесие полной занято¬ сти. Читатель должен заметить, что, хотя, согласно строгой логике, различия здесь нет, это обстоятельство много значит в психологии научной борьбы.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 805 нительных издержек и уравнения взаимного спроса, было бы интересно само по себе и весьма показательно в отношении того, какие способности и аналитические возможности экономистов проявлялись в ходе различных дискуссий в разные периоды. Еще важнее то, что подобное обсуждение помогло бы читателю лучше понять теорию международных ценностей и ее возможно¬ сти. Однако о подобном обсуждении в рамках этой книги не может быть и речи. К счастью, ссылка на работы Вайнера и Хаберлера с лихвой заполнит эту лакуну.18 Я рекомендую тща¬ тельно изучить обе работы, а в заключение сделаю следующие два замечания. Во-первых, те, кто изучает «классическую» литературу по вопросам международных ценностей, должны помнить, что име¬ ют дело с грубо построенным фундаментом, а не с законченным сооружением. Например, ни Рикардо, ни Милль не могли рас¬ сматривать теорию, рассматривающую только два товара и две страны, как нечто большее, чем иллюстрацию к принципам (прав¬ да, Милль кратко рассмотрел случаи с тремя товарами и тремя странами — см.: Книга III. Глава 18, § 4), хотя они, конечно, считали задачу обобщения этой теории до п товаров и п стран более легкой, чем она была на самом деле.19 То же самое отно¬ сится к «классической» практике ограничения анализа случаем постоянных издержек; несомненно, следовало бы ввести в «клас¬ сическую» теорию переменные, растущие и падающие издерж¬ ки, но критик, который не может сам это сделать, должен, ско¬ рее, пенять на себя, а не на пионеров в данной области. Кроме того, классики не задавались вопросом о том, что станет с их теориями, если убрать из их допущений «свободную» конкурен¬ цию и полное использование ресурсов. Однако можно показать, что монополистическая конкуренция и перманентное неполное использование ресурсов не нарушают обоснованности ни принци¬ па сравнительных издержек, ни уравнения взаимного спроса, 18 Не следует интерпретировать эти слова так, будто я соглашаюсь с каждой деталью анализа этих выдающихся авторов. 19 Милль утверждал, что торговля любым количеством товаров между любым числом стран «должна» проводиться на тех же основных принципах, что и торговля двумя товарами между двумя странами. Это не совсем верно. Конечно, обобщение для более чем двух стран не представляет значительных трудностей. Оно было предпринято в течение рассматриваемого периода не¬ сколькими авторами, которые также понимали, в какой степени распростране¬ ние данной теории на большее число стран и товаров повлияет на результаты. Однако распространение теории на п товаров создает больше трудностей. На¬ сколько мне известно, первым за это взялся М. Лонгфилд (Longfield М. Three Lectures on Commerce. 1835).
806 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. хотя и влияют на практические выводы, которые могут быть сделаны из теории.20 Во-вторых, предъявляя «классикам» обвинение во многих ошибках и несоответствиях, которые, несомненно, искажают их анализ, мы никогда не должны упускать из виду, что многие из них могут быть устранены, не причинив большого вреда основ¬ ным положениям, и что они вполне под стать ошибкам и несоот¬ ветствиям, допускаемым их критиками. Приведем один пример: трактовку «классиками» вопроса о том, «в каких пропорциях... можно поделить выгоды от торговли между двумя странами». Уже в работе Essay (1829; опубл. — 1844) Милль объяснял, что эти пропорции могут изменяться в пределах, установленных срав¬ нительными издержками, и даже рассматривал «крайний слу¬ чай», когда «все выгоды получает одна сторона». Он, вероятно, недооценивал возможность возникновения таких случаев, напри¬ мер едва ли он рассматривал случай торговли между большой и значительно меньшей по своим размерам странами. В трактовке данного вопроса есть и другие моменты, подлежащие критике. Однако по сути он был прав, и корректировки, которые могут быть внесены в его трактовку, не затрагивают существенно его аргументацию. Впрочем, даже будь это не так, случай двух това¬ ров, двух стран и постоянных издержек имел бы большое значе¬ ние, поскольку эти условия могли быть автоматически устране¬ ны при любом более реалистичном представлении данной тео¬ рии. Другим примером, связанным с предыдущим, является трактовка «классиками» вопроса о степени возможности специа¬ лизации стран в той отрасли производства, в которой они обла¬ дают сравнительными преимуществами. Небрежность Рикардо, подкрепленная небрежностью его критиков, создала впечатле¬ ние, будто он рассматривал только полную специализацию и счи¬ тал ее идеальным случаем с теоретической и практической точ¬ ки зрения. Но и при условии абсолютной справедливости этих высказываний они не имели бы большого значения. Полная спе¬ циализация торгующих стран, если это физически возможно, т. е. если обе страны достаточно велики, действительно была бы правилом в случае принятия допущения Рикардо о постоянных издержках. Если убрать это допущение, что мы должны сделать в любом случае, отпадет и ошибочное утверждение. Что касается преимуществ полной специализации по сравнению с частичной 20 Простейший способ убедиться в справедливости этого высказывания в отношении перманентного неполного использования ресурсов — рассмотреть аргументацию в пользу протекционизма, которая в данном случае выигрывает в убедительности (хотя можно спорить, в какой мере выигрывает).
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 807 специализацией или с полным отсутствием торговли, то Рикардо и Милль, безусловно, не рассмотрели данный вопрос надлежа¬ щим образом. По мнению критиков, можно легко показать, что для получения всех преимуществ от внешней торговли полная специализация необходима лишь в предельном случае, в то вре¬ мя как в общем случае частичная специализация может быть более «выгодной», а в других предельных случаях полная специ¬ ализация может дать не лучшие результаты, чем полное отсут¬ ствие торговли. Однако поскольку торговля, не являющаяся «вы¬ годной» в понимании Рикардо и Милля, не будет также и при¬ быльной, то требуемые корректировки не имеют большого значения. Скорее они завуалируют фундаментальную истину, чем ее подтвердят. Не все слабые места «классического» анализа международ¬ ных ценностей простительны. Даже концепция Милля относи¬ тельно всех влияний внешней торговли на структуру ценностей в стране была весьма несовершенной; он, хотя и в меньшей сте¬ пени, чем Рикардо, принимал их как заданные или, что не луч¬ ше, как саморегулирующиеся. Кроме того, примитивная техни¬ ка и пристрастие к свободной торговле служат причиной почти полного пренебрежения теми случаями, где продуманные тари¬ фы могли бы принести большую выгоду по крайней мере одной, а предположительно, всем торгующим странам.21 Но в целом было бы скорее неверно, чем верно, сказать, что «классическая» теория международных ценностей когда-либо была опровергнута,22 хотя, как уже было сказано ранее по другому поводу, были опро¬ 21 Как показывает работа Эджуорта, который много сделал, чтобы испра¬ вить данное положение вещей, и при этом оставался фритредером, подобное пренебрежение нельзя приписывать только идеологическому пристрастию. В то время особенно много в этом направлении сделал Торренс, который в своем трактате о бюджете (The Budget. 1841-1844) указывал на кроющиеся в клас¬ сической теории возможности для анализа протекционистских мер, не под¬ тверждающего полностью доказательства более ярых фритредеров (в действи¬ тельности они должны объясняться скорее позицией и интересами Англии, чем какой-либо теорией), не желавших по тактическим соображениям при¬ знать реальные возможности получения односторонней выгоды от протекцио¬ низма. Вклад Курно в теорию международных ценностей относится к этой же области. Однако это не относится к главе 12 его работы Recherches, которая неоднократно подвергалась жестокой критике и от части которой он сам отка¬ зался. Его вклад содержится в главе 10, которая, хотя тоже небезошибочна, успешно доказывает, что в условиях беспрепятственной внешней торговли об¬ щее количество произведенного товара может, предположительно, быть мень¬ ше, чем оно было бы в условиях полной изоляции обоих рынков друг от друга. Но он, кажется, не понял ограниченности данной аргументации. 22 См.: Mering О., von. 1st die Theorie der internationalen Werte widerlegt?//Archiv fllr Sozialwissenschaft. 1931. Apr. I! Зак. 3169
808 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. вергнуты некоторые практические выводы, сделанные из нее авторами-«классиками». В целом «классическая» теория не со¬ ответствовала придаваемому ей значению «руководства в поли¬ тике». И самое главное, она не доказывала «правильность сво¬ бодной торговли». 4. Закон рынков Сэя В знаменитой главе своего трактата (Traits сГёсопоппе poli¬ tique) Ж. Б. Сэй изложил доктрину, которая в последнее десятиле¬ тие вновь вышла на передний план: это его loi des debouches, или ♦закон рынков».1 Тот факт, что он стал мишенью враждебной критики со стороны Кейнса и кейнесианцев, придал ему неза¬ служенную важность. Поэтому нам придется вернуться к нему при обсуждении системы Вальраса—Маршалла, основным положением которой, согласно некоторым кейнсианским критикам, он являет¬ ся. По той же причине нам необходимо обсудить здесь первона¬ чальное значение закона и его судьбу с большей тщательностью, чем это понадобилось бы, не будь данного обстоятельства. В первую очередь мы должны определить тот смысл, кото¬ рый изначально придал закону Сэй. Это не всегда легко сделать, интерпретируя такого нестрогого автора. Но в данном случае значение выбранного термина достаточно ясно, так как оно было пояснено примерами и выводами автора. Начнем с рассмотрения одного из этих примеров, который он добавил в качестве ком¬ ментария о трудном положении английских экспортных отрас¬ лей промышленности около 1810 г. Это был стандартный при¬ мер, которым Сисмонди иллюстрировал заторы, создающиеся не¬ сдерживаемым производством. Аргумент Сэя заключался в том, что трудность состояла не в сверхизобилии английской продук¬ ции, а в бедности народов, которые были должны, как ожида¬ лось, купить ее. Возьмем пример с Бразилией. Если английские производители не могли сбыть товары, которые они пытались экспортировать в данную страну, то этому могло быть только две 1 См. перевод на английский язык Принсепа (1821. Book I. Ch. XV. P. 76-83). В первом издании Traite (1803) этому закону отведено только четы¬ ре страницы, но в ответ на критику его изложение в последующих изданиях расширялось, причем каждый раз формулировка давалась все более грубыми мазками. Английский перевод Law of Markets <закон рынков> французского выражения loi des debouches (закон рынков сбыта) является общепринятым. Термин outlets <рынки сбыта> лучше передал бы смысл, вложенный в это выражение Сэем. Принсеп использовал термин vent <выход, возможность сбыта>.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 809 причины: или английские экспортеры ошиблись относительно того, какие товары требовались бразильцам (гго действительно имело место при том состоянии информации), или бразильцам нечего было предложить в обмен или экспортировать в третьи страны с целью получения денег для оплаты товаров английских производителей. Иными словами, трудность состояла не в том, что Англия производила слишком много, а в том, что Бразилия производила слишком мало. Сэй не преминул также подчерк¬ нуть, что ситуация не была бы исправлена, если бы бразильцы произвели приемлемые эквиваленты, но вследствие импортных ограничений не смогли экспортировать их в Англию или в тре¬ тьи страны. Пока что рассуждения Сэя просто равнозначны обыч¬ ной фритредерской аргументации, получившей распространение в то время и сформулированной позднее сэром Робертом Пилем: «Чтобы иметь возможность экспортировать, мы должны открыть наши порты иностранным товарам». Это, несомненно, сверхуп¬ рощение, но в нем содержалось немало фундаментальной истины и практической мудрости, особенно если вспомнить, что в кар¬ тине мира «классиков» международные экономические отноше¬ ния полностью или почти полностью сводятся к торговле товара¬ ми: если исключить переливы долгосрочных и краткосрочных капиталов и не принимать во внимание капризы производства золота, то «в конечном счете» экспорт и импорт должны стать взаимоокупаемыми. Однако Сэй яснее других понимал, что данная аргумента¬ ция выводится из более общего принципа, применимого и к внут¬ ренней торговле. В условиях разделения труда единственные име¬ ющиеся у каждого средства для приобретения нужных товаров и услуг — это производство или участие в производстве эквивален¬ тов этих товаров или услуг. Отсюда следует, что производство приводит к увеличению не только предложения товаров на рын¬ ках, но, как правило, и спроса на них. В этом смысле само произ¬ водство («предложение») создает «фонд», из которого проистека¬ ет спрос на его продукцию: как во внутренней, так и во внешней торговле продукты «в конечном счете» оплачиваются продукта¬ ми. Следовательно, (сбалансированное) расширение производства во всех направлениях весьма отличается от одностороннего роста объема производства отдельной отрасли или группы отраслей. Одно из главных достижений Сэя заключается в том, что он увидел теоретические выводы, которые отсюда следуют. Теперь проясним их для самих себя. Рассмотрим отдельную отрасль, которая слишком мала, что¬ бы оказать заметное влияние на экономику в целом и на обще¬
810 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. ственные агрегаты, такие как национальный доход. Следователь¬ но, при исследовании того, что происходит в этой отрасли, усло¬ вия в остальной части экономики могут рассматриваться как данные. Этот процесс мы обсудим в главе 7 части IV под заголов¬ ком «Частичный анализ».2 В частности, шкала спроса на про¬ дукт отрасли, о которой идет речь, выводится из дохода, произ¬ веденного всеми другими отраслями, при этом ее собственный вклад в общий доход не подлежит учету; эта шкала может рас¬ сматриваться как независимая от собственного предложения от¬ расли. Это же относится (как правило) и к ценам на используе¬ мые факторы производства. Тогда мы получим заданные незави¬ симые функции спроса и издержек, суммирующие экономические условия общества в целом, которым должна отвечать данная от¬ расль и которые, можно сказать, определяют, сколько продукта по каждой цене произведет данная отрасль (шкалами предложе¬ ния). Поскольку «правильный», или равновесный, объем уста¬ навливается данными шкалами спроса и предложения, нет ника¬ кого затруднения или двусмысленности ни в высказывании о том, что в любом частном случае отрасль произвела «слишком мало» или «слишком много», ни в описании механизмов, кото¬ рые будут запущены подобным недо- или перепроизводством. Оче¬ видно, что равновесный выпуск продукции отдельной отрасли, т. е. выпуск, который ни велик, ни мал, является «правильным» только относительно выпусков продукции всех других отраслей. Нет смысла в том, чтобы называть его правильным безотноси¬ тельно к этим отраслям. Иначе говоря, спрос, предложение и равновесие являются понятиями, с помощью которых описыва¬ ются количественные зависимости внутри мира товаров и услуг. Они не имеют смысла относительно самого этого мира. Строго говоря, в словах о совокупном спросе и предложении в экономи¬ ческой системе, а также о перепроизводстве не больше смысла, чем в словах о меновой ценности всех вместе взятых вещей, которые могут быть проданы, или о весе Солнечной системы в целом. Но если мы будем настаивать на применении терминов «спрос» и «предложение» по отношению к общественным сово¬ купностям, то мы должны помнить, что в таком случае они будут обозначать нечто совершенно отличное от их значения в обычном смысле слова. В частности, этот совокупный спрос и 2 Приведенная выше аргументация излишне ограничительна. В действи¬ тельности ее суть не зависит от отдельных допущений частичного анализа. Но наше изложение от этого существенно не пострадало и благодаря использова¬ нию введенных ограничений значительно выиграло в простоте. По тем же причинам мы ограничиваемся случаем совершенной конкуренции.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 811 совокупное предложение не являются независимыми друг от дру¬ га, поскольку величины спроса отдельных компонентов эконо¬ мической системы «на произведенную продукцию какой-либо отрасли (или фирмы, или отдельного лица) исходят из величин предложения всех других отраслей (или фирм, или отдельных лиц)»3 и, следовательно, в большинстве случаев возрастут (в ре¬ альных выражениях) в случае роста этих величин предложения и снизятся с их понижением. Это положение, которое я (как и Лернер) называю законом Сэя, выражает, на мой взгляд, основ¬ ной смысл того, что он хотел сказать. В этом виде верность закона Сэя очевидна. Тем не менее он не является ни тривиальным, ни малозначительным. Чтобы убе¬ диться в этом, нам нужно только отметить ошибки, возникаю¬ щие по сей день из-за неправомерного применения к обществен¬ ным агрегатам положений, выведенных с помощью аппарата спроса—предложения. Так, исходя из наблюдения, что «лекар¬ ством от депрессии в отдельной отрасли промышленности может быть ограничение выпуска продукции», человек с улицы иногда думает, что «для избавления от депрессии в экономике в целом достаточно общего сокращения выпуска продукции».4 Несколь¬ ко менее незрелые рассуждения такого рода встречаются слиш¬ ком часто, даже в научных работах, что не позволяет нам отбро¬ сить закон Сэя как избитый трюизм. Более того, можно, я ду¬ маю, по-новому сформулировать пример профессора Лернера так, чтобы выявить важное, хотя и негативное, значение закона Сэя для теории кризисов или «перепроизводства». Он убедительно доказывает, что кризисы никогда нельзя каузально объяснить только тем, что каждый произвел слишком много товаров. В итоге закон, по крайней мере неявно, равнозначен признанию общей взаимозависимости экономических величин и уравновешиваю¬ щего механизма, с помощью которого они друг друга определя¬ ют, а следовательно, ему, как и другим вкладам Сэя, принадле¬ жит место в истории создания концепции общего равновесия. Но сам Сэй мало интересовался аналитическим тезисом как таковым, который для нас составляет главное достоинство его главы о рынках сбыта. Подобно многим другим экономистам всех времен, он значительно больше заботился о его использова¬ нии в практических целях, чем о тщательности формулировки. Он был подвержен рикардианскому греху (см. выше, глава 4, § 2). 3 Lerner А. P. The Relation of Wage Policies and Price Policies//American Economic Review. Supplement. 1939. March. P. 158. 4 Ibid.
812 Часть III. С 1790-х по 1870 е гг. Данная глава, содержащая главным образом аргументы в пользу свободной конкуренции и против ограничений производства, изо¬ билует необдуманными утверждениями, которые как раз и при¬ влекли внимание. Читателям предлагалась картина капиталистического процесса, демонстрирующая только триум¬ фальное шествие промышленности, где ничто не нарушало пер¬ манентного продвижения вперед при полной занятости, за ис¬ ключением местных неурядиц и ограничительной политики пра¬ вительств. Все другие беды, под гнетом которых стонал народ, исчезли перед победным кличем «Предложение создает свой соб¬ ственный спрос», которому придавалось гораздо большее значе¬ ние, чем это допускала его правильная интерпретация. Нам не стоит задерживаться на этом, чтобы собрать зерна истины, со¬ держащиеся даже в такой картине, и указать, что, например, трудности, испытываемые французской промышленностью в 1811, 1812 и 1813 гг., в действительности во многом объяснялись по¬ литикой наполеоновского режима (Миланский декрет и пр.) и что экономические трудности тех лет объяснялись скорее нехват¬ кой комплементарных товаров в дополнение к уже произведен¬ ным, чем перепроизводством продукции. Однако стоит отметить, что небрежные утверждения Сэя независимо от того, какие бы еще достоинства и недостатки беспристрастная критика в них ни на¬ шла, предоставили враждебно настроенным критикам полную воз¬ можность говорить о капиталистических апологетах, об «обеле¬ нии» капиталистической системы, о безответственном отрицании реальных трудностей, о плоском оптимизме, о «пребывании в ска¬ зочной стране равновесия» и т. п. Тем важнее тщательно исследо¬ вать некоторые аналитические последствия его небрежности. Первый вопрос, на котором следует остановиться, состоит в том, что, хотя закон Сэя не тождество, его путаное изложение заставило большое число авторов поверить, что это тождество, причем не менее чем в четырех разных смыслах. I. Некоторые авторы защищали закон Сэя на том основании, что он утверждает всего лишь следующее: «Все, что продается, — покупает¬ ся», или что продавец получает ту же сумму, что платит покупатель. Подобная интерпретация явно ложна, но одна фраза в главе Сэя дей¬ ствительно может быть интерпретирована так, как будто он имел в виду именно это. Можно заметить, что, как показал Ричард Гудвин ь не¬ опубликованной статье, приведенная избитая истина ни в коем случае не бесполезна. Только это не закон Сэя. II. Другие авторы склонны предполагать, что закон Сэя описывает случай бартерной экономики, и основывают свои возражения на том, что, как им кажется, автор закона пренебрегает ролью денег. Они ука¬ зывают на тот факт, что в бартерной экономике каждый «продавец»
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 813 неизбежно является также и ♦покупателем». В данном смысле действи¬ тельно существует тождество между продажей и покупкой, и опять в качестве обоснования такой интерпретации можно процитировать само¬ го Сэя. Но данное тождество совершенно не имеет отношения к задачам Сэя. Чтобы связать его с законом Сэя, было бы необходимо доказать, что при бартере каждое предложение при всех меновых соотношениях равно тому, что другие участники хотят приобрести при тех же мено¬ вых соотношениях. Это очевидный нонсенс, поскольку нарушение рав¬ новесия так же возможно в бартерной экономике, как и в денежной, хотя последняя располагает дополнительными источниками нарушения. Эта ошибка уже была допущена Мальтусом и часто повторялась. III. Еще одна интерпретация закона Сэя как тождества была ис¬ пользована лордом Кейнсом и будет представлена в более точной форме, которую придал ей О. Ланге (Say’s Law...//Studies in Mathematical Economics and Econometrics/Eds Lange, McIntyre, Yntema. 1942). Обо¬ значив через pt рыночную цену репрезентативного товара или услуги i, через D. — величину спроса, а через St — величину предложения при данной цене, он придает закону Сэя следующее значение, для п - 1 товаров (не считая денег): л-1 л-1 I>iA = Y,Pisi- 1=1 1=1 Если рассматривать деньги как п-й товар, оно эквивалентно Dn s Sn. Думаю, нелишне заявить, что моя интерпретация закона Сэя равнозначна замене знаков тождества (==) знаками равенства (=), ко¬ торые корректны только в состоянии совершенного равновесия систе¬ мы. Конечно, в качестве полезного упражнения в чистой теории ничто не мешает нам развить следствия, вытекающие из гипотезы Dn = Sn. Но ее не следует называть законом Сэя, так как Сэй хотя и не рассма¬ тривал проблему накапливания денег в качестве сокровища, но исследо¬ вал проблему увеличения эффективного количества денег, если этого потребует рост объема сделок. Еще раз повторим, что в такой интерпре¬ тации следует винить самого Сэя. Из-за чрезмерного старания придать своей теореме практическую важность он в нескольких местах выразил свою мысль таким образом, как если бы действительно суммарная де¬ нежная ценность всех предложенных товаров и услуг (за исключением денег) должна была равняться денежной ценности всех товаров и услуг, на которые предъявляется спрос (за исключением денег) не только в состоянии равновесия, но «всегда и непременно». Конечно, если Сэй действительно имел это в виду, то это логически неверно. Даже при условии, что он хотел сказать: «...всегда и непременно в состоянии равновесия» и в то же время полагал (а возможно, он действительно так думал), что реальность в большинстве случаев соответствовала услови¬ ям равновесия (или могла бы соответствовать при отсутствии вмеша¬ тельства правительства), это было бы практически неверно. Читатель должен понять, как легко смешать эти два значения.
814 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. IV. Последний тип тождества, или тавтологии, был создан Сэем специально для того, чтобы сделать его закон неопровержимым. Испы¬ тывая чувство, близкое к отчаянию, из-за ньпадок на его закон, он сформулировал свою концепцию производства заново, ограничив ее про¬ изводством вещей, цена которых покрывает затраты. Все, что могло быть продано только в убыток, не является произведенным в экономическом смысле, таким образом перепроизводство исключается по определению!5 С тех пор профессионалы смеются над Сэем. Ограниченность объема книги не позволяет нам проанализировать психологический подтекст этой неудачи или попытаться обнаружить в ней рациональное зерно. Второй момент, касающийся небрежности Сэя, который оста¬ лось здесь рассмотреть, относится к его трактовке денежных факторов, являющейся трудным препятствием для любого, кто опирается на модель бартерной экономики. Немногочисленные и фрагментарные высказывания Сэя по данному вопросу можно разделить на две группы: высказывания теоретического характе¬ ра и высказывания, касающиеся практических сомнений, кото¬ рые могли питать его читатели в отношении реалистичности его розовой картины. Первую группу можно свести к одной теореме: введение в анализ денег не вносит принципиальных изменений в действие его закона. С деньгами или без них одни продукты в конечном счете обмениваются на другие, поскольку деньги — это всего лишь посредник при обмене и каждый старается потра¬ тить их настолько быстро, насколько это позволяют обычаи вып¬ латы доходов и совершения деловых платежей, чтобы избежать потерь удовлетворения или деловой выгоды из-за их неиспользо¬ вания. Теперь нам преподносится другая доктрина, причем в таких общих чертах, что необходимо подчеркнуть, что в данной теории как таковой нет ошибок, если ее определить и использо¬ вать с должным учетом ее абстрактного характера и необходимых допущений.6 Основная критика, которая может быть направлена против этой доктрины, и основная причина, побуждающая нас предпочесть другую теоретическую модель, заключается в том, что Сэй, как практически все теоретики той эпохи, пренебрег такой функцией денег, как сбережение ценностей, а следова¬ 5 Эта новая концепция производства сначала была представлена в письме к Мальтусу (1820; см.: Melanges et correspondence... P. 202), а затем в двух статьях в Revue encyclopedique (Vol. 23, 32; обратите особое внимание на более раннюю статью Sur la balance des consommations avec les productions <«0 балан¬ се потребления и производства* >); концепция представлена также в 5-м изда¬ нии работы Сэя Traite (1826) и в Cours complet (1828-1829). 6 Ввиду того, что Сэй выдвинул потерю удовлетворения или процента в качестве причины, стимулирующей более быстрый расход денег, можно было бы даже заявить, что в данном отрывке он выходил за пределы своей схемы в направлении создания более полной теории.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 815 тельно, и тем фактом, что в «спросе» на деньги есть элемент, не учтенный в его теории. Какие бы теоретически? последствия для всей системы принципов и правил экономической теории отсюда ни вытекали, они не оправдывают полного отказа от этой теории или нежелания признать, что она имеет свою ценность как один из первых шагов в анализе. Мы могли бы предотвратить множе¬ ство бесцельных дискуссий, а начинающие теоретики могли бы избежать большой части путаницы, если бы согласились вклю- чить в теоретическую модель, принятую Сэем, «спрос на денеж¬ ную наличность в целях ее хранения» и поговорить о дополне¬ нии этой модели (а не об отказе от нее) или о добавлении второго приближения к первому. «Практическая» группа высказываний Сэя по денежным во¬ просам, поднятым в связи с его законом, может быть представлена следующим образом. В отличие от его интерпретатора, Дж. С. Мил¬ ля, он явно не задумывался о практическом значении явления, которое могло возникнуть в результате отказа быстро тратить полученную выручку или на потребление, или на «реальные» капиталовложения (т. е. инвестиции, связанные со спросом на товары и услуги). Если бы его спросили, допускал ли он, что в случае такого отказа создадутся нарушения в экономическом про¬ цессе, и если допускал, то почему он не указал на это, он мог бы с полным основанием ответить, что писал для людей с нормаль¬ ным уровнем интеллекта. Но в одной небрежной сноске (Traite. Р. 77) он коснулся падения цен, которое может иметь место в условиях расширения производства при отсутствии соответству¬ ющего расширения денежного обращения. Он заявил, что если рост торговли потребует большего количества денег, то эта не¬ хватка будет «легко восполнена» путем создания заменителей, таких как коммерческие векселя, банкноты и вклады до востре¬ бования, а кроме того, деньги будут «притекать» из-за рубежа. Это обнаружило слишком поверхностный подход Сэя к проблеме и показало, что у его критиков было достаточно причин для нападок. Сэй намеревался высказать практический аргумент, од¬ нако недооценил пропасть, отделяющую его теоремы от реально¬ стей экономического процесса, к которым он их некритично при¬ менял.7 7 Более того, мы отдаем должное его сноске. Большие возражения вызы< вает его текст, где он попытался решить проблему в целом путем утверждения, что настоящий фонд покупательной способности — это товары и что любое количество денег подойдет для любого количества физических сделок; эти утверждения не являются ошибочными сами по себе, но справедливы лишь как абстрактные логические принципы. Интересно отметить, что его аргументация, направленная против точки зрения бизнесмена, который винит в своих неуда¬ чах нехватку денег, частично уже была изложена сэром Джозайей Чайлдом.
816 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. Вернемся к полемике, развернувшейся вокруг закона Сэя. Поскольку критики были заинтересованы главным образом в его практическом применении, полемика развернулась в первую оче¬ редь вокруг «общего перепроизводства». Поэтому достаточно огра¬ ничиться несколькими замечаниями. Учение Сэя, как зерна, так и плевелы, было принято Рикардо (Начала, гл. 21) и рикардиан- цами. Возможно, что Джеймс Милль, как утверждал его сын, даже открыл этот закон независимо от Сэя.8 Учение Сэя подвер¬ глось почти одновременным нападкам со стороны Сисмонди и Мальтуса.9 За ними последовали Чалмерс и другие. Некоторые их аргументы были просто нелепы (хотя и ответы Сэя были не намного лучше), и Дж. С. Милль, оценив результат в пользу Сэя (Основы, кн. III, гл. 14), без труда опроверг их. При этом он указал, что различия во мнениях по данному вопросу влекут за собой «радикально отличные концепции политической экономии, особенно в ее практическом аспекте». Он значительно усовер¬ шенствовал изложение доктрины Сэя, однако, судя по всему, не считал это корректировкой. Он полностью допускал, что суще¬ ствуют периоды кризисов, при которых «действительно имеется избыток товаров, превышающий денежный спрос; иными слова¬ ми, наблюдается недостаточное предложение денег... Следова¬ тельно, почти каждый является продавцом, а покупателей почти нет; в таком случае может возникнуть... резкое понижение об¬ щего уровня цен, что приведет к перепроизводству товаров и нехватке денег». Этот отрывок весьма интересен во многих отно¬ шениях. Во-первых, он показывает, что, несмотря на формули¬ ровки Сэя, его высококомпетентный последователь не интерпре¬ тировал его доктрину как отрицание «общего перепроизводства». Во-вторых и a fortiori <и тем более>, в отрывке опровергаются 8 Впервые он появился у Джеймса Милля в работе Commerce Defended (1808), так что приоритет Сэя не подлежит сомнению. Позвольте добавить, что в одном вопросе Милль и особенно Рикардо пошли дальше Сэя (см.: Рикардо, Начала, гл. 2, сноска 2). Сэй допускал, что избыток свободных капиталов относительно «степени их использования» или, как мы говорим, относительно имеющихся инвестиционных возможностей приведет к сокращению процент¬ ной ставки, хотя он утверждал, что при падающих процентных ставках эти инвестиционные возможности будут бесконечно расширяться. Это совершенно верно, если относится к условиям, преобладающим в периоды депрессии, и, несомненно, не влечет за собой противоречий. Но Рикардо полагал, что проти¬ воречие существует, и утверждал, — тоже справедливо, но в пределах его собственной теоретической модели, — что, за исключением случая, когда рас¬ тет реальная ценность заработной платы, инвестиции возможно осуществ¬ лять до бесконечности, не снижая нормы «прибылей». 9 Первое издание работы Сисмонди (Sismondi. Nouveaux principes) было опубликовано в 1819 г.; первое издание работы Мальтуса (Malthus. Principles) — в 1820 г.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 817 все интерпретации Сэя, которые превращают его закон в своего рода тождество, что подкрепляет нашу интерпретацию.10 В-тре¬ тьих, данный отрывок имеет до странности современное звуча¬ ние, которое не должно пройти незамеченным. Отметим, в част¬ ности, выражение «under-supply of money» <«недостаточное пред¬ ложение денег»>, которое явно не означает, что золотые рудники или печатные станки не произвели достаточного количества де¬ нег; это точный эквивалент современного выражения «избыточ¬ ный спрос фирм и домохозяйств на наличные деньги с целью их хранения». Это несколько сокращает диапазон возражений, ко¬ торые могут быть выдвинуты против беспечной трактовки Сэем денежного фактора, а также дает пример того, как подобные недостатки предшественников должны трактоваться серьезными и честными учеными. Что касается данного пункта, кажется, совсем не существу¬ ет разницы между Миллем и Маршаллом. Оба признавали, что желание хранить деньги, а не тратить их на товары и услуги может быть важным в определенных ситуациях, особенно в пе¬ риоды кризисов и депрессий. Единственное различие во взгля¬ дах на данный вопрос между Миллем и Кейнсом заключается в следующем: первый ограничивал излишний спрос на деньги толь¬ ко этими ситуациями, которые к нему приводили, и которые, следовательно, не могут быть им объяснены. Последний же рас¬ сматривал излишний спрос на деньги в условиях депрессии толь¬ ко как наиболее наглядную форму явления, которое в менее наглядных формах существует почти повсеместно, по крайней мере в некоторых фазах капиталистического развития, — оно может стать причиной циклических спадов или «длительных застоев». Мальтус, кажется, придерживался последней точки зрения.11 Значительно более важной причиной расхождения взглядов Мальтуса и Сэя и значительно более существенным для его прин¬ ципа эффективного спроса соображением было его мнение, что сбережения, даже если они быстро инвестированы, могут приве¬ сти к заторам, если они превысили определенную оптимальную точку (цитируемое произведение, Ch. 7, § 3). Мальтус не пошел 10 Можно было бы возразить, что в отрывке из главы 14, § 2 Дж. С. Милль сам утверждал тождество, которое мы обсудили в пункте II: он считал, что каждый покупатель является продавцом ex vi termini <по определении». Но дальнейшие аргументы этой главы убедительно доказывают, что продавцы не обязательно пожелают стать покупателями и, следовательно, если они покупа¬ ют, они делают это по выбору, а не по определению. 11 Так я интерпретирую, как и Ланге (Say’s Law... P. 61), отрывок из произведения Мальтуса Principles (1st ed. P. 361-362, note).
818 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. так далеко, как Лодердейл,12 который был настоящим противни¬ ком сбережений. Он уступил сторонникам сбережений даже боль¬ ше, чем должен был сделать, — заявил, что капитал нельзя увеличить иначе как путем сбережений. Однако Мальтус придер¬ живался того мнения, что, перейдя оптимальную точку, сбере¬ жения создадут нетерпимую ситуацию: действительный спрос на потребительские товары со стороны капиталистов и землевла¬ дельцев не возрастет в достаточной степени, чтобы компенсиро¬ вать предложение продукции, возросшее в результате все усили¬ вающегося превращения выручки в капитал, в то время как действительный спрос на потребительские товары со стороны тру¬ дящихся возрастет, однако не будет являться мотивом для даль¬ нейшего накопления и применения капитала. Именно в этом состоит основное возражение Мальтуса против закона Сэя. Со¬ держащаяся в этом возражении ошибка будет проанализирована ниже. Но ее нельзя поставить в вину Кейнсу. Хотя многие от¬ рывки из работ Мальтуса и Лодердейла несомненно повлияли на часть сегодняшней (или вчерашней) аргументации против сбере¬ жений, я думаю, что лорду Кейнсу не следовало столь огульно одобрять каждое слово Мальтуса.13 Однако идея функции сово¬ купного спроса на потребительские товары, взятые в целом, хотя и без осознания проблем, связанных с этим замыслом,14 факти¬ чески представлена в аналитическом построении Мальтуса, и, следовательно, можно с полным основанием заявить, что он пред¬ восхитил Викселя, который был следующим ведущим экономис¬ том, принявшим эту идею. 12 Ссылаясь на главу 4 о бережливости в работе Лодердейла Inquiry и выражая мнение, что Лодердейл, выступая «против накопления, зашел так же далеко, как и другие авторы [включая Смита], в своих похвалах ему*, Маль¬ тус (Principles. Р. 352) написал фразу, которую стоит привести как ввиду ее мудрости, так и потому, что она весьма характерна для этого человека: «Именно эту тенденцию к крайностям я рассматриваю как великий источник заблужде¬ ний в политической экономии». 13 См.: General Theory. P. 362-364 <Общая теория. М.: Прогресс, 1978. С. 437-440>; особенное внимание следует обратить на эссе о Мальтусе в работе Кейнса (Keynes. Essays in Biography. 1932. P. 139-147), где он освещает поле¬ мику между Мальтусом и Рикардо по интересующей нас теме. Благородный энтузиазм заставил Кейнса перейти все границы благоразумия. Он преувели¬ ченно расхвалил Мальтуса, принизил значение Рикардо своими замечаниями о его «слепоте», и, таким образом, сам перестал видеть очевидные слабости первого и все сильные аргументы последнего. Тем не менее интересно пред¬ ставленное им собрание выдержек, тем более что в нем содержатся вещи, еще не опубликованные в других работах. 14 Следовательно, комментируя расхождение взглядов Мальтуса и Сэя, нужно указывать не на то, что Мальтус, возможно, не отдал справедливость элементам истины в практических выводах Сэя, а на то, что он не понял теорию, лежащую в их основе.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 819 Вопрос об общем перепроизводстве вновь будет поднят в следующей главе, поэтому сейчас я оставляю данную тему. По¬ скольку ни Сэй, ни Мальтус, ни Милль не осознавали проблем определенности равновесия, могущих возникнуть в связи с моне¬ тарным фактором, мы отнесем рассмотрение данного вопроса в следующую часть. Однако некоторым читателям может оказать¬ ся полезным резюме с дальнейшими ссылками на анализ Кейн¬ са, к которому я сейчас перехожу. Разумеется, Кейнс не намеревался выступать против по¬ ложения, названного выше законом Сэя. Это видно из его пре¬ дупреждения о том, что его функции совокупного предложения и совокупного спроса15 не должны смешиваться с функциями спроса и предложения «в обычном смысле». Но, по его мнению, закон Сэя утверждает, «что цена совокупного спроса произведен¬ ного продукта в целом равна цене его совокупного предложения для любого объема производства» («Общая теория», с. 79); это оз¬ начает, что он интерпретировал закон Сэя так же, как это позднее сделал Ланге. Если для того, чтобы облегчить сравнение, мы от¬ бросим наше возражение против концепций цены совокупного спро¬ са и цены совокупного предложения, наша собственная интерпре¬ тация может быть сформулирована следующим образом: закон утверждает, что цена совокупного спроса на произведенный про¬ дукт в целом способна быть равной цене ее совокупного пред¬ ложения для любого объема общего производства; или, альтер¬ нативно: равновесие в рамках общего выпуска продукции возможно при всех объемах производства, в то время как равновесие для всех выпусков обуви невозможно; еще один вариант: не существу¬ ет такой вещи, как равновесный или неравновесный общий вы¬ пуск продукции, безотносительно к связи между его составными частями.16 Если данная интерпретация верна, она снимает возра¬ жение Кэйнса. Однако в действительности это не так, поскольку более слабый тезис, который утверждает только возможность равновесия для всех уровней общего производства, а не тожде¬ 15 Для уточнения значения этих терминов см.: General Theory of Employ¬ ment, Interest and Money. P. 25. <«Общая теория занятости, процента и де¬ нег*. С. 78>. Предупреждение относительно понятия цены совокупного пред¬ ложения встречается на р. 24 <С. 77>, в сноске 1. Тем не менее данная терми¬ нология вводит в заблуждение. 10 Отсюда недалеко и до более обычной формулировки, которая будет знакома многим читателям: общий объем произведенной продукции всегда находится в нейтральном равновесии. Сама по себе она бессмысленна, по¬ скольку не существует равновесного выпуска продукции в целом. Но я пола¬ гаю, что по крайней мере некоторые из авторов, выразивших таким образом свою мысль, имели в виду именно это. Если это так, то они были правы, но их способ выражаться вводил в заблуждение.
820 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. ство «спроса на совокупный продукт и его предложения», по¬ рождает еще один тезис, не эквивалентный ему: конкуренция между фирмами всегда имеет тенденцию расширять производ¬ ство до точки полного использования ресурсов или максимально¬ го объема производства.17 Это тот тезис, против которого в дей¬ ствительности возражал Кейнс. Но поскольку для него един¬ ственной причиной такого возражения явилось то обстоятельство, что люди не тратят на потребление весь свой доход и не обяза¬ тельно инвестируют остальную его часть,18 преграждая таким образом, согласно Кейнсу, путь к «полному использованию ре¬ сурсов», то было бы естественней не возражать также и против этого тезиса, — как мы не возражаем против закона гравитации на том основании, что Земля не падает на Солнце, — а просто сказать, что действию закона Сэя, хотя он правильно устанавли¬ вает тенденцию, препятствуют определенные факты, которые Кейнс считал достаточно значительными, чтобы включить их в свою собственную теоретическую модель.19 Итак, все сводится к следующему: человек по имени Ж. Б. Сэй открыл теорему, представляющую значительный ин¬ терес с теоретической точки зрения, которая, хотя и уходила корнями в традицию Кантильона и Тюрго, была нова в том смыс¬ ле, что ее никогда не выражали столь многословно. Едва ли он сам осознавал свое открытие, поскольку не только ошибочно изложил его, но и неправильно использовал его в вопросах, ко¬ торые по-настоящему много для него значили. Другой человек, по имени Рикардо, понял этот закон, поскольку он совпадал с соображениями, пришедшими ему в голову при анализе между¬ народной торговли, но также использовал его некорректно. Боль¬ шинство людей неправильно поняли это открытие, причем од¬ ним нравилось то, что они в нем видели, а другим — нет. Дис¬ куссия, делающая мало чести всем ее участникам, тянется по сей день, когда люди, вооруженные превосходной техникой, все 17 Если читатели обратятся к второму абзацу на р. 26 работы Кейнса General Theory <«0бщая теория*. С. 79> они увидят, что Кейнс формулирует данное положение более решительно, как того и требует его аргументация. Но с любой точки зрения неоправданно выходить за пределы формулировки, дан¬ ной в тексте, если только Сэй не был точно так же склонен к преувеличению. 18 Это утверждение слишком грубо. Другой причиной может служить неизменность заработной платы. Но мы не имеем возможности подробно вда¬ ваться в данный вопрос. См. ниже, часть V, глава 5. 19 Это превратило бы теорию Кейнса в особый случай более общей теории. Но Кейнс предпочел начать с модели, содержащей обнаруженные им — как ему казалось — препятствия для полного использования ресурсов, а затем рассмот¬ реть классическую, как он ее называл, теорию в качестве специального или ограничительного случая, где эти препятствия принимают нулевое значение.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 821 еще продолжают жевать ту же старую жвачку, противопоставляя свое собственное непонимание «закона» непониманию других кол¬ лег, и все вместе способствуют превращению закона Сэя в пугало. 5. Капитал Под этим заголовком мы продолжим обсуждение «классиче¬ ского» анализа структуры производственного процесса, начатое в главе 5. Но сначала мы должны заняться вопросами терминологии. а) Терминологические споры по поводу определения богат¬ ства и дохода. Нельзя найти более наглядной иллюстрации, чем эти споры, чтобы продемонстрировать бесполезность «охоты» за значениями слов, которыми мы тем не менее не можем себе позволить пренебречь полностью ввиду того что: 1) манера кон¬ цептуализации авторов может послужить мерой их аналитиче¬ ской зрелости или опыта; 2) интересно посмотреть, как они соче¬ тали упрямые факты с принятыми ими концептуальными схема¬ ми; 3) во многих случаях терминологическая дискуссия только облекает более значительные вещи, и в частности демонстрирует часть аналитической структуры или модели данного автора.1 Поскольку главными частями «классической» экономиче¬ ской науки являются теории производства и распределения, то напрашивается первый вопрос: что же именно производится и потребляется.* Был дан ответ, что это «богатство».2 Однако он послужил только поводом для дискуссий на тему, что такое бо¬ гатство или что должно быть включено в это понятие, поскольку богатство, очевидно, идентично произведенным и распределен¬ ным благам (или, возможно, их ценности). Эти дискуссии обна¬ руживают удивительную степень аналитической незрелости. Ав¬ 1 В этом читатель лучше всего может убедиться, прочитав работу Маль¬ туса Definitions in Political Economy (1827), которую можно назвать типичной работой такого рода и которая, повторю, заслуживает значительно большего внимания, чем то, какого была удостоена. Она содержит в числе прочего один из лучших когда-либо написанных критических разборов теоретического по¬ строения Рикардо (глава 5). Нельзя также не восхититься мудростью «Правил определения терминов» (глава 1). 2 Многие авторы, в частности Сениор, сделав «богатство* основным по¬ нятием экономической теории, настойчиво отрицали любую идею о том, что богатство важнее счастья, общественного блага, добродетели и т. д. Что каса¬ ется Рикардо, то достаточно указать, что аргументация в пользу свободной торговли, составлявшая значительную часть его работы, была полностью пост¬ роена на аргументе всеобщего благосостояния. * <Очевидно, в тексте Шумпетера ошибка. Должно быть: «распределяет¬ ся^.
822 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. торы колебались между тем, чтобы рассматривать богатство как запас или как поток благ.3 Иногда они даже не разъясняли, что именно имели в виду: богатство общества в целом или богатство на душу населения; они серьезно обсуждали «проблему» зависи¬ мости между богатством («богатствами») и ценностью или «про¬ блему» зависимости между общественным (национальным) бо¬ гатством и частным богатством; определяя блага, некоторые из авторов не обращали внимания на избыток или неуместность критериев. Даже те авторы, кто не придерживался социальной философии, согласно которой один только труд производит всю продукцию, или трудовой теории ценности, настаивали, что эле¬ мент человеческого участия являлся определяющим для понятия богатства или экономических благ. Излишне приводить приме¬ ры подобных несуразностей. Достаточно сказать, что дискуссия в основном сосредоточилась на определении Смита (богатство как материальные предметы, полезные, передаваемые от одного че¬ ловека к другому и требующие издержек труда на свое приобре¬ тение или производство), которое Сениор частично усовершен¬ ствовал и сжал до определения «все вещи, имеющие меновую ценность». Усовершенствование заключалось в замене условия затрат труда условием «ограниченного предложения». Сениор по крайней мере ясно понимал логическую связь между обоими понятиями, т. е. что факт ограничения предложения логически служит решающим критерием, а трудность получения является только одним из факторов ограничения предложения. Дж. С. Милль не видел этого ясно, хотя он также определил богатство как «все полезные и приятные вещи» (родовое свой¬ ство) и как меновую ценность (видовое отличие). То, как экономисты выходили из положения, имея дело с упрямыми фактами, может быть проиллюстрировано на приме¬ ре человеческих услуг, не материализованных ни в каких физи¬ ческих благах. У тех, кто, подобно Лодердейлу и Ж. Б. Сэю, не ограничил понятие экономических благ материальными предме¬ тами,4 не возникло никаких затруднений. Те же, кто его огра¬ 3 Как показывает популярность выражения «распределение богатства*, преобладала последняя точка зрения. Именно она была принята в «Богатстве народов». 4 Разумеется, вопрос о нематериальном богатстве шире, поскольку такое богатство также включает претензии (которые взаимно погашаются в закры¬ той экономике) и такие вещи, как патенты и репутацию (good will). Вопрос о том, что с ними делать, продолжал привлекать незаслуженное внимание на протяжении всего столетия и даже позднее. Первой публикацией Бёма-Бавер- ка была работа Rechte und Verhaltmisse... (<«0 правах и отношениях»>. 1881). Однако нам не стоит подробно останавливаться на данном вопросе.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 823 ничил, столкнулись с ложной проблемой, т. е. с проблемой, обя¬ занной своим существованием единственно способу концептуа¬ лизации. Во-первых, мы уже отмечали вопиющий пример сло¬ весного решения словесной трудности (трактовка концепции «ма¬ териальных» благ Феррарой). Во-вторых, мы можем отметить прием, взятый на вооружение Сениором. Он считал человече¬ ских существ, их «здоровье, силу, знание и все другие природ¬ ные и приобретенные способности тела и ума» статьями богат¬ ства; так же считали и тогда, и позднее очень многие экономи¬ сты.5 Далее он заявлял, например, что юрист продает не услуги, а самого себя, а разница между ним и рабом заключается в том, что юрист поступает так по собственной воле и для собственной пользы и только на определенное время и для определенной цели, в то время как раб продается своим владельцем раз и навсегда. Если данное построение может быть удобным для про¬ ведения анализа, не стоит возражать, что с юридической точки зрения конструкция Сениора является нонсенсом и что не суще¬ ствует такой вещи, как «продажа» на ограниченное время и для ограниченной цели. Истинное возражение состоит в том, что данное концептуальное построение не предлагает никаких пре¬ имуществ и совершенно бесполезно. Однако в силу того, что его принял Маркс, а позднее и Вальрас,6 оно приобретает опреде¬ ленный интерес. 6 Например, Вальрас. В этом есть небольшое преимущество: тогда все три фактора производства — земля, труд и капитал — трактуются более сим¬ метрично. Я пользуюсь случаем, чтобы мимоходом напомнить о попытках, к которым время от времени прибегают при статистической оценке экономиче¬ ской ценности человека. Одной из лучших работ такого рода, относящихся к следующему периоду, является работа Эрнста Энгеля (Engel Ernst. Der Wert des Menschen. 1883). 6 В схеме Маркса рабочие продают не труд (т. е. услуги), а свою рабочую силу (Arbeitskraft). Можно было бы настаивать на том, что в данном случае подобная конструкция не бесполезна, а служит определенной аналитической цели. Мы действительно увидим, что она ловко используется в его теории эксплуатации. Но совершенно независимо от других возражений против дан¬ ной теории, немного поразмыслив, мы приходим к выводу, что данный аргу¬ мент можно было изложить и в терминах услуг труда. Более того, причина, по которой Марксу нравилась его концепция (он считал ее одним из главных своих вкладов в экономическую теорию), происходит из явно ложного допуще¬ ния относительно фактов: он представляет, что «капиталист», купив «силу* рабочего, произвольно решает, сколько часов тот должен отработать. Это не¬ верно даже в тех случаях, когда в трудовом договоре не указывается количе¬ ство рабочих часов, поскольку оно, как и другие условия, всегда неявно под¬ разумевается. Преподаватель экономики может быть просто «назначен», но он достаточно хорошо знает, сколько часов преподавания он должен отдать учеб¬ ному заведению, с которым заключил договор; и это относится ко всем видам занятости. Читатель должен убедиться в том, что понимает, почему не выдер¬
824 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. Только к концу рассматриваемого периода, и притом не столько в Англии, сколько на европейском континенте, экономисты от¬ крыли дискуссию по вопросу о том, что «следует» называть до¬ ходом, индивидуальным или национальным; позднее это породи¬ ло новый поток не очень интересной литературы.7 Но отсюда нельзя делать вывод, что экономисты рассматриваемого периода упустили аспект дохода: напротив, в их работах были очень за¬ метны элементы того, что мы в настоящее время называем ана¬ лизом дохода. Более частого употребления слова «доход»8 в их работах не наблюдается просто по той причине, что для обозна¬ чения данного понятия они пользовались другими словами, од¬ ним из которых было «богатство». Мы уже видели, что «класси¬ ки» не установили четкого различия между запасами и потока¬ ми, между богатством и услугами богатства. Однако в большинстве случаев, говоря о богатстве, они в действительности имели в виду потоки образующих доход това¬ ров (или даже услуг): таким образом, рассматривая концепцию богатства, мы, по крайней мере отчасти, комментировали их кон¬ цепцию дохода. Это особенно относится к А. Смиту, рассматри¬ вавшему богатство просто как «весь годовой продукт земли и труда какой-либо страны», который он также называл валовым доходом (Wealth/Ed. Modern Library. P. 271. Book II. Ch. 2). Если отбросить некоторые формальности, то по существу это то, что мы подразумеваем под валовым национальным продуктом. Данное количество за вычетом «расхода на сохранение капита¬ ла» Смит называет чистым доходом, что (опять же в основном) соответствует тому, что наше Министерство торговли называет национальным доходом. Большинство экономистов того периода живает критики возражение, согласно которому рабочий, не имеющий других источников доходов, кроме своей рабочей силы, не имеет выбора и принимает «любые* условия, даже если это действительно так или так было на самом деле. У Сениора данное построение не служило подобной цели, да и фактически никакой вообще, за исключением цели устранения несуществующей трудности. В основе этой трудности лежала неспособность, которую Сениор разделял с большинством экономистов своего и даже более позднего времени: им оказалось чрезвычайно трудно понять различие между богатством и услугами богатства; тем более что даже в 1906 г., когда Ирвинг Фишер в работе Nature of Capital and Income настоял на его существовании, оно все еще сохраняло новизну. 7 К концу обозреваемого периода открытию этой дискуссии способствова¬ ли два фактора: растущий интерес к статистическим данным о доходах (Baxter Robert D. National Income. 1868) и растущий интерес (особенно на европейском континенте) к проблемам подоходного налога (Held A. Die Einkommensteuer. 1872). 8 Это относится к английским «классикам». Писатели-экономисты евро¬ пейского континента употребляли это слово чаще. Выше, в главе 4, мы уже отмечали работы Шторха и Сисмонди.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 825 обсуждали данные определения; некоторые из них, подобно Сэю, приняли их, внеся минимум поправок;9 другие, такие как Ри¬ кардо,10 отнеслись к ним критически. Затем А. Смит дал формулировку, которая, по его мнению, была всего лишь еще одним способом выражения того же само¬ го: «чистый доход» — это то, что люди в одиночку или коллек¬ тивно «могут тратить на пропитание, жизненные удобства и раз¬ влечения, не затрагивая своего капитала» (там же. С. 271). Это легло в основу определения, ставшего известным в Германии как определение дохода Германна—Шмоллера.11 Современная дискус¬ сия по поводу того, что значит не затрагивать капитал или со¬ хранять капитал (еще одна ложная проблема), выросла из этого корня. О производительном и непроизводительном труде. Сделаем некоторое отступление и кратко коснемся знаменитой полемики о производительном и непроизводительном труде. Этот пыльный музейный экспонат интересует нас по единственной причине: он являет собой прекрасный пример того, каким образом в ходе обсуждения значительных идей их значение исчезает из виду и постепенно сводится к пустякам. В рассматриваемом случае можно выделить два значительных различия. Одно из них выте¬ кает из того факта, что система частного предпринимательства * Не думаю, что Маркс был прав, обвинив Сэя в смешной ошибке: будто бы он забыл про амортизацию. Все, что намеревался сделать Сэй, это указать на фундаментальное значение понятия «валового» дохода. См. «Теории приба¬ вочной стоимости» Маркса. 10 Начала, гл. 26. Эта глава звучала настолько странно даже для самого Рикардо, что он почувствовал необходимость добавить в нее пояснительные сноски. Но, обратясь к данной главе, читатель увидит, что на ее последней странице (включая сноску) Рикардо успешно исправил ошибку, допущенную А. Смитом, и еще одну ошибку Сэя. В первых четырех абзацах главы чистый доход какой-либо страны сводится к прибылям и ренте, а заработная плата трактуется подобно амортизационным отчислениям. Такое ошибочное построе¬ ние объясняется тем, что только прибыль и рента составляют национальный излишек, с которого взимаются налоги и из которого делаются сбережения. Но, согласно самому Рикардо, прибыли не являются свободными (disposable) излишками или не полностью являются ими, а заработная плата, согласно его собственному допущению, как правило, содержит некоторые свободные из¬ лишки. Это еще один пример раздражающей манеры Рикардо сначала энер¬ гично настаивать на каком-либо положении, а затем разбивать его. Но данная аргументация указывает на единое понятие, включающее прибыль и ренту, полностью чуждое обычным рассуждениям Рикардо. Возможно, кое-что из этого почерпнул Маркс. Данный аргумент также указывает на концепцию дохода, которая, вероятно, обладает некоторыми достоинствами и, несомнен¬ но, имеет огромное воздействие на непрофессионалов, а именно на концепцию дохода как излишка над уровнем минимальных потребностей. 11 Hermann, см. выше гл. 4. Schmoller Gustav. Die Lehre von Einkom- men...//Zeitschrift fur die gesamte Staatswissenschaft. 1863.
