Дипломатические дневники. 1922 — 1940. В 2-х томах. Том 1 - Коллонтай А.М.

Командировка на мирную конференцию в Гаагу

Беседа с министром иностранных дел Мовинкелем

Мое извещение в ЦК
Дело ксендза Буткевича

Дипломатические осложнения
Твердый заказ

Москва назначила меня полпредом в Норвегии

Норвежское правительство выдвигает новое требование

Раскол Норвежской рабочей партии и телеграмма Сталина

Беседа с Мовинкелем, заявление Мишеле, обед кабинета, вопросы «Руссо-Норзе»

Стадия конкретных переговоров о взаимном признании

Неожиданные дипломатические сложности и их разрешение

Прибытие в Берген «Авроры» и крещение лесовоза

Убогость печати буржуазной прессы
Из писем к 3. Шадурской и В. Юреневой

Инцидент с помощью из Москвы стачечникам

Второе назначение и приезд в Норвегию
Новый дом, новые люди

Официальный визит афганского падишаха Амануллы-хана в Советский Союз

В розысках экспедиции Нобиле
Наше участие в розысках

Форзац. Указ Президиума Верховного Совета СССР О награждении Коллонтай А. М. Орденом Трудового Красного Знамени. 4 апреля 1942 г.

Author: Коллонтай А.М.

Tags: методология истории вспомогательные исторические науки методы изучения, основанные на письменных источниках, записях, надписях дипломатия мемуары дневники

ISBN: 5-87444-127-1

Year: 2001

Similar

Дипломатические дневники. 1922 — 1940. В 2-х томах. Том 2

Кыргызы на Енисее

Погребальные комплексы кочевников юга Средней Сибири в XII-XIV вв

Культурно-исторические общности Урала и Западной Сибири (Тоболо-Иртышская провинция на ранней и средней стадиях железного века)

Text

РЕДАКЦИОННЫЙ СОВЕТ ИЗДАТЕЛЬСТВ «ACADEMIA:
С.С. Аверинцев, В.И. Васильев, М.Л. Гаспаров,
В.Л. Гинзбург, В.Л. Иноземцев, И.М. Макаров,
В.П. Нерознак, А.М. Панченко, Н.Я. Петраков,
Р.В. Петров, H.A. Платэ, В.А. Попов,
К.А. Свасьян, В.П. Скулачев, Е.П. Челышев,
Издательство выражает глубокую признательность
сотрудникам Фонда им Р. Люксембург (Германия)
Эвелин Виттих и Фрицу Бальке,
а также профессору Гельмуту Штайнеру
за их деятельное участие
в совместной с «Academia» работе,
благодаря которой эта книга увидела свет
О.Г. Юрин, В.Л. Янин

A. M. КОЛЛОНТАЙ
ДИПЛОМАТИЧЕСКИЕ
ДНЕВНИКИ
1922—1940
В 2-х томах
Москва
Academia
2001

A. М. КОЛЛОНТАЙ
ДИПЛОМАТИЧЕСКИЕ
ДНЕВНИКИ
1922—1940
Том 1
Москва
Academia
2001

УДК 930.22
ББК 66.49
К 61
Книга издана при финансовой поддержке
Фонда им. Розы Люксембург (Германия)
Коллонтай А. М. ДИПЛОМАТИЧЕСКИЕ ДНЕВНИКИ.
Предисловие и примечания д-ра истор. наук, проф. М. М. Муха¬
меджанова. В 2-х т. Т. 1. М.: Academia, 2001. 528 с. Ил.
Дневниковые записи А. М. Коллонтай (1872—1952) несколько десятилетий про¬
лежали в спецхране. Автор завещала опубликовать их к столетию со дня своего
рождения, т. е. в 1972 г. Коммунистическая партия последней воли собственного
выдающегося адепта не выполнила. Дневник становится доступным для читатель¬
ской аудитории только сейчас, спустя полвека со дня кончины автора. Первона¬
чально рукопись была названа А. М. Коллонтай «23 года моей дипломатической
работы». Между тем временные рамки повествования двухтомника — восемнад¬
цать лет (1922—1940). Записи последующих лет автор обработать не успела. В
дневниках, предлагаемых вниманию читателей, запечатлен опыт А. М. Коллонтай
как дипломатического работника, нашли отражения события на мировой арене и
внутри нашей страны, встречи со Сталиным, Красиным, Чичериным, Кировым,
Литвиновым, Молотовым, Микояном и многими другими руководителями СССР,
личные переживания и тревоги. Разумеется, на «Дневниках» лежит отпечаток вре¬
мени, в которое они создавались, воочию виден отсвет костра, в котором сгорали
человеческие судьбы, и тем не менее книга насыщена множеством весьма примеча¬
тельных фактов, являет собой заметный вклад в отечественную мемуарную лите¬
ратуру.
ISBN 5-87444-127-1 (т. 1)
ISBN 5-87444-026-7 ББК 66.49
•SBN 5-87444-127-1
9 '785874 441272
© В. М. Коллонтай, 2001 г.
© Academia, оформление, 2001 г.

EXELLENZ MADAME KOLLONTAY
AK обращались к Чрезвычайному и Полномочному
послу СССР Александре Михайловне Коллонтай коро¬
ли, президенты, главы правительств, министры, послы
иностранных государств. На русском языке это означает: Ваше
превосходительство госпожа Коллонтай. В этой форме обраще¬
ния выражен не только дипломатический этикет, но и особое ува¬
жение, которое проявляли государственные и общественные дея¬
тели к первой в мире женщине-дипломату.
Уже сам факт назначения Коллонтай на дипломатическую
работу стал сенсацией. Она повсюду вызывала огромный интерес
к своей личности. С ней искали знакомств известные политики,
лидеры партий, общественные деятели, ученые, писатели, музы¬
канты, артисты, художники. Журналисты не давали ей прохода,
добиваясь интервью. Еще при жизни Коллонтай вышло в свет
несколько книг о ней. Она стала прототипом известного художе¬
ственного кинофильма «Посол Советского Союза». Ей был посвя¬
щен ряд документальных фильмов. В лучших драматических
театрах России, а также Франции, Англии, Скандинавских стран,
шли пьесы о ней. Такой чести удостаивались немногие полити¬
ческие деятели.
Главная причина международной популярности полпреда Кол¬
лонтай — ее незаурядная личность. Внешне привлекательная, все¬
гда элегантно одетая, с хорошими манерами и прирожденным
шармом она знала себе цену и никогда не роняла достоинства. Ее
интеллект поражал собеседников. Высокообразованная маркси¬
стка, изучавшая экономические и социальные проблемы, крупный
исследователь и теоретик женского вопроса, борец за равнопра¬
вие женщин, политический и государственный деятель, велико¬
лепный оратор, партийный публицист и литератор — эти грани

