Натан Шварц-Салан
Тайна
человеческих отношений
Алхимия и трансформация
Самости
Касталия
*
2018

УДК 159.9
ББК 88.4
ШЗЗ
ТАЙНА ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ
АЛХИМИЯ И ТРАНСФОРМАЦИЯ САМОСТИ
ШЗЗ
Натан Шварц- С алан
М.: Клуб Касталия. 2018.— 444 с.
ISBN 978-5-519-60659-2
Перевод: Сергей КОВАЛЕНКО
Редактор: Ада Таус
Компьютерная верстка: Андрей КИЧО
Обложка: Андрей КИЧО

СОДЕРЖАНИЕ
Вступление 5
Предисловие 7
Благодарности 12
Глава 1. Алхимия и трансформация в человеческих отношениях 13
Глава 2. Активация опыта поля 48
Глава 3. Безумные части здравомыслящихлюдей 81
Глава 4. Динамика интерактивного поля 135
Глава 5. Преобразующая сила интерактивного поля 168
Глава 6. Алхимический взгляд на безумие 204
Глава 7. Центральная мистерия алхимического процесса 254
Глава 8. Алхимическое отношение к трансформации отношений 299
Глава 9. Единение, смерть и воскрешение Самости 343
Глава 10. Понимание таинства отношений 406

ВСТУПЛЕНИЕ
Вводя понятие интерактивного поля, Натан Шварц-Салан
показывает, как состояния сознания, способные подорвать наши
отношения, как личные, так и общественные, могут сыграть по-
зитивную роль в трансформации этих отношений, став доступ-
ными пониманию.
Опираясь на идеи древнего искусства алхимии, он объясняет,
как трансформационный процесс может быть приведен в движе-
ние — как только партнеры, состоящие в отношениях, научатся
входить в интерактивное поле между собой и открывать для себя
«безумные» состояния сознания, свойственные каждой лично-
сти. Этот процесс освоения усиливает взаимопонимание, укре-
пляет отношения и освобождает творчество. Связанные люди
могут выйти за рамки распределения обвинений в «неправиль-
ности», постоянно усматриваемой в другом и являющейся не-
разрешенной причиной конфликта. Признавая субъективность и
состояния ума, влияющие на наши реакции по отношению друг
к другу (а также существование «третьей области», воздейству-
ющей на обоих), люди становятся способны трансформировать
достаточно хорошие отношения в страстный и волнующий опыт.
Иллюстрированная многочисленными клиническими при-
мерами «Тайна человеческих отношений» базируется на работе
Юнга, давая пищу для размышлений и являясь вдохновляющим
текстом для тех, кто желает вовлечься в мистерию развития вну-
три себя и внутри отношений.
5

Натан Шварц-Салан прошел подготовку юнгианского ана-
литика в Цюрихе, Швейцария. Он — директор «Центра ана-
литических перспектив» в Нью-Йорке, ведет психологическую
практику в Нью-Йорке и Принстоне, Нью-Джерси. Автор
клинических статей и книг, включая работу «Юнг об алхимии»
(издательство «Routledge»).
6

ПРЕДИСЛОВИЕ
Тайна человеческих отношений рассматривает трансформа-
цию Самости (как индивидуальной, так и взаимодействующей с
другими) через объединение научного понимания пути раскры-
тия личности в удивительной перспективе алхимической оптики.
Из-за того, что алхимические мироощущения столь радикально
отличаются от современных научных методов, имеющих очевид-
ный успех и вытесняющих их, невозможно избежать вопроса о
том, как современная работа с отношениями может извлечь вы-
году и глубинно базироваться на таинственных и, по-видимому,
иррациональных моделях алхимического мышления.
Наиболее известным и, возможно, даже наиболее развитым
процессом алхимии были попытки преобразования базовой суб-
станции (такой как свинец или ртуть) в драгоценный материал,
такой как золото или серебро. Мы мало знаем о том, как алхими-
ческая традиция, которая просуществовала более двух тысячеле-
тий до того, как быть дискредитированной современной наукой
(только в последние три века), применяется к тонким областям
человеческого опыта, расположенным в реальности между со-
знанием и материей (областей, которые наука почти полностью
отклонила или отвергла).
На самом деле, алхимическое мышление наполнено странны-
ми метафорами и сложными образами, обеспечивающими точное
и просвещающее понимание пути, на котором процесс между
двумя людьми может прорабатываться и трансформироваться.
В своем признании жизненного взаимодействия между поряд-
7

ком и беспорядком, а также трансформационного потенциала
хаоса алхимия может помочь нам принять и оценить области ин-
тенсивного хаоса внутри разума. Ранее в своих работах я назы-
вал эти области «безумными частями здравомыслящих людей».
Алхимическое мышление отличается от современных подхо-
дов к проработке личности и отношений, делающими ударение
на причинности и основывающими свое обоснование на повто-
ряемости опытов и результатов. Например, в то время как со-
временные подходы могут фокусироваться на таких вопросах,
как развивающие неудачи или пути, на которых эти неудачи
возвращаются в так называемом переносном и контрпереносном
процессе, алхимическое мышление предлагает понимание глуби-
ны и тайны взаимоотношений, которые могут позволить чело-
веку пережить одушевленное пространство, являющееся живым
смыслом и содержащее свой собственный процесс. В этой книге
я хочу использовать алхимическое мышление внутри контекста
научной перспективы психотерапии с целью обретения понима-
ния таинственной «нижней» стороны отношений (ибо пережива-
ние их глубин подразумевает включение в себя этих различных
порядков мышления и восприятия). В частности, я хочу изучить
алхимическое понятие реальности тонкого тела, существующей
как «третья вещь» или «третья область» между людьми.
К.Г. Юнг обнаружил, что древний символизм алхимии пре-
восходно подходит для понимания сложных взаимодействий,
порождаемых сознанием и бессознательным психе аналитика и
анализируемого. Я использовал работу Юнга в своей попыт-
ке понимания природы «третьей области», создаваемой двумя
людьми в отношениях, и которая, в свою очередь, может ока-
зывать трансформационный эффект на сокровенную структуру
человека. Истинная тайна отношений заключается не столько в
стремлении к пониманию того, что на кого проецируется, сколь-
8

ко в освоении «третьей области», «промежуточной» реальности,
представляющей собой главный фокус древней науки в целом и
алхимии в частности.
Посредством изучения символизма и практики алхимии я
пришел к осознанию и пониманию состояний экстремального
хаоса (часто хаос содержит скрытый вид порядка), который не
только живет внутри людей, но также определяет важный аспект
интерактивного процесса между индивидами во взаимоотноше-
ниях. Наблюдая за тем, что этот интерактивный процесс имеет
свою собственную жизнь, я также видел, что хаос в его серд-
цевине был истинной жизнью взаимоотношений. Вместо того,
чтобы видеть отношение как нечто такое, что два человека де-
лают друг для друга (или как определенный вид партнерства),
я начал рассматривать отношения как — используя математи-
ческую фразировку —поле, в которое вовлечены оба человека и
которое, что наиболее загадочно, движется и формирует их про-
цессы, как индивидуально, так и совместно, — как если бы эти
процессы были волнами на большом море.
С этой позиции понимание тайны отношений требует пути
мышления, отличного от современных научных подходов. Для
«промежуточного» мира, который люди могут (сознательно или
бессознательно) переживать, требуется подход, бывший опло-
том культур до начала новой парадигмы науки и причинности,
начавшей появляться в шестнадцатом и семнадцатом веках.
Именно эта «промежуточная» область (например, между теми
же сознанием и материей) привлекла мое внимание к алхимии
как к способу понимания отношений. Я не нашел лучшего гида
по этой «первозданной» логике, чем древняя наука алхимии.
Мой интерес к алхимии помогал мне справляться с пробле-
мами в отношениях, предлагаемыми многочисленными анализа-
ми в моей психотерапевтической практике, моим собственным
9

браком, моими детьми, да и самой жизнью. Конечно, все, что
эта книга может предложить современным отношениям, было
содержательно подпитано работой с моими пациентами, чей
клинический материал (часто сфокусированный на сложности и
уязвимости движений между близостью и безумием, которые,
подобно вторжению бога древних культур, поражали мышление
и эмоциональную согласованность) образует субстанцию боль-
шей части этой книги. Я очень благодарен им за их честность,
вовлеченность, а особенно — за уроки.
Я также хотел бы отметить свою благодарность за участие
студентам «Семинара алхимии» в Центре аналитических пер-
спектив в Нью-Йорке. Стимулирующий характер дискуссий
этого семинара привел меня к новой глубине понимания и выявил
важные смыслы алхимической образности и текстов, некоторые
из которых использованы в этой книге.
Кроме того, я был глубоко тронут помощью в редактирова-
нии, которую получил при написании этой книги. Рожер Рьен-
до (Roger Riendeau), профессиональный редактор и писатель,
в дополнение к роли инструктора и консультанта по научному
письму в Университете Торонто, сам стал подобным алхимику
в процессе редактирования этой книги. Он многое узнал о тай-
нах хаоса, занимаясь моей ранней рукописью. Я извлек боль-
шую пользу, будучи вовлеченным в интерактивную область, где
его неутомимая энергия и интеллект помогли образовать меж-
ду нами созвездие. Процесс редактуры также щедро и жиз-
ненно совершенствовался Джеральдиной Фогарти (Geraldine
Fogarty), чья критическая способность идентифицировать и
исследовать неопределенность или неясность идей, допущений
и выражений значительно уточнила перспективу и структуру
данной книги. Я очень благодарен ей за дружбу и привержен-
ность на протяжении этого процесса. И моему другу Джеймсу
10

Габа (James Haba) я серьезно обязан за его старательное чтение
и перечитывание рукописи. Его вклад я глубоко лелею, а его уси-
лия сделали эту книгу намного лучше, чем она могла бы быть. Я
также должен выразить свое признание Van Waveren Foundation
за грант, который помог в финансировании редактуры данной
работы.
В конечном счете, отношения имеют тайну, которая может
быть познана только через проблему близости, через мудрость
и поле зрения человека, с которым происходит взаимодействие,
снова и снова. Моя супруга Лидия внесла свой вклад в эту книгу,
зачастую обнаруживая способ выражения невыразимого опыта и
рождающихся идей. Но более того, я не был бы сегодня тем че-
ловеком, каким являюсь, если бы не мои взаимоотношения с ней.
Также я не смог бы понять закономерности, представленные в
этой книге, если бы не пережил проблемы и прозрения, пришед-
шие через переживание боли и радости наших отношений. Она
была и остается моим главным гидом в этом нашем продолжаю-
щемся процессе и ей я и посвящаю эту книгу.
11

БЛАГОДАРНОСТИ
Я хотел бы выразить признательность библиотеке канто-
на Санкт-Галлен, Швейцария, за разрешение воспроизведения
изображений из их копии Rosarium Philosophorum, St Gallen,
Kantonsbibliotek (Vadiana), Vadianische Sammlung, Ms.394a.
Я благодарю Британскую библиотеку за разрешение воспро-
извести изображения Splendor Solis из Ms.Harley 3469 и 1582.
Выражаю благодарность Press Gang Publishers за материал
из Anne Cameron, Daughters of Copper Woman (Ванкувер, Ка-
нада: Press Gang Publishers, 1981). Перепечатывается с разре-
шения издателя.
12

ГЛАВА 1
АЛХИМИЯИ ТРАНСФОРМАЦИЯ
В ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЯХ
Переживание тайны внутри отношений
Все люди, находящиеся в отношениях неминуемо сталки-
ваются с конфликтами внутри себя и между собой, которые
продолжаются, несмотря на все усилия их разрешить. Будучи
трудноуловимыми или очевидными, природа и источник такого
конфликта, как правило, сокрыты в уравновешенности, которая
может поддерживаться в нормальных отношениях, особенно на
их ранней стадии. Один человек необязательно представляет для
другого «причину» чувства боли, гнева, непонимания, нелюбви,
вины — среди множества возможных отрицательных эмоций.
И даже когда распределение мотива и ответственности может
иметь некоторый смысл, попытка определить кто прав, а кто не
прав, или кто сознателен, а кто бессознателен, не может разре-
шить конфликт и, конечно, не может раскрыть его тайну.
Обычный пример динамики такого конфликта — это ситу-
ация, когда муж удовлетворенно храпит, пребывая в блаженном
сне, в то время как его измученная супруга лежит рядом с ним,
слушая его храп, и так далека от сна, что чувствует, будто бы ее
подвергают пыткам. За пределами уровней физических причин и
13

практических решений, которые такая ситуация незамедлитель-
но вызывает в памяти, лежит область, где обитает разновидность
безумного конфликта, готовая взорваться в обычное время.
Естественная склонность приводит к предположению, что кто-
то каким-то образом виноват. Храпел ли муж намеренно, чтобы
удерживать свою страдающую супругу без сна и в постоянном
состоянии неустойчивости? Или жена просто чуткий спящий
человек, неблагодарный по отношению к жизненной потребно-
сти мужа отдохнуть? Будут ли ответы на эти вопросы, на самом
деле, положительными или отрицательными не имеет значения.
Вместо этого эти двое людей должны проникнуть на глубин-
ный уровень их взаимоотношений — в разделяемую ими область,
в которой ничто не «делается» для другого. В действительности,
они обнаружат, что разделяют не только сознательные, но и бес-
сознательные отношения. Эти бессознательные отношения мо-
гут быть громаднее и более всеобъемлющими, чем сознательные.
Если они смогут работать сообща, исследуя этот глубинный уро-
вень их отношений, то они обнаружат, что конфликт между ними
был простым фрагментом большого, более сложного и, в конеч-
ном счете, более многозначительного паттерна взаимодействия.
Для большинства пар гораздо проще избегать исследования
таких конфликтов на глубинном уровне отношений и терпеть
постоянную эмоциональную растерянность, поскольку они пы-
таются общаться и быть близкими своим привычным способом.
Но такие противоречивые состояния глубоко влияют на взаимо-
отношения способами, которые легко не увидеть или отклонить.
Результат — растущая пропасть между людьми, падение дове-
рия и близости, уменьшение страстной и захватывающей сексу-
альной жизни и, прежде всего, отсутствие всякого чувства, что
их отношения обладают мистерией развития, оригинальностью
и общностью. И что у них есть без этой мистерии? Они могут
14

совместно играть определенные роли или, если они обладают
психологической утонченностью, могут помочь друг другу иметь
дело с отдельными проекциями. Но они не будут ощущать и ве-
дать тайну страсти и перемен, которая может исследоваться и
раскрываться благодаря отношениям. Таким образом, их отно-
шения ослабляются в страсти и становятся просто ординарны-
ми. Любовь, сочувствие и забота могут присутствовать, но тень,
отбрасываемая отсутствием страсти и значения, дает им понять,
что они выбирают жизнь в поверхностных водах, поселившись в
мнимой безопасности, которая в действительности ослабляет их.
Эта книга предназначена для людей, которые хотят иметь
дело с обычно скрытыми областями отношений, которые способ-
ны выйти за пределы распределения порицания или беспокой-
ства по поводу «правоты» или «неправоты», и которые желают
осознать и привлечь тайну развития внутри самих себя и внутри
взаимоотношений.
Попытки придать рациональный смысл хроническому кон-
фликту внутри нормальных отношений неизменно проваливают-
ся, когда эти попытки не исследуют глубины человеческой психе
в поисках природы и источник конфликта. Внутри этой глубин-
ной области тотально противоречивые состояния сознания могут
пребывать одновременно внутри каждой личности, как качество
отношений само по себе. Эти противоречивые состояния, кото-
рые определяют «безумные» аспекты психики, фактически вза-
имоуничтожаются таким образом, что обращение внимания на
одно состояние полностью уничтожает осознание предшеству-
ющего состояния. Любой, кто связан с человеком, демонстри-
рующим такие противоречивые состояния, будет, как правило,
чувствовать этот процесс, сбиваться с толку, откликаться или
ощущать бессильную ярость. Но в определенной степени такая
область безумия это неотъемлемая часть существования каждого
15

человека. Охват безумных сфер нашей психе и признание того,
как они ограничивают нас, — способ открыть тайну самого себя
и другого. Это тонкое «безумие» становится своего рода хаоти-
ческим краем, где отношениям предначертано разбиваться о бе-
рег и быть ограниченными.
Безумие — пугающее понятие, так как оно заключает, что
человек бесконтролен, искажает реальность, затоплен непрео-
долимыми реакциями и сильными эмоциями и делает вещи, де-
структивные для его собственных интересов, все время будучи
самонадеянным в своем тотальном контроле. Область безумия
здравомыслящих людей всегда опасна; но если она осознается, а
ее сила признается, она потенциально целительна. «Сумасшед-
шие области» постоянно сталкивают нас с границами и ограни-
чениями самих себя и с нашим знанием, и они заставляют нас
размышлять и переосмысливать наши отношения снова и снова.
Без постижения собственного безумия любой подход к понима-
нию отношений становится унылым и опасно повторяющимся,
угрожая стать делом привычки, практикуемым в одиночку. Без-
умие кажется нашим лучшим союзником в сдерживании опасной
и бездушной тенденции знания, используемого для защиты себя
от шока нового опыта. По мере того как мы принимаем такие об-
ласти, мы необязательно решаем проблемы внутри отношений;
вместо этого мы трансформируем их и самих себя.
Трансформация — всегда трудный для нас процесс созерца-
ния и восприятия, ибо психе имеет тенденцию возвращаться к
наиболее стабильным формам — как правило, старым, опробо-
ванным в тигле времени. Новые формы нестабильны и опасны
тем, что могут привести к потере чувства идентичности, делая
нас субъектом сильных эмоций и чувствительным к воле друго-
го угрожающим способом. Так, в наших общепринятых спосо-
бах коммуникации мы склонны оперировать в пределах удобной,
16

выбранной структуры. Мы можем быть обходительны, можем
признавать определенные роли, действовать благожелательно
или же напротив. Например, пара может беспрестанно, но лю-
безно укалывать «шуткой» друг друга на публике и отрицать,
что такое поведение может указывать на взаимное презрение и
желание унижать друг друга, поскольку такое признание деста-
билизирует их отношения. Однако прощупывание «под» такими
взаимодействиями показывает, что такое вежливое неприятель-
ское поведение на самом деле служит защитой именно против
вовлечения на эти глубинные и опасные уровни, на которых
люди должны принимать ответственность за те области психе,
которые не только скрывают обиды и другие негативные чув-
ства, но также содержат истинную бесконтрольность, безумие.
Трансформация внутри отношений может начаться только со
знания о том, что мы бессознательно осуществляем проекцию на
другую личность, тем самым искажая реальность другого и свою
собственную. Проецируя, мы склонны приуменьшать или усили-
вать идентичность других, предполагая, что в действительности
знаем природу и мотивацию их взаимодействий с нами. Соб-
ственная реальность другой личности не слишком достоверна в
нашем разуме, но важнее то, что непостижимая природа другого
даже не рассматривается. Другими словами, сквозь проекции
мы «знаем» только фрагменты истины по поводу другого и, сле-
довательно, отрицаем духовную сущность его бытия. Поэтому,
чем больше мы изымаем проекции и признаем реальность другой
личности, тем богаче ее полномочия, а взаимоотношения совер-
шенствуются.
Но для поддержания и углубления процесса трансформации,
мы должны шагнуть за пределы распознавания и подтверждения
динамики проекции. Такая возможность может быть очень слож-
ной, поскольку психоаналитическое мышление о человеческих
17

отношениях разрабатывалось внутри научных моделей, рассма-
тривающих проекцию в качестве ключевой концепции. Начиная
с ранних работ Зигмунда Фрейда в двадцатом столетии, ана-
лизируемый верил в проекцию своего внутреннего содержания
на аналитика, который посредством устройства «ровно колеблю-
щегося внимания» может воспринимать ее природу. В рамках
причинной структуры интерпретация проекции рассматривается
таким образом, чтобы разблокировать и разрешить неудачные
транзиты развития, которые были частью ранней жизни ана-
лизируемого. Точная природа этого процесса спорна, поскольку
существует много конкурирующих идей о том, как люди разви-
ваются успешным или неуспешным путем, с учетом характера их
детского опыта.
Например, фокусировка на определенных «лишениях» в ран-
нем детстве и/или эмоциональных или физических вторжениях
в ранимое детское психическое состояние — это обоснованный и
пригодный подход к пониманию личностного развития. Младен-
цы могут особенно пострадать из-за отсутствия материнского
присутствия, которое может успокоить их тревоги, или вообще
из-за отсутствия родительской фигуры, которая может стоять на
страже против физических и эмоциональных вторжений, неиз-
менно оставляющих юное дитя без чувства безопасности или це-
лостности. Такие лишения и вторжения не допускают ребенка до
«контейнера», в котором можно переживать свой стресс, и поэ-
тому при взрослении он может страдать от таких неврозов, как
диссоциативные расстройства или нарциссические, пограничные
и психоидные личностные расстройства или же, в экстремаль-
ных случаях, даже психотические расстройства. Психоаналити-
ческое лечение пытается создать «содержащее» пространство
таким образом, чтобы стал возможным опыт психических состо-
яний. В идеале, посредством переноса такие прорабатываемые
18

ранние недостатки и обиды воспроизводятся, понимаются и, что
наиболее значимо, переживаются без регресса к примитивным
защитам; и развитию человека, по существу, позволяется искать
свои естественные пути расширения. Прогресс на этой ступени
требует необычайного мужества от пациента, а часто также и от
терапевта.
Личное бессознательное, по определению К.Г.Юнга, пред-
ставляет собой резервуар отброшенных содержаний и процессов,
которые обладают определенным местом и могут переживаться
как отдельные части в нормальном пространстве и времени. В
процессе проекции части личного бессознательного переживаются
как существующие «в» личности или проецируются «за» личность
и «к» другой личности. Проекция обладает воздействием, и через
нее человек делает что-либо для другого человека. Стремление
людей или их отношений от выгодной позиции «делать что-либо»
по направлению к кому-то еще (например, один человек бессоз-
нательно проецирует на другого ожидания одиночества, потери
и ненависти или качества большой ценности, совершенства и це-
лостности) представляет собой мощный объектив, через который
понимаются взаимоотношения. Многое в современной психоло-
гической мысли пришло к пониманию, что проекции влияют на
людей либо уменьшая силу эго проектора и искажая его или ее
реальность, либо вызывая эмоциональные и познавательные из-
менения в объекте проекции. Проекция может быть использована
для избавления от мучительных чувств и идей. И проекция может
также представлять собой состояние, сопровождающее появление
сознания: человек всегда проецирует, прежде чем осознает соб-
ственные бессознательные содержания. Проекция может также
проявляться путем отрицания психической структуры через има-
гинальный процесс, в котором содержания ощущаются «вложен-
ными» в другую личность и тонко наблюдаются трансоподобным
19

путем в порядке различения того, что другой делает с этими прое-
цируемыми содержаниями. Этот последний процесс известен как
проективная идентификация, и аналитик может проводить много
лет, осознавая эти тонкости, так чтобы он или она могли распоз-
нать их существование, где менее подготовленные или менее чув-
ствительные души могут просто разыгрывать содержания, кото-
рые проецируются на них.
Фрейд и последующие психоаналитики, по существу, при-
знавали, что основанная на проекции модель, суммирующая ран-
ний конфликт и его разрешение, была слишком упрощенной, так
как аналитик также осуществлял проекцию на анализируемого.
Из этого понятия встречной проекции развилась большая часть
текущего психоаналитического мышления по поводу переноса и
контрпереноса, взаимной проекции обоих людей. Все же психо-
аналитики верили, что эти проекции в духе научного исследова-
ния могут стать объективно воспринимаемыми данными. Неко-
торые даже надеялись (и многие до сих пор прилагают усилия во
многих сферах психоаналитической мысли) использовать контр-
перенос для объективного понимания внутренней работы психе
анализируемого.
С целью преодоления трудностей разделения проекций и
контрпроекций и встречи со стандартами научной объективности
некоторые аналитики начали размышлять в терминах «третьей
области» или «поля», которое состояло из своего рода взаимной
субъективности. Созданная взаимными проекциями, эта «третья
область» затем использовалась для некоторого объективного по-
нимания внутренней работы аналитика и анализируемого. Неза-
висимо от того, было ли это благодаря работе «психологов само-
сти» или вкладу Томаса Огдена и его понятия «аналитического
третьего», аналитик осознает, что субъективности никогда нель-
зя отказывать во взаимодействии. И через использование его
20

или ее восприятий природы этой «третьей области» аналитик,
тем не менее, может обрабатывать интерпретации, сопереживать
и осуществлять вмешательство для помощи анализируемому в
его понимании бессознательного и плохой приспособляемости.
Изыскания Юнга посеяли семена для альтернативной модели
анализа, основанной на исследовании промежуточной реальности
между аналитиком и анализируемым. Юнг признавал, что двое
людей создают бессознательные отношения, состоящие не толь-
ко из психического содержания личного опыта ранней жизни. Это
психические содержание, которое Юнг называл «архетипами»,
представляет собой спонтанные самоорганизующиеся структуры
безличных слоев коллективного или объективного бессознатель-
ного. В отличие от личностных смыслов такие архетипические
аспекты коллективного бессознательного не могут полностью вос-
приниматься как выходящие из одного человека и направляющие-
ся за пределы личности к другому. На самом деле, архетипические
процессы создают «третью область» между людьми, которая не
может быть пережита или понята через пространственное понятие
внутреннего и внешнего. Ощущение пространства, создающего-
ся внутри взаимоотношений, не может пониматься как «пустое
пространство», характеризующее область, посредством которой в
значительной степени передаются личные проекции. Скорее, эта
«третья область» имеет свою собственную характерную объек-
тивность: субъективно-объективное качество. Индивидуальные
проекции не могут отделяться от объективных преобразующих
тенденций, поскольку они взаимодействуют внутри этой «проме-
жуточной реальности», и никакая из них не является причиной су-
ществования для другой. Когда Юнг анализировал эту огромную
бессознательную третью область между людьми (что было его
способом изложения переносного и контрпереносного процесса),
он также подступился к архетипическим аспектам внутри научной
21

парадигмы проекции. В действительности работа Юнга помогла
нам увидеть, что способно проецироваться нечто большее, чем
личностные содержания.
Кроме того, архетипические уровни создают «третью об-
ласть», которая не может быть охвачена просто как вещи, подоб-
ные спроецированным частям, с которыми могут сталкиваться
люди. Скорее, архетип создает парадоксальное ощущение про-
странства, в котором человек одновременно оказывается и из-
нутри, и снаружи — как наблюдатель, но находящийся внутри
самого пространства. Кроме того, в отличие от акцента на субъ-
ективности в психоаналитических подходах к «третьей области»,
я обнаружил, что также должна рассматриваться сопутствую-
щая объективность процесса, исходящая из включения архети-
пических измерений.
Нам следует выйти за рамки понятия жизни, состоящего из
внешнего и внутреннего опыта, и войти в своего рода «промежу-
точную реальность», которую наша культура уже давно потеряла
из виду и в которой происходит большая часть трансформации.
Поскольку мы воспринимаем такую общую реальность с другой
личностью (и так как мы действительно на ней фокусируемся,
позволяя ей иметь свою собственную жизнь, подобно «третьей
вещи» во взаимоотношениях), то может произойти нечто новое.
Пространство, что мы занимаем, кажется, изменяется, и вместо
того, чтобы быть субъектами, наблюдающими «третью вещь»,
мы начинаем чувствовать себя внутри нее и приходим в движение
благодаря ей. Мы становимся объектом, а пространство само по
себе и его эмоциональные состояния представляют собой субъект.
В таких переживаниях старые формы отношений отмира-
ют и трансформируются. Это как если бы нам стало известно о
присутствии гораздо большего во взаимоотношениях — глубин-
ного сакрального измерения. Мы осознаем смысл «единства»,
22

который возникает в одиночестве и с нашим партнером. Это то
«единство», что кажется вселяющим в отношения чувство трепе-
та и тайны. Когда такой опыт интенсивен, уважение берет верх
там, где когда-то правила власть. Страх становится принят как
маркер пребывания на верном пути, поскольку человек теперь
идет по направлению к неизвестному на пути расширения го-
ризонтов и готовности быть тронутым истиной, существующей
внутри взаимоотношений. И всегда мы ищем и мыслим о наших
проекциях и нашей личной истории, как будто бы они форми-
руют границы, дающие интерактивному опыту его собственную
уникальность и особенность (таким образом, предотвращая ин-
терактивный опыт от попадания в туман «нью эйджа»).
Подобно тому, как архетипические содержания «третьей
области» не могут быть в достаточной степени постигнуты че-
рез модель проекции, то же самое касается и безумных частей
здравомыслящих людей. Такие архетипические области никогда
не сводятся к сумме индивидуальных проекций. Следовательно,
безумные аспекты здравомыслящих людей невозможно успеш-
но охватить внутри рационально ориентированных подходов к
личностному развитию. Попытки превратить безумные аспекты
здравомыслящих людей в развитие, которое может быть спро-
ецировано, составляют собой не более чем репрессивную хи-
трость. Психологические модели, которые мы получили в ходе
изучения развития ребенка и наблюдения его развития во вре-
мени, от младенчества до подросткового периода и далее, не по-
могают в понимании странных качеств пространства, лежащего
в основе глубины отношений. Мы никогда не «знаем» безумие
как нечто «исследованное» в отношениях; скорее мы переживаем
это и вынуждены отыскать своего рода воображаемый сосуд для
его содержания. Ведь безумие —странный феномен, который
можно понимать не только как существующий внутри себя или
23

между людьми, но также, подобно архетипическим процессам,
оказывающий влияние на людей в отношениях внутри необъ-
яснимой реальности. Действительно, если отношения должны
стать местом трансформации отдельных людей и культуры, то
мы должны не только разоблачить безумие внутри отношений,
но и раскрыть тайну этого безумия.
Отношения можно рассматривать как контейнер для работы
с архетипическими и иррациональными силами безумия внутри
нашей культуры. Поэтому мы должны думать об отношениях
как о чем-то большем, чем о относительно сознательных или бес-
сознательных взаимодействиях людей. Отношения должны рас-
сматриваться как досуг на великом море эмоциональной жизни,
измерении, которое никогда не понималось лишь рациональны-
ми средствами. Этот факт отмечался Фрейдом и также широко
использовался Юнгом в его исследованиях глубины взаимоотно-
шений в переносе.
В то время как современные научные модели не слишком
помогают нам в размышлении по поводу таких переживаний
безумия и «третьей области» между людьми, традиции, пред-
шествующие научным открытиям и их основной акцент на при-
чинно-следственной связи могут дать нам возможность заново
раскрыть и переформулировать более древние идеи, которые
точно имели отношение к таким «промежуточным» областям и
переживаниям. Понимая и оценивая трансформационный по-
тенциал такой «третьей области», мы можем выгодным образом
обратиться к древним идеям и практикам алхимии. Юнг приме-
нял алхимический символизм для понимания природы обильной
«третьей области» между людьми. Находя более полное приме-
нение алхимическим исследованиям Юнга, чем, как мне верит-
ся, было допускал он сам, человек может изучить опыт «третьей
области» и измениться благодаря этому опыту, а не зависеть от
24

анализа в составной части проекции.
Я привожу к концепции и анализирую алхимический спо-
соб мышления, представленный в мифах и историях, как цен-
тральный подход к психотерапии. Такой алхимический подход
противопоставляется не только использованию алхимического
символизма для усиления развития или неудавшихся процес-
сов развития, но также любому научному подходу к пониманию
структуры психе и изменениям, основанным на причинно-след-
ственной связи. Следовательно, алхимический подход связан не
с тем, что люди делают друг с другом, — например, проецируют,
— но с их переживанием промежуточной области, разделяемой
обоими людьми.
Структура и методология алхимии чрезвычайно ценна при
попытках исследования тайны взаимоотношений. Когда методо-
логия алхимии применяется к психологическому процессу, появ-
ляется новая модель анализа, основанная не на поведенческой
модификации или изменении в объектных отношениях, а на ис-
целении души. Подход к этой новой модели анализа, конечно,
требовал «перевода» алхимических терминов в психологические,
а также переосмысления природы аналитической сессии и роли
аналитика. В моем опыте работы с «третьей областью», вклю-
чающей безумные части здравомыслящих людей, Декартово
мышление терпит крах. Возникает другая разновидность логики
противоположностей, которая поразительно похожа на ту, что
использовали алхимики в течение двух тысяч лет.
Возникновение и упадок
древнего искусства алхимии
Древнее искусство алхимии, прежде всего, было связано с
качественными изменениями субстанции, в частности — транс-
формацией металла в другую форму, изменением цвета мате-
25

риала и стабилизации этого изменения или создания Эликсира
Жизни (Lapis Philosophorum). Помимо таких общностей источ-
ники, природа и масштабы алхимии представляют собой предмет
догадок и споров. Как писал Рафаэль Патай в своем обстоятель-
ном исследовании «Еврейские алхимики»: «Когда дело доходит
до определения того, что есть (или чем была) алхимия на самом
деле, ученые, писавшие о ней, далеки от согласия» (1994, 4).
Спектр научных позиций широко варьируется от взгляда на ал-
химию как на глупый и неловкий эпизод в человеческой мысли до
перспективы, которая рассматривает ее как самую возвышенную
духовную науку, чей подлинный фокус был направлен на транс-
формацию человеческой личности. Патай предлагает некоторое
понимание неоднозначной и противоречивой природы алхимии:
«Алхимия была всем, чем ее утверждали практики,
и ее намерения вмещали все, что ей приписывали исто-
рики. Они включали трансмутацию базовых металлов в
серебро и золото, удваивание или другое увеличение веса
золота, обработку жемчуга и драгоценных камней, про-
изводство всех видов примесей и других субстанций, ва-
рево красителей и создание всех видов лекарств для исце-
ления всякой болезни, которой страдало человечество,
и создание квинтэссенции, сказочного эликсира, что
исцеляет, омолаживает и продлевает жизнь на века...
Все это было частью практического аспекта алхимии».
(1994, 4)
В процессе производились медикаменты; были разработаны
сосуды для алхимической трансформации; постулировались уди-
вительные теории о процессе изменения формы или внутренней
структуры вещества.
Кроме того, усилия, направленные на «внешние», материаль-
26

ные изменения, соответствовали внутренним изменениям в психе
алхимика. Эта взаимная трансформация очаровывала лучшие
умы многих веков и культур. Таким образом, алхимическая прак-
тика широко документирована в литературе различных культур,
охватывающей три тысячелетия.
Алхимия базировалась на вере в фундаментальное единство
всех процессов в природе. Все в природе — камень, металлы,
дерево и минералы вместе с человеческим разумом и телом —
сформировалось из единой субстанции. Эта сущность, lapis, была
базисом, из которого все произрастало, и если кто-то мог заполу-
чить ее в небольшом количестве (даже минутный глоток), то могло
совершиться немалое исцеление и трансформация. Эта фундамен-
тальная убежденность обнаруживается в Индии, Европе, Китае,
Ближнем и Среднем Востоке (особенно в Арабском мире) и в
других местах, где процветала алхимия (Патай, 1994).
В то время как происхождение алхимии основательно про-
стиралось до предыстории и мудрости шаманов, алхимическая
традиция, кажется, кристаллизовалась в Греко-Римском Египте
на протяжении III и IV вв. до нашей эры. В это время, греческая
мысль и мысль стоиков соединились в создании базисных теоре-
тических структур алхимии, которые разрабатывались и совер-
шенствовались на протяжении следующих 2000 лет. Алхимия
начала проявляться как связанное тело мысли в работе Псев-
до-Демокрита около 200 г. до н.э. Алхимическое мышление вы-
росло на стыке идей, связанных с металлургией, пивоварением,
красильным делом и изготовлением парфюма. К третьему сто-
летию алхимические идеи распространились и состыковались
с многочисленными сходными разработками в религиозных и
философских сферах (Lindsay 1970, 67). До этого времени ал-
химические практики часто были тайным занятием из-за страха
преследования в связи с обвинениями в подделке золота и дра-
27

гоценных металлов. Ранние авторы алхимических текстов часто
брали псевдонимы, заимствованные у мифических фигур, таких
как Гермес или Моисей или других великих мастеров. Такая тен-
денция в алхимии не была просто актом скромности или жела-
ния скрыться от преследования в качестве фальсификатора или
фальшивомонетчика. На самом деле она отражает желание в ал-
химии связать свое происхождение и практиков с мифическим
измерением, и эта тенденция также обнаруживается в магиче-
ской практике.
Экзотерическая или экстравертная сторона алхимической
практики была значительно образована признанной греческой
мыслью, которая, по существу, относилась к Аристотелю. По
мнению ученого экзотерической алхимической традиции Е.Дж.
Холмьярда, Аристотель считал, что мир состоит из простого ве-
щества (prima materia), которое имеет только потенциальное су-
ществование. Для подлинной манифестации она должна быть за-
печатлена «формой», которая означает не только облик, но также
и нечто такое, что придает телу его особые свойства. В космологии
Аристотеля форма дает начало четырем элементам: огонь, воздух,
вода и земля. Каждый из элементов дополнительно характеризу-
ется «качествами» бытия — жидким (или влажным), сухим, го-
рячим или холодным. У каждого элемента есть два качества. Горя-
чее и холодное, влажное и сухое — пары противоположностей, и
они не могут быть соединены. Главная опора теории, восходящей
к Холмьярду (1990), заключается в том, что любая субстанция
состоит из всякого и каждого «элемента». Разница между одной
субстанцией и другой зависит от пропорций, в которых представ-
лены элементы. И поскольку каждый элемент по этой теории
может быть трансформирован в другой, любая субстанция может
быть преобразована в любую другую посредством изменения в ней
пропорций элементов. Например, в теории Аристотеля, элемент
28

огня — горячий и сухой, а элемент воды — холодный и влажный.
Если скомбинировать их так, чтобы в результате это привело к
устранению горячего и влажного, итоговые атрибуты согласно те-
ории будут приписываться элементу воздуха. Через такие процес-
сы изменяется форма вещей. Соответственно, будучи в состоянии
изменять качества и, таким образом, форму вещей, человек дол-
жен суметь трансформировать одну субстанцию в другую: «Если
свинец и золото состоят из огня, воздуха, воды и земли, почему
тусклые и простые металлы не могут иметь пропорций элементов,
приближенных к сияющим и великолепным?» (Холмьярд, 1990,
23) Алхимический поиск правильной формы prima materia — это
неустанная и зачастую бесполезная работа алхимика, но иногда
успешные лабораторные попытки наполнены, насколько это воз-
можно, божественным откровением и моментами благодати, со-
ставляющими большинство экзотерических алхимических сказок.
Наряду с этой теорией четырех элементов более внутренний,
эзотерический, базис алхимии обнаруживается в сходных идеях
греческой мысли, заложенных в период с VII по IV вв. н. э.:
1. Идея унитарного процесса в природе и некоторой «ко-
нечной субстанции», из которой строятся все вещи;
2. Идея «конфликта противоположностей», удерживаемых
вместе первостепенным единством, как силы движущей
вперед Вселенную;
3. Идея «определенной структуры» в конечных компонен-
тах материала, выражается ли эта структура различными
скоплениями атомов (atomon, неделимая единица) или
комбинацией из набора базовых геометрических форм на
атомном уровне (Lindsay 1970, 4). К этому остову мыс-
ли добавлялась стоическая позиция о том, что «психе»
— это материал, который был взаимным проникновени-
ем души и тела, physis, и мира растений, hexis, и мира не-
29

органической материи. Физика стоиков последовательно
видела все более твердые или конкретные элементы как
пронизанные и удерживаемые вместе в бесконечной сети
пневматических напряженностеи (Lindsay 1970, 22-23).
Алхимические идеи были распространены в Европе после
Темных Веков, а новые формы создавались в культуре вообра-
жения, удостоившей Ренессанс пятнадцатого и шестнадцато-
го столетий. Эти новые формы алхимического мышления живо
выражались в таких текстах как Rosarium Philosophorum (1550)
и Splendor Solis (1582). Rosarium первоначально представлял
собой набор изображений для медитаций подобно розарию.
Rosarium, как полагают, возник в содружестве Германии в шест-
надцатом столетии; или, возможно, это содружество отвечало за
добавление текста к изображениям, так что то, что сейчас есть
— это серия изображений и комментариев к ним, датируемые
1550 годом. В мире существует несколько собраний Rosarium;
некоторые из них цветные, другие в черно-белом цвете, осталь-
ные — частично окрашенные. Наиболее красивое собрание,
обнаруженное в библиотеке монастыря св. Галла, имеет лири-
ческую особенность, подобную Пикассо. Некоторые из этих
комментариев, кажется, содержат огромный смысл, а другие
кажутся столь неясными, что возникает вопрос, не были ли они
добавлены случайным образом. Но что наиболее важно, эта се-
рия из двадцати гравюр на дереве адресована одной из важней-
ших проблем алхимии — единению ума и тела, по мере того как
это достигается через процесс объединения двух душ или еди-
нения двух аспектов одной личности. Происхождение Splendor
Solis, обычно датируемого 1584 годом, также неизвестно. Его
медные пластины дали миру самые прелестные образы алхимии.
Splendor Solis обращается к дополнительной проблеме алхимии,
30

а именно — воплощению духовной жизни в материальной/те-
лесной реальности. В то время как Rosarium базируется на го-
ризонтальных процессах, таких как встрече двух людей лицом к
лицу (или соединении разделенных аспектов психической жизни
в личности), Splendor Solis заботится о вертикальном измерении
воплощения духа. Эта работа также представлена различными
вариантами в библиотеках, но наиболее красивое исполнение —
рукопись Харли, обнаруженная в Британской Библиотеке.
Такие работы, как эти, сформировали главную опору алхимии
Ренессанса. Splendor Solis — наиболее важный пример работы,
соединяющей внешнюю и внутреннюю реальность, фокусирую-
щейся и на фактических субстанциях, и на внутреннем уровне
души (McLean 1981). Rosarium касается другого большого во-
проса алхимии, единения противоположностей, такие как муж-
ское и женское, тело и ум, жар и холод. Вместе эти два текста
обеспечивают базис для анализа алхимического символизма, об-
суждаемого далее в этой книге.
В то время как вершина алхимии была достигнута в куль-
туре европейского Ренессанса, ее упадок был спровоцирован
появлением науки, а особенно — атаками Реформации на роль
воображения. Гибель алхимического мышления была вызвана, в
первую очередь, потребностью в менее изобретательном и бо-
лее рациональном подходе к постижению мира. Базируясь на
образном мышлении и фантастических образах, алхимия оказа-
лась совершенно непригодной к пониманию природы в причин-
но-следственных терминах, как это постулировалось в научном
прогрессе XVII и XVIII веков. Наука видит мир иначе, с отны-
не не живым веществом и порядком в форме научных уравнений,
применяемых к любой проблеме. «Механистическая философия»
эпохи разума увела алхимию в дальний угол человеческой дея-
31

тельности. Ее мудрость, в конечном итоге, продолжилась в тай-
не, часто в оккультных группах, а ее известность быстро умень-
шилась по мере появления уважения к оккультной деятельности.
Столкновение алхимического
и научного мышления
По крайней мере с семнадцатого века алхимию широко пре-
зирали за ее основанные на метафорах способы, которые резко
конфликтовали и с новыми научными требованиями объективно-
сти, и с новой основной предпосылкой научной причинности. В
отличие от современных научных методов алхимическая тради-
ция утверждает силу субъективности. Предпочитая «объектив-
ную» попытку аккуратного позиционирования различия между
процессами в материи и психологии экспериментатора, алхимия
постулировала, что духовная и физическая трансформация субъ-
екта представляет собой цельную часть работы по трансформа-
ции материала. Такое слияние внутренней реальности алхимика
и внешней реальности материи преобразует бытие в область
имагинального дискурса, на который древние алхимики ссыла-
лись как на imaginatio, не подчиняющееся понятиям внутреннего
и наружного. Соединение внешнего и внутреннего происходит
в пространстве, называемом алхимиками «тонким телом», не-
привычной областью, которая не материальна и не духовна, но
посередине между ними. Наряду с другими «непредсказуемыми
фактами» древней науки, которые властвовали на протяжении
многих веков, эта «посредническая» область существования дав-
но оставила наше осознание.
Из-за того, что алхимия характеризуется своеобразной иден-
тификацией между алхимиком и материалом, с которым он или
она работает, личная и материальная трансформация столь тес-
32

но переплетаются, что не поддаются разделению. Такая связь
представляет собой часть комплексной метафоры алхимии, при-
нимающей возможность того, что изменения личности мастера
некоторым образом производят изменения в материи, с которой
производится работа. Только тогда, когда есть смешение между
внутренним и внешним, более не получится утверждать, что ал-
химия стала предметом пренебрежения и насмешек из-за своей
неспособности сделать действительное золото из основных ме-
таллов. Алхимические печи и теория очевидным образом не под-
ходили для этой задачи, неважно, какие силы воображения для
этого применял адепт. В любом случае, создание золота не было
главной целью алхимии, но скорее частью алхимической метафо-
ры личностной трансформации. Намерение трансформировать
простые металлы или низшие личностные структуры («свинец»
в «золото» в алхимическом смысле) не отличалось от христи-
анской идеи воскресения мертвых. В сущности, алхимия была
системой трансформации, а ее гениальность лежит в допущении,
что изменение представляет собой часть взаимодействия между
субъектом и объектом, при котором они оба преобразуются.
В конечном счете, алхимическая метафора изменения идет
прямо против понятия о том, что сущность индивида отделена
от других, а также стабильна и неизменна среди превратностей
жизни. До этого времени, у людей было мало концепции инди-
видуализма; вместо этого они рассматривали себя частью кол-
лективной реальности и организовывали свою жизнь через миф
и обычай. Индивидуум имел мало значения, за исключением
героических изменений, которые «великий человек» привносил
в коллектив. Поскольку люди действовали на базе обширных
мифических схем, индивидуальное эго не заключало в себе мас-
совой привлекательности или ценности и рассматривалось как
опасность. Наука стала громадным катализатором изменения
33

в сознании, где эго возникло как создающая упорядоченность
сущность. По этой причине Церковь с самого начала рассматри-
вала возникающую науку как деятельность дьявола.
Но как только индивидуальное сознание становит-
ся summa bonum, способы алхимии и метафоры трансформации,
представляемые ею, делаются проклятием для развития западно-
го научного ума. Для нынешнего ученого, наблюдателя принци-
пов и руководящих уравнений, попытка все упорядочить приво-
дит к иным способам проявления этого в виде неупорядоченных
систем. Согласно неумолимому закону возрастания энтропии по-
рядок в природе сам по себе склонен сбегать и становиться менее
упорядоченным, но ученый как хранитель этого порядка не верит
в долженствование такой участи. Он или она может модифици-
ровать концепцию того, как создать порядок посредством изме-
нения парадигмы, охватываемой наукой. Но он или она все еще
рассматривает структурную невозмутимость, через которую соз-
дается порядок, за исключением возможных моральных послед-
ствий его или ее творчества и технологических достижений. Счи-
тается, что серьезная вовлеченность в эксперимент не приводит
к изменению личности ученого, и эксперимент, как полагают, не
функционирует в большей или меньшей степени вследствие соб-
ственных медитативных усилий ученого и сопутствующего вооб-
ражения. Эта стабильность и уверенность представляют собой
главные качества появляющегося эго, которое принимает вызов
задачи постижения порядка Вселенной посредством метафоры
причинности. «Причина = эффект» — мотив научного исследо-
вания, и важно понять, что предыдущие эпохи — до величайших
достижений Галилея, Кеплера и Ньютона, среди прочих — не
следовали этой формуле. Во всяком случае, в какой-либо мере
укорененный алхимический подход (как это было в греческой и
стоической мысли), в сущности, «не заинтересован» в причин-
34

ности (Lindsay 1970). По сути дела, алхимики не были исключи-
тельно заинтересованы в том, как части системы или этапы раз-
вития человечества взаимодействуют друг с другом, как внутри
человека, так и с другими в окружающей среде.
Таким образом, это не научная логика превосходит «прими-
тивную» логику алхимии, а просто эти системы мышления фун-
даментально различны (LeviStrauss 1966, 1-34). В сущности,
алхимическое и научное мышления служат различным целям и
пытаются решить разные проблемы. Алхимия — наука о душе;
наука — исследование материальных изменений по всей линии
необратимой последовательности времени. Экстраверсия алхи-
мии к внешней, материальной жизни также неудачна, как и по-
пытки науки понять внутреннюю работу психе посредством све-
дения ее к некоторой материалистической предпосылке.
Следует также понимать, что наука не вытесняет алхимию.
Алхимия была большим делом для Исаака Ньютона, который
пришел к ней после изучения «рациональной» химии. Для Нью-
тона алхимия не была заблуждением: согласно Ричарду Вестфа-
лю, «то, что он принял за ее глубочайший смысл», было цен-
тральным в его мышлении:
В механистической философии Ньютон обнаружил
подход к природе, который радикально разделял тело и
дух, исключал дух из операций природы и объяснял эти
операции исключительно механистической потребност-
бю частиц материи в движении. Алхимия, напротив,
предлагала наиболее существенное воплощение всего от-
ринутого механистической философией. Она смотрела
на природу как на жизнь, а не как на машину, объясняя
феномены активацией духовного фактора, и утвержда-
ла, что все вещи порождаются соединением мужского
35

и женского принципов... Где [механистическая] фило-
софия настаивает на инертности материи... алхимия
утверждает существование активных принципов в ма-
терии как первичных факторов природного феномена.
(1980,112,11647)
Ньютон фактически стоял на перекрестке двух потоков: но-
вой науки, отстаивающей причинность, и той древней науки,
которая находила причинность ограниченной и неспособной
объяснить то, как феномены, подобные аффектам человеческой
души, возникают без какой-либо переживаемой или наблюдае-
мой причины. По мере того, как закончился семнадцатый век и
образованные европейцы полностью приняли эпоху рационализ-
ма, алхимический подход к природе вещей практически исчез;
механистическая философия и механицизм причинности домини-
ровали, как это имеет место и до настоящего времени.
Это господство, однако, было достигнуто только путем дей-
ствительно гораздо более простых проблем, чем тех, что реша-
ются алхимией. Например, наука мало знает о способе создания
и изменения формы вещей, таких как форма листа. В науке урав-
нение применяется к системе, и эта система может изменяться с
течением времени, но немного известно о системах, чья внешняя
форма или границы и внутренняя конструктивная природа изме-
няются как последовательность процессов в системе. Алхимия
фокусируется именно на таких системах, особенно человеческом
бытии и путях изменения психической структуры. Почему чело-
век может иметь разрушительные реакции в некоторый период
жизни, но с возросшим осознанием и внутренней интеграцией
отринутого опыта начинает заново переживать травму с гораздо
меньшим беспокойством? Как изменение внутренней структуры
позволяет такое улучшение? Каковы законы такого изменения
36

или какие метафорические свойства регулируют его?
Потребность науки отделяться от духовных факторов (что
акцентировалось декартовским отделением материальной нау-
ки от духовных интересов, а также от завершенности) и ее по-
требность в объективности, которые могли омрачаться субъек-
тивно-объективным смешением алхимии, сдвигала ее все более
и более по направлению к абстракции. Метафорический базис
алхимии, подобный метафоре в целом, комбинирует различные
порядки реальности, подобные материи и психе. Наука разде-
ляет их и становится наблюдателем порядка, что упорядочивает
предполагаемый беспорядок материи.
Упорство алхимии в связи между субъектом и объектом сле-
дует из ее беспокойства о душе, внутренней жизни, что движется
ее собственным пониманием, независимым от причины. Это ка-
чество души представляет собой основание того, что причинные
вещи имеют гораздо меньшее значение для алхимического ума,
чем для нашего собственного. Поскольку душа живет во взаи-
моотношениях, качество отношений, характеризуемое в алхи-
мической науке заботой об отношении per se, а не связанными
вещами, определяет алхимию.
Таким образом, другая вселенная опыта — это объект ал-
химического стремления. Это — «между» миром «отношений»,
происходящее в не-декартовом пространстве, а, Вместо этого
характеризуемое парадоксальными взаимоотношениями, в кото-
рых «внешнее» и «внутреннее» попеременно различно и то же
самое. Внутри парадоксальной геометрии этого пространства,
известного как тонкое тело (что есть «промежуточная» реаль-
ность между материей и психикой), алхимик считает, что «отно-
шения per se» могут быть преобразованы.
Алхимики имели отношение к этой промежуточной реально-
сти и надеялись, что «связанные вещи», такие как материал, над
37

которой производится работа, также могут трансформироваться.
Эта великолепная попытка не просто постепенно исчезла перед
очевидным перевесом науки при работе с причинными процесса-
ми материального мира. Скорее, центральная в науке фантазия
об объективности и героическая непобедимость эго, развиваю-
щаяся с этой фантазией, воспроизводят алхимическую метафору,
а ее поиск воображаемого восприятия отношений per se - непо-
нятную и опасную область. Тем не менее, внутри этой области,
человек строит эго, имеющее воображаемую базу и знающее,
что его восприятие это редко что-то большее, чем истина боль-
шой переплетенной реальности (например, между личностным
эго и его или ее бессознательным или между двумя людьми).
Эго, созданное внутри научного подхода к природе, несомненно,
корректирует необузданное злоупотребление субъективностью и
фантазией, которое может манифестировать алхимический под-
ход, в то время как Реформация была не только подавлением, но
и необходимой коррекцией имагинальных излишеств магических
практик Возрождения (Couliano 1987).
Из-за отсутствия интереса к количественным измерениям
или к постижению материальных процессов в терминах их на-
значения или конечной причины алхимическое понимание и пре-
образование материи были, несомненно, хуже, чем те, что до-
стигнуты современной наукой. Как правило, алхимия неверно
понималась как псевдонаука, уступившая место просвещенным
открытиям химии. Хотя многое из исходных химических разра-
боток было расширением алхимических идей, повесть о судьбе
алхимии куда более сложна. С одной стороны, алхимия избрала
обращение к проблемам, которые столь сложны (вопросы ка-
чественных преобразований, посредством которых субстанция
принимает новые формы), что современная наука, в самом деле,
лишь исследует их, не говоря об управлении ими. С другой сто-
38

роны, практики алхимии XV и XVI веков жили в полностью
оживленном мире, где материя не была мертвой и хаотичной,
а обладала живой душой. Этот вид сознания видит отношения
среди всех уровней существования, живых и неодушевленных,
духовных и мирских, но все это не имеет дела с определенно-
стью и отдельными сущностями внутри причинного процесса.
Алхимический подход к миру отдает приоритет фоновому чув-
ству единства, которое удерживает его от когда бы то ни было
успешной отделенности и компетентной оценки своего наиболее
могущественного инструмента: воображения. В строгом смысле
идеи и практики алхимии, как и идеи, лежащие в основе преобра-
зований в эпоху Возрождения, должны были отступить, чтобы
позволить индивидуальному эго, эго, которое могло верить, что
оно было отделено от других людей, мира и Бога, и эго, которое
могло верить в полезность понимания природы как процесса в
историческое время.
Во время появления алхимии в Ренессансе эго-сознание было
едва развито. Но без тщательной дискриминации эго чувство, что
есть внутреннее и внешнее, особенно в союзных состояниях лю-
дей, легко регрессировало в безнадежную путаницу, затуманив-
шую какую-либо субъект-объектную дифференциацию. Разум в
Ренессансе и до него характеризовался погружением в образы
и нехваткой критического осмысления фантазии и использова-
ния фантазии для доказательства чего-либо своеобразным спо-
собом (Huizinga 1954, 225). Научной объективности в любом
экспериментальном смысле просто не существовало. Проблемы
в отношениях и диспутах решались путем ссылки на мифические
или философские прецеденты. Все основывалось на предшеству-
ющих моделях, а не на проницательной значимости событий в
исторический момент. Последнее развитие произошло только
с декартовским разделением тела и ума как двух качественно
39

различных сущностей и с исключением Бога и завершенности
из теорий о природе.Эти громадное достижение в сознании —
объективность по поводу природы и развитие самосознания, ко-
торые начались в семнадцатом столетии (Whyte 1960, 42-43)
— сделало возможным современный научный подход. С этим
пришло отношение, которое стало привычным, — разбиение
процессов на отдельные части и фокусирование внимания на де-
талях, разбитых на меньшие и меньшие частицы. В конце кон-
цов, целостность и унитарный фон бытия, оплот алхимического
мышления, были совсем утеряны, что в итоге привело к фраг-
ментации, столь характерной для жизни современных людей.
Науку, таким образом, можно рассматривать как «разгрузку»
алхимии от ее потребности быть компетентной в исследовании
внешних, материальных изменений. Но алхимические подходы
и возвращение к метафоре алхимической субъективности могут
оказаться подарком для науки и, в свою очередь, облегчить ее
ношу попыток убить душу в процессе постижения тайны психи-
ки и ее преобразований.
Стойкая сила алхимии в древние и средневековые времена и
ее природная слабость в современную эпоху — это ее тенденция
связывать всю человеческую деятельность с осознанием сущно-
сти единства всего творения. Теоретическая структура алхимии
базируется на связи с единым процессом, в отличие от акцента
на деталях, являющегося фокусной точкой причинного описания
событий во времени и пространстве. Человеческая жизнь, орга-
ническая и неорганическая формы природного процесса, огром-
ное протяжение космоса и все, что их удерживает — «Бог» в
религиозном терминологическом смысле — все связано друг с
другом. Чувство единства пронизывает все алхимическое мыш-
ление. Таким образом, древнее алхимическое мышление было в
резком контрасте с современным научным мышлением, которое
40

пытается понять человеческую органическую и неорганическую
жизнь без отсылки к их взаимодействию и без учета «высших»
или «духовных» сил. В зависимости от точки зрения человече-
ство прогрессировало или регрессировало, в то время как дис-
танцировалось от объятий Целого, пронизывающего алхимиче-
скую науку.
Алхимическое убеждение в единении или едином процес-
се основано на понятии «сущность», которое пронизывает все
творение и которое связывает качества как противоположности.
Все алхимическое мышление связано с противоположностями,
состояниями, которые мы знаем в своем психологическом бытии
— как ум и тело, любовь и ненависть, добро и зло, сознательное
и бессознательное, духовное и материальное, левополушарные и
правополутарные мозговые функции, имагинальное восприятие
и рациональное, дискурсивное мышление (лунное и солнечное в
алхимической терминологии), любовь и влияние, сопереживание
и научная дедукция. Так или иначе, алхимик признает противо-
положности, присущие любому процессу, и далее соединяет их.
Духовный смысл единства играет жизнеутверждающую роль,
так как особого рода озарение часто необходимо для того, что
«увидеть» противоположности, как акт обнаружения порядка
в хаосе. «Видение» может быть вызвано, по словам Уильяма
Блейка, скорее «через» глаза, чем «с» ними, но «видение» —
это зачастую неординарный, особый вид восприятия, информи-
руемый духовной реальностью. Это, как если бы чье-либо су-
ществование должно было быть пронизано «другим», или как
будто нужно ощутить его существование, чтобы вывести про-
тивоположности из хаоса. В этом несложно различить библей-
ский акт творения, который часто представляет собой фоновую
модель для творческого процесса алхимика.
Единение противоположностей — понятие, которое строго
41

контрастирует с современными путями мышления. Для едине-
ния процесс происходит в «середине», и этот способ мышления
был давно отброшен наукой. «Середина» известна в алхимии как
тонкое тело или как рпеита в своем происхождении в стоической
мысли, которая также доносила ранние теоретические основания
алхимии. Нет более важной концепции для усвоения и пони-
мания алхимического мышления. Рпеита — субстанция более
плотная, чем обычная материя и менее духовна (или тонка), чем
дух. Это — «между» двух и вместилище обоих. Это то, что про-
низывает все творение и связывает все качества человеческие,
органические и духовные вместе. Рпеита формирует огромную
сеть путей, несущих информацию, и через эти пути все аспекты
творения оказывают друг на друга влияние. Воображение одного
человека может передаваться другому, если они активно связа-
ны. Другими словами, утверждается уровень реальной передачи
— нечто такое, что будет предаваться анафеме со стороны и на-
уки, и психоанализа. Тем не менее такова природа алхимической
теории и ее убеждений: внутри и через середину рпеита (или
тонкого тела) происходит опыт соединения. Многие алхимиче-
ские рисунки показывают этот уровень «третьей области» с его
собственной жизнью, которую могут вкусить двое людей и через
которую они могут измениться.
Духовное и нравственное вовлечение алхимика в его экспери-
мент было важной частью процесса. Алхимический подход верит
в существование трансцендентной реальности в качестве посто-
янного факта, и вся теория и практика включает этот трансцен-
дентный уровень единства. Алхимики верят в то, что как его или
ее материал преобразуется, как он разрушается и возрождается
в сосуде, так и он или она умирают и перерождаются. Зачастую
образы расчленения и пыток видны по всей линии пути достиже-
ния цели становления Одним с Космосом. Алхимик тщательно
42

исследовал процесс достижения этого состояния безупречности
и, что самое главное, до тех пор, пока осознавалась виртуальная
невозможность достижения этой цели на протяжении жизни, ве-
рил, что путь по направлению к этой цели был единственным для
следования.
Многое в алхимии отражает очень основательное мышление,
которое может казаться запутанным нашему «заточенному» под
науку уму. В алхимии тело — не кусок инертной материи, кото-
рый сам подчиняется «природному закону», как это понимают
Декарт и основания современной науки. Это не ум, не говоря
уже о мозге. Синонимом является только дух. Алхимия охваты-
вает величайшие мистерии материи и духа и видит их в микро-
косме человеческого бытия как различный опыт Единого, кото-
рый мы можем называть умом или телом.
Алхимия длилась в течение двух тысяч лет, потому что обра-
щалась к таким вопросам, как личные взаимоотношения с Еди-
ным, которые каждая душа глубоко знает и легко забывает. Она
также сохраняет свою удивительную устойчивость, поскольку
является очень человеческой, связывающей людей и то, что они
делают и как это делают для процессов, в которые вовлекаются,
— таких, как искусство, наука или друг для друга. Каждый, кто
не был алхимиком, как и все, не есть ученый. Но как только дух
науки пронизывает всю нашу культуру, для того, кто верит в при-
чинность для человека, экономики и социального поведения, ал-
химический дух вместо этого акцентирует пути, которыми вещи
связаны друг с другом. Эта старая модель чрезвычайно привле-
кательна для внутренней жизни, но несовершенная в способно-
сти создать новые технологии и материалы. Можно представить
себе, что настойчивость алхимической традиции отражает жизнь
души в повседневности и во всех исследованиях природы, в то
время как кончина алхимии следует из потери осознания души
43

или внутренней жизни с ее собственной степенью автономии.
Возвращение к осознанию души в современной культуре, кажет-
ся, вновь взывает к ценностям и сознанию алхимии.
Алхимический подход
к аналитическому процессу
Эта книга основана на понимании алхимической образности,
охватывающей такие состояния ума, которые часто называются
безумными или психотическими. Такие состояния ума формиру-
ют важные и опасные, но потенциально творческие аспекты не
только безумных или пограничных индивидов, но и каждого из
нас. Такое безумие представляет собой главную особенность ал-
химической prima materia.
Алхимический подход далее влечет за собой существование
интерактивного поля между двумя людьми, переживающих со-
держание поля не как принадлежащее исключительно другому
лицу, а, что более важно, признавая, что поле обладает своей
собственной целенаправленной автономией, достигаемой по-
средством связывающих порядок и беспорядок динамических
процессов. Объективность процесса отличает подход к полю,
характеризуемый алхимической позицией от других, тотально
субъективных подходов, возникающих сегодня в психоаналити-
ческой мысли.
Алхимические понятия, которые не являются ни материаль-
ными, ни ментальными, но существуют «между» умом и телом
и охватывают их оба — в таких сферах, как, например, «тонкое
тело» или идеи воображения, которые могут развиваться в не-
заменимую форму знания (образное зрение), или тайны союза,
смерти и хаоса — все обращает наш взгляд к новому способу
рассмотрения отношений. В частности, алхимический подход
44

фокусируется на основном поле с его собственной динамикой
внутри отношений или на поле между индивидуальным созна-
тельным эго и бессознательным. Этот фокус содействует опыту,
который имеет тенденцию устраняться научными подходами и
их ориентацией по направлению к отдельным частям процесса и
по направлению к эффекту человеческой проекции друг на дру-
га. Сознательный опыт области с ее собственным ощущением
автономии (переживание, сходное с видением или ярким снови-
дением) представляет собой первичный преобразующий фактор.
Человек может измениться — зачастую постепенно, но иногда
довольно внезапно — согласно такому «опыту области».
Из алхимического символизма и текстов я полагаю возмож-
ным дать определение «алхимической позиции». В первую оче-
редь, такая позиция контрастирует с наукой в том, что первич-
ный фокус направлен не на причинность. Вместо этого фокус
направляется на отношения, на природу «третьей области» меж-
ду людьми, а не на то, что люди делают друг для друга. Следо-
вательно, главный принцип алхимической позиции заключается
в том, что она не иерархичная. Неважно, сколько один человек,
казалось бы, делает негативного или объективного для другого,
он все равно ищет «бессознательную пару», разделяемую дву-
мя людьми. Другой важной особенностью алхимического мыш-
ления является уважение к хаосу. В этом смысле алхимическое
мышление сходно с недавними открытиями теории хаоса в науке.
Тогда как хаос игнорируется в науке и сейчас, определенными
ограниченными путями, будучи открытым вновь, он всегда был
центральным для алхимии. Алхимическая позиция учит воспри-
нимать и претерпевать хаос без «протягивания руки» к причин-
ности для его рассеивания и отмежевания от него. Кроме того,
алхимическое мироощущение признает трансцендентное изме-
рение существования, без которого процесс трансформации не
45

может осуществиться. Другими словами, без некоторой степени
вдохновения преобразование не может иметь место. Таким обра-
зом, алхимическое отношение сильно трансперсонально, никог-
да не выходя из реальности личной связанности здесь-и-теперь
личного родства.
Как правило, алхимическая и научная позиции имеют раз-
личную направленность от одного к другому, а также имеют
дополнительные сильные и слабые стороны. Можно понимать
великое дело с причинной точки зрения: и глупо недооценивать
важность научного пути. Например, понимание личности в тер-
минах причинного развивающегося процесса, начинающегося в
его или ее детстве требует внимания. Это выступает как нечто
подобное пограничным условиям, которые удерживают образ-
ный подход алхимии заземленным и реальным. Но алхимический
путь предлагает другое, дополнительное понимание, основанное
не на том, что одна личность «делает» для другой, но скорее на
том, как люди оккупируют промежуточную реальность отноше-
ний perse, и как эти отношения затрагиваются индивидуальными
субъективностями обоих людей, а также более глубокими и боль-
шими потоками архетипического уровня коллективного бессоз-
нательного. Многого можно достичь через этот подход, который
может превосходить научный подход развития, особенно в ре-
альности растворения жестких личностных структур и работы с
безумными сферами здравомыслящих людей.
Поскольку реальность «середины» или «третьей области»,
что не подчиняется причинным законам, была явно ограничена,
алхимия потерпела крах как стремление создать золото из основ-
ных металлов в некоторой линейной, надежной и повторяемой
манере. Алхимическая метафора не подходит так хорошо к та-
ким стремлениям, как научная метафора причины, и этот эффект
имеет серьезные помехи для понимания и уважения жизни души.
46

Нам нужны обе точки зрения. Несмотря на то, что настоящая
книга сопоставляет эти подходы и применяет оба время от вре-
мени, она существенным образом подчеркивает значение алхи-
мического подхода к «промежуточной» реальности, обычного
незримого состояния отношений per se.
Сегодня мы должны признать теневую сторону великого
развития сознательного эго, а именно — создания защит, кото-
рые позволяют столь сильно отделить эго от бессознательного и
от телесных эмоций. Алхимическое мышление предлагает путь
возвращения к целостности без отказа от сепарации и ясности
процесса. В некотором отношении время алхимии пришло. Мо-
жет быть, сейчас мы можем вернуться к таинственным реально-
стям или «третьей области», не физической и не психической,
— сфере, чье существование должно быть признано, если мы
хотим восстановить раскол порядков реальности, таких как ум и
тело. Я полагаю, что «третья область», большая забота алхимии,
оставленная позади научного мышления, должна быть представ-
лена заново, если мы хотим получить истинное значение того,
чем душа является во взаимоотношениях, особенно под взглядом
психотерапии (Schwartz-Salant, 1989, 1995а).
В некотором смысле, я возвращаюсь к тому моменту в исто-
рии, в котором Ньютон пытался объять и механический подход
к природе, и алхимический путь. Я ни в коем случае не недооце-
ниваю силу научных и, особенно, причинных подходов к понима-
нию, но алхимический подход часто более полезен для содержания
сложных состояний ума, на которые обычно ссылаются, как на
безумные или психотические части в других отношениях здраво-
мыслящего человека, и это предлагает особое понимание сложно-
стей обычно бессознательных аспектов взаимоотношений.
47

ГЛАВА 2
АКТИВАЦИЯ ОПЫТА ПОЛЯ
Поле как аналитический объект
В своей работе «Советы докторам, практикующим психоа-
нализ» Зигмунд Фрейд дает совет, который сегодня столь же
уместен, как и в 1912 году, хотя его оптимизм сейчас кажется
почти что причудливым:
«Первая задача, возникающая перед аналитиком,
принимающим в течение дня больше одного пациента,
покажется ему и самой трудной. Она состоит в том,
чтобы запомнить все те бесчисленные имена, даты,
подробности воспоминаний, мысли, приходящие в голову
пациенту, и продукты болезни во время лечения, кото-
рые пациент рассказывает в течение месяцев и лет, и не
смешивать их с подобным же материалом, относящимся
к анализируемым прежде или одновременно пациентам.
Если же необходимо ежедневно анализировать шесть,
восемь или даже больше пациентов, то память, которой
это удается, вызовет у посторонних недоверие, подозре-
ние или даже сожаление. Во всяком случае любопытно
будет познакомиться с техникой, дающей возможность
48

одолеть такое множество фактов, и мы полагаем, что
она должна пользоваться особыми приемами.
Однако эта техника очень проста. Она, как мы ус-
лышим, не прибегает ни к каким вспомогательным при-
емам, не пользуется даже записями и состоит просто в
том, чтобы не стараться ничего особенно запоминать и
проявлять такое же «равномерное внимание», как я это
однажды уже назвал, ко всему, что приходится выслу-
шивать. Таким образом, не приходится особенно напря-
гать внимание — что совершенно невозможно делать в
течение многих часов — и исчезает опасность, неизбеж-
ная при нарочитом запоминании. Как только намеренно
напрягаешь внимание до определенной высоты, начина-
ешь делать выбор из доставляемого материала; одно за-
поминаешь особенно ярко, на другое совсем не обращаешь
внимания, следуя при таком выборе собственным ожида-
ниям или склонностям. Но именно этого-то и не нужно;
Достигнутое таким образом отвечает всем тре-
бованиям во время лечения. Части материала, имею-
щие уже общую связь, остаются также и вполне со-
знательно в распоряжении памяти врача; остальное,
еще бессвязное, хаотически беспорядочное, сперва ка-
жется забытым, но как только анализируемый рас-
сказывает что-нибудь новое, с чем его можно приве-
сти в связь или что можно рассматривать как его
продолжение, — оно всегда готово всплыть в памяти.
С улыбкой выслушиваешь неожиданный комплимент
анализируемого по поводу «исключительно хорошей
памяти», когда по истечении долгого времени вспоми-
наешь подробность, которую, вероятно, забыл бы при
49

сознательном намерении зафиксировать ее в памяти».
(1958,111-12)
Многие клиницисты признают, что тяжело следовать совету
Фрейда: когда области бессмысленности, пустоты, безалабер-
ности или смущения, сверх-подавляющая и дезинтегрирующая
тревога, интенсивное отчаяние и зависть образуются в созвез-
дие, «равномерное приостановленное внимание» поддерживать
почти что невозможно. Другими словами, когда психотические
части анализируемого активизируются, возможность аналитика
поддерживать ровное, свободно-плывущее внимание представ-
ляет собой предельный вызов. С таким же успехом можно попы-
таться достигнуть глубокого уравновешенного состояния меди-
тации в час пик в нью-йоркском метро.
Анализ прошел долгий путь после Фрейда, но аналитики все
еще должны двигаться изрядно более сложным путем, если им
приходится успешно лечить пациентов, заполняющих их офисы
материал, подобный психотическому. Аналитическое состояние
ума, отстаиваемое Фрейдом, может быть достигнуто типичным
путем, если аналитики исключат «безумные» части психе из сво-
ей работы. К сожалению, такое исключение представляет собой
«верную смерть» лечения для большинства людей. Скорее, чем
получать безумие из, аналитики должны стремиться получить
безумие в (Шварц-Салант, 1993) и таким образом открыть
возможность исцеления психотических частей анализируемого.
Действительно, некоторые психоаналитики вышли за пределы
заявления Фрейда о том, что осознания и рассмотрения психиче-
ских состояний (и аналитика, и анализируемого) достаточно для
понимания аналитических взаимодействий и процессов, активи-
рованных в анализируемом. С этой целью некоторые аналитики
постулируют существование «третьей области», с которой стал-
киваются (и которую создают) и аналитик, и анализируемый и
50

которая обладает мощной содержащей способностью.
Важность понятия «третьей области», существующей между
аналитиком и анализируемым быстро растет во многих школах
психоанализа. Разные аналитики относят к «третьей области»
слегка различные термины, отражающие их частное ее понима-
ние: Дональд Винникотт (1971) пишет о «промежуточном» или
«потенциальном пространстве»; Андре Грин (1975) использует
концепцию «аналитического объекта»; различные «психологи
самости», особенно Роберт Столороу (Stolorow et.al. 1987) ссы-
лаются на «интерсубъективную область»; и Томас Огден (1994)
говорит об «аналитическом третьем». Эти подходы базируются
на восприятии форм и чувств, созданных комбинацией субъек-
тивностей аналитика и анализируемого, и исключении любого
понятия существования независимого и безличного объективно-
го процесса, который возрастает сам по себе и, следовательно,
несет ответственность за образование и структурирование вос-
приятий.
Например, положение Огдена о «третьей области» между
аналитиком и анализируемым демонстрирует параметры тако-
го подхода. Обсуждая «аналитическое третье» в своей работе
«Субъекты анализа», Огден пишет:
«Аналитический процесс отражает взаимодействие
трех субъективностей: аналитика, анализируемого и ана-
литического третьего. Аналитическое третье — это по-
рождение аналитика и пациента, и, в то же самое время,
аналитик и пациент (их условия) создаются аналитиче-
ским третьим (не существует ни аналитика, ни анализи-
руемого, ни анализа в отсутствие этого третьего).
Из-за того, что аналитическое третье переживает-
ся аналитиком и пациентом в контексте его или ее соб-
51

ственной личностной системы, личная история, психосо-
матическое строение и, таким образом, опыт третьего
(хотя и созданный совместно) не идентичны для каждо-
го участника. Более того, аналитическое третье — это
ассиметричная конструкция, поскольку оно формируется
в контексте аналитической обстановки, которая сильно
определяется взаимоотношениями ролей аналитика и па-
циента. Как результат, бессознательный опыт анализи-
руемого становится определенным образом привилегиро-
ван, т.е. прошлый и настоящий опыт пациента берется
аналитической парой в качестве принципиального (хотя
и не исключительно) субъекта аналитического дискурса.
Переживания аналитика в аналитическом третьем, в
первую очередь, используются как сосуд для понимания со-
знательного и бессознательного опыта анализируемого».
(1994, 93-94)
Понимание «аналитического третьего» позволяет аналитику
мыслить более широко, чем по принципу интроекции, где ана-
литик «усваивает» процесс пациента, отражая индуцированный
контрперенос, и далее придает процессу анализируемого новую
форму (возможно, посредством интерпретации). В подходе
Огдена «третье» всегда функционирует в процессе, воздействуя
на аналитика и пациента путем, который не исчерпывается пони-
манием, и, таким образом, дает возможность более творческому
и агрессивному поиску истины, чем это делали предыдущие мо-
дели анализа.
Еще один способ рассмотрения роли поля в аналитической
практике сочетает такой психоаналитический подход, имеющий
дело с субъективностями между двумя людьми, и юнгианский
подход, который работает с пересечением индивидуальной субъ-
52

ективности и архетипических процессов коллективного бессоз-
нательного. Таким образом, двое людей могут осознать то, как
их индивидуальные процессы соучаствуют и затрагиваются
объективностью коллективного бессознательного. В скомбини-
рованной концепции поля, личностные, исторические приобре-
тения, сфокусированные на объекте отношений, смешиваются
с объективным основанием, которое Юнг именовал коллектив-
ным бессознательным. Объективное основание коллективного
бессознательного обладает своей собственной динамикой, ха-
рактеризуемой предсуществующими формами универсальной и
безличной природы, а также отделенностью и независимостью
от индивидов. Тем не менее, исследование этих динамик воз-
можно только посредством их проживания через индивидуаль-
ные или скомбинированные субъективности обоих людей. Опыт
такой осознанности сам по себе глубоко целителен. Я ссылаюсь
на понятие поля (понимание, которое в действительности вклю-
чает в себя и субъективное, и объективное измерения) как на
«интерактивное поле». Интерактивное поле — «между» полем
коллективного бессознательного и реальностью субъективности,
несмотря на то, что оно пересекает их обоих.
Мария-Луиза фон Франц расширила подход Юнга, опре-
делив, что коллективное бессознательное обладает «поле-подоб-
ным» качеством, «возбужденные точки которого являют собой
архетипы» (1974, 61). В работе «Число и время» она утвержда-
ет, что поле — потенциальный источник формы всех восприятий,
поведений и мышления (1974, 154). В этом подходе доминиру-
ет объективная природа коллективного бессознательного. Юнг
видит субъективность индивида, вовлекающую архетипический
уровень для раскрытия значения качества данного момента, что
означает, что человек может переживать аспекты динамических
свойств поля, выходящие за пределы индивидуального сознания.
53

Структурный юнгианский анализ переноса базировался на
разделении элементов, содержащих сознательную позицию обо-
их людей и их бессознательных, контрасексуальных компонен-
тов. Использование контрасексуальных компонентов, anima в
случае мужчины и animus в случае женщины, представляет кол-
лективное бессознательное особо значительным для концепции
поля. Анима и анимус представляют собой «промежуточные»
структуры, посредников между сознательным и бессознатель-
ным. Этот архетипический элемент, наряду с фактом вовлечен-
ности субъективностей двух людей (тем не менее разделенных
и индивидуальных), придает структурному анализу Юнга ка-
чество поля, представляющего собой «промежуточную» реаль-
ность субъективного и объективного.
В то время как Юнг понимал природу архетипического из-
мерения, и во многих отношениях ту значительную роль, что оно
играло в формировании и преобразовании восприятий, он в ко-
нечном итоге ограничил использование этой «третьей области»
до источника информации о проекциях анализируемого. Юн-
гианский анализ переноса фокусируется на его архетипической
природе, где бессознательные комбинации психе аналитика и
пациента расщеплялись посредством анализа проекций анали-
зируемого и контр-проекций аналитика. Динамики, лежащие в
основе поля, не считаются полезными или достойными пережи-
вания по их собственному праву, хотя частые отсылки Юнга к
алхимическому символизму также показывают, что он опреде-
ленно имел эту возможность в виду.
Обновленный интеллектуальный интерес
в алхимическом мышлении
Действительно, в своем исследовании переноса Юнг рас-
крыл значение алхимической образности для понимания «тре-
54

тьей области» или взаимодействия аналитика и анализируемого.
Особенно в «Психологии и алхимии» ([1944] 1968), «Пси-
хологии переноса» ([1946] 1954) и «Mysterium Coniunctionis»
([1955] 1963) Юнг признает, что определенная алхимическая
образность может представлять оборотную бессознательную
сторону человеческих взаимоотношений. Как я отмечал в своей
книге «Юнг и алхимия» (1995b), Юнг обнаружил, что алхими-
ческий символизм был удивительным зеркалом процесса чело-
веческой психе, который он открыл и назвал индивидуацией. В
этом процессе изменяется форма внутренней структуры психе.
Люди могут стать более чувственными по отношению к своей
духовной жизни и к мудрости и сознанию в своих телах. Архе-
типические (также называемые трансперсональными) факторы
становятся творческим путем реальными и функциональными, а
чувство значимости и намерения — неотъемлемыми от жизни.
Юнг был величайшим пионером в признании того факта, что ал-
химический символизм обращен именно к таким процессам. В
очень реальном смысле его работа вернула алхимию из интеллек-
туальной безвестности.
Когда я был студентом его аналитической психологии в Цю-
рихе почти тридцать лет назад, работа Юнга по алхимии ясно
представлялась как сердце и душа его opus. Алхимия была чу-
десным зеркалом для его собственных взглядов на процесс в че-
ловеческой психе, в которой создавались новые формы и унич-
тожались старые. Целенаправленный процесс индивидуации,
коронованный в той высшей форме, которую Юнг именовал
Самостью, был наблюдаем в качественных изменениях, а также
циклах рождения и перерождения, характеризующих алхимию.
На основе его работы возник растущий объем исследований и
творческих изысканий, многие из которых я отметил в работе
«Юнг об алхимии».
55

Сотрудница Юнга Мария-Луиза фон Франц внесла свой
вклад в виде множества книг, представляющих особую важность
не только в разъяснении и дополнении собственного исследо-
вания Юнга, но также привносящих особый вид рациональной
согласованности в сложно сопоставляемые алхимические иссле-
дования. Например, она написала расширенный комментарий к
Aurora Consurgens (1966), документу, который она и Юнг от-
носили к Фоме Аквинскому и который был опубликован как со-
путствующая работа к Mysterium Coniunctionis (1963). Ее кни-
га «Алхимия» (1980), одна из нескольких работ по предмету,
происходящему из данных ею лекций в цюрихском Институте
Юнга, содержит широкий исторический обзор истоков алхимии
и особенности анализа арабского, греческого и европейского ал-
химических текстов. Ее «Алхимическое активное воображение»
(1979) представляет собой прекрасное исследование позиции
алхимика Герхарда Дорна по поводу воображения и тела.
Начиная с 1980-х годов, Адам Маклин сделал многочис-
ленные алхимические тексты доступными на английском языке
в дополнение к предлагаемым просвещающим комментариям с
оккультной точки зрения. Подобно этому, историк Иоганн Фа-
брициус в своей плодотворной работе «Алхимия» (1976), до-
полнительно компилирует почти все соответствующие образы
алхимии, что способствовало пониманию многих неясных ал-
химических пассажей и предлагало проницательный критицизм
других интерпретаций.
Что касается вклада других людей, близко связанных с Юн-
гом, стоит упомянуть антропологические работы и введение к
работам Парацельса, составленные Иоландой Якоби (1951). И
Джозефа Хендерсона, юнгианского аналитика из Сан-Фран-
циско, посвятившего немало внимания алхимическому тексту
Splendor Solis. Видеозаписи интересных плодов его исследова-
56

ния доступны в Институте Юнга в Сан-Франциско. Джеймс
Хиллман пространно писал об алхимии, предлагая поэтические
и вдохновляющие прозрения индивидуальных алхимических
процессов. Его эссе «Серебро и Белая Земля» (4.1, 1980, 4.2,
1981) в значительной степени способствует пониманию значе-
ния алхимических Соли, Луны и Серы. Другой важный источ-
ник юнгианского взгляда на алхимию — работа Эдварда Эдин-
гера «Анатомия психе» (1985), систематическое исследование
значения для психотерапии различных алхимических операций,
таких как solutio и coagulatio. Многие эссе юнгианцев пытались
привнести юнгианское алхимическое развитие переноса в более
тесную связь с клинической практикой. В частности, работа
Майкла Фордхама «Юнгианская концепция переноса» (1974)
отражает критические стадии coniunctio и nigredo в терминах
проективной идентификации; Джудит Хаббак (1963) использо-
вала образ coniunctio в своей работе, связанной с депрессивными
пациентами; Эндрю Сэмюэлс (1985) новаторски и успешно из-
учал Rosarium в терминологии метафорических образов аналити-
ческих взаимодействий; работа Марио Якоби «Аналитическая
схватка» (1984) очень читаема и вносит важный вклад в перенос
как отражение алхимической образности Rosarium.
Эти алхимические писания оказали глубокое влияние и на мой
собственный интеллектуальный путь. Мое первоначальное об-
личение перед исследованиями алхимии случилось на лекциях по
математике ньютоновской механики, которые я посещал в 1960х
годах. В те дни история науки представляла собой «вскармли-
ваемую» инициативу; только несколько людей, занимавшихся
научной работой осознавали, что существовала длительная и по-
лезная история науки, и что без этой научной подоплеки мало
что можно было сделать со старыми текстами. Но когда мой
профессор, интересовавшийся этой историей, наткнулся на от-
57

