Author: Гвишиани А.
Tags: всеобщая история биологические науки в целом персоналии государственных и общественных деятелей ссср (снг) историческая литература
ISBN: 5-86863-191-9
Year: 2004
Text
Алексей Гвишиани
ФЕНОМЕН
КОСЫГИНА
Записки внука
МНЕНИЯ
СОВРЕМЕННИКОВ
Москва
Фонд культуры «Екатерина»
2004
УДК 94(47+57)
ББК 63.3(2)6-8
К72
В подготовке книги-альбома принимали участие:
В.И.ДЕСЯТЕРИК, Ю.В.ФИРСОВ, Б.И.СТУКАЛИН.
В книге-альбоме использованы фотографии
из семейного архива А.Д.Гвишиани и Е.А.Семенихиной
На обложке воспроизводится фотография А.Н.Косыгина с правнучкой Катей;
на стр. 17-й—с внуком Алексеем Гвишиани;
на стр. 155 — в Кремлевском кабинете со своим заместителем В.Н.Новиковым
ISBN 5-86863-191-9
©А.Д.Гвишиани. 2004
О А.А.Головкина. Художественное оформление. 2004
К ЧИТАТЕЛЮ
Вниманию читателя предлагается книга об Алексее Николаевиче
Косыгине, подготовленная его внуком. Это обстоятельство может вызвать
неоднозначную реакцию: кое-кто сочтет, что именно по этой причине изло-
жжение фактов и событий будет предвзятым — трудно близкому человеку
удержаться на позиции объективности; другие усомнятся, сможет ли
автор поведать что-либо существенно новое о самых верхних этажах
власти, куда доступ членам семей даже высоких руководителей был ограничен.
Такие сомнения были бы небеспочвенными, если абстрагироваться от
личности автора и составителя этого издания. Алексей Джерменович Гви-
шиани (получивший, кстати сказать, имя свое в честь деда и гордящийся
своей доброй дружбой с ним) — профессор, доктор
физико-математических наук, заместитель генерального директора Объединенного
института физики Земли имени О.Ю.Шмидта Российской Академии наук,
действительный иностранный член Национальной Академии наук Украины,
профессор Парижского Института физики Земли. Автор многих монографий
и научных трудов. Известный ученый в области геофизики и
математических методов искусственного интеллекта, он подошел к изданию книги,
приуроченной к приближающемуся столетию со дня рождения А. Н.
Косыгина, прежде всего, как исследователь и свидетель многих описываемых
событий. Им изучено многое из опубликованного об Алексее Николаевиче в
отечественной и зарубежной прессе. Разобраны материалы семейного
архива. Систематизированы собственные воспоминания...
Задача, поставленная перед собой автором, непростая —рассказать
о жизни и деятельности А. Н. Косыгина на реальном фоне исторической
эпохи. Никакого приукрашивания, никакого сглаживания противоречий и
сложностей! Главное, чтобы ни одна строка не шла вразрез с правдой истории,
чтобы написанное помогало всем искренне желающим доподлинно
разобраться в лабиринте событий и явлений почти полувекового периода жизни
страны, когда Алексей Николаевич был в числе ее первых руководителей.
Автору помогли сохранившиеся в памяти бесценные, хотя и скупые
откровения деда во время их совместных прогулок и зарубежных поездок. Эти
оброненные мимоходом замечания и реплики, сопоставленные с
обнародованными документами и мемуарными свидетельствами, позволяют вернее
уловить действия подспудных пружин давно отшумевших событий,
раскрыть место и роль в них А.Н.Косыгина, избежать субъективных оценок и
перекосов в ту или иную сторону.
Таким образом, предлагаемая читателю книга — не просто
воспоминания и не бесстрастный труд биографа-историка. Автор стремится с
позиций сегодняшнего исторического опыта проникнуть вглубь недавнего
3 прошлого нашей многострадальной страны, полного великих свершений,
борьбы, иллюзий и надежд, понять суть предпринимавшихся тогда реформ,
осмыслить отношения ведущих исторических деятелей с Алексеем
Николаевичем, возникавшие между ними разногласия по принципиальным
вопросам. На наш взгляд, это удалось.
Особое место занимает раздел «Мнения современников». В нем
разные люди из числа видных партийных, государственных и общественных
деятелей, близко знавших А.Н.Косыгина, ученых, писателей, его
сотрудников, высказывают свои оценки, делятся впечатлениями о жизни и
деятельности одного из многолетних руководителей Советского Союза, чье имя и
поныне в народе произносится с уважением.
Естественно, что одни и те же события, участие в них Алексея
Николаевича, авторами воспоминаний и отзывов оцениваются по-разному.
Между некоторыми суждениями встречаются и противоречия. Но в
совокупности своей все эти свидетельства создают впечатляющий
коллективный портрет А. Н.Косыгина как выдающегося политика, недюжинной,
оригинальной и масштабной личности, человека, посвятившего жизнь
верному служению своей стране и народу.
Есть хорошее русское слово — державник. Так говорят о человеке для
которого интересы своей страны превыше всего. Вот таким
государственным человеком представляется и Алексей Николаевич Косыгин. Судьба
распорядилась так, что он рано, тридцатилетним, был выдвинут в высшие
эшелоны власти крупнейшего на планете государства, в течение сорока
лет, едва ли не до самого последнего своего часа, был одним из ведущих его
руководителей, стоявших у руля управления многомиллионной,
многонациональной страной; вместе с ее народами переживал все радости, горечи и
испытания.
Как один из руководителей Советского Союза, он пользовался
большим уважением государственных и политических деятелей других стран.
На нем лежала огромная ответственность. Косыгин осознавал ее,
старался всегда быть достойным оказанного ему высокого доверия и своим
жизненным подвигом оставил добрый след в бурной летописи двадцатого
столетия.
Б.И.СТУКАЛИН,
председатель Государственного
комитета по делам издательств,
полиграфии и книжной торговли —
министр печати в Правительстве
А.Н.Косыгина (1970—1980гг.)
СТОЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ
АЛЕКСЕЯ НИКОЛАЕВИЧА КОСЫГИНА
ПОСВЯЩАЕТСЯ
Здание Совета Министров
СССР, построенное как здание
Сената по проекту архитектора
М.Ф.Казакова в 1776—1787 гг.
(вид со стороны Ивановской
площади)
Июль 1971 г. Улан-Батор.
Алексей Николаевич сажает
«елочку дружбы» по случаю
пятидесятилетия Монгольской
народной революции.
Два лидера СССР на мавзолее приветствуют демонстрантов.
Два друга. Президент Финляндии Урхо Кекконен и Председатель Совмина СССР А.Н.Косыгин за чашкой чая.
1976 г., май. Кремль, Георгиевский зал. Группа членов и кандидатов в члены Политбюро ЦК КПСС, членов Президиума
Совета Министров СССР и военачальников Советской Армии на чествовании Леонида Ильича Брежнева в связи с его
семидесятилетием. В первом ряду сидят (слева направо): В.В.Гришин, А.П.Кириленко, М.А.Суслов, Л.И.Брежнев,
А.Н.Косыгин, Д.Ф.Устинов, К.Т.Мазуров, Ю.В.Андропов, И.В.Архипов, Н.К.Байбаков и др.
1974 г., февраль. Награждение Председателя Совета Министров СССР А.Н.Косыгина второй золотой звездой Героя
Социалистического Труда в связи с семидесятилетием.
1974 г., февраль. Ближайшие сотрудники поздравляют Алексея Николаевича с юбилеем.
1972 г., июль. Премьер-министр Революционного правительства Республики Куба Фидель Кастро Рус в Москве.
1975 г., май. Официальный визит А.Н.Косыгина в Ливию по приглашению руководства Социалистической Народной
Ливийской Арабской Джамахирии. Знакомство с руководителем Ливийской революции, полковником Муамаром Каддафи.
1973 г. Визит в Австрию по приглашению Федерального канцлера Бруно Крайского. А.Н.Косыгин и Федеральный
канцлер во время посещения металлургического концерна «Фест Альпине».
1977 г. Президент Югославии И.Броз Тито с Л.И.Брежневым и А.Н.Косыгиным в Завидово.
В один из визитов в арабские страны.
1972 г. Семья А.Н.Косыгиных. Слева направо: Зять Д.М.Гвишиани, дочь Л.А.Гвишиани-Косыгина, А.Н.Косыгин,
внучка Т. Д .Гвишиани, внук А. Д .Гвишиани, жена внука Н.Б.Гвишиани.
А.Н.Косыгин в Кисловодске на
горной тропе, известной как
«тропа Косыгина».
1948 г., лето. Слева направо: Клавдия Андреевна и Алексей Николаевич Косыгины, Людмила Алексеевна и Джермен
Михайлович Гвишиани.
1971г., октябрь. Во время официального визита в Канаду некурящий А.Н.Косыгин в гостях у индейцев раскуривает
«трубку мира».
Алексей Гвишиани
ФЕНОМЕН
КОСЫГИНА
Записки внука
НАЧАЛО ПУТИ:
ПИТЕР—СИБИРЬ—ЛЕНИНГРАД
Алексей Николаевич Косыгин не оставил после себя
автобиографических заметок. Он не вел дневников,
редко писал личные письма. На пенсионный период,
когда обычно люди обращаются к мемуарам,
времени ему практически не было отпущено.
Можно только сожалеть о том,
что мы не получили
авторского изложения истории его жизни,
его оценок всего происходившего за едва ли не полный
двадцатый век, свидетелем
и деятельным участником которого он был.
Однако такое положение вещей
во многом отражает личность Косыгина,
избегавшего саморекламы и излишней откровенности.
В период перестройки, в конце восьмидесятых —
начале девяностых годов,
начался очередной процесс «переписывания истории»
и, в частности, переименований городов, улиц и площадей.
Но идущая от площади Гагарина до Мосфильма
улица Косыгина (бывшее «Воробьевское шоссе»),
названная так после его смерти, сохранила свое название,
также как и занимающий целый квартал в Москве
Университет имени Косыгина, готовящий специалистов
для легкой промышленности.
Потомки как бы дистанцировали Косыгина
от того плохого, что было связано с советским периодом.
Почему это произошло?
Почему Косыгин стал политическим долгожителем?
Как возник этот его феномен?
Почему он сохранил добрую славу в народе?
В некоторой степени ответы на эти вопросы
кроются в начале его пути
к политическим вершинам.
1918 г. Петроград. Красноармеец 7-й армии Алексей Косыгин.
Алексей Косыгин родился 21 февраля 1904 года в Санкт-Петербурге в семье
квалифицированного рабочего. Его отец, Николай Ильич, токарь-опиловщик минно-тор-
педного завода «Леснер», принадлежал, если пользоваться современной
терминологией, к «рабочей аристократии».
Николай Ильич родился 9 марта 1869 года и умер 18 сентября 1956 года в возрасте 87
лет. Он похоронен на Смоленском кладбище Санкт-Петербурга вместе со своей женой.
Косыгин любил рассказывать, что его отец получал максимальную для токаря
зарплату —150 рублей в месяц. Это был хороший доход. Пирожок стоил тогда две
копейки, моченое яблоко и мороженое—копейку, а любимый Алешей шоколад «Жорж
Борман» —три копейки.
Однако семья из четырех человек жила в одной комнате в огромной коммунальной
квартире—общежитии в доме 1/20 на Малой Вульфовой улице. В этой комнате
Николай Ильич прожил, начиная с 1910 года, до самой смерти (если не считать эвакуации во
время войны, из которой он возвратился в 1945 году). Такое положение для хорошего
рабочего было типичным. Неплохо одевались, сытно ели, по выходным ходили в цирк
и трактир, но и помыслить не могли об отдельной квартире. В те годы огромная кухня
на тридцать комнат была нормальным явлением. Так было не только в России, но и во
многих странах Европы.
Потомственным рабочим Николай Ильич не был. Илья Терентьевич Косыгин, дед
будущего премьера, был крестьянином Коломенского уезда Московской области.
Алеша Косыгин родился, когда его дед еще был жив. Он умер в 1910 году. До прихода на завод
«Леснер» в 1903 году Николай Ильич Косыгин в течение почти пятнадцати лет служил
в армии солдатом. Несколько лет его часть располагалась в районе города Вильно (ныне
столица Литвы Вильнюс). Там он и женился на Матроне Алексеевой.
Свою мать Алеша не помнил. Матрона Александровна Косыгина скончалась в 1906
году, оставив своему мужу шестилетнего Павла, четырехлетнего Алексея и
двухлетнюю Марию. Старая фотография сохранила этот семейный портрет. На коленях у
Николая Ильича расположилась маленькая Маруся, а сыновья, стоя, едва достигают
головы сидящего отца. Алеше, его старшему брату и младшей сестре, так рано лишенным
материнской ласки, пришлось расти и воспитываться в отцовском духе. Может быть,
детство без матери и стало одной из причин некоторой угрюмости и жесткости его
характера, которые позже отмечались встречавшимися с ним людьми.
Единственная женщина в семье — младшая сестра Мария — родилась больной и
требовала особого ухода. Братьям Косыгиным пришлось немало помогать отцу в
заботах о Маше. Она навсегда осталась больной. Алексей продолжал заботиться о Марии
всю последующую жизнь. В шестидесятые годы она жила в семье Алексея в Москве,
где и скончалась в начале следующего десятилетия.
Николай Ильич был человеком сильным и мужественным. К жизни относился с
хорошей долей юмора. Работая на «Старом Леснере» (с 25 августа 1903 года по 2 марта
1918 года), он участвовал в реальных событиях того времени, подобно герою любимой
* кинотрилогии А.Н.Косыгина—«Юность Максима», «Возвращение Максима»,
«Выборгская сторона». В революционные партии не вступал, однако помогал прятать лис-
Мать Алексея Николаевича Косыгина—
Матрона Александровна.
Отец— Николай Ильич Косыгин.
1919—1921 гг., боец ЧОНа
Алеша, Маруся и Павлик Косыгины
товки. Хорошо знал работавшего на заводе соратника Ленина — Шотмана и другого
революционера А.П.Тайми, в последующем председателя Верховного Совета Карело-
Финской ССР. Любил ходить на маевки—они привлекали тогда не только
революционеров, но и любителей повеселиться. Когда умерла жена, Николай Ильич не стал
создавать новой семьи. Свою любовь и свободное время он отдал детям, хотя он, как и
все в то время, работал на заводе по десять часов шесть дней в неделю. Много лет
спустя так же поступил и Алексей Николаевич. Рано потеряв свою единственную
любимую жену, он больше не женился. Не всегда осознавая, мы многое повторяем вслед
за своими родителями.
Всем детям Николай Ильич смог дать образование. Это было нелегко. Вспомним,
что Алеша родился за год до первой русской революции 1905 года. А в годы его детства
и отрочества в родном городе пронесутся еще две революции. Несмотря на это, отец
смог обеспечить нормальное воспитание и учебу детей. Вывести сыновей в люди было
важной целью в жизни Николая Ильича. В результате—Алексей успешно заканчивает
Петроградское коммерческое училище, а старший брат Павел—гимназию.
Косыгин любил вспоминать свои годы учебы в коммерческом училище. Оно
находилось в красивом месте на берегу Невы рядом с тем местом, где сейчас стоит крейсер
«Аврора». На другом берегу реки теперь расположена гостиница «Санкт-Петербург».
После революции училище было закрыто. Позже в этом здании было развернуто
нахимовское училище.
Обучение в коммерческом училище было весьма эффективным и многоплановым.
Компьютеров и калькуляторов не было, и будущих коммерсантов и финансистов учили
особым приемам устного счета и совершенному владению логорифмической
линейкой. Этим искусством, сейчас практически утерянным, Алексей овладел в
совершенстве. Способность быстро, в уме, оперировать числами, выполнять с ними любые
действия, включая извлечение корней, вычисление процентов сохранилась у
Косыгина на всю жизнь. Это помогало ему в работе на любых постах. Члены правительства и
его сотрудники всегда поражались памяти Косыгина на цифры, его умению мгновенно
проводить арифметические операции с большими числами.
Современные психологи считают, что основы характера человека закладываются
в детстве и формируются на девяносто процентов до двадцати одного года. Следуя
этому, можно ожидать, что внутренняя твердость Косыгина и его внешняя суровость,
дававшие о себе знать на протяжении всего жизненного пути, стали отражением его
детства. Детства, достаточно обеспеченного материально, наполненного суровой
мужской дружбой и взаимовыручкой, ранним пониманием того, что вокруг есть реальные
трудности, которые надо учиться преодолевать, однако, практически лишенного
материнской ласки.
В то же время это было интересное и во многом счастливое детство, наполненное
большой внутренней свободой. Такое прекрасное состояние души Косыгину
практически удалось испытать только в детстве. Всю свою дальнейшую жизнь он жил и
работал в тисках жесткой бюрократической системы. Будучи уже умудренным опытом
человеком, Алексей Николаевич любил вспоминать в кругу семьи свое детство «при ста-
Предположительно 1911г.
Николай Ильич Косыгин
с детьми. Справа налево:
Алеша, Маруся, Павел.
Николай Ильич Косыгин
в 1940 и в 1946 гг.
ром режиме» с хорошей стороны. Часто говорил о низких и устойчивых ценах,
высоком качестве товаров, отличном обслуживании в магазинах и трактирах. Любил
рассказывать о богатых ярмарках. Может быть, поэтому он и стал инициатором создания
знаменитой московской ярмарки в Лужниках в шестидесятые—семидесятые годы.
Вспоминал о том, как с друзьями ездил на поезде до первой остановки в Финляндию, где в
вокзальном ресторане был отличный «шведский стол» за пятьдесят копеек, с
многочисленными закусками и напитками. Как любил с друзьями ходить в знаменитую
кондитерскую «Норд» на Невском проспекте. Вспоминал, каким красивым был магазин
Елисеева. Эта юношеская «экономическая оценка жизни» прослеживается в течение
всей его карьеры. Он всегда и везде интересовался ценами на продукты питания и
услуги, любил заходить в магазины, посещал рынки, разговаривал с покупателями и
т.д. Это был тот конечный результат, на который он работал.
Какими были духовные устремления, к чему склонялась стрелка жизненных
интересов семьи Косыгиных к 1917 году? Все они — и отец и сыновья — приняли
революцию и активно включились в переустройство жизни на новый лад. В 1918 году отец,
как опытный солдат, призывается новой властью в ЧОН (части особого назначения —
железнодорожная охрана). До 1922 года он несет службу по охране вокзалов в Питере
и его окрестностях. Служба в армии была привычным делом для Николая Ильича. В
молодости он долгие годы, как уже отмечалось, был солдатом царской армии. Служил
в Польше, в Литве...
Отряд ЧОНа, куда он попал, выполнял в основном задачи по охране особо важных
объектов. Николай Ильич направлялся в наряды внешнего кольца охраны
железнодорожного эшелона Троцкого, председателя реввоенсовета, наркома по военным делам
Советской России. Троцкий был вторым человеком в партии и государстве после
Ленина. Роскошь и неоправданная жестокость, которые окружали Троцкого в это
труднейшее для страны время, надолго остались в памяти Николая Ильича. Несмотря на
свое слегка шутливое отношение к жизни, он с осуждением вспоминал эти моменты, в
особенности, белых лошадей Троцкого, которые перемещались по стране вместе с ним
в специальном вагоне. Даже много лет спустя, приезжая из Ленинграда в гости к сыну
Алексею в Москву, он возвращался к воспоминаниям о деталях этой давней истории.
Николай Ильич на всю жизнь запомнил, что даже их, чоновцев, личная охрана
Троцкого не впускала в пределы внутреннего кольца охранения. Это вызывало обиду
бойцов и удивление такими «непролетарскими» действиями одного из вождей
революции. Эшелон Троцкого сопровождался бронепоездом. Несколько раз Николаю
Ильичу удалось увидеть издалека «великого трибуна революции». В то же время он
неоднократно слышал выступления Троцкого на петроградских митингах. Последний
остался в памяти Николая Ильича как блестящий оратор, зажигающий народ своими
речами. Косыгин-старший «диалектично» находил в Троцком как положительные, так и
отрицательные стороны.
Николай Ильич Косыгин вообще был человеком выдержанным, рассудительным и
с принципами. Сколько раз Алексей, став наркомом, и его жена Клава ни уговаривали
отца переехать в Москву, он отказывался. Жил в Ленинграде, все в той же коммуналь-
Санкт-Петербург. Улица
Малая Вульфовая (ныне Котов-
ского), где жила семья
Н.И.Косыгина до революции.
Здание Петровского коммерческого училища, в котором учился Алексей Косыгин. На переднем плане —
крейсер «Аврора».
ной квартире на Малой Вульфовой улице, затем ставшей улицей Котовского. Помощь
сына принимал тоже со строгой дозировкой. Чем-то был похож на Кола Брюньона из
одноименного романа Ромена Роллана. Слова Брюньона о том, что «я желаю быть
обязаным только моим трудам», что «мне надо быть свободным, быть хозяином в доме,
входить, выходить, когда вздумается», что «горько быть старым, зависеть от милости
близких», — в полной мере могут быть отнесены к Николаю Ильичу. Даже в
пятидесятые годы, будучи уже совсем пожилым человеком, он лишь летом гостил у сына на даче
под Москвой. Все остальное время жил у себя в Ленинграде, работал сперва на заводе,
потом дворником в своем доме. Коллекционировал разные виды водок, пил редко, но
с удовольствием. Ценил и хороший стол, и неспешную беседу. Эти качества передались
сыну с той лишь разницей, что Алексей практически никогда не пил водку. Любимым
напитком Алексея Николаевича за дружеским столом было шампанское, сухое,
предпочтительно «Брют». Иногда любил выпить рюмку-другую коньяка или виски.
Предпочитал дагестанский коньяк.
В1942 году, в блокаду, уполномоченный Государственного Комитета Обороны по
Ленинграду, заместитель Председателя Совнаркома Алексей Косыгин заехал к своему
отцу и категорически, нетерпящим возражений тоном сказал: «Надо эвакуироваться».
Николай Ильич подумал и согласился. Так он оказался в эвакуации в Новосибирске
вместе со всей семьей сына Алексея — женой Клавдией, дочкой Люсей, тещей
Евдокией Прохоровной. Все члены семьи вспоминали Николая Ильича с глубоким
уважением. Этот пожилой человек сумел себя поставить так, что в семье никто и никогда его
не критиковал и не подшучивал над ним. Панибратства с Николаем Ильичем не могло
быть ни у кого, включая и Алексея. В то же время его отношения с родными были
дружескими и теплыми. Во многом это было оборотной стороной того, что он
старался «не навешивать» на семью Алексея своих забот. Как только закончилась война, отец
заместителя Сталина, Председателя Совета Министров РСФСР возвращается в Питер,
в свою коммуналку, на Малую Вульфовую улицу.
Старший брат Алексея Павел Косыгин с юных лет активно включается в
революционную деятельность. В1917 году он становится руководителем партийной ячейки в
Выборгском районе, а в 1919 году—одним из секретарей Выборгского райкома РКП(б). Несмотря
на такое начало, Павел Николаевич не сделал большой партийной карьеры. Окончив
Высшую партийную школу, он работал руководителем среднего звена в одном из союзных
министерств. Будучи в этой должности, он и скончался в конце сороковых годов.
Пятнадцатилетний Алеша в 1919 году добровольцем вступает в ряды Красной
Армии. Сохранилась фотография той поры, с которой на нас смотрит юное лицо
красноармейца 7-й армии. Фотография сделана в Петрограде. Командиром батальона, в
котором служил Алексей Косыгин под Архангельском, был знаменитый цирковой
артист, на представления которого в цирк Чинизелли Алеша ходил, еще учась в
коммерческом училище. Командир назначил Алексея своим связным. Благодаря этому, Алеша
часто приезжал с фронта боевых действий против белогвардейской армии генерала
Юденича в штаб в Петрограде. Там он навещает отца и брата, за домашним ужином
делится с ними новостями.
Вид города Киренска (Иркутская область), в котором работал А.Н.Косыгин после окончания учебы в
кооперативном техникуме.
1920—1928-е гг. Алексей Косыгин
среди кооператоров Сибири (во
втором ряду третий справа), слева от
него секретарь Сибкрайкома Эйхе,
рядом с Эйхе кооператор Федор
Новиков.
1927 г. Киренск. Алексей Косыгин
(крайний справа) с товарищами по
работе. Рядом с ним Федор Новиков,
с которым Алексей Николаевич
дружил всю жизнь.
В это время оба, отец и сын, несли военную службу. Для отца это была очередная
военная повинность. Для сына — первая и последняя. Больше Алексей Николаевич
никогда не надевал военной формы. Его последнее воинское звание
—капитан-инженер запаса. Возможно, что отсутствие столь частых в то время у высших
руководителей генеральских погон оказалось позитивным для его государственной и
политической карьеры и спасло от многих возможных неприятностей.
Косыгин всегда четко очерчивал ту область, которой он занимался. Лишь в
течение нескольких месяцев 1943 года эта область оказывается связанной с военными
делами — ему поручено инженерное вооружение армии. Во все другие времена
Косыгин дистанцируется от военных проектов. Такое положение сохраняется и в
бытность Косыгина Председателем Совета Министров СССР. Военно-промышленный
комплекс вычленяется из других дел Совмина и поручается заместителю
Председателя Л.В.Смирнову. Последний практически самостоятельно выходит на Устинова, в
ЦК и в министерство обороны.
Демобилизовавшись в марте 1921 года из 61-го военно-полевого строительства 7-й
армии, Косыгин решает продолжить свое коммерческое образование уже в рамках
социалистической модели. Если коммерческое училище в школьные годы — это решение
отца, то теперь такой выбор делает сам Алексей. Его интерес к предпринимательской
деятельности, заложенный еще при обучении в коммерческом училище, оказывается,
может быть реализован и в экономической модели зарождающегося социализма. 1
сентября 1922 года Алексей поступает на Всероссийские продовольственные курсы нар-
компрода, которые затем были реорганизованы в Петроградские кооперативно-счето-
водо-ревизорские курсы, а в дальнейшем — в кооперативный техникум. В этом
выборе сказываются свойственные Косыгину последовательность и желание овладеть
конкретным делом. То, что сейчас называют бизнесом, он всегда считал важнейшим и
интереснейшим делом, с юных лет овладевал необходимыми для этого знаниями и
навыками. Позже он стал во главе одной из первых концессий в Сибири (на
сегодняшнем языке — совместного предприятия) по добыче золота, руководил созданием
советских валютных банков за рубежом, организовывал советскую международную
коммерцию, которая тогда называлась внешней торговлей, внедрял бартерные сделки в
СССР с западными партнерами и поддерживал многие другие коммерческие
инициативы, возможные в социалистической модели экономики.
После завершения учебы, в 1924 году, Косыгина направляют в Новосибирск, в
распоряжение Сибкрайсоюза. Последний направляет его в «Обьсоюз» — Новосибирский
союз кооперативов, где Алексей работает с 1924 по 1926 год. Сначала — льноведом,
затем инструктором-организатором Новосибирского союза кооператоров. Работая, как
и в течение всей своей последующей карьеры, целеустремленно, добросовестно, четко
формулируя задачи и глубоко вникая в сущность возникающих вопросов, Косыгин
ставил во главу угла получаемую кооператорами прибыль. Его старания не остались
незамеченными, и вскоре он получил повышение. В 1926 году был направлен в г.Киренск
(маленький город на реке Лене, Иркутская область) в качестве заворготделом и члена
правления Ленсоюза, работа которого в то время оказалась разваленной.
Анна Николаевна Кузакова, прожившая в
семье Косыгиных с 1924 по 1978 гг.
Помогала Алексею Николаевичу и Клавдии
Андреевне воспитывать дочь Людмилу,
внуков Алешу и Таню и правнучку Катю.
Сибирский период жизни Косыгина, который он очень любил вспоминать,
ознаменовался важными событиями в его личной жизни: в 1927 году он женился на
Клавдии Кривошеиной, а 4 ноября 1928 года в Киренске у них родилась дочь Людмила.
Клава была из достаточно обеспеченной семьи. Ее отчим, Ванзин, второй муж мамы,
Евдокии Прохоровны, был до революции управляющим большим имением в районе
Киренска. Хозяйство было крепкое и давало хороший доход. Революционные
преобразования намного меньше затронули Сибирь, нежели центральные районы России.
Новая жизнь там мало отличалась от дореволюционной. Семья Ванзиных сохраняла
хороший достаток. Отец Клавы умер рано, а ее вместе с сестрами Людмилой и
Елизаветой воспитывали мама и отчим. Он был серьезным, строгим и занятым человеком,
но при этом хорошо относился к своим приемным дочерям. Дочери и помыслить не
могли выйти замуж без его согласия. Клава и Евдокия Прохоровна сильно
волновались, понравится ли молодой питерский кооператор главе семьи Ванзиных. Алексея
пригласили на обед. Он пришел минута в минуту, в хорошем, отутюженном костюме и
при галстуке. Разговор пошел о том, что делают кооператоры: концессия с английской
компанией «Лена Голдфилд» по добыче и продаже золота, открытие магазинов
английских и американских товаров и т.д. Алексей будущему тестю понравился, оба они
—тесть и зять — были деловыми людьми. И Клаву выдали замуж.
Теща Евдокия Прохоровна рассказывала, как они с мужем приехали на
регистрацию брака. Отчим расцеловал молодых, подарил подарки и сказал жене, что пусть
теперь молодежь гуляет. Мама Клавы все-таки поехала на свадебный обед, который с
удовольствием вспоминала долгие годы. Прекрасные отношения между зятем и тещей
сохранились навсегда. Евдокия Прохоровна после смерти мужа всегда жила в семье
Алексея. Она пережила свою дочь, до конца дней своих оставаясь в доме Косыгина.
После свадьбы Клава перешла жить к мужу и стала хозяйкой большого
двухэтажного дома, где обосновалась «коммуна». В коммуну, помимо Косыгиных, входили еще
три коллеги и друга Алексея по работе в правлении Ленского союза кооператоров. Один
из них—Федор Федорович Новиков — остался другом Косыгина до последнего часа
его жизни. Следы другого члена коммуны — Людвига Казимировича — затерялись.
Третий член коммуны — Оскар Болот — через некоторое время был убит во время
одной из командировок по губернии.
Клаве стала помогать по хозяйству Анна Николаевна Кузакова—«Арина
Родионовна» семьи Косыгиных. Аннушка, имевшая тунгусские (эвенкийские) корни,
помогала Клаве покупать продукты, стирать, готовить на всю коммуну. Клава была веселой,
доброй и общительной. Аннушка быстро стала для нее родным человеком. Вместе с
Косыгиными Аннушка прошла через всю их последующую жизнь. Она помогала Клаве
воспитывать дочку Люсю, потом внуков Алешу и Таню. Будучи уже достаточно
пожилой, Анна Николаевна становится ближайшим человеком в нашей семье и помогает
моей жене Наташе воспитывать дочку Катю—правнучку А.Н. Косыгина. И через
много лет Аннушка вспоминала, как каждую пятницу в коммуне готовился праздничный
ужин с сибирским деликатесом — нельмовыми пунками. Перед ужином
затапливалась баня... Главным блюдом обычно были пельмени, которые отлично сохранялись за
1927 г. Алексей и Клавдия Косыгины (на переднем плане) вместе с друзьями по «коммуне» кооператоров во время
похода по берегам реки Лены. Стоит в центре Федор Федорович Новиков, крайний справа—управляющий Ленского
союза кооператоров Людвиг Казимирович (фамилия не сохранилась).
окном на сибирском морозе. После ужина до глубокой ночи мужчины играли в
преферанс. Не участвовал в игре только Косыгин, — он не любил игр в карты. Зато, когда
карты заменяло домино, Алексей играл азартно и с удовольствием.
Как и все его коллеги, Косыгин вступает в партию. Однако не очень торопится с
таким решением и делает это лишь в 1927 году. Работает кооператором с интересом, не
жалея сил. Много ездит по Сибири. В магазине американской концессии покупает
велосипед. Молодой кооператор не слезает с него сутками. Верит в будущее
кооперативной модели развития российской экономики, НЭП, добросовестно трудится над
созданием взаимовыгодной и прибыльной системы сибирской потребительской
кооперации. Все больше и больше растет как предприниматель, работающий на благо
своей компании—Ленского союза кооператоров. Компания развивается и богатеет.
Встречается с разными людьми, учится у них и учит их, завоевывает авторитет у
товарищей по работе, иностранных партнеров, у сибирских крестьян и старателей.
Устанавливает хороший контакт в руководящих органах. Его все чаще приглашают в Новосибирск, в
руководство Союза кооператоров, в крайком партии и в крайисполком. Там Косыгина
заметил первый секретарь крайкома, известный старый большевик и революционер Эйхе.
Они неоднократно встречаются. Алексей все чаще докладывает вопросы лично Эйхе.
Двадцатипятилетний кооператор получает предложение подумать о руководящей работе по
линии потребкооперации в Новосибирске. В1928 году Косыгин выдвигается Сибкрайкомом
РКП(б) на руководящую работу в Новосибирск, в главную кооперативную организацию
Сибири—Сибкрайсоюз в качестве заведующего плановым отделом.
Интересная работа и быстро продвигающаяся карьера по душе Косыгину.
Начинает получаться то, к чему он стремился,—создание эффективной и прибыльной
экономической структуры, реально способствующей улучшению жизни народа и
приносящей прибыль его организации. Кооператоры прекрасно зарабатывают, и семья
Алексея живет в хорошем достатке. Кооператоров в ту пору нередко сравнивали с
нэпманами — мелкими бизнесменами того времени. Хотя такое сравнение не вполне
правомерно. Нэпманы занимались, в основном, мелкими коммерческими делами, такими
как: трактиры, рестораны, ателье, небольшие магазины, аптеки и т.д. Косыгин же был
одним из тех, кто в то время создавал первые в Сибири крупные совместные
предприятия. Тогда это называлось концессиями. Такая концессия «Лена Голдфилд» с
англичанами по добыче золота, была создана в районе деревни Баодайбо на реке Лене
Косыгиным и его друзьями по совместной жизни в Киренской коммуне.
Активно включаясь в общественную жизнь, будучи при этом человеком,
ориентированным на коммерцию, Косыгин в своих статьях в «Ленской правде» ставит во главу
угла вопросы реальной прибыли, в прямой зависимости от результатов работы
людей. Так, в статье «Как исправить недочеты» (25 апреля 1928 года) он пишет: «Вместо
осуществления контроля ревизионная комиссия лишь выписывала себе содержание, которое
только за год составило 2060 руб. 60 коп. На израсходованную сумму по
содержанию ревизионной комиссии можно содержать постоянно платного работника»*. В этом
* Цит. по книге Виктора Андриянова «Косыгин». ЖЗЛ. М. «Молодая гвардия», 2003, с. 40.
1935 г. Студент Ленинградского
текстильного института Алексей
Косыгин.
Здание Ленинградской
текстильной фабрики имени
А.И.Желябова, где А.Н.Косыгин
был мастером, начальником
цеха и директором.
во многом и состоит особенность натуры Косыгина — реальный здравый расчет,
умение и желание заработать деньги и рационально их истратить, невзирая на
окружающие обстоятельства.
Однако НЭП уже начинает уходить в прошлое, меняется экономическая
политика Советского государства. На очередь дня выдвигается коллективизация. Все
ощутимее дает о себе знать первая волна репрессий. Карательные органы начинают
захватывать ведущие роли на исторической сцене того периода. Нарком
госбезопасности (ВЧК—ОГПУ) Ягода и курирующий спецслужбы секретарь ЦК РКП(б)
Ежов становятся важнейшими фигурами в руководстве страны. Они все чаще
начинают задавать тон на публичных совещаниях. Становится все труднее объяснить
окружающим людям и самому себе многое из того, что происходит в жизни.
Почему хорошо работающие зажиточные крестьяне объявляются
кулаками? Какой смысл хорошо работать и копить деньги, если деревней начинают
руководить комитеты бедноты? Как это соотносится с задачами
потребкооперации, имеющей своей целью улучшение материального жизненного уровня
людей и организацию жизни по принципу материальной заинтересованности?
Почему арестовываются уважаемые граждане и даже руководители, биография
которых наполнена революционным прошлым? Какая судьба уготована
организованным кооператорами Сибири иностранным концессиям?
В начале 1930 года молодые кооператоры по инициативе Косыгина отправляются
к первому секретарю крайкома РКП(б) Эйхе, чтобы выяснить эти и многие другие
вопросы. Их волнует главное — как быть с дальнейшим развитием потребкооперации в
Сибири, какова настоящая позиция Москвы по этому вопросу? Есть ли в их работе
дальнейшая перспектива?
Косыгин, Новиков, Минаев и другие молодые кооператоры встречаются с Эйхе за
несколько дней до его ареста (впоследствии этот старый большевик был расстрелян).
Последние слова Эйхе: — «Я сам, ребята, ни хрена не понимаю. Приказывать не могу,
но советую — уезжайте учиться. Сейчас это будет лучшее приложение ваших сил», —
четко запечатлелись в памяти Алексея Николаевича. До конца своей жизни он часто
вспоминал Эйхе и эту поистине судьбоносную для него беседу, во многом
определившую его дальнейший жизненный путь. Эйхе не только дал дельные советы своим
молодым подчиненным. Он помог им и реальным делом, выделив два из полученных
Сибирским краем трех мест на факультете потребительской кооперации в институте
им. Рыкова для отличившихся кооператоров. Направления получили Косыгин и Пу-
заков.
Алексей рассказывает о создавшейся ситуации жене, которая, как и всегда
в их долгой последующей жизни, сразу понимает серьезность сложившегося
положения. Косыгин под руководством Эйхе работает в окружении и тесном
контакте с меньшевиками и эссерами, возглавлявшими в те годы кооперацию в
Сибири. Преследование последних становится все более жестким.
Алексей и Клава дружно решают оставить свою хорошо налаженную и сытную
жизнь в Киренске с ее ясными целями, с веселыми праздничными обедами, прилич-
Предвоенная фотография семьи Косыгиных.
ной зарплатой и переехать в родной город Алексея — Ленинград. Там они начнут
все с начала — с отдельным домом-коммуной, с хорошими друзьями.
Косыгин решает получить высшее образование и стать инженером. В начале 1930
года Алексей, Клава, маленькая дочь Люся и няня Аннушка приезжают в Ленинград и
снимают две комнаты в общей квартире. Помещение маленькое, особенно, если
сравнивать его с их домом в Киренске. Одним из спальных мест оказывается сундук, на
котором спит няня. Алексею и Клаве пришлось оставить в Сибири и определенные
накопления, в основном, вложенные в дом и оборудование участка. Алексей решил,
что продавать ничего не будет, а все передаст другим членам коммуны. Такое решение
было характерно для Косыгина. Он не мелочился и всегда предпочитал крупные дела и
решения. Уезжая из Сибири, он оставлял концессию по добыче золота. Какое значение
могли иметь после этого дом и участок!
Косыгин был человеком собранным, физически сильным и выносливым,
целеустремленным и весьма неприхотливым в житейском смысле. Это качество сохранилось у
него на всю жизнь, несмотря на долгие годы работы в Политбюро, где удобство и
комфорт жизни и работы его членов обеспечивались по высоким (хотя и далеко
отстающим от роскоши времени Горбачева и Ельцина) меркам. Косыгин быстро входит в
новую для него ленинградскую студенческую жизнь. В том же 1930 году по партийному
набору он поступает на первый курс только что отделившегося от Питерской «техно-
ложки» Ленинградского текстильного института им. С.М.Кирова (после смерти
Косыгина институт назовут его именем).
Косыгин обладал природным даром хорошо «ориентировать» себя по отношению
к происходящим вокруг него событиям. Это качество во многом помогло ему столь
долго находиться в высших эшелонах власти. Возвратясь в Ленинград
двадцатисемилетним парнем, но имея за плечами немалый жизненный опыт, он весьма реально
оценил существующую в то время опасность и решил отойти подальше от столь
удавшейся ему кооперативной деятельности. В первый, но не последний раз в жизни
Косыгина опасности подвергалось само существование его и его семьи. Алексей решает
не идти на выделенное ему место на факультете потребительской кооперации, а стать
инженером-текстильщиком. История показала, что это было верное решение.
Факультет потребительской кооперации подвергся сильным репрессиям уже в начале 30-х
годов, как «рассадник меньшевизма». В то же время подготовка нового поколения
«партийных» инженеров оказалась одним из приоритетных направлений нового
руководства страны.
Хотя Косыгин поступал и без экзаменов как партийный кадр,—учился он хорошо.
Как к любому делу в своей жизни, к учебе относился серьезно, стремился получить
реальные знания, быть в числе первых студентов. Косыгин любил шутя рассказывать
нам, внукам-студентам, Алеше и Тане, как в его время учились «бригадным методом».
Все студенты были объединены в бригады по пять-семь человек, и отметки
выставлялись всей бригаде сразу. Косыгин был бригадиром и свою отметку получал лишь после
того, как все остальные студенты бригады, включая самых нерадивых, сдавали
экзамены и курсовые проекты. Алексею пришлось постигать навыки воспитательной рабо-
Клавдия Андреевна и Алексей Николаевич Косыгины.
ты. Появляются новые друзья, среди которых и Николай Сункин. Уже через много лет,
в конце двадцатого века, Николай Николаевич Сункин будет помогать Даниилу
Александровичу Гранину и Бэлле Алексеевне Куркиной готовить серию телевизионных
передач о Ленинградской блокаде и о Косыгине.
На старших курсах бригадный метод обучения был отменен как неоправдавший
себя, Алексей становится одним из лучших студентов и не только среди партийного
набора. Его замечает ректорат. Косыгина избирают секретарем партийной организации
института. Надо сказать, что такой редаий случай, когда студенту доверили быть
секретарем парторганизации большого учебного института, являлся неординарным даже для
того времени.
Как партийный руководитель института Косыгин быстро налаживает рабочий
контакт с ректором ЛТИ Зеленским. Последний оставил о себе у Алексея Николаевича
яркие положительные впечатления. Косыгин верно позиционировал себя по отноше-
нию к ректору, как равный, но младший соратник, что помогло им обоим слажено
работать до 1934 года, когда Зеленский был выдвинут на работу в наркомат
образования в Москву.
Как и в Сибири, Алексей вдумчиво, добросовестно и с полной отдачей
выполняет порученную ему работу. Производит хорошее впечатление в коллективе,
завоевывает друзей. Под его руководством парторганизация текстильного
института оказывается на хорошем счету в райкоме и горкоме. Алексей часто
встречается и обсуждает дела института со старшим братом Павлом, в то время
директором рабфака Красногвардейского района Ленинграда. На молодого
секретаря начинают обращать внимание партийные руководители города.
В 1935 году Алексей Николаевич успешно заканчивает учебу, уже на последнем
курсе работая мастером на текстильной фабрике имени А.И.Желябова. Вскоре
активный, знающий и полностью отдающий себя работе молодой мастер назначается
начальником цеха, а затем начальником смены фабрики. Те, кто помнит классический
фильм советской кинематографии «Светлый путь», могут узнать молодого человека
внешне похожего на Косыгина, в начальнике текстильного цеха Алексее Николаевиче,
который принимал на работу героиню актрисы Любови Орловой. Случайно ли такое
совпадение? Теперь это трудно сказать.
Быстрая карьера Косыгина в Ленинграде была в определенной мере общим
успехом Алексея и его жены Клавочки, как он любил ее называть. Жили они дружно.
Косыгин всегда стремился домой, где было хорошо и весело. Слова о том, что «любовь —
это не когда все время смотрят друг на друга, а когда вместе смотрят вперед», точно
передают тот дух, который царил в семье Алексея и Клавы тех лет. Когда Алексей
начинал учебу в институте, их финансовое положение ухудшилось. Надо было растить
маленькую Люсю. И тут «подставляет свое плечо» Клава. Она устраивается работать
бухгалтером в плавающие мастерские в Кронштадте. Работа непростая, требующая иногда
многодневных плаваний, но достаточно хорошо оплачиваемая.
Вскоре и для Алексея заканчивается трудный финансовый период. Скромную
студенческую стипендию сменяет зарплата мастера, затем начальника цеха, а потом и
хороший оклад директора. В1937 году Алексей Николаевич назначается директором
Октябрьской прядильно-ткацкой фабрики имени А.И.Желябова, и семья перезжает в большую
квартиру. Экономическое положение семьи налаживается. Клава уходит с работы. С
этого момента она полностью посвящает себя мужу и семье.
Это было обдуманное и верное решение. Вместе они прошли долгий и интересный
жизненный путь. Клавдия Андреевна всегда была милой и веселой женой, хорошим
другом, она прекрасно организовывала жизнь в семье и при любом достатке создавала
широкий круг друзей. Остроумная, неунывающая, «смешливая», Клава компенсировала
несколько жесткий, а иногда и угрюмый нрав Алексея, создавая ему некоторую
«беззаботность» в доме.
В 1938 году Алексея Николаевича выдвигают на освобожденную партийную
работу— заведующим промышленно-транспортным отделом Ленинградского обкома
ВКП(б). В обкоме Косыгин пробыл всего два с половиной месяца. Так же, как и в слу-
1939 г. Народный комиссар
текстильной промышленности А.Н.
Косыгин после награждения
орденом Ленина.
чае со службой в армии, это была первая и последняя чисто партийная должность
Косыгина. Уже 9 октября 1938 года Косыгин был избран председателем исполкома
Ленинградского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов—мэром
«северной столицы» СССР.
Выдвижение Косыгина на эту высокую должность было подготовлено его
вхождением в Ленинградскую партийную номенклатуру как молодого перспективного
коммуниста, возглавившего один из передовых объектов хозяйственного строительства.
Как директор он, естественно, сразу избирается в партком фабрики. Почти
одновременно его избирают в состав Выборгского райкома ВКП(б), а в начале 1938 года — в
члены бюро райкома. Два последних выдвижения автоматически не связаны с
директорским постом и являются личной заслугой Косыгина, установившего
многочисленные полезные контакты.
На посту председателя Ленсовета Косыгин сменил старого большевика
Г.И.Петровского. Шли повальные аресты в ленинградском руководстве, вызванные процессами
осуждения высших руководителей государства как врагов народа. Руководители, став-
шие в опозицию к Сталину, уничтожались. «Клеймили позором» как врагов
народа — секретаря ЦК и главного редактора «Правды» Бухарина,
заменившего Ленина на посту председателя Совнаркома Рыкова, руководителя ОГПУ-
НКВД Ягоду и многих других.
Во главе страны, согласно сталинской модели, теперь были больше не нужны
старые соратники по революционной борьбе, открыто полемизирующие с вождем
и иногда выступающие против его концепций. Напротив, были нужны молодые
и энергичные люди, не связанные со старой «ленинской гвардией», для которых
авторитет Сталина был бы непререкаем. В то же время молодые кадры должны
были быть подобраны по деловому, а не только по идеологическому принципу.
Косыгин был одним из таких. Такие люди, как Петровский, знавший Сталина
еще по большевистскому подполью и вместе с ним делавший революцию, могли
ему возражать, организовывать оппозиции и даже называеть его на «ты» Кобой.
Для Косыгина и людей его эпохи Сталин уже был вождь, знакомый им только по
газетам, портретам на митингах и кинохронике.
Передавая дела Косыгину, Петровский настаивал сделать это в течение одного дня,
— боялся, что не успеет передать все огромное ленинградское хозяйство до ареста.
Они работали вместе один долгий день — с девяти утра до полуночи. Расставаясь,
Петровский обнял тридцатичетырехлетнего преемника и сказал: «Я спокоен, Алеша,
ты будешь хорошим председателем». Эта встреча с Петровским, имя которого Косыгин
неоднократно встречал в очерках по истории партии и важнейших партийных
документах, на всю жизнь ярко запечатлелась в его памяти. Через несколько дней после
передачи дел Косыгину Петровского арестовали.
Началась новая страница трудового пути Косыгина. Меняется его окружение. Вместе
с первым секретарем Ленинградского обкома РКП(б) А.А.Ждановым и первым
секретарем горкома А.А.Кузнецовым он появляется перед народом как представитель
руководящей элиты. Устанавливаются его контакты с Москвой.
Насколько эта история становления личности будущего Председателя Совета
Министров раскрывает подлинную сущность его феномена? Является ли проделанный к
1938 году путь лишь эффектным началом карьеры молодого,стремящегося к власти
коммунистического лидера, или за этим успехом кроется нечто, совершенно из другого
измерения? Было ли то, чего добился Косыгин к концу 1938 года тем, чего он хотел?
Попробуем ответить на эти вопросы.
С детства (во многом под влиянием отца) Косыгина интересовала карьера
коммерсанта, предпринимателя. В коммерческом училище он блестяще учится по всем
предметам, имеющим отношение к занятию бизнесом. Конечно, он не знает пока,
каким именно. Поэтому в деталях постигает устную математику, бухгалтерию, основы
банковского дела.
Косыгин не успевает использовать полученные знания на практике в условиях
капитализма. Кем бы он стал, если бы не свершилась революция? Может быть, пошел
бы работать в банк, а, может, продолжил бы учиться экономике. Одно можно сказать
определенно — он готовил себя к карьере в условиях капиталистической России, и не
видел своего будущего в революционной борьбе.
Свершается революция. Совсем юный пятнадцатилетний подросток верно
оценивает сложившуюся ситуацию и получает тем самым бесценный жизненный опыт.
Алексей понимает, что его планам стать деловым человеком в старом представлении,
как его обучали в коммерческом училище, не суждено осуществиться. Значит, чтобы
сделать важные и нужные дела, надо быть востребованным новым обществом.
Косыгин идет добровольцем в Красную Армию. Когда заканчивается война, он снова
делает точный шаг. Учится, как следует заниматься экономикой в новых условиях при
социализме. Несомненно, что здесь сказалось влияние популярных в то время ленинских
работ о кооперации. Производство и прибыль для Алексея — это две стороны одной
медали, поэтому он выбирает кооперативный техникум. Обучение дает ему
необходимые знания, а смелость и правильный расчет подсказывают выбор работы в Сибири.
И там мы видим настоящего Косыгина. Буквально за несколько лет им создается
крупное совместное предприятие (концессия) с англичанами по добыче золота.
Концессия дает прекрасный доход как государству, так и кооператорам. Находящаяся в
состоянии развала до появления там Косыгина потребительская кооперация Иркутской
области, начинает давать прекрасные доходы. Алексей Косыгин выдвигается в
управление кооперацией всей Сибири, что открывает перед ним широкие возможности для
создания новых подобных предприятий на огромнейших просторах.
В наши дни мы отнесли бы эту деятельность к частно-государственному бизнесу.
Как и сегодня, в то время эту важнейшую созидательную экономическую работу во
многом вели совсем молодые люди. Тридцатилетний Косыгин, говоря языком нашего
времени, мог бы оказаться преуспевающим молодым бизнесменом.
Это, однако, не помешало ему принять в 1930 году верное политическое решение
и полностью отказаться от всего достигнутого в Сибири, вновь переехав в Ленинград.
Косыгин во все годы жизни обладал удивительной политической интуицией, которая
сработала и в этот решающий момент. Сохранив свои экономические результаты в
Сибири, он мог бы расстаться с последующей карьерой, а, возможно, и с личной
свободой. Такое не по возрасту мудрое решение, по-видимому, было продиктовано
пониманием глубинных процессов социалистической реальности той поры. Косыгин
осознал, что полезные проекты в новой, введенной Сталиным экономической модели,
можно реализовать только от лица государства. Чтобы осуществить то, что задумал,
надо начинать с нуля и занять достойное место в государственных структурах. Только
эффективно действующие и влиятельные в государстве люди способны обеспечивать
необходимый рост экономики. Даже во время своей краткой двухмесячной работы на
освобожденной партийной работе в обкоме, Косыгин пишет в «Ленинградскую
правду» статью о жестком режиме экономии, скрупулезно подсчитывая, как в первом
полугодии 1938 года по вине предприятий местной промышленности торговля
недополучила 300 тысяч стекол и 50 тысяч переносных ламп...
В 1939 году он назначается народным комиссаром текстильной промышленности.
17 апреля 1940 года Косыгин назначается заместителем Председателя Совета
Народных Комиссаров СССР и до начала войны руководит советом по товарам широкого
потребления. Война многое меняет.
ВОЙНА
«Из одного металла льют медаль за бой, медаль за труд...»
Справедливость этого поэтического образа Твардовского
подтверждена в годы Великой Отечественной
самоотверженными подвигами миллионов
советских людей на полях сражений и в тылу.
На Алексея Николаевича Косыгина в те годы были возложены обязанности
особой государственной важности. В обстановке огромных бедствий для
страны и народа нужно было незамедлительно организовать эвакуацию и
быстрое развертывание промышленности на новых местах.
Из районов, которым угрожала оккупация войсками гитлеровцев,
надо было срочно перебросить в Сибирь и в Зауралье сотни заводов
и предприятий, перевезти огромные объемы оборудования, массы людей,
в кратчайшие сроки наладить там производство необходимых
для фронта современной военной техники и боеприпасов.
Малейшее промедление в этих делах угрожало поражением
в войне и потерей независимости страны.
Это военное время было суровым испытанием,
но в то лее время и звездным часом Косыгина. Его способности, опыт,
деловой и конкретный стиль работы,
нацеленность на поиск эффективных решений,
оказались как никогда востребованными в этот период.
Несомненна заслуга Косыгина в том, что до конца 1941 года
из прифронтовых районов были эвакуированы
1523 промышленные предприятия.
Столь же значительными и действенными были результаты
его работы по оказанию помощи блокадному Ленинграду.
Создание «Дороги жизни» через Ладожское озеро навсегда вписало
его имя в героическую летопись Великой Отечественной войны.
Последующая деятельность Косыгина в военный период была связана с
инженерным обеспечением армии. Он работает в сотрудничестве
с первым заместителем Верховного Главнокомандующего Жуковым,
начальником Генерального штаба Василевским, командующими армиями,
начальником тыла Красной Армии Хрулевым, наркомами боеприпасов
Ванниковым, авиационной промышленности Шахуриным, военной
промышленности Малышевым, среднего машиностроения Устиновым.
Успешное выполнение этих жизненно важных задач для страны и армии
в суровое время 1941—1943 годов существенно усиливает позиции
Косыгина как политической фигуры в руководстве страны.
На завершающем этапе войны на посту Председателя Совета Народных
Комиссаров РСФСР он занимается восстановлением разрушенного
народного хозяйства в освобожденных от врага областях России.
1943 г. Уполномоченный Государственного Комитета Обороны, заместитель Председателя Совнаркома
СССРА.Н.Косыгин.
Как и для многих советских людей, война с фашистской Германией (1941—1945 годы)
стала для Косыгина серьезнейшим испытанием. И хотя его деятельность проходила в
тылу, он смог осуществить проекты особой важности, внесшие весомый вклад в
победу СССР над Германией.
С первых дней войны стало ясно, что Красной Армии не сдержать тщательно
спланированного массированного удара гитлеровских войск и придется отступать,
оставляя противнику целые районы и области. В этой ситуации задачей наивысшего
приоритета стало перебазирование из районов ожидаемых боевых действий огромного
количества промышленных предприятий, оборудования, научных, культурных,
материальных ценностей, а также — миллионов советских людей.
Через два дня после начала войны, 24 июня 1941 года, утверждается
Государственный Совет по эвакуации. Возглавил его Н.М.Шверник. Косыгин был назначен
заместителем председателя, и ему была поручена основная часть оперативной работы. Нужно
было немедленно принимать решение об эвакуации тех или иных предприятий, об их
размещении в конкретных, заранее согласованных пунктах, обеспечивать
передислокацию железнодорожным транспортом, быстро налаживать работу промышленности в
восточных районах страны. Если вывезти технику и оборудование не удавалось,
принималось решение об их уничтожении.
В этот суровый период, получив под свое полное руководство колоссальную
программу, осознавая жизненную необходимость ее безотлагательной реализации,
Косыгин эффективно преодолевает бюрократические препоны. Волею обстоятельств он
получает возможность работать в полную силу, концентрируясь на главных и
актуальных задачах. Результаты эвакуации докладываются им непосредственно Сталину,
Молотову и другим высшим руководителям страны. Деятельность Косыгина
становится необходимой и важной компонентой функционирования экономики страны в
этот период.
Руководство эвакуацией Косыгин осуществляет из Москвы. Штаб находился в
Кремле, в его кабинете заместителя Председателя Совнаркома. В критические моменты он
выезжает на места. Так, при личном участии Косыгина в сентябре 1941 года удалось
вывезти из Харькова на Урал танковый, турбинный и электромеханический заводы,
которые спустя очень короткое время вновь начали работать на оборону.
В октябре 1941-го Государственный Комитет Обороны поручил Косыгину
возглавить работу по эвакуации наиболее важных предприятий из Москвы и Московской
области, поскольку враг подбирался к столице. В течение месяца с небольшим
основные объекты были переброшены в восточные районы страны. 13 ноября Косыгин
представляет в ГКО доклад о том, что почти пятьсот московских и подмосковных заводов
эвакуированы, большая их часть начала функционировать на новых местах.
Если суммировать данные в целом по Советскому Союзу, то они не могут не
поразить воображение. Во второй половине 1941 года на восток были перебазированы 1523
крупные промышленные предприятия, перемещены десять миллионов советских
граждан. Из колхозов и совхозов удалось вывезти более восьми с половиной миллионов
голов скота, много зерна, продовольствия, семян, сельскохозяйственной техники. Вряд
1941 г., декабрь. В третьем ряду (слева направо): заместитель Председателя Совета Народных Комиссаров СССР
А.Н.Косыгин, Председатель Президиума Верховного Совета СССР М.И.Калинин и член Политбюро ЦК ВКП(б)
Л.М.Каганович среди награжденных орденами и медалями бойцов и командиров Красной Армии, участвовавших в
обороне Москвы.
ли сыщется в истории другой подобного рода прецедент, когда в условиях военных
действий, удалось бы провести столь грандиозную операцию по спасению потенциала
экономической мощи государства, по быстрой передислокации и введению в действие
на Урале, в Сибири, Средней Азии многих тысяч предприятий.
Вклад Косыгина в успех выполнения программы экстренной эвакуации не
остается не замеченным. Осенью 1941 года советское правительство во главе с
В.М.Молотовым, а также высшие партийные органы эвакуируются в Куйбышев. Верховный
Главнокомандующий Сталин, нарком госбезопасности Берия и ответственный за
эвакуацию Москвы Косыгин остаются в столице вместе с военным командованием даже в
момент, когда гитлеровцы вплотную подошли к Волоколамску. Во время знаменитого
парада войск 7 ноября 1941 года Косыгин стоял на трибуне мавзолея рядом со
Сталиным. Последний сумел рассмотреть в нем человека, способного по-деловому, путем
четкой организации выполнять срочные и важные дела в сфере военной экономики.
После победы под Москвой в столицу начинают возвращаться и другие высшие
руководители страны. Однако аппарат Правительства продолжал функционировать в
Куйбышеве практически до середины 1943 года.
В декабре 1941 года фашистские войска были отброшены от Москвы. Эту первую
победу советские войска совершили под командованием маршала Жукова.
Символично, что теперь его памятник встречает нас при входе на главную площадь столицы —
Красную площадь. Косыгин с большим уважением относился к Жукову, говорил, что
обязательно нужно поставить памятник маршалу—победителю в битве под Москвой.
Больше Красная Армия не собирается отступать. В связи с тем, что Совет по
эвакуации выполнил свою задачу, он был расформирован. Косыгин возвращается к
исполнению своих обязанностей заместителя Председателя Совета Народных
Комиссаров. Он отправляется в Нарофоминск, Клин, другие освобожденные подмосковные
города, чтобы определить, что следует безотлагательно предпринять для восстановления
разрушенного в ходе только что отшумевших битв в этих районах.
31 декабря 1941 года Косыгина и оказавшегося в этот день в Москве председателя
Ленинградского горисполкома П.Попкова пригласил к себе в гости другой бывший
ленинградец — председатель Госплана Н.А. Вознесенский. Семьи были эвакуированы.
Клавдия Андреевна и Люся Косыгины находились в Новосибирске, у родственников.
Поужинав, решили посмотреть кинофильм. В кинозале их и отыскал офицер для
поручений от Сталина. В три часа ночи Косыгин оказался за праздничным столом, где
помимо Сталина были Маленков, Берия, Хрущев. Здесь Верховный Главнокомандующий
и поставил перед Косыгиным новую задачу: организовать эвакуацию блокадного
Ленинграда. Это был беспрецедентный по важности проект того времени. Необходимо
было принять меры к спасению от голодной смерти около трех миллионов мирных
жителей Ленинграда и пригородной зоны. Все продовольственные ресурсы в городе к
этому времени практически были исчерпаны. Жители — и в их числе около
четырехсот тысяч детей — оставались практически без еды, воды, света и топлива.
Косыгин целиком сосредоточивается на решении этой важнейшей задачи. 17
января 1942 года в Кремле он проводит совещание, на котором обсуждается вопрос об
Командующий Ленинградским фронтом
Л.А.Говоров (слева) и член Военного
совета фронта, секретарь ЦК ВКП(б)
АА.Жданов.
оказании помощи Военному совету Ленинградского фронта в спасении населения.
Выделяется значительное количество автобусов и грузовых машин ддя перевозки
ленинградцев в тыл страны. Московский совет депутатов трудящихся в кратчайшие сроки
формирует специальную колонну автобусов, загружает их продовольствием и
направляет к Ладожскому озеру, на станцию Жихарево. К Ленинграду устремляется грузовой
транспорт из Ярославля, Горького и других городов.
19 января 1942 года в качестве уполномоченного ГКО Алексей Николаевич
вылетает в блокадный Ленинград. Летят на «Дугласе» на минимальной высоте, чтобы
избежать зенитного огня. Сопровождающие истребители московского ПВО на полпути
покидают «Дуглас»—заканчивается их радиус действия. Через некоторое время самолет
«принимают» истребители Ленинградского фронта.
В Ленинграде он оказывается среди своих бывших руководителей, во главе с
первым секретарем обкома А.А.Ждановым. Положение Косыгина не однозначно. С одной
стороны, он официальный представитель высшего органа воюющей страны —
Государственного Комитета Обороны. С другой—ему предстоит работать со Ждановым,
членом Политбюро и ближайшим соратником Сталина. В этой ситуации помогает
врожденное умение правильно ориентировать себя относительно окружающих людей и
возникающих обстоятельств. В самое короткое время устанавливаются хорошие деловые
контакты со Ждановым, Кузнецовым, другими руководителями.
На то, чтобы вникнуть в суть всех проблем с эвакуацией, отводится одна неделя.
Сразу после этого обсуждение намеченных планов на Военном совете Ленинградского
фронта. Затем Косыгин докладывает выводы Сталину по телефону. После этого
разговора он получает официальное задание ГКО—вывезти из Ленинграда полмиллиона
человек.
«Нет таких крепостей, которые большевики не могли бы взять»—любил говорить
Сталин. Данное поручение и было одной из таких «крепостей». Требовалось
неординарное решение и колоссальная работа по его претворению в жизнь. Косыгин выдви-
гает идею о ледовой дороге — «Дороге жизни» — через Ладожское озеро. Чтобы
осуществить таким способом эвакуацию ленинградцев, вывезти демонтированное
промышленное оборудование, наладить снабжение осажденного города
продовольствием, оружием, боеприпасами, требовались кропотливое планирование, гигантские
усилия и талант организатора. В частности, необходимо было произвести ремонт
пригородной Ириновской железнодорожной ветки. На станции Борисова Грива (в тридцати
километрах от озера)—сосредоточить автобусы, которые удалось собрать для эвакуации.
Трудно было в тот момент однозначно оценить план создания «Дороги жизни».
Ошибка могла бы стоить жизней многих людей, да и самого Косыгина. Однако другого
решения спасения населения Ленинграда он не видит и берет ответственность на себя.
План эвакуации на базе «Дороги жизни» представляется на утверждение Военного
совета Ленинградского фронта. Заручившись поддержкой командующего Ленинградским
фронтом маршала Г.К.Жукова, а также Жданова, Кузнецова, начальника тыла Красной
Армии Хрулева, Косыгин докладывает план организации «Дороги жизни» в ставку и
получает одобрение Сталина.
«Дорога жизни» — это поистине один из важнейших проектов, которые Косыгину
удалось осуществить за свою жизнь. Успех здесь отнюдь не был гарантирован. Степень
риска, который он брал на себя, внося и отстаивая такой план эвакуации, была
огромной. Успехом «Дороги жизни» Косыгин гордился до конца своих дней. Но тогда было
не до раздумий. Работу следовало начинать не мешкая.
Решение было тщательно продуманным. В Ленинград с Косыгиным прибыли его
ближайшие помощники: Горчаков, Болдырев и Карпов. Он вполне доверял этим
сотрудникам, и они немедленно были направлены на изучение ситуации в Ленинграде и
его окрестностях. Их интересовали мельчайшие детали. Оценки давались абсолютно
объективные. Каждый вечер Косыгин проводит совещания с помощниками. Проект
«Дороги жизни» обсуждался с различных сторон, текущие планы сопоставлялись с
полученными за день сведениями. Когда Военный совет одобрил проект и дорога начала
функционировать, Карпов и Болдырев были откомандированы как представители
уполномоченного ГКО соответственно на начальную и конечную станции «Дороги
жизни», расположенные рядом с блокадным Ленинградом и на «Большой земле».
В феврале железнодорожные станции круглосуточно принимали по два состава, а
в марте—уже по пять—шесть составов. «Алексей Николаевич Косыгин каждые два—
три дня наведывался на станцию Борисова Грива, — вспоминает А.С. Болдырев, —
объезжал по кольцевым маршрутам все пункты приема и отправки людей, грузов,
пункты ремонта автотехники и защиты «Дороги жизни» от авиации противника. Бывал он
и на эвакопункте станции Жихарево за блокадным кольцом, уже на восточном берегу
Ладоги».
Косыгин держал в своих руках нити руководства этим крупнейшим
эвакуационным проектом второй мировой войны. Был чрезвычайно внимателен ко всему, не
упускал из виду деталей и мелочей в действиях исполнителей. Комиссар Ладожской
военно-автомобильной дороги И.В.Шикин вспоминает: «Мне не раз приходилось
встречаться на льду озера с Алексеем Николаевичем, докладывать ему о ходе перевозок и
1942 г. «Дорога жизни» из блокадного Ленинграда на «Большую землю».
эвакуации населения, получать от него указания и советы, как лучше организовать это
дело». В мемуарах участников тех событий рассказывается и о трогательном
внимании, которые Косыгин проявлял к эвакуации детей-блокадников, о его заботе об их
питании и безопасности.
Легендарная «Дорога жизни» сыграла исключительную роль в обороне
Ленинграда. Зимой 1941—1942 года по ней было эвакуировано более пятисот пятидесяти тысяч
ленинградцев, полностью вывезены семьдесят промышленных предприятий, свыше
семидесяти тысяч единиц технологического оборудования и станков, почти сто
шестьдесят тысяч тонн черных и цветных металлов. За зиму были доставлены в
осажденный город достаточный запас продовольствия. Существенная доля внимания
отводилась тому факту, что Ленинград был и остается главным городом-музеем страны, кла-
дезью российской истории. В обстановке строгой секретности эвакуировались
экспозиции ленинградских музеев. По свидетельству академика Пиотровского, в феврале 1942
года Косыгин посетил Эрмитаж, обсуждал с руководством музея, как сберечь
уникальнейшую отечественную коллекцию искусства. Все это вписывает золотыми буквами
имя Косыгина в историю второй мировой войны.
С 11 февраля 1942 года в осажденном городе были восстановлены нормы выдачи
хлеба служащим, иждивенцам и детям, существовавшие до 12 сентября 1941 года. В
апреле 1942 года Косыгин выступает с подробным докладом о проделанной работе на
заседании ГКО. По его предложению принимается решение о строительстве
трубопровода по дну Ладожского озера. На Косыгина был возложен контроль за
возведением этого важнейшего объекта. Кроме того, ему поручено возглавить подготовку к
открытию навигации через Ладожское озеро. Все возрастающая степень
ответственности открывала в молодом руководителе новые возможности. Задача навигации была
сложнее, чем налаживание ледовой дороги, так как от существовавшего флота,
разгромленного в 1941 году, оставалось лишь жалкое подобие. Отсутствовали пирсы, не
было барж и буксиров.
Концентрируя свои усилия на развязке узких мест нового проекта, Косыгин много
времени проводит на строительстве портов, причалов и судоверфей. Несмотря на
огромные трудности, благодаря мобилизации всех ресурсов, эффективной организации
работы, патриотическому подъему всех, кто участвовал в операциях, поставленную
задачу удалось выполнить. Весенняя навигация 1942 года на Ладоге началась в
запланированные сроки.
Подводные работы по монтажу трубопровода возглавляла первая в стране
женщина-водолаз Н.В.Соколова. В ее ведении было все инженерно-техническое
обеспечение трассы, которая прокладывалась по дну Ладожского озера. Продвижение
подводных работ, а также возникающие вопросы и проблемы докладывались лично
Косыгину. Он немедленно реагирует, отдавая соответствующие распоряжения
подчиненным, выделяет необходимые ресурсы, ставит и решает возникающие вопросы в
высших инстанциях, включая Государственный Комитет Обороны и Ставку Верховного
Главнокомандующего. Трубопровод длиной двадцать девять километров был сдан в
эксплуатацию досрочно и обеспечивал с лета 1942 года топливом блокадный город и
фронт. Общая длина всех построенных пирсов в новых ладожских портах достигла
девяти километров. К открытию навигации Ладожская флотилия насчитывала сто
шестнадцать судов общей грузоподъемностью тридцать три тысячи тонн.
Немало было сделано Косыгиным в 1942 году для восстановления работы
ленинградской промышленности, выпуска на заводах города боевой техники и приборов для
армии. В ленинградский период войны в полную силу проявился его организаторский
талант. С чувством законной гордости дед отзывался о своей работе во время войны.
Часто вспоминал военные годы в кругу семьи и друзей. «Дорогу жизни обслуживали
люди великого мужества, — напишет Косыгин в 1966 году в предисловии к сборнику,
посвященному этой важнейшей странице истории второй мировой войны. — Со
многими из них довелось мне в то время встречаться на ледяной дороге. Ни бомбежки, ни
артиллерийские обстрелы береговых фашистских батарей, ни лютая стужа и метели не
могли помешать им выполнять свой священный патриотический долг.
Самоотверженность бесстрашных бойцов Ладожской военной флотилии, тружеников ледовой
дороги, железнодорожников внесла достойный вклад в оборону Ленинграда. Защита
Ленинграда, напряженный труд рабочих промышленных предприятий города в
тяжелейших условиях блокады, прорыв вражеского окружения—это эпопея народного
мужества и героизма, которые по праву вызвали восхищение всех прогрессивных людей
мира».
Как уже отмечалось, с 1940 года Косыгин являлся заместителем Председателя
Совнаркома СССР. В конце лета 1942 года решением ГКО он освобождается от
выполнения обязанностей уполномоченного по Ленинграду и получает за проделанную работу
благодарность Ставки Верховного Главнокомандующего.
В июне 1942 года на него возлагается руководство снабжением Красной Армии
средствами инженерного и саперного вооружения. Как и на протяжении всей своей
карьеры Косыгин и на этом участке строит свою работу, опираясь прежде всего на
специалистов. Такой подход отличал его от многих других руководителей, например,
от Л.И.Брежнева, стремившегося расставлять подчиненных по признаку личной
преданности. У Косыгина практически не было «своих людей» (если не считать
ближайшего окружения помощников). Это было одновременно его сильной и слабой
сторонами. Исполнители отбирались строго по принципу деловой целесообразности.
Характер нового дела требовал преимущественной опоры на ведущих ученых. По
указанию Косыгина к работам по созданию и производству инженерного и саперного
вооружения привлекаются крупнейшие ученые страны. В эти годы он тесно
сотрудничает с С.И.Вавиловым, привлекая этого выдающегося ученого к задачам производства
средств оптической разведки. Известные деятели отечественной науки
М.А.Лаврентьев, В.В.Шумейкин и Д.И.Щербаков активно включаются Косыгиным в планирование
и реализацию программ по быстрейшему внедрению в производство новейших
достижений в областях металлофизики и металловедения. Как всегда в деятельности
Косыгина главное внимние уделяется разработке и внедрению четкой, бесперебойной
работы отрасли. На ключевые посты расставляются люди, хорошо зарекомендовавшие себя
исключительно по производственным признакам.
1943 г. Заместитель Председателя СНК СССР А.Н.Косыгин (второй слева) инспектирует испытание пулеметного
вооружения саперных частей.
1943 г. А.Н.Косыгин (второй слева) на испытании понтонных мостов.
1943 г. Ответственный за
вооружение Красной Армии
А.Н.Косыгин на испытаниях
новых видов техники.
К концу 1942 года удалось увеличить в два раза по сравнению с 1941 годом число
заводов-поставщиков инженерной техники. Свыше 1500 предприятий перешли на ее
изготовление.
2 апреля 1943 года заслуги Косыгина в этой области были отмечены советским
Правительством. Он был награжден орденом Боевого Красного Знамени. Как и другие
высшие государственные деятели Советского Союза, мой дед к концу жизни имел
много правительственных наград. Он—дважды Герой Социалистического Труда, кавалер
шести орденов Ленина — высшей награды СССР. Относился к наградам без особого
трепета и, насколько я помню, никогда не одевал свой «иконостас». Две золотые звезды
Героя стал носить по праздникам и важным событиям только после специального
напоминания Брежнева. Но к ордену Боевого Красного Знамени Косыгин относился по-
другому. В рассказах о военном времени близким и друзьям он с гордостью упоминал
свой боевой орден, как заслуженную правительственную награду, полученную за дело.
23 июня 1943 года Косыгин назначается Председателем Совнаркома РСФСР, с
одновременным сохранением его поста заместителя Сталина по СНК СССР. С этого
момента глава российского Правительства большую часть времени уделяет
восстановлению разрушенного оккупантами народного хозяйства республики. 3 марта 1944 года на
Пятой сессии Верховного Совета РСФСР он выступает со структурным планом этой
работы. В семи автономных республиках, краях и областях России начинаются
восстановительные мероприятия. Особое внимание уделяется Московской области.
Косыгин любил детей. Любил не только своих — дочку Люсю, внуков Алешу и
Таню, правнуков Катю и Андрюшу. Во время войны моя бабушка Клавдия
Андреевна становится попечителем (шефом) детского дома. С помощью деда она сделала
много полезного и необходимого для этих детей во время войны. Бабушка
продолжала шефствовать над детским домом и до конца шестидесятых годов, а дед всегда
ей в этом помогал. В семье деда был воспитанник, дальний родственник моей
бабушки, Николай Акимов. Его родители погибли во время войны, когда он был
совсем маленьким. С шести лет Николай жил и воспитывался в семье Косыгиных
вместе с моей мамой.
Будучи человеком твердых принципов, Косыгин крайне отрицательно относился
к внесению в функционирование системы ненужных, побочных факторов. Так,
например, помощник Косыгина Юрий Васильевич Фирсов (работавший затем в этом же
качестве и с тремя другими премьерами: Тихоновым, Рыжковым и Павловым)
рассказывает о том, что во времена Косыгина невозможно было даже представить, чтобы
Совмин обращался в Моссовет с поручениями о предоставлении квартир или других льгот.
Но ситуация коренным образом менялась, когда дело касалось детей. Когда стало ясно,
что школы страны не обеспечены письменными принадлежностями, Косыгин лично
занимается наращиванием мощностей фабрики, изготавливающей карандаши. Под его
непосредственным руководством были проведены организационно-технические
мероприятия, реорганизация ряда производств, благодаря чему в 1943—1944 годах советская
школа стала получать учебные пособия более высокого качества и в существенно
большем объеме.
...Матросы и офицеры Ладожской флотилии, проявляя бесстрашие и отвагу в борьбе с врагом, вносили достойный
вклад в оборону Ленинграда. Подвиги их бессмертны. Героическая оборона Ленинграда вселила уверенность в
народе, придала мужество и стойкость в борьбе против фашизма. Нет такой силы, которая смогла бы сломить наш
героический народ. К Ленинграду в те дни было приковано внимание всей страны. Народ верил, что Ленинград,
который за всю историю никогда не сдавали врагу, выстоит и победит. В этом большая заслуга ветеранов «Дороги
жизни». Наш народ всегда будет помнить этот подвиг как героическую эпопею.
Из письма Председателя Совета Министров СССР А.Н.Косыгина
Совету ветеранов Краснознаменной Ладожской флотилии от 27 мая 1966 г.
Памятник героям,
проложившим «Дорогу жизни». Санкт-
Петербург.
В воспоминаниях А.С. Рябкова, много лет проработавшего в аппарате Совета
Министров, хорошо передается атмосфера на заседании российского Правительства в
начале 1945 года, где обсуждался проект восстановления полиграфической отрасли.
Подводя итоги, Косыгин, по свидетельству А.С.Рябкова, сказал: «Война вот-вот окончится.
Понятно, пока воевали, мы не могли уделять вашей отрасли того внимания, которого
она заслуживает. Думаю, что постановление, которое мы приняли, удовлетворит
только первоочередные потребности и неотложные нужды. А так как у нас нет союзного
органа, который бы занимался книгоиздательским делом в стране, то, очевидно,
необходимо продумать направления развития отрасли в масштабах Союза. Для этого
Госплану РСФСР совместно с ОГИЗом нужно подготовить проект постановления
Совнаркома СССР. В общем, все идет к тому, что новый учебный год наши школьники
начнут уже после окончания войны, и они должны быть обеспечены учебниками,
тетрадями, картами и всем необходимым. Об этом надо позаботиться сейчас».
В своей брошюре «В едином строю защитников Отчизны», посвященной трудовому
подвигу советского народа в годы войны, Косыгин писал: «В работе по обеспечению
фронта не было второстепенных участников. Каждое звено экономики было важно, от
его успешной деятельности зависела слаженная работа всего военного хозяйства».
Во многом эти строки отражают вклад самого Косыгина в победу всего
антифашистского блока над гитлеровской Германией и милитаристской Японией. В эти годы то,
что он делает, становится неотъемлемой частью системы военного хозяйства страны.
Косыгин коренным образом перестраивает методы своей работы. В его довоенной
карьере успех обеспечивался сперва прежде всего за счет личных качеств
прирожденного экономиста-практика и предпринимателя, за счет умения принимать верные и
остроумные решения, правильно ориентируясь среди окружающих людей и
происходящих событий. До войны народный комиссар Алексей Косыгин — это молодой
технократ-практик, пришедший (хотя и не прямой дорогой) в Правительство из
кооперации и коммерческих структур. Эту линию он фактически продолжал, работая в
Правительстве, где отвечал за развитие текстильной промышленности, а также помогая
Микояну руководить всем комплексом легкой промышленности СССР. Работа эта имела
чисто экономические, не идеологизированные цели: выпуск хороших товаров,
улучшение повседневной жизни людей, получение прибыли для государства и отдельных
предприятий. Цель — создание самостоятельной в смысле финансирования системы
экономических отношений. Во главу угла ставятся общечеловеческие ценности. При этом
Косыгин, без скидок на обстоятельства, всегда работал в той экономической модели,
которая существовала в данный момент. Одна из характерных черт феномена
Косыгина заключается в том, что в любые исторические промежутки и в любых ситуациях он
энергично и целенаправленно добивался важных и нужных результатов, не ставя при
этом цели коренных изменений окружающих его обстоятельств. Это особенно
проявилась и во время войны. В эти годы Косыгин занимается в какой-то мере не
свойственной доя него деятельностью. Ему поручаются жестко централизованные проекты,
имеющие жизненно важное экономическое значение для страны, — обеспечение армии
инженерным вооружением, восстановление хозяйства в освобожденных районах Рос-
сийской Федерации, эвакуация промышленности во время отступления в 1941 году,
обеспечение блокадного Ленинграда. Он умело адаптируется к новым обстоятельствам,
блистательно справляется с новыми для него обязанностями.
Назначение Косыгина в 1941 году фактически главой Совета по эвакуации
(председатель Совета старый большевик Шверник был фигурой по сути дела номинальной)
поставило его в непростое положение в личном плане по отношению к старшим
коллегам. Вспоминается рассказ деда о таком случае. Для эвакуации нескольких
важнейших предприятий из Белоруссии срочно были необходимы железнодорожные
составы. Наркомат путей сообщения, возглавляемый членом Политбюро Лазарем
Моисеевичем Кагановичем, отказывал в выделении этих транспортных средств. Косыгин
отправляется в наркомат для личного разговора с наркомом.
Во времена Сталина ситуация в расстановке сил между государственными и
партийными органами была непростой. Сам Сталин с начала войны занимал пост
Председателя Совнаркома, а его первым заместителем и наркомом иностранных дел был
Молотов, практически второй по авторитету человек в государстве. Это ставило
Косыгина как заместителя Председателя СНК на достаточно высокое место. В то же
время Косыгин не имел высокого партийного поста (в то время он не был даже и
кандидатом в члены Политбюро). Это ставило его ниже Кагановича, портреты которого
украшали Красную площадь во время праздников. Кроме того, Каганович был на много лет
старше Косыгина, годился ему в отцы.
Такая неоднозначность в положении соратников была принципиальной
позицией Сталина. Руководители партии и правительства в те времена перечислялись не по
алфавиту, а по значению. Перестановка на несколько позиций назад в этом списке
могла означать многое. Когда Косыгин вошел в кабинет Кагановича, последний, по
свидетельствам очевидцев, будучи вообще человеком довольно грубым, пришел в
состояние, близкое к ярости. Он был в полувоенном френче и сапогах, на столе лежали
плетка и пистолет. Косыгин постарался как можно мягче обрисовать обстановку и
высказать необходимые требования, формулируя их в просительных интонациях. Каганович
ответил категорическим отказом, сославшись на то, что все ресурсы заняты
передислокацией воинских частей. Тогда Косыгин, сославшись наличное задание Сталина,
предложил Кагановичу соединить его с Верховным по «вертушке» и обсудить
возможность отмены задания. Каганович успокоился и даже улыбнулся в ответ. Составы были
выделены. Поблагодарив наркома, Косыгин заметил, что незамедлительно доложит о
его содействии Сталину. Умение уважительно поставить себя по отношению к
старшим, независимо от занимаемых ими в данный момент постов, было сильной чертой
Косыгина. Мало кто в той военной обстановке руководствовался такими принципами.
Сталин, по-видимому, ценил это качество своего молодого заместителя.
Временами Косыгин выполнял весьма «щекотливые» поручения Ставки Верховного
Главнокомандующего. Ранней осенью 1941 года, как уже упоминалось, Косыгин
направляется в штаб Украинского фронта с кратким двухдневным визитом. Цель
поездки—эвакуация Харькова. Город мог быть сдан врагу уже в ближайшие дни. Доклады в Москву
поступали нерегулярно, ГКО была неясна ситуация в Харькове. Официальная миссия
Косыгина—срочная эвакуация предприятий и населения. Неофициальная — оценить
обстановку в штабе под командованием народного героя С.М.Тимошенко и члена
Военного Совета Н.С.Хрущева. Результаты должны быть немедленно доложены
«семерке» высших руководителей СССР: Сталину, Молотову, Маленкову, Берии, Микояну,
Кагановичу, Вознесенскому.
К сожалению, докладывать пришлось далеко не утешительные впечатления о том,
каким было в реальности управление фронтом из штаба. Исключительная личная
храбрость легендарного командарма гражданской войны Семена Михайловича Тимошенко
оказалась недостаточной, чтобы справиться со сложнейшей ситуацией и наладить
действенное командование фронтом в условиях отступления современной войны. Связи с
армиями в целом ряде случаев были утеряны.