6
Exellenz madame Kollontay
таланта и широта ее интересов были' известны в России и на Запа¬
де еще до перехода Коллонтай на дипломатическую работу. Она
свободно говорила на семи иностранных языках, могла поддер¬
жать беседу на любую тему с представителями разных социальных
слоев и различных сфер деятельности.
С начала XX века, когда Александра Михайловна вступила на
революционный путь, она познакомилась со многими видными
деятелями международного социалистического движения, в том
числе с представителями скандинавских стран. Эти связи Коллон¬
тай возобновила и расширила в годы дипломатической службы.
Они помогали ей решать сложные проблемы взаимоотношений
между СССР и странами, в которых она возглавляла советские
дипломатические миссии.
Наряду с поддержкой и сочувствием определенных кругов,
Коллонтай как представитель социалистического государства стал¬
кивалась и с враждебным к себе отношением. Антисоветские на¬
строения буржуазного окружения усугублялись активной непри¬
язнью к СССР многочисленной русской эмиграции. Во враждеб¬
ной политической атмосфере полпред СССР стремилась и в опре¬
деленной степени смогла изменить сложившийся на Западе сте¬
реотип новых представителей власти в России и привлечь к со¬
трудничеству с СССР политические и деловые круги, расширить
число сторонников советского государства. В Норвегии и Швеции,
когда левые силы были у власти, Коллонтай помогало завоевать
доверие ее революционное прошлое. В аристократической Шве¬
ции ценили и ее дворянское происхождение. «Консервативные шве¬
ды, — писала она, — помешаны на аристократизме и прощают мне
мой большевизм и то, что я — посланник СССР, из-за моего “бла¬
городного” прошлого». Однако по мере укрепления Советского
Союза и выхода его из политической и экономической изоляции
рос авторитет социалистического государства и его полномочных
представителей за рубежом.
Такое переплетение объективных и субъективных факторов
сделало Коллонтай одной из популярнейших фигур советской
дипломатии 20—40-х годов. Она всемирно известна как выдающий¬
ся дипломат. Это тем более почетно, что Александра Михайлов¬
на не работала в ведущих странах мира. Чрезвычайный и Полно¬
мочный посол В. И. Ерофеев, начавший дипломатическую карье¬
ру в Швеции под руководством Коллонтай, называет ее «живой
легендой», поскольку Александра Михайловна своим талантом,
знаниями и неукротимой энергией продемонстрировала миру спо¬

Exellenz madame Kollontay
7
собность женщины выполнять самые сложные государственные,
политические и общественные функции.
Интерес к многогранной жизни Коллонтай велик и ныне, спус¬
тя полвека после ее кончины. Несмотря на значительное число
биографических публикаций, вышедших в России и за рубежом,
менее всего изучена ее дипломатическая работа. А ведь этот пе¬
риод деятельности измеряется тридцатью годами, из которых
двадцать три в ранге полпреда СССР в Норвегии, Мексике, снова
в Норвегии и, наконец, в Швеции. Подобного рода пробел в исто¬
рии отечественной и мировой дипломатии объясняется недоступ¬
ностью для исследователей в течение долгого времени (40 лет)
соответствующих материалов из архива Коллонтай, переданных
ею на хранение в Центральный партийный архив Института мар¬
ксизма-ленинизма при ЦК КПСС, поскольку они были засекре¬
чены.
Предлагаемые читателю «Дипломатические дневники»
А. М. Коллонтай открывают сложный и многогранный мир совет¬
ской дипломатии, трудную, крайне напряженную работу, всегда
полную ответственности за судьбу первой в мире социалистичес¬
кой страны, автора, находившегося в центре важных мировых по¬
литических событий в 20—40-е годы XX века. «Дневники» откры¬
вают новую страницу и существенным образом пополняют источ-
никовую базу исследований биографии Коллонтай, которая гор¬
дилась тем, что обладала талантом жить и прожила большую,
крайне насыщенную, интересную творческую жизнь, так что мог¬
ла сказать: «Я прожила не одну, а много жизней!».
На большом автобиографическом материале раннего периода
написано немало работ о жизни Коллонтай. Некоторые из них
правдивые и серьезные, но встречаются, особенно за последние
годы, сплошные небылицы, полное искажение ее мыслей и по¬
ступков. Настоящая публикация мемуаров особенно ценна тем,
что читатель сможет узнать о многих сложных моментах жизни
и деятельности непосредственно от самого автора, «из первых рук».
* * *
Александра Михайловна Коллонтай родилась 1 апреля 1872 го¬
да в Санкт-Петербурге в семье полковника Генерального штаба,
инспектора Николаевского кавалерийского училища Михаила
Алексеевича Домонтовича, получившего вскоре звание генерал-
майора. Отец Шуры был представителем старинного дворянско¬
го рода, корни которого уходят в XIII век. Далеким предком Ми-

8
Exellenz madame Kollontay
хайла Алексеевича был князь Довмонт Псковский, канонизиро¬
ванный русской православной церковью под именем Тимофея
Псковского. Мать новорожденной девочки — Александра Алек¬
сандровна Масалина была во втором браке. Ее первым мужем
был военный инженер поляк Мравинский. От этого брака у нее
было трое детей: сын Александр (отец известного дирижера Евге¬
ния Мравинского) и дочери Адель и Евгения.
Семья Домонтовичей считалась передовой. В ней царила ат¬
мосфера того, что в 70-е годы называлось европейским просвеще¬
нием. В доме была большая библиотека, составленная из книг
русских и зарубежных авторов. На столе всегда лежали свежие
номера литературных журналов либерального направления.
Хозяйкой в доме была волевая мать. Александра Александровна
учила детей французскому языку и музыке и требовала неукосни¬
тельного соблюдения установленных в семье правил. Воспитате¬
лями Шуры были англичанка мисс Годжон и затем Мария Ива¬
новна Страхова, человек левых убеждений и строгих моральных
принципов. Способной девочке дали хорошее домашнее образо¬
вание. В шестнадцать лет Александра сдала экстерном экзамены
на аттестат зрелости и получила право быть учительницей. Но ее
привлекало литературное творчество. «Писать любила с детства.
У меня насильно отнимали бумагу и перья», — отмечала она в
автобиографии. Увлечение было настолько серьезным, что для
писательской подготовки привлекли известного историка литера¬
туры В. П. Острогорского. Он считал, что у Александры есть ли¬
тературное дарование и поощрял ее усилия. Эти уроки не про¬
шли даром. Многочисленные исследовательские и публицистиче¬
ские работы, вышедшие из-под пера Коллонтай, отличаются глу¬
биной мысли, психологизмом и образностью изложения.
Юная Шурочка Домонтович была украшением светского об¬
щества Петербурга. Театр, балы, приемы, танцы были неотъем¬
лемой частью ее образа жизни. Однажды она обедала с наслед¬
ником престола, будущим царем Николаем И, который был боль¬
шим поклонником ее сестры Евгении, примадонны Мариинского
театра. За Шурой начинают ухаживать знатные кавалеры, а адъ¬
ютант императора Александра III генерал Тутолмин сделал ей
предложение. Михаил Алексеевич уговаривает дочь дать генера¬
лу полож*ггельный ответ. Она категорически отказывается. В этом
эпизоде проявился ее независимый характер и ярко выраженное
чувство протеста против насилия над личностью. Позже в дневни¬
ке она напишет: «Смолоду была мятежной. Никогда не останав¬

Exellenz madame Kollontay
9
ливалась перед тем, как на это посмотрят другие, что скажут, не
боялась ни горя, ни трудностей. И опасности не пугали. Ставила
цель — добивалась».
На этом конфликт с родителями не исчерпался. Будучи с от¬
цом в Тбилиси, Александра влюбилась в своего троюродного бра¬
та Владимира Коллонтая, отец которого был сослан туда за учас¬
тие в Варшавском восстании. Любовь была взаимной. Дело шло к
женитьбе. Однако родители противились браку. В конечном сче¬
те упорство и настойчивость дочери взяли верх. Свадьба состоя¬
лась в 1893 году. Через год родился мальчик, которого назвали в
честь деда Михаилом.
В жизни супружеской четы Коллонтай девяностые годы были
счастливым периодом любви, дружбы, взаимопонимания. Но ис¬
подволь назревало идейное разногласие. Владимир, окончивший
Военно-инженерную академию, был сторонником технократичес¬
кого переустройства общества. Его жена все больше склонялась к
идее социально-политического преобразования в России. Она ост¬
ро переживала угнетенное положение трудового народа, мучитель¬
но искала ответ на вопрос, что можно сделать для улучшения
жизни рабочих.
Однажды Владимир взял с собой жену на Кренгольмскую ма¬
нуфактуру близ Нарвы. Она считалась образцовой. Однако уви¬
денное там потрясло Александру: каторжный труд, нищета, без¬
грамотность, тюремные порядки, отсутствие элементарной гиги¬
ены, нечеловеческие условия существования рабочих. Она ушла
с убеждением, что надо кардинально изменить собственную
жизнь, порвать с самодовольным, сытым и безразличным к горю
людей окружением. Это явилось началом коренного перелома ее
судьбы. С удвоенной энергией она бросилась изучать рабочий воп¬
рос, проштудировала «Капитал» К. Маркса. Познакомилась с кру¬
гом русских и зарубежных марксистов, изучала их работы.
Владимир Коллонтай не разделял увлечения жены революци¬
онными идеями, а Александра не хотела возвращаться к прежне¬
му образу жизни. Назревала семейная драма, разрыв стал неизбе¬
жен. После пяти лет супружества молодая женщина ушла от
мужа. Ушла не к другому мужчине, а в революцию.
13 августа 1898 года, оставив четырехлетнего сына у родите¬
лей, Коллонтай выехала в Швейцарию. Чтобы посвятить себя пол¬
ностью революционному делу, нужны были основательные зна¬
ния. Александра Михайловна поступила в Цюрихский универси¬
тет на факультет экономики и статистики. Не удовлетворенная