826 Часть IIL С 1790-х по 1870-е гг. порождает доходы, дающие средства для потребления двумя пу¬ тями: непосредственно— для потребления тех, кто «зарабатыва¬ ет», и косвенно — для потребления тех, кого «содержат», напри¬ мер детей и пенсионеров. Очевидно, что отношение между этими двумя путями потребления, в нашем примере определя¬ емое (отчасти) возрастной структурой населения, не только яв¬ ляется значительным фактом, но и служит одной из самых важ¬ ных характеристик экономической жизни. Большой смысл со¬ держится и в вопросе о том, имеются ли такие типы работников по найму, которые иногда или всегда должны рассматриваться как «получающие содержание» за счет доходов, заработанных в процессе экономической деятельности. Например, следует ли рас¬ сматривать таким образом работу государственных служащих на том основании, что их доходы проистекают из налогообложения других доходов?12 Другое существенное различие вытекает из факта, что услуги труда (природных факторов), непосредственно покупаемые и потребляемые домохозяйствами, например услуги учителей, врачей, домашней прислуги, занимают в экономиче¬ ском процессе положение, отличающееся от положения услуг труда, покупаемых и «потребляемых» фирмами и проходящих, выражаясь экономически, через сферу бизнеса. Хотя последние услуги в конечном счете также достигают сферы потребления в форме продукции, вполне очевидно, что здесь существует разли¬ чие, достаточно четко выраженное общей формулой, гласящей, что такие услуги оплачиваются из капитала фирм, в то время как в первом случае оплата осуществляется из дохода или вы¬ ручки домохозяйств.13 Как только домашняя прислуга получает свою заработную плату или ее эквивалент в виде благ, проблема заканчивается. В случае, когда свою заработную плату получает рабочий завода, возникают дальнейшие проблемы продажи про¬ дукции, которую он помог произвести, и связанные с этим про¬ блемы задержки, риска, дисконта и т. п. Все они связаны с опре¬ делением величины самой заработной платы. Таким образом, это различие действительно имеет отношение к структуре экономи¬ ческого процесса и становится важным для аналитика на многих 12 Сравните с этим полемику, возникшую в наше время в связи со стати¬ стикой национального дохода по вопросу о том, следует ли рассматривать государственное управление как обычную отрасль экономики. Тогда между жалованьем правительственного чиновника и заработной платой, скажем, ра¬ бочего автомобильного завода с точки зрения анализа не было бы никакой разницы. 13 Как сейчас будет показано, это нельзя путать со случаем, когда люди живут на производный доход в значении, которое подразумевается первым различием, т. е. на пенсию по старости.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 827 этапах его пути (например, при трактовке доктрины фонда зара¬ ботной платы — см. ниже, § 6f). Мы увидим, что оба этих различия полностью независимы друг от друга: каждое имеет собственное значение, не связанное с другим. Оба эти различия (с большой путаницей в придачу) были завещаны авторам-экономистам того периода Адамом Сми¬ том. На первой странице своего Введения он уделил большое внимание вопросам «отношения между числом тех, кто занят полезным трудом, и числом тех, кто им не занят» <Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М., 1961. С. 17>. За неимением места в книге, я должен предоставить возможность читателю самостоятельно убедиться в том, что в данном отрывке наряду с другими вопросами действительно дан набросок нашего первого различия. Но сделано это весьма ту¬ манно, а использование неопределенного слова «полезный» дает ключ к пониманию, откуда возникла путаница, исказившая по¬ следующую полемику о производительном и непроизводитель¬ ном труде, хотя сами эти термины не фигурируют в книге I «Богатства народов». Они всплывают в главе 3 книги И, где А. Смит под влиянием физиократов развил свою теорию накоп¬ ления. Тезисом физиократов о том, что только труд, вложенный в сельское хозяйство, является производительным, он, конечно, не воспользовался, как и меркантилистским положением, объяв¬ ляющим производительным только труд в экспортных отраслях промышленности. Однако, вылив вино физиократов, он сохра¬ нил бутылки и наполнил их собственным вином. Производитель¬ ным он назвал труд, «увеличивающий ценность предмета, к кото¬ рому он прилагается» <Смит А. Исследование о природе и причи¬ нах богатства народов. С. 245>. Это высказывание он подкрепляет примером, в котором фигурируют фабричные рабочие, живущие, как он поясняет стам же. С. 316>, на ту часть годового продукта земли и труда, которая возмещает капитал(с прибылью). Как не¬ производительный он определил труд, не добавляющий (меновой) ценности чему бы то ни было, и подкрепил это примерами из области умственного труда, а также труда «самых уважаемых со¬ словий общества», таких как «государь со всеми своими судебны¬ ми чиновниками и офицерами», содержащихся «на часть годового продукта труда остального населения» стам же. С. 245>. Из этих высказываний явствуют две вещи: он понимал суть нашего второ¬ го различия, но смешивал его с первым. Первым, кто совершенно ясно увидел это, был Маркс, при¬ нявший наше второе различие. Отдавая А. Смиту должное за раскрытие такого важного элемента структуры капиталистиче¬
828 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. ского общества, он указывал, что данный элемент в работе А. Смита был облачен, по его мнению, в поверхностные и совер¬ шенно не относящиеся к делу рассуждения.14 Разумеется, нико¬ му не удалось избежать данного вопроса, многие авторы явно или неявно касались его, анализируя спрос на труд. Но при обсуждении различия как такового они теряли его из виду и всегда имели в виду первое различие. Но это еще не все. Мы видели, что второе различие также может быть весьма значитель¬ ным. Но, увлекшись ассоциациями, вызываемыми терминами «по¬ лезный» и «производительный», экономисты сосредоточились на «проблемах» определения того, какие виды деятельности были достойны этих почетных эпитетов. Учителям и государственным служащим не нравится, когда их труд называют «непроизводи¬ тельным», они усматривают в этом выражении — иногда справед¬ ливо, иногда безосновательно —уничижительный смысл.15 Итак, бессмысленное обсуждение этого вопроса стало обычным элемен¬ том учебников XIX в., несмотря на растущее понимание его ник¬ чемности, которое в конце концов положило этому конец. Чтобы рассказать о всех ответвлениях и проявлениях напрасно потрачен¬ ной изобретательности, связанных с рассмотрением данного вопро¬ са, понадобился бы целый том. Но этот том мог бы послужить только одной цели: продемонстрировать увлеченность экономистов словами и их неспособность отличить реальную проблему от лож¬ ной.16 [Это отступление о производительном и непроизводитель¬ 14 Маркс подробно разработал этот вопрос в своем обсуждении доктрины Смита в «Теориях прибавочной стоимости». С его точки зрения решающим было различие между трудом, «создающим прибавочную ценность <стоимость>, и трудом, не создающим ее. Однако предпочтительнее делать различие между трудом, оплачиваемым из капитала, и трудом, оплачиваемым из «дохода», так - как слуга может проработать большее количество часов, чем то, которое воплощено в ценности его труда, и, следовательно, его могли бы «эксплуа¬ тировать» так же, как и фабричного рабочего. Наниматель слуги тоже может извлечь прибавочную ценность. Если продолжить рассуждение на языке Мар¬ кса, суть заключается в том, что данная прибавочная ценность не должна быть «реализована» ни на каком рынке. 15 Такие чувства появляются каждый раз, когда современные экономи¬ сты при построении статистики национального дохода обсуждают, как тракто¬ вать оклады государственных служащих. 16 Данная дискуссия повлекла за собой другую, связанную с ней, — о понятиях производительного и непроизводительного потребления, — кото¬ рую можно проиллюстрировать следующим заявлением Сениора (Outline, р. 57): «Если бы судья, пост которого обязывает его тратить 2000 фунтов в год с целью поддержания определенного положения в обществе, расходовал 4000 фун¬ тов в год, то половина его потребления была бы производительной, а другая — непроизводительной». Далее, производительным потреблением было бы «такое использование продукта, которое влечет за собой производство другого продукта*. Идея, согласно которой блага и услуги не уходят
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 829 ном труде Й. А. Ш. намеревался дать петитом, с тем чтобы средний читатель мог легко его пропустить.] Ь) Структура физического капитала.17 На своем наиболее абстрактном уровне анализ экономического выбора, из которого, собственно, и состоит всякая теория ценности, может проводить¬ ся в терминах неопределенных вещей, называемых «благами» и не имеющих других свойств, кроме желанности и редкости. Очевидно, чтобы выйти за пределы наиболее бесплодных обоб¬ щений, мы должны, исходя из нашего видения реальности, ото¬ брать дальнейшие ограничения экономического выбора, напри¬ мер те, что подразумеваются в нашем «ноу-хау» или, если упот¬ ребить менее разговорное выражение, ограничения данного технологического горизонта. Следует подобрать такие ограниче¬ ния, которые разрешают одни и исключают другие преобразова¬ ния нашего начального запаса благ. В любом случае мы должны постулировать данные потребности, данный научно-технический горизонт, данные факторы окружающей среды, такие как земля и работники определенного типа и качества, а также заданный запас произведенных благ, с которого можно начать. Но этого недостаточно. Этот начальный запас благ не является ни одно¬ родной, ни аморфной массой. Различные его части дополняют друг друга; характер этой дополняемости станет ясным на при¬ мере таких благ, как здания, оборудование, сырье и потре¬ бительские блага. Некоторые из этих частей должны быть в на¬ личии до того, как мы сможем оперировать другими; различные необходимые последовательности и лаги между экономическими действиями, в свою очередь, ограничивают наш выбор; это про¬ исходит различными путями в соответствии с составом запаса благ, с которым мы должны работать.18 Мы выразим это следу¬ окончательно из экономического процесса, как только они входят в сферу потребляющих их домохозяйств, а «производят» в этих хозяйствах производи¬ тельные услуги членов семьи, возвращается вновь и вновь. В наши дни эта идея была принята Леонтьевым, в системе которого домохозяйства рассматри¬ ваются как отрасль, осуществляющая, подобно любой другой, производитель¬ ное потребление. 17 Некоторым читателям данный подраздел покажется сложным для вос¬ приятия. Его цель — объяснить необычный взгляд на роль физического «ка¬ питала» в пределах логики экономического процесса, который может быть втиснут в следующую фразу: с точки зрения анализа капитал означает набор ограничений. Вскоре это станет совершенно ясным, и я верю, что читатель извлечет некоторую пользу из того усилия, которое ему придется приложить для усвоения данного подраздела. 18 Запас богатства всех видов, имеющегося в определенный отрезок вре¬ мени, был назван капиталом Ирвингом Фишером (Fisher Irving. Nature of Capital and Income. 1906. P. 52), который успешно показал, что, как выясня¬ ется, большинство, если не все авторы рассматриваемого периода пришли
830 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. ющим образом: запас благ, имеющийся в любой отрезок време¬ ни, является структурированным количеством, или количе¬ ством, имеющим структурные зависимости внутри себя, кото¬ рые отчасти формируют последующий ход экономического про¬ цесса. Естественно, мы хотим максимально обобщить эти структурные характеристики и свести к минимуму их количе¬ ство, чтобы использовать в чистой теории, лавируя как можно ловчее между Сциллой неуправляемого жизнеподобия и Хариб¬ дой бесплодной простоты. Конечно, экономисты все это знали уже со времен Кантильона и Кенэ, когда началось построение научных моделей. В предыдущей главе мы уже бегло рассмотре¬ ли первые два несмелых шага, сделанные авторами «классиче¬ ского» периода на пути анализа структурных свойств экономиче¬ ского процесса: один шаг заключался в признании капитала как «реквизита» производства, а другой состоял в принятии идеи физиократов (Кантильона—Кенэ) об «авансах». Теперь нам оста¬ лось вставить наиболее важный из оставшихся элементов данно¬ го анализа — то, что обычно известно как теория капитала. Читателю не следует бояться, что нам предстоит преодоле¬ вать еще одно болото полемики по поводу терминологических разногласий. Теория капитала действительно пользуется репута¬ цией такого рода, с которой могут посоперничать лишь немногие другие области. Люди продолжали задавать бессмысленный во¬ прос: «Что такое капитал»? А некоторые пытались на него отве¬ тить путем теоретизирования относительно первоначального зна¬ чения слов capit, capitale, x£<pataxiov и т. п. Сениор даже утвер¬ ждал, что «термин капитал имеет так много разных определений, что даже сомнительно, имеет ли он какое-либо общепринятое значение» (Outline. Р. 59). В каком-то смысле это верно.19 Но только по следующим причинам: во-первых, из-за относительно незначительных ошибок концептуализации, допущенных отдель¬ ными авторами, а этими ошибками можно пренебречь, если ана¬ литическая направленность концепции достаточно ясна; во-вто- рых, из-за породившего столь большое число бесполезных дис¬ куссий желания иметь единую, или универсальную, концепцию капитала (но я не разделяю этого желания); в-третьих, вслед¬ к такому определению капитала. Мы не примем здесь концепцию Фишера и просто воспользуемся прекрасным термином Смита «запас» <stock>. Это по¬ зволит легче отличить его от других значений термина «капитал», не добав¬ ляя всякий раз оговорку «в нашем смысле». 19 Читателя, интересующегося историей использования экономистами данного термина, отсылаю к работе Ирвинга Фишера (Fisher Irving. Nature of Capital and Income. Ch. 4, § 2) или к главе, посвященной концепции капитала во втором томе великого труда Бёма-Баверка.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 831 ствие не менее неоправданного желания многих авторов для удоб¬ ства анализа приблизить понятие «капитал» или к активу, или к пассиву бухгалтерского баланса коммерческой фирмы; в-чет¬ вертых, из-за непрекращающихся колебаний между концепция¬ ми физического капитала, с одной стороны, и монетарными кон¬ цепциями — с другой. В остальном дело обстоит значительно проще, чем кажется, поскольку следует описать только одну до¬ минирующую аналитическую цель, которой пытались служить практически все ведущие экономисты. Будучи реквизитом про¬ изводства, капитал состоял из благ.20 Более того, подобно наше¬ му первоначальному запасу, это был запас благ. Но в отличие от нашего начального запаса, он не включал все блага, имеющиеся на данный момент. «Классики» выделили капитал, исключив из него, во-первых, природные факторы (хотя оставили такие «усовершенствования», как, например, водоотводы, ограждения и т. п.) и, во-вторых, все потребительские блага, кроме средств к существованию производительных работников. Остановимся, чтобы прояснить этот момент. Прежде всего следует понимать, что деление запаса богат¬ ства, существующего на данный момент, на массу вещей, пред¬ ставляющую собой капитал, и другую массу вещей, не являющую¬ ся капиталом, — это способ характеристики того, что выше мы назвали структурой или структурными соотношениями внутри мира благ. Во-вторых, следует отметить, что в результате исклю¬ чения из капитала природных факторов наряду с трудом был конституирован другой «первоначальный» фактор производства, 20 Однако даже те авторы, которые особенно настойчиво высказывались в пользу концепции физического капитала, иногда склонялись в сторону моне¬ тарной концепции. Наряду с другими Рикардо и Дж. С. Милль иногда упо¬ требляли такие фразы, которые имели смысл только по отношению к денежно¬ му капиталу. Это, как мне кажется, впервые вызвало критические замечания Чернышевского в статье L’economie politique jugee par la science (<« Политиче¬ ская экономия перед судом науки*>. 1874), представляющей собой тщательный анализ «Основ* Милля. Это еще очевиднее проявляется в «Учебнике» последо¬ вателя Милля Фосетта (Fawcett. Manual). У Милля капитал «расходуется* на сырье, переходит из рук в руки, мигрирует из одной отрасли промышленности в другую, из страны в страну. Он говорит об этом так, как будто речь идет о денежных суммах, а не о благах. Конечно, на это можно возразить, что денеж¬ ные суммы могут рассматриваться как суммы, представляющие блага, а также, особенно в рамках теоретической системы того времени, что при окончательном анализе монетарные процессы могут быть сведены к «реальным» процессам. Но подобная редукция опасна тем, что можно упустить из виду денежные механиз¬ мы и породить множество существенных проблем. Таким образом, даже если бы можно было удовлетворительно описать основы экономического процесса в ре¬ альных терминах, нам все же пришлось бы отметить, что в теории капитала, как и везде, «классическая» попытка фундаментального анализа только в ре¬ альных терминах была весьма порочна.
832 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. хотя многие, особенно рикардианцы, не поняли вытекающих от¬ сюда выводов. Итак, мы остались с запасом произведенных благ. Но, в-третьих, структура массы этих произведенных благ была подвергнута дальнейшему анализу с помощью различия, которое проводилось двумя из бесконечного числа возможных способов. С одной стороны, если мы захотим выделить часть, являю¬ щуюся реквизитом производства в технологическом смысле, то придем к концепции произведенных средств производства, или, как это было названо Бёмом-Баверком, промежуточных продук¬ тов. Одним из важных свойств теоретической схемы английских «классиков» и их континентальных последователей явилось по¬ нимание термина «реквизит производства» в более широком смыс¬ ле, включавшем потребительские блага, служащие для поддер¬ жания рабочей силы в процессе производства. Нет никакой ло¬ гической причины, препятствующей включению сюда также и потребительских благ для землевладельцев — Сениор включил в капитал даже потребительские блага для обеспечения потребно¬ стей капиталистов — в процессе производства, но они обычно исключались рикардианцами, поскольку их схема не позволяла рассматривать ренту как элемент издержек. С другой стороны, если мы хотим выделить ту часть массы богатства, существующего в данный момент, которая участвует в экономическом процессе или используется с экономической це¬ лью, или, как выразился Смит, от которой «ожидается прибыль», то мы приходим к тому, что наряду со зданиями, оборудовани¬ ем, сырьем и «средствами существования производительного тру¬ да» в нее следует включить также и другие элементы, в особен¬ ности следующие два. Во-первых, это другая масса потребитель¬ ских благ, которая частично пересекается с той, что включена в реквизиты производства, а именно масса потребительских благ, все еще находящаяся в руках производителей, оптовиков и роз¬ ничных торговцев, независимо от того, рабочий или капиталист собирается купить эти товары. Во-вторых, это наличность на руках. Здесь мы не имеем возможности рассмотреть последствия такого деления, хотя этот вопрос и небезынтересен. Можно толь¬ ко сказать, что второе определение структуры капитала верно или неверно не в большей степени, чем первое. Оба служат ана¬ литическим целям, т. е. оба можно использовать для характери¬ стики соответствующих аспектов действительности. Но мы бу¬ дем придерживаться первого определения («реквизит производ¬ ства» в широком смысле), поскольку оно ближе к тому, что я выше назвал доминирующей аналитической задачей эпохи, особен¬
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 833 но в том виде, в каком теория капитала была подытожена Дж. С. Миллем. Маркс одобрил бы наш выбор, поскольку пол¬ ностью поддерживал первое определение капитала. Он полагал, что второе определение способно лишь воспроизводить поверхност¬ ное восприятие действительности в представлении капиталиста. Все сказанное выше, за исключением деталей, воспроизво¬ дит метод, с помощью которого А. Смит «структурировал» то, что он называл «общими запасами любой страны или обще¬ ства», выделяя капитал (Wealth. Книга II. Глава!) и перечис¬ ляя его главные компоненты. Тот факт, что он (и Мальтус) не включил отдельной статьей блага, покупаемые на заработную плату, или средства существования рабочего, не имеет большого значения, поскольку он всегда рассуждал так, как если бы вклю¬ чил их в общий запас.21 Кроме того, описанная концепция ка¬ питала довольно хорошо представляет формулировку большин¬ ства ведущих экономистов. Так, Рикардо определил свою кон¬ цепцию следующим образом: «Капитал есть та часть богатства [курсив мой] страны, которая употребляется в производстве и состоит из пищи, одежды, инструментов, сырых материалов, станков и т. д., необходимых, чтобы привести в движение труд» («Начала». Глава 5). По существу это не отличается от опреде¬ ления Сениора: «Предмет богатства, результат человеческого усилия [как он объяснял, он имел в виду «труд, воздержание и содействие природы» или, просто, произведенный предмет бо¬ гатства], используемый в производстве или распределении бо¬ гатства». Не отличается это и от оказавшего заметное влияние отрывка из работы Милля: «Функция капитала в производстве состоит в том, что он обеспечивает необходимые для производ¬ ственной деятельности здания, охрану, орудия и материалы, питание, а также иные средства существования для работников во время производственного процесса... Все, что предназначает¬ ся для данной цели, — это и есть капитал». (Книга I. Глава 4, §1. <Милль, Дж. С. Основы политической экономии. Т. 1. С. 148>).22 Маркс ничего к этому не добавил, за исключением 21 См., например: Wealth. Р. 316 [изд. Modern Library]. Не требуется никаких дополнительных комментариев по поводу того, что Смит включил в капитал «приобретенные и полезные способности всех... членов общества». У него нашлось множество последователей — Рошер даже включил в капитал «добродетель». Но все это совершенно не использовалось в анализе. Отметим все же параллелизм этого компонента с «улучшением земель», который мог навести на мысль о маршаллианской концепции квазиренты. 22 Чисто словесная уступка трудовой теории ценности (о чем говорилось выше), содержащаяся в данной формулировке, может быть легко исправлена.
834 Часть IIL С 1790-х по 1870-е гг. того, что, верный своему принципу слияния экономики с соци¬ ологией, он ограничил термин «капитал» теми вещами из дан¬ ной категории, которыми владеют капиталисты; те же самые вещи в руках пользующегося ими рабочего не являются капита¬ лом. Однако выражение «участие капитала в производстве» имеет два совершенно разных значения, и сама собой напрашивается мысль о различии между капиталом, предназначенным для оплаты рабочей силы, и остальной его частью (назовем ее техно¬ логическим капиталом), равно как и о коэффициенте, характе¬ ризующем количественное соотношение между обеими частями, который должен составлять одну из важнейших характеристик структуры капитала. Тем не менее только Маркс впервые ука¬ зал на это весьма многословно и только он четко ввел такой коэффициент. Обозначив термином «постоянный капитал» (с) то, что было только что названо «технологическим капиталом», и термином «переменный капитал» (i>)23 то, что было только что названо «капиталом, предназначенным для оплаты рабочей силы», он выбрал для структурного коэффициента отношение: с/(с + у), которое он назвал «органическим строением капита¬ ла».*24 Нельзя недооценивать введение такого понятия в четко сформулированном виде. Но, конечно, экономисты от А. Смита до Дж. С. Милля тоже признавали особую роль капитала, пред¬ назначенного на оплату рабочей силы, в составе капитала как целого. На это достаточно ясно указывает тот факт, что термин «капитал, предназначенный для оплаты рабочей силы», тожде¬ ствен не только «переменному капиталу» Маркса, но и «фонду заработной платы» английских «классиков». Кроме того, и Ри- 23 Он выразил то и другое в количествах воплощенного в товарах труда. Но ввиду того, что коэффициент у Маркса всегда относится к заданному отрез¬ ку времени, его можно также представить в денежном выражении. Следует отметить, что оба способа измерения полностью сохраняют смысл и позволя¬ ют, в частности, осуществить межвременное сравнение только для состояний совершенного равновесия. Причина, по которой Маркс выбрал эти термины (и по которой мы не можем принять их здесь), заключается в том, что в его теории технологический капитал только передает продукту свою собственную ценность, то есть в процессе производства его ценность, выраженная в вопло¬ щенном труде, остается постоянной, в то время как капитал, предназначен¬ ный для оплаты рабочей силы, нарастает в процессе производства в силу того, что к воплощенному в нем труду рабочие добавляют часы своего труда. 24 Таким образом, поскольку и числитель, и знаменатель выражены в часах труда, данный коэффициент является чисто числовым. Все же стоит вспомнить, что составляющими этого коэффициента являются ценности, а не физические величины. * <Если говорить точнее, Маркс называл «органическим строением ка¬ питала» сотношение с и v>.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 835 кардо, и Милль иногда беспечно «пользовались» марксистской концепцией: случалось, что, употребляя термин «оборотный ка¬ питал»,25 они в действительности имели в виду переменный ка¬ питал. Не менее очевидной является и необходимость анализа внут¬ ренней структуры технологического капитала. Это было вполне очевидно физиократам, различные «авансы» которых А. Смит заменил различием между основным и оборотным капиталом. Первый он определил как капитал, из которого владелец извле¬ кает прибыль, сохраняя (используя) его, — заводские постройки и станки. Второй он определил как капитал, из которого владе¬ лец извлекает прибыль, «расставаясь с ним» (оборачивая его), — например, сырье. Рикардо понял, что за смитовским делением капитала, основанном на тривиальном здравом смысле, скрыва¬ ется более глубокое значение, но он отмахнулся от него.26 По¬ пытаемся воссоздать ход его мысли. Судя по всему, внимание Рикардо было привлечено к про¬ блемам основного капитала по той причине, что его наличие вызывает отклонение меновых ценностей продуктов от закона трудовой ценности, если, конечно, все отрасли промышленности не используют «одинаковую пропорцию основного и оборотного капитала». Он, очевидно, также без труда понял еще один мо¬ мент: чтобы не нарушать этот закон трудовой ценности, основ¬ ной капитал должен повсюду иметь одинаковый срок службы. И наконец, он выявил аналогию, существующую между разны¬ ми сроками службы основного капитала, используемого в раз¬ ных отраслях производства, и разными скоростями оборота раз¬ ных типов оборотного капитала, например семян фермера и муки пекаря. Эти три факта внешне различны и на первый взгляд не имеют между собой ничего общего, кроме того, что они мешают действию закона трудовой ценности. Далее — и это почти рав¬ нозначно гениальному озарению — он понял, что все три факта мешают действию закона по одной и той же причине и содержат один и тот же основной элемент — интервал времени между 25 Так, в §4 главы 1 своих «Начал* Рикардо писал: «В одной отрасли очень мало капитала употребляется в качестве оборотного, то есть [курсив мой] на содержание труда...* <Рикардо Д. Указ. соч. С. 50>. Другие примеры можно найти в главе 31 его труда. 26 См.: Рикардо. Начала. Гл. 1, § 4, сноска 1. Странно читать в этой сноске, что различие между основным и оборотным капиталом не является существенным, ибо вся аргументация § 4 обращена к проблемам основного капитала. Но, воссоздав ход его мыслей, мы ясно увидим, что он имел в виду только то, что это различие, сделанное А. Смитом, не выявило обсуждаемого здесь важного вопроса.
836 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. вложением капитала и появлением соответствующих потреби¬ тельских благ.27 Это было очень легко заметить в случае разных периодов оборота: зерно, используемое в качестве семян, и зерно, перера¬ батываемое в муку, непосредственно отличаются (с точки зрения Рикардо) временными интервалами, отделяющими каждое из них от появления муки, и больше ничем. Но гораздо сложнее было понять, что различие, вносимое существованием основного капи¬ тала и разным сроком жизни этого капитала в процессы произ¬ водства, а следовательно и в создаваемые ценности, является различием того же типа, а потому его также можно рассматри¬ вать как различие временных интервалов или скоростей оборота. Рассмотрим, например, станок, который, согласно теории Ри¬ кардо, был создан с помощью одного только фактора труда, ска¬ жем за один день. Допустим, что срок его службы десять лет. В течение этих десяти лет станок или воплощенный в нем труд точно так же, как сырье или полуфабрикаты, превращается в потребительские блага. Каждый день его службы (который ста¬ новится доступным для использования в определенной последо¬ вательности) ведет себя наподобие семени в земле в ожидании своего часа. Эта определенная последовательность является огра¬ ничением, накладываемым на экономические решения или дей¬ ствия, аналогичным ограничению, накладываемому на решение фермера тем обстоятельством, что он должен ждать, пока из семян не вызреет новый урожай. Таким образом, по крайней мере на самом абстрактном уровне, между основным и оборотным капита¬ лом нет ни существенной разницы, ни четкой демаркационной линии, как указывал Рикардо в сноске, на которую мы ссылались выше. Оба вида капитала являются незрелыми потребительскими благами (или их элементами), т. е. промежуточными продуктами или «богатством в зачаточном состоянии», как их назовет Тауссиг приблизительно 80 лет спустя. Оба вида капитала можно «свести» к накопленному труду (термин Джеймса Милля, точно отражаю¬ щий смысл, придаваемый ему Рикардо и использованный вновь 27 Назвав это гениальным озарением, я отнюдь не связываю себя с теори¬ ей капитала, разработанной на основе этого озарения. Чтобы прояснить очень важную часть истории развития экономической доктрины, я полностью воз¬ держиваюсь от критики по данному вопросу. Сам профессор Найт, отвергаю¬ щий теорию, о которой идет речь, мог бы поэтому принять мое изложение вопроса так же, как и Ф. В. Тауссиг, разделявший ее. В данном случае глав¬ ное — увидеть связь между анализом Рикардо и анализом Бёма-Баверка, ко¬ торую подчеркивали и Найт, и Тауссиг.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 837 Викселем также примерно 80 лет спустя).28 Все же мы не долж¬ ны забывать, что различные совокупности накопленного труда, овеществленного в различных благах, имеют разные временные интервалы до полного созревания или разные места во времен¬ ных последовательностях, к которым они относятся. Таким образом, рудиментарный анализ капитала, проведен¬ ный Рикардо, дает в результате временную концепцию техноло¬ гического капитала,29 где время — элемент, объединяющий все его особые формы. Те, кто питает симпатию к трудовой теории ценности, могли бы с некоторым основанием заявить, что он тем самым спас последнюю, сделав ее до некоторой степени спра¬ ведливой для количеств труда, стоящих на разных позициях во временнбй последовательности. Те, кто принимает теорию капи¬ тала Бёма-Баверка, также с некоторым основанием могли бы заявить, что Рикардо переработал плохую теорию ценности в хорошую теорию капитала. В любом случае в том, что касается данной группы проблем, Рикардо явно был предшественником Бёма-Баверка. Это не означает, что теория капитала Рикардо была полной или что он понял все выводы, вытекающие из его гениального озарения. В частности, он пренебрег всеми след¬ ствиями, вытекающими из этой теории для краткосрочных пе¬ риодов.30 Кроме того, хотя он изучал случаи превращения обо¬ ротного капитала в основной (самый значительный случай можно найти в его главе «О машинах») и то и дело касался разнообраз¬ ных отношений замещения, существующих в мире технологиче¬ ского капитала («эффект Рикардо», если его продумать, мог бы послужить примером), он, как большинство «классиков», слиш¬ ком увлекся тем, что принял временные последовательности в ка¬ честве технологических данных и пренебрег тем фактом, что сро¬ ки службы и вообще соотношения между количествами капиталь¬ ных благ разных типов, а также соотношение между расходуемым и не расходуемым на заработную плату капиталом являются эко¬ 28 Точнее, Виксель употребил выражение «сбереженные услуги труда и земли* и должен был бы добавить услуги предшествующего накопления. 29 Если бы мысль, выраженная им лишь отрывочно, была завершена в заданном направлении до вытекающих из нее логических выводов, то мы могли бы даже сказать, что его анализ охватывал технологический капитал плюс капитал, предназначенный на оплату рабочей силы, сводя весь физический капитал к капиталу, идущему на оплату рабочей силы, или, скорее, к общему фонду средств существования. Эта мысль еще яснее выражена в работе Джеймса Милля (Mill James. Elements). Тем не менее ее явное выражение — заслуга Джевонса и Бёма-Баверка, хотя она также присутствует, не будучи явно выра¬ женной, в одном из различных аспектов теории фонда заработной платы. 30 Например, тем, что основной капитал в краткосрочном периоде ведет себя как «земля*.
838 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. номическими переменными, зависящими от ставок заработной пла¬ ты, эффективности труда, процентной ставки и других факторов и в свою очередь влияющими на них. Но это только подтверждает, что его теория была не более чем предварительным наброском, о чем всегда следует помнить, как критикуя, так и защищая ее. с) Вклад Сениора. Теперь нашего внимания требуют два весь¬ ма любопытных случая. С одной стороны, Сениор понимал, что Рикардо употреблял термины «основной» и «оборотный капи¬ тал» не в том значении, что А. Смит {Senior. Outline. P. 62-63). Но истинное значение проведенного Рикардо анализа капитала полностью ускользнуло от него, и в том, что Рикардо придал этим терминам иной смысл, он не увидел ничего, кроме предосу¬ дительно необычного употребления терминов. С другой стороны, несмотря на непонимание рикардианского анализа, Сениор в дей¬ ствительности продолжил его в двух направлениях, — прекрас¬ ный пример продвижения вслепую. Во-первых, существует третий постулат, или элементарное положение, Сениора, который звучит так: «Производительная сила труда и других средств создания богатства может бесконеч¬ но расти в результате использования их продуктов как средств дальнейшего производства». Это положение, которое могло быть выведено из теории Рэ, усовершенствовало теорию Рикардо, при¬ совокупив к производительной силе труда производительную силу «других средств создания богатства». Но данное положение до¬ бавляет также нечто полностью выходящее за пределы анализа Рикардо. В теории Рикардо вводимый элемент времени тормозит предложение продуктов капиталов, которые оборачиваются мед¬ ленней других, и тем самым служит причиной отклонения цен¬ ностей от закона трудовой ценности. Человек, чьи продукты мо¬ гут достичь своих рынков только по истечении относительно продолжительного промежутка времени, просто «должен» полу¬ чить компенсацию за свое невыгодное положение. Однако, со¬ гласно Сениору, более высокая ценность такого продукта вызва¬ на не только тем фактом, если это действительно факт, что при¬ быль в 100 фунтов, получаемая через год, экономически неэквивалентна прибыли в 50 фунтов, получаемой каждый год. Прибыль от двухгодичного вложения будет более чем вдвое пре¬ вышать прибыль от двух последовательных ежегодных вложе¬ ний одного и того же количества, скажем, труда, поскольку про¬ изводительная «сила» этого труда, а следовательно и его про¬ дукт, возрастет в случае использования продукта первого года «в качестве средства дальнейшего производства» в течение второго года. Рикардианская реальная ценность какого-либо продукта не
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 839 может возрасти просто потому, что то же самое количество труда производит большее количество продукта в процессе двухгодич¬ ного производства, чем было бы произведено в течение двух по¬ следовательных годичных процессов. Но, согласно Сениору, цен¬ ность в этом случае может возрасти.31 Это в корне изменяет ситуацию и указывает на прямую связь с Бёмом-Баверком, кото¬ рый, кстати, понял Сениора не лучше, чем Сениор понял Рикар¬ до, но развил теорию капитала Сениора точно так же, как Сени¬ ор развил теорию Рикардо. Близость, существующая в этом во¬ просе между учениями Сениора и Бёма-Баверка, наблюдается особенно отчетливо, если мы отметим, что использование про¬ дукта как средства дальнейшего производства могло бы быть названо его «окольным» использованием. Единственное различие заключается в том, что Сениор ограничился утверждением о «бес¬ конечном» возрастании производительной силы труда при усло¬ вии использования ее таким образом, в то время как Бём-Баверк добавил гипотезу о замедлении темпа этого роста с увеличением «длительности» производственного процесса. Во-вторых, Сениор создал теорию капитала, основанную на воздержании. Несмотря на то что его имя запомнилось главным образом в связи с этим вкладом, теория воздержания в действи¬ тельности имеет меньшее значение как аналитическое достиже¬ ние, чем только что рассмотренный его вклад (использование продукции в качестве средства дальнейшего производства). Сто¬ ит различать также два разных аспекта созданной Сениором кон¬ цепции воздержания. С одной стороны, если мы по некоторым соображениям выберем для проведения анализа структуру тех¬ нологического капитала, выраженного в показателях «близости к продукту» его составных элементов, то мы подчеркнем тот факт, что эти составные элементы (т. е. различные капитальные блага) имеют разные скорости оборота или что их продукт появится в наличии, или «созреет», после периодов времени разной продол¬ жительности, которые так или иначе входят в список издержек производства. Когда мы имеем в виду именно это, лучше пользо¬ ваться термином «ожидание», предложенным позднее МакВей- ном и принятым Маршаллом. С другой стороны, если мы при¬ мем теорию, согласно которой технологический капитал являет- 31 В связи с тем фактом» что ценность большего количества продукции, произведенной в результате двухгодичного процесса, не обязательно должна быть выше ценности меньшего количества продукции, полученного в резуль¬ тате двух последовательных одногодичных процессов, никакйх трудностей не возникает, поскольку в данном случае двухгодичный процесс просто не будет использован. 12 Зак 3169
840 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. с я результатом «превращения дохода» в нечто, призванное, как ожидается, принести доход в будущем, но для этого его нужно изъять из сферы дохода насовсем, то лучше воспользоваться тер¬ мином «воздержание». В этом случае мы обозначаем этим терми¬ ном психологические издержки, связанные со сбережениями, или, если рассматривать сбережение как действие, достаточно близ¬ кое к инвестициям у издержки приобретения капитальных благ, в которые были инвестированы прошлые сбережения. Тогда этот элемент психологических издержек становится аналогичным пси¬ хологическим издержкам труда, позднее названным его «анти¬ полезностью». Сделав еще один шаг вперед, мы можем предста¬ вить само воздержание как фактор производства32 вместо сбере¬ жений или капитальных благ, являющихся его результатом. Именно в этом смысле обычно понималась концепция воздержа¬ ния Сениора, и в этом смысле воздержание понимается в данной книге, хотя собственное определение Сениора показывает, что он намеревался включить в свою концепцию также и понятие, на¬ званное выше «ожиданием».33 Конечно, роль того, что называется «воздержанием» (в стро¬ гом смысле), признана так же давно, как и роль сбережений. То же самое обозначают и термины А. Смита «бережливость» или «умеренность». Практически все экономисты, писавшие после 1776 г., так или иначе имели дело с этим понятием, но не все были готовы в полной мере придать ему тот смысл, о котором заявил А. Смит. Оно вошло также в теоретические схемы про¬ тивников сбережений, таких как Лодердейл и Мальтус. Схема Рикардо скорее предусматривает ожидание, чем воздержание, но, как показывает наше изложение, в любом случае требует концептуального дополнения такого рода. Однако в действитель¬ ности данная концепция была сформулирована Ридом и Скроу- пом. Последний занимает в данном вопросе по отношению к Сениору такую же позицию, какую занимал Рэ применительно к 32 Не имеет большого значения, назовем ли мы этот фактор «первич¬ ным» или «вторичным». Сениор назвал его вторичным, но позднее сложилась обратная тенденция. 33 Сениор определил воздержание как «поведение лица, которое или воздерживается от непроизводительного использования того, чем оно может распоряжаться, или исходя из определенного плана предпочитает производ¬ ство в отдаленном будущем тому, что может дать немедленные результаты* (Outline. Р. 58). Первое обозначает только сбережения или превращение дохо¬ дов в капитал и представляет собой воздержание в строгом смысле слова; второе означает только перестройку структуры капитала и является тем, что мы понимаем под ожиданием. Сениор явно отдавал себе отчет в отличии одно¬ го от другого, обоснованность которого не ослаблена возможностью свести все к одному случаю с помощью соответствующей формулировки.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 841 постулату о росте производительной силы факторов путем ис¬ пользования их продукции для дальнейшего производства. Мы не собираемся здесь размышлять о субъективной оригинально¬ сти работы Сениора, но важно отметить, что объективно Сениор всего лишь довел до сознания людей существующую теоретиче¬ скую тенденцию. Поддерживаемый Дж. С. Миллем, Кэрнсом и отчасти Маршаллом анализ воздержания твердо установился в английской экономической науке, однако он никогда не пользо¬ вался такой же популярностью в других странах. Нетрудно дога¬ даться, почему основными критиками данной концепции были Маркс и Лассаль, которые не видели в ней ничего, кроме воз¬ можностей апологетики, подразумеваемых словом «воздержание». Но нам удобнее будет обратиться к данному вопросу, когда мы будем рассматривать проблему прибыли. d) Основные положения Дж. С. Милля о капитале. Здесь удобно отметить несколько дополнительных моментов относи¬ тельно «классической» теории капитала и прокомментировав четыре связанных между собой «положения о капитале», кото¬ рые Дж. С. Милль представил в главе 5 книги I своих «Основ»,34 вновь поставить в центр внимания некоторые вопросы. «Первое из указанных положений состоит в том, что произ¬ водственная деятельность ограничена размерами капитала» <Милль Дж. С. Основы политической экономии. Т. 1. С. 159>, хотя, конечно, она не всегда доходит до этого предела. Полная занятость труда не ограничена капиталом, поскольку работни¬ ков можно нанимать и из «дохода». Дж. С. Милль ошибочно полагал, что поскольку промышленность ограничена капиталом,35 то тем самым подразумевается, «что каждое увеличение капита¬ 34 Данная глава, будучи испорченной ошибками, несоответствиями и неуклюжими выражениями, все же не лишена логической красоты. Читатель, знающий, как исправить эти недостатки, будет поражен симфонической строй¬ ностью ее построения. 35 В конце § 1 данной главы Милль пользуется этим положением, чтобы опровергнуть то, что он считает распространенным заблуждением относитель¬ но воздействия протекционистских тарифов. Просим читателя обратить вни¬ мание на эту любопытную смесь истины и заблуждения, служащую прекрас¬ ным примером ситуации, так часто возникающей в экономической аргумента¬ ции: неоспоримый трюизм используется в недопустимой форме, приводя таким образом к результату, который должен бы быть ложным, но тем не менее не является таковым в полной мере, поскольку может быть подкреплен элемента¬ ми истины, чуждыми данной аргументации. К несчастью, недостаток места в книге не позволяет нам объяснить это досконально. Милль не был обманщи¬ ком, но упомянутый отрывок является примером хорошо известного трюка, когда кажется, что какой-либо результат, имеющий политическое значение, вытекает из очевидной истины, что ловко ставит политического противника в такую позицию, какую мог бы занять только круглый дурак.
842 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. ла... способно привести к новому расширению производства, при¬ чем без определенного предела» (§ 3; <там же. С. 163>). Если это положение сформулировать аккуратнее и подчеркнуть должным образом слово «способно», то можно показать, что оно верно вопреки мнениям Мальтуса, Чалмерса и Сисмонди,36 утверждав¬ ших, что «богатство» в любой период времени ограничено не только производственной мощностью, но также и способностью системы потреблять. Однако это положение (мы могли бы на¬ звать его «теоремой бесперебойности») является дополнительным, поскольку оно не вытекает из условия ограничения промыш¬ ленности капиталом, и, хотя аргументация Милля против трех названных авторов была успешной, она далеко не доказывает эту теорему. Более того, эта теорема представляла бы интерес, только если бы относилась ко всему технологическому капиталу в совокупности с капиталом, предназначенным для содержания рабочей силы. Но Милль ограничил ее последним типом капита¬ ла, а потому положение, которое он намеревался защищать, сво¬ дится лишь к следующему: «Часть капитала, выделяемая на со¬ держание работников, способна (при прочих равных условиях) возрастать беспредельно, не создавая ситуации, при которой не¬ возможно найти для них работу» <там же. С. 163>),37 что или тривиально, или ложно. Хотелось бы выяснить, почему он так изуродовал теорему, которая, конечно, не выходила за пределы его видения.38 Это нельзя объяснить тем, что в краткосрочном аспекте технологический капитал представляет собой группу спе¬ цифических товаров, тип и количество которых заданы, поскольку Милль не намеревался писать трактат по краткосрочному анали¬ зу. Скорее, ответ состоит в том, что, безусловно зная тот факт, что соотношение между технологическим капиталом и капита¬ лом, служащим для оплаты рабочей силы, переменно, в принци¬ 36 Милль не добавил сюда Бартона. 37 В том же параграфе Милль небрежно использовал понятие нефизиче¬ ского капитала, в то время как речь шла о другой «порции» капитала, фикси¬ рованной в оборудовании, зданиях и т. п. Согласно его собственному определе¬ нию, капитал, который только зафиксирован в станках, вместо того чтобы состоять из станков, не может быть капиталом. 38 Данную теорему следует читать следующим образом: в долгосрочной тенденции (т. е. пренебрегая эффектом временных нарушений) не существует определенных пределов возможности капиталовложений при соответствующим образом падающих процентных ставках, за исключением, возможно, институ¬ ционально определяемых. Лодердейл, Мальтус, Шторх и другие отрицали это, но Дж. С. Милль, конечно, принял эту точку зрения и имел веские причины для весьма подробного ее изложения, тем более что ее уже ранее выдвинул Джеймс Милль.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 843 пе (т. е. при обсуждении фундаментальных принципов) он был склонен предположить, что он является данным, возможно тех¬ нологически неизменным, и пренебречь взаимозаменяемостью обоих типов капитала, суть и роль которой едва ли были ему ясны, несмотря на то, что о них говорили Бартон и Лонгфилд. Вот почему ему, как и Рикардо, показалось, что легче следовать примеру А. Смита и говорить о «порции капитала» или о фонде, «предназначенном для содержания рабочей силы», т. е. о фонде заработной платы. Сразу же отметим, что одна из наиболее ха¬ рактерных черт так называемой теории фонда заработной платы — предпосылка или по крайней мере предложение, что этот фонд является заданным, — основана всего лишь на примитивной тех¬ нике анализа.39 Мы делаем еще один шаг к пониманию теории фонда заработ¬ ной платы, когда приступаем к рассмотрению «второй фундамен¬ тальной теоремы, касающейся капитала, которая связывает его с источником его происхождения» и рассматривает капитал как «результат сбережений» (§ 4): капитал увеличивается путем пре¬ вращения дохода в капитал. Мы уже знаем (см. выше, глава 5, § 6), что «классическая» схема экономической эволюции была оши¬ бочна, во-первых, из-за переоценки важности простого роста ста¬ тей, составляющих капитал, а во-вторых, из-за переоценки роли, какую играют (добровольные) сбережения в его росте. Кроме того, «классики», заботясь о том, чтобы подчеркнуть фундаментальный смысл экономических механизмов, слишком сблизили решения о сбережениях с решениями об инвестициях. Хотя эти решения пол¬ ностью не отождествлялись,40 они все же имели тенденцию раство¬ ряться друг в друге, исключая все, что могло бы встать между ними.41 Вследствие этого сбережения безусловно обогащают, а рас¬ ходы безусловно обедняют как индивидов, так и народы в целом. Подобно Сэю, Милль еще раз подтвердил все это; другими слова¬ 39 Однако неверно, будто отказ Милля признать аргумент Мальтуса зави¬ сит от этой или любой другой части доктрины фонда заработной платы, как, по-видимому, полагал лорд Кейнс <Общая теория, с. 438-439>. 40 Что они действительно отождествили, так это функцию сбережений и функцию фондов, которые могут быть отданы в ссуду: все скопленное было тем самым доступно для реальных инвестиций в бизнес самого владельца сбережений или в бизнес любого другого лица, за исключением периодов глу¬ бокой депрессии; в свою очередь, не было других источников получения ссуд, кроме сбережений; при обсуждении фундаментальных принципов никогда не принимались во внимание деньги, созданные с помощью банковского кредита. 41 Мальтус в данном вопросе полностью разделял преобладающую точку зрения — см., например: «...бережливость или [курсив мой Й. А. Ш.] превра¬ щение дохода в капитал...* (Malthus. Principles. P. 369, note).
844 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. ми, он с еще большей настойчивостью вновь изложил теорию фор¬ мирования капитала Тюрго—Смита.42 Но что тогда позволяло ему утверждать (а он действовал явно в соответствии с доминирующей традицией), что сбережения и только сбережения неизменно увеличивают «без определимых пре¬ делов» как весь капитал, так и капитал, идущий на оплату труда, т. е. фонд заработной платы? Сперва никаких трудностей не во¬ зникает, поскольку сначала должен быть произведен основной ка¬ питал, на производство которого направлен труд, компенсируемый из нового прироста сбережений. При условии, что инвестиции до¬ статочно близко следуют за сбережениями, при этом первом пово¬ роте колеса спрос на производительные услуги (допустим, что он ограничивается только услугами труда) действительно немедленно возрастет на полную сумму добавок к сбережениям. Иными слова¬ ми, фонд заработной платы возрастает настолько, чтобы на эту сумму дать работникам «либо дополнительную занятость, либо до¬ полнительное вознаграждение» [в виде роста ставок заработной платы] <Милль Дж.С. Основы политической экономии. Т. 1. С. 165>,43 что означает или увеличение совокупного продукта, если работники, о которых идет речь, до этого были безработными, или ббльшую долю труда в том же «совокупном продукте», если их придется отвлечь от других видов занятости. Но, поскольку новый технологический капитал создается в результате этой занятости, внесение корректировок способно в корне изменить картину. Мы можем столкнуться с другим «органическим строением капитала», возможно даже с абсолютным уменьшением переменного капитала или фонда заработной платы. И вновь отвергнув вероятность того, что Милль думал только о краткосрочных эффектах, мы возвра¬ щаемся к предложенному ранее объяснению: подобно всем веду¬ щим экономистам-«классикам», он принял как данность соотно¬ шение между технологическим капиталом и капиталом, использу¬ емым на оплату рабочей силы, так что в конечном счете сбережения увеличат оба вида капитала в одинаковой пропорции. Если это 42 К этому следует относиться cum grano salis <с щепоткой соли — лат.> Милль свободно допускает (§ 2), что за счет капитала (а не дохода на капитал) получают содержание многие люди, которые ничего не производят, и что су¬ ществует такой факт, как непроизводительное потребление производительных рабочих. Если сбережение создает капитал, который уходит на непроизводи¬ тельное потребление, то нельзя утверждать без оговорок, что он «обогащает* общество или что капитал — это синоним расходов на содержание и поддерж¬ ку производительного труда. 43 Что, как показал Милль, означало бы непроизводительное использова¬ ние части новых сбережений (см. сноску 42).
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 845 так,44 то лишь в этом случае мы могли бы говорить о фонде зара¬ ботной платы в каком-либо ином смысле кроме того, что общая сумма доходов в виде заработной платы определяется теми же условиями, что любая другая экономическая величина, например общая сумма, «предназначенная» для покупки автомобилей. Заме¬ на рабочих машинами, конечно, не была упущена из виду, но она рассматривалась всеми, за исключением Маркса, как специальный случай, относящийся к специальному разделу, и никогда не вхо¬ дила органически в основную часть теории. Тогда и только тогда, т. е. в силу гипотезы, принятой «классиками» в результате прими¬ тивности их техники, становится верно утверждение, что «спрос на труд», означающий спрос на «производительный труд» в отли¬ чие от труда, оплачиваемого из дохода, или средства, предназна¬ ченные на содержание такого труда с учетом определенного уровня общественной производительности, могут возрастать или падать вследствие роста или уменьшения сбережений,45 что в данном слу¬ чае аналогично «выделению» для этой цели больших или мень¬ ших средств. Иначе говоря, фонд заработной платы является сво¬ его рода агрегатной величиной, поскольку его размер и изменения определяются своеобразной ближайшей причиной, а именно про¬ шлыми и настоящими сбережениями; все остальное воздействует на него только посредством нормы сбережений. Конечно, классики не стали бы возражать против того, что сама норма сбережений, а следовательно, и общая сумма выплат заработной платы определяются многими факторами, на некоторые из коих в свою очередь влияют сбережения. Кроме того, они не стали бы отрицать, что типы и количества товаров, приобретаемых рабочими на заработную плату, зависят от многих других обстоятельств, которые определяются не только нормой сбережений. Но они ответили бы, что такие факторы, как норма прибыли, действуют на заработную плату только через один шаг, поэтому формально их доктрина все еще оставалась обоснованной. Обстоятельства, непосредственно влияющие на то, какие товары полу¬ чает рабочий на свою зарплату, такие, например, как общественный уровень производительности, просто были приняты как заданные. Од¬ нако читатель заметит, что такая аргументация всего лишь дразнит 44 Строго говоря, этого никогда не может быть, поскольку при прочих равных условиях сбережения должны влиять на процентную ставку, которая в свою очередь влияет на скорость оборота капитала, т. е. на соотношение меж¬ ду технологическим капиталом и фондом заработной платы, а также на струк¬ туру первого, за исключением редких случаев, когда скорости оборота в дей¬ ствительности определяются исключительно технологической необходимостью, как, например, необходимостью прохождения какого-то периода времени меж¬ ду севом и уборкой урожая. 45 Я не повторяю других предпосылок, которые уже были упомянуты.
846 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. оппонентов. Конечно, всегда возможно сказать: «При заданных А, В, С... У зависит от X» — практика, возрожденная экономистами-кейнси- анцами и определенная профессором Леонтьевым как «неявная аргу¬ ментация». Упрощение может дойти до карикатуры, причем идеологи¬ чески обусловленной, хотя в отношении доктрины Милля причины для таких подозрений отсутствуют. Нам нет нужды останавливаться на третьем положении Мил¬ ля, гласящем, что сбережение не приводит к снижению потреб¬ ления. В этом случае Милль также придерживается традиции Тюрго—Смита; он даже особенно ее подчеркивает: накопитель делает сбережения и передает то, что мог бы потребить, или его эквивалент какому-либо производительному работнику, чтобы сбереженные им средства были потрачены на потребительские товары чтак же быстро» [курсив мой, Смит не заходил так далеко. — Й. А. Я/.], как и то, что не было отложено.46 Однако «четвертая фундаментальная теорема капитала» требует коммен¬ тариев. Она гласит: «Спрос на товары — это отнюдь не спрос на труд» (§ 9) <Милль Дж. С. Основы политической экономии. Т. 1. С. 179>. Давайте прежде всего отбросим поверхностный смысл, который может быть приписан данному положению. Конечно, производный спрос на труд, вытекающий из спроса на товары, никогда не является спросом только на труд, тогда как спрос на личные услуги является таковым. Но Милль имел в виду не это. Вкладываемый им смысл кроется в смутной и запутанной аргу¬ ментации, которая озадачивала его последователей не меньше, чем противников. Ради краткости я просто излагаю, в чем, по моему мнению, заключалась суть вопроса. Спрос промышленника на труд, несомненно, основан на ожи¬ даемом спросе на производимые товары со стороны покупателей. На высоком уровне абстракции, где в расчет принимаются толь¬ ко фундаментальные смыслы, совершенно правильно подчерк¬ нуть прежде всего эту связь. Это соответствует не только точке зрения, которая, естественно, была принята теоретиками в по¬ следние десятилетия XIX в. (особенно сторонниками теории «вме¬ нения»), но также и точке зрения экономистов рассматриваемо¬ го периода (таких, как Сэй), проповедовавших доктрину, соглас¬ но которой производство и распределение в конечном итоге 46 Следует как можно чаще указывать на то, что единственное, в чем можно обвинить данную теорию, это в нереалистическом пренебрежении про¬ межуточными этапами аргументации. В худшем случае она может быть невер¬ ной, но, вопреки мнению некоторых последователей Бёма-Баверка, в ней не содержится логической ошибки. Разумеется, не каждый акт сбережений обя¬ зательно выльется в чистый прирост технологического капитала.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 847 сводятся к обмену услугами. С этой точки зрения нет большой беды в использовании таких фраз как: «Спрос на товары — это спрос на рабочую силу (и другие производственные услуги)» или, как написал Германн: «Истинным фондом заработной платы или источником выплат заработной платы является доход потребите¬ ля». Но данную аргументацию не следовало использовать так, как это делалось в нападках на позицию Милля. На более низком уровне абстракции следует учитывать тот факт, что обычно плата потребителя за товар не означает оплату труда, включенного в производство последнего. Самое большее, оплата товара потребителем дает возможность производителю по¬ полнить свой капитал, обычно с приростом. Чтобы труд был действительно оплачен, в процесс должно быть введено четкое решение, а именно решение производителя сберегать или по край¬ ней мере не тратить сбережения. Именно это решение (оно не должно восприниматься как само собой разумеющееся), а не про¬ сто решение потребителя купить товар, можно считать прино¬ сящим «доход» рабочей силе при следующем повороте колеса. Перед нами пример анализа последовательностей, т. е. анализ последовательных этапов процесса, непрерывное протекание ко¬ торого в нарастающем, замедляющемся или неизменном темпе поддерживается только последовательностью соответствующих решений. Однако следует добавить еще кое-что. Допустим, что сбере¬ жения сразу же превращаются в капитал для найма труда. Отсю¬ да следует, как нам известно, что, если получатели дохода также будут делать сбережения, вместо того чтобы покупать потреби¬ тельские товары, это благотворно отразится на труде и спрос на него возрастет. Дело в том, что, если отвлечься от нарушений процесса в результате необходимости перехода промышленности от производства товаров, потребляемых капиталистами и земле¬ владельцами, к производству товаров, покупаемых на заработ¬ ную плату, это привело бы, с одной стороны, к росту суммы, «предназначенной» для содержания производительного труда, а с другой стороны, не сделало бы недостаточным спрос на продук¬ цию. Мы можем также представить сбережения как передачу получателями дохода производительным рабочим товаров вместо денег: в этом случае товары будут произведены и найдут покупа¬ телей, как и раньше, а рабочий класс получит дополнительно часть товаров, входящих в доход тех, кто делает сбережения. Если бы вместо того, чтобы делать сбережения, получатель дохо¬ да просто перенес свой потребительский спрос с товаров на лич¬ ные услуги, то такая практика могла бы продолжаться бесконеч¬
848 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. но, но если получатель доходов делает сбережения, то эта добав¬ ка продолжится только до тех пор, пока он не решит истратить соответствующую сумму сбережений. Во всем этом нет ничего непонятного или нелогичного. Конечно, что касается полезности или реализма данной модели, то это уже другой вопрос, но не следует забывать, что, даже если мы признаем аргумент данного абзаца недопустимым, аргументация предшествующих абзацев остается верной. 6. Доли факторов производства Из § 5 главы 5 мы знаем, что существовала большая группа авторов, которые, частично предвосхитив доминирующую тен¬ денцию следующего периода, понимали проблемы формирования доходов как проблемы оценки или образования цен на произво¬ дительные услуги, объединяя таким образом феномены ценнос¬ ти, издержек (производства) и распределения. Но мы также зна¬ ем, что этот взгляд, несмотря на определенную поддержку А. Смита и новое утверждение его Дж. С. Миллем, не был обще¬ принятым и что даже те французские, немецкие и итальянские экономисты, кто более или менее принял его, и даже сам Сэй или Феррара не довели до конца программу, которую данный взгляд подразумевал. Что касается остального, профессор Кэн- нан1 был прав, утверждая, что распределение оставалось полуне¬ зависимой областью экономического анализа и что то, что эконо¬ мисты, особенно в Англии, подразумевали под теорией распреде¬ ления, было смесью отдельных теорий прибыли, ренты и заработной платы, каждая из которых основывалась на своем собственном отдельном принципе.2 Мы принимаем ту же схему для нижеследующего обзора. а) Прибыли. Под этим термином «классики» подразумевали общую сумму доходов «делового класса», теоретически типичным представителем которого у рикардианцев был фермер.3 Анализ 1 Саппап. Theories of Production and Distribution. 3rd ed. P. 188. Реко¬ мендую внимательно прочесть подробное обсуждение в книге Кэннана анализа распределения, сделанного ведущими английскими экономистами, и сравне- нить его с аргументацией, приведенной в данной книге. 2 Подобные утверждения не вполне верны, и к ним следует отнестись cum grano salis <с щепоткой соли — лат.> Тем не менее в том, что касается Англии, в данном утверждении истина значительно преобладает над заблуждением. 3 Это может показаться удивительным, но в действительности довольно естественно, поскольку на примере фермера яснее, чем в других случаях,
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 849 этих прибылей в течение отрезка времени, границами которого были книги А. Смита и Дж. С. Милля, много сделал для проясне¬ ния проблем и закладывания основ последующего анализа, хотя он вряд ли может быть охарактеризован как блестящий или глубокий. Рассмотрим его с двух точек зрения, которые мы бу¬ дем называть «точкой зрения предпринимательства» и «точкой зрения процента». В предыдущей главе мы видели, что был достигнут некото¬ рый прогресс в области анализа функции предпринимателя в капиталистическом процессе (этим прогрессом мы обязаны глав¬ ным образом Сэю) и что этот прогресс зашел не слишком далеко. Тем не менее экономическая теория в результате приобрела по меньшей мере четвертый фактор — фактор, нанимающий или «объединяющий» другие факторы, и это могло бы привести (в большей степени, чем привело в действительности) к более ясно¬ му восприятию роли «капиталиста», который должен был поте¬ рять свою позицию в центре капиталистической индустрии и перейти на более подобающее ему место среди владельцев нани¬ маемых факторов производства.4 Хотя ни Рикардо, ни Сениор не стали развивать эту идею, в «Основах» Дж. С. Милля ясно изло¬ жена точка зрения, широко распространенная в тот период в профессиональных кругах. В частности, его анализ доходов, получаемых от бизнеса, оставался нормой во всех странах в те¬ чение следующей половины столетия. Во-первых, бизнесмен по¬ лучал то, что Маршалл называл «заработной платой за управле¬ ние»; ее важность Мангольдт подчеркнул понятием «ренты за способности», ростки которого можно найти уже у Милля. Во- вторых, бизнесмен получал премию за несение риска. Никто, насколько мне известно, не дал себе труда исследовать, почему эта премия должна быть непременно положительной. Фраза Кан- тильона «покупка производственных услуг по определенным це¬ нам с целью произвести продукт, цена которого точно не извест¬ на», не получила должного признания до публикации труда про¬ фессора Найта,5 т. е. она была оценена только по истечении рассматриваемого периода. В-третьих, бизнесмен получал про¬ выступают три основные части национального дохода и «не дающий ренты предельный уровень применения факторов». Следует также иметь в виду, что, по мнению Уэста и Рикардо, фермер занимал ключевую позицию вследствие зависимости между предельными издержками производства продуктов пита¬ ния и заработной платой, а следовательно, и прибылью. 4 Не следует понимать мои слова так, будто я считаю это идеально правильным. 6 Knight F. И. Risk, Uncertainty and Profit. 1921. Но фон Тюнен полно¬ стью владел данным принципом.
850 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. центы на принадлежащую ему часть используемого им капита¬ ла. Однако следует отметить, что иногда и Рикардо, и Маркс при¬ знавали четвертый тип дохода, в основном временного характера, извлекаемый предпринимателем, а именно доход от внедрения впервые в экономический процесс того или иного усовершенство¬ вания, например нового станка.6 Таким образом, они открыли особый случай того, что в действительности является наиболее типичным из всех доходов предпринимателя. Милль не рассматри¬ вал последнюю статью дохода. Из его анализа явно следует, что, подобно всем остальным и несмотря на особое подчеркивание пла¬ ты за управление, он рассматривал процент как наиболее важный элемент общего чистого дохода делового класса. Но этот процент не был денежным явлением. В той мере, в какой «классики» в пределах фундаментального анализа вообще говорили о денежном проценте, они не имели в виду доход от денежных ссуд как тако¬ вых, как это понимали схоласты и как понимают некоторые из нас, а лишь доход на физический капитал, который был выражен в деньгах только ради удобства.7 В действительности, как мы зна¬ ем, их капиталом были блага. Все прибыли бизнесмена или часть этих прибылей были по существу «прибылями от запаса», чистой отдачей от запаса капитальных благ. А процент, будучи просто частью доходов от бизнеса, которую его владелец-управляющий 6 См., например, первую страницу главы 31 («О машинах*) работы Ри¬ кардо «Начала». И он, и Маркс не только признавали существование этого дохода, но и сделали его необходимой частью своего аналитического постро¬ ения. Что касается Маркса, то очевидно, что это было необходимо для него, поскольку объясняло мотивы процесса механизации, который, как он пони¬ мал, не приносит ♦капиталистическому* классу перманентного дохода. 7 Я пользуюсь случаем, чтобы прояснить момент, который дал повод для лишь отчасти справедливой критики «классической* теории. Многие авторы- экономисты того и даже более позднего времени пространно говорили о зара¬ ботной плате за час труда, о ренте с акра земли и процентах прибыли в таком духе, как если бы это были сравнимые величины. Совершенно очевидно, что в очень многих случаях подобная практика указывает по меньшей мере на не¬ четкость мышления. Но так можно сказать не всегда. В частности, Рикардо представил свои реальные ценности (или абсолютные ценности, выраженные в количестве труда) в денежном выражении, а деньги воплощали в себе постоян¬ ное количество труда, и их ценность была неизменной величиной. Следова¬ тельно, средства производства, воплощавшие 100 рабочих дней, обладали спо¬ собностью принести, скажем, «5% дохода*, поскольку это означает только то, что они были способны принести чистый продукт, в котором воплощено 5 ра¬ бочих дней, без ссылки на какой-либо процесс дисконтирования. Иначе гово¬ ря, это понятие было вполне аналогичным по смыслу понятиям заработной платы за час или ренты с акра земли: 100 рабочих дней были «объективным» количеством, как и земля; и критики возражали против терминологии Рикар¬ до только потому, что «ставка процента» относится к ценности капитала дру¬ гого рода, а именно к ценности капитала, выведенной из дохода.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 851 передает заимодавцу, избавляя его от опасности риска, сопря¬ женного с бизнесом, также оставался чистой «прибылью с капи¬ тала» . Подобным же образом рассуждали и все экономисты (Маркс в неменьшей степени, чем Сэй) того и почти всего следующего периодов. Данная точка зрения весьма важна. От нее зависит значительная часть нашей картины капиталистического процес¬ са. Ввиду этого необходимо рассмотреть ее последствия. Прежде всего, поскольку чистый процент, если пренебречь процентом с потребительских ссуд, был не чем иным, как боль¬ шей частью прибылей бизнеса, основная проблема заключалась в объяснении этих прибылей: не существовало никакой отдельной проблемы процента. Возможно, за исключением разработанной Сениором теории воздержания, которая скоро будет рассмотре¬ на, все теории процента на протяжении XIX в., включая теории Рикардо, Маркса, а позднее Бёма-Баверка, основаны на приня¬ тии этого взгляда. Таков был один из результатов привычки отож¬ дествлять роли промышленников и капиталистов, незаметно по¬ влиявшей на научную мысль даже тех экономистов, кто иногда признавал существенную разницу между ними. Этот результат является краеугольным камнем теории распределения, разрабо¬ танной в рассматриваемый период. Во-вторых, поскольку сама прибыль бизнеса считалась в сущности доходом от капитальных благ, отсюда следует, что про¬ цент был идентичен чистому доходу от капитальных благ (а не определялся им). Насколько мне известно, первым эту теорию отчетливо сформулировал Николас Барбон. Она была одобрена А. Смитом и преобладала на протяжении всего XIX в. Конечно, данная теория устраивала в первую очередь сторонников трой¬ ственной схемы, хотя в особой форме мы находим ее и у Маркса. Барбон уже пытался объяснить процент по аналогии с земельной рентой.8 Сторонники тройственной схемы могли без труда сде¬ лать шаг вперед и распространить аналогию на заработную пла¬ ту, замкнув, таким образом, свою триаду факторов триадой дохо¬ дов. Первым, кто определенно показал, что, чем бы ни был до¬ ход от капитальных благ, он не является процентом, был Ирвинг Фишер.9 8 Это направление мысли позднее дало интересный плод в виде квазирен¬ ты Маршалла. Но последняя концепция в действительности указывает в проти¬ воположном направлении: ее возникновение было одним из самых ранних зна¬ ков зарождающегося признания того факта, что доход от капитальных благ сам по себе не является процентом и должен рассматриваться отдельно от него. 9 Fisher Irving. Rate of Interest. 1907; см. ниже, часть IV, главы 5 и 6, где этот аргумент будет рассмотрен снова. Пока достаточно сказанного.