Доклад Косыгина «семерке» констатировал все необходимые факты, хотя и был
сделан в весьма взвешенном тоне. Не давалось никаких личных оценок. Хорошее
отношение к Косыгину сохранил как Тимошенко, частый гость в семье Косыгина в семиде-
сятыёгоды, так и Хрущев, назначивший Косыгина в начале шестидесятых годов своим
первым заместителем.
Семен Михайлович Тимошенко не покидал окруженный Харьков, когда уже
практически все подчиненные ему войска отступили. Одним из последних он перелетел
через линию фронта. Самолет подбили, но его личный пилот, майор Николай Цыбин
смог посадить самолет. Тимошенко снял со своей груди орден Красной Звезды и
наградил Цыбина.
В конце пятидесятых годов Хрущев возглавил СССР, Косыгин стал вторым
человеком в правительстве и генерал-лейтенант авиации Николай Иванович Цыбин был
назначен первым заместителем министра гражданской авиации по особо важным
перелетам. Он обеспечивал полеты первых лиц государства, руководителей партии и
правительства. Семья Цыбиных была частым гостем как у Хрущевых, так и у
Косыгиных. Во время зарубежных визитов Никиты Сергеевича Хрущева Цыбин сам
пилотировал самолет главы государства.
Можно добавить к сказанному выше, что дед с живым интересом читал многое из
того, что печаталось в нашей стране о военных годах. Любил и мемуарную литературу.
Помню, что на его столе длительное время лежала книга маршала Г.К. Жукова
«Воспоминания и размышления». Следил он за публикуемыми мемуарами и других
выдающихся советских полководцев. В книге писателя Феликса Чуева «Солдаты империи» в
главе, где говорится о М.А.Шолохове, приводится такое свидетельство об оценке
Косыгиным воспоминаний Главного маршала авиации А.Е.Голованова. В 1971 году
Шолохов в телефонном разговоре спросил Чуева:
— Когда выйдут полностью мемуары Голованова? Что вы так долго тянете?
Михаил Александрович знал, что Чуев помогал маршалу работать над ними.
Воспоминания «Дальняя бомбардировочная» отдельными главами печатались в журнале
«Октябрь». Публикации, свидетельствует Чуев, «...проходили с великим трудом через
разные инстанции, о чем я и сказал Шолохову.
— А вот Алексей Николаевич Косыгин считает, что это одна из самых правдивых
книг о войне, — ответил Михаил Александрович, и его словами я потом порадовал
Голованова...»
По-видимому, со времен войны у деда остался особый пиетет к военачальникам. В
его рассказах о военных годах, как правило, фигурировал начальник Генерального
штаба маршал А.М.Василевский, которого дед считал одним из умнейших и
образованнейших людей, встретившихся ему на протяжении жизненного пути. Интересно, что и
мои папа и мама долгие годы дружили с сыном Василевского Юрием и его женой
Эрой Жуковой, дочкой другого знаменитого полководца. Помню, как в детстве бравый
капитан Юрий Александрович Василевский поразил меня, да и всю нашу семью,
приехав к нам на дачу на амфибии. Взяв меня, шестилетнего мальчишку, в кабину, он
показал мне, как эта военная машина может ездить по суше и плавать. Как и его отец, Юрий
всю свою жизнь служил в армии и ушел в отставку в звании генерал-лейтенанта.
Один из героев взятия Берлина (его армия брала Берлин с фронта) генерал армии
Г.И.Хетагуров был близким другом деда. Косыгины и Хетагуровы дружили семьями.
Это началось с тех пор, как еще до войны моя бабушка подружилась с Валентиной
Ивановной Хетагуровой, когда они вместе учились на курсах в Москве. Валентина Хе-
тагурова была знаменитой женщиной — инициатором движения жен красных
командиров по переезду на Дальний Восток. В последние годы Хетагуров был командующим
Прибалтийским военным округом и жил в Риге. Когда он оказывался в Москве, то
всегда был дорогим гостем в доме Косыгиных.
Направляясь в другие страны с официальными визитами, Косыгин стремился
включать в состав делегаций известных военачальников. Несколько раз я сопровождал деда
в его зарубежных поездках. Это было в тех случаях, когда у соответствующего
руководителя принимающей страны был сын или внук моего возраста. Так я познакомился с
сыном премьер-министра Великобритании Г.Вильсона, сыновьями руководителя
Монголии Цеденбала, внуком президента Туниса Бургиды. В этих поездках Косыгина
сопровождали полководцы, как правило, не занимавшие реальных командных позиций в
армии, бывшие, скорее всего, символами нашей Победы. Деду доставляло огромное
удовольствие угощать их за столом, и не спеша вспоминать с ними «лихие» военные
годы.
В 1965 году широко прздновалось двадцатилетие победы СССР над Германией.
8 мая 1965 года высший руководитель ГДР, первый секретарь ЦК Объединенной
рабочей партии Германии Вальтер Ульбрихт, председатель Совета Министров ГДР Вилли
Штоф, сопровождаемые всеми членами правительства ГДР, прибыли в советское
посольство в Берлине, чтобы поздравить победителей и освободителей. От Советского
Союза поздравления с Победой принимал недавно избранный Председатель Совета
Министров СССР Косыгин. За его спиной стояли герои Великой Отечественной
маршалы В.Д.Соколовский и В.И.Чуйков вместе с первым космонавтом СССР Юрием
Гагариным.
КОСЫГИН И СТАЛИН
Сегодня о Сталине, как правило,
говорится либо как о ярко выраженном
отрицательном персонаже,
либо, иногда, с безудержной апологетикой
влюбленных в него людей.
Последние — это, в основном,
люди старшего поколения,
прожившие свои лучшие годы в то время,
когда Сталин был высшим руководителем страны.
Пройдет немало лет,
и история расставит все по своим местам.
Кем окажется Сталин?
Наполеоном Бонапартом французской истории,
Гитлером — немецкой или..?
Лучше всего это рассудят потомки.
В этой книге о Сталине
говорится только как о человеке,
с которым Косыгину
довелось работать долгие годы.
Сталин выдвигал его
на высокие государственные посты,
доверял решать важнейшие
экономические задачи,
по достоинству оценивал добросовестное
исполнение Косыгиным своих обязанностей.
И хотя молодой руководитель
не раз ошущал надвигающуюся
лично на него опасность
«карающего меча революции»,
Сталин отодвигал от него эту угрозу.
И все же Косыгин был одним из тех,
кто вместе с Хрущевым разоблачил
культ личности Сталина.
Судьба распорядилась так,
что Косыгину довелось многие годы
работать в сталинском кабинете
в Кремле.
1948 г. Министр финансов СССР А.Н.Косыгин.
Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) и фактически единоличный руководитель
Советского государства Иосиф Виссарионович Сталин был главным режиссером в
становлении феномена Косыгина-политика. Благодаря стечению целого ряда позитивных и
негативных обстоятельств, Косыгин оказался «выдернут» из привычного Питерско-
Ленинградского мира и погружен в совершенно новый для него «большой театр
товарища Сталина».
В январе 1939 года тридцатипятилетний энергичный, добросовестный,
инициативный и оригинально мыслящий хозяйственный руководитель из Ленинграда
становится народным комиссаром советского Правительства. Такое решение Сталина
положило начало новому политическому этапу карьеры Косыгина, коренным образом
изменило всю его дальнейшую жизнь. Биография Косыгина—пример того, как Сталин
проводил в жизнь выдвинутый им в тридцатые годы лозунг: «Кадры решают все!» Уже
накануне войны, став тоталитарным руководителем, он остро чувствовал нехватку в
компетентных и преданных ему кадрах для управления народным хозяйством. Были
даны поручения найти за пределами Москвы перспективных молодых руководителей,
которые получили бы высокие назначения не только по принципу идеологической
преданности, но и по реальным деловым качествам. Жестокой субъективной причиной
дефицита кадров был тот печальный, но реальный факт, что значительная часть старых
партийных, военных и хозяйственных кадров была репрессирована. Другая причина
носила объективный характер. Руководители, совершившие революцию, старели.
Многие из них, будучи видными политическими фигурами, оказывались непригодными
для созидательных задач экономического строительства. Им не хватало как
технических знаний, так и опыта в области практического управления промышленностью и
сельским хозяйством. Это усугублялось трудностями, порожденными бюрократизмом,
свойственным социалистической модели управления, а также неадекватно
возвышенной и централизованной ролью спецслужб в советском государстве, которые
образовывали как бы третью вертикальную ось, выходившую на самый верх параллельно с
осями государственных и партийных органов.
Сталин решил привлечь к управлению страной несколько молодых
специалистов, которые хорошо зарекомендовали себя на производстве и доказали способность
отвечать за конкретный участок деятельности. Кандидатура Косыгина оказалась одной
из таких, попавших в поле зрения вождя. Вот как это могло произойти.
Член Политбюро Андрей Александрович Жданов (второй человек в партии
после Сталина) хорошо знал Косыгина по совместной работе в Ленинграде. Именно он,
вместе с его ближайшим соратником А.А.Кузнецовым, выдвинул Косыгина на
высокий предыдущий пост—председателя исполкома Ленсовета. Нет подтверждений тому,
что Жданов хотел перемещения Косыгина в Москву. Он никогда не говорил об этом с
Косыгиным, хотя, несомненно, включил его в список перспективных молодых
руководителей, затребованный Сталиным от ленинградской парторганизации. В то же время
Жданов полностью поддержал новое назначение Косыгина, как только инициатива
пришла из Москвы. Косыгин был свой, питерский, и Жданов тем самым усиливал
влияние ленинградской группировки в Москве.
1939 г. Нарком А.Н.Косыгин (в центре) во время посещения одного из совхозов.
Заместитель Председателя Совета Народных Комиссаров Анастас Иванович
Микоян вызвал Косыгина в Москву в середине 1938 года. Внимательно выслушав
соображения Косыгина о ситуации в Ленинграде и о перспективах развития текстильной
промышленности вообще, Микоян предложил Косыгину подумать о переходе на
работу в Москву, на должность начальника Главного управления текстильной
промышленности в находящийся в его подчинении наркомат легкой промышленности.
Рекомендацию о таком выдвижении мог дать председатель Госплана СССР, член Политбюро
Н.А.Вознесенский, хорошо знавший Косыгина по Ленинграду. Алексей Николаевич
подумал, поблагодарил за доверие, сказал положенные в таком случае слова о том, что
будет работать там, куда пошлет партия, и отказался. Аргумент был один—он только
что избран мэром Ленинграда, это огромная честь, и он должен отработать, оправдать
доверие ленинградцев. Микоян не стал настаивать и дружелюбно распрощался с
Косыгиным. В конце 1938 года наркомат легкой промышленности был разделен. В
частности, из него выделился наркомат текстильной промышленности. Общее
руководство за этим кустом наркоматов сохранилось за А.И.Микояном. Пост наркома
текстильной промышленности оказался вакантным.
Передвижение в высший эшелон власти для Косыгина было достаточно
неожиданным. Прошло всего полтора года, как он работал председателем исполкома
Ленинградского совета народных депутатов. В канун Нового, 1939 года, поступил
срочный вызов в Москву, в Кремль. Третьего января он отправился в столицу, оказавшись
в одном купе со знаменитым советским актером Николаем Черкасовым. Утром,
купив газеты у мальчишек на Ленинградском вокзале, они прочли в газете «Правда»
указ о назначении Косыгина наркомом текстильной промышленности. Указ
подписали Председатель Президиума Верховного Совета СССР М.И.Калинин и секретарь
Президиума Горкин.
Среди выдвинутых в те годы Сталиным на руководящие должности молодых
людей были: В.А.Малышев (нарком военной промышленности, затем председатель
Гостехники СССР, заместитель Председателя Совета Министров СССР), Б.П.Ванников
(нарком, а затем министр боеприпасов, один из руководителей проекта создания атом-
ной бомбы), Носенко (нарком кораблестроения), А.И.Шахурин (нарком авиационной
промышленности), И.Ф.Тевосян (нарком тяжелой промышленности). Все они были
друзьями Косыгина в течение многих лет.
Алексей Николаевич хорошо сознавал, что никто в условиях того сурового
времени не застрахован от произвола, а его выдвижение в Москву усиливет эту
опасность. Однако он видел в Сталине подлинного лидера и работал под его
руководством не за страх, а за совесть. При этом Косыгин всегда оставался чрезвычайно
осторожным. Он продолжает избегать чисто партийной работы и деловых общений со
спецслужбами. Последнее подтверждается хотя бы тем, что о Косыгине практически
ничего не написано Серго Берией в его книге «Мой отец Берия». Автор книги
встречался со многими высшими руководителями страны, но о встречах с Косыгиным
упоминаний нет.
Косыгин в числе немногих руководителей партии и правительства вместе со
Сталиным оставался в Москве, когда все правительство было эвакуировано в 1941 году в
Куйбышев. «Привычка скрывать свои мысли и чувства, приобретенная за годы
сталинской службы, осталась у Косыгина навсегда», — вспоминает мой отец, академик
Д.М. Гвишиани, зять Косыгина. Тем не менее он категорически не соглашался с
насмешливым замечанием Хрущева, утверждавшего, что в войну Сталин командовал
войсками «по глобусу», стоявшему в его кабинете.
Как руководитель государственного масштаба, Косыгин сформировался в
сталинское время и, естественно, был представителем той системы, которая тогда
господствовала. Хотя феномен Косыгина состоит именно в том, что он был нетипичным
представителем того времени. Он смог в какой-то мере придать разумные экономические
рамки центробежной системе управления промышленностью при социалистической
системе.
Молодой нарком сразу же окунается в бурный водоворот происходящих событий.
В феврале 1939 года Косыгин принимает участие в работе XVIII съезда ВКП(б),
выступает на нем и избирается в состав Центрального Комитета. Выступление Косыгина
называлось «Своими победами мы обязаны Сталину». В речи, посвященной
результатам и перспективам развития текстильной промышленности в СССР, Косыгин наряду
со Сталиным упоминал о важнейшем вкладе в успехи отрасли Молотова и Микояна.
Осторожный и выдержанный в отношениях с людьми, Косыгин прекрасно выполнял
заданные правила игры. В то время, в отличие от более поздних эпох Хрущева и
Брежнева, фамилии ближайших сподвижников Сталина звучали с трибун наряду с именем
вождя. В газетах имена руководителей упоминались по значению, а не по алфавиту, как
это было позже. Передвижение имен в этом ряду свидетельствовало о многом. Иногда
ценой была свобода и даже жизнь.
Как следует из журнальной записи лиц, которых принимал Сталин, 7 апреля 1939
года Косыгин вызывается в кремлевский кабинет вождя. Его начинают часто
приглашать на совещания к Председателю Правительства В.М.Молотову. Спустя год, в 1940
году, Сталин назначает Косыгина заместителем Председателя Совнаркома СССР. Он также
назначается председателем Совета при Совнаркоме СССР по товарам широкого потреб-
1941 г. В президиуме VIII сессии Верховного Совета СССР. Косыгин на переднем плане в профиль первый слева в
группе стоящих людей.
ления. Как видно, перед самым началом войны сферы влияния и ответственности
Косыгина существенно расширяются. В должности заместителя Председателя Совнаркома
СССР он работает и все годы Великой Отечественной войны.
В июне 1943 года по инициативе Сталина к этой должности прибавляется еще
одна—Председатель Совнаркома РСФСР. Как во время войны, так и после ее
окончания Косыгин неоднократно выполняет по личному поручению Сталина сложнейшие
задачи государственной важности. Среди них—оперативная эвакуация заводов и
фабрик в Сибирь, ленинградская «Дорога жизни» и т.д. Он все чаще замечается в
ближайшем окружении генсека.
По прошествии многих лет, в семидесятые годы, дед вспоминал свою работу со
Сталиным и рассказывал о ней в кругу семьи и ближайших сотрудников. Пожилые
люди лучше, чем вчерашний день, помнят то, что было много лет тому назад. Оттого в
воспоминаниях деда было много интересных, ярко запомнившихся ему деталей.
Работа Сталина была организована весьма необычно. Он начинал рабочий день,
как правило, около полудня и заканчивал далеко за полночь. Соответственно, по
аналогичному расписанию работали Совет Народных Комиссаров, Политбюро и ЦК
ВКП(б), наркоматы, а вместе с ними и вся административная машина в столице и в
близких к Москве регионах. Такое расписание было непривычным для Косыгина
после Ленинграда, где работа велась в обычные трудовые часы. Однако, будучи молодым
и энергичным человеком, он быстро вписался в московский ритм работы. Приезжал на
службу в наркомат около 10.00—10.30 утра, уезжал же, как правило, поздней ночью.
Другой характерной чертой стиля работы Сталина было то, что он регулярно
общался лишь с узким кругом лиц. Этот «ближайший круг» (в разные годы он был
«семеркой» или «восьмеркой») был официально оформлен секретным распоряжением как
оперативно действующий орган Политбюро ЦК. Члены «семерки» менялись, туда
включались наиболее реально значимые фигуры в государстве. В «семерку» входили лишь
московские члены Политбюро. Такие важнейшие политические фигуры страны, как
М.И.Калинин (председатель Президиума Верховного Совета СССР—второй человек по
государственной иерархии после Председателя Совета Министров И.В.Сталина) и
А.А.Жданов (второй секретарь ЦК, который подписывал постановления ЦК и Сов-
наркома совместно со Сталиным) не входили в «семерку». В разные годы в «семерку»
включались: Каганович, Ворошилов, Андреев, Булганин, Микоян, Маленков, Берия,
Вознесенский, Хрущев. Практически всегда до опалы в начале пятидесятых годов
членом «семерки» являлся ближайший сподвижник Сталина Вячеслав Михайлович
Молотов. В самом конце сороковых годов короткое время в «семерку» входил и
Косыгин.
На первом послевоенном пленуме ЦК ВКП(б) в марте 1946 года Косыгин
избирается кандидатом в члены Политбюро. В августе того же года Косыгина привлекают к
разработке мер по повышению цен на продовольственные товары в связи с
неурожаем. Он регулярно встречается со Сталиным. Это, несомненно, было в определенной
степени связано с охватившей в тот год всю страну жесточайшей засухой. В
Правительство Российской Федерации посыпались тревожные сигналы о надвигающейся
угрозе голода, А.Н. Косыгин с короткой запиской и поступившими телеграммами
доложил вопрос Сталину. Однако поддержки своим предложениям относительно помощи
терпящим бедствие Алексей Николаевич не получил. Огорченный случившимся,
Косыгин с болью заметил после аудиенции у Сталина: «Он отказал. Сказал, что не верит
паникерам и не намерен разбазаривать резервы».
Это был редчайший случай, когда Алексей Николаевич прокомментировал то, что
сделал Сталин. Косыгин как руководитель сформировался в сталинское время и,
соответственно, обладал исключительной выдержкой и самоконтролем в рабочей
обстановке. Привычка сдерживать свои чувства и не говорить лишнего, приобретенная в те
годы, осталась у Косыгина навсегда. Это касалось общений и в неслужебной,
неофициальной обстановке. Нередко такой постоянный самоконтроль мешал расслабляться в
неформальной обстановке. В целом то было весьма полезное качество в
бюрократической модели социализма.
В отличие от времен советского руководства периода Хрущева и, особенно,
Брежнева на заседаниях Политбюро высказывались особые мнения, даже когда
председательствовал сам Сталин. Такое позволялось, если речь шла о пользе дела. Однако
оценки, данные вождю и другим руководителям в нерабочей обстановке, могли стоить
свободы и даже жизни. Косыгин это хорошо понимал. Он «играл по этим правилам» до
конца своей политической карьеры.
Сталин относился к Косыгину с симпатией. Их отношения становились все более
и более неформальными (насколько такое определение вообще можно отнести к
общению со Сталиным). Вот что пишет в своих воспоминаниях моя мама, дочь Косыгина,
Людмила. Ее рассказ относится к лету 1947 года.
«После длительной работы без отпуска Алексей Николаевич получил возможность
поехать со всей семьей в Крым на отдых, на государственную дачу в Мухалатку, в
десяти — пятнадцати километрах от Ялты. В это время в Крыму отдыхал Сталин. В один
из августовских дней к Алексею Николаевичу приехал небольшой полноватый человек
в военной форме — генерал Власик, начальник личной охраны Сталина, и сказал, что
Иосиф Виссарионович приглашает Алексея Николаевича с семьей к себе в Ливадий-
ский дворец. В Ливадию приехали уже вечером, часов в шесть—семь. Нас поместили
1948 г. А.И.Микоян и А.Н.Косыгин в президиуме вместе с И.В.Сталиным
в две большие смежные комнаты, идеально убранные, но пустоватые, с кроватями, на
которых были красивые, легкие покрывала.
Через некоторое время маму и папу пригласили поужинать к И.В. Сталину...
Наступил вечер, а потом и ранний рассвет, я увидела на рейде на фоне
восходящего солнца, военную эскадру, к которой шел катер. Тут-то я поняла, что мы остались во
дворце без родителей...
Через день или два вернулись мама и папа, расспросили о наших приключениях и
подробно рассказали нам, как интересно они провели время: вспоминали Сибирь,
Сталин рассказывал о своем побеге из Туруханской ссылки с неизвестным возчиком, а
папа и мама вспоминали о своей жизни в 1926—1930 годах в Сибири — Новосибир-
ске и Киренске; о том, как мама в начале тридцатых годов, когда папа учился в
Ленинградском текстильном институте, работала в Кронштадте на плавающих
корабельных мастерских. Сталин с интересом слушал, а потом сказал: «Значит, вы, Клавдия
Андреевна, морячка?»
Ужин затянулся, а в 4 или 5 часов утра адмирал Ф.С. Октябрьский, командующий
Черноморским флотом, доложил, что флагман эскадры крейсер «Молотов» прибыл в
Ливадию и готов принять на борт пассажиров, чтобы отплыть в район Сочи. Тогда
Сталин обратился к маме: «Ну что, морячка, может быть, пойдете с нами в эскадре?»
Мама напомнила, что моряки считают недопустимым присутствие женщины на
корабле, особенно на военном. «Товарищ Октябрьский, — обратился к адмиралу
Сталин, — может быть, команда сделает исключение, ведь Клавдия Андреевна —
морячка!» Шутка была хорошо воспринята, и мама по трапу направилась на катер, а потом
перешла на крейсер «Молотов» и всю дорогу провела в кают-компании.
Во время плавания Сталин и адмирал Октябрьский беседовали с командирами,
командой крейсера. Папа рассказывал, что тогда ему было поручено улучшить экипировку
моряков—форму, обувь, а также позаботиться о снабжении флота продовольствием.
Вскоре в газетах появились фотографии: Сталин, адмирал Октябрьский и Косыгин
с моряками военно-морского флота. По этому поводу мама, натура очень
эмоциональная и умевшая чувствовать обстановку, сказала при мне отцу: «Знаешь, Алеша, они тебе
этого приближения не простят». И как в воду смотрела! В последующие годы Алексею
Николаевичу не раз приходилось встречаться с недоброжелательным отношением к
себе некоторых членов Политбюро».
По рассказам деда эта история имела и такое забавное продолжение. Один из
известных советских художников написал картину об этом переходе. Картина
называлась «Сталин и Косыгин на крейсере «Молотов» и выставил ее в Третьяковке. В 1944
году началось «Ленинградское дело», с которым связывался и Косыгин. Художник
убрал Косыгина с картины. Картина стала называться «Сталин на крейсере «Молотов».
Со временем, уже в период Хрущева, Молотов оказался «членом антипартийной
группы», картина переименовалась «Сталин на крейсере». Затем был разоблачен культ
личности самого Сталина, и картина... ушла в запасники. Легенда это или реальная
история? Сейчас сказать трудно. Косыгин любил пошутить об этом в близком кругу. Это
была одна из его немногих шуток о том времени. Оно было слишком серьезным и
суровым. С большим юмором им говорилось об эпохе Хрущева.
Если дед вспоминал что-то шутливое о временах Сталина, то надо сказать, что это
были не очень веселые воспоминания. Так, если кто-то в его присутствии закусывал
коньяк селедкой, то дед непременно рассказывал о председателе Комитета партийного
контроля тех лет Шкирятове. Последний, расследуя случаи «аморального поведения»
коммунистов, любил спрашивать: «Это вы коньячок селедочкой закусывали?» На
положительный ответ следовал совет—закусывать лимончиком и... строгий выговор или
исключение из партии. Неясным осталось, насколько удалось Шкирятову изжить у
партийных фкнкционеров столь неверное употребление такого изысканного напитка
как коньяк.
1947 г. Командующий Черноморским флотом адмирал Ф.С.Октябрьский, А.Н.Косыгин и И.В.Сталин на флагмане
Черноморского флота—крейсере «Молотов».
После встреч во время отпуска, в 1947—1948 годах, Сталин поручает своему
заместителю Косыгину важнейший проект того времени — проведение денежной
реформы и отмену карточной системы распределения продуктов питания и промышленных
товаров потребления. Как всегда, Косыгин оказывается востребованным, когда
возникает непростая, экономически сложная задача. Вот и в тот момент предстояло
изменить размер существующей денежной единицы — рубля. Эта мера была обусловлена
самой жизнью. Косыгин берется за нее, засучив рукава. В такие моменты у него
прекрасное настроение. Появляется возможность освободиться от той несвободы,
которой подверг себя на долгие годы, заняв с молодых лет высокие посты в
бюрократической системе социализма. Проводя реформы, Косыгин работает в тесном контакте с
председателем Госплана Н.А.Вознесенским, министром финансов А.Г. Зверевым,
министром торговли А.В.Любимовым. Он регулярно докладывает вопрос на проводимых
лично Сталиным совещаниях по реформе. Такие совещания состоялись и в самый
канун реформы— 18,20,21,26,27 ноября, 1,10 и 12 декабря 1948 года. Косыгин
становится все ближе к «ближнему кругу» Сталина, являясь одним из главных реализаторов
и координаторов реформы. А после ее обнародования и успешного проведения
Косыгин становится одной из ключевых фигур в окружении Сталина по практическим
делам в экономической сфере, и, в особенности, по финансовым вопросам.
Сегодняшний читатель вряд ли помнит, в чем состоял смысл той реформы. В
стране скопилось слишком много денег, не обеспеченных товарами. Крупные суммы
наличных денег сосредоточились в руках спекулянтов, не желавших хранить их в
сберкассах. Ставилась задача ввести такие накопления в обращение. Принимается такое
решение: выпустить новые банкноты, при этом деньги в сберкассах менять один к
одному, а наличные деньги — по такому же курсу лишь до определенной суммы. Эта
противоинфляционная мера сопровождалась одновременной отменой продуктовых
карточек и переходом к неограниченной покупке товаров.
Успешное выполнение этой важнейшей задачи во многом определило ту
«экономическую» нишу, которую Косыгин занимал в последующие годы в руководстве
страной. Умение хорошо оперировать финансовыми делами и конкретными,
ориентированными на прибыль бизнес-проектами сделало его необходимой фигурой в составах
практически всех последующих правительств Советского Союза—от кабинетов Мо-
лотова и Сталина до собственного кабинета. Во главе последнего он находился
шестнадцать лет, больше чем кто бы то ни было другой в истории России, Советского
Союза и постсоветской России — с 1964 по 1980 год. Умело определяя приоритеты, он
ставил во главу угла вопросы бюджета страны. Особая важность придавалась золотому
запасу. Даже в конце 70-х годов, когда страна закупала хлеб и мясо, золотой запас СССР
неуклонно рос. Этот вопрос Косыгин жестко держал в своих руках. Общая сумма
золотого запаса являлась строжайшей государственной тайной, в которую, кроме
Председателя Совета Министров были посвящены министр финансов и Л.И.Брежнев.
Последний полностью полагался в этом вопросе на Косыгина.
Такая политика приоритетности золотого запаса продолжалась после Косыгина и
правительством Н.А.Тихонова. Она была пересмотрена в период перестройки и, со-
1947 г. И.В.Сталин и А.Н.Косыгин с офицерами и матросами крейсера «Молотов».
гласно мнению экономистов, не нашла своего продолжения в деятельности кабинета
Н.И.Рыжкова.
Результатами реформы 1948 года были удовлетворены люди, не имевшие
неофициальных накоплений. Удалось избежать панических слухов, ускорить переход
хозяйства страны на мирные рельсы. Отмена карточной системы сделала жизнь в СССР
привлекательнее. Это также способствовало повышению авторитета Косыгина.
Все эти сталинские годы молодой руководитель проходил большую школу
государственного управления. В мемуарах одного из ближайших сотрудников Косыгина,
управляющего делами Совета Министров СССР М.С. Смиртюкова, приводится рассказ об
интересном эпизоде, когда Алексей Николаевич, будучи молодым наркомом, получил
нелицеприятный, но весьма поучительный урок от тогдашнего Председателя Совнаркома СССР
В.М. Молотова. «У Алексея Николаевича возникли проблемы, связанные с перевозкой
сырья ддя промышленных предприятий по железным дорогам, и, придя к В.М. Молото-
7 1 ву, он попросил его оказать содействие в переговорах с наркоматом путей сообщения.
Молотов встал из-за стола, подошел к Косыгину и, слегка заикаясь, спросил, кто он такой
и какую должность занимает. Косыгин ответил, как говорится, по всей форме. Тогда
Вячеслав Михайлович сказал:
— Вы для того и народный комиссар, чтобы самому выполнять свои обязанности.
А я у вас толкачом не намерен быть.
После этого протянул руку Косыгину и попрощался с ним.
Как потом мне и некоторым другим нашим сотрудникам рассказывал Косыгин, он
вышел от Молотова недовольным. Но спустя некоторое время, уже в процессе своей
дальнейшей работы, понял, что Молотов был прав».
Косыгин многому учился в сталинские годы не только в организации управления
промышленностью, но и постигал всю сложную механику отношений между
«соратниками» Сталина, с их взаимным недоверием друг к другу, неискренностью и
интриганством. Последнее сделало его опытным политиком советского толка, хотя и не
доминировало в его деятельности. Во все периоды своей работы Косыгин ясно ставил
позитивные и неидеологизированные цели и, концентрируясь на них, стремился добиться
результата. Это было его доминантой.
Уже на склоне лет Косыгин делился с близкими ему людьми оценками
пережитого, происходившего на его глазах, а нередко и с его непосредственным участием. «Из
рассказов Алексея Николаевича, — пишет мой отец, Д.М. Гвишиани*, —
вырисовывался облик Сталина, не во всем совпадающий с принятым сегодня представлением.
Косыгин свидетельствовал, например, что перед войной Сталин едко высмеивал
бахвальство высших военачальников, преувеличивавших наше могущество и
недооценивавших гитлеровскую военную машину, заявлявших, что, если им придется нанести
удар по врагу, то единственной проблемой будет догнать его, удирающего без оглядки.
Вопреки распространенному ныне мнению, Сталин не раз строго предупреждал об
опасности войны и о необходимости готовиться к ней всеми силами...
Алексей Николаевич рассказывал, как тревожила Сталина наша
неподготовленность к войне, как он делал все возможное, чтобы оттянуть начало конфликта. Однако
все это прикрывалось покровом такой секретности, что даже многие члены
правительства оставались в неведении».
По другим свидетельствам Алексея Николаевича, Сталин придавал большое
значение «правильно дозированной» информации о деятельности партии и
правительства, которую должен иметь народ и сами члены партии. В те годы еще не было
телевидения, и появления вождя на киноэкране, публикации его выступлений в печати
были тщательно продуманными и взвешанными; обычно он сам работал над текстами
своих выступлений.
Алексей Николаевич вспоминал речь Сталина на параде в честь годовщины
Великой Октябрьской революции 7 ноября 1941 года. По каким-то техническим причинам
она не была зафиксирована на кинопленку. Это вызвало гнев Сталина, и он
повторил свое выступление специально перед камерой, так что на экранах страны демон-
В книге «Премьер известный и неизвестный». М.: Республика, 1997. С. 256.
1948 г., 31 августа. Похороны А. А.Жданова.
стрировался не оригинал, а повторение, дубль, о чем, конечно, никто из зрителей не
подозревал.
В отличие от своих преемников, которые, развенчав его «культ», тут же начинали
раскручивать свой собственный, Сталин не нуждался в вульгарном утверждении
авторитета. Его культ внедрялся в сознание людей более утонченными способами. Он
позволял упоминать наряду с собой и других руководителей партии и правительства,
давая говорить им самим, не пытаясь выступать за всех, утверждал присвоение их имен
городам, улицам, заводам и другим объектам. Его окружение не выглядело серой
массой (что впоследствии стало дурной традицией), люди рядом с ним сохраняли
индивидуальность.
В быту Сталин старался выглядеть спартанцем, резко выговаривал соратникам за
нескромность, запрещал принимать подарки. Даже за столом, в кругу «своих», к нему
нужно было обращаться «товарищ Сталин», он не допускал ни малейшего
панибратства. Периодически его отношение к окружающим менялось, кто-то внезапно
оказывался в немилости, часто не зная причины. Несколько раз в присутствии Алексея
Николаевича Сталин впадал в гнев, при этом никогда не кричал, но вызывал страх и
трепет у провинившихся.
С годами он становился все более подозрительным, непредсказуемым, все чаще
менял симпатии и антипатии, опасался наделять других руководителей серьезной
ответственностью. Окончательные решения принимал только сам, тщательно
анализируя все последствия и в политическом, и в личном плане, обдумывая важные вопросы
неторопливо, взвешивая все возможные плюсы и минусы, перепроверяя информацию
у специалистов. Для членов Политбюро была установлена строгая специализация,
Сталин не допускал, чтобы человек, отвечающий за свой участок, без его согласия
вмешивался в дела других. Он явно стремился распределить функции так, чтобы
исключалась возможность принять исчерпывающее решение одному лицу или одному
ведомству. Последнее слово всегда должно было оставаться за ним или за «коллегиальным
руководством». Эти наблюдения и выводы, сделанные Косыгиным уже в последние
годы жизни, подтверждаются фактами его собственной биографии.
В послевоенные годы Сталин лично возглавлял правительство и пост
Председателя Совета Министров был тогда важнейшим. Председатель Президиума
Верховного Совета Н.М.Шверник выполнял, в основном, представительские функции и не
играл важной роли при принятии решений. (Ситуация изменилась в эпоху
Брежнева, когда Генеральный секретарь лично занимал этот пост). Постановления ЦК КПСС
и Правительства, как правило, подписывали И.В.Сталин как Премьер-министр и
А.А.Жданов как секретарь ЦК. Соответственно положение Косыгина к 1948 году, как
заместителя Председателя Совета Министров СССР (Сталина) и члена Политбюро
было очень высоким. В этот период (до начала «Ленинградского дела») Косыгин
включается в «постоянный комитет Политбюро» — «семерку», которая заседает
практически ежедневно.
После проведенной под его руководством денежной реформы 1948 года Косыгин
назначается на важнейший пост министра финансов СССР в правительстве Сталина.
На этом посту он оказался не столь сговорчивым, как этого хотелось бы некоторым
значимым фигурам тогдашней политической элиты. Косыгин занимает чрезвычайно
жесткую позицию по экономии государственного бюджета. Цель—высвободить
средства от реализации крупных народнохозяйственных проектов, чтобы начать
улучшение реальной жизни граждан, увеличить золотой и валютный запасы страны. Он
часто возражает против выделения дополнительных ассигнований, если это не
предусмотрено бюджетом. Главная цель такой позиции — не распылять средства и тратить
их на крупные проекты.
Последствием такой жестко экономной позиции министерства финансов явилось то,
что Косыгин перестал устраивать многих на этом ключевоом посту. 28 декабря 1948 года
он переводится на должность министра легкой промышленности. В этом же году впервые
избирается членом Политбюро ЦК, что укрепляло его позиции по партийной линии.
Первая половина 1949 года—время наиболее интенсивной совместной работы Сталина
и Косыгина. Даже освобождая Косыгина от ответственной должности министра
финансов, Сталин показывал, что его позиции не ослабли.
Согласно официальным отчетам этого периода, Косыгин работает в теснейшем
контакте с высшим руководителем страны. Вот выписка из расписания его посещений
кабинета Сталина: в январе 1949 года—одиннадцать раз, в феврале—четырнадцать, марте—
двенадцать, в апреле—десять. Ежедневные доклады по телефону Сталину. Тесный
контакт с руководителем секретариата Сталина—Поскребышевым. Однако к концу года
ситуация меняется.
Активизируется наступление Берии и Маленкова на так называемую
«Ленинградскую группу». В 1948 году от тяжелой болезни на Валдае умирает первый секре-
1946 г. На похоронах М.И.Калинина. Слева направо: С.М.Буденный (во втором ряду), А.Н.Косыгин, И.В.Сталин,
В.М.Молотов, крайний справа—Н.А.Вознесенский.
тарь Ленинградского обкома партии, член Политбюро, секретарь ЦК КПСС А. А.Жда-
нов. Будучи вторым человеком в партии, он окажется после своей смерти связан со
Сталиным семейными узами. Дочь Сталина, Светлана Аллилуева, в 1949 году вышла
замуж за сына Жданова, Юрия Андреевича. На протяжении длительного периода
отношения Сталина и Жданова менялись. Однако авторитет последнего всегда был
достаточно высок, и Берия с его окружением не осмеливались вести открытые действия
против «Ленинградской группы», занявшей целый ряд ключевых постов в руководстве
страны: НА. Вознесенский был членом Политбюро и председателем Госплана СССР; А.
А.Кузнецов являлся секретарем ЦК, отвечающим за работу спецслужб и кадры ЦК;
П.И.Попков был руководителем Ленинградской партийной организации после переезда в 1946
году Жданова в Москву.
Брат Вознесенского, долгое время работавший ректором Ленинградского
университета, по предложению «Ленинградской группы» был назначен министром
просвещения РСФСР. С «Ленинградской группировкой» мог быть связан и министр
госбезопасности Абакумов. Он был назначен на этот пост после того, как в декабре 1945 года
Сталин отстранил Берию от руководства НКВД с тем, чтобы он сосредоточился на
«работе в центральных органах управления». Это был «звездный час» команды
Жданова. Новый глава ленинградской парторганизации Попков сообщал в одном из своих
докладов, что на руководящую работу было выдвинуто двенадцать тысяч
ленинградцев, из них в Москву и для руководства другими областями отправилось более
восьмисот человек.
Все они рассматривались Берией и его ближайшим другом Маленковым, как люди
Жданова, мешающие укреплению их влияния в управлении государством и лично на
Сталина. Как только Жданов умер, Берия и Маленков начали компанию по
компрометации «Ленинградской группы». Одна из их целей—член Политбюро Косыгин. Хотя
7 5 еще до войны, сразу после перевода в Москву, Косыгин дистанцировался от Жданова,
Маленков и Берия имели его в качестве одной из своих (к счастью для Косыгина, не
главных) «целей», по-прежнему связывая его с «Ленинградской группой». Степень
опасности, нависшей над Косыгиным в этот момент, видна из содержания
следующего проекта закрытого письма Политбюро.
«Тов. Сталину.
Посылаем Вам выработанный нами проект письма Политбюро членам и
кандидатам в члены ЦК ВКП(б).
Г.Маленков, Л.Берия. 12/Х, 1949 г.
Закрытое письмо Политбюро членам и кандидатам в члены ЦК ВКП(б) «Об
антипартийной враждебной группе Кузнецова, Попкова, Родионова, Капустина,
Соловьева и др.» (проект).
....В настоящее время можно считать установленным, что в верхушке бывшего
ленинградского руководства уже длительное время сложилась враждебная партии
группа, в которую входили Кузнецов А., Попков, Капустин, Соловьев, Вербицкий,
Лазуткин и некоторые другие бывшие руководящие работники Ленинградской
парторганизации. При этом следует учесть, что с одним из руководящих членов этой группы
Капустиным, как выяснилось теперь, во время пребывания его в 1936 году в Лондоне
установила связь английская разведка. Сейчас стало очевидным, что Кузнецов А. и
Попков имели сведения об этом, но скрыли их от ЦК ВКП(б)...
Во вражеской группе Кузнецова неоднократно обсуждался и подготавливался
вопрос о необходимости создания Российской коммунистической партии большевиков
(РКП(б)) и ЦК РКП(б) и о переносе столицы РСФСР из Москвы в Ленинград. Эти
мероприятия Кузнецов и др. мотивировали в своей среде клеветническими доводами,
будто бы ЦК ВКП(б) и Союзное правительство проводят антирусскую политику и
осуществляют протекционизм в отношении других народов за счет русского народа. В
группе было предусмотрено, что в случае осуществления их планов Кузнецов А.
должен был занять пост первого секретаря ЦК РКП(б)...»
Таким образом, «Ленинградской группе» инкриминировался сценарий, менее чем
через 45 лет реально осуществленный Ельциным, Кравчуком и Шушкевичем.
Помышляли ли об этом реально тогдашние ленинградские руководители? Возможно, хотя и
маловероятно. Но можно сказать определенно, что с этим не был и не мог быть связан
Косыгин. Будучи человеком дела, разумным прагматиком в своих планах и делах,
опытным и взвешенным политиком, Косыгин никогда не пошел бы на такую авантюру.
Политическая изолированность Косыгина от своих ленинградских коллег, по-видимому,
и спасла ему жизнь и свободу в этот критический для него момент. А опасность
действительно была очень близка. Далее в проекте документа, подготовленного
Маленковым и Берией, говорится:
«...Следует указать на неправильное поведение Косыгина А.Н., который
оказался как член Политбюро не на высоте своих обязанностей... он не разглядел
антипартийного вражеского характера группы Кузнецова, не проявил необходимой
политической бдительности и не сообщил в ЦК ВКП(б) о непартийных разговорах
Кузнецова и др.»
1948 г. На трибуне Мавзолея во время первомайского парада. Справа налево: Косыгин, Шверник, Вознесенский,
Сталин. Крайний слева—Молотов, справа от него — Маленков.
Серьезную долю ответственности за вышеизложенное Маленков и Берия
возложили и на покойного А.А.Жданова. Маленков и Берия понимают, что Косыгину
нечего больше инкриминировать и что он реально не связан с «Ленинградской группой».
Его фамилия в документе, в отличие от других, сопровождается инициалами.
Это письмо было доложено Сталину, но он не дал своей санкции на его рассылку
членам ЦК. Только в 1949 году Сталин дал ход карательной машине. Очень уж
независимо вели себя ленинградцы. Слишком гордились они «своей обороной Ленинграда».
В музее блокады портреты Попкова и Сталина были одинакового размера. Все больше
питерцев на руководящих постах в партийных органах и в Правительстве. И нет уже с
ними их главы Жданова. Вес оставшихся ленинградцев оказался несравним с весом
всесильного Маленкова и маршалов Берии и Булганина.
В феврале 1949 года Маленков прибывает в Ленинград на объединенный пленум
обкома и горкома партии и неожиданно для собравшихся обрушивается с
ошеломляющей критикой на руководство города и области. Не было ничего конкретного.
Ленинградская парторганизация обвинялась в противопоставлении себя линии партии. В чем
это проявлялось конкретно, было неясно.
Задолго до этого, 16 января 1946 года, выступая на предвыборном совещании
секретарь Ленинградского горкома Алексей Александрович Кузнецов говорил: «Можно
без преувеличения сказать, что одним из передовых отрядов русского народа, храбрым
и в то же время скромным, деятельным и в то же время не кричащим о себе, является
отряд ленинградцев, на долю которых в этой войне выпали самые тяжелые
испытания. Город, разгромивший гитлеровские полчища под своими стенами, город, слава
которого затмила славу Трои». Эти слова стали роковыми для многих ленинградцев, и,
прежде всего, для их автора.
Политбюро принимает решение о снятии со своих постов и исключении из партии
секретаря ЦК ВКП(б) Алексея Кузнецова, первого секретаря Ленинградского обкома и
горкома партии Петра Попкова, председателя Госплана Николая Вознесенского,
Председателя Совета Министров РСФСР Михаила Родионова, министра просвещения Алек-
сандра Вознесенского, второго секретаря Ленинградского горкома партии Якова
Капустина. Вскоре все они были арестованы и расстреляны. Хотя в это время в СССР и не
существовало смертной казни, этот закон был отменен на время «Ленинградского дела».
Через некоторое время, в 1952 году, Косыгин был выведен из состава Политбюро,
хотя и получил пост кандидата в члены Политбюро. Над ним нависла реальная
опасность потерять не только свободу, но и жизнь. Несмотря на эту огромную нервную
нагрузку, Косыгин находит силы правильно ориентировать себя по отношению к
новой ситуации. Продолжает много и эффективно работать, а на каждое вырванное под
пытками показание арестованных на Косыгина—пишет объяснительные письма
Сталину. Ни одного показания не остается без объяснения. Постепенно ситуация начинает
разряжаться. Косыгину удается убедить Сталина в том, что у него не было никаких
связей с «Ленинградской группировкой».
И хотя он все реже вызывается на совещания узкого круга, однако Сталин не
позволяет с ним расправиться, как это было сделано с Вознесенским, Кузнецовым,
Попковым, Родионовым и Капустиным.
«Ленинградское дело» как лакмусовая бумажка показывает, что Сталин отделил
Косыгина от «срежиссированного» им же самим противостояния группировок
Жданова и Берии—Маленкова. Будучи сам выдающимся интриганом и «режиссером
интриг», Сталин понял, что Косыгин таковым не является. Значит, он может продолжать
работать и приносить пользу. То, что Косыгину удалось создать такое мнение у
Сталина, по-видимому и спасло его в этот критический момент. Делал ли Косыгин что-то
специально, чтобы добиться такого статуса? В какой-то мере «да». Переехав в Москву,
«словом и делом» подчеркивал свою прагматическую ориентацию, всячески старался
устраниться от кадровых и идеологических вопросов. Не поддерживал вне рабочих
отношений ни с «Ленинградской группой», ни тем более с Маленковым и Берией.
Однако главным была его направленность на достижение реального экономического
прогресса, что, несомненно, высоко ценилось Сталиным.
Дополнительные факты об отношениях Косыгина и Сталина находим в
воспоминаниях моего отца Д.М. Гвишиани: «...У некоторых руководителей партии и
государства были причины для недовольства Косыгиным. Одних настораживало то, что его
на какой-то период приблизил к себе Сталин. Другим не нравились некоторые
поручения, которые Косыгин получал лично от Сталина, например, такая неблагодарная
миссия — разобраться с привилегиями членов Политбюро — не могла не вызвать их
раздражения.
В те времена члены Политбюро имели сравнительно невысокую зарплату.
Например, они получали меньше наличных денег, чем академики, писатели, композиторы и
т.д. Однако они получали практически бесплатно любое количество продуктов
питания. После вмешательства Сталина, поручившего Косыгину навести порядок, были
установлены ограничения. Недовольство влиятельных членов Политбюро пало на
голову Алексея Николаевича».
В середине 1949 года министр госбезопасности Абакумов докладывает Сталину
анонимную записку, в которой внешне весьма доказательно утверждалось, что в под-
ведомственном министру финансов Косыгину Гохране в 1948 году происходили
крупные хищения золота и драгоценных камней. Сталин дает поручение министру
госконтроля Л .3. Мехлису тщательно проверить факты якобы допущенных злоупотреблений.
За четыре месяца ревизии все было перевешено, сличено по журнальным записям и
приходным ордерам. Заключения проверяющих были единодушны: хранение и учет в
Гохране поставлены образцово. Попытки бросить тень на молодого министра в глазах
Сталина провалились.
Следует подчеркнуть, что Мехлис не испытывал особой симпатии к Косыгину.
Много лет они жили на одной лестничной площадке в доме на улице Грановского и
лишь официально и холодно здоровались. Мехлис долгое время, включая войну, был
начальником Главного политического управления Советской Армии. В этом качестве
он был известен чрезвычайной жесткостью. Притчей во языцех стали истории о том,
как, прощаясь с генералами, он говорил: «До свидания, товарищ полковник», разжалуя
их за различные провинности. Тем не менее проверка Гохрана закончилась
благополучно для Косыгина. Это было особенно важно и потому, что Мехлис был
исключительно доверенным лицом Сталина. Учитывая, что Берия и Абакумов принадлежали к
различным группировкам, нет оснований предполагать, что это было делом рук Берии и
Маленкова. Однако их собственные действия по «укрощению» «Ленинградской группы»
начинают разворачиваться, и Косыгин мог попасть в жерло этой кровавой мельницы.
«Однажды у меня с Алексеем Николаевичем зашел разговор о «Ленинградском
деле», — писал в своих воспоминаниях заместитель Председателя Совета Министров
СССР В.Н.Новиков. — Говорили тогда о Вознесенском, Кузнецове и других общих
знакомых, которые трагически и безвинно погибли в застенках. И тут Алексей Николаевич
неожиданно заметил, что и он мог оказаться на их месте. Дело в том, что Клавдия
Андреевна была дальней родственницей Кузнецова*. А по тем временам это был
достаточно серьезный «криминал». Косыгин прекрасно понимал, степень реальной
опасности, нависшей тогда над ними. Тем не менее он проявлял исключительную
выдержку и продолжал активно и четко выполнять свои высокие обязанности.
Другой раз этой темы мы коснулись тоже совершенно случайно. Я как-то отдыхал
на курорте «Белокуриха» в Алтайском крае и рассказывал Косыгину о своих
впечатлениях. Он вдруг стал меня расспрашивать, не сохранился ли там такой-то дом,
интересовался и другими подробностями о поселке. Оказывается, в Белокурихе Алексей
Николаевич был во время «сибирской командировки», прожил там более десяти дней. И
вот о каком интересном эпизоде он рассказал. Во время следствия по «Ленинградскому
делу» А.И. Микоян, работавший тогда заместителем Председателя Совета Министров
СССР, организовал длительную поездку Косыгина по Сибири и Алтайскому краю
якобы в связи с необходимостью усиления деятельности кооперации, улучшения дел с
заготовкой сельскохозяйственной продукции. Надо сказать, что Микоян всегда хорошо
относился к Алексею Николаевичу... Да и работали они на одном поприще: Косыгин
* Это некоторое преувеличение. Однако некая дальняя связь между семьями Косыгина и Кузнецова была.
Сестра мужа сестры Клавдии Андреевны Зинаида была женой Алексея Александровича Кузнецова. Его дочь была
замужем за сыном Микояна Сергеем.
занимался легкой промышленностью, Микоян — пищевой. Это их сблизило. И вот
Анастас Иванович, видимо, решил как-то обезопасить Косыгина, хотя прекрасно
понимал, что от Берии не скроешься. Возможна и другая версия: к тому времени Алексей
Николаевич уже был членом Политбюро и вопрос о его командировке Микоян
наверняка обсуждал со Сталиным. Тот согласился, тем самым дав понять, что Косыгин не
будет привлечен по этому делу».
Косыгин вполне осознавал грозившую ему лично в 1949 году опасность. В
поступавших ему, как члену Политбюро, протоколах допросов арестованных по
«Ленинградскому делу» фамилия Косыгина каждый раз кем-то подчеркивалась красным
карандашом. В этих случаях он немедленно писал объяснения лично Сталину.
Сгущавшиеся над Косыгиным тучи, хотя и разошлись, но все же изрядно
пошатнули его положение. В октябре 1952 года XIX съезд КПСС избирает его всего лишь
кандидатом в члены расширенного до двадцати пяти человек Президиума ЦК,
заменившего Политбюро. Более того, когда 20 октября 1952 года Сталин, Маленков, Берия и
Хрущев принимали новых кандидатов в члены президиума ЦК и секретарей ЦК,
Косыгин не был приглашен. Из этого можно было бы сделать вывод, что его карьера
близится к закату. Однако на одном из совещаний к сидевшему вдали от председателя
Косыгину подошел Сталин, тронул за плечо и сказал:
— Ну как ты, Косыга? Ничего. Ничего, еще поработаешь...
Эти слова, как потом рассказывал Косыгин своим близким, несколько сняли
напряжение. Можно было понять, что этап подозрений и недоверия заканчивается.
Правда, до конца жизни Сталина оставалось уже очень немного времени... В 1953
году Сталин умер. В нашей стране началась новая эра. Вместе с ней закончился долгий
и трудный период совместной работы Косыгина и Сталина.
Стоит добавить, что в последние годы, будучи Председателем Совета Министров
СССР Алексей Николаевич занимал кабинет, в котором работал Сталин. Новый хозяин
постарался практически ничего не менять в кабинете: та же скромная, тяжеловесная,
добротная мебель, те же портьеры. Знаменитый глобус, по которому Сталин якобы
руководил военными действиями второй мировой войны, оставался на своем месте.
Почему Косыгин ничего не изменил в кабинете? Возможно потому, что хотел
таким образом отдать дань уважения и сохранить память о своем многолетнем
руководителе, «разоблаченном» последующей администрацией Хрущева. В домашнем кругу он
неоднократно подчеркивал, что в его кабинете все осталось так же, как при Сталине,
но при этом не давал никаких оценок. Может быть, что все объяснялось и проще. Мой
дед вообще в личных привычках был консервативен, не стремился к крутым
переменам в доме, да и не только. Он никогда не увлекался перестановкой мебели, ни в
квартире, ни на даче, любил единожды установленный порядок. На завтрак ел всегда одно
и то же — творог, овсяную кашу, пил крепкий чай. Любил жить по выработанному
расписанию. Точно также, видимо, и хорошо знакомый кабинет оказался удобным в
том привычном виде, в каком он достался Косыгину.
Следует отметить, что при всем своем неприятии личности Сталина, Хрущев,
проработавший в этом же кабинете около десяти лет, тоже практически ничего там не
менял. Исторический кабинет председателей Совета Министров СССР сохранялся до
прихода в Кремль первого президента России Б.Н.Елыдина. Последний поручил
П.П.Бородину реконструкцию кремлевских помещений. Так закончил свою жизнь и «канул во
всемирную историю» кабинет Сталина—Маленкова—Булганина—Хрущева—Косыгина
и др.
В этот кабинет в мае 1965 года к Косыгину пришла дочь Сталина Светлана
Иосифовна Аллилуева. Она просила разрешить ей поездку в Индию к своему будущему мужу
Браджешу Сингху. Оба они работали в Москве в издательстве «Прогресс»
переводчиками. Однако разрешения она не получила. В книге «Только один год» Аллилуева
рассказала о том, как Косыгин долго убеждал ее не связывать свою судьбу со старым и
больным иностранцем. В ноябре 1966 года Светлане Аллилуевой вновь пришлось
обращаться с просьбой к Косыгину разрешить поехать в Индию на похороны мужа.
Аудиенция на этот раз продлилась всего пять минут. Косыгин дал свое согласие. Есть
сведения, что его просил по телефону удовлетворить эту просьбу Л.И.Брежнев. Косыгин
советовал С.И.Аллилуевой избегать контактов с прессой. Но она поступила по-своему
и не возвратилась в Москву.
КОСЫГИН,
ХРУЩЕВ, БРЕЖНЕВ И ДРУГИЕ
Хрущев, а затем Брежнев стояли
во главе СССР в то время,
когда Косыгин выдвинулся
в высший эшелон власти
и стал де-юре и де-факто
вторым лицом в государстве.
Поэтому взаимоотношения
этих политических фигур
в советском руководстве
весьма интересны
для понимания феномена Косыгина
для размышлений историков о роли личности
и судьбах нашего государства.
Бесспорно, что и Хрущев, и Брежнев
высоко ценили Косыгина
как компетентного
государственного деятеля.
На посту главы Правительства
нашей страны
Косыгин работал дольше
всех других руководителей
правительств Российской империи,
СССР и Российской Федерации.
По идеологические догмы,
сохранявшаяся на всех этапах
авторитарность советской системы
и прогрессирующие год от года
волюнтаризм, субъективизм,
уверенность в собственном величии
не позволили ни Хрущеву, ни Брежневу
использовать сполна
потенциал Косыгина.
Это отчетливо проявилось
в сдерживании партийными органами
экономических реформ,
предложенных Косыгиным.
1969 г. Председатель Совета Министров СССР.
Положение А.Н. Косыгина как государственного и политического деятеля после
кончины Сталина, казалось, пошатнулось. В марте 1953 года, когда формировалось
«коллективное руководство», он не вошел в состав Президиума ЦК. Его перебрасывали с
места на место: с 1953 по 1958 год он перемещается с одной должности на другую
восемь раз. Ощущалось, что новые руководители страны не до конца доверяли
Косыгину.
После смерти Сталина страну возглавил Георгий Максимилианович Маленков.
Он стал Председателем Совета Министров. Исполнительная власть сосредоточилась
в руках Маленкова и его формального первого заместителя, а фактически «старшего
друга» и «наставника»—Лаврентия Павловича Берии. Косыгин всегда старался
максимально дистанцироваться от этой влиятельной группы в сталинском окружении,
равно как и от любых других группировок, включая ленинградскую. Такая политика
оправдала себя в период развернутого Берией и Маленковым «Ленинградского дела».
Обособленный от политических группировок Косыгин не был для них интересной
мишенью. Он хоть и был упомянут в доносе на имя Сталина, однако последовавшей
мерой наказания стало лишь его удаление из состава Политбюро ЦК.
В намерения Маленкова и Берии явно не входило окончательно «убрать»
Косыгина из Правительства. С одной стороны, он не представлял для них опасности; с другой
— был нужен как опытный хозяйственник. Правда, не на первых ролях, поскольку
роль «преобразователя экономики» отводилась самому Берии. Он начал некоторые
реальные преобразования в сторону укрепления позиций частной собственности при
социалистическом устройстве страны. Хотел отменить колхозную систему, выступал за
уменьшение влияния партийных органов. Но прошло менее года, и Берия был смещен
со всех постов,лишен воинского звания маршала и расстрелян. Интересно, что
сохранилось такое свидетельство писателя Константина Симонова в его книге «Глазами человека
моего поколения». Делясь впечатлениями от Пленума ЦК КПСС, состоявшегося 4 июня
1953 года, на котором разоблачалась преступная деятельность Берии, Симонов
подчеркивал, что на него наиболее сильное впечатление произвела умная, жесткая,
последовательная и аргументированная речь А.Н.Косыгина по этому вопросу.
Почему Косыгин выступил с жестким разоблачением Берии? Казалось бы, многое
из того, что собирался сделать последний после смерти Сталина в экономике страны,
отвечало идеям и жизненным целям Косыгина. Думается, что Косыгин был
полностью за предложенное Берией де факто ограничение партийной власти с тем, чтобы
партийные комитеты на новом уровне не мешали бы государственному управлению
страной. Мне кажется, что Косыгин мог бы в какой-то мере согласиться с Берией и по
поводу колхозной системы. Однако, если Берия (согласно тому, что пишет о нем его
сын Серго в книге «Мой отец Берия») хотел полностью ликвидировать колхозы, то
Косыгин скорее дал бы возможность равноправной конкуренции между колхозами и
частными фермами.
Представляется, что было несколько важных причин к такой острой позиции
Косыгина в процессе разоблачения Берии. В своих «Воспоминаниях» Никита Сергеевич
Хрущев утверждает, что победа Берии в тот короткий исторический отрезок времени
1959 г. Визит Председателя Совета Министров СССР Н.С.Хрущева во Францию. Слева от него заместитель
Председателя Совета Министров А.Н.Косыгин.
означала бы конец коммунистической власти. Иными словами, Берия собирался
полностью изменить окружающую его инфраструктуру, а может быть и саму социальную
систему. Это и есть именно то, что никак не могло найти поддержки у Косыгина. Он
никогда не был революционером. Необходимые изменения, по Косыгину, должны были
приходить сами собой в виде естественной эволюции, обусловленной действиями
экономических и исторических законов.
В корне неприемлемой для Косыгина была и позиция Берии о разделении СССР
на отдельные республики. Думаю, что многое в действиях Горбачева и Ельцина почти
через полвека после смерти Берии нашло бы поддержку у моего деда. С одним он бы
точно не согласился. Это — с разделом СССР.
Наконец, как опытный политик времен Сталина, Косыгин понимал, что со
смертью вождя не произошло реальной демократизации общества. Соответственно, надо
было быть предельно осторожным. В качестве иллюстрации перед глазами стоял
судебный процесс над генералом авиации Василием Иосифовичем Сталиным. Великий
вождь и отец народов умер в марте 1953 года. Через месяц, в апреле того же года, его
сын был арестован за «ошибки при проведении парада 1952 года». Последний
славился неидеальным поведением, любил шумные компании, выпивку и футбол. Однако
был смелым и заслуженным летчиком, участвовал во многих авиационных сражениях
войны, сбил немало немецких самолетов. Главное обвинение заключалось в том, что
он слишком настойчиво говорил о непонятных моментах, связанных со смертью
Сталина. И хотя власть находилась в руках тех, кто получил ее из рук Сталина, Берия уже
не был в ее составе, но суровое наказание ожидало каждого, кто осмеливался
высказывать суждения, противоречащие официальной точке зрения.
Когда через несколько лет партийная и государственная власть в стране перешла к
Н.С.Хрущеву, Косыгин снова оказывается активно востребованным. Повторное
восхождение в высшее руководство было связано с его решительной поддержкой Хрущева
в борьбе с «антипартийной группой», пытавшейся сместить последнего с должности
Первого секретаря ЦК в июне 1957 года. На пленуме ЦК Косыгин твердо поддержал
Хрущева и высказался за исключение оппозиционеров из руководящих органов партии
и правительства.
«Нам ясно, насколько трудно было работать товарищу Хрущеву в условиях, когда
три человека систематически были в оппозиции по большинству вопросов,
рассматриваемых на Президиуме ЦК, а четыре меняли свои позиции в зависимости от
обстановки. Сколько лишней энергии было затрачено на драку с Молотовым, Кагановичем,
Маленковым только для того, чтобы получить их согласие на решение того или иного
вопроса, тем более что над осуществлением принятого решения они ведь все равно не
работали!.. Ради чего мы должны допустить такую борьбу в нашей партии?—читаем
в стенограмме выступления Косыгина на пленуме. — Если только для того, чтобы
сохранить внешний вид, что у нас единство в ЦК, то это дорогая цена».
В своем выступлении Косыгин высказал предположение, что если бы
заговорщикам удалось осуществить свои планы, то резолюции Молотова, Кагановича и
Маленкова «расстрелять», «уничтожить» вновь могли бы появиться на списках арестованных
людей. Занятая Косыгиным позиция не осталась незамеченной. В новом расширенном
Президиуме ЦК он вновь становится одним из кандидатов в его члены.
Чем был обусловлен этот «резкий» политический ход Косыгина, обычно
осторожного и выдержанного в оценках высшего руководства и старавшегося оставаться в
стороне от политической борьбы партийных группировок? Представляется, что на это
были как объективные, так и субъективные причины. Главная объективная причина
— это практическое отстранение Косыгина от крупных дел, важных экономических
проектов, которыми он любил и привык заниматься и без которых его деятельность
теряла смысл. Ему не были интересны ни расцветшие пышным цветом политические
интриги того времени, ни бюрократическая деятельность достаточно высокого
уровня, которая ему поручалась после смерти Сталина. При Хрущеве он мог рассчитывать
на реализацию возможности возвращения к большим делам, а Молотов и Маленков
уже указали Косыгину «на его место» в системе.
С уходом со сцены главного исполнителя по «Ленинградскому делу», министра
госбезопасности Абакумова (он был осужден и расстрелян как враг народа стараниями
Берии и Маленкова), «Ленинградское дело» постепенно «рассеялось», и прямая
опасность для Косыгина миновала. Однако, пока Маленков оставался в высших эшелонах
власти, эта опасность могла возникнуть вновь. Разве он мог забыть о неразосланной
записке Маленкова и Берии Сталину? Это было важнейшей субъективной причиной
Вместе с Н.С.Хрущевым (крайний справа) и министром культуры СССР Е. А.Фурцевой (вторая слева) А.Н.Косыгин
встречается с трудящимися.
позиции Косыгина на Пленуме ЦК КПСС, когда решался вопрос, кто должен
управлять страной—Хрущев или Маленков и Молотов.
К 1957 году позиции Косыгина в руководстве страны по сравнению со
сталинским периодом существенно ослабли. Если с 1948 года по 1952 год он был членом
Политбюро ЦК КПСС, то с 1952 года по 1957 год не входил в этот высший партийный
орган даже в качестве кандидата. В этот период он занимает хотя и достаточно
важные, но далеко не первостепенные должности в руководстве экономикой страны.
Министр промышленности товаров народного потребления, заместитель председателя
госэкономсовета Совета Министров, первый заместитель председателя Госплана СССР.
Такой масштаб деятельности по ее сути имел большую бюрократическую компоненту и
существенные ограничения в принятии принципиальных экономических решений. Это
не могло устраивать прагматически мыслящего Косыгина, стремившегося к
эффективным и разумным преобразованиям экономики. Чтобы получить больший простор
действия и возможность более широкого маневра, требовалось изменить ситуацию. И
Косыгин твердо решает поддержать Хрущева в его намерении решительно поменять
руководство в стране. В группировке Хрущева у Косыгина были близкие ему люди,
которым он доверял. Это будущий второй секретарь ЦК Фрол Романович Козлов, всегда
симпатизировавший Косыгину Микоян, Е. А.Фурцева, а также его друзья военных лет
«крутые оборонные министры» Малышев, Хруничев и др. Несомненно, что у таких
опытных политиков сталинской эпохи, как Хрущев и Косыгин, состоялись в то время
негласные встречи перед решительным боем по разоблачению «антипартийной
группы». Интересно понять, почему Хрущев привлек Косыгина как одного из основных
«экономических игроков» своей команды? Ведь до этого они никогда не соприкасались
в практических делах, так как Хрущев всегда занимался сугубо партийной работой.
Казалось бы, и Косыгину, учитывая его экономические идеи и проекты, скорее всего
должна была импонировать более «капиталистически» ориентированная платформа
Маленкова и Молотова. Они декларировали продолжение политики Берии (конечно,
не называя ее разоблаченного автора), направленной на развитие частной
собственности и автономизацию республик СССР, а возможно и на отход от марксистского
положения о диктатуре пролетариата. Хрущев же, напротив, придерживался
«суперкоммунистической» модели, однако существенно более демократической. Он считал,
что жизненный уровень людей при социализме должен повышаться путем развития
общественных фондов и средств потребления: через бесплатный транспорт,
бесплатные обеды на работе, бесплатную медицину и т.д.
Косыгин это полностью отрицал. Повышение благосостояния народа, по его
мнению, должно было идти за счет личных фондов потребления. Люди должны получать
более высокую зарплату, иметь собственные дачи и автомобили, накопления в
сберкассах. Он был резким противником бесплатного транспорта. Помнится, как с юмором
дед рассказывал о том, что после революции все трамваи были разбиты и
разграблены, поскольку не требовались билеты, а ответственность за сохранность и сбережение
транспортных средств отсутствовала.
Несмотря на эти принципиальные различия в подходах, Косыгин делает
однозначный выбор — принимает предложение Хрущева войти в его команду, чтобы
«разгромить» «антипартийную группу» членов Политбюро Маленкова, Молотова,
Кагановича, Булганина, Первухина и Сабурова и примкнувшего к ним министра иностранных
дел Шепилова. Список противников Хрущева впечатляет. Это ядро высшего
руководства страны. Среди них высший государственный руководитель, Председатель Совета
Министров Булганин, председатель Госплана Сабуров, ближайшие соратники
Сталина Молотов, Каганович и Маленков. Группировка Хрущева на первый взгляд выглядит
слабее. В то же время в нее входят более молодые люди: Суслов, Козлов, Брежнев,
Подгорный, Полянский, Кириченко. Из старой гвардии Хрущева активно
поддерживает Микоян. Главное, что привлекает Косыгина в позиции Хрущева в этот момент —
это планы демократизации страны. Вопрос выбора для Косыгина стоит так: меньше
социализма и меньше демократии (Маленков и Молотов) или больше социализма и
больше свобод и демократии плюс больше личных возможностей воздействовать на
экономические преобразования (Хрущев). Косыгин однозначно становится на
позиции Хрущева.
Борьба на Пленуме была непростой и победа Хрущева отнюдь не была
гарантирована. Так на стороне противников Хрущева выступил Председатель Президиума
Верховного Совета СССР народный герой К.Е.Ворошилов. Однако Хрущев и его молодые
соратники победили. Впервые в советской истории побежденные просто ушли в
отставку или на малозначительные должности, а не были физически уничтожены.
Н.С.Хрущев (в центре), А.Н.Косыгин (второй слева) и А.А.Громыко (первый слева) во время
зарубежной поездки.
Следует отметить, что наряду с большой осмотрительностью в принятии решений
и в особенности в высказывании оценок, мой дед мог быть чрезвычайно жестким и
даже излишне резким оратором, когда утверждался в необходимости что-то высказать.
Поэтому для меня не удивительно, что в ключевые исторические моменты, такие, как
разоблачение в 1959 году «антипартийной группы», он оказался одним из наиболее
радикально выступивших членов ЦК.
Обладающий способностью выдвигать сильных людей, Хрущев ценил ум, опыт,
знания и незаурядные организаторские способности Косыгина. В своих мемуарах
Никита Сергеевич утверждал, что после отстранения от власти Молотова, Маленкова и
Булганина, он не хотел совмещения в одном лице постов Председателя Совмина и
Первого секретаря ЦК, при этом Председателем Правительства он видел Алексея
Николаевича Косыгина.
Тем не менее Косыгин был назначен заместителем Председателя Совета
Министров СССР (июль 1957 г.), а затем одновременно председателем Госплана СССР (1959
год). В1960 году майский пленум ЦК КПСС тайным голосованием переводит
Косыгина из кандидатов в члены Президиума ЦК. Это оказывается уникальным примером в
советской истории: Косыгин после восьмилетнего перерыва вновь избирается в
высший партийный орган. Его портреты по праздникам опять украшают главный
телеграф нашей столицы.
Как Председатель Совмина Хрущев поручает Косыгину сложные и ответственные
участки работы: планирование, финансы, развитие производства товаров для населения.
Косыгин обычно вел заседания Президиума Правительства, оставался за Хрущева в
Совмине во время его отсутствия. На международном совещании представителей компартий
1957 года Хрущев представил Косыгина Мао Цзедуну как своего будущего преемника.
В годы совместной работы с Хрущевым Косыгину удалось провести в жизнь ряд
крупных социально-экономических проектов, решить некоторые актуальные для
страны проблемы. Им была предложена и разработана новая денежная реформа
(деноминация рубля), осуществленная с 1 января 1960 года. Она предусматривала обмен без
всяких ограничений десяти рублей на один новый рубль. Государство получило
существенный дополнительный доход за счет упрощения вычислений, сократившихся на
порядок. Это была вторая денежная реформа в СССР, успешно проведенная под
руководством Косыгина.
В 1960 году Хрущев еще более приближает к себе Косыгина. Последний передает
Госплан Байбакову и становится первым заместителем Председателя Совета
Министров СССР. Другим первым заместителем Хрущева остается уже немолодой Микоян.
Это назначение открывает больший простор для новых важных и интересных дел.
Косыгин с удовлетворением и энтузиазмом отдается любимому делу в условиях
установившейся демократизации в стране и потепления в международных отношениях.
Получив новые возможности, Косыгин активно занимается развертыванием
строительства двух автомобильных гигантов: ВАЗа в Тольятти и КамАЗа в Набережных
Челнах. Он непосредственно координирует освоение богатейших месторождений нефти и
газа на Севере, строительство нефте- и газопроводов, создание некоторых новых
отраслей народного хозяйства таких как производство нефтехимических продуктов и
вычислительной техники. Предметом особых забот первого вице-премьера становится
развитие рентабельности производства и повышение качества потребительских
товаров. Цель — улучшить реальную ежедневную жизнь человека, дать ему возможность
купить приличный автомобиль, жить хотя и в небольшой, но отдельной квартире. Людям
нужно дать необходимые товары, к которым уже давно привыкли люди в других
развитых странах. «Человек, кроме замечательного светлого будущего, должен иметь
нормальную жизнь сегодня»,—часто говорил Косыгин. Он сосредотачивает свои усилия
на важнейших производственных проектах — развитии легкового
автомобилестроения, нефтехимическом производстве, жилищном строительстве, строительстве
электростанций, развитии легкой промышленности.
В начале шестидесятых годов в руководящих партийных органах страны
проходило обсуждение перспектив реконструкции Московского автозавода имени Ленинского
комсомола. При этом разгорелась жаркая дискуссия между Козловым (вторым лицом в
партии в тот период), который ратовал за увеличение выпуска комбайнов, и
Косыгиным и Микояном, отстаивавшими необходимость наращивания производства
легковых автомобилей в стране, чтобы появилась возможность лучше удовлетворять
растущий спрос на них у населения. Эта вторая точка зрения восторжествовала.
Мне запомнился такой эпизод, связанный с совместной работой Хрущева и
Косыгина. 21 февраля 1964 года Хрущев пригласил на государственную дачу в Петрово-
Дальнее членов и кандидатов в члены Президиума ЦК КПСС, заместителей
Председателя Совета Министров, секретарей ЦК, министров обороны Малиновского и
иностранных дел Громыко, чтобы отпраздновать шестидесятилетний юбилей Косыгина.
Была приглашена и вся семья Косыгина. Клавдии Андреевне было отведено место
Договор подписывает
Л.И.Брежнев. Радом с ним (справа налево):
А.Н.Косыгин, А.А.Громыко и
Ю.В.Андропов.
радом с Хрущевым, а мои родители и я сидели за отдельным столом вместе с зятем
Хрущева, Алексеем Ивановичем Аджубеем, и его женой, дочкой Хрущева, Радой Никитичной.
Мой отец, Джермен Михайлович Гвишиани, в то время работал в Государственном
Комитете по координации научно-исследовательских работ начальником управления
внешних связей. Он и Аджубей, занимавший в то время высокие посты главного редактора
газеты «Известия» и члена ЦК КПСС, сразу начали оживленно обсуждать перспективы
международного сотрудничества. Оба были активными сторонниками разрушения
«железного занавеса» с западным миром. Моя мама непринужденно разговаривала с Радой
Никитичной на чисто женские темы: о детях, о новостях театральной жизни и т.п. Семья
Аджубеев произвела на меня приятное впечатление. Мне было тогда пятнадцать лет, и я
впервые попал в такое избранное общество. И я не ощущал там никакой скованности.
Аджубей с интересом расспрашивали меня о школьных делах и моих спортивных успехах.
Много лет спустя, в конце семидесятых годов, когда Хрущев уже давно был в опале и
его имя нигде не упоминалось, один из членов семьи, Никита Сергеевич Хрущев
(младший), стал сотрудником Всесоюзного научно-исследовательского института системного
анализа АН СССР, который возглавлялся моим отцом, академиком Д .М.Гвишиани. Он
поступал на работу во ВНИИСИ и вопрос долго не решался в отделе кадров. Мне рассказал
91 об этом сын Хрущева Сергей Никитович, с которым мы в то время вместе под руковод-
ством академика Садовского занимались созданием системы прогнозирования
землетрясений в Средней Азии. Он был ответственным от министерства приборостроения, а
я — одним из экспертов Института физики Земли имени О.Ю.Шмидта. Я упомянул об
этом отцу, и он был возмущен. На следующий же день вопрос решился.
Тамадой на торжестве был Анастас Иванович Микоян. Открывая застолье, он
произнес остроумный, в шутливых тонах, тост. Несмотря на то, что много лет жил в
России, говорил он с сильным кавказским акцентом. Иногда даже не все было понятно.
Следующий тост Микоян предоставил Хрущеву. Никита Сергеевич сказал теплые
слова в адрес Косыгина. А закончил признанием, что после победы на Пленуме в 1957
году и освобождения Булганина намеревался предложить Верховному Совету
кандидатуру Косыгина в качестве Председателя Совета Министров СССР. Однако потом
решил, что Косыгин еще успеет стать премьер-министром и сам занял этот пост. Он
пожелал Косыгину в будущем возглавить правительство. Последний выполнил
напутствие Хрущева и сменил его на этом посту.
Следует сказать, что при всем своем критическом отношении к Хрущеву на
последнем этапе его управления страной, дед с уважением относился к тому, как Никита
Сергеевич держался на заседании Президиума ЦК в октябре 1964 года. Там он был
фактически освобожден от всех своих должностей. Несмотря на резко критическое
выступление Косыгина в адрес Хрущева, в котором обосновывалась необходимость его
полной отставки, Никита Сергеевич подошел в конце заседания к деду и сказал ему, что он
будет хорошим Председателем Совета Министров.
Но возвратимся к изложению последовательного хода событий. Косыгин ясно
отдавал себе отчет в том, что в народном хозяйстве страны оставалось немало острых
проблем, решение которых требовало вдумчивых и планомерных поисков новых
подходов и методов работы, совершенствования всей системы управления экономикой.
Активная работа Косыгина по конкретным проектам находила поддержку
Хрущева, который практически передал управление промышленностью и внешней
торговлей в руки своего первого заместителя, а сам больше занимался внешней политикой и
вопросами сельского хозяйства. Косыгин получил возможность начать постепенную
разумную переориентацию советской экономики в сторону сотрудничества с
экономической системой остального мира. Предпринимаются важные шаги, способствующие
снятию экономического «железного занавеса» СССР. Однако последнее оказывается
чрезвычайно сложной задачей, в основном из-за позиций США в отношении эмбарго
на продажу стратегических товаров СССР.
Летом 1962 года Косыгин во главе правительственной делегации едет в Италию,
чтобы встретиться с руководителями итальянского бизнеса и провести с ними
переговоры о создании новых рынков их товаров в Советском Союзе. Это был первый визит
такого рода в практике советских руководителей высшего ранга. Предыдущие
зарубежные визиты руководителей СССР преследовали чисто политические или
дипломатические цели. Торговые и предпринимательские миссии осуществлялись максимум на
уровне министров внешней торговли или председателей Комитета по внешним
экономическим связям.
1977 г. Встреча И.Броз Тито в Москве. Слева направо: Л.И.Брежнев, В.Н.Новиков, А.Н.Косыгин, К.Ф.Катушев,
И.Броз Тито, А.П.Кириленко, Н.В.Подгорный.
Поскольку приоритетной в сотрудничестве с Италией представлялась область
химических производств, Косыгин включает в делегацию министра химической
промышленности Федорова и заместителя председателя Госплана Строкина. Вопреки
правилам и условностям того времени, он отправляется в Италию вместе с женой. Это
сделало поездку особенно приятной, так как Косыгины вместе могли познакомиться с
прекрасной Италией, побывать в Риме, Неаполе, Милане, Флоренции и Венеции. Это
было счастливое время для семьи Косыгиных. Клавдия Андреевна была здоровая и
веселая, дела двигались успешно в нужном направлении. Был практически снят
вечный страх за свою жизнь и жизнь семьи, культивируемый долгие годы в руководящих
органах управления страной при Сталине.
Я в то время учился в пятом классе. Дед и бабушка заехали к нам на квартиру на
Фрунзенской набережной за два—три дня до отъезда. За ужином они с радостью сообщили, что
мы с мамой тоже летим с ними в Италию. Эта страна глубоко потрясла меня своей
красотой. Ярчайшие впечатления детства сохранились на всю жизнь. Флоренция осталась в
моей памяти как поистине город-сказка. Такое ощущение, смешанное с ностальгическими
воспоминаниями детства, не оставляло меня и в декабре 2002 года, когда много лет
спустя я вновь попал в этот замечательный город. Такие же впечатления сохранились у
меня и от Венеции. В этом городе мне пришлось затем неоднократно бывать с моей
женой Наташей. А в мае 2002 года я оказался в Италии вместе со всей семьей, включая
теперь уже и моего внука Диму. Знакомя его с достопримечательностями Рима, я не один
раз задумывался над тем, что подобные чувства мог испытывать и мой дед, показывая мне
Италию в годы, когда это было мало кому доступно в нашей стране.
Но большая часть времени деда была поглощена работой. Его деловые встречи
начинались за завтраком в семь часов утра и заканчивались поздно вечером. Он
непрерывно перемещался по Италии на автомобилях и самолетах, проводя встречи в разных
концах страны в один день. Вместе с ним были его помощник по международным делам
Фирсов, начальник охраны полковник Потапов и посол СССР в Италии Козырев.
Интересно, что одним из сопровождавших тогда Косыгина был атташе посольства Адами-
шин, ставший заместителем министра иностранных дел во времена Ельцина.
В Италии мне впервые представилась возможность увидеть, как работает мой дед.
Прежде всего, он не терял времени. В самолете, перед началом официальных встреч,
рано утром и после их окончания поздним вечером, постоянно продумывал и
обсуждал с помощниками задачи предстоящих переговоров и полученные результаты. Он
упорно «отрабатывал» три главных направления в сотрудничестве с деловыми
кругами Италии: нефтегазовый комплекс и химическое производство, автомобилестроение
и, как это не удивительно для того времени, производство персональных
компьютеров. На работе дед был совсем другим человеком: собранным, четким, энергичным,
чрезвычайно требовательным к подчиненным. Он был очень серьезен и в какой-то
мере сухим и жестким, обсуждая дела. Сотрудников и коллег, следуя манере
унаследованной со времен Сталина, называл по фамилиям: товарищ Козырев, товарищ Стро-
кин и т.д.
Тогда, в Италии, Косыгин был, говоря сегодняшним языком, исключительно
востребованным. Итальянский бизнес активно откликнулся на предложение СССР
начать разрушение «железного занавеса» в экономических отношениях. Косыгин
встретился со всей элитой тогдашнего итальянского бизнеса. Среди тех, с кем он вел
переговоры, были: президент крупнейшей в мире нефтяной компании ЭНИ, известный
антифашист и борец антигитлеровского сопротивления Энрико Матеи (несколько лет
спустя взорванный террористами в его личном самолете), президент ФИАТа Валетта,
президент ведущего итальянского концерна по производству компьютеров Оливетти и
многие другие.
Во время этой поездки мой дед был целиком поглощен стихией реальной
предпринимательской деятельности, к которой всегда стремился. Он прибыл в Италию не с
официальным визитом, а как гость советского посла, что позволило ему так
основательно заниматься этими крупнейшими бизнес-проектами. Во время визита в Италию
была создана реальная основа для осуществления одного из вынашиваемых планов
Косыгина—развития легкового автомобилестроения в СССР. Осуществлено это было
несколькими годами позже, когда был закуплен в Италии завод ФИАТ и запущен в То-
льяти. Однако сама идея ориентировать автопром СССР на ФИАТ зародилась в 1962
году в дни этой поездки.
Надо подчеркнуть, что усилия Косыгина активно поддерживались Хрущевым. В
их отношениях в это время отсутствовали соперничество и ревность. Косыгин, как
всегда, четко соблюдал табель о рангах и демонстрировал необходимый пиетет к Хрущеву.
Когда он доложил шифротелеграммой в Москву о том, что предполагается встреча с
президентом Италии Сеньи и председателем Совета Министров Фанфани, Хрущев не
возражал, и Косыгин получил необходимые полномочия. В результате удалось закрепить
итоги, достигнутые на переговорах с деловыми кругами. Они получили одобрение со
стороны итальянского руководства.
В течение последующих лет объединения Внешторга и ГКЭС заключили рекордное
число контрактов с итальянскими компаниями в самых различных областях. Началась
активная проработка концепции советского легкового автомобилестроения на базе ФИАТа.
Увеличился импорт в Россию новейших технологий, прежде всего, в области химической
промышленности.
