/
Author: Дар Ф. Меруа М. Беркхов А.
Tags: периодические издания и издания, которые продолжаются роман художественная литература романы зарубежная литература криминальный роман
ISBN: 5-900493-21-0
Year: 1994
Text
^РИММНЯЛЬКЫИ
psmsh
Ф. ДАР
М. МЕРУА
А. БЕРКХОВ
ББК. 95,7 США
Подготовка к изданию
Андронкин Кирилл Юрьевич
Разработка оформления
Сгтолбоъ Ю.П.
Фсногснов В.И.
Художник
Феногенов В.И.
Редакционный совет
Буша И.И.
Макаров М.А.
Перфильев О.А
Рипенко В.И.
ISBN 5’900493-21-0
Очередной сборник объединил в себе три детективных
романа, обладающих всеми достоинствами этого жанра.
Как всегда: острый сюжет, мастерски закрученная
интрига, циничная изощренность преступников и
высокий профессионализм детективов.
Знакомство со сборником доставит много волнующих,
приятных минуг читателю.
Д 4703010100-054 без объявл.
5Г2(06-94)
© Грегори-Пейдж, 1994
© Феногенов В.И. оформление, 1994
© ’’Джокер”, макет, перевод, 1994
© Андронкин К. составление, 1994
ЧЕЛОВЕК,
ИЗМЕНИВШИЙ
СВОЁ ЛИЦО
Ф. ДАР
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая
Он смотрел на меня вот уже несколько минут настолько
внимательно, что для него самого это становилось неловко,
а меня же этот взгляд просто приводил в отчаяние.
Это был человек примерно тридцати лет, с темными
глазами и холодным взглядом, бледность лица которого
вызывала какое-то неприятное ощущение. У него были
странные светлые глаза голубоватого или зеленоватого
цвета - невозможно было определить, потому что они были
очень глубоко посажены и какие-то пустые, как у слепого.
На мгновение я испугался, что он узнал меня. Но
паника быстро прошла. Такая морда, как у меня была
неузнаваемой, потому что ее никто никогда не видел:
морда... абсолютно новая!
Один испанский косметолог сделал мне ее по вполне
сходной цене в своей лаборатории на улице Чино. За
тысячу песет! Большего его работа и не стоила: я знаю, что
не существует особенно много способов изменить лицо, но
он твердо решил выбрать самый плохой.
Если вы видели мои фотохрафии «до того», то надеюсь
вспомнили, что у меня был прямой нос, четко очерченный
рот и, бесспорно, гармоничное лицо. Я говорю об этом с
нежностью дурного тона, потому что всем нам хочется
приукрасить то, что было в прошлом. Люди с благоговением
5
вспоминают о своем прошлом и, особенно потому, что оно
действительно ушло навсегда.
После операции всякий раз, когда я смотрелся в
зеркало, я видел незнакомого мне человека. Мне никак не
удавалось привыкнуть к своему новому лицу. Оно было мне
неприятно и немного пугало. Я ненавидел этот нос с
горбинкой и ноздрями, на которых остался едва заметный
след от швов, но в особенности свой слегка перекошенный
рот. Испанский врач сдвинул мне скулы, подтянув кожу к
ушам. Мое лицо стало каким-то приплюснутым. Я не стал
уродом, но, что было хуже: мое лицо стало неприятным!
Отныне мне предстояло жить на бесконечном
карнавале. Когда я находился в толпе людей, моя «маска»
давала мне ощущение абсолютной безопасности; но в
одиночестве у меня возникало дикое желание сорвать с
себя эту противную рожу. Она так мало соответствовала
тому, о чем я думал, кем был на самом деле! Тогда я пытался
успокоить себя, вспоминая о моем прежнем лице, как
вспоминают о дорогом человеке. Все это огорчало меня и
приводило в отчаяние.
XXX
В конце концов на моем лице появилось, видимо,
такое выражение, что бледный человек отвел глаза. Он
быстро опрокинул рюмку, вынул из кармана пачку сигарет
и принялся ее мять, о чем-то раздумывая.
Он колебался!
Мне надо было бы уйти из кафе в этот момент, потому
что я чувствовал, что он последовал бы за мной. Но я все-
таки остался, словно пригвожденный к столу какой-то
неведомой силой.
Человек наконец-то решился вынуть сигарету из
помятой пачки.
Он зажег ее, посмотрев на меня с решительным видом.
Потом задул спичку, поднялся и направился в мою сторону.
Стоя в полной рост, он оказался гораздо меньше, чем я
думал, видя его широкие плечи. На нем был темный
костюм хорошего покроя и дорогие ботинки. Я уставился
6
на них, чтобы как-то справиться со своим волнением, пока
он приближался к моему столику. Это чертовы ботинки
твердо чеканили шаг без малейшего колебания. Наконец
они остановились напротив ножек моего столика. Я взглянул
на этого человека. Его глаза оказывается были рыжеватые
с искорками.
Никогда меня нс разглядывали столь внимательно.
- Прошу извинить меня, месье, - сказал он тихим
голосом, словно бы стесняясь.
Он сел напротив. Легкая улыбка украсила его бледное
лицо. В каком-то смысле оно тоже было похоже на маску.
Но это было врожденное.
- Вы не узнаете меня? - спросил он.
То, что он задал мне этот вопрос доказывало, что он
меня узнал, если только он не принял за кого-нибудь
другого. Я закрыл глаза, словно это могло мне помочь
абстрагироваться. Но нельзя долго держать глаза закрытыми
перед опасностью.
Я открыл их и увидел, что он сидел в ожидании,
улыбаясь любезно и с уважением.
- Нет, - выдохнул я, - я вас не знаю.
Я утверждал с абсолютной уверенностью.
- Меня зовут Фернан Медина, - настойчиво сказал мой
странный собеседник. - Я работал в «Пари-Франс» во
время войны, вы не помните? Я тогда работал в
фотолаборатории...
«Пари-Франс»! На мой столик обрушилось разом все
мое прошлое. Испугавшись, я отрицательно показал головой,
твердо решив отрицать очевидное, вопреки всему! Живя в
течение тридцати лет в Испании, я не испытывал сильной
нужды, но позволил шарлатану из подозрительного квартала
изуродовать свое лицо не для того, чтобы какой-то бывший
сотрудник редакции мог так просто подойти ко мне и
похлопать по плечу.
- Вы ошибаетесь, месье... Я вас не знаю. И никогда
никого не знал в редакции газеты, о которой вы говорите!
Я надеялся, что он отвалит. Но не тут-то было. Он
только слегка пожал плечами.
7
- Конечно, - сказал он, - вы находитесь в сложном
положении, месье Руа...
- Моя фамилия Марсьо...
- Я имел в виду ваше настоящее имя!
Это становилось опасным.
- Ваше упорство просто смешно, месье...
Его лицо цвета алебастра вздрогнуло. Он слегка
приподнял бровь. И все. Казалось, он был решительно
настроен оставаться при своем мнении.
- Напрасно вы боитесь меня, месье Руа. - сказал он,
понизив голос. Я не стукач. Я даже скажу вам, почему узнал
вас, несмотря на... вашу пластическую операцию.
И он снова улыбнулся с уважением.
- Мне было восемнадцать лет, когда я поступил на
работу в «Пари-Франс». Хотел стать фоторепортером. Потом
передумал и посвятил себя кабинетной журналистике.
Работал наборщиком, занимался тиражированием и тому
подобное. Вы, конечно, помните о занятиях такого рода?
Да, я помнил. Его слова вызвали в моей памяти четкие
картины. Я вновь видел ротационные печатные машины,
кабинеты редакции, в которых царил полнейший
беспорядок, бары, где собирались журналисты. Я снова
вдыхал приятный запах новой бумаги и свежей типографской
краски.
- Так вот. Вначале я серьезно подумывал заняться
фотографией. В свободное от работы время я развлекался
в лаборатории тем, что делал фотомонтажи известных
людей. Теперь я могу вам признаться, что однажды изобразил
вас в виде хищной птицы. В вашем взгляде было что-то
пронзительное, напоминающее орла.
Он внимательно посмотрел на меня.
- Кстати, он ничуть не изменился.
Он смолк, а у меня появилось желание ударить ему
сифоном по голове! Желание закричать, убежать, устроить
скандал. Желание крикнуть всем, что да, я действительно
был Жаном-Франсуа Руа, самым знаменитым памфлетистом
до войны, заочно приговоренным к смертной казни после
освобождения за сотрудничество с врагом.
8
Мой собеседник вновь заговорил ровным тоном:
- Итак, я сделал фотомонтаж с вашим изображением,
который повеселил всех сотрудников газеты, в чем я теперь
могу вам признаться.
Он помолчал немного и, не моргнув глазом произнес:
- Извините меня, ведь с тех пор прошло столько
времени, не так ли?
Он явно провоцировал меня.
- Ваша история позабавила меня, - сказал я, с трудом
сохраняя спокойствие. - Ибо для меня - все это лишь
история, месье!
Он махнул рукой, в которой была сигарета. На
мраморный столик посыпался пепел и упал рядом с моей
рюмкой. Он стряхнул его своими короткими пальцами с
ухоженными ногтями.
- Тем более я хотел бы ее рассказать вам до конца. Так
вот. Чтобы усилить ваше сходство с орлом, я подретушировал
ваш фотопортрет. Сделал нос с горбинкой, как теперь у вас,
рот с опадающими уголками, как у вас сейчас, немного
убрал скулы. Короче, сам того не желая, я создал ваше
теперешнее лицо. Когда я только что увидел вас, я был
просто поражен. Вы не находите месье Руа, что эта история
экстраординарна?
- Она могла бы быть такой, если бы я был господином
Руа, о котором вы говорите.
- Я не настаиваю, - заявил он. - Я очень ценю ваш
талант, чтобы докучать вам. Может вы совершили ошибки,
но по крайней мере, вы были искренни, что извинительно
для вас. Прошу поверить мне, что эта наша так сказать
встреча останется между нами.
Он извлек из верхнего карманчика пиджака свою
визитную карточку и поставил ее, прислонив к моей рюмке.
- Если вам что-нибудь понадобится, я всегда к вашим
услугам, месье Руа.
Я ничего не ответил. Он слегка наклонил голову и
направился к двери. Пораженный, я остался сидеть, глядя:
на этот маленький кусочек бристольской бумаги
прямоугольной формы. Мне казалось, что это была
9
маленькая стена, у которой меня могли расстрелять.
Глава вторая
На другой день я купил все газеты, в поисках статьи
или отклика о моем возвращении в Париж.
Журналист не мог бы упустить такую информацию.
Всю ночь я мысленно писал статью, которую тот «тип» мог
бы опубликовать. Я даже нашел хороший заголовок для нее:
ПИСАТЕЛЬ ЖАН-ФРАНСУА РУА, приговоренный
заочно к смертной казни, скрывается в Париже под чужим
именем и под чужим лицом.
Но в утренней прессе я ничего подобного не нашел.
Медина оказался честным человеком и сдержал слово. Мой
страх сразу же уступил место успокоению. Мне было
приятно сознавать, что у меня появился союзник. Все
тринадцать лет изгнания я мечтал о Франции, о Париже.
Ностальгия по моей стране была такой сильной, что
несколько раз у меня возникало желание вернуться и отдать
себя в руки правосудия, которого я не очень боялся. Ветер
переменился, и я полагал, что смертная казнь будет заменена
несколькими годами тюремного заключения. Но оставались
другие люди, которые не изменили бы свой приговор. Люди
терпеливые, которые ничего не забывали и смазывали свои
револьверы, думая обо мне...
Тогда я решил набраться терпения, скромно живя на
ценности, которые мне удалось прихватить с собой. Когда
же они были истрачены, я понял, что если я хотел еще жить,
то мне надо было возвращаться домой. Это могло показаться
парадоксальным в виду той опасности, которая меня там
поджидала, но только во Франции я мог работать по
специальности.
И тогда я пошел на авантюру - на настоящую... Чужое
лицо, чужие документы! Несколько тысяч франков в
кармане. И больше ничего.
И только спустя два дня после моего возвращения во
Францию, я понял насколько этого было мало. Я не мог
появиться в редакциях, где я знал так много людей. Не по
почте же отправлять свои статьи в газеты! Каждая публикация
делается группой людей, а главные редакторы не утруждают
10
себя чтением бумаг, присланных по почте, и не поручают
это другим.
Мне ничего не оставалось, как написать книгу, по
возможности, максимально изменив свой литературный
стиль. А на написание романа уходит много времени. Во
время моего изгнания я сделал заметки, написал мемуары,
но все это было невозможно продать. Я чувствовал, что
плохо начал с этой своей мерзкой рожей, которая
практически была не моей. Да и Париж уже был не тем
городом, который я когда-то покинул. Я бродил по нему,
как преступник в поисках воспоминаний и исчезнувших
теней, по тихим кварталам, где прошла моя молодость.
Безграничное отчаяние охватило меня. Я был болен
своим прошлым, с которым в действительности меня
больше уже ничего не связывало. У меня не хватало
смелости стать другим человеком, начать все сначала. Чего
мне не хватало более всего, так это по-видимому друга.
Человека, с которым яъ<ог бы поговорить, с которым
я мог бы оставаться самим собой, рассказать ему о себе,
успокоиться. Мы не созданы для одиночества. Оно разрушает
нас, ибо пустота требует пустоты!
Итак, на другой день после этой необычной встречи,
я понял, что произошло нечто важное, что могло бы оказать
огромное влияние на мою дальнейшую жизнь. Я так часто
брал в руки эту визитную карточку, что она вся истерлась
и запачкалась:
ФЕРДИНАН МЕДИНА
«Журналист»
Авеню Лип, дом 8, Сен-Клу.
Тел.Молитор 16-61
Я водил указательным пальцем по выпуклым буквам,
словно это могло помочь мне что-нибудь узнать об этом
человеке.
Друг он был мне или враг?
Я вспоминал бледное лицо Медины. Напрасно я рылся
в своей памяти: я не знал его раньше. Правда, я всегда
врывался, как ветер в редакцию «Пари-Франс» и прямо
шел к директору или главному редактору, не предупреждая
11
об этом их секретарш. И ничего удивительного в том, что
я не обратил внимания на какого-то там стажировщика.
Ему было лет семнадцать в то время... А сейчас это был
солидный мужчина, беспокойный, находящийся в каком-
то угнетенном состоянии...
Не скрывалась ли какая-нибудь ловушка в его
вчерашнем поведении? И почему он сделал мне такой
подарок? Ибо это был подарок - не воспользоваться такой
информацией! Из-за своей гуманности? Не очень-то я
верил в доброе сердце журналиста. Люди этой профессии
становятся глухи к благородным, рыцарским чувствам. Для
них важен размер заголовка, который будет напечатан на
первой странице их газеты, а также количество строк под
ним. А может быть он работал в какой-нибудь ежедневной
вечерней газете, и статья появится в начале второй половины
дня? Рано мне было еще радоваться.
XXX
Я подождал еще сутки. Ничего не произошло. Медина
хранил молчание.
Теперь я думал только о нем. Он занимал все мои
мысли. Мое одиночество было таким полным, что за
несколько минут он занял огромное место в моей жизни.
На второй день, выходя вечером из ресторана, в
котором я чаще всего завтракал, обедал и ужинал, я
почувствовал, что моя жизнь была настолько пуста, что у
меня закружилась голова.
Люди, идущие мне навстречу принадлежали совсем к
другому виду животных, чем я. Здания, мимо которых я
проходил, казались мне лунными! Само небо, это столько
раз воспетое парижское небо, было каким-то вязким и
угрожающим.
Я вошел в полупустое маленькое кафе, где водители
такси потягивали красное вино, разговаривали о своем
жалком существовании.
Мне не хотелось пить, просто я попытался слиться с
жизнью всех людей, ухватив ее всю. Может быть, если она
затянет меня, я буду спасен?
12
- Что угодно, месье?
Гарсон смотрел на меня с абсолютным безразличием.
Я был для него всего лишь клиентом. Он не знал, что мое
лицо было фальшивым, как впрочем, жесты, слова и
взгляды.
- Рома!
Почему я решил выпить рома? Я ведь ненавидел
алкоголь вообще, а ром в особенности. Я пил его только
тогда, когда чувствовал, что у меня начиналась ангина. С
моей точки зрения этот напиток можно было проглотить
только, если температура поднималась до тридцати девяти!
- Я могу позвонить отсюда?
Спросив это, я взглянул на себя в старое зеркало,
висевшее за стойкой. Медина был прав: я был действительно
похож на хищную птицу, но не на орла, а скорее всего на
ощипанную сову.
- Вот вам жетон, кабина в глубине, налево.
Уже тринадцать лет, как я не набирал ни одного
телефонного номера в Париже. Я был взволнован, как
провинциал. С большой тщательностью я набрал номер
Медины. После короткой паузы раздался длинный гудок.
Потом кто-то снял трубку. Женский голос тихо сказал
«Алло!»
Тембр голоса был мягким и спокойным. Я отвел трубку
от уха и повесил ее на подставку. Почему я не положил ее
на место? «Алло, я слушаю вас!»
Хотя трубка находилась на некотором расстоянии от
меня, я четко расслышал эти слова.
У меня не хватило смелости дать исчезнуть этому
голосу в пустоте.
Резким движением я снова приложил трубку к уху.
- Можно попросить месье Медину?
- А кто его спрашивает?
- Мое имя ничего ему не скажет? - солгал я.
- Не вешайте трубку.
Сначала был какой-то шепот. Затем я услышал тусклый
голос:
- Алло?!
13
- Месье Медина?
- Да, кто у телефона?
Конечно, мне следовало бы назваться.
- Я человек, которого вы встретили...
Он слегка вскрикнул, выразив этим свое удивление и
одновременно удовлетворение.
- Я так рад слышать вас.
- Мне бы хотелось увидеться с вами.
- Конечно, конечно. Не хотите ли вы приехать ко мне?
Или может быть вы предпочитаете...
- Я приеду к вам.
- Я живу на плато Сен-Клу. Возьмите такси.
- Еду!
Встретиться у него! Наконец-то я смогу войти во
французскую квартиру, увидеть нашу мебель, вдохнуть
запах домашнего очага!
Когда я вышел из кафе, ночь уже не казалась такой
враждебной. Свободное такси показалось на перекрестке.
Я поднял руку.
XXX
Медина жил не в квартире, а в маленьком особняке.
Перед домом росли два каштана с опавшими листьями,
так как уже стояла осень. Это было здание средних
размеров, в стиле Иль-де-Франс, с черепичной крышей,
чрезмерно украшенной лепным орнаментом над окнами.
На стенах была видна серая и бледная патина, которая в
свое время прославила Утрилло. Небольшой плохо
ухоженный сад отделял особнячок от тихого проспекта.
Медина мало занимался своим газоном с небрежно
обрезанными кустами роз. Повсюду росли сорняки.
Видимо, он смотрел в окно в ожидании моего приезда,
потому что я даже нс успел позвонить. Дверь
приоткрылась, когда я расплачивался с шофером.
Бледное лицо хозяина резко выделялось в сумерках.
Я направился к нему, желая поскорее покончить со
всем этим.
- Я знал, что вы позвоните мне, - сказал он, протянув
14
мне руку.
Его пальцы были сухими и холодными.
- Но мне все-таки показалось, что вы были удивлены!
- Это потому, что в этот момент я думал именно о вас.
- Правда?
- Входите, прошу вас.
Он вошел в дом впереди меня. Сердце у меня
заколотилось. Я узнавал, наконец, запах Франции, этот
теплый, устоявшийся запах мастики, которой натирали
полы. Я чуть было не расплакался.
Внутри был недавно сделан ремонт, и интерьер не
соответствовал наружному виду дома. Медина велел
разрушить внутренние перегородки и сделать большую
гостиную. Мягкие кресла, хорошие картины, каменный
камин. Именно то, о чем я мечтал. Лампы из опалового
стекла с сатиновыми абажурами придавали комнате мягкое
освещение, образуя островки для отдыха.
- Дайте мне ваш плащ!
Он помог мне его снять, ибо у меня уже не было сил.
Слезы стекали по щекам на мои обезображенные губы. Я не
мог их сдерживать.
На Медине была домашняя куртка из черного шелка,
еще более подчеркивающая бледность его лица. Он бросил
плащ на спинку стула.
- Садитесь в это кресло около камина.
Я сел.
- Вероятно я кажусь вам глупым, да? - спросил я со
вздохом, вытирая глаза рукавом.
- Вовсе нет! Я сказал бы даже наоборот... Ваша реакция
вполне понятна. Я полагаю, что это ваш первый дом, в
который вы входите после вашего возвращения?
- Да.
- Немного виски?
- Нет, спасибо. Я предпочел бы кофе.
Он улыбнулся.
- Но ведь раньше вы его пили в огромном количестве,
не правда ли?
- Откуда вы это знаете?
15
- Ваши причуды были всем известны. В кафе Гран
Вефур для вас всегда был заказан столик, на котором
специально для вас ставили полный кофейник, не так ли?
Старый эмалированный кофейник? привезенный вами
неизвестно откуда.
- Верно.
Он говорил мне о таких подробностях, о которых я уже
совсем забыл. У меня было такое ощущение, что он вернул
мне мое прошлое, мое лицо.
- Эмма!
Он прокричал это имя в сторону, и я вздохнул. В
комнату вошла молодая женщина. Думаю, что она только
и ждала, чтобы ее позвали. На вид ей было лет двадцать, не
более. Небольшого роста, но хорошо сложена. Мне сразу
понравились ее светлые волосы, глаза орехового цвета,
приятная улыбка, а в особенности ее свежая кожа: можно
было подумать, что она только что вернулась с прогулки на
прохладном воздухе.
- Разрешите представить вам мою жену. Эмма, это
месье... гм... Прошу вас, напомните мне ваше имя.
Я посмотрел на Медину. Он оставлял за мной право
выбора одного из двух моих имен.
- Руа, - твердо произнес я, - Жан-Франсуа Руа.
Глава третья
Последовало напряженное молчание. Ситуация бала
какая-то неестественная. Я уже просто не знал, зачем
пришел в этот уютный особнячок в пригороде Парижа.
Может быть ощутить немного домашнего тепла?
Почувствовать на себе добрый взгляд, услышать голос... Но
мог ли я объяснить это Медине? Да и надо ли было
объяснять ему это?
Он сел у камина, напротив меня, а его жена пошла
варить кофе. Он зажег камин, но я даже не обратил на это
16
внимания. Приятный запах горящих дров, запах леса
наполнил комнату.
Дрова потрескивали, слегка дымили, выделяя запах
смолы.
- Наверное, вам пришлось много страдать, - сказал со
вздохом хозяин дома через какое-то время.
- Не мало...
Он посмотрел на меня отсутствующим взглядом. Он
казался печальным и каким-то человечным.
- Так изуродовать свое лицо! Такое мог придумать
только литератор! Вы пишете серной кислотой, но у вас
юношеский романтизм!
Я виновато опустил голову. Он говорил так, будто был
старше меня. А ведь я был старше его на целых пятнадцать
лет, но он имел какую-то власть надо мной. Он казался
мудрее меня.
- Если бы вам пришлось побывать в моей шкуре, -
возразил я, - вы бы поняли, что это не романтизм, а скорее
предосторожность!
Он пожал плечами.
- Вы бы лучше приклеили фальшивую бороду и нос из
папье-маше, как в детских альбомах! Вы думаете, что ваша
операция произвела эффект?
- Откровенно говоря, да! Если уж я сам себя едва
узнаю, то уж другие...
- Знаете, месье Руа, как только у кого-нибудь выскочит
прыщ на носу или ячмень на глазу, они считают, что и лицо
у них стало другим, а некоторые на это и внимания не
обращают. Взглянув на ваше лицо, можно подумать, что вы
попали в автокатастрофу и все! И то, что я вас сразу же
узнал, несмотря на то, что не видел вас целых тринадцать
лет, только доказывает это.
Возразить мне было нечего. Он говорил правду: я
абсолютно напрасно себя изуродовал.
Он нагнулся, чтобы подправить поленце, готовое
соскользнуть с горящей пирамиды.
- Почему вы просто не пришли и не отдались в руки
правосудия? Это было бы намного проще! Ведь времена
17
изменились. Хороший адвокат добился бы вашего
оправдания.
- Я не правосудия боюсь, а других более страшных
врагов!
- Как это?
- Ведь у вас хорошая память и вы должны помнить, что
в 1943 году на мою жизнь покушались. Люди из
Сопротивления приходили ко мне, чтобы убить меня. Если
бы моя собака вовремя не залаяла, я бы не сидел сейчас
здесь с вами! В самый последний момент я
забаррикадировался в спальне. Слава Богу у кровати стоял
телефон и мне удалось вызвать полицию. Подоспели
фараоны, и двое из этих пяти<г:были убиты. Других
депортировали. Но они дали мне понять, что рано или
поздно прикончат меня.
Медина молча массировал свои бледные щеки.
- За тринадцать лет ненависть могла остыть или
обратиться против кого-нибудь еще.
- Но только не эта ненависть. В Испании меня два раза
чуть не ухлопали. С тех пор я живу в тени и нелегально.
Я развязал душивший меня галстук.
- Что вы хотите - я проиграл и должен платить! Таково
правило всякой игры!
- Ваша совесть, по-видимому, была нечиста, если вы
так безропотно смирились?
- Нет. Я никогда никого не выдавал. Знаете ли, по
природе я человек горячий. Я занимал «определенную
позицию», если пользоваться тарабарщиной того времени.
Я вообразил себе, что если после вековых войн Франция
стала тесным союзником Англии, то она могла бы стать и
союзником Германии. Только я придерживался этой точки
зрения в неподходящий момент, вот и все! Организуй я
подобную кампанию сейчас, я бы получил за нее Орден
Почетного Легиона. Самая опасная ошибка в жизни - это
делать что-то несвоевременно!
Он улыбнулся.
- Да, это так. Только для того, чтобы быть
своевременным, надо обладать шестым чувством, чем-то
18
вроде нюха. Человек с пятью чувствами, такой как я
например, должен быть просто осторожным.
Он замолчал и посмотрел на свою жену, которая вошла
с подносом, на котором стояли три чашки кофе. Она была
маленькая и пухленькая.
Что в ней привлекало прежде всего так это ее природная
1рация, которой обладают немногие женщины. Любое
движение ее было изящным. Все в ней было гармоничным
и волнующим. В ней соблазняло все: молодость, свежесть,
любезность. Ее взгляд говорил о том, что она была веселой,
своевольной и умной женщиной.
Она подала мне чашку с фильтром, предварительно
убедившись, что кофе капало нормально. Потом взглянула
на мужа, словно ожидая его приглашения. Видимо, она ему
всегда подчинялась.
- Садись, - сказал Медина.
Она села несколько поодаль. Ее халат из розового
шелка слегка раскрылся и на какое-то мгновение я увидел
прелестную ножку совершенной формы.
- Надеюсь, у вас есть какое-нибудь состояние? -
спросил Медина.
- Оно было у меня. Только, будучи крестьянским
сыном, я почти все вложил в недвижимость. Это у меня
мужицкое, что поделаешь? Вся недвижимость была
конфискована.
- А на что же вы жили до этого?
Поняв неуместность своего вопроса, он спохватился:
- Извините меня, месье Руа. Это мой профессиональный
изъян.
Я улыбнулся.
- Это вполне естественно. Но у меня было также и
золото и другие ценные веди, которые мне удалось
прихватить с собой. Ноя все растратил, а теперь мне надо
что-то предпринять.
- Что именно?
Я вынул свою авторучку и повертел ее между пальцев.
- Вот мой единственный рабочий инструмент. Я
собираюсь открыть свою фабрику болтовни.
19.
Он снова улыбнулся.
- У вас, наверное, давно зуд, а?
- И сильный.
- Под каким именем вы хотите вернуться к своей
работе?
- Мне все равно.
В его голосе вдруг появилась какая-то суровость. Мне
показалось, что он скрывал что-то, что его очень беспокоило.
- В какой газете?
- В этом-то и вся загвоздка! Я давно не слежу за новой
прессой. И не очень хорошо понимаю, как мне за это
взяться.
- Но если вы объявитесь, вы пропали.
- Я знаю.
- Ну и?
Ему уже не сиделось на месте и он дрожал от нетерпения,
словно пес на дрессировке. Его глубоко посаженные глаза
напоминали две щелочки, проделанные скребком на его
смертельно бледном лице мрачного Пьеро.
- Ну так что, месье Руа?
- Ну что я вам могу сказать? Вы думаете, что поставили
передо мной проблему? Так вот, уже несколько лет, как я
о ней только и думаю, мой дорогой! Я отлично понимаю -
в. в особенности после моего возвращения в Париж, - что
решения нет. Журналист, который не может показаться на
людях, не имеет никакой возможности напечатать свои
статьи.
Медина подул на свой горячий кофе. Потом с
наслаждением сделал два глоточка. Его кадык двигался на
тонкой шее в такт его глоткам.
- Всему можно найти решение, месье Руа.
После этих слов он допил свой кофе. Несколько
капель осталось на углах его тонких губ. Он их аккуратно
вытер большим шелковым платком, торчавшим из верхнего
кармана его пиджака.
- В Испании вы должно быть забыли, что «невозможно»
- это слово не французское?
Он пододвинул свое кресло поближе к моему. Все
20
полена в камине полыхали и весело потрескивали. Пламя
от камина создавало в гостиной множество пляшущих
теней.
- Мне кажется, месье Руа, что я нашел решение.
Я затаил дыхание. Наступил чрезвычайно важный
момент.
- Идемте со мной!
Он выпрямился, дрожа еще сильнее. Мне пришлось
сделать усилие, чтобы оторваться от кресла. Медина провел
меня в соседнюю комнату, служившую ему рабочим
кабинетом. В ней стоял большой письменный стол со
множеством бумаг, на другом - пишущая машинка и
секретер, на котором стояла моя фотография в деревянной
рамке. Я хорошо помнил эту фотографию. Она была
вырезана из газеты. На ней я был с сигарой во рту, вокруг
меня стопки журналов, а позади куча телефонов.
Часть лица была скрыта за дымом сигары. Это была
очень хорошая фотография. Она точно отображала меня и
с художественной точки зрения была очень интересной.
Медина улыбнулся.
- Это, чтобы показать вам, что я преклонялся перед
вами, господин Руа. Эта фотография всегда стояла на моих
рабочих столах. Всякий раз, когда я пишу и бываю собой
доволен, мне достаточно взглянуть на эту фотографию,
чтобы понять этот мой недостаток.
Я был взволнован. Эта фототрафия изображала меня,
но совсем другого. Она возвращала меня к навсегда
ушедшему прошлому. Я схватил Медину за его холодную
руку и с жаром пожал ее.
- Спасибо!
В порыве чувств он тоже схватил меня за руку.
- Месье Руа, вы должны переехать жить ко мне!
Это было сказано с такой непосредственностью, что я
сразу не понял смысла его слов.
- Видите, у нас большой дом, в котором живем только
мы вдвоем. Вы поселитесь на первом этаже, и никто здесь
вас не потревожит. Вы можете писать сколько хотите, в
полной безопасности. А я, господин Руа, буду размещать
21
ваши статьи.
Отодвинув стопку бумаги, он уселся на край своего
рабочего стола. И принялся меня рассматривать с таким же
упорством и невыносимым напряжением, как тогда в кафе.
- Надеюсь, вы шутите? - произнес я с трудом.
Изумленным взглядом я окинул эту теплую и уютную
комнату, полки с книгами, секретер эпохи Людовика-
Филиппа, корзину для бумаг, наполненную изрезанными
газетами. Потом робко взглянул на свою фотографию,
которая словно бы следила за мной.
- Вы отлично понимаете, что нет, господин Руа. Шутка
была бы очень дурного тона.
- Но это бессмысленно, Медина! Мы же не знаем друг
друга!
- Извините, но я вас знаю!
- Да бросьте вы, я не подхожу вам в жильцы. Друг мой,
меня же приговорили к смертной казни!
- Вы - Жан-Франсуа Руа, один из лучших писателей
своего поколения, если не самый лучший.
- Вы мне льстите!
- А ваш приговор является составной частью вашей
славы. Такой человек как вы, с бойцовским духом, должен
был быть приговорен к смерти в какой-то момент своей
жизни.
После этого аргумента я не смог сдержать улыбку.
Казалось, хозяин решил и был готов выдвинуть самые
нелепые причины лишь бы убедить меня. Никогда в жизни
я не получал такого заманчивого предложения. Этот дом
был для меня тихой гаванью. Спасением, надежным
убежищем.
Но я был смущен.
- А почему вы предлагаете мне это, Медина? -
Задавая этот вопрос, я пытался взглянуть ему прямо в
глаза. Он даже не моргнул.
- Я люблю свою профессию, господин Руа. Когда я
вижу, что человек такого таланта как у вас находится, в
тупике, я испытываю что-то вроде отчаяния. Разве вы сами
не понимаете, что у нас мало таких людей, как вы?
22
Сегодняшние писатели воспевают отчаяние, они уходят от
насущных проблем. У них даже есть сердце, но они какие-
то бесполые! А я хочу вернуть вас к жизни. Вы станете
другим Жаном-Франсуа Руа! Понимаете?
- Хорошо... Я понимаю... Только знайте, мой мальчик,
что эта задача хоть и благородная, но нс благодарная. Разве
вы не понимаете, что означает жить со мной в одном доме?
Вначале вам может показаться интересным жить под одной
крышей с Жаном-Франсуа Руа. Но он быстро утомит вас.
У вас есть свои привычки, у меня - свои... и плохие, я вас
предупреждаю! Подумайте о том, что даже люди,
женившиеся по любви, часто расходятся потом.
- Этот случай предусмотрен так же, как и развод, -
прошептал Медина. - Но я считаю вас очень умным
человеком, с которым можно жить в добром согласии!
Я раздумывал. Он действительно давал мне возможность
начать мою жизнь заново. Я понимал, что нельзя было нс
воспользоваться таким шансом, дающимся вам в руки с
бесстыдством самки.
- И вы не одни, дружище. Не думаю, что ваша жена
будет в восторге, если я перееду к вам.
- Вы ошибаетесь. Я научил ее восхищаться вами также
глубоко, как и я сам!
- Да что вы, Медина, когда я был вынужден покинуть
страну, она еще наверное ходила в детский сад!
- Вы забываете о том, что книги остаются!
Он открыл секретер, в котором находились три
произведения, написанные мною еще до войны, в кожаном
переплете, с позолотой по краям.
- Она знает их наизусть, можете ее спросить. Вы
знаете, это очень умная женщина.
- Я не сомневаюсь в этом. Но ведь даже умная
женщина - прежде всего женщина! А женщина, поверьте
моему опыту, Медина, любит руководить в своем доме.
Когда мужчина оставляет пепел на подушке или проливает
кофе на палас, ей наплевать на то, талантлив он или нет!
Для нее он просто хам, понимаете?
- Эмма не трясется за свои ковры. Она сама иногда
23
прожигает сигаретами прекрасные вышитые простыни из
своего приданого.
Я рассмеялся.
- Я вижу, у вас железная воля.
- Да.
Я подошел к секретеру и взял свою любимую книгу
«Стройся!». Это был весьма резкий памфлет об армии.
Мне было смешно писать свою книгу. Я помнил о ней,
как о своем давнем друге, лицо которого, звук голоса и
манеры немного стерлись в памяти.
- О! Это прекрасная вешь! - сказал Медина с улыбкой.
- У вас будет возможность перечитать ее.
- Прочитать, - поправил я. - Я написал эту книгу, но
никогда ее не читал, даже чтобы внести правки в сигнальный
вариант! Подобная проза, сдобренная уксусом не требует
тщательной отделки! Разве вы видели гадюку, занимающуюся
своим ядом?
- Вы странный человек!
- Странный человек, который умрет, как и все, самым
банальным образом, поверьте мне!
Я захлопнул книгу.
- Слова, теплые мысли, которые охлаждаются по мере
того, как бумага начинает желтеть. К чему все это приводит,
Медина? Кажется, что ты объясняешь людям, что они
слабые, хрупкие и непоследовательные существа. А они
лишь предоставляют вам новые доказательства, что они
самые хрупкие, самые слабые, самые глупые из всех существ!
Он вырвал книгу из моих рук. Его лицо искривилось от
негодования. Впервые на его бледных скулах появились
нездоровые пятна.
- Это неправда, Руа! Вы не имеете права так говорить!
Если людям нужна кровать, чтобы спать, то им нужен и
кнут, чтобы их подгонять!
- Это глупо, Медина. Кучерам катафалков не нужен
кнут, ибо их лошади отлично знают дорогу на кладбище!
- Право слово, вас лишили мужественности.
Мне захотелось дать ему пощечину, но я сдержался. К
счастью, я почувствовал разрядку.
24
- Меня не лишили мужественности. Просто мне дали
возможность поразмыслить, вот и все! В течение тринадцати
лет я делал резюме предыдущих глав моей жизни. У меня
было достаточно времени, чтобы понять, что они ни к чему
не привели. Нас называют «существами», а мы просто
пустое место! Двуногие просто решили, что они могут
хвастаться больше всего!
Медина смотрел на меня с искренним восхищением.
- Ну да, - сказал он. - Ну да, - это по-прежнему вы!
Даже отказавшись от самого себя, вы остались язвительным!
Когда вы стучите себя в грудь, вы ломаете себе ребра!
Напрасно вы будете грызть свои ногти, у вас все равно
останутся когти!
Он схватил стопку белой бумаги и поднес ее к моему
носу.
- У вас, значит, нет желания попачкать ее?!
Взгляд его был горящим. Казалось, что его глаза вот-
вот вылезут из орбит. Я провел кончиками пальцев по
гладкой бумаге. Она притягивала меня к себе, как постель
притягивает очень уставшего путника.
- Есть, - сказал я со вздохом.
- Ну так вы согласны?
- Согласен!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава четвертая
Комната моя была миленькой, как букет полевых
цветов, со стенами, обтянутыми кретоном и мебелью в
деревенском стиле, она напоминала маленькую гостиницу,
с вывеской, написанной готическим шрифтом.
Около окна «они» поставили для меня рабочий стол.^
25
Лампас рефлектором, бювар, чернила, карандаши, толстые
стоки бумаги и портативная пишущая машинка. Короче,
это было приглашением к началу работы.
Окно выходило в сад и каштаны с пожелтевшими
листьями стучались об опорную перекладину при сильных
порывах ветра.
- Вам это подходит? - спросил с беспокойством Медина.
В руке он держал мой чемодан, и казалось, что это он
переезжал, а не я. Утро было прохладное и капли дождя
блестели на его добротном пальто из верблюжьей шерсти.
- Это самая красивая комната, в которой мне когда-
нибудь приходилось жить.
- Тем лучше...
Он положил чемодан на кровать и показал мне дверь.
- А это ванная комната.
Затем от открыл стенной шкаф. На вешалке висел
новенький домашний халат.
- Вот полный набор для литератора, - продолжил он.
- Это Эмма купила его. Надеюсь, что он вам подойдет.
Такая любезность обезоруживала меня. Я даже не знал,
что сказать.
- Ладно, - сказал он, потирая руки, - а теперь поговорим
о работе. В своей газетенке я нашел для вас рубрику.
- Уже?!
- Я работаю секретарем в редакции. Разве я вам этого
не говорил? Парень, который вел рубрику, посвященную
телевидению, не удовлетворил нас. Я сделал так, что его
убрали.
Я помрачнел.
- Гм, мне это не очень нравится!
- Не будьте столь щепетильны, уже давно было решено
его уволить. Я сказал главному редактору, что займусь
критикой телепередач до нового указания, потому что мне
было это интересно.
Он становился словоохотливым. Его бледное лицо с
холодными глазами оживилось.
- Телевидение имеет для критика одну положительную
сторону: статьи можно писать дома. В гостиной у меня есть
26
отличный телевизор, вы будете смотреть программы и
критиковать самые плохие. Кстати, выбор у вас будет
большой!
Я надул губы.
- Я никогда не смотрел телепередач! И не забывайте,
что я приехал из Испании.
- Вот именно поэтому у вас будет свежий взгляд на них.
Вы откроете для себя новый вид искусства и тех людей,
которые им занимаются. Это же отлично для человека
вашей закалки, правда?
- Да, может быть...
- По началу моя жена введет вас в курс дела и
расскажет о ведущих. Она досконально изучила этот вопрос,
потому что по вечерам она часто остается дома одна, и
телевидение - ее единственное развлечение.
XXX
После того, как я устроился, он ушел. Я уселся перед
экраном телевизора.
Почти сразу же я был очарован этим новым способом
выражения.
Было так приятно сидеть в кресле в халате, с гаванской
сигарой в зубах и смотреть эстрадный концерт.
Через некоторое время Эмма составила мне компанию.
Она поудобнее села на диван, словно красивая кошечка и
принялась спокойно смотреть передачу.
- Вам нравится это? - спросила она таким тоном,
словно она была пресыщена подобным зрелищем.
- Я бы даже сказал, что она меня потрясает.
- Даже так!?
- Вы не отдаете себе отчета в том, что означают для
меня все эти люди, внезапно появляющиеся у вас в доме по
заказу, и которых можно убрать, повернув ручку.
- Они не всегда интересны, знаете ли. И даже очень
редко.
- Это неважно, раз на них можно смотреть пожеланию.
Вы можете их воспринимать или убрать в зависимости от
27
настроения!
Мой энтузиазм развлекал ее гораздо больше, чем
глупая песня в исполнении какого-то толстого южанина,
изо всех сил строящего гримасы.
- Если вам это нравится, то вы никогда не сможете
писать серьезные критические статьи, - тихо сказала она. -
Ведь это искусство, которое вы только начинаете открывать
для себя, уже давным-давно стало привычным для всех.
Зрители уже пресыщены. Они уже не задумываются о том,
что телевидение - это великолепное изобретение, а раз они
его восприняли, то ждут от него отдачи. Это же нормально!
Я минуту смотрел на нее, ничего не отвечая. Медина
не солгал мне, сказав, что его супруга была умной женщиной.
В самом начале эта пара меня даже немного шокировала.
Он был холодным человеком, весьма неприятным, у
которого, по-видимому, не доставало качеств, так
привлекающих женщин: нежности, живости, очарования...
Она же, напротив, была красивая, живая, веселая. Теперь
я начал понимать, что их объединяло: одинаковая
способность мыслить, несколько язвительный и холодный
ум. Они оба воспринимали жизнь такой, какой она была,
не поэтизируя ее, а как часовщик с приставленной к глазу
лупой рассматривает колесики часов.
еще и тем, что он оставил меня наедине
со своей молодой женой в этом особняке, стоящем в
отдалении. Перед войной у меня было много женщин. К
тому же я был лишен их в течение многих лет.
Когда дверь за ним закрылась и гул мотора его машины
уже был не слышен, я почувствовал какое-то беспокойство
при мысли о том, что Эмма и я остались в доме наедине друг
с другом. Но эта женщина умела спокойно жить в соседстве
с мужчиной, не боясь его домогательств. Я знал, что сделай
я какое-нибудь двусмысленное движение, она так бы
посмотрела на меня, что у меня пропало бы всякое желание
продолжить...
Именно полное отсутствие страха служило ей защитой.
- О чем вы думаете? - спросила она.
- О вас, - спокойно ответил я.
28
И я сказал ей, что я о ней сейчас думал. Она выслушала
меня так, как и должна была выслушать женщина с такими
качествами в подобной ситуации: с абсолютным
спокойствием. Мое признание ее даже немного позабавило.
Когда я смолк, она рассмеялась. У нее были твердые и,
наверное, горячие губы. Я отвел глаза.
- Вы отличный психолог, месье Руа. Я действительно
не боюсь вас, как и вообще всех мужчин. Я их не люблю!
Видя, что я был поражен этим заявлением, она
рассмеялась.
- Успокойтесь, я и женщин не люблю. Могу вам
сказать, что люблю я только себя. Я единственное существо,
которому я почти полностью доверяю, понимаете?
- Тогда зачем же вы вышли замуж?
- Потому что я боюсь одиночества, и у меня не было
никакого желания работать. А Фернан умный парень. Он
занимает хорошее положение, и продвинется еще дальше
по службе, потому что он карьерист. И он обещал мне, что
у нас не будет детей. Чего большего мне еще желать? Он для
меня идеальный напарник!
- Вы чудовищная эгоистка, Эмма!
- И горжусь этим. Жизнь слишком коротка, чтобы
иметь время на альтруизм. Словом, я такая.
То, что она говорила, причиняло мне боль. Я
догадывался, что она чувствует себя страшно одинокой,
абсолютно одинокой. Она жила, замкнувшись в себе, как
черепаха в своем панцире. Меня это очень огорчало. И все
же она была по-своему счастлива.
- Сколько вам лет, месье Руа?
- Не называйте меня господином Руа. Мне только
сорок четыре года! А теперь я человек без возраста.
- Вы сожалеете о вашем прежнем лице, не так ли?
- Очень. Оно может быть не было столь красивым, но
я привык к нему.
- Привыкните и к этому.
- Ну думаю.
- Наверное странно жить, нося маску?
- Да, очень странно!
29_
Мы замолчали и стали смотреть программу. Давали
спектакль с каким-то непонятным подтекстом,
многословный и затянутый, с претензиями на философские
размышления. Главный герой - первый любовнике тусклым,
печальным лицом просто запутался в тексте. Он произносил
свои реплики с натуженным желанием казаться настоящим,
проникновенным, а выглядело просто смешным.
- Вы наверное доставите себе большое удовольствие
написать статью об этой пьесе? - спросила Эмма. - Для
вашего пера это будет легкая добыча. Я чувствую, что вы
позволите себе хорошо поупражняться в стиле?
Она втягивала меня в игру. Когда на экране появилось
слово «конец» я встал.
- С меня достаточно. Пойду напишу статью по горячим
следам.
Я оставил ее смотреть матч кэтча, чтобы заняться
матчем другого рода. Мне хотелось проверить, что стало с
моим талантом. Не заржавел ли он? Вернется ли ко мне мое
красноречие? Напомню еще раз, что я довольно много
писал в изгнании, но никогда на актуальные темы. А
актуальность стимулирует памфлетиста.
Я закрылся в своей комнате и задернул занавески. На
дворе уже стояла ночь, но какая-то туманная.
Не было ничего более притягательного, чем круг света
от лампы, освещающей листы белой бумаги. Я взял подставку
для ручек. Чернила были зелеными. Это был новый знак
внимания Медины, ибо он знал, что я всегда писал только
чернилами этого цвета. Мне казалось, что их бледноватый
оттенок смягчал сатиричность моих текстов.
Я стал выводить заглавную букву на чистом листе
бумаги. Это была буква гордости - «Я». Я нарисовал вокруг
нее разные вензеля, словно в церковной книге. И начал
писать. Я писал ядовито. В преамбуле я расхваливал
преимущества самого телевидения и перечислил все его
возможности. После чего я взялся за пьесу. Эмма дала мне
список всех исполнителей, и я написал то, что я о них
думал. Говоря об авторе, я утверждал, что его проза была
оскорбительна не только для театра, но также и для зрителя.
30
Режиссера я обозвал «электромарателем». И я разнес в пух
и прах первого любовника, заявив, что он дал нам прекрасно
понять каким не должен быть актер.
Сделав это, я объяснил, почему все было так плохо, и
дал несколько уместных предложения, что больше не
делается современными критиками.
Я работал около часа. Когда статья была закончена, я
спустился, чтобы показать ее Эмме. Я был взволнован, как
в начале моей карьеры, когда я давал читать свои первые
статьи маститым редакторам.
Она взяла листы бумаги твердой рукой и принялась
читать. Я не осмеливался взглянуть на нее, боясь
разочаровать. Может быть созданные мною образы, мой
тон, мой стиль уже не соответствовали сегодняшней манере
писать? В наши дни публикации состоят в основном из
заголовков и подзаголовков.
Она читала внимательно, резко переворачивая
страницы, не поднимая головы.
Окончив чтение, она положила статью на колени.
- Как это хорошо! - сказала она со вздохом. - У вас
такой талант! Вы всегда находите точное слово, беспощадный
образ! Это не статья, а удар хлыстом по лицу!
- Вы так считаете?
Она процитировала наизусть несколько выражений из
моей критической статьи.
- Это великое искусство, месье Руа. Даже те, которых
затрагивает эта статья восхитятся ею.
- Я уже кажется просил вас не называть меня месье.
Если вы действительно хотите, чтобы я чувствовал себя
здесь хорошо, дайте мне хотя бы иллюзию того, что я ваш
друг. А другу не говорят «месье»!
- Как я должна обращаться к вам?
- Меня зовут Жан-Франсуа.
- Вы могли бы быть моим отцом!
- Спасибо, я это заметил!
- Перестаньте хмурится... Жан-Франсуа!
Глава пятая
Медина был восхищен еще больше, чем его жена.
- Хотя и несколько длинновато для критической статьи
о телевидении, - заметил он, - но это настолько хорошо, что
шеф опубликует се без сомнения полностью!
- А я придумал псевдоним, чтобы подписывать эти
статьи, - заявил я. - Циклоп! Что вы об этом скажете?
Хозяцн дома отрицательно покачал головой.
- Это невозможно! Старик настаивает на том, чтобы
статьи подписывал редактор, в особенности, если в них
занимают такую категорическую позицию.
Я пожал плечами.
- Ладно, пусть будет так: мое второе имя Марсьо. А как
вам будут платить? Не забывайте, что я обязался заняться
разделом критики.
- Хорошо, поставьте под ней свое имя, если вы не
находите в этом ничего неуместного.
Я смотрел на него очень внимательно. Не этого ли он,
в сущности, и хотел?
Он ответил:
- Ну что вы, Руа, я не могу присвоить себе ваш талант!
Это как-то неловко!
Я успокоился и начал настаивать:
- Да бросьте вы, ведь это я вам должен, не так ли?
Я бы еще понял, если бы речь шла о книге. Но это
всего-навсего маленькая критическая статья.
Это ему не понравилось. Он отрицательно качал
головой, держа себя пальцами за нос.
- Знаю! - бросил он вдруг. - Я подпишу ее своими
инициалами: Ф.М. Это ни о чем не говорит, зато
удовлетворит моих шефов.
- Как вам будет угодно...
Моя жизнь на улице Лип приняла новый оборот.
32
XXX
Для меня это была райская жизнь. За мной ухаживали
как за господином и были со мной очень любезны. Утром
Эмма приносила мне завтрак в постель и спрашивала, что
бы я хотел на обед. Ну прямо, как набоб! Я валялся в
постели до полудня, читая газеты и еженедельники, которые
приносил мне Медина. После обеда я выходил прогуляться
по почти безлюдным дорожкам Сен-Клу, усеянным
опавшими листьями. Редкие прохожие не обращали на
меня никакого внимания.
Я доходил до маленького бистро на главной дороге.
Выпивал чашечку кофе и возвращался домой. Эмма к этому
часу уже заканчивала уборку и ставила на столе цветы в
гостиной. Ранние сумерки создавали темноту в моей комнате.
Гонимые ветром, влажные листья тихонько постукивали по
стеклу. Она читала детективные романы или шила, поудобнее
устроившись на софе.
- Хорошо прогулялись, Ж.-Ф.?
Она решила называть меня инициалами моего имени.
Произносила она их очень забавно и быстро. Получалось
что-то вроде Жеф. л
- Отлично, я обожаю осень. 1
- Потому что она разрушает. Это так похоже на вас! I
Она никогда не упускала случая назвать меня’
разрушителем. Но без всякого сарказма. Она скорее даже
льстила мне этим.
Потом приходил Медина после последнего выпуска
своей вечерней газеты. Он сообщал мне последние новости
и мы болтали до самого обеда. Вечером, когда я усаживался
перед волшебным ящиком, он отправлялся в газету, чтобы
подготовить работу к следующему дню. Он был трудолюбив
и не щадил себя. Вероятно, он был на хорошем счету и
делал карьеру, как говорила Эмма. И хорошую карьеру!
Неделю спустя, мы уже привыкли к ритму жизни
втроем. Это оказалось намного легче, чем я предполагал.
Все облегчалось отсутствием интимности между супругами.
Я не мешал их существованию, а может даже и дополнял
2 Человек, изменивший
свое лицо
зз
его, как мне казалось.
Однажды вечером, на второй неделе, Медина пришел
домой очень взволнованным.
- Вы знаете, что происходит? - 1ромко спросил он
прямо с порога. - Редколлегия попросила меня написать
еженедельную редакционную статью. Телсрубрика идет
отлично, и они хотят статью в таком же духе. Вы довольны,
Жеф?
- Как же мне не быть довольным! Я возвращаюсь к
жизни.
- Вы нс испытываете тоски по редакциям?
- Да нс очень. Я человек разочарованный и предпочитаю
держаться подальше от дворцовых интриг.
За обедом мы обсудили в каком тоне мне следовало
писать эту статью и на сколько страниц я мог рассчитывать.
Последние новости давали широкое поле действия. Мне
оставалось только черпать пригоршнями из этой мусорной
корзины для скандалов, каковой является газета: убийства,
войны, терроризм, скандальные постельные истории,
политические мерзости... Выбор у меня был.
- Нам нужна короткая, но безжалостная статья на
общие темы, - объяснил Медина, - или же о людях
плана. Крушить только то, что сскрушимо!
Делать вид, что высказываешь свое мнение, идя при этом
по проторенным дорожкам. Заставить читателя считать
смелостью то, что на самом деле является осторожностью!
Вы же можете написать так, Жеф! Надо только встать на
какую-либо позицию, но не так как вы это, к сожалению,
делали до и во время войны, подставив свою грудь
противникам. Надо это делать, выбирая свои жертвы.
Боритесь с ветряными мельницами, потому что они не
столь опасны, как могучие люди. Возьмитесь за налоговую
систему. У нее нет лица, нет имени собственного. Она
ничего не боится, а простому человеку это нравится. Без
этой системы во Франции исчезли бы все шансонье лет
двадцать назад. Критикуйте известных женщин,
предварительно убедившись, не спят ли они с председателем
Совета или с директором нашей газеты! Столько еще
34
неиспользованных тем! Столько глупостей, которые можно
выставить напоказ! Придумывайте скандальные темы:
«Почему пасха падает всегда на воскресенье? По какому
праву?! или «Как могло случиться такое, что государственные
власти терпят наличие урн для мусора на тротуарах!» Вы
понимаете, что я хочу сказать? Пасха, государственные
власти - все это абстрактные понятия! Французы любят
критиковать то, чего не существует. Когда долбят кого-
нибудь из наших современников, французу это неприятно,
потому что в глубине души он добряк.
Медина выговорился разом. Маленькое розовое пятно,
иногда появляющееся на его скулах, выступило вновь. Его
голос становился резким и злым. Лучше было бы быть его
союзником, чем врагом. Он, видимо, мог запросто
уничтожить человека, потихоньку, с видом человека,
которому нечего не ведомо.
- С каким пылом вы говорите, Фернан! И с какой
горечью!
- Я с горечью? Да бросьте вы!
Затем, смутившись, он улыбнулся своей бесцветной,
механической улыбкой, которая раздирала его словно рану.
XXX
Спустя три дня, первая статья была опубликована на
первой странице его газеты. Она состояла меньше, чем из
двадцати строк, но была очень суровой; В ней говорилось
о праздниках И ноября. В общих чертах тема была
следующая: зачем с таким упорством продолжать
праздновать давнюю победу, когда нас всех преследует
комплекс побежденных? Если мы пытались придать блеск
этой почти забытой победе, то этим мы, возможно,
подтверждали наш отказ от нее?.. Я закончил статью тем,
что посоветовал французам отмечать наши поражения,
потому что именно они стимулировали экономическое
возрождение. Все было точным, написано с жаром и
хорощо увязанным.
Принеся мне свежую газету, Медина выглядел
несколько стесненным. Я понял от чего, увидев, что под
моей статьей стояла подпись: Фердинан Медина.
- Я удручен, - сказал он мне. - Но старик потребовал,
чтобы я взял на себя ответственностью за эту статью.
Напрасно я возражал...
Я успокоил его.
- Неважно вы ли ее подписали, или под ней стояла бы
псевдонимная подпись, результат для меня один и тот же:
по крайней мере я удовлетворен тем, что помогаю вам
делать карьеру.
Тон моих слов контрастировал с их смыслом, и он это
почувствовал.
- Вы сердитесь на меня, - вздохнул он. - Вы презираете
меня, Жеф?
- Что означает эта щепетильность, Фернан?
Он не стал продолжать, и в этот вечер мы старались
говорить о чем-нибудь другом.
Глава шестая
Жизнь продолжалась. Она была тихой и спокойной.
Мне нравился этот уютный дом, его сероватый фасад,
обнаженные каштановые деревья и его ржавая ограда. Я
любил свою комнату и вечера, проведенные с Эммой перед
экраном телевизора. Эмма напоминала мне все больше и
больше кошку, счастливую в своем безразличии ко всему.
Мне нравилось писать статьи, и я согласился на то, что их
будет подписывать Медина. Я не мог надеяться на моральную
выгоду, ибо Жана-Франсуа больше не существовало. Я
вынужден был довольствоваться материальной выгодой и
удовольствием писать статьи. Для такого человека, как я,
этого было в принципе достаточно.
В конце месяца Медина вручил мне конверт со ста
шестьюдесятью тысячами франков и подробным подсчетом
написанных страниц. Возможно он и отбирал у меня славу,
36
но деньги его не интересовали. Напрасно я настаивал на
том, чтобы он оставил себе эти деньги, он отказался. Я
истратил их на покупку золотого браслета для Эммы. Я
знал, что ей хотелось иметь его. Желтый металл оказывал
на нее наивное магическое влияние, как впрочем на всех
девушек простого происхождения. Этот подарок ее очень
обрадовал, и мне показалось, что она была даже взволнована.
Она надела браслет на запястье, затем в порыве обняла
меня за шею.
- О! Жеф, вы просто прелесть!
Я слегка оттолкнул ее, ибо прикосновение к ее молодому
телу взволновало меня.
- Не надо, Эмма, меня так называть, это слово не
подходит мне.
Она с беспокойством посмотрела на меня.
- Жеф, у вас тяжело на душе?
- Абсолютно нет!
- Вам не хватает женщины, не правда ли? Вам сорок
четыре года. Вы еще молоды! Вы никогда не были женаты?
- Нет, никогда. У меня было слишком много любовниц,
которые мне этого не простили бы!
- А в Испании у вас были связи?
- Да, на час, со шлюхами с улицы Гино.
Она была шокирована, но продолжала:
- Почему с девками?
- Я потерял дух завоевателя, Эмма.
- И...
- Что?
- Вам этого было достаточно?
- Телу, но не духу! Я скучал по моим женщинам из
буржуазных кругов, в костюмах и с вуалетками. С ними я
действительно получал удовольствие.
- Правда?
- Да, для меня любовь существует только, когда имеешь
дело с лицемерными и порочными женщинами. Иначе весь
шарм пропадает. Любовь тогда становится чисто
утилитарной. Я вас шокирую, да?
- Немного, но это не так уж и неприятно. Продолжайте!
37
- О чем я вам могу еще рассказать?
- О ваших любовных приключениях во Франции. Я
всегда испытывала любопытство к этому, потому что любовь
для меня не существует. Я нахожу сам акт глупым и
нечистоплотным.
Она слегка хлопнула меня по плечу.
- Признайтесь, что это я вас шокирую, не так ли?
- Немного. Вы такая молодая, такая красивая и...
- А вы считаете, что это что-нибудь добавит к моей
молодости и красоте?
- Да.
Покивав головой, она дала мне понять, что не была в
этом убеждена.
- Мне наверное надо побывать у психоаналитика? -
спросила она через какое-то время.
- Да, но чтобы это был Казанова!
Она улыбнулась.
- Может быть... Но это неважно, нами управляет закон
привыкания и невозможности привыкнуть. Бог - это
настоящий дьявол, знаете ли!
Она постукивала браслетом о подлокотник софы.
- Я хотела бы вам кое-что предложить, Жсф.
- Я вас слушаю.
- Вы не хотели бы заняться со мной любовью?
Мне показалось, что я ослышался. Потом я
почувствовал, что мои руки стали холодными, как смерть.
- Дурочка! - прокричал я.
Она продолжала постукивать браслетом, что меня
раздражало и действовало на нервы.
- А почему бы и нет, Жеф? Я не люблю этого и,
следовательно, у меня нс будет ощущения, что я изменяю
Фернану.
- Замолчите!
- Значит, вы меня не понимаете! В чем, собственно,
будет заключаться зло? Вы безусловно испытываете
некоторое удовольствие!
- Эмма!
- Удовольствие будет как раз состоять в том, что вы
38
будете обладать фригидной женщиной. Удовольствие чисто
интеллектуальное, понимаете, что я хочу сказать?
Была ли она извращенной или просто не понимала,
что говорила? И я задал ей этот вопрос.
- Отнюдь, Жеф, ни извращенная, ни наивная! Всего
лишь сострадающая. Я даю вам свое тело! Конечно, такую
услугу я оказала бы не всякому.
Она выпрямилась с улыбкой на устах.
- Ну так да или нет?
Поскольку я не отвечал, пригвожденный к месту он
невыразимого изумления, она стала расстегивать платье.
Привычным движением она сбросила платье на пол и
перешагнула через него невероятно по-женски. Затем таким
же образом она сняла шелковую комбинацию с кружевами,
подошла ко мне и повернулась спиной.
- Расстегните, пожалуйста, лифчик, Жеф.
Это было уж слишком. Я резко развернул ее ко мне и
со всей силы влепил ей пару пощечин.
- Грязная шлюха! Ищите себе другого партнера для
подобных игр!
В таком виде она должна была выглядеть смешно.
Почти голая, с полыхающими щеками, стоя перед
телевизором, по которому что-то рассказывали о гелии.
Однако в ее осанке ничего не изменилось. Она стояла
в трусиках и надетом лифчике на шелковой комбинации
словно изумительная статуя на своем пьедестале. Она даже
продолжала мне улыбаться.
Я побежал в свою комнату и за несколько минут
покидал свои немногочисленные вещи в чемодан.
Когда я спустился, она все еще была в гостиной и не
оделась. Растянувшись на софе, она смотрела телевизор.
- Прощай, крикнул я от двери.
Почти не повернувшись в мою сторону, она тихо
сказала:
- Прощай, Жеф!
Ее голос был как всегда спокойным.
Приподняв воротник плаща, я вышел в сырую ночь.
Газовые фонари на безлюдном проспекте трепетали в
39
легком тумане, словно венецианские фонари. Во всем
квартале ощущалась какая-то осенняя грусть. Это был
запах влажной земли, сгнивших листьев и старых
заброшенных садов.
Я остановился. У меня не хватило смелости покинуть
этот дом. Куда идти? Вновь кочевать по гостиницам и
питаться в бистро? Болтаться по Парижу, избегая взглядов
прохожих?
Нет, у меня не было на это сил. Я слишком устал
бороться, слишком устал убегать от людей и бояться их.
Я открыл ворота, зашагал снова по аллее и поднялся по
ступенькам подъезда.
Изо рта у меня шел пар.
Я постоял немного перед дверью, держа чемодан в
руке. И вдруг я перестал испытывать стыд, он слетел с меня,
как комбинация Эммы. И я вошел.
Глава седьмая
Она не смотрела телевизор, а устремила свой взгляд на
дверь. Бледные отсветы телевизора падали на ее
полуобнаженное тело. Ее глаза блестели в полумраке. На
полу все еще валялись сброшенные ею одежды.
- Эмма,- прошептал я. - Я не могу уйти.
Она ничего не ответила. Она отвернула лицо, которое
резко выделилось в свете, идущим от телевизора. Когда
прогуливаешься в трозовую ночь, отблески молний освещают
иногда на мгновение людей, делая их лица мертвенно-
бледными. Мне показалось, что она затерялась в этой
страшной ночи, имея только этот мерцающий свет
телевизора для освещения дороги.
Я подошел к дивану... В руках я продолжал держать
свой дурацкий чемодан, и у меня был, наверное, очень
глупый вид.
- Оденьтесь, Эмма и перестаньте вести себя как
40
ребенок.
Она не шелохнулась.
- Неужели вы не отдаете себе отчета в том, что то, что
вы делаете - мерзко? Вы ведете себя так, чтобы унизить
меня?
Я упал на колени возле дивана. Я ощущал теплоту ее
тела. Соблазн был велик. На этот раз я не мог сбежать от
нее, от чар, исходивших от нее.
Она положила руку мне на затылок и притянула к себе
в нежном и сильном порыве. Ее губы оказались рядом с
моими, а ее поцелуи не был поцелуем холодной женщины.
XXX
- Почему вы солгали мне, Эмма?
- Я не солгала вам, Жеф! Я не знала, что это и есть
любовь. Фернан неловок и абсолютно беспомощен. Его
ласки мне отвратительны. И я подумала, что это отвращение
- признак фригидности.
Она склонилась надо мной и мы слились в долгом
поцелуе. Я был без ума от любви.
- Вы доказали мне, что я ошиблась. Спасибо вам за это.
Со мной произошло что-то ужасное. Я любил эту
женщину и знал, что отныне я не смогу жить без нее.
- Эмма, ты самое великолепное приключение в моей
жизни. Ты - моя жизнь.
Мой взгляд упал на курительные трубки Медины.
- Я мерзкий человек, Эмма.
- Почему?
- Но потому что... словом, ты должна это понять! Твой
муж приютил меня, он дает мне шанс, а я...
- Не будьте таким щепетильным, мой дорогой!
- Но...
Она развернулась и в ее глазах я заметил тревожный
блеск.
- Вы великий писатель, Жеф, а значит отличный
психолог, и вы до сих пор не поняли, что Фернан -
гнуснейший тип!
41
- Прошу тебя, Эмма, нс обвиняй его, это
невеликодушно!
- Вы отлично понимаете, что он такой! Бедный мой
Жеф, вы разве не понимаете, что он использует ваше
положение? Хотите знать правду? Ну так слушайте! Когда
он вас узнал в этом кафе, в голове у него сразу же возникла
дьявольская идея.
- Какая, Эмма?
Не переставая говорить, она спешно одевалась, делая
какие-то неловкие движения, так нс соответствующие се
грации.
- Наложить на вас лапу, Жеф... И использовать вас как
мину. Он нс способен написать ничего толкового. Он умен,
честолюбив, но у него нет таланта ни на трош. А этого он
не прощает ни самой жизни, ни людям, а еще меньше...
своей жене. Вручая вам свою визитную карточку, он не
сомневался в том, что вы ему позвоните. Он понимал, что
вы дошли до ручки. И он все подготовил для вашего
приезда. Книги в переплете? Да он купил их у букиниста на
набережной Сен-Мишель. Фотография! Он взял се в архиве
своей газеты. Вы можете вынуть ее из рамки и увидите на
обратной стороне архивный номер.
Я чувствовал себя вялым и опустошенным. То, что я
узнал от Эммы, доконало меня. Жизнь устраивала мне
много сюрпризов, часто разочаровывала, но я думаю, что
этот трязный расчет Медины сталкивал меня на самое дно
пропасти. Это было хуже, чем мой смертный приговор,
хуже, чем моя загубленная навсегда карьера и чем мое
утерянное лицо.
Я хотел знать все, сказать то, что я наконец-то понял.
- Какую цель он преследует?
- А разве вы не понимаете? Он заставляет вас писать
статьи, которые он подписывает своим именем. Он уже
создает себе репутацию. Его открывают! Он становится
важной птицей. Ведь он не сказал вам, что каждый день
горы писем поступают в газету. Все они адресованы Фернану
Медине, новому и уже знаменитому памфлетисту. Все эти
люди поздравляют, подбадривают его и начинают верить в
42
его миссию! Его всюду приглашают. В газете он получил
повышение. Ему наплевать, стану ли я вашей любовницей!
Главное для него - это стать знаменитым! Это подавленный
человек, который вечно мается. Вы видели его несчастное
лицо подлеца? Он всегда мертвенно-бледен, как будто на
нем одета восковая маска.
Я прижал ее к себе.
- Боже милостивый, Эмма, это же ужасно! Зачем ты
мне рассказываешь все это?
На ее взволнованном лице заблестели слезы.
- Да потому что я его ненавижу и люблю вас, Жеф!
- Вы любите меня? •
- Выдумаете, что я предложила бы себя вам в противном
случае? Я по-настоящему восхищаюсь вами. Ваше
постоянное присутствие рядом со мной незаметно
околдовало меня. Вы исключительный человек! Да рядом с
вами Фернан - это маленькая больная шавка!
- Не говорите так, Эмма.
- Я говорю то, что думаю! Теперь мне хотелось бы
бросить его. Каждый вечер, когда он ложится ко мне в
постель, меня начинает тошнить.
- Моя милая бедняжка!
Я крепко поцеловал ее. Мне хотелось пить молодость
с се губ.
Она высвободилась.
- Мне надо немного привести себя в порядок. Иначе
он догадается, что здесь что-то произошло!
Она скрылась, а я остался сидеть один перед
телевизором.
Научная передача подходила к концу. Дикторша
объявила, что сейчас будет передача под названием «Трибуна
критиков». И тут я почувствовал сильный шок. На экране
появился Медина. Ведущий начал брать у него интервью,
говорить с ним о его статьях, задавать ему вопросы о его
дальнейших планах. И мой эксплуататор стал свободно
рассказывать о себе, он подробно говорил как он пишет, о
причинах которые подтолкнули его к тому, чтобы бичевать
мерзости нашего времени. Он блестяще изображал из себя
43
знаменитость. Он не говорил, а вещал, давая понять что
был призван оставить людям свое послание!
Самым смешным было то, что все это отлично
воспринималось. Париж - это город, где человек может
объявить себя гением, без боязни быть осмеянным. Эта
марионетка, украсившая себя моим талантом, выдававшая
фразы, написанные мною, вызывала во мне глубокое
презрение.
Я увидел его таким, каким он был на самом деле:
жалким, закомплексованным, полным злобы, ненависти и
яда. Кривляка, говорящая марионетка, излагающая
заученный текст и играющая слишком большую для нее
роль.
Он пообещал написать серию еще более суровых и
объемистых статей. Он, мол, еще себя покажет! Он был
полон решимости идти до конца, этот Медина! Он будет
сыпать соль на раны, снимет крышки с котлов, в которых
заваривается грязная каша!
Когда его жена вернулась, его все еще показывали. Он
хорохорился перед телекамерами со своей смертельно-
бледной рожей, похожий на извещение о похоронах, с
угрожающим взглядом.
Эмма молча смотрела. Когда ведущий попрощался с
ним, она выключила телевизор.
- Теперь я понимаю, почему он не хотел, чтобы вы
смотрели телевизор сегодня вечером, - прошептала она.
- Как это?
- Он попросил меня, чтобы я... отвлекла вас.
Я вздрогнул.
- И для того, чтобы отвлечь меня, ты предложила
переспать с тобой?
- Сначала я думала, что по этой причине. Но это было
для меня плохим предлогом. На самом деле мне этого
действительно хотелось, Жеф.
- Он догадывался, что ты прибегнешь к этой уловке?
- Конечно, нет! Но я вам повторяю, что он согласился
бы и на это при необходимости. Вы же видели этого
павлина!
44
- Я хочу знать, Эмма.
- Что именно, Жеф?
- А сейчас это было серьезно?
- Да, Жеф. Вы сделали меня такой счастливой, какой
я еще никогда не была. Клянусь вам! Вы должны мне
верить.
- Я верю тебе!
Глава восьмая
Медина вернулся почти в полночь. Он сиял во весь рот.
- Вы еще не легли? - воскликнул он.
- Нет, - ответил я, - сегодня вечером протрамма была
чрезвычайно интересной.
Улыбка исчезла с его лица, которое вновь превратилось
в невозмутимую маску.
- Так вы видели?
- Да, я вас видел.
- Я выглядел не слишком неловким?
- Даже наоборот, вы были просто великолепны! Я бы
не смог выступить лучше перед телекамерами.
- Не смейтесь надо мной, Жеф! Мне так не хотелось
выступать, но мне не удалось избежать этого.
- Естественно! Я знаю по своему опыту, что у славы
есть свои обязанности.
Эмма наблюдала за нами с обеспокоенным видом,
сидя на диване, на котором я обладал ею с такой страстью
несколько часов тому назад.
Медина не знал, как ему вести себя. Он чувствовал мой
гнев и хотел избежать его. Или хотя бы немного смягчить.
Вдруг он заметил мой чемодан, о котором я совсем забыл.
Он стоял посередине комнаты и начинал принимать
исключительное значение.
- Что это такое, Жеф?
Я улыбнулся.
45.
- Вы же видите, - это мой чемодан.
- Но почему он стоит здесь?
- Он ждет меня. Я ухожу, Медина. Мне только остается
поблагодарить вас за гостеприимство.
Если бы он и без того не был мертвенно-бледным, он
без сомнения побледнел бы еще. Его тонкие губы сжались
еще больше.
- Что все это означает, Жеф?
- Я думаю, что не способен заниматься журналистикой
через посредника. Это не соответствует моему темпераменту.
Я предпочитаю бросить все!
Он был просто уничтожен. Я нанес ему страшный
удар. В самый момент, когда его мечты превращались в
реальность, я разрушил их одним словом: КОНЧЕНО!
Мое намерение уйти удивило меня самого. Оно пришло
мне в голову вдруг, когда я смотрел на это ничтожное
существо, а также увидев свой чемодан. Между этими
двумя вещами существовала причинно-следственная связь,
в которой я увидел знак судьбы.
Кроме того, для меня это был единственный способ
избавиться от этой систематической эксплуатации, жертвой
которой я стал.
Я избегал смотреть на Эмму. Ее горящие глаза могли
еще раз заставить меня изменить решение.
Не говоря ни слова, Медина снял пальто и бросил его
на спинку стула. Потом он подошел к спиртным напиткам
и налил себе полную рюмку коньяка.
Бедняге надо было подбодрить себя.
- Послушайте, Жеф, я ничего не понимаю в вашем
поведении!
Он говорил надтреснутым и неуверенным голосом,
как глубоко опечаленный человек, старающийся сохранить
хорошую мину.
Он продолжил.
- Я полагаю, что вам хорошо у нас, и что вы были
возможно даже счастливы.
- Я тоже так думал, Фернан. Но сейчас я решительно
говорю «нет»!
<Г6
- Это от того, что вы только что видели меня по
телевизору?
- Может быть. Я вижу вас каждый день, но понадобился
свет прожекторов, чтобы я вас по-настоящему понял.
- Вы гордец, Жеф! Вы не прощаете мне того, что я
играю вашу роль!
- Вы играли не мою роль, Фернан, а свою. Вы что же
полагаете, что я повел бы себя также претенциозно и был
бы таким же многословным, если бы у меня брали интервью?
Только неудачник может вести себя подобным образом.
Он стоял неподвижно. Его глаза были почти не видны,
они словно бы боялись чего-то и пытались спрятаться.
- Вы не способны написать даже пару вразумительных
строк, единственно, что вам хорошо удается написать, так
это ваши имя и фамилию под моими статьями.
- Я умею также в свободное время прятать, кормить и
давать работу человеку вне закона.
Наконец-то он стал показывать себя таким, каким он
был на самом деле: низким и подлым человеком. Желчь
ударила ему в лицо и вся мерзость, закисающая в нем, стала
выходить наружу.
- Вы принимаете меня за пишущую машинку, Фернан.
Вас устраивает то, что я вне закона! Так вот, я предпочитаю
самое худшее, чем продолжать делать из вас знаменитость,
сидя в тени. Я не копировальная машина, вы слышите?!
Я расхохотался.
- Карьера Фернана Медины быстро оборвалась! В
вашей газете не смогут понять, что вы сразу стали хорошим
писателем.
Я произнес слова, которые ранили его прямо в сердце.
- Вы останетесь здесь и будете продолжать писать, если
вам дорога ваша жизнь! - заявил он тонким голосом.
Эта фраза не только не взбесила меня, а почти
успокоила. Этот человек был настоящим дерьмом. И я не
ошибся, упрекая его. И Эмма не обманула меня.
Я наклонился и взял чемодан за ручку.
- Прощайте, Эмма, - сказал я со вздохом. - Желаю вам
не прожить всю жизнь с этим подонком!
47
Медина ринулся ко мне и сильно ударил ногой по
чемодану.
- Если вы уйдете, я позвоню в полицию! Вас арестуют,
вы слышите меня? Потом я организую кампанию против
вас. Те, кто разыскивают вас, тут же вас и прихлопнут и это
будет замечательно!
Он стучал ногами, всхлипывая, испуганно размахивал
руками. Он был страшен и одновременно смешон. Я
поставил на пол чемодан, взял его за галстук и притянул к
себе.
- Жалкая, пустая развалина! - выдохнул я ему прямо в
нос. - Стукач, любитель дармовых идей! Позвони фараонам,
если осмелишься. Я хочу, чтобы меня арестовали у тебя
дома, слышишь? Под твоей крышей, вошь поганая!
Я толкнул его так, что он отлетел к столику, на котором
стоял телефон.
Медина несколько раз проглотил слюну, и развязал
галстук. Потом схватил телефон и стал набирать номер
полиции.
Я услышал гудок, но и глазом не моргнул. Речь шла о
моей судьбе, которая решалась заранее установленными
законами. Я это хорошо понимал. Тринадцать лет я бродил
по лабиринту, который привел меня к этому белому
телефонному аппарату. Я смотрел на него как
загипнотизированный. Раздался щелчок. Громкий голос
пролаял «Да»?
- Это полиция? - спросил Медина. И в этот самый
момент Эмма резко вскочила и ударив по телефону рукой,
прервала разговор.
Медина бросил на нее яростный взгляд. Он не выпускал
трубки и не думал ее положить.
- Ты с ума сошел, Фернан?-Глупо так ссориться. Все
может еще уладиться.
Ее нежный, мелодичный голос как-то успокоил и его
и меня.
Эмма встала передо мной. Ее грудь колыхалась в
быстром ритме.
- Жеф, я не хочу, чтобы вы ушли! Надеюсь, вы
48
доверяете мне? Тогда останьтесь! Останьтесь, я на коленях
умоляю вас!
Слезы текли по ее лицу. Она походила на маленькую
заблудившуюся девочку. Она была одинокая, потерянная...
У нее оставался только я! Она глазами «кричала» мне об
этом!
- Вы больше не будете писать, Жеф. Останетесь в своей
комнате. Но я не хочу, чтобы вас арестовали! Фернан
вспыльчивый человек, но не злой. Вы его обидели и
поэтому у него была такая реакция.
Но глазами она отрицала эти слова. Они говорили мне:
«На помощь! Не покидай меня! Я люблю тебя!» Ее взгляд
протекал по моим венам, словно кровь, возвращающая мне
вкус к жизни и придающая мне силы.
- Жеф, вы поступите, как хотите. Вы уйдете завтра,
если вы все еще желаете этого, но не сегодня вечером. Этим
вечером вы будете принадлежать мне, Жеф!
Она осмелилась это произнести при своем муже!
Какое еще более прекрасное доказательство любви могла
она мне представить?
Я протянул руку к ее нежному заплаканному лицу.
Погладил ее по растрепанным волосам около висков,
потом ее нежное ушко, мокрые щеки.
- Да, Эмма, я остаюсь.
- О! Спасибо! Спасибо!
Она взяла мою руку и поднесла ее к своим губам.
Передо мной стоял очаровательный ребенок.
Я взял чемодан.
- Фернан, если вы хотите позвонить своим друзьям
полицейским, то не стесняйтесь, я буду в своей комнате.
И не говоря больше ни слова, я вышел из гостиной.
Этой ночью я почти не спал.
Глава девятая
Обычно Медина уезжал на работу рано и даже во сне
я слышал шум мотора его машины. Я знал, что могу еще
долго сладко поспать в своей теплой кровати. Как и все, кто
любит поспать, мне нравилось поваляться в постели и
возможность использовать ее в различных целях подходила
моему темпераменту.
Но на следующий день, вместо того, чтобы сразу
уехать, он постучал в мою дверь. Я не спал и слышал, как
он шагал по коридору на втором этаже. Несколько раз он
в нерешительности останавливался перед моей дверью,
потом удалялся и наконец-то нашел в себе мужество
постучать ко мне.
- Войдите!
Он был уже одет, свежевыбрит, надушен, завит.
Я приподнялся на подушке, прищурив глаза от
электрического света. Через закрытые жалюзи я увидел, что
уже светало и что на улице было влажно.
- Доброе утро, Жеф!
- Доброе утро, Фернан!
Это был уже совсем другой человек, чем вчера.
Серьезный, вежливый, покорный.
- Я хотел извиниться перед вами, Жеф!
- Бесполезно, мой мальчик. Вы мне этого никогда бы
не простили.
Я улыбнулся и продолжил:
- Потому что я не желаю прощать вас. Но как говорится,
утро вечера мудренее. Прошедшая ночь подсказала мне,
что мне надо бежать из вашего дома. Вы слишком опасный
человек для меня. В моем положении я не могу жить у вас.
Он переступал с ноги на ногу во смешнымА^ажением
лица. Вид у него был не злобный, а скорее больной. Под
глазами большие серые круги.
- Вы должны понять ситуацию, Жеф.
- Я ее уже понял, Медина. Вы для этого сделали все
50
необходимое!
- Говоря понять, я подразумеваю принять. Нюанс!
И он зло ухмыльнулся:
- Обстоятельства сложились так, что в некоторой
степени мы зависим друг от друга.
- Это зависит не от обстоятельств, а от вас!
- Тогда предположим, что я был исполнителем их воли.
Давайте, Руа, все уточним: я могу сделать так, что вас
арестуют и следовательно, отправят прямиком на кладбище.
Вы же можете испортить мое новое положение, которое я
занимаю в газете. Если я не буду больше приносить статей
или же, если сам буду писать плохие, я погорю. Не только
я потеряю выгоду от уже опубликованных статей, это
возымеет еще обратное действие на мою предыдущую
работу. Я знаю этих людей.
Он смолк. Я смотрел на него, не спуская глаз.
- Вывод?
- Вывод таков: ваша жизнь в моих руках, а моя карьера
—в ваших. Выбирайте?!
- Я не напишу больше для вас ни строчки, Фернан!
Бесполезно мне постоянно тыкать в нос вашу угрозу. Я
отказываюсь бороться со своей судьбой, а это позволяет
мне отказаться и от вашей сделки. Наступает момент, когда
человек, который слишком долго боролся, начинает
испытывать отвращение к себе подобным. Так случилось и
со мной. Я стал ненавидеть этот мир подонков и трусов!
Этот мир, в котором правят одни доносы! Этот мир, в
котором одни преследуют других, совершают плагиат, где
все угрожают друг другу. Валите отсюда, ваша мерзкая рожа
Пьеро вызывает во мне морскую болезнь!
Он решил любой ценой сдерживать себя, потому что в
ответ он бессильно пожал плечами.
- Это уже предел, - вздохнул он. - Вы живете в моем
доме и гоните меня отсюда! Подумайте, Жеф, подумайте! И
хорошенько!
И он уехал.
Через несколько минут мотор его машины взревел в
гараже, в глубине сада. Когда машина удалилась, в доме
51
наступила абсолютная тишина. Воздух словно бы очистился.
Прошла четверть часа. Дверь открылась, и я увидел
Эмму. Она была в пижаме, ее непричесанные волосы
образовывали что-то вроде светлого нимба вокруг ее головы.
Не говоря ни слова, она улеглась в постели рядом со
мной. Я вытянул руку, и она прижалась ко мне.
- Ты была права, этот тип действительно редкий
мерзавец, - тихо сказал я, - не оставайся с ним, дорогая, он
в конце концов заразит тебя. Старея, люди создают себе
некоторые привычки, но ты не должна иметь такие же
привычки, как у него!
Ее голова лежала у меня на руке, и ее дыхание ласкало
мою грудь.
- Скажите, Жеф, вы не оставите меня?
- Если бы за мной не охотились, я взял бы тебя с собой,
но это невозможно. У меня не будет пристанища, денег, а
также возможности их заработать. - Она высвободилась и
оперлась на локоть, глядя на меня сверху.
- Вы слишком вспыльчивы, любовь моя. Вместо того,
чтобы восстанавливать себя против Фернана и бросать ему
вызов, вам следует потерпеть и дождаться своего часа.
- Какого часа, Эмма?
Она состроила какую-то непонятную мину.
- Вы хорошо знаете, что всему можно найти решение,
главное - уметь ждать!
- В данном случае это мне не удастся. Я всю свою
жизнь выступал против всяких мерзостей, низости и абсурда!
- Вы не любите меня...
- Люблю, Эмма! И не дам повода сомневаться в этом!
- Если вы действительно любите меня, то вы должны
подождать, Жеф! Останьтесь здесь... Продолжайте писать
для него эти чертовы статьи и ждите! Я знаю, что мы
победим! Я так этого хочу, что ничто - разве только вы - не
сможет нам помешать. Вы слышите меня?
Ей было только двадцать лет и она верила в жизнь со
всей силой своей молодости. У этой изумительной женщины
была железная воля.
ЗачехМ отказываться от того, о чем она меня умоляла?
52.
Я устал бороться. Я просто устал.
- Как ты пожелаешь, Эмма.
Она крепко поцеловала меня и поблагодарила, почти
не отрывая своих губ от моих. Эта была уже не та маленькая
девочка.
XXX
Когда Медина вернулся домой около часу дня, он
держал в руке первый выпуск своей газеты, словно знамя.
Его глаза светились нездоровым и каким-то странным
блеском. Мне не нравился этот взгляд, не предвещающий
ничего хорошего. Эмма нахмурила брови. Она тоже
почувствовала опасность.
Медина развалился в своем любимом кресле напротив
меня.
- А я вижу, ты в форме, Жеф!
- В отличной форме.
- Я тоже. Моя сегЬдняшняя статья представляет
большую ценность. Должен сказать, что она произвела в
газете огромный фурор. Могу поспорить, что сегодня о ней
много будут говорить в Париже!
Он развернул газету и протянул ее мне. Я немного
поколебался, но любопытство взяло верх над презрением,
и я молча взял ее.
Ежедневная статья была помещена на своем обычном
месте. Ему все же удалось самому родить одну статейку.
Мне не терпелось прочесть ее.
Эмма обошла вокруг моего кресла и села на
подлокотник, чтобы удобнее было читать из-за моего
плеча.
Медина плеснул себе виски. Взбалтывая жидкость в
большом массивном стакане, он просто ликовал.
- Разумеется, мой стиль не идет ни в какое сравнение
с вашим, Жеф! Однако ценность статьи заключается в
информации, содержащейся в ней!
Да, этот негодяй создал прекрасное произведение
всего из тридцати строк! Я прочел следующее:
«Ходят слухи, что нацистский писатель Жан-Франсуа
53
Руа вернулся во Францию после тринадцати лет изгнания.
Из неофициальных источников стало известно, что Руа
вроде бы сделал себе пластическую операцию, которая
сильно изменила его лицо...»
Затем шли два абзаца, в которых говорилось о
чудовищной наглости тех, кто осмеливается объявиться
вновь, даже изменив свою внешность, и это после того, как
они явились причиной гибели своих соотечественников.
Написано было плохо, но безжалостно. Это было
жестоко и опасно. Дочитав статью до конца, я тщательно
сложил газету. Я был абсолютно спокоен. Это было
спокойствие профессионального борца, стоящего напротив
своего соперника.
- И ты осмелился написать подобное!? - спросила с
возмущением Эмма.
Он не ответил ей, так как был захвачен ожиданием
моей реакции. Я спокойно закурил сигарету.
- Да, дорогой Медина, - сказал я, - вы никогда не
научитесь хорошо писать. Как вы ухитрились состряпать
такую тусклую статейку, опираясь на столь интересную
информацию! Упрекая меня во всех смертных ipexax, вы
делаете меня почти симпатичным. А ведь у вас была
отличная возможность изобразить меня жалким типом.
Надо было нажать на трагическую сторону моего положения.
Жалкий, потерянный и конченый человек, возвратившийся
в Париж с измененной внешностью! Почему бы не
изобразить меня волком в овечьей шкуре?! Ах! Я чувствую,
как можно было бы написать обо мне! Вы нс хотите, чтобы
я написал для вас продолжение?
Мое поведение было выше его понимания. Он готов
был ко всему, но нс к этому.
- Вы умеете также изображать из себя Сирано де
Бержерака! - пробормотал он.
- Конечно, когда меня заставляют!
Он бросил газету на пол.
- Хорошо или плохо написанная, эта статья явится
важным поворотом в вашей жизни, Жеф! Ваша жизнь
зависит от того, что последует дальше. Статью можно
54
опровергнуть или подтвердить содержащуюся в ней
информацию. Мне хотелось оставить вам выбор.
Я почувствовал, как Эмма твердо оперлась о мое
плечо.
Она была рядом, со своей несгибаемой волей сделать
нашу жизнь счастливой. Но для того, чтобы это удалось...
- Ваша статья была совершенно излишней, Фернан:
выбор я уже сделал до вашего прихода, и Эмма подтвердит
это. Я согласен продолжать работу.
Невероятное облегчение изобразилось на его лице,
которое от этого стало более человечным и почти приятным.
- В добрый час’
Я встал.
- Я иду сейчас же писать статью на завтра.
- Отлично, а я позвоню в газету и скажу, чтобы дали
опровержение этой информации в последнем выпуске.
- Как вам будет угодно. Вы не боитесь, что ваши шефы
сочтут вас слишком легкомысленным?
- Мои шефы теперь крепко держатся за меня и едва ли
станут бранить меня за это!
XXX
Против обыкновения я заперся в своей комнате почти
на всю вторую половину дня. Когда я спустился, держа в
руке статью, Медины давно уже не было дома: он уехал в
редакцию. Эмма на кухне заканчивала мыть посуду.
- Мне не хотелось вам мешать, Жеф, потому что я
чувствовала, что вы пишете.
- Верно. А вот вам и результат.
Как всегда я дал ей первой прочитать мою статью-Она
была моей первой читательницей, и я доверял ее суждению.
На этот раз я дал следующий заголовок моей статье:
«Письмо отчаявшегося человека», которая начиналась так:
«Господин комиссар,
Пусть все будут повинны в моей смерти, ибо если я
покончу с собой, так это потому, что моя жизнь стала
невыносимой в прогнившем обществе, которое с каждым
55
днем все больше и больше презирает людей доброй воли!..»
Далее шли еще две страницы в таком же духе. Я
никогда раньше не писал ничего подобного. Читая все это,
Эмма плакала. А потом бросилась в мои объятия.
- О! Жеф, любовь моя, как это все грустно! Хочется
просто умереть! Неужели вы в таком отчаянии?!
- Нет, Эмма, это не отчаяние! Ему нужны статьи? Он
их получит, но я вам гарантирую, что они не создадут ему
репутацию оптимиста!
XXX
Вечером, когда мы все сидели за столом, я вручил
Фернану свою последнюю статью в качестве подарка к
празднику. Он прочел ее за едой.
Закончив читать, он положил ее в карман с видом
человека, написавшего ее лично. Потом, сидя в кабинете,
он перепишет ее своим нервным, но разборчивым почерком.
После чего это уже будет его статья.
- Понимаете, Руа, - сказал он, вытерев губы салфеткой,
- будет очень жаль, если вы перестанете писать с вашим
талантом!
Самое удивительное заключалось в том, что он был
абсолютно искренним.
Потом, лихо разрезая антрекот, он продолжил:
- Мне очень понравилось, что вы написали статью в
виде письма комиссару полиции. Только вы можете так
оригинально написать!
- Спасибо! Я хотел бы тоже сделать вам комплимент,
Медина.
- Я слушаю вас!
- Меня восхищают ваше спокойствие и ваше терпение.
- Не понял?
- Вы строите вашу карьеру на песке! Куда вас все это
приведет? Ведь я уже очень уязвимый человек и при этом
намного старше вас. Не вечно же я буду сотрудничать с
вами. Что же вы будете делать потом?
Он похрустел пальцами.
- А я и не собираюсь стать знаменитым писателем,
56
Жеф. Просто я хочу, чтобы мои статьи печатались. Благодаря
вам мне нетрудно будет добиться этого. А уж когда я стану
главным редактором, мне не надо будет писать. Я не буду
больше в муках рожать свои статьи, я буду редактировать
то, что напишут другие.
Он, видимо, решил довести до конца то, что задумал.
- Меня уже приглашают в другие газеты! Настанет
время и я себя еще покажу! Тем более, что наш главный
редактор серьезно болен. Надеюсь, что у него рак!
- Какой же ты мерзавец, Фернан!
Побледневшая Эмма встала и вышла из комнаты, как
метеор, даже не посмотрев в нашу сторону.
Пожав плечами, Медина продолжал есть.
- Моя жена - слабый человек, - сказал он со вздохом,
положив на стол салфетку.
- Женщины не любят подонков!
- Да хватит нам цапаться, Руа! Иначе нам трудно будет
уживаться друг с другом!
И он вышел из-за стола, чтобы пойти «писать свою
статью».
Глава десятая
Я продолжал нежиться в постели в какой-то полудреме
и думал о своей теперешней жизни. Я жил в этом доме
какой-то животной жизнью, что вполне устраивало меня.
Мне было в принципе наплевать на то, что Медина
мерзавец. А пока я буду писать, он будет меня прятать, это
же в его интересах. Ради собственной безопасности я
продолжу писать для него эти ежедневные статьи... Думая
так, я все-таки почувствовал, что меня охватывает бешенство.
Я неправильно поставил проблему... Вместо того, чтобы
полагать, что Медина грабил меня, а я должен был считать
себя просто пансионером, платившим натурой за свое
содержание.
57
Следует признать, что пятьдесят строк в день - это не
так уж и дорого!
От внезапно раздавшегося крика у меня кровь застыла
в жилах. Без всякого сомнения это кричала Эмма. Я
вскочил с кровати и прямо в пижаме выскочил в коридор.
Она стояла в дверях ванной комнаты, по другую
сторону лестницы. Казалось, что она была насмерть испугана
тем, что видела.
- Что случилось, Эмма?
Она не ответила. Я подбежал к ней и посмотрел. То,
что я увидел, было страшно. И так неожиданно. Медина
лежал в ванной. Он казался мертвым. Вода в ванной была
красной от крови.
Его бледное лицо было безжизненным, а его тонкие
тубы странно посинели. Поборов отвращение, я дотронулся
до его лица. Он был еще теплым. Сквозь покрасневшую
воду я увидел его порезанные запястья. На дне ванны,
между его худых ног лежала раскрытая бритва. Кровь еще
сочилась из порезанных вен. Она растекалась в воде в виде
небольшого красного облачка. Все это напоминало мне
преследуемого осьминога, который выбрасывает в воду
что-то вроде чернильных струй.
Эмма стояла, не шелохнувшись.
- Не стойте здесь, идите лучше вниз, - сказал я.
Потом я тоже вышел из ванной комнаты, прикрыв
дверь.
Все казалось каким-то нереальным, похожим на плохой
фильм ужасов... Самоубийство! От него можно было ожидать
всего, но только не этого. Это было так не похоже на этого
трусливого карьериста.
- Как это произошло? - спросил я.
После того, как я закрыл дверь в эту ужасную ванную,
Эмма вроде бы стала приходить в себя.
... - Сегодня он проспал и пока принимал ванну, попросил
меня приготовить ему кофе, что не было в его привычках.
Я быстро приготовила кофе и позвала его снизу. Но он не
отвечал...
Она прикрыла лицо руками. Картина была
58
действительно ужасной.
Сквозь полуоткрытую дверь я видел труп Медины, его
сведенное в судороге лицо и кровь, все еще сочащуюся из
его порезанных вен.
- Его поведение не показалось вам странным?
- Абсолютно нет! Он даже насвистывал что-то, наполняя
ванну.
- Что же могло прийти ему в голову? Человек вроде
него не будет кончать жизнь самоубийством, тем более
таким жутким образом!
Она схватила меня за руку. Ее серьезное лицо принимало
нормальный цвет. Она смотрела на меня, не мигая.
- Жеф!
- Да?
- Скажит, это не вы?..
Мне показалось, что я свалился с неба. Да как она
могла подумать, что я способен на такое? Это было еще
абсурднее, чём самоубийство Фернана.
- Ты с ума сошла! Подумай сама! Ты думаешь, что он
не сопротивлялся бы? Предположим, что я взял над ним
верх. Ты представляешь, какой в доме поднялся бы шум, да
и следы бы остались!
- Это правда, извините меня, но это так ужасно! Он
любил жизнь и все у него так удачно складывалось!
Она задумалась. Несмотря на ее оцепенение и страх, я
не увидел ни малейшего огорчения в ее глазах.
- Что делать, Жеф!
- Позвонить в полицию.
- Но...
Мысль об этом ее испугала.
- Что же тогда, Эмма?
- Это невозможно, Жеф. Они начнут допрашивать вас,
узнают вас. Они возможно даже заподозрят вас. Ведь мне
же пришла в голову подобная мысль!
Дело было действительно серьезным. Я не представлял
себе, как я смогу выйти из этого тупика.
- Может вам лучше уехать?
- Полагаю, что да.
59
- Ваши документы в порядке?
- Думаю, что да.
В такой момент она думала о моей безопасности.
- Ты очень огорчена, Эмма?
- Нет!
Это было очевидно. Мой вопрос ее даже удивил.
- Я слишком его презирала, чтобы сейчас испытывать
горе! Это ужасно, не так ли? Но зачем мне вам лгать?
Вдруг она подпрыгнула.
- Идемте со мной, Жеф! У меня есть идея!
Я пошел за ней, не зная, куда она меня ведет. Это было
просто ошеломляюще. Мы были теперь одни в особняке
вместе с этим странным мертвецом. Дом казался пустым и
огромным, как церковь. В нем царила тишина, как в
склепе, та же волнующая сосредоточенность.
Мы вошли в кабинет Медины. Я решил, что она хотела
позвонить в полицию, но она стала копаться в бумагах на
его рабочем столе.
- Вот, нашла! - воскликнула она.
Она держала в руках два листка бумаги, исписанных
мелким почерком Фернана. Потом принялась с жадностью
читать. Я стоял напротив и ждал, пока она изволит мне что-
нибудь объяснить.
Она читала, покачивая с удовлетворением головой.
- Отлично, - наконец, заявила она, протягивая мне эти
бумаги.
Это была статья, написанная мною накануне и
переписанная рукой Медины. Только прочитав первую
строчку, я все понял.
«Господин комиссар!..»
Он утверждал о желании человека уйти из жизни,
потому что общество стало ему ненавистным.
-Рассматриваемые под определенным углом зрения, эти
листки могли быть приняты за письмо отчаявшегося
человека, собравшегося покончить с собой.
Я восхитился находчивостью Эммы. Тот факт, что она
вспомнила об этой статье в подобной ситуации и сообразила,
как ее можно использовать, ставило ее в моих глазах в
60
первый рад мыслящих женщин, которых я когда-либо знал!
Ей было всего лишь двадцать лет, в жизни она познала
лишь свое мрачное замужество, но вела себя как опытная
женщина.
- Ты невероятный человек, - сказал я ей.
У нее не было времени возразить мне. Теперь каждая
минута была дорога! Надо было во чтобы то ни стало срочно
звонить в полицию, иначе эта история показалась бы
темной.
Она сложила вчетверо листки бумаги и вложила их в
конверт.
- Положим конверт на столик в ванной комнате, чтобы
он привлек внимание.
- Отличная мысль!
- Подождите, надо еще найти оригинал вашей статьи.
Она принялась искать мой черновик в корзине для
бумаг.
- Вот он! Разорвите и бросьте в унитаз, Жеф! А теперь
поговорим о вас, Жеф! Соседи могли видеть вас. Я скажу,
что вы были моим опекуном. У вас есть большая ферма в
Северной Африке, недалеко от Константины, и что вы
приехали на два месяца во Францию. От нас вы уехали
вчера. А теперь бегите, да так, чтобы вас не увидела ни одна
душа!
- А может было бы лучше мне остаться, Эмма, раз это
письмо подтверждает нашу невинность?
- Нет! Полиция может оставить вас в покое, но не
журналисты. Они любят все необычное и могут обнаружить
некоторые несоответствия в нашей истории. И потом они
могут вас узнать, как Фернан.
Она произнесла, не дрогнув имя своего мужа. Неужели
она забыла, что тот лежал там, наверху, в окровавленной
воде ванны?
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава одиннадцатая
Отсутствие комиссара полиции без сомнения облегчало
дело. Его секретаря - старого хрыча, поседевшего на
службе, больше интересовали случаи супружеской
неверности, чем самоубийства. Он составил документы,
констатирующие факт самоубийства, словно речь шла о
выписке удостоверения личности, и отправил тело на
вскрытие. А благодаря директору «нашей» газеты, пресса
умолчала об этом событии. О смерти Фернана Медины
было сообщено только в уведомительном письме. Неделю
спустя я снова въехал в особняк в Сен-Клу.
Неделю разлуки с Эммой я провел в маленькой
гостинице в квартале Жавель. За время этой короткой
передышки я передумал о многом. Покончив с собой,
Фернан придал какой-то смысл моей жизни. Отныне мне
больше не придется бродить одному по свету. Теперь у меня
была подруга жизни.
Бог сжалился надо мной, послав мне такую женщину,
как Эмма.
Я звонил ей каждый день, чтобы узнать как идут дела.
Она ровным голосом успокаивала меня.
- Все хорошо, Жеф.
Мое беспокойство ее почти удивило. А потрясающая
уверенность граничила с невинностью. Мне нельзя было
появляться у нее из-за ее родственников и друзей, которые
теперь так часто посещали ее. Вечерами мне было плохо от
мысли, что она была одна в доме, рядом с этой ванной
комнатой, где Медина вскрыл себе вены. Значит, она была
сильной женщиной, если не поддалась панике.
62
Мне так не терпелось увидеться с ней вновь, обнять ее
и ощутить трепет ес молодости против моего усталого тела.
Я также много думал и о Медине. Его смерть являлась
для меня тайной, которую мне не удалось раскрыть. Я
ничего не понимал. Мне казалось, что я хорошо знаю
людей, но этого человека я так и не разгадал. Это был
человек, начисто лишенный совести, он мог совершить
любую низость ради своей жажды славы. У него была
просто мания величия!
Ведь он подчинил меня себе полностью, но вместо
того, чтобы торжествовать, он кончает собой? Я,
действительно, ничего не мог понять! Какова была причина
чисто внутреннего характера, заставившая его поступить
именно .так?! Может быть он вдруг понял всю тщету его
незаслуженной славы? Может быть ему стало стыдно
пользоваться моим серым веществом! Может быть он
внезапно почувствовал чудовищную пустоту жизни, что все
человеческие слабости не имели никакого значения?
Все эти беспокоящие вопросы лишили меня сна.
Передо мной вновь и вновь оживал образ столь
самоуверенного человека, подошедшего ко мне в кафе
несколько недель тому назад. Его смерть вызывала какое*
то головокружение, открывая передо мной дверь в
неизвестное. И когда я близко подходил к порогу этой
двери, весь мой ум и опыт отказывали мне.
Наконец, на восьмой день утром, Эмма позвонила
мне, сообщив, что ее брат и кузены из провинции уехали.
Путь был свободен, и я мог вернуться на проспект Лип.
XXX
С сильно бьющимся сердцем я дернул за ржавую
цепочку, соединенную со звонком. Слабый звук раздался в
тиши морозного ноябрьского утра. Залаяла соседская собака,
но не очень настойчиво. Я услышал звук шагов - это была
она. Я никогда не видел ее такой раньше: она выглядела
еще более волнующей и красивой в черном платье?
подчеркивающем красоту ее светлых волос.
63
Она не улыбалась, но в ее взгляде уже ощущалось
горячее объятие.
Я не смог произнести ни слова. Все во мне пело. Руки
у меня похолодели, как это происходило всякий раз, когда
она смотрела на меня необъяснимым образом. Я молча
вошел.
Войдя в гостиную, она скрестила руки:
- О! Жеф, ваш вечный чемодан и ваши печальные
глаза... Какое счастье!
Я тоже был безумно счастлив. Бросив на пол мой
вечный чемодан, я обнял ее.
- Ты моя, Эмма. С этой самой минуты, ты только моя!
- Да, мой любимый.
- Я хоуу, чтобы ты мне это сказала.
- Я только твоя, Жеф!
XXX
Сначала мы пошли в ванную комнату. Надо было сразу
же вернуться к этому страшному воспоминанию. Она была
чисто вымыта и пахла хорошими духами. Мне надо было
сделать над собой огромное усилие, чтобы «вновь увидеть»
тело Медины в ванне.
- Ты видишь, - прошептала Эмма, - «его» больше там
нет!
Как и всегда мы подумали об одном и том же. Да,
Медины там больше не было. Особняк расстался с ним, и
он не оставил никаких следов в этом доме.
- Мы одни, Эмма... Действительно одни!
- Да.
Все вещи умершего она раздала. Еще никогда умершего
не выбрасывали так из его дома. Все, что напоминало о нем,
было убрано, как убирают площадь после рыночного дня.
Теперь все было чисто!
- Тебе пришлось провести тяжелые дни, любовь моя?
- спросил я.
Она покачала головой.
64
- Совсем нет. Если бы он умер нормальным образом,
мне, конечно, было бы тяжело, но такую смерть я вынесла
легко. Ты понимаешь, он сам ушел, а мне оставалось только
забыть его! И потом ко мне часто приходили люди. А когда
я оставалась одна, то материальные проблемы...
- Какие проблемы?
- Мы ведь не были богаты. За дом мы еще не все
выплатили. А вся зарплата Фернана уходила на это. Его
директор вручил мне чек на триста тысяч франков. Я
заплатила за похороны и у меня осталось совсем немного.
Короче, мне надо устраиваться на работу.
Я аж подпрыгнул.
- Ты?! Работать?!
- Конечно, Жеф! Мы не имеем других средств для
существования.
Я посмотрел на нее с любовью. Она была такая
маленькая, такая свежая! Она была сложена для того, чтобы
возлежать на софе! Я не представлял ее себе сидящей за
рабочим столом в какой-нибудь конторе.
- Я не хочу...
- Ну поймите же, Жеф!
- Но я же здесь, Эмма!
- К счастью, потому что вы единственная поддержка
для меня. Но вы же прекрасно понимаете, что вам надо
скрываться, Жеф!
- Ну...
Она увлекла меня в свою спальню. При ее виде,
невозможно было поверить, что это была «их» спальня: се
атмосфера была исключительно женской.
Она указала мне на кресло эпохи Людовика ХУ.
- Садитесь. Нам надо также привыкать и к этой
спальне.
Когда я сел, она встала на колени на ковер и прислонила
голову к моим ногам.
- Нам хорошо.
- Да, нам очень хорошо, Эмма.
Я взглянул на кровать и не мог себе представить, как
они здесь занимались любовью.
Человек, изменивший 65
свое лицо
И все же на этой постели он овладел ей. Против воли
она спала с ним здесь каждую ночь. Здесь он стал
разочаровывать ее и здесь она стала его ненавидеть.
- О чем, вы думаете, Жеф?
- Я не мог бы этого сказать...
Мне надо было вернуться к реальностям жизни.
- Я буду снова писать, Эмма, потому что мои статьи
хорошо раскупаются.
- Но вы же не можете...
Она вдруг умолкла. На ее лице появилась улыбка.
- У меня есть потрясающая идея!
- Ты удивительная, Эмма! Я заранее уверен, что эта
идея хорошая!
- Подождите... Предположим, я пойду к директору
газеты, в которой работал Фернан. Это энергичный и очень
умный человек.
- Ну и что?
- Я ему скажу: «Господин Таразоф, мой муж работал в
вашей газете после окончания войны в качестве секретаря
редакции. Неужели вас не удивило, что внезапно он начал
писать? Да! ТАк вот я скажу вам всю правду, господин
Торазоф: это я решила однажды заняться критикой
телепередач. Я доказала себе этим, что у меня был
писательский талант. Так вот, все статьи, которые он вам
давал были написаны мной. Теперь, когда его больше нет,
следует ли мне прекратить писать, только потому что мои
первые произведения были напечатаны под его именем?!
Право слово, она была просто великолепна в роли
женщины, которую мучаетсовесть! Будь я на месте господина
Таразофа, я бы был взволнован до слез достоинством этой
женщины.
- Это нс просто хорошая идея, это гениальная идея,
Эмма!
- Ты согласен?
- Конечно, черт побери!
- Ведь он не должен усомниться в моих словах, когда
я ему вручу статью также потрясающе написанную, что и
предыдущие, правда?
66
- Ни на секунду!
И мне больше ничего не оставалось, как написать ее.
Глава двенадцатая
Я вздрагивал от малейшего шороха. Я ждал ее уже
четыре часа, и у меня уже больше не хватало терпения.
Тишина, которая царила в доме, угнетала меня. Я подкинул
дров в камин.
Удастся ли Эмме ее затея? Не привлечет ли она
внимание директора к нам? После подобного сообщения
не усомнится ли директор в том, что эта маленькая женщина
в черном действительно была автором этих статей? А если
да, то значит есть кто-то третий, пытающийся остаться в
тени...
Я открыл окно, чтобы проветрить комнату от
заполнившего ее дыма.
Под дождем сад напоминал кладбище. Зима была уже
на носу, и можно было ожидать снега и морозов. Мне не
хватало воздуха, и я нс мог больше выносить своего
одиночества. Неужели превратности судьбы сделали меня
таким пугливым?
Только я взглянул на ворота, как они открылись. Эмма
победно жестикулировала, идя по аллее. Я ринулся к ней
навстречу и положил ей обе руки на плечи.
- Ну как?
- Полная победа! Моя история больше восхитила, чем
удивила Торазофа, Он даже признался мне в том, что всегда
сомневался в таланте моего мужа. Он предложил мне
двести тысяч франков за ежедневную статью и за ведение
телевизионной рубрики.
- Великолепно!
- Я отказалась, - сказала она со смешком, бросая
перчатки на стол.
- Ты. шутишь?
67
- Нисколько! Я сказала ему, что я могла сделать
карьеру в другом месте,- потому что Медина получил
предложения от других газет.
- И как же он это воспринял?
- Как деловой человек, он добавил мне еще сто тысяч
франков. Тогда я согласилась. Надо же с чего-то начинать,
не так ли, Жеф!?
- Фантастика! Не зря говорят, что разумные женщины
представляют опасность для общества.
Она была перевозбуждена, счастлива.
- В течение долгих месяцев я существовала в тени этого
никчемного человека, Жеф! И вот я засверкала! Это так
чудесно, вы не находите?
- Да, как и я, но в другом смысле. Годами я загнивал,
и вот теперь я расцветаю благодаря тебе! Ты мой привой,
Эмма!
Мы долго целовались. После улицы губы у нее были
холодными, но они быстро согрелись от моих.
- Это еще не все, - сказала она. - Нам необходимо
найти псевдоним. Я должна сообщить его Торазофу по
телефону для завтрашней статьи.
- Как псевдоним? Разве ты не хочешь ставить под
статьями свое собственное имя?
- Что ты, Жеф, это невозможно! Я ношу имя мужа. На
что это было бы похоже? И кроме того, люди не верят, что
женщины могут быть памфлетистами. Тогда читатели
ожидали бы кулинарного рецепта после каждой строчки!
По крайней мере слава ее не интересовала. Это была
практичная женщина.
- Слушай, - сказал я, - вначале я предлагал Медине
псевдоним «Циклоп». Что ты об этом думаешь?
- Это уже устарело. Да и Торазоф просил подобрать
какое-нибудь нормальное имя. Ему не нравятся статьи,
написанные так, словно их автор сам себя боится.
- Тогда...
Она тоже искала псевдоним. Я смотрел на нее в
уверенности, что она придумает его раньше меня.
И действительно глаза ее вдруг заискрились, словно
68
налитое доверху шампанское.
- Когда я была маленькой, я прочитала роман, в
котором фигурировал красивый юноша со светлыми
волосами. Я влюбилась в него. Помню, что его звали Эрве
Гино. Если мы будем подписываться этим именем?
- А почему бы и нет...
Однако, мне стало немного грустно.
- Вот ты мне уже и изменяешь, Эмма. Ты изменяешь
мне со своей детской мечтой.
- Разве ты не понимаешь, как раз наоборот, ты
претворяешь в жизнь мою мечту, Жеф! Ведь Эрве Гино - это
ты.
- Правда...
- Ну и...
- Ты всегда права. Тебе просто повезло, что ты такая
красивая, мой ангел, иначе тебе бы не смогли этого
простить!
Она улыбнулась в ответ. Ее щеки порозовели от
мороза. От нее исходил приятный запах. Это был едва
ощутимый запах растений, который заставлял думать о
редких цветах.
- Я думаю, что мы будем счастливы, Жеф!
- При условии, что я не утомлю тебя.
- Как ты можешь такое говорить! До твоего появления
я влачила просто жалкое существование в этом доме. Я не
знала, что существовали солнце, день... Ты, Жеф, не
раздумывая, открыл ставни.
Глава тринадцатая
Третий этап своей карьеры я начал под именем Эрве
Гино. Псевдоним больше не мешал мне работать. Я
действительно хотел поменять имя. Это было что-то вроде
нового гражданского состояния, которое мне хотелось бы
разделить с Эммой.
69
Я писал с такой же энергией и желанием, что и прежде.
Я подолгу думал над сюжетами и оттачивал свое перо.
Родив статью, я передавал ее Эмме для печатания на
машинке, что создавало для меня ощущение сотрудничества.
Мне было необходимо чувствовать себя главным
составляющим супружеской четы. Так было приятно
сознавать, что ты больше не один в этой жизни! Когда она
уходила в редакцию газеты, я занимался домашними делами,
в ожидании ее прихода. Это я-то, который никогда не мог
сварить себе яйца или зажечь
плиту! А теперь я с удовольствием готовил обед или
натирал пол в ее отсутствии. Дело в том, что ее новая
профессия отнимала у нее все больше и больше времени.
Она становилась влиятельной личностью в газете. В ее
обязанности входило присутствовать в редакции, на
совещаниях у директора, или на коктейлях.
Вначале мне было грустно, когда ее не было дома, а
потом я привык к этому. Я открыл для себя, что приятно
ожидать любимого человека, готовиться к встрече с ним.
Это придавало некоторую тайну нашей любви.
Когда она возвращалась, в доме все сверкало чистотой.
Переступая порог дома, она окидывала все восхищенным
взглядом, что вознаграждало мои усилия.
XXX
Сегодня вечером она вернулась какая-то очень
огорченная, и это обеспокоило меня.
- Что-нибудь не так, Эмма?
- Да нет, ничего, но дело в том, Жеф...
- В чем дело?
- Мне надо уехать вечером...
Она выглядела такой печальной, что ее лицо впервые
потеряло свою свежесть.
Круги под глазами усиливали ее нервное состояние.
- А куца тебе надо ехать?
- Если бы вы только знали, как мне этого не хочется!
Дело в том, что раз в неделю редакция газеты устраивает
70
небольшие пирушки. Редактор уже много раз приглашал
меня, но я всегда отказывалась под предлогом траура, но
сегодня он был особенно настойчив, сказав, что моим
отказом я обижу других. И мне пришлось принять
приглашение.
Она прижалась ко мне, рыдая.
- О, Жеф! Я не хочу туда идти!
- Ну так останься!
- Но я же обещала! Как я могу теперь отказаться!
Слишком поздно, Жеф!
Только у женщин могут возникнуть подобные
противоречия.
Она плакала, не желая принять приглашение, но
возмущалась, когда я просил ее остаться.
- Поступай как знаешь, я не знаю, что тебе сказать
другого.
Она вытерла слезы платком, огромным как конверт,
потом поднялась к себе наверх переодеться. Через некоторое
время она спустилась в вечернем платье с накидкой из
норки. Она слишком накрасилась и изменила прическу.
Короче, она полностью изменила свою внешность. Передо
мной стояла молодая, элегантная женщина, уверенная в
себе, резко отличающаяся от маленькой девочки, которую
я знал.
Я посмотрел на нее влюбленными глазами.