сылку к алхимическим исследованиям Ньютона, он быстро вы-
дал это за заблуждение, что кто-то должен был позволить эту
возможность величайшему научному гению. Подобно многим
другим ученым профессор связывал алхимию почти исключи-
тельно с «безумием» стремления сделать золото из свинца, не
рассматривая ее как духовную науку души, применяемой к пре-
образованиям материала.
Моя книга «Нарциссизм и трансформация характера» (1982)
показывает, как акцент Юнга на использовании алхимической
образности помогал формировать бесценный подход к сплочен-
ному пониманию материала фантазий и сновидений. Я показал
использование алхимического символизма для содержания и по-
нимания очень хаотического и взрывного материала, который,
по сути, оказывается частью творческого процесса. В последней
книге, «Пограничная личность: видение и исцеление» (1989),
я по-разному применял символику юнгианских исследований,
акцентируя то, как алхимическая образность может помочь
пролить свет на происходящее на аналитической сессии здесь и
сейчас. Другими словами, вместо того, чтобы сосредотачиваться
на материале сновидения или фантазии как отраженном в алхи-
мическом символизме, я озаботился тем, как алхимия объясняет
сложности процесса переноса и контрпереноса. Я утверждал, что
образное видение часто очень эффективно помогает аналитику и
анализируемому в распознавании центральных структур лично-
сти, сокрытых бесчисленными защитами пограничной личности.
Я особо подчеркивал необходимость обучения использованию
воображения для «видения» сокрытых частей личности — как
будто бы аналитик может воспринимать сновидение анализируе-
мого среди характерных эмоциональных атак, которые аналитик
часто переживает от пациентов.
Я использовал алхимическую серию гравюр из Rosarium
58

Philosophorum, которую Юнг задействовал для развития про-
цесса переноса и контрпереноса (Юнг 1954, 16). Я утверждал,
что пограничная личность существенным образом завязла на той
стадии, что алхимики называют nigredo, оккупировав это много-
страдальное состояние, характеризуемое отчаянием и зачастую
безалаберностью, пустотой и паникой психотического процесса,
не достигая статуса единения качеств, именуемого алхимиками
как coniuctio. Таким образом, алхимическая образность спо-
собна обеспечить сетку для бегства от страданий пограничной
личности, а также возможного чувства значимости и даже це-
ленаправленности для несчастных состояний, тревожащих эти
обстоятельства. Другие работы содействовали такому подходу:
например, «Анима и Анимус в алхимическом зеркале Юнга»
(1992) показывала символизм алхимического соп'шпсйо как
чрезвычайно полезный в понимании юнгианских концепций ани-
мы и анимуса.
В «Пограничная личность: видение и исцеление» (1989) и в
статьях «Юнг, безумие и сексуальность: размышления о психо-
тическом переносе и контр-переносе» (1993), «Интерактивное
поле как аналитический объект» (1995а) я также представлял
концепцию «поля» внутри взаимодействия аналитика и анализи-
руемого. Поля были впервые предложены в науке величайшим
физиком девятнадцатого века Джеймсом Клерком Максвеллом,
исследователем электромагнитного поля. Эта классическая, в
отличие от квантовой, идея поля постулировала область, находя-
щуюся под проявленным миром электрически заряженных объ-
ектов. Поле двигало их; человек мог действительно наблюдать
изменения в движениях заряженных объектов. После своего от-
крытия Максвелл пытался изобразить поле в терминах прежде
известных идей, таких как движущийся флюид, несмотря на то,
что в его уравнениях поля присутствовали термины, бросавшие
59

представлению вызов. Только с огромным усилием и по проис-
шествию времени концепция поля начала приниматься как не-
что, что было, по своей сути, непредставимым. Поля тогда пони-
мались, как существующие в пустом пространстве, отделенном
от заряженных частиц. Сейчас, с квантовой теорией любые по-
пытки представить поле полностью оставлены. Таким образом, с
концепцией поля мы переходим к непредставимому.
В чрезвычайно ценном исследовании Марвина Спиджел-
мана и Виктора Мэнсфилда (1996) понятие интерактивного
поля рассматривалось с точки зрения связи между физикой и
психологией. Они классифицировали психотерапию по четырем
уровням и рассматривали четвертый как делающий с феноменом
поля нечто аналогичное работе с квантово-подобным полями в
физике. Предыдущая публикация Мэнсфилда и Спиджелмана
(1989) относилась к квантовой механике и юнгианской психо-
логии, тогда как Спиджелман (1988) фокусировался на инте-
рактивной концепции поля. Точно также в своих плодотворных
работах Генри Рид (1996а, 1996b) экспериментально исследует
феномен интерактивного поля, размышляя о том, что теория ха-
оса может быть полезной в понимании определенных аспектов
опыта этого явления.
Я нахожу концепцию поля превосходной интерпретацией для
ключевой алхимической идеи «тонкого тела» в рамках современ-
ной терминологии (Шварц-Салант 1982, 1989, 1995а, 1995b).
В качестве промежуточной реальности между духом и материей,
где активизируется имагинальное поле зрения в «единстве» про-
цесса, «интерактивном поле», подразумевается содержание про-
цессов двух людей, которые могут переживать опыт своей бес-
сознательной диады, и путь этой диады изменяет и изменяет их.
Неотъемлемое в поле, созданном или исследуемом в аналитиче-
ском процессе, — комбинация объективности и субъективности,
60

как предлагалось фон Франц в «Число и время» (1974), так как
не только действие субъективностей двух людей воздействует на
поле, но оно также имеет свои собственные объективные дина-
мики. Алхимия сообщает нам эти динамики путем, намного пре-
восходящим доступные нам ресурсы.
Конечно, моя идея интерактивного поля в значительной сте-
пени обязана исследованиям Юнга. Его четверичная модель
обозначает ту же самую структуру, что и энергетические диа-
граммы в физике, указывающие на удивительное качество пе-
редачи информации между молекулами, которые не находятся
в контакте друг с другом. Различные энергетические уровни в
одной молекуле могут изменяться и стимулировать изменения в
другой молекуле. Психологическое следствие этой удивительной
параллели состоит в том, что изменения в бессознательном ана-
литика, например, воздействуют не только на сознательную ос-
ведомленность анализируемого, но также на его бессознательное
состояние. То же самое осознание бросается в глаза в раннем ал-
химическом тексте Splendor Solis (McLean 1981) более чем че-
тырехсотлетней давности, в котором, по-видимому, разделенные
состояния воздействуют друг на друга в комплексном паттерне
передачи информации.
Таким образом, юнгианский анализ скорее косвенно, нежели
явно, но содержит модель интерактивного поля, состоящей из вза-
имных субъективностей и объективного уровня психе. В некото-
ром смысле его исследование имеет два направления: одно — ал-
химическая амплификация, отражающая архетипический уровень,
и другое — психологическая интерпретация этого. Я рассматри-
ваю свою формулировку как законные амплификации Юнга и
размышлений над алхимической образностью, что использовались
им, но подчеркиваю отличия от его способа интерпретации алхи-
мического материала с точки зрения анализа проекций.
61

Слияние субъекта и объекта в алхимии
Зацепляющие процессы интерактивного поля требуют, чтобы
аналитик не искал прибежища в научной модели объективности,
которая в конечном счете ограничивается разбором взаимных
проекций анализируемого и аналитика. Вместо этого аналитик
должен допустить бытие области существенного «неизвестно-
го», в которой никто не знает будь это аффект страха, гнева, не-
нависти или любви от кого он исходит — от аналитика или же
пациента. Скорее, аналитику следует только предполагать, что
эмоции существуют как качество интерактивного поля, характе-
ризуемого существенным слиянием объекта и субъекта — состо-
янием, в котором вопрос «чьи это содержания» не может быть
разрешен. И, пожалуй, аналитику следует дифференцироваться
от состояния индивидуального обладания содержаниями, фоку-
сируясь на области самой по себе, вводя качество Единства в его
или ее опыт, показывающий этой дифференциации бытие огра-
ниченной природы и зависимость от некоторых фоновых эволю-
ционных теорий, без колебаний приводимых к столкновению.
Субъект-объектное слияние — существенная часть алхими-
ческого процесса. Таким образом, многие алхимические подхо-
ды к пониманию жизни души и ее взаимоотношений с телом и
материей значительно контрастируют с нашими современными
подходами. Особо значима алхимическая настойчивость в том,
что индивидуум — неотделимая часть большого единства. Ал-
химия не понимает «наблюдающего эго», рассматриваемого как
отдельное, сознательное бытие, упорядочивающее материю.
Вместо этого алхимик медитирует на свой опыт, рассматривая
процесс посредством воображения, тестируя его истинность или
ложность, при этом считая, что такое воображение связано с ве-
личайшим Единством. А поскольку алхимик — часть Единства,
62

химические изменения, которых он пытается добиться своим воз-
действием, в свою очередь влияют и на его собственное личност-
ное развитие, ибо он — часть преобразования в своих металлах.
Если он не может достичь состояния, в котором есть структуры,
трансформирующие все разнообразие хаоса (который в против-
ном случае «разносит» и разрушает духовную жизнь, воображе-
ние и телесное осознание), то тогда как может алхимик создать
изменения, которые он ожидает выдержать?
Явная путаница между собственными процессами человека и
процессами, в отношении которых наука настаивает на том, что
они другие (либо в материальном мире, либо с участием иных
людей), может быть трудна для постижения как полезная в до-
стижении трансформации структура. Но если мы признаем, что
алхимическая вселенная едина и что в ней нормальна незримая
«третья область», зачастую функционирующая как посредник
между экспериментатором и его или ее объектами, и что эти об-
ласти сами по себе объекты трансформации, то имеющаяся пу-
таница может рассматриваться гораздо более интересным спо-
собом. Алхимический «промежуточный» мир был зоной тонких
тел — областей, которые ни материальны, ни ментальны, но
разделяются этими обеими сторонами. Историк древности и ок-
культизма, Дж.Р.Мид писал, что трансформация тонкого тела, а
не ординарной материи, подобной свинцу или золото, была глав-
ным пунктом алхимии (1919, 1-2).
Алхимический разум погружен в субъектно-объектные слия-
ния, которые — суть взаимоотношений, они работают на сердце-
вину психотерапии. Когда два человека связаны, они задейство-
ваны на многих уровнях, и сознательных, и бессознательных, и
эти уровни заняты знаменательным взаимодействием, в котором
бессознательное их психе сливаются таким образом, что разделе-
ние субъекта и объекта становится неотчетливым. Аналитик бо-
63

рется с чувствами, образами, аффектами, случайными мыслями
и таинственными услаждениями, представляющими собой часть
его работы с анализируемым, который может извлечь выгоду из
усилий тех, кто посвятил свои жизни исследованию законов, ре-
гулирующих все еще неуловимые, всеобъемлющие и могучие фе-
номены. Аналитик или заинтересованный индивидуум, который
может вступить в промежуточные области, способен начать вос-
принимать алхимические слова и образы как серьезные попытки
охарактеризовать современные психические усилия и может най-
ти в словах и изображениях некоторые убедительные озарения и
полезный анализ. Кроме того, такой человек может обнаружить,
что силы, с которыми он имеет дело, не только превосходят
очертания его собственного тела и ума, но также охватывают и
организуют восприятие и мысли всей культуры.
Существенная для алхимика взаимосвязь между человече-
ским и материальным необязательно представляет собой резуль-
тат субъект-объектной путаницы, основанной на бессознательных
проекциях. В то время как человек может заблуждаться в отно-
шении опыта поля, в котором оба человека разделяют те же самые
содержания как субъект-объектную неразбериху и предвзятость,
вытекающие из чрезмерно рьяной потребности иметь прочную
эго-идентичность, действительные алхимические отношения мо-
гут показаться примитивными и ужасающе бессознательными.
Историк алхимии Джек Линдсей объясняет «намеренную»
природу алхимического сплетения самого себя с веществом, над
которым производится работа:
«Алхимик должен был в состоянии идентифициро-
вать себя с [процессами, над которыми работает]. Ему
следует реализовать единение человека и природы — не
как общую идею, но посредством концентрации его целъ-
64

ного ума, тела и духа на свершаемой работе, настолько,
чтобы он сам воистину ощущал себя распадающимся,
разрываемым и собранным, перерожденным в новой фор-
ме. Эта идентификация ученого-ремесленника с произ-
водимыми им процессами — возможно, наиболее сложный
аспект алхимии для любого в наши дни в отношении пони-
мания и вхождения. Людям, чье отчуждение интеллекта
от природного мира достигло большей степени, чем сре-
ди классических греческих мыслителей, все это кажется
фантастическим и за пределами усилия, нереальным. Но
в действительности это страстным образом реально, и,
по моему мнению, здесь заключается элемент истины, ко-
торый нам следует пытаться понять и возвратить, если
наша наука отвечает полным требованиям реальности».
(Линдсей 1970, 150 - 51)
Такое отношение, представляющее собой проклятье для объ-
ективного поиска посредством научных методов, — единствен-
ное, где опыт и воображение эксперта играют значительную роль
в исходе его физических экспериментов.
«Принципы» алхимии представлены как метафоры, такие
как «Аксиома Останес» (которая имеет дело с изменениями
в форме или внутренней организации) или «Аксиома Марии»
(которая развивает серию чисел, понимаемых в качественном
смысле, поддерживая целостный трансформационный процесс)
и такие повествования как «Рассказ Исиды своему сыну Гору»
(миф посвящения, обучающий базовым необходимым отношени-
ям и уровням озарения, возможным в алхимическом opus). Все
«принципы» требуют творчества и образной способности для
их актуализации. Величайшие алхимические тексты, выжившие
по сей день, такие как Rosarium Philosophorum (1550), Splendor
65

Solis (1582) и Mutus Liber ([1677] McLean 1991), изобража-
ют трансформационный процесс в комплексных сериях образов.
Трансформации, отображенные в этих текстах, имеют место и в
материальных элементах, и в личности алхимика.
Идентификация алхимика с производимыми процессами от-
ражена в тексте рассказа, который относят к Иранскому алхи-
мику, Останесу (около III в. до н.э.), пояснявшего свои приклю-
чения в поиске алхимической панацеи:
В то время, как я исследовал часть, мне не удалась
расшифровка на этом металлическом диске, и я услышал
сильный глас, взывающий ко мне: «Человек, уходи прочь
отсюда перед тем, как все Врата будут закрыты; ибо мо-
мент закрытия настал».
Дрожа всем телом и опасаясь, что уже слишком поздно
для того, чтобы уйти, я вышел. Когда я прошел через все
врата, я встретил старика бесподобной красоты. «По-
дойди», - сказал он мне, - «человек, чье сердце жаждет
сей науки. Я здесь, чтобы дать тебе понимание многих ве-
щей, которые кажутся тебе неясными, и объяснить то,
что остается сокрытым».
Я подошел к старику, который затем взял мою руку
и поднял свою собственную к небу... Я прославил Господа,
который показал мне все это [тайны мудрости] и кото-
рый сделал все тайны науки явными мне.
Пока я пребывал в этом состоянии, трехтелое жи-
вотное, чьи части пожирали одна другую, провозгласило
сильным гласом: «Вся наука может совершенствоваться
только мной, и во мне обнаруживается ключ науки...»
Расслышав эти слова, старик сказал мне: «Чело-
век, пойди и найди это животное, дай ему интеллект
66

на твоем месте, жизненный дух на твоем месте, жизнь
на твоем месте; затем оно покорится тебе и даст тебе
то, что тебе нужно»
По мере того, как я задавался вопросом, как я могу
дать кому-то интеллект на моем месте, жизненный дух
на моем месте... старик сказал: «Возьми тело, подобное
твоему собственному, возьми из него то, о чем я только
что говорил тебе и передай это ему».
Я сделал, как старик указывал мне, и затем я постиг
всю науку, как абсолютную, описываемую Гермесом»,
(процитировано в Linadsay 1970, 150-51)
Загадочное «трехтелое животное», упоминаемое здесь,
представляет собой конгломерат опыта ума, тела и духа, и он
образно «виден» и переживается Останесом в его алхимиче-
ской работе. Наставник, старик необычайной красоты, учит,
что только через намеренную концентрацию своего внимания на
преобразованиях на этих уровнях Останес может надеяться на
получение ключа к избранной им науке. Но преобразования, ра-
зыскиваемые Останесом, в действительности могут быть достиг-
нуты только как результат умышленного отбрасывания старой
идентичности. Такое отбрасывание — точная задача, от которой
большинство людей отступает из-за потребности в безопасности
и ужаса хаотических уровней психе, регулярно препятствующим
истинному представлению ее тайнам.
Посвятительное измерение опыта поля
В культурах, где процветала алхимия, способность видения и
осознания мистерии хаоса происходила из опыта ритуалов ини-
циации. В таких посвятительных ритуалах половой зрелости или
67

мистические религиях древности человеческое существо транс-
формировалось благодаря успеху ритуала. Посвященные знали и
переживали другую реальность, отличную от всего, что они ког-
да-либо считали возможным, не говоря уже о ее существовании.
Эта другая реальность затем руководила ими и направляла их.
Их эмоциональная жизнь изменялась, и они служили новояв-
ленным идеалам. Для себя и для тех, кто когда-то знал их, они
не те, кем были ранее: они претерпели качественные изменения.
Опыт инициации кажется центральным в формировании
алхимических идей. Линдсэй предлагает, что весь подход алхи-
миков к трансформации субстанций основывается на концепции
посвящения:
Концепция посвящений-испытаний и смерти-воз-
рождения применима к алхимическим телам в их измене-
ниях. Эта аналогия не тянет на случайность; ибо это
происходило в посвятительном опыте, который люди
могли выражать прямо и разработать идею движения от
одного уровня жизни к другому, качественно отличному
— из детства материнского мира ко взрослому, к совер-
шенно другому набору отношений и ответственности,
новым знаниям и пониманию и так далее. Алхимия пре-
жде всего представляет научное применение этих посвя-
тительных идей скачка от одного качественного уровня
к другому, и вот почему алхимики держатся за возвраще-
ние к аналогиям мытарств, испытаний, воскрешений. И
поэтому они и действуют таким образом — по простым
причинам потребности в аналогии, взятой из человече-
ской жизни, которая поможет обеспечить план стадий
и сделать целостный таинственный процесс химических
изменений более постижимым. Они делают так, посколь-
68

ку они искренне чувствуют единение между природным
и человеческим процессом; они утверждают жизненные
органичные взаимоотношения с природой, абстракт-
ной или вневременной — т.е. подход с акцентом на от-
чужденности человеческого интеллекта, отменяется.
(1970,142)
Многие алхимики прошли такую инициацию, и в своей ра-
боте они проецируют динамичное изменение, переживаемое в
себе, на их взаимодействие с материалом, с которым произво-
дится работа, — например, их усилия по преобразованию свинца
в золото. В символическом смысле они переживают свои изме-
нения из свинцового состояния (где доминирует депрессия духа
и принуждение инстинкта) в серебряное состояние и в начало
просвещения, обновленной страсти к жизни и истинного имаги-
нального восприятия. Они считали, что, возможно, с дальней-
шими посвящениями или через путь, образующий созвездие из
того, что они видели и посредством чего изменились, они далее
изменятся в золото, обладающее внутренней самостью, которая
стабильна посреди влияний внешних обстоятельств и внутренне-
го мира инстинктивной и эмоциональной турбулентности. В их
искусстве две реальности — внешние изменения в субстанциях
и внутренние психофизические изменения в самости тела-ума —
оказывались переплетенными.
Наиболее сущностный аспект посвящения — роль дурных
эмоций, опыт ужаса, страха и глубокого беспокойства. Алхими-
ки использовали этот «смертельный опыт» как главную мета-
фору в своем поиске качественного изменения. Таким образом
субстанции «мучились» и «разлагались». В алхимических тек-
стах putrefaction и nigredo были секретом искусства. Ибо ал-
химики знали из своего посвятительного опыта, полученного в
69

тайном сообществе или через просвещение духа в unio mystica и
неминуемого спуска в хаотические, действительно безумные
опыты, что любое истинное изменение не зависит только лишь
от нового видения, но также от смерти старой идентичности в
сочетании с этим видением.
Тогда как самая известная алхимическая образность исходит
из пятнадцатого и шестнадцатого столетий, отношения вовлечен-
ности стары как само искусство. В египетском трактате «Иси-
да своему сыну Гору», датируемом первым или вторым веком,
Исида раскрывает Гору секрет алхимии, включающий венчаю-
щее предписание: «Я есть Ты, и Ты есть Я». Этот глас посвя-
щения служит содействию осознания иной реальности, знакомой
посвященным в тайну религий. Ибо «Я есть Ты, и Ты есть Я»
— это уровень сознания, который не существует внутри нор-
мального временно-пространственного мира, где наблюдающее,
сознательное эго видит и помышляет о внешних и внутренних
объектах. Вместо этого тождество между субъектом и объектом
существует внутри пространства или «измерения», которое мо-
жет организовываться своим уникальным строением и живым
качеством. Пространство — не «пустой контейнер», абстракция
или система координат. Скорее, пространство полно, оно — су-
щественная концепция для алхимического мышления. Отличаясь
от регрессивного слияния объекта и субъекта, чувство тождества
было состоянием благодати, а также успеха видения, полученно-
го через муки и испытания инициации.
Этот акцент на посвятительных ритуалах может быть полез-
ным образом расширен через классический анализ опыта ини-
циации ученым Уолтером Буркертом в его «Древних тайных
культах». Алхимия обнаруживалась в посвятительных ритуалах,
бывших в центре мистерий, существовавших в далекие времена
неолита, что позволяет говорить о частичном совпадении опы-
70

та ранних алхимиков и опытов тех, кто посвящался в древних
тайных культах (Burkert 1987, 2). Буркерт далее поясняет, что
древние мистерии:
«не были ритуалами взросления на племенном уров-
не, они не образовывали тайные сообщества с сильной
взаимосвязью; допуск не зависит ни от пола, ни от воз-
раста, и нет видимого изменения внешнего статуса для
тех, кто проходит эти посвящения. С перспективы уча-
ствующего изменение статуса влияет на его связь с бо-
гом или богиней... новое изменение разума посредством
опыта сакрального. Опыт остается изменчивым, в
отличие от типичных посвящений, привносившим без-
возвратное изменение, древние мистерии или, по край-
ней мере, части их ритуалов могли воспроизводиться».
(1987, 8)
Кроме того, Буркерт указывает, что вхождение в мистерию
было очень личным выбором, который был свободным, но обя-
зывающим. Многие последователи культа не были посвященны-
ми, прямо как многие последователи сегодняшних религий, не
имеющие непосредственного опыта сакрального. Согласно Бур-
керту не каждый, кто посвящался, претерпевал изменения оди-
наковым образом:
Хорошо известное высказывание о том, что «много
тирсоносцев, да мало вакхантов» указывает на то, что
... «быть принятым Богом» — это событие, происходя-
щее непредвиденным образом и, вероятно, только в отно-
шении некоторых особых лиц...
Прокл пишет по поводу teletai (посвящения): «Они вы-
зывают взаимопонимание душ с ритуалом [dromena] неве-
71

домым нам, божественным путем, так что посвящаемые
поражаются паникой, будучи преисполнены божественного
трепета; другие уподобляются священным символам, по-
кидая свою собственную идентичность, оказываясь дома
с богами и опытом божественного обладания». Сам факт
того, что описанные реакции не однородны, но разнятся
между недоумением и восторгом, указывает на то, что
это не вольная спекуляция, основанная на постулатах, но
описание наблюдаемого: sympatheria душ и ритуалов, не-
которая форма резонанса, не возникающая в каждом слу-
чае, но которая, как только появляется, глубоко движет
или даже разбивает конструкции реальности. Пребывая
в неведении по поводу ритуала и будучи неспособными
воспроизвести его, мы не можем воссоздать этот опыт,
но мы в состоянии допустить, что это когда-то было.
(1987,112,114)
Вообще мистерии представляли собой посвятительные ри-
туалы добровольного, личного и тайного характера, которые
направлялись на изменение ума, тела и души посредством пе-
реживания сакрального. Эти мистерии, несомненно, сосредота-
чивались в опыте ранних алхимиков, которые затем пытались
обрабатывать свои «металлы», как если бы они также обладали
душой, изменяемой мытарствами посвящения.
Буркерт цитирует Аристотеля, который «говорил об исполь-
зовании подчеркнутого антитезиса, который на финальной ста-
дии мистерий будет более не 'изучающим' (mathein), но 'пере-
живающим' (pathein), и состояние ума (deatethenia) изменится»
(1987, 89). Буркерт также цитирует Аристотеля как консуль-
танта: «Будьте рады испытывать страдания, которые никогда
не претерпевали прежде» (1987, 89, заметка 2). Эта ключевая
72

фраза предполагает возможность того, что человек переживает,
действительно страдает гораздо больше, чем подобие некото-
рого земного несчастья, как это позиционируется развивающей
психологией, и вместо этого обнаруживается новое творение во
взрослом мире опыта.
Изменившиеся посвященные говорили о фундаментальных
переменах в сознании. Один человек, посвященный в Элевси-
не, говорил: «Я вышел из тайного зала, чувствуя себя подобно
незнакомцу в отношении самого себя» (Буркерт 1987, 90). Та
роль, которую страх, ужас, дезорганизация и безумие играют в
переменах, поразительна. Алхимики подобно этим посвящаемым
в мистериях знали, что экстремальный ужас был неминуемым
фактором в изменении. В Элевсине говорилось: «Brimo рождает
Brimos». Божественное рождение «Brimos», формы Диониса,
приходит от «Brimo», что означает «ужас» (Керенья 1949,143).
Посвящаемый в Элевсине, вероятно, видел удивительный свет,
как это часто описывается в unio mistica, а также в Платонов-
ском «Федре»: «Восхитительно было зреть красоту тогда, когда
вместе с хором ... наслаждались дивным видением и зрелищем»
(Буркерт 1987, 92), но имели место «утомительные и ужаса-
ющие события, предшествующие удивительному свету». Текст
говорит, что, если элевсинские божества появлялись в сновиде-
нии, это означало, что «для непосвященного они сперва прино-
сят немного своего рода террора и угрозы». В общем, посвящен-
ные «видят» нечто божественное, и это видение сопровождается
ужасом (Буркерт 1987, 92-93).
По-видимому, часть элевсинских мистерий была направлена
на преодоление ужаса, как когда посвященный касался змеи без
страха. В дионисийских посвящениях инициируемый восклица-
ет: «Я спасался от зла, я нашел лучшее»; и позже в дионисий-
ской процессии некоторые несли змей, что указывает на их уме-
73

ние овладевать ужасом (Буркерт 1987, 96).
Переживания ужаса часто сравнивали со смертельным опы-
том, в свою очередь, связанным с мифами о Деметре-Персефоне
или Исиде и Осирисе. Мистерии Исиды принимались в форме
добровольной смерти и спасения благодатью... «посвящение»
ступает на порог Персефоны (Буркерт 1987, 99). Смерть и спа-
сение благодатью говорят об опыте обучения, когда свет преодо-
левает тьму.
По крайне мере в некоторых мистериях инициируемые подвер-
гались унижениям и пыткам. Кажется, что в этих ритуалах более
натуральные переживания ужаса и диссоциированные состояния
безумия, сопровождаемые видениями, налагались на инициируе-
мого. У них были завязаны глаза, они ужасались пугающих зву-
ков, связывались или спотыкались в водный бассейн — все это
как часть подготовки нового видения. В других мистериях насто-
ящие физические унижения отсутствовали, но «психологический
ужас хорошо свидетельствовался: 'все эти ужасные вещи, паника
и дрожь и пот', по цитате Плутарха» (Буркерт 1987,103).
Роль переживаемых состояний безумия наиболее ясно об-
наруживается в дионисийских мистериях. В сериях фресок в
Помпеях, изображающих дионисийские мистерии, именуемые
«Вилла Мистерий», сцена бичевания показывает девушку, изби-
ваемую зловещей женской фигурой. Упоминания порки распро-
странены в сообщениях об этих мистериях, и «в ранних класси-
ческих трагедиях безумие описывается как чувство ударов кнута:
бешенство, персонифицированное в виде 'безумия', появляется с
кнутом в росписях на вазах...» (Буркерт 1987, 104).
Таким образом, роль ужаса в производстве хаотических со-
стояний ума засвидетельствована в тайных религиях так же, как
и в алхимии. Такие опыты ужасного и хаотического — часть
темной стороны numinosum, включающая ранний собственный
74

травматический материал личности, ехли переживание позитив-
ного numinosum — это шанс выжить и создать новую структуру,
тогда человек должен не только пережить хаотические состояния
разума, но старые структуры должны быть сломлены хаосом для
позволения воплощения новых. Поэтому способность встретить
и пережить хаос с его ужасом оказывается существенной.
Акцент на новом видении и сопутствующих хаотических со-
стояниях — своего рода центр для мистических культов и по-
святительного опыта в алхимии. Следовательно, неудивительно
обнаружить, что хаос, будучи связанным с видением или опытом
нуминозного отличного бытия, играет главную роль в алхимиче-
ском мышлении. На самом деле, хаос прославлялся как главное
качество таинственной prima materia, которую алхимики рассма-
тривали как существенную стартовую точку своего opus.
Природа prima materia
В алхимических текстах термин «prima materia» отсы-
лает нас к энергиям и процессам, которые наиболее фунда-
ментальны для трансформационного движения. В Rosarium
Philosophorum prima materia называется radix ipsius (основание
самого себя), так как она укоренена в себе самой, автономна и ни
от чего не зависит. Алхимики однако никогда ясно не указывали
на подлинную природу prima materia, эту таинственную старто-
вую точку их работы. С одной стороны, различные тексты говорят
о prima materia как о хаосе, тем не менее, другие легко определя-
ют prima materia как мудрость или божественное просвещение.
Одна попытка закрепить значение этой prima materia вплоть до
Единого резонирует с ответом Юнга, когда он пишет:
Prima materia соблазнительна: она дешева, как
грязь, и может быть повсюду, только никто не зна-
75

em ее; она расплывчата и неуловима, как ляпис, про-
изводимый от нее, у нее «тысяча имен». И наихудшая
вещь состоит в том, что без нее работу нельзя даже
начать... Prima materia — это «мрачный» и пагубный
Сатурн — местопребывание дьявола или опять же наи-
более презираемая и отклоняемая вещь, «выброшенная
на улицу», «брошенная на навозную кучу», «обнаружен-
ная в отбросах». Эти эпитеты отражают не только
замешательство исследователя, но также психический
фон, оживляющий тьму, лежащую перед ним так, что-
бы он обнаружил в проекции качества бессознательного.
(1967,13: параграф 209)
Далее Юнг утверждает:
Неправильно утверждать, что алхимики никог-
да не говорили о существовании prima materia: на-
против, они давали слишком много определений и
поэтому вечно противоречили сами себе. Для одного ал-
химика prima materia была ртутью; для других — руда,
железо, золото, свинец, соль, сера, уксус, вода, воздух,
огонь, земля, кровь, вода жизни, ляпис, яд, дух, обла-
ко, небо, роса, тень, море, мать, луна, дракон, Венера,
хаос, микрокосм... Работа [Мартина] Руланда «Лек-
сикон алхимии», 1612, дает не меньше пятидесяти си-
нонимов, и очень многое еще может быть добавлено.
(1968, 12: параграф 425)
Но, будучи созвучен различным авторитетным взглядам
на алхимию, Иоханнес Фабрициус, ученый алхимии, зани-
мает Юнга задачей, «никогда не уточняя своего общего пред-
положения о prima materia как о символе извержения бессоз-
76

нательной психе» (1976, 22). Фабрициус настаивает, что с
помощью развивающей психологии, психологический экви-
валент prima materia может быть четко установлен. Ссылаясь
на существенную особенность prima materia как на осознание
любви посреди озадачивающего хаоса, переживаемого как про-
цесс, в котором существующие элементы творения растворя-
ются во время рождения нового космоса, Фабрициус замечает,
что подростковый возраст является психологическим эквивален-
том prima materia:
Психология юности соответствует этой пара-
доксальной картине творения. Суматоха и переворо-
ты prima materia изъявляет регрессивное возрождение
взрослым эго этих бессознательных слоев, содержащих
импринты бурного порождения эго в подростковом воз-
расте, где «проявляется твердая земля», и солнце созна-
тельной личности восходит в полном блеске моря бессоз-
нательного. Два других важных аспекта этого периода:
1. Осознание взрослой сексуальности с ценностями вы-
живания (генитальная любовь);
2. Осознание взрослой агрессии со значением выживания.
(1976,22)
Фабрициус указывает, что психоаналитические описания
подросткового возраста удивительно схожи с языком алхими-
ков, используемым для prima materia. Например, он цитирует
описание юности в статье Эдита Якобсена, «Подростковые на-
строения и перепланировка психических структур в подростко-
вом возрасте»:
Инстинктивное подростковое развитие выразитель-
77

но демонстрирует как, поднимаясь по извилистой лест-
нице ко взрослой жизни, он, кажется, при каждом новом
шаге испытывает беспокойство, замешательство, де-
зорганизацию и возвращается к инфантильным позици-
ям, с последующим импульсом и реорганизацией на более
прогрессивном и более взрослом уровне. Можно быть
уверенным, что такие процессы могут наблюдаться на
любой стадии развития. Но в процессе драматического
подросткового периода мы видим то, что Элен Деутч
описывает как «столкновение» между прогрессивными
и регрессивными силами. Такое столкновение приводит к
далеко идущему временному растворению старых струк-
тур и организаций, в сочетании с новым структурным
образованием и созданием новых иерархических поряд-
ков, в которых ранние психические образования опреде-
ленно принимают на себя подчиненную роль, тогда как
новые приобретают и поддерживают доминирование.
(Фабрициус 1976, 19)
В том же ключе Фабрициус далее цитирует Лео А.Спиджел,
утверждающего в своей статье «Обзор содействий с психоана-
литической теорией подросткового возраста»: «Складывается
впечатление, что в подростковом возрасте личность растворяет-
ся, становится расплавленной и жидкой и в конечном счете снова
затвердевает в то, что остается как характерологическое ядро»
(Фабрициус 1976, 23).
Попытка Фабрициуса «указать» на prima materia как на
юношество, идет рука об руку с его попыткой объяснить целост-
ный алхимический процесс как метафору для биологически де-
терминированного развития человеческой личности от младенче-
ства до старости. Фабрициус, таким образом, ставит себя в ряд с
78

отношениями психоаналитических писателей, таких как Фрейд,
Мелани Клейн и Маргарет Махлер, и критикует Юнга, кото-
рый, по его словам, отбросил надлежащие биологические пер-
спективы развития, когда порвал с Фрейдом в 1912 году. Исхо-
дя из биологической ориентации Фабрициус видел психологию
юности как prima materia. Но поскольку эта интерпретация, не-
смотря на свою теоретическую логичность, далека от адекват-
ной передачи духа алхимического материала самого по себе, то,
в конечном итоге, она неудовлетворительна в качестве полного и
окончательного определения prima materia. Юнг предлагает го-
раздо более охватывающую, но, конечно, менее специфическую
точку зрения:
Никто никогда не знает, где находится первичная
материя. Алхимики не знают, и никто не может вы-
яснить, что она на самом деле означает, поскольку она
представляет собой субстанцию в бессознательном...
(1988, 2: параграф 886)
В отличие от подхода Юнга психоаналитический эволюцион-
ный взгляд не только терпит неудачу в рассмотрении динамики и
трансформационных способностей опыта нуминозного, но также
понимает личностный рост, следуя из перестановки и реструкту-
ризации «отношений объекта», существующих с младенчества и
раннего развивающего опыта. Эта точка зрения не признает, что
нечто фундаментально новое, никогда прежде не переживаемое
в какой-либо форме, может выйти из хаоса и мистерии бессозна-
тельного в человеческую личность. Алхимический подход к ана-
лизу психе, понимаемый Юнгом, подчеркивает, что в личности
может появиться прежде не существовавший там элемент.
Когда появляется новая внутренняя структура, часто это
79

происходит с феноменологией, наблюдаемой в подростковом
возрасте; но молодость — не только шаблон для такого опыта.
Скорее комплексный путь, в котором порядок и беспорядок вза-
имодействуют в человеческой душе, как новые формы, создан-
ные влиянием юношества, а также как все значимые изменения в
личностной структуре, включая воплощение нуминозного опыта.
Тем не менее, следует признать крайнюю бурность подростково-
го периода как особенность prima materia, которая должна быть
интегрирована не просто как развивающая конструкция, но ис-
тинным для большого духа алхимии путем и, таким образом, пу-
тем глубинным, которым личность может трансформироваться.
В своих посвятительных опытах, а также в почтении к сли-
янию субъекта и объекта алхимикам были ведомы глубинные
состояния эмоциональной турбулентности и восприятие нуми-
нозной природы этих состояний. Глубинные состояния эмоцио-
нальной бурности были частью пучины prima materia и алхими-
ческого трансформационного процесса. Эта бурность в качестве
особенности prima materia тесно связана с алхимическим хаосом,
психологическая манифестация которого часто обнаруживается в
безумных частях здравомыслящих людей.
80

ГЛАВА 3
БЕЗУМНЫЕ ЧАСТИ
ЗДРАВОМЫСЛЯЩИХ ЛЮДЕЙ
Природа безумия
Алхимический дух почтительно относится к деструктивным
и трансформационным силам безумия. В своей книге «О лич-
ном безумии» Андре Грин проницательно анализирует безумие в
терминах творчества и деструктивных аспектов страсти:
Безумие, представляющее собой компонент чело-
веческого существования, связано с превратностями
изначального Эроса, находящимся в постоянном кон-
фликте с разрушительными инстинктами. Если Эрос
преобладает, то это потому, что страсти, обитаю-
щие в нем, становятся ограниченными, и психоз пре-
дотвращается. Но когда деструктивные инстинкты
торжествуют над Эросом, процесс «развязки» более
силен, чем сдерживание, и психоз одерживает победу.
(1993,242-43)
Как только Эрос, представитель связывающей силы любви и
секса, уступает деструктивным инстинктам (т.е. смерти структу-
81

ры и регрессии к ранним архаичным и принудительным формам
поведения), необузданная страсть приводит к психотическим
процессам. И я могу добавить, что психоз или психотическая
часть может время от времени связываться Эросом и творчески
оживляться страстью. Я нахожу безумие и психозы слишком
переплетенными для разделения на практике, и я наблюдаю их
как качества одного и того же феномена, в котором человеческие
существа не могут ни сблизиться с первоначальным объектом, ни
отделиться от него.
В мифе о великой матери богов Кибеле и ее сыне-любовни-
ке Аттисе, сказке, датируемой, вероятно, окончанием неолита,
зашифрована древняя дилемма. Страсть Аттиса к Кибеле столь
велика, что он не может ни остаться с ней, ни отделиться от нее.
Его потребность в индивидуации столь сильно заблокирована,
что его страсть превращается в полное уничтожение, и в психо-
тическом акте он совершает самоубийство посредством ужасного
членовредительства. Этот миф жив интрапсихически, и сегодня
он не более непривычен, чем это было более чем 5 тысяч лет
назад.
Психотическая область в иных случаях нормально функцио-
нирующих людей не только создает тонкие или порой очевидные
искажения действительности, но также может мотивировать на
деструктивные акты по отношению к себе или другим. С одной
стороны, сила безумной области анализируемого, дезинтегрирую-
щая сознание аналитика, может создать значительные трудности в
попытках аналитика фокусироваться вообще, не говоря уже о рас-
крытии третьей области. С другой стороны, когда аналитик прео-
долевает свой разобщающий опыт, переживание безумных частей
анализируемого может затем привести к обнаружению природы
и структуры интерактивного поля. Таким образом, когда «воды
безумия» могут сдерживаться, вместо позволения им вторгаться в
82

чей-либо опыт случайным образом, психотические области психе
могут стать конструктивными, а не деструктивными.
Как душа в египетском мифе возникает из «изначаль-
ных вод хаоса» (эту фразу алхимики часто использовали
для prima materia), так же чувство значимости, цели и идентич-
ности — Самость — может возникнуть из хаотических обла-
стей человеческого безумия. Алхимики были очень внимательны
к деструктивному потенциалу «изначальных вод хаоса». Как
отмечает Иоханнес Фабрициус: «Начальная встреча алхимика
с prima materia характеризуется чувствами разочарования, заме-
шательства, диссоциации и дезинтеграции» (1976, 20). Заяв-
ление алхимика Альфидиуса в Rosarium охватывает угрожаю-
щую природу безумия, с которой сталкивается алхимик: «Этот
камень исходит из возвышенного и наиболее славного места
огромного ужаса, который посвящал многих мудрецов в смерть»
(Юнг 1967,13: пункт 429, примечание 8). И психические опас-
ности алхимического искусства становятся ясными в надписях к
медалям, иллюстрирующим начальную стадию: «Эта наука тре-
бует философа и не сумасшедшего» (цитируется по Фабрициусу
1976, 20). Начальный opus рассматривается как рискованное
дело. Ссылаясь на психические опасности, адепты говорят: «Ос-
нование этого искусства на счету тех многих, кто погиб» (Юнг
1967,13: п. 429, прим. 1). И алхимик Олимпиодор цитирует вы-
сказывание Петасоса о том, что свинец был столь «бесстыжим
и околдованным», что привел адепта к безумию (Юнг 1963,
14: п. 493).
Под безумием здравомыслящих людей (или психотическими
частями) я имею ввиду эти аспекты психе, которые не вмещают-
ся личностью и в которых не срабатывает функция саморегуля-
ции психе. Наше «я» представляет те аспекты Самости (большей
тотальности личности), которые интегрируются, метафорически
83

говоря, в бытие в центре и сдерживающие пределы эго. Этот
сдерживающий опыт расширяется с личностной интеграцией.
Но психотические части личности, подобные хаотическим водам
всех традиционных культур, всегда находятся на краю этой лич-
ностной структуры, в лучшем случае будучи пограничным фе-
номеном, а в худшем вторгаясь и разрушая любое чувство сдер-
живания. Эти хаотические воды, психотические части личности,
представляют собой часть Самости, и они всегда критичны для
изменения и регенерации.
Когда психотический сектор оживляется в аналитической ра-
боте, возникает перенос, сходный с описанным Гарольдом Сир-
лесом психотическим переносом шизофренических анализируе-
мых. Перенос «искажает или препятствует связанности между
анализируемым и терапевтом как двух отдельных, живых, че-
ловеческих и здравомыслящих существ» (Searles 1965, 669).
Разница между психотическим переносом с шизофренической
личностью и комплексом представлений этого переноса в непси-
хотической личности — один из уровней и структурное разно-
гласие. Тогда как психотический сектор поглощает шизофреника,
безумная часть здравомыслящей личности частично сдержива-
ется разделительными защитами.
Вообще безумные состояния, имеющие воспринимаемую
причину, часто более понятны, чем психотические состояния ума,
переживаемые во взаимодействии с шизофрениками. Аналитик
может обнаружить безумные состояния внутри пограничных со-
стояний, где противоположности удерживаются в разобщении
через разделительные защиты. В таких случаях «наводнение»
эмоциональным материалом, состоящим из отчаяния, ярости,
состояний паники, тревоги и чувства заброшенности, может по-
глотить человека — в том случае, когда разделение противопо-
ложностей не удается. В то время как безумные области могут до-
84

минировать, всеобщая картина может быть многозначительной,
в связи с осознанием этих состояний как результата ужаса забро-
шенности. Существует спектр, который на одном своем конце
ограничен умеренными хаотическими состояниями пограничной
природы. В таком случае есть срединное основание, в котором
психотический процесс менее сдержан, особенно в шизоидных
расстройствах, где психотическое ядро может проявляться в про-
тивоположностях, относительно стабильно не расщепляющихся
и в которых сердцевина безумия может быть гораздо более со-
крытой. Далее, с другой стороны спектра, находится шизофре-
ния, где разделение противоположностей зачастую не удается,
что приводит к слиянию несовместимых состояний и чувству
странности. Такое ощущение странности, непривычности или
чудаковатости также сопровождает психотический процесс в
непсихотических людях, и этот частный аспект психотического
процесса — ключевая особенность контрпереноса, который за-
частую приводит к отрицанию аналитиком находящегося «под
рукой» процесса и его или ее манипулированием, анализируемым
по направлению к более рациональному, непсихотическому дис-
курсу и поведению.
Когда такие защиты, как отрицание, идеализация и разде-
ление ума с телом перестают действовать, психотические части
вторгаются в сознательную личность. Затем личность стано-
вится в высокой степени диссоциированной и может колебать-
ся между фазами нереальности во взаимоотношениях своей
собственной личности и других людей. Поведение и фантазия,
проистекающие из этих частей, могут исказить реальность очень
тонкими способами. Тогда как личность может вести себя так,
что чувствуется вдохновение, он или она могут абсолютно не
иметь никакого уважения к другой личности или, если уж на то
пошло, к своей собственной душе. Аналитик обычно поражается
85

подобным. Когда в анализе появляется безумие анализируемого,
аналитик часто чувствует себя дезориентированным и находит
крайне затруднительным концентрацию и удержание процесса
в руках. Свой собственный центр теряет силы, а разобщенные
части обретают господство.
Разговор о психотической части представляет собой в не-
котором смысле противоречие. Ибо мы никогда не переживаем
психотические состояния в другой личности, как если бы они
были частью этого человека (как мы иногда говорим о ком-
плексе). Психотические состояния подобны водам хаоса в ал-
химии или мифах о сотворении, психическим пространствам, где
декартов язык терпит крах. Эти состояния легко расширяются
аналитиком, что приводит к созданию области, где невозможно
констатировать, кто содержит «психотическую часть». Скорее
аналитик и анализируемый имеют дело с полем явлений, не сво-
димым к разделенным структурам. В целом, термин «психотиче-
ская часть» (или аналогичная концепция) здесь означает сокра-
щение, помогающее указать на область опыта с доминированием
психотического процесса. Но оно не предназначено для поддер-
жания подхода, в котором аналитик пытается говорить о «пси-
хотических частях анализируемого», как если бы они каким-ли-
бо способом тотально отделились от того же самого феномена
в аналитике. В некотором смысле, перенос психоза приводит к
констелляции контрпереноса, но в меньшей степени и в более
управляемой форме, если анализ этих областей был удачным.
Имеются интересные параллели между поведением психоти-
ческих областей и хаосом, как он понимается в области теории
хаоса. Вплоть до ее появления ученые не фокусировались на хао-
се. В своей постоянной озабоченности поиском упорядоченности
они редко исследовали случайность или внезапные непредска-
зуемые изменения. Следовательно, открытие того, что опреде-
86

ленно явные случайные системы в действительности обладают
своего рода порядком внутри самих себя, было новаторством и
— в зависимости от энтузиазма писателя — сродни новой науч-
ной парадигме.
Очень близкая параллель к этой ситуации — исследование
безумных или психотических областей. Такие состояния ума уже
давно мыслятся как существенным образом не поддающиеся ана-
лизу, поскольку они столь неустойчивы в своем появлении, что
никогда не находят стабильного сдерживания в аналитическом
процессе. Кроме того, их влияние и образность считаются очень
причудливыми в плане расшифровки и обладания каким-либо
смыслом. Крайняя форма этого состояния, обнаруживаемая в
шизофрении, касается намерения солгать.
Как ученые признают хаотические качества систем (которые
когда-то считались в высшей степени упорядоченными — на-
пример, планетарные орбиты) и как они начинают признавать
значение хаоса, подобным образом можно, беря пример с древ-
ней науки, начать задумываться о творческой функции безумных
областей ума. Является ли эта крайняя чувствительность к малым
изменениям (отличительная черта хаотических процессов соглас-
но науке) просто прискорбной слабостью индивидуального твор-
чества, небольшим беспорядком, с которым нужно как-нибудь
справиться? Или, может быть, такой беспорядок обладает не-
зримой функцией или целью? Некоторые появляющиеся состоя-
ния ума никогда не выявляют глубинный порядок. Они, кажется,
остаются «черными дырами» в психе, которые засасывают все
формы порядка и замещают их «ничем». Но другие состояния
ума, которые кажутся совершенно фрагментарными и лишенны-
ми смысла, на самом деле оказываются обладателями странного
порядка, с которым можно работать. Психотическая область по
своей природе неустойчива, подвержена основным колебаниям
87

от эмоционального воздействия внешних или внутренних фак-
торов. Она содержит по существу несовместимые противопо-
ложности. Но можно представить нечто более предпочтитель-
ное, чем динамические системы, известные в физическом мире
и описываемые теорией хаоса (в которой системные состояния
колеблются радикально, но непрерывно), — такое, в чем коле-
бания одного состояния аннигилируют состояние предыдущего
существования. На языке теории хаоса этот образ будет «стран-
ным аттрактором». Сей генератор будет достаточно неустойчи-
вым в терминологии «изначальных состояний», которые, стоит
сказать, могут качественно измениться в зависимости от малых
изменений на входе. Я убежден, что эта модель дает полезную
метафору для психотических процессов. Ибо если психотические
области можно осмыслить такими нелинейными способами, то
не могли бы мы научиться жить с ними, как в аналитической ра-
боте, так и в жизни? И если такая нелинейность существует, не
могут ли хаотические формы переноса и контрпереноса (в кото-
рых исчезает все чувство смысла) лучше восприниматься — как
процесс, порождающий новый смысл посредством неординарно-
го упорядочивания? На самом деле, если имеет место такой вид
герметичности, можем ли мы в этом случае наблюдать психоти-
ческие области как потенциально творческие формы? Достиже-
ние новой перспективы потребует сдерживания не через ум, за-
полняющий и удерживающий процесс анализируемого, но через
разум, сфокусированный на хаотических процессах, ибо таким
образом раскрываются нестабильные формы порядка. И это —
клиническая возможность.
С этой точки зрения психе не видится как стабильная систе-
ма объектов, взаимодействующая с другими объектами. Иногда
человек может переживать только шум и бессмысленные состо-
яния, но затем появляется нечто уникальное; и если это событие
88

наблюдается, индивид далее начинает видеть новый путь и при-
знавать ранее сокрытые и творческие процессы. Это ощущается
как рассматривание психотических областей, и, когда они обуз-
даны, создание Самости становится подобно творчеству.
Помимо общего вопроса об их трансформационной силе у
аналитика есть особая причина зацепиться за эти области как
за prima materia. В раннем детстве некоторые люди «видели»,
что один или оба их родителей «безумны». Родитель необяза-
тельно был откровенным психотиком (хотя это тоже происхо-
дит и может отрицаться семейной системой), но ребенок скорее
«видел» имагинально, за кадром, откуда родитель управлял-
ся неподконтрольными ему или ее силами, или был «отозван»
и полностью отсутствовал, даже в это время действуя так, как
если бы он или она был присутствующим и здравомыслящим.
Это безумие необязательно навязывается все время, но либо это
было ужасающим фоном присутствия, ощущаемым ребенком,
или проявлялось время от времени, когда родительский объект
подвергался временному личностному сдвигу — например, по-
средством использования таких субстанций, как алкоголь. Ро-
дительское безумие может вторгаться в форме физического и
сексуального насилия, но, когда безумные части родительских
фигур не оперируют такими разрушительными и явными путями,
они часто проявляются более тонкими и странными способами.
Например, отец позволял своему сыну водить свой автомо-
биль, но настаивал на том, чтобы тот не использовал радио. Сын,
разумеется, использовал его и каждый раз пытался настроить
его назад к начальным настройкам; тем не менее, отец, будучи
начеку по поводу такого рода вещей, пришел в ярость. Этот рас-
сказ может показаться простым для представления доли край-
него поведения. Но он значит гораздо больше: молодой чело-
век знал, что время от времени его отец «полностью» выходит
89

из-под контроля, будучи действительно безумным. Он знал, что
безумие всегда скрывается в его отце, проявляясь многочислен-
ными путями, которые всегда могут сбрасываться со счетов как
простые настояния отцовской строгости.
В другом примере отец одного человека настаивал, чтобы его
дети тотчас же полировали свою обувь всякий раз, когда прихо-
дили домой, даже когда им было три года отроду. Напряжен-
ность и насилие его отца по поводу того, чтобы он или его братья
были хоть кем угодно, но совершенствовались в полировке обу-
ви, было ужасно для всех их. Тем не менее его отец был хорошо
приспособлен, любим в обществе и всего-навсего показывал себя
открыто как пугающий и выходящий из-под контроля, когда из-
лишне выпивал.
Многие другие подобные примеры могли бы показать пути,
где безумие родительских объектов представляло собой фоновое
присутствие, всегда ужасающее и временами проявляющееся в
причудливом поведении, которое имеет тенденцию к нормали-
зации, часто другим родителем. В результате видение ребенком
этого безумия «откалывается».
Когда такие люди приступают к лечению, они проявляют
различные степени диссоциации, часто представляемые в снови-
дениях или интуитивных восприятиях, как образ юного дитя, от-
деленного от нормального состояния эго-личности. Обычно «ре-
бенок» чрезвычайно испуган. Слишком легко предположить, что
такие дети были жертвами кровосмесительного злоупотребления
или даже культового злоупотребления, ибо их травмированное
поведение может быть таким как у уцелевших в таких ситуациях.
Но это объяснение может быть только поспешным подходом в
желании понять, почему жизнь анализируемого не изменяется
достаточным образом. Умный, творческий и проницательный
человек может повторять такое же деструктивное поведение и
90

продолжать вовлекаться в разрушение объектных отношений.
Мой опыт показывает, что области безумия в анализируемом,
сформированные посредством объединения и отделения от их
имагинального восприятия безумия в родительском объекте, ста-
новятся субъектом того же рода повторения принуждения, ко-
торые аналитик находит в жертвах сексуального и физического
насилия. Как следствие этого отделения, реальность становит-
ся искаженной, и искажение продолжается на протяжении всей
жизни, подтачивая жизнь, жизненность эго и большей Самости.
Психотические области также часто формируются в людях, под-
вергшихся сексуальному или физическому насилию, особенно
когда личность не в состоянии использовать невротические фор-
мы диссоциации с целью выживания.
Как результат процесса отрицания, человек, травмирован-
ный психотической областью родительского объекта, несет
внутри себя «чужую область», которая, будучи родительским
психотическим процессом, в настоящий момент смешивается с
собственными защитами личности. Для эффективного принятия
мер в отношении этой «смеси» личности следует прежде всего
прийти к осознанию собственной безумной области и затем со-
брать все свое мужество, чтобы «увидеть» вновь то, что он или
она однажды видел и, как в акте самовоспоминания, более не от-
делять восприятие. Проблема, с которой, впрочем, сталкивает-
ся человек, — овладение средствами восприятия в одиночестве,
не имея другого выбора, кроме как оставить семейную систему.
Правда состоит в том, что «видимое» человеком — это в неко-
торых отношениях ужасно, но с более глубинных позиций такое
видение — путь к свободе и праву собственности на самого себя.
Ключ к разрешению вопроса с психотическими областями
состоит в том, что взаимоотношения между аналитиком и анали-
зируемым способны «зацепить» их. Это взаимодействие редко
91

представляет собой вопрос постоянного фокуса; скорее оно по-
добно наблюдению за следами реагирования в камере Вильсона
в физических науках. На мгновение аналитик видит характерную
структуру противоположностей в психотической области; или он
мельком видит передне-задний раскол, в котором обитают опас-
ные и поглощающие безумные содержания, отделенные от лич-
ности; или он может имагинально и воспринимать странные, рас-
положенные рядом противоположности (странные потому, что
путь их соединения производит причудливое качество).
Карл Ясперс отмечает: «Самое глубокое разграничение в
психической жизни находится между тем, что осмысленно и по-
зволяет сочувствие, и тем, что частным путем неясно, 'безумно' в
буквальном смысле — шизофренической психической жизнью»
(цитируется в Sass 1992, 16 — 17). Фантазии, как пишет Луис
Сасс в «Безумие и модернизм»:
«.. .могут быть довольно бредовыми, не будучи стран-
ными. Но у шизофреников они причудливы. Кто-то в ма-
ниакальном психозе может чувствовать себя как создаю-
щий мир, и это понимается как результат компенсации
чувств крайне низкого качества. Но рассмотрим описа-
ние танцора Нижинского во время шизофренического рас-
кола: 'Однажды я пошел на прогулку, и мне показалось,
что я вижу кровь на снегу. Я последовал за следами крови
и чувствовал, что некто, кто был еще жив, был убит».
(Sass 1992,17)
Чувство странности, как покажут более поздние примеры,
происходит из слияния противоречивых образов в психической
области. Несовместимые состояния сливаются воедино, но де-
лается это «бесшовным» путем. Вместо мягкого символического
92

произведения, выходящего за пределы дуальности, они подда-
ются смешанному состоянию, которое проявляет конфликтую-
щие сообщения и ощущение чудаковатости.
В то время как непсихотическая личность, как правило, не
имеет таких явных заблуждений, и тогда как любая странная
фантазия не констатируется так скудно, как в случае Нижин-
ского, некоторый вид материала с его озадачивающей бессмыс-
ленностью может иногда обнаруживаться иве виду нормальном
дискурсе, а также в сновидениях.
Например, анализируемая женщина знает, что она оставила
отношения, в которых состояла, но в то же самое время отрицает
это знание, часто высказывая противоречивые мысли в одном и
том же предложении. Все еще отчаянно пытаясь придать смысл
двуличности ее парня и двойственному поведению, она грезила:
Это была вечеринка гневной пары, которая разво-
дится. Вечеринка праздновала их бытие вместе на про-
тяжении года.
Противоречие не столь серьезно, чтобы мы обнаружили
наваждение Нижинского, и это происходит в сновидении. Но
противоречия существуют как бессознательный паттерн, созда-
ющий странный смысл ее коммуникаций. Зачастую бессмыслен-
ные образы сновидений могут означать психотическую область,
как тогда, когда человек видит во сне грудь, растущую из его
голени. Очевидно, что, если кто-то может отыскать значение в
таких образах, они перестают быть странными и более не служат
признаком психотического процесса. Но предполагать, что такие
способности — правило, а не исключение наивно. Этот тип до-
пущения может быть контрпереносным сопротивлением прямо-
го видения того, что анализируемый может быть действительно
93

безумным и странным для нас. Вообще аналитику следует оста-
ваться настроенным на отсутствие значений образов, которые,
кажется, имеют место, но в то же самое время осознавать, что
отсутствие значения представляет собой функцию его или ее соб-
ственного психе и взаимодействия анализируемого. Таким обра-
зом, все, что в аналитической работе предлагается аналитиком,
это его собственное осознание и субъективность. Тем не менее
истина анализируемого может возникнуть именно из ограничен-
ного состояния.
Другой человек видел во сне коричневое и белое, подобное
улитке, существо, произрастающее из его левой ноги. Одна
женщина видела три груди, растущие сзади нее. В другом при-
мере, указывающем на крайнюю диссоциацию, часто сопрово-
ждающую психотический процесс, мужчина наблюдал остров и
внезапно тысячи миниатюрных существ, похожих на быков, его
наводнили. Он проснулся в ужасе, и в результате случилась ре-
грессия, которая длилась шесть месяцев. Только затем мы смог-
ли вернуться к тем насильственным психотическим образам, с
которыми он сталкивался. Женщина, в другом примере психо-
тического диссоциативного процесса, грезила о тысячах неопи-
суемых, подобных жукам, существах, ползущих по ее телу. А
мужчина, защищающийся от своей психотической области, ви-
дел во сне, что читает книгу. Но затем его идентичность внезап-
но изменилась, и он смотрел через глаза другой личности и видел
хаотическую сцену в мысленном госпитале, где пациенты были
запутанными и беспорядочными.
Иногда психотические области явственны, как например,
когда человек видит во сне, что несет свою психотическую мать
на плечах. Или женщина, чья мать только что была принята в
психиатрическую больницу, наблюдает во сне перевоз ее из
дома в дом в попытке найти место для того, что высадить ее. Но
94

обычно психотические области больше общаются с нами через
ощущение странности, которое может следовать после чувства
изумления или умственной пустоты, или их коммуникация осу-
ществляется посредством собственных диссоциативных реакций
контрпереноса аналитика.
С внутренней стороны психотическая область личности чрез-
вычайно напряжена. Под ее воздействием анализируемый мо-
жет страдать от хронического чувства неспособности создать
целостную и стабильную жизнь. Одна женщина страдала от чув-
ства, что всякая вещь подавляет ее. Однажды, например, у нее
возникла идея пообедать в доме своих друзей. Идея ощущалась
столь замечательной, что очень богатые и творческие чувства
окружили ее. Но вскоре это эйфорическое состояние преврати-
лось в полный ужас, ибо она вдруг стала убеждена в том, что
обед завершится неудачей. Оба этих состояния тотальны, и не
допускается никакого намека на то, что может прийти нечто от
противоположного состояния. В другом примере, где психотиче-
ская часть вселялась внутрь и искажала опыт человека, женщина
медитировала и представляла в комнате красивую кошку своего
учителя. Присутствие кошки оставило ее с чувствами благодати,
красоты и спокойствия. Затем она почувствовала радикальный
сдвиг и оказалась тотально поглощенной мыслями и чувствами
о проблемах, вызываемых заботой о кошке. По мере продол-
жения меняющихся состояний она чувствовала бесконтрольное
затопление этими мыслями, а ее здоровое тело начало болеть.
Она не могла вызвать обратно какое-либо из изначальных со-
стояний красоты и благодати; они были полностью утрачены.
Если ее непсихотическая область была включена в нее саму, или
если у нее не было такого значительного психотического сектора,
она могла чувствовать такую красоту, а затем вторгшиеся мыс-
ли о реальности, о действительном обладании кошкой, вероятно,
95

«умерили» любые идеи по поводу фактического приобретения
кошки. В свою очередь, присутствие кошки может положить
начало впитыванию эволюции внутреннего символа, чувства
«внутренней кошки», который, возможно, представлял ее соб-
ственный образ благодати и красоты. Но в ее случае противопо-
ложности столь разделены, что исключили символический про-
цесс, который по определению комбинирует противоположности
вместе в значительное третье.
Зачастую безумная область личности может быть сокровищ-
ницей творчества (в алхимических терминах «бесценной жемчу-
жиной»), но добыть ее — нелегкое дело. Например, женщина,
которая приходит к познанию своей психотической части, при-
знает, что это безумие формировалось в ней как результат взаи-
модействий с ее отцом. Он казался замечательным и очень лю-
бящим, но вдруг он мог стать грубым, уничтожавшим любое ее
чувство идентичности или ценности. Она была неспособна иде-
ализировать его, т.е. удерживать положительный образ отца в
своем уме и отделить негативный. Вместо этого негативное всег-
да было с позитивным, сжимаясь в ее уме как всегда присутству-
ющая возможность, даже когда он был сам по себе чудесным.
Это было, по ее словам, подобно двух дорогам, каждая со сво-
им собственным поездом, и обе они всегда были столь близки,
в миллиметре друг от друга. Противоположности в ее безумной
области, таким образом, были почти слиты вместе, и она не мог-
ла их полностью разделить. Каждая была абсолютно истинной,
и каждая уничтожала другую. Когда она внутренне путалась и
ужасалась, преисполнялась искаженными идеализациями себя
и других, она также могла быть необыкновенно творческой и
продуктивной. Однако проблема состояла в том, что потом она
привлекала творческих мужчин, которые могли быть довольно
психотическими. Эти взаимоотношения могли стать гибельны-
96

ми, с одной стороны, воспроизводя ее опыт с отцом, с другой,
представляя попытку извлечь ее собственное творчество из об-
ласти безумия. В процессе не могло возникнуть ее собственное
творчество.
Психотические области, которые обычно отвергаются лич-
ностью и всеми, кто находится в контакте с ней за рамками
аналитических отношений (а зачастую и здесь), представляют
собой в действительности даровитое сокрытое место для того,
чего человек наиболее хранит и больше всего хочет удержать по-
дальше от оскорбительных отношений. В алхимической мифоло-
гии центральный символ унифицированной Самости, желанный
«Камень Мудрости» или «Ляпис», находится в куче навоза и
обычно презираемых местах.
Проявления психотической части
У аналитиков есть различные способы работы с динамиками
психотического переноса. Когда внимание аналитика начинает
фрагментироваться, и возникают состояния внутренней вяло-
сти, бессодержательности и путаницы, что может содержаться
в таких состояниях? Например, акт воли, интенсивное усилие по
концентрации часто может включать в себя шизоидный уход или
регрессию, сопровождаемую расстройством нарциссического ха-
рактера. Но диссоциация от психотической части обычно пере-
силивает эго аналитика. Зачастую, но не всегда, содержащееся
качество возникнуть как результат осознания аналитиком того,
что психотический перенос функционирует за пределами деко-
раций. Другими словами, анализируемый может быть довольно
рациональным и также иметь связь с аффектами в отличие от ди-
намики расщепления в шизоидном состоянии, но здесь личность
управляется проекцией психотического характера. С позиции
данного сектора аналитик — опасный, преследующий объект;
97

принцип «как будто», свойственный непсихотической проекции,
здесь утрачивается. Кроме того, существенен тот способ, коим
мы наблюдаем это состояние (если психотическая составляющая
имеет место). Аналитик должен познать психотическое состоя-
ние в анализируемом не только как психическую реальность, но
также как ординарное состояние ума, поскольку, когда аналитик
наблюдает психотическую часть, возникает тенденция отдаться
ее искажающей реальность природе. Анализируемый чувству-
ет странность в отношение аналитика. Эта странность присуща
феноменологии безумия, ибо она прорывается в нормальный
повседневный мир; феномен безумия подобен греческому богу
Дионису, но также он касается принятия существования страха
оказаться «психически прокаженным», свойственного пациенту.
Следовательно, аналитик должен быть способен наблюдать пси-
хотическую часть практическим путем. Аналитик — уязвленная
и ограниченная личность (как и все мы), но он или она также
— некто, причастный к красоте и достоинству, большая часть
которого на самом-то деле результат выстраданного психотиче-
ского уровня.
Зачастую, если аналитик теряет воплощенное, заземленное со-
стояние и говорит об искажениях реальности психотического пе-
реноса, анализируемый может признать, что высказываемое кор-
ректно, но диссоциативные состояния возвращаются к ним обоим,
поскольку сдерживание беспокойства потерпело крах. С другой
стороны, если аналитик может оставаться «воплощенным», ак-
тивно переживать и воображать психотический сектор, то он мо-
жет обработать интерпретации, содержащиеся в анализируемом.
Психотический перенос это состояние, в котором все еще су-
ществует некоторая степень единения аналитика и анализируе-
мого. Поэтому, когда аналитик способен «видеть» недоверчивую
двуликость анализируемого, нечто в последнем раскрывается, и
98

в результате получается чувство сдерживания. Напротив, когда
качества единения аналитика и пациента исчезают и перенос ста-
новится бредовым, никакое количество видения и эмпатической
связи или понимания не имеет содержащего влияния. Вместо
этого аналитик и анализируемый остаются в состоянии, где дья-
вол одерживает верх, по крайней мере, на некоторое время.
Чтобы сдержать психотическое поле, аналитик должен быть
способен признать безумие и сопротивляться переводу его в не-
которую знакомую систему мысли. Ибо безумная часть, по своей
сути, «разламывает» мысли, приводя к состояниям пустотности
и особенно досаждая анализируемому ментальным страдатель-
ным чистилищем, где все, что он или она чувствует или думает
может быть легко «отменено», приводя к состоянию, в котором
все сказанное не имеет никакого смысла. Анализируемый осоз-
нает, что он или она хватается за соломинку в вакууме, с абсо-
лютной бессмысленностью всего внутренне ориентированного
центра или фоновой поддержкой, дающей ощущение бытия на
правильном пути. Никакой путь не кажется значимым. Разделе-
ние противоположностей психотической части взамен создания
состояния добровольного прекращения понимания становится
насильственной «нарезкой» мыслей и чувств, и представляет все
состояния бессмысленными.
Если аналитик может вместить психотическую часть через
признание тотального отчаяния, которое переживает анализиру-
емый в своем убеждении в том, что эта часть и ее эффекты ни-
когда не изменятся, тогда к существованию приходит новый опыт
Самости. Для содействия этому изменению аналитик приносит
в жертву всемогущество и выравнивается с реальностью анали-
зируемого, которая вполне может быть правдой. Это вопрос не
исключительно сочувствия, но храбрости, которая оставляет от-
крытой возможность неудачи. Всецело аналитик может действи-
99

тельно предложить размеренную неопределенность в лице пес-
симизма пациента. Тайна размеренной неопределенности лежит
в содержащем качестве. Если не эта неопределенность, которая
не оставляет сообщаемое доверие, состояние «незнания» анали-
тика будет неспособно иметь творческую остроту.
Психотическая часть здравомыслящего человека проявля-
ется бесчисленными способами, восприятие которых требует от
аналитика запечатления и использования контрпереноса. Анали-
тик может переживать тенденцию к диссоциации, которая может
включать в себя отход и общие потери энергии в столкновении
шизоидных динамик, но прежде всего он или она переживают
фрагментацию, делая концентрацию на анализируемом чрез-
вычайно трудной посреди бессодержательности, отсутствия,
безалаберности и вялости. Любая попытка фиксированной ори-
ентации легко колеблется и имеет тенденцию к сдвигу к проти-
воположности. Как следствие этих неприятных состояний ума
аналитик может чувствовать отвращение к анализируемому и
иметь тенденцию к уходу или атаке.
Тенденция аналитика в такие периоды — избегание создания
аффективного контакта с анализируемым, особенно посредством
отделения от негативных чувств. Вместо этого следует позволять
диссоциации проявиться и продвигаться, как будто бы ничего не
случилось. Сопутствующее обычное поведение аналитика, ко-
торое зачастую диагностирует констелляцию психотической ча-
сти, состоит в том, что аналитик начинает подчеркивать сильные
стороны анализируемого и обращаться к более нормальной, не-
вротической части. Позднее аналитик может узнать, что посред-
ством этого маневра он или она акцентируют одну из противопо-
ложностей психотической части и исключает другую в надежде
сократить беспокойство.
Если аналитик успешен в столкновении с диссоциативным
100

полем (которое сопровождает психотический перенос так, что он
поддерживает сплоченное присутствие и эмоционально вовлека-
ет анализируемого), то у него может появиться возможность вне-
сти в поле ясность до такой степени, что оно более не будет ата-
кующей неразберихой, фрагментами разрушительных образов,
но примет форму актуальной образности. Далее аналитик может
осознать форму психотического переноса. Например, психотиче-
ский сектор анализируемого искажает образ аналитика как ата-
кующего животного или опасной родительской фигуры. Анали-
тик становится отождествленным с частями родительской психе,
которые были особо опасны для пациента. К примеру, аналитик
видится как умерший, и это то состояние, которое далее может
быть исследовано как имеющее часть внутренней психотической
жизни родителей, отделенных анализируемым от своего осозна-
ния. Как часть прояснения природы психотического переноса,
аналитик чувствует, что анализируемый видит его или ее крайне
нереальным путем. Анализируемый также в это время кажется
аналитику чудным или странным, ибо психотическое состояние
выступает радикально против нормальной невротической части,
которую человек бы предпочел переживать. Если аналитик пре-
успел в опыте этого переноса в достаточно стабильной манере,
восприятие анализируемым самого себя и аналитика часто может
сдвинуться и кардинально измениться.
В то время как аналитик проясняет эту непонятную и обезли-
ченную череду, сопротивление анализируемого опыту психоти-
ческой части может начать проясняться и становиться объектом
изменения. Такие сопротивления обычно показывают себя в эро-
тической, принудительной, маниакальной или садомазохистской
природе. Например, крайние формы садомазохизма часто отще-
пляются в психотической части. Когда эта часть сдерживается
и становится воплощенной, может стать ясно, что значительное
101

садомазохистское поведение, такое как крайняя отдача себя дру-
гим, это, на самом деле, бессознательная защита против безумия.
Мое предположение также состоит в том, что опыт сексуального
насилия ранней жизни часто находится в психотическом секто-
ре, и восстановление воспоминаний может потребовать работы с
динамиками этого сектора.
Понимание отдельных противоположностей внутри пси-
хотического сектора часто занимает немало времени и усилий.
Вообще противоположности в этом секторе имеют своеобраз-
ное качество быть тотально разделенными и все же слитыми:
они кажутся летающими обособленно, но также «спаянными»
вместе таким образом, что их ясность пропадает. Такое расще-
пление напоминает природу алхимического Меркурия, который
представляет собой хороший образ для качеств поля, порож-
дающих противоположности. Внутри поля аналитик склонен
идентифицироваться с одной или другой противоположностью
или наоборот отделяться от переживания противоположностей.
Такая своеобразная комбинация слияния и разделения помещает
противоположности в пограничное состояние, на которое алхи-
мики ссылаются как на предшествующее второму дню, т.е. перед
разделением противоположностей. Они возникают, разделяются
и затем быстро сливаются в объединенное, неразделенное состо-
яние. Но более важно то, что слияние и разделение противопо-
ложностей в психотической части может происходить крайне
быстро, уступая колебаниям, которые могут создать панику или
волнение.
Безумная область подобно любому комплексу структуриро-
вана противоположными качествами, такими как любовь и не-
нависть; но в безумных областях, противоположности не допол-
няются, не компенсируют и не балансируют друг друга. Скорее,
они ведут себя друг с другом как антимиры: переживание или
102

познание любого состояния ума часто приводит к осознанию
другого, противоположного состояния, которое полностью унич-
тожает предыдущее восприятие. В некотором смысле аналитик
и анализируемый противостоят процессу на краю разделения
противоположностей, как если бы одна, а затем другая проти-
воположность возникали; но обе они не существуют, если толь-
ко умышленный сознательный акт буквально не удерживает их
вместе. Следовательно, этот имагинальный процесс отличается
от процесса проективной идентификации, в котором через ана-
лиз отщепляется одна противоположность; в столкновении с об-
ластями безумия восприятие противоположности уничтожается,
так как она скользит обратно в бессознательное. Иногда анали-
тик может думать, что он забыл то, что только что случилось,
но при глубокой рефлексии видно, что это не так. Вместо этого
уничтожается некоторое восприятие, а другое восприятие (или
бессмысленное состояние) имеет место.
Процесс открытия противоположностей в психотической
части в общем смысле следует из переживания их как крайне-
го разделения внутри интерактивного поля и порой ощущается
в проективной идентификации. Аналитик чувствует противопо-
ложности как разделенные, соперничающие за тотальное вни-
мание, и с пробелом между противоположностями порождается
состояние отсутствия или пустоты, в котором энергии человека
притупляются и становится трудно поддерживать сознание. Ког-
да противоположности постигаются как связанная вместе пара,
что означает, что аналитик становится способным не идентифи-
цироваться только с одной частью пары, становится возможным
новое развитие. Может появиться область единения, чувствен-
ный опыт coniunctio. Посредством такого опыта сердечные цен-
тры аналитика и анализируемого становятся более открытыми.
Это обычно новый опыт для анализируемого, для которого пе-
103

реживание и видение сердца были закрыты сильной броней.
Понимание противоположностей не всегда приводит к новому
опыту, но оно приводит к новой сознательности психотического
сектора, особенно — его ограничительной природы. Аналитик
и анализируемый могут узнать о силе психотического сектора,
столь тонко искажающего реальность, и посредством этого осоз-
нания они могут разработать процесс, в котором выясняются со-
крытые внутри психотического сектора аспекты психе. Наибо-
лее общее — это шизоидная часть, чьи неотъемлемые слабость,
отсутствие связи и искажение естества приводят к глубокому
чувству унижения. Только осознание противоположностей как
части сознательного, что и получается в результате, позволяет
этому опыту предпочтительнее сдерживаться, чем превращать-
ся в преследующее состояние. В результате то, что проявлялось
как шизоидное и безжизненное, часто начинает проявляться как
часть высоко напряженного поля, которое было отделено. Таки-
ми типичными путями исследование психотической части и рабо-
та с ее энергиями сродни творческому процессу.
Контраст между процессом расщепления в психотическом
секторе с диссоциацией в диссоциативных расстройствах пока-
зывает, что части диссоциативных расстройств более целостны.
Как правило, они дифференцированы друг от друга барьером
памяти и часто приводят к вынужденному трансоподобному
состоянию в объекте, с которым связана личность. Это состо-
яние также характеризуется эффектом диссоциации в отноше-
нии человека, с которым установлена связь, но это не такая же
фрагментация, что вызывается в психотической области. Дис-
социативные расстройства могут формироваться для выживания
в условиях насилия или разделения противоположностей часто
повторяемых двухсвязных сообщений во время роста ребенка.
Двухсвязные сообщения это коммуникации, состоящие из двух
104

противоречивых сообщений с подразумеваемым требованием,
планируемым в сообщении и не подвергаемым противоречию.
Защищаясь от путаницы двойственных оков, каждая состав-
ляющая этих пут образует диссоциированную часть. Однако в
психотическом секторе расщепление, насилие и двойственные
сообщения не прорабатываются через транс (возможность сде-
лать это, вероятно, генетически базируется на способности быть
загипнотизированным). Вместо этого психотическая область
формируется то, что определяется противоположностями, пере-
живаемыми как взаимно аннигилирующие антимиры.
Разделение противоположностей в психотическом секторе
создает чрезвычайную путаницу в многочисленных повседнев-
ных столкновениях. Например, студент в классе спросил меня
о чем-то, что я сказал на лекции, которую он посетил. Нечто
в его вопросе заставило меня чувствовать раздражение. Это
чувство ухудшилось, когда он стал задавать еще один вопрос,
основываясь на том, что я сказал на той самой лекции. В этот
момент, я чувствовал волну гнева и смущения. С одной стороны,
он был искажен тем, что я сказал, — так, что передал это едва
узнаваемо. С другой стороны, он задавал уместный вопрос, ко-
торый, однако, поместил меня в двойственный конфликт. Если
бы я противостоял его искажению, то по моим ощущениям я бы
атаковал его без адресации к его вопросу; если же бы я обратился
к его вопросу, то почувствовал бы соглашение с его искажением.
В этом взаимодействии я не мог разделить две нити его ком-
муникации из-за групповой ситуации, делающей такое близкое
общение практически неуправляемым. Природа поля проявляет-
ся через динамизм психотической части, создавшей достаточное
замешательство, чтобы сделать дифференцированное мышление
более затруднительным.
В то время как различные части диссоциативного состояния
105

зачастую могут тотально сопротивляться одна другой, они су-
ществуют внутри реальности логики транса, и такие противо-
речия необязательно запутаны. X и Y могут быть полностью
противоречивыми утверждениями, такими как чье-либо мнение,
что он или она может быть полностью компетентным и полно-
стью некомпетентным. В царстве логики транса противополож-
ные заявления могут существовать одновременно. Но в случае
психотического комплекса X и Y представляют состояния ума,
которые не существуют невозмутимо, и в сочетании они либо
уничтожают друг друга, либо создают чувство странности. Их
противостояние не может быть преодолено, как если бы суще-
ствовал гипнотический мир логики транса; вместо этого они
оставляют человека в состоянии замешательства. Лучшее, что
аналитик может сделать в начале переживания этого состояния,
—пребывать в замешательстве. Замешательство внутри поля
создается психотической частью в той самой среде, где работают
аналитик и анализируемый. Если аналитик отбрасывает пута-
ницу, он становится склонен чувствовать бессильную ярость и
отделять подопечного от психотической области и в более компе-
тентное функционирование. Такое разделение может случаться,
когда аналитик взаимодействует с частями диссоциативного рас-
стройства; но обычно это происходит тогда, когда он изводит-
ся новыми диссоциированными частями. Или же расщепление
в аналитике происходит, когда он не может осознать цельную
систему частей и склонен рассматривать личность так, как если
бы часть была целым, обнаруживая в результате только сильное
сопротивление и регрессию. Под напряжением таких вызванных
диссоциативных состояний, аналитик может чувствовать своего
рода бессильную ярость, как это происходит, когда он имеет дело
с психотическими областями. Но когда аналитик восстанавлива-
ет свою опору и находит уместный тон голоса, который может
106

поддержать безопасное чувство привязанности — та боль, что в
определенное время казалась катастрофической, может быстро
исчезнуть. Этот вид изменений не происходит, когда происходит
работа с психотической областью, где катастрофические чувства
не изменяются с готовностью. Когда природа расщепления не
содержится внутри интерактивного поля и воображения анали-
тика, и когда его или ее способность поддержать Самость посре-
ди неразберихи и атак на возможность родства теряется, тогда
случается опасная регрессия. Зачастую эта регрессия приводит к
краху лечения и серьезному ущербу пациента.
Даже если материал диссоциированной личности может ка-
заться странным, такие коммуникации могут видеться гораздо
более понятными и значимыми, чем в психотических процессах.
Например, женщине снится, что она ест выставленный челове-
ческий мозг, лежащий на столе. Это также был ее собственный
мозг, и он был подобен прядям сыра. Образ однако имеет смысл.
Это отсылка на то, как она диссоциировалась в процессе насилия,
как запрограммировался ее мозг и как она уничтожала свои соб-
ственные мысли. Такое истолкование может оказаться истинным
или ложным, но все дело в том, что это было легко доступно как
способ мышления, тогда как в психотических уровнях это не так.
Роль защитной идеализации в динамиках психотической ча-
сти особенно важна. Она используется с особой настойчивостью
для блокировки отвращения и ярости по отношению к объекту
и поддержания идеального образа себя. Когда анализируемая
работала внутри психотической части и ее идеализирующие за-
щиты начинали уменьшаться, ей приснился ослепляющий свет,
который быстро сдвинулся в полную темноту. Эти противопо-
ложности быстро колебались, создавая страх и панику, застав-
ляя ее попытаться восстановить ее идеализирующие защиты.
Другой анализируемый начал галлюцинировать об обладании
107

зубом животного, и в некоторых случаях я наблюдал образность
сновидения (или галлюцинации фактического бодрствования),
в которых пациент имел животные когти. Когда эти ужасаю-
щие состояния обладали жизненностью и сдерживались (т.е.
не разыгрывались с другим человеком через, например, край-
ний гнев), тогда противоположности психотической части могли
трансформироваться. Неодушевленные объекты становились
живыми; хладнокровные животные формы прогрессировали в
теплокровные; животные трансформировались, частично обре-
тая человеческую форму и речь.
Своеобразная логика «ни—ни» в психотической части может
выделить противоположности в этой части, в результате чего они
начнут принимать более значимую форму, где их статус антими-
ров начинает изменяться, и эти противоположности обращаются
к компенсаторной функции. Эту логику можно также распознать
в глубинах пограничной организации, и она учитывается бытием
психотической части в ее личностной организации. Например, по-
граничная женщина, которая успешно функционировала сквозь
многочисленные защиты, скрывающие психотическую часть (осо-
бенно идеализацию), говорила о том, что не чувствует себя ни
мертвой, ни живой. Она сказала, что не чувствует себя полной,
при этом не чувствуя себя и пустой. Вместо этого любое качество
ощущалось внутри озадачивающего состояния бытия как ни X, ни
Y. И данное состояние подвешенности доминировало.
Состояние подвешенности зачастую встречается наиболее
сильным образом в попытке воспоминаний инцеста среди жертв
насилия. Человек, как правило, мучается вопросом: «Это случи-
лось, или нет?» или «Я выдумываю все это?». Но все дело в том,
что что бы ни произошло, это впервые появляется из психотиче-
ского сектора, где аналитик может также не переживать то, «что
это произошло и не произошло». Доминирование подвешивания
108

— состояние, которое находится в жестком противостоянии с
параноидальными механизмами, не переносящим двусмыслен-
ность. Тем не менее аналитик должен быть способен «вместить»
вопрос о том, случилось это или нет, дозволяя именно такое со-
стояние неоднозначного подвешивания.
В результате раскола и несовместимых противоположностей
внутри психотических областей люди с сильными психотиче-
скими областями склонны создавать двойственные сообщения
в своих коммуникациях. И взаимным образом психотические
области часто формируются как защита против существования
объекта двойственного сообщения.
Травма играет большую роль в формировании психотических
областей. Со временем такие области могут стать «местами», где
эго регрессирует, избегая боли новой части, сохраняющей па-
мять травмы. Например, женщина начала сталкиваться со сво-
им страхом выражения каких-либо потребностей. Но этот страх
был таких размеров, базируясь на постоянной травме с ее мате-
рью (которая, на самом деле, иногда бывала психотиком), что
всякий раз, когда она начинала переживать свою потребность в
моей поддержке, поле между нами быстро фрагментировалось, и
я едва концентрировался на чем-либо ей сказанном.
В состоянии постигнутых противоположностей человек мо-
жет научиться уважению к психотической части и, соответствен-
но, добиться изменений. Психологически подразумевается жерт-
воприношение, осознание ограничений своего бытия. В анализе
терапевту следует утвердить состояние ограниченного бытия,
особенно посредством «ни-ни» логики и крайнего расщепления
психотической части, состояний ума, которые до конца бросают
вызов любому чувству всемогущества аналитика. Но через такое
принятие ограничений чувство внутренней структуры «я» и вну-
тренняя жизнь души возникают и в случае аналитика, и в слу-
109