852 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. Ь) Теория процента Маркса, основанная на концепции эксплу¬ атации. Устранив опасность смешения, в дальнейшем для обозначения того, что Смит, Рикардо, Сениор и Маркс называли прибылью, мы будем по большей части пользоваться термином «процент». Опреде¬ лив проблеме процента подобающее ей место в аналитической мысли того периода, мы можем легко покончить с рассмотрением предлага¬ емых решений и связанных с ними «доказательств» долговременной тенденции к падению процентной ставки. Читатель легко поймет, что теоретическая тенденция, ис¬ токи которой мы обнаружили у Барбона, т. е. тенденция отож¬ дествлять процент с чистым доходом от капитальных благ, сама по себе не дает решения проблемы природы процента или окон¬ чательного ответа на вопрос, за что выплачивается процент, по¬ скольку сам этот чистый доход требует объяснения. Но экономи¬ сты рассматриваемого периода очень медленно продвигались к осознанию этого факта. Потеряв связь с теоретической мыслью схоластов, они поначалу были склонны принять решение данной проблемы без доказательств и довольствовались самыми смутны¬ ми представлениями. Так, А. Смиту можно приписать две раз¬ личные «теории» процента, а Рикардо, как мы увидим, был ав¬ тором трех или четырех. Но правильнее сказать, что теории про¬ цента у них вовсе не было. Они просто не интересовались данной темой. В конце концов, одним из методов решения проблемы (и не всегда самым плохим) является ее игнорирование. Пер¬ вым, кто признал существование проблемы, не считая Тюрго, был Лодердейл, а вторым — Джеймс Милль. Элементы настоя¬ щей теории процента (истинной или ложной) были внесены Лонг- филдом, Рэ, Скроупом и Тюненом, но никто из них не продви¬ нулся далеко. Единственным, кому удалось достичь успеха в этой области, был Сениор. Но прежде, чем проследить, как развива¬ лась линия Барбона, мы займемся теорией процента, основанной на концепции эксплуатации. Главное,.что нужно понять относительно теории процента, основанной на эксплуатации, — это то, что она является рацио¬ нализацией старинного лозунга, выражающего чувства работни¬ ков физического труда и философов по отношению к высшим слоям общества, живущим за счет чужого физического труда. Здесь мы не можем проанализировать социальную психоло¬ гию данного явления и вопрос, когда и почему оно стало сино¬ нимом эксплуатации физического труда. Нам достаточно про¬ сто осознать существование данной проблемы и вспомнить, что эта идея вошла в «Богатство народов» через философию есте¬ ственного права. Там она приняла форму положения о том, что
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 853 рента и процент являются вычетами из общего продукта, кото¬ рый должен рассматриваться в целом как продукт физического труда. В этом смысле А. Смит дал направление многочислен¬ ным авторам, которым предстояло выработать теории, основан¬ ные на концепции эксплуатации того или иного типа. Однако более важным для нас является тот факт, что обороты речи, наводящие на мысль о том, что отношение между промышлен- никами-работодателями и их рабочими непременно представля¬ ет собой эксплуатацию,10 довольно часто встречаются в литера¬ туре того времени даже за пределами ее специфической лейбори¬ стской или социалистической ветви. Эти обороты речи совершенно естественно вытекают из функции промышленника-работодателя в описании А. Смита. Промышленник-работодатель, будучи про¬ сто капиталистом, снабдил рабочих орудиями производства, материалами и средствами существования, а в остальном сделал очень мало и получил назад свои «авансы» вместе с прибылью, которая, несомненно, составила часть результата «усердия» ра¬ бочих. Такое в высшей степени нереалистичное представление о роли труда мы находим, например, в работе миссис Джейн Марсет (Marcet Jane. Conversations on Political Economy. 1816); оно выра¬ жено также в наивном высказывании Рикардо: «...капиталист на¬ чинает свои операции, имея в своем владении на 13 тыс. ф. ст. предметов пищи и насущной необходимости... в конце года» рабо¬ чие «снова доставляют ему предметы пищи и насущной необходи¬ мости на сумму 15 тыс. ф. ст.». (<Рикардо Д. Указ. соч. С. 320>). Этого было достаточно для социалистов-рикардианцев, чтобы при¬ нять намек; и этого довольно для нас, чтобы проследить истоки теории процента Маркса — особой формы теории эксплуатации, т. е. установить, что она восходит к теории Рикардо.11 Это не 10 Важно строго отделить это понятие от общего наблюдения или впечат¬ ления, что труженик очень часто становится жертвой нечестной сделки (это оскорбляло нравственные чувства), или от еще более очевидного наблюдения, что массы жили в нищете, в то время как другие утопали в роскоши (это задевало гуманные чувства). Конечно, все это создало благоприятную атмосфе¬ ру для принятия теорий эксплуатации, но не является частью этих теорий; для теорий эксплуатации важно, что договор найма всегда подразумевает эксплуатацию; для них недостаточно, что этот договор всегда или часто ассо¬ циируется с эксплуатацией или просто с низким уровнем жизни работников, получающих заработную плату. 11 Данное высказывание определяет, в каком смысле теория процента, ос¬ нованная на концепции эксплуатации, может быть приписана Рикардо. Позволь¬ те мне напомнить три другие теории процента, которые могут быть ему приписа¬ ны; о них мы уже упоминали и упомянем вновь (см. ниже, подраздел с): это теория процента, основанная на концепции воздержания; теория остаточного до¬ хода и, возможно, даже теория, основанная на концепции производительности. В. Эдельберг (Edelberg V. The Ricardian Theory of Profits//Economica. 1933)
854 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. означает, что Маркса не могли вдохновить также идеи социали- стов-рикардианцев, особенно У. Томпсона. Кроме того, было мно¬ го других предшественников, например Сисмонди. Но достаточ¬ но предположения о влиянии одного Рикардо и его теории цен¬ ности. Теорию эксплуатации Маркса, можно описать следующим образом. Труд («рабочая сила» рабочего, а не его услуги) в капи¬ талистическом обществе является товаром. Следовательно, его ценность12 равна числу материализованных в нем рабочих ча¬ сов. Сколько рабочих часов воплощено в труженике? Это «обще¬ ственно необходимое» количество рабочих часов, которое требу¬ ется для того, чтобы вырастить его, обучить, накормить, обеспе¬ чить жильем и т. д. Допустим, что это количество труда, соотнесенное с рабочими днями активного периода его жизни, составляет четыре часа в день. Но «капиталист», купивший его рабочую силу (Маркс не зашел так далеко, чтобы сказать, что «капиталист» покупает рабочих так же, как покупает акции, хотя это подразумевается), заставляет его работать по шесть часов в день. Четырех из этих шести часов достаточно для возмеще¬ ния ценности всех товаров, получаемых рабочим, или авансиро¬ ванного ему переменного капитала (v); два дополнительных часа создают прибавочную ценность т (Mehrwert). За эти два часа «капиталист» не дает никакой компенсации — они составляют «неоплаченный труд». Так как рабочий работает в течение не¬ оплаченных в данном смысле часов, он эксплуатируется в про¬ порции m/v. Эта норма прибавочной ценности, конечно, не яв¬ ляется процентной ставкой. Последняя равна отношению между прибавочной ценностью и общим (постоянный плюс перемен¬ ный) капиталом, т. е. т/(с + v). Если мы предположим, что про¬ порция m/v одинакова для всех секторов экономики и всех фирм, т. е. все рабочие одинаково эксплуатируются, а далее предполо¬ жим, что процентная ставка т/(с + v) также должна быть рав¬ ной для всех участников, то мы столкнемся с уже упомянутой нами трудностью, а именно с необходимостью перераспределе¬ ния общей прибавочной ценности между фирмами таким обра¬ зом, чтобы отношение т/(с 4- v) было одинаковым для всех. Но чтобы избежать повторения, мы здесь просто отметим, что дан¬ представил Рикардо как теоретика, выводящего процент из производительно¬ сти, которому нечему было бы учиться у Викселя. Возможно, он прав. В ка¬ ком-то смысле Ньютону нечему было учиться у Эйнштейна. Однако такое утверждение не способствует созданию реалистической истории механики. 12 Строго говоря, нам следовало бы сказать так: его равновесная цен¬ ность в условиях совершенной конкуренции.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 855 на я трудность составляет возможное возражение против теории эксплуатации марксистского типа.13 В остальном мы допускаем, что отмеченная трудность не мешает нам принять отношение т/(с + о) в качестве выражения процентной ставки в марк¬ систской теории, где мы интерпретируем т, с, и v просто как общенациональные агрегаты, ценности которых пропорциональ¬ ны их «ценам», хотя мы знаем, что это не так в отношении индивидуальных товаров. В этом случае мы можем интерпретировать теорию эксплу¬ атации Маркса как применение его теории ценности к труду: согласно этой теории, труд получает не меньше своей полной ценности, а потребитель не платит за продукт больше ее полной ценности.14 Следовательно, к ней применимы не только общие возражения, которые могут быть выдвинуты против трудовой теории ценности Маркса, но и специальные возражения относи¬ тельно ее приложения к «рабочей силе». В той мере, в какой вообще можно считать трудовую теорию ценности корректной, она является таковой только в силу рационального исчисления издержек: лишь экономически приемлемые (общественно-необ¬ ходимые) количества труда создают ценности. Но совершенно очевидно, что создание человеческих существ происходит не в соответствии с правилами капиталистической рациональности — не с целью получения отдачи, покрывающей затраты. Теорию эксплуатации можно было бы несколько усовершенствовать, вве¬ дя в нее мальтузианский закон в очень строгой форме или еще какое-либо положение, согласно которому заработная плата дол¬ жна удерживаться на уровне выживания. Это было сделано Лас- салем путем введения железного закона заработной платы (loi d’airain, ehernes Lohngesetz). Но Маркс, возможно поступив муд¬ ро, отказался делать это. Закон народонаселения Мальтуса был ему ненавистен; кроме того, он признавал циклические подъемы уровня заработной платы, превышающего ценность труда, и долго¬ 13 Природа данного возражения станет яснее, когда мы рассмотрим отно¬ шение Маркса к теории процента, основанной на концепции воздержания. 14 Благодаря этому марксистская теория превосходит другие попытки рационализировать не имеющий смысла термин <эксплуатация>. Все осталь¬ ные (это не относится к значениям, придаваемым этому термину в наше время профессором Пигу и миссис Робинсон) основывались на том, что трудящихся каким-то образом надувают или грабят либо как участников процесса произ¬ водства, либо как потребителей, и их авторам было весьма трудно доказать, почему так должно быть всегда и непременно. Но в теории Маркса не содер¬ жится идеи надувательства или грабежа. В ней эксплуатация является резуль¬ татом самой логики капиталистического закона ценности независимо от чьего- либо неправильного поведения, а следовательно, она значительно глубже уко¬ ренена в системе, чем это следует из любой другой теории эксплуатации.
856 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. срочную тенденцию к снижению нормы эксплуатации путем сокра¬ щения продолжительности рабочего дня благодаря профсоюзному движению, законодательству и т. д. Таким образом, Маркс свел свою концепцию эксплуатации к «абсолютному закону» (абст¬ рактной тенденции), который не обязательно должен преобла¬ дать в реальной жизни. Другое возражение менее серьезно, чем кажется. Согласно Марксу, прибавочная ценность — это даровая прибыль капиталиста. Более того, она не определяется как до¬ ход, получаемый при превышении предельно низкого допусти¬ мого уровня производительности (intramarginal gain), подобно ренте Рикардо. Можно было бы подумать, что подобный доход побудил бы отдельных капиталистов, чей вклад в общий выпуск продукции их отраслей промышленности слишком мал, чтобы повлиять на цены, расширять выпуск продукции до тех пор, пока прибавочная ценность не упадет до нуля. Этот вывод кажется неизбежным, пока мы придерживаемся схемы стацио¬ нарного процесса; такой процесс не может прийти в равновесие, раньше чем будет устранен излишек. Но мы можем спасти поло¬ жение, приняв во внимание тот факт, что Маркс думал главным образом об эволюционном процессе, где прибавочная ценность непрерывно воссоздается, хотя и может исчезнуть в любое вре¬ мя.15 Мы могли бы также отказаться от допущения о совершен¬ ной конкуренции, но прибавочная ценность, которую мы могли бы спасти таким путем, будет совершенно отличной от той, о которой говорил Маркс. Не вдаваясь дальше в эту тему,16 мы обратимся к данному Марксом объяснению тенденции нормы при¬ были к понижению, которым очень гордился сам Маркс и неко¬ торые его последователи. Если мы допустим, во-первых, что та¬ кая тенденция существует, а во-вторых, что теория Маркса о прибавочной ценности справедлива, то в таком случае его гор¬ дость оправданна. Мало найдется случаев, которые осчастливили бы аналитика больше, чем открытие, что теория (скажем, грави¬ тации) может объяснить факт (скажем, приливов), о котором автор теории не думал в период ее создания. 16 Аналогичный аргумент, заключающийся в непрерывном вытеснении рабочей силы в период первоначального накопления, может служить альтерна¬ тивой мальтузианскому закону народонаселения при объяснении стремления заработной платы к уровню, установленному марксистской «ценностью рабочей силы*. Он также неприменим к процессу простого воспроизводства, но исходя из вышеуказанного соображения его можно включить в аргументацию. 16 Марксистская экономическая теория не привлекла внимания и не стала предметом профессиональной критики до наступления следующего пери¬ ода, когда была создана критическая литература о Марксе. Наиболее значитель¬ ные произведения, особенно критика Бёма-Баверка, упомянуты П. М. Суизи (см.: Sweezy. P. Op. cit).
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 857 с) Маркс, Уэст и Рикардо о понижении нормы прибыли. Первое замечание, которое следует сделать, относится не только к Марксу, Уэсту и Рикардо, но также и ко всем экономистам, которые занимались поисками объяснения долговременного сни¬ жения нормы прибыли: никому из них никогда не приходило в голову задаться вопросом, существует ли подобное долговремен¬ ное снижение. Они принимали это без доказательств и таким образом проявляли почти невероятную степень научной небреж¬ ности. Единственным очевидным фактом было то, что средне¬ вековые князья обещали своим кредиторам 80% и более, в то время как в 1800 г. правительства считали, что платят высокую процентную ставку, если она составляла около 5%, а в 1900 г. высокой считалась ставка в 3%. Аналогичным образом изменя¬ лась и процентная ставка для бизнесменов. Но это объяснялось, конечно, очень высокой премией за риск, связанной с предостав¬ лением займов князьям, которые в большинстве случаев даже не возвращали основную сумму долга, а также примитивной ор¬ ганизацией денежных рынков и инфляционными ожиданиями. Там, где подобных факторов не наблюдалось, например в Нидер¬ ландах во второй половине XVII в., процентная ставка была не выше, чем в аналогичных условиях двести лет спустя. Экономи¬ стам того времени следовало бы прежде всего установить, что же в действительности нуждалось в объяснении, так как объяснить требовалось падение ставки чистого процента, а не условия, со¬ здавшие большие или меньшие премии за риск или другие из¬ держки получения займа. Во-вторых, объяснение, данное Марксом, было основано на двух положениях. Первое состояло в том, что в связи с ростом механизации производства в ходе экономического развития марк¬ систская ценность постоянного капитала возрастает быстрее марк¬ систской ценности переменного капитала. Второе положение за¬ ключалось в том, что только переменный капитал (капитал, затра¬ чиваемый на содержание рабочей силы) производит прибавочную ценность, тогда как постоянный капитал, как было сказано ранее, только переносит свою собственную ценность17 на продукт. Услов¬ но приняв оба эти положения и допустив далее, что норма приба¬ вочной ценности остается постоянной, а марксистская ценность основного вещественного капитала не падает, мы без труда можем прийти к выводу, что т/с 4- о должно падать (Капитал. Том III. Глава 13). Возражения, выдвинутые против данного заключения 17 Однако не следует забывать, что ценность постоянного капитала вклю¬ чает прибавочную ценность.
858 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. марксистов, объясняются или тем, что их авторы не учли всех этих ограничений, или нежеланием допустить их реальность. В дей¬ ствительности мы имеем здесь дело с другим «абсолютным зако¬ ном», и если мы посмотрим на все, что исключают данные ограни¬ чения,18 то вполне сможем посочувствовать тем ученикам Маркса, которые осознают, что даже с точки зрения марксистских теорий ценности и эксплуатации нельзя по-настоящему верить в эту абст¬ рактную тенденцию. Но, будучи рассмотрено в общих рамках тео¬ ретической системы Маркса и с учетом дополнительных допуще¬ ний, указанных выше, этот довод не является ошибочным с точки зрения логики. В-третьих, подчеркивая абстрактность своего закона, Маркс все же достаточно верил в него, чтобы считать его «барьером», присущим капиталистическому способу производства, который со временем помешает продвижению капиталистического про¬ цесса дальше определенного предела. Это не исчерпывает всю теорию краха, но составляет ее важный элемент. Теперь по контрасту я представлю данное Уэстом и Рикардо объяснение исторического падения процентной ставки, которое они, как и все остальные, приняли как неоспоримый факт. Это объяснение связано с тем, что может быть охарактеризовано как вторая теория процента, разработанная Рикардо. Выше мы виде¬ ли, что в теоретической системе Рикардо «прибыль» становится остатком и просто приравнивается к тому, что остается фермеру на не приносящем ренты земельном участке после оплаты труда работников. Происхождение такого взгляда на «прибыль» оче¬ видно нужно искать в практическом образе мыслей бизнесмена, что отражает его счет прибылей и убытков: его прибыль — это то, «что осталось», балансирующая статья. Поскольку при уров¬ не производства, не приносящем ренты, весь чистый продукт, измеренный в «воплощенном в нем труде», делится между тру¬ дом и капиталом, то обе доли также измеряются в «воп лощен - 18 Маркс говорил о «противодействующих силах», «затрудняющих и ан¬ нулирующих* действие этого абсолютного закона. Список этих сил мог быть выписан из работы Дж. С. Милля (противодействующие обстоятельства — Книга IV. Глава 4, § 5), чья «тенденция прибылей снижаться до минимума* относилась к аналогичному случаю. Следует отметить, что последняя фраза позволяет интерпретировать падающую норму прибыли как относящуюся к области теории, а не исторических тенденций: в рамках предложенных усло¬ вий (включая данный научно-технический горизонт) действительно можно доказать, что процентная ставка стремится к минимуму, а ставка заработной платы к максимуму, что совместимо с указанной ситуацией и данными инви- стиционными возможностями.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 859 ном труде»,19 а поскольку доля труда объясняется отдельно, то мы легко получаем оба положения, которые по достижении цели оказываются не более чем тривиальными.20 Одно из них гласит: «Прибыль зависит от заработной платы». От чего еще она могла бы зависеть в данной схеме? Другое положение заключается в том, что под влиянием роста численности населения и в силу закона убывающей отдачи земли в каждую дополнительную единицу продукта питания приходится вкладывать все больше и больше труда и что ценность доли труда должна возрастать (хотя количество товаров, приобретаемых на заработную плату одного рабочего, не обязательно увеличивается, а иногда может и 19 Отметим, как точно это вписывается в марксистскую схему: все, что нужно, чтобы получить последнюю, — это измерить «воплощенным трудом» не только долю труда, но и сам труд (т. е. рабочую силу). Фактически между тем, что мы называем первой и второй теорией процента Рикардо, нет несо¬ вместимости: в обеих теориях масса и норма прибыли определяются заработной платой (ее реальной ценностью). Это вытекает из рассмотренной выше схемы после устранения общего произведенного продукта и ренты. Понятие эксплуа¬ тации (название здесь роли не играет) лишь добавляет специальную интерпре¬ тацию. Но кажется, что дело будет обстоять уже иначе, если мы припишем Рикардо теорию воздержания (то же самое было бы справедливо и для теории производительности, которую мы все же ему не приписываем). Чтобы нам не пришлось больше возвращаться к данному вопросу, представляющему некото¬ рый теоретический интерес, я решу его в данной сноске. Итак, у нас есть ♦ прибыль*, определяемая уровнем «заработной платы* (обычно только им). Если в связи с этим мы заявим, как сделал это Рикардо, что эти же прибыли представляют собой «справедливую компенсацию* (т. е., очевидно, цену) за ожидание, то его система становится переопределенной: уже определенная ве¬ личина подчиняется дополнительному условию. Однако это имеет место толь¬ ко в данной системе и не обязательно будет иметь место в более широкой системе, которая может стоять за первой. Прежде чем принять аргументацию, исходящую из переопределенности системы (которая так популярна в наши дни), читатель всегда должен тщательно ее исследовать. Допустим, «заработ¬ ная плата* определила «прибыль* на некотором уровне. Далее предположим, что данный уровень не «компенсирует по справедливости» «капиталисту» его ожидание. Если исправления подобного положения вещей не предвидится, то «капиталисты» сокращают свои капиталовложения (в рамках данной схемы у них нет возможности предпринять что-либо еще). Капитал или по крайней мере переменный капитал, т. е. фонд заработной платы, будет соответственно сокращен. И посредством ряда корректив по всей системе, осуществляемых ♦через один шаг» или «за кулисами» (предоставляю читателю выполнить это), мы со временем приходим к ситуации, когда заработная плата все еще ♦опре¬ деляет» прибыль, но уже на уровне, удовлетворяющем «капиталиста». Из этого читатель также может извлечь урок в отношении выражения «опреде¬ ленный чем-либо», — этот урок необходимо усвоить, чтобы понять экономи¬ ческую теорию и ее уловки, а также некоторых из ее критиков и их уловки. 20 Прекрасный пример «искусства тривиальности», тесно связанный с «ри¬ кардианским грехом», когда ведомая жертва шаг за шагом приходит к такой ситуации, где остается или сдаться, или подвергнуться осмеянию за отрица¬ ние того, что ко времени, когда человек попадает в данное положение, дей¬ ствительно оказывается тривиальностью.
860 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. уменьшиться), оставляя для капитала все меньшую и меньшую величину ценности. Этим и ничем другим, как подробно разъяс¬ нил сначала Уэст, а затем Рикардо, объясняется явление, кото¬ рое, как предполагается, мы наблюдаем в виде падающей про¬ центной ставки. Но чтобы сделать подобный вывод, не требова¬ лось никакого разъяснения, поскольку, согласно этой чудесной теории, логически невозможно существование другой причины понижения процентной ставки (за исключением краткосрочных «рыночных» колебаний). Действительно, Рикардо (глава 21) утверждал, что если не будет роста заработной платы (в его пони¬ мании), то никакой уровень накопления не сможет снизить нор¬ му прибыли; он не только осудил А. Смита за то, что тот объяс¬ нял снижение нормы прибыли накоплением, но также обвинил Ж. Б. Сэя в том, что он забыл собственный закон рынков, когда утверждал, что «чем больше будет свободных капиталов» по от¬ ношению к возможности капиталовложений, тем значительней будет падение21 процентной ставки. В данном случае ясны две вещи: во-первых, то, что в принятом значении и в рамках кон¬ цептуального построения Сэя положение Сэя правильно и ни в малейшей степени не противоречит закону рынков; во-вторых, в принятом значении и в рамках концептуального построения Ри¬ кардо положение Рикардо тоже не является ложным. На позицию Дж. С. Милля просто невозможно смотреть без жалости. Он имел широкое представление о всех явлениях, от¬ носящихся к проценту. В частности, он понимал теоретические проблемы денежного процента и капитализации доходов глубже любого теоретика своего времени: в главе 23 книги III «Основ» он предвосхитил некоторые достижения в данной области, опе¬ редив их на сорок-пятьдесят лет. Кроме того, он многому на¬ учился у Сэя, Рэ и Сениора. Он полностью владел теорией ценно¬ сти, значительно превосходящей соответствующую теорию Ри¬ кардо. Таким образом, как он сам доказал в главе 4 книги IV, он был в состоянии построить анализ, в который вписались бы все известные факты. Но Бог знает почему он поддержал доктрину Рикардо. И начиная с главы 15 книги II он рассматривал дан¬ ную тему в совершенно неестественной и стесненной манере, стре¬ 21 Об аргументации А. Смита см. ниже, § 6е. Устанавливая антагонисти¬ ческую тенденцию изменения заработной платы и нормы прибыли, он зашел настолько далеко, насколько на это дают право факты и здравый смысл (но не рикардианская концептуализация): накопление, в той мере, в какой оно озна¬ чает дополнительный спрос на рабочую силу (и услуги земли), будет при прочих равных условиях снижать процентную ставку и поднимать заработную плату (и ренту). Но Рикардо, полностью пренебрегая неприменимостью своего концептуального аппарата к данному механизму, не хотел и слышать об этом.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 861 мясь втиснуть эти факты в доктрину Рикардо, чтобы они хотя бы поверхностно ей соответствовали. Было бы чрезвычайно ин¬ тересно проанализировать вышесказанное и прийти к более пол¬ ному пониманию того, как экономический анализ продвигается вперед через им самим созданные препятствия. Боюсь, что чита¬ тель не разделит моих сожалений по поводу невозможности про¬ вести такой анализ ввиду нехватки места в данной книге.22 d) Теории процента, основанные на концепции производи¬ тельности. Для сторонников схемы трех факторов и теории, со¬ гласно которой доходы, в сущности, представляют собой цены, умноженные на количество производительных услуг, было впол¬ 22 Тем не менее в данной сноске я приведу пример методов, с помощью которых было обеспечено частичное соответствие фактов доктрине Рикардо, и предложу комментарий, применимый ко многим теориям, включая несколько сегодняшних или вчерашних. Пример: если даже исключить ренту, авансы капиталиста с точки зрения сторонника теории воздержания, такого как Милль, не могут заключаться в одной только заработной плате; и все же именно это Милль доказывал в § 6 (Основы, Книга II. Глава 15). Как это было возможно? Нет ничего проще: конечно, «прибыли* тоже авансируются, но это не авансы, а нечто вроде выплаты в счет ожидаемых прибылей. Комментарий: при условии соответствующих допущений, в частности если пренебречь трениями, неэластичностью и временньши последовательнос¬ тями» все экономические величины, особенно обычные агрегатные величины, определенным образом связаны и любой процесс изменений затронет их все. Ни одно положение о том, что одна из этих величин имеет особое каузальное значение, а другие от нее зависят, каким бы абсурдным оно ни было, никогда не вступит в противоречие с фактами. Так, в главе 4 книги IV своих «Основ* Милль обсуждал тенденцию прибылей к снижению до минимума и «проти¬ водействующие факторы*, такие как экспорт капитала, совершенствование технологического процесса и т.д., в совершенно разумной манере в духе Сэя. Но внутренние и заграничные капиталовложения и технологические изменения оказывают (каждое по-своему, в разной степени и направлении) воздействие на общенациональный фонд заработной платы. Поэтому было нетрудно приве¬ сти теорию в соответствие со схемой Рикардо. Миллю потребовалось только выделить звено заработной платы из цепи и приписать ему роль основной причины: злоупотребление словом «причина» (или его эквивалентами) явля¬ ется единственным исключением, которое мы имеем право отметить исходя из логики. Все же теория, не содержащая другой логической ошибки, кроме этой, может оставаться порочной, пригодной лишь для оправдания какого-нибудь любимого догмата ее автора. Что если, например, высокие нормы прибыли сочетаются с высокими издержками на рабочую силу, как это, несомненно, было в США? Из письма Милля к Кэрнсу, опубликованного Дж. О'Брайеном (J. S. Mill and J. Е. Cairnes//Economica. 1943. Nov. P. 279-282), мы знаем, что Милля беспокоил данный вопрос. Этот факт следовало оспорить или объяснить. Несомненно, это всегда можно сделать, поскольку под каждую теорию с помощью соответствующих дополнительных допущений можно под¬ строить любой факт. Но было бы значительно проще и честнее принять другую аналитическую схему, учитывающую важный факт, что, как правило, высокие нормы прибыли сочетаются с высокой заработной платой, не создавая в связи с этим сложностей. Это тем более было легко сделать, что подобная простая схема была четко начертана А. Смитом.
862 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. не естественным интерпретировать отдачу капитальных благ, которую они, подобно всем авторам того периода, отождествляли с процентной ставкой, как цену производительных услуг этих капитальных благ.23 И вновь это можно сделать несколькими способами, хотя, к несчастью, в каждом случае против этой про¬ цедуры можно выдвинуть кардинальное возражение: нет ничего проще, чем показать, что капитальные блага или их услуги, будучи одновременно реквизитами производства и редкими бла¬ гами, будут иметь ценность и цены; нетрудно также продемонст¬ рировать, что обладание этими благами часто будет приносить временный чистый доход; но тем более сложно будет показать, что эти ценности и цены обычно выше, чем цены их возмеще¬ ния; иными словами, указать причину того, что с владением этими благами всегда связано получение перманентного чистого дохода. До публикации истории теорий процента Бёма-Баверка в первом томе его труда Kapital und Kapitalzins <« Капитал и про¬ цент» > (1884) этот вопрос не был до конца уяснен широким кругом экономистов-профессионалов. До этого времени, а в не¬ которых случаях, возможно, и по сию пору, многие думали (или думают), что легкое доказательство тезиса о том, что капиталь¬ ные блага должны приносить отдачу, устанавливает ipso facto <тем самым>, что они должны приносить доход своему владель¬ цу. Смешение двух столь разных аспектов искажает все теории процента, основанные на чистой концепции производительности (как называл их Бём-Баверк), как примитивные («наивные тео¬ рии процента» в терминах Бёма-Баверка), так и более сложные (мотивированные теории процента, у Бёма-Баверка). То же сме¬ шение характерно для теорий использования, как их назвал Бё¬ м-Баверк, которые по сути не отличаются от теорий производи¬ тельности.24 23 Это относится только к технологическому капиталу, хотя сторонники теории процента, основанной на концепции производительности, обычно не ограничивали свою трактовку капитала таким образом. В действительности, как нам известно, существовала тенденция к включению запаса технологиче¬ ского капитала в фонд средств существования. Но это означает отход от того, что мы называем теориями процента, основанными на чистой концепции про¬ изводительности, т. е. теориями, не рассматривающими ничего, кроме произ¬ водительных услуг, обеспечиваемых зданиями и оборудованием. Поскольку весь капитал, не предназначенный для оплаты труда и служащий, согласно данным теориям, источником процента, по Марксу, является постоянным ка¬ питалом, не создающим никакой прибавочной ценности, то мы можем рас¬ смотреть теории процента, основанные на чистой концепции производительно¬ сти, как антиподы теорий, основанных на концепции эксплуатации. 24 Сам себя объясняющий термин «теория использования» пробуждает про¬ дуктивные ассоциации. Доход на блага длительного пользования (денежный или вмененный), несомненно, имеет какое-то отношение к преобладающей
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 863 Лодердейл, первый, кто изложил теорию капитала, основан¬ ную на производительности, был также первым, кто совершил явную логическую ошибку, отмеченную выше. Но эта ошибка была замаскирована, если не исправлена, его странным определением производительной роли капитала, которая, по его мнению, состоит не в «помощи» труду, а в «вытеснении» труда. Владелец капитала получает то, что должен был получить вытесненный труд (Lauderdale. Inquiry into the Nature and Origin of Public Wealth. 1804. P. 165). Это интересно, поскольку указывает на отношения взаимозаменяемости, существующие между технологическим ка¬ питалом и трудом, и является первым шагом в анализе истинного отношения между заработной платой и процентом. Но это, как потом отметит Бём-Баверк, решило бы проблему чистого дохода на капитальные блага, только если бы станки не изнашивались. Если они изнашиваются, то теория Лодердейла объясняет, почему они компенсируют свою амортизацию, но не объясняет, почему они зарабатывают больше (если зарабатывают),25 что, в конце концов, действительно не бесспорно. Приведенного примера достаточно. Мы не получим большей ясности, обсуждая, например, версию Мальтуса, выражающуюся в утверждении, что «прибыли» являются «справедливым возна¬ граждением за тот вклад в производство, который внес капита¬ лист» (Malthus. Principles. 1st ed. P. 81). На страницах труда Бёма-Баверка читатель находит перечень авторов, примкнувших к теории процента, основанной на концепции производительно¬ норме процента, и если это понятие распространить на потребительские блага длительного пользования, то данная теория явится в некотором отношении усовершенствованием. Но слово «использование» явно сводится к понятию «службы» производительных благ. Теория использования обычно ассоцииро¬ валась с именем Германна (1832) и продолжала в течение длительного времени пользоваться популярностью в Германии. К числу ее сторонников относились Книс и Менгер. 25 Огромной заслугой Лонгфилда и Тюнена было введение в теорию про¬ цента, основанную на производительности, предельного анализа и исследова¬ ние соотношения между процентом и заработной платой. Но в основном во¬ просе они преуспели не больше, чем другие теоретики, придерживающиеся концепции производительности. Лонгфилд тем не менее улучшил ситуацию, призвав на помощь тезис о том, что формирование капитала требует сбере¬ жений, а следовательно — желания владельцев сбережений «пожертвовать настоящим ради будущего», т. е. воздержания. Но фон Тюнен, который был неизмеримо выше его по части техники анализа, не пошел дальше формулы, определяющей процент использованием (или производственным эффектом) «по¬ следнего элемента примененного капитала». Этот тезис, конечно, не следует понимать в смысле Уэста и Рикардо. Его следует понимать в том смысле, в каком его, кажется, поддерживает в наши дни профессор Д. X. Робертсон (см. его статью в Economic Journal (1937. Sept.) — одно из трех возражений на статью Кейнса, озаглавленную Alternative Theories of the Rate of Interest).
864 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. сти в течение XIX в. На континенте их число было значительно больше, чем в Англии. Поскольку они не предприняли серьез¬ ных усилий, чтобы доказать существование перманентной поло¬ жительной отдачи от физического капитала, они a fortiori <тем более> никогда не задавались вопросом, была ли эта отдача про¬ центом. Здесь будет упомянут другой тип теории процента, хотя наше право поместить его в рубрику теорий процента, основан¬ ных на производительности, может показаться сомнительным. Эта теория связана с именами Джеймса Милля и МакКуллоха и была до некоторой степени их совместным произведением.26 Ее суть может быть передана утверждением МакКуллоха, что «при¬ были капитала — это только еще одно название заработной пла¬ ты за накопленный труд». Сами капитальные блага являются накопленным или сбереженным трудом; труд, который они во¬ площают, просто продолжает зарабатывать заработную плату; если в вине, помещенном в погреб, воплощено некоторое количество труда, то этот труд, или «природа», продолжает работать, пока вино зреет; оплата за этот дополнительный труд — это процент. Очевидная интерпретация состоит в том, что Джеймс Милль и МакКуллох с мрачной непреклонностью решили распространить теорию ценности своего учителя на случаи, которые сам Рикардо признавал выходящими за пределы закона ценности, основан¬ ного на количестве вложенного труда. Они пытались сделать этот закон идеально общим, как это пытался сделать и Маркс с помо¬ щью другого построения. Один критик за другим утверждали, что это обобщение было достигнуто Джеймсом Миллем и МакКулло- хом с помощью простого и довольно глупого словесного трюка.27 26 Мы должны ограничиться рассмотрением только основных моментов. Но в деталях, которыми мы вынуждены пренебречь, имеется несколько инте¬ ресных моментов. К их числу относится роль, сыгранная Торренсом (Torrens. Essay on the Production of Wealth. 1821) в дискуссии, вылившейся в теорию, речь о которой пойдет ниже. Идею, выдвинутую Торренсом, мы позднее оха¬ рактеризуем как теорию процента, основанную на концепции надбавки, со¬ гласно которой «прибыли* не входят в естественную, по его выражению, цену на товары. Он приравнял эту естественную цену к издержкам. Прибыли вхо¬ дят только в рыночную цену, которая, таким образом, означает нечто совер¬ шенно отличное от рыночной цены А. Смита. В первом издании «Элементов* (Mill James. Elements. 1821) Джеймс Милль возражал главным образом про¬ тив этого и не проявлял признаков желания принять теорию, которую после опубликования статьи МакКуллоха в Британской энциклопеции (Дополнения. 1823) все же принял во втором издании (1824). Данная статья содержит утвер¬ ждение, развитое им в работе Principles (1825). 27 Многие критики, включая Кэннана (Theories of Production and Distri¬ bution. P. 206), выдвигали также дополнительное обвинение, что трюк был придуман из апологетических соображений. Как чудесно можно оправдать
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 865 Можно сказать, что помимо того, что эта теория процента была неудачной попыткой подкрепить трудовую теорию ценности, она вызывает то же фатальное возражение, что и теории процента, основанные на чистой концепции производительности. Даже если мы допустим, что капитальные блага представляют собой накоп¬ ленный труд, а капиталист возмещает себе расходы на заработ¬ ную плату этого накопленного труда из своей выручки, эта тео¬ рия, если она не обращается к другим обстоятельствам, не в состоянии показать, почему капиталист должен получить что-ни¬ будь за этот воображаемый труд. Хотя данное соображение ме¬ шает нам принять эту теорию перманентного чистого дохода, именно оно позволяет нам построить на его основе несколько более подходящую конструкцию, особенно типа маккуллохов- ской. Оно дает нам возможность увидеть в версии Маккуллоха неуклюжий и окольный способ признания, что, с точки зрения трудовой теории ценности, физический капитал является произ¬ водственным фактором. Словесный трюк МакКуллоха, интерпре¬ тированный таким образом, равноценен использованию термина «труд» в качестве обозначения понятия, которое правильнее на¬ звать «производительной услугой», а термина «заработная плата» — для обозначения понятия, которое правильнее назвать «ценой производственной услуги». Иными словами, его трюк равноценен признанию, что накопленный труд — это специфический вид тру¬ да, который также может оказывать услуги особого рода по срав¬ нению с «живым», или «текучим», трудом. Вот почему я, не имея, разумеется, намерения защищать эту теорию, отнес ее к категории теорий, основанных на чистой концепции производительности: это теория процента, основанная на чистой концепции производитель¬ ности, созданная сторонниками трудовой теории ценности. Теории процента, основанные на чистой концепции произ¬ водительности, предлагают простое объяснение долговременного падения процентной ставки. Им нужен только постулат, что тех¬ нологический капитал растет быстрее населения, способного ра¬ ботать в промышленности, и обычно ceteris paribus <при прочих равных условиях> отсюда следует падение удельного дохода ка¬ питала (не обязательно его относительной, не говоря уже об аб¬ солютной, доли продукта). Поскольку эти «прочие» условия вклю¬ чают неизменный технологический горизонт (производственную функцию), читатель может подумать, что данное объяснение не «прибыли», назвав их заработной платой! Несомненно, идеология содержится в аргументации МакКуллоха в такой же мере, как и в теории Маркса. Воз¬ можно, у МакКуллоха было такое же желание защищать прибыли, как у Маркса нападать на них. Но это уже не относится к существу вопроса.
866 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. очень убедительно. Разумеется, оно неубедительно, но все же обладает некоторым достоинством: будучи правильно сформули¬ ровано,28 это объяснение автоматически позволило бы внести са¬ мые существенные уточнения в любой тезис о долговременном поведении ставки чистого процента и, таким образом, усилило бы сомнения относительно обоснованности «закона» долговре¬ менного падения процентной ставки. У А. Смита не было теории «прибыли», основанной на кон¬ цепции производительности, но тем не менее он предложил объ¬ яснение того, что он, подобно всем прочим, принял за несомнен¬ ную тенденцию падения процента, которая весьма естественно вытекает из теории производительности. Смит писал, что норма прибылей стремится к сокращению, поскольку растущие капи¬ талы вступают в конкуренцию друг с другом. Уэсту и Рикардо это непременно должно было показаться логической ошибкой, поскольку на относительные величины, из которых они вывели процентную ставку, не мог сам по себе повлиять рост количества товаров, составляющих капитал.29 е) Теория процента, основанная на концепции воздержания. Коль скоро физический капитал признается фактором производ¬ ства или даже эксплуатации, он должен обеспечить соответству¬ ющую услугу (в рамках того значения, которое данный термин имеет в экономическом анализе), хотя, если мы примем теорию 28 Его можно сформулировать по-разному. Например, Лонгфилд считал, что «прибыли» будут падать, поскольку сначала производятся наиболее вы¬ годные капиталовложения и поэтому со временем становится все меньше и меньше возможностей для выгодных инвестиций. Это утверждение сталкива¬ ется с возражением, согласно которому возможность капиталовложений не¬ престанно расширяется благодаря научно-техническому прогрессу и нет при¬ чины, заставляющей возможности, возникающие позднее, быть менее при¬ быльными, чем имевшиеся ранее (см. предпоследнее предложение в тексте). Формулировка Лонгфилда является просто следствием его теории процента, основанной на концепции предельной производительности: норма прибыли, «равная помощи, оказанной труду той частью капитала, которая используется с наименьшей эффективностью и которую я назову последней долей капитала, введенной в действие* (Longfield. Lectures on Political Economy. P. 194), обыч¬ но падает при росте капитала, превышающем рост труда, но это сокращение нормы прибыли следует отличать от долговременного снижения, которое пред¬ стоит объяснить, поскольку первое является только составной частью долго¬ временного снижения прибыли. 29 Хитроумный аргумент сэра Эдуарда Уэста по этому поводу заслужива¬ ет внимательного рассмотрения. Он представляет собой прекрасный пример того, каким путем теоретическая структура, будучи однажды принята, может скрывать от аналитика самые очевидные истины. Эта аргументация сформиро¬ вала мнение Рикардо о том, что никакой рост капитала, если только он не будет сопровождаться ростом заработной платы (ценности заработной платы, по Рикардо), никогда не сможет привести к снижению нормы прибыли или создать какие-либо сбои в экономическом процессе.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 867 эксплуатации, эта услуга оказывается только эксплуататору, а не обществу в целом. Вместо того чтобы подчеркивать производи¬ тельную или обеспечивающую эксплуатацию услугу самого капи¬ тала, мы с таким же успехом можем подчеркнуть услугу по пре¬ доставлению капитала. И пока мы будем придерживаться смити- анской теории, согласно которой капитальные блага являются результатом сбережений, как это выразил Дж. С. Милль, мы мо¬ жем далее сказать, что любой чистый доход от этого капитала является по своей природе оплатой услуг, оказанных теми, кто сберегает, или производственной организации, или одному экс¬ плуататору. Если мы скажем это, то тем самым примем теорию процента, основанную на концепции воздержания, разработанную Скроупом—Сениором. Я ввел данную тему таким способом, что¬ бы выделить следующие исторически важные факты. Во-первых, мы увидим, что между теориями производительности и воздержа¬ ния нет существенной разницы, тем более несовместимости. Се¬ ниор, о чем свидетельствует его третий постулат (см. выше, § 5с), очевидно, понимал это, но он не дал ясного объяснения (это при¬ шлось позднее сделать А. Маршаллу и Т. Н. Карверу), что же имен¬ но добавляет теория воздержания к теории производительности и каково соотношение между ними. Это «добавление» как раз объясняет, почему процесс создания дополнительных капиталь¬ ных благ останавливается раньше предела, когда их чистая отда¬ ча упала бы до нуля.30 Но так как он не сумел выразить этого достаточно ясно, то и сторонники (такие, как Дж. С. Милль, ко¬ торый довольствовался формулой, гласящей, что процент — это цена сбережения), и противники (в частности, Бём-Баверк) рас¬ сматривали его концепцию как альтернативу теории производи¬ тельности, основанную только на элементе принесения жертвы, которая связана или может быть связана со сбережением. Во-вторых, мы увидим, что критика теории процента, осно¬ ванной на концепции воздержания, не может быть направлена против ее логики. Например, критика Бёма-Баверка была основа¬ на на обвинении в двойном счете. Сберегатель, дающий свои сбере¬ жения взаймы, выбирает между фондом, который он должен от¬ дать,31 и потоком доходов, который ему предстоит получить. Здесь 30 Как, возможно, известно некоторым читателям, сам я не являюсь сторонником теории процента, основанной на концепции воздержания. Я про¬ сто пытаюсь изложить ее рациональное зерно с точки зрения ее сторонни¬ ков— так, чтобы читатель понял причины ее возникновения и устойчивости. 31 Если даже фонд ссужается на короткий срок и периодически реинве¬ стируется, он обычно становится недоступным для потребительских расходов владельца сбережений. Обычно речь идет не о том, что удовольствие от поль¬ зования фондом откладывается. Сберегатель, как правило, вовсе отказывается
868 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. нет места для того, чтобы дополнительно учитывать жертву, ко¬ торую он, возможно, приносит. Даже если допустить справедли¬ вость этой критики (предположив, что выражение «компенсация за принесение жертвы» исчерпывает содержание теории воздер¬ жания),32 отсюда не следует, что данная теория логически проти¬ воречива, если она надлежащим образом разработана и оформле¬ на. Нет никакого парадокса в утверждении, что теория безупреч¬ на с точки зрения ее логичности и в то же время ошибочна или по крайней мере неадекватна. Причина, к которой мы без какой- либо логической ошибки обращаемся с целью объяснить какое- либо явление, не обязательно является действительной причи¬ ной данного явления. В-третьих, наряду с логичностью построения данная теория привлекала многих авторитетных ученых (особенно английских, во главе с Дж. С. Миллем) своим здравым смыслом. Милль пере¬ дал Маршаллу готовую доктрину двух факторов «реальных из¬ держек»: антиполезности (тягот труда), испытываемой работни¬ ком, и воздержания от потребления, испытываемого лицом, де¬ лающим сбережения.33 Однако ту же доктрину, хотя менее ясно выраженную, мы находим у А. Смита и Рикардо. Хотя можно сказать, что Смит стоял на пороге развития теории эксплуата¬ ции, фактически чистый процент в «Богатстве народов» объяс¬ няется все же бережливостью. И как бы легкомысленно ни трак¬ товал проблему процента Рикардо, наблюдение, согласно кото¬ рому периоды оборота капитала различной продолжительности могут сосуществовать только при наличии процентной ставки, уравновешивающей отдачу от капиталов с разным сроком оборо¬ та, ясно указывает, что он признавал элемент воздержания или, скорее, «ожидания». Эта интерпретация, с одной стороны, под¬ крепляется выражением Рикардо, что процент — это «справед¬ от этого удовольствия в обмен на совершенно иные удовольствия, связанные с потоком выплачиваемых процентов. Вот почему следует оставить термин «воз¬ держание», а термин «ожидание», не отказываясь от него, сохранить для обозначения другого явления или, по крайней мере, иного аспекта того же явления, который, как объяснялось выше, стоит отличать от аспекта, назван¬ ного «воздержанием». 32 Это трудно допустить главным образом по той причине, что Джевоне и Бём-Баверк, вводя свой «психологический дисконт будущих удовлетворений», фактически предложили субститут воздержанию. Аргумент Бёма-Баверка про¬ тив последнего был, однако, подкреплен Ирвингом Фишером (Fisher Irving. Theory of Interest. 1930. Ch. 20, § 7; особенно p. 486-487, и приложение), убедительно критиковавшим трактовку ожидания или воздержания как неза¬ висимых статей реальных издержек. 33 Мне трудно понять, как мог Кэрнс претендовать на то, чтобы эта заслуга была приписана ему. Тем не менее он это делал.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 869 ливая компенсация»34 за данное ожидание, но, с другой сторо¬ ны, ослабляется отказом Рикардо принять объяснение падения процентной ставки, которое логически вытекало бы из этого вы¬ ражения. В-четвертых, для компетентных экономистов привлекатель¬ ность теории воздержания только возросла в результате слабо¬ сти — как фактической, так и логической — нападок на нее, которая так контрастировала с их горячностью. Присутствие в ней доли апологетики выводило социалистов из себя. В своей ярости они полностью пренебрегли разработкой серьезных аргу¬ ментов против данной теории, в которых нет недостатка, а вме¬ сто этого прибегли к безвкусным шуткам про миллионеров, ко¬ торым платят за их бережливость (Лассаль), или про капитали¬ стов, которым платят за то, что они воздерживаются от поедания навоза (Маркс). Даже у «классиков» было достаточно ростков предельного анализа, чтобы оставаться равнодушными к «ар¬ гументу» Лассаля, и им едва ли пришло бы в голову брать на себя труд возражать Марксу. Однако, поскольку неуместное вы¬ ражение Маркса было повторено недавно знаменитым экономис¬ том нашего времени, а также потому, что многие экономисты того периода пользовались выражениями, порождавшими непо¬ нимание (см., например, цитату Маркса из Молинари и Курсе л ь- Сенёя в главе 24, § 3, I тома Капитала), следует дать некоторые объяснения. Капиталист, как уже было сказано, обменивает де¬ нежный фонд на денежный поток. «Воздержание», за которое, согласно обсуждаемой теории, капиталисту платят, играет роль в накоплении фонда. Дополнительной платы за воздержание от его потребления не существует даже в тех случаях, когда это физически возможно. Но, поскольку он получает свою компенса¬ цию в форме потока выплат, это может выглядеть так, как если бы он вновь и вновь получал плату за воздержание от «поеда¬ ния» средств производства, которые появляются и расходуются в процессе использования его капитала. Это впечатление усили¬ вается тем фактом, что обещанная или, в случае использования капитала самим его владельцем, ожидаемая компенсация долж¬ на действительно быть выплачена, если люди заключают подоб¬ ную сделку. Если заимодавец или владелец капитала, использу¬ ющий его, будет разочарован в своих ожиданиях, он действи¬ тельно попытается вернуть свой кредит или выйти из дела, что 34 Конечно, данное выражение можно легко освободить от ценностного суждения, которое оно содержит, и тогда оно будет звучать просто как «цена ожидания
870 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. выглядит так, как будто ему обязаны платить снова и снова, чтобы оставить его капитал там, куда он вложен. Студент млад¬ ших курсов, неспособный правильно интерпретировать эти фак¬ ты или понять, что имели в виду эти авторы, говоря о капитали¬ стах, которые «давали свои орудия труда взаймы рабочим», — должно быть, не слишком толковый студент. Такого рода вещи объясняют и до некоторой степени оправдывают неспособность многих хороших экономистов увидеть глубокие идеи в учении Маркса: с первого взгляда они видят так много нелепостей, что не могут допустить, что человек, являющийся их автором, мог временами подниматься намного выше уровня своих судей. Но читатель, готовый приветствовать высшие достижения Маркса, неизбежно задастся вопросом: как может человек, спо¬ собный подняться на такие высоты, каких мало кто достигал, и проявивший себя как чрезвычайно способный аналитик во мно¬ гих вопросах, в том числе достаточно мелких, упасть до столь низкого уровня, какой продемонстрирован в § 3? Недостаточно объяснить это пропагандистскими целями, поскольку ббльшая часть риторики могла бы опереться на более здравые аргументы. Отсюда возникает подозрение, что за риторикой что-то скрывает¬ ся. И в действительности нетрудно увидеть, что именно: наличие в логической схеме Маркса как элемента воздержания в строгом смысле, так и элемента ожидания. Мы уже видели, что теория Маркса относится к группе концепций, названных нами теория¬ ми авансов, а это подразумевает признание наличия в экономи¬ ческом процессе особого элемента, — неважно, назовем ли мы его особой услугой или особым преступлением, — который мо¬ жет быть средством эксплуатации, но сам по себе эксплуатацией не является. Мы также видели, что опасный айсберг воздержа¬ ния можно разглядеть в неприятной близости к его рассуждени¬ ям о накоплении, которые можно также назвать рассуждениями о сбережении.35 Теперь добавим, что ожидание присутствует в построении Маркса так же, как и воздержание в строгом смыс¬ ле. Постоянный капитал Маркса просто передает свою ценность продукции, не добавляя ничего сверх того. Но, будучи сам про¬ дуктом эксплуатируемого труда, он воплощает не только цен¬ ность потребленных благ, приобретаемых на заработную плату 35 Ср. знаменитый, хотя и немного вульгарный, отрывок, который также встречается в незадачливом § 3 главы 24: «Накопляйте, накопляйте! В этом Моисей и пророки... накопляйте, т. е. превращайте как можно большую часть прибавочной ценности... в капитал!» Нам нет нужды поминать всуе Моисея или пророков, чтобы увидеть, что в теории Маркса капиталисты «воздержива¬ ются» точно так же, как и в теории Сениора.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 871 рабочими, произведшими эти товары, но также и прибавочную ценность согласно преобладающей норме прибавочной ценности. Эту прибавочную ценность, воплощенную в постоянном капита¬ ле, нетрудно прибавить к прибавочной ценности, являющейся результатом использования рабочей силы в производстве конеч¬ ного продукта с помощью данного постоянного капитала. Но если это можно сделать, то нет причины, препятствующей дей¬ ствующим ценам быть пропорциональными овеществленному в них общему количеству труда, т. е. труду, воплощенному в по¬ стоянном капитале, в совокупности с трудом, добавленным до появления конечного продукта. В этом случае не было бы про¬ блемы превращения ценностей в цены. Тем не менее Маркс не сделал этого, но предпочел биться именно с этой задачей на протяжении сотен страниц. Почему? Очевидно, потому, что, по его мнению, нельзя было пренебрегать различиями во времени оборота. Но это равноценно признанию, хотя и неявному, что, по мнению Маркса, ожидание в конечном счете является элементом теории ценности. Именно это мы и хотели показать. С точки зрения теории воздержания особенно удобно рас¬ сматривать любое долговременное снижение процентной ставки. Если рассматривать воздержание как один из нескольких факто¬ ров производства, мы без труда установим условия, при которых его относительный рост приведет к возникновению такого явле¬ ния. Чтобы сделать это удовлетворительным образом, понадоби¬ лись бы аналитические инструменты, неизвестные в обозревае¬ мый период. Но даже на уровне техники анализа того периода можно было вывести основные положения, так сказать, полу ин¬ туитивно. То обстоятельство, что историческая интерпретация и особенно какое-либо предсказание падающей процентной ставки следует из этого анализа не абсолютно, а условно, является толь¬ ко дополнительным преимуществом. Конечно, те же условия, что послужат причиной падения относительной цены воздержа¬ ния, вызовут (как правило) подъем относительной цены труда. Следовательно, нет никакого парадокса в том, что, согласно ло¬ гике, Дж. С. Милль должен был бы принять это объяснение «тенденции прибыли к минимуму», или в том, что он в действи¬ тельности принял его (Книга IV. Глава 3, § 2), но он легко при¬ мирил его со своим старомодным рикардианством, хотя «дей¬ ствительное желание накоплять», которое он так тщательно проанализировал, имело значительно больше прав рассматриваться как «причина» падения процента, чем рост заработной платы. f) Доктрина фонда заработной платы— предшественник современного агрегатного анализа. Наше описание анализа за¬ работной платы рассматриваемого периода представлено под дан- 13 Зак 3169
872 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. ным заголовком, поскольку все остальное, имеющее отношение к теме, уже было отмечено на различных поворотах нашего пу¬ ти.36 В частности, нам известно, что А. Смит под влиянием фи¬ лософии естественного права проложил дорогу к остаточной тео¬ рии заработной платы: работники производят весь продукт; про¬ блема заработной платы заключается в том, чтобы показать, почему они не получают его полностью, а должны смириться с определенными «вычетами»; следовательно, проблема заработ¬ ной платы будет автоматически решена, как только эти вычеты получат объяснение. Но даже для самого А. Смита, а также для Джеймса Милля, Сисмонди и Маркса, дальше других ведущих экономистов пошедшего в направлении, указанном А. Смитом, анализ верхнего и нижнего пределов того, что «может» или «долж¬ но» быть выплачено работникам, настолько важнее для их трак¬ товки проблем заработной платы, чем их общая философия, что поучительнее будет заняться этими пределами без дальнейших ссылок на последнюю. Это согласуется с тем, что я считаю об¬ щим мнением большинства историков. Но я не могу согласиться с принятой многими из них классификацией теорий заработной платы, подразделяющей ее на теории прожиточного минимума, теории спроса и предложения и теории производительности, по¬ скольку эти теории не являются четко отличающимися друг от друга, и уж тем более несовместимыми, объяснениями доходов в форме заработной платы. Первая из них вовсе не является теорией — это просто теорема о равновесном уровне заработной платы в долгосрочный период.37 Аппарат предложения и спроса необходим для любой теории заработной платы и не характеризует какую-либо отдель¬ ную из них.38 Рикардианцы (включая Маркса) не смогли при¬ зв Кроме всего прочего, я коснулся недоразумений, связанных со специ¬ фическими значениями терминов «растущая» и «падающая» заработная плата в рамках теории ценности Рикардо. 37 О концепции средней ставки заработной платы и выдвинутого против нее возражения см. ниже в данном параграфе. Относительно разницы между теорией заработной платы как фундаментального анализа явления и теоре¬ мой о равновесной заработной плате отметьте аналогии с так называемой ко¬ личественной теорией денег и с законом ценности Рикардо. 38 Были противники применения аппарата спроса и предложения к тру¬ ду на том основании, что это предполагало трактовку человеческих существ как товара. Особенно часто это встречалось на континенте, где английских «классиков» иногда обвиняли в нанесении оскорбления человеческому досто¬ инству. Разумеется, применение понятий спроса и предложения не предпола¬ гает ничего подобного. Следует отметить, что иногда в этом было нечто боль¬ шее, чем дешевая игра на эмоциях: «труд как товар* имеет такие особенно¬ сти, которые важны даже для самого сухого анализа.
Глава в. [Общая экономика: чистая теория] 873 нять это в долгосрочном аспекте как в случае заработной платы, так и в других случаях, но даже они допускали, что заработная плата, как и другие цены, определяется спросом и предложени¬ ем в краткосрочный период. Однако в отношении заработной платы это имело особое значение, поскольку, если определить долгосрочный период как период, в который происходит адапта¬ ция численности населения, короткий период растянется по мень¬ шей мере на пятнадцать лет.39 Для краткосрочных периодов такой и даже большей продолжительности (фактически для периодов неопределенной продолжительности) рикардианцы полагались на особую форму, которую принимает аппарат спроса и предложе¬ ния в доктрине фонда заработной платы. Но в другой (норматив¬ ной) форме аппарат спроса и предложения использовался для решения как долгосрочных, так и краткосрочных проблем всеми другими ведущими экономистами, в частности Сэем и Мальту¬ сом. В данном случае спрос на рабочую силу может быть пред¬ ставлен функцией, которая просто описывает количество труда, используемого нанимателем при разных ставках заработной пла¬ ты. Сформулированные Сэем понятия спроса на услуги труда и предложения этих услуг подразумевают это. Но в явном виде график спроса такого рода был определен и даже начерчен Фли- мингом Дженкином.40 Подобная функция спроса, в свою оче¬ редь, подразумевает теорию предельной производительности в зачаточной форме. Последняя разрабатывалась в рассматривае¬ мый период Лонгфилдом и фон Тюненом, но оставалась неизвест¬ ной для экономистов-профессионалов. Следовательно, нет необ¬ ходимости останавливаться дольше на этих начатках более позднего анализа. Отметим лишь, что элемент производительно¬ сти также необходимо включить в полную теорию заработной платы (в той или иной форме), и поэтому он не должен сам по себе отождествляться с какой-либо отдельной теорией. 30 Это было отмечено Бартоном (см. ниже, § 6h). Поскольку рост реаль¬ ной (в нашем понимании) заработной платы на душу населения не приводит немедленно к росту рождаемости, поскольку количественно ощутимый эффект высокой заработной платы проявляется только через продолжительный период времени и, наконец, поскольку в течение этого длительного периода времени возникают новые жизненные стандарты, позиции «классической» теории зара¬ ботной платы для долгосрочного периода оказываются в действительности зна¬ чительно слабее, чем может показаться на основании нашего текста. 40 Статьи Флиминга Дженкина {Jenkin Fleeming. Trade Unions; The Graphic Representation of the Laws of Supply and Demand and their Application to Labour) вышли в 1868 и в 1870 гг.; издательство Лондонской школы экономики опуб¬ ликовало их в 1931 г. Его функция спроса (х — цена, D — количество товаров, купленных по этой цене, А — константа) принимает форму; D = f(A + 1,/х).
874 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. Итак, складывается следующая ситуация: практически все экономисты рассматриваемого периода брались за решение про¬ блемы заработной платы с помощью более или менее правильно понятого анализа предложения и спроса.41 В общей картине уже просматривается, но еще смутно, элемент производительности, неадекватно разработанный теми, кто имел о нем хотя бы при¬ близительное представление. На переднем плане выделяются два результата, которые могут быть выведены из анализа предложе¬ ния и спроса при использовании некоторых дополнительных эм¬ пирических гипотез («ограничений»): теорема заработной платы, определяемой физически необходимым минимумом для существо¬ вания, применительно к долгосрочному периоду, и доктрина фонда заработной платы, касающаяся краткосрочного периода. Теорема, определяющая заработную плату физически необ¬ ходимым для существования минимумом, была, как известно, важной частью учения Кенэ и Тюрго. Нам также известно, что эту проблему весьма осторожно рассматривал А. Смит, причем настолько осторожно, что в действительности от нее мало что осталось. Работа Мальтуса (Malthus. Essay) в ее первоначальном варианте придала данной теме другой вид, хотя в последних изданиях Essay и в Principles мы находим уточнения, которые могли бы привести, но не привели, к отказу от прежних взгля¬ дов. Но для теории Рикардо действительно требуется строгая формулировка тенденции приближения заработной платы «к цене, которая необходима, чтобы рабочие имели возможность суще¬ ствовать и продолжать свой род без увеличения или уменьшения их числа» (Principles. Ch. 5 <Рикардо Д. Соч. М., 1955. Т. 1. С. 85>), подкрепленная также строгим принятием закона наро¬ донаселения Мальтуса, в противном случае уровень заработной платы в долгосрочный период становится неопределенным. Ци¬ таты из произведений Рикардо показывают, что по крайней мере к 1817 г.42 он осознал это, но последующая аргументация в его 41 Это также относится и к Марксу, поскольку положение о том, что заработная плата имеет тенденцию быть равной ценности рабочей силы, кото¬ рая в свою очередь идентична воплощенному в ней труду, подразумевает дей¬ ствие предложения и спроса. Конечно, теория заработной платы Маркса не заключается только в данном положении. Напротив, она образует крайне слож¬ ное целое, охватывающее практически все аспекты феномена заработной пла¬ ты, и включает тщательное исследование отклонений заработной платы от уровня, определяемого «ценностью» труда, особенно циклических отклонений. Это целое нужно собирать по частям из многих разделов его трудов, и его нельзя восстановить здесь. 42 В работе Essay on the Influence of a Low Price of Corn on the Profits of Stock (1815) нет ничего, что соответствовало бы процитированной фразе.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 875 главе о заработной плате также показывает, что он знал о несо¬ стоятельности этой необходимой теоремы. Вслед за Торренсом43 он заменил выражение «физический минимум» тем, что позднее стало принято называть «социальным минимумом существова¬ ния», что, говоря словами Торренса, означает «такое количество предметов первой необходимости и жизненных удобств, какое исходя из климата и обычаев данной страны требуется для под¬ держания работника...» Немного поразмыслив, мы поймем, что это равнозначно принятию привычного уровня заработной платы в качестве институционально заданной величины. Всегда можно что угодно назвать заданной величиной, но это означает, что мы отказываемся от поисков чисто экономического объяснения того, что мы характеризуем таким образом.44 Представляется более реалистичным рассматривать «классическую» долгосрочную «те¬ орию» заработной платы именно в таком духе, а не в духе теоре¬ мы «физического минимума», от которой классики сами отрек¬ лись и которая в любом случае имеет мало значения ввиду того, что в случае заработной платы огромный «краткосрочный пери¬ од» практически вытеснил долгосрочный. Как уже было сказано, для трактовки проблем заработной платы английские «классики» использовали аппарат спроса и предложения особого типа, традиционно называемый доктриной фонда заработной платы.45 С целью упрощения мы не будем рас¬ сматривать спрос и предложение непосредственно потребляемых услуг прислуги, учителей и т. д. и ограничимся рассмотрением предложения труда и спроса на труд в промышленности (разуме¬ ется, понимаемой в самом широком смысле: это весь труд, от ис¬ пользования которого, как выразился А. Смит, «ожидается при¬ быль»), как если бы не было других видов занятости. Далее мы будем следовать практике «классиков», допуская, что в любой заданный момент времени всегда имеется определенное предло¬ жение труда, представленное данным числом работников, т. е. не происходит перемещение между группами работающих по найму и самозанятых, не изменяется возраст, когда работники приходят 43 Torrens. Essay on the External Corn Trade... 1815. P. 58-63. 44 Конечно, возможности такого подхода ограничены: если мы имеем экономически определенную систему, а затем решаем превратить некоторые из ее переменных величин в заданные константы, то мы должны опустить равное им число условий равновесия, иначе система станет переопределенной. 45 Отметим, однако, что 1) как мы видели при обсуждении закона Сэя, аппарат предложения и спроса нельзя безоговорочно применять к такому важ¬ ному товару, как труд, изменение цен на который влияет на все общественные агрегаты, 2) доктрина фонда заработной платы может рассматриваться как неуклюжая попытка учесть это обстоятельство.