- Ты так красива, Эмма!
Она чуть пожала плечами, как все молодые женщины,
которым делают комплименты.
- А ты что будешь делать, дорогой?
- Ждать тебя, черт побери!
- Обещай мне, что ты что-нибудь поешь.
- Конечно!
- Я знаю, ты поджаришь на кухне кусочек сыра. А мне
хотелось бы, чтобы ты приготовил себе целый обед, Жеф!
- Ладно.
Она поцеловала меня и ушла. Накануне шел снег, но
он почти весь растаял. Лишь немного погрязневшего снега
еще оставалось на крышах и на верхушках каштановых
71
деревьев.
Она села в машину и уехала.
Мне показалось, что невидимое печальное облако
окутало весь мир. Страшное, безжалостное одиночество
вновь охватило меня. Особняк принял какой-то зловещий
вид, как и весь квартал. Огонь в камине не радовал.
Я пошел немного перекусить, потому что обещал ей
это, но кусок мне не лез в горло.
Потом я включил телевизор, так как мне нужно было
написать «нашу» следующую критическую статью. Хотя
концерт, передаваемый по телевидению, был очень удачным,
однако номера акробатов, жонглеров и иллюзионистов
оставили меня совершенно равнодушным. А ловкий трюк
с голубями, вылетающими из шелкового мешочка, не
доставил мне никакого удовольствия. Я просто задыхался
перед экраном. Мне казалось, что я был заперт в темной
камере с единственным выходом через экран. Не выдержав,
я выключил его, надел пальто, чтобы немного прогуляться.
Небо, затянутое снежными облаками, и зимняя ночь немного
развеяли меня.
Было холодно, и чувствовалось, что при малейшем
повышении температуры пойдет снег и что пролежит он на
этот раз долго. В неподвижном воздухе ощущалось что-то
трагическое. Слышно было только потрескивание инея на
деревьях.
Я глубоко вздохнул, словно хотел вобрать в себя это
чистое дыхание зимы. Медленно дошел до ворот и вышел
на проспект. Уютные особняки, стоявшие по обе его
стороны, казались освещенными нереальным светом. Вокруг
не было ни души, и я думал, что оставлен наедине с собой.
Мне хотелось встретить хоть какую-нибудь собаку или
любое живое существо, но лишь тишина стояла вокруг
меня. Великолепная и сладкая пустота.
Я пошел по тротуару: было холодно просто так стоять
на морозе. Я шел вдоль других домов в надежде услышать
привычные звуки. Но те, которые доносились до меня,
были словно из другого мира.
Я не узнавал их. Они походили скорее на голоса из
72
загробного мира. Я прошел несколько сотен метров по этой
печальной планете. Потом я вдруг подумал, что Эмма
должна была скоро вернуться. Я пошел обратно к дому. В
конце проспекта я увидел машину, которая ехала из Парижа.
Она шла на медленной скорости и с ближним светом. Тут
я понял, что это был вовсе не автомобиль Эммы. Что-то
оборвалось во мне. Будто весь холод собрался у меня в
груди. Я отошел в тень и остановился.
Машина замедлила ход. Кто-то осторожно выглянул в
окошко. Это был мужчина, смотревший на номера домов.
Машина остановилась перед нашим домом. Из нее вышел
мужчина, а тот, что был за рулем, остался и зажег сигарету.
На мгновение я увидел жесткое лицо, не различая все его
черты.
Человек, вышедший из машины, подошел к воротам
особняка. Я не очень плотно закрыл задвижку. Несколько
минут он смотрел на дом, засунув руку в карманы пальто.
Воротник пальто был поднят, а шляпу он надвинул на лицо.
Это мог быть полицейский или гангстер. Я сразу понял, что
пришли за мной. Эта могучая, решительно выпрямленная
спина пугала меня.
Прижавшись к дереву, я затаил дыхание, чтобы не
выдать своего присутствия.
Человек отошел от ворот и снова сел в машину.
- Что там? - спросил водитель.
- Свет горит.
В холодной ночи я различал их слова.
- Значит кто-то здесь есть, если малышка уехала.
- Наверное.
- Посмотрим?
- А зачем? Мы же не сдельно работаем.
И они уехали.
Я чувствовал себя разбитым от страха. Теперь я был
уверен, что это были полицейские. Кто-то донес на меня,
если только... Да, теперь я понял, кто это был. Статья,
опубликованная Мединой перед смертью, могла
заинтересовать фараонов.
Они начали расследование и добрались до меня! Ну и
73
сволочь же этот Медина! Он все-таки поимел меня! Его
единственная статья была чем-то вроде завещания. Перед
тем, как покончить с собой, он выплюнул свой яд.
Я вернулся и тщательно закрыл за собой ворота.
Возможно, у меня еще было время скрыться, но не хватало
смелости на это. Нет, я ни за что не брошу Эмму и останусь
рядом с ней до конца.
Она вернулась несколько позже, веселая и
возбужденная.
- Уф! Я не очень долго отсутствовала, мой дорогой?
- Не очень!
- Этот вечер измотал меня, Жеф. Все старались показать
свой ум. Вам не кажется, что журналисты в сущности
глупы?
- Не больше и не меньше, чем другие мужчины, Эмма.
- Вы не очень скучали без меня?
- Очень!
Она сняла меховую накидку.
- Не люблю одеваться по вечерам. Эти шикарные
туалеты, словно кольчуга для меня.
Она даже не поднялась в свою спальню, чтобы
переодеться. В мгновение ока она предстала передо мной
в нижней юбке и лифчике. В чулках и туфлях на высоком
каблуке она была очень эротична. Казалось, она позировала
для специального журнала.
Великолепная в своем бесстыдстве, она села в кресло
и закинула ногу на ногу.
- Боже, как же хорошо дома! - воскликнула она. - Но
что с вами, Жеф, вы чем-то взволнованы?
- А как мне не волноваться, видя тебя перед собой?!
- Мне кажется, что вас что-то угнетает?
- Да нет, с чего мне быть угнетенным?
- Не знаю... Мне показалось! Вы какой-то не тот
сегодня вечером.
И я решил рассказать ей о сегодняшней истории, но
тут же передумал. Зачем волновать ее? То, что должно
произойти, все равно произойдет. Главное, чтобы она не
покидала меня больше.
74
Я присел на поручень кресла. Я был готов все
забыть, видя ее в таком неглиже. Я провел рукой по ее
ногам. Мне было приятно соприкосновение с ее чул-
ками, чувствовать тепло ее тела.
- Эмма, мне не хотелось бы, чтобы ты куда-нибудь
ушла сегодня вечером.
- Почему?
- Этот дом так страшен, когда тебя нет. У меня
создается впечатление, что он тяжким грузом ложится мне
на плечи.
- Хорошо, Жеф, в таком случае я больше никуда не
пойду. И я хочу только сказать вам, что и для меня это
просто наказание.
- Правда?
- Конечно правда!
Я вдруг почувствовал себя глупым и одновременно
молодым. Я прижал ее голову со всей страстью,
- Эмма!..
- Да...
- Дай слово, что ты не будешь больше ходить на эти
обеды.
- Я клянусь вам!
Глава четырнадцатая
Но уже на следующий день и потом она все же уходила.
И каждый раз под каким-нибудь предлогом - прием, на
котором ей обязательно надо было присутствовать,
презентация, на которой ей надо было показаться, коктейль...
Для нес это уже не было наказанием, хотя она и продолжала
утверждать это. Вначале я протестовал, но все было напрасно.
Эмма мне уже доказала, что она делает всегда то, что хотела.
Она не была упрямой, нет, это было само упрямство.
Иногда она вроде бы поддавалась моим уговорам, но в
последний момент она находила какой-нибудь неоспоримый
75
аргумент. И убегала, поцеловав меня, сказав на прощание
что-нибудь приятное и состроив при этом такую милую
гримасу. Она ворковала как голубь, а потом внезапно
исчезала. А я, мрачный и обиженный, оставался один в
гостиной в компании с какой-то непонятной и
обволакивающей меня тревогой.
Я боялся выходить на улицу из-за страха очутиться нос
к носу с одним из полицейских, которых я видел в машине
в прошлый раз. Я ощущал, что вокруг дома кто-то все время
бродит. Они были там. А раз я не выходил, то они и не
объявлялись. Дело в том, что они, наверное, сомневались
относительно моей личности. Но выйди я из дому, они
наверняка начали бы действовать.
Из-за того что я не выходил на улицу, я начал полнеть.
Меня тяготило это надвигающееся ожирение. Я был похож
на какое-то больное животное. Лицо мое старело,
покрывалось морщинами, под глазами появились круги.
В голову лезли самые нелепые мысли. Я стал
сомневаться в Эмме. А вдруг она устала выдерживать все
это? Эта жизнь вдвоем ей была также невыносима, как и
жизнь со своим мужем? Я был слишком стар для нее. Хуже
того - несмотря на то, что мне было всего-навсего сорок
пять лет, - я был просто стар. Я чувствовал себя полной
развалиной. Проказа сомнения, сидевшая во мне,
постепенно стала подтачивать мои силы.
Но я продолжал писать статьи, так как это было
единственным, на что я был способен, но я уже не верил в
свою работу.
Зачастую Эмма возвращалась даже поздно к вечеру.
Хотя перед этим она звонила мне, невнятно объясняя
причину своей задержки. Возвращаясь поздно, она спокойно
выслушивала мои упреки. А когда я ей все высказывал, она
порывисто бросалась мне на шею, говоря, что по-прежнему
любит меня, и что для нее ничего не было в мире важнее
меня.
Я не настаивал. Я уже был согласен принимать то
малое, что она мне давала. Я уговаривал себя, убеждая, что
и этого было для меня много.
76
Как-то вечером, когда я по обычаю трустил, с идя перед
камином, раздался телефонный звонок.
Эмма только что ушла. Значит звонила не она. Я стал
ходить вокруг телефона, как дикий зверь перед наживой. Я
боялся поднять трубку. Но телефон продолжал настойчиво
звонить, и мне было трудно устоять, настолько я был
взвинчен.
Я поднял трубку. Какой-то мужской голос в отчаянии
кричал: «Алло! Алло!»
- Я слушаю, - пробормотал я жалким голосом.
- Это вы, Гино?
Голос был весьма любезный и знакомый.
- Простите, вам кого?
- Это Эрве Гино?
- А кто вы?
- Массонье, главный редактор. Мне очень надо
переговорить с Гино.
- Но мадам Медина только что уехала. Я ее дядя.
- Ах так? Значит она уехала вместе с Гино?
Я просто не понял вопроса. Может меня разьпрывали?
Но я не мог ошибиться - чувствовалось, что говорил кто-
то из редакции. И человеку явно было не до шуток. Да
шутка была бы дурацкая.
- Простите?
- Я спрашиваю, мадам Медина уехала вместе с Эрве
Гино? Дело в томхчто мне надо его увидеть во что бы то ни
стало.
- Нет. Моя племянница уехала одна.
- Тогда прошу извинить меня.
Повесили трубку. Целых пять минут я не мог сообразить,
что же произошло.
XXX
Она вернулась во втором часу ночи. Выглядела она
более усталой, чем обычно. Было видно, что ее теперешняя
жизнь не подходила ей. Ее свежесть испарялась, как роса
на солнце.
В ожидании ее, я лежал на диване, не включая света.
77
Она же полагала, что я уже заснул, так как, когда она зажгла
свет, она вскрикнула при виде меня.
- Вы испугали меня!
- Извини, дорогая. Я специально не ложился и ждал
тебя, так как произошла какая-то непонятная вещь.
Улыбка сразу слетела с ее губ.
- Ну?
Я впервые для себя заметил насколько взгляд ее
становился жестким, когда она была чем-то озабочена.
- Звонил главный редактор газеты. Он хотел поговорить
с Гино. Что это значит? Он спросил меня, не уехал ли он
вместе с тобой?
Она рассмеялась, и в выражении ее лица появилась та
самая невинность, которая так восторгала меня. Я
продолжил:
- Да потому что он и не был один! Ты же понимаешь,
что никто не должен догадываться о том, что Гино - это
женщина. Или же патрон не доверяет тебе?
- Я так и думала, что это было что-то в этом роде.
Мы поговорили о статьях, которые надо было сделать
к следующему дню. Затем мы легли в постель, и я получил
свою порцию счастья.
XXX
На другой день, во второй половине дня, я ушел из
дома почти сразу после отъезда Эммы. Это был мой первый
выход после встречи с фараонами. На проспекте не было ни
души. Прибавив шаг, я направился к вокзалу. Когда я уже
подходил к нему, передо мной внезапно возник «тип» ..Я уж
и не представляю, где он мог прятаться, но он возник
передо мной, как чертик, выскакивающий из коробочки.
Раздался щелчок. Он сфотографировал меня.Это был
настоящий крепыш. Мне показалось, что это был тот
самый водитель машины, который закурил сигарету, когда
его товарищ наблюдал за садом нашего дома.
Взгляд его был абсолютно невыразителен. Машинально
он протянул мне билетик, на котором был напечатан адрес
табачного киоска в Сен-Клу и порядковый номер. Может
78
я был слишком мнителен, и это был просто уличный
фотограф. Он продолжил свою работу, фотографируя всех
людей, приходивших к поезду.
Мне нс следовало быть столь подозрительным.
Добравшись до вокзала Сен-Лазар, я взял такси и
доехал до редакции газеты. Прямо напротив здания редакции
стояло маленькое кафе. Я купил какую-то газетенку и сел
около окна, откуда можно было вести наблюдение.
Жалюзи на окнах бара скрывали меня. Я сел за столом
между колонной и спинкой скамейки. Здесь места было
только на двоих, и я был уверен, что никто не будет
наблюдать за мной. Я сидел спиной к посетителям бара.
Сделав заказ и развернув газету, я принялся наблюдать
за теми, кто входил и выходил из редакции в надежде
увидеть Эмму.
Время текло незаметно. Люди входили в кафе, их
голоса смешивались с теми, кто уже сидел там. Я даже не
смотрел на них.
Я сидел и с напряжением глядел в окно, трустный и
обиженный. Никогда я не чувствовал себя таким одиноким!
Женский голос, раздавшийся рядом, заставил меня
вздрогнуть. Вне всякого сомнения это был голос Эммы.
Мои руки, державшие газету, задрожали. Эмма вошла
в кафе, а я даже этого не заметил. Может она была уже там
до моего прихода? Еще чуть-чуть и я бы был обнаружен.
Я полностью прикрылся газетой. Если я не буду
двигаться, она меня не заметит. Она сидела, прислонившись
к спинке скамейки, прямо сзади меня и разговаривала с
человеком, фигуру которого я едва различал. Он только что
вошел. Тут я вспомнил, что видел, как он входил минуту
тому назад. Это был молодой, стройный человек, высокого
роста. Любопытство разбирало меня, но я не мог смотреть
на него.
- О! - прошептала Эмма, - я так рада видеть тебя, мой
милый! Вчера вечером я так испугалась, так как все чуть не
провалилось. Представляешь, этот идиот Массонье позвонил
домой и спросил тебя.
- Да ты что?!
79
Было заметно, что молодой человек был недоволен.
- Ну и?..
- Успокойся, Эрве, я придумала ему историю, которую
он заглотил!
- Молодец!
- Он поверит во все, что угодно. Господи, до чего же
умные люди становятся доверчивы, когда они любят!
- Мне кажется, что он тебя слишком любит! Это может
плохо кончится!
- Тихо, не говори так громко: тебя могут услышать!
Она понизила тон. Голос ее стал таким покорным и
нежным.
Он постучал монетой о мраморный столик.
- Гарсон!
И минуту спустя, они вышли под руку из кафе. Сквозь
жалюзи я наконец-то разглядел Эрве Гино! Он был высок,
очень красив, с густой темной шевелюрой волос.
- Да "Жеф, - сказал я сам себе, - у тебя действительно
необычная судьба. Только с тобой может произойти
подобное!
Они напомнили мне, что я был просто пешкой во всей
этой грязной игре. Я - обманутый, обкраденный дурак,
презренный рогоносец, никому не нужный человек! Да,
Эмма - великолепная актриса! Здорово же она надула меня!
А ее идея о псевдониме «героя ее детства» была просто
гениальной! Она просто использовала методы своего мужа.
Разве она, как и он, не завела себе машину для производства
статей?
Влюбленная в этого Эрве Гино, как кошка, она готова
была пойти на все, только бы обеспечить ему карьеру.
Я даже улыбнулся при мысли о том, что являлся частью
этого любовного треугольника.
Ну что ж, я готовил ей вкусные блюда, а она в это время
лежала в объятиях своего любовника! Я мыл посуду, убирался
на кухне, натирал полы, пылесосил, писал статьи. Я
сознательно стал послушным роботом.
Но, по счастью, роботы тоже иногда выходят из строя!
80
Глава пятнадцатая
Я чувствовал, что качусь вниз. Мне казалось, что
нахожусь в центре какого-то заговора. Все было против
меня: Эмма, моя любовь к ней, которую я еще продолжал
к ней испытывать, мос прошлое, мое новое лицо и само
общество. Вокруг меня плелась паутина, и однажды я
попаду в нее, и тогда все мои несчастья разом кончатся для
меня. Мне больше не нужно будет выбирать и бороться. Все
станет настолько простым!
Я вернулся в особняк и поднялся в комнату Эммы. С
того момента, как я убедился в ее Коварстве, одна странная,
но навязчивая мысль засела мне в голову.
У меня уже были неясные догадки, что это Эмма убила
Медину. Теперь же я был в этом уверен.
Я понял, что она приняла такое решение, прочитав
мою статью. Еще до смерти своего мужа, а не после она
поняла, что эта статья могла бы быть ей полезной.
Эта коварная женщина уже давно замышляла убийство
ненавистного ей супруга. Она люто ненавидела его, и
теперь у меня не оставалось никаких сомнений в том, что
это именно она совершила убийство. Догадка должна была
бы испугать меня, но ведь я был писатель. А писатель -
человек необычный. Он всегда смотрит на жизнь со своей
особой точки зрения и склонен создавать из окружающих
его людей персонажей своих будущих книг. Образ Эммы-
убийцы вполне привлекал меня. В сущности, я влип в
Детективную историю, это я-то, писавший о разных
событиях! Разве это не была находка для меня?
Итак, это она его убила! Теперь вставал вопрос - как?
Ей же было не просто вскрыть ему вены!
С другой стороны, вскрытие не обнаружило никаких
следов снотворного в теле Медины.
И он не был предварительно оглушен. Тогда как же?
Подходя серьезно к этому вопросу, я понимал, что мои
подозрения не были вполне основательны, однако я был
81
уверен в виновности Эммы.
Можно было сделать и другое предположение: Гино
помог ей совершить это убийство. Но я его сразу отбросил.
Никогда любовники нс рискнули бы сделать это в спальне
жертвы, находящейся рядом с моей. Эмма была храброй, но
не настолько безрассудной женщиной.
Я сел в кресло и стал внимательно разглядывать
кровать. Итак, однажды утром Медина встал с нее и прошел
несколько метров до ванной, из которой уже не вышел.
Скрестив руки на груди, я продолжал рассматривать
постель. И вдруг меня осенило. Я вскочил и схватил
подушку.
Я обнаружил неровную царапину в изголовье кровати,
которая показалась мне подозрительной. За подушкой эта
царапина становилась все более отчетливой. Это были
десять полосок на розовом сатине. Десять царапин от
десяти сжатых пальцев. Это были, вне всякого сомнения,
царапины от сжатых пальцев Медины. Его руки были
связаны, когда он спал. Я вспомнил, что хозяин этого дома
всегда крепко спал. Он даже купил себе будильник с
громким и продолжительным звонком. Стало быть Эмме не
составляло никакого труда связать ему руки и ноги, и
заткнуть кляпом рот. Затем она попыталась вытащить его
из постели, и именно в этот момент связанный Медина
попытался уцепиться за что-нибудь, оцарапав изголовье
постели. Я прошел этот путь - от спальни до ванной. В
некоторых местах я обнаружил другие подобные следы на
паласе.
Я встал на четвереньки, словно Шерлок Холмс, когда
дверь спальни внезапно открылась.
На пороге стояла Эмма с нахмуренными бровями.
- Что это вы, Жеф?
Я с улыбкой взглянул на нее.
- Извини меня, дорогая, что ворвался в твою спальню
в твое отсутствие. Я тут потерял кое-что.
- Здесь?
- Конечно. Ведь эта вещь не может находиться в
другом месте, так как речь идет о следах совершенного2
82
тобою убийства!
Она побледнела также, как в свое время бледнел
Медина.
- Жеф! Я не люблю подобных шуток!
- А это не шутки, Эмма. И ты прекрасно об этом
знаешь!
Я поднялся с паласа. Казалось, она вот-вот упадет в
обморок, и мне пришлось подхватить ее за талию.
- Признайся, дорогая, ты убила его ради меня? Когда
он переписывал мою статью, адресованную вымышленному
комиссару, ты сказала себе, что это письмо могло бы быть
адресовано реальному комиссару, ведь так?
- Перестань мучить меня, умоляю тебя!
- Нет, Эмма. Мне «надо знать все, потому что эта мысль
преследует меня вот уже несколько месяцев! Я все время
говорю себе, что подобное доказательство твоей любви ко
мне просто.потрясающе! Но я не осмеливаюсь поверить в
это.
Она захлопала глазами, и отвернулась.
- Не будем говорить об этом, дорогой. Сжалься надо
мной!
Я был опьянен своим торжеством.
- Так значит это правда! О, любимая моя! Ты сделала
это ради меня!
Говоря это, я целовал ее.
- Ради меня! Ради меня! - повторял я.
- Да, Жеф, ради тебя!
- Спасибо! Спасибо! Я никогда не думал, что ты
любишь меня до такой степени!
- Понимаешь...
- Как тебе это удалось?
- Перестань, прошу тебя!
- Наоборот, дорогая моя, расскажи мне! Теперь я хочу
знать все.
Она отрицательно покачала головой, отказываясь
входить в грустные подробности.
- Ты связала его, да?
- Да нет! Он бы проснулся, несмотря на крепкий сон.
83.
- Тогда как же?
- Все было гораздо проще, Жеф.
- Говори! Не томи!
- Видишь ли, Фернан всегда спал на боку, подложив
под голову скрещенные руки.
Она затягивала разговор, ибо это было в природе ее
артистической натуры, которая брала верх. Мне не стоило
торопить ее, она и так скажет все. Я так сильно восхвалил
ее поступок, что ей трудно было отказаться описать мне его
во всех подробностях.
- Накануне я дала ему пижаму из очень прочной ткани.
- Ну?
Я уже догадывался, что она придумала что-то
гениальное. и
- Когда он крепко заснул, я сколола большими
английскими булавками рукава и брючины.Он даже ничего
не почувствовал, но уже не смог бы двигаться.
- Браво! Только женщина могла найти такой простой
и практичный способ связать мужчину. Ну а чтобы он не
кричал?
- Угадай!
Она цинично играла в ребусы со своим преступлением.
Что это - невинность или жуткий макиавелизм?
Вступая в игру, я продолжил:
- Даю руку на отсечение, что ни за что не догадаюсь!
Даже в фильме ужасов нельзя было себе представить
более циничного диалога.
- Сейчас увидишь...
Она подошла к комоду стиля Людовика ХУ и из ящика
для перчаток извлекла небольшой рулон ткани. Когда она
развернула его, я увидел, что это была фетровая маска,
перетянутая внизу резинкой.
- Видишь, мне оставалось только накинуть ему это на
голову. Мне на это хватило одной секунды. Он даже не
успел понять, что происходит.
- И ты дотащила его за ноги до ванной?
- Ну да.
- И сумела его запихнуть в нее?
84
- Это было самым трудным! Один конец липучки я
привязала к крану, затем обвязала его этой лентой за талию,
а другой конец прикрепила к держалке душа. Оставалось
только подтянуть его.
Да, это был настоящий дьявол. Ее методы привели бы
в восхищение авторов сценариев фильмов ужасов.
- Я восхищаюсь тобой, Эмма! Какая хитрость! Какая
смелость!
- Но ведь я сделала это ради тебя, Жеф!
- У меня может появиться комплекс вины, Эмма.
У меня был соблазн высказать ей все, что накопилось
у меня на сердце. Но я сдержался. Если бы я раскрыл ей все
свои карты, я не смог бы отомстить ей так, как она того
заслуживала. Самым простым было бы разоблачить ее. Но я
решил все хорошенько обдумать, не уступив ей ни в
воображении, ни в оригинальности.
- Ты презираешь меня, Жеф?
- Как ты можешь думать так? Ты представила мне
самое большое доказательство твоей любви, Эмма. Ты
убила ради меня!
Она подошла ко мне. Губы ее были влажными, а взгляд
игривым.
- Ты не находишь, Жеф, что это возбуждает?
- Да, и очень, любовь моя!
Глава шестнадцатая
Я уже не раз занимался любовью с Эммой в постели
Медины, но впервые спал в ней.
Я настоял на том, чтобы провести ночь рядом с ней в
спальне, где произошло убийство. Это вдохновляло меня.
Никто не может понять то чувство опьянения, лежа
обнаженным на месте мужа, придумывая способы
прикончить его жену. Ситуация была действительно
невероятной. Прижавшись к Эмме, я смаковал ее. Скоро
85
настанет день и она наденет на себя свои самые красивые
вещи, идя на свидание к своему любовнику. Что принесет
ему она? Свое молодое тело, которым я пресытился, или
свою черную душу, в которую вселился дьявол? Мне даже
стало жаль этого типа, преимущества которого состояли
только в его молодости и красивой физиономии. Вместо
того, чтобы пользоваться и тем и другим, он осложнял свою
жизнь ненужными трудностями. Конечно, он был красив и
мечтал о славе. Глупец!
Теперь-то я знал чего стоит эта слава. Пьедестал из
песка и ничего больше! Люди, взобравшиеся на него,
полагают себя избранными и вечно живущими. Но при
первом порыве ветра этот пьедестал рушился.
На рассвете я почувствовал себя в полном порядке. Я
встал и пошел открыть ставни. Мне нужен был свет.
Поднимая шторы, я заметил неподвижный силуэт около
дерева на проспекте. Это был тот самый фотограф, который
щелкнул меня накануне на привокзальной площади. Он
стоял, прислонившись к стволу липы, со шляпой сдвинутой
на бок и поднятым воротником. Без фотоаппарата он
совсем не походил на фотографа.
Полицейский!?
Его небрежный вид выдавал в нем фараона. Накануне
он сфотографировал меня для того, чтобы можно было
сличить моютеперешнюю фотографию со старой. Сомнений
больше не было: меня должны были арестовать! Может
быть даже сегодня. Меня это уже не пугало. Я думал о
другом. Мне надо во что бы то ни стало отомстить, а сидя
в тюрьме, это будет невозможно. Разумеется, я мог бы
сообщить в полицию обо всем, что касается Эммы. Но это
было не в моем стиле.
Я прикрыл окно и снова лег в постель. Эмма еще спала.
Она слегка вздохнула и повернулась ко мне лицом. Как я
мог позволить так надуть себя? Во сне ее черты выдавали
все ее коварство.
Если я сяду в тюрьму, Эрве Гино попытается продолжить
«свою» серию ежедневных статей. Но это будет очень
сложно для него, ибо мой арест наделает много шума. Да и
86
Торазоф много поймет. Он уже дал себя обмануть два раза
подряд.Однако и он постарается замять дело, нс предавая
его огласке: его газете нс нужны скандалы. Атак кто знает?
Может он поможет Эрве Гино продолжить эксплуатировать
жилу?
- Ты не спишь?
Я посмотрел на Эмму.
- Нет.
Она разглядывала меня каким-то странным взглядом.
Я только сейчас понял, что эта женщина была ненормальной.
Значит, она говорила правду, уверяя меня, что была
фригидной. Все в ней было холодным, мертвым и'черствым,
как в физическом, так и в моральном плане. Она умела
только притворяться1 и притворялась превосходно. Я же
принял это за страсть.
- Ты чем-то озабочен, Жеф?
- Да просто простыл немного.
- Может я приготовлю тебе кофе?
Как в утро смерти Медины! Она вскрыла ему вены,
пошла сварила кофе и вернулась в ванную, чтобы снять с
него маску в окровавленной воде.
- Это было бы очень мило с твоей стороны, ответил я.
- Может принести аспирину?
- Как хочешь.
Я нс испытывал никакого страха. Пока моя жизнь
представляла большую ценность для нес. Она вскочила с
кровати и надела голубой шелковый пеньюар, который так
шел к ее светлым волосам.
XXX
Убийца!
Стоя на крыльце, я смотрел, как она выезжает на
мащине из гаража.
Право слово, такая красивая, с тонкой талией,
великолепными ногами, элегантной походкой.
Убийца!
Собранная, трезвая, расчетливая, хитрая и жестокая.
- До вечера, Жеф. Я вернусь рано, и мы проведем
прекрасный вечер.
87
Видимо, она боялась оставлять меня надолго одного,
потому что теперь я знал все. Она больше не доверяла мне.
Когда она ушла, я испытал неприятное чувство
одиночества, отбивающее вкус к жизни. Я был настолько
обескуражен, что даже не хотел ей мстить.
К чему все это вело?
А в нескольких метрах от меня моя судьба,
прислонившись к дереву следила за мной. Это и была моя
совесть. Именно от нее зависело, чем все это кончится.
Отдавая себя ей в руки, я проявлял смелость с некоторым
оттенком элегантности. Какой удар стоило мне нанести
Эмме и ее бандиту-любовнику? Полицейские могли бы
обвинить Эмму в том, что она дала прибежище человеку вне
закона. Я постоял еще несколько минут на крыльце, не
обращая внимания на пронизывающий холод. Снег растаял,
и все вокруг обледенело. Ветви деревьев блестели как
отлакированные. С крыш домов свисали сосульки, и зимнее
солнце придавало им какой-то мертвенный отблеск.
Боже мой! Неужели этому лжефотографу совсем не
было холодно? Если он настоящий полицейский, то почему
же он не решался войти? Ну и профессия.
Я замерз и решил вернуться в дом.
Я пошел в холл, снял с вешалки пальто, набросил на
шею шерстяной шарф и вышел на проспект, решив
покончить со всем этим. «Тип» по-прежнему стоял на
своем месте, как пригвожденный. Спокойно и безразлично,
он наблюдал, как я подхожу к нему.
Приблизившись, я очень внимательно рассмотрел его.
Внешне он был не очень презентабельным. По виду он был
человеком трубым, хитрым и любящим пожить. На
подбородке у него была противная бородавка с волосами.
- Что вы там стоите, замерзнете же! - сказал я ему.
Он никак не ожидал этого от меня. Вероятно, он
получил конкретные инструкции, в которых такой поворот
дела не был предусмотрен.
- Входите!
Я показал ему на открытые ворота и на серый фасад
особняка.
88
- Ну что вы здесь торчите? Нс лучше ли покончить с
этим делом раз и навсегда? Идите же, говорю вам!
И добавил с сарказмом:
- У меня и камин греется.
Он колебался какое-то мгновение.
Потом сделал шаг вперед и осмотрел безлюдный
проспект, блестящий от изморози. Казалось, что он сам
боялся, что за ним следят. Затем он повернулся ко мне,
показав бородавку, волосы которой встали дыбом от холода.
- Ну ладно!
Я проводил его до салона, где было тепло и стоял
приятный запах. За эти несколько минут мы не произнесли
ни слова.
Войдя в дом, я сел на любимый эммин диван, не
снимая пальто. Богатый интерьер, к которому он не привык,
явно смущал его.
- Садитесь, милейший. Около камина стоит кресло, а
вам нужно хорошенько разогреться. Я думаю, вы не
откажитесь от стаканчика?
- Не откажусь.
Я налил ему полстакана неразбавленного виски. Он с
жадностью выпил. У меня было впечатление, что я принимал
несчастного человека.
- Может теперь поболтаем?
Он пробормотал что-то невнятное, не отрывая стакана
от рта.
- А о чем болтать-то?
Его голос шел из стакана словно из раструба.
- Ну например, вы могли бы мне сказать, когда
собираетесь арестовать меня. У вас ведь есть моя фотография
и вы уверены теперь, что я - это я. Чего же вы ждете?
Казалось, он не понимает о чем я говорю.
- Как это арестовать вас?
- Не хотите же вы сказать, что к двери моего дома
приставили полицейского в качестве телохранителя?
- Кого-кого?
Он что-то туго соображал.
И тут он расхохотался.
89
- Блин!.. Да вы что меня за мента приняли?!
Теперь настала моя очередь удивляться.
- А что, разве я ошибся?
- Слегка, старик!
Видимо, его никогда не принимали за полицейского,
и теперь он долго будет рассказывать об этом своим
друзьям. Теперь я понял, что передо мной был просто
бандит.
- Что же вы делаете на этом проспекте?
Это его разозлило, но не очень.
- Да вы любопытный, уважаемый. А что я не могу
прошвырнуться в это время по улице?
- Напрасно вы строите из себя дурачка. Уж лучше
раскрыть все карты.
В его глазах появилось насмешливое выражение.
- Да ну?
- Ну да!
Он подошел к окну и посмотрел в него. На улице все
заледенело. Он повернулся ко мне и произнес с кривой
усмешкой:
- Сколько дадите, если расколюсь?
Он явно попался на удочку еще до того, как я насадил
наживу.
- Все, что имею.
- На сколько потянет?
- Примерно штук двести.
- Не маловато ли?
- Может быть. Но больше у меня просто нет.
- Может есть драгоценности?
Я подумал об эмминой шкатулке. В конце концов я
мог почерпнуть там кое-что. Она же не стеснялась
пользоваться моими рукописями.
- Может и найдутся, если вы сообщите мне что-нибудь
интересное.
- Могу.
- Ну так я слушаю вас.
- Только сначала денежки: за концерт платят заранее.
- Не спорю. Подождите секунду.
90
Я знал, где Эмма хранила деньги. То были в принципе
мои деньги, ведь это я их заработал.
Там было двадцать две тысячи франков. Я вынул
стопку и развернул ее веером перед носом моего собеседника,
чтобы еще больше заинтересовать его.
Он тут же схватил их и засунул в карман.
- А теперь рассказывайте, - приказал я жестким тоном.
- Кажись, вы бывший коллаборационист?
- Я не спрашиваю вас о моем прошлом, о котором и
сам знаю. Расскажите мне лучше о настоящем, а по
возможности, и о будущем.
- Да не вопите вы! Я скажу то, что знаю.
Мне не следовало торопиться: это злило его.
Он утер нос рукавом.
- Мне сказали, что вас приговорили к смертной казни.
Так? Поэтому вы вроде бы и скрываетесь. Вас давно
разыскивают. Что, скажете, не так?
- Так.
- Ну вот. Только во время оккупации вы доставили
кое-кому неприятности. А эти люди не собираются вам
отпускать грехи. Несколько месяцев тому назад один писака
толкнул в газете статью, что вы якобы вернулись. А те, кто
на вас имеют зуб, связались с моими ребятами. Но, зараза,
сейчас так просто на улице человека не пришьешь. Времена-
то не те. Надо быть осторожным, а потому то они и
предпочли обратиться к специалистам. Ну мы с корешами
согласились. Жить-то надо?
- Безусловно!
- Вот так!
- Ну а дальше что?
- Дальше мы взялись за расследование не хуже
настоящих ментов, клянусь! Для начала выяснили, что это
за тип, который написал статью. Узнали, где его хата и
пришли понаблюдать. Смотрим, а здесь только его баба.
Подождали с недельку. Потом хлоп! Смотрю, объявляется
тип. То бишь, вы! На морду вроде бы не похож, но кое-что
сходилось, потому что тот написал, будто бы вам перекроили
харю.
91
- Я понимаю.
- Ну туг мы начали за вами следить. Но не туг то было:
вы из дому не вылезали. А зачем же нам зря пришивать
человека, а вдруг он окажется хорошим?
- Такая профессиональная сознательность делает вам
честь.
Он с беспокойством взглянул на меня, думая, что я над
ним издеваюсь. Но на моем лице не было и тени улыбки.
- Ну а потом?
- А как случай представился, - стало быть вчера, - я вас
и сфотографировал, чтобы во всем убедиться. Я же изображал
из себя уличного фотографа, вы не усекли?
- Усек! Но что я мог сделать?
- Люди, которые нам платят, узнали вас. Значит будет
заваруха...
Голос его уже не был столь уверенным, потому что он
затрагивал вопрос, недоступный его пониманию.
- Что значит заваруха?
- Меня не удивит, если под ваш стул подложат гранату.
- Даже так?
- Угу.
Он вытащил пачку смятых денег и стал разглаживать
купюры. Затем он их аккуратно сложил в свой бумажник.
- Я вроде бы достаточно наговорил вам на эту сумму?
Ему было мало. Эта жадина хотел очистить меня до
копеечки. Он хотел подзаработать побольше, да так, чтобы
его напарники не знали об этом.
- Короче, вам нужны драгоценности?
- Короче, да!
- Хорошо, пойду поищу.
Два не очень дорогих кольца и браслет, который я
подарил Эмме, составляли все ее богатство.
Я потрогал браслет и положил его в раскрытую ладонь
моего собеседника.
- Что? Жалко расставаться? - спросил он с иронией.
- Совсем нет!
Он никак не мог понять того, что я с удовольствием
расставался с этой драгоценностью. Ведь когда я дарил этот
92
браслет Эмме, я не знал, что она окажется такой гнусной
женщиной. Мне по-своему было даже приятно, что она
исчезла в кармане этого жадного бандита.
Теперь, когда он забрал все, что было можно, он стал
излагать дальше.
- Хотите, мы можем сделать это прямо сегодня. Мы с
ребятами условились подсунуть вам пластиковую бомбочку,
как только подвернется случай.
И он вынул из внутреннего кармана своего пальто
деревянную коробочку на молнии. Он держал ее в руках с
большой осторожностью.
- Вот она эта игрушка. Раз вы не сдрейфили, я вам вот
что предлагаю: я кладу эту штучку где-нибудь в хате и
ставлю на время, которое вам подходит. А вы уж сами
ищите способ, чтоб в этот момент быть в другом месте.
Понятно? Мне лично как-то все равно - взорветесь вы или
нет. Главное - это наделать шуму. Клиент должен убедиться
в результате, сечете? Аглавное, не вздумайте предупреждать
этих пташек, иначе у вас будет головная боль! Ясно?!
- Можете быть спокойны.
- Отлично. Куца мне эту бонбоньерку-то сунуть?
Я задумался. Все это было как в тумане. Словно я
лично переживал самый опасный из своих собственных
романов.
- Подложите это сюда, под стол, если можно.
- Конечно. А*на какой час устроить вам фейерверк, это
уж как вы закажите.
У него даже было чувство юмора!
- Я думаю, что для фейерверка самое подходящее
время - это девять часов вечера, как вы думаете?
- Отлично! Все будет в норме!
Смотря, как он все это делает, я сравнил его со
слесарем, к которому я мог бы обратиться, если бы у меня
в ванной потек бы кран.
Он наклонился под столом и приклеил взрывчатку
клейкой лентой.
- Порядок! Работенка закончена! Скажу, что вам
крупно повезло, что вы заметили меня сегодня, а то бы
93
витать вам в облаках.
- Вы точно знаете время, когда взорвется детонатор?
- Не сомневайтесь! Кое-что я кумекаю в этом деле! Я
же раньше служил в саперных войсках! Потому и выбрали
меня убрать вас при помощи бомбы. Пока она взорвется,
можно успеть отчалить. С автоматом-то гораздо сложнее.
Он встал и отряхнул пыль с коленей.
- Ну так я отвалил? Главное не высовывайтесь: мои
кореша бродят тут неподалеку. Я им скажу, что вы уехали
и что я успел подложить вам мою игрушку.
Он не знал, как попрощаться со мной, и я первым
протянул ему руку. Ведь я был ему обязан.
Тот, кто ни разу не провел дня рядом с бомбой, не
может понять чувство, которое можно испытывать при
этом.
Время текло незаметно. Мне удалось взять свою судьбу
под контроль. Я назначил час своей смерти и смерти Эммы.
У меня не было никакого желания предотвратить взрыв.
Адская машина должна была положить конец нашей истории
с Эммой. Ее карающая рука принесет мне столь желанный
покой.
Единственно, чего я боялся, так это телефонного
звонка Эммы с сообщением, что она не вернется к ужину.
Но она вернулась раньше, чем обычно. Вид ее был очень
задумчивый.
Когда она вошла, я сказал ей об этом. В ответ она
только пожала плечами;
- Да, я была озабочена.
- Чем?
- Тобой, Жеф! Я боялась, что не увижу тебя здесь, когда
вернусь.
- Странная мысль!
- То, о чем я рассказала вчера... Ты понимаешь?
- Оставь это, Эмма!
Она поднялась наверх, чтобы переодеться. Я боялся,
что она заметит исчезновение драгоценностей, но она даже
и не открыла шкатулки. Она спустилась в черных шелковых
брюках и в голубой блузке. Она снова стала похожей на
94
маленькую девочку.
На моих часах было восемь. Я был невероятно спокоен.
- Есть хочешь?
- Да. Не открыть ли нам баночку с паштетом? И
шампанского?
Странно, что именно в этот вечер она захотела выпить,
чтобы забыться.
- Спустись в подвал, а я накрою на стол. Приготовить
омлет?
- Да.
XXX
Мы поужинали молча. Это был ужин, как и все
предыдущие. Мы вели себя, как обычно: одни и те же
жесты, обмен влюбленными взглядами.
Она выглядела еще красивее, чем в тот день, когда я
впервые вошел в этот дом. Прелестная, коротко
подстриженная блондинка с умными глазами. Убийца?!
Жестокая женщина, задумавшая самую гнусную
махинацию...
- Почему вы все время смотрите на часы, Жеф?
Я вздрогнул.
- Просто машинально. В девять часов будет интересная
передача.
- А вы уже написали статью на завтра?
Обычно я писал статьи во второй половине дня, а
вечером, после ужина, мы обсуждали ее.
- Нет, Эмма.
Она нахмурила брови.
- Почему?
- Я был сегодня не в форме. Напишу завтра утром.
- Но вы же никогда не пишете по утрам, Жеф!
- Сделаю исключение. Но сегодня вечером у меня
правда не лежит душа к этому.
- Я знаю, что с вами происходит.
- Правда?
’- Вчера вечером’ я доказала вам свою любовь,
признавшись, что это я убила Фернана. Вы долго думали
95
над этим и решили, что я преступница. И вы испугались.
Было восемь часов тридцать пять минут. Если бомба
была правильно налажена, нам оставалось двадцать пять
минут. Но мог ли я рассчитывать на такую точность? Мой
платный убийца мог просто хвастаться, гарантируя мне час
моей смерти.
- Вы не отвечаете мне, Жеф?
- Прости, ты говорила, что...
- Да что в самом деле происходит?! Вы меня просто не
слушаете.
Я бы мог многое сказать ей за двадцать пять минут до
взрыва. О том, что давно зрело во мне, о том, что мне
мешало нормально жить. О том, о чем я никогда не мог
написать, несмотря на мой так называемый талант!
- Я хотел бы поговорить с тобой, Эмма.
- Мне хотелось бы тоже, чтобы вы поговорили со мной.
- Это трудно...
- Для вас?!
- В особенности для меня! Человек, обладающий
красноречием, иногда не может найти самых простых слов.
Я хотел сказать, что мне не удалось начать жить заново.
- Как это?
- Я слишком лелеял свое одиночество. Возможно оно
оттачивает перо, но разрушает сердце. Люди не могут жить
в одиночестве. Доказательством тому служит то, что став
взрослыми, они начинают совокупляться. Я никогда не
хотел понять эту правду.
- Но теперь-то вы ее поняли, Жеф, а это главное.
- Слишком поздно!
На ее детском лице появилось огорчение.
- Не говорите так, я же с вами!
- Ты могла бы быть рядом со мной!
- Это все из-за того, что я рассказала вам вчера, Жеф?
- В основном из-за того, чего ты мне не сказала...
Она вдруг покраснела, хотела что-то возразить, но не
найдя слов, она отвернула лицо.
Часовая стрелка на моих часах подвинулась. Было уже
без четверти девять. Если «бомбометатель» ошибся...
96
- Объяснитесь, Жеф!
- Ты обманула меня, Эмма.
- Жеф!
Она попыталась посмотреть мне прямо в глаза, но ее
взгляд не смог выдержать моего.
Вдруг какая-то паника овладела мной. Я настолько
испугался, что мурашки побежали по всему моему телу. Я
не боялся неизбежной смерти, я боялся, что не успею
сказать ей все. Я хотел, чтобы ей стало страшно до того, как
она впадет в небытие. Вся моя мужская гордость и все мое
человеческое горе требовали этого последнего
удовлетворения.
- Ты сыграла со мной очень злую шутку! Ты просто
грязная шлюха! И прежде, чем подохнуть, я хочу сказать
тебе, что я не дурак.
Я говорил все это сквозь зубы, крепко сжимая пальцами
вилку для десерта.
Побледнев, она встала из-за стола. <
- Я запрещаю вам оскорблять меня!
Она уже собиралась выйти из комнаты, и тут я крикнул:
- Сядь, черт тебя побери!
Она села. Ее взгляд не предвещал ничего хорошего.
- Вы принимали меня за гениального идиота, не так
ли, Эмма? За бездомного бедолагу, без лица и имени.
Вместо того, чтобы сжалиться над моим измененным
лицом, вы до конца эксплуатировали меня по очереди. Так
вот знай: все кончено. К О Н Ч Е Н О! Я больше не играю
и говорю вам гудбай!
- Вы не уйдете, Жеф!
Мой уход постоянно пугал их обоих с того самого
момента, когда я впервые переступил порог этого дома.
Мне надо было остерегаться во что бы то ни стало. Они
знали, что я был глупцом, из которого можно было вить
веревки.
- Да, Эмма, я ухожу. Туда, где меня невозможно будет
достать. Там я смогу назваться своим именем и показать
настоящее лицо.
- Что вы собираетесь делать?
4 Челанп
97
Она была слишком хорошей актрисой, чтобы тратить
время на бесполезные, по ее мнению, возражения. Она
пускала в ход весь свой талант, всю свою хитрость, чтобы
удержать меня.
- Я скоро умру, Эмма.
На моих часах было без семи! Мне хотелось дать ей
понять, что она умрет вместе со мной. Но момент еще не
наступил для этого. Мне хотелось увидеть ее испуганный
взгляд. Но я не смог бы удержать ее силой за этим столом.
- Я уже принял решение... и мне хотелось бы сказать
тебе еще кое-что относительно тебя...
Она раздула ноздри. Мне казалось, что она худела
прямо на моих глазах. Может она поняла мои намерения?
Может быть моя решительность читалась на моем лице?
- Что?
Я улыбнулся.
- Еще не время сказать тебе об этом...
По логике нам оставалось жить четыре минуты, которые
мне казались бесконечными и более долгими, чем сорок
пять лет, прожитых мною на этой дурацкой земле. Четыре
долгих минуты, оставшихся мне для того, чтобы думать,
пользоваться вовсю этой жизнью, дышать всеми порами!
Четыре минуты для саморазрушения под влиянием страха!
Четыре минуты для того, чтобы научиться умирать...
- Мне страшно, Жеф!
- Что и говорить!
Она снова вскочила. Повысив голос, я снова заставил
се сесть на место.
- Что вы задумали, Жеф?
- Нечто достойное твоим замыслам, Эмма!
- Почему вы опять смотрите на часы? Скажите, Жеф!
Я хочу знать! Я хочу, чтобы вы мне сказали! Я...
- Замолчи! Давай лучше соберемся немного!
- Зачем? Что все это значит? Говори же!
Часовая стрелка показывала без двух минут. Две минуты!
Еще рано было говорить об этом!
- Сейчас все объясню.
- Подобное поведение просто отвратительно! Вы что,
98
с ума сошли, Жеф?
- Нет! Все гораздо проще. Я согласен. Согласен на все,
ты слышишь меня? Я согласен с тем, что я несчастен, с тем,
что ты обманула меня?
- Я обманула?!
- Да, Эмма. Я даже согласен с Гино, с его рожей
красивого самца.
На ее лице появилось выражение, которого я никогда
не знал. Она была жалкой и чистой, как при нашей первой
встрече.
- Значит, вы ничего не поняли, Жеф?! Почему же вы
мне не сказали, что вам все известно?!
Я просто похолодел.
Она смотрела на меня так настойчиво, что ее взгляд
выражал наконец-то правду!
- Если тебе кажется, что ты все раскрыл, Жеф, то я
должна сказать тебе, Жеф, что Эрве - мой брат!
Мне стало плохо с сердцем. Я едва слышал, что она
мне говорила.
- Мы поссорились после моей свадьбы с Мединой.
Потом я долго его не видела. Я встретила Эрве только на
похоронах. Он демобилизовался из армии и ничего не
имел...
- Твой брат, - пробормотал я жалким голосом.
И это была действительно жалоба.
- Ну это мой сводный брат. Фамилия второго мужа
моей матери было Гино. Хотите, я покажу вам наши
паспорта? Они где-то здесь...
Она всхлипнула.
- О, Жеф! Как вы были, наверное, Несчастны, раскрыв
все это. Я не осмеливалась рассказать вам об этом. Нам ведь
так хорошо было вдвоем.
- Настолько хорошо, что ты уходила по вечерам...
Без веялкой надежды я цеплялся за свои аргументы.
Мне так хотелось, чтобы в этот момент я был уверен в ее
виновности.
- Жеф, вы знаете, что все молодые женщины любят
легко пожить. Для меня это так ново! Но я люблю вас.
99
Только рядом с вами я чувствую себя хорошо. Я больше
никогда не оставлю вас... вы увидите. Вы увидите!
- Эмма! Ради Бога, иди отсюда скорее! Здесь...
Часы в холле прозвонили девять. Как трус, я вскочил
со стула. Как мерзкая тварь!
Смерть была рядом и я не хотел ее. Я переиграл с ней!
Резко вскочив, я пошел к двери. Затем я заставил себя
остановиться и оглянуться.
Эмма, ничего не подозревая, продолжала сидеть за
столом.
- Эмма! Иди скорее отсюда, умоляю тебя! Здесь
заложена...
Раздался страшный взрыв, поглотивший нас в огне и
пламени.
Эпилог
Несколько дней, проведенных в больнице, несколько
месяцев в тюрьме. Из-за этого «покушения» судьи не
решились осудить меня за политическое преступление.
После освобождения, когда я был признан невиновным,
я пошел к «ней» на кладбище.
Она была захоронена рядом со старым кладбищем. Все
могилы были свежими, и уже готовились к новым
захоронениям.
Мне показалось, что ее могила была меньше других.
На плите было выгравировано ее имя и две даты - дата
рождения и смерти. Вторая дата была Моей. Ее черные
буквы блестели, как спинки насекомых.
Я пришел сюда не плакать, не молиться, а лишь
удостовериться, что Эммы больше не было.
Я посмотрел еще несколько минут на черные буквы,
выгравированные на светлом камне.
И я ушел в надежде на то, что найдутся еще где-нибудь
люди, которые будут ненавидеть меня настолько, чтобы
отнять у меня остаток жизни.
НЕСЧАСТНЫЙ
СЛУЧАЙ
Ф. ДАР
Фредерик Дар, романист и работник кино, родился 29
июня 1921 г. С 1942 по 1950 гг. работал журналистом в
Лионе, после чего посвятил себя литературной деятельности
и кино. Написал много детективных романов в серии
«Расследования комиссара Сан-Антонио» (более 90
романов), а также других детективов, один из которых
предлагается читателю.
Им написано несколько театральных пьес: «Снег был
трязным», «Милый друг» (адаптация), «Кошмар на рассвете»
и др.; много киносценариев по своим романам. Автор
либретто оперетт «Господин карнавал» и др. Живет в
Париже, во Франции.
«Мы не имеем права считать себя противниками
преступлений до тех пор, пока сами кого-нибудь не убьем».
Ф-Дар.
Господину следователю Монжаву
Дворец правосудия Прива (Ардсш)
Господин следователь!
Прошлый раз Вы мне задали много вопросов в Вашем
кабинете, на которые я отвечала уклончиво и, признаюсь,
сдержанно.
Что меня стесняло - не считая Вашего старого писаря
- так это сухость Вашего допроса. Дело, которое Вы
расследуете связано с ревностью, и для того, чтобы правильно
судитьЪнемл надо восстановить его во всех деталях.
Вот почему я решила написать Вам то, что Вы прочтете
ниже. Я не опущу, ни одной детали, скажу всю правду и
надеюсь при этом, что Вы сможете понять все то, что
скрывается за этой драмой.
После этой преамбулы я позволю себе, господин
следователь, довести до Вашего сведения следующие факты:
103
Глава первая
Я полагала, что он будет меня встречать, но, когда я
сошла с поезда, на вокзале не было никого. Зал ожидания
с традиционными весами, деревянными скамейками и
полуотклеившимися плакатами имел просто мрачный вид.
Небрежно одетый служащий пересчитывал посылки и
швырял их под безразличным взглядом какого-то старичка,
сидевшего между двумя чемоданами из
картона.
Через стекла касс мне был виден мрачный кабинет
начальника вокзала, в котором раздавались звонки, идущие
со стороны железной дороги. Все это мне показалось
бесконечно грустным. Вокруг ощущалось полное запустение,
и мне казалось, что я растворяюсь в этой серой и пыльной
атмосфере.
Я была единственной пассажиркой, сошедшей на этой
станции, никто даже не потребовал предъявить мой билет,
что, к моему удивлению, усиливало мое отчаяние.
Накануне я позвонила в школу Глюнуа, чтобы сообщить
о моем приезде. Так как вокзал находился в четырех
километрах (если верить картам Мишлена), я надеялась,
что мой коллега встретит меня. Мне ответил мягкий,
несколько слащавый женский голос, который мог
принадлежать робкому человеку.
- Алло, я слушаю.
- С вами говорит младший преподаватель, мадам, и я
сообщаю вам, что...
По всей вероятности, женщина прижала к себе
телефонную трубку, но не закрыла ее полностью, потому
что я услышала, как она сказала кому-то: «Жюльен, это
новенькая!»
«Новенькая» вообразила себе, что достаточно было
сказать: «Я приеду поездом, отправляющимся в 18 часов 12
минут», как «Жюльен» поедет ее встречать.
Недалеко от железной дороги была довольно большая
104
площадка, на которой стояло несколько автомобилей.
Между двумя хилыми платанами с листвой, почерневшей
от паровозного дыма, находился ярмарочный тир, который
был пока закрыт. На его рифленом ставне неопытной рукой
было выведено «ТИР* белыми буквами, окаймленными
красной краской.
Ни одна из машин, стоящих на площадке, не была
предназначена для меня, и я пустилась в путь, волоча свой
большой чемодан.
Стояла погода, которая всегда бывает в начале нового
учебного года. День тихо затухал, небо было серым, было
влажно. Я была просто в отчаянии.
Я напрасно копалась в себе, так как не могла вспомнить
более тяжелого момента в своей жизни. Все мое прошлое
уместилось в этом кожаном чемодане, который я с трудом
тащила по бесконечной дороге, вьющейся удручающими
зигзагами по этому краю, который я решила возненавидеть.
Казалось, что дорога не шла вверх, но когда через
некоторое время я остановилась, чтобы перевести дух, я
увидела к своему удивлению населенный пункт,
находящийся совсем внизу. Вокзал, кажущийся издалека
более красивым, был похож на макет, украшенный
световыми сигналами.
На краю дороги я заметила дорожный знак,
установленный как бы в насмешку на повороте. Пешеходо-
километр самый реальный из всех километров. Именно он
подтверждает величие нашей планеты. Надо пройти пешком
от одного дорожного знака до другого, волоча чемодан,
чтобы понять, что 40000 километров - это действительно
очень много.
ГЛЮНУА: ТРИ КИЛОМЕТРА.
Затем шли деревья, холмы...
Речка с ивами по берегам текла в лугах с травой,
порыжевшей после лета.
ГЛЮНУА: ДВА КИЛОМЕТРА.
Это было то самое место. Место, где хорошо было бы
разбить палатку на ночь, но которое, однако, могло сделать
несчастной ту, которая, не будучи родом отсюда, к чему-то
105
готовилась на исходе сентября.
ГЛЮНУА: ОДИН КИЛОМЕТР.
Внизу подо мной я видела деревню. Церковная
колокольня с неподвижным петухом наверху хранила еще
воспоминания о летнем солнце, рассеянном во влажном
воздухе, в котором таяли деревенские звуки.
Я остановилась, чтобы полюбоваться тем. что меня
будет окружать в моей новой жизни.
Внезапно мной овладел какой-то ползучий и холодный
страх. У меня появилось желание вернуться к тем красным
поездам, которые забросили меня в этот Богом забытый
край.
Хоть бы «Жюльен» встретил меня!
Я попыталась представить его себе: толстенький и
болтливый учитель, педагог сверх всякой меры,
замаринованный в убогом мирке своей деревни,
сознательный и гордый за возложенную на него
ответственность.
При входе в это местечко стоял гараж со старой
деревянной колонной. Несколько разобранных машин
служили ему вывеской. Ряд каменных домов с массивными
крышами тянулся до самой деревенской площади, которая
была одновременно площадью Церкви и площадью Мэрин.
В центре площади, естественно, стоял памятник павшим
воинам, которую олицетворяла фигура солдата из фальшивой
бронзы. Фалды е^о плаща походили на два скрещенных
утиных крыла.
Церковь стояла слева, а Мэрия справа. Между ними
располагались почта и кафе-ресторан, хозяин которого был
по всей вероятности республиканец, так как он обозвал
свое заведение «Кафе Мэрии».
Все это было до тошноты примитивно.
«Ну, моя маленькая Франсуаза, - подумала я, — вот ты
и попала в страну дураков...»
Проходя по главной (потому что единственной) улице
деревни, я чувствовала шуршание занавесок на окнах.
Меня разглядывали. Догадывались, кто я была и уже
пытались дать мне оценку. Когда я оборачивалась, то
106
видела, как быстро исчезали силуэты в окнах, наклоняясь
словно машинисты поездов, вперившие взгляд на
железнодорожное полотно.
У меня было желание показать им язык. Рыжий
простоватый малый с длинными руками, которого я увидела
у ограды памятника павшим воинам, рассматривал меня с
каким-то бесстыдным спокойствием. Он сидел верхом на
отраде, что ничуть не уменьшало его сходства с обезьяной.
Я поставила свой чемодан на площадь белую от пыли.
Только в отдаленных местах можно еще увидеть белую
пыль на дорогах.
- Скажи, где школа?
Пораженный тем, что к нему обратились, он молчал
какое-то мгновение. Я хотела повторить свой вопрос, но
тут я заметила, что передо мной был деревенский идиот или
один из них. Он соскочил со своего насеста и удалился,
пятясь, словно боялся, что я сяду на метлу и улечу.
Какой-то мужчина, одетый во все вельветовое, проходил
по дороге со странной упряжью. Его кривоногая лошадь
тащила огромную бочку, поставленную на колеса, от которой
несло винищем. Железные обода колес скрипели по камням.
- Извините, месье, где здесь находится школа?
У мужчины были огромные рыжие усы, настолько
густые и жесткие, что казались наклеенными.
Здесь что все были рыжими?
- Наверху!
Он ускорил шаг, чтобы догнать свою лошадь, которая
продолжала идти. Я пошла дальше. Проклятый чемодан
оттягивал мне руки. Чувствуя на себе взгляд усатого мужика,
я обернулась и увидела, что он разговаривал с кем-то.
Группа людей разглядывала меня изподтишка, а лошадь
между тем била копытом, покачивая опущенной головой,
словно опьянев от винных испарений.
В конце деревни я увидела школу.Она походила скорее
на крепость, чем на школьное здание. В городах школы
менее громоздкие, чем коммунальная школа в Глюнуа. Она
была построена из обтесанного камня, как, впрочем, и все
дома в деревне.
107
Школа была в несколько этажей, с огромными окнами.
В доброй половине из них были выбиты стекла.
Я толкнула скрипучую дверь, и мне бросился в нос этот
волнующий кислый запах, единственный запах,
свойственный всем коммунальным школам. Несмотря на
длинные каникулы, после которых она как бы
законсервировалась, она продолжала пахнуть с той же
силой мелом, чернилами, школьной формой, заплесневелой
бумагой и плохо слитой мочой.
Обойдя вокруг здания, я попала на широкий двор с
небольшим навесом, туалетами и огородом. Во дворе
сушилось белье.
Посреди двора какой-то мужчина, стоя ко мне спиной,
мыл маленький «Ситроен» голубого цвета. Услышав мои
шаги, он обернулся, и я убедилась, что «Жюльен» совсем не
соответствовал моему представлению о нем.
Это был высокий и худой человек лет под сорок с
угловатым лицом. Он отрастил себе бородку от уха до уха,
что придавало ему сходство с актером Бернаром Бюффе.
Однако черная борода и густые лохматые волосы делали его
.лицо еще более узким. У него были черные блестящие
глаза, а брови такие же густые как и его грива.
Он был одет в голубую рубашку с заплатками и в
черные тиковые брюки, слишком широкие сандалии были
надеты прямо на босу ногу.
Я представила себя плетущейся вверх по дороге, как
ломовая лошадь, а в это же самое время господин директор
драил свой «Ситроен»! Такого гостеприимного хозяина
только поискать!
Не моргнув глазом, он смотрел как я подходила. Даже
подобие улыбки не смогло бы скрасить мрачного выражения
лица этого провинциального актера, изображающего Христа
на Голгофе.
Когда я была в метре от него, от отжал свою здоровенную
тряпку над ведром, в котором пенилось моющее средство.
Затем он мотнул головой и, положив тряпку на капот
машины, вытер руки о бедра.
- Здравствуйте, - сказал он безразличным голосом. -
108
Вы хорошо доехали?
- Притомилась к концу, - сказала я холодно, поставив
подчеркнуто чемодан между нами.
Он посмотрел на него, заинтересованный наклейками,
которые были на нем, и, наконец, решился протянуть мне
влажную руку, которая повидимому огрубела от чрезмерного
употребления моющего порошка «Мир».
- Жюльен Авэн.
У него был легкий южный акцент. Вероятно он был
оттуда родом.
- Франсуаза Кассель.
Прекратив разглядывание Моего шикарного чемодана,
который выдавал мое небедное прошлое, он заинтересовался
моим туалетом. Было видно по всему, что он его не одобрял.
Я была слишком шикарна для преподавания азбуки
недоумкам из его деревни. В особенности его раздражал
каракулевый воротник моего костюма. Хотя он не придал
никакого значения моим туфлям, купленным у знаменитого
обувщика. Он едва взглянул на фасон моего костюма. Но
мех его просто оскорблял. Каракуль всегда производит
впечатление на скромно живущих людей, даже если его на
вас всего-то восемьдесят квадратных сантиметров.
- Это ваше первое назначение? - спросил он.
Я почувствовала, что краснею.
-Да.
- Будет весело!
Если до этого момента я считала его мало учтивым
человеком, то уж после этого восклицания я сразу отнесла
его к категории хамов.
- Это означает, что в течении какого-то времени мне
придется вести практически оба класса.
И тотчас я дала ему новую классификацию - сверх хам.
- Сколько вам лет?
Осталось только спросить была ли я еще девственницей,
а после четырех реплик он вообще дошел бы до верха
неприличия.
- Девятнадцать. А вам? - спросила я в том же духе.
Он побледнел и взгляд его стал жестким. Я заметила,
109
что уголки его губ опустились.
- Вы из города? - тихо спросил он, словно наконец-то
нашел источник всех моих недостатков...
- Да, я училась в Париже.
Его взгляд вновь затерялся в кудряшках моего
каракулевого воротника.
- Что это вам вздумалось заняться преподаванием?
- У меня внезапно появилась необходимость
зарабатывать себе на жизнь. Я окончила первую ступень на
степень бакалавра...
Я понимала, что будучи преподавателем начальных
классов, он презирал мою степень полу-бакалавра еще
больше, чем мой каракулевый воротник.
- А средняя степень? - спросил он злорадно.
- Я сдала экзамены в июле.
Он немного смягчился.
- Все прошло нормально?
- Были некоторые трудности с устным по итальянскому,
но в общем все прошло нормально.
В этот момент он посмотрел в направлении второго
этажа. Я последовала за его взглядом и увидела в окне
женщину с седыми голосами.
- Эта ваша мать? - спросила я.
I - Нет, моя жена, - проворчал он.
’ Он схватил тряпку и принялся драить лобовое стекло,
которое, однако, В этом не нуждалось. Вытирая стекло
влажной тряпкой так, что был слышен скрип, он бросил
мне:
- Поднимитесь наверх к моей жене. Она покажет вам
ваше жилье.
Я окончательно пала духом от приема, оказанного мне
Жюльеном Авэном.
Когда я входила в широкий коридор с обшарпанными
^генами, я сказала себе, что никогда не смогу жить в этом
старом здании под руководством этого раздражительного и
желчного брюзги. Оба класса с застекленными дверями
находились напротив друг друга. Я остановилась и принялась
с ужасом рассматривать ряды школьных столов,
110
испещренных надписями, черные доски, ярко
раскрашенные геотрафические карты и в особенности мой
рабочий стол, стоящий на возвышении.
Мне казалось, что в застекленных шкафах с книгами,
обернутыми в синюю бумагу, различными фигурами из
картона в форме конусов, пирамид и цилиндров, находились
орудия пыток.
Меня поразил вопрос моего «коллеги»: «Что это вам
вздумалось заняться преподаванием?»
Значит он сразу понял, что я не гожусь для этой
профессии. Я была не и его породы...
В конце коридора была каменная лестница с железными
перилами.
Я поднялась по ее ступенькам, как на эшафот. Она
пахла жавелевой водой и монастырем.
Она ждала меня на лестничной площадке.
На вид ей было под пятьдесят. Раньше должно быть
она была блондинкой и ее черты еще хранили нежность,
свойственную блондинкам. Чувствовалось, что когда-то
она была красивой и ее голубые глаза по-прежнему были
светлыми, как у красивых женщин. Она была одета в
розовый пеньюар с закатанными руками. Без сомнения она
была трудолюбивой женщиной, которая могла делать любую
работу и не казаться усталой. Ее лицо выражало вежливость
и внимание. Однако ее внешняя мягкость не исключала
некоторую твердость.
- Здравствуйте, мадмуазель. Вы нс очень устали?
Супругам казалось абсолютно естественным, что я
пришла пешком. Здесь существовало правило «каждый за
себя», что было почетным и достойным.
- У вас нет мебели?
- Нет.
- Комната, к счастью, меблирована. Есть кровать.
Плита на кухне... Говоря это, она открыла дверь, которая
находилась напротив ее двери. Кислый запах затхлости и
лука бросился мне в нос.
- Входите... Вы, так сказать, у себя дома.
У себя дома!
Ill
В помещении было четыре огромных комнаты с такими
высокими потолками, что у меня закружилась голова. От
того, что комнаты были пусты - за исключением кухни и
спальни - они казались еще огромнее. В одной стояла
старая деревенская кровать, доходящая мне до груди, с
пуховиком похожим на лопнувшее толстокожее животное.
Грубо сколоченные деревянные вешалки украшали всю
стену. Кресло с разорванным сиденьем и сундук дополняли
меблировку. В другой, кроме черной железной плиты и
раковины, сделанной из выдолбленного камня - она
напоминала скорее крапильницу - я увидела только
деревянный стол, покрытый грязной клеенкой, и табуретку,
ножки которой были скреплены проволокой.
Голые электрические лампочки свисали с потолков, а
за время каникул пауки взяли себе за труд украсить их. В
некоторых фильмах декораторы стараются воссоздать какую-
нибудь мрачную атмосферу .Для этого они используют
различные аксессуары, одни и те же, с целью изобразить
крайнюю бедность. Но даже самый гениальный из них не
смог бы изобразить с большей силой отчаяние, которое
исходило от этой пустой квартиры в старом доме Глюнуа.
Стены, грубо покрашенные коричневой краской, хватали
за душу, а там, где потрескалась краска, сыпалась белая
штукатурка, напоминая кровоточащие раны. Да еще этот
запах лука! Его подвесили сушить на полку в кухне, только
крысы сожрали его и от него осталась одна шелуха, от
которой и шел этот запах.
- Не очень весело, правда? - заметила мадам Авэн.
Она казалась старой только при сравнении с мужем,
который был моложе ее лет на пятнадцать. Так как мне
нечего было ей ответить, она сразу же добавила:
- Ваш предшественник жил в гостинице Мэрии.
Квартира была закрыта больше года. Когда вы приведете ее
в порядок, она станет выглядеть совсем по-другому. Она...
Она очень солнечная. Окна большие и...
Она вдруг умолкла, потому что я рухнула на табурет. Я
заплакала, прикрыв лицо ладонями. Это было слишком, и
у меня не было больше сил сдерживать себя. Я бы заплакала
112
и перед самим инспектором, если бы он здесь оказался.
- Ну что вы, мадмуазель! Успокойтесь...
Эта женщина говорила мягким ханжеским голосом,
желая показать мне как ей жаль меня, но в ее жалобном
тоне я различала твердые нотки.
- Извините меня. Это мое первое назначение и я...
- Я понимаю. Но вы увидите, как красив наш край. Вы
живете далеко от сюда?
- Моя мать живет в Турноне...
- Тогда вы можете довольно часто ездить к ней.
Я кивнула головой, потому что я не могла больше
говорить: меня душили слезы.
- Это пройдет, - уверенно сказала жена моего коллеги,
словно у меня внезапно разболелись зубы, и она дала бы
мне таблетку аспирина. - Я оставляю вас в вашей квартире.
Моя квартира!
В чемодане у меня было только белье, и я понятия не
имела куда его уложить. На какое-то мгновение у меня
появилось желание поступить как и мой предшественник -
снять пансион в кафе Мэрии, да только мои средства не
позволяли это сделать. Уезжая, я взяла с собой очень
немного денег, которых могло хватить для покупки продуктов
первой необходимости в ожидании первой зарплаты.
Мадам Авэн ушла, и я осталась одна с пауками и с
запахом лука.
Она, вероятно, предупредила своего мужа, так как
через некоторое время в мою дверь постучали. Стук
напоминал удары ногой о кованный сундук: звук вибрировал
и нарастал до бесконечности в огромных пустых комнатах,
в которых могло бы уместиться ткацкое оборудование.
У меня не было сил ответить. Но он все же вошел. Его
борода была вся в пене, словно он только что собрался
бриться.
Он молча подошел ко мне и посмотрел на меня. Одно
его веко было опущено и, несмотря на его бороду, я увидела
как приподнялся уголок его рта. От этого лицо его стало
еще более ассимметричным. Так как он продолжал молчать,
я сделала над собой усилие, чтобы подавить свое отчаяние.
113
- Я вас слушаю.
Он откашлялся.
- В образовании царит полнейший беспорядок, -
сказал он мне, словно желая меня утешить.- Набирают
неизвестно кого, неизвестно как... Дают назначение
молоденьким, почти девчонкам, да при этом очень
чувствительным.
Он, наверное, представлял себе, что находится на
учительском конгрессе.
Это был несостоявшийся оратор, упивающийся
расхожими формулами перед невзыскательной аудиторией.
Никогда еще я не ненавидела себе подобных так, как я
ненавидела этого человека.
Я смотрела на него испуганными глазами. У этого
типа, по-видимому вместо сердца был кусок мрамора, если
в такой момент он мог разглагольствовать о чести мундира.
Авэн прислонился к стене и стал рассматривать свои
руки, иссушенные водой, которой он мыл свой автомобиль,
руки пианиста с красивыми длинными пальцами.
- Спорю, что вы папенькина дочка и представляете
себе работу в школе в виде игры в теннис, а?
Мои гнев оказался сильнее моего горя.
- Кто вам позволил, господин директор, так говорить
со мной.!
Я сделала ударение на слове «директор». Своим
патетическим тоном я хотела подчеркнуть насколько эта
должность была ничтожной в такой школе, как школа
Глюнуа. Директор чего? Двух несчастных классов, состоящих
ИЗ грязных недоумков! Директор кого? Девчонки, как он
сам утверждал.
Он тряхнул головой.
- Мой возраст.
Тогда я поняла, что для человека, женатого на женщине,
которая была старше его на пятнадцать лет, возраст составлял
в какой-то мере суть жизни. По его мнению истинная
иерархия выражалась в датах рождения. В жизни были
молодые, менее молодые, старые и совсем старые. Атак как
он был старше меня, он чувствовал, что на многое имеет
114
право.
Считая, что убедил меня этими двумя словами, он
вдруг спросил:
- Вы ходите в церковь?
- А разве сорок тысяч с небольшим, которые мне
платит государство, обязывает меня туда ходить?
Он раздраженно пожал плечами.
- Так вы ходите или не ходите?
- Я не хожу в церковь.
Мне показалось, что он почувствовал огромное
облегчение.
- Тем лучше. Глядя на вас, я бы подумал, что вы туда
ходите.
- А что, я похожа на святошу?
- Я так подумал, судя по вашей элегантной одежде...
Бедняга! В общем-то он был более наивным, чем
ребята, которых он пытался обучить десятичным дробям.
- По-вашему, чтобы стать учительницей, надо одеваться
в «Унипри»*?
Где-где?
Естественно, живя столько лет в своей мерзкой деревне,
он даже и не знал что такое «Унипри».
Мы даже разговаривали-то на разных языках. Однако,
мне нужно было кое-что уточнить.
- Послушайте, господин директор...
Он щелкнул пальцами, как он это делал, наверное, в
классе, когда хотел привлечь внимание своих учеников.
- Вы можете называть меня Авэном.
- Я никогда не осмелюсь, - твердо сказала я без улыбки.
И продолжила.
- Господин директор, я вижу, что моя одежда вас
раздражает.Я обещаю вам завтра же вырядиться в
деревенскую учительницу. Но я хочу разрешить одно ваше
сомнение: я не богата и никогда по-настоящему богатой не
была, я даже просто бедная. Отец бросил мою мать, когда
мне было около пяти лет. Но у него водились денежки и он
•) "Утри" - магазины, в которых продаются товары по низким ценам.
115
давал нам сумму, позволяющую нам жить в достатке.
Полгода тому назад он умер. Выяснилось, что он был
практически разорен, и наш источник доходов иссяк. Моя
больная мать переехала на квартиру в Турион, которую она
унаследовала от своих родителей. А чтобы ее прокормить,
я решила выбрать вашу почетную профессию, для которой
я, может быть не очень-то гожусь. Будущее покажет.
Конечно, я к ней не слишком готова. А одежда, которую я
ношу, вы сами увидите, как быстро она износится. Ничто
так быстро не изнашивается, как гардероб, который не
обновляется.
Авэн провел рукой по бороде, произведя смешной
звук.
- Извините меня, - сказал он. И вышел.
Я думала, что жена сменит его. Я надеялась также, что
все закончится вокруг их стола. Я приехала из дома, в
котором принято оставлять к обеду людей приехавших в
семь часов вечера. Но за весь вечер никто не объявился.
Прошло какое-то время, а я все сидела, прижавшись
спиной к грязной стене кухни. До меня долетали звуки
радио. Супруги Авэн слушали модную передачу на волне
«Европа». Может быть, чтобы не пропустить именно эту
передачу, они оставили меня умирать со скуки в этой
вонючей пещере?
Наконец я решила пойти в спальню. Я знала, что они
уже больше не придут.
Старуха все же сообразила приготовить мне кровать.
Я свернулась в клубок под этим ужасным пуховиком.
Лежа, я смутно размышляла о неизмеримой глубине
человеческого горя и если дойти до ее самого дна, то все,
что с вами может случиться потом - это подняться к
сверкающей поверхности. Значит надо было ждать.
Я погасила свет.
Сквозь oipoMHoe окно я смотрела на светлую ночь.
Нёбо было усеяно звездами. Казалось в Глюнуа их гораздо
больше, чем где-либо. Летучие мыши пролетали прямо
перед окном. Их мерзкие крылья иногда стукались о стекло
116
- дурное предзнаменование.
Глава вторая
Меня разбудил голод.
Слава Богу погода стояла прекрасная. Хотя спальня и
была по-прежнему мрачная, в ней уже не ощущалось ее
ядовитая атмосфера. Я взглянула на часы: было ровно 7
часов. Я «прошлась по циферблату» - любимое выражение
моей матери, то есть в 7 легла и в 7 проснулась.
Жуткие судороги раздирали мой желудок, однако голод
взбодрил меня. Я наскоро умылась над раковиной, вынула
из чемодана бежевую юбку, белую блузку и желтый кожаный
пиджак. По мнению Авэна я была все еще слишком
элегантна!
Когда я вышла, в его квартире не слышно было
никаких звуков. Вероятно, он воспользовался последним
днем каникул, чтобы поспать.
Я добрела до центра поселка. Под лучами солнца он
выглядел лучше. Вид кузнеца за работой даже взволновал
меня. Мне понравилась эта чисто сельская картина. По
всему поселку разносился резкий запах жженых рогов.
Кафе Мэрии было открыто. Это было помещение с низким
потолком, со стенами, оклеенными невероятными обоями,
изображающими сцены охоты. Слева от двери находилась
стойка и старый бильярдный стол. В мерцающем полумраке
в безупречном порядке стояли в ряд старые деревянные
столы, натертые воском. Я села в глубине зала под
трехцветной кружкой для пожертвований в пользу школ.
По сути это моя эмблема! И я стала ждать. На улице
кудахтали куры, где-то по соседству какой-то мужик выдавал
серию ругательств. Дверь в конце зала наконец-то открылась,
и оттуда вышла толстая женщина в мокром фартуке на
животе. Ее волосы были зачесаны вверх, образуя на затылке
огромный шиньон. Красные щеки блестели, как яблоки. Ее
117
пугливый бегающий взгляд с трудом выдерживал мой.
- Можно позавтракать?
- Кофе с молоком?
- Да. И хлеба с маслом.
Спустя несколько минут, она уже ставила передо мной
кофейник, полный молочник, ломоть горячего хлеба и
кусок масла. Это была сказка!
Я тут же забыла все мои неприятности и стала думать
только об этой здоровой пище, предназначенной для
утоления моего голода. Я полагала, что хозяйка даст мне
спокойно поесть, но она засела за свою стойку и принялась
меня разглядывать.
Едва я притронулась к пище, как открылась дверь. К
моему удивлению это был Авэн.
На нем были зеленоватые вельветовые брюки и
заштопанный свитер, который обычно носят моряки. Не
заметив меня, он подошел к стойке и встал ко мне спиной.
- Привет!
В этом кафе у него были свои привычки, потому что
хозяйка, ни говоря ни слова, поставила перед моим
директором стакан и наполнила его красным вином. При
мысли о таком пойле да еще в такое время, у меня свело
челюсти. Толстуха пыталась привлечь внимание Авэна, но
тот по-прежнему стоял спиной к двери и смотрел на
площадь.
- А вчера мне прислали новую, очень ценную бутылку,
- сообщил он ей через какое-то время. Дьявольски
усмехнулся, взял стакан и сразу осушил его. Хотя он и стоял
ко мне спиной, я заметила, как дрожит его рука.
Хозяйка продолжала делать свои отчаянные знаки,
указывая ему на меня. На этот раз он их заметил и
повернулся. Увидев меня, он не проявил ни удивления, ни
досады. Поставив на стойку пустой стакан, он подошел ко
мне размеренным шагом с легкой улыбкой в углу рта.
- Ну что, девушка, подкрепляемся?
Я поняла, что с ним надо употреблять его же тактику:
- Хотя она по-вашему и очень ценная, есть вещи и
поважнее.
118
Он нахмурил брови, как это делал всякий раз, когда я
давала ему отпор.
- Ах! Я обидел вас?
- Ничуть.
- А я вижу, что вы не так просты!
- Благодарю.
- Когда вы собираетесь возвращаться?
- Как только позавтракаю.
- Потому что, понимаете ли, - добавил он, - надо же
все-таки, чтобы я ввел вас в курс дела.
- Разумеется.
Пожав плечами, он снова вернулся к стойке и бросил
монету. Затем, не сказав хозяйке ни слова, он вышел.
Позавтракав, я пошла в бакалейную лавку. Там я
купила кусок мыла, несколько вешалок и ветчины к обеду.
В булочной взяла хлеба и вернулась в школу.
Авэн уже был в своем классе, сидя за столом перед
грудой новеньких школьных принадлежностей.
Когда я проходила, он сделал мне знак войти. Я
показала ему свои покупки и пошла к моему «великолепному*
жилищу. Я положила все на кухонный стол и спустилась по
лестнице. Эта «профессиональная встреча» пугала меня.
Я должна была слушать Авэна, подчиняться ему, и это
вовсе не приводило меня в восторг.
Он спустился с возвышения и сел в глубине класса на
школьную скамью.
- Так, - бросил он мне, - значит вы здесь.
- Да, месье.
- Вам следовало бы надеть халат, а то в классе этих
засранцев испачкаешься не меньше, чем на заводе! Да,
впрочем, это и есть завод, вы сами увидите!
- Но у меня нет халата!
- Я так и думал. Купите себе!
- Хорошо, месье, в следующем месяце.
Он посмотрел на меня, понял и вздохнул:
- Марта сможет вам пока одолжить один.
- Спасибо, не надо.
- Почему?
119
- Я ношу только свои вещи!
Он проглотил мой сарказм, не моргнув глазом. Вообще
в это утро он показался мне менее злым, чем накануне,
скорее разочарованным.
- Садитесь, это ваш класс.
- А я думала, ваш.
- Почему?
- Вы же сидели за моим столом.
- И еще буду сидеть за ним. Класс - это не халат...
Было видно, что мой отказ явно обидел его. Впервые
после моего приезда он мне что-то предлагал, а я
отказывалась брать.
- Вы займетесь младшим классом. В программе: алфавит
и пи-пи, у подготовишек чтение и счет, элементарный курс
у первоклашек, иными словами, Франция до Генриха 1У!
Он оживлялся, и по тому как со все растущей
непринужденностью мне все это говорил, я видела, что он
любит свою профессию.
- По моему первому подсчету у вас будет восемьдесят
шалопаев. Ровнехонько восемьдесят! И среди них
деревенский идиот. Ему уже четырнадцать лет, но я не могу
его сунуть к старшим, потому что они издеваются над ним.
Если этот идиот совершит идиотский поступок,
единственный способ его унять - это бить. Он умолк на
мгновение и его взгляд где-то затерялся. Накануне вечером
в моей кухне у него была такая же резкая смена настроения.
Это было похоже на тик.
- Итак, - вздохнул он, - продолжим.
Сомнения мои были напрасны: с профессиональной
точки зрения он был силен. У него был дар ясности, самый
ценный для человека, посвятившего себя педагогике. За
несколько часов он обрисовал мне работу, ввел в курс дела,
объяснил как надо лучше готовиться к урокам, рассказал об
учениках и дал оценку интеллектуальному уровню каждого
из них.
- В первую очередь запомните их по именам. Если эти
мерзавцы поймут, что вы их не знаете, то один будет
выдавать себя за другого, и тогда они покажут вам, где раки
120
зимуют. У вас хорошая память?
- Думаю, что да.
- Прекрасно. Продолжайте в том же духе. Жаль только,
что вы не носите очков.
- А что?
- Они придали бы вам более строгий вид. Знаете ли, вы
похожи больше на ученицу, чем на учительницу...
Это был первый комплимент, который он мне сделал,
хотя по его уразумению это скорее был упрек.
- Сразу наказывайте, понятно? И не бойтесь таскать их
за волосы. Мы в деревне, а здесь детей бьют и спокойно
взирают на то, как собаки подыхают с голоду...
Закончив свои рекомендации, он помог мне уложить
принадлежности в большой застекленный шкаф.
В верхней части шкафа была отдельная полка с дверцей
на замке. Пока Жюльен Авэн разворачивал пакет с
тетрадями, я встала на стул и приоткрыла ее.
Я ожидала увидеть там старые ненужные книги. Но
каково же было мое удивление, когда я обнаружила там
пустые бутылки!
- Скажите, месье Авэн, а для чего все эти флакончики?
Он подскочил нахмуренный.
- Полагаю, что это старые бутылки из-под чернил, -
пробормотал он.
Его смущение доставляло мне удовольствие.
Необъяснимое злорадство толкало меня воспользоваться
положением.
- Если бы это были бутылки из-под чернил, то стекло
было бы окрашено. Да и зачем эти этикетки?
Я стала медленно читать вслух:
- Ле Сеп Женере. Монополия П.
Вино из подвалов Жордэна. Валенс-Дром.
Он ничего не ответил и продолжал разворачивать
пакет. Это открытие подтвердило мои сомнения: Авэн пил.
И как все настоящие пьяницы - тайком. Поэтому спрятал
эти бутылки не у себя в классе. Должно быть жена его
гоняла за это? Я подумала, что мой предшественник,
наверное, «протягивал ему руку помощи».
121
Я подсчитала бутылки. Их было 19.
- Пока вашей жены не было дома вы могли бы сдать
эти бутылки! Здесь же дремлют деньги!
Я взяла кусок мела и подошла к доске.
- Одна бутылка стоит 25 франков, не так ли?
Я вывела цифру 25. Внизу поставила 19 со знаком
«умноженное на» и умножила.
- Получим 475 франков. Допустим, что литр стоит 100
франков. Значит вы можете купить 4 бутылки. Сдав эти 4
бутылки, вы купите еще одну. Со сданной пятой, которую
вы добавите к оставшимся 75 франкам, у вас будет на что
купить еще шестую. Итого: вместо 19 пустых бутылок вы
будете иметь 6 полных!
Я думала, что он взорвется. Морщины собрались на
его лбу, но он мирно почесывал бородку.
- Признаюсь, что поначалу я вас плохо оценил, - сказал
он, наконец, голосом, которому старался придать некоторую
твердость. - Вы будете безусловно хорошим преподавателем
и то, что вы мне сейчас продемонстрировали, только
доказывает это.
Он молча развернул пакет новых тетрадей, а я
почувствовала стеснение. Если у него и был порок, то по
какому праву я ему намекала на это? Как частенько
говаривала моя мать, сопровождая свое выражение долгим
разочарованным вздохом: «У каждого своя жизнь».
За день мы практически не сказали друг другу ни слова.
К вечеру пришла его жена. Я узнала ее шаги над моей
головой, так как мой класс находился как раз под их
квартирой. Она сменила свой нелепый розовый пеньюар на
серое платье, украшенное жабо из белых кружев, от которого
до тошноты разило провинцией. Она казалась менее старом,
чем накануне. Было заметно, что она сделала некоторое
усилие: губная помада и рисовая пудра.
Не знаю, где она покупала свои духи, но они пахли
парикмахерской городского предместья.
Ее муж был в своем классе, а я в своем. Она по очереди
посмотрела на нас из коридора, потом решилась постучать
в мою дверь.
122
- Ну как, подготовительные работы уже закончены?
- Да, мадам.
- Что ж, это надо отметить. Зайдите к нам на глоток
аперитива...
Я последовала за ней. Она позвала мужа, и мы один за
другим вошли в ее квартиру.
Квартира была такой же как и ее хозяйка,Хотя и
оклеенная новыми обоями, она имела какой-то увядший
вид. Она пахла уютом, хорошей кухней и выглаженным
бельем. До ужаса банальная, с мебелью купленной по
каталогу («Реклама этого месяца, 10% предварительной
оплаты»). Абажуры из стеклянных шариков, цветные
картинки, вырезанные из журналов и собственноручно
вставленные в рамочку, медные кашпо, вышитые дорожки,
старое радио и семейные фотографии, прикрепленные к
стеклам буфета.
Она ожидала комплимента, на который у меня не
хватало смелости. Я предпочла бы свою пустую,
развалившуюся квартиру, которая, по крайней мере, имела
бы какое-то лицо. Пусть мрачная, но настоящая.
На рекламном подносе типа «художественный и
декоративный», которые можно было купить на распродаже
под рубрикой «предметы искусства», стояла бутылка без
этикетки с желтой жидкостью цвета мочи.
- Вы любите апельсиновое вино, мадмуазель Кассель?
- Я его никогда не пила.
- А я его делаю сама...
Когда внизу она мне говорила об аперитиве, я сразу же
поняла, что речь шла о каком-нибудь пойле ее собственного
изготовления.
Эта женщина готовила все по рецептам.
Она налила мне приличную дозу: сама выпиланесколько
капель и повернулась к своему мужу.
- Я лично предпочитаю стаканчик красного, - сказал
он.
Она помрачнела:
- Но ЖюльенГ
- Видишь ли, сегодня я наглотался столько пыли...
123
Он достал из буфета бутылку «Сеп женере* и наполнил
свой стакан, избегая упорного взгляда жены.
- Вам нравится мое апельсиновое вино?
- Безумно.
Жюльен Авэн насмешливо подмигнул мне.
- Это апельсиновые корочки, настоенные на
виноградной водке. Каждые три месяца я его фильтрую и
добавляю к хорошему белому вину.
- Что ! - взорвался Авэн.
Жена нахмурила брови.
- Добавляют не «к», а «в».
Ее сонное лицо помрачнело.
Она повернулась ко мне и продолжила:
- Думаете ли вы привезти сюда мебель?
- Да нет.
- А как же вы собираетесь жить?
- Обойдусь как-нибудь.
Я допила вино. У этого наркотика был ужасный вкус.
Да и виноградная водка сильно ощущалась. Через несколько
секунд я почувствовала, что у меня в желудке все горело.
- Извините меня, - сказала я, - мне надо пойти в
деревню сделать кое-какие покупки.
Не пожав им руки, я быстро ушла. Мне было трудно
объяснить,почему меня тошнило от этой пары так мало
подходящей друг к другу.
Муж любил только свою работу и красное вино, жена
- только своего мужа и свое варенье.
В деревне я купила хлеба и плитку шоколада. Я
намеревалась их съесть прямо на улице. Этого было,
конечно, маловато, но мои средства не позволили мне
большего. К тому же знаменитое апельсиновое вино
испортило мне аппетит.
Больше часа я бродила по пыльным дорогам между
садами и виноградниками. Виноград уже созрел, и в рядах
между его кустами уже начиналась подготовка к сбору.
В конце концов это место было не так уж и плохо.
Вопрос привычки. Каждый край имеет свое очарование,
которое медленно затягивает вас. Самое лучшее - это вести
124
себя, как на операционном столе, когда вас усыплют: не
напрягаться, дышать спокойно, глубоко и доверчиво ждать...
Когда я вернулась в школу, Авэн сидел под навесом.
Уже темнело, и я едва различала его Силуэт. Он сидел,
прислонившись к столбу и куря глиняную трубку. Эта
трубка, как и его борода, составляли эдакий эстетический
образ, который был ему дорог. Ему хотелось казаться
художником. Неудавшийся художник!
Я была уверена, что выпив, он начнет философствовать
и изображать непризнанного гения.Я уже собралась войти
в здание, когда он бросил мне:
- Ну как?
Это было приглашение к разговору. Я подошла к нему.
Впервые я очутилась под этим навесом. Он был живописен.
В глубине стояла машина Авэна, покрытая чехлом и
огороженная деревянным заборчиком. Справа стояли друг
на друге кроличьи клетки с решетчатыми дверцами, в
которых кролики стучали лапками, грызя морковку.
- Вы уже видели крольчатник моей жены?
Я подошла к клеткам.
- Я обожаю запах кроличьего навоза, - сказал Жюльен
Авэн. - Не могу объяснить почему, но он мне нравится
больше, чем запах тонких духов. Я вообще люблю кроликов.
Это самые симпатичные существа на свете. Они* только
жрут и совокупляются.
Он был пьян. Не абсолютно, но достаточно для того,
чтобы стать разговорчивым и говорить все, что ему взбредет
в голову.
- Слышите, как они грызут морковку? До чего же
хорошие ребята эти кролики! Кстати, а сами-то вы пожрали
что-нибудь?
- Да...
В сумерках его глаза горели недобрым блеском. Он
затянулся трубкой, издав при этом звук, словно отсасывал
последнюю каплю оранжада из стакана.
- В кафе Мэрии?
- Нет.
- А вот и врете! Тут других ресторанов нет!
125
- Я попросила сделать мне бутерброды...
-Где?
- У булочника...
Он усмехнулся:
- Бутерброд хлеба с хлебом?
Обидевшись, я повернулась и прошептала:
- Спокойной ночи, месье Авэн.
Но он прокричал, не выпуская трубки изо рта:
- Эй, подождите...
- Мне хотелось бы пойти спать: завтра будет трудный
день.
- Ах да... Ночь накануне сражения! Я видел, как это
разыгрывали раньше» Вспоминаю, были лошади. А сейчас
уже больше не дерутся на лошадях, а жаль! Спускаемся на
парашюте! Как вы думаете, ваш парашют завтра раскроется?
Если он не раскроется, вы разобьете себе все лицо, ваше
красивое лицо! А если и раскроется, то врагу все равно
удастся попортить его. Вы еще не знаете этих наших
марсиан. Ох, до чего ж смешны! Я их очень люблю. Только
дети умеют быть жестокими без всякой задней мысли...
На втором этаже открылось окно, и Марта Авэн
позвала нежным голоском:
- Жюльен!
- Да.
В одно мгновенье он обрел тон человека, который
полностью владеет собой.
- Ты идешь?
- Сейчас, Марта.
Он подождал, когда она закроет окно.
- Ты идешь, дорогой? - передразнил он ее. - Каков
язык для честной женщины!
Он слегка размялся, чтобы прийти в себя, затем взял
с крыши крольчатника пучок клевера.
- Смотрите. Эти милые животные обожают клевер, а
уж если они обнаружат в клетке четырехлистник, они
счастливы как люди, а все по той же причине: потому что
у него на один листик больше, чем у обычного.
- Скажите-ка где вы слопали ваш бутерброд с хлебом?
126
- Пока шла по дороге. Я осмотрела всю деревню.
- Ошибочка! У нас если подыхают с голоду, так это в
одиночку. Престиж! Здесь вы личность, мадмуазель Кассель.
А личность должна вести себя нормально, иначе это
внушает недоверие...
Он удалился спокойным шагом, куря свою трубку. За
затемненным окном второго этажа я угадывала силуэт
Марты Авэн.
Она ревновала?
Я подошла ближе к крольчатнику, пытаясь различить
кроликов, жующих клевер. Их мелкие зубы грызунов активно
работали. Словно скребли в унисон.
Глава третья
Ранним угром следующего дня необычный гваЛт
заполнил двор, и все сразу же переменилось.
Здание более суровое, чем тюрьма снова стало школой,
то есть центром радости и беззаботности. Отовсюду
доносились смех, крики, похожие на птичье щебетанье.
Деревенские школьники, в отличие от городских, приходят
в школу очень рано, и даже до начала учебного года. Стоя
с краю у одного из моих огромных окон без занавесок, я
наблюдала за ними. В одно мгновенье во дворе образовалась
огромнейшая груда ранцев. Я вынуждена была сразу же
отскочить назад, потому что ребята постоянно поднимали
голову в сторону моего окна. Я была для них развлечением
начала учебного года. Даже дети не из моего класса проявляли
ко мне интерес. Некоторые уже встречали меня в поселке
и тут-же рассказали обо мне другим. Они им сказали, что
я была молода, довольно красива (во всяком случае, я
надеюсь) и необычно одета!
Марсиане!
г6гар;тслько что прибыли со своей планеты, толпясь
перед зданием, и их становилось все больше и больше.
127
Некоторые были одеты в черные халаты по старой моде, но
большинство - в серые халаты, перетянутые в талии узким
кожаным ремешком. Во время игры они запахивали полы
и затыкали их за пояс на манер солдатской шинели.
Эта детская толпа, которая все росла и росла восхищала
и пугала меня. Авэн был прав, когда накануне так красиво
сказал, что мое появление среди них действительно похоже
на прыжок с парашютом. Я дрожала, как дрожат все
парашютисты, какую бы хорошую тренировку они не
прошли и сколько бы прыжков ни сделали.
Авэн постучал в дверь. Я узнала частый и сухой «тук-
тук» его согнутого узловатого пальца. Он вошел, и я не
смогла сдержать улыбки - никакой учитель не мог быть
более похожим на учителя, чем он в этот момент.
На нем были старые серые брюки, тщательно
отутюженные Мартой, рубашка без галстука, на которой,
однако, он не забыл застегнуть верхнюю пуговицу, и поверх
новый длинный серый халат с несколько длинноватыми
рукавами, который придавал ему вид кладовщика.
- Ну, коллега?
В некоторых словах, как например «коллега», его
южный акцент становился более заметным.
У «коллеги» наверно было очень жалкое выражение
лица.
Он подошел к окну и посмотрел вниз. Забавная улыбка
появилась на его лице.
- Вы видите этого рыжего, около туалетов?
- Да.
Это и есть придурок. И судя по фамилии, в его родне
их, видимо, было немало.Его и зовут Виктор Кюне.
Я узнала в нем парня, который глазел на меня, когда
я шла по дороге, с отрады памятника павшим воинам.
- Читать он еще не умеет и едва ли когда-нибудь
научится. Его мозг, так сказать, не следует за движением!
Иногда, без всякой видимой причины он начинает так дико
хохотать, что все вздрагивают... Вы сами увидите...
Авэн покопался в одном из своих широких карманов
и показал мне что-то блестящее. Это был свисток.
128
- Возьмите, - сказал он. - Это вам пригодится. Пока
еще не изобретено ничего более эффективного для
установления авторитета. Погоны, звания, награды - все
это чушь. А чтобы сделать людей послушными, надо
подзывать их свистком, как собак. Как, например, это
делают полицейские! У этого очень красивый звук.
Резким движением он распахнул окно и поднес свисток
ко рту. Он издал длинную мощную руладу, которая сразу же
прекратила шум во дворе. Все подняли головы вверх.
- Прекратите галдеж! - крикнул Авэн.
И закрыл окно.
Он был слишком возбужден, и в это утро не из-за вина.
Его опьяняло начало учебного года. Он вновь попал в свою
стихию.
- Видали?
Я взяла свисток. Он был смочен слюной моего коллеги,
и этот контакт был мне неприятен.
Вероятно, он это почувствовал, потому что сказал
насмешливо:
- Вы протрете его 90-градусным спиртом. А если
спирта нет, прокалите его над огнем. Ну, пошли!
XXX
Это оказалось проще, чем я думала. Когда я вошла,
воцарилась тишина. Марсиане изучали меня. Меня коробило
от мысли, что я являюсь рекламой месяца в витрине
большого магазина. Первыми начали перешептываться
девчонки. Наверное они обсуждали мой туалет и мою
стрижку.
Авэн был похож на укротителя. Он-то не боялся
марсиан! Он знал, как взяться за них. Со свистком, который
затерялся в его брроде, он сортировал ребятишек, как
пастух скотину. Для восстановления порядка он иногда
давал краткий свисток.
Он разделил учеников на две группы, потом указал на
мой класс, состоящий из самых маленьких ребятишек.
^чг^^Входите! И чтобы тихо! - сказал он громовым
ГОЛОСОМ.
5 Человек, пзмеппшй 129
свое лицо
Его ученики остались во дворе, где сразу же поднялся
гвалт.
Авэн вошел в мой класс и разбил детей на группы. Он
посадил малышей впереди, а учеников, которые по его
мнению сидели где попало, усадил вместе, потом указал
пальцем на маленького мальчика со светлыми волосами и
печальным лицом.
- Встань, Поль!
Тот, кого он назвал, резко поднялся, и потому как он
скрестил руки и посмотрел на нас, я поняла, что это был
хороший ученик.
- Вот наш лучший ученик, - сказал мне Авэн, - Поль
Будрийе. Всегда первый. Никогда не шалит. Он поможет
вам распределить школьные принадлежности. Если вам
понадобится уйти, вы сможете доверить ему наблюдение за
классом.
Мальчик взглянул на меня и покраснел. Он моргал
своими голубыми глазами, и я видела как у него на шее
билась голубая жилка.
- Все будет отлично, потому что он уже в вас влюблен,
- прошептал мне Авэн. - Ну, я вас оставляю. Потребуйте
немедленно тишины, иначе вам хана, тем более, что
раздача школьных принадлежностей быстро превращается
в свару.
Он вышел, полы его длинного халата развевались на
ветру. Как тольказа ним закрылась дверь, класс взорвался.
Все ребятишки, за исключением Поля, принялись болтать.
У меня закружилась голова, но я взяла себя в руки. Я
поднесла свисток Авэна ко рту и дунула. Раздался
слабенький, смешной звук, похожий на крик павлина.
Ребята разразились смехом.
Дурачок первым подал сигнал. Его безумный смех,
который шел откуда-то изнутри, был похож на жалобу и на
ликование.
Дверь резко открылась. Авэн, который шел по коридору,
влетел как сумасшедший, его глаза сузились от бешенства.
Он подскочил к дурачку и дал ему две хороших
оплеухи, издавшие сухой звук во внезапно воцарившейся
130
тишине.
Дурачок разрыдался. Он плакал также как и смеялся -
от всей души.
- Первый, кто шевельнется, отведает прута, -
предупредил Авэн. - Я их нарезал целую охапку во время
каникул. Исключительно ореховых! Предупреждаю!
Он презрительно взглянул на меня, хотел пожать
плечами, но передумал и вышел вон. Из коридора донесся
свисток, предупреждающий его марсиан, что надо идти в
класс. Башмаки на деревянной подошве застучали о плиты,
наполняя отромное здание военными звуками.
Виктор Кюне продолжал громко плакать, не скрывая
своей обиды. Я с удовольствием села бы рядом с ним и
поплакала бы с ним вместе. Подойдя к нему, я прижала к
себе его большую рыжую голову. Возможно это был не
самый хороший метод. Разумеется, я поступала
непедагогично, но мне было наплевать. Я гладила рукой его
жесткие непослушные волосы. От него пахло деревней, от
Виктора Кюне, от него пахло глупостью, животным горем,
человеком...
Остальные смотрели на нас, открыв рот, а у самого
маленького из них потекло из ноздрей и он даже не
шмыгнул носом.
XXX
- Ну как дела?
Относительная тишина в моем классе стала нарушаться,
когда Авэн дал свисток на перемену. Меня спас гонг!
Мы прохаживались по двору, от навеса к саду, заложив
за спину руки.
- Вроде бы неплохо идет.
- Вы недостаточно строги, я наблюдал за вами через
оконное стекло.
Это правда, что он наблюдал за мной. Каждую минуту
я видела как его тонкий силуэт появлялся на другой стороне
коридора. С бородой, прижатой к стеклу, он стоял мгновение
неподвижно, наблюдая за мной.
131
- Я видела. И должна сказать вам, что меня это
немного сковывает.
- Я вас пугаю?
- Вы же мой директор, господин директор.
- Вы смеетесь надо мной.
Его жена стояла у окна, делая вид, что наблюдает за
игрой ребят, но в действительности, наблюдая краем глаза
за нами. Она, вероятно, очень ревновала и, следовательно,
была очень несчастна. Марте хотелось узнать, о чем мы
говорим, шагая под навесом.
Авэн провел рукой по своим жестким волосам.
- Я вас стесняю - сказал он.
Это было неожиданно.
- Почему вы так думаете?
- Я пришел к этому утверждению за те 15 лет, которые
я занимаюсь этой чертовой профессией!
У меня невольно вырвалось:
- А сколько вам лет?
Он остановился и посмотрел на меня.
- А сколько дадите?
- Примерно...
- Давайте, давайте!
- Сорок?
- А ведь вы еще пытались мне польстить. Мне 36...
- Вам можно дать больше.
- Типичный случай взаимовлияния.
Намек был слишком явным, и я не смогла удержаться,
не спросив о его жене.
- А сколько лет мадам Авэн?
- Пятьдесят четыре! Как говорится, она могла бы быть
моей матерью.
- А как это произошло?
- О! По глупости, конечно... Еще на моей первой
работе...
Он замолчал и посмотрел на меня, словно был поражен
внезапной мыслью.
- Это правда, - прошептал Авэн.
- Что правда?
132
- Это было мое первое место работы... Школа была
разрушена после наводнения. Я давал уроки в большом зале
мэрии (в тот год все сочетались браком в четверг), я жил у
одного местного жителя, потому что гостиницы не было.
- И этот местный житель была ОНА?
- Да. В это время у меня был чувствительный желудок,
так как я не пил вина...
Он засмеялся, затем дал свисток, чтобы разнять двух
дерущихся учеников.
- У нее была особенная способность - вкусно готовить
паровой картофель. У некоторых есть способности к музыке
или к вышиванию. А у Марты к паровому картофелю. Мы
поженились под эгидой Пармснте и Дениса Папена и,
конечно же, в четверг.
Он взглянул на часы, как футбольный судья.
Воплощенная профессиональная сознательность.
Звук свистка был настолько пронзительным, что я на
несколько секунд оглохла. Марта испуганно кивнула нам.
Она была так счастлива, что перемена окончилась.
Глава четвертая
Первая половина недели прошла хорошо. Я смогла
найти нужный тон для усмирения моих шалопаев и заметила,
что они испытывали ко мне нечто вроде симпатии.
Мальчикам нравилась моя молодость, а девочкам
элегантность. Дурачок сдерживал себя и бросал на меня
влажный телячий взгляд. Поль Будрийе, моя надежда и
опора, помогал мне по-своему. С профессиональной точки
зрения я проявила такую сильную волю, что она не замедлила
принести свои плоды. Благодаря замечательным советам
Авэна, всяким профессиональным трюкам, которым он
меня научил, я смогла организоваться и организовать свой
класс. Однако, с наступлением первого четверга я
почувствовала бесконечное облегчение.
133
Я телеграфировала матери, попросив ее прислать мне
в Глюнуа все мое походное снаряжение. Это был бы
хороший способ скрасить скудность моего жилища...
В среду вечером маленький автобус, делающий рейс
раз в неделю в Турнон, доставил мне чемодан из ивовой
лозы, в котором была палатка, коврик, спальный мешок и
вся моя посуда, включая газовую горелку.
Пока я раскладывала содержимое в самой большой
комнате своей квартиры мне в голову пришла мысль. Так
как мне нечем было обставить эту огромную квартиру,
размеры которой подавляли меня, и у меня не было ни
занавесок на окна, ни коврика, я подумала, а почему бы мне
разбить здесь лагерь?
Поначалу это могло показаться странным, но если
вдуматься, то не так уж и странно. Ночи пугали меня. Я
вынуждена была сжиматься в клубок под одеялом, чтобы
согреться и в особенности, чтобы больше не видеть этих
неуклюжих летучих мышей, которые стучали в окна своими
крыльями, натянутыми на китовый ус. Их завораживающие
круговые полеты внушали мне ужас. Если я поставлю
палатку в углу большой комнаты у меня пройдет боязнь
пространства, вызванная этой отромной квартирой с очень
высокими потолком.
В палатке же пространство будет как раз по мне.
Так как я не могла вбить колышки в пол, я решила
заменить их гвоздями. Я пошла за ними к Авэну. Дверь мне
открыла Марта. После сеанса «Апельсиновое вино» я ни
разу не была у своего собрата.
Я увидела Жюльена, сидящего в столовой перед стопкой
тетрадей. На нем был старый серый халат, который он
держал для дома, он макал ручной в маленькую бутылочку
с красными чернилами.
Литровая бутылка «Сэн Женере» и стакан были у него
под рукой.
- Привет, коллега, - крикнул он мне, специально
наливая себе. Он явно хотел эпатировать меня этим красным
вином, которое он пил в такой ранний час.
- Вам что-нибудь нужно? - спросила Марта.
134
Ей не хотелось, чтобы я находилась у них долго.
- Не могли бы вы мне одолжить несколько гвоздей и
молоток...
- Что, начинаем большие работы? - спросил Авэн,
осушив свой стакан.
Марта уже принесла мне ящик для инструментов с
несколькими отделениями, полным гвоздей, гаек и крючков.
- Я думаю, что вы найдете в нем все, что вам нужно,
- сказала она, протягивая мне его.
Я удалилась, унося этот цех в миниатюре.
Последующие часы были опьяняющими. Я натянула
палатку в глубине центральной комнаты, сделала внутри
все необходимое, расставила на кухне походную посуду.
Когда я заканчивала свое странное обустройство, Жюльен
Авэн постучал в дверь и вошел без спросу. Халат он снял и
надел толстый пуловер с отложным воротником. Его
глиняная трубка скрипела между зубов, он ее еще не успел
зажечь.
- Ну как вдут работы?
Он огляделся вокруг любопытным взглядом. Он немного
выпил и казался без сомнения расслабленным, потому что
его жена ушла в деревню.
- Взгляните.
Я провела его в большую комнату. Он остановился в
дверях, и мне показалось, что его любимая трубка готова
была выпасть у него изо рта. Стараясь идти твердо, он
подошел к палатке, осмотрел ее внутри, потом снаружи,
покачивая время от времени головой. Затем он обернулся
ко мне и заинтригованно посмотрел на меня.
- Вы что же собираетесь там спать?
- Да. Мне никак не удается привыкнуть к этим
огромным комнатам.
Он вытащил из кармана коробку спичек и зажег
трубку. Несколько раз затянулся.
- Вы абсолютно чокнутая, - сказал он, наконец,
вздохнув.
Он ушел. Я осталась одна, вместе с табачным дымом,
который он оставил, обидев меня.
135
XXX
После этого у нас наступил период размолвки, или
лучше сказать полуразмолвки.
За исключением вопросов, касающихся работы, Авэн
не разговаривал со мной. Казалось, что он, отнеся меня к
категории безнадежно чокнутых, не интересовался ничем,
кроме моего класса.
Что касается меня, то с каждым днем я чувствовала
себя все увереннее в своей новой профессии. До моего
приезда в Глюнуа, я думала, что презираю одиночество. Но
это прозябание в школе показало мне, что оно абсолютно
подходило моей натуре. Я как бы вернулась к самой себе и
начала жить чисто внутренней жизнью.
Я ушла в свои мысли, мечтания. Моей работы мне
вполне хватало для выхода моей энергии, а мои
многочисленные марсиане составляли мне многочисленную
компанию.
В начале я писала длинные письма девочкам, которых
я считала вечными подругами, но их сдержанные ответы,
все более и более вежливые и краткие дали мне
почувствовать, что дружба существует только тогда, когда
постоянно видишь друг друга. Время и расстояние
непременно разрушают самые теплые чувства.
Мне нравилось мое одиночество. И когда мне случалось
ездить по воскресеньям к матери (хотя Турнон находился
недалеко, неудобство сообщения превращало эту поездку в
экспедицию), я с удивлением чувствовала, что скучаю в
старом доме, где мама лелеяла свою скуку.
Мне даже стал нравится запах лука, который по-
прежнему разносился по моей квартире. И когда лежа в
палатке, я слышала писк летучих мышей, я больше не
вскрикивала от страха.
Малыши вели себя очень хорошо. Их интеллектуальный
уровень был весьма низок, но все они (или почти все)
проявляли желание учиться, достойное одобрения. За
исключением нескольких девочек, в моем классе почти не
136
было болтунов. Это были крестьянские дети, приученные
с колыбели молчать.
После занятий в классе я занималась подготовкой к
урокам и проверкой тетрадей. Это было моим убежищем.
При слабом свете лампы, стоящей на моем рабочем столе,
класс принимал странный вид, какая-то скрытая жизнь
ощущалась между его мрачными стенами, увешанными
геотрафичсскими картами с зелеными долинами, реками,
похожими на голубые ветви, и коричневыми горами. От
них исходила какая-то непонятная и всеобщая радость.
Чтобы вызвать дух соревнования, я складывала в шкаф
лучшие рисунки своих учеников, а на практических занятиях
я давала им задание сделать рамки, чтобы рисунки лучше
смотрелись.
По-видимому дети хорошо говорили обо мне своим
родителям, потому что я часто получала от них подарки.
Это были яйца, сыр, корзина яблок или свинина; иногда
мне дарили цветы, грубо завернутые в газетную бумагу и
перевязанные бечевкой.
- Вот... тут мама велела передать вам это...
Я всегда благодарила в маленькой записочке, которую
прикрепляла скрепкой к школьной тетрадке. Эти
деревенские подарки трогали меня.
Однажды утром, когда самые маленькие писали в
своих тетрадях буквы «М» и «Н», а старшим я дала задание
читать, произошел весьма комичный эпизод. Раздался
громкий храп. Класс разразился хохотом к повернулся к
Виктору Кюне: он развалился на столе, прижав к его
шероховатой поверхности щеку. Виктор спал с широко
раскрытым ртом.
Я встряхнула его. Он проснулся с недовольным видом.
Мне показалось, что выражение его лица было глупее
обычного. Я наклонилась над ним, чтобы получше
рассмотреть. У него был какой-то потухший взгляд, а запах,
шедший изо рта просто потряс меня. Он него разило
спиртным, а точнее виноградной водкой.
Я заглянула в ящик его.стола и обнаружила маленькую
мерную «фляжку», в которой раньше было какое-то
137
лекарство. Она была заткнута грубой пробкой и содержала
еще немного «водки».
В испуге я выскочила из класса и побежала в класс
Авэна.
С тех пор как он дулся на меня, я забыла о его
присутствии. Оно только лишь обрамляло мою работу. Для
меня Авэн был просто каким-то человеком, чем-то вроде
угрюмого соседа, прогуливающегося по двору или по
коридору, и которого я видела иногда сквозь застекленную
дверь, жестикулирующим и «развевающим глотку».
В этот момент он писал на доске задачу. Полы его
халата разлетались, а его сухая рука бегала по гладкой
поверхности доски, быстро нанося цифры и буквы, похожие
на насекомые.
Он повернулся, увидел меня, и не прекращая писать,
прокричал, чтобы я вошла.
Я была смущена. Мне казалось, что я переступаю
порог святилища. Его класс имел иной запах, чем мой, и в
нем царила более торжественная обстановка.
Я остановилась в центральном проходе, испуганная
сильнее, чем кто-нибудь из моих учеников в подобных
обстоятельствах.
Жюльен Авэн закончил решение задачи и повернулся
ко мне лицом.
- Каким ветром, коллега?
- Я... Я хотела бы поговорить с вами наедине.
- О!
Он увлек меня в коридор и гаркнул над ухом:
- Чтобы я не слышал ни единого слова, иначе все будут
спрягать по десять глаголов, поняли?
Наступили первые холода, жуткие сквозняки дули по
широкому коридору. Слышалось тихое постукивание ногами
об пол, так даже самые послушные дети не могут сидеть без
движения. Сверху доносились звуки радио и запах жареного
лука.
- Что произошло?
Я показала ему бутылочку.
- Что это?
138
- Понюхайте!
Он понюхал горлышко бутылки.
- Виноградная водка. А что?
- А то, что я нашла это в ящике стола Кюне, который
на три четверти пьян!
Авэн разразился смехом.
- Ну и дела!
- И это все, что вы можете сказать? - возмутилась я.
- Идемте со мной!
Он ввел меня в свой класс.
- Ну-ка, ребята, - сказал он громко, - у кого есть
пузырек винотрадной водки, пусть нам его покажет!
Никто не шелохнулся.
- Тогда я осмотрю парты и ранцы, и контрабандисты
должны будут спрягать пятнадцать раз «Я сын пьяницы и
сам пьяница!..»
Примерно поддюжины «взрослых» приподняли крышки
парт и вынули из своих ранцев похожие бутылочки.
- Вот так! - сказал Авэн.
Мы снова вышли в коридор.
- Но ведь это ужасно! - сказала я шепотом.
- Почему?
- Дети, пьющие алкоголь! Вы находите, что...
- Эти пацаны - дети виноградарей. Наступили холода,
и их родители считают, что правильно делают, давая им
калории. Здесь водка заменяет витамин В12, уважаемая
коллега. В начале это удивляет, но потом к этому быстро
привыкаешь. В конце концов, почему бы и нет.!
Я почувствовала прилив гнева.
- К этому привыкаешь, если сам - грязный пьянчужка!
- сказала я. Да, в этом случае, возможно, испытывают
садистскую радость при виде вверенных вам детей, которые
учатся пить.