чае анализируемого. Кроме того, и аналитик, и анализируемый
могут научиться жить рядом с энергиями психотической части,
имеющими странную способность открывать сердце, создавать
сердечно-ориентированное сознание, в котором имагинальная
реальность является мощной психической реальностью и сред-
ствами «видения», которые прежде были исключены.
Таким образом, психотическая часть и создаваемый ею пере-
нос могут быть подобраны. Для достижения этой относительной
стабильности аналитик должен неоднократно работать через ди-
намики, которые я перечислял, ибо меркурианская природа пси-
хотической части призывает внимание и осознание к тому, чтобы
ускользнуть от суматох и глубин этой области. Но постоянное уси-
лие зачастую приводит к относительной стабильности в получении
доступа к этой части анализируемого — состоянию, зависящему
не только от архетипических динамик психотического уровня, но
также от беспрестанной готовности аналитика обращаться к его
или ее собственным психотическим состояниям ума. Когда пере-
нос и контрперенос суммируются, анализируемый будет пережи-
вать в некоторой степени качество сдерживания, так что может
быть встречена глубинная природа психотической части.
В ходе этой процедуры сборки, аналитик и анализируемый
могут переживать не только эмоциональную перегрузку, но так-
же состояния, которые не могут быть названы ни ментальными,
ни физическими. Скорее они оба мучительно познают ощущение
боли, переживаемой безгранично. Много этой боли переживает-
ся в грудной области, как состояние, в котором Другой (личность
или Бог) отсутствует. Вместо этого присутствует ни что иное,
как агония страха, переживание, которое граничит с незнанием и
приводит многих к вере в то, что они в ужасном внутреннем аду
страдают от не ассимилированных чувств и восприятий жизни.
Эти не усваиваемые состояния существуют без образов, только
110

боль и ужас, кажущиеся бесконечными. Этот уровень напоми-
нает юнгианское понятие «психе» как простирающихся вдоль
состояниях, граничащих с «психоидным уровнем» — спектром,
определенного и ограниченного красным краем инстинктивного
и соматического процесса и фиолетовым краем умственных и ду-
ховных процессов. На психотическом уровне эти противополож-
ности комбинируются или никогда не разделяются.
Когда психотический уровень достаточно «подобран», ста-
новится очевидно, в какой мере отсутствие связности открывает
врата ужасу этого уровня. Говорить, что отсутствие «призыва-
ет» этот уровень к существованию, было бы неверно, поскольку
такие области архетипичны, предшествуют творению в смыс-
ле временно приобретенных структур или отсутствия того, что
должно быть создано. Но проблемы склеивания особенно оче-
видны с точки зрения недостатка сдерживания, который вводит-
ся в сознание эго психотическим уровнем.
Мой опыт показывает, что качество особой важности, при-
ходящее в игру как результат «склеивания» проблем — очень
глубокий мазохизм. Человек реагирует на черную дыру психоза
(Grotstein 1990) с черной губкой мазохизма. Чтобы противо-
действовать пустоте склеивания, личность связывается с чем-то,
что он или она чувствует как неправильное, любым, что могло
бы быть неверным. Все, начиная с малейших сдвигов интереса
или внимания к части объекта, реального или искажаемого через
параноидальный процесс, до прямых атак чувством вины объек-
том, поглощается на очень глубоком уровне. Это ядро феномена
психотической части, и один из ужасов этой динамики состоит
в том, что она действует совершенно автономно. Обозначим
этот уровень мазохизма как управляемый архетипом «козла
отпущения» — неуместное или своего рода магическое слово,
притупляющее ужас того факта, что в некоторой точке, все мы
111

представляем собой губки для нечто такого, что мы восприни-
маем как темное или неправильное. Личность с сильной психо-
тической частью управляется этим состоянием до предела. Она
привязываются через это мазохистское качество и не чувствует
контакта с другим человеком. Боль отсутствия контакта занима-
ет его место. Связывание подлинным путем означало бы доверие
к другой личности на данном уровне; состояние, которое тоталь-
но инородно и только становится образом и однажды возмож-
ностью психотического уровня, который был открыт и сдержан.
Через аффекты психотической части, искажаются не только
объекты отношений, но также могут быстро изменяться границы
эго — так, что личность может чувствовать, что она принимает
все пространство, или что пространства нет вовсе. Дабы полно-
стью избежать чувства «Я», анализируемый может ранить себя,
проявить к себе насилие или действовать другими саморазруши-
тельными путями. Чувство катастрофы могут иметь хрониче-
скую, часто низкого уровня форму, пробиваясь шокирующими
способами, такими как убежденность, что все, что человек гово-
рит, будет полностью деструктивным. Ощущение потребности
любого вида может быть равносильно чувству под угрозой убий-
ства. Под воздействием психотической части, перенос может
стать психотическим. Например, анализируемый может верить,
что аналитик это завистливый или иным образом деструктивный
родитель. Для аналитика главная особенность такого переноса
состоит в чувстве странности в отношении анализируемого, ког-
да его или ее психотическая часть активирована.
Переживания безумия
Опыт психотического переноса мимолетен и легко прекра-
щается аналитиком и пациентом. Например, анализируемый
мужчина, страдавший от пожизненной жалобы на тревогу, страх
112

близости и отсутствие осуществления своих природных талан-
тов, представил психотический материал, в котором аннигили-
рующие противоположности создали для меня значительную
путаницу. На сессии, в то время как я пытался сосредоточиться
на нем, мой ум не только блуждал, но также становился пустым,
когда я попытался перефокусироваться на его коммуникацию.
Я сохранил очень мало от этого обмена и нашел невозможным
поддерживать линейный, дискурсивный процесс следования его
мыслям. В отличие от диссоциации, которая невротична и в ко-
торой человек последовательно уходит в фантазии и мысли, в
психотическом уровне мои мысли распались в бессвязность, и
любая причинно-следственная последовательность была крайне
затруднительной. Если я делал высшее усилие в концентрации
и пытался заодно привлечь свой разум, я обнаруживал, что мои
мысли становились столь плотными, что оказывались бессмыс-
ленными. В то время как в этом примере я проделал небольшую
работу с беспорядочным состоянием (моим собственным или
его) и по существу позволил ритмичные колебания с областями
ясного повествовательного акцентирования на хаотических эпи-
зодах, он получил пользу, наблюдая тот факт, что я в действи-
тельности затронут его воздействием.
Другая сессия началась столь же фрагментарно, и в это время
я смог остановить собственный диссоциативный процесс и заме-
тить, что анализируемый также в сильном диссоциативном со-
стоянии. Он уподобил это состояние тому, что всегда случалось
с его матерью. Затем я предположил, что он может окрасить или
нарисовать это состояние. С таким предложением он застыл и
в высшей степени нехарактерной для него манере стал антаго-
нистичным. Поле между нами внезапно стало неприятельским.
Я спросил его об этой враждебности, и он сказал, что я про-
шу его сделать нечто, напоминающее ему о матери. Но на карту
113

поставлено было нечто большее. Я предложил ему зарисовать
нечто, т.е. активно столкнуть эту область с его собственной, ибо
это вторгалось в его повседневную жизнь. На мгновение он по-
терял чувство того, кем я был, и поверил, что я был его матерью.
Когда он восстановил свое чувство того, кем я в действительно-
сти являлся, он ужаснулся. Было ясно, что его диссоциативный
процесс, буквально уничтожавший его способность думать, сам
по себе был защитой против более странного фонового состо-
яния, где объекты теряли свою реальность, так как ассимили-
ровались его внутренней материнской фигурой. Через активное
вовлечение безумных областей постепенно появлялось чувство
сдерживания, и его психотические состояния уменьшились.
Как правило, такие хаотические уровни опыта со временем
проходят, часто за краткий период, или же остаются своего рода
присутствием, создающим туманность в аналитическом взаи-
модействии, чувстве «подвешенности в пространстве» обоих
людей, даже несмотря на то, что диалог может осуществлять-
ся, сновидения могут интерпретироваться, а внешние события
приниматься во внимание. Спектр таких состояний простирается
от сильного возмущения в разуме аналитика, который препят-
ствует любой фокусировке на протяжении сессии, до меньшего
беспокойства, представляемого своего рода неясностью, внутри
которой человек зачастую все же может функционировать. Эти
состояния — симптоматические для области безумия, которая
более успешно защищена, чем в случае психоза, но безумие
продолжает господствовать над интерактивным полем и может
быть легко отвергнуто аналитиком и точно также анализируе-
мым. Аналитик может обратиться к более рациональной стороне
пациента, поскольку ученый склонен скорее наблюдать регуляр-
ность физических систем, нежели хаос.
Природа третьей области часто очень эфемерна и трудна для
114

захвата и удержания осознанием человека. Например, Нелл —
анализируемая женщина, страдавшая от длительного шизоидно-
го расстройства, представляла свои проблемы в аналитической
групповой сессии. В один момент один из членов группы спросил
ее — где ее гнев присутствует на представленной ею изображе-
нии? «Я не могу иметь с этим дело сейчас», — ответила Нелл,
как будто она не могла выносить любой помехи своей презен-
тации. В ответ другой участник группы отметила: «Когда вы
говорили это, я почему-то чувствовал себя как сброшенный со
счетов, как если бы вы вдруг тотально захватили контроль, и я в
действительности не знал, что произошло». Еще один человек в
группе добавил:
«Я был столь оскорблен вами в последнее время, что
на самом деле забыл об этом. Не знаю, почему я был
столь разъярен, но на момент я полностью потерял кон-
троль и ощутил себя униженным тем, что я сделал и
сказал. Все, что мне удалось выяснить, так это то, что
в последнее время я ощущал полное отвержение. Это на-
поминает мне о моем отце, но до некоторой степени. И
я на самом деле не понимаю полностью мою реакцию, ко-
торая была столь чрезмерной, что я как бы имел психо-
тический мини-эпизод».
В то время как Нелл и другие люди в группе размышляли о
своих реакциях, я начал осмыслять свой опыт с ней и смог вспом-
нить некоторые подобные чувства подобно тому, как она воспри-
нимала свое недовольство — способами, которыми я переживал
игнорирование и контроль. Я вспомнил случаи, когда она гово-
рила: «Я не могу иметь с этим дела сейчас». В эти моменты, к
примеру, присутствовала дискомфортная странность того способа,
115

каким она осуществляла контроль, но я отклонил ее в контексте
одновременного призыва «просто уйти» и не иметь дела с некой
поднявшейся проблемой. Я не сосредотачивался на том, каким
странным был ее комментарий. С одной стороны, она казалась
молящей о том, что столь слаба, что просто теряет нить того, что
говорит; с другой стороны, она доминировала и определяла, что
будет, а что не будет обсуждаться. Но поведение Нелл обрисовы-
вает нечто большее, чем просто несоответствие между слабостью
и силой, ее «я-не-могу-обсуждать-это» — это подтекст в срав-
нении с ее «контролирующим, пренебрежительным» отношением.
В то время как я, будучи в группе, сфокусировался на ее тре-
бовании (чтобы мы «просто ушли»), кое-что о ней и том, что она
сказала, не было легкодоступным или простым для «усвоения».
Вместо этого преобладало чувство странности. Я чувствовал, что
часть сессии стала аннигилировать в вопросе, и взамен к бытию
пришло пустое пространство. Кроме того, если в группе мы те-
перь просто «шли», как она этого хотела, я чувствовал, что нечто
не было усвоено, как если бы это был проглоченный камень. Тем
не менее, мы все, казалось, чувствовали непреодолимое жела-
ние (дискомфортное чувство), и появилось сопровождающееся
качество умственной пустоты. В то время как все мы пытались
разобрать не только переживания вышеупомянутых двух людей
в группе, обладающих поведениемя Нелл, но также наши соб-
ственные чувства и состояния. Нелл предположила, что, говоря,
казалось бы, пренебрежительные вещи, она чувствует себя очень
сильной. Она добавила, что особенно в эти моменты она знала,
что у нее есть две части ее: первая — испуганная девочка; и дру-
гая, очень сильная взрослая.
Когда она предложила эту идею, чувство тревожной чуда-
коватости начало испаряться, и отозвалась путаница предыду-
щих моментов. Теперь, казалось, она объяснила случившееся с
116

ней, и мы снова могли двигаться дальше. Мы смогли признать,
что склонны и не знать «как», и не хотеть дальнейшего иссле-
дования. Но поскольку чувство странности начало уходить, мне
удалось поймать его, как уходящего духа, обманывающего всех
нас, и, по крайней мере, в этот момент он не преуспел в ускольза-
нии. Начальные размышления двух человек создали основу для
постижения этого, подобного трикстеру, духа, даже если сейчас
они были счастливы освободиться от своих переживаний (столь
дискомфортен был групповой опыт Нелл и столь многое делало
его пренебрегаемым любой формой познания).
Еле-еле цепляясь за осознание того, что имеет место пред-
шествующий момент, мне удалось привнести обратно мое чув-
ство замешательства. Тогда я понял, что это был не просто во-
прос двух аспектов у Нелл — маленький испуганный ребенок
и сильный, властный взрослый. Скорее, странность состояла
в том, что эти два качества сплавились вместе в единый узел.
Это слияние силы и бессилия, слабости и тотального контроля,
хрупкой и стальной структур, нужды и тотального отказа от не-
обходимости, доминировало в тот момент. И то, что эти про-
тивоположности не соединялись и не разделялись, было очень
странно. Вместо этого возникло странное качество, которое
столь дезорганизовало нормальные восприятия, что тенденцией
каждого было просто позволение мгновению произойти. Захват
момента в группе был чрезвычайно затруднителен: кто хочет
«поймать» физическую боль и дезориентацию в надежде полу-
чить фрагментарный проблеск смысла происходящего? Мы мог-
ли бы отделить свои неупорядоченные умы от нашей физической
боли: для меня это терзающее чувство в груди, крутящее чувство
в желудке для другого и приступ болезненной тошноты для еще
одного члена группы. И в этом разделении тела и ума мы на се-
кунду утрачиваем осознание того призрачного существа, которое
117

появилось на столь краткий миг.
Фокусировка на этом преходящем эпизоде аналогична тому,
о чем алхимики Ренессанса говорили как о «фиксации» Мер-
курия, дикого, хитрого, шаловливого и демонического суще-
ства, порхающего от человека к человеку, сеющего опустошение,
которое суть все еще источник искупления от любого старого
увязшего сознания. Для нашей групповой ситуации «фиксация»
Меркурия означала связывание чувства физической боли и ум-
ственной путаницы и пустоты. Только затем мог быть «схвачен»
момент странности.
И только теперь мы могли овладеть парадоксом в жизни
Нелл, а также в жизни группы. В зависимости от степени, в ко-
торой мы успешны в «фиксации» Меркурия, мы обретаем пони-
мание как полностью несовместимые качества могут комбини-
роваться, хотя и в очень странной и лишенной смысла манере. В
алхимии понимание этого деструктивного парадокса становится
дверью к его трансформации в творческий парадокс. Алхимики
рисовали картины своих гермафродитов как негативные, энерге-
тически-унизительные и беспорядочные состояния ума, которые
однако трансформировались в позитивного гермафродита, кото-
рый представлял новый и превосходящий порядок. В негативном
гермафродите две противоположности никогда не сливаются в
символическое третье состояние. Вместо этого противоположно-
сти сохраняют свое разделение, подобно двум половинкам, скле-
енным вместе. В позитивном стадии гермафродита происходит
подлинная трансформация, и Двое становятся Третьим. Цель
алхимического опуса, которую нелегко достичь, требует, чтобы
человек прошел через самую путаницу, алхимический хаос, кото-
рый был непременным условием трансформации и который мы
мельком увидели в частичке безумия Нелл.
Нелл своим несколько бесцеремонным путем перенесла этот
118

элемент безумия всем в группе. Теперь у каждого из нас был
шанс увидеть такие состояния внутри самих себя. Например,
женщина, ставшая настолько разгневанной на игнорирование
своих чувств, приходила к пониманию того факта, что эта оз-
лобленность Нелл, в сущности, обладала кратким психотиче-
ским эпизодом и в ее собственной жизни. На мгновение, на вре-
мя инцидента вся реальность в отношении того, кто такая Нелл,
исчезла для нее. Она могла начать видеть не только то, что было
вызвано игнорированием, но также тот странный путь, в кото-
ром существовала неприкрытая безумная область в ней самой.
Люди, встречающиеся с этими областями, как правило, склонны
к испугу, ибо области безумия нападают на любой смысл поряд-
ка и значения, и часто чей-либо защитный ответ очень гневен.
В свою очередь гнев разыгрывается или же мазохистским обра-
зом восстает против самого человека. Необычайно, когда кто-то
является объектом безумных частей другого, вперемежку смо-
тря на свое собственное безумие. Однако в данной группе эта
динамика могла теперь обращаться к каждому, кто открыт для
такого исследования. Но такое исследование зависит от удержа-
ния неуловимого чувства безумия, чувства странности, которое,
подобно безумному богу Дионису, пришло в эту группу. Входя в
область непрошенным, Дионис может очистить тех, кто прини-
мает свое сумасшествие, но становится опасным для тех, кто его
отторгает. Таким образом, группа пережила своего рода визит
бога безумства. Мы могли отвернуть его простым отрицанием
его существования или создав очень простой порядок — только
признавая, что присутствовали оба состояния. На самом деле,
такое отрицание почти произошло, когда Нелл рассказала груп-
пе, что она знает, что у нее есть две части. Внезапно, странная
природа момента изменилась, словно этого качества никогда не
существовало.
119

Ухватить такие моменты крайне сложно. Если Нелл не была
бы готова участвовать в стремлении возвратиться к странности
ее коммуникации, тогда любые попытки членами группы посту-
пить так переживались бы как гонение. Но хитрая природа ее
безумного сектора, несомненно, все еще не укрощена. Все мы
начали действие с групповой сессии, когда она попросила груп-
пу обращать внимание всякий раз, когда мы «переживаем ее»
путями, требующими исследования. Еще раз уклончивая стран-
ность проникла в комнату. Мы могли бы и хотели бы избежать
этого посредством расщепления, но группе удалось попытаться
удержаться за странное ощущение новой просьбы Нелл. И вот
теперь все стали довольно утомленными. Спрашивать ее, дей-
ствительно ли она хочет продолжить исследование, казалось не-
сколько бесполезным. У нас возникло ощущение, как будто бы
мы гнались за своими собственными хвостами. Огромная пута-
ница обусловлена тем фактом, что ее, по-видимому, рациональ-
ное требование сопровождалось чрезвычайным иррациональ-
ным чувством (разделяемым нами всеми) тотального нежелания
исследовать то, о чем она спрашивала. Она пыталась помочь и в
конечном итоге сказала: «Я знаю, что у меня есть две стороны».
В какой-то момент ее утверждение даже стало забавным. Теперь
она также видела гораздо больше из происходящего, чем смогла
постигнуть к настоящему времени.
Что может быть получено благодаря данному исследова-
нию? И, говоря языком алхимической метафоры, удалось ли
снова сбежать нашему неуловимому Меркурию? Можем ли мы
стать лучше, передавая расщеплению бразды правления? Мой
собственный опыт показывает, что психе более великодушна (по
крайней мере, иногда), чем все это. Удерживание безумных мо-
ментов, даже несмотря на их исчезновение и затем их восстанов-
ление снова и снова, обладает трансформирующим эффектом. В
120

некотором смысле сдерживание безумия, даже краткое, создает
нечто драгоценное (каплю эликсира), и пока человек верует и
позволяет процессу постепенно исчезать, а при активном стара-
нии неоднократно сгущать, этот эликсир может обладать мощ-
ный влиянием на хаотический уровень, что нам и требуется.
Внимание к моему собственному туманному и диссоцииро-
ванному состоянию помогло анализируемому мужчине углубить
свою способность распознавать лимитирующую силу своей пси-
хотической области. Этот человек страдал от серии неудач в от-
ношениях и растущего чувства отчужденности. Он начал сессию
с замечания о своем чувстве развития лучших отношений с одним
из своих детей. Я получил это, казалось бы, замечательное заяв-
ление с «ментальным туманом», внутри которого я мог бы легко
исчезнуть из контакта, позволяя ему идти к другой теме, как он
и собирался поступить. Внутри этого туманного пространства я
также имел тенденцию немедленно позабыть то, что он только
что сказал. Перед этой сессией анализ раскрыл психотический
сектор, который прежде был спрятан его немалым страданием,
разделяющими защитами, интеллектом и психологической про-
ницательностью. Но в конечном счете стало ясно, что когда он
был властным и безжалостным по отношению к другим (напри-
мер, атакуя своими идеями своих сотрудников), то на самом деле
он действовал через проекции, где эти люди в действительно-
сти были его матерью, которая на протяжении всей своей жизни
была психотиком. Как результат этой предыдущей работы, я по-
интересовался — что если мои диссоциативные тенденции с ним
были знамением того, что его психотическая часть, возможно,
предшествовала его новообретенной озабоченности по поводу
своих детей. Таким образом, я спросил его, почему он считал,
что ему следует исправить эти взаимоотношения. Он удивился
моему вопросу, так как для него это было ясной вещью, кото-
121

рую следует сделать. Но вспоминая нашу предыдущую сессию,
где он обнаружил свои психотические части, он признал, что его
властное поведение, которое бессердечным образом не наблюда-
ло собственную реальность его ребенка на протяжении многих
лет, в значительной степени несло ответственность за создание
проблематичных отношений, приводивших его теперь к столь
сильной боли. Когда он набрался достаточного мужества для
признания того, что его психотические части все еще были ожив-
лены и едва интегрированы, он заключил, что такое «исправле-
ние» было далеко не простым и, вероятно, бредовым, по крайней
мере, в настоящее время. Это осознание создало для него значи-
тельный дискомфорт, и гнев по отношению ко мне далее помогал
появиться сознанию властного и нарциссического поведения. Но
осознание также приводило его к пониманию его ограниченности
этим теневым качеством.
Потом у него было замечательное сновидение, которое обна-
ружило едва сформированного ребенка женского пола. Ребенок
был очень грустным, безуспешно пытаясь коснуться своих ушей.
Анализируемый взял ребенка и помог ему коснуться своих ушей,
и, когда это произошло, ребенок засиял от радости. Сновидение
представляет сокровенное исправление способности выслуши-
вать — того самого действа, который устранялся его грандиоз-
ностью. Этому трансформационному акту способствовало его
умение чувствовать ограниченность своими психотическими ча-
стями. Наконец, через опыт существования, ограниченного его
психотическими частями, появилось основание для выслушива-
ния других, и чувство себя, всегда ускользавшее от него, начало
укореняться в его психе.
122

Содержание деструктивных
и бредовых качеств безумных частей
Неинтегрированные безумные области могут быть очень де-
структивными. Например, человек, пытавшийся построить ка-
рьеру на фондовом рынке, начал со мной сессию с разговоров о
его конфликтах на работе, и я вскоре обнаружил, что пребываю в
своего рода оцепенении. Мой разум не мог следовать за ним бо-
лее нескольких секунд. Я отметил это состояние, пытаясь столь
строго, насколько мог, сфокусироваться на нем, и понял, что не
могу этого сделать. Я позволял этой диссоциации продолжать-
ся, возможно, около 10 минут, хватаясь за области стабильности
в его сообщении, комбинируя вместе нечто подобное нарративу
из этих островков доходчивости, а также отметил, как я был по
существу запутан тем, что он говорил. Эта путаница характе-
ризовалась моей неспособностью запомнить то, кто кем был из
определенных людей в этом нарративе, и я вовсе не был уверен,
что смогу сказать что-либо без оправдания по поводу того, что я
не следовал за тем, что он только что сказал. Я мог бы бороться
с путаницей в несколько героической манере, работая над под-
чинением моего собственного ментального состояния, и в про-
цессе разглядеть то, о чем он говорил, но я, казалось, с треском
провалился. Вместо этого я решил сосредоточиться на том, что
в тот момент происходило в моем разуме. Я осознал, что мой ум
ощущается как «надломленный». Таким образом, я спросил его,
чувствует ли он своего рода внутреннюю атаку, и происходит ли
раздробление его разума на мелкие части, что создает беспоря-
дочность в разговоре. Он с готовностью признал эту внутрен-
нюю атаку, спрашивая, как я об этом узнал, и, стыдясь, согла-
сился с этим, зачастую хроническим для себя переживанием.
Так я по крайней мере установил, что между нами существо-
123

вало очень хаотичное состояние, и что безусловное нечто мно-
жество раз «подгоняло» его собственные ментальные процессы.
Теперь я взял дополнительный шаг рефлексии в отношении себя,
по поводу тех противоположных состояний ума, присутство-
вавших внутри его хаотического состояния. Мог ли я различить
противоположности среди доминирующей фрагментации и лег-
комысленности? Задавание этого вопроса непосредственно ему
помогло ему стать менее хаотичным, и он начать думать о взаи-
моотношениях, которые у него когда-то были.
Теперь он мог связать противоположные состояния с про-
шлой подругой — когда у них бывали бурные споры, а затем
они чувствовали себя сексуально возбужденными и занимались
сексом. Но это было не так просто, поскольку секс и состояние
любви, которое он на мгновение чувствовал, быстро искажались.
Это было так, как будто бы ощущаемое им отвращение быстро
«заражалось» появлением Эроса. Далее он мог ассоциироваться
со сходными состояниями со своей матерью. Он никогда по-на-
стоящему не чувствовал любовь, которая была просто любовью.
Вместо этого ощущаемая любовь была развращенной, подлой
и не заслуживающей доверия как позитивное чувство. Таким
образом, в результате вопрошания противоположностей воз-
ник своего рода порядок. Теперь я мог сосредоточиться на нем,
а он на мне. Некоторая неясность все еще присутствовала, но
это не было близко к тому, что существовало ранее. Как только
он становился более «помешанным» в своей рефлексии, чувство
хаоса между нами возвращалось. Это была периодичность хао-
тического опыта, которая предсказуема в смысле следования из
любого расщепления тела-ума.
В некотором смысле, у меня появился своего рода контейнер
для его переживания. Противоположности существовали, но он
пребывал на одной стороне и, например, чувствуя любовь, мог
124

быстро и довольно круто перепрыгнуть на другую сторону, где
любовь и ненависть оказывались в слиянии. Затем он смещал-
ся исключительно к чувству ненависти, ссылаясь, например, на
определенные детские переживания, и появлялось больше упоря-
доченности, даже чувство связности (Эрос между нами), а затем
— возвращение к туманности, по мере того, как все это исчеза-
ло. Находились ли мы, говоря языком теории хаоса, в «стран-
ном аттракторе»? Любое небольшой сдвиг моего внимания не
приводил к упорядочиванию, существующему для помутнения и
преобразования. Цельный процесс требовал спокойствия. Но у
него была форма, хотя и одинаковая, которая должна была рас-
крываться снова и снова.
Эта безумная область анализируемого ужасно влияла на его
работу биржевым маклером, а идентификация и начало сдержи-
вания привели к последующему осознанию его пагубного пове-
дения:
Если я получаю прибыль, рынок терпит поражение, и
следующие позиции для входа будут плохими. Так, я удер-
живаю свою позицию, даже несмотря на все показатели,
говорящие, что я не должен этого делать. Теперь ясно,
что я должен был выйти раньше, но не стал так посту-
пать. Я потерял. Но я не могу выйти, и не могу оста-
ваться. Оставаться глупо. Только чудо может выручить
меня.
Если рынок падал вниз, и он был «резким» (т.е. полагал,
что он будет падать дальше), то он хорошо работал, поскольку
другие, бывшие, например, в акции, несли потери, так как долго
двигались. Так, резким движением он отделился от остальных,
в этом случае потерявших. Но если рынок смещался вверх, он
125

не делал изменений и шел дальше, поскольку это означало при-
соединение к тем, у кого он выигрывал. Как правило, момент
таков, что он должен быть способен почувствовать отделение от
других — «быть индивидуальностью», по его словам. И толь-
ко в падении рынка он мог чувствовать свою индивидуальность.
Таким образом, он мог выиграть тысячу долларов, когда рынок
шел вниз, но, когда условия изменялись, он оставался с этой по-
зицией, самоуверенный, что рынок снова спустится вниз, хотя
каждый технический указатель, которому он доверял, показы-
вал обратное. Он был захвачен этой позицией и всегда терял все
полученное и больше. И ничто не останавливало его. В итоге он
потерял тысячи долларов. Измениться и пойти с победителями,
стать одним из них для него означало быть подобным служаще-
му, как это следовало из его собственной системы. «Не я! Я ин-
дивид!» — восклицал он, в самоиронии, которая не могла скрыть
его странную правду.
Такое саморазрушительное поведение запускалось его пси-
хотической областью. Внутри этого сектора своего бытия он
изводился жадным преследованием слияния со своей матерью и
равномощным движением к сепарации. Остаться с каким-либо
ее представлением означало его смерть, так как он находился
в невозможном состоянии тоски, связанной с тем, чего у него
никогда не было, — а именно любви и аккуратности, столь не-
обходимых ему для процветания. Но все это отсутствовало, а
жесткая, властолюбивая мать была всем тем, что он знал. Та-
ким образом, он остался слитым в своей психотической обла-
сти с этим отсутствием, и в то же самое время пытался избегать
своего невозможного состояния, всегда проваливаясь, совершая
психический суицид. В вопросах же торговли, сопровождение
выигрышной тенденции, включающую других, вызывало у него
чувство ужаса и мучения в слиянии с недостатком любви и пол-
126

ным раболепием. Только сепарация была безопасной, и он отде-
лялся от всех издержек, что достигалось только через бредовые
убеждения и финансовое суицидальное поведение. Он совершал
такую сепарацию посредством фонового чувства всемогущества
и всеведения. Он знал лучше всех, остальные инвесторы были
«простаками». И тысячи, тысячи потерянных долларов с трудом
проделали вмятину в его системе убеждений. Делать что-либо,
что присоединяется к другим, разрабатывать систему, которая
будет работать и следовать тенденции, которой следовали дру-
гие, для него было тем же самым, что и соединение с его ма-
терью. Отделение любым возможным способом ощущалось как
абсолютная необходимость. В то время как для многих людей
выигрыш означал бы акт сепарации, для него это могло означать
раболепие.
Психотические части не могут постоянно интегрироваться
без их принятия, что неизменно приводит к объединенной Само-
сти. Было бы глупо иметь чрезмерно оптимистичное отношение,
как это показывает следующий пример.
Мужчина, много лет анализировавшийся по Юнгу и годами
страдавший от сексуального и агрессивного насилия, причиняе-
мого ему отцом, часто имел удивительные сновидения с Само-
стью. На одной сессии он рассказал очень тревожный сон:
У меня был кусок радиоактивного черного углерода, у
которого было внутреннее, красное свечение... Пока я дви-
гался с ним вместе и не поставил его, он не разражался в
пламя. Мне было интересно, каков по длительности его
жизненный цикл. Как долго он удержит это тепло? Как
мне распорядиться им? Я не знаю ответа на эти вопросы.
Мне пришло в голову, что я могу бросить его в море, но я
решил не делать этого.
127

Углерод (источник будущего алмаза) со светящимся, радио-
активным центром — это образ структуры Самости этого муж-
чины внутри психотического процесса, символизируемым ради-
оактивностью. Эта нестабильность ясна в сновидении, так как
человек не может переносить радиоактивный материал без от-
равления. Для защиты мужчина часто прибегал к инфляционным
идентификациям с жестким, принудительным отцовским обра-
зом. Самость была для него реальностью лишь в определенные
моменты и никогда не воплощалась.
Но даже в менее серьезных случаях, когда аналитик встреча-
ется с психотическим сектором в анализируемом, часто задаешь-
ся вопросом — как нечто целительное выходит из опыта ошелом-
ляющего беспокойства, ужаса, смятения и унижения, которые, в
конечном итоге, сводят человека к маргинальному функциони-
рованию. Такое беспокойство всегда преобладает в любом ана-
литическом процессе. Но иногда сны могут рассказать нам, что
мы взяли положительный след, несмотря на присутствие хаоса в
переживании анализируемого (Шварц-Салант 1982, 53 — 60).
В ходе такого опасного и пугающего процесса женщина, за-
полненная тяжелыми приступами параноидального недоверия,
видела во сне:
Я должна исследовать, наблюдать и заботиться о су-
масшедшей женщине — она делает вещи, которые другие
не делают. Присутствует сильное чувство важности. Я
должна видеть, что она получает безопасность с другой
стороны, поскольку она безумна и бесстрашна. В ее безу-
мии — ее отвага.
Храбрость анализируемой рисковать, подвергая свое пара-
ноидальное безумие анализу, несмотря на ее страх получить от
128

меня отказ, имела жизненно важное значение.
Психотическая часть, спроецированная на другого человека,
или доминирующая структура внутреннего мира субъекта ис-
кажают реальность. Обычно преобладают злорадные образы в
сочетании с качествами личной родительской фигуры, зачастую
производящие странные объекты, которые кажутся неподда-
ющимися пониманию. Когда личность начинает интегрировать
свою психотическую часть, это расширяет нормальное эго-со-
знание личности, но тревожным способом, ибо эго знает, что в
областях безумия оно не контролирует мысли и поведение. Аф-
фективное поле психотической части пытается подать эго сиг-
нал, что оно может действовать очень разрушительными спосо-
бами внутри иллюзии нахождения под контролем. В некотором
смысле психотическая часть — открытая рана, порождающая
заблуждение, но принятие эго ограничений своего сознания и его
собственной способности контроля может создать заботливое
отношение к душе. Как говорит Лакан: «Не только человече-
ское бытие не может быть понято без безумия, но не было бы и
самого человеческого бытия, если бы оно не несло в себе безумия
внутри себя самого же — как предел своей собственной свобо-
ды» (1977).
Следующий пример иллюстрирует тайную и смертоносную
природу психотической фантазии, которая была склонна прое-
цироваться на мир и искажать отношения. Такие крайние содер-
жания часто очень сложно сжать в любой вид согласованности,
поскольку они не вписываются в идеальный образ аналитика,
который есть у анализируемого.
Например, после шести лет психотерапии со мной мужчина,
действовавший ниже своих возможностей и в сфере отношений,
и в работе, и который переживал паническую атаку, когда пытал-
ся расширить свои горизонты, начал раскрывать уровни ненави-
129

сти к отцу, основанные на экстремальном физическом насилии.
Эти области были диссоциированы, и анализу ранее никогда не
удавалось успешно сфокусироваться на них. Когда он подвер-
гался избиениям, он никогда не выплакивался, пытаясь нанести
поражение своему отцу через диссоциацию от боли. Этот про-
цесс в конечном итоге стал внутренним разделением, в котором
он отрицал значительность этого насилия. Для нас оказалось
несколько шокирующе начать чувствовать ужасные последствия
действий его отца, так как они оставили ему экстремальное недо-
верие ко всем авторитарным фигурам. Взаимодействуя с миром,
анализируемый всегда бессознательно преобразовывал людей,
с которыми он взаимодействовал, в своего отца. Предстоящие
встречи с людьми могли привести к бессоннице и почти подавля-
ющей тревоге, которая исчезала при фактических встречах, когда
реальность преобладала, и проекции, подобные психотическим,
уменьшались. Эта ситуация на протяжении всей жизни была
все более болезненной, поскольку он был личностью необычно-
го интеллекта и творчества, но оба этих качества лишь косвенно
реализовались в мире как результат психотической (т.е. искажа-
ющей реальность) природе этого комплекса.
Во время одной конкретной сессии анализируемый сослался
на нечто, что делал с ним его отец, и я начал чувствовать ин-
тенсивный гнев по отношению к его отцу. Этот гнев был чем-то
таким, что я чувствовал прежде, и я был в состоянии помочь ему
с его собственной яростью, разоблачая совершенное насилие. Но
теперь повторение этого процесса ощущалось чрезмерным, ибо
я не ощущал, что больший гнев окажется плодотворным. Скорее
всего, здесь предполагалось что-то еще. Описать, как кто-либо
обретает свойственный мне тип восприятия, всегда сложно. Об-
ретение этого восприятия требует готовности отпустить «знание
о» его ярости к отцу или его ярости ко мне в процессе переноса и
130

стать открытым для «незнания». С таким намерением возника-
ло новое восприятие, которое я называю «видением» процессов
в психотической области. Анализируемый не только ненавидел
или хотел убить своего отца, но под воздействием психотической
области он на самом деле верил, что убил его. Глубокая тайна
внутри него была раскрыта: он был убийцей, а не просто чело-
веком, преисполненным ярости и желанием уничтожить своего
отца.
Мне было очень сложно увидеть его как убийцу. Но для
него было критически важно, что я вижу и понимаю его заботу
о своей темной тайне и что он структурировал свою жизнь для
избегания видения или овладения увиденным. Это восприятие
сопровождалось чувством, что на данный момент он стал мне
незнакомым.
В его случае разница между психотическим расщеплением и
невротической диссоциацией очевидна. Психотическое содер-
жание, что он в действительности убил своего отца, не обере-
галось невротической диссоциацией. Скорее, психотическое со-
держание относилось к глубокому, более примитивному уровню,
который алхимики изображали как нижние воды Фонтана Мер-
курия, первая гравюра в Rosarium Philosophorum.
В результате такого искажения создаются громадные слож-
ности. Например, становится возможным мнение, что примеры
действительного физического насилия жертве только кажутся
реальными из-за силы этих внутренних, психотических искаже-
ний. Для этого пациента «его убийство» отца было как реальная
тайна фактического преступления. Аналогично психический ин-
цест с жертвой может быть таким же реальным, как фактиче-
ский. Следовательно, и аналитик, и анализируемый могут легко
запутаться в том, что произошло на самом деле. Кто-то может
сказать, что все эти вопросы касаются внутренней фантазии, по-
131

скольку они столь значительны. К сожалению, такая редукция
не полезна, так как если нечто действительно произошло и от-
рицается, события займут местопребывание в психотической об-
ласти: человек будет чувствовать себя сумасшедшим. Таким об-
разом, необходимо возвратить истинное восприятие и историю,
как только это возможно, чтобы уменьшить силу психотической
области и потребность в разделительных защитах, которые бес-
престанно ослабляют личность.
Я всегда видел этого человека как компетентного, открытого
и храброго. Тем не менее, во время анализа он, казалось, раз-
вивался мельчайшими шагами, несоизмеримыми с тем, каким я
или любой другой в его жизни видел его. Было ли это позитив-
ным смыслом его обольщения, результатом того, каким бы он
хотел быть наблюдаем, в противоположность убийце? Я видел
его как абсолютно искреннего, кого-то, кто всегда делает расчет
на правду или попытку быть правдивым. Я очень его уважал. На
самом деле у него были эти качества. Вглядываясь в прошлое, я
знаю эти качества в других с сильной психотической областью.
Но был ли этот путь наблюдения его контрпереносной реакцией,
предоставляющей зеркало для того способа, которым он видел
себя? Научился ли он видеть себя таким образом вместо проти-
воположного видения, которое всегда таилось в нем? Нарцис-
сический образ себя подтверждал свое существование только
одной противоположностью внутри психотического сектора:
другим абсолютным образом был убийца.
Перед сессией моя работа с ним характеризовалась качеством
дезинтеграции, которое делало мое внимание блуждающим и
разломленным, если я быстро не удерживался от восприятия ка-
чества аннигиляции, влияющим на мое сознание. Фокусировка
на любом моем восприятии этого пациента была недолгой. Мое
восприятие брало другой фокус, и в процессе воспоминание того,
132

что прежде происходило, было крайне сложным. Усилие обычно
не удавалось, и я восстанавливал свою память о том, что случи-
лось, только когда мое предшествующее восприятие «качалось»
назад в мое осознание, как будто само по себе. Тогда я терял па-
мять предыдущего состояния. Тем не менее, когда я имагинально
видел его глубинную тайну (что он был убийцей) это колебание
пропадало. Как правило, всякий раз, когда я терял поле зрения
этого видения его безумия, колебательная диссоциативная дина-
мика антимиров возвращалась.
Раскрытие заблуждений внутри психотической области ча-
сто критически важно. Например, закончив роман, анализируе-
мая женщина не имела отношений несколько лет. Ситуация ка-
залось странной, поскольку она была привлекательной и никогда
не была так долго без отношений. В курсе анализа она поняла,
что придерживается бредового убеждения, что взаимоотношения
на самом деле не закончились и что мужчина вернется. В части ее
разума, связанной с психотической областью, она все еще была с
ним. Кроме того, тем же самым бредовым путем она все еще была
со своим отцом. Тотальность такого убеждения очень странна, так
как побуждает аналитика видеть это скорее в качестве метафоры,
а не психического факта, так как истина, которую личность не ста-
вит под сомнение, все еще не возникла в сознании.
Аналитик должен научиться смотреть в хаотические обла-
сти и пытаться обнаружить своего рода контейнер, дозволяю-
щий динамику этих областей. Это действие — неотъемлемая
предпосылка для изменения, ибо психотическая область часто
представляет собой prima materia, и содержит ключи к транс-
формации. Таким образом, зачастую необходимо обращаться к
психотическим областям, когда они — проблемы заднего плана,
никогда полностью не доминирующие на сессии и не полностью
ломающие повествование.
133

Проблема, которая появляется далее, заключается в том, как
человек «вмещает» хаотические состояния ума. Содержатся ли
они в воображении другой личности, как в случае грез матери
по поводу страданий ее дитя? Или требуется другой вид сосу-
да? Опыт показывает, что «третья область» как интерактивное
поле может быть чрезвычайно творческим контейнером, через
который можно значительно прояснить внутреннюю жизнь ана-
лизатора и восприятие аналитика, а также углубить отношения
между аналитиком и аналитиком.
134

ГЛАВА 4
ДИНАМИКА
ИНТЕРАКТИВНОГО ПОЛЯ
Имагинальный опыт поля
Аффекты безумных частей личности имеют столь сильное
и побуждающее воздействие, что индивидуальное эго анали-
тика зачастую не может уделять внимание этим аффектам без
разобщения и постепенного появления и исчезновения фокуси-
ровки. Позволение существования процесса между аналитиком
и анализируемым в «третьей области» — имагинальный акт, в
действительности создающий имагинальный сосуд, в котором
возможно переживание фрагментированных частей личности без
искажения их тайны посредством анализа принадлежности этих
содержаний и их исторического происхождения. Понятие объек-
тивности процесса не преуменьшает тайну субъективности. Так-
же не преуменьшить опасности бессвязности и потери разборчи-
вости, которые могут сопровождать попытки установить законы
или объективные паттерны поведения психе. Но я не предпо-
лагаю объективности процесса в смысле научных подходов к
природе, ибо объективность коллективного бессознательного не
может быть известна, кроме тех случаев, когда это переживает-
ся индивидуальным сознанием. Тем не менее такое переживание
135

само по себе может быть информативным и углубляться осозна-
нием паттернов, которые коллективное бессознательное являет к
проявлению внутри контекста какого-либо субъективного пере-
сечения с ее процессами.
Согласно Юнгу и фон Франц, ключ к пониманию глубинных
динамик «третьей области» как поля лежит в качественном взгля-
де на «число». «Натуральные числа появились для представления
типичного, всюду повторяющегося, общего движения паттернов
психической и физической энергии», пишет фон Франц (1974,
166). Юнг использовал качественный взгляд на число в соедине-
нии с алхимическим символизмом, чтобы осветить глубокие слож-
ности переноса и контрпереноса. При этом он, в сущности, зало-
жил основу для понятия третьей области как поля между людьми и
для использования алхимического символизма как представителя
трансформации паттернов энергии внутри поля. Косвенно Юнг
признал, что алхимический символизм — превосходный источник
информации о процессах трансформации в третьей области. Более
конкретно Юнг и фон Франц обнаружили то, что древние алхи-
мики осознавали сотни (а, возможно, и тысячи) лет перед ними —
процессы трансформации в третьей области (или тонком теле, как
это называли алхимики) могут наблюдаться как энергетические
паттерны, предполагающие взаимодействие качественных чисел
— от единицы до четырех.
Алхимическое численное утверждение, особенно относящее-
ся к динамике поля, называется «Аксиомой Марии». Юнг (1954,
1963, 1968) и фон Франц (1974) имели к этому отношение, и я
также обсуждал это с особой отсылкой к клиническому вопросу
защитной идентификации (Шварц-Салант 1988,1989). Аксио-
ма, пример качественной логики донаучных культур, гласит:
Одно становится Двумя, а Два — Тремя, и [благода-
ря] Третьему Одно — Четвертое.
136

«Одно» означает состояние до установленного порядка, на-
пример, Хаос алхимии, или то, как аналитическая сессия пере-
живается в своей начальной стадии. Алхимики говорят о состо-
яниях ума, которые «предшествуют второму дню», что значит
— до разделения противоположностей. Это состояние Единства
переживается как беспорядочность и запутанность. Только бла-
годаря работе имагинального восприятия потоков и напряжений
внутри него могут быть постигнуты противоположности.
«Двое» — начало создания «смысла» феномена, возникно-
вение пары противоположностей. На этом этапе, достигаемом
в большинстве форм анализа, аналитику становится известно о
мыслях или чувствах, телесных состояниях или, возможно, тен-
денции к ментальному блужданию и потере фокуса. Такие состо-
яния ума могут отражать некоторые состояния в анализируемом.
Аналитик в зависимости от его собственной степени самопозна-
ния может затем осознать вынужденное качество и применить
его для понимания процесса пациента. Другая возможность со-
стоит в том, что состояния разума и тела аналитика представля-
ют противоположное или дополнительное состояние по отноше-
нию к анализируемому (Racker 1968,135 — 37; Fordham 1969).
В обоих случаях однако аналитик следует за движение Одно-
го, становящегося Двумя. В случае вынужденной проективной
идентификации аналитик добивается осознания синтаксических
противоположностей: одинаковое качество имеет место и в психе
аналитика, и в психе анализируемого. В случае противоположной
или дополнительной идентификации аналитик переживает свою
психику как содержащую одно качество, тогда как психе анали-
зируемого содержит противоположное. Например, аналитик мо-
жет переживать тенденцию говорить без особых ограничений, а
анализируемый может чувствовать охваченность молчанием; или
аналитик может ощущать подавленность, тогда как маниакаль-
137

ное качество будет доминировать в пациенте; аналитик может
чувствовать отвращение или ненависть, а анализируемый может
преисполняться чувствами любви и притяжения. Как правило,
любая пара противоположностей может выражаться подобным
образом.
К примеру, динамика поля в синтаксической контрперенос-
ной реакции может фокусироваться на тревоге. Чья это тревога
— моя или анализируемого? Я могу интересоваться — интроект
ли это как часть процесса проективной идентификации или же
нечто мое собственное. Происходит ли эта тревога из моей психе
или от анализируемого? Простое постулирование этого набора
вопросов приводит меня к другому вопросу — имею ли я дело с
парой противоположностей того же самого качества, проявлен-
ного как тревога? Такая пара противоположностей будет воспри-
ниматься как последовательные аспекты процесса, где тревога
это альтернативное чувство, как мое собственное субъективное
состояние, а затем — как состояние анализируемого. Разграни-
чение противоположностей в последовательных аспектах про-
цесса, с одной стороны, и как две различные «вещи» с другой,
восходит к философу-досократику Гераклиту (Kirk and Raven
1969,189 — 90).
«Три» — порождение третьей вещи, поля. Как правило, в
аналитической традиции, аналитик, прошедший через такой про-
цесс рефлексии, придет к выводу о том, что чья-либо тревога,
в сущности, стоит под вопросом, как в процессе проективной
идентификации. Но у аналитика есть возможность отложить су-
ждение и, как описывает Юнг, возыметь «противоположности,
становящиеся сосудом, в котором уже теперь одна вещь и теперь
другая плавают в вибрации, так что болезненное подвешивание
между противоположностями постепенно изменяется в двусто-
роннюю активность точки в центре» (1963, 14: параграф 296).
138

Входя в этот вид процесса, аналитик должен быть готов пожерт-
вовать степенью знания «чьего-либо содержания», с которыми
ему приходится иметь дело, и представить, что содержание (в
данном случае, беспокойство) существует в самой области и нео-
бязательно принадлежит какому-либо человеку. Следовательно,
содержание может быть имагинально навязано полю, которое
аналитик и анализируемый совместно охватывают так, что оно
становится «третьей вещью». Юнг (1988, 1495 — 96) обсуж-
дал такой процесс «сознательной проекции», а Анри Корбен
(1969, 220) описывал его в суфийском понятии himma.
В результате такого имагинального навязывания и созна-
тельного пожертвования интерпретацией качество поля заметно
и ощутимо изменяется: аналитик может осознать фактуру окру-
жающего пространства. Сложно описать точнее и качество из-
менения в поле и чувство вдохновения, присутствующее в такие
моменты. Чувства оживляются, по мере того как цвета и детали
становятся более яркими, и даже может измениться вкус во рту.
Аналитик и анализируемый чувствуют прилив адреналина или,
говоря языком духовной терминологии, пожалуй, присутствие
Божественного. Таким образом, «Три исходит из Двух» не как
интерпретация, но как качество поля. В такие моменты анали-
тик и анализируемый вдвоем пребывают в аналитическом тигле.
Вхождение в аналитический тигель и достижение Третьего исхо-
дят из пожертвования «знания» аналитиком, т.е. пожертвования
интерпретацией, что некто достиг и продолжает движение, вме-
сто того, чтобы сосредоточить внимание на самой области.
«Четыре» — опыт Третьего, так как оно теперь связано с
состоянием Единства существования. Затем поле становит-
ся «присутствием» для обоих людей, и далее каждая личность,
как это ни парадоксально, приходит внутрь этого присутствия и
одновременно является его наблюдателем. Продолжение интен-
139

сивной концентрации позволяет достичь некоторых изменений
в колебательном движении поля. Если доминирующее воздей-
ствие, определяющее поле, было беспокойством, человек мог бы
почувствовать внутри тревогу или как будто бы тревога была
внутри него самого. И аналитик, и анализируемый чувствовали
бы этот эффект. Когда чувство пространства или атмосферы из-
меняется, та часть колебания, в которой оба человека ощущали
«внутреннюю» тревогу (т.е. опыт чувства внутри эмоции самой
по себе), становится контейнером, преисполненным чувством
«Единства».
При движении к Четвертому может переживаться алхимиче-
ская идея о том, что все субстанции, такие как сера, свинец и вода,
имеют две формы, одна «ординарная», другая «философская». В
сущности, воздействия перестают переживаться как «ординар-
ные», как «вещи», а становятся чем-то большим — состояния-
ми целостности. В то время как вопрос «чья это тревога» может
быть таким образом улажен, ответ никогда не представляет собой
конечного результата, но скорее он есть Третье на пути к Чет-
вертому, где тайна герметичности становится познанием. Внутри
этого тигля анализируемый может переживать свою тревогу по
поводу поглощения и потери идентичности вместе с аналитиком.
Достижение этого состояния дает возможность его осознания и
чувствования, как опыт может быть повторением такого страха
слияния с матерью анализируемого. Таким образом, контейнер
позволяет аналитику и анализируемому стать объективными на-
блюдателями и участниками оживленного аффекта в настоящем
времени, дабы пережить динамику состояний, что обеспечивает
возможность проверки путей, которыми человек ранее пережи-
вал аффект в своей жизни и вызываемые им модели поведения,
и изучить множество аналитического материала, который может
стимулироваться. Таким образом, мы ищем «сосуд» и парадокс
140

процесса, ибо сосуд без посторонней помощи может содержать
загадочные, безумные аспекты нашего бытия, действительно по-
зволяя нам раскрыть их тайну и позволить ощутить связь между
миром, известным через «части» и связью этих частей с большей
сферой единства (Юнг 1963, 14: параграф 662).
Переживание оживленного поля по мере того, как оно объ-
единяет участников в Третью стадию и раскрывает к трансцен-
дентному в Четвертой стадии, называлось «священным браком»
вообще в древности и coniunctio алхимиками в частности. Это пе-
реживание открывает человеку чувство мистерии, которое может
трансформироваться почти как видение или «большое» сновиде-
ние, бывающие роковыми. Полученная в результате взаимность
разделенного процесса представляет некоторое отклонение от
предостережения Одигена: «Аналитик и анализируемый не вов-
лечены в демократический процесс взаимного анализа» (1994,
93 — 94). В то время как асимметрия аналитического процесса
никогда не должна забываться, важные моменты разделенного
опыта (как если пережить перенос важнее, чем истолковать его)
дают анализируемому больше храбрости для переживания жела-
ния слияния и страхов. В этом «сосуде», анализируемый может
начать видеть, что процесс единения существует за пределами
смерти через слияние, что этот процесс имеет архетипическое
измерение и что переживание его numinosum имеет много обще-
го с исцелением.
Порой аналитик и анализируемый тотально переживают про-
тивоположные состояния. В алхимической терминологии этот
опыт может быть понят как аспект процесса, в котором «Одно
становится Двумя». Начнем с того, что один или оба из участ-
ников во взаимодействии должны сознательно отделиться от со-
стояния слияния (Одно) и признать пару противоположностей
для проработки (Два). Впрочем, после такого признания анали-
141

тик может использовать дуальный уровень противоположностей
для интерпретации взаимодействия.
Например, в случае с женщиной, которой было тяжело ува-
жать свое собственное художественное творчество, Третье было
осознанием, что она вновь переживала, через перенос, маниа-
кальное узурпирование отцом ее собственных творческих идей.
С раннего детства всякий раз, когда она разделяла с ним свои
прозрения или идеи, которые ее волновали, он не принимал их,
не признавал их и не реагировал на них, как бы это ожидалось в
нормальном взаимодействии. Вместо этого он запускал свобод-
ные ассоциации своих собственных творческих идей, требуя от
нее отображения и идеализации его творчества. В интерактивном
поле я почувствовал импульс для представления, демонстрации
своего знания, тогда как она сидела, чувствуя сдерживание, и не-
охотно раскрывала нечто ценное своей души. Мы осознали, что
вновь пережили отношения между ней и ее отцом. Она поняла
свою восприимчивость к такому динамичному (как фактически
повторное проживание) желанию отца ограбить ее творчество
и истинную структуру ее чувства себя. Такое осознание имело
огромное значение, ибо оно вызвало к жизни ужасный интерак-
тивный процесс, подавляемый анализируемой, который значи-
тельно затрагивал всю ее жизнь. Она либо избегала творчества,
либо становилась захваченной манией, когда пыталась позволить
своему творчеству выражаться.
В другой раз аналитик может однако выбрать отказ от такого
знания и пожертвовать им ради состояния «незнания», позволяя
«неизвестному» быть в центре внимания. Затем аналитик может
интересоваться: какова природа поля между нами, или что собой
представляет природа бессознательной диады? Таким образом
аналитик и анализируемый могут вдвоем открыться полю как
объекту своего внимания. В процессе противоположности мани-
142

акальная речь или молчание могут осуществить сдвиг с текущего
чувства аналитика в подконтрольное безмолвие, и у анализиру-
емого будет приходить одна мысль за другой. Осознание про-
тивоположностей может колебаться до тех пор, пока не начнет
ощущаться новый центр, юнговская «двусторонняя точка», и из
этого центра само поле начинается оживать. Противоположно-
сти в свою очередь могут показывать себя обладающими только
отдельными фрагментами более далекой, углубленной и зачастую
очень архаичной фантазии. Аналитик и анализируемый могут
обнаружить сцену первичной фантазии, в которой маниакальная
речь представляет собой сублимированную форму опасного фал-
лоса, а противоположность, безмолвие — разложившийся труп,
оставшийся от тела, убитого завистью. Хотя такие образы могут
быть историческими в смысле того, что анализируемая бессозна-
тельно переживала фантазии своего отца и свои реакции на них,
поле само по себе имело архетипические процессы, отличные от
исторических уровней, столь же важные, какими могли быть пер-
вые. Например, когда аналитик и анализируемый «видят и пе-
реживают» аффекты и образы бессознательной диады (каждая
личность своим собственным путем), архаичные и деструктив-
ные формы диады могут измениться в более позитивные формы.
Такая новая диада может рассматриваться как также обладаю-
щая настоящим временем в отношениях отец-дочь. Вместо того,
чтобы быть просто исторически обоснованной интерпретацией,
движение от Двух к Трем может стать новым опытом поля.
Как и в предыдущем примере, аналитик и анализируемый
могут стать субъектом по отношению к полю в том смысле, что
отказ от силы или знания о другой личности оставляет человека
в позиции фокусирования и под воздействием самого поля. Этот
фокус может включать опыт менее архаичных форм, которые мо-
гут привести к освободительным прозрениям. Чья-либо субъек-
143

тивность усиливает поле, и его объективность взаимодействует с
аналитиком и пациентом. Далее возникает другой вид Трех, где
противоположности превзойдены. Фактически, Третье может
быть состоянием единения, алхимическим coniunctio. На этой
стадии аналитик и анализируемый часто чувствуют поток, при-
сущий этой области, где они поочередно ощущают тягу и сепа-
рацию от другой личности. Эта динамика — ритм coniunctio, по
мере того как «Три» поля становится «Одним Четвертым».
«Число четыре», предполагает фон Франц, «образовывает
"поле" с внутренним закрытым ритмическим движением, ко-
торое разветвляется веером от центра [и] сжимается обратно к
центру» (1974, 124). Кроме того, движение от Трех к Четырем
—единственное, в котором чувствуется конечность (фон Франц
1974, 122). Уровень Троичности не обладает чувством границ
Четвертого. В некотором смысле, уровень Третьего вызывает
интерпретацию как экспансивный акт, но, возможно, также как
акт, защищающий аналитика от своего рода близости, которая
развивается в движении к Четырем. Ибо в движении к Четы-
рем вовлекается «целостность» наблюдателя (фон Франц 1974,
122), приводя к парадоксальному чувству субъективной объек-
тивности и чувству Единства.
Однако в случае с переживанием творчества юной женщины
в связи с ее навязчивым отцом, психе анализируемой все еще
содержит предыдущий образ фактического или имагинального
насилия. Как изменить это психическое состояние? Конечно же,
не путем наложения нового образа или вспоминая пережитки
некоторой позитивной жизненной фантазии, которая тоже име-
ла место, так как негативное, деструктивное состояние слияния
слишком сильно, чтобы затрагиваться историческим вспомина-
нием других состояний. Существует ли процесс, который дей-
ствительно извлекает, растворяет или трансформирует первоо-
144

чередный образ, будь то энграмма фактической оскорбительной
истории или интроецированная первичная сцена травмы? Отве-
чая на этот вопрос, динамика поля в известной степени играет
свою роль, которая особо отлична от идей поля, основанных на
одной субъективности. Переживание поля с его собственной
объективной динамикой и под воздействием этого опыта пред-
ставляет собой путь трансформации внутренних структур. Но-
вые формы, создающие порядок, в противном случае подавля-
ются, и могут возникнуть фрагментированные части психики.
Динамика поля также играет центральную роль в процессе
воплощения архетипического опыта в душевной, чувственной
реальности. Есть точка зрения, что каждый ребенок знает уров-
ни нуминозного от рождения и затем забывает это осознание в
той или иной степени, в зависимости от того, насколько диада
мать-ребенок способна содержать в себе священное присутствие.
Мать в проекции представляет собой первого носителя духовной
энергии ребенка, но ребенок может знать эту энергию даже перед
процессом проецирования. Или же может иметь место мнение,
что духовные уровни, которые никогда не были осознаны инди-
видов каким-либо образом, могут тем не менее вторгнуться из
коллективного бессознательного. В любом случае, человек зача-
стую остается с дилеммой осознания нуминозного, которое затем
теряется в травме и требованиями жизни в пространстве и вре-
мени, инерции материи. Кроме того, это осознание продолжает
жить в бессознательном или как уровень «потерянного рая», или
как духовный потенциал, о котором по своей природе знает душа
с вековой проблемой его воплощения в чувственный центр психе.
Переживание интерактивного поля образует способность облег-
чить процесс воплощения, который, как поясняет Адам Маклин,
представляет собой фокус Splendor Solis (1981, 83).
Кроме того, можно кратко воспринимать имагинальную ре-
145

альность, которая кажется свойством самого поля, которое по-
добное переживанию временного качества момента. Аналитик
и анализируемый могут осознать образ, ощущаемый возника-
ющим из поля, и осмыслить состояние обоих людей. Каждая
личность может предлагать свое чувство образности поля, как
в юнгианской концепции активного воображения. Результат мо-
жет быть подобен «диалоговому рисованию», в котором чувство
поля конструируется из образности, созданной каждой лично-
стью. Интерпретация связанных образов в классическом смысле
и затрагивание ранее прорабатываемых вопросов блокирует та-
кое осознание поля. Вместо интерпретации каждый переживает
качество момента в поле, иногда вербализируя опыт, а иногда
оставаясь безмолвным. Активное, сознательное переживание
энергий и паттернов, которые могут быть восприняты в поле,
переживание их здесь-и-сейчас, по-видимому, влияет на поле и
оживляет его, как если бы оно было живым организмом. Ино-
гда воздействия поля почти подавлены, а в другие моменты уде-
лить внимание полю практически невозможно. Экстремальные
хаотические состояния разума в любом человеке могут сделать
очень затруднительным позволение полю стать объектом, мешая
одиночному восприятию образности поля.
Если мы зацепляем поле, то можем осознать глубокий орга-
низационный процесс, прежде бывший бессознательным. Ана-
литик и/или анализируемый могут чувствовать или постигать
интуитивно этот организационный процесс как непрерывный, но
необязательно познавать его в реальности времени и простран-
ства, где обычно обитает эго. Поле обладает парадоксальной
природой существования, созданной через акт подчинения ему, в
то же время будучи вездесущим increatum, процессом за преде-
лами времени. Входя в имагинальный мир поля, человек должен
отказаться от высокой степени контроля эго, но не до степени
146

слияния с другим человеком и не в смысле разделения эго на
иррациональную, переживающую слияние часть и рациональ-
ную наблюдательную составляющую. Требуется нечто большее,
желание пережить поле так, что может непременно раскрыть-
ся ограничение любой концепции, которая имелась в состоянии
многозначительного индивидуального взаимодействия, будь то
аналитический случай или личный. Через веру в большой про-
цесс человек зачастую может обнаружить, что частная фор-
ма поля, на самом деле, далеко более архаичная и сильная, чем
что-либо представляемое. Этот опыт существующей формы, и
создание/обнаружение новых форм может обладать преобразу-
ющим эффектом на внутреннюю структуру и может позволить
новым структурам воплотиться.
Опасности интерактивного опыта поля
Алхимики часто говорили, что «эликсир» или «камень» был
и лекарством, и ядом. Аналогичным образом поле как «третья
вещь» со своей собственной объективностью может быть как
благословением, так и проклятием. Нам следует быть в курсе че-
тырех особых опасностей, присущим применению этого подхода
интерактивного поля к отношениям.
Избегание nigredo
Интерактивное поле создает широкий спектр состояний, ко-
торые могут варьироваться от интенсивного эротического тока и
желания до буквальных состояний эмоциональной и умственной
вялости и полного отсутствия связи. Так как эти последние со-
стояния столь проблематичны в связи с создаваемой ими болью
и наносимыми ударами (особенно по нарциссизму аналитика)
— их противоположность, в которой могут проявиться эротиче-
ские токи, создавая интенсивные поля объединения и глубинное
147

познание другого, становятся чрезвычайно привлекательными.
Аналитик может выбрать фокусировку на этих высших заря-
женных состояниях во избежание эмоционального омертвления
— например, ссылаясь на приятный прошлый опыт связности
и/или бессознательное представление таких переживаний. Та-
кие акты обладают сильным, побуждающим воздействием, и они
могут использоваться для избегания чувствования темных состо-
яний разума, которые, как правило, сопровождают coniunctio.
Неудачное оценивание структурного
качества бессознательной пары
Coniunctio, формирующееся из бессознательных психе двух
людей, может обладать позитивной или негативной природой.
Юнг признавал, что опыт coniunctio может привести к созда-
нию родственного либидо (1954,16: параграф 445), выходящего
за рамки иллюзии переноса. Проблема в том, что существуют
многие формы coniunctio, и, в то время как поле желания может
сопровождать ряд из них, эротика поля не может быть должным
образом оценена без осознания структурного качества бессоз-
нательной пары, содержащего и определяющего coniunctio. На-
пример, Rosarium Philosophorum изображает пару «Короля» и
«Королевы», участвующих в акте совокупления. Но ранний ал-
химический текст, Turba Philosophorum, изображает пару, состо-
ящую из дракона и женщины, сплетенных в неистовом слиянии,
приводящим к смерти. Страсть, сопровождающая этот образ, не
имеет модуляции и контроля страсти, изображенных в Rosarium.
В обоих случаях эротическое качество coniunctio должно быть
рассмотрено как качество поля и не как нечто имеющееся в соб-
ственности или то, с чем происходит идентификация. В кли-
нической практике, как и в отношениях в целом, человек часто
находит, что более сознательная любовная связь, несмотря на
148

свою подлинность, также представляет собой путь сокрытия бо-
лее опасного поля слияния. В то время как сексуальность может
скрыть беспокойство в переносе, сексуальность может скрыть
чудовищную природу бессознательной пары.
В этой связи я изредка консультировался у аналитиков по по-
воду случаев, когда прошли годы после завершения. Аналитики
сообщили, что, хотя лечение закончилось, казалось бы, хорошо,
они периодически соприкасались со своими прошлыми пациен-
тами, которые сообщали о мучительном чувстве упорных жела-
ний контактировать с аналитиком в последующие годы. Стало
ясно, что эти анализируемые страдали от боли необладания дей-
ствительными эротическими энергиями coniunctio, которые бы
привели к гораздо худшей ситуации. Но в случае этих пациентов
было важно, что аналитики вовлекались в признание и выраже-
ние того, что они — тоже страдательная жертва, вовлеченная
в фокусировку на высшем благе в необходимости поддержания
границ. Аналитики проделали хорошую работу, поскольку по-
заботились о границах, но их контрпереносная устойчивость к
чувству боли утери эротической связи (которая также ощуща-
лась) оставила анализируемых в ужасно затруднительном поло-
жении. Аналитики откололи эти чувства, и в действительности
анализируемые остались удерживать всю боль ярости и отчаяния
единения, которые не завершались. Пациенты освобождались
от муки, только когда снова бывали на аналитических сессиях, а
аналитики могли признавать свое собственное страдание по тем
же самым вопросам.
Ошибочное принятие coniunctio за цель работы
Величайшая опасность работы внутри разделяемых полей по-
является, если аналитик считает, что coniunctio, состояние еди-
нения противоположностей, такое как слияние и овладение пер-
149

спективой в трансцендентном Третьем, — это фокальная точка
аналитического процесса. На самом деле, фокус аналитика в рав-
ной степени необходим и для nigredo, темного, дезорганизован-
ного состояния, сопровождающим все состояния coniunctio. Ал-
химическая литература — кладезь информации по этому вопросу.
Всякие трансформации, настаивают алхимики, происходит через
смерть и гниение, которые сопровождают состояние единения.
Если аналитик знает последовательность, готов искать и рабо-
тать с аффектами отхода, замешательства, вялости и бессодер-
жательности после сессии, на которой было достигнута связь
«Я-Ты» объединенного состояния, он обычно на безопасном
пути.
Нельзя не подчеркнуть, что nigredo, смерть структуры и ужа-
сающие аффекты, обычно ассоциируемые с безумными появля-
ющимися частями, — высоко оцениваемая субстанция анализа,
как это было и для алхимиков. Хотя сильный негативный пере-
нос сопровождает nigredo, аналитик может использовать преды-
дущий опыт единения в качестве способа избегания опыта нега-
тивных аффектов и связанных болезненных состояний ума. Так
как он может также пытаться воссоздать соединенное состояние
или иначе разыграть гнев на отсутствие пассивной идентифика-
цией с диссоциативной природой качества поля nigredo . Вместо
этого аффекты должны быть найдены среди их мягкого течения,
что непростая задача, когда более приятное и даже блаженное
состояние единения предшествовало им. Такое уважение дина-
мики поля, в которой объединенные состояния и смерть структу-
ры встречаются в последовательности, представляет собой луч-
ший путеводитель к использованию концепции поля и почтению
его архетипического измерения. Контрпереносное сопротивле-
ние — общая проблема анализа, но она особо усиливается во
взаимном опыте поля. Если аналитик будет искать негативные
150

чувства после опыта единения с анализируемым, или наоборот,
если аналитик отметит такие негативные чувства и поразмыслит,
что некоторый уровень coniunctio может иметь бессознательное
происхождение, тогда nigredo может стать фокусом делания.
В особом случае, когда приходится работать с людьми, став-
шими жертвами инцеста, coniunctio особо проблематично, по-
скольку предлагает столь большие ожидания для исцеления. Как
и в поговорке, «бог, который причиняет боль — бог, который
лечит», опыт coniunctio может помочь исцелить злоупотребле-
ния инцеста, но только если результат nigredo оказался удачным.
Для жертвы инцеста особенно чувствительно и отвратительно
чувство предательства и одиночества, которые неизбежно при-
сутствуют в фазе nigredo. Если аналитик не может или не жела-
ет честно иметь дело со своей неспособностью установить связь
с nigredo в его отрицании эмпатии, особенно с анализируемы-
ми, которые были осквернены в результате насилия или инце-
ста, анализируемый будет чувствовать себя ужасно небезопасно,
и coniunctio будет переживаться как не более чем дразнящий
ложными надеждами объект, результатом чего станет повторное
травмирование.
Непризнание трансовых состояний
Личность, страдающая от диссоциативного расстройства,
которое обычно встречается у людей, пострадавших от травмы
заброшенности и/или сексуального или физического насилия,
всегда, в той или иной степени, находится в трансовом состоянии.
Так как подход к полю сам по себе стремится к образованию мяг-
кого гипнотического состояния, могут быть совершены серьез-
ные ошибки, вплоть до тревожных предупреждений. Серьезные
ошибки могут случаться не только посредством того, что кто-то
что-то делает (это достаточно легко запретить), но через то, что
151

кто-то говорит и даже себе представляет. Дело в том, что бессоз-
нательное аналитика резко стремится быть испытанным диссо-
циированным анализируемым, как будто с помощью повышения
способности к ESP. Как правило, диссоциированный анализи-
руемый имеет тенденцию воспринимать заявления аналитика в
очень буквальном смысле, тогда как аналитик считает себя гово-
рящим метафорами. Эта путаница особенно опасна, когда анали-
тик обходит негативные аффекты и может использовать связу-
ющую силу процессов «третьей области», интерактивного поля,
чтобы отделить эти аффекты, стимулируя взаимопонимание там,
где, на самом деле, главное качество взаимодействия — это от-
сутствие связи. Только если аналитик предупрежден об опасно-
сти процесса диссоциации, он может равномерно приступить к
рассмотрению распределения с процессами как интерактивным
полем. Часто должны пройти годы работы с аналитиком, чтобы
принять меры в отношении диссоциативных состояний, и только
тогда поле может переживаться с некоторой степенью безопас-
ности.
Как только опасности, подразумеваемые в опыте поля, ста-
новятся частью осознания аналитика, он может более уверенно
раскрыть имагинальные процессы, необходимые для постиже-
ния динамик поля. Эти процессы внутри поля лежат в спектре,
существующем между духовной и материальной жизнью, про-
тивоположностями, проявляются для эго посредством того, что
Юнг называл психическим или соматическим бессознательным
(Юнг 1988, 1: параграф 441).
Поле, познаваемое посредством психического
и соматического бессознательного
Бессознательное состояние человека выражает информацию
и опыт в ментальной, духовной и телесной формах. Юнг ссыла-
152

ется на ментально-духовные формы выражения как на психиче-
ское бессознательное, а на телесные формы как на соматическое
бессознательное. Психическое и соматическое бессознательное
дополняют друг друга в том смысле, что они знают на опыте тот
же самый материал, но разными путями. На самом деле, при ра-
боте с психотическими состояниями людей, которые в остальной
своей жизни нормальны, множественная интеграция психоти-
ческого материала может быть понята через опыт телесных со-
стояний, так как они затрагивают природу интерактивного поля
способами, которые не могут быть столь легко наблюдаемы че-
рез только лишь психическое бессознательное. При обращении
к соматическому бессознательному, мы можем временно утра-
тить структуру и упорядоченность наших умственных выгод; но
мы можем восстановить смысл и правду, присущие психофизи-
ческой тотальности события или переживания. Таким образом,
человек может оживить осознание взаимодействия и непрестан-
ного потока между умом/духом и soma, что существенно для
восстановления живого опыта самого поля.
На ментально-духовном уровне, т.е. уровне головы или раз-
ума, психическое бессознательное переживается как образы,
паттерны, причинность, смыслы и история. Психическая бес-
сознательное предоставляет нам образность наших ментальных
и духовных процессов. Эти образы обязательно привносят поря-
док и logos, которые по своей природе «упаковывают» все в еди-
ную целостность, чтобы здесь могло функционировать сознание.
Мы не можем начать идентифицировать или понимать что-либо
без мыслительного процесса и сопутствующего ему разделяю-
щего воздействия. Через психическое бессознательное аналитик
может воспринимать разупорядоченные части психе анализиру-
емого, их влияние на эго, мышление и сплоченность аналитиче-
ского процесса.
153

На уровне тела соматическое бессознательное переживается
как боль, дискомфорт, напряжение, сжатие, энергия, возбужде-
ние и другие воплощенные чувства. Бытие воплощенным озна-
чает особое состояние разума, в котором личность переживает
свое тело специфическим способом. Например, некто становится
сознательным по поводу тела в смысле осознания его размеров.
Посреди этой осознанности у человека имеется особый опыт бы-
тия в нем, что может описываться как чувствование ограничения
в телесном пространстве. Такое состояние требует свободного
потока дыхания, ощущаемого как волна, движущаяся вверх-
вниз по телу; затем человек начинает чувствовать свое обитание
в теле. В этом состоянии тело представляет собой контейнер, су-
ществующий между материальным телом и разумом. Алхими-
ки называли это срединным Меркурием; другие именовали его
астральным телом, тонким телом и Каббалистическим Иесод
(Юнг 1963, 14: параграф 635); Юнг называл его соматическим
бессознательным (1988, 1:441). Алхимики и маги древних вре-
мен Ренессанса считали, что эта середина — субстанция, ощу-
щаемая внутри человеческого тела, но также текущая на всем
протяжении пространства и формирующая пути течения вообра-
жения и Эроса.
«Быть воплощенным» — это переживание тонкого тела, и
каждый комплекс, представляющий собой группу ассоциаций в
бессознательном, характеризуемых общим чувственным тоном и
основанием в архетипическом фундаменте, может обозначаться
как «обладающий тонким телом». При образовании комплекса
его тело в той или иной степени наследует тело эго. Например,
анализируемый мужчина, имеющий трудности с ощущением соб-
ственной автономии, необычно оживленный и понятный в начале
сессии со мной, метафорически утверждал: «Сегодня я проснулся
в своем собственном доме». Он продолжил объяснять, что обыч-
154

но он пробуждается «в доме своей матери». Он использовал эту
метафору для выражения переживания потери своего собствен-
ного осознания тела; вместо этого он чувствовал поглощенность
образом тела своей матери или телесным образом, сконструиро-
ванным их взаимодействием на протяжении его детства. Когда
он пробудился «в своем собственном доме», в своем собствен-
ном теле, он почувствовал определенные бизнес-проблемы своей
жизни как требующие внимания вопросы; когда он пробуждался
«в доме своей матери» эти же самые проблемы ощущались как
подавление и преследование. Его поведение далее приобретало
качество «как будто», в резком отличии от ясности и силы, про-
являемых в случае пребывания «в его собственном доме».
Тело комплекса должно быть растворено. Данная идея, ко-
торая на уровне психического бессознательного должна быть
работой человека с негативными интроектами, искажающими
подлинность, обозначается в алхимической литературе фразой
«уничтожение тел». Например, в Turba Philosophorum говорит-
ся: «Возьми старый темный дух и уничтожь и истязай с ним тела,
до тех пор, пока они не изменятся» (Юнг 1963, 14: параграф
494). «Старый темный дух» — часто ярость, стыд и паранойя
личности, отделившиеся от осознания в первые годы жизни, и
этот раскол гонит человека за пределы тела. Установление кон-
такта с мощными аффектами, ощущаемыми катастрофическими
в отношении самой жизни, часто представляет собой только путь
к «уничтожению тел», прекращению жития в телесных образах,
содержащих чужеродные качества, блокирующие жизнь.
Психотический материал воздействует на сознание чело-
века, как если бы он атаковался ощущениями и деталями без
значения и порядка. Уилфред Бион обозначал такой материал
как «бета продукты», и он разработал теорию «эмбриональной
мысли, формирующей связь между чувственными впечатлени-
155

ями и сознанием» (1970, 49). Проблема связи этих областей
была фокусом многих донаучных спекуляций в теории магии и ее
философским обоснованием в мысли стоиков. Но теория магии
обращается к этой связи иначе. Вместо теории мышления алхи-
мики и маги фокусировались на теории воображения. В великом
видении взаимосвязи всех уровней реальности они представляли
себе тонкое тело через фантазию, сцепляя волокна, известные
как vincula (иногда называемых рпеита), которые связывали
тело и разум, людей и (в зависимости от автора) уровни, состав-
ляющие планетарные сферы и запредельное. Но во всех этих
подходах воображение представляет собой связующего агента,
ибо язык души — суть образность. И наиболее важно, часть
тела — сердце человеческих существ и солнце Космоса — дей-
ствует как центральная станция, ориентирующая процесс транс-
мутации чувственных впечатлений в сознательность. Сердцеви-
на — «сердечный синтезатор», который Аристотель именовал
«руководящим принципом».
С точки зрения этого подхода человек может работать над
вопросами создания связей и образов, имея дело с психотически-
ми состояниями посредством соматического бессознательного.
Внутренняя, имагинальная связь противоположностей аналити-
ка, которая ощущается в качестве элемента связи внутри поля,
будет переплетаться с менее сформированной и связанной тка-
нью анализируемого, с конфигурацией сломленных отношений.
Как следствие, человек может работать этим «анимистическим»
способом, который возвращает назад к древней традиции магии,
к тем же самым вопросам, к которым пытались обращаться и
более современные теории, такие как у Биона. Но в древней тра-
диции центральный орган мысли — скорее сердце, чем разум.
Из воплощенной связи с соматическим бессознательным чело-
век фактически чувствует поток связи между собой и другими,
156

поток, который обладает своим собственным, центрированным в
сердце, видением.
Работа через психическое бессознательное имеет духовную
ценность и создает способность находить порядок и значение в
хаотических состояниях. Но работа посредством соматического
бессознательного более касается души, чувства жизни внутри и
между людьми, а особенно переживания энергии или жизни про-
странства отношений, где обитают оба человека. Мироощуще-
ние, которое развивается из работы с психическим бессознатель-
ным, связано со знанием и его достижением. Мироощущение,
возникающее из работы с соматическим бессознательным, каса-
ется не проекций и интроектов, но переживания отношений. Од-
нако искателю следует оставаться внимательным, ведь чьи-либо
диссоциированные области, с которыми мы можем иметь дело
(или расщепление ума-тела), могут обладать побуждающим воз-
действием, склонным уводить нас за пределы нашего собствен-
ного воплощенного состояния.
Алхимикам связующая область тонкого тела была известна
как Меркурий. Его качества, перечисленные Юнгом в его эссе
«Дух Меркурия» (Юнг 1967), это все качества поля отноше-
ний. Данное поле затрагивается внутренними связями каждой
личности, содержащимися между противоположностями. Обла-
сти внутри индивида, в которых противоположности ни разде-
лены, ни начинают соединяться, сильно воздействуют на приро-
ду поля. Расщепление тела-ума аналитика или анализируемого,
зачастую имеющее место в реакции на психотические области
собственной личности аналитика или пациента, будет также воз-
действовать на поле.
В четверичной модели переносных-контрпереносных отно-
шений связь сознательного и бессознательного аналитика воз-
действует на ту же самую линию связи в анализируемом. Но
157

также связь сознательного и бессознательного влияет на взаи-
мосвязь бессознательное-бессознательное. И любое сопротив-
ление человека бессознательному, переживанию связи в тонком
теле или родственном поле определяет соответствующее воздей-
ствие на другую личность. Таким образом, серия путей, описан-
ных Юнгом между четырьмя точками, создаваемых сознатель-
ным и бессознательным обоих людей, представляет отношения,
которые могут активироваться, хорошо это или плохо, любым
человеком, а их взаимосвязь может обладать целительным или
вредным воздействием на родственное поле внутри индивида.
Таким образом, мы можем говорить об «интерактивном
поле», хотя мы не подразумеваем какую-либо обычную при-
чинность этой терминологией — не более, чем Юнг, когда он
говорит о проекциях, как о реактивных снарядах, обитающих в
позвоночном столбе! Скорее, речь о феноменологическом пути
работы с опытом, с тем преимуществом, что эта терминология
позволяет своего рода визуализацию родственного опыта.
Поле и восприятия, возникающие из соматического бессоз-
нательного, могут иллюстрироваться случаем с женщиной, ко-
торая перенесла незначительную операцию. Мы в значительной
степени исследовали наше взаимное поле, как правило, с точки
зрения психического бессознательного. Я нашел весьма удиви-
тельным ее способ разговора о собственном теле. Неважно, что
она описывала органическое состояние, — у меня было ясное
чувство контакта с ней. Я не испытывал диссоциации и, кроме
того, имел отчетливое чувство, что ее тело было здорово. Это
«хорошее качество» было ощутимо. Я чувствовал подобно врачу
способность говорить о любой телесной функции или органе с
полной открытостью.
Но когда она любым способом говорила о сексуальности (или
если сексуальность была представлена в материале сновидения),
158

это связанное телесное чувство полностью исчезало. Казалось,
что любая отсылка к сексуальным ассоциациям представля-
ла иной телесный образ. Затем чувство пространства или поля
между нами радикально изменялось и уменьшалось в энергии,
оно становилось мрачным и скучным, лишенным любого чувства
родства. Единственная связь между этим состоянием и преды-
дущим, которое мы с ней знали, происходила, когда я чувствовал
скуку и безжизненность в своем собственном эмоциональном
состоянии под воздействием разделенных противоположностей
в ее психотической части. Но я не видел плодотворности в ис-
следовании своих внутренних состояний с ней в терминологии
проективной идентификации. Она всегда настаивала, что эти со-
стояния безжизненности и скуки были в первую очередь моими
собственными ответами на взаимодействие с ней. Но когда мы,
в конце концов, имели дело с ее шизоидными состояниями, ее
ужасом и унижением, при ощущении такой слабости эго, стано-
вилось ясно, что безжизненность, ощущаемая ей во мне (кото-
рую я более не чувствовал на этой стадии работы) была путем,
которым она переживала свою мать множество раз в раннем дет-
стве.
Это состояние безжизненности не пребывало более во мне,
но становилось качеством поля между нами, которое она осоз-
навала. Она чувствовала, как если бы ее тело изменилось и что
у нее было два тела — одно плотское, а другое — проявленное
темными и разу поря доченными способами, когда появлялись
какие-либо относящиеся к либидо вопросы. Было чувство, как
если бы ее тонкое тело было захвачено неким темным духом, ко-
торый мог доминировать в нашем интерактивном поле.
Далее у нее было удивительное сновидение, где она была оде-
та в темную, старую ночную рубашку и ей нужно было встать
и начать свой рабочий день. Но она не могла снять одежду и
159

независимо от своих попыток застревала в ней. Она подумала
о том, чтобы принять душ, но поняла, что это сделает ее только
тяжелее. Единственным путем остановить этот подобный пытке
процесс было пробуждение себя от сновидения.
Ужасное состояние сна постепенно прояснилось. Вместо по-
нимания этого образа ночной рубашки как, например, тени ана-
лизируемой, воплощенный фокус на поле раскрыл другую точку
зрения: одеяние было образом тела ее матери, несущим безу-
мие, депрессию и отчаяние в ответ на тот факт, что ее мать была
жертвой кровосмешения. Мать постоянно вынуждала пациентку
идентифицироваться с ней на протяжении ее жизни. Например,
анализируемая помнила, как мать говорила ей, что они схожи в
том, что им не нравятся мужчины. В то время как анализируе-
мая знала, что это неправда, опасаясь непредсказуемого наси-
лия матери, она не возражала и даже иногда соглашалась с этим.
Имели место многочисленные примеры таких прямых и навязан-
ных проекций, которым анализируемая не могла сказать «нет»,
так как эти проекции были только формой ее контакта со своей
матерью, и она также глубоко опасалась ее ярости, если осмели-
валась отделиться от нее. Таким образом, пациентка буквально
одевалась в безумие своей матери, чтобы чувствовать слияние с
материнским телом. Когда образ тела ее матери оживлялся, я не
мог контактировать с ней при любом эмоциональном чувстве.
Поскольку мы работали с психическим бессознательным,
установили ее психотический сектор и чувство ментально-ду-
ховного «я», мы, в конце концов, получили доступ к этому ма-
териалу. Но анализируемая могла начать принимать меры для
отделения от чуждых эго факторов, которые безумие матери
представляло только через переживание соматического бессоз-
нательного и осознание ее «двух тел». Она могла признать, как
это телесное состояние изменило поле между нами. Теперь я мог
160