876 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. на рынок труда или покидают его, нет перемен в продолжительно¬ сти рабочего дня или рабочей недели и, за исключением введенных позднее ограничений, не устанавливается минимальная цена, ниже которой работники отказываются занять предлагаемое место. Не¬ сомненно, эти упрощения, даже если их не всегда строго придержи¬ вались, помогли дискредитировать доктрину фонда заработной пла¬ ты. Но для нас важно то, что они являются всего лишь упрощени¬ ями, которые можно без труда опустить. В этом случае мы имеем не функцию предложения труда, а только определенную заданную ве¬ личину предложения, которую, согласно нашему допущению, мож¬ но использовать без каких-либо условий в течение «короткого сро¬ ка» , составляющего по крайней мере пятнадцать лет. В теории фон¬ да заработной платы спрос представлен в несколько необычной манере, а именно путем указания «выраженной в реальных величи¬ нах суммы»46 (товары, приобретаемые на заработную плату, сред¬ ства существования, переменный капитал47), которую капиталисты решили израсходовать на труд. В этом случае мы также имеем дело не с функцией спроса в любой заданный момент, а с заданной величиной спроса. Рав¬ но как выше со стороны предложения отсутствовала минималь¬ ная цена, ниже которой рабочие отказываются опускаться, так и здесь нет цены труда, выше которой «капиталисты» отказываются платить: решив, какую сумму оставить на собственное потребле¬ ние, они не могут, учитывая данное решение, тратить больше этой суммы (фонда заработной платы); но поскольку они никогда не позволяют капиталу простаивать, то, как правило, не тра¬ тят и меньше.48 Поскольку величина предложения труда извест¬ 48 Это можно понимать или так, как делаем это мы, а именно как денежную величину, скорректированную с учетом индекса стоимости жизни, или в рикардианском смысле, т. е. как труд, воплощенный в товарах, покупа¬ емых на заработную плату. «Классики» имели в виду иногда одно, иногда другое. Это привело к недоразумениям. Стюарт Вуд (Wood Stuart. A Critique of Wages Theories//Annuals of the American Academy of Political and Social Science. 1890) ставил в вину «классикам» утверждение, что «никакое усердие со стороны работников, никакое усовершенствование производства не смогло бы привести к росту заработной платы», т. е. к росту фонда заработной платы. Иногда они действительно утверждали это (за исключением того случая, когда усовершенствование процесса производства товаров, приобретаемых на зара¬ ботную плату, приведет к росту прибылей, а следовательно, к росту сбереже¬ ний и отсюда — фонда заработной платы), но только в рикардианском смысле, а ни в каком-либо другом, что было бы ошибкой. 47 Всегда помните, что переменный капитал Маркса — это в точности то же самое, что и «буржуазный» фонд заработной платы. 48 Заметьте, что это равновесное условие, так как капиталисты могли бы расходовать и меньше, и больше; только в этом случае их не удовлетворил бы результат, т. е. не было бы состояния равновесия. Однако легко понять, что при небрежности «классиков» как в отношении мысли, так и в отношении ее
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 877 на в любой момент, а «сумма», которую можно на нее затратить, тоже задана в любой момент, на основании соображений, нахо¬ дящихся за пределами нашего рассмотрения, и исходя из того, что в состоянии равновесия величина спроса на труд должна быть равна величине его предложения, мы имеем уравнение, которое однозначно определяет величину, называемую средней ставкой заработной платы.49 Если действующие ставки заработной платы установлены выше этой величины, то имеет место безработица; если же они установлены ниже этой величины, то спрос на труд не удовле¬ творяется. Мы будем называть это теорией фонда заработной пла¬ ты для краткосрочного периода. Но никто, конечно, не утвер¬ ждал, что предложение труда и фонд заработной платы в действи¬ тельности были заданными константами. Напротив, положения об их изменении с течением времени составляли наиболее важ¬ ную часть их доктрины. В качестве фактора, определявшего пред¬ ложение труда, был принят или мальтузианский закон, или про¬ сто «привычки» рабочего класса. Фактором, определявшим изме¬ нение фонда заработной платы и, следовательно, спроса на труд, были сбережения. Таким образом, при данной эффективности экономического процесса, поведение с течением времени ставок реальной заработной платы (в нашем смысле) и реального душе¬ вого дохода рабочего класса зависит от темпа роста численности последнего и от нормы сбережений в обществе.50 Мы будем ссы¬ изложения это обстоятельство не было должным образом отмечено даже ими самими, не говоря об оппонентах. Отметьте аналогичную ситуацию с количе¬ ственной теорией денег, наиболее несовершенные формулировки которой чита¬ ются так, как будто сделано допущение, что люди должны тратить каждый грош на потребительские товары или инвестиции. 40 «Классики» не закрывали глаза на проблемы, связанные с концепцией средней заработной платы, о чем свидетельствует их интерес к разным уров¬ ням заработной платы в различных областях. Тем не менее в фундаментальной теории заработной платы они совершенно некритично пользовались концепци¬ ей средней заработной платы. Чтобы не добавлять новых трудностей к нашему анализу, мы поступим так же и допустим, что существует труд только одного вида и качества, одинаково вознаграждаемый во всех отраслях. В защиту этой «классической» практики важно отметить, что она не содержит никакой логи¬ ческой ошибки. 50 Краткосрочная теория фонда заработной платы, как мы видели, в сущности не является теорией предложения и спроса в обычном смысле, так как не предполагает работу с функциями предложения и спроса. Но рассмот¬ ренный выше долгосрочный анализ может уложиться в термины таких функ¬ ций. Я только покажу, как это могло бы быть сделано: согласно мальтузиан¬ скому закону, предложение труда может быть представлено как функция став¬ ки реальной (в нашем понимании) заработной платы; проблема заключается в представлении величины спроса «капиталиста» на труд тоже в виде функций от ставки реальной заработной платы. Поскольку в любой момент эти ставки
878 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. латься на это как на теорию фонда заработной платы для долго¬ срочного периода. Теперь мы можем совместить вышеизложенный аргумент с тем, что мы выяснили в предыдущих разделах о понятии фонда заработной платы. При этом напомним или добавим необходи¬ мый минимум исторических ссылок. Основой доктрины фонда заработной платы является тезис, что заработная плата «аванси¬ руется» из капитала. Это основополагающее утверждение уходит корнями по меньшей мере к Кантильону и Кенэ. Те, кто прини¬ мают его, не могут полностью отвергать доктрину фонда заработ¬ ной платы, сколько бы ошибок они ни нашли в подробностях, упрощениях или применениях. Для долгосрочной теории фонда заработной платы также важно, что эти авансы должны зависеть от сбережений, являющихся их источником. Этот момент отста¬ ивали Тюрго и А. Смит.51 Мы, естественно, все еще приписыва¬ ем Мальтусу вклад в долгосрочную теорию фонда заработной платы в виде «его» закона народонаселения, но то, что историки причислили его к теоретикам фонда заработной платы в других отношениях, свидетельствует лишь об отсутствии у них ясного заработной платы зависят от размера фонда заработной платы, поскольку из¬ менения фонда заработной платы определяются уровнем сбережений, посколь¬ ку с учетом склонности каждого к сбережению («действительного желания сберегать», как сказал Милль, то сумма сбережений зависит главным образом от доходов «капиталистов», а следовательно от их «прибылей», и поскольку, согласно Рикардо, прибыли зависят от размеров заработной платы и т. д. Я не слишком высокого мнения о данном логическом построении. Но оно обладает двумя достоинствами. Во-первых, оно выявляет один аспект теории фонда заработной платы (зависимость будущих размеров заработной платы от прибы¬ лей, получаемых в настоящий момент), который так же важен, как и непопу¬ лярен, и который, несомненно, имели в виду теоретики фонда заработной платы. Во-вторых, оно проясняет вопрос, который мог бы обеспокоить того, кто внимательно изучает данную теорию. Иногда суть теории фонда заработ¬ ной платы выражалась следующим образом: эластичность расходов на труд по ставке заработной платы равна нулю (эластичность спроса на труд равна еди¬ нице). Это неудачное утверждение. В долгосрочном периоде оно неверно, а в краткосрочном вводит в заблуждение. 51 Я думаю, А. Смит был первым, кто заговорил о «фондах, предназна¬ ченных для содержания труда». Эта фраза была скопирована многими сторон¬ никами доктрины фонда заработной платы и досадила ее оппонентам, посколь¬ ку она представлялась самоочевидной. Пересмотр доктрины Дж. С. Миллем (он будет описан ниже) выразился в заявлении, что нет такого фонда, кото¬ рый был бы раз и навсегда «предназначен» для содержания трудящихся. Но если возражение заключалось в том, что «классики» просто выдвигали посту¬ лат о существовании этого фонда, не исследовав, как он определялся, то в таком возражении не было смысла, поскольку в «классической» теории фонды «предназначены» для содержания производительной рабочей силы согласно решению сберегателя, и тем самым они определены, если определены годовые сбережения.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 879 представления о действительном содержании его теории.52 Ри¬ кардо в своей главе о заработной плате достаточно энергично подчеркивал, что именно рост капитала способствует подъему рыночной ставки заработной платы выше естественной «на неопределенный период». Поскольку в этой же главе он включил в капитал «пищу, одежду, сырье и т. д.», ему можно приписать введение другого элемента, который, согласно нашей интерпре¬ тации, характеризует как краткосрочную, так и долгосрочную доктрину фондов заработной платы, а именно допущения, что мы можем рассматривать отношение между капиталом, вложен¬ ным в заработную плату, и прочим капиталом как константу при условии, что его изменение будет рассматривать отдельно.63 Таким образом, даже добавив кое-какие грани, Рикардо в этом отношении, в сущности, не пошел дальше А. Смита. Но при этом он заразил своих последователей рикардианским грехом, т. е. привычкой устанавливать простые соотношения между агре¬ гатами, которые потом приобретают ложный ореол каузальной значимости, тогда как все по-настоящему важные (и, к несча¬ стью, сложные) аспекты отбрасывались или скрывались за эти¬ ми агрегатами. Джеймс Милль, например, высказал мысль, ко¬ торую раньше него и Рикардо выразила миссис Марсет: «В це¬ лом при прочих равных условиях мы можем утверждать, что при неизменном соотношении капитала и численности населе- 52 Так, утверждение Мальтуса в его работе Essay on Population о том, что если бедняк получит дополнительную сумму денег при неизменном общем объеме продукции в стране, то он не сможет приобрести бблыпую долю в этом объеме, не уменьшив тем самым доли других, рассматривалось как относящее¬ ся к доктрине фонда заработной платы! То, что Мальтус от начала до конца использовал фразу Смита о фондах, специально предназначенных для содер¬ жания рабочей силы, явно ничего не доказывает. 53 Конечно, мы можем интерпретировать его и так, что он свел все авансы к авансам на оплату труда или, что то же самое, что он свел весь капитал к капиталу, затрачиваемому на оплату труда. Дж. С. Милль (Principles. Book II. Ch. 15, § 6) разработал такую интерпретацию в явной форме. Согласно ей, Рикардо еще определеннее являлся предшественником Джевонса, Бёма-Ба¬ верка, Тауссига и Викселя, чем в нашей собственной интерпретации. Но я чувствую себя неспособным примирить это с текстом его главы о заработной плате. В любом случае нам пришлось бы сказать (а это приемлемый компро¬ мисс), что, хотя он и подразумевал более широкую концепцию, заключающу¬ юся в растворении капитала, не идущего на оплату труда, в капитале, идущем на его оплату, это не повлияло на его анализ заработной платы. Но и в этом случае возмущение Бёма-Баверка, когда «классическую* теорию фонда зара¬ ботной платы смешивали с его собственной, было оправдано. Рикардо не ско¬ ординировал теорию капитала, изложенную в § 4 первой главы его работы, с теорией фонда заработной платы в главе о заработной плате, что весьма ясно следует из того факта, что ни он, ни его последователи никогда не связывали фонд заработной платы с переменным периодом времени.
880 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. ни я заработная плата остается прежней» (Mill James. Elements. Ch. 2, § 2).64 Если бы кто-нибудь ему возразил, что требуемое количество труда, а значит, и заработная плата, может, очевид¬ но, меняться даже при наличии постоянной суммы для выплаты заработной платы (или что-нибудь в этом роде), он ответил бы: ♦О, да, но мы все это уладили за кулисами, а также определили эту сумму заранее. Согласно построению нашей модели, не суще¬ ствует других непосредственных причин для установления уров¬ ня заработной платы, кроме этого соотношения. Все остальное действует только через него. Например, плодородие земли не имеет никакого отношения к реальной заработной плате, за ко¬ торую можно нанять рабочую силу. Конечно, оно даст средства для быстрого накопления капитала и, конечно^ поднимет зара- ботную плату в будущем. Но формально данное обстоятельство не противоречит моей теории, и, сделав еще шаг вперед и при¬ няв численность населения постоянной, мы сможем даже ска¬ зать, что заработная плата зависит от капитала». Затем ведущим представителем доктрины фонда заработной платы стал МакКуллох.55 Но он не внес в нее ничего нового. Некоторые новшества ввел в эту теорию Торренс,56 хотя это но¬ вое должно было быть ясно с самого начала. Речь шла о том, что теории фонда заработной платы не дают оснований отрицать, что объединение всей рабочей силы может привести к росту заработ¬ ной платы, который в состоянии поглотить не только прибыли, но и амортизационные отчисления.57 Совсем иным был вклад Дж. С. Милля. Подчеркивая динамический аспект доктрины фон¬ да заработной платы, он фактически употреблял ее вполне гра¬ мотно, и, учитывая общий уровень его техники, мало что можно возразить против его использования этого агрегата, представля¬ ющего собой своего рода промежуточную переменную, обозна¬ 54 И это несмотря на то, что он дал определение капитала, исключающее «средства существования или потребления работников*. 55 Первое изложение данной доктрины, с тех пор существенно не меняв¬ шееся, было представлено им в статье для Британской энциклопедии, озаглав¬ ленной Political Economy (1823); во второй раз он выступил по этому поводу в Principles (1825). Его работа Essay on... Wages была опубликована в 1826 г., а дополнительное ее издание вышло в 1854 г. под заглавием Treatise on Wages. бв Torrens. On Wages and Combinations (1834). Я не могу здесь останавли¬ ваться на незначительном вкладе Сениора. 57 Однако Джеймс Милль мог бы на это возразить: «О, нет. На рост заработной платы влияет не объединение рабочей силы, но временное усиле¬ ние нажима, который она оказывает на фонды, предназначенные для поддер¬ жания рабочей силы: влияние объединения выражается только в оказании воздействия на эти фонды*. Возможно, излишне указывать на современную аргументацию такого же типа.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 881 чающую процессы, которые он не был в состоянии проанализи¬ ровать более удовлетворительно в силу слабой техники анализа. Нельзя забывать, что доктрина фонда заработной платы изло¬ женная должным образом, не только не была ошибочной с точки зрения логики, не только выделяла, хотя и слишком узко, неко¬ торые важные аспекты проблемы заработной платы, но, кроме того, являлась аналитическим инструментом, который в преде¬ лах аналитической структуры своего времени был опреде¬ ленно полезен. Поэтому нет смысла критиковать эту доктрину in abstracto, т. е. вне контекста общей теории ценности того вре¬ мени. Не было нужды и бороться с ней, за исключением един¬ ственного способа: предложить более совершенные инструменты, оставив эту доктрину мирно ржаветь в бездействии. Тем более удивительным может показаться «отречение» Дж. С, Милля. Он не обращал внимания на нападки Джонса и Лонджа,68 если они вообще были ему известны. Но в ответ на тщательно разработанное Уильямом Торнтоном новое изложение аргументов Лонджа он написал обзорную статью, которая от¬ нюдь не свидетельствовала о полной сдаче позиций.69 В частно¬ сти, он не изменил какой-либо из тех отрывков (например, «Чет¬ вертый тезис о капитале»), которые следовало исключить в слу¬ чае его отказа от самой доктрины фонда заработной платы. Он отрекся лишь от одной фразы, а публика только это и смогла извлечь из его статьи. Аргументация Лонджа—Торнтона, приня¬ 68 Ричард Джонс (Jones Richard. Literary Remains. Publ. 1859) полностью принял доктрину фонда заработной платы применительно к современной зара¬ ботной плате, но при этом отрицал, что так было в прошлом. Это «историче¬ ское» возражение не получило заметного одобрения в то время, зато вошло в моду позднее, когда стало похвальным выступать против английских «класси¬ ков*. СмLonge F.D. A. Refutation of the Wage-Fund Theory... 1866; перепе¬ чатана в серии профессора Холландера в 1904 г. Другие нападки на данную теорию в тот период не представляют дополнительного интереса. 59 Thornton William Т. On Labour... (1869). Слова «новое изложение* только указывают на сам факт, но не намекают на плагиат, хотя Лондж жаловался, что ни Торнтон, ни Милль не упоминали о нем. Послав Миллю свой памфлет, он сделал на этом основании вывод (оптимист!), что тот прочел его. Более того, хотя Лондж предвосхитил суть критики Торнтона, касающей¬ ся теории фонда заработной платы, книга последнего содержала несколько новых моментов. Прежде всего бросается в глаза особый упор, сделанный на ожидаемый спрос потребителя, на который должны ориентироваться произво¬ дители. Ввиду той роли, какую приобрел анализ ожиданий за последнее вре¬ мя, следует предоставить книге Торнтона место в истории анализа совершенно независимо от частной проблемы фонда заработной платы. Обзорная статья Милля появилась в Fortnightly Review (1869. May). Статья отличалась доброжелательностью по отношению к тому, что могло быть воспринято дру¬ гими как вызов. Она содержала скорее мягкие поправки поверхностных недо¬ разумений, чем ответный выпад.
882 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. тая Дж. С. Миллем, состояла всего лишь60 в отрицании того, что существует определенное количество товаров, покупаемых на за¬ работную плату,61 которое «должно» при любых обстоятельствах достаться работникам. Если после всего объясненного выше мы не отбросим этот аргумент как глупое недоразумение (так это представлялось Кэрнсу62 ), то мы должны интерпретировать его в том смысле, что не надо трактовать совокупную заработную пла¬ ту в качестве «ближайшей причины», которая играет свою соб¬ ственную роль. Но если дело было только в этом, то стоило ли так суетиться по поводу этой теоретической детали и волновать¬ ся из-за якобы совершенного Миллем отказа от доктрины фонда заработной платы? Но с точки зрения публики, даже профессиональной, дело было не только в этом. Случилось то, что так часто происходит в нашей области науки. Публика ухватилась за поверхностное значение одного слова, и больше ее ничто не интересовало. Фонд — как понятно звучит это слово! Работники должны получить его, и никогда не могут получить больше! Популярные авторы одного направления истолковали это так, будто с «научной точки зре¬ ния» рост заработной платы невозможен. Популярные авторы другого направления кипели от возмущения при виде столь под¬ лой попытки лишить надежды трудящихся. Должно быть совер¬ шенно очевидным, насколько все это абсурдно.63 Не менее оче¬ видным должно быть и то, что «практический» диагноз, сто¬ 60 Наряду с теми критическими замечаниями, которые мы намереваемся отметить, Лондж и Торнтон выдвинули и ряд других. Например, они критико¬ вали концепцию среднего уровня заработной платы и то, как использовался аппарат предложения и спроса в теории фонда заработной платы. В этих кри¬ тических замечаниях содержится нечто интересное, но на них можно дать удовлетворительный ответ, не отбрасывая при том саму теорию, и ни одно из них не касается сути дела. 61 Как Лондж, так и Торнтон запутали проблему (иногда они обнаружи¬ вали неадекватное понимание «классического анализа). Они говорили о «день¬ гах», не понимая, что эти деньги обозначали физические блага. Это еще более верно в отношении аргументации Г. Д. Маклеода в Elements of Political Economy (1858; 3rd ed. — Elements of Economics: In 2 vols. 1881-1886). ®2 Cairnes. Leading Principles. Part II. Ch. 1. P. 214 ff. Однако (см. p. 186) он интерпретировал фонд заработной платы таким образом, что защищать было уже почти нечего. Сказанное не относится к его мнению относительно критики анализа предложения и спроса, выдвинутой Торнтоном. вз Но позвольте повторить: во-первых, теория фонда заработной платы не подразумевает ничего подобного; во-вторых, если бы она это подразумевала, то все же это не имело бы отношения к 99% всех случаев борьбы за заработную плату, где требования ее повышения рационализированы аргументами, не име¬ ющими ничего общего с какой-либо равновесной ставкой заработной платы, но утверждающими, что из-за фрикций или слабых возможностей отстаивать свои интересы рабочие не получают эту равновесную заработную плату.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 883 ящий за большей частью теоретизирования на тему фонда зара¬ ботной платы, даже несколько вульгаризированного на потребу публике, представляет собой вывод на уровне элементарного здра¬ вого смысла. Устанавливается зависимость ставки (реальной) за¬ работной платы и (реального) дохода в форме заработной платы от эффективности производственного процесса, от «обычаев» (вы¬ сокий или низкий привычный жизненный уровень и в связи с этим уровень рождаемости), от свободной торговли продуктами питания и предметами первой необходимости и от нормы сбере¬ жений. Все это, несомненно, подогнано под преобладающую в Англии ситуацию, но в целом вполне разумно.64 Как и в кейнси¬ анской теории, изменения в уровнях номинальной заработной платы не считались особенно важными, но это было только до¬ полнительным достоинством. Разумными были и предупреждения против безответственной «политики заработной платы». Дж. С. Милль не отказался ни от одного предупреждения, вы¬ сказанного им самим. И все же дело выглядело так, что первый английский экономист той эпохи отрекся от ненавистного пугала. Такое кипение эмоций и не менее абсурдная вера в то, что «теории» руководят политикой,65 придают особый вкус и очаро¬ вание тому, что должно было быть скучным и сухим обсуждением технических моментов. Это нашло отражение в научной литера¬ туре. В Англии и в США излюбленным спортом стало уничтоже¬ ние «теорий» фонда заработной платы. Для примера достаточно привести имена Ф. А. Уокера и Г. Сиджуика. На континенте, особенно в Германии, в целом преобладало мнение Германна, которое вполне верно само по себе, но становится ошибочным, если трактовать его как возражение против теории фонда зара¬ ботной платы. Правда, учебник Рау (8-е изд. — 1868) утверждал доктрину фонда заработной платы, как и многое другое унасле¬ дованное от прошлого. За Германном последовали Рошер (1854 г.), Рёслер в своей весьма известной истории теорий заработной пла¬ ты и JI. Брентано.66 g) Рента. В то время как так называемые теории заработной платы, популярные в тот период, не использовали разные объяс¬ в4 Единственным неприемлемым элементом, с точки зрения современно¬ го радикала, является здесь зависимость между заработной платой и сбережениями. 65 На страницах American Economic Review прошла интересная дискус¬ сия о действительном влиянии теории фонда заработной платы на обществен¬ ное мнение и политику того времени. 66 Roesler С. F. Н. Zur Kritik der Lehre vom Arbeitslohn. 1861; Brentano Lujo. Die Lehre von den Lohnsteigerungen//Jahrbllcher fur NationalOkonomie. 1871.
884 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. нительные принципы и представляли собой всего лишь более или менее ценные части более широкой теории «заработной пла¬ ты и капитала», которая так и не созрела, объяснения земельной ренты того периода (обобщенные для объяснения ренты есте¬ ственных факторов) действительно были разными теориями, ос¬ нованными на разных принципах. Мы рассмотрим теорию моно¬ полии, теорию производительности и теорию убывающей отда¬ чи. Это не значит, что не было объединяющего принципа. Сам Рикардо начал обсуждение данной темы с определения ренты как «той части продукта земли, которая выплачивается земле¬ владельцу за использование исходных и неразрушимых сил зем¬ ли» (Ricardo. Principles. Ch. 2).67 Дж. С. Милль начал обсужде¬ ние с напоминания о триаде факторов производства, что сводит¬ ся к тому же (Mill J. S. Principles. Book И. Ch. 16). Отсюда можно осуществить естественный переход к принципу предло¬ жения и спроса, который не только объединяет данные три тео¬ рии, но также приравнивает ренту ко всем другим типам дохо¬ дов, создаваемым в ходе стационарного экономического процес¬ са. Но подавляющее большинство экономистов не пошло по этому пути, и, следовательно, с исторической точки зрения правильнее говорить о трех разных теориях. Монопольная теория ренты, поддерживаемая А. Смитом,68 как тогда, так и сейчас насчитывает немало сторонников среди 67 Отметим вкратце, что авторы-экономисты рассматриваемого периода все еще бились над проблемой идентификации явления, которое предстояло объяснить. Как отметил Рикардо, А. Смит не занимал ясной позиции в этом вопросе и не всегда проводил четкое различие между чистой рентой и общим доходом от владения землей, который также включает отдачу от мелиорации, например дренажа, огораживания и т. п.; позднее Маршалл назвал это квази¬ рентой. Однако в теории быстро закрепилось различие, четко обозначенное А. Смитом. (Тюнен назвал общий доход от земли Gutsrente, а чистую ренту Grundrente.) Возник другой вопрос, касающийся истощимых природных ре¬ сурсов, таких как полезные ископаемые, доход от которых определение Ри¬ кардо исключает. Но это не создает проблем, поскольку сходство обоих случа¬ ев легко установить (Начала, гл. 3). Однако сходство в краткосрочном периоде между рентой в данном смысле и доходом от любого приспособления, количе¬ ство которого не может быть изменено в течение промежутка времени, состав¬ ляющего краткосрочный период, до Маршалла не было четко отмечено никем, что повлекло за собой некоторые важные последствия: каждый, кто видит это сходство, а следовательно, видит, что в краткосрочный период не существует разницы между рентой и квазирентой, неизбежно рано или поздно спросит себя, не является ли в действительности отдача физических капитальных благ тем же самым, что и процент. в8 Но определив земельную ренту как монопольную прибыль, А. Смит заявил, что рента «входит в состав цены продукта иным образом, чем заработ¬ ная плата и прибыль. Высокая или низкая заработная плата и прибыль на капитал являются причиной высокой или низкой цены продукта; больший
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 885 политиков и памфлетистов. Но ее роль в научной литературе не была так важна, как кажется на первый взгляд из-за того, что в связи с этой темой часто упоминается слово «монополия». В под¬ тверждение сказанного достаточно привести примеры Сениора и Дж. С. Милля: если мы проанализируем, как они использовали данный термин, то немедленно обнаружим, что они не намерева¬ лись утверждать, будто землевладельцы образовали картели, а услуги земли, как правило, оценивались в соответствии с прави¬ лами теории монополии (конечно, существуют исключения в виде уникальных рудников или виноградников). Они имели в виду лишь то, что рента представляет собой случай оценки «бесплат¬ ных» <costless> вещей, существующих в ограниченных количе¬ ствах, а их ущербная теория цены привела к тому, что они отождествили данный случай с настоящим случаем монополии. Дж. С. Милль даже писал о «монополизированной» вещи, между владельцами которой имеется «конкуренция» (Book И. Ch. 16, § 2). На самом деле как Милль, так и Сениор, в сущности, при¬ няли на вооружение, хотя совершенно нелогично, теорию убыва¬ ющей отдачи, которую мы вскоре обсудим. Читатель может спро¬ сить, выдвигал ли кто-нибудь монопольную теорию ренты, пред¬ ставляющую собой более чем агитационную фразу, поскольку монополия, которая может присутствовать в любом акте ценооб¬ разования, неспособна объяснить особый вид факторных доходов. Насколько я могу судить, ближе всех к созданию такой теории подошел Т, П. Томпсон.69 Теория убывающей отдачи (или, как еще можно ее назвать, теория дифференциальных издержек) связана, как известно, с именем Рикардо, который сделал ее такой популярной, что она дожила до XX в. Она была частью великого маневра Рикардо,70 или меньший размер ренты является результатом последней* (Wealth. Book I. Ch. 11 <СмитА. Указ. соч., с. 121>). Кажется, он не заметил, что данное высказывание противоречит его монопольной теории ренты, так как если бы рента была монопольной прибылью, то она вошла бы в цену. Однако эта путаная фраза могла бы дать ключ Рикардо, с анализом которого она согласу¬ ется значительно лучше, чем с анализом Смита. 69 Томас Перронет Томпсон (Thompson Thomas Perronet. The True Theory of Rent. 1826) — автор памфлета, направленного против Хлебных законов. Жаль, что объем книги не позволяет мне рассказать об этом энергичном и весьма интересном человеке. Это такой тип человека, который не должен быть оставлен без внимания любым социологическим исследованием Англии XIX в. Воспоминания Томпсона, вышедшие в 1869 г., стоит прочесть, хотя это и не великое произведение. 70 В данном примере маневрирование Рикардо проявляется особенно явно, поскольку он начинает с цены, «которая платится... за использование... сил земли», а это определение содержит все, что нужно для удовлетворительной теории ренты, а затем прямо у нас на глазах поворачивает в сторону с боль¬ шой дороги и направляется далее окольными путями.
886 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. поскольку с ее помощью он мог устранить фактор земли, решая проблему ценности (см. выше, § 2).71 На самом деле, разумеется, рента входит или «не входит в цену» точно так же, как и зара¬ ботная плата.72 Тем не менее Рикардо добился таким путем своей цели — исключил ренту из рассмотрения при решении проблемы цены (ценности). На практике фирмы работают в разных условиях, что отражается на их производственных издержках, — это как тогда, так и теперь хорошо понимал любой обыватель: существу¬ ют фирмы с «низкими» и «высокими» издержками. Можно рас¬ положить их в порядке возрастания издержек, и тогда мы без труда заметим, что в состоянии совершенного равновесия и со¬ вершенной конкуренции цена не может быть ниже и едва ли бу¬ дет значительно выше средних издержек фирм с самыми высоки¬ ми производственными затратами. Именно это имел в виду Ри¬ кардо, говоря иногда, например в главе 27 «Начал», что «действительная ценность товара регулируется... действительными трудностями, которые встречает на своем пути находящийся в наименее благоприятном положении производитель» (Рикардо Д. Указ. соч. С. 297-298).73 Ссылаясь на этот тезис, особенно в гла¬ 71 Дж. С. Милль и Маркс также желали устранить фактор земли из проблемы ценности. Это было совершенно не нужно для схемы Милля, в чем он непременно убедился бы сам, если бы только остановился и продумал по¬ следствия, вытекающие из его собственных идей. Но для Маркса это было так же необходимо, как и для Рикардо. Маркс слил ренту и прибыль в однород¬ ную категорию прибавочной ценности, а затем, не дойдя одного шага до фун¬ даментальных принципов распределения, предоставил «помещикам и капита¬ листам ♦ сражаться друг с другом за ее раздел. Это позволило ему пренебречь существованием ренты в фундаментальном анализе ценности. Дж. С. Милль же просто принял соответствующее решение. Попытка Родбертуса объяснить, как определяется рента, рассмотрена выше, в главе 4, § 5. 72 Попытка Дж. С. Милля обойти этот вопрос (Основы, книга II, глава 16, § 6) является наиболее поучительным примером правдоподобной аргументации, с помощью которой мы часто обманываем себя, защищая положение, которое по при привычке считаем не нуждающимся в доказательстве. Этот случай поучите¬ лен, во-первых, потому, что Дж. С. Милль ошибочно считал, что ему необходи¬ мо, чтобы рента не входила в цену, и во-вторых, потому, что его аргумент был остроумным и на первый взгляд убедительным. Он действительно пришел к выводу, что «рента, действительно, не образует какой-либо части издержек про¬ изводства или предварительных затрат капиталиста» (Милль Дж. С. Основы политической экономии. Т. 2. С. 167). И эта явная нелепость спокойно утвер¬ ждалась на том основании, что «любой человек, обрабатывающий землю, платя за нее ренту, получает взамен этой ренты орудие, по силе своей превосходящее другие орудия того же рода» (там же), т. е. пользуется дифференциальным преимуществом, которое выплата ренты всего лишь компенсирует! 73 Между данным высказыванием и внешне противоположным мнением А. Смита о том, что именно фирма с самыми низкими издержками регулирует цену, нет противоречия, так как А. Смит имел в виду процесс, в результате
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 887 ве 2, он признал, что различные части выпуска отдельной фир¬ мы могут также быть произведены при различных издержках, например в случае их производства на участках земли различно¬ го плодородия. Эти части также могут быть расположены в по¬ рядке возрастания издержек,74 и в состоянии совершенного рав¬ новесия и совершенной конкуренции цены будут стремиться вы¬ равняться на уровне самых высоких издержек. И наконец, он обобщил свой анализ, включив в него совершенно иной с точки зрения логики случай, где невозможно говорить о разных издер¬ жках разных порций общего объема продукции, и каждая часть этого объема продукции стоит столько же, сколько и любая дру¬ гая, но где все еще возможно соотнести каждое последователь¬ ное приращение объема выпускаемой продукции и увеличение издержек, необходимое для его производства.75 Всякий раз в слу¬ чае убывающей отдачи в любом или во всех возможных значени¬ ях имеется76 часть продукта, которая производится без каких- либо дифференциальных преимуществ относительно других ча¬ которого более прогрессивные фирмы вытесняют менее эффективные и в ка¬ кой-то момент принуждают их продавать свою продукцию в убыток. Рикардо же описывал состояние равновесия. 74 А. Маршалл (Principles. Р. 521) назвал результирующую кривую «кри¬ вой специальных издержек». 75 Рикардо остановился на этом, т. е. мы можем приписать ему, как и другим авторам того периода, таким как Рук, концепцию предельных издер¬ жек, отличающуюся от современной только применяемой техникой. Но в от¬ личие от некоторых интерпретаторов мы не должны приписывать ему (или любому другому автору рассматриваемого периода, за исключением Лонгфил- да и Тюнена) понимание принципов анализа предельной производительности, поскольку его теория ренты далека от признания этих принципов даже в этом особом случае, и в действительности означает их отрицание. Заметить это мешал тот факт, что некоторые более поздние теоретики предельной произво¬ дительности, в частности Дж. Б. Кларк, представили свои теории как продол¬ жение теории ренты Рикардо, и, возможно, их взгляды явились результатом критической переработки последней. Некоторые вели речь о законе трех рент, не пояснив, а быть может, и не понимая, что они не обобщали схему Рикардо, а разрушали ее. Нельзя возразить против того, что предельные издержки и предельный продукт логически связаны, и, следовательно, может показаться, что тот, кто понимает одно, понимает и другое. Но это не так: понимание концепции, которая подразумевает другую, не означает понимания последней. Прогресс теоретического анализа по большей части заключается в разработке следствий, вытекающих из более ранней концепции, которые раньше были не видны или видны неясно. Сомнения или путаница в мыслях читателя относи¬ тельно данной темы лучше всего могут быть развеяны в ходе внимательного прочтения «Лекций» Лонгфилда (Longfield. Lectures). 76 Это предполагает обычные допущения, характерные для каждой чис¬ той теории, в том числе непрерывность функций и отсутствие институцио¬ нальных запретов. Многие возражения, выдвигаемые против теории ренты Уэста—Рикардо, основывались и продолжают основываться только на непони¬ мании критиками существа чистой теории.
888 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. стей и для которой, следовательно, тавтологически верно, что ее производитель не платит за дифференциальные преимущества и оплата за эти <несуществующие> преимущества не входит в пре¬ дельные издержки производства.77 Далее, большая часть этих диф¬ ференциальных преимуществ носит в основном временный ха¬ рактер, — например, более совершенные типы оборудования стре¬ мятся вытеснить устаревшее оборудование, — а остальные преимущества связаны с конкретными личностями. Не существует перманентных дифференциальных преимуществ, связанных с ма¬ териальными факторами, за исключением тех, что связаны с гео¬ графическим положением и плодородием почвы,78 а также дру¬ гими природными факторами. Должно быть, Рикардо счел, что это дает ему возможность избавиться от элемента ренты, нару¬ шавшего его трудовую теорию ценности. Построение его аргу¬ ментации в главе 2 «Начал*79 ясно показывает, что Рикардо ду¬ мал главным образом о географическом положении и плодоро¬ дии различных участков земли и что случай убывающей отдачи при последовательных приложениях равных «доз» труда к одно¬ му и тому же участку представлялся ему делом второстепенной важности и не был полностью включен в его систему, хотя он не только мог послужить хорошим ответом на возражения, но так¬ же был необходим для полноты аргументации. В используемом им аналитическом инструменте нет логиче¬ ских ошибок. Он действует,80 даже если мы будем настаивать на 77 Поскольку эти предельные издержки (при обычных допущениях) рав¬ ны цене, совершенно верно, что оплата за дифференциальные преимущества не входит в цену; именно в этом смысле, т. е. как пустой трюизм, Маршалл поддерживал тезис Рикардо. 78 Разрабатывая предложения Рикардо (обратите особое внимание на гла¬ ву 14 «Начал»), Дж. С. Милль посвятил несколько отрывочный, но интерес¬ ный параграф городской ренте (Основы, кн. III, гл. 5, § 3), который был впоследствии развит Эджуортом. 70 Главы 18 (Poor Rates) и 32 (Mr. Malthus’s Opinions on Rent), а также его письма к Мальтусу (Letters to Malthus and Notes on Malthus' Principles) являются необходимыми дополнениями к главе 2, и взгляды Рикардо на рен¬ ту нельзя до конца понять без этого дополнительного материала. В результате внимательного его прочтения усиливается впечатление, что подчеркивание слу¬ чая, где выплата ренты связывается с разными результатами приложения последовательно примененных равных «доз» других факторов к одному и тому же участку земли, явилось следствием полемики и дальнейшего развития его собственной мысли, но не было основополагающей идеей. Даже в главе 2 отрывки, касающиеся данного случая, звучат как вставки в первоначальный текст. Именно поэтому недостаточно внимательные читатели так часто выра¬ жали неодобрение по поводу того, что теория Рикардо постулирует существо¬ вание земельных участков, не приносящих ренты. 80 Нет необходимости добавлять, что теория ренты, основанная на кон¬ цепции убывающей отдачи, обладает дополнительным достоинством, которое
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 889 трудовой теории ценности или даже теории ценности, основан¬ ной на реальных издержках — антиполезности и воздержании, и соответственно захотим устранить из анализа факторы произ¬ водства, которые в данном смысле являются «бесплатными» (costless). Но это не является объяснением ренты природных факторов, а служит лишь заменой такого объяснения, которая имеет смысл только в рамках данного теоретического построе¬ ния, а в рамках любого другого представляет собой препятствие к признанию существующей в экономике важной симметрии. Однако, вместо того чтобы понять это и забыть, большинство экономистов на протяжении XIX в. трактовали теорию, вскоре получившую название рикардианской теории ренты, так, как будто она имела смысл независимо от данной системы.81 Таким образом, бессмысленная дискуссия об истинности или ложности этой теории превратилась в стандартную тему экономических журналов того времени. Приверженцы рикардианской теории не только составляли большинство, но, как правило, одерживали верх в дискуссии, поскольку выдвигаемые контрдоводы, осно¬ ванные главным образом на недопонимании, с легкостью опро¬ состоит в том, что она выявила некоторые особенности доходов от владения природными факторами, важные во многих случаях, например для налогооб¬ ложения. На самом деле эти свойства могут быть установлены с тем же успе¬ хом на основе любой другой теории таких доходов, например теории предель¬ ной производительности. Никогда не лишне повторить, что предельная произ¬ водительность фактора, существующего независимо от какой-либо деятельности его владельца, ничего не доказывает относительно дохода этого владельца, а следовательно, не имеет сама по себе никакого значения для апологетики, хотя данная теория часто неправильно понималась в этом смысле. И наоборот, рикардианская теория ренты не является ни необходимой, ни достаточной для наступления на интересы землевладельцев, и бессмысленно утверждать, как это делал А. Хелд, что мы должны объяснить создание этой теории ненавистью, которую, как предполагалось, Рикардо питал к классу землевладельцев. 01 На это можно было бы возразить, что Андерсон (см. выше, часть И, глава 5, § 2) проповедовал свою теорию, не имея в то же время представления о других аспектах рикардианской системы. Его учение о ренте лучше всего выражает, например, такая фраза: рента — это премия, выплачиваемая за при¬ вилегию использования наилучшей земли, и ее выплата уравнивает прибыли фермеров, возделывающих землю разного качества. Отсюда можно перейти к объяснению с точки зрения теории производительности: за хорошую землю люди платят больше, чем за плохую, точно так же как хорошему работнику платят больше, чем плохому, а конкуренция капиталов в обоих случаях произ¬ водит уравнивание одинаковым образом. Отметим мимоходом, что Дж. С. Милль, отрицая голословное утверждение, будто в качестве причины выплаты ренты за обработку земли высшего качества Рикардо выдвинул факт обработки земли низшего качества, попытался внести коррективы, заявив, что именно необходи¬ мость обработки земли худшего качества служит причиной необходимости вы¬ платы ренты (Книга II. Глава 16, § 5). Но и это неверно, по крайней мере не более верно, чем назвать причиной более высокой оплаты труда хороших работ¬ ников необходимость нанимать людей, работающих хуже.
890 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. вергались Дж. С. Миллем.82 Некоторые из них, например аргу¬ менты Кэри и Р. Джонса,83 представляют собой интересные при¬ меры типичных ошибок, которые вновь и вновь совершаются так называемыми теоретиками, пренебрегшими изучением ис¬ кусства теоретизирования. Читатель найдет все, что ему может понадобиться, у Дж. С. Милля и Кэннана.84 Необходимость и ограниченность85 природных факторов — это все, что требуется для объяснения феномена ренты, поэтому мы могли бы ожидать найти мощную защиту теории ренты, ос¬ нованной на производительности, по крайней мере среди сторон¬ ников триады факторов производства. Но, как мы видели в дру¬ гих случаях, простое признание элемента производительности нам не очень поможет, если оно не будет уточнено с помощью понятия предельной производительности, точно так же как эле¬ мент полезности не дал бы удовлетворительной теории цены, не будучи уточнен понятием предельной полезности. На самом деле теория предельной производительности была представлена Лонг- филдом, который не только предвосхитил теорию, одержавшую победу в последние десятилетия XIX в., но практически сказал все, что нужно было сказать с точки зрения теории Уэста— Рикардо. Однако никто не обратил на нее внимания. Принадле¬ жащая Ж. Б. Сэю концепция доходов как цен на производствен¬ 82 Из-за спешки, в которой были написаны «Основы», Милль рассмотрел данную тему дважды в далеко отстоящих друг от друга главах: в главе 16 книги II и в главе 5 книги III, что не способствовало высокому качеству ее трактовки. Обе главы написаны в полном соответствии с линией Рикардо — в большей степени, чем все остальные. Это еще один пример неспособности Милля увидеть выводы, вытекающие из его собственного понимания пробле¬ мы. Однако он мимоходом коснулся случая, где рента составляет элемент издержек (типа альтернативных), и даже признал, что рента является элемен¬ том издержек, когда она проистекает из ценности редкого блага (Principles. Book III. Ch. 6. Prop. IX), не сознавая того, что эти уступки дискредитируют всю его концепцию. 83 Jones R. An Essay on the Distribution of Wealth. 1831. Только часть I (On Rent) была закончена. 84 Если бы позволил объем книги, я бы упомянул тип возражений, воз¬ никших вследствие неосторожности Рикардо и его последователей. Они гово¬ рили о «дозах» капитала и труда, применяемых к земле (термин был введен Джеймсом Миллем), не предпринимая при этом попыток решить проблемы, касающиеся состава этих доз. Не учли они и трудность, состоящую в том, что нельзя рассортировать землю по признаку плодородия без учета характера ее использования. Они допустили также много других ошибок. Возражения по¬ добного рода не являются решающими, но они вполне справедливы. Однако мы не имеем возможности остановиться на данном вопросе. 85 Следует отметить, что ограниченность не подразумевает убывающей отдачи. Рента выплачивалась бы, если бы последовательные «дозы» капитала приносили возрастающие количества продукта до п*й дозы и совсем ничего, начиная с п-и.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 891 ные услуги, которую он сам испортил, приписав цену на услуги земли институту частной собственности на землю, в то время также не получила развития. Успех Рикардо был столь велик, что даже некоторые из авторов, принявших другие аспекты схе¬ мы Сэя, включили в нее трактовку ренты, данную Рикардо, не ощутив никаких признаков дискомфорта от подобной нелогич¬ ности. Выдающимися примерами являются сам Дж. С. Милль и Рошер. Применение аппарата предложения и спроса, продолжав¬ шего медленно совершенствоваться, могло бы исправить дело и положить конец всем сомнениям в отношении того, служит ли совершенствование методов сельскохозяйственного производства интересам землевладельцев или наносит им ущерб. Следователь¬ но, нам было бы полезно проанализировать позицию Мальтуса, поскольку он был видной фигурой как среди создателей рикар¬ дианской теории ренты, так и среди создателей аппарата предло¬ жения и спроса. Однако мы вынуждены ограничиться следую¬ щими комментариями.86 В своей работе Inquiry (1815) Мальтус развил точку зрения, во многом сходную со взглядами Уэста и Рикардо. Последний явно придерживался этого мнения, поскольку в предисловии к «Началам» он утверждал, что Мальтус и Уэст «представили ми¬ ру... истинную доктрину ренты». Но даже здесь мы можем на¬ блюдать в зародыше будущие разногласия.87 Кроме всего прочего, Мальтус настаивал и на положении о том, что рента является излишком, которым мы обязаны щедро¬ сти природы. Это неудачное выражение, вызвавшее много недо¬ разумений,88 предполагает объяснение ренты с точки зрения про¬ изводительности. Оно было неприемлемо для Рикардо не потому, что было лестно для землевладельца. Его собственное не менее неудачное выражение о «скупости природы» означало всего лишь то, что земля не является бесплатным благом; этот факт так же 86 Главными вкладами Мальтуса в чистую теорию ренты являются: Inquiry into the Nature and Progress of Rent (1815), глава 3 его Principles и его ответ на вопрос № 3341 в Third Report on Emigration (1827). 87 Взгляды Рикардо на ренту изложены в основном в главе 32 его «На¬ чал* и в Notes on Maltus* Principles of Political Economy (Ed. Hollander and Gregory, 1928). Мы оставим без внимания разногласия между Рикардо и Маль¬ тусом относительно связи между интересами землевладельцев и интересами всего общества, которые не дали ничего достойного внимания. 88 Некоторые критики не увидели в этом ничего, кроме попытки «оправ¬ дать» доход землевладельца. Я не вижу, каким образом можно было бы улуч¬ шить отношение к землевладельцам, представив их как получателей щедрых даров природы. Но, очевидно, именно таким был вывод врагов частной соб¬ ственности на землю.
892 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. важен для объяснения производительности, как и «щедрость при¬ роды». Но данная идея была несовместима с его теорией ценно¬ сти.89 В этом и заключается основное теоретическое различие, изначально существовавшее между этими двумя авторами, не¬ смотря на признание заслуг Мальтуса в предисловии Рикардо. Для объяснения возникновения ренты Мальтус не нуждался в по¬ нятии убывающей отдачи. Но он не осознавал это в полной мере, а по привычке подыскивал конкретные факты, связанные с опи¬ сываемым явлением, независимо от того, были ли они важны для данного случая или нет. В итоге он создал гибрид, значи¬ тельно более уязвимый для атак Рикардо, чем правильное утверж¬ дение, которое он так безуспешно пытался сформулировать. У него даже были проблемы с землей, не приносящей ренты, и он не смог вполне усвоить понятие не приносящей ренты последней дозы капитала. Он придавал объяснительное значение тому фак¬ ту, что земля может произвести больше, чем необходимо для содержания труда, занятого на этой земле.90 В комментариях Рикардо по этому поводу, изложенных в главе, посвященной взглядам Мальтуса на ренту, мы чувствуем насмешку. Мальтус был столь же уверен в важности уже подчеркнутого А. Смитом факта, состоящего в том, что в ходе развития сельскохозяйствен¬ ное производство создает дополнительный спрос на свою продук¬ цию. Но понимал он этот факт не в смысле закона Сэя, а в том смысле, что увеличение количества продуктов питания влекло за собой рост численности населения, — а это неверно даже согласно его собственным более поздним взглядам. Итак, несмот¬ ря на то, что за всеми этими неудачными высказываниями скры¬ вались веские доводы, он потерпел поражение.91 89 Вспомним: с точки зрения теории ценности, основанной на понятии «воплощенного труда», ни щедрость, ни скупость природы не могут иметь ничего общего с ценностью продукта; с данной точки зрения идея, что цен¬ ность продукта может увеличить что-либо, помимо труда, по-видимому, долж¬ на вызывать особые возражения. 90 Отметим не без грусти, что в литературе XIX в. к этому «аргументу» очень часто возвращались как в теории ренты, так и в теории прибыли: десят¬ ки авторов полагали, что высказали нечто стоящее, если авторитетно указали на тот факт, что производственный процесс создает больше того, что необходи¬ мо для содержания занятого труда. 91 Однако иногда Мальтус оказывался в чем-то прав. Его мнение, что совершенствование сельскохозяйственной техники благоприятно влияет на ренту, не более верно, чем противоположный взгляд Рикардо. Но он был прав, указывая в Principles, что на этот раз аргументы Рикардо относились к крат¬ косрочному периоду (это случалось значительно чаще, чем осознавал он сам или понимали его последователи), и, кажется, Рикардо согласился со справед¬ ливостью этого замечания.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 893 И наконец, мы должны коснуться других тем. Уэст и Ри¬ кардо рассматривали свою теорию ренты как объяснение особо¬ го вида доходов, которые получает особый класс. Они отметили вскользь, что доход этого класса включает не только плату «за пользование первоначальными и неразрушимыми силами почвы» <Рикардо Д. Указ. соч., с. 65>, но и плату за мелиоративные работы, проведенные на ней землевладельцами. Они могли бы отметить, что в краткосрочный период, способный растянуться на многие десятилетия, оплата данных мелиоративных работ не имеет каких-либо экономически значимых отличий от тех эле¬ ментов «ренты*, выплачиваемой фермером, которые можно ин¬ терпретировать как оплату «первоначальных» сил. Иными сло¬ вами, они могли бы открыть явление квазиренты. Это не оказа¬ ло бы ощутимого влияния на их теоретическую систему в целом или на суть их концепции ренты в частности. Но другие обобще¬ ния данной концепции повлияли на ее значение и, по сути дела, стали шагами на пути неизбежного распада первоначальной «те¬ ории» земельной ренты Уэста—Рикардо. Выше мы отметили аналогию, существующую между опла¬ той услуг земли высшего качества и оплатой труда высшего ка¬ чества. Сэмюэль Бейли был первым, кто использовал данный факт как возражение против теоретической модели Уэста—Ри¬ кардо. Он был прав, хотя многие авторы более позднего времени, в частности Сениор и Дж. С. Милль (Principles. Book III. Ch. 5, § 4), обобщили концепцию ренты Уэста—Рикардо, не имея наме¬ рения вступать в полемику.92 Есть обобщения, означающие до¬ полнительный успех теории: они ее обогащают и расширяют, но не ставят под сомнение первоначальную область ее применения. Но есть и другого рода обобщения: они означают или предвеща¬ ют закат теории, демонстрируя, что свойства, которые, согласно данной теории, присущи тому или иному явлению, можно также найти и в других явлениях; эти обобщения разрушают первона¬ чальный смысл теории и заменяют его новым. Обобщение кон¬ цепции ренты является обобщением второго рода. В результате этого обобщения рента, понимаемая как особый доход от неулуч¬ шенной почвы, влилась в логически отличную от нее категорию излишков, получаемых от бесплатных благ;93 наиболее значи¬ 92 Дж. С. Милль подозревал о последствиях этого обобщения не больше, чем об опасностях, таящихся в его признании издержек типа альтернативных. 93 В течение обозреваемого периода это означало главным образом доход, получаемый сверх дохода других людей без дополнительных «жертв» («реаль¬ ных» издержек в данном смысле). Но позднее стало понятно, что подобный излишек может также быть определен в понятиях альтернативных издержек.
894 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. тельным примером служит рента на способности, признанная Миллем и использованная Мангольдтом. h) Доли факторов производства и технический прогресс. Изучение посвященной данной теме литературы XIX в. — утоми¬ тельная работа. Но она может принести утешение тем, кто разоча¬ ровался в достоинстве аналитической техники, разработанной в последние десятилетия XIX в.,94 поскольку превосходство этой техники (так часто ставящееся под сомнение) в решении практи¬ ческих проблем нигде не выражено так, как в указанной области. Столь же ясно проявляются здесь и недостатки «классического» анализа. Экономисты рассматриваемого периода оказались совер¬ шенно неспособными увидеть общую проблему: они пытались изоб¬ рести различные доктрины, касающиеся влияния технического прогресса на земельную ренту и на заработную плату. Они были вынуждены рассматривать проблему в отдельности, как полуне¬ зависимую побочную проблему теории распределения или как над¬ стройку над основным зданием последней, вместо того чтобы ре¬ шать ее на нижнем этаже основного здания. Как мы видели, в своем анализе основных принципов они должны были делать пред¬ положение, что отношение между капиталом, идущим на оплату В этом случае он означает излишек, сверх того, что понадобилось бы для привлечения услуг в каком-либо конкретном применении (излишки привлече¬ ния). В настоящий момент нас интересуют только такие обобщения, которые возникли в рассматриваемый период. Однако следует тотчас же сослаться на работу Ф. А. Феттера (Fetter F. A. The Passing of the Old Rent Concept//Quarterly Journal of Economics. 1901. May). 94 Для того чтобы оценить аргументацию данного подпараграфа, необхо¬ димо некоторое знакомство с элементами современной техники анализа. Чи¬ татель найдет все, что ему нужно для данной цели, в работе Дж. Р. Хикса (Hicks J. R. Theory of Wages. 1932); обратите особое внимание на главу 6. Я хочу отметить, что при анализе применения оборудования, сберегающего факторы производства (неважно, «живой труд», «землю» или «технологиче¬ ский капитал»), мы должны строго различать два случая. Технические усо¬ вершенствования могут вторгаться в процесс производства извне, т. е. через нововведения, революционизирующие научно-технический горизонт произво¬ дителей (изменяющие их «производственные функции»). Авторы-«классики» имели в виду исключительно или почти исключительно данный случай, и едва ли каждый из них понимал (исключение составлял Бартон), что суще¬ ствует другой случай, влияние которого значительно отличается от воздей¬ ствия первого: могут быть введены машины, не являющиеся новинками для производителей, которые могли быть введены в производство раньше, но не вводились, так как это не было выгодно. Вследствие изменения относитель¬ ных цен на факторы (например, повышение ставок заработной платы) их вве¬ дение может стать выгодным. Здесь технический горизонт не меняется, но наблюдаются изменения сочетаний факторов в рамках неизменных производ¬ ственных функций. А. Смит выделял третий случай, когда введение известно¬ го ранее станка становится выгодным, как только расширение объема произ¬ водства превысит определенную величину.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 895 труда, и технологическим капиталом постоянно и новые сбереже¬ ния (это не относится к Марксу) инвестируются в той же пропор¬ ции. И наконец, они не были способны проследить влияние тех¬ нического прогресса на всю экономическую систему в целом, а выбирали отдельные аспекты. В результате разрозненные элемен¬ ты того, что должно было бы стать всеобъемлющей теорией, часто выставлялись друг против друга, как будто они относились к раз¬ ным теориям.95 Чтобы объяснить, о чем идет речь, мы ограни¬ чимся проблемой влияния технического прогресса на интересы работников96 и поставим эту проблему в форме, в какой она виде¬ лась Рикардо в знаменитой главе 31 «О машинах», которую он добавил в 3-м издании «Начал», т. е. в форме, естественно выте¬ кающей из теории фонда заработной платы и являющейся пре¬ красной иллюстрацией использования этой доктрины в качестве метода анализа. Мы зададим вопрос: как влияет введение недав¬ но изобретенной машины97 на размер фонда заработной платы? Задолго до промышленной революции люди осознали оче¬ видный факт: машины часто вытесняют живой труд. Как мы видели выше, это беспокоило правительства и публицистов, а рабочие группы и городские гильдии боролись против станков. Дело в том, что непосредственные результаты влияний такого рода сосредоточены во времени и пространстве, в то время как долгосрочное воздействие на общее благосостояние значительно менее заметно в краткосрочном периоде и его значительно труд¬ нее отнести на счет введения новых машин. Широкая публика также по большей части неблагосклонно относилась к машинно¬ му производству, поскольку в то время они ассоциировались не только с безработицей и детским трудом, но и с более низким качеством продукции. Количество литературы,98 отстаивающей интересы рабочих, росло, однако она выражала эти наблюдения и чувства даже слабее, чем некоторые ученые авторы, такие как Сисмонди,99 который в первую очередь выводил отсюда очеред¬ 95 Эти недостатки объяснялись не столько неправильным пользованием «классическим» аналитическим аппаратом, сколько ошибками, коренящими¬ ся в самом аппарате. Этих ошибок было много. Но если бы нас попросили назвать самую важную из них, нам следовало бы еще раз указать на непони¬ мание «классиками» всей важности замещения как факторов, так и продуктов. 96 О влиянии технического прогресса на интересы землевладельцев в «классической» теории см. выше, глава 6, § 6h. 97 См. прим. 94. 98 В качестве типичного примера см.: Observations on the Use of Machinery in the Manufactures of Great Britain... 1817. Подписано: Mechanic <Механик>. 1817. 99 Французские экономисты «консервативного» толка, такие как де Вилль- нёв-Баржмон (см. выше, глава 4, § 4) и Л. Г. А. виконт де Бональд (см.: Oeuvres
896 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. ной аргумент против сбережений. Большинство английских экономистов глубже понимали проблему и поступали в данном вопросе так же, как и в других, например в вопросе о междуна¬ родной торговле: преисполненные того, что они считали основополагающей истиной, и борясь со склонностью публики обращать внимание только на временные явления, сами они слиш¬ ком мало следили за последними. С милой откровенностью, спра¬ ведливо осужденной Марксом, Рикардо объяснил на первой стра¬ нице своей главы о машинах, что он разделял преобладающий взгляд, согласно которому, не считая временных трудностей пе¬ реходного периода,100 трудосберегающее машинное оборудование принесло только пользу представителям всех классов как потре¬ бителям. Следовательно, подобно росту внешней торговли, про¬ цесс механизации относился скорее к вопросам благосостояния (которое он, несомненно, должен был повышать), чем к вопро¬ сам ценности (в понимании Рикардо), которыми он главным об¬ разом интересовался, за исключением, конечно, того вывода, что механизация должна снизить реальную и относительную ценно¬ сти продуктов производства, которые она затрагивает. Рикардо неоднократно указывал на этот факт.101 Он считал, что механи¬ зация не приведет к (постоянному) снижению заработной платы (совокупной реальной заработной платы в нашем понимании), по¬ скольку она не вызовет уменьшения фонда заработной платы.102 completes/Ed. J. P. Migne. 1859. Vol. И), пошли дальше Сисмонди. Но и аргу¬ ментация Сисмонди с точки зрения анализа местами представляет собой жал¬ кое зрелище. См., например, его рассуждения в Nouveaux Principes (Vol. I. P. 375-380) и в главе Du revenu social в 1-м томе его труда Etudes sur Гёсопоппе politique (1837-1838). 100 Маркс со всем пылом своего красноречия указал на ужасы, которые могли скрываться, а иногда и скрывались за этой холодной фразой. Суть явления была бы выражена точнее, если бы он, даже пожертвовав какой-то долей красноречия, отметил, что вытеснение живого труда машинами может быть временным в той мере, в какой речь идет о влиянии каждого отдельного акта механизации, но при этом объяснил бы постоянную безработицу тем, что подобные отдельные акты встречаются довольно часто. Этот момент не следует преувеличивать, но небольшое преувеличение дало бы возможность Марксу создать более состоятельную, чем его собственная, теорию перманентной без¬ работицы, не говоря уже о том, что оно избавило бы его от лишних волнений и гневных излияний, напрасно растраченных в стремлении опровергнуть то, что он называл теорией компенсации. 101 Можно попутно отметить, что предсказания долгосрочного поведения относительных ценностей, которые следуют из теории ценности Рикардо, со¬ ставляют ее основное эмпирическое оправдание: ясно, что если единица про¬ дукта содержит все меньше и меньше труда, то с течением времени его цена падает, по крайней мере относительно других продуктов. 102 Мы ясно видим здесь поучительные результаты общей схемы Рикар¬ до, скрывшей от его взгляда аналогию между рентой и заработной платой.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 897 Но далее он признался, что обнаружил причины, по которым это все же произойдет. Прежде чем изложить аргументацию Рикардо, я представлю вам книгу Джона Бартона (Barton John. Observations on the Circumstances which influence the Condition of the Labouring Classes of Society. 1817), которая, очевидно, в большей степени способствовала изменению точки зрения Рикардо на машины, чем можно предположить, исходя из его ссылки на нее. Это замечательное произведение стоит значительно выше остальной литературы, обычно критиковавшей «классиков» за недоста¬ точную реалистичность, действительную или мнимую. Отзыв профессо¬ ра Фоксуэлла, написанный на экземпляре книги, хранящейся в Kress Library, содержит некоторый элемент истины: «...очень талантливый трактат... Его солидный и взвешенный характер заметно контрастирует с неосновательными и нереалистичными спекуляциями Рикардо» [sic!]. Бартон не стал возражать на абстрактные рассуждения как таковые или указывать на факты, которые, казалось, противоречили выводам Смита или Рикардо, — он смог привести необходимые доводы и указать причину этих расхождений между теорией и фактами. Так, осущест¬ вленное им «примирение* взглядов Рикардо и Смита по вопросу паде¬ ния нормы прибыли (Ibid. Р. 23, note) так же просто, как и искусно. Но мы должны ограничиться единственным тезисом, имеющим отношение к данному вопросу. Бартон отрицал, что спрос на труд всегда и непре¬ менно растет пропорционально росту общего богатства (согласно А. Смиту, капитала в совокупности с доходом), и утверждал, что он может увели¬ чиваться и по другой причине (так было написано в докладе Палаты общин относительно Закона о бедных, который появился незадолго до публикации книги Бартона).103 Его точка зрения была основана на том, что результатом сбережений не обязательно является пропорциональ¬ ный рост основного и оборотного капитала (имелся в виду технологиче¬ ский капитал и капитал, расходуемый на заработную плату); один из них, который является более прибыльным, может возрасти больше дру¬ гого. Он правильно объяснял, что если уровень заработной платы под¬ нимается относительно цен на товары, то «хозяева» стараются исполь¬ зовать как можно больше машин, поскольку в противном случае им пришлось бы нанять дополнительное количество рабочих рук. Следова¬ тельно, здесь мы имеем ясное понимание замещаемости между трудом и капиталом, превосходившее написанное Лодердейлом и предвосхи¬ щавшее работу Лонгфилда, но вновь проигнорированное наиболее влия¬ тельными авторами. Однако Рикардо, не поняв важности данного прин¬ ципа, принял по крайней мере идею, состоящую в том, что введение машинного оборудования в производственный процесс может сократить общий спрос на ручной труд и тем самым нанести ущерб интересам 103 Он также отрицал, что «щедрое вознаграждение за труд в равной мере является как результатом роста богатства, так и причиной роста численности населения». Но мы не можем здесь рассматривать эту его аргументацию.