Я вернулась в его класс, собрала все бутылки
винотрадной водки, стоящие на столах, и разбила их в
клетушке, где хранился уголь.
От запаха водки, или от охватившего меня гнева у меня
закружилась голова. Я была пьяна от стыда.
139
Жюльен Авэн торчал посередине класса и задумчиво
почесывал бороду.
- Строгий режим, ребята! - объявил он. - Скажите
родителям, что сухой закон восстановлен в школе.
Он подошел ко мне и выдохнул со злобой:
- Возвращайтесь в свой класс и там устраивайте
концерты, Кассель. Если еще раз вы зайдете ко мне, я вас
высеку на глазах всех моих марсиан, понятно?
Я слишком разнервничалась и не могла продолжить
урок. Оставив на некоторое время своих потенциальных
алкоголиков, я поднялась к себе.
Наверху я расслабилась и разрыдалась. Я плакала об
этих людях в опасности, об этих уже несложившихся
судьбах, о невероятной несознательности людей.
Дверь, которую я едва прикрыла, отворилась, и я
почувствовала совсем рядом присутствие Марты.
- Что с вами, мадмуазель Кассель?
На ней был ее жуткий пеньюар цвета экземы. У меня
не было никакого желания, чтобы она утешала меня.
- Извините, - пробормотала я, - у меня был приступ
тоски.
- Да почему?
- Просто так.
I- Не стоит, вы молоды и...
И впереди у меня было целое будущее. Знакомая
песня.
Я сдерживала дыхание, чтобы успокоится. Это был
способ, который я изобрела еще маленькой девочкой.
Когда становилось уже невозможно сдерживать дыхание, я
переставала на какое-то время думать о своем огорчении,
что позволяло мне успокоиться.
Удалось и на этот раз. Я вытерла слезы.
- Ну вот и все. Нервы... Мне надо возвращаться, а то
дети остались без присмотра...
Я вернулась в класс и начала им рассказывать о
судоходных путях. Но они видели, что я плакала. Они,
конечно, не поняли причины моих слез, но они их «тронули».
Во второй половине дня я получила много букетов
140
георгинов и хризантем. А одна из моих девочек подарила
мне рисунок, явно срисованный из почтового календаря (у
моей мамы был такой же: на нем была изображена лодка,
привязанная веревкой к плакучей иве). Этот рисунок
тронул меня даже больше, чем цветы.
Однако из-за него позже произошел очень неприятный
инцидент.
Глава пятая
В конце этого неприятного дня Марта Авэн пришла ко
мне с визитом в класс, когда я проверяла тетради.
Употребляя слово «визит», я придаю ему все его
значение. Речь шла о настоящем визите. Она нарядилась
так, словно шла на чашку чая к жене мэра. На ней было
платье каштанового цвета, туфли на высоком каблуке и
шерстяной бежевый жакет.
Она постучала. Впервые жена моего коллеги была в
моем классе.
- Я вас не побеспокоила?
- Вовсе нет.
Я не знала, что ей сказать. Мне было трудно предложить
ей стул.
- Я пришла увидеться с вами.
Вот уже два месяца, как мы живем в одном доме, на
расстоянии около ста метров друг от друга, однако она
«пришла увидеться со мной».
Ее слегка напыщенный тон позволял предположить,
что речь пойдет о важных делах.
- Я вас слушаю, мадам.
- Мой муж рассказал мне о... о сегодняшнем инциденте!
- И что?
В каком виде он представил ей все?
- Я пришла сказать вам, что полностью вас одобряю.
Впервые в ее голосе не было мягких модуляций ханжи,
141.
которые меня так раздражали. Она говорила твердо и
размеренно.
- Спасибо.
- И еще...
-Да?
- Я пришла к вам за помощью.
- Право, если я смогу...
- Вы сможете!
Она облокотилась о мой стол и провела кончиками
пальцев по стопке тетрадей.
- У вас великолепная профессия. Мне хотелось бы
быть учительницей. Когда я вижу, как работает Жюльен, я
говорю себе, что это было бы потрясающе.
Казалось, что она была в состоянии какого-то странного
отчаяния.
- Красивый рисунок!
- Это одна девочка сама сделала его для меня...
- Мне так хотелось бы получать такие же! У этой
малышки есть талант...
У «этой малышки» не было никакого таланта и она не
умела правильно использовать кальку, но Марта Авэн
принадлежала к категории людей, для которых живопись -
это искусство рисовать так, чтобы было похоже.
Она отвлеклась от своей темы, и теперь не осмеливалась
сформулировать свою просьбу.
- Вы говорили, что вам необходима моя помощь,
мадам Авэн?
- Это по поводу моего мужа.
И вдруг я поняла, о чем она меня попросит.
- Возможно вы этого не заметили, - продолжала она,
- но он много пьет вот уже несколько лет. О! Он не
напивается... так уж сильно, но каждый вечер он...
Она запнулась, так как не находила больше слов.
Впрочем, ей и не надо было продолжать - я все поняла.
- Я не совсем хорошо понимаю, что я могу сделать,
мадам Авэн. Сегодня утром ему очень не понравилось мое
вмешательство, а, однако, оно касалось только его учеников.
Она улыбнулась мне. Теперь она не ревновала ко мне.
142
Моя вражда с ее мужем успокоила ее.
- Оно ему не понравилось, но оно оставило след в его
душе. Если бы вы его сейчас видели! Он ходит дома, как
тигр в клетке...
Она схватила меня за руку.
- Надо продолжать. Вы его кажется обозвали
пьянчужкой?
- Возможно да. Я уже не помню.
- Он хоть и разгневан, но его пробрало. Продолжайте
стыдить его! Я уверена, что вы взяли нужный тон!
Надо было быть любящей женой, чтобы так говорить.
Марта не отдавала себе отчета в том, какие чудовищные
вещи она говорила.
- Вы должны мне помочь, мадмуазель Кассель! Вы
должны это сделать! Жюльен - достойный, исключительный
человек!
Я представила себе существо, шаги которого я слышала
над нами: серый халат, борода лже-художника, лже-
интеллигента со злым взглядом, перекошенным ртом и
жуткие сандалии Жюльена Авэна.
Он очень странно выглядел, этот «исключительный
человек»!
- Я обещаю вам...
- Спасибо! Спасибо! Знаете, что вы сейчас сделаете?
Вы пойдете к нам обедать!
Я не верила своим ушам. Это запоздалое приглашение
было сделано в абсолютно неподходящий момент.
- Это невозможно после сегодняшней выходки!
- Да напротив же! Вы не станете так глупо ссорится...
- Я полагаю, что ваш муж не испытывает особого
уважения и симпатии ко мне. Я в этом убедилась со дня
моего приезда...
- Я прошу вас замолчать! Я вас приглашаю! Мне как раз
прислали курицу. Я готовлю ее с эстрагоном и у меня
вкусно получается. Вы увидите!
Она буквально убежала, чтобы не дать мне времени
отказаться.
Откровенно говоря, я пошла к ним из-за курицы.
143
XXX
Я очень боялась. Но Авэн встретил меня с вежливой
улыбкой хорошо воспитанного хозяина дома. Впервые я
видела его в костюме, и должна сказать, что его готовый
костюм синего цвета в серую полоску шел ему, как корове
седло.
В этой очень широкой одежде он был похож на
сомнительного коммивояжера, который предлагает вам
щетки и другие товары. Он даже надел галстук бордового
цвета на рубашку в полоску и был уверен, что будучи
одетым таким образом, он утрет нос самому шикарному
члену Жокей-клуба.
Когда я вошла, он воскликнул с наигранной веселостью:
- Смотрите-ка, вот и Лига трезвости!
- Жюльен! - запротестовала его жена.
Он не пил, но в его глазах сверкали какие-то нервные
отблески.
- Входите, уважаемая туристка! И возьмите стул, если
вы еще умеете пользоваться им.
Чтобы опередить протесты Марты, которая возилась у
плиты, он шутливо добавил:
- Что есть потрясающего в Кассель, так это то, что она
живет на полу. У нее дома - как во времена античного Рима.
Единственная вещь, которая понравилась мне - это
его мальчишеская привычка называть меня по фамилии.
Для Жюльена я стала просто «Кассель». Он думал обо мне
только как о коллеге, и это упрощало взаимоотношения.
Обед был относительно скромным. Он состоял из супа
и знаменитой курицы с тыквой в сухарях, обсыпанной
тертым сыром.
- Азнаете, Кассель, я рассказал жене о нашем утреннем
происшествии...
Я изобразила невинность.
- Неужели?
- Ей это так понравилось, что она решила обязательно
пригласить вас пожрать.
144
- Надеюсь, что я вам не очень надоедаю?
- Да нет, завтра ведь четверг.
Его жена посмотрела на него умоляющим взглядом.
Она напрасно придиралась: его саркастические
высказывания не казались злыми. Это скорее были наскоки
друга-шутника, который весело подтрунивает над вами.
Он откупорил две бутылки и стал наполнять рюмки до
краев.
- Я лично против пособий по хорошему тону, - сказал
он мне, поймав мой взгляд, и считая, что чем полнее мой
хозяин наполняет мне рюмку, тем больше у него умения
жить.
Красноречив был взгляд Марты, которая вновь придала
своему лицу спокойное и несчастное выражение.
- Уважаемая туристка, вы в своей жизни когда-нибудь
напивались?
- Не думаю...
Он нахмурил свои густые брови.
- Я не усекаю разницы. Так «да» или «нет»?
- Ну, я иногда пила немного больше обычного так, что
в голове становилось горячо, но я не знаю, есть ли это
чувство опьянения.
Жюльен разразился тромогласным хохотом.
- Вот вам юный педагог, который заявляет, что она за
трезвость и обзывает своего директора пьянчужкой, ни разу
не напившись. Ты слышишь, Марта?
- Вы странно рассуждаете, месье Авэн. Выходит по-
вашему, что, чтобы выступать против чего-то или скорее
всего, чтобы иметь моральное право выступать против,
надо это попробовать самому?
- Именно!
- Значит нельзя осуждать проституцию, не будучи
шлюхой!
«Мы не имеем права считать себя противником
преступлений до тех пор, пока кого-нибудь не убьем?»
Он пожал плечами.
- Временами, - вздохнула Марта, - мой муж спорит как
ребенок. Его нельзя ни в чем переубедить.
145
- Если нет больше возможности шутить! - воскликнул
Жюльен.
Он поднял бутылку и поднес ее к лампочке.
- «Эрмитаж блан», Кассель. Лучшее, что есть во
вселенной. Есть только одно вино, которое лучше чем
«Эрмитаж блан» - зто «Эрмитаж руж». Попробуйте-ка.
Вкусите его умом и небом. И думайте, что вы пьете земную
кровь. Он был неглуп, этот гражданин Иисус, заявляя, что
это была его кровь! Говоря это, он превратил в вампиров
большую часть населения.
Эти слова шокировали Марту. Ему, вероятно, нравилось
злить ее в присутствии других, потому что он не осмеливался
делать это наедине с ней.
- Жюльен! Не мог бы ты помолчать!
- Ах да! Я забыл вам сказать, Кассель, что мадам Авэн
религиозна. Никому не говорите, что в нашей спальне есть
добрые боги. Если бы местные люди знали это!
- Жюльен!
Но Жюльен был в ударе красноречия.
- В начале нашей совместной жизни мне пришлось
даже поссорится с некой сестрой Терезой и с одним кюре
из Арса. Хозяин - это еще ладно: существует свобода
вероисповедания. Но если приходится жить вместе с его
фанатиками, то знаете ли... Ну вот, вы теперь знаете наши
альковные секреты!... Ну, а теперь выпьем!
Я пригубила немного. Авэн не солгал: его вино было
просто изумительным.
- Допивайте, Кассель, я ужасно не люблю, когда
делают что-то нехотя, особенно когда пьют.
- Но у меня нет привычки!
- Тогда привыкайте! Учтите, если бы речь шла о моем
11 традусном «Монополе», я бы настаивать не стал.
Смешанное с алжирским вином, оно годится как раз для
того, чтобы напоить пьянчужку. Но когда открыт этот
нектар, его надо выпить!
Я выпила. Одну, потом вторую рюмку. Какая-то горячая
веселость овладевала мною. Вещи начали освещаться
внутренним светом, люди тоже, и мне начало казаться, что
146
чета Авэн была самыми симпатичными соседями в мире.
Я отказывалась от третьей рюмки, но Жюльен заставил
меня выпить почти силой, заявляя, что с курицей полагается
пить красное вино, а поэтому надо было закончить бутылку
белого. Я хорошо понимала, что он меня провоцирует,
заставляя меня напиться. Я воспринимала это как невинную
карательную меру. В конце концов, как он это с
удовольствием говорил, «завтра четверг!»
Я нс могу сказать была ли знаменитая курица с
эстрагоном кулинарным чудом, как обещала Марта, потому
что когда я стала ее.ссть, мои вкусовые ощущения несколько
притупились.
Жюльен начал произносить целую серию тостов.
Сначала мы выпили за наше здоровье, затем за здоровье
наших любимых ребятишек!
После курицы я немного поняла в каком состоянии я
находилась.
Слова больше не поспевали за моей мыслью. Они, как
несоединенные между собой вагоны, толкаемые трактором
по рельсам, то соединялись, то разъединялись в зависимости
от наклона пути. Чета Авэн становилась все более и более
величественной в золоченых парах. Они сияли, как
церковные витражи. Смех Жюльена, металлические
модуляции его голоса казались мне веселой музыкой.
- Вы знаете, Кассель, что моей жене очень понравился
рисунок, который вам подарила одна из ваших засранок?
- Я... я... ей...
- Возьмите разбег, дорогая коллега, и выпейте - это
может вам помочь собрать слова воедино!
Я выпила. Вино было просто бархатное.
- Я попрошу малышку Риголье сделать еще один, -
выговорила я.
- Я нс хотела бы вас беспокоить, мадмуазель Кассель.
Это говорила Марта, но совершенно плоским голосом.
- О! Я... Это я...
- Выпейте!
Они откупорили бутылку шампанского.
Марта обмакнула свой указательный палец в рюмку и
147-
помазала мужу за ухом.
- Это приносит счастье, - прошептала она ему, не
сводя с него влюбленных глаз.
Жюльен встряхнул головой, словно хотел избежать
этого прикосновения.
- Моя дорогая Марта, ты и так уже приносишь мне
достаточно счастья! А сейчас мы выпьем этот бокал за
талант малышки Риголье. Благородный ребенок эта
Маринетта Риголье. Ее отец - не се отец. А ее мать - дочь
своего деда и любовница слуги! Но Маринетта Риголье
существует! Маринетта Риголье продолжит жизнь в этой
деревне вместе с тридцатью другими маленькими самками,
которых мы обучаем грамматике и тому, что Копенгаген -
столица Дании. А мы, Кассель, по какому праву мы учим
Маринетту Риголье тому, что Копенганен - столица Дании?
Ведь она никогда не поедет в Данию! Впрочем, сами-то мы
это проверили? Представьте, что все это - чудовищный
обман! Представьте, что нас ввели в заблуждение, и что
Дании не существует, а? Мы обязаны подвергнуть сомнению
этот мозоль на карте Европы, Кассель! А вот «Эрмитаж
блан» существует, и мы его пьем! Маринетта Риголье тоже
существует: она рисует для нас шедевры и просит у нас
разрешения пойти в туалет, щелкая большим и указательным
пальцами, но вот кто нам докажет существование Дании?
Я смеялась до слез. Жюльен Авэн уморительно
жестикулировал, чтобы подчеркнуть некоторые моменты в
своей критической речи. Он останавливался только для
того, чтобы наполнить бокалы. Бутылку шампанского мы
осушили. Затем он приказал Марте сходить за его
фантастической бутылкой. Это была литровая бутылка
виноградной водки, внутри которой он вырастил трушу.
По объему она была точно такая же как и бутылка,
красивого желтого цвета.
- Какой эффект, Кассель?
- Как вам это удалось?
- Я сделал шесть попыток. Я помещал стебель груши
в бутылку, когда труша еще только цвела, и подвешивал
бутылку на шпалеру, но цветок погибал, а если была завязь,
148
то она усыхала или сгнивала. И вот однажды, Кассель, мне
пришла в голову идея века. Я снял в саду самую красивую
грушу и пропустил ее в бутылку через воронку!
Уже давно я такие смеялась. И несмотря на опьянение,
понимала до какой степени мне было это необходимо. Смех
лучше всего приводил в нормальное состояние, лучше, чем
сон или пища. Было хорошо и душе и телу.
- Попробуйте еще этой водки!
- Нет, спасибо, больше не могу.
- Попробуйте. Это приказ, Кассель. Я же ваш директор.
Я попробовала. Индейцы были правы, называя алкоголь
огненной водой. Лучше не скажешь.
Этот огонь обжег мне желудок.
- Теперь вы видите, Кассель, что виноградная водка -
это продукт, который можно употреблять? Операция
«хлыст», как с четверкой лошадей! Кажется, что крепнут
мускулы, появляются воля, обаяние и ум.
Он осторожно встряхнул бутылку. Крепкая груша
медленно плавала в водке.
- Однажды, по неосторожности, я съем эту грушу. Я
жду момента, когда я буду неосторожным. Я его жду с
благоговением и обращаюсь с этой бутылкой, как с миной
замедленного действия.
Он говорил что-то еще, но все это было для меня уже
каким-то неразборчивым шепотом... Я вдруг почувствовала,
что совсем опьянела и что мне было плохо.
- Я пойду спать...
- Еще капельку, Кассель.
- Нет. Больше не могу...
- Тебе следует проводить ее, Жюльен! - сказала Марта.
Словно я жила на другом краю деревни. А ведь мне
надо было только пересечь комнату и прихожую. Я
поднялась, сказав «нет». Столовая закружилась передо
мной. Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее.
Мебель кружилась вихрем, поднимаясь и опускаясь, быстрее
и быстрее. Мебель кружилась вихрем, поднимаясь и
опускаясь, как на волнах бушующего моря. Меня занесло,
и стул опрокинулся. Я бы упала, если бы не Жюльен,
149
который поддержал меня.
- О! Мы танцуем, коллега...
- Вы меня слишком...
- Завтра четверг, и вы можете проспаться...
Завтра четверг! Завтра четверг! Завтра четверг!...
Эта фраза кружилась быстрее, чем столовая. Я закрыла
глаза и совсем расслабилась. У меня больше не было сил
стоять.
- Открой дверь, Марта.
Он обнял меня. Пуговица на его пиджаке натирала мне
бедро. По сквозняку и стойкому запаху жавелевой воды я
поняла, что мы пересекли лестничную площадку.
Когда мы входили в мою квартиру, он ударил мою
голову о косяк двери, удар был сильный, но я была
нечувствительна к боли.
- Тебе помочь? - крикнула ему Марта.
- Не стоит. Я уложу ее на кровать...
Он уложил меня. Я почувствовала, что он снимает мои
туфли. Моя юбка задралась, но я не имела сил одернуть ее»
Сквозь окутывающий меня туман я почувствовала, что он
смотрит на меня. Стоя около кровати, Жюльен рассматривал
мои бедра, свесившиеся руки. Одно его веко было
приопущено. Этот взгляд, направленный на меня, был для
меня мучительным.
Я пошевелила губами, не издав ни единого звука. Я не
могла ни составить какую-либо мысль, ни найти слов,
чтобы ее выразить.
Я закрыла глаза, все закружилось и потемнело! Я впала
в небытие.
XXX
Всю ночь меня мутило и снились кошмарные сны. Я
залезала на огромное грушевое дерево величиной с гору, с
очень липкой корой. Когда мне удалось добраться до ее
вершины, я различила вдали четверг, плавающий в спирту.
150
Четверг был прекрасным голубым небом, огромным голубым
небом, умещающимся в бутылке.
Я часто просыпалась и вновь засыпала. Вначале мне
было холодно, а потом слишком жарко. Реальность все
время ускользала от меня. Я не могла открыть глаз, это
было свыше моих сил. Я сознавала, что наступило утро, но
по-прежнему не могла проснуться. К счастью меня не
тошнило.
Боль, которую я испытывала была другого порядка:
сердце колотилось как подстреленная птица, мне казалось,
что вместо зубов у меня во рту куски мела. Сильно болел
желудок. Временами боль усиливалась, затем немного
утихала и возобновлялась с новой силой. А голова просто
разламывалась. Казалось, все колокола в мире собрались в
ней, чтобы ударить в жуткий набат.
Прошло много времени, как бы пунктиром. Я то
впадала в беспамятство, то приходила в себя от боли.
Когда мне удалось наконец открыть глаза и оглядеться,
я увидела, что за окном светило солнце. Зимнее солнце,
более печальное, чем предыдущие серые дни. От него у
меня резало в глазах.
Прошло еще немного времени. Моя боль усилилась.
Тут я услышала какой-то звук. Жюльен появился передо
мной, как во сне.
- Как дела, коллега?
Ему было достаточно увидеть выражение моего лица,
чтобы понять, что со мной творилось.
- Вы чертовски плохо выглядите!
- Да...
Это было мое первое слово. Мне казалось, что до этого
я никогда не говорила.
- Скоро полдень...
Какое мне было дело до времени? День... Четверг. Чет-
верг! Чет-верг! Чет-верг! Словно две ноты пожарной сирены.
- Вам дать какой-нибудь настой?
Что? Проглотить что-нибудь? Боже, как только можно
было вообразить подобное! Я больше никогда ничего не
проглочу! Это было решено. Мое тело будет питаться собой
151
в ожидании момента, пока эта жуткая необходимость
отпадет сама собой.
Авэн присел на край кровати. Какое-то время он сидел
молча, потом пробормотал:
- Бедняга!
Его жалость была мне ни к чему, как мысль о еде или
питье.
Он провел рукой по моей ноге, которая по-прежнему
была раскрыта. Мне было на это наплевать, я потеряла
всякую стыдливость. Мои физические возможности не
позволяли такой роскоши.
- Я должен вам сказать, малышка, что не совсем
виноват в этой пьянке. Старуха этого захотела. Чтобы
отомстить за своего дорогого Жюльена, которого вы обозвали
пьянчужкой. Настоящее коварство, не так ли? Все задумала
она. Меня же просто развлекла мысль увидеть вас
пьяненькой! У нее любезный вид, но это настоящая стерва.
Чистая стерва, скрытная, всегда улыбающаяся.
Говоря это, он продолжал гладить мою ногу, его рука
поднялась до бедра и остановилась там, где кончался чулок.
- Ты теперь видишь, малышка, как можно испортить
себе жизнь, если любишь паровой картофель?
Я не сразу сообразила, что он говорит мне «ты». Во мне
все происходило как бы вне времени.
Авэн снял руку с моей ноги и положил ее на колено.
- Я воспользовался тем, что она пошла на рынок,
чтобы прийти к тебе. Она напрасно заставила напоить тебя.
Если бы та знала, как ты мне понравилась пьяной вчера
вечером. Самая хрупкая из твоих девчушек и то не такая
хрупкая, какой была ты. Как тебе идет вино... Видишь ли,
я - это утро. Пьянки - это как бы картина, ее грунт, на
которой рисуют новую. Первый слой не представляет
интереса. В счет принимается второй. Я художник в области
пьянства. Надо накладывать толстый слой, но если
заботишься о цвете, не слишком толстый. Потом дать
просохнуть. На следующий день берешь кисть и начинаешь
серьезную работу. Именно в этот момент тебя посещает
вдохновение... Ты увидишь.
152
Он ненадолго вышел и вернулся, держа в руках бутылку
белого вина.
При виде бутылки меня едва не вырвало.
- Испугалась, малышка? Признайся... Но ты все-таки
выпьешь. Доверься мне: я знаю, что говорю. Ну-ка, открой
рот!
Я плохо различала его лицо, однако таким пьяным я
его не видела никогда. Так как я крепко сжимала зубы, он
сделал то, что делают с маленькими детьми, чтобы заставить
их проглотить микстуру: он зажал мне нос. Несколько
секунд я еще держалась, а потом мне все же пришлось
открыть рот. Я его открыла широко, так как просто
задыхалась. Приподняв меня, Авэн вставил мне в рот
горлышко.
- Ну, глотай! Клянусь, что пройдет...
Я проглотила. Он снова встряхнул бутылку, и вино
полилось мне в рот. Я кашлянула, плевалась, но все же
выпила еще. И удивительная вещь: я почувствовала, что он
был прав. Белое вино действительно хорошо пошло. От
него у меня горело в глотке, но боли в желудке сразу
исчезли.
- Вот видишь? Разве я не художник в своем роде?
Скажи, маленькая пьяница.
Он долго пил прямо из горлышка. Его Адамово яблоко
и без того сильно выступавшее, словно продырявило его
горло. При каждом глотке оно подпрыгивало, что
зачаровывало меня. Казалось в глотке у него находится
какое-то маленькое животное. Это было ужасно.
Выпив, он снова присел на край постели.
- Ты красивая, знаешь! У тебя потрясающие ноги,
Франсуаза! Я признаюсь тебе, что никогда нс видел других
ног, кроме ног моей старой кобылы. Хотя нет, нога шлюх
раньше. Мне нравились шлюхи. Им платишь, только и это
не совсем женщины, понимаешь? Их ноги - это не настоящие
ноги, а подставки для полового органа. Я тебя не шокирую,
скажи? Неизбежно настанет момент, когда надо все сказать
друг другу, не так ли? Я знаю, что когда-нибудь наступит
такой день, когда я скажу своей старухе, что она старуха. Я
153
только жду, чтобы она сама убедилась в этом, чтобы у меня
не было необходимости это делать самому. Женщины такие
странные! Они не хотят, усекаешь? Это просто, что и
составляет их силу. Ты ничего не говоришь мне, Франсуаза?
Я знаю, что шокирую тебя. И потом ты так больна,
бедняга... Еще капельку? Выпей, полегчает... И ты узнаешь
мои мысли...
Он засмеялся.
- Они похожи на сралъни во дворе. Пей! Потом снова
уснешь. А к вечеру ты с удивлением почувствуешь, что
почти здорова... Я сейчас вернусь в свою халупу и буду
думать о тебе, Франсуаза. О тебе, такой красивой в твоей
постели. Тебе не холодно? Я накрыл бы твои ноги, но это
было бы так жалко. Они такие красивые... Я буду думать о
них весь день. До свидания!
Он пошел к двери, покачивая бутылку. Но в самый
последний момент спохватился и вернулся ко мне.
- Завтра не надо больше думать о том, что я сейчас тебе
наговорил, иначе жизнь станет невозможной, понимаешь?
Если ты еще когда-нибудь об этом задумаешься...
Он сделал страшное лицо.
т Если ты еще когда-нибудь об этом задумаешься, я
отниму у тебя память. Вот так...
Он изобразил, что берет меня за горло.
- И я сверну тебе шею, как выжимают белье. До
свидания, девочка!
Глава шестая
На другой день память моя пришла в норму, но мои
воспоминания были, однако, весьма смутными. Я не верила
своей памяти. Я знала, что все произошло именно так, но
все это было невероятным, что-то во мне отрицало эти
события, я отказывалась в них поверить.
Выглядела я ужасно: под глазами желтые крути, складки
вокруг рта и несколько морщин на лбу. Меня как будто
выпотрошили. Я уже больше не страдала, но выздоровление
было тяжелым.
Я рухнула за стол, как раненая чайка. Некоторые
девочки заметили мое плачевное состояние, и одна из них
спросила на переменке не заболела ли я? Я ответила ей, что
у меня вероятно был грипп, и во второй половине дня она
принесла мне - о ужас! - бутылку виноградной водки для
лечения.
Утром при встрече во дворе Жюльен Авэн сдержанно
поприветствовал меня. Он сожалел сразу обо всем, и это
было заметно: о том, что напоил меня и в особенности о
том, что это было сделано преднамеренно его чудовищной
супругой.Он был зол на меня за то, что сделал это: этот
набор откровений и исповеди, заявлений и грубостей
вероятно очень мучил его.
Марта, которую я не видела накануне, вышла из дома
в тот самый момент, когда мои ученики возвращались в
класс. Она с уважением пожала мою руку, и на этот раз я
уловила коварство ее медового взгляда. Эта женщина
ненавидела меня. Она злилась на меня еще и за то, что я
была в подчинении ее мужа.
- Вы помните о вашем обещании, мадмуазель Кассель?
- По правде сказать, я не о многом помню, - холодно
ответила я. - Полагаю, что ваш муж хорошо отомстил мне
за мои насмешки!
Она слепка покраснела, затем, словно все это ее очень
волновало, вернулась к разговору.
155
- Вы обещали мне рисунок вашей ученицы.
- Может быть вы получите гораздо лучший с помощью
месье Авэна? Ведь это он ведет взрослую группу.
Она моргнула. Ее женский инстинкт предупреждал о
том, что я знала о ее западне, или во всяком случае
раскусила ее.
- Но мне нравится именно свежесть рисунков ваших
малышей.
- В таком случае я сделаю заказ, - улыбнулась я.
Когда мои сорванцы расселись по местам, я постучала
линейкой по столу, как я это делала каждый раз, когда
собиралась сделать им заявление.
- Кто из вас желал бы сделать рисунок для мадам Авэн?
- спросила я.
Я ожидала лес поднятых рук, но к моему огромному
удивлению никто не пошевелился.
Я повторила вопрос еще раз, обведя настойчивым
взглядом мою юную аудиторию. Марсиане один за другим
опускали голову по мере того, как мой взгляд падал на
каждого из них. У меня было желание расцеловать их всех.
Я ощущала их полнейшее соучастие. Они и я, мы вместе
принадлежали к одной категории людей - к той, которая
ненавидела мадам Авэн.
- Ну что ж! - сказала я, - раз так, то я сама назову одного
из вас. Рене Дюрантон, наш отличник по рисованию,
сделает рисунок.
Этот выбор являлся наказанием и похвалой
одновременно, и названный мальчик дал мне это
почувствовать, приняв мрачное и в то же время горделивое
выражение лица.
- А че надо будет нарисовать? - проворчал он.
- Все, что захочешь.
- А я не знаю.
- Так подумай. А главное, будь прилежным в работе...
После уроков, когда марсиане надевали в коридоре
свои накидки и курточки, я подозвала Поля Будрийе. Он с
робостью подошел к возвышению, чувствуя, что этот
разговор будет не о школе.
156
- Скажи, Поль, почему никто не поднял руки, когда я
спросила есть ли доброволец для рисунка?
- Не знаю, мадмуазель.
- Ну-ка, посмотри на меня.
У этого мальчика были самые ясные глаза, которые
мне приходилось когда-либо видеть. Мне нравился его
внимательный вид и его желание понять, которые являются
проблесками ума.
- Ответь мне откровенно, если бы я попросила рисунок
для себя, ты думаешь, что вы согласились бы его сделать?
- Конечно, мадмуазель.
- Так почему же?
- Мадам Авэн не наша учительница.
- Это все?
Он колебался, потому что то, что ему хотелось сказать
казалось ему невыразимым, но все же он сказал это.
- И потом... ее не любят.
- За что?
- Она злая!
- Как ты можешь такое говорить! Она тебе что-нибудь
сделала?
Он с удивлением посмотрел на меня. Мой последний
вопрос заставил его усомниться в моей искренности.
- Видно же...
Его крестьянская натура брала верх. Напрасно я задавала
бы ему кучу вопросов, он больше не стал бы откровенничать
со мной.
- Спасибо, Поль. Ты свободен.
Славные ребята!
XXX
Рене Дюрантон вручил мне рисунок на следующий
день. Когда он подошел к возвышению, чтобы мне его
передать, по рядам прошелся смешок. Мальчики толкали
друг друга локтями, а девочки прыскали со смеху. Юный
Дюрантон (мальчик дебильного вида с мышиными глазками),
едва сдерживал себя. Я не стала спрашивать ребят о
причине этой веселости, так как понимала, что пробить
плотину никогда не являлось идеальным способом избежать
157
наводнения. r
Я полагала, что сюжет рисунка объяснял сумасшедший
хохот класса, и поэтому я с некоторой опаской взглянула на
него. В нем не было ничего смешного. Он изображал букет
хризантем или астр, стоящих в вазе, и ребенок был прилежен,
как я его об этом просила.
- Очень хорошо, - похвалила я его.
Тут началось что-то невообразимое. В классе поднялся
настоящий гвалт. Кое-как я восстановила тишину и
поспешила убрать шедевр в тетрадь. Я была уверена, что
причиной веселости был не рисунок, а человек, которому
он предназначался. Дети часто смеются по пустякам.
Вечером, приготовившись к следующему дню, по
дороге к себе я постучала к Авэнам. Марта открыла мне
дверь, и я, не говоря ни слова, протянула ей рисунок. Мне
показалось, что она была искренне тронута, но не было ли
и это ее очередным лицемерием? Разве она не надула меня
в среду вечером со своим блаженным видом?
Я вернулась к себе и сварила яйца всмятку. Только я
приступила к еде, как дверь резко распахнулась, и я имела
счастье увидеть чету Авэн, стоящую в драматической позе.
Марта размахивала рисунком.
- Спасибо за подарок, - сказала она, бросив мне его на
стол.
- В чем дело?
Она повернулась к своему мужу.
- И она еще спрашивает!
Несмотря на серьезное выражение лица, Авэн усмехался
в бороду.
Он приблизился и указал пальцем на один из цветков
на рисунке.
- Рассмотрите получше вот эту астру, Кассель.
Тут-то я и поняла причину этого сумасшедшего смеха.
Лепестки одного из цветков состояли из округленных букв.
При повороте рисунка обнаружилась следующая фраза:
«Чихали мы на тебя, старуха!»
- Браво вашим ученикам, мадмуазель Кассель! Я
чувствую, что в вашем классе развивают ум, а также умение
158
рисовать.
Затем повернувшись к мужу:
- Надеюсь, что завтра ты сам займешься наказанием
этого хулигана.
- Можешь на меня рассчитывать, - проворчал Авэн.
- Пусть вам это не испортит аппетита, мадмуазель
Кассель. Всего хорошего!
Она пропустила Жюльена впереди себя, чтобы он
вышел первым. Дверь хлопнула. Я немного подождала,
затем положила рисунок перед собой и начала есть яйца,
глядя на него влюбленными глазами.
XXX
На следующее утро наказание юного Дюрантона
проходило с помпой, церемония была чрезвычайной,
напоминающей смертную казнь.
Утром, после свистка, предназначенного для сбора
марсиан в школу, Авэн встал на пороге.
- Минуточку! - крикнул он.
Я не заметила орехового прутика, которым он
похлопывал себя по ноге.
Марта стояла перед окном, внимательная и
улыбающаяся. Она напоминала мне богомола или паука в
своей паутине.
- Перед тем, как мы войдем в класс, - продолжил Авэн,
- я хотел бы выяснить один маленький вопрос.
Прут хлестал полы его халата, раздуваемые ветром.
- Среди нас есть таланты в области рисунка, не так ли
Рене Дюрантон?
Мой малыш стал такого зеленого цвета, который
заинтересовал бы самого Тулуза-Лотрека.
Выйди вперед! *
Перепуганный ребенок не двигался с места. Тогда
Авэн подошел к нему., ^
—Я должен передать тебе^ларрдарность, Рене Дюрантон,
от имени мадам Авэн, у которой ты сейчас же попросишь
прошения. А я присоединю к этим благодарностям свои...
159
Он замахнулся прутом. Малыш пригнулся, скрестив
руки над головой.
Авэн собирался ударить. Садистская необходимость
отхлестать пацана.
Это было сильнее меня. Я бросилась вперед.
- Месье Авэн, - сказала я, - я запрещаю вам бить этого
ребенка. Это мой ученик и я сохраняю за собой право
наказывать его так, как считаю нужным.
У Жюльена перехватило дыхание. Он отпрянул слегка,
по-прежнему держа прут поднятым, бесконечно смешной
в этой позе Отца-Бичевателя, которому помешали довести
дело до конца.
- Действительно! - сказал он.
Реакция была скорее всего неадекватной, и он это
понял.
- Действительно!
Затем произнес почти неслышно:
- Вы отдаете себе отчет в какое положение вы меня
ставите?
- Конечно! Но мне плевать на это! Если вы только
дотронетесь до мальчика, я покидаю немедленно школу и
сообщаю в Академию причину моего отъезда.
Прутик медленно опустился. На его конце еще трепетал
листочек.
Когда ребята проходили мимо нас, у них у всех было
выражение Иуды. Видя, что мы не следуем за ними, ватага
юных дикарей подняла страшный шум. Их красные
мордашки мелькали за окнами. Они следили за нами,
возбужденные инцидентом, хорошо понимания его
серьезность, задаваясь вопросом, какое он будет иметь
последствие.
На втором этаже Марта с шумом закрыла окно, но ее
смертельно бледное лицо было видно за занавеской в
крупную сетку.
- Что это вас так забрало? - спросил Авэн.
- Я не выношу, когда при мне бьют ребенка, да еще
прутом! Это... это подло!
- Выходит я подлец? - спросил он, бросив на меня
160
желчный взгляд.
- Да. Вы держите в руках прут, забывая про то, при
помощи которого вас самого держат в строгости. Вы хотели
наказать малыша во дворе только для того, чтобы ваша
жена увидела это. Это небольшое представление успокоило
бы ее, нс так ли?
- Дальше что?
- А ничего... Думаю нам пора вернуться.
- Подождите...
- Нет, марсиане наблюдают за нами.
- Вы только что заставили меня потерять лицо, вы это
понимаете?
- Потерять лицо в глазах мадам Авэн или в глазах
ребят?
- Вы маленькая сволочь, Кассель.
- Я так не думаю.
Я вошла в класс. При виде меня, ребята умолкли.
Автор рисунка, вышеупомянутый Рене Дюрантон, изображал
из себя звезду. В его глазах я прочла наивысшее
удовлетворение.
Я подошла к нему, глядя на него в упор. Он не моргнул
глазом, и моя пощечина оглушила его. Сразу установилась
впечатляющая тишина.
- Ты мне напишешь 500 строчек! - заявила я, глубоко
вздохнув, чтобы унять волнение.
В дверь постучали. За стеклом я увидела Авэна, который
наблюдал, улыбаясь. Он поднял большой палец, выражая
свое одобрение.
В течение примерно одного часа все шло своим
чередом: малыши писали, старшие отвечали уроки...
И вдруг без всякого стука в мой класс ворвался Авэн.
Он выглядел как сумасшедший. Глаза его блестели. Полой
своего развевающегося халата он задел пенал, который с
шумом упал на пол.
Не глядя на меня, он подошел к классной доске, к той,
которая была на колесиках, и которую можно было
использовать с двух сторон. Взяв кусочек мела в коробке,
он зашел за доску, чтобы написать на ней что-то. Его
6 Человек, измеливший
161
нервная рука быстро постукивала по квадрату из черного
дерева.
Были видны только его тонкие ноги и низ халата. Он
сломал мел, кусок от которого, отвалившись, упал на пол.
Затем он вышел из-за своего полутайника и бросил
остаток мела в коробку, закрепленную внизу доски.
Он оглядел взглядом всех присутствующих и заявил им
строгим голосом:
- Когда в класс входит директор, я попросил бы вас
вставать. Поняли?
Ребята молча переглянулись, самые быстрые вскочили,
за ними последовали и другие. Авэн подождал, пока встанут
все. После чего он вышел, и мои марсиане посмотрели на
меня.
- Садитесь, - сказала я, - месье Авэн абсолютно прав:
когда взрослые входят в класс, вы должны встать и стоять
тихо.
Я зашла за доску.
Огромная фраза, развернутая словно знамя на ветру,
была написана немного наискосок:
«Я люблю тебя, коллега».
Я взяла драную губку и стерла каждую букву, одну за
другой.
Глава седьмая
Когда мои пострелы ушли, я вновь зашла за доску.
Хотя я тщательно стерла объяснение Жюльена в любви, я
без труда прочитала его снова, так как следы от мела все же
оставались.
Оно пугало меня, словно это была угроза.
Впрочем, не было ли это действительно так?
Авэн был человеком крайних мер, закомплексованным
человеком, которому иногда было тесно в своей шкуре.
Прокричав мне о своей любви, как собака воет о своей, он
162
только лишь уступил слишком сильному чувству, которое
мучило его. Другой на моем месте был бы польщен тем, что
внушает его такому человеку, как Жюльен Авэн, но только
не я. Я испытывала только страх, страх неведомый мне
доселе - холодный и немой. Страх, который может быть
вызван только неминуемостью вашей смерти.
Я открыла, что Авэн пугал меня не с момента своего
грубого признания, а с самого первого дня. Это началось,
когда я прибыла в Глюнуа и увидела его чистящим кузов
своего «Ситроена».
У меня были тысячи причин для тревоги. Во-первых,
и прежде всего, он был женат. Молодая девушка, еще и
девственница, каковой я была, несмотря на мой
безнравственный вид, боится женатого мужчины, как курица
боится лисы. Это врожденный страх, свойственный всем
девушкам. Во-вторых, я считаю, что он стар для меня. Стар
по возрасту, и в особенности по возрасту своей жены. В-
третьих, он был пьяницей, злой и возможно даже жестокий.
Когда я вышла из-за доски, я увидела, что он стоял в
глубине класса так, словно приготовился к опасности. И,
однако, в эту минуту в нем не было ничего боевитого с его
шерстяным кашне, связанным Мартой, его халатом,
испачканным чернилами и с его вечными смешными
сандалиями.
При виде его, я вероятно, покраснела, потому что
почувствовала жар в голове.
Я поднялась на свое возвышение, словно оно
представляло собой недоступное убежище.
Я немного подождала. Мне надо было бы что-то
сказать ему, но я не знала что.
Тогда он приблизился, волоча ноги. Мне показалось,
что у него был изнуренный вид, словно он прибыл издалека.
Он облокотился о мой стол напротив меня, взял мой пенал
и положил его на большой ластик, на котором я нарисовала
домино (двойную шестерку, естественно).
- Скажите, Франсуаза...
- Нет, - резко оборвала я.
- .Франсуаза, я не знаю, что со мной происходит, или
1.63.
скорее всего я это знаю слишком хорошо. Это впервые,
понимаете, и в моем возрасте это очень трудно определить.
Вначале спрашиваешь себя не грипп ли это или язва
желудка... Я - мужицкий сын, в молодости много работал,
чтобы потом подняться...
Он горько усмехнулся:
- Как будто возвышение в двадцать сантиметров
поднимает человека. Потом была старуха, там, со своим
вареньем. У нее был некоторый темперамент, и я подумал,
что это и есть любовь... Тьфу! С тех пор, как я вижу вас, я
вижу и ее. Вы одели мне на нос очки, не отдавая себе в этом
отчета. Такая услуга мне была ни к чему. Ну ладно, хорошо!
Все это ненужная литературщина! Я люблю вас, Франсуаза!
- Я нет!
Это прозвучало, как удар хлыста. Он втянул голову в
плечи.
- Это невозможно. Только в книгах люди любят, не
будучи любимыми.
- Я вас не люблю. Абсолютно.
Я говорила это твердым голосом, выдерживая
необычный блеск его лихорадочных глаз.
- Не говорите так!
- Я говорю так, потому что это правда. И я была бы вам
признательна, месье Авэн, если бы вы больше никогда не
говорили о... о... гм... об этом. Иначе я буду вынуждена
просить другого места работы!
Я думала, что он уйдет, но он не сдвинулся с места.
- Смешно, - сказал он, - но мне кажется, что ты
убиваешь меня! Мне хочется кричать о помощи...
Я увидела, что в глазах у него стояли слезы. Это они
придавали блеск его глазам. Но они не только не смягчили
меня, а, наоборот, усилили мой страх.
- Пожалуйста, позвольте мне заняться проверкой
тетрадей.
- Хорошо, коллега.
Он усмехнулся так, словно подавил кашель, и вышел.
Мне понадобилось время, чтобы прийти в себя. Я
верила в искренность Авэна. Он не был шутником и
164
выговорился словно бывалый солдат, потому что иначе он
не мог поступить.
XXX
В тот вечер сильный и холодный дождь конца осени
падал на виноградники. Сквозь запотевшие окна я смотрела
в ночь, наполненную водой. Неба не было видно, и огни
Глюнуа терялись в какой-то липкой вате. Я чувствовала
себя потерянной в своей квартире, словно в глубине
кладбища. Было холодно. Кухонная плита служила мне
отоплением, что было совсем недостаточно. Порывистый
ветер выл в огромном здании, и я слышала, как школа
трещала словно корабль, попавший в бурю.
Закончив свой скромный ужин, я попыталась что-
нибудь почитать, но буквы бешено плясали у меня перед
глазами.
Закрыв книгу, я подумала, что веду невообразимо
нудную жизнь. Я любила своих марсиан, но этого небо
недостаточно, чтобы придать ей ритм. Я сказала себе, что
надо забросить преподавание и устроиться куда-нибудь
секретаршей.
Когда я делала этот вывод, в дверь постучали. Я ее
никогда не закрывала. Из-за страха. Я боялась только своей
квартиры, а не кого-то извне.
- Войдите!
Появилась Марта в своем вечном халате. Я впервые
видела такое выражение на ее лице.
- Мадмуазель Кассель, я хотела бы попросить вас о
большой услуге...
Однажды эта старая сволочь уже просила меня об
одной услуге в одну из сред вечером!
Вы не могли бы сходить за доктором?
- А что случилось?
- Кажется мой муж сильно заболел.
- Заболел?
- Представьте себе, он выпил литр виноградной водки.
Вы меня слышите? Целый литр, словно это была вода.
Потом рухнул. Мне удалось уложить его в постель, но
165
кажется ему совсем плохо.
- Хорошо, бегу.
Этот инцидент отвлекал меня от мрачного смакования.
Я схватила плащ и побежала под дождем в деревню.
Врач жил в домике, увитым плющом, за церковью. Это
был новый врач, совсем еще молодой, всегда одетый в
замшевую куртку, похожий на слишком серьезного студента.
Он еще сидел за столом. Я увидела его через стеклянную
дверь столовой.
Он жил один со старой служанкой, служившей вероятно
полвека в их доме, и которой он был доверен его родителями.
Служанка сообщила ему о моем визите. Я видела, как
он вытер рот и встал, оставив недоеденным какое-то
блюдо, запеченное в сыре. Я почувствовала смутную зависть.
Он знал меня только с виду. Мы несколько раз встречались
в деревне, и каждый раз он приветствовал меня кивком
головы. У него был всегда озабоченный вид.
- Добрый вечер, мадмуазель.
- Я пришла позвать вас к моему коллеге, доктор. Это
срочно...
- Я иду сию минуту.
- Спасибо.
Я вышла, но он позвал меня назад.
- Подождите, не стоит мокнуть под дождем, я вас
подвезу.
Держа в руке связку ключей, он добежал до своей
машины, стоящей у ворот и прихватил меня у подъезда со
стеклянным навесом.
- Чем он страдает?
- Бутылкой винотрадной водки, - сказала я.
- Он что порезался?
- Нет. И она ему не упала на голову - он ее выпил.
Врач вел машину, сидя прямо. Вид его за рулем был
еще прилежнее.
- Что вы называете бутылкой?
- Литр или сто сентилитров, как это уточняется в
учебниках моих марсиан.
- Ваших чего?
166
- Моих учеников, которых я так называю.
Он засмеялся. Затем прошептал серьезно:
- Странно!
Пауза.
- Почему ваш коллега выпил столько водки?
- Потому что он ее любит.
- Мне кажется, что не стоит любить ее до такой
степени, скорее наоборот... Он вообще пьет?
- И не мало.
Мы приехали. Я проводила его до квартиры Авэнов.
Сама я не вошла, а вернулась к себе. Прошло полчаса. Я
слышала переговоры Марты с врачом на лестничной клетке.
Затем ко мне снова постучали. Это опять была мадам Авэн.
- Как он себя чувствует? - спросила я.
- Я могу попросить вас сходить в аптеку? Я не могу
оставить его одного, вы понимаете...
Мой мокрый плащ сушился около плиты на спинке
стула. Я его надела и вздрогнула от прикосновения к
мокрому. Я молча последовала за врачом.
В Глюнуа не было аптеки. Врач сам выдавал лекарства
первой необходимости.
- Это серьезно? - спросила я у него после того, как села
рядом с ним в его малолитражке.
- Этот тип сумасшедший. Он может от этого умереть.
Что могло его заставить совершить столь глупый поступок?
Я всегда полагал, что учителя - это серьезные люди.
- Я тоже, - вздохнула я.
- Вы новенькая, да?
- Это мое первое место работы.
- У меня тоже.
Я смотрела некоторое время на свет фар, танцующий
ткгмокрой дороге.
- И возможно это будет последнее, - сказала я.
- Вы не чувствуете в себе священного огня?
- Не очень. И потом, я здесь становлюсь
неврастеничкой. Признайтесь, есть от чего!
- Да, есть от чего.
Мы зашли к нему. Он провел меня в маленькую
167.
комнату без окон, с полками, уставленными лекарствами.
Он взял с полки одно из них и протянул мне.
- Держите!
- Сколько я вам должна?
- Мать вашего коллеги уже заплатила.
- Это не мать, это его жена!
Врач моргнул.
- Я, кажется, начинаю понимать, почему у него
появляется желание убить себя виноградной водкой!
Я думала, что он подвезет меня опять до школы, но он
мне этого не предложил. Из-за своей робости. Работа его
закончилась, и он не был обязан изображать из себя
ухажера какой-то учительницы.
- Спокойной ночи, доктор.
- До свидания, мадмуазель.
Я сжимала лекарства в кармане плаща, нагибая голову
под все усиливающимся дождем.
Этот вид самоубийства Авэна казался мне бесконечно
смешным. Я ни на минуту не сомневалась, что алкоголь
довел его до этого. Его нервы не выдержали Из-за любовной
неудачи.
Влюбленный? Был ли он им на самом деле? Я склонна
была думать, что после моего приезда он просто еще
сильнее стал презирать свою старую жену. Влюблен он был
лишь в мою молодость.
Марта ждала меня на лестничной площадке. Луч света,
падающий из ее приоткрытой двери освещал ее с одной
стороны, и я находила в ней что-то демоническое.
- Хотите увидеть его? - спросила она меня.
Я не осмелилась отказаться, но у меня не было
желания видеть Жюльена.
Она провела меня в их спальню. Это было такое
уродство! Марта собрала в ней все, что она смогла отыскать
красивого по ее мнению: цветные виды Ниццы в рамочках
из ракушек, базарные безделушки, кашпо из кованой меди
и гипсовые статуэтки. Единственной интересной вещью
был крест из слоновой кости, подвешенный над изголовьем.
Жюльен лежал поперек кровати, свесив голову над
168
тазом. Глаза его закатились и были видны лишь белки, рот
был раскрыт. Струйки крови стекали по бороде.
Время от времени он издавал слабые стоны.
- Видите в каком он состоянии? - прошептала Марта.
Она взяла меня за руку.
- Это из-за вас...
- Что?
- Сегодня утром вы унизили его перед учениками, и
это его так огорчило, что...
Я хотела высвободить руку, но она крепко держала ее.
- Вы пытаетесь его завлечь, а? Вы думаете, я не
заметила вашего кокетства?!
Я смотрела на весь этот отвратительный спектакль с
каким-то отупением.
Завлекать этого отталкивающего пьяницу? Да мне не
только не было его жалко, меня скорее тошнило от него! Я
понимала, что он может умереть, но мне это было
совершенно безразлично.
- Это ваша работа, моя милая!
- Да я его презираю! - пробормотала я.
- Эго вы только говорите, но я то прекрасно вижу! Вы
притащились сюда со своей молодостью и воздушными
манерами! Вы...
Я толкнула ее в плечо, она покачнулась, и я убежала к
себе.
Впервые я заперла дверь.
XXX
«Болезнь» месье Авэна длилась четыре дня. Четыре
дня, за время которых мне было очень трудно работать
сразу в двух классах.
Утром на пятый день, он спустился как обычно, и его
исхудалое лицо поразило меня. Казалось, что он постарел
на десять лет. В его бороде появились седые пряди и он
походил на плохую карикатуру на самого себя.
Он подмигнул мне и проворчал:
- Привет, коллега, я заставил вас попотеть с моими
169
оборванцами, а?
- Справилась.
- Спасибо.
- Как вы себя чувствуете, месье Авэн?
- Как развалюха, мадмуазель Кассель. В этом году
ходит сильный грипп.
Я поняла, что кризис прошел. Он не будет больше мне
намекать на свою «большую любовь». Отныне он оставит
меня в покое.
Новогодние каникулы отвлекли меня от всего. Я
Провела их у матери в Турноне. Она всячески баловала
меня.
Вернувшись в январе, я забыла почти все, что произошло
в течение первой четверти.
Все шло хорошо до установления хорошей погоды.
Глава восьмая
Мои отношения с четой постепенно нормализовались.
Мы здоровались друг с другом, по случаю обменивались
несколькими словами, даже вежливо улыбались друг другу,
и в течение нескольких месяцев я думала, что раньше я
жила во сне.
Вторая четверть прошла без особых инцидентов. Я
болела ангиной, и мама приезжала ухаживать за мной, в то
время как мой коллега занимался в свою очередь моим
классом. Моя квартира поразила мою бедную маму, которая
любила свой комфорт и которая с тридцатилетнего возраста
жила вместе со своим горем, как изнеженная старая дева.
Она пробыла недолго в Глюнуа и удалилась
одновременно с моей болезнью, пообещав себе больше
никогда сюда не приезжать.
Следует также отметить визит инспектора, приятного
толстого и болтливого .господина, который во время визита
практически все время глазел на мою грудь.
Он оценил «на хорошо» мою подготовку к урокам и
нашел, что мои марсиане были не тупее, чем в соседних
коммунах. С начала весны мой класс выглядел как-то
празднично. Я украсила его цветами и рисунками, что
вроде бы понравилось инспектору.
Жюльен Авэн сказал мне после полуденной перемены:
- А толстяк к вам неравнодушен. Вы сделаете карьеру,
коллега.
Я испытывала от этого большое удовольствие, что
говорило о том, что работа была мне интересна.
В этом году Пасха падала на апрель месяц. По школьной
традиции оба класса должны были совершить большую
прогулку перед пасхальными каникулами. Эта традиция
была особенно соблазнительна потому, что стояла
великолепная погода. Небо было белым от жары и цикады
отводили душу.
Авэн решил, что мы организуем коллективный поход
в последнюю субботу перед каникулами. Мы решили
отправиться утром во время начала уроков и предпринять
восхождение на Большой Феллетен (1300 метров). Каждый
возьмет с собой еду.
- Я могу надеть брюки, не опозорив при этом
преподавательский корпус? - спросила я накануне у Авэна.
Он разразился хохотом.
- Естественно! Для восхождения это даже рекомендуется
дамам.
Я думала, что его жена пойдет с нами, но ничего
подобного. А когда мы покидали школу, Марта пряталась
за окном между двумя горшками герани.
Дорога, покрытая белой пылью, резко поворачивала от
обитаемых мест и уходила в засушливый район, уже слегка
пожелтевший после лер вых жарких дней. Мы весело шагали
с песней. Авэн держался во главе отряда и скандировал
одновременно в такт нашему шагу и нашим песням. Он был
одет в вельветовые брюки для гольфа, белые шерстяные
носки и рубашку из шотландки в зеленую и синюю клетку.
Никогда он не был таким элегантным.
Шагая в конце группы, я старалась не терять
171
самообладания, время от времени Жюльен оборачивался и
спрашивал:
- Все в порядке в хвостовом фургоне?
По правде говоря, не все было в порядке. Я обула
старые лыжные ботинки, которые терли в пятке, и шла
словно на шарнирах. На плохих шарнирах!
К полудню ноги у меня были истерты в кровь, и я
обрадовалась, когда Авэн дал свисток (он взял с собой свой
свисток) для остановки.
Авэн указал на тенистый холм, у подножья которого
тек ручеек.
- Здесь мы будем чувствовать себя как короли, - заявил
он, - и охладим наши бутылки в воде.
Мы разбили лагерь. Под наблюдением Жюльена
старшие разводили костры между камнями, а девочки
разворачивали пакеты с едой.
Что касается меня, то я взяла с собой только бутерброды
и фрукты, и я смотрела широко открытыми глазами на все
эти изделия из свинины, холодные куры и сыры, которые
девочки вынимали из рюкзаков.
Котда наступило время ужина, Жюльен подошел ко
мне. Он открыл свою тирольскую сумку и сказал, садясь на
траву подле меня.
- Я приглашаю вас, коллега.
- У меня есть все, что нужно, - оборвала я его.
- Не думаю. Ведь ваши закуски годны лишь для того,
чтобы их съесть в привокзальном буфете между двумя
пересадками. Когда прошагаешь несколько километров,
надо хорошенько поесть. Вы комнатная туристка, Кассель,
кстати будет сказано!
И без разговоров он предложил мне сосиски, смазанные
горчицей, кусок курицы и кусок торта с кремом, которые
могли бы утолить голод двенадцати обжор.
Затем он протянул руку и выловил из ручья плотно
закупоренную литровую бутылку вина, к горлышку которого
он привязал веревочку.
- Это красное вино подарено вам фирмой
«Холодильник»!
172
Вспомнив о страшном опыте, полученным у него
дома, я отказалась.
- Спасибо, нет. Я предпочитаю холодный чай.
- Ужинать чаем! И она еще учит детей петь Марсельезу!
Не сердите меня, Кассель. Этот день слишком прекрасен.
Говоря это, он открыл бутылку и наполнил стаканы.
Красное вино пенилось и было очень соблазнительным.
- У меня нет ни малейшего желания напиваться!
- Не беспокойтесь, Лига, это настоящее легкое вино.
Единственная разница между ним и водой в ручье состоит
в цвете...
Я выпила. Легкое вино было приятно на вкус и пахло
фруктами.
- Неплохо, а? Напиток туристов. Он придает ногам
скорость, а не подкашивает их. Еще стаканчик?
- Нет.
Он не стал настаивать. Мы поужинали, наблюдая за
марсианами.
- В глубине долины жара была не такая сильная, как на
дороге. Птицы щебетали в ветвях деревьев и ручеек стекал
каскадами, шум которого вызывал желание утолить жажду.
- Мы отправимся сразу после ужина? - спросила я.
- А что?
- У меня болят ноги.
- Бедняжка!
Он покраснел от своей смелости.
- Вы хотите; чтобы мы остались здесь?
- Я-то да, но вот ребята...
- Не беспокойтесь за них, я организую игры.
Он поднялся, дал громкий свисток, чтобы привлечь
всеобщее внимание и объявил:
- Оставить! Мы не пойдем на Большой Феллетен.
Раздался неодобрительный ропот.
- Тихо! - протрем ел Авэн. Мы организуем потрясающую
игру. А теперь те, кто недоволен, пусть поднимут руку...
Несколько рук начали подниматься.
- Я их заставлю проспрягать десять раз «Быть неправым,
что недоволен». Руки смельчаков тут же опустились.
173.
- Я вижу всеобщее одобрение, - заявил Жюльен. -
Единогласие окрыляет, оно придает чувство мощи.
Он снова сел подле меня.
- Я огорчена за них, - прошептала я.
- Не стоит. Мы их заставим играть в прятки. Эта игра
позволяет мальчикам щупать девочек. Те и другие обожают
это. Деревенские радости, коллега, самые прекрасные.
Он бросил куриное крылышко, словно это был
маленький бумеранг и лег на спину.
- Смотрите-ка, сегодня жизнь мне нравится, - заметил
он. - А вам?
- Мне кажется тоже.
- Я чувствую, что мне 20 лет, а вы?
- Мне как раз 20.
- Но вы могли же их не чувствовать.
Он скрестил на глазах ладони, чтобы защититься от
солнца.
- Ощущать 20 лет, когда тебе только 20 лет - это
восхитительно! Но ощущать сто лет, когда тебе лишь 36 -
эго слишком мрачно.
Он выпрямился, сел скрестив ноги и продолжил:
- - Обычно я чувствую себя очень мрачно. Каждый раз,
когда я смотрю на себя в зеркало, я это констатирую.
Мрачно! Я вижу себя на своих похоронах без музыки. Я
I играю сразу все роли: могильщика и катафалка, лошади,
которая тащит гроб и трупа, которого тащат, семьи, которая
плачет и безразличие людей, смеющихся над смертью
мертвого. «У этого бедняги Авэна хоть и была рыбья морда
и свинский характер, но он был наш человек и вдобавок
хороший учитель! Он бил детей, потому что был сторонником
старых методов, но зато на выпускных экзаменах у него
было 95% положительных результатов».
Он засмеялся.
- Скажите, Франсуаза...
...Он называл меня Франсуазой, и это ничуть не
шокировало меня.
- Скажите, Франсуаза, что по вашему мнению надо
делать для того, чтобыпопытаться не быть больше мрачным?
174
Шить рубашки из трехцветного флага и прицепить сзади
страусиное перо?
- Вам следовало бы попытаться больше не пить.
- Исключено!
- Жаль, потому что вино делает вас мрачным.
- А кроме этого?
- А кроме этого попробуйте побриться...
Он перестал смеяться.
- Зачем?
- У меня всегда было такое впечатление, что ваша
борода искусственная, а это значит, что она вам не вдет.
- Старуха никогда не захочет этого, Франсуаза.
- А вы не говорите ей. Не приклеит же она вам назад
сбритые волосы, правда?
- Значит вы хотите разбить мое счастье! - хихикнул он,
произнося слово «счастье» дрожащим козлиным голосом.
- Вы не хотите мне дать других советов?
У меня был один, самый очевидный, но я не решалась
выразить его. Абсолютно невозможно сказать мужчине:
«Почему бы вам не развестись?»
- Других советов нет, месье Авэн.
- Я не хотел бы вас обидеть, но они не так уж и хороши.
Он встал и дал свисток.
- Довольно пиршествовать! Сейчас будем играть в
прятки. Запрещается выходить за границы этого лагеря. (
Тот, кому водить, должен за пять минут найти всех, и ।
последний, кого найдут, сменит его, согласны?
- Да! Да! Да!
- Вот видите, Франсуаза, прятки - это магическая игра!
Стоя посередине лагеря, он наблюдал за игрой. Он
замечал все. Когда тот, кто водил, подсматривал, он призывал
его к порядку коротким свистком; когда кто-нибудь пытался
забраться на дерево, он делал ему отрицательный жест,
призывающий к осторожности.
Я развязала ботинки и растянулась в траве на берегу
ручья. Мне приятны были его свежесть и тихое журчанье.
Я задремала, слегка опьяненная от вина и хорошей пищи.
До меня доносились возгласы И1рающих детей, но
175
откуда-то издалека. Я отрешилась от всего. Я, словно
стрекоза, оглушенная жарой, порхала в траве.
Вдруг меня что-то разбудило. Это было прикосновение
к правой ноге. Оно было легким, но настойчивым. Когда я
хотела оттолкнуть это, я почувствовала острый укол в
бедро. Я подумала, что это оса и приподнялась. Это была
не оса, а змея, которая укусила меня через брюки. Она
неспешно распрямилась, уползая.
Я подумала, что сойду с ума и закричала от страха. В
одно мгновение я поняла, что положение мое было
критичным. Спасительной сыворотки не было под рукой.
Во мне находилась смерть, которая начала делать свое дело.
- Что с вами?
Жюльен! Я видела его словно впервые. Он был в ударе.
Сверхъестественное существо! Человек, который быть может
мог меня спасти. Человек, который мог попытаться хоть
что-нибудь сделать.
- Змея! Она укусила меня!
Он услышал шорох в траве. Гадюка уползала под
корень.
Жюльен побледнел, но я почувствовала, что он через
силу успокоился, и это спокойствие передалось мне.
- Куда она вас укусила?
- В бедро.
- Не двигайтесь и опустите брюки...
Несмотря на весь ужас этого момента, я некоторое
время колебалась.
Жюльен поднес к губам свисток и тромко свистнул
несколько раз.
- Змея только что укусила мадмуазель Кассель, -
крикнул он громко. - Взрослые мальчики побегут к
департаментской дороге, остановят первую проезжающую
машину и попросят водителя подождать нас. Все остальные
встанут в строй на проселочной дороге. Быстро! И без
глупостей!
Оставив всякую стыдливость, я спускала брюки.
Укус четко был виден на моем бедре. Вокруг него
образовалась краснота и это место стало уже опухать.
176
Я дрожала от страха. Я уже чувствовала, как яд начинает
циркулировать по венам. Полярный холод охватывал ноги.
Он будет подниматься все выше, медленно парализуя
меня, и в конце концов, остановит сердце.
Я представила себе цветной рисунок, висящий на
стене в классе, изображающий голову гадюки в разрезе.
Ядовитый зуб, похожий на петушиную шпору, ядовитая
железа, щучьи зубы и ряды чешуи между глазом и мордой.
Этот ужасный механизма, нереальный на рисунке, в
действительности захватил меня и может быть уже убил...
XXX
Жюльен взялся обеими руками за мое бедро, крепко
сжав пальцами место укуса..
Я жалко всхлипывала.
- Я боюсь, - повторила я, - я боюсь... Я скоро умру. Не
хочу, не хочу...
Я произносила эти жалобы, словно заклинания, сетуя
на мой страх.
- Ты не умрешь, любовь моя... Нет, нет, клянусь тебе,
что нет, - шептал Жюльен в ответ на мои стоны.
Он сжимал сильно, до боли мою ранку. Вдруг он
нагнулся, взял в рот место укуса и начал с силой отсасывать
кровь. Когда я была еще маленькой, мне рассказывали
истории о людях, укушеных змеями, которых спасли,
отсосав яд. Это можно было сделать, говорили мне, при
условии, чтобы ранка не находилась во рту.
Он отсасывал с дикой жадностью, время от времени он
прерывался для того, чтобы сплюнуть. Это длилось довольно
долго. После чего он вынул из кармана раскладной нож,
открыл самое маленькое лезвие и сказал мне:
- Да не смотри ты, Боже мой!
Я принялась рассматривать огромное небо, которое,
возможно, навсегда погаснет для меня.
Я чувствовала как лезвие разрезало мою плоть. Вместо
того, чтобы вызвать крик, боль наоборот успокоила меня.
Я опустила глаза. Струйка крови стекала по бедру.
177
Жюльен усилил поток, энергично массируя ногу. Красная
кровь блестела на солнце.Борода Жюльена скрывала
странную тримасу. Через некоторое время он прекратил
массировать, снял ремень и крепко стянул мне бедро выше
раны.
Он подтянул мои брюки и взял меня на руки.
- Я могу идти, - сказала я тихо.
- Нет, нельзя усиливать кровообращение.
Я восхищалась его абсолютным самообладанием, его
решимостью.
Он пересек поле до самой дороги, неся меня на руках.
Ребята стояли вдоль откоса в строю, как на параде. Они
молча следили за всеми фазами операции.
- Соберите-ка свои вещи! - приказал Авэн. - И в
особенности будьте осторожны: вы же видите, здесь есть
змеи. Потом снова построитесь в ряд. Мартин Решо
проследит за вами. Если кто не будет слушаться, получит
хлыста и будет спрягать двенадцать глаголов. Мартин,
проводи всех до главной дороги.
Сказав это, он продолжил путь по проселочной дороге.
Он почти бежал. Хоть он и был худым, я ощущала его
необычную силу. Он нес меня с неимоверной легкостью.
Я обняла его за шею. Мне было плохо. Казалось, что
дышать стало еще труднее. В ноге ощущалась стреляющая
боль и холод продолжал распространяться по всему телу. Я
плакала и слезы стекая, задерживались в углу рта.
Жюльен шагал по проселочной дороге. Он упрямо
шел.
- Не бойся, малыш, не бойся, ничего не будет.
Так мы прошли примерно с километр. Время летело
быстро. Яд, который был во мне, неужели он мог убить
меня?
- Мне страшно, Жюльен.
- После того, что я сделал, тебе уже нечего бояться.
Самое большее, что может быть - некоторые расстройства.
Где он находил силы, чтобы нести меня бегом и
одновременно разговаривать со мной?
- И потом, даже если их совсем не лечить, укусы гадюк
178
не обязательно смертельны.
- Но это была красная гадюка, Жюльен, я видела ее.
Они самые опасные...
- Вздор...
- Сейчас начало весны и яд в этот период наиболее
активен, потому что они с ним зимовали...
- Не беспокойся. Клянусь тебе, Франсуаза, что...
Крупные капли пота падали с его лба и попадали мне
на лицо. Мне это не было противно.
«Боже, как же он красив, - подсознательно думала я.
- Как я могла считать его некрасивым и злым? Это же
святой!»
Мне нравился его запах мужчины, подрагивание мускул,
которые я ощущала...
Он по-прежнему бежал. Его быстрые шаги стучали по
сухой дороге. Вся природа воспевала приход лета.
Вдруг он остановился. Вдалеке послышался шум мотора,
который все нарастал.
- Грузовик! - воскликнул Жюльен.
Он задрожал. Это была реакция.
Стоящие в кузове грузовика ребята, отправленные на
поиски, громко кричали и жестикулировали. Тяжелый
автомобиль остановился на перекрестке двух дорог, чтобы
сделать разворот. За рулем сидел молодой алжирец,
улыбавшийся во весь рот.
Авэн усадил меня рядом с водителем.
Не двигайтесь, - предупредил он меня.
Он подал знак лучшему ученику своего класса, высокому
мальчику с бритой головой.
- Остальные сейчас подойдут. Ты доведешь их до
поселка, по которому мы прошли, идя сюда. Мы будем
ждать вас в аптеке...
Грузовик тронулся с места. Жюльен стоял на подножке,
уцепившись задверцу. Он подмигивал мне, чтобы успокоить.
Водитель ехал на большой скорости по пыльной дороге. Его
старый скрипучий грузовик подпрыгивал, как кастрюля,
привязанная к хвосту собаки.
Расстояние, которое мне показалось таким длинным
179.
из-за моих ботинок, было покрыто за несколько минут. Мы
остановились у маленькой деревенской аптеки с витриной,
украшенной огромными банками зеленого и желтого цвета.
Авэн вбежал туда.
Он вышел оттуда сияющий.
- У них есть сыворотка, идемте!
И он опять взял меня на руки.
Аптекарь уже подготавливал шприц. Это был
маленький, любезный старичок с бородкой, лысую голову
которого украшала черная тюбетейка, блестевшая от долгого
ношения. Белый его халат, усеянный разноцветными
пятнами, был надет поверх черного костюма прошлого
века, вдоль живота проходила внушительная цепочка для
часов.
- Когда вы были укушены?
- Минимум двадцать минут тому назад.
- Тогда у нас, конечно, не будет больших осложнений.
Я почувствовала удовольствие от проникновения
спасительной иглы в мою плоть. Когда все было кончено,
я расплакалась. Это были уже слезы не испуга, а слезы
облегчения.
- Жюльен, скажите, чтобы вам тоже сделали укол, -
сказала я жалобно, - вы отсасывали кровь в месте укуса и...
Старый аптекарь подтолкнул его к застекленной двери
и приказал открыть рот.
- Ни малейшей царапины,- сказал он. - Надо быть
осторожным, и я советую прополоскать рот спиртом...
- Я как раз это предпочитаю, - сказал Жюльен с
иронией.
Мы почувствовали себя вдруг как-то глупо. Теперь,
когда опасность миновала, мы не осмеливались больше
разговаривать друг с другом и избегали взглядов.
Водитель грузовика ждал на улице вместе с ребятами.
Они громко разговаривали на освещенной солнцем
платформе.
Авэн расплатился с аптекарем.
- Здесь кто-нибудь работает как таксист?
- Да, булочник.
180
Авэн посадил меня в машину, чтобы я доехала до
Глюнуа. Поль Будрийс сопровождал меня. Он рассказал
Марте о моем ужасном приключении.
Глава девятая
На следующий день - это было воскресенье - у меня
немного поднялась температура и я чувствовала себя совсем
разбитой. У меня было головокружение, учащенное
сердцебиение, но потом все прошло.
Марта ухаживала за мной с преданностью, я должна
это признать. В ее поведении чувствовалась какая-то
неестественность, и все же она давала мне лекарства,
перевязывала ногу, а вечером принесла суп, заставив меня
его съесть.
Так как она задержалась у моего изголовья (я временно
поменяла палатку на кровать), Авэн зашел за ней.
- Ну как, женщина со змеей?
Что-то в его голосе звучало фальшиво. У него был вид
такой же разбитый, как и у меня.
- У вас не было расстройств? - спросила я у него.
Он сделал большие глаза. Марта вздрогнула.
- Почему они должны у него быть? - спросила я.
- Да это все Кассель придумывает, - вмешался Жюльен.
- Я сделал надрез в месте укуса, и она вообразила, что яд
перепрыгнул на меня...
Он издал смешок надтреснутым голосом. Он вновь
превратился в испуганного беднягу, каким был раньше.
- Через три дня начинаются каникулы, - сказал он. -
После этого случая я вам советую начать каникулы немного
раньше и завтра же махнуть в Турнон. А я займусь вашими
марсианами...
Я покачала головой в знак отрицания.
- Нет, спасибо, наоборот я думаю провести каникулы
здесь.
181
Марта застыла на месте.
- Вот как?
- Мать уехала в Париж к одной из своих сестер и, судя
по ее последнему письму, она хочет побыть там до мая
месяца. Что мне делать в Турноне одной в квартире,
которую я терпеть не могу?
Воцарилось какое-то натуженное молчание. Казалось,
что мое решение сильно испортило настроение Марты.
Она смотрела на меня с каким-то непонятным видом.
- Что вы будете делать здесь одна? - прошептала она
наконец.
- Одна? - удивился Жюльен.
- Ты прекрасно знаешь, что моя кузина из Валенсы
настаивает на том, чтобы мы погостили с недельку у нее.
Мы отменяем эту поездку уже в который раз...
- Но...
- Я слушаю.
- Но до сегодняшнего дня об этом не было и речи.
- Я как раз собиралась поговорить с тобой об этом.
Сегодня утром я уже написала Элен, что мы приедем.
Она лгала, и это было видно. Я спрашивала себя, как
Жюльен смог сдержать себя. Он был бледен, сжимая
пальцы на спинке моей кровати. Суставы на пальцах резко
выступили и побелели. Именно в этот момент я поняла
какой опасности подвергается Марта. Надо было быть его
женой, чтобы не видеть, что он хотел ее просто убить!
- Мы уезжаем в четверг утром.
Она сделала глубокий вздох.
- Вам будет не очень страшно жить одной в этом
большом пустом доме?
- Не знаю, может быть...
Она адресовала мне долгую злую улыбку, похожую на
улыбку на черепе мертвеца с оголенными зубами.
Марта выглядела старее, чем мир.
XXX
Они уехали в четверг, как и сказала Марта. Авэн не
182
пользовался своими двумя лошадиными силами с момента
моего приезда в Глюнуа.
Они уехали на рассвете, не попрощавшись со мной. Я
встала, услышав шум мотора. Теперь была моя очередь
стоять у края окна и наблюдать за тем, что происходило во
дворе.
Жюльен положил два чемодана в багажник, потом
коробку с кроликами, которых Марта забила накануне.
Несколько раз он незаметно посмотрел в мою сторону,
и наши взгляды встретились. Марта наблюдала за погрузкой.
Она сама пошла открывать ворота, и перед тем, как
тронуться, Авэн послал мне что-то вроде немого привета.
Его губы произнесли три слова, которые я не могла
разобрать. Затем машина скрылась из виду и наступило
одиночество, похожее на зимнюю ночь, холодную и темную.
XXX
Во второй половине того же дня я нашла временное
средство от моего страха, который снова подсказывала мне
моя туристическая палатка. Так как была прекрасная погода,
почему бы мне не пожить на улице?
За двором начинался большой сад. Марта там
выращивала салаты и груши, но в конце сада земля была не
возделана, так как это была моя делянка и, естественно,
мне никогда не приходила в голову мысль обрабатывать ее.
Я провела там целый день, устанавливая свое
туристическое снаряжение. Когда я это делала, я чувствовала,
что я действительно отправляюсь на каникулы.
Мне казалось, что я только что приехала в эту деревню
в Ардеше и смотрела на нее глазами туристки.
Я открыла для себя интересные детали: например,
петуха на колокольне, или же окна с импостом некоторых
укрепленных форм, которые возвышались на соседних
холмах. Я слышала волнующие звуки: звон кузницы по
соседству, громки шлепки деревянными досками прачек,
которые каждый день заполняли место для стирки белья,
или же лай собаки на цепи в соседнем владении. Я слышала
как без конца скользило кольцо ее цепи по натянутой
183
железной проволоке, ограничивающей ее жизненное
пространство.
К полудню старая женщина в черном, матушка Морэн,
принесла травы для кроликов Марты. Она приходила
иногда помогать жене моего коллеги убираться в школе.
Она ограничилась тем, что поприветствовала меня
неодобрительным наклоном головы, и я почувствовала, что
Марта наговорила ей обо мне с три короба. Увидев меня в
шортах, около палатки, под большой яблоней, она
вздрогнула.
В глазах этой старухи я была пропащим человеком.
Мне было забавно шокировать ее.
Вторая половина дня прошла в каком-то оцепенении
от жары. В воздухе летали мириады нервных насекомых,
жужжащих вокруг деревьев. Я запаслась книгами и читала
до самого вечера, лежа в траве, как супрефект Альфонса
Додэ.
Когда деревня стала походить на витражи церкви, я
поужинала хлебом с маслом и молоком. Я горела желанием
приготовить себе что-нибудь в святом месте, запертом на
ключ, находившемся в пятидесяти метрах от меня. Этот
квадратик невспаханной земли между двумя стенами был
моим настоящим и единственным владением.
В сиреневых сумерках ласточки летали, едва не задевая
крыш домов, издавая пронзительный крик. Где-то в вышине,
в зоне еще освещенной последними лучами солнца, плавали,
пенясь маленькие облачка. Тогда я взяла свою свирель и
начала шрать, сидя на корточках перед палаткой. Уже
примерно год как я не пользовалась этим инструментом.
Перенося свое походное снаряжение в сад, я обнаружила ее
внутри маленькой железной печки.
Высокие ноты текли из-под моих пальцев. Я играла
«Ночь» Рамо. Дуя в свирель, я мысленно пела.
«О ночь как глубоко твое молчанье...»
Когда я кончила итрать, ночь послушалась меня, ночь
усеянная звездами, даже в самом верху неба.
Невыразимый покой наполнял меня. Я была само
спокойствие и нежность. Эта ночь в Ардэше, вечерний
184
воздух и нежная музыка свирели погрузили меня в
благодатное состояние.
Я ни о чем не думала, я испытывала какое-то мягкое
очарование, чисто животное блаженство.
Именно в этот момент я увидела его.
Он стоял прислонившись к стене школы, и навес
отбрасывал тень в ночи, в которой он мог стоять и слушать
меня невидимым. Но он шелохнулся, и я увидела его. Я
вскрикнула.
- Не бойтесь, - прошептал он, выходя вперед, - это я.
Я узнала его голос, но не его самого. Его физическое
лицо изменилось. Можно было сказать, что это был молодой
человек.
- Вы сбрили бороду?
- А разве вы не советовали мне это сделать?
Он казался на десять лет моложе, но его нежный вид
поразил меня больше, чем его омоложение. У него был
серьезный и робкий вид, который имеют некоторые молодые
священники, часто краснеющие от смущения.
- Вы хорошо поете, Франсуаза...
- Но я не пела, я только играла.
- Нет, мне показалось, что вы пели.
Это потрясло меня. Да, я пела про себя, и чтобы
почувствовать это, надо было, чтобы его душа была рядом
с моей.
- Как вы здесь очутились?
Он упал на колени рядом со мной. Вырвал длинную
травинку и провел ею себе по уху.
- Я почувствовал это по приезде в Валенсу. Я сказал
себе: или я увижу ее сегодня вечером, или я убью себя. Эго
больше невозможно, ты понимаешь, коллега? Это больше
невозможно...
- А... А... Она?
- Не знаю. Я оставил ее в ее семье, сказав, что поеду
повидать своих бывших однокурсников в Тэн Лэрмитаж и
уехал... Сначала я зашел к парикмахеру и попросил его
побрить меня, глупо - нет?
- Нет.
185
Он него пахло деревенской парикмахерской. Гвоздикой
или папоротником, невозможно определить.
- Что скажет она?
- Мне плевать на это.
По его гневному взгляду я поняла, что ему действительно
было на это наплевать, и это испугало меня.
- Она будет сильно волноваться...
- Неважно. Прошу вас, Франсуаза, не говорите мне о
ней, пожалуйста. Мне кажется, что она никогда не
существовала. Все это также смутно, как и эти мимолетные
впечатления, о которых невозможно сказать, являются ли
они воспоминаниями об этой жизни, или о другой.
Я не могу жить вдали от вас. Дверь захлопнулась,
Франсуаза. Вы понимаете? Я вал люблю до боли, я вас
люблю смертельно. Не находите ли вы, что смерть - это
сестра любви?
- Не говорите так.
- Вы боитесь меня?
-Да.
- Боитесь как?
- Просто боюсь. Это необъяснимо.
- И вы по-прежнему не любите меня?
- Я не знаю.
Те чувства, которые я испытывала к нему происходили
от другого чувства. Чувства, родившегося в тот момент,
когда он нес меня на руках, стараясь скоростью побороть
ад. Физически он волновал меня.
Авэн (а был ли Авэном этот безбородый человек)
положил травинку на палец, стараясь удержать ее в
равновесии, чтобы она не упала. Казалось, что его занимает
только это.
- Вам следует вернуться в Валенсу!
- Нет!
- Почему?
- Если бы в моей тачке кончился бензин, вы же не
спросили бы меня почему она больше не. едет, не так ли?
Так вот, бензин кончился.
- Вы будете разводиться?
186:
Он ничего не ответил и бросил травинку.
- Видите ли, коллега, до сих пор мне нравилось мое
положение, моя профессия, мои привычки, моя борода и
быть может также в глубине души, моя жена. Все это
являлось оплотом жизни для меня, крепостью.
- От кого?
Он задумался над моим вопросом, наклонив голову,
как человек вслушивающийся в непонятный звук, чтобы
определить его.
- От меня самого, может быть. И, конечно, от других.
Его давно небритые щеки странно блестели.
- Мне кажется, что вы - это не вы.
- Из-за...
И он провел рукой по подбородку.
- Да. Я хотела бы увидеть вас при свете, чтобы
убедиться.
- Это очень просто сделать.
Он влез в мою палатку. На плите у меня стояла
большая американская лампа «Спортсмен», светившая так
же сильно, как и автомобильная фара. Жюльен направил
мощный луч прямо себе в лицо.
- Пожалуйста!
Красивое серьезное лицо! Красивые горящие глаза!
Красивая взлохмаченная шевелюра! Это был совсем не тот
невзрачный бородач, который изображал из себя художника,
покуривая глиняную трубку, это был не тот желчный
учитель, который бил детей, не тот саркастический коллега,
который заставлял меня пить, чтобы унизить.
- Вы красивы!
- Черта с два!
- Да! Очень!
Он погасил лампу. Его дыхание слышалось в душном
воздухе палатки. Я по-прежнему сидела у входа в палатку,
скрестив ноги. Его рука вынырнула из темноты и легла на
мое обнаженное бедро.
Я попыталась оттолкнуть ее, но у меня не хватало воли.
Мне было приятно охватившее меня волнение, мне
нравилось горячее прикосновение его ладони к моей
187
обнаженной ноге и ускоренный ритм дыхания, который я
едва ощущала. Казалось, что сама палатка жила и дышала.
- Скажи, это ты, Франсуаза?
- Это я.
- Хочешь называть меня Жюльеном?
Зачем он говорил? Я презирала его за то, что он не мог
замолчать. Разговаривая, он действовал против себя самого,
так как он поддерживал во мне состояние некоторой
ясности ума. В очень важные моменты мужчинам не
хватает самой элементарной психологии.
У меня все еще оставалась повязка на месте укуса змеи.
Пальцы Авэна задержались там.
- Это был единственный поцелуй, - прошептал он.
Он намекал на то, как он отсасывал яд из моей крови.
Я до сих пор ощущала жадное прикосновение его рта к
моей коже. Что более опасным было для меня - укус гадюки
или укус мужчины?
- Иди сюда, Франсуаза!
Я колебалась, или скорее всего мое тело не хотело
поддаться. Но ночь была полна колдовства.
Я вползла на четвереньках к нему в палатку.
XXX
Полотняная перегородка может служить самым
крепким бастионом. Под этой тканью, отделяющей нас от
окружающего мира я чувствовала себя в безопасности.
После жаркой любви я задремала, прижавшись к нему, с
наслаждением вдыхая сильный запах его рубашки в крупную
клетку, пропитанную потом.
Через непромокаемую ткань я различала при свете
луны тень, падающую от ветвей рядом стоящей яблони.
Дерево было похожим на удрученного старика, который к
закату жизни свисает, как мокрый флаг на своем древке.
- Ты любишь меня? - спросил Жюльен в полусне.
Я прижалась к нему еще крепче и сказала «да».
188
Глава десятая
Мы проснулись рано угром одновременно и улыбнулись
друг другу. Во время наших любовных утех земля повернулась
вокруг своей оси.
- Что ты собираешься делать? - спросила я.
Я думала о Марте.
Авэн прижал меня к себе.
- Изучим этот вопрос более подробно, коллега.
Он поцеловал меня в затылок, в виски, затем в губы.
- Знаешь, Франсуаза, я никогда не забуду твой
маленький цирк.
- Какой цирк?
- Эту палатку!
- Я тоже, - заверила я его.
Он вышел из этого хрупкого убежища, не приподнимая
полога. Некоторое время он сидел на корточках, задрав
голову.
Казалось, что он что-то внимательно разглядывал.
- В чем дело, - спросила я.
- Иди посмотри, - ответил он, не оборачиваясь.
Я приблизилась к выходу и увидела Марту, которая
стояла, прислонившись к яблоне.
Она постарела еще больше. Глубокие серые морщины
бороздили ее лицо. Веки опухли, губы безвольно опущены.
Она выглядела неразгневанной, а просто убитой
слишком сильным для нее горем.
- Ты давно здесь? - спросил Жюльен.
Она утвердительно кивнула головой. Авэн говорил
спокойным тоном, словно хотел смягчить драматичность
ситуации.
- Как ты добралась сюда?
- Я взяла такси.
Он поднялся и помог встать мне, протянув мне руку.
- Ну что ж, ты видишь, Марта, такие дела: я люблю ее.
Марта сделала какое-то движение. Он подумал, что
189.
она прыгнет на нас и прижал меня к себе, словно хотел
защитить меня. Но она остановилась и произнесла
абсолютно непонятную фразу, адресованную мне.
- Вам везет.
Мои глаза наполнились слезами.
- Спорю, ты сразу же поняла куда я вчера уехал?! -
спросил Жюльен.
- Да, сразу.
- Ты знала, что этим кончится?
-Да.
Она посмотрела, что было внутри палатки: коврик,
спальный мешок и большая лампа, которую мы разбили во
время наших утех.
- Я знала также, что ты сбреешь бороду, - сказала она,
не глядя на него.
- Почему? - удивился он.
- Потому что тебе надо было выглядеть моложе. Ты
ушел к ней без остатка.
- Я прошу простить меня, Марта, клянусь тебе, что все
это не по моей воле!
- Я знаю. Ты сделал все, что мог, ия^помогала тебе
всем, чем могла, всей моей любовью, для того, чтобы
защитить тебя от ее обаяния. Но я чувствовала, что это было
бесполезно, Жюльен. Я знала это... Когда я увидела ее
впервые, с ее чемоданами, у меня защемило сердце, словно
мне кол воткнули в грудь. В одно мгновение я поняла, что
все произойдет именно так.
- Это правда?
- Да. Ты посмотрел на нее так, как ты ни на кого не
смртрел. И, однако, я попыталась бороться. Это было
необходимо. В какой-то момент я подумала, что возьму
верх, но ты видишь...
Авэн не плакал, но я чувствовала как горе бьется в его
труди. Он откашлялся, чтобы говорить более уверенным
голосом.
- И что теперь будет, Марта?
Она наконец-то перестала разглядывать палатку, это
логово влюбленных животных.
190
- Да ничего. Что собираешься делать ты, Жюльен? Ты
не собираешься мне сказать, что надеешься развестись со
мной и жениться на ней, нет?
Он опустил голову.
- Она на семнадцать лет моложе тебя, мой мальчик.
Пусть хоть мое безумство послужит тебе примером! Идем,
надо вынуть вещи из чемоданов.
Жюльен не шелохнулся. Хотя он все еще крепко
держал меня, я почувствовала, что руки его расслабились.
- Все будет продолжаться, дети мои. Вы будете
заниматься любовью, как этой ночью. Ладно, пошлем это
к черту! Я буду в курсе и это немного испортит вам
удовольствие. Но все будет по-прежнему! Месье Жюльен
Авэн - директор школы в Глюнуа, в Ардеше. Мадмуазель
Кассель -учительница, которая проходит стажировку. На
следующий год она получит новое назначение, вот и все!
Эго решает Академия, а не месье Авэн. Атак как месье Авэн
ничего не умеет делать, кроме как преподавать, он
согласится, ибо между работой , и любовницей мужчина
всегда выбирает в конце концов работу. Будем продолжать
во имя всеобщего интереса. Будем продолжать. Будем
продолжать...
И она пошла в-сторону зданий. Раздался колокольный
звон, и я не посчитала сколько было ударов.
- Это чудовище! - сказала я со вздохом. Я подумала, что
ее горе слишком сильно, но это не так. Она возьмет верх,
Жюльен.
- Я пойду поговорю с ней, - решил он, отойдя от меня.
На самом деле это был предлог для того, чтобы пойти
к ней. Он не избавится от нее никогда.
Я позвала его:
- Жюльен, я люблю тебя.
Он утвердительно кивнул, словно я задала ему вопрос.
Без бороды он был похож на высокого парня, который
слишком быстро вырос. Он удалился, согнув слегка спину,
191
щелкая пальцами обеих рук.
XXX
В первой половине дня он не объявился. Я пошла в
деревню и на площади встретила доктора. После ангины я
встречала его время от времени, и каждый раз он
останавливал свою машину, чтобы поболтать со мной.Я
чувствовала, что ему хотелось назначить мне свидание.
Однажды, в четверг, он чуть было не сделал этого, но
сдержался лишь потому, что заместитель мэра подошел к
нам поговорить.
- Здравствуйте, мадмуазель Кассель. Значит вы никуда
не уехали на каникулы?
Машинально я ответила ему, что уехала, и это очень
удивило его.
- Я уехала в Глюнуа, - добавила я. - Это местечко, где
лучше просто бродить, чем работать.
Это рассмешило его.
- Вы не больны?
- Не думаю, а почему вы спрашиваете? Что-то вас
беспокоит?
- Немного. Вы очень плохо выглядите.
- Переутомление.
- У вас нет температуры?
Не могла же я объяснить ему, почему я так плохо
выгляжу. Даже врачу девушка не может сказать, что она
недавно впервые познала любовь.
- Нет.
У него был добрый взгляд, честный и робкий. Он снова
спрашивал себя, мог ли он попросить свидания, не рискуя
получить резкий отказ. Но момент был не подходящий и
какой-то тайный инстинкт предупредил его <36 этом.
- Так до скорой встречи?
- Да, доктор, до очень скорой.
Похоронная процессия выходила из церкви, и колокола
1ромко зазвонили. Я остановилась под деревом, чтобы
посмотреть на проезжающий катафалк со скрипящими
192
осями, и на толпу по-воскресному одетых крестьян,
следовавших за ним.
В этой процессии не было ничего прискорбного. Я не
знала кого хоронили, но я все же позавидовала мертвому.
Как это только что сказала Марта? Ах, да: «Вам везет».
«Повезло» этому мертвецу.
Глава одиннадцатая
Возвращаясь в сад, я испытывала какое-то непонятное
чувство опасности. Школа казалась мне слишком мирной,
слишком тихой в весеннем влажном воздухе. Она не
отражала драму, которая здесь происходила.
Я пошла в палатку и взяла опять свирель.
На этот раз я пела про себя второй куплет «Гимна
ночи», играя на ней.
«О ночь, порождающая сны,
Успокой несчастного в этом убежище,
Будь сострадательна к нему».
Для меня это был не гимн ночи, а гимн любви.
Жюльен пришел ко мне прошлый раз, когда я как раз
играла эту мелодию. Что делал он в этот момент? Слышал
ли он мою музыку из своего убого жилища честного
учителя?
Я продолжала играть и напевать:
«Продли его сон, сжалься над его горем.
Развей боль, о, чистая и ясная ночь».
Придет ли он ко мне, когда опуститься ночь? Я не
осмеливалась верить в это, а впрочем я даже и не желала
этого. Мне было достаточно вспомнить предыдущую ночь,
чтобы быть совсем счастливой.
Марта вышла из дома, держа в руке сумку для продуктов.
Я думала, что она пойдет в деревню, но она пришла прямо
ко мне.
- Держите, - прошептала она, - он прислал вам вот это.
7 Человек, изменивший 193
свое лицо
Она поставила сумку на траву и посмотрела на меня.
- Сыграйте еще! - попросила она.
Я отрицательно махнула головой. Я просто задыхалась
от нее. Эта женщина была опасна.
- Вы не хотите?
- А зачем вы меня об этом просите?
- Я хочу понять. Когда поранишься, всегда смотришь
на рану. Вы понимаете о чем я говорю?
Так как я никак не реагировала на се вопрос, она
пожала плечами и сделала полуоборот. Но перед тем как
уйти из сада, она обернулась ко мне.
- Однажды в этом саду я нашла ежика, - бросила она
мне. - Жюльен был очень рад ему. А теперь здесь девушка
с голыми бедрами, которая играет на флейте, чтобы завлечь
моего мужа.
Она, наверное, любила его до безумия. Я чувствовала,
что нервы ее на пределе, и хотя она была мне всегда
антипатична, я почувствовала к ней искреннее сострадание.
Когда она исчезла, я открыла сумку. В ней было две
бутылки вина. На горлышке одной из них резинкой была
прикреплена записка. Я развернула се. На листке из тетради
в клеточку мой любовник (у меня был любовник) написал
строгим и энергичным почерком:
«Сегодня вечером я нс приду к тебе. Я напьюсь в
последний раз. Составь мне компанию».
Я не понимала этих тайных намерений. Он осмеливался
поручить своей жене передать это послание, а сам не
пришел?!
Почему он захотел напиться? Из-за трусости? Чтобы
не принимать никаких решений пока пьян?
Я не знала,, что и подумать. Самос лучшее было - это
просто подчиниться ему. Разве вино не создано для
единения?
Я налила себе стакан, который я выпила залпом,
сдерживая тошноту. В этот час дня оно вызывало тошноту.
Я подождала совсем немного и выпила второй. Оно было
из подвала и поэтому слишком холодным для красного
вина, что еще увеличивало мое отвращение.
194
Но какая разница? Если в этот же самый момент
Жюльен заглатывал тоже самое пойло. В конце концов его
идея была не так уж и глупа. Марта знала, что означала эта
странная фантазия. Сегодня вечером только она одна будет
трезвой. В моем мозгу, подогретом алкоголем, рождалась
идея. Это была тоже и идея Жюльена.
Мне становилось ясно, что это не каприз, а даже
наоборот, это было хорошо продуманное действие.
Я выпила еще стакан. От спазма в желудке меня чуть
не вырвало. Я смело выпила еще один. Осушить бутылку во
что бы то ни стало! Это надо сделать! Старая яблоня начала
плясать перед глазами, а лужайка завертелась, как
ярмарочная карусель, движимая дряхлой лошадью.
Выпить еще! До потери сознания! Выпить и упасть!
Я смотрела на валявшуюся в траве бутылку. Пустая,
она была зеленее зеленой травы.
Я попыталась встать прямо, но мне едва это удалось.
Я шагала по мостику корабля. А на этом мостике рос сад.
Ну и дела!
Плавающий сад.
Раз я могла шагать, надо было пойти успокоить
Жюльена, сказать ему, что я его поняла.
Я направилась к зданиям. Сквозь плотный туман
опьянения мне казалось, что они находятся чертовски
далеко. Меня занесло в сторону.
Один раз я даже села в грядку с луком-пореем и
сломала несколько стеблей, прежде чем смогла снова
подняться. Зеленые стебли ломались под моими неловкими
руками, выделяя жидкость, от которой текли слезы.
А вот и двор, огромный как Сахара! Машина в две
лошадиные силы, стекла которой поблескивали под навесом!
Туалеты вдоль стены с низкими крышами и сломанными
дверями!..
- Жюльен!
Я кричала через нос. Я слышала свой голос, это был
голос пьяной женщины..
Посмотреть на второй этаж было для меня настоящим
подвигом, потому что у меня начинала кружиться голова,
195
а равновесие нарушилось еще больше.
- Жюльен!
У меня получалось «Дюдьен». Я выкрикивала это
слово.
- Что вам надо от него?
За окном с горшками герани стояла Марта. Все та же
Марта, внимательная, твердо стоявшая на своем горе, как
капитан на своем тонущем корабле. Марта, которая умела
скрывать свой стыд, Марта, которая продолжала (она сама
это сказала) чего бы ей это ни стоило!
- Я хочу ему сказать...
- Что?
- Что я поняла, с вином.
Я закричала. Она обернулась. Жюльен без сомнения
был в комнате. Он что-то ска5ал, что я не могла разобрать,
но Марта мне перевела:
- Он благодарит вас.
- А вы, вы поняли?
Она отвернулась от окна.
- Я совершенно пьяна! - продолжила я. - Совершенно!
Пойду выпью вторую бутылку.
И я пошла. Наверное я ее не допила, потому что когда
я утром проснулась, под пологом было щромное пятно от
вина. Я сразу же подумала, что это было пятно крови.
Из небытия меня вытащил гул машины. У меня болела
голова, но не очень сильно и, за исключением страшной
пустоты в желудке, пробуждение прошло нормально.
Свежий воздух меня окончательно взбодрил. Ночь еще
стояла в выемках и между домами, но колокольня светилась
на солнце, и ее железный петух гордо поблескивал.
Легковушка, напоминавшая Россинанта на колесах,
разворачивалась, чтобы выехать из-под навеса.
Я побежала за ней из сада и настигла ее, когда она
собиралась выехать за ворота. Жюльен был за рулем. Один.
- Вы уезжаете? - пробормотала я, пораженная мыслью,
что он может оставить нас обеих.
Он приподнял стеклянную створку и закрепил ее
сухим ударом руки.
196
- Ты хочешь поехать со мной?
- Куда?
- На охоту.
- На охоту?
- Садись.
Я села рядом. Я первый раз садилась с ним в эту
машину. В ней стоял странный запах. Внутри машины
пахло школой, кроликами и еще Мартой. В бардачке я
заметила кучу вещей «первой необходимости».
- Как чувствуешь себя, коллега?
- Нс так уж плохо. Я проспала примерно двенадцать
часов, как оглушенная.
Он же выглядел абсолютно свежим. Тщательно
побрился, а на мочке уха еще оставались следы крема для
бритья.
- Ты видишь, - сказал он, - ничего не произошло.
- Вы думали, что она убьет кого-нибудь из нас, да?
-Да.
- И чтобы дать ей полную свободу, вы захотели, чтобы
мы напились?!
- Целую ночь у нее было свободное поле действий.Я
дал ей шанс. И ты и я, мы оба были без сознания, отдавшись
ей телом и душой.
- А теперь?
- А теперь продолжаем. Эта женщина всегда дает
хорошие советы, Франсуаза. Я - месье Авэн, ты - мадмуазель
Кассель. Двое коллег, один из которых начальник другого.
Я не понимала к чему он клонит. Я хотела, чтобы он
обнял меня. Мне хотелось поцеловать его, я жаждала его
тепла, его нервной силы.
- Вы пугаете меня, - сказала я ему.
- Не надо, коллега.
- Я уверена, что...
- Что «что»?
- Что вы что-то готовите.
Он нервно развернулся на площади деревни и
остановился перед кафе Мэрии.
- Зайдем выпить кофе, это нас окончательно взбодрит.
197
Хозяйка была изумлена нашим ранним визитом. Я
увидела себя в зеркале за стойкой и испугалась. Я была
зеленого цвета, с бесцветными губами и взлохмаченными
волосами.
- Я же не привела себя в порядок! Спала в том, что на
мне.
- Ну и что? Ты всегда красивая и я люблю тебя, а все
остальное - ерунда. Ты мне очень нравишься в этой мятой
блузке. Ты красивая.
Мы выпили кофе за стойкой. Я не прекращала
наблюдать за ним тайком. Мне никак не удавалось
привыкнуть к его новому лицу.
Хозяйка, видно тоже не могла прийти в себя.
- Вы сбрили бороду, месье Авэн?
- Между нами говоря, да!
- Вам так лучше.
Она покраснела и пробормотала:
- Вы выглядите гораздо моложе!
Она подумала о Марте. Это читалось плакатными
буквами на ее наивном лице. Жюльен дул на свой слишком
горячий кофе.
- Раньше я выглядел как сын своей жены, теперь я буду
выглядеть как се внук, так или нет?
Мы вышли бок о бок. Своим бедром он касался моего
и делал это умышленно. Это уже была любовь.
- На нас смотрят, - прошептала я. - Они о чем-то
догадываются.
- Тем лучше. Пусть вынюхивают! Пусть возбуждаются!
Приятно возбуждать других.
- Не говорите так.
- Ты не могла бы говорить мне «ты»?
- Потом.
- А ты считаешь, что у нас еще будет «потом»? Да,
Франсуаза?
- Да, - решительно ответила я. - Это необходимо.
Удивленный, он остановился перед машиной.
- Правда, это необходимо! Правда! Как все-таки
женщины хорошо резюмируют ситуации, внешне
198
запутанные. Это необходимо и все!
- Куда мы едем?
- Я же тебе сказал, на охоту.
Он сел за руль. Водил он плохо, как человек, который
редко пользуется автомобилем. Машина дергалась, в
особенности, когда мы трогались с места, а при торможении
моя голова стукалась о лобовое стекло.
Вместо того, чтобы спуститься в долину и к Роне, он
поехал по извилистой дороге, которая пересекала сначала
виноградники, а дальше поднималась в гору.
День становился все жарче и ярче. Видно было как
жара распространялась по пыльной дороге.
Жюльен еще нс поцеловал меня. Он даже об этом и не
думал. Он разглядывал местность, как офицер штаба,
готовивший маневры. Вскоре я узнала, что в это утро он
действительно организовал маневры.
Мы проехали много километров. Местность
становилась все более засушливой и унылой..
- Куда же мы едем?
- К дьяволу, Франсуаза! Скоро ты увидишь.
Мы спустились с холма. Тропинка с глубокими
выбоинами бежала к ручью с деревьями на берегу. Вдоль
тропинки было много стволов деревьев, срубленных очень
давно, и которые до сих пор валялись там.Жюльен выехал
на нее, затем после поворота, который отделял нас от
главной дороги, выехал на луг и выключил мотор.
Плотная тишина, царившая кругом, нарушалась только
журчаньем ручья и жужжаньем насекомых. Эти звуки не
нарушали, а скорее дополняли эту тишину. Они сливались
с этим покоем.
- Видишь, Франсуаза, вот это все и есть Господь Бог!
Он обвел рукой засушливый пейзаж, небо, деревья...
- Он не в храмах, он здесь! И когда мы останавливаемся
посередине этого великолепия, мы тоже становимся
Господом Богом.
Он обнял меня за плечи, и я прижалась к нему,
привлеченная этим простым жестом.
- Обними Господа Бога, Франсуаза, тебе давно надо
199
было это сделать!
Он так крепко поцеловал меня в губы, что его зубы
уперлись мне в десна. Я почувствовала во рту вкус крови,
и он выпил ее с невероятной жадностью дикого зверя. Я
задрожала.
Мы просидели в машине около часа, обнимаясь с
восхитительной неловкостью.В любви Жюльен был
неопытным и 1рубым ребенком. Именно его горячая страсть
составляла его настоящую молодость.
Выйдя из машины, он обошел ее вокруг, и поцеловал
меня, наклонившись в другое окно.
- Франсуаза, - сказал он мне, взяв мои волосы в обе
руки, - в одной вещи я абсолютно уверен: невозможно
любить женщину еще сильнее.
Он полуприкрыл глаза.
- Когда поднимается занавес, мужчина остается на
сцене один. Он не двигается, ничего не говорит. Но
публика ждет. Публика знает, что что-то должно произойти.
Она уверена: кто-то войдет и начнется приключение. Это
будет женщина! Потому что только женщина может стать
приключением для мужчины! Я люблю тебя, мое прекрасное
приключение. Я сожалею, что я - это только я. Богу,
наверное, стыдно за то, что он позволил нам испытывать
такие прекрасные чувства в нашей жалкой оболочке.
Он снова поцеловал меня, потом открыл багажник и
вынул оттуда резиновые сапоги, кожаные перчатки,
цинковое ведерко для рыбы с крышкой, в которой имелись
отверстия, и, наконец, каминные щипцы из желтой меди.
Он обул сапоги, натянул перчатки, и засунул щипцы за
кожаный ремень, словно шпагу.
- Ты куда, Жюльен?
Это странное, снаряжение впечатляло меня.
- Жди меня здесь.
- Нет, ты скажи.
- Я не могу, Франсуаза. Во имя нашей любви не
задавай мне вопросов!
И он побежал в пожелтевшее поле. Короткая трава,
жесткая как щетина коврика для вытирания ног скрипела
200
под его сапогами.
Жюльен бежал к ручью. Я вышла из машины и
прошлась по лугу.
Я не пошла далеко, потому что я боялась змей.
И тут меня осенило.
Жюльен говорил мне правду: он действительно
отправился на охоту. На охоту за змеями. Я боялась
поверить. Все смешалось в моей голове.
Я видела, как он осторожно шел вдоль берега ручья.
Он шел тихо, согнувшись, держа в руке щипцы. Он
медленно удалился своей покачивающейся походкой, словно
змея. Кусты ольхи скрывали его от меня.Я вернулась к
машине и села прямо на дорогу, опершись о заднее колесо.
В этом месте только машина давала хоть какую-то тень.
Запах бензина и жженой резины усиливали тошноту. Голова
немного кружилась из-за жары. И потом любовь изрядно
измотала меня.
Вдруг вдалеке я увидела Жюльена, который прыжком
удалился от ручья. Я четко вадела змею, которая извивалась,
зажатая щипцами. Я думала, что меня вырвет от отвращения.
Этот отлов был мне невыносим. Какое-то время он боролся
со своей добычей. Ему никак не удавалось засунуть гадюку
в ведерко. Наконец ему это удалось, и я увидела, что он
возвращается ко мне с ликующим видом, от которого мне
стало нехорошо. •
Гордый, он держал ведерко в левой руке. Мерзкое
шипение разозленной змеи раздавалось оттуда. Я старалась
не думать об отвратительном движении змеиных колец.
- Ты видела как я ее поймал? - спросил он меня.
- Да.
- Это не просто. А эта гадюка разлеглась на солнце,
около пня. Я едва поднял щипцы, как она уже ускользала
к воде.
- Мне страшно, Жюльен.
- Ничего не бойся. Видишь крышка имеет специальную
защелку, и змея никуда не уползет.
- Мне все равно страшно!
- Понятно!
201
- Зачем ты поймал эту гадюку?
Он посмотрел мне прямо в глаза.
- Ты сама догадываешься.
Более того, Я ЗНАЛА.
- Ты не можешь этого сделать!
- И все-таки я сделаю это. Этой ночью мы дали ей
возможность, но она не захотела. Теперь эта возможность
предоставлена нам...
- Но это невозможно, Жюльен!
- Позволь мне действовать. И нс задавай вопросов. Ты
ничего не знаешь. Ты живешь и ты любишь меня. Ты
подчиняешься. Все очень просто. Остальное - мое дело.
Он положил свое снаряжение в багажник, и мы поехали
обратно. Временами я слышала как змея стучала хвостом о
стенки цинкового ведра. Когда я не слышала ее, я воображала
себе, что ей удалось уползти, и я ощущала как она проползает
по моей ноге. Я вскакивала, как вскакивают ночью, чтобы
прогнать кошмар.
А разве это не было кошмаром?
Глава двенадцатая
Я нс знаю, куда Жюльен спрятал змею, но в течение
последующих дней я нс слышала о ней ни слова. Для меня
она присутствовала повсюду, и нс казалось, что я могу
обнаружить ее в любой момент. Я вскрикивала, когда меня
касалось какое-нибудь насекомое, а когда трава начинала
шелестеть на ветру, я стояла, как вкопанная.
Каким образом Жюльен хотел се использовать? Мои
мозги сворачивались набекрень. Для того, чтобы она сделала
свое дело, надо было, чтобы Марта нс могла в этот момент
получить медицинскую помощь. Это было сложно. Это
было убийство и убийство преднамеренное, но совершенное.
Я не испытывала угрызений совести по простой причине:
я сама была укушена одной из этих страшных тварей. Раз
202
я сама прошла через эту опасность, сама пережила эти
адские минуты, следовательно, Марта могла испытать тоже
самое.
Возвращаясь назад, я не могу объяснить эти
изворотливые и абсурдные размышления, но я знаю, что в
тот момент они казались мне столь же естественными, что
и солнечный свет.
Вечером, после охоты на змей, была сильная гроза и
первый в этом году тром. При помощи Жюльена я быстро
внесла в дом все свои туристические пожитки под проливным
дождем.
В глубине души я была довольна, что возвращаюсь в
квартиру. Я хотела был» рядом с Жюльеном. Мне было
хорошо при мысли о том, что мы живем с ним под одной
крышей, и что только две тонкие перегородки разделяли
нас.
Вечером он приходил ко мне, но не остался. Он не
поцеловал меня и сказал только «спокойной ночи», уходя
к себе. Он внимательно глядел на меня все то небольшое
время, которое он провел у меня на кухне. Он молча
шевелил губами, как в утро отъезда, когда он заметил меня
в запотевшем окне.
Прошло три тяжелых дня с проливными дождями,
прояснениями, хромом и почти невыносимой тяжестью
воздуха.
Я никуда не выходила, питалась консервами и холодной
водой в ожидании тайных визитов моего любовника.
Он быстро входил, останавливался в двух шагах от
меня, внимательно разглядывал меня. Ему было необходимо
разрядить свою энергию. Он подогревал свою волю у меня
на глазах и уходил также, как и приходил, бросая мне «до
скорого, любовь моя».
У них без конца работало радио. Наверное им было
необходимо слушать весь мир в своей квартире, чтобы
разрядить атмосферу.
Я сожалела о том, что пасхальные каникулы длились
так долго. Если бы начались уроки, мы по крайней мере
могли бы поддерживать друг друга, а дети отвлекали бы нас.
203
Но до возобновления занятий было еще очень далеко.
Драма нашего треугольника оставалась с нами. Она созревала
в огромной пустой школе, отравляя наше сознание.
На четвертый день утром Марта, которую я не видела
с того момента, как я напилась, вновь появилась. Она
вошла в мою квартиру, предварительно постучав, как она
это делала раньше.
Ее лицо приняло нормальный цвет и прежнее
выражение. Мадам Авэн снова была в своем розовом
пеньюаре, на губах у нее были две смешные запятые,
нарисованные губной помадой из бакалейной лавки.
Выражение ее лица было как всегда непроницаемым.
Она балансировала на грани вежливости и улыбчивой
иронии.
У меня защемило сердце, так как я почувствовала, что
это произойдет сегодня.
- Здравствуйте, мадмуазель Кассель.
- Здравствуйте, мадам.
- Я пришла предложить вам поехать на пикник от
имени Великого Всемогущего Маэстро!
Мой инстинкт не обманул меня. Это действительно
должно было произойти сегодня.
Исходя из ситуации, слово «пикник» прозвучало так
странно в устах этой старой дамы, что я не смогла удержаться
от смеха.
- Я вижу, что у вас такая же реакция, что и у меня, но
с НАШ И М Жюльеном нельзя ничему удивляться. Понимаете
ли, мадмуазель Кассель, мне не хотелось бы отвращать вас,
прибегая с неприличным способам, но временами я задаюсь
вопросом - нормален ли он?
- Если бы он был сумасшедшим, я любила бы его
безумие, как вы сами любили бы его, мадам Авэн.
Она на мгновение прикрыла глаза.
- Мне кажется, что теперь я вас ненавижу немного
меньше, поняв, что он вас так сильно любит, - прошептала
она.
И откашлявшись, продолжила:
-Ну что, договорились, едем побезумствовать в полях?
204
- Договорились.
- Значит договорились? Едем удовлетворить
гастрономическую манию. Вы же знаете!
XXX
Есть люди, которые стареют за пятьдесят или
шестьдесят лет. Что касается меня, то я, вероятно, постарела
именно в этот день.
Постарела по-настоящему.
Постарела навсегда.
Я была на заднем сидении машины. В этих машинах
заднее сиденье выше переднего, и поэтому мне хорошо
была видна чета Авэн, что давало мне повод для
размышлений. Никогда еще Жюльен не выглядел так
молодо. Никогда еще Марта не выглядела такой старой. Все
четверо мы ехали по ухабистым дорогам. Четверо: Марта,
Жюльен, гадюка и я.
Хотя я и не видела цинкового ведерка, я угадывала
присутствие змеи по ее звуку. В течение четырех дней она
вероятно безумствовала в своей металлической клетке,
связывая в узел и распрямляя свои кольца, билась о стенки
ведра, выбрасывая к отверстиям крышки свой ядовитый
язык. Почему Марта не слышала этого отвратительного
разминания? Правда машина сильно скрипела со всех
сторон.
Мы ехали очень долго - дольше, чем в день охоты - и
дальше, по более пустынным местам.
Из-за слишком мягкой подвески я подпрыгивала на
сиденье, как волан, отбиваемый ракеткой.
- И далеко ты собираешься еще ехать? - спросила
Марта, которая до этого не произнесла ни слова.
Так как он не ответил, она задала этот загадочный
вопрос:
- Разве этого не достаточно?
Я наблюдала за Жюльеном в зеркало заднего вида.
Иногда мы обменивались долгим влюбленным взглядом в
этом маленьком зеркальце. После этих слов его жены он
посмотрел на меня. Он был серьезен и напряжен.
205
- Как ты пожелаешь, Марта.
- Что я?.. Я хочу того же, что и ты, ты же знаешь.
Как все это произойдет? В этом и заключается «момент
напряженного ожидания»: знать, что событие должно
произойти, но не знать каким образом.
Машина тряслась теперь по дороге, проходящей по
оврагу. Это была скорее всего узенькая проселочная дорога,
проложенная многочисленными телегами. Она вела к лесу,
спиленному бумажными заводами, и превратившемуся в
рощу, состоявшую из земляничных полян с мастичными
деревьями и карликовыми дубами.
- Отличное место для пикника, - сказал Жюльен.
Сцена казалась нереальной. Нереальной потому, что
фальшивой от начала до конца. Ситуация, действующие
лица, их слова и тон, которым они их произносили, были
фальшивыми. Мы играли в сильных людей, которые не
боялись и боролись с собой.
- Ты хочешь чтобы я распаковала корзинки, Жюльен?
- Как пожелаешь, Марта.
Я вздрогнула. Может она обнаружит гадюку? Откроет
ведерко, в которой копошилась змея? Но тогда гадюка
может ее и не укусить!
- Не хотите ли мне помочь, мадмуазель Кассель?
Я дрожала от страха. Но к моему великому удивлению
в багажнике были только корзины с продуктами, запасное
колесо и ящик с инструментами.
Может Жюльен спрятал ведро со змеей под одно из
сидений?
Я незаметно посмотрела: под сиденьями ничего не
было. Значит я в своем воображении слышала скачки змеи.
Успокоившись, я помогла Марте разложить продукты
на большой клеенке, предназначенной для этой цели.
Мы не смотрели друг на друга. Безотчетно я чувствовала
себя разочарованной. Это будет просто пикник. А у меня не
было никакого желания есть на лоне природы в этой
подавленной атмосфере. У меня не было никакого желания
принимать куринов крылышко из рук жены моего
любовника.