воплотиться с ней и чувствовать смерть и тьму, пронизывающие
оккупированное нами поле. И она могла. Только тело позволяло
прямой опыт в этом случае. Как отмечал Юнг, мы переживаем
бессознательное через тонкое тело более прямыми способами,
гораздо более ощутимыми, чем посредством психического бес-
сознательного.
Как следствие этой работы анализируемая, в конце концов,
стала способна полностью отторгнуть материнские проекции,
даже несмотря на переживание испуга при дерзновении исполне-
ния этой сепарации. Такое отторжение стало для нее изумитель-
ным действом, и было частью ее окончательной успешной работы
над снятием одеяния позора и безумия своей матери. Эта форма
тонкого тела также начала уменьшаться в поле между нами.
Работа с психическим и соматическим бессознательным, как
информацией из этих форм бессознательного, проявленных че-
рез интерактивное поле, обладает побуждающим воздействием
на психе каждой личности. Проекционные и интроективные про-
цессы транслируются через интерактивное поле. В этой передаче
активности, не ограниченной локальным или временным процес-
сом и таким образом не характеризуемой обычными понятиями
причинности, психические структуры индивида подвергаются
трансформации. Алхимики говорят о ритме растворения и коа-
гуляции их «материала» как о фундаменте преобразования. Так
как бессознательные процессы воспринимаются через одну фор-
му бессознательного, например, психического бессознательного,
это восприятие отмечается как внутренняя структура, комплекс.
В свою очередь, этот комплекс безоговорочно используется для
упорядочивания и понимания бессознательных процессов, по
мере того, как они продолжаются манифестироваться. Но по-
скольку эти процессы к тому же постигаются через соматическое
бессознательное, бессознательные структуры созданного ком-
161

плекса растворяются и формируются вновь в другой структуре.
Таким образом, движение между психическим и соматическим
бессознательным — это путь следования алхимической макси-
ме solve et coagula («растворяй и сгущай»), и помощник в про-
цессе создания новых внутренних форм и структуры.
Трансформация формы в алхимии
Все школы мысли в аналитической практике пытаются со-
здать новые формы внутренней структуры. Этот акцент на из-
менении в форме особенно связывает психотерапию с ее корнями
в работе алхимиков XV-XVI вв., служившей прообразом рас-
крытия психе (Юнг 1963, 14: параграф 150). Мысль Кляйна
(Segal 1975, 54—81) имеет дело с движением от так называемой
«параноидально-шизофренической позиции» к «депрессивной
позиции». Например, личность управляется разделенными про-
цессами, и аффекты параноидально-шизофренической позиции
часто отзываются яростью, искажающей реальность в данной
ситуации, тогда как некто, кто был в состоянии войти в депрес-
сивную позицию, будет переживать ту же самую ситуацию с куда
большей толерантностью и способностью видеть реальность
недовольства другого человека. Самостный психолог будет ин-
тересоваться среди других изменений трансформацией садист-
ского суперэго в доброжелательную идеализированную форму и
прорабатывать я-объекты от примитивных к более адаптивным
формам. Фрейдист будет интересоваться изменениями в разви-
тии эго, представленными движением от оральной к анальной и
фаллическо-генитальной стадии, все из которых представляют
различные формы психической организации. Юнгианец будет
фокусироваться на индивидуации и ее бесчисленных измене-
ниях внутренних форм. Врач объектных отношений, например,
рассматривает создание психических структур, приобретенных
162

прохождением через стадии сепарации и rapprochement. Все эти
школы мысли предлагают модели, являющиеся представлениями
изменения в структурной форме психе.
Трансформация внутренней структуры — главный результат
опыта процессов поля. Алхимическое мышление об этом процес-
се раскрыто в Splendor Solis. Будучи вторым по значимости по
отношению к исключительному Rosarium Philosophorum как кре-
стовине юнгианского исследования переноса Splendor Solis, име-
ет дело с вопросами, дополняющими Rosarium, в частности, про-
блемой воплощения архетипических процессов. Вводная часть
текста состоит из нескольких трактатов. Согласно «Первому
Трактату», описывающему «Происхождение Камня Древних и
его Совершенствование через Искусство», созданная форма ве-
щей, «Камень Мудрости» может только исходить из Природы:
Природа служит Искусству, а затем Искусство
служит Природе... Известно, что особый вид форми-
рования согласуется с Природой, и как много должно
быть проделано Искусством, так чтобы через Ис-
кусство камень достиг своей формы. Тем не менее,
форма из Природы: ибо конкретная каждая форма и
каждая вещь, которая растущая, живая или метал-
лическая, возникает из внутренней силы материала.
(McLean 1981, 10)
Под «Природой» мы понимаем психе, а под «Искусством»
сознательные отношения и техники анализа. Затем «Первый
Трактат» предлагает особенно интересный и необычайно яркий
пример алхимической науки:
Следует, однако, отметить, что существенная фор-
ма не может возникнуть в материале. Она приходит,
163

чтобы пройти через операцию случайной формы: не через
силу последней, но благодаря силе активной субстанции,
такой как огонь или некоторое другое тепло, действующее
на нее. Отсюда мы используем аллегорию куриного яйца, в
котором существенная форма разложения возникает без
случайной формы, которая суть смеси красного и белого,
благодаря силе тепла, от работающей над яйцом кури-
цы-наседки. И хотя яйцо — это материал курицы, тем
не менее здесь не возникает формы, ни сущностной, ни
второстепенной, за исключением посредства разложения.
(McLean 1981,12)
Из отрывка можно извлечь несколько ключевых идей. Пер-
вая «случайная форма» необходима, и эта форма есть «смесь
красного и белого». Эта смесь ссылается на coniunctio Короля
и Королевы, Солнца и Луны или в анализе бессознательной
свадьбе аспектов бессознательного каждой личности, где психе
человека содействует активной «красной субстанции», а другая
более восприимчивая «белая субстанция» также обменивается
этими ролями. Форма считается «случайной», что значит «ака-
зуальной»; ее существование не определяется какой-либо пре-
дыдущей операцией. Дальнейший отрывок говорит, что форма
возникает в обрабатываемом материале без силы «случайной
формы» и с силой активной субстанции, такой как огонь. По
смыслу «случайная форма», возникающая из единения противо-
положностей, необязательно служит посредником своих свойств
через феномен энергии. Подобная идея в теории Руперта Шел-
дрейка (1991, 111) касается создания и стабильности формы, и
его «морфические поля» не передаются энергией, но сами несут
информацию. Но насколько «случайная форма» все еще су-
щественна? Текст рассказывает, что она суть предпосылка для
164

творческой смерти структуры, разложения, которое есть тайна
трансформации. Также вовлечен активный процесс, расширяю-
щий энергию, как в аллегории с курицой-наседкой. Этот процесс
сродни энергии при имении дела, как правило, с интенсивными
негативными переносными и контр-переносными реакциями,
описанными выше, включая тенденции к отходу и ментальной
пустоте, которая часто сопровождает coniunctio и которая, к со-
жалению, может игнорироваться.
Алхимическая наука пытается привлечь имагинальность в
процесс, который будет поддерживать сотворение «случайной
формы» — coniunctio. Но психотерапия, в сущности, обраща-
ется к «случайной форме» как к «сокрытому параметру». Юнг
(1954, 16: параграф 461) отмечает, что coniunctio, как прави-
ло, только известна как происходящее на сессии, исходя из сно-
видений, сопровождающих процесс. Но даже так только опыт
объединенного состояния обычно не выковывает внутренней
структуры. Наряду с объединенным состоянием человек должен
встретить и интегрировать некоторый хаос, к которому он при-
водит.
Посредством nigredo алхимики пытались очистить себя от
вездесущих, регрессивных желаний идентифицироваться с архе-
типическими процессами, такими как coniunctio. Такое очище-
ние, именуемое mundificatio, достигается через многочисленную
последовательность coniunctio-nigredo и таким образом через
значительное страдание, символически изображаемое смертью
дракона, что само по себе представляет побуждение к конкре-
тизации. Следует понимать, что такие побуждения к конкре-
тизации инстинктивных процессов расположены не только в
субъективности какой-либо личности. Они также представляют
собой аспекты самого поля, особенно его попытки воплощения в
пространстве и времени. Таким образом, изменяются не только
165

индивиды, но также оккупируемое ими поле принимает новые
формы.
Понимая свойства, проявляющие задний план поля, мы мо-
жем заняться его динамикой и измениться в процессе. Измене-
ние во внутренней структуре формы психе создается повторным
переживанием качества момента во времени и его значением
того, насколько на человека воздействует увиденное.
Тогда как двое людей могут переживать coniunctio, изме-
нение процесса зависит от их субъективности. Например, двое
людей (возможно, аналитик и анализируемый) могут пережи-
вать состояние единения. Они могут переживать его напрямую
как состояние «здесь-и-сейчас». Или же, в то время как они не
могут сознательно отмечать его существование, в одну из следу-
ющих ночей, возможно, анализируемый увидит сон о свадьбе.
Кроме того, на следующей сессии, взаимоотношения между ана-
литиком и анализируемым могут сдвинуться от наполненности
смыслом связи до доминирования отсутствия отношений и даже
состояний шизоидного отхода и ментальной безжизненности.
Один аналитик может понимать это состояние как потребность
уйти от близости предыдущей сессии, поскольку привязанность
анализируемого расстраивает и уравновешивает реакцию пре-
дыдущей связи. Другой аналитик может наблюдать реакцию на
чувствование взаимосвязи со значительной степенью основного
шизоида или пограничное качество в анализируемом.
Но аналитик, сфокусированный на динамике поля, также
увидит состояние безжизненности и отхода как естественное со-
путствующее обстоятельство предыдущей стадии единения. Он
может осознать с этой точки зрения, что эти темные качества не
только представляет неудачи в развитии, но будут существовать
для каждого индивида, ощущающего состояние coniunctio. Кроме
того, аналитик будет видеть это состояние единения и последу-
166

ющее nigredo как часть сущности ритма трансформации. В свою
очередь, он будет предусматривать различные отношения к этим
состояниям и к их политике сдерживания, что можно было бы
предусмотреть интерпретацией аналитика в терминах развития.
Вместо того, чтобы видеть проблемы анализируемого с де-
прессивной позиции, с вопросами rapprochement или страхами
поглощения, аналитик может отмечать и переживать динамику
поля. Такое восприятие может иметь вид того же самого содержа-
щего качества, существующего во многих случаях экстремальной
тревоги, когда аналитик знает из опыта, что эти состояния —
часть большего, потенциально позитивного процесса. Принима-
емое таким образом nigredo может начать работу в направлении
своей цели растворения старых структур, особенно интроектов,
которые не согласуются с сущностью анализируемого. В некото-
ром смысле это процесс, при котором в пациенте создаются но-
вые формы, а, возможно, и в аналитике и внутри пространства,
которое они разделяют вместе. В этом случае формы, которые
могут содержать и обрабатывать то, что прежде было строго-на-
строго разобщающими аффектами, могут прийти к существова-
нию через переживание поля и его динамики.
Таким образом, то, как мы мыслим о полях, имеет большое
значение. Согласно простой метафоре комбинированных субъ-
ективностей поля полезны в отражении истории анализируемо-
го, как она разворачивалась в аналитическом процессе. Но идея
интерактивного поля может привести к совершенно иным путям
зарождения аналитического процесса, когда он архетипически
оформляется в концепцию через соединенные субъективности
обоих людей и когда в то же самое время его динамики пони-
маются с точки зрения расширения за пределы субъективности.
167

ГЛАВА 5
ПРЕОБРАЗУЮЩАЯ СИЛА
ИНТЕРАКТИВНОГО ПОЛЯ
Воображение и проекция внутри поля
В 1916 году Карл Юнг начал разрабатывать концепцию ак-
тивного воображения. В этом подходе образ сновидения или фан-
тазии связывается с внутренним, имагинальным диалогом, где
практик понижает уровень своего сознания и «зависает» между
бдительной сознательной позицией и слиянием с образом (Юнг
1960, 8: параграфы 67 — 91). Таким образом, человек может
воссоздать сновидение, фантазию или диалог с внутренней фи-
гурой, тем самым зачастую достигая значительного преобразу-
ющего воздействия. Наша внутренняя жизнь появляется как
ответ на наблюдение, что сильно напоминает человеческий ответ
на эмпатию или зеркальное отображение — эту точку зрения
Юнг наиболее сильно отстаивал в 1952 году, в работе «Ответ
Иову», где заявлял, что сознание человеческого Божественного
образа воздействует на собственное сознание Бога (Юнг 1969,
11: параграфы 564 — 75). Как правило, внутренняя структура,
дающая ответ на сознательное внимание, может изменяться от
навязчивых и негативных агрессивных форм в сторону полезных
и любящих. Юнг считал активное воображение существенным
168

для любого основательного анализа.
Данный акцент на силе фокусировки и активном воображе-
нии — краеугольный камень алхимии. Видение нечто в лич-
ности, подчеркивает Юнг, приводит к тому, что это приходит
в реальность для личности (Юнг 1988, 1: параграф 616). Под
«видением» понимается не обычное зрение. Это может проис-
ходить «через» глаза, в отличие от понятия «с глазами», или это
может случиться как результат бессознательных восприятий,
опосредованных телесным или эмоциональным осознанием.
Воображение — всегда центральная концепция в алхимии. В
I или II веке Болос Демокритос, считающийся основателем гре-
ко-римской алхимии в Египте, связывался с притчей об откры-
тии известной алхимической «Аксиомы Останеса» через «обра-
щение с речью» к усопшему Останесу, т.е. диалог с его образом,
с целью получения доступа к тайне (Lindsay 1970, 102). Снова
и снова, на протяжении веков и наиболее явственно в эпоху Ре-
нессанса алхимическая литература настаивала на духовно-ос-
ведомляющем видении, появляющимся из взаимоотношений с
бессознательным. Алхимик Ренессанса Ходжеланд цитирует
средневекового арабского алхимика Сениора, говорящего о «ви-
дении» герметического сосуда, который «скорее следует искать,
нежели описывать». И они оба говорят о видении глазами духа
(Юнг 1968, 12: параграф 350). Алхимик Ренессанса Дорн пи-
шет:
Существует в природных вещах определенная истина,
которая не может быть наблюдаема внешним глазом... В
этой [истине] лежит все искусство освобождения духа
от оков...
(Юнг 1968, 12: параграф 377)
169

Данное видение воспринимает структуры, которые не управ-
ляются принципом локальности и его разграничением между
«внутренним» и «внешним».
В своей «Психологии и алхимии» (1968, впервые опубли-
кована в 1944) Юнг размышляет о психологическом значении
утверждения в алхимической работе De Sulphure — о том, что
функции души находятся в теле, но огромная часть их жизни
пребывает за телесными пределами (1968,12: параграф 396). В
то же время Юнг интерпретирует это состояние «за пределами»
как результат проекции. Однако размышляя далее, в 1955 году
Юнг пишет в «Mysterium Coniunctionis»:
Вполне может быть, что предубеждения ограничива-
ют психе бытием «внутри тела». Поскольку психе об-
ладает непространственным аспектом, может иметь
место психическое «внешнее тело», область, столь от-
личная от «моего» психического пространства, что при-
ходится добиваться попадания наружу или использовать
некоторую вспомогательную технику, чтобы сделать
это. Если такой взгляд всецело корректен, алхимическое
завершение королевской свадьбы в cucurbita может пони-
маться как процесс синтеза в психе «за пределами» эго.
(1963, 14: параграф 410)
Таким образом, Юнг миновал значительную дистанцию,
двигаясь от понимания «внешнего» как бытия, ограниченного
результатом проекции, к пониманию психического «внешне-
го тела» как существующей области, «абсолютно отличной» от
содержаний внутреннего пространства. В сущности, понятие
интерактивного поля, в котором происходит coniunctio (нечто
подобное алхимическому cucurbita, сосуду трансформации) —
170

это пространство отношений, которое не понимается в обычной
терминологии в рамках трех измерений.
Психологически, аналитик должен включить эту широкую
идею поля в концепцию пространства, внутри которого имеют
место все взаимодействия, если он создает контейнер, достаточно
безопасный для вовлечения психотических процессов анализиру-
емого. Например, в случае работы с психотическим переносом,
если аналитик переживает вялое, диссоциативное состояние ума,
коммуникация очень рискованна, поскольку взаимоотношения с
пациентом могут быть маргинальными. Используя стандартные
психоаналитические подходы, аналитик может попытаться пре-
одолеть такое вялое состояние и начать чувствовать, что все эти
реакции находятся «внутри» его собственной личности. Но вы-
ходя за пределы стандартных подходов, аналитик далее может
удивиться, если признак бессвязности это также качество инте-
рактивного поля между аналитиком и анализируемым, качество,
которое не только «за пределами его эго» в смысле контр-про-
екции, но существующее «внутри» пространства, содержащего
аналитика и пациента вместе. В сущности, поле характеризуется
двумя частями, формирующими противоположности, которые
неминуемо аннигилируют одна другую внутри психотической
реальности. И аналитик сможет быть более открытым к таин-
ству «другого», если поразмыслит по поводу нахождения в этой
области с анализируемым, с ее аффектами и структурными со-
стояниями, осмысляемыми как качества поля.
Как следствие, идеи, чувства, убеждения и идентификации
аналитика и пациента сдвигаются к наблюдению и опыту поля. Те-
перь они могут представить себе поле как «третью вещь», которая
существует без их личного содействия ей. Или же они могут при-
знать, что эти личные содержания существуют как проекции, соз-
дающие совместные, интерсубъективные состояния, эти содержа-
171

ния «третьей вещи», ощущаемые как независимые качества поля.
Один из способов представления альтернативных онтологии —
размышление о внешней форме, обладающей своей собственной
жизнью или процессом, не требующим спроецированных содер-
жаний для своего определения. Но спроецированные содержания
также представляют собой часть общей картины.
Для любого полноценного клинического взаимодействия во-
прос аналитика и анализируемого как субъектов поля должен
быть скомбинирован с вопросом аналитика и анализируемого как
объективных наблюдателей процессов внутри этого поля. Такая
комбинация — сущность алхимического парадокса, так назы-
ваемая «Загадка Болонье», анализируемая Стивеном Розеном
(1995, 127) как аспект алхимического сосуда, светящего удиви-
тельным светом:
Я — тело, у которого нет могилы.
Я — могила без тела.
Тело и могила в то же самое время.
Высказывание «Я — тело, у которого нет могилы» — отсыл-
ка к проекции содержаний без вмещающего пространства поля.
«Я — могила без тела» суть отсылка к активности самого поля
без ссылок на индивидуальные субъективности. «Тело и могила
в то же самое время» отсылает к их парадоксальной комбинации,
которая может происходить только как состояние между про-
тивоположностями внутри качества поля отношений per se. Ми-
стерия, охватываемая аналитиком и анализируемым — данный
контейнер и содержимое в то же самое время. Переживая дан-
ное тождество, они должны получить опыт жизни между проти-
воположностями; им следует познать эту «срединную жизнь»,
реальность, которую Тибетцы именовали состоянием бардо, а
алхимики называли тонким телом.
172

Вообще, воображение — ключ ко всему алхимическо-
му opus (Юнг 1968,12: параграф 394). И в этом духе, расширяя
использование активного воображения Юнга как внутреннего
диалога, мы можем применить этот акт к самому полю. Соедине-
ние воображения и поля утверждает удивительную содержащую
силу.
Интерактивное поле как контейнер
для хаотических состояний ума
Мы сможем лучше подступиться к сложности аналитиче-
ского взаимодействия (особенно когда присутствуют разупоря-
доченные аффекты психотических процессов), если позволим
самому полю, существующему между аналитиком и пациентом,
быть аналитическим объектом. Тогда внимание аналитика бу-
дет находиться вблизи пределов аналитического пространства,
не будет равномерно приостанавливаться на содержаниях дис-
курса или внутренним мире аналитика и анализируемого, но на-
правится на само поле. Этот имагинальный процесс, подобный
таинственному алхимическому сосуду, обладает содержащим
эффектом, позволяющим нам обрабатывать материал, который
в противном случае был бы слишком хаотическим и фрагмента -
рующим сознание.
Когда психотическая область анализируемого организуется
(при движении от потенциальности к активному состоянию), она
воздействует на структуру поля, созданного диадой аналитик-па-
циент. Контр-перенос будет той точкой опоры, на базе которой
возможны и успех, и неудача зацепления того, от чего зависит
данный сектор. Но психотические процессы, сокрытые внутри
того, что в иных случаях нормально функционирует, крайне лег-
ко обойти стороной. В общем, только лишь посредством актив-
ного участия этого поля, аналитик может собрать его в своем со-
173

знании и зафиксировать в достаточно стабильной форме, чтобы
позволить его существу эффективным способом указать на ана-
лизируемого. Если нет волевого акта, то это обычно приводит к
блужданию внимания аналитика в диссоциированном состоянии
до тех пор, пока аффект организованной психотической области
не уменьшится, и эта область возвратится только лишь к потен-
циальному состоянию. Затем контр-перенос склонен отступить
к туманной форме, внутри которой аналитик может восприни-
мать меньший (но все же значительный) уровень диссоциации
и обособленности. Такой спад контр-переноса легко позволяет
психотической области уклониться, и ее процессы больше не бу-
дут восприниматься.
Рассмотрим наиболее типичные контр-переносные реакции,
сигнализирующие об организации психотической области. Эти
реакции также могут предупредить аналитика о необходимости
волевого акта для зацепления интерактивного поля, вместо того,
чтобы принимать более инстинктивный, снижающий болезнен-
ность путь отхода или диссоциации. Вот они: фрагментация со-
знания и чувство странности в анализируемом, а также сопут-
ствующая тенденция исключать переживание состояний ума,
вызванных процессом анализируемого, подчеркивая его само-
чувствие или силу эго.
В то время, как психотическая область может проявлять
интенсивное фрагментирующее качество в сознании аналитика
и анализируемого, она также способна манифестироваться как
пара аннигилирующих противоположностей. Например, анали-
тик в процессе слушания пациента может потерять фокус и не
отзываться на то, что анализируемый только что сказал. Ана-
литик может ошибочно рационализировать, что такая потеря
памяти — всего лишь результат усталости или отвлечения. В
действительности аналитик фактически переживает аннигилиру-
174

ющее качество противоположностей в психотическом процессе,
который, в свою очередь, обладает очень разобщающим воздей-
ствием на сознание аналитика и его идентичность. Кроме того,
противоположности могут комбинироваться, но они делают это
не в виде символа, но причудливым способом, который вызывает
чувство странности. Обычно аналитик пытается избежать этого
опыта и пытается восстановить личность, в большинстве случаев
известную вне таких моментов.
Контр-переносные реакции аналитика на организацию пси-
хотической области анализируемого порождают значительное
сходство (хотя в чем-то и отличны) с состояниями шизофрени-
ческого ума, характеризующими начальный этап психотическо-
го прорыва. В своей работе «Безумие и модернизм» Луис Сасс
описывал эти начальные особенности, отмечая, что европейские
психиатры придают особое диагностическое значение «ощуще-
нию ргаехос», чувству радикальной отчужденности, сопрово-
ждающему натиск психотического прорыва. В этом состоянии
анализируемый не может описать, что он переживает; все обыч-
ные значения и согласованность исчезают. «Реальность кажется
раскрытой как никогда ранее, и визуальный мир выглядит осо-
бенно и жутко, таинственно красиво, в высокой степени значи-
тельно или, возможно, ужасающим в несколько коварном, но
неописуемом аспекте» (Sass 1992, 44). Любое переживание па-
циента кажется бросающим вызов коммуникации, и господству-
ет совместное и противоречивое чувство «осмысленности и бес-
смысленности, значимости и незначительности, которые могут
описываться как ' антипрозрение' — опыт, в котором привычное
оказывается странным, а непривычное привычным» (Sass 1992,
44). Контр-переносные реакции на психотическую область ана-
лизируемого не отличаются от этого «ощущения ргаесох». Они,
несомненно, менее радикальны и менее интенсивны, но, если
175

аналитик активно входит в свое собственное состояние сознания
и пытается воспринять процесс анализируемого, посреди интен-
сивных диссоциативных состояний, он зачастую может почув-
ствовать «радикальное отчуждение», а также тенденцию ухва-
титься за значение, которое затем растворяется в бессвязность.
Процесс содержания чьих-либо восприятий психотических
областей сходен с логическим паттерном, где аналитик скло-
нен следовать за непсихотическими областями. Но аналитик
переживает качественное различие, прежде всего, через свою
контр-переносную реакцию. Когда нет образования психоти-
ческой области, аналитик будет способен пережить состояние
«подвешивания» чего-либо известного и позволить свободному
потоку идей, образов, аффектов и побудительных воздействий
процесса анализируемого смешаться вместе, формируя то, что
можно именовать хаосом. И поскольку сессия прогрессирует,
аналитик обычно способен переработать контр-перенос, сно-
видения и фантазии в пары противоположностей (например, в
состояния разума, разделенные посредством проективной иден-
тификации, или связанные друг с другом как сознательно-бес-
сознательная компенсация). В результате исходный хаос, ко-
торый можно определить как Одно становится Двумя. Такое
«состояние Двух» в целом постижимо как две стороны огромного
целого, и когда они соединяются посредством воображения ана-
литика, то могут привести к новому состоянию: Два становится
Тремя, и это состояние может интерпретироваться или осозна-
ваться как символ, соединяющий противоположности. Такая по-
следовательность качественных чисел представляет собой часть
«Аксиомы Марии», явно или косвенно обнаруживаемой в веках
алхимического мышления. В клинической практике аналитик за-
частую остается внутри первых трех уровней аксиомы, но также
существует клинический опыт (особенно когда активно заце-
176

пляется поле между аналитиком и анализируемым), в котором
Три — это объединенное состояние, алхимическое coniunctio,
приводящее к малому или большому проблеску трансцендент-
ного состояния Единения, которое теперь Четвертое из аксио-
мы. Но даже без этого движения в здесь-и-сейчас клинической
ситуации к Четвертому зацепление, приводящее к Третьему как
к новому состоянию, может, в свою очередь, отразиться в сно-
видениях, которые дополнительно открыты для Четвертого как
более крупного и всеобъемлющего, или архетипического уровня.
Работа с психотическими областями бывает различной. Зача-
стую будет присутствовать переживание высокой степени фраг-
ментации. Но это начальное хаотическое состояние (которое ча-
сто возвращается на всем протяжении сессии) может раскрыть
особый вид порядка в качестве пары противоположностей, даже
когда эти состояния ума имеют тревожащее качество тотально-
го уничтожения друг друга: осознание одного склонно колебать
другое и в процессе аннигилировать любое памятование или зна-
чение того, что только что обнаружилось. Двойственность, ко-
торую аналитик может воспринимать в данном примере, таким
образом, очень отличается от того, что она собой представляет
в нормальных процессах, ибо каждое состояние не расширяет
другое, создавая большую целостность, третье состояние. Вме-
сто этого комбинация противоположностей создает странный
объект — состояние, которое производит чувство странности
по отношению к самому себе и чувство чудаковатости и чуждо-
сти по отношению к анализируемому. Такое смешанное состоя-
ние также склонно переживаться как внутренняя мыслительная
вялость, состояние, которое лишено смысла и не производит
символического. В психотическом процессе эта форма Третьего
может позволить нам смотреть более глубоко, за его пределы, и
мельком увидеть другое, Четвертое состояние, которое теперь
177

представляет собой ужасающий Фоновой Объект. Вместо того,
чтобы Одно стало Четвертым как позитивным нуминозным
уровнем, оно становится более демоническим. Здесь мы видим
темную сторону Бога. Например, мы видим образы злоупотре-
бления и заброшенности столь невыносимыми, что они становят-
ся слитыми с глубоко негативной архетипической образностью,
лишающей личность свободы в отчаянии и безнадежности.
Интерактивное поле может замечательно сдержать такие
хаотические состояния ума. Например, другой биржевой ма-
клер консультировался у меня по поводу своих трудностей с
дисциплиной на рынке. Хотя у него были способности и интел-
лект для становления успешным торговцем, он едва экономиче-
ски выдерживал в своих стараниях. Для него, фондовый рынок
был «я-объектом», т.е. стабильность его идентичности была свя-
зана с восходящими или спускающимися колебаниями на рын-
ке. Говоря аналитической терминологией, у него было нарцис-
сическое расстройство личности. Когда я видел его, он обычно
был разочарованным, беспокойным, замкнутым и отчаянным,
поскольку провалил правильную оценку деятельности рынка. В
таких состояниях он рассказывал мне о своих трудностях, но мне
было сложно слушать его более минуты, так как мое внимание
неизбежно «скиталось», ведь он был столь внутренне диссоци-
ирован. Все же, когда я восстановил свой фокус и вспомнил, что
он говорил, то осознал, что считывал то, что он рассказывал мне,
вместо того, чтобы слышать это. Мое внимание блуждало. В
действительности аффективное поле, с которым он был связан,
окутало его повествование фрагментацией и скукой, и это косну-
лось обоих из нас.
В начале одной частной сессии я позволил своему вниманию
«зависнуть» внутри пространства между нами и спустя неко-
торое время начал представлять, что мы находились в сильном
178

шторме. Я фокусировался на образе на протяжении сессии. В
результате все, что он говорил, легко слышалось мной и сопере-
живалось. Шторм был явно связан с его завистью и интенсив-
ным беспокойством; тем не менее, интерпретировать это не было
бы полезно. Наблюдая, что иногда на протяжении сессии шторм
имеет сдерживающее влияние не только для меня, но и для него,
я вслух рассуждал о его жизни как о чудовищном усилии перене-
сения шторма после шторма. Он закончил сессию, рассказывая
мне о товарной сделке, которую успешно завершил на фондовом
рынке и о своих надеждах по поводу эффективности новой си-
стемы торговли, которую он планировал воплотить в жизнь. Он,
казалось, был со мной в бессознательной коммуникации, чув-
ствуя себя более эмоционально сдержанным и более обнадежи-
вающим по поводу новых начинаний.
Другой пример того, как поле было полезно в сдерживании
психотических процессов, касается женщины, в случае которой
я уже установил существование сильной психотической части.
Время от времени мне удавалось воспринимать ее психотиче-
скую часть как нечто жестко ее атакующее или, иначе говоря, я
помогал ей увидеть внутреннее страдание как результат ее соб-
ственного сдерживаемого гнева и параноидального процесса. Но
психотическая часть все еще нуждалась в некотором контейнере.
Далее я пытался фокусироваться на поле между нами, хотя мое
внимание, как правило, фрагментировалось под воздействием
психотического материала. Она начинала говорить о своем парне
и аспектах его поведения, вызывающих ее беспокойство. После
того, как это заканчивалось, она типично спрашивала, были ли
ее заботы «сумасшедшими». Даже несмотря на то, что имел ме-
сто ясный намек на перенос, я не фокусировался на нем, чтобы
не исключить опыт поля. Вместо этого я пояснил, что нахожу ее
мышление ясным, тем не менее, не понимая, почему она чувству-
179

ет такую большую тревогу и фрагментацию. На протяжении все-
го этого опыта удержание внимания на поле, находящемся меж-
ду нами, было подобно потере в тумане. Тем не менее я смог с
некоторой последовательностью заняться ее процессом. Между
нами оставалось чувство туманности, пока она рассказывала мне
о своем сновидении с мужчиной, который, к ее удивлению, был
способен контролировать ее мать. В действительности мать мог-
ла быть психотиком. Опять же, обращая внимание, но без ин-
терпретации переноса я начал осознавать, что поле между нами,
возможно, управлялось психозом ее матери. Анализируемая
вобрала этот психотический процесс, который, в свою очередь,
жил внутри нее как чужеродный фактор и управлял полем между
нами. Если я пытался слушать ее, это безумие фрагментировало
и мое, и ее мышление. Внимание к области, как к объекту, ка-
жется, помогало, так как она закончила сессию необычным для
нее образом: разговорами о тех силах, которыми, как она знала,
она обладала.
Эти краткие примеры иллюстрируют то, что значит уделять
внимание полю как объекту. Обычно поле между двумя людь-
ми вначале будет ощущаться как пустое, подобно современному
научному понятию пространства. Если аналитик уделяет внима-
ние полю как объекту (что означает, что у него есть храбрость
исполнить этот на вид абсурдный акт — воображать в пустом
пространстве, предполагая, что там что-то есть), он может об-
наружить, что форма общения анализируемого становится более
способной к связности. Затем пространство может перестать
ощущаться как пустое. Не обязательно появится образ процесса
поля, но зачастую аналитик и пациент смогут представить тек-
стуру и полноту или атмосферу фрагментации и разорванной
структуры. Очевидно, что это лишь две из бесконечно возмож-
ных метафор опыта интерактивного пространства.
180

Когда психотические процессы образуют созвездие, на поле
крайне трудно фокусироваться, как на аналитическом объек-
те. Поле присутствует, но оно подобно психотической или без-
умной области самой по себе. Оно не содержит и не поддержи-
вает функционирование работоспособных структур или образов.
Опыт этого вида поля управляется изломанными связями и
экстремальными аффектами, особенно вялостью и бессмыслен-
ностью. Иногда аналитик может обработать такой материал
посредством проективной идентификации, и эта деятельность
может обладать сдерживающим эффектом, который, в свою оче-
редь, позволяет полю стать аналитическим объектом.
Например, пациентка входит в мою комнату для консульта-
ций, бросает вниз свою сумочку и портфель, быстро подходит
к углу комнаты и садится на пол. По мере того как я наблю-
даю за ней, я чувствую, что лучше что-то сказать или она будет
раздражаться, как это происходило в прошлом. Чувствуя бесси-
лие в связи с этой возможностью, я пытаюсь удержать свое за-
земление и дождаться, когда я смогу воспринимать нечто более
спонтанное и подходящее текущему моменту. Но на мгновение
я теряю сдерживание и начинаю бороться с ее интенсивным от-
чаянием и жалостью к себе по поводу утраты работы, призывая
ее не разыгрывать свою истерию. Кроме того, в тот момент я
тоже стал истеричным. Атмосфера была напряженной, а чувство
сдерживания отсутствовало. Далее я начал размышлять о своих
чувствах. Я хотел избавиться от нее. Я желал, чтобы она пере-
стала спрашивать меня по поводу исправления ее жизни. Мне
хотелось, чтобы она выздоровела и стала более оптимистичной.
Стало ясно, что я стал ее матерью. В этот момент она сказала:
«Вы прямо как моя мать». И я ответил: «То, что создается здесь
— это ситуация, в которой вы не сдержаны и которая рассма-
тривается как ужасная проблема». В силу проявленной иденти-
181

фикации ее матери я мог сделать данное заявление и радикально
изменить состояние. Ни она, ни я более не были ошеломленны-
ми. Она села на кушетку, и сессия прогрессировала без нашего
разыгрывания в поведении.
В этом случае сессия инициировала в нас работу над ее психо-
тической частью. Так как это никогда не затрагивалось прежде, ин-
терпретация через проективную идентификацию была необходима
для закладывания некоторого пути приближения к встревоженно-
му полю. Фокусируясь на поле как на аналитическом объекте мы
добились чувства сдерживания и воображения (или понимания),
которое сделало возможным имагинальное восприятие «перед-
не-заднего» расщепления в анализируемой с сильным фоновым
компонентом отщепленного эксгибиционизма. Как часть имаги-
нального акта сдерживания психотических частей я воодушевил
ее изобразить свои фантазии эксгибиционизма через рисование и
поделиться рисунками со мной. Вовлечение ее бессознательного
материала таким имагинальным путем помогло уменьшить некото-
рый уровень психотической фрагментации.
Посредством фокусировки на интерактивном поле как на
аналитическом объекте природа психотического переноса и
контр-переноса, которая всегда столь тонко действует за кулиса-
ми, может оказаться в поле зрения, также как и «передне-заднее
расщепление», которое зачастую склонно скрывать психотиче-
ский процесс. Таким же образом аналитик может стать более
чувствительным к существованию других серьезных расщепле-
ний, которые обычно имеют место: вертикальные расщепления,
характеризующие диссоциацию и горизонтальные расщепления,
характеризующие подавление, особенно расщепления тела-ума.
Фокусировка на поле дает возможность осознания этих расще-
плений и их взаимодействия. Парадоксальный опыт состоит в
том, что такое фокусирование предполагает значительный про-
182

гресс в аналитической работе. Аналитик, не фокусирующийся на
поле, все же может обнаружить некоторые данные расщепления
(например, посредством проективной идентификации); но этот
способ исследования вряд ли сможет объять все измерения рас-
щеплений внутри анализируемого. Тем не менее поле, пережива-
емое как аналитический объект, находится на пути Четвертого,
содержащего эти три основных аспекта расщепления. Пока раз-
деленные противоположности не соединятся вдоль этих различ-
ных «линий разлома», не произойдет фундаментального измене-
ния во внутренней структуре.
Полезность поля как аналитического объекта также была оче-
видна в случае анализируемой женщины, которая пыталась спра-
виться с тяжелой ранней травмой заброшенности. Посредством
проективной идентификации мы сфокусировались на глубоких
беспокойных состояниях безжизненности и бессмысленности, по-
крывавших параноидальные уровни зависти и ярости. Этот пси-
хотический материал создал сильно встревоженное поле, харак-
теризуемое изломанными связями. Тогда как подход проективной
идентификации раскрыл то, как ее психические защиты атаковали
некоторую связь между нами, фокусировка на самом поле позво-
лила более обширно понять психотический процесс.
Например, испытывая беспокойство, моя пациентка чув-
ствовала потребность поговорить со мной, но противилась тому,
чтобы позвать меня домой на уик-энд, хотя мы нашли для это-
го возможность. Когда я, в конце концов, встретился с ней, она
предложила следующее объяснение своей неспособности позво-
нить мне в такой критический момент:
Может быть, я чувствую, что я беру только то,
что получаю, и не имею права на что-либо другое. Это
как жить с различными частями и ничем между ними.
183

Я живу, двигаясь от одной части к другой, и никогда не
спрашиваю о том, что между ними. Делать это слиш-
ком угрожающе. Я могу потерять то, что уже имею.
Я не чувствую, что одно состояние связано с другим,
я просто держусь за каждое состояние, как если бы оно
было островом в море, полностью изолированным до тех
пор, пока не появится следующее. Но у меня нет спосо-
ба получать от одного к другому. Страшно подумать о
том, как они связаны, ведь если я хочу знать все, я могу
потерять то, что имею. Каждое состояние — это по-
тенциальная катастрофа.
Отвечая про себя на ее объяснение, я почувствовал себя
атакованным и дистанцировался от нее. Я работал с этим ви-
дом взаимодействия много месяцев, во время которых она ста-
ла более сознательна в своих желаниях атаковать связь между
нами: это было ее способом избегания чувства нужды, которое
она находила ужасающим. Когда она затрагивала в себе этот
уровень, возникали психотические тревоги, приводившие к мно-
жественному отыгрывающему поведению, подавляющему боль.
Но я чувствовал, что она будет переживать мои попытки указать
на ее тенденции к атаке нашей связи как прямую атаку на нее; в
любом случае, я бы только шел по хорошо знакомому ей основа-
нию. Вместо этого я сфокусировался на экстремально фрагмен-
тированном поле между нами и удивился, обнаружив, что то, что
воспринималось как атака, должно было рассматриваться как
придание конкретной формы внутренней ткани хаоса тонкого
теле анализируемой.
Тяжелая травма приводит к потере внутреннего чувства со-
единительной ткани, что может ощущаться пациентом как не-
достаточность, которая суть зло или опасность для души. Для
184

восстановления соединительной ткани души человек может от-
чаянно цепляться за то, что было или не было сказано. Он не
осмеливается проверить обоснованность; делать это — значит
доверять процессу получения мыслей или памяти от одного к
другому. Но такого доверия не существует. Кроме того, про-
верять реальность того, о чем думает анализируемый, это риск
потери. Пациент чувствует угрозу в связи с тем, что кто-либо
скажет, что он сумасшедший, или что это почему-то получено
неправильно. Анализируемый считает, что аналитик знает «пра-
вила игры», тогда как ему самому они неизвестны.
Сосредоточив внимание на поле и распознав, как докучаю-
щая пациентка ощущается возле фрагментированного поля, я
стал способен поддерживать связь с ней посреди этой фрагмен-
тации. Затем она стала в состоянии протянуть за чем-то руку,
когда испытывала потребность. Ситуация состояла в том, что
она не могла осмелиться на риск, поскольку в данном случае за-
ново переживались тяжелые травматические события ее детства.
Моя интерпретация взаимодействия между нами исключительно
в терминах проективной идентификации заблокировала бы воз-
можность стабильного и сознательного опыта поля.
Тогда как ранее мы работали над ее областями безумия, управ-
ляемыми крайней энергией нападения, мы не смогли соединить их
с отщепленными атакующими чувствами по отношению к ее ма-
тери. Ее ранняя история и семейная структура не дозволяла такой
мысли. Но использование поля как объекта постепенно позволи-
ло сделать эту историческую отсылку. Кроме того, посреди поля
возникло чувство сдерживания, позволившее крайне негативным
аффектам появиться в переносе и сделать отсылку к материнскому
опыту. Таким образом, поле как объект не только обладает сдер-
живающим воздействием на психотические процессы, но также
позволяет исторически реконструировать травму.
185

Изменение структуры личности
через опыт поля
В дополнение к своей способности содержать диссоциатив-
ные и психотические компоненты аналитического взаимодей-
ствия интерактивное поле может трансформировать внутреннюю
структуру аналитика и анализируемого; и в процессе происходит
изменение структуры самого поля. Опыт интерактивного поля в
имагинальном смысле — ключ к силе преобразования. Данный
преобразовательный процесс может иллюстрироваться случаем
анализируемой женщины, консультировавшейся по поводу дли-
тельного нарциссического расстройства с сильными диссоциа-
тивными характеристиками. Она хотела рассказать мне о важном
событии своей жизни, но была весьма обеспокоена, несмотря на
достаточно разборчивый рассказ об этом. В итоге, после много-
численных сессий со мной она стала осознавать свое хроническое
состояние диссоциативного существования. На протяжении сес-
сий я чувствовал пустоту и диссоциацию как результат ее рас-
щепления. Во время сессии она особо беспокоилась, что типично
будет «в двух местах в одно и то же время» и что этот раскол
будет дезориентировать меня. Я мог имагинально визуализиро-
вать ее как одновременно воплощенную и удаленную (как если
бы она вышла за пределы своего тела). Пребывание с ней было
физически и психически болезненно для меня: мое тело чувство-
вало сжатие и внутреннее мучение.
Учитывая ясность, которой мы добились к тому моменту, по
причинам, непонятным мне самому в то время, но которые вклю-
чали доверие и веру, что мы будем «использовать» друг друга, я
решил задать вслух вопрос: «Вместе мы образовали созвездие.
Не просто вы или я, но оба из нас?» После раздумий она от-
ветила: «Вы подобны моей матери. Я протягиваюсь вперед, и
186

на момент она здесь, но затем уходит». Она чувствовала, что
была в состоянии крайней депривации; я также чувствовал от
нее депривацию, лишение связи и любого чувства, которое могло
бы убрать ощущаемые мною боль и замешательство. Мое при-
знание удивило ее, так как она думала, что будет воздействовать
на меня. Казалось, поле между нами проявлялось в тенденции к
связи, а затем к быстрому отходу и чувству потери и депривации.
Мы согласились, что эти противоположности были представ-
лены обоими из нас. Я особо позаботился о настойчивом утверж-
дении, что эти противоположности не были более принадлежа-
щими ей, чем мне. Я специально не дозволял предположения,
что она по существу была ответственна за создание противопо-
ложностей в поле и что я индуктивно их переживал. Я не отмечал
для самого себя ту степень, на которую эти противоположные
состояния были частью моей собственной психической жизни.
Успех любых попыток определить интерактивное поле и пере-
жить его динамику зависит от готовности аналитика избегать ра-
боты с содержаниями поля только как с проекциями.
Характер таких взаимодействий достаточно трудно описать,
поскольку он утончен. Признавая природу поля как обладаю-
щую интенсивным качеством притяжения-отклонения/деприва-
ции и боль, связанную с этими противоположностями, мы стали
ближе и более знакомы, чем прежде. Такая близость часто усту-
пает место чувству страха. Кто та личность, которую я сейчас
переживаю способами, которыми я никогда не обладал? Что я
получаю здесь? В данном случае такие беспокойства были не-
значительны; вместо этого мы оба были способны удерживать
качество поля и наше индивидуальное отношение к противопо-
ложностям.
Все формы анализа, как правило, будут дифференцировать
противоположности в аналитическом процессе. Будь то посред-
187

ством обращения внимания на разницу между сознательным
и бессознательным отношениями анализируемого или между
спроецированными содержаниями и защитами или как проти-
воположные атрибуты внутренней структуры или динамики пе-
реноса, противоположности будут играть главную роль во всем
психоаналитическом мышлении. Способ, при помощи которого
имеют дело с этими противоположностями, это отличительная
черта подхода, признающего поле обладающим своим собствен-
ным, объективным процессом в сравнении с тем случаем, когда
поле рассматривается только как комбинация субъективностей
аналитика и анализируемого, из которых аналитик может извле-
кать информацию о личной истории анализируемого.
В процитированном мною случае, анализируемая и я были,
таким образом, способны постигнуть суть бессознательной пары
в поле между нами, пары с гротескным качеством единения и
желания, с последующим быстрым отступлением в депривацию
любого эмоционального контакта. Действие каждого из нас,
обладающих этими состояниями разума и связанной с этим бо-
лью, оказало весьма освободительный эффект на ее потребно-
сти в нарциссической защите. В ее случае эта защита принимала
форму того, что я называю «самовлюбленным пузырем», т.е.
анализируемая выступала как говорящий и слушающий одно-
временно. В результате объективный мир имел право на суще-
ствование, но оказывался отгороженным. Слушая ее, я обычно
ощущал бессмысленность и безжизненность, подобно наблюда-
телю, не имеющему с ней реального контакта. Я оказался почти
бесконтрольно задающим вопросы по темам, которые не имели
абсолютно ничего общего с расположенным рядом субъектом. В
одном случае я «вытряхнул» ее из трансоподобного состояния,
вызванного переносом «самовлюбленного пузыря», когда она
испуганно ответила: «Что там происходит в мире, вы говорите?»
188

В конце концов, вступив со мной в контакт, она вышла из своего
«самовлюбленного пузыря», но я остался иметь дело с неразбе-
рихой, которую ненароком создал. Тогда стало возможно пере-
строить предыдущее взаимодействие и структуру «пузыря».
Исходя из этого опыта, я научился контролировать свое почти
непреодолимое усилие говорить сквозь «пузырь», в результате
чего смог понять свое внутреннее состояние разума. Такой про-
цесс беспокойных, а иногда странных высказываний, давал мне
возможность выйти из состояния внутренней боли и умственного
уныния. Размышления о моей почти навязчивой попытке гово-
рить зачастую дают хорошую возможность начать разбор при-
роды вовлеченных психических противоположностей, таких как
притяжение-избегание, которые ранее были невозможны для
запечатления мною.
Вхождение в поле, с его переживаемыми и взаимно воспри-
нимаемыми противоположностями, оказывает растворяющий
эффект на жесткий, подобный «самовлюбленному пузырю» пе-
ренос и на характер этой структуры в анализируемом. Вопрос
противоположностей особо значим в понимании динамических
качеств переноса «самовлюбленного пузыря». Если аналитику
удается достаточно сфокусироваться, чтобы добраться до неко-
торого смысла в личностной коммуникации (что, я подчеркиваю,
не означает задачи, обусловленной почти что замкнутой мане-
рой, свойственной в общении анализируемому и сопутствующе-
му диссоциативному процессу), и, если аналитик удерживается
на этом смысле, вскоре появится новый возможный смысл, ко-
торый, характерным для психотических процессов образом, ан-
нулирует предыдущий.
В другом случае с той же пациенткой я мог мельком увидеть
бредовую природу процесса, обитавшего внутри структуры, по-
добной «самовлюбленному пузырю». Она начала свою сессию с
189

обозначения дилеммы, по поводу которой она чувствовала рас-
терянность и подавленность. Незадолго до сессии она встретила
на улице женщину, которая ей очень не понравилась, но кото-
рая была ей очень полезна профессионально. На данный момент
она ощущала, что хотела сделать некоторый ответный поступок
по отношению к женщине, предполагая, что та может получить
консультирующую работу в том же месте, где она сама содержа-
лась на службе. Но вскоре она осознала, что у нее есть хорошая
подруга (та, кто действительно помогала ей во многих отноше-
ниях), которая также нуждалась в работе и могла ее желать. Та-
ким образом, анализируемая удивлялась — кому же она должна
«давать» работу?
Когда она рассказала мне об этом конфликте, я вскоре на-
чал замечать расщепляющее чувство в своей голове, ощущение
реальной боли и общее чувство замешательства. Было ясно, что
она очень диссоциирована, как с ней часто бывало, но этот при-
мер отличался. Ибо вместо тенденции диссоциироваться вместе
с ней и быть рассеянным до восстановления фокуса теперь я пе-
реживал фактическую боль. После краткой попытки выяснить,
кому она «давала» работу, размышляя со своей точки зрения,
например, о вопросах лояльности в сравнении с женским благо-
состоянием, я просто чувствовал себя все более и более сбитым
с толку и страдающим. Когда я размышлял о поддержке одного
друга, всплыли причины для благосклонности к другому челове-
ку и полностью уничтожили в моем разуме всякую предыдущую
мысль о друге. В этот момент я начал задаваться вопросом, про-
исходило ли нечто «безумное», и я подумал, что, возможно, ни-
какой реальной работы для «дарения» вообще не существовало.
Я спросил ее о характере работы, если она реально существо-
вала, и она признала, что на самом деле ее не было. Все, что
имело место, это ее фантазия о ком-то, что она могла с кем-то пе-
190

реговорить, так чтобы кто-то из этих людей мог затем позвонить
и спросить о работе. Но у нее вообще не было реальной фактиче-
ской основы для продолжения. Например, у нее не было причин
считать, что они могут реально нуждаться в помощи. Было ясно,
что она имела дело со своей собственной фантазией, которую она
относила к реальной, и с этим пришла инфляция, «напыщенное»
состояние, в котором она выводилась из себя этой потенциаль-
ной работой. До этого момента я считал, что фактическая работа
существует, и что у моей анализируемой есть возможность обе-
спечить ее для той или иной женщины.
Теперь она могла видеть, что создала это почти бредовое со-
стояние. Я поинтересовался у нее вслух, пришло ли это творче-
ство из потребности быть значительной для них. Она ответила
довольно быстро и четко: «Нет, это касается того, что я чувствую
такую незначительность». Затем она продолжила, что чувство-
вала, что не имеет значения ни для них, ни для кого. Далее она
размышляла, что они в действительности говорили ей приятные
вещи и, на самом деле, делали для нее полезные, любящие дела.
Она интересовалась, почему их поведение не имело значения и
почему она продолжала чувствовать такую незначительность.
Люди для нее зачастую не были реальными в смысле существо-
вания относительно равного размера и силы. Вместо этого они
были больше, чем жизнь, способные поднять ее чувство соб-
ственного достоинства или вызывать его крах. Ее единственным
вариантом было стать своим собственным зеркалом и жить в
«самовлюбленном пузыре», в котором она была и говорящей, и
слушающей.
В «самовлюбленном пузыре» другие люди были «объектами
собственной личности», нереальными объектами, и ее жизнен-
ный опыт происходил с этими «объектами собственной лично-
сти», которые мучали ее, редко замечая ее значение. Но если
191

люди — не реальные объекты, то не может быть интроецирова-
но ничего положительного. Атаки могли сотрясать ее и укреплять
параноидальную систему верований, но кое-что через процесс
интроекции позитивных качеств могло привести ее эго к относи-
тельно стабильной структуре, содержащей чувство значимости в
отношении вопроса: «Кто я есть?» Таким образом, она остава-
лась своего рода воспринимаемым зеркальным отображением, и
это состояние, как правило, слишком опасно, чтобы представать
перед миром.
Возникает вопрос о том, как растворить нарциссический кон-
тейнер и позволить возникнуть более животворящей форме. Я об-
наружил, что раскрытие образности интерактивного поля, воспри-
нимаемого из противоположностей, зачастую проявленных как
психотическое расщепление в антимиры, может привести к воз-
никновению новой формы переноса, более связанного и куда менее
психотического. Хайнц Кохут называет такое развитие зеркаль-
ным переносом в «узком смысле», в котором аналитик становится
для анализируемого объектом, но это важно для пациента только
«в рамках потребностей, порожденных вызванным терапевтиче-
ски реактивированным величественным Я» (1977, 116). Анали-
зируемый становится способен принять образ аналитика, исполь-
зуя его как источник идентичности более обширным образом. Но
когда это состояние чувственного слияния весьма опасно для до-
зволения, пациент чувствует полную ненужность, его внутренние
чувства наполняются ненавистью, и, таким образом, он не спо-
собен иметь что-либо хорошее внутри без разрушения этого или
саморазрушения отказом объекта. Вместо этого имеет место пе-
ренос «самовлюбленного пузыря», и анализируемый становится и
субъектом, и объектом. Трансформация состояния пузыря далее
становится аналитической задачей.
Такая нарциссическая структура в некоторой степени обыч-
192

ное явление для каждого человека. Кто порой не бывает одно-
временно и оратором, и аудиторией? Все мы в определенной
степени создавались нашими ранними объектными отношения-
ми. Всякая работа с развитием ребенка хорошо показывает, что
способ, которым дитя реагирует и отражает свои подлинные ка-
чества, существенен для дальнейшего развития собственной лич-
ности и чувства сущности. Но у кого всегда было абсолютное от-
ражение? Всегда существуют тайные области личности, которые
не обсуждались. И, когда аналитик подбирается близко к этим
областям, формы коммуникации легко движутся по направлению
к качеству, подобному «самовлюбленному пузырю». У некото-
рых людей нарциссическая структура может заменять установ-
ление связей в любом подлинном смысле, где «другой» имеет
значимость и происходит отслеживание процесса, но я редко
встречал, чтобы эта структура была вездесущей. Скорее всего,
человек иногда способен на тонкую эмпатию и эмоциональный
контакт. В другое время эта способность полностью отсутствует,
а пузырь переноса доминирует. Годы работы могут пройти, когда
оба состояния станут частью одного и того же аналитического
часа. Однако перед работой со структурой защитного пузыря он
доминирует на всей сессии. Затем, по мере того как пузырь пе-
реноса растворяется, им управляются только доли часа, до тех
пор, пока от случая к случаю стресс в жизни пациента не заста-
вит его возникнуть вновь. Но в целом, нарциссический пузырь
может все более и более уменьшаться, а способности личности к
эмоциональному контакту, сознательности и эмпатии могут при-
бывать дальше. В некотором смысле, эти люди не вписываются
в простую диагностическую схему. Они, несомненно, проявляют
нарциссические качества, а также шизоидные характеристики;
но они также обладают дееспособным и сочувствующим каче-
ством.
193

Главная характерная черта, возникающая как сопротивление
контр-переносу, когда сталкиваются эти области — отсутствие
коммуникации. Аналитик, как правило, не сообщает свои пере-
живания анализируемому, даже несмотря на то, что дальнейший
опыт может доказать, что такой вид коммуникации и «взаимное
исследование» зачастую наиболее важны для трансформации
нарциссической структуры. Такое отсутствие связи — заморо-
женное состояние, и связь может ощущаться как последний акт,
в который аналитик хочет вовлечься. В то время, как защита
против чувства странности и боль, связанная с психотическим
процессом, могут быть объяснением этого контр-переносного
сопротивления. Другое объяснение состоит в том, что эти край-
не чувствительные уровни травмы, в которые вовлечена иден-
тичность аналитика, неустойчивы; исследовать с анализируемым
этот момент — значит ощущать нечто подобное риску, который
достаточно велик. Но аналитик спрашивает пациента о принятии
таких рисков. Они оба могут научиться тому, что принятие ри-
сков в коммуникации и исследование переживаний поля может
быть целительным.
Изменение структур отношений
посредством переживаний поля
Переживаний динамик поля эффективно в трансформа-
ции структур не только в личности, но и во взаимоотношени-
ях. Последнее иллюстрируется следующим случаем с 50-лет-
ним мужчиной, чьи интимные отношения со старшей, замужней
женщиной были источником и интенсивной страсти, и чувства
разрушительной потери. Дни, а часто и недели, проходили меж-
ду их встречами. На сессиях я начал замечать, что, когда он упо-
минал имя женщины или начинал говорить о ней, мое внимание
194

фрагментировалось. Несмотря на то, что он, как представляется,
высказывал слова озабоченности по поводу привносимого им на
сессию, его подлинная сущность или жизненное внимание было
в другом месте, отстраненном от настоящего момента. Я не чув-
ствовал, что я вместе с кем-либо вызываю в памяти другое время
или пространство, но скорее ощущал, что его украли у самого
себя, и что он боролся не с чем-то реально существующим, пыта-
ясь подменить пустоту, лежащую в основе его слов. Я приложил
дополнительное усилие, чтобы «приклеить» себя к его словам,
но мое внимание продолжало диссоциироваться, и я часто терял
значительную часть того, что излагалось. В других же случаях,
когда он говорил не об этой женщине, а о других вопросах, он
был «настоящим», и мое внимание не блуждало и не фрагмен-
тировалось.
Мы оба могли заменить атмосферу страха и параноидальных
элементов, которые, казалось, выталкивают нас за пределы во-
площенного уровня. На протяжении сессии я указал на эту тен-
денцию, и он спросил «где этот страх?», я ответил «в обоих из
нас», ибо у меня не было никакого истинного способа видеть это
как феномен проективной идентификации. Я мог бы построить
интерпретацию из чувства заброшенности, которые я пережил
во время фрагментации. Мы проделали значительную работу по
интерпретации его психотических областей, и мы поняли их как
связанные с переживанием пациентом своего отца и путями, ко-
торыми, вероятно, отец переживал его. Но упор на интерпрета-
ции, основанной на заброшенности, теперь, казалось, слишком
ограничивает и подавляет поле между нами.
Он спросил меня, что могли бы содержать эти чувства. На
ум мне пришло заявление Юнга о том, что архетип это контей-
нер. Определенно, мы могли вместе размышлять о мифе про
сына-любовника как структурирующем пространство между
195

нами, и мы могли выбрать многочисленные иные образы —
например, алхимический миф о сыне, проглоченном драконом,
который затем разрезал его на тысячи частей. Я отметил, что
такой сильный образ мог организовывать наше взаимодействие.
Сосредоточение на этом образе изменило поле: оба мы чувство-
вали больше контроля и гораздо меньшую фрагментацию. Затем
мы смогли добиться большего понимания и связности, но опыт
между нами был бездушным, а воплощение на любой глубине
было невозможно. Архетипические амплификации, сходные с
развивающим пониманием, могут создать умственно-духовный
вид порядка, раскрывая упорядоченность, но не душу. Такие ин-
терпретации не позволяли поле присоединения, которое само по
себе, возможно, создало бы мосты, необходимые для того, чтобы
помочь ему оставить магнетическую сферу поля сына-любовника
без ее героического подавления и надобности терять осознание
своего тела.
Его сновидение и материал фантазий представляли паттерн,
управляемый мифическим типом взаимодействия сына-любов-
ника/матери-богини. Подобно сыну этих драм, он был пойман в
сети страсти (весьма губительные для его собственной психоло-
гической целостности), от которых не мог отделиться. Его раз-
витие требовало выхода из этих пут, но его страсть (элементы
которой включали обязательство, почтение, верность, чувство
благородной цели, но особенно чувство интенсивной жизни)
требовала, чтобы он воспринимал ее все сильнее. Любой из этих
вариантов приводил к мучению и подавляющему чувству отчая-
ния. Отношения не могли и не имели никакой твердой основы в
реальности. Женщина, которую он любил, была сильно предана
обязанностям жены и матери. У него же, более младшего и не-
женатого, была сильная противоречивость по поводу отношений
с ней. Они могли бы встречаться с перебоями, длительными и
196

скачкообразными периодами отсутствия. На самом деле неста-
бильная пространственно-временная матрица могла содержать
этот мифический паттерн. Он и женщина встречались в состоя-
нии психического переноса, и они никогда не входили в мир ре-
альных отношений, где жизнь проходит в нормальном простран-
стве и времени.
Значительный рост в нашей работе был достигнут благода-
ря анализу фактической объектной связи, а также на уровне его
собственных внутренних объектных отношений. Паттерн сы-
на-любовника был очень оживлен его собственными материн-
скими и отцовскими вопросами. Он чувствовал основополагаю-
щие желания инцеста в связи со своей матерью и ее угрозами
оставления, усугубляемыми эмоциональным отсутствием отца
на протяжении детства. Неминуемо это отсутствие создало ин-
тенсивный внутренний образ критического отца, который мешал
ему бросить себе вызов в реальном мире. Он мог работать доста-
точно хорошо, но его способности во много раз превышали его
достижения и в профессиональной, и в личной жизни. Так как
он становился все более и более осознанным по поводу паттерна
сына-любовника и начал интегрировать его в сознание, то стал
в некоторой степени меньше очаровываться женщиной, которую
боготворил, и признал, что эта страсть была ему неподконтроль-
на, но в значительной степени зависима от инцестуозных резо-
нансов с его матерью и отцом. Затем начала расширяться и раз-
виваться его способность входить в мир более полно. Например,
его несколько предательский или негативный «аутсайдерский»
статус растворился.
В процессе работы я имел дело со своими субъективными
контр-переносными реакциями, которые были и тенденцией к
его критике и противоположной тенденцией идеализировать его
мысли и отношения в направлении к важности страсти. Исполь-
197

зуя контр-переносные реакции, я мог бы помочь ему интегриро-
вать бессознательный материал. Было ли для меня достаточным
проработать его материал таким способом? Если бы я действовал
в этом отношении безукоризненно, постоянно вопрошая о своем
собственном контр-переносе, используя полученным таким пу-
тем информацию, пытаясь слушать бессознательные отсылки в
его рассуждениях (так как они имели отношение к моей роли в
наших взаимоотношениях) и методично вопрошая о том, как его
материал сновидений отвечает на нашу совместную работу, то я
бы действовал как всякий аналитик. Такие отношения были не-
обходимы, но недостаточно встречались с его терапевтическими
требованиями сдерживания психотических элементов. Это тре-
бовало алхимического подхода, активации алхимического виде-
ния, исследующего природу созданного нами обоими поля.
Присутствие поля постепенно становилось сознательным для
нас обоих. В ходе этой работы медленно прояснялось, что он по-
давлялся гневом против этой женщины. Иногда его ярость при-
нимала психотические соразмерности, будучи мало сдержанной,
и приводила к значительной фрагментации. Она постоянно, хотя
и тонко, искажала реальность. Многое в нашей работе фокуси-
ровалось на этом искажении реальности, особенно по мере того
как оно раскалывало его отношения с партнером на состояния, в
которых он воспринимал ее поочередно, как обманчивую ведьму
и красивую любовницу. Мы часто исследовали, как он невольно
продолжал отрицать свои восприятия фактических негативных
черт характера женщины, неэтичных и ненадежных аспектов ее
поведения. Иногда это отрицание удерживало его в состоянии
опасного слияния с ней и отрезало от других людей и вещей. Он
опасался, что потеряет свою страсть, если увидит какую-либо из
ее темных сторон: т.е. его страсть превратится в подавляющую
ненависть или садизм. Такая потеря отбросила бы его в ту часть
198

психе, которая создала искажение реальности, т.е. в психотиче-
скую область внутри его психики. Кроме того, его психотиче-
ские области обычно структурировались «антимирами», в кото-
рых нечто, что было сказано по поводу женщины, приводило к
полностью противоположному взгляду, аннигилировавшему его
и мое собственное осознание предыдущей противоположности.
Слияние этих противоположностей могло приводить к странно-
сти, характеризующей психотический процесс. Зачастую у меня
могло быть впечатление вкрадчивой странности, когда я слушал
его комментарии об их взаимоотношениях. У меня было чувство,
что нечто всегда утаивалось, и если это раскрывалось, то его речь
могла стать менее понятной.
Этот процесс продолжался несколько лет. Я неоднократно
задавался вопросом о том, как фрагментировалось мое внимание.
Было ли это результатом его страха или моего суждения? Был
ли я диссоциированным из-за того, что я не мог вытерпеть его
проигрыш в отношении этой женщины? Хотел ли он, чтобы я
почувствовал его потерю, поскольку его отец оставил его матери,
и был ли я отцом, который в итоге утверждал его? Или имел
место мой собственный процесс слияния с ним? Индивидуально
и вместе, мы исследовали эти перестановки, к его пользе, отно-
сительно его взаимоотношений с женщиной и с миром. Но его
ярость не казалась ослабленной, что настораживало нас обоих. В
мифической драме, ярость сына зачастую заканчивается его
смертью, часто от своей собственной руки через изувечивающее
самоубийство. Иногда животное богини убивает его, посланное
разъяренной, обманутой богиней. Были ли эта ярость представ-
лена между нами? Была ли она «атакой линий связи» в нашем
поле отношений, делая аспекты нашей работы бесполезными?
Однажды на сессии, когда он говорил о своих отношениях с
женщиной, я начал отмечать уже знакомую тенденцию к отде-
199

лению от фокусировки на нем. Я спросил его, атаковал ли гнев
связь между нами. Он спросил: «Чей гнев?» Единственно прав-
дивый ответ, который я мог бы дать состоял в том, что здесь
не было пути к познанию. Мы оба пребывали в разновидности
энергетического поля, где присутствовал гнев.
Отвечая таким образом, я сознательно начал вовлекать «тре-
тью область» между нами, выказываемую гневным аффектом.
Мы оба переживали этот сдвиг к имагинальному присутствию,
в этом случае опознаваемому через качество гнева. Мы пере-
живали изменение в качестве осознания ткани и пространства
вокруг нас («поля» или «третьей вещи»). Мы чувствовали, как
если бы «иное» присутствовало вместе с нами. Природа поля
была такова, что мы могли одинаково переживать бытие внутри
и сдержанность им. В других случаях мы чувствовали, как если
бы мы наблюдали поле, его природу и качества в пространстве
между нами. Иногда мы ощущали, как будто наши потребности
или воля определялись тем, будем ли мы объектом или субъек-
том поля. И порой мы могли наблюдать, что поле обладает сво-
им собственным ритмом, который обуславливал это колебание в
субъект-объект. Так что, сидя там вместе, мы могли имагинально
начать воспринимать гнев как качество самого поля, как объект,
который мы можем чувствовать или имагинально «видеть» меж-
ду собой. Поле выказывало аффект, запечатлеваемый нашими
телами. Мы могли воспринимать потенциал чувствования этого
аффекта, побуждавший нас к определенному поведению. На-
пример, с этим процессом появилась степень страха, подвига-
ющая нас к грани чувства сдерживания. Брали ли гнев или без-
граничное слияние верх в некотором неопределенном смысле?
Высший уровень тревоги также присутствовал в этот критиче-
ский момент.
Я мог бы легко уклониться от этой встречи (и, возможно,
200

делал это некоторое время в нашей работе до данной сессии).
Я мог бы уменьшить беспокойство, размышляя о «его» гневе,
но при этом я стал бы активным или, по словам Жака Лакана,
«тем, кто знает больше» (1977, 230). В результате я мог отри-
цать поле между нами с его выразительным, но в своей осно-
ве непознаваемым качеством. По существу, у меня имелось бы
деконструированное и лишенное потенциала поле между нами
— чрезвычайно соблазнительный способ. Я бы бессознательно
перенес опыт превосходящей силы в работе с взаимоотношени-
ями на опыт связности и страдания, и все это под обличием его
собственного блага.
Но позволение истины, т.е. моего незнания о том, чей это
был гнев, перевело дискуссию на другой уровень. Теперь можно
было допустить имагинальное присутствие сильного гнева, даже
ярости, и с этим пришло уважительное осознание мистерии во-
ображения. Если бы я имел дело с «его гневом» в этот момент, я
бы спроецировал на него свою собственную ярость, так как она
связывается с этим архетипическим паттерном. Он же перенес
бы мой гнев, а также свой собственный. Вместо этого имагиналь-
ное присутствие было лояльным, без нашего знания о том, чей
он был. И с этим движением к имагинальному, активировалось
чувство тела. В этом случае мы могли ощущать энергетическое
чувствование тела и его живость; и мы стали сознательными в
отношении собственных тел как энергетических полей. Возмож-
но, только этот вид телесного опыта (алхимики думали об этом,
как об опыте тонкого тела) может породить чувство сдержива-
ния опасных страстей.
Затем опыт поля между нами изменился. Он чувствовал,
что его тело хотело обнять меня, и я мог также ощущать чув-
ство объятия, в самом деле, из стремления к нему. Но даже с
этим новым опытом ярость не ушла. Она колебалась с чувством
201

устремления в энергетическом поле между нами. И таким обра-
зом, теперь у нас была пара противоположностей, определяю-
щих наше пространство интеракции: ярость и страстное стрем-
ление. Ярость аннигилировалась, стремление присоединялось. В
алхимической терминологии аннигилирующая горячая субстан-
ция была известна как «Сера», в то время как субстанция «при-
соединение-стремление-слияние» была известна как «Соль». В
процессе этого переживания мы действительно создавали своего
рода сосуд для взаимоотношений, который был и столь благо-
роден, и столь деструктивен для его жизни. Акт сдерживания и
объективизации его конфликтующих аффектов сделали для него
возможным начало рассмотрения своего партнера куда более ре-
альным способом.
Подобно другим аналитикам, с которыми он работал прежде
меня, я анализировал его отношения с женщиной, связывал их
с переносом и сопротивлением переносу, интерпретировал его
эдипальные и до-эдипальные желания, и размышлял над его
страхами сепарации. Но это было только тогда, когда мы были
способны зацепить поле между нами (и это происходило опре-
деленный период времени), так что магнетическое качество этих
отношений начало терять свою навязчивую магическую приро-
ду. Красота взаимоотношений не уничтожилась, но качество
страстного стремления, составлявшее столь большую их часть,
смогло сдвинуться от инцестуозного паттерна деструктивной
страсти. Перенос на эту женщину мог быть передан мне, назад
к ней, затем к другим и далее к его стремлению к внутренней
Самости. Его взаимоотношения с ней были не менее реальными,
чем его отношения со мной, поскольку имели более ранние кор-
ни в родительских отношениях. И те, и другие взаимоотношения
имели реальность; также не было функций иллюзии, которые
рассеивались с сознательностью. Медленно, но эффективно, он
202

обретал способность вступать в окружающий мир более инди-
видуальным и значимым образом. Он был способен рисковать
большей уязвимостью и подвергать проверке свое творчество.
Исходя из различных состояний разума, встречающихся в
предыдущих примерах (зависть, тревога, страх, хаос, паранойя,
ярость, истерия, расщепление (перед-назад, ум-тело, или бок-
о-бок), диссоциация, заброшенность, травма, страсть, инцесту-
озное желание, отчаяние, среди прочих), мы можем признать
любое число стартовых точек для исследования трансформаци-
онного потенциала поля.
Но лучше ли какая-либо одна стартовая точка, чем другая?
Сдерживание хаоса, или того, что я называл безумными частя-
ми здравомыслящих людей, кажется, имеет в алхимии особую
значимость. Хаос, или prima materia, был жизненно важной
стартовой точкой для opus, обработки материала и личностной
трансформации. В действительности акцент на хаосе и его сдер-
живании внутри алхимического подхода может сообщать со-
временные подходы к аналитическому процессу, особенно если
и когда prima materia переживается как аспект интерактивного
поля.
203

ГЛАВА 6
АЛХИМИЧЕСКИЙ ВЗГЛЯД
НА БЕЗУМИЕ
«Хаос» и алхимический путь
С точки зрения психоанализа рассмотренные нами состояния
ума, такие как крайняя фрагментация, пустота, безжизненность
и сбивающая с толку аннигиляция противоположностей, — все
это часть психотического процесса. В то время как некоторые
аналитики (Eigen 1986) и Юнг (Шварц-Салант 1982, 1989)
принимают во внимание трансформационную ценность таких со-
стояний разума, вообще такие состояния рассматриваются как
опасные и прискорбные примеры неудач в развитии. Эта нега-
тивная точка зрения рождается из научной системы отсчета. В то
время как ученый производит эксперимент или решает пробле-
му, пытаясь создать порядок в беспорядке, аналитик традици-
онно противостоит груде разрозненных коммуникаций, которые
на первых порах не имеют смысла, а затем пытается обнаружить
порядок и, возможно, даже их значение. С такой ориентирован-
ной на эго позиции феномен, известный как безумие, не может
быть упорядочен, но остается странным или по определению ли-
шенным значения.
Юнг и другие настаивали на том, что если аналитик сможет
понять порождения шизофреника, то этот анализируемый более
не безумен. Противодействующая точка зрения состоит в том,
что, если аналитик смог понять шизофреника, тогда диагноз был
204

неправилен. Проблема с пониманием порождений безумия од-
нако состоит в следующих вопросах: кто осуществляет это по-
нимание? Может ли когда-нибудь сознательное эго обнаружить
смыслы в наблюдаемых странных состояниях, таких как анни-
гилирующие противоположности? Или человек «видит» совер-
шенно другим путем?
Алхимическое мышление предлагает иной, имагинальной
путь видения, рождающийся из активного столкновения с без-
умными областями. Но значение или видение аналитика растут
не так, как некая эволюционная последовательность личностно-
го роста, устойчиво и воспроизводимо. Скорее, такое видение
кратко и легко упускаемо из виду. Часто моментальное видение,
в котором аналитик преуспел в сборе разделенных противопо-
ложностей, переживая пространство «между» ними, кажется
сильно зависимым от качества момента, в котором взаимодей-
ствуют аналитик и анализируемый. Даже если такие моменты
нечасты на протяжении аналитического процесса, они крайне
значительны. Аналитик должен смотреть за пределы противо-
положностей, а также рассматривать их сообща, и такое видение
подобно алхимическому эликсиру, капля которого удивительно
преобразующая.
В некотором смысле «алхимический путь» — таков, в ко-
тором аналитик воспринимает с большим видением Самости; в
научном же пути он видит посредством эго. Алхимический путь
видит «через» глаза, тогда как научный путь видит «с глазами».
Если научный путь не может охватить обе противоположности в
то же самое время, то алхимический путь может заключить в себе
обе противоположности одновременно, помещая их в срединную
реальность, тонкое тело или интерактивное поле, само суще-
ствование которого отрицается научным мышлением. Научное
мышление воспроизводимо и доступно для любого, кто обладает
205

достаточной подготовкой и имеет возможность для проработки
проективной идентификации или осознания структур эмпатии. С
другой стороны, алхимический путь не воспроизводится по же-
ланию и зависит от kairos — качества момента, во многом опре-
деляемым онтологией аналитика, как он воспринимает момент и
располагает самого себя в интерактивном поле.
Таким образом, реальность безумных частей здравомысля-
щих людей будет встречена и оценена в значительной степени
как функция рассмотрения наблюдателем этого уровня психиче-
ской жизни. Алхимический взгляд значительно расширяет наш
подход к этим областям, с которыми обычно сталкиваются, но,
которых, как правило, сторонятся. Хотя безумные области —
проклятье для одного, они же — prima materia, существенная
стартовая точка для другого. Нахождение этой необходимой
стартовой точки может занять множество часов или даже лет;
она редко обнаруживается в первый аналитический час или на
первой встрече. В алхимическом пути мышления такое начало
— весьма востребованное состояние, которое может найтись
быстро или может потребовать работы длиною в целую жизнь.
Но Самость, внутренний мир и природа отношений, которые мо-
гут быть созданы посредством участия безумных областей, дела-
ют поиск несопоставимым источником значения в отношениях и
личностном росте.
Алхимический способ трансформации личности не ищет
социальной и экономической адаптации, силы эго, возможно-
сти отношений, сексуальной зрелости и духовных идеалов. Эти
признаки всех культур, прошлых и настоящих, не являются пер-
вичными целями алхимического пути. Они либо предполагаются
в начале, либо представляют собой вторичный результат более
главного поиска, который суть ядро процесса: поиска lapis, или
«Камня Мудрости», который есть Самость. Самость — центр
206

бытия человека, и он не ощущается как личное или безличное,
«мое» или «твое». Алхимический путь характеризуется поиском
самого себя, имеющего сходство с большой Самостью, которая
никогда не познается как внутренний объект, но только в зна-
нии, говоря религиозным языком, восхождения души к Богу или
экстатическом смешении души с другой душой в пространстве
тонкого тела — там, где возможно познание священного едине-
ния, coniunctio. Самость никогда не была коллективной ценно-
стью, поскольку она столь уникальна, что нет никакой возмож-
ности описать ее как-либо, кроме терминов, которые покажутся
мистическими тем, кому неведом этот опыт. Термины «Един-
ство», «Иное», «Свет», «Бесконечность» и «Благоговение» —
готовые метафоры среди многих, описывающие опыт невырази-
мого. Но такой опыт — только исток, из которого обретаются
чувства сокровенного священного и воплощенного нуминозного
качества. Религии всегда были стражами таких областей, а док-
трины и образы несли опыт numinosum. В алхимическом пути
Самость это уникальный опыт каждого индивида, и такой опыт
может быть познан (и был познан) многими.
Тем не менее, «многие» — часть прежде большего числа, ибо
в процессе работы, согласно распространенной алхимической
фразе, «многие люди погибли» (McLean 1980, 45). Любой,
кто берется за тщательное реструктурирование своего существа,
как в алхимическом пути, а не просто встает на путь облегчения
симптома или большей связанности и адаптации к другим и об-
ществу, начинает с опыта, который всегда преисполнен ужаса.
Такое начинание требует готовности отказаться от того, что че-
ловек знает — от предметов, так как они формируют безопас-
ность, и от воззрений, так как они создают иллюзию, что работа
достаточно хороша. В многочисленных алхимических работах
начало opus изображает потоп, который символизирует полное
207

растворение личности. Алхимики были частью традиции, кото-
рой было ведомо, что тотальное изменение было заготовлено для
тех, кто с достаточной храбростью и достаточной силой пережи-
вал хаотическое состояние.
Данное хаотическое на-
чинание иллюстрируется
в первой из двадцати двух
изображений, составляю-
щих Splendor Solis (рис. 1).
Двое алхимиков с боль-
шим трепетом смотрят на
воды, в которые они долж-
ны войти, турбулентный
поток, исходящий справа
от них в левую сторону,
подразумевая спуск в бес-
сознательное неопреде-
ленным путем. Фабрициус
связывает эти воды с из-
вестными «Водами Стик-
са» (1976, 17), которые
в древнегреческой тради-
ции одинаково ужасали
как людей, так и богов.
Воды могли сдерживаться
только таинственным сосудом, как в мифе об Эросе и Психее,
с кристальным копытом лошади, символизирующим сосуд твор-
чества (фон Франц 1970, Глава 7). Итак, первое изображе-
ние Splendor Solis указывает на опасный вход в бессознательное
и того человека, чей контейнер будет требовать творческого бы-
тия и лучших из своих попутчиков.
Рисунок 1. Первое изображение
из «Splendor Solis».
208

Первое изображение Splendor Solis показывает солнце «над»
и то же самое солнце «под», воплощенное в щите, символизи-
рующем материю (рис. 1). Целью алхимической работы было
воплощение в материю (или в воплощенное бытие) духовных
сил (McLean 1981, 83). Этот процесс всегда связывался с ха-
отическими переживаниями. Как правило, человек переживает
значительное беспокойство, когда возникает сознание, конфлик-
тующее с укоренившейся личностью. Чем сильнее это осозна-
ние, тем сильнее конфликт. С одной стороны, реализация или
воплощение сознания требует, чтобы старые структуры, которые
когда-то защищались от нового сознания, растворились. С дру-
гой стороны, утверждение нового сознания требует, чтобы чело-
век далее был готов руководствоваться средствами, которые не
обязательно предсказуемы. Изменение всегда пугает, а антич-
ный образ, оказывающий наибольшее сопротивление изменению
— это Нарцисс. Наши нарциссические инвестиции во внешний
вид и престиж всегда противостоят изменению, и потеря наших
нарциссических структур всегда открывает нам очень дезориен-
тированные области бессознательного. Однако, когда воплощае-
мый духовный опыт имеет нуминозный порядок, переживаемый
человеком хаос может быть подавляющим.
В алхимическом способе мышления душа переживает опыт
нуминозного уровня, который далее стремится воплотиться в
пространстве и времени. Этот переходный период создает зна-
чительную беспорядочность. Беспорядок всегда сопровождает
изменение, происходящее от низшей формы сознания к высшей.
Это означает преобразование старых и стабильных структур или
форм в нечто новое и нестабильное (Шварц-Салант 1969). По-
добно нисхождению солнца в щит материи на первом изображе-
нии Splendor Solis, нисхождение души в пространственно-вре-
менное существование, кажется, требует прохождения через свой
209

более ранний опыт. Душа как будто бы узнает нечто о вечности и
прослеживает это, шагая назад в рождение в пространстве и вре-
мени. Но поскольку душа, этот орган психического опыта, вновь
проходит этот путь, она также встречается с ранними травмами,
где часто скрывается безумие (возможно, скрытое родительское
безумие или переживания насилия). Поскольку душа касается
этих областей разума, могут возникать значительные беспокой-
ства и паника, что отражено в искаженной внешности лика солн-
ца на щите первого изображения Splendor Solis.
Спуск в материю и воплощенную жизнь может привнести
поток бессознательного материала, характеризуемого опасны-
ми и растворяющими
состояниями, как это
видно в других много-
численных алхимических
работах (Фабрициус
1976, 16 — 23). На-
пример, первая гравюра
из Mutus Liber показы-
вает спящего алхимика,
где ангелы, символизи-
рующие связь с нуми-
нозной реальностью,
пытаются разбудить его
и побудить подняться к
высшему сознанию (Рис.
2). Море на заднем пла-
не представляет поток,
бесспорно являющийся
0 -, хаотическим состоянием
Рисунок 2. Первая гравюра
из «Mutus Liber». Ума> котоРое бУДет пере-
210

живать алхимик. Впро-
чем, алхимики считали,
что внутри хаоса можно
обнаружить порядок, по-
стигая конфликтующие
противоположности, как
это проиллюстрирова-
но на гравюре алхимика
Мишеля де Мороллеса
(Рис. 3). Эта гравюра
охватывает жизнь психи-
ческих противоположно-
стей внутри хаоса — на-
пример, бык и скорпион,
переносчик воды и лев,
козел и краб, соответ-
ственно представляющие
астрологические проти-
воположности Телец/ Рисунок 3. Гравюра алхимического хаоса.
Скорпион, Водолей/Лев Автор: Michel de Morolles.
и Козерог/Рак. Хаоти-
ческая природа психи-
ческих противоположностей далее обозначается человеческими
головами, изрыгающими огонь и воду. За пределами этих кон-
фликтующих противоположностей более экстремальные состоя-
ния изображаются драконом, противостоящим собаке, и медве-
дем, пожирающим солнце. Эти два образа указывают на смерть
и гниение, которые непременно следуют за любым состоянием
соединения противоположностей. Смерть, которая неизбежно
сопровождает единение, изображается обнимающейся парой,
собирающейся быть пораженной стрелой кентавра. И в верхней
211

части гравюры расположена фигура женщины, стоящая на двух
рыбах, плывущих в противоположных направлениях, что озна-
чает мудрость алхимии в объединении противоположностей. Та-
ким образом, хаос, постигаемый алхимическим путем, содержит
формы порядка и чередования единения, которое будет происхо-
дить снова и снова по мере разворачивания opus.
Наиболее полное и существенное описание алхимического
процесса, Rosarium Philosophorum, состоит из серии двенадцати
деревянных гравюр с изображением трансформации хаотических
состояний, психологически понимаемых как безумные части
здравомыслящих людей. Хаос и состояния разума, родственные
безумию, особо важны для тайны сотворения алхимической кон-
цепции Самости, lapis philosophorum. Серия гравюр Rosarium
формирует ядро мудрости, не имеющего себе равного ни в одном
алхимическом трактате, и я рассматриваю его как суть того, что в
патологических терминах может осмысляться как алхимический
путь. По существу, включение интерактивного поля это не толь-
ко контейнер для безумных состояний, но также контейнер для
бессознательных аспектов психе, вследствие которых создается
Самость.
«Ртутный Фонтан»
и динамики двуглавого змея
Первая деревянная гравюра Rosarium Philosophorum, «Ртут-
ный Фонтан» (рис. 4), изображает таинственное основа-
ние opus (Юнг 1954, 16: параграф 402). «Ртутный Фонтан»
— это громоздкий образ: верх, содержащий двуглавого змея
(известен в алхимии как Бинариус (Binarius) и часто означает
дьявола), отделен от низа, содержащего Ртутный Фонтан, за-
полненный тремя трубами, извергающими три потока воды. На
212