898 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. последнего (независимо от временных нарушений, которые также нано¬ сят им ущерб); он проиллюстрировал это численным примером, мало отличающимся от примера Бартона (Ibid. Р. 15). Рикардо рассуждал следующим образом. «Капиталист», ко¬ торый до сих пор нанимал определенное число рабочих при опре¬ деленной сумме основного капитала, решает ввести в производ¬ ство вновь изобретенную трудосберегающую машину и поручает группе этих рабочих произвести данную машину. В его балансо¬ вом отчете на это расходуется часть капитала, идущего на опла¬ ту труда, ранее из года в год воспроизводившаяся с прибылью.104 Мотивом такого поступка является получение временной прибы¬ ли, поскольку не все фирмы одновременно применят новую ма¬ шину. В примере Рикардо капитал «капиталиста» остается не¬ тронутым: его ценность ни растет, ни снижается. Но изменилось его органическое строение. Капитал, идущий на оплату труда, превратился в технологический капитал, и теперь последнего стало больше, чем первого. После устранения временной выгоды в результате конкуренции со стороны других фирм той же отрас¬ ли масса и норма прибыли на весь капитал, возможно, станут такими же, как и до внедрения нового станка. Однако цены на товары упадут, фонд заработной платы промышленников будет постоянно уменьшаться, а численность населения станет «избы¬ точной», что и намеревался доказать Рикардо. На этом основа¬ нии Рикардо сделал вывод: преобладающее среди трудящегося класса мнение, «что применение машин часто наносит большой ущерб его интересам, не основано на предрассудке или заблужде¬ нии, а соответствует истинным, правильным принципам полити¬ ческой экономии» <Рикардо Д. Указ. соч. С. 323>. Это резкое высказывание, подкрепленное другим отрывком из той же гла¬ вы, где утверждалось, что ситуация, подобная обсуждаемой, «не¬ избежно повлечет за собой уменьшение спроса на труд и вызовет перенаселение», завладело вниманием профессионалов. «Таким образом, положение рабочего класса будет представлять картину нужды и отчаяния» <Рикардо Д. Указ. соч. С. 321>. Сторонники и противники, казалось, не видели ничего другого, и с тех пор Рикардо остался в истории экономической мысли как главный выразитель позиции, которая, казалось бы, изложена в этих утверждениях. Но если мы обратимся к остальной части главы и 104 В данной главе Рикардо подходит ближе, чем где-либо, к анализу прибыли Маркса. Нигде больше их отношения не являются столь определенно отношениями учителя — Рикардо и ученика — Маркса, хотя, как часто быва¬ ет, ни тот ни другой не были бы полностью довольны друг другом.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 899 будем помнить, что она явно посвящена тому, что Рикардо при¬ вык называть перманентными эффектами, то станет ясно, во- первых, что эти выводы не вытекают из численного примера, на который мы ссылались, и, во-вторых, что Рикардо знал это и вовсе не имел в виду того, о чем вроде бы говорят данные утверж¬ дения. Что касается первого пункта, пример Рикардо охватывает только часть событий, связанных с введением в производство нового станка. Его анализ данного случая действительно являет¬ ся примером метода сравнительной статики; но второе из двух сравниваемых состояний не является состоянием равновесия, по¬ скольку нам не сказали, что случится с рабочими, потерявшими работу. Они не могут оставаться безработными, если мы не гото¬ вы нарушить допущение о преобладании совершенной кон¬ куренции и неограниченной гибкости заработной платы. Что ка¬ сается второго пункта, то Рикардо, хотя и вскользь, полностью признал способность механизации до такой степени повысить эффективность производства, что «валовый продукт» (валовый продукт в принятом им значении, т. е. чистый национальный продукт, включая заработную плату), выраженный в товарах, не уменьшится. Это равнозначно утверждению, что реальный доход в форме заработной платы (в нашем смысле) не обязательно дол¬ жен «перманентно» падать. В любом случае, поскольку вслед¬ ствие падения цен в результате механизации покупательная сила прибылей и рент возрастет, «отсюда непременно воспоследует», что капиталисты и владельцы природных факторов, испытываю¬ щие постоянную склонность к сбережениям, снова заполнят ис¬ черпанный фонд заработной платы посредством их увеличения. Если продолжать рассуждения за пределами численного приме¬ ра, эти допущения — ради краткости я пренебрегу другими — не являются чуждыми аргументации Рикардо, но логически из нее вытекают. Таким образом, Рикардо стал родоначальником теории, которую Маркс назвал «теорией компенсации»; согласно этой теории, рабочий класс компенсируется за первоначальные страдания, вызванные введением трудосберегающего обору¬ дования, за счет последующих благоприятных результатов. Маркс приписал эту теорию Джеймсу Миллю, МакКуллоху, Торренсу, Сениору и Дж. С. Миллю, совершенно необоснованно противопо¬ ставив этих авторов Рикардо. В той или иной степени так же поступали большинство экономистов, даже те, кто в отличие от Маркса не хотел выделять эту так называемую теорию компенса¬ ции в качестве мишени для ожесточенной критики (см.: «Капи¬ тал». Т. 1. Глава 15, § 6).
900 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. Полемика, продолжавшаяся на протяжении XIX в. и за его пределами, в ходе которой выдвигались аргументы «за» и «про¬ тив» «компенсации», давно прекратилась: как уже было сказа¬ но, она потеряла актуальность, когда все исследователи стали пользоваться более совершенной техникой, которая не оставила места для разногласий (см. ссылку на работу Хикса (Hicks J. R. Theory of Wages) в прим. 94). Тем не менее, чтобы понять важ¬ ную фазу истории развития экономических доктрин, было бы полезно дать несколько разъяснений. Во-первых, читатель не должен думать, что Рикардо ошибся в выводах, сформулирован¬ ных им в двух вышеприведенных утверждениях. Напротив, если мы будем интерпретировать эти выводы в том смысле, что меха¬ низация может привести к перманентному снижению относи¬ тельной доли, а возможно, и абсолютного вклада живого труда в национальный доход (независимо от того, будет ли это реальный доход в нашем понимании или в понимании Рикардо), то Рикар¬ до был прав. Но его аргументация, взятая в целом, не доказыва¬ ет этого. Во-вторых, если Рикардо собирался дать не только аб¬ страктную теорему, но и картину важных реальных процессов, он явно недооценил значение роста производственных мощно¬ стей и — как следствие его — расширения производства в усло¬ виях механизированного капитализма. В результате он преуве¬ личил по сравнению с действительностью «бедственное и отча¬ янное положение» трудящихся в долгосрочном плане. С одной стороны, это объясняется отсутствием воображения, что значи¬ тельно хуже, чем ущербность техники. Он никогда ясно не пони¬ мал главного в капиталистической механизации: она осущест¬ вляет то, что без нее не было бы достигнуто ни в количественном, ни в качественном отношении, или, иначе говоря, механизация «замещает» неродившихся рабочих. Но, с другой стороны, это объяснялось недостатками его аналитического аппарата, не под¬ ходящего для описания количественного роста. В частности, в системе Рикардо цены могут падать до уровня издержек прямо, а не косвенно, т. е. не в результате роста выпуска продукции (Principles. Ch. 30). Следовательно, он не смог понять, что в при¬ нятых им условиях совершенной конкуренции механизация дол¬ жна вести к росту общего объема производства, выраженного в благах. Он также не смог понять, что, если фонд заработной платы также выразить в благах, он сможет расти и без какого- либо увеличения сбережений, хотя в этом случае проще сказать, что растут реальные доходы в виде заработной платы (в нашем понимании), чем утверждать, что растет фонд заработной платы и вследствие этого увеличивается реальная заработная плата.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 901 В-третьих, читатель, который после внимательного прочте¬ ния главы Рикардо о машинах сочтет, что изложение лишено ясности, будет совершенно прав. Он может заинтересоваться, в чем причина присутствующей в тексте путаницы. Как мне пред¬ ставляется, причина состоит в том, что Рикардо, придерживаясь своего подхода к анализу в терминах реальных ценностей («во¬ площенного труда»), в то же время неоднократно переходил гра¬ ницу, отделяющую данный метод от анализа в терминах благ. Ясно, почему он так поступал: он стремился всегда рассуждать в терминах воплощенного труда; но этот подход не приводит ни к каким выводам относительно чьего-либо бедственного положе¬ ния или богатства, а именно этот вопрос интересовал его в дан¬ ной главе. Вследствие этого Рикардо смешал оба метода, иногда рассуждая о «нужде, в которой живут трудящиеся», подытожи¬ вая аргументацию в терминах количеств воплощенного труда, не имеющую отношения к реальным доходам в нашем понимании, т. е. к реальным доходам, выраженным в благах, а иногда рас¬ суждая в терминах реальных ценностей (в его понимании) в ходе аргументации, которая имеет смысл только в терминах абсолют¬ ных количеств благ. И наконец, в-четвертых, желательно сделать дополнитель¬ ное разъяснение относительно роста сбережений капиталистов, благодаря которым, по мысли Рикардо, можно было бы возме¬ стить ущерб, нанесенный рабочим в результате использования машинного оборудования. Поскольку этот ущерб в рамках тео¬ рии фонда заработной платы Рикардо охарактеризован им как снижение ценности (в понимании Рикардо) фонда заработной платы, в данном случае дополнительные сбережения действи¬ тельно имеют тенденцию к возмещению ущерба. Эти дополни¬ тельные сбережения осуществляются из прибылей по двум аль¬ тернативным причинам. Во-первых, даже если норма прибыли не растет перманентно (согласно терминологии Рикардо, «цен¬ ность» прибылей не возрастает), снижение цен на товары, по¬ требляемые капиталистами, облегчает им сбережения, которые они соответственно будут делать (если склонность к сбережени¬ ям остается постоянной, а, по мнению Рикардо и Кейнса, она всегда такова). Во-вторых, если все или большинство подешевев¬ ших товаров потребляются рабочими, то, согласно теории Ри¬ кардо, норма прибыли повысится, что и приведет к росту сбере¬ жений. Хотел бы добавить, что Дж. С. Милль принял методы Рикардо, но не придерживался их строго. Основное утешение, какое он мог предложить рабочему классу, состояло в том, что механизация осуществляется в рамках процесса, создающего до¬
902 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. статочные сбережения, легко компенсирующие сокращение фон¬ да заработной платы, вызванное механизацией (в противном слу¬ чае эти сбережения растеклись бы по колониям и т.д.); таким образом, сокращение фонда заработной платы в данном случае скорее потенциально, чем реально. Марксу должна была понра¬ виться эта идея, поскольку она легко применима в социалисти¬ ческой теории империализма (см. ниже), но он использовал ее, не проявив при этом чувства благодарности. Маркс («Капитал». Глава 15) принял анализ Рикардо, ниче¬ го не добавив по существу, но сократив до минимума оговорки и уточнения Рикардо. Сделав и без того неглубокие выводы Рикар¬ до совсем уж незначительными, он максимально использовал его теорию безработицы, исторически связываемой с процессом ме¬ ханизации, и предался пламенному красноречию до такой степе¬ ни, что проглядел некоторые моменты, которые мог бы исполь¬ зовать в своей теории или в борьбе против ненавистной теории компенсации. Возможно, это, как и другие эксцессы такого рода, свидетельствует об отсутствии у Маркса уверенности в собствен¬ ной теории. Конечно, он понимал решающее значение проблемы меха¬ низации для своего окончательного вывода, касающегося буду¬ щего капиталистической системы. Машины должны были вы¬ бросить трудящихся «на мостовую», впрочем, это еще не самое страшное, ибо из-за английских машин кости индийских ткачей должны были «отбеливаться на солнце». С точки зрения Маркса безработица в основном была технологической, призванной со¬ здать постоянную «промышленную резервную армию» (избыточ¬ ное население, по Рикардо). А наличие этой постоянной про¬ мышленной резервной армии (только временно привлекаемой к производству в периоды бума) должно было вести к снижению реальной заработной платы (в нашем понимании) до уровней всевозрастающей нищеты, деградации и т.д. (Verelendung <об- нищание>), что в конечном счете неизбежно привело бы проле¬ тариат к революции. Конечно, это был только «абсолютный за¬ кон».105 Демонстрация нескольких тщательно отобранных исто¬ рических фактов, восполняющих недостаточность анализа в этой главе, сочетается со значительным количеством оговорок, добав¬ ленных самим Марксом. То же самое можно сказать и о некото¬ 106 Читателю следует запомнить, что означает данное выражение на язы¬ ке Маркса. Это абстрактная тенденция, которая не обязательно подтверждает¬ ся в какой-либо исторический период.
Глава 6. [Общая экономика: чистая теория] 903 рых отрывках в третьем томе. Но, поскольку абстрактные тен¬ денции никого не вгонят в нищету и отчаяние и поскольку Маркс мало обращал внимания на свои оговорки, когда дело доходило до окончательных выводов и постановки задач (см. гл. 32 «Историче¬ ская тенденция капиталистического накопления»), апологетика Маркса, основанная на этих оговорках, не могла быть успешной. Нам не остается ничего другого, как только принять всерьез заявления, подобные приведенным выше. Но если мы это сдела¬ ем, то неудачная попытка Маркса превратить возможность, рас¬ сматриваемую Рикардо, в неумолимую необходимость подверг¬ нет сомнению логику его системы так же, как действительная история рабочего класса подвергает сомнению ее претензии на правдоподобие.106 Однако из сделанного Марксом анализа процесса технологи¬ ческого развития требуется изъять только тезис о растущей ни¬ щете, хотя с точки зрения марксистской ортодоксии он может быть самым важным. Другие результаты остаются. Чтобы уви¬ деть их в истинном свете, следует вспомнить, что в общей схеме Маркса социальная эволюция приводится в движение силой, им¬ манентно присущей экономике, основанной на прибыли и со¬ ставляющей ее неотъемлемую часть. Эта сила — накопление: под давлением конкуренции отдельная фирма вынуждена вложить как можно больше своих прибылей в свой производственный аппарат,107 и она вынуждена вкладывать средства главным об¬ разом в технологический капиталу само собой разумеется вне¬ дряя машины новых типов. Это не приносит постоянной выгоды 100 Есть марксисты, которые действительно готовы занять смехотворную позицию и утверждать, что тенденция к снижению жизненного уровня рабоче¬ го класса наблюдается фактически. Другие ограничились менее абсурдным предположением, что абстрактный закон Маркса не действовал вследствие уникально благоприятных условий, преобладавших в XIX в. (таких, как от¬ крытие новых источников продуктов питания и сырья благодаря значительно¬ му удешевлению перевозок), но что он в конце концов подтвердится, если уже не подтвердился в 1930-х гг. Есть и такие интерпретаторы, которые пытались объяснить, что закон Маркса предполагает лишь относительное обнищание, т. е. падение относительной доли живого труда, но эта интерпретация не толь¬ ко несостоятельна, но к тому же нарушает смысл закона Маркса. 107 Конечно, это тождественно утверждению, что отдельная фирма вы¬ нуждена делать сбережения, но Маркс боролся как лев, стремясь избежать этого выражения, влекущего за собой крайне нежелательные выводы. Указы¬ вая на данную необходимость, он, однако, проявил значительно более глубо¬ кое понимание капиталистического механизма, чем «буржуазные* экономи¬ сты его времени. Но, как и они, он видел только механический аспект накоп¬ ления, а следовательно, не действительную эволюцию капитализма, а только ее отражение в растущих грудах неодушевленных предметов: кроме их накоп¬ ления «капиталисты», по его мнению занимались только эксплуатацией. 14 Зак 3169
904 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. «капиталистам как классу108 поскольку, как уже указывал Ри¬ кардо, любая сверхнормальная прибыль быстро устраняется в результате освоения каждого технологического усовершенство¬ вания конкурентами. Но временное преимущество того, кто при¬ менил его первым, обеспечивает ему ведущее место в состяза¬ нии: устремляясь вниз по убывающим кривым средних издержек и уничтожая («экспроприируя») более слабые предприятия, капиталистические фирмы, увеличиваясь в размерах, создают огромные производственные мощности, которые в итоге взрыва¬ ют капиталистический строй. Не все эти аргументы удовлетво¬ рительны. Особенно уязвим последний пункт: Маркс никогда не уточнял, каким образом экономика гигантских предприятий придет к краху, и некоторые из его наиболее выдающихся после¬ дователей фактически отрицали его теорию краха (Zusammen- bruchstheorie). В целом, однако, нельзя не восхищаться анали¬ тическими достоинствами и реалистичностью его концепции ка¬ питалистической эволюции, особенно если сравнить ее со скромными элементами данной конструкции, которые Маркс нашел у Рикардо в главе о машинах. 108 О «законе падающей нормы прибыли» см. выше, § 6с.
Глава 7 ДЕНЬГИ, КРЕДИТ И ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ЦИКЛЫ 1. Проблемы Англии a) Инфляция военного времени в период с 1793 по 1815 г. b) Проблемы денежного стандарта c) Реформа банковской системы 2. Фундаментальные вопросы 3. Выдержки из дискуссий по вопросам инфляции и возврата к полноценным деньгам 4. Теория кредита a) Кредит, цены, процент и вынужденные сбережения b) Польза от полемики вокруг закона Пиля 1844 г. 5. Международный обмен и международное движение золота 6. Единый экономический цикл 1. Проблемы Англии Существует общее мнение, что основы современной (или вчераш¬ ней) монетарной теории были заложены авторами-экономиста- ми, обсуждавшими проблемы английской банковской и денеж¬ ной политики, начиная с «Закона о приостановке расчетов ме¬ таллическими деньгами» 1797 г. до инфляции при золотом стандарте 1850-х. Данная точка зрения пренебрегает работами французских и итальянских экономистов XVIII в., но тем не менее она ближе к истине, чем обычно бывают подобные огуль¬ ные заявления. Многие из этих авторов действительно подня¬ лись на необычно высокий уровень. Они свободно парили в сфе¬ ре абстрактных обобщений и обладали подлинной волей к анали¬ зу. Это тем замечательней, что большинство этих людей были практиками и интересовались главным образом практическими мерами. Мы привыкли к другому положению вещей: немногие современные экономисты обратились бй за помощью в решении
906 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. своих аналитических задач к людям, занятым практическими делами, особенно к банкирам, или хотя бы сочли их авторитета¬ ми в принципиальных вопросах их собственного бизнеса. Но дан¬ ная ситуация сложилась в следующий период, а в рассматривае¬ мый период именно практики были в авангарде аналитических достижений, и в большинстве случаев исследователи разного рода довольствовались тем, что заимствовали у них основные идеи. Мы уже познакомились с большинством ведущих теорети¬ ков, прежде всего с Рикардо, Мальтусом, Сениором, Туком, Тор¬ ренсом и Дж. С. Миллем.1 Далее мы введем лишь небольшое число новых имен. Однако мы должны уже сейчас произнести имя Генри Торнтона (1760-1815) — банкира, члена парламента, активно занимавшегося благотворительностью. Он был ведущей фигурой во влиятельной группе протестантов, известной под названием секты Клэфэма, и именно это он сам и многие, знавшие 1 Несколько относящихся к данной теме публикаций этих и других авто¬ ров уже были упомянуты. Другие будут упомянуты в надлежащих местах. Однако основные труды Рикардо на данную тему будут перечислены уже сей¬ час. Как известно читателю, Рикардо приобрел свою репутацию именно как автор работ о денежной политике в ходе дискуссии об инфляции военного вре¬ мени. За его тремя письмами в Morning Chronicle (1809; переизд. Холландером в 1903 г. под заглавием Three Letters on the Price of Gold) последовало более полное изложение его взглядов в форме памфлета: The High Price of Bullion, a Proof of the Depreciation of Bank Notes (1810 <«Высокая цена золота — доказа¬ тельство обесценения банкнот*>.). Работа The Reply to Mr. Bosanquet’s Practical Observations on the Report of the Bullion Committee, являющаяся единственной «эмпирической» работой Рикардо и представляющая как таковая большой ин¬ терес, вышла в 1811 г.; Proposals for an Economical and Secure Currency опубли¬ кована в 1816 г. Глава 27 его Начал (1817) — «О денежном обращении и бан¬ ках» — имеет самостоятельное значение, несмотря на обильное цитирование из Proposals. Работа Рикардо Plan for the Establishment of a National Bank (1823) была переиздана профессором Холландером в сборнике Minor Papers on the Currency Question. 1809-1823. By David Ricardo (1932; см. обсуждение этого плана в работе профессора Риста: Rist. History of Monetary and Credit Theory. P. 177-179), содержащем также другие статьи, совершенно необходимые для полного понимания взглядов Рикардо. Можно было бы назвать и другие работы. Теория денег, кредита и банковского дела Рикардо выигрывает от более близко¬ го знакомства с нею. При внимательном изучении его писем, а также выступле¬ ний перед Комитетами по законам о ростовщичестве и по возврату к золотому стандарту мы обнаруживаем все больше и больше фрагментов, которые можно объединить в обширную теоретическую схему. Однако мы не будем пытаться сделать это. Мы удовольствуемся рассмотрением нескольких черт анализа Ри¬ кардо, имеющих наибольшее значение для истории экономической теории. Пре¬ дупреждаем читателя, что при этом мы можем допустить некоторую несправед¬ ливость по отношению к его творчеству в целом. Однако у читателя неизбежно создастся впечатление, что Рикардо не внес большого числа идей, которые были бы одновременно и истинными и оригинальными, что согласуется с оценкой Вайнера (Viner. Studies in the Theory of International Trade. P. 122); я также считаю, что как исследователь денег и кредита Рикардо уступал Торнтону.
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 907 его, возможно, поставили бы на первое место. Он является авто¬ ром замечательного произведения Enquiry into the Nature and Effects of the Paper Credit of Great Britain <Исследование о природе и последствиях бумажного кризиса в Великобритании, (1802)>.2 По оценке профессора фон Хайека, это был результат приблизительно шести летней работы; в течение этого периода энергия автора в большой степени растрачивалась на деловые и политические цели. Данное произведение, не лишенное ошибок в деталях и не вполне зрелое, предвосхитило в некоторых вопросах аналитические дости¬ жения наступающего века. Никакой другой труд того периода не выдержит сравнения с ним, хотя многие, среди них и произведе¬ ния Рикардо, имели как в то время, так и позднее значительно больший успех. Отчасти это объяснялось тем, что автор совершен¬ но не подчеркивал новизну своих результатов; читая книгу, мож¬ но подумать, что он и сам не подозревал об этом. Быть может, это действительно было так, хотя Торнтон уделял почти академиче¬ ское внимание известным ему предшественникам. Он принадлежал к числу людей, которые ясно видят суть дела и со скромной про¬ стотой выражают то, что видят. Мы ограничимся почти исключительно работой, проделанной английскими учеными; это решение для данной эпохи и данной темы может быть оправдано не только ограниченным объемом книги. С учетом оговорок, которые будут изложены ниже, эта работа была успешно подытожена Дж. С. Миллем. Соответствую¬ щие темы «Основ» относятся к лучшему, что написал Милль. Ко¬ нечно, они содержат противоречия, колебания, поспешные комп¬ ромиссы, как и его теория ценности; но даже их нельзя назвать недостатками в чистом виде, поскольку они, по странному контра¬ сту с верой Милля в законченность своего учения, выявили неза¬ вершенность анализа того периода и таким образом указали на¬ правления для дальнейшего исследования. В любом случае работа, проделанная в первой половине XIX в., дошла до авторов-эконо- мистов второй половины XIX в. главным образом в версии Дж. С. Милля. Ввиду этого на протяжении всей главы мы будем пользоваться этой версией в качестве основного источника. Я с похвалой отозвался о вкусе и способности к теоретиче¬ скому анализу авторов того периода. Тем не менее их анализ был 2 Переиздание данного произведения в Library of Economics (1939) содер¬ жит в качестве предисловия эссе профессора фон Хайека, высокий научный уровень которого может быть превзойден только его очарованием. Читатель, упустивший случай прочесть его, лишит себя не только большого количества ценной информации, но и исключительного удовольствия.
908 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. слишком тесно связан с условиями и проблемами их времени и страны, чтобы изложить его без ссылок на эти условия. В со¬ ответствии с этим мы бросим поверхностный взгляд на эти усло¬ вия и проблемы, полностью обойдя по указанным причинам значи¬ тельно более интересный опыт Соединенных Штатов и некото¬ рых стран европейского континента. Ниже представлены источники, в которых можно найти более полную информацию. Тому, кто хочет ограничиться одним источником, я рекомендую изучить главы III, IV и V работы профессора Вайнера (Viner. Studies in the Theory of International Trade). Это мастерское исследование, мое восхищение которым не подразумевает согласия во всех деталях, по¬ служит одновременно руководством для чтения дальнейшей истори¬ ческой литературы, а также источником сведений о важнейших исто¬ рических фактах и дискуссиях. За статистическими данными следует обратиться к работам Н. Дж. Силберлинга (Silberling N.J. 1) Financial and Monetary Policy of Great Britain during the Napoleonic Wars// Quarterly Journal of Economics. 1924. May; 2) British Prices and Business Cycles. 1779-1850//Review of Economic Statistics. 1923. Preliminary vol. V) и Э. В. Моргана (Morgan E. V. Some Aspects of the Bank Restriction Period. 1797-1821//Economic History. A Supplement to the Economic Journal. 1939. Febr). Наиболее значительным историческим трудом того периода несом¬ ненно является книга Тука и Ньюмарча (Tooke, Newmarch. History of Prices) рассмотренная выше, в главе 4, § 8а). Второй моей рекомендаци¬ ей является внимательное прочтение введения сэра Т. Э. Грегори к из¬ данию 1928 г. данного произведения. Далее следуют труды Р. Дж. Хо- утри (R. G.Hawtrey. Currency and Credit (3-rd ed. 1928. Ch. 18) и Art of Central Banking (1932. Ch. 4); полезным дополнением к ним является работа) У. Т. К. Кинга (W. Т. С. King. History of the London Discount Market (1936). Необходимые сведения можно также почерпнуть из сле¬ дующих работ: Angell J.W. The Theory of International Prices (1926), Cannan E. The Paper Pound of 1797-1821 (1919) — здесь содержится переиздание Отчета о слитках; FeavearyearA. Е. The Pound Sterling (1931. Ch. 9);Acworth A.W. Financial Reconstruction in England. 1815-1822 (1825); Sayers R. S. 1) The Question of the Standard in the 1850s//Economic History. A Supplement to the Economic Journal. 1933. Jan.; 2) The Question of the Standard, 1815-1844//Ibid. 1935. Febr.); Palgrave R.H.I. Bank Rate and the Money Market (1903); Wood Elmer. English Theories of Centra! Banking Control. 1819-1858 (1936) с ценной библиографией, где, в час¬ тности, представлен список сообщений комитетов по денежным вопро¬ сам и других официальных бумаг, которым, как и во многих других случаях, мы не имеем возможности дать здесь оценку. а) Инфляция военного времени в период с 1793 по 1815 г. Несмотря на приостановку обязательств Английского банка по¬
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 909 гашать свои банкноты золотом в 1797 г.,3 состояние финансов военного времени не произвело сколько-нибудь значительного воздействия на цены и валютные курсы приблизительно до 1800 г. Современного исследователя, приученного к более драматическим событиям, более всего поражает мягкость последовавшей затем инфляции: нормальное отношение людей к деньгам не было на¬ рушено; ни разу влияние военных расходов правительства не нарушило колебаний, которые можно было бы ожидать при обыч¬ ном ходе вещей; ни разу правительство не прибегло к чему-либо более необычайному, чем чрезвычайно крупные займы у Банка Англии, и даже эти займы не превысили пределов, выше кото¬ рых термин «займ» превращается в эвфемизм, обозначающий печатание правительством бумажных денег, не обеспеченных зо¬ лотом. Наконец, ни разу национальный объем заработной пла¬ ты, основной проводник инфляционных влияний, не возрос до такой степени, чтобы угрожать национальной денежной едини¬ це. В действительности именно мягкость инфляционного процес¬ са сделала таким трудным его диагностирование. В частности, было трудней распознать инфляционный элемент и отличить его от влияния на внешнюю торговлю двух других обстоятельств: во-первых, большая часть военных расходов шла на финансиро¬ вание армий Англии и союзников на континенте, а во-вторых, в течение многих лет правительство оказывало серьезное влияние на экспорт и импорт Англии. Правительство было щедрым в расходах, но оно принимало меры (введение подоходного налога и др.) с целью сведения к минимуму инфляционных займов у Банка. Финансовая полити¬ ка правительства всегда оставалась компетентной и ответствен¬ ной. Но умолчание правительства о размерах его займов у банка, вполне понятное до Ватерлоо, послужило одним из факторов, побудивших людей винить Банк Англии во всем, что им не нра¬ вилось. Нельзя забывать, что эта склонность была ярко выраже¬ на во все времена и ее в полной мере поддерживало большинство авторов. От Рикардо до самого наивного обывателя каждый но¬ ровил превратить центральный банк в мальчика для битья; эту привычку экономисты сохранили и по сей день. Руководство Банка не могло оправдываться публично, поскольку невозможно было по-настоящему защищаться, не выдав тем самым прави¬ тельство, а сделай оно это, политики, стоящие у власти, непре¬ менно бы выразили свое недовольство. В какой-то мере это слу¬ 3 Этот акт был принят не в качестве меры военного времени, а с целью остановить массовое изъятие вкладов.
910 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. жит объяснением многого из того, что поражает историков и что они определяют как «бессмысленность» официальных заявлений. Дело в том, что Банк не был волен отказать правительству в его «просьбе» о предоставлении займа. Если вообще может идти речь о его «ответственности за инфляцию», то ее нужно понимать как предоставление займов (учет векселей) широкой публике, кото¬ рые неизбежно возросли вследствие правительственных дефицит¬ ных расходов, не покрываемых доходами. Но эти займы рацио¬ нировались и держались на низком уровне в случае очень боль¬ ших правительственных займов. Учитывая все это, нельзя сказать, что они были явно чрезмерными, хотя всегда можно доказать, что они могли бы быть меньше, если бы Банк пожелал взять на себя ответственность за нарушение процесса производства в во¬ енное время. Кроме того, спекулятивные процентные ставки4 выше 5 процентов исключались по законам о ростовщичестве, действовавшим до 1832 г. Большую часть периода до 1815 г. инфляция была, несомненно, достаточно высока, чтобы обострить имеющиеся спекулятивные бумы и спады, бум в сельском хозяй¬ стве и повлиять на условия для общего процветания. Однако 4 Я воспользуюсь случаем, чтобы прояснить вопрос, сыгравший опреде¬ ленную роль в обсуждении ответственности Банка; этот вопрос встает каждый раз при возникновении инфляции во время войны. Правительственные расхо¬ ды, финансируемые любым путем, не сокращающим расходы общества на то же количество, приводят к росту цен, если они вторгаются в хорошо налажен¬ ный промышленный организм, что в рассматриваемом нами случае не всегда имело место. При росте цен издержки производства в денежном выражении также возрастают, и займы частного сектора также растут; в этом случае инфляция, вызванная правительственными займами, создает вторичную волну кредитной инфляции и усиливается сама. Очевидно, можно сказать, что по¬ скольку инфляция, создаваемая государственными расходами, по определе¬ нию подразумевает увеличение платежных средств и поскольку вторичная инфляция подразумевает то же самое, то вся проблема заключается в «увели¬ чении денежной массы». Но поскольку этот рост денежной массы происходит в процессе, включающем множество более фундаментальных «каузальных» элементов (в том числе политику, ведущую к войне) и поскольку вторичная инфляция в действительности вызвана предшествующим ростом цен, можно с тем же успехом сказать, что банк или банки, финансирующие рост как госу¬ дарственных, так и частных расходов, играют «пассивную» роль. В частности, относительно займов частному сектору экономики можно сказать, что банки всего лишь «отвечают нуждам», возникшим вследствие высоких цен и высо¬ кого уровня номинальной заработной платы или, иначе говоря, «денежная масса» (банкноты и депозиты) растут вследствие роста цен. Ни одно из этих двух утверждений не является непременно ошибочным. Но каждое из них становится таковым, как только мы интерпретируем его как утверждение, отрицающее феномен, подчеркиваемый в другом утверждении. Именно это и случилось в ходе полемики английских экономистов 1800-1810 гг., как и при любом обсуждении инфляции. Но принципиальная бесполезность любой по¬ добной дискуссии не исключает возможности получения в ее ходе ценных и поучительных результатов.
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 911 Банк не имел возможности полностью предотвратить ни один из этих процессов. Внешне полемика, внесшая так много в монетарный ана¬ лиз, была всего лишь полемикой между авторами, которые стре¬ мились доказать и осудить инфляцию и возложить ответствен¬ ность за нее на Банк Англии, и теми, кто пытался отрицать наличие инфляции или оправдать ее и относили ответственность за рост цен и неблагоприятный обменный курс на счет обстоя¬ тельств, не связанных с поведением Банка. В связи с этим мож¬ но говорить о весьма определенных и оппозиционно настроен¬ ных друг к другу группах или партиях. Можно также сказать, что первая группа преобладала в том смысле, что она с большим успехом добилась отражения своих взглядов в знаменитом «От¬ чете о слитках» (Bullion Report) от 1810 г.5 Отсюда члены дан¬ ной группы получили бессмысленное прозвище: «буллионисты» <bullion— слиток золота или серебра>, а противники данного отчета получили прозвище антибуллионистов, хотя в действи¬ тельности сам отчет содержит различные компромиссы. Однако практические проблемы и рекомендации, касающиеся того, «что делать в связи с ними», не представляют для нас интереса. Для нас важны аналитическое качество аргументов и поставленные диагнозы. С этой точки зрения позиции упомянутых партий в значительной степени утрачивают свою определенность и инте¬ рес в наших глазах. Значительно интереснее различия между сторонниками «Отчета о слитках», чем то, что их объединяет. Но прежде, чем отложить в сторону этот исторический доку¬ мент, отметим значительный факт, что отчет комитета Канлиф- фа, рекомендовавший Англии вернуться в 1918 г. (окончатель¬ ный отчет 1919 г.) к довоенному золотому паритету, едва ли был основан на знании монетарных проблем, которым не обладали авторы «Отчета о слитках». Ь) Проблема денежного стандарта. Почти двадцать лет хож¬ дения бумажных денег, не подлежащих размену на золото, и все другие экономические перемены, произошедшие в этот период, значительно усложнили проблему выбора монетарной политики. Когда в 1797 г. обращение золота было ограничено, в Англии de facto действовал золотой стандарт, хотя это не было закреплено законом. Вслед за тем в течение нескольких лет сформировалось сильное политическое течение, которое привело Англию к ле¬ гальному принятию золотого стандарта (1816), а со временем и к 5 См. упомянутое выше издание Кэннана (The Paper Pound of 1797- 1821).
912 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. возврату расчетов полноценными деньгами при довоенном пари¬ тете (Акт Пиля о возврате к довоенному паритету был принят в 1819 г., действительный возврат произошел в 1821 г.).6 Возмож¬ ности продолжения бумажно-денежного режима военного време¬ ни (курс, рекомендованный лордом Кейнсом в 1923 г.), приня¬ тия биметаллизма или серебряного стандарта нашли своих сто¬ ронников, но не рассматривались всерьез. Следует все же указать, что план Рикардо, согласно которому денежный металл должен не находиться в наличном обращении, а храниться в Банке Анг¬ лии с целью размена банкнот, причем не в виде монет, а в слит¬ ках, был воплощен в Акте 1819 г., хотя, встреченные полным равнодушием со стороны публики и неодобрением со стороны Банка соответствующие пункты так и не были реализованы. Возврат к золотому стандарту пришелся на время экономи¬ ческой депрессии. Послевоенная перестройка должна была так или иначе создать трудности, особенно в аграрном секторе. Не только неизбежное падение цен по сравнению с максимальным уровнем военного времени (хотя конкретные цифры, приведен¬ ные Силберлингом, подверглись критике, не приходится сомне¬ ваться, что к 1819 г. уровень цен упал приблизительно на 30% примерно за пять лет), но и адаптация производства к новой послевоенной ситуации создали проблемы такого рода, для пре¬ одоления которых всегда требуется депрессия. Кроме того, мно¬ гие, хотя и не все эксперты понимали, что перспективы произ¬ водства золота были явно неблагоприятными. И наконец, было еще нечто, не понятое ни этими экспертами, ни экспертами 1918г.: совершенно независимо от предшествующей инфляции военного времени английская экономика входила в один из тех продолжительных периодов падения цен, процентных ставок и прибылей, периодов безработицы и нестабильности, которые все¬ гда следуют за «промышленными революциями». Последние де¬ сятилетия XVIII в. ознаменовались подобной революцией: новое оборудование в текстильной промышленности, паровой двига¬ тель и строительство каналов — это лишь наиболее яркие при¬ меры фактов, до основания изменивших промышленное произ¬ водство и торговлю. Результаты этой революции, проявлявшие¬ 6 Самым заметным симптомом усиления этого течения было появление трактата лорда Ливерпуля (Lord Liverpool. Treatise on the Coins of the Realm... 1805), который, несмотря на свою полную никчемность, занял свое место в истории разработки данной темы благодаря политической позиции его автора. Агитация Уильяма Коббетта против бумажных денег была выражением чувств низших слоев среднего класса и способствовала превращению его в политичес¬ кую силу (см.: Cobbett W. Paper against Gold. 1810-1811, переизд. — 1817). Говорили, что сэр Роберт Пиль был напуган «громами» Коббетта.
Глава 7. Деньга, кредит и экономические циклы 913 ся начиная с 1815 г., нарушали существовавшую ранее промыш¬ ленную структуру и тем самым оказывали депрессивное воздей¬ ствие, пока экономический процесс не стабилизировался. До не¬ которой степени это наблюдалось еще в 1830-е гг. и намного сильнее — в 1840-е в связи с началом капиталовложений в же¬ лезнодорожное строительство. В такой ситуации в отличие от ситуации долгосрочного роста цен даже слегка рестриктивная денежная политика оказывает существенное влияние на эконо¬ мику. А возврат к золотому стандарту, несомненно, в какой-то мере оказывал рестриктивное влияние. Поэтому у оставшихся сторонников политики возврата к золотому стандарту, рекомен¬ дованной в «Отчете о слитках», было мало причин праздновать окончательную победу. За несколько лет до этого события они либо замолчали, либо сменили тон на примирительный. Они со¬ глашались с ошибочным утверждением своих противников, со¬ гласно которому ответственность за дальнейшее падение уровня цен на протяжении 1820-х гг. возлагалась исключительно на воз¬ врат к золотому стандарту. Они также с готовностью присоеди¬ нились к совершенно иррациональным обвинениям своих про¬ тивников в адрес всеобщего козла отпущения — Банка Англии, который, как предполагалось, плохо справился с задачей возвра¬ та к прежнему стандарту и вызвал мировую депрессию, подняв цену на золото. В данном вопросе мы отметим лишь, что Тук был почти единственным крупным экономистом, кто понял не¬ лепость данного обвинения и близко подошел к более разумному диагнозу, признававшему ведущую роль немонетарных факто¬ ров. Остальные же авторы продолжали критиковать защитников восстановления золотого стандарта до тех пор, пока подъем 1830- 1835 гг. и другие проблемы не привлекли к себе внимание, а приток русского, австралийского и калифорнийского золота не изменил денежную ситуацию и настроение экономистов: после 1850 г. закон Пиля стал пользоваться у них популярностью; а к концу века на смену иррациональному осуждению данной меры пришло иррациональное восхищение. с) Реформа банковской системы. Интересующая нас литера¬ тура по банковскому делу в значительной мере, хотя и не полно¬ стью, сосредоточивается на защите или критике другого закона Пиля, Закона о хартии Банка Англии (Bank Charter Act) от 1844 г., в рамках которого была сделана попытка реализовать теорию, постулирующую, что «банковское дело должно быть отделено от контроля над денежным обращением»,7 и фактически было осу¬ 7 См.: Barrett Whale P. A Retrospective View of The Bank Charter Act of 1844//Economica. 1944. Aug. Поскольку нас в основном интересует не сам закон,
914 Часть IIL С 1790-х по 1870-е гг. ществлено «стопроцентное резервное обеспечение» для банкнот. Вновь, как и в случае закона о возврате к золотому стандарту, указанная мера была принята в результате широко распростра¬ ненного мнения, сложившегося под влиянием превратностей 1836- 1839 гг. и впоследствии ставшего невосприимчивым к каким- либо критическим доводам: и общество, и политики видели при¬ чины этих превратностей только в неправильном поведении или безответственности со стороны банков, осуществлявших эмиссию банкнот. Действительно, банкноты и связанные с ними неприят¬ ности бросались в глаза. В то время как депозиты, пользование которыми было ограничено значительно более узким сектором общества, оставались практически незамеченными, банкноты ши¬ роко обращались, и их эмиссия воспринималась человеком с улицы как типичная форма «банковского беззакония».8 Рядовой член парламента, подавая голос за законопроект сэра Роберта Пиля, вероятно, полагал, что он способствует прекращению ужас¬ ных злоупотреблений и защищает народные деньги. К 1800 г. банковская система Англии достигла высокого уров¬ ня развития. Наряду с Банком Англии в столице существовало множество частных банковских домов (товарищества, акционер¬ ные коммерческие банки, появившиеся после 1826 г. и давшие мощный импульс к развитию депозитных банков, поскольку они не имели права выпускать банкноты) и вексельных брокеров. За пределами столицы, там, где торговцы не были непосредственно связаны с лондонскими банками (или, после 1826 г., с одним из отделений Банка Англии), промышленность и торговля обслу¬ живались провинциальными банками, число которых, сильно возросшее во время наполеоновских войн, снизилось в 1820-х гг., а также вексельными брокерами. Следует особо отметить две черты. Во-первых, эти провинциальные банки, хотя и занима¬ лись обслуживанием депозитов, финансировали своих клиентов главным образом за счет эмиссии банкнот (простых векселей, оплачиваемых по требованию монетами или банкнотами Банка а его социологическая и экономическая интерпретация и поскольку, даже если бы он нас интересовал, было бы совершенно невозможно отдать должное данной теме, мы настоятельно рекомендуем внимательно прочесть эту замеча¬ тельную статью, занимающую три страницы. В том, что касается истории английской банковской системы, мы находимся в аналогичном положении, поэтому за фактами и цифрами мы отсылаем читателя главным образом к упомянутой в начале данной главы работе Э. Вуда; в нашей книге мы не можем поставить перед собой иной цели, как только сосредоточить внимание читателя на нескольких пунктах, необходимых для понимания ситуации, в которой анализ и полемика развивались независимо друг от друга. 8 «Банковское беззаконие» (Iniquity of Banking) — заглавие анонимного памфлета, опубликованного в 1797 г.
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 915 Англии) в процессе учета торговых векселей. Эти бумаги были обеспечены резервами в разных пропорциях, не установленных законом. Данная практика устарела еще раньше, чем была уничтожена законом Пиля от 1844 г.9 Но для многих англий¬ ских экономистов, писавших о банковском деле, и в еще большей степени для их собратьев на континенте банкноты, возникающие при учете торговых векселей, оставались основным стержнем тео¬ рии банковского дела на протяжении всего рассматриваемого пе¬ риода и за его пределами.10 Во-вторых, существовала другая прак¬ тика, широко распространенная по всей Англии за пределами Лондона, особенно в Ланкашире; она представляет большой инте¬ рес для нас, поскольку лучше, чем что-либо другое, показывает, что в действительности представляют собой деньги: торговцы пользовались переводными векселями для осуществления плате¬ жей. Иными словами, фирма, продавшая некоторое количество товаров, выставляла вексель покупателю, который его акцепто¬ вал, индоссировал и передавал другой фирме в качестве погаше¬ ния какого-либо долгового обязательства по отношению к послед¬ ней. Таким образом, переводные вексели, накапливая индосса¬ менты, фактически переходили из рук в руки, часто без процентов, и в течение какого-то времени являлись не элементами общего спроса на деньги, а элементами их предложения.11 Лондонские 9 Законы Пиля 1844 и 1845 гг. только установили определенный предел, но не прекратили эмиссию банкнот другими банками, кроме Банка Англии. Однако авторы законов намеревались добиться добровольного отказа провин¬ циальных банков от эмиссии своих банкнот. 10 Важно запомнить этот факт не только потому, что на нем основыва¬ лась интерпретация банковского процесса, которую мы обсудим под названием «коммерческая теория банковского дела», но также и потому, что это важно для полного понимания предмета спора вокруг закона Пиля. Защитники этой меры (так называемая «денежная школа») рассматривали банкноты Банка Англии не как кредитный инструмент, платежное средство, возникшее в про¬ цессе торговли, но скорее как резервные деньги (чем они в действительности были в то время), тогда как противники этой меры (так называемая «банков¬ ская школа») и в особенности большинство ее континентальных сторонников, бывшие под влиянием несколько другой банковской практики, все еще при¬ держивались схемы «торговый вексель— банкнота». Следовательно, отчасти полемика в целом велась вокруг эмпирического факта, а поскольку стороны не отдавали себе в этом отчета, можно сказать, что она была основана на недоразумении. Теория банковской системы, связывавшая банкноты с торго¬ выми векселями, оказалась весьма стойким растением: ее влияние преоблада¬ ло в банковском законодательстве континентальной Европы и по окончании XIX в.; она прочно утвердилась в законе о Федеральной резервной системе 1913 г. Прекрасное изложение данной теории можно найти в книге Веры Смит (Smith Vera. The Rationale of Central Banking. 1936). 11 Эта практика привлекла к себе много внимания. Были бизнесмены, которые зашли так далеко, что поставили торговые векселя в ряд «первокласс¬ ных денег» (см.: Bosanquet J.W. Metallic, Paper and Credit Currency. 1842).
916 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. банкиры выступали в качестве агентов или корреспондентов для провинциальных банков и были относительно тесно связаны друг с другом — к концу XVIII в. Лондонская клиринговая палата уже была прочно утвердившейся организацией. Таким образом, перед нами скорее органическая система, чем большое количе¬ ство отдельных бильярдных шариков. Более того, данная систе¬ ма или уже нашла, или была на пути обретения своего централь¬ ного органа в лице Банка Англии, который был, как это выра¬ зил сэр Фрэнсис Беринг, «кредитором последней инстанции» (dernier resort).12 Но если бы даже нам позволил объем книги, нам было бы крайне трудно описать процесс, который привел Банк Англии к пониманию своей ответственности, ее принятию и созданию определенного порядка ее реализации. Но в свете условий того времени еще труднее было бы оценить успех, со¬ провождавший его действия или бездействие на каждом этапе этого процесса. Одной из трудностей, с которыми мы сталкиваемся при по¬ пытке выяснить план действий Банка или его практические меры в любое заданное время, является политика умолчания, проводи¬ мая его официальными представителями, которые даже в тех слу¬ чаях, когда они были вынуждены что-либо сказать, делали все, чтобы ограничиться безобидными банальностями, предоставляю¬ щими как можно меньше пищи для недружественной критики. Практики бизнеса редко бывают способны правильно описать соб¬ ственное поведение. Но в данном случае имелись особые причины для молчания. Читатель их легко поймет, если мы реалистично рассмотрим позицию, в которой находился Банк Англии. Как я уже говорил, у Банка было мало друзей. В наше время «конт¬ роль» является популярным словом. В эпоху стихийного капита¬ лизма оно было, напротив, крайне непопулярным. Открытое за¬ явление, что Банк Англии пытается контролировать банковскую систему, не говоря уже об управлении общей ситуацией в бизне¬ 12 Baring Francis. Observations on the Establishment of the Bank of England. 1797. В том же году Г. Торнтон, выступая перед комитетами обеих палат, т. е. Палаты лордов и Палаты общин, дал предварительное изложение своих идей о политике центрального банка, которые он полнее представил в своей знаменитой книге, вышедшей в 1802 г. Следует различать два смысла, которые имеет выражение «кредитор последней инстанции». С одной стороны, Банк Англии был последним источником наличности — ив этом смысле был храни¬ телем денежного обращения. С другой стороны, он был последним источником кредита для банковской системы (денежного рынка) — ив этом смысле в силу своего положения, если не по выбору, хранителем кредитной структуры, из чего вытекала — что видел или предвидел Торнтон — необходимость прове¬ дения политики, существенно отличающейся от политики любого другого бан¬ ка.
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 917 се, вызвало бы смех, а то и возмущение, поэтому надлежало гово¬ рить, что банк скромно занимался своим делом, т. е. просто сле¬ довал за рынком, и не пытался контролировать что-либо или кого- либо. Более того, в то время, когда политика центрального банка только формировалась, было бы безумием воспринимать ответ¬ ственность, которую мы возлагаем на него в наши дни, как нечто само собой разумеющееся. Это означало бы, что Банк Англии дол¬ жен был взять на себя обязательства, в выполнении которых не мог быть уверенным. Кроме того, любое заявление о политике Банка привело бы к тому, что на его директоров обрушились бы толпы незваных советчиков, причем каждый считал бы, что раз¬ бирается в этих вопросах лучше, чем руководство Банка. В ре¬ зультате возникла бы опасность публичных требований к парла¬ менту навязать Банку одни действия или заставить его воздер¬ жаться от других. Кроме того, холодный отказ Банка взять на себя ответственность в периоды кризисов не обязательно означал то, что под этим понимали окружали. В 1782, 1792, 1811, 1825 гг. подобные отказы заставили правительство действовать: оно выпу¬ стило казначейские векселя для торговцев, находившихся в за¬ труднительном положении, и таким образом снабдило их ценны¬ ми бумагами, которые Банк Англии был готов учесть. Поэтому мотивом отказа Банка могло послужить желание использовать этот чудесный и безопасный способ прийти на выручку рынку. Таким образом, у критиков было мало оснований для выражения возму¬ щенного удивления в связи с нежеланием Банка Англии «признать свою ответственность» и рассуждениями Томсона Хэнки (управля¬ ющего Банком в 1851-1852 гг.), который в 1867 г. (в работе Principles of Banking) почти дошел до отрицания какой-либо ответственности Банка за денежный рынок; в действительности он отрицал лишь то, что «надежные переводные векселя... в любое время должны учитываться в Банке Англии» (2nd ed. 1873. Р. 33). Если добавить к этому, что умелое управление выглядит как отсутствие управле¬ ния, то нельзя исключить, что понимание ситуации и практиче¬ ские меры руководителей банка находились на более высоком уров¬ не, чем считалось ранее, и явно опережали свое время. В действительности, учитывая сами размеры Банка Анг¬ лии, все происходившее в стране или в мире имело отношение к его решениям. Немного поразмыслив, читатель убедится, что директора, даже если они руководствовались исключительно ин¬ тересами долгосрочных прибылей Банка и не признавали своей ответственности по отношению к кому-либо, кроме владельцев (держателей акций), должны были бы осуществлять большую
918 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. часть мер, которые в исторических условиях каждого этапа дея¬ тельности Банка Англии составляли функции центрального бан¬ ка. В старой теории, согласно которой центральный банк лучше всего служит интересам развития экономики, когда следит за собственной прибылью, больше правды, чем мы теперь склонны допустить. Точно не известно, когда директора Банка Англии начали явно и сознательно стремиться к решению более широ¬ ких проблем. В какой-то мере симптоматичными можно считать поведение Банка Англии во время наполеоновских войн, когда развились некоторые методы контроля за кредитом (такие, как рационирование) независимо от положения заемщика, и, воз¬ можно, также попытки повлиять посредством лондонского рын¬ ка на поведение провинциальных банков.13 После 1815 г. Банк Англии стал строить свою политику в мирное время с помощью здорового метода проб и ошибок, во многом так же, как разви¬ валась Федеральная резервная система с 1918 по 1923 г. Из заяв¬ лений, сделанных управляющим Банка Дж. Хорсли Палмером в его выступлении перед парламентским комитетом 1832 г. о Хар¬ тии Банка Англии, мы можем почерпнуть некоторые интересные сведения о вехах этого пути. В одном из заявлений речь идет об эмпирическом правиле («правиле Палмера»), принятом в 1827 г. Это правило состояло в удерживании банковских активов (учет¬ ных операций, займов, инвестиций) на приблизительно постоян¬ ном уровне, чтобы изменения в денежном обращении происходи¬ ли, только когда имел место приток золота в страну или его отток из страны. Таким образом, денежное обращение происхо¬ дило так, как будто все деньги были металлическими. Это пра¬ вило, не рассчитанное на строгое соблюдение, до некоторой сте¬ пени предвосхищало закон Пиля и могло рассматриваться как временная мера до введения подобного регулирования. Более важ¬ ным является другое заявление, содержащее элементы анализа. Немного переформулировав ответ Палмера на вопрос 678, мы можем выразить его следующим образом. Считая неблагопри¬ ятные изменения во внешней торговле признаком недопустимо большой кредитной экспансии, Палмер утверждал, что Банк мог бы предотвратить или остановить отток золота, подняв свою про¬ центную ставку, поскольку ее увеличение приведет к сокраще¬ нию займов, а сокращение займов будет означать меньший объем 13 По вопросам операций на зарождающихся открытых рынках» проводи- мых посредством управления правительственными депозитами, специальными депозитами и специальными ссудами, см. упомянутую выше работу Э. Вуда (Wood Е. English Theories of Central Banking Control. 1819-1858).
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 919 сделок, меньшее количество рабочих мест и снижение цен; в свою очередь низкие цены приведут к увеличению экспорта и сокращению импорта, что изменит платежный баланс, а следо¬ вательно, валютные курсы. Приятно отметить, что это предло¬ жение сделано не каким-либо профессором экономики. Но оно звучало слишком научно, чтобы профессора могли его пропус¬ тить, и стало основой «классической» теории политики цент¬ рального банка, излагаемой в учебниках XIX в. Был также от¬ крыт другой, значительно более важный, краткосрочный эффект роста учетной ставки банка — привлечение краткосрочных ка¬ питаловложений из-за рубежа (см. работы Торнтона (1802) и Тука (1838)). Мы не можем рассматривать дальше эволюцию политики центрального банка в течение данного периода: растущую роль счетов коммерческих банков в депозитах Банка Англии, эволю¬ цию учетной политики, перемены в его отношении к денежному рынку и т. д. Однако один вопрос обойти нельзя. Некоторые критики утверждали, что Банк, осознав наконец свою ответствен¬ ность, стал руководствоваться исключительно состоянием внеш¬ них обменов, т. е. в конечном счете действительными или ожи¬ даемыми движениями золота. Имеющаяся информация не под¬ тверждает данную точку зрения. По-видимому, директора руководствовались своими диагнозами и прогнозами экономи¬ ческой конъюнктуры и политических условий внутри страны и за рубежом. Строгая корреляция между учетной ставкой банка и курсами иностранных валют действительно существовала. Но эта корреляция может быть легко объяснена тем фактом, что в усло¬ виях неограниченного международного золотого стандарта при¬ ток и отток золота был существенным показателем уровня дело¬ вой активности. 2. Фундаментальные вопросы1 Мы не можем ожидать, чтобы авторы, создавшие литерату¬ ру, к рассмотрению которой мы приступаем, были очень заинте¬ ресованы логическими основами теории денег и кредита, т. е. тем, что обозначается немецким термином Grundlagenforschung (фундаментальные исследования). Концептуализация этих эко¬ 1 Основным авторитетом по чисто теоретической части работ того перио¬ да является Артур У. Марджет (Marget Arthur W. Theory of Prices. 1938- 1942).
920 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. номистов действительно представляется несколько примитивной, чтобы не сказать грубой, что привело в тот период и позднее к различным недоразумениям и бесполезным спорам. Это не про¬ сто вопрос терминологии. В рассматриваемом нами случае ту¬ манная терминология была результатом неясности мысли о сути и роли денег. Сначала (Thornton. Evidence before the Committees of Secrecy. 1797) была создана обширная категория, объединяю¬ щая все средства платежа (называемые также средствами обра¬ щения (circulating medium), а иногда «деньгами» (currency), ко¬ торая включала полноценную и разменную монету, банкноты, чековые депозиты или сами чеки, и при некоторых условиях — переводные векселя. Здесь нет никакой ошибки: очевидно, что все, чем мы платим, — важное понятие; его главное аналити¬ ческое значение заключается в признании того факта, что меж¬ ду банкнотами и депозитами нет существенной разницы. Дока¬ зательством того, что этот факт не был самоочевидным и его требовалось «открыть», служит отказ некоторых авторов при¬ знать его. Лорд Оверстон и сторонники закона Пиля 1844 г. обычно проводили четкую разделительную линию между банк¬ нотами и депозитами, которая была не просто терминологиче¬ ской. Точное значение этого различия нелегко выяснить, по¬ скольку ни один из авторов не высказался достаточно ясно о логических основах своей аргументации.2 Тук вначале был од¬ ним из тех, кто выступал против концептуального объединения банкнот и депозитов; он придерживался этой точки зрения до 1840 г., когда вышел третий том его работы History. К 1844 г., когда был опубликован его труд Inquiry, он изменил мнение и 2 Характер вытекающей отсюда трудности интерпретации станет поня¬ тен, если мы рассмотрим отдельно три случая: банкнот английских банков, банкнот Банка Англии и банкнот Банка Англии в военное время. Что касается первого случая, то, как уже указывалось, существуют практические и техни¬ ческие причины, по которым человек, по сути логически приравнивающий банкноты к депозитам, мог бы отказаться от этого в политических целях. Что касается второго, то, как мы тоже видели, поскольку банкноты Банка Англии служили в качестве «резервных денег* для других банков и занимали особое место в денежной системе Англии, признание этого было в принципе совмести¬ мо с их трактовкой в качестве депозитов. Что касается третьего случая., то можно утверждать, — и это важно запомнить, чтобы понять позицию Рикар¬ до, — что характер банкнот Банка Англии в военное время изменился и они превратились в нечто, не отличающееся по существу от бумажных денег, не обеспеченных золотом. Фундаментальное построение автора, пишущего на дан¬ ную тему, во многом зависит от того, какую из этих возможных точек зрения он примет. К тому же, если автор не говорит об этом прямо, трудно сказать, какую из этих точек зрения он в действительности принял и придерживается ли он ее последовательно.
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 921 стал одинаково трактовать банкноты и депозиты, возможно, потому (вряд ли слишком жестоко подозревать это), что это давало подходящий аргумент против Оверстона и закона Пиля. Но даже те, кто пользовался расширенной концепцией «средств платежа»,3 не отождествляли ее в отличие от большин¬ ства из нас с концепцией денег.4 Подавляющее большинство ве¬ дущих авторов, в том числе Торнтон, Рикардо, Сениор, Фуллар- тон, Дж. С. Милль и Маркс, пользовались определением денег, данным в свое время Галиани, Беккариа и Смитом, согласно ко¬ торому деньги являлись товаром, выбранным в качестве средства обращения, меры ценности и т. д. Рошер выразил преобладающее мнение, когда заявил, что ложные теории денег можно разделить на две группы: те, согласно которым деньги считались чем-то боль¬ шим, и те, которые трактовали их как нечто меньшее, чем наибо¬ лее обменноспособный товар. На первый взгляд это означает, что вышеупомянутые авторы являлись теоретическими металлиста¬ ми (см. выше, часть II, глава 6, § 2). Однако, чтобы обосновать данный тезис, мы должны учесть несколько фактов, которые внеш¬ не ему противоречат. Во-первых, не все авторы, и прежде всего Маркс, принимали металлистскую доктрину так явно, как Фул- лартон, включивший в деньги только полноценную монету. Дру¬ гие, особенно Торнтон (см. первую страницу его работы Paper Credit), скорее подразумевали, чем утверждали это. Во-вторых, все, или почти все, включали в деньги или включили бы в их число, если бы пришлось, неконвертируемые бумажные деньги, выпускаемые государством. Но это не противоречит нашему тези¬ су, поскольку бумажные деньги можно толковать таким образом, чтобы они вписались в металлистское определение денег. Так, Рикардо, не без изящества, истолковал бумажные деньги как день¬ ги, все расходы на обращение которых « могут быть рассматриваемы как пошлина за чеканку» («Начала». Глава 27. С. 289). Нельзя также утверждать, что Рикардо не мог быть металлистом, посколь¬ ку он выступал за такую денежную систему (Proposal for an Economical and Secure Currency. 1816), где золото было бы полно¬ стью изъято из обращения, и утверждал, что «денежное обраще¬ ние находится в самом совершенном состоянии, когда оно состоит 3 Это не всегда было прямо выражено. Данная концепция, как мы уви¬ дим, должна быть приписана Дж. С. Миллю, в теоретическом построении которого она явно не используется. 4 Пример подобного отождествления был указан Вайнером (Viner. Studies in the Theory of International Trade. P. 247): Hill E. Principles of Currency. 1856. Однако слово currency не всегда означало то же самое, что money, но служило также синонимом для обозначения средств платежа в самом широком смысле.