206
И все же мы поели.
Это был самый мрачный обед в моей жизни. В течение
половины обеда никто не сказал ни слова. Один избегал
глядеть на другого, слышно было только как мы жевали.
Затем Жюльен первым прервал молчание. Он сделал
это с большим усилием, после нескольких неудачных
попыток.
- Франсуаза... Как вы посмотрите на то..., чтобы
сменить место работы?
Марта даже не подняла головы, но я заметила, что ее
движения стали замедленными. Вопрос моего любовника
мог бы показаться тревожным, но он не смутил меня ни на
одно мгновение. Я сразу же поняла, что он входил в
хитроумный план, задуманный Жюльеном.
Он хотел, чтобы этот план реализовывался самым
тщательным образом, а то, что он не предупредил меня о
своих словах, служило тому доказательством. Он хотел,
чтобы моя реакция была абсолютно естественной.
- Немедленно? • спросила я, немного поразмыслив.
- Да, немедленно. Я полагаю, Франсуаза, что со всех
точек зрения будет лучше, если мы больше не будем
работать в одной школе.
- Без всякого сомнения.
Марта молчала. Видимо она спрашивала себя был ли
он искренен. Она считала все это подозрительным и ждала
продолжения, чтобы составить себе мнение.
- Я говорю вам перед Мартой, что я буду видеться с
вами, когда вы будете работать в другом месте. Но наши
отношения не будут больше стеснять нас всех, как теперь,
так или нет?
Одно из его любимых выражений «так или нет»?
Только он мог его произнести так выразительно.
- Так, Жюльен.
- Если такое положение будет продолжаться, марсиане
что-нибудь заподозрят в конце концов. У этих дьяволов
лисий нюх. Тогда нам невозможно будет работать.
Пауза. Он повернулся к жене.
- А твое мнение, Марта?
207.
- У меня нет мнения. Во всяком случае, которое можно
было бы выразить сейчас.
Он не стал настаивать.
- Завтра же мы поедем в Академию, вы и я. Мы
придумаем какую-нибудь приемлемую ложь для этих господ,
чтобы перевод был сделан во время каникул, согласны?
- Согласна.
- Это все, что я хотел сказать вам. Беседовать с каждой
в отдельности было невозможно, вот поэтому я и предложил
вам поехать на пикник, вы понимаете?
Ни она, ни я не отреагировали на это. Я ждала другого.
Марта размышляла. Похоже было, что она верит мужу.
Гробовое молчание длилось целую вечность, во время
которого я даже не слышала щебетания птиц.
Было жарко, но не очень, и серые облака, остававшиеся
после недавних гроз, плавали в голубом небе.
Марта заканчивала укладывать вещи и остатки еды. Я
не осмеливалась предложить ей помощь. Стоя на коленях
на клеенке, она работала медленно, с тщательностью
идеальной хозяйки. Она завернула в фольгу колбасу,
положила в пластмассовую коробку остатки курицы,
завернула хлеб в чистую тряпочку...
Жюльен открыл капот машины и копался в моторе. Я
сказала себе, что те, кто редко пользуются своей машиной,
чаще ей занимаются.
Это произошло именно в тот момент. Но совсем не
так, как я представляла себе вначале.Он возвращался к нам,
держа в руке свое страшное ведро для рыбной ловли, слегка
прикрытое правой ногой. Он привязал крышку веревкой,
чтобы она крепко держалась. Он смотрел на меня. Глазами
он умолял меня оставаться спокойной. Он был как лед,
немного бледный, со сжатыми челюстями, но делал то, что
хотел сделать, и ничего не смогло бы ему помешать.
Он остановился позади своей жены. Поднял ведерко
над головой Марты, слегка наклонив его. Правой рукой он
дернул за веревочку.
Мое сердце разрывалось. Его бешеный ритм, наверное,
был слышен за километры отсюда. Марта, видимо, совсем
208
оглохла, раз не слышала его биения.
Я увидела как крышка поднималась, что-то движущееся,
узловатое и скользкое выползло из ведра. Оно упало Марте
на плечи, удержалось за шею, разом развернулось, затем
соскользнуло на клеенку.
Я взвыла от страха и убежала.
Не знаю, кричала ли Марта. Я ничего не слышала. Она
выпрямилась, держась рукой за шею. Она была мертвенно-
бледной.
Жюльен кричал, рвал и метал. Он давил змею каблуками.
Длинный хвост змеи хлестал его по вельветовым брюкам.
Авэн посылал проклятье змее, что позволяло ему прийти в
себя, преодолеть ужас, который охватил его тоже.
Наконец он убил змею. Но та продолжала еще дергаться
на клеенке.
- Надеюсь, она тебя не укусила? - спросил он у Марты.
Марта по-прежнему держала свою сухую руку на шее.
- Я думаю, что да.
Она разглядывала цинковое ведро, валявшееся в траве.
Это ведро служило явным обвинением.
- Я взял ведерко, чтобы...
Он не знал, что сказать и замолк.
- И вдруг я... я увидел эту змею...
- Она собиралась прыгнуть на меня? - спросила Марта.
Самым невероятным было ее спокойствие. Из нас
троих она одна оставалась трезвомыслящей и хладнокровной.
- Но я...
- О! Не утруждай себя вдобавок придумыванием истории
в такой момент. Я предполагаю, что все это наверное было
очень трудно для тебя, МОЙ БЕДНЫЙ ЖЮЛЬЕН!
Она не отнимала руки от шеи. Я восхищалась ее
храбростью.
- Ты все-таки милый. Придумал историю с переводом
на другую работу, чтобы дать мне немного счастья перед
тем, как убить меня... И все же спасибо, Жюльен, спасибо...
- Нет! Марта!
Я подошла к ней.
- Покажите укус!
209
Она посмотрела на меня без ненависти, холодно.
Затем отняла руку. На шее виднелось маленькое синеватое
пятнышко, прямо под ухом, а посередине этого пятнышка
- красная дырочка, на краю которой выступала капля
мерзкой жидкости.
- Шею надрезать нельзя, а так как никто из вас не
возьмется отсосать яд...
Она знала и это! Наши ученики рассказали ей без
сомнения мой несчастный случай,
Жюльен отвернул голову. Он сжимал кулаки. Он был
зол на себя самого: Все произошло, как он хотел, но одна
вещь ускользала из-под его контроля - поведение Марты!
Если бы она испугалась, все $ыло бы так просто. Но
она оставалась спокойной. Она владела положением.
Я закрыла глаза.
- Мадам Авэн, позвольте, я отсосу ранку.
Я приблизилась к ней. Я была готова на пожертвование.
Несмотря на мое невыразимое отвращение, я готова была
высосать яд. Но когда я подходила к ней, она дала мне
пощечину. Очень сильную. Мне показалось, что моя голова
скатится в траву.
- Марта! - крикнул Жюльен.
Марта пронзила его взглядом. И, успокоившись, он
умолк. Я терла свою щеку, глядя на мертвую змею. Она
почти не двигалась. Только кончик ее хвоста слегка
подергивался.
- Пойдем, Марта! Надо быстрее ехать в аптеку.
- Ты думаешь?
- Поторопитесь! Надо быстрее...
- Ты приедешь слишком поздно...
- Да нет же. Мы всего в тридцати километрах от
ближайшей деревни. Давай, иди быстро!
Поколебавшись, она направилась к машине. На этот
раз она села на заднее сиденье, а я впереди, рядом с
Жюльеном.
Глава тринадцатая
Жюльен вел машину на пределе скорости. Если бы
машина не держала так отлично колею, мы разбились бы о
скалы, стоящие вдоль узкой дороги.
Я молчала. Я чувствовала себя успокоенной. Пощечина
Марты успокоила мои нервы и усыпила мои угрызения
совести.
Иногда я оборачивалась, чтобы посмотреть на нее. Она
сжалась в углу сиденья, прижимая к ране свой носовой
платок.
Мы доехали до перекрестка дорог. Дорога слева вела в
более цивилизованные районы, дорога справа заглублялась
в темный подлесок.
Не колеблясь, Жюльен свернул на правую. Я
повернулась к нему, он это почувствовал, все время нс
отрывая взгляда от дороги. Тогда я посмотрела на Марту. Ее
взгляд оживился. Он был тяжелым и обвиняющим, полный
такого презрения, что мне стало плохо.
Жюльен проехал еще сотню метров, не говоря ни
слова. Потом он проворчал.
- Я ошибся.
Он затормозил и решил свернуть на ухабистую дорогу,
чтобы сделать полуразворот. Он действовал с неловкой
прилежностью. Правое колесо машины задело за край
рытвины.
Не очень крутой склон спускался прямо к соснам.
Колесо забуксовало, машина резко накренилась вправо, и
Жюльен начал скатываться по склону. Я закричала, хотя и
знала, что ничего страшного не было. Наклон был не
крутой, и машина не могла перевернуться. Скорость была
умеренная, и даже если бы мы натолкнулись на дерево,
ничего бы не произошло. Но мне все же было страшно. Мне
было страшно потому, что этот несчастный случай был
задуман. Я понимала цель Жюльена. Он хотел вывести
автомобиль из строя, ЕСТЕСТВЕННЫМ ОБРАЗОМ, чтобы
211
мы НЕ СМОГЛИ довезти Марту до аптеки со спасительной
сывороткой.
Малолитражка прыгала по рытвинам. Земля под
вересковыми зарослями осыпалась под тяжестью машины.
Мы выворачивали с корнем пучки придорожной травы,
мелкие ветви царапали машину. Марта не говорила ни
слова. Мне казалось, что время длилось бесконечно. Затем
мы почувствовали очень сильный удар, к которому, впрочем,
я приготовилась, упершись ногами со всей силой. Машина
натолкнулась на сосну. Она ударилась капотом, и сосна
приблизилась на несколько сантиметров к лобовому стеклу,
которое не понятно почему не разбилось. Я стукнулась
виском о стойку машины и почувствовала как на голове
растет шишка. п
- Катастрофа, - сказал Жюльен, - меня занесло.
Он попытался открыть дверцу, но та вся перекорежилась
от удара.
- Вы можете выйти с вашей стороны, Франсуаза? Мою
дверцу заклинило... Никто не ушибся?
Вопрос остался без ответа.
Выходя из машины, я с испугом посмотрела на Марту
и заметила, что она сидела в странной позе. Рот ее был
открыт и в ее глазах ощущалась какая-то таинственная
решимость.
Жюльен хотел пересесть, чтобы выйти с моей стороны,
потому что моя дверца открывалась.
Раздались два выстрела. Дым заполнил салон. Жюльен
странно вздрогнул. Его руки резко вытянулись вперед, он
натолкнулся на руль, случайно нажал на клаксон, и короткий
гудок раздался в подлеске. Птицы, лениво сидевшие на
кустах, улетели.
Я ничего не понимала. Я посмотрела на Жюльена,
прижатого к рулю наискосок и ахающему, как мясник за
работой, потом на Марту, державшую в руке старый
седельный пистолет, который я как-то однажды видела у
них в куче курительных трубок.
Жюльен пытался завести руку за спину, словно хотел
вытащить застрявшую там стрелу.
212
Марта положила пистолет рядом с собой и стала
гладить затылок мужа, печально приговаривая:
- Жюльен! О, Жюльен!
Тишина в лесу, словно в соборе, поглощала нас.
Я стояла во влажном мху.
Время от времени мертвая ветка - умершая своей
собственной смертью - отваливалась и падала сверху дерева.
- Жюльен! Жюльен!
Я выла от горя. Я не могла ничего для него сделать. Мы
были слишком далеко от всего. Никогда помощь не придет
во-время. Он хотел лишить помощи свою жену, но его
капкан убил его самого.
Взгляд Марты заставил меня замолчать. Я поняла, что
они должны были прожить наедине эти последние
мгновения.
Я села в мягкий мох и слушала бормотания Марты.
- Это надо было сделать, малыш. Раз ты любил ее до
такой степени, что хотел убить меня, я не могла оставить
тебя с ней. О! Это не из ревности, а из-за любви. Я не хочу,
чтобы ты был несчастным. Она не любит тебя по-
настоящему. Это ребенок, ты понимаешь? Всего лишь
девочка, которая чуть старше твоих учеников. Однажды ты
оказался бы один на один со своим преступлением...
Жюльен! Жюльен!
Теперь рыдала она.
Я резко выпрямилась. Жюльен рухнул на сиденье. По
его лицу проходил луч солнца, и только теперь я заметила
след от его бороды. В этом месте кожа была светлая, в то
время как все лицо было загорелым.
- Скажите, он умер? Он умер? - спрашивала она.
Я провела рукой по его измученному лицу. Его еще
теплый лоб хранил воспоминания о жизни и, конечно, о
нашей любви.
- Да, он умер. Но вы, мадам Авэн, вы не умрете.
Она посмотрела на меня, ничего не понимая.
- Жюльен ошибся, - продолжала я, -он поймал
змеевидного ужа, вместо гадюки.
- Что вы говорите?
213
- Правду, клянусь. Вы убили его ни за что. Вы - убийца!
Я внимательно рассмотрела змею и увидела, что это
был уж Натрикс Виперинус. Я ничего не сказала потому,
что хотела, чтобы мы поскорее уехали отсюда. Эта сцена из
трех персон была мне невыносима. Уж! Я клянусь вам! Да!
Да! Тот же цвет, тот же рисунок, что и у гадюки, но с
круглыми, а не с щелевидными зрачками.
Перед трупом моего убитого любовника я рассказывала
ей главу из учебника по естествознанию.
- У ужа хвост сжимается постепенно, а у гадюки
наоборот - резко, внезапно. Жюльен ошибся! Он ошибся!
А вы не умрете!
Я бежала по лесу, натыкаясь на деревья, вспугивая
птиц, давя сгнившие ветки.
- Это убийство! Она не умрет! Она не умрет!
И звонкое эхо мрачного леса повторяло за мной:
- ... не умрет, не умрет...
Простите меня, господин следователь, за длинноту
этого свидетельского показания, и извините за временные
неточности. Для того, чтобы рассказать о подобном
происшествии, грамматическое время, которое я
употребляла зависело от импульсов.
Думаю, что теперь Вы сможете выступить на процессе
мадам Авэн со знанием дела.
Жюльен говорил: «Когда поднимается занавес,
мужчина остается на сцене один. Он не двигается, ничего
не говорит. Но публика знает, что кто-то войдет и начнется
приключение».
Да, он это говорил, Вы вспоминаете?
Я же говорю: «Занавес опускается, девушка на сцене
одна. Она не двигается, ничего не говорит. И публика
уходит, зная, что больше ничего не произойдет. Она знает,
что никто не появится больше на сцене, потому что
приключение девушки закончилось».
Это все, господин следователь.
Франсуаза Кассель.
нож
ВРАНЕ
М. МЕРУА
Глава 1
Стоило только Вирджинии Фелпс, так аппетитно
выглядевшей в своей, цвета морской волны, нейлоновой
пижаме, приблизиться ко мне, как телефон, стоящий у
кровати, резко зазвонил.
Существует два типа телефонных звонков: один -
автоматический, от городской сети, которым можно на
крайний случай пренебречь, а другой - местный,
принадлежащий гостиничному коммутатору. Звонок,
раздающийся в нашем номере, принадлежал ко второй
категории и становился все более требовательным.
Я легонько отстранил Джинни, которая жалобно
вздохнула, снял трубку и поставил аппарат на подушку
рядом с ухом.
- Мартин Меруа слушает, - произнес я. - Дознания,
различные виды слежки. Полная конфиденциальность
гарантируется. Вполне разумные расценки. Так где же
тело?
- Извините, г-н Меруа, - раздался втрубке неожиданно
живой и бодрый для столь позднего часа голос. Я сразу же
узнал его. В отеле Руаяль-Элизе, находящемся всего в двух
шагах от площади Этуаль, обязанности лифтера,
администратора и телефонистки по ночам возлагаются на
одного человека.
217
- Что же случилось, Артур? Предупреждаю, Вы рискуете
нажить в моем лице смертельного врага. Я внимательно
посмотрел на Вирджинию, которая фыркнула от смеха.
Невысокого роста, но очень пропорционально сложенная,
с высокими скулами, хорошо очерченными губами, нежной
кожей, черными, подстриженными, как у Жанны д’Арк
волосами, девушка чем-то неуловимо напоминала китаянку.
- В холле находится некий г-н Хинкбос, который
желал бы с вами переговорить. Он утверждает, что это
вопрос жизни и смерти.
- Все они так утверждают, объясните ему, что...
- Он обещает хорошо заплатить, если...
- Ладно, иду.
Я повесил трубку, стараясь не глядеть на Вирджинию,
которая скрестив руки на груди, молча стояла около кровати.
- Ты остаешься, Мартин, - твердо сказал ока.
Я снял с себя пижамную куртку.
- В Париже? Ну конечно! Мы же приехали в отпуск.
Ее глаза метали молнии.
- Я говорю об этой комнате.
- Да, да, разумеется Мы оставим ее за собой. Зачем нам
другая? Направляясь в ванную, я наклонился, чтобы
подобрать брюки. В этот момент в меня чуть не угодил
будильник. Разбившись о секретер, он начал прерывисто
звонить.
- Бессердечная, - бросил я Джинни, наливая воду в
раковину. Слышишь: он агонизирует.
- А я, - возразила девушка. - Что по-твоему должна
делать я?
- Ты пока отдохнешь, а мне, может быть, в это время
удастся подзаработать, чтобы было на что продолжить
наши каникулы.
Девушка вздохнула и, смирившись, скользнула под
одеяло.
Глядя в зеркало, висящее для меня слишком низко
(мой рост - 1 метр 97 сантиметров), я пригладил круглую
бородку и слегка освежил лавандой коротко подстриженные
волосы.
218
Затем я повязал ярко красный с белыми полосками
галстук и надел светло-серый пиджак. Выходя из комнаты,
я чмокнул свою приятельницу в лоб.
- Не задерживайся, ведь время уже за полночь.
- Не беспокойся.
Перепрыгивая через ступеньки, я сбежал вниз по
лестнице. В пустынном холле, за которым с мрачным
видом наблюдал застывший за своей конторкой Артур, мне
было не так уж трудно обнаружить г-на Хинкбоса. Он сидел
в одиночестве, совершенно затерявшись в глубине огромного
кресла. Этот человек чем-то неуловимо напоминал
профессора. Маленький, костлявый, с остроконечной седой
бородкой, подчеркивающей худобу его лица, незнакомец
был облачен в редингот такого же почтенного возраста, как
и он сам. Увидев меня, г-н Хинкбос переложил с коленей
на пол кожаный футляр и встал, машинально оправляя
складку на полосатых брюках. Затем, в знак приветствия,
он приподнял старую черную шляпу с засаленной лентой,
обнажив всклокоченную седую шевелюру.
- Г-н Меруа? - спросил он, не отрывая глаз от футляра.
- Собственной персоной.
Я постарался нс раздавить его худую и холодную
ладонь, так неосторожно протянутую мне для рукопожатия.
Казалось, один лишь вид моей огромной лапы должен был
бы предостеречь г-на Хинкбоса от столь опрометчивого
жеста.
Он снова уселся в кресло, положил футляр на колени
и указал мне на соседний стул.
- Г-н Меруа, - произнес он с явным акцентом, - меня
зовут Арн Хинкбос, я из Амстердама и занимаю люкс в этом
отеле.
- Вам здорово повезло, - вздохнул я.
Он вздрогнул.
- Почему?
- Вы нашли люкс, а я смог достать лишь комнату на
втором этаже с окнами на улицу. Сейчас все парижские
отели забиты до отказа.
Человечек нервно пошевелил пальцами.
219
- Не будем терять времени. Слушайте. Я знаю вашу
репутацию. Так вот. Я приехал во Францию на три дня.
Ради очень, очень важного дела...
Он нежно погладил небольшой кожаный футляр.
- ...Сколько бы вы запросили за то, чтобы постоянно
сопровождать меня, пока я не расстанусь с этой вещицей.
Хотя я скоро передам футляр по назначению, боюсь, что
многие без колебания убьют меня, чтобы им завладеть.
Я вспомнил расстроенное личико Вирджинии и заломил
бешеную цену.
- Двести тысяч, плюс текущие расходы.
Старик и глазом не моргнул.
- Что же, это вполне разумно. Пятьдесят тысяч задатка
будет достаточно?
- Разумеется.
Г-н Хинкбос вытащил старенький бумажник и, отсчитав
пять купюр по десять тысяч, протянул их мне.
Я спрятал их в карман и спросил:
- В какое время вы спуститесь завтра утром?
- В десять часов.
- Хорошо. Я буду в холле.
Голландец замотал головой.
- Нет, вы пойдете со мной, нам нельзя расставаться.
- Но мы же в отеле, - возразил я.
Он кивнул головой.
- Ну и что? Вы ляжете в комнате, смежной с моей
спальней.
Я отрицательно замотал головой. Разумеется, как и
большинство людей, я нуждался в деньгах. Но все же, я
приехал в Париж отдохнуть, и в Нью-Йорке, где я жил
постоянно, у меня не было недостатка в клиентах. И,
наконец, следовало подумать о Вирджинии.
- Ничего не поделаешь.
- Триста тысяч.
Мое желание подняться к Вирджинии испарилось.
Действительно, очень кругленькая сумма, и всего за три дня
работы. Хватит даже на небольшую поездку по Лазурному
берегу. Но теперь меня охватило чувство недоверия. Этот
220
человек предлагал слишком много и даже не пытался
торговаться.
- Согласен. Но мне хотелось бы узнать, в чем собственно
будет заключаться моя работа.
- Вы будете охранять меня в течение трех дней. И это
все. Быть может я подвергаюсь опасности. Вы вооружены?
Я расстегнул пиджак, чтобы продемонстрировать
висящую на левом плече кожаную кобуру с кольтом.
Мой клиент одобрительно кивнул головой.
Внезапно я указательным пальцем ткнул в футляр
Хинкбоса.
- Это из-за него вы подвергаетесь опасности?
Он выдавил едва слышное «да».
Я пожал плечами.
- У них здесь в отеле прекрасный сейф. Отдайте им
ваше сокровище и дайте мне спокойно поспать.
Голландец медленно покачал головой.
- Г-н Меруа, я не должен с ним расставаться.
- Но почему? - настаивал я. - Не кажется ли вам, что
было бы лучше ввести меня в курс дела?
На мгновение Хинкбос заколебался.
- Я торговец бриллиантами. Содержимое этого футляра
стоит целое состояние. Клиент, с которым у меня была
назначена на сегодня встреча в Париже, не явился. Я
опасаюсь, что это ловушка. Мне страшно, г-н Меруа.
И это чувствовалось: человечек был мертвенно-
бледным. Быстрым движением я завладел футляром.
Хинкбос попытался отнять его у меня, но я отстранил его
с такой легкостью, словно имел дело с ребенком.
- Похоже на коробочку для компаса, - пробормотал я,
- и, черт подери, даже не запирается на ключ...
В футляре, на черном бархате подкладки, сияла сотня
некрупных бриллиантов. И, хотя ночное освещение в холле
было очень слабым, можно было подумать, что камушки
отражают свет невидимого прожектора. Я медленно закрыл
футляр, однако фантастическое видение все еще стояло
перед глазами.
221
Глава 2
- Г-н Меруа, - протестующе воскликнул Хинкбос,
вновь обретя дар речи, - я считал вас джентльменом.
Я протянул голландцу футляр, и он жадно схватил его.
- Я лишь хотел удостовериться, что вы не перевозчик
наркотиков, или что-нибудь в этом духе. Я не привык
наниматься вслепую.
- Теперь вам понятно?
Я зажег сигарету.
- Имея при себе такие камешки, любой окажется в
опасности.
- Вот видите? Разве я мог вообразить, уезжая из
Амстердама, что...
Изобразив на лице заинтересованность, я позволил
Хинкобсу рассказывать свою историю. Тем временем,
покуривая сигарету и размышляя, я пришел к выводу,
который показался бы моему новому знакомому весьма
неутешительным. Торговцы драгоценностями не имеют
привычки разгуливать, держа в руках футляры с
бриллиантами. Если же речь идет об особо ценной партии,
то торговцев всегда двое.
К тому же, -этот футляр скорее подошел бы для
небольшой флейты. Уж слишком ненадежна его застежка.
Того и гляди, г-н Хинкбос просыплет свои бриллианты на
пол.
Если бы настоящий торговец драгоценностями волею
случая разминулся со своим напарником, он либо попытался
установить контакт с кем-нибудь из парижских коллег,
либо, по крайней мере, воспользовался сейфом крупного,
пользующегося мировой известностью отеля, пусть даже не
имея возможности получить в нем номер.
Но нанимать детектива с помощью ночного портье...
- Твоя история, мой милый, звучит слишком фальшиво,
- подумал я. - Но ничего. Я люблю отгадывать загадки.
Поглядим, что ты еще придумаешь.
222
Я загасил сигарету и бросил окурок в стоящую
неподалеку пепельницу.
- Ну ладно, - вздохнул я. - Пойдем устраиваться. Вас
нс затруднит предупредить портье? А я в это время позвоню
приятельнице.
Хинкбос послушался, а я направился к телефону,
стоящему в холле.
- Джинни, с сегодняшним вечером ничего не выйдет.
У меня срочная работа, но, кстати сказать, я получу за нее
неплохие деньги.
Я отстранил телефонную трубку от уха. Услышав через
весь холл гневные тирады Вирджинии, Хинкбос и портье
прервали разговор. Я улыбнулся им, в видом мученика,
подняв глаза к потолку. Как только буря прекратилась, я
тихонько сказал:
- Все же желаю тебе приятных сновидений. Увидимся
утром за завтраком. Я же буду здесь, рядом с тобой.
Затем я спокойно опустил трубку на рычаг и
присоединился к Хинкбосу, поджидавшему меня у лифта.
Он сам нажал кнопку, предварительно сообщив:
- Это на шестом, вдали от городского шума.
Дверь лифта открылась на темную лестничную
площадку. Я неотступно следовал за своим клиентом. Он
свернул направо и пошел по коридору, слабо освещенному
единственным ночником. Толстый ковер приглушал наши
шаги. Хинкбос остановился у дальней двери и вынул из
кармана ключ.
- 616. Мы пришли, - произнес он, зажигая свет. - После
вас, г-н Меруа.
Первая комната служила салоном. Обстановка состояла
из круглого стола, двух кресел и дивана, который, как лицо
заинтересованное, я сразу же опробовал на мягкость. Все
бы ничего, но диван был явно коротковат для моего
двухметрового роста. Г-н Хинкбос подхватил стоящий у
кресла старый чемодан и скрылся с ним в спальне. Я быстро
проследовал за ним.
Вторая комната почти ничем не отличалась от первой.
Стандартная меблировка включала широкую кровать,
223
туалетный столик, два стула, кресло, комод и маленький
пуфик. Украшенный подставкой для дров камин, который,
по всей вероятности, никогда не использовали по
назначению, делал обстановку немного уютнее.
В глубине комнаты, слева от кровати, за драпировкой
скрывалась дверь в ванную, куда и направился Хинкбос,
чтобы выпить стакан воды. Проходя мимо ночного столика,
он небрежно положил на него свой футляр. Я нагнулся и
исследовал камин. Он был декоративным. Затем я подошел
к широкому окну и, отколов от лацкана пиджака две
иголки, прикрепил их к оконной раме таким образом,
чтобы было невозможно открыть створки, не свалив их на
пол.
Задернув занавески, я принялся исследовать дверь.
Ничего необычного.
- Ну вот, - воскликнул Хинкбос, выходя из ванной, -
нам остается только лечь спать.
Он швырнул на кровать полотенце, которым вытирал
свою седую бородку и сказал:
- С моей стороны дверь между комнатами закрывается
на крепкую задвижку. Все, о чем я вас попрошу, так это не
покидать салона и следить за тем, чтобы в него никто не
проник.
Мой клиент достал из чемодана несвежий банный
халат с какими-то желтыми пятнами на воротнике и
натянул его на себя. Затем он пересек салон, запер на ключ
дверь, выходящую в коридор, положил ключ в карман и
взялся за задвижку.
- Доброй ночи, г-н Меруа.
- Минуточку, - воскликнул я. - Давайте сначала
удостоверимся, что здесь никто не спрятался.
Хинкбос бросил на меня изумленный взгляд.
- Но вы же прекрасно видите, что в комнате никого
нет!
Ничего не ответив, я обшарил ванную, осмотрел
кровать, шкаф, еще раз заглянул за оконные занавески и
даже приподнял тюфяк. Старый трюк. Можно незаметно
спрятаться между ним и пружинным матрасом. Тюфяк в
224
конце концов принимает форму тела, и кровать кажется
совершенно плоской.
Убедившись, что спальня пуста, я пожелал голландцу
спокойной ночи.
- Доброй ночи, - ответил он. - Но смотрите не засните.
Голландец закрыл дверь и я услышал сухой щелчок
задвижки.
- Надо быть мухой, чтобы вскарабкаться по такой
гладкой стене.
Я поднял голову и внимательно осмотрел водосточную
трубу. При желании ее можно достать рукой, но выглядела
она такой непрочной, что человек, желающий поиграть в
верхолаза, вряд ли рискнет привязать к ней веревку. К тому
же, подобная операция непременно будет сопровождаться
шумом. Я закрыл окно, проверил раму и задернул занавески.
Прежде чем устроиться на диване, я добросовестно
исследовал под ним пол.
- Никаких привидений. Пойду лягу. Если бы только я
захватил с собой что-нибудь почитать.
Уставившись в потолок, я снова закурил, затем,
полюбовавшись огоньком зажигалки, сунул ее в карман и
затянулся сигаретой.
Стояла абсолютная тишина.
Чтобы скоротать время, я охотно поболтал бы с
Вирджинией, но телефон стоял в другой комнате.
Я не спускал глаз с двери в спальню.
Внезапно меня охватило предчувствие: что-то
непременно произойдет.
Машинально я вытащил из кобуры револьвер и, чтобы
он был под рукой, положил его на журнальный столик.
Затем я встал, снял пиджак и бросил окурок в пепельницу.
Но тут же закурил другую сигарету. Меня охватила
тревога.
- Но это смешно, - пробормотал я. - Кто же...
И туг до меня донесся стон Хинкбоса.
* Схватив кольт, я бросился к двери^рпальни и закричал:
- Что случилось?
Приложив ухо к двери, я вполголоса выругался: из
8 Человек, изменивший
свое лицо
225
комнаты доносился шум борьбы.
На секунду я подумал, что сошел с ума. Бывают вещи,
в очевидность которых просто отказываешься поверить.
Вот почему несколько минут я с недоумением
прислушивался, прежде чем понял, что происходит.
А в спальне происходила борьба. Видимо, нападающий
старался производить поменьше шума, но, по звуку
передвигаемых стульев, скрипу кровати можно было
догадаться о том, что Хинкбос упорно сопротивляется. Я
различал его приглушенный голос. Похоже, ему пытались
зажать рот.
Я заколотил в дверь.
- Хинкбос!
Внезапно послышался удар, затем крик боли. Я уже
приготовился вышибить дверь, но в этот момент с сухим
щелчком сработала задвижка и дверная створка распахнулась
настежь. В комнате все было перевернуто вверх дном. На
потолок падали причудливые тени, ведь, опрокинутая
настольная лампа валялась на полу.
Прямо передо мной, на фоне этой необычной
декорации, застыл Хинкбос.
В халате, с широко открытыми глазами.
- Что случилось? - прошептал я.
Он открыл рот, но не смог произнести ни звука.
Затем Хинкбос шагнул ко мне. Я посторонился.
Послышался хрип и голландец упал на пол.
И тогда я заметил кинжал с рукояткой из слоновой
кости, торчащий из его спины.
Я бросился к Хинкбосу и, опустившись на колени,
поднес карманное зеркальце к его побелевшим губам.
Голландец был мертв.
Я поднялся и, с кольтом в руке, готовый немедленно
выстрелить, вошел в спальню.
Но убийцы нигде не было видно. Я пересек комнату.
Никого. В спальне было пусто.
Я снова осмотрен ее, заглянул под кровать, пошарил в
шкафу, под матрасом, в декоративном камине, за
занавесками.
226
Никого.
На лбу выступил холодный пот. Я подошел к окну,
чтобы проверить иголки. Они были на месте. Я дернул за
ручку и отворил раму. Внизу улица жила своей обычной
жизнью: бесшумно проносились сверкающие лаком
автомобили, из кафе выходили смеющиеся посетители.
Бледная луна устроилась отдохнуть на крыше дома напротив.
Я склонился над телом Хинкбоса.
Застывший взгляд покойника выражал безграничное
удивление. Машинально я закрыл ему глаза.
- Он покончил жизнь самоубийством, - решил я. - Он
каким-то образом закрепил нож и ухитрился наткнуться на
него спиной.
Но посреди расплывающегося красного пятна ясно
различались следы трех ран. Совершенно невозможно три
раза подряд так воткнуть нож в свою Собственную спину.
И снова, вопреки всякой логике, с.револьвером в руке
я обыскал всю спальню и салон. Никаких следов.
Тогда окончательно сбитый с толку, я отыскал и надел
свой пиджак. Внезапно мне пришла в голову мысль: надо
бежать, и как можно скорее. Если меня застанут рядом с
трупом...
- Бриллианты!
Я вернулся в спальню и взял футляр, по-прежнему
лежавший на ночном столике.
Камни исчезли.
Глава 3
Хотя логика и приказывала мне немедленно покинуть
номер, я обшарил его в третий раз. И снова без всякого
результата. Свои поиски я закончил пиджаком Хинкбоса.
В карманах не было ничего, кроме старых наручных
часов, бумажника, содержащего пятьдесят тысяч франков,
227
и паспорта, который я тотчас принялся изучать.
Голландский паспорт был выдан на имя некоего Арна
Хинкбоса, уроженца Гааги. Судя по всему, внешность
покойного соответствовала фотографии, приклеенной на
паспорте. Но приходилось только удивляться, как
пограничники могли не заметить на документе поддельный
штамп. Никогда мне еще не приходилось видеть такой
грубой фальшивки.
Я положил паспорт на видное место посреди кровати
и продолжил поиски, но бриллиантов так и не нашел.
Затем я пересек салон, открыл задвижку и, повернув
ручку, попытался открыть дверь. Впрочем безуспешно.
Вспомнив, что старик сунул ключ в карман халата, я
подошел к трупу и обыскал его. Когда я вынимал ключ, из
кармана выпала новенькая визитная карточка. Я прихватил
и ее.
Я дважды повернул ключ в замке, выключил свет и
приоткрыл дверь. Коридор был пуст.
Со вздохом облегчения я вернулся в комнату и снова
зажег свет.
- А теперь, - сказал я себе, - за работу. Сначала
попытаемся выяснить, кем в действительности был
покойный.
Я устроился на коленях рядом с Хинкбосом, и после
минутного колебания, вытащил нож из раны. На лезвии,
которое я вытер о халат, стояла марка американской фирмы
и товарный знак «нержавеющая сталь». Это был специальный
нож, представляющий собой прекрасно сбалансированное
метательное оружие. Его кончик был остро заточен с обеих
сторон, а рукоятка сделана из настоящей слоновой кости.
Отложив нож в сторону, я принялся исследовать
засаленный халат и пижаму, в которые был облачен Хинкбос.
Но также, как и на верхней одежде, я не смог обнаружить
на них ничего для себя полезного: все этикетки, метки
прачечной, чистки были предусмотрительно спороты.
Кожаный футляр отдавал плесенью, а в старом чемодане
валялась лишь смена белья, тоже, кстати сказать, без всяких
меток.
228
Опустившись на кровать, я в задумчивости теребил
свою бородку.
- Вот так история!
Производя поиски, я повсюду оставил отпечатки
пальцев. Но, при данных обстоятельствах, это не играло
никакой роли. Ведь Артур знал, что я поднялся в номер
вместе со стариком. Как только труп будет обнаружен, меня
примется преследовать вся уголовная полиция. Кто поверит
моим оправданиям?
И тут меня осенило. Где-то непременно должна быть
секретная дверь, замаскированный вход. Это единственное
объяснение. Стараясь действовать бесшумно, я передвинул
всю мебель, сдвинул ковер, сантиметр за сантиметром
исследовал стены. Ничего похожего!
- И потом, это же смешно! Я нахожусь в парижском
отеле, а не в шотландском замке.
Тем не менее, меня охватило желание простучать
стены. К несчастью, это было невозможно. Ведь для
проведения операции потребовался бы молоток. Хотя
комната и находилась в глубине коридора, его удары
подняли бы на ноги весь отель.
Почувствовав себя совершенно уничтоженным, я
закурил сигарету.
Мне не оставалось ничего, кроме побега. Бежать,
выиграть время и попытаться осмыслить случившееся.
Ведь d глазах окружающих убийцей Хинкбоса являюсь я.
Я медленно вышел из спальни.
Внезапно я вспомнил о визитной карточке, найденной
в халате убитого.Я осторожно вытащил ее из верхнего
кармашка пиджака.
В ней было всего два слова: «Анж Мертуччи».
Я сунул визитку в бумажник и вышел в пустынный
коридор.
Глава 4
Я отказался от мысли забежать в свой номер, чтобы
забрать вещи. И без того было потеряно много времени.
Но, пересекая холл, я нос к носу столкнулся с Артуром
Сервье.
- Что-нибудь не так, г-н Меруа?- спросил он.
Я спокойно дымил сигаретой.
- Да нет, все нормально, просто мне захотелось пить.
- А г-н Хинкбос?
- Лежит себе спокойно, - ответил я, ничуть не погрешив
против истины. - Думаю, что можно на минуточку оставить
свой пост и пропустить стаканчик в бистро напротив.
Пойдете со мной?
Артур откинул со лба прядь волос. Он был худ, очень
бледен и форменная одежда буквально болталась на нем.
Его голубые глаза светились доверием.
- С удовольствием, -ответил он. - Я, пожалуй, выпил
бы пива. Ночь уж очень душная. Скорей бы добраться до
дома, в Вокрессон. Там неподалеку лес, и всегда так
прохладно.
Я подумал о Джинни и решил предупредить ее,
извинившись, я снял трубку. Гудков не было, и я несколько
раз нажал на рычаг.
- Что, не работает? - спросил подошедший Артур.
Я чуть было не ответил «нет*, но тут понял, что
произошло. Я рассмеялся.
- Конечно, не работает. Ведь на коммутаторе никого
нет.
Артур бросился к своей конторке, надел наушники и
воткнул штекер в коммутаторную доску.
- Какой номер? - услышал я в трубке.
- Соедините с моей комнатой.
Я внимательно наблюдал за портье. Если ему будет
слышен наш разговор, я не смогу ничего объяснить. Но
Артур снял наушники, как только девушка подняла трубку.
230
- Вирджиния, - тихо произнес я, - слушай меня
внимательно. Это очень серьезно.
- Что случилось, Март?
Любая другая на ее месте продолжила бы недавнюю
ссору, но Джинни, хотя и спросонья, сохранила свое
основное достоинство: умение при любых обстоятельствах
не терять головы.
- Для твоей же безопасности я не стану пускаться в
подробности. Знай только, что я попал в передрягу и
должен немедленно скрыться. Если тебя будут допрашивать,
говори правду, поскольку ты действительно ничего не
видела. Ты понимаешь, у меня нет выбора. Мне трудно
будет скрываться даже в одиночку, двоим же это вообще
невозможно.
- Я понимаю, - ответила она.
- Браво.
- Но как же тебя найти?
- Каждый вечер в шесть часов жди меня у здания
Америкэн-Экспресс, что прямо за Оперой. Только убедись,
что за тобой не следят. При первой же возможности я
приду.
- О’кей. Счастливо, Март.
Медленным движением я повесил трубку. Таких
женщин, как она, больше нет.
Я сделал знак Артуру и направился к выходу. И в этот
самый момент огромная стеклянная дверь на фото-элементах
распахнулась, пропуская двух одетых в плащи мужчин. Я
сразу же их узнал.
Это были инспекторы уголовного розыска.
Удивленный Артур так и остался стоять за своей
конторкой. Вероятно, он принял их за клиентов.
Полицейские зажали меня с боков и схватили за руки.
- Спокойно, - произнес тот, который был покрупнее,
- кудлатый молодой человек со скуластым лицом. - И
далеко вы собрались?
- А вы что, хотите мне помешать, - возразил я. - Можно
подумать, что вы впервые меня видите. Мы же сто раз
сталкивались в коридоре Дворца правосудия, когда я заходил
231
к моему другу комиссару Шато.
- Не надо учить, что нам делать, - вмешался второй
полицейский.
Припухшие надбровные дуги и сломанный нос
свидетельствовали о том, что этот человек имел за плечами
долгие годы боксерских тренировок.
- Но меня зовут Меруа, Мартин Меруа, - настаивал я.
- Это что, ни о чем вам не говорит?
- Именно потому, что вы являетесь частным детективом
мы вас и задерживаем. Нам сообщили, что вы недавно
убили одного голландца.
Я не мог сдержать удивления. Дело принимало скверный
оборот.
- Вам что, сказали, что некий Меруа кого-то убил? -
недоверчиво спросил я.
- Анонимный телефонный звонок, - объяснил
полицейский с изуродованным лицом. - Нам просто
сообщили, что речь вдето частном детективе. Но я полагаю,
что вы нам как раз подойдете.
- Может быть, над вами просто пошутили, - продолжал
настаивать я.
Полицейский усмехнулся.
- Если это шутка, я перед вами извинюсь, а пока пойду
взгляну на номер 616.
- Жак, постереги-ка господина.
Инспектор с кудлатой головой бросил оценивающий
взгляд на мои широкие плечи.
- Мне не хотелось бы оставаться с ним одному.
Его коллега принял мгновенное решение.
- В таком случае, поднимемся все вместе.
Комедия несколько затянулась. Инспекторы были
пре]фасно обо всем информированы. Эта история может
плохо для меня кончиться. Резким движением я выбросил
руки вперед. Безуспешно пытаясь их удержать, полицейские
описали вокруг меня дугу и столкнулись друг с другом.
Полная неожиданность и удар подействовали одновременно.
Их хватка слегка ослабла. Тогда движением вниз, как будто
отряхивая от воды руки, я, наконец, высвободился. В то
232
время, как мои противники полезли за оружием, я слегка
отпрыгнул назад и, собрав все силы, нанес боковой удар
левой. Мой кулак сначала попал в челюсть бывшего боксера,
а потом поразил в живот его коллегу.
Никогда бы мне не удался такой двойной удар, да уж
больно удачно подставились под него полицейские.
Спустя мгновение инспектор, получивший удар в
челюсть, совершил головокружительный пируэт и
приземлился на стол, который сразу же сломался под его
тяжестью. Другой инспектор, согнувшийся пополам после
первого раунда, на этот раз получил удар ребром ладони по
затылку и рухнул на ковер.
Поспешно покидая помещение, я краем глаза заметил
вооруженного небольшим пистолетом Артура, который
устремился к месту катастрофы.
На улице мне впервые за вечер улыбнулось счастье: я
сразу же поймал свободное такси.
Я открыл дверцу еще до того, как машина остановилась
и, рухнув на заднее сидение, бросил шоферу:
- Лионский вокзал. И побыстрее..., я тороплюсь.
Автомобиль рванулся с места. Обернувшись назад, я
увидел Артура.
Он отчаянно жестикулировал и что-то кричал нам
вдогонку.
Глава 5
Я наклонился к сиденью шофера и с облегчением
отметил, что в такси не было радио-телефона. В противном
случае, моим преследователям ничего не стоило бы через
диспетчера связаться с водителем и приказать ему
затормозить у первого же полицейского поста. Не исключено,
что существует какой-то специальный сигнальный код,
предусмотренный для подобных случаев.
233
Однако Артур вполне мог запомнить номер машины,
поэтому я изменил свое первоначальное намерение.
На перекрестке у Елисейских Полей я сунул
десятифранковый бйлет в руку таксиста, хотя на счетчике
было всего три франка:
- Остановитесь на красном, я кое-что забыл.
- Мы можем развернуться, - ответил он, притормаживая.
- Нет, спасибо. Сдачи не надо.
И, не слушая его возражений, я поспешно вышел из
машины. Убедившись, что как только зажегся зеленый,
такси уехало, я перешел улицу и взял другую машину.
- Вокзал Сен-Лазар.
Прибыв на место, я нанял третье такси, чтобы доехать
до Рынка, и только оттуда, на четвертой машине, добрался
до площади Клиши. Таким образом, показания таксистов
мало чем помогут моим преследователям.
От сверкающей неоном площади Клиши я пешком
направился в сторону Пигаль. Благоразумно избегая
освещенных тротуаров, я двигался по почти темной проезжей
части улицы, с обеих сторон плотно заставленной
припаркованными машинами.
На подходе к площади Пигаль я немного осмотрелся.
Площадь кишела туристами. Все звуки заглушались
постоянным грохотом миниатюрного водопада,
украшавшего фасад одного из кабаре.
«Черный ворон», до отказа забитый размалеванными
девицами, громко переругивающимися с полицейскими,
выехал с улицы Пигаль на площадь, объехал знаменитый
водопад и направился в сторону бульвара Барбес.
Я уже приготовился выйти из тени, и тут мне на память
пришла фраза, сказанная комиссаром Шато:
«Мартин, все разыскиваемые преступники в конце
концов обязательно оказываются на Пигаль. И ведь им
хорошо известно, что здесь все посыльные, разносчики,
уличные торговцы фотографиями являются полицейскими
осведомителями. Другими словами, в обмен на информацию
мы закрываем глаза на их махинации. Все консьержки,
прекрасно понимающие в каком опасном огфужении
234
находятся, тем не менее постоянно наблюдают за жильцами.
К тому же, в каждом пятом заведении у нас есть агенты в
штатском. Беглецы все это знают, но им непременно нужно
быть пойманными именно на Пигаль».
К несчастью, у меня не было другого выбора. Такой
замешанный в грязную историю тип как Анж Мертуччи,
непременно должен прятаться здесь. И именно здесь мне
нужно встретиться с верным другом, который, вероятно,
сможет помочь мне выследить дичь. Это единственная,
имеющаяся в моем распоряжении зацепка, и, следовательно,
единственный мой шанс на спасение.
Чтобы скрыть бороду, я сделал вид, что вытираю
платком нос и быстрым шагом пересек площадь. Когда я
проходил мимо забегаловки, в которой весело подкреплялось
несколько девушек из соседнего кабаре, соблазнительный
запах горячих сосисок защекотал мне ноздри. Но я ускорил
шаг и свернул на улицу Фрощо.
Первым же человеком, которого я заметил на этой
коротенькой улочке, оказался именно тот, кого я искал:
Рафаэль Бенилло в лихо заломленной фуражке поджидал
клиентов на пороге бара. Великолепию его безупречно
сидящей униформы мог бы позавидовать любой
южноамериканский адмирал.
Мне повезло и во второй раз: за исключением двух
девиц, несмотря на поздний час еще прогуливающихся по
улице, вокруг было совершенно безлюдно. Приблизившись
к Рафаэлю, я сунул платок в карман.
- Мартин! - воскликнул он. - Что ты тут делаешь?
Я приложил палец к губам и спросил:
- Ты знаешь какой-нибудь спокойный уголок?
- Не говоря ни слова, он толкнул дверь своего бара.
- Входи сюда, - сказал Рафаэль. - Нам не помешает
даже кошка.
- А персонал?
* Всех девиц разобрали. Остается только бармен, но я
за него ручаюсь. Входи же!
Немного поколебавшись, я последовал за ним.
На крошечных столиках, покрытых штопанными
235
скатертями, неоткупоренные бутылки шампанского
печально дожидались клиентов. Бармен, который читал
«Пари-Журналь», поднял голову. Бенилло махнул рукой, и
тот снова уткнулся в газету. Это был типичный для площади
Пигаль бар: пожелтевшие фотографии на стенах, неоновое
освещение, грязный потолок.
Рафаэль взял меня под руку и повел через зал. Он
открыл сбитую изнутри дверь с надписью «Посторонним
вход запрещен» и мы вошли в ярко освещенный кабинет.
Я с любопытством принялся рассматривать старые афиши,
развешанные по его стенам.
- Устраивайся, Март. Это нора хозяина, но он каждый
день сматывается отсюда в десять часов. Человек, живущий
точно по расписанию.
Я не без удовольствия рассматривал молодого человека,
который удобно устроился в кресле-качалке своего -хозяина.
Толстыми губами, широким носом, хитрыми черными
глазами и желтоватой кожей он напоминал восточного
купца.
Все его родные погибли во время гражданской войны
в Испании. Оставшись сиротой, мальчуган брел из города
в город и потихоньку добрался до Парижа. Осев на Пигаль,
Рафаэль сначала чистил ботинки, затем, благодаря
природному уму и феноменальной памяти, стал живой
энциклопедией парижских секретов. Он всегда мог
порекомендовать самое веселое ночное заведение, или
подпольный игорные дом, реже других подвергающийся
полицейским облавам. Рафаэль держал в голове имя девушки,
чья внешность точно отвечала вашим требованиям и чья
цена была столь же доступна, как и она сама.
Из-за своей необычной профессии я вынужден
поддерживать постоянный контакт с великим множеством
людей, по роду своих занятий, способных помочь мне в
расследованиях, Бенилло был моим лучшим осведомителем
в районе площади Пигаль.
- Анж Мертуччи, - спросил я. - Не слышал о таком?
Он улыбнулся.
- Почему не слышал? Найди здесь хоть кого-нибудь,
236
кто бы о нем не слышал.
Оставив дальнейшие расспросы, я открыл бумажник и
бросил на письменный стол визитную карточку, найденную
в кармане Хинкбоса.
Рафаэль уставился на нее, вытаращив глаза. Затем он
осторожно взял визитку, долго ее рассматривал и даже
понюхал.
- Надо же, Мартин. Она ведь совсем новая. Но это
невозможно. Это просто совпадение.
Я взял у него карточку и снова убрал в бумажник.
- Это невозможно, - повторил Бенилло.
- Ну почему?
- Анж Мертуччи уже десять лет как мертв.
Глава 6
Будучи неисправимым оптимистом, я продолжал
упрямо цепляться за единственную путеводную нить,
попавшую мне в руки после телефонного звонка Артура.
- Может быть речь идет об однофамильце? - спросил
я.
Рафаэль тихонько засмеялся.
- Ни один разумный человек не осмелился бы
воспользоваться этой фамилией, не рискую восстановить
против себя как уголовников, у которых она пользуется
уважением, так и полиции, которая не желает ее больше
слышать.
- А кем был этот Мертуччи?
- Десять лет тому назад он был королем наркотиков.
Его влияние простиралось практически на всю Европу. Это
был настоящий главарь наркобизнеса. Сейчас его место
заняли двое или трое новичков, но, думаю, они долго не
протянут.
- Что же с ним случилось?
237
Бен илло потер лицо ладонями.
- Подожди, дай припомнить. Однажды Мертуччи вместе
с любовницей, некой Элен Бернуа, совершал
послеобеденную прогулку в открытом автомобиле. В лесу
Рамбуйе, на повороте узкой дороги, они услыхали звук
выстрела. Элен подумала, что это браконьер, но Мертуччи,
узнав револьверный выстрел, оставил молодую женщину в
машине, а сам углубился в лес. Несколько минут спустя он
позвал свою спутницу, так как обнаружил труп молодого,
ярко одетого мужчины, который выстрелил себе прямо в
сердце. Судя по документам, самоубийцу звали Доминик
Ранжио. Рядом с телом валялся револьвер. Настолько я
помню, маузер. Именно тотда-то Мертуччи и совершил
ошибку. Ему надо было немедленно смываться. Но вместо
этого он отправил любовницу за полицией.
- Ему следовало бы избегать подобных контактов, -
заметил я.
- Ты не знал Анжа. Он слишком любил позабавиться:
например, специально зайти в ресторан, зная, что там
обедает комиссар полиции, и сесть за соседний столик.
Мертуччи был так ловок, что чувствовал себя в полной
безопасности. Короче, его приятельница возвращается с
жандармами, и оба они рассказывают, что произошло.
Сутки спустя некий Фил Мерсье, инспектор уголовного
розыска, который поклялся разделаться с Мертуччи,
арестовывает его по обвинению в убийстве Ранжио.
Я прищелкнул пальцами.
- Арестовывает просто так?
- Нет. В том-то вся и штука. Доминик Ранжио значился
в картотеке отдела борьбы с наркотиками. На этом Мерсье
и построил свое обвинение. Он утверждал, что Мертуччи и
покойный были соперниками и, следовательно, речь идет
об убийстве, выдаваемом за самоубийство. Другими словами,
Анж таким образом избавился от конкурента.
- Но, - возразил я, - женщина ведь слышала выстрел
до того, как Мертуччи обнаружил труп?
- Разумеется. Но ты же прекрасно понимаешь, что из
себя представляет молодой полицейский, который искренне
238
уверен в своей правоте. Мерсье был уверен, что Элен
стремится спасти шкуру любовника. Она автоматически
подверглась обвинению в сообщничестве и
лжесвидетельстве. Сам Мертуччи без конца утверждал, что
он даже не был знаком с Ранжио. Вероятно, ему бы удалось
выпутаться, если бы в автомобиле не была найдена солидная
пачка денег. Проверив номера купюр, следователь установил,
что Ранжио снял эти деньги со своего банковского счета
накануне рокового дня.
- Неплохо, - заметил я. - Наверное, злые языки имели
повод утверждать, что все это подстроено полицией?
- Это казалось бы логичным, ведь как полиция ни
старалась, ей никак не удавалось посадить Анжа. Но все же
окружающие были убеждены, что Анж просто совершил
глупость. Вероятно, обнаружив деньги в кармане покойного,
он не смог устоять. У всех у нас есть маленькие слабости.
Должен заметить, однако, что полицейские ловко обыграли
тот факт, что Ранжио тоже торговал наркотиками. Если бы
молодой человек был студентом Сорбонны, или просто
маменькиным сынком, Мертуччи, наверняка, бы выпутался.
Но тут совпадение было уж слишком странным.
- Тем не менее, оно никак не оправдывает гибель
Анжа.
- Подожди, ты же не знаешь самого главного. По пути
из тюремной камеры в кабинет следователя Мертуччи
удалось бежать. И, хотя был сильный паводок, Мерсье сам
преследовал беглеца по набережной Сены. Анж не смог
далеко оторваться от погони. Минут через тридцать, видя,
что гангстер никак не реагирует на предупредительные
оклики, инспектор разрядил в него обойму. Буквально
прошитый пулями, Анж свалился в воду. Его тело так и не
смогли найти, слишком уж бурным было течение.
Я вздрогнул, так как мне пришла на ум одна идея.
Поднявшись, я сказал:
- Рафаэль, мне нужно получить побольше информации
о Мертуччи.
Мой приятель повысил голос.
- Ты что, сдурел? Я же тебе сказал, что он уже десять
239
лет как умер.
- А где доказательства?
Рафаэль безнадежно махнул рукой.
- Но Мартин, по меньшей мере пятеро полицейских
видели, как подстреленный Мерсье, Анж кубарем свалился
в ледяную воду. Прямо в пиджаке и с наручниками на
руках. Надо быть факиром, чтобы выпутаться из такой
передряги.
Я покачал головой.
- Мне хотелось бы знать больше подробностей. Раф,
ты смог бы достать для меня наркотики?
Бенилло медленно встал и стал внимательно изучать
висящую на стене старую афишу.
- Я не могу, Март, - пробормотал он. - Есть две вещи,
за которые я не берусь: наркотики и малолетки. Если
какой-нибудь олух готов заплатить целое состояние, чтобы
поразвлечься с нецэитянкой, или посмотреть непристойный
фильм, я всегда к его услугам. Это его личное дело, а деньги
не пахнут. Но то, что ты просишь... Я никогда не пойду на
такое.
Я подошел к Бенилло и дружески потрепал его по
плечу.
- Даю тебе слово, - сказал я, - что ни грамма того, что
ты мне принесешь, не будет продано. Впоследствии ты
сможешь утопить весь товар в унитазе.
- Он медленно повернулся ко мне, и взгляд его черных
глаз остановился где-то на уровне моей бороды. В конце
концов он вздохнул и произнес:
- Ладно, Март, я этим займусь.
- Спасибо. Теперь еще одна деталь: мне понадобится
надежное убежище на несколько дней.
Рафаэль улыбнулся.
- Найти такое совсем нетрудно. Особенно после
принятия нового закона, по которому любой содержатель
гостиницы, имеющий среди постояльцев представительниц
древнейшей профессии, может быть обвинен в сводничестве.
В результате девицы обзавелись собственной обстановкой
и переселились в дома без консьержек. Договорившись,
240
любой может спрятаться у них на некоторое время.
Я отрицательно замотал головой
- Не желаю связываться ни с кем, кто постоянно
находится в поле зрения полиции.
Рафаэль почесал в затылке.
- Ты прав. Подожди, я знаю, кто тебе нужен. Это одна
певичка, сумевшая заорканить американца с тугой мошной.
Половину времени он проводит в Нью-Йорке. Сейчас
девица одна уже целый месяц, и ей скучно. В свое время я
пристроил ее в маленький оркестрик, выступавший в
соседнем клубе. Она ни в чем, или почти ни в чем, мне не
откажет.
Он немного помолчал, затем спросил:
- Скажи мне. Это серьезно?
- Достаточно серьезно. Извини, что не посвящаю тебя
в подробности. Ты сам все узнаешь из вечерних газет.
- Ты что, кого-нибудь уб1!Л?
- Кто-то постарался, чтобы именно так и подумали.
Рафаэль одобряюще похлопал меня по плечу и, сняв
трубку, принялся набирать номер.
- Алло, Мэгги? Ты одна? Сейчас я направлк\к тебе
моего хорошего приятеля. Приюти его на несколько дней.
Он составит тебе приятную компанию... О’кей... через
полчасика... Его зовут Меруа... Спасибо... Чао!
Он повесил трубку.
- Девушка - что надо. Никогда не задает лишних
вопросов. Можешь быть уверен, что она не будет болтать.
Вот адрес: улица Шезель, рядом со станцией метро Курсель.
Рафаэль открыл обитую изнутри дверь.
- Сейчас я найду кого-нибудь, кто бы тебя отвез. Не
стоит подвергать себя напрасному риску и брать такси.
Минуту он поколебался.
- ...А сейчас я налью тебе двойной скотч. У меня
предчувствие, что скоро тебе придется собрать все
внутренние ресурсы.
- Ну что же, попадали мы и не в такие передряги.
- Рафаэль рассмеялся.
- Я говорю не о передрягах, я говорю о Мэгги!
Глава 7
Вероятно, Мэтти уже потеряла терпение, так как дверь
открылась буквально сразу же, как только я позвонил.
На пороге возникла высокая блондинка с роскошными
формами, одетая в ярко-красную домашнюю пижаму.
Она провела меня в салон, в котором стояли покрытый
пластиком низкий столик, неудобные стулья и диван с
черной обивкой, тут же я заметил дорогой приемник с
проигрывателем. Его колонки были расставлены по
противоположным углам комнаты. И над всем этим
доминировала копия «Клоуна» Пикассо.
- Выпьете что-нибудь, г-н Меруа? - услышал я низкий,
чувственный голос Мэгги, отдаленно напоминающий голос
Марлен Дитрих.
Не дожидаясь ответа, женщина направилась в
маленькую кухоньку, откуда вскоре раздался звон посуды.
Мэгги возвратилась, держа поднос, на котором стояла
бутылка Катти Сарк, ведерко со льдом и стаканы. При
каждом движении ее формы приятно колыхались.
Женщина налила в мой стакан виски.
- Как будете пить?
- Ни воды, ни льда не надо. Спасибо.
Мэгги налила солидную порцию в свой стакан и
выпила. Затем она полезла в кармашек пижамы и вытащила
водительское удостоверение.
- Я думаю, вам понадобится машина, - сказала она. -
Моя припаркована у подъезда. Вы легко ее найдете, она
белого цвета. Слишком бросается в глаза, но что делать...
242
Я поблагодарил и положил удостоверение в карман.
- Кажется в этом доме ко мне благоволят?
Мэгги утвердительно кивнула головой.
- Тому есть причины. Во первых, вы друг Рафа, во-
вторых, я вас хорошо знаю: я читаю обо всех ваших
приключениях...
Она выпила глоток скотча. Я налил себе вторую
порцию.
- А в третьих?
Голубые глаза Мэгги внимательно меня рассматривали.
Затем она поднялась и выключила верхний свет, оставив
гореть лишь небольшой светильник. Медленными шагами
женщина приблизилась к дивану, на котором я
расположился. Ее пальцы теребили пуговицы пижамы. Она
наклонилась ко мне, и я ощутил волнующий запах духов. Ее
волосы коснулись моей щеки.
- Догадайтесь сами.
Несколько часов спустя, стараясь не разбудить
великолепное создание, спящее рядом, я встал и оделся.
Через несколько минут я уже сидел за рулем автомобиля.
Артур Сервье упоминал, что живет в Вокррссоне.
Инспекторы слишком поторопились приехать в отель, и я
не успел задать портье несколько вопросов. Было уже
восемь, и если с работы он вернулся прямо домой, мне
удастся с ним поговорить.
Поправляя зеркальце перед водительским сиденьем, я
на мгновение увидел в нем свое отражение.
И тут мне страшно захотелось сбрить бороду.
- Но это было бы полным идиотизмом, - пробормотал
я. - Без бороды я почувствую себя совершенно голым. У
меня разовьются комплексы, а это, в свою очередь, отразится
на моих профессиональных качествах. Уж лучше я сохраню
свою особую примету и постараюсь с большей
эффективностью использовать имеющиеся у меня силы и
средства. К тому же в полиции, наверняка, считают, что для
маскировки я сбрил бороду... Так я ее, пожалуй, оставлю.
Я поехал вверх по авеню Ваграм, пересек Булонский
Лес, выехал на набережную и инстинктивно притормозил,
243
заметив двух медленно идущих полицейских. Было бы
глупо попасться за превышение скорости. И снова я
вздрогнул при вице полицейских, стоящих на посту у въезда
в туннель у Сен-Клу. Но они нс обратили на меня никакого
внимания, и, несколько минут спустя, я уже катил по
Западной автомагистрали. Повернув направо, я попал на
дорогу, ведущую к окрессону.
Я остановился, чтобы купить газету. Там еще не было
ни слова о происшествии в отеле Руаяль-Элизе. Оно
случилось слишком рано, чтобы попасть в утренние газеты.
Но отчет о нем непременно напечатают «Франс-Суар» и
«Пари- Пресс»,.
Киоскеру был известен адрес Артура, так как,
возвращаясь утром с работы, он всегда покупал у него
газеты.
- Он вернулся домой примерно час назад, - уточнил
киоскер.
Я поблагодарил и, въехав на территорию частного
землевладения «каштаны», легко нашел скромное жилище
Сервье.
Оно представляло собой классический пригородный
домик с крошечным садиком по фасаду и с неизменным
огородом на заднем дворе.
Решетчатая калитка была приоткрыта, но, тем не
менее, я позвонил, заранее представляя реакцию ночного
портье на мое вторжение.
На мой Звонок никто не вышел, и я нажал на кнопку
еще раз. И снова никого.
Вдалеке запел петух.
Я толкнул калитку и попал в садик - пространство,
состоящее из нескольких квадратных метров, заполненных
увядшими цветами, и разделенное травиевой дорожкой.
Поднявшись по ступенькам, я постучал в дверь.
Я машинально взялся за ручку. Дверь открылась, и я
увидел выложенный плиткой коридор, ведущий прямо в
салон. Налево находилась небольшая комнатушка, а немного
подальше - кухня. Лестница сбоку от входной двери вела на
второй этаж.
244
- Артур.., вы дома?
Я уже хотел выйти и поискать хозяина на огороде,
когда сверху до меня донесся протяжный стон.
Перепрыгивая через ступеньки, я влетел на второй
этаж. Стоны раздавались из-за полуоткрытой двери.
Выхватив револьвер и сняв его с предохранителя, я вошел
в спальню. Кровать была разобрана. Тут я услышал
прерывистое дыхание, и сразу понял, что меня ждет.
Между окном и кроватью я обнаружил Артура Сервье.
Уткнувшись лицом в старый, потертый ковер, он доживал
последние минуты.
Кинжал с рукояткой из слоновой кости, точно такой,
каким был убит Хинкбос, торчал у него между лопатками.
Кровавое пятно быстро расплывалось по голубой пижаме.
Глава 8..
Не выпуская кольт из рук, я быстро обшарил спальню,
но убийца уже успел выйти. Однако он мог быть еще в доме.
Я подошел к двери и запер се на ключ, Мне во что бы то ни
стало нужно было поговорить с Артуром.
Я вернулся к умирающему и склонился над ним.
- Артур. Это Меруа... Кто это сделал?
Бесполезно звать врача, он придет слишком поздно.
Пульс раненого, едва прощупывался^
Сервье слегка повернул голову. В его труди что-то
клокотало, но на губах появилась слабая улыбка.
- Слава... Богу.., - произнес он, задыхаясь. - ...Вы...вы
пришли...
- Попытайтесь говорить быстрее, старина, а то времени
у нас осталось совсем Мало.
- Я ... я знаю..,послушайте... я только хотел вам
услужить.., а видите, что получилось...
Голос был едва слышен и, чтобы различить последние
245
слова, мне пришлось почти вплотную прижаться к Артуру.
- Хинкбос специально попросил...детектива..,
состоящего в штате отеля... Фила Мерсье...
- Мерсье, - повторил я.
- ...Я сказал голландцу, что Меруа - это настоящая
фамилия Мерсье и вызвал вас по телефону...
- Но почему?
- Мерсье обращался со мной, как... с собакой... Авы...
вы всегда были со мной любезны... Я... хотел что-нибудь
сделать для вас... а Хинкбос мог... хорошо заплатить...
Я положил ладонь на его влажный лоб.
- Успокойтесь, не стоит так переживать. Авы рассказали
об этом полицейским, когда они допрашивали вас сегодня
ночью?
Он ответил не сразу.
- Н-нет...
- Очень жаль. Это могло бы мне помочь. А что вы им
рассказали?
- Я... я прикинулся, что ничего не знаю. Но я вынужден
был сказать, что вы были вместе с Хинкбосом. Еще раз вас
подвел.., правда?
Я промолчал.
Дыхание стало прерывистым, слова он произносил с
видимым трудом.
- Не... знаю... собирался лечь... должно быть прятался
в соседней комнате... я всегда забываю запереть на ключ...
повернулся спиной... Упал на кровать... когда вы позвонили...
хотел открыть окно... сва...
Раненый не закончил фразы. В его горле послышалось
странное бульканье. По всему телу пробежала судорога. Он
выгнулся и затих.
Машинально я закрыл покойнику глаза и поднялся.
Затем я вышел из комнаты и с револьвером в руках
обшарил весь дом, гараж и огород.
Я не надеялся что-нибудь обнаружить... Это было бы
слишком хорошо. Затем я подошел к машине и сел за руль.
Улица была пустынна. Оставалось только надеяться, что
какая-нибудь домохозяйка не заметила в окно мою машину.
246
И если потом ей удастся припомнить ее номер, то я лишусь
своего убежища; тогда мне придется капитулировать, чтобы
не втягивать Мэгги во всю эту историю. А дело принимало
скверный оборот. Если бы только мне удалось взять у
Сервье письменные показания! Еще одно «если»...
Я вздохнул и завел мотор.
- Но один шаг вперед все же сделан, - размышлял я. -
Ясно, что весь этот спектакль в отеле разыгран вовсе не для
меня. Он был рассчитан на некоего Мерсье. Если бы Артуру
не захотелось оказать мне услугу, то теперь бы Мерсье
вынужден был доказывать свою непричастность к убийству
Хинкбоса. Что же он такое совершил, что ему расставили
такую дьявольскую ловушку? Даже пожертвовав жизнью
голландца... Черт подери! Как же я раньше не догадался?
Мерсье... Фил Мерсье... Это же инспектор, который
арестовал Анжа Мертуччи.
Глава 9
Возвратившись в Париж через Сен-Клу, я вошел в
первое же кафе и посмотрел телефонный справочник.
Фамилия Мерсье стояла среди первых в рубрике: детективы.
Вернувшись к стойке и взяв у хозяина два телефонных
жетона, я набрал номер. В трубке раздался мелодичный
голос:
- Мерсье, детектив. Вас слушают, говорите.
- Это Дюма из прокуратуры, -ответил я. - Мне сказали,
что ваш патрон мне звонил.
- Но еще рано. Он будет не раньше половины
одиннадцатого.
- Дело не терпит отлагательства. Мне передали, что он
просил как можно скорее с ним связаться.
В трубке помолчали, затем я услышал:
- В таком случае, лучше позвоните ему домой.
247
После того, как секретарша сообщила мне номер, я
использовал второй жетон и позвонил в справочную.
Оставалось надеяться, что фамилия Мерсье не фигурировала
в специальных списках. И, действительно, телефонистка
сразу же дала мне его адрес.
Спустя несколько минут я уже подъезжал к большому
современному жилому дому в Нейи. Окрашенный яркой
краской^ со множеством балконов, дом находился в двух
шагах от Сены. От восхищения я даже присвистнул.
- А он неплохо устроился, этот Мерсье!
Консьержка сообщила мне, что частный детектив
живет на шестом этаже налево. Нажимая на кнопку звонка,
я думал, как лучше начать разговор.
Дверь мне открыла высокая брюнетка. Волосы свободно
падали на ее светлую блузку. На ней были брюки для
верховой езды и покрытые пылью сапоги. Я сразу же
отметил необыкновенно тонкую талию и черные глаза
девушки. Все говорило о том, что в ее жилах течет южная
кровь.
- Нам не нужен пылесос, - сказала она, стараясь
закрыть дверь.
Я вежливо отстранил ее и вошел в пустой коридор.
- Вам, быть может, но мне и г-ну Мерсье нужно
немного порыться в пыльных архивных историях.
Открылась дверь, и в коридор вышел совершенно
лысый, но на удивление моложавый мужчина. Из-за очков
в металлической оправе поблескивали живые глазки, он
был одет в серые брюки и в свежую рубашку, по-видимому,
только что вынутую из шкафа. На его правом плече висел
галстук.
- Что тут случилось, Ирэн? Почему?.. Мартин Меруа!
Мужчина подошел ко мне и протянул руку для
приветствия. Я сжал ее, стараясь нс раздавить пальцы, и
одарил самой любезной улыбкой молодую женщину, чье
лицо, впрочем, осталось совершенно бесстрастным.
- Так вы меня знаете? - спросил я у Мерсье.
- Дорогой мой, все люди нашей профессии вас знают.
Я читал о большинстве ваших приключений. Эго совершенно
248
невероятно!
- Мне просто необыкновенно везло, - скромно ответил
я. - Извините, я вам, наверное, помешал?
Мужчина в очках взял меня под руку.
- Вовсе нет, дорогой друг. Позвольте представить вам
мою хорошую приятельницу, Ирэн Шавель. Вы, вероятно,
видели на улицах афиши с ее именем. В настоящее время
она выступает в большом Мюзик-холле на Бульварах.
- Танцуете? - спросил я молодую женщину.
Она бросила на меня неприветливый взгляд.
- Нет, я пою.
- Да, действительно, - вежливо поправился я. - Как же
я мог забыть? Я даже слышал вас недавно по радио.
В качестве компенсации за свою ложь я удостоился
лишь слабой улыбки.
- Чем я обязан удовольствию видеть вас у себя? -
спросил Мерсье. -Входите, пожалуйста.
От открыл дверь в столовую. На столе, в ожидании
хозяина дома, стояла чашка кофе с молоком и лежали
недоеденные тосты. Напротив них сидел Тонкий мужчина.
Он держал глаза полуприкрытыми, как будто ему больно
было глядеть на свет, и меланхолично макал свой рогалик
в чашку с шоколадом.
- Мой компаньон, Стефан Дюллак,- - представил его
Мерсье.
Дюллак отложил рогалик и, потуже запахнув халат,
надетый поверх черной шелковой пижэдш, встал, хюйа.
пожать мне руку.
- Извините меня, - сказала Ирэн ШаЬель, оставаясь в
коридоре, - но я должна пойти переодеться.
Дверь закрылась и Мерсье, предложив мне сесть,
вернулся к прерванному завтраку.
- Ведь вы являетесь штатным детективом в отеле
Руаяль-Элизе? - спросил я.
Мерсье сделал очередной глоток и ответил:
- Да. Это отель совсем небольшой, но у него богатая
клиентура. И каждый раз, когда богатые туристы теряют
свои драгоценности или какая-нибудь старая американка
249
желает осторожно навести справки относительно молодого
человека, который приглашает ее в ночные клубы, им не
обойтись без меня.
- Вы понимаете, г-н Меруа, - сказал Дюллак, - мы
занимаемся самыми обычными делами: наблюдение за
служащими, разводы, расследование хищений на
предприятиях В отличие от вас, мы не беремся за дела,
относящиеся к категории уголовных.
- Ну что же, теперь вам придется за них взяться. В деле,
из-за которого я здесь, уже имеется два трупа.
Мерсье и Дюллак одновременно прекратили жевать и
в немом изумлении уставились на меня.
- Последний покойник - это Артур Сервье, - продолжил
я.
- Ночной портье? - спросил Мерсье.
- Он самый. Сервье был на вас зол, и когда клиенте его
помощью попытался нанять детектива, он выдал меня за
вас. Ни о чем не подозревая, я нанялся на работу. Знаком
ли вам некий Хинкбос?
И снова Мерсье и Дюллак прореагировали
одновременно: оба они отрицательно покачали головой.
- Так вот, послушайте, что произошло.
И я в мельчайших деталях рассказал им о событиях,
начало которым пдложил вчера вечером телефонный звонок
Сервье. Разумеется, я ни словом не обмолвился ни о
Рафаэле Бенилло, ни об убежище, предоставленном мне
Мэгги, ни о Мертуччи.
Когда я закончил, завтрак так и остался стоять на столе
несъеденным. Ирэн Шавель, кстати, так и не возвратилась
в прокуренную комнату.
Заметно поколебавшись, Мерсье в конце концов сказал:
- История с убийством в запертой комнате нс
выдерживает никакой критики. Такое случается лишь в
детективных романах.
Я затянулся сигаретой.
- О! Этому есть одно, или даже два объяснения. Ясно
одно: для того, чтобы зарезать Хинкбоса, убийца проник в
комнату через скрытую в декоративном камине дверь. Я не
250
верю в привидений, да и не в этом суть. Не забывайте, что
Хинкбос непременно хотел нанять штатного детектива
отеля. И, если бы Артур так не стремился мне угодить, то
в эту передрягу попали бы вы, Мерсье. Все были бы
убеждены, что вы убили голландца из-за бриллиантов.
Никто бы не поверил в историю с запертой комнатой.
Дюллак подозрительно посмотрел на меня.
- А где доказательства, что эта история не придумана
вами самими? Где доказательства, что вы сами не разделались
с голландцем, чтобы...
Мой взгляд заставил его поперхнуться и побледнеть.
- Еще одно слово, - медленно произнес я, - и я так вас
отделаю, что остаток ваших дней вы будете работать на
лекарства.
Тут быстро вмешался Мерсье.
- Не будь смешным, Стефан. Тебе же хорошо известна
репутация г-на Меруа.
Дюллак опустил глаза.
- Извините, - пробормотал он.
- К сожалению, я не вижу, чем бы я мог вам помочь,
- решительно произнес Мерсье.
Я потушил недокуренную сигарету и спросил:
- Как бы вы классифицировали преступление,
совершенное в отеле?
- Речь, безусловно, идет о дьявольски хитрой ловушке,
- без колебаний ответил Мерсье. Если бы я согласился
охранять Хинкбоса, то принимая в обстоятельства дела,
никто бы не поверил в мою невиновность. Моя жизнь
закончилась бы печально.
Дюллак поднялся из-за стола.
- Извините, мне необходимо срочно позвонить. Я
скоро вернусь. Я не обратил внимания на его уход и
продолжал:
- Мерсье, ведь в свое время вы были полицейским
инспектором?
- Верно, я служил в уголовном розыске.
Я кивнул головой.
- А вам не знакомо имя Анж Мертуччи?
251
Частный детектив рассмеялся.
- Еще бы! В свое время оно приводило меня в ярость.
Я поклялся во что бы то ни стало разделаться с Мертуччи,
и в конце концов мне это удалось.
Я открыл бумажник, вынул визитку с именем Мертуччи
и бросил ее через стол прямо под нос Мерсье.
Он взял ее с опаской, как будто она была радиоактивной,
и долго рассматривал.
Наконец, он поднял голову и вопросительно взглянул
на меня.
- Это карточка, - не торопясь объяснил я, - лежала в
кармане убитого в отеле. Ее специально положили рядом с
ключом, зная, что я непременно его разыщу, чтобы отпереть
дверь. Другими словами, было заранее предусмотрено, что
карточка попадет мне в руки.
Никогда мне еще не приходилось видеть, чтобы человек
так внезапно побледнел. На минуту мне даже показалось,
что детективу вот-вот станет плохо. Дрожащей рукой он
схватил чашку и, не отрывая глаз от лежащей на столе
визитки, выпил глоток кофе.
В конце концов, стремясь уверить себя, что все
происходящее не сон, Мерсье снова взял карточку и
принялся рассматривать ее, поминутно повторяя:
- Мертуччи... Мертуччи...
Он сунул ее в кармашек рубашки.
- На карточке непременно есть отпечатки пальцев, -
заметил я. - И ваши, и мои. А, может быть, если повезет,
то и кого-нибудь еще. Ее необходимо проверить.
С трудом выходя из шока, Мерсье кивнул головой и
вернул мне карточку.
- Мертуччи, - сказал он. - Его тело так и не было
найдено, - а еще в тюрьме он предупредил меня, что
отомстит. Но десять лет спустя!
Затем он поспешно добавил:
- Не говорите об этом ни Стефану, ни Ирэн.
- Разумеется. Мерсье, вам необходима помощь. На
этот раз убийца промахнулся и хладнокровно расправился
с Артуром Сервье, который ввел его в заблуждение. Хотите,
252
чтобы я его нашел?
Частный детектив взглянул на меня с удивлением.
Затем он машинально погладил свою лысину.
- Вы? С полицией на хвосте?
Я утвердительно кивнул головой.
- Признаю, что это несколько усложнит задачу, но вы
нуждаетесь во мне. Я - специалист по уголовным делам. К
тому же необходимо^ чтобы кто-нибудь оплатил мои расходы,
а вы - идеальный клиент. Предупреждаю, что я беру дорого.
Мерсье сделал последнюю попытку к сопротивлению.
- Не понимаю, почему платить должен непременно я.
А если станет известно, что я нанял для защиты коллегу-
детектива, то я стану всеобщим посмешищем. В конце
концов вы, а не я подозреваетесь в убийстве. Интересно,
что вы скажете, если вас арестуют?
Я медленно встал.
- Правду, Мерсье.
- Вам не поверят.
Я утвердительно кивнул головой.
- Поверят. Ведь я смогу объяснить, каким образом
было совершено преступление.
Глава 10
Мерсье кинул на меня недоверчивый взгляд.
- Вы блефуете.
- Вовсе нет. Послушайте, Мерсье. Разве вам не понятно,
что убийца ХиНкбоса прежде всего метил в вас? На этот раз
он промахнулся, но его попытки возобновятся. Как вы
можете спокойно жить, сознавая, что кто-то готовится
набросить вам на шею петлю?
- Я не нуждаюсь в защите..
- Я понимаю, что вы способны защитить себя сами. Я
и нс набиваюсь вам в телохранители. Но представьте на
253
мгновение, что ваш враг снова примется строить свои
козни. Профессия заставляет вас проводить всякого рода
расследования. Противник легко может воспользоваться
одним из них, чтобы заманить вас в ловушку.
Частный детектив минуту поколебался.
- Что вы мне предлагаете?
- Разоблачить преступника прежде, чем он нанесет
Новый удар. И вам не придется ни о чем беспокоиться. Всем
займусь я.
Заинтересованность, появившаяся в глазах Мерсье,
говорила о том, что мои аргументы сработали.
- И сколько же вы с меня запросите? - спросил он.
- Пятьсот тысяч.
Услыхав цифру, детектив подскочил, затем, видимо,
решился.
- Г-н Меруа, - сказал он, - у вас появился новый
клиент. Как насчет аванса?
- Он будет принят с благодарностью..
Мерсье направился к комоду и возвратился с ручкой и
чековой книжкой.
- Двести тысяч, - произнес он, заполняя розовый
листочек.
- Согласен.
Мерсье протянул мне чек, который я, широко улыбаясь,
положил в карман.
- А теперь извините, пожалуйста, но меня ждет срочное
дело.
- Я вас провожу.
Подойдя к моей машине, он заколебался.
- Мен хотелось бы задать вам один вопрос, - тихо
сказал детектив.
Я сел за руль и открыл ему дверцу.
- Устраивайтесь. Здесь нам будет удобнее.
Он послушался и вдруг без всякого перехода спросил:
- А сколько прошло времени с момента гибели Артура?
- Я взглянул на часы.
- Немногим более часа.
Мерсье глубоко задумался.
254
- А Хинкбос убит в...
- Без четверти час.
Частный детектив нахмурился.
- Вы думаете об алиби ваших друзей? - спросил я.
Он вздрогнул.
- К счастью...
- В любом случае, я обязательно с ними поговорю сам.
Вы же можете изложить мне свои сведения.
У детектива был смущенный вид.
- Вчера вечером Дюллак ходил в театр и вернулся очень
поздно, около часа ночи. Но могу поклясться, что сегодня
утром он не выходил из Дома.
- Когда я позвонил, мадемуазель Шавель только что
вернулась с верховой прогулки, не так ли?
- Да. Она встает очень рано.
- Когда заканчивается ее номер?
- Часов в. одиннадцать. Она выступает в середине и в
конце ревю. Но, обычно, после работы она и ее импресарио
отправляются ужинать в какое-нибудь шикарное заведение.
Это необходимо для рекламы. Домой она вернулась около
двух.
Один вопрос жег мне губы.
- Мерсье, я что-то плохо понимаю эту раскладку. Вы
живете все трое одной семьей?
Он посмотрел на меня с укоризной.
- Вам так кажется? Нет. Просто квартиры дороги, а по
соображениям престижа мы вынуждены жить в
респектабельном районе. Вот мы и поделили эту квартиру
на троих. У каждого своя комната, а салоном мы пользуемся
вместе...
- Теперь понятно, - сказал я. - Таким образом, у Ирэн
Шавель нет никаких посторонних связей?
- Нет, насколько мне известно.
- А что она вообще для вас представляет?
- Это... как бы моя протеже. Я знал се еще ребенком.
Мать попросила меня приглядывать за ней. Впрочем скоро
будет объявлена наща помолвка.
Мерсье избегал моего взгляда. Я был уверен, что он
255.
что-то скрывает.
- Ав настоящее время, - настаивал я. - Есть что-нибудь
между вами и этой девушкой?
- Нет. Я вас уверяю, - неуверенно ответил Мерсье.
Я решил, что на первый раз достаточно.
- Вы, может быть, припомните какие-то детали? Что-
то, что помогло бы моему расследованию. Например,
относительно Мертуччи.
Ответом на мой вопрос был все тот же уклончивый
взгляд.
- Нет. Ничего такого...
«Тебе, мой милый, известно нечто такое, о чем ты
предпочитаешь промолчать. Но я все равно узнаю, в чем тут
дело*, - решил я про себя.
Мерсье открыл дверцу машины.
- Не знаю никого, - произнес он безразличным голосом,
- кто был бы зол на меня до такой степени, чтобы разыграть
подобный спектакль.
- Мне же наоборот кажется, что вам прекрасно известно,
кто он, - возразил я. - Дайте мне знать, когда решитесь
заговорить.
Промолчав, Мерсье нажал на ручку дверцы.
- Вы знаете, как надо действовать, - вздохнул я, - но
советую вам...
Я замолчал и, резко наклонившись, сделал вид, что
потерял что-то на полу.
Черный полицейский автомобиль выплыл из боковой
улицы и стал приближаться к нам. В нем сидели два
инспектора, с которыми у меня произошла стычка в отеле.
Глава 11
Взвизгнув тормозами, машина резко остановилась
всего в нескольких метрах от нас. В зеркальце я заметил,
256
что оба полицейский вылезли из автомобиля и быстро
скрылись в дверях дома.
- Если консьержка видела, что мы вышли вместе, то я
пропал.
Мерсье вышел из машины.
- Позвоните мне вечером в контору. Я направлю их по
ложному следу.
Я отъехал, до отказа нажав на акселератор.
До того, как моя машина скрылась в боковом переулке,
я успел заметить, что полицейские кинулись к Мерсье. Тот
указывал им прямо противоположное направление.
Я быстро развернулся и направился в сторону Порт
Майо.
- Он, по крайней мере, человек слова, - подумал я. -
Чего, к сожалению, я нс могу сказать об Ирэн, или
Дюллакс. Кто-то из них ведь позвонил в полицию.
Несколько минут спустя я уже поднимался по авеню
Гранд-Армс. Нс доезжая площади Этуаль, я свернул налево
и попал на авеню Ванграм. Беспрепятственно добравшись
до улицы Шазель, я сразу же нашел место для стоянки
неподалеку от дома Мэгги.
Однако дверь мне открыла нс она, а Рафаэль Бенилло,
очень элегантный в своем темно-сером костюме.
- Привет, Мартин, - весело сказал он. - Я привез тебе
поставщика наркотиков.
Мое лицо должно быть выразило недовольство, так
как Рафаэль бросил на меня встревоженный взгляд.
- Лучше бы ты сам принес мне товар, - тихо произнес
я, входя в комнату.
Рафаэль побледнел.
- Я посоветовал нашей приятельнице пойти
прогуляться, - добавил он, закрывая дверь.
В комнате меня ждал настоящий великан. Хотя в
волосах уже серебрилась седина, его глаза смотрели на мир
с безмятежностью младенца, а на круглом лице не было ни
единой морщины. Но больше всего меня поразил рот
незнакомца: маленький, но хорошо очерченный, он был
похож на р^целлулоидного пупса.
9 Человек, иэмеинвший 257
свое лицо
Посетитель протянул для приветствия пухлую,
полуприкрытую манжетой ладонь, и я заметил его запонки,
украшенные огромными рубинами.
Сделав вид, что нс заметил этого жеста, я повернулся
к Рафаэлю, который явно переживал свой промах.
- Откуда ты знал, что я должен вернуться?
Бснилло слабо улыбнулся.
- Я этого не знал, но мы с г-ном Зиндилли решили тебя
подождать...
Он сделал знак рукой, указав на своего спутника.
-...Ты, надеюсь, понимаешь, что твой заказ стоит
достаточно дорого. Поэтому он не захотел в ожидании
свидания разгуливать с товаром по улицам. Он предпочел
посидеть в квартире. Здесь, по крайней мере, безопасно.
Я повернулся к мужчине с маленьким ротиком.
- Товар при вас?
После минутного колебания, тот расстегнул рубашку,
обнажив при этом свой крепкий волосатый торс, и извлек
несколько пластиковых пакетиков.
- Все наилучшего качества, - произнес он. Чистый
героин.
- Надеюсь, что вы не врете, - резко ответил я. -
Сколько вы за него хотите?
- Сто тысяч.
Я вздохнул.
- Дорого.
- Так берете или нет?
- Ну ладно. Плачу долларами.
- Как хотите.
Я вынул бумажник и отсчитал нужную сумму. Но,
когда я протянул деньги, моя рука зацепилась за револьвер
с огромным глушителем, который г-н Зиндилли навел
прямо на меня.
- Ловко, - воскликнул я. - Вы, наверное, работали
фокусником?
- Руки вверх, - приказал торговец наркотиками глухим
голосом.
Рафаэль, который, стоя У окна, глядел на улицу,
258
обернулся. Увидев револьвер, он воскликнул:
- Ты что сдурел? Что ты делаешь?
Дуло револьвера резко двинулось в сторону Бенилло,
затем снова нацелилось мне в грудь. Палец торговца лежал
на спусковом крючке.
- Не двигайся, Рафа.
Мужчина подошел ко мне и взял мой бумажник.
Ловко, пользуясь лишь одной рукой, он вытащил из
бумажника все купюры и бросил его на пол.
- Ты снова наполнишь и вернешь его мне, а?
- Это все ты и твои дружки! - сквозь зубы бросил я
Рафу.
- Если ты воображаешь, что можно поручиться за
честность торговцев наркотиками, - простонал Бенилло,
пытаясь к нам приблизиться.
- Не двигайся, - вновь повторил Зиндилли.
- Тебе так просто отсюда не выйти.
Торговец наркотиками вытащил из кармана газету и
бросил ее на стол.
- Да что вы говорите? - издевательски бросил он. -
Взгляните-ка сюда.
Моя фотография красовалась на первой полосе. Четыре
колонки текста подробно рассказывали о преступлении в
отеле.
- Великий Мартин Меруа занимается торговлей
наркотиками, - хихикнул Зиндилли. Полицию наверняка
заинтересует, где он скрывается.
Глядя на палец, лежащий на спусковой крючке, я
тихонько вздохнул.
- Сколько? - спросил я.
Рассмеявшись, мужчина бросил:
- Для начала, три миллиона.
«Почему не пять, почему не шесть, - подумал я».
- Это дорого, но делать нечего, но сначала мне надо
реализовать взятые у голландца камни.
Его голубые глаза тотчас засветились алчностью.
- Они при тебе?
Остальное зависело оттока, каким я подам следующую
259
реплику. Не возбуждая в нем подозрений, надо было
сделать вид, что я лгу.
- Конечно нет, - произнес я неуверенным голосом.
- Лжешь!
Он проглотил наживку. У меня появился совсем
крошечный шанс.
Из своего угла смотрел на меня ничего не понимающий
Рафаэль.
- Все вы, легавые, одинаковы, - пробормотал Зиндилли,
подошедший, чтобы меня обыскать. - Все вы в конце
концов кончаете одним и тем же.
- Такова жизнь, - тихонько вздохнул я.
Торговец протянул ко мне левую руку, затем, видимо,
заколебался, реально оценив мои физические возможности.
- Нет, - сказал он. - Слишком рискованно. Сначала
сними пиджак и брось его мне.
Я медленно опустил руки и стал расстегивать пуговицы.
Зиндилли сделал легкое движение револьвером.
- Смотри, без глупостей, - предупредил он.
Не отвечая, я естественным жестом человека,
снимающего пиджак, раздвинул его полы, и взору Зиндилли
открылась кожаная кобура, висящая у меня на левом плече.
И все время, пока я раздевался, Зиндилли не в силах
был оторвать от нее глаз.
- Бросай!
- Ты выиграл, - произнес я. - Камешки в нем.
В то же самое мгновение я бросил пиджак вправо, а сам
резко нырнул в противоположную сторону, одновременно
вытаскивая свой кольт.
Послышался звук, как будто открыли бутылку
шампанского, и я почувствовал, что пуля задела мне правое
плечо. Это было похоже на прикосновение раскаленного
железа.
В тот самый момент, когда Зиндилли собирался
произвести второй выстрел, я приземлился на диван и
пустил в дело свой кольт.
Если смотреть сбоку, револьвер Зиндилли представлял
собой прекрасную мишень, а я, несмотря на недостаточные
260
тренировки, был еще способен попасть в подброшенную
монету.
Моя пуля угодила в выбрасыватель револьвера Зиндилли
с такой силой, что тот взвыл от боли и выронил оружие.
В следующую секунду я бросил кольт Рафаэлю, который
с ловкостью поймал его, а сам ринулся на противника, от
первого удара левой у него закрылся и затек глаз. Зарычав
от ярости, Зиндилли нанес мне короткий удар правой. Мне
удалось уйти от удара, но дверца находившегося за моей
спиной шкафа треснула посередине. Внезапно сделав
обманной движение левой, Зиндилли нагнулся за своим
револьвером. Но оружие лежало ближе ко мне, и я загнал
его под диван ногой.
Охваченный яростью, со сжатыми кулаками и горящим
ненавистью единственным глазом, Зиндилли двинулся ко
мне. Я поджидал его широко улыбаясь.
- Грязный, маленький... - начал он, пытаясь достать
меня резким боковым ударом, который я отразил по всем
правилам. Получив ответный удар, Зиндилли скривился от
боли и на какую-то долю секунды замешкался. Этого мне
было более, чем достаточно, чтобы нанести ему левый удар
прямо в солнечное сплетение.
Противник ослабил свою защиту и слегка наклонился
вперед. Правый апперкот, в который я вложил все силы,
достиг своей цели. В то время, как мой противник зашатался,
я отклонился назад и, рискуя разбить себе пальцы, закрепил
победу новым апперкотом.
Г-н Зиндилли покачнулся и, выплевывая выбитые
зубы, растянулся на ковре.
Оставив поверженного противника, я пошел в ванную,
чтобы прижечь одеколоном царапину, оставленную на
моей плече.
Рафаэль последовал за мной. Он смотрел на меня
круглыми глазами.
- Ты, наверное, научился драться в Голливуде, - сказал
он. - Мне казалось, что я смотрю вестерн. Здорово ты его
отделал!
- Не люблю торговцев наркотиками, - скромно заметил
261
я.
Я чуть было не застонал: так щипало промытую спиртом
царапину.
- Ты здорово рисковал, старик, - заметил Рафаэль,
внимательно разглядывая царапину.
- Ты думаешь? Этот тип был слишком напряжен. Он,
как идиот, сосредоточил свое внимание только на одном.
Поэтому, когда я бросил пиджак и крикнул «камешки в
нем», Зиндилли так и не смог оторвать от него глаз, хотя я
переместился в противоположную сторону. Когда он
среагировал, было уже поздно. Дурак, он сам себя
загипнотизировал... Черт подери! Быстро он очнулся!
Дверь в салоне хлопнула.
С проворством, которое я за ним никогда не замечал,
Рафаэль бросился вслед за торговцем наркотиками.
Я тоже вышел из ванны и с удовлетворением отметил,
что пакетики с наркотиками лежали на прежнем месте.
- Теперь пусть потрудится Рафа, - сказал я про себя. -
Очередь за ним.
Отдернув занавеску, я увидел, что Зиндилли выскочил
из дома, как черт из табакерки. У водителя маленького
красного автомобиля не было времени затормозить, когда
Зиндилли, ничего вокруг не замечая, вылетел на проезжую
часть.
Подброшенный машиной, человек с маленьким
ротиком совершил в воздухе фантастический пируэт и
рухнул вниз головой на мостовую.
Раньше других прохожих Рафаэль наклонился над
жертвой.
Несколькими секундами позже он уже протискивался
сквозь толпу зевак, собравшихся на улице около погибшего.
Я задумчиво закурил сигарету.
Войдя в комнату, он бросил на стол бумажник со
словами:
- Нет необходимости заниматься им. Он умер.
Глава 12
Наклонившись, я спокойно достал из-под дивана
револьвер и протянул его Рафаэлю.
- Держи трофей, - проговорил я.
- Я не прогуливаюсь с такими игрушками, - проворчал
он.
Открыв один из ящиков комода, он спрятал оружие
под стопкой белья.
- Я избавлю Мэгги от него при первом же случае.
И, повернувшись ко мне, продолжал:
- Что теперь будем делать?
Я указал пальцем на пластиковые мешочки.
- Положим товар в коробки. Не хочешь ли выполнить
мое маленькое поручение?
- Конечно. Что надо сделать?
- Купи, пожалуйста, маленькие разноцветные
пластмассовые коробочки... размером, приблизительно, с
кусок мыла. Но чтобы они плотно закрывались. Сколько он
оставил наркотиков в углу?
- Три... четыре... не больше.
- Нам необходимо четыре коробки. Купи обязательно
упаковочную бумагу.
Рафаэль направился к двери.
- У метро есть хороший магазин, - проговорил он.
Когда он закрывал дверь, я бросил ему вслед:
- Смотри, не попадайся никому на глаза и избегай
расспросов, когда будешь возвращаться.
- Ты думаешь? Никто не обратит на меня внимание, и
к этому часу полицейские, по крайней мере, должны
допросить многих свидетелей.
Ухмыльнувшись, он закрыл дверь.
Оставшись один, я включил радио, передающее рок-н-
рол, затем пошел а кухню и налил полный стакан скотча.
Только я собрался лечь на диван, как раздался звонок. Из-
за работающего рацио бесполезно притворяться, что никого
263
нет дома.
- Кто там?
- Откройте, полиция.
- Минутку.
Я бросился в ванную комнату, внимательно осмотрел
аптечку, и найдя там все, что мне было нужно, благословил
американского друга Мэгги.
Затем быстро снял висевший на вешалке халат и,
надевая его, услышал, что полицейский перестал звонить и
уже стучал в дверь.
- Сейчас, сейчас, - измученным голосом прокричал я.
- Минутку, черт возьми!
Открыв дверь, я предстал перед инспектором в банном
халате, небрежно держа в руке механическую бритву, а моя
борода была покрыта ровным слоем крема. Для этого мне
пришлось использовать почти весь тюбик с кремом для
бритья.
- Извините меня, - смущенно пробормотал я. - Я не
мог сразу открыть вам. Чем могу быть полезен?
Полицейский отдал честь.
- Очень огорчен, господин, но только что внизу
машиной был сбит мужчина.
- Ах! Вот в чем дело! Я, действительно, слышал из
ванной комнаты шум полицейской машины и подумал о
несчастном случае.
- У погибшего не оказалось при себе документов, но он
вышел из этого здания. Мы пытаемся установить, здесь ли
он жил.
- Он вышел не из нашей квартиры, - заверил я, - моя
жена только что ушла на рынок. Наверно, он заходил к
другому жильцу.
Полицейский на мгновение заколебался и его
рассеянный взгляд упал на пластмассовые коробочки. Я
задержал дыхание.
Наконец, он снова отдал честь.
- Благодарю вас, господин, я поднимусь выше.
- Прошу вас.
Дверь закрылась, и я с облегчением выдохнул.
264
Взяв стакан со скотчем, я осушил его одним глотком.
Повесил халат в ванную комнату и смыл крем с бороды.
После недолгого раздумья я вернулся к бутылке со
скотчем и, налив второй стакан, быстро выпил его. Затем
вытянулся на диване и немного расслабился.
Десять минут спустя в замочной скважине повернулся
ключ и, посвистывая, вошел Рафаэль. Он положил на стол
пакеты.
- У тебя не было неприятностей по возвращении? -
спросил я неохотно поднимаясь.
Он бросил на меня удивленный взгляд.
- Нет. Я никого не видел. Полиция уехала, и улица
приобрела свой обычный вид. Почему ты спрашиваешь?
Я покачал головой!
- Просто так. За работу.
Я осторожно опорожнил содержимое мешочков в
четыре, тщательно вытертые, пластиковые коробочки.
Упаковывая товар в бумагу, я постарался не оставить ни
одного отпечатка на пластмассе.
- Вот так, заметил я, разглядывая свою работу. - Тебе
остается только связаться с организациями и передать их
представителям по коробочке. Ты уточнишь, что речь идет
об образце и скажешь, что сможешь быстро представить
необходимое количество товара такого же качества по
низкой цене. Естественно, ты потребуешь, чтобы после
контроля товара, тебе были возвращены все коробочки.
Рафаэль вздохнул.
- Хорошеньким делом ты заставляешь меня заниматься.
Я ласково ему улыбнулся.
- Знаю, но у меня нет другой возможности. Если Наша
уловка удастся, ты получишь от полиции медаль, вот
увидишь.
Рафаэль расхохотался.
- Я не прошу так много. Единственное мое желание -
это не оказаться в тюрьме.
Я серьезно на него посмотрел.
- Если у тебя возникнут какие-либо сложности с
законом, расскажи полиции все. Я сам явлюсь на набережную
265
Орфевр и объясню, что хотел сделать. С другой стороны не
рискуй напрасно. Главное - получить обратно коробочки,
ты понимаешь?
Бснилло успокаивающе кивнул мне.
- Можешь на меня рассчитывать. Мне понадобится не
более 12 часов и все будет сделано. Такая работа не требует
навыка.
- На каждой коробочке тебе достаточно написать имя
торговца-исследователя. Эти люди совсем не похожи на
детей из церковного хора и в, лучшем случае, тебе удастся
узнать имя мелкого дельца. Но и этого будет достаточно.
Будь внимателен*, не отправь две коробочки в одну и ту же
организацию.
Рафаэль взял четыре пакетика и направился к двери.
- Мне кажется, я понял, что ты собираешься сделать,
но ничего не говори мне. Увидим, догадался ли я. Коробочки
я скоро верну обратно.
Открыв дверь, он обернулся.
- Как твоя рана? Все нормально?
- Сущие пустяки! Желаю удачи!
- Чао.
Как только закрылась дверь, я внезапно почувствовал
резкую боль в желудке. События так разворачивались, что
последний раз я ел накануне. Я внимательно осмотрел
холодильник и, найдя там цыплячью ножку и немного
ветчины, проглотил все это с горбушкой хлеба. Мой
скромный обед я спрыснул, найденной на полке, бутылкой
Бордо.
Затем, почувствовав себя утомленным, я лег на диван
и закрыл глаза.
Теперь, когда дело Руаяль-Элизе было на первых
страницах всех газет, моя работа особенно осложнилась. Я
решил связаться с Вирджинией. Она могла бы кое-что
сделать для меня, если, конечно, за ней не следили. Я
посмотрел на часы.
- До встречи в Америкэн-Экспресс у меня остается
еще четыре часа, - прошептал я. - Необходимо немного
отдохнуть. Есть у меня предчувствие, что в ближайшие
266
часы мне не представится случай поспать.
К шестнадцати часам я проснулся в полном порядке.
Принял холодный душ, снова обработал рану антисептиками
и, разглядывая разорванный пулей рукав, пообещал себе,
при первой же возможности купить новую рубашку.
Немного спустя, я с трудом пробирался на машине
через пробку бульваров. На каждом светофоре машины
приклеивались друг к другу и выпускали вредные газы,
которые раздирали мне горло.
В Нью-Йорке, по крайней мере, морской воздух и
соседние леса, время от времени поглощают зараженную
атмосферу.
Тем не менее, заторы помогала мне. на меня никто не
обращал внимания. Водители старались избежать
столкновения с недисциплинированными пешеходами,
пытались преодолеть несколько метров, прежде чем
остановиться снова. Да и прохожие были заняты только
одним: не угодить под нескончаемый поток машин.
Что касается регулировщиков, то они требовали
скорейшего преодоления перекрестка.
Напротив Галери Лафайет я повернул к Опере, и на
одной линии с улицей Скриб воспользовался еще одной
пробкой, чтобы проверить: не следит л и кто за Вирджинией,
одетой в безукоризненный английский костюм и
погруженной в созерцание витрины Америкэн-Экспресс.
В поисках, места для парковки я почти доехал до
площади Оперы, где громадный Вьюк освободил мне
место. Я установил разрешение на стоянку на лобовом
стекле и быстро поднялся по тротуару к улице Скриб.
Еще раз подойдя к Америкэн-Экспресс, я посмотрел
вокруг себя, но не заметил ничего подозрительного.
Не ускоряя Шага я вошел в здание, предварительно
проверив, нет ли кого внутри. Но кроме обычной публики
туристов, обвешанной фотоаппаратами, никого не заметил.
Я снова вышел на тротуар и направился к Джинни,
делая вид, что рассматриваю рекламные афиши с красотами
Ниагарского водопада. Молодая женщина, давно заметила
меня, но не подавала вида, ожидая инициативы; с моей
267
стороны.
- Как поживаешь, детка? - прошептал я низким голосом.
Превосходная комедиантка не повернула даже головы.
- О Март! - проворковала она. - Как я рада, что ты
здесь.
- ...И мы тоже! - раздался голос за моей спиной.
Вирджиния резко обернулась, чтобы увидеть
говорившего, тогда как моя реакция, раздосадованного
промахом, была замедленной.
- Не двигайтесь, господин Меруа, - продолжал голос,
- нас шестеро на машинах Вы окружены и у вас нет ни
одного шанса.
Я, наконец, повернулся и широко улыбнулся,
нокаутированному мною в прошедшую ночь инспектору.
Его коллега с вьющимися волосами, не скрывал радости.
Внезапно у меня блеснула мысль еще раз уложить
инспектора и попытаться улизнуть, но шансы мои были
слишком невелики, и если кто-нибудь из полицейских
начнет стрелять, то есть большой риск ранить прохожих.
- Вы выиграли, старина, - прошептал я спокойно.
Вирджиния повернула ко мне заплаканное лицо.
- О! Март! Я очень огорчена, что не заметила их.
Я нежно потрепал се по подбородку и вытер со щеки
слезу.
- Я тоже не подумал о машинах. Возвращайся в отель
и жди меня. Я свяжусь с тобой. Тебе не в чем себя винить.
| - В таком случае вы правильно сделаете, сняв комнату
I не меньше, чем на месяц. Господин Меруа останется у нас
I на неопределенное время.
Глава 13
Несмотря на то, что бюро Главного бригадного
комиссара Криминальной полиции на набережной Орфевр
268
было бедно обставлено и обклеено полинявшими зелеными
обоями, оно выгодно отличалось от помещений других
служб: с одной стороны два его окна выходили на Сену, и
вид неторопливо плывущих барж действовал успокаивающе,
с другой стороны у комиссара был отдельный выход. Это
давало возможность появиться у себя в кабинете, минуя
анфилады комнат, где не переставая стучали пишущие
машинки секретарш^ и в комнатах всегда было много
инспекторов, задержанных лиц и журналистов.
Речь идет о длинном коридоре, в конце которого
находится почти невидимая дверь, теряющаяся на грязной
стене и примыкающая к площадке третьего этажа. В двух
шагах от нее расположен музей, служащий комнатой
ожидания Главного Управления. И в нескольких метрах
винтовая лестница, соединяющая Дворец правосудия и
крытый вход на набережную Орфевр. Когда инспектор и его
компаньон, избегая шума репортеров, аккредитованных в
бюро, открыли передо мной потайную дверь, я понял, что
еще не все потеряно, и есть надежда.
В конце коридора открылась дверь и в залитом светом
кабинете я увидел Главного комиссара, тепло
приветствовавшего меня.
- Мартин! - вскричал он замогильным голосом. - Я не
предполагал, что вы до такой степени любите неприятности.
Я бы предпочел, чтобы обстоятельства были другими, но,
тем не менее, я рад вас видеть.
- Но я не ищу их, - смеясь ответил я. - Они находят
меня сами. Я их совсем не люблю, уверяю вас.
Блэз Шато протянул мне руку и остановился, увидя у
меня на запястьях наручники. Он бросил суровый взгляд на
инспектора с приплюснутым носом.
- Но, патрон, - заметил инспектор, - он силен, как
медведь, и..,
- Я же просил вас избегать этого. Снимите наручники.
Инспектор повиновался и по кивку головы комиссара
вышел со своим коллегой. Шато преподал им хороший
урок.
Комиссар указал мне на старое кресло, обитое зеленым
269:
велюром и протянул пачку «Голюаз». Пока я прикуривал,
стараясь не опалить бороду, он встал передо мной, широко
расставив ноги.
Я затянулся и спросил его.
- Вы считаете меня виновным, Блэз?
Он отрицательно покачал головой.
- Я вас слишком давно знаю, только я нс один. Сервье,
ночной сторож, рассказал нам о вас, но несмотря на все
мои усилия судебный следователь выдал мандат на ваш
арест. Вы знаете - я только исполнитель. Не расскажите ли
вашу версию?
- Я собирался вам ее предложить.
На минуточку я положил указательный палец на
закрытые веки, вынул сигарету и начал рассказ.
Полчаса спустя, пепельница была полна окурков и
солнце скрылось за последними крышами Парижа.
Шато зажег настольную лампу с абажуром из фарфора.
- Это фантастично, - произнес он, наконец, садясь в
свое кресло.
- Подождите, -сказал я, - я еще нс рассказал вам, что
произошло в ночь преступления. Это еще не все.
Опуская мои визиты к Рафаэлю и Мерсье и о моем
убежище на улице Шазель, я поведал ему о моем путешествии
в Вокрссон. Шато недоверчиво посмотрел на меня.
- Сервье тоже умер?
- Уже более 9 часов. Разве его труп еще не найден?
Шато быстро пролистал досье, содержащее всю
информацию о происшествиях, из всех полицейских
комиссариатов Парижа и пригорода.
- Меня должны были бы предупредить, - пробормотал
он. - надо все хорошо проверить.
Он закрыл досье.
- Ничего нет. Извините меня.
Комиссар поднял трубку одного из стоящих на столе
телефонов.
- Берже? Немедленно отправляйтесь домой к Артуру
Сервье, ночному сторожу Руаяль-Элизе. Его адрес в деле.
Хинкбоса. Возьмите с собой людей. Он только что убит.
270:
Постарайтесь побыстрее доложить. Шато положил трубку
- Почему его тоже убрали? Нет сомнения, что речь идет
об убийстве из Руаяль-Элизе. Сходство кинжалов, о которых
вы мне говорили, поразительно.
- Наш противник, должно быть, имеет щит с
развешенным на нем оружием. Не забывайте, что Сервье
мог бы его опознать. Чтобы попасть в свою комнату, он
неизбежно должен был пройти через приемную.
Возможно, у него был снят номер в этот вечер.
- Мы собрали все регистрационные карточки и сейчас
проверяем их. Все лица, занесенные в книгу записей,
подвергнутся суровому допросу.
- Это очень хорошо, - одобрил я. Но если убийца
воспользовался фальшивыми документами, все ваши усилия
будут тщетны. Вы заметили, что паспорт Хинкбоса был
поддельным? Кем же он был на самом деле?
Шато вздохнул.
- К сожалению, мы ничего не знаем. Вероятно, этот
человек появился из ниоткуда. Возможно, он голландец, но
ни его адрес, ни место рождения не указаны в его фальшивом
паспорта, да и сам он не значится в Центральной картотеке
в Гааге. Многие из моих людей считают, что он не пересекал
никакой границы, но поиски в наших архивах не дали
никакого результата. Я попросил напечатать его фотографию
во многих газетах, и до сих пор нет никакой реакции.
- А бриллианты?
- Не найдены. Они просто испарились. Мы осмотрели
комнату сантиметр за сантиметром.
- Возможно это поможет вам найти потайной выход в
декоративном камине. По логике вещей это единственный
выход.
Шато пристально посмотрел на меня.
- Нет потайного выхода, Март.
Внезапно я ощутил пустоту в желудке.
- Вы шутите, Блэз! В наши дни чудес не бывает.
Обязательно где-то должен быть потайной люк. Я вам
говорил уже об этом. Я находился за дверью спальни
Хинкбоса. В комнате никого не было, никто не входил и не
271
выходил.
- Даю вам слово, Мартин, - медленно проговорил
Шато, - что спальная комната абсолютно герметична.
Впервые после моего прихода он закурил сигарету.
- Я даже вызвал специалиста, - добавил он. Тот
проконсультировался с архитектором этой недавней
постройки, и они вместе осмотрели план отеля. Нет ни
одного прохода, который мог бы послужить убийце.
Декоративный камин - всего лишь имитация на стене.
Я не верил своим ушам.
- Вы плохо искали, - слабо настаивал я.
Огорчение, которое я читал на лице Шато, смущало
меня. Он понимал мое затруднительное положение.
- Нет, Март. Я повторяю вам: мы обследовали эту
комнату сантиметр за сантиметром, проверили стены с
другой стороны, потолок и пол. Если бы в этом крылась
разгадка, мы бы давно вышли на след.
Я медленно зажег сигарету и в первый раз в жизни не
сдержал легкого дрожания рук. Глубоко затянувшись, я
выпустил дым в потолок.
- И несмотря на обстоятельства, Блэз, вы продолжаете
считать меня невиновным?
Взгляд полицейского смягчился.
- Я вам это только что сказал. Я лично и давно знаю вас.
И считаю невиновным. Однако, как полицейский, я должен
убедиться, что ваша версия убийства правдоподобна. Даже
если бы у вас была причина убить Хинкбоса, вы бы
поступили по-другому. Я уверен, что существует объяснение.
Я вынул свою пачку сигарет и бросил на стол.
- Держите, это те сигареты, что я курил, охраняя
Хинкбоса. В пачке осталась одна или две штуки. Даже если
в табак было введено снотворное, и я спал, когда убийца
переступил порог комнаты, я бы догадался. С одной стороны,
я к ним привык, и продолжал их курить сегодня утром,
даже ведя машину. Если бы они содержали наркотик, я бы
обязательно попал в аварию.
Шато взял пачку и положил ее в ящик.
- Мартин, вы мне представили еще одно доказательство
272
вашей невиновности. Вам было очень просто добавить
наркотик в сигареты и попытаться убедить меня, что вы
спали, когда убили Хинкбоса.
- К сожалению, это нс тот случай, - выдохнул я.
Сигареты нормальные, и вы сможете в этом убедиться.
Обязательно должно существовать другое объяснение.
Убийства в закрытом помещении не существует. Это все
выдумки авторов полицейских романов. С другой стороны
версия «самоубийство» не выдерживает критики.
- Действительно так. Первый удар был нанесен сверху
вниз с такой силой, что сломано ребро. Однако кинжал
вонзали каждый раз по рукоятку. Теория, по которой
Хинкбос мог бы поставить в такое положение кинжал,
чтобы потом спиной упасть на лезвие, несостоятельна. Во-
первых, он не мог удариться с такой неистовой силой, и,
во-вторых, нс мог сделать этого три раза подряд.
- Возможно он был факиром, - подсказал я. - Помните
того швейцарца, который протыкал себя шпагой, не
испытывая при этом явной боли.
Шато наклонил голову.
- Мы попытались зафиксировать нож в таком
положении, чтобы было возможно воткнуть его себе в
спину. Но такого положения не нашли. Ничего в комнате
не говорит о такой практике. Мы пытались вбить ручку
кинжала в дверь ванной комнаты, но ручка не прошла в
отверствие между петлями. Мы вынуждены были даже
обратиться к судебно-медицинскому эксперту. Удар был
нанесен с определенной силой, сверху вниз, и самоубийство
просто невозможно.
- Какой из трех ударов оказался смертельным?
- Никакой в отдельности. Но в совокупности они
имели эффект, так как удар каждого на несколько
миллиметров нс достиг сердца. И смерть наступила менее,
чем через минуту.
Я поднялся из своего кресла и какое-то время смотрел
в окно. Ночь быстро наступила, и Сена искривилась от
зажженных вдоль набережной огней.
- Подведем итог, - сказал я. - Мы еще не знаем, как
273
было совершено преступление. Ясно только одно: убивая
Хинкбоса, убийца преследовал двойную цель. Прежде
всего завладеть бриллиантами.
Еще одно доказательство человеческого
вмешательства, - сказал Шато.
Я одобрительно кивнул головой.
- ...Далее он устроил дьявольскую западню тому, кто
охранял Хинкбоса. В настоящем случае жертвой являюсь я,
но Ссрвье, прежде чем умереть, поверил, что я, сам того не
зная, занял есто частного детектива, обычно выполнявшего
такие поручения в Руаяль-Элизе. По логике вещей это
именно он должен был находиться напротив вас сегодня.
Шато достал трубку с прикрепленной к стене полки.
- О ком идет речь?
- О бывшем инспекторе по уголовным делам: Филиппе
Мерсье.
Комиссар ошарашенно посмотрел на меня.
- Я совершенно забыл вам сказать, что нашел на трупе
Хинкбоса визитную карточку.
Я положил ее на стол моего друга. Шато недоверчиво
рассматривал ее, затем вопросительно посмотрел на меня.
- Мерсье когда-то повесил на Мертуччи преступление,
в котором он не был повинен. Говорят, что явился он сам
или его призрак воздать должное виновным. Вы не находите?
Комиссар раскурил трубку и медленно покачал головой.
- Вы говорите о деле Доминика Ранжио? Но Мертуччи
был виновен, Мартин.