первых порах связь между верхом и низом формируется только
через дым, исходящий изо рта змея.
В алхимической традиции прямоугольник, окаймляющий
изображение, представляет собой враждебную встречу проти-
воположностей, приводящую к состоянию хаоса, изначально-
го Единства. Когда аналитик переживает этот уровень хаоса,
то испытывает очень беспорядочное состояние. Поскольку это
распространено, индукция поля из психотических областей вне-
дряется в осознание аналитика и оказывает «раздробленное»
воздействие на его внимание. Качественная логика гравюры про-
должается, следуя «Аксиоме Марии». Из Двойственной Диады
приходит Третье, изображающееся как Ртутный Фонтан, пода-
ющий три потока. Это те самые «нижние воды», которые Юнг
уподобляет Нижнему Антропосу или Дионису. Воды в фонтане
циркулируют, и фонтан сам по себе питается и дионисийским
элементом, и парами, нисходящими из ртов змея. Эти пары свя-
заны снизу и сверху, а также они наполняют сосуд. Линия свя-
зи, показанная в «Ртутном Фонтане» причастна к динамикам
проективной идентификации. Состояния разума, которые могут
быть описаны как безумные части здравомыслящих людей, на-
полняют аналитический сосуд снизу, так как принятие таких со-
стояний ума связано с безумным богом, Дионисом. Двое «вод»,
снизу и сверху, идентичны, как и надпись на краю формы сосуда.
Таким образом, фонтан представляет два аспекта одного и того
же процесса: один вовлечен с позиции психического бессозна-
тельного, реальности Аполлона в греческом мифе, и другой, из
соматического бессознательного, области Диониса.
Эти две формы безумных состояний разума переживаются
по-разному, но смысл первой гравюры Rosarium состоит в том,
что вместе они создают поле, которое само по себе является та-
инственным сосудом для создания opus. И опять же, в соответ-
213

ствии с «Аксиомой Марии» вследствие процессов в сосуде чув-
ствуется Третье, например, как бессознательные диады между
двумя встречающимися людьми и их автономные переживаемые
динамики, приводящие к новому чувству Единства. Таким обра-
зом, из Трех происходит Четвертое как Единое.
Из исходного неупорядоченного состояния Единства, пред-
ставленного прямоугольником, окаймляющим первую гравю-
ру, возникает качество противоположностей, символизируемое
в Rosarium двуглавым змеем. Образ двуглавого змея также об-
наруживается во многих разных культурах за пределами алхи-
мической традиции. Например, в образности древнего Египта
космический змей имеет две головы (Lindsay 1970, 339). Древ-
негреческий бог-герой медицины Асклепий имел посох, вдоль
которого обвивались две змеи, на вершине обращавшиеся ликом
друг к другу. Даже сейчас этот символ используется в медицин-
ской профессии как символика исцеления, хотя это часто спу-
тано (возможно, благодаря некой тайной мудрости) с посохом
Меркурия, caduceus. Кроме того, образы греческого бога Герме-
са изображают его с двумя головами, смотрящими в противопо-
ложных направлениях. У ацтеков двуглавый змей был символом
бога Тлалока, могущественного и благодетельного бога дождя
(Burland 1980, 30, 110). Образ двуглавого змея может также
символизировать Самость, содержащую противоположности,
которые не может объять эго (особенно противоположности,
имеющие аннигилирующее качество, обнаруживаемое в безум-
ных секторах личности).
Эта специфическая особенность Самости ясно описывается
в 74-ой главе новеллы «Моби Дик» Германа Мелвилла (1962),
где рассматривается природа видения кита:
«Тут, в связи со зрением левиафана, можно было бы
214

поднять один весьма
интересный и запу-
танный вопрос. Но
я вынужден ограни-
читься лишь кое-ка-
кими намеками. Пока
и поскольку при свете
у человека глаза от-
крыты, самый акт
видения совершает -
ся независимо от его
воли; то есть он не
может не видеть тех
предметов, которые
находятся перед ним.
Однако жизненный
опыт учит нас, что
какой бы широкий
круг предметов ни Рисунок 4. «Ртутный Фонтан»: первая
охватывал за раз без деревянная гравюра Rosarium Philosophorum.
разбора взгляд чело-
века, никто не может в одно и то же мгновение разгля-
деть подробно и тщательно какие-либо два предмета
— большие или маленькие, безразлично; пусть они даже
лежат один подле другого. И если бы вы смогли разъеди-
нить эти два предмета и окружить каждый кольцом не-
проницаемой тьмы, тогда, чтобы рассмотреть один из
них, сосредоточив на нем все свое внимание, вы должны
на время совершенно изгнать из вашего сознания дру-
гой. Ну, а у кита как получается? Сами по себе оба его
глаза, разумеется, действуют одновременно; но неуже-
215

ли же мозг его настолько вместительнее, разносторон-
нее и тоньше, нем человеческий, что он в одно и то же
время может тщательно рассматривать два отдель-
ных предмета, один с одного бока, а другой — с другого?»
(Герман Мелвилл, «МобиДик, или Белый кит»; перевод с
английского И. Бернштейн)
Пожалуй, наиболее полное и яркое представление этой кон-
фигурации противоположностей можно отыскать в мифе индей-
цев Квакиутл северо-запада Тихого океана, который особо обра-
щается к Сисиутлу, богу, который есть двуглавый змей (Рис.5).
Сисиутл рассматривается как опасный, страшный морской
монстр, являющийся важным участником в военных церемониях
Квакиутл. Сисиутл неизменно появляется в виде змея с удли-
ненной головой на каждой стороне и с человеческим ликом, фор-
мирующим центр. У Сисиутла большие рот и зубы, длинный,
острый язык, большие расширяющиеся ноздри и два завитых
рожка на голове. Полагают, что он может принести вред кому
угодно; его зловещий взгляд может повернуть суставы жертвы
в обратном направлении, после чего человек умирает, превра-
тившись в камень. Любой воин, купающийся в его крови, ста-
нет неуязвимым, так как чешуя, шипы и кровь Сисиутла дают
огромную силу.
Его сила столь велика, что образ Сисиутла часто наносится
на входную дверь домов в дань его роли как защитника «Пре-
выше Единого». Если правильно умиротворить ритуал, Сисиутл
придет к воину, будучи вызванным. Тем не менее множество
опасностей связано с любым контактом с морским монстром:
если практик оступается на тропе Сисиутла, трется руками или
ногами о слизь, конечности превращаются в камень; или же, если
свернувшаяся кровь змеи растирается по коже, кожа аналогич-
216

ным образом превращается в камень. Однако имеется соображе-
ние, что убийство Сисиутла может стать возможным благодаря
прикусыванию своего языка, покрывающего военный посох с
кровью, или нанесения удара монстру. Индейский миф Кват-
киутл указывает, как можно встретиться с могучим Сисиутлом:
Когда вы видите Сисиутла, вы должны стоять и
встретиться с ним. Встретить ужас. Встретить
страх. Если вы нарушите обещание, если попытаетесь
бежать, Сисиутл подует из обоих ртов одновременно,
и вы начнете вращаться. Не укоренившись в земле, как
это делают деревья и камни, не будучи бесконечными как
волны и потоки, вы, вращаясь штопором, покинете зем-
лю, будете вечно скитаться, потеряете душу, и ваш го-
лос будет слышен в кричащих ветрах первой осени, рыда-
ние, мольба и просьба об освобождении... Когда вы видите
ужас Сисиутла, твердо стойте, несмотря на испуг. Нет
стыда в том, чтобы быть испуганным, только глупец не
будет бояться ужаса Сисиутла. Стойте твердо, и, если
вам известные защитные слова, произнесите их. Сначала
одна голова, затем другая поднимутся из воды. Ближе.
Ближе. Приближаются к тебе уродливые головы, ближе,
и зловоние из пожирающих ртов, и холод, и ужас. Стой-
те твердо. Прежде чем двойной рот Сисиутла сможет
устремиться к вашему лицу и украсть вашу душу, ка-
ждая голова должна обратиться к вам. Когда это прои-
зойдет, Сисиутл увидит свое собственное лицо.
Кто видит другую половину Самости, наблюдает Ис-
тину.
Сисиутл проводит вечность в поисках Истины. Ищет
тех, кто знает Истину. Когда он увидит свое собствен-
217

мое лицо, его собственное другое лицо, когда он посмотрит
в свои собственные глаза, он обнаружит Истину.
Он благословит вас магией, он уйдет, и ваша Исти-
на будет вашей навечно. Хотя иногда она может быть
испытана, даже ослаблена, магия Сисиутла, его благо-
словение — это о том, что ваша истина устроит. И
сладкий Сталакум будет часто навещать вас, напоми-
ная об Истине, которую вы найдете за своими собствен-
ными глазами. И никогда больше вы не будете одиноки.
(Cameron 1981, 45 - 46)
Рисунок 5. Сисиутл, бог индейского народа Квакиутл.
Зараза Сисиутла, которая может заразить руки или ноги,
представляет пути, которыми безумие подрывает функции эго
и позицию реальности. Безумие заразительно, и эта заразитель-
ность также распространяется на поле, создаваемое безумием.
Превращение в камень соответствует общему опыту чувства
омертвления или инертности при столкновении с психотической
частью. Встреча противоположностей представлена противопо-
ложными головами Сисиутла, что часто ощущается человеком в
бессмысленном, пустом, отчаянном состоянии. Идентификация
этого состояния, а не пассивное его перенесение, может привести
к язвительному языку, заключающемуся в быстром говорении,
таким образом это приводит к уходу этого состояния, прежде
218

чем оно может быть познано. Если же вместо этого человек пе-
реживает ощущаемое состояние бессилия, то может прорасти
вновь обретенная способность чувствовать, вопреки путанице,
порождаемой психотической областью. Только через силу при-
знания ограничения и бессилия своего гнева, может появиться
новая устойчивость, та, с которой можно видеть силу Сисиутла
без утраты контроля в отчаянном усилии обнаружить некоторый
вид порядка.
Опыт двух голов и их конфликтующих посланий ужасает.
Несмотря на то, что мы обычно переживаем подобные вещи в по-
вседневной жизни, зачастую мы можем исчезнуть из этих пере-
живаний или найти другие способы защиты, в особенности гнев.
Например, при столкновении с безумным сектором человека,
в котором конфликтующие противоположности одновременно
транслируют свое послание, общая тенденция человека — быть
правым, чтобы заставить другого увидеть искажение вещей, уз-
реть свою темную сторону. Мы склонны делать что-либо для
избегания управляемостью сумасшествием. Например, однажды
я получил тщательно написанное письмо от очень интеллигент-
ного человека, гласившее, что он не может заплатить тот долг,
что должен мне. Письмо до предела было наполнено интеллек-
туальностью и прекрасной прозой, однако содержало вопиющие
неточности (по поводу суммы и сути самого займа), которые,
как я знал, человек будет отрицать. Я боролся с двумя состоя-
ниями: восхищение красотой и ясностью письма и отвержением
лжи и хитрости. Оба состояния хотели стать целостной истори-
ей, и такой конфликт был склонен создать во мне чувство ярости
и бессилия. Либо другой человек попросил меня быстро объяс-
нить нечто, что очень трудно облачить в краткую речь. Такой
запрос особо приводил в бешенство, поскольку я хотел общаться
с человеком, но для этого мне был отведен только короткий про-
219

межуток времени. Если бы я отказался дать быстрый ответ, я бы
разочаровал нас обоих; и если бы я попытался ответить, то мне,
несомненно, пришлось бы быть неточным. Тем не менее такая
просьба среди непрекращающихся требований жизни казалась
разумной. Если уж на то пошло, я задавался вопросом, была ли
это просто моя самовлюбленная потребность быть осторожным
и выиграть время. Почему я просто не могу ответить на этот за-
прос? Было очень сложно быть честным и отказаться. Внутри
такой динамики безумия, тянущей меня в противоположных на-
правлениях, я ощущал глубокий конфликт в моей душе. Я чув-
ствовал, как моя душа была сильно истощена продолжительно-
стью таких «торопящих» сообщений и потребностью отделиться
от их разрушительного воздействия.
Когда кто-либо сталкивается с таким безумием, его душа в
опасности. Ибо безумие подобно Сисиутлу заразительно. Душа
человека может потеряться, а затем может быть найдена. Но
даже если она сохранится, ее светимость и связь с сущностью
человека могут резко уменьшиться.
Несмотря на то, что такие переживания действительно рас-
пространены в жизни и в большей или меньшей степени, как
правило, могут отвергаться, они все же глубоко звучат в нашей
внутренней жизни и напоминают нам об ужасе, который мы по-
знали, будучи детьми, когда мельком видели кусочки безумия
в наших матерях и отцах. Зачастую чувствительные души, ко-
торые в детские годы слишком сильно осознают это сокрытое
измерение, вырастают, замыкаясь от мира. Иногда целые грани
индивидов (в других отношениях довольно коммуникабельных
и хорошо адаптивных) становятся замкнуты. Такие люди слиш-
ком остро осознавали безумие мира и безумие, скрытое в любом
столкновении. Они не осмеливаются пережить свой опыт пани-
ки и, таким образом, могут больше не видеть безумие внутри
220

себя или в других. Они не могут почувствовать, насколько они
не укоренены, насколько оторваны от своих собственных тел, и
насколько их ум, некогда оплот гениальности, тускнеет от невы-
носимого замешательства, переживаемого ими. «Вращение што-
пором», практически выходящее из-под контроля, как и в мифе,
вызывает чувство бессилия, потери направления, незнания того,
во что верить. Какая голова истинна? Посмотри налево, и там
хлопок одной руки; посмотри направо, и там хлопок другой руки.
Они никогда не хлопают вместе, и жизнь чувствуется беспочвен-
ной и ненадежной. Из таких столкновений могут происходить
кошмары, в которых колеблется ядро человеческого бытия, где
царит паника, и где человек беспомощно блуждает, подобно по-
терянной душе, умоляя ужас остановиться.
Но человек может научиться стоять твердо и бороться со
своим ужасом, несмотря на все еще сдерживающее смирение во
время подавления, осуществляемого не другой личностью, но
феноменом, двумя говорящими головами и порождаемым ими
ужасом. Человек учится стоять твердо, принимая свой страх.
Человек познает, что вера, даже ее небольшой кусочек, имеет
решающее значение. Все, что человек знает о психике, может
помочь, пока индивид не позволяет таким «защитным словам»
значить слишком много. Ибо такой недостаток рассудительно-
сти будет, несомненно, уносить человека из его собственного
тела и снова приводить его к «вращению». Когда человек твердо
стоит, он будет постепенно начинать видеть разделенные про-
тивоположности: «Сначала одна голова, затем другая, подни-
мутся из воды». Такой опыт будет пугающим, поскольку каждое
лицо может исказить реальность до такой степени, что человек
увидит личность, с которой переживается такая драма, ради-
кально иными способами. Через «каждую голову» человек ви-
дит по-разному, и с этим стремительным изменением проходит
221

угроза утери реальности, становления атакованным, вербально,
если не физически. Но если человек твердо стоит и остается со-
знательным, может произойти изменение. Ибо, как гласит миф,
затем каждое лицо может увидеть другое, и противоположности
могут начать совмещаться и прекращают существование как со-
стояния «все-или-ничего», в котором каждое из них сопернича-
ет за свое полное превосходство. Миф требует, чтобы человек
хранил веру, отказываясь спасаться бегством перед лицом одной
противоположности, и чтобы он верил, даже в таком положении,
что больший, компенсирующий мир (мир единства) восторже-
ствует и покажет другой лик, прежде чем индивидуум окажется
поглощенным. Далее становится возможной частичная истина;
появляется возможность совместной работы над постепенным
познанием истины. Ибо, когда два лица видят друг друга, появ-
ляется Истина. Истина может быть ужасным осознанием того,
что реально произошло или, возможно, не произошло в детстве
или в конкретной жизненной ситуации человека. Но паранои-
дальная жесткость, в конечном счете, уходит. Человек чувству-
ет, что он с трудом пережил тяжелое испытание, которое могло
продолжаться долгие годы.
Поиск истины становится для человека средством достиже-
ния цели даже на самых психотических уровнях. В действитель-
ности, человеческая душа сокрыта в этих психотических уровнях,
поскольку безумие — наилучшее из потаенных мест. Безумие
может полностью запутать всех, заставляя их оставить вас в оди-
ночестве. Только тот, кто принимает вхождение в мир безумия,
достаточно достоин того, чтобы увидеть свою душу. Только тог-
да он или она будет достаточно надежен, чтобы ему дали шанс
доказать, что он не будет еще одним злоумышленником.
И посредством этого опыта человек способен дорасти до
определенной стабильности, основанной на вере в свою соб-
222

ственную Истину. И эта Истина находится позади собственных
глаз человека согласно мифу о Сисиутле, означая воображение,
которое видит «через» глаза, а не «с» ними. Впоследствии чело-
век никогда не бывает одиноким, постоянно утверждая связь со
своей Самостью.
Мифологические образы двуглавого змея действуют подоб-
но карте, направляющей опыт противоположностей от разру-
шительности в отношении сознания и психической структуры
к творческому акту, совершенствующему структуру видения.
Мифы сообщают нам о том, как эго не может содержать про-
тивоположности, как сдерживающее присутствие проистекает
из Самости и как активное и отважное взаимодействие с полем,
порождающим разделенные противоположности, должно быть
преднамеренным действием, борющимся за видение посреди
сильно разобщающих полей.
Например, мужчина, которого я лечил в связи с кризисом
середины жизни, отрицательно влиявшим на его рабочую си-
туацию и брак (включая эпизоды тревожности и страх одино-
чества), рассказывал с большой похвалой о достижениях своей
супруги в бизнесе. Он также отмечал, как она противилась нега-
тивному влиянию на своем рабочем месте. Ночью она попросила
его отправить важное для нее письмо. Он вышел из дома, что-
бы выполнить это поручение, но письмо не отправил вовсе. По
мере того, как он рассказывал эту историю, за которую ему было
очень стыдно, и сказал, что в действительности хотел бы знать,
почему он действовал столь нехорошо, я чувствовал туманность.
В прошлом я избегал этого состояния, одновременно удержи-
вая внимание с большим усилием, пока слушал его. Но сейчас,
признавая, что такое избегание не было плодотворно, я избрал
фокусировку на туманном состоянии, которому сопротивлялся.
Поэтому я спросил его, не чувствует ли он некоторую фрагмен-
223

тацию, и он признал, что она имела место быть.
Поскольку далее мы исследовали то, на что делалась ставка
в ее бизнесе, я предполагал, что он, возможно, сердился в связи
с утратой прибыли, ибо письмо его жены было связано с преды-
дущим бизнесом, который она начинала и провалила. Это пред-
ложение нанесло удар по их «домашнему уюту», и после паузы
он сказал: «Так что, мои чувства об ее великолепии являются
фиктивными». «Почему вы так думаете?», — спросил я. «Воз-
можно, имеют место быть оба отношения». Это осознание с лег-
костью испарилось между нами, и он сказал: «Несомненно, в
этом есть смысл». Но затем я начал более полно фокусироваться
на существовании обоих отношений, так как начал видеть, что
он проявлял качества двух противоположных состояний, факти-
чески несовместимых. В ответ на его «Несомненно, в этом есть
смысл», было заманчиво просто идти дальше, и потребовался
волевой акт, чтобы не унестись прочь. Вместо этого я остался со
странным способом структурирования этих состояний, ибо когда
я сосредоточился на его враждебных чувствах по отношению к
его жене, эти чувства были всем, что существует. Совсем нелег-
ко было припомнить какие-либо хорошие чувства. И наоборот,
когда присутствовали его благие чувства, любой его негатив пол-
ностью аннигилировался. Противоположности в этом поле были
неразделенными, как в случае проективной идентификации.
Дело было не в том, что я чувствовал одну противоположность,
в то время как анализируемый отождествлялся с другой. Скорее,
одна часть пары противоположностей была представлена обоим
из нас и полностью доминировала, а потом целиком доминиро-
вала другая.
Он сказал, что всегда использовал свою добродетель для
аннигиляции темной стороны своей психики, но я показал, что
только что случилось противоположное. Таким образом, нам
224

удалось определить пару противоположностей внутри его хао-
тической жизни. В ходе этого процесса исчезла туманность; яс-
ность контакта, существующая между нами, не была представ-
лена просто ожиданием ясности сквозь периоды туманности или
фрагментации. Он начал замечать глубокий гнев внутри самого
себя, на свою жену из-за потери денег, а потом и на свою мать,
за ее контроль и использование его как ребенка. Он отметил с
некоторым страхом, что он отождествлял свою жену с матерью,
и в это время также заметил, что сдерживал свое дыхание, бо-
ясь дышать. Он смог признать, что его подавляющая ярость на
мать обитала в расщеплении «вперед-назад», что ощущалось
позади него, и что он был вовлечен в диссоциативные процессы
уничтожения осознания этой ярости. Но он также был прича-
стен к обычному ограничению своей жизни, своих возможностей
и вознаграждений. Подобно всем людям с безумной областью,
он ограничивался ей. Но соглашение этого ограничения не было
сознательным. Вместо этого преобладал своего рода «самонало-
женный» мазохизм, очень нетворческое состояние.
Он спросил меня: «Почему ты исследуешь это сейчас, сегод-
ня, а не ранее?» Я был несколько удивлен его вопросом. Мне не
хотелось рассказывать ему, что дело в том, что я писал работу о
теории хаоса и психотических состояниях, но я сделал это. Затем
я рассказал ему о значении таких состояний ума, что они были
алхимической prima materia, и он почувствовал облегчение. Он
снова смог создать разделение, вернулась туманность. Мое ма-
ниакальное поведение (высказывание мыслей, в которых я был
заинтересован) открыло дверь к расщеплению тела-ума; но я был
способен уловить это расщепление, и мы возвратились к проти-
воположностям внутри его безумного сектора. Я предположил,
что он записал сессию и взял период времени, чтобы пересмо-
треть ее. С этим предположением его тревога возвратилась. Он
225

знал, что ему следовало пытаться удержать эту область, и он от-
метил, что его жизнь управлялась избеганием ее. Он увидел, что
его фоновой страх был психотическим (например, в отношении
того, что его жена действительно была его матерью). Я также
чувствовал, что он защищает меня от такого бредового перено-
са и навлекаемой им ярости. Но отыгрывание диссоциативных
процессов внутри безумных состояний более не было для него
жизнеспособным вариантом. Он встречал свой собственным ха-
осом творчески.
То, чем аналитик зачастую может руководствоваться в таких
процессах, отражает пути, которыми предшествующие цивили-
зации имели дело с безумием (особенно те пути, которые они
рассматривали как необходимый и функциональный компонент
трансформации личности). Как таковые, проницательность ал-
химии и понимание primamaterial (особенно как это изложено
в Rosarium Philosophorum) — это незаменимый проводник при
расчете с неоднозначным и преобразующим потенциалом безум-
ных аспектов здравомыслящих людей.
Дионис и нижние воды
«Ртутного Фонтана»
В Rosarium «Ртутный Фонтан» наполняется снизу, указы-
вая на «нижнее» или хтоническое измерение существования. С
этой реальностью страсти, извержений эмоций и спонтанности
зачастую приходит безумие. Поскольку границы разрушаются,
а структура растворяется, воды хаоса обретают свободный до-
ступ, и только через них осуществляется любая глубокая транс-
формация.
Дионис (см. Detienne 1989; Otto 1965; Hillman 1972; Kerenyi
1976; Paglia 1990) — превосходный мифологический пример
226

природы страсти в безумной части нормальной личности. Эта
часть может отвергаться как истерия, если человек преимуще-
ственно живет только из точки, представленной Олимпийскими
богами, такими как Аполлон. Психотическая часть, подобная
Дионису, создает чувство странности. Когда эта часть констел-
лируется, человек теряет личность и воспринимает нас исклю-
чительно маргинальным образом. Дионис соответствует этому
опыту, содержащему и таинство, и опасность. Психотическая
часть, с ее разделенными противоположностями, кроме того,
производит чувство опустошенности, бессодержательного и
омертвленного существования. Несмотря на это, когда эти про-
тивоположности привносятся совместно, переживание сдвигает-
ся к некоторой наполненности.
Дионис сочетает в себе такие состояния отсутствия и при-
сутствия. Человек, наблюдаемый при активации психотической
части, всегда носит маску. Тот, кто его наблюдает, видит незна-
комца, того, кого он воистину не знает. Неизвестность трево-
жна. Но подобно опыту Диониса существуют две маски и два
незнакомца — один, кажется, тянется по направлению к жизни,
а другой — по направлению к смерти, наполненности и безжиз-
ненности соответственно. Наблюдатель не может видеть эту
двойственность, пока не посмотрит сквозь собственную психо-
тическую часть, т.е. сквозь опыт чувствования ограничений на-
шим собственным безумием. Данное переживание ограничения
перед лицом безумия — это жертвоприношение Богу (как бы
сказали греки, epidemic), в котором принимает участие анали-
тик, когда Бог проявляется посредством анализируемого. Для
тех, кто осознает свою собственную скверну через безумие, Ди-
онис становится очищающим богом, что существенно, когда речь
идет о связи с безумными частями. Аналитик должен знать, ка-
ким образом он или она оскверняют другую душу, посредством
227

действий, которые были либо очевидно деструктивны в тот мо-
мент, либо, что более важно, посредством действий, которые
были тайно ведомы сокрытым безумием. Такое поведение часто
принимает форму вторжения или отступления, основанного на
вере в свое собственное здравомыслящее и храброе поведение,
которое смеет порвать со стандартным здравым смыслом (тра-
диционной мудростью?). Тем не менее, позже человек узнает,
что действия в обсуждаемом вопросе были безумны и в высокой
степени деструктивны. Все примеры сексуального отыгрывания
в психотерапии попадают под эту категорию безумия. В это вре-
мя аналитик действительно верит, что он мыслит здраво и слу-
жит особым энергиям; бог Дионис взымает пошлину с тех, кто
его отрицает.
Эта пошлина может играть определенную роль в отыгрыва-
нии, ибо многие, кто поддается такому пути, будут говорить о
чувстве, что это было служение высшей силе и что поступить
иначе означало бы акт малодушия и неудачи. Но Дионис, по
сути, не требует, чтобы кто-то становился безумным; он толь-
ко требует, чтобы человек признал присутствие безумия. Когда
Дионис испрашивает почтения к себе, он просит, чтобы инди-
вид признал присутствие данной силы в этот момент, внутри
себя. Он становится очистительным для тех, кто знает, что они
поднялись против энергий, столь мощных, что они не способны
познать, сошли они с ума или нет. Уважая силу таких непознан-
ных аспектов бога (примем на заметку, что в греческом мифе эти
аспекты становятся безумными после отвержения его ритуалов),
мы не действуем безумно. В мифах те, кто отвергает Диониса,
совершают ужасающие действия, такие как убийство собствен-
ных детей. Затем они сами разрываются на части, будучи бук-
вально растерзаны безумием.
Осознание наших серьезных неудач, душевной скверны и
228

способности переносить это прошлое, говорить о нем и быть
вместе с ним, как будто бы оно было живым, находящимся вну-
три нас, дает аналитику надлежащий тон голоса и чувствование,
благодаря которым может быть познана и принята психотиче-
ская часть анализируемого. Аналитик может отрицать безумие
через рациональное понимание, взывающее к нормальной не-
вротической стороне анализируемого. И вследствие этого без-
умие возьмет свою пошлину в качестве сильной диссоциации и
безжалостной атаки на внутреннюю жизнь, состояний ума. Эти
состояния обычно ощущаются анализируемым по мере того, как
аналитик искусно уходит в сторону и выдает сообщение о том,
что не желает, чтобы безумие пациента присутствовало в поме-
щении. Дионис не из тех, кто прощает неуважение, даже когда
делаются быстрые попытки изменить свое отношение. Возни-
кают маниакальные защиты, и анализируемый зачастую обра-
щается к препаратам или пище, чтобы успокоить внутреннюю
ярость, которая столь невыносима и деструктивна.
Дионис — бог, приводящий к крупномасштабному вторже-
нию, распространяющемуся среди людей. Он заразителен, пря-
мо как психотическая часть. Он заставляет нас оступиться, что,
в свою очередь, создает новый взгляд на жизнь. Нас призывают
к новой перестройке наших образов психе и не в течение дли-
тельного периода времени. Когда человек познает противопо-
ложности в их разделенной форме, он узнает Диониса в своей
наиболее подобной смерти природе; как говорит Камилла Палья,
«в медлительности, липкости и грязи хтонического» (1990, 6).
Когда аналитик встречает его в интерактивном поле с анализи-
руемым, не существует спонтанности и связи на уровне сердца.
Они оба ощущают отчуждение, омертвление, опустошенность и,
если заглянут дальше, вездесущее чувство странности. Можно
подойти к этому событию с удобной аполлонической позиции и
229

говорить об «эпизоде неосознанности и обезличенное™». Хотя
такой Аполлонический разговор ясен, человек остается с дис-
комфортным чувством: анализируемый оказывается чуждым
для аналитика, и аналитик чужд самому себе.
Убийца таится в Дионисе и в психотической части. Ибо лич-
ностная психопатия пребывает в психотической части в форме
беспощадности, знающей мало сочувствия по отношению к дру-
гим. Тем не менее всегда ли аналитик встречается с этой частью,
интерпретируя ее для анализируемого? Неважно, что аналитик
делает на протяжении всего пути, неважно, как он может вну-
тренне переживать вредное влияние «бога», и неважно, как он
может обрамлять этот опыт в своей интерпретации, — у анали-
тика все еще есть смещенные уровни, ушедшие от дионисийского
к аполлоническому. Интерпретация часто дает знание о том, что
подавляется, а не живое познание того пути, коим человек посто-
янно ограничивается безумием.
Анализируемый знает эту часть только через «видение» ее
аналитиком, только посредством видения в нем странности и в
ощущаемый момент интерактивного поля. Более того, анализи-
руемый будет видеть психопатию аналитика, будет познавать та-
кие части в нем, и когда аналитик сможет признать восприятия
анализируемого, тогда анализируемый может решиться с большей
готовностью принять эти части внутри самого себя. На данном
уровне взаимодействия, человек не имеет дело с исключительно
сознательно-бессознательным расщеплением, но скорее с расще-
плением, также включающим радикальное разделение противо-
положностей внутри самого комплекса. Аналитик сталкивается с
таким расщеплением внутри интерактивного поля, тогда как со-
знательно-бессознательное подавление может использоваться для
отрицания этой боли и чувства странности. Такой раскол также
может использоваться для отрицания вовлеченных сил. Дионис
230

изображался в виде быка и пантеры. Эти необузданные энергии
обитают в психотической части и могут познаваться, когда наблю-
даются как таковые и когда защитная идеализация и диссоциация
успешно собираются и растворяются.
Дионис — это не только бог смерти и пустоты, но также
жизни и наполненности. Иногда в своих историях он приходит
в здравомыслящих формах, например, как молодой мужчина
или красивая женщина. Так, мы можем казаться здравыми и
не осознавать, что действуем безумным образом. Тем не менее,
когда противоположности Диониса окончательно удерживаются
вместе, отдаленность одаряется путем к близости, пустота стре-
мится к наполненности, и формируется содержащее сердце, где
чувствуется опыт сердца, который ранее отсутствовал.
Греческое слово phsychosis означает «оживление души». В
своей основе мы ищем оживления души, которая застыла в ужа-
сающем опыте хтонической жизни. Камила Палья предлагает
краткое и яркое мнение о дионисийском уровне в своей книге
«Сексуальная персона»:
То, что Запад подавляет в своем взгляде на природу,
это хтоническое, означающее «из земли», но речь о зем-
ляных недрах, а не о ее поверхности... Я принимаю это в
качестве заменителя дионисийского, которое стало за-
грязненным вульгарными любезностями. Дионисийское
это не пикник. Это хтонические реалии, избегаемые
Аполлоном, слепой скрежет подземной силы, длительное
замедление, мрак и тина. Это дегуманизирующая же-
стокость биологии и геологии, дарвиновская пустыня и
кровопролитие, убожество и гниль, которые мы должны
заблокировать от сознания для сохранения нашей аполло-
нической целостности как личностей... Демонизм хтони-
231

ческой природы — это маленькая грязная тайна Запада.
(1990,5-6)
Хтоническая природа может быть преобразующей. Хаос
может стать порядком, но он всегда остается опасным и кро-
вавым.
В своей наполненности дионисийские энергии всегда ощуща-
ются угрожающими своей затопляющей способностью. Чтобы
вкусить этих энергий позитивным путем, человеку следует по-
знать силу и опасность хтонической реальности и ее фундамен-
тальной инаковости по отношению к эго. Сегодня хтоническая
жизнь тела по своей сути принимается как само собой разуме-
ющееся, но сексуальность в большинстве случаев не понимается
как нечто обладающее нуминозным (т.е. религиозным) компо-
нентом. Духовности отведен мир бестелесности. Но сексуаль-
ность — это архетипическая сила, нуминозность которой лишь
тонко завуалирована в современной культуре. Несмотря на од-
носторонность этой точки зрения, настойчивость Фрейда на по-
ловом основании сообщений из жизни нашей внутренней фанта-
зии в значительной для его работы мере, постоянно принимают
всерьез.
Иногда можно ощутить, как хтоническая жизнь таится за
краем нашего сознания, по мере того как мы осознаем свои тела,
сознавая себя частью плоти и внутри нее. По мере обращения к
хтонической жизни, она угрожает нашей солярно-рациональной
природе, и этот свет гаснет, когда мы входим в телесные глуби-
ны. Действительно, только лунное сознание, имагинальный свет,
будут достаточны для видения в темноте, и обычно данная форма
видения означает сознание, исходящее из сердца.
Аналитик может чувствовать опасные аспекты хтонической
жизни, таящиеся внутри психотического сектора анализируемо-
232

го, особенно в качестве туманности, перед «сгущением» психо-
тического переноса. Перед таким опытом аналитик может пере-
живать расщепление пациента и вынужденную диссоциацию.
Но в те промежутки, когда аналитик способен сохранять фоку-
сировку на анализируемом, он часто может получить некоторое
представление о природе хтонического уровня.
Хтонический уровень, характеризуемый сильным эротиче-
ским полем, появился в начале моей работы с женщиной, стра-
дающей от шизоидного расстройства. Она игнорировала его
посредством отщепления от собственного тела. Когда я интер-
претировал расщепление, она могла хотя бы на мгновение при-
знать свои сексуальные чувства и свой страх в связи с ними. Я
задался вопросом, была ли она жертвой инцеста, но хотя она
была совершенно уверена, что ничего подобного фактическому
инцесту никогда не происходило, ее страх эротического уровня
был интенсивен, а спонтанность в отношениях с мужчинами поч-
ти отсутствовала, что причиняло огромные страдания. Когда на
мгновение в рамках одной сессии я смог помочь ей сфокусиро-
ваться на этих чувствах, она представила свою мать, яростно ее
атакующую. На самом деле она была любимым ребенком сво-
его отца, но всегда это происходило очень интеллектуально, и
до этого момента она не знала ничего физически происходящего
между ними. Казалось, что она страдает от сильного эдипова
комплекса, возможно, порожденного противодействием бессоз-
нательной сексуальности своего отца и соперничеством ее матери
с другими женщинами, которых анализируемая остро осознавала
с очень раннего возраста. Тем не менее, казалось, что существо-
вала интенсивная эротическая жизнь между ней и ее отцом, и
этот энергетический паттерн быстро возник в переносе на меня,
вместе с ее потребностью отделиться от атаки. Я был атакую-
щим родителем, ее матерью и одновременно объектом ее инце-
233

стуозных желаний, ее отцом. Вне сомнения, эти два компонента
были нераздельны, что могло бы свидетельствовать о возмож-
ности подавления. Вместо этого в переносе я был двусторонним
объектом, стимулирующим и атакующим, соблазнительным и
садистски карающим ее за эротические чувства.
Обычно мы чувствуем это агрессивно-эротическое качество
поля посреди сильно диссоциированного процесса. Это качество
не выдает характеристик поглощающей и вулканической сексу-
альности, которую аналитик часто обнаруживает у шизофрен-
ников, а также контролируемой через подавление и усиление
структуры, перерастающие в начала эдипального периода.
В какой-то момент, когда я попытался удержать свое вни-
мание собранным в течение нескольких минут, я попросил ее
проассоциировать или представить себе то, что по ее ожиданиям
могло бы произойти. Она посмотрела внутрь себя и испуганно
обнаружила ответ: «Я ожидаю, что вы прихлопнете меня к стене
и трахнете!». Жестокость этого была шокирующей и совершенно
вне характера эротического поля между нами, природа которо-
го была довольно теплой и заботливой. В другой раз, несколько
месяцев спустя, я снова удерживал противоположности в поле
достаточно долго, попросив ее обратиться внутрь себя (такое
удержание было необходимо, поскольку без него она была столь
фрагментирована, что было невозможно предпринять какой-ли-
бо волевой акт), и она обнаружила другой шокирующий образ.
Она увидела меня как животное, напоминающее быка, которое
атаковало ее голову.
Как правило, аналитик думает о таких архетипических слоях
как проявляющихся напыщенным путем в шизофрении или как
действующих за кулисами, в так называемом первичном процес-
се, но не открыто вторгающихся. Фрейд говорил, что психотик
видит слишком много. Тем не менее эти уровни хтонической при-
234

роды существуют в психотической части и формируют основу
для психотического переноса. Очевидно, что эти психотические
уровни ужасают анализируемого, и искусство аналитического
процесса должно быть в состоянии собрать их в стабильный,
сплоченный психотический перенос, который не становится бре-
довым.
Двусторонний перенос и интенсивный диссоциативный про-
цесс был примером констелляции ее психотического сектора.
Противоположности этого сектора могут происходить из опыта
обоих родителей или из расщепления «тело-ум» одного из роди-
телей или из источников, которые не могут быть полностью по-
няты в терминологии вопросов развития. Внутри психотической
области противоположности либо не разделены, либо, когда они
разделяются, они могут принять форму, которую я описывал как
антимиры. На обоих стадиях энергии, ужасающие анализируе-
мого, принадлежат хтонической реальности тотального раство-
рения — нижним водам Ртутного Фонтана. Но противополож-
ности могут комбинироваться в психотической области в очень
запутанной и контролирующей манере, которая может повлиять
на структуру и динамики интерактивного поля.
Психотическая область и негативное
слияние противоположностей
Помимо фрагментации, странности и множества интенсив-
ных аффектов, таких как ярость и ненависть, и ментальных со-
стояний недостатка и безжизненности, кое-что еще таится вну-
три психотического процесса. Аналитик чувствует нечто столь
ужасающее, поскольку присутствует ощущение, что для анали-
зируемого мир разрушается. Как правило, большая часть этой
интенсивной тревоги существует как фоновой процесс, который
235

чувствуется отщепленным от передней части анализируемо-
го, что дает передне-заднее расщепление. «Фоновый объект»
(Grotstein 1981, 77) этого расщепления констеллирует чувство
катастрофы. В фоновом объекте психотического процесса вла-
ствуют деструктивные силы, такая ситуация — характерная осо-
бенность психоза. Аналитик обычно будет переживать сильную
тенденцию избегать чувствования любых таких особенностей
психотической области, и такое взыскание может разыгрываться
в контр-переносе множественными путями. Возможно, наиболее
преобладающая форма избегания это тенденция аналитика пе-
реждать любой опыт диссоциации, пустоты и состояния стран-
ности, преобладающие до тех пор, пока такие признаки не прой-
дут, или же аналитик встряхивает себя за пределы этого вида
реакции, подчеркивая сильные стороны анализируемого.
Данный фоновый объект существует в расщепленном состо-
янии, связанном с другими осями расщепления: вертикальное
расщепление, где человек обнаруживает несовместимые про-
тивоположности, которые комбинирует в странные объекты, и
горизонтальное расщепление, характеризующее расщепление
тело-ум. Вертикальное расщепление обладает индуктивным эф-
фектом дальнейшего расщепления фонового объекта и усиления
расщепления тела-ума. И обратным образом, сжатие противопо-
ложностей в вертикальном расщеплении обладает индуктивным
эффектом создания фонового объекта, более присутствующего
в сознании, и преодоление расщепления тело-ум обладает сход-
ным индуктивным эффектом. Такое индуктивное взаимодей-
ствие осей расщепления было хорошо известно древней науке,
особенно алхимии Ренессанса, и сходное взаимодействие изме-
рений обнаруживается в формах энергии и информации, переда-
ваемой в определенных квантово-механических процессах.
Иногда аналитик способен вовлечь фоновой объект через
236

имагинальный акт. Такой имагинальный акт представляет собой
разновидность неординарного поля зрения, такое как в концеп-
ции «видение-как» Витгенштейна (Monk 1990, 508) или поня-
тии «видение» Карлоса Кастанеды (1971), или концепции Уи-
льяма Блейка (Damrosch 1980, 16) «видеть через глаза, а не с
ними», или суфийских и алхимических понятиях воображения.
Акт имагинального восприятия аналитиком фонового объекта
зачастую раскрывает чувство ужаса, находящееся в анализируе-
мом, давая ему осознание глубоко укорененного чувства униже-
ния. Это унижение рождается с такими состояниями ума и осо-
бенно с осознанием ненавистности. Тогда как акт видения этих
фоновых обстоятельств временно уменьшает расщепление вдоль
других осей, такое расщепление склонно возвращаться, когда
видение аналитика убывает. Внутри ритма растворения и сгуще-
ния негативная, подавляющая природа фонового объекта может
время от времени постепенно сдержаться и преобразоваться.
Фоновой процесс имеет дионисийскую природу, и расщепле-
ние, блокирующее его полное воздействие, как правило, приво-
дит к ментальным расколам, таким как создание «антимиров» и
странных объектов. У Луиса Сасса была твердая точка зрения,
критикующая использование дионисийских аналогий (обычно
происходящих от взгляда на бога Фридриха Ницше) в качестве
способа осмысления шизофрении. Сасс утверждает, что шизоф-
рения также, если не в первую очередь, является аполлонической
болезнью. Он предполагает, что, хотя дионисийские состояния
(такие как пограничное растворение и «саморастворение в ин-
тенсивном физическом ощущении») на самом деле представляют
собой защиту от наиболее характерных черт шизофрении. Для
Сасса эти черты включают в себя основные вопросы «чувства
разделения, безжизненности и де-осознанности или избегания
ужаса солипсистской ответственности за мир» (Сасс 1992, 312).
237

Он поддерживает свою позицию, замечая, что взгляд Ницше о
том, что дионисийский поток страсти и пограничного растворе-
ния может быть мгновенно освобожден от аполлонического са-
мого по себе: «Склонность к рисованию пограничных линий, и...
наслаждение, снова и снова, практикой самопознания» (цитиру-
ется по Sass 1992, 312). В целом, мнение Сасса состоит в том,
что шизофрения в действительности больше аполлоническая или
сократическая болезнь, «чьими основными чертами являются ги-
пертрофия сознания и сопутствующее отделение от инстинктив-
ных истоков жизненности» (1992, 74), наряду с «фрагментаци-
ей гипер- осознания и своего рода рассудочным допросом самого
себя» (1992, 37).
Критика Сасса замечательна и полезна, но его аргумент
может быть легко «перевернут» через утверждение, что его
«аполлонические» черты представляют собой защиты от «ди-
онисизма», скрывающемся на заднем фоне. Например, я пере-
живал «фрагментирующее гипер-осознание» и безалаберность,
на которых фокусировался Сасс, с определенной анализируемой
женщиной, чья нарциссическая структура была крайне изолиру-
ющей. В то время, как сексуальная фантазия никогда не была
частью наших совместных сессий, на одной конкретной сессии, у
меня было необычное переживание чувства внутреннего предпи-
сания, не позволяющего сексуальные фантазии. Материал, кото-
рый она обсуждала в тот день, начинался с исчисления мужчин,
но она не делала намеков на секс или фантазию. Когда я смотрел
на нее, я обнаружил себя отводящим свои глаза и подавляющим
свое воображение, как если бы здесь присутствовало некое табу.
Словно одиннадцатая заповедь была провозглашена из выши-
ны и теперь висела в комнате для консультаций: «Ты не должен
представлять себе».
Я вдруг понял, что это табу всегда существовало в моей рабо-
238

те с ней, и это было столь тотально, что за годы этого процесса я
никогда даже не представлял себя имеющего сексуальные мыс-
ли в ее адрес, даже если она была очень привлекательна. Ранее
мы обсуждали тот факт, что наша совместная работа казалась
ограниченной отсутствием близости, которая ощущалась запре-
щенной и бесплодной. Теперь же я понял, что отсутствие эро-
тики в нашей работе, возможно, содержало в себе нечто такое,
что следовало сделать с бесплодным чувством, переживаемом
в ее анализе. По мере того, как мы исследовали это качество
нашего взаимодействия, возникли несколько аспектов. Сидя и
переживая предписание не иметь абсолютно никакого сексуаль-
ного интереса в ее отношении, я осознал, что чувствовал полную
нежелательность. Но когда я рассказал ей о своем чувстве, она
поразмыслила о своих отношениях с мужчинами и стала уверена,
что передала это «анти-эротическое» предписание мне. Затем
она призналась, что чувствовала себя совершенно нежеланной
и не верила, что какой-либо мужчина может иметь некий сексу-
альный или интимный интерес в ее отношении. После некоторо-
го «вскармливания» чувств, вовлеченных в это верование, стало
ясно, что ее анти-эротическое предписание было отрицанием
сексуальной назойливости ее отца в детские годы.
Посягательства ее отца не происходили буквально, но суще-
ствовали внутри внутренней атмосферы ее детства как сильно
опасное присутствие. Она усвоила динамику своего дома детства,
как это делает каждый, и посредством своего бессознательного
отрицания она могла сохранять это травматическое навязчивое
состояние под контролем. Ей удалось защититься через горизон-
тальное расщепление тело-ум, в котором ее ум не позволял при-
знания эротических энергий, которые ее тело могло восприни-
мать в ее окружении. Через проективную идентификацию этот
раскол передавался другим, в значительной степени посредством
239

отсечения дыхания ниже диафрагмы. Ее дыхание лишь незначи-
тельно выходило из нижней части тела, и оно едва возвращалось
на эти глубины. Расщепление тело-ум стало основным способом,
которым поражалось интерактивное поле в нашей работе и через
которое расщепление тело-ум передавалось.
Такое исследование природы ее расщепления тело-ум и ее пе-
редне-заднего расщепления с фоновым объектом, управляемым
навязчивыми сексуальными фантазиями, также защищалось
вертикальным расщеплением и соответствующими ментальны-
ми характеристиками, в частности, безжизненностью и беза-
лаберностью, описанными Сассом. Вертикальное расщепление
анализируемой характеризовалось совершенно противополож-
ными и взаимно аннигилирующими состояниями. В аспекте
вертикального расщепления поле с ней обозначалось, с одной
стороны, полнотой желания взаимосвязи и, с другой стороны,
сопутствующим состоянием безжизненности и ментальной пу-
стоты. Эти расщепления успешно блокировали дионисийский
элемент и ее ужас слияния, вызывавший это состояние (Green
1993, 243). Таким образом, тогда как Сасс обладал ключом к
крайне важным характеристикам, которые называл аполлони-
ческими (неудачный выбор, поскольку Дионис безумный бог, а
Аполлон нет), можно было бы быть более точным, если при-
нять к сведению, что существует не только и «дионисийское»,
и «аполлоническое»), но в действительности они сосуществуют.
Хотя, время от времени, человек может защищаться от одного
в пользу другого, оба этих компонента необходимы для рассмо-
трения. Дионисийское может лучше характеризовать фоновое
расщепление, тогда как аполлоническое, кажется, лучше описы-
вает вертикальное расщепление, также очень распространенное
и которое зачастую более очевидно, чем фоновая жизнь психоти-
ческого процесса. Расщепление тело-ум производит впечатление
240

комбинации дионисийского и аполлонического элементов.
Аналитик может иногда чувствовать опасные аспекты диони-
сийской, хтонической жизни, скрывающейся внутри психотиче-
ского сектора, особенно туманным образом, перед коагуляцией
психотического переноса. Перед этой коагуляцией аналитик мо-
жет переживать расщепление анализируемого и индуцироваться
диссоциацией. Но в интервалах, на протяжении которых сохра-
няется способность оставаться сфокусированным на анализи-
руемом, аналитик зачастую может получить проблеск фоновой
природы хтонического уровня.
Области безумия
и двойственно-связанные сообщения
Когда антимиры сливаются в аполлоническом аспекте без-
умия, созданное поле имеет особенно запутанную и контроли-
рующую природу. Такой контроль и беспорядочность извест-
ны как двойная связь. Грегори Бейтсон разработал концепцию
двойной связи как часть понимания семейных систем, и он также
утверждал, что этот аспект — главный этиологический фактор
в шизофрении. Хотя эта последняя идея не оказалась плодови-
той, концепция Бейтсона о двойной связи часто представляет
собой сильный фактор в формировании психотической части в
других отношениях нормально функционирующих личностей.
В двойной связи Бейтсона два сообщения подаются единовре-
менно, и они противоречат друг другу. Но за пределами данного
противоречия (и что критично для его катастрофически сильного
эффекта), двойная связь проявляет поле, обладающее неглас-
ным предписанием о том, что объекту не следует покидать поле
двойственной связи; объект не должен соблазняться влиянию
двойной связи, сознательно размышляя о ней. Аналитик оказы-
241

вается пойманным в дилемму слияния с объектом, тогда как, в то
же самое время, происходит попытка отделиться и обнаружить,
что никакой из вариантов не возможен. Бессознательное требо-
вание «не замечать» двойной связи приводит объекта двойной
связи к разъединению ее противоречивого предписания на две
части; и если у объекта нет способности к гипнабельности, ко-
торая требуется для диссоциации, тогда он или она склонны к
формированию психотических областей несовместимых проти-
воположностей. Как правило, такие процессы переплетаются и
умножаются.
Бейтсон приводит следующий пример, произошедший, когда
мальчика-шизофреника в больнице посетила его мать:
Он был рад видеть ее и импульсивно положил свою
руку на ее плечи, после чего она напряглась. Он убрал руку,
и она спросила: «Разве ты больше меня не любишь?»
Тогда он покраснел, и она сказала: «Дорогой, ты не дол-
жен так легко смущаться и бояться своих чувств».
(1972,18 -19)
Ее тело выдавало одно сообщение, а разум — другое, и вме-
сте они приводили к состоянию путаницы и безумия. Человек не
становится шизофреником под воздействием таких сообщений,
но его душа определенно склонна потеряться, и внутренняя ре-
акция индивида это отдельное удержание двух сообщений. Как
обычно бывает при таких защитах, отделение затем становит-
ся радикальным расколом, в котором два сообщения становятся
полностью разделенными, и каждое пытается быть целой исто-
рией. Когда диссоциативный механизм психотичен (что приво-
дит к существованию противоположностей в качестве антими-
ров), этот механизм порождает огромную боль для человека и
242

для каждого, кто пытается с ним общаться.
Предписание «не замечать» двойную связь, отрицать ее су-
ществование, иллюстрируется анализируемым, который расска-
зывал мне о своих встречах с пожилым отцом. В течение вечера
его отец, как обычно, «проводил судебное заседание», создавая
атмосферу, которую крайне трудно терпеть. Например, его отец
настаивал на том, что он никогда ни о чем не беспокоился, в ре-
зультате чего оставлял своего сына ошеломленным и смущен-
ным. Чувствовалось, что что-то не в порядке; сын чувствовал
раздражение, но не знал, что сказать. Он знал, что его отец не
был правдив и ощущал затруднения при высказывании. Он дви-
гался назад и вперед, между этими полярностями, как будто бы
существовало тайное предписание ничего не говорить. Его отец
установил атмосферу, в которой «все было в порядке» и в кото-
рой не существовали конфликты. Тем не менее, явно имело ме-
сто быть множество конфликтов. Оба сообщения были заметны.
Слушая своего отца, он вдруг начал улыбаться, не преднамерен-
но, но совершенно очевидно, так что его отец спросил его о том,
что было забавного. Этот вопрос сломил чары, и он сказал: «То,
что ты говоришь, очевидно, ложно. Было много ночей, когда
ты просыпался в четыре утра и не мог снова заснуть, поскольку
тревожился». Его отец выглядел потрясенным и ошеломленным.
Той ночью у сына было следующее сновидение:
Я смотрю на две параллельные колонки с информаци-
ей и сопоставляю их, сравнивая элементы между собой.
По мере того, как мне это удается, мой отец заявляет,
что будет иметь место большое собрание, и на нем он
всем объявит, что я — сумасшедший.
Бессознательное поднимает значительное испытание, кото-
243

рое человек прошел в предыдущий день. Оно воспроизвело со-
бытия — двойственные сообщения отца и тот путь, которым сын
боролся с их получением — в новом метафорическом контек-
сте. Далее, «объявление отца» представляет аспект трудности
(по-видимому, ускользающей от осознания сына), состоявшей
в том, что в сообщении его отца нечто было в действительности
сводящим с ума. В некотором отношении борьба между ними
касалась того, кто из них сошел с ума. Согласно правилам игры
двойной связи один из них должен был быть сумасшедшим. Что
бы его отец ни пытался выработать через свое собственное пси-
хотическое сообщение, взаимно аннигилирующие состояния вы-
давали сыну чувство, что он сходит с ума.
Как правило, сообщения двойной связи будут, на самом деле,
происходить из безумной области проектора, в результате чего
иметь дело с данной личностью будет весьма затруднительно,
поскольку внешнее бессилие во взаимоотношении с безумием
другого это зачастую нежелательный вариант. Вместо этого
страх и чувства беспомощности обращаются к бессильной яро-
сти. Возможно, наиболее сложный урок для усвоения при стол-
кновении с двойной связью заключается в том, что человек не
может одержать победу. Следует научиться покидать поле боя,
зная, что твоя душа в опасности. Все, что может быть сделано
на самом деле, — не выигрывать, а этого заботиться о своей
собственной внутренней жизни. Время от времени данный акт
позволит человеку возыметь некоторый имагинальный опыт, ко-
торый переведет двойную связь на другой уровень, где предпи-
сание «не замечать» противоположные сообщения исчезает. В
другое время человек остается с необходимостью признания и
констатации того, что «это не благо для меня». Потенциально
инфантильное звучащее качество такого ответа зачастую ощу-
щается как унизительное для личности, увядающей под воздей-
244

ствием двойной связи и полагающей, что он или она должен быть
героем и преодолеть это. Как правило, такой героизм принима-
ет форму попытки добиться от проектора сообщения с двойной
связью понимания того, насколько он противоречив. Мало что
может быть более бесполезным.
В этом случае аналитик, конечно, не будет знать, чему на
самом деле подобен отец анализируемого. Аналитик должен
научиться поддерживать опыт анализируемого и не идентифи-
цироваться с индуцированными, вызывающими раздражение
и сбивающими с толку воздействиями двойной связи. Делая
это, аналитики должны научиться уважать свои собственные
пределы, налагаемые их собственной психотической областью.
Например, внутри этого специфического опыта кто-то может
начать изучать эти пределы, как если бы он прорабатывал соб-
ственные состояния ума и, возможно, свой опыт с собственным
отцом. Кому-то удается объективное наблюдение, но аналитик
не должен автоматически полагать, что он делает это. Поддерж-
ка этой субъективности — наиболее трудная вещь для аналити-
ка, который был травмирован, поскольку реакцией на повторное
травмирование будет борьба, уход или становление податливым.
Поддержка аналитиком самого себя путем честного «именно
так», в котором ощущаемые им пределы воспринимаются как
истинные и важные, необходима, но крайне трудна для осущест-
вления. Аналитик может чувствовать себя, как если бы он от-
крыл себя для еще большего травмирования, и часто кажется,
что единственный союзник здесь — быть сильным. Но урок,
который может усвоить аналитик в данном процессе, заключает-
ся в том, насколько просто глупы и, в конце концов, бессильны
такие силовые ответные реакции.
Воздействие двойной связи рассматривается более детально
в следующем случае мужчины, имевшего хроническую историю
245

потери своего самообладания и пугающего свою семью. Он ни-
когда не понимал своих «извержений» и чувствовал бессилие,
когда они происходили. Он начал сессию с рассказа о том, как
ушибся, играя в футбол. Он спросил меня, верю ли я в то, что
случайности просто случаются, просто происходят, или чувство-
вал ли я, что они всегда имеют некоторое глубинное значение. Я
внутренне почувствовал раздражение на вопрос. Я не ответил,
так как пытался разобрать свои собственные чувства. Его вопрос
обладал тяжелым качеством, который заставлял меня чувство-
вать некоторое омертвление. Если бы я ответил фактически (на-
пример, говоря «да, случайности происходят» или, возможно,
«да, я думаю, что такие события зачастую имеют значение»), то
ощутил бы себя пустотелым и карательным. Я задался вопросом:
Действительно ли он хотел спросить меня об этом?
Он находился в анализе в течение многих лет, и он вне
сомнения знал, что такие события часто обладают
символическим значением. Был ли он враждебен? Так
вот, почему я злюсь? Казалось, что он выставлял ана-
лиз в карикатурном виде.
Но ни одна из этих мыслей не захватила чувство момента.
Мое чувствование его чудаковатости или мое чувство его стран-
ности подобрались ближе к делу. В конце концов, мне удалось
найти основание внутри незначительного шторма, созданного
его вопросом, и когда я перешел на другой уровень и задал в
ответ вопрос: «Что бы это могло значить?», он ответил: «Воз-
можно, мне придется опробовать новое положение в команде».
Вместе с этим взаимообменом атмосфера в комнате изменилась,
и стали преобладать более нормальное состояние рефлексии и
разделение состояний, в котором не торжествовала яростная не-
246

совместимость.
Это вводное утверждение, сделанное им, привело к очень
умеренному опыту, но в сессии возникли куда более глубокие
состояния, показывающие, как создавались области безумия и
способность сокрытия под кажущимся невротическим поведе-
нием амбивалентности и тревоги. В частности, обладая тем, что
было получено в начальной фазе сессии, он сформулировал сле-
дующую дилемму:
У меня есть конфликт. Футбольный тренер прихо-
дит учить, но это также мой день рождения, и у моей
жены были планы на театр и еще планы на ужин дома в
первую очередь. Я чувствую сильную противоречивость.
Когда я впервые много тренировался для моей позиции
и получил ее, то по возвращению домой мой сын сказал:
«Ура, папа, наконец-то, снова с нами». Я чувствовал
себя ужасно. Я просто делал свое дело и полностью пре-
небрег ими. Сделаю ли я то же самое сейчас?
По мере того как анализируемый говорил, я обнаружил себя
внутренне переключаемым между двумя чувствами. С одной
стороны, я был склонен думать: «Почему бы вам не принять
ваше замечательное достижение и не насладиться этим?» Но
затем я чувствовал себя переключенным на противоположную
мысль: «Ваша семья и ваш сын важны, так что, может быть,
вы излишне фанатичны». Я чувствовал давление говорить ему
что-нибудь, особенно когда он сказал: «Что мне делать с этим
конфликтом? Кажется, что я эгоистичен, как они говорят, но мне
нужно тренироваться три вечера в неделю».
Я мог бы иметь дело с различными состояниями, такими как
любовь и ненависть, таким образом, двигая сессию на этот уро-
247

вень. Например, мысли, говорящие ему «быть человеком» вошли
в мою голову, и было фактически затруднительно контролировать
желание вдохновить его «взяться за себя» и не ограничиваться
ожиданиями других. Но эти импульсы в действительности были
рассчитаны на остановку того дискомфорта, что я испытывал. В
его выступлении было нечто странное. Ситуация, в которую он
меня поставил, как будто бы касалась того, что все, что я говорю
ему, должно быть исключительно способом избегания нечто бо-
лее фундаментального.
В этот момент сессия могла бы выродиться в решение проблем
или размышления о том, как его конфликт был связан с ранними
проблемами детства. Я снова блуждал в мыслях о его сильных
трудностях с сепарацией от матери и его в равной степени трав-
матическом опыте сближения. Было заманчиво рассмотреть
его конфликт как повторение ран, восходящих к критическому
2-3-летнему возрасту жизни. Мы имели дело с этими вопросами
много раз в наших сессиях, и обращение к ним теперь было путем
избегания нечто очень дискомфортного, поскольку, чем глубже
я позволял себе чувствовать, что я ощущал в этот момент, тем
менее комфортно мне становилось. Странное чувство бездны
пребывало между состоянием ума, обозначаемого его желани-
ем, и его виной по поводу отсутствия в своей семье. Сначала эта
бездна ощущалась подобно тонкому состоянию, и я соблазнялся
проигнорировать качество расщепления и примкнуть одному или
другому состоянию, или попытаться связать их воедино. Но чем
больше я принимал дискомфорт действительного незнания того,
что делать или говорить, становилось ясно, что эти состояния в
действительности представляли различные миры: состояния раз-
ума полностью противоположные друг другу, где каждое из них
целиком замкнуто на себя и доминирует над другим. Таким об-
разом, если я был склонен думать об одном состоянии, таком как
248

обучение, и побуждать его удержать героическую искру и встре-
тить свои индивидуальные нужды, противоположное состояние
уверенно и просто «вступало во владение» с большой или малой
обоснованностью. Поскольку я понял, что такие переключения
были напряженными и запутанными, то выбрал работу только с
состоянием противоположных миров. Затем я спросил, пережи-
вал ли он эти состояния тем путем, который я только что описал,
и он освободился для понимания моего знания о его внутреннем
процессе. Такое осознание важно, поскольку люди, как правило,
стыдятся расщеплений такого рода, которые время от времени
могут отталкиваться, но возвращаться с парализующим эффек-
том. Однако, добившись такого осознания, что затем делать с
этими двумя мирами?
Его сознательный ум не мог справиться с конфликтом. У него
не было сил для содержания противоположностей, и на протяже-
нии лет при столкновении с такими дилеммами он впадал в пучи-
ну бессильной ярости, после которой затем чувствовал ужасную
вину. Он, казалось, столкнулся с двумя невозможными выбора-
ми и не мог получить их оба. Я поинтересовался по поводу роли
его жены в создании этого состояния ума, и вновь я исследовал,
как она была связана с его конфликтом под названием «трени-
ровка-против-семьи». Он сказал:
Она всегда говорит, что поддерживает меня на все
сто процентов, но затем идет и делает обед и строит
планы на театр на вечер перед днем важной для меня
игры. Если я спрошу ее об этом, она скажет, что я про-
сто жестокий, и если у меня нет снисходительной пози-
ции сейчас, то ее никогда и не будет. Это звучит верно.
Почему я должен тренироваться до последней минуты?
Почему я столь компульсивен? Но я чувствую, что так
249

делать правильно. Тем не менее она создает безупречный
смысл и поясняет его мне с огромным психологическим
пониманием. Поэтому я чувствую, что мне следует
расслабиться, быть менее встревоженным, но я также
чувствую огорчение по поводу этого и не могу мыслить
ясно. Я смущен и сердит, и я знаю, что это неправильно.
Я запутался!
Затем я спросил его, как бы это было, если бы он рассказал
своей жене о процессе, который проходит. Например, я спросил,
почему бы не обратить ее внимание на то, что в то время, как она
говорит о своей полной поддержке тренировки, она также готовит
большой обед и строит другие планы на вечер, когда приезжает
футбольный тренер. Далее я спросил, как жена анализируемого
будет реагировать на его разъяснение ощущаемого им в двойной
связи, и особенно, если она признавала, что была частью этого
процесса. Он рассмеялся, пояснив, что нет никаких шансов на
то, что она признает свою роль. Она будет только говорить ему,
что он сумасшедший и что никоим образом не выдает никаких
двойных сообщений. Нет, она действительно заботится о его
тренировке, но, несомненно, ужин по поводу его дня рождения
также важен, и только его жесткость создает проблему.
Он чувствовал себя действительно увязшим. Что ему следо-
вало делать с той убийственной яростью, которую он ощущал?
Я перефокусировал его внимание на ощущаемые им противо-
положности, антимиры и решил попробовать другой подход.
Безусловно, поскольку он не мог проработать двойную связь со
своей женой, было необходимо попасть за ее пределы, сдвинув
анализ на другой уровень. В данном случае, такой сдвиг облег-
чался размышлением над мифологической параллелью Сисиутла
индейцев Квакиутл, дополняющей переживаемый им конфликт.
250

Я не уверен, помог ли пересказ мифа ему или мне, но это,
несомненно, сломило чары двойной связи, и появилось решение.
Он не смог обнаружить его сам, поэтому я размышлял об этом
за него, и я предположил, что он мог бы сказать своей жене,
что он решил, чего бы хотел от своего дня рождения. Он мог бы
сказать:
Вот чего бы я хотел — пойти на тренировку, и по-
этому ты и семья принимайте пищу без меня. Затем,
когда я приду домой, я бы хотел, чтобы бы ты встрети-
ла меня, глубоко полюбив то, что я делал, и поддержала
это. Тогда мы могли бы все вместе пойти куда-нибудь.
Такой подход был очевиден, когда был сформулирован. Он
не мог деконструировать двойную связь, поскольку его жена
не была доступна для такого рода честного исследования, но он
мог получить немного силы своего внутреннего Сисиутла, силы,
которую он никогда не чувствовал, когда приходил в ярость и
бессилие, утрачивал контроль. И теперь он мог просто заявить
о том, чего хотел, с точки зрения, полностью отличной от ее. Он
смог принять совет, и это сработало для него достаточно хорошо,
чтобы чувствовать себя не связанным с тем, что он будет делать.
Далее, той ночью у него было следующее сновидение:
Два примитивных племени находятся в состоянии
войны. Один вождь разговаривает с шаманом. Он гово-
рит шаману, что у его племени нет технологического
превосходства его противника, и они не смогут проти-
востоять им и проиграют. Но шаман говорит, что он
имеет право воспользоваться заклинанием, и с ним он
добьется успеха в этой битве.
251

Я думаю, что его бессознательное представляло мое исполь-
зование мифа в данном случае как шаманское средство, срабо-
тавшее при работе с превосходящим вооружением невнятного
лепета его жены, который обычно подавлял его. «Заклинание»,
которое мы обнаружили, было просто утверждением того, чего
он хотел; тем не менее, очень часто перед лицом безумия, его
собственного и других, такие простые утверждения были прак-
тически недоступны.
В мифе о Сисиутле постижение двух его голов приводит к
Истине, и к обретению чувства силы, которое может быть уподо-
блено только владению Самостью. Человек владеет Самостью,
но не посредством обладания. Он видит хаос и чудо порядка
внутри хаоса; затем этот порядок угасает и воссоздается заново.
Аналитик не удерживает мыслей на сплошном пути. Своего рода
смирение в этом процессе, как представляется, способствует по-
явлению Самости. И хаотический или безумный процесс, пред-
шествующий этому появлению может, в таком случае, транс-
формировать, а не способствовать сжатию роста. Как Сисиутл
привносит такие изменения и как греческий бог Дионис делает
то же самое для тех, кто почитает его силу вызывания безумия,
через уважение и ограничение самих себя, так и безумные части
нашей психе могут также обернуться наиболее значимыми орга-
низаторами нового отношения к жизни.
Таким образом, безумие, а особенно безумные части здраво-
мыслящих людей — это часть алхимической prima materia. Без
этих частей, а особенно без знания того, как человек ограничен
собственным безумием, центральная мистерия алхимическо-
го процесса, coniunctio, становится опасной, а не улучшающей
жизнь. Ибо опыт этого центрального единения должен жить
в тонком теле отношений самих по себе. Безумие человека от-
клоняет это обстоятельство и настаивает либо на буквализме
252

(действующим из образа coniunctio), либо на прямом отклоне-
нии и избегании силы этого обстоятельства. Но наши безумные
части гораздо больше, чем пограничное состояние; они также
— источник жизни, который глубоко подавлен культурными и
личностными силами и источник растворения структур, которые
никогда не будут позволять опыту numinosum стать внутренней
реальностью.
Всегда угрожая растворением того, что должно быть со-
хранено, опасное продолжение хаоса безумия всегда было цен-
тральной характеристикой алхимического искусства и, зачастую,
фактором его воспламенения. Пары Ртутного Фонтана запол-
няют vashermeticum, таинственный сосуд, сверху, а энергии по-
добные диониссийству заполняют его снизу. Вместе они — суть
одно и то же: одно является опытом numinosum из преимуще-
ственной позиции психического бессознательного, а другое —
из преимущественной позиции соматического бессознательного.
Следовательно, верхние и нижние силы идентичны, и вместе они
формируют prima materia.
253

ГЛАВА 7
ЦЕНТРАЛЬНАЯ МИСТЕРИЯ
АЛХИМИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА
Темная сторона coniunctio
Алхимики записывали свои теории о prima materia не как
эволюционные конструкции, но как описания мифа. Основ-
ная динамика prima materia воплощена в древнем и долговеч-
ном мифе об Аттисе и Кибеле. Мучительное слияние, изо-
браженное в мифе об Аттисе и Кибеле, приводит к nigredo,
следующим за coniunctio, и это nigredo может быть чрезвычайно
опасным. Миф об Аттисе и Кибеле — это всегда теневая сторо-
на coniunctio, и работа с этой слитой и ужасающей формой со-
стояния единения — это sine qua поп(непременное условие) для
окончательного принятия и конфронтации со страстью в состо-
янии стадии rubedo алхимического opus. Миф об Аттисе и Ки-
беле — это часть нити, проходящей через западную культуру,
и этот миф представляет состояние ума и тела, которое никогда
компетентно не рассматривалось. Алхимический подход — это
наиболее обстоятельная и серьезная попытка за последние 2000
лет проинтегрировать силы, представленные этим мифом.
Кибела — Великая Мать богов и мужчин, а Аттис — это
одновременно ее сын и любовник. Их интенсивное слияние и
254

страстная связь характеризуется не только глубокой любовью и
ревностью, но также местью, предательством и безумием. Ки-
бела и Аттис связаны вместе неистовой и страстной любовью
друг к другу. Однако столь же мощная сила тянет их к обосо-
бленности, сила, выражающая себя различными путями, через
которые Аттис пытается освободиться от связи со своей мате-
рью. Во многих вариациях данной истории Аттис обычно уми-
рает (напрасно, в отличие от других умирающих богов, таких
как Дионис), и нет другого разрешения борьбы, разыгрываемой
Кибелой и Аттисом. Иногда Аттис убивается на охоте, иногда
оказывается повешенным на дереве, а иногда сходит с ума. И
Аттис, или некто ему сопоставленный, обычно подвергается ка-
страции. Кастрации-жертвоприношения, на самом деле, были
когда-то признаком экстатических празднеств, посвященных
Кибеле, в древние времена.
В частности, динамики мифа матери-сына в его различных
ужасающих постановлениях интерпретировались Юнгом как
изображение качеств prima materia в алхимии. В то время как
миф может быть рассмотрен в качестве адресации к преврат-
ностям молодости, подобно prima materia самой по себе, он
представляет собой более фундаментальное изображение наи-
более неопровержимых и мучительных межличностных про-
блем, с которыми мы имеем дело на протяжении своей жизни.
Наиболее конкретно, миф об Аттисе и Кибеле исследует каче-
ства prima materia, и миф затрагивает природу взаимоотноше-
ний в их жизненных и бурных аспектах, когда энергии на пути
движения (Аттис) оказываются в среде сильных, связывающих
сил противодействия (Кибела). Миф обращается к вопросам, с
которыми все мы лично сталкиваемся в наших взаимодействиях
с другими. В то же самое время он, в сущности, документиру-
ет уровень развития сознания, к которому человечеству удалось
255

пробиться на сегодняшний день.
В этом мифе сын представляет экспансивную, исследователь-
скую и разделяющую природу психе, которая крепко удержива-
ется в магнетической сфере бессознательных сил, представлен-
ных матерью. Миф — это утверждение невозможной страсти
(т.е. любви, которая не может ни существовать, ни не существо-
вать). Миф представляет трагическое и неудачное отделение и
в равной степени трагичные состояния слияния или связывания.
Будь то в случае мужчины или женщины, эти динамики — глав-
ная характеристика алхимической prima materia.
Мужчина или женщина никогда не отделятся от Великой
Матери без интеграции своей «теневой стороны». Но эта тень,
особенно если она встроена в нарциссически характерную ярость
и садизм (автоматически имеющих место в любом оскорблении и
унижении) может использоваться для подавления, вместо инте-
грации ее мудрости и хтонической жизни. Алхимия обращается к
тайне и важности хтонической жизни не посредством ее героиче-
ского преодоления, но благодаря связи с центральной мистерией
единения. Соответственно, понимание мифа об Аттисе и Кибеле
играет жизненно важную роль в рассмотрении этой центральной
мистерии. Ибо, как знали алхимики, любое состояние единения
сопровождается смертью, nigredo. Великая мудрость алхимии со-
стоит в том, что последовательность соединения и смерти пред-
ставляет собой процесс, благодаря которому prima materia со-
вершенствуется в воплощенную Самость, lapis.
В одной из историй об Аттисе он был рожден чудесным
образом. Пребывая в любовной страсти, Юпитер обращается
к Горе Агдус, которая появляется в образе Реи (Кибелы). Но
она отвергает его, и в последующей борьбе Юпитер проливает
немного своей спермы на гору. Гора зачинает от божественного
семени, и рождается ужасающе дикое и андрогинное существо
256

Агдистис. Этот гермафродит представлял опасность и для богов,
и для людей, поскольку мог размножаться без помощи других;
поэтому боги должны были принять меры. Они отказались от
открытого убийственного нападения, но вместо этого призвали
для сотрудничества Диониса. Они знали, где купается Агдистис,
поэтому попросили Диониса смешать весенние воды с вином.
В то время как само животное спит, трезвый Дионис
подкрадывается к нему и толстой веревкой привязывает
половые органы Агдистиса к дереву. Проснувшись, Агди-
стис «лишает сам себя того, что делало ему мужчиной».
Vermaseren 1977, 91)
Из его крови выросло дерево. Когда королевская дочь Нана
проходила мимо, она была поражена красотой плодов дерева.
Она сорвала несколько и положила их на свои колени. Внезапно
один из плодов, казалось, исчез, и Нана обнаружила, что бере-
менна. Ее отец Сангарий (который также происходил от имени
Фригийской реки) хочет убить свою дочь, чтобы избежать позо-
ра. Но вмешалась богиня и устроила преждевременное рождение
Аттиса. Ребенок был заброшен, поддерживал жизнь, благодаря
козе и растился пастухами. Подрастая, он стал очень привлека-
тельным пастухом, которому даже могущественная Матерь Бо-
гов была не способна сопротивляться.
В этой истории необузданная страсть в виде Юпитера при-
водит к деструктивной структуре Самости, гермафродиту Агди-
стису, который в действительности представляет собой форму
Кибелы. Другими словами, страсть ведет прямо к деструктив-
ному аспекту богини, тотальному слиянию и невозможности
любых объектных отношений. Позитивный гермафродит — это
представление единения противоположностей, конъюнкция, или
257

«третья вещь». Но в истории с необузданной страстью Юпи-
тера, гермафродит — это результат вынужденного единства,
изнасилования или инцеста и, таким образом, чудовищность. В
негативном гермафродите, противоположности не соединяются в
третье, но остаются в странном положении, состоянии слияния,
которое отрицает значение и способствует конкретизации аффек-
тов. Страсть в форме Агдистиса приводит к уходу и отрицанию
Эроса. В описанной истории происходит вмешательство богов.
Точно так же психологически всякий, кто сталкивается с интен-
сивными энергиями страсти должен взрастить умственно-ду-
ховное усилие сдержанности, чтобы избежать разрушительных
реакций, которые, несомненно, возникнут, когда страсть будет
приводиться в действие обусловленным, принудительным путем.
Такая сдержанность включает в себя распознавание и подчине-
ние силе и значению собственного безумия, и это требует знания
степени пределов этого сектора, как это делали древние греки,
когда прославляли бога Диониса. И из данной сдержанности
возникает новый цикл: рождается Аттис.
Психологически можно использовать данный миф как ру-
ководство в опыте взаимоотношений с другими. Человек может
признать аспекты Агдистиса в своей несвязанности и нечувстви-
тельности к другим. Страсть Юпитера может быть распознана в
недисциплированных и неразличимых чувствах, которые рвутся
к реализации, и аспект Аттиса в личности — это та часть, что
стремится найти само-идентичность внутри своей любви к дру-
гим. Внутренне человек претерпевает динамики, изображенные
в мифе об Аттисе и Кибеле, и в процессе могут возникнуть со-
знание и духовное отношение к primamateria. В итоге, алхимиче-
ский путь учит, что практик может обрести внутренний смысл и
структуру, которые могут привести к переживанию творческой
сдержанности и творчества страсти с полным осознанием ее по-
258

тенциально деструктивной природы.
Смерть Аттиса всегда следует за свадьбой: богиня либо уби-
вает своего возлюбленного, либо он умирает через членовреди-
тельство или же убивается во время охоты на кабана, что сим-
волизирует очень темную сторону богини. Говоря алхимическим
языком эта смерть — nigredo, темное страдание, которое всегда
сопутствует опыту coniunctio.
Другая версия мифа, представленная Овидием в его «Фа-
стах», показывает Кибелу в любви с красивым мальчиком-па-
стухом, который должен обещать ей вечную верность. Когда он
попадает под непреодолимое заклинание нимфы, разит карающая
рука богини: нимфа Сангаритис (дочь речного Сангария) убита
и Аттис сходит с ума. Мучимый заблуждениями и полагающий,
что его преследует Эриния, он лишает себя тех частей тела, что
являлись причиной неверности. Из его крови проросли цветы, а
сам он превратился в сосну (Vermaseren 1977, 91 — 92).
Связь между мифом и безумием подтверждает основу любо-
го развития, которое достигается сепарацией и уважением к бо-
гине. Символически говоря, человек умирает для развития таким
образом, что может иметь дело со страстью единения и последу-
ющими потенциально опустошительными реакциями. В то время
как Нарцисс (заклятый противник страдания и изменения) уми-
рает и становится цветком, который, в свою очередь, приводит
к искупительным Элевсинским мистериям, так и смерть Аттиса
приводит к ритуалу трансформации. Эта мистерия nigredo очень
далека от нашего патриархального сознания, которое ценит на-
дежность, стабильность, постоянство и силу. Для большинства
людей даже начало принятия во внимание мудрости «иного»
пути, пути единения и смерти, может быть долгим и трудным
путем.
Месть Кибелы в ответ на предательство Аттиса (связь с
259

другой женщиной) повторяющаяся тема в мифе. Празднества,
созданные в его честь, находятся в составе «Тристий», помино-
вений скорбей и Хилларии, праздника радости за его зачастую
частичное воскрешение. Следуя его примеру, жрецы Аттиса
целиком посвящали себя богине, покоряясь ее силе и величию.
Когда кто-либо входил в ее культ, он посвящался в становление
священным рабом без всякой надежды на свободу. Считалось,
что взамен богиня протягивает свои покровительствующие руки
на своих рабов (Vermaseren 1977, 92).
Такой невероятно регрессивный способ иметь дело с силой
Кибелы представляет сильное психологическое побуждение.
Мужчины и женщины все еще психологически кастрируют себя
(хотя, кажется, по мелочи) в надежде избежать атаки, которой
они боятся: они неизбежно должны принять свою силу и власть.
Вообще говоря, понятие «быть раненым» сложным взаимо-
действием состояний единения, или попыток единения, и про-
исходящих в результате этого атак беспорядочности и отчаяния
играет центральную роль в алхимии. Исцеление, обнаруженное
алхимиками для своего кастрированного существа, привносит-
ся благодаря субстанции, именуемой «Бальзам» (Юнг 1963,
14: параграф 663). Это целительный препарат, очищающий
от инцестуозных и отыгрывающих тенденций, создается через
сознательное страдание многочисленных циклов coniunctio —
nigredo. Но всегда миф об Аттисе и Кибеле представляет темную,
теневую сторону опыта единения, и миф создает архетипическую
структуру, которая формирует множество граней nigredo, следу-
ющего за переживанием coniunctio.
Рассказ Овидием мифа об Аттисе и Кибеле объясняет ри-
туал кастрации жрецов Кибелы. Но миф содержит основной
вопрос о «невозможной страсти», который никогда не разреша-
ется. В «Фастах» Овидия Аттис нарушает свою клятву, и Ки-
260

бела мстит, убивая нимфу Сангарию. И посреди своего члено-
вредительства он вопит, как тот, кем овладело чувство вины: «Я
это заслужил! Моя кровь — это моя должная расплата» (Frazer
1989, 205 — 06).
Чувство вины и безумие, изображенные в мифе об Аттисе
и Кибеле — это состояния разума, глубоко сокрытые внутри
психической жизни большинства людей. Но состояния и свя-
занный с ними паттерн, исключающий возможности творческого
переживания состояний слияния и отделения, могут также быть
качеством интерактивного поля. Два человека, переживающих
поле, могут направиться к осознанию каждым невозможного со-
стояния слияния и к его трансформации в менее деструктивные и
более творческие формы союза.
Динамики слияния
и разделения внутри интерактивного поля
Главным образом потому, что он изображает сына-любов-
ника великой богини, миф об Аттисе и Кибеле может сначала
появляться только в олицетворении попыток отделения от мате-
ринского мира и особенно отделения мужчин от своих матерей.
С этой ограниченной перспективы и богиня-мать, и настоящие
женщины рассматриваются как опасные для мужчины, который
должен развить способность к сепарации. Когда энергии мифа
интерпретируются мужчиной таким образом, он склонен низво-
дить женщин до ограниченного функционирования: они должны
быть чем угодно, за исключением Кибелы. Т.е. они должны быть
понимающими, любящими, дающими, но не людьми со своими
собственными потребностями и моделями бытия. Такой вид кон-
кретного понимания мифа редуцирует его значение с большими
издержками для обоих полов.
261

Более продуктивно этот миф может быть понят как пред-
ставление интрасубъективной драмы и превратностей состояний
единения между двумя людьми. Пол не ограничивает примени-
мость мифа к любым отношениям; и мужчина, и женщина могут
переживать динамики, которые миф об Аттисе и Кибеле выдви-
гает в качестве интрасубъективной драмы. Мужчина будет пе-
реживать свое сознание и его способность обнаруживать новую
психическую территорию и проникать на нее, как если бы его
сознание было захвачено иной силой, препятствующей таким от-
крытиям. Он может проецировать эту силу на женщину или он
может переживать ее как внутренний конфликт, который, конеч-
но, предпочтительнее. Агрессивный запрос и новые или незави-
симые действия вызывают тревогу, поскольку они предполагают
оставление мира фантазии и вечных возможностей. Кроме того,
на интерсубъективном уровне он будет переживать сепарацию
как страх заброшенности в отношениях. Женщина, пребывая в
тисках такого рода комплекса Аттиса-Кибелы, будет пережи-
вать сходное интрасубъективное поле. Внутренняя сила, пере-
живаемая как «другой», принуждает ее к сопричастности и слия-
нию с другими. Ее собственное желание сепарации и автономии,
и ее активная, разделяющая способность ужасно затруднены,
поскольку эти индивидуационные побуждения подобны Аттису.
Культура, в которой доминирует мужское, хочет взять под кон-
троль женский аспект Кибелы. Но фактор Кибелы может так-
же находиться в мужчинах, и особенно в их женских сторонах и
иррациональных настроениях, которые они проецируют на жен-
щин. И женщина может проецировать свою непроработанную
и ужасаемую, подобную Аттису сторону на мужчину. Они оба
будут держать друг друга в тайном презрении. Затем женщина
в некотором смысле становится подобной Кибеле для мужчины,
а он становится для нее подобен Аттису. Таким образом, миф
262