10
Exellenz madame Kollontay
лекциями профессора Генриха Геркнера, она приехала в Англию,
чтобы лично познакомиться с известными социалистами Сиднеем
и Беатриссой Веббами. Но беседы с ними не дали ответа на волну¬
ющие ее вопросы, а изучение английского рабочего движения убе¬
дило ее в правильности идей левых марксистов. Будучи вновь за
границей в 1901 году, она установила личные связи с Розой Люк¬
сембург в Цюрихе, супругами Лафаргами в Париже, Карлом Ка¬
утским и Г. В. Плехановым в Женеве.
Возвратившись в Петербург, Коллонтай принялась за исследо¬
вание экономических и социальных проблем. Итогом этих науч¬
ных изысканий стали две книги «Жизнь финляндских рабочих»
(1903), «Финляндия и социализм» (1906), вышедшие в Петербур¬
ге. Эти издания сделали имя Коллонтай известным в социал-де¬
мократических кругах.
После раскола РСДРП в 1903 году Коллонтай не вошла ни в
одну из партийных фракций. Ей импонировали революционный
дух и бескомпромиссность большевиков, но обаяние личности
первого русского марксиста Плеханова удерживало от разрыва с
меньшевиками. По мере нарастания революционного шквала 1905
года ее связь с большевиками крепла. В брошюре «К вопросу о
классовой борьбе» она резко критикует идеи реформистов о соци¬
альном мире и твердо отстаивает свое кредо: «классовая борьба
как жизненный факт, классовая политика как тактический прин¬
цип». 9 января 1905 года Коллонтай была среди демонстрантов,
пришедших к Зимнему дворцу, видела расстрел мирных людей,
ожидавших царской милости. В разгар революции она вела агита¬
цию среди рабочих, была казначеем Петербургского комитета
партии, организовывала работу подпольных типографий, выпол¬
няла другие партийные поручения. В 1906 году, не согласившись с
большевистской тактикой бойкота Государственной думы, она
приняла сторону меньшевиков.
Анализируя опыт и уроки классовых боев 1905 года, Коллон¬
тай пришла к выводу, что неучастие в революции женщин-работ-
ниц существенно ослабило силы пролетариата. В то время как в
России уже существовали буржуазные феминистские организации,
союзы трудящихся женщин отсутствовали. После первой русской
революции Александра Михайловна вплотную занялась пробле¬
мой женского социалистического движения. Одной из первых в
России она выдвинула идею вовлечения женщин в классовую борь¬
бу. С этой целью предлагалось учредить в партии специальное
бюро для работы среди женщин. Однако это предложение не

Exellenz madame Kollontay
II
встретило поддержки в партийном руководстве. В 1907 году Кол¬
лонтай стала одним из лидеров Союза текстильщиков. При его
содействии в Петербурге было проведено несколько митингов спе¬
циально для работниц. Тогда же выделилась группа активисток,
которая поддерживала связи с работницами фабрик и заводов.
В социал-демократических и социалистических партиях ряда
европейских стран уже существовали женские союзы, которые
проводили свои национальные и международные конференции.
По рекомендации Розы Люксембург Коллонтай в 1906 году едет
на конференцию социал-демократок в Мангейм. Встречается там
с видными деятелями немецкого социал-демократического движе¬
ния Карлом Либкнехтом, Августом Бебелем и Кларой Цеткин. В
августе 1907 года Коллонтай — делегат Международной конфе¬
ренции социалисток в Штутгарте.
Знакомство с опытом работы женского движения в европей¬
ских странах укрепило стремление Александры Михайловны рас¬
ширить пропагандистскую деятельность партии среди женщин в
России. Осенью 1907 года по ее инициативе в Петербурге впервые
был создан клуб работниц. Наряду с социалистическим просве¬
щением женщин Коллонтай вела постоянную борьбу против бур¬
жуазного феминизма, затушевывавшего классовое содержание
женского вопроса. Ее книга «Социальные основы женского вопро¬
са», в которой рассматривается экономическое, политическое и
правовое положение женщин в обществе, также была направле¬
на против российских феминисток, ограничивающихся требова¬
нием равноправия женщин и мужчин. Книга написана в 1908 году
в связи с предстоящим Всероссийским женским съездом. Коллон¬
тай подготовила группу работниц для дискуссии на съезде, кото¬
рый проходил в Петербурге 10—16 декабря 1908 года. Делегатки,
стоявшие на пролетарских позициях, вскрывали в своих выступ¬
лениях классовую противоположность между буржуазным и ра¬
бочим женским движением. А когда президиум не поддержал их
радикальные требования, покинули съезд. Страстное выступле¬
ние Александры Михайловны в защиту марксистских позиций
всполошило не только участников съезда, но и полицию, которая
давно уже охотилась за находившейся на нелегальном положе¬
нии революционеркой. Друзья предупредили ее об угрозе ареста.
В ночь с 13 на 14 декабря ей срочно пришлось по заранее заготов¬
ленным документам бежать за границу.
За восемь лет пребывания вне России Коллонтай исколесила
страны Западной Европы, трижды приезжала в США. В Герма¬

12
Exellenz madame Kollontay
нии она вступила в социал-демократическую партию и вела агита¬
ционно-пропагандистскую работу в разных городах страны. Выез¬
жала с лекциями-рефератами в Англию, Бельгию, Данию, Шве¬
цию, Швецарию, Италию. Весной 1911 года Александра Михай¬
ловна поселяется в предместье Парижа — Пасси.
Она участвует в дискуссиях, выступает на собраниях и митин¬
гах рабочих, блестяще овладевает ораторским искусством, нахо¬
дя свой индивидуальный подход, образный язык и интонации для
разных аудиторий. Ее речи повсюду пользовались неизменным
успехом. Накопленный опыт и свои наблюдения Коллонтай обоб¬
щила в книге «По рабочей Европе», вышедшей в 1912 году. В ней
даны яркие образы трудовых людей разных стран, анализ их умо¬
настроений, интересов. Автор с удовлетворением отмечает вос¬
приимчивость рабочих к идеям социализма, их благодарное отно¬
шение к живому слову агитатора. Не менее интересны в книге
сочные портреты социал-демократических лидеров. В характере
описания совершенно очевидны симпатии автора к деятелям ле¬
вого крыла и критическое отношение к оппортунистическому те¬
чению. Книга понравилась не всем товарищам в Германии, но
вызвала положительные отзывы многих сподвижников Алексан¬
дры Михайловны. Г. В. Чичерин писал ей: «Мы находим Вашу
книгу очень интересной, живо и тепло написанной, дающей очень
яркое представление о реальной жизни масс. Она появилась очень
кстати, будет очень полезна...».
Действуя в интересах русской революции, Коллонтай в то же
время тесно сотрудничала с деятелями международного рабоче¬
го движения, близко познакомилась с лидерами социал-демокра¬
тических партий многих стран Европы. Она участвовала в трех
предвоенных конгрессах II Интернационала: в Штутгарте (1907),
Копенгагене (1910) и Базеле (1912). На Международной конфе¬
ренции социалисток в 1910 году избирается членом международ¬
ного секретариата по руководству женским социал-демократичес¬
ким движением. На этой же конференции Клара Цеткин и Алек¬
сандра Коллонтай провели постановление о ежегодном праздно¬
вании 8 марта — дня солидарности женщин всего мира в борьбе
за свои права. Все последующие годы Александра Михайловна,
где бы она ни находилась, принимала активное участие в органи¬
зации и проведении Международного женского дня. «Это наш
день, мой день» — так обычно она начинала свои выступления
перед женщинами в этот знаменательный для нее праздник.
В годы первой мировой войны, в условиях измены больший-