Можно упомянуть, что деду в это время активно помогал в организации
сотрудничества с ФИАТом и мой отец. Джермен Михайлович Гвишиани был тогда только
назначен на пост заместителя председателя Комитета по науке и технике СССР. По моему
мнению, дед этому никак не способствовал. Невозможно было бы даже и подумать о
том, чтобы Косыгин звонил кому-то с просьбами о продвижении своего родственника
или предпринимал какие-либо другие протекционистские шаги. В семье считалось,
что карьера каждого из нас—это личное дело. Иллюстрацией этого может служить и
тот факт, что отец не получил никаких дальнейших продвижений по служебной
лестнице после того, как его тесть стал Председателем советского правительства. Мои
научные степени и звания, а также служебный рост состоялись тоже после смерти деда.
По мнению многих уважаемых людей Д.М.Гвишиани вполне заслуживал того, чтобы
занять место председателя ГКНТ, министра науки, после ухода в отставку его
многолетнего начальника, академика В.А.Кириллина. Он был одним из кандидатов на этот
высокий пост, но Косыгин отговорил его, упросил снять свою кандидатуру.
Д.М.Гвишиани прислушался к совету и предложил на эту должность вместо себя председателя
Сибирского отделения АН СССР Г.И.Марчука.
Дед и отец были хорошими друзьями, часто проводили вместе свободное время.
Больше всего их разговоры посвящались деловым вопросам. По заданию Косыгина
Гвишиани продолжил переговоры с руководителями ФИАТа Валеттой и Аньелли,
нередко выступал в качестве личного представителя Председателя Совмина. Прошло
несколько лет, и уже после Хрущева все эти усилия увенчались успехом. В СССР
появился современный малолитражный автомобиль мирового класса—«Жигули». В
экспортном варианте машина называлась «Лада». Следует подчеркнуть, что тогда, в начале
семидесятых годов, это действительно был прекрасный и технически современный
автомобиль. ВАЗ продавал его во многие страны Европы, Азии и Африки. Часть
выплат ФИАТу за покупку завода осуществлялась выпущенными в СССР автомобилями.
Можно только сожалеть о том, что этот автомобиль (называемый теперь «копейкой»),
по-прежнему продолжает выпускаться АвтоВАЗом, практически без изменений. В
настоящий момент он является отсталой продукцией, которая продается по
демпинговым ценам.
И еще одно замечание личного характера. Косыгин был весьма аккуратен в
одежде, выделял опрятно одетых людей. Сам носил темно-синие, серые, иногда черные
однобортные костюмы, предпочитая зимой английскую шерсть, а летом легкие ткани,
такие, как чесуча. Будучи инженером-текстильщиком, хорошо разбирался в тканях, сам
тщательно выбирал материал для своих костюмов и пальто. Галстуки предпочитал
недорогие, спокойных расцветок. Рубашки носил, как правило, голубых оттенков, иногда
белые. По выходным дням любил ходить в свитерах и кардиганах, как правило, той же
цветовой гаммы. Никогда не появлялся в одежде бежево-коричневой, может быть,
потому, что у него были голубые глаза и считал это некоторым диссонансом. В любой
мороз, даже в Норильске и Воркуте, носил небольшую каракулевую шапку «пирожок».
Манжеты рубашек застегивал запонками с бледно-голубыми индийскими сапфирами,
которые ему подарила Клавдия Андреевна. Эти запонки были одной из любимых
личных вещей Косыгина. Уже в преклонном возрасте он подарил их моему отцу на день
рожденья, как своего рода семейную реликвию.
В Италии Косыгин обратил внимание на только что появившиеся удобные и
легкие плащи «Болонья». Он попросил Клавдию Андреевну купить такие плащи ему, а
также всей семье. А вскоре был закуплен и завод по производству непромокаемой ткани
«Болонья». Советские модники и модницы получили технологически новое
пополнение своих гардеробов, и мы оказались не единственными обладателями модных плащей.
Вторая половина пятидесятых и первая половина шестидесятых годов двадцатого
века останется в нашей истории как время бурного социально-экономического
экспериментаторства и перетрясок в структурах власти и управления. Постоянно что-то
укрупнялось или разъединялось, упразднялось или формировалось. Объектами как
действительно назревших, так и надуманных, подчас нелепых преобразований,
оказывались административные границы областей и районов, колхозы и личные подворья
селян, министерства и ведомства, а также сами партийные и советские органы.
Крестьянам запрещалось иметь коров в личном хозяйстве и строить дома, превышающие
установленные размеры. Выдвигались нереальные планы и непродуманные лозунги — «в
ближайшие годы догнать и перегнать Америку», «в течение двух десятков лет построить
коммунизм», выращивать повсеместно кукурузу и т.п.
Хрущева, склонного к авантюрным решениям, «заносило» и в международной
политике. Косыгина, несомненно, внутренне коробило поведение главы страны на
сессии Генеральной Ассамблеи ООН, где Хрущев стучал снятым ботинком по трибуне и
грозился показать американцам «кузькину мать». Вызывала удивление и поездка
Хрущева в США сроком на месяц.
Лидер государства бросался из крайности в крайность в идеологии и в сфере
культуры. Он то склонялся к либерализму, то впадал в административный раж. Со
временем Хрущев все меньше и меньше считался с мнением своих коллег. Это не могло не
сказаться и на его взаимоотношениях с Косыгиным. Сложность этих отношений была
как бы предопределена, поскольку оба были совершенно разными по своей природе
людьми. При этом они, несомненно, выделялись среди государственных деятелей
своего времени.
Хрущев, как человек, был исключительно импульсивен, скор в принятии решений.
Его ничто не останавливало, когда созревало намерение что-то изменить в экономике,
политике, инфраструктуре, в общественных и финансовых отношениях. Он проявлял
смелость и решительность в своих планах и действиях, целеустремленность в дости-
Москва. Кремль. Слева направо: Н.В.Подгорный, Л.И.Брежнев, А.Н.Косыгин, М.А.Суслов. Во втором ряду
П.Е.Шелест, А.П.Кириленко, Г.И.Воронов.
жении поставленных задач. Хрущев был внутренне раскованным и свободным
человеком, чего нельзя было сказать о Косыгине.
Такая жизненная позиция и личные качества помогли Хрущеву победить после
смерти Сталина своих не менее опытных в политических интригах соперников и
занять высшую ступень государственной и партийной власти. При этом нельзя не отдать
должного его личной смелости и отваге. Это проявилось как при аресте Берии, так и
при осуществленном им устранении с политической арены Молотова, Маленкова и
Кагановича, причастных к репрессиям в предшествующие годы. Если бы проиграл
Хрущев, то просто отставкой, он бы, скорее всего, не отделался.
К сожалению, свои решения, которые иногда интуитивно оказывались и
верными, Хрущев глубоко не продумывал, начинал их выполнение без взвешенного анализа
всех возможных последствий. Такая опрометчивость могла привести к непоправимой
беде, включая ядерную катастрофу. Когда в начале шестидесятых годов по приказу
Хрущева на Кубе было установлено советское стратегическое ядерное оружие, мир
оказался на грани новой мировой войны. А Хрущев в шутку или всерьез предлагал военным
маскировать ракеты под пальмы. Подобные шутки могли закончиться весьма плачевно.
Если Хрущев был склонен к авантюристическим поступкам и революционным
действиям, то Косыгин, напротив, никогда не ставил перед собой задач круто изменять
существующую вокруг него ситуацию. По своей натуре он не был ни революционером,
ни политиком, рвущимся к командным позициям. Эта черта, вероятно, не позволила
ему в полной мере развернуть начатую экономическую реформу и успешно довести ее
до конца. Слишком много для этого требовалось решительных действий, слишком
многое нужно было менять, что входило в противоречие с самой натурой Косыгина.
Судьба органично сплавила его с системой социализма. А он был человеком
системы вообще, системы как таковой, не обязательно социалистической. Косыгину
претили любые действия, направленные на разрушение чего бы то ни было уже
сделанного и законченного.
Хрущев упорно добивался, чтобы задуманные им преобразования непременно
начинались. Затем забывал о них, не следил за тем, как они проводились в жизнь.
Косыгин, напротив, не торопился принимать решения, откладывал их настолько,
насколько это можно было делать, продолжая изучать вопрос.
Косыгин всегда опирался на мнения специалистов, активно привлекал ученых к
принятию важных решений. Хрущеву был предпочтителен политический и
эмоциональный уровень решений. Он самостоятельно «громил»
художников-абстракционистов, стиляг, слушающих джаз и танцующих «буги-вуги», хотя и не был силен ни в
живописи, ни в музыке.
Оба, Хрущев и Косыгин, прошли суровую школу работы со Сталиным. Однако
наступившее (в основном, благодаря Хрущеву) время оттепели в начале шестидесятых
годов подействовало на них совершенно по-разному. Хрущев, в буквальном смысле
этого слова, почувствовал себя избавившимся от сталинских оков и свободно делал
все, что приходило в голову. Косыгин продолжал оставаться собранным и
осторожным, хорошо помня то, чему «учили» при Сталине. Он лишь немного расслабился во
время этой оттепели. Косыгин воспринимал этот период как благоприятную
возможность реализовать некоторые важные для страны экономические и
народнохозяйственные проекты. В общем, это были два совершенно разных человека по их отношению к
тому, что они делали. Конфликт между ними был неизбежен.
Один из тех, кто многие годы работал с Косыгиным в аппарате Совмина—А.С.
Рябков — в своих мемуарах вспоминал о том, как непросто было Алексею Николаевичу
противостоять спонтанно возникавшим идеям и указаниям Хрущева. «Вот лишь один
случай, которому я был непосредственным свидетелем. Однажды работники аппарата
вместе с Алексеем Николаевичем обсуждали вопросы к очередному заседанию
Президиума Совмина. В это время позвонил Н.С. Хрущев, находившийся на отдыхе.
Присутствующие, в том числе и я, естественно, не слышали, что именно говорил Никита
Сергеевич, но было понятно, о чем шла речь. Дело в том, что перед поездкой на отдых
Хрущев побывал в Средней Азии, а оттуда летел в Крым вместе с бывшим министром
бумажной промышленности Г.М. Орловым. Пролетая над дельтой Волги, Орлов, уже
работавший в то время заместителем председателя Госплана СССР, указал Никите
Сергеевичу на безбрежные пространства разросшегося камыша и высказал мысль, что в
этом районе можно было бы построить крупный целлюлозно-бумажный комбинат.
Никите Сергеевичу идея очень понравилась, и он тут же поручил Алексею
Николаевичу подготовить проект постановления о строительстве в районе Астрахани такого
предприятия. Эту историю мы в Совмине все знали. Было также известно, что Алексей
Николаевич не согласен со столь скоропалительным решением:
народнохозяйственный план на очередной год к тому времени уже был сверстан, задания доведены до
предприятий и менять их, по его мнению, было нельзя. Он предлагал рассмотреть этот
вопрос после возвращения Никиты Сергеевича в Москву, намереваясь детально
изучить проблему, проконсультироваться с учеными, производственниками.
Тем не менее, как явствовало из разговора, Хрущев настаивал на своем. В ответ
Алексей Николаевич заметил, что, хотя бумагу и картон изготавливают в нашей стране
с давних пор, ему неизвестно, чтобы русские промышленники, а среди них было
немало умных и оборотистых людей, использовали камыш для этих целей. Поэтому сама
идея нуждается в основательной проверке.
Хрущев же продолжал настаивать и требовал на строительство крупных
ассигнований — что-то около трехсот с лишним миллионов рублей. Алексей Николаевич
ответил, что тогда придется затронуть капиталовложения, предназначенные химии,
металлургии, машиностроению. В разгар спора Хрущев, очевидно, употребил какое-то
сильное выражение, которое задело Косыгина, и он, сдерживаясь, сказал:
— Никита Сергеевич, так работать больше нельзя: мы только что рассмотрели и
одобрили на Политбюро, а потом на Президиуме Совмина народнохозяйственный план,
довели контрольные цифры до всех республик, министерств и ведомств, а сегодня
начинаем все перекраивать и заставлять миллионы людей переделывать уже начатую
работу. Так мы подрываем всякое доверие к нашим решениям.
Видя, что разговор приобретает все большую остроту, мы вышли из кабинета, а
когда спустя некоторое время вернулись, было заметно, что Алексей Николаевич очень
расстроен, хотя старался не показывать этого. Хрущев все же настоял на своем —
комбинат был построен. Но камыш, как и полагал Алексей Николаевич, не оправдал
надежд: «местное сырье» оказалось негодным для производства целлюлозы и картона.
Кроме того, после массового сбора в первый год рост камыша на выкошенных местах
не возобновился. Этим был нанесен ущерб и природному комплексу дельты Волги:
создавались неблагоприятные условия для гнездования водоплавающих, нереста рыбы.
А лес в дальнейшем пришлось возить из Архангельска, Костромы, Вологды...»
И таких эпизодов случалось немало. Обстановка в партии и государственном
аппарате создавалась нетерпимая. Естественно, что в рядах высшей
партийно-государственной элиты возникала оппозиция Хрущеву. К1963 году фигура Хрущева
становится одиозной, как внутри страны, так и особенно за рубежом. Вопреки решению ЦК он
награждает президента Египта Насера золотой звездой Героя Советского Союза, не
взирая на то, что компартия Египта запрещена, а ее члены томятся в тюрьмах. Хрущев
лично руководит сельским хозяйством, насаждает повсюду разведение кукурузы,
которая так понравилась ему в американском штате Айова, имеющем, мягко говоря,
несколько отличающийся от России климат. Все это не по душе Косыгину, так как мешает
нормально работать. Однако он продолжает быть сдержанным, подчеркнуто
уважительным к Хрущеву. В кругу близких называет его—«хозяин» или «главный».
Я думаю, что окончательно неприятие Косыгиным Хрущева созрело в октябре 1962
года во время Карибского кризиса. В этот опаснейший момент новейшей истории Хру-
щев действовал исключительно авантюристически и несерьезно. Летом по его приказу
на Кубе были установлены и замаскированы ракеты средней дальности СС-4,
дальность поражения которых захватывала столицу США—Вашингтон. Поражение
важнейших целей на американской территории могло наступить уже через пять минут после
запуска ракет с Кубы. Предпринятое Хрущевым действие ставило мир на грань войны,
так как было очевидно, что американцы не могут смириться с подобным положением
и предпримут ответные меры сразу же после того, как будут обнаружены ракеты. Их
обнаружила американская воздушная разведка уже 17 октября 1962 года. Всю
последующую неделю советское и американское руководство проводило почти в
круглосуточных заседаниях. 19 октября военный флот США начал блокаду острова Куба, чтобы не
допустить туда новых поставок советских военнослужащих и техники. В ответ
Хрущевым принимается еще одно обостряющее ситуацию решение: советские ракеты
приводятся в боевую готовность. Американцы усиливают интенсивную воздушную разведку
над Кубой. «Кубинское» ПВО стреляет по нарушителям. Начало войны между двумя
сверхдержавами кажется неминуемым. К великому счастью, благодаря разумной
позиции целого ряда влиятельных людей в советском и американском руководстве
эскалации конфликта удалось избежать. «Голуби» смогли победить «ястребов» в этот
опаснейший исторический момент двадцатого века как в США, так и в СССР. Среди тех,
кто спас мир от ядерной катастрофы были—президент США Джон Кеннеди, его брат,
министр юстиции Роберт Кеннеди, помощник президента США по политическим
вопросам Кеннет Доннел, помощник по национальной безопасности Макджорден Бан-
ди. Эти имена хорошо знакомы мировой общественности. Но нам так достоверно не
известны до сих пор имена всех тех, кто победил «ястребов» в нашей стране, кто
настоял на эвакуации ракет с Кубы. Несомненно, среди них был и Косыгин. Только через
много лет он рассказал об этом в узком кругу, как всегда, свято сохраняя доверенные
ему строжайшие секреты страны.
В результате почти непрерывного недельного заседания Совета Обороны и
Президиума ЦК Хрущевым было принято верное решение, позволившее избежать
военного конфликта. Но его действия в этот период вызвали резко негативную реакцию у его
первого заместителя. На мой взгляд, это однозначно склонило Косыгина к тому, что так
дальше продолжаться не может, нужно освобождать Хрущева от поста руководителя
страны. Удержать Косыгина уже не могла и присущая ему осторожность, он стал ясно
осознавать: оставлять Хрущева во главе государства опаснее, нежели начинать процесс
его отстранения от власти.
Чашу терпения ближайшего окружения Хрущева переполняет и очередное
нововведение: он начинает перестройку структуры управления экономикой по
территориальному принципу на базе совнархозов. В этой модели не только отраслевые
министерства, но и собственно Совет Министров, Председателем которго был Хрущев, во
многом теряли реальные функции управления. Страна оказывалась разбитой на
мелкие и достаточно самостоятельные экономические структуры, мало координируемые
центром. Иными словами, происходило нечто похожее на то, что имеется в России в
наши дни, правда, с одним большим «но». Система хозяйствования оставалась социа-
диетической. Предложенная децентрализация определенно противоречила
принципам экономической политики того периода.
Недовольство Хрущевым назревало и у крупных партийных руководителей, таких
как Суслов и Брежнев. Его усугубил заведомо нелепый шаг лидера партии: по его
предложению в каждой области и крае были созданы сельские и промышленные комитеты
КПСС. Таким образом, партия по сути дела оказалась разделенной на сельскую и
промышленную. По мнению ортодоксально мыслящих функционеров, это нарушало
единство КПСС и создавало как бы прототипы двух различных партий. К этому следует
добавить, что в стране стало пышным цветом расцветать восхваление личности Хрущева.
Газеты, журналы и телевидение под неусыпным взором агитпропа ЦК освещали
мельчайшие детали работы и жизни «голубя мира» Никиты Сергеевича Хрущева. В отличие
от сталинского культа, который насаждался весьма умело, дело доходило до
анекдотичных случаев. В то время, как Сталин выступал крайне редко, зато весомо, продуманно и
просто, Хрущев же читал длиннейшие доклады. Рекордом был его доклад на Пленуме
ЦК, продолжавшийся полтора дня. Приходя в состояние эйфории, Хрущев предлагал
голосовать за внесенные им решения всем залом, невзирая на то, что многие из
присутствующих гостей не являлись членами ЦК КПСС и тем самым не имели права голоса.
Косыгин, конечно же, не был главным инициатором смещения Хрущева осенью
1964 года. Но и он уже давно не мог мириться с диктаторскими замашками и стилем
работы «хозяина». Освободить Хрущева предложил Брежнев. Хорошо помню, как в
феврале—марте 1964 года к деду на дачу в Архангельское приехали Леонид Ильич и
Виктория Петровна Брежневы. После ужина бабушка и Виктория Петровна остались
пить чай в гостинной, а дед с Леонидом Ильичем отправились на прогулку. Думаю, что
тогда и был впервые поставлен перед дедом этот вопрос.
Косыгин, не колеблясь, присоединился к оппозиции, возглавляемой Сусловым и
Брежневым. Ему был поручен важнейший момент в подготовке смещения Хрущева
— разговор с министром обороны Малиновским. Последний подтвердил Косыгину,
что поддерживает смещение Хрущева и не даст возможности Верховному
главнокомандующему использовать войсковые части для отстаивания своих позиций.
Учитывая, что КГБ, его председатель Семичастный и первый заместитель Банников, уже были
на стороне оппозиции, это существенно увеличивало шансы на успех операции по
смещению Хрущева.
В октябре 1964 года Хрущев и Микоян находились в отпуске в Грузии, на Пицунде.
Неожиданно из Москвы позвонил Председатель Президиума Верховного Совета СССР
Брежнев с настоятельным приглашением прибыть на срочное заседание Президиума
ЦК КПСС. Хрущев дал согласие. На следующий день Никита Сергеевич принял
министра науки Франции Гастона Палевского, сопровождаемого заместителем
председателя Комитета по науке и технике Д.М.Гвишиани. Мне не известно, знал ли мой отец в
то время что-либо о предстоящих событиях. Отец рассказывал, что Хрущев был
несколько рассеян, выглядел уставшим и сильно постаревшим. Встреча с Палевским
закончилась намного быстрее, чем предполагалось, после чего Хрущев и Микоян в
одном самолете вылетели из Адлера в Москву.
Вопреки протоколу во Внуково их встречал только председатель КГБ Семичаст-
ный, который сразу же поменял телохранителей Хрущева и изолировал от него лично
преданного Никите Сергеевичу со времен войны начальника охраны полковника Л и-
товченко. Хрущев дал команду, не заезжая домой, отправляться в Кремль.
Заседание Пленума ЦК открылось сразу же, как только прибыл Хрущев.
Председательствовал Брежнев. Косыгин выступил остро и принципиально. В воспоминаниях
участника этого заседания кандидата в члены Президиума ЦК Л .Н. Ефремова дается
почти стенографическое изложение речи Косыгина. Косыгин взял слово после
Микояна, высказавшего осторожную поддержку Хрущеву. В частности, Микоян предлагал
разделить высшие посты Первого секретаря ЦК и Председателя Совета Министров с
сохранением за Хрущевым одного из них.
Косыгин выразил несогласие с точкой зрения Микояна. «Президиум ЦК, —
подчеркнул Косыгин, — характеризует единство и политическая зрелость. При решении
вопроса о Н.С. Хрущеве полумерами ограничиться нельзя. ...Вы противопоставляли
себя Президиуму ЦК. У вас неограниченная власть. Вы ни с кем не считаетесь, никого
не выслушиваете до конца, обрываете. И ваше предложение о ротации кадров
непродуманное, создает неуверенность у людей. Нужно серьезнее заниматься кадровой
работой. Ваш стиль работы не годится. Вы постоянно интриговали в Президиуме: одного
«долбали», с другими заигрывали. Много ночей мы не спали и сегодня пришли сюда с
чувством огромной тревоги за судьбу страны. Вы не терпите роста кадров. В подборе
кадров вы допустили ошибки, опираясь на людей, которые вас же подводят. Вот мы
построили новую ГЭС в Куйбышевской области, на Волге. Вы поехали туда с
Кузьминым и Засядько и начали на митинге критиковать ГЭС, обмазав грязью одну из лучших
гидроэлектростанций в мире. Потом, когда академики написали протест, вам пришлось
отступать от своих утверждений. Многие необходимые вопросы не обсуждаются на
Президиуме ЦК. Вы рассылаете в ЦК свои записки. Они не могут заменить
коллективных решений Президиума ЦК КПСС. В последние годы вы допустили крупную
ошибку, разделив партийные комитеты на сельские и городские. Ваш стиль проведения
Пленумов ЦК по существу ликвидирует Пленум как орган, который призван
контролировать Президиум ЦК. Нарушена ленинская традиция о проведении пленумов без
аплодисментов. Иногда наши пленумы напоминают митинги.
Тов. Хрущев! Вы запутали огромное дело с народнохозяйственными планами,
заявив, что нельзя выполнить семилетку и надо разработать новый план на десять лет.
Это уже вызвало международный скандал, так как социалистические страны
содружества работают по согласованным с СССР планам. Вы допускаете ошибки в том, что
единолично держите в своих руках все вопросы обороны. Члены Совета Обороны к
работе не привлекаются. Неправильно строите вы взаимоотношения и с
социалистическими странами. Ваши крылатые фразы, (например, «был бы хлеб, а мыши
найдутся») оскорбительно воспринимаются в соцстранах».
В конце выступления Косыгин, обращаясь к Хрущеву, сказал: «Вы, видимо, с нами
не согласитесь... Вас нужно освободить от всех постов, иначе логика культа личности
приведет страну к печальному концу».
Далее Косыгин предложил доложить обо всем на Пленуме ЦК КПСС, отменить
намеченный Пленум по сельскому хозяйству и отозвать записку Хрущева по этому
вопросу как неправильную. Он также заявил, что надо разделить посты Первого секретаря
ЦК КПСС и Председателя СМ СССР, ввести должность Второго секретаря ЦК КПСС.
«Пленум,—сказал Косыгин, — надо провести сегодня. Поручить товарищу Брежневу
открыть Пленум. Просить товарища Суслова сделать на Пленуме сообщение о
настоящем заседании и решении Президиума ЦК КПСС».
На состоявшемся в тот же день, 16 октября 1964 года, Пленуме ЦК Первым
секретарем был избран Брежнев, а главой Правительства было рекомендовано назначить
Косыгина. Было принято также и другое важнейшее решение—никогда в дальнейшем
не совмещать эти посты в одном лице. Надо сказать, что это решение неуклонно
исполнялось во все последующие годы.
Так началась многолетняя совместная работа двух выдающихся государственных
деятелей советской эпохи — Брежнева и Косыгина, отмеченная активным
сотрудничеством и даже дружескими отношениями и в то же время определенным
соперничеством, противоречиями в стратегии и методах работы.
Возвращаясь к Хрущеву, уместно сделать еще одно отступление. После его смерти
из-за бюрократических проволочек чиновников из ЦК КПСС, семья в течение почти
трех лет не могла получить разрешения на установление на могиле на Новодевичьем
кладбище надгробия, созданного скульптором Э.Неизвестным. Реальная помощь в
решении этого вопроса была оказана Косыгиным. В воспоминаниях сына Хрущева,
Сергея Никитовича, говорится о том, что после очередного телефонного разговора с
помощником Генерального секретаря ЦК КПСС, в конце марта 1974 года, он сообщил
матери о продолжающейся волоките. Н.П.Хрущева в ответ сказала:
— Я давно говорила, что пора мне вмешаться. Хорошо, я позвоню Косыгину.
Косыгин был так же внимателен, как и десятилетие назад. Осведомился о
здоровье, посетовал на годы.
— Я вас слушаю, Нина Петровна, что случилось? — перешел он к делу. Мама
коротко рассказала о наших бедах. Косыгин, не перебивая, слушал.
— А вам самой этот проект нравится? — задал он единственный вопрос.
— Да, нравится, иначе бы я не звонила.
—Хорошо. Я поручу с этим разобраться. Вам позвонят.
...Мне запомнился тот теплый солнечный апрельский день. Телефонный звонок
застал меня на работе. Это звонил начальник отдела из хозяйственного управления
Совмина, который занимался моим делом.
— Алексей Николаевич рассмотрел проекты. Мы бы просили вас подъехать...
Проблема с памятником была решена.
Николай Константинович Байбаков, работавший заместителем Председателя
Совета Министров и председателем Госплана СССР с начала шестидесятых до начала
восьмидесятых годов, был одним из ближайших соратников Косыгина. Он
вспоминает: «Многих интересует мое мнение о Л .И. Брежневе и А.Н. Косыгине, спрашивают
меня и о том, как складывались взаимоотношения между генеральным секретарем и
премьером? Алексей Николаевич Косыгин был прямой противоположностью
Брежнева. Если Леонид Ильич любил поговорить о проблемах не столь докучливых, какими
являются проблемы экономики, и слушать ему было приятнее тех, кто молниеносно
реагировал на его житейские интересы, то Косыгин, напротив, больше говорил о
делах. О нем можно сказать: «человек весь в деле». Помнится, даже во время прогулок в
Кисловодске в дни отпуска разговор между нами шел только о делах. Удовлетворение
собеседником Косыгин выражал молчаливым согласием, что можно было понять лишь
по мимике, еле уловимым оттенкам в голосе. В разговоре не поддакивал сам и не
любил, когда поддакивали ему».
Это мнение Байбакова мне кажется верным. Брежнев и Косыгин были очень
разными людьми, при этом их отличие было другого рода, нежели в случае с Хрущевым.
Прежде всего это относилось к работе с кадрами. Для Брежнева это было делом номер
один. Он блестяще умел «завоевывать» симпатии людей, с которыми работал или
просто общался. Леонид Ильич уделял пристальнейшее внимание оптимальной
расстановке кадров, держал этот вопрос под неусыпным личным контролем. «Кадровик»
Брежнева, секретарь ЦК КПСС И.В.Капитонов докладывал вопросы только ему лично. Даже
когда в начале восьмидесятых годов Брежнев тяжело заболел (страдал бессонницей),
он доверял только своему ближайшему соратнику, многолетнему другу, члену
Политбюро и секретарю ЦК К.У. Черненко все, что касалось кадров ЦК и Правительства.
Будущий кратковременный глава нашего государства прошел вместе с Леонидом Ильи-
чем долгий путь и никогда его не подводил. Вместе находились они под огнем
вражеских частей, когда высаживались с десантом под Новороссийском, на «Малой Земле».
Майор Черненко был адъютантом генерала Брежнева.
В отличие от Сталина и Хрущева Леонид Ильич расставлял кадры во многом по
признаку личной преданности. Надо признать, правда, что он не забывал
поддерживать контакты с руководителями различных уровней. Существенная часть рабочего
графика Брежнева была посвящена телефонным звонкам и встречам с региональными
руководителями — секретарями обкомов КПСС, председателями облисполкомов и т.д.
Встречался он и с отраслевыми министрами, а также с некоторыми заместителями
Председателя Совмина СССР. Далеко не всегда эти контакты вызывались серьезной
необходимостью. Иногда Леонид Ильич просто звонил, чтобы «поболтать» —
обсудить футбольную и хоккейную темы, охоту. Слыша все это от деда, который в
семидесятых годах стал иногда делиться с нами тем, что происходило в Кремле, я прекрасно
понимал, насколько такой стиль работы Брежнева был неприемлем для Косыгина. Как
опытнейший политик, дед отчетливо представлял, зачем все это делалось. Расставляя
повсюду «своих» людей и постоянно «работая» с ними, Брежнев тем самым
гарантировал свою неуязвимость. Все члены ЦК были замкнуты лично на него. А,
следовательно, его нельзя было и освободить так, как это было сделано с Хрущевым. Это Косыгину
было ясно. То, чего, по-моему, дед не мог ни понять, ни принять — отсутствия у
Брежнева достаточного интереса к делу как таковому. Хотя в противоположность Леониду
Ильичу, по моему мнению, умением подбирать, окружать себя преданными кадрами,
Косыгин не отличался. Возможно, он недооценивал эту сферу деятельности, тре-
бующую больших затрат времени с малым «коэффициентом полезного действия», как
ему казалось. А, возможно, что причиной тому была сталинская школа времен
молодости, когда рано выдвинутый на высокие посты он практически был лишен
возможности принимать участие в выработке кадровой политики. Такое положение было тогда
естественным. Кадрами всегда занимались партийные органы. Долгая жизненная
практика научила Косыгина работать с теми, кто был к нему назначен. Соответственно, у
него не было «своих» людей, кроме, возможно, ближайших сотрудников его
секретариата— Горчакова, Карпова, Соколовского, Фирсова, позднее Бацанова.
Дед не считал такую практику нормальной. С годами он иногда позволял себе
критиковать существующую систему, в особенности, ее кадровые аспекты. Ему
представлялось в корне неверным отсутствие единоначалия. Разве это разумно, что министр не
может реально назначить и уволить своих подчиненных? Это делалось
соответствующим секретарем ЦК по представлению министерства и отделов ЦК. В то же время
секретарь ЦК не имел права истратить ни копейки денег. Это являлось прерогативой
министра или заместителя Председателя Совета Министров СССР. Серьезное и
добросовестное отношение к работе всегда отличало Косыгина. На какой бы должности
он ни трудился, делал все, что было в его силах, чтобы выполнять обязанности
наилучшим образом. В то же время, как мне кажется, для Брежнева работа не являлась тем
единственным делом в жизни, чем он жил. Исключительно обаятельный человек,
любящий и умеющий от души наслаждаться радостями жизни, Брежнев не всегда мог
серьезно подходить к оценке происходящего, перекладывал часть возникающих трудностей на
других. Именно в этом состояло принципиальное отличие двух руководителей.
Брежнев и Косыгин были на «ты», называли друг друга по имени: Леонид и
Алексей. Последний искренне недоумевал, когда Брежнев звонил ему «просто поговорить»
о чем-то малозначительном, уходил от обсуждения государственных вопросов. Может
быть, также и Брежнев не понимал, почему это Косыгин все время переводит разговор
на что-то слишком деловое, что ему не хотелось бы затрагивать в данный момент. Для
Косыгина же работа оставалась той единственной реальностью, в которой он жил и
которой честно отдавал всего себя без остатка. В этом ему и виделся смысл самой жизни.
Анализируя ретроспективно деятельность Брежнева как главы государства, можно
предположить, что в какой-то мере он воспринимал свое положение как некоторую
благоприятную возможность, которую надо всячески использовать. Он видел главное
в укреплении незыблемости своих позиций в системе и недостаточно заботился о
поддержании жизнеспособности самой системы. Косыгин занимал прямо
противоположную позицию, считая, что главной задачей руководителя Правительства является
укрепление и развитие существующей экономической системы народного хозяйства.
Думаю, что ни один из них не предполагал, что так скоро системе социализма в СССР, да
и самому Советскому Союзу, придет конец.
Время все расставило по своим местам. Косыгин быстро осознал, что его работа с
Брежневым коренным образом отличается от отношений с его предыдущими
руководителями — Сталиным и Хрущевым. Перестал удивляться тому, что вносимые им в
Политбюро проекты решений утверждаются и подписываются Брежневым без обсужде-
ний. Используя такую ситуацию, к середине 1965 года Косыгин стремится наладить
более эффективную систему управления экономикой, сосредоточивая координацию
отраслей в министерствах и ликвидируя введенные Хрущевым совнархозы. Развивая
начатые преобразования, Косыгин в сентябре 1965 года вносит предложение о
проведении экономической реформы, о которой подробно рассказывается ее активными
участниками и учеными-экономистами во второй части этой книги, в разделе «Мнения». Я
не экономист, поэтому не стану, да и не смогу останавливаться подробно на анализе
экономических аспектов того, что предлагал Косыгин, задумывая реформу. Подчеркну
лишь, что она была еще одной попыткой повернуть устройство нашего общества в
сторону приближения к тому, как это налажено в цивилизованных странах мира.
Предложенные экономические преобразования базировались на принципах,
носящих общечеловеческий характер. Делался шаг в направлении того, чтобы предоставить
предприятиям большую самостоятельность, освободить их от ненужной регламентации
(позволить им самим заботиться о своих бюджетах, экономить средства для улучшения
материальной базы и увеличения зарплаты, выпускать продукцию, пользующуюся
высоким спросом у населения и т.д.). При этом, в отличие от реформ Горбачева—Рыжкова
в конце восьмидесятых годов, реформа Косыгина никак не затрагивала основ экономики
социалистического общества. Никакие средства производства не предполагалось
передавать в частные руки. Планировал ли Косыгин дальнейший этап реформы? Это не
известно. По крайней мере, при мне об этом никогда не говорилось.
В партийных органах реформа была встречена весьма прохладно. И
сопротивление явно исходило не от главного идеолога партии Суслова, а скорее всего — от
отраслевых отделов и секретарей ЦК по направлениям. По-видимому, они почувствовали,
что от них может ускользнуть контроль над экономикой.
Косыгин делает все возможное для успешного претворения реформы в жизнь.
Неоднократно обсуждает эти вопросы с Брежневым. Каждый раз эти встречи носят
благожелательный характер, но конкретные экономические решения Совмина
встречают упорное сопротивление со стороны аппарата ЦК КПСС. Косыгин и его первые
заместители члены Политбюро К.Т.Мазуров и Д.С.Полянский при поддержке
Председателя Президиума Верховного Совета Н.В.Подгорного усиливают давление. Реформа
начинается, правда, идет медленно, без большого энтузиазма.
Несмотря на это, период с 1964 по 1976 год, несомненно, следует отнести к
наиболее важным, интересным и продуктивным годам работы Косыгина. Занимая
высшую ступень исполнительной власти, он вносит существенный (если не сказать
основополагающий) вклад в активизацию внешнеэкономической деятельности советского
государства. Не стану перечислять конкретных фактов этой деятельности. Читатель
найдет их подробное изложение в воспоминаниях помощника Косыгина по внешним
экономическим вопросам, очевидца событий, Юрия Васильевича Фирсова в разделе
«Мнения». Практически все руководители крупных государств того времени
запечатлены вместе с Косыгиным, когда они обсуждали вопросы делового сотрудничества.
Фотографии раздела «Из фотолетописи» в нашей книге-альбоме убедительно
подтверждают это. Хотелось бы лишь еще раз подчеркнуть тот факт, что успешно проведенная
Косыгиным ташкентская конференция 1966 года навсегда войдет славной страницей
в историю советской дипломатии. Миротворческая инициатива Косыгина
завершилась подписанием декларации о примирении двух соседних воюющих в то время
держав Индии и Пакистана.
Мне доставляет удовольствие вспомнить, что в этом историческом событии
принимала участие и моя мама, Людмила Алексеевна Гвишиани. В то время она работала
первым секретарем МИДа СССР. Она входила в состав советской делегации. Дед
использовал ее знание английского языка во время многочисленных неофициальных
встреч с премьер-министром Индии Шастри и президентом Пакистана Аюб-Ханом.
Мама помогала общаться Косыгину и с королевой Великобритании Елизаветой
Второй во время официального визита Председателя Совета Министров СССР в
Англию и Шотландию в феврале 1967 года. Моя бабушка, Клавдия Андреевна, в то время
сильно болела и не смогла поехать с дедом в поездку, хотя и получила приглашение
премьер-министра Гарольда Вильсона. Сопровождать Косыгина отправилась дочь.
Вместе они были приглашены на ужин к королеве Елизавете и ее мужу принцу Филиппу,
герцогу Эдинбургскому. Официальный переводчик Косыгина Суходрев не получил
приглашения, и поэтому беседу королевы с Косыгиным переводила мама. Еще до
смерти деда, в конце семидесятых годов, ее работа в МИДе завершилась в ранге советника.
Она перешла в ведомство министерства культуры СССР, работала директором
библиотеки иностранной литературы.
В поездке в Великобританию мне также пришлось сопровождать деда. Тогда я был
студентом первого курса мехмата МГУ, а у премьер-министра Вильсона был сын моего
возраста. Я достаточно хорошо говорил по-английски, и это позволило мне тесно
общаться с Вильсоном-младшим, который оказался замечательным гостеприимным
парнем. Он с удовольствием показывал мне Лондон, мы ходили на футбол, в пивную
«Шерлока Холмса» и т.д. Во время этого визита впервые в моей жизни у меня была охрана:
агент Скотланд-Ярда сержант Рэтфорд и агент КГБ, работающий под крышей
советского посольства. Сына Вильсона тоже охраняли. Поэтому по Лондону мы ходили и
ездили довольно большой группой. В это время в Англии было популярным
увлечение стрельбой в тире. Мы тоже как-то забрели в тир. Общий восторг вызвало то, что
на наших соревнованиях по стрельбе победили сержант Скотланд-Ярда и сотрудник
советского посольства, оба выбившие сплошные десятки.
В конце визита у нас с сыном Вильсона состоялась обстоятельная беседа с
Гарольдом Вильсоном и моим дедом. Обсуждались вопросы образования, студенческой
жизни в Англии и СССР и т.д. Вильсон запомнился красивым, элегантным мужчиной,
курившим прямую английскую трубку. Он был лидером лейбористской партии,
ратовал за расширение связей с СССР. С сыном Вильсона мы участвовали и в
заключительном ужине в загородном доме премьер-министра. Несколько лет спустя дед,
смеясь, упомянул, что по донесениям разведки стало известно, что во время этого ужина
на чердак дома Вильсона проник представитель американского посольства, который
прослушивал разговоры за столом.
В последнее время мне пришлось читать довольно много воспоминаний
различных авторов, да и профессиональных писателей о работе Косыгина в эпоху Брежнева.
107 Целый ряд таких воспоминаний посвящены тому, как трудно было работать Косыгину
в этот период и как его «зажимали» партийные органы. Иногда Косыгин в них
выглядит как некая оппозиция к Брежневу, которого последний последовательно пытается
лишить инициативы и устранить от важных дел и политических решений. Иногда
Косыгина даже становится жалко оттого, как третируют его коллеги по Политбюро.
Звонят в Англию и просят больше не выступать в парламенте, не соглашаются с его
разумными предположениями и т.д.
Не могу не сказать, что я думаю об этом. В 1976 году случилось несчастье, и
Косыгин практически утонул. Дело было летом. В воскресенье он совершал свою обычную
прогулку на байдарке. Дед любил спорт, особенно греблю, лыжи и бадминтон.
Летними воскресными днями, если позволяла погода, он непременно садился в байдарку, а
зимой становился на лыжи. Несмотря на уже немолодой возраст, ходил он на байдарке
по несколько часов без отдыха. В тот день семидесятидвухлетний Косыгин потерял
сознание (врачи предполагают, что у него шел почечный камень), и байдарка
перевернулась. Будучи пристегнутым к сидению, дед ушел головой в воду и захлебнулся. Его
спас мастер спорта по подводному плаванию майор Егоров, который в этот день в
наряде охраны плыл за Косыгиным на соседней байдарке.
После этого дед долго и тяжело болел. Вскоре у него случился инфаркт, затем еще
один. Через четыре года после этого случая в возрасте семидесятишести лет он и
скончался от болезни сердца. А все эти четыре года до смерти он уже стал совсем другим
человеком. Возвращаясь к тем оценкам Косыгина некоторыми авторами, о которых
говорилось ранее, я отнес бы их к этому, последнему периоду работы Косыгина. В 1976—
1980 годах он уже был больным человеком, который по логике должен был бы уйти в
отставку как по состоянию здоровья, так и по возрасту. Насколько я знаю, он несколько
раз пытался это сделать, но еще более больной, физически слабый Брежнев его не
отпускал. К чему привело то, что оба руководителя не ушли со своих постов
своевременно, показала дальнейшая история.
Возвращаясь к совместной работе Брежнева и Косыгина до этого, последнего
периода, мне приходят на ум несколько иные оценки происходившего. Косыгин, также
как и Брежнев, был опытнейшим государственным и политическим деятелем, прекрасно
отдающим себе отчет, в каких условиях и в какой системе он работает. Будучи
прагматиком, он умел ставить и решать необходимые вопросы, несмотря на любые
бюрократические препоны.Он был гибок и настойчив в достижении поставленных целей.
Тот факт, что у него, как и у каждого серьезного политика и государственного
деятеля, были враги, его ничуть не удивлял. Всегда, в любых странах и при любых
режимах, управление государством — это борьба. Такую политическую борьбу и вел
ежедневно Председатель Совета Министров Косыгин. Насколько я помню, он не
сомневался в том, что главные его оппоненты находятся в ЦК КПСС, но мирился с подобным
явлением. Видимо, считая, что жизнь, особенно «наверху» — это всегда борьба.
Косыгин нередко выигрывал в этой борьбе.
Результаты его работы с Брежневым мы и сегодня видим во многом полезном, что
верой и правдой служит стране и народу. Два выходных дня в конце недели, действующие
крупнейшие гидроэлектростанции в Европейской части СССР и в Сибири, нефтяные и
газовые промыслы, покупка и запуск завода ФИАТ и многое другое. Брежнев и Косыгин 10 8
долгие шестнадцать лет поддерживали мир на рубежах страны и внутри ее, достойно
представляли СССР на мировой арене. В определенной мере вместе они несут отве-
ственность и за то, что произошло с Советским Союзом после их ухода из жизни.
Конечно, ни в такой мере и не в таком объеме, как последующие «архитекторы перестройки».
Алексей Николаевич Косыгин был мужественным, благородным и знающим
человеком, гибким и честным политиком своего времени. Он возглавлял Правительство
нашей страны дольше всех в истории Российской империи, СССР и Российской
Федерации (это видно из приложения к книге). Хотелось бы, чтобы и мои записки о его
жизни оказались бы интересными и полезными новым поколениям наших граждан,
строящих сегодня совсем другое общество и в другой стране.
***
Почти четверть века назад, 18 декабря 1980 года, скончался мой дед, Алексей
Николаевич Косыгин. Несмотря на то, что за два месяца до смерти, он ушел в отставку,
ему были отданы все последние почести как Председателю Совета Министров СССР.
Урна с его прахом на пушечном лафете была доставлена на Красную площадь и
захоронена в Кремлевской стене. В прощальной церемонии приняли участие Брежнев,
Суслов, Тихонов, Андропов и другие. Мама и папа, сестра Татьяна с мужем и я с женой
Наташей шли сразу же за пушечным лафетом, а затем стояли у подножия мавзолея во
время митинга и военного парада. Впечатляющая торжественность процедуры
государственных похорон ни в коей мере не облегчала горечь нашей утраты... Вместе с
начальником охраны Е.С.Карасевым и личным врачом деда А.И.Прохоровым мне, как
представителю семьи, пришлось присутствовать при кремации тела деда. Под звуки
Гимна Советского Союза я в последний раз увидел своего деда и в то мгновение
понял, как близок был он мне и как хотелось бы, чтобы он оставался с нами... Тогда у меня
впервые зародилась мысль о том, чтобы опубликовать свои заметки о его жизни.
Сегодня, когда приближается столетний юбилей А.Н.Косыгина, удалось отчасти выполнить
то, что тогда было задумано.
Я написал эти записки о своем деде и происходящих событиях на основе личных
впечатлений и документов, которыми располагал. То, что я изложил,—это всего лишь
записки внука, не претендующие ни на историческое исследование, ни на
исчерпывающий рассказ о жизни и деятельности Косыгина.
Мне остается добавить, что эта книга-альбом не могла бы увидеть свет без
действенной поддержки этого начинания Фондом культуры «Екатерина». Его возглавляет
моя дочь, правнучка Косыгина, Екатерина Семенихина. Ее давнюю фотографию рядом
с прадедом читатель увидел на обложке книги. Катя в какой-то степени пошла по
стопам прадеда, окончила экономический факультет МГУ и занимается практической
экономикой и финансовой деятельностью.
Большую помощь в подготовке издания мне оказал книгоиздатель и журналист
Владимир Ильич Десятерик — в сборе материалов, в редактировании рукописи, в
отборе фотографий из нашего семейного архива, в работе с авторами раздела «Мнения
современников», в выработке общей структуры книги-альбома.
Я глубоко признателен всем, кто помогал и поддерживал меня во время
написания этой книги.
ИЗ ФОТОЛЕТОПИСИ
Первоначально это издание задумывалось
как фотоальбом, посвященный памяти моего деда.
В семейном архиве сохранилось немало снимков,
запечатлевших мгновения его яркой,
насыщеннной богатыми событиями жизни.
Они повествуют о встречах Косыгина со многими
государственными и политическими деятелями,
с выдающимися учеными, писателями, художниками,
о его посещениях предприятий, строек, научных центров,
официальных визитах и поездках в другие страны.
Однако большинство сохранившихся фотографий несут
на себе отпечаток репортажности,
практически отсутствуют специально выполненные
художественные фотоработы.
Это во многом отражает практиковавшийся
в Советском Союзе официальный
стиль информационной работы.
Отчасти это вытекает
и из тех принципов, которые выработал
для себя сам Косыгин.
Не стремясь выделять свою личность,
он настороженно относился к любой попытке воздать
ему должное, как руководителю.
Он редко и крайне неохотно соглашался позировать
перед художниками и фотографами.
Более профессионально, а иногда и талантливо
готовились его официальные портреты, как руководителя
партии и государства. Все это вместе
и повлияло на изменение идеи издания: представилось
целесообразнее выпустить книгу-фотоальбом. Однако
в предлагаемой подборке фотографий
из нашей домашней коллекции
для читателя приоткроются
некоторые страницы из жизни
и деятельности Косыгина.
1975 г. Дважды Герой Социалистического Труда, Председатель Совета Министров СССР.
В своем рабочем графике А.Н.
Косыгин всегда находил время
для посещения предприятий,
научно-исследовательских
институтов, для знакомства с
инженерными достижениями, с
новинками в области
организации производства.
И. В. СТАЛИН:—Ну как ты, Косыга? Ничего, ничего, еще поработаешь...
Фотография орденоносцев с руководителями советской эпохи. В первом ряду (справа налево): А.Н.Косыгин,
Н.М.Шверник, М.И.Калинин, А.А.Жданов и др.
Объяснения дает
Косыгин...
А.Н.Косыган вместе с академиком Б.Е.Патоном (в центре) и председателем Госплана СССР Н.КБайбаковым встречается
с практиками производства.
Конец 60-х гг. Кремль. Голосуют
три руководителя Советского
Союза: Генеральный секретарь
ЦК КПСС Л.И.Брежнев,
Председатель Совета Министров
СССР А.Н.Косыгин и
Председатель Президиума
Верховного Совета СССР Н.В.Под-
горныи.
Май 1965 г. Большой Кремлевский Дворец. Полководцы Победы с государственными и партийными руководителями.
Справа налево в первом раду—С.М.Буденный, А.Н.Косыгин, К.Е.Ворошилов, Л.И.Брежнев, Р.Я.Малиновский,
А.И.Микоян.
1974 г. А.Н.Косыгин со своими заместителями. Слева направо: председатель Комитета по науке и технике, академик
В.А.Кириллин; министр финансов СССР В.Ф.Гарбузов; руководитель военно-промышленного комплекса
Л.В.Смирнов; куратор машиностроения В.Н.Новиков; первый заместитель К.Т.Мазуров; куратор
агропромышленного комплекса З.Н.Нуриев; А.Н.Косыгин; председатель Госстроя СССР И.Т.Новиков; председатель
Госснаба СССР В.Э.Дымшиц; куратор металлургической промышленности Н.А.Тихонов; председатель Госплана
СССРН.К.Байбаков.
Ближайшие сотрудники А.Н.Косыгина. Сидят (слева направо): А.К.Горчаков, заведующий секретариатом
Председателя Совета Министров; А.Н.Косыгин; М.С.Смиртюков, управляющий делами Совмина; Р.А.Маракова,
технический секретарь; А.Г.Карпов, помощник по экономике. Стоят: первый справа—Ю.В.Фирсов, помощник по
внешнеэкономическим вопросам; Б.Т.Бацанов, помщник по международным вопросам, В.А.Леонтьев, начальник
хозяйственного управления Совмина; А.Н.Прохоров, личный врач А.Н.Косыгина; полковник Е.С.Карасев, начальник
личной охраны А.Н.Косыгина; А.Г.Мишунин, начальник юридического управления Совмина; подполковник
В.В.Серегин, телохранитель А.Н.Косыгина и др.
Алексей Николаевич в своем рабочем кабинете в Кремле.
В.М.МОЛОТОВ, из беседы с писателем Ф. Чуевым.Косышн — честный человек,
глубоко партийный. Лучше других.
Ю.П.БА ТАЛИН, заместитель министра
газовой промышленности СССР:
Алексей Николаевич Косыгин лично
занимался Западной Сибирью,
занимался с большой энергией, душевным
настроем. Помню шесть визитов
Алексея Николаевича Косыгина в
Тюменскую область, правда, официальное
слово «визит» здесь совсем не подходит,
это были деловые, рабочие поездки. В
пяти поездках я был непосредственно
в сопровождении. Это был 1973 год. Я
возглавлял строительство
нефтепровода Усть-Балык-Курган-Альметьевск.
Алексей Николаевич придавал этому
нефтепроводу огромное значение.
Огромное! Почему? По плану по этому
нефтепроводу в 1973 году должно было
быть поставлено восемнадцать
миллионов тонн нефти. Ввод нефтепровода в
строй был предусмотрен в июне, и вот
за полгода надо было перекачать
восемнадцать миллионов тонн нефти.
Без этих восемнадцати миллионов
тонн весь топливный баланс
развалился бы. На нефтепроводах, да и вообще
в Западной Сибири, основные работы
можно вести в зимний период. Это
парадокс, конечно. Всегда у строителей
строительный сезон—лето. А в
Сибири — это зима. Часть зимы мы
прошли в четверть силы — зима уже на
исходе. И вот Алексей Николаевич,
приехав к нам в январе 1973 года,
застал строителей у разбитого корыта. В
ту зиму сильнейшие холода начались с
конца декабря. Недели три или четыре
температура была минус пятьдесят
градусов, даже минус пятьдесят пять.
А мы пробовали работать. И угробили
технику. Я доложил Косыгину:
положение чрезвычайное. Выслушав меня,
Косыгин спокойно спросил: «А вы не
сгущаете краски?» Я отвечаю:
«Алексей Николаевич, мне очень тяжело
говорить это, потому что я в
определенной степени виноват, заставлял людей
работать при таких низких
температурах». Алексей Николаевич что-то
пометил в своем блокнотике и сказал, что
ресурсы еще можно изыскать, а
важнее этой стройки в стране нынче
ничего нет.
А.Н.Косыгин во время очередной командировки в Сибирь.
1968 г., сентябрь. В шахте «Норильского никеля».
1946 г. Глава Правительства России А.Н.Косыгин беседует с группой передовиков сельскохозяйственного производства.
1978 г. Рассмотрение проекта развития Сочинского курорта.
Председатель Совета Министров СССР знакомится с продукцией рыбзавода.
Н.К. БАЙБАКОВ, председатель Госплана СССР с 1965 г.: А.Н.Косыгин обладал
глубокими, всесторонними знаниями и масштабным мышлением. Он был
откровенен и критичен, предельно остро чувствовал меру ответственности за все
принимаемые решения... Алексей Николаевич не раз напоминал, что если ошибется
директор предприятия, то его промах обойдется государству в тысячи рублей.
Ошибка министра — в миллионы. Ошибка председателя Госплана или председателя
Совмина стоит миллиарды.
А.Н.Косыгин на Волжском автомобильном заводе. Крайний справа—Д .М.Гвишиани, слева от него — главный
архитектор г.Москвы М.В.Посохин.
Один из цехов на ВАЗе.
Строительная площадка Саяно-Шушенской ГЭС.
1978 г. А.Н.Косыгин со своими заместителями В.Э.Дымшицем и Н.КБайбаковым на стройке ГЭС.
1965 г. ГДР. На торжествах, посвященных
освобождению Германии от фашизма. С
первым космонавтом планеты
Ю.А.Гагариным (крайний справа), маршалами
Советского Союза В.Д.Соколовским
(второй слева), и В.И.Чуйковым (третий
справа).
1968 г. Встреча летчика-космонавта СССР Г.Т.Берегового.
В гостях у школьников.
А.Н.Косыгин вместе с управляющим делами Совета Министров СССР М.С.Смиртюковым встречается со студентами
и преподавателями Ленинградского текстильного института, который он закончил в довоенные годы.
С писателем
Михаилом Шолоховым.
С народным художником СССР
Мартиросом Сарьяном
С директором Пушкинского
музея-заповедника в
Михайловском Семеном Гейченко.
С конструктором советского
ракетного оружия академиком
В.Н.Челомеем.
1969 г. Встреча друзей. Слева
направо: Л.Г.Минаев, сибирский
друг юности, композитор А.И.
Хачатурян, Е.С.Карасев,
начальник охраны А.Н.Косыгина,
А.К.Горчаков, заведующий
секретариатом, А.Н.Косыгин,
Н.ДЛЗойнов, родственник К.А.
Косыгиной.
Л.А.ГВИШИАНИ-КОСЫГИНА: Круг тех, кто бывал в нашем доме, складывался
годами. Приходили к нам давние знакомые нашей семьи, мамы и папы, — Арам
Ильич Хачатурьян и его жена Нина Владимировна Макарова, с большим уважением и
симпатией относился Алексей Николаевич к Михаилу Александровичу и Марии
Петровне Шолоховым, искреннее удовольствие всегда доставляло общение с четой Че-
ломеев, Владимиром Николаевичем и Нинель Васильевной, и еще со многими
друзьями нашего дома. Помню, всегда находились интересные общие темы...
1966 г., январь. Ташкент. Справа налево: А.Н.Косыгин, премьер-министр Индии Лал Бахадур Шастри, министр
иностранных дел Индии Сардар Сварош Сингх.
1966 г., январь. Ташкентская конференция по мирному урегулированию военного конфликта между Индией и
Пакистаном в районе Кашмира при посредничестве Председателя Совета Министров СССР А.Н.Косыгина.
В.М. СУХ О ДРЕВ, переводчик А.Н.Косыгина на трехсторонней встрече в Ташкенте:
Главная трудность переговоров состояла в том, что лидеры Индии и Пакистана друг
с другом не желали разговаривать. Лал Бахадур Шастри напрочь отказывался
встречаться с Айюб Ханом. При таких обстоятельствах о совещании не могло быть и речи.
Вот и приходилось Косыгину в течение почти двух недель совершать челночные
поездки между резиденциями Шастри и Айюб Хана, стараясь склонить их к
примирению или хотя бы к тому, чтобы они сели за общий стол переговоров. Не буду
вдаваться в подробности самих переговоров, но в том, что они вообще начались и
успешно закончились, несомненно заслуга Косыгина. Он буквально метался между двумя
руководителями, которые не желали между собой встречаться, всячески
уговаривал, убеждал и убедил в конце концов.
1967 г., февраль. Перед выступлением А.Н.Косыгина в парламенте Великобритании.
1967 г., февраль. Лондон. С премьер-министром Великобритании Гарольдом Вильсоном.
1967 г., 9 февраля. Лондон. Букемгемский дворец. Встреча с королевой Великобритании Елизаветой II и принцем
Филиппом герцогом Эдинбургским. Между королевой и принцем—дочь А.Н.Косыгина Людмила.
1970 г., 12 августа. В Екатерининском зале Кремля А.Н.Косыгин и Федеральный канцлер Вилли Брандт подписывают
договор между СССР и ФРГ, вошедший в историю как Московский договор.
А.М.АЛЕКСАНДРОВ-АГЕНТОВ, помощник пяти лидеров КПСС:... Московский
договор имел громадное принципиальное значение. Он стал действительным
поворотным пунктом не только в отношениях между двумя странами, но и в развитии
всей обстановки в Европе... Это было громадное достижение... Недаром вслед за
Московским договором были подписаны соответствующие договоры ФРГ с ЧССР
и Польшей, а также договор о политических отношениях с ГДР.
1976 г. Встреча Федерального канцлера ФРГ Хельмута Шмидта в Москве. Слева направо: А.Н.Косыгина, Х.Шмидт,
Л.И.Брежнев, А.А.Громыко, Н.А.Тихонов.
ВИЛЛИБРАНДТ, канцлер ФРГ: Брежнев и Косыгин говорили о «больших и даже
огромных перспективах» в области экономики, науки и техники; прежде всего, нам
расхваливали сотрудничество в области добычи полезных ископаемых Сибири. Это
всегда было и остается постоянной темой германо-советских переговоров...
В последующие годы строительство воздушных замков продолжалось. Косыгин не
был склонен к преувеличениям: «Ни мы, ни вы не являемся благотворительными
организациями, сотрудничество должно приносить пользу обеим сторонам». Ему тоже
было известно, что заинтересованные в сотрудничестве немецкие фирмы
откровенно жалуются на неповоротливость и частую пробуксовку советских органов
управления народным хозяйством. Тем не менее, торговля с Советским Союзом после
этого по сравнению с исходным уровнем развивалась вполне успешно.
1967 г., 23 июня. На встрече с президентом США Л.Джонсоном в Гласборо во время пребывания в Нью-Йорке на
Чрезвычайной сессии Ассамблеи ООН.
ЖУРНАЛ«НЬЮСУИК», США (ноябрь 1964 г.) : Косыгин—новый тип советского
руководителя, не столько идеолог, сколько практик... Он, возможно, будет
рассматривать проблемы с точки зрения фактов, прагматически и логически. Пристрастия
Косыгина к логике будет, несомненно, полезно для русской экономики, да и во
многих других областях оно окажется новшеством... Человек такого типа мог бы
возглавить корпорацию вроде «Форда» или «Дженерал моторе»...
1972 г. Переговоры советского руководства с американской делегацией во главе с президентом США Ричардом
Никсоном в Екатерининском зале Кремля.
1962 г. Визит в Италию. А.Н.Косыгин с президентом государственной нефтегазовой компании «Эни», героем
антифапшстского сопротивления Энрико Матеи (крайний справа).
1962 г. Италия. С президентом фирмы «ФИАТ» С. Валлеттой.
1965 г., сентябрь. С президентом фирмы «ФИАТ» Аньелли (второй слева) в период строительства ВАЗа.
В.В.КАДАННИКОВ, генеральный директор производственного объединения
«АвтоВАЗ»: После поездки в Италию, где Косыгин познакомился с рядом передовых
предприятий, с их высоким организационно-техническим и культурным уровнем,
ему, выдающемуся организатору государственного масштаба, становится очевидным,
что создавать мощнейший отечественный автозавод необходимо не только для
удовлетворения платежеспособного спроса населения, сокращения разрыва в
товарообороте, но и для подъема в целом машиностроения, его подотрасли —
автомобилестроения.
1966 г., декабрь. Беседа «с глазу
на глаз» в Елисейском дворце
с президентом Франции
генералом Шарлем де Голлем.
1971 г., апрель. Ирак. На
открытии нефтяного
месторождения с Садамом Хусейном.
1968 г., январь. Дели.
А.Н.Косыгин и Индира Ганди на
торжествах, посвященных
национальному празднику Индии—
Дню Республики.
1969 г. С премьер-министром
Индии Мораджи Десаи.
A.M. АЛЕКСАНДРОВ-АГЕНТОВ, помощник Л. И. Брежнева, в своих воспоминаниях
утверждает, что сразу после октябрьского пленума ЦК КПСС А.Н. Косыгин был
среди тех новых руководителей страны, которые решительно выступали за
улучшение отношений с Китаем. «Наиболее категоричен был Косыгин: надо сразу же
предложить китайскому руководству откровенные переговоры, перечеркнуть
темный период и восстановить прежнюю дружбу. «Мы — коммунисты и они —
коммунисты, и не может быть, чтобы не смогли договориться, глядя друг другу в глаза!»
— восклицал Косыгин». Алексей Николаевич настаивал, чтобы новый генсек
поехал на встречу с Мао. Мало веривший в успех подобной акции и явно не склонный
ставить на карту свой авторитет, Брежнев раздраженно бросил Косыгину: «Если уж
ты считаешь это так нужным, то сам и поезжай».
И такая поездка состоялась. В феврале 1965 года Косыгин (в сопровождении
Андропова и др.), направляясь во Вьетнам, сделал остановку в Пекине и имел беседу с
Чжоу Эньлаем о возможности улучшения отношений. Беседа была корректной, но
многого не дала. По возвращении из Ханоя Косыгин снова сделал остановку в
Пекине, и здесь его, после длительных проволочек, принял Мао Цзэдун. Разговор был
резкий и малоприятный».
1969 г., сентябрь. С Чжоу Эньлаем в Пекинском аэропорту на пути из Ханоя в Москву.
1965 г., февраль. Встреча с Мао Цзедуном в Пекине. А.Н.Косыгина сопровождают: секретарь ЦК КПСС Ю.В.Андропов
(справа от Мао Цзедуна), его помощники Ю.В.Фирсов (первый слева во втором ряду) и О.А.Трояновский (второй
справа во втором ряду).
1959 г. Тодор Живков
награждает А.Н.Косыгина
высшим болгарским орденом
Георгия Димитрова.
1970 г. Официальный визит в
Монголию. Крайний справа—
первый секретарь
Монгольской народно-демократической
партии Юмжайгин Цеденбал.
1973 г., сентябрь.Беседа с
Иосипом Броз Тито.
1961 г., май . Визит в
Корейскую
народно-демократическую республику. С Ким
Ир Сеном.
1972 г. Встреча Фиделя Кастро Рус и А.Н.Косыгина в аэропорту Воронежа. Рядом с А.Н.Косыгиным — первый
секретарь Воронежского обкома КПСС В.И.Воротников.
В.И.ВОРОТНИКОВ в своих воспоминаниях рассказывает о встрече кубинской
делегации на воронежской земле. После знакомства с Нововоронежской АЭС,
завершения всех официальных переговоров сопровождавший делегацию Алексей
Николаевич пригласил Фиделя провести последние часы пребывания в Воронежской
области на природе. «Там такая красота. Типичная русская глубинка: речка, ветлы,
камыш. Может нет такого комфорта, все попроще, но мне там нравится. Вместе
пообедаем. Поговорим. И оттуда в аэропорт». Остановились, Ф. Кастро
посоветовался с сопровождающими и говорит: «Хорошо»... Приехали в Репное, осмотрели
окрестности. Учитывая жару, решили опробовать реку. Алексей Николаевич в свои 68 лет
находился в хорошей физической форме. Он первым прыгнул с мостков в реку и
размашисто поплыл. Фидель спросил о температуре воды в Усманке. Я ответил, что
+20-21 градус, в реке много родников, поэтому вода всегда прохладная. Кубинцы,
обращаясь к Фиделю, хором запротестовали — купаться нельзя. Тот, уже
раздевшись, заколебался. Алексей Николаевич, стал подзадоривать Фиделя: «Какой же
ты премьер, если боишься воды?!» Тот поддался на розыгрыш, прыгнул в реку, и как
ошпаренный, с криком выскочил из воды и на сходни, повторяя: «Фрио, мучо фрио».
Понятно, ведь на Кубе уже при +25°, как правило, не купаются в море... Разместили
столы на полянке перед домом у реки. Собственно обеденного ритуала не было. А был
большой, долгий, откровенный разговор... Я никогда больше не видел А.Н.
Косыгина в таком приподнятом настроении. Он был раскрепощен, говорил образно, горячо,
доказательно. Был явно доволен разговором и Ф. Кастро. За беседой провели они
более трех часов».
1966 г. Во время официального визита А.Н.Косыгина в Объединенную Арабскую Республику с Гамалем
Абдель Насером.
1966 г. Каир. Встреча с
руководителем Палестины
Ясером Арафатом.
Прага. С председателем правительства Чехословакии Любомиром Штроугалом.
Б. Т.БАЦАНОВ, заведующий секретариатом А.Н.Косыгина: В брежневские времена
действовала негласная установка на то, чтобы всячески ограничивать сферу
деятельности Косыгина в области внешней политики. Этому активно способствовал и
Громыко как министр иностранных дел. Раздражал высокий авторитет премьера за
рубежом, уважение к нему со стороны таких крупных политиков, как президент
Франции де Голль, федеральный канцлер ФРГ Брандт, президенты США Джонсон и
Никсон, премьер-министры Индии Индира Ганди и Шастри, президент Финляндии
Кекконен, премьер-министр Канады Трюдо и другие.
1960 г. В Георгиевском зале Кремля с королем Афганистана. Слева направо: А.И.Микоян, А.Н.Косыгин, король
Афганистана Мохамед Захир Шах, королева Афганистана, летчик-космонавт СССР Г.С.Титов, К.А.Косыгина.
1966 г., февраль Ханой.
Встреча с руководителем
Вьетнама Хо Ши Мином.
В редкие минуты отдыха...
Многолетняя дружба
связывала Алексея Николаевича с
президентом Финляндии Урхо
Кекконеном. Они регулярно
встречались. Вместе бывали на
природе. Переходили через
Глухорский перевал на
Кавказе; увлекались
рыбалкой. Это была (^дипломатия без
галстуков».
1974 г. Награждение А.Н.Косыгина второй Звездой Героя Социалистического Труда в связи с семидесятилетием со
дня рождения. Справа налево: А.Н.Косыгин, Л.И.Брежнев, Председатель Совета Министров РСФСР М.С.Соломенцев,
министр иностранных дел СССР А.А.Громыко, председатель КГБ СССР Ю.В.Андропов, Д.Ф.Устинов.
Имя
Год рождения -
Место рождения -
Родители
юловной ли хтеровоз
M&dl'J&&£j£j&
Ж&^Ш^Ж^
/983 год
cm a n ел ь Херсонского
с удое трои т ель ног о
произв о дст вемного
обьединени я именм
60-л emu я Ленинского
комсомола
херсонские
судостроители
Размеры детища;
длина
ширина
высота
борта
Вес
Прописка
Генеральный директор
В. Ф. ЗЛ&ОТИН
262,8 ж.
О А рЛ Л1.
18,3 м.
20 тыс, тонн.
Да л ь не во с тонн о е
ордена Ленина,
ордена Октябрьской
Революции морское
пароходство
Л,Л TJ Крестная мать
Щу(РМ ^ и. Л. СОБОЛЕВСКАЯ
Мемориальная доска на доме № 3
по улице Грановского в Москве.
Здесь семья А.Н.Косыгина
проживала с 1942 по 1968 год.
Установлена 30 ноября 1982 г.
МНЕНИЯ
СОВРЕМЕННИКОВ
ОБ ЭТОМ РАЗДЕЛЕ
Решив отметить столетие со дня рождения Алексея Николаевича Косыгина
изданием этой книги-альбома, я стал думать над тем, как это лучше сделать.
Читая газетные и журнальные публикации о моем деде, я пришел к выводу, что
было бы неправильно ограничиться воспоминаниями людей лично знавших его,
непосредственно общавшихся с ним в официальной и рабочей обстановке, близких
ему по настроению и взглядам. С декабря 1980 года, когда Косыгин ушел из .жизни,
прошло уже четверть века, и исторические события, участником которых он был,
на расстоянии видятся многими иначе, чем они казались современникам.
Я представил себе деда, листающего страницы этой посвященной ему книги,
и мне показалось, что отсутствие в ней мнений людей, принадлежащих к
поколениям, следующим за эпохой Советского Союза, было бы им воспринято как
существенное упущение. К тому же и я сам, думаю, все, кто принял участие в
подготовке этой книги, стремились быть объективными и не ставили задачи создать
какой-то идеализированный образ Косыгина. Поэтому читателю
предоставляется возможность познакомиться с мнениями разных людей по возрасту, профессии
и взглядам, в том числе и тех, кто критически оценивает итоги периода, в
котором жил и работал мой дед. Всем им я выражаю глубокую признательность за
поддержку этого начинания и конструктивное участие в нем. Приношу особую
благодарность за написанные специально для этого издания статьи Президенту
Национальной академии наук Украины академику Борису Евгеньевичу Патону,
Президенту Вольного экономического общества России, доктору экономических наук,
профессору Гавриилу Харитоновичу Попову, Генеральному директору
производственного объединения «АвтоВАЗ» Владимиру Васильевичу Каданникову,
директору Института экономики РАН академику Леониду Ивановичу Абалкину,
директору Исследовательского центра Высшей школы социальных наук в Париже,
известному французскому экономисту и специалисту по истории советской и
российской экономике, профессору Жаку Сапиру. Теплые слова признательности я хотел
бы выразить в адрес Юрия Васильевича Фирсова, проработавшего с моим дедом в
качестве его помощника по внешним экономическим вопросам девятнадцать лет
— с 1961 по 1980 годы. Написанный им раздел выходит далеко за пределы просто
«мнения о Косыгине». Это подробный исторический очерк о тех годах, когда они
работали вместе. Я также глубоко благодарен Юрию Васильевичу за
существенный вклад в подготовку к печати всего текста книги.
О Косыгине написано немало. Журнальные и газетные статьи,
многочисленные зарубежные публикации, книги «Премьер известный и неизвестный»
(составитель Т.П.Фетисов, М., Республика, 1997) U «Косыгин» (автор В.Андрианов, ЖЗЛ, М., Молодая
гвардия, 2003). Каждый из авторов создавал видимый ему образ Косыгина. Цель этой
книги заключается в том, чтобы читатель мог представить разного Косыгина,
увидеть его сильные и слабые стороны, понять, каким он остался в памяти
современников и потомков. Думаю, это было бы интерсено узнать и моему деду...
Алексей Гвишиани
ЮРИЙФИРСОВ
Косыгин и его время
Юрий Васильевич Фирсов
Родился 17августа 1927г. в Москве, в семье служащих. Окончил
Московский институт востоковедения. Кандидат экономических наук.
После учебы в аспирантуре работал в МИД СССР. В1953—1957 гг. —
сотрудник Посольства СССР в Индии. В1957—1961 гг. — сотрудник
отдела Юго-Восточной Азии МИД СССР. В1961—1964 гг. —
помощник первого заместителя Председателя Совета Министров СССР. В
1964—1991 гг. —помощник председателей Совета Министров СССР:
А.Н.Косыгина (1964—1979), Н.А. Тихонова (1980—1985),
Н.И.Рыжкова (1985—1991). В 1991 г. — помощник премьер-министра СССР
В. С.Павлова. После Беловежского соглашения лидеров России,
Украины и Белоруссии о роспуске СССР и образования СНГ— консультант
секретариата председателя Межгосударственного экономического
комитета И. С. Силаева. Сейчас на пенсии.
Писать об Алексее Николаевиче Косыгине не просто по многим причинам. Он
был человеком замкнутым, очень сдержанным в выражении своих мыслей и чувств, и
в то же время внутренне эмоциональным и не свободным от противоречий,
вызванных впрочем не столько его личными качествами, сколько внешними обстоятельствами.
Но главная трудность не в этом. Среди советских государственных деятелей
послевоенного периода Косыгин был, несомненно, одним из наиболее авторитетных и
уважаемых руководителей. Еще в конце 30-х годов он оказался в поле зрения Сталина,
из председателей Ленгорисполкома, пробыв на этом посту лишь год, был возведен им
в наркомы, а уже через год назначен заместителем Председателя Совнаркома СССР. На
посту наркома текстильной промышленности он сумел в трудные предвоенные
полтора года проявить себя как способный и энергичный руководитель, в период
Отечественной войны успешно выполнял ответственные поручения, связанные с
эвакуацией многих промышленных предприятий и десятков тысяч людей из оккупированных
немецкой армией районов, в блокадном Ленинграде в качестве уполномоченного ГКО
много сделал доя обеспечения жизнеспособности осажденного города и спасения тех
его жителей, эвакуацию которых удалось осуществить, отвечал за снабжение Красной
Армии инженерными средствами, за что в трудном военном 42-м году был награжден
орденом Боевого Красного Знамени. Уже в середине 1943 года, оставаясь
заместителем Председателя Совнаркома СССР, он одновременно был назначен главой
правительства Российской Федерации, приступив к ликвидации последствий войны и
восстановлению хозяйства в освобожденных районах.
Косыгин был единственным из членов Политбюро, прошедшим в своей карьере
целый ряд министерских постов — министров текстильной промышленности, про- 15 8
мышленности товаров широкого потребления, финансов и председателя Госплана
СССР. И вполне логично, что именно он, став после отстранения Хрущева в октябре
1964 года главой правительства, принял на себя основную долю ответственности за
развитие народного хозяйства в чрезвычайно сложный период холодной войны и
научно-технической революции. Забота о развитии советской экономики,
совершенствовании ее структуры, научно-техническом прогрессе, об оснащении
промышленности новейшей техникой стала главным делом его жизни, и ее трудно делить на
личные и общественные клеточки. Поэтому судить о Косыгине и как о человеке, и
как о государственном деятеле невозможно вне контекста его времени и прежде
всего тех шестнадцати лет, когда он возглавлял правительство Советского Союза, и
советское государство выступало в роли второй сверхдержавы, несшей на своих
плечах, не столь уж богатырских, как многим казалось, тяжелый груз ответственности за
судьбы всего мира.
Такой подход, требующий соединения личности с эпохой и взгляда издалека,
совершенно закономерен при оценке крупного государственного деятеля. Разумеется в
анналах истории найдется немало правителей, прошедших по ее страницам как
серые тени, почти не оставив о себе ни худой, ни доброй славы. Но Косыгина нельзя
отнести к их числу ни по его человеческим качествам, ни по той трагической, как я
считаю, роли, которую ему пришлось играть, и главное, — по значению его эпохи и
его дела.
* * *
Впервые я близко увидел Алексея Николаевича в 1954 году, когда он был
председателем Госплана СССР, а я пришел в его кабинет в Охотном ряду (тогда проспект
Маркса) в качестве сотрудника МИДа, чтобы переводить беседу с советником Неру в
Плановой комиссии Индии профессором Махаланобисом. Роль переводчика не особенно
удобна для наблюдений, и поэтому запомнились лишь негромкий спокойный голос и
одна короткая реплика Косыгина при обсуждении вопроса о трудностях выбора
народнохозяйственных пропорций: «Планирование—это политика», произнесенная, как мне
показалось, и может быть поэтому и оставшаяся в памяти, с какой-то усталой и как бы
заключительной интонацией. Впоследствии я не раз вспоминал об этой короткой
фразе, когда задумывался о проводившейся в Советском Союзе экономической реформе,
которую часто называли и до сих пор называют реформой Косыгина.
В начале 1961 года Алексей Николаевич ездил в Индию с официальным визитом в
качестве первого заместителя Председателя Совета Министров СССР, которым в то
время был Н.С.Хрущев. От МИДа его сопровождал заместитель министра Г.М.
Пушкин, который в число сопровождавших попросил включить и меня, поскольку я
работал в отделе Юго-Восточной Азии и занимался подготовкой визита. Получилось так,
что во время этой поездки мне трижды пришлось передавать Алексею Николаевичу
проекты выступлений и информационные материалы, и у меня от этих коротких
контактов осталось тогда о нем впечатление как о человеке выдержанном, вежливом, без
каких-либо проявлений высокомерия и напыщенности, спокойно и внимательно
относившимся к людям независимо от их чинов и званий.
Два эпизода мне особенно памятны, и они подтверждают эти мои первые
впечатления. Перед отъездом из Калькутты была пресс-конференция для индийских и
иностранных журналистов, на которой Косыгин должен был выступить с заявлением, а
затем ответить на вопросы. Заявление готовилось в последний момент, я отвечал за
него, и должен был показать текст Алексею Николаевичу перед отъездом на встречу с
прессой. Но получилось так, что по обстоятельствам, мало зависевшим от меня,
вместо того, чтобы сделать это за полчаса до начала пресс-конференции, мне пришлось
передавать ему текст практически у двери зала, где собрались журналисты. Я уже
приготовился к тому, что, став жертвой обстоятельств, буду первым сотрудником МИДа,
подвергнутым наказанию самим Косыгиным. Помню, как догнав Алексея
Николаевича в вестибюле отеля, я без всяких предисловий, стараясь придать своему голосу
нормальную интонацию, сказал: «Алексей Николаевич, вот заявление». Он не
остановился, взял в руки шесть отпечатанных на машинке страниц, и продолжая спокойно идти
в направлении зала, спросил: «Не слишком длинно получилось?» — «Все темы,
которые вы вчера называли». — «Хорошо»,—сказал Косыгин и пошел к столу с
микрофоном. Ни малейшего признака раздражения, ни сурового взгляда, полное сохранение
спокойствия. Естественно, что такая реакция была воспринята мною как проявление
мягкости и уравновешенности.
Второй, как будто совсем уж незначительный эпизод, но, как мне казалось,
имевший значение для моей дальнейшей судьбы, произошел в той же Калькутте в
помпезном дворце губернатора штата Западная Бенгалия, построенном еще во времена
британского владычества. Направляясь утром к апартаментам, в которых размещался
Косыгин, я встретил нашего посла И.А. Бенедиктова. У него возник какой-то вопрос,
связанный с экипажем советского правительственного самолета, и он считал, что нужно
поставить об этом в известность Косыгина. Вспомнить, о чем шла речь, я не в
состоянии, но по моим тогдашним представлениям делать этого не следовало, и я стал
убеждать посла, что он должен сам решать этот вопрос. Мы остановились на пороге
очередного зала, и разговор был оживленным. Вдруг что-то побудило нас обоих
посмотреть в сторону. В двух шагах, в соседнем зале, стоял Косыгин. Он смотрел на нас с
любопытством и, безусловно, стал невольным свидетелем этого разговора. Вполне
возможно, что он обратил внимание на несоответствие весовых категорий участников
этой дискуссии. Алексей Николаевич, конечно, не мог знать, что в то время мои
отношения с Иваном Александровичем Бенедиктовым были скорее дружескими, чем
официальными. Еще до своего назначения послом в Индию, будучи министром совхозов,
он ездил в Пакистан во главе делегации депутатов Верховного Совета, которую я также
сопровождал, потом помогал Бенедиктову с отчетом, бывал у него в министерстве и
даже дома, на улице Горького. А став послом в Индии, он сделал мне предложение
возвратиться в посольство в Дели, где я работал в 1953—1957 годах, но уже в качестве
первого советника. Предложение было заманчивым, так как я окончил институт
востоковедения, и Индия и Пакистан были моей специальностью. Однако по ряду причин
сугубо личного характера у меня и у жены были колебания, в первую очередь потому,
что нашей дочери было всего шесть месяцев и перспектива поездки с нею в Дели, да
еще в начале жаркого сезона, нас сильно беспокоила. Тем не менее вопрос был
решенным, и я не представлял себе, что все эти мимолетные ситуации и впечатления могут
привести к серьезным изменениям в моей жизни.
Но именно так и случилось. По возвращении в Москву директору института
экономики Кириллу Николаевичу Плотникову и зампреду Госплана Павлу Сергеевичу
Иванову, также сопровождавшим Косыгина, было поручено подготовить записку в ЦК
по итогам визита. Позвали и меня. Член-корреспондент Плотников взял дело в свои
руки, но получилось нечто длинное и излишне замысловатое, и я стал убеждать своих
авторитетных соавторов, что так в ЦК не пишут. Выслушав мою критику с сильным
недоверием, они тем не менее предоставили мне свободу действий и в конечном счете
приняли мой вариант. А через несколько дней заведующий секретариатом Косыгина
А.К. Горчаков позвонил мне и сообщил, что Алексей Николаевич предлагает мне
перейти к нему работать в качестве помощника по МИДу. Вскоре я дал согласие, и моя
следующая встреча с А.Н. Косыгиным состоялась в его кабинете в Кремле. Он встал из-за стола,
пожал мне руку, предложил сесть, и, не задавая никаких вопросов, сам начал говорить о
том, что меня собственно и интересовало, — о моих новых обязанностях.
— Сейчас мне все больше приходится заниматься внешними делами —
вопросами внешней торговли, экономическими связями с другими странами. Это
направление будет развиваться. У меня бывают встречи с иностранцами и здесь, и в
посольствах, будут также поездки и визиты в другие страны, вот как мы ездили в Индию. Но
всем этим надо заниматься. Вопросы экономики и политики трудно разделить. К
беседам, визитам, переговорам надо готовиться, потребуются материалы, справки от МИДа,
других министерств, время от времени нужно будет готовить выступления, записки в
ЦК. Поэтому мне нужен помощник по внешним вопросам. В воскресенье Плотников
привез мне записку по Индии. Он сказал, что вы ее писали. Интонация была
вопросительной, и я сказал, что участвовал вместе с К.Н. Плотниковым и П.С. Ивановым.
— Ну вот, записка получилась хорошая. И Пушкин говорил, что индийские
выступления вы готовили. Они тоже написаны не суконным, а нормальным,
человеческим языком. Я решил вам сделать предложение. Вы чем в МИДе занимались?
Я вкратце рассказал о себе. Мы немного поговорили об Индии, а затем Алексей
Николаевич сказал:
— Ну, я думаю, главное вам ясно, остальное—в процессе работы.
Несколько дней спустя, встретившись со мной в коридоре правительственного
здания, К.Н. Плотников поздравил меня с назначением, а я сказал, что знаю, что этим я
обязан ему.
— Не только, — ответил он. — Клавдия Андреевна тоже слово замолвила.
Меня это озадачило, потому что с Клавдией Андреевной Косыгиной в течение
всей поездки по Индии я только вежливо здоровался, но говорить мне с ней не
доводилось. Правда, в Бомбее было одно маленькое происшествие. Индо-советское
культурное общество устроило там для Косыгина «файв-о-клок» в открытом кафе на Марин
Драйв. Клавдия Андреевна в эффектном платье-коктейль, проходя через узкую калитку
сквера, зацепилась каким-то бантом за острый зубец металлической ограды и выдрала
большой клок сбоку. Я шел сзади, был свидетелем этого несчастья и видел, что она
оказалась в очень затруднительном положении. Все сели за небольшие столики, и мне
как раз досталось место недалеко от ее стола. Она сидела, прикрыв выдранный кусок
материи локтем и было видно, что ей уже не до разговоров с сидевшими за ее столом
дамами. В этот день у меня почему-то отвалились отвороты брюк, и я заколол их двумя
французскими булавками. Сделав вид, что завязываю шнурок ботинка, я их отстегнул и
тихо сказал: «Клавдия Андреевна!» Она повернула голову и увидела булавки у меня на
ладони. Молниеносное движение, какое делает кошка, хватая мышонка, и булавки
исчезли. Столь же стремительное манипулирование булавками, и душевное равновесие
Клавдии Андреевны было восстановлено. Вот и все. Больше я ей на глаза в Индии не
попадался. Александр Васильевич Заваров, один из секретарей Косыгина, поочередно
выполнявший функции дежурного по приемной, в прошлом работавший комендантом
на даче Косыгиных в Архангельском, однажды рассказывал, вспоминая о Клавдии
Андреевне:
— Она у Алексея Николаевича—домашний отдел кадров. В его служебные дела
она никогда не вмешивается. Да о них она и знать ничего не могла. Он дома об этом,
по-моему, никогда не говорил. Но у нее чутье на людей. И она могла говорить: «С этим,
Алексей, дружи, а вот от этого лучше подальше».