922 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. целиком из бумажных денег» («Начала». Глава 27), так как за¬ канчивается данная фраза следующим образом: «...но бумажных денег, стоимость которых равняется стоимости представляемого ими золота» («Начала». С. 295-296). Подобное денежное обраще¬ ние, основанное на золотых сертификатах, функционировало бы точно так же, как и обращение золотых монет, и отличается от последнего не каким-либо основополагающим принципом, а лишь большей экономичностью. Его идея заключалась в том, чтобы обес¬ печить колебание ценности денежной единицы в соответствии с цен¬ ностью золота, а такая система все еще остается металлистской. В-третьих, мы должны учитывать тенденцию к приравнива¬ нию банкнот к бумажным деньгам. Сэр Роберт Пиль, представ¬ ляя свой законопроект, определял деньги как понятие, охваты¬ вавшее государственную монету и банкноты, назвав последние ♦бумажными денежными знаками». Подобная терминология бы¬ ла весьма распространенной. Однако она не означает, что кре¬ дитные платежные средства должны были рассматриваться как деньги. Просто, по мнению Рикардо и Оверстона, банкноты не являлись кредитными платежными средствами, но были de facto деньгами, хотя и не должны были быть таковыми. Иными словами, если воспользоваться выражением Рошера, они явля¬ лись денежными бумагами, которые незаконно узурпировали роль бумажных денег и теперь должны были вести себя так, как если бы они были законными золотыми деньгами. В этом вся филосо¬ фия закона Пиля. Следовательно, включение в состав денег бан¬ ковских билетов, рассматриваемых в таком свете, не противо¬ речит выдвинутому нами тезису. Дж. С. Милль исключил банк¬ ноты из понятия денег именно потому, что, исходя из учения Рикардо—Оверстона, он не рассматривал их в таком свете.5 Но если мы объявим большинство авторов приверженцами теоретического металлизма, — поскольку большая их часть так¬ же утверждала, что основывать денежное обращение на золоте (или серебре) значит проявлять практическую мудрость, они бы¬ ли и практическими металлистами, — мы должны тщательно оговорить, что именно это означает. Как мы сейчас увидим, это означает, что они (и это бесспорно относится к Рикардо, Сенио- ру, Миллю и Марксу) толковали денежные феномены, исходя из случая полноценной металлической монеты. Это также означает, что такой взгляд снизил уровень их анализа денег и кредита, 5 Следовательно, он ошибался, когда полагал, что включение или ис¬ ключение банковских билетов из понятия денег было терминологической про¬ блемой, просто «спором о словах» («Основы*. Книга III. Глава 12, § 7. С. 293).
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 923 как будет объяснено в § 4. Но это не значит, что металлистская основа их анализа мешала им на каждом шагу. Иногда она благо¬ получно забывалась, а в других случаях удачно выбранные ана¬ литические инструменты предотвращали вред, который могли бы нанести металлистские взгляды. Один из таких инструментов мы уже наблюдали. Некоторые более поздние немецкие авторы утверждали, что исходя из металлистской точки зрения невоз¬ можно правильно проанализировать феномен неконвертируемых бумажных денег. И все же Рикардо и Дж. С. Милль без труда вписали его в металлистскую теорию. Как и в последующий период, центральной проблемой моне¬ тарной теории была ценность денег. При чем эта ценность более определенно, чем в предыдущий период, отождествлялась с мено¬ выми отношениями между деньгами и товарами или покупатель¬ ной способностью денег.6 Однако факт, что все цены в денежном выражении обычно не меняются в одном и том же направлении, не говоря уже об одной и той же пропорции, из которого вытекает проблема общей покупательной способности или обратной ей ве¬ личины — общего уровня цен, вызвал заметные трудности при обсуждении инфляции в военное время, которые так и не были преодолены. Большинство из нас, возможно не вникая в пробле¬ му, верят, что их можно решить методом индексов, который, как нам известно, в то время уже существовал. Однако немногие тео¬ ретики прибегали к нему охотно. Насколько мне известно, первым среди них был Уитли. Большинство остальных, до Дж. С. Милля включительно, несмотря на усилия Лоу (Lowe) и Скроупа (Scrope), не доверяли этому методу или даже не осознавали его возможно¬ стей. Не создали они и какой-либо отчетливой теории общего уров¬ ня цен. Они достаточно расплывчато говорили о ценах вообще или об «общих ценах» cgeneral prices>, или, точнее, о шкале цен (Кэрнс), но это был не более чем намек на идею уровня цен, а некоторые авторы, в том числе и Рикардо, решительно отвергали ее.7 По этой причине его доказательство обесценивания банков¬ ® Из-за привычки бизнесменов отождествлять ценность денег с денежной процентной ставкой иногда возникала путаница. Стремление экономистов из¬ бежать ее в какой-то мере объясняет нежелание некоторых из них признать зависимость между покупательной способностью денег и процентом. Термин «покупательная способность» использовался также в другом смысле, напри¬ мер Дж. С. Милль использовал его в смысле максимума покупок, которые может сделать индивид. 7 См., например, его категорическое заявление в Proposals. Профессор Вайнер (Viner. Studies in the Theory of International Trade. P. 313, где читатель также найдет данное утверждение) указывает, однако, что Рикардо использовал термин «уровень цен» в своей переписке. Его отказ принять уровень цен
924 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. ских билетов во время наполеоновских войн было основано глав¬ ным образом на ажио, которым обладают слитки драгоценных металлов, а рассматривая денежные аспекты внешней торговли, он сравнивал цены на отдельные товары внутри страны и за рубе¬ жом, хотя и он, и другие авторы могли полагать, что это сравне¬ ние могло свидетельствовать о более общих явлениях. Ведущие «классики» решали проблему ценности денег в этой сомнительной трактовке, просто распространив на нее свою общую теорию ценности. Соответственно, они различали естественную, или долгосрочную, нормальную ценность денег и краткосрочную равновесную ценность. Первая, или, как они ее ошибочно назы¬ вали, «перманентная», ценность определялась издержками про¬ изводства (или добычи) драгоценных металлов,8 вторая — пред¬ ложением и спросом. Отметим три момента. Во-первых, данная аналитическая про¬ цедура подтверждает наше право называть этих авторов теорети¬ ческими металлистами. Во-вторых, оба утверждения несомненно относятся к ситуациям равновесия, хотя и разного типа равнове¬ сия. В-третьих, слова «определялась издержками» приводят к недоразумению и их следовало бы заменить словами «определя¬ лась на уровне издержек», поскольку здесь нет какого-либо кау¬ зального значения. Читатель может легко в этом убедиться, рас¬ смотрев следующий случай: допустим, что общество навсегда из¬ меняет свой способ расплачиваться так, что впредь у каждого на руках будет меньше наличности (в золотых монетах), чем рань¬ ше; меньше золота «потребуется» при данном уровне цен; в рам¬ ках допущений данного анализа производство золота адаптирует¬ ся к новой ситуации так, что (предельные) издержки будут равны новой, более низкой ценности денежной единицы. Но очевидно, как значимое или измеримое понятие — это очко против Рикардо только с точки зрения современных экономистов, которые трактуют его как само собой разумеющееся понятие. С точки зрения небольшой, но выдающейся группы, не верящей ни в индексы цен, ни в саму концепцию уровня цен (в их числе профессор фон Мизес, фон Хайек и, с некоторыми оговорками, фон Хаберлер), это, конечно, очко в пользу Рикардо и доказательство его глубокого понима¬ ния проблемы. 8 Такова была формулировка Дж. С. Милля (см.: «Основы*. Книга Ш» Гл. 12, § 1; но основное изложение проблемы дано в главе 9), Милль подчер¬ кивал тот факт, что золото — импортируемый товар. Но Рикардо, развивший эту тему не очень тщательно, а также Сениор и Маркс, разработавшие ее более детально, придерживались того же мнения. Сениор был единственным, кто превратил эту теорему в широко применимую теорию: он соотносил издержки производства денег не только со спросом на золото в ремеслах, но также со спросом общества на наличные деньги для их хранения (Three Lectures on the Value of Money; написана в 1829 г., напечатана в 1840 г., переиздана в 1931 г. издательством London School Reprint).
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 925 что в этом случае издержки приспосабливаются к ценности по край¬ ней мере в той же степени, в какой новая ценность приспосаблива¬ ется к новым издержкам. Иными словами, наш тезис о долгосроч¬ ном равновесии является одним из многих условий долгосрочного равновесия и может приобрести дополнительное каузальное значе¬ ние только по воле теоретика, если он решит «заморозить» все дру¬ гие факторы. Но, как признавали Сениор и Дж. С. Милль,9 даже тогда изменение предельных издержек производства золота повли¬ яет на ценность денег только через их предложение. Разумеется, нужно помнить, что благодаря чрезвычайной долговечности золо¬ та общий его запас очень медленно изменяется в зависимости от ежегодных темпов производства и, следовательно, в отличие от других товаров для золота краткосрочное равновесие будет отно¬ сительно важнее долгосрочного. Даже Рикардо, несмотря на его склонность к долгосрочному анализу, рассуждал о проблемах де¬ нег главным образом в понятиях краткосрочного периода, т. е. в терминах предложения и спроса. Теперь мы готовы рассмотреть волнующие и без конца об¬ суждаемые вопросы: в какой мере «классики» принимали коли¬ чественную теорему и приобрела ли она излишнюю власть над ними? В отношении троих ведущих авторов — Торнтона, Сенио¬ ра и Маркса — отрицательный ответ столь ясен, что не требует доказательств.10 Рассмотрим позиции Рикардо и Дж. С. Милля. Во-первых, напомним, что простое признание влияния предложения или количества золота на ценность денег не подразумевает принятия того, что мы назвали «строгой» количественной теоремой (часть II, глава 6, § 4). Иначе говоря, простое утверждение, что покупательная способность денежной единицы «зависит от» пред¬ ложения и спроса, не относится к какой-либо особой теории денег. Первое затруднение, с которым придется столкнуться чи¬ тателю в данном вопросе, состоит в том, что Рикардо и Джеймс Милль (и еще длинный перечень более поздних авторов работ о 9 Рикардо не допускал этого, поскольку в его общей теории ценности цена товара может падать и без роста его предложения. 10 Однако кое-что о позиции Торнтона будет сказано. Из троих упомяну¬ тых авторов только Маркс полностью отрицал количественную теорему. Он называл ее «пресной гипотезой» (abgeschmackte Hypothese). Представляется, что он занял эту позицию, полагая, что количественная теория ценности денег и теория денег, основанная на концепции издержек производства, являются альтернативами, между которыми должен выбирать аналитик. Но это не так. Как изящно показал Милль, ценность денег, «определяемая» их количеством, и ценность денег, определяемая издержками производства, должны непремен¬ но совпасть в долгосрочном периоде.
926 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. деньгах, включая Пигу и Кэннана) не поняли этого, но совер¬ шенно аналогично случаю фонда заработной платы попытались вывести количественную теорему из «закона» предложения и спроса. В результате в каждом отдельном примере читателю приходится задавать себе вопрос, имеется ли в виду что-либо вытекающее из «закона» предложения и спроса, например тезис о том, что при прочих равных условиях при росте денежной массы имеется тенденция к снижению покупательной способно¬ сти денежной единицы, или имеется в виду нечто большее, на¬ пример что при прочих равных условиях (при их строжайшем соблюдении) рост количества денег пропорционально снизит по¬ купательную способность денежной единицы. Второе затрудне¬ ние, с которым предстоит справиться читателю, вытекает из факта, что термин «количественная теория» охватывает несколь¬ ко значений; таким образом, если он обнаруживает, что два автора расходятся во мнении относительно того, является ли третий автор сторонником количественной теории, он должен помнить, что, возможно, оба автора просто придают этому тер¬ мину различные значения. Для нашей цели под данным терми¬ ном мы будем подразумевать следующее: количественная тео¬ рия предполагает, во-первых, что количество денег является независимой переменной и, в частности, изменяется независимо от цен и физического объема сделок;11 во-вторых, что скорость обращения денег является институциональной данностью, кото¬ рая меняется медленно или совсем не меняется, но в любом случае не зависит от цен и объема сделок;12 в-третьих, что объем сделок или, скажем, выпуск продукции не соотносятся с коли¬ чеством денег, и только по случайности то и другое может изме¬ няться в одном направлении; в-четвертых, что изменения коли¬ чества денег, если только они не были поглощены однонаправ¬ ленными изменениями выпуска продукции, механически воздействуют на все цены независимо от того, как использовал¬ ся прирост количества денег и в какой сектор экономики он прежде всего направляется (кто его получает); аналогичный про¬ цесс происходит и при сокращении количества денег. Я придерживаюсь мнения, что Рикардо, до него Уитли, а после него Джеймс Милль и МакКуллох понимали количествен¬ 11 Как мы вскоре увидим, этот термин также имеет разные значения в соответствии с тем, какое определение «количества денег» принимает тот или иной автор. 12 Это утверждение можно сделать менее категоричным, вставив слово «обычно».
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 927 ную теорию в данном строгом смысле, но никто из других круп¬ ных авторов ее так не рассматривал. Правда, Рикардо (то же самое относится к МакКуллоху, но не к Джеймсу Миллю) время от времени делал оговорки и заявления, логически несовмести¬ мые с его строго количественной теорией; точно так же он посту¬ пал и в случае с трудовой теорией ценности. Однако в обоих случаях он делал эти оговорки только с целью приуменьшения их важности. Мы можем с равным правом утверждать, что и трудовую теорию ценности, и строго количественную теорию де¬ нег13 он рассматривал только как аппроксимации. Случай Дж. С. Милля совершенно другой.14 Вначале он свя¬ зал себя строгой количественной теорией денег в определенном выше смысле и даже пространно утверждал, что изменение в количестве денег влияет на ценность денег «в совершенно одина¬ ковой пропорции» и что «это специфическое свойство денег» (Book III. Ch. 8, § 2 <Милль, Основы... Т. 2. С. 241>). Но в заключение главы он пишет, что эта строгая количественная тео¬ рия в современных условиях является «крайне неточным отра¬ жением реального положения дел». Кажущееся противоречие лег¬ ко разрешить. Во-первых, Милль ограничил диапазон примене¬ ния количественной теоремы теми обществами, которые не знают других средств платежа, кроме металлических денег и не обме¬ ниваемых на них бумажных денег. Возникновение «кредита», по его мнению, радикально меняет положение: при развитой «кре¬ дитной» системе цены в указанном смысле больше не зависят 13 Некоторые историки настаивают, что если собрать и развить все от¬ ступления Рикардо, то, равно как и в области теории ценности, практически все, обнаруживаемое нами в любой более поздней работе, восходит к нему. Это приводит лишь к размыванию линий исторического развития. Но Рикардо вполне имеет право на защиту в другом отношении. Создавая свою работу во времена, когда «директора банков и министры серьезно заявляли... что эмис¬ сия билетов Английским банком, не контролируемая какими-либо полномо¬ чиями со стороны держателей этих билетов требовать взамен или золотые и серебряные деньги или слитки, не имела и не могла иметь влияния на цены товаров, слитков или иностранной валюты* («Начала*. Глава 27), он был со¬ вершенно прав, выступив против подобной глупости резче, чем это сделал Торнтон с помощью более утонченной теории. Знаменитая аналогия, проведен¬ ная Рикардо между властью Банка в условиях Закона о приостановке расчетов металлическими деньгами и открытием залежей золота во дворе Банка, была не просто выразительной, но и правильной. Однако это не изменяет факта, что в вопросах монетарной и общей теории учение Рикардо является окольным путем, замедлившим прогресс в области анализа, который мог бы развиваться быстрее и более гладко, если бы энергия Рикардо не возобладала над проница¬ тельностью Торнтона и экономисты пошли путем, указанным последним. 14 Изложенние Миллем теории денег или, по крайней мере, основной ее части можно найти в его работе Основы (кн. III, гл. 7-14, 19-24).
928 Часть IIL С 1790-х по 1870-е гг. каким-либо простым путем от количества денег.15 Во-вторых, даже для этого случая он еще больше обеднил количественную теорему, сведя ее действие к количеству денег, действительно находящихся в обращении. Но количество денег в обращении, разумеется, не является независимым от ситуации в экономике (объем производства, занятость и т. д.), как указал Дж. С. Милль, говоря о количестве денег, «которые люди хотят израсходовать, т. е. всех имеющихся в их распоряжении денег, за исключением той суммы, которую они откладывают про запас или держат при себе как резерв на случай непредвиденных обстоятельств в буду¬ щем». (Book III. Ch. 8, § 2 <Милль. Основы... Т. 2. С. 237>). Кроме того, как мы уже видели, обсуждая его интерпретацию закона Сэя, он прекрасно сознавал, что отсюда следует. И если мы сопоставим это с его признанием того факта, что покупки в «кре¬ дит», т. е. посредством кредитных инструментов того или иного рода, влияют на цены так же, как и покупки за деньги (ibid. Ch. 12), то обнаружим, что в его аналитической схеме на «общие цены» влияет не количество денег как таковое, а просто расходы, и эти расходы не имеют непосредственной, не говоря уже об однознач¬ ной, связи с количеством металлических или бумажных денег. Таким образом, едва ли остается какая-либо разница между верси¬ ей количественной теории Милля и взглядами современных ему или более поздних оппонентов. Концептуальное построение Дж. С. Милля достигало той же цели, какой другие достигли, сде¬ лав экономической переменной скорость обращения денег. Дей¬ ствительно, в конечном счете все равно, используем ли мы для решения задачи о покупательной способности денег количество денег в качестве переменной величины, определив его как дей¬ ствительно расходуемое количество, или исходим из данного коли¬ чества денег (так или иначе определенного) и делаем экономиче¬ ской и, в частности, циклической переменной среднюю скорость ее обращения. Первый метод снимает проклятие с постоянной скоро¬ сти обращения и, кроме того, имеет то преимущество, что дает 15 Возникает вопрос: применима ли количественная теорема к количе¬ ству «денег», которые включают банкноты и депозиты? В своих наиболее современных версиях количественная теорема обычно понимается в этом смысле. Но Дж. С. Милль не пошел в этом направлении. В еще меньшей степени при¬ нял он тезис, что количественная теорема остается справедливой для металли¬ ческих денег в совокупности с не обмениваемыми на них бумажными деньгами даже в развитой кредитной системе, поскольку депозиты составляют постоян¬ ную пропорцию по отношению к резервам, состоящим из законных платеж¬ ных средств. Данное положение, которое в конце последующего периода было поддержано Ирвингом Фишером, в рассматриваемый период поддерживалась явно Торренсом и неявно лордом Оверстоном.
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 929 нам возможность разделить то, что обычно называется скоростью обращения, на две составляющие. Это скорость расходования денег, которая, конечно, является переменной величиной, и скорость об¬ ращения в более узком смысле, которая, будучи определена пла¬ тежными обычаями, степенью концентрации промышленности и т. п., может, по крайней мере как правило, рассматриваться как институциональная константа. Нет нужды показывать, как близ¬ ко это подходит к самым современным взглядам. Прежде, чем идти дальше, я кратко упомяну два пункта, каса¬ ющиеся скорости обращения денег, которые не имели большого значе¬ ния в то время, хотя отчасти приобрели его в течение следующего пери¬ ода. Во-первых, как тогда, так и позднее некоторые авторы выражали мысль, что использование кредита «экономит» деньги или «делает день¬ ги более эффективными». Здесь явно прослеживается мысль, что кредит увеличивает скорость обращения резервных денег, которые, даже оста¬ ваясь в сейфах банков, «обращаются», фигурально выражаясь, со зна¬ чительно большей скоростью, чем если бы они действительно были в об¬ ращении. Эта идея была развита Родбертусом (Rodbertus. Die preussiche Geidkrisis. 1845; см.: Holtrop M. W% Theories of the Velocity of Circulation of Money in Earlier Economic Literature//Economic History. A Supplement to the Economic Journal. 1929. Jan. P. 520). Во-вторых, попытки дать алгебраическую формулу обмена, не обязательно означающие принятие количественной теории, восходят к прежним временам (Джон Брискоу, Г. Ллойд; см. выше, часть II, глава 6, § 2с), но наиболее искусная из них относится к рассматриваемому периоду — речь идет о книге Дж. У. Лаб- бокка (Lubbock J. W. On Currency. 1840). Это интересная книга, написан¬ ная еще более интересным человеком. Его уравнение было воспроизведено в работах Вайнера (Viner. Studies in the Theory of International Trade. P. 249, note) и Марджета (.Marget. Theory of prices. Vol. 1. P. 11, 12, note). 3. Выдержки из дискуссий по вопросам инфляции и возврата к полноценным деньгам Несомненно, ни в одном из элементов своей монетарной теории Милль не был первооткрывателем. И все же она имеет историческое значение. Оба эти факта станут очевидными, если мы сделаем обзор основных вех на пути, ведущем к ней..1 Англий¬ ские экономисты, начавшие писать о денежной политике около 1 Ссылаемся вновь на обширную литературу по данной теме (см. выше, § 1) и особенно на труды Вайнера и Марджета. Добавим еще работу Дж. Г. Хол¬ ландера (Hollander J. Н. The Development of the Theory of Money from Adam Smith to David Ricardo//Quarterly Journal of Economics. 1911. May.
930 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. 1800 г., очень мало знали об английских работах XVII в. и даже XVIII в. и еще меньше, фактически почти ничего, о трудах неанг¬ лийских авторов тех столетий. Это интересный пример того, как подобные неоднократные потери ранее накопленных знаний пре¬ пятствовали (и до сих пор препятствуют) прогрессу экономиче¬ ской науки. В частности, они ничего не знали о Кантильоне и Галиани и не слишком много о Стюарте. Даже относительно эрудированный Торнтон знал работы Локка, Юма, Монтескьё и, конечно, А. Смита,2 но не более того. По существу, они начали с нуля, что вполне объясняет примитивную аргументацию, часто встречающуюся даже у лучших из них. Поскольку мы интересу¬ емся главным образом не практическими проблемами, стоявши¬ ми перед экономистами, а методами анализа, которыми они поль¬ зовались в своих дискуссиях, и только теми методами, которые имеют отношение к фундаментальным вопросам монетарной тео¬ рии, то здесь мы не наберем много материала. Как мы видели, закон, изданный от имени короля (Order in Council) и приостановивший погашение банкнот Банка Англии (1797), являлся мерой предосторожности, принятой в ответ на кризис и массовое изъятие вкладов. Правительственные займы в Банке Англии не произвели видимого действия в течение не¬ скольких лет. Однако, когда начался рост цен и падение обмен¬ ного курса, на банки обрушилась лавина статей и памфлетов, thema probandum (предмет дискуссий) которых были рассужде¬ ния, что «чрезмерный» выпуск банкнот, необмениваемых на зо¬ лото, был в ответе за все «беды». Вклад Торнтона, начиная с выступления перед двумя тайными комитетами (1797) и закан¬ чивая двумя его речами по поводу Отчета о слитках (1811)3, превзошел все остальные по широте охвата и аналитическбй мощи. Три его достижения имеют первостепенное значение для истории монетарного анализа. Первое — это трактовка «скорос¬ ти обращения» как переменной величины, которая колеблется в зависимости от состояния «доверия», т. е., по существу, в зави¬ симости от общих условий экономической деятельности.4 Она представляет собой заново открытую истину, связанную с име¬ нем Кантильона, которая с тех пор уже не терялась. Но к ней 2 Конечно, знакомство с «Богатством народов» подразумевает наличие некоторых знаний литературы, оказавшей влияние на А. Смита. Но я не думаю, что помимо этого труда были известны даже такие английские работы, как труд Джозефа Харриса (Harris Joseph. Essay. 1757-1758). 3 См. Приложения I и III к: Thornton. Paper Credit/Ed. Library of Economics reprint. 4 Thornton. Paper Credit. Ch. 3 (особого внимания заслуживает p. 97).
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 931 так мало обращались, что ее пришлось еще раз заново открывать Кейнсу.5 Второе достижение — это введение процента в теорию монетарного процесса или, точнее, придание научной формы идеям относительно связи между деньгами, ценами и процентом (см. ни¬ же, § 4а), интуитивно понятной каждому банкиру.6 Третье дос¬ тижение, касающееся монетарных аспектов международной тор¬ говли, будет рассмотрено ниже, в § 5. Однако существует кое-что еще. Применив свой аналити¬ ческий аппарат к фактам и практическим проблемам своего вре¬ мени и своей страны, Торнтон доказал, что является непревзой¬ денным мастером в искусстве экономической диагностики. Он был единственным из всех ведущих авторов, кто обнаружил вли¬ яние эмиссии банкнот Банка Англии и сумел отвести ей надле¬ жащее место в общей системе факторов, формировавших денеж¬ ную ситуацию в Англии в течение первого десятилетия XIX в. Достоинства, каковыми, несомненно, обладает Отчет о слитках 1810 г., — особенно честное, хотя и без полета, перечисление всех относящихся к делу фактов, будь то причины, последствия или симптомы, — должны быть приписаны прежде всего ему.7 Другие «буллионисты» или сторонники политики, изложен¬ ной в «Отчете о слитках», т. е. возврата Банка Англии к расче¬ там полноценной монетой в кратчайшие сроки, не могут быть 6 Keynes. Tract on Monetary Reform. 1923. P. 87 ff. Изменчивость вве¬ денных Кейнсом величин k и kl фактически является основным теоретиче¬ ским вкладом «Трактата». 6 Можно было бы сказать, что французские, итальянские и английские «инфляционисты» XVII и XVIII вв. уже исследовали эту тему. Но они проде¬ лали это бессистемно и не рассматривали связанные с этим теоретические проблемы. Единственный экономист, имеющий право претендовать на звание предшественника Торнтона в более значимом смысле, — Юм, но даже у него отсутствовали те положения, которые были характерны для учения Торнтона, за исключением одного, которое упомянуто ниже. То же самое относится и к Верри. 7 Согласно письму Френсиса Хорнера, цитируемому Хайеком в его введе¬ нии к работе Торнтона (Thornton. Paper Credit. P. 54), «Отчет* представлял собой «пеструю смесь, составленную Хаскиссоном, Торнтоном» и им. Мне ка¬ жется, что Хорнера можно до некоторой степени рассматривать как ученика Торнтона. Хаскиссон не может считаться таковым, но он был опытным и умным человеком, не привыкшим отделываться однофакторным объяснением. Я думаю, правильно было бы сказать, что большая часть недружественной критики в адрес «Отчета» была направлена скорее против его политических рекомендаций, чем против анализа. Но, как это обычно происходит в таких случаях, критики, возражавшие против рекомендаций (и это было весьма по¬ нятно), считали себя обязанными подвергнуть нападкам также и анализ, по¬ скольку предполагалось, что из него вытекали данные рекомендации. Однако Мальтус (Principles. Р. 7) отозвался об анализе, содержащемся в «Отчете», с взвешенной похвалой.
932 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. поставлены в один ряд с Торнтоном ни по качеству работы, ни по сходству взглядов. Кроме Уитли и Рикардо, представлявших совершенно другую школу мысли, мы отметим только Бойда и лорда Кинга, чья аргументация в большей степени принадлежит к направлению Уитли—Рикардо, чем к линии Торнтона, а также Мальтуса, о котором можно было бы, скорее, сказать обратное.8 В своей основе их аргументация была очень проста. То, что ажио слитков было доказательством «обесценения» банкнот, было ско¬ рее дефиницией, чем аналитическим выводом. Только неразум¬ ный упрямец мог бы отрицать, что это ажио было больше, об¬ менные курсы более неблагоприятны, а цены выше, чем они при прочих равных условиях были бы при обращении конвертируе¬ мых в золото банкнот, т. е., проще говоря, при меньшей их эмиссии. С не менее неразумным упрямством «буллионисты» при¬ уменьшали значение всех других факторов в рассматриваемой ситуации, что давало возможность с успехом возражать им по нескольким пунктам.9 Неодобрение эмиссии банкнот в количе¬ стве, превышающем возможности их размена на полноценную монету по первому требованию, конечно, предполагает, что именно этот размен характеризует нормальное или идеальное состояние денежного обращения. Таким образом, все эти «буллионисты» являются теоретическими и практическими металлистами. Но это не обязательно означает, что они придерживались какой- либо строгой количественной теории. Например, Торнтон, безусловно, не был сторонником такой теории. Имеются значи¬ тельно более интересные вопросы, всплывающие вслед за основ¬ ными, как только мы подходим к подробному анализу механиз¬ ма инфляции, в частности соотношение между эмиссией Банка Англии и провинциальных банков. Но мы не имеем возможнос¬ ти останавливаться на рассмотрении этого вопроса. Значительный успех линии Уитли—Рикардо объяснялся не только силой и блеском аргументации Рикардо, но и отсутстви¬ 8 Boyd Walter. A Letter to... William Pitt. 1801; King Peter. Thoughts on the Effects of the Bank Restriction. 1803. Кинг оказал значительное влияние на Рикардо. Две статьи Мальтуса (Depreciation of Paper Currency; Review of the Controversy respecting the High Price of Bullion) были опубликованы в Edinburgh Review, (1811. Vols 17, 18). 9 Относительно уступок, которые сделали ♦буллионисты», и тех, что они должны были бы сделать, см.: Viner. Studies in the Theory of International Trade. P. 127-128. В своем объяснении устойчиво неблагоприятных внешне¬ торговых тенденций «антибуллионисты» опирались главным образом на аргу¬ мент платежного баланса (см. ниже, § 5). В ретроспективе кажется, что им было бы лучше признать правоту в основном споре своих оппонентов, а затем задать вопрос: «Ну, и что?» — и атаковать рекомендацию поспешного возвра¬ та к золоту по довоенному паритету.
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 933 ем этих качеств у его оппонентов. Ограничимся упоминанием выдающегося авторитета среди них, Томаса Тука,10 чьи произве¬ дения, хотя первое из них вышло в свет только в 1826 г., лучше других представляют как сильные, так и слабые стороны поле¬ мики против анализа Рикардо. Самым сильным моментом (мы по-прежнему не принимаем во внимание политические проблемы) было, конечно, то, что при такой мягкой инфляции, какая была в период английского огра¬ ничения размена банкнот на золото, влияние немонетарных фак¬ торов и даже факторов, непосредственно воздействовавших толь¬ ко на отдельные товары или группы товаров (такие, как зер¬ новые), должно непременно объяснять значительно большую часть наблюдаемых явлений, чем это было бы в случаях более высо¬ кой, не говоря уже о неуправляемой, инфляции. Предполагает¬ ся, что хороший или плохой урожай, бум или кризис иногда оказывают доминирующее влияние на ценовую ситуацию и мо¬ гут на время свести инфляцию к незначительному уровню. В та¬ ких случаях задача аналитика состоит в том, чтобы год за годом или даже месяц за месяцем собирать и тщательно анализировать данные, чтобы они могли говорить сами за себя. Тук очень хоро¬ шо справился с этой задачей и добился значительного успеха. Этого хватило бы, чтобы опровергнуть теорию Рикардо примени¬ тельно к преобладающей в то время ситуации. Но Тук метил дальше и атаковал теорию Рикардо как таковую. Эту задачу также можно было успешно решить, исходя из направлений, которые могли быть выведены из работы Торнтона, но Туку она оказалась не по плечу. Он не имел понятия о логической связи между наблюдением и анализом и никогда не понимал, какие факты можно, а какие нельзя приводить в качестве подтвержде¬ ния или опровержения какой-либо теории.11 Как только он утра¬ 10 Все, что нужно читателю, и даже более того, содержится в монумен¬ тальной работе History of Prices (In 6 vols. 1838-1857), которую мы уже охарактеризовали. Однако и другие его работы имеют самостоятельное значе¬ ние: первой работой, где его взгляды представлены в форме, приближающейся к систематической, были Considerations on the State of the Currency (1826), второй была работа On the Currency in Connection with the Corn Trade... (1829), а третьей является работа, где возобладал полемический пыл Тука, заставив¬ ший его отказаться от некоторых своих лучших результатов: An Inquiry into the Currency Principle (1844). 11 Наиболее интересным примером неудач Тука, которые он разделял со многими экономистами своего и даже нашего времени, служит его последняя попытка (в работе Inquiry. 1844) опровергнуть теорию, согласно которой де¬ нежная ставка процента, будучи ниже преобладающей (предельной) нормы прибыли, имеет тенденцию вызывать повышение цен. В 1826 г. он поддержал и даже развил данное утверждение Торнтона, что стало одним из его глав¬
934 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. тил контакт с конкретными ситуациями, которые умел анализи¬ ровать, он, казалось, утратил способность думать. Он был наи¬ более выдающейся фигурой из большого класса экономистов, испытывавших такое же затруднение. Он даже утратил здоровое чувство абсурдного, которое так помогало ему в эмпирическом анализе, и без колебаний поддержал явно несостоятельные утверж¬ дения, такие как некоторые из выводов в Inquiry (1844), с по¬ мощью которых он попытался суммировать свои взгляды на фун¬ даментальные вопросы монетарной теории. Двенадцатый из этих выводов, довольно пространный, гласит, что цены на товары не зависят (он забыл добавить «единственно», что могло бы спасти положение) «от количества средств обращения», но, напротив, количество средств обращения «является следствием» цен. Одна¬ ко, прежде чем отбросить это положение как явную глупость, неплохо вспомнить, что он выступал против экономистов, полно¬ стью отрицавших существование зависимости, наличие которой утверждалось в его двенадцатом выводе. На этом основании можно было бы частично оправдать Тука. Дополнительным смягчаю¬ щим обстоятельством является непревзойденная неуклюжесть его формулировок. Тринадцатый вывод в не менее неуклюжей фор¬ ме дает теорию «общих цен» Тука, которая в свое время служи¬ ла предметом восхищения, особенно в Германии,12 где она, ча¬ стично улучшенная, была возрождена в первые два десятилетия XX в. В основном она сводится к следующему. Поскольку, с одной стороны, товары можно купить, не пользуясь «деньгами», и поскольку, с другой стороны, не обязательно, чтобы все деньги стали активными (в этом случае, поскольку речь идет о воздей¬ ствии на цены, остальные деньги как бы не существуют), то количество денег, о котором рассуждал Рикардо, не является полезной переменной. На цены действуют расходы независимо от характера их финансирования. В рамках общих расходов всех видов и целей особенно важное место занимают расходы на по¬ требление или инвестиции домохозяйств. «И здесь мы приходим к окончательному регулирующему принципу денежных цен» (Tooke. History. Vol. III. P. 276): основополагающий фактор co- ных вкладов в монетарный анализ. Однако в 1844 г. он попытался отказаться от этого и даже выдвинул противоположный тезис на основе «эмпирического доказательства». Читатель поймет, что это сделать очень легко и почти так же разумно, как утверждать, что прием аспирина не облегчает, а причиняет го¬ ловную боль, на том основании, что потребление аспирина несомненно связано с головной болью. 12 Я думаю, что восхищение Туком как теоретиком в Германии частич¬ но объяснялось влиянием Адольфа Вагнера.
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 935 стоит из «доходов различных сословий общества в виде рент, прибылей, заработных плат и жалований...» Иными словами, мы имеем дедо с подходом к решению проблемы ценности денег,13 в основу которого положена концепция доходов. Следует тотчас же сказать, что Тук сам предлагает несколько способов более корректной формулировки теории денег, основанной на концеп¬ ции доходов, и несколько вариантов ее развития, один из кото¬ рых ведет в конечном счете к «Общей теории» Кейнса. Но в том виде, в каком теория была оставлена Туком, она дает простор для критики, значительно подрывающей ее значение:14 дело в том, что эти доходы явно не являются первичными данными; цены определяют их в такой же степени, в какой они определя¬ ют цены; и в комплексе порождающих их факторов свое место занимает и количество денег. Нетрудно представить, с каким удовольствием Рикардо взялся бы за свой секатор и подстриг бы беспорядочно произрастающую аргументацию Тука, чтобы с тор¬ жеством показать, что эти доходы являлись не чем иным, как количеством денег, умноженным на скорость их обращения. Од¬ нако, хотя мы далее отметим более важные вклады Тука, дан¬ ный вклад, учитывая его потенциальные применения, не должен получить нулевую оценку. Теперь вернемся на минуту к Дж. С. Миллю и его достиже¬ ниям. В свете того, что мы узнали после рассмотрения его тру¬ дов, мы могли бы охарактеризовать его учение как нечто среднее между теориями Рикардо и Тука. Он видел недостатки анализа Уитли—Рикардо и сгладил его острые края или некоторые из них; он видел недостатки анализа Тука и быстро исправил его наиболее бросающиеся в глаза ошибки, однако он много сделал для того, чтобы спасти верные положения, содержащиеся в обо¬ их учениях. До некоторой степени, особенно в своей трактовке монетарного механизма международной торговли, он заново от¬ крыл направление Торнтона и местами усовершенствовал его. 13 Для ознакомления с историей и обсуждением подхода, основанного на концепции дохода, рекомендую в первую очередь книгу Марджета (Marget. Theory of Prices. Vol 1. Ch. 12). 14 В предисловии к своей работе Виксель (Wicksell. Geldzins und Gtlter- preise. 1898) мог сказать, что работы Тука и его последователей убедили его в том, «что действительно не существовало другой теории денег, кроме количе¬ ственной теории, а если последняя неверна, то тогда у нас совсем нет теории денег». Это означает, что один из экономистов, способных высказать компе¬ тентное суждение, отказывался рассматривать подход Тука как приемлемую альтернативу теории Рикардо. Признаюсь, что не могу понять подобного пре¬ увеличения в устах автора, обладавшего такой компетенцией и честностью, какими обладал Виксель. Но он всего лишь чрезмерно подчеркнул истину. 15 Зак. 3169
936 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. Следует добавить всего две оговорки к этой оценке достижений Милля, которые, будь они лучше поняты, могли бы привести к новой эпохе монетарного анализа.15 Во-первых, хотя то, что Милль сохранил теорему, согласно которой увеличение денежной массы приведет при прочих равных условиях к росту цен в той же пропорции (свойство, присущее только деньгам), с учетом сде¬ ланных им оговорок было вполне корректно, он сохранил также и ошибочную рикардианскую доктрину о том, что изменения количества денег и изменения физического объема производства не имеют ничего общего друг с другом и никогда не совпадут, кроме как по чистой случайности. Во-вторых, это отрицание воз¬ можности «денежной стимуляции» является наиболее значитель¬ ным примером узких взглядов на идеи, касающиеся управления денежной системой, которые возникли в 20-е и 30-е гг. XIX в. Нам следует их кратко рассмотреть.16 15 В той мере, в какой речь идет об общей теории денег и монетарной политики, неанглийские труды того периода представляли собой немногим более чем отражение английских, хотя при более полном изложении следовало бы отметить несколько менее значительных вкладов. Теория денег Ж. Б. Сэя не является одним из его высших достижений. Но он был одним из первых авторов, кто отождествил, или, если угодно, смешал, скорость обращения де¬ нег и товаров. То, что он, как и подобает французу (крах ассигнаций произо¬ шел всего за десять лет до этого), отметил явление, характерное для дикой инфляции, а именно что каждый стремится отделаться от денег, которые вследствие этого приобретают ненормально высокую «скорость» обращения, не было бы большой заслугой, не будь это явление вновь с большой помпой ♦открыто» в периоды инфляции во время и после первой мировой войны. Тем не менее анализ феномена денег, проведенный Сэем, представляет для нас интерес, поскольку показывает, что Сэй прекрасно видел разное отношение людей к хранению наличности, а это поддерживает нашу интерпретацию закона Сэя. Позвольте также отметить мимоходом, что Сэй был весьма стро¬ гим критиком возврата Англии к золотому стандарту при довоенном паритете; это свидетельствует о том, что он придавал значение изменению уровня цен. Отсылаем читателя, желающего подробнее ознакомиться с французской моне¬ тарной теорией, к труду М. Шевалье (ChevalierМ. La Monnaie. 1850) и к соответствующим статьям Словаря политической экономии (Dictionaire d’economie politique. 1853-1854/Ed. Coquelin и Garnier). Из итальянской лите¬ ратуры о деньгах мы отметим только труд Феррары (1868) о Corso forzato (законные бумажные платежные средства, не размениваемые на полноценную монету), хотя его Prefazioni и Lezioni также вносят вклад в данную область исследовааний. Немецкая литература была сильнее в области теории кредита и банковского дела, чем в области теории денег. Но в трактате Бюкуа (Buquoy) имеются некоторые оригинальные моменты. Что касается Соединенных Шта¬ тов, достаточно упомянуть следующие работы: Lord Е. Principles of Currency and Banking. 1829; Tucker George. The Theory of Money and Banks Investigated. 1839, а также хорошо известную работу: Gouge W. M. Short History of Paper Money and Banking. 1833. Ни один из этих трудов нельзя назвать достаточно сильным, но все они типичны с точки зрения теоретического построения. 16 Можно упомянуть только очень небольшое количество проблем и имен. Более полное изложение кроме работы Вайнера (Studies in the Theory of
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 937 Даже до принятия закона Пиля о возобновлении расчетов металлическими деньгами (1819) или до действительного возоб¬ новления платежей в металлических деньгах Банком Англии (1821) многие выражали недоверие по поводу возможных по¬ следствий этого шага, который должен был вызвать экономиче¬ ский шок, если не нечто большее. Когда публика начала пони¬ мать, что экономика вошла в период серьезной депрессии, кото¬ рая преобладала с 1815 по 1830 г., за исключением оживлений в 1817 и в 1824 гг., и (после подъема, наступившего около 1830 г.) возобновилась с 1836 г., она, как мы видели, возложила всю вину на фактор, который был более всего на виду, т. е. на возоб¬ новление размена бумажных денег на драгоценные металлы и на методы его проведения Банком Англии. Политики придержива¬ лись относительно разумной позиции; единственной группой, пре¬ высившей разумную меру в этой критике, была группа, выра¬ жавшая интересы аграриев.17 Но банкиры, финансисты и эконо¬ мисты, вдохновившиеся взглядами банкиров и финансистов, особенно те из них, кто занимал оборонительную позицию, так как ранее поддержал «Отчет о слитках», в большинстве своем совершенно не сомневались, что корнем всех зол были деньги и ничего больше, причем в большинстве случаев они даже не дава¬ ли себе труда обосновать казавшийся столь неоспоримым диаг¬ ноз. Соответственно, они критиковали возобновление размена бу¬ мажных денег на драгоценные металлы или по крайней мере восстановление предвоенного паритета как несвоевременную или вовсе ненужную меру и предложили иные меры и схемы рефор¬ мы, колебавшиеся в пределах от исключения золота из факти¬ ческого обращения и включения серебра в денежные резервы через предвосхищение commodity dollar — денежной единицы, обладающей постоянной покупательной силой, до регулируемого обращения бумажных денег, которое должно было стабилизиро¬ вать цены и занятость. Мы, конечно, знаем, что история непре¬ International Trade) можно найти в работах Р. С. Сейерса (Sayers R. S. 1) The Question of the Standard. 1815-1844//Economic History. A Supplement to the Economic Journal. 1935. Febr.; 2) The Question of the Standard in the Eighteen-Fifties//Ibid. 1933. Jan.); см. также источники, на которые имеются ссылки в указанных работах. 17 У нас нет места, да и необходимости в нашей истории анализа расска¬ зывать историю «сквайра» Вестерна о том, как он негодовал, был высмеян и стал трагикомической фигурой. Я не могу отделаться от ощущения, что по отношению к этому достойному человеку была допущена несправедливость. Его аргументация неплохо выглядела бы в дискуссии на тему денег, проводи¬ мой в США в 1930-1934 гг. См., например, его Letter to the Earl of Liverpool (1826).
938 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. рывно повторяется. Но удивительно и, возможно, немного груст¬ но наблюдать, что экономисты, увлекаемые преобладающими на¬ строениями своего времени, также повторяются и в счастливом неведении относительно своих предшественников в каждом слу¬ чае верят, что делают открытия, о которых раньше никто не слышал, и создают новую «с иголочки» монетарную науку. Одна¬ ко история анализа все же дает нам разрозненные примеры про¬ движения вперед.18 Во-первых, диагностикой пренебрегали, но не полностью. Как и следовало ожидать, в данной дискуссии блистал Тук. Его величайшая заслуга состояла в том, что он не был фанатиком одной идеи, а его здравый смысл и владение фактическим материалом позволили ему тщательно проанализи¬ ровать снижение цен в период с 1814 по 1837 г. Его ♦шесть причин»,19 к числу которых он отнес высокие урожаи, благопри¬ ятный внешнеторговый баланс, снятие ограничений с внешних поставок и возникновение новых источников сырья, падение ста¬ вок фрахта и страховой премии, технический прогресс, рост пред¬ ложения капитала, а следовательно, снижение процентных ста¬ вок, не являют собой идеального анализа, и с точки зрения тео¬ 18 Рикардо был одним из тех, кто страдал от чувства ответственности, реальной или мнимой, за рекомендации «Отчета о слитках» и за возобновле¬ ние размена бумажных денег. Впрочем, от ответственности за последнее в той форме, в какой оно было проведено, его освобождал «План относительно слит¬ ков», который он рекомендовал уже в 1811 г. (High Price of Bullion... 4th ed.). В основном предлагаемый план совпадал с системой, которую Англия приня¬ ла при возврате к золотому стандарту в 1925 г.: Банк Англии был «обязан покупать любое количество предлагаемого ему золота, не менее 20 унций, по цене 3 фунта 17 шиллингов за унцию и продавать любое количество золота, какое будет востребовано, по 3 фунта 17 шиллингов 10 */2 пенсов за унцию»; экспорт и импорт золотых слитков должен быть полностью свободным (Proposals for an Economical and Secure Currency. 1816). Как уже указывалось, это озна¬ чает полную и свободную систему золотого стандарта, за исключением того, что во внутреннем наличном обращении отсутствуют золотые монеты. С точки зрения проблемы смягчения влияния восстановления неограниченного золото¬ го стандарта на цены ллан Рикардо имел значение только в том смысле, что если Банк не должен обеспечивать наличие золота для внутреннего обраще¬ ния, ему понадобится меньший золотой запас, чем в том случае, когда часть его банкнот необходимо заменить монетами. Поскольку авторы, объяснявшие депрессию возобновлением размена банкнот на монеты, вскоре вернулись к утверждению, что причина всех бед заключалась в том, что Английский банк своими закупками золота вызвал мировую дефляцию («повысил ценность зо¬ лота»), политика, рекомендованная в плане Рикардо, учитывала бы основное возражение против возврата к полноценной монете. Мы не можем обсуждать здесь сам аргумент о том, что Банк Англии «повысил ценность золота». Жела¬ ющих узнать подробности плана Рикардо и его историю мы отсылаем к статье Джеймса Бонара: Bonar James. Ricardo’s Ingot Plan, a Centenary Tribute// Economic Journal. 1923. Sept. 19 Took. History of Prices. Vol. 2. P. 348-349.
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 939 рии здесь можно найти много ошибок. Но они, по крайней мере, отражают наиболее важный фактор — огромный рост производи¬ тельности, явившийся следствием промышленной революции, и большинство характерных черт той эпохи, хотя Тук и не справил¬ ся с аналитической задачей объяснения их подлинных связей. Во-вторых, колебания покупательной силы денег вызвали вопрос о «справедливости» в отношениях между кредиторами и должниками (или, когда речь шла о государственном долге, между государством и налогоплательщиками). Как всегда, «справедли¬ вым» объявлялось то, что соответствовало интересам, которым симпатизирует данный автор. Однако более существенные аргу¬ менты, иногда примитивные, иногда более тщательно разрабо¬ танные, усиливали или даже заменяли соображения справедливо¬ сти. «Сквайр» Вестерн указал, что существуют ситуации, когда повышение цен является единственной альтернативой банкрот¬ ству; в таких случаях падающая ценность денег служит интере¬ сам кредиторов. Другие подчеркивали, что в целом должники представляют собой активный элемент в экономике, поэтому то, что благоприятно для них, принесет в итоге пользу всем. Иные научились сдерживать свои ламентации о том, что падение цен лишает промышленность стимулов к развитию, посредством ого¬ ворки: «Если это падение цен не вызвано снижением издержек».20 Были и такие, кто стоял за поддержание цен даже перед лицом падающих издержек. Большинство авторов, пишущих по вопро¬ сам денежного обращения, подобно Юму (и Викселю), предпочи¬ тали медленный подъем цен их стабильности. Нет нужды гово¬ рить, что обычное смешение между ценами, которые интересова¬ ли автора, и общим уровнем цен ослабляло всю аргументацию; большинству авторов, как мы видели выше, было весьма трудно сформулировать, что именно они подразумевали под «общими ценами». В-третьих, сформировались определенные идеи относитель¬ но управления денежным обращением, причем некоторые из них выходили за пределы повторения аргументации XVII в. Суще¬ ствовала идея о необходимости поддержания стабильного уровня цен, идея денежного стимулирования производства (то, что мы называем накачиванием денег), идея стабилизации процентных ставок и, наконец, идея стабилизации занятости. В качестве иллюстрации приведем несколько примеров, взя¬ тых у экономистов с «научной» репутацией. Торнтон выдвинул 20 Некоторые авторы, хотя и не лучшие, говорили о снижении издержек наряду с ростом предложения.
940 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. ряд предложений об управлении денежной системой во времена кризисов. План Рикардо мы уже отметили. Табличный стандарт Джозефа Jloy,21 предназначенный для сознательного использова¬ ния с целью стабилизации долгосрочных контрактов, знаменовал заметный прогресс в монетарном анализе. Т. П. Томпсон22 под¬ держивал неконвертируемые бумажные деньги. Поулетт Скроуп не пошел так далеко и был сторонником металлического стандар¬ та (золотого или серебряного).23 Однако, поддержав и разработав идею табличного стандарта Jloy, он взялся за целый комплекс проблем, связанных с изменениями покупательной силы денег, включая их влияние на труд. Он ошибочно полагал, что относи¬ тельная или абсолютная доля труда в «валовом продукте» должна уменьшаться с ростом доли кредиторов (при фиксированных про¬ центах), но его заслуга состоит в том, что он подчеркнул влияние снижения цен на уровень занятости. Это было также сделано Боль- маном.24 Я собираюсь упомянуть еще только одного из двух дея¬ 21 Lowe Joseph. The Present State of England. 1822. Уитли в своем «Эссе* (Wheatley. Essay. 1807) уже выступил с аналогичным предложением. Сама идея восходит к Флитвуду. 22 Свои идеи о монетарной политике он впервые представил в статье On the Instrument of Exchange (1824; переизд. —1830), помещенной в West¬ minster Review. Эти идеи естественно возникли в ситуации, когда неразмен¬ ные бумажные банкноты обращались, не закрывая солнце и луну, тогда как возврат к полновесной монете оказался болезненной операцией. Как и «сквайр» Вестерн, многие полагали, что было бы лучше перенести военную систему в практику мирного времени, т. е. закрепить ее навсегда. Томас Перронет Том¬ псон, подобно Кейнсу в 1923 г. (основная рекомендация в его работе Tract on Monetary Reform была именно такова, хотя Кейнс предлагал сохранить золотые резервы), должно быть, выразил чувства значительно большего числа людей, чем те, кто был готов высказаться на данную тему. Как идеи, так и ситуации 1824 и 1923 гг. обладают поразительным сходством, так что Томас Перронет Томпсон, равно как и Поулетт Скроуп, но более всего Томас Эттвуд (см. ниже) заслуживают большего признания, чем они имеют. То же самое можно сказать и о Глостере Уилсоне, который в своем примечательном произведении (Wilson Glocester. Defence of Abstract Currencies in Reply to the Bullion Report. 1811) сформулировал тезис, ставший предметом частых насмешек во второй половине XIX в. И все же он содержит глубокую истину (которая, что вполне естествен¬ но, была общим местом у австрийских авторов), что золото имеет для гинеи не больше значения, чем для линейки — латунь, из которой она сделана. 28 Scrope Polett. 1) On Credit Currency... 1830; 2) Examination of Bank Charter Question... 1833. Рассматриваемая дискуссия касается по многим пунк¬ там вопросов банковского кредита, который мы поднимем в следующем пара¬ графе. гВ некоторых точках обе дискуссии сливаются друг с другом, и наша попытка гразделить их, которая в любом случае не имеет другого оправдания, кроме удобства изложения материала, временами терпит неудачу. 24 Юстус Э. Больман, врач, поселившийся в США после нескольких рискованных предприятий в Европе, занимает значительное положение в исто¬ рии теории банковского дела в Америке. К данному вопросу имеют отношение следующие его труды: A Letter to Thomas Brand Esq... on... a Resumption
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 941 телей Бирмингемской денежной школы — Эттвуда.25 Бирмингем¬ ская денежная школа правильно охарактеризовала сама себя ею же придуманным самоназванием: «лига Закона против золотого стандарта». Как можно было бы ожидать, многие члены школы были просто инфляционистами. Но Томас Эттвуд представлял со¬ бой нечто большее. Если я правильно уловил смысл его идеи, он был антидефляционистом в современном смысле. Он испытывал почти панический ужас перед тем, что мы называем дефляцией, и приписывал ей все экономические проблемы своего времени. И в самой дефляции он не видел ничего, кроме причуд по суще¬ ству иррациональной кредитно-денежной системы. Но что бы мы ни думали о его оценке (многие из нас наверняка отнесутся к ней с симпатией), она обладает тем достоинством, что служит увели¬ чительным стеклом, позволяющим автору видеть то, что отказы¬ вались видеть ведущие экономисты того периода: при идеальном контроле за обращением бумажных денег можно избежать неко¬ торых последствий автоматического золотого стандарта, которые, по существу, не функциональны. Насколько мне известно, Томас Эттвуд не осуществил полной и систематической разработки сво¬ его принципа. Но если отвлечься от преувеличений, его защита самого принципа не содержит в себе ничего странного. Его репута¬ цию серьезного специалиста по денежным вопросам подкрепляет и рекомендация возобновить платежи в золоте, если их действи¬ тельно надо возобновлять, с понижением ценности фунта, что пред¬ восхищало идею, воплощенную в 1919 г. of Specie Payments. 1819; A Second Letter... on the Practicability of the New System of Bullion Payments. 1819. См. также его ранние работы: Paragraphs on Banks. 1810; Plan for an Improved System of the Money Concerns of the Union. 1816. Эти письма демонстрируют далеко превосходящее средний уровень по¬ нимание рассматриваемых проблем. 25 Братья Томас и Матиас Эттвуды были банкирами; Матиас был также чрезвычайно успешным учредителем компаний; обоих можно назвать кем угод¬ но, только не чудаками и не праздными мечтателями. Матиас был просто биметаллистом, талантливо и рассудительно излагающим свою позицию. Но Томас любил выступать с памфлетами, агитировать, участвовать в массовых митингах и прибегал к фразеологическим преувеличениям, за что ему при¬ ходилось расплачиваться тем, что профессионалы принимали его не вполне всерьез. Такое отношение с их стороны нельзя назвать справедливым. Из про¬ изведений и выступлений Томаса Эттвуда можно было бы извлечь значитель¬ ные аналитические достижения. См.: Attwood Thomas. Letter to Nicolas Vansit- tart, on the Creation of Money, and on its Action upon National Prosperity. 1817; Observations on Currency, Population and Pauperism. 1818; A Letter to the Earl of Liverpool. 1819; см. также его статьи в Globe, переизданные под заглавием The Scotch Banker в 1828 г. Именно с этих работ следует начинать любое изучение современных идей, касающихся контроля и регулирования денежно¬ го обращения.
942 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. Ни одна из этих идей не вошла в авторитетный текст Мил¬ ля, разве что в качестве ошибок, которые требуется рассмотреть. В его главе «О неразменных бумажных деньгах» (Основы, кн. III, гл. 13), высказав утверждение, что способность «безгранично обесценивать деньги» является «нестерпимым злом», он решительно отверг аргументы не только Эттвуда, но также Юма и Торнтона относительно возможности денежного стимулирования экономи¬ ки. С нашей точки зрения, мы не имеем права возражать против явного неприятия Миллем этой идеи. Никто не обязан одобрять контроль денежного обращения, и существуют вполне веские основания для недоверия к способности, независимости и другим качествам агентств, призванных выполнить эту задачу. Имеются также более или менее убедительные причины, побуждающие предпочесть причуды автоматического денежного обращения при¬ чудам политического курса. Но мы имеем право возразить про¬ тив отказа Милля рассмотреть теорию контролируемого денеж¬ ного обращения и взглянуть в лицо фактам и проблемам, вы¬ звавшим возникновение этой идеи. Поступив так, он обеднил монетарный анализ и в данном отношении оставил его в состоя¬ нии, которое объясняет, хотя и не оправдывает преобладающее в наши дни впечатление, что между современными авторами и Миллем существует огромная научная пропасть. Не многим лучше и его глава «О биметаллизме» (Там же, гл. 10). Все, что он имел сказать о биметаллизме, основано на подозрении (впрочем, как правило, вполне обоснованном), что сторонники биметаллистских схем просто хотят снизить поку¬ пательную способность денег. Поскольку Милль этого не одоб¬ рял, он вообще отказался от рассмотрения этой темы, не вник¬ нув серьезно в связанные с ней аналитические проблемы, хотя в обозреваемый период было написано множество работ о серебре и биметаллизме; работа Анри Сернуши о механизме обмена СCernuschi Henri. Mёcanique de l^change) вышла в 1865 г., и автор такого трактата, как «Основы политической экономии», был обязан адекватно изучить ее независимо от своих симпа¬ тий.26 То немногое, что можно сказать в этой книге относитель¬ но данной проблемы, мы отнесем в главу 8 части IV. Производ¬ ство золота было на низком уровне до 1840-х гг. Когда российс¬ кое, а затем австралийское и калифорнийское золото изменили положение, то эти факты и их влияние с жаром дебатировались в течение 1850-х и 1860-х гг. Несомненно, новое золото оказыва¬ 26 Одно время Рикардо был сторонником принятия серебра в качестве денежного металла.
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 943 ло какое-то влияние на цены, однако высказывалось сомнение, что это влияние, которому противодействовал отток золота в Индию, Китай и другие страны и сопутствующий рост выпуска товаров, было достаточно сильным, чтобы привести к росту анг¬ лийских цен на какую-либо существенную величину.27 Это под¬ разумевало исследование modus operandi <механизма воздей¬ ствия — лат.> нового золота на денежные системы, кредит, про¬ цент, выпуск продукции и т. д. во всем мире. Никто не сомневался, что в первую очередь оно воздействовало на про¬ цент; что благоприятная ситуация с резервами предотвратила финансовый кризис 1853 г., но что высокие прибыли и спекуля¬ ция, порожденные денежным стимулированием, приведут к на¬ пряженности и обострят циклические подъемы и спады.28 Отда¬ вая должное разумным исследованиям, которые стоило бы упо¬ мянуть в более полном описании, я могу лишь сделать заключение, что успехи экономического анализа были невелики и экономисты того времени упустили возможность включить уроки, извлеченные из этого опыта, в свою общую теорию де¬ нег. Это же проявилось в том, как избыток золота повлиял на общее мнение о биметаллизме. В целом люди пользовались плодами процветания, которое, казалось, принесли открытия золотых месторождений. Провиде¬ ние, казалось, благоприятствовало фондовой бирже. Правда, раздавались и предостерегающие голоса, и некоторые из песси¬ мистов начали подумывать о принятии серебряного стандарта в качестве средства против золотой инфляции, т. е. по прямо про¬ тивоположным причинам по сравнению с теми, что выдвигали сторонники серебряного стандарта около 1820 г.29 и начиная с 27 Выдержки из этой литературы и представление об уровне данной дис¬ куссии можно почерпнуть из работы Сейерса (Sayers R. S. The Question of the Standard. 1815-1844. Secs II, V). Следует особо отметить работу М. Шевалье (Chevalier М. On the Probable Fall in the Value of Gold. 1857; перевод на англий¬ ский язык Ричарда Кобдена с предисловием вышел в 1859 г.). Особого внима¬ ния заслуживает также вклад Кэрнса — см. три статьи: Cairnes. Essays on the Gold Question. 1859-1860; переизданы в 1873 г. в Essays in Political Economy. Данная дискуссия послужила мощным толчком к разработке индексов цен. Результатом явились работы Джевонса (Jevons. 1) A Serious Fall in the Value of Gold... 1863; 2) Depreciation of Gold. 1869). Обе статьи были переизданы в Investigations in Currency and Finance (изд. профессора Фоксуэлла, 1884). 28 Взгляды Милля на modus operandi нового золота были кратко сформу¬ лированы в одном из его писем Кэрнсу (см. переписку Милля—Кэрнса, опуб¬ ликованную Дж. О’Брайеном: O’Brien G. Economica. 1943. Nov. P. 279). 29 Сведения о наиболее значительном стороннике серебряного стандарта среди английских экономистов Джеймсе Макларене см. в работе Сейерса (Sayers R. S. The Question of the Standard in the Eighteen-Fifties). 16 Зак. 3169
944 Часть III. С 1790 х по 1870-е гг. 1870-х. Кроме того, прямо на глазах у экономистов история по¬ ставила интересный эксперимент с биметаллизмом. Во Франции в то время биметаллическая система существовала de facto при соотношении стоимости серебра и золота 1 к 15 1/2. После паде¬ ния золота в цене оно начало притекать в денежное обращение Франции и в резервы, вытесняя серебро. Это был знаменитый эффект парашюта, как его назвал Шевалье, т. е. эффект биме¬ таллизма, заключавшийся в том, что обращение поглощало де¬ шевеющий и высвобождало дорожающий денежный металл и, таким образом, происходила стабилизация ценности денежной единицы по крайней мере до полного вытеснения дорожающего металла. Тот факт, что данный эффект не был отмечен экономи¬ стами раньше, говорит не в их пользу.30 Но еще меньше чести делает им то, что они не вполне это поняли, даже когда все происходило на их глазах. Первым экономистом, разработавшим полную теорию биметаллического стандарта при фиксированном соотношении ценности золота и серебра, был Вальрас. пн 4. Теория кредита Даже в наши дни учебные пособия по проблемам денег, денежного обращения и банковского дела чаще всего начинают¬ ся с анализа ситуации, где законные платежные средства («день¬ ги») являются единственным средством платежа и предоставления займа. Далее авторы учебников шаг за шагом описывают громозд¬ кую систему кредита и дебета, денежных требований и долгов, с помощью которой капиталистическое общество осуществляет свою повседневную деятельность — производство и потребление. При этом в рассмотрение вводятся денежные требования или кредит¬ ные инструменты, действующие как субституты легальных пла¬ тежных средств. Эти субституты могут влиять на функциониро¬ вание денег в узком смысле многими способами, но последние сохраняют основную роль в теоретической картине финансовой структуры. Даже когда от этой основной роли мало остается на практике, все, что происходит в сфере обращения, кредита и банковского дела, выводится из нее точно так же, как сам фено¬ мен денег выводится из бартера. 30 Например, Рикардо описал механизм (Начала Гл. 27), при котором денежным металлом может служить то серебро, то золото. Но он не усмотрел здесь ничего, кроме «неудобства, которое весьма желательно было бы устра¬ нить» .