Exellenz madame Kollontay
13
ства вождей социалистического движения принципам пролетарс¬
кого интернационализма, Коллонтай порвала с меньшевиками.
Она всецело поддержала борьбу большевиков против виновни¬
ков краха II Интернационала и активно включилась в кампанию
по разоблачению социал-шовинизма. Лозунг Ленина о превраще¬
нии империалистической войны в гражданскую многих пугал сво¬
им радикализмом. Даже искренние противники войны возража¬
ли против такого призыва. Им казалось, что прекращения войны
можно добиться через разоружение воюющих стран. Первоначаль¬
но Коллонтай также выступала за лозунг мира как более понят¬
ный широким массам. Но затем изменила свои позиции и стала
одним из ближайших сподвижников Ленина. Будучи в эмигра¬
ции в 1915 году в скандинавских странах, она организовала транс¬
портировку корреспонденции Владимира Ильича в Петербург и
обратно, а также вела с ним личную переписку.
Число сторонников Ленина в западноевропейских странах было
невелико. Своей неукротимой энергией, твердой убежденностью
и даром красноречия Коллонтай способствовала распространению
леворадикальных идей среди социал-демократов скандинавских
стран. Благодаря ее усилиям группа норвежских и шведских де¬
легатов присоединилась к объединению левых циммервальдистов,
образованному Лениным на Международной социалистической
конференции 5—8 сентября 1915 года в Циммервальде (Швейца¬
рия). По приглашению немецкой секции Американской социали¬
стической партии она предприняла агитационное турне по США.
За четыре с половиной месяца (октябрь 1915 — февраль 1916)
Александра Михайловна посетила свыше 80 городов и прочла 123
лекции на четырех языках. Как и в европейских странах в США
ей пришлось сражаться против социал-патриотов и центристов и
сеять семена пролетарского интернационализма. Своей работой
по идейному сплочению левых элементов международной соци¬
ал-демократии Коллонтай внесла весомый вклад в создание Ком¬
мунистического интернационала в марте 1919 года.
После Февральской революции в России Александра Михай¬
ловна возвратилась на родину. Бурные революционные события
целиком захватили ее. Она избирается в Петроградский совет
рабочих и солдатских депутатов, а затем в Исполком совета, в
котором она представляет большевистскую фракцию. В июне
1917 года участвует в работе I Всероссийского съезда советов. Боль¬
шевистская партия направляет ее агитировать матросов Балтий¬
ского флота. Она убеждает их не поддерживать Временное пра¬

14
Exellenz madame Kollontay
вительство, продолжающее империалистическую войну, и агити¬
рует за программу своей партии, в основе которой лежали требо¬
вания мира и решение социальных проблем трудящихся масс.
В Гельсингфорсе Александра Михайловна познакомилась с
председателем Центрального комитета Балтийского флота Пав¬
лом Ефимовичем Дыбенко. Пришла новая большая любовь, а
вместе с ней прилив жизненного оптимизма и революционной
бодрости. Появился близкий друг, единомышленник и соратник
по революционной борьбе. Дыбенко и Коллонтай решили зареги¬
стрироваться гражданским браком. Подав заявление о регистра¬
ции, они так и не получили брачного свидетельства: срочные пар¬
тийные поручения заставили разъехаться в разные концы страны.
Накануне октябрьских событий 1917 года Коллонтай была од¬
ним из видных деятелей большевистской партии. На VI съезде
РСДРП (б) она была избрана членом Центрального комитета, хотя
и не присутствовала на заседаниях съезда. По распоряжению Вре¬
менного правительства за революционную агитацию ее посадили
в тюрьму. Выйдя из заключения (выпущена под залог М. Горько¬
го и Б. Красина), Коллонтай присутствует 10 октября на заседа¬
нии ЦК партии, принявшем решение о вооруженном восстании. В
ночь штурма Зимнего дворца она находилась в Смольном.
Когда открылся II Всероссийский съезд советов, Коллонтай си¬
дела в президиуме. Избрание ее членом первого советского пра¬
вительства было признанием революционных заслуг. В Совете
народных комиссаров она ведала делами государственного при¬
зрения, то есть социальным обеспечением граждан. За короткий
период пребывания на посту наркома (до 19 марта 1918 года) Алек¬
сандра Михайловна смогла преодолеть отчаянное сопротивление
прежних чиновников ведомства и наладить работу наркомата на
новых принципах. В тяжелейших условиях экономической разру¬
хи открывались больницы, приюты для беспризорников, первые
ясли, детские сады, выплачивались экстренные пособия. Государ¬
ственную службу она сочетала с партийной и общественной рабо¬
той, направленной на раскрепощение женщин и утверждение их
подлинного равноправия во всех областях труда, государственной
деятельности, науки, культуры. Как нарком она проводила в жизнь
принципы государственной охраны материнства и младенчества.
Участвовала в разработке новых законов о труде, гражданском
браке и других, опираясь на опыт европейских стран, изученный
ей в период эмиграции и обобщенный в книге «Общество и мате¬
ринство» (1916).

Exellenz madame Kollontay
15
По инициативе Коллонтай в ноябре 1918 года в Москве был
проведен первый Всероссийский съезд работниц и крестьянок,
который принял важнейшие решения по вопросам работы среди
трудящихся женщин. На VIII съезде РКП(б) в марте 1919 года
Коллонтай выступила с докладом о деятельности партийных орга¬
низаций по вовлечению женщин в строительство социалистичес¬
кого общества. Позже она возглавила отдел ЦК РКП (б) по работе
среди женщин. Теоретически обосновывая новую, возрастающую
роль женщины в современном обществе, она читает лекции по
истории женского вопроса в Университете им. Свердлова, кото¬
рые выходят затем отдельной книгой под названием «О положе¬
нии женщины в связи с эволюцией хозяйства». Она также издает
брошюры «Работница — мать», «Как борются работницы за свои
права», «Семья и коммунистическое государство», требуя особого
внимания государства к проблемам труженицы-матери. Через
Международный женский секретариат Коминтерна она переда¬
вала свой опыт работы зарубежным соратницам.
Какой бы пост Коллонтай ни занимала, женский вопрос всегда
оставался для нее предметом особого интереса и постоянного вни¬
мания. «Женщины и их судьба занимали меня всю жизнь, и их-то
участь толкнула меня к социализму», — отмечала Александра
Михайловна. На склоне лет, осмысливая прожитые годы, она на
первое место поставила свой вклад «в борьбу за раскрепощение
трудящихся женщин», в разработку и реализацию политики
партии в отношении женщин. За эту деятельность она была на¬
граждена в 1933 году Орденом Ленина.
Строительство социалистического общества оказалось не ме¬
нее сложным делом, чем завоевание политической власти. Боль¬
шевики вели Россию непроторенной дорогой. Каждый шаг давал¬
ся с трудом. В руководстве коммунистической партии не раз воз¬
никали разногласия по важнейшим политическим вопросам. Кол¬
лонтай принимала участие в партийных дискуссиях, твердо от¬
стаивая свои позиции даже в тех случаях, когда они шли вразрез
с линией признанного вождя партии В. И. Ленина. Так было в
марте 1918 года в период заключения Брестского мира, когда она
на VII съезде партии выступила против мирного договора с Гер¬
манией. Коллонтай оказалась в меньшинстве: Брестский мир был
подписан, и она ушла из правительства.
В годы гражданской войны Коллонтай находится на агитаци¬
онно-пропагандистской работе в Туле, Орехово-Зуеве, Поволжье,
Донецке, Луганске, Харькове и других районах. Назначается пред¬