Глава 14
Я уступил, видя как с самого начала нашего разговора,
рушатся самые лучшие мои доводы. Новое известие удивило
меня лишь наполовину.
- Не расскажите ли мне вашу версию этой истории? -
274
выдохнул я.
Шато сделал затяжку.
- На самом деле, - произнес он, - Мерсье стал жертвой
легенды. Здесь, во Дворце правосудия, мы всегда считали,
что Ранжио покончил с собой. Из этого следовало, что
крупная сумма денег, найденная у Мертуччи, была всего
лишь уловкой вспыльчивого инспектора. Даже, имея дело
с торговцем наркотиками, надо уважать закон. Мерсье
утверждал, что деньги у Мертуччи всегда криминального
происхождения, но мы этому не верили. Это недоверие
повлекло его отставку примерно год спустя после смерти
торговца.
- Я не понимаю, - начал я...
- Подождите. Два года спустя, в том же месте, в лесу
Рамбуйе, дровосеки на одном из деревьев обнаружили
изрядно заржавевший револьвер. Это был маузер с большим
глушителем. Кто-то в местной жандармерии вспомнил о
деле Ранжио и позвонил нам. Мы отправили инспектора,
который явился с открытием. Оружие было сильно
испорчено, но хорошо промыв ствол, мы выяснили то, чего
не знали до сих пор. Починив боек, мы извлекли из коробки
пулю.
- Чтобы проверить идентичны ли пули из этого оружия
с пулями в сердце Ранжио?
- Точно.
- Но вы не проводили баллистические опыты с помощью
маузера, найденного в руке молодого Ранжио?
Шато пожал плечами.
- Увы нет. Такое случается. Был всего один выстрел.
Мы нашли револьвер, в котором не хватало одной пули,
которая находилась в сердце жертвы. Дальше мы не пошли.
Был использован маузер, и пуля, которую мы извлекли,
была пулей из маузера. Я признаю, что это была ошибка, но
еще десять лет назад мы не занимались такими
исследованиями.
- Я понимаю, - сказал я. - И естественно пуля, которой
был убит Ранжио, принадлежала маузеру с глушителем.
- Естественно.
275.
- Таким образом можно подвести итог происшедшего:
Мертуччи назначил свидание Ранжио под предлогом
доставки наркотика и попросил его выстрелом в воздух
сообщить о своем местонахождении. Во время охоты он
совсем не рисковал привлечь к себе внимание. Это как раз
тот выстрел, о котором говорила Элен Бсрнуа. Мертуччи
углубился в лес, убил молодого человека из револьвера с
глушителем и завладел суммой денег, приготовленной
Ранжио для покупки товара. Он вскарабкался на дерево,
чтобы спрятать на нем свое оружие, и, положив еще теплый
маузер Ранжио таким образом, чтобы было похоже на
самоубийство, позвал Элен.
- От вас ничего не скрыть. Он, по-видимому,
рассчитывал на веское свидетельство своей подруги,.чтобы
подтвердить свою невиновность. Это, действительно, было
ловкое ухищрение, но они совсем забыли про этого бешеного
Мерсье.
- Наверное, для бывшего инспектора было большим
облегчением найти настоящее оружие преступен ия.
Шато глубоко затянулся, и в трубке что-то забулькало.
- Более, чем вы думаете, ведь со времени своей
отставки он продолжал думать, что косвенно спровоцировал
смерть невиновного. Элен Бернуа так его убедила в
невиновности Мертуччи, что он поверил ей. В течение
года, почти каждый день, она приходила навестить его во
Дворец правосудия.
- Конечно, поставьте себя на его место. Она была
совершенно убеждена, что слышали всего один выстрел,
прежде чем ее кавалер углубился в лес. Вот откуда родилась
эта история и до сих пор живет в «обществе».
Комиссар вытряхнул пепел из своей трубки в
пепельницу, и после скромного стука в дверь вошел
инспектор. Не говоря ни слова, он положил папку на стол
своего шефа и вышел.
- Телеграммы из комиссариата, - объяснил Шато. - Вы
позволите?
- Прошу вас.
От открыл досье и внимательно прочел все сообщения.
276
Прочтя шестое, он подавил ругательство. Надел очки в
черепаховой оправе и прочел несколько раз.
Наконец, он медленно отложил листок и внимательно
посмотрел на меня.
- Я полагаю, что могу отпустить вас, Мартин, - сказал
он.
Я отошел от окна и сел напротив моего друга.
- Это хорошая новость. Можно узнать почему?
- Потому, что вы уже около полутора часов находитесь
в полиции. Кажется вы были правы относительно одного,
Март: на Мерсье кто-то, действительно имел зуб.
- Имел зуб?..
- Шато протянул мне телеграммы.
- Только что нашли его тело, в нескольких метрах от
дома. Тело было еще теплым. Его убили приблизительно
полчаса назад. Это говорит о том, что вы невиновны.
Я воскресил в памяти Мерсье, готового защитить себя,
и пожалел, что не настоял на продолжении разговора.
- Невиновен в этом преступлении, - заметил я, - а что
касается дел в Руаяль-Элизе и Вокресоне?
- Прочтите последний абзац.
Я повиновался. Вполголоса я расшифровал конец
донесения. «Мерсье был убит в 19 часов ударом ножа в
спину. Оружие, извлеченное в присутствии судебно-
медицинского эксперта, является кинжалом с ручкой из
слоновой кости. Лезвие с двумя концами имеет марку
«нержавеющая сталь» и заканчивается острием в форме
буквы «V».
Глава 15
Ирэн Шавель, увидя меня входящим в ее уборную,
вытянула руку вперед, словно хотела защититься. Я спокойно
закрыл дверь и из шумной атмосферы, царившей за кулисами
277
Большого мюзик-холла, попал в артистическую уборную.
Поклонившись Ирэн, я присел на низкий табурет. Певица
застыла около зеркала, к которому были приколоты
пожелтевшие телеграммы.
- Как... как вы вошли? - спросила она, когда к ней
снова вернулся дар речи.
Нс без неудовольствия я посмотрел на нее. Ирэн
великолепно выглядела в маленьком розовом платье для
«коктейлей». Платье подчеркивало ее маленькую, но
высокую и упругую грудь. Преувеличенный макияж,
предусмотренных для света прожекторов, несколько
утяжелял взгляд ее черных глаз, в которых таился
безудержный страх.
- Полиция вас ищет, - пробормотала она беззвучным
голосом. - Если вы немедленно не уйдете, я позову людей.
- Газеты, которые вы читаете запаздывают. Вот уже
около часа, как комиссар Шато и Судебный следователь,
которым я рассказал о моем визите к Мерсье, отпустили
меня с извинениями. Если бы я был настоящим убийцей,
то не действовал бы так открыто в Руаяль-Элизе и избежал
бы неприятностей. Между тем, чтобы убрать ночного
сторожа, которого я не знал, я воспользовался очень
заметной белой машиной и пошел гораздо дальше, спросил
дорогу у продавца газет. Наконец, что касается третьего
преступления, у меня есть алиби. Последняя история
касается вас, Ирэн.
- ...Меня? Что вы хотите сказать?
Мгновение я колебался. Ее любопытство взяло верх
над страхом.
- Охранник при входе в артистическую уборную,
пропустил меня по телефонному звонку из Дворца
правосудия. Комиссар считает, что вы должны узнать от
меня о случившемся. Речь идет о Мерсье.
Ирэн зажала рот рукой, и крик застыл у нее в горле.
- Он... он не...
Я положил руку на обнаженное плечо молодой
женщины и был поражен нежностью ее теплой
благоухающей кожи.
278
- Да, Ирэн. Он убит.
Она внимательно смотрела на меня, осмысливая драму.
Потом, поняв, наконец, что я говорю правду, она рыдая
устремилась в мои объятия.
Кто-то постучал в дверь, на которой висел халат.
- Ирэн, - произнес голос, - ваш выход через десять
минут.
Она отстранила от меня заплаканное лицо. Слезы
испортили макияж и оставили черные следы на щеках.
- Я готова, - проговорила она угасшим голосом.
Я вытер платком мой серый пиджак, испачканный
оранжевой краской, и украдкой посмотрел на Ирэн.
Малышка оказалась смелой. Она делая видимые усилия,
чтобы контролировать свои действия, поправила макияж.
- Как это случилось? - спросила она проясненным
голосом.
- Ударом кинжала в спину. Его машина была
остановлена на обочине дороги. Кто-то должен был сделать
ему знак, когда он готовился въехать в гараж здания. Он
следовал за ним без опасения по набережной. Драма
произошла очень быстро. Уже была ночь, а набережная
всегда пустынна в этот час. У нас нет ни одного свидетеля,
и мы не имеем ни одного отпечатка пальцев, но одна вещь
совершенно очевидна. Кинжал, которым убит Мерсье,
абсолютно идентичен тем, которые использовали в
Вокресоне и Руаяль-Элизе.
Я спрятал носовой платок в карман, так до конца и не
вытерев клейкую краску.
- Тем не менее вы собираетесь петь сегодня вечером?
- спросил я Ирэн.
- Я попытаюсь, - вздыхая ответила она. Спектакль
должен продолжаться. На прошлой неделе на гастролях за
час до выступления в автомобильной катастрофе погибла
жена нашего жонглера. Наш товарищ, однако, не пропустил
ни одного мяча.
В приоткрытую дверь просунулось одутловатое женское
лицо с огромным шиньоном на голове.
- Мне ничего не надо, Мари,, пытаясь улыбнуться;
272
произнесла Ирэн. - Вы видите, я уже одета.
Голова исчезла, но дверь широко распахнулась,
открывая проход высокому человеку, склонному к
преждевременной полноте. Больше всего поражал белый
редкий пушок, заменявший волосы и придававший полному
лицу странное выражение. У него были маленькие голубые
глазки, а полные губы, открывали гнилые зубы.
- Мой импресарио, Андре Вердон, - представила
Ирэн. - Мартин Меруа.
- А! - проговорил новоприбывший, протягивая мне
РУКУ, - вас еще не арестовали?
Вердон спросил меня по-хозяйски, словно
интересовался, сколько кусочков сахара положить в кофе:
один или два.
- Да, - ответил я уставшим голосом, - но меня
отпустили. Вы сможете прочесть об этом в последнем
выпуске газет под заголовком, касающемся дела в Руаяль-
Элизе.
- Какая история! - прокомментировал Вердон.
Он наклонился к Ирэн.
- Детка, ты плакала. Что происходит?
- О! Андре, только что убили Филиппа.
- Что?
Награни второго нервного криза, Ирэн быстро схватила
бумажную салфетку.
- Это ужасно, - сказал Вердон, упав в кресло. - Есть ли
смысл заниматься такой опасной профессией?
- Если бы некоторые лица не нуждались в нас, -
отрезал я, - мы бы этим не занимались, так как эта работа
ничего не приносит.
- Когда это произошло? - спросил Вердон.
- Сегодня вечером, около семи часов. Я постарался сам
предупредить мадемуазель Шавель.
< И понаблюдать за ее реакцией», - мысленно добавил
я.
- Кто это сделал?
- Пока нам ничего неизвестно. Бригадный комиссар
Шато занимается расследованием. Он обязательно задаст
280
вам несколько вопросов.
- А как?..
- Кинжалом.
- Как в деле Руаяль-Элизе?
- Оружие совершенно идентично.
Вердон внезапно наклонился к Ирэн Шавель
- Ты не можешь петь в таких условиях. Я скажу
директору, чтобы сделали объявление.
Молодая женщина решительно вытерла слезы. Она
была очень спокойна.
- Жонглер, потерявший во время гастролей свою жену,
очень хорошо работал. Помнишь?
- Действительно, я не мог поверить своим глазам. Но
твой голос...
- Все пройдет, - заверила Ирэн. - И потом Мерсье
никем не был для меня, или почти не был.
- Детка, - упрекнул Вердон. - Как ты можешь так
говорить? Вы были помолвлены. Он помогал твоей матери
воспитывать тебя, он создал тебя как артистку, оплачивал
твои занятия.
- Да, и чтобы компенсировать затраты, я была
приговорена провести свою жизнь с человеком на 20 лет
старше меня и которого я никогда не любила.
- Ты его не...
Глаза молодой женщины заблестели от гнева.
- Он купил меня. Вот что он сделал. Он пришел к нам,
когда я была еще ребенком и предложил помощь моей
матери. Когда я стала достаточно взрослой, чтобы понимать,
она мне сказала, что я должна испытывать только
благодарность к человеку, вырвавшему нас из нищеты. Она
была вдова, без средств, а я еще не зарабатывала на жизнь.
Я продолжала жить около «дяди» Мерсье. Ты не можешь
знать, что я вынесла.
Воцарилась гнетущая тишина. Через дверь доносились
звуки оркестра, прерываемые аплодисментами.
- Не надо ее реакцию принимать всерьез, - убеждал
меня Вердон.
Он провел своей полной рукой по волосам,
281
напоминавшим мышиный хвостик.
- Это шок, - добавил он.
Ирэн пристально посмотрела на него.
- Я плакала прежде всего потому, что невозможно
никого потерять без грусти. Но сейчас я чувствую себя
свободной.
Снова постучали в дверь.
- Мадемуазель Шавель, - это вас.
Ирэн встала и строго осмотрела свой силуэт в зеркале.
Указательным пальцем поправила цветок на платье и
быстро вышла.
В задумчивости я закурил сигарету.
- Вы давно в «шоу-бизнесе», Вердон?
- Мне кажется, я был здесь всегда.
- Вы, должно быть, часто встречались с магами;..
- Конечно.
- Верите ли вы, что можно загипнотизировать кого-то
так, что он забудет, что видел вас?
Импресарио непонимающе взглянул на меня.
- Я объяснюсь, - сказал я. - Предположим я факир и,
гипнотизируя вас, говорю: «Вы меня никогда не видели...».
И позже, вы обо мне совершенно забыли.
Вердон разразился смехом.
- Это невозможно. В последнее время гипноз достиг
больших успехов. И не только в мюзик-холле, но и в
медицине, где в некоторых случаях с его помощью побеждают
боль. Но гипноз годен только для простого дела. Можно
сказать кому-то: «Сделай это или сделай то, или даже: вы
ничего не чувствуете в этот момент».
- Хорошо согласился я. - Я не вижу разницы.
Предположим я кого-нибудь убил в этой комнате и
гипнотизирую вас, говоря: «Вы были одни, я никогда не
приходил».
Импресарио закурил протянутую мной сигарету.
- Невозможно, - повторил он. Вы можете, если у вас
есть дар, заставить меня поднять стул против моей воли,
или заставить повторить против моей воли некоторые
слова, но вы не можете изменить надолго мыслительный
282
процесс.
- Смог бы я, будучи факиром, заставить вас поверить,
что вы меня не видите?
- На какое-то время, да. Но когда я выйду из транса,
в который вы меня погрузили, я прекрасно о вас вспомню.
Я повторяю вам. Можно над кем-то совершить простое
действие и все.
Затянувшись сигаретой, я встал. Новое объяснение,
которому я, впрочем, мало верил, растаяло в дыму.
Преступление в Руаяль-Элизе оставалось необъяснимым.
- Благодарю вас. Я сомневался, что это невозможно.
Вы остаетесь здесь?
- Я не оставлю Ирэн, - господин Меруа. - Особенно
сегодня вечером.
- Как хотите. Мы еще обязательно увидимся.
Не оборачиваясь, я открыл дверь и очутился в коридоре.
Молодой атлет, закутанный в халат, испачканный краской,
толкнул меня и извинившись, исчез.
Я услышал, как Ирэн закончила пение на высокой
ноте. Публика оглушительно хлопала.
- Странная девушка, - прошептал я, спускаясь по
железной лестнице, на которой глухо отдавались мои шаги.
Глава 16
Выйдя из Большого мюзик-холла, я поднялся вверх по
бульвару Капуцинов к Опере, чтобы забрать машину Мэгги.
Машина все еще находилась на том же месте, в двух
шагах от газетного киоска, но других машин рядом уже не
было. Она привлекла внимание полицейского, который
составлял протокол нарушения, поставив ногу на буфер.
Я уже собирался вступить с ним в переговоры, как
меня осенила идея. Подойдя к газетному киоску, я попросил
последнее издание «Франс-Суар».
283
- Пожалуйста. И для вас бесплатно, господин Меруа,
- понимающе глядя на меня, сказал торговец.
Отвечая на мой немой вопрос, он добавил:
- Я очень рад, что для вас все хорошо закончилось.
Читайте - набрано большими буквами: «МЕРУА
НЕВИНОВЕН». И ваше великолепное фото.
Такое непосредственное проявление чувств незнакомых
людей меня всегда очень трогало. Я широко улыбнулся
продавцу и попросил у него предыдущий номер с
сообщением о моем аресте. Эту газету я тоже получил
бесплатно. Я поблагодарил его, взял газеты и направился к
полицейскому. Шариковая ручка представителя закона
застыла на середине пожелтевшей страницы. Полицейский
поправил кепи и бросил на меня суровый взгляд.
- Я вижу, - произнес он, - у вас было слишком
длительное разрешение на стоянку.
Улыбаясь я отрицательно покачал головой.
- Вы можете рассказать, все, что угодно. Если вам
удастся меня убедить, я охотно съем мой протокол.
- Приятного аппетита в таком случае!
Полицейский бросил на меня насмешливый взгляд.
Было видно, что он меня не узнал.
- Я не мог забрать машину, так как ваши коллеги мне
помешали, - объяснил я.
- Без шуток? Это уже новость.
Не говоря ни слова, я сунул ему под нос газету со
статьей о моем аресте. Он прочел заголовок, медленно
перевел взгляд с фото на мое лицо и сильно побледнел.
Полицейский быстро положил свою отрывную книжку
на капот машины и поднес руку к кобуре с револьвером.
Но я еще быстрее, развернул другую газету и он жадно
проглотил название статьи.
- Вы видите, - тихо произнес я. - Если вы составите
протокол, он прямиком попадет во Дворец правосудия,
потому что именно их сотрудники помешали мне забрать
машину в предписанное время. Вас допросят, и я клятвенно
заверю, а я вынужден буду это сделать, что вы меня не
узнали. Прежде чем заступить на службу вы должны были
284
прочесть табель, где помещено мое фото с пометкой
«Разыскивается».
Несколько прохожих наблюдали за озадаченным
полицейским. В конце концов он слабо улыбнулся.
- Я знаю трюки, к которым прибегают, чтобы избавиться
от протокола, - произнес он, - но ваш план стоит всех.
- Это не план, - заверил я. Тем не менее вы не можете
составить протокол. Я могу ехать?
Полицейский помахал кепи. Я влез в машину.
- Мне кажется вы забыли одну маленькую деталь, -
заметил я, включая мотор.
Стоически он разорвал протокол на мелкие кусочки.
Минуту он смотрел на меня с отвращением.
- Нет необходимости его есть. Выбросьте лучше.
Разразившись хохотом я отъехал. В зеркале я увидел,
что полицейского развеселила происшедшая со мной
история.
Я еще раз широко улыбнулся, останавливаясь перед
домом Мерсье. Было уже больше десяти часов, и консьержка
спала. Она открыла дверь, даже не спросив моего имени-.
- Это упростит дело, - подумал я, поднимаясь в лифте.
- У меня в запасе еще час до окончания спектакля в мюзик-
холле.
На площадке шестого этажа я мгновение поколебался,
прежде чем вынуть отмычку. Вдруг я столкнусь нос к носу
с Дюллаком? Ну что же? Посмотрим.
На третью попытку замок поддался. Я толкнул дверь и
зажег свой карманный фонарик. В коридоре, первая
попавшаяся мне дверь вела в платяной шкаф.
- Какая неудача, - вырвалось у меня.
Вторая попытка увенчалась успехом, и я проник в
комнату Ирэн Шаведь, плотно закрыв за собой дверь.
Минуту я колебался, затем зажег электричество, машинально
ощупал три платья, брошенные на постель, и осмотрел
ящики комода.
Мои находки не были интересными. Фото Ирэн Шавель
при разных обстоятельствах: на сцене, в ресторане, на
борту яхты, на официальном приеме, в студии телевидения,
285
с оркестром, во время записи.
- Маленький музей артистки мюзик-холла, -
пробормотал я. - Посмотрим.
Я открыл платяной шкаф, перегородки которого были
обиты пластиковыми тапочками. У певицы их было не
менее 50 пар. На полке лежал чемодан, обклеенный
разноцветной фольгой с названиями городов. Я снял его с
полки и поставил на кровать. В нем лежали скомканные,
мятые платья.
У Ирэн был собранный несессер с аккуратно
сложенным домашним платьем, тапочками и чернильным
прибором в кожаном футляре.
Слева в несессере, сложенные в карманах конвертики,
а в правой части для бумаги лежали блокнот и старые
письма. Обложка блокнота была приоткрыта и изнутри
торчала промокашка, исписанная мелким почерком. Я
нахмурил брови, пытаясь расшифровать прижатые друг к
другу и написанные справа налево, каракули. Взяв блокнот,
я поднес промокашку к зеркалу перед туалетным столиком.
Строки сильно перепутались, но написаны они были
с сильным наклоном влево, то есть в обратную стороны для
обычной каллиграфии. То, что мне удалось прочесть не
имело ни малейшего смысла:
«...Сир, - отвечает абрикос, - ...Любой северный ветер
мне кажется теплым ветром... всегда нуждаемся в меньшем...
Он сидел на повозке. Он сидел на повозке и пораженные
слуги уважали его молчание».
Странная литература, - прокомментировал я, убирая
блокнот на место. Я водрузил чемодан на место, так как
дверь быстро открылась и вошел Дюллак.
Глава 17
Одетый в домашний халат черного цвета с белым
286:
воротником, он казался более худым, чем обычно.
- Ирэн, - начал он... я
Увидя меня, он внезапно замолчал и остановился, как
вкопанный.
Его полузакрытые глаза сверкали от гнева.
- Вы? - удивленно бросил он. - Что вы здесь делаете?
Я заканчивал собирать вещи.
- Секунду, - прошептал я, - я к вашим услугам через
минуту.
Я спокойно пересек комнату и, подойдя вплотную,
спросил его:
- А вы, Дюллак? - Что вы делаете в этой комнате?
С него тут же слетела спесь.
- Я... я? - Но это комната Ирэн.
Я отошел от него и мирно закурил сигарету.
- Совершенно верно. И именно поэтому у вас есть
привычка входить к ней без стука в половине одиннадцатого
вечера в домашнем халате?
Дюллак попытался бороться.
- Мы очень давно знаем друг друга, - слабо возразил
он.
- Это так. Но она могла раздеваться, когда вы вошли.
Вы близки до такой степени? Я уверен, вы не вели себя
таким образом при жизни Мерсье. Они собирались
обручиться, эти голубки, вы знаете?
Полный ненависти взгляд, который Дюллак вовремя
не смог скрыть, показал мне, что я попал в точку.
- На мой взгляд, он злоупотреблял положением, -
торопливо добавил я. - Слабая улыбка появилась на губах
частного детектива.
- Вы находите?
- Конечно! - сказал я. - Совсем не для того помогают
маленькой девочке, чтобы потом иметь право держать ее
всю жизнь около себя. Это шантаж.
- Меруа, - начал он...
- Да!
Он колебался.
- Я... Надо, чтобы я вам сказал. Ирэн и я...
287
Я рассмеялся. Взломав дверь, я проник в ее комнату,
а испытывал стеснение он.
- Я понял это с самого начала, старина. Вы любите эту
малышку, не так ли?
Он наклонил голову.
- Она тоже любит меня. Мы не знали, как сообщить
Мерсье.
Я присвистнул.
- Он умер весьма кстати, не так ли?
Взгляд полузакрытых глаз мгновенно стал жестким.
- В час убийства я был с нашей секретаршей, Мадлен
Морель, и диктовал ей дневную почту. Я предоставил свое
алиби комиссару Шато, и если бы оно не подтвердилось, я
бы в настоящее время находился в тюрьме.
Я поставил пепельницу на туалетный столик и овладел
собой.
- Спокойно. Никто вас не обвиняет.
- Что вы здесь делаете в таком случае?
Я пожал плечами.
- Большой фильм, который я хотел увидеть начался. Я
совершил маленький набег. Вот и все.
- Вы не считаете, что Ирэн...
- Я ничего не думаю. Я ищу, Дюллак. Вне всякого
сомнения Мерсье знал своего убийцу, иначе он не смог бы
так легко следовать за ним по набережной Сены. И должен
сказать, что если бы вы не имели алиби...
- Не считаете ли вы, что я убил моего давнего
компаньона? Я не способен на такое, господин Меруа.
- Может быть, но каким образом вы собирались
действовать, если бы Мерсье не умер, чтобы открыть ему
вашу связь с Ирэн?
Дюллак завладел пепельницей, которую я держал и
нервно загасил в ней сигарету.
- Мы хотели убежать и пожениться.
- Он бы вас нашел.
- Да, но перед Законом мы бы были мужем и женой,
и он ничего нс смог бы предпринять в отношении нас.
Я взял пепельницу, загасил мою наполовину
288
выкуренную сигарету и вздохнул.
- Да, таким образом вы смогли бы выпутаться, -
пробормотал я. - Ирэн согласна?
- Конечно.
- Вы всегда на все согласны, не так ли?
Он смотрел на меня не понимая, потом колеблясь
ответил:
- Гм... Да...
- Так значит вы вместе вызвали полицию, когда я
утром приходил к вам?
Тяжелые веки на секунду поднялись вверх.
- Мы никого не вызывали. Вы ошибаетесь, Меруа.
- Тогда, возможно, вы, в виде исключения, сделали это
в тайне от другого лица.
- Что вы? Ирэн нс способна на...
- Где телефон?
- Мы его установили в шкафу в коридоре, чтобы все
могли им пользоваться.
- Вчера, поздним утром, Ирэн пользовалась им?
- Да, она часто пользуется телефоном.
- В то время, пока я разговаривал с Мерсье в салоне?
- Я... гм...
- Дюллак, вы начинаете меня нервировать. Вы вышли
в середине нашей беседы, сказав, что вам надо срочно
позвонить. И таким образом пошли к телефону. Если бы
Ирэн задержалась там на несколько минут, то остался бы
запах ее духов. Кто-то позвонил из вашей квартиры во
Дворец правосудия. Или вы или она...
Частный детектив стал белый, как мел.
- Когда предупреждают криминальную полицию о
каком-то важном деле, вызов автоматически передается в
специальное бюро, где регистрируется одновременно и
тембр голоса звонившего, - обманул я. - Очень легко узнать,
кто звонил: мужчина или женщина. Нс бывает 37 решений:
кто-то звонил из этой квартиры. Вы или Ирэн?
- Я...
- В моем вопросе нет ничего плохого. Вы говорите, что
любите Ирэн и, солгав мне, можете ее защитить. Но я
ООО
10 Человек, измеливший —
свое лицо
советую вам все же сказать правду. Она сослужит лучшую
службу всем.
- Еще раз, - прошептал Дюллак, - я не понимаю, как
маленькая деталь может что-то изменить.
- Кто звонил?
Частный сыщик пристально рассматривал носки своих
ботинок.
- Ирэн вышла из кабин, когда я вошел в коридор.
Я глубоко вздохнул.
- Наконец!
Закурив новую сигарету, я насмешливо смотрел на
экс-компаньона Мерсье.
- Благодаря вам мы сделали большой шаг вперед.
- Каким образом?
Я выпустил клубок дыма в потолок.
- Все очень просто. Лицо, звонившее в полицию,
знало, что меня разыскивают.
Дюллак пожал плечами.
- Это очевидно.
- Не так ли? Утром, когда я вошел в вашу квартиру и
едва успел обменяться двумя словами с Ирэн, Мерсье ввел
меня в салон, где вы завтракали. Я вам рассказываю при
закрытых дверях мою историю, а эти двери достаточно
толсты, чтобы кто-то смог услышать извне, тем более, что
беседуем мы тихо. Вы следите?
- Не очень хорошо.
- Другими словами, - сказал я терпеливо, - двум лицам
было известно о затруднительном положении, в которое я
попал, и они могли успешно позвонить в Криминальную
полицию, чтобы засадить меня в тюрьму. Вы и Мерсье. Но
ни вы, ни Мерсье не звонили на набережную Орфевр.
Остается только одна возможность: Ирэн.
- Конечно. Я вам об этом сказал. Она испугалась, или
что-то в этом роде, хотя она и не злая...
Я снова затянулся сигаретой.
- Есть, конечно, - спокойно заметил я, - одна маленькая
деталь, которая не стыкуется: откуда мадемуазель Шавель
было известно, что меня разыскивает полиция?
290
Дюллак бросил на меня удивленный взгляд.
- Все были в курсе...
Я покачал головой.
- Нет. Если исключить покойного Сервье и, очевидно,
членов криминальной бригады, которая вам еще ничего не
сказала, то знали четверо: я, вы, Сервье и, конечно, убийца.
Теперь уже нет сомнения, что преступление в Руаяль-Элизе
было западней.
Дюллак был бледен, как полотно.
- Не хотите ли вы сказать...
- Вы мне сказали, что только Ирэн могла позвонить.
Чтобы это сделать, надо было быть в курсе смерти Хинкбоса.
Так как мы ей ничего не сказали, и о преступлении не было
передано ни по радио, ни сообщено в прессе, она не могла
знать, что меня ищут, если только...
Я увидел, появившуюся из кармана халата, правую
руку Дюллака, вооруженную кастетом, и парировал без
усилий удар, предназначенный моему подбородку.
Моя левая рука сработала как кнопка, и я ударил
частного сыщика в солнечное сплетение. Выражение
ненависти, появившееся на его лице, пока я говорил,
перешло в гримасу боли.
Дюллак глотнул воздуха и рухнул на ковср.
Руки в карманах, с сигаретой в зубах, мгновение я
смотрел на него, и затем медленно вышел из квартиры.
Глава 18
Как только я переступил через порог большой
стеклянной двери Руаяль, очень высокий человек,
безукоризненно одетый в черную тройку, похожий на
дипломата, подошел ко мне.
Его светлые волосы, зачесанные назад, высокий и
выпуклый лоб, маленькие седые усы, и приклеенная улыбка,
291
позволяли его отнести к категории людей состоятельных и
следивших за собой.
- Господин Меруа?
- Да. Вы директор отеля, не так ли?
Человек вздрогнул.
- Как вы догадались?
Я пожал плечами.
- По вашему облику и вашей манере встречать людей.
Владельцы отелей никогда не приглашают в свой кабинет.
Хотя удобнее было бы ждать меня сидя. Ваше
местонахождение у двери указывает, на владельца и на то,
что вам очень нс терпится меня увидеть. Будь вы клиентом
или посетителем, вы бы в такую прекрасную ночь, не
колеблясь ждали меня на тротуаре. И это было бы
естественно. Но директор отеля, имеющий собственное
достоинство и придающий такое большое значение
внешнему виду, не сделает и ста шагов от своего заведения,
иначе соседи скажут, что ваши дела плохи, и вы пытаетесь
перехватить посетителей. Надо ли продолжать?
Человек поклонился.
- Ваша репутация не преувеличена, господин Меруа.
Я, действительно, директор отеля. Мое имя Стефанис.
Дидье Стефанис.
Улыбка из-под его усов внезапно исчезла.
- Ваша история нанесла значительный ущерб моему
отелю, господин Меруа.
У меня взлетели брови.
- Моя история? Это уже слишком! Кто-то решил убить
старого человека в Руаяль-Элизе, и я, помимо своей воли,
оказался замешанным в его планах. Что я мог сделать?
- Избегать дальнейших разговоров о преступлении.
Эта публикация ужасна: она пришлась на самый худший
момент. Я понес значительные расходы, собирался
надстроить восьмой этаж, сделать лучшее отопление и...
- Хорошо, на что вы жалуетесь? Такие работы делают
много шума, вы должны были закрыться, чтобы осуществить
их. Воспользуйтесь непредвиденными обстоятельствами и
дайте клиентам уехать. Я пойду в Коэридж.
292
- Но они больше не вернуться. Подумайте об этом. У
меня был человек.
- И ваш ночной сторож был убит... Разве по вашей
вине?
Голос директора повысился.
- Так не может большое продолжаться, господин
Меруа. Эти инспекторы, простукивая и исследуя стены,
перебудили всех. Их поиски, их хождения взад и вперед по
холлу, по коридорам. Это невыносимо.
- Я могу поменять адрес, - заметил я ледяным тоном,
- но это ничего не изменит, если ведется расследование.
- Не могли бы вы что-нибудь сделать? Если это
продлится, моя репутация погублена.
Я внезапно вспомнил о чеке, который мне дал Мерсье.
Отныне он нс имел цены, но необходимо, чтобы кто-то
компенсировал мои убытки.
- Я бы мог поступить таким образом, - ответил я, -
чтобы все закончилось как можно быстрее.
- Триста тысяч франков для вас, если все будет
улажено в течение 24 часов.
Я слегка присвистнул.
- Как просто.
- Четыреста. Но чтобы эти публикации прекратились
с завтрашнего вечера.
На минутку я задумался и протянул Стефанису руку.
- Согласен. -
Широкая улыбка появилась на лице директора.
- ...и еще, не могли бы вы сделать так, чтобы эти
Ненавистные полицейские здесь больше не появлялись.
- Вы говорите обо мне? - прозвучал голос комиссара
Шато.
Я обернулся и заметил моего друга, бесшумно
вошедшего. Одной рукой он поправил очки в черепаховой
оправе, а другой протянул мне маленький чемоданчик.
- Все, что вы просили, Мартин, внутри.
- Спасибо Блэз, я хочу представить...
- Я уже знаком с комиссаром, - ответил Стефанис.
Извините, у меня еще много почты. Не забывайте о нашем
293
договоре, господин Меруа. До свидания, господа.
- Странный человек, он читает свою почту в
одиннадцать часов вечера, - прошептал Шато. У меня такое
впечатление, что он меня просто не выносит. Скажите
Мартин, продвинулись ли вы вперед? Вы считаете, что все
будет улажено к завтрашнему вечеру?
- Возможно даже раньше. Вы ничего не забыли?
Я показал пальцем на чемодан. Шато покачал головой.
- Нет. Все здесь. Позаботьтесь об этом. Мы очень
дорожим этими материалами и я... гм... их тайно взял от
Судебного следователя. Скажем так. У вас есть идея?
- Может быть.
Шато задумчиво подергал свои усы а ля Шарло.
- Хорошо, - согласился он. - Я вас знаю. Если вы
решили ничего не говорить... Кстати, у меня есть новость
для вас: я нашел адрес Элен Бернуа.
Я щелкнул пальцами.
- Любовницы Мертуччи? Великолепно. Гдеонаживет?
- В маленькой квартирке, около мэрии 15 округа.
Держите, здесь все данные.
Он протянул мне клочок бумаги, который я, прежде
чем положить в карман, прочел.
- Мы не имеем права устраивать обыск или допрашивать
людей ночью. Я навещу ее завтра угром... Куда вы идете?
Нанести ей краткий визит. Мне это позволительно. Я
буду держать вас в курсе.
Я схватил маленький чемоданчик и удалился, оставив
Шато в холле.
Глава 19
Элен Бернуа жила на улице адмирала Руссена, в очень
старом доме без консьержки. По всему коридору были
прикреплены почтовые ящики с указанием этажа жильцов.
294
На ящике бывшей подруги Мертуччи была прикреплена
карточка с указателем: 3-й этаж налево.
«Пожилые люди спят мало», - подумал я, звоня в дверь
мадемуазель Бернуа. Не услышав никакого ответа, я с
силой надавил на звонок. Радио замолчало. Мужчина в
домашнем костюме приоткрыл дверь.
- Что вы хотите?
- Видеть Элен Бернуа по срочному делу.
- Ее нет дома. Она в кино. Подождите.
Дверь закрылась, и снова послышалась громкая музыка.
Я отключил звонок и открыл отмычкой замок. Войдя,
я закрыл дверь, зажег карманный фонарик, прежде всего,
посмотрел на часы. У меня было минут десять, пятнадцать.
Я очутился в узком длинном коридоре. Направо
находилась кухня, налево - туалет, и в глубине коридора
единственная, очень бедно обставленная комната.
- Кроме шкафа здесь нечего осматривать.
Я методично осмотрел старую одежду, вещи, собранные,
как реликвии в железных коробочках, перевязанных белыми
бантиками.
- Дрянное ремесло.
Шато, простивший мне все очень давно, не одобрял
этого. Но убийца с ледяным спокойствием уже убил старика,
скромного ночного сторожа и частного сыщика. Моим
долгом было поставить его в такое положение, чтобы он не
смог ничего предпринять, и собрать как можно больше
доводов, чего бы это ни стоило. Это была игра. Когда
выслеживают бандита чувства не в счет.
Наконец, я извлек из угла шкафа альбом с
фотографиями. Я быстро, но добросовестно пролистал его.
Первые, уже пожелтевшие снимки, восстанавливали
счастливое для Элен Бернуа время. Она была ослепительно
хорошо в огромной соломенной шляпе, а рядом с ней
мужчина с резкими чертами лица и черными густыми
бровями. Несмотря на плохое качество снимка, шрам на
правой щеке был хорошо виден.
- Или на левой, если снимок был перевернут при
проявлении. Нет, номер машины почти невозможно
295-
прочесть. Я вынул фото и прочитал на обороте: «Анж и я.
Первая машина.».
Я положил снимок на место и продолжал листать
страницы альбома, посвященные в большинстве своем
путешествиям. Машины становились все дороже и часто
менялись.
Ближе к середине альбома появились новые снимки.
Чета любовно склонилась над колыбелью. Далее следовало
несколько страниц, посвященных ребенку, маленькой
девочке. На следующей странице ребенок был гораздо
старше, ее черты понемногу изменялись от снимка к
снимку, и автоматически появилась догадка. Последнее
фото альбома окончательно подтвердило мою догадку,
возникшую несколькими секундами раньше. Это была
Ирэн Шавель.
Глава 20
Я был так поражен, что машинально взял сигарету и
опомнился только тогда, когда почувствовал, что вынул
зажигалку.
Я бережно положил альбом с фотографиями на прежнее
место. Луч моего карманного фонарика пробежал по комнате.
На лестничной площадке я плотно закрыл дверь и
услышал шаги на лестнице. На этот раз я прикурил сигарету
и стал ждать.
Женщина маленького роста, все еще красивая, на
мгновение остановилась на лестнице, увидя меня.
Она устало достала из старой сумки связку ключей.
- Мадам Бернуа? - вежливо спросил я.
- Да, это я, - ответила она приглушенным голосом.
- Прошу прощения за беспокойство в столь поздний
час. Не откажите ли вы мне в любезности переговорить с
вами. Уверяю, я надолго не задержу вас.
296
Нахмурив брови, Элен Бернуа какое-то время
внимательно рассматривала меня. Она, должно быть, была
настоящим воплощением красоты, и ее черный блестящий
взгляд, хорошо очерченные губы придавали великолепному
овалу лица необъяснимый шарм, несмотря на сухую, плохо
ухоженную кожу и уже появившиеся морщины.
Я был убежден, что после посещения косметолога,
парикмахера, маникюрши и портнихи, эта женщина могла
бы войти с высоко поднятой головой в любой салон.
- Если вы продаете страховки, вы любите вашу работу.
Но уже поздно.
Я ей доверительно улыбнулся.
- Ни страховки, ни автомобили. Меня зовут Мартин
Меруа.
Ее лицо внезапно прояснилось.
- Ах! А я себя спрашиваю, где я могла видеть ваше
лицо? Это в вечерней газете, которую мы выписываем на
двоих с приятельницей. Я слышала по радио, перед тем, как
пойти в кино, что вас напрасно обвинили. Входите,
пожалуйста.
Она повернула ключ в замке, и я вошел за ней в
коридор.
- Только ненадолго, - произнесла она, зажигая свет, -
извините меня. Хотите чашечку кофе? Я его варю по-
итальянски, как Анж любил.
Она показала мне на старое кресло, обитое велюром.
- Я не хотел бы вас беспокоить, - пробормотал я
устраиваясь в кресле.
- Вовсе нет. Посетители меня всегда радуют. Хотя ваш
визит и достаточно поздний.
- Вы очень любезны.
- Совсем нет. Ну что? Чашечку кофе?
- С удовольствием.
- Извините меня.
Она удалилась на кухню, и я услышал звон посуды.
Вернувшись в комнату,. она протянула мне старую
кофемолку.
- Держите, - сказала она. - У меня дух захватывает от
297
этой кофемолки, но я никогда не буду покупать молотый
кофе. Кофе надо размалывать перед приготовлением.
Я зажал кофемолку между колен и сильно налег на
ручку.
Она вернулась с алюминиевой кофеваркой и насыпала
в нее только что размолотый кофе;.
- Вот так, - заметила она, - теперь остается только
поставить на огонь и успеть снять до того, как закипит вода.
-»Ты где-то прочла, что нашли визитную карточку
Анжа Мертуччи в кармане у Хинкбоса, и тебе хотелось бы
узнать больше. Без этого ты бы меня никогда не впустила
меня в столь поздний час».
Моя гипотеза подтвердилась, когда после обмена
любезностями, она спросила меня:
- В самом деле была найдена визитная карточка около
торговца бриллиантами?
- Совсем новая карточка с именем вашего бывшего
друга. Именно поэтому я пришел к вам.
Лицо Элен Бернуа омрачилось.
- Все знают, что Анж умер. Если бы он был жив, я бы
не жила в такой нищете. Подумайте хорошо. Я не смогла
ничего сделать, когда он был убит. К счастью, у Мерсье был
приступ совести, и он занялся мной и малышкой.
- Ма... малышкой?
- Я верю, что она скоро добьется успеха в мюзик-холле,
но я вам не скажу ее имени, она никогда не должна узнать,
кто был ее отец. Анж остался для нее коммивояжером: она
верит, что он погиб в автомобильной катастрофе. Мерсье
поклялся, что никогда ей ничего не скажет, и я знаю - он
сдержит слово.
Я загасил сигарету в пепельнице с изображением горы
Сен-Мишель.
- Вы еще не знаете? - медленно выговорил я. - Мерсье
убит.
Элен Бернуа побледнела. Она машинально поправила
рукой непокорную прядь волос.
- Он? Это правда?
- Он был убит около своего дома. Вы не слышали об
298?
этом по радио?
Она отрицательно покачала головой и упала на стул.
- Это ужасно, - прошептала она. - Что со мной будет?
Снедаемая беспокойством, она жалобно посмотрела
на меня.
- У вас нет никакого дохода? - мягко спросил я.
- Я делала кое-что по-хозяйству, и Мерсье давал мне
каждый месяц немного денег. Моя дочь не может помогать
мне, ей нужны деньги для продолжения карьеры. Вы
знаете, что такое туалеты, костюмы для сцены... Позже, я
в этом уверена, она будет мне помогать. Но сейчас, что я
буду делать?
Сначала мне показалось, что она не слышала моего
вопроса. Не поднимая глаз от старого дырявого ковра, она
прошептала:
- Мерсье... умер... я не могу в это поверить. Гм... Что
вы говорите?... Ах да! Вы ошибаетесь, господин Меруа, Анж
оставил мне целое состояние. Он вложил много денег в
абсолютно законные сделки. Он был владельцем 3-х отелей
и одного магазина. Все это он завещал мне.
Я бросил на нее вопросительный взгляд.
- И что же? - спросил я.
Она глубоко вздохнула.
- Все очень просто. Анж был ранен и упал в воду. Его
тело так и не нашли. И я не могу наследовать ничего до тех
пор, пока официально не признают, что он умер. Он просто
исчез. Я предприняла все законные действия и разорилась
подчистую на адвокатах. До тех пор, пока я не докажу, что
Анж умер и его дела будут переданы лицу, которому
поручено хранение спорного имущества. Вы знаете, что он
сделал, и, естественно, полиция не питает к нему нежных
чувств.., таким образом, дело остается неулаженным.
Восхитительно запахло из кухни кофе.
- Извините меня, - произнесла она.
Поднявшись, она вышла из комнаты, не успев
отвернуться и скрыть слез, бежавших по ее лицу. Когда она
вернулась в комнату, неся на подносе кофеварку и две
чашки, на ее лице не было и тени огорчения. Она, молча,
299
налила мне кофе и подвинула сахарницу. Затем встревоженно
посмотрела на меня и спросила:
- Что это все означает, господин Меруа? Почему
нашли эту визитную карточку в Руаяль-Элизе?
Я сделал несколько глотков кофе.
- Кое-кто хочет заставить думать, что Мертуччи не
умер, и что он, таким образом, отомстил Мерсье.
Я вспомнил Шато, подтвердившего мне виновность
торговца наркотиками в деле Фонтенбло, - но продолжил.
- Вы понимаете. Мерсье когда-то обвинил Мертуччи в
преступлении, которого он не совершал.
- Вы хотите сказать о том молодом человеке из
Фонтенбло? Конечно, Анж был невиновен! Это невероятный
удар судьбы.
- Естественно. И многие считают, что Мертуччи выжил
и обязательно отомстит Мерсье за то, что он обвинил его
в преступлении, которого тот не совершал. Правда, не все
получилось так, как было задумано. Я занял место Мерсье.
Мертуччи убил ночного сторожа, помешавшего его планам
и в конце концов заколол Мерсье.
Элен Бернуа замкнулась.
- Это совершенно невозможно, господин Меруа, Анж
не был убийцей, и он умер. Если бы он был жив, неужели
выдумаете, что он оставил бы меня в столь затруднительном
положении?
Я допил свою чашку кофе и жестом отказался от
второй порции.
- Это стояший аргумент, - согласился я. - Извините
меня, мне пора. Спасибо за прием.
Открывая мне дверь, Элен Бернуа растерянно
посмотрела на меня.
- Почему имя моего мужчины оказалось замешано в
этом ужасном деле?
300
- Мне бы хотелось вам дать достойный ответ, -
выдохнул я, спускаясь по лестнице.
Садясь за руль машины, я удостоверился, что маленький
чемоданчик, принесенный Шато, по-прежнему находится
на заднем сидении.
Я быстро отъехал, но не доезжая улицы Шазель,
увидел в переднее лобовое стекло, где смешались огни
города, лицо Ирэн Шавель, дочери торговца наркотинами
Анжа Мертуччи.
Глава 21
Стройная, одетая в розовую пижаму, Мэгги открыла
мне дверь после первого же звонка. Положив руки на бедра,
она улыбаясь смотрела, как я осторожно поставил маленький
чемоданчик около комода.
- Так как ты не решаешься, - прошептала она, - надо,
чтобы я взяла инициативу в свои руки.
Она наклонилась и поцеловала меня.
- Вот это я называю настоящим гостеприимством, -
прокомментировал я. - Могу ли я получить еще и сверх того
скотча?
Она засмеялась и покачивающейся походкой
отправилась на кухню.
- Если хочешь - целую бутылку. Я так рада тебя видеть
в добром здравии! Рафаэль звонил мне и рассказал об всем,
что произошло. Ты ведешь такую бурную жизнь! Тебя не
беспокоит рука?
Я о ней уже забыл.
- Все будет хорошо, - заверил я. - За исключением
двери от шкафа, которую я куплю.
Мэгги, засмеявшись, вернулась со стаканом скотча в
руке. Она протянула мне его с комментариями.
- Я сознаю, что у меня есть еще шанс.
ЗОН
Я выпил мой скотч одним глотком.
- Ты разрешишь, я позвоню?
- Конечно.
- Я должен позвонить женщине.
Я набрал номер Руаяль-Элизе и попросил Вирджинию
Фелпс.
- Я не ревнива.
- Я уже знаю, что ты снова выпутался, - сказала
Джинни услышав мой голос. - Я надела мою самую красивую
пижаму. Ту, которая легко снимается, и читаю книгу, чтобы
скоротать время пока...
- Ты успеешь дочитать ее. Я не вернусь сегодня ночью.
Голос Вирджинии сделался резким.
- Принеси мне ее фото, чтобы я по крайней мере знала
с кем имею дело.
- Это совсем не то, девочка, - сказал я не соврав, - но
я назначил встречу Рафаэлю, который должен мне принести
необходимый товар. Я решил дожидаться его, чтобы не
терять время.
Я наблюдал за Мэгги уголками глаз. Вытянувшись на
диване, она маленькими глотками пила скотч. И казалась
очень довольной собой.
На другом конце провода Джинни внезапно изменила
тактику. С этого момента она выиграла партию. Ее
находчивость всегда меня вдохновляла и внушала большое
уважение.
- Ты мне позвонишь завтра?
- Обязательно, мы позавтракаем вместе. Я заеду за
тобой к полудню.
- Хорошо. Спокойной ночи, Март. Пусть тебе приснятся
прекрасные сны.
Я повесил трубку, взял свой стакан в проходе и
устроился на диване.
- Бедная детка, - прошептала Мэгги сочувственно. Что
3D2:
ты собираешься выдумать для нее?
Не отвечая, я налил еще полный стакан. Компания
прекрасной блондинки будет менее приятна, если я скажу
ей, что очень хочу увидеть Рафаэля сразу по возвращении,
и что у меня нет лучшего способа его дождаться.
- Не каждый день имеешь шанс встретить такую
красивую девушку, как ты, - сказал я искренне.
Розовая от удовольствия, с полузакрытыми глазами, с
многообещающей улыбкой на влажных губах, Мэгги
положила руку мне на затылок и нежно привлекла к себе.
Глава 22
Заслышав шаги Рафаэля в гостиной, я с сожалением
отодвинулся от Мэгги. Сняв со спинки кровати домашнюю
куртку, принадлежащую американскому приятелю Мэгги и
примерив ее на себя, я понял по тому, как затрещали швы,
что сшита она была не на мою фигуру.
Я прошел в ванную и накинул халат, который накануне
помог мне обмануть полицейского. Халат был не так
элегантен, но зато больше подошел по размеру.
Вернувшись в комнату, я машинально сложил халат и
собирался уже положить его на спинку кровати, как вдруг
застыл от неожиданности.
- Черт побери!
Мое восклицание потревожило Мэгги, она повернулась
и запихнула голову под подушку, чтобы спрятаться от
солнечных лучей, проникавших в комнату через жалюзи.
Несколько мгновений я созерцал открывшуюся мне
приятную картину обнаженного тела Мэгги, затем/ вздохнув
с сожалением, набросил на нее простыню и вышел из
комнаты.
Рафаэль был весь поглощен изучением пластмассовых
коробочек. Он так и подскочил, когда я положил ему руку
303
на плечо.
- Как ты напугал меня! Я не слышал, как ты вошел. Ты
в этом одеянии похож на привидение.
- Так оно и есть, - подтвердил я. Эта малышка очень
требовательна.
Раф почесал нос и заговорщически подмигнул мне:
- Ну как, хороша девочка?
- Сенсация. Ты должен бы знать.
Он состроил печальную физиономию:
- Мне это не удалось. Я, конечно, пытался. Мы просто
хорошие друзья.
- Это уже пол пути, - ободрил я. - Давай-ка посмотрим
эти коробочки. Надеюсь, ты не оставил на них своих
отпечатков пальцев?
В углу комнаты стоял небольшой чемоданчик, который
мне дал Шато. Я взял его, поставил на стол и извлек из него
микроскоп-компаратор с двойным объективом, небольшой
футляр, лупу, образец с четким отпечатком пальца, а также
фотоаппарат «Поляроид», позволяющий получать
фотоснимки в течение трех минут, снабженный электронной
вспышкой.
Я вздохнул и устроился поудобнее за столом.
- Посмотрим, - сказал я, - хороша ли была твоя охота,
Раф.
Достав из футляра мягкую кисточку, я стал наносить с
ее помощью металлизированный порошок на первую
пластмассовую коробочку. Постепенно проявилось
несколько отпечатков пальцев.
- Великая вещь - технический прогресс, - пробормотал
Рафаэль.
Результат работы я разглядел через лупу.
- Здесь три вида отпечатков пальцев, но ни один не
похож на мой образец, который я принес. Возьмем
следующую коробочку.
Я повторил операцию. На этот раз оказалось два вида
отпечатков. Один из них был похож на образец. Я его
тщательно сфототрафировал и через три минуты снимок
был готов. И снимок, и образец я поместил перед
304
соответствующими линзами микроскопа и стал
рассматривать, сравнивая их между собой. Я стал
поворачивать ручку, которая управляет призмами и, вдруг,
у меня перехватило дыхание: два отпечатка полностью
наложились друг на друга. Они принадлежали одному
человеку.
У меня вырвался победный клич.
- Посмотри сам, Раф. Мы выиграли.
Рафаэль послушно приник к микроскопу.
- Действительно, - признал он, поднимая голову. -
Один из отпечатков на второй коробочке совпал с тем,
который ты принес».
- Мой отпечаток - из картотеки уголовной полиции, -
объяснил я. Кто дал тебе эту коробочку?
Рафаэль заглянул в записную книжку.
- Это голубая коробочка...Мне се сегодня ночью передал
один грязный тип по имени Поло Перес.
- Как он выглядел?
- Маленький. Настолько, что кажется, будто ноги
растут сразу от плеч. Совершенно лыс и носит охромные
очки в черепаховой оправе... В руке всегда шляпа с широкими
полями, которую он никогда не надевает.
Я медленно покачал головой.
- Это не он. Ему принадлежит, должно быть, второй
отпечаток.
- Откуда ты это знаешь?
Моя борода скрыла широкую улыбку.
- Потому что я знаю приметы того, кому принадлежит
тот отпечаток пальца, что я принес. Я даже знаю его имя и
именно поэтому Шато дал мне этот документ.
Я аккуратно сложил приборы в чемодан, а голубую
коробочку спрятал в ящик стола, остальные я протянул
Рафаэлю.
- Держи, старик. Можешь выбросить эти наркотики.
Охотник с жадностью схватил товар и направился на
кухню. Вскоре я услышал, как он открыл кран.
Я прислонился к двери кухни.
- Ты должен немедленно найти Переса и попросить
305
его, чтобы он нас отвез к своему патрону сегодня во второй
половине дня. Около двух часов я буду ждать тебя перед
входом в твой бар на улице Фрошо.
- Откуда ты знаешь, что у него есть патрон? И кому
принадлежит этот отпечаток пальца?
- Это пока секрет.
- Мне кажется, я догадываюсь...
- Не утомляйся. Ты знаешь, что я не скажу. Быстро
собирайся. Мне нужно одеться. Я должен сделать еще
несколько визитов.
Я, не торопясь, закурил.
- Сегодня утром я сделала одно открытие, - пробормотал
я. - кажется, я нашел способ отгадать, кто этот таинственный
господин Хинкбос.
- Ты напал на след?
- На очень слабый. Смотри.
Я взял свою куртку со спинки стула и показал охотнику.
- Ты видишь, - сказал я, - это тон для лица. Ирэн
Шавель оставила этот след, когда плакала вчера на моем
плече.
Раф недоверчиво взглянул на меня.
- И это позволяет тебе определить личность умершего
в Руаяль-Элизе?
- Несомненно.
Г-н Бенилло, обескураженный, поднял глаза к небу и
открыл дверь.
Глава 23
Было примерно половина одиннадцатого, когда я
остановил машину Мэгги перед зданием Дворца правосудия
на набережной Орфевр. Несколько минут спустя я положил
чемодан Шато на стол моего друга. Он его поставил в угол
комнаты и спокойно закурил свою большую трубку.
306
- Ну как, пригодилось?
- Я пока еще ничего не могу вам сказать, Блэз.
Он посмотрел на меня поверх своих черепаховых
очков. В ответ я ему широко улыбнулся. Я не уточнял Шато,
почему брал у него на прокат его приборы, так как мне не
хотелось держать его в курсе моих небольших махинаций с
наркотиками. Комиссар меня слишком хорошо знал, чтобы
настаивать, и он попытался выведать обходным маневром.
- Не понимаю, почему ты выносил это оборудование,
- произнес он, по-возможности, незаинтересованным тоном.
- Мы прекрасно могли бы сделать этот анализ здесь. Вам
надо было только принести сюда предмет, на котором вы
обнаружили отпечатки пальцев.
Я расплылся в еще более широкой улыбке.
- Был не один предмет, а несколько, Блэз. И к тому же,
то, что они содержали, вынудило бы меня давать вам
объяснения.
- Хорошо.Я не настаиваю.
Я быстро размышлял. В конце концов, ничто не
мешало мне рассказать Шато о моих попытках встретиться
с торговцами наркотиками, но если бы я ввел его в курс
моего свидания с Пересом сегодня после обеда, ничто не
остановило бы его организовать за мной слежку, даже если
бы я очень просил бы этого не делать. Это могло бы все
испортить. К тому же был еще Рафаэль, который должен
был оставаться в тени как для полиции, так и для «своих»,
ради своей собственной безопасности.
К тому же я рассчитывал получить вознаграждение от
директора Руаяль-Элизе, в случае же вмешательства Шато
выплата рисковала значительно задержаться.
- Нет, Блэз, я ничего не могу сказать, больше того, я
хочу просить вас о еще одном одолжении.
- Говорите.
- Я бы хотел получить от вас карточки, заполненные
теми, кто останавливался в гостинице за три дня до
преступления, включая и день убийства.
Шато поправил очки, в задумчивости примял табак в
своей трубке.
30,71
- Это сложно, Блэз?
Он отрицательно потряс головой, пересек комнату и
открыл дверь в соседнюю комнату.
- Клеман, будьте добры, приготовьте мне карточки,
заполненные постояльцами в гостинице Руаяль-Элизе в
течение трех дней перед убийством Хинкбоса.
- Включая и ночь, когда было совершено преступление?
- пропел мелодичный голос.
- Именно.
Комиссар закрыл дверь, встал рядом со мной и
погрузился в разглядывание барж, которые лениво плыли
по Сене.
- Скоро они будут использовать специальные буксиры,
которые будут тянуть целые составы по реке. Это изменит
всю картину.
От его трубки шел приятный запах белого табака.
- Что вы кладете в вашу трубку?
- Смесь собственного приготовления: капрал,
голландский табак и добавляю виргинский табак, который
нелегально покупаю у американских солдат.
- Зачем вам усложнять жизнь? Я скоро возвращаюсь в
Нью-Йорк и буду вам присылать время от времени
американский табак.
- Действительно, ведь вы живете там. Я как-то не
подумал просить вас об этом одолжении.
- Я буду посылать килограмм в месяц. Подойдет?
- Еще как. Благодарю вас.
- Не за что. Как ваше расследование, Блэз?
Комиссар состроил гримасу.
- Мы топчемся на месте, - произнес он. - Убийца не
оставил абсолютно никакого следа.
Он хмыкнул.
- Карточки, заполненные постояльцами ничего не
дадут. Вам встретится множество Дюранов и Дюпонов и
придуманные адреса. Вы знаете эту публику: незаконные
пары, малолетние любовники... Вся гамма!
- Это встречается каждый день, - проговорил я.
- Мы подумали также, как и вы, что убийца обязательно
308
должен был находиться в номере гостиницы в вечер убийства.
Было бы слишком глупо с его стороны находиться все
время в коридоре: он сразу бы обратил на себя внимание.
Мы просмотрели полдюжины имен, ложных адресов и на
всякий случай сняли отпечатки пальцев с карточек. Это
ничего нс дало.
- Никто из подозрительных не зарегистрировался под
своей настоящей фамилией?
- Разумеется нет. Может быть его имя фигурирует на
какой-то из дюжины ложных карточек, но на какой именно?
И когда мы ответим на этот вопрос, что может дать нам эта
карточка?
- Посмотрим, - вздохнул я. Что еще вы предприняли?
Шато сделал долгую затяжку прежде чем ответить.
- Мы заняты бесконечными допросами... Дюллак,
Ирэн Шавель, Вердон, директор гостиницы. Сегодня утром
мои ребята обрабатывают Элен Бернуа.
- Тогда они наверняка откроют, что она мать Ирэн
Шавель.
- Что?!
- Певица - дочь Мертуччи, Блэз.
- Не может этого быть.
- В том то и дело, что да.
Я ему рассказал о моем визите предыдущей ночью.
- Это открывает новые горизонты, пробормотал
комиссар.
- Но, правда, по моим сведениям она не знает, кто она.
- Жаль. Со смертью Мерсье она остается единственной
ниточкой, которая связывает дело Руаяль-Элизе с этой
проклятой визитной карточкой.
- Вы забыли о Элен Бернуа. Впрочем, я плохо
представляю, почему бы Ирэн могла убить Хинкбоса... тем
более, что она не знала о тайне своего рождения.
Шато воздел руки к потолку.
- Ну и история! Подозреваемые, которые преследовали
непонятно какие цели, преступление, практически
необъяснимое.
Я уселся в кресло, обитое зеленым велюром и скрестил
309
ноги.
- Разумеется, объяснение существует, заверил я. Я
повторю: преступления в закрытой комнате не существует.
- Но, Мартин, возразил комиссар,- и архитектор, и
директор гостиницы уверяют, что нет никакого запасного
выхода в номере 616.
- А если они обманули? Достаточно ли хорошо вы
знаете их прошлое, чтобы быть уверенными в том, что они
не имели никакого отношения к делу Мертуччи? В конце
концов, архитектор мог оставить какой-то тайный ход, о
котором не знает директор, или тот в свою очередь мог
сделать тайник никому не сказав об этом...
Шато быстро начеркал несколько строчек в записной
книжке.
- Вы правы, заметил он. Я займусь этим. Ничего нельзя
упускать. Однако, я все же хотел бы знать, кто был убит. До
сих пор подлинная личность Хинкбоса не установлена.
Он чиркнул спичкой и поднес к трубке, которая уже
погасла.
- Его имя - Альбер Греффье, и проживал он по адресу:
улица Клер, 315, в седьмом округе.
Я поджидал подходящего момента, чтобы объявить о
моем открытии, но лучшего я найти не мог. Шато открыл
рот, трубка упала на папки, лежавшие на столе, рассыпав
пепел и табак. Застыв на месте, комиссар пришел в себя
лишь тогда, когда спичка обожгла ему пальцы.
Глава 24
- И можете вы мне сказать, - произнес комиссар, когда
к нему вернулся дар речи, - как вы это узнали. Целая моя
бригада не могла с этим справиться.
Я был в восторге от произведенного мной эффекта.
- Элементарно, - ответил я, - помогая навести порядок
310
на столе.
- Вы так думаете?
Я снова уселся в зеленой кресло.
- Порассуждайте, Блэз. Я нисколько не стыжусь
признаться, что Хинкбос меня обвел вокруг пальца. Несмотря
на его фальшивый паспорт и невероятную историю,
которую он изобрел, ему удалось заманить меня в эту
проклятую комнату. Другими словами, он прекрасно
разыграл комедию.
- Разумеется, этот тип такой же продавец бриллиантов,
как вы или я. Людей этой профессии не так уж много, и я
составил список занимающихся этим ремеслом в Голландии,
Бельгии, Люксембурге. Никакого Хинкбоса среди них
нет...
Я отрицательно покачал головой.
- Я не об этом, Блэз. Я хочу сказать, что несмотря на
некоторые просчеты в этом деле: фальшивый паспорт и
грубо продуманная история, этот человек прекрасно сыграл
свою роль.
Шато посмотрел на меня поверх своих черепаховых
очков.
- Простой любитель никогда бы не смог меня так
провести. Значит это был профессионал,., настоящий актер...
- Ак...
Комиссар обхватил голову руками и простонал:
- Боже, как мы глупы... Ну конечно же. Никого, никого
нет в этом доме, кто бы ясно мог думать, в том числе и я.
Актер!
- Если это вас может утешать, я сам потратил некоторое
время, прежде, чем прийти к этому выводу. Я сегодня утром
хотел надеть домашнюю куртку, которая мне оказалась
мала. Тогда я поменял ее на халат из ванной. Это вызвало
цепную реакцию. Сначала я задумался, почему Хинкбос -
вернее Греффье - предпочитал банный халат обыкновенному.
Вчера в коридорах Мюзик-Холла я столкнулся с актером,
который был одет в такой же халат. В гримерной Ирэны
также висит такой халат. Эта одежда практична: в ней легко
дышится и удобно наносить грим. Затем я вспомнил, что
ИХ
халат Хинкбоса был испачкан чем-то желтым. С самого
начала это привлекло мое внимание, если проанализировать,
речь идет о тоне для лица. Такие же следы оставила на моей
куртке Ирэн Шавель, когда плакала на моем плече.
- Вот в чем разница между вами и нами. Эти пятна
давно должны были вывести нас на след, - искренне
сокрушался Шато.
- Остальное было просто, - добавил я. - Прежде чем
прийти сюда, я заглянул в центральную картотеку Радио и
Телевидения. Она далеко не полная, так как в наше время
все театральные актеры хотя бы иногда работают на рацио
или на телевидении. Все карточки разделены на несколько
категорий: звезды, эстрадные певцы, оперные певцы и так
далее... Что помогло мне сосредоточить свои поиски на
списке драматических актеров. Эта часть картотеки
составлена так, что постановщику пьесы на радио или
телевидении достаточно просто подобрать соответствующего
актера на ту или иную роль.
- И там было описание Греффье-Хинкбоса.
- Была карточка с именем Греффье и цифрами: 40 - 60.
- Что это за цифры?
- Они обозначают возраст, который можно дать актеру,
читающему у микрофона. Соответственно Греффье мог
играть роли от 40 до 60 лет. Но есть еще кое-что и
позначительнее.
Я вытащил фото Греффье из кармана и протянул его
другу.
- Поразительно, - пробормотал Шато. - Это вылитый
Хинкбос, только без бороды.
- Он, должно быть, отрастил ее по совету нашего
дьявольского убийцы. Вдумайтесь. Без этой меры
предосторожности товарищи Греффье его сразу бы узнали,
как только его фотография был напечатана в газетах.
- Где вы взяли это фото?
- Оно было приколото к карточке Греффье, чтобы
постановщики имели представление о его фотогеничности.
Эта методика широко применяется в последнее время и
секретарша, которая дала мне разрешение пользоваться
312
картотекой, позволила взять на время это фото.
- Что из себя представлял этот Альбер Греффье?
- Бедолага, который лишь изредка находил работу.
Впрочем, это странно, так как он был талантлив.
- Таких в Париже тысяч шесть, - вздохнул Шато.
- К тому же, мне рассказала секретарша, которая его
хорошо знала, что он месяцами сидел без работы, так как
страдал провалами памяти, из-за чего ему трудно было
запоминать роли. На телевидении, которое со своим
широким сердцем пригрело многих неудачных актеров,
могли его использовать только на коротких ролях второго
плана.
- Тот, кто задумал дело Руаяль-Элизе, должно быть
пригласил его на эту роль совсем за гроши.
- Это представляется так. Он сказал ему, что нужно
разыграть частного детектива, прикрепленного к гостинице,
и так ему описал сценарий: Греффье должен выдать себя за
Арна Хинкбоса, продавца бриллиантов из Голландии и
изобразить, что он испуган. (Сочинил довольно удачно).
Устроив так, чтобы детектив нашел бриллианты, разумеется
фальшивые. Он должен закрыться в своей комнате,
выбросить стекляшки в умывальник и кричать: караул,
ограбили! Детектив же, уверенный, что в комнате никого не
было, будет ломать себе голову, увидев, что фальшивые
бриллианты исчезли...
- Греффье согласился, не подозревая, что план его
работодателя был более мрачным, и как только он заперся,
он был убит ножом...
Шато положил свою погасшую трубку на стол.
- Да, но каким образом? Здесь-то дальше и не клеится.
Комната была закрыта, в ваших сигаретах никакого
наркотика не было, я проверил, и войти или выйти из
комнаты было невозможно никаких другим путем, кроме
как, пройдя через салон, где вы дежурили.
Я засмеялся.
313_
- А вот и нет!
Взгляд Шато за очками выражал нескрываемое
любопытство.
- Вы шутите, Мартин.
Я принял серьезный вид и пристально посмотрел на
моего друга.
- Послушайте, Блэз, даю вас слово, что Хинкбос,
вернее Греффье, был убит кем-то, кто находился в комнате.
При первом же случае я вам покажу, как это произошло, а
пока одолжите мне гостиничные карточки и поедемте
посмотрим, что можно найти у нашего бедного артиста.
Глава 25
Бедность и беспорядок царили в квартире Альбера
Греффье, куда мы попали, взяв ключи у консьержки.
В темном углу были упрятаны старая газовая плита, на
которой стояла кастрюля с остатками прокисшего молока,
а также раковина, полная грязной посуды. Все жилище
состояло из двух комнат: старой столовой, загроможденной
буфетом стиля 1930 года и массивным столом, вокруг
которого стояли потертые плетеные стулья, да пыльной
спальни. В ней рядом с железной кроватью стояла
допотопная швейная машина, на которой были
нагромождены старые коробки из-под обуви с письмами и
фотографиями Греффье прежних лет.
- Письма почитателей, - прокомментировал Шато,
открывая конверт. - Это написано в 1925 году! Он, должно
быть, пользовался тогда успехом.
Мы вернулись в столовую и я поднял трубку телефона,
стоявшего на полу рядом с закоулком, служившим кухней.
Он еще работал.
- Несмотря на свое нищенское существование он не
мог без него обходиться. Ведь именно так он мог получить
314
приглашение на работу.
- И именно так наш убийца вошел в контакт с ним, он
достаточно умен, чтобы не писать. Здесь затхлый воздух.
Я открыл окно, украшенной рваными пожелтевшими
занавесками. Тотчас же команда наполнилась какофонией
звуков: шума машин, крики уличных торговцев овощами и
зеленью, чьи тележки заполняют улицу Клэр.
- Конечно, ничего серьезного нам не найти, но все же
взглянуть надо, - вздохнул я.
Мы тщательно все осмотрели и по мере того, как нам
попадались лишь неоплаченные счета и вежливо холодные
отказы поставщиков, перед нами открывалась картина
печальной жизни Греффье. Будучи холостяком, артист был
чрезвычайно одинок в своем несчастье. Нам не встретилось
ни одного ободряющего слова друга, лишь сухие и
безразличные письма тех, кто отказывался ему помочь.
Только старые письма в коробках из-под обуви хранили
любезные строки прежних почитателей. Несколько писем
были даже перевязаны ленточками. К сожалению, к 1930
году успех закончился, Греффье перестал нравиться.
Через час Шато сдался.
- Так мы убийцу не найдем, - пробормотал он. - Что у
вас там, Мартин?
Его вопрошающий взгляд остановился на маленькой
коробочке, которую я только что нашел в шкафу на
«кухню».
- Совершенно новые визитные карточки на имя Анж
Мертуччи.
Я протянул коробочку комиссару, он открыл ее и взял
в руки карточку.
- Идентична той, которую вы нашли в кармане банного
халата Греффье.
- Конечно. Одну карточку заказать невозможно,
необходимо оплатить как минимум пятьдесят. Нашему
режиссеру была нужна только одна. Он велел Греффье
показать ее Мерсье, как только обнаружит пропажу своих
фальшивых бриллиантов. Возможно, он ему сказал, что
таким образом детектив еще больше запутается. На самом
315
деле он рассчитывал, что найдут ее на трупе, и таким
образом он будет терроризировать Мерсье.
Шато вернул мне коробку, но я се не взял.
- Возьмите ее. Если убийца сам покупал карточки, он
мог оставить отпечатки пальцев.
Комиссар положил се в карман.
- Сомневаюсь. Человек, который не оставил никаких
следов в Руаяль-Элизе не сделает такого промаха.
- Я придерживаюсь такого же мнения, но на всякий
случай...
Шато вздохнул и произнес:
- Я ненавижу преступников, за исключением нескольких
случаев, когда преступление было совершено в состоянии
аффекта, и тогда они вызывают скорее жалость. Но этот
вызывает особое отвращение. Заколоть ножом несчастного
старика ради того, чтобы отомстить кому-то...
В задумчивости я погладил свою бороду.
- В конце концов мы сегодня, может быть, напали на
след.
- Вы имеет в виду визитные карточки?
Я кивнул головой.
- Имя Анж Мертуччи встречается достаточно редко.
Если убийца совершил ошибку и заказал сам карточке, в
издательстве могли бы нам его описать.
- Это мысль. Я направлю несколько человек
разрабатывать этот след, но только пройдет не меньше двух
недель, прежде, чем они обойдут все типографии.
- Я понимаю, что эта нить слишком тонкая, сказал я,
скорее всего этим занимался Греффье, иначе мы не нашли
бы у него эту коробку. Но все-таки надо проверить.
Извините меня.
Я наклонился, снял трубку с пыльного телефона и
набрал номер агентства Мерсье.
- Дюллак, частный детектив, - пропел мелодичный
голос секретарши.
- Он не тратит времени зря, на месте ли он?
- Кто?
- Дюллак, разумеется, не Дед Мороз.
316
Голос стал прохладнее.
- Господин Дюллак будет не раньше, чем после обеда.
Кто его спрашивает?
Я положил трубку.
Мы вышли из квартиры, и Шато закрыл за нами дверь.
- Ключ я оставлю у себя, сказал он, спускаясь,
консьержке, которая казалась живой карикатурой.
- Вот так дела, пробормотала она, обдал нас густым
запахом алкоголя. Как вы думаете, мою фотографию
поместят в газетах?
- Будем надеяться, что нет. Греффье часто принимал
гостей?
Консьержка пожала плечами
- Не знаю. Сюда много приходит народу. Во всяком
случае, уже больше месяца его никто не спрашивал.
Последний раз была дама с неоплаченным счетом.
- Вы часто выходите из дома?
- Мне же надо делать покупки.
- Спасибо.
Когда мы вышли на тротуар. Шато набил трубку и
закурил.
- Его навещали редко, конечно. И если наш специалист
по кинжалам и заходил, чтобы обсудить детали, то он
выбрал момент, когда консьержки не было на месте.
- И он мог быть неосторожным: снять перчатки и
оставить несколько отпечатков пальцев. Если к Греффье
никто не заходил, их легко определить.
- Это идея. Я пошлю специалистов. Пусть поищут
отпечатки.
Я направился к машине, пробираясь по оживленной
улице, как вдруг мой взгляд упал на вывеску маленькой
типографии..
- Зайдем, посмотрим, - предложил я Шато.
Ни слова не говоря, он проследовал за мной внутрь
помещения, откуда доносился приглушенный гул плоского
пресса.
В дверях появился седеющий человек в черном фартуке
и нарукавниках, он поправил очки и приветливо с нами
317-
поздоровался.
- Чем обязан, господа?
Шато достал из кармана одну из визитных карточек.
- В чем дело? Клиент не доволен?
- Нет, все в порядке, - ответил комиссар. Кто у вас их
заказывал?
- Господин Греффье, разумеется. Он сказал, что для
друга. Мы знаем друг друга давно, и я за день сделал ему.
Это было примерно неделю тому назад.
Шато разочарованно посмотрел на меня, и мы вышли
из конторы.
К счастью, недалеко было кафе, и я завлек туда Шато
выпить аперитив. Два Чинзано с джином немного смягчили
наш неудачный визит в квартиру Греффье.
Глава 26
Секретарша Дюллака, сидевшая за машинкой,
выглядела эффектно. Черные локоны, прикрывавшие лоб,
живой, веселый взгляд, смеющийся рот, придавали ей
шаловливый вид, который подчеркивали милые ямочки на
щечках. Она сидела очень прямо на стуле, безупречной
чистоты блузка, обтягивающая ее полноватую грудь, была
заправлена под широкий пояс, подчеркивающий ее тонкую
талию.
Но когда она поднялась, чтобы встретить нас, оказалось,
что у нее были полные бедра, выпиравшие буграми под
натянутой юбкой и толстые некрасивые ноги.
- Что вам угодно? - спросила она и еще больше
улыбнулась.
Я бросил одобрительный взгляд на обстановку в бюро.
Ес современный стиль немного противоречил старинному
зданию, в котором находилось бюро, недалеко от Дворца
Правосудия, куда я одбросил Шато.
318
- Я бы хотел увидеть Дюллака, - спокойно сказал я. -
Они скрывали меня, потому что им было стыдно признаться,
что они прибегли к услугам собрата. Но что вы хотите, это
такая запутанная история, они мне сказали, что подпишут
новый чек.
Женщина нахмурила брови. Я спросил себя, а что если
патрон уже вернулся.
- Он будет только после обеда, - сказала она.
Я подавил вздох облегчения и принял озабоченный
вид.
- Дело в том, что я очень хотел бы получить этот чек.
- О каком платеже идет речь?
Я с удивлением посмотрел на нее.
- Ка? Вы не знаете? Я Меруа.
Она открыла рот в знак понимания.
- Ах да, дело Руаяль-Элизе.
- ЗНачит, вы в курсе? Вы, очевидно, знаете, что
Мерсье И Дюллак наняли меня для их охраны.
Она отрицательно покачала головой.
- Я понимаю. Они пригласили меня, так как у них не
было практики в уголовных делах. Все же они могли бы
ввести вас в курс дела, так как я уверен, вы умеет хранить
секреты.
Секретарша покраснела от удовольствия, но лицо ее
сохраняло выражение легкого испуга.
- Ну так, когда вернется Дюллак, вы скажите ему, что
поверили мне...
- Вы можете мне подтвердить ваши слова?
Я на нее сердито взглянул.
- За кого вы меня принимаете? Верите вы мне или нет?
- Да, да, разумеется. Я о вас слышала.
Я пустил свою последнюю стрелу.
- Я тогда оставлю у вас чек, который мне выписали.
Я помахал у нее перед носом кусочком розовой бумаги
и все ее недоверие тут же исчезло, как только она узнала
подпись Мерсье.
- Вы же понимаете, что теперь, после смерти Мерсье,
эта бумага ничего не значит, и Дюллак просил меня зайти
319
в связи с этим. Я, кажется, теперь припоминаю, что он
сказал мне «после обеда», но вы меня извините, я так сейчас
занят.
- Ну разумеется.
Она совершенно расслабилась и была готова к нокауту.
- Я зайду еще раз после обеда, лапочка.
- Договорились.
Взявшись за ручку двери, я обернулся:
- Да, кстати, что касается алиби Дюллака, не сходится,
надо отодвинуться на один час.
Я поколебался, затем вернулся к ней.
- В конце концов чего еще ждать? Полиция может
прийти тем временем.
Она смотрела на меня все еще доверчиво.
- Но я не понимаю, о чем вы говорите.
- Алиби, моя дорогая, алиби. Дюллак велел вам сказать
полиции, что он оставался в бюро до 19 час. 30 мин., ведь
так?
- Конечно.
- Это небольшая ложь, - добавил я торопливо. - Он мне
объяснил, что попал в пробку и рисковал стать
подозреваемым. Но медицинская экспертиза сделал новый
вывод, что смерть наступила позже.
Я никогда не краснел, когда приходилось врать.
- В котором часу? - спросила секретарше.
- В 21 час. 00 мин.
- Что? Дюллак пробыл в пробке два с половиной часа?
Я широко улыбнулся в бороду.
- Другими словами, он ушел из бюро в половине
седьмого. Так ведь?
- Да, но...
По тому, как она побледнела, я понял, что она
догадалась, какую ловушку я ей подстроил. Я взял у нее из
рук чек, подписанный Мерсье, положил в карман и
направился к выходу.
- Благодарю вас, вы очень любезны. Вы знаете, что
рискуете пятью годами тюрьмы за ложное показание,
которое вы дали.
320
Толстый словарь ударился о стену рядом со мной, я
быстро закрыл дверь, за которой раздались нецензурные
комментарии моего поведения.
Глава 27
В привычное для нее время, Вирджиния Фелпс толкнула
дверь китайского ресторана, расположенного недалеко от
площади Этуаль, в тот самый момент я выходил из машины.
Я уже наступал ей на пятки, когда она спросила у
метрдотеля, который не переставал кланяться, где столик
господина Меруа.
- Господин еще не пришел, но столик зарезервирован
для него, ответил он и направил указательный палец в угол
небольшого зала, убранного, как гостиная китайского
мандарина.
- Уточнение. Бледный имитатор великого детектива,
полиция Гонолулу, Чарли Чен, перед вами
Джинни резко обернулась и обвила руками мою шею.
Счастливая улыбка осветила ее прекрасное лицо, оно
каким-то странным образом напоминало лица узкоглазых
женщин в зале, которые сопровождали обряд
необыкновенно грациозными жестами.
- О, Март! Как я рада тебя видеть!
Мы обменялись легкими поцелуями под
неодобрительные взгляды нескольких обедавших, затем,
сопровождаемые метрдотелем, который умудрился сделать
дюжину дополнительных поклонов, мы дошли, наконец,
до нашего столика.
Десять минут спустя с десяток блюд китайской кухни
стояли на нашем столе. Палочками из слоновой кости мы
брали усочки этих блюд и прежде, чем отправить их в рот
обмакивали в чашки с рисом. Я ввел Вирджинию в курс
событий, опустив все, что касалось Мэгги.
1 1 Человек, изменивший 321
свое лицо
- Что ты теперь будешь делать?
- Я отодвинул чашку с чаем.
- Решительно, я никогда не привыкну к этому питью...
Метрдотель, нс могли бы вы принести мне бутылочку
свежего пива, будьте любезны!
Я разглядывал свою подругу с видимым удовольствием.
- К тому же пиво очень подходит к блюдам китайской
кухни, ты знаешь, что они делают хорошее пиво из риса?
- Март, настаивала Джинни, не пойдешь же ты один
на свидание с этим торговцем наркотиками, этим ...
Пересом..?
- Конечно нет, сказал я, имея в виду Рафаэля. Меня
будут сопровождать.
Она казалась не совсем успокоенной.
- И куда это все тебя приведет?
- К решению, девочка, к решению.
Я на минуту замолчал, глотнув прекрасного шведского
пива и отправил в рот кусочек подслащенной свинины с
небольшим количеством риса.
- Китайские рестораны Парижа не хуже нью-йоркских,
ты не находишь?
Вирджиния согласилась со мной.
- Март...
-Да?
- Что это за кусочки картона выглядывают у тебя из
кармана?
Я вынул гостиничные карточки, которые мне дал
Шато и положил их на стол.
- Ах, это... Просто проверка тех, кто останавливался в
Руаяль-элизе.
- Не думаешь же ты, что убийца написал свое настоящее
имя? Впрочем, эти карточки никогда ничего не дают.
- Ошибаешься. В уголовной полиции в центральной
картотеке эти карточки хранятся пять лет. Полицейские
отыскивают с ее помощью ежедневно до сотни людей.
- Преступников?
. - Вовсе нет. У них обычно фальшивые документы,
которым никакой контроль не страшен. Полиция отыскивает
322
таким образом людей, потерявших память,
несовершеннолетних, убежавших из дома, неплательщиков
налогов. Иногда бывает, какой-нибудь рассеянный турист
отправился гулять по Парижу и не может вспомнить ни
название гостиницы, ни адреса. Ему достаточно обратиться
в полицию, и его проводят к его временному дому. Я думаю,
что кроме немцев, которые отказались от этой системы,
никакая полиция в мире не согласится отказаться от
карточек.
Вирджиния рассматривала карточки:
- Вот карточка Хинкбоса. А посмотри сколько Дюпонов
и Дюранов... Есть один Адам. Этот по крайней мере
соригинальничал.
- Может быть, это его настоящая фамилия...
- Смотри, вот эти накарябанные буквы, сильно
наклоненные влево... Знаешь, что это такое? Это кто-то
писал левой рукой.
- Не забывай, сказал я, бросив взгляд на карточку,
которую мне показывала Джинни, что теперь не обязательно
предъявлять свои документы. Не так уж сложно заполучить
фальшивые бумаги. За этими именами обычно прячутся
амурные истории.
- Сколько измен! - вздохнула Вирджиния, - но я не
понимаю, чем могут быть полезны тебе эти карточки на
самом деле.
Я зажег сигарету и попросил счет.
- Это мы увидим попозже. А сейчас положи их в твою
сумочку, чтобы я мог взять их в любой момент. Я не хочу
прогуливаться с этими бумажками.
Я задумчиво рассматривал кольцо дыма, которое я
нечаянно выпустил по своей привычке.
- Тем более, что я должен встретиться с маленьким
человечком, который носит черепаховые очки и никогда не
надевает шляпу на голову.
Глава 28
Господин Поло Перес выглядел точно так, как его
описал Рафаэль. С одним уточнением: он был еще более
отталкивающим.
В углах его губ собиралась белая пена, а такого бегающего
взгляда, как за этими черепаховыми очками, я никогда не
видел.
Он сидел в кожаном кресле в бюро на улице Фрошо и
так и подпрыгнул, когда я вошел, толкнув дверь.
Затем опять погрузился в полудремотное состояние.
Он постоянно теребил с отсутствующим видом шляпу,
которую никогда не надевал.
- Все готово? - спросил я.
Перес утвердительно кивнул головой.
- Машина нас ждет. Хозяин предупрежден.
Мы вышли из бюро и прошли через бар, который
открывался только вечером. Рафаэль остался закрывать
дверь бара, я же последовал за Пересом к старому бьюику,
припаркованному в десяти метрах.
Двигатель машины был включен. Перес открыл заднюю
дверцу и показал мне знаком сесть в машину. Небритый
тип возвышался на заднем сиденье, обитом потертым
бархатом. Он демонстративно держал правую руку в кармане
куртки.
Водитель в светло-серой широкополой шляпе
обернулся:
- Устраивайся, - грубо сказал он.
Я сделал жест в сторону Рафаэля, который возился с
замком, но Перес сказал сухим тоном:
- Ваш друг с вами не поедет.
Я нахмурил брови. Присутствие Бенилло мне было
необходимо, он умел найти свое место в драке, а враг
превосходил нас численностью.
- Тогда я не еду, - ответил я.
Вместо ответа маленький человечек приложил свою
324
шляпу к моему левому бедру и я почувствовал дуло
револьвера, спрятанного по всей вероятности внутри шляпы.
- Вот почему вы никогда ее не надеваете, - хихикнул
я. - Вы боитесь набить шишку.
- Поднимайтесь, - проскрипел Перес.
Небритый тип прижал ко мне свой пистолет, не
вынимая его из кармана. Я решил сдаться.
Я сел рядом с ним, и бьюик быстро тронулся с места,
в этот же момент Перес вскочил в машину, захлопнув
дверцу перед самым носом Рафаэля, который пропустил
развернувшиеся события.
Глава 29
Перес держал меня под прицелом своего пистолета, в
то время как небритый гангстер отобрал у меня кольт,
который висел у меня в кобуре подмышкой. Водитель
открыл вещевой ящик, и, не поворачиваясь назад, протянул
мне через плечо очки.
- Надень это, глаза отдохнут.
Это были специальные очки для слепых. Черные,
совершенно непрозрачные стекла были вставлены в толстую,
плотно прилегавшую к лицу оправу, так, чтобы свет не
попал в глаза.
- В мое время на глаза надевали черную повязку. Это
было более романтично, - заметил я.
- Но менее практично, - пробормотал Перес. - Какой-
нибудь любопытный полицейский у светофора мог
заинтересоваться, что происходит, а так, он будет думать,
что везут слепого.
Сопротивляться в этой ситуации, когда меня с двух
сторон окружали вооруженные бандиты и которым судя по
всему ничего не стоило лишить человека жизни, было
равносильно самоубийству. С другой стороны, у них был
325
приказ доставить меня к их патрону, значит час расплаты
еще нс настал.
Я надел очки и стал внимательно вслушиваться, пытаясь
определить, куда мы едем.
- К тому же, - добавил Перес, - нам бы не очень
хотелось, чтобы вас узнали по дороге, господин Меруа.
Я не ответил. Если маленький человечек думал меня
удивить, объявив, что они меня узнали, то он ошибся. С тех
пор, как я удостоился внимания большой прессы, меня все
стали узнавать в лицо.
- ... Все же... - продолжал Перес.
Он замолчал и я услышал, как он чиркнул спичкой и
в машине запахло сигаретой.
- ... Все же наш уважаемый шеф, господин Бертон,
узнал вас, когда выслеживал Рафаэля до улицы Шазель и
хотел бы знать, с какой стати уважаемый детектив занялся
торговлей наркотиками. Поэтому он попросил доставить
вас к нему.
События начинали принимать плохой оборот. Выдав
себя за торговца наркотиками я без труда мог бы пройти до
конца цепочки, но эта неожиданная известность все
осложнила.
- Именно потому, что никому не придет в голову меня
подозревать, я и решился заняться этим.
- Не утруждай себя, - раздался голос впереди меня. Это
был наш водитель. - Ты обо всем расскажешь Бертону и ...
Джеки! Я вижу сзади машину, которая, кажется преследует
нас.
Я догадался, что небритый «телохранитель» повернулся,
чтобы посмотреть через заднее боковое стекло.
- Тебе показалось, Боб, - сказал он. Машина свернула
в боковую улицу.
Все трое сразу притихли. Через несколько минут Боб
снова воскликнул:
- А теперь? Я еще не сошел с ума. За нами едет
полицейская машина.
- Ну ладно, хватит, - возразил Перес не очень уверенно.
- В это время везде можно увидеть полицейские машины.
326:
Им же надо где-то ездить.
Я незаметно протянул ноги под переднее сиденье и
попытался подвинуть его. Если бы оно было слабо
закреплено, я мог бы одним ударом в спинку сиденья
отбросить водителя в лобовое стекло. Наша скорость была
небольшая и я бы не причинил большого вреда, зато
привлек бы внимание сидевших в полицейской машине.
Но сиденье нс поддалось моим усилиям.
- Что ты там затеваешь? - проскрипел Перес. - Не
делай глупости.
Я почувствовал, как оба револьвера одновременно
вонзились мне в бока.
Я вздохнул. В общсм-то это было опасно, Боб мог
наехать на безвинного прохожего.
- Я отсидел ноги... - сказал я.
- Скоро попляшешь, тебе и полегчает, - протянул
Джеки.
- Легавые еще едут за нами? - обеспокоенно спросил
Боб. - Я их больше не вижу в зеркале.
- Они повернули на бульвар...
- Заткнись, Перес, - вскрикнул Джеки. Ты забыл
инструкции шефа: Меруа не должен знать, куда мы едем.
Небритый еще раз обернулся.
- Вот так-то лучше, - заметил он. В какой-то момент
я поверил, что за нами следили: за нами едет еще одна
машина, такая же, как и в первый раз, но номер у нее
другой, все нормально.
Теперь мы ехали быстрее и реже останавливались у
светофора. Я сделал вывод, что мы ехали по какому-то
большому шоссе, возможно, по кольцевой дороге. Мы
сделали шесть поворотов направо и пятнадцать налево. Я
подумал, что мы могли бы ехать на север.
Вдруг я услышал справа от нас гудок баржи, которая
сигналила перед тем, как пройти под мостом.
Мы повернули направо и гудок раздался еще раз, но
уже сзади нас. Мы переехали Сену. Четверть часа спустя мы
выехали на плохо мощеную дорогу, машина подскакивала
на ухабах, шины визжали, до меня, донесся характерный
327
запах резины. Шум электропоезда раздался над моей
головой, в то время, как мы в очередной раз поворачивали
направо. Машина заметно сбавила ход, резко взяла влево и
остановилась.
Боб открыл дверцу со своей стороны, и выскочил на
тротуар. Было слышно как заскрипели петли металлической
двери. Шины скрипнули по травию и шум двигателя гулко
раздался внутри гаража. Я услышал, как двери закрылись за
нами. Боб заглушил двигатель.
Перес снял с меня очки.
- Приехали, - сказал он.
Маленький человек первым вышел из машины,
повернувшись ко мне спиной, и я собрался воспользоваться
его оплошностью. Я уже протянул руку к его шляпе,
которую он небрежно держал подмышкой, как револьвер
Джеки воткнулся мне в бок.
- Без шуток, - сказал он и бесцеремонно вытолкнул
меня из машины.
Водитель оставил руль и пригрозил мне маленьким
браунингом.
Встав на цементный пол я был на мгновение ослеплен
солнцем, которое пробивалось через грязные, треснутые
стекла, вставленные в ржавые металлические рамы.
Прищурив глаза я вскоре смог разглядеть в тесном углу
гаража, рядом с дверью, которую он закрыл за собой,
небольшого роста человека одетого в темно-синюю
водолазку и черные брюки.
Он сделал несколько шагов в мою сторону, и я смог
разглядеть резкие черты его лица, пожелтевшего от кислот,
которыми обрабатывают наркотики. На правой щеке у него
был застарелый шрам.
Ироничный взгляд его черных глаз из-под густых
бровей странным образом не соответствовал его белой
вьющейся шевелюре.
Голос Переса за моей спиной произнес:
- Господин Бертон, это Меруа.
Вновь вошедший слегка поклонился.
- Надеюсь, вы хорошо доехали, господин Меруа?
328
Спрятав широкую улыбку за моей бородой я ему
отпарировал:
- Господин Анж Мертуччи, если я не ошибаюсь?
Глава 30
Человек в водолазке внезапно побледнел и уставился
на меня с глупым видом, раскрыв рот и опустив руки,
выражая всей своей фигурой высшую степень удивления.
- Как? - выдавил он из себя, когда к нему вернулся дар
речи.
- Я вас узнал, - прервал я его. - Все было очень просто.
Я сравнил отпечатки ваших пальцев, которые вы оставили
на образцах, которые я вам дал, с теми, которые находятся
в вашем досье: они совпали прекрасным образом.
Краем глаза я наблюдал за его охраной и понял по их
лицам, что они не знали, на кого они работали на самом
деле.
Я выиграл очко, раскрыв настоящее имя того, кого они
называли Бертон, но от выигрыша партии я был далек. Я
решил использовать мое небольшое преимущество.
- Итак, вот, кто убил беззащитного старика в номере
гостиницы!
Мертуччи сжал кулаки, но ничего не ответил. Его люди
продолжали держать меня под прицелом, но не могли
скрыть своего замешательства. Одно дело быть замешанным
в торговле наркотиками и совсем другое - быть сообщником
убийцы.
- Это... это вы тот тип, о котором писали в газетах? -
спросил в результате Перес своего шефа.
- Меруа ошибается, - поторопился ответить Мертуччи,
- подумай хорошенько, если бы я убил этого Хинкбоса, я бы
никогда не оставил в его кармане свою визитную карточку.
Я думаю, ты читал об этой детали?
329.
Перес собирался утвердительно кивнуть головой, но я
опередил его:
- Именно это и направило нас с самого начала по
ложному пути. Мы думали, что Мертуччи не может быть
убийцей, так как в этом случае он нс оставил бы такую
явную улику. Но мы забыли об одной детали...
Боб усиленно думал в течение нескольких минут и
теперь поднял палец:
- Бертон на самом деле Мертуччи?... Анж Мертуччи?
Торговец наркотиками, который десять лет назад прыгнул
в Сену? - воскликнул он широко раскрыв и округлив глаза.
- Вы по крайней мере быстро сообразили, - отреагировал
я. - Да, это Мертуччи. Он прикончил бедолагу в гостинице,
чтобы отомстить некому Мерсье, повесив на его это
преступление. По его замыслу Мерсье должен был получить
его визитную карточку лишь накануне вынесения приговора,
когда было бы слишком поздно для того, чтобы доказать
свою невинность.
- Это глупо. - Мертуччи огрызнулся, - раз нашли
карточку на теле убитого Хинкбоса. Вы видите, что это не
клеится. Все знают о моей ненависти к Мерсье. Он сразу бы
все понял и смог бы доказать свою невиновность. Как вы
говорите, я мог бы таким способом отомстить Мерсье, но
я бы не заявил о себе так преждевременно. Значит, это не
я.
- Нет, Мертуччи, это вы.
- И я был настолько глуп, что подписался под
преступлением с самого начала?
- Вы это сделали случайно.
- Как?
- Когда вы пошли договариваться к Греффье, вы ему
велели заказать визитные карточки. Бедняга жил только
театром. Имя Мертуччи ему ничего не говорило. Когда он
взял карточки в издательстве, он вытащил одну, чтобы
посмотреть и вместо того, чтобы положить се обратно в
коробку, он по рассеянности опустил ее в карман халата.
Она там и лежала в тот момент, когда он передал вам все
карточки, об этой он и не вспоминал больше. Вы все
330.
поняли?
Мои руки оставались приподнятыми, я внимательно
вглядывался в лица моих «ангелов-хранителей».
- Визитная карточка оказалась случайно в кармане
Греффье-Хинкбоса. Маленькая песчинка, которая привела
в негодность весь механизм. Мертуччи убил Хинкбоса,
затем ночного сторожа, который разрушил его план и,
наконец, прикончил Мерсье. Но мы его никогда не
подозревали, именно потому, что нашли его визитную
карточку в самом начале. Убийца не подписывается таким
глупым образом под своим преступлением! Эта карточка
отсрочила ваш арест, Мертуччи, но когда я понял, что она
там оказалась случайно, и это нс входило в ваши планы, для
меня все прояснилось.
Пока я все это говорил, я незаметно передвинулся
вправо, держа руки поднятыми вверх.
- Это неправда, - вскричал Мертуччи, - я не убивал
Хинкбоса!
Я сделал еще шаг в сторону.
- Об этом вы расскажете следователю, старина. Вас
скоро арестуют.
Торговец расхохотался.
- Вы даже не знаете, где вы находитесь!
- Да? А разве мы не в пригороде Коломб?
Смех застрял в горле Мертуччи. Я этим воспользовался,
чтобы еще продвинуться. Теперь я находился не между
тремя бандитами и их шефом, а скорее рядом с последним.
Еще никто на это не среагировал, и я решил рискнуть.
- Запах шинного завода еще доносится сюда, старик.
Я могу даже уточнить, что мы недалеко от вокзала. Но я еще
не обо всем рассказал вашим подчиненным: вы не только
убийца, но и подлая тварь. Ваша жена, которая вас все еще
обожает, эти десять лет жила впроголодь, и вы ничего не
сделали для нее...
- Это неправда. Ей досталось все мое законное
наследство...
- В таком случае вы - полный кретин, так как должны
были бы знать, что она ничего не может получить до тех
331
пор, пока не будет официально установлена ваша смерть.
Если бы вы хоть один раз поинтересовались, но за десять
лет вы не проявили никакого внимания к Элен Бернуа, из
страха быть узнанным и попасться. Вы - трус...
Наконец-то Мертуччи вышел из себя, на что я и
рассчитывал. Его глаза налились кровью, и он с яростным
криком бросился на меня. Он вытянул обе руки пытаясь
схватить меня за шею.
Я отпрыгнул в сторону и, оказавшись сзади него,
вывернул ему руки назад быстрым приемом, я сцепил свои
ладони у него на затылке.
Прикрываясь им как живым щитом, я потащил его к
двери.
Трое его сообщников были выбиты из колеи быстро
развернувшимися событиями. Еще бы, ведь в течение
нескольких минут они узнали, что их шеф был не тем, за
кого себя выдавал, что он был убийцей и к тому же был
способен оставить своих близких умирать с голоду. Они не
заметили моих продвижений, и теперь я был для них
недосягаем, стрелять они не могли, так как попали бы в
шефа.
Неожиданно Мертуччи напряг все свои мышцы и
попытался высвободиться. Я еще крепче сцепил свои
ладони и с силой ударил торговца ногой, он застонал.
- Без шуток, - прошипел я ему на ухо, - или я тебя
разломлю пополам.
- Стреляйте, идиоты! - завопил Мертуччи.
Джеки не очень уверенно прицелился в нас, Боб с
глупым видом рассматривал свой браунинг.
Но когда я уже был в нескольких метрах от двери,
Перес нашел выход из положения:
- Он не вооружен, - заорал он. - Хватаем его.
Джеки бросился первым, держа свой револьвер за
ствол, и я моментально выпустил Мертуччи.
Обернувшись, нж сильно ударил левой рукой, я сделал
резкий наклон, чтобы уйти от удара и этим движением
задел Джеки плечом.
Сбитый с середины прыжка, небритый гангстер
332
совершил немыслимый пируэт. Я перехватил в воздухе его
руку с револьвером и выкрутил ее. Оружие упало к моим
ногам, и Джеки с глухим ударом стукнулся головой о
цемент.
В течение сотой доли секунды я схватил револьвер и
прыгнул в сторону ящиков с бутылями, загромождавшими
угол гаража. Раздались два выстрела и приземлившись за
ящиком я выстрелил в сторону Переса.
Маленький человечек выпустил шляпу из руки, прижав
руки к себе, с криком рухнул на пол. Последняя судорога
пробежала по его телу и все было кончено.
Боб со злобным выкриком спрятался за бьюиком.
Я осторожно выглянул из-за ящика и к своему великому
удивлению обнаружил три трупа на поле битвы: Джеки,
который, должно быть, отдал свою душу дьяволу, и
Мертуччи, стоя на коленях, прижимал руки к
окровавленному животу.
Я понял, что Боб выстрелил, когда я прыгнул к ящику
и задел своего патрона, который оказался на линии прицела
после того как послал в мою сторону удар левой рукой.
Скрючившись за своим укрытием я вытащил обойму
из моего огромного чешского пистолета и посчитал пули.
Их оставалось пять. Еще одна оставалась в стволе, итого у
меня было пол-дюжины снарядов. Я вставил обойму и
взвел курок.
Вдруг хлопнула дверца машины и появился характерный
ствол автомата Томпсона.
- Выходи, Меруа, - завопил Боб, - или я выпущу
обойму тебе в кишки.
Я не ответил, так как слишком хорошо знал, что в этой
ситуации, спровоцировав противника на ответ, легко
определить, куда надо стрелять.
Сидя за своим ящиком я прицелился в то место, где
должна была быть грудь бандита, учитывая угол наклона
ствола его автомата.
Пуля пробила капот бьюика, и я услышал, как Боб
ругнулся.
- Ты хочешь обхитрить, но тебе сейчас будет не до
333
смеха. В твоем углу полно бутылок с кислотой. Я считаю до
десяти. Если ты не выйдешь, я стреляю в эти бутылки.
Сдвинув брови, я осмотрел свое убежище. Человек с
автоматом был прав. Деревянные ящики в углу были
заполнены бутылями со светло-зеленой жидкостью и
помечены: «Кислота. Опасно».
Первые выстрелы разбили самый маленький ящик и
жидкость, булькая, потекла на бутыли, распространяя
отвратительный запах тухлых яиц.
- Один... - крикнул Боб.
Вторая очередь попала в другую бутыль и я
инстинктивно прикрыл лицо рукой, чтобы не попали
осколки. В нескольких сантиметрах от меня кислота проедала
цемент.
- Два... три... четыре...
Оставалось по крайней мере десять бутылей. Как
только Боб примется серьезно стрелять, на меня выльется
опасный душ.
- Пять... шесть...
Несколько секунд я разглядывал старые ржавые
оконные рамы гаража и нашел уязвимое место.
- Семь... восемь...
Я тщательно прицелился и послал две пули одну за
другой, которые достигли своей цели, как раз над бьюиком.
Когда Боб проревел «девять», два огромных куска
стекла разбились над его головой и стали падать туда, где
он стоял.
Он перестал считать и, чтобы осколки не упали на
него, отскочил назад к стене.
Его голова появилась из-за капота бьюика на долю
секунды. Этого было достаточно. Моя пуля попала ему в
основание носа. Бросив оружие, он поднес руку к ране.
Затем он выпрямился, кровь текла между пальцев, я разрядил
в него всю обойму.
Он повернулся на месте и завалился на крыло бьюика,
оставшись там лежать в неуклюжей позе.
Я вышел из своего укрытия, пропахнувшего кислотой,
подбежал к машине и схватил автомат.
334
Это оказалось излишней предосторожностью. Перес
был мертв, Джеки не приходил в себя, струйка крови
стекала с губ Мертуччи. Он умирал.
Я наклонился над ним, в это мгновение дверь гаража
открылась, я обернулся, нацелил автомат, готовый
выстрелить.
Глава 31
- Шутки в сторону, Мартин! - крикнул Шато не
спуская глаз со ствола моего автомата.
Опустив дуло к земле, я разрядил оружие.
- Вы, как всегда, вовремя прибыли, Блэз. Кладите в
кобуру ваш револьвер, коррида окончена.
Шато и двое сопровождающих его инспекторов в
штатском спрятали свое оружие, затем он подошел ко мне.
- Рафаэль Бенилло сообщил нам, как только вас
похитили, и мы организовали преследование, несколько
машин, оснащенных радио сменяли одна другую. Но у
вокзала в пригороде Коломб мы потеряли вас. К счастью,
мы услышали выстрелы и они провели нас сюда. Весь
район переполошился...
Шато глядел поле битвы.
- Вы хорошо забавляетесь, когда беретесь за это, -
пробормотал он в задумчивости.
Я наклонился над Джеки и забрал мой кольт. Шато
приказал в это время своим людям осмотреть дом,
прилегающий к гаражу.
- Там вы никого не встретите, - сказал я. - Иначе бы'
я имел дело еще с несколькими стрелками. Вся банда здесь.
Кажется этому, - я показал на Джеки, - нужна скорая
помощь. Остальным уже некуда торопиться Блэз, я вам
представляю Анжа Мертуччи, вы узнаете?
Комиссар вздрогнул и наклонился над торговцем
335-
наркотиками, который еле слышно дышал.
- Разумеется. И на этот раз, мне кажется, ему наступил
конец.
Мертуччи слабо улыбнулся и прикрыл глаза в знак
согласия.
Он сделал нечеловеческое усилие и смог произнести:
- Теперь... моя жена и моя дочь... получат... немного...
Его лицо исказила гримаса боли.
- ... денег...
Комиссар наклонился к умирающему.
- Анж, это вы убили типа в Руаяль-Элизе?
Торговец утвердительно кивнул головой.
- Как вы это сделали?
Слабая улыбка осветила лицо изъеденное кислотными
парами.
- Догадайтесь. Вы такие у... умные...
Его глаза внезапно стали стеклянными, голова
завалилась на бок и он испустил последний вздох.
Шато в задумчивости поднялся с колен. Оба инспектора
вернулись после осмотра дома.
- Никого нет, шеф, - произнес один из них. - Но зато
сколько наркотиков там спрятано!
Я направился к двери.
- Я обещал Рафу толкнуть все это, - объяснил я.
Шато задержал меня за рукав.
- Вы смеетесь? Этот товар будет отправлен в больницы
и аптеки и будет использован по назначению: облегчать
страдания. Часть будет использована для лечения
наркоманов.
Я вздохнул.
- Как хотите. По крайней мере унесите раненого.
Оба инспектора подняли Джеки и вынесли его на
улицу.
Шато достал трубку из кармана, а я закурил сигарету.
- Боюсь, мы никогда не узнаем, что на самом деле
произошло в Руаяль-Элизе, - произнес он. - Кстати, мы не
нашли никаких отпечатков пальцев в квартире Греффье.
Я протянул зажигалку.
336
- Я думаю, - ответил я, - что у меня есть ответ на нашу
загадку. Если через час вы изволите собрать всех, кто был
замешан в этой истории, в холле гостиницы, я объясню
вам, как был убит господин Греффье.
Комиссар торопливо зажег трубку и направился в дом,
очевидно в поисках телефона. Я воспользовался моментом
и удалился.
Глава 32
Когда я приехал в Руаяль-Элизе, я сразу же обратил
внимание на рыдавших друг у друга на плече в одном из
углов холла Ирэн Шавель и Элен Бернуа. Шато поторопился
объяснить мне, что произошло. Один из инспекторов
проговорился о трагедии в Коломбе, больше того, рассказала
Ирэн, кто на самом деле был ее отец.
- У меня большое желание уволить этого болтуна, -
рассерженно проговорил комиссар.
Я вздохнул.
- В конце концов, может быть, это и к лучшему...
- Что я его уволю?
- Нет, что Ирэн в курсе. У нее трезвая голова. Она
быстро оправится от потрясения. Все здесь собрались?
Я быстро огляделся вокруг.
Рафаэль усиленно ухаживал за Мэтти, сидя в углу
холла. Подмигнув, он мне дал понять, что на этот раз он на
правильном пути: Андрэ Вердон, сидя на подлокотнике
кресла, с беспокойством посматривал на Ирэн, немного
дальше Стефан Дюллак беседовал со своей секретаршей,
как всегда безупречный, директор гостиницы шел мне
навстречу, приглаживая свои седые волосы.
Он протянул мне обещанный чек, я посмотрел на него
вопросительным взглядом.
- Я доволен, что все окончено, господин Меруа, вы
337
сдержали ваше слово. Комиссар Шато нам рассказал, что
произошло в Коломбе, мы знаем, что Мертуччи во всем
признался.
Улыбнувшись, я взял чек. Небольшая группа подошла
к нам.
- Благодарю, но надо еще разгадать маленькую тайну
закрытой комнаты, господин Стефани, - сказал я, закурив
сигарету.
Сквозь дым я увидел Джинни, спускавшуюся по
ступенькам большой лестницы и широко улыбнулся ей.
Она подошла к нашей группе.
- Эта деталь меня очень интересует, - проговорил
Шато. - Как можно было войти и выйти незамеченным из
комнаты, где было совершено преступление? Это просто
невозможно.
- Я вам уже говорил, Блэз, где-то должна была быть
потайная дверь. Наш убийца, очевидно, узнал о ней случайно
и использовал в своих целях.
- В номере 616 нет никакого другого выхода, кроме
окон и дверей, господин Меруа, - ответил Стефани.
Я сделал глубокую затяжку.
- Как принято в гостиницах, первая цифра указывает
этаж, не так ли? Номер 616 обозначает, что комната
находится на шестом этаже, 516 - на пятом, 416 - на
четвертом, и так далее...
- Разумеется.
Шато смотрел на меня, нс понимая. Взяв его под руку
и позвав с собой директора, мы направились к лифту.
Подчинившись, комиссар пошел со мной, убедившись
предварительно, что оба инспектора дежурили у входов в
холл.
Слегка подтолкнув обоих господ в лифт, я закрыл
дверцы и нажал кнопку.
- Предположим, Блэз, что я Хинкбос и только что вас
нанял. Я вошел с вами в лифт, и мы поднялись...
Я открыл дверцы и повел моего друга направо, директор
следовал за нами...
- Но, - сказал он, - это не...
338
Я приставил палец к губам и потащил Шато за собой
в темный коридор.
- Здесь плохо видно.
- Конечно, я попросил Вирджинию вывернуть лампы,
которые освещают коридор.
- То же самое мне сказал и электрик на другой день
после преступления: кто-то вывернул лампы, - воскликнул
директор.
- Разумеется, ведь это было необходимо, - проговорил
я. - Мы на каком этаже, Блэз?
- На шестом.
- Вы думаете, что мы на шестом, потому что я вам
сказал, что мы туда едем и потому, что в лифте не отдаешь
отчета, на каком этапе останавливаешься, где-то после
четвертого этажа, иногда после третьего, если не обратить
внимания. На самом деле, я повернулся к вам спиной,
когда нажимал кнопку и теперь мы находимся на седьмом
этаже...
- Это я и хотел вам сказать, господин Меруа, когда вы
меня перебили. Я привык к лифту... - сказал Стефани.
- Но наш друг попался, - заверил я.
- Совершенно верно, - согласился Блэз. - Я
действительно думал, что я на шестом. Кажется, я начинаю
догадываться.
- Конечно, можно было бы определить этаж по номерам
дверей, если бы кто-то не вывернул лампочки, оставив
только ночной свет. Номер 716 занят в данный момент?
- Я не думаю, - проговорил директор и достал свои
ключи. - Во всяком случае, сейчас проверим.
Тихо постучав, он приоткрыл дверь, затем широко
распахнул се.
- Никого.
Мы вошли в небольшую гостиную, за которой была
спальня, туда я вошел первым.
- Итак, я еще раз подтверждаю, что в этой комнате
должен быть какой-то тайник.
- Разумеется, - сказал директор. - Мы не в номере 616,
а здесь есть ниша, через которую можно попасть к резервуару
339
центрального отопления. Иногда приходится проверять,
особенно, когда есть утечка воды...
- Где это? - воскликнул Шато, возбужденный.
Директор указал пальцем на ложный камин.
- Это открывается как дверь, только надо сначала
приподнять с одной стороны.
Сопровождая слова делом, Стефани отодвинул ложный
камин, за которым оказалось углубление в стене,
заполненное трубами, ведущими вверх к огромному
резервуару.
- Человек вполне мог спрятаться здесь, - согласился
комиссар. - Что вы делаете, Мартин?
Встав на колени перед раковиной, я взял разводной
ключ и стал им отворачивать сифон.
- Пытаю удачу, - ответил я. - Чтобы разыграть комедию,
которую ему заказали, Греффье должен был освободиться
от фальшивых бриллиантов прежде, чем закричать, что его
ограбили. Чтобы себя не утруждать, может быть, он бросил
их в эту раковину и спустил воду. Они могли застрять в
колене...
- Вам нужен английский ключ, - подсказал директор
гостиницы.
- Выдумаете? - спросил Шато. - Вы просто не знаете,
какой силой он обладает.
Обхватив ключ двумя руками, я нажал на ключ и
отвернул сифон.
- Я вам тут немного налью на пол, - заметил я
извиняющимся тоном.
Никто мне не ответил. Мои спутники не отрывали глаз
от раковины. Когда я быстрым движением снял сифон,
четыре маленьких бриллианта, испачканные ржавчиной,
упали на пол. Я их поднял, промыл под краном и протянул
Шато.
- Стекляшки, - сказал он, осмотрев находку.
- Вот, - проговорил я. - Все просто. Греффье
выбрасывает фальшивые бриллианты и в то время, как он
Идет сказать мне о краже, убийца быстро выходит из-за
ложного камина, ударяет его ножом и возвращается в свое
340
убежище. У Греффье сеть еще силы открыть мне дверь, и
теперь нашему убийце остается только ждать. Оставшись
наедине с трупом, в той ситуации, когда все указывает на
то, что я - убийца, я не могу ни позвать на помощь, ни
просто долго оставаться здесь. Моя логически оправданная
реакция - также поступил бы и Мерсье - это бежать.
-Действительно, по-другому и нельзя было поступить,
- согласился Шато, - я думаю, в этих условиях я бы тоже...
- Итак, как только путь освободился, наш преступник
взваливает Греффье себе на плечи и просто-напросто
переносит тело из 716 номера в номер 616, положив его в
том же месте и придав ему прежнюю позу.
- Оба номера одинаковы и даже мебель такая же, -
уточнил директор.
- Как, впрочем, и в других номерах гостиницы, так как
в моем та же мебель, что и в номере 716, - сказал я. -
Пойдемте, Блэз, заглянем в 616-й номер.
Мы спустились на один этаж и прошли в номер, все
еще закрытый по причине неоконченного следствия, где
был найден труп Хинкбоса.
- Потрясающе, - проговорил Шато, - можно подумать,
что мы в 716-м номере.
- Да, только здесь нет тайника, - заметил я. - Вообще,
человек с ножами рисковал только один раз: когда он тащил
на себе Греффье, он мог встретить кого-нибудь в коридоре,
что было маловероятно в такой поздний час.
Он устранял всякий риск, организовав преступление в
закрытой комнате.
Комиссар задумчиво потеребил свои усики в стиле
Чарли Чаплина.
- Но как вы догадались, что было две разных комнаты?
- Вы сами мне это сказали, Блэз.
- Как это?
- Когда мы осматривали квартиру Греффье, вы сказали
мне, что не найдено никаких отпечатков пальцев на месте
преступления, чем вы и подтвердили мои подозрения.
- Я не понимаю...
- После гибели Греффье, осматривая номер, я повсюду
341.
оставил отпечатки пальцев. И если вы не обнаружили моих
отпечатков, значит речь шла о другой комнате. Впрочем,
господин Стефани первым заставил меня подумать о двух
комнатах.
Директор, крайне удивленный, посмотрел на меня:
- Я?
- Да, вы. Однажды, когда вы предложили мне выписать
чек, чтобы я занялся расследованием, вы сказали, что
хотели бы достроить восьмой этаж. В тот вечер, когда было
совершено убийство, я, находясь в маленькой гостиной
номера Греффье, открыл окно и заметил водосток над
окном. Если бы мы были на шестом этаже, это было бы
невозможно. Я находился на последнем этаже, то есть, на
седьмом. Учитывая, что номера имеют одинаковое
расположение, я находился точно над 616-м номером, то
есть в номере 716. Предлагаю спуститься теперь в холл, нам
надо выяснить некоторые моменты.