проецируется наружу и оборачивается особенно деструктивным.
Другая возможность, более значимая в алхимическом пути
мышления — это представление диады Аттис-Кибела доми-
нирующим, подобный силовому полю, способом, которым вза-
имодействует пара, т.е. как будто бы другая (незримая пара)
доминировала в сознательном взаимодействии. Данная незри-
мая и бессознательная пара — это, конечно, Аттис и Кибела.
Эта диада создает поле, в котором двое людей могут принять
участие, будучи движимыми его энергетическими потоками и
присущим ему паттерном поведения. Они будут переживать это
поле как vas hermeticum, который как пространство, окружа-
ющее их, но также содержащее объектные отношения, наблю-
даемые как «третья вещь» между ними. Примитивная форма
поля Аттиса-Кибелы, как изображается в мифе, будет склонна к
слиянию и буквализму, отыгрыванию или конкретизации аффек-
тов и чувства желания. Из этого поля люди делают неуместные
сексуальные выдвижения или они принимают на себя обязатель-
ства, которые не реалистичны в их лучшем интересе. Алхимиче-
ски такое поле изображается либо как негативный гермафродит,
либо дракон.
Эта примитивная, склонная к буквальности форма мифа на-
ходится в оппозиции к «третьей вещи», переживаемой как «дру-
гое» со своими собственными динамиками, связанными с проек-
циями и воображением обоих людей. Такой опыт «третьей вещи»
происходит, когда обе стороны ощущают мистерию, частью ко-
торой являются, и готовы выстрадать небуквальное состояние
слияния, таким образом, приобретая новый уровень близости,
который также может быть усвоен как близость с самим собой.
Алхимически это состояние изображается как сознательная кои-
тальная пара, показанная в одиннадцатой гравюре Rosarium как
существо над водой и с крыльями (смотрите рис. 21 далее в 9
263

главе). Алхимики работают над такими полями, чтобы транс-
формировать их из доминирующей динамики слияния (в кото-
рой один человек боится или подавляется эмоцией другого) в
поле, имеющее ритмическую динамику отделения и слияния, без
доминирующей полярности. Знаменитое алхимическое изрече-
ние «убить дракона» представляет трансформацию такого рода.
Цель такой трансформации — lapis, структура Самости, чей ба-
зисный ритм — это coniunctio, очищенное от всех негативных
динамик слияния, а также своей другой стороны, бездушного
отдаления.
Желание, с его мощным, компульсивным качеством — это
единственный доминирующий элемент, затрудняющий очище-
ние поля Аттиса-Кибелы. Подавляющее, компульсивное каче-
ство поля повергает сознание в сон и соблазняет всеми другими
способностями к поглощающему слиянию с объектом. Тем не ме-
нее в его измененном состоянии (трансформация обозначается
в одном алхимическом образе посредством отсечения лап льва)
желание является ключевым ингредиентом. Это огонь, управля-
ющий процессом. Французский психоаналитик Люс Иригарей
предоставляет глубокое понимание желания и пространства (или
«интервала»), в котором может переживания единение:
Желание занимает или обозначает интервал.
Постоянное определение желания приведет к его
окончанию. Желание требует чувства притяже-
ния: изменения в интервале, или отношений близо-
сти, или дистанции между субъектом и объектом.
(1987,120)
При обсуждении желания она выразительно говорит о дина-
миках неслитого состояния единства, coniunctio. Иригарей отме-
264

чает, что если существует «двойное желание», т.е. если мужчины
и женщина способны желать и быть желанными, тогда:
Позитивный и негативный полюса разделяются себя
посреди двух полов... создавая хиазм или двойную петлю,
где каждый может двигаться по направлению к другому и
обратно ксебе... чтобы у держать свою дистанцию, не дол-
жен ли человек знать, как принимать? или говорить? В
конце концов, это сводится к той же самой вещи. Возмож-
но, способность принимать требует постоянного про-
странства или контейнера, может быть, души или ума?
(1987,121)
Признавая, что coniunctio не лишена опасностей, Иригарей
продолжает:
Субъект, который предлагает или разрешает же-
лание, переносится, и, таким образом, охватыва-
ет, или принимает другого. Кроме того, это опасно,
если отсутствует третий элемент. Не только по-
тому, что необходимо ограничение. Данный третий
элемент может появиться внутри контейнера в ка-
честве последних отношений с его или ее собственны-
ми пределами: взаимоотношений с божеством, смер-
тью, социальным или космическим порядком. Если
такой третий элемент не существует внутри и для
контейнера, последний может стать всемогущим.
(1987,123)
В четырех начальных гравюрах Rosarium Philosophorum (см.
рис. 4, 9-11), практик обнаруживает «третий элемент», нис-
ходящий Святой Дух. Позднее формируется coniunctio, и она
265

Рисунок 6. Coniunctio
из Turba Philosophorum.
становится третьей вещью
самой по себе, поскольку
усваивает ритмы отделения
и близости. Но слияние,
коллапс промежутка или
интервала, остается посто-
янной угрозой. Семнадца-
тая гравюра (рис. 27) ха-
рактеризует символическое
изображение окончатель-
ного преодоления негатив-
ных состояний слияния.
Все гравюры, следующие
за пятой, обращаются к
вопросу дальнейшей транс-
формации coniunctio в
контейнер — содержащую форму, исключающую осуществле-
ние желания в качестве своей великой цели. Эта развитая фор-
ма coniunctio означает гармонию между мужской и женской по-
лярностями.
Turba Philosophorum, алхимический текст, датируемый при-
мерно 1300 годом, изображает, в частности, слитую и опасную
форму coniunctio, напоминающую миф об Аттисе и Кибеле.
Изображение в Turba Philosophorum показывает состояние сли-
яния, имеющее место между женщиной и драконом (рис. 6).
Женщина представляет великую богиню, а дракон представля-
ет архаичное побуждение по направлению к состоянию слияния,
побуждение, которое сокрушает любое чувство «творческого ин-
тервала» между людьми, посредством которого страсть может
обладать таинством, а не иметь немедленный исход в действии.
Текст Turba имеет следующую загадочную формулировку:
266

Тем не менее Философы предали смерти женщину,
которая убивала своих мужей, ибо тело сей женщины
преисполнено оружий и яда. Пусть будет вырыта моги-
ла для этого дракона, и пусть женщина будет погребена
вместе с ним, он будет прочно скован с этой женщиной;
и чем больше он поранится и изовьется вокруг нее, тем
более он будет изрезан на куски женским оружием, фор-
мирующим тело женщины. И когда он узрит, что сме-
шался с членами конечностей женщины, он убедится
в смерти и будет полностью преобразован в кровь. Но
когда Философы увидят его преобразованным в кровь,
они оставят его на несколько дней на солнце, до тех пор,
пока его мягкость не истребится, а кровь не иссохнет, и
они обнаружат яд. Тогда же появится сокрытый ветер.
(Юнг 1963, 14: параграф 15)
В первом предложении этого загадочного высказывания ал-
химик предполагает, что предшествующий процесс был перед
тем, как женщина и дракон оказались сцеплены друг с другом.
«Предание женщины смерти» означает, что практик активно
склонен к уничтожению coniunctio и преодолевает эту тенден-
цию. В любое время, вовлекая персону, имеющую ужасающий
прошлый опыт с сексуальными или агрессивными действиями,
в частности, инцестуозным насилием, человек будет встречать
сильное сопротивление к формированию любого состояния еди-
нения. Например, анализируемая видела сон, где женились муж-
чина и женщина, но она делала все, что могла, чтобы остановить
свадьбу, даже до такой степени, что бросалась в людей яйцами.
Свадьба представляла ее бессознательную связь со мной, анали-
тический перенос. Ее поведение в сновидении показывало, на-
сколько сильным было ее сопротивление установлению связи со
267

мной. Она бессознательно пыталась даже пожертвовать наибо-
лее ценным своим обладанием (яйцами, символизирующими ее
творчество и будущее развитие) в надежде остановить развитие
полевого состояния единения. В анализе такие проблемы должны
признаваться и активно сопоставляться с интерпретацией. Будь
то сопротивление состоянию единения со стороны аналитика
(что также может случаться) или же со стороны анализируемо-
го, любому из них следует противостоять, если процесс продол-
жается. Любое желание человека оставаться бессознательным
может представляться «женщиной, убивающей своих мужей»,
что представляет собой уничтожение активного побуждения к
единению.
Иногда алхимические тексты повторяют предписания, дей-
ствующие как устройства, функция которых заключается в пре-
одолении сопротивляемости coniunctio. Например, на флагах
третьей гравюры Rosarium Philosophorum, именуемой «Обна-
женная Истина» (см. далее рис. 10), Солнце говорит: «О, Луна,
позволь мне быть твоим супругом», и Луна отвечает: «О, Солн-
це, я должна покориться тебе». (Юнг 1954, 16: параграф 451).
И повторение, и естественность метафоры выполняют функцию
побуждения к действию, «психической подготовке» самого себя,
чтобы подняться и иметь дело с человеческим нежеланием вов-
лекаться в такую потенциально болезненную деятельность.
Человеку следует научиться входить и выходить из поля еди-
нения; и до тех пор, пока он не приобретет достаточно опыта
в обращении с этой областью, он или не будет способен к про-
никновению вообще (и, таким образом, останется нарцисси-
чески изолированным), или сделает попытки проникновения и
непосредственно поглотится магнетическими энергиями поля и
сольется с ними. Такое предприятие в целом очень болезненно,
поскольку раскрываются старые раны и в процессе посыпаются
268

солью. Но искатель может обнаружить свой путь только через
повторные экскурсии на эту территорию, и, хотя страдающий
заново открывает гнойные раны, со временем они могут долж-
ным образом исцелиться.
Образ из Turba — это пример крайнего слитого каче-
ства coniuntio, которое приводит к трансформации дракона,
компульсивного, конкретизирующего/разделяющего качества
психе. Женщина была сражена «Философом», т.е. алхимиком.
Он убил желание уйти в бессознательное, а также желание унич-
тожить соединяющую возможность внутри себя или своего ме-
талла. Умерев, теперь она трансформируется. Она прикована к
дракону, представляющему и конкретизацию тенденции к сли-
янию и также тенденцию к избеганию переживания поля. Этот
архаичный образ качества интерактивного поля ощущается «по-
добным смерти». Любой, кто переживает это качество интерак-
тивного поля, может ощущать, как если бы он или она были в мо-
гиле, всегда на краю поглощения смертью бессознательного. Это
очень расстраивающее состояние постоянно бросает вызов вере
человека. В этом состоянии, «оружие и яд» всегда готовы сно-
ва появиться, означая, что человек чувствует себя в опасности и
склонен искать освобождения посредством диссоциации от чув-
ства опасности нападения. Будь то опасности быть атакованным
ненавистью, гневом или зависть, человек всегда на краю в этом
переживании поля. Практически у каждого есть области трав-
мы, внутри его личностных структур, и каждый, таким образом,
будет иметь почти инстинктивные реакции избегать повторного
травмирования. Падение назад в бессознательность путем ухода
или диссоциации — это готовые средства избегания повторной
травматизации. Следовательно, регрессии следует сторониться,
и, таким образом, дракон прикован к женщине. Этот образ пред-
ставляет приверженность процессу.
269

Убийство дракона указывает на то, что трансформация им-
пульса конкретизации страстей или, напротив, ухода от состоя-
ний слияния, началась. Точка преобразования имеет место, ког-
да он «полностью преобразится в крови». Другими словами, он
становится примесью, ощущаемой как страсть, но примесь не
может быть использована до тех пор, пока не сохранена (все еще
не может быть использована и все еще не безопасна). Должно
быть сделано нечто большее, и «они оставят его на несколько
дней на солнце до тех пор, пока его мягкость не истребится, а
кровь не иссохнет, и они обнаружат яд» (Юнг 1963,14: пара-
граф 15). Усилие — это происходящее при высыхании, означаю-
щее, что все бессознательное должно быть обнажено (вода будет
представителем бессознательного). Эта сложная задача потре-
бует от искателя предельного усилия, поскольку в данном случае
необходимо, чтобы человек пережил такие ужасные состояния
слияния и изменился посредством их, несмотря на переживание
искушения впасть назад в бессознательность (что есть яд), дабы
он также слился с энергиями поля, приводящими к отыгрыванию
или в ином случае отщепился от переживания. Но если все полу-
чится, появится «сокрытый ветер». Другими словами, высший,
духовный опыт выходит из разрушительного поля слияния. Этот
аспект Turba (как и весь отрывок) представляет собой не просто
некое фантастическое воображение, но метафору реального опы-
та. Человек может переживать нечто близкое к поглощенности
состояниями страсти, будь то ненависть или любовь; и в то же
самое время человек может переживать поле как нечто непре-
рывно убивающее любую связь, в результате чего индивид жела-
ет просто избегать мучения полностью. Последнее, чего можно
ожидать — это скрытая, духовная цель всего этого. Тем не ме-
нее, это именно то, что может произойти.
Таким образом, Turba, один из самых старых известных ал-
270

химических текстов, может рассматриваться как описание опас-
ной формы prima materia, сродни тому, что изображается в мифе
об Аттисе и Кибеле. Дракон — это компонент Аттиса, который
успешно трансформировался в виде женщины Кибелы, так что
возникла духовная ориентация.
«Сокрытый ветер» — духовное отношение, которое необхо-
димо, если мы имеем дело с невозможной дилеммой слияния-от-
даления, характеризующей prima materia в мифе об Аттисе и Ки-
беле. В Turba, как и в алхимии в целом, ветер, дух, восходящий
из материи, это тот же самый результат, что и в одиннадцатом
изображении Splendor Solis (см. рис. 7). Дух не накладывает-
ся на процесс трансформации как некоторый набор правил или
этика. Но алхимики настаивают на том, что берется золото, что-
бы сделать золото (по-видимому, некоторое из этого духовного
отношения должно также существовать перед тем, как человек
может иметь дело с такими отвратительными формами) (Юнг
1963, 14: параграф 15) coniunctio.
Героические подходы к деструктивным
состояниям слияния
Миф об Аттисе и Кибеле и его воплощаемые ужасающие
формы Великой Богини были действительной проблемой для че-
ловечества по мере его развития в эпоху Неолита и сквозь Брон-
зовый век. «Сокрытый ветер» в действительности оказывается
слишком сокрытым, и пожирающие качества бессознательного,
символизируемые деструктивными аспектами Кибелы, одолева-
ют любой потенциал развития сознания. Ветхий Завет и патри-
архальная религия Израиля возникла в тот момент (около 1200
г. до н.э.), когда Великая Богиня имела крайне деструктивную
форму. Эта новая религия монотеизма базировалась на пережи-
271

ваниях numinosum. Но, по всей видимости, для развивающейся
патриархальной религии оказалось невозможным использование
этого видения в связи с мистериями единения, hieros gamos, быв-
шими религиозным центром культов Великой Богини. Темная,
регрессивная тяга бессознательного была слишком сильна; недо-
статочность «ветра» может связываться с давнишним видом ви-
дения и мистериями единения. Вместо этого бог Ветхого Завета
Яхве (чья символическая форма была, среди прочего, ruach, ве-
тер) был создан в контексте подавления поклонения Великой
Богине и делания ее объектом презрения, насмешек и ненависти.
Было ли необходимо убивать Кибелу, полностью ее пода-
влять, для того, чтобы могло возникнуть патриархальное эго, ос-
нованное на стремлении к Природному порядку? В «Символах
трансформации» Юнг констатирует позитивный аспект такого
развития, в котором герой, преодолевающий Негативную Боги-
ню, представляющую бессознательное, выходит победителем.
Юнг рассматривает мотив пожертвования инстинктивным либи-
до, и он объясняет, что жертва наиболее ясно усматривается в
легенде об Аттисе:
Аттис — сын и возлюбленный матери богов Агди-
стис-Кибелы. Доведенный до сумасшествия влюбленной
в него матерью, дарующей безумие, Аттис оскопляет
сам себя под сосновым деревом. Сосна играет большую
роль в его культе. Ежегодно сосну украшали венками, ве-
шали на нее изображение Аттиса, а затем срубали. Ки-
бела перенесла эту сосну в свою пещеру и там оплакивала
его. Дерево явно знаменует собой сына — ибо по друго-
му сказанию сам Аттис превратился в сосну, которую
мать уносит с собой обратно в свою «пещеру», то есть
в материнское чрево. В то же самое время дерево так-
272

же имеет и материнское значение, так как повешение
на него изображения Аттиса указывает и на значение
матери («вешать на мать»). Срубание дерева имеет и
параллельный мотив кастрации, являясь напоминанием
о ней. В этом случае дерево имеет больше фаллическое
значение. Но поскольку дерево прежде всего обозначает
мать, то оно несет на себе значение материнской жерт-
вы. Эти замысловатые перехлесты значений можно
распутать только при сведении их к общему знамена-
телю. Этим знаменателем является само либидо: сын
персонифицирует стремление к матери, существующей
в психическом каждого индивида, который оказывается
в подобной ситуации. Мать персонифицирует (инцест-
ную) любовь к сыну... Срубание сосны, то есть кастра-
ция, обозначает жертву этого либидо, ищущего чего-то
такого, что и неконгруэнтно, и невозможно. Поэтому
миф рисует — через решение вопроса главного героя —
типичную судьбу регрессии либидо, которая изживает
себя, главным образом, в бессознательном...
Побуждение к жертве исходит в вышеприведенном
примере из mater saeva cupidinum, побуждающей сына к
безумию и самокастрации. Как первичное бытие мать
представляет бессознательное; соответственно, сами
мифы говорят нам, что побуждение к жертве исходит
из бессознательного. Это следует понимать в том
смысле, что регрессия враждебна жизни и разрушает ин-
стинктивные основы личности и сопровождается соот-
ветствующей компенсаторной реакцией, принимающей
форму насильственного подавления и искоренения не со-
вместимой тенденции...
Превращение в сосну, очевидно, является скорее погре-
273

бением в матери, подобно тому,
как и Осирис окружен был вы-
росшим вокруг него вереском....
Аттис как бы вырастает из
дерева... В сказании о Пентее,
связанном с легендой о Дионисе,
замечательным образом допол-
няется смерть Аттиса и плач о
нем. В нем следует противопо-
ложный рассказ о том, как Пен-
фей, мучимый любопытством
по поводу оргии менад, залезает
на сосну, чтобы подсмотреть
за ними, но его мать замечает
это. Менады срубают дерево и,
приняв его за животное, в неи-
стовстве разрывают на куски,
причем, первой нападает на
него его мать. Тут мы находим
и фаллическое значение дерева
(срубание = кастрация) и ма-
теринскую его природу (дерево «вынашивает» Пенфея),
и отождествление с сыном (срубание = умервщление
Пенфея); тут же и Ужасная Мать, являющаяся до-
полнительным противопоставлением к Пьете.Суть и
движущая сила жертвенной драмы состоит в бессозна-
тельной трансформации энергии, о которой становится
известно эго точно так же, как моряки узнают о вулка-
нических извержениях под морским дном. Конечно, когда
мы рассматриваем красоту и величественность целост-
ного понятия жертвы и ее торжественный ритуал, то
Рисунок 7. Одиннадцатое
изображение из Splendor Solis.
274

необходимо признать, что психологическая формулиров-
ка действует шокирующим образом отрезвляюще. Дра-
матическая конкретность жертвенного акта сводится
к скучной абстракции, а цветущая жизнь персонажей,
участников этой драмы, оказывается плоской двухмер-
ностью. Научное понимание обречено, к несчастью, полу-
чать прискорбные результаты, с одной стороны; с дру-
гой — абстракция делает сомнительным более глубокое
понимание самих явлений. Таким образом, мы приходим к
пониманию, что эти фигуры в мифической драме облада-
ют качествами, которые являются равнозначными или
взаимозаменяемыми, потому что они не имеют того же
самого «экзистенциального» значения, как конкретные
фигуры физического мира. Последние переживают тра-
гедию, возможно, в самом реальном смысле, в то время
как другие просто разыгрывают ее против субъективно-
го фона интроспективного сознания. Существенной ве-
щью в мифической драме является не сама конкретность
фигур, не столь важным оказывается и то, какого вида
само жертвенное животное или какой бог его приносит
в жертву; единственно важным остается то, что это
жертвоприношение имеет место, что процесс трансфор-
мации в бессознательном продолжается, и динамизм, со-
держания и предмет этого бессознательного, будучи из-
начально неведомыми, становятся видимыми косвенным
путем сознательному разуму с помощью стимуляции
образного материала, находящегося в его распоряжении,
одеванием себя в него, точно танцоры, наряжающиеся
в шкуры животных, или жрецы, напяливающие на себя
кожу своих человеческих жертв.
Великое преимущество научной абстракции заклю-
275

чается в том, что она дает нам ключ к таинствен-
ным процессам «театральной кухни» за кулисами, где,
оставив за собой пестрый сценический мир, мы входим
в саму внутреннюю реальность психического динамизма
и психической значимости. Это знание лишает бессоз-
нательные процессы всей эпифеноменности и дает им
возможность проявиться как то, о чем наше целостное
переживание говорит, они — автономные количества.
Таким образом, убийство быка Митрой есть жерт-
воприношение Ужасной Матери, бессознательному,
которое спонтанно притягивает энергию из бессозна-
тельного разума, потому что оно ушло слишком далеко
от своих корней, забыв о власти богов, без которых вся
жизнь вянет или катастрофически утрачивается в по-
рочном хаосе. В самом акте жертвоприношения сознание
уступает свою власть и одержимость в интересах бес-
сознательного. Это делает возможным единство про-
тивоположностей, получающих свой выход в высвобож-
дении энергии.
Сравнив жертву культа Митры с христианской
жертвой, получим вполне ясное представление того, в
чем состоит превосходство христианского символа: в
прямом признании, что необходима не только жертва
животной инстинктивности (символизируемая бы-
ком), но всецело природного человека, который является
чем-то большим, нежели выраженный своим териомор-
фным символом. В то время как последний представля-
ет животную инстинктивность и крайнюю привержен-
ность закону вида, природный человек означает нечто
большее чем это, нечто специфически человеческое, а
именно — способность отклоняться от закона, или то,
276

что на теологическом языке известно, как способность
ко «греху».
Через жертву природного человека делается попытка
достичь этой цели; только тогда доминирующий идеал
сознания окажется в состоянии полностью утвердить
себя и сформировать человеческую натуру так, как он
этого желает.
(1953,5: параграфы 659 - 60,669 - 70,671,673,674)
(в русском переводе цитируется по «Символы транс-
формации»: [пер. англ.] /Карл Густав Юнг. — М.: ACT:
ACT МОСКВА, 2008; перевод с английского В.Зелен-
ского)
Подход Юнга к Аттису и Кибеле отражает широкий ох-
ват его теории либидо. Такой героический подход необходим
для обращения к жизненной борьбе, в которой либидо не течет
правильно во внешние или внутренние отношения, и в которой
существуют сильные характерологические защиты против пере-
живания глубин выражения мифа.
Человек, не имеющий достаточно хорошего опыта материн-
ской связанности, подобен Аттису и Кибеле, что слиты в любви
без возможности отделения. Такая личность сливается в поиске
того, что отсутствовало, или чего не было достаточно в его или
ее ранней жизни. Если мать не была в состоянии «увидеть» уни-
кальность своего ребенка и имела связь только из ухода, механи-
стичного режима или же, исходя из того, что она «должна» или
того, что «правильно», но не из любви и удивления, то ребенок
будет лишен существенного ингредиента для своего роста. Воз-
никает огромное разочарование, а вместе с ней и большая агрес-
сия, не имеющая естественного выхода. В разуме ребенка ра-
зыгрываются агрессивные атаки на материнское тело, поскольку
277

расстройство ребенка не может быть реализовано по-другому.
Но ребенок также идентифицируется с матерью, слитый узами
обещания любви, право на которую у него есть от рождения, и
тем, что встречалось ему в отдельных случаях, которые были
слишком малы, однако ощутимо достаточны, чтобы привести к
надежде. Поскольку ребенок отождествляется с матерью, его
атаки в фантазиях также кастрируют его самого. Таким образом,
символ спиленной сосны, как и фаллоса, и матери — это не толь-
ко символ либидо, но метафора для опыта. Не только люди с
доэдипальными расстройствами отбрасываются в эти глубины,
и также эти глубины известны не только в защитных системах
пограничной личности или нарциссического характера. На самом
деле, каждый в той или иной степени страдает от ран на этих
глубинах.
Так или иначе каждый кастрирует себя из-за ужаса разделе-
ния и достижения предназначенной цели. Он или она цепляется
за меньшую форму, будь то специфические взаимоотношения
или задача индивидуации. Герой, крадущий огонь или зерно у
богов, страдает. Все боятся взять во владение свою силу; каж-
дый, в некоторой глубине своего бытия, разыгрывает драму
Аттиса и Кибелы. Всякий страдает от истории заброшенности,
возможно, не столь серьезно, чтобы подорвать развитие эго, как
в пограничной (или иной патологической) структуре психе, но
заброшенность все же существует как осознание того, что че-
ловека не принимали во внимание или не любили. И когда он
решается взять мантию индивидуации, далее появляется драма
Аттиса и Кибелы. Каждый, в некоторой степени, оказывает-
ся пойманным в эту паутину, в результате чего сепарация при-
водит к смерти, в особенности смерти страсти и родственной
связи, мотивирующей отделение человека, так что энтузиазм и
страсть превращаются в отчаяние. В этой же самой паутине, че-
278

ловек схвачен требованиями индивидуации и равным (или даже
большим) требованием оставаться слитым с внутренним люби-
мым объектом, либо известным, либо, скорее всего, никогда не
известным достаточно. В этой борьбе индивид чаще принимает
компромиссное решение, своего рода частичную кастрацию по-
средством коллективного послушания, в котором коллектив по-
лучает проекцию желанной матери. Те, кто оказался пойманным
борьбой между побуждениями индивидуации и бессилием эго,
основанном на ранних страхах или травме, зачастую будут бес-
сознательно проецировать Ужасную Матерь на внешнюю ситу-
ацию, а затем тонко (или не так уж тонко) атаковать ее. В свою
очередь, атаке подвергаются они сами, и в то время как атакую-
щие могут иметь свой собственный темный, теневой материал, в
действительности атакованная личность внутренне разыгрывает
драму Аттиса и Кибелы и распинается своей динамикой, а также
внешней эмоциональной атакой.
Вне зависимости от принимаемой драмой формы, она суще-
ствует в каждом как онтологическое состояние, а не просто как
образ глубинных потоков либидо в бессознательном. Вовлекаясь
в эти потоки, не только на индивидуальном сознательном уров-
не, но как в драму между двумя людьми, алхимия обнаруживает
ее величайшую силу и мистерию.
Клинически аналитик встречает две основные реакции на ди-
намический процесс, представленный мифом об Аттисе и Кибе-
ле, а именно — нарциссическое структурирование и пограничные
состояния. Оба этих состояния — реакция на то, что ощущается
как невозможная драма слияния-разделения. В нарциссическом
характере слияние поддерживается через контроль объекта, тог-
да как разделение также поддерживается посредством нарцис-
сической защиты, отгоняющие всякую аффективную вовлечен-
ность. В пограничном расстройстве дилемма слияния-отдаления
279

разрешается в радикальных сдвигах по направлению к слиянию
с объектом, и, чувствуя ужас потери идентичности, индивид от-
ступает в отдаленное состояние, вместе с объектом теперь прив-
нося проекцию ужаса и чрезвычайной опасности. Иногда эти ко-
лебания комбинируются, приводя к чудному чувству странности,
которое может пронизывать работу с пограничными пациентами.
Там, где эти характерологические защиты терпят неудачу, возни-
кает психотические области; в противном случае они сокрыты, в
той или иной степени, внутри структур характера. Психотиче-
ский процесс — это реакция на невозможность преодолеть по-
буждения к слиянию, не будучи в состоянии ни отделиться, ни
остаться слитым.
Связывание Юнгом Пентея и Аттиса примечательно тем,
что Пентей был разорван на куски из-за того, что отверг Дио-
ниса. Но признание «безумного бога» внутри — это единствен-
ный способ иметь дело с драмой Аттиса и Кибелы, в то время
как отвержение безумия — это путь усиливать драму. По этой
причине алхимическая prima materia наиболее часто обозначает-
ся как хаос, и хаос — это один из лучших синонимов внутренних
состояний безумия.
Хаос и coniunctio
Однако опасный аспект состояний слияния, как в мифе об
Аттисе и Кибеле, представляет собой сущностную особенность
трансформационного процесса. Будучи сознательно пережитым
или побуждая эго бессознательно, coniunctio приводит к высво-
бождению энергии высшего порядка в сознательную личность и
вместе с этим к сопутствующему порождению беспорядка. Функ-
ционально такой беспорядок разрушает жесткие защиты. Именно
поэтому prima materia часто связывалась со свинцом Сатурна:
280

Особенно в случае ранних алхимиков не ртуть, но
свинец связывался с Сатурном, который обычно пред-
ставлял prima materia. В арабском тексте Turba ртуть
тождественна «воде Луны и Сатурна». В Dicta Belini
Сатурн говорит: «Мой дух — это вода, разрыхляющая
жесткие члены тела моих братьев». И философ Пета-
сиос [говорит]: «Столь запутан и бесстыден свинец,
что все желающие исследовать его, впадают в безумие
через невежество».
(Юнг 1963, 14: параграф 493)
«Дух [который] есть вода, разрыхляющая жесткие члены
тела моих братьев», то есть, вода, растворяющая жесткие ха-
рактер структур, и это суть безумие, переживаемое в типичном
мифе об Аттисе и Кибеле, сыне-любовнике. Тогда как данный
хаос исходит из переживания невозможной страсти, описанной в
мифе, при отрицании боли слияния и утраты, также может про-
исходить защита. В любом случае данный хаос особенно заметен
в nigredo, шестой и седьмой гравюрах (рис. 14 и 15), следующих
за coniunctio, пятой гравюрой (рис. 12) Rosarium.
В большинстве вариантов мифа Аттис действительно сходит
с ума или же сумасшедшей показана Кибела. Психологически
безумие может быть путем выхода из подавляющего состояния
ума или тела. Безумие — это неизбежный результат того типа
слияния, который продемонстрирован в мифе. Один из участни-
ков столь подавляем чувствами, что оставаться в слиянии невоз-
можно, но это означает сепарацию. Оба варианта могут приве-
сти к созданию безумных областей психики. В свою очередь, эти
области могут стать prima materia.
Юнг поясняет, что алхимики часто говорят о prima materia в
терминологии опасного аспекта мифа сына-любовника:
281

Венера, regina, femina, virgo, puella praegnans (шлю-
ха)... Прежде всего, prima materia — это мать lapis, films
philosophorum.
(1963, 14: параграф 14)
Юнг цитирует алхимика Эпохи Возрождения, Графа Михаэ-
ля Майера, который, в свою очередь, ссылается на трактат сере-
дины XV века, автора с псевдонимом «Дельфинас» (Delpinas),
чтобы поддержать свою точку зрения о том, что prima materia
представляла собой инцест матери и сына:
Вдова выходит замуж за своего сына... Но эта свадь-
ба, которая начинается с выражения великой радости,
заканчивается горечью печали... [Когда] сын спит
со своей матерью, она убивает его змеиным ударом.
(1963, 14: параграф 14)
Далее Юнг обсуждает связь между prima materia, смертью и
сыном. Prima materia:
Это земля и змей, сокрытый в земле, чернота и роса,
и чудотворная вода, которая привносит воедино все раз-
деленное. Вода поэтому именуется «мать», «моя мать,
которая мой противник», но которая также «собира-
ет вместе все мои разделенные и разбросанные части».
(1963, 14: параграф 15)
Динамики мифа об Аттисе и Кибеле — это prima materia; и
проблема невозможной динамики слияния-разделения, при-
водящая к внутреннему состоянию безумия и само-оскопле-
нию — это всегда присутствующая клиническая реальность.
Но prima materia также презираема и с легкостью отвергаемая.
282

Фабрициус замечает: «Prima materia — это хаос, в котором
обнаруживается камень... Она столь низка и презренна, что
ее выбрасывают на улицу» (1976, 21). Данный потенциал не-
дооцененного хаоса может быть увиден в следующем примере,
который подчеркивает разницу между алхимическим подходом
и другими перспективами дилеммы невозможной страсти и ее
безумия.
Мужчина начал рассказывать мне об успехе, который у него
был в общении со своей сестрой, касаемо наследства. Он пугался
своей сестры, которая была на пять лет старше. На предыду-
щей сессии мне удалось установить, что в ее отношении он ко-
лебался между состояниями любви и ненависти. Но в целом это
колебание между противоположностями было трудно восприни-
мать; вместо этого в установлении с ним связи я был склонен
чувствовать себя поставленным в тупик. В групповой терапии
члены группы были склонны чувствовать то же самое замеша-
тельство и зачастую терять интерес или же становиться сонли-
выми, когда он говорил. В этой сессии, как это обычно бывало,
он был беспочвенен, в том смысле, что оторвался от осознания
собственного тела; он не вступал в контакт со мной, когда гово-
рил, но вместо этого блуждал по сериям ментальных ассоциаций,
которые зачастую оказывались невозможными для моего пони-
мания. Когда я спросил его по поводу того, что он сказал, он не
знал этого.
Поле, существовавшее между нами, было фрагментирован-
ным, и по этой причине было крайне сложно, за исключение пе-
риода в несколько секунд, фокусироваться на том, что он гово-
рил и иметь какие-либо собственные мысли. В ходе этой сессии,
после того, как я остановился, чтобы взять паузу и поразмыслить
над крайней фрагментацией, ощущаемой мною, а также о его
фрагментации, он перестал говорить. Я вдруг понял, что он был
283

столь замкнут и диссоциирован из-за того, что был чрезвычайно
горд тем, что сделал со своей сестрой. Он наконец удержал свою
собственность, дав ей ультиматум, и он чувствовал себя хорошо в
связи с этим. Но он не мог сообщить свое чувство гордости мне,
поскольку его потребность в зеркальном отражении (на меня,
чтобы видеть себя как особенного в этом действии) была слиш-
ком ужасающей. Сообщение его чувства гордости мне означало
бы, что он столкнулся со своей потребностью слиться со мной
(как в фантазии, так и в аффективном опыте), в то время как я
представлялся всемогущим объектом.
Это слияние с «селф-объектом» (в терминологии селф-пси-
хологии Кохута) было для него подавляющим. Признание дан-
ного слияния означало бы, что он чувствовал немыслимую по-
требность. Когда я смог классифицировать это состояние вне
меня и рассказать ему об этом, на минуту или две поле между
нами стало ясным и связанным. По мере того как мы с ним сиде-
ли друг с другом и этой ясностью, он вскоре стал беспокойным.
Таким образом, мы могли оба ощущать связь, чувство заряжен-
ного пространства между нами, но пространство испугало его,
когда он почувствовал желание слиться со мной (в действитель-
ности — быть поглощенным в меня). Пространство ощущалось
для него опасным, поскольку возникли его потребности, особен-
но потребности быть обнятым и быть рассмотренным в качестве
хорошего. Следовательно, как только он сдвинулся назад к заме-
шательству, и поле между нами стало фрагментированным, моя
способность переживать его на опыте сильно уменьшилась. Дру-
гими словами, психотический процесс, возвратившийся после
селф-объектного статуса нашего поля, начал ощущаться очень
опасным.
С точки зрения селф-психологии, проблема состоит в том,
что взаимное селф-объектное поле трудно создать, и, следова-
284

тельно, часто происходит фрагментация, которая может иметь
психотические характеристики. Как аналитик я должен смотреть
на то, что я добавляю к этому селф-объектному полю. Что пред-
ставляет собой мое сопротивление его отражению и помощи в
создании надлежащего качества безопасности поля внутри опы-
та отражения? Касается ли этот вопрос того, чтобы я проявил
больше эмпатии к отражаемым опасностям и к эксгибиционизму,
представленному для клиента? Другими словами, селф-психоло-
гический подход прорабатывает опыт хаоса (пользуясь люби-
мым алхимиками словом) как результат отсутствия порядка,
а не как чрезвычайно важный в своем собственном праве опыт.
Алхимический подход ценил бы значение переживания хаоса
как достижение. Вместо того, чтобы видеть переживание хаоса в
качестве результата страха слияния (как зачастую путь психоза
осмысливается в психоаналитических традициях), алхимический
подход ценит этот опыт, особенно когда он представляет собой
результат предыдущей операции. Другими словами, человек не
только воспринимает хаотические области, безумные секторы в
другой личности, но также стремится к достижению хаоса этого
состояния как результату coniunctio.
В динамике мифа об Аттисе и Кибеле желание ребенка было
запятнано страстями подростка и затем взрослого, и такое же-
лание, кроме того, становится субъектом табу на инцест. В ито-
ге, каждый, подобно анализируемому, страдает от невозможной
страсти и ее хаоса, который должен быть встречен, если взаимо-
отношения — это неизменно большее, чем экономическое со-
вместное предприятие или большее, чем место, в котором кто-то
мог бы спрятать глубинные страхи и патологию.
Динамики мифа об Аттисе и Кибеле, с завихрениями и пово-
ротами, принятыми в нем после его зарождения в начале эпохи
Неолита, представляют собой, таким образом, главный фокус
285

алхимической prima materia. Миф подчеркивает предательскую
природу страсти и испрашивает мудрости, которую редко на-
блюдали в истории. Как мужчине или женщине правильно ува-
жать эти энергии? Если мужчина сливается с ними в слепоте и
безумии страстной любви, он становится «уже не мальчиком».
Он — слившееся бытие противоположностей, лишенный границ
младенец-ребенок-юноша, распираемый желанием достичь ре-
ализации и разрываемый утратой надежды когда-либо сделать
это. Этот лишенный границ младенец-ребенок-юноша соединен
с взрослым, который никогда подлинно не становится взрослым
и который может в лучшем случае стимулировать взрослость че-
рез жесткие нравы, порицаемые его «второй половиной». По-
следний страдает от унижения от возможности никогда не стать
тем человеком, которым он мог бы стать. И слияние женщины
с этими энергиями передает ужас одинаково для мужчин и для
женщин, ибо она принимает архетипическую форму, которая ох-
ватывает все объектные отношения и порождает ее расщепление
между тем, чтобы быть молодой и пожилой, в то время как эти
сегменты также сливаются парадоксальным образом. Другими
словами, воцаряется более или менее видная странность. В слу-
чае любого пола такое состояние слияния никогда не безупречно,
никогда не является смесью старого и юного в символическом
третьем, но скорее и то, и другое в то же самое время. Часто не-
сколько странное качество комбинации харизмы и смирения су-
ществует вместе с сокрытым безумием, которое настолько иска-
жает реальность, что личность иногда склонна действовать очень
разрушительными способами. В этом безумном состоянии муж-
чина или женщина постоянно пойманы в двойную связь. Если
человек действует по страсти, он или она умрет бессмысленной
психической смертью, не приводящей ни к какому изменению,
или же личность будет причинять невыразимые страдания дру-
286

гим. И в случае не действия по чувству страсти он или она «вы-
сыхают» в преждевременного пожилого мужчину или женщину,
всегда отрицая или фантазируя об этой утраченной страсти.
Миф об Аттисе и Кибеле изображает ритм соп'шпсйо-
nigredo гораздо глубже, чем любая другая история единения,
в связи со своим страстным изображением разрушительной
природы последующего nigredo — суицида, безумия и само-
оскопления. Работа со страстями мифа об Аттисе и Кибеле
как prima materia требует, чтобы кто-либо задействовал без-
умные энергии, завладев ими с духовной преимущественной
позиции. Требование обладания духовно-преимущественной
позицией может рассматриваться в качестве подоплеки пода-
вления негативной формы Великой Богини во время появления
Ветхого Завета, вместо рассмотрения этого изменения в чрез-
мерно упрощенной конструкции патриархального подавления
Богини. Девятое изображение Splendor Solis (рис. 8) изобра-
жает гермафродита, который свободен от воплощенного или
хтонического измерения, в отличие от гермафродита десятой
гравюры Rosarium (рис. 18), который выковывается через
огонь последовательных nigredos. В Splendor Solis гермафро-
дит представляет образ духовной Самости, состояние, кото-
рое существует как внутренний центр-ориентир великой жиз-
ненности и значимости. Последующие алхимические операции
последовательно преобразуют образ так, что подключаются
«нижние воды», как это показано в одиннадцатом изображении
(рис. 7), где дух выходит из этих нижних вод. Но между духов-
ным гермафродитом и его последней трансформацией располага-
ется десятый образ (рис. 20) — безумец, расчленяющий тело,
напоминающее гермафродита. Это трансформирующее безумие,
в действительности безумие мифа об Аттисе и Кибеле, не может
быть творческим и содержательным, пока впервые не появит-
287

ся духовный уровень, представленный гермафродитом. Безумец
извлекает этот дух, символизируемый малой золотой головой
расчлененного человека, так чтобы дух мог быть воссоединен с
телом. Безумие, переживаемое таким способом, это преобразу-
ющее средство алхимического процесса.
Данная преобразующая функция хаоса далее отмечается
Юнгом в отсылке к изменению в символе Короля в алхимии,
представителя коллективных правящих отношений:
В надежде войти в Королевство Божье король дол-
жен трансформировать себя в prima materia в теле
своей матери, и возвратиться к темному исходному
состоянию, которое алхимики именуют «хаосом». В
этой massa confuse элементы пребывают в конфлик-
те и отталкивают друг друга; все связи растворе-
ны. Растворение — это предпосылка для искупле-
ния. Празднующий мистерии должен был претерпеть
образную смерть для достижения трансформации.
(1963,14: параграф 381)
Переживание хаоса, таким образом, особенно важно; оно —
наиболее распространенный атрибут prima materia самой по себе.
Через возвращение к хаосу, структуры могут раствориться и далее
стать подходящей prima materia. Опять-таки Юнг комментирует:
Существенная особенность prima materia состо-
ит в том, что она определяется как «massa confusa»
и «хаос», отсылая нас к исходному состоянию не-
приятия между элементами, беспорядку, кото-
рый artifex (лат. «мастер», «художник») постепен-
но приводит к порядку посредством своих операций.
(1967,13: параграф 552)
288

Связь между хаосом и духовным уровнем существования
— это один из главных аспектов prima materia (необходимой
стартовой точки opus), как это видно в часто повторяемом ал-
химиками предписанием: берется золото, чтобы сделать золо-
то. Помимо своей значимости для их действительной работы с
материальными процессами, на духовном или психологическом
уровне, эта фаза показывает, что алхимик получил иллюмина-
цию (духовное золото) и итоговое формирование внутренней
структуры Самости как «начальное» состояние. Многие тексты
настаивают на том, что искусство даровано Богом и ведомо толь-
ко тому, кто был трансфор-
мирован Духом. Алхимик
XVII века Герхард Дорн
говорит: «Невозможно
любому смертному понять
это искусство, если ранее
он не был просвещен боже-
ственным светом» (цитата
из Юнг 1963,14: параграф
443). Поскольку искатель
часто думает о создании
Самости как о «конечном
произведении », отнесение
ее к начальному состоянию
может быть парадоксаль-
ным. Но это не так. Ибо
Самость, воплощенная
как психический центр и
создающая чувство це-
лостности и в особенности Рисунок 8. Девятое изображение
чувство смысла, которого из Splendor Solis.
289

раньше не существовало, необязательно имеет проработанную
способность причаститься тела или инстинктивной жизни.
Таким образом, как это можно наблюдать в Splendor
Solis, prima materia может быть Самостью в определенном ду-
ховном состоянии, которое все еще не включает трансформа-
цию тела в более тонкий сосуд сознания, а также эта Самостная
структура необязательно включает в себя интеграцию культур-
ных и личностных уровней подавленной жизни, сокрытой в теле.
Эти области будут приводить к новой Самости, которая более
содержательна, чем предыдущая, Самости, которая сможет пе-
реживать огонь страсти (здесь отмечается особый алхимический
интерес) без растворения в опасные состояния слияния, или в
уход и отрицание. Стартуя с этой духовной Самости, как с на-
чального состояния, искатель может далее продолжить работу
по ее трансформации в окончательное произведение, алхими-
ческий lapis, который заключается в себе тело, инстинктивные
процессы и желание.
В Rosarium духовный уровень, предшествующий nigredo, су-
ществует в предыдущем образе coniunctio. Нисходящий голубь,
духовное измерение, включается в ритмическую характеристи-
ку состояния единения, в котором колеблются и объединяются
слияние и отдаленность. Природа prima materia, по мере того
как она связывает духовностью и страсть, далее объясняется Де
Рола в книге «Алхимия»:
Materia Prima, как говорится, обладает несовершен-
ным телом, постоянной душой, проникающей примесью и
ясной прозрачной ртутью, изменчивой и подвижной. Она
несет внутри себя золото философов и ртуть мудрых.
(1973,10)
290

Духовное просвещение может дать постоянство цели, вну-
тренней личности или души, которая верит, что процесс и цель
существуют даже посреди «темной ночи». Так же, как и резуль-
тат опыта духовной Самости, воображение приобретает новую
ясность и подвижность; говоря алхимической терминологией,
искатель обретает прозрачную ртуть. И примесь, проникающая
субстанция, будет отсылкой к Самости, которая, по крайней
мере, начала достигать интеграции своей сексуальной и агрес-
сивной природы до такой степени, что ее сила может быть по-
рождена проницательным, имагинальным способом. На этой
стадии, искатель более не оказывается пойманным, например, в
защитный, садомазохистский цикл, который охраняет разделе-
ние и избегает союза.
«Примесь» — это очень важный аспект prima materia, как
поясняет Юнг:
Примесь имеет «радужный цвет» и соответству-
ет крови Христа, которая «сопоставляется и сое-
диняется» с камнем... Связь Богини Любви и красно-
го восходит к глубокой древности. Багряный — это
цвет Великой Блудницы Вавилонской и ее зверя. Крас-
ный — это цвет греха. Роза также является атри-
бутом Диониса. Красный и розово-красный цвет —
это цвета крови, синоним для aqua permanens и души,
которые извлекаются из prima materia и привносят
«мертвые» тела к жизни. Prima materia называется
«meretrix» и приравнивается к «Великому Вавилону».
(1963, 14: параграф 420)
Но «несовершенное тело» означает тело в форме, которая не
является проводником сознания, а также не чувствуется как жи-
291

вое внутреннее присутствие, и также не ощущается в качестве
источника инстинкта и страсти, которые могут сознательно кон-
тролироваться (т.е. есть потребность в трансформации в тонкий
проводник осознания). Ибо только тогда может быть сотворен
Философский Камень, что есть Самость, в которой соединены
дух и тело, причем оба этих элемента функционируют в качестве
источника сознания, и ни один из них не обладает большей важ-
ностью, чем другой.
С алхимической точки зрения, prima materia, раскрываемая в
состоянии единения, это наименование для определенного пат-
терна психической энергии и связанных структур, формирую-
щих опыт, в котором нуминозный уровень психической жизни
(как в духовном просвещении или coniunctio) встречает мир
разделения, события в пространстве и времени. Любое число
аффектов, или состояний ума, или паттернов, могут быть prima
materia, поскольку они имеют место при взаимодействии,
где numinosum встречается с воплощенной жизнью.
Prima materia в этом контексте представляет собой набор
паттернов и связанную энергию, которая возникает, когда душа
имеет трансцендентный опыт и затем возвращается к миру
эго-сознания. Splendor Solis идентифицирует первичный мате-
риал, с которым производится работа с «рудой», субстанцией,
образующейся там, где встречаются небо и земля (McLean 1981,
100). Хаос, желанный и востребованный в этом союзе, часто ла-
сково именуется «Наш Хаос». Это не просто беспорядочное со-
стояние, но скорее то, что следует за предшествующим союзом.
Hermetic Museum (1678) включает алхимический трактат,
озаглавленный «Открытый Вход в Закрытый Дворец Короля»
Безымянного Мудреца и Правдолюбца. Данная работа датиру-
ется 1645 годом, и автор говорит, что ему 23 года:
292

Пусть студент наклонит ухо к единому мнению му-
дрецов, которые описывают эту работу по аналогии к
сотворению мира. В начале сотворил Бог небо и землю,
и земля была безвидна и пуста, и Дух Божий носился
над водою. И сказал Бог: «Да будет свет», и стал свет.
Эти слова являются достаточными для студентов на-
шего искусства. Небеса должны быть едины с Землей
на ложе дружбы, так будет он царствовать во славе во
веки. Земля является тяжелым телом, маткой минера-
лов, которые она лелеет в себе, и дает жизнь деревьям
и животным. Небо — это место, где великий свет вра-
щается, и по воздуху передают свое влияние в нижний
мир. Но в начале все было одним беспорядочным хаосом.
Наш. Хаос, так сказать, минеральная земля (в силу сво-
ей свертываемости), и все же неустойчивый воздух, в
центре которого является небо Мудрецов, астральный
центр, который своим светом освещает землю на поверх-
ности. Какой же человек достаточно мудр, дабы обнару-
жить в этом мире нового короля, который освободит его
братьев от их естественной слабости, своей смертью,
будучи поднят на небеса, и отдав свою плоть и кровь
за жизнь мира? Я благодарю Тебя, Боже, что Ты скрыл
сие от мудрых и разумных и открыл их к младенцам!
(в переводе Ольги Кулаковой)
(Waite 1973, vol.2:167 - 68)
И в другом месте, в разделе «О появлении черноты в работе
Солнца и Луны», он говорит:
Тогда будьте вдвойне осторожны (вниматель-
293

ны), и вы спустя еще две недели обнаружите, что
земля стала очень сухой и глубокого черного цвета.
Это смерть соединения, ветры перестали дуть, и
настала великая тишина. Это великое одновремен-
ное затмение Солнца и Луны, когда море тоже исчез-
ло. Наш Хаос уже готов, из которого по велению Бога
могут последовательно появиться все чудеса света,
(в переводе Ольги Кулаковой)
(Waite 1973, vol. 2:188)
Анонимный автор различает изначальный, «беспорядочный
хаос» и «Наш Хаос», который коагулирован и изменчив. Анали-
тик может пережить качество данного различия в хаосе в клини-
ческой практике, когда зацепляются хаотические или безумные
части здравомыслящей личности. Многочисленные предшеству-
ющие клинические примеры показывали переживание спутанно-
го хаоса, но, когда аналитик имагинально зацепляет этот хаос, он
становится все более сгущенным, как если бы содержал своего
рода неуловимый порядок. Такой порядок «изменчив», он спо-
собен ускользнуть от осознания также быстро, как был схвачен.
Этот вид хаоса, «Наш Хаос», представляет собой результат
предыдущего союза («Небеса соединены Землей»), тогда как
более примитивная, свободно-плавающая форма хаоса, подлин-
ное беспорядочное состояние, встречается на практике, когда
нет реального контакта с другой личностью или нахождения с
самим собой. Из подлинного беспорядочного состояния анали-
тик зачастую может вывести пару противоположностей. И из
этих противоположностей может возникнуть «третья» форма,
как бессознательная диада или пара. Далее алхимическая работа
следует от раскрытия этой пары к плодовитому состоянию и его
конечной смерти. Эта смерть приводит к Хаосу или nigredo, ко-
294

торое Мудрец называет «Нашим Хаосом», результатом преды-
дущего coniunctio.
Культурный подтекст
последовательности coniunctio-nigredo
Таким образом, миф об Аттисе и Кибеле воплощает состояние
слияние-смерти, характеризующее nigrec/o-аспект последователь-
ности coniunctio-nigredo, повторяющейся на протяжении преобра-
зовательного алхимического процесса. Миф отображает теневую
сторону процесса, описанного в Rosarium Philosophorum. Раз-
рушительные и парализующие состояния, описанные в мифе,
аналогичны алхимической prima materia, сырьевому материалу
хаоса и буйным аффектам безумных частей здравомыслящих
людей. Способность распознавать и выносить состояния, опи-
санные в мифе об Аттисе и Кибеле, необходима для успешности
алхимико-психологического процесса.
Юнг определяет психологическое состояние, выраженное в
мифах о диаде мать-сын (подобных Аттису и Кибеле) как наи-
более важное условие для продолжения психологического разви-
тия человечества. Поскольку это гарантирует мандат понимания
природы трансформации, алхимия фокусируется на этой же са-
мой динамике, представленной диадой мать-сын. Юнг пишет:
Алхимия представляет собой нечто вроде подводного
течения по отношению к поверхности господствующего
христианства. Она соотносится с ним, как сон с созна-
нием, и подобно тому как сон компенсирует конфликты
сознания, так и она стремится заполнить те места,
которые оставила зиять антагонистическая напряжен-
ность христианства. Эта основополагающая мысль ал-
химии отсылает к матриархальному первобытному миру,
295

который был преодолен мужским миром Отца. Этот
всемирно-исторический поворот сознания в «мужскую»
сторону был компенсирован прежде всего посредством
хтонически-женского начала бессознательного. Уже в
некоторых дохристианских религиях дифференциация
мужского выступала в виде спецификации Отец — Сын,
каковое превращение получило затем в христианстве
первостепенное значение. Если бы бессознательное было
просто комплементарным, то оно сопровождало бы этот
поворот сознания выдвижением Матери и Дочери, для
которого в мифе о Деметре и Персефоне уже был готов
нужный материал. Но оно предпочло, как показывает
алхимия, тип Кибелы — Аттиса в образе prima materia и
filius macrocosmi, а тем самым проявилось как не компле-
ментарное, а компенсирующее. Так обнаруживается, что
бессознательное не просто противоположно сознанию, но
является более или менее модифицирующимся противни-
ком-партнером. Тип Сына вызывает на свет ... опять-та-
ки Сына... Мать, идя навстречу мужскому, при помощи
инструмента человеческого духа («философии») произ-
водит на свет Сына, — не противоположность Христа,
но его хтоническое соответствие, не богочеловека, но ска-
зочное существо, единообразное с сущностью Праматери.
И как заданием горнего Сына является спасение человека
(микрокосмоса), так назначение дольнего Сына — быть
salvator macrocosmi...
Хотя он [«низший сын»] явный гермафродит, у него
все же мужское имя, и тем самым он выдает склонность
к компромиссу отвергнутого духом и просто-напросто
идентифицировавшегося со злом хтонического мира: он
является, несомненно, уступкой духовному и мужскому,
296

несмотря на то, что несет на себе тяжесть земли и бас-
нословность звериного прасущества.
Этот ответ материнского мира показыва-
ет, что пропасть, отделяющая его от отцовско-
го мира, не является непреодолимой, ибо бессозна-
тельное содержит в себе зародыш единства обоих.
(1953, 5: параграфы 26, 29, 30)
Базовое положение Юнга состоит в том, что миф об Атти-
се и Кибеле указывает на фундаментальный сдвиг в сознании,
сдвиг, который застрял или оказался мертворожденным с дохри-
стианских времен. Христианская попытка разрешения привела к
трансцендентности. Однако алхимия, это скрытое и подводное
течение для христианства, стала ближе к разрешению. Предпо-
ложение Юнга о том, что алхимия функционирует как баланси-
рующий фактор для христианства на трансперсональном плане
(подобно тому, как сновидения функционируют в отношении на-
шего сознательного я на личностном уровне) представляет собой
пример его чрезвычайно широкого видения. Это видение, соглас-
но фон Франц, привело к описанию отношений между двумя ми-
рами алхимии и христианства, «которое не может быть улучше-
но» (1975, 216). Однако алхимия была компенсацией не только
для христианства, но также для всех религий патриархального
мышления, включая гностические системы, устремленные к духу
в высшей реальности, как известно в восхождении мистицизма.
В отличие от алхимии эти гностические системы обычно проти-
вились повторному вхождению в жизнь и реальность хтониче-
ского духа, который переживался как поднимающийся снизу.
На протяжении веков импульс патриархальной западной
культуры был направлен к восхождению и выходу за пределы, в
то время как дефицит в культуре подразумевает недостаток сни-
297

зу («из-под»), из реальностей, которые рассматриваются как
более базовые, примитивные и неоформленные. В этих хтони-
ческих реальностях доселе неизвестный, не интегрированный и
неоформленный аспект человечества находится в ожидании рав-
ноправного сознания.
Юнговское понимание бессознательного как телеологиче-
ской сущности, постоянно стремящейся к балансу и гармониза-
ции раскрытия воплощенной жизни, воистину волнующе. И если
искатель принимает заявление Юнга о том, что алхимия содер-
жит решение через компенсацию патриархального подавления
женского и отрицания хтонической мужественности, важность
алхимии для нашего беспокойного мира становится не только по-
нятной, но и настоятельной.
Каким бы теперь ни был путь к новому отношению к жен-
скому началу и происходящему между полами, отношение созна-
ния к этой цели — это то, что может значительно выиграть от
алхимического образа films philosophorum, «сына философов»,
означающего духа, рожденного из алхимического искусства.
Другими словами, то, что когда-то было бессознательной ком-
пенсацией, представленной динамиками диады мать-сын может
(и, в действительно, должно) теперь стать сознательным отно-
шением. Далее, большие глубины женского могут сблизиться
с более способным эго, поскольку оно не может быть с патри-
архальным или исключительно аполлоническим отношением.
Подобному тому, как древний миф о Дионисе показывает, что
этот бог (и, возможно, лишь этот бог) может сосуществовать с
Великой Богиней в виде Кибелы-Рэи и выживать посреди пре-
следующих аффектов, не будучи уничтоженным или сведенным
к супругу, так и новый вид сознания (все еще достигаемый, но
предусмотренный алхимией) — это необходимый компонент бу-
дущего образа Самости.
298

ГЛАВА 8
АЛХИМИЧЕСКОЕ ОТНОШЕНИЕ
К ТРАНСФОРМАЦИИ ОТНОШЕНИЙ
Глубинная мудрость
алхимической трансформации
Ядро алхимического процесса трансформации раскрывается
в историях и образах, обеспечивающих понимание преобразую-
щих динамик, казалось бы, непримиримых состояний противо-
положностей. Конфликтующие пары противоположностей, та-
кие как любовь и ненависть, отчаяние и страсть, или смелость
и трусость, могут быть пережиты внутри индивида или между
двумя людьми как бессознательная пара. Если такие противо-
положности разделить и соединить плодотворным путем, осво-
бождая энергию и создавая сознание, эго или элемент, можно
столкнуться с противоречивыми состояниями ума и тела, кото-
рые приводят к застою и регрессии и через которые они утрачи-
вают энергию и сердце. Например, у анализируемого мужчины
интенсивное и почти автоматическое послушание коллективным
идеалам или общепринятым стандартам нравственности, но и
в равной степени интенсивная страсть разыгрывать запретные
энергии. По сути дела, он ведет двойную жизнь: образцовый
гражданин в течение дня, навязчивые идеи, связанные с прости-
299

тутками и детской порнографией ночью. Как могут эти проти-
воположности когда-либо объединиться в «третье», так чтобы
у него не было постоянно принужденной тяги сначала к одно-
му, а затем к другому? Как может его расщепленная внутренняя
структура исцелиться, чтобы эти противоположности более не
управляли им? Даже если противоположности в обсуждаемом
вопросе крайне разделены внутри психотической области, изме-
нение всегда происходит через их союз. Но союз — это только
начало алхимического процесса трансформации. Для изменения
во внутренней структуре для стабилизации требуются смерть со-
юза и объятия последующего nigredo. С помощью этой последо-
вательности coniunctio-nigredo алхимический процесс работает
над созданием новой и прочной формы.
Цель процесса, как это показано в двадцатой гравю-
ре Rosarium Philosophorum рис. 30), это не менее чем трансцен-
дентность таких циклов смерти-единения. В последних образах
серии воскресшая фигура Христа символизирует стабильность
и постоянство фигуры Самости даже в фоновом режиме (как
это показано в других вариантах этой гравюры), и даже в то
время, когда еще происходят диссоциирующие и интенсивные
процессы. Тем не менее, в этом состоит цель opus — достиже-
ние трансформации сознания и структуры, что есть способность
веры в воскресение, не только воскресения умершей Самости,
как в случае Христа или египетской параллели бога Осириса, но
также воскрешение внутренней структуры в той форме, которая
необходима для продолжения индивидуации. Такая вера лежит
в основе поставленной цели, и эта вера достигается благодаря
тому, что зачастую кажется бесконечным циклом смерти и воз-
рождения, союзов и их смерти.
Аналитик, в частности, должен отметить, что в любом
процессе единение может произойти без бессознательного и
300

подавляющего nigredo. Релятивизация nigredo требует высо-
кого уровня сознания от обоих людей и особенно сознательно
выстраданной утраты физического союза. Переживание этой
боли, представляющей собой часть алхимической образности
«убийства дракона» или «отсечения лап льва», может привести
к состоянию единения, которое не улетучится в отчаяние и заме-
шательство. Но такое сознательное постижение и минимизация
силы nigredo встречаются редко, поскольку в другое время, в
процессе между этими людьми, последовательность coniunctio-
nigredo, вероятно, появится еще раз, с nigredo в качестве могуще-
ственного и изначально бессознательного состояния.
Три метафорические сказки воплощают алхимическую му-
дрость трансформации интерактивного поля: «Аксиома Марии
Пророчицы», «Аксиома Останеса» и «Изида Пророчица сво-
ему Сыну Гору».
Подобно «Аксиоме Марии Пророчицы», проанализирован-
ной ранее, «Аксиома Останеса» это алхимическое учение, име-
ющее дело с путем изменения внутренней структуры объекта. В
частности, загадочная форма «Аксиомы Останеса» обращается к
сложностям единения, смерти и создания устойчивой структуры:
Природа очаровывается другой природой, природа
преодолевает другую природу, природа господствует над
другой природой.
Троичная формула Останеса во многом поддерживает алхи-
мическое мышление, от его ранней формы в виде Волоса Де-
мокрита (около 200 г. до н.э.) до XVI века. Вероятно, слияние
иранских и греко-египетских идей в Волосе из Мендеса вызвало
к жизни легенды о сотрудничестве Демокрита и Останеса —
легенды, которые, вне сомнения, принимали различные формы,
301

одна из которых это история об открытии столпа и троичной
формуле (Lindsay 1970, 158).
Болос Демокрит подробно излагает свое путешествие в Еги-
пет для обучения знаниям оккультных добродетелей, «так чтобы
вы могли подняться выше множественного [рассеянного] любо-
пытства и материалов [или материи], hyle»:
После изучения этих вещей с мастером по имени
Останес и осознания многообразия материи я направил
себя к созданию комбинации сущностей. Но поскольку
наш мастер скончался перед завершением нашей инициа-
ции, и мы были еще всецело заняты изучением материи,
это было из Преисподней, согласно рассказам о том, что
я пытался вызвать его. Я занялся этой задачей, и, как
только он появился, я обратился к нему с речью в этих
терминах: «Вы ничего не собираетесь дать мне взамен
того, что я сделал для вас?»Напрасно я говорил. Он хра-
нил молчание.
Однако, когда я обратился к нему, а также я смог и
спросил его, каким образом мне следует сочетать сущ-
ности, он сказал, что ему трудно говорить; daimon не
допустит этого. Он только сказал, что «эти книги на-
ходятся в храме».
Обернувшись, я пошел искать в храме возможность
обрести способность возложить свои руки на книги... Но,
вопреки всем поискам, мы ничего не нашли; и поэтому мы
доставили себе массу неприятностей, пытаясь узнать,
как субстанции и сущности соединялись и комбинирова-
лись в единое содержание. Когда мы поняли синтез мате-
рии, миновало некоторое время, и фестиваль был. проведен
в храме. Все из нас приняли участие в банкете.
302

Тогда, когда мы были в храме, внезапно колонна наше-
го собственного созвучия раскрылась посередине. Но, на
первый взгляд, казалось, что ничего нет внутри. Однако
[сын] Останес рассказал нам, что именно в этой колон-
не были помещены книги его отца. И взяв на себя ответ-
ственность за ситуацию, он принес вещь к открытию. Но
когда мы изогнулись, чтобы посмотреть, мы с удивлени-
ем увидели, что ничто не избегло нас, кроме этой всецело
ценной формулы, которую мы обнаружили там. «Приро-
да очаровывается другой природой, природа преодолевает
другую природу, природа господствует над другой при-
родой». Как же велико было наше восхищение тем, что
он сосредоточил в этих нескольких словах все Писание,
(цитируется по Lindsay 1970, 102)
Линдсей замечает:
Направляющий принцип качественного из-
менения, формирующий принцип был реализо-
ван внутри унитарного процесса. То, о чем говори-
ли алхимики, было вездесущим формообразующим
движением, которое разделялось и людьми, и орга-
ническими/неорганическими объектами природы.
(1970,144 - 45)
Как Линдсей далее поясняет:
Два материала, которые от первичной материи... и
которые от сплавленного и преобразующего дополнения
должны иметь нечто общее, некоторый элемент гармо-
нии. Т.е. они восхищены друг другом. Но если это было
все, создалось состояние равновесия и ничего не произо-
303

шло; первый уровень не был превзойден. Таким образом,
одна природа должна победить другую. Акт покорения
был моментом трансформации, когда нарушается рав-
новесие и устанавливаются новые взаимоотношения.
Новая слитая субстанция существовала на высшем
уровне и предусматривала создание нового качества,
что раскрывало себя в изменении цвета. Но этого не
было достаточно. Новое состояние должно было ста-
билизироваться так, чтобы оно могло обеспечить базис
для еще одного восходящего движения. Следовательно,
третья часть формулы: одна природа должна господ-
ствовать над другой. Затем могут быть определены
три стадии алхимического действа: смешение на ис-
ходном уровне, внедрение динамического фактора, из-
меняющего первоначальные отношения и создающего
новый качественный уровень, и далее — стабилизация
этого уровня. В Арабском тексте... процесс описывал-
ся как три бракосочетания двух субстанции, действу-
ющих одна на другую, именуемых мужской и женской.
(Lindsay 1970,116)
Аксиома Останеса, как она функционирует в клинической
практике, может быть проиллюстрирована анализируемой жен-
щиной, которая, ссылаясь на предыдущую сессию, вспомнила об
обнаруженном нами способе зависти, свойственному ей, а так-
же зависти других, склонных портить вещи и бросать тень на ее
жизнь. Она рассказала мне, как в этот день, во время пребы-
вания в комнате ожидания, она захотела сказать мне: «Как же
так, что у меня теперь есть эти необычные, творческие отноше-
ния с моей дочерью? Что из произошедшего позволило это?».
Пока она говорила, я чувствовал напряжение в теле, желание
304

уйти, и было чувство, что все произносимое ею было странным.
Я разрывался между двумя вариантами — отвечать ей или же
не отвечать ей. Мне хотелось ответить так, чтобы ушли болез-
ненные чувства. Но я не мог дать честный ответ на вопрос без
отщепления себя от моих чувств. Как только я почувствовал это
поле более полно, пытаясь соединить свой разум с телом и эмо-
циональным реакциями (так чтобы я смог получить некоторый
образ, выдающий чувство взаимодействия), я признал, что она
искренне просила понимания и исследования. Тем не менее, она
также сообщала противоположное состояние, по поводу которо-
го она не желала никаких размышлений с моей стороны, но лишь
наслаждения в великолепии ее переживания, всецело оборачивая
его назад к себе.
Аксиома утверждает, что «природа очаровывается другой при-
родой», подходящая метафора для связи, имеющей место между
нашими психе, где я ощущал мучительность и раскол. Данное со-
стояние сигнализировало о том, что наши бессознательные психе
встречались друг с другом и «очаровывались» очень неприятным
способом. Таким образом, явилось состояние слияния.
Я чувствовал конфликтующую природу противоположностей
в психотической области в такой степени, что попытка сформу-
лировать некоторый вопрос быстро превращалась в чувство опу-
стошенности и отсутствие ответа. В состоянии единства я мог бы
дать ответы. Я мог бы сказать что-то вроде: «Вы достигли столь
многого, так тяжело работая над взаимоотношениями с ней, и это
приносит плоды». Другими словами, я мог бы отразить ее потреб-
ность быть увиденной в качестве особой и важной; и, несмотря
на то, что такое отражение могло бы удовлетворить ее (при этом,
вероятно, мог бы пройти и дискомфорт, ощущаемый мною), я не
смог бы сопереживать всецело воплощено и подлинно.
Вместо этого по мере того, как я намеренно вовлекал поле,
305

чувствуя эти изменчивые состояния и позволяя себе использо-
вать поле как объект (как в активном воображении), рассматри-
вая и чувствуя его и далее переживая себя самого в нем, появи-
лось мое восприятие аннигилирующих противоположностей. Эти
противоположности не приходят к осознанию подобно решению
проблемы или подобно пониманию стабильности. Скорее вос-
приятие было мимолетным и трудным для удержания, и я смог в
достаточной мере сообщить восприятие ей, объясняя, почему для
меня невозможно ответить на ее вопрос.
Как правило, аналитик не «выводит» противоположное каче-
ство из какого-либо состояния своего опыта. Например, анали-
тику не свойственно глубокое постижение посредством пережи-
вания любви и сознательного интереса к ненависти или агрессии.
Такая противоположность зачастую может присутствовать, но
познавательный подход — это не путь к раскрытию противо-
положности. Вместо этого аналитик должен идти, несмотря на
состояние «незнания», которое подобно состоянию хаоса, где он
воистину чувствует потерянность и отсутствие ориентации. В
данном состоянии аналитик может обнаружить путь, коим его ум
и эмоции перебирают различные состояния и затем распознают
их противоположности. Но состояния обычно не будут явно раз-
личными, такими как любовь и ненависть. Скорее, как в данном
примере, они будут уникальны в рамках отдельной встречи.
Анализируемая и я чувствовали изначальный хаос, состояние
замешательства, которое в дополнение к «Аксиоме Останеса»
может быть отражено посредством «Аксиомы Марии». Я не
мог испытать чувство порядка, но только конфликтующие со-
стояния ума и тела, без какого-либо значения. Боль, недостаток
мышления и желание избежать подавления. Ужасно конфликту-
ющие состояния не производили никакого чувства порядка, как
это и характерно для алхимических определений хаоса. Посред-
306

ством сознательного очарования этим хаотическим качеством
поля, Единым, и с помощью обнаружения контейнера для этих
состояний в колеблющейся природе поля, в котором я был аль-
тернативным объектом и субъектом, дифференцируются проти-
воположности. «Одно становится Двумя», утверждает «Акси-
ома Марии». «Два» здесь — очень неустойчивое состояние. В
других процессах «Два» может быть более стабильно; но в дан-
ном случае разделение противоположностей создает состояние
Двойственности, мелькающее внутри и за пределами осознания.
С Самостью в качестве содержащего средства, связывающе-
го противоположности (и того же самого связывающего «виде-
ния» в поле), познается новая природа, как в следующем этапе
«Аксиомы Останеса», «природа преодолевает природу». В этом
процессе новая природа приняла форму ужасающего фонового
объекта анализируемого. Она постоянно находилась под атакой
этой фоновой формы, которую она распознавала в качестве сво-
его вездесущего материнского опыта.
«Присутствие» негативного фонового объекта (полная про-
тивоположность позитивному переживанию удерживающей
окружающей среды, от «того, что было сохранено») было хро-
ническим в анализируемой. Существование таких передне-за-
дних расщеплений представляет собой архетипическое структу-
рирование психики. Многие медитативные системы пытаются
констеллировать позитивный фоновой объект. По мере того, как
я мог «видеть» этот фоновый объект (и она также могла рас-
познать его), возникло новая и более стабильное укрепление.
Эта «новая природа» преодолела предыдущую природу. До тех
пор, пока фоновый объект мог «видеться», не было других форм
расщепления. Но это состояние имагинального осознания было
крайне нестабильным; следовательно, последняя фаза «природа
господствует над другой природой» все еще не имела место. Вме-
307

сто этого анализируемая и я неоднократно прошли через первые
два этапа, во многом другом жизненном опыте и переносе, наде-
ясь добиться большей стабильности, такой, какой она достигла в
случае своей дочери. В таком процессе зачастую примечательно
то, что, несмотря на нестабильность появляющегося скоротеч-
ного порядка вещей, происходит процесс изменения структуры,
который, как правило, довольно неожиданный и который опре-
деленно удивил обоих из нас.
Основные и древние принципы трансформационного про-
цесса связываются в истории «Исида Пророчица своему Сыну
Гору», где Исида раскрывает тайну алхимии. Согласно Линд-
сею, «Исида играла лишь небольшую роль в алхимической ли-
тературе, за исключением [этой] одной работы... Существуют
две версии, которые существенно не отличаются. Отрывки из
второй были добавлены в скобках»:
1. Ты, сын мой, решил отправиться на бой с Тифоном за
царство твоего отца, что же касается меня, то я вер-
нулась в Ормануфи, где тайно занимаются священным
искусством Египта. Я пробыла там довольно долго.
По воле случая и согласно необходимому распо-
ложению звезд случилось так, что один из ангелов,
пребывающих на первом небосводе, узрев меня свер-
ху, возжелал соединиться со мной в любовной связи.
Однако я не поддалась ему, хотя он был уже близок к
достижениюсвоейцели,нояпотребовалаотнего,[что-
быон рассказал ] мнетайнуполучениязолотаисеребра.
Когда я спросила его об этом, он сказал, что ему
не позволено давать разъяснения на этот счет, ибо
таинство сие превосходит все описания, но что на
следующий день ко мне прибудет Амнаэль, ангел бо-
лее важный, чем он, и что тот сможет ответить на
мой вопрос.
308

2. Он добавил, что у этого ангела будет на голове его
собственный знак и что он покажет сосуд, не сма-
занный смолою, наполненный прозрачной водою. И он
отказался открыть мне истину.
3. Когда наступил следующий день и Солнце прошло
половину своей дороги, ангел, более важный, чем пре-
дыдущий, Амнаэль, спустился ко мне, охваченный
тем же любовным желанием по отношению ко мне,
и не в состоянии удержать свое нетерпение он по-
спешил к свершению, ради которого он прибыл. Но я
была не менее озабочена тем, чтобы расспросить его
о тех вещах.
4. Он не переставал приставать ко мне и искушать
меня, но я не отдавалась, а играла с его вожделением
до тех пор, пока он не показал мне знак, который был
у него на голове, и пока он щедро и ничего не скрывая,
не открыл мне желанные таинства.
5. Он решился, наконец, показать мне знак и начал
изложение таинств. И, дойдя до признаний и клятв,
он сказал:
Я заклинаю тебя небом и землей, Светом и Тьмой.
Я заклинаю тебя огнем, водой, воздухом и землей. Я закли-
наю тебя высотою неба и глубиной Тартара. Я заклинаю
тебя Гермесом и Анубисом, ревом Цербера и змеем Уробо-
росом. Я заклинаю тебя этим знаменитым челном и кор-
мчим Ахероном. Я заклинаю тебя Тремя Богинями Судь-
бы, их хлыстами и их мечом.
6. Когда он заставил меня поклясться этими сло-
вами, он присоединил к этим словам мою клятву не
сообщать это откровение никому иному, кроме тебя,
309

мои дорогой сын, и того, кто возляжет со мной, что-
бы он был тобою, а ты им. Поди же, посмотри и спро-
си крестьянина Ахараса, и научись от него, что он
сеет и что он жнет, и ты узнаешь, что тот, кто
сеет пшеницу, пожнет тоже пшеницу, а тот, кто
сеет рожь, пожнет рожь.
1. Услышав эту речь, сын мой, постигни полное со-
творение и рождение этих вещей, и знай, что человеку
присуще рождать человека, льву — льва, собаке — со-
баку, и если случится, что одно из этих существ бу-
дет рождено вопреки природному порядку, оно будет
уродом и не сможет продолжать свое существование.
Ибо одна природа соединяется с другой природой, и
одна природа побеждает другую природу.
8. Итак, принимая участие в этом божественном мо-
гуществе и будучи награжденными этим божествен-
ным присутствием, также просвещенные вследствие
просьбы Исиды, выполнив свои приготовления с по-
мощью одних только минералов, без использования
иных веществ, [алхимики] достигли цели, так как
добавленная материя была той же самой природы,
что и то, что было приготовлено. Ибо, как я уже
сказала, так же, как пшеница рождает пшеницу, а
человек рождает человека, так же и золото собирает
золото, подобное порождает подобное.
Вот тебе и открыто таинство.
(1970,195)
Сражение между Гором и Сетом — это древняя борьба еги-
петских богов, в которой Гор отрывает яички Сета, тогда как Сет
вырывает один глаз Гора. В мужчине эта битва представлена
классическим «теневым боем» между альтернативными позици-
ями: одна — эмоциональная и яростная, и зачастую Злая, пред-
310

ставленная Сетом; другая — духовная и родственная, и Благая,
представленная Гором. В женщине битва между Гором и Сетом
представлена в конфликте между внутренними отношениями —
духовной, улучшающей жизнь позицией и демонической силой
смерти. Согласно Огдену, конфликт воплощает динамики проек-
тивной идентификации:
Проективная идентификация — это концепция,
которая рассматривает, каким образом чувствуемые
состояния, соответствующие бессознательным фан-
тазиям одной личности (проектора), порождаются и
обрабатываются другой личностью (получателем),
т.е. способ, которым одна личность используют дру-
гую для переживания и сдерживания своего же аспекта.
У проектора имеется главным образом бессознатель-
ная фантазия избавления от нежелательных или угро-
жаемых частей самого себя (включая внутренние объ-
екты) и отлагаемой части в другой личности путем
сильного контроля. Спроецированная часть себя ощу-
щается частично потерянной и обитающей в другом
человеке. В связи с этой бессознательной проективной
фантазией имеет место межличностное взаимодей-
ствие, посредством которого получатель вынужден
думать, чувствовать и вести себя в соответствии
с исторгаемыми чувствами и селф-представлениями,
воплощенными в проективной фантазии. Другими сло-
вами, получатель вынужден вовлечься в идентифика-
цию с характерным, отвергаемым аспектом проектора.
(1982,1-2)
Процесс проективной идентификации может быть ужасным:
311

объект проекции может ощущаться, как если бы его или ее глаз
был вырван, при этом глаз бы символически олицетворял бес-
сознательное. В ответ объект склонен «кастрировать» с эмоци-
ональной реактивностью, особенно реактивностью рациональ-
ности, защитной реакции и решении проблем. К примеру, одна
терапевтка пожаловалась, что была беспокойна с определенным
анализируемым. Когда терапевтка и я глубже исследовали ситу-
ацию, она, казалось, боится того, что клиент откажется от нее.
Клиент также требовал, чтобы она решала его проблемы с тре-
вогой. Она беспокоилась под напряжением этого требования и
неявной угрозы отказа. Таким образом, она не смогла иметь дело
с этими фактами, требованием всемогущества и страхом оставле-
ния. Вместо этого она искала решений.
Аналитик не смогла «увидеть», что в анализируемом активи-
зировался маленький ребенок, и что эта часть была под страшной
внутренней атакой и сбегала во всемогущество. Анализируемый
побуждал аналитика быть всемогущей, и аналитик пыталась ис-
полнить это. В этом напыщенном состоянии ее глаза вырывались,
и она делала «собаку из кошки»; она предоставляет решение, ста-
новясь жертвой принуждения поля, а не остается с констеллиро-
ванным полем и его вопросами тревожности и заброшенности.
Таким образом, эмоциональный процесс анализируемого
продуктивно вырывал ее глаз. Но предоставляя ему его желание
всемогущества, она даровала ему «решение», которое мало могло
сделать, но кастрировало его: «Я буду решать это за вас, вы —
идиот». Ее «решение» не было его собственным, и, кроме того,
оно требовало, чтобы он функционировал на уровне, за предела-
ми своих способностей, поскольку он — субъект угрозы остав-
ления. Таким образом, в метафоре рассказа ее глаз вырывался, а
его яички выдирались.
Но внутри такого поведения между аналитиком и пациентом
312

существуют Изида и Ангел, потенциальное coniunctio, в серной
или компульсивной форме. После того, как Изида воспротивит-
ся его побуждению, ангел раскроет центральную мистерию ал-
химии «подобное создает подобное», с предписанием никогда не
создавать посредством разнородности.
Во всех человеческих встречах заманчиво отрицать эту му-
дрость. Каждый раз, когда существует хаотическое состояние,
особенно когда психотические области оживлены, существует
склонность переключаться на нечто известное. Как правило,
также заманчиво отразить чью-либо потребность быть увиден-
ным и отступить в сторону других чувств от большого диском-
форта. Этот акт обхода делает «собаку из кошки». Быстрые ин-
терпретации могут, кроме того, попрать этот рассказ, особенно
когда они повышают уровень комфорта аналитика. Из «Исида
Пророчица своему Сыну Гору» аналитик и анализируемый далее
узнают, как равно воздействие и говорение о чувствуемом жела-
нии не могут привести к раскрытию глубинной мудрости. Они
оба могут знать тайну личности в интерактивном поле, в котором
может возникнуть коронная фраза рассказа: «Я есть Ты».
В алхимии преобразующий процесс зависит от следования
мудрости этих трех притч. Вдохновленный данной мифологией,
алхимик Ренессанса создал в Rosarium Philosophorum сокро-
вище образов динамик поля. Процесс трансформации влечет за
собой восприятие и осмысление бессознательной диады из изна-
чального хаоса, где отсутствует чувство порядка или памяти, и в
котором психотический процесс может быть prima materia.
Образность ROSARIUM PHILOSOPHORUM
Серия из двадцати гравюр наиболее известного алхимическо-
го текста Rosarium Philosophorum (1550) может рассматривать-
ся как процесс вхождения в поле между двумя людьми, пере-
313

живающих его динамики, и работа над трансформацией самого
поля. Цель — создание как внутренне-отдельного, так и внеш-
не-соединенного качества поля, которое выстоит сквозь любую
ментальную, эмоциональную, соматическую или окружающую
травму посредством союза тела-ума, который столь тонок, что
составляет источник истинного, имагинального восприятия. Тог-
да как такой вид стабильности цель явно недостижимая, тем не
менее, он указывает на систему ценностей этого тела мысли, и
это также подразумевает, что данный вопрос не достигает совер-
шенства, но находится на пути трансформации.
Первые десять гравюр Rosarium хорошо подходят для опи-
сания интерактивного поля, поскольку они непрерывно работа-
ют с образом пары и с десятой гравюрой, «Ребис» (рис. 18),
гермафродитом, представляющим союз противоположностей.
Стадия, изображаемая завершением первых десяти гравюр, име-
нуется «Императрица» или «Белый Камень», которая представ-
ляет создание структуры Самости, соединяющей разум и тело.
Наиболее важно то, что структурные приобретения, представ-
ленные «Белым Камнем» — это способность или выстоять, или
восстановиться посреди атак тревоги заброшенности, паники и
страха, которые могут ощущаться индивидом как психическая
смерть. Ребис может быть интерактивным, полевым качеством
между двумя людьми, или может быть образом внутренней Са-
мости. Ребис стоит на луне, представляющей мир тонкого тела
— показатель того, что данный вид воплощенного видения,
осознание союза состояний и их перемен (в последующих пере-
живаниях nigredo) — теперь существует и не будет уничтожен.
Однако алхимики признают это создание «водянистым»,
еще не имеющим прочности, характеризующей результат сле-
дующих десяти гравюр фазы rubedo. В albedo, поле и чувство
Самости зачастую потеряны для осознания, особенно под влия-
314

нием страсти. Поле может быть восстановлено в связи с суще-
ственным элементом веры, достигнутым в albedo, но в rubedo ал-
химики пытаются привнести своего рода жизнь или кровь к
«камню», который теперь имеет более глубинное постоянство и
присутствие посреди интенсивных эмоций и телесных состояний.
В albedo, согласно Юнгу:
Индивид не живет в истинном смысле этого сло-
ва. Это своего рода абстрактное, идеальное состоя-
ние. Чтобы сделать его живым, необходима «кровь»,
должно быть то, что алхимики называют rubedo,
«покраснение» жизни. Только полный опыт бытия
может трансформировать это идеальное состоя-
ние в полностью человеческий способ существования.
(McGuire and Hull 1977, 229)
В алхимии работа с «покраснением» должна быть основа-
на на предшествующей иллюминации или солнечной фазе. «И
поэтому он, который не ведает, который не достигает конца, и
он, который не знает того, что он ищет, также невежественен
в отношении того, что должен найти» (McLean 1980, 19). Эта
иллюминация нисходит в тело, и в результате может быть соз-
дан «Белый Камень», благодаря работе с противоположно-
стями, как в опыте соединенных полей и бессознательной диа-
ды. Rosarium утверждает:
Тогда как сказано, что Луна содержит в себе бе-
лую Серу... до сих пор форма огня сокрыта в белизне.
Поэтому возможно для всего Серебряного сделать-
ся Золотым. После чего Философ говорит, «Это не
Золото, если оно прежде не было сделано Серебром».
(McLean 1980, 80)
315

Это напряжение при создании Серебра, «Белого Камня»,
прежде золота, существенно для алхимического пути, ибо пока
телесное осознание и имагинальный мир тонкого тела не восста-
новятся, духовный путь rubedo приведет лишь к еще большему
расщеплению сознания-тела.
Десять гравюр rubedo не предоставляют себя для интерпре-
тации в рамках поля так легко, как первые десять, хотя неко-
торые из них, особенно одиннадцатая гравюра, «Ферментация»
(рис. 21) может рассматриваться как представляющие возмож-
ные динамики поля. Стадия rubedo однако идет за пределы свя-
занного и имагинального видения лунной, женственной жизни и,
в конце концов, восстанавливает солнечное, духовное видение,
бывшее предпосылкой. Первоначально это видение было бес-
плотным, результатом unio mystica, и довольно невежественной
воплощенной жизнью и женскими мистериями coniunctio. Дух
все еще опасен для «Белого Камня», ибо дух может быть ис-
пользован для избавления от связанности и воплощения тех при-
носимых ими опасностей слияния и потери идентичности. Эти
состояния сопровождают уровни вовлечения с «Другим», кото-
рые алхимики намереваются преодолеть, особенно невероятную
страсть, описанную в мифе об Аттисе и Кибеле. Урегулирование
этого состояния страсти вполне может быть смыслом наиболее
загадочного образа всей серии, восемнадцатой гравюры, в кото-
ром зеленый лев поедает солнце (рис. 28).
Таким образом, не только дух, но также опасности страсти
могут вызвать процесс регресса прочь от воплощения. Страсть,
наиболее заметно представленная в одиннадцатой гравюре,
«Ферментация», представляет собой фокус стадии rubedo. В
двенадцатой гравюре, «Просвещение» (рис. 22) и в восемнад-
цатой гравюре, «Укрощение Небесной Свадьбы», солнечная
жизнь постоянно жертвуется на службу новой структуры лич-
316