16
Exellenz madame Kollontay
седателем Политуправления Крымской республики, наркомом про¬
паганды и агитации Украины. Она много ездит по стране, работа¬
ет с комсомольскими, женскими и профсоюзными организация¬
ми. Непосредственно общаясь с широким кругом рабочих масс и
крестьянства, она имела возможность глубже понять их пробле¬
мы и настроения в это тяжелое время, а также отчетливее уви¬
деть недочеты в партийном руководстве и работе на местах.
В 1921 году Коллонтай вместе со своими единомышленниками
А. Г. Шляпниковым и С. П. Медведевым создала «рабочую оппо¬
зицию». В брошюре «Что такое рабочая оппозиция?» Коллонтай
изложила платформу фракции. Оппозиционеры выступали про¬
тив засилья бюрократов в партийном и государственном аппара¬
те, требовали расширения участия рабочих в руководстве эконо¬
микой страны, передачи в руки профсоюзов управления народ¬
ным хозяйством. На X съезде РКП(б) Ленин, опасавшийся раско¬
ла в партии, в крайне резкой форме раскритиковал платформу
«рабочей оппозиции», особенно ту настойчивость с которой Кол¬
лонтай отстаивала свои взгляды, которые, как он считал, «ослаб¬
ляют руководящую линию партии и помогают классовым врагам».
Делегаты партийного съезда осудили выступление Коллонтай и
идейную платформу «рабочей оппозиции». Однако ее не убедили
доводы оппонентов. Несмотря на то, что X съезд партии запретил
пропаганду идей «рабочей оппозиции, Александра Михайловна
пыталась защищать свои убеждения на III конгрессе Коминтерна
и вновь получила отпор со стороны Ленина и других делегатов.
Эти события привели к тяжелому духовному кризису. Позднее
она писала: «Я знала, что это будет. Но это больно. Очень боль¬
но... На душе у меня темно и тяжко. Ничего нет страшнее, чем
разлад с партией». В ноябре 1921 года Политбюро ЦК РКП(б) удов¬
летворило просьбу Коллонтай об освобождении ее от должности
заведующего женотделом и предоставлении ей отпуска для лите¬
ратурной работы. Лето следующего года она провела в Одессе,
где служил ее муж.
Дальнейшие этапы жизни Александры Михайловны достаточ¬
но подробно освещены в дипломатических записках, которые на¬
чинаются с описания драматического разрыва с Дыбенко. Пере¬
живания личного характера переплелись с тяжелым внутренним
состоянием, вызванным фактическим отстранением от партийной
работы. Единственным местом ее работы оставался Коминтерн.
Но не имея перспективы сработаться с председателем Исполкома
Коминтерна Г. Е. Зиновьевым, она искала другие возможности

Exellenz madame Kollontay
17
приложения своих сил. Выход виделся в резком изменении обста¬
новки и ближайшего окружения. В это время Наркомат по иност¬
ранным делам формировал свои кадры для заграничной работы.
Коллонтай оказалась весьма подходящей кандидатурой. По ини¬
циативе И. В. Сталина осенью 1922 года Наркоминдел направил
ее в Норвегию в качестве торгового советника. Таким образом,
переход Коллонтай на дипломатическую работу отчасти оказал¬
ся случайным, но отнюдь не ошибочным решением. Это было
решение, определившее всю ее дальнейшую жизнь. Биографы Кол¬
лонтай часто высказывают предположение о том, что ее жизнь
сложилась бы трагически, будь она в правящей партийной и госу¬
дарственной элите СССР в 30—50-е годы. Предположение не ли¬
шено оснований. Известно, что Сталин не терпел талантливых и
самостоятельно мыслящих работников. Люди, входившие когда-
либо в оппозиционные блоки, в период массовых чисток были об¬
речены. Как бы то ни было, судьба оказалась к ней благосклон¬
ной. На ниве дипломатии Александра Михайловна проявила не¬
дюжинные способности и в полной мере раскрыла еще одну грань
своей богато одаренной натуры.
* * *
«Дипломатические дневники» начинаются с 1922 года. По сути
дела они являются продолжением автобиографических и прочих
записок, которые Александра Михайловна вела всю жизнь. Сама
она так объясняла это: «Живет во мне такое чувство: этим я научу
молодежь, тех, кто будет жить после нас, как мы работали, как
жили, вечно преодолевали препятствия. Не просто жили изо дня
в день, а в постоянном стремлении, борьбе и преодолениях. И в
творчестве». Она собирала личный архив, в котором хранились
рукописи, дневники прежних лет, переписка, автографы знаме¬
нитых людей, записи бесед, журнальные статьи, газетные вырез¬
ки из российской и зарубежной прессы, книги, фото и другие ма¬
териалы.
Интересны некоторые моменты истории этого архива, расска¬
занные личным секретарем Коллонтай Эмми Генриховной Лорен-
сон. Все материалы были разобраны по папкам и хранились в не¬
большом сундучке, который Александра Михайловна возила с
собой и только в экстренных случаях оставляла у верных друзей.
Она считала его самой большой своей ценностью. Сундучок стоял
в коридоре квартиры полпреда на третьем этаже здания посоль¬
ства в Стокгольме. В 1943 году, находясь в санатории Мёссеберг

18
Exellenz madame Kollontay
после лечения в клинике, Александра Михайловна попросила сво¬
его секретаря привезти ей одну из архивных папок. Сундучок ока¬
зался пуст. Выяснилось, что сотрудник службы безопасности Яр¬
цев без ведома посла отправил все личные материалы Коллонтай
в Москву. Прежде чем сообщить эту неприятную новость Алек¬
сандре Михайловне, Эмми Генриховна попросила лечащего вра¬
ча подежурить за дверью палаты, пока она будет беседовать с
Коллонтай. Сообщение об исчезновении документов повергло нео¬
крепшую больную в шоковое состояние. Но проявив огромное са¬
мообладание, Александра Михайловна тут же продиктовала Ло-
ренсон письмо Ярцеву. В нем выражалась благодарность за забо¬
ту о сохранности документов и высказывалась уверенность в том,
что в Москве они будут в безопасности. Ей было понятно, что ука¬
зание об изъятии личного архива получено из Москвы, следова¬
тельно, протестовать по этому поводу не имело никакого смысла.
Вернувшись в 1945 году в Москву, Коллонтай сразу же обрати¬
лась в МИД СССР и лично к В. М. Молотову с просьбой вернуть
ей архив. Через два месяца пришел ответ: в МИДе архива Кол¬
лонтай нет, возможно, он утерян. Тогда Александра Михайловна
обратилась с аналогичной просьбой к И. В. Сталину, подчеркнув,
что материалы ее архива представляют ценность для партии. Через
несколько дней на квартиру Коллонтай (Калужская, 11) достави¬
ли два чемодана документов. Материалы оказались в целости и
сохранности.
Дипломатические дневники Коллонтай существенным образом
отличаются от аналогичных записок, вышедших из-под пера не¬
которых политических деятелей, чиновников-графоманов, в том
числе дипломатических работников. Отличаются прежде всего
эмоциональностью восприятия, образностью описания, многогран¬
ностью подхода к исследуемому предмету, меткостью характери¬
стик. Записки Коллонтай сравнимы, пожалуй, с дневниками писа¬
телей, людей творческих профессий. Их историческая цен¬
ность состоит в том, что автор фиксирует происходящее, беря на
себя одновременно функцию летописца и аналитика. В письме
С. М. Мирному от 17 ноября 1950 года Александра Михайловна
писала: «Спасибо, что Вы всегда думаете о материале, который
мне может пригодиться, но Вы не представляете себе моих запи¬
сок о годах дипломатии. Я не базируюсь на документах, в этом
ценность моих записок. Пишу о том, что видела сама, о тех людях
и впечатлениях, которые вынесла лично. Сверяю иногда лишь ка¬
кую-нибудь дату, если ее упустила в записках. Для будущих исто¬