Всегда избегая разговоров на личные темы, тем более о самом Косыгине, я
почему-то пользовался у А.В. Заварова доверием, и потом убеждался в правильности его
наблюдений и в данном случае тоже. Некоторое время спустя на госдаче в Пицунде, где
Косыгин проводил свой отпуск, он решил устроить завтрак для министра
иностранных дел Франции Кув де Мюрвиля, специально приехавшего в Пицунду из Москвы,
где он был с официальным визитом, чтобы побеседовать с Косыгиным. Клавдия
Андреевна поинтересовалась у меня, кто будет на завтраке из наших (там был кто-то от
правительства Грузии) и спросила, не приглашен ли Анастас Иванович Микоян. Он
также отдыхал в Пицунде на соседней госдаче, находившейся от нашей на расстоянии
примерно двух сотен метров и даже не обнесенной забором. Я сказал, что нет.
— Правильно, — сказала она. — Но только, если где-то зайдет об этом разговор,
это будет вашей ошибкой и вы возьмете все на себя.
Я подумал, что она, возможно, выполняла поручение самого Косыгина, так как
по ходившим тогда слухам на заседании Президиума ЦК в октябре 1964 года Микоян
был единственным из его членов, выступавшим за то, чтобы оставить Хрущева в
руководстве.
Но в другой раз, когда я почему-то вспомнил, что Алексей Николаевич и Дмитрий
Федорович Устинов земляки-ленинградцы, Клавдия Андреевна что-то сказала и как
бы между прочим предупредила, что Дмитрий Федорович — сложный человек и с
ним нужно быть осторожным. Вот после этих предупреждений я и подумал, что в
словах Заварова, по крайней мере, доля правды была, как и в многозначительном тоне
Плотникова, сказавшего, что Клавдия Андреевна «слово замолвила». 16 2
А еще некоторое время спустя мне стало ясно, что в решении Алексея Николаевича
взять меня в помощники главную роль сыграло как раз то, что никто меня ему не
рекомендовал, а он сам меня, что называется, «подобрал», а к тому же и Клавдия
Андреевна одобрила.
Во всяком случае примерно через неделю после Пленума, назначившего Косыгина
Председателем Совета Министров, он специально позвал меня и сказал, что к нам в
секретариат, наверное, придет помощником О.А.Трояновский, который был
помощником по МИДу у Хрущева.
— Сейчас его проверяют, нет ли у него каких-либо родственных связей с
Хрущевым. Если он придет, вам надо будет подумать, как вы с ним разделите свои функции.
Мне показался несколько странным тон, с каким Алексей Николаевич сказал мне
об этом. Можно было предположить, что предстоящий приход в секретариат
Трояновского был доя него неожиданным. От самого Олега Александровича, когда он пришел в
секретариат и мы стали работать с ним в тесном сотрудничестве, занимаясь внешними
делами — он политическими, а я экономическими, — я узнал, что у него были весьма
дружеские отношения с А.А. Громыко и Ю.В. Андроповым (с последним, по его
словам, они дружили семьями). И что он также дружит с двоюродным братом Леонида
Ильича Брежнева, кинорежиссером Марком (не помню, называл он мне его фамилию
или нет). Во всяком случае, я этим удивлен не был и уже понимал, что Алексей
Николаевич не мог сам позвать к себе в секретариат помощника Хрущева, тем более, что
бывший при нем управляющим делами Совмина Г.С. Степанов был незамедлительно
переведен в заместители министра одного из строительных министерств. Более
неожиданным для меня было то, что я услышал от помощника Генерального секретаря ЦК
Андрея Михайловича Александрова-Агентова. Прогуливаясь однажды со мной в
Лейпциге и вспомнив об Олеге Александровиче, которого знал еще по работе в МИДе, он,
засмеявшись и лукаво посмотрев на меня, сказал:
— А ведь Трояновский у вас в секретариате—Троянский конь!
До этого мне никогда не приходилось общаться с Андреем Михайловичем.
Поэтому я тоже засмеялся и оставил его реплику без комментариев и вопросов. К тому
времени я был убежден в исключительной порядочности Трояновского, с которым у меня
сложились хорошие товарищеские отношения. И я знал, что и Алексей Николаевич
ценит его как помощника и уважает как человека. И в данном случае номенклатурная
система подбора кадров, распространявшаяся на помощников членов Политбюро ЦК,
не могла иметь доя него значения.
* * *
Проработав у Косыгина в качестве помощника в течение девятнадцати лет, я
убедился, что мои первые впечатления о нем были верные. Однако в повседневной
рабочей обстановке Алексей Николаевич выглядел другим человеком. В отношениях с
окружавшими его людьми он был неизменно официален и строг, но всегда справедлив и
корректен, и за это его ценили и уважали. Но не было той естественной простоты и
доступности, которые произвели на меня столь сильное впечатление при первых кон-
тактах с ним. Даже глаза, казалось, стали другими — смотрели сурово, без проблеска
каких-либо чувств, и невольно возникало ощущение невидимого барьера, которым он
как будто отгораживал себя от других. Понять, что это ощущение ошибочно, мне, как ни
странно, помогли два его портрета, сделанные в разное время.
Вскоре после того, как в октябре 1964 года Пленум ЦК отправил в отставку
Хрущева, я в отсутствие Алексея Николаевича зашел в его комнату отдыха за понадобившейся
мне книгой. У стены, прислоненный к спинке стула, стоял портрет Косыгина, который
заставил меня забыть о том, зачем я пришел,—настолько не похож он был на человека,
к которому я уже привык за четыре года работы, и на все его портреты, до тех пор
попадавшиеся мне на глаза. И дело было не в возрастных изменениях, не в том, что на
портрете, привезенном, как оказалось, накануне из архива фотохроники ТАСС,
Косыгин был на двадцать пять лет моложе, и худое выразительное лицо составляло резкий
контраст с отяжелевшими чертами лица шестидесятилетнего человека. Дело было в
его взгляде на мир, в глазах, смотревших чуть исподлобья прямо перед собой. В них не
было ставшей для меня уже привычной хмурой суровости, напротив, в годы, когда
страна жила в предвоенной тревоге, еще не полностью сознавая, но предчувствуя
непомерную тяжесть надвигавшихся испытаний, они светились жизненной силой и
душевным подъемом, излучали энергию и уверенность в будущем.
Я уже знал, что в жизни Алексея Николаевича бывали драматичные моменты. По
выражению Горчакова, он «выпадал из обоймы», то есть был выведен из Политбюро и
освобожден от обязанностей заместителя Председателя Совета Министров. Но я тогда
не знал, что во время «Ленинградского дела» его судьба висела буквально на волоске, и
он мог разделить участь Вознесенского и Кузнецова, приговоренных к расстрелу. Но
даже если бы я знал об этом, то все равно столь резкие изменения в характере человека,
обладавшего сильной волей и огромной выдержкой, оставались мне непонятными.
Шесть лет спустя, осенью 1971 года, во время официального визита в Канаду,
известный канадский фотограф, фамилию которого я, к сожалению, не помню, обратился
к нам с настойчивой просьбой дать ему возможность сделать портрет Косыгина.
Алексей Николаевич, не питавший склонности к позированию, не проявлял желания, но
мне удалось уговорить его, пообещав, что для этого потребуется всего десяток минут.
Весной 1972 года в секретариате появилась бандероль из Канады с пометкой Cavouk
Portraits. Ее вскрыли, и на стол легли несколько цветных фотографий, одна из которых,
по-моему, является лучшим из всех когда-либо сделанных портретов Косыгина. На
абсолютно черном фоне, как будто из тьмы кромешной, смотрит прямо перед собой, в
такую же темноту, сидящий в кресле вполоборота к объективу Косыгин. Освещенное
вспышкой лицо спокойно, взгляд тверд и лишен той одухотворенности, которую
передавал ТАССовский портрет, но в нем читаются приверженность жизни, предвидение
еще предстоящих испытаний, которые где-то там, впереди, за пределами
пространства, ограниченного форматом портрета, и стоическая готовность к выполнению
долга. И нет в этом взгляде той хмурой суровости, которую по человеческой близорукости
иногда можно было принять за равнодушие и безучастность, а, напротив, видится
благожелательное и терпеливое участие. Не могло не вызывать восхищения мастерство
художника, создавшего портрет, который за несколько минут, проведенных около
Косыгина, сумел каким-то чудом понять или угадать самую суть его натуры. И не с
помощью кисти, а посредством фотографии смог как бы соединить тот старый портрет,
сделанный Фотохроникой в далеком 1939 году, с обликом шестидесятисемилетнего
человека, которого видел перед собой впервые.
Известная дихотомия в характере, поведении и внешнем облике Алексея
Николаевича, конечно, была, но двуличным человеком он не был. Его суровость и
отстраненность происходили от привычки контролировать свои чувства и от тяжести висевших
на нем обязанностей. Афоризм одного из французских моралистов, что легкомыслие
французов обязывает их государя быть серьезным, мог бы служить ключом к
пониманию и его личности. Только поводом для серьезности, в данном случае было не
легкомыслие подданных, а сложность встававших перед страной проблем и легкомыслие
некоторых его коллег в руководстве.
* * *
В конце 50-х и начале 60-х годов из всех советских руководителей высшего
эшелона Косыгин имел наибольший опыт управления народным хозяйством, в особенности
в таких его сложных сферах, какими являлись планирование и финансы. О его
организаторских способностях, умении вникать в суть дела, всестороннем кругозоре знали
многие и не только руководящие работники. Хрущев все это понимал, и поэтому
назначил Косыгина своим первым заместителем, ведавшим в Совете Министров СССР
народным хозяйством в целом. А поскольку сам Хрущев к тому времени занимал оба
высших поста — и первого секретаря ЦК, и Председателя Правительства, то и
позиции Косыгина в руководстве страной заметно усиливались, несмотря на созданный в
ЦК экономический тандем двух секретарей и членов Политбюро — Козлова и
Кириленко. Как и Хрущев, Косыгин был убежден в том, что одной из главных задач того
периода было повысить жизненный уровень народа, что необходимо укрепить
сельское хозяйство, и больше нельзя мириться с огромным разрывом в развитии аграрного и
индустриального секторов, что невозможно использовать на накопления столь
высокую долю национального дохода, которая фактически достигла немыслимой цифры в
сорок процентов, о чем он впервые скажет членам ЦК на Пленуме в сентябре 1965 года, но о
чем умолчат отчеты о его выступлении, опубликованные на следующий день в газетах.
Таким образом, в отношении этих первоочередных социально-экономических
проблем стоящих перед страной, у Косыгина с Хрущевым, да, наверное, и в Политбюро,
было полное согласие. Но в отличие от Хрущева и большинства советских
руководителей Косыгин, конечно, лучше представлял себе всю сложность их решения.
Весной 1961 года Алексей Николаевич принимал члена Политбюро ЦК КПЧ,
заместителя председателя Правительства Чехословакии Отакара Шимунека, который стал
рассказывать о возникших у них трудностях в освоении капиталовложений и
материально-техническом обеспечении предприятий промышленности. Слушая стенания
своего чехословацкого коллеги, Косыгин сказал, что подобные трудности имеются и у нас.
А затем произнес слова, сильно удивившие меня.
— Видите, — сказал он, — в каких кабинетах, и под какими люстрами мы сидим.
При этом он развел руками над головой, как бы обращая внимание на три хрустальные
люстры на потолке и обширность пространства действительно просторного кабинета,
хотя и этот кабинет, и весь интерьер правительственного здания в Кремле в то время
полностью сохраняли черты пуританского стиля Сталина. — А ведь мы уже давно
живем не по средствам. Так можно далеко зайти.
Те, кто еще помнят далекие шестидесятые годы минувшего века, легко поймут мое
удивление. В повседневной жизни советских людей было немало трудностей. По
стандартам промышленно развитых стран Запада, завершивших индустриализацию к тому
моменту, когда Советский Союз только собирался ее начинать, жили бедно, жилищные
условия даже в городах были далеки от того, чтобы можно было считать их сносными,
во многих регионах страны, особенно в провинции, неважно обстояло дело со
снабжением продовольствием. Но, несмотря на все это, повсюду преобладали
оптимистические настроения и уверенность в том, что эти трудности в недалеком будущем будут
преодолены. И такая уверенность имела под собой основания. Страна, прошедшая
через самую жестокую в истории войну, одержала Победу, за четыре года фактически
восстановила разрушенное народное хозяйство и шла вперед, развивая экономику
более высокими темпами, чем капиталистические государства. Отход от сталинской
политики в отношении деревни, оказание материальной помощи колхозам давали
ощутимые результаты, в городах развернулось жилищное строительство, возникали новые
промышленные предприятия, строились гигантские электростанции, осваивались
новые месторождения, распахивались огромные площади целинных земель. После
двадцатого съезда КПСС развитие социалистической демократии, казалось, начинало
приобретать реальные очертания.
И вот оказывается, что страна давно живет не по средствам, и неизвестно, чем это
может закончиться. И говорил это не комментатор радиостанции «Голос Америки», не
диссидентствующий кандидат наук, а один из наиболее авторитетных
государственных деятелей Советского Союза, в компетентности которого не приходилось
сомневаться.
Нельзя так же не учитывать, что в то время советское государство отказалось от
выпуска внутренних займов для нужд развития, иностранных кредитов не получало,
внешняя торговля пусть и не быстро, но развивалась, не создавая серьезных
платежных проблем, государственный бюджет из года в год сводился с превышением доходов
над расходами, потребительские цены оставались стабильными и поэтому вопрос о
внеплановой денежной эмиссии вроде бы не мог возникать. Естественно, не могла не
появляться мысль о том, что «жизнь не по средствам» выражается в нарастании
диспропорций в народном хозяйстве. Все в сущности знали, что мы развивали
промышленность за счет сельского хозяйства, крепили оборону за счет жизненного уровня
населения. Но ведь именно в это время Хрущев уверенно и настойчиво заявлял, что в
экономическом отношении Советский Союз настолько окреп, что теперь мы впервые
можем и сельское хозяйство поднимать, и оборону крепить, и новые жилые дома
строить, и гигантские электростанции, каких Европа не видела, сооружать, чему, надо ска-
зать, все мы были свидетелями, и еще не угасшая послевоенная эйфория превращала
надежду в убеждение, что эти заявления Хрущева стали одним из направляющих
стержней нашей социально-экономической стратегии. И сам он в этом был убежден и
считал, что теперь дело за Советом Министров и, конечно, за его первым заместителем
Косыгиным претворять в жизнь его идеи. Но для этого приходилось искать
дополнительные материальные и финансовые ресурсы, а в условиях хронической
напряженности планов не всегда удавалось найти решения. Нередко требовалась корректировка
планов, перераспределение ассигнований, использование государственных резервов,
к чему Косыгин прибегал крайне неохотно.
* * *
Еще задолго до начала экономической дискуссии, инициированной Центральным
Комитетом и открытой осенью 1962 года в «Правде» статьей харьковского профессора
Е.Г. Либермана, Косыгин в ряде своих выступлений призывал к всемерной экономии
ресурсов, сокращению сроков строительства предприятий, ограничению фронта
капитальных работ, борьбе с потерями, перерасходом средств и убытками. Он ставил эти
вопросы конкретно в особенности в отраслях пищевой и легкой промышленности,
нередко подсказывая, если не решения, то направление их поисков. По многим
вопросам вслед за этим готовились соответствующие постановления правительства, и по
существу это было началом работы по повышению эффективности промышленного
производства, что и было главной темой дискуссии.
Мой участок работы в секретариате Косыгина—внешние, мидовские вопросы —
до назначения Алексея Николаевича Председателем Совмина был мало связан с
народным хозяйством. Но, участвуя в подготовке его публичных выступлений,
присутствуя на беседах с иностранцами, в которых часто затрагивались экономические темы,
и на некоторых совещаниях по внутренним вопросам, а также систематически
знакомясь с решениями Правительства и закрытыми материалами ЦСУ и, наконец, общаясь
со своими коллегами, я постепенно расширял свой кругозор и находил ответы на
многие возникавшие у меня вопросы.
В секретариате его некоторые старожилы Управления делами Совмина называли
«внутренним кабинетом», до моего прихода у Алексея Николаевича были три
помощника. Анатолий Георгиевич Карпов, окончивший Плехановку, ведал общими
макроэкономическими вопросами. Владимир Николаевич Соколовский окончил институт
пищевой промышленности и занимался этой отраслью, а также легкой
промышленностью и сельским хозяйством. Василий Федорович Герасимов был, кажется,
выпускником института финансов, и его участком работы были вопросы бюджета, финансов и
письма граждан, адресованные Косыгину. Однако он вскоре перенес тяжелую
операцию и на работу в секретариат не вернулся. Заведующим секретариатом был Алексей
Кузьмич Горчаков, в прошлом рабочий «Трехгорки», прошедший трехлетний курс
высшей партийной школы. Назначенный Косыгиным на должность управляющего делами
Совмина М.С.Смиртюков иронически, но многозначительно, за глаза называл
Горчакова князем, что к нему очень шло: он был внушителен и благороден. Да и его внутрен-
нее содержание отвечало внешности и прозвищу: сдержан, уравновешен, справедлив в
суждениях о других и, если бы пришлось ему носить ленту и мундир с золотым шитьем,
то был бы, наверное, больше похож на канцлера Горчакова, чем сам этот исторический
персонаж. Клавдия Андреевна Косыгина однажды сказала: «Алексей
Кузьмич—настоящий рыцарь, как он добр и посмотрите, как предан Алексею Николаевичу».
Все эти сотрудники секретариата были моложе Алексея Николаевича всего на 3—
4 года и работали у него длительное время — кто пятнадцать, кто двадцать лет,
переходя вместе с ним из ведомства в ведомство.
Когда я немного освоился в этом кругу, я стал задавать вопросы. Меня, в
частности, интересовало мнение моих коллег о проводившейся дискуссии и, прежде всего, о
статье Либермана, в которой предлагалось расширить права предприятий и в оценке
их работы сделать упор не на снижение себестоимости, а на увеличение прибыли.
А.Г.Карпов считал, что переориентация на показатель прибыли будет подталкивать к
повышению цен. В.Н.Соколовский был с этим согласен и говорил, что вообще будет
трудно принять решение о размерах прибыли, оставляемой в распоряжении
предприятия, поскольку уже несколько лет ведется работа по пересмотру оптовых цен и тарифов
по зарплате, но она до сих пор не закончена.
Сам Алексей Николаевич избегал высказывать свое мнение по предложениям,
которые выдвигались в ходе дискуссии, так как считал, что столь серьезный вопрос
требует предварительного обсуждения в Политбюро, к чему Хрущев не был готов в то
время. Первый секретарь был поглощен заботами о сельском хозяйстве, видел, что его
инициативы не приносят желаемых результатов, и требовал, чтобы правительство снова
увеличило материальную и финансовую помощь деревне.
Делать это становилось все труднее, государственные заготовительные цены в
большинстве хозяйств не покрывали затрат на производство мяса. Хрущев настаивал
на их повышении, но правительство не смогло найти источников, и летом 1962 года
пришлось пойти на значительное повышение розничных цен. Это было концом
послевоенной эйфории. Зловещим сигналом для руководства стали буквально на
следующий день после объявления повышения цен массовые стихийные волнения в
Новочеркасске, где рабочие разгромили горком партии и введенные в город войска
стреляли в толпу. Страна осталась в неведении, ходили лишь слухи о каких-то беспорядках.
Мне случилось присутствовать при телефонном разговоре Алексея Николаевича с
министром торговли, во время которого он выколачивал из министра фонды на
продовольственные товары для срочной поставки в Новочеркасск. Фразы «но вы
понимаете, что нельзя сейчас оставить пустыми прилавки, подкиньте какую-нибудь там
бакалею всем этим дуракам», застряли у меня в памяти и должен сознаться, что они
вызывали у меня сочувствие, скорее к тем, кому должны были «подкинуть бакалею», хотя
потом я, подумав, решил, что не все, что произносится вслух, следует воспринимать
буквально, что многое говорится на публику, то есть «на телефон».
А тем временем проблемы, которыми приходилось заниматься Косыгину
множились и росли. Нельзя сказать, что они были новыми. О них время от времени писали
газеты, о них говорил в своих многочисленных выступлениях Хрущев. Но эти пробле- 16 8
мы всегда подавались как проявление нерадивости и нераспорядительности «на
местах», как недостатки, которые мы решительно устраняем. Теперь все это выглядело по-
иному. Знакомые слова начинали резать ухо, приобретая новый смысл. Особенно
противным казалось мне жаргонное слово «незавершенка», которое Алексею Николаевичу
приходилось употреблять все чаще, и не было ничего удивительного в том, что оно
заставляло его хмурить брови, так как означало не просто затягивание строительства
из-за безалаберщины хозяйственников, но скрывало гораздо более серьезные
экономические проблемы, вызванные перенапряженными планами, постановкой чрезмерно
амбициозных задач и тем волюнтаризмом, который нередко исходил от самого
Хрущева и которому было нелегко поставить предел. А «незавершенка» тянула за собой и
другие неприятности: долгострой, приводивший нередко к тому, что оборудование и
технологии вводимых в строй заводов оказывались уже устаревшими, рост сметной
стоимости строившихся объектов, неустановленное оборудование, закупленное на
валюту, годами ожидавшее монтажа под открытым небом. Росли и другие заботы,
например, «неликвиды»—запасы уже произведенных товаров, не находивших
потребителей из-за низкого качества или технологических погрешностей, сверхнормативные
запасы сырья и оборудования, накопленные каким-нибудь рачительным директором
впрок, «на черный день», и лежащие без движения, в то время, как где-нибудь в другом
месте их отсутствие приводило к срыву производственных программ. Мощности
новых дорогих предприятий годами оставались неосвоенными из-за неумения, ошибок в
монтаже и каких-то других причин. Вполне готовые к внедрению научные и
конструкторские разработки, на которые были затрачены огромные средства, оставались
невостребованными из-за отсутствия ассигнований, а часто и по причине боязни, что
это может затруднить выполнение плана.
Все это не могло не привести к возникновению отрицательных тенденций в
развитии советской экономики. С конца 50-х годов началось снижение темпов
экономического роста и, что еще хуже,—темпов роста производительности труда, а также
приростов продукции на новые капиталовложения. Именно это и стало официальной
причиной организации экономической дискуссии о путях повышения эффективности
промышленного производства, а также проведения по предложению Косыгина
экономического эксперимента на нескольких московских предприятиях, доя которых главным
показателем становилась прибыль. Однако в силу укоренившегося шаблона возникшие
трудности, как и поиск средств доя их устранения, изображались у нас как дальнейшее
совершенствование управления народным хозяйством.
По-иному оценивал ситуацию Косыгин. На сельское хозяйство как источник средств
для развития промышленности больше рассчитывать не приходилось. Оно само
нуждалось в дальнейшей поддержке, и в этом Алексей Николаевич был солидарен с
Хрущевым. Невозможно было игнорировать и социальные обязательства, что означало
расширение жилищного строительства, стабильные потребительские цены и
снижение прямых налогов, на чем также настаивал Хрущев. И одновременно, как однажды
сказал Алексей Николаевич, «холодная война» выжимала из нас все соки и
приходилось постоянно изыскивать ресурсы доя развития военной промышленности.
Между тем финансирование государственных планов зависело в основном от двух
источников — прибыли промышленных предприятий и налога с оборота. Пока
продолжался рост национального дохода, поступления от них увеличивались. Но их явно
было недостаточно, а уже появились признаки снижения темпов экономического роста.
Решение проблемы дальнейшего увеличения национального дохода и сохранения
достаточно высоких темпов его роста Алексей Николаевич видел в развитии
технического прогресса и повышении эффективности промышленного производства. Он
считал, что для этого необходимо в первую очередь совершенствовать систему
централизованного планирования, на научной основе, используя созданную в стране
мощную систему исследовательских институтов, определять оптимальные пропорции в
развитии приоритетных отраслей, от которых в наибольшей степени зависят темпы и
качество технического прогресса; повысить роль самих предприятий в составлении
планов и заинтересовать их коллективы в увеличении выпуска продукции и в
повышении ее качества.
* * *
Сегодня в публикациях об А.Н. Косыгине его деятельность нередко оценивается
по экономической реформе 1965 года. Думаю, что такой подход умаляет другие, не
менее важные ее стороны. Между тем, вклад, внесенный А.Н. Косыгиным в
экономическое развитие Советского Союза в период, который обычно именуют «застойным»,
больше, чем тот положительный эффект, который в течение определенного времени давала
реформа 1965 года и постановления по совершенствованию управления экономикой,
принятые в последующие годы его шестнадцатилетнего руководства советским
правительством.
К началу 60-х годов, имея за плечами уже двадцатилетний опыт участия в
управлении экономикой на уровне союзного правительства, Косыгин ясно сознавал, насколько
серьезны те трудности и проблемы, с которыми столкнулась страна в послевоенный
период. Проблем было много, но две были ключевыми—ускорение технического
прогресса и поиск новых источников финансирования развития. От них зависело решение
большинства других, они постоянно были в центре его внимания при подготовке
годовых и пятилетних планов, при распределении капиталовложений по отраслям, при
определении основных направлений развития экономики. Об использовании
новейших технологий, об ускорении внедрения новой техники в производство он
систематически беседовал с председателем ГКНТ В. А. Кирилиным, президентом Академии
Наук М.В. Келдышем, академиками А.П. Александровым, Б.Е. Патоном, Н.Н.
Семеновым. Встречи с этими и рядом других видных ученых, иногда доившиеся часами,
давали Алексею Николаевичу возможность хорошо представлять себе значение новых
направлений в развитии химической промышленности, топливных и энергетических
отраслей, включая атомную промышленность, в производстве прогрессивных
материалов и сплавов для решения крупнейших народнохозяйственных задач, форсировании
экономической стратегии и выборе приоритетных направлений. Такое пристрастное
внимание к технике, техническому прогрессу вызывало у некоторых людей ложное пред-
ставление о «технократизме» Косыгина. Однако без этого «технократизма»
невозможно было подобраться и к решению социальных задач. Других путей не было, но и этот
был не из легких. Даже обладая огромной научно-исследовательской базой, заложив
основы целого ряда высокотехнологичных отраслей, Советский Союз в новом
послевоенном мире не мог обходиться без заимствования технологий промышленно
развитых стран Запада. А для этого требовались две вещи: валюта и торговые партнеры. И
уже при Хрущеве, а тем более после его ухода, в тот самый «застойный» период
Косыгин взял на себя и эти задачи, сознавая, что их решение нельзя откладывать в долгий
ящик и приходится опираться на то, что мы уже имеем.
Алексей Николаевич не скупился на внимание к геологической службе, помогал
геологам и часто приглашал к себе Александра Васильевича Сидоренко, а позднее
Евгения Александровича Козловского — министров геологии. Его интересовали не
только результаты, но и методы работы министерства геологии, степень его оснащенности
новейшей техникой. Он постоянно побуждал к тому, чтобы вновь открытые геологами
запасы нефти, газа и других сокровищ недр Родины систематически и побыстрее
переводились из категории прогнозных в категорию достоверных. В развитии экспорта
сырьевых ресурсов Алексей Николаевич видел источник дополнительных валютных
поступлений в качестве временного средства, позволяющего осуществить
стратегический маневр — заимствовать недостающие нам передовые технологии, а тем
временем, используя сэкономленные таким путем внутренние ресурсы, заделывать прорехи
в народном хозяйстве, ликвидировать диспропорции, возникшие между его отраслями
и постепенно выйти на приемлемый уровень эффективности производства.
Таким образом, в этой косыгинской стратегии развития советской экономики
реформе 1965 года отводилось, несомненно, важное место, но не первостепенное, по
крайней мере, по очередности. В первую очередь необходимо было воспользоваться
имеющимися ресурсами, хотя и это тоже находило критиков, не понимавших
неизбежности маневра: «Вот продаем невосполнимые национальные богатства!» Нужно
сказать, что такого рода критика строилась на чрезвычайно зыбкой почве не только
потому, что не принимала в расчет крайнюю необходимость заимствования технологий, но
и не учитывала стремительности роста отраслей теплоэнергетического комплекса
страны. Западная Сибирь и Казахстан, Оренбургская область, республика Коми и
Туркестан тогда только начинали открывать свои богатства, добыча нефти и газа росла
стремительно, и экспорт топлива, если и не свидетельствовал об эффективности советской
внешней торговли, то, во всяком случае, вполне оправдал себя, как с позиций теории
«сравнительных преимуществ», так и с позиций здравого смысла и реального взгляда
на вещи, которые, бесспорно, были сильной стороной Косыгина.
За годы, в течение которых Косыгин, по существу, играл ведущую роль в
определении промышленной политики страны, производство нефти в СССР возросло в четыре
раза, добыча природного газа в десять раз и почти в десять раз увеличился оборот
советской внешней торговли. В значительной мере за счет закупок оборудования за
границей создавались тысячи новых предприятий, целые новые производства — хи-
171 мических волокон и пластмасс, минеральных удобрений и средств защиты растений,
вводились в строй крупнейшие автомобилестроительные заводы — ВАЗ и КАМАЗ,
гигантские мощности в энергетике, металлургии и машиностроении, строились
уникальные предприятия, подобные «Атоммашу», выпускавшему оборудование для
атомных электростанций. В этот период заработали Нововоронежская и Ленинградская АЭС,
была создана Единая электроэнергетическая система Европейской части СССР и
осуществлялись многие другие структурные преобразования, имевшие огромное значение
для повышения эффективности народного хозяйства.
Но все эти достижения, свидетельствовавшие о движении советской экономики
по пути технического прогресса, требовали больших материальных затрат и
ограничивали ту часть общественного продукта, которая могла быть использована для
повышения жизненного уровня людей. Издержки процесса превышали его выгоды. И нужно
было убедить страну в том, что новое руководство после ухода Хрущева твердо
намерено исправить его ошибки, улучшить продовольственное положение, повысить
благосостояние народа.
* * *
Брежнев сразу сделал то, с чего начал Хрущев после смерти Сталина, — на
мартовском Пленуме ЦК в 1965 году он достаточно откровенно обрисовал ситуацию в
сельском хозяйстве и объявил о новой программе помощи деревне.
Нельзя было откладывать и реформу в промышленности. Это могло бы создать
впечатление, что руководство страны не находит решения возникших трудностей, и
Алексей Николаевич непосредственно приступил к ее подготовке. Как и
основоположники советского планирования, к которым в первую очередь, наверное, следует
отнести В.И. Ленина и Г.М. Кржижановского, Косыгин говорил о том, что в основе
народнохозяйственных планов должны быть глубокий анализ состояния экономики и
научные прогнозы развития техники. Сам он постоянно старался следить за
мировыми техническими достижениями — интересовался мнениями ученых, ценил
профессионализм, но в то же время, надо признать, чтил чиновные титулы и звания. Была у
него такая слабость — отдавал предпочтение профессионалам, занимавшим
государственные должности, резонно считая, что такие подходят к делу более ответственно,
чем представители «чистой» науки. И заметную осторожность Алексей Николаевич
проявлял к нашим ученым-обществоведам. Не потому, что недооценивал их роль в
принципе или пренебрегал фундаментальной наукой, а потому, что опасался тех, кому
не истина дороже, а именно «друг Платон», особенно, если он в ЦК сидел. Тем самым,
возможно, об этом и не думая, Алексей Николаевич оградил себя от участия в
получившей в СССР широкое распространение схоластики о «превращенной» категории
стоимости и других абстракций политэкономии социализма, превращавших марксизм в его
советскую мутацию, которая была «ни Марксу свечка, ни Кейнсу кочерга».
Исходя из этого, Алексей Николаевич и отобрал сравнительно небольшую группу
ученых, близких к конкретной экономике, которая под опекой Анатолия Георгиевича
Карпова и приступила в Совмине к разработке концепции реформы. Главными
действующими лицами в ней, насколько я помню, были заместитель председателя Госпла-
на СССР известный в то же время своими научными трудами доктор экономических
наук А.В. Бачурин, директор Института экономики Академии Наук СССР,
член-корреспондент Л.М. Гатовский, директор НИИ экономики Госплана, член-корреспондент
А.Н.Ефимов, заместитель председателя Госкомитета по труду и зарплате, доктор
экономических наук Б.М.Сухаревский, член-корреспондент К.Н.Плотников, тогда, правда,
не занимавший государственного поста, но в свое время получивший крещение в
качестве заместителя министра финансов СССР, и доктор экономических наук Г.М.
Сорокин, представлявший «чистую» науку, но признанный авторитет в области
политэкономии социализма и планирования. Все они заключали в себе «два угодья»: были
«генералами» и одновременно марксистами, но, как предполагалось, несклонными к
упражнениям в схоластике. Эта группа работала в тесном контакте с параллельной
группой, организованной в Госплане для подготовки конкретных предложений и
документов по реформе.
Задача была не из легких, а времени отводилось немного. Между тем, система
планирования в Советском Союзе была сложной и с методологической, и с
организационной, и, тем более, с теоретической точек зрения. А нарастающие трудности в
экономике и выявившиеся в ходе экономической дискуссии групповые политические
интересы еще более усложняли дело.
Одним из вопросов, возбуждавших различия во мнениях, стал вопрос о судьбе
учрежденных Хрущевым совнархозов. К тому времени большинство секретарей
республиканских компартий и обкомов, а также бывшие руководители упраздненных
министерств были недовольны совнархозами. Партийные руководители ощутили
определенное умаление своей власти, которую им приходилось делить с председателями
совнархозов, а министры, хотя и сохранили свой ранг, став председателями
отраслевых госкомитетов, оказались в еще более невыгодном положении, так как им было
трудно направлять техническую политику предприятий, переданных в прямое
ведение совнархозов. Косыгин именно по этой причине, а не из-за солидарности с
обкомами, оказался в одном лагере с этими недовольными. Он еще при Хрущеве осторожно
высказывался критически о совнархозах, оказавшихся неспособными ориентироваться
на уровень мирового технического прогресса, нарушавших координацию технической
политики в отрасли, поощрявших «местничество», отдавая предпочтение «своим»
региональным поставщикам и заказчикам в ущерб сложившимся кооперационным
связям, а, следовательно, в ущерб государственным интересам.
Косыгин понимал, что восстановление министерств в прежнем виде и с
прежними функциями, даже если бы и улучшило управление технической политикой, то могло
бы отрицательно повлиять на другие направления реформы, и многие расценили бы
это как простое возвращение вспять к положению, существовавшему до образования
совнархозов. Поэтому в ходе подготовки к Пленуму ЦК КПСС и в своем докладе на
Пленуме он специально останавливался на этом вопросе и разъяснял, что новые
условия, в которые будут поставлены предприятия, их более активная роль в разработке
планов, образование крупных хозрасчетных объединений, способных принимать
самостоятельные решения, существенным образом изменят работу и министерств, и Гос-
плана. Они должны будут больше заниматься анализом положения в экономике,
прогнозами, разработкой нормативов рентабельности, затрат, обоснованием цен, а
предприятия в результате этого будут более свободны для проявления инициативы и
смогут сами решать, как им лучше выполнять плановые задания и распорядиться той
частью заработанной прибыли, которая с началом реформы будет оставаться в их
распоряжении.
Общая концепция реформы, с которой А.Н. Косыгин выступил на Пленуме ЦК
КПСС в сентябре 1965 года включала три направления: во-первых, мероприятия по
повышению материальной заинтересованности коллективов предприятий в
увеличении производства и повышении качества продукции; во-вторых, меры по
совершенствованию планирования с тем, чтобы планы обеспечивали пропорциональность
развития отраслей народного хозяйства и повышение технического уровня производства;
в-третьих, проведение реорганизации управления промышленностью путем
ликвидации совнархозов и создания министерств, которые обеспечивали бы единую
техническую политику и технический прогресс, причем не только общесоюзных, но и
союзно-республиканских. Мотивы были как экономические, так и политические, поскольку
такой шаг отвечал интересам большинства союзных республик и этого нельзя было не
учитывать.
Материально заинтересовать рабочих и управленцев в результатах их
собственного труда и дать им возможность проявлять инициативу было одной из главных задач
реформы. Косыгин видел в этом не только средство для наращивания выпуска
продукции. Увеличивая прибыль, предприятия тем самым увеличивали и отчисления в
создаваемый в соответствии с реформой фонд развития производства. Вместе с заменой
системы безвозмездных ассигнований на текущие нужды предприятий банковским
кредитом, это в перспективе создавало условия для серьезных изменений в
финансовых отношениях между государством и предприятиями. Таким путем Косыгин
рассчитывал по мере увеличения фондов развития во все возрастающей степени подключать
предприятия к финансированию капиталовложений в расширение производства, что
постепенно могло бы избавить страну от необходимости «жить не по средствам».
Система распределения прибыли и премирования за выполнение плана, в составлении
которого предприятия должны были играть более активную роль, вела к тому, что их
коллективам становился выгоден именно оптимальный план, то есть реальный, но в
то же время достаточно напряженный, тогда как до реформы они добивались
снижения плановых заданий.
Еще одним важным нововведением в предложениях Косыгина была замена
показателя валового объема продукции показателем ее реализации, что в ряде отраслей
ограничивало выпуск товаров низкого качества и косвенно стимулировало и технический
прогресс. А введенная реформой плата за фонды, то есть за оборудование, строения и другое
имущество, которое в СССР являлось государственной собственностью и бесплатно
предоставлялось предприятиям, побуждало к более эффективному их использованию.
Сейчас многие рассматривают реформу 1965 года как первый, но
«нерешительный», «слишком робкий» и «непоследовательный» шаг в сторону «рыночной экономи-
ки», усматривая в ней в то же время связь с направлением экономического развития в
постсоветской России.
На мой взгляд, такая оценка несправедлива, потому что искажает смысл той
концепции, которая была заложена Косыгиным в основу реформы 1965 года, и причину ее
неудачи выводит не из объективной обстановки, сложившейся в последующие,
особенно, в семидесятые годы, — последнее десятилетие жизни Алексея Николаевича, —
а в основном из содержания самой реформы.
Между тем, это содержание было им достаточно глубоко продумано и во многих
отношениях являлось отражением всего его жизненного опыта и, в первую очередь,
опыта человека экономически мыслящего, не теоретика, но практика, осознающего не
только все многообразие внутрихозяйственных отношений, но и законы политической
системы, которая сложилась в Советском Союзе.
Необходимо также иметь в виду всю сложность и противоречивость
поставленной задачи: развернуть громадную тяжеловесную машину советской экономики в
сторону человека и в то же время на ходу модернизировать саму машину, ускорить
технический прогресс, преобразовать структуру экономики сообразно закономерностям,
обусловленным прогрессом; заинтересовать всех «работников великой армии труда» в
результатах своей работы, раскрепостить их инициативу и в то же время укрепить в них
чувство причастности к общему делу, умело используя преимущества, которыми
обладает система государственного планирования и еще более укрепить ее. И не надо думать,
что эта последняя задача была для Косыгина лишь идеологическим лозунгом. Реформа
1965 года была не политической декларацией или заявлением о намерениях, а
достаточно реалистичной программой по всем ее трем взаимосвязанным направлениям.
Постановления, принятые по предложениям Косыгина осенью 1965 года,
предусматривали мероприятия по постепенному переводу предприятий на новые условия
хозяйствования уже с начала следующего 1966 года. И все это давало вполне ощутимые
результаты — именно восьмая пятилетка 1966—1970-х годов оказалась лучшей из всех
послевоенных пятилеток. Ускорились темпы экономического роста,
производительности труда, выросли реальные доходы населения, впервые было осуществлено
сближение темпов роста потребления и накопления.
Но дальнейшее развитие реформы зависело от разработки принципиально
важных экономических нормативов, прежде всего, оптовых цен и уровней
рентабельности, общественно необходимых затрат труда, целого ряда финансовых нормативов,
требовавших серьезных научных и финансовых обоснований с учетом условий,
сложившихся в различных отраслях промышленности. Об исключительной важности этой
работы Косыгин говорил неоднократно и до сентябрьского Пленума, и на самом
Пленуме, и после него. В ней, помимо Госплана, Минфина, ГКНТ и незадолго до этого
созданного Госкомитета цен должны были участвовать Госкомитет по труду и
зарплате, отраслевые министерства, академические и ведомственные
научно-исследовательские институты. Руководство всей практической работой по проведению реформы было
возложено на специальную Межведомственную комиссию, в которой главная роль
отводилась Госплану.
Косыгин отдавал себе отчет в том, что разработка всех этих действительно
непростых вопросов потребует значительного времени и в лучшем случае может быть
завершена лишь к середине новой пятилетки. Поэтому в ряде отраслей, прежде всего, в
текстильной, швейной и обувной промышленности, где еще до Пленума проводились
эксперименты по переходу на новые методы планирования, было решено начать реформу
до окончания этой работы на основе выданных Госпланом предприятиям временных
нормативов, а полную силу реформа должны была набрать в девятой пятилетке (1971—
1975 гг.).
Однако в действительности произошло прямо противоположное, и после
положительных итогов пятилетки 1966—1970-х годов осуществление реформы
замедлилось, и ее стимулирующее воздействие на промышленное производство пошло на убыль.
Широко распространено убеждение, что главной причиной неудачи было отсутствие
поддержки реформы со стороны большинства членов Политбюро. Разделяет его и
Николай Константинович Байбаков, двадцать два года руководивший Госпланом СССР,
но в отличие от многих, он пишет, что провал реформы был вызван также структурной
политикой, положенной в основу следующей, девятой, пятилетки. Читая его
воспоминания, я еще раз вспомнил ту короткую фразу Косыгина в беседе с Махаланобисом:
«Планирование—это политика». Но в Советском Союзе решающее слово в
определении политики, и в том числе экономической, принадлежало не Госплану и даже не
Совету Министров во главе с членом Политбюро Косыгиным, а именно Политбюро.
Это и решило участь реформы. Научно обоснованные нормативы, уровни
рентабельности, оптовые цены, которые должны были стать основой хозрасчетных отношений
в условиях реформы, тянули за собой изменения внутрихозяйственных пропорций. Но
одно дело было вести дебаты об изменении соотношений темпов роста производства
средств производства и предметов потребления или даже слегка подкорректировать
эти темпы, а другое — в наступающем году урезать капиталовложения в черную
металлургию или производство бульдозеров, чтобы увеличить их в пищевой
промышленности или производстве кирпичей.
Разумеется, работая над реформой, Алексей Николаевич не мог об этом забыть. И
поскольку «жизнь не по средствам», вызывавшая у него обоснованную тревогу,
выражалась, прежде всего, в возникновении диспропорций, которые вели к дефицитам,
увеличивали напряженность планов, он считал, что научно обоснованные плановые
задания и активное участие в разработке планов предприятий также будут
способствовать их устранению. Иными словами, Косыгин с помощью науки и здравого смысла,
арифметикой и логикой рассчитывал убедить своих коллег по Политбюро в
необходимости приступить к изменению структуры плана и скорректировать сложившиеся
пропорции. Тем более, что устанавливались они, как и цены, которыми они закреплялись,
чисто эмпирически по мере рождения в стремительно развивавшейся стране новых
отраслей, производств, предприятий. А чтобы вольнодумство и разные соблазны,
которые могли в результате реформы возникать у директоров, получающих
значительные, как он считал, права, не привели к противоположным результатам и не нанесли
ущерба системе общегосударственного плана, Косыгин с аптекарской тщательностью
фармацевта отмерил им набор показателей, которые должны были удерживать их
свободу в пределах законности. Е.Г. Либерман, выступавший за более свободный режим
для предприятий и минимальное число обязательных показателей, утвержденных
Госпланом, признал систему, предложенную А.Н. Косыгиным, «абсолютно необходимой
для обеспечения требуемой пропорциональности».
Одно из наиболее сильных качеств Алексея Николаевича Косыгина как
экономиста-практика заключалось в способности чувствовать баланс между желаемым и
возможным, между степенью свободы, необходимой для проявления предприятием
инициативы, и степенью контроля за его деятельностью. Он учитывал многие факторы, в
том числе и тот, который у нас значительно позже стали именовать «человеческим», —
психологию директоров, в которой достаточно хорошо разбирался. В этом отношении
замечателен его обмен репликами с Анной Андреевной Гриненко, директором
московской шоколадной фабрики «Красный Октябрь» на совещании в Совмине по вопросам
подготовки реформы, которая прямо просится в какую-нибудь пьесу о нравах того
времени.
Гриненко: Алексей Николаевич, у нас план реализации продукции на год 176 млн.
рублей, из них государство дает 4 млн. на зарплату. Я у вас больше ничего не прошу. Но
позвольте коллективу самим распоряжаться этими деньгами.
Косыгин: Вот тебе, Гриненко, я бы еще мог доверить. Но ты представляешь, если
дать это право в дальней республике? Мы же там потом никаких концов не найдем.
Гриненко: Убедили.
«Реформа Косыгина» была первой и, к сожалению, единственной логически
увязанной во всех своих частях попыткой преобразования модели развития советской
экономики, сложившейся в сталинский период, которая после XX съезда фактически
перестала работать, но так и осталась недемонтированной. Между тем, от исхода такого
преобразования зависело будущее всей советской системы, потому что таким путем
могли быть созданы условия для того, чтобы задача подъема деревни реально стала
одним из социально-экономических приоритетов, промышленность СССР
постепенно превратилась в главный источник финансирования развития, новые, более
действенные стимулы ускорения научно-технического прогресса пришли на смену линии на
снижение себестоимости, ставшей, скорее тормозом, чем стимулом, и, наконец, чтобы
пробудились инициатива и творческая энергия людей, поскольку революционная
романтика и эйфория побед к тому времени практически себя исчерпали.
Однако, несмотря на то, что, сплетая кружева своей реформы, Алексей
Николаевич прилагал все старания к тому, чтобы сделать изделие надежным, не думаю, чтобы
он мог дать определенный ответ на вопрос, был ли он непоколебимо уверен в успехе.
Предстояло пройти между двумя опасностями: Сциллой сползания к дезорганизации
плана—именно такую угрозу заключал в себе вариант Либермана — и Харибдой
отторжения реформы системой. Эту последнюю угрозу создавали как субъективные
обстоятельства — недоверие коллег по Политбюро,—так и вполне
объективные—инерция сложившейся структуры хозяйства и нерешенность теоретических и многих
методологических и технических вопросов планирования.
Поэтому, несмотря на все предохранительные меры, оставался чисто советский
риск. Но Алексей Николаевич шел на этот риск, потому что откладывать реформу было
уже нельзя—и так слишком затянули и можно было «далеко зайти». Гарантией в таком
положении могло быть только одно средство, чисто национальное, давно вошедшее в
сознание русского народа, выраженное одним коротким словом «авось».
* * *
В последние два года пребывания Хрущева во главе руководства государством в
деятельности Косыгина, как и в жизни страны, стали все чаще возникать трудности.
Повышение цен на продовольствие перечеркнуло все заявления Хрущева о
дальнейшем росте благосостояния. В выполнении отдельных плановых заданий то и дело
обнаруживались провалы. Хрущев, как нам стало известно впоследствии, все чаще
выражал недовольство работой своих коллег по Политбюро. Однако 21 февраля 1964 года в
день шестидесятилетия Алексей Николаевич Косыгин был награжден орденом Ленина
и ему было присвоено звание Героя Социалистического Труда.
Торжественная дата не отмечалась помпезно. На следующий день, на скромной
государственной даче Косыгиных в Архангельском за столом с трудом разместились,
насколько я помню, не более 20—22 человек. Помимо членов семьи там были
некоторые из коллег Алексея Николаевича — другие заместители Хрущева по Совету
Министров, но не было А.И. Микояна (который, как и Косыгин, также был тогда
первым заместителем Председателя), двое его старых друзей по совместной работе
еще в Сибири, общий друг семьи профессор-философ Т.И. Ойзерман, кое-кто еще;
были и мы, три помощника, во главе с заведующим секретариатом. А в качестве
главного официального гостя, представлявшего ЦК КПСС, был секретарь ЦК Б.Н.
Пономарев. Джермен Михайлович Гвишиани, зять Алексея Николаевича, выполняя
роль тамады, поочередно предоставлял слово для поздравления юбиляра каждому из
присутствовавших.
Из всех произнесенных в тот день застольных речей моя память сохранила смысл
приветствия, произнесенного Пономаревым, и ответного слова Косыгина. Первое
вполне выдержанное в идеологическом отношении, было не лишено оттенков
назидательности. Секретарь ЦК говорил, что партия, руководимая замечательным марксистом-
ленинцем Никитой Сергеевичем Хрущевым, избавила страну от культа личности
Сталина и его губительных последствий, создала условия для активной творческой
работы и поставила перед Правительством большие ответственные задачи в области
хозяйственного строительства. И хотя у нас еще много недостатков, которые Н. С.
Хрущев нередко подвергает нелицеприятной, но справедливой критике, он верит в то, что
на всех уровнях управления экономикой будет сделано все, чтобы успешно выполнить
эти задачи и что эта уверенность нашла выражение и в высокой награде, которой
удостоен А.Н.Косыгин, как один из ближайших помощников Никиты Сергеевича,
которого он ценит и уважает за компетентность.
Спич Пономарева так был построен, что делал уместным ответ со стороны
юбиляра. И Алексей Николаевич взял слово, нарушив очередность установленную тама- 17 8
дой. Воздав, как положено, должное за доверие, оказанное ему партией, Хрущевым и
секретарем ЦК, Косыгин сказал, что, оглядываясь назад, в этот знаменательный для
него день он испытывает удовлетворение от того, что за четверть века работы в
правительстве был свидетелем преодоления нашей страной многих возникавших на ее пути
трудностей и каждый из пройденных ее этапов становился началом последующего,
более высокого. Так было и в сталинский период, но «Сталин убивал людей, и поэтому
партия развенчала культ личности Сталина». Это,—сказал он, действительно
открывает огромные возможности для дальнейшего движения страны по пути прогресса, но
требует «ясного понимания задач, сознания ответственности и согласованности в
работе всех звеньев управления партийной и хозяйственной жизнью». Естественно, эту
краткую речь завершил тост за партию и Никиту Сергеевича.
Все с воодушевлением выпили за его здоровье и, конечно, никто из сидевших за
столом, включая Косыгина и Пономарева, не подозревал тогда, что, как это у Булгакова
сказано, «Аннушка уже пролила масло», и всего через несколько месяцев Н.С. Хрущев
из кресла в Кремле будет перемещен на скамеечку в Петрово-Дальнем.
А.Н. Косыгин, несмотря на упомянутые Пономаревым «нелицеприятные
высказывания», которые Хрущев в 1963 году начал щедро раздавать направо и налево, не
был в числе инициаторов его отстранения, да и не мог им быть по целому ряду
причин. Прежде всего, из-за особенностей своего характера: не было у Алексея
Николаевича склонности к интригам, порядочность была, которая такие инициативы
исключала. Не было также амбициозности и эгоцентризма, столь свойственных Хрущеву или
Брежневу, а также последовавшим за ними Тихонову, Горбачеву и Рыжкову, а напротив,
была верность долгу, порожденная, по-видимому, не фанатизмом и революционной
экзальтацией, а скорее, как и тот самый «авось», — особой чертой русского
менталитета, в чем-то сродни индусской карме. Прибегнув к фольклорным средствам, черту эту
можно выразить такими умозаключениями: «лбом стену не прошибешь» и «неси свой
крест, коль на роду написано». Подкреплялось все это еще и другой чертой характера
Косыгина—увлеченностью экономикой и его компетентностью в этой сфере, которую
признавали и ценили и Сталин, и Хрущев, и Брежнев. Что касается Хрущева, то он сам
это засвидетельствовал, когда 14 октября 1964 года после Пленума, решившего его судьбу,
опустошенный приехал домой и встреченный сыном Сергеем с трудом выговорил:
«Все... в отставке...», а на вопрос: «кого же назначили?» — ответил: «Первым
секретарем будет Брежнев, а председателем Совмина—Косыгин. Косыгин—достойная
кандидатура».
То, что главными действующими лицами в отстранении Хрущева от власти были
Брежнев, Подгорный, Шелепин и Семичастный сейчас практически общепризнанный
факт. С уверенностью можно также сказать, что Алексей Николаевич узнал о заговоре
примерно за два с половиной месяца до «второй октябрьской революции», как
окрестили октябрьский Пленум ЦК любители политических острот. Где-то во второй
половине августа, между восьмью и девятью часами вечера, когда в Совмине все
разъехались по дачам, к почему-то задержавшемуся у себя Алексею Николаевичу (в плане на
это время ничего помечено не было) неожиданно пришел Л .И. Брежнев.
— Сидели около двух часов, — рассказывал дежуривший в тот день Александр
Васильевич Заваров. —Даже чаю не попросили. Брежнев Алексея Николаевича
совсем задымил — пепельница была полная...
—Ну что тут особенного?—сказал я. — Может быть, какие-то поручения Хрущева.
— Может быть. Но вообще-то, секретари ЦК к нам в гости не часто заходят. Тем
более Брежнев, — сказал Заваров.
Брежнева еще в 1963 году Хрущев назначил вторым секретарем ЦК, а в июне 1964
года окончательно отозвал его на Старую площадь, заменив А. И. Микояном на посту
председателя Президиума Верховного Совета СССР.
Но тогда никто из сотрудников нашего секретариата, по-моему, не придал особого
значения этому визиту, вскоре о нем забыли и вспомнили только незадолго до
Пленума, когда Алексей Николаевич потребовал у Горчакова список членов ЦК, расставил
синие галочки против нескольких десятков фамилий, и секретари А.В.Заваров и С.Г.Ба-
бин два дня подряд соединяли его с этими людьми.
Нам не было известно, как реагировал Алексей Николаевич на приглашение
Брежнева принять участие в свержении Хрущева. Об этом, кроме самого Брежнева, знал,
наверное, лишь председатель КГБ В.Е. Семичастный. Но из воспоминаний,
посвященного в заговор П.Е. Шелеста, первого секретаря ЦК КП Украины, стало известно,
что Косыгин, Суслов и «некоторые другие» «занимали осторожно выжидательную
позицию», ссылаясь на большой авторитет Хрущева в партии и народе и на то, как все
это может отразиться на внешней политике и на внутренних делах... «И не вызовет ли
это раскола в партии или даже гражданской войны?»
Да и сам Алексей Николаевич отнюдь не стремился подчеркивать свою роль в
этом деле, не называя никого конкретно. В разговоре по телефону вскоре после
Пленума с одним из своих замов (по-моему с Д.С. Полянским), происходившем в моем
присутствии, вспоминая, какой сумбур и неуверенность вызывали в последнее время
действия Н.С. Хрущева, он сказал в несколько необычном для него патетическом тоне:
«Это наше счастье, что нашлись такие смелые люди, настоящие герои, которые
положили конец его произволу».
Следует учитывать, что отношение Косыгина к планам отстранения Хрущева от
власти не могло изменить его судьбу. Это была, в первую очередь, партийная интрига,
исходившая от членов Президиума ЦК, поддержанная еще до Пленума многими
секретарями обкомов, категорически выступавшими против проведенного Хрущевым
разделения областных комитетов партии на промышленные и сельскохозяйственные.
Поэтому решения Пленума об отстранении Хрущева и назначении Первым секретарем
ЦК Брежнева, а Председателем Совета Министров Косыгина таким образом были
предрешены, что неизбежно превращало планы заговорщиков в линию партии, выражать
несогласие с которой по действовавшим тогда каноном партийной этики могли лишь
диссиденты. Не мог не отдавать себе отчет Косыгин и в том, что кроме него другой
приемлемой для руководства партии кандидатуры на пост главы правительства
просто не было. И Брежневу, и Подгорному, как и другим членам Президиума ЦК, он
нужен был не только как компетентный хозяйственный руководитель, но и как государ- 18 0
ственный деятель, пользовавшийся уважением и доверием народа, и поэтому
способный успокоить возможные проявления недовольства отставкой Хрущева. Алексей
Николаевич в этой ситуации вполне мог сказать о себе, как Фигаро: «Нужен я франту и
даме красотке», но, конечно, не испытывая при этом никакого энтузиазма, поскольку,
как отметил А.И. Микоян в своих воспоминаниях, «Косыгин был не из их команды».
Выражение, правда, не очень удачное, потому что Косыгин ни в чьей команде не
состоял, не было у него и команды. У него было дело, которому он был привержен, и
надежды на то, что в экономике, на решающем для судеб страны направлении, он
сможет сделать что-то полезное. И в основе их была не только, и, возможно, даже не столько
реформа, сколько намерения использовать наши традиционные «естественные
преимущества», какими в российской истории всегда были лес да пушнина, лен да пенька, а во
время Косыгина—нефть да газ, железорудные окатыши да якутские алмазы. При этом
он не имел в виду приговорить страну к участи поставщика сырья в Европу, но хотел
выиграть время, осуществить свой маневр: за счет этих ресурсов модернизировать
структуру народного хозяйства, чтобы вывести его на мировой уровень и постепенно
изменить структуру экспорта.
Судя по его действиям и некоторым высказываниям после того, как Алексей
Николаевич стал председателем Совмина, у него была определенная уверенность в том, что
он будет иметь возможность проводить эту линию в жизнь. Он всегда был очень
осторожным в политических оценках. Но уже в один из первых дней в своем новом
качестве главы правительства сказал: «Вот теперь, наконец, Совмин сможет
по-настоящему работать без дерганья в разные стороны. Функции будут более четко обозначены. И
план не нужно будет так часто менять». Трудно себе представить, чтобы он мог таким
образом выразить лишь свое мнение. Очевидно, этот вопрос в какой-то форме
обсуждался им с другими.
Действительно, в аппарате Управления Делами Совмина завершение работы над
проектом плана на 1966 год и подготовка проекта нового пятилетнего плана
проходили, по словам Горчакова, Карпова и Соколовского, более спокойно, несмотря на то, что
все это пришлось делать в довольно сложных условиях, когда одновременно
проводилась ликвидация совнархозов, снова формировались министерства и нужно было
заниматься многими другими вопросами, связанными с проведением реформы.
Чувствовалось, что отношения в руководстве стали более ровными. Друг с другом Брежнев,
Подгорный и Косыгин были «на ты», и как будто восстановилась необходимая степень
доверия и уважения друг к другу. Но, к сожалению, эти внешние признаки
нормализации не закрепились, и вскоре стала возникать атмосфера, хотя и не столь нервозная и
напряженная, как при Хрущеве, но тем не менее все-таки нездоровая, — появилась
взаимная настороженность, поползли разные слухи, что говорило о зарождении
неприязни. При этом со стороны Алексея Николаевича поводов к этому не было заметно.
Он был неизменно корректен и сдержан и никаких высказываний в отношении других
членов Политбюро никогда не делал.
В начале «эпохи Брежнева» положение в руководстве по-видимому, определялось
181 не столько личными взаимоотношениями руководителей и их личностными особен-
ностями, различиями привычек и характеров, сколько общим стремлением извлечь урок
из той достаточно неприглядной картины, которую представляло собою
«коллективное руководство» в хрущевском варианте через семь-восемь лет после XX съезда. Не
хотелось вновь оказаться под каблуком лидера, пусть даже и не свирепого. Но в самой
системе было заложено тяготение к авторитарности, и трудно сказать, как представлял
себе «разделение функций» Алексей Николаевич и что он вкладывал в это понятие в
условиях, когда партия (то есть практически Политбюро) вырабатывала основную
линию внутренней и внешней политики, намечала стратегические и тактические цели
развития общества в целом и его важнейших сфер и оказывала определяющее
воздействие на содержание деятельности органов государственного управления, как
центральных, так и на местах. Вряд ли это было сказано «на публику», так как говорилось не
в телефон, а мимоходом, в разговоре со мною.
Иногда говорят, что Брежнев, признавая авторитет Косыгина в сфере экономики и
финансов, ревниво относился к его участию в международных делах. Это
действительно имело место, но не сразу после смены власти. Первое время Брежнев все-таки
сдерживался, и сохранялась определенная корректность. Поэтому, вопреки Рою
Александровичу Медведеву, у него не было оснований считать, что Косыгин претендовал
на главную роль в решении не только хозяйственно-экономических, но и многих
проблем внешней политики. Дело тут было не в претензиях, а в другом.
Прежде всего, сам статус главы правительства неизбежно предполагал выход
Косыгина на международный уровень и притом не только в чисто протокольном смысле,
поскольку даже в президентских республиках, не говоря уже о парламентских
демократиях, премьер-министры располагают значительными полномочиями в
международных делах. Брежнев же в своем качестве Генерального секретаря ЦК КПСС в ряде
случаев должен был пропускать вперед Н.В. Подгорного или А.Н. Косыгина, несмотря на
то, что весь мир понимал, кто есть кто в Советском Союзе. И даже, когда Брежнев уже
утвердился в своей монаршей роли и вполне вошел во вкус положения «первого среди
равных», то и тогда он был вынужден уступить А.Н. Косыгину подписание 12 августа
1970 года действительно исторического Договора с ФРГ, провозглашавшего
незыблемость послевоенных границ в Европе, потому что с западногерманской стороны его
подписывал глава правительства В. Брандт. И это несмотря на то, что вся подготовка
этого документа и переговоры по нему с ФРГ велись под непосредственным
контролем самого Брежнева.
Но была и другая, совсем непротокольная причина для активного участия Алексея
Николаевича в международных делах, побуждавшая его отстаивать свое право на это
участие, но, конечно, не на «главную роль», поскольку в Советском Союзе вопросы
внешней политики, обороны и государственной безопасности были отнесены к сфере
компетенции ЦК, а не Совмина. И хотя А.А. Громыко относился к А.Н. Косыгину с
должным уважением, он тем не менее своим единственным сюзереном признавал
Леонида Ильича и даже заседания Совета Министров обычно не жаловал своим
присутствием. Мне приходилось не раз слышать, как Алексей Николаевич, который, надо
сказать тоже относился к министру с уважением, с некоторым непониманием в голосе, 182
маскировавшем досаду, говорил, что Громыко «все старается держать Совмин на
расстоянии и никак не хочет понять, что нельзя поставить забор между экономикой и
политикой».
Сам Алексей Николаевич твердо придерживался убеждения, что контакты с
представителями других стран могут помочь развитию торговли и экономических связей, а
экономические связи и торговля — укреплению доверия и улучшению политических
отношений и что только таким путем можно преодолеть препятствия, затрудняющие
для Советского Союза импорт передовых технологий.
* * *
В мае 1962 года Н.С. Хрущев, А.Н. Косыгин и А.И. Микоян побывали на
открытии итальянской промышленной выставки в московском парке «Сокольники». То, что
они там увидели, давало представление о высоком уровне нефтехимической
промышленности в Италии, в том числе, в производстве синтетических материалов,
которое в Советском Союзе находилось лишь в зачаточном состоянии, а также о том,
какие возможности открывает их развитие для расширения выпуска
потребительских товаров, экономии металлов и других материалов в машиностроении и
строительстве и сокращении использования сельскохозяйственных продуктов для
технических целей в промышленности. Было решено, что Косыгин должен съездить в
Италию, чтобы попытаться выяснить возможность закупок наиболее нужного нам
оборудования, так как учрежденный в НАТО черный список товаров и технологий, не
подлежащих экспорту в Советский Союз и другие соцстраны, в тот период снова
набирал силу.
Поездка состоялась в июне. Официально А.Н. Косыгин был гостем советского посла
СП. Козырева, а фактически—Энрико Маттеи, президента государственной
нефтегазовой компании ЭНИ, весьма известного человека в Италии, участника Движения
сопротивления, командира партизанских отрядов христианских демократов, в
послевоенный период снискавшего всеобщее уважение тем, что, возглавив по поручению
правительства комиссию, созданную для ликвидации убыточных государственных
объединений, он сумел превратить ЭНИ в процветающее предприятие, сыгравшее
огромную роль в развитии итальянской экономики. Блестящие организаторские таланты
Маттеи проявились и во время поездки Алексея Николаевича по Италии. В течение
почти двух недель Косыгин имел возможность познакомиться и установить контакты с
президентами крупнейших итальянских корпораций, таких как ФИАТ, «Монтэдисон»,
«Пирелли», «СНИА-Вискоза», «Инноченти», «Оливетти», осмотреть их наиболее
интересные предприятия, научно-исследовательские и проектные центры, встретиться в
Милане с виднейшими представителями промышленных и торговых кругов. Несмотря
на неофициальный характер, визит, по существу, вышел на политический уровень,
поскольку президент Италии Сеньи и председатель Совета Министров Фанфани в
беседах, состоявшихся у них с Косыгиным, подтвердили, что итальянское правительство
поддерживает намерения деловых кругов развивать экономические отношения с Со-
183 ветским Союзом и готово оказывать в этом свое содействие. Одним словом, это был
как раз один из тех случаев, когда любому должно быть ясно, насколько трудно
провести разделительную черту между политикой и экономикой.
Надо сказать, что и момент для этой поездки был очень удачный. Рост итальянской
экономики требовал расширения экспорта. Но сохранявшийся дефицит Италии в
торговле с США и странами ЕЭС в целом свидетельствовал о возникших здесь
трудностях. ЭНИ обеспечивал энергоносителями значительную часть внутреннего рынка
страны, и шестиногая кошка «Аджипа» начинала бегать по европейским странам, перебегая
дорогу «семи сестрам». В торговле с СССР у Италии также был дефицит, и она
добивалась его снижения. Поэтому интерес, проявляемый Косыгиным к закупкам установок и
даже оборудования для целых заводов по производству пластиков, синтетических
волокон, пропилена, капролактама, винила, красителей, автомобильных шин и др.
воодушевлял не только итальянские фирмы, но и правительство.
Маттеи с его широким взглядом, энергией и активной творческой натурой явно
импонировали компетентность, конкретность и близкие черты характера Косыгина.
Чувствовалось, что эти два человека хорошо понимают друг друга. Даже некоторые
итальянские газеты в те дни стали называть председателя Совета Министров СССР
«инженер Косыгин», также как они называли и самого Маттеи, поскольку в этом
контексте слово «инженер» в Италии значило примерно то же, что в Финляндии «горный
советник», то есть оно не только определяло общественное положение, но и выражало
признание особых заслуг его носителя и уважение к нему. И это взаимное понимание,
установившееся в ходе поездки по стране, в беседах во время перелетов на личном
«Локхиде» Маттеи из Рима в Равенну, из Равенны в Милан, из Милана в Неаполь и
далее по программе, было скреплено и договоренностью о подготовке соглашения о
поставках советской нефти для ЭНИ на долгосрочной основе, что было весьма
полезно для кошки «Аджипа».
В целом турне по Италии, организованное Маттеи для Алексея Николаевича,
имело в последующем большое значение и для развития советско-итальянских отношений
и, конечно, для осуществления политики заимствования технологий. Советская химия
полимеров, производство синтетических смол и пластмасс развивались в
значительной степени благодаря этому. О роли ВАЗа для автомобилестроения всем хорошо
известно, и сейчас это предприятие остается одной из опор действующей
промышленности в нынешней промышленной каменоломне. Контакты, установленные тогда
Косыгиным с Ф.П. Маринотти, Валлеттой, Дж. Аньелли, А. Оливетти, Ф. Чиконья, Л. Пи-
релли и другими итальянскими промышленниками в течение целого ряда лет служили
отправной точкой в работе Минвнешторга, ГКНТ, Нефтехимпрома и некоторых других
ведомств.
Но у дружественных и, казалось, столь многообещавших отношений Косыгина с
Маттеи не было будущего. Через четыре месяца после поездки Косыгина, 29 октября,
президент ЭНИ Энрико Маттеи погиб в авиационной катастрофе. Его самолет
взорвался над Средиземным морем при перелете в Африку. Не помогли ни
сопровождавшая Маттеи повсюду в Италии охрана, состоявшая из нескольких десятков человек, ни
тщательно охраняемая тайна маршрутов его передвижений и постоянная перемена 184
местопребывания. В том состоянии шока, вызванного Карибским кризисом, в котором
находились в те дни многие, это печальное известие было малозаметным.
Для меня поездка в Италию стала помимо всего прочего ступенькой в постижении
личности Косыгина. Именно здесь, в отсутствие официального протокола, легче было
понять, почему так непохож был Косыгин в Москве на Косыгина в поездках, особенно
зарубежных. Контрастность новых впечатлений, их свежесть и непосредственность,
освобождение от привычной каждодневной рутины и угнетавших дум и забот — это
все и делало глаза живыми, как будто окропляло «живой водой» из русской сказки.
Происходило раскрепощение сознания, особенно заметное потому, что у Алексея
Николаевича появлялось даже желание обмениваться свежими впечатлениями о людях,
чего в обычных условиях от него было трудно ожидать. После осмотра предприятий
по производству целлюлозы и капралактама в окрестностях Венеции, один из
итальянских магнатов, владелец «СНИА Вискозы» Франко Павлович Маринотти принимал
Алексея Николаевича в своем поместье. Обстановка была весьма непринужденная.
Маринотти рассказывал о своем житье-бытье, его домашний хор пел русские песни и
величальную гостю, были блины и много довольно любопытных персонажей и среди
них высокий сутуловатый и седовласый помощник Маринотти, которого все
почтительно называли профессором, но с которым сам Маринотти обходился с небрежной
снисходительностью. Распрощавшись с гостеприимным хозяином, мы вскоре
оказались во Флоренции, и здесь Алексей Николаевич, находясь под воздействием русско-
венецианского колорита, обменялся со мною впечатлениями о Маринотти, его быте и
окружении. Упомянули и «профессора». «Пошел к нему в помощники и залез в хомут.
Самостоятельности лишился», — сказал Косыгин, сделав движение головой, которое
одновременно означало подтверждение и сочувствие. И смотрел он при этом, не
хмурясь, и даже как-то ласково и внимательно, как бы приглашая к дискурсу. Но у меня в
голове его фраза перевелась так: «Вот и ты мотай на ус. Не лезь в хомут».
Впоследствии, вспоминая этот эпизод, я все же подумал, что, возможно,
переборщил, и повода для параллелей у меня не было. Просто у Алексея Николаевича могли
воедино соединиться свежие венецианские впечатления с собственным жизненным
опытом. У него было много причин ценить свободу и дорожить ею, находясь то под
прессом сталинской дрессуры, как бы ни оправдывали ее исторические
обстоятельства, то в не менее сковывающем свободу режиме «коллективного руководства»,
иными словами, все время в неволе. И не отсюда ли происходила одна его особенность —
невосприимчивость и даже нетерпимость к любым попыткам других людей в чем-то
его ограничить и даже от чего-то предостеречь. И это тоже я понял во время
итальянской поездки, когда все мы вместе с ним залезли на знаменитую «падающую» Пизан-
скую башню и, стоя на ее смотровой площадке, оглядывали окрестности. Невысокий
чугунный барьерчик по краям площадки во многих местах был выломан. Косыгин
подошел к самому краю и остановился спиной к пропасти, повернувшись к шедшему с
ним гиду. Не перенося ощущения высоты, я не выдержал этого зрелища и совершенно
инстинктивно, совсем не имея желания проявить заботу, но все же осторожно, потя-
185 нул его за рукав. Обращенный ко мне взгляд был настолько красноречив, что слов не
требовалось, и с тех пор я всегда с интересом наблюдал, как на совещаниях в Москве
какой-нибудь министр, стоя рядом с сидящим за столом Косыгиным, пытался пальцем
показать ему нужный пассаж или цифру в лежащей перед ним на столе бумаге, а
Алексей Николаевич отпихивал его руку и совал ему карандаш, внушая: «Не тычь пальцем!»
И еще одна картина возникает в памяти. В 1972 году, в самую жару, мы оказались в
Багдаде и, завершив очередной раунд переговоров с «героем нашего времени»
Саддамом Хусейном, к середине дня, когда улицы Багдада становились безлюдными, едем в
посольство, чтобы отправить очередную телеграмму в Москву, и вдруг колонна машин
останавливается. Это значит, что Косыгин вышел из машины и в эту адскую жару
намерен идти пешком. Все нехотя вылезают и, ускоряя шаг, догоняют его. Я вижу, как
старший адъютант, полковник Карасев, протягивает Алексею Николаевичу
соломенную шляпу и как он ее раздраженно отпихивает, и сконфуженный полковник терпит
поражение. Но такие эмоциональные всплески не были проявлениями высокомерия
или фанаберией. Скорее, защитная реакция на что-то, инстинктивно воспринимавшееся
как посягательство на независимость. «Не лезьте вы ко мне, дайте побыть самим
собой!» — вот что все это значило.
* * *
В принципе, такого рода рефлексы у обычного человека могли бы, вероятно,
выглядеть как попытки самоутверждения, но не у Алексея Николаевича с его
самоконтролем и огромной внутренней самодисциплиной. В государственных делах, в том числе
и внешних, его поведение и проявления инициативы определялись, безусловно,
интересами дела, тем более, что во многих случаях эти инициативы были связаны с
официальными обращениями к нему глав правительств других стран, которые, естественно,
никому из советских руководителей не могли быть переадресованы. К тому же
Брежнев в начале своего пребывания на посту первого секретаря ЦК должен был уделить
особое внимание отношениям с секретарями обкомов и утвердиться в своем
положении лидера и среди членов Президиума ЦК. Ему также предстояло установить
контакты и с руководителями компартий, в первую очередь, социалистических стран, что он
и сделал, начав с Гомулки и Циранкевича, в первой встрече с которыми в Беловежской
пуще участвовал и Косыгин. Во всяком случае, спонтанных попыток выступать с
внешнеполитическими инициативами Алексей Николаевич практически не делал, если не
считать случая, о котором вспоминает в своей книге «Через годы и расстояния»
О.А.Трояновский, когда Косыгин, находясь в Лондоне с официальным визитом, вдруг
предложил премьер-министру Гарольду Вильсону, не имея на это указаний
Политбюро, записать в коммюнике по итогам визита о готовности сторон заключить договор о
дружбе и ненападении, за что, по словам Трояновского, по возвращении в Москву он
был подвергнут критике коллегами в Политбюро.
Что касается инициативы Косыгина о проведении встречи в Ташкенте премьер-
министра Индии с президентом Пакистана для того, чтобы способствовать
урегулированию острого военного конфликта, вспыхнувшего на индо-пакистанской границе в
августе 1965 года, то еще в начале сентября МИДом были направлены от имени Косы- 18 6
гина послания Л .Б. Шастри и М. Айюб-хану с призывом остановить военные
действия, осуществить взаимный отвод войск и начать переговоры, причем советское
правительство заявляло о готовности «оказать обеим сторонам свои добрые услуги».
Аналогичные обращения были затем повторены от имени правительства СССР и в
заявлении ТАСС. И только после этого Косыгин выступил с предложением об
организации встречи в Ташкенте с его участием для примирения сторон. Оно вызвало
сомнения у кого-то в Политбюро, но прежде всего, у А. А. Громыко, и Алексею Николаевичу
пришлось отстаивать свою инициативу. Риск действительно был, так как главной
причиной напряженности в отношениях Индии и Пакистана были их непримиримые
разногласия по кашмирскому вопросу, а позиция Советского Союза была совершенно
определенной: Кашмир является штатом Индии, что делало особенно трудным наше
участие в урегулировании конфликта. Но и доводы в поддержку предложения Косыгина
могли быть очень весомыми. Индийскому направлению в советской внешней
политики в то время придавалось особое значение. Между тем, индо-пакистанский конфликт
создавал удобную ситуацию для давления на Индию, как со стороны США, так и со
стороны мао-цзедуновского Китая. Поэтому урегулирование конфликта
способствовало не только укреплению наших отношений с Индией и Пакистаном, но и усилению
наших позиций по отношению к Китаю и США — нашим главным противникам в те
годы. Но и у Индии, и у Пакистана имелся свой взгляд на эту сторону дела: Пакистан
был заинтересован в поддержке как США, так и Китая, а Индия не была
заинтересована ни в осложнениях ее отношений с США, которые и без того не были
идеальными, ни в дальнейшем ухудшении отношений со своим восточным соседом Китаем.
Поэтому Косыгину в его усилии примирить Индию и Пакистан реально можно было
рассчитывать лишь на авторитет Советского Союза, как дружественной им страны, и
на то, что он сможет убедить враждующие стороны в бессмысленности жертв и
материальных затрат, которые станут неизбежными в случае продолжения военного
конфликта.
С первых же дней пребывания в Ташкенте стало ясно, что добиться поставленной
цели будет нелегко. Президент Пакистана сразу предпринял попытки связать
возможность урегулирования с обсуждением кашмирского вопроса (чего как раз и опасался
Громыко), а Алексей Николаевич убеждал его в том, что на одной встрече невозможно
решить все вопросы, но Айюб-хан стоял на своем. После первой беседы Айюб-хана и
Шастри возникло впечатление, что их желание продолжить переговоры пошло на спад.
Встречи Громыко с министрами иностранных дел Индии и Пакистана не помогли.
Возникла ситуация, когда дальнейший ход ташкентской встречи зависел больше всего
от Алексея Николаевича. И многочисленные журналисты, прибывшие в Ташкент из
многих стран, стали свидетелем самой настоящей челночной дипломатии,
осуществлявшейся Косыгиным. Он по несколько раз беседовал то с Шастри, то с Айюб-ханом,
ездил от одного к другому, убеждая, что провал встречи народы Пакистана и Индии
воспримут как большое несчастье. Но казалось, и это не действовало. На пятый день
встречи корреспондент агентства «Рейтер» Уиланд писал в своей телеграмме: «Сегод-
187 ня г-н Косыгин в третий раз совещается с г-ном Шастри. В течение дня он дважды
совещался с президентом Пакистана и, кроме того, беседовал с ним за обеденным
столом. Усиленная деятельность советского руководителя свидетельствует о серьезности
положения». Наступил последний, шестой день встречи. «Ташкентское совещание
стоит перед тупиком»—сообщил корреспондент газеты «Нью-Йорк тайме». Парижские
«Насьон» и «Фигаро» расценивали переговоры как «безрезультативные». Ряд
обозревателей, потеряв интерес, покидали Ташкент. Но они не знали, что к вечеру
предпоследнего дня удалось сдвинуть дело с мертвой точки, и Айюб-хан и Шастри начали
смотреть проект коммюнике, который «вымучивался» министрами иностранных
дел—Громыко, Сваран Сингхом и З.Бхутто, а Косыгин с огромным трудом сумел убедить
лидеров в приемлемости ключевых положений. Челночная дипломатия продолжалась и на
следующий день, ставший последним днем конференции. После долгой беседы с
Шастри, Алексей Николаевич поехал к Айюб-хану и, вернувшись от него уже во второй
половине дня, усталый, поручил послу И. А. Бенедиктову и мне передать Шастри текст
коммюнике, согласованный с Айюб-ханом.
Небольшая дачка, на которой разместился премьер-министр Индии, находилась
неподалеку. Мы приехали быстро. Простота царивших здесь нравов, вполне
отвечавшая привычкам Шастри, открыла нам трогательно-грустную картину. Не встретив ни
индийской, ни узбекской охраны и никого из людей, обслуживавших
премьер-министра, мы оказались на пороге комнаты, в которой в тот день Алексей Николаевич и
Шастри целых три часа обсуждали проект коммюнике. Дверь была открыта. Кресла, на
которых мы сидели утром, были переставлены и в центре комнаты появился
небольшой круглый столик, покрытый белой скатертью, сидя за которым Шастри ел манную
кашу из стоявшей перед ним белой фаянсовой мисочки.
Он обедал в одиночестве и выглядел совсем иначе, чем несколько часов назад.
Шастри был маленького роста, довольно субтильного телосложения, с тоненькой шеей,
тонкими запястьями рук. Сын школьного учителя, родившегося в индийской деревне
поблизости от Бенареса, этой священной столицы индуизма, он, в отличие от
пакистанского аристократа Айюб-хана, воспитанного в английских традициях, азартного
игрока в конное поло, был подлинным олицетворением простого человека Индии.
Утром, сидя в кресле в двух шагах от Косыгина, он старался держаться прямо, отводя
назад плечи и выпрямляя спину. Его неторопливая речь, аккуратные английские
фразы, строгая серьезность взгляда выражали достоинство, твердость и сознание большой
ответственности, присущее главе правительства великой страны, призванного
защищать ее интересы. Наш приход застал его врасплох. И прежде чем он, как воробушек,
успел встрепенуться всеми перышками и принять ту утреннюю позу достоинства, мы
успели увидеть ссутулившуюся фигурку, опущенную вниз голову и медленное,
задумчивое движение руки, подносившей ко рту ложку с манной кашей.
Оказавшись в этом мучительном положении людей, увидевших то, чего они не
должны были видеть и буквально физически ощутивших невыносимое бремя
ответственности, давившее этого человека, мы лишь объяснили цель нашего появления,
сказав Шастри, что то, о чем он говорил с Косыгиным утром, принято Айюб-ханом и что
текст совместного заявления для подписания теперь печатается. Затем, извинившись 18 8
за причиненное беспокойство, мы передали ему документ и с каким-то неприятным
чувством вышли из домика, оставив его одного.
Еще через три часа, около шести часов вечера 10 января 1966 года, документ,
получивший название Ташкентской декларации, был подписан. Стороны взяли на себя
обязательства не только соблюдать условия прекращения огня, но уже к 25 февраля
отвести войска на позиции, занимаемые ими до начала конфликта, не прибегать к силе,
решать свои споры мирным путем и строить свои отношения на основе принципа
невмешательства во внутренние дела друг друга.
Ташкентская декларация стала сенсационным событием для всего мира, тем
более, что некоторые западные газеты еще накануне поторопились заявить о провале
переговоров. Разумеется, значение того, что было сделано в Ташкенте, нельзя
сравнивать с урегулированием Карибского кризиса, подписанием московского договора с ФРГ
в 1970 году или, скажем, с соглашением о сокращении стратегических вооружений. Но
ни в одном из этих событий позитивная роль Советского Союза не получала такой
всеобщей положительной оценки, какая давалась ташкентской миротворческой акции
и роли А.Н. Косыгина в ее успешном завершении.
«Историческое событие, самый выдающийся вклад советской дипломатии на
международной арене после Октябрьской революции 1917 года», — объявило агентство
«Пресс траст оф Индия». «Переговоры в Ташкенте дали наилучшие результаты, на
которые можно было рассчитывать»,—писал пакистанский официоз «Доон». «В Ташкенте
начинается историческое выступление Советского Союза в сфере международной
дипломатии в роли миротворца между двумя некоммунистическими
странами»,—заявляла «Нью-Йорк тайме». А немецкая «Нёйе Рейн цайтунг» так определяла значение
Ташкентской декларации: «Советский Союз достиг сразу трех целей: он доказал народам
Азии, что конфликты, вопреки призывам Пекина, могут решаться мирным путем. Это
усиливает советский тезис о сосуществовании, который отрицается Пекином.