Шато и Стефани безмолвно последовали за мной, и
мы спустились в лифте.
Комиссар в нескольких словах рассказал терпеливо
ожидавшим нас в холле людям о последних результатах
расследования. Я отметил, что Ирэн сидела в объятиях уже
не матери, а Дюллака.
- Скажите-ка, - грубо спросил я его, когда Шато
закончил свой отчет, - вы рассказали в полиции историю,
чтобы подтвердить ваше алиби в вечер убийства вашего
сотрудника?
Он опустил голову, а Ирэн смотрела на него с
удивлением.
- Я знаю, - сказал он, - моя секретарша рассказала мне,
каким образом вы выведали у нее правду. Я сожалею. Я
застрял в пробке на двадцать минут и подумал, что мне не
поверят.
- Любой парижский водитель понял бы вас без труда,
- заметил Шато. - Напрасно вы нам солгали. Нуда забудем
об этом на этот раз.
Я закурил сигарету.
- Тем более, что вы никого не убивали, - проговорил
342
я.
Шато согласился.
- Конечно, раз это дело рук Мертуччи.
- Нет, Блэз.
- Как?
Восклицание Шато быстро собрало всех
присутствующих вокруг нас.
- Нет, Блэз, - повторил я медленно. - Мертуччи не
убивал, по крайней мере в этот раз.
- Но он признался, - возразил комиссар сдавленным
голосом.
Я пожал плечами.
- Последняя бравада. Он хотел, чтобы «свои» думали,
что он в конце концов отомстил Мерсье, и что он автор
«совершенного» убийства.
Я равнодушно затянулся сигаретой под взглядами,
направленными на меня со всех сторон.
- Во время моей словесной атаки в Коломбо, затеянной
с единственной целью - отвлечь внимание тех, кто хотел
меня убить и избежать таким образом разговора о наркотиках,
который бы закончился для меня провалом,., так вот
Мертуччи все время называл свою жертву Хинкбосом. Если
бы он был преступником, он бы назвал его Греффье. С
другой стороны, если бы Анж совершил это убийство, он бы
сделал так, чтобы визитная карточка попала к Мерсье в
последний момент, значит мы бы не нашли этой карточки
на трупе.
Шато повысил голос:
- Но карточка могла оказаться в кармане по ошибке.
Я недоверчиво посмотрел на моего друга.
- Убийца все тщательно продумал. Он даже снял метки
прачечной с белья Греффье и при этом забыл бы невероятно
компрометирующую визитную карточку в кармане халата!
Комиссар внимательно посмотрел на мыски своих
ботинок.
- Разумеется, нет. Все было слишком хорошо продумано.
Он поднял голову.
- Но тогда, Март, эта карточка?..
343
- ... Была подложена в карман Греффье кем-то, кто
знал историю Мертуччи-Мерсье с тем, чтобы скрыть он нас
настоящую цель преступления.
- Настоящую...
Шато смотрел на меня круглыми глазами.
- Да, Блэз, речь не идет о мести, и мы это установили,
надо предположить, что эта мизансцена, задуманная, чтобы
скомпрометировать Мерсье, имела другую цель. Кто-то все
тщательно проработал, проведя предварительно несколько
разведывательных операций в Руаяль-Элизе, чтобы найти
подходящее место, то есть номер 716, при этом имея ввиду
совершенно иную цель. Естественно, приходил он в
гостиницу после полуночи, чтобы иметь дело лишь с одним
ночным дежурным. Он должен был продумать свое дело
задолго до того, как снял номер 716 для той фатальной
ночи, сказав Греффье, для которого он зарезервировал
номер 616, чтобы тот пригласил туда так называемую
жертву фарса. Эта подготовительная работа обозначала, что
бедный Артур Сервье был обречен с самого начала, так как
он становился неудобным свидетелем. При этом наш
убийца вынужден был заполнить фальшивые гостиничные
карточки. Вирджини, дай, пожалуйста, карточку 716-го
номера, заполненную в ночь преступления.
Джинни пробралась через окружавших нас людей и
подала мне карточку.
Я вынул из кармана промокательную бумагу.
- Сравните почерки, Шато, - проговорил я и протянул
ему и гостиничную карточку, и промокательную бумагу. -
Как, похожи?
Взгляд комиссара сделался внимательным.
- Очень похожи. Карточка на имя Адама,
зарегистрированная моими службами как заполненная на
фальшивое имя, написана, похоже, тем же почерком, что
и письмо, которое промокнули этой промокательной
бумагой.
- Если бы вы могли прочитать это письмо, поместив
бумагу перед зеркалом, вы бы прочитали странные фразы,
Блэз.
344
- Откуда у вас эта промокательная бумага?
- Она лежала вместе с почтовой бумагой в чемодане
Ирэн Шавель. Я заехал в Нейи, возвращаясь из Коломба.
- Да, - воскликнула молодая женщина, - я вспомнила...
я...
Взгляд, который я бросил в ее сторону заставил ее
замолчать.
- Это доказывает, как я уже сказал, что Стефан Дюллак
невиновен, так как он застал меня в то время, как я
обыскивал комнату госпожи Шавель. Если бы эта бумага
была важна для него, у него была прекрасная возможность
уничтожить ее.
Шато разглядывал обе бумаги, сдвинув брови.
- Карточка заполнена левой рукой, чтобы скрыть
настоящий почерк автора. Это не привлекло внимания
ночного дежурства, так как левши встречаются часто.
Текст, высушенный промокательной бумагой написан
убийцей, когда тот тренировался писать левой рукой.
- Именно так, Блэз.
Комиссар вздохнул.
- Тогда все просто. Я попрошу всех присутствующих
написать несколько слов левой рукой. Даже если убийца
постарается еще больше изменить свой почерк, наши
эксперты графологи все равно определят его по почерку.
Эта наука достигла больших успехов.
Комиссар строго посмотрел на всех. Лица
присутствующих посерьезнели.
- Не стоит этого делать, Блэз, - сказал я, затушив
сигарету о пепельницу. - Я вам скажу, кто убийца.
Шато вопросительно взглянул на меня.
- Мы можем, - продолжал я, - автоматически исключить
из списка всех женщин, так как ни одна из них не смогла
бы орудовать ножом с такой силой. Помните, Блэз, вы мне
говорили, что медицинская экспертиза отметила, что при
ударе ножом одно ребро было сломано. С другой стороны,
у них завязалась борьба и несчастный актер, возможно, мог
бы справиться с женщиной, зато женщина вряд ли смогла
бы перенести труп убитого с одного этажа на другой.
Я закурил вторую сигарету.
- Невиновность Дюллака доказана, а причастность
Рафаэля исключена, значит, остается один возможный
убийца, это...
Я легко отскочил в сторону и лезвие кинжала с ручкой
из слоновой кости вонзилось в деревянную обшивку
колонны, рядом с которой я стоял. Отодвинув Шато и
Вирджинию одним движением, я вытолкнул бросившего
нож на середину холла.
Он поднялся, скрипнув зубами от злости, и как раз в
этот момент получил от меня удар правой в челюсть.
Выплюнув два зуба, он завалился на ковер с
остекленевшим взглядом.
Я машинально потирал ушибленные пальцы в то
время, как оба инспектора торопливо надевали наручники
Андрэ Вердону, импресарио Ирэн Шавель.
Глава 33
Вирджиния Фелпс, одетая в красивую голубую пижаму,
которая ей очень шла, приблизилась ко мне и в этот момент
зазвонил телефон, стоявший рядом с кроватью.
Я нахмурил брови и посмотрел на часы. Было около
полуночи. Джинни моментально побледнела.
- Алло, - сказал я, сняв трубку.
- Извините, что я беспокою вас в такой поздний час.
Мартин, - проговорил голос Шато, - дело в том, что Вердон
во всем сознался и подписал протокол, и я подумал, что вам
346
это было бы небезынтересно узнать.
Вирджиния, слушавшая разговор по параллельной
трубке, вздохнула с облегчением.
- Я подумала, что все начинается снова, - проговорила
она и легла на кровать.
- Он был безумно влюблен в Ирэн, - продолжал Шато,-
и решил посадить Мерсье, используя историю Мертуччи,
которую ему однажды рассказал Дюллак. Это для того, -
сказал он, - чтобы избавить юную Шавель, какой выразился,
от жуткого шантажа.
- Я думаю, Блэз, что мы вовремя его арестовали, так
как он ни минуты не колебался бы избавиться от Дюллака
и жениться на Ирэн. Этот тип ненормален, мне думается,
его надо направить на обследование.
- Возможно. Во всяком случае, он все продумал.
Ударив Греффье он позвонил в полицию, воспользовавшись
телефоном в номере 716 и сообщил, что детектив,
работающий при гостинице, только что кого-то убил. Когда
Греффье поднялся, он убил его ножом, после короткой
борьбы и снова спрятался в свой тайник. Он ничем не
рисковал, так как он был уверен, что детектив - в данном
случае, вы - сразу уйдет. Путь был свободен, так как никто
не подумает охранять вход в гостиницу, ведь убийца не
задержится на месте преступления и должен был уже
убежать. После того, как он перенес труп в номер 616, он
поднялся в свою комнату и в то время, как Сервье проводил
двух моих инспекторов на шестой этаж, он спустился по
лестнице. Через час мои люди ушли из гостиницы.
- Вы хотите сказать, что гостиница осталась без
наблюдения...
- Да, до моего прибытия во Дворец правосудия к
десяти часам, должен признать это к моему великому
стыду. Старший инспектор посчитал эту предосторожность
излишней, так как виновник явно покинул место
преступления. Много клиентов покинули гостиницу, не
встретив полицейского. Я готов сам себя наказать...
Я рассмеялся.
- Вы не виноваты. Мне тоже есть, в чем себя упрекнуть,.
347.
Блэз. Подумать только, ведь разгадка преступления была у
меня в руках с самого начала.
- Как это?
- Ключ, знаменитый ключ, которым я открывал дверь
716-го номера, когда убегал, должен был навести меня на
след.
- Что в нем было особенного?
- Именно, что ничего, это был просто ключ.
- Ну и что?
- Я должен был обратить внимание на то, что этот ключ
был без бирки, на которой обычно указывается номер
комнаты, как у всех ключей в гостинице.
- Действительно!
- Размышляя, я мог бы попытаться определить, случайно
это было или сделано специально кем-то. На самом деле,
убийца заранее снял эту бирку, чтобы я не прочитал
настоящий номер комнаты. Если бы я этому придал
значение, то отсутствие номера должно было, логически
рассуждая, привести меня к мысли о существовании второй
комнаты. Часто мы слишком мало задумываемся, Блэз.
- К сожалению!
- Та же ошибка, что касается телефонного звонка,
который привел полицейский к Мерсье в Н±йи. Я установил,
что Ирэн пользовалась телефонной кабиной. Но она не
звонила в полицию. Она рассказала о моем визите Вердону,
который только что убил Сервье, и он же предупредил
полицию. Существовал только один способ, каким он мог
узнать, что я занял место Мерсье: это подслушать на
площадке седьмого этажа, когда ночной сторож повожал
полицейский в 616-1 номер и рассказал им, что произошло.
- Совершенно верно. Вердон нам это подтвердил.
- Я должен был им заняться с самого начала, так как
все указывало на то, что он - единственно возможный
виновник. Я повел себя как новичок.
- Мартин!
- Да, да, не спорьте. Давайте порассуждаем. Вот дело,
в котором первая жертва - артист, убитый ножом, с
которым выступают на сцене цирка, все открытые затем
348
детали указывают на то, что речь идет об артисте мюзик-
холла.
- Вердон украл ножи у мексиканского метателя
кинжалов.
- ...Вы видите. Все указывает на импресарио. Кто мог
выйти на Греффье, достать костюм, подходящий для
торговца бриллиантами, сами фальшивые бриллианты..?
Только он. Но больше того.
- Что еще?
- Почтовая бумага, та самая. Где я обнаружил ее? В
чемодане Ирэн Шавель. Так как это не она упражнялась в
написании левой рукой, ведь убийцей мог быть только
мужчина, оставался только один вариант. Чемодан брали в
турне, и Вердон всегда сопровождал Ирэн и воспользовался
этой бумагой. Вечером в холле гостиницы она чуть не
раскрыла тайну, когда хотела сказать, что действительно
давала эту бумагу Вердону. Я заставил ее замолчать, так как
наш тип, за которым я наблюдал с самого начала моего
рассказа, уже нащупывал ручку кинжала, который держал
во внутреннем кармане пиджака. Я подозревал, что он
придет вооруженным на наше маленькое собрание.
- Должен признать, - проговорил Шато, - что этот
момент я тоже упустил.
- А текст, Блэз, сам текст упражнения. Когда Вердон
тренировался, он писал, что ему взбредет на ум. Однако эти
фразы его выдают: отрывки из басен Ляфонтэна - это
куплеты Шарля Тренэ, эстрадного певца, который
пародировал его басни. Пытаясь писать левой рукой, Вердон
не задумывался и собственные мысли его выдали. Только
импресарио или артист мюзик-холла мог написать эти
строки. В любом случае, мы в самом начале совершили
непростительную ошибку.
- Какую, Март?
- Вспомните. Докладывая вам о первых результатах
расследования, я вам сообщил, что Мерсье говорил мне о
том, что обычно Вердон ужинал с Ирэн после спектакля.
Естественно, что мы пришли к выводу, что если Ирэн
вернулась к двум часам, то, значит, она ужинала с Вердоном
349
в ночь убийства Греффье. На самом дела, и она мне об этом
сказала, в этот вечер она была с Дюллаком. Вернулись они
порознь, чтобы их не видел вместе Мерсье.
Наступила небольшая пауза.
- Мы повели себя легкомысленно. Если бы мы
проверили алиби импресарио, все бы открылось.
- Кто его знает, Блэз, может быть, он что-то приготовил
на этот случай. Во всяком случае ни вы, ни я не уточнили
с ним этот вопрос.
- Это дело казалось таким фантастичным, Март.
- Мы были как загипнотизированы историей в закрытой
комнате, только и всего. Если бы я спокойно остался в
номере 716, вместо того, чтобы убежать, как новичок,
Вердон, может быть, задохнулся в своей нише, и все было
бы на этом закончено. Но логика меня заставила убежать,
что и предвидел импресарио.
- Ничто не совершенно в этом мире, - вздохнул Шато.
- По крайней мере это дело нам помогло избавиться от
Мертуччи.
- Да и об этом нечего жалеть. Смерть, вызванная
приемом наркотиков, ужасна. Анж заслужил свою судьбу.
Кстати, найдите Рафа, он вернет вам небольшую часть
героина, которую я оставил у его подруги. Попросите его
также вернуть вам и пустые коробочки. На них могут
оказаться отпечатки пальцев, которые вас заинтересуют.
- Договорились. И спасибо за все, Мартин, я уверен,
что без вас эти преступления никогда не были бы раскрыты.
- Вы мне льстите, Блэз. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, Март.
Я положил трубку, лег в кровать и обнял Вирджинию
Лукавый огонек мелькнул в ее взгляде, и она
высвободилась из моих объятий.
- Одну минуту, - проговорила она.
Очень заинтригованный, я посмотрел, как она
направилась в ванную и вернулась оттуда с ножницами в
руках и подошла к телефону.
Стараясь сдержать смех, он взяла в руки телефонный
провод, заговорщически подмигнула мне и перерезала его.
ОТЕЛЬ
У ОЗЕРА
А. БЕРКХОВ
1
Зазвонил телефон. Пьер снял трубку.
- Пьер? - услышал он тихий женский голос.
- Это я, - ответил он, наблюдая за снежинками,
вьющимися над крышами домов.
- Пьер Валенс, журналист?
- Да, это я, - повторил он.
- Пожалуйста, скажите еще что-нибудь... мне
необходимо быть уверенной, что вы действительно Пьер...
- Кто вы? - спросил Валенс. - Ваш голос мне знаком.
- Теперь я точно знаю, что это ты, Пьер, - с облегчением
произнесла женщина.
Неожиданно он все вспомнил: Берлин, сверкающую
от снега и солнца Курфюрстендамм, ее растрепанные
свежим ветром волосы.
- Валерия?
- Да, это я.
- Валерия фон Далау?
- Ну, конечно я.
- Откуда ты говоришь? Где была все это время? Я уже
подумал, что ты вообще исчезла. Что ты делаешь? Как
' живешь?
- Пьер, дорогой, я так счастлива опять услышать твой
голос! Мы можем сегодня увидеться?
12 Человек, изменившие 353
свое лицо
- Безусловно! Как ты меня разыскала?
- Увидела в газете твой очерк о Ближнем Востоке,
потом позвонила в редакцию и мне сообщили, что ты уехал
в Гармиш кататься на лыжах.
- Посмотри в окно. Настоящее волшебство! Наверное,
этот сказочный снег будет падать всю ночь.
- Наверное... Ты остановился втом же отеле? Помнишь,
как ты тогда мчался ко мне несмотря на ужасную метель?
Сможешь быстро приехать ко мне сейчас?..
- Конечно. Где ты находишься?
Из трубки доносились какие-то странные звуки.
- Ты слышишь меня, Валерия?
- Сейчас расскажу, как доехать...
- Что-то случилось? У тебя сложности? - взволновался
он.
В трубке раздались сдерживаемые рыдания.
- Валерия! Дорогая! Что с тобой?
Пьер в замешательстве слушал, как она плачет. Он
знал, что и раньше Валерия иногда вела себя странно. В
Берлине она чего-то боялась. Как-то она обмолвилась, что,
наверное, ей придется уехать, но отказалась объяснить,
куда и почему.
Валерия была прелестная, всегда безупречно одетая,
спокойная интеллигентная девушка. Вряд ли кто-нибудь
мог подумать, что она переполнена страхом.
Она продолжала рыдать. Наконец, с трудом
прерывающимся голосом прошептала:
- Пьер...
- Любимая! Скажи, что с тобой?
- Я в отчаяньи. Не знаю, что делать...
- Как до тебя поскорей добраться...
- Однажды я тебе рассказывала об озере, мы там с
братом катались на яхте. Надеюсь, ты помнишь название?
♦ Озеро Аммер, - всплыло в мозгу. - Но почему она не
назвала его вслух?»
- Конечно помню. Озеро, которое мыс Олавом Свенсом
пытались переплыть прошлой зимой. Олаву это удалось, а
мне - нет. Я правильно тебя понял?
354
- Да. На южном берегу озера - часовня, а рядом -
трактир «Алте Пост» с телефоном-автоматом у входа.
Вывеска видна издалека. Встретимся там. Найдешь?
- Конечно.
- Очень хорошо...
- Боже мой, как я счастлив, что ты позвонила! Где ты
пропадала так долго? Почему вдруг исчезла из Берлина?
- Объясню при встрече. Приезжай как можно быстрее.
- Выезжаю. Постараюсь приехать поскорее. Буду ждать.
- До встречи.
Пьер быстро оделся и выскочил на улицу. Его красная
«альфа-ромео-2000» стояла возле отеля. Выехав со стоянки,
он включил стеклоочистители и отправился к озеру Аммер
самым коротким путем по шоссе, соединяющему Мюнхен
с Ландсбергом.
Тревожные мысли не давали ему покоя - почему
Валерия не сказала, где она сейчас? Почему-то не назвала
вслух озеро... Чего или кого она боится?
Белоснежные хлопья, мелькавшие в свете фар, слепили
его. Пьер вспомнил Берлин, покрытую снегом
Курфюрстендамм, прозрачное утро и звонкий хруст снега
под ногами, который так радовал Валерию. Они бродили по
Гедахти нс кирхе, протанцевав всю ночь, а потом без конца
говорили, словно не могли остановиться.
«Я вряд ли бы с ней познакомился, - размышлял Пьер,
если бы Малколм Витте из «Дейли Телеграф» не попросил
меня принести ему последний журнал мод. Я просмотрел
все фотографии Валерии, и вдруг она сама пришла в
редакцию. Улыбнулась, проходя мимо... До чего она была
красива!»
Интересно, смогла бы она стать знаменитостью за
такой короткий срок, если бы не относилась к высшей
немецкой аристократии? Кое-кто утверждал, что она
прославилась именно из-за своего титула. Не так уж часто
графиня становится фотомоделью. Валенс не мог согласиться
с этим - известность обязательно пришла бы к Валерии.
Увидев ее впервые, Пьер сразу забыл о Малколме
Витте, и отправился за девушкой в зал, где она разрешила
355
прессе присутствовать на съемках для рекламы коллекции
мод. Потом Валенс взял у нее интервью, прошедшее с
большим успехом и затянувшееся надолго, до утра
следующего дня.
Охваченный воспоминаниями, Пьер несся сквозь
метель по занесенной снегом дороге. «Никогда я не был так
счастлив, - думал он, - как в ту ночь и последующие три
недели. В моей жизни не было ничего прекраснее».
Как сияли тогда ее глаза! Но в Берлине Валерию
охватывал страх. Это произошло дважды. В последний раз
вечером, она тогда осторожно спросила, останутся ли они
вместе, если ей вдруг придется покинуть Берлин и далеко
уехать. Он не сразу ответил. Возможно, именно это обидело
Валерию, и она уже не захотела объяснить, что означала ее
фраза: «придется покинуть Берлин и далеко уехать». А через
несколько дней Валенс обнаружил, что в ее номере на
Ухландштрассе опустели платяные шкафы, Чемоданов тоже
не было. Портье передал ему лаконичную записку, где было
написано: «Прошу, забудь меня...»
Валерия исчезла. Он делал все возможное и
невозможное, чтобы разыскать ее: звонил в журналы мод,
к фотографам, с которыми она работала, друзьям, но все
оказалось напрасно. Никто не знал, где Валерия фон Далау.
Он звонил в Париж, Вену, Рим, Лондон, Нью-Йорк...
Проходили недели и месяцы, прошел год. Каждый раз,
когда в мире мод происходили какие-то события, он искал
ее. Но нигде ни разу не обнаружил ни ее имени, ни ее
фотографий.
«Где же она? - без конца спрашивал он себя. - Что с ней
произошло? Куда она скрылась так внезапно?»
Мелькающие перед глазами стеклоочистители едва
успевали сметать снег.
Они не говорили, что любят друг друга. Об этом
говорили их руки. В последний вечер, когда он сказал ей о
своей любви, Валерия ничего не ответила. Она была грустна
и молчалива. Глаза ее оставались печальными, даже когда
она улыбалась.
Девушка немного рассказывала о себе. Пьер знал, что
356
ее детство прошло в Ландсберге, в величественном
фамильном замке, напоминающем дворец. Родители
Валерии рано умерли: мать - когда она была еще ребенком,
а отец - вскоре после нее. У Валерии был брат - Филипп фон
Далау, о котором она всегда вспоминала с нежностью. «Он
легкомысленный», - с улыбкой говорила она. После кончины
отца Валерия не осталась в замке, хотя теперь он принадлежал
ей. Там поселился племянник отца Отто фон Далау. Вскоре
он стал и управляющим замком. Отношения у них с
Валерией были сложные. Как только она вспоминала об
Отто, сразу же начинала нервничать. Когда девушка исчезла,
Пьер попытался узнать у Отто хоть что-нибудь о Валерии.
- Нет, - сухо ответил тот, - мне ничего не известно о
графине Далау.
Из нескольких фраз Валерии Пьер сделал вывод, что
ее брат Филипп проиграл в рулетку большую часть
фамильного состояния, чем вызвал гнев Отто фон Далау.
Валерия упоминала и о своих предках, знатных
представителях старинного рода в одной из немецких
земель. Правда, о них она рассказывала так же скупо, как
и об Отто фон Далау. У Валенса сложилось впечатление,
что она далека от своих родственников. О замке в Ландсберге
она тоже говорила без энтузиазма, и с любовью вспоминала
только мать. У матери Валерии, француженки по
происхождению, был дом на родине, окруженный со всех
сторон бескрайними винотрадниками. Еще один дом, в
Женеве, принадлежал ей. Он стоял на возвышенности, и в
нем весь день царило солнце. Простор, свет и природу
Валерия любила больше всего. Она просто не представляла
жизни без свежего воздуха и тишины, такой, как в то
волшебное снежное утро в Берлине.
Связано ли странное исчезновение Валерии из Берлина
и сегодняшний телефонный звонок? Возможно, она так
неожиданно уехала потому, что ей грозила опасность, о
которой он ничего не знал? А теперь эта опасность опять
появилась и была настолько серьезной, что она решила
попросить его о помощи? «А помощь зря не просят», -
подумал журналист и поехал еще быстрее.
357-
II
За Вайльхаймом дорогу окончательно замело, но вскоре
показалось озеро - в темноте оно выглядело как гигантская
блестящая тарелка, над которой яростно носились снежные
вихри.
♦Почему она хотела встретиться здесь? - размышлял
Пьер. - Не проще ли было встретиться в двадцати километрах
от Ландсберга, на северном берегу озера, а не в трактире
♦Алте Пост» на южном берегу, до которого еще тридцать
километров. Неужели она тоже мчитсся сюда сквозь мрак
и метель из своего замка? А если она едет из другого места?
Например, из отеля, или от друзей? Но зачем ей жить в
отеле или у друзей, если совсем близко собственный дом?»
Валенс легко нашел старую часовню и трактир. Возле
него стояло четыре машины. Пьер поставил свою ♦альфа-
ромео-2000» рядом и направился к входу, прикрывая лицо
от резкого ветра. Зал трактира был большой, но уютный. В
огромном старинном камине горел огонь, а рядом
возвышалась рождественская елка.
Валерия еще не приехала. Два столика были заняты,
остальные посетители расположились у стойки и
разговаривали с трактирщиком.
Пьер устроился за столиком недалеко от камина.
Отсюда в окно можно было увидеть площадь и
автомобильную стоянку. Часы пробили половину девятого.
Изредка мимо проносились машины. Две остановились у
трактира, и из них вышло несколько человек, по-вццимому,
завсегдатаи этого заведения.
Прошел еще час, а Валерия так и не появилась. В
десять часов уехали те, кто ужинали, потом и остальные.
Один из посетителей задержался, но вскоре ушел и он.
Трактирщик подошел к журналисту и заговорил с ним о
погоде. Из-за стойки вышла жена хозяина, а потом -
молодой человек и девушка, дети трактирщика. Они пришли
убирать помещение. Пока хозяин хлопотал на кухне,
молодежь пристроилась возле камина.
♦Почему ее нет? Странно! - подумал Валенс. - Уже
358
почти одиннадцать!»
- Здесь есть телефон? - спросил он. - Мне неприятно
вас задерживать, но мы договорились встретиться здесь с
одним человеком, а его нет. Должно быть, с ним что-то
случилось...
- Пожалуйста. Телефон там.
Пьер решил позвонить в Ландсберг, в замок, и спросить
у графа Отто, не там ли Валерия, и не видел ли он ее
сегодня. Хотя Пьер считал это не совсем удобным, но так
как другого выхода не имелось, он все же рискнул позвонить.
Телефон звонил долго, затем трубку взял слуга.
- Нет, - сказал он, - графини Валерии сегодня в замке
не было, и вообще она давно здесь не показывалась.
Пьер спросил трактирщика, есть ли у него телефонный
справочник отелей, находящихся недалеко от озера.
- Конечно, есть. Наш трактир в нем тоже имеется, - с
гордостью сказал он. - А в какой именно отель вы хотите
позвонить? Многие телефоны я знаю наизусть.
- Буду звонить во все подряд, - ответил Пьер.
В справочнике числились четыре отеля первого класса,
один люкс и почти десяток отелей второго класса. Пьер
знал, что Валерия не любила роскошных отелей. «В них
невозможно жить спокойно, - как-то сказала она, - все
время кажется, что надо уезжать, как в аэропорту».
- Нет, - ответили в первом отеле второго класса. -
Валерия фон Далау у нас не проживает.
В двух других сказали то же самое. Но в четвертом,
«Майер-отеле», нервно переспросили:
- Как вы сказали? Кого вам надо?
- Валерию фон Далау... Она живет в вашем отеле?
- Минуточку, - быстро сказал мужчина. - Соединяю
вас с комиссаром Мюллером.
- Говорит комиссар полиции Ганс Мюллер. Вы
интересуетесь, проживает ли в отеле Валерия фон Далау?
- Да. Я журналист Пьер Валенс. С ней что-нибудь
случилось?
- Случилось... если так можно сказать, - сдержанно
ответил комиссар.
359
- Что произошло? Почему к телефону позвали именно
вас?
- Вы друг Валерии фон Далау?
- Да. Она позвонила мне около половины восьмого в
Гармиш, и мы договорились встретиться в трактире «Алте
Пост» на южном берегу озера. Но она не приехала, и я
напрасно прождал ее там весь вечер.
- Вы сейчас в трактире «Алте Пост»?
- Да.
- Подъезжайте в «Майер-отель». Нам надо поговорить.
- Все же скажите, что случилось?
- Это не телефонный разговор, - комиссар резко
повесил трубку.
Пьер, поспешно расплатившись, спросил:
- Где расположен «Майер-отель»?
- Совсем близко - вон там, - трактирщик показал рукой
направление. - У вас очень взволнованный вид... Надеюсь,
ничего серьезного не случилось?
Пьер уже не слушал трактирщика, он выбежал на
улицу, завел машину и помчался сквозь метель вдоль
берега. Проехал маленький отель, затем второй, окруженный
деревьями, и за ним внизу, у озера, увидел высокое здание
с балконами и колоннами. Над входом светилась вывеска
«Майер-отель». Перед отелем стояла скорая помощь и
четыре полицейские машины.
- Вы Пьер Валенс? - спросил журналиста полицейский
у входа.
-Да.
- Комиссар Мюллер ждет вас в гостиной рядом с
холлом.
Пьер вошел. У стойки бара он увидел бледных и
взволнованных людей, по-видимому, проживающих в отеле.
- Комиссар там, - полицейский указал на стеклянную
Дверь.
Комиссар Мюллер, высокий крепыш с цепкими
глазами, подошел к Пьеру, внимательно осмотрел его и
строго спросил:
- Вы журналист?
360
- Да, - ответил Валенс.
- Это ваши очерки о короле Хусейне печатаются
сейчас в газетах?
- Мои.
- Хм, - произнес комиссар. Пьер подумал, что это
наивысшая похвала, на которую тот способен.
- Что с Валерией? Ее убили? - спросил Валенс.
- Да, - ответил комиссар, окинув его подозрительным
взглядохМ. - И тот, кто ее убил, сделал это очень умело.
Выпустил в нее три пули и две из них - в упор. Когда вы
виделись в Валерией фон Далау последний раз?
- Год назад.
- Так давно?
- Да.
- А как вы снова встретились?
Пьер подробно рассказал об ее телефонном звонке, и
о том, как они познакомились в Берлине.
- Значит, целый год вы о ней ничего не знали?
- Да, - ответил Пьер, - хотя я долго разыскивал ее.
- Это совпадаете моими сведениями, - сказал Мюллер.
- Одни - знают Валерию, другие - ее родственников, третьи
- замок в Ландсберге. Но все эти данные относятся к
прошлому. Никому ничего неизвестно о последнем годе ее
жизни.
- В нее стреляли... - задумчиво сказал Валенс. - Разве
возможно застрелить человека в отеле, не опасаясь, что
тебя немедленно задержат? Преступник, что же, использовал
бесшумный пистолет?
- По-видимому. Во всяком случае, выстрелов никто не
слышал. Когда вы были в Берлине, не показалось ли вам,
что Валерия боится кого-то или чего-то? - спросил Мюллер.
- У меня даже возникло подозрение, что она от кого-
то скрывается.
- Ее паспорт подтверждает ваши слова. - Комиссар
протянул Пьеру паспорт Валерии со множеством отметок.
- Видите: Франция, Швейцария, Австрия, Швеция,
Дания, Англия, Италия и опять Австрия. А вот печать
Берлина, ее поставили год назад.
361.
- Вот тогда мы и познакомились, - сказал Пьер, с
грустью глядя на документ.
- Если судить по этим отметкам, она нигде долго не
жила, а в некоторых местах оставалась лишь по нескольку
дней.
- Что-нибудь известно о преступнике?
- Нет.
- Когда это произошло?
- Пока точно трудно сказать. Горничная обнаружила
труп в девять часов. Судя по всему, убийство произошло
между половиной восьмого и девятью часами. Доктор
полагает, что ближе к половине восьмого.
- Скорее всего, это именно так, - согласился Пьер. -
Валерия позвонила мне в полвосьмого, и как я понял, уже
была готова к отъезду. Она собиралась выехать ко мне
навстречу немедленно после звонка.
- Возможно, что преступник проник в ее комнату через
соседний свободный номер. Сейчас в отеле живет не более
пятидесяти постояльцев. Дня через два, когда наступят
рождественские праздники, мест уже не будет. Мы подумали
о соседнем номере, так как дверь, ведущая в номер Валерии
из коридора, была изнутри заперта на задвижку. Попасть из
одного номера в другой очень легко - вокруг всего здания
идет сплошной балкон, перегороженный лишь низкими
металлическими решетками. Перелезть через них совсем
просто.
Следователь, доктор и фотограф уже находятся наверху,
в номере убитой. Сейчас они торопятся и даже мешают друг
ДРУГУ, стараются поскорее все закончить, чтобы освободиться
на Рождество.
- Как произошло убийство?
- Мы думаем, что собираясь ехать к вам, Валерия уже
успела одеться для выхода. На кровати лежала ее шубка из
каракуля. Первая пуля поразила девушку в грудь. Валерия
упала около кровати лицом вниз. Затем преступник -
наверное, это был мужчина, хотя точно сейчас ничего не
могу утверждать, - подошел и в упор дважды выстрелил ей
в спину, - об этом говорит то, что пули вошли в пол
362
вертикально. Именно это я имел в виду, когда сказал, что
убийца умело выполнил свое задание. Он хотел знать
наверняка, что убил се, последние два выстрела сделаны по
уже мертвой женщине.
Через несколько минут эксперты спустились и ушли,
а комиссар Мюллер с журналистОхМ отправились на второй
этаж.
Поднявшись, они прошли весь коридор, мимо
небольшой арки, где дежурил полицейский, и очутились в
просторном номере. У стены, слева, стояли бледно-голубые
кресла, с правой стороны - широкая кровать. На полу около
кровати мелом было очерчено место, где обнаружили труп.
На диване, стоявшем напротив двери, Валенс увидел
накрытое простыней тело.
Комиссар снял простыню, и Пьер сразу узнал Валерию.
На ней были короткие сапожки, зеленые вельветовые
брюки и свитер. Красивые нежные руки вытянулись вдоль
бедер, бледное лицо обрамляли белокурые локоны.
Пьер вспомнил, что и в Берлине девушка ходила в
таких же вельветовых брюках и спортивном светло-,
коричневом свитере, поверх которого она надевала короткую
каракулевую шубку.
Вошли санитары с носилками. Валенс наклонился над
Валерией и дотронулся губами до ее щеки. В Берлине он ее
так целовал каждый вечер. Как счастлива она была тогда!
Валерия не сводила с него любящих глаз. Наверное, эти
невинные поцелуи напоминали ей детство, когда перед
сном ее так же целовали родители, и девочка чувствовала
себя в полнейшей безопасности.
Пьер бросил последний взгляд на прекрасное
безжизненное лицо. Санитары накрыли тело простыней,
переложили на носилки и вынесли.
Валенс вышел на балкон. «Это моя вина, что я не
разыскал ее, - упрекал он себя, глотая слезы. - Но ведь я же
искал. Если бы мне все-таки удалось найти Валерию! Я бы
смог ее защитить!»
Через некоторое время комиссар вышел на балкон и
встал рядом с Пьером. Они молча смотрели на хлопья
361
снега, медленно падавшего на дорогу, горы и озеро.
- Вы любили ее? - тихо спросил Мюллер.
- Да, - хрипло ответил Пьер.
- Если вам трудно говорить сейчас, я не буду настаивать,
- сказал комиссар, но все-таки вскоре спросил: - И она вас
любила?
- Думаю, да, - сказал Пьер. - А я никого никогда так
не любил.
- Какой она была?
- Красивой, даже очень красивой, обаятельной. Она
была очень эмоциональным человеком и вместе с тем
душевным и интеллигентным. Немного печальной, как мне
тогда казалось. Не любила шуток и очень серьезно относилась
к жизни. Иногда она, правда, смеялась от души, но всегда
с оттенком какой-то затаенной грусти. Порой ее охватывала
тоска, а иногда на нее находил страх, причин которого я не
мог понять, а сама Валерия никогда ничего не говорила.
Журналист помолчал и добавил:
- Мне было с ней необыкновенно легко, и это было
самым лучшим в наших отношениях. Ведь так редко
удается встретить человека, с которым чувствуешь себя
раскованным и можешь говорить, что думаешь. Обычно мы
все сдерживаемся, боимся нарушить существующие правила.
С ней все было иначе. Мы словно находились одни в целом
мире. Радовались всему: снегу на деревьях и сверкающим
на солнце крышам. Мы ощущали себя частью этого
великолепного мира. Валерия не хотела от жизни слишком
много. Ей нравилось все скромное и недорогое. Но что-то
все время мешало ей был» счастливой. «Что-то...» Я тогда
так думал. Но, по-видимому, это было не «что-то», а «кто-
то».
III
- Убийство произошло между половиной восьмого и
восемью, - сообщил комиссар Пьеру, когда тот на следующее
утро пришел к нему в уголовную полицию Мюнхена. - К
Валерии за время ее пребывания в отеле никто не приходил,
364
не звонил и не спрашивал о ней у дежурного администратора.
Она прибыла в отель после обеда в среду. Поужинала в
номере и, насколько мы знаем, больше на улицу не
выходила. На следующий день утром она недолго погуляла
у озера, а вчера опять совершила небольшую прогулку. Все
остальное время она провела, судя по всему, в своем
номере.
- Откуда она приехала?
- Из Зеефельда, в Тироле. Это следует из счета,
который мы обнаружили в ее сумочке.
Пьер сел в кресло и стал изучать список постояльцев
отеля.
- Вы думаете, что это сделал кто-нибудь из них? -
спросил комиссар, положив журналисту руку на плечо.
- Нет, - ответил Валенс. - Все постояльцы прибыли в
отель раньше Валерии. Если наши предположения
правильные, ее убил тот, кто раньше следил за ней.
Поэтому он должен был прибыть в отель позже нее. Он был
в курсе ее жизни и появился здесь вслед за ней. Скорее
всего, пришел в отель как случайный посетитель.
- Ну, это слишком просто, - заметил Мюллер. - Что
такое случайный посетитель в отеле? Здесь все более или
менее случайные посетители. Отель такое место, где люди
без конца ходят взад и вперед. Мы опросили всех, не
заметили ли они кого-нибудь подозрительного. Под словом
«подозрительный» мы и подразумевали случайных
посетителей. Опрос ничего не дал. Одни говорили, что
никого не встречали, другие отвечали, что не знают, кто в
отеле случайный, а кто здесь живет.
- И все-таки должен же был кто-то видеть преступника
- настаивал Пьер. - Я уверен, что его видели многие, только
не обратили на него внимания.
- Ну и какие вы делаете выводы?
- А как проводился опрос? - осведомился Пьер. - Вы
спрашивали у постояльцев и служащих отеля, не встречали
ли они посторонних?
- Именно так.
- Значит, они сами решали, кто посторонний, а кто
365
нет?
-Да.
- А как они могли это определить?
- Согласен с вами - они, безусловно, не могли этого
сделать.
- Они - нет, а мы с вами можем, - сказал Валенс.
- Что вы этим хотите сказать?
- Никто в отеле не знает всех проживающих, даже
админ истратор.
- Конечно, ведь его часто подменяет заместитель.
- Вот именно! И если администратор видит незнакомого
ему человека, который, например, направляется к лифту,
-он думает, что его принимал заместитель. А тот, в свою
очередь, решит, что этого человека за постояльца обслуживал
администратор. Следовательно, администратор хорошо
знает одних постояльцев?
- Конечно.
- А заместитель - других.
- Так, верно...
- Швейцар, лифтер, официанты ресторана, бармен -
каждый знает каких-то людей, проживающих в отеле.
- Да, вы правы, - одобрил комиссар, - а горничные
знают, кто живет на их этажах. Но это не поможет нам в
поисках. Как вы говорили, никто не знает всех постояльцев,
и поэтому никто не может с уверенностью сказать, кто в
отеле посторонний.
- А если спросить по-другому, - предложил журналист,
т Попросим всех постояльцев и служащих описать всех,
кого они видели в отеле вчера вечером, безразлично где: в
лифте, на лестнице, в холле или в коридоре. Будем
спрашивать: «Кого вы видели в этот вечер?» - и пусть они
назовут нам имена или опишут внешность этих людей. Мы
заведем специальные листы, а потом сравним их.
Комиссар задумчиво смотрел на Пьера.
- В некоторых листах будут совпадения, - продолжал
журналист. - По регистрационной книге или со слов
служащих отеля мы установим фамилии постояльцев и
номера, в которых они проживают.
366
- Но чьи-то фамилии мы не сможем выяснить. Верно
ли я вас понял?
Пьер молча кивнул.
- Если, например, в списке администратора будет
описан человек, который ему незнаком, мы спросим у его
заместителя, не принимал ли он его. Если тот подтвердит,
мы удостоверимся, что это постоялец. Но не исключено,
что он такого не знает. Например, горничная второго этажа
увидела незнакомца и решила, что он живет на первом или
третьем этаже - мы проверим это у горничных тех этажей.
Возможно, что и они его не знают. В общем, на каком-то
листочке,а вдруг и на нескольких, мы обнаружим человека,
которого никто не знает - ни служащие, ни постояльцы. И
если мы не сумеем установить его фамилию, а также узнать,
где он проживает, и постояльцы подтвердят, что к ним не
приходил гость с такой внешностью, мы можем
предположить, что именно этот неизвестный появился в
отеле вчера вечером и убил Валерию фон Далау.
- Логично! - комиссар с одобрением посмотрел на
Валенса. - Надо провести такой опрос. Начнем немедленно!
Когда они выехали из города, снег перестал. Он укрыл
толстым одеялом горы и ярко блестел на солнце. Навстречу
сплошным потоком неслись автомобили с лыжами на
багажниках. На переезде им встретился международный
поезд, набитый туристами, спешившими на рождественские
праздники. В окнах мелькали девушки и молодые люди в
спортивной одежде и шапочках.
Темно-зеленое озеро Аммер окаймляли неровные
берега, заросшие лесом. У «Майер-отеля» машину комиссара
обогнало несколько автомобилей - видимо любители этих
мест торопились на отдых в рождественские дни. Перед
отелем играли в снежки ребятишки. Перед входом двое
служащих украшали праздничную елку гирляндами цветных
лампочек. Красные и зеленые рамы отеля, освещенные
ранним солнцем, выглядели нарядно.
Пьер печально смотрел на окна второго этажа. За
одним из них сейчас могла бы находиться Валерия,
любоваться солнцем и снегом.
367
- Идемте, - Мюллер взял Пьера под руку и повел в дом.
В холле их встретил директор - представительный
господин в очках с позолоченной оправой. Осмотревшись
по сторонам с таинственным видом, он, понизив голос,
попросил по возможности не волновать прибывающих
постояльцев.
- Сегодня к нам уже приехало двадцать человек, -
сказал он, - а к вечеру мы ожидаем еще столько же.
Комиссар взял на себя опрос постояльцев. Пьер -
служащих. Он начал с горничной второго этажа, пожилой
женщины. Это она обнаружила труп, когда пришла убираться
в номере. Женщина выглядела растерянной.
Пьер спросил ее, может ли она описать постояльцев,
живущих на ее этаже. Та сделала это незамедлительно. На
вопрос журналиста: не видела ли она накануне вечером
незнакомых, людей в коридоре, горничная ответила, что
нет.
- А в лифте или а лестнице? - спросил Пьер. - Может
быть, вы все-таки заметили кого-нибудь незнакомого в
лифте или на лестнице?
- Как правило, наши постояльцы пользуются лифтом,
- сказала горничная, но некоторые предпочитают
подниматься пешком. В отеле три этажа. Вчера я встретила
на лестнице молодого человека лет двадцати в красной
клетчатой рубашке со свертком в руках. Он поднимался,
перепрыгивая через две ступеньки, видимо, очень торопился.
Потом я видела молодую пару с двумя детьми, они
спускались. Они запомнились мне, потому что мадам
уронила детскую кофточку, которую я подняла.
- Еще кого?
- Вечером ко мне приходила горничная третьего этажа,
чтобы взять чистые полотенца. Немного позже прошел
господин с больной ногой. Он с трудом поднимался на
третий этаж, хромая и опираясь на трость. Я еще удивилась,
почему он идет по лестнице, не дождался лифта? Но потом
решила, что он тренируется. Наверное, по предписанию
врачей. Моей сестре доктор однажды посоветовал
подниматься по лестнице пешком, чтобы укрепить сердце.
368
А я-то не знала, что это полезно, и отговаривала ее. Врачам,
конечно лучше знать.
- Как выглядел хромой господин?
- Лет пятидесяти, сердитое лицо и острая черная
бородка. В вечернем черном костюме.
Пьер поблагодарил женщину и поднялся на третий
этаж. Горничная тоже легко описала своих постояльцев.
Рассказала о молодой супружеской паре с двумя детьми и
о молодом человеке в клетчатой рубашке, а вот хромого
мужчину с сердитым лицом, бородкой и тростью, в
вечернем костюме она не видела.
- Этот господин не проживает на моем этаже, -
утверждала она.
А молодая блондинка с косой, дежурная первого
этажа, заметила его.
- На нашем этаже такой не проживает, - сказала она.
- Я думала, что он живет где-то выше, так как он поднимался
по лестнице.
Записав все данные о постояльцах первого этажа, Пьер
пошел к администратору.
- С удовольствием предоставлю в ваше распоряжение
регистрационную книгу и карточки постояльцев, - сказал
администратор, элегантный молодой человек. Он достал из
ящика стола регистрационную книгу и принес картотеку.
Потом достаточно подробно описал наружность почти
тридцати постояльцев. Бородатого хромого мужчины с
тростью среди них не числилось. Пьер осведомился, не жил
ли раньше в отеле такой человек.
- Среди людей, которых я оформлял, похожего не
было. Возможно, мой заместитель принимал его? - сказал
администратор.
Заместитель также не регистрировал такого человека.
- Вы случайно не видели его вчера вечером в холле или
на лестнице?
- Нет, не видел, - уверенно сказал заместитель.
Спустившись в холл вместе с администратором, Пьер
узнал, что из-за стойки виден только лифт, а лестница за
углом, ведущая наверх, оттуда не видна. Рядом с лестницей
369
был холл поменьше, с двумя дверями, соединенный аркой
с центральным.
- Куда ведут эти двери? - спросил Пьер.
- В кухню и на улицу, - ответил администратор. - Это
служебный вход. Через него можно выйти на площадку для
парковки машин, что позади отеля. - Он открыл одну из
дверей, чтобы Пьер мог сам убедиться.
- Значит, кто угодно может легко войти в отель,
подняться по лестнице и вы его не заметите? - сказал Пьер.
- Безусловно, - ответил администратор. - Здесь ходят
все время. Весь обслуживающий персонал, а также и
поставщики продуктов.
Администратора позвали к телефону, а Пьер пошел
поговорить с лифтером. Немолодой уже мужчина оказался
наблюдательным. Он сумел описать намного больше людей,
чем администратор. На вопрос Валенса, видел ли он юношу
в красной клетчатой рубашке, который бежал наверх по
лестнице, лифтер ответил, что видел.
- Он вполне мог воспользоваться лифтом, - сказал он,
- но молодой человек очень торопился, а энергию ему
девать некуда, - добавил лифтер, улыбаясь.
Видел он и молодую супружескую пару с детьми. Они
спустились по лестнице. В общем, он помнил всех, кто
проходил мимо него. Заметил он и хромого мужчину со
строгим лицом, черной бородкой и тростью.
- Я спускался, - сказал лифтер, - и вдруг увидел этого
господина: он только что с трудом начал подниматься по
лестнице. Я хотел помочь ему, остановил лифт и поехал
обратно на первый этаж. Открыл дверь, но он гордо
отвернулся, показав, что лифт ему не нужен. Знаете ли,
бывают такие люди - они всегда возмущаются, если лифтер
не сразу заметит, что им надо подниматься.
- Этот господин живет в вашем отеле?
- По-моему, да.
- А раньше вы его видели?
- Нет.
От лифтера Валенс пошел к директору. Тот заверил,
что накануне вечером ни с кем не общался и не назначал
370
встреч, ни деловых, ни каких-либо еще.
На этом журналист сделал перерыв и зашел в комнату,
где комиссар опрашивал постояльцев. Мюллер разговаривал
с пожилой дамой в сером пальто и лиловой шляпке с
третьего этажа. Дама возмущалась, что она теряет столько
времени на беседу с комиссаром, в то время, как доктор
прописал ей прогулку после обеда именно в эти часы.
Но Мюллер был непреклонен, и дама начала с
откровенным неудовольствием описывать всех людей,
которых она видела в отеле накануне вечером. Между тем
Пьер внимательно просмотрел записи, сделанные
комиссаром.
На одном из листков значилось: «Вечером видел на
лестнице мужчину с бородкой, хромого на одну ногу». Пьер
отметил эту запись крестиком.
- Подозрительная личность? - поинтересовался Мюллер.
- Вполне возможно.
Завершая беседу с пожилой дамой, комиссар спросил,
не приходил ли к ней накануне вечером мужчина с острой
бородкой и тростью.
Вопрос настолько рассердил женщину, что она злобно
прошипела:
- Вчера вечером меня никто не посещал, ни с
остроконечной бородкой, ни гладко выбритый. И вообще,
я не принимаю мужчин у себя в номере!
- Но, может быть, вам все-таки встретился солидный
пожилой господин, который ходить, опираясь на трость? -
настаивал Мюллер.
- Не видела я никого похожего! - окончательно
рассвирепела дама.
Пьер помог комиссару побыстрее опросить
постояльцев, а затем они вместе просмотрели записи.
Выяснилось, что накануне вечером никто из постояльцев
не принимал у себя в номере пожилого хромого мужчину с
бородкой в черном костюме и с тростью, никто не ждал
такого гостя и не назначал ему встречу.
- Итак, Пьер, мы уточнили, что такой человек появлялся
в отеле. Скорее всего, это и есть убийца.
371
- Очень может быть, - ответил журналист задумчиво.
- Вы согласны с моим предположением?
- Чересчур просто все получается.
- А что тут особенного? Вам пришла отличная мысль
опросить постояльцев и служащих. Она себя оправдала. Мы
обнаружили мужчину, который вчера вечером приходил в
отель и, хромая, поднимался по лестнице. Но он здесь не
живет и никто его не ждал. Именно такого человека мы
искали.
- Да, конечно... - задумчиво сказал Пьер, занятый
своими мыслями. - Если у преступника такая легко
запоминающаяся внешность, ему стоило бы позаботиться
о том, чтобы остаться незамеченным. Не так уж часто
встречаются пожилые хромые мужчины со строгим лицом,
черной остроконечной бородкой и тростью. Этот человек
словно нарочно привлекал к себе внимание. Давайте-ка
еще раз поговорим с горничной второго этажа.
Они обнаружили ее в конце коридора, в служебной
комнате напротив лестницы.
- Где вы были, когда сердитый хромой мужчина шел по
лестнице? - спросил Валенс.
- В этой комнате. Я только что сложила белье и начала
его убирать. Дверь была открыта, так как от глажки в
комнате было очень жарко.
- Что вы делали после того, как убрали белье?
- Пошла на кухню перекусить.
- В котором часу?
- Думаю, примерно без пятнадцати восемь. Мы ужинаем
в восемь часов, но, как правило, приходим на кухню
немного раньше.
- Значит, вы видели этого мужчину что-нибудь без
двадцати восемь?
-Да.
Поблагодарив женщину, они спустились на первый
этаж.
- Я понял, - сказал Мюллер, - что горничная видела,
как подозреваемый поднимался по лестнице на третий
этаж.
372
- Вы поняли правильно.
- Тогда не получается, - недовольно заявил комиссар.
- Валерию фон Далау убили на втором этаже, а не на
третьем. Может, преступник увидел горничную в комнате
напротив лестницы и нарочно прошел мимо нее, чтобы
потом незаметно спуститься? - спросил он с надеждой. -
Вполне возможно. Наверное, так оно и было. Убийца не
мог войти в номер Валерии в то время, когда горничная
видела его через открытую дверь.
Их прервал лифтер. Он пришел сказать, что вернулась
посудомойка, которая ходила за покупками. Пьер и комиссар
пошли к ней. Выяснилось, что она видела хромого мужчину
с сердитым лицом. Встретила его на улице позади отеля и
видела, как он вошел в дверь.
- В дверь, ведущую в маленький холл рядом с лестницей?
- уточнил Пьер.
-Да.
- Вы в этом уверены? - спросил Мюллер.
- Конечно. Я выбросила в мусорный бак тряпки и,
когда возвращалась, встретилась с ним. Мне даже пришлось
немного подождать, пока он взбирался по ступенькам. Этот
господин не спешил. Он еще оглянулся на меня и взглянул
не очень-то приветливо. Видимо, он чем-то был очень
рассержен. Но я не сказала ему ничего. Только удивилась,
что он входит в отель через эту дверь. Но потом подумала,
что он пришел по делу или что-нибудь подобное.
Комиссар Мюллер взял журналиста под руку и отвел в
сторону.
- Пьер, это преступник. Этот человек не живет в отеле.
Его никто не приглашал. Он не был в гостях ни у кого из
постояльцев. Вошел в отель через служебный вход и сразу
зашагал вверх по лестнице! Чего же еще!
- Бензоколонка, сзади отеля, кому принадлежит? -
спросил Пьер у администратора.
- Отелю, - ответил тот.
- Давайте поговорим там с кем-нибудь из служащих, -
предложил Валенс.
В маленькой мастерской вблизи бензоколонки они
373
увидели человека, который возился с колесом. Пьер описал
ему внешность хромого мужчины с тростью, рабочий
утвердительно кивнул.
- Я видел, как он вчера вечером подъехал к отелю,
припарковался за «ягуаром», медленно вышел из машины,
а потом вошел в отель. Через некоторое время он уехал.
- В какой вход он входил?
- Через служебный.
- Сколько времени он находился в отеле?
- Наверное, минут пятнадцать.
- На каком автомобиле он приехал?
- На сером «фольксвагене», довольно старом.
Когда они вернулись в отель, комиссар задумчиво
сказал:
- Итак, Пьер, вчера вечером между половиной восьмого
и восемью в отеле находился незнакомец, который через
пятнадцать минут уехал, а несколько позднее горничная
обнаружила в номере убитую графиню Валерию. Если этот
хромой субъект не преступник, тогда получается очень
странное стечение обстоятельств!
- Наверное, вы правы! - ответил Пьер.
- Я почти не сомневаюсь, что это преступник! -
продолжал комиссар. - Вполне понятно, что тогда на него
никто не обратил внимания. Служащему с бензоколонки
он показался деловым человеком. То же самое решила и
посудомойка. Лифтер был уверен, что это новый постоялец.
Горничная второго этажа - клиент, живущий на третьем. С
администратором и директором отеля он постарался не
встречаться, так как они знали, что ему в отеле нечего
делать. Пьер, не улыбайтесь так иронически! Мы вычислили
преступника! Пока не знаем его имени, зато нам известен
рост, внешний вид и такие особые приметы, как хромота,
бородка и трость. Мы даже знаем марку машины, на
которой он приехал!
Администратор отеля даже испугался, когда комиссар
описал ему подозреваемого.
- Вы говорите, у него черная остроконечная бородка?
- нервно спросил он. - Он хромает и ходит с тростью?
3.74.
- Да. Кроме того, установлено, что у него неприятное
лицо, и он одет в вечерний черный костюм, - добавил
комиссар.
- Почему вы так странно на нас смотрите? - спросил
журналист.
- Кажется, я знаю этого человека, - растерянно ответил
администратор.
- Кто он?
- Граф Отто фон Далау. У него черная бородка. Это
мрачный, сердитый человек, он хромает и всегда ходит с
тростью. Дома, как правило, передвигается в коляске.
- Отто фон Далау? - удивился Пьер. - Из замка в
Ландсберге?
- Да. Он там живет и служит управляющим. Но,
насколько мне известно, замок ему не принадлежит.
- Вы с ним знакомы?
- Я только однажды встречался с ним, но все здесь
знают, какой выглядит. Он президент общества устроителей
местных праздников. Каждый год в замке устраивают
большой прием, - администратор сделал торжественную
паузу, - на который приглашают всех почетных граждан
нашего землячества. И меня удостоили чести присутствовать
на церемонии. Там я и познакомился с Отто фон Далау.
Пьер удивленно смотрел на администратора. Неужели
возможно, что Валерию убил человек, живущий в ее замке,
чей холодный голос он сам слышал, разговаривая по
телефону? Журналист вспомнил, как нервничала Валерия,
когда он пробовал выяснить, что из себя представляет Отто
фон Далау. Наконец он понял, что девушка не желает
говорить о нем, и перестал ее тревожить.
- У вас есть телефонный справочник? - неожиданно
спросил Валенс.
- Да, конечно, - ответил директор.
- Что вы хотите узнать? - поинтересовался Мюллер.
- Если неизвестный господин, который вчера вечером
был в отеле, - Отто фон Далау, то почти наверняка серый
«фольксваген», на котором он приехал, взят напрокат.
- «Фольксваген»? - поразился директор. - Отто-фон
37.5.
Далау никогда не ездит на «фольксвагене», у него «мерседес-
600»! Немецкий «роллс-ройс», - добавил он, криво
улыбнувшись.
Пьер сразу нашел в справочнике телефоны фирм,
дающих напрокат машины.
- Лучше я позвоню, - сказал комиссар. - Надо начинать
с самой известной фирмы.
Пришлось ждать, пока служащая фирмы проверяла
квитанции предыдущего дня. Наконец она уверенно
сообщила:
- Вчера мы никому не давали напрокат серый
«фольксваген». У нас брали машины, но не той марки, что
вас интересует.
Мюллер позвонил еще в три места - результат был
такой же. Наконец ему сказали:
- Вчера мы давали напрокат четыре «фольксвагена».
Из них один серый. Его взяли после обеда и обещали
вернуть к вечеру. Человек, взявший машину, - Генрих
Пфорц, а не Отто фон Далау.
- Попросите описать внешность, - сказал Валенс
комиссару.
- Как выглядит человек, взявший у вас серый
«фольксваген»? - спросил Мюллер.
- Подождите, пожалуйста, сейчас уточним, - сказал
служащий, - вчера после обеда я не работал.
Вскоре к телефону подошла женщина и доложила:
- Господин Пфорц полный, небольшого роста, ему
около шестидесяти.
- Не он! - разочарованно сказал Мюллер.
- Возможно, вас заинтересует другой господин, который
был с ним? - спросила служащая.
- Другой? Разве их было двое?
- Да, был второй, более солидный.
- Опишите его, пожалуйста.
- У него черная остроконечная борода, очень сердитый
вид...
- Он хромает? Опирается на трость?
-Да-
376
- Благодарю.
Комиссар положил телефонную трубку и с облегчением
воскликнул:
-Попали прямо в точку! Преступник найден!
На обратном пути Мюллер поучительно сказал:
- «Человек привыкает к любой ситуации. Если вы
хотите разоблачить убийцу, торопитесь поговорить с ним,
пока он еще не свыкся с содеянным преступлением», - так
говорил один старый полицейский инспектор. К Отто фон
Далау надо ехать сейчас же. - Комиссар на мгновение
задумался, затем недовольно добавил. - К сожалению, вы
поедете один.
- Почему?
- Мне сейчас нужно быть в офисе. За время моего
отсутствия могли возникнуть разные проблемы, - пояснил
комиссар. - Кроме того, завтра Рождество. Я хочу поздравить
сотрудников с праздником и отпустить их пораньше домой.
Они, конечно, уже убрали все дела, чтобы завершить их
после праздника. Я их прекрасно знаю. Всегда всем
недовольны, никаким не угодишь, хотя всячески потакаешь.
- Ганс, ты меня убедил, - Валенс перешел на «ты», - я
поеду в Ландсберг один, хоть мне и страшно. А тебя
попрошу выполнить одно небольшое дело.
- Какое?
- Организовать очную ставку Отто фон Далау со всеми
служащими отеля, кто его видел. Посмотри, опознают ли
его или нет.
- Ладно, постараюсь это сделать.
- Обязательно.
1Y
Пьер не долго искал замок в Ландсберге. Еще издали
он увидел возвышающийся над рекой Лех, огромный замок
с башнями, рядом с которым город, притулившийся у его
подножия, казался крошечным.
Оставив позади предместье, Валенс въехал в сосновый
бор, а потом дорога пошла вверх, к замку. Вскоре журналист
377
оказался на широкой площади, где обычно проводились
все праздники. Отсюда особенно хорошо был виден темный
массивный замок, с его крепостными башнями, высокой
черепичной крышей с остроконечными башенками, а также
протянувшаяся до самого горизонта цепь снежных вершин.
Пьер представил, как проходило детство Валерии в
этом величественном здании, давящим на город и
обрамленным вековыми деревьями. Тогда в замке все
напоминало об ушедшей эпохе, когда немецкие земли еще
назывались графствами. Валерия часто рассказывала об
этом, и всегда с какой-то непонятной печалью.
- Я чувствовала себя неуютно в этом замкнутом мире,
говорила она.
По ее словам в замке было мрачно. Создавалось
впечатление, что жизнь нынешних обитателей замка
протекала среди склепов знатных мертвецов, которые
требовали к себе почтения; казалось, они упрекали своих
потомков, считая безнравственным, что те существовали
без них, незабвенных и уважаемых.
Пьер вспомнил, что у Валерии всегда становилось
грустным лицо, когда она начинала говорить о замке.
Через площадь он подъехал к парадному входу, который
украшали с обеих сторон мраморные львы и боевые щиты.
Валенс поднялся по ступеням и позвонил. Тишина. Позвонил
вторично, прежде чем тяжелая дубовая дверь открылась, и
старый слуга появился на пороге. Журналист представился
и спросил, может ли Отто фон Далау принять его.
- Нет, - ответил слуга и уже собрался закрыть перед
ним дверь.
- Пожалуйста, доложите обо мне, - настаивал Пьер.
- Не могу, вы ведь не договаривались с графом о
встрече.
Валенс удивился, что слуга называет Отто «графом».
Валерия свое знатное происхождение никогда не
подчеркивала.
- Передайте графу, что я приехал из «Майер-отеля»,
где разговаривал с горничной второго этажа и еще с тремя
людьми, которые видели его там вчера. Их показания
378
совпадают.
- Что это значит? - с недоумением спросил слуга.
- Граф поймет. Передайте ему это немедленно.
- Вам придется подождать на улице, - сказал старик.
«Возможно, он и неплохой человек, - подумал Пьер, -
просто четко выполняет приказания своих хозяев».
Через короткое время слуга вернулся и открыл дверь.
- Прошу вас.
Пройдя портал со светло-серыми колоннами и
готическими сводами, они попали в огромный холл,
украшенный старинными гобеленами. Потом шли по
длинному мрачному коридору с низким сводчатым потолком.
Слуга молча шагал впереди, и Пьер едва поспевал за ним.
В конце коридора старик открыл дверь и с низким поклоном
произнес:
- Сюда, пожалуйста.
Журналист оказался в роскошном, плохо освещенном
зале. Свет проникал в него через восемь окон в виде ромбов
в тяжелых рамах, расположенных на одной из стен.
Остальные стены от пола до дубового потолка закрывали
книжные шкафы. Посреди них тянулась галерея с
передвижными лестницами. В центре зала стояли два
огромных стола с превосходными старинными глобусами и
настольными лампами, а вокруг них - тяжелые кресла. В
гигантском, высеченном из одной гранитной глыбы камине,
горели дрова.
В коляске, греясь у огня, спиной к двери сидел
мужчина. Приблизившись, Пьер обратил внимание, что на
нем длинный лиловый халат и шелковый шарф того же
цвета. Мужчина читал старинную книгу в кожаном
переплете.
Он поднял голову, и Пьер увидел худое строгое лицо;
остроконечную черную бородку и холодные глаза.
- Я - Пьер Валенс. А вы, по-видимому, Отто фон
Далау?
- Да, - ответил мужчина. - Мне доложили, что вы
журналист. Но журналисты все до одного выдумщики. Все
люди что-то делают, а эти только выдумывают.
379
Он опустил книгу на стол и ледяным тоном продолжил:
- Скажите, господин Валенс, вы всегда так
безответственно фантазируете, - он помолчал, подбирая
нужные слова. - Или только тогда, когда вам требуется
любым путем проникнуть в чей-нибудь дом? Что означает
этот бред, который передал мне слуга?
- Это не бред. Мы с комиссаром Мюллером только что
побывали в «Майер-отеле» на берегу озера Аммер, где жила
Валерия фон Далау. Мы разговаривали там с лифтером,
горничной второго этажа и другими служащими, - спокойно
ответил Пьер.
Отто фон Далау вызывающе отвернулся от него.
- Откуда вы знаете, что Валерия умерла?
- Ну и что? Я ведь не оставлял в отеле никакого
заявления о смерти моей родственницы Валерии фон
Далау.
- Откуда вы знаете, что Валерия умерла?
- Графиня Валерия, пожалуйста!
- Я знаю Валерию очень близко, сказал Валенс, и она
разрешила мне называть ее просто по имени, без титула.
Кстати, если кто-то пытался называть ее графиней, она не
разрешала им это.
Отто фон Далау пристально посмотрел на Валенса, но
уже не так холодно и надменно, как вначале.
- Было сообщение по радио, - сказал он, - откуда же
еще я мог узнать? Журналисты, как обычно, уже начали
свою болтовню! Что еще вы хотели узнать?
- Убийство произошло между половиной восьмого и
восемью часами. Примерно без двадцати восемь в отеле
появилея мужчина средних лет с остроконечной бородкой
в черном костюме. Он хромал и опирался на трость. Его
видели четверо служащих «Майер-отеля». Этот человек не
числится в списках постояльцев, и его никто к себе не
приглашал, мы опросили и персонал и всех живущих в
отеле. Так что это точные сведения.
Отто фон Далау смотрел на Пьера холодными глазами.
- Вы описали меня или незнакомца, посетившего
отель?
380
- Незнакомца, - ответил журналист,- если конечно, у
вас есть двойник. Только вы можете ответить на этот
вопрос.
- Неужели возможно на основании показаний каких-
то девиц и слуг отождествлять меня с хромым незнакомцем,
который был ранен во время войны и теперь носит бороду?
- Вы хотите сказать, что не были вчера вечером в
«Майер-отеле»?
- Конечно нет!
- Имя вашего шофера Генрих Пфорц?
Отто фон Далау вздрогнул и сердито спросил:
- А почему вас это интересует?
- Значит, у вас есть шофер с таким именем? Скрывать
не стоит - ведь это очень просто проверить.
- Да, - ответил Отто фон Далау после недолгого
раздумья, -моего шофера действительно зовут Генрих
Пфорц.
- Вчера после обеда он взял напрокат серый
♦фольксваген»?
- «Фольксваген»? Напрокат? - удивился Отто, фон
Далау.
- Чтобы вместе с описанным мной человеком
отправиться на этой машине к «Майер-отелю» и там
сделать свое черное дело.
- Я уже вам сказал, что никогда там не был.
- Мы справлялись в фирме, - сказал Валенс, - и
получили подтверждение, что вчера после обеда Генрих
Пфорц, ваш шофер, взял у них напрокат серый
«фольксваген».
- Этого не может быть! Мало ли в Германии людей с
такой фамилией. Вы знаете лишь то, что они дали напрокат
машину человеку по имени Генрих Пфорц?
- Нет, мы знаем намного больше, - перебил его
журналист.
- Что еще? - В глазах Отто мелькнула неизвестность. -
Что еще вам известно? - спросил он.
- Как выглкдит Генрих Пфорц.
Наступило молчание. Наконец Отто фон Далау спросил:
381
- Ну и как же?
- Невысокий, толстый, примерно лет шестидесяти.
Отто фон Далау ничего не сказал.
- Ваш шофер тоже невысокий, толстый и пожилой?
- Да, все совпадает, - согласился Отто.
Не давая ему сосредоточиться, журналист продолжал:
- Мы знаем также внешность человека, который был
с Генрихом Пфорцем.
- Ну и как же он выглядел?
- Прекрасно одетый, хромой господин, примерно лет
пятидесяти, с черной остроконечной бородкой и тростью.
Отто фон Далау удивленно смотрел на Пьера.
- С какой целью вы все это придумали? - наконец
спросил он.
- Ну нет! - возмутился журналист. - Вы, вероятно,
хотите сказать что я лгу?! Но вам будет очень трудно
доказать, что есть человек с вашей внешностью, у которого
маленький толстый шофер, около шестидесяти лет, по
имени Генрих Пфорц.
- Неправда! - рассердился Отто фон Далау. - Все это
подлая ложь! Вы придумали ее или ваши свидетели?! Все
что-то выдумывают. Но никто не сможет поймать меня на
удочку!
Последняя фраза насторожила Валенса. Что имел в
виду Отто?
- Вы можете позвать сюда Пфорца?
- Нет, - отрезал Отто фон Далау.
Пьер непонимающе посмотрел на него.
- Вы не сможете в данный момент встретиться в моим
шофером! - сердито сказал граф.
Валенс молчал, и это окончательно вывело из себя
Отто фон Далау. Он яростно заорал:
- Вы не сможете поговорить с ним сейчас! Его нет! Нет!
- Где же он? Его здесь нет?
- Не знаю. Сегодня он был мне не нужен.
- Где он был вчера?
Отто фон Далау неохотно, с волнением сказал:
- Я не хотел бы об этом говорить... но чувствую, что
382
должен. Я правда нс знаю, где сейчас Пфорц. Его нет.
- Как это «нет»?
- Он пропал.
- Ничего не сказав вам?
- Ничего.
- На вашем «мерседесе-600»?
- Да.
- Когда он исчез?
- Вчера утром. Сказал, что ему надо съездить в город
в гараж, и я отпустил его. Он уехал, но так и не вернулся.
Валенс внимательно посмотрел на Отто. «Можно ли
ему верить? - размышлял он. - Или он лжет?»
Отто понял, о чем думает журналист.
- Не могу с уверенностью утверждать, что Пфорц уехал
на моей машине, и что у него были благие намерения...
- Мог ли кто-нибудь предположить, что он сможет
похитить вашу машину и это пройдет незамеченным?
- Нет... Мне и самому такое не приходило в голову. Но
что я мог сделать? Я решил подождать. Конечно, это
смешно, но я считал, что все само собой уладится. А вдруг
с шофером что-нибудь случилось, или произошло несчастье,
кто знает?.. Не смотрите на меня так, словно вы не верите
мне. Я нс был вчера в Мюнхене - ни один, ни с Пфорцем...
И никогда, ни разу в жизни, не брал напрокат автомобилей.
Это все, что я могу вам сказать!
Граф отвернулся, давая понять, что разговор окончен.
Однако вскоре спросил:
- Вы думаете, что это я вчера вечером совершил
убийство?
- Не могу быть абсолютно уверен, - сказал Пьер. - Но
все детали сходятся, и, естественно, можно предположить
такое.
- Но почему?
- Смотрите сами. Вы подъехали к отелю и поставили
машину на стоянку, - это видел служащий бензоколонки.
Когда вы входили в отель через служебный вход, то едва не
столкнулись с посудомойкой. Сердито посмотрели на нее
и прошли мимо. Она вас запомнила. И по хромоте, и из-за
383:
невежливости, проявленной вами. Вы вошли в отель в тот
момент, когда многие постояльцы шли обедать, и стали
подниматься по лестнице. Лифтер увидел вас и, желая
помочь, опустил лифт, но вы отказались и продолжили
идти пешком. Но втором этаже вы заметили, что через
открытую дверь на вас смотрит горничная. Неужели вы
будете отрицать все это?
В темных глазах Отто вспыхнули злобные огоньки.
- Ну, попытайтесь опровергнуть хоть что-нибудь из
сказанного мною, - предложил Пьер. - Это все - достоверные
факты. Уверяю вас, господин фон Далау, вы попали в
весьма неприятное положение.
- Уходите! - крикнул Отто. - Вон, говорю я вам! -
повторил он, задыхаясь от ярости.
Валенс спокойно смотрел на него. «Что он за человек,
хотелось бы знать... Что кроется за этой безграничной
самоуверенностью? Если он действительно совершил это
преступление, неужели он думает, что ему удастся
вывернуться? И все же, откуда такая уверенность?
Журналист обратил внимание, что порой голос Отто
звучит панически. А что, если за этими властными
интонациями, за внезапными вспышками гнева скрывается
обыкновенный страх и неуверенность в себе?
- В ближайшее время к вам придут из полиции, чтобы
допросить вас, - сказал Пьер. - Надеюсь, вы понимаете, что
если вы будете разговаривать с ними, как со мной, вас
арестуют.
Отто фон Далау встал, еле сдерживаясь. Его глаза
вылезли из орбит.
- Кто посмеет арестовать Отто фон Далау? - свирепо
крикнул он.
«Господи! - подумал Валенс. - Он воображает, что все
еще повелевает другими людьми, словно в восемнадцатом
веке!»
- Никто! - продолжал кричать Отто фон Далау
срывающимся голосом. - Никто не посмеет меня арестовать!
Даже министр юстиции!
- Сюда министра и не пошлют, - сказал Пьер. - Придут
384
обычные полицейские и попросят вас следовать за ними, а
если вы откажетесь, наденут на вас наручники и отправят
в тюрьму. Придется вам забыть о всех своих прежних делах
и вынуть шнурки их ботинок.
- Никогда! Вы слышите меня? Этого не будет никогда!
Пьер представил, как бы журналисты изобразили эту
сцену.
Наконец граф успокоился и, повернувшись к Валенсу,
внимательно посмотрел на него.
- Вы хорошо знали трафиню Валерию? - спросил он.
- Очень хорошо, - ответил Пьер.
- Что означает «очень хорошо»?
- Мы были близкими друзьями, к сожалению, очень
недолгое время.
- Где вы встречались? - спросил Отто фон Далау уже
намного тише.
- В Берлине.
- А потом вы виделись?
- Нет. Она неожиданно уехала, и я потерял ее из виду.
Глаза Отто фон Далау стали пустыми. Он замолчал и
мрачно уставился в одну точку.
- Этот замок принадлежит Валерии, не так ли? -
спросил Валенс.
- Да.
- Кто же теперь его унаследует? Конечно, если нет
завещания...
- Не все ли равно, есть завещание или нет! - перебил
его Отто. - Замок по закону переходит к ближайшему
родственнику рода по мужской линии Далау. Это оговорено
в документах на право владения замка.
- Самый близкий родственник по мужской линии -
брат Валерии?
- Да. Замок переходит в собственность Филиппа фон
Далау.
- В любом случае?
- Даже если бы Валерия вышла замуж и имела детей.
Дети не могут наследовать замок, если, конечно, Валерия
не стала бы женой одного из представителей рода Далау.
13 Человек, изменивший 385
свое лицо
Не то безнадежность, не то злость появилась в голосе
Отто.
- Как же Валерия стала владелицей замка? - спросил
Пьер. - Ведь она не могла получить его в наследство от отца;
тем более что ее брат Филипп уже родился.
- Он и унаследовал замок, но позже передал его
Валерии за большие деньги.
- А разве это законно?
- Наследник может передать замок, но только тому,
кто носит фамилию Далау. Или городу. Но подарить или
продать его можно и наследнице. Филипп передал замок
сестре, но она не имела права оставить его своим детям в
наследство, если бы не стала женой одного из Далау.
Пьер обратил внимание, как нервно произнес Отто:
«Если бы не стала женой одного из Далау».
- Кроме вас и Филиппа имеются или имелись еще
наследники по мужской линии рода Далау?
- Мой брат Антон, но он умер восемь лет назад.
- У вас были племянники?
- Двое, но оба давно скончались.
- Однако, насколько мне известно, Филипп жив.
- Филипп фон Далау не мой племянник. Я ведь небрат
Леопольда фон Далау, отца Валерии и Филиппа. Хотя меня
все зовут дядюшкой Отто, но у нас с Валерией и Филиппом
более отдаленное родство: мой отец дядя Леопольда фон
Далау.
- Значит, если бы Валерия захотела, чтобы ее дети
унаследовали замок, она должна была бы стать вашей
женой? Это единственный выход?
-Да.
- Вы говорили с ней об этом когда-нибудь?
- Говорил.
- И вы считали, что можете жениться на Валерии,
несмотря на то, что се отец ваш двоюродный брат? А вы не
задумывались о том, что даже такое дальнее родство все же
может помешать вашему браку?
Лицо Отто фон Далау стало грустным и бледным.
- Я думал об этом... - произнес он тихо.
386
- Вы предлагали Валерии выйти за в с замуж?
- Нет смысла скрывать, - ответил он. - Одно время в
городе только об этом и говорили. Да, я просил Валерию
стать моей женой. Но она отказала.
Лицо Отто фон Далау стало надменным. Он снова был
олицетворением высокомерия.
- Полученные от Валерии деньги Филипп собирался
вложить в какое-то дело? Или у него имелись долги? -
спросил журналист.
- Он погряз в долгах...
- Карты?
- Да.
- Где сейчас Филипп фон Далау?
- Кто знает! Может быть, в Мюнхене. Дом, в котором
он обычно живет, был городской ратушей, а теперь
принадлежит семейству Далау. Ему и Валерии.
- Вы не виделись с ним в последнее время?
- Нет.
- Филипп фон Далау занят чем-нибудь конкретным?
Глаза Отто фон Далау налились ненавистью.
- Веселится с девицами в баре или проигрывает деньги
в казино - вот и все его занятия. Он очень «деловой»
человек!
- Если Филипп фон Далау умрет, замок перейдет к
вам?
- Да.
- И других наследников, кроме вас двоих, нет?
- С тех пор, как скончался мой брат Антон, нет.
- Вы любите замок, не так ли?
- А вас это удивляет? - не ответив на вопрос, спросил
Отто фон Далау. - Он ведь принадлежал моим предкам.
- Когда вы узнали о долгах Филиппа, не пробовали
купить у него замок?
- Я говорил с ним об этом, - ответил Отто фон Далау,
заметно волнуясь.
- Он запросил слишком много?
- Кто так говорит? - воскликнул Отто фон Далау.
387
«Наверное, так оно и было», - подумал Пьер.
- Но вы смогли бы купить замок?
- Нет, - отрезал Отто фон Далау.
- Кто из наследников предложил вам управлять замком
и жить в нем - Филипп или Валерия?
- Ни тот и ни другой! Они оба забыли его. О чем только
думает современная молодежь! Валерия и Филипп, не
показывались здесь с тех пор, как умер граф Леопольд, если
не считать семейных праздников, на которых им обязательно
надо присутствовать. Замок стал приходить в упадок, и я
предложил Филиппу свои услуги в качестве управляющего.
Он согласился. Валерия, став хозяйкой, ничего здесь не
меняла, просто счастье, что замок перешел к ней в руки.
Город хотел купить замок, чтобы создать в нем культурный
центр с музеем и конференц-залами. Филипп наверняка бы
согласился его продать, и замок перестал бы быть
собственностью рода Далау. Я очень боялся, что Валерия
пойдет на это, но она отказалась, хотя нельзя сказать,
чтобы замок был ей дорог.
- Возможно, у нее имелись на то причины?
- Молодость! - вздохнул Отто фон Далау и голос его
смягчился. - Она была слишком молода, - грустно произнес
он, - и, как все современные молодые люди полагала, что
с нее начинается точка отчета, а все, что было раньше,
ничего, и о нем можно забыть. Но мир начался намного
раньше. Когда я вижу современную молодежь, мне иногда
кажется, что пришел конец света. - Глаза Отто заблестели.
- А Филипп - законченный бездельник! - заметил он
печально. - Но Валерия была прекрасна... Правда, она была
немного странной девушкой... Порой даже трудно было
понять, о чем она говорит.
- Вы давно знали Валерию?
- С ее детских лет.
- Значит, она росла на ваших глазах?
- Да, мы часто виделись.
- И после того, как Валерия отказала вам, тоже?
Глаза Отто снова загорелись гневом, но он сдержался.
- Да... - тихо сказал он.
388
- Как же вы ведете хозяйство? Замок содержится на
деньги Валерии? Как вы их получали? Вам приходилось
иногда встречаться с ней?
- Существует специальный фонд для содержания замка.
Он существуете 1914 года. Вернее, портфель акций, которым
распоряжается нотариус Боймлер. Замок и содержится на
доходы от этих акций. Акции нельзя продать, и деньги,
поступающие от них, можно использовать только на
содержание замка. Излишки возвращаются в фонд. Нотариус
контролирует все это. Я не получаю из фонда наличных
денег: представляю нотариусу счета, а он их оплачивает.
Фонд принадлежит замку, никто не может получить из него
ни пфеннига наличными, даже владельцы замка. Все эти
условия оговорены в имущественном акте.
Отто повернулся к журналисту.
- Вы любили Валерию? По настоящему любили?
- Да. Очень любил.
- Потому теперь и взялись вести это расследование.
- Да.
- Вы хотите найти убийцу, чтобы наказать его?
- Нет... Не только... Наказание - не главное для меня.
Я хочу понять, для чего кому-то понадобилось убивать
Валерию. - Пьер помолчал, потом прямо спросил: - Верно
ли, что Филипп фон Далау такой плохой человек, как вы
говорите?
- Он - мот, человек, абсолютно лишенный чувства
ответственности!
- А Валерия всегда с радостью говорила о нем...
- Это трудно понять! - недовольно сказал Отто. - Когда
ей нужна была его помощь, Филипп обычно даже не
появлялся. В детстве он едва не искалечил сестру: так
разошелся однажды, что уронил девочку с балкона. Ей
повезло - она упала на покатую крышу, а оттуда свалилась
на дерево и зацепилась за ветку.
- Валерия об этом неоднократно вспоминала, - заметил
Пьер, - но она не считала этот случай трагическим, всегда
рассказывала о нем с улыбкой.
389.
Y
В углу недалеко от камина неожиданно открылась
дверь, и очаровательная блондинка лет тридцати вошла в
комнату. На ней был светлый свитер, рейтузы и сапоги.
Поцеловав на ходу Отто фон Далау в щеку, она протянула
руку Пьеру и преставилась:
- Доброе утро. Эрика фон Талштадт.
- Пьер Валенс, журналист.
- Тот самый Пьер Валенс, который только что вернулся
с Ближнего Востока? - с откровенным интересом спросила
девушка.
-Да.
- Вдвойне приятно, - улыбнулась она. - Я читала ваши
репортажи, ойи превосходны.
- Тебе что-нибудь нужно, - резко перебил ее Отто.
Эрика ничего не ответила, и продолжала расспрашивать
журналиста:
- Это ваша красная «альфа-ромео-2000» стоит у
подъезда?
- Да, - ответил Валенс.
- Отто, - кокетливо сказала девушка, - если ты
настоящий рыцарь, купи мне, пожалуйста, такой же
автомобиль. Ты только выиграешь - я буду возить тебя куда
захочешь.
Отто фон Далау приподнялся в кресле и с ненавистью
прошипел:
- Этот человек обвиняет меня в убийстве Валерии фон
Далау.
- Что?! - удивленно вскрикнула Эрика.
- Да, - продолжал Отто фон Далау. - Он говорит, что
служащие «Майер-отеля» видели меня вчера вечером около
озера Аммер, будто бы я на взятом напрокат «фольксвагене*
приехал, чтобы убить Валерию.
- Эго невозможно! - воскликнула Эрика. Она уже не
улыбалась. - Отто не мог совершить это убийство, -
уверенно сказала она.
- Что вы хотите этим сказать? - спросил журналист.
390
- А то, что Отто весь вечер был дома.
- Вчера?
- Да. Мы давали официальный обед.
- Мадемуазель фон Талштадт - моя невеста, - с
раздражением сказал граф, - и во время торжественных
приемов в замке выступает как хозяйка дома.
- В котором часу начался обед? - спросил Пьер.
- В восемь, а аперитив для тех, кто приехал раньше, -
в семь, как обычно.
- Сколько гостей присутствовало на обеде? - продолжал
Валенс.
- Четырнадцать человек.
Пьер с удивлением смотрел на Отто фон Далау.
- И этот обед вы устраивали именно здесь, в замке?
- Конечно! - кивнула Эрика.
- Вы лично на нем присутствовали? - обратился Пьер
к графу.
- Безусловно! - снова ответила за него девушка.
- Значит, вы были дома, начиная с семи часов?
- Весь день! - сказала Эрика фон Талштадт. - Отто весь
день не выходил из дома. И это могут подтвердить наши
гости. Например, епископ Волфрам, который навестил нас
во второй половине дня.
«Почему вместо Отто все время отвечает она?» -
размышлял Пьер и, глядя прямо в глаза графу, спросил:
- Я хочу услышать от вас лично, что вчера весь день вы
были здесь в замке.
- Ну конечно же, я все время находился здесь! -
разозлился Отто. - А теперь скажите мне, пожалуйста, для
чего вы сочинили такую чушь, будто видели меня вчера
вечером в отеле и будто бы я брал напрокат «фольксваген»?
«Странно, - подумал Пьер. - То, что он говорит,
похоже на правду, а вот то, что говорит она - вызывает
сомнение, хотя говорят они об одном и том же!»
- Кто был у вас в гостях вчера вечером? - осведомился
Пьер.
- Доктор Кирхнер с супругой, - начала вспоминать
Эрика, - нотариус Боймлср с супругой, бургомистр Хохфелд
391
и госпожа Хохфелд, Дитер фон Опеннау и архитектор
Нейдорф из Мюнхена, оба с супругами, господин и госпожа
Кох. Уже двенадцать! Кто же еще...
- Священник Халсинг, - подсказал граф.
- Ах да! Отто много лет был соседом священника
Халсинга, когда жил внизу, в городе. А еще на обеде
присутствовала старая баронесса фон Обсрбург. Вот теперь
все.
- И все приглашенные находились здесь с семи часов
и до позднего вечера?
- Да. Конечно, не все гости прибыли в семь. Кое-что
подъехал позже. А вот священник Халсинг, например,
пришел намного раньше ругих. Ему нужно было поговорить
со мной, попросить кое-что для церкви... Священники
любят беседовать наедине...
- Значит, вы весь вечер никуда не уходили? Ваши гости
могут это подтвердить? - обратился Пьер к графу.
- Конечно, - опять вмешалась Эрика. - Надеюсь, вы
поговорите с ними и все выясните.
- Сейчас же займусь этим, - сказал Валенс.
Он подумал, что версия преступления несколько
изменилась. Сначала он не сомневался, что убийство
совершил Отто фон Далау, теперь же такой уверенности не
было: кажется, граф здесь ни при чем.
- Вы уходите? Побудьте еще немного с нами, - попросила
Эрика. - Мне очень хочется поговорить о ваших репортажах!
Если бы я знала, что вы здесь, то пришла бы пораньше. Я
задержалась из-за своей лошади, она недавно вывихнула
ногу и теперь мне приходится заставлять ее бегать, чтобы
восстановить сухожилие. Останьтесь, пожалуйста.
Отто фон Далау посмотрел на нее с откровенным
раздражс н ие м.
- Нет, благодарю вас. Я должен идти.
- Ну, прошу вас! - настаивала Эрика. - Я читала ваши
статьи о хиппи Калифорнии. Вы, конечно, смогли бы
рассказать нам много интересного.
- Эрика, не задерживайте господина Валенса! - строго
сказал граф.
392
- Не будете ли вы так любезны еще раз перечислить
мне тех, кто вчера вечером был у вас на обеде? - попросил
Пьер.
- Да, конечно, я напишу вам их имена, - охотно
согласилась девушка.
Она подошла к одному из столов и начала писать. Пьер
обратил внимание на то, как свободно она держится. Что,
это всего лишь превосходная выдержка? Профессиональное
самообладание?.. Вот, это было именно то слово, которое
он искал. Ее спокойствие выглядело хорошо
отрепетированным.
- Вот, пожалуйста, здесь перечислены все наши гости,
- Эрика протянула ему листочек, - с адресами и телефонами.
- Вы случайно не знаете, где сейчас находится Филипп
фон Далау?
- Нет, не знаю, - неуверенно сказала девушка.
Уже в машине Пьер проглядел листок с фамилиями
гостей. «Сначала надо выяснить, были ли эти люди вчера
вечером в замке. Скорее всего, были. И Отто фон Далау -
гоже. Нельзя заставить лгать четырнадцать человек.
Влиятельный гангстер иногда заставляет двух-трех своих
подручных говорить неправду, в Сицилии нередко
привлекают для этого родственников, но здесь, в Западной
Германии, такое невозможно себе представить, да еще если
свидетели такие, как епископ, бургомистр и нотариус».
Валенс задумчиво смотрел на белоснежные вершины
гор. Обитатели замка с давних времен владели этим
прекрасным краем. По-видимому, иллюзия власти
сохранилась у них и по сей день.
«Не из-за этого ли убили Валерию? - размышлял
журналист. - Убийство из-за замка, из-за этой иллюзорной,
а не реальной власти? Ведь Валерия владела всем этим, хотя
и относилась ко всему безразлично».
Но даже ели Отто фон Далау хотел завладеть замком,
ему незачем было убивать Валерию, так как после ее смерти
замок все равно перешел бы к Филиппу, а тот не задумываясь
продал бы его городу и граф ничего бы не выиграл.
Наоборот, Отто был совершенно не заинтересован в смерти
393
Валерии: пока она была жива, он мог спокойно жить в
замке.
Кроме того, теперь, когда стало известно о званом
обеде, просто глупо подозревать Отто фон Далау в этом
преступлении. Не мог же граф одновременно находиться и
в замке и в «Майер-отсле». В отеле его видели четыре
человека, а в замке - четырнадцать. Необходимо опросить
всех гостей, но скорее всего они подтвердят слова Эрики и
Отто. «Нет, здесь что-то не то!» - подумал Пьер с досадой.
Вернувшись в город, Валенс из первой попавшейся
телефонной будки позвонил комиссару-
- Это невозможно! - воскликнул Мюллер, когда Пьер
сообщил ему все, что ему удалось выяснить. - Я уверен, что
граф и Генрих Пфорц брали в Мюнхене напрокат машину
и сердитый хромой бородатый мужчина с тростью, который
был в «Майер-отеле», не кто иной, как Отто фон Далау.
- Выходит, что он убил Валерию, чтобы Филипп мог
наследовать замок? - заметил Валенс. - Но тот немедленно
продал бы его городу, а самого Отто прогнал бы.
После долгого молчания Мюллер сказал:
- Тогда проверь, действительно ли эти четырнадцать
человек с мим обедали.
- Ганс, дай мне в помощь кого-нибудь из твоих людей,
- попросил Валенс.
- Это трудно, ведь многих сотрудников я отпустил, они
сейчас уже празднуют Рождество. А зачем они тебе?
- Необходимо установить круглосуточное наблюдение
за замком. Мы должны знать, кто в него входит и кто оттуда
выходит. Это очень важно.
- Ты прав, - согласился Мюллер. - Постараюсь тебе в
этом помочь.
- И еще. Не смог бы ты поручить кому- нибудь незаметно
сопровождать меня?
- Тебя? - удивился комиссар.
- Да. Чтобы проследить, не начнут ли какие-нибудь
сомнительные личности вертеться около меня.
394
- Хорошо, тебя будет прикрывать мой помощник. Я
отдам распоряжение.
- Только он должен это делать так, чтобы никто не
заметил ничего. Связь с ним будем держать через тебя, а
встречаться в надежном месте.
- Договорились. Его зовут Буш, молодой парень, очень
усердный, но, к сожалению, шумный.
YI
- Совершенно верно, моя супруга и я были вчера
вечером гостями Отто фон Далау, - подтвердил пастор
Халсинг, добродушный толстяк с густой бородой, почти
достигавший до его выпуклого живота.
Они расположились в кабинете у камина в большом,
мрачноватом пасторском доме на самой окраине города.
Валенс, пока ехал, успел поесть в ресторане, и теперь они
пили превосходный ароматный кофе.
- Граф Отто был на обеде? - осведомился журналист.
- Конечно. Наша церковь гордится, что граф фон
Далау один из наших прихожан. Для меня большая честь
присутствовать у него на обеде.
- Граф весь вечер находился дома?
- Да. Когда я к нему пришел, он сидел в коляске в
библиотеке. Потом мы перешли в обеденный зал, и Отто
фон Далау провел там вместе с гостями весь вечер.
Узнав от Пьера, что накануне во второй половине дня-
замок посетил епископ, пастор удивился и лаконично
сказал: «Вот как»? Из этого Валенс сделал вывод, что у
пастора с епископом сложные взаимоотношения.
- Эрика фон Талштадт давно стала невестой графа?
спросил Пьер.
Пастор явно не ожидал такого вопроса, он смутился и
после некоторой паузы сказал:
- Насколько мне известно, довольно давно.
- Несколько лет?
- Нет, наверное, около года.
- Известно ли вам, что они собираются вступить в
395
брак?
- Не могу утверждать.
- Эрика живет в замке?
- У нее квартира, по-моему, в Мюнхене. Но изредка
она остается в замке.
- Как вы думаете, Отто фон Далау беден?
- ... Трудно сказать, беден человек или богат, особенно
когда он это скрывает. Вообще, богатство и бедность -
понятия весьма относительные.
- И для людей его круга - тоже?
- Но ведь он обеднел уже очень давно.
- Мне говорили, граф довольно долгое время жил в
доме неподалеку от вас. Это так?
- Да, мы были соседями.
- Тогда вы наверное знаете, как он жил в те годы.
Устраивал ли он там обеды, приемы?
- Понимаю вас... Нет, ничего подобного не было.
- А как стал жить в замке, начал устраивать?
- Да. Но теперь он должен это делать. Думаю, прежде
положение нс обязывало его'устраивать приемы. И дом, в
котором тогда жил Отто, был весьма скромным.
- Вы хорошо знали Валерию фон Далау?
- Да, очень хорошо, - ответил пастор. - Я живу здесь
уже пятнадцать лет... Именно я приобщил Валерию к
святому писанию* когда она была еще девочкой. Может,
трафиня говорила вам об этом? Она была очень прилежной
ученицей.
- Кажется, она мне об этом как-то упомянула, сказал
Пьер и внимательно посмотрел на пастора:
- Как вы считаете, Отто фон Далау мог ее убить? -
спросил он.
- Что вы такое говорите! - Священник возмущенно
затряс головой. - Я все время об этом думаю, - доверительно
сказал он. - Кто мог это сделать?
Пастор вдруг смущенно улыбнулся и предложил:
- Выпьем по рюмочке коньяку? У меня такой сорт, о
котором вы потом долго будете рассказывать своим друзьям.
Коньяк действительно оказался превосходным. _
396
- Хорош, не правда ли? - заметил пастор, поднося к
свету бокал и любуясь темно-золотым напитком.
- Филипп фон Далау передал замок во владение
Валерии? - спросил Пьер.
- Передал, конечно, но это не было подарком, -
недовольно сказал пастор. - Молодому графу пришлось бы
сесть в тюрьму, если б ему не помогла сестра. Ходили слухи,
что он уже однажды сидел. Страшно подумать, какие
огромные суммы оставляют люди в игорных домах. И никто
из них даже не вспомнит о сиротах и нищих, о миллионах
голодающих во всем мире...
- Отто фон Далау просил руки Валерии после того, как
она получила замок от Филиппа? - перебил его Валенс.
- Нет, это произошло раньше, - ответил пастор. -
Обручение состоялось еще кода отец Валерии, граф Леопольд
фон Далау, был жив.
- Обручение? - удивился Пьер. - А разве Валерия и
Отто фон Далау были обручены?
- Так, по крайней мере, все здесь думали. Свадьбы не
было, но считалось, что они обручились. Граф Леопольд
сам говорил об этом. Ну да, отец Валерии... О мертвых
плохо не говорят, но я должен сказать, что граф Леопольд
фон Далау вел весьма беспорядочную жизнь. Если бы он
был заботливым отцом, этого никогда бы не произошло.
- Чего никогда бы не произошло?
- Начнем с так называемого обручения. Валерии было
тогда около семнадцати лет, а Отто - сорок пять. Что может
быть хорошего в таком браке? Леопольд фон Далау не
должен был соглашаться на него, а он настолько увлекся
политикой, что намного больше времени находился в
Бонне, чем в Ландсберге. Мать Валерии уже несколько лет
как умерла, о чем вам, вероятно, известно. Девочка очень
переживала ее смерть: ведь она осталась совсем одна...
Все это было бы не так сложно, если бы отец Валерии
больше бывал дома. Но он не вникал в душевное состояние
своей дочери. Граф Леопольд фон Далау был неплохим
человеком, но неумным и беспечным.
Отто фон Далау жил здесь, в городе недалеко от меня,
397
. но большую часть своего времени проводил в замке. Тогда
он был совершенно другим - очень общительным,
добродушным и даже мечтательным. Он всем казался
спокойным и кротким. Правда, он всегда был слаб
физически, очень ранимым и, пожалуй, грустным. Теперь
же он стал мрачным, вспыльчивым, ворчливым и еще более
уязвимым и мнительным.
В те давние годы Отто любил проводить время с
Валерией в библиотеке. Он до мельчайших деталей изучил
^историю рода Далау и очень интересно об этом рассказывал.
Несколько его статей на эту тему опубликовали в научных
^журналах, а он начал писать книгу. Отто несколько лет
изучал историю в университете, хотя ученого звания у него
лет. Сомневаюсь, чтобы он и сейчас Продолжал работать
над книгой. До разрыва с Валерией часто встречал их в
замке. Они любили сидеть в саду, иногда вместе выезжали
куда-нибудь в огромном лимузине, принадлежавшем
Леопольду фон Далау. мне до сих пор непонятна дружба
двух таких разных людей. Хотя, как я уже говорил вам,
Валерия была очень одинокой. Всегда выглядела испуганной.
Чем? Затрудняюсь сказать, почему. Возможно ее пугало
одиночество в этом страшном мире, может, она боялась
жизни, с жестокостью которой ей пришлось столкнуться в
детстве... Возможно, она видела в Отто опору, даже защиту,
в которой так нуждалась. Валерия редко бывала среди
молодежи, почти не появлялась на приемах, не ходила в
гости. Зато все это за нее в избытке восполнял ее брат
Филипп, который был старше Валерии на четыре года.
Привлекательный и беспечный юноша, он почти не бывал
дома. Для Валерии было, важно знать, что он жив и здоров,
но видела она его редко и, тем не менее, очень любила. Она
просто обожала брата, отдала ему свои деньги, когда была
еще девочкой, а повзрослев, всегда защищала его, когда он
влипал в невероятные истории. Филипп же был неисправим
т кутил дни и ночи. Да он и теперь еще не успокоился,
разъезжает по городу с веселой компанией. Словом, как
говорят, прожигает, жизнь. И вот однажды по городу
разнеслась сенсационная новость: Валерия и Отто фон
358.
Далау собираются обручиться. Трудно было в такое поверить.
Когда же я спросил об этом 1рафа Леопольда фон
Далау, тот рассмеялся. «Кажется, они хотят пожениться», -
сказал он. Все решили, что Валерия и Отто сами обо всем
договорились и обменялись кольцами. Действительно,
некоторое время Валерия носила обручальное кольцо.
Граф Леопольд не проявлял по этому поводу никаких
эмоций. Может быть, он даже был доволен? Не нужно
больше заботиться о дочери. Трудно сказать... Или обручение
не интересовало его, как и многие другие события. А через
два месяца граф Леопольд умер. Какое-то время после его
смерти о Валерии и Отто перестали сплетничать, а потом
пошли слухи, что взаимоотношения резко изменились. Я
заметил, что с некоторых пор слово «обручение» произносил
только Отто, Валерия же избегала даже говорить об этом. А
потом наступил тот ужасный осенний день... Произошло
это полтора года назад... Валерия радостно готовилась к
отъезду в Гейдельберг. Отто всячески возражал, чтобы
девушка уезжала, но она была неумолима. Ходили слухи,
что он устраивал скандалы, вел себя грубо. Наверное, так
и было. Отто всегда был очень вспыльчивым, а иногда без
видимых причин впадал в ярость. Но Валерия непреклонно
стояла на своем: она решила ехать учиться в университет;
Перед отъездом их почти не видели вместе. Я был
доволен, что это так, моя жена - тоже. Мы считали, что
Валерия и Отто не подходили друг другу. Моя супруга
заметила, что Валерия понемногу освобождается от чувства
одиночества и страха. Это стало особенно заметно после
кончины графа старого храфа, Можно было ожидать, что
смерть отца будет для ударом, однако это хрустцое событие
сделало ее более самостоятельной и уверенной в себе.
Девушка начала появляться в обществе, на молодежных
вечеринках одна, без Отто. Мы с женой ее поддерживали,
как могли, так как считали, что ей надо быть решительной,
не слушать уговоров Отто, и обязательно уехать учиться в
Гейдельберг. Там, среди студентов, ей будет намного лучше.
Как-то, увидев Валерию, я сказал, что одобряю ее
решение ехать учиться. И попросил друзей при случае
399
говорить девушке то же самое. Наконец Валерия получила
хорошие известия - ее приняли в университет и удалось
снять комнату в Гейдельберге, где она могла жить вместе с
подругой, которая там давно училась. Когда эти известия
дошли до Отто, он рассвирепел и обиделся. Очевидно, он
считал, что теперь навсегда потеряет Валерию. Он просто
взбесился. Словно сумасшедший примчался в замок и в
присутствии посторонних набросился на девушку с
упреками. Он был в таком состоянии, что, по-видимому, не
понимал, что говорит и делает. Что там произошло, точно
не знаю. Гости Валерии быстро ушли. У Отто начался
припадок эпилепсии, я только тогда узнал, что такое
бывало у него и раньше. Пришел доктор, принял
необходимые меры. Отто, бледный, как мел, ушел. Мне
было очень жаль его, жаль, что события развивались так
ужасно, но вместе с тем мы с женой считали, что Отто
должен был наконец понять, что он не прав, злоупотребляя
доверием такой юной девушки. Я уверен, что Отто обручился
с Валерией не для того, чтобы завладеть замком, и вообще
не преследовал никаких корыстных целей. Я уже говорил
вам, что помолвка состоялась еще при жизни отца Валерии,
и ничто не предвещало его скорой смерти. Граф Леопольд
был всего на четыре года старше Отто. Я убежден, что Отто
был просто заблуждающийся, несколько наивный и больной
человек. А то, что он болен, стало особенно ясно, когда у
него участились припадки эпилепсии. Он почувствовал
себя униженным и никому не нужным. Болен же он был
давно, еще тогда...
Пастор задумался, не окончив фразы, а затем повторил:
- Надо иметь в виду, что он был болен еще тогда.
Валенс заметил, что пастор о чем-то умалчивает. Он
обратил внимание, что его пальцы нервно поглаживают
бокал с коньяком.
- Он тогда угрожал ей... - наконец неохотно произнес
пастор. Раньше я не придавал этому значения, - он поставил
бокал на стол, - но сейчас, после того, что произошло, мой
долг - рассказать все.
- О чем вы говорите?
400.
- Делая выводы, надо быть очень осторожными. Думаю,
не следует взаимно связывать то, что случилось тогда, и то,
что произошло вчера вечером! Я просто не могу поверить,
что Отто когда-либо намеревался убить Валерию.
- Что же все-таки он тогда сказал?
- Нет, наверное лучше не говорить... - произнес
пастор, волнуясь.
- Вы обязаны сказать, - настаивал журналист. - Мне
известно, что Валерия несколько недель жила в Гейдельберге.
Потом она вдруг уехала. В чем была причина, никто не знал.
Неожиданно она появилась в Берлине, но вскоре опять
пропала. Целый год никто не знал, где она, ни я, ни все те,
кому я звонил. И вдруг вчера она, плача, позвонила мне и
попросила ей помочь. Она была в панике, не знала, что
делать... А вскоре ее убили в номере. Кто-то, кто повсюду
преследовал ее... Весь последний год Валерия все время
переезжала с одного места на другое, из одной страны в
другую. Но это еще не означает, что девушку кто-то
постоянно преследовал. Хотя многое говорило о том, что ей
безусловно угрожала какая-то опасность. Попробуем
установить, откуда могла возникнуть эта опасность?
- Понимаю, - растерянно произнес пастор. - Наверное,
в этом есть доля истины...
- Тогда Отто не говорил, что убьет Валерию?
- Говорил... - руки пастора задрожали.
- Как это было? Что он сказал?
- С тех прошло слишком много времени, мне трудно
сейчас восстановить все детали той ссоры. Я уже говорил,
что гости Валерии ушли, как только начался скандал.
Очевидцев не осталось, если не считать старой экономки
Марианны. Она-то мне и рассказала, как все происходило.
- Это чрезвычайно важно, расскажите поподробнее,
пожалуйста!
- Отто настаивал, чтобы Валерия отказалась от поездки
в Гейдельберг, но она решительно стояла на своем. В пылу
ссоры Отто потерял контроль над собой и оскорбил ее.
Тогда Валерия сняла с пальца обручальное кольцо и бросила
к его ногам. Сначала Отто растерялся. Но потом,
401
театральным жестом указав на кольцо, приказал, чтобы она
подняла его. Зрелище было настолько комичное, что Валерия
рассмеялась. Конечно, она не хотела еще больше унизить
Отто. А он в это время уже совершенно не владел собой.
Схватил трость и пытался ударить Валерию. Та позвала на
помощь Марианну. Подоспел и Юрген, слуга. Вдвоем они
оттащили Отто в сторону. Белый, как мел, он кричал, дрожа
всем телом: *Я позабочусь, чтобы ты этого никогда не
забыла! Всюду, куда бы ты ни поехала, ты будешь видеть
меня. А потом я тебя убью».
Он несколько раз повторил эти слова, вырываясь из
рук Марианны и Юргена. И тут у него начался приступ
эпилепсии.
Пастор отпил из бокала и продолжал:
- Нельзя забывать, что это были всего лишь слова,
сказанные в запальчивости. С каждым может такое случиться.
Не надо делать вывод, что Валерию убил Отто, -
взволнованно добавил он. - Отто не мог ее убить! Вчера
вечером он был здесь в Ландсберге, в замке, а не в отеле у
озера Аммер. Я это подтверждаю! Я сидел с ним за одним
столом!
Через десять минут Пьер позвонил комиссару.
- Это ты, Ганс? У меня есть интересное сообщение.
YII
Баронесса фон Обербург была высокая, худая женщина,
все еще хорошо сохранилась, несмотря на свои семьдесят
семь лет. На ней было серое, отливающее серебром платье,
скромное и дорогое. Несколько ниток жемчуга мелодично
звенели, когда баронесса двигалась. Многочисленные кольца
и браслеты украшали ее руки. Все детали туалета были
подобраны с большим вкусом, неслучайно баронесса
считалась в обществе одной из самых элегантных дам.
Она приняла Пьера в своем роскошном белом замке в
стиле рококо, в шести километрах от Ландсберга,
расположенном в парке на берегу реки Лех. Баронесса
подробно расспрашивала его о политическом скандале в
402
Лионе, которому был посвящен один из его очерков.
Оказалось, она когда-то жила в этом городе. Лишь после
этого она позволила ему перейти к вопросам об Отто фон
Далау.
Как и пастор Халсинг, баронесса подтвердила, что
Отто фон Далау накануне вечером находился в своем замке.
Она неодобрительно покачала головой, как только
Валенс спросил ее о помолвке Отто и Валерии.
- Помолвка... помолвка... - недовольно сказала она. -
Можете называть это помолвкой, если хотите, но это была
очень странная помолвка, точно так же, как это была бы и
сумасшедшая свадьба.
- Что вы хотите этим сказать?
- Отто по своему характеру - поэт, вечно витал в
облаках. Мог часами вдохновенно рассуждать о
сверхъестественной любви. Он был мечтатель. Читал
наизусть сонеты Петрарки и очень любил стихи Елизабет
Баррет Бривнинг. Помните ее сонеты о любви? Он переписал
их на пергамент, и заказав старинный кожаный переплет,
подарил этот том Валерии. Вот как он себя вел, вместо того
чтобы обнять девушку. Теперь он уже не сможет делать
этого и слава Богу: сорокапятилетние мужчины нс имеют
права обнимать семнадцатилетних девушек. Дружба с Отто
устраивала Валерию. И вот почему. Выросшая фактически
без матери, она была мечтательной и очень далекой от
реальной жизни девушкой. Думаю, что ей очень нравилась
так называемая «галантная» любовь Отто, который ничего
от нее не требовал. Она была еще не готова к чему-то
другому. По-моему, Валерия сознательно отгородилась от
внешнего мира и пыталась остаться ребенком, хотя давно
им не была. Но с Отто фон Далау она могла оставаться
ребенком, - именно этого он и хотел. На мой взгляд,
Валерия и Отто понимали друг друга, хотя и были совсем
разные и прекрасно чувствовали себя в том странном,
хрупком мирке, который лопался, как мыльный пузырь при
малейшем соприкосновении с реальной жизнью. Когда
Валерия начала встречаться со своими сверстниками, она
поняла это и инстинктивно начала отдаляться от Отто.
403
Разрыв между ними произошел из-за поездки в Гейдельберг.
Разрыв наступил раньше. Ссора из-за отъезда только
ускорила его. После происшедшего Отто словно подменили.
Не осталось й следа от его былой мягкости. Он стал
хмурым, осунулся, да еще отпустил эту кошмарную бороду.
Мечтательность сменилась раздражительностью. В него
словно вселился демон: внешне он по-прежнему спокоен,
но изнутри его сжигает пламя. Это видно по его глазам.
- Говорят, что однажды он грозился убить Валерию?
-Да.
- И он действительно способен был это сделать?
- В тот момент - безусловно!
- Как вы думаете, Отто принадлежит к той категории
людей, которые обычно выполняют свои угрозы?
- Нет!
- Вы говорите это так уверенно, без всяких сомнений?
- Отто фон Далау никогда ничего не выполняет: ни
своих угроз, ни планов. В трудные минуты все действуют по
разному: одни становятся активными, другие замыкаются
в себе. Отто фон Далау как раз такой безвольный человек
- вся его жизнь замыкается на нем самом.
Баронесса попросила рассказать ей о происшедшем в
«Майер-отеле». Когда Валенс дошел до взятого напрокат
«фольксвагена»’, она удивленно подняла брови.
- Вы утверждаете, что эта машина была арендована
толстяком по имени Генрих Пфорц и каким-то хромым
человеком с черной бородкой? Но это невозможно! Именно
в это время Отто принимал епископа у себя в замке. Я знаю
об этом совершенно точно, епископ заходил также и ко
мне. Он хочет строить новую церковь. От Отто он пришел
ко мне. Отто не могтем вечером быть в отеле у озера Аммер.
Он сидел за столом рядом со мной! Что-то тут не совпадает.
Но вот что?
- Мне бы тоже хотелось это знать, - сказал журналист.
- А если бы вчера не было обеда в замке и вы точно нс знали
бы, что Отто фон Далау в момент убийства находился там,
могли бы вы так уверенно утверждать, что не он свершил
это преступление?
404
- Отто фон Далау не способен на хладнокровное
убийство. Он истерик и способен лишь на скандал, как,
например, тогда, когда Валерия разорвала помолвку. Я не
верю, что он смог бы ударить девушку тростью. Он просто
замахнулся, потому что перестал владеть собой.
- Могли он тогда, в том неуравновешенном состоянии,
убить ее?
- Тогда? Если бы у него был пистолет, - наверное. Но
это не имеет отношения к вашему расследованию, так как
сейчас совсем другая ситуация. Валерия ведь была убита не
из обычного пистолета, который мог оказаться у Отто. Ее
застрелили, как вы мне рассказали, из бесшумного пистолета.
Такого пистолета у Отто не было. Такой пистолет не может
появиться у человека случайно. Его имеет только тот, кто
хладнокровно, заранее готовил это убийство и все обдумал
заранее.
- И этим неизвестным убийцей, по вашему мнению,
Отто фон Далау никак не может быть?
- Нет.
- Вы в этом абсолютно уверены?
- Да, потому что он ничего не планирует заранее. То
немногое, что ему удалось совершить, он сделал не
задумываясь.
- Сегодня утром в замке я познакомился с молодой
дамой, Эрикой фон Талштадт. Граф представил ее как свою
невесту.
- Вполне возможно она его невеста, но откуда у нее это
титулованное имя? В моем списке родословных Эрика фон
Талштадт не числится, - сказала баронесса. - Она нередко
остается ночевать в замке и выступает в роли хозяйки на
приемах, но мы ее просто не замечаем. Надо сказать, что
это трудно. Эрика не только держится с достоинством, но
И красива, очень обаятельна. Я иногда говорю вслух, что
она некрасива, но желаю это из зависти, так как именно
такой я сама мечтала быть в юности. Это, конечно, смешно,
но что поделаешь...
- Ее познакомил с Отто кто-нибудь из вашего круга?
Или онц сама познакомилась с ним?
405
- Сама. По-моему, принадлежать у знатному роду и
жить в замке - цель ее жизни. Она уже была однажды
замужем за судовладельцем из Гамбурга. Сейчас они
развелись. Эрика изменяла мужу, а он - ей. Говорят, что
она первая уличила его в неверности. Эрика не богата.
Поэтому она и торопится стать хозяйкой у Огго. Но он
очень скупой.
- Многие сплетничают по поводу их скорой свадьбы...
- Да. Но больше всех они сами говорят об этом. У
Эрики есть любовники Мюнхене, летчик. Если она выйдет
замуж за Отто, то будет настоящей «фон» - станет графиней.
Кроме того, она будет жить в огромном замке, не уступающем
по величине дворцу датского короля, и сможет продолжать
любить своего летчика, он ведь женат, а женатые мужчины,
как известно, предпочитают встречаться с замужними
женщинами. Незамужние обычно слишком много требуют.
- Знает ли Эрика фон Талштадт, что замок не
принадлежит Отто?
- Скорее всего, да. Она очень неглупа.
- А также знает и то, что замок не перейдет в
собственность Отто после смерти Валерии?
- Безусловно.
- Я стараюсь понять, кому была выгодна смерть
Валерии; - пояснил Пьер. - Вроде бы ни Эрика, ни Отто в
этом не заинтересованы. Единственный, кто от этого
выиграл бы, это Филипп фон Далау. Он снова станет
владельцем замка, который когда-то передал сестре. Сейчас
для него сложилась очень выгодная ситуация. Раньше,
когда он владел замком, было не так-то просто продать его,
теперь не слишком много любителей таких огромных
владений, вот ведь и вы сравнили замок с дворцом датского
кораля. Но я слышал от Отто, что не так давно город хотел
купить замок, чтобы создать там культурный центр. Отто
сказал, что Филипп наверняка согласился бы на это
предложение, если бы оно поступило в то время, когда он
еще был владельцем замка. Но теперь замок снова
принадлежит ему, и, я полагаю город не изменил своих
намерений.
406
Баронесса вопросительно посмотрела на журналиста.
- Вы хотите сказать, что Филипп был заинтересован в
этом? Иными словами, вы предполагаете, что он мог иметь
отношение к убийству сестры? Какая чушь! - воскликнула
баронесса, не давая Валенсу возразить. - Этот молодой
человек без конца в долгах. Валерия уже один раз вытащила
его из тюрьмы...
- Вытащила или спасла?
- Вытащила. Его посадили туда за долги! Филипп -
типичный повеса, он у всех нас просил взаймы. У меня тоже
занял больше, чем он сам стоит, и я уже примирилась с тем,
что больше никогда своих денег не увижу. Вот какой он
человек!