ности, которая не убегает от тела и которая также стабильна под
воздействием страстей и духовного видения.
Особенно важна девятнадцатая гравюра, в которой душа
увенчана большими фигурами (рис. 9), тогда как в других изо-
бражениях Rosarium корона слишком велика для души. Зна-
чение данного образа состоит в том, что человеку следует при-
знать, что источник просвещения лежит за пределами его бытия
(McLean 1980, 129), важный вопрос в терминологии путей пе-
реживания — numinosum. Numinosum всегда обладает транс-
цендентный аспектом, Самостью, которая не может быть вопло-
щена, прочувствована изнутри, хотя она также способна быть
пребывающей и создающей личность. Эти два аспекта личности,
имманентный и трансцендентный, не путаются в алхимической
традиции. Тогда как эти источники благословения и значения
обладают существенным сходством, они переживаются в реаль-
ностях, имеющих очень разные масштабы. С этим знанием ал-
химик никогда не потерпит неудачу в познании своего места в
Космосе, и инфляция более не подведет его.
В целом, Rosarium на стадии rubedo укрепляет личность, ко-
торая может жить без слияния с другими и которая переживает
страсть по связанности (с другими и сама с собой), чтобы не
отказываться от одного дня к другому в страхе поглощения и за-
грязнения.
Трансформация интерактивных процессов способствует это-
му результату, в котором каждый обретает чувство себя и для
«лунного», и для «солнечного» режимов связанности и пережива-
ния numinosum, ибо послания об этом образе «Коронации» гласят:
Истинно, луна — это мать; и отец создается сыном;
чей-то отец — это сын. Дракон не умирает, кроме как
с братом и сестрой, и не в одиночку, но с ними обоими.
317

Трансформация дракона, образа смерти поля, характеризу-
емого конкретизацией мыслей и проекций и бессодержатель-
ностью видения, реализуется через имагинальную работу над
бессознательной парой, «братом и сестрой», постигаемых вну-
три тонкого тела поля. Таким образом, хотя Rosarium излагает
переживания трансцендентности, выходящие за рамки понятий
соединенного поля, они достигаются благодаря работе с бессоз-
нательной диадой.
Бессознательные диады существуют в срединном, тонком
теле, которое является центральным для алхимических путей
мышления. Юнг подчеркивал эту роль посредника проекций:
«Это срединное, тонкое тело, которое соединяет дух и тело, по-
средством которых психе может обладать очень реальными вли-
яниями, благодаря которым известна психическая реальность»
(1988, 432). Воздействия одной личности на другую столь силь-
ны, что объект часто предпочитает «не замечать» их. Далее Юнг
заявляет:
Если у кого-нибудь есть интуиция по поводу опре-
деленной мысли, то вы, наиболее вероятно, совер-
шите мышление этой мысли. Интуиция, кажет-
ся, работает посредством симпатической системы,
и будучи полубессознательной функцией интуиция
также выявляет бессознательное воздействие в объ-
екте интуиции. Имея дело с интуитивами, вы заме-
чаете, что они могут интуитивно постигать вещь
таким путем, который «выстреливает» в ваш позво-
ночник, в ваш спинной мозг, и вы должны признать,
что вы обдумывали это, хотя впоследствии вы осозна-
ете, что мысль, конечно, была не вашей собственной...
(1988, 616 - 17)
318

И Юнг также замечает:
Проекция — это очень ощутимая вещь, своего рода
полусубстанциальная вещь, которая формирует нагруз-
ку, как если бы обладала реальным весом. Это точно как
примитивное ее понимание, тонкое тело... Интересно,
что алхимики описывали создание камня как проекцию.
Т.е. это то, что отдельно от единого; вы отделяете не-
что и устанавливаете это в качестве независимого су-
ществования, помещая это вне себя. Теперь, это может
быть вполне законным, поскольку это вопрос объекти-
визации психических содержаний; или это может быть
простой проекцией, где вы избавляетесь от чего-либо...
(1988,1495 - 96)
Данная способность «объективировать психические содер-
жания», а не «избавляться от них» представляет собой часть
таинства проекции и лежит в основе способности чувствовать
определенные состояния ума и воображать их частью интерак-
тивного поля. Можно себе представить «выбрасывание» их в
поле.
Поле затрагивается внутренней жизнью каждого человека.
Например, мужчине снится секс с женщиной, но он может на-
блюдать в зеркале, как его половой член проходит прямо сквозь
нее и выходит из нее обратно. У него было очень мало сексуаль-
ных ощущений, так как она была почти что нереальна. К чему бы
этот образ ни относился в его жизни, это также представляло ин-
терактивное поле между нами. Он мог быть очень зацепляющим
с энергией, которая присутствовала и прояснялась, но любая свя-
зующая энергия, возникавшая между ним и мной будет исчезать
в несубстанционность. Этот ритм между противоположностями
319

силы и несубстанционности, с каждой правящей в чередующемся
порядке, был ритмом интерактивного поля между нами. В про-
ективной идентификации я мог чувствовать оба этих состояния.
Но чем я мог посодействовать? Я угасал вместе с ним, за исклю-
чением тех случаев, когда очень крепко удерживал свое внима-
ние. Но само это действие препятствовало моему переживанию
его. Поэтому я шел через подобный ритм расшатывания своего
сознательного внимания и позволял все, что могло появиться, и
затем фокусировался на управляемом, интенсивном пути. Таким
образом, эти противоположности определяли наше поле; мы оба
внесли свой вклад, хотя его сновидение инициировало осознание
противоположностей. Он признал, что эти качества противопо-
ложных и конфликтующих состояний существовали внутри него,
но только когда я указал на них. Таким образом, я мог видеть
противоположности как бессознательную динамику между его
эго и его женской стороной, и я даже мог бы создать футляр
для связи, господствующей в интерактивном поле, так же как
аналитик может думать об его или ее контрпереносе в качестве
реакции на перенос анализируемого. Но мог ли я действительно
знать, что эта последовательность событий была верна? Мог ли
я знать, что моя внутренняя связь эго-анима не в равной степе-
ни или даже более сильно воздействует на поле, чем его? Я мог
только определить, что связующее качество поля доминирова-
ло в нашей работе. Мы могли переживать это качество имаги-
нально, индивидуально и интерактивно, но, когда мое сознание
плавало назад и вперед между противоположностями, как и его
собственное, мы переживали самих себя и в этом поле. Таким
образом, пространство, которое мы заняли, имело бы природу
алхимического vas, если бы мы дозволили это, ибо мы должны
были активно пересечь поле, чтобы обнаружить это качество
пространства. Если мы бы не действовали таким образом, тог-
320

да пространство оставалось бы Декартовым, трехмерным миром
«его» процесса и «моего» процесса, и их взаимодействия. Одна-
ко декартово пространство не обладает фактурой или духом; оно
не полно, но пусто. Алхимический путь признает, что наблюда-
емое и переживаемое поле предоставляет путь трансформации.
Prima Materia
трансформационного процесса
В «Ртутном Фонтане», первой гравюре Rosarium (рис. 4),
объект трансформации — объединение ума и тела посредством
работы с бессознательной диадой — представлен в абстрактной
форме. Двуглавый змей и нижние, дионисийские воды — это
«стартовые точки», формы алхимической prima materia. Змей,
Бинариус (Binarius), представляет антимиры в безумных обла-
стях психики. И миф Квакаутл об Сисиутле далее расширяет
этот образ, демонстрируя, что переживание замешательства,
страха и безалаберности аннигилирующих антимиров может
привести к проницательности, способности «видеть», священной
цели работы с prima materia.
Высший уровень, диадический мир Бинариус, и нижние воды
Фонтана, страсти и телесные состояния экстатического Диониса,
безумного бога, идентичны. Надпись на Ртутном Фонтане указы-
вает на то, что Меркурий является animalis, vegetabilis и mineralis,
которые повторяются на уровне Бинариус. Vegetabilis, отмечает
Юнг, следует переводить как «живущий», a animalis как «ожив-
ленный», в смысле обладания душой или даже в смысле «психи-
ческого» (1954, 16: параграф 402). Таким образом, три качества
триединого бога алхимии эквивалентны материи, душе и духу. Три
потока, истекающие из фонтана, представляют собой, как заме-
чает МакЛин, синонимами Лунного, Солнечного и Срединного
321

потока, Воды Жизни, как они представлены в тантризме (1980,
119). Объединение солнечного и лунного в «третье» — это лейт-
мотив всего процесса. Успех или неудача этого не гарантированы,
поскольку «воды», с коими имеется дело, описываются следую-
щим образом:
Не фонтан и не вода нравятся мне
Я делаю и богатых, и бедных людей здоровыми или
больными
Но и смертоносно я могу быть ядовитой(Фабриицус
1976,18)
Верхние и нижние формы prima materia — два аспекта од-
ного и того же феномена, путь, где дух и материя представляют
собой две стороны одной и той же монеты. Одно чувствуется
через умственно-духовную реальность, другое же — через во-
площенную жизнь и соматическое бессознательное, тонкое тело.
Но этот опыт разделен на уровне сердечной чакры, как и в тан-
трической мысли, которая повлияла на Rosarium (McLean 1980,
119). Другими словами, Rosarium представляет дух и материю
как режимы переживания жизни, ставшие противоречивыми и
взаимоисключающими. Идея состоит в том, что развитие созна-
ния на протяжении истории патриархальной и солярно-героиче-
ской жизни привело к расколу, который теперь должен быть ис-
целен. Упрощенный путь объяснения раскола — это обсуждать
расщепление тело-ум, но в действительности две главные формы
человеческих модальностей восприятия и познания не соедине-
ны в ритмической гармонии, как им следовало бы. Rosarium и,
возможно, алхимия Ренессанса вообще касается исцеления этого
раскола, который впервые иллюстрируется в девятнадцатой гра-
вюре (рис. 29). Путь исцеления в Rosarium посредством работы
322

с этими парами противоположностей, обычно представленный
как солнце и луна или брат и сестра, пары, рассматриваемые как
качества тонкого тела или внутри интерактивного поля.
Rosarium предлагает еще одну точку зрения на двуглавого
змея, особенно важную в фазе rubedo, характеризуемую послед-
ними десятью гравюрами. Поскольку змей существует на уровне
чакры между бровями, это означает, что Бинариус сосредоточен
на уровне духовного видения.
Трансцендентное видение, которое алхимик Альбертус счи-
тал необходимым для работы — «Пока душа не выйдет из тела
и не взойдет вверх в небо, вы ничего не обретете в этом Ис-
кусстве» (McLean 1980, 110), — неизбежно воплощается на-
зад в жизнь ординарного пространства и времени. В своей связи
с numinosum, душа, способная на духовный и физический опыт,
вышла за пределы своей временного существования, но после
ее возвращения к воплощенной жизни и эго душа встречается
с подавляющим беспокойством. В результате человек будет пе-
реживать интенсивное состояние замешательства и расщепление
противоположностей, как будто имело место воспоминание о
Порядке или Свете unio mystica, но затем оно полностью по-
терялось в противоположном состоянии ужаса и тотальной де-
зориентации. Если человек не становится столь подавленным в
этот момент, что сделается крайне психотическим, эти колебания
между антимирами окончательно успокоятся, и в итоге процесс
воплощения numinosum, в конечном счете, может привести к на-
чалу создания стабильной внутренней, духовной Самости. Дан-
ная психическая структура Самости — это одна из отправных
точек алхимиков, воплощенная в их вере в то, что берется золото,
чтобы сделать золото. Когда Юнг (1988) имеет дело с телом
в своем анализе «Так говорил Заратустра» Ницше, он говорит,
что человек должен иметь дух, помещенный в тело, прежде чем
323

он или она сможет войти в тело и пережить его тонкую природу.
Если это духовное начинание отсутствует, вхождение в тело не
приводит к трансформационному опыту, такому как осознание
тонкого тела и единение ума-тела.
Таким образом, психотические тревоги, представленные дву-
главым змеем (или сходные тревоги безумия дионисийской ре-
альности) не должны рассматриваться в парадигмах развития,
как, например, защита против потери идентичности в состояниях
слияния. Эти тревоги, определенно, могут служить этой функ-
ции избегания глубинных уровней боли, но Rosarium признает
этот уровень тревоги в качестве необходимого сопутствующего
обстоятельства опыту иллюминации. Когда человек пережива-
ет психотические уровни, такие как интенсивные колебаниями
между противоположностями в Бинариусе, он или она может
успокоиться, и состояние может стать творческим, если другой
человек, связанный с ними, создает чувство сдерживания. Такая
позитивная поддержка может произойти, только если индивид
знает уровень психической тревоги как результат иллюминации
и способен сопереживать тому, кто страдает от интенсивного
тревожного состояния, но такая эмпатия должна сопровождать-
ся воспоминанием иллюминации, которая предшествовала это-
му нынешнему переживанию потери. Страдающий субъект не
осознает этот духовный уровень, но предположение о том, что
может быть сделано, алхимическим образом, состоит в том, что
это существует как предшественник переживаемого хаоса. Та-
ким образом, в роковой седьмой гравюре Rosarium, известной
как impregnation (рис. 15), душа восходит к небесам и оставляет
позади мертвое гермафродитное существо. С сознательной точки
зрения, человек или пара, переживающая динамики, представ-
ленные данной гравюрой, будут только знать ужасное состояние
дезориентации и потери всякой формы внутренней или внешней
324

связи. Кроме того, с более глубокой точки зрения эта утраченная
связь, душа, как говорится, будет в процессе пропитывания бо-
лее высшей формой сознания.
Данный алхимический подход «не-редукционный» и духо-
вен в том смысле, что беспорядочные состояния ума не рассма-
триваются в качестве пережитков развивающих неудач лично-
сти. Роль духовного осознания оказывается особенно важной,
когда аналитик и анализируемый встречают последние десять
гравюр rubedo. Поскольку аналитик и анализируемый должны
«добавить» не только страсть и воплощение, в смысле живой Са-
мости в реальном мире (которая еще не является частью opus в
фазе albedo первых десяти гравюр), но они также должны доба-
вить духовное осознание, переживание которого было несколько
притуплено или потеряно в процессе воплощения. Лунный уро-
вень albedo, «Белый Камень», созданный посредством десятой
гравюры (см. рис. 18), в котором достигнутая структура Само-
сти, объединяющая противоположности (пусть и «жидкой» или
нестабильной форме, все же подверженной временной утрате
вследствие интенсивных аффектов), должен быть соединен с
духовным осознанием. Эта вовлеченность духовной жизнь мо-
жет стать проблемой, поскольку это может использоваться для
бегства от мира, отношений и тела. Духовная жизнь может стать
убежищем от интенсивного конфликта, потери и заброшенно-
сти, как это было во многих духовных дисциплинах, принятых
Западом. Поэтому, когда жизнь духа интегрируется вновь, это
должно происходить без потери воплощенного, лунного зрения
и чувства Самости, созданного в albedo. Такая интеграция духа
воплощенным путем осуществляется на стадии rubedo, посред-
ством проницательного осознания потребности принести в жерт-
ву солярное сознание, т.е. своего рода просвещение или знание,
которое душа приобретает в своем интуитивном или духовном
325

режиме. В процессе этого пожертвования индивид далее ожив-
ляет «Белый Камень», пока он не трансформируется в свою
окончательную «Красную» форму, которая интегрирует дух,
страсть и воплощенную жизнь, включая поведение в мире.
Выявление и сопротивление
переживанию бессознательной диады
Вторая гравюра Rosarium, «Контакт Левой Рукой», показы-
вает первое изображение пары, алхимического Солнца и Луны
(рис. 9). «Контакт Левой Рукой» упоминается в тантризме как
«зловещий», поскольку он представляет связь, которая является
целой, но оставляет сознательное размышление и контроль. В
некотором смысле, бессознательные силы людей единовременно
комбинируются, в то время как вовлекаются инцестуозные энер-
гии. Эти бессознательные силы представляют собой ранние се-
мейные взаимосвязи, усвоенные индивидом, особенно невыска-
занные, бессознательные и запрещенные связи между членами
семьи. Потенциал злоупотребления этими энергиями в анализе
и личных отношениях очень реален. По этой причине на вто-
рой гравюре должен присутствовать нисходящий голубь, пред-
ставляющий просвещение духа или связь с высшим сознанием.
Эта связь «добавляется» к встрече, и только в пятой гравюре,
«Конъюнкция» (рис. 12), контроль интегрируется в собствен-
ные динамики поля. В первых четырех гравюрах (особенно во
второй), привносится своего рода «внешнее» осознание, нечто
подобное духовно-информированному супер-эго.
Аналитик и анализируемый могут встретить бессознательные
диады в, казалось бы, мирских, повседневных встречах. Напри-
мер, в общем взаимодействии супруга может сказать что-либо в
некоторой степени критичное своему супругу. Критицизм не ин-
326

тенсивен, и он может легко позволить «колкости» в нем передать
или даже увидеть значение того, что она сказала. Иначе он мо-
жет отреагировать сердито в «ее тоне» или ее «негативности». Но
что, если он задерживает такие реакции и вместо этого выжидает,
позволяя себе пережить ее чувства. Алхимик Гебер, процитиро-
ванный в Rosarium, говорит: «Существуют три вещи, необходи-
мые для этого искусства, это терпение, промедление и меткость
инструментов» (McLean 1980, 96). По мере того, как муж смо-
трит в себя, он может увидеть, что он расстроен и сердит; но тог-
да он может дальше искать причины, из-за которых он ощущает
себя подобным образом.
Поскольку он ищет таким
образом, всецело сохраняя
эмоциональный контакт со
своей женой, отмечая, что
ему необходимо переживать
свои чувства, он может при-
думать что-то новое. Вме-
сто того, чтобы чувствовать
мучения в связи с представ-
лениями об атаке или уни-
жении, он может ощутить,
что она чувствует прене-
брежение в его отношении.
Таким образом, слово «пре-
зрение» может появиться,
подобно нахождению пра-
вильных слов в поэме. Он
может спросить ее, будто
это слово имеет смысл: «Ты Рисунок 9. «Контакт Левой Рукой»:
чувствуешь презрение ко вторая гравюра Rosarium Philosophorum.
327

мне?» И предположим, что его жена, возможно, после приступа
сопротивления, которому он не позволил отвлечь себя от своих по-
исков, признает, что она чувствовала презрение к нему.
Этот процесс может требовать степени настойчивости и мяг-
кости с его стороны, что нелегко проявить. Будучи по-прежнему
под жалом ощущаемой атаки, если он побуждает ее заглянуть
более глубоко, он должен также защитить ее от своего собствен-
ного гнева, по мере того как он осведомляется об ее реакциях,
никогда не зная, прав ли он, но, возможно, открываясь для ис-
следования своих собственных темных качеств. Стимулировать
другого человека к подключению к его бессознательной части
непросто, даже если эта часть непосредственно была активиро-
вана. В случае презрения женщины к мужчине эта связь может
быть особенно трудной для достижения, поскольку такие нега-
тивные реакции могут прорабатываться путями контроля, в то же
время все еще молча и не выговариваясь на заднем плане и суще-
ственно регулируя эффект. Но если он преуспеет в этом усилии
раскрытия, то сможет затем заглянуть дальше в свои чувства и
признать, что презренное обращение (которое теперь он признал
давним паттерном не только с его женой, но также с предыдущей
женщиной в его жизни) делало его очень злым.
Так где же такой обмен оставит эту пару? Жена выявила свое
презрение, и муж признал, что он очень сердит. Теперь она мо-
жет «работать над своим презрением», видеть, как это связано с
ее ранними объектными отношениями и чувствами к мужчинам.
В свою очередь, он мог также дальше наблюдать, как его интен-
сивный гнев также связан с ранними переживаниями и женщи-
нами в целом. Таким образом, они оба могли начать работу над
их теневыми качествами.
Такое взаимное исследование представляет собой начало ал-
химического процесса трансформации. Но как же они войдут в
328

реальность тонкого тела, в место, где может произойти транс-
формация? Они начинали в состоянии рассмотрения эмоций, ко-
торые каждый из них ощущал отталкивающими. Конечно, они
не сознательно подвергали друг друга деструктивным состояни-
ям ярости и едким состояниям презрения. Алхимики говорят об
«омерзительности» в этом начале или Хаосе, который должен
быть обнаружен и который не всегда очевиден. Настояние мужа
на остановке, ожидании и чувстве было актом проникновения
в хаос, который легко мог быть обойден стороной. Готовность
жены слушать, размышлять и познавать свое презрение, было
аналогично отклику, которого также можно было бы легко из-
бежать. Если бы кто-либо из этих двух людей не желал или не
мог стать сознательным по поводу своей теневой стороны, то они
не смогли бы войти в реальность тонкого тела. В алхимии из со-
стояния омерзительности может начаться opus. В алхимическом
тексте Novum lumen, «воспламенение искусства» объясняется
следующим образом:
Для того, чтобы призвать сокрытые в тени
вещи к появлению, и убрать из них тень, это разре-
шается разумному философу Господом посредством
природы...Все эти вещи случаются, и глаза обыч-
ных людей не видят их, но глаза разума и воображе-
ния воспринимают их с истинным и верным видением.
(Юнг 1968, 12: параграф 350)
Таким образом, теперь может иметь место имагинальный акт.
Теперь они могут «решить» идти дальше. Я подчеркиваю слово
«решить», поскольку один из них должен взять на себя иници-
ативу выступить с вопросом: «Что теперь из себя представляет
наша бессознательная диада?» «Что движет нами?» Данный акт
329

всегда сопровождается сопротивлением. Оба из людей должны
отказаться от контроля в этой точке. Поскольку это больше не
«мой гнев» или «мое презрение» или «мой гнев» или «мое пре-
зрение», но теперь они оба должны утратить такие защитные
точки зрения и войти в поле со своей собственной жизнью. Но
более того — пойти на риск, поскольку этот акт также представ-
ляет собой вхождение в лиминальное пространство, в котором
присутствуют равенство и отсутствие иерархических отношений.
В этом пространстве коллективные нормы, такие как табу на ин-
цест, исчезают, и согласно Виктору Тернеру, возникает «вопи-
ющий квант аффекта — даже недозволенного аффекта» (1974,
257). Такое пространство раскрывает страсти, особенно извест-
ные через инцестуозные побуждения. Внутри него «его гнев» и
«ее презрение» связаны с родительскими фигурами и ранними,
инцестуозными чувствами. Такие вопросы создают «движение»
к бессознательной диаде, действию, которое обычно обладает
определенным недозволенным чувством в его отношении, вместе
с потерей силы и контроля.
Если они выбирают вход в это пространство, тогда пара мо-
жет воспринимать, что между ними два состояния — злоба и
презрение. Что же, если им далее попробовать представить, что
между ними, метафорически говоря, существует пара — жен-
щина с презрением в адрес мужчины и мужчина с интенсивным
гневом по отношению к женщине? Они могут пытаться, то есть
отделиться от их индивидуальной идентификации с этими аф-
фектами, и они могут вместо имагинального «навязывания их»
пространству между ними и начать чувствовать их в качестве
пары аффектов, которые находятся в обоих, но которые также
могут наблюдаться обоими.
Если пара позволяет такой диаде существовать, каждый мо-
жет чувствовать, что он или она находятся в «пространстве отно-
330

шений», в котором каждый движим энергиями, прежде не пере-
живаемыми. Пространство становится оживленным. Не только
оба людей могут чувствовать ритм coniunctio, но также каждый
может идентифицироваться с любой стороной диады. Мужчина
может начать чувствовать свое глубоко расположенное презре-
ние к мужской стороне женщины, а женщина может чувствовать
интенсивный гнев по отношению к женской стороне мужчины.
Таким образом, чувство поля между ними позволяет им пережи-
вать текучесть идентичности и активные и пассивные роли. Кро-
ме того, их индивидуальное сознание расширяется, поскольку им
приходится сталкиваться с тем, насколько глубокие структуры
внутри каждого из них имеют такие мощные установки. И все
это время они могут переживать как существует само поле, а так-
же как оно приносит их сознательные мысли, подобно тому как
море приносит свои волны. Благодаря этому опыту они могут на-
чать познавать, что представляют собой часть мистерии, ибо гнев
и презрение — это теперь только слова, попросту формы, кото-
рые покрывают более глубокое таинство противоположностей.
Алхимики будут говорить о Солнце и Луне, и пара будет ясной,
как в случае Splendor Solis и в Rosarium Philosophorum, кото-
рые изменяют их активные и пассивные роли.
Таким образом, из простого замечания (критицизм, который
может быть легко обойден, как сотни подобных высказываний,
ранее, несомненно, существовавших возле этой гипотетической
пары), они могут войти в реальность мистерии, которая может
оживить и бросить вызов их отношениям. Ибо поле обладает
своими собственными потоками, своими желаниями и движени-
ями по направлению к единению, и вместе с этой динамикой маг-
нитно-подобной силы coniunctio, втягивается во многие грани их
бессознательной жизни, каждая из которых может вполне же-
лать сохранить бессознательное. От сухой встречи, их «земли»,
331

как бы сказали алхимики, происходит «расщепление на тонкие
слои», такое оживление, что их тела теперь притягиваются; и
они чувствуют, что существуют внутри мистерии, которая всегда
была здесь, хотя и скрывалась в своей предельной простоте.
Входя в поле с его определяющими и текучими диадически-
ми формами, оба из людей в некотором смысле не только поко-
ряются вышестоящей компетенции, но также должны доверять
другому, не злоупотребляя его или ее силой. В случае успеха они
будут в процессе обыкновенно чувствовать себя ближе друг к
другу, чем когда-либо прежде. По сути, они будут разделять ми-
стерию; в небольшом, но значительном смысле они будут вместе
посвящены в таинство их взаимоотношений.
Подготовка к coniunctio
После «Контакта Левой Рукой», в котором оба из людей могут
более или менее чувствовать инцестуозные энергии, но склонны
удерживать их от сознательной осведомленности, Rosarium со-
провождается третьей и четвертой гравюрами, которые осо-
бенно важны, поскольку ведут к переходу в лиминальное про-
странство coniunctio. Третья гравюра, «Обнаженная Истина»,
изображает пару без одежды, и их инцестуозные страсти более
очевидны (рис. 10). Солнце говорит: «О Луна, позволь мне быть
твоим мужем», тогда как Луна восклицает, «О, Солнце, я должна
покориться тебе». И нисходящий голубь несет надпись: «Это дух,
который оживляет». Вариация изображений гласит: «Это дух, ко-
торый объединяет» (Фабрициус 1976, 34).
Вместо того, чтобы напрямую связываться своими левы-
ми руками потенциально зловещим, инцестуозным контактом,
Солнце и Луна теперь соединены посредством розы, которую
каждый, соответственно, держит в руке — Луна, белую, и
Солнце, красную. Таким образом, они отделены от страсти ин-
332

цеста, чьи энергии теперь
могут более открыто де-
монстрироваться друг дру-
гу. Предписания Солнца и
Луны преодолевают сопро-
тивление связности.
Тогда как в «Контакте
Левой Рукой» у каждой
розы было две верхушки,
в «Обнаженной Истине» у
каждой розы имеется толь-
ко одна. Солнце и Луна
преодолевают их амбива-
лентность и тенденцию к
расщеплению. Две розы
голубя становятся rosa
mystica, розой, символизи-
рующей unio mystica люб-
ви на духовном уровне Рисунок 10. «Обнаженная Истина»:
инцеста. Текст, сопрово- третья гравюра Rosarium Philosophorum
ж дающий третью гравю-
ру Rosarium, гласит:
Тот, кто будет посвящен в это искусство и тай-
ную мудрость, должен отказаться от порока высо-
комерия и должен быть благочестивым, праведным,
глубоко-сообразительным, человечным по отношению
к своим собратьям, с неунывающим лицом и счастли-
вым нравом, и, к тому же, почтительным. Более того,
он должен быть наблюдателем вечных тайн, которые
ему раскрываются. Мой сын, прежде всего, я призы-
333

ваю тебя бояться Бога, который видит твое отноше-
ние и в коем подмога для одинокого, кем бы он ни был.
(McLean 1980,24)
Третья гравюра — это литания против деструктивных аспек-
тов нарциссических структур. Индивид не может творчески вой-
ти в интерактивное поле без причинения вреда, если только он не
сможет принять зачастую шокирующее осознание бессознатель-
ного, теневые качества, которые могут сопровождать процесс и
нарушать нарциссические равновесие.
На следующем изображении подготовки к coniunctio, чет-
вертой гравюре, «Погру-
жение в Ванну», имеет
место опыт «нижних» ди-
онисийско-меркурианских
вод (рис. 11). На этом эта-
пе оба из людей способны
переживать эротические
энергии и посредством ду-
ховного интеллекта, пред-
ставленного нисходящим
голубем, познать, что ми-
стерия ближе, чем они мог-
ли бы вообразить. Работа с
этими проекциями на дан-
ной стадии может уничто-
жить осознание поля, в то
время как слишком много
слияния, интерпретация
которого может помочь
Рисинок П. «Погружение в Ванни»:
п - nui l. разделению, также может
четвертая гравюра Rosarium Philosophorum. v
ЪЪА

подорвать процесс. Rosarium провозглашает: «Эта эмбриональ-
ная вода (aqua foetum) содержит все необходимое» (Фабрици-
ус, 1976, 64).
Переживая процессы третьей и четвертой гравюр, индивид
способен подойти к главной преобразующей последовательно-
сти Rosarium, coniunctio-nigredo последовательности, с пятой по
седьмую гравюру, вновь встречаясь в последних десяти гравюрах
с фазой rubedo. В алхимическом пути трансформации, становле-
ние депрессивным или страдающим — это не достаточно творче-
ское состояние nigredo; скорее, индивид ищет смерть структуры,
сопровождающей состояние единения, coniunctio. Цитируе-
мый прежде гипотетический пример взаимодействующих мужа
и жены, вероятно, приведет к состоянию nigredo. Т.е. после их
столкновения весьма вероятно, что в последующие дни они бу-
дут чувствовать себя несколько отчужденно. Если они не смогут
припомнить, что они прежде были в лиминальном простран-
стве coniunctio, их опыт будет вырождаться. Такое вырождение
будет включать возвращение к семейной жизни с проекциями и
жульничеством и, в конце концов, еще одно возвращение к свя-
щенному пространству и возможное новое начало их opus. Че-
ловек может обнаруживать такое начало снова и снова, пока
некоторая стабильность, как в «Аксиоме Останеса» не будет
достигнута. Такая стабильность представлена на пятой гравюре,
«Конъюнкция» (рис. 12).
В пятой гравюре поле представлено диадой, которая в значи-
тельной степени бессознательна: Солнце и Луна изображены под
водой. В этом полевом качестве существование диады должно
либо предполагаться, либо «видеться» посредством имагиналь-
ного проникновения. Первый образ единения в Rosarium пред-
ставляется в качестве видения.
Пояснить промежуточную природу coniunctio трудно. В
335

архетипическом обра-
зе coniunctio соединяются
две субстанции, и высвобо-
ждается энергия. Данный
процесс может быть сопо-
ставлен с современной кон-
цепцией холодного ядер-
ного синтеза, в частности,
с экспериментами в Юте,
где субстанции, как рас-
сказывалось, соединялись
в реакции синтеза, выделяя
энергию даже без примене-
ния экстремального тепла,
используемого в обычных
атомных реакциях.
Древние традиции, на
которых базируется ал-
химическое мышление,
ожидают создания нечто
нового из переживания единения. Например, состояние едине-
ния ума и тела создает prima materia, субстанцию, которая, как
утверждает алхимическая мысль, пронизывает вселенную и из
которой состоят звезды. Рпеита, как говорится, существует
внутри бесконечного множества напряженностей, связывающих
всю жизнь и материю, набора связей, являющихся основанием
понятия отношений per se. Хотя рпеита существует всегда, ал-
химическая идея состоит в том, что она также порождена опы-
том единения. Вместо высвобождения энергии, обсуждаемого
в холодном синтезе, очень тонкая, обычно незримая субстан-
ция рпеита освобождается через опыт единства. В алхимиче-
Рисунок 12. «Конъюнкция»:
пятая гравюра Rosarium Philosophorum
336

ском процессе трансформации индивид — это мыслительная
способность развить свои чувства до той точки, чтобы быть спо-
собным увидеть этот уровень существования, увидеть как один
человек связан с другим и с космосом. Кулиано обсуждает это
развитие чувств:
[Посредник между душой и телом] состоит из той
же самой субстанции — духа (рпеита), из которого соз-
даны звезды и который исполняет функцию первичного
средства (proton organon) души во взаимосвязи с телом.
Такой механизм предоставляет условия, необходимые
для разрешения противоречий между телесным и бе-
стелесным: это столь тонко, что приближает бесте-
лесную природу души, и, несмотря на это, имеет тело,
которое, по существу, может войти в контакт с чув-
ственным миром. Без этого астрального духа, тело и
душа совершенно не знали бы друг друга... Ибо душа не
имеет онтологического проема, через который она мо-
жет смотреть вниз, в то время как тело — это только
форма организации природных элементов, форма, кото-
рая тут же распадется без его жизненного обеспечения
душой. В конце концов, душа может лишь передать все
жизненные активности, включая движение, к телу, по-
средством proton organon, духовному устройству, распо-
ложенному в сердце... Тело открывает душе окно в мир
посредством пяти органов чувств, чьи сообщения идут
к тому же самому сердечному устройству, которое те-
перь вовлечено в их кодификацию, так что они могут
стать понятными. Именуемый phantasia или внутрен-
ним чувством звездный дух преобразует сообщения от
пяти чувств в phantams восприятия души. Поскольку
337

душа не может постичь что-либо, что не преобразова-
но в последовательности фантазмов; короче говоря, она
не может ничего понять без фантазмов. Sensus Interior,
внутреннее чувство или здравый смысл Аристотеля,
ставший концепцией неотделимой не только от Схола-
стики, но также от всей западной мысли до XVIII века
сохранил свою важность для Декарта и снова появился,
возможно, в последний раз в началах «Критики чистого
разума» Канта. Среди философов девятнадцатого века
он уже потерял доверие, превратившись в простое любо-
пытство истории, ограниченное книгами, специализиро-
ванными на предмете или становясь объектом насмешек.
(1987, 4-5)
Таким образом, coniunctio — это большее, чем смесь двух
вещей, большее, чем переплетение проекций от одной личности
к другой и большее, чем состояние, в котором проекции про-
никают в другого человека и, согласно метафоре Юнга, дей-
ствительно поселяются в спинном мозге получателя проекции.
Другими словами, coniunctio это феномен за пределами и про-
екции, и интроекции. Алхимическое отношение находится в де-
лании coniunctio и его произведений более сознательными, более
стабильными и учитывающими состояния ума, обычно отверга-
емых коллективной жизнью, в частности, эмоции и опасности
инцеста и в более широком смысле страсти.
Когда coniunctio наблюдаемо, т.е. когда его присутствие по-
знается здесь-и-сейчас — будь то видение через глаза индивида
или через чувства или ощущения или слух, — сопровождающая
смерть зачастую представляет собой сильного трансформиру-
ющего агента. Вид имагинального проникновения, способный
«видеть», то есть каким-то образом воспринимать природу
338

форм, которые действуют в отношениях, форм, о которых я го-
ворил как о «фоновом объекте», или форм, полученных расще-
плением тела-ума или вертикальным расщеплением, или приро-
дой бессознательной диады, в действительности присутствует у
большинства людей. Его существование отвергалось, поскольку
то, что было наблюдаемо, фон насилия и инцестуозных желаний,
которые взрослый человек предпочел бы оставить в тени или
лживой структуре, подрывающей семейную систему, слишком
опасны для растущего ребенка. Когда ребенок видит очень опас-
ный образ, скрывающийся за родителем, который действует, как
если бы этот образ не был бы настоящим и который, если на то
пошло, не знает о его существовании, у ребенка мало выходов, за
исключением присоединения к отрицанию существования этого.
Но поскольку ребенок близко связан с архетипом ребенка, эта
психическая структура может наблюдаться и переживаться. Та-
ким образом, юное дитя и наблюдает, и отрицает свое видение. В
процессе отрицания встраиваются негативные качества объекта,
что приводит к тому, что бессознательное ребенка структури-
руется опасными, атакующими силами и героическим аспектом
формирующегося эго, архетипом ребенка, пытающимся бороть-
ся с этими силами.
Таким образом, драма отвергнутого видения разыгрывается
как внутренняя драма, спроецированная наружу снова и снова, но
в искаженной, параноидальной форме, которая может быть опро-
вергнута объектом и которая, как также надеется субъект, не со-
ответствует действительности. Возникает обманная игра, и психо-
аналитические подходы без конца захватывают себя внутренним
объектом мира субъекта, с их путями, структурированными мифи-
ческими паттернами или задержками развития, и с испускаемыми
проекциями. Как только происходит обращение к этому проекци-
онному анализу, реальность видения легко становится возможным
339

побочным вопросом и обычно отбрасывается как часть парано-
идального процесса. Алхимики говорят о реальном и фантасти-
ческом воображении, поскольку воображение обладает триксте-
ро-подобным качеством, которое легко может быть использовано,
вместе с невротическими путями, с целью самообмана.
Типичный имагинальный процесс, центральный для транс-
формации бессознательной диады, это рефрен, обнаруживаемый
в «Свете Светов», цитируемый в RosariumPhilosophorum:
Дракон не умирает, пока не будет убит сво-
им братом и сестрой, и не только одним, но дву-
мя сразу. Солнце — это брат, а Луна — это сестра.
(McLean 1980, 49)
Важность этого рефрена для алхимиков подчеркива-
ется его повторением в более чем трех местах внутри тек-
ста Rosarium (McLean 1980, 21, 31), включая флаги девятнад-
цатой гравюры (рис. 29) (McLean 1980, 109). Данный рефрен
— это сущность трансформационного процесса: понимание бес-
сознательной диады, особенно единения противоположностей и
смерти единства, обладает силой убить дракона, символическое
выражение бессознательного в его буквальной, компульсивной
и трикстероподобной способности лгать и практиковать самооб-
ман.
Например, гипотетические муж-жена с их диадой яро-
сти-презрения будут трансформировать их поле взаимоотноше-
ний посредством фокусировки на общем характере их диады,
Солнце и Луне вместе. Данный фокус будет означать, что все
больше и больше бессознательного материала от какой-либо лич-
ности будет допущено другой без реакции в виде гнева, оборони-
тельных способов или ухода. Вместо провоцирования другого на
340

реакцию, злобность одного человека посредством данного про-
цесса будет вызывать заботу о душе: своей и другого. Каждый
подъем эмоций и аргументация становятся prima materia, тем, на
что интересно внимательно посмотреть, а не тем, на что следует
реагировать и рассматривать как врага. В этом смысле дракон,
представляющий бессознательное так, как оно переживается
между ними, неоднократно умирает, и все более и более бессоз-
нательного материала может быть интегрировано в процесс. Но
в этом алхимическом подходе, такая смерть и трансформация
происходят не только благодаря лишь Солнцу или только лишь
благодаря Луне, не только с интерпретационным, рациональным
пониманием, и не только с сочувствием и чувством. Вместо этого
если данное существование познано, единение Солнца и Луны
должно переживаться внутри тонкого тела, интерактивного поля,
в которое следует проникать имагинально.
Трансформация, таким образом, требует соединения двух
состояний, и это объединенное состояние трансформирует-
ся само по себе. В версии первой гравюры Милиуса алхимики
пьют из Ртутного Фонтана
(рис. 13). Пить — значит
включать в состав, и имен-
но так продолжается любая
глубинная взаимосвязь.
Каждая личность прини-
мает качество поля, создан-
ного обоими. Но состояние
единства зачастую далеко
от блаженства. Первая
гравюра Rosarium(pHC. 4)
содержит замечательное Рисинок 13. ???
единение противополож -
341

ностей, как они колеблются в поле со своим собственным рит-
мом, и в котором нет ни поглощения слиянием, ни опасности
заброшенности из-за доминирования потери и боязни связи.
Скорее, на протяжении всего процесса, признание, что объеди-
нение психе также производит состояния, в которых слияние,
потеря и безумие переплетаются в превратностях страсти, дей-
ствуя как мощный трансформирующий контейнер.
342

ГЛАВА 9
ЕДИНЕНИЕ, СМЕРТЬ
И ВОСКРЕШЕНИЕ САМОСТИ
Последовательность CONIUNCTIO-NIGREDO
в Rosarium Philosophorum
Трансформационный процесс алхимии, как показано на пяти
первых гравюрах Rosarium Philosophorum, фокусируется на ис-
следовании противоположностей, содержащих бессознательную
диаду между двумя людьми, а затем касается единения этих про-
тивоположностей. Состояние единения пятой гравюры, за кото-
рым последовала его смерть, изображенная на шестой и седьмой
гравюрах (Рисунки 12, 14-15), формирует важнейшую последо-
вательность coniuntio-nigredo, центральную преобразующую ди-
намику, посредством которой, в конечном счете, создается Са-
мость. В процессе данного развития интерактивные поля могут
измениться от форм, склонных к буквализму своих содержаний
к формам, чьи ритмические структурные союзы и сепарация со-
храняют данной стабильность посреди многообразия родствен-
ных, внутренних и окружающих помех.
Алхимический путь преобразования, изображенный в гравю-
рах Rosarium, описывает паттерн трансформации, беспрерывно
действующий в бессознательном, ведь оно стремится создать
Самость на протяжении всей жизни. Бессознательное, согласно
Юнгу, использует:
343

Озадачивающая расточительность видимости той не-
ясной вещи, которую мы именуем «я». Кажется, будто мы
должны продолжать грезить в бессознательном вековом ал-
химическом сновидении и продолжать накапливать новые
синонимы на вершине старого, только чтобы познать, как
много или как мало, в конечном счете, мы знаем об этом,
как и сами древние. Достаточно просто сказать «я», но что
именно мы сказали? Это остается окутанным в «метафизи-
ческую» тьму... Истинно, [я] — это концепция, которая
ясно и неуклонно растет с опытом (наши сны показывают),
однако же не утрачивая чего-либо трансцендентного. По-
скольку мы, вероятно, не можем знать границ того, что нам
неизвестно, то отсюда следует, что мы не в состоянии уста-
новить какие-либо границы для «я». Эмпирические следы
проявлений бессознательного несут следы чего-то необъят-
ного, нечто, не определяемого пространством и временем.
Это качество нуминозного, и поэтому, прежде всего, вы-
зывает тревожность у осмотрительного ума, который знает
ценность определенно ограниченным концепциям...
Все, что можно сказать о символизме [я], это то,
что оно представляет автономный психический акт,
характеризуемый феноменологией, которая всег-
да повторяет себя и повсюду одинаково. Это, кажет-
ся, своего рода атомное ядро, о чей внутренней струк-
туре и абсолютной значимости мы ничего не знаем.
(1968, 12: параграф 247 - 49)
Самость алхимической трансформации, изображенная в
Rosarium, имеет качество «не-локальной» области, охватываю-
щей не только индивида, но также все человечество. Самость
подобна электрону в физике, который локализован повсюду
344

и единственно, когда присутствует в частной пространствен-
но-временной ситуации. Данное алхимическое отношение охва-
тывает человечество и природу — это большее, чем желанная
фантазия; это психологическое и этическое отношение заботы
о других и об обществе, озабоченность, оживленная Самостью.
Самость охватывает этику бытия «социально полезным» (Adler
1964, 254). Но Самость, которая окончательно «воскресла»,
как это изображено в двадцатой и последней гравюре Rosarium,
«Воскрешение» (рис. 30), также содержит «мистический» эле-
мент, ибо он есть порождение, знающее трансцендентный свет и
процветающее на его мудрости, и он может сохранить стабиль-
ность и созревать внутри эмоциональной интенсивности страсти
и отношений. Таким образом, Самость алхимии воплощена и
сексуальна, живет и процветает не только через дух, но и через
страсти.
Алхимическое отношение сопровождает процесс трансформа-
ции различных состояний единения посредством и «солярного», и
«лунного» сознания. Лунное сознание также может быть недиф-
ференцированным, слишком бесформенным, чересчур вообража-
емым недисциплинированным путем и излишне эмпатическим;
солярное сознание также может быть чрезмерно пронзительным,
излишне деструктивным относительно чувствительности водного,
лунного образования и зацикленном на «правде», вместо того, что-
бы подчиняться связанности, телесному осознанию и требованиям
более масштабного целого. Примирение этих двух форм сознания
необходимо для создания отношений, которые могут выжить как
живая и функционирующая сущность посреди негативных эмоций
и особенно угроз заброшенности.
Юнг цитирует алхимическое изречение: «Возьмите омерзи-
тельный осадок, который остается в сосуде для приготовления
и сохраните его, ибо он — венец сердца» (Юнг 1954, 16: па-
345

раграф 496). Омерзитель-
ный осадок боли и горя
человеческих взаимо дей -
ствий, особенно тех, кото-
рые отрицают отсутствие
отношений и ищут навязы-
вания некоторой связи, и
тех, в которых доминируют
психотические уровни пе-
реноса и контр-переноса,
становятся венцом, на ко-
тором может взрасти но-
п 1Л п ^ „ _ вая сердечная взаимосвязь.
Рисунок 14. «Гроб Гниющего Понимания», г
шестая гравюра Rosarium Этот Рост может быть от-
ражен в терминах образно-
сти последовательности coniuntio-nigredo: отчаяние, заброшен-
ность и суицидальная природа nigredo шестой гравюры и даже
более тревожное состояние абсолютного отсутствия контактов,
жизни в «параллельных вселенных» седьмой гравюры.
Шестая гравюра Rosarium, «Гроб Гниющего Понимания»,
изображает умершую королевскую пару, Солнце и Луну, сплав-
ленных в одно существо с двумя головами (рис. 14):
Здесь Король и Королева лежат умершими
В великом бедствии душа ускользает.
По сути, бессознательная диада мертва: брачная кровать пре-
вратилась в гроб «гниющего понимания», что указывает на то,
каким образом смерть считается источником новой жизни инте-
рактивного поля. Это событие также называется «концепция или
гниение», что отражает алхимическую догадку о парадоксальной
346

и загадочной природе «чер-
ного» трансформационного
процесса: наращивание по-
средством снижения, гни-
ющее движение мирозда-
ния. «Порочность одного
— это зарождение дру-
гого», говорит Rosarium.
«Когда вы видите, что ваш
материал делается черным,
радуйтесь, ибо это нача-
ло работы» (Фабрициус
1976,102). «Наращивание
и снижение» — хороший
образ для тех путем, коими
противоположности жизни
и смерти находят гармонию
в трансформационном процессе. В начале работы эти противо-
положности, как состояния внутри поля двуглавого змея, были
тотально противопоставлены и аннигилировали друг друга. Юнг
заключает по поводу шестой гравюры:
Рисунок 15. «Добыча и пропитывание души»
седьмая гравюра Rosarium Philosophorum.
Данная смерть — промежуточная стадия, за которой
следует новая жизнь. Алхимики говорят, что никакая про-
шлая жизнь не может возникнуть без смерти старого. Они
уподобляют искусство работе сеятеля, который закапыва-
ет зерно в землю: просто для пробуждения новой жизни.
(1954,16: параграф 467)
Седьмая гравюра называется «Добыча и пропитывание души»
(рис. 15). Из распада развращенного тела душа в форме гумун-
347

кула поднимается к небесам, чтобы получить «пропитывание».
В тексте Rosarium мучения во время «добычи» души формируют
часть iterum mori («повторная смерть»), которая на данной стадии
работы принадлежит переживанию интерактивного поля. Данный
опыт может быть крайне тяжелым. Это приводит к тому, что оба
из людей хотят сдаться или как-нибудь избежать процесса. Для
продолжения требуется мужество и воля.
Диссоциативная природа опыта этого поля представлена ал-
химическим автором, именуемым Гермесом, Королем, который
говорит:
Знай, сын мой, что наш камень, имеющий множество
имен и различные цвета, упорядочен и состоит из четырех
элементов. Их мы должны отделить и порезать на части,
разделяя на все более мелкие и мелкие кусочки, умерщв-
ляя части и изменяя их в природе, которая в нем [камне].
(McLean 1980, 45)
И депрессивное свойство поля качественно представлено
седьмой гравюрой, воспринимаемой в словах алхимического ав-
тора Сорина:
Раздели целую вещь и часто протирай ее, пока не воца-
рится смерть от интенсивности черноты, словно пыли. Это
величайший указатель, исследуя который, немало погибло.
(McLean 1980, 45)
И опять же Гермесом признается необходимость достиже-
ния этой «черноты»: «Возьмите его мозг, измельчите его с очень
сильным уксусом или мочой мальчика, до тех пор, пока он не
обратится в черное» (McLean 1980, 45). Эти образы характе-
ризуют черную, опасную и потенциально плодотворную природу
348

опыта этого поля, которая кажется процветающей при мучениях
и безумных состояниях разума седьмой гравюры.
Юнг сравнивает седьмую гравюру с шизофренической дис-
социацией (1954, 16: параграф 476). Данная гравюра пред-
ставляет качество поля, с которым наиболее сложно иметь дело
без нарушения мудрости афоризма для создания «подобного
из подобного». В таких нарушениях аналитик зачастую играет
ведущую роль в создании чудовищности бредового переноса и
неработоспособного психотического поля. Знание и опыт с при-
родой противоположностей в безумном секторе (и особенно со
странным качеством их слияния или двойными связями, коими
они наполняют поле) существенны для правильного обращения
с этой стадией Rosarium. Однако человек может пережить та-
кие состояния и как prima materia, и как связанное с coniunctio.
Обе фазы представляют собой часть алхимического процесса
трансформации: одно связано с задерживающим хаосом двугла-
вого змея, другое — посредник для преобразования жесткости и
позволения возникнуть новой Самости. Первое требует видения
и переживания противоположностей; последнее требует этого и
более того — памятования и обнаружения, что состояние едине-
ния предшествует nigredo. Таким образом, Rosarium настойчиво
утверждает, что великая мистерия пребывает в работе во время
этой наиболее трудной из стадий. Ибо теперь душа, посредник
связи и психической реальности, возобновляется, даже когда сам
по себе опыт поля едва сносен.
Восьмая, девятая и десятая гравюры Rosarium представляют
качественную трансформацию интерактивного поля, в которой
оно не только оживляется, но также его структура изменяется в
единое, в котором негативные состояния слияния, в значитель-
ной степени, уже не столь проблематичны. Такое состояние все
еще требует стадии rubedo для своей реализации, но в albedo
349

Рисунок 16. «Падающая Роса»: восьмая
гравюра Rosarium Philosophorum.
достигается значительный
успех.
Наконец, страдания
nigredo, облегчаются в
восьмой гравюре, «Па-
дающая Роса» (Рис. 16),
благодаря небесной росе
или «философской влаж-
ности, падающей так же
ясно, как слеза» (Фабри-
циус 1976, 112). Также
говорится, что роса об-
ладает чудодейственным
эффектом, не только для
очищения, но также для
оплодотворения трупа гер-
мафродита, что приводит к
началу беременности:
Здесь падает небесная роса, омывая
Грязное черное тело в могиле.
«Падающая роса», утверждает Юнг, «представляет собой
предвестник божественного рождения». Для Юнга роса:
Является синонимом для aqua permanens, и, сле-
довательно, для Меркурия. Отбеливание (albedo
или dealbatio) связано с ortis soils, утренней за-
рей; это свет, иллюминация, следующая за тьмой.
(1954,16: параграфы 483 — 84)
Через неоднократное переживание coniunctio и появляюще-
350

еся nigredo может быть достигнуто новое состояние, «отбели-
вание» albedo. Это новое состояние было частью качественных
трансформаций алхимии, которые знаменовались изменения-
ми цвета. В albedo отчаяние, безумие и страхи заброшенности
преодолевались до такой степени, что эти состояния более не
создавали радикального
расщепления от единства
или регрессивного слияния
в полную идентичность
потери ( Ш варц- Салант
1995b, 35).
Падающая роса при-
водит к возрождению ко-
ролевской пары в девятой
гравюре, « Возвращение
Души» (Рис. 17). Как
удачно формулирует Юнг,
«посредник, душа, погру-
жается вниз с небес, чтобы
вдохнуть жизнь в умершее
тело» (1954, 16: параграф
494). Фабрициус описы-
вает это возвращение души
с точки зрения личностных РисУН0К > 7- «Возвращение Души»:
изменении:
девятая гравюра Rosarium Philosophorum.
В результате предыдущих операций очищения, каль-
цинации и сжигания грубое тело, в конце концов, при-
обретает «душевную» и «духовную» форму, становясь
corpus mundum («очищенным телом»), способным за-
щитить душу и дух или даже втянуть их в себя... Душа
351

возвращается с духом в фигуре гомункула, который би-
сексуален и представляет объединенных anima и spiritus.
(1976,124)
То же самое можно сказать и про поле. Оно обновляется и
принимает очищенную форму.
Десятая гравюра «Ребис» изображает реализацию «белого
coniunctio», представляющее собой то, к чему стремились предше-
ствующие гравюры (рис. 18). Гермафродита можно рассмотреть
для представления качества поля, в котором существует струк-
турное состояние, позволяющее связь между разумом и телом
или между сознательным
и бессознательным, даже
посреди состояний грозя-
щей потери и заброшенно-
сти. Связь с собственным
сердцем и имагинальная
связь с другой личностью
посредством воображе -
ния сердца (Corbin 1969,
219 — 22) больше не ис-
чезает. Фигура гермафро-
дита стоит на лунном полу-
месяце, означая основание,
укорененное в изменении,
но также преодолевающее
подобное смерти состояние
заброшенности.
Юнг был очень негати-
. _ вен по поводу образа «Ре-
Рисунок 18. «Ребис»: десятая гравюра
Rosarium Philosophorum. биса>> в том виде' как он
352

представлялся в Rosarium (1954,16: параграф 533). Он утверж-
дал, что это было чудовище, и представлял способы, в которых
алхимический разум был невежественен относительно проециро-
вания и застрявшим в сексуальности. В другом месте я утверж-
дал (Шварц-Салант 1984, 1989), что Юнг был неправ в этой
точке зрения, и что он, как это очевидно по его замечаниям о
«Ребисе», среагировал на акцентирование Фрейда на сексуаль-
ности. Хотя я все же придерживаюсь этой точки зрения, я также
думаю, что интуиция Юнга имеет значение, поскольку вопросы
сексуальности и страсти все еще не разрешены на фазе albedo в
Rosarium. Эти огни человеческой жизни начали процесс транс-
формации в «Контакте Левой Рукой» второй гравюры (рис. 9),
но тогда они стимулировали создание психической Самости «Бе-
лого Камня», которая не имела страсти и интегрированной сек-
суальности. Или, как говорил Юнг, фазе albedo трансформации
по-прежнему не хватает «крови», которая есть символ страсти к
жизни:
В состоянии «белизны» человек не живет в истинном
смысле этого слова. Это своего рода абстрактное, идеаль-
ное состояние. Чтобы оживить его, необходима «кровь»,
то, что алхимики называют rubedo, «краснота» жизни.
Только тотальное переживание существования может
трансформировать это идеальное состояние во всецело
человеческий режим существования. Только кровь может
оживить величественное состояние сознания, в котором
растворился последний след черноты, в котором дьявол
больше не имеет автономного существования, но воссо-
единяется глубокое единство психе. Тогда opus magnum
закончен: человеческая душа полностью интегрирована.
(McGuire и Hull 1977,229)
353

Наконец, на фазе rubedo данное состояние Самости как ка-
чества поля еще больше усиливается посредством становления
индивидуальной и трансцендентной структуры Самости.
Динамики смерть-единение
в аналитической практике
Имея дело с последовательностью coniunctio-nigredo в ана-
литической практике, аналитику следует быть бдительным в
отношении темных форм единения. Например, так называемый
негативный перенос может быть таким состоянием единения,
сфабрикованным через злобу и зависть. Однако это также со-
стояние единения, где управляет слияние, а индивидуализиро-
ванные тенденции по направлению к сепарации переплетаются.
Если рассматривать coniuntio и уважать подобное, то негатив-
ное состояние слияния может развиваться далее по творческой
линии, излагаемой Rosarium. Другими словами, если аналитик
только лишь ищет позитивных состояний слияния, которые
«чувствуются хорошо», он или она никогда не будут работать с
алхимическим духом и не помогут анализируемому в работе по
направлению к связыванию тела и разума или создания Само-
сти. Эти же самые замечания, конечно же, истинны для любой
пары, пытающейся охватить глубину и мистерию отношений.
Последующий подробный клинический материал иллюстри-
рует динамику единения-смерти в фазе albedo первых десяти
гравюр. Данный случай также подчеркивает ошибки, совершен-
ные на стадии nigredo и процессе восстановления, который потом
происходил. Материал взят с четвертого по шестой годы моей
работы с анализируемой женщиной, страдающей от проблем
взаимоотношений, связанных с ранним физическим и сексуаль-
ным насилием (Шварц-Салант 1990). В течение первых четы-
354

рех лет тема инцеста и его разрушительного воздействия так и не
возникла; она также была сокрыта в ряде ее предыдущих анали-
зов. Одна из ее начальных жалоб состояла в том, что ее преды-
дущий терапевт сказал ей, что находит ее духовно, но не сексу-
ально привлекательной. Такое суждение стало для нее тяжелой
травмой, и когда он говорила об этом, она была в состоянии рас-
щепления тела-ума и умственной пустоты. Но самым главным
в нашей последующей работе было мое стремление обойти эти
разобщенные состояния ума и вместо этого сфокусироваться на
ее заявление в виде предписания мне не отвергать ее.
Спустя четыре года она начала вспоминать о сексуальных на-
другательствах своего старшего брата и еще более ранних со сто-
роны сиделки. В это время мы исследовали садомазохистскую
природу ее жизни, впервые проявившую себя в жестких нападках
на себя за то, что она принимала роль в эпизоде инцеста и затем в
более жестких нападках, что она все это делала, и это было дей-
ствительно безумным. Поскольку эта тема инцеста становилась
более главной для ее работы, я нашел себя внутренне сопротив-
ляющимся возможности, что это могло действительно происхо-
дить с ней. Затем она начала сессию с вопроса: «Что мне делать со
своими чувствами, когда я не чувствую связи с вами?» Это было,
как если бы она сказала, с одной стороны, что у нее вообще нет
чувств, и затем, что она сказала, с другой стороны, что у нее есть
чувства. Замешательство и эмоции, сопровождающие постановку
данного вопроса, были столь заряжены, что я пытался избежать
воздействия и противоречивой природы ее коммуникации, но я
только чувствовал настороженность и раздраженность. Я был
сбит с толку силой моей реакции, но по большей части отступил от
нее в сторону и сосредоточился на чувстве раздражения с ней. Я
воспринял это чувство, наряду с моей тенденцией отклонить ее во-
прос как неважный, в качестве представления вызванной реакции
355

на ее мазохизм. Я бросил ей вызов, настаивая, что между нами
существовала связь, но она была на садомазохистском уровне; и я
сфокусировал сессию на исследовании этих динамик, по мере того
как они развивались внутри проективной идентификации. Я ду-
мал, что сделано хорошее дело, но результатом стало появление
психотического переноса.
В последующие сессии анализ был пустым, замкнутым и пе-
репуганным. Она восприняла все, что я сказал ей и говорил на
предыдущих сессиях, очень буквальным образом. Например, в
одном месте предыдущей сессии, когда я воспринимал взаимно
оживленное поле, через которое я переживал интроекты из про-
цесса проективной идентификации, я сказал: «Вы полагаете, что
я ненавижу вас и нахожу вас омерзительной шлюхой». Я пережи-
вал эту фантазию как давление на мое осознание на протяжении
сессии, и я считал, что я достаточно проработал это внутренне,
так чтобы я мог поделиться этим как имагинальным процессом
и, таким образом, привнести ее к осознанию в здесь-и-сейчас
аналитической сессии. Мой шокирующий язык был вброшен в
материал многих предыдущих сессий, в которых мы имели дело
с ее нападками на себя, происходящих из воспоминаний о сексу-
альном надругательстве брата над ней. Я пришел к выводу, что
теперь она знала, что была жертвой инцеста, но вскоре я узнал,
что пока это знание ассимилировалось ее нормальным невроти-
ческим эго, это вообще не ассимилировалось ее более психоти-
ческими частями. Таким образом, с оживленным интерактивным
полем, я считал, что переживал садомазохистскую пару анализи-
руемой, в которой ее внутренний садист обвинял ее за инцест и,
в сущности, упрекал ее в том, что она шлюха. Я думал, что прив-
нес эту динамику вовне и в сознание, давая ей голос. На самом
деле, я раскрыл свою неопытность (на тот момент) и по поводу
антимиров противоположностей в психотических процессах, и в
356

отношении тенденций контр-переноса избегания этих областей
путем создания смысла. Кроме того, если бы я признал, что са-
домазохистская пара была не «ее», но «нашей», и что эта пара
была негативной формой coniunctio, то я обеспечил бы куда более
лучший контейнер для анализируемого, и последующее nigredo
было бы менее суровым и менее опасным. Однако данное осоз-
нание пришло ко мне только спустя несколько месяцев после мо-
его неподобающего вмешательства.
Ошибки контр-переноса чрезвычайно распространены при
работе с nigredo, которое следует за coniunctio. Садомазохист-
ское состояние единства предшествовало данной сессии, но мое
желание избежать пустых и темных состояний разума nigredo
побудило меня не помнить, чтобы поверить в существование, а
не предшествующее состояние связи. Данная связь не была те-
перь полностью отсутствующей в осознании анализируемого; и
если бы я был более сознательным, я бы признал, что данная
связь также отсутствует в моем осознании. Я форсировал вза-
имосвязь. Противореча мудрости «Рассказа Исиды своему сын
Гору» в создании «подобного из подобного», я ошибся в созда-
нии порядка и смысла в хаотическом, бессмысленном состоянии
как защиты против этого состояния.
В своем исследовании алхимии Юнг упоминает, что nigredo
«приносит почти деформацию и психическое страдание, которое
... [сравнимо] с тяжелым положением несчастливой Работы»
(1963,14: параграф 494). Алхимический писатель Олимпиодор
отмечает боль, борьбу и насилие nigredo, говоря, что «все время
демон... вселяет халатность, препятствующую нашим намерени-
ям; повсюду ползает [этот демон], и внутри, и снаружи, вызывая
оплошности, тревогу, и неожиданные случаи» (Юнг 1963, 14:
параграф 493). И философ Петасиос говорит: «Столь терзае-
мые и бессовестные приводят к тому, что все, кто хотят иссле-
357

довать это, впадают в безумие через невежество» (Юнг 1963,
14: параграф 493). Если алхимики правы, исследование труд-
ных переживаний, связанных с nigredo, будет вызывать уровни
психотического переноса и контр-переноса, а невежество снова
закрепит свое главенство в каждом случае.
В Mysterium Coniunctionis Юнг отмечает различные алхими-
ческие тексты, которые изображают coniunctio и его результа-
ты. В некотором смысле алхимические тексты похожи на рент-
геновские лучи, показывающие что лежит под поверхностью
явления, которые зачастую рассматриваются через личностную
историческую перспективу. Согласно Юнгу, coniunctio сначала
имеет нежелательные результаты (1963, 14: параграф 152). Он
исследует природу одного из этих негативных образов, бешеную
собаку. Это его исследование я нахожу особенно проницатель-
ным, поскольку оно связано с рассматриваемым клиническим
материалом:
Детский гермафродит, зараженный от своей колыбе-
ли через укус бешеной собаки, вследствие чего он обезу-
мел и разбушевался с нескончаемым бешенством; более
того, хотя из всех природных вещей вода наиболее близ-
ка ему, несмотря на это, он страшится ее и убегает от нее.
О, судьба! Хотя в роще Дианы существует пара голубей,
которые смягчают его бредовое безумие. Затем будет
раздражительная, смуглая, бешеная собака, чтобы он бо-
лее не страдал от своей водобоязни и не погиб от утопле-
ния в водах, пришел на поверхность наполовину задох-
нувшись... Держите его на расстоянии, и тьма исчезнет.
Когда Луна будет полной, дайте ему крылья, и он улетит
как орел, оставляя птиц Дианы умершими позади себя.
(Юнг 1963, 14: параграф 182)
358

Юнг рассматривает источник безумия, бешеную собаку, не
только как опасную, но также в качестве источника нового духа,
орла, восходящего из трансформации.
Юнг связывает бешеную собаку с хаосом или prima materia,
или со свинцом, который «содержит демона», который делает
адепта безумным (1963,14: параграф 183). В другом месте Юнг
ссылается на врага нового рождения как на «вора» (1963, 14:
параграф 193). В клинической практике это опасное качество
принимает различные формы, включая инцест. Алхимический
символизм трансформации бешеной собаки или вора может от-
ражать трудный процесс создания аналитического контейнера
для тревог, стыда, состояний паники или расщепления связанных
противоположностей безумным путем, что сопровождает воз-
вращение опыта инцестуозного злоупотребления. «Вор» пред-
ставляет опыт потери снова и снова, любых кажущихся усилений
осознания или связи с человеком. Чудотворное превращение в
орла может появиться в терминологии идеализированного пере-
носа как проявления архетипа духа (Шварц-Салант 1982, 43 —
44). Когда аналитик работает с безграничными, хаотичными и
крайне мнительными состояниями разума, на которые ссылают-
ся такие образы как бешеная собака, он или она может пережи-
вать возникновение и творческого, идеализированного переноса,
и крайней уязвимости, которая сопровождает такой перенос в
виде весьма удивительного явления. На данный момент, однако,
у анализируемой не было заметной идеализации.
Таким образом, анализируемая, во многом сквозь мою гру-
бую ошибку, вошла в свою психотическую часть, но с опреде-
ленной долей сдерживания. Она была полна недоверия и ужаса в
отношении меня. Тем не менее, во многом сквозь безумную часть
ее существования она также знала, что должна прорабатывать
вещи со мной; союзничество существовало. Она описала сессию,
359

которая началась с ее вопроса о чувствах и ее связи со мной, и ее
убеждение состояло в том, что я сказал, что ненавидел ее. В этот
момент я все еще (по глупости) стремился помочь ее более нор-
мальным качествам эго признать искажения ее психотической
части. Я смотрел на психотические искажения, принадлежащие
«ей», а не «нам» или «мне», пытаясь помочь ей рассортировать
реальность. Когда мы наконец вернулись к ее изначальному во-
просу, я рассказал ей, что чувствовал гнев в связи с этим, пере-
живая это как нападки на нашу работу. Теперь я мог увидеть,
что пытался сфабриковать связь, которой не существовало, и это
был враждебный акт с моей стороны. Только после такого иссле-
дования, в котором я начал размышлять о действительности ее
восприятий, она нашла некоторое облегчение. Теперь было вос-
создано пространство, в котором она снова могла работать над
ее вопросами инцеста и ее психотическими качествами, которые
проявлялись как крайнее расщепление, уход, искажение реаль-
ности и суицидальные побуждения.
Если бы я способствовал интеграции ее психотической части,
а не подкреплял ее невротическое эго, я бы открыто признал под-
линность ее восприятий, даже если эти восприятия можно было
бы рассматривать как пристрастные и искаженные. Такие призна-
ние может помочь анализируемой рискнуть осознать и выразить
восприятия, такие как чувство ненависти со стороны аналитика.
Моя анализируемая, как я узнал позже, боялась, что такое пред-
положение приведет к моему решению прекратить анализ.
Действительность искажений, проистекающих из психоти-
ческой части, будет появляться для акта подтверждения истины
восприятий анализируемого, довольно опасны. Анализируемый
мог бы использовать такую процедуру для дальнейшего превра-
щения в нечто конкретное своих искажений. Но мой опыт пока-
зывает, что, за исключением действующего шизофренического
360

процесса, это беспокойство обычно не демонстрировало про-
блематику и зачастую основывалось на интроекции аналитиком
страхом анализируемого быть брошенным за конфронтацию.
Пока аналитик не обнаружит способ отразить точность видения
души, он или она редко будет успешным в содействии анализи-
руемому в интеграции глубины его существа, которое находится
в ловушке психотических искажений.
На следующей сессии анализируемая сказала:
Я не могу никому доверять. Я нахожусь в холодном,
замкнутом месте, и я боюсь той власти, что вы имеете надо
мной. Если я расскажу вам что-либо из того, о чем я думала
прошлой ночью, вы можете уничтожить меня в одно мгно-
вение. Никогда раньше я не чувствовала тотальной власти,
которую вы имеете надо мной, и это ужасает меня. Я просто
хочу уйти и полностью оставить все, этот процесс, жизнь.
В этот момент ее ужас уже центрировался на том, что я сказал,
когда мы повторили сессию, ибо я рассказал ей, что она «слыша-
ла» меня, говоря, что она была омерзительной шлюхой. Я пояс-
нил, что в действительности не считал, что она была шлюхой, но
разыграл с ней фантазию. Я думал, что она была в курсе этого
процесса, когда это происходило. Она внимательно слушала, и я
подумал, что достиг прогресса в том, чтобы помочь ей увидеть ее
искажения реальности. На следующей сессии я понял, что это не
было «частью шлюхи», что до нее дошло, но вместо этого что я
сказал, что 'она «слышала» меня', что я сказал, подразумевая в
отношении нее, что я не сказал вообще, и что она была психоти-
ческой. Она чувствовала, что я уничтожил ее восприятие, и она
не знала, чему верить или доверять.
Она была особенно напугана возможностью, что я думал, что
361

она сумасшедшая. Она чувствовала, что теперь я просто успока-
ивал ее и лгал ей. Когда я снова объяснил, что я в действитель-
ности сказал то, что она считала мною сказанным, но что она
поняла это неправильно, стало ясно даже мне в моей абсурдной
атаке на психотические элементы между нами, что я добился
небольшого эффекта. Тогда я спросил себя: где она права? Она
считала, что я сказал то, что сказал, потому что я действительно
чувствовал, что она была омерзительной шлюхой, но что теперь
я отрицал это чувство. Ее мнение может исходить из ее психо-
тической части или из подобной трикстеру силе, доминирующей
в нашем процессе (Меркурий в своей демонической форме, по-
добно бешеной собаке). Или же ее предположение коренилось в
восприятии моих собственных безумных частей, которые, в слу-
чае данной анализируемой, я мало осознавал?
Я отрицал ее восприятие, так как когда я неточно расслышал
и обработал ее вопрос о том, что ей следует делать со своими
чувствами, когда она не чувствовала связи со мной. Когда я на-
стоял на том, что произошло лишь изменение формы связи, я
отрицал ее переживание, т.е. пространство, в котором у нее не
было абсолютно никакой связи со мной или самой собой.
После очередной сессии чувствуя стресс моей работы с ней, я
записал следующий имагинальный процесс:
Я хотел побить ее, утопить ее в бурном море, бросить ее
тело в волны, впредь до того момента, пока она не прекратит
это истязание меня своими уходами и мазохизмом, всегда
оставляя меня виноватой стороной. Все более и более я чув-
ствовал, словно я совершил с ней инцест. Я чувствовал как
будто я — это ее виновный брат, сделавший это и затем от-
рицавший это. Я чувствовал границу утраты «как если бы».
Я сделал это или нет?
362

Я признал, что неосознанно мог чувствовать эту идентифи-
кацию некоторое время: именно то, что я был ее старшим братом,
тем, кто осквернил ее в инцесте. В качестве последовательности
отрицания этого уровня психотического контр-переноса я фор-
сировал интерпретации и пытался чувствовать эмпатию и связь
с ней, вместо того, чтобы чувствовать атмосферу нереальности,
которая в действительности пропитывала нашу работу.
Сдерживание психотического процесса
через поле качества coniunctio
После этих попыток разобраться в этом процессе вместе она
задала неизбежный вопрос: «Означает ли это, что я вкладываю
эти реакции в вас?» Как легко было бы сказать: «Да!» Оче-
видно, что имела место проективная идентификация, но я также
знал, что, осознавая психотический контр-перенос, я открывал
гораздо большую реальность, у которой, казалось, есть цель
или назначение. Подход же классической проективной иденти-
фикации стал бы убивать это осознание. Переживание большой
области интерактивного поля, включающей мои собственные ин-
цестуозные фантазии, создало чувство значимости. Эта область,
несомненно, нуждалась в исследовании, хотя вскоре начала чув-
ствоваться очень легкомысленной и нереальной, и я повернулся
назад к точке зрения проективной идентификации, психологиче-
ские части которой я вложил в нее, а она в меня. В свою очередь,
этот подход проективной идентификации чувствовался столь
малым, поскольку исключал чувство значимости. Таким обра-
зом, это привело к осознанию колебания между развивающими
и мифическими уровнями. Такие колебания характеризуют опыт
интерактивного поля, когда оно оживлено. Один из смыслов
пространства изменяется, как в алхимическом высказывании:
363

«Этот камень под вами, и возле вас, и над вами, и вокруг вас»
(Юнг 1963, 14: параграф 45).
Мы могли понимать наше взаимодействие как включение
«третьей вещи», мифической реальности, которая упорядочилась
и соткалась совместно из психотических частей наших психе.
Раскрывая данную реальность, мы могли бы наблюдать задний
фон наших психотических эпизодов. Им обычно предшествова-
ло бессознательное состояние единения, обычно (я обнаружил,
рассматривая ее сновидения) указывающее на тему бракосоче-
тания. Затем установилось бы опустошительное nigredo. Напри-
мер, свадебный сон предшествует сессии, в которой я настаивал,
что у нас есть взаимосвязь. Я признал, что мои периодические
трудные периоды с этой анализируемой всегда предварялись та-
кими сновидениями; в этот момент я обнаружил, что я могу до-
кументально подтвердить четыре предыдущих, а может быть и
более.
Символизм coniunctio крайне различный и утонченный,
обычно не столь практически очевиден как образность брако-
сочетания и свадьбы в данном конкретном случае. Вместо это-
го человек зачастую должен иметь дело со смутными образами
единения, и иногда он просто игнорирует изображения, которые
могут подразумевать существование coniunctio, такие как борьба
животных или мотивы сновидений, такие как пожар, начинаю-
щийся в подвале, вор-взломщик, а также умирание отца анали-
зируемого. Юнг также ссылается на образность вспышки света
и «каменного рождения» (Юнг 1963, 14: параграф 376). Но
такие образы легко могут быть представлены только внутрип-
сихическим существованием анализируемого или как отражение
детского материала, всплывшего сквозь перенос. То, что часто
рассматривается как задержка развития, в действительности
представляет собой результат coniunctio, происходящего между
364

двумя психе, и негативный перенос/контр-перенос — это со-
стояние, которое очень заманчиво для аналитика в плане отхода
в сторону или оборонительной интерпретации.
В этом случае была обнаружена и постепенно сдержана ал-
химическая метафора «нашего» nigredo. Могли бы мы, в таком
случае, получить наше плодоношение, имагинально имея дело
с материалом, который поглощал нас, и сделать это без поте-
ри чувствования? Иногда по ее побуждению анализируемая и
я возвращались к роковой сессии, в которой я стремился иметь
дело с нашими отношениями в терминологии садомазохистского
качества. Я был озадачен и время от времени чувствовал себя
преследуемым ее требовательностью, что у нас еще остались не-
законченные дела, хотя теперь я научился уважать ее сопротив-
ление, происходящее до тех пор, пока мы не прояснили происхо-
дящее на той сессии до ее удовлетворения.
Поскольку она ранее восставала против моего высказывания,
что «она слышала, как я говорю», теперь она была также глубо-
ко расстроена содержанием. Она считала, что я действительно
чувствовал, что она была омерзительной шлюхой. Я чувствовал
беспокойство по поводу ее более глубокого падения в психотиче-
ское состояние, в котором суицидальные побуждения устанавли-
вались в связи с ее отчаяния от потери своей способности думать
и из ее страха того, что он психотична. Она чувствовала, что ни-
когда не выйдет из этого состояния. Я был склонен напоминать
ей, что в то время я считал, что мы были вместе в гармонии, что
она понимала, что я разыгрывал с ней роли и что я вообще не был
сознателен в отношении чувства, что она в любом случае была
отвратительной. На самом деле, я считал, что преобладало пол-
ностью противоположное состояние, состояние, в котором я чув-
ствовал глубокое родство с ней, совместный эффект coniunctio
(Юнг 1954, 16: параграф 445), как если бы она была близко
365

знакомой сестрой, с которой я мог говорить или чувствовать все,
что бы я ни выбрал. Только теперь я узнал, что это убеждение
было моим собственным и не разделялось ею. Она однако не
чувствовала права вообще, и если что-либо было, чувствовала
себя полностью в моей власти. Она могла чувствовать глубокий
гнев, но с трудом. Через эти, так называемые, родственные чув-
ства, наши психотические части тайно управляли интерактивным
полем, и садомазохистская диада разыгрывалась, а не принима-
лась. Так что пришлось спросить себя: «Считаю ли я, что она
была отвратительной шлюхой?» Я признал, что в некотором ме-
сте, в котором роде, я мог сказать «да», поскольку в некоторой
степени я чувствовал, что был ее братом по инцесту. Я также
переживал ее как соблазняющую меня.
Образ шлюхи встречается в алхимии. Из этого образа возни-
кает nigredo. Шлюха, как темная сторона луны, уязвляет солнце
(Юнг 1963, 14: параграф 21). Все же я должен был признать,
что данная образность также уместна для моего собственного
психотического сектора, структурированного такими мифиче-
скими формами, как миф об Аттисе и Кибеле.
Когда мое нормальное эго-состояние было сильно затрону-
то этим архетипическим паттерном, я почувствовал опасность
подавления потребностями и желаниями анализируемой. По-
глощение и потеря автономии чувствовались очень реальными,
и я отделился от психической реальности, и я подложил пута-
ницу и тревогу полностью под дверь своей пациентки. Однако,
вследствие способности к имагинальной связи с присутствием
этого архетипического сектора и связанным с ним состоянием
эго, я теперь мог начать рассматривать свою проекцию на нее,
хотя сознательно не чувствовал, что она была соблазнительна
или опасна. Тогда мне стало ясно, что благодаря констелляции
этого архетипического паттерна я буду видеть ее как шлюху и
366

ненавидеть ее за силу, которую она имеет надо мной, а также
за желание слиться с ней для нейтрализации этой силы и вос-
становления чувства любви. Таким образом, начала проясняться
бессознательная диада, аналогичная состоянию слияния мифа об
Аттисе и Кибеле.
В терминологии Rosarium данная диада присутствует на
протяжении начальной сессии. Это был «контакт левой рукой»
(вторая гравюра, рис. 9), где наши бессознательные психе сли-
лись через желание, одновременно борясь с любым аффектив-
ным контактом. Если бы я был более опытным в это время, я мог
бы справиться с этим качеством поля гораздо лучше, чем я это
сделал, поскольку я мог бы быть более осведомленным о том,
что nigredo обладает своими собственными динамиками, которые
очень сильны и которые вызывают состояния безумия.
Когда это безумие было собрано, наш процесс мог бы про-
должаться менее напряженным и менее конфликтным путем.
Rosarium указывает на состояние «Обнаженной Истины» как
качество поля третьей гравюры. Мне пришлось признать и взять
ответственность за свои субъективные ошибки с этой анализиру-
емой. Время от времени данная процедура была нарциссически
унизительной; я был шокирован, каким все еще бессознатель-
ным я был до сих пор. Но эта процедура позволила нам продол-
жать полезным путем, и действительно пережить природу нашей
эмоциональной связи.
Аналитик может понимать анализируемого различными
способами: посредством эмпатии, рефлексии над собственным
опытом и познанием экспериментальных или архетипических
паттернов. Аналитик может воздействовать и интерпретировать
на базе такого понимания. Но имагинальное видение (основа ал-
химического пути) будет доступно аналитику только тогда, когда
он или она сознательно смотрит через взор своих собственных
367

комплексов. Поэтому в этом случае мне пришлось заняться ка-
чеством взаимного бессознательного, и в итоге я пришел к уров-
ням моей собственной психе, которые я часто встречал, но без
архетипического и автономного качества, с которым я теперь
сталкивался. Имагинальные восприятия, которые возможны у
аналитика, могут быть надежны, только если он или она обраба-
тывают их так, что они создают смысл и из экспериментальных,
и из архетипических точек зрения. Эта дуальная выгодная пози-
ция будет поддерживать восприятие аналитика. В этом случае
мне следует увидеть крайнее огорчение и безумие, охватываю-
щее часть разделения моей анализируемой в защите ее пережи-
ваний инцестуозного осквернения. Например, я мог бы сосредо-
точиться на Клейнианской параноидально-шизоидной позиции
и трудности вхождения моего анализируемого в депрессивную
позицию, но также было важно увидеть ее внутреннее безумие
как результат coniunctio, которое происходит в аналитическом
процессе.
Пока я не признал и не взял ответственность за уровни в
себе, в которых функционировал миф об Аттисе и Кибеле, моя
анализируемая оставалась с чувством бреда, ее видение отрица-
лось. В результате у нее не было ясного представления о том, что
происходило между нами. Вместо этого ее видение проявлялось
через телесную боль и тревогу о той отдельной садомазохист-
ской сессии. Потребовалось немалое мужество, чтобы сдержать
ее смятение и дискомфорт, вместо того, чтобы отключиться от ее
видения и стать ее податливой, бесплодной и соответствующей
Самостью. Осознание данного архетипического уровня и его
подавляющей природы стали для меня ключом к вхождению в
связь с ней, которая центрирована в сердце и могла бы воспри-
нимать ее процесс. Побужденный ее беспокойствами, которые
столь легко могли бы быть сведены к паранойе, я также признал,
368

что в действительности говорил о ней как о шлюхе не просто как
актер в ее драме. Разгадав свои чувства таким уязвимым, лич-
ным путем, я затем был в состоянии почувствовать основопо-
лагающую архетипическую динамику, которая могла бы сплести
вместе эти состояния желаемого слияния, ухода и ненависти.
Качества, которые зачастую создают наибольшие трудности
в анализе — именно те, что возвращаются к древним субстратам
разума, такие как мифологема сына-любовника, главная форма
prima materia. В древних субстратах разума аналитик должен
противостоять теневым качествам, которые не могут быть про-
интегрированы в сферу эго, но которые вместо этого должны
быть наблюдаемы, почувствованы и пережиты в качестве почи-
тателей бога или богини, испытаны как ритуал этого божества.
Масштаб данного феномена гораздо больше, чем то, что от эго;
акт имагинального восприятия и переживания их нуминозности
значителен.
Ошибки, совершаемые аналитиком, могут быть результатом
его или ее неполного личного анализа или же они могут быть ча-
стью трикстер-подобного качества бессознательного, которое
будет иметь свой собственный метод с аналитиком, возможно,
для повышения своего собственного сознания.
Раны, которые аналитик наносит анализируемому и наобо-
рот, представляют собой часть зла, испытываемого аналитиком,
когда он вовлекает бессознательное. Аналитик должен принять
ответственность за это зло без увядания под его тяжестью. Ана-
литик не должен списывать все свои ошибки, выпады или се-
рьезные травмы в отношении анализируемого как часть процесса
«прежних» травм, вновь появляющихся в переносе. И аналитик
должен также интересоваться, каким образом эти негативные
переживания могли быть созданы в аналитическом процессе и по
поводу своей ответственности в их отношении. Творчество име-
369