Советский Союз укрепил свою позицию азиатской державы. Эти претензии Советского Союза
Пекин оспаривает в течение ряда лет». Еще в одном ракурсе видело ситуацию
агентство Франс Пресс: «Советское правительство может ответить бесспорным успехом на
«мирное наступление» американцев. Председатель Совета Министров СССР может
выступать теперь не только как специалист по экономическим вопросам, но и как
человек, способный вести трудные переговоры, арбитраж которого принят странами, не
являющимися членами социалистического лагеря». «Триумф Советского Союза», —
телеграфировал из Ташкента представитель ЮПИ Шапиро. «Дипломатической
победой советского премьера Косыгина»,—назвала Ташкентскую декларацию
«Ассошиэйтед Пресс». «Это Сталинград советской дипломатии», — вторил лондонский
еженедельник «Экспресс».
И эту мажорную эпиталаму не заглушали даже выражения печали и скорби,
вызванные трагическим финалом встречи в Ташкенте—смертью самого Шастри. Он умер
ночью через несколько часов после подписания декларации от сердечного приступа в
возрасте 61 года. Неприятности с сердцем случались у него и раньше. Он не был но-
18 9 вичком в политике, которой посвятил сорок лет своей жизни и девять из них провел в
британской тюрьме, как один из активных последователей Ганди, боровшихся за
независимость Индии. Шастри относился к разряду политиков, которым присуще
повышенное чувство ответственности за принимаемые им решения, и он знал, что и в
Индии, и в Пакистане, да и в других странах, найдется немало влиятельных людей,
которые будут мешать претворению положений декларации в жизнь.
Косыгин сильно переживал смерть Шастри, вместе с Айюб-ханом вылетел в Дели
на похороны, выступал на траурном митинге и говорил, что сама смерть Шастри
освятила Ташкентскую декларацию.
* * *
Конфликт между Пакистаном и Индией не был единственным, в котором Алексей
Николаевич вступал в роли миротворца. Можно, пожалуй, сказать, что во
внешнеполитической сфере два направления больше всего привлекали Косыгина: развитие
полезных торгово-экономических отношений с другими странами и миротворческие
усилия, направленные на урегулирование конфликтов. Повсюду он был готов гасить
пламя войны и всех хотел примирить: американцев с вьетнамцами, арабов с
израильтянами, Советский Союз с США, но, в первую очередь, — Советский Союз с Китаем. И не
лавры миротворца его к этому побуждали, и не желание быть первым в советской
внешней политике, а стремление создать более благоприятные условия для
социально-экономического развития страны, чтобы дать ей возможность вздохнуть несколько
свободнее. Ведь пальму первенства он всегда и во всем уступал Брежневу, оставляя за
собой ровно столько, сколько требовалось для полноценного выполнения его функций
главы правительства.
Борьбу за улучшение отношений с Китаем Алексею Николаевичу пришлось вести
сразу на два фронта — не только в Пекине, но и в Москве. Он считал, что выгоды от
взаимной торговли и экономического сотрудничества, которые получат Советский Союз
и Китай, два огромных соседних социалистических государства с общей границей в
четыре тысячи километров, должны иметь решающее значение, и возникшие между
ними идеологические разногласия можно преодолеть, если строить отношения на
основе уважения и равенства, учитывать особенности обеих стран и исходить из того,
что в мире, разделенном на две враждующие системы, Советскому Союзу и Китаю
разумнее держаться вместе, чем враждовать. Но далеко не все члены Политбюро
разделяли такую точку зрения. Сам Брежнев был настроен куда более осторожно, хотя
одним из главных обвинений, предъявляемых Хрущеву Сусловым при выдворении
его из руководства, было именно обвинение в разрыве с Китаем, правда, основанное
не на идеологических различиях, возникших после XX съезда и как раз бывших
главной его причиной, а на личном соперничестве с Мао-Цзедуном и внезапном отзыве
всех советских специалистов из Китая, осуществленном, как было заявлено, по
личному указанию Хрущева,без согласования с Президиумом ЦК. Однако именно главный
идеолог Суслов и оба секретаря ЦК, отвечавшие за связи с зарубежными компартиями
— Андропов и Пономарев, выражали большое сомнение в обоснованности
намерений Косыгина, обращали внимание на то, что руководство китайской компартии про-
должало обвинять руководство СССР в «обуржуазивавши», сползании в ревизионизм
и в «хрущевизме без Хрущева». При этом все больший нажим делался на нерешенность
проблемы государственной границы, установленной еще по договорам с царской
Россией, возрастающее число пограничных инцидентов и резкое увеличение
численности советских войск на границе с Китаем.
Тем не менее Алексей Николаевич во время своей поездки в ДРВ в феврале 1965
года, предпринятой по решению Политбюро в связи с усилением военного
вмешательства США во Вьетнаме, по пути в Ханой и на обратном пути из Ханоя, разумеется,
с согласия Политбюро, дважды останавливался в Пекине, где имел отдельные беседы с
Чжоу Эньлаем и Мао-Цзедуном. Косыгина и всех приехавших с ним разместили в
правительственном гостевом комплексе. И первое, что каждый из нас увидел, войдя в
отведенную ему комнату, был лежащий на письменном столе номер журнала «Китай»,
открытый на странице с большой цветной фотографией взрыва китайской атомной
бомбы. Это был салют «китайских марксистов» «советским ревизионистам». Если
беседы с Чжоу Эньлаем, по крайней мере по своему тону и атмосфере, в которой они
проходили, еще могли оставлять хотя бы слабую надежду на то, что переговоры по
урегулированию советско-китайских разногласий в принципе могут быть возможны,
то беседа с Мао-Цзедуном, проведенная уже после бесед с премьером Госсовета,
убеждала в обратном.
Не получив ответа на свою просьбу о встрече с Мао, советская делегация утром
следующего дня уже готовилась ехать на аэродром, когда внезапно появившиеся
сотрудники китайского протокола торжественно объявили, что председатель Мао готов
принять для беседы Косыгина и всю советскую делегацию, включая сопровождающих
лиц. Это было специально подчеркнуто и предвещало политический спектакль.
Мао-Цзедун принял делегацию в здании Всекитайского собрания народных
представителей. В огромном овальном зале, освещенном электрическим светом, как в
театре, не было окон. И казалось, что вместо яркого солнечного дня внезапно наступил
вечер. По-видимому, помещение давно не проветривалось, потому что, несмотря на
высокий потолок в зале, было довольно душно. Косыгин и Мао-Цзедун прошли
вперед, туда, где в театре бывает сцена, и заняли места в глубоких креслах, а все остальные
— и члены советской делегации, и Чжоу Эньлай, и другие руководители расселись в
такие же кресла, расставленные вдоль стен. Началось знакомство. Мао-Цзедун
называл поочередно всех присутствующих с китайской стороны, каждый молча вставал и
снова садился. Затем тоже самое проделал с нами и Алексей Николаевич, но не
обошлось без курьеза. Один из офицеров охраны председателя С. А. Потапов не удержался
от соблазна блеснуть на общем фоне и, стоя, обратился прямо к «великому кормчему»:
«Товарищ Мао-Цзедун! Когда вы были у нас в Москве, это я охранял вас в особняке на
Ленинских горах». Не отрывая локтя от подлокотника кресла, Мао сделал какое-то
движение ладонью, и счастливый Степан Александрович сел на место. Несмотря на то,
что Потапов происходил из архангельских поморов, его ни в коем случае нельзя было
отнести к разряду «хомо-советикус». Он был из тех, кого православный наш народ
называет хитрованцами. После этого началось само действие.
Мао-Цзедун сказал, что, несмотря на все разногласия, они довольны, что Косыгин
приехал в Пекин, и приветствуют его и советскую делегацию. Затем он перешел к
продолжительному монологу, в котором обличал советское руководство в том, что оно
отошло от марксизма-ленинизма, проводит ревизионистскую линию в
коммунистическом движении, что, обвиняя компартию Китая в гегемонизме, оно само стремится
подчинить себе компартии других стран и в то же время боится войны и идет на уступки
империализму, лишь прикрываясь ленинским принципом мирного сосуществования.
Алексей Николаевич безуспешно пытался убедить Мао-Цзедуна в
безосновательности всех его обвинений. О каком сговоре с империализмом может идти речь, когда
Советский Союз стал на защиту социалистического Вьетнама? Но в ядерный век нельзя
по-прежнему рассматривать войну как допустимое средство политики. Сейчас очень
важно крепить единство социалистических стран, единство всех сил, которые
заинтересованы в мире.
Однако все наши резонные доводы с ходу отвергались Мао-Цзедуном.
Империализм пугает всех атомной бомбой, — говорил он. У Китая тоже есть атомная бомба.
Китай не боится атомной войны. Но что же, будет атомная война, погибнет десять
миллионов человек. А потом наступит мир, и женщины снова будут рожать детей. А о
Вьетнаме вам вообще не надо беспокоиться. Вьетнам граничит с Китаем. Будет лучше,
если Советский Союз займется тем, чем нужно, в Европе, а Азией будет заниматься
Китай. А единство будет — откажитесь только от своего XX съезда. Одним словом,
после беседы с Мао-Цзедуном стало ясно, что надеяться на серьезные переговоры с
руководителями КНР и на возможность урегулирования советско-китайских
разногласий на приемлемых для нас условиях, не приходится.
Прошло почти четыре года. В сентябре 1969 года умер Хо Ши Мин, председатель
коммунистической партии Вьетнама, ее основатель, президент ДРВ, легендарная
фигура в международном коммунистическом движении. И снова Косыгин поехал в
Ханой, на этот раз не беседовать с Хо Ши Мином, как было три года назад, а проводить
его в последний путь. Возвращаясь, опять остановился в Пекине, где снова встречался
с Чжоу Эньлаем. Упорство? Инициатива? Стремление выйти на первые роли, еще одна
попытка самоутверждения? Ничего подобного. Просто Генеральный секретарь ЦК
КПСС Л. И. Брежнев и на этот раз не захотел рисковать репутацией. И поступил по
старой пословице: «На тебе, Боже, что нам негоже». И вот Косыгин, отдав дань памяти
ветерану Коминтерна в Ханое, в Пекине три часа ведет переговоры с премьером
Госсовета КНР. Чжоу Эньлай,—как вспоминает об этом Б.Т. Бацанов, заменивший к тому
времени О. А. Трояновского в качестве помощника по международным вопросам, —
подобно Алексею Николаевичу рассудителен, сдержан и корректен, как и в тот раз, в
1966 году, чувствуется, что они понимают друг друга. И обсуждаются темы весьма
серьезные, поскольку за три года отношения между СССР и Китаем не просто
обострились, а накалились докрасна. Пограничные инциденты стали непрерывными, и
весной 1969 года переросли в кровопролитное столкновение на оспаривавшейся
Китаем территории — острове Даманском на реке Уссури. Вопреки надеждам Косыгина
на то, что снизим расходы и начнем «жить по средствам», у нас возобладала линия на
наращивание военного потенциала на границе с Китаем. Общая численность
дислоцированных здесь войск превысила миллион человек, строились новые боевые
корабли для Тихоокеанского флота, была усилена группировка советских войск в Монголии
и, еще более уродуя систему экономических приоритетов, началось сооружение БАМа,
не подготовленное размещением производительных сил, но требовавшее огромных
затрат. И опять в результате переговоров Косыгина с Чжоу Эньлаем вроде бы забрезжил
слабый свет надежды на переговоры, на увеличение торговли. Но опять-таки
получилось как тогда, и длительные переговоры по пограничным вопросам начались только
после смерти Мао-Цзедуна в 1976 году лишь на уровне заместителей министров
иностранных дел, так и не дав результата. И лишь спустя два года после смерти Косыгина,
когда в США поменялся ветер и напряженность советско-американских отношений стала
вновь нарастать, а усиление ракетной конфронтации в Европе и ввод войск в
Афганистан привели к резкому обострению международной обстановки, Брежнев пошел на
реальные шаги, направленные на смягчение отношений с КНР.
* * *
В сущности ташкентским замирением Индии и Пакистана, попытками встать на
путь нормализации отношений с Китаем и неожиданным предложением Вильсону
заключить пакт о дружбе с Великобританией и ограничивались сугубо личные
инициативы Алексея Николаевича в области международной политики. Но его усилия в этой
области и польза, которую они принесли Советскому Союзу и в смысле повышения
его авторитета, и извлечения определенных материальных выгод для нашей
экономики, конечно, этим не исчерпывались. За границей и в Советском Союзе Косыгин
встречался, беседовал, вел переговоры со многими политическими и государственными
деятелями социалистических и капиталистических стран, среди которых были премьер-
министр Индии Джавахарлал Неру, и президент Франции генерал де Голль, ветераны
коммунистического движения президент ДРВ Хо Ши Мин и председатель
Государственного Совета ГДР Вальтер Ульбрихт, королева Великобритании Елизавета II и
президент О АР Г. А. Нассер, президенты США Линдон Джонсон и Ричард Никсон и первый
секретарь компартии Кубы Фидель Кастро, президент Финляндии Урхо Кекконен,
генеральный секретарь ЦК ТПК Ким Ир Сен, президент Югославии Иосип Броз Тито,
федеральный канцлер Австрии Бруно Крайский, премьер-министр Ливии Джеллуд,
премьер-министр Канады Пьер Трюдо.
Как правило, беседы с ними касались важных вопросов, имевших значение не
только для отношений Советского Союза с той или иной страной, но и для поиска
решения некоторых международных проблем. Разумеется, это не означало, что от
исхода этих бесед или переговоров зависели судьбы стран или положение в мире, но они
всегда преследовали позитивные цели—уменьшить напряженность и разногласия там,
где они возникли, укрепить доверие и сотрудничество, расширить экономические
связи. И за исключением той беседы с Мао-Цзедуном в 1966 году, и, возможно, некоторых
бесед с отдельными руководителями Чехословакии в период «Пражской весны» 1968
года, на которых я не присутствовал, не было, по-моему, ни одного случая, когда бы эти
встречи, беседы и переговоры Косыгина проходили в напряженной и натянутой, а тем
более, во враждебной атмосфере. Даже, когда взгляды встречавшихся расходились, как
это бывало, например, в беседах с американскими представителями, сохранялся
спокойный и корректный тон и противоположные точки зрения не сталкивались так, что
искры летели, а сопоставлялись с тем, чтобы искать возможности доя ослабления
разногласий. Алексей Николаевич вел эти беседы так, как подходит к своему делу
разумный врач, руководствуясь принципом «не навреди!» И собеседников Косыгина
располагали в его пользу серьезность и корректность подхода к спорным вопросам,
стремление понять их точку зрения.
Особенно показательной в этом отношении была беседа Косыгина с президентом
США Л.Джонсоном, которая состоялась в обстановке весьма сложной, драматической
и, надо сказать, достаточно неприятной доя Советского Союза. Она возникла в
результате военного конфликта на Ближнем Востоке.
В 1948 году Советский Союз голосовал в ООН за создание двух новых государств
— Израиля и Палестины—и воздержался от оказания помощи поставками оружия как
израильтянам, так и палестинцам, когда в результате начавшегося конфликта между ними,
территория, на которой должно было быть создано палестинское государство,
оказалась захваченной Израилем, а частично попала под контроль Иордании и Египта.
Однако начиная с 1965 года, Хрущев стал проводить политику активной военной помощи
развивающимся странам, включая и ряд арабских государств Ближнего Востока. Этот
курс в полной мере унаследовало и новое советского руководство, не сумев в то же
время так построить отношения с арабскими государствами, чтобы можно было
предостеречь их от опрометчивых шагов, которые время от времени они предпринимали.
Весной 1967 года резко обострились отношения между Израилем и О АР, Сирией и
Иорданией. В Синае на границе с Израилем были сосредоточены египетские войска с
большим количество поставленных Советским Союзом боевых самолетов и танков.
Крупные силы сконцентрировали на границе с Израилем Сирия и Иордания. В печати
арабских стран раздавались воинственные призывы стереть с карты мира государство
Израиль и восстановить в правах арабов Палестины.
В самом конце мая, когда на Ближнем Востоке явно запахло порохом, Брежнев
счел нужным предпринять необычную доя нас политическую акцию, к которой он
привлек и Косыгина. Они вместе в сопровождении Д.Ф. Устинова, министра обороны
А. А. Гречко, адмирала С.Г. Горшкова и зампреда Совмина Л .В. Смирнова отправились
на Краснознаменный Северный флот.
И вот крейсер «Мурманск» под флагом Председателя Совета Министров СССР
рассекает свинцовые волны сначала Белого, а затем Баренцева моря. Должен сказать,
что за всю ту поездку не баллистическая ракета, запущенная с подводной лодки в
погруженном состоянии и не база подлодок в Североморске, а именно этот флаг меня
больше всего поразил. Я подумал тогда, как же нужен был Алексей Николаевич
Леониду Ильичу в этой поездке, если пришлось ему решиться даже на такую жертву! Я до сих
пор не могу сказать, зачем все это понадобилось. Предостеречь Америку и Израиль?
Или укрепить боевой дух арабских воинов? Или хоть как-то выглядеть в глазах совет- 194
ского народа? А может быть, просто из желания побыть с недельку подальше от
центрального пульта, куда все эти послы и сам А. А. Громыко не посмеют добраться?
Но, так или иначе, ни одна из этих целей достигнута не была. Сереньким утром в
понедельник прибыли мы в Москву на Ярославский вокзал. Насупленный Ю.В.
Андропов что-то сообщил двум высшим руководителям, стоя несколько в стороне от
остальных, и мы поехали сразу на работу. А на следующий день, ранним утром,
Израиль внезапным налетом с воздуха уничтожил ВВС трех арабских государств, а за
следующие три дня захватил весь египетский Синай, населенные палестинцами Западный
берег реки Иордан и район Газы и принадлежавшие Сирии Голанские высоты.
В первый же день «шестидневной войны» советское правительство заявило о
поддержке трех арабских государств, и Косыгин по прямой линии связи, между Кремлем и
Белым домом, устроенной еще при Хрущеве после кубинского кризиса, обратился к
президенту Джонсону с призывом воздействовать на Израиль, чтобы побудить его
прекратить военные действия, так как в противном случае СССР будет вынужден
непосредственно выступить в защиту арабов. После нескольких обменов заявлениями
между Косыгиным и Джонсоном по прямой линии Израиль прекратил военные действия,
но с захваченных территорий не ушел. По предложению Советского Союза в июне в
Нью-Йорке была созвана чрезвычайная сессия Генеральной Ассамблеи ООН.
Возглавить советскую делегацию поручили Алексею Николаевичу. Позиция Советского
Союза сводилась к тому, что Израиль должен возвратить все захваченные территории и
отвести войска на линию перемирия, установленную еще резолюциями 1948 года, а
арабские государства, со своей стороны, должны признать факт существования
государства Израиль. Косыгин выступил на сессии первым. Он изложил эту советскую
позицию, обвинил Израиль в агрессии, а США и Англию в поощрении агрессора.
Однако после выступления делегаций многих стран сессия не смогла принять ни один из
предложенных вариантов резолюции. Арабские страны требовали немедленного
отвода войск до начала переговоров. Рассмотрение вопроса было перенесено в Совет
Безопасности, а продолжение сессии отложено на неопределенное время.
Обмен посланиями с Косыгиным по прямой линии, по-видимому, оставил у
американского президента положительные впечатления, и в период пребывания нашей
делегации в Нью-Йорке американские и советские представители достигли
определенного взаимопонимания и содействовали поиску компромиссных решений. Более
того, Джонсон пригласил Косыгина приехать в Вашингтон для обсуждения широкого
круга вопросов. Алексей Николаевич срочно запросил мнение Политбюро, но ответ
получил не сразу, причем достаточно осторожный: встреча, в принципе, возможна, но
в Вашингтон ехать не следует, пусть Джонсон приедет в Нью-Йорк или куда-нибудь
поблизости. Но все-таки 23 июня 1967 года встреча состоялась, так как американская
сторона предложила провести ее в маленьком городке Гласборо, расположенном
примерно на равном расстоянии между Нью-Йорком и Вашингтоном, в здании местного
колледжа. По намеченной программе беседа с президентом США планировалась на
три часа, но продолжалась пять с половиной и проходила «с глазу на глаз» только с
участием переводчиков, в то время как все приехавшие с Джонсоном, включая Гос-
секретаря Д. Раска, министра обороны Р. Макнамары, а с нашей стороны А.А.
Громыко и посла А.Ф. Добрынина, занимали друг друга беседами, сидя по соседству с
кабинетом директора колледжа, в котором уединились американский президент и
наш председатель.
Встреча в Гласборо, воспринятая в США как значительное событие, не принесла
каких-либо конкретных результатов во многом потому, что наше руководство в Москве,
со скрипом согласившись на ее проведение, не сочло нужным снабдить Косыгина хотя
бы самыми общими директивами по ряду важных вопросов, что сделало бы
возможным продолжение контактов и обмен мнениями по ним в дальнейшем. Более того,
даже то, что было сказано обеими сторонами в Гласборо, все же могло послужить
основой для совместного поиска многих решений, но и этого сделано не было. Брежнев
еще не набрал форму, чтобы выйти на мировую арену, тем более, что все еще помнили
о критике Хрущева за единовластие и создание нового культа, и умы наших
руководителей волновало не то, какие вопросы и как нам надо решать с США, а то, кто должен
вести переписку с американским президентом. По крайней мере Громыко, как теперь
известно из воспоминаний посла А.Ф. Добрынина, в неофициальном порядке готовил
почву для того, чтобы такая прерогатива была закреплена за Брежневым.
Между тем момент для серьезных советско-американских переговоров, которые
для нас были чрезвычайно важны, был весьма благоприятный, так как США, увязнув в
трясине вьетнамской войны, проявляли особый интерес к возможностям Советского
Союза содействовать поискам выхода из тупика, в котором они оказались, а мы, в свою
очередь, были заинтересованы в том, чтобы американское правительство оказывало
сдерживающее влияние на развитие ближневосточной ситуации. И Советский Союз,
и США были также заинтересованы в скорейшем заключении договора о
нераспространении ядерного оружия. Наконец в Гласборо Джонсон в достаточно
определенной форме выражал желание начать как можно скорее переговоры о неразвертывании
систем противоракетной обороны.
И по всем этим вопросам Алексей Николаевич был вынужден лишь подтверждать
уже известную американцам общую советскую позицию, не делая каких-либо
конкретных предложений относительно продолжения переговоров по ним. Очевидно,
рассчитывая на то, что Косыгин найдет возможность дополнительно посоветоваться с
руководством в Москве, Джонсон предложил провести еще одну встречу в Гласборо
через один день после первой. Но и эта вторая встреча не внесла в положение ничего
нового, так как полномочия Алексея Николаевича нисколько не изменились.
Выступая на пресс-конференции в Нью-Йорке после возвращения из Гласборо,
Косыгин сказал, что никакой договоренности относительно вывода израильских войск
с оккупированных территорий достигнуто не было и что по Вьетнаму также остаются
глубокие разногласия. Вскоре мы вернулись в Москву, ничего не добившись, и
потребовалось еще почти полгода, чтобы в Совете Безопасности с большим трудом удалось
наконец принять внесенную Англией резолюцию о выводе израильских войск с
оккупированных территорий при условии признания суверенитета и территориальной
целостности всех государств региона и, следовательно, признания арабами государ-
ства Израиль, которая до сих пор еще остается нереализованной. Поставки советской
военной техники Египту, Ираку и Сирии для того, чтобы восстановить их военный
потенциал, рухнувший во время «шестидневной войны», продолжались, но они не
уберегли эти страны от еще одного поражения в войне с Израилем, снова начатой ими
в 1973 году, как и Советский Союз от дальнейшего падения нашего влияния на
Ближнем Востоке.
В январе 1968 года, разумеется с согласия Политбюро, Алексей Николаевич дал
интервью руководителям ведущей американской информационной корпорации «Тайм
инкорпорейтед» Х.Доновану и П.Янгу. В подробном отчете, появившемся в
февральском номере журнала «Лайф», состоявшаяся беседа была названа «откровенной и
резкой». Косыгин говорил о том, что Соединенным Штатам, чтобы выбраться из
вьетнамской войны «не следует хвататься за первого встречного в надежде, что он станет
посредником и поможет урегулированию, а прекратить бомбардировки и агрессию и уйти
из Южного Вьетнама, не пытаясь сохранить там власть совершенно непопулярного в
народе, по существу фашистского правительства». А на Ближнем Востоке вместо того,
чтобы помогать Израилю удерживать захваченные у арабов земли, что является
причиной напряженности, США могли бы объединить усилия с Советским Союзом в
поисках пути к прекращению конфликта. Одним словом, и по своему тону, и по оценке роли
США в этих конфликтных ситуациях интервью было жестким по сравнению с
беседами в Гласборо и как бы корректировало заявления Косыгина, сделанные им при
встречах с Джонсоном.
А когда Янг, чтобы подвести черту под внешней политикой, спросил Косыгина как
он чувствует себя в роли главы правительства за три с половиной года, Алексей
Николаевич начал с того, что у американцев не очень правильные представления о том, что
такое быть Председателем Правительства в Советском Союзе. «У нас коллективное
руководство, руководители ответственны перед партией и народом. Не следует
преувеличивать роль отдельного человека—работает коллектив, и в этом наша сила. Если
один сделает ошибку, другие его поправят. Без преувеличения можно сказать, что наш
коллектив работает творчески и в тесном единстве, и каждый из нас имеет
возможность внести свой вклад в коллективную работу». Смысл этого назидательного
высказывания был ясен: не старайтесь противопоставлять меня генеральному секретарю,
ничего из этого не получится, а он может быть уверен в отсутствии у меня
политических амбиций.
Относительно роли Косыгина в советской политике высказывались разные
мнения. С моей точки зрения Алексей Николаевич не претендовал на первую роль, и если
два-три первых года после Хрущева еще могло складываться впечатление, что такое
намерение у него было, то это только потому, что по своему положению именно он
должен был принимать глав правительств других стран, приезжавших с визитами в
Советский союз, отвечать на их послания и, в свою очередь, совершать официальные
визиты в другие страны, поскольку имели место соответствующие приглашения.
Другое дело, что Громыко с самого начала предпочитал иметь дело с одним иерархом, а не
с двумя сразу, и здесь у него выбора не было, так как в советской системе приоритет
лидера партии был бесспорен. И разговоры насчет принципа «primus inter pares» были
совершенно излишни. Первый секретарь ЦК мог быть только «primus». Разумеется,
Брежнев и сам к этому стремился и партийная корпоративность его к этому побуждала, и
постепенно он стал теснить Алексея Николаевича на обочину. Тем более, что западные
политики и печать ради интересов дела, да и следуя влечениям человеческой натуры,
иногда раздували тлеющие угольки ревности в душе нашего партийного лидера. Так,
кажется, лондонская «Тайме» вскоре после ташкентской конференции посвятила
Алексею Николаевичу специальную статью, в которой, давая очень высокую оценку его
политическим и дипломатическим талантам, писала, что теперь надо внимательно
присматриваться к этому внешне такому тихому и незаметному советскому деятелю,
поскольку он способен на многое. Полный текст этой статьи был услужливо разослан
членам Политбюро в так называемом «белом», совсекретном ТАССе, что явно
делалось с расчетом обратить на нее внимание, и авторы статьи могли быть вполне
довольны.
На первый взгляд, внешние функции Косыгина оставались неизменными до конца
его деятельности председателя правительства. Он продолжал беседовать в Кремле с
заезжими премьерами, выезжать с ответными визитами в другие страны, но с начала
семидесятых годов на всех важнейших направлениях внешней политики в качестве
главного действующего лица от советского руководства выступал Брежнев. После
визита Косыгина во Францию в декабре 1966 года, во время которого он трижды
встречался с президентом де Голлем и в Елисейском дворце, и в его загородной резиденции
в Рамбуйе, Франция (как и Германия, и США) была отнесена к числу государств,
общение с лидерами которых стало исключительной привилегией генерального секретаря
ЦК КПСС. Именно Брежнев в 1971 году в Париже подписал с Помпиду, сменившим де
Голля на посту президента, «Принципы сотрудничества между СССР и Францией»,
документ, идея которого легла в дальнейшем в основу аналогичного соглашения с США,
подписанного Брежневым в следующем году в Москве с президентом Никсоном.
* * *
Получилось так, что внешнеполитическую деятельность Косыгина можно
условно разделить на два периода. В течение первых шести лет (1965—1970 гг.) он
выступил с рядом инициатив, касавшихся отношений Советского Союза с ведущими
странами Запада и Китаем, а весной 1968 года выезжал в Прагу и Карловы Вары для
контактов с руководством Чехословакии, чтобы попытаться предотвратить разрастание
политического кризиса, возникшего в этой стране и завершившегося через три месяца
вводом в ЧССР войск пяти стран Варшавского договора. Второй, более длительный
период—с 1971 года до конца его пребывания на посту Предсовмина, — отличался от
первого тем, что в деятельности Косыгина, связанной с международными делами, на
первый план вышли отношения с социалистическими странами, а отношения с
Западом, в особенности с ведущими странами капиталистического мира, становились
сферой деятельности Брежнева и Громыко. За десять лет с 1971 по 1980 год Алексей
Николаевич, за исключением Индии и Канады, не выезжал ни в одну из крупных капитали- 19 8
стических стран, хотя, учитывая его авторитет и умение увязывать контакты с
государственными деятелями с конкретными вопросами торговли, экономического и научно-
технического сотрудничества, можно с уверенностью сказать, что его визиты в такие
страны, как ФРГ, куда, кстати сказать, у него было приглашение от федерального
канцлера В.Брандта, Японию и особенно в США, могли бы облегчить Советскому Союзу
решение целого ряда экономических проблем и способствовать укреплению
взаимного доверия и нормализации отношений с Западом в целом. Результаты его поездок в
Италию, когда он еще не был главой правительства и к тому же сама поездка не была
официальной, были убедительным тому доказательством. Тем более, что у Алексея
Николаевича сложились отношения взаимного доверия и расположения с рядом
государственных деятелей капиталистических стран самой разной масти, как например, с
президентом Финляндии Кекконеном, премьер-министром Индии Индирой Ганди,
федеральным канцлером Австрии Бруно Крайским, премьер-министром Великобритании
Гарольдом Вильсоном, президентом Египта Насером. Этому способствовали
естественность, тактичность и доброжелательность, с которыми Косыгин обыкновенно вел
беседу, серьезность и убедительность его аргументации при постановке вопросов. Он не
стремился подчеркивать положение СССР как великой державы, не допускал никаких
проявлений высокомерия и помпезности и редко касался идеологизированных общих
тем, предпочитая им конкретность и заземленность.
В публичных выступлениях, в официальных речах на приемах он иногда
затрагивал тему мирного сосуществования, но на ней не задерживался и избегал
подчеркивать различия систем, чем особенно увлекался Хрущев. Мне казалось, что Косыгин
чувствовал двойственность и противоречивость, заложенные в самой концепции
мирного сосуществования, которая с одной стороны служила основой мирной политики
Советского Союза, но одновременно трактовалась и как продолжение классовой и
идеологической борьбы в международных отношениях до победы социализма в мировом
масштабе, о чем сами советские руководители не раз заявляли, особенно в пылу
полемики с Мао Цзедуном. Косыгин нередко говорил о преимуществах социалистической
системы, централизованного планирования, связывая их с условиями и уровнем
развития Советского Союза, но никогда не делал акцента на превосходство системы и не
говорил о неизбежности ее всемирной победы.
* * *
То, что Косыгин с начала семидесятых годов должен был рассматривать развитие
экономического сотрудничества с социалистическими странами как одно из главных
направлений своей внешней деятельности было вполне закономерным. К этому
времени во всех странах СЭВ возникли острые проблемы, которые, как и чехословацкий
кризис, свидетельствовали и о недостатках сотрудничества. Во время ежегодно
проводившихся регулярных заседаний Сессии Совета Экономической Взаимопомощи вошло
в практику проведение узких совещаний глав делегаций для свободного обмена
мнениями. Часто возникали вопросы о дополнительных поставках из СССР нефти, руды,
металла, удобрений, а иногда и зерна, хотя уже в конце шестидесятых годов мы стали
уходить от систематических его поставок друзьям, поскольку сами ежегодно прибегали
к его импорту. Многие просьбы не легко было удовлетворить, а они нередко
вызывались внутренними политическими осложнениями в странах, с которыми приходилось
считаться. В целом у Алексея Николаевича сложились очень хорошие отношения
практически со всеми главами правительств стран СЭВ, включая председателя Совмина
Румынии Й. Маурера, несмотря на то, что политика фрондирования, проводившаяся
генеральным секретарем румынской компартии Н. Чаушеску, все чаще приводила к
конфликтным ситуациям, когда румынская делегация заявляла о своем несогласии с
решениями, принимавшимися другими странами. Кроме Советского Союза Румыния была
в СЭВе единственной страной, имевшей собственную нефтедобывающую
промышленность, но тем не менее импортировавшей советскую нефть, правда в несколько
меньших количествах, чем другие страны. Перерабатывая ее на своих нефтеперегонных
заводах, Румыния продавала нефтепродукты за валюту на рынках западных стран. Но
Советский Союз, импортировавший во все возрастающих количествах зерно, не
говоря уже о закупках оборудования, сам остро нуждался в иностранной валюте и поэтому
не мог удовлетворять все новые просьбы Румынии об увеличении поставок нефти. Тем
более, что из общего объема нефтяного экспорта почти половину СССР поставлял
социалистическим странам, получая в оплату не валюту, а производимые ими товары.
Еще в начале семидесятых годов в Советском Союзе все острее ощущалось отставание
в развитии топливно-энергетического комплекса от растущих потребностей страны,
несмотря на то, что уже в те годы по производству нефти и природного газа СССР
занял первое место в мире.
На 23-й сессии СЭВ в 1969 году в Москве Косыгин выступил с предложениями о
разработке Комплексной программы развития социалистической экономической
интеграции, изложив в своем докладе соображения советского правительства о том,
каким могло бы быть ее содержание. Было принято решение приступить к подготовке
этого документа и все последующие сессии стали проводиться на уровне глав
правительств стран-участниц.
К концу шестидесятых годов за двадцать лет существования СЭВа главным
направлением в работе этой организации и основной формой экономического
сотрудничества была координация народнохозяйственных планов, сводившаяся практически к
согласованию на двусторонней основе взаимных поставок на пятилетие. Естественно,
что для каждой из стран наибольшее и даже решающее значение имела координация
планов с Советским Союзом, так как советские поставки топлива, сырья и основных
видов промышленного оборудования служили основой развития их экономики.
Оплачивались эти поставки встречными поставками товаров, причем большую часть их
составляла продукция обрабатывающей промышленности, включая некоторые виды
оборудования, автобусы, суда, потребительские и сельскохозяйственные товары. Такой
обмен не был для нас достаточно выгоден, поскольку при продаже топлива, сырья и
металлов в промышленно развитые капиталистические страны мы получали валюту,
на которую могли закупить оборудование для машиностроения, химии, электроники и
других отраслей, в котором мы нуждались, но которое социалистические страны не 2 0 0
производили. К тому же потребности в сырье и топливе как социалистических стран,
так и наши собственные все более возрастали, а чтобы удовлетворить их,
приходилось осваивать новые месторождения в Сибири и других отдаленных районах, что
было связано с растущими затратами. Что касается решений о специализации и
кооперировании, то они в основном оставались на бумаге, в том числе и потому, что
промышленные предприятия как в СССР, так и в других социалистических странах
находились в разных условиях, поставки осуществлялись не непосредственно между
ними, а через министерства внешней торговли, и, наконец, в самом Советском
Союзе специализированное производство и кооперация между отраслями не получили
достаточного развития. Все это вело к тому, что преимущества и экономическая
выгода от связей с дружественными социалистическими странами становились все
менее ощутимыми и, напротив, более заметными становились неудобства и
обременительность этих связей.
Между тем главы правительств социалистических стран нередко обращались к
Косыгину с просьбами о дополнительных поставках зерна, нефти, железорудного
сырья и других товаров, которых нам самим не хватало. После того как в СССР
началось осуществление хозяйственной реформы, одной из целей которой было
повышение экономической эффективности, стало необходимо обратиться и к решению
проблем, возникших в сотрудничестве социалистических стран.
Динамика темпов национального дохода и промышленного производства в
Советском Союзе и в странах СЭВ в течение трех пятилетий в период 1950—1965 гг.,
даже при ее некотором улучшении во второй половине шестидесятых годов, не могла
не располагать к раздумьям. Косыгин, доказывая необходимость экономической
реформы в СССР, практически сразу после своего назначения Председателем Совмина,
обращал особое внимание на возникшую нисходящую тенденцию и не только в объемах
производства, но и в производительности труда. Подобная картина была и в
восточноевропейских странах, но несмотря на это на всех международных совещаниях
представителей компартий неизменно подчеркивалось, что страны
социалистического содружества прочно держат первенство в темпах развития экономики и идут
впереди капиталистических стран.
На что же реально можно было рассчитывать в попытках сохранить высокие
темпы роста и одновременно уменьшить экономическое бремя, неизбежно ложившееся на
Советский Союз вследствие его ведущей роли в социалистическом содружестве?
Алексей Николаевич часто, в том числе и на сессиях СЭВ, возвращался к вопросу
о преимуществах социалистической системы, которые, по его мнению, оставались у
нас не в полной мере реализованы на важнейших направлениях
социально-экономического прогресса, в повышении эффективности общественного производства, в
международном экономическом сотрудничестве и даже (как только это мог вынести
М.А.Суслов?!) в подъеме материального благосостояния населения и культуры. В сфере
внешних экономических связей он видел выход в развитии международного разделения
труда, включая не только производство, но и науку. Но и здесь были трудности, с
которыми страны СЭВ неизбежно должны были столкнуться.
В шестидесятые годы и даже ранее в международном разделении труда все более
важную роль приобретали внутриотраслевая специализация и кооперирование,
иными словами появлялось все больше специализированных предприятий,
производивших не просто отдельные виды оборудования, приборов, продуктов химии и т.д., но и
отдельные узлы и детали машин или отдельные компоненты. Однажды, докладывая
материалы к вопросу о специализации стран СЭВ в машиностроении, в которых
приводились примеры отказа советских организаций от закрепления за поляками
производства некоторых типов дизельных двигателей по уже купленной ими лицензии
известной английской фирмы, я, поддавшись эмоциям, выразил недоумение этой нашей
позицией. Но Косыгин сказал, что поставки специализированной продукции из стран
СЭВ, особенно машиностроительной, часто бывают для нас невыгодны из-за
несоответствия уровней себестоимости и зарплаты в СССР и других странах СЭВ и поэтому
не всегда можно «придти к общему знаменателю». Таким образом, было трудно
рассчитывать на то, что путем развития специализации и кооперирования мы сможем
быстро и существенным образом изменить нашу торговлю со странами СЭВ и сделать
ее более эффективной, используя те процессы, которые активно шли между фирмами
капиталистических стран, руководствовавшихся не народнохозяйственными, а
своими фирменными планами. В момент, когда Советский Союз сам оказался перед
широким фронтом разнообразных и неотложных задач, вызванных научно-технической
революцией, ему, как самой большой стране социалистического лагеря с наиболее
разносторонне развитой экономикой и богатой природными ресурсами, приходилось нести
дополнительное бремя поддержки социально-экономического развития
дружественных социалистических стран.
Насколько остро воспринималась Косыгиным эта коллизия мира социализма,
показывает то, что во время разработки проекта комплексной программы на одном из
совещаний с зампредами и учеными им был поставлен на обсуждение вопрос, должна
ли система цен, используемая во взаимной торговле стран СЭВ, основываться на
ценах мирового капиталистического рынка или на так называемой «собственной базе
цен», то есть системе, ориентированной на реальные затраты производства в
социалистических странах. Этот вопрос возникал потому, что соотношение цен на
продукцию отраслей обрабатывающей промышленности, преобладавшую в советском импорте
как из капиталистических стран, так и из стран СЭВ, и цен на топливо и сырьевые
товары, составлявшие более половины стоимости советского экспорта, было
неблагоприятным для СССР. При этом по мере того, как основными источниками добычи
топлива становились все более отдаленные восточные районы страны и затраты на их
освоение увеличивались, это соотношение еще более ухудшалось. Иными словами, в
тот период ведущая страна социалистического содружества Советский Союз в
торговле с другими социалистическими странами оказывался в положении развивающихся
стран в системе мирового капиталистического хозяйства, подвергаясь воздействию
неэквивалентности обмена сырья на готовые изделия. Однако сам Алексей
Николаевич на совещаниях и в беседах с Патоличевым, касаясь иногда вопроса цен, говорил,
что мировые цены дают возможность «улавливать общественно необходимые затра-
ты» и тем самым оказывают дополнительное стимулирующее воздействие на
производительность труда и качество продукции. Это очень серьезное соображение не могли
не учитывать все восточно-европейские страны СЭВ, тем более, что в их
внешнеторговом обороте доля западных стран оставалась более высокой, чем у Советского
Союза. Да и по политическим причинам предложение об отходе от принципа мировых цен
в торговле стран СЭВ не вписывалось в программу социалистической интеграции,
поскольку СЭВ являлся открытой международной организацией и в его работе
допускалось участие и несоциалистических стран.
* * *
Поэтому, как и при подготовке нашей внутренней экономической реформы,
Косыгин искал реальные возможности для развития международного социалистического
разделения труда прежде всего в области плановой работы. Ее наиболее важной
формой было согласование взаимных поставок. Советский проект комплексной
программы интеграции, подготовленный под непосредственным руководством Косыгина,
заключал в себе целый ряд принципиальных положений, направленных на более тесное
сотрудничество в планировании и расширении объемов торговли СССР со странами
СЭВ. По всем наиболее важным видам топлива, сырья и оборудования
устанавливались твердые обязательные объемы поставок, но они могли быть даже увеличены, при
условии, если заинтересованные в этом страны готовы будут участвовать своими
финансовыми, материальными и трудовыми ресурсами в создании соответствующих
объектов в СССР. Таким образом, координация планов впервые распространялась и на
сферу капитального строительства, причем по таким промышленным объектам,
продукция которых была дефицитной и в получении которой были заинтересованы и
Советский Союз и другие страны СЭВ. Уже в последующие три года после принятия и
подписания главами правительств Комплексной программы интеграции на XXV
сессии СЭВ в Бухаресте в 1971 году между Советским Союзом и другими странами были
подписаны соглашения об участии их в строительстве в СССР целого ряда объектов,
имеющих важное народнохозяйственное значение, — Усть-Илимского целлюлозно-
бумажного комбината (1972), Киембаевского асбестового ГОКа (1973), мощностей по
производству химических средств защиты растений (1973), предприятий по
производству железосодержащего сырья и отдельных видов ферросплавов (1974) и, наконец,
самое важное соглашение об освоении Оренбургского газового месторождения и
строительстве газопровода Оренбург—Западная граница СССР протяженностью почти три
тысячи километров (1974). Это все были первые результаты косыгинских
предложений об участии стран в капиталовложениях в СССР и о создании нового органа —
Комитета по сотрудничеству в области плановой деятельности. А вслед за этим было
заключено соглашение о совместном планировании производства станков с
программным управлением, о чем Косыгин говорил еще на XXIII сессии СЭВ. В 1971—1975 гг.
многостороннее сотрудничество в специализации и кооперировании производства
машин и оборудования регулировалось уже несколькими десятками соглашений, заклю-
2 03 ченных между СССР и странами СЭВ.
Чрезвычайно большое значение для народного хозяйства всех социалистических
стран имело Генеральное соглашение о сотрудничестве в развитии
электроэнергетических систем, подписанное в 1977 году, в соответствии с которым СССР в период до
1990 года должен был оказать содействие ГДР, Польше, Румынии, Чехословакии,
Болгарии и Венгрии в строительстве в этих странах атомных электростанций на общую
мощность в тридцать шесть миллионов киловатт со снабжением их ядерным горючим.
В свою очередь два года спустя Венгрия, Польша и Чехословакия приняли участие в
сооружении Хмельницкой АЭС на территории СССР.
В решении проблем энерговооруженности трудно переоценить значение
совместной плановой работы, проводившейся как через Плановый Комитет, так и через другие
производственно-отраслевые организации, созданные в СЭВ в рамках Комплексной
программы интеграции, такие как «Интерхим», «Интерхимволокно»,
«Интернефтепродукт». К концу семидесятых годов возникла целая система соглашений,
обеспечивавших специализацию и кооперирование производства энергоемкой продукции
химической промышленности: Советский Союз создавал у себя химические комплексы по
производству ряда энергоемких видов химической и нефтехимической продукции,
которую он должен был поставлять в Болгарию, Венгрию, ГДР, Кубу, Польшу, Румынию и
Чехословакию, а все эти страны брали обязательства создавать у себя производства
менее энергоемкой малотоннажной продукции для поставки в СССР.
Таким образом, концепция Комплексной программы, с которой Косыгин
выступил еще на XXIII сессии СЭВ и которая составила основу совместного документа,
принятого XXV сессией, положила начало огромной многолетней работе по
развитию широких и разнообразных связей между странами СЭВ в промышленности,
сельском хозяйстве, капитальном строительстве и в сфере научных исследований и
опытно-конструкторских работ. К сотрудничеству с СЭВ проявили интерес и
несоциалистические страны, такие как Мексика, Финляндия, Ирак и некоторые другие,
заключившие отдельные соглашения с Советом экономической взаимопомощи, также как и
ряд международных организаций — МАГАТЭ, Программа ООН по окружающей
среде (ЮНЕП).
Все эти весьма существенные сдвиги в экономических отношениях стран СЭВ
происходили несмотря на сохранявшиеся между странами большие различия в
уровнях экономического развития, механизмах хозяйственного управления, характере
проводимых ими в те годы реформ и, наконец (что создавало вероятно наибольшие
трудности), несмотря на особенности сложившейся в СССР экономической модели,
реформирование которой находилось лишь на самой начальной стадии и требовало для
своего осуществления достаточно продолжительного времени. Плановое
сотрудничество, его распространение на сферу капитального строительства делало возможным
преодоление этих трудностей.
СЭВ как международная экономическая организация социалистических стран
нередко подвергался критике как самих его участников, так и сторонних наблюдателей,
но итоги работы по реализации Комплексной программы могли служить
доказательством правильности суждений Косыгина. Именно сотрудничество в области плано-
вой деятельности привело к прямому участию в создании одними заинтересованными
странами объектов на территории других, к появлению международных
производственно-отраслевых организаций самого различного характера, в частности,
функционировавших на принципе внутриотраслевой специализации, таких как «Интерметалл»,
Организация сотрудничества подшипниковой промышленности(ОСПП),
межотраслевых организаций, таких как «Интерхим», «Агромаш», международные транспортные
организации (по железным дорогам, ассоциация судовладельцев), международные
хозяйственные организации и совместные предприятия (по кооперации в производстве
оборудования для АЭС) и другие.
Особое значение для развития взаимного участия в инвестиционной
деятельности имело предложение Косыгина о создании Международного инвестиционного банка
социалистических стран (МИБ). У социалистических стран появился международный
финансовый институт, основной задачей которого стало предоставление
долгосрочных инвестиционных кредитов, связанных с углублением международного разделения
труда, специализацией и кооперированием производства, строительством объектов,
представлявших взаимный интерес. Если до принятия Комплексной программы
координация планов сводилась к согласованию объемов взаимных поставок товаров, то
МИБ способствовал ее распространению на сферу капитального строительства и
более эффективному использованию инвестиционных ресурсов стран. Финансирование
через международный банк обеспечивало более четкий контроль за своевременным
использованием представляемых долгосрочных кредитов, стимулировало скорейший
ввод в действие строящихся объектов и достижение ими оптимального объема
производства в кратчайшие сроки.
В подходе Косыгина к проблемам экономической интеграции стран СЭВ и в его
концепции экономической реформы можно было видеть много общего, что
свидетельствовало о наличии у него продуманной и глубоко увязанной в ее отдельных
частях стратегии экономического развития, способной, по его мнению, вывести
народное хозяйство из кризисного состояния, в котором по существу оно находилось
уже в те годы. И в реформе, и в Комплексной программе упор делался на
планирование как основной рычаг, посредством которого он рассчитывал удержать экономику
на курсе научно-технического прогресса. И в реформе, и в Комплексной программе
были заложены элементы нового, отсутствовавшего в сталинской модели,
сохранявшейся и при Хрущеве, а именно, пробуждение творческой инициативы людей,
занятых в промышленности, путем создания у них материальной заинтересованности (в
Комплексной программе эта заинтересованность создавалась у стран) и расширения
их возможностей и прав организовывать производство, осуществлять сбыт
продукции, в том числе вступая в прямые связи (в Комплексной программе это достигалось
через кооперирование и внутриотраслевую специализацию). Наконец, и в реформе,
и в Комплексной программе реализация целей и решение поставленных задач
рассматривались как более или менее длительный, последовательно развивающийся
процесс, в ходе которого должны были раскрываться и использоваться потенциальные
возможности роста.
* * *
Между тем экономические реформы в СССР и других социалистических странах и
осуществление Комплексной программы экономической интеграции показывали, что
фундаментальные проблемы развития этих стран в условиях научно-технической
революции не могут решаться в изоляции от процессов, происходящих в мировой
экономике.
Выступая перед представителями деловых кругов капиталистических стран, на
заседаниях торгово-промышленных палат и организаций деловых людей, Алексей
Николаевич не однажды подчеркивал, что СССР не следует политике автаркии,
самоизоляции и самообеспеченности, но, напротив, исходит из целесообразности
всемерного развития международной торговли и сотрудничества, из возможности
включения советской плановой экономики в международное разделение труда. Он считал,
что централизованное общегосударственное планирование дает возможность
концентрировать ресурсы на важнейших стратегических направлениях, определяемых всей
суммой политических, экономических и социальных критериев, но устанавливаемой
не волюнтаристски, а на основе глубоких экономических исследований, на основе
научного прогноза тенденций мирового технического прогресса. Да, планирование было
для него политикой, но такой, которая определялась не своеволием и амбициями
руководителей, а наукой и искусством возможного. Параллельно с проведением
мероприятий, связанных с реформой, Косыгин искал дополнительные источники ресурсного
обеспечения экономического развития. Ими были прежде всего освоение новых
месторождений нефти, газа и металлических руд. Они должны были выручить страну в
период, пока реформа еще не заработала в полную силу. Но их нужно было освоить и
организовать транспортировку сырья на дальние расстояния. Строились нефте- и
газопроводы, но вот труб не хватало.
Казалось бы, в чем здесь проблема для страны, которая в начале семидесятых
годов давала треть мирового производства стали? Однако для этого нужно было строить
завод, и не один, конструировать или покупать специальные прокатные станы, да еще
владеть технологией антикоррозийных покрытий и теплоизоляции. А у нас и без того
«вся страна была в кранах», как писали газеты, захлебываясь от гордости за масштабы
нашего строительства и наших планов, но забывая о том, что у страны уже одышка. И
вот мы покупали готовые трубы у Круппа и везли их из ФРГ по три штуки на
железнодорожной платформе на глазах у всей изумленной Европы.
Однажды в приемной Алексея Николаевича в ожидании своей очереди сидел
министр газовой промышленности Оруджев. «Что Вы сегодня такой грустный, Сабит
Атаевич?» — спросил я. Он рассказал, что ездил в Голландию, где знакомился с
газовой промышленностью, в частности, с газовыми промыслами на прибрежном шельфе,
что это космическая промышленность, оснащенная новейшими вычислительными
машинами, с помощью которых сложнейшие механизмы автоматически управляют
добычей, стабилизируют трубы, идущие от подводных скважин, получая информацию
от спутников, что все это требует новых материалов, новой электроники, новых
технологий, а в масштабах Советского Союза такая промышленность требует чудовищных
вложений. И он пришел рассказать Алексею Николаевичу о своих впечатлениях и
заботах.
Забот действительно становилось все больше. И они заставляли постоянно думать
о расширении внешней торговли как главном источнике валютных поступлений
государства. Опыт и знания в области экономики, финансов и банковской системы страны,
приобретенные Косыгиным за годы работы в Совете Министров СССР и в периоды,
когда на него возлагалось руководство Минфином, Госпланом и Совмином РСФСР,
делали для него возможным конкретно рассматривать и решать как внешнеторговые,
так и денежно-финансовые вопросы. Учитывая безотлагательность возникших
проблем, он шел сразу несколькими путями: ориентировал Госплан, министерства
нефтяной и газовой промышленности и Минвнешторг на развитие экспорта топлива, сырья
и алмазов, поощрял экспорт советской машиностроительной продукции, в первую
очередь тяжелого металлургического, горношахтного и энергетического оборудования,
проявлял особую заботу о скорейшем создании в стране крупных мощностей по
производству многих видов химической продукции, чтобы избавиться от необходимости их
импорта, а вступая в контакты с главами правительств и представителями деловых
кругов западных стран, старался привлечь их внимание к конкретным вопросам,
которые могли бы способствовать расширению торгово-экономических отношений. Почти
всегда такие обсуждения вносили в отношения Советского Союза с
западноевропейскими странами что-то новое. Создавались двусторонние межправительственные
комиссии по торговле, экономическому и научно-техническому сотрудничеству как новая
форма межгосударственных отношений, закреплявшая контакты на
правительственном уровне, придававшая им периодичность и конкретность, заключались
долгосрочные торговые соглашения, способствовавшие увеличению товарооборота,
расширению списка поставляемых друг другу товаров, включая промышленное оборудование
для строящихся в СССР предприятий. Эти контакты и переговоры Косыгина помогали
заключению соглашений о закупках зерна, сборочных линий для АЗЛК, оборудования
для химических предприятий или для трикотажных и ткацких фабрик и многих других
контрактов.
Для решения крупных народнохозяйственных вопросов Косыгин помимо
Госплана и тех или иных отраслевых министерств нередко привлекал также руководителей
Минвнешторга, Минфина, Госбанка и Внешторгбанка. Он стремился добиться их
четкого и тесного взаимодействия в разработке и осуществлении перспективных программ
и планов, постоянно заботился о пополнении валютной кассы страны, всегда был в
курсе финансовых и банковских дел, работы таких специфических отраслей, как
золотодобывающая и алмазная промышленность и оказывал им большую поддержку.
Чтобы облегчить проведение внешнеторговых операций по закупкам нужных стране
товаров, по его инициативе в дополнение к созданным еще при Ленине двум
заграничным банкам с советским капиталом в Лондоне и Париже и открытому в 1971 году
филиалу Лондонского Моснарбанка в Сингапуре были учреждены еще и три новых
советских банка в Люксембурге, Франкфурте-на-Майне и Вене. Управляющие и со-
2 07 трудники этих банков были гражданами тех стран, в которых они находились, и рабо-
тали в строгом соответствии с законами тех стран. В деловых кругах любой страны эти
банки пользовались репутацией солидных и надежных финансовых учреждений,
сыгравших большую роль в развитии торговли с ФРГ, Австрией и другими промыш-
ленно-развитыми странами, в установлении связей с другими западными банками, в
кредитовании экспортных и импортных операций. Без такого рода связей было бы
невозможно осуществить целый ряд проектов, и, в частности, закупку в ФРГ труб
большого диаметра для строительства магистральных газопроводов. В то время США
всячески пытались помешать заключению между СССР и ФРГ сделки «газ-трубы», то есть
закупке у западногерманских фирм труб с представлением нам кредита с оплатой
поставками газа, но благодаря сотрудничеству председателя правления Госбанка СССР
М.Н. Свешникова и председателя Внешторгбанка Ю. А. Иванова с руководством «Дой-
чебанка» этот очень важный для СССР проект был реализован.
* * *
Первые пять лет осуществления экономической реформы казались
многообещающими. К 1970 году почти вся промышленность была переведена на новые условия.
Выступая на XXIV съезде КПСС с докладом о директивах по пятилетнему плану
развития народного хозяйства СССР на 1971—1975 гг., Косыгин имел основания заявить
о том, что основные задачи восьмой пятилетки были выполнены, что достигнутые
темпы роста национального дохода и повышение жизненного уровня были высокими
и плановые задания даже превышены, чему в значительной мере способствовали
хозяйственная реформа, расширение строительной базы промышленности и
осуществляемое перевооружение новой техникой отраслей народного хозяйства. Отмечал он и
положительные изменения в сельском хозяйстве, которое после семилетнего топтания
на месте увеличило в период 1966—1970 гг. производство основных продуктов,
повысило урожайность сельскохозяйственных культур и продуктивность животноводства,
создавая основу для подъема благосостояния.
Но он сказал и о другом: плановые задания по производительности труда как в
промышленности, так и в сельском хозяйстве не были достигнуты. Строительство
многих предприятий затянулось, и новые мощности по добыче угля, производству проката
черных металлов, химических волокон, пластмасс, грузовых автомобилей, тракторов,
целлюлозы, цемента, а также ряд предприятий легкой и пищевой промышленности не
вступили в строй. К тому же продукция многих промышленных предприятий, в
особенности машиностроительных, не отвечала современному техническому уровню, легкая
промышленность не удовлетворяла спрос населения на высококачественные изделия,
обновление ассортимента шло слишком медленно, сырье часто использовалось
нерационально, в результате чего в пищевой, рыбной и мясомолочной промышленности
имели место большие потери.
Не с трибуны съезда, но в Овальном зале Совмина Косыгин говорил еще и о том,
что, получив более широкие права, слишком многие предприятия (точнее, директора)
использовали их таким образом, что зарплата стала расти быстрее
производительности труда. Последствий этого он не касался. Но, надо думать, не только министр фи- 2 0 8
нансов, но и многие из сидевших в зале понимали, что ведет это к увеличению
товарных дефицитов и снижению поступлений в государственный бюджет от налога с
оборота — одного из двух оставшихся крупных источников накоплений. Как и в ходе
подготовки реформы, он снова обращал внимание на необходимость ускорить разработку
научно обоснованных норм расхода сырья, топлива, электроэнергии, трудовых затрат,
подготовку долгосрочных народнохозяйственных прогнозов и обоснований
межотраслевых и макроэкономических пропорций, способных обеспечить сбалансированное
развитие народного хозяйства. Не мог он также не видеть, что его замысел перейти от
страдающего болезнью местничества регионального управления промышленностью к
отраслевому, вложив в него новое содержание, не претворяется в жизнь так, как ему хотелось,
и министерства вползают в старую колею, подменяя экономические методы
административными, ущемляя права предприятий и нарушая хозрасчетные принципы.
На заседаниях и совещаниях он нередко спрашивал с министров за то, что они
ставят интересы отрасли выше государственных, а интересы своего ведомства выше
интересов подведомственных им предприятий, подавляя их инициативу. А в
отсутствие министров без обиняков говорил: «Многие министры становятся
негосударственными людьми. Все только на себя тащат, забывая о государстве». Не раз при этом
вспоминал о зампреде Совмина, министре черной металлургии СССР И.Ф. Тевосяне,
который всегда оставался государственным человеком и которого Хрущев за
принципиальность и независимость суждений в Японию послом заслал. К тем же министрам, у
которых было это качество — чувство ответственности перед государством,
способность видеть вещи не с узковедомственной колокольни, а с государственных позиций,
Алексей Николаевич относился с особым уважением, ценил их, хотя откровенных
похвал и дифирамбов не расточал. По моим наблюдениям, к их числу он относил В.Ф.Гар-
бузова, Б.П. Бещева, Н.С. Патоличева, Н.Н. Тарасова, Б.В. Петровского, И.П. Казанца,
П.С. Непорожнева, Е.А. Козловского и, к сожалению, А.А. Ишкова, который к концу
своей карьеры оказался человеком с большой червоточинкой, запутавшимся в
различного рода махинациях и аферах.
С самого начала Косыгин исходил из того, что реформа управления таким
сложным хозяйством, какое сложилось в Советском Союзе, не будет быстрым и
единовременным актом, а потребует значительно времени, отработки деталей и дальнейшего
развития. Но он надеялся, что она пробудит заинтересованность в успехе дела,
раскроет творческие способности и сама приобретет определенную динамику.
Большое значение он придавал и тому, что новое руководство, заменившее
заметавшегося во все стороны Хрущева, начав свою работу с мартовского Пленума 1966
года, принявшего целую программу мер по подъему сельского хозяйства, не менее
радикальную, чем программа Хрущева и избавленную от совершенных им ошибок,
сможет получить по меньшей мере тот результат, который был достигнут в период 1953—
1958 гг., когда происходил непрерывный рост сельскохозяйственного производства.
Действительно за пятилетие (1966—1970 гг.) повысилась урожайность, увеличился объем
производства продуктов сельского хозяйства, как и государственных закупок зерна,
технических культур, молока, мяса. Но возросший спрос на продукты питания не удовлет-
ворялся, поголовье не увеличивалось из-за недостатка кормов. У продовольственных
магазинов в Москве по субботам и воскресеньям выстраивались вереницы автобусов
из Рязани, Тулы, Калуги, Владимира и даже Ярославля с людьми, приехавшими, чтобы
купить мясо, а в глубинке то там, то здесь возникали перебои и в снабжении хлебом.
«Опять в этом году урожай плохой», — можно было слышать кругом, и с каждым годом
это звучало все менее убедительно. Закупки зерна превратились в ежегодные
внеплановые мероприятия, указывавшие, что не одна погода тому причина. Не дожидаясь
итоговых докладов о сборе урожая и государственных заготовках, Косыгин собирал
некоторых министров на совещания. Он никогда не полагался на прогнозы
Министерства сельского хозяйства и Министерства заготовок, подходил к ним придирчиво и сам
критически, скрупулезно исследовал балансы зерна, допрашивал этих министров. Не
хотелось трогать валютный резерв—он нужен был для того, чтобы ускорить
технический прогресс в промышленности. Но с каждым годом размеры импорта все
увеличивались. В шестидесятые годы зерно покупали в Канаде, Аргентине, Австралии, в
семидесятые годы стали покупать и в США, и во Франции. В последующем в отдельные годы
закупки доходили до тридцати миллионов тонн, а уже после Косыгина, при его
преемнике Н. А. Тихонове—до сорока и пятидесяти миллионов. Не хватало тоннажа своего
флота, приходилось фрахтовать иностранные суда, да еще выплачивать штрафы за
простой на рейде в связи с недостаточной пропускной способностью советских портов.
Алексей Николаевич всегда стремился найти возможность оплатить эти
внеплановые закупки за счет поступлений от текущих внешнеторговых операций. Если не
получалось, искал дополнительные фонды в отраслях, министерствах, иногда
увеличивал им плановые задания по выпуску продукции для поставки на экспорт. Только в
редких случаях, скрипя сердце, выделял что-нибудь из материальных резервов и лишь
в самых крайних шел на продажу золота, всегда заботясь о том, чтобы эту операцию
можно было провести осторожно, без спешки, постепенно выпуская на рынок
небольшие количества «металла», чтобы избежать убытка из-за возможного падения цен.
Импорт зерна в размерах, в которых он осуществлялся в шестидесятые годы, в
сопоставлении с масштабами советской экономики, хотя и не был чрезмерным, тем не
менее до известной степени осложнял проведение хозяйственной реформы, так как не
мог не влиять на финансовые нормативы, определявшие отношения промышленных
предприятий с государственным бюджетом. Он также травмировал «косыгинскую
триаду», состоявшую из проведения реформы управления промышленностью, увеличения
сырьевого экспорта и заимствования технологий, имеющего целью ускорить
технический прогресс и улучшить структуру промышленности и экспорта. Но даже
периодически осуществлявшиеся вливания средств в сельскохозяйственное производство не
давали должного результата и необходимость импорта зерна продолжала нарастать. В
сочетании с оттоком населения из деревни, это было признаком углубления аграрного
кризиса. Возможности Косыгина существенным образом повлиять на этот процесс были
крайне ограничены, поскольку серьезные изменения в системе управления сельским
хозяйством затрагивали не только права обкомов, но и непосредственно ЦК, в котором
секретарь ЦК по сельскому хозяйству Ф.Д. Кулаков, ставший в 1971 году членом По-
литбюро, и начальник сельскохозяйственного отдела ЦК В. А. Карлов определяли всю
аграрную политику, так что министр сельского хозяйства и все прочие «официальные
лица», ведавшие сельским хозяйством, были по сути дела лишь их аппаратом и
преданно заглядывали им в глаза. Практически в Советском Союзе, этой цитадели
централизованной административной системы, экономика была разрезана на три плохо
взаимодействовавших между собой части — промышленную индустрию, ответственность
за состояние которой была возложена на Совет Министров и Госплан, сельское
хозяйство и военно-промышленный комплекс, за которые Совмин, конечно, при
необходимости тоже могли спросить, но которыми по существу управлял ЦК.
* * *
Тем временем события, происходившие во второй половине шестидесятых годов
в сфере внешней политики еще более осложняли проведение той линии, которой
придерживался Косыгин. В Чехословакии назревал политический кризис. В руководстве
этой страны возникли разногласия по вопросу о причинах негативных тенденций в
экономике. Одни считали, что экономическая реформа, проводившаяся с конца
пятидесятых годов, была слишком робкой и необходимо решительно ограничить сферу
действия централизованного директивного плана, другие, напротив, были убеждены в
том, что именно проведенное расширение прав предприятий и привело к снижению
плановой дисциплины и усилению групповых, корпоративных интересов. Уже в 1967
году от нашего посла в Праге СП. Червоненко стали поступать тревожные
телеграммы, сообщавшие, что авторитет первого секретаря ЦК и президента ЧССР А.
Новотного подорван, и он может быть смещен, а к власти может придти группа деятелей,
ориентирующихся на Запад. Подобная информация поступала и от ряда членов Политбюро
ЦК КПЧ. Под влиянием всех этих телеграмм Брежнев полетел в Прагу, беседовал
поочередно со всеми членами чехословацкого Политбюро, пытаясь восстановить
единство в их рядах, но из этого ничего не вышло.
Весна 1968 года стала для советского правительства поистине «Пражской весной».
Обстановка в Чехословакии все более накалялась. Вместо А. Новотного первым
секретарем ЦК КПЧ стал А. Дубчек, националистические и антисоветские настроения
усиливались. В конце концов Брежнев под предлогом лечения в Карловых Варах решил
отправить туда Косыгина с той же задачей — «сплотить», но с более обязывающими
директивами, вследствие чего обычно очень дипломатичний и уравновешенный в
подобных ситуациях Алексей Николаевич произвел на чехов совсем иное
впечатление. «Разговор вылился в монолог, во время которого Дубчек с Черником едва могли
вставить пару слов. Прозвучала длинная проповедь, как мы «недооцениваем
империалистов, сами не знаем, что, собственно, происходит в нашей стране», — вспоминал
потом о встрече Косыгина с членами Политбюро ЦК КПЧ в Праге один из главных
действующих лиц «Пражской весны» Отто Шик. Возможно, он несколько сгущал
краски, потому что пробыв в Карловых Варах с неделю, Алексей Николаевич имел там
отдельные встречи с чехословацкими руководителями и не только говорил, но и
слушал. Но, естественно, повернуть ход событий было уже невозможно.
После целой серии совещаний с главами стран Варшавского Договора под
неистовым давлением со стороны Гомулки и Ульбрихта, осознавших опасность
«чехословацкого вируса», было принято решение о вводе войск пяти стран ОВД в Чехословакию
«для защиты социалистических завоеваний от происков сил политического и
социального реванша». До самого последнего момента Косыгин был против «крайних мер»,
пока окончательно не стало ясно, что Чехословакия может быть потеряна как
социалистическое государство. Румыния, Югославия и Китай осудили акцию пяти стран, ряд
западноевропейских компартий дали ей негативную оценку, Совет Безопасности ООН
потребовал скорейшего вывода войск, в отношениях с Западной Европой вместо
наметившегося потепления повеяло холодом, а положение в самой Чехословакии тоже было
достаточно сложным, несмотря на то, что столкновений с чехословацкой армией
удалось избежать.
* * *
Брежнев, в течение всего чехословацкого кризиса проявлявший колебания и
нерешительность, после его завершения резко изменил свое отношение к международным
делам, взяв на себя наиболее важные международные проблемы и вопросы
отношений с основными странами Запада.
Наверное, это решение можно было бы приветствовать, если бы оно давало
Косыгину возможность сосредоточиться на контроле за ходом хозяйственной реформы и
ее корректировке, осуществлении Программы экономической интеграции стран СЭВ и
решении огромного количества социально-экономических проблем. Но к этому
времени возглавляемый Громыко МИД, одним из главных средств борьбы за разрядку
напряженности сделал контакты с государственными деятелями всех полтораста стран —
членов ООН. Была запущена поточная линия: мы звали всех в гости и сами ходили в
гости. Еще были некоторые трудности с коронованными особами, не часто
президенты заглядывали, но в премьерах и министрах иностранных дел недостатка не было.
Бывало Андрей Андреевич звонил Алексею Николаевичу и просил принять своего
коллегу из какой-нибудь экзотической страны. «Ненадолго — буквально минут
пятнадцать. Он хотел бы нанести визит вежливости. И нам следовало бы пойти ему
навстречу». И Алексей Николаевич принимал и не на пятнадцать минут—из-за присущей ему
вежливости и правил хорошего тона, а также в стремлении извлечь что-нибудь
полезное из очередной встречи. Поэтому действительно нужны были справки о том, кто
таков, чего хочет, чем интересуется, и что там у них (откуда приехал) есть для нас
интересного. Иногда что-то возникало: купить, продать, обменяться опытом, завязать
контакты.
И как раз в этот период, еще до чехословацких мытарств, у Олега Александровича
Трояновского возникла тяга к перемене места. Сам он объяснял ее вполне резонно и
убедительно. Ему еще в период работы с Хрущевым было присвоено дипломатическое
звание чрезвычайного и полномочного посла, уже сорок первый год, хотелось бы
самореализоваться, а то поздно будет. Конечно, ему не хотелось огорчать Алексея
Николаевича, и он некоторое время колебался. Помимо всего прочего, был тут действитель-
но один неприятный нюанс. Мы все знали, что Клавдия Андреевна Косыгина тяжело
больна и находится в больнице. Она уже не могла участвовать в визитах во Францию и
Англию, и Людмила Алексеевна, дочь, бывшая тогда советником историко-диплома-
тического управления МИДа, ездила с отцом, чтобы как-то смягчить возникавшее у
него в этой обстановке ощущение одиночества. Но все-таки, поколебавшись,
Трояновский решился. Вернулся он удовлетворенный и в то же время немного расстроенный.
Косыгин был огорчен его уходом, но сам будучи человеком разумным и прагматичным
и симпатизируя Трояновскому, согласился—дал вольную и пошел Олег
Александрович «в люди» и, как известно, в солидные — был послом в Японии, затем Постоянным
представителем СССР в ООН, и, наконец, послом в Китае.
А на замену ему от МИДа был рекомендован Борис Терентьевич Бацанов,
сорокалетний советник Третьего Европейского отдела, работавший в советском посольстве в
ФРГ, кажется любимец заместителя министра Владимира Семеновича Семенова,
человека известного во многих отношениях, но прежде всего тем, что выступал против
«огромычивания» заместителей министра самим Громыко. Произошла небольшая
заминка, Трояновский ушел, а Бацанов никак не мог попасть к Алексею Николаевичу. Тут
могло быть разное: и тревога за состояние Клавдии Андреевны, и после Трояновского
не хотелось новое знакомство заводить... И кроме того, произошла неприятная для
Алексея Николаевича история с СИ. Аллилуевой, дочерью Сталина. Осенью 1966 года она
приходила к Косыгину просить разрешения на выезд в Индию на короткое время в
связи со смертью ее индийского мужа, к его родственникам. И Косыгин разрешил. В
секретариате мы все считали, что поступок, хотя и бесспорно гуманный, но тем не
менее Алексею Николаевичу не следовало брать решение на себя, так как не его это
функция. А Владимир Николаевич Соколовский в разговоре со мной даже высказал
мнение, что Алексей Николаевич эмоциям поддался — гордыня обуяла, решал судьбу
самой принцессы крови. А в апреле стало известно, что принцесса сбежала в США и к
пятидесятилетию Октябрьской революции, отмечавшемуся как раз в 1967 году, за
границей будет издана ее книга с критикой как сталинизма, так и постсталинизма. А дело,
скорее всего, выглядело так: Аллилуева обратилась с просьбой о разрешении на
поездку в Индию сразу к Брежневу и к Косыгину. Поэтому сам Алексей Николаевич уж никак
не мог решить этот вопрос, не посоветовавшись с Леонидом Ильичом. Может быть,
посоветовался, может быть, Брежнев сам позвонил: «Ты, Алексей, прими ее. Черт с
ней, пускай едет!» Вот все и решилось, так сказать по-дружески, без всякой
бюрократии. Но когда в мае от руководства КГБ был неожиданно для многих отстранен В.Е.Се-
мичастный, а на его место назначен Ю.В. Андропов, то Брежнев в качестве главного
мотива снятия Семичастного указал именно на инцидент с Аллилуевой, а
относительно приема ее Косыгиным не упомянул. А Семичастный сказал только, что КГБ поездку
Аллилуевой в Индию не санкционировал.
Но все это тогда уже не могло занимать Алексея Николаевича, так как 1 мая, когда он
вместе с другими членами Политбюро стоял на трибуне мавзолея, приветствуя
участников первомайской демонстрации, в Кунцевской больнице умерла Клавдия Андреевна и
свалившееся на него горе сделало его безучастным к повседневной жизненной суете.
И с Б.Т. Бацановым тогда же в мае вопрос благополучно решился. Он оказался
человеком очень способным, волевым, умеющим быстро входить в обстановку,
выбирать правильный такт и манеру в общении с самыми резкими людьми, не лишенным
также и эпистолярного таланта — серьезно и вдумчиво писал проекты выступлений,
не допуская ни одной ноты, которая могла бы нарушить общий ансамбль, прозвучав
громче Леонида Ильича. И Алексей Николаевич по достоинствам оценил его и, когда в
1974 году в автодорожном инциденте погиб еще один близкий для него человек —
Алексей Кузьмич Горчаков, представил кандидатуру Бацанова в ЦК для утверждения в
должности заведующего секретариатом.
С этим обстоятельством были связаны некоторые перемены в режиме и ритме
работы председателя в последние шесть лет его деятельности. Алексей Николаевич,
как правило, перегружался, пропуская через себя огромное количество вопросов,
ежедневно докладывавшихся ему управляющим делами Совмина М.С.Смиртюковым и
Б.Т..Бацановым, беседуя с министрами и своими заместителями (а их всегда было не
менее десятка), проводя продолжительные совещания по наиболее трудным вопросам.
Сам он плохо планировал свое время, и Горчаков играл очень важную роль, составляя
расписание на очередной рабочий день председателя и примерные планы на неделю
вперед. При этом он всегда стремился делать это таким образом, чтобы между
встречами, совещаниями, еженедельными регулярными заседаниями Политбюро и
Президиума Совмина по возможности были какие-то интервалы, позволявшие лучше
переключаться с одной темы на другую, оставлявшие время подумать или просто передохнуть.
Он также избавлял Косыгина от чтения огромного числа бумаг, поступающих из ЦК
партии и из министерств непосредственно на имя Косыгина, направляя их
помощникам или в отделы и референтуры Управления Делами Совмина для предварительной
подготовки проектов решений и заключений, некоторые просто откладывал, чувствуя,
что через какое-то время они потеряют всякий смысл и читать их не обязательно. Сам
же Косыгин редко протестовал против избыточного информационного потока.
Как-то раз, прочитав в «Тайме», что Джон Кеннеди ежедневно читал не более
двадцати пяти «входящих» телеграмм от американских послов и рассматривал не
более одной «исходящей», я завел с Алексеем Николаевичем разговор о том, что можно
было бы примерно из сотни поступающих в Секретариат шифр-телеграмм
докладывать десятка полтора, а по остальным составлять список, с кратким изложением их
содержания. Алексей Николаевич, улыбаясь дал понять, что оценил такую заботу, но
сказал, что он очень быстро их читает и это не обременяет его. В отличие от Горчакова
Бацанов, совмещая обязанности заведующего секретариатом с обязанностями
помощника по МИДу, сам старался все перечитать и председателю докладывал большие
порции. По-другому стали выглядеть и ежедневные и недельные планы работы, и в
приемной временами можно было увидеть сразу несколько посетителей, ожидающих
своей очереди. Отчасти это, конечно, объяснялось нараставшими трудностями и
увеличением бумажного потока и стремлением самого Косыгина к общению с руководителями
республик, министерств, секретарями обкомов, руководителями промышленных
объединений, научно-исследовательских институтов. Но даже пара часов, выделенных для
приема откуда-нибудь появившегося гостя, создавала перегрузку, а за короткую поездку
за границу накапливалось обычно много материалов, которые также нужно было все
«профильтровать».
На заседаниях президиума Совета Министров, проходивших каждую среду, как
правило, рассматривалось несколько десятков самых различных вопросов,
охватывающих практически все сферы жизни страны — экономику, капитальное строительство,
транспорт, социальную сферу, науку и культуру. Это были вопросы, связанные с
разработкой и выполнением государственных планов, программ развития отдельных
отраслей народного хозяйства, энергетики, с совершенно конкретными делами —
созданием промышленных объектов, развитием экономических и торговых отношений с
другими странами, выделением капиталовложений, закупками оборудования за границей,
предоставлением кредитов, строительством дорог, развитием животноводства и
обеспечением народного хозяйства и населения топливом и электроэнергией. Короче
говоря, даже просто перечислить все проблемы, попадавшие в повестки этих заседаний,
было бы наверное невозможно, и иногда приходило в голову: как бы почувствовал
себя любой из премьер-министров любой капиталистической страны, доведись ему
оказаться хотя бы на две недели в положении председателя Совмина СССР.
* * *
А советская экономика не стояла на месте. Она развивалась, и хотя темпы роста
снижались, их все-таки трудно было бы назвать низкими, но беда была в том, что
одновременно возникали, росли и множились все новые проблемы и все труднее становилось
находить возможности для их решения. Анализ выполнения плана 1966—1970 гг. показывал,
что достигнутое после начала экономической реформы улучшение показателей роста
национального дохода, производства продукции сельского хозяйства, производительности
труда сопровождалось серьезным нарушением одного из главных условий
сбалансированного развития: заработная плата росла быстрее, чем производительность труда, и
количество денег у населения все более превышало размеры товарного обращения.
По целому ряду причин и в том числе, пытаясь сбалансировать потребительский
рынок, Косыгин придавал большое значение строительству Волжского автозавода, но
розничная цена «Жигулей» оказалась довольно высокой и составляла примерно сорок
средних зарплат рабочего. Поэтому в пятилетнем плане на 1971—1975 гг. необходимо
было предусматривать более высокие темпы роста и в других отраслях
промышленности, производившей потребительские товары, и одновременно отрегулировать более
правильное использование средств из фондов предприятий — как премиальных, так и
фондов развития производства. В начале семидесятых годов с этой целью Совмином
был принят ряд постановлений. Но размеры самих этих фондов еще не были
достаточно большими, чтобы существенным образом увеличить капиталовложения. В
результате, план стал еще более напряженным, что создавало опасность усиления
межотраслевых диспропорций и невыполнения заданий по объему выпуска продукции.
Между тем отставание в развитии сельского хозяйства, несмотря на принимавшиеся
параллельно с проведением реформы меры по его поддержке, продолжало иметь ме-
сто, а три действительно засушливых года (1972, 1973 и 1975) еще более усугубили
положение. Импорт зерна в 1971—1975 гг. вырос в несколько раз по сравнению с
предыдущим пятилетием. Изыскание валютных средств для оплаты этого импорта стало
для Председателя Совета Министров постоянной заботой, так как практически только
он владел полной информацией о величине валютных ресурсов, золотом запасе и
состоянии платежного баланса страны, и совещания по этому вопросу с участием
министров финансов и внешней торговли, председателей правления Госбанка и
Внешторгбанка и министра заготовок, приходилось проводить регулярно в связи с каждой такой
очередной закупкой.
И главным тормозом реформы было перенапряжение государственного плана,
зависевшее не от системы планирования и даже не от концепции
народнохозяйственного плана, предложенной Госпланом и Советом Министров, а от политики, которая
определялась коллективным руководством, в котором решающим голосом обладал
Генеральный секретарь ЦК партии, а Председатель Совета Министров имел столько же
прав, сколько каждый из остальных членов Политбюро. И если к мнению Косыгина
все-таки прислушивались, то только потому, что учитывали его компетентность и его
знание пределов возможностей производства и финансовой системы. С другой
стороны, Косыгину заранее приходилось учитывать интересы своих коллег, естественно с
оглядкой на степень их близости к Брежневу и значение опекаемой ими области
государственной деятельности. Д.Ф. Устинов, представлявший интересы Министерства
обороны и ВПК, и Ф.Д. Кулаков, ведавший сельским хозяйством, создавали для него
наибольшие проблемы, как впоследствии и М.С. Горбачев после его назначения
секретарем ЦК по сельскому хозяйству, считавший, что именно Косыгин в конце
шестидесятых годов реформой оптовых цен в промышленности «нарушил эквивалентный обмен
между городом и деревней».
В результате исходная концепция государственного плана неизбежно
деформировалась, плановые задания становились еще более напряженными, и все это не могло
не отражаться на ходе хозяйственной реформы, требовавшей, как всякая реформа,
определенных дополнительных материальных вовлечений, прежде чем может быть
получен ожидаемый от нее результат. Особенно сильно осложняло дело оставшееся
невыполненным положение об организации оптовой торговли средствами
производства, поскольку из-за этого предприятия не всегда имели возможность использовать
даже имевшиеся у них деньги на развитие производства.
Напряженный план приводил к тому, что для любого предприятия
первоочередной задачей становилось выполнение текущей производственной программы, а
модернизация производства, внедрение прогрессивных технологий поневоле отходили
на второй план. Серьезно осложнялась и работа по определению общественно
необходимых затрат, которую Госплан и министерства должны были вести в тесном
сотрудничестве с учеными и которая должна была служить научным обоснованием для
установления правильных оптовых цен, норм рентабельности и прибыли. Наличие
большого числа предприятий с устаревшим оборудованием, производившим значительную
часть общественного продукта, делало эту работу одинаково трудной и для теоретиков, 216
и для практиков. Прибыль, остававшаяся в распоряжении предприятий, все еще была
недостаточной для их быстрого развития. В этих условиях решение многих
возникавших в народном хозяйстве проблем приходилось искать в сфере внешней торговли. И
Косыгин много занимался вопросами развития экспорта, в том числе и за счет
поставок нефти и газа. Причем, учитывая высокие темпы прироста промышленных запасов
природного газа и развитие газовой промышленности, Алексей Николаевич делал упор
на увеличение в экспорте энергоносителей доли газа при снижении доли нефти.
* * *
Но не только экономические факторы затрудняли решение возникших проблем. В
шестидесятые и семидесятые годы во всех сферах общественной жизни Советского
Союза все заметнее становились разнообразные негативные проявления, которые нельзя
было объяснить лишь экономическими трудностями. Но именно они придавали
социально-экономическому развитию СССР те черты, которые дали основание называть
этот период советской истории и последующие восьмидесятые годы периодом
«застоя». По существу этот не очень ясный термин обозначил глубокий системный кризис
советского строя и советского общества, который естественно не мог не отразиться на
развитии народного хозяйства, впрочем также как трудности в народном хозяйстве не
могли не усугублять этой поразившей страну тяжелой болезни. Вспоминая об Алексее
Николаевиче Косыгине и оценивая результаты его деятельности, эту сторону жизни
того времени невозможно игнорировать.