- И несмотря ни на что, вы хорошо относитесь к
Филиппу, не правда ли? - спросил Пьер.
Баронесса еще долго бормотала себе под нос, а потом,
немного успокоившись, сообщила:
- Да, я должна еще кое-что добавить. Он из тех
сорванцов, что сначала набедокурят, а лотом явятся к вам
с букетиком фиалок.
- Я хотел бы с ним поговорить, - сказал Валенс. - Вы
не знаете, где его можно найти?
- Наверное, в Мюнхене. Два дня назад его видели в
баре. У семейства Далау имеется собственный дом в
Мюнхене, большой дом с садом, в аристократическом
районе. Обычно они переезжали туда зимой, на время
оперного сезона.
- У вас есть адрес?
- Нет, но его можно найти в телефонной книге. Ищите
среди фон Далау. Не исключено, что дом еще значится за
графом Леопольдом фон Далау.
Баронесса оказалась права.
- Пар калле я, двадцать два, - прочитал Пьер.
Затем он спросил у баронессы, не думает ли она, что
у Валерии могли быть враги, или просто люди, которые
желали ей зла.
- Я лично таких не знаю, - задумчиво сказала баронесса.
- Валерия была красивой, хорошо воспитанной, правда,
407
немного застенчивой дедушкой. Ее все любили. Мы
обрадовались, когда она начала посещать молодежные
компании, смеялась, танцевала. И только Отто фон Далау
злился на нее, ему казалось, что она его игнорирует. Он был
мягким человеком, но очень замкнутым, как и она. Он был
тяжело болен и очень страдал от этого, очевидно, настолько
сильно, что однажды не выдержал и вышел из себя. С тех
пор он превратился в злобного брюзгу.
- Других врагов у нее не было?
- А вы можете представить себе врагов Валерии? -
спросила баронесса.
- Нет, - не задумываясь ответил Пьер.
- В том-то все и дело. Привет Филиппу, если вам
удастся его найти.
- Спасибо, обязательно передам.
YIII
По дороге в Мюнхен Валенс почувствовал, что за ним
следят. Трижды он замечал поблизости белую «лансию-
фульвию»: дважды сзади и один раз - впереди. Он не
обратил бы на нее внимания, если бы ему не показалось,
что за рулем Эрика фон Талштадт. Журналист никак не мог
хорошо рассмотреть водителя из-за того, что стекла
отсвечивали на солнце, но он уже не сомневался, что
машину ведет женщина, очень похожая на Эрику.
Пьер немного притормозил и увидел в зеркало, что
«лансию» догнал, а потом обогнал «опель». Журналист
пропустил его вперед, а потом увеличил скорость и обогнал.
Маневр удался. Теперь за ним ехал только «опель». Однако
отставшая «лансия» стала выезжать на обочину: водитель
явно не хотел терять из виду машину Пьера. Когда же
Валенс опять увеличил скорость и оставил «опель» далеко
позади, «лансия» обогнала его. Чтобы проверить свои
подозрения, журналист то притормаживал, то давал газ,
«лансия» делала то же самое. Водитель «опеля» обошел
«лансию», обернулся и неодобрительно покачал головой.
Пьеру все это надоело, и он решил оторваться от «лансии»;-
408
Выжав предельную скорость, он высматривал поворот,
чтобы при первой возможности свернуть с шоссе.
Вдруг справа между деревьями показался съезд на
дорогу, ведущую к ресторану. Включив сигнал правого
поворота, Пьер осторожно свернул с шоссе и по дороге,
извивающейся между деревьями, выехал на стоянку перед
рестораном. Он остановился рядом с другими машинами,
стоящими слева от входа, и вышел, чтобы посмотреть,
появится ли «лансия». Ждать почти не пришлось. Через
несколько минут он увидел белую машину, которая ехала
очень медленно, как будто кралась среди деревьев.
Валенс не ошибся - за рулем сидела Эрика фон
Талштадт. Повернувшись к ней спиной и сделав вид, будто
осматривает машину, он несколько раз ударил ногой по
левому переднему колесу и при этом искоса наблюдал за
Эрикой. Увидев, что она припарковалась недалеко от
входа, Пьер направился к ресторану. Заметив это, Эрика
фон Талштадт отвернулась, и наклонила голову, словно
искала что-то в машине. Замедлив шаг, журналист подошел
к «лансии», и открыл дверцу.
От неожиданности Эрика вздрогнула, но тут же
собралась и радостно воскликнула:
- Пьер Валенс! Какой сюрприз!
«Ну и актриса!» - подумал Пьер.
- Вы заглянули сюда перекусить или хотите чего-
нибудь выпить? - спросил он.
- Чашечку кофе, - улыбнулась Эрика фон Талштадт. -
Я часто заезжаю сюда выпить кофе. У них замечательный
«эспрессо». Послушайте, я приглашала вас остаться
пообедать у нас с Отто, но вы не захотели, чем меня очень
огорчили. Надеюсь, сейчас вы не откажетесь выпить со
мной чашечку кофе?
Она кокетливо надула губки, изображая досаду, и
невинными глазками смотрела на Пьера.
- Да, конечно, - ответил он, распахивая перед ней
дверцу машины.
Они вошли в ресторан и, усевшись на высокие табуреты
перед стойкой бара, заказали кофе.
409
- Вы едете в Мюнхен? - спросила Эрика. - Хотите
поговорить с Филиппом фон Далау?
- Да, - ответил Пьер, - надеюсь, он сейчас дома.
- Вы уже беседовали с кем-нибудь из гостей, которые
были у нас вчера вечером?
- Да, они подтвердили, что Отто находился в замке
вместе с ними.
- Вот видите! И обо мне вы с кем-нибудь говорили?
- Говорил.
- И что же вам интересовало?
- Почему вы появляетесь в замке у Отто фон Далау.
- А не лучше ли спросить об этом у меня?
- Конечно. Так что же заставляет вас посещать Отто
фон Далау?
- Я просто без ума от замков и титулов! Если я стану
женой Отто, то буду носить его титул и смогу навсегда
остаться в его замке. Я буду там жить! А вам никто не
говорил, что Отто верит в платоническую любовь? К
счастью, это так. Его замок и его титул - действительно моя
мечта, но не он сам. Вы считаете это ужасным?
Она снова улыбнулась, так открыто, так
непосредственно, что Пьер чуть было не поверил в ее
искренность.
- Это напоминает сделку, - заметил он.
- В какой-то мере. Отто тоже не бескорыстен. Он ведь
поклонник и проповедник рыцарской любви, но вместе с
тем не лишен чувства мужского достоинства. Ему приятно
появляться в обществе с красивой дамой. То есть со мной.
У нас отличное сочетание. Если вас интересует, есть ли у
меня любовник, я тоже спрошу вас, имеете ли вы любовницу.
- Я не буду вас об этом спрашивать. Я это уже знаю, -
улыбнулся Пьер.
- Баронесса фон Обербург?
- Да. Вы знакомы с Филиппом фон Далау?
- Конечно. Он очень славный, очень веселый и
жизнерадостный, правда, чересчур необузданный. Я иногда
спрашиваю себя: стоит ли быть такой рассудительной, как
я, и думать уже сейчас о том, чтобы обеспечить свою
410
старость, вместо того, чтобы беззаботно прожигать жизнь,
безудержно носиться в машине, как Филипп, а там - будь
что будет.
«Она смеется как-то очень естественно, - подумал
Пьер, - Возможно ли смеяться так искренне, если имеешь
отношение к убийству?»
- Вы так спокойны, Эрика, - заметил он, - а между тем
вчера вечером в одном отеле видели какого-то мужчину,
как две капли воды похожего на Отто фон Далау, и с ним
был человек, его шофер. Подозревают, что именно эти двое
- преступники.
- Это совершенно не укладывается у меня в голове! -
воскликнула Эрика фон Талштадт. - Ничего иного не могу
вам сказать. Мы все узнаем, когда вернется Пфорц.
Она окинула Пьера лукавым взглядом и игриво сказала:
- Вы так не меня смотрите, будто вы хотите спросить
еще о чем-то. Может быть, мне рассказать свою биографию?
- Не надо, - Пьер отпил глоток кофе.
- Что же вы все-таки хотите узнать?
- Почему вы следили за мной?
Улыбка замерла на ее лице.
- Следила? - произнесла она удивленно, словно не
понимая, что он имеет в виду.
- Вы то обгоняли, то отставали от меня. Когда я
позволил «опелю» вклиниться между нами, вы стали
выезжать на обочину, чтобы не упустить меня. Как только
я прибавил газу и оторвался от «опеля», вы его обогнали. Я
сбавил скорость, вы тоже. Наконец, вы следом за мной
свернули к этому ресторану, а потом сделали вид, будто
ищите что-то на полу машины.
Эрика фон Талштадт молча вертела чайную ложечку,
зажатую в тонких наманикюренных пальчиках. Потом
после некоторой паузы воскликнула:
- Что же мне сказать?!
Пьер пытался уловить в глазах Эрики тревогу, или
страх, но девушка лишь смущенно улыбалась.
- Вы поймали меня с поличным! - наконец произнесла
она. - Скажите, я делала это очень неуклюже?
411
- Весьма...
- У меня нет опыта в подобных делах.
- А для чего вы этим занялись?
- Чтобы знать, куда вы поедете, и вообще, что
собираетесь предпринять. Я ведь защищаю свои интересы,
- грустно добавила она. - Простите, что мешала вам
спокойно ехать.
- Вас послал следить за мной Отто фон Далау?
- Нет, я отправилась за вами по своей инициативе.
Их беседу неожиданно прервал молодой человек,
который, споткнувшись о ножку их стола, с шумом
растянулся на полу. Падая, незнакомец толкнул журналиста
в спину. Пьер встал с табурета и наклонился, чтобы помочь
молодому человеку подняться.
- Бегите на улицу! - шепнул тот. - Два каких-то типа
открывают вашу машину. - И он громко произнес: - Все в
порядке, благодарю вас, я не ушибся. Это все моя вечная
неловкость! Уж извините, пожалуйста.
«Так вот он каков, этот Буш, - помощник комиссара
Мюллера». - Пьер не сдержал улыбки. Ганс сказал правду:
этот парень все делает «с чрезмерным усердием и большим
шумом!»
- Я забыл сигареты в машине, - сказал Пьер,
повернувшись к Эрике. - Подождите, пожалуйста, я пойду
возьму их.
- У меня есть, - воскликнула она ему вслед. - Не
уходите!
Но Пьер уже исчез. Еще издали он увидел, что капот
его машины поднят и какой-то человек, нагнувшись,
копается в моторе. Внезапно тот поднял голову и, увидев
журналиста, кинулся к желтому «БМВ», за рулем которого
сидел мужчина, поспешно распахнувший перед ним дверцу.
Пока «БМВ» на бешеной скорости удирал со стоянки, Пьер
осмотрел мотор. Он обнаружил, что два провода перерезаны,
одну из свечей вывернули и бросили в снег. Пьер быстро
поставил ее на место, соединил провода и Надел на свечи.
К счастью, мотор завелся сразу.
- Что вы делаете? - закричала Эрика фон Талштадт,
412.
подбегая к нему.
Пьер открыл дверцу, кивнул девушке на сиденье рядом
с собой и начал выруливать со стоянки. Эрика едва успела
вскочить в машину.
Промчавшись через ельник, они, не снижая скорости,
выскочили на шоссе. Позади раздались многоголосые
сигналы. Не обращая ни на что внимания, Валенс устремился
за желтым «БМВ», видневшимся далеко впереди.
Шоссе, как назло, было забито транспортом, что
мешало журналисту развить скорость. Он обгонял машины
то справа, то слева, иногда выезжая даже на полосу
встречного движения.. Водители шарахались от него, как от
сумасшедшего. Только благодаря новым покрышкам он
мог успешно проделывать эти цирковые номера на скользкой
дороге.
- Осторожно! Мы столкнемся! - то и дело предупреждала
Эрика. Она испуганно вскрикнула, увидев, как Пьер ринулся
в узкую щель между грузовиком и «фольксвагеном». Когда
же он проскочил на красный свет и начал обгонять
туристические автобусы, мчась по нейтральной полосе, она
в ужасе завопила.
Авария казалась неизбежной, когда из встречного
потока вывернул вбок грузовой фургон и нацелился прямо
на них. Эрика закрыла лицо руками и не видела, как Валенс
едва втиснулся между фургоном и мотоциклом.
- Что вы делаете?! - закричала она, едва переводя дух.
- Вы что, ненормальный?
Но Пьер уже был в двухстах метрах от желтого «БМВ».
Эрика повернулась к нему и сердито спросила: - Может
быть, вы все же объясните, зачем вам понадобилось это
автородео?
- Один из тех парней в «БМВ» залез в мотор моей
машины, вывернул свечу и перерезал несколько проводов.
Судя по всему, он собирался вывести из строя что-то еще.
- Зачем им это нужно? - спросила Эрика. - Кто они
такие?
- А разве это не ваши знакомые? - спросил Пьер,
сделав удивленное лицо.
413
- С чего вы взяли? Нет, конечно. Я их совсем не знаю.
Тут Пьер заметил, что «БМВ» свернул с шоссе направо.
Включив сигнал поворота, он стал отыскивать разрыв в
потоке машин, чтобы можно было свернуть за ним. И нова
повторил свой вопрос:
- Так, значит, это не ваши друзья?
- Да нет же! Как вам могло такое придти в голову? Я
совершенно ничего не знаю ни об этих людях, ни об их
; намерениях.
Пьер заметил, что справа появился небольшой просвет
между грузовой машиной и «вольво», за рулем которого
сидела пожилая дама. Она осторожно вела машину,
напряженно глядя вперед, вцепившись обеими руками в
руль мертвой хваткой. Расстояние между «вольво» и
грузовиком не превышало четырех-пяти метров, но Пьер
понял, что это его единственная возможность свернуть на
боковую дорогу.
- Ну, держитесь, - сказал он девушке. - Обычно я так
лихо не езжу. Но сейчас мне необходимо догнать тех
парней. Надеюсь, у вас крепкие нервы? Да, собственно
говоря, мы прекрасно проскочим.
С этими словами он с силой нажал на педаль газа и так
круто вывернул вправо, что дама в «вольво» шарахнулась от
д<его в сторону. Испугавшись, она нажала на тормоза, и ее
машина, словно пьяная, начала выписывать на заснеженном
шоссе сложные узоры. Позади оглушительно сигналили
гудки. Пожилая дама выровняла машину и вновь заняла
свое место в ряду.
- Прекрасно! - восхитился Пьер. - С такой реакцией
она даст фору водителям на много лет моложе ее!
Дама возмущенно покачала головой и снова вцепилась
в руль. Журналист поднял руку и, весело помахав ей,
пробормотал:
- У меня сейчас, к сожалению, нет времени, мадам,
объясняться с вами. Надеюсь, мы еще встретимся когда-
нибудь. Тогда я все расскажу, угощу вас чаем и пирожными.
Пожалуй, даже выпьем по рюмочке коньяку, уверен, что вы
себе это иногда позволяете.
414
- А вы, оказывается, большой шутник! - заметила
Эрика фон Талштадт, кинув беглый взгляд на Пьера.
- Сейчас нам придется потрястись на ухабах, - сказал
Валенс, - дорога здесь, как я вижу, жуткая. Пристегнитесь
ремнем на всякий случай.
Но трястись по ужасной дороге им не пришлось -
позади раздались звуки сирены. Через минуту полицейская
машина с двумя стражами порядка поровнялась с ними.
Тот, что сидел справа, приказал Валенсу свернуть на
обочину и остановиться. Пьер пытался знаками объяснить,
что ему нужно догнать желтый «БМВ», но полицейский был
непреклонен и повторил приказание.
- Ничего не поделаешь, - сказал Пьер, - придется
подчиниться.
Он так рассердился, что даже на заметил, как мимо
него с победным видом проехала дама в «вольво». Все его
внимание было приковано к желтому «БМВ», который
свернул с дороги и исчез за высоким домом. От досады
Пьеру хотелось выругаться, но тут мимо него на огромной
скорости пронесся темно-голубой «таунус», за его рулем
пригнувшись сидел румяный молодой человек, который
предупредил Валенса в ресторане, что неизвестные
открывают его машину. Теперь он «с усердием и шумом»
мчался по рыхлому снегу за желтым «БМВ».
«Молодец Буш, - подумал Пьер, потирая руки. - Он
легко установит, где обитают эти бандиты. Готов поспорить,
что комиссар Мюллер узнает об этом сегодня же!»
Его размышления прервал сердитый голос
полицейского, раздавшийся над самым его ухом.
- Я вижу, вам очень весело! Чему вы улыбаетесь?
Журналист повернулся и, увидев перед собой отромного
парня в полицейской форме, вздрогнул от неожиданности.
- Издеваетесь над полицией? - продолжал полисмен. -
Теперь многие считают, что могут безнаказанно нарушать
правила.
- Нет, нет, - произнес Пьер смущенно. - Я улыбнулся
совсем по другому поводу. Я вспомнил о...
- Вспомнили какой-нибудь анекдотик?
415
- Извините, пожалуйста, - сказал Валенс, выйдя из
машины и предъявив свое удостоверение.
Полицейский, не обращая на него никакого внимания,
медленно обошел машину и записал номер. Затем достал
бланк и начал составлять протокол. Через несколько минут
он, не поднимая головы, молча протянул руку к Пьеру,
давая понять, что теперь ему нужны документы водителя.
Полицейский уже записал имя и занес в протокол
остальные сведения, как вдруг рука его внезапно
остановилась. Выпрямившись, он уставился в паспорт
Пьера. Внимательно рассмотрев фотоцэафию и несколько
раз взглянув на журналиста, он спросил:
- Тот самый Пьер Валенс, который пишет обзоры для
большого еженедельника?
- Да, это я.
Услышав их разговор, второй полицейский тоже
заглянул в паспорт Пьера.
- Весьма сожалею, - сказал Пьер, - что нарушил
правила. Я догонял желтый «БМВ». Для меня это было
чрезвычайно важно, но теперь увы... Согласен заплатить
штраф. Если, конечно, на этом инцидент будет исчерпан...
Полисмен стоял в раздумье.
- Да... - буркнул он, - да... - Затем, строго посмотрев на
Валенса, сцросил: - Скажите, вы не боялись, когда
находились в бункере между палестинцами и израильскими
солдатами? Вы описали в очерке фронтовую обстановку
так, словно там играли в карты.
- Ужасно боялся, - ответил Пьер, - но все время
успокаивал себя тем, что другим еще страшнее. В какой-то
степени это помогало.
- Отпустить вас, не наказав, я не имею права.
Отраничимся минимальным штрафом.
Полицейский вопросительно посмотрел на Пьера,
ожидая его реакции. Тот с улыбкой поклонился. Когда все
формальности остались позади и полицейские уехали,
Пьер сказал:
- Надеюсь, из бара еще не успели позвонить в полицию.
Ведь я не заплатил за кофе.
416
Они повернули обратно, и туг Эрика спросила:
- Когда вы побежали за сигаретами, у вас не было
ощущения, что с вашей машиной что-то происходит?
Говорят, такие предчувствия бывают.
Пьер промолчал. Его сейчас интересовало только
одно: кто были те двое субъектов в желтом «БМВ». Они не
укладывались в ту версию, которая у него сложилась об
этом убийстве. Сама Валерия как бы создавала вокруг себя
аристократический фон. Ему соответствовали и
первоклассный отель у озера Аммер, и фамильный замок в
Ландсберге, и надменный Отто фон Далау с его шофером
Генрихом Пфорцем, и роскошный «мерседес-600», и эта
красивая молодая женщина, что сидела с ним рядом. Все
это гармонировало друг с другом и соответствовало его
представлению об этом мире. И вдруг появились два
подозрительных типа, которые пытались испортить его
машину. Это не вписывалось в общую картину. Что могло
связывать знатных аристократов и этих бандитов?
«А может, тут и нет никакой связи? - подумал Пьер. -
Мало л и людей обчищают чужие машины. Однако не может
быть, чтобы эти люди появились случайно. Ведь Валерию
убили из пистолета с глушителем. Бесшумный пистолет и
эти двое парней - явления одного ряда. Отто фон Далау и
бесшумный пистолет никак не сочетаются друг с другом, а
вот современный пистолет и двое гангстеров - вполне. Вот
где связующее звено. Да, все правильно.
- Вы все время что-то бормочете себе под нос и
киваете, - заметила Эрика.
- Плохая привычка, - пояснил Валенс.
- У вас сейчас еще более сердитый вид, чем раньше.
Вас очень огорчает, что те парни скрылись? Как вы
считаете, они имеют отношение к убийству Валерии? -
спросила она с наивным видом. - Вам не кажется, что они
хотели испортить вашу машину, чтобы помешать вашему
расследованию?
♦Вот теперь она действительно озабочена», - подумал
Пьер, внимательно посмотрев на Эрику.
Он понял, что начинает подозревать Эрику и Отто фон
14 Человек, изменивший 417
свое лицо
Далау в причастности к преступлению.
IX
Вернувцшсь в ресторан, они увидели, что белая машина
Эрики фон Талштадт находится на прежнем месте. В зале
их встретил бармен и удивленно воскликнул:
- Неужели вы вернулись доя того, чтобы допить кофе,
который я подал вам полчаса назад?
- Нет, приготовьте, пожалуйста, свежий, - улыбнулся
Валенс.
- Откровенно говоря, вы показались мне очень
странными клиентами, - продолжал бармен. - Сказали, что
идете за сигаретами, а сами исчезли... Мы здесь повидали
много разных фокусов, но обычно их показывают после
шампанского или виски, когда начинают выяснять, кто
кого угощал. Но чтобы конфликты возникали после чашки
кофе, такого еще не бывало.
- Приготовьте, пожалуйста, кофе, на этот раз я
расплачусь сразу же, - пообещал Пьер, - во всяком случае
до того, как мы уйдем отсюда.
Взяв со стойки бара чашечки, он прошел к столику.
- Мне кажется, что вы хотите меня о чем-то спросить,
- сказала Эрика.
Они уселись друг против друга.
- Кто, по-вашему, убил Валерию фон Далау? - спросил
Пьер.
- Это я не знаю, - не задумываясь ответила Эрика.
Однако журналисту показалось, что вопрос этот застал
ее врасплох.
- В замке вы разговаривали иначе, чем сейчас, - сказал
он, - более раскованно и откровенно.
- Я всегда веду себя неестественно, когда волнуюсь. Но
стоит мне успокоиться, и я становлюсь самой собой.
- А что об этом думает Отто фон Далау? - спросил Пьер.
- Кто убил Валерию по его мнению? Если, конечно,
предположить, что он сам туг ни при чем.
- Он не знает.
418
- Вы его спрашивали?
- Да. Он просто не знает, что и думать!
- Вы были с ним в то утро, когда ему стало известно об
убийстве?
- Нет.
- Что он говорит по этому оводу?
- Вообще молчит. Сидит, смотрит перед собой в одну
точку и ничего не слышит, что бы вы ему не говорили. Меня
это стало выводить из себя, и я уехала.
- Может быть, вам трудно говорить об Отто?
- Нет, почему же?
- Расскажите, что он за человек?
- Разрыв с Валерией его глубоко задел. Он уже мечтал,
как они будут жить вместе, и вдруг этот скандал. Отто даже
мысли не допускал, что она откажется быть его женой. Он
уже предвкушал райскую жизнь вдвоем, а тут все пропало.
Отто ожесточился, стал злым, раздражительным, помрачнел
и замкнулся. Таким его теперь обычно все и видят. Но
иногда - правда, очень редко - он снова становится прежним
- мягким и чувствительным, точно женщина. Вообще-то,
он очень беззащитен и одинок... Теперь он часто кричит,
сверкает глазами, срывается, но я-то знаю, что это всего
лишь самозащита. У меня, например, своя форма защита:
в такие моменты я стараюсь переключить Отто на что-то
более нейтральное. Но после этих сцен мы долго не можем
прийти в себя, сидим, опустив голову, словно
провинившиеся дети.
- И вы правда чувствуете себя провинившейся?
- Конечно, нет, - она грустно улыбнулась. Потом
взглянув на сигареты Пьера, игриво спросила:
- Разрешите?
Журналист протянул ей сигареты и поднес зажигалку.
Затянувшись, Эрика спросила:
- В Ландсберге вам уже, наверное, сказали, что я
разведена?
-Да.
- Что мы изменяем друг другу, и что я первая оставила
его?
419
- Об этом тоже шел разговор.
- И еще вам сказали, что у меня есть любовник,
который будет очень доволен, если я выйду замуж за Отто,
так как он тоже женат, а женатому намного удобнее иметь
замужнюю любовницу.
Пьер бросил на нее удивленный взгляд.
- Откуда вы все знаете? - спросил он.
- Так это моя легенда, я сама ее сочинила.
- Так, это ложь?
- Отчасти.
Пьеру показалось, что она напряглась.
- Я разведена, это правда, - продолжала Эрика. - Но я
очень любила своего мужа. Я не бросала его и не изменяла
ему. Однажды он сказал, что не любит меня, и хочет от меня
уйти. Спросил, какую сумму я хотела бы получать, и я
назвала ее. Он сразу согласился, не сказав ни слова. Это
было ужасно! Я и раньше знала, что он черствый человек,
но безумно любила его и готова была закрыть глаза на все
его недостатки. Я уехала. Буквально убежала из дома, в
котором мы с ним жили. Уехала из Гамбурга в Мюнхен, на
другой конец страны. Адвокаты сообщили, что я буду
получать до конца жизни достаточную сумму, чтобы на
иметь забот. Я воспользовалась этим, стала весело проводить
время. Но мои'«кавалеры» перестали со мной встречаться,
как только поняли, что я не желаю иметь с ними близкие
отношения. Это продолжалось пять лет и почти все эти
годы я была одна. Друзей заводить не хотелось. Мужчины
только о том и думали, чтобы затащить меня в постель. И
вот тут я встретила Отго. С ним можно было чувствовать
себя спокойной, он ничего от меня не хотел, и я, наконец-
то перестала быть одинокой. Всю жизнь я мечтала быть
аристократкой и с этим связано немало забавного в моей
биографии. Я сама выбрала себе имя: Эрика фон Талштадт,
настоящее мое имя совсем другое. Не хотела быть белой
вороной среди всех этих сиятельных особ, посещающих
замок. Должна признаться, я отношусь с благоговением к
настоящим аристократам, - она робко улыбнулась.
- Вы говорили, что у вас был любовник.
420.
- Это все ложь. Летчик... я подумала: неужели я не могу
иметь более завидного любовника, чем летчик?
- Ну и что же, вам удалось его найти?
- Конечно.
Она пыталась улыбнуться, но ее лицо по-прежнему
оставалось бледным и напряженным, голос слегка дрожал.
- Это сильнее меня... Как только мужчина приближается
ко мне, я убегаю.
Эрика замолчала. Последовала долгая пауза. Затем
девушка повернулась к Пьеру.
- Теперь вы знаете все. Хотите еще что-нибудь спросить?
Например, правда ли то, что я вам сейчас рассказала, или
я просто великолепная актриса и все это ложь?
- Вы действительно хорошая актриса.
- Правильно. К сожалению, на вторых ролях. Прежде
я играла только главных героинь. Леди Макбет. Евгению.
Все говорили, что я прекрасно играла, даже если роль мне
не очень подходила. Однако то, что я вам сейчас говорила,
- чистая правда. Тс же сказки, которые я рассказывала
гостям в замке, - сплошная ложь. Мне просто доставляло
удовольствие морочить им голову.
Эрика с озабоченным видом посмотрела на часы.
- Пора ехать, - сказала она. - Знаете, я живу на восьмом
этаже, оттуда виден весь город. По вечерам я часто наблюдаю,
как он медленно погружается в темноту, а потом зажигается
множеством огней. Мне очень нравится смотреть на эти
ночные огни.
Эрика повернулась к журналисту и с наигранным
смущением спросила:
- Не хотите ли пригласить меня сегодня вечером
поужинать?
- С удовольствием, - ответил он после минутного
колебания, хотя предложение Эрики оказалось для него
неожиданным.
- В самом деле?! - воскликнула она радостно.
- Если мне не изменяет память, в переулке неподалеку
от Людвигштрассе когда-то был очень популярный
итальянский ресторан, - сказал Пьер. - Это рядом с
421
университетом.
- Вы говорите о ресторане «Анжело»?
- Вот именно! Он сохранился?
- Не только сохранился, но и процветает.
- Давайте пойдем туда?
- Превосходная идея!
- Где я вас найду?
- На Гсрцогштрассс. Я живу в угловой башне, как я вам
уже говорила, на восьмом этаже.
- Я смогу встретиться с вами не очень скоро. Мне еще
предстоит несколько деловых встреч. Скорее всего,
освобожусь не раньше девяти. Это не слишком поздно для
вас?
- Нет. Я люблю поздние встречи.
Когда они уже шли к двери, Эрика спросила:
- Сейчас вы, наверное, отправитесь к Филиппу фон
Далау?
- Вы не ошиблись.
Пьер распахнул перед ней дверцы машины. Эрика,
включив мотор, подняла на него глаза.
- Надеюсь, вы не передумаете?
- Ни в коем случае!
Эрика победно улыбнулась, круто вырулила со стоянки
и умчалась по шоссе в сторону Мюнхена.
Пьер задумчиво смотрел ей вслед. Можно ли ей
верить? Пока они говорили, Эрика то волновалась и
казалась очень искренней, то вдруг становилась печальной
и равнодушной. Правда ли, что замок в Ландсберге стал для
нее прибежищем от всех житейских неурядиц, действительно
ли она нашла защиту у человека, который вряд ли является
мужчиной?
♦ Зачем она все это мне рассказала? - размышлял Пьер.
- А если все не так, если все это ложь, то зачем, с какой
целью она все это делала?»
X
Пьер въехал в город и вскоре оказался на
422
Леопольд штрассе, просторной тенистой аллее с широкими
тротуарами, кофейнями и открытыми террасами, которые
он очень любил - все это напоминало ему Елисейские поля
и Виа Виттори Венето.
Он легко разыскал Пар калле ю в квартале великолепных
особняков. Дом семейства Далау оказался величественным
зданием, стоявшим в густом парке. За высокой железной
отрадой, отделяющей парк от улицы, виднелись старые
буки и темнели заросли рододендрона. Ворота были заперты.
Пьер позвонил. Никто не реагировал. Он еще и еще
раз нажал звонок - никто не появился. Это показалось
журналисту странным. В таком доме обязательно должна
быть хоть какая-то прислуга. Почему же никто не открывает?
Он снова сел в машину и проехал вдоль отрады
посмотреть, нет ли другого входа. Повернул за угол и увидел
посыпанную песком тропинку, ведущую к ограде.
Поставив машину, Пьер пошел по тропинке и вскоре
очутился у парка, теперь уже с противоположной стороны.
Он увидел перед собой калитку, которая так же, как и
ворота, была заперта. В обе стороны от нее тянулась живая
изгородь, на которой когда-то держалась ограда из колючей
проволоки, что подтверждали ржавые куски этой проволоки,
лежавшие на земле.
Валенс легко проник в парк через отверстие в живой
изгороди. Он прошел под буками до зарослей рододендрона,
откуда просматривался весь парк. Слева находился
теннисный корт, покрытый снегом, справа - беседка с
соломенной крышей. Прямо перед ним лежало ровное
заснеженное поле, - наверное, это была лужайка, за которой
виднелась открытая терраса дома.
Возле террасы стояли два автомобиля, один из них -
светло-зеленый «масерати».
Вдруг Пьер услышал за спиной какой-то шорох. Он не
успел оглянуться, как кто-то сильно толкнул его в спину.
Одновременно его обхватили за ноги и повалили на землю.
Падая в сугроб, Валенс успел заметить, как из кустов
выскочил еще один человек и бросился на него. От сильного
удара по голове журналист едва не потерял сознание.
423
Первый из нападавших, тот, кто толкнул, быстро завернул
его руки назад, а второй принялся изо всех сил лупить
кулаками. Бандит старался попасть ему в солнечное
сплетение, и когда это удалось, у Валенса перехватило
дыхание. Он перестал чувствовать удары и только пытался
понять, кончили его бить или он просто отключается. В
какой-то момент ему удалось вздохнуть. «Только бы и в
самом деле не потерять сознание», - пронеслась мысль. Он
решил притвориться, будто лишился чувств, а тем временем
собраться с силами. Надо стараться глубоко дышать,
несмотря на острую боль в груди. Искать выход и глубоко
дышать - вот это сейчас основное. Если они поверят, что
он без сознания, то, скорее всего, бросят его. И, может
начнут разговаривать между собой, должны же они наконец
заговорить! Важно не пропустить ни одного слова. Тогда
будет видно, как дальше действовать. «Надо применить
приемы каратэ, когда-то я ими неплохо владел», - подумал
Пьер.
Он слегка пошевелил ногами - стало легче, и вдруг
услышал, как один из бандитов прохрипел:
- Хватит, Карл, он достаточно получил.
- Конечно, ведь его нельзя убивать! - сказал другой. -
Она дважды предупредила.
- «Она! - насторожился Пьер. - Кто это «она»?
- Надо уточнить, он ли это, - снова раздался хриплый
голос.
Журналист почувствовал, как его перевернули и
вытащили бумажник из заднего кармана брюк.
- Пьер Валенс... Тот самый, она о нем говорила, -
сказал хриплый.
«Судя по всему, их предупредила Эрика, - решил
Валенс. - Но может, и кто-то другой. Четверо знали, что я
собираюсь встретиться с Филиппом фон Далау: пастор
Халсинг, баронесса фон Обербург, Отто фон Далау и Эрика
фон Талштадт...»
Пьер лежал на левом боку, уткнувшись лицом в снег.
Холод благотворно действовал на него, отчетливо стали
слышны голоса, которые только что доносились словно
424
издалека, правда, голова еще болела, и он с большим
трудом вспомнил, как все произошло, но, кроме того, ему
хотелось хоть что-нибудь понять из разговора Карла с
хриплым.
- Может, втащить его в дом, к тому? - спросил Карл.
- Ты что, спятил? - сказал второй. - Он же сразу все
узнает. Лучше оставим его в беседке, спросим у Бора, что
с ним дальше делать.
Пьер почувствовал тычок под ребра.
- Еще не оклемался, - решил Карл, который, видимо,
считался специалистом по нокаутам. - Но ты глаз с него не
спускай.
Тычок под ребро оказался болезненней, чем удары в
живот. Зато теперь, почувствовав боль, Пьер знал, что
окончательно пришел в себя.
Он понял, что один из бандитов, вероятно, Карл,
направился к дому. «Подожду еще немного, - подумал он.
- Сейчас бежать нельзя. Если я вскочу, у меня может
закружиться голова, я опять упаду, и тогда мне конец.
Нужно выждать, пусть Карл уйдет подальше в парк».
Валенс почувствовал, что уже может нормально дышать.
Он отчетливо слышал чириканье воробьев и удаляющиеся
шаги Карла. Попробовал пошевелиться. «Что же все-таки
здесь произошло? - мелькнула мысль. - Что случилось в
мюнхенском доме Далау?»
Может быть, Филипп фон Далау распорядился, чтобы
никому не открывали двери? Или он нанял охрану, потому
и держит этих двоих в парке и третьего, Бора, в доме? «Нет,
в это трудно поверить, - решил Пьер. - Если бы Филиппу
грозила опасность, он нанял бы обычных телохранителей,
а не этих подонков, которые, чуть что, пускают в ход руки.
Только крупные гангстеры нанимают себе таких типов».
Но что могут делать гангстеры в доме Филиппа фон
Далау? Пастор Халсинг упомянул, что у Филиппа машина
марки «масерати». Эрика фон Талштадт тоже говорила о:
зеленой «масерати». У дома как раз и стоит такая зеленая
машина.
Журналисте ужасом вспомнил, как бандиты обсуждали,
425
что с ним делать. По-видимому, его не убили сразу лишь
потому, что «она» об этом просила! Кто же все-таки их
просил? Неужели Эрика их соучастница? Баронессу фон
Обербург вряд ли можно в этом заподозрить, а Эрику фон
Талштадт - вполне. Кроме баронессы, она единственная
женщина, которая знала, что он собирается встретиться и
поговорить с Филиппом фон Далау. Эрика сама спросила
его об этом, и он, ничего не скрывая, сказал, что едет к
графу домой.
«Наверное, он а звонила из своей квартиры, - размышлял
Пьер. - Ведь она попала в Мюнхен раньше, чем я. Позвонила
главарю, который находится в доме Филиппа, а тот приказал
Карлу и его хриплому товарищу схватить меня».
Журналист вспомнил еще одну фразу из разговора
бандитов. Карл предлагал перетащить его в дом «к тому», но
напарник отказался, как так тогда Пьер «сразу все узнает».
Кто был «тот»? Филипп фон Далау? Неужели его
держат взаперти в собственном доме? Или эти подонки
заперли там кого-то еще? И ясно, что хозяин дома об этом
знает, поскольку возле террасы стоит зеленая «масерати»
Филиппа.
«Необходимо все выяснить, - решил он, продолжая
ежатъ на снегу с закрытыми глазами. Я чувствую себя уже
неплохо, но не следует вступать в борьбу с хриплым.
Наверняка он держит меня под прицелом пистолета. И еще
у меня может просто не хватить сил драться с ним.
И все же надо бежать. Неожиданно вскочить и броситься
в заросли, постараться там спрятаться, собраться с силами
и после рассчитаться с этими подонками».
Пьер открыл глаза. Рядом - никого. Заросли
рододендрона были далеко, бежать туда - опасно.
Затаившийся где-то вблизи бандит увидел бы его и мог
пристрелить.
Справа метрах в шести начинался густой орешник, за
ним тянулись посадки лавра. «Попробую укрыться в них»,
- подумал Пьер. Что находилось за этими зарослями, он не
знал, но выбора не было.
Валенс высвободил правую руку, на которой лежал, и
426
согнул в локте, чтобы можно было оттолкнуться от земли.
В следующий миг он вскочил, пригнулся и, не глядя по
сторонам, кинулся в кусты орешника. Он бежал изо всех
сил. На секунду ему показалось, что он теряет сознание. И
туг жесткие ветки хлестнули его по лицу. Пьер понял, что
он спасен, и бросился в чащу.
- Стой! - раздалось позади. - Стой!
Журналист продолжал бежать, иногда опускаясь на
четвереньки, чтобы проползти под кустами.
- Карл! Карл! Он сбежал! - услышал он далекий голос.
Пьер миновал буки и спрятался в густых рододендронах,
образующих живую изгородь. Здесь можно было отдышаться.
Через некоторое время он увидел одного из нападавших.
Высокий парень в зеленоватом свитере, спрятавшись за
кустом, осматривался по сторонам. Вероятно, это был
Карл. Потом Пьер обнаружил и второго: небольшого роста
в черном кожаном пальто, он затаился под свисавшими
почти до земли ветвями бука. В темноте он был едва
заметен. Он стоял спиной к Карлу и внимательно изучал
заросли лавра. Из своего укрытия Валенс хорошо видел
обоих. Наконец долговязый Карл вышел из-за куста и
удалился. Пьер решил, что сначала надо обезвредить бандита
в кожанке. Дождавшись, когда Карл ушел, журналист стал
осторожно подкрадываться к нему сзади. Прячась за
стволами деревьев, он бесшумно ступал по мягкому снегу.
Когда до его противника оставалось совсем немного, Пьер
поднял сухую ветку и бросил ее вправо, а сам напал слева.
Бандит едва успел повернуть голову - Валенс молниеносно
опрокинул его навзничь. Тот настолько растерялся, что
Пьер одной рукой вырвал у него пистолет, а другой схватил
за горло. Несмотря на его отчаянное сопротивление,
журналист вдавил его в снег, удерживая всем своим весом,
а потом оглушил ударом пистолета. После этого Пьер убрал
пистолет в карман и обыскал мужчину в кожанке, чтобы
убедиться, что у него нет еще какого-нибудь оружия.
Теперь можно было заняться Карлом.
Пьер увидел его в противоположной стороне парка -
он, оглядываясь, крался вдоль зарослей лавра.
427
Пьер пригнувшись направился ему наперерез. Прячась
за буками, он незаметно подобрался почти к самой ограде,
а оттуда направился к посадкам лавра, поближе к долговязому
Карлу. Посадки кончились, и Пьер, выбрав удобное место,
спрятался; дальше идти было опасно, да и бессмысленно.
Карл приближался сам. Когда до него осталось несколько
шагов, журналист выскочил из засады и сбил его с ног. Он
оказался посильнее своего напарника. Пьеру с огромным
трудом удалось одной рукой прижать его голову к земле, а
другой вытащить из-за пояса пистолет.
Валенс тщательно обыскал Карла, после чего отпустил
его голову. Растерявшийся бандит вертелся в снегу,
оглядывался, стараясь отыскать своего товарища в черной
кожанке.
- Это частные владения, - пробормотал он, вытирая
лицо. - Вход посторонним воспрещен.
- А вы, значит, здесь не посторонние? - спросил Пьер,
пряча в карман пистолет.
Карл ничего не ответил. Он, видимо, решил, что
журналист зазевался, и вскочил на ноги. Но Пьер был
настороже и с такой силой ударил его кулаком в бок, что
тот, согнувшись пополам, снова ткнулся головой в снег.
- Извини, удар ниже пояса, - сердито бросил Пьер. -
Но ты только что бил меня, причем еще ниже.
Карл продолжал молчать.
- У тебя что, память плохая? - Пьер пнул его ботинком.
- Ну, было такое... - признался Карл.
- К тому же ты больно ударил меня ногой, - напомнил
Пьер.
- Мы выполняли приказ, - пробормотал Карл,
оглядываясь по сторонам.
- Где мой товарищ?
- Он здесь, скоро придет в себя, - ответил Пьер. - Так
значит, Бор ваш хозяин?
- Бор?_ - удивился Карл, - Ты что, слышал, о чем мы
говорили?
_ - Конечно. Я спрашиваю: он твой хозяин?
- Мы делаем, что он скажет.
428
- Ты действуешь в интересах Филиппа фон Далау?
Карл снова молчал, отвернувшись в сторону.
- Или против него? - продолжал допытываться Валенс.
- Это не наше дело, - нехотя произнес Карл.
- Что еще говорила вам Эрика, помимо того, что ты не
должен меня убивать?
- Это тоже не мое дело, - повторил он, покосившись
на журналиста.
«Судя по всему, я попал в точку, - подумал Пьер. -
Значит все-таки она им позвонила!» - Это было ему
неприятно.
- Откуда тебе известно, что мы знаем женщину по
имени Эрика? - быстро спросил Карл.
- Знаю и все, - уверенно произнес Пьер, стараясь
связать воедино события последних часов: по дороге в
Мюнхен двое подозрительных типов пытались испортить
его машину. Он сразу подумал, что Эрика фон Талштадт
связана с ними. Но доказательств у него тогда еще не было.
А потом появляются эти подонки, с которыми она явно в
сговоре. Это уже факт. Что все это значит?
- А ты чем-то обеспокоен, - заметил ухмыляясь Карл.
- Ты знаком с Эрикой?
- Да, - ответил Пьер. Оказывается, эта девица вовсе не
так проста, как кажется с первого взгляда.
- Тебе известно ее подлиное имя?
- Эрика фон Талштадт.
- Ах, вот как... - Карл многозначительно ухмыльнулся.
- Значит, у тебя было с ней приятное знакомство!
- В определенном смысле, да.
- Но тогда непонятно, почему тебя удивляет, что я
тоже ее знаю. Ведь если ты можешь заказать девочку по
телефону, это могут сделать и другие.
«Заказать девочку по телефону?» - Пьер был поражен.
И тутон вспомнил давнее уголовное дело, оно было связано
с неким Эмилем Бором. О нем много писали в газетах. Бор
привлекался к суду за убийство, но правосудию ничего не
удалось доказать и его освободили, хотя было ясно, что он
преступник. Бор был содержателем дорогого ресторана с
429
номерами, куда можно было по телефону приглашать
девочек. Слова Карла: «заказать девочку по телефону» -
заставили Валенса вспомнить все подробности того дела.
Бор обвинялся в убийстве такой «заказной девочки».
Следовательно, Эмиль Бор сейчас находится в доме Филиппа
фон Далау, а Эрика он Талштадт, наверняка, является
одной из его «заказных девочек».
- Пошли, - сказал Пьер, - посмотрим на твоего
приятеля.
Бандит в кожанке все еще лежал в снегу под деревом.
Он только сейчас начинал приходить в себя.
- Ты ударил меня пистолетом по голове? - простонал
он.
-Да.
- Но ты же мог убить...
t - Да, - сказал Пьер. - И если ты еще раз ко мне
полезешь, я это сделаю. Вставай и иди справа. А ты слева,
- приказал он Карлу.
- К чему такая торжественность? - поинтересовался
тот.
- Чтобы ваш хозяин подумал, что это вы меня ведете,
а не я вас.
- Наш шеф не дурак, - с ненавистью сказал Карл.
- Очень может быть, - согласился Пьер. - Но субъектам,
вроде вашего шефа, хорошо знакомо такое построение. Он
ведь неоднократно имел возможность убедиться, что
арестованного обычно ведут посредине. Ну, а сейчас все
будет наоборот.
Журналист достал из кармана пистолет, проверил,
заряжен ли он, и сунул руку с оружием под плащ.
Затем они направились по нетронутому снегу к веранде.
- Ты не боишься с нами входить в дом? - спросил Карл,
очищая снег со своего свитера.
- Я не из боязливых, - ответил Пьер, - к тому же
вынужден сейчас рисковать.
Он толкнул в бок бандита в кожанке, сказав сквозь
зубы:
- Отойди на полшага вправо.
430
- Но ведь я ничего не собираюсь делать, - прошипел
тот обиженно.
Когда они уже почти подошли к дому, на веранде
появился высокий бледный мужчина. Он приблизился к
двери и стал ждать, отпивая из бокала виски.
Это был действительно Эмиль Бор, Валенс сразу
вспомнил фотографии в газетах, узнал это наглое, надменное
лицо. Даже в зале суда Бор говорил о своей жертве с.
пренебрежительной усмешкой.
И тут в памяти возникло еще одно имя - Алдо Вейс. Во
время процесса обвинитель пытался доказать, что Алдо
Вейс и Эмиль Бор были деловыми партнерами и
соучастниками в уголовных делах. Алдо Вейс имел большой
вес в преступном мире - в прошлом боксер среднего веса,
игрок, владелец ночного игорного клуба, организатор
различных пари и управляющий довольно известным
детективным агентством с филиалами во многих странах
Европы.
- Что это значит? - удивленно спросил Эмиль Бор,
когда они остановились у ступенек. - Я же не просил
приводить его сюда.
- Обстоятельства изменились, - ответил Карл, заметно
волнуясь.
- Добрый день, Эмиль! - обратился журналист к Бору.
Рука Бора потянулась к карману. Валенс заметил это и
тут же направил на него пистолет.
- Что это значит? - снова спросил Эмиль Бор и с
раздражением и заорал на своих подручных:
- Как ты мог допустить, чтобы тебя обезоружили? От
тебя только такое и можно ждать, - он ткнул пальцем в
кожаного. - Но ты-то! - он повернулся к Карлу. - Ну что
стоишь как каменный?
Бор неловко замахнулся на Карла рукой, в которой
держал бокал с виски.
«Уж не в меня ли он метит?* - подумал Пьер.
Он угадал. Эмиль Бор круто повернулся, выплеснул
виски в лицо журналисту и бросился на него. Но Пьер ждал
нападения и успел отскочить всторону.- Виски пролилось,
431
а Бор пролетел мимо Пьера. Валенс схватил его за руку и так
резко вывернул ее, что тот скатился по ступенькам и с
воплем свалился в снег.
Пьер сбежал с лестницы и быстро обшарил карманы
Бора. В них он обнаружил пистолет и большой нож, из
которого при нажатии кнопки выскакивало острое лезвие.
- Так, так, значит, пользуетесь еще и холодным оружием!
- заметил журналист.
- Этим ножом я чищу яблоки, - отрызнулся Бор.
- Может, ты носишь с собой еще и ложку для супа? -
усмехнувшись спросил Пьер, пряча пистолет и нож в
карман.
Он сделал знак Бору, чтобы тот встал и поднялся по
лестнице.
- А теперь, - объявил журналист, - мне нужно поговорить
с Филиппом фон Далау. Это его дом и у подъезда, как мне
известно, стоит его машина. Где же он сам?
- Его здесь нет, - без запинки ответил Эмиль Бор.
- Где же он? - спросил Валенс.
- Мы не знаем.
Снова ответ последовал очень быстро, словно был
заготовлен заранее. Это показалось Пьеру подозрительным.
Вдруг у открытой двери появился человек со шваброй в
руке, по-виДимому, слуга.
- Правда, что Филиппа фон Далау нет дома? - обратился
к нему Валенс.
- Да... правда... - ответил тот. Он был явно встревожен
и ответил после некоторой паузы.
- Ну и где же он? - настаивал журналист.
- Не знаю, - неохотно сказал слуга.
- Я друг Филиппа фон Далау, - вмешался Бор. - Он
пригласил меня отдохнуть у него.
- И тех двух бандитов в парке, чтобы ему спокойнее
было спать?
- Многие люди нанимают телохранителей...
- Аль Капоне, например, - продолжал иронизировать
Пьер. Затем снова обратился к слуге:
- Есть в доме какая-нибудь комната без окон, с
432
крепкой дверью, которая надежно запирается снаружи?
- Есть, - ответил слуга.
На сей раз он ответил не задумываясь, что явно не
понравилось Бору. Он злобно взглянул на слугу.
- Внизу. Под лестницей имеется кладовка, - сообщил
слуга. - В ней есть вентиляция, но нет окон. Я знаю, где
находится ключ от нее.
- Пошли, - приказал Пьер, - пропустив слугу вперед.
- Следуйте друг за другом, руки всем держать на затылке.
Все вошли в прохожую и слуга отпер дверь кладовки.
Пьер внимательно осмотрел ее, затем скомандовал, чтобы
они вошли в кладовую. Мужчина в кожанке и Карл
безропотно подчинились, а Эмиль Бор, задержавшись в
дверях, спросил:
- Собираешься осмотреть дом?
- Конечно, - ответил Пьер. - А ты что думал?
- Послушай, - взволнованно начал Бор.
- Не хочу тебя слушать! - оборвал его Валенс.
- Но я могу сообщить тебе, где находится Филипп фон
Далау.
- Через пять минут я выясню это сам, - сказал Пьер. -
Думаю, ты поссорился с ним, как это часто бывает между
хорошими друзьями, захлопнул за ним дверь и запер ее на
ключ?
- Как ты догадался? - пробормотал Бор.
- Это первое, что приходит на ум, когда приходишь в
дом, хозяин которого сидит под арестом.
- Филипп фон Далау не арестован.
- Дай ключ от его комнаты.
- Я пойду с тобой... - предложил Бор.
- Не беспокойся, - усмехнулся Пьер. - Повторяю: дай
мне ключ.
Эмиль Бор протянул ему связку ключей.
- Ключ здесь? - спросил Пьер. - А ты
предусмотрительный господин, Бор.
- Что ты хочешь этим сказать? - пробормотал тот.
Ты не только запер хозяина, но и забрал ключ с собой,
повесил на свое кольцо!
433
Эмиль Бор снял ключ с кольца и протянул его
журналисту.
- К чему нам ссориться... Может, попробуем
договориться?
Пьер втолкнул его в чулан и запер дверь.
Слуга дрожащей рукой указал на лестницу. Как только
они поднялись, он сказал:
- Я так рад! Надеюсь, вы теперь посадите в тюрьму
этого бандита?
- Сначала посмотрим на вашего господина, - предложил
Пьер.
- Они имеют какую-то странную власть над ним, -
испуганно шептал слуга. - Я ничего не понимаю... Они
ведут себя так, словно имеют право делать с ним все, что
угодно.
- А кроме этих трех типов здесь был еще кто-нибудь?
- Нет, никого, но они разговаривали по телефону с
каким-то Алдо.
С Алдо... Аддо Вейс. Вот он где возник, голубчик.
- Ваш господин все время сидит взаперти?
- Нет, только сегодня. Все произошло очень странно.
Граф Филипп находился внизу. Вдруг они схватили его и
вытащили в коридор. Правда, не били. Сказали, что кто-то
скоро подъедет, и поэтому он должен отправиться наверх.
Филипп сразу пошел, им даже не пришлось применять
силу. Он не возражал, не пытался позвонить в полицию,
более того, приказал мне тоже не делать этого. Причем
повторил два раза, что я не смею обращаться в полицию ни
при каких обстоятельствах. Мне не с кем было
посоветоваться. Я очень беспокоюсь за графа Филиппа. Он
очень нервничает последние дни и выглядит больным.
Непрерывно пьет.
Из прихожей на первый этаж вела широкая лестница
из белого мрамора, а на второй надо было подниматься по
узкой, деревянной. Пройдя обе лестницы, они очутились
на маленькой площадке, с двумя дверями.
- Граф Филипп здесь, - слуга указал на одну из дверей.
- Давайте я отопру, замок плохо открывается.
434
Слуга отпер дверь, и они вошли в небольшую уютную
комнату, где стояли письменный стол, полки с книгами и
кровать. Пестрые обои делали ее похожей на детскую.
На кровати лежал молодой человек и просматривал
иллюстрированный журнал. На стуле рядом с кроватью
стояла бутылка виски и ведерко со льдом. У Валенса не
возникло никаких сомнений, что это был Филипп: он был
очень похож на Валерию*, те же черты лица, та же изящная
фигура и те же большие мечтательные глаза.
- Эти бандиты арестованы, мон шер. Заперты в кладовке
под лестницей, - радостно сообщил слуга.
- Сколько раз, Брюкнер, я просил не называть меня
«мон шер»! - сердито сказал Филипп фон Далау. - Моя
бабушка, хоть она и была француженка, терпеть этого не
могла. Я тоже.
Отчитав слугу, Филипп повернулся к журналисту.
- Вы Пьер Валенс, насколько я понимаю? Ая - Филипп
фон Далау. Как вы меня нашли? По-моему, вы знакомы с
моей сестрой Валерией. - Он произносил фразы отрывисто
и нервно. - Что вам угодно?
Пьер с интересом рассматривал молодого человека.
- В создавшейся ситуации лучше спросить, что вам
угодно? - ответил он.
- Благодарю вас, ничего не надо. - Филипп пристально
посмотрел на Валенса и озабоченно произнес: - У вас кровь
на губе и правый глаз опух. Они били вас? Черт возьми,
могут эти люди вообще сделать хоть что-нибудь по-
человечески!
- Вас возмущают только манеры этих типов, которые
здесь хозяйничают? - спросил журналист. - Все остальное
вас устраивает?
- Вы, наверное, думаете, что этот дом - мой? - Филипп
фон Далау печально улыбнулся.
- Конечно. А эти трое - посторонние. Не могу понять,
почему они заперли вас?
Филипп явно не был расположен беседовать на эту
тему. Он пожал плечами.
- Я очень сожалею, что они избили вас. Этого, конечно,
435
ни в коем случае нельзя было делать. - Затем смущенно
спросил: - Вы не знаете, где сейчас Валерия? Вы ведь
должны это знать, вы старый знакомый моей сестры. Мне
необходимо срочно поговорить с ней.
Пьер удивленно посмотрел на Филиппа.
- Вы спрашиваете меня, где ваша сестра? - сказал он.
- Да. Мы давно с ней не виделись. Пожалуй, уже целый
год. Изредка я получал от нее письма, они большей частью
приходили издалека, из-за границы, и в них никогда не
указывалось, где она находится, в каком отеле остановилась.
Вы тоже ничего не знаете о ней?
- Это было бы естественно, но я, тем не менее, знаю,
- сказал Пьер.
- Знаете, где Валерия? - воскликнул Филипп фон
Далау.
- Да, - задумчиво произнес Валенс. - А вам
действительно ничего о ней неизвестно?
- Нет. Кто-то разыскал ее?
«Хотел бы я знать кто, - подумал Пьер. - Но «кто-то»
явно нашел ее».
- Тогда я вынужден сообщить вам печальную весть, -
сказал он.
Филипп фон Далау бросил на Пьера быстрый
встревоженный взгляд.
- Что-то случилось! - воскликнул он испуганно.
- Да.
- С Валерией?
- Да.
Филипп, побледнев, прошептал:
- Они что-то с ней сделали?
- Да, кто-то напал на вашу сестру...
- Скажите, она х^ива? - закричал Филипп, впившись в
Пьера глазами.
- Я был бы рад сообщить вам об этом, - ответил
журналист. - Но, к сожалению, не могу. Валерию убили.
Лицо Филиппа побледнело еще больше, затем
судорожно задергалось. Он упал на кровать.
- Боже мой... - вскрикнул он и закрыл лицо руками.
436
Пьер вспомнил, что говорила баронесса Обербург о
детстве и юности Валерии. Она выросла в этом доме, жила
здесь, вместе с родителями, наверное, много времени
проводила в этой комнате, разговаривала с братом или
читала, пока он занимался.
Филипп поднял голову. По его щекам текли слезы.
- Когда... - еле слышно сказал он.
- Вчера вечером.
Валенс рассказал о том, что произошло на берегу озера
Аммср в «Майер-отеле». Филипп молча слушал. На его
лице застыл страх, когда Пьер упомянул о мрачном хромом
господине с черной бородкой и тростью, и сказал, что его
видели в отеле, а также, что он вместе с неким Генрихом
Пфорцем, брал напрокат серый «фольксваген».
- Это был Отто фон Далау? - спросил Филипп.
Валенс пожал плечами.
- Вы считаете, что Отто мог убить вашу сестру? -
спросил он в свою очередь.
Филипп молчал, глядя в окно.
- Не знаю, - наконец неуверенно произнес он.
- Как вы относились к помолвке Отто с Валерией?
- Подробностей я не знал. Я тогда учился в университете
в Гейдельберге. Дома бывал очень редко, каникулы чаще
всего проводил здесь, в Мюнхене, с друзьями, а не в замке,
в Ландсберге. Правда, об их помолвке я слышал, но не
принял это всерьез, хотя дядюшка Отто в то время был
совсем другим человеком: спокойным, мечтательным. Он с
увлечением подолгу рассказывал об истории Ландсберга, о
связях нашего рода с этим городом. Я бы даже сказал, что
они с Валерией в чем-то были похожи. Она тоже была
мечтательница и затворница, только очень печальная. И
стала совсем грустной, когда узнала, что у отца есть
любовница.
- У вашего отца была любовница?
- Да, она появилась еще при жизни матери. Я знал об
этом, а сестра, оказывается, нет. Когда все открылось, она
была потрясена. Позже, когда мать умерла, Валерия
почувствовала себя совсем одинокой. У нее всегда был
437
такой испуганный вид!
- Испуганный? Почему?
- Я плохо знаю, чего она боялась, по-видимому, мир,
в котором она жила, казался ей жестоким. У меня
сохранилось письмо матери времен войны. Родители
находились тогда в разбомбленном Берлине и никак не
могли из него выбраться. Мать написала сестре, что в их
доме не осталось ни окон, ни дверей и что по ночам к ним
приходят бездомные. «Я видела этих несчастных, - писала
она. - Они лежали в кроватях, в холодном поту стуча зубами
от страха». Что-то подобное происходило потом и с Валерией.
Возможно, ее преследовали кошмары, иногда она казалась
совершенно разбитой!
- Валерия никогда не говорила или не писала вам, что
боялась кого-то?
- Нет. Никогда. Просто на нее иногда нападал страх.
Она увлекалась стихами, в которых я ничего не понимал. Я
считал, что это у нее возрастное. Валерия мечтала о каком-
то прекрасном фантастическом мире, которого не
существовало. И она страдала от этого, чувствовала себя
беспомощной и беззащитной. Полгода назад она написала
мне об этом. Кажется, то письмо пришло из Рима. Сестра
писала, что у нее такое ощущение, будто она живет в доме
без дверей и даже без стен... Эта фраза заставила меня
вспомнить об ее ночных кошмарах после писем матери о
бомбардировках.
- Вы полагаете, что она намекала на какую-то реальную
опасность? Кого она боялась? «Чего-то» или «кого-то»? -
спросил Пьер с волнением.
- Я и сам хотел бы это знать... Тогда мы с сестрой много
времени проводили вместе, - сказал Филипп задумчиво. -
Когда ты молод, то обычно занят только самим собой, и
ничто другое для тебя не существует. На первом месте - «Я».
Мы все очень обрадовались, когда стало известно, что
Валерия поедет учиться в Гейдельберг. Я сразу же примчался
в Ландсберг, чтобы убедить сестру не поддаваться уговорам
и требованиям дяди Отто, который был категорически
против ее отъезда. Потом мы с Валерией прекрасно провели
438
время в Гейдельберге. Занимались всем, чем угодно, только
не учебой: играли в теннис, кутили, выезжали за город на
двух или трех машинах со своими однокурсниками. На
вечеринки иногда собиралось около двадцати человек. А
как-то мы устроили потрясающий бал в этом доме. Пришло
человек пятьдесят. Гости спали во всех комнатах как
попало. Валерия была счастлива в тот вечер, много смеялась,
веселилась вместе со всеми от души. И вдруг пропала.
- Почему?
- Не знаю. Возможно, потому что появился дядюшка
Отто, он приезжал в те дни в Гейдельберг. Сам я его не
видел, но знаю об этом от подруги Валерии - Хельги
Андерс. Он хотел увезти сестру обратно в Ландсберг. Он
уже несколько раз пытался это сделать... Возможно, поэтому
Валерия и исчезла.
Потом я виделся с сестрой в Берлине, как только она
туда приехала. Пробовал узнать, что с ней тогда произошло.
Но она отшучивалась или обиженно отмалчивалась, вообще
не хотела говорить на эту тему. Уверяла, что уже нс желает
учиться в университете. Думаю, она лгала. А позже Валерия
на самом деле не захотела возвращаться в университет - она
получила интересную работу манекенщицы в одном
солидном журнале, которая ее вполне устраивала. Вот и
все, что мне известно. Прошел год, когда я снова попытался
встретиться с Валерией, но ее в Берлине не оказалось, и
никто не знал, где она. Скажу честно, я не искал ее. Не
хотелось давать повод для сплетен. Потом сестра прислала
мне несколько писем, о них я уже вам говорил. А затем она
окончательно пропала. Обидно, когда разлучаются близкие
люди. В детстве мы очень дружили с сестрой, вместе росли.
В то время в замке царила радостная атмосфера. Мы с
Валерией знакомились со знатными людьми, посещающими
наш зацок, вместе забирались на огромные пустые чердаки,
спускались в мрачные подземелья, катались на роликовых
коньках по всем залам и галереям замка.
Во время концертов, которые устраивала мать в салоне
с гобеленами, мы любили взрывать петарды. Обычно это
были камерные концерты, известные музыканты исполняли
439
классическую музыку, которую гости слушали, затаив
дыхание и не смея нарушить тишину, словно в церкви. Мы
всячески старались избегать эти концерты; опаздывали к
началу или, не дождавшись конца, начинали аплодировать.
Отец веселился, глядя на нас, он тоже ужасно скучал на
этих вечерах.
Все это кончилось, когда стало известно, что у отца
есть любовница. Балы и приемы прекратились, мать не
выходила из своей комнаты и всем говорила, что она
заболела. Наверное, это было правдой, но мне тогда казалось,
что мать просто не хочет показываться в обществе.
Когда мать умерла, официально объявили, что у нее
был удар, но все говорили, будто она покончила с собой.
- Валерия об этом знала?
- Да, один мой друг проболтался. Сам я, конечно,
никогда не рассказывал ей об этом. Сестра была очень
чувствительной девочкой и очень остро все переживала.
Филипп захмелел и стал вспоминать разные забавные
подробности.
Экономка в замке Марианна Штейн, по его словам,
была похожа на огромную толстую «черную мамми», которые
часто работают у богатых фермеров на юге Соединенных
Штатов. О слуге Юргене Хофере он сказал, что он «помесь»
британского мясника с конторским клерком девятнадцатого
века - достойный и верный слуга, посвященный во все
семейные тайны. Юрген, как говорил Филипп, был способен
прийти в ярость от малейшей пылинки, как клерк в романе
Бальзака «злился из-за чернильного пятна в амбарной
книге». Шофера Генриха Пфорца Филипп характеризовал
как «фельдфебеля» из вермахта военных лет - толстого и
упрямого милитариста.
- Пфорц ненавидит нашу семью, - откровенничал
Филипп, - только всячески скрывает это. Когда ему что-
нибудь надо, он становится настолько любезным и
предупредительным, даже раболепным. Помню, как
однажды он просил за брата, который хотел устроиться
шофером к нашим друзьям. Около года назад он пришел и
таинственно спросил, нс смогу ли я найти для него частного
440
детектива, который умеет держать язык за зубами и способен
действовать в одиночку. Было ясно, что ему нужен детектив,
который мог выполнять деликатные дела. После развода с
женой Пфорц жил один. Говорили, что она сбежала с его
другом. Я решил, что его просьба связана с этим событием.
Ничего не уточняя, порекомендовал ему агентство Аддо
Вейса. Помню, каким словоохотливым и дружелюбным
был Пфорц тогда. Вел себя так, словно мы с ним были
лучшими друзьями. А потом снова стал неприветливым и
молчаливым.
Филипп также рассказал о Хаасе, старом конюхе,
добром и простом человеке с лицом уродливым, как у
Франкен штейна.
- Какие отношения были у вас с Отто? - спросил
Валенс.
- Хуже не бывает, - сказал Филипп. - Он был зол на
меня за то, что я не интересовался историей нашего рода.
Я ему однажды прямо сказал об этом. Отто считал, что я
веду себя не так, как подобает сыну графа. Но больше всего
он бесился из-за того, что я трачу столько денег. У меня
постоянно были олги, и Отто о них даже слышать не мог.
Его трагедия заключалась в том, что сам он никогда ничего
не имел, и его раздражало, что я, имея многое, все
промотал. Конечно, он был прав. Теперь я и сам сожалею,
что так глупо себя вел.
- Вы ничего не* рассказали о том, что Отто угрожал
вашей сестре. Вы что-нибудь об этом знаете?
- Нет, - сказал Филипп фон Далау печально. - А разве
это было?
Журналист рассказал то, что узнал со слов пастора
Халсинга и баронессы фон Обербург.
- Он грозился ее убить?! - ужаснулся Филипп, побледнев.
- Неужели Отто грозился убить Валерию?
- Да. Он так и сказал: «Всюду, куда бы ты ни поехала,
ты будешь видеть меня. Потом я убью тебя».
- Очень похоже на него, это в его стиле.
- И вы думаете, что он мог убить вашу сестру?
- Да. Уверен. Если Отто скажет что-нибудь подобное,
441
- обязательно это выполнит.
- А баронесса Обербург о нем совсем иного мнения.
Она считает, что Отто никогда не выполняет ни своих
планов, ни своих угроз.
- Да откуда ей знать! - возмутился Филипп.
- Вы считаете, он способен на убийство?
- Вполне возможно.
- На хладнокровное убийство?
Филипп задумался.
- Это ведь было хладнокровное, заранее подготовленное
убийство, - повторил Валенс. - Человек просто так не носит
в кармане пистолет с глушителем.
- Он способен и на это, - произнес Филипп дрогнувшим
голосом. - Баронесса, вероятно, имела в виду то давнее
время, когда Отто страдал от приступов эпилепсии. Тогда
действительно он вполне мог совершить какой-то
решительный поступок только в состоянии аффекта. Но с
тех пор, как Валерия ушла от него, Отто очень изменился.
В тот день, когда это случилось, он вел себя просто дико.
Вы, наверное, об этом уже слышали? Он кричал, требовал,
чтобы она подняла с пола кольцо и тому подобное. Валерия
рассмеялась, как рассмеялась бы любая девочка, увидевшая
что-то забавное. Это глубоко его оскорбило. С того дня
Отто стал совсем другим человеком. Я понял это год спустя,
когда произошла она странная история, о которой мало кто
знает за пределами замка.
- Что же случилось?
- Однажды Отто решил прокатиться верхом. Он долгое
время отказывался сесть в седло, ссылаясь на боль в спине,
но мы-то знали, что он просто плохо ездит верхом и
опасается, что лошадь его не послушается. Лошади всегда
чувствуют неуверенность всадника и перестают его
слушаться. Отто уже заранее начал нервничать при одной
только мысли об этом, когда ему подвели коня, он неуклюже
забрался на него и от волнения казался более неловким, чем
был на самом деле. Все шло хорошо, пока Отто не подъехал
к подножию горы, где собралось множество народа, кажется,
по случаю Дня стрелков из лука. Я точно не знаю, как это
442
получилось, но Отто почему-то оказался на своей лошади
в гуще толпы и никак не мог оттуда выбраться. Лошадь
перестала ему подчиняться: она пятилась, когда он посылал
ее вперед, лягалась, кусала окружающих. Люди шарахались
в сторону, толкая друг друга, орали и ругались. Лошадь
совсем взбесилась. Толпа все напирала и Отто окончательно
растерялся. Стыдясь своей беспомощности, он кричал,
старался сдержать лошадь, вывести ее из толпы, но она,
назло ему, делала все наоборот. Сведущие люди говорят,
что с лошадьми так бывает. Толпа хохотала. Отто, мокрый
от пота, потеряв самообладание, начал безжалостно стегать
лошадь и вонзил ей в бока шпоры. Лошадь вскинулась на
дыбы и сбросила его на землю. Он вскочил, разъяренный,
и, отряхнув с себя пыль, принялся яростно ее хлестать. Он
кричал, что забьет ее до смерти. Это безобразное зрелище
прекратилось лишь после того, как окружающие оттащили
его. Кто-то, взяв повод в руки, отвел лошадь в сторону,
чтобы она успокоилась. Так закончилась эта история для
людей с площади, но она имела продолжение для всадника
и лошади.
- Он убил ее? - спросил Валенс испуганно.
-Да.
- Каким образом?
- Забил до смерти. Как и обещал.
- Сразу же после возвращения домой?
- Нет, не сразу, это я точно знаю, возвратившись
домой, Отто приказал отвести лошадь в конюшню, а сам
пошел принять душ, переодеться, словно ничего не
произошло. Около недели он не посещал конюшню. Потом
в замке появились плотники и начали строить какое-то
непонятное сооружение. В старом заброшенном стойле,
находившемся в дальнем углу конюшни, они поставили две
толстые стенки, параллельные друг другу, примерно
метровой высоты. Стенки были расположены так близко
друг к другу, что лошадь с трудом могла поместиться между
ними. Стенки, очень толстые и прочные, были закреплены
на полу массивными железными полосами и болтами.
Вверху они перекрывались двумя металлическими полосами,
443
которые могли откидываться и закрываться. На внутренней
стороне перегородок закрепили четыре железных кольца,
по два на каждой стороне. Конюх описал мне все это очень
подробно.
Как только сооружение было готово, Отто приказал
конюху поздно ночью, около полуночи, привести лошадь,
на которой он ездил в тот злополучный день, и поставить
ее между стенками. Ноги лошади вставили в железные
кольца, а железные полосы наверху опустили и закрыли на
запор: одну вплотную сзади, другую спереди. Морду лошади
стянули веревкой. Затем Отто приказал конюху уйти. Тот
слышал, как он задвигал засов, запирая конюшню изнутри.
Никто не видел, что там потом происходило, и никто
ничего не слышал. Примерно спустя два часа конюх
заметил, как Отто вышел из помещения уставший,
взмокший, с горящими глазами. В стойле Хаасе обнаружил
мертвую лошадь, это была не лошадь, а какая-то кровавая
масса, обмякшая между перегородками. Животное ведь
было в этих стойках, словно в клетке. Возле конюшни
Хаасе нашел кнут со свинцовыми шариками на конце.
Кнут он выбросил, а шарики сохранил. Как-то старик
показал их мне... Вот так Отто фон Далау расправился с
лошадью, которая сделала его посмешищем. Обратите
внимание, он убил ее не в порыве дикого гнева или в
состоянии невменяемости, а после долгой, тщательной,
хладнокровной подготовки.
- И вы верите этому рассказу? - спросил журналист.
- Да. Отто фон Далау не такой человек, который
бросает слова на ветер. Если он что-то сказал - непременно
сделает.
«Неужели он все это время следовал как тень за
Валерией и наконец убил ее?» - с ужасом подумал Пьер и
сам испугался этих мыслей.
- Как вы считаете, - спросил он у Филиппа, - мог ли
Отто целый год преследовать и мучить вашу сестру, прежде
чем убить? Способен он на это?
- Да! - твердо ответил Филипп. - Отто фон Далау
именно такой человек.
444
Вошедший слуга обратился к Валенсу.
- Вас просят к телефону. Комиссар Мюллер.
Журналист спустился вниз.
- Я слушаю, Ганс, - произнес он.
- Есть важные новости, - сказал комиссар. - Я ездил с
Отто фон Далау в «Майер-отель». Попросил графа войти
через служебный вход и подняться по лестнице и показал
его служащему с автостоянки, посудомойке, лифтеру и
горничной второго этажа.
- И что же?
- Сомнений нет, - сказал Мюллер. - Все четверо
единодушно заявили: «Это он. Тот самый человек, которого
мы видели вчера вечером».
- Ну и ну!.. - воскликнул Валенс. - Но это же
невозможно, Отто фон Далау вчера вечером находился в
замке, и это подтвердили четырнадцать его гостей - люди
такого высокого ранга не станут защищать преступника.
- Да... - тяжело вздохнул комиссар. - Мы достигли бы
в этом деле больших успехов, если бы служащие отеля
сказали: «Нет, это не он».
Филипп фон Далау, который уже спустился вслед за
Пьером, услышал конец этого разговора.
- Отто был в отеле? - спросил он, когда журналист
положил трубку.
- Так утверждают свидетели, - ответил Пьер.
- Вы сказали: <Гак утверждают свидетели». А вы что,
с ними не согласны?
- Расскажите-ка мне лучше, почему эти типы держат
вас здесь взаперти?
- Ох, забудем об этом, - отмахнулся Филипп, словно
речь шла о какой-то мелочи. - Сейчас это не имеет
никакого значения.
- Вы не думаете привлечь их к ответственности?
- Нет.
- Так, значит, их можно освободить?
- Пожалуйста, если хотите.
Пьер протянул Филиппу ключ от кладовой.
- Выпустите их минут через десять после того, как я
445
уйду.
И уже от двери он спросил:
- Теперь вы владелец замка?
- Наверное» я.
- Будете его продавать?
- Думаю, что да,
Пьер заметил, что Филипп начинает нервничать.
- Городу?
- Да. Городские власти предлагают купить замок.
Думаю соглашусь. Для Отто это будет катастрофой, ему
ведь придется убраться оттуда.
- Когда на ваш вопрос: «Что-то случилось?» - я ответил
утвердительно, вы спросили: «Они что-то сделали с
Валерией?» Кого вы имели в виду? Этих бандитов внизу?
- Нет, никого конкретно.
- Но прозвучало это так, словно вы имели в виду каких-
то определенных лиц.
- Нет, нет...
- Ну, что ж, вам виднее, - Пьер пожал плечами. - А это
оружие, принадлежащее компании в кладовке, я оставляю
здесь.
Он аккуратно положил на стол три пистолета и стилет,
затем спросил:
- Вы знаете адрес Хельги Андерс, подруги Валерии?
- Она служит в нефтехимической фирме «Джетт»,
разместившейся в здании Омега на Бавариаринг и там же
живет. - Помолчав, Филипп добавил: - Надеюсь, мы еще
встретимся, только в более благоприятных обстоятельствах...
- По-моему, - заметил Пьер, - типы, запертые в
кладовой, держат вас за горло. Вы их так боитесь, что не
смеете сказать о них ни слова. Это неспроста.
Валенс попрощался и вышел на улицу. Он прошел
через парк и по дорожке, посыпанной песком, зашагал к
своей машине.
XI
В вестибюле здания Омега из четырех лифтов один был
446
скоростной. Пьер выбрал его и уже через несколько секунд
оказался на последнем этаже, где расположилась фирма
«Джетт». В рекламном бюро он сразу нашел Хельгу Андерс,
которая с сигаретой в руке оживленно разговаривала с
двумя молодыми людьми в белых халатах. Перед ними
стояла чертежная доска с эскизом афиши.
- Пожалуйста, сделайте немного повеселее, -
уговаривала Хельга художников. - Это слишком трустно. Я
сама люблю смотреть на город, когда ливень обрушивается
на крыши домов, но какая тоска охватывает меня, когда
дождь долго не перестает и солнце никак не появится из-
за туч!
- Может, нам нарисовать восходящее солнце? - с
раздражением спросил один из художников. - Яркое,
желтое, с огненными лучами, которое так любят воспевать
поэты.
- Не сердись. Ты же знаешь, что именно я хочу, -
засмеялась Хельга Андерс.
Она уверенно направилась к Пьеру, очаровательная и
энергичная - образец современной деловой женщины.
Хельга улыбнулась журналисту, как бы давая понять, что
привыкла иметь дело с клиентами, но когда он представился,
сразу погрустнев, сказала:
- Вы, наверное, пришли поговорить о Валерии фон
Далау? Я права?
- Да.
- Кто это сделал? - сразу спросила она, как только они
вошли в соседнюю комнату, заставленную чертежными
столами.
- А вы кого-нибудь подозреваете?
- Нет, откуда мне знать? - Хельга сдвинула брови. *- Я
так давно не виделась с Валерией...
- Наверное, около года? С тех пор, как она уехала из
Берлина?
- Да. С того времени. А как вы это узнали?
- Так говорят все. Как вы думаете, есть среди ее
знакомых человек, который мог бы совершить это
преступление?
447
- Мог бы... мог бы... - Хельга Андерс нервно закурила
сигарету.
- Вы знакомы с Отто фон Далау?
- Я знала, что вы о нем спросите! Да, я знакома с Отто.
Несколько раз виделась с ним еще в юности, потом раза два
встретила его в замке, когда Валерия собиралась ехать
учиться в Гейдельберг.
- В Гейдельберге вы жили с Валерией?
- Да, снимали вдвоем квартиру. По очереди готовили,
мыли посуду, наводили порядок. Иногда делали это вместе.
А когда не было настроения готовить, шли перекусить в
город. Надо сказать, мы обе большие лентяйки. Я была
очень рада, что мы подружились с Валерией, особенно
после того, как они разошлись с Отто. Наконец все это
кончилось! Их отношения начались с невинной дружбы, но
со временем превратились во что-то странное, забавное и
даже трагическое, а вернее, и то и другое одновременно.
Валерия это поняла, а он - нет.
- Отто приходил к вам в Гейдельберге?
- Трижды, - сказала Хельга Андерс, вздрогнув. -
Просил Валерию вернуться. Уже тогда я заметила, что он
сильно изменился. Даже глаза стали темными. В первый раз
он был спокоен. Во второй - очень нервничал. А когда
пришел в третий раз, стал оскорблять Валерию. Я взяла его
за руку и вывела из квартиры. По-моему, вдень их разрыва
с Отто что-то произошло, - сказала она. - Наверное, он
потерял рассудок, психиатр это сразу определил бы.
- Что же было потом, после его третьего визита?
- У нас он больше не появлялся, но продолжал все
время попадаться Валерии на глаза. Они не разговаривали,
но она постоянно видела его. Сначала она мне ничего не
говорила, но потом не выдержала. «Сегодня Я встретилась
с Отто, - как-то сказала она. - Шла в университет и увидела
его на углу улицы, он неподвижно стоял там». Через
несколько ней она прибежала в страшном волнении и
заявила: «Он в библиотеке». Потом Отто пришел в ресторан,
где мы всегда обедали. Однажды ночью я проснулась и
увидела, что кровать Валерии пуста. Я встала и обнаружила
448
ее в гостиной, бледную, дрожащую. Было около полуночи.
Она прошептала, что Отто под окном на улице. Стоит под
фонарем, опираясь на трость и смотрит вверх, на ее окно.
Я выглянула - на улице никого не было. Я спросила, что,
может быть, ей приснился кошмар, но она отрицательно
покачала головой. По ее словам, она, Валерия, засиделась
допоздна над книгой и вдруг увидела луч света, скользнувший
по стеклу. По-видимому, это был свет от карманного
фонаря. Валерия подошла к окну, взглянула вниз и увидела
Отто. Я возмутилась и сказала, что надо пойти в полицию
и сообщить обо всем, в том числе и об его угрозах. Но
Валерия отказалась. «Я не могу этого сделать», - сказала
она. Я поняла, что она не хотела скандала, жалела Отто, а
может быть, просто боялась ине хотела никому рассказывать
об их взаимоотношениях. После этого случая Валерия стала
очень нервной. Бывали дни, когда она даже не выходила на
улицу, а ночью не могла уснуть. Я уже решила пойти тайком
от Валерии в полицию. И тут она пропала. Я пыталась
разыскать ее, но безуспешно: Хофер, слуга в замке, сказал,
что они тоже ничего о ней не знают. Потом я получила
открытку из Берлина, а немного позже письмо, но настолько
странное, что я немедленно взяла чемодан и помчалась в
Берлин. Валерия была абсолютно спокойна, когда мы с ней
встретились в отеле. Она побледнела, но голос у нее был
бодрый. «Он больше не сможет меня преследовать. Ему
стало трудно ходить... Надеюсь, теперь он оставит меня в
покое», - сообщила она. Потом Валерия рассказала, что
устроилась работать в журнал мод. Я пыталась уговорить ее
вернуться в Гейдельберг и там обратиться в полицию. В
университете я советовалась со студентами-юристами, и те
сказали, что существует статья, предусматривающая
наказание за шантаж. Я рассказала об этом Валерии, но она
не желала ничего слушать. Только твердила: «Хочу все
забыть». Валерия предложила мне тоже переехать в Берлин,
чтобы мы вместе начали выпускать новый журнал мод. У
нее был такой счастливый вид, и она строила такие радужные
планы, что спорить с ней было просто невозможно. Мы
распрощались, и я уехала. Это была наша последняя
15 Человек, измспяашлй 449
свое лицо
встреча.
- Позже она еще писала вам?
- Да. Я получила от нее несколько писем из Берлина.
А потом она замолчала. Я узнала, что она уехала, но никто
нс мог сказать, куда. Звонила знакомым, звонила ее брату
Филиппу, но все впустую, никто ничего нс знал. Я надеялась
узнать что-нибудь из газет. Подумала, что она уехала
работать в Париж, Лондон или Нью-Йорк. Валерия имела
такой огромный успех как манекенщица, что это вполне
могло произойти. Я смотрела все журналы мод, но ни в
одном из них не было ее фотографии. Со страхом спрашивала
себя, неужели Отто фон Далау нашел Валерию и в Берлине
и снова начал ее преследовать, также, как и в Гейдельберге.
Я снова решила обратиться в полицию, но учебный год
кончился, надо было думать об экзаменах, а потом... Ну,
знаете как бывает: вы хотите что-то сделать, но все
откладываете, время идет, оглянешься, а год уже пролетел.
- У вас случайно не сохранились письма, которые
Валерия посылала вам из Берлина?
- Конечно, сохранились. Я ведь ни с чем не могу
расстаться. Пойдемте, письма у меня дома. Это в другом
конце здания.
Пока они шли по коридору, Хельга Андерс осторожно
спросила:
- Вы подозреваете кого-нибудь?
- Четыре человека свидетельствуют, что вечером вдень
убийства видели Отто в отеле.
- Боже мой! - прошептала девушка. - Вот оно что... Ну
почему я не сообщила тогда в полицию! Все считают меня
энергичной, волевой женщиной, уверены, что я могу
выполнить любой намеченный план, преодолеваю все
препятствия, а я, когда речь идет действительно о важном
и неприятном деле, иногда бездействую. Вот и тут сначала
медлила, а потом вообще забыла.
В ее глазах заблестели слезы.
- Не надо торопиться с выводами, - сказал Пьер. - Я
не могу наверняка утверждать, что Валерию убил Отто фон
Далау: есть люди, которые видели его вчера вечером в
450
замке, и не только видели, а сидели с ним за одним столом.
- Разве такое возможно?! - удивленно воскликнула
Хельга Андерс.
- Этот вопрос и нас интересует.
Хельга Андерс открыла темно-голубую дверь. Они
вошли в супср-соврсменную квартиру, в которой все: пол,
стены, мебель - были белые, кроме огромного темно-
голубого ковра на стене да нескольких абстрактных картин,
также в темно-голубых тонах. Хельга Андерс указала на них
и иронически улыбнулась.
- Произведения одного из наших гениев дизайна. Он
изобразил здесь появление на свет куриного яйца. Там, на
втором плане, видите ли, курочки, которые кладут яйца,
жизнерадостно кудахтая. Хотя догадаться об этом
обыкновенному нормальному человеку невозможно. Пока
вы смотрите картины, я накрою на стол. Выберите себе в
баре любой напиток. Все, что считается сегодня модным,
там имеется. Сама я не пью - не люблю спиртного.
Она скрылась за дверью и быстро вернулась с большой
коробкой, перевязанной розовой лентой.
- Вот взгляните, - сказала она, развязывая ленту. -
Разве нс трогательно? Я коплю письма с шестнадцати лет.
Пока она открывала коробку, Валенс спросил:
- Когда вы учились в Гейдельберге, у Валерии был
постоянный поклонник?
- У нее их было столько, что я сходила с ума от зависти.
Ни один мужчина не смотрел на меня, когда мы бывали с
ней вместе, а если кто-нибудь и смотрел, пока ее не было,
то сразу же забывал обо мне, как только она появлялась.
- Валерия предпочитала кого-нибудь?
- Нет, мы обычно проводили время в больших
компаниях.
- Возможно, она все-таки уединялась с каким-нибудь
поклонником?
- Был один, который особенно настойчиво ухаживал за
Валерией, но выяснилось, что он женат. Меня это
насторожило, но, к счастью, этот ловелас не понравился
Валерии. Откровенно говоря, я не имела права читать ей
451
мораль: в то время я сама каждый уикенд проводила с
чужим мужем. С тех пор я встречалась только с женатыми,
- грустно сказала Хельга, - но мне очень не хотелось, чтобы
такое случилось и с Валерией. - Хельга печально улыбнулась.
- Еще за ней ухаживал студент-медик, но Валерия и его
отвергла. Студент был настолько оскорблен, что старался
не замечать .нас, когда проходил мимо, - шагал, не
поворачивая головы, глядя в пространство. Был еще студент,
который часто забегал к нам как бы по дороге и рассказывал,
как весело у них бывает, какие пирушки они устраивают, и
уходил, не пригласив нас. Наверно, он хотел дать нам
понять, какая роскошная жизнь нас ждет, если Валерия
примет его ухаживания. А кто-то из ее отвергнутых
поклонников пустил слух, будто мы занимаемся
проституцией. Был среди ее поклонников и скандалист.
Двое молодых людей из нашей компании смотрели на
Валерию преданными глазами. Такие забавные, сидели
обычно молча рядом, похожие на щенков кокер-спаниеля.
Ну и еще было несколько спортивных парней, годных
только для танцев.
Хельга сказала с сожалением:
- Тогда нам доставляло удовольствие дразнить наших
кавалеров. Сейчас я бы много отдала за то, чтобы вернуть
то время. В жизни все проходит... Вот возьмите - это ее
письма.
Пьер прочитал письма одно за другим, стараясь отыскать
что-нибудь, что по могло бы найти причину страхов Валерии,
но так ничего и не обнаружил. Несколько раз упоминалось
имя ЭлиЗабеты фон Трехтайм. Хельга пояснила, что это
главный редактор журнала мод.
- Из Мюнхена, - добавила она. - Мы давно с ней
знакомы. Она пишет стихи, романы и печатает их под
псевдонимом Лиза Трех.
Пьер вспомнил эту писательницу. Валерия
неоднократно упоминала ее имя, да и сам он когда-то
прочитал несколько книг Лизы Трех, довольно хороших.
- В вашем архиве есть иллюстрированные
еженедельники? - спросил он.
452
- Наверняка!
- Можно сейчас там застать кого-нибудь из служащих?
Она взглянула на часы.
- Рабочий день еще не закончен. Вам нужно что-
нибудь там отыскать?
- Фотографии Валерии, сделанные в Берлине, но не на
показе мод, а рекламные, вы знаете, о чем я говорю.
Подобные снимки делаются для обложки журнала: в
ресторане, в театре, в ночном клубе. Помню, что Валерию
постоянно фотографировали для обложек. Можно подобрать
несколько таких фото?
Хельга позвонила в архив и четко дала указания. Пьера
снова поразила ее четкость и вместе с тем дружеская
непринужденность, с какой она обращалась к коллегам.
- Как вы относитесь к кофе? - спросила она.
- Пью его целыми днями.
- Какое счастье! - сказала девушка, набирая номер
бара. Она попросила подать «эспрессо».
Пока они говорили о Валерии, принесли кофе, а
вскоре служащий притащил из архива множество журналов,
с закладками в тех местах, где имелись фотографии Валерии.
- Благодарю, Петерхен, - улыбнулась Хельга.
Валенс с интересом рассматривал снимки, когда вдруг
раздался ее голос:
- О, посмотрите, здесь еще две ее открытки из Берлина.
Кажется, они относятся к тому времени, когда вы с
Валерией были вместе, - задумчиво сказала Хельга,
протягивая Пьеру две пустых открытки.
Журналист посмотрел на штемпели.
- Да, - сказал он тихо, - они как раз относятся к тому
периоду. Но только на них почему-то стоит только подпись,
а текста нет...
- Это хороший признак.
- Что вы имеете в виду?
- Открытка без текста говорит, что Валерия была
счастлива. Как-то ночью, когда мы уже легли и болтали, она
сказала, что иногда будет присылать мне открытки без
всякого текста, только с ее подписью. Это значит, что она
453
счастлива, и нет причин для беспокойства. Она пояснила,
что немного боится своего счастья, поскольку оно делает ее
эгоистичной. Она вспоминает о друзьях на такой небольшой
срок, что может лишь написать свое имя, на большее се нс
хватает. Она считала, что счастье целиком захватывает
человека и чтобы не потерять друзей, она позволяла себе
лишь поставить на пустой открытке свое имя. Так она сама
мне объясняла...
Пьер еще раз с грустью взглянул на подпись Валерии,
на ее красивый четкий почерк, крупные, но изящные
буквы. «Я знал, что был счастлив, - подумал он, - но так и
не понял, была ли счастлива Валерия. Оказывается, тоже».
- Вы любили ее? - спросила Хельга тихо.
- Да. Очень...
Раздался звонок в дверь - это служащий принес еще
пачку журналов.
- Здесь также есть фотографии мадемуазель фон Далау,
- сообщил он.
- Хотите рюмочку, Петерхен? - спросила Хельга.
- Лучше одну из тех сигар, - он ухмыляясь, показал на
красивую коробку.
- Именно этих?
- Если можно. После пикника на прошлой неделе они
стали мне нравиться больше других.
Хельга, улыбаясь, протянула ему две сигары. Когда
служащий закрыл за собой дверь, она сказала:
- Курить сигары - одна из привилегий преуспевающих
деловых женщин, которые проводят уикенд с чужими
мужьями. Женатые мужчины ведь не задерживаются надолго
и сразу после обеда начинают посматривать на часы. Потом
уезжают домой, предоставляя женщине возможность
наслаждаться сигарой в одиночестве.
- Скажите, пожалуйста, если ли здесь фотографии
писательницы Лизы Трех, - попросил Пьер. - Вот та дама
в сером пальто, не она ли?
- Да, это Лиза Трех. Здесь она получилась неплохо, -
одобрила Хельга, рассматривая фотографию.
- Мне хотелось бы поговорить с ней, - сказал Пьер.
454
- Выяснить, не знает ли она, куда уехала Валерия из
Берлина?
- Вы правы, эта мысль мне пришла только что.
- Лиза Трех бывает то в Берлине, то в Мюнхене. В
одном городе у нее журнал мод, в другом она живет и
пишет. Если вам повезет...
Ему повезло. В редакции журнала в Берлине, куда он
позвонил, ему ответил: Лиза Трех сейчас дохма, в Мюнхене.
И сообщили номер ее телефона и адрес.
Прощаясь с Хельгой, Пьер подумал: теперь ясно, что
Валерия сбежала из Гейдельберга, боясь Отто. Расследование
намного продвинется вперед, если подтвердится, что именно
из-за этого она уехала и из Берлина.
XII
Дом писательницы Лизы Трех находился за городом на
холме. Из окон с одной его стороны можно было увидеть
огни города, а с другой - покрытые снегом горные цепи,
которые темной линией выделялись на фоне неба.
Лиза Трех - маленькая пожилая женщина с приятным
голосом пояснила, что вынуждена была взять псевдоним,
так как все называли ее баронессой, отчего у нее возникало
ощущение, что ей уже около двухсот лет.
- Лето я провожу в саду, среди цветов и загораю, -
продолжала она, - а зимой вьюга завывает вокруг моего
дома, и временами мне кажется, будто я живу в Гималаях.
В просторном доме писательницы с многочисленными
креслами и книжными шкафами было множество уютных
уголков. Любой мог найти место для уединения, посидеть,
и даже прилечь. Рабочий кабинет писательницы походил на
своеобразную горную хижину.
- И все же мне здесь не очень работается, - пожаловалась
она, когда Пьер заметил, что он тоже хотел бы иметь такой
кабинет. - Я написала тут меньше половины того, что
хотела, - сказала она недовольно. - Я здесь все время лежу:
слушаю ветер, дождь или вьюгу. В этом доме так хорошо
мечтать или спокойно о чем-то думать. Каждой весной я
455-
злюсь на себя; опять ничего не сделала, летом же пишу, как
одержимая. Целыми днями сижу в саду и не замечаю ни
бега времени, ни жгучего солнца, ни того, как пот течет по
моему телу. Зато после такого рабочего дня я чувствую себя
усталой и счастливой. Вот так и живу - работа - смысл моей
жизни. Но иногда мне кажется, что я не смогла бы так
работать лотом, если б что-нибудь делала зимой. Один
старый японец однажды сказал мне: «Существует множество
прекрасных вещей, которые ы разрушаем, когда начинаем
двигаться». И все-таки лето мое любимое время года.
Наверное потому, что оно удовлетворяет мое тщеславие,
зима же только вдохновляет. Как-то я высказала эти мысли
в компании, в которой была и Валерия. Один из
присутствующих спросил, искренне ли я это говорю, Валерия
посмотрела на него с таким негодованием, что он тут же
попросил извинения. Вот какой она была! Встречи с ней
всегда доставляли мне радость, обогащали духовно, и очень
скрашивали мою жизнь.
- Вы случайно не знаете, куда она уехала из Берлина?
- Конечно, знаю, - ответил писательница. - Сюда, ко
мне.
- И она после того как покинула Берлин, все время
жила у вас? - удивился Пьер.
- Да. Почти всю прошлую зиму. До того много раз
приглашала ее к себе, но она всегда отказывалась. А тут
вдруг приехала.
- У вас не создалось такого впечатления, что она все
время чего-то боялась?
- Было. Валерия, когда приехала ко мне, была бледной
и испуганной. Сказала, что больше не хочет
фотографироваться для журналов. Почти не спала. Из ее
намеков я поняла, что кто-то преследует ее и она решила
спрятаться у меня.
- И больше она ничего об этом не говорила?
- Только однажды. Это было утром, за завтраком. Я
сидела здесь, за столом, Валерия вон там - на полу, спиной
к камину. Она казалась встревоженной больше, чем обычно.
Я ни о чем ее не спрашивала, но она вдруг сказала, что один
456
человек приезжал к се дому в Берлине и...
- В Берлине? - перебил Валенс. - Она сказала, в
Берлине?
-Да.
- А нс в Гейдельберге?
- В Гейдельберге - само собой. Об этом она мне еще
говорила раньше. А тут она ясно сказала, что человек этот
разыскал сс в Берлине. По ночам он стоял на улице и
смотрел на ее окно. Мрачный человек с тростью. По се
словам, он появлялся возле дома, долго стоял на улице,
глядя на се окно, потом исчезал. Однажды он простоял
почти всю ночь и ушел только под утро. В другой раз она
видела, как он убегал, наверное, заметив полицейскую
машину, проезжавшую по улице. Валерия сказала, что
кажется он появился и тут - в Мюнхене. Позже выяснилось,
что он действительно приезжал к нашему дому, Валерия не
зря беспокоилась в то утро. Несколько раз я уже видела ее
в таком состоянии, но тогда она мне ничего не сказала, а
тут вдруг решилась. Как-то она не пришла к обеду. Ее не
было весь день. Я думала, что Валерия появится вечером,
но она так и не пришла. Моя экономка услышав, что я
звоню друзьям, разыскивая ее, вошла в комнату и сообщила,
что накануне вечером на дороге перед домом остановилась
машина с зажженными фарами. Из нее вышел бородатый
мужчина в черном костюме с тростью в руке. Он внимательно
смотрел на наш дбм. «Я увидела его, - рассказывала
экономка, - когда возвращалась от соседей, прошла мимо,
полагая, что он позвонит в дверь. Правда, для визита было
слишком поздно. Но странный незнакомец так и не подошел
к двери. И тут я услышала, как Валерия в своей комнате с
шумом задернула штору. Спустя несколько минут машина
уехала». Рассказ экономки насторожил меня. Я стала звонить
всем, кто знал Валерию, но никто не мог мне ничего
сказать. Я сообщила в полицию, но это ничего не дало. С
тех пор я больше ее не видела и ничего о ней не знаю.
Журналист понял, что Лиза Трех не читает газет и
ничего не знает об убийстве. Когда он сообщил ей печальную
новость, она вскрикнула, а потом так разволновалась, что
457
экономке пришлось отпаивать ее успокоительными каплями.
Она сидела бледная, обессилевшая и молчала - только
слушала.
- Отто фон Далау приезжал в Гейдельберг, чтобы
мучить ее, - сказал Пьер. - Мы об этом уже знали. Теперь
мы знаем, что он делал то же самое и в Берлине, и здесь,
в Мюнхене. Теперь в этом у нас нет никаких сомнений. Он
преследовал ее и в других городах, повсюду, о чем говорит
множество отметок в ее паспорте.
- Отто фон Далау, - сказала Лиза Трех, - этот
разорившийся аристократ, бесконечно тоскующий по
прошлому... Он просто помешался на прошлом. Неужели
вы не заметили, что он сумасшедший?
- Да, граф действительно производит странное
впечатление. Какие-то отклонения от нормы бросаются в
глаза.
- Неужели он настолько потерял разум, что способен
кого-нибудь убить?
- Сомневаюсь, - сказал Пьер. - Правда, некоторые
утверждают, что это вполне возможно.
- Странно... Хотела бы я вам чем-нибудь помочь. Но
ведь Валерия была скрытной, старалась уходить от ответов.
И никогда не строила никаких планов на будущее. Для нее
его словно не существовало, так же, как и прошлого. Она
жила только сегодняшним днем. Валерия замкнулась в
себе, словно дала обет молчания. Может быть, вам теперь
удастся выяснить - почему...
хш
У комиссара Мюллера Пьер застал его помощника
Петера Буша.
- Мне удалось выяснить, где обитают эти типы, которые
разъезжают на желтом «БМВ», - с гордостью сообщил
молодой человек. - Хотя, чтобы их догнать, пришлось
выжимать газ до предела. Они постоянно болтаются в
шикарном ресторане с номерами, вы понимаете, о чем я
говорю? Здесь можно заказать девочку по телефону. Как
же, черт возьми, называются эти девочки...
458
- Так и называются: «заказные девочки», - подсказал
комиссар.
- Вот именно. Значит так, я устроился в баре возле
ресторана. Дверь была приоткрыта, и я слышал, как одна из
девиц говорила по телефону, что нс пойдет к клиенту.
Видимо, тот продолжал настаивать, потому что она
закричала: «Но ведь так не договаривались». Другая тоже
капризничала. По-видимому ей звонил посредник. Я
слышал, как он спросил, что передать сенатору, который
уже давно ждет. «Передайте ему: пусть убирается ко всем
чертям!» - визжала девица и прибавила еще несколько
крепких словечек. - Буш расхохотался. Потом продолжал:
- Оказывается, почетный член нашего парламента любит
молоденьких девочек! Скоро я увидел объект его вожделения
- взбешенная девица вбежала в бар, бормоча что-то себе под
нос. Наверное, она продолжала ругаться. Однако надо
отметить, девица что надо. - Молодой человек изобразил
руками ее фигуру. - Я чуть было не предложил ей: тебе,
милая, лучше бы пойти покататься на лыжах с сынком
твоего сенатора.
- Значит, вы видели в баре парней из желтого «БМВ»?
- Да, конечно.
- Что они собой представляют?
- Безмозглые роботы, которые точно выполняют
приказы своих хозяев. У обоих поношенные ботинки,
дешевые наручные часы. В баре их встретил солидный,
почти полностью облысевший мужчина. Высокий, могучего
сложения. Они называли его Алдо.
- Отлично! Все совпадает! - воскликнул журналист,
- Что совпадает? - осведомился комиссар.
- Бандиты, которые заняли дом Филиппа фон Далау и
держали его под замком, разговаривали по телефону с
каким-то Алдо. Главарь банды, Эмиль Бор, несколько лет
назад привлекался к уголовной ответственности за убийство.
В газетах тогда много писали, что Бор был соучастником
некоего Алдо Вейса. Вы наверняка помните этот процесс.
- Алдо Вейс! - воскликнул комиссар. - Бывший боксер,
который теперь содержит игорный дом?
459
- Вот именно. В тот раз суд не смог доказать, что Бор
и Вейс сообщники, хотя это было и ребенку ясно. Теперь
мы снова обнаруживаем их обоих в ресторане с номерами,
куда приезжают «заказные девочки».
- Эмиль Бор, - сказал комиссар, - давно торгует живым
товаром. Об этом писали уже тогда, во время процесса.
- Между прочим, - сказал Пьер, - не исключено, что
Эрика фон Талштадт одна из таких «заказных девочек».
- Из этого ресторана? - спросил Буш удивленно.
- Наверняка, - сказал Пьер. - Ведь эти типы в желтом
«БМВ» почему-то отправились в ресторан, а не на
Паркаллею, где находится Эмиль Бор. Кроме того, Бор
звонил именно в этот ресторан и попросил к телефону
Алд о.
- Может быть, Алдо Вейс владелец этого заведения? -
спросил Буш.
- Вполне вероятно, - ответил журналист. - Во всяком
случае он больше похож на главаря, чем Эмиль Буш. Этот
подонок не производит впечатления самостоятельного
человека.
- На суде его называли палачом и тираном! - сказал
Буш. - А убитая им девочка была любовницей Алдо Вейса.
Говорили, будто Бор убил ее по его просьбе. Только тогда
ничего не смогли доказать. Значит, теперь дружки снова
собрались вместе.
- Вейс и Бор одна банда, - подвел итог комиссар, - тут
нет сомнений. Надо немедленно арестовать обоих. Но
какие материалы у нас имеются? До тех пор, пока Филипп
фон Далау не пожалуется на них, они для нас не преступники.
В данный момент мы можем лишь поехать посмотреть, как
ведут себя в доме Филиппа те двое бандитов. Сейчас меня
интересует другое: имеют ли они отношение к убийству
графики Валерии.
Он повернулся к Валенсу.
- Сначала я подумал, что тот факт, когда они не
пускали тебя в дом на Паркаллее может быть уликой. Но
потом, постепенно пришел к выводу, что это еще не
доказательство. Ты ведь шел поговорить с Филиппом о
460
Валерии, а у них с Филиппом свои дела. А если они просто
не хотели, чтобы ты им мешал? Хотя это не исключает, что
они причастны к преступлению. Другое подозрительное
лицо, которое может иметь отношение к убийству, - Эрика
фон Талштадт. Эго она сообщила Бору и его бандитам, что
ты выехал к Филиппу фон Далау. Она собиралась стать
женой графа Отто фон Далау, а тот, как мы знаем, был по
уши влюблен в Валерию. В общем, и у Эрики, и у Отто были
причины для убийства. Но я все же подозреваю Отто. Он
угрожал Валерии, преследовал ее не только в Гейдельберге,
но и в Берлине, а потом в Мюнхене. И если бы меня
спросили, кто убил Валерию фон Далау, Отто или та банда,
я ответил бы: Отто фон Далау.
Комиссар встал, поправил мундир.
- Я утверждаю это, хотя точно знаю, что четырнадцать
уважаемых людей обедали с ним в замке именно в тот час.
Несмотря на то, что завтра Рождество, но завтра я
отправляюсь к Отто фон Далау, чтобы побеседовать с ним
о его поведении в Гейдельберге, Берлине и Мюнхене. Пусть
он сам мне все объяснит, убедительно объяснит, иначе я его
арестую! Нельзя забывать, что Отто опознали служащие
«Майер-отеля». Четверо свидетелей, посмотрев на него,
единодушно утверждали: «Да, это тот самый человек,
которого мы видели вчера вечером. Я не забыл также,
какую ерунду он говорил, пытаясь объяснить странное
исчезновение своего шофера Генриха Пфорца. Служащие
фирмы, сдающей напрокат автомобили, не задумываясь
сказали, что «фольксваген» у них арендовал Генрих Пфорц
и с ним был пожилой господин, приметы которого нам
теперь прекрасно известны!
XIY
Эрика фон Талштадт была одета в черную мини-юбку
и белую кофточку с короткими рукавами. Никаких
драгоценностей, кроме узенького серебряного браслета на
РУке.
- Входите, - пригласила она, приветливо улыбаясь.
461
У нее было такое радостное спокойное лицо и держалась
она настолько непринужденно, что Пьер спросил себя:
«Неужели она так превосходно играет роль невинной
овечки?»
Гостиная выглядела очень уютной. На полу лежал
большой золотистый ковер. У стен стояли кресла того же
цвета с подушечками, в углу - накрытый стол, где ласкали
глаз прозрачный фарфор и серебро, а в центре горели две
свечи в изящных подсвечниках.
Эрика заметила, с каким вниманием журналист
разглядывает ее гостиную.
- Надеюсь, вы нс разочарованы? - спросила она. -
Может, поужинаем здесь? Мне захотелось принять вас у
себя. И, пожалуйста, не волнуйтесь, что этот ужин в
домашней обстановке доставит мне много хлопот. - Затем
она немного смутившись добавила: - Не думайте, что я
собираюсь продемонстрировать вам свое кулинарное
искусство. Я все заказала в вашем любимом ресторане
«Анжело», он на углу рядом с моим домом. Официант из
ресторана нас прекрасно обслужит.
«Что же ей все-таки нужно в замке Отто фон Далау? -
рассуждал про себя Пьер. - Неужели действительно хочет
выйти замуж за этого странного человека? А может быть,
просто бывает там по заданию бандитов, от которых
зависит Филипп фон Далау».
- Вы хотели поужинать где-то в другом месте? -
прервала его мысли Эрика фон Талштадт. - У вас такой
растерянный вид.
- Нет, я предпочитаю остаться здесь, - ответил Валенс.
- Можно мне позвонить отсюда?
- Конечно, прошу вас.
Пьер достал бумажку, на которой он записал, когда
посещал баронессу фон Обсрбург, адрес и телефон дома
семьи Далау в Мюнхене и набрал номер. К телефону
подошел слуга Брюкнер. Пьер представился и
поинтересовался, дома ли Филипп фон Далау.
- Нет, граф Филипп уехал, - сообщил Брюкнер. -
Остальные - тоже.
462
- Куда?
- Граф поохал в Ландсберг. Друзья заставили его,
сказали, что там его ждут какие-то срочные дела, связанные
со смертью графини Валерии.
- Так и сказали? - удивился журналист.
- Да. Сначала граф нс желал ехать, он очень плохо себя
чувствовал, мне даже показалось, что он не все понимает,
что они от него хотят. Но все-таки согласился: «Да,
действительно, так будет лучше. Я еду». Затем граф Филипп
уехал в замок, а вслед за ним и все остальные.
- О чем они еще говорили?
- Я слышал только начало их разговора, когда они
уговаривали графа Филиппа поехать в замок. А потом Бор
закрыл дверь, и больше я ничего не знаю.
Пьер немного подумал и решил позвонить в замок.
- Да, - ответил слуга Юрген, - граф Филипп здесь.
Хотите поговорить с ним?
- Пожалуйста, соедините нас, - попросил Пьер. -
Филипп фон Далау?
- Да, я. Пьер Валенс? Я узнал ваш голос.
- Мне сказали, что ваши друзья заставили вас поехать
в замок?
- Да, тут возникли проблемы, которые необходимо
срочно решить, - сказал граф Филипп фон Далау. - Я ведь
ближайший родственник Валерии.
- Вы уверены, что вам не нужна моя помощь? Или
защита?
- Нет, нет, благодарю вас, не беспокойтесь.
Пьер снова попросил подозвать к телефону слугу.
- Если что-нибудь случится, Юрген, - приказал он, -
сразу звоните в уголовную полицию, спросите комиссара
Мюллера и подробно его информируйте.
- Хорошо, я все сделаю, - сказал Юрген после
некоторого колебания.
«Замок находится под наблюдением с улицы, - подумал
журналист, вешая трубку, - но, наверное, лучше было бы
послать туда надежного человека. Но невозможно навязывать
охрану тому, кто сам этого не желает».
463
Пока Пьер говорил по телефону, Эрика с волнением
наблюдала за ним.
- Филиппу фон Далау что-нибудь угрожает? - спросила
она, наконец.
- Меня самого это интересует, - ответил Пьер, не
желая посвящать ее в свои дела.
- Какой, коктейль вам приготовить? - спросила Эрика.
- Джин и немного «мартини», если можно.
Глядя на бар, заставленный бутылками, Пьер подумал:
«Если Эрика флиртует со мной по чьему-то приказу, она
должна сообщить, что я здесь».
И действительно, Эрика подошла к телефону и набрала
какой-то номер.
- Алло! - произнесла она. - Говорит Эрика фон
Талштадт. Мой гость пришел. - Она повесила трубку и с
улыбкой сказала: - Надо было сообщить в ресторан, что
пора подавать заказ.
«В ресторан? А если Алдо Вейсу?» - подумал Пьер.
Через несколько минут раздался звонок, и в дверях появился
официанте подносом, уставленным тарелками с закусками.
Эрика пригласила Валенса к столу, и ужин начался. Вначале
официант предложил отведать вино. Пьеру оно понравилось.
Гусиная печенка и остальные закуски были выше всех
похвал.
Потом, Приняв заказ на горячие блюда, официант
ушел. Эрика с бокалом в руке подошла к огромному окну.
- Хотите полюбоваться городом? - спросила она.
Пьер улыбнулся, кивнул и тоже подошел к окну.
Эрика, положив ему руку на плечо, заговорила:
- Взгляните на это море огней. Тысячи и тысячи. Днем
город раздражает меня обилием людей, но ночью я не могу
от него оторваться. Эти ночные огни завораживают меня.
Конечно, они не делают меня счастливой, скорее навевают
грусть, и все же я так люблю смотресть на них. Появляется
такое ощущение, будто ты переносишься в какой-то
прекрасный, блистающий, праздничный мир. Этот мир,
конечно, не принадлежит тебе, но возникает иллюзия, что
он твой. Точно такое чувство появляется у меня во время
464
отпуска, когда я путешествую. Никогда не забуду, как я
любовалась из окна отеля на Капри огнями Неаполя,
потрясающим видом на гавань и удаляющимся в
бесконечность ночным морем с бесчисленными
светящимися точками вдали; а еще я люблю смотреть на
Сан-Франциско с вершины холма, на который взбираются
смешные крошечные вагончики. Здесь мне иногда кажется,
будто я путешествую. Если днем меня что-то выведет из
душевного равновесия, я с нетерпением жду ночи. И тогда
эти огни успокаивают меня. Вы никогда не испытывали
ничего подобного?
Зазвонил телефон. Направившись к нему, она
продолжала говорить.
- У меня есть подруга, которой необходимо каждый
день любоваться голубями. Она живет в Зальцбурге на
верхнем этаже старинного и очень красивого дома. Вокруг
ее балкона гнездится множество голубей. Они без конца
летают мимо ее окон, воркуют, и глядя на них, подруга
начинает улыбаться, каким бы плохим ни было ее настроение.
«Голуби мысленно переносят меня в Венецию, - говорит
она, - мне так покойно дышится!»
Эрика сняла трубку.
- Алло?.. Да. Здравствуй. Юрген...
Ее улыбка мгновенно исчезла. Эрика, замерев, слушала,
широко раскрыв глаза.
- Вас плохо слышно, - прокричала она, - говорите
цюмче! - Потом перебила собеседника: - Да, вы уже
говорили мне об этом. Не повторяйтесь, Юрген! Объясните
толком, что произошло. О каком несчастье вы говорите?
Если у графа Отто приступ эпилепсии, вы прекрасно
знаете, что нужно делать!
Бокал в руке Эрики задрожал, и вино пролилось на
пол. Заметив это, она поставила бокал на стол.
- Что было потом? - раздраженно спросила она. -
Юрген, прекратите болтовню, скажите только, что с графом.
Наступила мучительная пауза. Эрика фон Талштадт
словно окаменела. Затем, побледнев как полотно, она
замотала головой и закричала:
16 Человек, эмспившяй
465
- Нет!..
Девушка уставилась на Пьера расширенными глазами,
в которых застыл ужас.
- Это невозможно... - простонала Эрика. И снова
повторила: - Невозможно, говорю я вам!
«Сейчас она не играет, - подумал Валенс. - Почти все,
что я наблюдал до сих пор, было блестящей актерской
игрой. А это что-то совсем иное».
Наконец Эрика взяла себя в руки и странным глухим
голосом спросила:
- Кто это сделал, Юрген? Полиция уже приехала?.. Как
же вы могли не слышать выстрелов?.. Соедините меня с
Филиппом фон Далау... Куда он мог уехать? - Внезапно на
ее губах появилась кривая улыбка. - Для чего... - прошептала
она, - для чего я так старалась? Чтобы в конце концов меня
вышвырнули на улицу, к величайшему удовольствию всей
этой проклятой знати? Все кончено... Ах, да убирайтесь вы
все к черту!
Эрика швырнула трубку и повернулась спиной к
журналисту, ее плечи дрожали. Потом она оглянулась,
посмотрела на Пьера невидящим взглядом и сообщила:
- Отто фон Далау мертв. Убит. Комедия окончена.
«Да, это не игра», - снова подумал Пьер. И тут он
понял, что изменилось: Эрика заговорила совсем другим
тоном, другими словами. Ее обаяние исчезло. Прежде оно
было во всем: в том, как она говорила, что делала. А теперь
вдруг оно пропало. Хорошая актриса может сыграть даже
отчаяние, не теряя при этом шарма. Если бы эта сцена была
заранее подготовлена, Эрика должна была бы сыграть роль
обаятельной, убитой горем женщины, но такого сценария
не было, его не предусматривали. Страшная весть
действительно потрясла ее. «Значит, - подумал Пьер, - она
не замешана в убийстве Отто фон Далау. Она ничего не
знала о намерениях своих соучастников. Более того, это
убийство разрушило все ее планы».
- Как убили Отто? - спросил он.
- Тремя пулями. Совершенно бесшумно, как Валерию...
Как Валерию... После Валерии фон Далау - Огго фон
466
Далау, и убит тем же способом. Валенс понял, что теперь он
может забыть угрозы, которые выкрикивал Валерии мрачный
человек, с бородкой и тростью и больше не анализировать
приемы, с помощью которых он нагонял на нее страх. Судя
по всему, имелась совсем другая опасность, - она настигла
сначала Валерию, а потом Отто фон Далау.
Что это, продолжение или ответный удар? Отто фон
Далау убили точно так же, как и Валерию: тремя пулями и
снова из бесшумного пистолета. «Что сейчас самое важное?
- размышлял Пьер. - Нужно выяснить, кто мог быть
заинтересован в смерти графа Отто. Кто уготовил ему
такую же участь, как и Валерии?» Он невольно подумал о
Филиппе фон Далау. Филипп недавно отправился в замок...