Exellenz madame Kollontay
19
риков интересно будет непосредственное впечатление живого
участника тех лет. Это будет дело будущих историков сверять
мои данные с документами других современников и делать свои
выводы». Да, такой метод изложения событий является домини¬
рующим в «Дипломатических дневниках». Но одновременно ав¬
тор вкрапливает в свои записи воспоминания, относящиеся к бо¬
лее раннему периоду, приводит исторические аналогии, отмеча¬
ет параллельные события. Благодаря этому происходящее стано¬
вится многослойным.
Коллонтай не скрывает своих симпатий и антипатий к людям,
с которыми ей пришлось работать, — будь то чиновник высокого
ранга или рядовой сотрудник, будь то советский гражданин или
иностранец. Можно подвергнуть сомнению некоторые личностные
характеристики, данные Александрой Михайловной. Порой оцен¬
ки отдельных событий весьма субъективны, что вполне естествен¬
но. В этом состоит их особая прелесть, неповторимость образа
восприятия и мышления автора записок.
Вместе с тем, в записках встречаются стереотипы советского
менталитета. Иначе и не может быть. Коллонтай убежденная
коммунистка, партийный и государственный деятель, активный
проводник политики советского государства в сфере международ¬
ных отношений. Она верила в торжество социалистического строя,
не щадя сил и здоровья вставала на защиту первого в мире госу¬
дарства трудящихся. В «Дневниках» также упоминается и о Заве¬
щании Ленина, за что даже в послевоенное время люди попадали
в тюрьму.
В предисловии к «Дипломатическим дневникам» автор сразу
предупреждает, что не надо ждать от этой публикации сенсаци¬
онных открытий, раскрытия секретов, тайных сделок, недозволен¬
ных приемов и т.п. Тем не менее известные и малоизвестные ис¬
торические факты обрастают в мемуарах такими подробностя¬
ми, которые позволяют глубже понять смысл каждого события и
оценить значение предпринятого шага, достижения или неудачи.
Рельефно выглядят в записках действующие лица дипломатии.
Читатель получает достаточно ясное представление о роли того
или иного деятеля в осуществлении международных отношений.
Большой интерес вызывают дневниковые записи с точки зрения
дипломатического искусства.
Важно отметить, что Александра Михайловна сама обрабаты¬
вала свои материалы, готовя их для публикации. На основе днев¬
никовых записей, писем, своих заметок по поводу различных со¬

20
Exellenz madame Kollontay
бытии, прочитанных книг, бесед с людьми, вырезок из прессы,
просто личных воспоминаний она составила тексты тетрадей, рас¬
положив их в хронологическом порядке. Ею написано также вве¬
дение ко всей работе, даны заглавия разделам и подразделам,
составлены примечания к некоторым историческим событиям с
позиции последующего времени. Готовые тексты перепечатыва¬
лись на машинке, сверялись и подписывались автором.
Вполне вероятно, что при редактировании дневников Коллон¬
тай сделала какие-то купюры, сгладила некоторые формулиров¬
ки и оценки. Достаточно сказать, что фамилии участников оппо¬
зиции и жертв сталинского террора чаще всего обозначены лишь
инициалами или первыми буквами фамилий. Поэтому не всегда
удается выявить, о ком идет речь.
Необходимо учитывать, что Александра Михайловна работа¬
ла над мемуарами в послевоенные годы (1945—1952), когда Ста¬
лин и Молотов были живы. По стране прокатилась новая волна
репрессий, царила атмосфера страха и подозрительности. Под бди¬
тельным оком вездесущих чекистов находилась и советник Ми¬
нистерства иностранных дел Коллонтай. Требовалось особое му¬
жество, чтобы в этих условиях не изменить себе, сохранить чело¬
веческое достоинство. А главное, не потерять еще pas свое сокро¬
вище — дневники. Обстоятельства последних лет жизни застави¬
ли Александру Михайловичу волноваться за их судьбу. Отдель¬
ные подготовленные тексты «Дипломатических дневников» и не¬
которые материалы она сдавала в Центральный партийный ар¬
хив Института Маркса—Энгельса—Ленина, а незадолго до смерти
распорядилась передать туда всю рукопись полностью, а также
другие документы личного архива.
* * *
«Дипломатические дневники» А. М. Коллонтай представляют
собой важное историческое свидетельство советского полпреда,
находившегося в центре значительных событий международной
жизни 20—40-х годов XX века. Они имеют несколько стержневых
сюжетных линий, переплетающихся между собой: международ¬
ные события, дипломатическая деятельность полпреда за рубе¬
жом, положение в СССР, встречи, беседы с руководителями стра¬
ны, ответственными работниками Наркомата иностранных дел и
других ведомств, личная жизнь. Нет необходимости пересказы¬
вать содержание дневников. Их автор великолепно владеет пе¬

Exellenz madame Kollontay
21
ром, живо рисуя крупные исторические события и повседневность
дипломатической службы.
Дипломатическая деятельность Коллонтай за рубежом, продол¬
жавшаяся в общей сложности 23 года, началась 12 октября 1922
года, когда она прибыла в столицу Норвегии Христианию (Осло)
в качестве советника торгового представительства СССР. Там, уже
в качестве полпреда, она пробудет до осени 1926 года и вновь ока¬
жется на работе в Норвегии (1927—1929). Между этими двумя на¬
значениями Александра Коллонтай — полпред в Мексике (1926—
1927), посланник, а затем посол в Швеции (1930—1945). В 1935—
1938 годах она участвует в работе Лиги Наций в Женеве.
Александра Коллонтай относилась к первой когорте советских
дипломатов.. Все они (Литвинов, Чичерин, Майский, Красин, Су-
риц, Штейн, Воровский, Войков, Карахан, Ганецкий, Крестинский,
Керженцев, Берзин и др.) были крупными политическими деяте¬
лями с большим революционным прошлым. Они сами были не¬
посредственными участниками создания нового социалистическо¬
го государства, интересы которого им пришлось защищать на меж¬
дународной арене. Признание молодой советской республики, ус¬
тановление внешнеэкономических связей, защита рубежей стра¬
ны являлись основными задачами первопроходцев советской дип¬
ломатии.
Руководство внешней политикой СССР официально осуществ¬
лялось Политбюро, а на деле все больше сосредоточивалось в ка¬
бинете генерального секретаря Сталина. Для согласования конк¬
ретных вопросов, получения инструкций, новых заданий дипло¬
маты вызывались в Москву, в Наркоминдел, Внешторг и дру¬
гие учреждения, а по наиболее важным делам их принимали в
Кремле.
Александра Михайловна вела дневниковые записи о встречах
со многими государственными и партийными деятелями (Киро¬
вым, Микояном, Красиным, Чичериным, Молотовым и др.). Но
наиболее обстоятельно описаны ее встречи со Сталиным. Эти до¬
кументальные материалы в своем роде уникальны, поскольку сви¬
детельств современников о нем сохранилось довольно мало. В
достоверности описываемых событий сомневаться не приходит¬
ся. Все свои записи бесед Александра Михайловна послала в
1950 году через Поскребышева Сталину. Они немедленно оказа¬
лись в секретном архиве.
Среди первых советских дипломатов было много партийных
оппозиционеров, влиятельных и популярных в стране людей. Их