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 945 С исторической точки зрения этот метод построения анали¬ за денег, денежного обращения и банковского дела можно легко понять: начиная с XIV и XV вв. (и даже в Древней Греции и Древнем Риме) золотые, серебряные или медные монеты были привычной вещью. Кредитная же сфера, которая к тому же непрестанно развивалась, была тем, что нужно исследовать и анализировать. Также и юридические нормы и установления — вспомните, что большинство из тех экономистов, кто не были бизнесменами, были юристами, — отражали резкое различие между деньгами как единственными подлинными и окончатель¬ ными средствами платежа и кредитными инструментами, во¬ площающими денежные требования. Но с логической точки зре¬ ния вовсе не бесспорно, что наилучший способ подойти к кре¬ дитным сделкам, происходящим в действительности, — это начать с монет, даже если, уступив реальности, мы добавим к ним неконвертируемые правительственные бумажные деньги. Было бы значительно полезнее начать именно с этих кредитных сделок, рассмотреть капиталистическую финансовую систему как систему клиринговых расчетов, которая взаимно погашает де¬ нежные требования и долги и переносит их сальдо на следую¬ щий период. «Денежные» расчеты входят в эту систему только как особый случай, не представляющий существенного значе¬ ния. Другими словами, с практической и аналитической точки зрения кредитная теория денег, возможно, предпочтительнее монетарной теории кредита.1 Состояние теории кредита и бан¬ ковского дела того периода мы можем охарактеризовать следую¬ щим образом. Ведущие английские авторы-экономисты — от Торнтона до Милля — исследовали сферу кредита и при этом делали открытия, которые составили их главный вклад в моне¬ тарный анализ, но не могли быть адекватно выражены в терми¬ нах монетарной теории кредита. Им не удалось сделать тео¬ ретических выводов из этих открытий, т. е. построить система¬ тическую кредитную теорию денег,2 так что в целом они продолжали придерживаться монетарной теории кредита. В итоге они создали теорию, отличную как от той, так и от другой. 1 Надеюсь, что эта фраза понятна сама по себе. Однако данная мысль будет проиллюстрирована в главе о деньгах часть IV, глава 8. Там мы обсудим одно из последствий неумения экономистов додумать до конца идею, изложен' ную в общих чертах выше. 2 Мы можем видеть основные черты этой теории в работах Маклеода. Но они оставались совершенно вне общепризнанной экономической науки, поэто¬ му рассказ об этих работах и их авторе мы переносим в часть IV. Ср. также с приведенным выше изречением Викселя.
946 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. Знаменитый критик наших дней, убежденный сторонник моне¬ тарной теории кредита профессор Рист был, следовательно, фор¬ мально прав, когда обвинял некоторых авторов того периода в «смешении» денег с кредитом. Конечно, их колебания при ис¬ пользовании терминов позволяли сделать такой вывод.3 Помня об этом, мы бегло обсудим в этом разделе а) наибо¬ лее интересные завоевания рассматриваемого периода в области теории кредита и Ь) еще несколько вопросов, касающихся бан¬ ковского дела и функций центрального банка, которые удобнее всего изложить в связи со спорами между денежной и банков¬ ской школами по поводу принципов, воплощенных или якобы воплощенных в законе Пиля 1844 г., хотя коэффициент полез¬ ного действия у этих споров в отличие от споров об инфляции военного времени и возобновлении размена бумажных денег на золото был очень низок.4 а) Кредит,5 цены, процент и вынужденные сбережения. Как только мы поймем, что между формами «бумажного» кредита, 8 Тем не менее, как мы знаем, факты и идеи, известные составителям проектов XVII в., а также (в очищенной форме) ученым-экономистам первой половины XVIII в., таким как Буагильбер, Кантильон и Верри, могли навести авторов 1800-1850 гг. на след того, что я считаю более адекватным анализом. Но эти факты и идеи практически были забыты к 1800 г. — осталось только вызывающее содрогание воспоминание о практике Джона JIo; их пришлось заново открывать людям, работавшим в оковах монетарной теории кредита. 4 Мы снова отсылаем читателя к трудам Вайнера, Марджета и Риста, а также к работам В. Ф. Вагнера (Wagner V. F. Geschichte der Kredittheorien. 1937) и Гарри Э. Миллера (Miller Harry Е. Banking Theories in the United States before 1860./Ed. 1927). Читатель найдет эту книгу особенно полезной, ибо в данном наброске невозможно воздать должное серьезной американской литературе по банковскому делу; рекомендуем также: (Mints L. W. A History of Banking Theory. 1945; эта книга дает сведения по более чем 600 пунктам, но вследствие столь широкого охвата и некритического осуждения вексельной теории банковского дела она выплескивает ребенка вместе с водой. 5 Авторы-экономисты затруднялись в определении «кредита*. Соответ¬ ственно, термин употреблялся очень неточно. Торнтон определял его как «до¬ верие», что было очевидной неудачей с точки зрения логики. Мы лучше пой¬ мем, что именно хотели выразить эти авторы и в чем заключалась их труд¬ ность, если вспомним, что Милль (Книга III. Глава 12, § 1) утверждал, что на цены воздействует кредит, а не «банкноты, векселя и чеки». Он имел в виду, что покупательная способность индивида, являющаяся объективной основой спроса, выраженного в numeraire <счетных деньгах>, не полностью выражает¬ ся суммой кредитных инструментов, используемых при «платеже», или даже чековыми депозитами, овердрафтами и т. д. Она выражается общей суммой, которой при желании мог бы располагать индивид, т. е. суммой, имеющейся в его распоряжении в некоторой измеримой форме, в совокупности с тем, что может быть названо потенциальным кредитом, не поддающимся измерению, но имеющим значение в любой ситуации. Я думаю, мы можем допустить, что именно эта сумма имеется в виду, когда говорят о том, что кто-либо «пользу¬ ется кредитом».
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 947 используемыми для платежа и предоставления ссуды,6 нет суще¬ ственной разницы и спрос, поддерживаемый «кредитом», воз¬ действует на цены в принципе так же, как и спрос, поддержива¬ емый законным платежным средством, мы станем на путь созда¬ ния полезной теории кредита и, в частности, продвинемся к открытию связей между ценами и процентом. Прежде чем обра¬ титься к теории этих связей, разработанной в рассматриваемый период, мы должны рассмотреть препятствия, которые помеша¬ ли многим авторам принять два упомянутых утверждения. Мы уже видели, что таким препятствием служит сама по себе моне¬ тарная теория кредита, поскольку, объясняя теорию сети кре¬ дитных «платежей» исходя из случая оплаты полноценными ме¬ таллическими деньгами, эта теория ставит законные платежные средства в привилегированное положение. Но нам следует также рассмотреть некоторые практические причины возражений про¬ тив анализа, который ставит «деньги» и «депозиты» по сути в равное положение. Во-первых, закон по-разному трактует разные типы средств платежа. В случае законных платежных средств он настаивает на их безусловном принятии; в случае акцептированного и индоссиро¬ ванного переводного векселя он на этом не настаивает. Для юри¬ ста эти типы средств платежа никак не могут быть «одним и тем же», поскольку кредитный инструмент несомненно является толь¬ ко денежным требованием. Во-вторых, в связи с вышесказанным «деньги» и «кредит¬ ные бумаги», а также различные формы «кредитных бумаг» на практике по-разному подходят для разных целей. Они не явля¬ ются совершенными субститутами друг друга: законные платеж¬ ные средства являются универсальными средствами платежа, банк¬ ноты и депозиты используются не так широко; акцептированные и индоссированные переводные векселя могут обращаться толь¬ ко в относительно узком кругу коммерческих и торгово-промыш- ленных фирм. И только из законных платежных средств в боль¬ шинстве исторических случаев состоят подлинные резервы бан¬ ковской системы. Конечно, эти различия весьма важны, и без их учета никто не стал бы пытаться объяснить функционирование данной денежной системы. Вот почему понимание Торнтоном 6 Для юристов повторю, что слово « платеж» используется не в юридиче¬ ском смысле — кроме окончательного платежа в юридическом смысле (solutio) оно включает также и то, что юридически является простой заменой оконча¬ тельного платежа (datio in solutionem).
948 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. того факта, что разные средства платежа могут на некото¬ ром уровне абстракции рассматриваться как по сути одинако¬ вые, было важным аналитическим достижением, поскольку про¬ стой практик обычно находится под впечатлением скорее техни¬ ческих различий, чем глубинного сходства.7 Но именно по этой причине вполне понятно, что, хотя взгляды Торнтона благода¬ ря помощи Дж. С. Милля со временем одержали верх, противо¬ положные взгляды всегда находили сторонников. И это было одной из причин (хотя и не единственной), заставлявших неко¬ торых авторов решительно отказываться признать, что «кредит» воздействует на цены.8 В схоластической системе, где процент рассматривался про¬ сто как цена за пользование деньгами, «реальный» или «номи¬ нальный» процент — это всего лишь наклейка на пустой короб¬ ке. В этой системе не существовало проблемы прямой связи по¬ добного рода, так же как и в кейнсианской системе.9 Но когда под влиянием А. Смита начал преобладать подход Барбона, со¬ гласно которому процент есть часть доходов бизнеса, причитаю¬ щаяся поставщику физического капитала, неизбежно должен был возникнуть вопрос, как этот процент соотносится с процентом на рынке денежных займов, представляющим собой отдельное явление. А. Смит ответил,10 что процентная ставка по займам на денежном рынке была всего лишь тенью «нормы прибыли» на реальный капитал (последний «ссужается в форме денег», как стали говорить впоследствии) и что количество денег, как бы его ни определяли, не имело с ним ничего общего. Крайне важно понять, что это мнение оставалось доминирующим в течение все¬ 7 Мы могли бы говорить об истинном открытии Торнтона, если бы не тот факт, что это открытие было сделано задолго до него. См., например, работу Discourse (1697), приписываемую Поллексфену, о которой мы упоминали выше, в части II, главах 3 и 7. 8 К их числу нужно отнести Тука даже после того, как он признал существенное сходство между банкнотами и депозитами, если принять бук¬ вально некоторые из его высказываний. Но этот отказ, в свою очередь, можно интерпретировать по-разному. Ниже мы к этому еще вернемся. • Конечно, если копнуть поглубже, проблема вновь возникнет в обеих системах. 10 Ключевой работой было эссе Д. Юма «О проценте» {Hume D. Of Inte¬ rests/Political Discourses. 1752). А. Смит с полным одобрением приводил его довод против мнения Локка, JIo и Монтескьё, что американские золото и серебро явились причиной падения процентной ставки в Европе (Wealth. Р. 337), но полностью не использовал остальную часть теории Юма, которая, предвос¬ хищая более поздние идеи, несколько продвинулась и воздала должное де¬ нежному фактору. Торнтон усовершенствовал позицию Юма, но ни он, ни Дж. С. Милль не были вполне справедливы в своей критике его теории. Неко¬ торые основные моменты теории Юма, как известно, предвосхитил Кантильон.
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 949 го XIX в., по меньшей мере до Викселя; его, как вскоре будет объяснено, разделял и Рикардо, и даже вклад Торнтона в про¬ блему зависимости между «деньгами», ценами и «реальной» про¬ центной ставкой, дающий основание для других выводов, был в большой степени забыт, несмотря на свою важность. Торнтон соотносил количество и скорость обращения денег и других средств обращения с процентом следующими четырьмя способами: 1) он был первым, кто указал, что высокая учетная ставка привлечет золото из-за границы; 2) он также указал на связь между преобладающей номинальной ставкой процента и желанием населения держать на руках наличность;11 3) он ука¬ зал на влияние, оказываемое ожиданиями будущего уровня цен на процентную ставку по ссудам;12 4) и, наконец, поднимаясь выше обычной полемики на тему, имеют ли банки возможность «накачивать деньги в обращении», он представил полный анализ (все его основные моменты) рынка заемных средств, который опирается на основную теорему равновесия; согласно последней, процентная ставка по займам (денежный процент) стремится срав¬ няться с ожидаемой предельной прибылью от капиталовложений 11 Хотя потери, связанные с хранением праздных денежных средств, изменяются в зависимости от процентной ставки и этот факт имеет значение, он не может быть причиной эмпирической корреляции между большими сум¬ мами хранимых наличных денег и низкой процентной ставкой: и большие остатки наличных денег, и низкие процентные ставки являются следствиями решения ограничить операции в депрессивных ситуациях, и между ними была бы корреляция даже при полном отсутствии функциональной зависимости. 12 Этим доказательством, изложенным в первых двух «Речах», прило¬ женных к работе Paper Credit (p. 335-336), изданной в серии Library of Economics reprint, вполне можно восхищаться. Легко можно увидеть, что в период снижения (роста) цен кредитор получает больше (меньше) благ, чем было предусмотрено договоренностью. Труднее, но все же еще достаточно лег¬ ко понять, что если предусмотреть этот факт, то он повлияет на условия контракта о предоставлении займа — будет предусмотрена более низкая или более высокая денежная процентная ставка. Но Торнтон понял, что это неубе¬ дительно, по крайней мере в случае, если ожидаются умеренные изменения цен, до тех пор, пока не открыт механизм, приводящий к такому результату даже при отсутствии того, что можно назвать сознательными ожиданиями. Поэтому он указал, что если цены растут (падают), то должник получит при¬ быль выше (ниже) ожидаемой, и это побудит его делать более (менее) крупные займы — в этом смысле данный случай относился к вышеуказанному пункту (4) — и это вызовет тенденцию адаптации процентной ставки к растущему (падающему) уровню цен. Следует отметить, что в качестве оговорки для крат¬ косрочного периода это идеально вписывается в то, что было названо в тексте ♦ признанным мнением* относительно связи между нормой прибыли на реаль¬ ный капитал и процентной ставкой по денежной ссуде. Независимо друг от друга вновь вернулись к идее Торнтона Ирвинг Фишер в 1896 г. (см. ниже, часть IV, глава 5, § 7Ь) и ранее Маршалл.
950 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. (предельной эффективностью капитала).13 Это требует более де¬ тального рассмотрения. Во-первых, теорема Торнтона возникает в ходе доказатель¬ ства, что в логике самого кредитного механизма, за исключени¬ ем конвертируемости, не существует какого-либо иного ограниче¬ ния, способного помешать банку превысить лимит кредитова¬ ния, за которым начнется инфляционный рост цен.14 В частности, таким ограничением не является «разумная банковская практи¬ ка», т. е. практика давать ссуду только под хорошее обеспечение или учитывать только надежные коммерческие векселя. При¬ чина, разумеется, в том, что кредитная экспансия, если она не сопровождается компенсирующим сокращением расходов людей, не входящих в число заемщиков, увеличит денежные доходы, а следовательно, сдвинет вверх кривые спроса на товары и услуги (но не обязательно цены на них); таким образом, каждая волна дополнительных займов ex post оказывается оправданной. По¬ добная экспансия ссуд может, по крайней мере в благоприятных обстоятельствах, быть вызвана предложением займов под про¬ центную ставку ниже ожидаемых предельных прибылей. Други¬ ми словами, равновесие теоремы Торнтона неустойчиво: рост зай¬ мов сверх равновесной суммы со временем (не обязательно сразу) выльется в рост цен. Если процентная ставка будет удерживать¬ ся на прежнем уровне (приведшем к первой экспансии), дальней¬ шие займы будут по-прежнему выгодны при новом уровне цен; за этим последует дальнейшая кредитная экспансия и т. д. без 13 Читатель сам должен решить, точно ли передает данная формулиров¬ ка, облаченная в современную терминологию, идею Торнтона: хотя она осно¬ вывается на многих отрывках, она выражает в основном мысль, изложенную в работе Paper Credit (p. 253-254). В рассуждениях Торнтона о процентной став¬ ке Банка Англии не наблюдается существенных расхождений с банковской практикой того времени. Не должно возникать также сомнений относительно того, что Торнтон говорит просто о «текущей норме торговой прибыли». Но независимо от того, досконально ли передан мною смысл этой фразы, элемент ожидания входил во многие другие аргументы Торнтона (см. р. 158) и был совершенно обычным для литературы того периода (Дж. С. Милль пользовался им в Основах (кн. III, гл. 12, § 3)). Но добавление прилагательного «предель¬ ные* к существительному «прибыли», по крайней мере применительно к при¬ были фирмы, находящейся в наименее благоприятных условиях, является заслугой Рикардо. Бели моя интерпретация не вызывает возражений, то не должен вызывать возражений тезис, что Торнтон выдвинул теорему, которая явилась основополагающей для анализа Маршалла—Викселя—Хоутри. Таково же и мнение профессора Хайека. 14 Торнтон интересовался главным образом ссудами Банка Англии и эмиссией его банкнот. Однако он вполне понимал сложности, возникающие в результате влияния этой эмиссии на эмиссию провинциальных банков и на поведение лондонских банкиров и «других дисконтеров». Это, по-видимому, служит подтверждением обобщающего вывода, сделанного в нашем тексте.
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 951 какого-либо установимого предела, и мы получим викселевский «кумулятивный процесс» (изложение и критика даны ниже, часть IV, глава 8, § 2). Следовательно, для устойчивости нужны дру¬ гие условия, такие как конвертируемость (прямая или косвен¬ ная) банкнот и депозитов в золото. Этот практический вывод, если не анализ Торнтона в целом, был широко признан, в том числе Кингом, Рикардо, Джоплином и Сениором. Дж. С. Милль также принял его, хотя и смягчил — предположительно под влиянием Тука. Лорд Кинг был, насколько мне известно, первым, кто последовал за Торнтоном (см.: King. Thoughts on the Effects of the Bank Restriction. 1803). Рикардо решительно принял его доктрину, по крайней мере в ошибочной форме, согласно которой если банки «взимают процентную ставку ниже рыночной, то нет такой суммы денег, которую они не могли бы ссудить» (Начала, гл. 27; см., однако, High Price of Bullion. 1810). Сениор высказался аналогичным образом (см.: Industrial Effi¬ ciency and Social Economy/Ed. S. L. Levy. 1928. Vol. II; эссе представля¬ ет собой отклик на памфлет лорда Кинга), пользуясь термином «обыч¬ ная» ставка. Поскольку сама рыночная или обычная ставка может быть ниже того равновесного уровня, который способен предотвратить кре¬ дитную инфляцию, Рикардо и Сениор, очевидно, имели в виду нечто вроде «реальной процентной ставки» Викселя. На это, по-видимому, указывает другая ошибочная фраза Рикардо из цитируемого мной абза¬ ца; он допускает «регулирование» процента «нормой прибыли, которую можно получить от использования капитала и которая совершенно не зависит от количества или ценности денег». Совершенно ясно, что в дан¬ ном абзаце сталкиваются противоположные наборы аргументов. С од¬ ной стороны, Рикардо хотел поддержать то, что выше было названо смитианским взглядом на связь между «реальной» и денежной процент¬ ной ставкой. С другой стороны, ни один практикующий финансист не мог бы отрицать, что любое увеличение массы средств обращения, будь то золото, или банкноты, или что-либо еще, имеет тенденцию понижать процентную ставку, по крайней мере временно. Он согласовал теорию Торнтона со своей количественной теорией, хотя она совсем в нее не вписывалась, во-первых подчеркнув «временный» характер этой тен¬ денции, а во-вторых, как мы вскоре увидим, особо подчеркивая (вплоть до исключения всего остального) инфляционный эффект такого роста денежной массы. Тук мог бы указать и в какой-то степени указал на существование множества оговорок относительно утверждения, что низ¬ кие процентные ставки ведут к росту цен. Но, увлекшись полемикой, он в итоге стал отрицать наличие подобных связей так же необоснован¬ но, как отрицал наличие каких бы то ни было связей между количеством денег и ценами. В данном пункте, как и в других, Дж. С. Милль «раци¬ онализировал» Тука. Он сделал это с помощью формулы, согласно кото¬ рой сами по себе займы, предоставляемые банками, воздействуют на
952 Часть IIL С 1790-х по 1870-е гг. процентную ставку, а не на цены, но поскольку «деньги, находящиеся в обращении, поставляются банкирами и выпускаются в виде займов» (Principles. Book III. Ch. 23, § 4), то банковские займы создавая сред¬ ства обращения воздействуют на цены, а не на процентную ставку. Признание за банками способности создавать средства обращения (что Тук отрицал в своей работе Inquiry) столь же интересно, как признание связи между ссудой и возвратом ссуды, с одной стороны, и экспансией и сокращением средств обращения — с другой, которой придавалось такое большое значение в США. В этой зависимости некоторые из наи¬ более наивных американских специалистов по «излечению» денежного обращения усмотрели (возможно, и до сих пор усматривают) источник всякого зла. Как будет вскоре показано, Дж. С. Милль никак не исполь¬ зовал эти положения, хотя ни одно из них не ускользнуло от его внима¬ ния и, видимо, от внимания его читателей. Во-вторых, Торнтон, конечно, прекрасно знал, что описыва¬ емый им инфляционный процесс предполагает некомпенсирован¬ ную кредитную экспансию. Если рост займов скомпенсирован, например, путем сбережений, то он не приведет к запуску данно¬ го процесса. Но поглощенный изучением функционирования «бу¬ мажного кредита» в военное время, он не обратил внимания на данное обстоятельство и не сформулировал условие устойчивого равновесия на рынке ссужаемых фондов; это условие в формули¬ ровке Викселя 1898 г. гласит, что сумма займов должна рав¬ няться добровольным сбережениям населения. До некоторой сте¬ пени эта лакуна была заполнена Джоплином15, хотя ему за это воздали еще меньше чести, чем за то, что он предвосхитил прин¬ цип банковской политики относительно банкнот Банка Англии, введенной в действие законом Пиля. Подобно Рикардо, он реши¬ тельно не одобрял способность банков путем кредитования созда¬ вать дополнительные средства платежа, но не отрицал, подобно другим, ее существование и указывал, что если бы удалось ли¬ шить банки этой способности, и тем самым помешать им довести сумму предоставляемых займов до величины, превышающей сбе¬ 15 Joplin Thomas. 1) Outlines of a System of Political Economy... together with the Fourth Edition of an Essay of the Principles of Banking. 1823; 2) Analysis and History of the Currency Question. 1832. Джоплин был первым, кто предло¬ жил банковскую систему со стопроцентными резервами. Идея заключалась в том, чтобы денежный процент вел себя так же, как при чисто металлических деньгах, а создание банковских средств обращения (создание средств платежа путем ссуд) стало невозможным. В его тщательно разработанном проекте труд¬ ность, с которой сталкиваются все подобные схемы, выступает очень ясно: предотвращение создания банком суррогатных денег не помешает сделать это торговле. (Думаю, что термин «суррогатные деньги» (near-money) создан аме¬ риканцами по аналогии с «суррогатным пивом» (near-beer).) Однако в его схеме все же допускается нарушение равновесия денежного рынка путем при¬ тока золота.
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 953 режения общества, то могло бы существовать устойчивое равно¬ весие на денежном рынке. Следует отметить, что в таком случае теорема равновесия представляет не что иное, как особый способ изложения теории сбережений и инвестиций Тюрго—Смита. В-третьих, Торнтон понял не только то, что банковские кре¬ диты, увеличивающие количество средств платежа, могут скорее стимулировать рост объема производства, чем рост цен, если они вливаются в экономику с неполным использованием ресурсов,16 но также и то, что даже после достижения полного использова¬ ния ресурсов кредитная экспансия все еще может оказывать ка¬ кое-то влияние, хотя он тут же попытался показать, что это влияние будет слабее инфляционного (Paper Credit. P. 236, 239 ££). Если какие-либо денежные доходы не возрастают соответствен¬ но ценам, то их получатели могут быть вынуждены сократить свои покупки товаров и услуг, т. е. делать вынужденные сбере¬ жения, могущие привести к росту реального капитала так же, как и сбережения в обычном смысле. Таким образом, Торнтон предвосхитил идею Викселя о вынужденных сбережениях. Но Бентам, предложивший сам термин «вынужденная бережливость», гораздо глубже разработал данный вопрос, то же самое можно сказать и о Мальтусе.17 Рикардо был глух к предложению Торн¬ 16 Практическое значение данной истины невелико, поскольку неполное использование ресурсов обычно имеет место в периоды депрессии, когда нет спроса на дополнительный кредит. Но ее теоретическое значение тем не менее весомо, поскольку вынуждает нас признать существование связи между мас¬ сой средств обращения и объемом производства, которую решительно отрица¬ ла рикардианская или строгая количественная теория. 17 Эта часть истории экономической мысли блестяще освещена профессо¬ ром фон Хайеком в статье A Note on the Development of the Doctrine of «Forced Saving» (Quarterly Journal of Economics. 1932. Nov.); мы отсылаем читателя к этой работе, чтобы он мог ознакомиться с подробностями. Анализ вынужден¬ ных сбережений Бентама содержался в более позднем дополнении к его работе (Manual), часть которого была опубликована в 1798 г. Дюмоном, а почти вся работа включена в собрание сочинений (Works), опубликованное в 1838-1843 гг. Хайек утверждает, что обсуждаемый отрывок «получил окончательную форму в 1804 г.» и, вероятно, был написан в общих чертах раньше. Однако, согласно правилам, которым я следую при определении приоритета, у меня нет иного выбора, как только датировать эту теорию 1843 г., хотя, возможно, профессор фон Хайек прав, полагая, что Бентам ознакомил своих друзей- экономистов с ее содержанием. Взгляды Мальтуса изложены в его обзоре рабо¬ ты Рикардо High Price of Bullion (Edinburgh Review. 1811. Febr.). В ответе Рикардо, приложенном к 4-му изданию High Price of Bullion, высказана мысль, что получатели фиксированных доходов могли бы сократить свои сбережения вместо сокращения расходов на предметы потребления. Что касается Мальту¬ са, то следует признать его субъективную оригинальность, поскольку ему не¬ чем было руководствоваться, кроме непоследовательных и неубедительных, хотя и далеко ведущих замечаний Торнтона, и поскольку нет оснований думать, что он был знаком с анализом Бентама. Джоплин в работе Views on the Currency (1828) использовал термины «вынужденная» и «добровольная экономия».
954 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. тона и, даже не рассмотрев внимательно саму проблему, упрямо повторял вновь и вновь,18 что «фиктивный» капитал не может стимулировать промышленность, что капитал может быть создан только путем сбережений, а не с помощью банковских операций и т. д. Конечно, на то была причина. В данном вопросе, как и в других, Рикардо был пленником раз и навсегда сложившихся идей. В данном случае он прикрепил свой флаг к древку жест¬ кой количественной теории. Количественная теория подразуме¬ вает, что между количеством «денег» и объемом производства нет никакой связи. И Рикардо даже не хотел допускать возмож¬ ности таковой. Дж. С. Милль разрывался между двумя противоположными взглядами. Почти с уверенностью можно сказать, что именно под влиянием Бентама он развил идею, что экспансия банков¬ ского кредита может привести к «превращению дохода в капи¬ тал» (это была стандартная формула того периода применитель¬ но к сбережениям), и даже использовал выражение «вынужден¬ ное накопление»,19 которое можно рассматривать как попытку усовершенствовать выражение Бентама «вынужденная бережли¬ вость». Как мы видели, в работе Милля «Основы» вполне при¬ знан факт создания банками средств платежа путем предоставле¬ ния ссуд, а это подразумевает признание вынужденных сбереже¬ ний. И все же мы здесь читаем о «свободном капитале», «помещенном в банки или представляемом банкнотами», кото¬ рый вместе с капиталами тех, кто «живет на проценты от своей собственности, образуют общий ссудный фонд страны» (Книга III. Глава 23, § 2 <Милль. Основы. Т. И. С. 415>). Во всем этом и в общем содержании данной главы преобладает влияние Ри¬ кардо. Но в шестом издании20 появилась сноска, подтверждав¬ шая его раннюю точку зрения. После этого ведущие экономисты практически забыли обо всем, что касается «создания дополни¬ тельных депозитов» и «вынужденных сбережений», забыли на¬ столько, что смотрели с подозрением на эти понятия, заново 18 Некоторые примеры можно найти в работе Вайнера (Viner. Studies in the Theory of International Trade. P. 196). Аналогичные мнения выражены в ♦ Началах*. Термин «фиктивный* (по отношению к финансовым инструмен¬ там) встречается у Торнтона. 19 Эссе «Прибыли и проценты» опубликовано в Some Unsettled Questions (1844). Дата написания точно не известна, но, согласно общему предположе¬ нию, это 1830 г. 20 Это издание 1865 г., в предисловии к которому Милль выразил, осо¬ бенно в отношении данной главы, признательность за предложения и крити¬ ческие замечания «своего друга профессора Кэрнса, одного из самых глубоких из современных политэкономов*.
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 955 открытые Викселем. Позаимствуем выражение, использованное лордом Кейнсом по другому поводу: эти столь очевидно важные и реалистичные понятия приблизительно с 1850 по 1898 г. вели странную жизнь в экономическом подполье. Еще один урок, ка¬ сающийся путей человеческой мысли! Ь) Польза от полемики вокруг закона Пиля 1844 г. Для на¬ шей цели нет необходимости идти значительно дальше. Большая часть (не слишком обширная) важных аспектов, затронутых в дан¬ ной полемике, уже была обсуждена ранее. Две противостоящие друг другу группы при обсуждении этого закона стали известны как банковская и денежная школы. Нас интересуют главным об¬ разом Тук, Фуллартон и Гилбарт как представители банковской и Торренс и Оверстон как представители денежной школы. Мы уже знакомы с Туком и Торренсом, но труды последнего по банковскому делу еще не упоминались. Из длинного списка я выбираю самую раннюю его работу, относящуюся к данной области: An Essay on Money and Paper Currency (1812), а также The Principles and Practical Operation of Sir Robert Peel’s Act of 1844... (1st ed. — 1848) и Tracts on Finance and Trade (1852). Даже сейчас все эти работы стоит прочитать. Конечно, мы мимоходом упомянем несколько других имен, но тем не менее мы должны предупредить читателя, что наш выбор не адекватен ни для какой другой, кроме нашей ограниченной цели, и исключает нескольких важных авторов. Мы даже не делаем попытки охватить континентальную и американскую литературу. Что касается последней, то упомянем еще раз работу Миллера (Miller Я. Е. Banking Theories in the United States Before 1860. Ed. 1927). Джон Фуллартон (ум. 1849) составил состояние, будучи хирургом и банкиром в Индии, и начал писать о теории и политике в области банковского дела, лишь выйдя в отставку и поселившись в Англии. Его основной труд (On the Regulation of Currencies... 1st ed. — 1844) пользо¬ вался в Англии и на континенте продолжительным успехом, каким редко пользовались работы, написанные в рамках дискуссий; этот успех превышал несомненно значительные достоинства книги, но это была заметная работа, которая одновременно отвечала высоким стандартам и была доступна для не вполне профессиональных читателей. Она была также высоко оценена Марксом и пользовалась популярностью в марк¬ систских кругах до XX в. Р. Гильфердинг (Hilferding R. Finanzkapital. 1910) много и без надлежащей критичности почерпнул из этой работы. Дж. У. Гилбарт (1794-1863) всю свою жизнь был банкиром; он был од¬ ним из основателей и первым управляющим Лондонского и Вестминстер¬ ского банков, талантливым и весьма уважаемым представителем своего профессионального сообщества, которое смотрело на него как на лидера; выразителем и частично создателем того, что до конца столетия остава¬ лось ортодоксальной банковской доктриной. Ни один человек, изучаю¬ щий банковское дело, не может даже в наши дни позволить себе про¬
956 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. пустить его имевший большой успех трактат Practical Treatise on Banking (1st ed. 1827), его History and Principles of Banking (1834) и, по крайней мере, The London Bankers (1845). History of Banking in America (1837) Гилбарта может быть отнесена, как мне кажется, к отдельной амери¬ канской школе в теории банковского дела, главным авторитетом кото¬ рой он был. Сэмюэл Джонс Лойд, известный как Лорд Оверстон (1796- 1883), также был банкиром, но унаследовал богатство и положение; он был значительно более блестящей личностью и пользовался значитель¬ но большим влиянием на политических деятелей. Его проницательность, с одной стороны, и отрывочный характер работ — с другой, привели к тому, что многие поколения экономистов приуменьшали диапазон и глубину мысли этого влиятельного представителя денежной школы. Он не оставил ни одной систематической работы, и лучшее, что я в состо¬ янии сделать для читателя, это сослаться на его Tracts and other Publications on Metallic and Paper Currency (издано МакКуллохом в 1857 г.); рекомендую также его выступление перед выборным комите¬ том Палаты общин в 1857 г. (издано также МакКуллохом в 1858 г.). Ни одна из этих групп не являлась школой в нашем пони¬ мании. Внутри каждой из них существовали значительные раз¬ личия во мнениях и особенно в уровне аргументации. В действи¬ тельности в обоих случаях необходимо отличать популярную ар¬ гументацию от такой, которую можно было бы считать серьезным анализом; это различие не всегда легко уловить, поскольку лишь немногие участники полемики представили свои взгляды в виде определенной системы21 или получили безоговорочное одобрение своих собственных партий. Большинство участников атаковали не реальные взгляды, а популяризированную или даже искажен¬ ную точку зрения своих оппонентов. Большинство ученых-эко- номистов и самый выдающийся из них — Милль присоедини¬ лись к банковской школе, причем на континенте еще решитель¬ 21 Ближе всего подошли к этому Торренс и Фуллартон. Мы можем доба¬ вить Дж. У. Нормана (Norman G. W. Remarcs upon Some Prevalent Errors with respect to Currency and Banking. 1833) и МакКуллоха. Оба они — представите¬ ли денежной школы (см.: McCulloch. Treatise on Metallic and Paper Money and Banks. 1858 — работа написана для Encyclopaedia Britannica; см. также его комментарии о деньгах и законе Пиля в его издании Wealth of Nations 1850 г.). МакКуллох поддерживал денежный принцип, но при этом преувеличил связи, существующие между этим принципом и теорией Рикардо, «Отчетом о слит¬ ках» и количественной теорией как таковой. Вполне возможно одобрять закон Пиля, не поддерживая эту теорию в строгом смысле. Я пользуюсь случаем, чтобы упомянуть Джеймса Уилсона, строгого и талантливого критика из «вто¬ рого эшелона» денежной школы, основателя лондонского Economist и мини¬ стра финансов Индии, одного из тех замечательных людей, кому не повезло в истории анализа (см. его статьи, входящие в сборник Capital, Currency and Banking... 1847).
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 957 ней, чем в Англии.22 Но среди практиков и особенно директоров Банка Англии насчитывалось много сторонников закона Пиля.23 Первое, что поражает современного наблюдателя, когда он возвращается к временам той полемики, это степень согласия по основным принципам между обеими «школами».24 Ни в одной из них не было сторонников радикальной реформы денежной системы. Обе школы одинаково выступали против регулирова¬ ния денежного обращения или какого-либо радикального конт¬ роля банковских операций и кредита. Это безусловно относится к банковской школе, которая боролась против закона Пиля, не предлагая какого-либо иного метода контроля, но это же спра¬ ведливо и для денежной школы, которая хотела регулировать эмиссию банкнот именно с целью сделать денежное обращение ♦автоматическим» и предоставить полную свободу банкам, вклю¬ чая центральный. Иначе говоря, обе группы состояли из сторон¬ ников laissez-faire. Более того, обе группы решительно поддер¬ живали золотой стандарт и, в частности, регулирование обмен¬ ных курсов путем свободного притока и оттока золота. Если мы пренебрежем теми возражениями банковской школы против за¬ кона Пиля и теми аргументами денежной школы в его пользу, которые носили чисто технический характер,25 то, по-видимому, останется очень мало причин для разногласий. Кратко и не вполне 22 См., например, работы Адольфа Вагнера: Wagner Adolf. 1) Beitrage zur Lehre von den Banken. 1857; 2) Die Geld-und Credittheorie der Peel’schen Ban- kacte. 1862. Мы уже отметили его безграничный энтузиазм по отношению к взглядам Тука. Ни в интерпретации, ни в критике он не отдал должного Оверстону. Во Франции настоящий интерес вызывал только один вопрос: дол¬ жен ли Банк Франции иметь монополию на эмиссию или нет? Те, кто стоял за это, иногда призывали на помощь авторитет Оверстона; те, кто был против (Шевалье, Курсель-Сенёй и др.), иногда ссылались на авторитет Тука. 23 Нельзя забывать, что директора имели все основания приветствовать акт Пиля вздохом облегчения, поскольку он полностью освобождал их от регулирую¬ щего вмешательства, за исключением того, что касалось эмиссии банкнот. 24 Близость в научном плане между Оверстоном и Туком, несколько скрытая из-за сильной личной неприязни, проявится яснее в последнем пара¬ графе данной главы. В настоящий момент я говорю о пунктах, по которым они были согласны в вопросах денежной и банковской политики, и о типе экономики, служить которой они стремились. 25 Одним из примеров является возражение, что строгое разделение Бан¬ ка на два отдела могло бы сделать золото в эмиссионном отделе недоступным для отдела банковского обслуживания. Таким образом, отдел банковского об¬ служивания мог бы отказать рынку в помощи, когда сундуки эмиссионного отдела ломились бы от золота, что и произошло в 1847 г. Отметим мимоходом, что денежная школа была права, приуменьшая, а банковская школа ошиба¬ лась, преувеличивая значение периодических приостановок закона Пиля: их необходимость предвидел Оверстон и в действительности, хотя и неофициаль¬ но, они являлись неотъемлемой частью его схемы.
958 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. адекватно мы можем сказать, что «банковский принцип» утвер¬ ждал следующее: 1) при имеющихся условиях и банковской прак¬ тике в Англии и, в частности, при должной политике Банка Англии26 конвертируемость банкнот является достаточной мерой для обеспечения стабильности денежного обращения, на какую вообще способна капиталистическая система; 2) в любом случае, даже если тезис (1) неверен, нет смысла регулировать только эмиссию банкнот, поскольку те же проблемы вызовут и банков¬ ские вклады. Так же кратко и неадекватно мы можем изложить «денежный принцип»: 1) конвертируемость банкнот нельзя обес¬ печить, не прибегая к особым ограничениям на их эмиссию; 2) банк¬ ноты Банка Англии в действительности рассматриваются или должны рассматриваться просто как золотые сертификаты. Это не кредитные инструменты, подобно депозитам или коммерче¬ ским векселям, а основные (резервные) деньги, подобно монетам или слиткам, которые они представляют.27 Один Торренс в от¬ вет на возражение, что ограничение одной лишь эмиссии банк¬ нот бесполезно, явно пошел дальше этого узкого кредо:28 считая, как нам известно, что количество депозитов, которое может со¬ здать банк путем предоставления ссуд, тесно связано с существу¬ ющим совокупным количеством металлических денег и банк¬ нот, он утверждал, что регулирование эмиссии банкнот будет в какой-то мере способствовать регулированию создания депози¬ тов.29 Но если мы пренебрежем этим, то сразу станет видно, что 2в Эта оговорка, даже если она не сделана открыто, вполне естественна в случае столь суровой критики Банка Англии, какую высказал Тук. Но это общая оговорка. В частности, банковская школа никогда не подвергала сомне¬ нию регулирующую функцию центрального банка. 27 Важно отметить, что слова «сертификат» и «представляют» принадле¬ жат лорду Оверстону. Думаю, что лорд Оверстон с помощью этих слов дал ключ к пониманию своей позиции. Он отрицал, что банкноты Банка Англии вообще были банкнотами в том смысле, как обычно их понимали, особенно на континенте (см. прим. 28). Только на основании данной гипотезы приобретает смысл идея, что золото в совокупности с банкнотами должно вести себя так, как вело бы себя золото без банкнот (так обычно выражается «денежный принцип»). Эта идея заключается в том, что 1) количество банкнот должно в точности соответствовать имеющемуся золоту «представленному» ими, за ис¬ ключением того, что 2) следует добавить постоянное количество банкнот, унаследованное из прошлого, которое было бы весьма неудобно изъять. 28 Torrens. Reply to the Objections of the Westminster Review. 1844. 29 Ясно, что эту идею можно защитить при условии, что на нее не возложат более тяжелое бремя, чем она сможет вынести. Интересно отметить, что Торренс предвосхитил аргумент, выдвинутый в наше время Эдвином Кэн- наном (Саппап Е. Limitation of Currency or Limitation of Credit?//Economic Journal. 1924). Профессор фон Хайек (Hayek. Prices and Production. P. 2) указал, что Дагалд Стюарт уже сформулировал связанную с этим проблему в 1811 г. в работе Memorandum on the Bullion Report (Stewart Dugald. Works/Ed. by sir W. Hamilton.
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 959 основным фактом является согласие между банковской и денеж¬ ной школами в вопросе основополагающей роли конвертируемо¬ сти банкнот; по сравнению с этим их разногласия в том, нужны ли специальные гарантии этой конвертируемости, являются де¬ лом второстепенной важности. Ввиду того что банковская школа не утверждала возможности саморегулирования средств обращения в процессе конкуренции банков (зачем она стала бы настаивать на конвертируемости, если бы верила в саморегулирование?) и поскольку те, кто относился к этой школе, признавали постоян¬ ную опасность «слишком активной банковской деятельности», то, говоря о «невозможности» чрезмерной эмиссии банкнот, они имели в виду лишь то, что в условиях конвертируемости она была бы жестоко наказана. А это несомненно верно.30 Все, что денежная школа могла иметь в виду, настаивая на возможности чрезмерной эмиссии банкнот Банком Англии, это не отрицание этой очевидной истины и не утверждение не менее очевидной неправды, что в условиях конвертируемости чрезмерная эмиссия будет продолжаться, а только то, что без специального ограниче¬ ния эмиссии Банка Англии чрезмерная эмиссия может зайти достаточно далеко, и тогда уже не помогут никакие средства и наступит катастрофа. При такой интерпретации разница между обеими позициями безусловно не теряет практического значе¬ ния. Но с точки зрения анализа она заключается лишь в незна¬ чительных31 разногласиях. Закон Пиля не вмешивался существенным образом в дея¬ тельность Банка Англии. Изменение его отношения к своим кли¬ ентам и к ссудному рынку, растущая роль остатков на счетах банкиров в Банке Англии и другие черты финансовой истории Англии после принятия закона Пиля были важнее воздействия закона Пиля на политику Банка. Большая часть этих изменений медленно проникала в теорию деятельности центрального банка, которая к 1850 г. превратилась в стереотипный культ учетной 1855. Vol. VIII): «Одно мнение допускает уместность ограничения кредита посредством ограниченного денежного обращения; другое считает правильным ограничение денежного обращения посредством эффективно регулируемого и дифференциального кредита*. 80 Фуллартон (Op. cit., ch. 5) зашел, однако, слишком далеко, ожидая, что конвертируемость будет работать «с точностью часового механизма*. 31 Некоторые из этих незначительных разногласий, такие как разногла¬ сие по поводу механизма воздействия оттока и притока золота на кредит и цены, по поводу внутренних и внешних «утечек*, расхождение во мнениях о том, в какой мере закон Пиля вмешивался (косвенно или прямо) в эффектив¬ ное управление отделом банковского обслуживания Банка Англии, представ¬ ляют значительный научный интерес. К сожалению, мы не имеем возмож¬ ности подробно остановиться на этих вопросах. 17 Зак 3169
960 Часть III, С 1790-х по 1870-е гг. ставки банка, механизм действия которой анализировался почти без учета наблюдаемых фактов. Тем важнее указать, что в нача¬ ле рассматриваемого периода Торнтон вчерне набросал проект политики центрального банка значительно более широкого охва¬ та и на значительно более высоком уровне. Этому способствовало его глубокое проникновение в природу банковского кредита и его острое, но уравновешенное ощущение внутренней логики ве¬ щей. Он предвосхитил практически все, что было открыто в об¬ ласти политики центрального банка в течение следующего столе¬ тия. На с. 259 его работы Paper Credit, он суммировал свой анализ и вывел ряд правил — «Великую хартию» кредита в свободной экономике частного предпринимательства. Чтобы до¬ казать свой тезис, мне пришлось бы привести эту страницу пол¬ ностью. Ради экономии места я просто отсылаю к ней читателя. В заключение данного подпараграфа, мы должны коснуться еще одной темы. До сих пор мы имели дело главным образом с самым верхним слоем результатов аналитической работы того периода. Мы упомянули несколько важных достижений и отме¬ тим еще несколько в следующих двух параграфах данной главы. Но мы также подчеркнули, что эти достижения не достигли полного расцвета и в особенности что они не были скоординиро¬ ваны таким образом, чтобы обеспечить хороший плацдарм для работы в следующем периоде. Действительно, вместо эффектив¬ ного представления лучших результатов мы наблюдаем возник¬ новение общего мнения о природе и практике банков, которое сохранило больше слабых, чем сильных сторон анализа того пе¬ риода, но получило широкое распространение как среди банки¬ ров, так и среди экономистов и стало таким образом препятстви¬ ем дальнейшему продвижению вперед. Ради краткости мы не станем упоминать имена, кроме нескольких авторитетов из тех, кто с большим или меньшим основанием мог быть упомянут в связи с некоторыми тезисами, которые мы обсудим.32 Эти тези¬ сы имеют отношение к тому, что было названо «коммерческой теорией банковского дела», а также к части аргументации бан¬ ковской школы, но, пользуясь этими ярлыками, мы должны помнить, что ни та ни другая не имеет неразрывной связи с ними. Возможно, было бы лучше назвать данную доктрину век¬ сельной теорией банковского дела. 1. Согласно вексельной теории банковского дела, основ¬ ным — конституирующим — делом банков является финан¬ 32 Читатель найдет большое количество имен в работе JI. У. Минтса, на которую была сделана ссылка в начале данного параграфа.
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 961 сирование текущей торговли товарами, как внутренней, так и внешней. Не обязательно, что это должно происходить только в форме учета надежных торговых векселей, каждый из которых выписывается в связи с отдельной продажей, но мы оставляем наше название, поскольку этот случай рассматривался как ти¬ пичный. Однако данная концепция банковского дела, хотя все еще слишком узкая, пока не обозначает какую-либо специаль¬ ную теорию. Мы получим вексельную теорию, если добавим к приведенному выше определению банковского дела один или оба следующих тезиса: а) банки привлекают или должны при¬ влекать фонды для учетных операций с помощью вкладов, дове¬ ренных им гражданами; б) они удовлетворяют нужды торговли, не влияя на цены и не имея возможности (справедливости ради, мы должны всегда добавлять слово «обычно») повлиять на об¬ щую сумму кредита. 2. Должно быть ясно без дополнительных объяснений, что эти тезисы связаны с определенными ошибками, которые, как мы видели, были полностью опровергнуты трудами лучших ав¬ торов того периода, особенно Торнтона. Должно быть также оче¬ видно, что этот взгляд на банки как на помощников в торговле товарами, предлагающих свои деньги для удовлетворения нужд бизнеса, но не оказывающих на него давления, которые не име¬ ют никакого отношения к колебаниям цен и к чрезмерному (мягко говоря) раздуванию деловой активности, очень хорошо выражает профессиональную идеологию банкиров, которым нравится ви¬ деть себя в таком свете. Но в итоге следует заметить, что в рассматриваемой доктрине есть практическая правда и мудрость. Если изменить формулировку данной доктрины, указав, что бан¬ кирам следовало бы внимательней относиться к своей кассовой позиции и к срокам долговых обязательств и что им следовало бы с равным вниманием рассматривать лежащие перед ними за¬ явки на кредит с точки зрения их слабых мест, то она не вызы¬ вала бы возражений. Другими словами, в данном случае, как и в других, неверная теория содержит мудрый совет. Положение о том, что здравые деловые принципы учетной деятельности бан¬ ков — это все, что нужно, чтобы удерживать в равновесии эко¬ номический корабль, должно было быть признано ошибочным еще со времен Торнтона, но действия в соответствии с этим поло¬ жением помогли бы тем не менее избежать всех тяжелых кризи¬ сов в истории финансов. 3. Следовало бы отметить несколько аргументов, связанных со взглядом на роль банков как помощников в развитии торгов¬ ли, которые преследовали более значительную цель, чем внедре¬ ние ответственного подхода к предоставлению займов. Во-пер¬
962 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. вых, упомянем один аргумент, который является совершенно справедливым до тех пор, пока мы ограничиваемся рассмотрени¬ ем отдельного банковского предприятия в конкурентной системе многих банков. Кредитная экспансия для отдельного банка стро¬ го ограничена утечкой резервов, которую она со временем повле¬ чет за собой. Конечно, это не относится ко всем банкам, вместе взятым,33 но даже для них всех при действительно конкурент¬ ной системе это наказание за выход из общего строя является более действенным тормозом кредитной экспансии, чем обычно готовы признать критики банковской практики. Во-вторых, не¬ которое значение имеет и незаслуженно знаменитый закон об¬ ратного притока Фуллартона, который просто напоминает ре¬ форматорам банальный факт, что займы обычно возвращаются и что их возврат уничтожает возникшую покупательную способ¬ ность. Таким образом, хотя само по себе это не предотвращает инфляционную кредитную экспансию, существует весьма ощути¬ мая разница между случаем банковского кредита, который авто¬ матически возвращается назад, и случаем выпуска государством бумажных денег, которые «не возвращаются» автоматически. И наконец, в-третьих, упомянем центральный аргумент относи¬ тельно удовлетворения нужд торговли, который так некритично превозносился одними и столь же некритично отвергался други¬ ми. Это аргумент о том, что учет надежных векселей сам по себе содержит «должное» ограничение и, кроме того, способствует ♦эластичной» экспансии и сокращению средств обращения в за¬ висимости от расширения и сокращения производства. Эту точ¬ ку зрения поддерживали такие авторитеты, как А. Смит и Тук. Едва ли при этом необходимо указывать на ее неадекватность. Но тем важнее указать на содержащееся в ней рациональное зер¬ но. Рассмотрим самый обычный из всех обычных случаев: опреде¬ ленный товар был произведен и продан; производитель А выпи¬ сывает вексель на торговца В на соответствующую сумму; А учи¬ тывает акцептованный вексель в своем банке и тратит деньги на свое текущее производство, в то время как Б, продавая товар конечным потребителям, собирает с них деньги на погашение век¬ селя в срок; дата погашения выбирается так, чтобы он успел это сделать. Отметим, что это пример наблюдаемой практики, а не теоретического построения, что банк, ограничивающийся такого рода операциями, не может сам увеличивать кредитование, по¬ 33 Профессор Вайнер (Viner. Studies in the Theory of International Trade. P. 239 et seq) указал, что данное отличие, которое мы привыкли относить к нашему времени, когда оно проникло в теорию, было хорошо понятно уже с 1820-х гг.
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 963 скольку товары должны быть сначала произведены и проданы?* Можно также в определенном смысле утверждать, хотя это толь¬ ко один из нескольких возможных смыслов, что банковские день¬ ги такого рода изменялись бы в приблизительном соответствии с потоком товаров, не приводили бы к росту цен и обладали бы «эластичностью». Мы можем сомневаться, настолько ли важен данный случай, как считают сторонники данной доктрины. Нам может не нравиться такой тип эластичности, но у нас нет бес¬ спорных доказательств, которые позволили бы отрицать ее суще¬ ствование. Я повторяю, что ни одна из упомянутых ошибок не является однозначно связанной с позицией банковской школы или с коммерческой теорией банковского дела. 5. Международный обмен и международное движение золота Анализ денежных аспектов международных экономических связей в рассматриваемый период в той форме, какую ему при¬ дал Дж. С. Милль, оказался очень долговечным, и, хотя сейчас он находится под огнем критики, он все еще лежит в основе многих лучших трудов нашего времени.1 Чтобы оценить этот анализ, мы должны иметь в виду следующие два факта. 84 Данная версия не включает ошибку, обычно содержащуюся в утверж¬ дении, что банки не могут предоставлять кредит, превышающий «потребности* их клиентов, и, вероятно, Тук имел в виду только это. Типичная позиция респектабельного английского банкира могла утвердить его в этом мнении, как и в том, что такой способ кредитования не влиял на цены. С другой стороны, не следует забывать (это было очень наглядно показано Кеппером — см. ниже, § 6), что Тук не придерживался строго теории вексельных банковских денег. Иногда он связывал себя со значительно более широким определением потребно¬ стей клиента банка, утверждая, что никакой вид краткосрочного кредита не может никогда быть инфляционным, если служит серьезным деловым целям (он, кажется, сделал исключение для чисто спекулятивных сделок во времена «перегрева конъюнктуры*). Разумеется, такую позицию трудно не только защи¬ тить, но даже понять, если только не интерпретировать ее как естественное следствие его мнения, что банки не могут ссужать больше денег, чем сберегает общество. Но в Inquiry он допускает для них такую возможность. 1 Я думаю, что это относится к трудам не только Тауссига, но также Вайнера и Хаберлера, которые, несомненно, развили «классический* анализ, а также приняли различные новые инструменты и предложения других авторов, но не бросили вызов «классическим» основам. Эти основы оспаривал Улин и другие экономисты первого ряда, но их вклад тоже можно воспринять скорее как усовершенствования, чем как перестройку. В поддержку этого мнения мож¬ но сослаться на обзор, сделанный профессором Вайнером {Viner. Studies in the Theory of International Trade. Ch. 6). Противоположное впечатление складывает¬ ся главным образом потому, что современный анализ рассматривает другие практические проблемы и условия.
964 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. Во-первых, «авторы-классики», не пренебрегая другими слу¬ чаями, рассуждали главным образом в рамках неограниченного функционирования международного золотого стандарта. Тому было несколько причин, но одна из них заслуживает нашего особого внимания. Неограниченный международный золотой стандарт (обычно) поддерживает обменные курсы в пределах золотых то¬ чек и устанавливает «автоматическую» связь между уровнями цен внутри стран и процентными ставками. Современному обществен¬ ному мнению не нравится этот автоматизм как по политическим, так и по экономическим соображениям: ему не нравятся оковы, в которые этот автоматизм заключает государственное руководство экономическим процессом, ему не нравится золото, этот гадкий мальчишка, который выпаливает неприятную правду. Но именно по этим причинам автоматизм нравился большинству экономистов рассматриваемого периода. Хотя и в теории, и на практике они шли на компромисс и допускали контроль со стороны централь¬ ного банка, автоматизм — излюбленный термин лорда Оверстона — был для них, не принадлежавших ни к националистам, ни к этатистам, нравственным и экономическим идеалом. Разумеется, уже одно это создает большие различия между их проблемами и нашими, и эта разница в точках зрения на практические вопросы непременно должна сказаться (хотя, возможно, в этом нет ничего хорошего) в чисто аналитической работе. Во-вторых, «авторов-классиков» интересовала в основном торговля товарами. Хотя они и рассматривали международные ссуды, субсидии и контрибуции, центральными проблемами для них были денежные, связанные с торговлей товарами (плата за импорт и выручка от экспорта, приток и отток золота и связан¬ ные с ними изменения уровней цен, влияние притока и оттока золота на кредит и процентные ставки внутри страны), которым они придавали такое значение, что и все остальное трактова¬ ли с точки зрения проблем внешней торговли. Вследствие этого международные финансы не получили должного места в их ана¬ лизе; ему подвергались лишь кредитные сделки, воплотившиеся в торговых векселях (включая, правда, финансовые векселя), которые непосредственно или опосредованно соответствовали то¬ варным сделкам. Южноамериканские займы и акции горнодобы¬ вающих компаний, выпущенные в 1824 г. и преобладавшие в то время на лондонском денежном рынке, не оставили следов в господствовавшей теории. Нам представляется более естествен¬ ным противоположный подход. Мы рассматриваем международ¬ ные капитальные операции как главное явление, а торговлю то¬ варами — как второстепенное, которое контролируется главным
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 965 и объясняется им. Этого пункта достаточно, чтобы отделить со¬ временный анализ от того, что можно назвать внешнеторговой теорией международных финансов (или платежей по междуна¬ родным сделкам, или международных потоков золота). Внешнеторговая теория международных финансов так же уязвима для критики, как и теория международных ценностей, — она слишком узка.2 Следует также указать, что особые допуще¬ ния делают ее непригодной для прямого практического примене¬ ния. Но есть другого рода критика, которая пытается побить данную теорию на ее собственной территории и должна быть тотчас же упомянута, поскольку в последние двадцать лет она приобрела незаслуженную популярность. Внешнеторговая теория международных финансов подчеркивает уравновешивающую роль колебаний относительных цен. Виксель первый указал, что на¬ рушения торговых связей могут быть и часто бывают урегулиро¬ ваны без изменений цен и без движения золота. Это, конечно, верно, и ни один «автор-классик», и менее всех Рикардо, не в силах это отрицать. Но если «классическая» теория все же подвер¬ гается критике на том основании, что она придавала совершенно не оправданный вес ценовому механизму и при этом упустила из виду другие уравновешивающие факторы, то в этом случае крити¬ ка ошибочна, поскольку изменения цен такого типа, какой рас¬ сматривала «классическая» теория, подразумевают сдвиги кривых спроса, что в свою очередь влечет за собой, как мы вскоре увидим, изменения доходов. Кроме того, в системе, выбранной «классиками» для анализа, колебания цен действительно занимают ключевую позицию. Критики имеют право утверждать только то, что теория классиков несправедлива в отношении систем, где преобладают жесткие цены и перелив капиталов. И наконец, несколько авторов рассматриваемого периода открыто ввели в анализ факторы, кото¬ рые отсутствовали в классической картине.3 В-третьих, «классическая» теория международных финан¬ сов не была по своей сути нова. Торнтон, набросавший ее в общих чертах, ссылался (и одобрительно, и критично) на Локка, Юма и А. Смита, и анализ Юма, несомненно, послужил исход¬ ной точкой для работ того периода. Но Юм всего лишь четко сформулировал результат длительного развития, в ходе которого происходил медленный переход от трудов «меркантилистов» к 2 По данному вопросу см. работу Дж. X. Уильямса (Williams J. Я. The Theory of International Trade Reconsidered//Economic Journal. 1929; переизд. в сборнике Postwar Monetary Plans and Other Essays (1944. Part IV). 3 Это показал Вайнер (Viner. Studies in the Theory of International Trade. P. 293 et seq.), упомянув, в частности, Лонгфилда, Торренса и Джоплина.
966 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. доктрине «классиков». Учение Торнтона в той или иной степени преобладало среди большинства ведущих авторов рассматривае¬ мого и последующего периодов — от Мальтуса,4 через Тука до Дж. С. Милля и Кэрнса и, наконец, до Тауссига. В то же время от этого учения отошел Уитли и за ним последовал Рикардо.5 Перейдем к рассмотрению предмета спора. Мы начнем с состояния денежного равновесия между двумя странами.6 Зная теорию международных ценностей и условие равновесия, выраженное уравнением взаимного спроса (которое, как известно, включает в себя принцип сравнительных издер¬ жек), мы легко поймем, что условие денежного равновесия, ко¬ торое мы теперь должны добавить, состоит в том, что денежные требования, возникающие при совершении товарных сделок, вза¬ имно погашаются; при наших допущениях это означает, что не должно быть никакого движения золота из одной страны в дру¬ гую. Мы приступаем к исследованию свойств данного равнове¬ сия, допустив, что оно нарушено, и проанализировав меры адап¬ тации, которые последуют. Во-первых, мы допустим нарушения в сфере денег: подобно Юму, мы предположим, что в одной из двух стран количество денежного золота у каждого владельца внезапно удвоилось. Не связывая себя с какой-либо строгой ко¬ личественной теорией, мы можем утверждать, что в этой стране выраженные в золоте доходы и фонды, находящиеся в распоря¬ жении фирм, а следовательно, и расходы, возрастут, что кривые спроса на все товары сдвинутся вверх, а следовательно, возрас¬ тут цены, выраженные в золоте; что экспорт снизится, а золото будет утекать за рубеж до тех пор, пока не будет восстановлено равновесие. Никто никогда этого не оспаривал, хотя высокая степень искусственности предполагаемого процесса могла бы дать 4 См. уже упоминавшиеся в связи с другими вопросами обзорные статьи в Edinburgh Review (1811) — см. выше, раздел 3. 5 Как указывал МакКуллох, их взгляды до некоторой степени предво¬ схитил Барбон (см. выше, часть II, главы 6, 7). 8 Мы делаем следующее допущение отчасти с целью воспроизведения «классической* модели, отчасти с целью упрощения изложения: никаких меж¬ дународных экономических связей, за исключением торговли товарами с иде¬ ально гибкими (и конкурентными) ценами, а следовательно, и доходами; ни¬ какого кредита; абсолютно неограниченный международный золотой стандарт; только две страны, не слишком отличающиеся друг от друга по своим разме¬ рам, ни для одной из которых внешняя торговля не является маловажной; никакой золотодобывающей промышленности; золото, хотя и рассматриваемое как товар, выполняет лишь денежную функцию; никаких издержек, риска или потери времени, сопряженных с транспортировкой золота или товаров. Очевидно, что по-настоящему полная теория может быть выведена, если отка¬ зываться от всех этих допущений одного за другим.