Филипп считал Отто фон Далау способным на убийство...
Он любил Валерию...
- Как это произошло? - спросил Валенс.
- Юрген обнаружил труп в библиотеке - в коляске
возле камина, там, где Отто обычно проводил все свое
время.
Она подняла глаза на Пьера и продолжала:
- Филиппа фон Далау нет в замке. Уехал, никому
ничего не сказав, а немного позже Отто нашли мертвым в
библиотеке.
- Вы сказали: «Комедия окончена». Что вы
подразумевали под этим?
- Неужели непонятно? - сказал Эрика. - Я ведь
говорила вам о своих честолюбивых мечтах... Боже мой, как
мне хотелось жить в этом роскошном замке. Графиня
Эрика фон Далау... А теперь все кончено. Навсегда. Бедняга,
который мог дать мне все это, - мертв. Кто-то явился с
пистолетом в руке и убил Отто...
- Кто же, по-вашему?
- Я все думаю: почему Филипп фон Далау уехал,
никому ничего не сказав? Он ведь очень любил сестру, не
так ли?
«Она задает себе те же вопросы, что и я», - отметил
журналист и спросил:
- Если вы допускаете, что Филипп мог мстить за
467
сестру, тогда получается, что Валерию убил Отто?
- Нет, очень сомнительно. Но Филипп безусловно
подозревал Отто, у него было достаточно оснований считать,
что это сделал именно он. А вы как думаете?
- Я думаю о том же, - ответил Валенс, - Но мне трудно
представить Филиппа фон Далау в роли убийцы. Извините,
я не могу у вас больше задерживаться.
- Да, конечно. Вам сейчас необходимо быть в замке.
- Мне очень жаль...
- Уезжайте, - тихо сказала девушка.
XY
Пьер выехал из Мюнхена, свернул на дорогу в
Ландсберг, и тут начался снегопад. Валенс невольно
вспомнил вчерашний вечер, как мчался сквозь пургу на
свидание с Валерией. Он снова слышал ее голос, полный
страха и надежды, сдержанные рыдания и фразу, которую
она сказала ему тогда: «Я в отчаянье. Не знаю, что делать...»
Уехав из дома Лизы Трех, Валерия почти год металась
из города в город, надеясь, что Отто фон Далау потеряет ее
след и прекратит преследование. Она боролась, пока не
лишилась сил, и тогда, почувствовав себя в тупике, попросила
о помощи. «Ей повезло, что она сумела разыскать меня в
Гармише, - подумал журналист с горечью, - но уже было
поздно. Отто фон Далау успел совершить задуманное до
того, как я приехал».
А теперь он и сам лежит убитый в замке. И, конечно
же, сразу возникает мысль, что преступник Филипп фон
Далау, которого Валерия так нежно любила.
«Филипп мог совершить это убийство только из мести,
- размышлял Пьер. - Конечно, многое говорит об этом, но
вот что странно: Филипп фон Далау как будто специально
оставил на месте преступления свою «визитную карточку»
так же, как Отто фон Далау - в «Майер-отеле». Такие
убийства с «визитными карточками» вызывают подозрение.
Машина неслась по шоссе, рассекая темноту светом
фар, щетки беспрерывно счищали снежинки, налипавшие
468
на лобовое стекло.
Промчавшись через Ландсберг, журналист, не уменьшая
скорости, поднялся на гору и выскочил на площадь перед
замком, где уже находилась машина комиссара Мюллера.
В холле Пьер увидел и самого комиссара, который
ждал его.
- Пошли! - Мюллер кивнул на дверь библиотеки.
Зал освещался только настенными бра. В тусклом
свете верхние полки высоких книжных шкафов были почти
не видны, они таяли в полумраке. Перед камином стояла
опустевшая коляска. «Отто больше никогда не сядет в нее,
- с грустью подумал Пьер. - Он предполагал прожить в этом
замке всю жизнь, оказалось - не судьба».
Открыв дверь слева от камина, они вошли в длинную
узкую комнату, по-видимому, архив. Там на столе лежало
тело Отто фон Далау.
На нем был тот же лиловый халат и шелковый шарф,
что и накануне вечером.
С удивлением журналист всматривался в это застывшее
лицо. Как оно изменилось! Суровое, жестокое выражение
исчезло, появилась какая-то мягкость, едва ли не доброта.
Сейчас Отто казался моложе и беззащитнее.
«Невозможно поверить, что этот человек мог так люто
ненавидеть, - подумал Пьер. - Не случайно Валерия, стаи
взрослой, искала у этого замкнутого, меланхоличного
мечтателя ту нежность, которой ей так не хватало в жизни...»
Пьер уже и раньше обратил внимание, что смерть
часто как бы убирает с лица человека следы последних лет
жизни и выявляет совсем другие. Не раз и ему приходилось
видеть, как исчезают с лица умершего боль и страх, уступая
место спокойствию и достоинству. По-видимому, могут
исчезнуть следы ненависти, истерическая ярость, которая
довела этого слабого больного человека почти до безумия?
Возможно, болезнь взяла верх в ту ночь, когда он забил до
смерти свою лошадь, и потом, когда он в гневе грозил
Валерии? Значит Отто был в состоянии аффекта, не отдавал
отчета в своих поступках, а в глубине души по-прежнему
оставался добрым и мягким человеком?
469
- Взгляните, какое спокойное и умиротворенное у него
лицо, - комиссар с удивлением смотрел на покойного. - Я
никогда не видел его таким. Он напоминал мне вулкан, в
котором бушует пламя. Иногда он походил на дьявола.
Они вернулись в библиотеку.
- Где сейчас Филипп фон Далау? - спросил Пьер.
- Нам всем хотелось бы это знать. - Мюллер пожал
плечами. - Меня также интересует, куда исчез агент,
которому было поручено охранять замок. Как в воду канул.
Очень странно... Филипп приехал в замок около половины
девятого. Отто фон Далау находился в столовой. Филипп
пошел прямо к нему, затем они оба перешли в библиотеку
и там серьезно поссорились. Слуга говорит, что оба были
взбешены. Он видел это, когда приносил им коньяк. Ему
удалось услышать часть разговора. Уехав из дома Лизы
Трех, Валерия почти год металась из города в город,
надеясь, что Отто фон Далау потеряет ее след и прекратит
преследование. Она боролась, пока не лишилась сил, и
тогда, почувствовав себя в тупике, попросила о помощи.
«Ей повезло, что о
Речь шла о Валерии, Филипп обвинил Огго...
- В убийстве?
- Да. И тот вышел из себя. Слуга слышал, как Отто
кричал, что Филипп - позор их семьи. А потом оттуда
донесся страшный шум-. Юрген подумал, что началась
драка, пошел посмотреть и увидел, что Отто лежит на полу
возле перевернувшейся коляски. Юрген считает, что Отто
упал сам - такое с ним случалось и раньше: когда он злился,
то пытался рывками передвигаться в коляске. Юрген хотел
помочь ему встать, но тот закричал, чтобы он убирался.
Крики и шум продолжались еще какое-то время, потом
наступила тишина. Когда Юрген пришел взять поднос с
рюмками, он нашел Отто в коляске мертвым, а Филипп
фон Далау исчез.
- Сколько времени прошло после ссоры?
- Слуга полагает, не более получаса. Он решил, что
Филипп ушел в свою комнату, и поднялся наверх, но его не
было. Он вообще исчез из замка. Мы тоже обыскали тут все
470
углы.
Комиссар поставил коляску между креслами на то
место, которое было очерчено на полу мелом.
- Отто сидел тут, - сказал он, устраиваясь в кресле. - На
этом самом месте. Пули насквозь прошли через тело.
Первая летела оттуда.
Комиссар указал на правую от камина дверь.
- Остальные выпустили с близкого расстояния.
Указав на кресло справа от камина, он сказал:
- Возле этого кресла, если верить показаниям слуги,
стоял Филипп фон Далау.
- Был ли еще кто-нибудь в замке, кроме самого Отто
и прислуги?
- Никого.
- Скажи, можно ли незаметно проникнуть в замок?
- Думаю, что нет. Все окна заперты. В замке всего
четыре двери с улицы: в парадном подъезде, въездная - под
аркой и две маленькие в боковых крыльях, их запирают, как
только начинает темнеть, на ключ и на засов.
- И сегодня все двери были заперты, как обычно?
- Да. Я сам проверил.
- Кто из прислуги, кроме Юргена, находился сегодня
в замке?
- Старая экономка Марианна Штейн и конюх Хаасе.
Днем были еще две служанки, но в половине шестого они
ушли - задолго до приезда Филиппа фон Далау.
Комиссар и Валенс направились на большую кухню,
Где собрались все слуги: Марианна, Юрген и старый седой
конюх Хаасе. Пьер поговорил с каждым. Все утверждали,
что не видели никого постороннего ни в замке, ни во
внутреннем дворе. Хаасе видел машину Филиппа и слышал,
как он уехал сразу после девяти часов.
- Но самого графа я не встретил, - добавил старик, -
слышал только шум отъезжающего автомобиля. Граф
Филипп, видимо, сам открыл ворота, и когда я подошел их
закрыть, так как он всегда забывает это сделать, его уже не
было.
Экономка робко обратилась к комиссару:
471
- Извините, пожалуйста, что вмешиваюсь... Я понимаю,
мы не имеем права мешать следствию. Мне и сейчас не
хочется это делать, но придется... Получается так, что граф
Филипп убил графа Отто. Но это невозможно! Граф Филипп
- мягкий, добрый и душевный человек.
- Мы бы предпочли не выслушивать ему похвалы, а
видеть его самого, - строго сказал Мюллер.
- Очень странно, что граф Филипп не зашел к нам, -
продолжала Марианна, - ни когда приехал, ни когда уезжал
из замка. Он обязательно заходит на кухню, чтобы
поздороваться с нами, пошутить, рассказать что-нибудь. Я
ведь вырастила Филиппа, и он меня никогда не забывает...
А сегодня почему-то даже не зашел. Такого никогда не
бывало. Нас всех это очень огорчило, - всхлипнула женщина.
- Нас тоже, - пробормотал комиссар.
Взяв Валенса под руку, он повел его к выходу и по
дороге сказал:
- Слуги знают только часть.
- Что ты имеешь в виду, - перебил его Пьер с
удивлением.
- Я только что говорил с нотариусом Боймлером, -
продолжал комиссар. - Ты, безусловно, понимаешь, что нас
интересовало, кто наследует замок Валерии.
- Насколько мне известно Филипп фон Далау, ведь он
ближайший родственник по мужской линии, - сказал Пьер.
- Правильно, и поэтому мы решили, что Отто фон
Далау не заинтересован в смерти Валерии, так как Филипп,
получив замок, тут же продал бы его городу, и Отто
пришлось бы уехать отсюда. Мы рассуждали логично, если
граф Отто хотел остаться в замке, а он этого, конечно,
хотел, ему не выгодно ликвидировать Валерию. Так?
- Да. А что, разве право наследования изменилось? -
спросил журналист.
- Нет. Но оно потеряло силу.
- И что же теперь?
- После смерти графини Валерии замок не подлежит
наследованию, вернее, оно будет неполным.
- Как это - не полным? Разве замок не полностью
472
принадлежит Валерии? Ведь Филипп передал его сестре.
- Да, но она успела кое-что изменить: подарила право
пользования доходами замка.
- Подарила Отто, ты хочешь сказать? Нам известно,
что он мог оставаться жить в замке.
- Я имею в виду другое. Разрешение жить в замке было
устным и никак не оформлено, это своего рода любезность,
которую можно в любое время отменить. Я говорю об акте,
по которому Валерия фон Далау навсегда уступила право
пользования доходами замка в Ландсберге Отто фон Далау.
- И есть такой акт? - удивился Пьер.
- Да, оформленный нотариусом Боймлером месяц
назад.
- И подписанный обоими?
-Да.
- Значит, Валерия и Отто фон Далау подписали месяц
назад этот документ?
- Да, в присутствии нотариуса.
- Невероятно! - воскликнул Пьер. - Валерия и Отто
фон Далау... Но ведь это же королевский подарок. И после
всего зла, которое он ей причинил...
- Вопрос не в том, вероятно это или нет! Документ
существует. Нотариус позвонил мне, так как полагал, и не
без оснований, что это может помочь нам для расследования.
Потом комиссар рассказал, что месяц назад Боймлеру,
а он личный нотариус семьи фон Далау, позвонила Валерия
и попросила с ней встретиться. Девушка спросила, может
ли она, оформив соответствующие документы, подарить
Отто фон Далау право пользования доходами замка.
Нотариус ответил утвердительно. После этого Валерия
попросила его посетить Отто и сказать, что она может
передать ему в виде дарственной доходы замка и узнать,
хочет ли он принять этот подарок. Нотариус отправился в
замок и через несколько дней сообщил, что Отто согласился.
Когда документ был подготовлен, нотариус пригласил к
себе Валерию и Отто.
По словам Боймлера, это была довольно странная
встреча. И Отто и Валерия очень нервничали, были настолько
473
взволнованы, что с трудом понимали вопросы нотариуса,
и он был вынужден задавать их неоднократно. Рука Валерии
дрожала, когда она ставила свою подпись. Отто изо всех сил
старался сохранять спокойствие, но это ему плохо удавалось
- подписывая документ, он сломал ручку. За время процедуры
оформления ни Валерия ни Отто ни разу не взглянули друг
на друга. Затем они встали, Отто посмотрел на Валерию, их
глаза встретились.
- Спасибо, - Прошептал он.
На глазах девушки появились слезы.
- Будь счастлив... - тихо сказала она.
Отто затряс головой.
- Никогда! - воскликнул он и уже спокойнее добавил:
- И все же спасибо.
Он повернулся и захромал прочь. Сразу же за ним
уехала и Валерия.
Вспоминая подробности этой встречи, нотариус обратил
внимание, что сначала все выглядело так, словно между
Огго и Валерией восстановились прежние отношения,
какие были до ее отъезда в Гейдельберг. Но вскоре Отто
снова стал злым и раздражительным. В последний раз,
когда Боймлер был у него, он категорически отказался еще
раз встретиться с Валерией, хотя эта встреча для него была
чрезвычайно важной. Он хотел документально
зафиксировать свое право на пользование землями замка.
Отто считал, что в акте это было недостаточно четко
оговорено. Узнав от нотариуса, что ему и Валерии надо
подписать и приложение к акту, где отражены эти
дополнения, он попросил: «Только не вместе. Пусть она
подпишет этот документ у вас или в любом другом месте.
А я подпишу его здесь, в замке». Однако эта процедура не
состоялась - на следующий день после этого разговора
Валерию убили.
- Понимаешь, что это означает? - спросил Мюллер. -
На основании акта Отто фон Далау получил право оставаться
в замке до самой смерти и использовать его по своему
усмотрению, значит Валерия была ему уже не нужна. Если
бы ее не стало - ему не пришлось бы пришлось бы покидать
474
замок даже в том случае, если б Филипп фон Далау решил
его продать. Кто бы ни стал владельцем замка, только Отто
фон Далау имел право распоряжаться его доходами. Вот о
чем я подумал, может быть, Отто каким-то образом вынудил
Валерию подписать этот документ, чтобы привести в
исполнение последнюю часть своей угрозы, не боясь
оказаться на улице.
- Нет, - не согласился с комиссаром журналист, - нет,
Ганс... Все было совсем не так. Валерия сама предложила
Отто передать ему доходы замка.
- Да, когда они встретились у нотариуса. А что этому
предшествовало, ты знаешь? Что он перед этим сделал?
- Думаю, ничего особенного он не делал, - сказал Пьер.
- Ганс, я в это не верю. Не верю и все!
- Ты просто не хочешь поверить, - недовольно сказал
Мюллер. - Отто мертв, а о покойниках не принято говорить
плохо, но насколько мне помнится, ты и раньше не хотел
слышать о нем ничего плохого.
- Не могу представить, что Отто каким-то невероятным
способом заставил Валерию подписать акт, - сказал Пьер.
- Просто она сделала то, что обычно делают в джунглях:
когда хищник тебя настигает, а у тебя есть с собой кусок
мяса...
- Кидаешь мясо зверю... - подхватил Мюллер.
Валенс кивнул.
- А если она пообещала: «Я навсегда сделаю тебя
хозяином замка в Ландсберге, но ты оставишь меня в
покое...* Отчаянная попытка купить свободу.
И завершая свою мысль, журналист добавил:
- Наверное, так и было, и Отто принял ее предложение.
- Он принял замок. Это все, что мы знаем, - заметил
комиссар.
- Принять замок и продолжать угрожать, а затем
привести угрозы в исполнение - ведь это же подло и
отвратительно...
- Да, но мы, в сущности, почти ничего о нем не знаем,
- возразил Мюллер.
Пьер вошел в узкую комнату рядом с библиотекой и
475.
снова остановился перед распростертым на столе телом. Он
еще раз вгляделся в бледное, удивительно кроткое лицо
покойного.
«Как же так? - размышлял журналист. - Неужели этот
человек принял подарок, и после этого продолжал выполнять
свое черное дело? Неужели в нем продолжала жить все та
же дикая ненависть? Или же в последнее время он
успокоился? Этого никто не знает, - подумал Валенс. - Но
надеюсь, что было именно так».
Он снова прикрыл дверь комнаты.
- Послушай, Пьер, - сказал комиссар, - раньше у Отто
фон Далау была серьезная причина беречь жизнь Валерии,
а месяц назад эта причина исчезла. Мы должны учитывать
данное обстоятельство при расследовании.
Пьер о чем-то сосредоточенно думал.
- Ты меня слушаешь? - спросил Мюллер.
- Да, слушаю, - рассеянно сказал Валенс. - Меня
интересует, Ганс, знал ли Филипп об этой дарственной?
- Что ты хочешь сказать?
- Это очень важно: знал ли Филипп фон Далау, что
Валерия передала Отто право пользования доходами замка.
Скорее всего, что нет. Филипп очень редко встречался с
Отто и больше года не видел сестру. Сегодня, когда я
спросил Филиппа, станет ли он теперь владельцем замка,
он не задумываясь ответил утвердительно. Тогда я
поинтересовался, будет ли он его продавать. Он ответил:
«Да, я хочу это сделать». И еще добавил при этом: «Для
дядюшки Отто это будет большим ударом, так как ему
придется убираться из замка».
- Так и сказал? - удивился комиссар.
- Да. А из этого следует, что он тогда понятия не имел
об акте дарения. Если бы знал, то не говорил бы о продаже
с такой уверенностью. После такого документа замок стал
как бы «непродаваемым», хотя можно продать собственность,
доходами от которой пользуется кто-то другой. Такая
собственность кажется называется «голой» - после продажи
меняется владелец, но лицо, распоряжающееся доходами,
остается прежним. В жизни такие сделки крайне редки, так
476
как покупать «голую собственность» желающих мало. Кто
захоч
ет купить вещь, если ею нельзя пользоваться? Поэтому
я уверен, что при таких условиях город не стал бы приобретать
замок. А Филипп говорил о продаже так уверенно, как
будто никаких проблем нет.
- Да, судя по всему, он ничего не знал об этом
документе, - согласился комиссар.
- Наверное, - сказал Валенс, - он до сих пор ничего не
знает, если только ему кто-то не успел сообщить.
Комиссар встревоженно посмотрел на журналиста.
- Думаешь, сегодня вечером? В замке? Отто фон
Далау? Может, из-за этого и произошел скандал? Ты это
имеешь в виду? Если это так... Филипп был наверняка
ошеломлен, когда услышал, что не сможет продать замок.
Но Отто прожил недолго... Почему ты качаешь головой?
- Этого не могло быть! - сказал Пьер.
- Почему?
- Потому что Отто убили выстрелом из пистолета с
глушителем. Помнишь, как мы тогда рассуждали: такой
пистолет человек случайно в карман не кладет. Поэтому
версия, что Филипп, услышав от Отто об акте дарения,
поссорился с ним и убил, неверная! Убийство Отто фон
Далау заранее продумано: преступник незаметно проник в
замок, имея при себе пистолет с глушителем.
- Но ведь Филипп мог узнать об акте дарения и раньше.
Надо проверить у нотариуса. Сейчас же позвоню ему.
Ничего, что поздно и придется его разбудить. За те деньги,
которые ему платят, может и побеспокоиться.
Комиссар позвонил нотариусу и спросил, не сообщал
ли тот Филиппу об акте дарения.
- Конечно, - подтвердил Боймлер. - Сегодня, во
второй половине дня я позвонил ему в дом на Паркаллее и
сообщил об этом документе. Я был обязан это сделать, ведь
Филипп является наследником.
- Ну и как он воспринял ваше сообщение?
- Известие его ошеломило. Мне показалось, что у него
сразу испортилось настроение. Ведь он, как мне известно,
477
рассчитывал продать замок...
- Благодарю вас, - сказал Мюллер.
- Ганс! - воскликнул Пьер. - но это же не доказательство,
что именно Филипп убил Отто. Это говорит лишь об одном:
что он был заинтересован в том, чтобы замок полностью
принадлежал ему. Филипп не из тех, кто живет ради денег,
и тем более не из тех, кто способен убить из-за них
человека. Верно, он был сегодня вечером в замке, потом
таинственно исчез, а вскоре после этого Отто фон Далау
нашли мертвым. Но из этого пока нельзя деЛать вывод, что
Филипп преступник.
- Тогда кто-же?
- В этом деле множество неясных моментов, - сказал
Пьер. - И очень много подозрительных людей! Какое
отношение, например, имеют эти темные личности к графу
Филиппу? Почему эти типы в желтом «БМВ» пытались
помешать мне поехать к нему? Почему двое других напали
на меня в саду? Что понадобилось знаменитому Эмилю
Бору в доме Филиппа фон Далау? Зачем он звонил Аддо
Вейсу? И, наконец, какую роль во всем этом играет Эрика
фон Талштадт, невеста Отто фон Далау, которая явно
связана с Эмилем Бором? Не здесь ли отгадка? Для чего они
все очутились в замке - вот что меня интересует больше
всего!
XYI
Дверь с шумом распахнулась. Входивший толкнул ее
так сильно, что потерял равновесие и, пролетев через всю
комнату, врезался в стену. Конечно, это был помощник
комиссара Мюллера Буш.
- Генрих Пфорц вернулся, - крикнул он. Затем перевел
дух, повернулся к Пьеру и продолжал: - Я на всякий случай
ехал за вами от самого Мюнхена, подстраховывал.
Действовал осторожно, как мне приказали. По дороге до
самого замка я не заметил ничего подозрительного. А тут
вижу - подъезжает к воротам «мерседес-600» и из него
выходит мужчина. У слуги я узнал, что это Пфорц.
478
Я сразу подумал: может, он хочет взять что-нибудь в
доме, а потом снова исчезнет. Надо его немедленно
задержать. И я задержал...
- Буш, почему вы всегда влетаете в двери, как
сорвавшийся с горы камень? - проворчал Мюллер. - Вы что,
хотите чтобы у нас обоих был инфаркт?
- Пфорц? Шофер Отто фон Далау? Здесь, в замке?! -
воскликнул Пьер.
- Да, - розовощекий помощник комиссар энергично
размахивал руками. - Я считал, что должен был срочно
доложить вам об этом. Извините, господин комиссар, если
что не так.
- Где он? - Мюллер поднялся.
- В одной из комнат для прислуги, - ответил Буш. - Как
только Пфорц вышел из комнаты, я задержал его и запер.
Сказал, что он может потребоваться.
Они последовали за Бушем по коридору.
- Он здесь, - помощник указал на одну из дверей.
Генрих Пфорц точно соответствовал тем описаниям,
которые у них имелись: небольшого роста, толстый, около
шестидесяти лет. Совпадало и то, что говорил о нем
Филипп фон Далау. Коротко остриженные волосы, сапоги
и форменная куртка делали его очень похожим на
фельдфебеля из вермахтовского штаба.
Действительно, короткая бородка, переходившая в
бакенбарды, совершенно не соответствовала этому тупому
лицу.
- Правда, что траф Отто и графиня Валерия убиты? -
спросил шофер.
- А вы не знали? - усомнился Мюллер.
- Нет. Мне только что сообщили об этом. Кто же их
убил?
- Вот это мы.и выясняем, - ответил комиссар, которого
раздражали вопросы Пфорца. - Мы должны выяснить и
это, и многое другое, что имеет к вам отношение.
- Я бы сам пришел к вам и все рассказал, - сердито
сказал шофер. - Но этот человек, - он указал на Буша, -
ничего не хотел слушать. Самое важное для него - запереть
479
меня в этой комнате.
- Очень разумно! - заметил комиссар. - Я бы на его
месте сделал то же самое, и действовал бы так каждый раз,
когда встречался с подобной ситуацией: некто берет напрокат
машину для человека, который едет на ней на озеро Аммер
и убивает Валерию фон Далау. Я бы сделал то же самое! -
повторил он, не давая Пфорцу сказать ни одного слова.
- Вы все сказали? - спросил Пфорц, покраснев от
злости.
- Да, а теперь я хочу послушать вас. Сначала объясните,
для чего вам с Отто фон Далау понадобилось арендовать в
Мюнхене серый «фольксваген»?
- Со мною был не граф Отто фон Далау.
- Ну, значит, кто-то другой, похожий на него.
- Тот человек был абсолютно не похож на трафа.
- Как же так: хорошо одетый сердитый господин
приблизительно пятидесяти лет, с остроконечной черной
бородкой, хромой, опирается при ходьбе на старинную
трость.
- Все говорит лишь о том, что этот человек выглядит
как граф Отто, - возмутился Пфорц, - а не о том, что это
он. Вы утверждаете, что он был похож на графа Отто, что
неверно: у этого человека совсем другое лицо.
- Тогда объясните нам все по порядку, - сказал Пьер.
Шофер начал с того, что утром поехал в гараж,
расположенный подножья горы на краю города. Рядом с
бензоколонкой перед гаражом он увидел мужчину, который
шел, опираясь на трость, в ту же сторону, что и Пфорц.
- Издали он выглядел точно так, как граф Отто, -
сказал Пфорц. - Но этого не могло быть, так как всего
несколько минут назад я разговаривал с моим хозяином в
замке. Когда мужчина приблизился, я убедился, что он
совсем не похож на графа. Незнакомец встал посреди
дороги, и мне пришлось затормозить. Он приоткрыл дверцу
и потребовал, чтобы я освободил место за рулем. В его руке
находился нацеленный на меня пистолет, который он
прижимал к себе, чтобы его не могли увидеть с
бензозаправочной станции. Этот тип был абсолютно
480
спокоен, словно для него это - привычное дело. Когда я
освободил ему место за рулем, он влез в машину, положил
трость рядом с собой, и мы поехали. Он все делал одной
рукой, а в другой держал пистолет; Он только один раз
опустил пистолет на колени, но руку держал рядом. Мы
быстро доехали до Мюнхена. Бандит приказал мне идти за
ним к конторе проката автомобилей и там арендовать
«фольксваген». Объяснил мне, как это делается, и дал
деньги. Пока мы были в конторе, он все время стоял сзади
меня, и держал дуло пистолета на моей спине. Получив
«фольксваген», мы уехали, проехали через весь город,
свернули в горы. Взбирались все выше и выше. Потом
выбрались на узкую, расчищенную от снега дорогу.
Несколько раз мы едва не завязли в сугробе. На приличной
высоте остановились около горного домика, и там бандит
меня закрыл.
- У него был с собой ключ? - спросил комиссар.
- Нет. Дверь не запиралась. В домике на полке лежали
приготовленные шурупы и отвертка. Наверное их положили
туда недавно, шурупы были совсем новенькие. Уходя, он
оставил мне хлеб, кусок сыра и бутылку молока, сказал, что
придет за мной на другой день до обеда. Потом быстро
ввинтил шурупы с наружной стороны двери, закрыл ставни
на окне и уехал. Я не мог выбраться через крышу, так как
потолок сложен из толстых брусков. Не мог выбить ни
дверь, ни ставни, хотя и много раз пытался. Доски оказались
очень толстыми и прочными, из каких обычно строят в
горах. Я кричал, бил в дверь кулаками и ногами, но
безрезультатно - по-видимому поблизости никого не было.
На другой день до обеда, как он и говорил, к домику
подъехала машина. Через щель мне было видно, что прибыл
все тот же тип граф Отто на «мерседесе-600». Он вывинтил
шурупы на двери и выпустил меня. Сказал, что мы находимся
в четырнадцати километрах от Мюнхена и это расстояние
мне придется пройти пешком. «Мерседес» будет стоять на
Принцрегентштрассе, возле моста через Исар», - добавил
он. Потом сказал, что запрет машину, а ключ положит под
левое заднее колесо. Он уехал, а я так и остался стоять на
481
дороге около горного домика.
Часа два я добирался до шоссе. Потом на хрузовике
доехал до Мюнхена. Действительно на Принцрегенштрассе
около моста стоял мой «мерседес-600». Тут же позвонил в
замок, чтобы рассказать все графу Отто и спросить, что
теперь делать: идти в полицию или ехать домой. Но мне
сообщили, что его убили. Я сел в машину и приехал сюда.
Скажите, неужели графиня Валерия тоже убита?
Пьер пристально смотрел на маленького толстого
человечка в темно-серой форме. «Правда ли все то, что он
рассказал? * размышлял он. - Или ложь, которую ему
придумали и приказали рассказать? Неужели он на такое
способен? Кто знает? Но такой ли он тупица, каким
кажется?»
- Сколько времени вы состоите на службе в семье
Далау? - спросил журналист.
- Двадцать семь лет, - ответил Генрих Пфорц, - сначала
служил у графа Леопольда, потом у графа Отто.
«Если Пфорц лжет, он поступает глупо. Он рассказал,
что незнакомец напал на него неожиданно у бензоколонки
возле гаража «Адлер». В таком месте всегда полно людей.
Ничего не стоит пойти туда и поговорить со служащими.
Проще было бы выбрать для нападения другое место, где
нет свидетелей.
- Вы сказали, что незнакомец быстро закрутил шурупы
и так закрыл и дверь и ставни. Хромал ли он при этом?
- По-моему, да. Он хромал, когда подошел ко мне
возле гаража. В Мюнхене тоже хромал.
Пфорц сел, глубокомысленно наморщив лоб.
- Конечно, я точно не могу ручаться, что он хромал,
когда мы выходили из машины около горной избушки, -
сказал шофер после некоторого раздумья. - Сейчас попробую
вспомнить... Похоже, там он не хромал, и передвигался
довольно быстро. Без труда вышел из машины на дорогу,
наставил на меня пистолет и приказал идти впереди него.
Потом открыл домик и взял отвертку... Да, теперь я
вспомнил - у него не было трости! В одной руке он держал
пистолет, а в другой - отвертку и шурупы. Нет, точно, у
482
домика он совершенно не хромал!
Пфорц испуганно посмотрел на Пьера:
- Получается, он хромал только в Ландсберге и
Мюнхене, вернее, притворялся, что он хромает.
- А вам не говорили, как выглядел убийца графини
Валерии? - спросил Валенс.
- Нет.
- Выяснено, что Валерию фон Далау убил мужчина в
дорогом костюме с сердитым лицом. Около пятидесяти лет.
Хромает, ходит опираясь на трость. В день убийства этот
человек приезжал к «Майер-отелю» веером «фольксвагене».
- Если я вас верно понял, ее убил тот самый тип,
который запер меня в домике?
- Выходит, так.
- Значит этот бандит специально хромал и
загримировался так, чтобы походить на графа Отто? Он
хотел, чтобы все решили, что это граф Отто убил графиню
Валерию?
Комиссар Мюллер жестко сказал:
- Мы еще не знаем какую роль вы играли в этой
комедии! А это несомненно!
Пьер взял комиссар за рукав и увел в библиотеку.
- Ганс, - сказал он, - ты проводил очную ставку Отто
фон Далау с четырьмя служащими «Майер-отеля». Они
подтвердили: «Да, мы видели этого человека вчера вечером».
Но можно ли считать, что их показания соответствуют
действительности? Могут ли они поручиться, что черная
бородка у того типа была настоящей?
- То есть как это, настоящей? - удивился комиссар.
- А вот как: если он не хромает, то, вполне возможно,
что у него нет и бороды. Ганс, ведь приобрести бороду и
клей - очень просто, Наклеить ее то несложно.
- Да что тебе далась эта борода?
- Пойми, Ганс, что свидетельства персонала отеля в
отношении Отто фон Далау теперь стали сомнительными.
Возможно они видели не графа, а человека, который чем-
то похож на него. Ты же не будешь отрицать, что у Отто
была весьма запоминающаяся внешность. Под такую
483
внешность легко загримироваться. Бородка не проблема,
сердито выглядеть может любой человек! Остается только
изобразить хромоту и взять в руки трость, А чтобы выглядеть
солидно, нужно всего лишь зайти в магазин одежды.
Множество людей могут проделать такое.
Комиссар явно не мог опровергнуть рассуждения
Пьера.
- Но кто же это все-таки был в таком случае? - спросил
он сердито. - Кто этот незнакомец, который напал на
Пфорца, а затем приехал в «Майер-отель», чтобы убить
Валерию фон Далау?
- Уж не Филипп ли фон Далау?
- Нет, это невозможно, - ответил журналист.
- Почему ты так уверен?
- Потому, что Пфорц узнал бы его. Ведь шофер
прослужил двадцать семь лет в семье Далау, Филиппа он
знает с детства, а в машине они сидели рядом. Он узнал бы
Филиппа даже с фальшивой бородой. Давай позвоним в
гараж.
Мюллер набрал номер. Все было так, как и предполагал
Пьер. Служащий сказал, что вчера утром он видел, как на
другой стороне улицы Отто фон Далау садился в «мерседес-
600». Он подтвердил, что граф Отто остановил машину и
сам сел за руль. Кроме того, хозяин гаража, которого тоже
подозвали к телефону, сам видел эту сцену из окна конторы.
- Это точно был граф? - спросил комиссар.
- Да, без сомнения, это он, - сказал хозяин гаража. -
Мы хорошо его знаем.
- Попросите его описать внешность графа, - подсказал
журналист.
- Можете описать мне как выглядит 1раф Отто? -
спросил комиссар.
- Да, безусловно. У него небольшая черная бородка, он
484
ходит с тростью из-за больной ноги и часто выглядит очень
сердитым, хотя на самом деле ой довольно добрый.
- Благодарю, - пробурчал Мюллер.
- Вот видишь? - сказал Пьер, когда комиссар повторил
описание. - Они все обращают внимание на характерные
внешние приметы, хотя их может иметь и совершенно
другой человек.
Вошел Юрген.
- Комиссара просят к телефону. Вы можете подойти к
другому аппарату.
- Алло? - сказал комиссар. - А, Бергер! - воскликнул он
радостно. - Где ты? Я же тебе приказал не отходить от замка
и следить... Кто?.. Что?.. Мне приехать?
- Да, сейчас же приезжайте! - раздался громкий голос
Бергера в телефонной трубке. - Возьмите побольше людей.
Ресторан «Эдельвейс», в пригороде Старнберга, у моря.
Надо застать их врасплох и арестовать. Торопитесь.
XYII
Когда они спустились с горы, комиссар Мюллер
сообщил:
- Едем в ресторан «Эдельвейс», где засел Алдо Вейс.
Эмиль Бор звонил ему туда с Паркаллеи.
Машина комиссара с мигалкой и включенной сиреной
неслась через покрытый снегом город. Мюллер связался по
телефону с главным полицейским управлением, чтобы
дали подкрепление. На окраине их уже ждала еще одна
машина с полицейскими. Не снижая скорости, машины
направились к Старнбергу.
Снег его падал, мешая движению транспорта. Однако
помощник комиссар Буш легко вел машину, осторожно
притормаживая на поворотах. А Мюллер тем временем
инструктировал по телефону полицейских в следующей за
ними машине.
- Мы блокируем вход, вы - размещаете посты вокруг
всего здания, - распорядился он. - Один из ваших людей
должен следить за окнами. Задерживайте всех, кто
485
попытается покинуть ресторан, а также, кто будет туда
входить.
В Старнберге, на берегу моря, они увидели человека,
сигналившего им карманным фонарем. Это был Бергер. Он
вскочил в головной автомобиль, чтобы указывать дорогу.
Сначала они ехали по берегу моря, потом стали подниматься
по узкой дорожке, извивающейся среди соснового леса.
Вскоре показались открытые ворота, над которыми
висел зеленый фонарик. Проехав их, они оказались в
парке, заросшем густым кустарником и какими-то
вьющимися растениями, сквозь листы которых виднелся
ресторан, издали напоминавший большое альпийское шале.
Справа, вблизи ресторана, стояли в ряд двенадцать
автомобилей, а слева, чуть дальше под деревьями, еще
четыре.
Бергер первым выпрыгнул из машины и, подбежав к
Мюллеру, крикнул:
- Все в ресторан, быстро! Потом доложу, как я их
выследил.
Стоявший у парадного подъезда швейцар в голубой
униформе, едва увидев полицейские машины, попытался
нажать какую-то кнопку на стене, но комиссар ловко
оттеснил его в сторону. Так он убрал с дороги и возникшего
в дверях кельнера. Мюллер вбежал в зал. Валенс старался
не отставать от него ни на шаг. Не обращая внимания на
людей, сидевших за столиками и толпившихся у стойки,
они кинулись к бару, где Эмиль Бор спокойно пил виски.
Пьер сразу узнал это бледное лицо, этот надменный взгляд.
При виде комиссара Бор вскочил и попытался бежать.
Дверь сбоку от стойки распахнулась, и на пороге
появился гигант с огромной лысиной.
- И вы тоже поднимите руки! - скомандовал комиссар.
- Алдо Вейс, если не ошибаюсь?
- Что это значит? - заорал Вейс.
- Руки вверх! Скорее, я жду! - повторил комиссар.
Алдо Вейс и Эмиль Бор неохотно подняли руки, и Буш
ловко обыскал их. Из кармана Бора он достал пистолет.
486
Потом Мюллер попросил всех перейти в соседнюю с
баром комнату. Там их ожидала неожиданность - за столом
с бокалом в руке сидел Филипп фон Далау, а напротив -
Эрика фон Талштадт. При виде комиссара Филипп вскочил.
- Не двигаться! - приказал комиссар.
- Я не виноват, - Филипп был испуган. - Я ничего
плохого не сделал.
Журналист сразу заметил, что у Эрики покрасневшие
глаза.
- Как приятно снова встретиться! - грустно сказал она,
вытирая слезы. - Мало того, что они убили моего жениха,
мне теперь еще придется отвечать вместе с ними перед
законом. - И передернув плечами, она добавила: - Какие
только глупости ни приходят в голову, когда ты молода и
наивна.
Полицейские перекрыли все выходы из здания.
- Поверьте мне, - умолял Филипп, - я здесь совершенно
случайно. Я уже собирался уходить...
В ресторане и баре началась какая-то беготня.
Послышался шум на лестнице и в коридорах наверху.
Солидные мужчины спускались один за другим в ресторан,
нерешительно подходили к комиссару и, смущаясь, что-то
пытались ему объяснить.
- Успокойтесь, прошу всех оставаться на своих местах,
- не повышая голоса, сказал Мюллер. - Проверка документов
будет длиться недолго, нас абсолютно не интересует, как вы
здесь развлекаетесь, господа.
Он приказал проверить документы у всех
присутствующих.
Алдо Вейс продолжал возмущаться.
- Какие у вас ко мне претензии? - кричал он. - Что вы
имеете против меня? Что я сделал противозаконного?
Он стоял у стены, подняв руки вверх. Рядом с ним в той
же позе застыли Эмиль Бор и Филипп фон Далау. Бор
нервно озирался по сторонам, нетерпеливо переминаясь с
ноги на ногу.
Агент Бергер, дежуривший возле замка, задержал в
коридоре двух парней из желтого «БМВ». Вскоре он привел
487
еще двоих бандитов, напавших на Пьера в парке возле дома
Филиппа фон Далау. Бергер начал объяснять комиссару,
как он выследил преступников.
- Обнаружив, где они находятся, я позвонил в главное
управление. Там сказали, что граф Отто фон Далау убит и
сообщили, что вы в данный момент в замке. Я сразу
позвонил туда.
- Рассказывайте, рассказывайте, - комиссар отвел
Бергера в дальний угол комнаты. - Только, пожалуйста, по
порядку.
- Я сидел в своей машине, дежурил возле замка, начал
Бергер. - Вижу, приехал Филипп фон Далау и вошел через
парадный вход. Потом приехал вот он, - Бергер указал на
Эмиля Бора, - и с ним еще один, - он кивнул в сторону Алдо
Вейса. - Но один остался в машине, а этот, - он снова указал
на Бора, - вошел через боковую дверь в замок. Кто-то его
впустил - он подошел к двери и тут же за ней скрылся. Даже
не поворачивал дверную ручку.
- Кто?! - воскликнул Мюллер. - Кто его впустил?
- Не знаю, - сказал Бергер, - но минут через пять его
выпустили через ту же дверь. На сей раз я видел, кто это
сделал. Я перебрался на другое место и наблюдал уже
оттуда. Его выпустил Филипп фон Далау.
- Вы в этом уверены? - спросил Пьер. - Вы хорошо
разглядели, что это был именно он?
- Да, безусловно. Думаю, что он и впустил его. Выйдя
из замка, он, - Бергер подразумевал Бора, - быстро сел в
машину, где ждал его товарищ, и они умчались на огромной
скорости. А через две минуты открылись выездные ворота,
и Филипп фон Далау выехал из замка. Он тоже понесся на
бешеной скорости. Мне все это показалось очень странным,
и я решил поехать за ним. Но вы же сами нам говорили,
господин комиссар, что полицейский всегда должен думать,
даже когда у него есть приказ.
- Все правильно, Бергер, - Мюллер одобрительно
похлопал его по плечу. - Продолжайте.
- Догнать их было трудно. Филипп фон Далау мчался,
как черт, и вскоре скрылся из виду. А дорогу, как нарочно,
488
занесло снегом. Меня три раза заносило, один раз я уже
подумал: «Ну, все...»
- Ну, дальше! Дальше! - нетерпеливо сказал комиссар.
- Но все-таки мне повезло. Я увидел машину графа
Филиппа у моря, когда он сворачивал на дорогу к этому
ресторану. Я так внимательно следил за ним, что не заметил
машину справа и столкнулся с ней. Конечно, вина была
моя, - смущенно сказал Бергер, - потому что ехал слева.
Немного помял радиатор, и есть еще повреждения... Я дал
водителю той машины свои документы и сказал, чтоб он
записал все мои данные, а я сейчас вернусь. Я не скрывал,
что служу в полиции. Водитель сразу поверил мне, даже не
взглянул на мои документы, но, наверное, решил, что я
очень странный полицейский, который не считается с
правилами движения. Ехать дальше я не мог. побежал к
повороту и оказался у ресторана. Я не был уверен, что попал
по правильному адресу. Меня насторожили две виллы,
стоявшие у дороги, мимо которых мы проехали. Я решил
проверить все машины возле ресторана и почти сразу
заметил автомобиль Филиппа. Побежал назад в
пострадавшему водителю, подписал документы, и он уехал,
о чем я вскоре пожалел, так как вокруг не было никаких
домов, и мне снова пришлось бежать искать телефон. Я
поздно сообразил, что тот водитель мог бы меня подвезти.
Наконец, я добрался до освещенной аллеи, где был автомат,
и позвонил. Мне хотелось как можно быстрее доложить вам
обо всем. В комиссариате сказали, что убили Отто фон
Далау и что вы уехали в замок. Я сразу понял: все, что я
увидел в замке, имеет прямое отношение к убийству. Тогда
я позвонил в замок и разыскал вас. Остальное вы знаете.
- Молодец, Бергер, хорошая работа, - с удовлетворением
произнес Мюллер.
Он повернулся к бару, где все в той же позе стояли,
подняв руки вверх, Алдо Вейс, Эмиль Бор и Филипп фон
Далау.
- Святая троица! - сказал комиссар. - Итак, нам надо
уточнить, действовали они втроем, или вдвоем?
Эрика фон Талштадт с растерянным видом сидела
489
посреди комнаты.
Комиссар и Пьер прошли в пустую комнату рядом с
баром и попросили Бергера привести Эмиля Бора.
Бор вошел вразвалку, внимательно разглядывая
присутствующих. У него было худое, бледное осунувшееся
лицо с ввалившимися щеками и настороженные, словно у
зверя, глаза.
- Что вы делали сегодня вечером в замке в Ландсберге?-
спросил Мюллер.
- Я не был сегодня вечером в замке в Ландсберге, - не
задумываясь ответил Бор. - Тот, кто это утверждает,
клеветник.
- Почему клеветник? - сказал журналист. - Что
предосудительного втом, что человек побывал в Ландсберге?
- Тот, кто утверждает, что я был в замке в Ландсберге,
лжец!
- Нет! - перебил его Мюллер, - Вы вначале сказали:
клеветник.
- Я хотел сказать: лжец.
- Но почему же вы все-таки сказали: клеветник? Разве
в замке что-нибудь произошло?
- Если приезжает полиция и спрашивает в замке а
Ландсберге, каждый понимает, что там что-то случилось, -
сказал Эмиль Бор.
Ответ его явно был неудачным, Эмиль Бор почувствовал
это и добавил:
- Ведь, молодая графиня из замка, кажется, убита.
- Но не там, - поправил его Мюллер. - Валерия фон
Далау убита не в замке, а совсем в другом месте. Откуда вы
об этом знаете?
Эмиль Бор хотел что-то сказать, но Мюллер его
перебил:
- Хватит путать следы как заяц, дружище, вас ведь
видели...
Глаза Бора полезли из орбит.
- Нет! - заорал он. - Вы меня не могли видеть!
- Не я, конечно. Мой сотрудник.
- Это невозможно!
49.0
- Вы приехали с Алдо Вейсом и вошли в замок через
боковую дверь. Минут через пять вы вышли, сели в машину
и уехали.
- Что за чушь? - воскликнул Эмиль Бор. - Можно
подумать, что я могу вот так, свободно входить в замки и
выходить из них? Я что же, дверь взорвал?
- Нет, граф Филипп впустил вас. Правда, мы этого не
видели, но зато видели, как он вас выпустил. Из этого мы
сделали вывод, что он вас и впустил.
Эмиль Бор ничего не сказал.
- Ложь! - произнес он наконец. - Все ложь!
- Зачем вы убили Отто фон Далау?
- Не понимаю, о чем вы говорите.
Мюллер повторял свой вопрос снова и снова, но
Эмиль Бор продолжал стоять на своем. Наконец он
обозлился.
- Вы что, всю ночь будете долбить мне одно и то же?
- Нет, сделаем небольшой перерыв, - сказал комиссар.
Он позвал полицейского и распорядился:
- Наручники...
- Вы не имеете права! - взревел Бор, но полицейский
велел ему идти за ним.
Комиссар попросил привести Алдо Вейса, и прежде
чем тот успел хоть что-нибудь сказать, Мюллер сообщил:
- Когда в прошлый раз Эмиля Бора судили за убийство
«заказной девочки», всем было известно, что он выполнял
ваш приказ. И хотя мы уже тогда много о вас знали: о ваших
ночных клубах и игорных домах, мы не имели доказательств
взаимосвязи между вами и Бором. Сейчас мы находимся в
ресторане с номерами, который принадлежит вам. Сегодня
днем Эмиль Бор позвонил вам из Мюнхена, и вы отвезли
его в замок. Вы ждали в машине, пока он находился в замке,
через пять минут он вернулся. После того, как вы оба
уехали, слуги нашли Отто фон Далау убитым тремя пулями.
Алдо Вейс затравленно озирался по сторонам. Комиссар
начал считать:
- Раз, два, три...
- Нет! - закричал Алдо Вейс. - Я не был в Ландсберге.
491
С чего вы это взяли? Только не уверяйте меня, что это вам
сказал Бор, я все равно не поверю. Знаю я ваши фокусы!
- Три с половиной, - с расстановкой произнес комиссар.
- Ну скажите, что вы видели, комиссар Мюллер.
Скажите! Может, вы что-то и видели, но только нс то, что
вам хотелось бы.
- Хорошо, я скажу, - Мюллер был невозмутим. - Мы
видели, как вы подъехали к боковому входу. Вы остались в
автомобиле ждать. Граф Филипп впустил Бора в замок и он
же позже выпустил его.
Алдо Вейс, прищурившись с насмешкой смотрел на
Мюллера.
- Вы сейчас ломаете голову: не Филипп ли нам
проболтался, но вы же сами видели, что мы успели допросить
только Бора, а теперь вот вызвали вас. Филипп фон Далау
еще ждет своей очереди.
- Мне незачем ломать голову, - отрезал Алдо Вейс. -
Выдумываете черт знает что и стараетесь навязать мне эту
чушь, но я прямо скажу: вам ничего не удастся доказать.
- Вы продолжаете настаивать, что сегодня вечером не
ездили с Эмилем Бором в замок в Ландсберге?
- Нет, не ездил!
- Очень хорошо, - сказал комиссар. - Наручники! -
крикнул он полицейскому.
- На каком основании?! - завопил Алдо Вейс.
- Вас подозревают в соучастии в преднамеренном
убийстве.
- Кто меня видал в замке? Кто?!
- Я, - сказал Бергер, надевая ему наручники и
подталкивая к выходу.
Затем комиссар вызвал Филиппа фон Далау.
XYIII
- Господин фон Далау, надеюсь, вы расскажете нам все
подробности, - сказал Мюллер.
Филипп отчаянно замотал головой:
- Все было совсем не так, как вы думаете.
- А как мы думаем? - усмехнулся Мюллер.
492
- Вы считаете, что я убил Отто. Вы ведь об этом хотели
со мной поговорить?
- Да. Ваши друзья пытаются все отрицать, говорят, что
ничего не знают...
- Я обнаружил Отто в коляске уже мертвым.
- Это вы его убили?
- Нет.
- Вы помогали убийцам?
- Тоже нет! Зачем мне это делать? Конечно, у меня
были не слишком теплые отношения с Отто, но это еще не
повод, чтобы убивать...
- Тогда, может быть, вы объясните нам, что произошло
в замке?
- Безусловно... Как я уже вам говорил... - он искоса
взглянул на Пьера, - я поехал туда в связи со смертью
сестры. Отто принял меня. Откровенно говоря, беседа
проходила отнюдь не мирно. Мы серьезно поссорились. Я
спросил у графа, правда ли, что он повсюду преследовал и
запугивал Валерию и даже пригрозил ее убить. Сначала он
все отрицал. Он очень волновался, а потом вдруг стал
истерически кричать, что это не мое дело, что я - позор всей
нашей семьи, растратил фамильное состояние и обязательно
закончу жизнь за решеткой. Тут я, конечно, рассвирепел.
Ну и пошло, слово за слово. Отто оскорблял меня, я тоже
не молчал. Наконец он окончательно перестал владеть
собой и так резко повернулся в коляске, что вывалился из
нее на пол. Прибежал Юрген, стал помогать подняться. Я
ушел к себе в комнату, а когда снова вернулся, Отто был
мертв. Он сидел в коляске, опустив голову на грудь. Сперва
я решил, что ему плохо, и пожалел, что поссорился с ним.
А потом заметил его странную бледность и неестественную
позу. Подошел поближе и увидел, что у него на груди кровь,
пощупал его руку - пульса не было. Я растерялся. Подумал,
что слуги наверняка слышали, как мы скандалили, и теперь
мне надо срочно уехать из замка. Сейчас я понимаю, что это
было глупо, но тогда я плохо соображал. И я сбежал.
Выскочил на улицу и уехал.
- И прямо сюда, - сказал комиссар.
493
- Да, сюда, - Филипп заметно нервничал. - Хотя мог
бы и в другое место. Ну куда мне было бежать? Не в дом же
на Паркаллее! Я не мог поехать и в какой-нибудь отель в
городе. А этот ресторан в стороне... Я надеялся побыть
здесь какое-то время, собраться с мыслями и решить, что
делать дальше.
- Это все? - спросил комиссар.
-Да.
- И больше в замке ничего не произошло?
- Как же, не произошло. Ведь Отто убили. Кто-то же
это сделал...
- Вы случайно не заметили никого постороннего в
замке?
- Нет.
- Все это очень осложняет ваше положение, граф, -
задумчиво сказал комиссар.
- Но я говорю чистую правду.
- Нет, вы лжете! - Мюллер поближе подошел к Филиппу.
- Должен вас предупредить, что отпираться бессмысленно.
Мы точно знаем, что все сказанное вами - ложь. Мой агент
специально следил за замком. Вон он стоит у двери. Он
видел, как подъехала машина, где сидели Бор и Вейс. Он
наблюдал, как Бор вошел в замок, кто-то ему открыл
боковую дверь, а потом он увидел вас, как вы выпускали
Бора обратно. Через несколько минут после их отъезда вы
выехали из ворот. Мой агент отправился за вами и проследил
до самого ресторана.
- Боже мой!.. - прошептал Филипп фон Далау.
Он отвернулся, помолчал, а потом тихо сказал:
- Я получил по заслугам..Это справедливо...
Он снова повернул к комиссару и Валенсу бледное,
искаженное лицо.
- Да, я впустил Бора через боковую дверь, - признался
Филипп. - Но это еще не означает, что Отто убил я. Я не
убивал. И не помогал убивать его.
Граф пытался говорить спокойно, но голос его срывался.
- Я должен им деньги, - простонал он. - Много денег!
Вы даже не представляете, какую сумму...
494
Проигрыш? - спросил Мюллер.
-Да.
- В ночном клубе Алдо Вейса?
- Да. Я задолжал им огромные деньги, которые не могу
вернуть. Я никогда не смогу это сделать. Единственное, что
у меня еще осталось, - это часть дома на Паркаллее,
половина его принадлежит Валерии, половина мне. Я
думал продать дом, но этого нельзя было сделать без ее
разрешения, а я не знал, где она. Эти типы не верили мне
и держали под охраной...
Филипп стал белым как мел, казалось, что он вот-вот
потеряет сознание.
- Можно мне сесть, - жалобно попросил он.
Валенс придвинул к нему стул.
- Сколько Вы им должны? - поинтересовался Мюллер.
- Сам точно не знаю. Зато они знают.
- Ну все-таки!
- Миллиона четыре марок, а может, и больше.
Комиссар ошеломленно посмотрел на него.
- Четыре миллиона западногерманских марок? -
переспросил он.
- Да. Несколько лет назад я проиграл большую сумму
в рулетку. У меня не было при себе таких денег, и я написал
долговую расписку, а через некоторое время с помощью
Валерии уплатил долг. Да, с ее помощью! Сестра столько
раз меня выручала, что даже стыдно сказать. Наверное, я
выпросил у нее все, что она имела. За это я передал ей
замок, но тогда он имел лишь чисто номинальную стоимость,
никто из частных лиц не желал приобрести такие гигантские
владения, а от города тогда еще не было предложений. Как-
то в одном ночном клубе я играл слишком рискованно. Ну,
естественно, опять страшно проигрался. Я все же решил
продолжать игру, рассчитывая, что мне повезет, но мне не
разрешили продолжить - Алдо предъявил мои долговые
расписки и вообще запретил мне впредь играть в его
заведениях. Была половина второго ночи, я знал, что утром,
он обзвонит все игорные дома и предупредит, чтобы мне
нигде нс давали кредитов. У владельцев игорных домов есть
495
такой особый «черный» список, который они передают
Друг другу. Но Алдо недооценил меня. В ту же ночь я поехал
в одно заведение во Франкфурте. Там меня знали. Они еще
ничего не знали о моем проигрыше и, не задумываясь дали
кредит. Гарант был моим другом. Сначала я играл
осмотрительно: делал ставки нс более тысячи марок и стал
выигрывать. Выиграл шесть раз подряд. Тут я начал повышать
ставки, продолжая выигрывать. Раза два я проиграл, но
сразу же отыгрывался. Я уже выиграл двести пятьдесят
тысяч марок. Азарт охватил меня. Я потребовал поставить
самый высокий банк. Они спросили согласие гаранта, тот
разрешил, и я опять три раза подряд выиграл. Меня кинуло
в жар, когда я увидел, как растут передо мной стопки
купюр. Подумал: если сейчас сорву двойной банк, я спасен.
Если выиграю, то мне хватит денег до конца жизни. Я взял
все деньги и посмотрел на гаранта. Тот разрешил. Я опять
выиграл. Голова у меня закружилась. Надо еще один раз
попробовать, тебе сегодня везет, подумал я. Я знал, что это
безумие, но уже не мог остановиться. Гарант колебался,
когда я снова посмотрел на него, но потом все же кивнул,
и я пододвинул на середину стола все деньги. Шарик как
бешеный метался по кругу. Наконец он остановился. Я
проиграл... Крупье сгреб к себе все пачки. Я в ужасе смотрел
на него. Надо во что бы то ни стало отыграться - мелькнула
мысль. Ведь эти деньги уже были моими, лежали рядом со
мной, оставалось только их забрать... Если сейчас унесут
эти банкноты, то я их больше никогда не увижу. Я взял
листок бумаги, написал на нем сумму и положил на стол.
Крупье показал записку гаранту. Тот отрицательно покачал
головой. Я уменьшил сумму. Он минуту думал, потом
кивнул. Я опять проиграл. Я так дрожал, что пришлось
прилагать огромные усилия, чтобы не стучать зубами. Я
снова написал новую расписку, - сумма была немного
поменьше, чем предыдущая. Потом написал еще две других.
Проиграл все, что занял, и гарант отказался давать мне
новые кредиты. Мы пошли в его кабинет, и он попросил
меня подписать чек. Он все еше доверял мне, не зная о моих
проигрышах. Я попросил его о небольшой отсрочке с
496
уплатой долга, так бывало и раньше. Но он, видимо,
обратил внимание на мой странный вид и понял, что у меня
безнадежное положение. Он прямо спросил меня об этом.
Я заверил, что у меня временное затруднение, но он все
понял. «Я должен позвонить Алдо», - сказал он и набрал
номер его телефона. Некоторое время он слушал, что
говорит ему собеседник, потом побледнел, кинул на меня
настороженный взгляд. «Я не знал, Алдо», - произнес он.
Я слышал, как орал Алдо на другом конце провода. Гарант
положил трубку и нажал кнопку. Я попытался уйти, но
меня схватили. Два здоровенных парня преподали мне
«урок хорошего тона». Когда я очнулся, то увидел, что лежу
на земле в какой-то узенькой улочке. А потом через два дня,
уже в Мюнхене, Бор продолжал меня воспитывать, после
чего я попал в больницу. Когда я оттуда вышел, у ворот
меня ждали люди Алдо и сразу же отвезли к нему. Я не мог
больше занимать у друзей, тем более такую огромную
сумму. Конечно, Алдо все прекрасно понимал, и не требовал
немедленно уплатить долг. Он посоветовал мне обратиться
к Валерии за помощью. Они знали, что половина дома на
Паркаллее принадлежит ей и хотели, чтобы я договорился
с сестрой о его продаже. Действуя по их плану, получив
свою долю, я должен был одолжить у Валерии ее половину
и кроме того еще попросить денег. «Возьми у сестры
взаймы», - сказал Алдо. Я согласился, правда, с трудом, -
меня мучила совесть и мне было стыдно снова обращаться
к Валерии за деньгами. Но надо было что-то делать. Алдо
не угрожал и не настаивал. Они просто заперли меня на
Паркаллее, правда, больше не били. Тут появились вы, и я
узнал, что Валерия умерла, вернее, ее убили! Сначала я
подумал, что это сделали они, но вы сказали, что служащие
«Майер-отеля» видели хромого человека с тростью и черной
бородкой. Это мог быть только Отто.
Вскоре после того как вы уехали мне позвонил нотариус
и сообщил, что я унаследовал замок, но без права
пользования доходами. Оказывается - Валерия незадолго
до смерти передала Отто право пользования доходами
замка и оформила дарственную. Бор тут же рассказал об
17 Человек, изменивший 497
свое лицо
этом Алдо. Тот просто взбесился. Они несколько раз
перезванивались, но я не знал, о чем шла речь, так как в
основном говорил Алдо. Я понял только одно: оба вне себя
от ярости. Конечно, замок стал моим, но я не могу его
продать - теперь помехой стал Отто. Наконец Алдо снова
позвонил, но теперь уже мне. Надо сделать все, чтобы
получить у Отто согласие на продажу замка, сказал он, но
я знал, что говорить об этом с Отто бессмысленно, он
никогда не согласится покинуть замок. Алдо продолжал
настаивать: «Все же попытайтесь, отправляйтесь туда
немедленно, ведь вам еще нужно поговорить с Отто о
похоронах Валерии». Я поехал в замок. Как только я
попробовал заговорить о продаже, мы поссорились с Отто.
Он, надменно вздернув подбородок, выслушал меня, а
затем с ненавистью прошипел: «Ты ничтожество, ты ведь
ломаного гроша не стоишь. Теперь, я буду решать, что
делать с замком». И он начал рассуждать о том, что,
разумеется, я, как совладелец, буду иметь доступ в замок,
но именно он, Отто, будет решать, могу ли я как-то
использовать замок. Я пытался уговорить его по-хорошему,
предложил занять лучшую часть замка, например,
центральную, где библиотека и большие гостиные, а
остальное продать городу, который мог бы создать в боковых
крыльях культурный центр. Отто был счастлив, что я
унижаюсь перед ним и прошу. «Клянусь, эти политиканы
не переступят порог замка, - заявил он, - а ты, конечно,
можешь приходить сюда посмотреть все ли в порядке, не
протекает ли крыша, Но ели ты захочешь погреться у
камина, то только с моего разрешения».
Я чувствовал, что у меня нет больше сил уговаривать
его, но не мог понять, зачем Валерия это сделала. Она,
наверняка знала так же, как и я, как важно было для Отто
остаться жить в замке. Сестра любила делать людям добро
и, видимо, хотела ему помочь. Но не такой же ценой! Как
могла Валерия сделать дядюшке Отто такой дорогой подарок
после зла, которое он ей причинил. Тут опять позвонил
Алдо Вейс, интересуясь, удалось ли мне договориться с
Отто о продаже замка. Я. ответил, что нет. «Мы сейчас
498
приедем, - объявил он. - Впустишь нас через боковую дверь
так, чтобы не увидели слуги». Я повторил, что уговорить
Отто продать замок или хотя бы какую-нибудь его часть
бесполезно, что он и слышать ничего не хочет. «И все же
мы еще раз попробуем его убедить, - настаивал Алдо Вейс.
Он запретил мне предупредить Отто, что они собираются
приехать, потом еще раз повторил, в какую дверь они
войдут, чтобы их не увидели слуги. Я должен был ждать за
боковой дверью и открыть ее, как только услышу шум
машины. «Через пять минут мы будем», - заявил Алдо Вейс.
Я понял, что они уже в Ландсберге. Вскоре машина
подъехала. Я открыл дверь и увидел, что Бор один. Это меня
насторожило: Бор не из тех людей, которые умеют вести
переговоры. Я спросил, где Алдо. Бор ничего не сказал, а
попросил показать, где сейчас находится Отто фон Далау.
Он был спокоен, хотя и необычно напряжен. Бор был в
черных перчатках, которых я раньше никогда у него не
видел. Он быстро сказал: «Пойдешь со мной, покажешь
комнату, где твой дядюшка, а потом вернешься
и будешь ждать меня у этой двери. Когда я выйду из
замка, задвинешь за мной засов». Он подтолкнул меня
вперед. Я пытался заговорить с ним, но он молчал. Я подвел
Бора к дверям библиотеки и он махнул мне, чтобы я
возвращался к входной двери. «Пошел!» - злобно прошипел
он, увидев, что я не спешу выполнить его приказание.
Наверное, Отто что-то почувствовал, так как я слышал, как
он крикнул из библиотеки: «Кто там?» Я заторопился к
входной двери. Но тут подумал: почему Бор требует, чтобы
я ждал его именно там? Почему он не сказал, через сколько
времени я должен подойти к двери, или вообще не назначил
какое-то другое место, куда он придет, когда закончатся
переговоры... Я еще не успел собраться с мыслями, как
раздались шаги в коридоре, и появился Бор. Он был очень
бледен и только сказал: «Все в порядке». Но за эти несколько
минут нельзя было провести с Отто никаких переговоров!
Я спросил, что случилось. «Ничего», - повторил Бор. Потом
схватил меня за твороты пиджака и еще раз повторил:
«Ничего не произошло» слышишь?! И вообще меня здесь не
499
было. Если ты это понял - будешь жить. Иначе пеняй на
себя! А теперь задвинь за мной засов*. Он вышел на улицу.
Я немного задержался и услышал за дверью тихий голос:
«Засов!* Я задвинул засов и побежал в библиотеку. Казалось,
что сердце у меня сейчас разорвется. Я остановился у
дверей и прислушался. Все было тихо. Открыл дверь и
увидел жуткую картину: в коляске передо мной лежало
безжизненное тело, залитое кровью. Теперь я понял, почему
Бор потребовал, чтобы его впустили не через парадный
вход, а через боковую дверь. Там его действительно никто
не мог увидеть. Теперь все подозрения падут на меня. Я
получил в наследство замок, хотел продать его городу и
убрал Отто потому, что он мешал мне это сделать. Если не
считать слуг, кроме меня никого больше в замке, все двери
которого заперты, не было. Я попался в ловушку, сам того
не понимая. Я выбежал на улицу и примчался сюда. Алдо
Вейс уже ждал меня. «Успокойся*, - сказал он с улыбкой.
Он сидел как раз там, где вы теперь сидите, - сказал Филипп
комиссару. «Безусловно, все сразу подумают, что убил Отто
ты, но ведь никто ничего не сможет доказать. Полиция,
конечно, немного покрутится, но через некоторое время
плюнет на это дело. Да и все, кто тебя знает, начнут
утверждать, что ты не тот человек, который способен
хладнокровно убить!* Он захохотал, а потом добавил:
«Самый верный способ сбить охотников с толку - направить
их по ложному следу, сунуть им под нос подсадного
кролика. Почуяв его запах, они сломя голову кинутся за
ним! Поэтому ты должен молчать. Пусть они побегают за
нашим кроликом». Он стал успокаивать меня и говорить,
что тюрьма мне не трозит: «Они не смогут ничего доказать,
- утверждал он, - а нас никто и в глаза не видел. Тебя
отпустят «за недоказанностью преступления*. Установить
какую-либо связь между нами и Отто фон Далау невозможно,
хотя связь-то, конечно, есть, но только лишь один человек
знает о ней - ты. Поэтому ты должен молчать, понятно?»
Вейс перестал улыбаться и взглянул на меня так, что у меня
по спине побежали мурашки. Но потом он снова заулыбался.
«Сейчас необходимо выждать, - сказал он. - Ты подожди с
500
продажей замка. А когда продашь, не спеши рассчитываться
с долгом, пусть все думают, что ты бедный человек. А ты
вложишь деньги во что-нибудь стоящее, например, в какое-
нибудь акционерное общество и только нам двоим будет
известно, что ты, как бы, положил деньги в мой сейф». За
спиной Алдо молча стоял, скрестив руки на груди, Бор.
Больше всего они были довольны тем, что я убежал из замка
- и этим сразу вызвал подозрение у полиции.
Филипп фон Далау поднял голову и посмотрел в глаза
комиссару.
- Вот как все было на самом деле... - тяжело вздохнул
он.
Затем, испуганно посмотрев на Валенса, Филипп сказал:
- Наверное, они же убили и Валерию. Сначала ее, а
потом Отто. Тот же способ, тот же пистолет... Только зачем?
Непонятно, верно? Они ведь хотели получить деньги у
Валерии, а какой смысл убивать человека, если он может
дать тебе деньги...
«Он не хочет, чтобы они оказались убийцами Валерии,
- с грустью подумал Пьер, - ведь если это сделали они, он
тоже виноват, ведь вся эта история произошла из-за его
проигрыша.
Едва полицейский вывел Филиппа из комнаты,
комиссар спросил у Пьера:
- Он лжет?
- По-моему, нет, - ответил журналист: - Филипп
правильно подметил: убийства очень похожи.
- И все-таки, я продолжаю считать, что первое убийство
совершил Отто фон Далау! - уверенно сказал Мюллер.
- Я имею в виду, - продолжал Валенс, - не только
способ убийства, оружие и другие детали, но и кое-что еще.
Убийство Отто фон Далау совершено так, что все улики
против Филиппа фон Далау. Если бы Бергер, ваш агент, не
видел, как Бор входил в замок, мы обязательно заподозрили
бы, что граф Филипп - преступник. Но мы не смогли бы
этого доказать хотя бы потому, что он Отто не убивал, и
защли бы в тупик. Мы шли бы по следу «подсадного
кролика», как выразился Алдо Вейс. Но ведь точно так же
501
совершено и убийство Валерии - все указывает на Отто фон
Далау. Мы были уверены, что именно он приходил в
«Майер-отель», чтобы убить Валерию после того, как он
долго ее преследовал. Четверо служащих отеля видели его,
а кроме того как раз перед этим исчез Пфорц. Потом
четырнадцать человек подтвердили, что они в тот вечер
сидели с Отто за одним столом в замке, а мы, продолжая
держаться за свою версию, ни за что не хотели от нее
отказаться. Ты и сейчас еще ее придерживаешься, несмотря
на то, что Пфорц рассказал нам о человеке, похожем на
Отто, который напал на него.
В комнату в сопровождении полицейского вошла
Эрика фон Талштадт.
XIX
Она робко переступила порог и, смахнув слезы, тихо
сказала:
- Что бы они вам ни говорили, клянусь, я ничего не
знала об их делах.
- Неужели Бор и Вейс вам ничего не рассказывали? -
осведомился комиссар.
- Ну, конечно, кое-что говорили, например, что у
Филиппа фон Далау огромные долги и он не сможет с ними
расплатиться. Они сказали, что это дело надо срочно
уладить, и потому с утра поехали к Филиппу, а мне
приказали заняться этим господином, - она кивнула на
Пьера, - чтобы он не путался под ногами.
- Как вы познакомились с Отто фон Далау?
- Около двух лет назад Отто обратился к кому-то из
своих слуг с доверительной просьбой: найти ему частного
детектива. Надеюсь, вы знаете, что это такое. Этот человек
вышел на Алдо, так как у него было такое агентство. Короче
говоря, с Отто меня свел Вейс.
- Вы были любовницей Алдо Вейса?
- Недолго... Узнав о просьбе Отто фон Далау, я
попросила у Алдо разрешения поехать в замок и выяснить
суть дела. Он не возражал. Мне хотелось получше узнать,
502
что из себя представляет Отто. Не могу сказать, что мни
очень повезло, но все же это был мужчина с титулом. Он
держался, как аристократ и всемогущий властелин, но
легко было догадаться, что в душе это ребенок. Мне стало
его жаль, и я немного с ним пофлиртовала. Видимо, это
произвело на него должное впечатление, так как граф
пригласил меня прийти еще раз, а потом еще и еще.
- Говорил ли он с вами когда-нибудь о Валерии фон
Далау?
- Нет. Никогда.
- Вы знали, что произошло между ними?
- Конечно. Сплетницы об этом позаботились. Уже в
первые две недели моего пребывания в замке четыре
женщины из тех, что приходили помогать прислуге, нашли
возможность рассказать мне обо всем.
- Вы знали, что Отто угрожал Валерии что убьет ее?
-Да.
- И знали, что он ее преследовал?
- Нет, этого я не знала, - Эрика начала нервничать.
- Как вы думаете, Отто мог убить Валерию?
- Нет, он был слабый больной человек, очень
неуравновешенный. Жил в постоянном напряжении, словно
его что-то мучило. Когда же я приходила к нему, он
успокаивался и, казалось, вздыхал с облегчением.
- Вы специально поехали за мной, когда я отправился
в Мюнхен? - спросил журналист.
- Да. Хотела догнать вас, правда, дальше, в пригороде
Мюнхена, и пригласить в бар. Но вы раньше свернули с
дороги.
- Значит, вы сотрудничали с этими преступниками, -
сказал комиссар. - Надеюсь, вы понимали, что подобные
вещи не остаются безнаказанными, даже если вы на самом
деле не были посвящены в их планы?
- Конечно, - устало сказала Эрика. - Конечно, понимала.
Мы все это понимали. - И с горечью добавила: - Мы все
обычно верим дружеским улыбкам и при этом не замечаем
волчьих клыков... Алдо и Бор очень хорошо знали, что я
полюбила Отто и мечтала стать его женой. Но их абсолютно
5031
не интересовали мои чувства.
- Когда я был у вас дома, - поинтересовался Валенс, -
и вы позвонив по телефону, сказали: «Мой гость пришел»,
вы разговаривали с администратором ресторана или с
Вейсом?
- Нет, я действительно звонила в ресторан, - ответила
Эрика.
На ее губах появилась грустная улыбка.
- Возможно, вы не поверите, но мне было просто
приятно пообедать с вами у себя дома. Просто приятно. Вы,
наверное, не поняли, что я ощущала, когда говорила вам о
ночных огнях, об иных мирах... Должно быть, снова
проявился мой снобизм, ведь известный репортер к меня
дома - это так шикарно. Разве вы этого не поняли?
Дверь резко распахнулась и на пороге появился
запыхавшийся Буш. Он быстро сказал:
- Идемте со мной! Быстрее!
Буш провел комиссара и Пьера в соседнюю комнату -
нечто среднее между гостиной и спальней: у одной стены
стоял и стол и кресло, у другой - две кровати.
- Здесь обитал Алдо Вейс, - пояснил Буш. - Мы нашли
тут множество документов, скорее всего - из его бухгалтерии.
Но прежде всего обратите ваше внимание вот на что.
Буш указал на выдвинутый ящик стола, в нем лежал
пистолет.
- И еще взгляните сюда! - Буш распахнул дверцу
несгораемого настенного шкафа. - Алдо не хотел открывать
этот сейф, - сказал он, - тогда я приказал одному из наших:
«Идите и принесите динамитный патрон из зеленого
портфеля в машине комиссара».
- У меня вообще нет никакого зеленого портфеля в
машине, удивился Мюллер.
- Знаю! А Вейс этого не знал! - весело сказал Буш. - Он
тут же заявил: - «Хорошо, я открою сейф, только не
думайте, что я там что-то скрываю от полиции».
Буш показал на четыре пачки банковских билетов на
столе.
- Эти деньги лежали тут, в несгораемом шкафу, но
504
посмотрите-ка, что было спрятано за ними!
В глубине сейфа, у самой стенки лежал глушитель.
Комиссар Мюллер прикрыл его носовым платком и
осторожно достал из сейфа. Он взял из ящика стола
пистолет Алдо и проверил, подходит ли к нему глушитель.
Раздался щелчок, и глушитель точно сел на свое место.
- Отлично, Буш! - комиссар поощрительно потрепал
своего помощника по плечу. - Теперь надо выяснить,
использовался ли этот пистолет в последнее время.
- А если он использовался дважды, - вмешался Пьер,
- то где-то здесь должна быть и трость.
- Верно! Я заметил трость в соседней комнате, -
воскликнул Буш, - но не обратил на нее особого внимания!
Это что, важная улика?
- Да, если это черная трость с серебряным
набалдашником.
- Такую я и видел. Она похожа на старинную трость,
какие обычно хранятся у почтенных дядюшек и тетушек.
Вслед на Бушем все отправились в соседнюю комнату.
- Это комната Бора, - пояснил помощник. - Посмотрите,
вон там, в углу, стоит эта трость.
Пьер подошел первым и, взяв трость в руки, стал
внимательно разглядывать серебряный набалдашник.
- Если бы тебе потребовалась трость, ты купил бы
такую? - спросил он у комиссара.
- Конечно нет. Она слишком старомодная.
- Вот именно, - кивнул журналист, - такие трости уже
не увидишь ни на улице, ни в современном отеле или
ресторане, но в таких замках, как Ландсберг, - вполне
вероятно. - Он на мгновение задумался и повернулся к
Мюллеру. - Послушайте, Ганс, как все просто получается!
Для того чтобы убить графа Отто, Бору ничего не требовалось,
кроме пистолета с глушителем. А в «Майер-отеле», когда он
шел к Валерии, ему необходимо было иметь еще старинную
трость. Вот эту самую.
Валенс обратился к Бушу.
- Не думаю, что вы найдете в комнате Бора
искусственную бородку. Но не заметили ли вы маленькие
бутылочки?
505
- Их полно в ванной. - ответил помощник.
Он прошел через комнату и распахнул дверь в ванную,
где на полке стояли семь разных бутылочек: средства для
волос и для ухода за бородой, одна небольшая бутылочка
была с кисточкой внутри. Журналист взял бутылочку с
кисточкой, отвинтил крышку и понюхал.
- Растворитель, * сказал он уверенно.
Он вытащил из корзины для мусора конверт с маркой
и мазнул марку кисточкой - она тут же отклеилась.
- Этим растворителем пользуются во всех гримерных,
им удаляются остатки клея. Но пока это еще не улики. Все
эти предметы пока не доказывают, что убийца Валерии
вышел из этой комнаты и что он же является убийцей графа
Отто. Однако у нас есть человек, который может во все это
внести ясность.
- Кто? - с недоумением спросил комиссар.
- Генрих Пфорц, шофер! Он сидел в машине рядом с
тем неизвестным господином, он вместе с ним брал напрокат
«фольксваген», и они вместе отправились к домику в горах.
- Ты думаешь, что это был Эмиль Бор?
- Да. Давай мы завтра утром наклеим Бору черную
бородку, оденем в черный костюм и, вручив ему эту трость,
покажем Генриху Пфорцу.
- Пожалуйста, если ты считаешь это необходимым, -
согласился Мюллер.
XX
На следующее утро, когда Генрих Пфорц вошел в
кабинет комиссара, он увидел, что у одной стены рядом с
Мюллером стоит журналист, а напротив - Эмиль Бор с
бородкой в черном костюме и с тростью в руке.
- Это тот человек, который заставил вас взять напрокат
«фольксваген», а позже запер в горном домике? - строго
спросил комиссар.
Генрих Пфорц в начищенных сапогах, в темно-сером
костюме, с гладко выбритыми щеками и прилизанной
шевелюрой вытянулся и выкатил глаза.
506
- Нет, - сказал он после некоторой паузы. - Это не он.
- Вы уверены? - спросил Валенс.
Пфорц кинул на него злобный взгляд.
- Вы хотите знать, этот ли человек напал на меня? Это
не он. Больше я ничего не могу добавить!
- От вас больше ничего и истребуется, - с раздражением
заметил комиссар.
- А я уверен, что это он! - возмутился журналист.
- Да я этого человека никогда не видел, - упрямо
твердил шофер.
- Можно доставить на опознание остальных
задержанных? - спросил Пьер.
- Ты думаешь, что Валерию убил кто-то другой из этой
компании? - Тогда выходит, что убийц было двое.
- Да, это уже чересчур, - Валенс разочарованно вздохнул.
- По-моему, тоже слишком много, - сказал Мюллер. -
Не так уж часто ради денег люди становятся убийцами.
Нанять даже одного убийцу - весьма дорогое удовольствие,
и только крупные банды гангстеров могут позволить себе
такую роскошь как нанять двоих.
- Давай все же, чтобы быть абсолютно уверенными,
проведем эксперимент, - предложил Пьер.
Оставив Бора под охраной полицейского, они с
комиссаром поехали в тюрьму. На опознание привели:
Алдо Вейса, двух бандитов, ездивших на «БМВ», еще двоих,
стороживших дом Филиппа на Паркаллее, швейцара из
ресторана, который хотел предупредить Алдо, а также
кельнера, пытавшегося не пропустить их в ресторан, у
которого при обыске нашли пистолет.
Опознание ничего нс дало. Генрих Пфорц отрицательно
мотал головой и упрямо заявлял: «Никогда не видал этого
человека». При этом он держался настолько вызывающе,
что комиссар в конце концов разозлился.
- Мы еще проверим, правда ли то, что вы нам вчера.
наговорили. Прежде всего разберемся, запирал ли вас
неизвестный злоумышленник в горном домике. Если правда,
что он снаружи прикручивал шурупами дверь и ставни, то
там должны остаться отверстия.
507
- Конечно, - подтвердил Пфорц.
- Если я попрошу отвезти нас к тому домику, где вас
держали, вы, конечно, станете говорить, что вряд ли
сможете найти дорогу?
- Уверен, что найду дорогу! - воскликнул шофер. - С
удовольствием доставлю вас туда. Хотите поехать сейчас
же?
- Да, хочу, - буркнул комиссар. - Только держите себя
поскромнее!
Они вернулись в полицейское управление, и комиссар
вызвал своего помощника.
- Буш, сейчас же отправляйтесь с этим человеком в
горы. Он вам укажет дорогу. Там находится небольшой
домик. На двери и ставнях должны остаться отверстия от
шурупов. Проверьте, имеются ли они, и доложите мне.
- Слушаюсь! - вытянулся Буш.
Буш с шофером уехали.
- Пфорц лжет! - сказал журналист.
- Если этих отверстий там не обнаружится, ему не
поздоровится, - сказал комиссар.
- Нет, я не это имею в виду. Уверен, что отверстия от
шурупов там есть. Пфорц лжет в другом. По-моему, он
опознал Эмиля Бора. Только не понимаю, почему он лжет.
Возможно, боится? Или работает на них? К сожалению, у
меня нет доказательств, просто этот субъект не внушает
мне доверия...
Журналист хотел еще что-то сказать, но в этот момент
вошел инспектор, который принес заключение лаборатории
по поводу пистолета Алдо Вейса. В нем говорилось, что
Отто фон Далау и Валерия фон Далау были убиты именно
из этого оружия.
- Как? Оба убийства? - воскликнул Пьер удивленно. -
Значит, все же подтвердилось? Один и тот же пистолет и в
том и в другом случае!
Комиссар Мюллер тоже был поражен.
- Не могу поверить! - мрачно сказал он. - Эксперты не
могли ошибиться?
Он позвонил в лабораторию и попросил к телефону
508
эксперта, давшего заключение.
- Вы уверены, что оба выстрела произведены из
пистолета одной марки? - спросил Мюллер.
- Я уверен не только в этом, - ответил эксперт. -
Имеется доказательство, что в обоих случаях использовался
именно пистолет Вейса. В его стволе с правой стороны в
нарезке обнаружен дефект - крошечная зазубринка, которая
прекрасно видна под микроскопом. На поверхности пуль
под микроскопом мы обнаружили от нее царапинки. Я
специально сделал увеличенные фотографии обоих пуль,
которыми были убиты граф Отто и Валерия фон Далау. Я
пришлю вам снимки. Царапины на обоих пулях совершенно
одинаковы, вы сами сможетете в этом убедиться.
- Интересно, - сказал Валенс, когда комиссар закончил
разговор. - Значит, все-таки пользовались одним оружием!
Пистолетом из стола Алдо Вейса! И, судя по всему, один и
тот же палец нажимал на спусковой крючок.
- Ну, это довольно смелое предположение! - рассердился
Мюллер. - Ты продолжаешь утверждать, что Отто фон
Далау не имеет отношения к убийству Валерии. А я в это
верю! Граф причастен к ее убийству! Нс могла же она быть
одновременно убита и Отто фон Далау и Эмилем Бором!
Пьер с недоумением посмотрел на комиссара.
- А кто это утверждает? - спросил он.
- Что именно?
- Я имею в виду твою последнюю фразу.
- Я утверждаю это! Валерия не могла быть убита
одновременно Отто фон Далау и Эмилем Бором.
- Могла! - воскликнул Пьер. И мы докажем это, Ганс!
Мы это практически уже доказали!
- Ты с ума сошел! - Мюллер пристально посмотрел на
него.
Журналист схватил трубку и набрал номер
писательницы Лизы Трех.
- Алло? Доброе утро. Вас беспокоит Пьер Валенс.
Помните, я вчера был у вас... Хорошо, да, спасибо. Могу ли
я вас спросить об одной мелочи?.. Не будете ли вы так
любезны еще раз повторить, что говорила Валерия о
509
человеке, который беспокоил ее в Берлине?
- Пожалуйста. Как правило появлялся у дома Валерии
вечером, становился где-нибудь в тени и смотрел на ее
окно. Обычно когда она через некоторое время выглядывала
из-за занавески, его уже не было. Как-то Валерия увидела,
что он убегал, завидев подъезжавшую полицейскую машину.
- Благодарю вас.
Журналист положил трубку.
- Ну и что же ты узнал? - спросил комиссар.
- Ганс, я не спал прошлую ночь...
- А ты думаешь, что я спал? - пробормотал Мюллер.
- Я лежал и думал о том, что происходило в последние
дни, и обнаружил несколько фактов, которые не дают мне
покоя.
- Что ты имеешь в виду?
- Пожалуйста. Как правило появлялся у дома Валерии
вечером, становился где-нибудь в тени и смотрел на ее
окно. Обычно когда она через некоторое время выглядывала
из-за занавески, его уже не было. Как-то Валерия увидела,
что он убегал, завидев подъезжавшу
- Ну и что же рассказала тебе эта дама?
- Она снова описала один эпизод, который ей сообщила
Валерия, когда они говорили о странном человеке,
приходившем к их дому. Как правило, он стоял неподвижно
в темном месте. Позже, когда Валерия снова смотрела в
окно, его уже не было - он исчезал. Кроме одного случая,
когда по улице проезжала полицейская машина. При виде
ее неизвестный побежал. Валерия видела это очень хорошо.
- Побежал, говоришь?
- Да, Валерия именно так и сказала: однажды она
видела, как он побежал, завидев полицейскую машину.
- Но ведь Отто фон Далау не может бегать...
- Вот именно об этом я и думаю. Отто фон Далау ездил
в коляске, с трудом передвигался, опираясь на трость, но
бегать он не мог. Но в ту ночь Валерия ясно видела, как
неизвестный, который стоял под ее окном, побежал прочь.
- Значит, это не был Отто? - задумчиво спросил
Мюллер. - Но нет! - решительно сказал он после некоторой
510
паузы. - Все же это был граф Отто. Вспомни Хельгу Андерс,
подругу Валерии! Она же была свидетельницей ссор Огго с
Валерией в Гейдельберге. Потом она неоднократно встречала
его в городе и утверждает, что это был именно он.
- В Гейдельберге - да, около университета - тоже. Там
действительно был Отто. А кто был в Берлине? А потом в
Мюнхене? В Италии? В Швеции? И в других странах, куда
уезжала Валерия, если верить отметкам в ее паспорте?
Всюду ее преследовал хорошо одетый мрачный человек с
черной бородкой, опирающийся на трость - вот что видела
девушка. Но она была в таком нервном состоянии, что при
виде черной бородки и трости приходила в ужас. Был ли это
настоящий Отто фон Далау? Послушай, Ганс, - волновался
Пьер. - Есть еще одна деталь, о которой я сегодня всю ночь
думал. Мы видели паспорт Валерии с отметками разных
аэропортов и потраничных служб. Отсюда следует, что если
Валерия побывала во многих странах, то, согласно нашей
версии, Отто фон Далау тоже должен был там побывать. Но
я не могу себе представить графа в роли путешественника,
который сегодня едет в Берлин, завтра в Рим, а послезавтра
в Стокгольм, Вену или еще куда-нибудь. Этот человек с
трудом вставал со своей коляски, а каждый шаг причинял
ему сильные страдания. Вчера нам привезли множество
бумаг из ресторана «Эдельвейс». Нет ли среди них паспорта
Эмиля Бора?
- Да, я видел его среди документов.
- Он здесь, у тебя?
- Вон в той папке. Ты думаешь, что в паспорте Эмиля
Бора мы найдем те же отметки, что и в паспорте Валерии?
- спросил комиссар, начиная догадываться. - Уж не считаешь
ли ты, что Эмиль Бор какое-то время действовал под видом
Отто фон Далау?
- Так и есть. Смотри! - воскликнул журналист, указывая
на отметки в паспорте Эмиля Бора. - Франция, Швейцария,
Австрия, Швеция, Дания - самолетом, Англия и Италия
тоже. Австрия автотранспортом, Германия...
- Как раз те страны, где была Валерия, - в раздумье
произнес Мюллер.
511
Он достал паспорт Валерии из дела и стал перечитывать:
- Франция, Швейцария, Австрия, Швеция, Дания,
Англия, Италия, Австрия, Германия... Боже мой!
Комиссар вопросительно посмотрел на Пьера.
- Неужели Эмиль Бор работал на Отто фон Далау: по
его приказу преследовал Валерию и наконец, в том отеле у
озера Аммер, убил ее? Ты это имел в виду, когда сказал, что
Валерия могла быть одновременно убита Отто фон Далау и
Эмилем Бором? Один убил по заданию другого?
- Да, именно это.
- Но такого не может быть, - воскликнул комиссар. -
А как же Пфорц? Он утверждает, что Эмиль Бор не тот
человек, который вместе с ним брал напрокат «фольксваген».
- Мне хотелось бы провести очную ставку еще одного
человека с Бором, - сказал Пьер.
- Кто же это?
- Этот свидетель смотрел на человека с бородкой и
тростью не из окна спальни, как Валерия, а столкнулся с
ним лицом к лицу и видел его так близко, что мог хорошо
рассмотреть. Я говорю об экономке писательницы Лизы
Трех.
- Откуда ты ее знаешь? - удивился комиссар.
- Познакомился, когда был у писательницы, и она мне
рассказала, что однажды вечером, возвращаясь из гостей,
экономка увидела на улице незнакомого человека с тростью.
Он вышел из машины и стоял, глядя на окна дома Лизы
Трех. Это был солидный пожилой господин, она вполне
могла рассмотреть его: ведь она прошла совсем рядом и у
нее не было никаких причин его бояться. Она предполагала,
что незнакомец позвонит к ним в дом и конечно заглянула
ему в лицо, просто из любопытства, чтобы выяснить, не
знает ли она того человека.
- Ты хочешь показать ей Бора?
- Да. это было бы неплохо, - сказал Валенс.
- Ну что ж, попробуем.
XXI
Спустя некоторое время Пьер и комиссар доставили
Эмиля Бора к дому Лизы Трех.
- Давай попробуем сначала показать его без бороды, -
предложил Валенс. - Надеюсь, это не введет женщину в
заблуждение. Она сможет его опознать.
Он содрал бороду с Эмиля Бора.
- Долго еще будет продолжаться этот маскарад? -
злобно спросил тот.
Писательница отсутствовала, но экономка была дома.
Пьер задал ей несколько вопросов о Валерии и попросил
подробно рассказать, что она видела в тот вечер, когда к их
дому подъехал мужчина с черной бородкой и тростью. Их
беседу прервал комиссар, вошедший с Эмилем Бором.
Сначала экономка не узнала Бора, но потом, приглядевшись,
с недоумением сказала:
- Это же тот самый человек!
И после некоторого колебания добавила:
- Но тогда, как я помню, у него была борода.
- Такая? - спросил Мюллер, прикладывая бороду к
лицу Эмиля Бора.
- Да! Конечно, это он! Безусловно, он! Этот мужчина
по вечерам часто приходил к нашему дому и смотрел на
окна. Графиня Валерия очень волновалась, когда он
появлялся, и в конце концов уехала.
Они возвращались молча, погруженные в свои мысли.
В полицейском управлении их уже ждал граф Филипп.
Накануне вечером Мюллер решил отпустить его под честное
слово до следующего дня, чтобы он подписал протоколы
допросов. Филипп был бледен, с красными глазами.
- Вы пьяны? - спросил комиссар.
- Я не спал всю ночь - в замке мне было так страшно!
- глухо сказал граф
Мюллер положил , перед ним протоколы и попросил
подписать каждый лист.
Затем журналист напомнил Филиппу разговор о Генрихе
Пфорце во время их первой встречи на Паркаллее.
513
- Вы говорили, что шофер становится очень угодливым,
почти подобострастным, когда ему было что-нибудь надо.
Вы привели тогда два примера: первый когда Пфорц хотел
устроить своего брата на работу к вашим знакомым, но для
меня больше важен второй случай...
- Вы говорите о частном детективе?
- Да. Расскажите об этом, только поподробнее.
- Как-то Пфорц пришел и спросил: не знаю ли я
какого-нибудь частного детектива, умеющего держать язык
за зубами и достаточно опытного в сложных делах. Я
решил, что у Пфорца какие-то семейные трудности - он
тогда был в разводе с женой - и порекомендовал ему
обратиться к Алдо Вейсу, владельцу такого агентства.
- Вы не можете сказать точно, когда это было?
- Точно?.. Вряд ли.
- Тогда вспомните, где в это время была Валерия?
Филипп задумался.
- Она жила тогда в Ландсберге?
- Нет, ее уже там не было. Но она совсем недавно
уехала оттуда.
- Значит, она была в Гейдельберге? Или уже в Берлине?
- В Берлине. Да, конечно, я точно помню, так как сам.
только что вернулся оттуда, и Пфорц сразу попросил меня.
Отто видел, как мы с ним разговаривали и потом спросил,
о чем шла речь. И еще он поинтересовался, не встречался
ли я в Берлине с Валерией.
- Все совпадает, - сказал Пьер.
- Что совпадает? - спросил комиссар. - С чем?
- С последней деталью, которая мешала мне спать в эту
ночь, - сказал Валенс. - Кстати, почему до сих пор не
вернулись Буш и Пфорц? Им уже давно пора вернуться!
Комиссар Взглянул на журналиста поверх очков и
сказал:
- Да, им пора уже вернуться. Причем уже давно. - Он
сердито забарабанил пальцами по столу. - Действительно,
почему их нет до сих пор?
Пьер пожал плечами и снова начал спрашивать
Филиппа.
514
- Если бы Отто что-нибудь понадобилось и он знал, что
вы сможете ему помочь, попросил бы он вас об этом?
- Сомневаюсь, - ответил Филипп. - Как я уже говорил,
мы не любили друг друга. Отто терпеть меня не мог. И,
конечно, никогда не стал бы просить меня о чем-нибудь.
- А мог бы он использовать вас так, чтобы вы об этом
не знали?
- Вполне. Это на него похоже.
- Мог ли он для этого обратиться к Пфорцу?
- Конечно. К его помощи он прибегнул бы в первую
очередь. Пфорц выполнял все, что он хотел. Отто очень
доверял ему. По его поручению Пфорц даже ходил в банк.
- Филипп робко повернулся к Пьеру и нерешительно
спросил:
- Вы думаете, что того частного детектива Пфорц
искал не для себя, а для Отто?
- Да, я уверен в этом, - ответил журналист. - Это как
раз то недостающее звено. Пулями, вылетевшими из
пистолета Алдо Вейса, убили Валерию, незнакомец,
смотревший с улицы на окна в доме Лизы Трех, тоже из его
команды. Ясно, что Отто нанял этого человека, чтобы
запугать Валерию. Но мне интересно, каким образом Отто
фон Далау удалось связаться с Алдо Вейсом и Эмилем
Бором?
- Наверное через Пфорца? - неуверенно предположил
Филипп.
- Как мне известно, вы находились в приятельских
отношениях с Алдо Вейсом? - строго спросил комиссар.
- Я иногда посещал его ночные клубы, - ответил граф
смущенно. - Мы вместе играли в покер.
- Когда вы помогали Пфорцу найти частного детектива,
вы знали, что речь идет о каком-то подонке из уголовного
мира?
- Нет. Я думал, что детектив нужен Пфорцу из-за
сложностей с женой, которая незадолго до этого от него
ушла. Ну, например, он решил припугнуть ее или что-то в
этом роде. Но я не мог предположить, что дело зайдет так
далеко^
515
- Все правильно! В высшей степени правильно!
За дверью раздался шум, и в кабинет, толкая друг
друга, ворвались Буш и Генрих Пфорц.
- Наконец-то! - воскликнул комиссар. - Куда вы
пропали?
Пьер с удивлением рассматривал вошедших. На лбу у
Буша появилась огромная шишка. Он был мокрый с головы
до ног, так же, как и Пфорц, на руках которого были
наручники.
- Что произошло? - воскликнул Мюллер.
- Этот тип пытался сбежать, - пояснил Буш. - И это ему
почти удалось. Но я все же догнал подонка и одел на него
наручники.
- Значит, в двери и ставнях домика в горах, как я и
думал, отверстий не обнаружилось, - с иронией осведомился
комиссар.
- Дырочки есть, - ответил Буш. - И дверь и ставни с
наружной стороны продырявлены шурупами. Я еще нашел
два шурупа в снегу, наверное, их потеряли, а потом
случайно затоптали. Но Пфорц ничего мне не объясняет.
Настаивает, что желает говорить только с вами.
На этот раз шофер казался очень взволнованным.
- Я должен вам сообщить такое, чего вы еще не знаете,
- сообщил он.
Валенс улыбнулся.
- А именно: Отто просил вас найти ему надежного
детектива?
- Как вы это узнали? - удивился Пфорц.
- Я рассказал им, как вы однажды спросили, нет ли у
меня надежного и опытного детектива, - вмешался Филипп
фон Далау. - Но тогда я думал, что это вам нужен детектив,
чтобы привести в порядок свои семейные дела.
- Нет, граф Отто просил меня об этом. Он сказал, что
один человек должен ему деньги, не хочет их отдавать и под
разными предлогами скрывается от него. Не знаю, о ком он
говорил. Расспрашивать было неудобно.
- Вам незачем было его расспрашивать! - возмутился
Мюллер. - Вы были в курсе всех дел Отто. Знали, что
516
Валерия порвала с ним, после чего ваш хозяин начал ей
угрожать.
- Откуда мне было знать... - забормотал Пфорц.
- Каждая мышь в замке знала о происшедшем скандале.
Весь Ландсберг об этом говорил! Вы просто не могли этого
не знать!
- Приведите сюда Бора, - попросил Валенс.
Полицейский ввел в комнату Эмиля Бора. Журналист
обратился к Пфорцу:
- Еще раз посмотрите внимательно на этого человека
и скажите, не он ли вынудил вас идти с ним брать напрокат
«фольксваген», а потом запер в домике в горах? Прежде вы
утверждали, что это не он.
- Это он, - признался Пфорц.
- Когда агент увел Бора, шофер быстро заговорил:
- Бор сказал, что убьет меня, если я проболтаюсь, кто
он на самом деле. Так и заявил: «Если у нас когда-нибудь
будет очная ставка или тебе предъявят мою фотографию, ты
должен говорить, что меня не знаешь. До этого дело
никогда не дойдет, - сказал он, - но надо быть ко всему
готовым». И опять пригрозил: «Если проболтаешься -
живым не будешь». А чтобы я не думал, что он шутит,
пырнул меня ножом в бок, да так сильно, что кровь из раны
просочилась сквозь свитер. Могу показать, если желаете.
- Вы когда-нибудь видели Бора в замке?
- Нет, он там никогда не бывал. Я слышал, что
контакты между клиентами и детективами, выполняющими
их задания, исключаются.
- Детективы... детективы... - возмутился комиссар. -
Какие они, к черту, детективы! Просто уголовники!
- Имя Эмиля Бора вам тоже незнакомо? - спросил
Валенс.
- Нет, никогда не слышал. Скорее всего траф Отто его
тоже не знал. Я решил, что какой-то незнакомый человек,
очень похожий на графа Отто, напал на меня у гаража. В
машине он все время молчал, потом приказал, чтобы я
пошел с ним брать напрокат «фольксваген», но ничего не
объяснил.
517
- Вот вы вернулись из горного домика в замок, - сказал
Мюллер, - и узнали, что графиня Валерия убита. Вам
сказали, что преступник похож на Отто и что к отелю, где
остановилась Валерия, он приехал в сером «фольксвагене».
Неужели вы не сообразили, что это один и тот же человек,
кто напал на вас? Вы знали, что Отто фон Далау поссорился
с Валерией и что он нанял кого-то для выполнения тайного
задания, неужели вы не догадались, что убийство Валерии
связано со всем этим и что граф Отто причастен к убийству?
- Нет, об этом я как-то не подумал. Я ведь знал только,
что какой-то человек, очень похожий на трафа Отто, напал
на меня, а позже в отеле убили графиню Валерию, но никак
не мог предположить, что на меня напал специально
захримированный человек. Сейчас вы мне объяснили, но
разве мало на свете хромых людей с остроконечной
бородкой? Когда я увидел этого человека вблизи, то убедился,
что он абсолютно не похож на храфа Отто, но мне и в голову
не пришло, что это сходство не случайно...
- Почему вы хотели убежать? - перебил его комиссар.
Пфорц смущенно взглянул на Филиппа фон Далау.
- Простите меня, господин, но я был уверен, что трафа
Отто убили вы. И в замке все тоже так думали. Было трудно
в такое поверить, но ведь все указывало на вас... И вот
теперь я слышу, что это не вы совершили преступление, а
Алдо Вейс и какой-то Эмиль Бор и что этот Бор будто бы
действовал по поручению графа Отто. Ну, я и решил:
наверное, этот Бор тот самый человек, которого граф Отто
нанял через меня. Я очень испугался. Если полиция выяснит,
что Эмиль Бор работал на графа Отто, то она, конечно,
узнает, что и я тут замешан. Был бы граф Отто жив, я бы
ничего не боялся. Он бы рассказал, как все обстояло на
самом деле, и всем стало бы ясно, что я просто выполнил
его просьбу. Но храф Отто мертв, а Вейс и Бор в тюрьме.
Теперь они, конечно, постараются запутать дело и подставить
невинных людей. Бор может назвать и меня, и тогда уже
никто меня не защитит. Вот я и решил бежать...
- Что там у вас произошло? - спросил комиссар Буша.
- Возле горного домика этот мерзавец схватил палку и
518.
ударил меня, я упал, а он завладел моим пистолетом. Хотел
вытащить у меня из кармана ключ от машины, но я
вывернулся и свалил его. Мы долго боролись в снегу.
Пфорц выронил пистолет, он провалился в снег, и я потом
с трудом его нашел. А этот подонок, улучив момент,
перебежал через дорогу, чтобы скрыться в лесу. Я за ним.
Едва догнал. Он пробовал вырваться, но тут я скрутил ему
руки и надел наручники.
Буш умолк, а Пфорц жалобно заныл:
- Надеюсь, вы учтете...
- Мы все учтем, - резко сказал Мюллер. - И то, что вы
скрыли от нас важные факты об убийстве Валерии фон
Далау, что напали на помощника комиссара уголовной
полиции и оказали сопротивление при аресте.
- Прошу принять во внимание, что выполнял приказы
своего господина.
- Вашего господина больше нет в живых, и никакие
ссылки на него вам не помогут. Подождите за дверью, наш
разговор с вами еще не окончен.
Когда за Пфорцем закрылась дверь, Пьер сказал:
- Ганс, ты проводил очную ставку Отто фон Далау с
четырьмя служащими «Майер-отеля», и все они утверждали,
что Отто тот самый человек, которого они видели в момент
убийства. Но ясно, что все они обращали внимание лишь
на внешние приметы: черную бородку, трость, хромоту и
дорогой костюм. Давай, чтобы быть абсолютно уверенными,
приведем им на опознание Эмиля Бора и еще нескольких
мужчин, загримированных под Отто, и попросим их
особенно сосредоточить внимание на лицах.
- Ты прав, это будет совсем нелишне, - согласился
комиссар. - Сейчас же пошлю за служащими в отель.
XXII
Четырех служащих «Майер-отеля»: горничную,
лифтера, сторожа с парковочной площадки и посудомойку
немедленно доставили в управление полиции. Среди них
находился и Эмиль Бор. Мюллер попросил свидетелей еще
519
раз внимательно посмотреть на их лица и сказать, кто из
них был тот человек, которого они видели в вечер убийства
Валерии фон Далау в отеле или около него. Сторож с
парковочной площадки никого не смогопознать. Горничная
снова сказала, что видела мужчину с бородой и тростью
издали, поэтому не может его узнать. Зато лифтер сразу
показал на Бора.
- Вот этот человек поднимался по лестнице! - крикнул
он. - Это он! Точно!
Посудомойка, ее спрашивали последней, тоже указала
на Эмиля Бора.
- Не могу утверждать, но, по-моему, я видела этого
господина, - сказала она.
Когда их всех увели, комиссар задумчиво сказал:
- Каждый из нас по-своему прав, Пьер. По твоей
теории, оба убийства совершены одним и тем же человеком,
и это теперь доказано. Я подозревал, что Валерию убил
Отто фон Далау, и я тоже отчасти прав, так как Отто
совершил убийство с помощью Бора. Почему ты опять
качаешь головой? • недовольно спросил он.
- Разве мы точно знаем, что Бор убил Валерию по
распоряжению графа Отто?
- Но ведь ты сам это доказал!
- Нет, мы доказали, что Бор работал на Отто, но мы не
можем утверждать, что он убил Валерию по его приказу.
Бор выполнял по приказу Отто первую часть его угрозы:
«Ты будешь видеть меня повсюду». И девушка, везде
встречая Отто, была уверена, что он ее преследует. В
действительности же это был не Отто, а Эмиль Бор,
игравший роль графа. Но вторую часть угрозы Отто, что он
в конце концов убьеу ее, осуществил Бор...
- Вот и я говорю, что Бор убил Валерию!
- Да, но мы не знаем, что он это сделал по поручению
Отто? А может, он выполнял задание кого-то другого?
- Ты подозреваешь Алдо Вейса? - Мюллер поднял
брови.
- Да. Алдо Вейс мечтал хоть когда-нибудь получить
четыре миллиона марок, которые ему задолжал Филипп
520
фон Далау. И вдруг он узнает, что граф пытается его
обмануть - пробует отыграться в его же клубе, пользуясь
кредитом. Вейс взбесился. Он избил Филиппа, потом его
излупили еще раз и наконец заперли. А теперь, Ганс, давай
допустим на минуту, что Отто фон Далау, пытаясь выполнить
вторую часть своей угрозы, приказывает Бору убить Валерию.
Что тогда могло произойти? В данном случае у Алдо Вейса
не было бы никаких оснований злиться на Филиппа и уж
тем- более зверски избивать его. Зачем бить человека,
который скоро станет миллионером и вернеттебе огромный
долг? Как нам известно, Филипп фон Далау после смерти
Валерии должен был унаследовать замок, который уже
имел реальную стоимость, так как город хотел купить его.
Значит, Алдо Вейс мог спокойно ждать, когда ему вернут
четыре миллиона. Но Алдо Вейс нервничал и злился, он
требовал, чтобы Филипп продал дом в Мюнхене и занял
ещеденегу Валерии. Нет, Ганс, теперь для меня совершенно
ясно, что Отто фон Далау не приказывал убить Валерию.
Это задание дал ему Вейс! Сначала они убили Валерию,
затем графа, после того как нотариус сообщил Филиппу,
что девушка передала Отто право на доходы замка. Вот тут-
то они и решили отправить Филиппа в замок под предлогом,
что ему необходимо переговорить с Отто о похоронах
сестры, а на самом деле, - чтобы на него пало подозрение
в убийстве. «Подсадной кролик», помнишь, как назвал
Филиппа Вейс? Есть еще один факт, который снимает все
подозрения с Отто.
- Что это за факт?
- Он связан с нотариусом Боймлером, вернее с
подписанием приложения к акту, которое хотел получить
Отто. Дай мне еще раз посмотреть запись беседы с
нотариусом.
Мюллер молча достал из дела листок. Валенс быстро
нашел нужное место и прочитал вслух:
- «Потом они встали друг против друга. Отто посмотрел
в лицо Валерии, их взгляды встретились. «Спасибо», -
сказал он тихо. Девушка прошептала: «Будь счастлив». Отто
покачал головой и произнес: «Никогда... И все же, спасибо».
521
После этого он повернулся и сильно хромая ушел. Боймлеру
показалось, что между ними будто бы возникли прежние
отношения, но потом граф опять озлобился. В последний
раз, когда нотариус был у Отто, тот отказался еще раз
встретиться с Валерией, хотя это была для него очень
важная встреча - он
хотел официально закрепить свое право на пользование
землями замка. Отто считал, что в акте об этом записано
недостаточно ясно, и просил оформить специальное
приложение к документу. Узнав, что ему необходимо
подписать это приложение вместе с Валерией, он заявил:
«Только не вместе с ней. Пусть она подпишет у вас или в
любом другом месте. Я подпишу его здесь, в замке».
Пьер посмотрел на комиссара.
- Ты слышал? Разговор об этом документе произошел,
когда нотариус в последний раз был у Отто.
- Ну так что же? - спросил Мюллер и вдруг все понял.
- Нотариус Боймлер был на обеде в замке в тот вечер, когда
Валерию убили!
- Вот именно это я и имел в виду, - подтвердил Пьер.
Комиссар бросился к телефону и набрал номер
нотариуса.
- Алло? Нотариус Боймлер? Это комиссар Мюллер,
помните, вы рассказывали мне об акте на право пользования
доходами замка, переданными Валерией фон Далау трафу
Отто и о дополнительном приложении, которое он захотел
иметь у себя.
- Да, оно касалось права пользования землей. Но
теперь это уже невозможно осуществить.
- Понимаю. Поэтому и звоню. Помнится, вы сказали,
что граф Отто попросил вас об оформлении документа,
когда вы были у него в последний раз. Когда это было?
- В тот вечер, когда убили Валерию. Во время обеда в
замке.
- Благодарю, именно в этом я и хотел удостовериться.
Комиссар положил трубку и смущенно сказал:
- Ты прав, Пьер. Это был именно тот обед, то самый
проклятый вечер.
522
Пьер кивнул.
- В тот момент, когда Отто фон Далау говорил с
нотариусом о документе, который должна была подписать
Валерия, ее уже не было в живых.
- Боже мой, - воскликнул комиссар. - Следовательно,
Отто фон Далау не причастен к ее убийству... - Он
вопросительно посмотрел на Пьера. - А почему Валерия
была в этот вечер в таком отчаяньи? Снова испугалась
Отто? Почему?
- Этот вопрос меня весьма интересует, - сказал Валенс.
- Ведь она находилась в Германии, у озера Аммер, почти
рядом с домом.
- Наверное, Валерия увидела вблизи от «Майер-отеля»
Бора и решила, что граф Отто фон Далау снова преследует
ее и в панике позвонила тебе.
- Наверное, так и было...
XXIII
Комиссар Мюллер и Валенс ехали в замок. Улицы
Ландсберга были празднично освещены, всюду горели
украшенные рождественские елки.
У парадного входа в замок их встретил Филипп фон
Далау. Пьер подумал, что теперь он остался совершенно
один в этом огромном пустом здании, которое скоро
перестанет быть его собственностью.
Комиссар вез Филиппу хорошее известие: ночной
клуб, где он в последний раз проиграл ту огромную сумму,
существовал незаконно. Поэтому граф освобождался от
уплаты долга. Мюллер считал, что часть денег,
конфискованных полицией в клубе, должна быть
пожертвована городу.
- Алдо Вейс вряд ли смирится с этим, - сказал
комиссар, пока они ехали в замок. - Он и Бор, несмотря на
то, что они теперь в тюрьме, могут попытаться через своих
людей свести с Филиппом счеты.
- Неужели они посмеют его шантажировать? - спросил
журналист.
523-
- Уверен в этом. Мы, конечно, постараемся принять
меры, но нс можем же мы без конца держать за руки этих
мерзавцев.
- Есть еще одно обстоятельство, которое будет
постоянно омрачать жизнь Филиппа, - тихо сказал Пьер
комиссару. Он был прав: как только Филиппу сообщили
выводы следствия по делу об убийстве Валерии, он
побледнел.
- Значит, это не Отто, а Вейс и Бор... Вы уверены, что
этого Отто им не поручал?.. - простонал он.
- Абсолютно. Вспомните, как развивались события:
сначала Алдо был настолько взбешен, что поручил своим
помощникам избить вас за неуплату долгов, потом они
заперли вас в доме на Паркаллее и стали размышлять, что
им делать дальше. Они знали, что в случае смерти Валерии,
вы станете законным владельцем замка и сможете продать
его городу. Это был для них единственный беспроигрышный
шанс получить с вас четыре миллиона марок. Ради этого
они и решились на убийство Валерии. Кроме того, есть еще
один факт, подтверждающий непричастность Отто к этому
преступлению. В тот вечер, когда убили вашу сестру, он
разговаривал с нотариусом Боймлером о том, чтобы Валерия
подписала приложение к акту, касающемуся доходов от
замка.
- Значит, сестра погибла из-за меня! - прохрипел
Филипп. - Валерию убили из-за моих долгов!
- Благодарите Бога, что сами счастливо отделались, -
проворчал комиссар. - Вейс и Бор утверждают, что это вы
убили Отто. Если бы он, - комиссар указал на Валенса, - не
попросил меня охранять-замок, мы не узнали бы, что Бор
был там. И если бы этот журналист не выяснил, что
подручные Вейса держат вас под арестом на Паркаллее, вам
было бы чрезвычайно трудно доказать свою невиновность.
- Я, только я один во всем виноват! - в отчаянии
твердил Филипп. - Если бы не я, Валерия сейчас была бы
жива! И Отто тоже! Это я убийца. Я, а не они!
Он рухнул на стул и, закрыв лицо руками, зарыдал.
- Мою милую, любимую сестричку убили из-за меня...
524
Тело Валерии в тот же день перевезли в замок. Ее гроб,
утопающий в белых цветах, поставили рядом с гробом Отто
фон Далау. Они покоились рядом в полумраке освещенной
лампадами часовни. Валерия, светловолосая, с тонкими
чертами лица, была как живая; а рядом с ней - Отто,
постаревший, с умиротворенным, довольным лицом.
Глядя на них, Пьер думал о странных отношениях,
связывающих этих таких разных людей, которых судьба
свела в стенах старинного замка - совсем юную, одинокую
девушку и печального мечтателя, который так и не понял,
что иллюзии рано или поздно исчезают. Валерия была
полна жизни, надежд и жила в ожидании счастья, пока на
ее глазах не произошел тот ужасный припадок и Отто
прокричал свои страшные слова: «Повсюду, где бы ты ни
была, ты будешь видеть меня, а потом я убью тебя».
Журналист с ужасом вспомнил, как Отто убил свою
лошадь. «А Валерию не смог... - подумал он. - Преследовал
ее, мучил, но лишить жизни не смог...»
Пьер смотрел на лицо мертвого Отто фон Далау.
«Но так ли это? - размышлял он. - Верно ли, что он не
смог убить Валерию? «Ты будешь повсюду видеть меня, и
потом я убью тебя...» Как далеко зашел Отто фон Далау с
выполнением своих угроз? Этого мы никогда не узнаем...»
- Я все время был уверен, что Отто убийца, - сказал
комиссар.
- Возможно, и он тоже, - ответил Пьер.
- Но ты же сам доказал, что это сделал не он!
- Кто знает, может его просто опередили.
Спустя несколько дней после похорон, Валенс
возвращался в свой отель в Гармиш-Партенкирхене. На
берегу озера он увидел трактир «Алте Пост», в котором
Валерия назначила ему встречу в тот вечер, последний
вечер ее жизни. Он снова вспомнил телефонный разговор
с нею и слегка притормозил возле старинного здания.
«Никогда не забуду его, - думал он, - никогда не забуду
засыпанный снегом Берлин и этот маленький трактир у
озера...»
Содержание
tfOfirfrfur. “Da£
ЧЕЛОВЕК,ИЗМЕНИВШИЙ
СВОЕ ЛИЦО.....................3
НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ...........101
НОЖ В РАНЕ..................215
ОТЕЛЬ У ОЗЕРА...............351
Издание
литературно-художественное
Зарубежный криминальный роман
(5)
Все права на распространение данного издания
принадлежат фирме "Грегори- Пейдж"
контактный телефон (095) 350 2257
Сдано в набор 09.08.94. Формат 84x108/32.
Бумага типографская. Гарнитура ’Таймс". Печать высокая, усл. печ. л.
28. Тираж 40 тыс. экз. Заказ № 2452
Издательство "Грегори-Пейдж"
Москва, ул. Кашенкин луг, 4.
Отпечатано на ордена Трудового Красного Знамени ПО "Детская книга"
Госкомпечати. 127018, Москва, Сущевский вал, 49.
Отпечатано с фотополимерных форм "Цсллофот"