22
«Exelenz madam Kollontay)
работа за рубежом считалась как бы почетной ссылкой. Соратни¬
ки Коллонтай по «рабочей оппозиции» иронизировали, что ее по¬
стигла та же участь (хотя в момент своего первого назначения на
дипработу она сама из-за разлада с партией и по личным мотивам
просила послать ее подальше от Москвы). Позже она не раз наде¬
ется вернуться домой на свою любимую партийную работу среди
женщин, но с горечью осознает: «Не пустят». При каждом оче¬
редном назначении Коллонтай на дипломатическую должность
за рубежом инициатором выступал сам Сталин. Особенно не хо¬
телось ей ехать в Мексику — «далеко... оторвано...». Но надо под¬
чиняться партийной дисциплине.
Командировка за командировкой, и имя некогда очень попу¬
лярного среди масс государственного и партийного деятеля при¬
дается на родине забвению. Тем более, что с 1927 года в Союзе ее
(известного автора многих книг и статей, бывшего редактора жур¬
нала «Работница», основателя и сотрудника ряда других периоди¬
ческих изданий и т.д.) перестали печатать и не без указания на то
партийного руководства. Когда Александра Михайловна отнесла,
в 1931 году, в «Правду» статью по поводу кончины Клары Цет¬
кин, ее не приняли. Только после личного указания Сталина она
была напечатана. В то же время ее произведения, особенно каса¬
ющиеся женского движения «Труд женщин в эволюции хозяй¬
ства», «Новая мораль», «Любовь пчел трудовых» и другие были в
30—40-е годы необыкновенно популярны в других странах, печа¬
тались большими тиражами на разных языках мира.
«Опасные» книги Коллонтай в России были запрещены и попа¬
ли в секретное хранение. Такая участь постигла брошюру «Что
такое рабочая оппозиция?». Молодое поколение знало имя Кол¬
лонтай, лишь из «Краткого курса истории КПСС» (обязательного
для всеобщего изучения), где оно упоминалось в связи с «рабочей
оппозицией». Ее роль в развитии женского движения и инициати¬
ва в праздновании международного дня женщин — 8 марта, была
забыта. А в своих дневниках она вспоминает: «Сколько лет я вое¬
вала, боролась, чтобы провести, отметить этот день в России пос¬
ле принятия постановления в Копенгагене в 1910 году».
Террор 30-х годов нанес тяжелый удар по кадрам советской
дипломатии. В результате репрессий погибли 163 дипломата, в
том числе 44 полпреда. Министр иностранных дел Литвинов то и
дело сообщал об освобождающихся вакансиях дипломатов. В
1938 году он сокрушался, что у него семь вакантных мест только
полпредов. Среди дипломатов появляются невозвращенцы. Отка¬

«Exelenz madam Kollontay»
23
зался вернуться в СССР старый товарищ Александры Михайлов¬
ны Ф. Ф. Раскольников. Она подавлена сообщениями из Москвы:
«Нехорошо на душе, холодно и жутко».
Атмосфера слежки, доносов, страха, окутала советские пред¬
ставительства за рубежом. Миссии лихорадило вследствие посто¬
янной смены кадрового состава, на ответственные посты назнача¬
лись некомпетентные сотрудники (из других ведомств). Отозван¬
ные сотрудники боялись возвращаться на родину. Буржуазная
пресса была заполнена сообщениями о репрессиях в СССР. Среди
дружески настроенных к Советскому Союзу людей — интеллиген¬
ции и рабочих, возникали недоумение и растерянность. В рабо¬
чем движении усилилась антикоммунистическая ориентация. Все
это явилось тяжелым испытанием для советской дипломатической
службы за рубежом.
Что касается советского полпреда в Швеции, то по свидетель¬
ству мемуаров ряда бывших сотрудников миссии, а также доку¬
ментов, опубликованных Н. Вуколовым в журнале «Эхо плане¬
ты» (1998, Nq 4), Коллонтай отлично знала, что сотрудники Лу¬
бянки неотступно следят за каждым ее шагом и ее жизнь нахо¬
дится в опасности. В 1937 году, уезжая в Москву, она заранее пере¬
дала своей близкой подруге Аде Нильсон личные документы и
ценные материалы из архива для сохранения на случай своей вне¬
запной смерти, например, в автомобильной катастрофе...
Когда в июле 1937 года Александра Михайловна поехала вмес¬
те с министром иностранных дел Швеции Сандлером в Москву,
она не надеялась на возвращение в Стокгольм. По-видимому ее
спасло то, что она сопровождала высокого иностранного гостя.
Арест советского полпреда в этой ситуации вызвал бы громкий
международный скандал и нанес серьезный ущерб советско-швед¬
ским отношениям.
В 30-е годы были репрессированы многие товарищи по партии,
коллеги по работе и близкие люди Александры Михайловны.
Среди них — ее второй муж Павел Дыбенко, член-корреспондент,
математик А. Саткевич, А. Шляпников и многие другие. Она тя¬
жело переживает эти события.
Мысль о недопустимости смертной казни повторяется в «Днев¬
никах» вновь и вновь. «Смертная казнь — моя вечная неизбывная
мука»... «Пусть преступники, враги, но только не это, но надо как-
то иначе»... «Человеческая жизнь — это самая большая ценность»...
Приезжая по делам в Москву ей не однажды удается вызво¬
лить старых друзей из-под ареста. И такие попытки она делает до

24
«Exelenz madam Kollontay»
конца своих дней. Это стоило ей жизни. В марте 1952 года у нее
случился инфаркт после того, как к ней пришли из министрства
иностранных дел и грубо потребовали, чтобы она не посылала боль¬
ше просьб в ЦК по поводу освобождения своих друзей.
* * *
Всестороннее знание страны, ее истории, экономики, культу¬
ры, психологического склада людей способствовало успешной де¬
ятельности Коллонтай в качестве дипломата. Прибыв в страну,
она прежде всего заботилась об установлении с ней прочных эко¬
номических связей. «Хорошая торговля между двумя странами -
залог их дружеских отношений» — таково было кредо советского
полпреда (а часто по совместительству и торгпреда). Большое
место в работе занимал анализ экономического положения стра¬
ны пребывания, изучение ее хозяйственных интересов, налажива¬
ние деловых контактов.
Развитие культурных связей было также всегда в центре вни¬
мания советского посланника. Дипломат должен хорошо знать об¬
раз мышления и характер народа, как необходимые условия вза¬
имопонимания. Он должен «полюбить» страну, заботясь о росте
числа друзей. Известно мудрое высказывание Коллонтай: «Дип¬
ломат, не давший своей стране новых друзей, не может называть¬
ся дипломатом».
Старые связи и дружеские отношения, сложившиеся в годы
эмиграции, оказывали ей в дипломатической работе большую
помощь. Многие из ее товарищей по социал-демократическому
движению стали позднее влиятельными политическими деятеля¬
ми. Александра Михайловна не только возобновляла прежние свя¬
зи, но и значительно расширяла круг знакомств, привлекая к со¬
трудничеству с советской страной политиков, деловых людей, тор
говцев, общественных деятелей, представителей культуры. Ак¬
тивная работа по созданию обществ дружбы, клубов, организа¬
ции выставок, лекций, научных конференций, выступлений совет¬
ских артистов, музыкантов, писателей неизменно увеличивала
число друзей СССР. Этому способствовали и личные дружеские
контакты. Она с уважением относилась к Ф. Нансену: «Это ти¬
тан, а не просто человек. Поэтому в нем и совместима несокруши¬
мая воля с жаром сердца и горячим откликом на людское страда¬
ние. Но он не мыслит иначе, чем судьбами целых народов». Пол¬
пред посещает Нансена в его живописном доме в Норвегии и вру¬
чает медаль за помощь голодающим Поволжья.