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 967 простор для придирок.7 Во-вторых, вместо того чтобы допускать рост количества золота в одной из двух стран, допустим, что в ней уменьшилось количество товаров, например вследствие пло¬ хого урожая. Читатель вначале подумает, что поскольку возра¬ стет необходимость импорта продуктов питания, установится не¬ благоприятный торговый баланс, а следовательно, начнется экс¬ порт золота, в результате чего произойдет временная адаптация.8 Но, поразмыслив, он поймет, что это не совсем верно и является не обобщением аргументации Юма, а наоборот, отклонением от нее. Сам по себе плохой урожай не вызывает неблагоприятного торгового баланса. Потребности людей могут быть сокращены. Поскольку необходимость в импорте продуктов питания являет¬ ся неотложной, импорт других товаров может быть урезан. Ины¬ ми словами, жители страны, пострадавшей от плохого урожая, стали на время беднее, чем раньше, и должны привести свое потребление и инвестиции в соответствие с более низким уров¬ нем реального дохода. Но на этом более низком уровне торговый баланс может быть, а при отсутствии денег и кредита должен быть в равновесии, как и раньше. На самом деле при условии корректных рассуждений по аналогии с аргументом Юма мы все же получим пассивный торговый баланс, только это будет скорее следствие, чем причина экспорта золота. Поскольку плохой уро¬ жай не привел к снижению количества золота и поскольку мы можем допустить, что доходы и расходы в денежном выражении тоже не снизились, но при этом продается меньше товаров, цены вырастут, т. е. золото, выраженное в товарах, станет дешевле или, как мы можем сказать, относительно предыдущего уровня цен золото станет избыточным. Это приводит к урезанию экс¬ порта и благоприятствует импорту товаров, за исключением зо¬ лота, точно так же, как если бы возросли доходы, расходы и количество золота, а объем производства остался неизменным.9 Таким образом, мы свели нарушение в сфере товаров к наруше¬ нию в денежной сфере. 7 Я сократил область возможных придирок, рассуждая в терминах дохо¬ дов и расходов, а не количества денег. Однако их по-прежнему достаточно много. 8 Следующим шагом был бы рост доходов и цен в другой стране, проти¬ водействующий этому процессу еще до того, как нормальный урожай, восста¬ навливая прежние условия, повернет течение процесса в обратную сторону. 9 Было бы излишне указывать, что описанная последовательность собы¬ тий служит лишь для выражения логики процесса и в действительности не всегда должна соблюдаться. Но данное замечание не является возражением против теории. Точно так же ссылка на реальность не может служить возра¬ жением против общепринятой теории экономического воздействия специального
968 Часть III. С 1790 х по 1870-е гг. Торнтон, начавший свое исследование природы денежного равновесия в международной торговле со случая плохого урожая (Thornton. Paper Credit. P. 143), по-видимому, рассуждал в том направлении, спорность которого мы только что показали. Прав¬ да, в других местах (см., например: Ibid. Р. 244, 247) его аргу¬ ментация показывает, что он понял то, о чем я сейчас говорю. Но он сделал это так нечетко и так неуверенно, что Уитли, а позднее Рикардо были правы, утверждая, что факторы, воздей¬ ствующие на ценность или покупательную силу золота, — это одно, а воздействие самой ценности и покупательной силы золо¬ та — это совсем другое. Но они так неловко отстаивали свои взгляды, что их современникам, а также авторам более позднего времени осталось только гадать, была ли у них вообще какая- либо точка зрения.10 Была она или нет? Проявляем ли мы нечто большее, чем мелочный педантизм, усматривая причину оттока золота в том, что оно является «самым дешевым экспортным товаром», а не в плохом урожае, который превратил золото в «самый дешевый экспортный товар»? Вместо ответа я просто укажу на факт значительной важности как для истории эконо¬ мического анализа, так и для истории развития экономической мысли. Для банкиров или авторов, ставящих себя в положение налога на товар, согласно которой его цена сначала возрастает на всю сумму налога, а потом вновь падает вследствие сокращения спроса на этот товар и т. д., пока не установится на новом равновесном уровне. На практике эта последовательность не обязательна, и некоторые этапы можно опустить. Ана¬ логичным образом отток золота может начаться одновременно с оплатой до¬ полнительного ввоза зерна, а влияние неурожая на уровень цен в пострадав- шей стране не всегда сказываться в полной мере, но это не должно влиять на роль колебания цен в объяснительной схеме. 10 Относительно данной полемики см.: Viner. Canada’s Balance of Inter¬ national Indebtedness. 1900-1913. 1924. Ch. 9. Уитли и Рикардо пользовались не только неуместными или малозначимыми, но и просто ошибочными аргу¬ ментами. Например, они оба отрицали, что неурожай вызовет «избыток» денег в обращении, хотя Рикардо признал это в одном из писем Мальтусу (Letters. Р. 13). Но Уитли — возможно, потому, что он имел более ясное представление об общем уровне цен, — подошел значительно ближе, чем Рикардо, к понима¬ нию принципа, лежащего в основе данной точки зрения. Так, он смело зая¬ вил, что, несмотря на все субсидии и другие суммы, посылаемые за рубеж во время наполеоновских войн, было бы возможно осуществить «приток денег любых размеров» (Essay on the Theory of Money... Vol. 1. P. 194). He считая очевидного преувеличения, это высказывание ясно подразумевает, хотя и не утверждает принцип, согласно которому непосредственно за международными обменами и оттоками золота стоит денежный механизм, и эти потоки никогда не определялись только такими непосредственно действующими факторами, как политические выплаты или условия, которые определяют спрос на от¬ дельные товары.
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 969 отдельного банкира, естественно говорить, что независимо от их собственного поведения банки не могут расширять кредит сверх установленных для них пределов. Не менее естественно для бан¬ киров и для тех, кто изучает проблемы отдельного банка, начать с очевидного факта, что отток и приток золота являются резуль¬ татом неблагоприятного или благоприятного внешнеторгового об¬ мена, который, в свою очередь, является результатом спроса и предложения заявок на иностранные бумаги. За исключением качества отдельной бумаги, кажется, что факторы, стоящие за спросом и предложением, — это все, что необходимо проанали¬ зировать банкиру с целью постановки диагноза и прогнозиро¬ вания; к ним относятся политические факторы, экономическая конъюнктура, урожаи и т. д.; именно на эту точку зрения встал Гошен, когда писал свою знаменитую работу Theory of Foreign Exchanges (1861).11 Поскольку спрос на иностранные ценные бу¬ маги и их предложение отражают текущий (и перспективный) платежный баланс страны, мы можем назвать это «теорией меж¬ дународного обмена, основанной на концепции платежных ба¬ лансов». Могут пройти несколько спокойных десятилетий, прежде чем кто-либо заметит, что в данной теории чего-то не хватает. Но если люди продолжают применять ее в условиях резких на¬ рушений, то становится очевидным наличие еще одного факто¬ ра, не сводимого к тем, которые мы можем выявить при анализе отдельных статей платежных балансов. Речь идет о ценности (покупательной силе) денежных единиц, в которых выражены пла¬ тежные балансы. Мы можем назвать изменения ценности денеж¬ ной единицы какой-либо страны по отношению к ценности денеж¬ ных единиц других стран «относительной инфляцией» и говорить, в соответствии с этим, об «инфляционной теории международного обмена». Мы вернемся к данной теме в главе 8 части IV, сейчас я хочу лишь указать, что первые орудийные залпы продолжитель¬ 11 Георг Иоахим (позднее лорд) Гошен (1831-1907), банкир немецкого происхождения, министр финансов во второй администрации Солсбери (1886- 1892), историческая роль которого заключалась в том, что он был последним министром финансов, действовавшим в чистой традиции классического ли¬ берализма (весьма значительным является факт, что этот либерализм нашел прибежище в консервативном кабинете). Его книга дает прекрасное описание того, что должен знать высокообразованный и умный торговец иностранной валютой об иностранной валюте. С точки зрения анализа данную работу, нигде не проникающую глубже поверхностного уровня, нельзя оценить высоко. Но в ней изложены сведения, как правило недостаточно хорошо известные политикам и ученым-экономистам, а следовательно, она была подарком для тех и других. Книга пользовалась широким успехом; ее и сейчас стоит прочесть.
970 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. ной битвы между этими двумя теориями (хотя ясно, что они не могут считаться альтернативными объяснениями) были слышны уже в полемике между Торнтоном и Уитли—Рикардо; последние утверждали, что, когда в какой-либо стране золото становится «избыточным» или «самым дешевым экспортным товаром», дан¬ ная страна испытывает «относительную золотую инфляцию». Таким образом, Уитли и Рикардо действительно имели точку зрения, причем такую, которая есть нечто больше, чем простое резонерство, хотя в том, что касается их нападок на Торнтона, они, пожалуй, были не правы, поскольку нельзя сказать, что острый ум Торнтона допускал серьезные ошибки в аргумента¬ ции, касающейся платежного баланса. Если страны находятся в монетарном равновесии по отно¬ шению друг к другу, то, как было указано выше, золото распре¬ деляется между ними таким образом, что становится невыгод¬ ным перемещать какую-либо его часть из одной страны в дру¬ гую. Мы можем выразить эту мысль, сказав, что покупательная сила золота находится на уровне международного паритета или, если смотреть на это с точки зрения инфляционной теории ино¬ странной валюты, этот паритет и его колебания являются (не¬ посредственно) определяющими факторами на рынке иностран¬ ной валюты. Эта теория паритета покупательной способности или какая-либо ее рудиментарная форма уходит своими корнями глубоко в прошлое и, как мы уже видели, может быть приписа¬ на Малину. Во время Первой мировой войны особую формули¬ ровку этой теории стали связывать с именем Касселя. Но основ¬ ной принцип теории следует приписать Уитли и Рикардо,12 в чьих работах он встречается (как потом и в работе Касселя) в характерном сочетании со строгой (и достаточно примитивной) версией количественной теории.13 Рассуждения «классиков» о притоке и оттоке золота и валютных курсах могут быть без труда распространены на 12 Профессор Вайнер придерживается другого мнения (Viner. Op. cit., p. 126 и 382 et seq.). Но причина состоит лишь в том, что он приберегает этот термин для версии данного принципа, выдвинутой Касселем. Эту версию, конечно, нельзя приписать Рикардо, всегда избегавшему концепции уровня цен, являющейся основной для версии Касселя, но не для самого принципа. Сражения экономистов с возникающей концепцией уровня цен были описаны выше. 13 На некотором уровне монетарной теории количественная теория и теория паритета покупательной способности являются просто дополнениями или даже двумя разными аспектами одной и той же концепции. Можно пока¬ зать, что на других уровнях их можно сформулировать так, чтобы они стали логически независимыми, но все же связанными положениями.
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 971 рассуждения о неразменных бумажных деньгах.14 Труднее при¬ менить их к случаям займов, субсидий и абсентеизма15 — стан¬ дартной теме экономической теории того периода. Конечно, только что описанное расхождение во взглядах переносится и на дискуссию, касающуюся этих случаев. Но это не единствен¬ ная проблема. Все эти случаи, и особенно внешние займы, вы¬ зывают вопросы, которые не могут быть удовлетворительно истолкованы с помощью схемы, выведенной применительно к случаю чудесного прироста количества золота в одной стране или неурожая; кроме всего прочего, эффект дохода начинает играть качественно иную, а процент — решающую роль. Есте¬ ственно, результаты таких исследований были неудовлетвори¬ тельными. Тем не менее современные критики-ради-критики часто ошибаются, не уделяя достаточно внимания особым усло¬ виям сделок, рассматриваемых отдельными авторами, и пос¬ ледовательности событий, определяемой этими условиями. Возьмем принадлежащую Дж. С. Миллю знаменитую трактовку односторонних политических выплат (скажем, ежегодной кон¬ трибуции), послужившую отправной точкой дискуссии и выз¬ вавшую обильную критику при обсуждении германских репара¬ ций после 1920 г. (Principles. Book III. Ch. 21, §4). Трактовка Милля коротка и сверхупрощена, но по сути верна в отноше¬ нии одного из рассматриваемых случаев, а именно того, где получатель настаивает на получении годовых денежных сумм, первую из которых страна-должник не может выплатить иначе, как собрав ее из карманов своих граждан. В данном случае перемещение золота не является результатом действия автома¬ 14 Уитли (Wheatley. Essay on the Theory of Money. 1807) видел яснее других, что даже в этом случае именно ♦избыточность», т. е. давление на уровень цен, а не какое-либо происшествие в мире товаров как таковом, мо¬ жет вызвать неблагоприятное изменение обменных курсов. Отголосок этой мысли присутствует в неадекватной трактовке данной темы Дж. С. Миллем (Основы, кн. III, гл. 22, § 3). 15 Ирландские землевладельцы, жившие в Англии на ренту со своих ирландских поместий, служили объектом широкого обсуждения, при этом основной экономический вопрос заключался в том, имело ли для ирландского народа какое-либо значение, что они жили и тратили свои средства в Англии, а не в Ирландии. МакКуллох дал отрицательный ответ на том основании, что не имеет значения, где человек потребляет то, что он потребляет (McCulloch. Essay Showing the Erroneousness of the Prevailing Opinions in regard to Absen- teeism//Edinburgh Review. 1825; переизд.: Treatises and Essays on Money, Exchange, Interest. 1859); Сениор дал слабо-утвердительный ответ (Edinburgh Review. 1825; см. также: Senior. Outline. P. 156). Некоторый аналитический интерес представляет работа М. Лонгфилда (Longfield М. Three Lectures on Commerce and One on Absenteeism. 1835. Ed. London-School Reprint, 1937).
972 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. тических механизмов, а задается начальными условиями про¬ блемы. В таких условиях падения цен в стране-плателыцике вряд ли удастся избежать. Это приведет к росту экспорта и снижению импорта и должно вызвать возврат золота в страну, но в том виде, как Милль построил этот пример, притязания страны-плательщика на это золото будут поглощены требовани¬ ями страны-получателя выплатить следующий взнос годовой контрибуции, таким образом запасы золота, доходы, расходы и цены в стране-плателыцике падают, а ее избыточный экспорт сохраняется. Несомненно, можно дать пример другой ситуации, где совсем не будет ни переливов золота, ни колебаний цен, а будут только изменения доходов и товарных потоков. Оба при¬ мера служат иллюстрацией важного, с точки зрения классиков, положения, заключающегося в том, что истинным уравновеши¬ вающим фактором является движение товаров. И ни один из этих случаев нельзя считать достаточно реалистичным. 6. Единый экономический цикл Одним из наиболее важных и одним из немногих по-насто¬ ящему самобытных достижений рассматриваемого периода, было открытие и первичный анализ экономических циклов. Кризисы 1815, 1825, 1836-1839, 1848-1849, 1857 и 1866 гг. поставили этот феномен в центр внимания даже наиболее академичных экономистов. Однако аналогичные кризисы происходили с ана¬ логичной регулярностью в XVIII в., но тем не менее в то время данная тема никого всерьез не заинтересовала: никто не делал четкого различия между периодическими кризисами и влияни¬ ем войн и другими внешними нарушениями экономического про¬ цесса. В этих кризисах не видели ничего, кроме случайных не¬ приятностей или результата маний, ошибок или неправильного поведения. Первые намеки на возможность существования бо¬ лее глубоких причин экономических крахов, причин, внутренне присущих экономическому процессу, встречаются еще в ♦мер¬ кантилистской» литературе, главным образом в связи с идеями, которые позднее были разработаны в виде различных теорий недопотребления. Но до начала полемики по поводу перепроиз¬ водства во время и после наполеоновских войн эти идеи не были высказаны ясно. Эта полемика, о которой мы уже знаем, закон¬ чилась временным поражением теорий цикла. После некоторых дополнительных комментариев по поводу этой полемики мы рас¬ смотрим анализ экономических циклов, которым мы обязаны
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 973 главным образом Туку и лорду Оверстону, и закончим вкладом Маркса в данную проблему. Более широкую трактовку данной темы читатель может найти в труде фон Бергманна.1 Факты, касающиеся кризисов, в первую очередь привлека¬ ющие внимание прессы прессы и публики, которые, естественно, приписывают им такие результаты, как банкротства и без¬ работица, — это резкое сокращение кредитов и затоваривание; пресса и публика являются заядлыми сторонниками монетарных и перепроизводственных «теорий» цикла.2 Именно против по¬ пулярных идей такого типа выступал Ж. Б. Сэй в главе о «зако¬ не рынков». Как уже отмечалось, в том, что касается кризисов, главная заслуга этого закона была негативной. Сэй успешно по¬ казал, что, каким бы значительным ни представлялось явление перепроизводства в истории отдельных кризисов, отсюда нельзя вывести никаких причинно-следственных объяснений: нет ника¬ кого смысла в утверждении о том, что кризис произошел вслед¬ ствие всеобщего производства «слишком большого» количества продуктов. Будучи негативным, этот вклад все же оставался очень важным. Можно сказать, что он положил начало научному ана¬ лизу экономических циклов, отличающемуся от идей доанали- тического периода. Но позитивное применение, которое Сэй пы¬ тался найти своему закону, значительно менее ценно. Он сделал из него ошибочный, хотя внешне логичный, вывод, что если общее перепроизводство не являлось объяснением явления кри¬ 1 Bergmann Eugen, von. Die Wirtschaftskrisen: Geschichte der national- Okonomischen Krisentheorieen. 1895. Большинство авторов систематических трудов по экономическим кризисам дают некоторую информацию, касающую¬ ся истории анализа экономических циклов; имеется несколько других работ по истории теорий цикла. С точки зрения аналитических достоинств работа профессора Фридриха Лутца (Lutz Fridrich. Das Konjunkturproblem in der NationalOkonomie. 1932) находится на значительно более высоком уровне, чем работа фон Бергманна. Тем не менее последний, насколько я знаю, является единственным, кто изложил результаты широких исследований в литературе того периода; это удивительный факт, ведь речь идет о теме, которая занимает такое большое место в современных трудах. Усилия ученых были направлены скорее на изучение работ отдельных авторов или групп авторов или на реше¬ ние отдельных проблем или теорий, чем на всесторонний обзор. Например, Георг Кеппер написал прекрасную работу, посвященную Туку и Оверстону (Kepper Georg. Die Konjukturlehren der Banking-und der Currency-schule. 1933). Американские работы см.: Miller Я. E. Banking Theories in the United States before 1860. 1927. Ch. 16. 2 «Теория» экономических циклов в наши дни представляет собой нечто значительно большее, чем объяснительная гипотеза: это целый аппарат теоре¬ тических и статистических инструментов анализа. Было бы правильно ска¬ зать, что в XIX в. гипотезы, касающиеся «причин» кризисов или циклов, были главным, если не единственным, содержанием того, что подразумевалось под теориями кризисов.
974 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. зиса, то в основе проблемы должно лежать частичное перепроиз¬ водство, т. е. некоторые товары не продаются, поскольку отсут¬ ствуют дополняющие их товары, а кажущееся перепроизводство одних товаров в действительности является недопроизводством других. Теория кризисов, основанная на диспропорциональности про¬ изводства,3 которая получила такое название позднее, в XIX в. захирела, хотя на протяжении всего этого столетия у нее были приверженцы. Одним из них был Рикардо. Слегка усовершен¬ ствовав идею главы 19 своих «Начал», он создал довольно разум¬ ный, но, конечно, неадекватный аргумент, состоящий в том, что «внезапные перемены» в «торговых каналах» являются наиболее важной причиной нарушения процесса. Как нам известно, Сисмонди и Мальтус (за которым после¬ довал Чалмерс) были лидерами в кампании против закона Сэя, причем некоторые из их аргументов были предвосхищены более ранними авторами, в первую очередь Лодердейлом. Очень трудно дать общее название их теориям, которые никто из них полнос¬ тью не систематизировал и которые у обоих, особенно у Мальту¬ са, были скорее теориями стагнации и продолжительной безра¬ ботицы, чем теориями «кризисов». Мальтус, по крайней мере, выражался более определенно, и ему можно записать в кредит (или в дебет) теорию недопотребления, принадлежащую к подви¬ ду теорий избыточного сбережения:4 стагнация наступает, когда 3 Рассматриваемая Сэем диспропорция была главным образом нарушени¬ ем равновесия в пределах одного и того же этапа производственного процесса: перепроизводство обуви по отношению к производству пальто. Нам лучше придерживаться этого значения — хотя, конечно, у нас нет никаких возраже¬ ний против того, чтобы пользоваться более широкими категориями, чем обувь и пальто, — и отделить данные объяснения от теорий, приписывающих циклы или кризисы диспропорции между этапами производства, взятыми в целом, например между производством инвестиционных и потребительских благ, по¬ скольку непропорциональности последнего рода всегда связаны с другими фак¬ торами, например с денежными факторами или с излишним сбережением, и являются, следовательно, скорее симптомами или последствиями, чем «при¬ чинами* цикла. 4 Конечно, в каком-то смысле недопотребление всегда может быть оха¬ рактеризовано как перепроизводство. Поэтому фон Бергманн назвал теорию Мальтуса «теорией мотивированного перепроизводства». Однако в целях ясно* сти лучше избегать последней фразы в тех случаях, когда автор видит основ¬ ную причину проблемы цикла в поведении потребителей, даже если результа¬ том такого поведения также является того или иного рода перепроизводство; по той же причине мы приняли строгое определение «непропорциональности». Рассмотрим три типа теорий недопотребления; все они появились в течение рассматриваемого периода. Первый тип — только что упомянутая теория из¬ быточного сбережения, главным выразителем которой был Мальтус. Второй тип — это теория «нерасходования», подчеркивающая нарушения в экономике,
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 975 люди сберегают и инвестируют до такой степени, что «не остав¬ ляют мотивов для дальнейшего роста производства», ибо проис¬ ходит характерное для таких случаев снижение цен и прибы¬ лей.5 Никогда не лишне подчеркнуть, что данный аргумент, не¬ смотря на некоторые присущие ему достоинства, одним из которых является то, что он видит источник стагнации в процес¬ се сбережений — инвестиций, в том виде, как он есть, является совершенно ошибочным, если его использовать для объяснения «кризисов», но не является таковым, если его использовать про¬ сто с целью указать на возможность достижения стационарного уровня производства. Однако Сисмонди приводит так много фак¬ торов, оказывающих влияние на данный процесс, что его пози¬ цию нельзя отнести к той или иной группе. В его теории несом¬ ненно присутствует аргумент избыточного сбережения, который образует стержень его анализа нарушений равновесия производ¬ ства и потребления.6 Но еще большее значение он придает недо¬ потреблению вследствие низкой заработной платы как по причи¬ не «порочного» распределения доходов как такового, так и по причине безработицы, созданной в результате использования тру¬ досберегающего машинного оборудования. В его динамическом анализе содержится идея, что растущий объем производства соот¬ ветствует общей сумме покупательной способности, приобретен¬ ной в результате участия в производстве предыдущего, меныпе- возникающие вследствие решений сберегать, которые не компенсируются ре¬ шениями инвестировать. Мальтус уделил некоторое внимание этой идее, кото¬ рая была выдвинута давно (ее можно приписать, например, Кенэ и несколь¬ ким его французским предшественникам), но не играла большой роли в совре¬ менной экономической теории вплоть до наших дней. Третий тип теории недопотребления — это теория массовой бедности, приписывающая перепроиз¬ водство неспособности рабочих из-за низкой зарплаты «покупать свою соб¬ ственную продукцию*. Наиболее важными сторонниками этой теории были Сисмонди и, еще более определенно, Родбертус. Эта теория, как хорошо пони¬ мал Маркс, не заслуживает обсуждения, поскольку не учитывает элементарно¬ го факта, что недостаточная покупательная способность или даже растущая неспособность заработной платы покупать всю продукцию по ценам, покрыва¬ ющим издержки, не способна помешать бесперебойному производству, удов¬ летворяющему спрос лиц, получающих доход не в виде заработной платы, на предметы роскоши или инвестиционные блага. 5 См. письмо Мальтуса в: Keynes J. М. Essays in Biography. P. 143; см. также относящееся к тому времени обсуждение полемики между Мальтусом и Сэем в работе Рау (Rau К. Н. Malthus und Say (lber die Ursachen der jetzigen Handelsstockung. 1821). 6 Особенно рекомендуем наряду со статьей Сисмонди в энциклопедии Брустера (Brewster. Edinburgh Encyclopaedia) и Nouveaux Principes его статью Balance des consommations avec les productions в Revue encyclop6dique (1824. May). В том же журнале (1827. May—June) он скрестил шпаги по данному вопросу с Дюнуайе.
976 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. го, объема продукции. Сисмонди в своей теории широко и спра¬ ведливо использовал факты случайных нарушений, через кото¬ рые теоретики приходят к своему долгосрочному нормальному состоянию. Таким образом, он стал как бы «святым покровите¬ лем» всех «объяснений», которые довольствуются разговорами об анархии капиталистического производства, о том, что одни не знают, что производят другие, и никто не знает о нуждах поку¬ пателей и т. д., хотя нельзя приписывать ему все примитивные мысли, которые можно найти в литературе такого рода. Пост- наполеоновские депрессии предоставили ему богатый набор ис¬ точников всяческих бед, который было легче выразить в форме обвинительного акта, чем в виде аналитической схемы. Таким образом, Сисмонди тоже относится к течению, идеи которого привели к созданию «теории», получившей большую поддержку со стороны очень талантливых экономистов в период приблизительно с 1850 г. до конца XIX в.; ниже мы упомянем ее снова. Коротко эту теорию можно выразить так: кризис насту¬ пит, когда что-нибудь достаточно существенное выйдет из строя. Одним из главных выразителей данного мнения был Рошер.7 Но кроме этой теории, банальной, но не лишенной здравого смысла, Рошер представил то, что можно охарактеризовать только как фрикасе из большинства идей, распространенных в его время. Выхолостив все эти идеи, он принял закон Сэя, но свел его к тождеству;8 он принял и дополнил высказывания Рикардо о вне¬ запных переменах в торговых каналах; он осторожно принял фак¬ тор избыточных сбережений, предложенный Мальтусом, но при 7 Roscher. Grundlagen. 1st ed. 1854 г; перевод на английский язык — Principles — вышел в 1878 г. См.: Principles. Book IV, § 216-217 (о коммерче¬ ских кризисах); § 220 (When Saving is Injurious <♦ когда сбережения приносят вред*>). Теория о том, что каждое обстоятельство, приводящее к внезапному и значительному росту производства или снижению потребления, или «наруше¬ нию обычного хода промышленного производства, влечет за собой торговый кризис*, еще полнее разъясняется в Ansichten der Volkswirtschaft (1861). Этот взгляд на суть вопроса, иногда увенчанный проницательным и поучительным анализом отдельных ситуаций, был очень распространен во Франции. В связи с этим можно привести такие имена, как Курсель-Сенёй, Шевалье и много других; все эти авторы отличались только удельным весом, который они при¬ давали разным обстоятельствам, например кредитной экспансии. Достаточно привести типичный пример — работу Жозефа Гарнье: Gamier Joseph. Elements. 1845 (позднее издан под заглавием Traite). Особенно стоит упомянуть его ста¬ тью Crises commerciales в толковом словаре Dictionnaire universel theorique et pratique du commerce et de la navigation (1859). 8 Однако при этом он нашел формулировку, не лишенную элегантности, и она звучит привычно для современного уха, хотя смысл идеи Сэя в ней полностью утрачен: Рошер сказал, что закон Сэя верен для всех товаров, включая деньги.
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 977 этом указал, что Мальтус придал этому фактору слишком боль¬ шое значение. Он признал, что сбережения вредят экономиче¬ скому процессу, если сберегаемые суммы не инвестируются (Prin¬ ciples. § 220); он принял несколько пунктов из теории Сисмонди и, наконец, возможно под влиянием Дж. С. Милля, признал роль поглощения фондов инвестициями в основной капитал;9 при этом он не сделал ни малейшего усилия дать строгие формулировки или упорядочить их. Ситуация, в которой создавались подобные произведения, способствовала эмпирическим исследованиям; бы¬ ло создано несколько хороших монографий по отдельным кризи¬ сам, но я упомяну только всестороннюю и имевшую большой успех историю кризисов Вирта.10 Значительно больший интерес, чем рассматриваемые до сих пор работы, представляет анализ циклов, принадлежащий Туку и лорду Оверстону. Хотя «кризисы» привлекали к себе внимание на протяжении всего столетия, многие наблюдатели начиная с 1820-х гг. и далее — среди которых было не слишком много ведущих ученых-экономистов, что не делает им чести, — счита¬ ли, что кризисы представляют собой не более чем фазы в более фундаментальном волнообразном движении, и они могут быть поняты только в этом более широком контексте. Сначала авторы для обозначения единиц этого движения пользовались термином «цикл» и «коммерческий цикл»11 и говорили о «периодичности» этих циклов, под которой большинство из них подразумевало не более чем определенную последовательность фаз независимо от их продолжительности.12 Некоторые имели в виду приблизительно, 9 Эта теория разрабатывалась в то время несколькими авторами, в том числе В. Бонне (Bonnet V. Questions 6conomiques et financidres a propos des crises. 1859). 10 Wirth Max. Geschichte der Handelskrisen. 1858. Вклад Макса Вирта в анализ незначителен. Но он был одним из первых, кто попытался дать описа¬ тельную классификацию кризисов (кредитные кризисы, капитальные кризи¬ сы, спекулятивные кризисы и т. д.); данный подход к проблеме привлекал многих исследователей в Германии. Он подчеркивал также международный аспект кризисов. 11 Идея была нова, но не само слово. Сэр Уильям Петти использовал его по отношению к чередованию хороших и плохих урожаев (♦нехватка и изоби¬ лие*) в своем «Трактате о налогах и сборах» (1662) при попытке рассчитать нормальную земельную ренту. Нет никаких свидетельств тому, что он имел какое-либо понятие об общем экономическом цикле или стремился объяснить его колебаниями урожаев. 12 По этому вопросу возникла некоторая путаница в связи с тем, что некоторые современные авторы, пользующиеся выражением «периодичность* в строгом смысле (повторение через постоянные промежутки времени), считают, что тот же смысл придавали этому слову все авторы, которые его использова¬ ли, и говорят об утверждении или отрицании периодичности там где следует
978 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. если не строго, равную продолжительность циклов; среди них на какое-то время некоторую популярность приобрел «десятилетний цикл», даже Маркс экспериментировал с этим циклом, правда не принимая его открыто. Эта первопроходческая работа породила в рассматриваемый период исторические достижения Джевонса и Жюгляра, которые удобнее рассмотреть в части IV. В нижепри¬ веденной сноске я упоминаю нескольких других почти забытых авторов. Отметим, что между этими трудами и более ранними дискуссиями по теме перепроизводства нет никакой связи. Это направление выросло независимо от общей экономиче¬ ской теории того периода и обязано ей немногим, если вообще чем-то обязано. Его сторонники занимали по отношению к тем, кто считал себя экономистами, позицию холодного безразличия, и это было взаимно. И все же следует думать, что каждая группа могла бы получить помощь от другой.13 говорить об утверждении или отрицании периодов постоянной продолжитель¬ ности. Об этом не следует забывать. Лорд Оверстон говорил об «условиях, которые периодически возвращаются», но не утверждал, что они «повторяют¬ ся через равные периоды». Жюгляр (см. ниже, часть IV, глава 8, § 9а) говорил о retour pdriodique <периодическом возвращении — фр.> кризисов, но в его датировке этих кризисов заметны весьма неравные временные интервалы меж¬ ду ними. Более того, он отрицал, что имеющиеся данные предполагают нали¬ чие какого-либо определенного периода. 13 Прежде всего упомяну Джона Уэйда, стоявшего совершенно в стороне от общего направления; его вежливое отношение к «политической экономии» просто маскирует чувства, близкие к презрению. В своей работе (Wade John. History of the Middle and Working Classes... 1833) он изложил весьма разверну¬ тую теорию о «торговом цикле депрессии и процветания», которому он припи¬ сывал среднюю продолжительность от пяти до семи лет; цикл был выражен в основном в показателях цен и занятости. При всей ошибочности и неубедитель¬ ности его рассуждений работа представляет некоторый интерес как примитив¬ ный пример эндогенной динамической модели, которая воспроизводит чередова¬ ние депрессии и процветания в силу лаговой зависимости между ценами и потреблением. Заслуживает упоминания и работа Хайда Кларка (Clarke Hyde. Physical Economy ...//Railway Register. 1847), известная мне только из сообще¬ ния Джевонса (Jevons. Investigations in Currency and Finance. P. 222-223). Он установил десятилетний цикл (1796, 1806, 1817, 1827, 1837 и 1847 гг. — даты кризисов, что наводит на мысль о несколько неточном обращении с данными); кроме того, он добавил более длительный цикл, около 54 лет, что является поразительным предвидением многих циклов или интервалов, обнаруженных позднее, прежде всего длинных волн Кондратьева (см. ниже, часть IV, гла ва 8). Но его попытки дать объяснение цикла с помощью метеорологических явлений ни к чему не привели. Я хочу привлечь внимание к интересным работам, опубликованным в Transactions of the Manchester Statistical Society, особенно к статьям У. Лэнгтона (1857-1858) и Джона Миллса (1867-1868). И тот и другой представили некоторые доказательства десятилетнего цикла, который оба довольно смутно связывали с психологическими («моральными») факторами. Первый из них к тому же предвосхитил сделанный Джевонсом анализ «осеннего истощения» и отметил факт, что третий квартал года особен¬ но благоприятен для возникновения кризисов; второй обозначил свои циклы как кредитные. В Соединенных Штатах периодичность циклов в смысле их
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 979 Что касается Тука и Оверстона, то они влияли на взгляды этих исследователей цикла и в свою очередь испытывали их влияние. Они смогли разработать то, что может быть названо новым анализом единого экономического цикла.14 Они влияли друг на друга больше, чем сами о том подозревали или, во вся¬ ком случае, были готовы признать, и сходство между их метода¬ ми и результатами важнее, чем расхождения. Преобладающее обратное впечатление является, во-первых, следствием их анта¬ гонизма в вопросах политики центрального банка и особенно по поводу закона Пиля. Во-вторых, они были очень разными людь¬ ми и могли столь различно выразить один и тот же факт или результат, что это могло бы выглядеть как два разных факта или результата. В-третьих, их мнения действительно отличались в нескольких вопросах теории и эмпирического диагноза, и оба они это чрезмерно подчеркивали, но в том, что касается анализа экономического цикла, различий меньше, чем кажется. В той ситуации, которая существовала в экономических исследовани¬ ях в 1830-е гг., сам факт, что они увидели и поняли, по крайней мере на интуитивном уровне, феномен циклических изменений конъюнктуры, составляет существенное сходство между ними. Но манера, в которой они выражали свое видение, очень хорошо показывает разницу в складе их ума, в результате чего так мно¬ го историков проглядели то общее, что у них было. Тук пользовал¬ ся методом, при котором выводы делались на основании обсужде¬ ния отдельных ситуаций, и его восприятие данного феномена то¬ нуло в океане приводимых подробностей и никогда не выступало отчетливо. Поэтому сам факт, что он различал феномен цикла, потребовалось устанавливать с помощью авторитетного лица.15 Лорд повторяемости была признана очень рано. В остальном усердно обсуждался вопрос, являлся ли банковский кредит причиной циклов (см., например: RaguetC. Treatise on Currency and Banking. 1839; данный автор представил также интересную, но неадекватно мотивированную теорию циклов, основан¬ ную на концепции чрезмерного потребления). Р. Хэар (Hare R. Do Banks Increase Loanable Capital?//Hunt’s Merchants’ Magazine. 1852) был одним из первых авторов, приписывавших циклам функцию ускорения экономического прогресса. 14 Некоторые современные им авторы, особенно Хайд Кларк и Лэнгтон, признавали множество циклов, происходящих одновременно. Тук и Оверстон допускали только один тип циклических колебаний. 15 Таким авторитетом был сэр Т. Э. Грегори. Но описание событий с 1828 по 1837 г., данное Туком (как указал Кеппер) в главах 9 и 10 его «Истории* (том 2, особенно последний абзац § 2, главы 9), убедительно показывает, что он сознавал существование определенного циклического механизма, который в данных главах описан как отставание предложения от потребления в период «роста рынка» и обратная ситуация в последующей фазе «стагнации». «Фазы между периодами доверия и недоверия, духа предпринимательства и упадка» отмечены на с. 175 тома 1. Имеется даже предположение о существовании десятилетнего цикла.
980 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. Оверстон также, несомненно, опирался на факты, особенно на факты, связанные с его опытом банкира, но он смело теоретизи¬ ровал и решительно выдвинул идею, что «состояние торговли» (его кавычки) «развивается, очевидно, в рамках установившего¬ ся цикла», который он разбивает на состояния покоя, улучше¬ ния, роста доверия, процветания, возбуждения, перегрева, кон¬ вульсий, давления, стагнации и спада, «после чего все опять заканчивается состоянием покоя».16 Мы придаем этим десяти фа¬ зам не больше значения, чем двум или трем фазам, предложен¬ ным Туком. Но сама по себе последовательность, бесспорно, име¬ ет смысл. Ни один из этих авторов не сделал сознательной по¬ пытки связать со своими фазами общие характеристики, которые создали бы стандартную картину цикла. Но можно показать, что они знали все, что могли видеть на практике предприниматели и чему нас научили обильные статистические данные. Естествен¬ но, основными категориями их анализа были цены, процент, кредит, приток и отток золота, спекуляция и капиталовложения в их связи с деловой активностью и чрезмерным развитием тор¬ говли. Но здесь имеется разница: будучи занят изучением исто¬ рических фактов, Тук представил богатый ассортимент элемен¬ тов, имеющих отношение к данному вопросу, которые полнос¬ тью отсутствовали в публикациях Оверстона и, возможно, в его сознании. Из данного ассортимента мы выбираем две вещи, за¬ служивающие особого внимания. Во-первых, Тук настойчиво под¬ черкивал важность «торговли зерном» и, соответственно, урожа¬ ев. Мы не можем приписать ему теорию циклов, объясняющую их колебаниями урожаев, поскольку его образу мышления была совершенно чужда любая подобная однофакторная теория. Но я думаю, что ему следовало бы отдать должное за то, что он при¬ влек к этому фактору внимание исследователей и тем самым дал толчок к развитию данной теории, которая получала некоторую поддержку даже до Джевонса.17 Во-вторых, он подчеркнул, что 16 Этот знаменитый и часто цитируемый отрывок встречается в его рабо¬ те Reflections suggested by Perusal of Mr. J. Horsley Palmer’s Pamphlet on the Causes and Consequences of the Pressure on the Money Market (1837; переизд.: Tracts. P. 31). Но краткое представление о его взглядах по данному вопросу можно получить, только собрав комментарии, бессистемно разбросанные по всему сборнику трактатов, писем и выступлений. Остается много неясностей и противоречий, которые нельзя разрешить. Справедливо допустить, что он ни¬ когда не продумывал свои идеи до конца. 17 Фон Бергманн (Bergmann, Eugen, von. Die Wirtschaftskrisen. P. 239) упомянул одного французского автора, Бриона (Briaune. 1) Des Crises commer¬ cialese 1840; 2) Du Prix des grains, du libre echange et des reserves. 1857), который представил ясно очерченную теорию циклов, основанную на колеба¬ ниях урожаев, смысл которой состоял в том, что по существу цикл — это не что иное, как влияние хороших и плохих урожаев на общий доход общества.
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 981 периоды процветания связаны с вложениями в основной капитал (в частности, с бумом строительства железных дорог в 1840-х гг.) и с технологическими изменениями. Разумеется, подчеркивание этих двух элементов составляет важный шаг в причинном анализе. Теория циклов обоих авторов (как Тука, так и Оверстона) является главным образом «эндоген¬ ной» теорией, т. е. оба автора старались показать, как каждая фаза выводится из условий, преобладающих в предшествующей фазе. Но никто из них этим не удовлетворился. Метод Тука предполагал использование большего числа объяснительных, вспо¬ могательных и случайных факторов, но лорд Оверстон также признавал наиболее важные из них, особенно технологические усовершенствования, и был близок к тому, чтобы считать этот фактор наиболее важной причиной подъемов деловой активно¬ сти. Следовательно, совершенно неверно приписывать ему чисто монетарную теорию циклов, которая не видела в цикле ничего, кроме капризов плохо регулируемого денежного обращения и кредитной системы. Эта теория, несомненно, насчитывала нема¬ ло сторонников среди английских собратьев и особенно амери¬ канских коллег Оверстона.18 Сам же он недвусмысленно заявил, что подъемы деловой активности создаются не политикой бан¬ ков.19 Однако, с точки зрения современных приверженцев моне¬ тарной теории цикла Хоутри и особенно фон Мизеса, в опреде¬ ленном смысле такое объяснение возможно. Этот смысл можно выразить в виде двух тезисов. Во-первых, что бы ни думал лорд Оверстон относительно самой глубокой причины цикла, он, ко¬ нечно, считал, что экспансия банковских ссуд посредством вы¬ пуска банкнот и «создания» депозитов — сверх пределов «реаль¬ ного» капитала20 — толкает экономику на путь, который каче¬ 18 Даже Дж. У. Норман (Norman G. W. Remarks upon some Prevalent Errors with respect to Currency and Banking), ближе других известных авторов подошедший к тому, чтобы поддержать чисто монетарную теорию циклов в вышеуказанном смысле, резко ограничивает ее значение, допуская много дру¬ гих каузальных факторов. Ряд американских работ упомянут Миллером (Miller Н. Е. Banking Theories in the United States before 1860. P. 193 et seq.). 19 Особенно рекомендуем его работу A Letter to J. В. Smith (1840). Несом¬ ненно, Оверстон иногда выражал свои мысли по данной теме довольно небреж¬ но, но я не думаю, что можно рассматривать высказывания, на которые мы ссылаемся, как противоречащие другим его положениям или как нелогичные уступки, на которые часто идут люди, вовлеченные в политическую дискуссию. 20 Эту фразу он использовал в своем выступлении Evidence before the House of Commons Committee on Bank Acts (1857) и в приложении к нему (переизд. — 1858). Я думаю, можно с уверенностью отождествить этот реаль¬ ный капитал с запасом покупательной силы, который банки поглощают из сбережений публики или получают путем ввоза золота; таким образом, его
982 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. ственно отличается от того, что могло бы случиться, если бы предоставление ссуд всегда оставалось в данных пределах. Он утверждал, что неудачи имели бы место и в последнем случае. Но какова бы ни была частота этих сбоев, все они представляли бы собой особые случаи, не обязательно связанные друг с дру¬ гом, а следовательно, могли быть самортизированы. Но в случае существенного превышения этого предела кредитования разру¬ шается вся структура экономического процесса. Обычно инвес¬ тиции фирм возрастают до величины, уже не гарантированной условиями экономики, и этот рост оправдан только при продол¬ жении инфляции. Это больше, чем подразумевается в утвержде¬ нии (которое никогда не отрицал Тук), что избыточные легкодо¬ ступные деньги облегчат возникновение «перегрева конъюнкту¬ ры» и обострят его последствия. Во-вторых, лорд Оверстон объяснял переход от «перегрева» к «потрясениям, сжатию, стагнации» чисто или по преимуще¬ ству денежным механизмом: спад был реакцией на предшеству¬ ющий бум, но главным образом реакцией на кредитную экспан¬ сию во время бума. Эта кредитная экспансия поднимала цены, вызывая таким образом утечку наличности (в обращение, а так¬ же за рубеж) и угрожая конвертируемости банкнот. Это неиз¬ бежно вызывало подъем процентных ставок, что в свою очередь подрывало доверие и сокращало вклады в банки и количество выпущенных коммерческих векселей (Tracts. 1857. Р. 264 et seq.). Ни одно из этих положений не было так тщательно разра¬ ботано, как в позднейшем анализе под влиянием недружествен¬ ной критики. Но общий смысл достаточно ясен: деньги и кре¬ дит, будучи сами нестабильными, дестабилизируют экономиче¬ ский прогресс, и для его стабилизации (по словам Оверстона, не полной, а реально достижимой) понадобилась бы банковская ре¬ форма. Тук критиковал эту точку зрения: он не верил в суще¬ ствование или, во всяком случае, в важность «фиктивного» ка¬ питала; он приуменьшал роль процента в развитии цикла; он не считал, что сокращение кредита было наиболее важным факто¬ ром в числе причин экономического спада. Это позволило ему прийти к другим выводам в отношении политики. Но если мы учтем, с одной стороны, оговорки, примененные самим Оверсто- ном к своей аргументации, а с другой — все оговорки Тука в аргумент метил в «фиктивный» капитал Рикардо. Возможно, это отличие свя¬ зывалось в его сознании банкира с другим, но родственным различием между фондами, предназначенными для инвестиций на длительный период, и фонда¬ ми, которые, хотя и были доступны только на короткие периоды, использова¬ лись тем не менее для финансирования долгосрочных капиталовложений.
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 983 отношении своих возражений, то мы увидим, что диапазон их разногласий значительно сузится. Таким образом, рассматривая данный период, можно со¬ брать богатый урожай идей и аналитических достижений, кото¬ рые следует поставить в заслугу ученым того времени. Мы отме¬ тили теории перепроизводства и одновременно отмирание наибо¬ лее наивных из них; мы отметили несколько теорий недопотребления и критическую работу, которая выявила их ошибки; мы отметили теории случайных нарушений в самых разных версиях; мы отметили открытие экономического цикла и возникновение монетарной и инвестиционной теорий этого фено¬ мена, возникло даже по одной теории, объясняющей циклы чрез¬ мерным потреблением и колебаниями урожайности; наконец, мы отметили начало статистических исследований проблемы. Но странное дело, в течение всего периода казалось, не было нико¬ го, кто бы обратил внимание на все эти кирпичи или понял, что это были кирпичи, ожидающие, когда чья-нибудь рука сложит их в общую конструкцию, хотя бы и временную. Это не удалось сделать Дж. С. Миллю, хотя он синтезировал общие достижения в большей степени, чем кажется на первый взгляд.21 Он описал циклический механизм в понятиях ожидаемых прибылей в бла¬ гоприятных или неблагоприятных обстоятельствах, которые воз¬ действуют на запасы дилеров и, следовательно, на цены, кото¬ рые в конце концов продолжают расти лишь по той причине, что росли раньше, а когда становится понятным, что их рост превысил уровень, вызванный инициировавшим его явлением, они начинают снижаться и продолжают падать потому, что пада¬ ли раньше. Осторожно указав на то, что это может случиться и в «обществах, которым неизвестен кредит», он подчеркивает, что с легкостью предоставляемый кредит значительно усилит размах таких колебаний. Но коммерческие кризисы, определен¬ ные как ситуации, в которых «одновременно значительное число торговцев и спекулянтов испытывают или предвидят затрудне¬ ния в выполнении своих обязательств» <Милль. Основы. Т. И. С. 280>, могут возникнуть и без «особой кредитной экспансии», когда большая часть капитала, которая обычно питает кредит¬ ный рынок, поглощается необычным спросом на внешние вы¬ платы, на инвестиции в основной капитал и т. п. Он выступал 21 Это отчасти объясняется тем, что Милль не сосредоточил в одном месте все, что он мог сказать о кризисах или циклах. Он поверхностно рас¬ смотрел данную тему в ♦Основах* (Книга III. Глава 12, § 3). Материал по данной теме можно найти и на многих других страницах этого труда, особенно в главах 14 и 23 книги III и в главе 4 книги IV.
984 Часть III. С 1790-х по 1870 е гг. против наивных теорий перепроизводства и недопотребления, особенно против теории излишнего сбережения, и все же нашел место в фазе депрессии как для излишнего предложения, так и для недостаточных расходов. Процент также получает свое скром¬ ное место, равно как и чисто денежный механизм внутренних и внешних утечек. Не обойдена вниманием и периодичность (в ши¬ роком смысле слова). Я думаю, этих примеров достаточно, чтобы передать читателю ощущение банальности, которое я испытал, пытаясь воссоздать анализ экономического цикла, данный Мил¬ лем. Но, будучи банальным, все это построение проникнуто здра¬ вым смыслом и представляет неплохое основание для дальней¬ шей работы. Изучая, что сказал А. Маршалл по данному вопро¬ су,22 мы действительно находим значительно больше материала, и у нас не возникает такого же ощущения банальности; но по существу его трактовка не более чем разработка положений Дж. С. Милля. Многие ученые испытали на себе влияние Милля или даже были посвящены в науку благодаря его учению. Даже Маркс, возможно, кое-что у него почерпнул. Анализ экономических циклов, данный Марксом, можно назвать «ненаписанной главой» — до сих пор не было представ¬ лено никакой связной его картины, которая смогла бы получить одобрение всех марксологов или даже их ортодоксальной ча¬ сти.23 Наше внимание прежде всего привлекают несколько мето¬ дологических черт. Как всегда, Маркс сознательно рассуждал на совершенно разных уровнях абстракции, иногда на одной и той же странице. В вопросе о циклах особенно важно указать на это 22 Основной материал — это книга IV («Колебания промышленности, торговли и кредита*) в работе «Money, credit and commerce», опубликованной в 1923 г., но состоящей главным образом из результатов значительно более ранних работ (некоторые из них датированы 1880-ми гг.). Кроме того, имеется несколько относящихся к теме отрывков в работе Маршалла Принципы. Ис¬ пользованная выше фраза: «Цены растут или снижаются потому, что они уже поднялись или снизились» — принадлежит Маршаллу. 28 О марксистской литературе на данную тему см.: Sweezy Р. М. Theory of Capitalist Development. Part. III. Мне кажется, что более правильной, чем интерпретация Суизи, является интерпретация Г. Смита (Smith Н. Marx and the Trade Cycle//Review of Economic Studies. 1937. June), которую мы особен¬ но рекомендуем читателю. Ссылка на данную работу частично искупит крат¬ кость нижеследующих комментариев. Другим оправданием послужит невоз¬ можность представить приемлемый обзор огромной массы относящегося к теме материала в пределах имеющегося в книге места. Большая часть этого матери¬ ала может быть найдена (знаменитые, но неадекватные отрывки из «Коммуни¬ стического манифеста» и I тома «Капитала» имеют наименьшее значение) в томах II и III «Капитала» и особенно в «Теориях прибавочной стоимости». Важны также несколько писем, например переписка с Энгельсом о периоде обновления основного капитала в текстильной промышленности Англии.
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 985 обстоятельство по следующей причине: поскольку каждый цикл исторически индивидуален и частично обусловлен обстоятель¬ ствами, для которых нет точных аналогий в других циклах, мы всякий раз имеем дело с фактами (и даже строим для них специ¬ альные теории), значение которых изменяется в соответствии с уровнем абстракции, на котором мы хотим двигаться. Теория цикла может претендовать на то, чтобы быть общей или доволь¬ но общей, и все же содержать элементы, которые не важны с точки зрения чистой модели. Это очень затрудняет интерпрета¬ цию. Кроме того, Маркс внимательно подходил к жизненно важ¬ ному различию между общими институциональными условиями, которые делают возможными циклические движения, и «причи¬ нами» или факторами, которые действительно их порождают. На¬ пример, знаменитая «анархия» капиталистического общества, по¬ средничество денег в «реальных» сделках и причуды банковского кредита были для него фактами, которые следовало учитывать, однако только как условия цикла, пусть и необходимые, но не его «причины». Он прекрасно понимал пустоту любой «теории», до¬ вольствующейся указаниями на эти и аналогичные факты. И наконец, он отличал от этих условий и причин другой ряд фактов — симптомы цикла.24 Очевидно, что пренебрежение этими различиями может стать богатым источником ошибок ана¬ лиза и бесполезной полемики, а этот методологический вклад сам по себе дает право Марксу на высокое место среди тех, кто работал в данной области. Далее мы должны попытаться оце¬ нить видимую связь между циклами и окончательным крахом капиталистического общества, наличие которой заставляет пред¬ положить отрывок из «Коммунистического манифеста». Маркс использовал понятие цикла (возможно, десятилетнего) как само собой разумеющееся. Кризисы никогда не были для него чем-то большим, чем фаза в циклическом процессе. Если он действи¬ тельно верил, а это представляется правдоподобным, что кризи¬ сы имеют тенденцию становиться все разрушительней на закате капиталистической эпохи, то естественно предположить, что он связывал этот гипотетический факт25 с окончательным крахом. 24 В «Капитале* (Das Kapital. Vol. 1. P. 695; перевод на английский язык издан Керром в 1906 г.) есть фраза; «Поверхностность политической экономии проявляется в том факте, что она рассматривает расширение и со¬ кращение кредита, которые являются просто симптомами периодических пе¬ ремен в промышленном цикле, как их причину». Разумеется, к политической экономии в целом это не относится, но в том, что хотел выразить Маркс, все же есть много правды. 25 Можно многое сказать как о самом «факте», так и о вере в него Маркса. Его веру в этот факт можно «доказать» тем же способом, каким мы
986 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. Тогда естественно предположить, что он ожидал, что капита¬ лизм потерпит крах в последнем кризисе, который будет на¬ столько разрушительным, что в нем сгорит вся структура капи¬ талистического общества. Однако было бы справедливее по отно¬ шению к основной концепции Маркса пренебречь фактами, свидетельствующими о принятии им этого взгляда, и подчерк¬ нуть, что в его анализе сам по себе циклический процесс и тен¬ денция к кризису, особенно если кризис означает не более чем застой, являются действительно разными феноменами, каждый из которых мог бы существовать без другого. Конечно, это не помешало ему рассматривать периодически повторяющиеся кри¬ зисы как причины, способствующие созданию в итоге нетерпи¬ мого положения в обществе. И наконец, мы должны постараться собрать воедино вклады Маркса в фундаментальное или «каузаль¬ ное» объяснение цикла и попытаться установить, как делали очень многие до нас, можно ли считать Маркса автором какой-либо определенной теории циклов при том, что в явном виде в его трудах она не содержится. Первый шаг легок. Маркс явно счи¬ тал, что «десятилетний цикл» («прерываемый более слабыми ко¬ лебаниями»), который протекает в виде последовательности фаз (или, по его выражению, «периодов») средней активности, про¬ цветания, перепроизводства, кризиса и депрессии,26 «характерен для современной промышленности», а не просто является ре¬ зультатом ряда случайностей или катастроф. Он определенно отнес его источник к процессу накопления. Но кроме этого можно быть уверенным только в одном — в том, что Маркс рассматри¬ вал этот процесс, включая рост производительной мощи, кото¬ рый он с собой несет, и «промышленную резервную армию, ко¬ торую он создает», как движение в сторону от равновесия; а кризисы рассматривал как катастрофы, которые периодически восстанавливают равновесие и, радикально разрушая капиталь¬ ные ценности, вновь создают условия для прибыльности бизнеса. Это многообещающий подход, позволяющий избежать целого ря¬ да возможных ошибок и неуместных выводов и целенаправленно ведущий к вопросу, который остается без ответа: почему процесс можем «доказать*, что Маркс верил в сокрушительный крах капиталистиче¬ ского порядка вещей. Возможно, он верил в это, но в конце жизни отошел от этих взглядов. Для нас важнее отметить следующее: а) тезис о возрастании интенсивности кризисов не является логически неотъемлемой частью его об¬ щей теории; Ь) некоторые марксисты более позднего времени, особенно Гиль- фердинг, отвергали этот тезис до тех пор, пока события 1929-1932 гг. не представили факты, казалось бы, его подтверждающие. 26 Капитал, т. 1. гл. 25, § 3.
Глава 7. Деньги, кредит и экономические циклы 987 накопления должен быть дестабилизирующим по самой своей сути!21 Поскольку Маркс рассматривал цикл как необходимую фор¬ му капиталистической жизни, мы не можем принять в качестве ответа теорию кризисов, объясняющихся действием случайных дестабилизирующих факторов. Коль скоро он высказал прене¬ брежительное суждение о теории циклов, основанных на кон¬ цепции кредитной экспансии, то мы должны исключить и их, как бы много внимания он ни уделял спекуляции и другим экс¬ цессам, появление которых облегчает система расширяющегося кредита. Он, разумеется, не был сторонником ни одной из наи¬ вных теорий кризисов на основе перепроизводства в том смысле, как его понимал Фурье (crises pl^thoriques <кризисы затоварива¬ ния^.28 Нельзя его относить, как это часто делали друзья и недруги, к числу сторонников теории недопотребления, связыва¬ ющей кризисы с неадекватностью покупательной способности рабочих и, с точки зрения непрофессионалов, представляющейся тесно связанной с эксплуатацией.29 Эта теория принадлежит Род- бертусу, а не Марксу, который, будучи хорошим экономистом, отчетливо видел ее слабость и отвергал ее в довольно простран¬ ных высказываниях.30 Таким образом, в итоге нам, кажется, 27 Нетрудно понять, почему в реальной жизни накопление подвержено влиянию дестабилизирующих факторов, таких как спекулятивные мании, ошиб¬ ки, неудачи всякого рода. Но эти факторы — что было хорошо известно Мар¬ ксу — не решают главную теоретическую проблему: почему циклические ко¬ лебания должны быть имманентно присущи логике капитализма. 28 Читатель не должен позволять сбить себя с толку частым повторением в работах Маркса слова «перепроизводство»; как мы видели, оно употребляет¬ ся даже при перечислении последовательности фаз. У Маркса это слово имеет лишь описательное значение. Конечно, в его феноменологии циклов играет роль общее затоваривание. Но он был далек от того, чтобы придавать ему какое-либо каузальное значение, в отличие от некоторых его последователей (см. например: Kautsky К. Das Erfurter Programm. 1891). 29 См. выше, прим. 4 в данном параграфе. Поскольку никто никогда не приписывал Марксу теорию недопотребления того типа, который мы назвали теорией недостаточного расходования (кейнсианская теория), было бы излиш¬ не настаивать на том, будто, согласно Марксу, капиталисты всегда спешат вложить свои средства, а следовательно, этот элемент в его системе отсутству¬ ет. Так как эти капиталисты вынуждены делать инвестиции под давлением конкурентов, то же самое рассуждение применимо и к мальтузианскому недо¬ потреблению. 80 Подробнее см.: Smith Н. Marx and the Trade Cycle. P. 193-195. Недо¬ потребление рабочих входит в теорию, но только как косвенный и второсте¬ пенный фактор, а не основная причина. Если бы заработная плата рабочих была выше, т. е. эксплуатация была бы слабее, то темпы накопления также снизились бы; а поскольку причина циклов — накопление, мы могли бы ожидать, что циклы в этом случае будут выражены не так резко.
988 Часть III. С 1790-х по 1870-е гг. осталась только падающая норма прибыли, которая, по Марксу, была следствием не накопления как такового, а относительного роста постоянного капитала по сравнению с переменным. Суще¬ ствуют некоторые возможности использования этого «закона» в наших целях. Прежде всего, он может существовать на самом высоком уровне абстракции. Кроме того, вопрос лишь в том, что периоды процветания являются периодами сверхнормальных инвестиций и что вытекающий отсюда рост производственных возможностей влияет на цены и прибыли; это не является при¬ чиной цикла, но все же имеет значительную важность.31 И нако¬ нец, накопление в марксистском понимании ведет к безработице и стремится подорвать промышленную структуру, существую¬ щую в какой-либо рассматриваемый период (крах более мелких и менее производительных фирм и т. д.). Маркс, по-видимому понял, что ни один из этих элементов не сможет служить объяс¬ нением циклической формы процесса накопления и в еще мень¬ шей степени — возникновения кризисов. В любом случае — возможно, это было разумно — он не связал себя с какой-либо объяснительной гипотезой, четко основанной на той или иной либо на всех этих теориях.32 31 Указанный факт можно, конечно, выразить словосочетанием «пере* производство капитала*. Но это не делает Маркса сторонником теории пере¬ производства или непропорциональности производства. 32 Нам пришлось опустить многие черты рассуждений Маркса относи¬ тельно циклов, например его краткие и поверхностные ссылки на существова¬ ние самозарождающегося механизма, работающего за счет своей накопленной энергии. Однако мы отметили его интерес к циклу замены основного капита¬ ла. Этот поиск дополнительных фактов подтверждает догадку, что главная проблема осталась для него нерешенной.
Й. А. Шумпетер. История экономического анализа: В 3-х т. / Пер. с англ. под ред. В. С. Автономова. СПб. : Экономическая школа, 2004 г. Т. 2. VIII + 496 с. ISBN 5-900428-61-3 Книга выдающегося австрийского экономиста Йозефа Шумпетера «Ис¬ тория экономического анализа» — произведение, ставшее классикой экономической литературы. Ее уникальность — в широте охвата (от Пла¬ тона и Аристотеля до Кейнса), сочетающейся с глубиной и оригиналь¬ ностью анализа и личным отношением буквально ко всем авторам и пер¬ воисточникам, упомянутым в огромном по объему тексте. Книга по¬ священа в первую очередь развитию техники экономического анализа, но попутно автор описывает исторический контекст этого развития, эволюцию других общественных наук и общественной мысли в целом, становление экономистов как научного сообщества. По сравнению с дру¬ гими известными книгами по истории экономической мысли (книги Блауга, Негиши) труд Шумпетера в гораздо большей степени раскрыва¬ ет развитие экономической теории в странах континентальной Европы. «История экономического анализа» Шумпетера — книга, необходимая каждому экономисту-исследователю и преподавателю любой экономи¬ ческой дисциплины. Содержащийся в ней материал может быть исполь¬ зован для внеаудиторной работы студентов экономических вузов по кур¬ сам истории экономической мысли, микро- и макроэкономики, теории финансов и многим другим.
Йозеф А. Шумпетер ИСТОРИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОГО АНАЛИЗА Том 2 Редактор И. И. Шефановская Художник Г. О. Велъте Корректор Е, Я. Лапинь Технический редактор JI. Д. Полякова Компьютерная верстка С. И. Широкая Подписано в печать 15.03.04. Формат 70x100 Vie* Печать офсетная. Уел. печ. л. 40.6. Уч. изд. л. 32.6. Тираж 1000 экз. Заказ 3169 «Экономическая школа» 192241, Санкт-Петербург, Пражская ул., д. 30, корп. 1. Отпечатано с оригинал-макета в Академической типографии «Наука* РАН 199034, Санкт-Петербург, 9 линия, 12.
Книга выдающегося австрийского экономиста Йозефа Шумпетера "История экономического анализа'' - произведение, ставшее классикой экономической литературы. Ее уникальность - в широте охвата (от Платона и Аристотеля до Кейнса), сочетающейся с глубиной и оригинальностью анализа и личным отношением буквально ко всем авторам и первоисточникам, упомянутым в огромном по объему тексте. Книга посвящена в первую очередь развитию техники экономического анализа, но попутно автор описывает исторический контекст этого развития, эволюцию других общественных наук и общественной мысли в целом, становление экономистов как научного сообщества. По сравнению с другими известными книгами по истории экономической мысли (книги Блауга, Негиши) труд Шумпетера в гораздо большей степени раскрывает развитие экономической теории в странах континентальной Европы. "История экономического анализа" Шумпетера - книга, необходимая каждому экономисту-исследователю и преподавателю любой экономической дисциплины. Содержащийся в ней материал может быть использован для внеаудиторной работы студентов экономических вузов по курсам истории экономической мысли, микро- и макроэкономики, теории финансов и многим другим. УНИВЕРСИТЕТСКАЯ БИБЛИОТЕКА ЭКОНОМИКА