В высшем эшелоне управления — в Политбюро, застой проявился не только как
неспособность найти своевременные и эффективные решения многих проблем, но и
как нежелание увидеть эти проблемы, боязнь посмотреть правде в глаза. Партийная
жизнь, омертвленная еще при Сталине, окончательно превратилась в бессмысленный
ритуал, переставший выполнять дисциплинирующую функцию. Начались разложение
и гниение общественных институтов, деградация общепринятых жизненных
ценностей. «Верхи» не желали управлять по-новому, «низы» не хотели жить по-старому, но и
те, и эти не ведали, с чего начать, и находились в состоянии ментального стопора. Те,
кого называли «простыми советскими людьми» после двух десятилетий послевоенной
эйфории, чувствовали усталость от повседневных житейских забот, все более впадая в
безразличие к политическим лозунгам, вынужденные искать выхода в
приспособленчестве и ловкачестве, толкавших некоторых за черту закона.
«Какая-то в державе датской гниль...» — продекламировал однажды любивший
поэзию В.Н. Соколовский, даже не задумчиво, а как-то равнодушно, как бы
констатируя очевидное. А я вспомнил, как лет за пять-шесть до этого, когда еще не было ни
ВАЗа, ни КамАЗа и реформу Алексея Николаевича еще только-только запускали, я
зачем-то зашел к жившему неподалеку А.Г. Карпову и под влиянием возникшей тяги к
размышлению заговорил было на тему «что-то у нас не так...» Но Анатолий
Георгиевич посмотрел на меня очень странным взглядом. В его глазах, обычно живых, иногда
сверлящих, но в тот момент вдруг ставших стеклянными, отразилась сложная смесь
217 трусливой настороженности, почти собачьего испуга и мольбы: «не береди раны», и
голосом кондуктора в трамвае, объявляющего: «вагон дальше не пойдет!» он произнес
укоризненно-неодобрительно: «Философские вопросы ставишь!» Я понял, что для него
эта тема абсолютное табу и говорить с ним бессмысленно.
Не знаю, кто запустил в обиход выражение «вы делаете вид, что платите мне, а я
делаю вид, что работаю», но оно в значительной мере отражало действительное
положение вещей, возникшее в период застоя. Стимулы к инициативе и
предприимчивости, которые должна была создать начатая в 1965 году экономическая реформа,
оказались слабее, чем выгоды от умения ловчить, получая большую долю «блага» с затратой
меньших усилий. Ослабление контроля и дисциплины в партийных верхах, отказ от
ротации кадров порождали безответственность и келейность, злоупотребления
властью, следствием чего в экономике и стало расширение теневого оборота, еще более
сокращавшего государственные ресурсы. И должен подчеркнуть, что даже мы,
сотрудники аппарата правительства, сидевшие за кремлевской стеной, мало знали об этой
стороне жизни. Но для работы, которую вел Косыгин, пытаясь вывести советскую
экономику на твердую почву, для успеха его стратегии, безответственность и нарушения
закона в «верхах», как и безразличие и махинации в «низах», были губительны и
ставили под большое сомнение ее последний резерв, который заключал в себе тот самый
«авось».
Поднимал ли Косыгин когда-нибудь вопрос о застое? Не знаю, кто мог бы ответить
на этот вопрос, кроме него самого и Л.И. Брежнева. Думаю, что в принципиальном
плане не поднимал. Потому что все действия Брежнева, весь стиль его руководства и,
наконец, атмосфера и суть самого этого «коллективного руководства» исключали такую
возможность. Может быть, сразу после отстранения Хрущева какой-то обмен
мнениями у них и возникал. Однажды именно в ту пору, когда мы были у Алексея Николаевича
вдвоем с Трояновским, он ошарашил нас, сказав, что вот сейчас есть мнения, не
следует ли ввести у нас «партмаксимум», в том виде, как его когда-то представлял себе
В.И.Ленин, то есть зарплата всех руководителей и сотрудников аппарата должна быть не выше
средней зарплаты рабочих. Вопрос для нас был совершенно неожиданным. Можно
было лишь предполагать, что это происходило на заседании Политбюро, но о
причинах, побудивших к этому, ничего сказано не было. Да и вопрос был сформулирован
Алексеем Николаевичем так, что к нам непосредственно он как бы адресован не был.
Принимая во внимание авторитет Трояновского, я, естественно, не считал возможным
открыть рот первым. Но Олег Александрович тоже не торопился, и обмен мнениями
не состоялся.
Интересно то, что вернувшись к себе на третий этаж, мы некоторое время молча
постояли у окна, выходившего на Красную площадь, но и здесь также друг другу ничего
не сказали, как я понимаю, убежденные в том, что поступили правильно, не
продолжив дискуссии, неизвестно кем и для чего затеянной. Но Алексей Николаевич, по-
видимому, все-таки думал иначе, и его мнение нашло отражение в той аттестации,
которую он дал нам обоим спустя примерно год в парке старого султанского дворца в
европейской части Стамбула. Выйдя на утренний моцион, мы увидели его сидящим на
скамейке, откуда открывался вид на Босфор и Святую Софию. И вот здесь после обме- 218
на приветствиями он назвал нас, совершенно без всякой связи с разговором и нашим
поведением в Турции, «тертыми калачами». Не знаю, как воспринял это Трояновский,
но я считал свою оценку явно завышенной, на «тертого калача» я определенно не тянул
— в лучшем случае на индийскую лепешку «чапати». Хороши, конечно, были
помощники, набравшие тогда в рот воды! Но что поделаешь—таково было наше восприятие
готовности «коллективного руководства» к радикальной перестройке системы. А если
у Алексея Николаевича и были действительно какие-то надежды на «разделение
функций» и самостоятельность Совмина в делах народного хозяйства, то они оказались
несбыточными.
* * *
Конечно, Косыгин не мог не сознавать пагубности «застоя», вносившего
расстройство во всю систему управления народным хозяйством. У себя в Совмине на
заседаниях с участием министров и директоров, отчитывая кого-нибудь из них за проявления
отраслевого эгоизма или местнических интересов в ущерб общегосударственным и
призывая к соблюдению «экономически обоснованных нормативов», он иногда даже
рассказывал о министре боеприпасов Горемыкине, которого Сталин засадил за
решетку на десять лет за десять тысяч тонн сверхнормативных прутков, запасенных не
личной корысти ради, а для того, чтобы выполнить государственный план.
Косыгин решительно выступал против амбициозности, непродуманных
предложений, кем бы они не выдвигались, если они могли нанести ущерб народному
хозяйству. По вопросам совершенствования системы управления экономикой, устранения
недостатков в планировании или в деятельности министерств он отстаивал свою
точку зрения и на заседаниях Политбюро, хотя бывало и безуспешно, как вспоминал
потом Байбаков. Но выступать по крупным проблемным вопросам, касавшимся
политической системы в целом, к числу которых, безусловно, относилась и проблема застоя,
Алексей Николаевич, конечно, не мог, по крайней мере не посоветовавшись
предварительно с Леонидом Ильичем. Но Брежнев, как известно, не был склонен к
рассмотрению такого рода вопросов, и эта его «принципиальная» позиция полностью
разделялась и поддерживалась круговой порукой. Конформизм был по существу неписаным
законом «коллективного руководства», и Косыгин, как и все остальные, не мог не
подчиняться этому закону.
И все-таки я бы не рискнул назвать его «человеком системы», скорее он был ее
пленником, который, как персонаж горьковской пьесы мог бы сказать: «Мне и хочется
на волю... эх! Цепь порвать я не могу...» Разумеется, это — предположение, не думаю,
чтобы Алексей Николаевич мог кому-нибудь исповедываться о своих взглядах, разве
что Клавдии Андреевне, где-нибудь на пустынном пляже. Но в тоже время не скажу,
что это просто интуиция — косвенные приметы свидетельствовали: была у него все
же склонность к тому, что ранее других познавшие человеческую природу и уставшие
от политических дрязг англичане называют емким словом «privacy», обозначающим для
них право на сохранение индивидуальности, ухода при желании от
коммуникабельности в собственный защищенный от чужих взглядов и ушей мир. И к тому же при всей
его скромности и отсутствии влечения к эпикурейству не было ему чуждо и
стремление к разумному комфорту с индивидуальным уклоном. Он в этом вопросе явно
расходился с Хрущевым, выступавшим за развитие общественного транспорта, тогда как
Косыгин, правда уже после Хрущева, все-таки пробил строительство ВАЗа. В отличие
от Хрущева, убежденного, что советским людям следует отдыхать в пансионатах,
Алексей Николаевич отдавал предпочтение дачному строительству и садовым участкам,
часто проявлял заботу о том, чтобы в торговле, в магазинах ассортимент был
поразнообразнее, так и говорил Н.С. Патоличеву, или его заму Н. Комарову, давая согласие на
импорт потребительских товаров: «Вы включите что-нибудь для ассортимента!» И
иногда, когда видел, что-то разнообразное, хорошо устроенное, в общем приятное для глаз —
и не обязательно в магазине — то выражая высшую степень удовлетворения говорил:
«Настоящий Мюр-Мерилиз!» Так еще в дореволюционное время и годы НЭПа
назывался по имени двух владельцев-шотландцев один из самых больших универсальных
магазинов в Москве, который в наше время называют ЦУМом. Какая-то ниточка
связывала у Алексея Николаевича социалистическую концепцию общественного
благоустройства с идеалом «дамского счастья» и, конечно, без тюремной решетки за десять
тысяч тонн сверхнормативных металлических прутков.
* * *
XXIV съезд КПСС, подводивший итоги деятельности нового руководства за
первое послехрущевское пятилетие, прошел в атмосфере подъема. После периода падения
темпов роста и производительности труда Косыгин вновь мог говорить об их
повышении и о том, что хозяйственная реформа уже приносит свои результаты. Основные
задачи, поставленные планом восьмой пятилетки, были выполнены. Правда, не
удалось достигнуть намечавшегося уровня производства сельскохозяйственной
продукции, и задания по производительности труда в промышленности, сельском хозяйстве
и особенно в строительстве были недовыполнены, многие новые предприятия в
металлургии, химии, машиностроении, легкой и пищевой промышленности не были
введены в строй, что сказалось на выпуске отдельных видов продукции. Но реформа
— не единовременный акт, — говорил Косыгин, — это длительный процесс
совершенствования управления хозяйством, и необходимо продолжить работу по
дальнейшему улучшению системы показателей народнохозяйственного плана,
экономических и технических нормативов и дальше усиливать заинтересованность
предприятий в повышении эффективности. И достигнутое повышение темпов роста в 1966—
1970 гг., и эти расчеты на дальнейшее повышение эффективности по мере
осуществления реформы, в действительности переоценившие ее возможности, и послужили
основой для принятия на девятую пятилетку (1971—1975 гг.) напряженного плана
развития народного хозяйства.
Алексей Николаевич никогда не менял свою точку зрения на нархозплан как
важнейший инструмент социально-экономического развития, который позволяет
Советскому Союзу концентрировать ресурсы на приоритетных направлениях и в короткие
сроки решать самые сложные задачи. Но в тоже время он не идеализировал системы
планирования, сложившейся за годы пятилеток под влиянием возникавших
потребностей и ставившихся задач.
Своему заму В.Н. Новикову, ведавшему вопросами машиностроения, он как-то
прямо сказал, что «в нашей плановой системы многое надо решительно подправлять или
менять». А более конкретно, особенно в период подготовки директив к съездам
относительно основных направлений на пятилетку, обращал внимание на слишком низкую
долю конечной продукции в валовом национальном продукте и на то, что в широком
смысле эффективность национальной экономики зависит не только от
производительности труда, но и от рационального соотношения пропорций между отраслями, и,
следовательно, в первую очередь об этом надо думать при разработке концепции плана.
Иногда он также говорил, что план начинается с демографии, то есть исходной точкой
являются человеческие ресурсы, их размещение, динамика приростов, возрастная и
профессионально квалификационная структура. Однако и сам Алексей Николаевич
никогда с этих вопросов своих выступлений по плану не начинал. На совещаниях он
полуриторически (почти как о «партмаксимуме») касался и еще одного вопроса: «А
целесообразно ли перевыполнять планы?», поскольку это может нарушать
пропорциональность, увеличивать сверхнормативные запасы. Правда, это не могло нас особенно
волновать, потому что несмотря на то, что по объему производства многих видов
продукции СССР еще до девятой пятилетки вышел на первое место в мире, нам все равно
всего не хватало вследствие затянувшегося периода экстенсивного развития и
незавершенности формирования модернизированной структуры экономики и потенциала
роста, необходимого для такой огромной и сложной с точки зрения развития страны.
Но чаще всего при обсуждении проектов планов Косыгину приходилось говорить
о том, что план должен быть оптимальным, то есть напряженным, но реальным.
Пожалуй, это был самый злободневный вопрос, потому что как раз оптимального плана у
нас обыкновенно и не было. И девятый пятилетний план тем же отличался — все в
нем было приоритетным: промышленность и сельское хозяйство, повышение
жизненного уровня и укрепление обороноспособности, топливно-сырьевой комплекс и
высокие технологии, развитие экспорта и равновесие на внутреннем рынке. Это явно не
соответствовало представлениям Косыгина об оптимальном плане, но не в его силах
было изменить положение, потому что структура приоритетов зависела не столько от
системы планирования, сколько от стратегической линии политики, закрепленной
решениями партийных съездов и определяемой на политическом уровне, на котором
соотношение возможностей и потребностей всегда становилось слишком сложной
проблемой. А технический прогресс еще более усложнил ее. Кроме того, у Советского Союза
появились и новые международные обязательства как у ведущей страны
социалистического лагеря и союзника развивающихся стран, торопливо записанных советскими
теоретиками оптом в ряды «борцов с империализмом». Как раз эти отношения были одной из
областей, где имелись возможности для маневра, внесения изменений в
стратегический курс, для более реалистического переосмысления наших обязательств и целей.
Такой подход был близок Косыгину, но и здесь он в основном мог влиять лишь на
2 21 условия кредитной политики, систему расчетов, ориентируя Минвнешторг и Госкоми-
тет по внешним экономическим связям на более высокую внешнеторговую
рентабельность. Но и одних внутренних приоритетов было достаточно, чтобы превратить
переход к менее напряженному плану и отказ от планирования «от достигнутого уровня» в
задачу квадратуры круга. К оптимизации плана, о которой говорил Косыгин, можно
было подойти лишь постепенно и здесь реформа должна была сыграть весьма
существенную роль.
Основной порок советской системы централизованного планирования состоял в
том, что в ней решающее слово в определении приоритетов принадлежало
Политбюро ЦК КПСС, которое если теоретически и признавало необходимость научной
обоснованности плана, то только на словах, а на деле отходило от концепций, заложенных
Госпланом, и снова и снова подчиняло ее принципу «планирования от достигнутого».
Результатом была постоянная перенапряженность планов, итоги выполнения которых
оценивались как вполне успешные, так как «основные задачи» были решены, а
имевшиеся наряду с этим «определенные трудности» или «определенные недостатки»
должны быть преодолены в следующем плановом периоде... Такая практика (невозможно
даже назвать ее системой) приводила к тому, что каждое министерство стремилось
«вытянуть» выполнение плана в общих стоимостных показателях по отрасли в целом,
относя те виды продукции, по которым план оказался невыполненным, к категории
«определенных недостатков». Между тем в эту категорию почти всегда попадали те
или иные виды продукции из числа примерно ста двадцати наиболее важных, что
вело к срыву производственных программ многих предприятий. В первой половине
семидесятых годов, то есть в девятой пятилетке, Алексей Николаевич в порядке
развития реформы предложил, чтобы любое министерство или предприятие несло
ответственность перед заказчиками за невыполнение договорных обязательств и настаивал
на введении финансовых санкций в отношении нарушителей договоров. Но это не
устраивало многих министров и особенно директоров предприятий, которые сумели
заручиться поддержкой ЦК и, возможно, самого Брежнева, и смогли отстоять свои
вольности, выхолащивая тем самым хозяйственную реформу.
Уже в 1971—1975 гг., через пять—шесть лет после начала реформы ее
положительное воздействие на экономику стало снижаться, и, наоборот, возрастало значение
других направлений экономической политики, проводившейся Косыгиным, —
развития топливно-сырьевых ресурсов страны, создания новых производств и отраслей в
увязке с импортом технологий и расширением экспорта. Созданная для проведения
реформы Межведомственная комиссия во главе с Госпланом не оправдала
возлагавшихся на нее надежд. Главными причинами этого были пассивно-равнодушное
отношение со стороны аппарата ЦК и трения, возникавшие в процессе осуществления
реформы между Госпланом и министерствами. Вновь созданные министерства вопреки
надеждам и усилиям Косыгина сохраняли инерцию старых привычек и
представлений, и их главной функцией по-прежнему оставалось вытягивание плана любой
ценой, а не контроль за деятельностью предприятий в новых условиях, которые должны
были создаваться по мере углубления реформы, и ее активное стимулирование.
Безусловно, сказывалось и скептическое отношение к реформе самого Генерального секрета- 2 2 2
ря и его заметное многим желание ограничить влияние председателя правительства не
только во внешнеполитической сфере, но и в вопросах управления народным хозяйством.
Как глава советского правительства, главный функцией которого в советской
государственной системе было обеспечение экономичного развития, Косыгин находился в
весьма трудном положении. Дефициты возникали не только в
топливно-энергетическом балансе, но и в целом ряде других материальных балансов и были вызваны
диспропорциями, складывавшимися в народном хозяйстве на протяжении всех пятилеток
в ходе форсированной индустриализации огромной страны, которая в силу
исторических условий развивалась без включения в международные интеграционные процессы
и поэтому стремилась развивать у себя все отрасли, во всем опираться на собственные
силы. И ко всем уже возникшим дефицитам добавился еще один, не отраженный в
системе балансов Госплана, — дефицит времени. В подобных ситуациях
единственный выход из положения мог состоять в том, чтобы «найти топор под лавкой».
«Топором» стало развитие газовой промышленности, как наиболее эффективное
направление в топливно-энергетическом комплексе.
* * *
Однако девятая пятилетка, ознаменованная вводом в эксплуатацию
Ленинградской АЭС, В АЗа, химического комбината в г. Навои десятков других крупных
предприятий и сотен предприятий легкой и пищевой промышленности, не могла закрепить
положительные изменения, наметившиеся в восьмой. Сыграли роль и три засушливых
года и то, что повышений заготовительных цен, проведенных в 1965 и 1969 годах,
оказалось недостаточно, чтобы по-настоящему поставить сельскохозяйственное
производство на ноги. В это время усилились попытки вмешательства в работу Совета
Министров со стороны секретарей и даже заведующих отделами ЦК. Неприязненно
нездоровое отношение к Алексею Николаевичу было особенно заметно со стороны
членов Политбюро А.П. Кириленко и Ф.Д. Кулакова. Это отражалось и на
взаимоотношениях Косыгина с его заместителями и некоторыми из министров. В особенности
этим отличался Н.А. Тихонов, несомненно пользовавшийся особым покровительством
и доверием Брежнева. В отношениях с ним Алексей Николаевич проявлял заметную
осторожность. Эта категория людей использовала поддержку Брежнева для
проталкивания нужных им вопросов, связанных с изменением плановых заданий,
дополнительными ассигнованиями, выделением иностранной валюты для внеплановых
закупок оборудования. По выражению Косыгина, они «растаскивали план», пытаясь
решать «свои» нужды за счет государственных резервов, и тем самым создавая новые
«узкие места». Особенную тревогу вызывали у него просьбы о выделении валюты.
Несмотря на почти пятикратное увеличение цен на нефть на мировом рынке в
1973—1974 гг. валютная проблема в нашей хозяйственной жизни становилась все
более острой. В Совмине был образован Валютный комитет, в который входили
Н.К.Байбаков, В.Ф. Гарбузов, Н.С. Патоличев, М.Н. Свешников (а позднее B.C. Алхимов),
Ю.А.Иванов, регулярно рассматривавший состояние платежного баланса и
занимавшийся изысканием валюты для каких-нибудь внеочередных закупок на капиталиста-
ческом рынке, в первую очередь, конечно, зерна и труб для газовой промышленности.
Года два заседания Валютного комитета проводил сам Алексей Николаевич. В 1974
году у нас появился еще один заместитель председателя Совмина. Им стал Иван
Васильевич Архипов, до этого бывший заместителем председателя Госкомитета по
внешним экономическим связям. Его возвышение показалось бы необычным, если бы не
то обстоятельство, что в тридцатые годы Иван Васильевич вместе с Леонидом Ильи-
чем трудились на металлургическом заводе в Днепродзержинске. Однако Алексей
Николаевич вскоре после того, как Архипов появился в Кремле, сказал мне: «Это я его
предложил». Мне приходилось довольно часто общаться с председателем ГКЭС С. А. Скачко-
вым и его замами, и я знал, что Архипов пользуется большим уважением и авторитетом.
Об этом я и сказал Алексею Николаевичу, но знал я, и то, что ему самому сделать это
рекомендовал Леонид Ильич. Вскоре Алексей Николаевич поручил Архипову вести
Валютный комитет, но и после этого наиболее крупные валютные операции и, конечно,
платежный баланс в целом он окончательно рассматривал сам. Во всяком случае, я
подумал, что и Брежнев все-таки интересуется внешними экономическими связями, да и
валютными делами, наверное, тоже. Это подтверждалось и тем, что министр внешней
торговли Н.С. Патоличев, которому Косыгин разрешил иметь некоторый текущий
валютный ресурс на случай возникновения какой-нибудь неучтенной валютной
потребности, как нам стало известно, посвятил в это и Брежнева, что поставило Косыгина в
затруднительное положение и могло ослабить страховочную функцию этого «фонда».
* * *
На XXV съезде КПСС, следуя установившемуся партийному канону, Алексей
Николаевич снова говорил о «крупных успехах в народном хозяйстве», об «ускорении
научно-технического прогресса» и о «возросшей коммунистической сознательности»
трудящихся. В подтверждение этих оценок он даже назвал девятую пятилетку «лучшей в
истории нашей страны по масштабам абсолютных приростов промышленной
продукции». Так оно и было в действительности, но только потому, что гигантская машина
советской экономики по инерции еще ехала в гору, все более замедляя движение и
угрожая остановиться и с ускорением покатиться под гору.
Выполнение девятого пятилетнего плана с самого начала пошло неудачно.
Неурожайные годы резко снизили производство продовольственных товаров и ширпотреба,
задания по росту национального дохода и производительности труда не выполнялись,
все больше затягивались планы внедрения новой техники. Госплан докладывал в
Совмин о безответственности министерств и был сам подвергнут критике за то, что не
обеспечил должного контроля за их работой.
Между тем, главная задача пятилетки — подъем жизненного уровня и увеличение
выпуска товаров народного потребления — по-прежнему сочеталась с задачей
быстрого роста производства средств производства. При этом их решение связывалось с
ускорением технического прогресса и жестким режимом экономии при существенном
перераспределении накоплений в пользу сельского хозяйства. Столь сложная и в
известной мере противоречивая стратегия делала план еще более напряженным и практи-
чески нереальным, поскольку повышение производительности труда на базе
технического прогресса предполагало повышение фондовооруженности, а это требовало
увеличения накоплений и в промышленности. Однако, с девятой пятилетки впервые за
все время развития советской экономики началось и снижение темпов
капиталовложений. В конце концов трудности в реализации ее заданий привели к тому, что за год
до XXV съезда, на котором подводились итоги, Госплан направил в ЦК доклад о
провале пятилетки, не согласовав это с Совмином, что привело к обострению отношений
между Косыгиным и Байбаковым. По существу эти два человека несли на своих плечах
огромный груз ответственности за положение в экономике страны, не имея в тоже
время прав в решении кадровых вопросов и применения санкций в отношении
номенклатурных работников, которые находились в руках секретариата ЦК и прежде всего
самого Брежнева, предпочитавшего санкциям раздачу наград во имя своего
собственного спокойствия и процветания.
Косыгин, никогда не выражавший ни малейших претензий к устоям системы,
завершая свой доклад на XXV съезде, тем не менее сказал, что задача повышения
эффективности и качества, от которой зависела реализация девятой пятилетки—это не только
техническая и экономическая задача, но еще и задача социальная и идеологическая, и
что успех пятилетки будет решаться строгим соблюдением государственной и трудовой
дисциплины. К месту и ко времени все это было сказано, но никто и пальцем не
шевельнул, и застой продолжался, и гниль все шире распространялась по просторам
второй сверхдержавы.
В годы десятой пятилетки трудности не уменьшились, а напротив, возросли. Если
в период 1971—1975 гг. были три неурожайных года, то в 1976—1980-х вообще их не
было, а были два «высокоурожайных», но импорт зерна за пятилетие увеличился в два
раза. Система материально-технического снабжения работала с постоянными
перебоями. Машиностроителям не хватало металла, строителям цемента и леса, всем не
хватало транспортных средств. На ноябрьском Пленуме в 1977 году Брежнев говорил о
диспропорциях, дефицитах и недостаточных резервах, призывал создать запасы топлива
на зиму, сократить потребление нефти в качестве топлива, заменяя мазут газом, то есть
обо всех тех проблемах, о которых Косыгин не только говорил еще в восьмой
пятилетке, но которыми он фактически постоянно занимался, изыскивая всевозможные
развязки. Но все его усилия оставались как бы незамеченными.
Спустя десять лет после начала «реформы Косыгина» принятое XXV съездом
постановление снова поставило в повестку дня задачу улучшения управления народным
хозяйством с целью «более полного использования преимуществ социализма». Это была
попытка придать забвению «реформу Косыгина» 1965 года, но нужно было искать
какой-то новый подход к проблеме, а его не было. После XXV съезда была создана
специальная рабочая группа во главе с зампредом Госплана А.В. Бачуриным. Такое
решение явно расходилось с любыми представлениями о разделении функций между ЦК и
Совмином. По настоянию Алексея Николаевича в группу Бачурина от Совмина был
включен заместитель Косыгина В.Н. Новиков. В свое время он был председателем
Госплана, затем короткое время возглавлял ВСНХ СССР, был заместителем министра обо-
ронной промышленности и, судя по всему, был в хороших отношениях с Д.Ф. Устиновым,
но с большим уважением относился к Алексею Николаевичу и признавал его
авторитет в делах управления экономикой.
В начале 1977 года, почти через год после XXV съезда, проект предложений по
новой реформе был представлен Бачуриным для рассмотрения на президиуме
Совмина. Он был подвергнут критике, и Косыгин поручил его переработать большой группе
во главе с Байбаковым, в которую вошли и Новиков, и ряд других замов Косыгина,
многие министры и группы работников ЦК во главе с заведующим экономическим
отделом Б.И. Гостевым.
Работа над постановлением продолжалась до середины 1979 года. Наконец 12 июля
оно было выпущено, подписанное Брежневым и Косыгиным. Но оно отнюдь не стало
документом эпохального значения и не случайно называлось скромно: «Об улучшении
планирования и усилении воздействия хозяйственного механизма на повышение
эффективности производства и качества работы». Одним словом, не о спасении Рима, а
только о совершенствовании спасающих его гусей. Действительно ничего
принципиально нового по сравнению с постановлением «О совершенствовании планирования
и усилении экономического стимулирования промышленного производства»,
принятым четырнадцать лет назад по докладу Косыгина на сентябрьском Пленуме 1965 года,
оно не содержало. Содержание нового документа можно было определить так: в нем
были перечислены все цели и задачи, поставленные раньше, но не получившие
решения, и Госплану и министерствам предписывалось их выполнить. А чтобы все это
могло выглядеть солидно и надежно, к постановлению прилагался длинный перечень
нормативных актов, на основе которых и должно быть обеспечено
«совершенствование планирования» и «усиление воздействия механизма на производство», при этом
указывалось какие ведомства и в какие сроки должны были все эти акты подготовить.
На разработку «прогрессивных технико-экономических норм» давалось шесть месяцев.
Таким образом, те самые «научно-обоснованные показатели и нормы», о которых
часто говорил Косыгин и которые так и не появились на протяжении четырнадцати лет,
теперь предстояло изготовить всего за полгода. Более того, в некотором отношении
новое постановление стало даже шагом назад, так как система обязательных для
министерств показателей, устанавливаемых Госпланом, снова значительно расширялась, что
ограничивало инициативу предприятий. Правда, была здесь и положительная
сторона, поскольку делалась попытка теснее увязать заработную плату с объемом
выпускаемой продукции, а сам этот объем оценивать таким образом, чтобы исключить для
предприятий возможность искусственно завышать его стоимость. Это одно многого
стоило бы, если бы удалось разработать действительно научно обоснованные
технико-экономические нормы и нормативы по затратам труда сырья, топлива, материалов и
применить их на практике.
Не думаю, что Косыгин мог испытывать воодушевление, подписывая этот
документ. Но и не подписать его он не мог. Не мог он и не видеть, что его замысел — через
реформу механизма прийти к более разумному курсу экономической политики, которая
могла бы послужить основой напряженного, но реального плана, — не удалось осуще- 2 2 6
ствить, и в сложившейся ситуации не о реформе приходится думать, а об оперативном
текущем регулировании, то есть сначала пожар тушить, а уже потом думать, что делать
дальше. Дел таких, вполне конкретных, действительно было невпроворот. В первую
очередь нужно было поддержать сельское хозяйство, заделать брешь в зерновом
балансе, поднять отставшую химию, включая производство минеральных удобрений,
укрепить топливно-энергетический комплекс, чтобы он не превратился в главный тормоз
развития всего народного хозяйства, и «подремонтировать» потребительский рынок,
которому, конечно, далеко было до Мюр-Мерилиза.
* * *
И Алексей Николаевич с присущими ему методичностью и упорством продолжал
на ходу увязывать непрерывно развязывавшиеся материальные балансы, побуждаемый
к этому возникновением все новых дефицитов, изыскивал средства для подтягивания
отстающих отраслей, особенно в топливно-энергетическом комплексе (который
несмотря на наши самые крупные в мире гидро- и теплоэлектростанции и новые АЭС,
несмотря на Тюменский и Оренбургский газ, Экибастузский и Камско-Ачинский уголь,
становился узким местом в развитии народного хозяйства), побуждал строителей не
затягивать выполнение планов, ГКНТ и министерства ускорять выполнение программ
по внедрению новой техники, а Госплан выдерживать превышение темпов
производительности труда над приростом зарплаты. И несмотря на растущие трудности по-
прежнему делал все возможное, чтобы обеспечить приток в страну высоких
технологий за счет импорта.
Но и такое обилие проблем не изменило убеждения Косыгина в том, что уже
созданный в СССР научно-технический потенциал делает возможным дальнейшее
развитие советской экономики, что единый государственный план остается важным
преимуществом социалистической системы и что решения узловых экономических и
социальных проблем могут быть найдены. Для этого нужно повысить уровень организации
труда, соблюдать трудовую и технологическую дисциплину, максимально использовать
имеющиеся резервы и возможности, создаваемые научно-технической революцией и,
конечно, природную кладовую великой страны.
Чем питалась такая уверенность и не была ли она запрограммирована
«партийным каноном»?
Это вопрос не праздный и не из легких. Простой однозначный ответ на него дать
нельзя. Но я абсолютно исключаю, что Косыгин не осознавал всей сложности
возникшего положения, в котором оказалось советское общество, что он недооценивал
опасности застоя, не видел искажений и ошибок, которые были допущены руководством
страны на разных этапах ее истории. Что-то он мог недооценивать и что-то
переоценивать, но в целом он не считал положение безысходным и не рассматривал его как
начало системного кризиса. Естественно, что он не мог формулировать свои
публичные выступления, не приводя их к определенным идеологизированным нормам. Но в
результате общения с ним на протяжении почти двадцати лет я могу с уверенностью
говорить о том, что несмотря на присущие ему замкнутость, закрытость и осторож-
ность, у него не было ни способностей, ни склонности к лицедейству, к актерской игре.
Забота о том, что сейчас называют «имиджем», была, но она ограничивалась рамками
«хорошего тона», не переходя границы, за которой начинаются фальшь и лицемерие. И
когда в определенных ситуациях, особенно протокольного характера, ему приходилось
совершать какие-либо ритуальные действия или произносить что-то явно
каноническое, он для людей, присмотревшихся к нему, выглядел всегда связанно, неловко и
неестественно, и интонация голоса была не его, а какая-то деланная, на два тона выше.
Обладая четким и ясным складом ума, он любую мысль старался сделать убедительной
и поэтому, когда говорил о преимуществах планирования и социалистической
системы, то старался строить свои рассуждения на конкретном материале и, если говорил о
прошлом, то предпочитал приводить достоверные факты, не вызывавшие сомнений, а
когда о будущем, то опирался на уже достигнутое и на возможности технического
прогресса. Разумеется, избежать полностью политической риторики и славословия он не
мог, но избегал коверкать действительность кому-то в угоду.
У него было самое ценное качество политика — очень сильное чувство долга и
ответственности за свое дело перед обществом и перед системой, которые у него
соединялись, может быть, с помощью некоторой идеализации в единое целое. Поэтому
такое сильное впечатление произвела на него трагическая смерть Шастри в Ташкенте,
переживания и чувства которого были ему близки и понятны. И эта острота сознания
ответственности и долга сочеталась у Косыгина с огромной стойкостью и упорством в
достижении цели, железной самодисциплиной, выдержкой и терпением.
В своих воспоминаниях Н.К. Байбаков рассказал о том, как Сталин, назначая его
наркомом нефтяной промышленности, спросил его, какими качествами, по его
мнению, должен обладать советский нарком. Байбаков ответил что-то насчет чувства
долга и т.п. «Правильно, — сказал Сталин, — но главного вы не назвали. Советский
нарком должен обладать «бичьими нервами». И Алексей Николаевич, будучи человеком
внутренне эмоциональным, способным переживать в себе несправедливость,
лицемерие и интриги, все-таки этим свойством — «бичьими нервами» — обладал.
Возможно, это было в нем генетически заложено, но и «сталинская школа», безусловно,
давала себя знать.
Однако не всегда эта сторона характера Косыгина правильно воспринималась
окружающими. И даже искушенный и относившийся к нему с большим пиететом
Байбаков, по-моему, был не прав, когда резкую критику Косыгина в адрес Госплана и его
требование отозвать доклад о провале девятой пятилетки воспринял как попытку
«увернуться от неприятной правды, которую невесть как и почему родило само время».
Думаю, что Байбаков посмотрел на возникшую ситуацию лишь с одной стороны, не
приняв во внимание, что для Косыгина доклад о невыполнении плана без конкретных
предложений какой-либо альтернативы просто не был приемлем, так как выходил за
рамки «неписаного канона». К тому же и представлен он был, видимо, без какого-либо
предварительного разговора с Председателем Совмина и даже не самим Байбаковым,
а его замом Виктором Дмитриевичем Лебедевым, человеком мягким и деликатным, в
то время как сам Байбаков предпочел уйти в это время в отпуск, что само по себе не 2 2 8
могло не вызывать раздражения. Ламентации без конкретных предложений о мерах,
которые требуются для устранения трудностей, Алексей Николаевич считал
бессмысленными и пессимизм воспринимал как нытье. Ведь за всю советскую историю, даже когда
страна быстро шла вперед и экономика брала один рубеж за другим, не было периодов
без напряжения и трудностей, которые в конечном счете как-то удавалось преодолеть.
Все это вырабатывало стойкость и приучало к сдержанности в постановке вопросов.
* * *
Нараставшие трудности и появление Кириленко в роли неофициального
контролера за деятельностью Совмина не могли не осложнить взаимоотношения
генерального секретаря и председателя правительства. И обстановка в руководстве страны
ухудшилась. Еженедельные заседания Политбюро все чаще превращались в формальную
процедуру одобрения подготовленных проектов решений без серьезного обсуждения
по существу. Между тем в сфере внешней и оборонной политики в этот период
принимались весьма ответственные решения, возлагавшие дополнительное бремя на
экономику. После подписания в 1972 году во время визита в СССР президента США
Никсона советско-американских соглашений об ограничении стратегических вооружений и
систем противоракетной обороны наступившая разрядка напряженности оказалась
кратковременной и во второй половине столь трудных для СССР семидесятых годов
сменилась новым этапом гонки вооружений. США ввели дискриминационные
ограничения в торговле, отказали в предоставлении Советскому Союзу кредитов и режима
наибольшего благоприятствования. Косыгин, после визита Никсона в Москву
фактически отключенный от контактов с руководителями США и крупных
западноевропейских стран, которые монополизировал Брежнев, имел значительно меньше
возможностей, чтобы положительно влиять на отношения с этими странами.
Внешне Алексей Николаевич еще мало менялся, но временами стала заметной
некоторая усталость во взгляде и в позе, когда сидел за столом, редко, но появлялись
признаки раздражения. Мне особенно памятен один случай, опять-таки во время визита в
Ирак. Майскую жару в Багдаде, пожалуй, можно сравнить лишь с асуанской. После
проведенных переговоров, к самому обеду, уже за полдень приехали вместе с
сопровождавшими министрами на виллу, где разместили Косыгина. Помню были там С.А.
Скачков, его заместитель генерал Сидорович, еще кто-то из военных, министр
нефтеперерабатывающей промышленности B.C. Федоров и кто-то еще. У всех было одно
желание — поскорее оказаться в кондиционированном помещении и немного
расслабиться. Но Алексей Николаевич, давно усвоивший привычку говорить о делах не в
стенах дома, у которых могут быть уши, вдруг принялся описывать круги вокруг виллы,
обсуждая наши проблемы с Ираком. Все мы с трудом удерживались от того, чтобы не
вывалить наружу языки, как это делают страдающие от жары собаки. А он все ходил и
ходил. Вокруг не было ни одного деревца — одни благоухающие розы. На Скачкова,
лишенного шевелюры и шляпы, было жалко смотреть. «Прогулка» длилась с полчаса.
Наконец мы все вошли внутрь. Косыгин зашел в свой кабинет, и я воспользовался
22 9 случаем, чтобы о чем-то с ним переговорить, и вскоре зашел к нему. Слегка откинув-
шись на спинку стула, он сидел за письменным столом, положив руки перед собой. До
обеда оставалось минут десять, наш разговор прошел свободно, без напряжения, и я,
воспользовавшись этим, решил сказать ему о том, какое удивление он вызывает тем,
что в такую непереносимую жару, без шляпы ходит под палящим солнцем, когда в
Багдаде на улицах не встретишь ни людей, ни собак. Я описал ему страдания на лицах его
сопровождавших, которые только что наблюдал. Он посмотрел на меня и вдруг поднял
руку, хлопнул ладонью о стол и с выражением горькой досады и даже раздражения не
сказал, а скорее негромко выкрикнул: «А меня никакой черт, никакой черт не берет!» Я
молча глядел на него с изумлением, и он отвернулся и стал смотреть на зашторенное от
солнца окно. Я ушел от него с неприятным чувством.
Это было в мае 1976 года. А в августе у себя на даче в Архангельском Алексей
Николаевич в воскресенье взял одноместную байдарку и, как рассказывали офицеры из
его охраны, энергично работая веслом, пошел по старому руслу Москвы-реки. На воде
в тот день было нестерпимо жарко. До сих пор не знаю, было ли у него что-нибудь на
голове или он опять черта искушал. И черт поддался на искушение. Солнечный удар,
байдарка перевернулась, к счастью, в поле зрения охраны, в которой, опять-таки к
счастью, оказался человек, владевший навыками подводного плавания. Офицер охраны
Егоров поднырнул под байдарку, сумел высвободить ноги висевшего в ней вниз
головой Косыгина и вытащил его, потерявшего сознание, на берег. Это был инсульт. По-
моему, в октябре он уже выписался из больницы и вышел на работу. Во всяком случае в
ноябре этого же года Алексей Николаевич в составе партийно-государственной
делегации, возглавлявшейся Брежневым, поехал в Польшу, а в декабре снова был в Польше,
где даже выступал на митинге на металлургическом комбинате в Катовице. До марта
1977 года Косыгин из Москвы никуда не выезжал, а потом началось: в Финляндию,
где после переговоров с президентом Кекконеном, с которым его связывали, помимо
официальных, чисто по-человечески дружеские отношения, выступал с речами на
открытии первой финской атомной электростанции в Ловизе, построенной при
содействии СССР, на торжественном собрании по случаю пуска второй очереди
металлургического комбината в Раутаруукки, потом сессия СЭВ в Варшаве... А потом
три года подряд вплоть до октября 1979 года целая лавина, нахлынувших на страну
проблем — расшивка непрерывно возникавших «узких мест» в промышленности, в
сельском хозяйстве, в строительстве, на транспорте, постоянный поиск
материальных ресурсов, резервов, подготовка отчетов о выполнении государственного плана
и разработка проектов новых, ежегодные очередные сессии СЭВ и сверх всего этого
одна за другой встречи с главами правительств других стран, посещавших Советский
Союз с официальными визитами и переговоры с премьер-министрами Франции,
Индии, Австрии, Турции, Марокко, Народно-демократической республики
Йемен, с президентом Алжира. А затем еще более заполненный не только
внутренними, но еще и внешними делами 1978 год, когда назревавший кризис в Польше и
развитие обстановки в Афганистане также потребовали изыскания дополнительных
ресурсов и прежде всего продовольствия для оказания материальной поддержки
правительствам этих стран.
Но и в этот нелегкий год, когда сбои в производстве отдельных видов продукции и
увеличивающиеся дефициты начинали создавать угрозу снижения жизненного уровня
вразрез с социальными обязательствами, данными на XXV съезде, Алексей Николаевич,
выступая в Кремлевском Дворце съездов с докладом на торжественном заседании,
посвященном 61-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, снова
говорил о том, что несмотря на все наши трудности, несмотря на то, что решение ряда
вопросов отстает от требований жизни, страна, обладающая современным
научно-техническим потенциалом, квалифицированными кадрами, развивающая интенсивные
экономические и научно-технические связи со странами всех континентов, торгующая со
118 государствами, способна преодолеть эти трудности и решить все поставленные
задачи. Нужно в каждом коллективе, на каждом предприятии создать обстановку творческого
поиска нового, передового — всего того, что способствует более полному
использованию имеющихся у нас возможностей, выполнению плановых заданий и по общим
объемам производства, и по заданной номенклатуре и срокам поставки.
* * *
Но следующий 1979 год оказался хуже предыдущего. Вместо рекордного урожая в
237 млн. тонн осенью получилось почти на 60 млн. тонн меньше.
М.С. Горбачев, который в то время был секретарем по сельскому хозяйству, поднял
тревогу, разослав членам Политбюро свою записку о том, что план заготовок не может
быть выполнен и необходимо увеличить закупки зерна за рубежом. Записка вызвала
резкие возражения Косыгина, и в присутствии Брежнева он заявил Горбачеву, что у
государства больше нет валюты для закупок зерна, что нельзя больше либеральничать с
местными руководителями и поддаваться их давлению, а нужно жестко требовать
выполнения плана заготовок. Но Брежнев был на стороне секретаря ЦК, а не председателя
правительства, и закупки зерна в 1979 году превысили 30 млн. тонн. Пришлось какую-то часть
покрывать за счет аккуратной продажи «металла». Снова состоялись визиты в жаркие
страны — Индию, Эфиопию, Аден, правда не в самый худший сезон. Между тем надо
было приниматься за проект плана на завершающий десятую пятилетку 1980 год.
В один из понедельников в октябре после воскресного отдыха Алексей
Николаевич выглядел очень усталым. В 10 часов в пятом зале началось большое совещание с
замами и некоторыми из министров по проекту плана. К удивлению его участников
Косыгин вел его без перерыва до самого вечера. Несколько раз давали чай. Следующий
день начался с продолжения совещания, но к обеду он должен был ехать на аэродром
во Внуково для проводов премьера одной из стран, находившегося в СССР с
официальным визитом. С утра он чувствовал сильную боль в спине и, проводив гостя, был
вынужден поехать не в Кремль, а в поликлинику, откуда его немедленно увезли в
больницу, так как обнаружили обширный инфаркт.
На этот раз он оставался в больнице в течение более двух месяцев, а затем
проходил реабилитационный курс лечения в Барвихе и Кисловодске. Именно в этот период
в декабре 1979 года произошло событие, ставшее настоящей бедой для страны, — было
принято решение о вводе советских войск в Афганистан.
Шли разговоры о том, что Брежнев позвонил Косыгину в санаторий и спросил,
как он отнесся бы к такому решению, и когда Алексей Николаевич ответил, что вопрос
серьезный, и ему нужно время, чтобы подумать, просто положил трубку. Эта версия
вполне соответствует стилю отношений между генеральным секретарем и
Председателем Совмина, все более утверждавшемуся во второй половине семидесятых годов,
после XXV съезда и захвата Брежневым поста председателя Верховного Совета СССР,
с которого был изгнан отправленный на пенсию Подгорный. Во всяком случае,
несмотря на то, что официальных документов о том, как было принято решение, никто не
видел, теперь уже совершенно ясно, что решающую роль сыграли наиболее
приближенные к Брежневу Устинов, Андропов и Громыко, а мнение ряда членов Политбюро,
включая Косыгина было просто проигнорировано.
Это решение, принятое, как это отмечалось в работе группы военных историков,
«в тайне не только от народа, но и от Президиума Верховного Совета СССР, членов ЦК
и даже Политбюро», стало действительно роковым. И не только потому, что оно
восстановило против Советского Союза практически весь мир, и в момент, когда
советская экономика оказалась в серьезной зависимости от поставок по импорту зерна,
многих видов оборудования и материалов, привело к жестким ограничениям в торговле,
близким к режиму блокады, но в еще большей степени потому, что оно окончательно
дискредитировало брежневское руководство в глазах народа нашей собственной
страны, в полной мере выставив наружу всю его бездарность и никчемность. В сущности
это решение было закономерным итогом застоя.
И Алексею Николаевичу, вернувшемуся после реабилитации на свое рабочее
место в Кремле, пришлось немало времени снова посвятить изысканию материальных и
финансовых ресурсов для оказания срочной помощи Афганистану и с болью в сердце
выделять муку, сахар, топливо и ширпотреб. Но самое главное приближался XXVI съезд
КПСС, на котором ему предстояло делать доклад о директивах на новое пятилетие, и
нужно было начинать подготовку проекта одиннадцатого пятилетнего плана, а
положение в экономике становилось настолько серьезным, что требовался глубокий
всесторонний анализ всего комплекса экономических, социальных и политических
факторов. Неумолимо вставал вопрос о выработке новой стратегии развития советской
системы в целом и о реконструкции самого механизма ее управления. Естественно, что
начать такую работу мог только один человек—Генеральный секретарь ЦК КПСС. Но
Леонид Ильич Брежнев в 1980 году был абсолютно к этому непригоден, впрочем,
также как и в 1964-м, но тогда лишь по уровню интеллекта, а в 1980-м и из-за физической
немощи. А попытки решить проблемы советской действительности того времени только
путем реформы экономического механизма не могли привести к желаемому результату,
как нельзя изготовить телячью котлетку из несвежей свинины, пропустив ее через
механизм даже самой совершенной мясорубки.
Оказавшись унесенным потоком уже мутного времени, Алексей Николаевич
Косыгин отчаянно боролся с этим потоком, не имея шансов преодолеть его. Время застоя
сделало его ненужным и даже неудобным для Брежнева, и он решил избавиться от
Косыгина, поручив своему верному клеврету, секретарю ЦК Черненко убедить его в
том, что он должен написать заявление об отставке.
БОРИС ПАТОН
«Таким сохранился в моей памяти...»
Патон Борис Евгеньевич
Родился в 1918 г. Всемирно
известный ученый, академик,
президент Национальной
Академии наук Украины,
академик РАН, академик АН
СССР. Дважды Герой
Социалистического Труда.
Директор института элек-
2002 г., сентябрь. Киев. Слева направо: академик НАН Украины А.Д.Гвишиани, тросварки А Н Украины,
академик Б.Е.Патон—президент Национальной Академии наук Украины; академик лауреат Ленинской премии,
французской Академии наук Жан-Луи Лемоэль; академик В.И. Старостенко — Государственной премии
директор института геофизики НАН Украины; академик М.З.Згуровский—ректор СССР. Награжден золотой
Национального Технического Университета Украины (КПИ), Эммануэль Дорми — медалью имени М. В. Ломо-
профессор Парижского института физики Земли. Носова А Н СССР.
Алексей Николаевич Косыгин — выдающийся государственный деятель,
экономист, финансист, организатор промышленности. Это был интеллигентный,
образованный человек, чуждый интригам, карьеризму, борьбе за власть во имя власти. Алексей
Николаевич видел нараставшие трудности в нашей экономике, стремился их устранить.
Именно этому был посвящен разработанный им Щекинский эксперимент. К
сожалению, ему не дали развить и завершить это начинание.
Он любил и понимал науку, живо интересовался проблемами
научно-технического прогресса. Я имел возможность видеть Алексея Николаевича во время
неоднократных совещаний с учеными Академии наук СССР. Он глубоко понимал значение
фундаментальной науки, ее роль в создании новой техники и технологии, привлекал ученых
к работе в Совете Министров СССР, внимательно изучал их экспертные оценки
планов и программ развития экономики.
Мне была поручена экспертиза планов развития черной металлургии. С этой целью
мы создали рабочую группу, которая несколько лет плодотворно работала. Стремились
не к безудержному наращиванию производства стали, а к повышению ее качественных
показателей, к экономии ресурсов. И Алексей Николаевич ценил это. В годы своего
руководства Советом Министров СССР Алексей Николаевич глубоко понимал значение
топливно-энергетического комплекса для страны, необходимость его быстрого и
интенсивного развития. Вместе со своим верным соратником, председателем Госплана СССР
Николаем Константиновичем Байбаковым, с привлечением крупных ученых,
разработали грандиозный план развития нефтегазового комплекса в Западной Сибири. Именно
эта дальновидная политика позволила СССР развивать свою экономику. И сейчас она
позволяет России быть гигантским экспортером нефти и газа в западные страны.
Алексей Николаевич выезжал в Западную Сибирь, был там и зимой, изучал
месторождения нефти и газа, их освоение. Перед одним из пленумов ЦК КПСС он вернулся
из Сибири. Мне посчастливилось встретить его в фойе и попросить принять меня для
доклада по проекту постановления Совета Министров СССР о развитии сварочной
науки и техники на предстоящую пятилетку. А такие постановления неизменно
принимались на каждую пятилетку и почти всегда выполнялись. Алексей Николаевич сразу
же согласился, но сказал, что и у него есть просьба. Во время разговора в кабинете он с
горечью рассказывал, в каких тяжелых условиях трудятся сварщики, сваривая так
называемые неповоротные стыки магистрального газопровода на морозе в 40—50°С.
Сварщик лежит на спине и варит в потолочном положении стык трубы почти
полутораметрового диаметра. «Вот нужно им помочь, облегчить условия их работы,—сказал он. Я
прошу Вас подумать и разработать такую машину-автомат, которая избавила бы
сварщиков от этого изнурительного труда». Потом посмотрел на меня и добавил: «Если не
получится, мы на вас в обиде не будем. Ведь понимаем, что это очень сложная задача,
но постарайтесь». Я заверил, что будем искать и работать. Действительно, удалось
создать машину контактной сварки стыков таких труб. Машина передвигалась внутри
трубопровода, поэтому была всепогодной, а производительность труда возросла на
порядок, то есть в десять раз. Такие машины и сегодня работают на строительствах
трубопроводов. Лицензия продана в США.
Это один из эпизодов в многогранной, замечательной жизни и деятельности
Алексея Николаевича. Но он свидетельствует о подлинной заботе его о рабочем человеке,
об условиях его труда и здоровье.
Замечательный Государственный деятель и Человек!
НИКОЛАЙ БАЙБАКОВ
Из записок зампреда *
Байбаков Николай Константинович
Родился в 1911 г. в Баку. С 1944 г. нарком, министр нефтяной
промышленности СССР. В1955—1957гг. председатель Госплана СССР.
С1963 г. — председатель государственных комитетов при Госплане
СССР — министр СССР. В 1965—1985 гг. — заместитель
Председателя Совета Министров СССР, председатель Госплана СССР.
Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии. В
настоящее время на пенсии.
Алексея Николаевича Косыгина я знал еще до Великой Отечественной
войны. Однако вплотную мы с ним стали работать с октября 1965 г., после того
как меня назначили Председателем Госплана СССР и заместителем
Председателя Совета Министров СССР. Косыгин ввел меня в курс дел и мы
наметили первоочередные задачи предстоящей работы. Речь шла о серьезной
перестройке структуры Госплана, а также о темпах и пропорциях развития ряда
конкретных отраслей и координации их деятельности. Слушая Алексея
Николаевича, с которым мне впервые довелось так близко и доверительно общаться, я
был буквально восхищен глубокими знаниями и масштабным мышлением этого
человека. После той беседы у меня сложилось твердое убеждение, что он —
самый крупный и эрудированный государственный деятель из всех, с кем мне и
прежде и потом случалось работать. Он хорошо знал легкую и пищевую
промышленность, финансы, экономику и планирование, принимал
непосредственное участие в разработке и осуществлении экономической политики партии,
укреплении оборонного потенциала и международных позиций страны...
Особое внимание Алексей Николаевич уделял работе Госплана как
важнейшего экономического органа страны. Так, выступая перед его
работниками в декабре 1972 г., он говорил:
— Госплан — это генеральный штаб страны в области экономики... Особенно
важна роль Госплана в обеспечении пропорционального развития народного
хозяйства и в повышении уровня сбалансированности плана. Он тесно увязывал
совершенствование планирования народного хозяйства и управления им с
повышением эффективности общественного производства, широким
использованием достижений научно-технического прогресса. План по науке и
технике, считал он, должен стать важной составной частью народнохозяйствен-
Отрывки из книги Н.К.Байбакова «От Сталина до Ельцина».
разрабатывать специальную программу по внедрению в народное хозяйство новой
техники и технологии. Эта программа разрабатывалась совместно с Госкомитетом по
науке и технике (ГКНТ), Академией наук СССР и министерствами. Затем она
утверждалась на совместных заседаниях коллегий Госплана и ГКНТ, а также президиума
Академии наук. Алексей Николаевич считал одним из надежных путей улучшения работы
Госплана широкое использование экономико-математических методов и
вычислительной техники. Кстати, при его активном содействии был построен и введен в действие
крупный вычислительный центр при Госплане, без которого было бы невозможно
вести разработку народнохозяйственных планов, поиск оптимального решения тех или
иных проблем.
Говоря о разработке и рассмотрении планов, хочу отметить, что Алексей
Николаевич, придавая этой работе первостепенное значение, постоянно участвовал в их
подготовке. Он скрупулезно изучал все документы и неоднократно возвращал их нам на
доработку.
Для примера можно привести рассмотрение плана на 1973 г. Представленный
проект был очень сложным, потому что темпы роста сельскохозяйственной продукции
были низкими, а не обеспечив рынок этим сырьем, мы не смогли бы произвести
достаточного количества товаров народного потребления, чтобы покрыть рост
зарплаты. Усилиями корифеев планового комитета едва-едва сверстали план с соотношением
— один процент производительности труда к одному проценту заработной платы.
И с таким проектом я отправился в Совет Министров, надеясь втайне, что
Алексей Николаевич поймет нас, увидев, какое тяжелое положение для народного
хозяйства сложилось в неурожайном 1972 г.
Ознакомившись с проектом плана, он спросил: при таком плане мы все сожрем и у
нас ничего не останется на расширенное воспроизводство? Нужно, чтобы рост
производительности труда всегда опережал рост зарплаты.
Я пытался доказать, что такое соотношение является результатом постигшей нас
засухи. А ведь известно, что продукция сельского хозяйства составляет в
товарообороте 70—75%. На это Косыгин мне ответил:
— Знаешь, твои болячки — это и мои болячки, а мои болячки—твои болячки. Ты
мой заместитель. Вот тебе семь дней, иди к себе, собери коллегию, вызови министров
и скажи им, что такой план правительство принять не может. Нужно изыскать
возможности повышения роста производительности труда за счет лучшей организации
производства, внедрения новой техники и технологии, добиться увеличения выпуска
продукции, и особенно товаров народного потребления.
Делать нечего — в Госплане с участием министерств мы провели основательную
доработку проекта, и в Совет Министров был представлен уточненный план, где
соотношение темпов роста производительности труда и зарплаты уже составляло 1:0,8.
Алексей Николаевич принял этот план без особого удовлетворения.
Следует сказать, что при А. Н. Косыгине не было ни одной пятилетки и даже ни
одного года, чтобы увеличение зарплаты опережало рост производительности труда.
Мы добивались такого соотношения, при котором обеспечивалось расширенное вое- 2 3 6
производство как важнейшее условие социалистического накопления. Денежные
средства выдавались под те задания, которые должны были дать рост производительности
труда. Это безусловно благоприятно сказалось на снабжении населения товарами
народного потребления.
Когда в том же 1965 г. А.Н. Косыгин выступил на пленуме ЦК с докладом об
улучшении управления промышленностью, совершенствовании планирования и усилении
экономического стимулирования производства, я расценил это как существенный шаг
по пути повышения эффективности народного хозяйства.
Речь шла о серьезной экономической реформе. Инициатором и душой ее был
Алексей Николаевич. К реформе тщательно готовились. Госплан предложил целый пакет
документов, над которыми работала специальная комиссия. В нее были привлечены
лучшие научные силы, руководители многих предприятий, специалисты. Самое
активное участие принимал и сам А.Н. Косыгин. Предварительно были проведены
интересные эксперименты в промышленности. Существенно расширены права
предприятий, сокращено число плановых показателей, по которым оценивалась их работа,
учитывался фактор прибыли, повысилась материальная заинтересованность трудовых
коллективов.
Проанализировав состояние отраслевой экономики за первый год эксперимента,
Алексей Николаевич пришел к выводу, что, предоставив предприятиям свободу
маневрирования, мы не сумели установить за ними действенный контроль. В результате
начался опережающий рост заработной платы по сравнению с повышением
производительности труда.
К сожалению, довести реформу 1965 г. до конечных результатов не удалось.
Неудача ее экономической части связана с неправильным разграничением функций
государства, его центральной власти, с одной стороны, министерств и республик — с
другой. На практике это привело к тому, что доходная часть государственного бюджета
сократилась, средства ушли на предприятия, а расходы остались за государством.
Довести реформу до конца не удалось также из-за слабой поддержки Политбюро
ЦК КПСС, среди членов которого не было единого мнения. И все-таки усилия
организаторов реформы не пропали даром. Такая встряска нужна была предприятиям и
министерствам, центральным органам и союзным республикам. Это был период
практической работы и учебы. Ведь в то время наша экономическая наука ничего, кроме общих
рассуждений о необходимости реорганизации управления народным хозяйством, не
предлагала. Экономическая стратегия глубоко и всесторонне раскрыта в докладах
А. Н. Косыгина на XXIII, XXIV и XXV съездах партии об основных направлениях
социального и экономического развития СССР в годы восьмой, девятой и десятой пятилеток.
Пятнадцать лет работал я в тесном контакте с Алексеем Николаевичем
Косыгиным. И, как водится, за столь большой срок случались самые разные ситуации, не
всегда однозначные. При мне не раз обсуждались очень острые проблемы развития
государства. Наблюдая за деятельностью Алексея Николаевича, должен сказать, что он
чрезвычайно ответственно подходил к принятию правительственных решений, прежде чем
поставить подпись под каким-либо государственным документом, взвешивал все «за»
и «против». Он неоднократно напоминал, что если ошибется директор предприятия,
то его ошибка может обойтись государству в тысячи рублей, ошибка министра — в
миллионы. Оплошность же Председателя Госплана или Совмина будет исчисляться
миллиардами...
Алексей Николаевич умел сплотить вокруг себя заместителей, других членов
Президиума Совета Министров СССР. Причем это делалось без нажима, на базе деловых
отношений. Он спокойно, без раздражения давал оценку нашей работе, иной раз
суровую, и в то же время не зажимал нам рты, когда и мы высказывали свои претензии
членам Президиума Совмина, в том числе и ему, и министрам. На заседаниях нередко
возникали острые ситуации с руководителями отраслей, всегда заинтересованных в
получении дополнительных средств, материальных ресурсов. Вместе с тем по поводу
планирования и решения государственных задач мы с Алексеем Николаевичем
придерживались, как правило, одинаковых взглядов, и чувствовалось, что он относился ко
мне доверительно. Заседания или совещания в Совете Министров, когда их проводил
А. Н. Косыгин, были всегда конкретными. И что особенно важно, он строго
контролировал выполнение постановлений, решений и резко критиковал руководителей в
случае их срывов.
Когда я иногда вместе с Алексеем Николаевичем приходил на какое-нибудь
совещание в ЦК, то Брежнев бросал на меня выразительный взгляд, считая меня «косыгин-
цем». Мне же нравились здравомыслие и осмотрительность, с какими Алексей
Николаевич подходил к решению народнохозяйственных задач, импонировала острота и
четкость мыслей. Не потому ли Брежнев относился так настороженно к Косыгину?
Видя, как Леонид Ильич болезненно реагирует на критические замечания Косыгина,
сторонники и приверженцы Генсека особенно не углублялись в рассмотрение
проблем. Поэтому нередко крупномасштабные мероприятия обсуждались без глубокого,
взвешенного подхода. Вспоминаю, что после подобных заседаний Косыгина буквально
трясло от возмущения, от того, как непродуманно и поспешно решался тот или иной
важнейший вопрос. Но, увы, без поддержки всемогущего Политбюро Алексей
Николаевич практически ничего не мог сделать...
«Правда оказалась неожиданной
и неприемлемой...»
Девятая пятилетка, как известно, началась нелегко. Тщательно проанализировав
сложившуюся ситуацию, работники Госплана СССР пришли к неутешительному
выводу, что некоторые задания пятилетки нельзя выполнить, так как важнейшие
предприятия не обеспечены средствами. Экономическая несбалансированность,
нарушившая нормальный процесс общественного воспроизводства, явилась результатом
затратного принципа хозяйствования. Так, долговременное вложение больших ресурсов
в сельское хозяйство не дало должных результатов. Другая проблема — в
строительстве, где денежные средства поглощались, а ввод новых мощностей задерживался; к 2 3 8
тому же неудержимо росла сметная стоимость объектов. Так, по расчетам, сооружение
автомобильного гиганта на Волге должно было стоить пять миллиардов рублей, а
реально истратили шесть миллиардов.
Невыполнение планов ввода в действие производственных мощностей
отразилось на развитии базовых отраслей и более всего тяжелой промышленности, на
объемах производства угля, черных металлов, химической продукции.
Ограниченность ресурсов для нужд народного хозяйства в немалой степени была
связана с капитальными расходами на оборону. Нужно было ликвидировать приоритет
США по ядерным вооружениям, что требовало колоссальных затрат. Все это привело к
тому, что расходы государственного бюджета превысили его доходы. «Страна стала
жить не по средствам» — так определили в Госплане данную ситуацию.
Появились и другие тревожные симптомы: резко ухудшилась продукция пищевой
промышленности. При тех же материальных ресурсах пищевики из прежнего
количества мяса производили больше колбасы, увеличив в ней содержание крахмала.
Впервые ухудшение качества продуктов питания обнаружилось еще при Хрущеве, но тогда
такие случаи были не часты, теперь же это стало своего рода эпидемией. Сдвиги в
ассортименте все чаще стали проявляться на тех предприятиях легкой и пищевой
промышленности, которым дали право самостоятельно планировать свою работу и
ввести хозрасчет. Часть прибыли увеличивалась не за счет роста эффективности
производства и ресурсосбережения, а, как выяснилось, путем скрытого повышения цен на
выпускаемые товары. Этот так называемый «ассортиментный хор» не учитывался в
индексах ЦСУ СССР и осуществлялся ведомственным путем в обход Госплана.
Доложил мне об этом явлении начальник сводного отдела В.П. Воробьев. По его
поручению этой проблемой занималась Галушкина Нина Андреевна. Когда-то она
работала на производстве, затем в министерстве, была знакома с крупнейшими учеными
в области пищевой индустрии. Нина Андреевна поехала на места, побывала в
различных научно-исследовательских институтах, на заводах и фабриках и на основе
собранного уникального материала сделала подробнейший анализ. Ее расчеты показали, что
примерно половина средств от товарооборота достигалась за счет ухудшения качества
и скрытого повышения цен.
— Государство очутилось в опасном положении, — говорил тогда Воробьев, —
выход напрашивается такой: за счет прироста сырья надо выпускать новую более
качественную продукцию и постепенно вытеснить продукцию, не удовлетворяющую
запросам потребителей.
Долго и подробно мы обсуждали с Воробьевым этот вопрос, пока не пришли к
заключению, что руководство страны должно знать о сложившемся положении.
— Подготовьте обстоятельный доклад! — попросил я Воробьева.
Пока готовился доклад, я ушел в отпуск. Отдыхал в доме отдыха «Сосны», под
Москвой. Руководить Госпланом остался мой первый заместитель Виктор
Дмитриевич Лебедев, высокообразованный инженер-экономист. Накануне ухода в отпуск я
обсудил с ближайшими сотрудниками результаты анализа ситуации и дал указание В.Д. Ле-
2 3 9 бедеву представить в правительство подготовленные Госпланом предложения по раз-
витию экономики. На закрытое заседание Президиума Совета Министров, кроме
Лебедева, вызвали начальника сводного отдела Воробьева. Позвонили в «Сосны» и
сказали, чтобы я тоже прибыл.
Когда Лебедев вышел на трибуну и начал зачитывать свой доклад, в котором
давалась нелицеприятная оценка характера развития народного хозяйства в девятой
пятилетке, Косыгин стал нервничать.
— Почему мы должны слушать Лебедева? — недовольно хмурясь, непривычно
резким тоном спросил он. — Ведь Байбаков не видел этот документ.
Я возразил, что видел этот документ и много раз, к тому же, обсуждал его.
— Но ты же не подписал его?—Все еще не желая верить тяжелому смыслу
доклада, как бы с надеждой обратился Косыгин ко мне.
— Я в отпуске, но с содержанием доклада согласен.
— Мы вообще не знаем, кто его составил, — заявил Косыгин.
Впервые я видел, как Косыгин пытается увернуться от неприятной правды,
которую невесть как и почему родило само время.
На это Лебедев ответил:
— Вот Воробьев здесь, он и готовил доклад.
Уловив, что Косыгин настроен критически, один из замов Председателя Совмина
возмущенно, подыгрывая косыгинскому настроению, заявил:
— Откуда Воробьев знает это? Откуда у него такая информация? Он начальник
отдела и не может располагать подобной информацией.
Стало тихо-тихо. Эти слова ошеломили своей грубой высокомерностью. И тогда
взорвался Воробьев:
— Вы могли меня упрекнуть в том, что я не знаю или чего не следует мне знать. Но
в том, что я знаю и что обязан знать, вы упрекать меня не можете.
Как видим, доклад вызвал резкую негативную реакцию среди зампредов и членов
Президиума Совмина. Л.В. Смирнов, М.А. Лесечко, И.Т. Новиков один за другим стали
выступать, пытаясь представить, что они в данных вопросах более компетентны,
нежели работники Госплана. Посыпались реплики: «Почему мы должны «раскачивать»
пятилетку?», «Еще впереди половина пятилетки, и мы успеем все поправить»,
«Госплан смотрит на это явление односторонне и мрачно», «Не надо коней менять на
переправе!» (Эта последняя фраза как палочка-выручалочка сколько раз будет использоваться
еще!). Нечто от страусовой стратегии — спрятать голову под крыло, и все исчезнет
само собой! — было в этих выкриках и упреках.
Да, досталось нам тогда от дружных зампредов! Нас критиковали за недостатки в
планировании, и прежде всего в области инвестиционной политики, в неумении
сбалансировать планы. Косыгин почти не слушал, что говорили его заместители, он
тщательно просматривал экземпляр доклада. По всему было видно: неприятно ему
читать информацию о негативных процессах в легкой и пищевой промышленности.
Нелегко было докладывать обо всем этом Лебедеву, хотя он был тверд в
доказательствах и читал доклад ровным голосом. Косыгин, вздохнув, отодвинул от себя
печатный экземпляр и резким тоном запретил Лебедеву продолжать доклад. Виктор Дмит-
риевич осекся и побледнел, сошел с трибуны и, усаживаясь на место рядом со мной,
сокрушенно шепнул:
— Не оправдал я вашего доверия, Николай Константинович!
Все было скомкано. Заседание закончилось, к нам подошел министр финансов
В.Ф.Гарбузов и печально произнес:
— Алексей Николаевич очень переживает из-за этого доклада.
— Кто-то должен докладывать правительству о реальном положении дел в
стране, — возразил я, — и таким органом призван быть Госплан.
Интересна и показательна судьба этого документа. Доклад был размножен и
роздан всем заместителям Косыгина, а затем, буквально на следующий день, экземпляры
были у них изъяты и уничтожены. Никаких решений по докладу не принималось. В
аппарате ЦК КПСС, куда также был направлен один экземпляр, доклад успели
прочитать только несколько человек. К.У. Черненко, тогда заведующий секретариатом ЦК,
потребовал, чтобы я забрал этот документ обратно.
— Но как я могу забрать то, что адресовано руководству?—возразил я.
Тем не менее, доклад руководству партии показан не был. Видимо, где-то в архиве
этот документ еще лежит. Думаю, он представляет интерес и ныне, когда предприятия
стали самостоятельны и никому не подотчетны, а приватизированные и вовсе
управляются по воле новых хозяев. Можно с уверенностью сказать, что сделанный тогда
Госпланом СССР анализ развития народного хозяйства в целом оказался верным.
Сейчас, через многие годы, вспоминая эту вполне понятную реакцию и
Косыгина, и его помощников, и работников аппарата ЦК, я думаю, что здесь не было никакой
злой воли с их стороны; просто правда оказалась для них неожиданной и
неприемлемой, так как противоречила всем их представлениям о социалистической экономике,
которая не может «болеть» и не соответствовать привычным представлениям. Мы,
госплановцы, оказались в роли плохих «вестников», а таких, как правило,
отождествляют с их вестями...
ВИКТОР ГРИШИН
«Он не заигрывал с людьми...»
Гришин Виктор Васильевич
(1914—1992)
Политический деятель, дважды Герой Социалистического Груда. В
1956—1967 гг. — председатель ВЦСПС. В 1967—1985 гг. — первый
секретарь МГККПСС. ЧленЦККПССв 1952—1986гг.; в 1971—1986гг.
— член Политбюро ЦК КПСС.
У меня сложились хорошие, товарищеские отношения с Алексеем Николаевичем
Косыгиным. Как председатель ВЦСПС, я часто встречался с ним в Кремле (тогда он
был зам. Председателя Совмина СССР) для согласования бюджета социального
страхования, решения вопросов развития сети санаториев и домов отдыха, строительства
рабочих клубов и домов культуры, по другим проблемам профсоюзов, улучшения
условий труда и быта трудящихся. Будучи Председателем Совмина СССР, он не раз
встречался с председателями ЦК и Совета профсоюзов, выступал перед ними.
В мою бытность первым секретарем МГК КПСС я постоянно получал помощь от
Председателя Совмина СССР в решении задач реконструкции московской
промышленности, транспорта, улучшения строительства, снабжения населения
продовольственными и промышленными товарами. Он много лет избирался депутатом
Верховного Совета СССР от Москвы, часто посещал предприятия, особенно легкой
промышленности, магазины, помогал в решении вопросов развития города.
Хорошо зная вопросы экономики и финансов, Алексей Николаевич принимал меры
по улучшению организации производства и труда людей. Под его постоянным
контролем находились финансы государства. Ежегодные и пятилетние планы правительством
представлялись в Политбюро, а затем в Верховный Совет СССР, всесторонне
сбалансированными. Объемы выпуска продукции увязывались с ростом мощностей
производства, материально-техническим снабжением, с потребностями и реализацией
изделий. Доходы государства всегда на 3—5 % превышали расходы, и тем создавался
резерв средств для возможного финансирования непредвиденных работ. Дефицита в
бюджете не допускалось. Если появлялась необходимость увеличения выпуска денег
(эмиссии), то устанавливали самый короткий срок изъятия из оборота
соответствующего количества денег. Причем за этим устанавливался жесткий контроль, каждый слу-
чай эмиссии и изъятия из оборота рассматривался на заседаниях Совета Министров,
докладывался Политбюро ЦК КПСС. Внешней финансовой задолженности практически
не допускалось. Напротив, все социалистические и многие развивающиеся страны были
должниками Советского Союза за поставленные материалы, оборудование, оказание
различных услуг. Займы в валюте у банков капиталистических стран составляли не
более 5—7 млрд. долларов, и, учитывая высокий процент, возвращались
своевременно. Таким образом создавалось твердое финансовое положение в государстве.
А.Н.Косыгин тщательно следил за строгой сбалансированностью
товарно-денежных отношений в стране. Требовал от Госплана и Минфина, других министерств
наиболее полного обеспечения выдаваемых населению денег товарными ресурсами.
Каждому министерству, республике, а затем предприятиям и всем организациям
устанавливали твердый фонд зарплаты (на год и пятилетку), тоже рассчитанный и
обеспеченный товарной массой. Никто не мог завысить установленный фонд зарплаты. А если
этого увеличения требовали непредвиденные обстоятельства, правительством
одновременно принимались меры по увеличению товарной массы на соответствующую
сумму. Наряду с закупками в капстранах современного оборудования и технологий,
А.Н. Косыгин смело шел на приобретение товаров народного потребления, что
способствовало насыщению нашего внутреннего рынка товарами и сбалансированию
внутреннего бюджета. Это было выгодно государству и способствовало удовлетворению
спроса внутреннего рынка.
А.Н.Косыгин был внимательным и чутким человеком. Его отличали высокая
культура, добросердечность, порядочность, общительность. Неоднократно мы семьями
отдыхали рядом на дачах в Крыму, в санаториях Барвиха, Утес. Имели общих друзей. У
него была хорошая семья, сам он был примерным семьянином. Добрая память осталась
о жене Алексея Николаевича—Клавдии Андреевне. На отдыхе она была
организатором наших встреч, вечеров песни и музыки. Зять А.Н.Косыгина—Д.М.Гвишиани
хорошо играл на различных инструментах. Мы пели русские песни.
Алексей Николаевич поддерживал рабочие и товарищеские отношения со своими
коллегами по работе в Совете Министров СССР и в Политбюро ЦК. С большим
уважением относились к нему руководители республик, краев и областей страны. Но он
не заигрывал с людьми. Он был требователен и принципиален в отстаивании своих
взглядов и убеждений. Наверное, именно в силу этих причин у него сложились
натянутые отношения с Л.И.Брежневым. Последний, видимо, ценил его опыт, умение
руководить правительством, но не хотел мириться с его независимостью, ярко выраженным
чувством собственного достоинства. Надо полагать, что на их отношениях сказывалось
и то, что А.Н.Косыгин пользовался большим авторитетом в народе, что не устраивало
Л.И.Брежнева с его амбициями. Он хотел быть один на самом верху и не желал ни с кем
делить авторитет и власть первого лица в партии и стране. А.Н.Косыгин, в свою
очередь, считал себя более подготовленным, более опытным и эрудированным
руководителем, стоящим на голову выше Л.И.Брежнева, и не хотел мириться с его претензиями на
абсолютное первенство в руководстве страной. Думаю, что А.Н.Косыгин как
Председатель Совмина СССР хотел быть на равных с Генеральным секретарем ЦК КПСС.
По всему было видно, что Л.И.Брежневу было трудно сработаться с
А.Н.Косыгиным, который всегда подчеркивал свою независимость, самостоятельность, несогласие
с стремлением Л.И.Брежнева к единовластию. Однако поставить вопрос об
отстранении А.Н. Косыгина от руководящей роли в партии и в стране он не решался, понимая,
что авторитет Председателя Совмина СССР в партии и народе высок, и сама
постановка такого вопроса могла вызвать большие осложнения.
В конце 70-х годов на одном из заседаний Политбюро ЦК КПСС, думаю, что по
подсказке или в угоду Леониду Ильичу, с резкой критикой А.Н.Косыгина выступил
председатель Госплана СССР Н.К.Байбаков. Он сказал, что Председатель Совмина не
читает его — председателя Госплана — записок, не читает документы, идущие в Совет
министров, не вникает глубоко в работу и т. п. А.Н.Косыгин возражал, говорил, что все
поступающие к нему документы внимательно рассматриваются. Получилось все
довольно некрасиво. Мы, некоторые члены Политбюро ЦК, вынуждены были вмешаться,
чтобы прекратить эту неподходящую для работы Политбюро ЦК перебранку.
Вскоре А.Н.Косыгин заболел. У него случился инфаркт миокарда. Л.И.Брежнев
решил отправить его на пенсию. Он позвонил мне по телефону (наверное, как и
другим членам Политбюро) и стал уговаривать освободить А.Н.Косыгина от
обязанностей Председателя Совета Министров СССР и выдвинуть на это место Н.А.Тихонова,
работавшего заместителем Председателя Совмина. Я высказал соображение, что
может быть А.Н.Косыгин еще сможет поработать, приносить пользу стране.
Л.И.Брежнев, сославшись на мнение начальника четвертого главного управления Минздрава
СССР Е.И.Чазова, сказал, что А.Н.Косыгин работать уже не сможет. Да и вообще Н. А.
Тихонов будет работать хорошо, он лучше Косыгина составит государственный план. Но
это, конечно, была совершенно неравноценная замена. А.Н.Косыгин недолго пробыл
на пенсии и вскоре умер. Было решено похоронить его на Красной площади, урну с
прахом умершего установить в Кремлевской стене. Л.И.Брежнев сказал, что на
похороны он не пойдет, но после наших уговоров принял участие в траурной церемонии.
ВЛАДИМИР НОВИКОВ
Как товарищи и единомышленники
Новиков Владимир Николаевич
(1907—2001)
Родился в 1907г. в деревне Крестцы под Валдаем. С1939 г. — главный
инженер, директор Ижевского машиностроительного
(оружейного) завода. В июле 1941 г. назначен заместителем наркома
вооружения СССР. С 1955 г. по 1957 г. — первый заместитель министра
боеприпасов СССР. С 1958 г. — первый заместитель Председателя
Совета Министров РСФСР, председатель Госплана РСФСР. С 1960 г.
— заместитель Председателя Совета Министров СССР,
председатель Госплана СССР. В1965—1980 гг. —заместитель Председателя
Совета Министров СССР. Герой Социалистического Труда.
За долгие годы мне довелось общаться с тысячами людей разных взглядов,
характеров, поведения, стилей работы. С их жизнью и деятельностью бывала связана и моя
судьба. Среди них, пожалуй, только несколько человек запомнились как-то особенно
— одних я вспоминаю с теплотой и сердечностью, других—с неприязнью. И к числу
первых я с безусловной уверенностью отношу Алексея Николаевича Косыгина.
В 1941 г. меня назначили заместителем народного комиссара вооружений СССР.
Надо сказать, что хотя наркомом тогда был Д. Ф. Устинов, однако фактически
оборонную промышленность в военные годы «опекал» член Государственного Комитета
Обороны, нарком внутренних дел Л. П. Берия. В то время об Алексее Николаевиче
Косыгине я знал только по разговорам, а также по тем делам, которые нам приходилось решать
с Советом по эвакуации, в частности по перебазированию оборонных предприятий в
восточные районы страны. Кроме того, первые два года войны в Москве я почти не
бывал, в основном находился в Ижевске, где создавались и осваивались многие
образцы стрелкового оружия и военной техники и была сосредоточена металлургическая
база наркомата.
Знакомство же наше состоялось заочно, по телефону. В1943 г. Алексей Николаевич
работал Председателем Совнаркома РСФСР, и тот первый разговор был о поставках
нашему наркомату специальной тары для упаковки оптических приборов. Осенью того
же года вместе с министром лесной промышленности М. И. Салтыковым я был на
приеме у Косыгина. Речь шла о выделении ижевским оружейным и сталеплавильным
предприятиям дополнительного количества дров — основного в ту пору вида
топлива, потребление которого одним заводом составляло 300 вагонов в сутки. Дело
уладилось быстро, хотя и не совсем в том объеме, который устраивал предприятия. У меня в
памяти отложился только внешний облик Косыгина: выше среднего роста, еще моло-
дой (ему не было и сорока), подтянутый и с довольно суровым лицом. Он очень
внимательно выслушал нас и, приняв решение, на другие темы отвлекаться не стал.
Наши последующие встречи, более близкое знакомство и совместная работа
начались уже позже, при Хрущеве. Надо заметить, что после 1953 г. в руководстве
народным хозяйством началась форменная «чехарда». Министерства то ликвидировались,
то объединялись, то через короткое время вновь восстанавливались такими же, какими
были при Сталине. Руководство Совета Министров постоянно менялось. Вначале
правительство возглавлял Г. М. Маленков, затем Н. А. Булганин и, наконец, Н. С.
Хрущев. К 1957 г. старые кадры были практически Хрущевым разогнаны. От руководства
страной были отстранены Молотов, Каганович, Маленков, Сабуров, Шепилов и
другие. Затем пошла волна реорганизации управления экономикой, и меня назначили
председателем Ленинградского совнархоза, а спустя некоторое время — председателем
Госплана РСФСР.
В тот «смутный» период А. Н. Косыгин занимал различные должности. В конце
50-х годов он работал первым заместителем председателя Госплана СССР. Мне, да и
не только мне, но даже в республиках было известно о его напряженных отношениях с
председателем Госплана И. И. Кузминым. Он постоянно и необоснованно критиковал
Алексея Николаевича, выискивал несуществующие упущения в работе. Причем, по
моему мнению, эти нападки были вызваны неосведомленностью в
народно-хозяйственных делах и некоторым волюнтаризмом Кузмина; Иосиф Иосифович был человеком
сверхактивным, но малоопытным. На первых порах он пользовался большим
доверием Хрущева, но, допуская серьезные ошибки, нередко подводил его. Словом,
положение Алексея Николаевича было довольно сложным. Уж не знаю, по какой причине, но,
очевидно, все-таки в связи с некомпетентностью от работы в Госплане Кузмина
освободили, и 20 марта 1959 г. его председателем стал А. Н. Косыгин. Но проработал он на
этом посту чуть более года, затем его утвердили первым заместителем Председателя
Совета Министров СССР, а меня назначили на его место.
Во время нашей первой встречи в Госплане Алексей Николаевич сказал примерно
следующее:
— Мне известно, какую школу ты, Владимир Николаевич, прошел — был
директором крупнейшего оборонного завода, много лет работал заместителем министра, был,
хотя и недолго, председателем совнархоза, руководил Госпланом РСФСР. В
правительстве единодушно придерживаются мнения, что работа председателем Госплана Союза
будет тебе по плечу. Пригласи товарищей Иванова и Подуголыникова, и они введут
тебя в курс, скажут, где дела идут хорошо, где плохо, а потом сам постепенно
разберешься с каждым подразделением этой крупной и ответственной организации. Если
возникнут сложности, всегда можешь получить у меня добрый совет. На этом и
закончилась передача дел от прежнего председателя.
Заседания Президиума Совета Министров СССР тогда обычно проводил А.Н.
Косыгин, так как сам Никита Сергеевич участвовал в этих заседаниях только при
рассмотрении особо важных вопросов, таких, как план на следующий год или пятилетку,
обсуждение принципиальных проблем промышленности и сельского хозяйства. 2 4 6
В смещении Хрущева, насколько я знаю, Алексей Николаевич активного участия
не принимал, хотя и не защищал Никиту Сергеевича. Единственным человеком,
который, хотя и робко, пытался вступиться за Хрущева, был А. И. Микоян, что стало
впоследствии негласной причиной освобождения его с поста Председателя Президиума
Верховного Совета СССР. По моему мнению, устранение Хрущева было бы
практически невозможно, оставайся на работе в ЦК Ф. Р. Козлов. Фрол Романович был
искренне предан Хрущеву. Исполняя обязанности секретаря ЦК, будучи членом
Политбюро и первым заместителем Председателя Совета Министров СССР, он в конце
своей деятельности, к 1962 г., сосредоточил в своих руках (конечно, не без поддержки
Н.С.Хрущева) вопросы кадров, военно-промышленного комплекса, а также
непосредственно занимался внешней и внутренней безопасностью. Неожиданный
паралич прервал его активную деятельность.