ет интенсивную тень, и, если аналитический процесс становится
творческим начинанием, аналитику следует ожидать сильную
теневую сторону, которая неизбежно появится.
К концу двухлетнего периода цитируемого мною клиниче-
ского случая ярость анализируемой мобилизовалась тем, что она
воспринимала в качестве моего дефицита связи с собой. Данный
вопрос всплыл после очередного сновидения о свадьбе. На этот
раз мы оба задавались вопросом о том, что будет дальше. Две
недели спустя ее ярость стала заметной как никогда ранее, и с
этим пришло интенсивное отчаяние и ненависть ко мне за мое
отсутствие связи с ней, а также за то, что ей просто не позволили
умереть. Она была преисполнена ненавистью за то, что она пе-
реживала как ее мучение мною в нашем процессе и за мою веру
в этот процесс.
На последующих сессиях анализируемая слушала с отвер-
нувшейся головой, рискуя не попробовать связаться со мной
через визуальный контакт. В этом смысле она могла слышать,
был я хорошо связана или нет, с ней или с собой. В это время ее
безумие появилось как никогда сильно. Порой я был обеспоко-
ен этим, ибо ее безумие не имело форму детского компонента,
утерянного в подавленных тревогах и ярости, но ощущалось по-
добно массе бесформенного неистовства, направленной на меня.
Ей снился мужчина-страховщик, которого звали Джон Хинк-
ли, сумасшедший, который стрелял в американского президента
Рональда Рейгана. Стало ясно, что ее страхование против поте-
ри и заброшенности исходило из безумия. Боль потери связи со
мной поднялась на новый уровень интенсивности. Вероятно, она
чувствовала, что познала единение (со мной и с собой), когда ей
снились сны на свадебную тематику, но не было непрерывности и
воплощенного чувства связи. Бездушное состояние истязало ее,
а ее недостаток сдерживания был время от времени очень тре-
370

вожно-провоцирующим для меня. Алхимическое исследование
Юнга предполагает, что бессознательный процесс также был за
работой, в которой разыскивалась желаемая сердечная связь и,
возможно, обрабатывалась (1954, 16: параграф 482).
Несколько месяцев спустя у нее было другое сновидение о
свадьбе; это coniunctio и результирующее nigredo были, одна-
ко, наиболее опустошительными. Теперь она говорила о чувстве
«полной незначительности». Однако вопреки интенсивности
сновидения, хотя суицидальные мысли и эмоциональная изоля-
ция все еще присутствовали, она теперь была гораздо менее ши-
зоидной. Она чувствовала, как если бы ее юная часть, которая
скрывалась в виде ребенка с надеждой не быть обнаруженной,
сейчас стала частью материала ее процесса. Ранее эта часть чув-
ствовалась только через несвязанное интерактивное поле. Эта
новая нисходящая спираль содержала предшествующий матери-
ал, но также включала важное структурное изменение. Чувства
ухода и несвязанности все еще мучали ее, но в целом они были
менее интенсивны, и особенно менее интенсивны они были, ког-
да она была со мной.
На следующей сессии она сказала, что на протяжении преды-
дущей она была другой. Когда я рассказал ей, что я также теперь
чувствовал, что она другая, интровертированная и рефлексиру-
ющая, а не замкнутая, она ответила, что она тоже заметила эти
изменения. Когда она уходила из моего офиса, она попрощалась.
Ранее она просто уходила и не говорила ничего.
Таким образом, состояние единения действует как магнит,
привлекающий разделенные состояния ума, оскорбленные уров-
ни души, которые часто могут быть слишком ужасны для рассмо-
трения. Coniunctio устанавливает движение процесса, который
охватывает диаду аналитик-анализируемый вместе, как поток
в обширное море, и индивидуальные психе поднимаются вверх
371

и вниз с недавно интегрированными частями бессознательного.
Время от времени аналитик будет ошибаться, если он или она
только обращает внимание на это глубинное движение, особен-
но когда контр-переносное отыгрывание имеет проблему, как и
в случае роковой сессии, с которой я начал данный клинический
анализ. Впрочем, мы не обращались к большему движению под
нами, контейнеру, который был создан, был бы слишком мал для
процесса анализируемой. Этот меньший фокус принудил бы ее
к чувству вины или обвинительному заключению, вынудил бы
сторониться чувства, что мы были в этом вместе, сплетая нашу
историю, которая в некотором роде соответствовала или воссоз-
давала ее историю ранней жизни, но была ее собственным тво-
рением. В этом смысле мы могли бы постепенно признать цель
nigredo — быть растворением жестких защит против безумия
(и моих, и анализуемой) и, что более важно, растворением за-
щит против глубинной боли и уязвимости, от которых страдает
оскорбленная душа. Как следствие, постепенно стало ясно, что
данный процесс касается не только ее, но также и нас, посред-
ством чего мы изменялись вместе.
По мере того как анализируемая постепенно стала более спо-
собной к связи со своей расщепленной душой, ее уход уменьшил-
ся, и стало возможным центрированное в сердце воображение.
Тогда я смог почувствовать жизненность в своем сердце и мень-
ше двигаться к принудительному контролю и связи посредством
знания интерпретации. Данный процесс сложен для описания,
поскольку существует внутри имагинальной реальности, в кото-
рой чье-либо внимание течет сквозь сердце и наружу к другой
личности. В процессе возникает имагинальное видение. Такое
видение может переживаться через глаза, через тело или через
чувства, но этот уровень восприятия аккуратно постигается та-
ким образом, что дискурсивный процесс не достигается. Для
372

заброшенной души знание без сердца чувствуется подобно за-
брошенности. Сердце предлагает путь связи осквернения души.
Состояния nigredo, которые продолжали появляться, были
сложны для управления, особенно когда они погружают анали-
зируемого как никогда глубоко в состояния недоверия. Несмотря
на это, данные состояния всегда оказываются укорененными в
процессе создания нового аналитического контейнера, к при-
меру, для надругательств инцеста с другими членами семьи, в
действительность которого, как она боялась, я по-настоящему не
верю. Для анализируемой обращение с ее преследующими со-
мнениями имеет похожий мотив в алхимическом тексте, на ко-
торый я ранее ссылался: держать бешеную собаку на дистанции.
Благодаря этому процессу, подобно превращению собаки в орла,
наконец-то начал возникать творческий, идеализированный пе-
ренос.
Моя анализируемая ужасно страдала, когда ее сердечная
связь и моя сердечная связь с ней отсутствовали. Потеря серд-
ца была главной проблемой заброшенности в нашей работе, по-
скольку это всегда присутствовало в ее жизни. Психоаналитик
Гарри Гантрип ссылается на «потерю сердца Самости» (1969,
97) в шизоидной личности, и эта метафора хорошо описывает
шизоидное качество в каждом. Вот что было поразительно в
процессе единений и последующих состояний nigredo — данный
процесс, в конечном итоге, интегрировал сердце.
В этом случае доминировала последовательность coniunctio-
nigredo пятой, шестой и седьмой гравюр (рис. 12,14-15). В поле,
представленном седьмой гравюрой, невозможна эмпатия, за
исключением эмпатии признания ее отсутствия. Данная форма
эмпатии немного делала для удаления ощущаемой боли внутри
поля, но я мог наконец уважать процесс как обладающий неко-
торой тайной за пределами сознательной осведомленности. Ка-
373

чество поля седьмой гравюры характеризуется тремя аспектами:
1. Оба из людей переживают существование в параллель-
ных вселенных; никакая значимая связь невозможна.
2. Любой человек или оба из людей склонны действовать
импульсивно и автоматически, как если бы принимали на
себя механическое качество. Аналитик особенно скло-
нен говорить в напыщенной и принудительной манере,
чуждой чувствам. Если аналитик задерживает подобные
вторжения в процессе, он или она вскоре будут благо-
дарны за спасение от последующего унижения.
3. Может присутствовать едва различимое чувство
странности. Если аналитик действительно сфокусирован
на личности, чувство странности проявится.
Седьмая гравюра изображает физическую и психическую
агонию качества поля, и, к сожалению, во многих случаях, ана-
лизируемый переносит больше страданий. Обычно аналитики
находятся в сильной позиции из-за дисбаланса в аналитической
ситуации, и, следовательно, их разделяющие защиты обычно
более пригодны, чем у анализируемого. Хотя аналитики могут
оставаться относительно «нетронутыми», они входят в истину их
боли, они сочли бы ее на самом деле не меньшей, чем у своих
пациентов. Аналитик и анализируемый должны страдать от боли
несвязанности и полного отсутствия сердечной связи. Лишь пе-
реживание и стойкость к этим переживаниям со стороны обоих
людей привносят падающую росу восьмой гравюры (рис. 16) с
ее обновляющей бессознательной диадой и опытом поля.
В моем процессе с этой анализируемой интерактивное поле
оживилось, и эмпатическая связь снова стала возможной. Бо-
лее того, способность моего собственного имагинального виде-
ния ее психической жизни улучшилась, и она также могла на-
чать доверять своему телесному и имагинальному восприятию.
374

«Возвращение души», символизируемое девятой гравюрой
(рис. 17), означает, что существует более стабильное чувство
связи, а с ним — обновленное осознание «третьей области» как
пространства со своим собственным процессом и мистерией. В
этом случае опыт тонкого тела был более присутствующим для
нас обоих. Кроме того, на данной стадии может появиться новая
способность имагинального зрения, способность видения, кото-
рая более не является расформированной. Этот опыт выливается
в разновидность качеств поля, обозначаемых «Ребисом» деся-
той гравюры (рис. 8).
Когда два человека составляют поле с этим качеством, они
могут переживать опустошительные поля шестой и седьмой
гравюр без их связи, уничтоженной расщеплением и защитной
реакцией. Оба из людей более способны сохранить чувство соб-
ственной личности, а также переживать, каким образом данное
состояние текуче и нуждается в восстановлении через взаимное
исследование.
С этой точки зрения аналитик и анализируемый добились ко-
е-чего очень ценного, с трудом удостоенного через многие испы-
тания nigredo. Говоря алхимическим языком, однако, Ребис все
еще «водянистый», жидкий и легко теряемый. С этой стадией
аналитик и анализируемый считают, что единение может быть
восстановлено (как внутреннее состояние, и как качество поля).
В смысле первых десяти гравюр существует процесс, приводя-
щий к созданию веры в объединенный процесс, который может
использоваться и уважаться.
Наиболее значительно, что Ребис символизирует качество
родства интерактивного поля. Родство означает, что особое со-
стояние, в котором заброшенность и потеря все еще существуют,
но более не являются главными вопросами, а фундаментальное
доверие в присутствии другого стабилизировано. Кроме того,
375

в родстве с другой личностью другой принимает нас, заботит-
ся о нас рефлексирующим путем, не страшась нарциссической
потребности и зависти. Как выразился один пациент: «Я чув-
ствую, будто бы я — ваш творческий проект». Со своей стороны
я также чувствовал, что принадлежал ему. Хотя Ребис обладает
очень позитивным качеством связывания противоположностей,
создания энергии родства и представления совместной Самости
внутри интерактивного поля, он может растворяться во влияниях
страстей; и без интеграции широкого диапазона желаний данный
образ может выродиться в опасное состояние слияния.
Страсть и трансформация
интерактивного поля
В исследовании психоанализа страсти у Фрейда, как в «Кон-
такте Левой Рукой» Rosarium (рис. 9), были фокусом аналити-
ческого процесса. Психоанализ рассматривал nigredo характерно
редукционным способом, разыскивая ранние причины его фено-
менологии и косвенно захватывая coniunctio в качестве связыва-
ющего процесса переноса/контр-переноса. Но рассматривался
акцент на страсти, далее уменьшаемый, по мере формирования
нарциссических и пограничных расстройств, защищающих от
психотических уровней и страхов поглощения ранними состояни-
ями страсти. После этого отношения с объектами стали перво-
степенными, и с этим изменением фокусировки страсть остави-
ла центральную сцену психоаналитического мышления, покуда
любое прямое столкновение с энергиями coniunctio редко было в
центре внимания психоаналитического мышления. С появлением
теории объектных отношений, интерпретация переноса и анализ
характерологических защит были четко выбранными путями
психоанализа. Кроме того, перенос и концепции полей, которые
376

возникли в последней декаде в психоанализе, не включали по-
лезность или необходимость переживания страсти интерактив-
ной области и ее преобразующей значимости.
Психоанализ всегда обладает дуальным фокусом на переносе
как переживании и на переносе/контр-переносе как форме про-
екции для анализа в качестве источника информации о процессе
анализируемого. Но с возможным исключением работы Шан-
дора Ференци (1938, 1955) психоанализ редко фокусировался
на переносе отношений как оживленном качестве поля, характе-
ризуемого страстью. В любом явлении разумно рассматривать
психоанализ в качестве начала опыта rubedo во фрейдовском ис-
следовании переживаний или фантазий инцеста, развивающихся
посредством фаз, подобно первым десяти гравюрам Rosarium,
и завершающихся десятой гравюрой, в которой рассматривает-
ся психическая смерть через расщепление и другие шизоидные
защитные механизмы. На протяжении всего процесса целью
психоанализа было помочь человеку обрести свою собственную
способность связи с бессознательным. Эти сознательно-бессоз-
нательные отношения символизируются в Rosarium в виде гер-
мафродита Ребиса, удерживающего трех змей в одной руке и
четвертую в другой.
Энергии страсти, известные в rubedo, были урезаны и умень-
шены в современные времена, например, фрейдовским понятием
инфантильной и генитальной сексуальности. В то время как ге-
роический идеал Вильгельма Райха (1973), охватывающий все
либидо в оргазме, оставался просто идеалом, для Фрейда по-
давление и сублимация инфантильной сексуальности были не-
обходимы и неизбежны. Эти энергии не могут быть полностью
познаны в плоти, и когда стремятся к такому знанию, энергии
зачастую движутся к садомазохистскому уровню, в котором эго
пытается превосходить ограничения плоти.
377

Сдерживание страсти и связь с ней — существенные навыки
для каждого желающего иметь дело со сложностями состояний
единения и со связанными проблемами заброшенности и их мощ-
ными, связанными эмоциями. Без страсти любые отношения
рискуют распасться на механическое поведение и негодование.
Алхимический текст Splendor Solis содержит много мудрости по
поводу таких проблем.
К примеру, шестое изображение Splendor Solis ссылается
на стадию в «Энеиде» Верлигия, в которой Энеида, получав-
шая помощь от Кибелы, могла благополучно пройти через Ад
(рис. 19). Только тот, кто мог пережить страсть без потери осоз-
нания и структуры, имеет возможность справляться и с без-
душными состояниями заброшенности, представленными Адом
и подавляющими эмоциями, символизируемыми его пламенем.
Такой проход через Ад важен для существования стабильной,
индивидуальной Самости. Без такого перехода Самость посто-
янно охраняется рядом нарциссических и шизоидных защит, сре-
ди прочих.
В Splendor Solis несколько картин сопровождают шестое
изображение, изображающее ветки, и они проводят к рожде-
нию гермафродита, представляющего символ Самости, которые
не связан с хтоническим измерением тела. Обращаясь к хтони-
ческому измерению через мощное средство, десятое изображе-
ние показывает выглядящего диким человека с мечом, который
отрубил другому человеку конечности, показанные в белом и
кроваво-красном расчлененном состоянии. Примечательно, что
это темное теневое качество достигается расчленением жесткого
тела и психического образа личности. Данная фигура представ-
ляет интеграцию тех аспектов нашего существа, которые спо-
собны к психотическим действиям, вытекающим из внутренней
идентификации с животной жизнью бессознательного. Когда
378

данная идентификация активируется, когда она сознательно не
выстрадана и не принесена в жертву, но вместо этого действо-
вала величественным и бредовым путем, эта тень показывает
свое психотическое качество. Но когда данная идентификации
интегрирована до такой степени, что определяет границу, ко-
торую нельзя пересечь без насилия над собственной душой или
другого, или, когда индивид страдает от огорчения отсутствия
идентификации с этими энергиями, тогда эта тень становится
более творческой. Более значительно то, что затем тень стано-
вится жертвоприношением жестких структур, что приводит к
одиннадцатому изображению Splendor Solis, где тело преобразо-
вано и дух переживается как восходящий из глубин тела (рис. 7).
Данная трансформация представление создания Самости внутри
реальности тонкого тела, в которой материя и дух более не раз-
делены, но связаны в области новой познавательной способно-
сти. Тонкое тело — потенциальный контейнер для страсти, и
осуществление этого контейнера в стабильной форме — главная
цель трансформационного процесса в алхимии. Тонкое тело или
интерактивное поле развиваются в направлении структур, содер-
жащих страсть в сущностном аспекте стадии rubedo последних
десяти гравюр Rosarium, в которых вопросы единения, смерти
и страсти рассматриваются более детально, чем в Splendor Solis.
Стадия rubedo из Rosarium начинается с одиннадцатой гра-
вюры, «Ферментация» (рис. 21). Данная гравюра представляет
стадию, в которой интерактивное поле становится оживленным
новым путем. И страсть, и дух представляют собой оживляющие
элементы, хотя текст дает понять, что ферментация добавляется
«немного, а затем еще немного» (McLean 1981, 69). Существо-
вание поля теперь более ясно чувствуется и наблюдается, по-
скольку связано с фактом того, что пара, представлявшая ранее
полную бессознательную диаду, сейчас более не под водой.
379

Важно признать преобразующую силу, которая сопрово-
ждает такие поля, но может возникнуть (и должно уважаться)
интенсивное сопротивление таким полям, особенно в тех случа-
ях, в которых табу на инцест действительно или эмоционально
осквернялось родительской фигурой или родственником. Мне
определенно не удалось возыметь такое уважение к сопротив-
лению в том случае, который я обсуждал в этой главе. В пре-
дыдущих публикациях, чье содержание может рассматриваться
как размышление о динамиках поля одиннадцатой гравюры, я
писал о таких клинических взаимодействиях. В одном частном
случае (Шварц-Салант 1989,144 — 57) пятнадцать лет спустя
после важной сессии, в которой оживленное интерактивное поле
становится стимулом для имагинального процесса, анализируе-
мая все еще считала, что это было преобразующим событием в
ее жизни, которое дало ей возможность произвести значитель-
ные изменения, как внутри, так и в жизненных обстоятельствах.
Имагинальное переживание поля связывало ее с бессознатель-
ным настолько глубже, что даже сегодня она опирается на этот
бесценный источник. В этой гравюре поле живо как бессозна-
тельное в жизненной активной фазе, только теперь это часть
разделенного процесса с другой личностью, дающей ей устойчи-
вую спонтанность.
Но оживленная природа поля может быть неправильно ис-
пользована (предполагается, что она существовала как полезная
сущность перед тем, как была создана в результате последова-
тельности coniunctio-nigredo), как я сделал в случае, обсуждае-
мом в этой главе. Я ошибочно предположил, что анализируемая
и я разделяли имагинальный процесс, который мог содержать
утверждение, в котором она ожидала, что я видел ее как шлю-
ху. Но в другом случае, на который я ссылался, и в котором
имагинальное взаимодействие имеет более позитивный исход,
380

интерактивное поле было контейнером, в котором могли сфор-
мироваться и удержаться кажущиеся шокирующими заявления,
которые оказывались творческими.
Рисунок 19. Шестое изображение из Splendor Solis.
381

Рисунок 20. Десятое изображение из Splendor Solis.
382

Рисунок 21. «Ферментация»: одиннадцатая гравюра
Rosarium Philosophorum
В одиннадцатой гравюре собственные динамики поля прояв-
ляются в изменении тендерных ролей: теперь женщина поверх
мужчины. Аннулирование культурно обусловленных ролей, осо-
383

бенно в формах пассивного-активного, зачастую сильно выра-
жено на данной стадии процесса, символизируемого одиннадца-
той гравюрой (Шварц-Салант 1992). Каждая личность может
«проникнуть в другую» и может делать это таким путем, кото-
рый может ошеломлять и отбрасывать позицию силу и знания
снова и снова. Такие вовлечения успешны, только если они оты-
грываются против осознания поля с его собственными динами-
ками. Данная ситуация аналогична активному воображению, в
котором происходит диалог человека с образом бессознательно-
го. Поле занимает место бессознательного, а образ представляет
собой бессознательную диаду.
Опасности энергий страсти теперь уменьшены тем фактом,
что в десятой гравюре была достигнута психическая структура
личности (рис. 8). Внутри опыта, представленного качеством
поля одиннадцатой гравюры (рис. 21), аналитик и анализируе-
мый теперь могут понять ритм coniunctio, в котором есть «тре-
тья вещь», имагинально воспринимаемая и родственная тому,
как если бы имело место видение. Процесс куда более сознате-
лен, чем в coniunctio пятой гравюры (рис. 12), ибо теперь опыт
nigredo приводит к ассимиляции инцестуозного (и, следователь-
но, навязчивого) материала.
Очевидно, что «теневая сторона» данного процесса всегда
является «диким анализом», в котором можно что-то сказать.
Такое поведение обычно представляет собой защиту против той
или иной личностной тревоги и, в свою очередь, может скрывать
садомазохистские побуждения. Эти опасности существуют для
тех, кто не прошел через фазу albedo и особенно очищающее от
инфляции состояние mundificatio (Юнг 1954,16: параграф 502).
Стадия albedo в Rosarium создает психическую Самость, пред-
ставляющую собой центр-ориентир для фазы rubedo. Я считаю,
что без этого переживания Самости и ее функции как центра су-
384

щества человека не может быть успешного вхождения в стадию
rubedo, и это существенная часть алхимической мудрости, что
раскрывается в последующих четырех гравюрах.
Страсть, которая исторически всегда сопровождалась тра-
гедией и смертью (как это видно в произведении Дени де Ру-
жмон «Любовь и западный мир» [1983]), может стать в rubedo
творческим фактором. Но в удивительном изменении от фазы
albedo теперь состояние единения не нуждается в немедленном
приведении к сокрушительному nigredo. Последующая образ-
ность Rosarium Philosophorum показывают путь и мудрость это-
го процесса.
Гравюры Rosarium от двенадцатой до пятнадцатой и сопро-
вождающие их тексты преследуют две цели. С одной стороны,
они иллюстрируют пути, которыми солярно-рациональное осоз-
нание и просвещение могут быть деструктивны и как иногда ими
следует пожертвовать. С другой стороны, они представляют ту
же самую последовательность nigredo, что наблюдается на фазе
albedo, с тем главным различием, что гермафродит, находящийся
в саркофаге, имеет крылья. Именно как coniunctio в одиннад-
цатой гравюре представляет собой воздушное существо, так и
эти состояния nigredo более способны быть сознательными для
участников и с готовностью отражать безрассудное страдание,
как это часто случается на фазе albedo.
Двенадцатая гравюра, «Иллюминация», показывает солнце,
означающее просвещение и рациональное мышление, умираю-
щее в колодце Луны, которая представляет суть, воображение
и эмоциональное осознание (рис. 22). В аналитическом процес-
се аналитик зачастую представляет собой наблюдателя созна-
ния, полученного, например, из его размышлений о проектив-
ной идентификации или анализа сновидений. В равной степени
аналитик «знает» многое из пожизненного исследования форм
385

переноса и контр-переноса и из многих случаев, которые он впи-
сал в диагностическую схему. Однако такие формы осознания,
«солярные формы» в алхимической метафоре, беспрепятственно
неправильно используются аналитиком, защищающимся против
повторной травматизации, т.е. в защите от его ранних получен-
ных ран, воспламененных взаимодействием с пациентом (осо-
бенно пониманием пациента).
Рисунок 22. «Иллюминация»: двенадцатая гравюра
osarium Philosophorum.
386

Прежде чем осознание может быть творчески принесено в
жертву, как в ситуации двенадцатой гравюры, явно необходимо
иметь такие аналитические знания. Солнце добровольно входит
в колодец, что означает, что аналитик может иметь значитель-
ную массу знаний (и может даже обладать духовной солярной
способностью, благодаря которой он имагинально удержива-
ет осознанность), но на данной стадии осознание оставляется.
Данный акт ощущается опасным для аналитика, поскольку он в
таком случае беззащитен и вместо этого находится в состоянии
незнания. В то время как седьмая гравюра (рис. 15) форсирует
данное состояние на стадии albedo, данное состояние доброволь-
но привносится в двенадцатой гравюре.
Акт пожертвования — это олицетворение добровольного
пожертвования нарциссизмом в пользу творчества. Можно раз-
делить творческое стремление на нарциссические и подлинные
формы. В первом случае человек показывает то, что он или она
всегда знал. Во втором же случае демонстрирование сознатель-
но оставляется, и творческий процесс ищет то, что неизвестно.
Хотя такое пожертвование играет свою роль на фазе albedo, как
и в любом анализе, оно особенно важно на фазе rubedo, ибо, имея
дело со страстью, любое цепляние на знание опасно. Данный
вид нарциссического отношения легко захлестывается страстью
и может привести к регрессивным и деструктивным состояниям
слияния, в которых бессознательная диада либо разыгрывается,
либо расщепляется, а ее присутствие отрицается.
Таким образом, данная жертва предваряет состояния nigredo
тринадцатой и четырнадцатой гравюр (рис. 23 — 24), посколь-
ку в результате окрыленной и «покрасневшей» страстной при-
роды бессознательной диады страдание не-деяния и незнания
можно легко обойти стороной, и процесс окажется под угрозой.
387

Солярное осознание — это и то, что жертвуется, и тот, кто жерт-
вует: аналитик и анализируемый должны сознательно принести
в жертву то, что они в служении вновь переживаемой апатии и
отсутствии связи, как в шестой и седьмой гравюрах (рис. 14 —
15). Дело в том, что с добавлением и присутствием страсти эти
состояния «отсутствия» или отчаяния очень легко обойти в сво-
его рода маниакальном поведении, которое является негативным
аспектом окрыленной природы гермафродита. Таким образом,
на стадии rubedo, «смерть» не столь очевидна и не форсирует-
ся сознанием аналитика и анализируемого, как на стадии albedo;
в некоторой степени на фазе rubedo, лунная природа «смерти»
связывания, ее эмоциональная консистенция должны быть вос-
требованы после пожертвования солярного осознания.
Теперь, когда существует «лунное основание» (стабильность
и доступ к имагинальному видению), как это видно в создании
Ребиса, стадия rubedo работает путем преображения солярных
сил из их негативной, навязчивой формы. Основополагающая
диада — это всегда фокусировка, и посредством этой диады
происходят изменения: «Дракон питается и солнцем, и луной,
а не солнцем или луной по отдельности». И со смертью дракона
(еще раз символизирующего буквализм побуждений слияния), в
конечном счете, появится индивидуальная Самость, выстоявшая
в жаре страсти, воскресшая из своего распада под воздействием
желания и смерти.
Как и в своей аналогии, шестой гравюре, nigredo теперь, в
таком случае, снова устанавливается в тринадцатой гравюре,
«Питание», и данная смерть — это часть трансформации Солн-
ца (Sol) (рис. 23). Сопроводительный текст говорит о красной
сере, усваиваемой серебряной луной. Состояние мертвого гер-
мафродита называется nutrimentum или «питание». Другими
словами, стадия nigredo теперь ощущается более сознательной
388

в своей функции трансформации потенциально захватнической
и навязчивой природы сознания. Сами по себе отчаяние и боль
больше не являются главной точкой фокусировки.
Рисунок 23. «Питание»: тринадцатая гравюра
Rosarium Philosophorum.
389

Важность трансформации сознания нельзя переоценить. Со-
временный мир высоко ценит достижение и «делание» в отличие
от «пребывания». Для аналитика обладание подлинным состоя-
нием осознания по поводу процесса анализируемого (осознание
приобретается, например, из переноса или интерпретации снови-
дений) и пожертвование этим сознанием — далеко не простое
дело. Такой акт самопожертвования идет вразрез с коллектив-
ными ценностями и самовлюбленным усилением такого акта «по-
знания». Кроме того, пожертвование сознательности о процессе
другого может привести к регрессии в «водную» стадию, если
аналитик не знает, что он отказывает чему-то, что чувствуется
довольно драгоценным для еще большей цели. Когда представ-
лено такое осознание, интерактивное поле еще больше оживля-
ется, и исполняется мистерия отношений, мистерия, в которой
аналитик знает, что он может стать приемником сознания анали-
зируемого, так же легко, как он является источником осознания
об анализируемом.
В четырнадцатой гравюре, именуемой «Фиксация», гер-
мафродит более не окрылен, и вместо этого обнаженная женщи-
на поднимается на небеса (рис. 24). В соответствующей седьмой
гравюре фазы albedo из Rosarium восходящая душа была муж-
ского пола, и потенциал поля передавал потерю любой основа-
тельной проникновенной способности, оставляя людей в состоя-
нии опустошенности и апатии. Четырнадцатая гравюра означает
конец всей лунной жизни предыдущих качеств поля, особенно
фазы albedo, и это указывает на начало новой солярной жизни
гермафродита. Трансформировалась сознательность, с ее потен-
циальной навязчивостью и убивающим душу элементом. В итоге
Самость, которая воскрешает, требует такой трансформации для
своей окончательной стабильности посреди перемен.
Аналогично восьмой гравюре (рис. 16) пятнадцатая гравюра
390

Rosarium, называемая «Умножение», показывает спуск дождя с
небес (рис. 25). В пятнадцатой гравюре, по замечанию Фабри-
циуса, солярная сера более не «бродит» в камне или не «питает»
его, но «фиксирует» его посредством «умножения» на его земле.
Следовательно, эти все гравюры представляют собой трансфор-
мации мужского элемента, активной и агрессивной «серы», ко-
торая проникает, но может также разъедать. Алхимики видели,
что переживание осознания этих негативных качеств может при-
вести к падению росы, дождю, который вызовет эффект умно-
жения изделия, камня (Фабрициус 1976, 154).
Рисунок 24. «Фиксация»: четырнадцатая гравюра
Rosarium Philosophorum.
391

Данное состояние умножения — это не причудливое же-
лание, но результат опыта, поскольку, когда сильное качество
Самости существует в личности, оно обладает «умножающим»
воздействием на других. В аналитической практике Самость
аналитика, если она была выкована в жаре процессов, таких как
описывает Rosarium, будет обладать таким эффектом. Данный
эффект может быть назван «интроекцией», но интроекция —
это лишь абстрактный термин для слабо понятого процесса.
Вместо этого задействуется мистерия переноса, и алхимическое
мышление произрастает на таких реалиях.
Алхимический процесс, таким образом, пытается создать
структуру Самости, которая также представляет собой качество
поля, сущность отношений как таковых, обладающих способно-
стью к активному проникновению и активному приему. Эти ка-
чества более не разделяются, как в культурных расстановках —
одно к мужчинам, а другое к женщинам. Преодоление данного
раскола — четкая цель алхимического процесса.
Взаимная трансформация структур
Самости и интерактивное поле
Подобно восьмой гравюре, шестнадцатая гравюра, назы-
ваемая «Возрождение», показывает душу, движущуюся назад
(рис. 26). Эпиграф поясняет:
Вот приходит душа с небес, славная и ясная, истинно
Возрождение дочери философа.
Женская половина возрождается в шестнадцатой гравюре.
Пройденная стадия, в которой камень достиг своей «третьей
степени приготовления» и «тело преобразовалось в дух» (Фа-
брициус 1976, 158). Главная цель стадии rubedo — это вопло-
392

щение Самости и качество поля, сквозь которое ищется присут-
ствие тела как сосуда восприятия.
Таким образом, rubedo движется сквозь стадии интеграции
страсти и духа посредством пожертвования их ориентированных
на силу характеристик, в результате чего к «Белому Камню» ста-
дии albedo добавляется новая сила. Выковываются более силь-
ное, духовное качество и более стабильная структура. Данное
состояние — это цель, которая может время от времени быть
известна в любых взаимоотношениях, но которая обычно исче-
зает по мере того, как стресс и теневые содержания становятся
слишком давящими для вовлеченных людей. Для алхимиков та-
кое состояние реализуется как стабильное интерактивное поле,
которое формируется и продолжает «краснеть» по мере того, как
становится более сознательным и позволяет как духовное, так и
имагинальное видение.
Семнадцатая гравюра «Совершенство» показывает, что из-
вестно в качестве третьей конъюнкции, теперь в результате по-
является гермафродит на солнечном холме (рис. 27). Три и Че-
тыре объединены, символизируя сознательно-бессознательное
единение; но теперь на заднем фоне находится лев, символ инце-
ста, и трехглавый змей близок к смерти. Гравюра также показы-
вает в пеликане процесс питания самого себя. Пара торжествует.
Инцестуозный аспект солярного брака, представленный львом,
появляется позади гермафродита. Сопроводительный текст в
Rosarium гласит:
393

Рисунок 25. «Умножение»: пятнадцатая гравюра
Rosarium Philosophorum.
Рисунок 26. «Возрождение»: шестнадцатая гравюра
Rosarium Philosophorum.
394

Рисунок 27. «Совершенство»: семнадцатая гравюра
Rosarium Philosophorum.
Я [Луна] есть полумесяц, влажная и холодная луна, и ты,
О, Солнце, теплое или важное (или сухое). Когда мы совоку-
плялись в равном чине в нашем доме, что не имело бы места без
средств благородного огня, несущего с собой вздувание [огонь],
нам следует удобно устроиться и стать подобными обитающей
женщине и ее супругу благородного происхождения...
Солнце отвечает Луне:
Если вы сделаете это и не причините мне какого-либо
вреда, тогда мое тело еще раз изменится; после этого я дам
вам новую силу проникновения, с помощью которой вы
станете могущественными в борьбе огня за разжижение и
395

очищение. И вы выйдете из этого без умаления и тьмы...
и вы не будете сражаться, ибо вы не будете мятежными.
(McLean 1980,101-02)
Солнце признает силу Луны. Мужская, солярная жизнь,
наконец, признает силу женской не только вредить, но также
трансформировать. Кроме того, солнечная жизнь мужчины при-
знает, насколько она важна для преобразования женского. Такое
признание имеет место и для мужчин, и для женщин, а также
для этих сил как противоположностей внутри индивидуума или
внутри интерактивного поля.
Самый важный вопрос, представленный в семнадцатой гра-
вюре, заключается в том, что гермафродит стоит на двуглавом
змее, Меркурии, который теперь трансформирует себя. Данный
образ представляет качество поля, которое не только преодоле-
вает бессознательные состояния слияния, которые могут поддер-
живаться страстью, но также заканчивает заблуждения проек-
тивной идентификации. Двое людей теперь могут переживать
поле, в котором существует страсть, в котором более не домини-
руют параноидальные элементы и в котором легко изменяются
активные и пассивные роли.
В восемнадцатой гравюре, «Умерщвление Небесного Брака»
или «Зеленый Лев Пожирает Солнце» (Фабрициус 1976,170),
данный процесс трансформации, продолжаемый как солярная
жизнь рационального и духовного понимания, вновь жертвует-
ся служению созданию новой структуры поля (рис. 28). Цель,
символизируемая данной гравюрой, заключается в создании
поля, которое может существовать стабильным образом внутри
страстей, представленных мифом об Аттисе и Кибеле. Данная
стабильность выражала бы себя в переживаниях самого себя и
другого, не убегая от тела, что содержит имагинальное видение
396

и устойчивость под воздействием страстей и духовного зрения.
Для достижения данной стабильности, как отмечает Маклин,
алхимик должен быть готов пожертвовать всем, что он знает,
всей структурой и знанием, которые были получены. Он должен
рискнуть встретить растворяющий, пожирающий аспект бессоз-
нательного, Зеленого Льва (McLean 1980, 129).
Восемнадцатая гравюра представляет собой этап, когда че-
ловек или другой готов пожертвовать безопасностью в сознании,
принимая теневые мотивы для действий, которые были в дей-
ствительности разрушительны. Принять тень, признать чье-ли-
бо теневое поведение может быть очень опасным, ибо тогда
другая личность может нанести реальный вред. Например, че-
ловек уязвим перед всеми видами отторжения и презрения, нар-
циссическими травмами и заброшенностью, которые угрожают
стабильности Самости. Восемнадцатая гравюра представляет
качество поля, которое благоприятно для риска, пока существует
вера, что человек может выдержать эти атаки, как жизненная,
воплощенная Самость. Дело в том, что человек рискует своей
солярной Самостью, зная, что этот риск был способом, которым
почитались душа и истина. Только принимая во внимание и пре-
одолевая опасности «Зеленого Льва», человек может избежать
становления жестким или неуязвимым в процессе отрицания
«объектного мира» в его способности ранить. Данный уровень
силы может испытывать страсти, представленные невозможным
состоянием слияния Аттиса и Кибелы без эмоционального пода-
вления этими страстями.
397

Рисунок 28. «Умерщвление Небесного Брака»:
восемнадцатая гравюра Rosarium Philosophorum.
В девятнадцатой гравюре «Принятие и Коронация» душа
представлена как объединяющаяся со Святой Троицей(рис. 29).
Душа не только венчает образы более крупных людей, но в дру-
гих представлениях Rosarium корона слишком велика для души,
что означает, что человеку следует признать, что источник ил-
398

люминации находится вне его сущности (McLean 1980, 129).
Данный вопрос важен с точки зрения тех путей, которыми пере-
живался numinosum. Numinosum всегда имеет трансцендентный
аспект, Самость, которая не может быть воплощена, ощущаемую
внутри, причем она также способна создать имманентную Са-
мость. Эти два аспекта Самости, имманентный и трансцендент-
ный, символически выражены в девятнадцатой гравюре вместе с
жизнью лунного, тонкого тела. Опыт показывает, что два аспек-
та Самости имеет существенное сходство, но эти источники бла-
гословения и значения переживаются в реальностях совершенно
разного масштаба. Познавая эту разницу между трансцендент-
ностью и имманентностью, алхимик никогда не терпел неудачу
в познании своего места в Космосе, а грандиозность более не
искушает и не обманывает его. В духовной жизни отношений,
существенен равный уровень сознания.
На всем протяжении Rosarium работа над интерактивным
процессом способствует созданию Самости, которая чувстви-
тельна и к «лунной», и к «солярной» моделям связи и пережи-
вания numinosum. Хотя переживания трансцендентного, выхо-
дящие за пределы концепций соединенного поля, изложены в
Rosarium, трансформационный процесс, реализующий мистерии
солярной фазы numinosum, постоянно расцветает внутри поля
отношений.
Двадцатая и последняя гравюры Rosarium представля-
ют «Воскрешение» прославленного и нетленного тела Христа
(рис. 30). Хотя это конечная цель, я видел данный образ вос-
кресения тела в сновидениях даже в самом начале анализа. Один
такой образ был представлен моему вниманию человеком, у ко-
торого было следующее сновидение:
Я (или я также вижу себя) в гробу. Я покрыт пластами жен-
щины, книг и камней. Я вижу себя отталкивающим их, и, как я
399

наблюдаю, у меня совершенно ясное, светящееся тело. Оно сия-
ет, и я радуюсь при виде этого.
Во время этого сновидения анализ имеет дело с главной трав-
мой в ранней жизни мужчины, потерей любви и внимания отца.
Когда ему было 4 года, его отец стал замкнутым, подавленным
и, по существу, «пропал», после того, как он знал отца как глу-
боко любящего человека. Затем отец «отдал его» дяде для обу-
чения. Он потерял отцовскую страсть и неподдельный интерес;
он чувствовал это как ужасное предательство, ибо он глубоко его
любил.
Всю его жизнь отношения с мужчинами и женщинами всег-
да были шизоидными, покрытыми интеллектуализацией (книги
в сновидении), мазохизмом (подчинение «анальным камням» в
сновидении) и соблазнением (покрытие женским в сновидении).
В фактической жизни он либо жил с двумя женщинами на про-
тяжении определенного промежутка времени, либо был с одной
женщиной, путем, имевшим качество «внутри и вне».
Тело воскресения, светящееся тело сновидения позволило ин-
терактивному полю быть между нами. В этом поле он мог «ис-
пользовать меня» в смысле чувства «объекта использования»
Винникотта (1971), без страха уничтожить меня. У него могли
быть свои размышления, а у меня свои, освобожденные от иска-
жений проективных и интроективных механизмов. Это состояние
присутствовало с самого начала нашей работы, вопреки многим
слоям шизоидного процесса, который в противном случае отри-
цал бы существование светящегося тела. В этом случае качество
поля появилось раньше, определенно в переносе, возможно, ука-
зывая потенциал нашего процесса для восстановления страсти, в
которой он так отчаянно нуждался. Временами бессознательное
очень рано показывает возможную цель в процессе, и тогда нуж-
но работать для ее достижения стабильным образом.
400

Рисунок 29. «Принятие и Коронация»: девятнадцатая гравюра
Rosarium Philosophorum.
Задействовать иррациональные глубины отношений на ста-
дии rubedo — значит трансформировать страсть из имманент-
ной опасности для души в творческий огонь изменения в сто-
рону большей близости и индивидуальности. Внутри контекста
духовного осознания, которое знает и имманентную и трансцен-
дентную форму, интерактивное поле между людьми становится
источником Самости, которая и разделенная, и индивидуальная
(состояние, которое представляет собой желанный парадокс, по-
могающий преодолеть нарциссизм, досаждающий как отноше-
ниям, так и целой культуре).
401

Рисунок 30. «Воскрешение»: двадцатая гравюра Rosarium
Philosophorum.
Двадцатая и последняя гравюра Rosarium отлична от всех
предыдущих гравюр, ибо «Воскрешение» изображает появление
из могилы единого человеческого существа (Фабрициус 1973).
Прежде данной гравюры, когда образ, такой как «Ребис» деся-
той гравюры (рис. 18), определяет интерактивное поле, личность
достигла связи между сознанием и бессознательным, которая
может существовать посреди угроз потери объекта и заброшен-
ности. Но такое творение все еще не является образом Самости в
смысле двадцатой гравюры. Когда и в десятой, и в семнадцатой
гравюрах (рис. 18, 27) образ гермафродита возникает в качестве
402

результата процесса единения и смерти, данный образ прежде
всего представляет связующее звено. Независимо от того, есть
ли связь между сознанием и бессознательным или разумом или
телом (в индивидуальном смысле или как качество поля между
людьми), осуществление десятой и семнадцатой гравюр не пред-
ставляет ориентирующий центр, Самость. Это и есть венчающее
достижение последней гравюры серии.
Структура Самости также существует внутри целостно-
го процесса (например, алхимики настаивают на том, что для
создания золота требуется золото), но Самость теряется и при-
обретается по мере того, как обнаруживаются различные каче-
ственные состояния Rosarium. В «Воскрешении» наконец-то
достигается новый вид стабильности, Самость, которая и имма-
нентна, и трансцендентна. Поскольку ориентация человека мог-
ла ранее происходить из сознательно-бессознательной связи или
из разделенного, интерактивного поля, посредством которого
налаживалась связь, теперь также существует другой качествен-
ный опыт. Теперь внутренний «другой» ощущается и познается
как центр существования человека, но он также ощущается как
«внешнее», как трансцендентное. Для человека, переживающе-
го данное качество Самости, двойные характерные черты имма-
нентности и трансцендентности не являются противоречивыми
или поляризованными. И Самость, которая в итоге создается в
Rosarium, — это не просто источник идентичности; Она — по-
стоянный проводник (ощущаемый по времени и пространстве, а
не выводящийся из сновидений или интуитивного чувствования)
и также известна как окончательное дело человека. Самость,
возникающая в «Воскрешении», — проводник по отношению к
судьбе, который может порвать с коллективными условностями,
если это будет необходимо. Такая Самость — центр и перифе-
рия существования, который значительно отличается от Самости
403

Христианства или любой другой религиозной конструкции, ко-
торая предпочитает духовное телесной жизни.
Последняя гравюра Rosarium, «Воскрешение», это, таким
образом, венчающее достижение opus. В то время, как в го-
сподствующей христианской системе верований воскресение это
акт веры, в алхимии Ренессанса воскресение — продолжаемое,
личное и внутреннее переживание. Христианский образ Само-
сти — это, прежде всего, духовная конструкция, тогда как ал-
химический образ Самости обладает и духом, и телом. Вместо
Самости, ограниченной духовными вопросами и процветающей
только в атмосфере подавления (в которой страсти должны су-
блимированы, а отношения между людьми тщательно запреще-
ны), алхимическая Самость делается и индивидуально, и в огне
отношений страсти и безумия.
Страдание сквозь многочисленные последовательности со-
стояний смерти-единения и борьба с безумными сегментами,
которые всегда привносят личность к границе своего мужества
и силы, алхимический процесс на двадцатой гравюре также при-
водит к продолжающемуся осознанию и переживанию «проме-
жуточной реальности» тонкого тела. Без концепции тонкого-те-
ла/интерактивного-поля человеческая жизнь становится либо
стерильной (как когда она фокусируется на мире материальных
вещей), либо одухотворенной в мире расщепления тела и ума.
Несомненно, западная культура истощила эти варианты.
Двадцатая гравюра Rosarium символизирует существование
тонкой реальности, в которой Самость может процветать, Са-
мость, которая комбинирует и духовное, и физическое отноше-
ние и которая опирается на трансцендентное, а также на наиболее
личный опыт человека. Поскольку «Воскрешение» обозначает
творение продолжающейся веры в существование Самости вну-
три реальности тонкого тела, это конечный термин для конечной
404

фазы; более того, это свидетельствует о разжигании веры и под-
держании опытом. Сопутствующий гравюре девиз гласит:
После моей страсти и многообразия мучений я снова воскрес,
будучи очищен и умыт ото всех пятен.
Nigredo перестает быть катастрофическим, и, что более зна-
чимо, такое позитивное развитие происходит не только внутри
индивида, но также внутри отношений.
Поддержание структуры Самости очень трудно, когда кто-то
сталкивается с эмоциональной атакой от другого человека или
со стороны коллективных отношений. Индивиды, вовлеченные
в отношения, страдающие от предательства, имеют трудность
в поддержании чувства Самости и сознательного осознания
их переживаний поля. Структура Самости алхимии предлагает
стабильность посреди хаотических переживаний, но данная ал-
химическая структура Самости не даруется благодатью. И это
не результат мистического видения. Такое просвещение просто
сопровождает начало процесса, посредством которого создается
состояние «Воскрешения». В конечном счете, только пережива-
ния единения и смерти, выкованные через страдания, видение и
мужество, могут создать алхимическую Самость.
405

ГЛАВА 10
ПОНИМАНИЕ ТАИНСТВА
ОТНОШЕНИЙ
Двадцать вторая и последняя гравюра великой алхимической
работы Splendor Solis изображает мифическую сцену, символи-
зирующую сущность алхимического понимания трансформации:
и в индивидуальном смысле, и в отношениях (рис.31). Преобла-
дающее изображение — это образ заходящего солнца, смотря-
щего с левой стороны с выражением здравомыслия и зрелости.
Передний план картины содержит сгоревшие и сломанные дере-
вья на опустошенном ландшафте и новый рост зарождающейся
растительной жизни. На заднем плане — возвышающийся на
холме небесный город с грандиозным шпилем, появляющимся из
скопления зданий. Перед городом расположено озеро с одино-
ким домом на левом берегу. Озеро связано с рекой, которая те-
чет к переднему плану картины. Данное изображение содержит
многие символические элементы преобразованного сознания.
Заходящее солнце, готовое встретить землю в финальном,
величественном союзе, представляет собой очищенное солнце,
аналогию преобразованного сознания алхимического процес-
са (McLean 1981). Выгоревший ландшафт, результат слишком
большого огня (подобно необузданным страстям, что становят-
ся деструктивными) — напоминание о том, насколько важна
смерть для алхимического процесса. Трезвое и зрелое выраже-
ние лица солнца отражает опыт исследований и муки перемен.
Встреча солнца с землей проходит параллельно единению
406

этого преобразованного сознания и ординарного повседневно-
го переживания. Хотя солнце представляет сознание, также это
главный символ Самости и венчающего достижения создания
Ее структуры особого вида. Алхимически рожденная Самость
Splendor Solis не только личностна, но также связана с транс-
цендентным. Новая жизнь, выкованная в алхимических огнях
сгущения и растворения старых форм существа, должна уме-
реть, переродиться и умереть снова. Эта последовательность
смерти-перерождения в алхимическом процессе трансформации
составляет постоянную перегонку, в которой, в конечном счете,
создаются очищенное сознание и структура Самости.
Последовательность нового вида порядка и далее смерти
этого порядка представляет собой фундаментальную динами-
ку алхимической трансформации. Алхимическое мышление от-
ражает тот факт, что, неважно насколько возвышенна стадия
любой процесса в жизни, эта стадия живет внутри контекста,
где какое-либо отчаяние и неудача сопровождают ее создание.
Таким образом, в последнем изображении Splendor Solis два со-
стояния (созданная Самость и Ее очищенное сознание) соедине-
ны не только внутри жизни и тела, но также внутри хронологии
отчаяния и неудачи.
Сочетание на переднем плане гравюры подобного смерти
качества с появляющейся растительной жизнью (что знаменует
новый рост) характеризует зрелое сознание в данный момент.
«Здесь-и-сейчас» существования не идеализировано в термино-
логии «того, что может быть». Вместо этого переживания неу-
дачи, смерти и потери перспективы никогда не забываются. В то
же время также признается новый рост, возникающий в «здесь-
и-сейчас». По мере того, как старые формы существования пе-
рерастают, их опыт (и опыт предшествующих им) опустошается,
но эта переросшая полезность пропитывает настоящее с глуби-
407

ной и зрелостью. За всем остальным за изображением, означая
то, что может быть достигнуто в стремлении к трансцендентно-
сти, расположен небесный город — истинный, трансцендентный
дом Самости.
Отношения — это не просто формы обмена энергией и функ-
цией между людьми, но также живые структуры, которые регу-
лируют чувство идентичности и благополучия личности. Один
или двое, занятые творческой работой, или же личность и кол-
лективная организация неизбежно создают отношения, которые
обладают собственным характером и динамизмом. Как только
в такие отношения входят сознательно, автономия каждой лич-
ности сокращается до такой степени, что интересы и чувства
другого должны теперь рассматриваться вместе с собственными.
Такое сознательное вхождение в отношения может переживать-
ся, как акт свободы в смысле выраженного намерения любить
другого человека или быть лояльным к организации или к своему
собственному творческому процессу. Однако, когда рассматри-
ваемым сторонам не хватает чувства индивидуальной идентич-
ности, чтобы оставаться отдельным и жизнеспособным в своем
собственном праве, сознательное вступление в отношения может
чувствоваться как опасность и ловушка, даже форма рабства.
408

Рисунок 31. Двадцать второе изображение Splendor Sol is.
Как живые формы обмена, взаимоотношения посредничают
между личностью и ее бессознательным психе, духовной ре-
альностью, семейной системой, рабочим местом и культурной
жизнью. Все эти формы обмена представляют собой основы
отношений, которые охватывают широкий спектр опыта — от
«профанного» компульсивного, автоматического поведения, с
одной стороны, до «священной» рефлексирующей жизни и забо-
те о душе другого. Если форма обмена — это прежде всего нечто
409

такое, где двое людей эксплуатируют друг друга для удовлет-
ворения нарциссических требований, тогда отношения сводятся
к предоставлению арены для введения в действие сексуальных,
агрессивных и экономических потребностей. Отношения однако
могут также облагородить и изменить отношение людей друг к
другу, формируя невидимые, но мощные содержащие структуры,
являющиеся живыми реальностями, которые могут сами по себе
трансформироваться из состояний, которые создают навязчивое
и нерефлексивное поведение в состояния, которые порождают и
лелеют заботу о душе.
Сдерживание в отношениях служит целому ряду целей, не
все из которых способствуют и создают новый рост в участвую-
щих партнерах. Отношения могут легко служить «статусу-кво»,
тайно поощряя каждого человека избегать изменений, тем са-
мым создавая контейнер, проявляющийся как слившаяся, со-за-
висимая структура. В основном, со-зависимые отношения пред-
ставляют собой формы безопасности, которые задавливают рост,
будь то личные отношения или корпоративные отношения, в ко-
торых индивид представляет собой часть ригидной и деспотиче-
ской организационной структуры, которая в обмен на обещание
безопасности требует почти полного послушания в отношении и,
возможно, даже в мышлении. Такие со-зависимые отношения,
личные или корпоративные, неизбежно служат содействию лю-
бой разновидности вызывающего привыкание, закоренелого или
другого убивающего душу поведения.
Поскольку каждый партнер сговаривается с другим, это
состояние тайного сговора представляет собой контейнер, ко-
торый дозволяет застой и стимулирует страх изменения. Такие
содержащие качества крайне обольстительны, поскольку любые
взаимоотношения (даже разрушительные) всегда переживаются
как сущность более масштабная, чем любой из партнеров. Сле-
410

довательно, слитые взаимоотношения обладают силой, в чем-то
подобной Божественному образу, которой тайно служат с потен-
циально опустошительными вытекающими последствиями и ко-
торая может продемонстрировать весьма цельную поддержива-
ющую видимость, хотя фактически утаивает садо-мазохистскую
бессознательную диаду, в которой партнеры исподволь, если не
явно, подтачивают друг друга. Попытки оставить со-зависимые
отношения и искать других отношений с позитивными содержа-
щими качествами могут ощущаться как опасные, и часто этому
упорно сопротивляются. Как правило, защищая каждого партне-
ра от познания его безумия, статические отношения уменьшают
вероятность того, что какой-либо из партнеров будет действи-
тельно подавлен этим безумием.
Индивиды, достигшие значительной духовной интеграции,
находясь на уединенном пути, могут несмотря на это обнару-
жить себя весьма ребяческими или излишне оборонительными,
когда входят в отношения с другим человеком. Поскольку они
переживают отношения как опасные и угрожающие, то больше
не чувствуют себя в достаточной безопасности или достаточно
отдельными в качестве личности, чтобы рискнуть встретиться с
глубинами и силами их внутренней духовной жизни. Они тре-
буют ужесточения процесса стадии rubedo алхимической транс-
формации, если избегают трагедии либо невольно живут уеди-
ненной жизнью, либо творчески или духовно обедняют жизнь,
живя в отношениях. Хотя отношения, основанные на компро-
миссе, могут защищать индивидов от опасных состояний ума и
иногда могут казаться достаточно адекватными для служения их
целям, со временем такие отношения отнимают решительность и
энтузиазм, поощряя малодушие пред лицом своих собственных
глубин и перед лицом самой жизни.
Всем людям нужен партнер в стремлении к индивидуализа-
411

ции, если этот интегративный путь включает любовь, агрессию и
телесную жизнь, вместе с духовным фокусом ценностей и целей.
Редко (если вообще когда-либо) человек может встать на путь
создания и трансформации Самости без огня и задач продолжа-
ющихся отношений. Поскольку путь отношений проходит сквозь
новые творения опыта и стремлений, он становится большим, чем
исполнением прошлой истории. Любые глубокие отношения име-
ют свои элементы рая и ада; но, когда этот процесс характеризует-
ся стабильностью доверия и значимостью, тяжело завоеванных на
протяжении множества испытаний предательства и провалов при
встрече требований интимности, созданный жизнерадостный кон-
тейнер позволяет каждому партнеру жить сквозь смятения, траге-
дии, утехи и трудности жизни. Когда партнеры знают и чувствуют
друг друга через хаос и деструктивность, а также через красоту и
рост, они создают контейнер, который поощряет и поддерживает
процесс индивидуации и который становится наиболее священ-
ным достоянием каждого человека.
Если человек не удовлетворяет потребности, требования и
сознание другого человека в переплетенной области отношений,
он или она всегда будет оставаться на чрезмерно одухотворен-
ном или поверхностном уровне сознания. Отношения с другой
личностью неминуемо выявляют негативную сторону человека
— детские, регрессивные стремления, которые заставляют его
бессознательно чувствовать, что партнер это большая опасность,
сила, пытающаяся отделить его от внутренних материнских или
отцовских образов. Глубокие отношения могут нарушить такие
состояния слияния и вынудить человека признать эти свои ре-
грессивные аспекты, которые не хотят изменяться и которые за-
частую проецируются на партнера в попытке отречься от них.
Действительно ли человек выражает свою ярость и ненависть к
партнеру за то, что партнер не воплощает его идеализированные
412

родительские образы или ведет себя так, чтобы создать иллю-
зию идеализированного родителя в переживании партнера, такая
личность может стремиться использовать отношения для нача-
ла тяжелой работы интеграции таких темных, теневых сторон
эго-личности. Если человек не знает этих темных и разруши-
тельных сторон своего существа, эго всегда находится в опасном
положении, которое создает связанное опасное начинание. Таким
образом, вместо того, чтобы повышать свою осознанность, отно-
шения затмевают сознание и способствуют регрессу. Однако без
отношений, аналитических или личных, очень сложно прийти к
соглашению с теневыми аспектами своего существа.
Многие люди регулярно контактируют с духовным состоя-
нием через молитву или медитацию, но это состояние может, на
самом деле, переживаться как «внешняя» реальность, которая
трансцендентна, а не являет собой воплощенную внутреннюю
реальность. Самость алхимии олицетворяет реализованное, во-
площенное состояние (например, Самость, обозначаемую двад-
цать вторым изображением Splendor Solis или Самость двенад-
цатой гравюры Rosarium Philosophorum). Такая воплощенная
духовность требует осознания зла, этих предательских, ан-
ти-жизненных качеств жизни человеческого существа, которые
преимущественно направлены на уничтожение и ослабление му-
жества жить и расти. Без интеграции темных, разрушительных
элементов существования духовные аспекты человека остаются
лишь потенциальной реальностью. Однако, будучи трансформи-
рованными, такие разрушительные элементы обеспечивают за-
земляющий противовес ограничения к бесконечному духовному
измерению психе.
Как контейнеры для интеграции теневых элементов, отноше-
ния, таким образом, представляют собой важное транспортное
средство для сознания, незримое присутствие, которое наставля-
413

ет и подпитывает душу. Однако, для существования такого со-
стояния сами отношения должны трансформироваться из состо-
яния раннего союза к более зрелым формам, которые обладают
осознанием силы и реальности диады, определяющей бессозна-
тельную сторону отношений.
Состояние единения, существующее в отношениях, обычно
вовлекает бессознательные элементы каждой стороны, вместо
более сознательных элементов. Сознательно двое людей могут
казаться любящими и отзывчивыми, даже когда их бессозна-
тельная диада (которая может быть главным местом союза меж-
ду ними) может вести себя в значительной степени различными
путями — от сознательного образа и ценностей до тех, которые
«прилипли» к обоим людям. По своей природе «темная» пара,
лежащая в основе «сознательной» пары, — странна и обычно
неприятна. К примеру, темная пара может быть подобна двум
порочным животным, запертым в борьбе жизни и смерти, или,
как описывается в Turba Philosophorum, двум любовникам, за-
пертым в объятиях друг друга (один из них человек, а другой —
змей). К сожалению, энергии этих конфликтов зачастую столь
интенсивны и столь отвергаются сознательными партнерами, что
они практически не осознаны. Поэтому они тонко и постепенно
проникают в окружающую среду, влияя на других, в особенно-
сти на детей в семейной системе. Приобретая видение, чтобы
увидеть формы своей бессознательной диады, партнеры долж-
ны стремиться поглощать нарциссическую травму, вовлекая себя
в существование таких порочных и неприятных качеств внутри
себя, не восставая в защиту и обвинении другого.
Данный акт роста и зрелости требует, чтобы обе стороны
были способны пережить нарциссическую травму без реакций с
силовых позиций обвинения, гнева или ухода. Наблюдение бес-
сознательной диады и признание ее силы открывает процесс по-
414

нимания, в котором мы действуем путями, в действительности,
бессознательными, обусловленными и разрушительными, даже
когда мы предполагаем, что верно обратное.
Отношения могут быть зрелыми только в том случае, если
они изменяются действительно, если они охватывают ритм смер-
ти и возрождения. Соответственно, отношения следуют той
же самой логике, что и алхимический процесс. Таким образом,
продолжающаяся нарциссическая поглощенность общества не
только делает состояния союза и изменения любого вида недо-
пустимыми для сознательной жизни, но такая нарциссическая
поглощенность также прямо противоречит трансформационно-
му потенциалу переживания смерти структуры, присущей отно-
шениям. Западная культура фактически управляется не только
страхом смерти, но также страхом смерти отношений. Напри-
мер, сама возможность потерять работу, брак, дружбу или связь
с профессиональной организацией сама по себе может стать
крайне сильным стрессовым фактором.
То же самое осмысление касается индивидов и рабочего ме-
ста. Рабочая среда всегда обладает своего рода культурой или
подходом, которые отличают ее от других таких сред. Но куль-
тура, особенно крупной корпорации, имеет свою теневую сторо-
ну, бессознательный набор ценностей, которые не выделяются в
свете повседневной активности, как это можно конкретно уви-
деть в негативной изнанке табачных компаний, которые годами
лгали по поводу нездорового влияния сигарет. Любой, кто рабо-
тает в такой компании, будет вовлечен в отношения, имеющие
сознательный аспект, возможно, наполненный лояльностью и
хорошим чувством; но такой человек также может быть подвер-
жен другому бессознательному аспекту, возможно, очень тем-
ной диаде, в которой представлены силы зла. Отношения между
двумя людьми или между людьми и учреждениями только растут
415

и созревают через осознание партнерами наличия и соответству-
ющей автономии бессознательной диады, в которой они при-
сутствуют как участники, поскольку данная диада всегда воз-
действует на обоих людей, подобно тому, как глубокие потоки в
океане воздействуют на волны на поверхности.
Как бессознательная диада внутри отношений, так и уровни,
на которых люди сознательно понимают и переживают свои от-
ношения, отличаются по интенсивности. С одной стороны, лич-
ность в отношениях с крупной корпорацией или своим началь-
ником может не ощущать сознательного смысла союза с этим
учреждением или авторитетным человеком. В таких безличных
ситуациях, даже когда человек может чувствовать себя незна-
чительным посреди массы работников, он может иметь сильную
бессознательную диадическую связь с коллегами по работе или
самим учреждением. С другой стороны, человек может пред-
ставлять себе очень сильную связь между людьми или между
личностью и учреждением, характеризуемую любовью, предан-
ностью и множеством других сильных эмоций. Но во всех отно-
шениях, независимо от уровня сознания и интенсивности, оба из
партнеров будут в какой-то точке неизбежно переживать смерть
состояния единения, ибо это путь Природы, как у алхимика; и
вместо противостояния этой смерти алхимическое отношение
приветствует ее как средство роста и изменения.
Союз различных состояний, обычно управляемых бессоз-
нательными факторами (будь то внутри психе одного человека
или единении психе двух людей) характеризуется созданием че-
го-либо нового, что часто только мельком видит сознательная
личность как мимолетный, особый момент. В этом прозрении
люди могут внезапно пережить себя в необычайном состоянии,
как если бы пространство и время отстранились и появились
энергия иного рода и чувство расширяемости. Затем это видение
416

обычно уходит, так же быстро, как и появилось. Данное состоя-
ние — это большее, чем смесь частей, которые соединены. Оно
являет собой центральный аспект мистерии единения.
В алхимическом пути мышления место трансформации Са-
мости это глубина и мистерия отношений, привлеченных внутрь
интерактивного поля, которое и сознательно, и бессознательно,
и которое структурируется бессознательной диадой. Обнаруже-
ние данной диады как «третьей области» между двумя партнера-
ми требует капитуляции контроля эго и установления доверия во
взаимном процессе, который одновременно и пугает, и одобряет.
Всегда ключевым вопросом в обнаружении преобразующей
мистерии отношений и Самости является намерение. Готовы ли
двое людей войти в эти беспокойные воды, в которых каждая
личностная индивидуальность и сознание подвержены приумно-
жающей силе и интенсивности «третьей области»? Хотя такое
стремление к личностной трансформации неизбежно ранит нар-
циссизм человека, эта жертва незаменима для создания отноше-
ний со священным значением.
Успех в рискованном открытии и переживании «третьей об-
ласти» мимолетен. Однако, подобно алхимическому эликсиру,
быстрый взгляд и эмоциональная или физическая фиксация при-
сутствия поля обладают сильным эффектом. Связь с глубинами
«третьей области» подобна обращению внимания на животное
или птицу, движущихся в лесу, — как только их увидят, они мо-
гут исчезнуть. Гуляя в лесу и слушая песнь птиц, человек может
посмотреть на отдельное дерево, чтобы найти птицу. И сделать
это только для того, чтобы обнаружить, что песнь исчезла, воз-
можно, чтобы появиться в другом месте. Но теперь та же самая
ли это птица? Хотя всегда есть неопределенность, тот факт, что
человек, бесспорно, слышал «птичью песню» держит его связан-
ным с этим опытом.
417

Искусство связи с «третьей областью» состоит в том, чтобы
слушать снова и снова, мельком взирая на мимолетное видение
и доверяя воображению. Вообще, двое людей могут установить
источник образности «третьей области» лучше, чем один человек,
поскольку один человек очень легко конкретизирует восприятие
и держится за образ или идею, вместо того, чтобы почувствовать
ее растворение в путанице и дезориентации. Два человека, более
вероятно, отойдут от вопроса «куда делась птица?» к подозре-
нию «возможно, ее никогда здесь не было».
И важно помнить, что более чем внешне безвредные суще-
ства скрываются в лесу. Если двум людям удается установить
существование «третьей области» с ее собственным процессом,
они должны войти в область, где безумие — это всегда присут-
ствующая характерная черта. У нас у всех есть безумные области,
области нашей личности, в которых мы ведем себя убивающим
душу способами по отношению к самим себе и другим. Безумие,
возникающее внутри нашей психе и регрессивные нарциссиче-
ские структуры (которые становятся доминирующими в ответ на
это безумие), — это, возможно, самые большие препятствия к
изменению в отношениях.
Осознание существования безумной области психе требу-
ет такой же бдительности и упорства, что требуются для охоты
на редкую дичь. Но в случае с психе охота касается не столько
«предмета» (например, образа), сколько атмосферы вокруг об-
раза. Объект охоты (и метафора охоты на льва, существующая
в алхимии) может стать невидимым так же легко, как появить-
ся по-новому, как будто впервые. С алхимической точки зрения
ценность охоты на такой таинственный «предмет» или «живот-
ное» лежит не столько в самой охоте, сколько в способности де-
ятельности снижать интенсивность фокусировки человека для
включения пространства вокруг восприятия, вокруг желанно-
418

го «предмета» или «животного». В данном имагинальном акте
снижения «солярного» фокусирования человека и повышения
вместо него своего рода «лунного» видения, объектом внимания
становится само интерактивное поле. Когда пространство между
восприятиями становится исследуемой областью, принятие пута-
ницы и потери фокуса становятся естественной частью процесса
под рукой.
В поисках жизни и процесса «третьей области» лучше дер-
жаться среднего курса между объективностью научного метода
и субъективностью воображения, т.е. иметь дело исключитель-
но с проекциями и иметь дело исключительно с интерактивными
полями. Такой «двойственный фокус» требует, чтобы личность
бегло взглянула на жизнь «третьей области» и рассмотрела ее
хаотичный или аккуратный процесс в терминологии проекций,
отраженных внутри схемы развития, а также с воображением,
сфокусированном на самом поле. Никакой фокус не может до-
минировать над другим, поскольку необходимы оба из них, и
каждый имеет свое место. Но если фокус, который привнесен на
отношения, проникает в неизведанное, «видение без смотрения»
или «смотрение без видения», тогда научный подход (обраще-
ние особого внимания на то, как неудачи в развитии и связанные
«точки фиксации» разыгрываются здесь-и-сейчас) может быть
ограничен своей собственной методологией. Научный путь, с его
стремлением к объективной определенности, может действовать
как щит против повторной травматизации проекциями партне-
ра и против видения, когда оно отказывается признать действи-
тельность безумных частей психики. Тогда алхимический путь
видения внутренних состояний в партнере или представление
их существования посредством имагинального восприятия сво-
ей собственной неполноценности становится фокальной точкой
сознательного усилия по трансформации «свинца в золото».
419

Однако без научного подхода имагинальный путь алхимии вы-
рождается в обобщения, теряющие специфику соответствующих
индивидов.
Если процесс раскрытия содержит и «научный», и имаги-
нальный ритм и если мимолетная природа имагинальных воспри-
ятий заслуживает доверия без конкретизации, тогда два человека
переживают свои отношения как содержащий сосуд. Два чело-
века, пытающихся мельком узреть мистерию отношений, поо-
чередно являются учеными и алхимиками, воспринимающими с
одной стороны объективность, а с другой стороны — видение
воображения. Когда они признают, что каждый из них — и без-
умен, и рационален, то это говорит о готовности войти в «третью
область», которая обладает своей собственной тайной и которая
намного больше, чем оба они вместе.
Человек, имеющий дело с «третьей областью», должен нау-
читься «видеть» несколько иначе, видеть сквозь взор бессозна-
тельного и особенно сквозь виденье Самости. Если два человека
внутри интерактивного процесса признают необходимость более
охватывающей формы видения, они будут двигаться к созданию
личностей, которые могут наблюдать две противоположности
одновременно.
В отношениях два человека могут узнать об эффективности
страсти для отыскания пути между такими противоположностями.
Страсть к созданию души в отношениях и страсть к творчеству
сами по себе являются движущими силами, которые могут преодо-
леть безумие двойных связей и безумие, в котором люди прячут-
ся, чтобы избежать проблемы индивидуации. Алхимический путь
трансформации, охватывающий опасности и исцеляющие качества
страсти, может раскрыть и трусость нерешительности перед ли-
цом желания, и безумие, которое сопровождает принятие страсти
со всей ее творческой и деструктивной энергией.
420

Таким образом, чувствительность к «третьей области» и ее
процесс — это ключ к мистерии отношений. Прежде всего, оба
человека должны быть готовы иметь дело с их безумными частя-
ми, которые искажают и отрицают реальность другого. Вход в
неизведанную реальность бессознательного и рискованный опыт
безумия (как в отношении себя, так и в отношении другого) —
это мужественный акт, зачастую вознагражденный моменталь-
ным осознанием нуминозной энергии внутри разделенного поля.
Это может быть продолжительно для тех, кто выбирает помнить
и, посредством запоминания, возобновляет опыт.
Исследование и привлечение чьего-либо безумия в отноше-
ниях к безумию другого внутри контекста опыта интерактивного
поля — это невероятный вызов и в аналитических, и в неана-
литических отношениях. Аналитическая модель должна прео-
долеть две фундаментальные реальности, которые могут огра-
ничить глубину и диапазон отношений: во-первых, неравность
отношений из-за существования присущей силы разницы между
аналитиком и анализируемым; во-вторых, возможности для бли-
зости и обязательства в неаналитических отношениях, которые
выходят за рамки аналитической модели. Несмотря на эти огра-
ничения, аналитические или клинические отношения обладают
ясным преимуществом над неаналитическими или личными от-
ношениями с точки зрения их способности породить сдерживаю-
щее присутствие, устойчивое посреди неминуемых обвинитель-
ных разногласий и контратак, которые неизбежно происходят,
когда безумные части здравомыслящих людей активировались
внутри интерактивного поля.
Анализ — это отношения, наблюдаемые под увеличительной
силой, обычно изъятые из повседневного дискурса. Также это
отношения, в которых партнеры встречаются для работы с це-
лью создания Самости через приумножение осознанности в сфе-
421

ре бессознательных процессов и в функции Эроса по поводу де-
струкции. Аналитическое отношение обеспечивает безопасность
границ и сфокусированный интерес, который позволяет иссле-
дование отношений и взаимоотношения с «третьей областью».
Неаналитические отношения не обладают той же самой харак-
теристикой сдерживания, имеющейся у аналитической формы, в
которой все, что сказано, уважается и обдумывается, даже если
делаются весьма неприятные и обвинительные заявления. Кроме
того, аналитические отношения имеют границы, которые нельзя
пересекать. Анализируемый и аналитик не являются друзьями в
мире, и их встречу определяют определенные процедуры. Такая
установка предела дает чувство безопасности и надежности, чего
исключительно редко достигают неаналитические отношения.
Основная пограничная задача внутри неаналитических отно-
шений заключается в том, что каждая личность должна уважать
отношения достаточно, чтобы воздерживаться от их разделения
на определенные области, которым они служат, разыскивая дру-
гие уровни близости в другом месте. Такая потеря границ ни-
когда не создает достаточно безопасное пространство для акта
исследования общего интерактивного поля. Но даже если гра-
ницы обязательства безопасны, требуются воля и желание для
исследования чувственных областей, где каждая личность может
быть эмоционально бесконтрольной и действительно безумной.
Когда один из партнеров может быть в фокусе исследования,
здесь должно присутствовать безусловное убеждение, что все,
что обнаружено о его или ее бессознательной психе вскоре ста-
нет иметь отношение к другому партнеру. Только в этом случае
для обоих людей возможно понимание того, что они живут в бо-
лее широкой области отношений.
В некотором смысле аналитические отношения могут быть
предвестниками личных отношений. Более безопасные и более
422

ограниченные аналитические отношения могут быть тренировоч-
ной площадкой для других отношений. Хотя для индивидов вну-
три личных отношений возможно становление осознанными и
вовлечение в «третью область» без преимуществ аналитического
опыта, им может быть гораздо более сложно поддерживать чув-
ство собственной идентичности, несмотря на установление су-
ществования «третьей области», в которой происходит великое
дело взаимного процесса.
Отношения, которые не установили область взаимного про-
цесса, обычно не могут принять состояния радикальной не-свя-
занности (в которых подлинное сочувствие к другому человеку
оказывается невозможной) без негативных суждений об этом
отсутствии и без сочинения сценариев воображаемого несчастья
в отношениях. Преимущество аналитических отношений состо-
ит в том, что аналитик может осуществить понимание потен-
циального значения и цели таких состояний разума как полную
не-связанность. В сущности, аналитик может «иметь в виду па-
мять», поскольку в неаналитических отношениях более вероятно,
что оба могут погрузиться в чувства отчаяния и заброшенности.
Даже в аналитических отношениях аналитик зачастую требует
помощи анализируемого, когда представлены такие очень труд-
ные состояния, как полное отсутствие связи. В конечном счете,
успех во взаимоотношениях (аналитических или неаналитиче-
ских) зависит от мужества и способности вовлеченных лиц. С
соответствующим мужеством и способностью любые отношения,
посвященные проживанию таких глубин отношений и мистерии,
потенциально могут достичь уровней обязательства и сосредото-
чения, равносильных их аналитическому стремлению.
Для того, чтобы построить достаточно сильный контейнер
для вовлечения личного и взаимного безумия (которое неизбеж-
но активируется внутри интерактивного поля) отношения (ана-
423

литические или неаналитические) должны пройти следующие
три шага. Первый шаг состоит в том, чтобы партнеры серьезно
принимали восприятия друг друга и признавали истину или за-
блуждения данных восприятий посредством серьезного процес-
са исследования души. Каждая личность должна свободно себя
чувствовать в формулировке определенных претензий по поводу
действий и поступков другого, которые могут рассматриваться
вредными или безответственными; и каждая личность должна
внимательно прислушиваться к претензиям без оборонительной
реакции. Такая восприимчивость требует от партнеров готовно-
сти выйти за пределы обычных обвинений и поисков «козлов
отпущения», что может так легко происходить, и проникнуть в
глубины человеческого существа, чтобы исследовать до сих пор
не предполагаемые области личности или области, в нынешнюю
активность которых индивид не верил. При отсутствии доброй
воли совершить этот первоначальный шаг отношения не могут
трансформироваться творческим путем. Действительно, не все
отношения работоспособны.
Достигнув осознания восприятий другого относительно себя,
далее следует осознать собственные чувства по поводу партнера
и четко выразить эти восприятия. Взаимный обмен восприяти-
ями с партнером может привести к осознанию, что имагиналь-
ная диада может быть построена из представлений друг о друге,
как если бы данные восприятия удерживались бессознательной
парой. Независимо от того, что одна личность может увидеть
в другой, это действительно должно быть подвергнуто серьез-
ному рассмотрению как часть психе другого человека. Каждая
личность должна быть готова взять на себя ответственность за
то, что было воспринято его партнером. Данный акт внутренней
рефлексии способствует достижению состояния объективности,
которое позволяет уменьшить состояние слияния в отношениях.
424

Третий шаг требует, чтобы люди позволили исследуемой ими
диаде существовать в качестве поля между ними. Другими сло-
вами, им следует признать, что они разделяют качество поля,
определяемой исследуемой ими диадой. С таким движением к
состоянию внутренней истины отношения могут стать очищен-
ными от нарциссической защищенности. «Третья вещь», к кото-
рой причастны оба из людей и которую они могут чувствовать и
представлять, позволяет паре почувствовать психическую реаль-
ность их взаимоотношений. Фокусирование на самом поле — это
последующий акт представления. Помимо возможности принять
восприятия другого человека теперь каждая личность может по-
зволить себе быть субъектом переживания поля как оживленной
«третьей вещи». В этом процессе индивид позволяет метафори-
ческой основе диады иметь свою собственную жизнь.
Таким образом, подлинное слушание претензий одного чело-
века по поводу другого дает людям возможность совершить има-
гинальный прыжок признания, чтобы увидеть конфликт между
ними как метафору для бессознательной диады, которую может
переживать каждый из людей. Далее каждая личность видит,
что он или она может быть любой частью этой диады. Соответ-
ственно, как только один партнер обвиняет другого в некотором
поступке и действительно находит это обвинение услышанным в
глубине своего партнера, для обвинителя внезапно открывается
путь для признания того, что он или она способен (и может быть
часто в этом виновен) на именно то поведение, которое крити-
ковалось. Гораздо больше, чем процесс проецирования или овла-
дение собственными проекциями, такое признание представляет
собой окно в третью, тонкую область. Через это окно оба члена
пары могут мельком взглянуть на мощнейшую метафорическую
природу их отношений. Как говорил Бодлер, метафора может
двигать миром. Благодаря пониманию живой метафоры «тре-
425

тьей области» отношений, оба из людей становятся чувствитель-
ными к его огромной значительности и его силе двигать их вдоль
путей, которые могут быть новыми и пугающими, но наполнен-
ными значимостью.
Данная психическая реальность «третьей области» представ-
ляет собой контейнер, позволяющий жить сквозь очень трудные
состояния не-связанности, которые досаждают отношениям.
Только когда ужасающая пустота любви и сочувствие, характе-
ризующие не-связанность, могут быть поняты обоими людьми
как часть преобразующего процесса, может появиться чувство
родства; и именно это чувство родства может питать, поддер-
живать и постепенно укреплять как пару, так и сами отношения.
Данный трансформационный процесс может быть реализован
только посредством веры, просвещения и воображения. Прони-
зывающая сила воображения, требуемая для понимания преоб-
разующего потенциала отношений внутри переживаний интерак-
тивного поля сопоставима с духовным просвещением, которое
существенно для трансформационного процесса в алхимии.
Сочетание солнца и опустошенного ландшафта в двадцать
второй и заключительной гравюре Splendor Solis фундаменталь-
но для алхимического понимания трансформации отношений.
Все отношения, фактически все процессы межличностного вза-
имодействия, разделяют опыт состояния единения, в котором
выковываются новые структуры отношений с собой и с другими,
сопровождаемые переживанием смерти этого творения. Эта по-
следовательность coniunctio-nigredo, вдохновленная фундамен-
тальным законом природы (новая жизнь невозможна без смерти
старых форм), представляет собой сущность трансформации в
алхимическом мышлении.
Смерть состояния союза может принимать множественные
формы, такие как завершение работы, предательство в брачных
426

отношениях, болезнь или смерть партнера, окончание творче-
ской работы или неспособность закончить эту работу. В любом
случае симптомы nigredo включают отчаяние, депрессию, потерю
самоуважения и гнев. Попытки справиться с такими симптомами
могут включать маниакальные порывы восстановить отношения,
как это когда-то было, безумие самообмана и высокомерие, от-
рицающие любые теневые мотивы или смыслы, или грандиозные
предположения о том, что, если партнер просто лишь изменит
свою позицию, катастрофическое чувство потери исчезнет. Та-
кая нарциссическая поглощенность не только делает состояния
союза неприемлемыми для сознательной жизни, но также вы-
ступает прямо против преобразующего потенциала переживания
смерти структуры, заложенной внутри отношений.
Как опора трансформации стадия nigredo принимает множе-
ство различных форм, когда возникает во взаимоотношениях.
Она может появиться словно из ниоткуда, следуя за интенсив-
ным периодом страсти и близости, когда интерес к другому осла-
бевает внезапно и без видимой причины. Или же nigredo может
подкрадываться со временем, постепенно подрывая сладость на-
дежды и связи, которые когда-то существовали. В любом случае,
опыт смерти наступит в любых отношениях, который, из пользы
или болезненности, трансформирует их.
Такая трансформация бросает серьезный вызов индивидам,
вовлеченным в отношения, в плане осознания отсутствия связи.
Страх nigredo зачастую искушает пару форсировать появление
связанности, когда в действительности, если они осмелятся за-
глянуть глубоко внутрь, каждый из них признает, что связи не
существует. Два партнера живут в параллельных вселенных, и
они также могут говорить друг с другом на разных языках. Для
тех, кто претерпевает nigredo без обвинения друг друга в вопро-
сах отчаяния, безумия и не-связанности, которые ощущаются
427

столь преследующими и несдержанными, в отношения может
войти новая жизнь.
Тенденция средств массовой информации идеализировать и
карикатурно изображать отношения или содействовать надежде,
что успех в отношениях является товаром, который нужно изучить
на семинарах или следуя упрощенному поведению или системе
убеждений, делает для людей еще более трудным принятие фун-
даментального отсутствия связанности, не чувствия подавление
унижением из-за этой «неудачи». Тем не менее, эта «неудача»
связи, фактически невозможность связанности в определенное
время процесса, представляет собой неотъемлемую часть мисте-
рии и трансформации глубины отношений. В то время, как науч-
ные подходы обычно учат людей искать некое «новое решение»
для отрицания их огорчения и искать пути восстановить чувство
связанности настолько быстро, насколько это возможно, без
страдания сквозь фазу nigredo, алхимические подходы обычно
учат людей работать внутри контекста их реальности, особенно
когда отсутствие чувственной связи являет собой доминирующее
качество интерактивного поля. Более того, алхимический путь
учит, что отчаяние принадлежит связанности; проблема лежит в
становлении отчаянным по поводу отчаяния. Nigredo становится
главной преобразующей функцией, если партнеры в отношениях
не только чувствуют их индивидуальное чувство утраты и отчая-
ния, но также начинают видеть, что отношения сами по себе, как
они их знают, умерли; всегда тонкий, пугающий момент.
Подобно пейзажу двадцать второго изображения Splendor
Solis, темные состояния отчаяния, потери, неудачи, боли и стра-
дания — это важные творческие черты жизни. В то время, как
непреобразованное солнце нарциссизма — лишь напыщенные
или опровергнутые ценности, очищенное солнце представляет
собой состояние, в котором защитная идеализация трансфор-
428

мировалась в сочувствие к своему собственному и чужому несо-
вершенству. В свете сочувствия вина, тревога и стыд перестают
быть связанными с тем, что другие могут подумать о человеке.
Вместо этого наблюдаемые сквозь сочувствие эти эмоции сигна-
лизируют эго о его неспособности признания и связи с требова-
ниями внутренней Самости.
Таким образом, можно создать способность уважать и ви-
деть другого, будь то трансцендентная Самость или тайна дру-
гой личности. Ибо, как солнце встречает землю, осваивается
духовная Самость. Поскольку теперь «зеркало» лежит глубоко
внутри личности, его или ее потребность во внешнем «отраже-
нии» не становится ни постоянной поглощенностью, ни столь
опасной нуждой признания. Такая личность способна заявить
о своей потребности быть наблюдаемой другим лицом серьез-
ным и глубинным способом. В равной степени он или она теперь
способны чувствовать такое сочувствие к другому человеку. Те-
перь существует способность к таким сочувственным актам, по-
скольку создано внутреннее «очищенное зеркало» (очищенное
от регрессивных, нарциссических импульсов). Такая личность
уже может отражать другого, благодаря глубокой рефлексии
внутренней Самости. И отражение становится уже не только во-
просом «помещения себя в чьи-либо туфли», само по себе являя
достижение немалой ценности. Скорее, возникает новый и более
подлинный вид отражения, который отражается из выгодной ду-
ховной позиции Самости.
Сквозь это nigredo двое людей в отношениях могут начать
создавать и испытывать гораздо более глубокое и более значи-
мое качество связанности. Вследствие смерти союза отношения
могут постепенно приобрести священный, символический харак-
тер. На заднем плане двадцать второго изображения Splendor
Solis небесный город (предположительно Иерусалим) со шпи-
429

лем, тянущимся в сферу солнца, резонирует как земной аналог
нисходящего солнца. Небесный город предполагает присутствие
внутренней позиции, указывающей, что возникающий «фоно-
вый объект» имеет чувственный оттенок и образ высшего вдох-
новения — становление Самостью глубоким и наиболее полным
путем.
По мере того, как индивиды в отношениях учатся допускать
требования роста, включая переживания унижения и смерти
прежней структуры отношений, могут быть затронуты куль-
турные формы. Во взаимодействии с социальными структурами
преобразованное индивидуальное сознание обладает умножа-
ющим эффектом, который может привести к тому, что другие
люди становятся открытыми для пути трансформации. Такой ум-
ножающий эффект трансформированной и рефлексивной жизни
и углубленная способность к отношениям представляют собой
главную ценность алхимического мышления.
Только через метафорическую трансформацию «свинца в
золото» мистерия отношений может быть более широко задей-
ствована и пережита. Только благодаря метафорической транс-
формации «свинца в золото» можно помочь людям оценить не-
измеримую глубину отношений, их тонкую роль в содействии
индивидуации, их объятия непредсказуемых и хаотических со-
стояний ума и их основание в целительной способности любви.
430