Свое новое назначение Алексей Николаевич воспринял спокойно. Больших
кадровых изменений как в Политбюро, так и в правительстве не произошло. Правда, были
отправлены на менее ответственную работу откровенные подхалимы Хрущева и
смещены некоторые работники, но не из высшего эшелона власти.
Несколько неожиданным было перемещение Д. Ф. Устинова с поста первого
заместителя Председателя Совета Министров СССР и Председателя Высшего совета
народного хозяйства на работу в ЦК партии в качестве секретаря по
военно-промышленным вопросам. Позднее, когда я уже был заместителем Алексея Николаевича, мне стала
ясна причина этой перестановки.
У Дмитрия Федоровича часто рассмотрение даже простого вопроса затягивалось
на два-три часа, а то и больше. Ночью он звонил директорам заводов, их заместителям,
а нередко даже и начальникам цехов. Устинову требовалось каждый вопрос разбирать
до мелочей так, чтобы он его понимал на уровне начальника цеха или среднего
конструктора. Таков был метод его работы, который он перенес из министерства и в Совет
Министров. Все это, естественно, приводило людей в нервозное состояние. Хрущев,
конечно, в такие дела не вникал, но Косыгин, став первым заместителем Председателя
Совмина, понял, что такой стиль работы для решения государственных вопросов в
правительственном аппарате не подходит.
Приведу один эпизод. Алексей Николаевич возвратился после визита в Италию. Я
на Политбюро при его докладе не присутствовал. Но через день он вызвал меня и
спросил, как я смотрю на то, чтобы с помощью итальянцев у нас построить завод
легковых автомобилей. Я ответил, что идея очень хороша. Мы и в этой отрасли
беспросветно отстали от других стран. Ведь линия Хрущева была на общественный
транспорт, и поэтому производство легковых машин практически не развивалось. Не было
разработанной подходящей модели, специального оборудования для этих целей, и много
лет ничего не строилось.
На Горьковском автозаводе выпуск составлял менее 100 тысяч машин в год,
добивали устаревшее оборудование на объединении «Москвич» с его мизерным объемом
производства, немного производили в Запорожье, около 20 машин делали для
крупного начальства на заводе имени Лихачева — вот и все наши «успехи». В итоге произ-
водили ежегодно около 300 тысяч легковых автомашин, в то время как США перешагнули
за 6 миллионов, Япония делала более 3 миллионов машин в год, а мы топтались на месте.
Решили, что я подготовлю проект соглашения с итальянцами,
предусматривающий проектирование завода и разработку конструкции машины итальянской стороной
с учетом наших дорожных условий. Кроме того, итальянцы примут на обучение и
допустят к участию в проектировании наших специалистов. Строительство корпусов
завода и жилого массива выполнит советская сторона. Срок окончания всех работ, включая
проектные, — примерно три с половиной года.
Все обсуждение этой крупнейшей проблемы, осуществление которой в
последующие годы вместе с кооперированными поставками обошлась стране более чем в 3
миллиарда рублей, заняло у нас с Косыгиным около часа. Конечно, мы с Алексеем
Николаевичем выработали только схему. Но если бы я обсуждал это с Устиновым, вопрос мог
бы остаться нерешенным, хотя на дискуссии была бы потрачена как минимум неделя.
Как заместитель Председателя Совета Министров СССР, я курировал сооружение
этого автогиганта в Тольятти. К строительству были подключены почти все союзные
министерства и комитеты. Только одна Москва возводила там по 100 тысяч метров
жилья в год. Помнится, после окончания строительства Тольятти посетил президент
американской фирмы «Форд мотор». Потом он приехал в Москву, и его принимал
Косыгин. Я был на этой беседе. Алексей Николаевич представил меня:
— Вот человек, который курировал строительство этого завода и который отвечал
за это дело перед правительством.
Форд сказал, что завод на современном уровне, расхвалил его и заметил, что такой
завод они не смогли бы построить в такой короткий срок. Я это понял в том смысле,
что, конечно, построить они бы построили, но вот вложить сразу более трех
миллиардов в одну стройку — у них такого капиталиста, видимо, не нашлось бы. Замечу, в
США развивали в основном небольшие автосборочные заводы, предприятия по
выпуску двигателей, шин, деталей кузовов, электрооборудования и прочего. Но это все
делается на базе самой широкой кооперации. Я потом был в Детройте на фордовском
заводе по сборке двигателей для легковых и грузовых автомобилей. По нашим
меркам завод небольшой, занято там тысяч пятнадцать народу. Для сравнения — когда я
уезжал из Тольятти, там работало 70 тысяч рабочих, затем их число достигло 130
тысяч.
Алексей Николаевич очень хотел съездить в Тольятти и был очень обижен, когда
Брежнев его туда не пустил. Леонид Ильич хотел первым из руководителей страны
побывать там. Генсек всегда ревниво относился к А. Н. Косыгину, видимо, подозревая
в нем конкурента. Завод в Тольятти уже года два работал, когда один из моих коллег,
тоже зампред, только Госстроя СССР, написал в правительство, что, мол, при
строительстве этого гиганта перерасходовано 300 миллионов рублей.
Алексей Николаевия бумагу прочитал и рассердился:
— Так куда же деньги дели—дач понастроили или пропили? Триста миллионов
— шуточки, что ли? Ты давай, напиши, кто израсходовал, куда, зачем? На это тебе три
месяца. 2 4 8
Когда мы все подсчитали, то вышло, что из 300 миллионов 280 миллионов рублей
все-таки перерасходовано по моей вине. Почему? Существовала тогда нелепая
инструкция Госстроя, по которой все столовые на предприятиях должны строиться
маленькими. Но как быть на таком огромном производстве? От конвейера ведь не уйдешь, он
же будет простаивать. Как-то я пришел в цех, где строились столовые.
Проектировщики ко мне подходят:
— Что со столовыми делать будем, Владимир Николаевич? Конвейеры по
4 часа в смену стоять не будут.
Я подписал распоряжение — строить столовые так, чтобы все поместились
одновременно. И в крупном инструментальном цехе столовую аж на 2 тысячи мест
построили. Вот откуда взялась значительная сумма перерасхода. Кроме того, когда
начиналось строительство, людей расселили по всем окрестным деревням, и, для того
чтобы обеспечить доставку их к месту работы, использовались 40 автобусов. Но
бесплатная перевозка рабочих тоже не один десяток миллионов стоит и разрешается только по
распоряжению правительства. А тут Новиков решил вопрос самостоятельно.
Жалобу на меня рассматривал Президиум Совмина. И тут Алексей Николаевич
сделал такой ход:
— Товарищи, за эти годы от завода мы получили 2,5 миллиарда рублей прибыли.
Будем эти 300 миллионов рассматривать или не будем?
Все хором:
— Нет, не будем, снять этот вопрос с обсуждения!
И все. Подобных случаев я помню множество, да разве обо всех расскажешь...
Работал Алексей Николаевич очень четко. В девять утра всегда был в кабинете,
после шести вечера очень редко вызывал министров или своих заместителей, а сам
часов до восьми занимался делами. Бывали, конечно, исключения, но только при
каких-либо чрезвычайных ситуациях. По рассказам помощников Косыгина и
сотрудников, работавших в его канцелярии или в управлении делами, в аппарате Совмина
поддерживался его стиль работы — по возможности четко и эффективно провести
трудовой день. Сам Алексей Николаевич обязательно выкраивал время для разбора
корреспонденции, особое внимание уделял письмам граждан. К нему обращались
рабочие, инженеры, крестьяне, ученые, работники творческого труда. Своим помощникам
он поручал составлять ответы, непременно указывая, что должно быть главным в них.
Если мы не находили с ним по какому-то вопросу общей точки зрения, Алексей
Николаевич обычно говорил:
— Подумай пару дней и заходи — примем решение.
Косыгин плохо воспринимал общие рассуждения. Если министр или иной
руководитель говорил, что дело у него идет плохо, а решения он не видит, реакция была
одна:
— Если вы не знаете выхода из положения и у вас нет конкретных
предложений, не выступайте и не отнимайте у нас время. Пусть лучше скажет ваш
заместитель или начальник главка, любой, кто знает дело, а общую болтовню нам слушать
24 9 нет смысла.
На первый взгляд Алексей Николаевич был очень суров, у иных это вызывало даже
опасение говорить с ним. Однако во время беседы человек убеждался, что душа у него
добрая, и выражение строгости на лице, особенно если разговор увлекал его,
совершенно исчезало.
Часто, заходя к нему, я видел, с каким вниманием он просматривает газеты. Один
раз в неделю он проводил заседания Совета Министров СССР или его Президиума, на
которых обсуждались крупнейшие народно-хозяйственные проблемы. Еще один день
уходил на участие в заседаниях Политбюро, где рассматривалось обычно много
вопросов, внесенных Президиумом Совета Министров или Госпланом, Минвнешторгом,
ГКЭС, Минфином, другими хозяйственными органами.
Теперь хочу вспомнить довольно сложную (по крайней мере для меня) историю
создания Камского автомобильного завода. Идея строительства была как бы
коллективной. Руководители отрасли понимали, что с грузовыми машинами у нас плохо,
и решили войти с предложением в правительство о необходимости построить завод
тяжелых грузовиков, рассчитанный на выпуск 150 тысяч 10—11-тонных машин в год.
Основа автомобиля у нас была, и мы решили приобрести у немцев дизель. Сначала
они предложили купить лицензию на мотор вместе с оборудованием за 200 миллионов
рублей. Прошло месяца три-четыре, и, пока мы «чухались», запросили уже 300
миллионов, а потом и 400.
Зашел я к Алексею Николаевичу:
— Знаете что, они же нас за нос водят и в конце концов не продадут, да и разведка
докладывает, что американцы на них давят, чтобы нам двигатель не продавать.
Опасаются, что мы организуем производство автомобилей для военных нужд. Давайте
попробуем решить проблему своими силами?
Вызвал я Чернышева, главного конструктора по дизелям, из Ярославля. Его
двигатели на всех тяжелых тракторах устанавливали.
— Слушай, Георгий Дмитриевич, что у тебя по моторам есть?
Чернышев отвечает:
— Владимир Николаевич, есть у меня конструкция, близкая к тому, что вам надо.
Но требуется хотя бы месяца три на доработку.
— Ну дорабатывай, только смотри, чтобы двигатель не хуже немецкого был.
В срок он уложился. Мотор проверили и решили на новый грузовик ставить.
Правда, технологию отрабатывали французы. Подробностей не знаю, наверное, они что-то
улучшили, что-то добавили, но по мелочам. Когда начали проектировать завод,
выяснилось, что он более 4 миллиардов рублей стоит — громадные деньги по тем
временам. И из них требовалось на 500 миллионов валюты. Подготовили все бумаги,
расчеты, документы: что будут делать сэвовцы, что — мы, а что надо закупать на Западе. Я
подписал письмо в правительство.
Вскоре началось строительство и города, и завода. Прошел год, уже поставили
первый корпус — инструментальный. Вдруг ко мне приходят А. М. Тарасов, министр
автомобильной промышленности, и Н. Н. Слюньков, заместитель Байбакова.
— Владимир Николаевич, мы допустили ошибку.
— Какую ошибку?
— Дело в том, что мы запросили 500 миллионов валюты, но кое-что упустили, а
кроме того, сейчас оборудование подорожало. Появилось и кое-что новое, более
дорогое. Японцы, например, вместо отдельных молотов для ковки коленчатого вала
предлагают автоматическую линию. Прежний комплект оборудования стоил 6 миллионов,
а этот— 60.
Вижу, действительно просчитались. Это ясно. Но что же делать? Докладывать-то
мне. Год назад я просил 500 миллионов, а теперь надо еще столько же! Как быть?
Думаю, пойду к Косыгину, он не откажет, а если откажет—значит, дальше все пути
отрезаны. Месяц размышлял, как выпутаться. Решил пойти сначала к Кириленко, у меня с
ним неплохие отношения были. Откровенно все ему рассказал и попросил совета. А
он мне идею подал:
—Ты вот что—напиши-ка письма Брежневу и Косыгину, обоим сразу, и пошли. А
мы на Политбюро обсудим, я тебя поддержу.
Отправил я эти письма, Алексею Николаевичу ничего не сказал. Вечером
отправил, а утром мне звонок:
— Ты откуда думаешь взять эти 500 миллионов валюты?
А у меня-то ведь кроме машиностроения все внешнеторговые дела, и положение с
валютой я, конечно, знал.
— Алексей Николаевич, во-первых, эти деньги нам надо не в один год, а в течение
4—5 лет. Это первое. А потом, я на будущий год в плане уже 70 миллионов заложил.
Он, чувствую, рассердился, больше говорить не стал. Трубку положил.
Началось обсуждение этого вопроса на Политбюро. Вел его Суслов.
— Ну, как с этими деньгами поступать будем? Пусть товарищ Тарасов доложит.
Выступил Тарасов, потом я. Привел пример с японской линией, сказал об
удорожании оборудования.
— Так что будем решать?—спрашивает Суслов и смотрит на Алексея
Николаевича. А тот показывает на меня пальцем:
— Вот он с меня последнюю рубашку снял. Я эти деньги на хлеб берег. Но делать
нечего — завод строится... Наверное, придется принимать предложение.
Надо сказать, я потом целый месяц мучился. Пустяк ли — миллиард валюты! А на
завод в Тольятти ушло 700 миллионов с лишним — пришлось закупать оборудование
для выпуска шин и еще кое-что.
Конечно, и Алексей Николаевич этот эпизод очень переживал. Но и он мне с
КамАЗом небольшой сюрприз преподнес. Как-то звонит:
— Слушай, а что, если на этом заводе делать машины грузоподъемностью не 10—
11 тонн, а 60—80 тонн — самосвалы, предназначенные для работы в карьерах? Вот у
меня тут сидит Ломако. Он купил четыре американские машины грузоподъемностью
80 тонн и говорит, что это просто спасение. Мы без конца делаем сорокатонные, а
проку от них мало. Давай повернем Камский завод.
Я обмер: ведь все оборудование, вся оснастка, цеха — уже не переделать. Станки
закуплены другие...
— Алексей Николаевич, разрешите попозже зайти к вам. Утром меня вызывает. Я
говорю:
— Алексей Николаевич, мы запроектировали завод на выпуск в год 150 тысяч
машин по 10—11 тонн, а вы предлагаете перевести его на тяжелые самосвалы. А
знаете ли вы, что таких машин во всем мире выпускается в год всего 6 тысяч. Ни
оборудование, ни здания цехов на КамАЗе для этого не подходят. Это совершенно
невероятный поворот, который затянет строительство по крайней мере еще года на три, если
не больше.
— А что ты предлагаешь?
— Развить минский завод.
Через неделю он поехал в Минск и, вернувшись оттуда, сказал: «Мы надеемся, что
минские автомобилестроители будут давать нам 6 тысяч тяжелых самосвалов в год».
Как видно, Алексей Николаевич очень быстро схватывал суть вопроса. Он все
понимал, хотя и не был машиностроителем. К сожалению, в конце жизни, особенно
последние четыре-пять лет, судьба Алексея Николаевича сложилась, я бы сказал, трагично.
Роковую роль, на мой взгляд, в ухудшении отношений между Брежневым и
Косыгиным сыграл Н. А. Тихонов. С 1974 г. Брежнев начал болеть, уже через год недуг стал
резко прогрессировать. У него явно развивалась подозрительность, и Тихонов умело
направлял ее против Косыгина, стремился вбить клин между ними. Это ему удалось, и
с 1975 г. их взаимоотношения стали ухудшаться.
Тихонов без конца докладывал Брежневу о тех или иных, большей частью
надуманных, ошибках Алексея Николаевича. В оппозицию Косыгину он стремился втянуть
и остальных его заместителей. Например, мне он говорил: «Знаешь, ведь мы в
Совмине простые пешки, даже не имеем права подписать незначительное распоряжение. Вся
власть у председателя и его заместителя Дымшица, который располагает
материальными ресурсами».
Я не соглашался, говорил, что у меня власти хватает. Я подписываю протоколы
совещаний, которые провожу, и не знаю случая, чтобы их не исполняли. Из-за того, что
я всегда поддерживал Алексея Николаевича, у меня обострились отношения с
Тихоновым. Вот лишь один небольшой пример. Шло заседание Президиума Совета
Министров. Выступал Ломако:
— Товарищ Косыгин, мы остановили добычу алмазов в Якутии (их разработку
тогда вело Министерство цветной металлургии).
— Почему остановили?
— У нас нет мельниц.
— Как нет мельниц? Почему никто не поднимал этот вопрос?
— Видите ли, туда отправили наши мельницы, но они не работают.
— Кто делал?
— Сызранский завод.
— Ну и что ты предлагаешь?
— Надо закупить в Японии четыре таких машины. Они по 15 миллионов рублей
стоят. 2 5 2
Вроде бы и не так много, 60 миллионов, но дело не в этом. Я-то знал, что мы
сделали для Якутии четыре мельницы, и был там всего полгода назад, сам видел, что
машины пришли, но жалоб оттуда не поступало. А уже наступила зима.
За Л омако вступился Байбаков:
— Да, Алексей Николаевич, надо закупать, иначе у нас с алмазами срыв будет.
Байбакова поддержал Тихонов, он тогда уже первым заместителем Косыгина был.
Я выступаю и говорю:
— Техника эта не сложная, хорошо работают машины и нашего производства, в
том числе и на алмазах. Я не вижу никакой причины закупать их в Японии. В Якутии и
наши мельницы есть, и одна японская, все работают нормально. Дайте мне семь дней,
чтобы разобраться в этом деле.
Я послал в Якутию человек пять-шесть министров и представителя Комитета по
науке на три дня. Возвратились они и говорят:
— Все сызранские машины лежат нераспакованными, их никто и не пробовал
запустить.
Я снова выступаю на Президиуме Совмина:
— Все наши машины лежат под снегом, их даже не пытались запускать в работу.
Зачем же закупать японские, когда собственные не хуже? Не понимаю позиции Госплана,
товарища Байбакова, ни позиции товарища Тихонова, первого заместителя. Что,
валюту девать некуда? Опять они все трое—закупать да закупать. Косыгин тогда говорит:
— Ну ладно, раз такие авторитетные товарищи настаивают, давайте купим.
Я — вне себя, но молчу. Однако Косыгин постановление так и не подписал...
Тихонов продолжал плести интриги, и это сыграло свою роль: В. Э. Дымшица в
конце концов убрали из Госснаба, а отношения между Брежневым и Косыгиным
становились все более прохладными. К тому времени Брежнев был уже совершенно
немощный, очень болезненно на все реагирующий человек. Он практически утратил
контроль над партией и государством. Зато махровым цветом в то время расцвела и
усилилась власть бюрократии и партаппарата. Чуткость, внимание к человеку были очень
характерны для Алексея Николаевича. Вспоминается такой эпизод. В его рабочем
кабинете мы занимались какими-то текущими делами. Позвонил министр путей
сообщения И. Г. Павловский, назначенный после Б. П. Бещева:
— Алексей Николаевич, разрешите представить документ об освобождении от
работы и отправке на пенсию товарища Гундобина?
Нам было известно, что, как первый заместитель, Николай Алексеевич Гундобин
большую часть времени работал практически за министра и вел всю работу по МПС. В
тот момент он лежал с инфарктом после гибели сына. Алексей Николаевич, выслушав
министра, резко ответил:
— Товарищ Павловский, а как бы вы реагировали, если бы во время пребывания
в больнице вас сняли с работы? И положил трубку.
В деловом плане Алексей Николаевич Косыгин был крупнейшим хозяйственным
руководителем, прекрасно знал страну, систему планирования, финансов, а также
многое и многое другое, что необходимо знать крупному деятелю.
ВЛАДИМИР КАДАННИКОВ
ВАЗ: идея и воплощение
Каданников Владимир Васильевич
Родился 3 сентября 1941 года. Окончил Горъковский политехнический
институт. Трудовая биография началась в 1957году —ученик
слесаря на Горъковском автомобильном заводе, мастер, заместитель
начальника прессового цеха завода. На ВАЗеработал заместителем
начальника прессового цеха, затем —руководитель советской
технической делегации в Италии. Проработал в Турине четыре года. В1967—
1986 гг. — директор прессового производства на В АЗе, заместитель
генерального директора В А За. В 1986—1988 гг. — первый
заместитель генерального директора производственного объединения
«АвтоВАЗ», директор научно-технического центра ПО «АвтоВАЗ». С
декабря 1988 г. — генеральный директор производственного
объединения «АвтоВАЗ». С1992 г. — председатель Совета по промышленной
политике при Правительстве РФ. С1989 г. по 1992 г. народный
депутат СССР. С февраля по октябрь 1996 г. был первым вице-премьером
Правительства РФ. Герой Социалистического Труда.
Вторая мировая война, принесшая колоссальные потери и разрушения нашей стране,
плавно перетекла в холодную, с истощающей отечественную экономику гонкой
вооружений, железным занавесом, изоляцией соцлагеря от остального мира. Одним из
проявлений холодной войны стало требование к Советскому Союзу возвратить в США
все автомобили, поставленные в годы войны по лендлизу. Приблизительно 240 тысяч
крайне необходимых стране машин, в основном грузовых, пошли под пресс.
Автомобильная проблема выдвинулась на первое место, оказывая крайне негативное
влияние на ход восстановительных работ. Надо ли говорить, что легковой автомобиль
рассматривался в этих условиях едва -ли не как символ малопозволительной роскоши.
Государство прикладывает огромные усилия к развитию автомобильной
промышленности. Реконструируются ГАЗ, ЗИЛ, появляются МАЗ, КраЗ и УАЗ, наращивают
мощности и другие заводы. Но если по грузовым автомобилям наблюдается
поступательное движение, то легковые давно уже рассматриваются как почти недостижимая
мечта. Даже в начале шестидесятых годов легковых автомобилей гражданского
назначения производилось всего 139 тыс. в год. Они фактически не продаются через
торговую сеть, а распределяются по спискам. В то же время в стране нарастают сложности с
товарооборотом. Личные сбережения трудящихся на счетах сберкасс уже превышают
60 млрд. рублей.
А.Н. Косыгин со свойственным ему глубоким пониманием процессов,
пронизывающих отрасли народного хозяйства, предвидя крайне негативный результат от
создавшегося положения, поднимает этот вопрос на Политбюро перед Н.С. Хрущевым,
обосновывая необходимость масштабного производства легковых автомобилей, но тот
в резкой форме не соглашается с этим предложением.
Чтобы изменить создавшуюся ситуацию, А. Н. Косыгин пытается ослабить
управленческие и плановые процедуры, ограничивающие инициативу заводов, предлагает
и частично реализует изменение системы планирования и материального
стимулирования, а также ряд других реформ, не полностью отвечающих или противоречащих
ортодоксальным взглядам своих коллег по руководству страной. К сожалению,
реформы, направленные на предоставление предприятиям больших свобод, не встретили
поддержки и были сведены на нет.
И правительством предпринимаются шаги по установлению более тесных
отношений с промышленно развитыми европейскими странами. С согласия А.Н.
Косыгина, при посредничестве заместителя председателя Госкомитета по науке и технике
Д.М.Гвишиани, не прекращавшего контактов с автомобилестроителями запада, в 1962
году в Москву прибыл глава ФИАТа профессор В. Валетта в сопровождении
руководителя фирмы «НОВАСИДЕР» П. Саворетти. Их принял Н.С. Хрущев. Беседа носила
зондажный характер, но выявила явную заинтересованность ФИАТа в
сотрудничестве с СССР. Одной из основных тем переговоров был проект строительства завода
по производству 600 тысяч легковых автомобилей в год, который бы открыл новую
эру в автомобилизации страны. Н.С. Хрущев идею не поддержал. По его мнению,
легковой автомобиль способствует развитию у граждан индивидуалистических, но
не коллективистских начал и поэтому можно не торопиться с производством
легковых автомобилей. Тогда же, на выставке в Сокольниках, итальянцы
продемонстрировали макет предлагаемого завода. Он произвел хорошее впечатление, но своего
мнения Хрущев так и не изменил.
С уходом Хрущева положение в экономике практически оставалось тем же, если
не считать отдушины, связанной с началом поставок нефти в Италию и притоком
нефтедолларов, значительная часть которых покрывала расходы
военно-промышленного комплекса. В середине 60-х все яснее просматриваются признаки
стагнации в экономике. Неудовлетворенный спрос растет. В этих условиях А. Н. Косыгин
ищет пути выхода из товарного тупика. Во всех индустриально развитых странах в
этот период автомобиль, эта несколько особая, «живая» машина, начал занимать в
национальном машиностроении ведущие позиции, становился символом
достатка, респектабельности и свободы, не говоря уже о значительном вкладе в бюджеты
своих стран.
Массовость производства, потребность в больших количествах качественных
материалов и комплектующих изделий, конкуренция, диктующая применение самых
прогрессивных технологий, жесткие и все ужесточающиеся требования к техническим
характеристикам, и потребительским достоинствам автомобилей при сравнительно
умеренных ценах повысили спрос на них, сделали автомобиль объектом
квалифицированного труда миллионов людей, социально значимым товаром. По поручениям А.Н.
Косыгина Минавтопром усиливает поиски в этом же направлении.
После поездки в Италию, где Косыгин познакомился с рядом передовых
предприятий, с их высоким организационно-техническим и культурным уровнем, ему,
выдающемуся организатору государственного масштаба, становится очевидным, что созда-
вать мощнейший отечественный автозавод необходимо не только для удовлетворения
платежеспособного спроса населения, сокращения разрыва в товарообороте, но и для
подъема в целом машиностроения, его подотрасли — автомобилестроения.
Массовое автомобилестроение, двигающее за собой, по сути, все без исключения
отрасли народного хозяйства, в масштабе, характерном для высокотехнологичных, не
мелкосерийных или серийных форм организации, а именно, массовом, со всеми
плюсами этой формы организации, — призвано создать мощный современный
производственный потенциал. Как раз этого и добивался А. Н. Косыгин. Такой была его четкая
политика в промышленном росте.
Знакомство с международным опытом убедительно показало, что успех при
изготовлении высокотехнологичных изделий зиждется на производстве прогрессивных
компонентов и материалов, и таким образом производство автомобилей становится
почти всеохватным — от многообразных изделий электроники до химии, автостекла,
асботехники, металлургии и пр. Их уровень определяется достижениями мировой
науки и техники, делая автомобиль интернациональным изделием.
Эти государственные соображения, кроме чисто финансовой стороны привели
А.Н. Косыгина к мысли о необходимости сотрудничества с ФИАТом, одной из
ведущих автостроительных фирм, обладающей мировым опытом конструирования,
технологического проектирования и устойчивыми связями с поставщиками материалов
и компонентов. С главой правительства полностью солидаризировались его
заместитель, видный организатор машиностроения страны В.Н. Новиков и министр
автомобильной промышленности СССР A.M. Тарасов, крупный инженер с
выдающимися организаторскими способностями.
Однако на заседании Политбюро рассматривавшем, как правило, все важнейшие
для страны вопросы, ранее полностью согласованное решение едва ли не сорвалось.
Один из самых влиятельных членов Политбюро министр обороны СССР
Д.Ф.Устинов выступил с категорическим несогласием закупок на Западе, мотивируя это тем,
что оборонная промышленность, оснащавшая всю войну нашу армию, с каким-то
заводом малолитражек вполне справится. Убедительная аргументация министра А. М.
Тарасова и зампреда Совмина В.Н. Новикова, что нет страны, способной только своими
силами и ресурсами создать и полностью оснастить комплекс заводов массового
автомобилестроения такого масштаба, да еще в требуемые весьма сжатые сроки, эффекта не
возымели. Спас положение Косыгин. Одного завода, заявил он, для удовлетворения
спроса все равно не хватит. Потребуется второй завод, который тут же поручили
создавать обороной промышленности.
Не хотелось бы полемизировать на тему о роли личности в истории, но именно
при А.Н. Косыгине вполне мог быть осуществлен вариант экономического развития,
упреждающий эффективностью китайский путь реформ на основе иной реализации
элементов рынка. Для этого в нашей стране были возможности, несоизмеримо
большие по сравнению с теми, которыми сегодня удивляет мир наш восточный сосед.
На Руси исторически сложилось так, что сменяющие друг друга правящие элиты
власти начинали свои поиски путей совершенствования государственного устройства
с нуля, с экспериментов, и новых реформ, отрицающих накопленный опыт
государственного строительства, отбрасывая и положительное, и отрицательное в практике
предыдущих управленческих структур. А.Н.Косыгин был одним из немногих
представителей элиты духа, которую отличает ясность высокой цели, последовательность в ее
достижении, преемственность усилий. Полагаю именно эти качества представителей
элиты духа, стоящих у руля власти, укрепляют миллионы людей в их стремлении к
самореализации, уверенности в завтрашнем дне, придают смысл самой жизни, без чего
она была бы духовно обедненной и материально ограниченной.
Этот прогрессивно мыслящий государственный деятель, конечно же, не мог
позволить себе, подобно своим некоторым незадачливым преемникам, вводить
государственные приемки объектов и другие разрушительные начинания.
После повторного рассмотрения предложений ряда фирм, выбор все-таки пал
на ФИАТ. Всемирно известная фирма в то время была признана в Европе
устойчивым лидером в производстве малолитражных и микролитражных автомобилей и
начинала массовое производство своей новой модели, средней по европейским
понятиям машины ФИАТ-124, который был признан в 1965 году автомобилем года.
Машина того стоила. Отменная технологичность автомобиля позволила ФИАТу
поставить его на конвейер менее чем за год. Сравнительно простой, но современный,
вместительный и экономичный, он, в основном, отвечал требованиям,
предъявляемым в Союзе. Успех модели утвердил специалистов Минавтопрома во мнении, что
объект производства для будущего завода может потребовать доработки, но в
главном выбран точно.
Не случайно позднее, по результатам референдума, проведенного на рубеже XX и
XXI веков журналом «За рулем», автомобиль ВАЗ-2101 был признан «российским
автомобилем столетия».
Немаловажно было и то, что в условиях холодной войны, Италия в наибольшей
степени из всех западных стран стремилась к расширению экономических связей с
Союзом. Кроме того, Италия предоставляла кредиты под создание комплекса, а
обязательства, которые ФИАТ принимал в части всестороннего участия и содействия в
реализации проекта, были весьма весомыми.
В конце июня 1965 года делегация ФИАТа, возглавляемая профессором В. Валетта,
прибыла в Москву, и 1 июля было подписано соглашение о научно-техническом
сотрудничестве в области автомобилестроения между ФИАТом и ГКНТ СССР с целью
создания промышленного комплекса предприятий по производству 600 тыс. легковых
автомобилей в год.
В феврале 1966 года в Турине приступила к работе представительная советская
делегация во главе с министром А. М. Тарасовым для проведения переговоров с ФИАТом
о сотрудничестве в области разработки конструкции легкового автомобиля, проекта
завода и его строительства. Делегация получила от Правительства Советского Союза
полномочия принимать решения по всему комплексу сложнейших вопросов,
связанных с конструкцией автомобиля, проектированием и строительством завода, и имела
исчерпывающие инструкции по ключевым вопросам будущего контракта.
4 мая министр А. М. Тарасов и В. Валетта в присутствии всей советской
делегации, посла СССР в Италии С. Козырева и первых руководителей ФИАТа подписали
протокол о создании в Советском Союзе промышленного комплекса предприятий по
производству легковых автомобилей.
Одновременно с указанным протоколом велась работа по подготовке
финансового соглашения. Итальянский государственный кредитный банк ИМИ предоставлял
Внешторгбанку СССР целевой кредит на сумму 320 млн. долларов сроком на восемь
лет. Согласование общей суммы прошло без особых трений, но вопрос об условиях
кредита вызвал жесткие споры.
Решающим оказалось безусловное стремление итальянцев к расширению связей с
СССР в условиях холодной войны, оказавшихся на этом потенциально
многообещающем рынке первыми, если не единственными из развитых государств Запада, и
твердость позиции советской стороны. После получения санкции из Москвы, сошлись на
5,6 процента годовых, весьма выгодном для нас по тому времени международном уровне
кредита.
В июле 1966 года на полигоне научного автомобильного и автомоторного
института (НАМИ) Минавтопрома были начаты испытания первых машин ФИАТ-124,
выявившие потребность в их доработке для удовлетворения наших требований. Сказалась
специфика дорожно-климатических условий России. С этого момента начался этап
интенсивной совместной доводки «русского» варианта машины, не прекращавшийся
вплоть до 1968 года, окончания ФИАТом технического проекта завода.
Завершающим актом стало подписание в Москве генерального соглашения между
фирмой ФИАТ и Внешторгом СССР «О сотрудничестве в разработке конструкции
автомобиля, проекта автомобильного завода и его строительстве в СССР». В соглашении
стоимость услуг ФИАТа советской стороной оценивалась в 40 млн. долларов,
остановились на цифре 48 млн. Установка А.Н. Косыгина была реализована. 15 августа 1966
года генеральное соглашение было подписано.
С этого момента А.Н. Косыгиным предпринимаются нестандартные меры по
решению вопросов, возникающих в ходе гигантской и столь неординарной стройки, где
любые задержки могли иметь крайне негативные последствия для достижения
конечной цели. Единственным средством обеспечения сроков, установленных на грани
реального, и установления возможных задержек и срывов, была параллельная,
совмещенная во времени и пространстве разработка и исполнение проектных и
строительных работ всеми исполнителями.
А.Н. Косыгин принимает активное участие в выборе места строительства
комплекса. Центральный экономико-математический институт АН СССР, используя
специальную математическую программу, предложил Куйбышево-Тольяттинскую площадку.
Предложение было принято.
Ответственность за весь комплекс работ от Совмина СССР возлагается на
единомышленника, пользующегося абсолютным доверием премьера — заместителя пред-
совмина В.Н. Новикова, несколько позднее, назначенного на решающий для успеха всего
дела пост — Председателя закупочной комиссии, с широкими правами по приобрете- 2 5 8
нию оборудования и валютному обеспечению намечаемых по проекту завода
западной техники и поставок СЭВ. В августе 1966 года был назначен генеральный директор
строящегося завода — В.Н. Поляков, сохранивший за собой пост заместителя
министра Минавтопрома, что давало ему соответствующие права и возможности
оперативно решать сложные вопросы, в том числе, и по ряду будущих министерств —
исполнителей работ, поставщиков материалов и смежных изделий. Быстро были назначены и
приступили к работе первые руководители завода.
В числе первоочередных мер, принятых руководством Совмина, был жесткий и
систематический контроль оперативных решений и хода работ. Практически все
республики были привлечены к строительству жилья, объектов соцкультбыта, различных
объектов самого завода, оказывая существенную помощь ведущему генподрядчику —
министерству энергетики и электрификации, минмонтажспецстрою. Руководство всех
министерств, осваивающих новые материалы и комплектующие изделия,
систематически отчитывалось о ходе выполнения графиков работ.
Дирекции ВАЗа была предоставлена полная свобода в комплектовании кадрами.
Разрешена новая система оплаты труда персонала—по образцу и подобию принятой
на западных предприятиях, в том числе на ФИАТе. Действующая в СССР система
ведения документации, не будучи унифицированной с итальянской, могла сорвать все
сроки отработки конструкции автомобиля, получение технической документации,
требовала уточнения десятков тысяч терминов и т.д. ФИАТ работал в системе ИСО, в
целом несколько более жесткой, нежели советские ГОСТЫ. Ряда терминов в нашем
ГОСТе вообще не было. То же касалось и строительных норм, способных вообще
парализовать работу проектантов по всем разделам проекта. Специально принятым
решением обязательность исполнения всех этих нормативных документов по ВАЗу, если
они не соответствовали нормам ФИАТа, отменялась. Был разрешен набор
эксплуатационников на строящийся завод. Это позволило уже к 1970 году иметь до 20 тысяч
человек, прошедших ту или иную подготовку, включая стажировку на ФИАТе, которую
прошли до 4 тысяч сотрудников ВАЗа и смежников.
Это только небольшая часть мер помощи Волжскому автомобильному заводу. На
практике их было много больше. В.Н. Новиков вспоминает, как в его присутствии
А.Н.Косыгин в течение минут решил с министром обороны Р. Я. Малиновским вопрос о
выделении военным строителям, привлеченным к сооружению ВАЗа, нескольких
составов с вагонами для их временного размещения.
Персонал ВАЗа в Москве, Турине и Тольятти совместно с работниками проектных
организаций и внешней торговли четко работали, обеспечивая намеченные объемы
работ и сроки их выполнения.
Темпы были поразительными. В течение 6 месяцев в Турине завершается техно-
рабочий проект всех трех очередей завода. В процессе его утверждения в Москве
принимается решение, за счет максимального использования оборудования, увеличить
мощность комплекса на десять процентов, то есть до 660 тыс. машин в год. Потребовались
срочное внесение в проект изменений, приобретение дополнительного оборудования
2 5 9 для расшивки возникших «узких» мест, на сумму около 26 млн. долларов, из числа, не
изготавливаемого в СССР и странах СЭВ, подключенных к реализации проекта.
После доклада В.Н. Новикова Косыгину и этот вопрос быстро нашел положительное
решение.
Государство и его ресурсные составляющие позволяли обеспечить концентрацию
материальных, людских и финансовых возможностей, необходимых для реализации
подобных ВАЗу гигантских проектов. И Косыгину удалось эти возможности
целенаправленно использовать.
В марте 1971 года, через пятьдесят месяцев с начала строительства вводится в
эксплуатацию первая очередь завода. Ее проектная мощность — 220 тыс. машин
достигнута к 7 ноября 1971 года. В декабре 1971 года в эксплуатацию введена вторая
очередь, в декабре 1972 года — третья. А в декабре 1973 года завод был принят в
эксплуатацию с отличной оценкой, достигнув проектной мощности 660 тыс.
автомобилей. К этому времени ВАЗ выпустил миллионный автомобиль.
Так был создан комплекс производственной площадью—2300 тыс. кв. м9 на
котором функционировало 16600 единиц сложного технологического оборудования, с
конвейеров которого каждые 22 секунды сходил готовый автомобиль. Был построен
современный город со всем необходимым соцкультбытом и соответствующая промыш-
ленно-коммунальная зона.
Затраты государства на строительство Волжского автозавода окупились уже в 1972
году, в период окончания строительства и освоения производства, а к концу 1973 года
окупились затраты на сооружение нового жилого района и промышленно-коммуналь-
ной зоны. В казну государства, при выводе производства на полную проектную
мощность, поступал примерно процент всего национального дохода страны. Ожидания,
возлагаемые на ВАЗ А.Н. Косыгиным, его соратниками и последователями оказались
полностью оправданными.
По своей сути ВАЗ стал успешным продолжением косыгинских реформ, не
реализованных в хрущевские времена. Косыгин утверждал, что основой хозяйственного
успеха предприятия должно быть самофинансирование, самоокупаемость и
самоуправление. Позднее эти начала были на Волжском автозаводе полностью реализованы.
Таким образом, в поисках новых путей экономических отношений ВАЗ оказался одним из
первых, став для многих источником подражания. Пройдя сквозь трудные девяностые
годы, он, практически не снижая объемов выпуска автомобилей, сохранил свой
рынок, стал одним из весомых стабилизирующих факторов экономики страны в новых
рыночных условиях.
В памятную дату 100-летия со дня рождения А.Н. Косыгина десятки миллионов
автолюбителей, а с ними все те, кто и сегодня в непростых условиях трудится на ВАЗе,
с глубокой признательностью вспоминают этого выдающегося государственного
деятеля, которому страна обязана столь многим.
ЛЕОНИД АБАЛКИН
«Тема встречи мне была известна»
А балкин Леонид Иванович
Родился в 1930 г. Экономист, академик АН СССР, академик РАН.
Автор трудов по теоретическим и методологическим проблемам
экономики. На научно-педагогической работе с 1956 г. С 1986 г. —
директор Института экономики РАН. В 1989—1991 гг. —
заместитель Председателя Совета Министров СССР.
Мое знакомство с А.Н. Косыгиным и работа по его заданиям начались с контактов
с его помощниками. Осенью 1972 г. мне домой позвонил человек, который
представился как Анатолий Георгиевич Карпов—помощник Косыгина. Он пригласил меня в
Кремль для беседы. На мой вопрос, как я пройду туда, он спокойно ответил:
— Возьмите паспорт и войдите в Кремль через проходную у Спасских ворот.
Потом идите к зданию, где работает правительство, и заходите в мой кабинет на втором
этаже. Вас пропустят.
Тема встречи мне была неизвестна. Я о многом подумал и на следующий день утром
в назначенный час был в кабинете А.Г. Карпова. Он находился рядом с кабинетом
Председателя Совета Министров СССР. Там был еще один человек, как потом стало ясно,
Соколовский—помощник А.Н. Косыгина по подготовке к заседаниям Политбюро.
Мы познакомились и поговорили на разные темы. Затем мне сказали, что речь
идет о подготовке статьи А.Н. Косыгина для журнала «Коммунист» в связи с 50-летием
образования СССР. Попросили познакомиться с подготовленным материалом и
высказать свое отношение к нему.
Меня посадили в соседний кабинет, разрешили курить и напоили чаем с сушками.
Потом мне стало ясно, что это—традиция. Работающих в Кремле ежедневно в 11 -00
и в 17-00 угощают чаем с сушками. Понимая свою ответственность, я дважды
прочитал материал, продумал свои замечания и вновь зашел к Карпову и Соколовскому. В их
присутствии я сказал:
— Не знаю, кто автор текста, может кто-то из вас двоих, но у меня к нему
серьезные замечания.
Далее изложил суть своей критики.
— Что вы предлагаете? — спросили меня.
— Думаю, что потребуются 3—4 дня, чтобы поработать над текстом. Понадобятся
и дополнительные материалы.
Они согласились и пригласили завтра начать работу. Я мысленно прикинул свои
дела, возможность переноса намеченных встреч и согласился. Что касается фактуры,
то о ней мы решили поговорить при новой встрече.
Со следующего дня началась работа над статьей. К ней подключились и другие люди.
Активно работал над текстом B.C. Глаголев, главный редактор журнала «Плановое
хозяйство». Работали над статьей долго. В последнее время уезжали из Кремля ночью, и
мне пришлось — впервые в жизни — выезжать вместе с Карповым на его машине из
Кремля через Спасские ворота. Чувства были возвышенные. О моем поручении,
естественно, никто не знал. Сама статья «Социально-экономическое развитие советского
многонационального государства» появилась в № 17 журнала «Коммунист» за 1972 год.
Позже мне рассказали, что настороженность при встрече со мной имела свои
причины. Приглашали для подготовки материалов для А.Н. Косыгина и других ученых из
Московского института народного хозяйства имени Плеханова. Они тоже давали критические
замечания, а на вопрос «Что делать?» отвечали: «Пригласите стенографистку, и я
подготовлю новый текст». Они диктовали такой текст, но больше их уже не приглашали...
«Тайны» работы А.Н. Косыгина над текстами становились со временем более
понятными. Он мыслил очень конкретно, реально оценивал происходящие в стране
процессы. Крайне не любил «общих слов». Тексты, которые ему передавались, кто-то
прочитывал дома. При встречах он делал упор на конкретику. Это становилось для меня
все яснее на протяжении последующей работы по его заданиям.
После моего участия в подготовке статьи я привлекался на протяжении почти
десяти лет к различным работам по поручению А.Н. Косыгина, неоднократно встречался
с ним. Он очень умело держал дистанцию с привлекаемыми к выполнению заданий
специалистами, а также со своими помощниками. Многолетняя работа по поручению
главы правительства, общение со многими его членами, знакомство со стилем работы
в Кремле во многом помогли мне в дальнейшем достаточно быстро освоиться с
обстановкой, когда я сам стал заместителем Председателя Совета Министров СССР.
Однажды при встрече со мной Карпов поблагодарил меня за что-то и сказал о
том, что А.Н. Косыгин очень высоко оценивает мою работу. Я поблагодарил его за
высказанный им комплимент. Он очень резко ответил мне:
— Передавая слова Косыгина, я не могу врать, иначе бы здесь уже давно не сидел.
А ведь он проработал с Косыгиным примерно сорок лет!
В моей памяти хорошо сохранились воспоминания о работе над докладами
А.Н.Косыгина на XXV и XXVI съездах КПСС.
Для подготовки такого доклада создавалась рабочая группа, включающая как
ученых, реально представляющих экономические и социальные процессы в стране, так и
работников плановых органов. В 1975 г. рабочую группу возглавил
член-корреспондент Академии наук Г.М. Сорокин. В ее состав были включены академик А.Г. Аганбе- 2 6 2
гян, будущий академик А.И. Анчишкин, директор научно-исследовательского
института Госплана СССР В.Н. Кириченко, заместитель заведующего сводным отделом
Госплана СССР Е.И. Иванов и многие другие ученые и специалисты.
Мы выехали в пансионат Совета Министров «Сосны» и приступили к работе. Я
оказался в одном двухкомнатном номере с Е.И. Ивановым, поскольку мы оба курили. С
нами также выехали машинистки и стенографистки. Работа была достаточно четко
организована. Мы имели расписанный по срокам план работы, этапы выполнения
отдельных тем. Были подготовлены схема доклада, его основные позиции, заказана
необходимая статистическая информация. Получали мы, естественно, и все варианты
проекта директив по развитию народного хозяйства на очередную пятилетку.
Находились мы в «Соснах» примерно полгода. Работали без выходных дней. С
Ивановым мы работали достаточно дружно—с утра и до 21 часа, когда собирались у
телевизора посмотреть новости, попить чаю и поболтать о жизни.
Сами обсуждения, когда собиралась вся рабочая группа, и приезжал кто-то из
секретариата, были достаточно острыми и принципиальными. Ведь речь шла о
достаточно серьезных, ответственных для страны вопросах. Судьба страны, хотя такими
словами мы в то время не пользовались и ощущали это внутренне, зависела во многом от
глубины и остроты прорабатываемых вопросов.
Периодически, в соответствии с намеченными этапами, мы выезжали в Москву
для встречи с А.Н. Косыгиным. Обычно такие встречи назначались на воскресенье.
Проходили они в большом зале, где заседало обычно правительство. Алексей
Николаевич появлялся в точно назначенное время. Одет он был официально, в костюме с
голубой рубашкой и галстуком. Выглядел немного уставшим. На обсуждении
присутствовала вся рабочая группа, помощники А.Н. Косыгина и стенографистка. Текст
подготовленного материала читал обычно Е.И. Иванов.
Периодически Алексей Николаевич прерывал чтение и выступал с достаточно
подробными комментариями, которые полностью стенографировались и потом
поступали в рабочую группу. Смысл его выступлений был сосредоточен на конкретике, на
описании реально происходящих в экономике процессов. Они показывали прекрасное
знание им существа имеющихся в стране проблем и, во многом, способов их решения.
Часть его комментариев монтировалась в текст доклада.
В последующем все члены рабочей группы были приглашены в качестве гостей на
XXV съезд КПСС в тот день (1 марта 1976 г.), когда А.Н. Косыгин выступил с докладом.
После доклада каждому из участников рабочей группы по рекомендации
секретариата А.Н. Косыгина в качестве премии выплатили по месячной заработной плате.
Когда меня спросил руководитель секретариата Б. Т. Бацанов, получил ли я премию, то
мне пришлось ответить ему, что первый раз об этом слышу. Он очень удивился и, как
выяснилось, дал такой «втык» Министру высшего образования, что ректор МИНХа
Б.М.Мочалов, который никак не отреагировал на поручение секретариата, дал указание
немедленно выплатить мне премию. Система была выше произвола любого чиновника.
Спустя пять лет была создана рабочая группа по подготовке доклада А.Н. Косыги-
2 63 на на XXVI съезде КПСС. Мы снова выехали в «Сосны» и начали работу над докладом.
Ситуация в экономике резко ухудшилась. Мы активно искали выходы из создавшегося
положения. Однако судьба распорядилась так, что выступить с докладом Алексею
Николаевичу уже не удалось.
Вспоминая работу по поручениям А.Н. Косыгина, я сейчас ощущаю его
одиночество в составе руководства страны. И дело не только в личных чертах его характера, в
умении держать дистанцию в контактах как с членами Правительства, так и со своими
помощниками и привлекаемыми специалистами. Помню, как в 1975 г. шла подготовка
к празднованию 10-летия со дня проведения мартовского Пленума ЦК КПСС, о
котором сейчас мало кто вспоминает. На нем с докладом выступил Л .И. Брежнев. Вместе с
группой ученых, привлекаемых А.Н. Косыгиным к работе, мы предложили
подготовить ряд мероприятий к 10-летию сентябрьского Пленума ЦК КПСС, где докладчиком
был А.Н. Косыгин. Проведенные на основе его решений реформы во второй половине
60-х годов дали весьма положительные результаты и стали первым опытом на пути
радикальных экономических реформ.
Однако все наши настойчивые предложения так и не были реализованы.
Десятилетие сентябрьского Пленума ЦК КПСС практически замолчали. Мы не вникали в
тонкости политической игры, ведущейся в высших эшелонах партии. Но осталось
впечатление, что глава правительства, прекрасно знавший экономику и сделавший очень
многое в других сферах, оказался отодвинутым на второй план и, если говорить
принципиально, во многом не несет ответственности за начавшийся тогда застой.
По сложившейся в то время практике, работа Министерств иностранных дел,
развития сельского хозяйства, деятельность силовых министерств, руководство военно-
промышленным комплексом было сосредоточено не в правительстве, а в ЦК КПСС.
Выработка общей политики и согласование противоречивых интересов
обеспечивались не правительством, а Политбюро. Это, разумеется, не главная причина застоя. Но
она также влияла как на выработку политики, так и на ее реализацию.
В течение ряда лет по поручению А.Н. Косыгина мне пришлось работать над новым
этапом экономической реформы. Меня утвердили руководителем рабочей группы, хотя
общее руководство осуществлял кто-то из заместителей председателя правительства.
Вместе с рабочей группой мы встретились с Алексеем Николаевичем. На этой
встрече был и Бацанов, который зачитал соответствующее поручение Политбюро. Никаких
конкретных заданий в нем не было. Поэтому нам пришлось работать «с чистого листа»,
осмысливая опыт НЭПа, реформы стран СЭВ, опыт западных стран, положительные
примеры из современной практики.
Работали мы сначала в Кремле, а затем нам выделили специальное помещение в
одном из правительственных зданий на углу ул. Разина и Владимирского проезда.
Потом мы вновь вернулись в Кремль.
В саму группу, которая действовала постоянно, вошли специалисты как бы
низшего уровня. Поскольку это была не комиссия, а «рабочая группа». В ней участвовали и
практические работники—директора по экономике ЗИЛа А. И. Бужинский и
Волгоградского металлургического завода «Красный Октябрь» Карпов, начальник планового
отдела Министерства тракторного и сельскохозяйственного машиностроения В. Г. По-
лянский, первый заместитель председателя Стройбанка СССР П. Д. Подшиваленко. Из
числа ученых постоянно участвовали в работе В. Г. Стародубровский, Г. В. Базарова,
Р. А. Отсасон, Б. С. Вайнштейн. Привлекались доя подготовки материалов будущий
академик Д. С. Львов, будущий член-корреспондент В. Л. Перламутров, доктора наук
Р.Н.Евстигнеев, В. Д. Камаев. К обсуждению же подготовленных материалов привлекались
академики А.Г. Аганбегян и Т.С. Хачатуров, ряд руководителей Госплана СССР, других
министерств и ведомств.
Зная требования Алексея Николаевича, мы старались раскрыть конкретику
предлагаемых перемен, показать живой механизм функционирования экономики.
По косвенным признакам мы знали, что параллельно с нами работают над
предложениями и другие специалисты. Таким был тогда сложившийся стиль подготовки
документов. Плох он или хорош, трудно сказать. Однако альтернативность
просматривалась уже на этапе подготовки предложений, и никто не навязывал, в отличие от
современного этапа, каких-то жестких идеологических установок.
В ходе подготовки постановления мы несколько раз посылали А. Н. Косыгину наши
наработки и встречались с ним. Его отношение к нашим материалам было в принципе
одобрительное, но касалось профессиональных вопросов, которые сейчас трудно
восстановить в памяти. Однако постепенно под влиянием нарастания застойных процессов
дело все более бюрократизировалось. Подготовка сводной записки готовилась под
руководством заместителя председателя правительства Новикова. Секретариат А. Н.
Косыгина от подготовки был практически отстранен. В итоге 12 июля 1979 года было
принято постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «Об улучшении
планирования и усиления воздействия хозяйственного механизма на повышение
эффективности производства и качества работы». Несмотря на оказываемое на меня давление, я
отказался визировать проект данного документа. В то время это было своеобразным
вызовом. Однако меня, как представителя науки, а не работника бюрократического
аппарата, оставили в покое.
В моих воспоминаниях сохранился процесс подготовки аппарата правительства к
празднованию, посвященному 75-летию со дня рождения А.Н. Косыгина. Ни о каких
значимых подарках не могло быть и речи. Нрав Алексея Николаевича работники
секретариата знали хорошо. О том, как они решили его поздравить, мне рассказал А.Г.
Карпов. Они нашли фотографию Алексея Николаевича того времени, когда он впервые
стал народным комиссаром легкой промышленности СССР. С нее сделали
увеличенную копию и вставили в современную рамку. Получилось красиво и трогательно. От
портрета веяло любовью и искренним уважением.
А.Г. Карпов подробно рассказывал мне о времени, когда в суровые годы Великой
Отечественной войны он помогал А.Н. Косыгину, отвечающему за работу по созданию
«Дороги жизни» в Ленинград. Он собирал материалы, связанные с этим событием,
хотел подготовить книгу, но, по-моему, так и не успел.
Работа по заданиям А.Н. Косыгина, продолжавшаяся около 10 лет, во многом
помогла мне лучше понять экономику и ее проблемы, приучила мыслить прагматично, а
также овладеть «тайнами» государственного управления.
ГАВРИИЛ ПОПОВ
Реформатор за кремлевской стеной
Попов Гавриил Харитонович
Родился в 1936 г. Известный советский и российский экономист,
профессор, доктор экономических наук. Один из активных участников
«перестройки» в СССР в конце 1980-х годов. В течение многих лет —
декан экономического факультета МГУ им. Ломоносова. С 1990 г. —
председатель Моссовета, в 1991—1992 гг. —мэр Москвы. С1992 г.
— председатель российского движения демократических реформ.
Автор трудов по теории управления. Президент Вольного
Экономического общества России.
Об истоках революции 1989—1991 годов. Как и всякое эпохальное событие,
революция 1989—1991 годов в СССР, радикально повернувшая ход истории и СССР,
породила много версий: и о ее истоках, и о сущности.
Мало кто всерьез связывает поворот в развитии СССР с усилиями эмиграции.
Больше оснований думать о роли воздействия противников СССР по холодной войне,
прежде всего США. Перспектива «звездных войн», а также падение цен на нефть в
восьмидесятые годы оказались мощными факторами, с которыми СССР был не в
состоянии справиться.
Но по большому счету и внешние факторы не были главными. Концепция «Все
произошло потому, что СССР проиграл холодную войну»—не соответствует истине.
Войну СССР не проигрывал—как бы ни хотели этого иные деятели в СССР
(особенно из «бывших»), чтобы оправдать свой личный проигрыш наличием сверхмощного и
непобедимого противника.
В последние годы — особенно в среде коммунистов и левых — широко
распространялась идея, что СССР разваливали изнутри, внутренние заговорщики.
Противников советского строя — особенно в последние годы — было очень и очень много.
Но вряд ли их усилия могли бы дать что-то весомое, имей они дело с крепкой и
здоровой системой. Лично я главную причину вижу во внутреннем истощении,
непрерывном вырождении государственного социализма.
Одной из важных сторон этого процесса явились неудачные попытки реформ
советской экономики. По крайней мере я сам прежде всего шел к выводу о
бесперспективности советского социализма именно от первоначальных упований на очередные
реформы, от активного участия и в их подготовке, и в их реализации, и, что не менее
важно, от анализа финальных неудач. 2 6 6
Год за годом, пятилетие за пятилетием шли реформы, некоторые еще при И.В.
Сталине, затем — при Н.С. Хрущеве и, наконец, — в брежневскую эпоху. Но с неумолимой
логикой все повторялось: сначала грандиозные ожидания, затем частичные улучшения
и успехи и снова, как в сказке Пушкина, — в результате «разбитое корыто».
Впрочем, с каждой новой реформой узел проблем затягивался, резервы для
будущего сокращались, субъективные ресурсы реформаторов истощались.
Можно спорить о роли и масштабе влияния этого фактора—реформ и их
результатов, — но я глубоко уверен, что для многих людей моего поколения именно это, а
вовсе не западная пропаганда и не критика советологов были главными. Именно
реформы и их недостаточные результаты с железной логикой вели каждого, кто готов
был думать, объективно анализировать, смотреть правде в глаза, и к теоретическим
выводам о тупиковое™ в эпоху начавшейся научно-технической революции самой
системы централизованного адресного директивного планирования и к практическим
выводам об исчерпавшихся возможностях советского строя.
Одна из самых крупных, самых фундаментальных реформ государственного
социализма была предпринята в 1965 году по инициативе и под непосредственным
руководством Алексея Николаевича Косыгина, ставшего Председателем Совета Министров
СССР и заменившем на этом посту Н.С. Хрущева.
А.Н. Косыгин прекрасно знал советскую экономику. И—что очень
важно—многие годы был связан с теми ее отраслями, которые работали на нужды народа. И, что не
менее важно, взаимодействовали со спросом населения, — то есть с той областью, где
советский гражданин имел хоть какой-то простор для выражения своих
предпочтений. Немаловажное обстоятельство и в том, что именно в этих отраслях отставание
СССР от Запада было наиболее заметно (в оборонной технике, ценой неимоверных
затрат, обеспечивался хоть какой-то паритет).
Подчеркну, что это была именно его реформа. Работая неофициально при А.В.
Коробове, которому А.Н. Косыгин, очевидно, доверял и который возглавлял официальную
комиссию по реформе, я не раз убеждался, что Алексей Николаевич постоянно и во всех
деталях руководил всей работой по «совершенствованию» (так тогда называли реформы).
Основные идеи реформы. Хозяйственная реформа 1965 года была основана на
ряде установок. В центре все вопросы хозяйствования решить невозможно, и надо
провести децентрализацию. Последняя должна коснуться как сферы накоплений (чтобы
судьба части накоплений решалась на низовом уровне управления), так и вопросов
номенклатуры выпускаемой продукции.
Было оставлено всего пять директивно планируемых показателей: объем
реализации продукции, ее основная номенклатура, фонд заработной платы, прибыль и
рентабельность, взаимоотношения с бюджетом.
Предполагалось объем реализации и основную номенклатуру продукции
использовать в качестве временных мер. А в перспективе вообще отказаться от планирования
из центра номенклатуры продукции, сделав главными показателями экономические:
прибыль и рентабельность. Но сама административная обязательность заданий по этим
2 67 показателям должна была сохраниться.
Сокращение директивно устанавливаемых обязательных заданий следовало
компенсировать созданием экономической заинтересованности, которая бы
стимулировала активность трудовых коллективов предприятий. Для этого большая, чем прежде,
часть оплаты труда должна была зависеть от итогов работы.
Бесплатное наделение фондами следовало сократить, ввести плату за фонды. А
чтобы эта плата оказалась реальным рычагом воздействия, ее надо было производить
из того же источника, за счет которого производилось премирование, то есть из
прибыли предприятия.
Предприятия должны были иметь свои децентрализованные капиталовложения.
Раз инвестиции частично производятся на том же заводе, где они получены, не было
необходимости предварительно передавать их государству. Масштаб этих средств
должен был зависеть от итогов работы предприятия.
Плата за фонды не являлась дополнительной амортизацией. Государство и раньше
изымало эти же средства в виде отчислений от прибылей или налога с оборота. Теперь
же отчисления должны были производиться в зависимости от размера используемых
средств: большие отчисления делал тот, кто взял у государства больше ресурсов. Плата
за фонды призвана была побудить предприятие избавиться от лишних запасов, машин,
отказаться от получения ненужных ему государственных ассигнований.
Хозяйственная реформа в целом не изменяла основ сложившейся системы
управления этапа строительства социализма, но была направлена на то, чтобы
ограничить использование преимущественно административных методов и сочетать их с более
полным применением экономических рычагов.
Реализация хозяйственной реформы. На ход реализации реформы повлияли две
группы обстоятельств. Во-первых, это сравнительная прогрессивность введенной
системы. Ослабла прямая, детальная регламентация, усилился интерес низового звена,
появилось больше возможностей проявить инициативу и т.д. Во-вторых, на ход
реформы влияли факторы, связанные с ее содержанием.
Историческая необходимость реформы, ее соответствие потребностям развития
позволили существенно улучшить ситуацию в экономике. В 1966—1970 гг. темпы роста
объемов производства были 5,6% против 4,9% в период 1961—1965 гг.; темп роста
национального дохода—7,1% против 5,7%. В это пятилетие производительность
труда выросла на 37% против 29% в предыдущее пятилетие. За 1961—1965 гг.
фондоотдача снизилась на 13%, а за 1966—1970 гг. она возросла на 3%. Реальные доходы
трудящихся возросли за 1966—1970 гг. на 30%. Но эти улучшения были временными, так как
выяснились внутренние противоречия реформы, ее неполнота.
Например, плата за фонды заставляла экономить овеществленный труд. А вот
численность работников предприятию сокращать по-прежнему осталось невыгодно,
поскольку сэкономленная в результате такого снижения часть фонда заработной платы
целиком передавалась в бюджет.
В механизме стимулирования не учитывался характер факторов, влияющих на
формирование прибыли. Предположим, в результате внедрения новой техники, роста
производительности труда, повышения качества продукции предприятие получило 10 2 6 8
тысяч рублей прибыли и из них, в соответствии с установленным порядком, в фонд
стимулирования было отчислено 2 тысячи рублей. Но предприятие имело возможность
пойти и по другому пути. Обнаружив, что рентабельность изделия А выше, чем изделия
Б, и воспользовавшись снятием директивных заданий по выпуску конкретных изделий А
и Б, оно могло сократить выпуск изделия Б и за счет ассортиментного сдвига также
получить 10 тысяч рублей прибыли и из них 2 тысячи рублей для премирования.
Положительным моментом было установление показателя «объем реализации».
Но при этом объем планировался централизованно, и в центре внимания оставался не
сам объем, а темпы его прироста, процент выполнения плана по объему реализации.
Далее, никак не учитывалось, кому же предприятие реализовало продукцию.
Важно было одно — чтобы реализация имела место. Но за синтетическим показателем
выполнения объема реализации могли стоять различные по содержанию процессы.
Завод мог удовлетворять запросы всех потребителей и таким образом выполнять план
по объему реализации. Но обычно спрос на продукцию завода превышал ее выпуск.
Тогда перед заводом стояла «очередь» потребителей, и в такой ситуации он нередко
выбирал среди них «выгодных» (со своей точки зрения) и, поставив им продукцию,
выполнял задания по объему реализации.
В этом механизме нет ничего плохого, если бы «выгодными» были те, кто давал
большую цену (разумеется, установленную не произвольно, а с учетом интересов
«своей» эффективности) и кто, следовательно, имел возможность «покрыть» повышенную
цену в силу спроса на свои изделия. Но в условиях установленных сверху цен
«выгодными» могли оказаться и те потребители, которые брали продукцию худшего качества,
устаревшую, кто не предъявлял «претензий». Все это не могло не отразиться на
отношении предприятия к техническому прогрессу, к качеству.
После реформы часть прибыли предприятия оставалась у него в виде фонда
развития производства. На величину этого фонда уменьшался общегосударственный
централизованный фонд капитальных вложений. Предполагалось, что средства,
отчисленные в фонд развития, предприятие получит сразу — без транзита по каналам
госбюджета — и вложит в производство с большей эффективностью, чем та, которая была бы
достигнута при использовании этих же средств через централизованный фонд.
Действительно, многие предприятия за счет фондов развития «расширили» узкие
места, направили средства на осуществление наиболее рентабельных
организационно-технических мероприятий и получили высокий эффект.
Но нередко эффективность использования средств из фонда развития оказывалась
ниже ожидаемой, а в ряде случаев средства из фонда развития вообще не удалось
использовать для капиталовложений. И причины такого положения надо было искать
«за воротами» заводов. Практически оказалось очень сложно заказать и получить под
средства фонда развития нужное оборудование и материалы, так как это уже были
децентрализованные заказы, а предприятия-изготовители не имели резервов: они
приняли уже напряженный план в силу механизма реформ, да к тому же в ряде случаев с
трудом выполняли только централизованные задания.
2 6 9 При установлении норматива отчислений в фонд материального поощрения для
большинства предприятий исходили из того, что годовая премия должна равняться
месячной зарплате (стать тринадцатой зарплатой). Но почему именно месячной, а
допустим не полумесячной или шестимесячной? Это осталось без ответа. Таким
образом, премия по итогам года, будучи новым по форме видом материального
стимулирования, по сути своей устанавливалась по-старому — методом прямого
регламентирования: на основе лишь мнения вышестоящих органов о ее допустимом размере.
Общее в этих примерах одно: экономические показатели или явно предполагали,
или скрывали административно обязательное решение вышестоящих органов.
В ходе реформы выявилось еще одно обстоятельство, касающееся самого ее
существа. Реформа была направлена на предприятие, но при этом оказались неучтенными
значительные различия в основных характеристиках предприятий. Между тем были
заводы, ориентированные на будущее, крупные по размерам. Они по-настоящему
использовали те возможности, которые давала реформа. Но была масса заводов, которые
отражали вчерашний день техники, мелких, нецелесообразно профилированных и т.д.
Между тем они получили те же права и тем самым как бы подтвердили свое право на
существование. Имела значение и субъективная сторона: инерция, сила привычки. В
прежних условиях сформировался тип хозяйственника-исполнителя. Главное для него
— выполнить директиву. И по опыту, и по знаниям, и по складу личности многие
руководители не были готовы к новым условиям.
Упущенный шанс. Реформа имела две перспективы. Первая — переходить, с
учетом опыта и выявленных проблем, к более радикальным этапам реформы. Это был
путь, по которому впоследствии пошла Китайская Народная Республика.
Я помню 1967 год. А.В. Коробов, едва оправившийся от инфаркта, «заработанного»
именно в ходе подготовки реформы 1965 года, встретился с А.Н. Косыгиным и с
воодушевлением рассказывал, что надо идти дальше, идти на более радикальный вариант.
Именно так он понял позицию А.Н. Косыгина. Это очень воодушевило всех нас.
Но на практике возобладала другая перспектива. Опираясь на
партийно-советскую бюрократию, на бюрократию военно-промышленного комплекса, на командную
бюрократию армии и флота, на бюрократию колхозно-совхозной системы,
руководство КПСС поддержало сторонников «умеренного» совершенствования развития.
Решили продолжать вводить отдельные изменения, не затрагивая сути советского
государственного социализма.
Начались разного рода «эксперименты»: Щекинский эксперимент, хозрасчет в
Министерстве приборостроения и т.д. Суть их в том, чтобы с одной стороны попытаться
устранить наиболее негативные последствия командно-административного руководства
экономикой, а, с другой, ни при каких условиях не затрагивать главных черт системы.
Такого рода «лечения» в лучшем случае только отодвигали проблемы, а в целом
все туже завязывали узел противоречий. Страна покатилась по рельсам, которые
повели ее к революции 1989—1991 годов.
ДАНИИЛ ГРАНИН
Запретная глава
отрывки
Гранин Даниил Александрович
Родился в 1919 г. Русский писатель. Автор широко известных
художественно-документальных произведений — «Искатели», «Иду
на грозу», «Эта странная жизнь», «Клавдия Вилор», «Зубр», «Блокадная
книга», «Картина», «Бегство в Россию», «Неизвестный человек» и др.
Герой Социалистического Труда, лауреат Государственной премии
СССР.
Мы с Алесем Адамовичем работали над второй частью
«Блокадной книги». Не помню уж, через кого вышли мы на Б-ва1. Блокадники, которых
мы записывали, передавали нас друг другу. О Б-ве мы были наслышаны от многих и
давно добирались до него, однако получилось это не сразу, он жил в Москве, был
человек занятой: первый заместитель союзного министра. Во время блокады Б-ов работал
помощником Алексея Николаевича Косыгина, направленного представителем
Государственного Комитета Обороны в Ленинград. Услышать Б-ва нам было важно, чтобы
обозреть блокадное время как бы с иной стороны—государственных усилий по
снабжению осажденного города, по эвакуации населения и ценностей. До этого нас
занимали частные судьбы, бытовые истории, но мы чувствовали, что читателю надо
приподняться и окинуть разом всю картину, увидеть то, о чем не знал никто из
блокадников, замерзавших в своих ледяных норах.
Б-ов отнекивался, как мог, наконец, сдался и щедро потратил на нас несколько
вечеров. С трогательной добросовестностью уточнял каждую цифру, факт, а когда речь
заходила о самом Косыгине, щепетильно проверял по каким-то источникам даты,
маршруты поездок, названия предприятий. Чувствовалось глубочайшее почтение к
Косыгину и школа. Но эта же школа исключала проявление всякого живого чувства.
Требовался точный доклад, отчет, пояснительная записка. При чем тут личные
переживания? Эмоции мешали. И никаких самостоятельных рассуждений, впечатлений,
догадок.
1 Публикуется с разрешения автора, полученного во время встречи 22 января 2003 г. Под условной фамилией
«Б-ов» Д.А.Гранин имеет в виду Болдырева, помощника А.Н.Косыгина в военные годы, который провел вместе с ним
в Ленинграде все блокадные месяцы. С полным текстом очерка читатель может ознакомится в журнале «Знамя» за
1988 год, №2.
2003 г., 22 января. Санкт-Петербург.
А.Д.Гвишиани у писателя Д.А.Гранина.
Случилось это в 1978 году.
Добиться от Б-ва рассказа о том, как он прожил в блокадном городе семь
отчаянных месяцев среди обстрелов, пожаров, трупов, нам не удалось. Он выступал лишь как
функция, как помощник Косыгина, не более того. Не считал возможным фигурировать
отдельно, сам по себе. Он помощник Косыгина, все они были помощниками
Косыгина. Ну, а сам Косыгин? Сам-то как,—волновался, боялся, страдал? Что для него
значила блокада? Ведь жизнь его ленинградская, казарменная проходила на ваших глазах.
Он смотрел на нас с недоумением. Такие вопросы в голову не приходили, да и
вообще... Он был несколько смущен, не представлял себе, как такие переживания
отзовутся на репутации шефа. Речь шла о нынешнем Председателе Совета Министров
страны. Да и в ту блокадную пору Косыгин был тоже заместителем Председателя
Совнаркома. О людях такого ранга не принято... Да и нельзя за другого. И вот тогда нас
осенило — а если спросить у самого Косыгина? Взять и записать его рассказ! Точно так
же, как мы записывали рассказы других блокадников. Он для нас в данном случае
такой же блокадник, как и все другие. Мысль, что Предсовмина можно расспрашивать и
записывать, как обыкновенного блокадника, явно ошарашила Б-ва. Сперва он высмеял
нас. Это было легче, чем возразить. Мы настаивали, и воистину — «толцыте и отвер-
зится»,—вскоре он призадумался, закряхтел, и разродился туманно-осторожным:
«Попробуем узнать»...
Однажды Б-ов позвонил мне в Ленинград и попросил назавтра быть в Москве.
Достать билет в тот же день было непросто, но я понимал, что с такими мелочами Б-ов
считаться не может, тем более лицо, которое он представлял.
В Москву я прибыл. К вечеру Б-ов заехал за мною, и мы отправились в Кремль. По
дороге он пояснил, что согласились принять меня одного, тут ничего не поделаешь.
Бесшумные коридоры, охрана, лесенки, переходы, все блестит, начищено.
Приемная... Минута в минуту, нас уже ждали, сразу провели в кабинет. Косыгин существовал
для меня издавна. На портретах, которые мы носили во время демонстрации, на
портретах, которые вывешивали шеренгами по улицам: все в одинаково черных костюмах,
одинаковых галстуках, разница была в золотых звездочках Героев — были с одной,
были с двумя... Годами, десятилетиями они пребывали, не старея. На экранах
телевизоров, неизменно благожелательные и строгие, они тоже шеренгой появлялись в
президиуме, вместе начинали аплодировать, вместе кончали. Что мы знали о них, об их
характерах, взглядах, пристрастиях? Да ничего. Ни про их жен, ни про друзей, ни про
детей. Не было слышно, чтобы кто-то из них когда-нибудь покупал что-то в магазине,
ехал в троллейбусе, беседовал с прохожими, ходил в кино, на концерт, сам по себе,
просто так. Индивидуальность скрывалась тщательно. Впрочем, Косыгин чем-то
отличался. Пожалуй, его отличала хмурость. Он ее не скрывал, и это привлекало.
Хмурость его шла как бы наперекор общему славословию, болтовне, обещаниям скорых
успехов. Из мельчайших черточек, смутных ощущений мы, ни о чем не ведающие
винтики, накапливали симпатию к этому озабоченному работяге, который силится и так и
этак вытащить воз на дорогу.
...Под коротким седым ежиком лицо узловатое, давно усталое, безулыбчивое.
Никаких предисловий, деловитость человека, привыкшего быстро решать, а не просто
беседовать. Но мне надо было именно беседовать, заняться воспоминаниями, мне надо
было сбить его деловитость. Поэтому вместо вопросов я принялся осматривать
кабинет. Нарочито глазел, как бы по-писательски, не скрывая любопытства. Дубовые
панели вдоль стен, могучий старомодный письменный стол в глубине, ковровые дорожки,
тяжелые кресла. Чем-то этот просторный кабинет и высокие окна, и вид из них
показались знакомыми. Как будто я видел все это, но когда?.. Он уловил мое замешательство.
«Да это же кабинет Сталина»,— подсказал мне Косыгин.
Вот оно что! Тогда ясно. Сколько навидались мы фотографий, кинофильмов, где
Сталин, попыхивая трубочкой, прохаживался по этой дорожке, вдоль этого стола.
Годами он работал здесь.
Все во мне насторожилось, напряглось, словно бы шерсть вздыбилась.
— М-м да-а, — протянул я с чувством, где вместо восторга было то, в чем я сам не
мог разобраться. Косыгин бросил на меня взгляд, линялые его глазки похолодели.
Мы сели за маленький столик поблизости от входа, подальше от того рабочего
письменного стола. Втроем. Косыгин, Б-ов и я.
...Предупредил, что, когда запись будет обработана, прежде чем включать в книгу, он
просит обязательно дать ее ему прочесть... И еще: поменьше упоминать его личные
заслуги, не выпячивать его роль. Все мероприятия проводились совместно с Военным
советом и городскими организациями. Все это было изложено сухо, бесстрастно и без
каких бы то ни было пояснений. С самого начала мне давали понять: все это не так просто,
извольте соблюдать. Он испытующе подождал, не откажусь ли я?.. Итак, что меня
интересует? Я перечислил вопросы. Известно, что в Ленинграде к зиме 1941 года скопилось
на Сортировочной станции две тысячи вагонов с ценным оборудованием, цветными
металлами для военных заводов. Почему это произошло? Можно ли было отправить их
до того, как блокада замкнулась? Почему ГКО пришлось послать в Ленинград своего
представителя, то есть Косыгина? Как было наладить эвакуацию по Дороге жизни
всякого рода приборов, инструмента, наиболее дефицитных вещей? Одновременно срочно
вывозить голодающих детей, женщин, мастеров, ученых. Как приходилось выбирать?..
...Косыгин начал издалека. Но вскоре я понял, что он не отвечал, а рассказывал
лишь то, что собирался рассказать, независимо от моих вопросов. Блокадники тоже
рассказывали не то, что я спрашивал, а то, что было им интересно.
Это меня устраивало. Тем более что это действительно было интересно. И
рассказывал он хорошо — предметно, лаконично.
В конце августа в Ленинград из Москвы была направлена комиссия: Молотов В.М.
(председатель), Маленков Г. М., Берия Л.П., Косыгин А. Н., Кузнецов Н. Г. (нарком
военно-морских сил), Жигарев П.Ф. (командующий военно-воздушными силами),
Воронов Н.Н. (начальник артиллерии).
— ...Летели самолетом до Череповца. Дальше нельзя — шли воздушные бои. В
Череповце взяли паровоз с вагоном. Недалеко от Мги попали под бомбежку. Вышли из
вагона, укрылись в кювете, впереди зарево, горят станция, склады, поселок. Пути
разбиты. Сидим. Я говорю Кузнецову — пойдем посмотрим, что делается впереди. По-
2 7 3 шли. Кое-где ремонтники появились, еле шевелятся. Стоит какой-то состав. Часовые.
Мы к ним: что за эшелон? Красноармеец матом нас шуганул. Представляете—наркома
и меня, заместителя Председателя Совнаркома!—Он благодушно удивился.— Мы
потребовали вызвать командира эшелона. Он явился. Попросил извинить. Оказывается,
сибирская дивизия следует на фронт. Через них кое-как связались с Ленинградом, с
Ворошиловым. Он прислал за нами бронепоезд—два вагона плюс зенитки.
Этот рассказ я записал буквально. Картина была впечатляющая: в мокрой канаве,
ночью, приткнулись, в сущности, все высшие чины правительства и армии. Воют
бомбардировщики. Грохочут зенитки. Полыхают пожары. Впервые в жизни попали они в
такую передрягу. Вжались в землю, съежились... По себе знаю, какой это страх —
первая фронтовая бомбежка. Любопытно, конечно, кто там как себя вел — всемогущий
Берия, и Маленков, и Молотов,— как они держались, хлебнув на несколько минут хотя
бы такой войны.
Под утро добрались до Ленинграда. Прибыли в Смольный, собрали
командование. О положении на фронте докладывал Ворошилов — главком Северо-Западного
направления. Наступление немецких войск удержать не удалось. Немецкие армии
двигались на город с нескольких сторон. Обстановка была запутанной, нарушалось
управление фронтами. Вечером комиссия подвела итоги. Несколько Военных советов —
Северо-Западного направления, города, Красногвардейского укрепрайона и других—
создавали неразбериху. Решено было создать единый Военный совет, выделить
самостоятельный Карельский фронт, передать ему такие-то части.
Уже тогда стало ясно, что руководство города, не понимая опасности,
угрожающей Ленинграду, не заботилось обеспечить эвакуацию жителей и промышленности...
Комиссия должна была определить, можно ли оставлять Ворошилова
командующим, как наладить взаимодействие армии и Балтийского флота. А за всем этим
поднимался грозный вопрос—удастся ли удержать город? Следовало предусмотреть самые
тяжкие варианты. Если не удастся,— что делать тогда с флотом, с населением, с
городом?.. Назавтра разбились на группы. Молотов занимался Смольным, Берия—НКВД,
Косыгин — промышленностью. Вечером докладывали в Москву. Молотов сказал
Косыгину: «Вы здесь задержитесь. Так сказал Сталин. Потом созвонимся». Косыгин
остался организовать эвакуацию предприятий на восток. Вместе с заводами надо было
отправлять специалистов.
Вскоре Ставка отозвала Ворошилова, в Ленинград прибыл Жуков. «Провожали
Ворошилова тепло, устроили ему товарищеский обед, так что все было по-человечески,
— подчеркнул Косыгин,—а не так, как изображено в некоторых романах». Он старался
внушить сочувствие и уважение к Ворошилову...
...Постепенно он увлекся, видно, ему самому интересно было показать, какие
масштабы приняла помощь окруженному Ленинграду (это уже в январе 1942 года), как ему
удалось мобилизовать обкомы партии разных областей на сбор продовольствия, как
наладили в областях прием эвакуированных. Память у него сохраняла фамилии,
количества продуктов, машин, названия предприятий. Поразительная была память. Думаю,
что рассказывал он про это впервые. Так свежо было удовольствие, которое он
испытывал, вспоминая. Бесстрастный голос его смягчался, его уносило в какие-то отступ-
ления, которые вроде и не относились напрямую к нашей теме. Но они были
интересны ему самому. Одно из них касалось октябрьских дней 1941 года в Москве, самых
критических дней войны. Москва поспешно эвакуировалась, в Куйбышев отбыл
дипломатический корпус, отправили артистов, Академию наук, наркомов... Из
руководителей остались Сталин, Маленков, Берия и он, Косыгин. Между прочим, организуя
отправку, Косыгин назначил Николая Алексеевича Вознесенского главным в
правительственном поезде. Вознесенского такое поручение рассердило, характер у него был
крутой, его побаивались, тем более что он пребывал в любимцах у Сталина. Сталин
его каждый вечер принимал. Вознесенский пригрозил Косыгину, что пожалуется на
это дурацкое назначение. Следует заметить, что Вознесенский был уже кандидатом в
Политбюро, а это много значило.
— Я не отступил, и Вознесенский вскоре сдался: черт с тобой, буду старшим. А я
не боялся, мы с ним друзья с ленинградских времен...
Одну за другой выкладывал он интереснейшие подробности о том, как
шестнадцатого октября здание Совнаркома опустело,—двери кабинетов настежь распахнуты,
валяются бумаги, шуршат под ногами, и повсюду звонят телефоны. Косыгин бегом из
кабинета в кабинет, брал трубку, алёкал. Никто не отзывался. Молчали. Он понимал:
проверяют, есть ли кто в Кремле. Поэтому и носился от телефона к телефону. Надо,
чтобы кто-то был, пусть знают...
Тут я вставил про нашего лейтенанта, который, прикрывая отход, бегал от
пулемета к пулемету, стрелял очередями, как будто мы еще сидим в окопах. Один из звонивших
назвал себя. Это был известный человек, деловито справился: «Ну как, Москву сдавать
будем?» Косыгин всадил ему: «...А вы что, готовы?» И выругался. Никогда не ругался, а
тут выругался...
— О Сталине лучше не будем. Это другая тема.
И сразу, без перехода, стал рассказывать о том, как готовился уехать в блокадный
Ленинград в январе 1942 года, как собирал автоколонны для Дороги жизни,
обеспечивал их водителями, ремонтниками, добывал автобусы, нельзя же в стужу везти по
озеру детей и женщин в открытых грузовиках...
Прибыв в Ленинград, он все усилия сосредоточил на Дороге жизни —
единственной жилке, по которой еле пульсировала кровь, питая умирающий город. Изо дня в
день налаживал ритм движения, ликвидировал заторы, беспорядок на обоих берегах
Ладоги. Пришлось устранить излишества приказов, пустословия, улаживать
столкновения гражданских властей и военных, моряков и пехотинцев, больных и здоровых.
Надо было превратить эти водовороты в напористый гладкий поток, чтобы
пропустить вдвое, впятеро, в пятнадцать раз больше: из города—людей, а в город — муки,
консервов, крупы, мяса... Проложили через озеро трубопровод, чтобы снабжать город
и фронт горючим. Наладили доставку угля электростанциям города. Мобилизовали
коммунистов на восточный берег Ладоги, чтобы навести порядок на складах, потому что с
хранением продуктов творилось черт знает что... Он переправлялся по этой дороге
туда — назад. Когда лед сошел, ходил на катере. Однажды угодил под прицельный
огонь с вражеского берега так, что еле выбрался. По катеру сажали из крупнокалибер-
ных пулеметов... Он рассказывал об этом не без фронтовой небрежности. Хлопотная
была работа, на ногах, без кабинетов, бумаг. Боевая, и сточным результатом: каждый
день столько-то тысяч спасенных людей — и тех, кого вывозили на Большую землю, и
тех, кому доставляли хлеб. Звездные месяцы его жизни располагались среди штабелей
легких, иссушенных голодом трупов, аккуратно по расписанию наступающих
бомбежек, воя сирен, артиллерийских обстрелов, сна в душном, затхлом бомбоубежище
Смольного. Странная вещь—для большинства блокадников, которых я наслушался,
трагическая эта, наиболее ужасающая пора в то же время озарена счастливым состоянием
духа. Никогда они не дышали такой вольностью, была подлинность отношений, люди
кругом открылись. Это, казалось бы, невозможное сочетание горя и счастья подметили
и Ольга Берггольц в своих блокадных стихах, и Дмитрий Сергеевич Лихачев в своих
записках: «Только умирающий от голода живет настоящей жизнью, может совершить
величайшую подлость и величайшее самопожертвование».
В Ленинграде Косыгин был сам себе хозяин, был избавлен от каждодневного гнета,
хоть отчасти, но свободен. Поэтому ему вспоминалось иначе, с признательностью.
Мотался по заводам, отбирал станки, прессы, приборы, специалистов—для вывоза.
Скорей, скорей готовить в районах детей, родителей, кто еще мог передвигаться, для
отправки их. Поездами с Финляндского вокзала, а дальше пересадить на автобусы и туда, на тот
берег, а там тоже наладить прием, кормление, медицинскую помощь и отправку этих
сотен тысяч дистрофиков, доходяг, обессиленных, беспомощных людей, с их малым
скарбом, одеждой, фотографиями, остатками прежней жизни в глубь страны. Отладить
систему взаимодействия военных с милицией, с медиками, с железнодорожниками...
Вдруг он спохватился, прервал рассказ: нет, нет, все делалось совместно,
разумеется, совместно с Военным советом или же с горкомом партии... Произносил отчетливо,
словно бы не только для меня.
...Тем более совместно, что кругом были друзья-товарищи: и А.А. Кузнецов (с ним
в некотором роде родственники), и Яков Капустин, и В. С. Соловьев, и В. С. Ефремов,
и Б. С. Страупе... Полузабытые фамилии из той питерской гвардии, которую я еще
застал, вернувшись с войны...
Косыгин был коренной питерец. Не помню уж, по какому поводу, а может, и без
повода, он рассказал, что учился в Петровском реальном училище, там, где теперь
Нахимовское училище, там, где высоко, в нише здания, стоит черный бюст Петра
Великого. В прошлом году, будучи в Ленинграде, он заехал в училище, просто так, взглянуть на
классы своего детства.
— ...Представляете, в спальне двухэтажные кровати стоят,—сердито недоумевал
он. — Будто места мало. В столовой ложки алюминиевые, перекрученные. Что мы, не
можем будущих офицеров обеспечить?..
Главная досада была на то, что неприглядней стало, чем в его школьные годы.
Опасно возвращаться в места своего детства, большей частью там поселяются
разочарования. И все же детство надо иногда навещать, нельзя, чтобы оно зарастало,
заглохло. Мне нравилось, что он любил свое детство и бывал там. Директор Эрмитажа
Борис Борисович Пиотровский рассказал, как однажды Косыгин приехал к ним в музей и
попросил провести его по старой экспозиции, по тем залам, по которым водили до
революции. Разыскали сотрудника, знающего границы старого Эрмитажа. Косыгин
признался, что ему хочется осмотреть то, что когда-то показывал ему его дед. И долго
ходил из зала в зал, останавливался, узнавал, удивлялся детской своей памяти. За время
своего директорства Пиотровский не помнил, чтобы кто-то из высшего начальства,
сам по себе, без делегации, посетил Эрмитаж, захотел бы полюбоваться его
сокровищами. Косыгин был первый. Тогдашний секретарь Ленинградского обкома и тот за все
годы не нашел времени походить по Эрмитажу.
В чем состояла сложность работы в блокадном городе? — вот что мне хотелось
узнать. Всегда ищешь конфликты, столкновения характеров, взглядов, трудно
решаемые проблемы. Друзья друзьями, но ведь приходилось добиваться, заставлять
разворачиваться того же Кузнецова и Попкова, обеспечивать Дорогу жизни. Да и с А. А.
Ждановым было непросто. Тем более, что ни в город, ни на фронт в передовые части
Жданов не выезжал, обстановку на местах знал плохо. На это жаловались многие
блокадники. К чему же сводились разногласия? То, что они были,— известно. Не случайно в
своем рассказе Косыгин ни разу не помянул Жданова, ни по какому поводу.
— Разногласия? — Косыгин посмотрел поверх меня вдаль, морщины медленно
соединялись в невеселую улыбочку. — Никаких разногласий быть не могло... Не могло,
— повторил он, настаивая. — Вот Хрулев, генерал армии, тот помогал всячески.
Перевел на Хрулева, потом перешел на ленинградских милиционеров, которые,
помирая с голоду, продолжали нести службу. Пришлось настоять, чтобы Берия прислал
с Большой земли свежие милицейские подразделения. Они крепко помогли тогда.
— Берия не хотел... Отношения Сталина и Жданова к тому времени стали
неважными, — как бы невзначай бросил он.— Это Берия постарался...
Разговор коснулся продовольственных поставок, что шли через Микояна. И тут
тоже, как я понял, сказались трения между Микояном и Ждановым, неслучайно
Жданов жаловался Сталину на Микояна. От всего этого возникали дополнительные
трудности в снабжении города, Косыгину приходилось маневрировать, учитывать
сложные взаимоотношения вождей. Из Ленинграда не так-то хорошо просматривались
коридоры власти. Скупые его замечания высвечивали малый промежуток — лишь на
шаг, чтоб не запнуться...
Косыгин вел свой рассказ, умело огибая запретные места, искусно сворачивая, не
давая мне рассмотреть, прочувствовать, спросить... По обеим сторонам тянулись
запертые, опечатанные двери. А почему? От кого заперты? От себя самого? От нас? Ему
бы воспользоваться случаем. Когда еще придется повторить эту дорогу. Времени
впереди немного. Восьмой десяток идет, возраст критический, когда ничего нельзя
откладывать. Голова его хранила огромые материалы о блокаде, о войне, о послевоенных
делах. Расскажи, чего же ждать? Второго раза не бывает. Народ доверил тебе в
решающие годы руководить промышленностью, правительством, ключевыми событиями, и,
будь добр, отчитайся. Напиши или расскажи. Тем более, что творили вы эту, нашу
историю, судьбу нашу—безгласно, решали при закрытых дверях, никому не открывались в
сомнениях или ошибках. Когда-то существовало в обществе историческое сознание. И
большие, и малые деятели понимали свою ответственность перед детьми, внуками,
свою включенность в историю. Куда исчезло это чувство? Люди стали так немо,
словно виновато, уходить из жизни. Но почему? Ведь сделано много хорошего. Если что не
так, то тем более надо поделиться... Ты же остался последний из всех твоих друзей-
сподвижников, никто из ленинградских секретарей обкома тех лет не уцелел, никого из
членов Военного совета тоже нет в живых...
Господи, хоть бы что-нибудь сменил в этом кабинете. Мне стало жаль этого
старого, но еще сильного, умного человека, который вроде бы так много мог, имел огромную
власть и был так зажат.
...Все же одно обстоятельство надо было прояснить. Во что бы то ни стало. Не
отступаться, пока не узнаю, как совершался выбор в делах эвакуации. Выбор между
населением и оборудованием. Между умирающими от голода и станками,
аппаратурой, необходимой для военных заводов. Вывозили самолетами, баржами, машинами,
но транспорта было в обрез, не хватало, приходилось выбирать, что вывозить
раньше,—людей или металл, кого спасать, кому помогать: фронтовикам—танками,
самолетами — или же ленинградцам... Так вот, на каких весах взвешивали нужду и
срочность?
— И людей вывозили, и оборудование. Одновременно,— ответил Косыгин.
— Ясно, что одновременно, но это в общем и целом. А практически ведь всякий
раз приходилось решать, чего сколько.
— Так и решали, и то и другое,— сердито настаивал Косыгин.— А как тут еще
можно выбирать? — Но приходилось выбирать!..
Я упорствовал, и он упорствовал. Я понимал, что в том-то и беда была, что ему
нельзя было выбирать. В этом безвыходность была и общая мука. Не могли выбирать и
не могли не выбирать. Вот какого признания я добивался — о мучительности
положения, о том, какой душевный разрыв происходил. С него требовали скорее отгружать,
обеспечивать заводы, ради этого шли на все. И в то же время надо было вывозить
горожан, каждый день умирали тысячи людей. А мы на передовой смотрели в небо и
не могли дождаться наших истребителей. Такая вот сшибка происходила. Хоть словцо
бы одно произнес об этом. Словечко про ту горечь, про случай самый малый, когда
сердце стиснуло,— было же что-то, кому-то помог, пожалел, нарушил. Или, наоборот,
не помог, упустил...
Но нет, ничего не мог добиться.
...Мне было известно про Косыгина несколько историй сердечных, добрых. Одну
из них я слыхал от Михаила Михайловича Ковальчука, врача на Ладоге. Я попробовал
напомнить ее, но Косыгин безучастно пожал плечами. Похоже, что забыл. И про
мальчика, умиравшего на проходной Кировского завода, забыл как нестоящее, как слабость
души. А ведь возился с ним. Видимо, то, что не имело отношения к делу, память его не
удерживала, отбрасывала.
Наверное, чтоб отделаться от меня, рассказал, как в одном из писем отец попросил
проведать их ленинградскую квартиру. Родители эвакуировались, квартира стояла
пустая. Заодно, писал отец, пошарь в полке над дверью. К счастью, дом уцелел, квартира 2 7 8
уцелела. Стекла, конечно, повыбивало, стены заиндевели. Косыгин встал на табурет у
входной двери, сунул руку в глубину полки и вытащил оттуда одну за другой чекушки
водки. Оказывается, у отца был обычай на Новый год прятать «маленькую» на память
о прожитом годе. Извлек оттуда бутылочки еще царской водки, с орлом. Целый мешок
набрал, потом в Смольном всех угощал.
Вот то личное, что вспомнилось. Все чувства сосредоточены были на Деле.
Насчет Дела он мог рассказывать сколько угодно.
...А вскоре Косыгин умер. Главу нам пришлось переделать, прямую речь убрать,
превратить рассказ в набор сведений, неизвестно от кого полученных. Из «Блокадной
книги» удалили немало дорогих нам мест, кое-что удалось отстоять. Но были потери
особо чувствительные, и эта глава—одна из них. Раз уж мы не могли обличить
виновных, то хотелось отдать должное человеку, который в тех условиях сумел наладить
эвакуацию и спасти тысячи и тысячи ленинградцев. Не позволили. А может, и хорошо,
что Косыгин не увидел свой рассказ в таком изуродованном, безликом виде.
Прошли годы. Изъятую, запретную главу, за которую мы столько боролись, можно
было восстановить. Но что-то с ней произошло. В ней явственно проступили пятна,
подчистки, то есть умолчания, невнятная скороговорка, все то, что я пытался обойти,
то, что творилось во время разговора. Фальшивая интонация временами
непереносимо резала слух, тем более рядом с безыскусными рассказами блокадников. Дело было
не только в Косыгине, написанное мною, автором, зачерствело, обнаружилось, что я
сам не добиваюсь ясных ответов, веду себя скованно, не смею. От этого и сухость.
Главное же, не понять было моего отношения к собеседнику—то осуждаю его, то чту.
Глава, которая казалась нам такой доблестной, честной, ныне обличала нас. И меня,
и моего собеседника. Я видел перед собой его сцепленные пальцы, пасмурное наше
прощание, как он стоял, опустив руки, сжатый, точно связанный. Что-то сместилось в
моем восприятии, как бывает с лучом света, он ломается, переходя в другую среду.
Может, все дело было в том, что мы перешли в другое время. Вдруг, почти физически,
я ощутил в себе этот перелом-переход, и счастливый, и болезненный...
Порой мне кажется, что, если бы Косыгин знал в тот вечер, как скоро он умрет, или
знал бы, как скоро кончится то время, он чувствовал бы себя свободнее, говорил бы не
так, не было бы этой оглядки. Грустно, конечно, если только такое знание может
освобождать нас.
ЖАК САПИР
Алексей Николаевич Косыгин.
Потерянное десятилетие (1965—1975)
и судьба Советского Союза
Жак Сапир
Известный французский экономист, профессор Высшей школы
Социальных наук (EHESS, Париж), директор исследовательского
центра в ВШСН (EHESS), sapir@msh-paris.fr, Специалист по истории
советской и российской экономики.
Карьера администратора и политического руководителя высокого ранга Алексея
Косыгина совпадает с большой частью истории Советского Союза. Однако для
большинства западных наблюдателей он становится персонажем первого плана только в
начале шестидесятых годов. Его роль в смещении Никиты Хрущева в 1964 году, его
конфликтный союз с Леонидом Брежневым в течение последующего времени и до
последних дней его жизни (он умер в 1980 году), наконец его влияние на проекты
экономических реформ с 1965 по 1975 годы естественным образом привлекли
внимание западных исследователей.
Несомненно, такая точка зрения является схематичной. Тем не менее, она
отражает реальность. На сегодняшний день имя Алексея Косыгина является связанным с тем
периодом истории Советского Союза, который был отмечен различными попытками
изменения и улучшения экономических механизмов страны. Его конечная стадия,
совпавшая с началом перестройки, была охарактеризована как «период застоя». Но после
разрушительного шока неконтролируемого перехода от плановой экономики к
экономике свободного рынка рассматриваемый период стал трактоваться многими
исследователями и представителями общественного мнения как период стабильности и
некоторого прогресса. Оглянувшись назад, можно сказать, что годы между отстранением от
власти Хрущева и смертью Косыгина были годами, в течение которых решалась судьба
советской системы.
1960—1980 годы в истории советской экономики. Всегда было сложно
оценивать результаты экономики Советского Союза не только в силу использования
статистических моделей, отличных от тех, которые преобладали в западной экономике, но
также и в силу искажений (сознательных или нет) официальных статистических
данных. Это положило начало крупным дебатам среди западных экономистов. Советские
ученые также оспаривали советских статистиков1.
Сравнение уровней экономического богатства (валового промышленного
продукта или валового национального продукта) Советского Союза и западных стран
является трудным делом. Методы, используемые для пересчета советского валового
национального продукта в доллары должны рассматриваться, в лучшем случае, как
приблизительные. Сравнение темпов его роста является также нетривиальным. Понятие
«сопоставимые цены» таким, каким оно было использовано в советских ежегодных
справочных изданиях, не принимало во внимание ни феномен ухудшения качества
некоторых продуктов повседневного пользования, ни использование предприятиями цен,
отличных от тех, которые были установлены Государственным комитетом цен
(Госкомцен). Если первый феномен, вероятно, является менее определяющим для
экономики дефицита, то второе обстоятельство вызывает существенную деформацию
объективной картины, предписывая особенные методы доя подсчета коэффициента
корреляции.
Поэтому, насколько это возможно, мы будем сравнивать данные всех доступных
нам источников. Тем не менее, существующая разница в оценках уровней и темпов
роста, наблюдаемая по данным различных источников, не влияет на направление
вариаций этих показателей. Присутствие сложных тенденций в советской экономике в
эти годы является одинаково достоверным по различным источникам.
Используя их, мы приходим к выводу, что темпы роста советской экономики
постепенно замедлялись в течение длительного времени. Сам по себе этот результат не
является удивительным. Советский Союз к концу тридцатых годов был страной,
далекой от завершения своей индустриализации. Кроме того, СССР претерпел
значительные разрушения в результате войны. И логично, что темпы роста в начале пятидесятых
годов были более высокими, чем впоследствии.
Тем не менее наметились две другие важные тенденции.
Первая заключалась в том, что развитие советской экономики, по-видимому,
столкнулось с существенными трудностями в рассматриваемый период. Если сравнить
темпы роста советской экономики (валовый общественный продукт по ЦСУ) с темпами
роста валового продукта во Франции, Италии, Федеративной Республике Германии,
Великобритании и Соединенных Штатах за период 1952—1979 гг., то данные,
пересчитанные ЦРУ, отличаются более чем на стандартное отклонение. В тоже время, если
опираться на данные советских официальных источников, то только Федеративная
Республика Германии имела более высокие темпы роста, чем СССР.
Нестабильность темпов роста особенно заметна, если вспомнить, что речь идет о
плановой экономике, менее подверженной внешним влияниям, чем рыночная,
которая сильно зависит от конъюктуры. Эта тенденция менее заметна в период 1960—1979
годов, что, однако, может являться отражением степени достоверности исходных
данных.
Вторая важная тенденция отражает резкое снижение роста в
шестидесятые—семидесятые годы. Это наблюдается независимо от данных, которые мы используем. Такая
тенденция, впрочем, подтверждается и в результате сравнения с западными странами.
2 81 Если исходить не из официальных цифр темпов роста (которые являются менее досто-
верными), то темпы роста советской экономики вписываются в средние показатели
стран со смешанной экономикой. Взяв 1960 год за точку отсчета для того, чтобы не
стать жертвой эффекта «реконструкции», свойственного всем рассматриваемым
странам, кроме Соединенных Штатов, можно констатировать, что рост советской
экономики происходил значительно быстрее чем в Великобритании или в Соединенных
Штатах, мало отличался от показателей по ФРГ и начиная с 1960 года был ниже, чем
темпы роста во Франции и Италии. Но темпы роста советской экономики снижаются
по сравнению с другими странами, по крайней мере с 1975 года, а, может быть, и
немного раньше.
Эта тенденция хорошо просматривается и в промышленном производстве. Ему
свойственны значительные колебания и тенденция к замедлению роста по сравнению
с началом пятидесятых годов. Тем не менее, в этом процессе отчетливо выделяются
три различных временных отрезка: фаза замедления, наступившая после очень
высоких показателей роста (1951—1961), уступающая место второй фазе (1962—1973),
когда темпы, выровнявшись, затем стабилизируются, и, наконец, третья фаза (1974—1979),
отмеченная очередным значительным спадом. Все это вызывает естественный
интерес к факторам, обусловливающим рост промышленного производства и прежде всего
к росту производительности труда. Здесь необходимо сопоставить данные,
представленные в советских источниках, с дефляционными данными, исключающими
отклонения цен, не отраженные в показателях.
Из этого сопоставления вытекает, что во второй половине пятидесятых — начале
семидесятых годов производительность труда в промышленности сохраняла
относительно стабильный темп роста. Замедление роста производства объясняется
снижением темпов увеличения рабочих мест в промышленности. Напротив, после 1973—
1975 гг. мы, бесспорно, являемся свидетелями очень сильного падения темпов роста
производительности труда. Темпы роста рабочих мест не выравниваются, и рост
производительности труда резко замедляется. Если верить данным, скорректированным
по фактическому росту цен, темпы промышленного производства стали особенно
снижаться, начиная с 1978 года. Принимая во внимание важность промышленного
сектора в формировании национального дохода Советского Союза, этим и объясняется
сильное падение экономического роста.
Резкий упадок производительности труда в промышленности в семидесятых
годах, представляет собой фактор, которым нельзя пренебречь, так как рост темпов
производительности труда в промышленности является наиболее важным показателем
динамизма и эффективности экономической системы. Об эффективности советской
системы по существу нельзя сказать, что она была незначительной. И она не была
неизменной. Бесспорно, что рост и развитие в тридцатые годы носили экстенсивный
характер, основанный на увеличении накоплений, но при этом мы наблюдаем
увеличение производительности, близкой к производительности экономик западных стран
в период 1955—1970 гг. Даже по данным, скорректированным по фактическому росту
цен, которые не являются благоприятными для советской системы, рост
среднегодового дохода был равен или превышал 3 %. Такой темп роста производительности труда 2 8 2
превышал темп, зарегистрированный в промышленном секторе Соединенных Штатов
и Великобритании в промежуток между 1955 и 1973 годами (соответственно 2,4% и
2,8°/)). Однако, он был ниже темпа, зарегистрированного во Франции в этот же период
(5,9%) и немного отличался от темпа в Федеративной Республике Германии (3,9%)).
Среднегодовое повышение производительности труда
ряда стран на одного человека в промышленном секторе в 1913—1981 гг., %
Франция
США
Германия
Великобритания
СССР (ЦСУ)
СССР(деф.)
1913/1929
1,9
1,4
0,2
0,9
1929/1938
0,5
0,4
2,2
0,7
5,8
3,8
1955/1973
5,9
2,4
3,9
2,8
5,6
3,1
1973/1981
2,8
0,03
2,8
0,1
4,4
1,2
Приведенная таблица показывает, что динамическая эффективность советской
экономики и, в частности, в промышленной области, была не такой уж плохой до
середины семидесятых годов, но после 1975 года имело место ее значительное снижение.
Такая констатация заставляет задуматься над вопросом движения
капиталовложений. Официальные советские данные показывают сильную нестабильность темпов
роста капиталовложений, которая соответствует уже отмеченной нестабильности в
области производства, и одновременно снижение эффективности этих
капиталовложений.
Особенно важным показателем в этом отношении является рост незавершенных
строек, рассчитанный в процентах от капиталовложений. Всякое увеличение этого
показателя означает, что какая-то часть осуществленных капиталовложений не может быть
использована. В начале пятидесятых годов эффективность капиталовложений хотя и
была низкой, но возрастала вплоть до начала шестидесятых годов. Однако, начиная с
1969—1970 гг., она начинает снижаться. В конце рассматриваемого здесь периода мы
наблюдаем особенно высокий уровень незавершенного строительства. Причем, это
соответствует не высоким уровням капиталовложений как в 1950—1953 годах, а
напротив, снижающимся уровням. Таково мнение Г.И.Ханина, отраженное в
нижеприведенной диаграмме.
Официальные данные указывают на значительное уменьшение
капиталовложений во второй половине шестидесятых—семидесятых годов, а данные,
пересчитанные Ханиным, с учетом фактического роста цен, показывают, что их уровень до конца
70-х годов, хотя и остается стабильным, но низким. Если это действительно так, то
ухудшение экономических показателей, которое было зарегистрировано, начиная с 1975
года, не могло не отразиться на производстве, как это было не раз в истории экономики
Советского Союза и как это было показано мною в работе «Изменения экономических
показателей в СССР в 1941—1985 годах», вышедшей в Париже в 1989 году.
Алексей Николаевич Косыгин и «другой путь». Алексей Косыгин появляется
2 83 в качестве одного из главных действующих лиц на политической сцене вместе с Лео-
Динамика инвестиций в СССР
g|gg Данные ЦСУ СССР ggg] Данные Г.И.Ханина
нидом Брежневым, получив пост Председателя Совета Министров СССР в результате
отстранения от власти Никиты Хрущева. Если Косыгин и Брежнев и разделяли идею о
том, что эволюция советской системы является необходимой, они противоречили друг
другу в том, что касается определения направления необходимых реформ12. Косыгин,
несомненно, был более критичен по отношению к экономической и технологической
ситуации, сложившейся в Советском Союзе к этому историческому моменту.
Выступая перед ответственными руководителями Госплана в марте 1965 года,
Косыгин обращает пристальное внимание на техническое отставание и отставание
качества советской промышленной продукции по сравнению с западными странами.
Он неоднократно выступал с подобного рода критикой и в последующие месяцы и
перед широкой публичной аудиторией. Тем самым, вполне оправданно видеть в его
заявлении принципиальную политическую поддержку экономических реформ,
введенных в СССР в конце 1965 года и известных во Франции и других западных странах под
именем «реформ Либермана», названных так по имени одного из экономистов,
защищавших эти реформы. Их поддержка Косыгиным отчетливо прослеживается из его
выступления и на XXIII съезде Коммунистической партии Советского Союза. Эти
реформы явились плодом анализа, который был начат еще до падения правительства
Хрущева. Реформы, бесспорно, получили по крайней мере изначально, широкую
поддержку в руководящих кругах Коммунистической партии Советского Союза.
Специфика подхода Алексея Косыгина к реформе заключалась в том, что он
связывал ее действенность с информационной ролью категории «прибыль». В одной из
речей, произнесенных в Минске в начале 1968 года, он еще раз говорит о техническом
отставании советской промышленности и низком качестве продукции, обращая
внимание на то, что «в капиталистических странах монополии вынуждены вести
серьезную борьбу за прибыль и должны быстро отвечать на требования потребителей,
производить современные изделия и искать способы, более целесообразные для
организации и управления производством».
Это высказывание представляет интерес с двух точек зрения. С одной стороны,
оно показывает, до какой степени Косыгин осознавал ограниченность советской сие- 2 8 4
темы в том, что касается ее способности к нововведениям, как технологическим, так и
организационным. Ссылка на пример капиталистических монополий не была в то время
случайной. Поскольку крупные западные предприятия функционировали в ту пору в
виде комплексов, состоявших из головных и небольших вспомогательных
предприятий, и могли быть акционерными или государственными (как, например, во Франции
и в Италии), то такое сравнение позволяло не затрагивать вопрос о роли
предпринимателя и о правах собственности.
С другой стороны, обращение Косыгина к категории «прибыли», связанной с
изменениями цен, является указанием на информационное ее значение и
свидетельствует о близости такого подхода к традиционным неоклассическим воззрениям. В речи
Косыгина находят отражение характерные черты дискуссий по поводу плановой
экономики и возможных реформ.
Политическое влияние Алексея Косыгина достигает своего апогея в 1966 году во
время его переговоров в Ташкенте с целью положить конец индо-пакистанской войне.
Но уже в 1968 году «пражская весна», и страх, который она внушила советским
руководителям, заставила их пересмотреть соотношение сил в руководстве КПСС. Леонид
Брежнев постепенно станет способным оказывать все большее влияние на
политические решения и навязывать решительный пересмотр программы реформ,
поддержанных Косыгиным. Это не помешает последнему упорно отстаивать свою позицию не
только на XXIV съезде КПСС, но даже и в конце семидесятых годов. Г. Бреслауэр
прямо отождествляет Косыгина с одним из направлений, оппозиционных Брежневу
после 1975 года, т.е. в период, когда, как мы это видели, экономическая ситуация
демонстрирует явные признаки спада. Если эта оппозиция не имела целью заставить
Председателя Президиума Верховного Совета СССР и Генерального Секретаря КПСС уйти
в отставку, тем не менее, она показала советским руководителям разных уровней, что
сильные разногласия в руководстве СССР по вопросу о стратегии экономического
развития в действительности существовали. Тогда как Брежнев сосредоточил свои усилия
на административном подходе, или на простом количественном увеличении
капиталовложений (как, например, в сельском хозяйстве), идея эффективности и
стимулирования оставалась центральной в подходе Косыгина.
Необходимо, следовательно, признать заслугу Алексея Косыгина в том, что он
поддержал элемент плюрализма и стратегических дискуссий по поводу модели развития
СССР в семидесятые годы, даже если его усилия и не увенчались полным успехом.
Тем временем, вполне уместен вопрос о степени актуальности тем, избираемых
им доя дискуссий. Если, начиная с 1978—1979 гг., наличие глубокого кризиса
становилось все более очевидным, то его идентификация и анализ были далеки от того, чтобы
стало понятным, какие спасательные меры необходимы.
Кризис и его причины. Так попытаемся теперь понять причины экономического
кризиса в СССР в 1974—1979 годы. Было предложено множество объяснений, как
совершенно разных, так и взаимодополняемых. Эти объяснения подчиняются в
основном трем логическим схемам, которые отличаются тем, что одни делают акцент на
2 85 внутренние факторы, другие — на внешние, а третьи — на институциональные.
Среди внутренних факторов часто выделяется низкая производительность труда3.
Действительно, как мы могли это видеть, в советский период, темпы ее роста были
различными. Важным поэтому является вопрос о том, породила ли индустриализация
процесс роста производительности труда. Уже было показано, что увеличение
производительности в 30-е годы было относительно слабым, несмотря на переход к
массовым технологиям. Рост производительности труда в промышленности, который
наблюдался с 1955 по 1975 год, не был сохранен, как мы это видели, во второй половине
семидесятых годов. Эта констатация может иначе поставить исходный вопрос: почему
рост производительности в 1955—1965 годах не привел к стабильной тенденции,
питая процесс интенсивного развития?
Одним из предложенных объяснений является исчерпание человеческих4 и
материальных5 ресурсов, или трудность и все более повышавшаяся стоимость освоения
последних. С этой точки зрения, слабая производительность сельскохозяйственного
сектора6 и очень большая зависимость производительности в этом секторе от
количества рабочих рук7 несомненно, являлись ограничениями. Но они недостаточны для
объяснения изменения производительности в промышленности.
Вторым возможным объяснением является торможение инноваций, с которыми
сталкивается советская система. На самом деле, проблема заключалась скорее не в нехватке
инноваций, а в их специфической природе8 и способах их освоения9. Но даже если мы
примем этот довод, он объясняет только общую тенденцию уменьшения
производительности, но не объясняет изменений производительности. Можно тогда сослаться на одну
идею, парадоксальную, но допустимую в данном случае.Она заключается в том, что
введение некоторых инноваций и, в частности, автоматических машин, увеличило бы
уязвимость предприятий к традиционным сбоям, свойственным системе, и это привело бы
к более слабой продуктивности модернизированных предприятий.
В том, что касается внешних факторов, часто упоминается снижение импорта
западного оборудования вследствие эмбарго или просто из-за недостатка валюты. Эта
гипотеза базируется на том факте, что импортное оборудование, ранее установленное
в СССР, имело продуктивность гораздо большую, чем советсткое10. Однако, это трудно
доказать на основе данных шестидесятых—семидесятых годов, и попытки
эргономических расчетов не принесли удовлетворительных результатов1'.
Чтобы объяснить замедление роста, часто приводятся так называемые «издержки
империи» по поддержанию порядка и предоставлению дотаций «братским» странам12.
Эти издержки, однако, являются стоимостью потенциальной ренты, которая не
кажется катастрофически увеличенной в рассматриваемый период. Можно также указать на
военные расходы. Между тем, трудно показать, что имеется реальное увеличение
бремени налогов, которое, бывает бесспорно очень тяжелым в момент, когда рост
производительности ослабевает13.
Наконец, для объяснения колебания всей советской экономики в целом часто
приводились колебания в сельскохозяйственном производстве. Однако, если воздействие
плохих урожаев нельзя обойти вниманием, необходимо помнить, что в основном
низкие урожаи были связаны не с климатическими условиями, а с внутренними экономи- 2 8 6
ческими процессами, и, в частности, с периодами массового переселения сельского
населения, что было, в свою очередь, связано со значительной разницей между
оплатой труда в деревне и в городе15. Частота неблагоприятных погодных условий не
сравнима с частотой плохих результатов в сельском хозяйстве16. Значит, нельзя считать, что
речь идет о влиянии экзогенного фактора.
Наконец, необходимо упомянуть и объяснения институционального характера.
Сошлемся здесь на уместную критику Хайека плановой централизации. Проблема
заключается в том, что советская экономика не функционировала как централизованная
модель, критикуемая Хайеком. С другой стороны, измерение экономической
эффективности системы является не простым делом, несмотря на то, что многочисленные
авторы продемонстрировали, что советская экономика использовала свои ресурсы хуже,
чем рыночная17. Недавние исследования направлены на то, чтобы показать, что
фактически эффективность советской экономики, выраженная в темпах роста, была
средней. Она была, разумеется, более низкой, чем в некоторых европейских или азиатских
странах, но все-таки превышала эффективность экономики Соединенных Штатов18.
Кроме того, не наблюдается никакой корреляции между эффективностью экономики
и наличием (или отсутствием) безработицы. Можно задуматься над тем, была ли
способна советская система реагировать на изменение внешних факторов. Тот факт,
что она ответила на падение продуктивности в семидесятых годах попыткой
увеличения рабочих мест, хотя уже были достигнуты демографические границы рынка
труда, подтверждает ее неспособность учитывать новую сложившуюся ситуацию19. Но
можно выдвинуть и противоположную гипотезу: что система была
дестабилизирована серией осуществляемых реформ20. Это объяснение, однако, не принимает во
внимание результаты, полученные в период между 1965 и 1972 годами, то есть во
время осуществления реформ. Тем временем эти результаты были сравнительно
лучшими, чем в предыдущий или последующий периоды. В целом, наиболее вероятная
гипотеза заключается в рассмотрении совокупности медленных изменений факторов
роста и изменений, которые сами проистекали из экономической модели и ее
влияния на процесс индустриализации и урбанизации страны. Неспособность системы
приспособиться к происходящим изменениям из-за эффекта, ведущего к
осуществлению изменений, все более и более неэффективных и дорогостоящих, и к
дезорганизации экономики.
В этом отношении, реформы, поддержанные Алексеем Косыгиным, велись в
нужном направлении. Но неспособность системы реагировать на инфраструктурные
изменения, а также недостаточный масштаб реформ не позволили получить желаемый
эффект. Кроме того, эти реформы были слишком зависимы от такого видения
экономики, которое, любопытным образом, было менее отмечено рассуждениями марксистов,
чем иллюзиями неоклассиков. Мы встретимся с таким же фетишизмом перед
денежной стоимостью в рассуждениях радикальных реформаторов 1990—1992 годов, что
привело к результатам, которые нам известны.
Советская система без сомнения могла бы, тем не менее, приспособится к глубо-
2 87 кой реформе в 1964—1965 годах, при том условии, если бы она опиралась на цел ост-
ное понимание возникших проблем, одной из которых, в частности, являлась
комплексность каналов передачи информации. В середине восьмидесятых годов, после
десятилетия скрытого кризиса и стагнации, было уже, без сомнений, слишком поздно. В
широком смысле, период 1965—1975 годов может войти в историю СССР и России как
потерянное десятилетие.
Статья написана специально для настоящего издания.
Примечания
1. Ханин Г.И. Динамика экономического развития СССР. Новосибирск, 1991.
2. Breslauer G.W., 1982, Khrushchev and Brezhnev as leaders — Building Authority in
Soviet Politics, George Allen & Unwin, Londres.
3. Bergson A., 1987, «Comparative productivity: the USSR, Eastern Europe and the West», in
American Economic Review, vol. 77, n°2.
4. Sapir J., 1989, Les fluctuations economiques en URSS — 1941—1985, Editions de f Ecole
Hautes Etudes en Sciences Sociales, Paris.
5. Bergson A., ibid.
6. Johnson D.G. & K.Mc Connell Brooks, 1983, Prospects for Soviet Agriculture in the 1980s,
Indiana University Press, Bloomington, Ind.
Joint Economic Committee, Congress of the United States, 1982, USSR: Measures of Economic
Growth and Development, 1950—7950, (studies prepared by the Directorate of Intelligence of the
CIA), US^GPO, Washington DC
7. Sapir J., 1987, «Cycles Economiques et relations entre l'investissement, l'emploi et la productivity
un modele», in B. Chavance (ed.), 1987, Regulation, cycles et crises dans les economies socialistes,
Editions de l'Ecole des hautes Etudes en sciences sociales, Paris.
8. Amann R., J.M. Cooper et R.W. Davies (eds.), 1977, The Technological Level of Soviet
Industry, Yale University Press, New Haven & Londres.
9. Cooper J., 1987, «Is there a technological gap between East and West», in J. Fedorowicz (ed.),
East-West Trade in the 1980»s : Prospects and Policies, Westview Press, Boulder, Co.
10. Sapir J., 1988a, «L'impact des transferts de technologie sur l'Economie sovietique: problemes
de methode», in B. Chantebout & B. Warusfel (eds.), 1988, Le controle des exportations de haute
technologie vers les pays de VEst, Masson, Paris.
11. Weitzman M., 1979, «Technology transfer to the USSR: an econometric analysis» in Journal
Of Comparative Economics, vol. 3, n°2, juin.
12. Wolf Jr. C, K.C. Yeh, E. Brunner Jr., A. Gurwitz & M. Lawrence, 1983, The Costs of the
Soviet Empire, The Rand Corporation, R—3073/1 NA, Santa Monica, Ca.,
13. Sapir J., 1988b, Le systeme militaire sovietique, La Decouverte, Paris.
14. Bergson A., 1992, «Communist Economic Efficiency Revisited», in American Economic
Review, n°2.
15. Sapir J., Les fluctuations economiques en URSS— 1944—1985. Paris, 1989.
16. Раунер, Ю., Л. Климат и урожайность зерновых культур. Москва, 1981.
17. Bergson А., 1987, ibid.
18. Bergson A., 1992, ibid.
19. Sapir J., 1989, ibid.
20. Schroeder G.E., 1979, «The Soviet economy on a treadmill of reforms», in Soviet Economy
in a Time of Change, 2 vol., Joint Economic Com., US Congress, US—GPO, Washington, DC.
ГОЙМЕДВЕДЕВ
Штрихи к политической биографии
Медведев Рой Александрович
Родился в 1925 г. Окончил философский факультет Ленинградского
государственного университета, доктор исторических наук,
профессор. С начала 60-х годов — активный участник диссидентского
движения. В 1969 г. за рукопись книги «К суду истории» был исключен
из рядов КПСС. В1989 г. по его просьбе был восстановлен Комитетом
партийного контроля при ЦК КПСС членом КПСС. Народный депутат
СССР с 1989 по 1992 г. С 1991 г. — вице-председатель
Социалистической партии трудящихся. Автор десятков книг по
истории советского периода и сотен статей, опубликованных во многих
странах.
Справедливо осуждая сегодня главных «героев» эпохи застоя и еще более ранних
времен волюнтаризма и кровавого террора, которые своей деятельностью или
бездействием нанесли огромный ущерб советскому обществу, государству, экономике, идеям
социализма и всему тому, что мы считаем политическим и моральным капиталом или
ценностями нашей страны, мы не имеем права забывать других политиков или
государственных деятелей, которые честно и самоотверженно трудились на пользу народу
и государству. Именно благодаря стараниям этих людей тот громадный корабль, на борту
которого мы можем прочесть его название—«Советский Союз», не только
удерживался на плаву, но в нелегких условиях всегда неспокойного, а порой и бушующего
Мирового океана продолжал двигаться вперед — иногда неуверенно и медленно, но порой
и достаточно быстро.
На политической арене эти люди редко выступали на первый план. Но именно
труд таких людей вместе с нелегким трудом всего народа позволил нашей стране не
только стать одной из величайших держав мира, но и накопить тот в целом очень
значительный экономический и интеллектуальный потенциал, разумное использование
которого создает условия для преодоления того всеобъемлющего кризиса, который
охватил в 80-е годы, кажется, все стороны жизни советского общества. К подобного
рода людям, бесспорно, мы должны отнести и А.Н. Косыгина, который сохранил о
себе добрую память в народе, но который был как-то быстро забыт и нашей ныне
свободной прессой, и даже нашей исторической наукой.
Конечно, деятельность Косыгина надо рассматривать в историческом контексте,
он не был ни провидцем, ни выдающимся политическим лидером, у него было немало
недостатков и ошибок, и он не был способен выйти за рамки созданного в стране
тоталитарного строя и командно-административной системы. Однако я не сомневаюсь,
что при столь популярных и частых опросах общественного мнения, которые прово-
дятся в последние один — два года, Косыгин и сегодня получил бы очень высокую
положительную оценку, особенно среди хозяйственников, да и всех граждан нашей
страны в возрасте от сорока до семидесяти лет. Именно такие люди, как Косыгин,
помогли нашей стране сравнительно быстро (хотя и не полностью) залечить тяжелые
раны, нанесенные ей жестокими репрессиями 30-х годов и войной 1941—1945 гг. Эти
люди помогли Хрущеву в проведении ряда разумных реформ и смягчили вред от его же
неразумных реформ и реорганизаций. Как глава правительства он продолжал
энергичную деятельность, преодолевая сопротивление и враждебность все более растущей
партийно-государственной бюрократической машины. И если порядки и нравы
«эпохи застоя» приняли наиболее уродливые формы не в конце шестидесятых, а только в
конце семидесятых годов, если экономика нашей страны все же медленно развивалась
и начала пятиться назад только в последние два года*, то немалая заслуга в этом
принадлежит А.Н. Косыгину, громадная работа которого по налаживанию советской
экономики да и многих других сфер общественной и государственной жизни до сих пор не
изучена и не оценена должным образом. Нет никакого сомнения в том, что Косыгин
мог бы сделать для страны и народа еще больше, если бы его возможности и
компетенция были бы более разумно использованы Н. С. Хрущевым.
Что касается Л. И. Брежнева, то он, несомненно, не мог не ощущать
интеллектуального и морального превосходства А. Н. Косыгина. Но у завистливого, тщеславного
и неблагодарного Генсека и его ближайшего окружения это обстоятельство порождало
только стремление принизить роль и заслуги Косыгина и сократить сферу его
компетенции. Между Косыгиным и Брежневым не существовало открытого конфликта,
хотя скрытый конфликт постоянно существовал и развивался. Однако, постепенно
сужая значение и полномочия Совета Министров, Брежнев все же опасался идти на
разрыв с Косыгиным, ибо никто в Политбюро шестидесятых — семидесятых годов не
знал лучше Алексея Николаевича возможностей и недостатков нашего громадного и
сложного народнохозяйственного механизма. Со своей стороны и А. Н. Косыгин был
вынужден терпеть «руководство» Брежнева, хорошо понимая, что его, Косыгина, уход
от руководства экономикой и от политики только ухудшит положение дел в стране и в
партии. Так или иначе, но этим двум, столь различным людям пришлось работать
вместе в течение шестнадцати лет, что было крайне нелегко прежде всего для Косыгина,
который в кругу самых близких для себя людей иногда называл Брежнева и его
«команду» просто и недвусмысленно — троглодиты.
К сожалению, в Советском Союзе не появилось пока ни одной биографии
Косыгина, и пишут о нем гораздо меньше, чем о людях, занимавших в нашей судьбе и
истории несравненно меньшее место, чем Косыгин...
В ленинградском журнале «Нева» была опубликована недавно книга западного
советолога Р. Конквеста «Большой террор» — о сталинских репрессиях 1937—1938 гг.
Как и во многих других случаях, книги западных авторов или эмигрантов публикуются
у нас сегодня без каких-либо комментариев, хотя наряду с интересными и важными
2 91 *) Полный текст очерка был опубликован в газете «Правда» 3 и 5 августа 1991 г. Печатается с сокращениями.
соображениями они содержат, как правило, множество неточностей и ложных
утверждений. Так, например, Р. Конквест утверждает, что в тридцатые годы А. Н. Косыгин
проявлял «активность в доносах и всяческих обвинениях против прежних секретарей
и членов бюро» («Нева», 1990, № 3, стр. 140). При этом автор не приводит в
подтверждение никаких фактов или свидетельств. По моим данным, такое обвинение в адрес
Косыгина является неверным и голословным. Скромный начальник текстильного цеха,
хотя и состоял в бюро райкома, не проявлял политической активности и не принимал
никакого участия в организации репрессий. Однако террор в Ленинграде, как,
впрочем, и по всей стране, привел к острой нехватке кадров на всех уровнях партийно-
государственного и хозяйственного руководства. В 1937 году Косыгин был назначен
директором Октябрьской прядильно-ткацкой фабрики, а в 1938 году — заведующим
промышленно-транспортным отделом Ленинградского обкома ВКП(б). Правда,
пробыл на этой должности всего несколько месяцев. Еще в конце 1937 года был арестован
и вскоре расстрелян председатель исполкома Ленинградского горсовета И.Ф. Кодац-
кий, видный партийный работник, участник Октябрьской революции и член
Петроградского Совета с первых дней его основания. Одновременно с ним в застенках НКВД
оказались и почти все ведущие работники горсовета и горисполкома. В 1938 году
34-летнего Косыгина перевели из обкома партии председателем Ленинградского
горисполкома. .. .Он активно включился в работу по наведению порядка в крайне
расстроенном городском хозяйстве.
В это время Косыгин познакомился с побывавшим в Ленинграде членом
Политбюро ЦК ВКП(б) и заместителем Председателя Совнаркома СССР А. И. Микояном.
Анастас Иванович запомнил молодого и энергичного председателя Ленсовета.
Когда на следующий год было решено провести существенное разукрупнение народных
комиссариатов тяжелой и легкой промышленности и, в частности, образовать
Наркомат текстильной промышленности СССР, именно Микоян предложил Сталину
кандидатуру Косыгина, охарактеризовав его как энергичного руководителя, хорошо
знавшего при этом текстильное производство. Сталин дал согласие, и Косыгина вызвали
в Москву...
Новое министерство еще требовалось создать, принимая отделы и главки,
которые уже существовали, и организуя новые. Косыгин немедленно включился в эту
работу. Надо полагать, что А. Н. Косыгин хорошо зарекомендовал себя в качестве
наркома, так как уже в начале 1940 года он был назначен одним из заместителей
Председателя СНК СССР В. М. Молотова. Нелишне отметить, что с 6 мая 1941 года
Председателем СНК стал сам Сталин.
В самом начале неожиданно разразившейся войны на Косыгина, как и на всех
работников Совнаркома, было возложено множество обязанностей, и он работал с
предельной нагрузкой. Косыгин подчинялся А.И. Микояну и вместе с ним налаживал
аппарат снабжения Красной Армии продовольствием, вещевым довольствием, горючим
и всем другим хозяйственным имуществом. В конце августа немецкие войска вышли
на подступы к Ленинграду. В город были направлены Молотов, Маленков и Косыгин
для организации эвакуации населения и части предприятий, наиболее важных для
народного хозяйства и обороны страны. Был составлен план эвакуации, для
осуществления которого предполагалось использовать лишь в ближайшие дни более
двенадцати тысяч вагонов. Еще нужно было около восьмисот вагонов в день для эвакуации
населения — в первую очередь женщин и детей. С другой стороны, был составлен
план создания в Ленинграде запасов продовольствия на полтора месяца и введения
более строгого нормирования продажи жизненно важных товаров. Из песни, как
говорится, слова не выкинешь, но подпись А.Н. Косыгина стояла также на постановлении
о выселении из пригородов Ленинграда в разные районы Сибири около ста тысяч лиц
«немецкого и финского населения».
А.Н. Косыгин вернулся в Москву и как заместитель председателя Совета по
эвакуации руководил переброской в восточные и южные районы страны тысячи
предприятий из западных и центральных областей. Он активно участвовал и в эвакуации в г.
Куйбышев основных правительственных учреждений. Однако сам Алексей Николаевич
оставался в Москве, даже тогда, когда после прорыва крупных соединений
гитлеровских армий на дальние подступы к столице в городе возникла паника, и опустел даже
Кремль...
Зимой 1941—1942 гг. А.Н. Косыгин снова вылетел в блокированный Ленинград.
Вместе с А. А. Кузнецовым и другими помогал налаживать снабжение города
необходимыми товарами и продуктами и эвакуировать часть населения и предприятий.
Суровая зима сделала это возможным благодаря знаменитой «ледовой дороге» через
Ладожское озеро. С 1943 по 1946 год А.Н. Косыгин, не переставая выполнять свои
обязанности по Совету Народных Комиссаров СССР, должен был принять на себя и
обязанности Председателя СНК РСФСР.
Очень велика заслуга А.Н. Косыгина в послевоенном восстановлении всех
отраслей советской легкой промышленности. С 1949 по 1953 год он снова стал министром
легкой промышленности СССР. Еще в 1939 году, то есть на XVIII съезде партии,
Алексей Николаевич был избран в ЦК ВКП(б), а с 1948 года он вошел в Политбюро ЦК. Но
по существу партийной работой Косыгин не занимался и не претендовал на
положение политического лидера. Вероятно, именно это обстоятельство спасло Косыгина во
времена новой ленинградской трагедии, когда в 1949 — 1950 гг. были арестованы и
расстреляны не только руководители Ленинградской партийной организации,
комсомола, хозяйственные работники, но и такие выходцы из Ленинграда, как члены
Политбюро секретарь ЦК ВКП(б) А. А. Кузнецов, Н. А. Вознесенский и преемник Косыгина
на посту Председателя Совета Министров РСФСР М. И. Родионов.
Вспоминая свои немногие встречи с Косыгиным, академик Г.Арбатов недавно
писал: «Косыгин... был несомненно интеллигентен и образован. Опытный
хозяйственник, он в какой-то мере был открыт для новых экономических идей. Но в политических
вопросах, увы, консерватор, начиная с отношения к Сталину. Конечно же, Косыгин не
был сторонником репрессий, беззакония, деспотизма. Однажды во время отпуска в
Кисловодске (декабрь 1968 года) я встретил его на прогулке (людей он не сторонился,
вел себя демократично) и в ходе разговора упомянул о том, как пострадал от
сталинских кровопусканий корпус командиров производства. Он охотно поддержал тему, тепло
вспоминал своих безвинно пострадавших коллег. Но как политический деятель
Алексей Николаевич все же был порождением авторитарной системы и верил в нее,
возможно, просто потому, что не представлял себе никакой другой. А, кроме того,
насколько я знаю, он как-то лично тепло относился к Сталину, был предан ему» («Знамя»,
1990, №9, с. 208).
После смерти Сталина Алексей Николаевич потерял временно место в
Президиуме ЦК КПСС, но сохранил видное положение в системе государственных и
хозяйственных органов. При укрупнении министерств Косыгин занял пост министра
легкой и пищевой промышленности. После того, как в 1954 году началось
разукрупнение этого министерства, Косыгин стал одним из заместителей Председателя Совета
Министров СССР. Он по-прежнему руководил всеми отраслями, производящими
товары народного потребления. Н.С. Хрущев отдавал должное тому громадному и
уникальному опыту, который накопил Косыгин к своему пятидесятилетию. Однако
между Хрущевым и Косыгиным никогда не было особенно близких отношений, но
также и серьезных конфликтов. Можно не сомневаться, что Алексей Николаевич
хорошо понимал нереальность многих проводимых Хрущевым реорганизаций. Но он
не вступал с Хрущевым в борьбу, хотя и старался в большинстве случаев в
практической работе свести к минимуму тот вред, который проистекал от одних
реорганизаций, и, напротив, увеличить эффект от реорганизаций, которые шли в правильном
направлении и с которыми Косыгин был согласен.
После ликвидации промышленных министерств и организации совнархозов во
всех областях и республиках Косыгин стал первым заместителем главы нового
хозяйственного органа — Государственной экономической комиссии Совета Министров
СССР по текущему планированию народного хозяйства, а вскоре заместителем
председателя Госплана СССР. В это же время он вновь вошел в группу высших партийных
руководителей — в ЦК КПСС шло создание новых отраслевых отделов, и как член
Президиума ЦК КПСС Косыгин должен был руководить работой многих из этих
отделов. Полноправным членом Президиума ЦК КПСС Косыгин стал в 1960 году, но уже с
1957 года он был кандидатом в члены Президиума ЦК КПСС. Когда Н. С. Хрущев в
1958 году лично взял на себя обязанности Председателя Совета Министров СССР,
отправив попавшего в немилость Н.А. Булганина в Ставрополь на малозначащий пост
председателя Ставропольского совнархоза, именно Косыгин и Д.Ф. Устинов взяли на
себя руководство всей промышленностью страны. Устинов руководил при этом по
преимуществу оборонной промышленностью.
Хотя Хрущев часто вмешивался в работу всех отраслей народного хозяйства,
однако главной сферой приложения его энергии оставалось по-прежнему сельское
хозяйство, и поэтому ни одно крупное решение по организации сельскохозяйственного
производства не принималось без его участия и одобрения. Но Хрущев часто и порой на
долгое время выезжал из страны, и Косыгину приходилось иногда принимать важные
решения по проблемам колхозно-совхозного производства. Это не всегда нравилось
Хрущеву, и он раза два или три делал Косыгину устный выговор за «вмешательство не
в свое дело». Но такие конфликты и споры случались редко, а в целом Хрущев относил-
ся к Косыгину с полным доверием, и тот работал спокойно и умело или, как выражалась
в своих воспоминаниях его дочь, «красиво и компетентно».
В конце пятидесятых и начале шестидесятых годов я работал в системе народного
образования. Как раз в это время началась крупномасштабная реформа средней школы
на основе политехнического образования и соединения обучения с производительным
трудом. Мне пришлось принимать в этой реформе активное участие, а вся работа по
перестройке школы проводилась в сотрудничестве с совнархозами всех областей и
республик и потребовала разработки многих нормативных документов на уровне Совета
Министров СССР. Руководящим работникам нашего министерства приходилось
нередко обращаться к заместителям Председателя СМ СССР и особенно часто к А.Н.
Косыгину. По их свидетельству, он работал действительно компетентно и красиво и быстро
решал вопросы, если они по своему характеру поддавались быстрому решению. При
этом Косыгин прекрасно вел свою канцелярию, отнюдь не передоверяя полностью
аппарату большей части текущей работы, подготовки и просмотра бумаг и писем, как
это делали чаще всего другие лидеры.
Известно, что широкая и достаточно свободная дискуссия по экономическим
проблемам развернулась в советской печати и в НИИ еще в 1962—1964 гг. Косыгин очень
внимательно следил за ходом этой экономической дискуссии и открыто поддерживал
предложения некоторых видных экономистов, предложения, которые легли вскоре в
основу начатой в 1963 году экономической реформы.
Нет никаких оснований считать, что Косыгин находился в числе инициаторов
смещения Н.С. Хрущева и организаторов октябрьского Пленума ЦК КПСС. Но на
решающем заседании Президиума ЦК КПСС 13 октября Косыгин не защищал Хрущева,
но, напротив, поддержал те обвинения, которые были предъявлены Хрущеву и были
связаны с экономикой, внешней торговлей или бездумным разбазариванием
финансов. Как известно, октябрьский Пленум принял решение — не совмещать в будущем
должности Первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР. И
если назначение или избрание Брежнева на пост Первого секретаря ЦК для многих
оказалось неожиданным, то назначение А.Н. Косыгина на пост Председателя Совета
Министров СССР казалось вполне естественным. В октябре 1964 года в составе
высшего руководства страной и партией не имелось ни одного человека, который лучше
Косыгина мот/бы справиться с работой главы правительства...
И во времена Хрущева А.Н. Косыгин нередко председательствовал на заседаниях
Совета Министров СССР или более узкого Бюро Совета Министров. Но все же
Хрущев всегда давал понять, что именно он является главным лицом в партии и
государстве. Теперь полномочия и власть Косыгина заметно усилились, и он стал менять как
стиль, так и содержание работы Совета Министров. На первом же расширенном
заседании правительства после смещения Хрущева при обсуждении трудных проблем
энергетики Алексей Николаевич резко оборвал доклад министра угольной
промышленности, который начал читать свое выступление по бумажке. «Если вы не можете
доложить нам о положении в своей отрасли без бумажки,— строго сказал Косыгин,—
то вам, видимо, скоро придется подавать в отставку». Никто из министров после этого
эпизода больше не зачитывал на заседаниях Совета Министров письменных речей.
Это было, конечно, резким контрастом стилю работы Брежнева, который не мог
обходиться без ранее написанного для него текста даже при вручении орденов и других
знаков отличия своим коллегам по Политбюро.
Изменился уже с конца 1964 года не только стиль, но и содержание работы Совета
Министров СССР. Были восстановлены единые обкомы и облисполкомы,
разделенные в 1962 году на «сельские» и «промышленные». Примерно в течение года были
ликвидированы областные и региональные совнархозы и восстановлено отраслевое
управление народным хозяйством страны, что потребовало восстановления прежних
министерств. Косыгин, однако, стремился сохранить многие оправдавшие себя формы
регионального управления хозяйством и значительно расширить права и
самостоятельность как отдельных предприятий, особенно крупных, так и различного рода фирм,
концернов и других форм объединений как родственных, так и смежных предприятий,
создание которых Алексей Николаевич всячески поддерживал.
Уже на сентябрьском Пленуме ЦК КПСС в 1965 году руководство партии
утвердило — по докладу А.Н. Косыгина—основные параметры экономической реформы.
Однако проведение ее почти сразу же начало сталкиваться с большими трудностями. Еще
в пору совнархозов в структуре ЦК КПСС было образовано множество отраслевых
отделов ЦК—по энергетике, строительству, химической промышленности, легкой
промышленности и т. п. Предполагалось, что эти отделы ЦК станут противовесом
местничеству и будут проводниками общегосударственных интересов. Но теперь — после
восстановления министерств и расширения прав предприятий и объединений
отраслевые отделы ЦК КПСС становились излишними. Сохранение этих отделов
создавало систему параллельного руководства, ненужного дублирования. Хотя именно
министерство и его главки несли отныне главную ответственность за ту или иную
отрасль, они не могли принимать важных решений без согласования с
соответствующим отделом ЦК КПСС. Естественно, что Косыгин почти сразу же после начала
экономической реформы предложил устранить вредный для дела бюрократический
параллелизм. Но Л.И. Брежнев решительно воспротивился этому «умалению» роли ЦК
КПСС, и предложение Косыгина не прошло. Все же многие важные принципы
экономической реформы стали проводиться в жизнь, и состояние экономики начало заметно
улучшаться. В 1965—1967 годах валовой национальный продукт увеличивался в
среднем на восемь процентов в год, а производство товаров народного потребления — на
десять процентов в год. На четыре процента в год возрастало в это же время
производство сельскохозяйственной продукции.
Однако из-за увеличения расходов на военные цели, на оборонную
промышленность и амбициозную внешнюю политику государственной казне постоянно не
хватало средств. Согласно принципам экономической реформы немалая часть прибыли
предприятий должна была оставаться в полном распоряжении самих предприятий. Но в
конце 1967 года по решению Политбюро почти вся прибыль предприятий, даже
сверхплановая, была «в порядке исключения» изъята в бюджет. Это нанесло непоправимый
удар экономической реформе, да и всей экономике, так как не только ослабило стимулы
и активность руководителей предприятий в следующие годы, но подорвало доверие
советских хозяйственников ко всему комплексу мероприятий и решений, связанных с
экономической реформой. Косыгин считал этот шаг для реформы убийственным. Он
решительно выступил против него и даже готов был подать в отставку, видя, что такое
«удушение» реформы уже в ближайшем будущем приведет к стагнации советской
экономики. Но на Политбюро все разговоры об отставке Косыгина были отвергнуты, и он
остался на своем посту...
Хотя экономическая реформа была в конце шестидесятых годов фактически
свернута и сами слова об «экономической реформе» исчезли в 1971—1972 гг. со страниц
газет и журналов, А. Н. Косыгин продолжал и при сохранении прежних методов
руководства искать новые нестандартные формы управления хозяйством. При постоянно
возраставших расходах на военные нужды стране не хватало средств, и одной из
главных забот Косыгина был постоянный поиск новых доходов, новых источников
пополнения бюджета. Именно Косыгин был инициатором создания в СССР системы
магазинов «Березка», системы Внешпосылторга и подарочных переводов от
родственников и друзей из-за границы. Это увеличивало, пусть и ненамного, приток валюты. Стал
расширяться иностранный туризм, завязывались связи с иностранными фирмами. С
помощью итальянского «ФИАТа» и других фирм был построен автомобильный гигант
близ г. Куйбышева—ВАЗ.
С помощью французских фирм проводилась реконструкция Московского завода
малолитражных автомобилей. Немало зарубежных фирм помогало строить КамАЗ в
Набережных Челнах. Укреплялось сотрудничество с Финляндией, Швецией,
американская фирма «Хилтон» предложила построить в Москве две большие гостиницы, но
контракт по каким-то причинам не был подписан. Вниманию и инициативе Косыгина
страна была обязана быстрым развитием производства алмазов в Якутии и нового
нефтегазового комплекса в Тюменской области. Волнения рабочих в Польше и падение
режима В. Гомулки напугали Брежнева и привели к расширению программы жилищного
строительства и других социальных программ. Сегодня многие вспоминают годы
«застоя» как годы изобилия. Но относительное изобилие существовало только в столице и
некоторых особо выделенных городах и районах.
Брежнев и его окружение начинали все более и более активно вмешиваться в
решение хозяйственных проблем, что только ухудшало состояние экономики. Несмотря
на возражения авторитетной комиссии, многих членов Политбюро и местных
партийных руководителей, именно по настоянию Брежнева и А.П. Кириленко была
сооружена Чебоксарская ГЭС. В результате оказалась затопленной очень большая территория, с
которой пришлось переносить почти сто деревень и поселков, и даже в нынешнем
Нижнем Новгороде и на нефтепромыслах Татарии до сих пор нужно постоянно
проводить дренажные работы.
Эти вопросы решались на Политбюро, часто уже после того, как они по-иному
были решены на заседаниях Совета Министров СССР. Но Косыгину далеко не всегда
удавалось отстоять свою точку зрения. По свидетельству А.И. Лукьянова, А.Н.
Косыгин был немногословен, пытлив, умел слушать людей. До самой смерти он сохранил
не просто блестящую, но поистине феноменальную память, а также умение связать
разрозненные цифры и факты в целостное экономическое явление.
А.И. Лукьянов свидетельствует также, что часто после зачтения Брежневым на
Политбюро очередного выступления или заключения по вопросу слышался твердый,
спокойно-настойчивый голос Косыгина, который с цифрами в руках доказывал
несостоятельность того или иного утверждения Генсека. И тут почти всегда в бой с Косыгиным
вступали Подгорный и Кириленко, а в последующем и Устинов, которых Брежнев
искусно использовал в борьбе с Косыгиным. И действительно, хорошие поначалу
отношения Косыгина с Устиновым в семидесятые годы существенно ухудшились. Не было
полного лада и в руководстве Совета Министров СССР, где у Косыгина нередко
возникали острые споры со своим заместителем Н. А. Тихоновым, одним из ближайших
друзей Брежнева еще по Днепропетровску.
Конечно, были ошибки и недостатки и в предложениях, начинаниях самого
Косыгина. Сама обстановка командно-бюрократического управления вела к серьезным
упущениям в определении стратегических направлений научно-технического прогресса.
В мире промышленно развитых стран быстро набирала темпы вторая
научно-техническая революция, создавались новые технологии, возникали новые центры
экономического и технического прогресса, а Советский Союз все глубже и глубже
затягивала трясина застоя. С самого начала семидесятых годов темпы роста экономики
страны, ее валового национального продукта, производства сельскохозяйственных и
промышленных продуктов стали снижаться. А главное, стали ухудшаться почти все
показатели, характеризующие экономическую эффективность и технический прогресс.
На Западе полным ходом шла компьютеризация всех отраслей промышленности, а в
СССР по-прежнему преобладали принципы экстенсивного роста экономики.
Хлынувший в страну поток нефтедолларов позволял нашей экономике держаться на плаву.
Конечно, Косыгин не мог не видеть, что СССР постепенно превращается в
сырьевой придаток западных стран, он не мог не видеть губительных последствий все
возраставшей милитаризации производства, гигантомании и монополизации в
промышленности, да и в сельском хозяйстве, углубления различных диспропорций в развитии
народного хозяйства. Необходимо было появление не только новых идей, но и новых
людей в руководстве страной, партией, экономикой. Происходил же обратный процесс
старения руководства. К тому же развитие уродливого культа Брежнева постепенно
изменило весь стиль жизни и работы в Кремле и на Старой площади.
А.Н. Косыгин все это видел. Он не следовал этому новому стилю жизни, но и не
стал активно бороться против него. Косыгин обычно отдыхал в различных санаториях
ЦК КПСС или Совмина СССР в Прибалтике, Кисловодске или под Москвой.
Алексей Николаевич занимал при этом обычный двух—трех комнатный номер и
жил здесь гораздо скромнее, чем многие из его министров.
Хотя А.Н. Косыгин был предельно загружен делами и ему приходилось ежедневно
просматривать и подписывать множество бумаг, идущих к нему из аппарата Совета
Министров и из отдельных министерств, тем не менее он был весьма доступен и часто
принимал не только министров, но и приехавших в Москву секретарей обкомов партии, 2 9 8
директоров крупных предприятий. Здесь они могли получить не только помощь, но и
добрый совет.
В 1976 году у Косыгина произошел микроинсульт, потом случился и инфаркт, и
ему пришлось несколько месяцев провести в больнице. Он работал теперь с меньшей
интенсивностью, но с прежней ответственностью и умением. Однако был не в
состоянии остановить разложение аппарата управления и агонию брежневщины.
Избавившись и от Н. Подгорного, Брежнев стал теперь не только Генсеком, но и Председателем
Президиума Верховного Совета СССР. Коррупция стала проникать и в аппарат Совета
Министров. Весьма характерно, что, просматривая документы, связанные со
строительством новых роскошных дач для ответственных работников, министров и их
заместителей, мне приходилось видеть на этих документах лишь подпись Н. А.
Тихонова и его резолюции: «Исполкому — выделить участок, Академстрою — построить».
Косыгину такие бумаги на подпись приносить не решались.
Многие предложения Косыгина отвергались на Политбюро, перепалки здесь
становились все острее, и с мнением Косыгина переставали считаться не только
секретари обкомов, но и некоторые из министров, находившие покровительство у Тихонова, а
то и у Брежнева. Так, например, в конце 70-х годов все более интенсивно
разрабатывался проект переброски северных рек на юг и прежде всего сибирских рек в
Среднюю Азию, хотя Косыгин всегда был против этого проекта.
Между тем здоровье Алексея Николаевича продолжало ухудшаться. Обострилась
болезнь почек, и приходилось эпизодически прибегать к диализу. Одновременно
возрастало давление на него со стороны недоброжелателей, да и самого Брежнева. По
свидетельству бывшего члена Политбюро П.Е. Шелеста, Брежнев нередко подбивал
секретарей республиканских компартий на то, чтобы они критиковали работу
Совмина, а это в первую очередь касалось А.Н. Косыгина. «Он все стоически переносил, —
писал недавно в своих воспоминаниях П.Е. Шелест,—терпел; много и добросовестно
работал. Мне кажется, что Брежнев и Косыгин друг друга ненавидели, но терпели и
делали вид, что все в порядке... Но вот от перегрузки А.Н. Косыгин серьезно заболел —
получил обширный инфаркт, был десять дней без сознания, даже пустили слух, что он
скончался». Проболев семьдесят дней, Алексей Николаевич вышел на работу. В это время
сложилась катастрофическая обстановка с топливным балансом, ему сразу же пришлось
окунуться в это тяжелое дело. Провел большое совещание с 10 часов утра до 14.00 с
большим напряжением, и его снова свалила болезнь. Опять инфаркт, но на сей раз
полегче, он даже работал в больнице над материалами к своему выступлению на XXVI
съезде. И вот неожиданность: Брежнев требует от него заявление об отставке. На этот
раз Косыгин не стал сопротивляться. Он лично составил и написал заявление об
отставке...»
Я не буду цитировать это длинное и напыщенное заявление. Оно было написано
рукой Косыгина и передано Брежневу через Черненко, который, возможно, и убедил
Алексея Николаевича написать это письмо в столь несвойственном ему стиле. И все
же Брежнев зачитал это письмо не полностью. Он опустил в нем целый абзац о том,
2 9 9 что при достижении определенного возраста политический деятель сам должен иметь
мужество сложить с себя полномочия. Это место в письме очень точно высвечивало
черты характера Косыгина.
Отставка Косыгина была принята, и Верховный Совет СССР назначил на пост
главы правительства НА. Тихонова. Косыгину же была выражена сердечная
благодарность «за многолетнюю, большую и плодотворную работу, которую он проводил на
высоких постах в партии и Советском правительстве». Все это Алексей Николаевич
мог прочитать в больнице, где он был вынужден проводить последние недели своей
жизни. Ему уже не довелось ни отдохнуть, ни порыбачить, ни погулять по окрестным
лесам. В уже упомянутых нами выше воспоминаниях П.Е. Шелест писал: «В ноябре я
попал в больницу, туда же, где лежал Косыгин. Через несколько дней, 14 декабря, я
вышел на прогулку и встретил А. Н. Косыгина. Поговорили с ним, он мне сказал; «Вот
видишь, Петр Ефимович, я тоже остался ни с чем, ну ничего, буду чем-либо
заниматься, есть что вспомнить, буду перебирать архивы». Чувствовалось, что Косыгин сильно
переживает случившееся, я его как мог успокаивал. Алексей Николаевич был свеж, бодр,
выглядел тогда хорошо, глаза светлые, он пытался даже шутить. 18 декабря я выписался
из больницы, уехал оттуда в 15 часов. А.Н. Косыгин скончался в этот же день в 12
часов дня».
ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ
И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ А. Н. КОСЫГИНА
7904 21 февраля — в Санкт-Петербурге в семье токаря торпедного завода родился
А.Н.Косыгин.
1919, конец —1921, март — служба в Красной Армии. 7-я армия, 16-е и 61-е
военно-полевое строительство, г.Петроград—г.Мурманск.
7927 —1924—слушатель Всероссийских продовольственных курсов Наркомпрода,
учащийся кооперативного техникума.
1924—после окончания техникума, прохождения производственной практики на льнопрядильно-
ткацкой фабрике в г. Ростове (Ярославская обл.) и кооперативной практики в
Северо-Западном отделении Центросоюза был направлен в Новосибирск, в Сибкрайсоюз, где работал льно-
ведом.
1924, октябрь — инструктор-организатор Новосибирского областного союза
потребительской кооперации.
1926, декабрь—член правления, заведующий орготделом Ленского союза потребкооперации
в г. Киренске (Иркутская обл.).
7927— принят в члены ВКП(б).
1951 г. Алексей Николаевич и
Клавдия Андреевна Косыгины.
1966 г. С женой Клавой и внучкой Татьяной.
1952 г. Дочь Людмила и зять Джермен Гвишиани.
7927—женитьба на Клавдии Кривошеиной.
1928, 4 ноября — рождение дочери Людмилы.
1928—1930—заведующий плановым отделом Сибирского краевого союза
потребкооперации, г. Новосибирск.
1930 — /936—учеба в Ленинградском текстильном институте им. С. М. Кирова.
1935 —1938—мастер, начальник цеха, директор текстильной фабрики им. А. И. Желябова,
г. Ленинград.
1938—заведующий промышленно-транспортным отделом Ленинградского обкома ВКП(б).
1938—1939—председатель Ленинградского горисполкома.
1939, 2 января — народный комиссар текстильной промышленности СССР.
1939, 21 марта — на XVIII съезде ВКП(б) избран членом Центрального Комитета партии.
1940, 16—17 апреля — заместитель Председателя Совета Народных Комиссаров (СНК)
СССР и председателем Совета по товарам широкого потребления при СНК СССР.
1941, 24 июня — заместитель председателя Совета по эвакуации при СНК СССР.
1950 г. Семьи Гвишиани и
Косыгиных на даче в Шестых
Горках под Москвой. Слева
направо: Михаил Максимович
и Ирма Христафоровна
Гвишиани, Алексей
Николаевич и Клавдия Андреевна
Косыгины, Джермен
Михайлович, Людмила Алексеевна и
Алеша Гвишиани.
А.Н.Косыгин со своим зятем и
моим отцом, заместителем
председателя Комитета по науке
и технике СССР, академиком
Д.М.Гвишиани.
1941, 19 января — июль 1942 — уполномоченный Государственного Комитета Обороны в
блокадном Ленинграде.
1942, июнь — по распределению обязанностей между заместителями Председателя СНК
ответственный за обеспечение Красной Армии инженерными средствами.
1943, начало — награжден орденом Боевого Красного Знамени.
1943, 23 июня — Председатель СНК РСФСР.
1946, 19 марта —март 1953 — заместитель Председателя Совета Министров СССР.
1946, март — кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б).
1947, 8 февраля — Председатель Бюро по торговле и легкой промышленности при Совете
Министров СССР.
1947, август — переход Сталина и Косыгина из Крыма на Кавказ на крейсере «Молотов».
1948, февраль — член Политбюро ЦК ВКП(б).
1948, 16 февраля — министр финансов СССР.
1948, 28 декабря — министр легкой промышленности СССР.
1953 г. Семья Косыгиных. Слева
направо: дочь Людмила, зять
Джермен Гвишиани, внук Алеша
Гвишиани, теща Евдокия
Прохоровна Ванзина, Алексей
Николаевич, воспитанник Косыгиных
Николай Акимов, Клавдия
Андреевна Косыгина.
2002 г. Наталья Борисовна
и Алексей Джерменович
Гвишиани.
1972 г. На даче Косыгина в Архангельском. Слева направо: Людмила Алексеевна и Джермен Михайлович Гвишиани,
Наташа Гвишиани (Кондратьева), Татьяна Гвишиани, Алексей Гвишиани и Алексей Николаевич с правнучкой Катей.
1949, 7 февраля — председатель Бюро по торговле при Совете Министров СССР.
1952, 16 октября — переведен из членов в кандидаты в члены Президиума ЦК КПСС.
1953,15 марта — министр легкой и пищевой промышленности СССР. Администрацией
Маленкова и Берии выведен из Президиума ЦК КПСС.
1953,24 августа—министр промышленности товаров широкого потребления СССР.
1953, 7 декабря — вновь заместитель Председателя Совета Министров СССР и министр
промышленности товаров широкого потребления.
1953, 22 декабря — председатель Бюро по промышленности продовольственных и
промышленных товаров широкого потребления при Совмине СССР.
1955, 23 февраля — освобожден от обязанностей министра промышленности товаров
широкого потребления СССР и заместителя Председателя Совета Министров СССР.
1955, 26 февраля — член Президиума Совета Министров СССР.
1955, 26 августа — заместитель председателя комиссии Президиума Совета Министров
СССР по вопросам производства товаров широкого потребления.
1956,14 февраля — выступление на XX съезде КПСС по проблемам планирования.
Осуждение культа личности Сталина.
1956, 25 декабря — первый заместитель председателя Госэкономкомиссии Совета
Министров СССР по текущему планированию народного хозяйства—министр СССР.
7957, 23 мая — первый заместитель председателя Госплана СССР, министр СССР.
1957, июнь — вновь кандидат в члены Президиума ЦК КПСС.
1957, 4 июля — вновь заместитель Председателя
Совета Министров СССР.
7957—утвержден членом Главного Военного
Совета при Совете Обороны СССР.
1958, 31 марта — заместитель Председателя
Президиума Совета Министров СССР.
1958, 13 октября — председатель комиссии
Президиума Совета Министров СССР по вопросам цен.
1959, 20 марта — председатель Госплана СССР и
заместитель Председателя Совета Министров СССР.
1959, 24 марта — представитель СССР в Совете
1990г.,правнукиА.Н.КосыпшаКатяиАндРей Экономической Взаимопомощи.
с дедом Д.М.Гвишиани. 1959—член Совета Обороны СССР.
1960, май — член Президиума ЦК КПСС. На
последующих съездах и пленумах ЦК избирался членом ЦК и членом Политбюро ЦК КПСС.
1960, 4 мая — первый заместитель Председателя Совета Министров СССР с
освобождением от обязанностей председателя Госплана СССР.
1964—награжден золотой медалью «Серии молот» Героя Социалистического Труда.
1964, март — визит в Италию. Установление долгосрочного промышленного и торгового
сотрудничества между СССР и Италией. Заключение контрактов с корпорацией ЭНИ о
поставке нефти из СССР. Начало сотрудничества с ФИАТ и Оливетти.
1964, октябрь — Октябрьский Пленум ЦК КПСС. Критика и отставка Хрущева.
1964, 15 октября — Председатель Совета Министров СССР.
1964, декабрь — заместитель Председателя Совета Обороны СССР.
Правнучка Косыгина Екатерина
Алексеевна, ее муж Владимир
Анатольевич и сын Дмитрий
Семенихины.
1965—подготовка экономической реформы.
1966—7967—зарубежные поездки: в Ханой, Пекин, Египет, Францию, Турцию, Великобританию.
1966, январь — трехсторонняя встреча в Ташкенте по мирному урегулированию индийско-
пакистанского конфликта.
1966 — встреча с Шарлем де Голлем в Москве.
7967, 7 мая — смерть жены, Клавдии Андреевны Косыгиной.
1967, июнь — обострение кризиса на Ближнем Востоке. Поездка вместе с Л.И.Брежневым
на базы Тихоокеанского и Северного флотов. Поездка во главе делегации в США на
Чрезвычайную специальную сессию Генеральной Ассамблеи ООН.
7967, 23 июня — встреча с Президентом США Джонсоном в Гласборо.
7967, август — контакты с руководителями арабских стран с целью содействия в
урегулировании ближневосточного конфликта.
1968—«Пражская весна», поездка в Карловы Вары, встреча с членами Политбюро ЦК КПЧ.
7970, август — переговоры с канцлером ФРГ Вилли Брандтом в Москве. Подписание
договора между СССР и ФРГ, знаменующего поворот в их отношениях (взаимный отказ от
применения силы, признание границы по Одеру-Нейсе).
7974, февраль — награжден второй золотой медалью «Серп и молот» Героя
Социалистического Труда.
1980, октябрь — освобожден от обязанностей члена Политбюро ЦК КПСС.
1980, 23 октября — освобожден от обязанностей Председателя Совета Министров СССР по
его просьбе, в связи с тяжелой болезнью.
1980, 18 декабря — смерть А. Н. Косыгина.
1980, 24 декабря — в Москве, на Красной площади, у Кремлевской стены состоялись
похороны Алексея Николаевича Косыгина. Несмотря на отставку, ему были отданы все последние
почести, как Председателю Совета Министров СССР.
24 декабря 1980 г. Прощание родных с Алексеем Николаевичем Косыгиным.
ГЛАВЫ ПРАВИТЕЛЬСТВ
РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ,
СОВЕТСКОГО СОЮЗА И РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
С 1857 по 1882 год в Российской империи существовал Совещательный орган по
общегосударственным делам — Совет министров под председательством царя.
В1905—1917 гг. он становится высшим государственным органом во главе с
председателем, который назначался царем.
Председатели Совета Министров Российской империи
1905—1906, июль СЕРГЕЙ ЮЛЬЕВИЧ ВИТТЕ
(1848—1915) — (с 1903 г. — председатель
кабинета министров)
1906, весна — 1906, июль ИВАН ЛОГГИНОВИЧ ГОРЕМЫКИН
(1839—1917)
1906, июль — 1911, сентябрь ПЕТР АРКАДЬЕВИЧ СТОЛЫПИН
(1862—1911)
1911, январь — 1914, январь ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ КОКОВЦОВ
(1853—1943)
1914, январь — 1916, январь ИВАН ЛОГГИНОВИЧ ГОРЕМЫКИН
(1839—1917)
1916, январь — 1916, ноябрь БОРИС ВЛАДИМИРОВИЧ ШТЮРМЕР
(1848—1917)
1916, ноябрь — 1916, декабрь АЛЕКСАНДР ФЕДОРОВИЧ ТРЕПОВ
(1862—1928)
1916, декабрь — 1917, февраль НИКОЛАЙ ДМИТРИЕВИЧ ГОЛИЦЫН
(1850—1925)
Временное правительство
1917, март— 1917, июль ГЕОРГИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЛЬВОВ
(1861—1925)
1917, июль — 1917, октябрь АЛЕКСАНДР ФЕДОРОВИЧ КЕРЕНСКИЙ
(1881—1970)
Совет Народных Комиссаров
1917, октябрь — 1924, январь ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ ЛЕНИН
(1870—1924)
1924, февраль — 1930, декабрь АЛЕКСЕЙ ИВАНОВИЧ РЫКОВ
(1881—1938)
1930, декабрь — 1941, май ВЯЧЕСЛАВ МИХАЙЛОВИЧ МОЛОТОВ
(1890—1986)
1941, май — 1946, март ИОСИФ ВИССАРИОНОВИЧ СТАЛИН
(1878—1953) 30 8
Совет Министров СССР
1946, март— 1953, март
1953, март— 1955, февраль
1955, февраль— 1958, март
1958, март— 1964, октябрь
1964, октябрь — 1980, октябрь
1980, октябрь —1985, сентябрь
1985, сентябрь —1991, декабрь
ИОСИФ ВИССАРИОНОВИЧ СТАЛИН
(1878—1953)
ГЕОРГИЙ МАКСИМИЛИАНОВИЧ МАЛЕНКОВ
(1902—1988)
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ БУЛГАНИН
(1895—1975)
НИКИТА СЕРГЕЕВИЧ ХРУЩЕВ
(1894—1971)
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ КОСЫГИН
(1904—1980)
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ ТИХОНОВ
(1905—1997)
НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ РЫЖКОВ
(р. 1929)
1990, январь— 1991, август
Премьер-министр СССР
ВАЛЕНТИН СЕРГЕЕВИЧ ПАВЛОВ
(1937—2003)
Председатели Правительства Российской Федерации
1991,сентябрь — 1991, ноябрь
1991, ноябрь — 1992, декабрь
1992, декабрь — 1998, март
1998, апрель — 1998, август
1998, сентябрь — 1999, май
1999, май — 1999, август
1999, август — 2000, май
2000, май — настоящее время.
ИВАН СТЕПАНОВИЧ СИЛАЕВ
(р. 1930)
ЕГОР ТИМУРОВИЧ ГАЙДАР
(р. 1956)
ВИКТОР СТЕПАНОВИЧ ЧЕРНОМЫРДИН
(р. 1938)
СЕРГЕЙ ВЛАДИЛЕНОВИЧ КИРИЕНКО
(р. 1962)
ЕВГЕНИЙ МАКСИМОВИЧ ПРИМАКОВ
(р. 1929)
СЕРГЕЙ ВАДИМОВИЧ СТЕПАШИН
(р. 1952)
ВЛАДИМИР ВЛАДИМИРОВИЧ ПУТИН
(р. 1952)
МИХАИЛ МИХАЙЛОВИЧ КАСЬЯНОВ
(р. 1957)
СОДЕРЖАНИЕ
Б.И.Стукалин. К читателю
3
Алексей Гвишиани
ФЕНОМЕН КОСЫГИНА
Записки внука
17
Начало пути:
Питер— Сибирь — Ленинград
18
Война
42
Косыгин и Сталин
60
Косыгин, Хрущев, Брежнев и другие
82
Из фотолетописи
ПО
МНЕНИЯ СОВРЕМЕННИКОВ
755
Об этом разделе
156
Юрий Фирсов
Косыгин и его время
158
Борис Патон
«Таким он сохранился в моей памяти...»
233
Николай Байбаков
Из записок зампреда
235
«Правда оказалась неожиданной и неприемлемой...»
238
Виктор Гришин
«Он не заигрывал с людьми...»
242
Владимир Новиков
Как товарищи, единомышленники
245
Владимир Каданников
ВАЗ: идея и воплощение
254
Леонид Абалкин
«Тема встречи мне была известна»
261
Гавриил Попов
Реформатор за кремлевской стеной
266
Даниил Гранин
Запретная глава. Отрывки
271
Жак Сапир (Франция)
Алексей Николаевич Косыгин. Потерянное десятилетие
(1965—1975) и судьба Советского Союза
280
Рой Медведев
Штрихи к политической биографии
290
ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ А.Н.КОСЫГИНА
301
ГЛАВЫ ПРАВИТЕЛЬСТВ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ,
СОВЕТСКОГО СОЮЗА И РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
308
Алексей Гвишиани
ФЕНОМЕН КОСЫГИНА
записки внука
*
МНЕНИЯ СОВРЕМЕННИКОВ
Редакторы:
Ю.В.Фирсов
Б.И.Стукалин
В. И. Десятерик
Художественный редактор
А.А.Головкина
Компьютерный набор
Н. Ф. Сапронова
Компьютерная верстка
Н.И. Талалова
Корректор
КМ. Канюк
При участии Фонда развития отечественного книгоиздания имени И.Д.Сытина
издательства «Зарницы» и благотворительного Кауффман-Фонда.
127051, Москва, ул. Петровка, 26
Формат 60x90 1/8. Объем 39 печ.л. Тираж 3500 экз.
Отпечатано в ОАО «Типография «Новости»
105005, Москва, ул. Фридриха Энгельса, 46