«Exelenz madam Kollontay)
25
Где бы ни находилась Александра Михайловна, вокруг нее все¬
гда образовывался широкий круг людей — политиков, интелли¬
генции, рабочих, женщин, искренних поклонников Советского
Союза, активно помогавших в ее работе. Среди них врач Ада
Нильсон, артист Карл Герхард в Швеции, художники Тина Ма-
дотти, Диего де Ривера в Мексике, художник Сёренсен, поэт Нур-
даль Григ в Норвегии и многие, многие другие. Такие мероприя¬
тия, как приход советских военных кораблей в порты Норвегии и
Швеции и общение моряков с населением или организация похо¬
да ледокола «Красин» для спасения экспедиции Нобе¬
ля, — высоко поднимали престиж Советского Союза и множили
его друзей.
В работе Коллонтай как дипломата были и свои сложности.
Для одних она была дипломатом, официальным лицом. Другие
знали ее как крупного партийного деятеля с большим революци¬
онным прошлым, работника Коминтерна. В революционно настро¬
енной Мексике, например, ее назначение полпредом комменти¬
ровалось как успех международного женского движения. По при¬
бытии в страну ее уже у трапа парохода встречали демонстранты
с цветами и плакатами. К ней тянулись за советом и помощью
профсоюзные работники, партийные функционеры, рядовые ра¬
бочие. Но такие отношения были несовместимы со статусом дип¬
ломата.
Овладение искусством дипломатии, безукоризненное знание
дипломатического этикета делали Коллонтай образцом для под¬
ражания молодых дипломатов. Среди них она хотела бы видеть
побольше женщин. Вступая на путь дипломатии, она полагала,
что прокладывает для них дорогу к новой профессии, считавшей¬
ся традиционно мужской. У женщины есть свои преимущества в
такой работе, но есть и минусы. «Я и полпред, я и жена полпре¬
да», т. е. на женщину-дипломата ложатся дополнительные обя¬
занности, — отмечала она с сожалением.
«В дипломатии нужно, — записала она в дневнике, — бесчув¬
ствие, объективность, холодный расчет и никаких эмоций». Она
научилась тщательно готовить обсуждаемые вопросы, тонко оце¬
нивать ситуацию, порой прибегать к неожиданным поворотам,
идти на компромисс, не уступая своих позиций в принципиаль¬
ных вопросах. У Александры Михайловны были и свои «секре¬
ты» общения с представителями политической элиты. Она виде¬
ла, что политики любят говорить сами, поэтому надо уметь их
слушать. При этом помнить, что не слова выражают истину, а

26
«Exelenz madam Kollontay»
кроящиеся за ними идеи. Умалчивание также имеет большой
смысл. Поэтому надо услышать несказанное. Она сравнивала по¬
литиков с артистами, для которых самой приятной темой беседы
был разговор об их таланте и достоинствах. Даже мудрые и опыт¬
ные политики в этом вопросе проявляют слабость. Вообще людей
без слабостей не бывает. Надо хорошо изучить своего партнера
по переговорам. Следовательно, дипломат должен быть тонким
психологом, ибо переговоры — это не только столкновения пози¬
ций, обоснование аргументов, но и борьба нервов.
Чтобы успешно выполнять дипломатическую работу — надо
запастись большим терпением. Она ее сравнивала с плетением
кружев. «Плетешь кружева, закрепляешь узелок за узелком и уже
показался рисунок, но стоит кому-нибудь неосторожно потянуть
за ниточку... и надо все начинать сначала».
В странах, где она работала, Коллонтай всегда оставляла о себе
добрую память. Ее деятельность как полпреда СССР находила
самую высокую оценку. Короли Норвегии и Швеции были всегда
внимательны, и с появлением женщины в дипкорпусе на высоком
посту вынуждены были изменить придворный этикет: пригласить
даму сесть после вручения верительных грамот. При прощании
шведский монарх Густав V дарит ей свой портрет в серебряной
рамке с короной. В 1946 году, уже приехав в Москву, Коллонтай
была награждена высоким норвежским орденом Большим крес¬
том Святого Олафа 1 степени с лентой. И в том же году мексикан¬
ский посол в Москве вручил ей высший мексиканский орден Ави¬
ла Ацтека за заслуги перед его страной.
Образ советского полпреда-женщины надолго сохранился в па¬
мяти и у простых людей. Примечателен такой эпизод. Когда в
1973 году внук Александры Михайловны — Владимир Коллонтай
был в Мексике и появилась публикация о его выступлении, к нему
в гостиницу пришли издалека пожилые рабочие только для того,
чтобы выразить восхищение «А la exma dama Alexandra Kollontay».
В мемуарах советских и иностранных дипломатов много теп¬
лых слов сказано об Александре Коллонтай. С уважением и лю¬
бовью вспоминали ее и друзья. Так, шведский артист Карл Гер¬
хард писал: «Ее приезд в Швецию был сенсацией. Публика не
сразу осознала, что одетая в меха дама, ехавшая в золотой каре¬
те, была одной из выдающихся личностей своего времени. Безу¬
словно, это была удивительная женщина, и вокруг нее создава¬
лась атмосфера салонов Парижа. Она обладала большим обаяни¬
ем и тонким юмором. Она отличалась холодным умом, но умела

«Exelenz madam Kollontay)
27
очаровательно улыбаться. Она говорила на очаровательной сме¬
си скандинавских языков. Ее отличали мудрость, дружелюбие и
жизнеутверждающий характер».
* * *
За долгую дипломатическую службу в арсенале полпреда Кол¬
лонтай накопилось много успешных свершений. Заключение по¬
литических и экономических договоров, финансово-кредитных и
торговых соглашений (по лесу, рыбе, нефти, машинному обору¬
дованию и пр.), конвенций (о рыболовстве, судоходстве, бое тю¬
леней и т.д.). К ее заслугам можно отнести возвращение Союзу
российского золота из банков Норвегии; налаживание авиацион¬
ного сообщения между Швецией и СССР, разрешение территори¬
альных споров (вопрос о Шпицбергене) и многое, многое другое.
Все это плоды большого труда во имя интересов родины.
Но сама Александра Михайловна ценила выше всего свой вклад
в борьбу за укрепление мира и предотвращение войны. «Дипло¬
матия в длительном процессе имеет задачей именно устранение,
по крайней мере отсрочку войны», — писала она.
Противодействие подползанию фашистской агрессии к грани¬
цам Советского Союза — было ее главной задачей. Наряду с рабо¬
той в Лиге наций, основным вкладом в защиту мира она считала
свое участие в переговорах с Финляндией об окончании войны
(1939—1940), а также в переговорах по поводу выхода Финляндии
из Второй мировой войны.
Переговоры 1939—1940 годов ярко и обстоятельно описаны в
«Дипломатических дневниках», и телеграмма от министра инос¬
транных дел Молотова, поздравлявшая с их успешным заверше¬
нием была ей дороже любых наград. Но свои записи периода Вто¬
рой мировой войны Александра Михайловна уже не успела обра¬
ботать, и таким образом переговоры 1944 года с Финляндией в
данную публикацию не попали. На этих событиях следует остано¬
виться подробнее.
В годы войны нейтральная Швеция отнюдь не была спокой¬
ным островом в пылающей огнем Европе. Отношения между СССР
и Швецией складывались сложно. С одной стороны, не без нажи¬
ма советской дипломатии Швеция заявила о своем нейтралитете.
Но еще больше усилий приходилось прилагать, чтобы удержать
ее на этих позициях. С другой стороны, она под давлением Герма¬
нии нарушала провозглашенный принцип, особенно часто после
вступления Финляндии в 1941 году в войну на стороне фашист¬

28
Exelenz madam Kollontay»
ских агрессоров. После коренного перелома в Отечественной вой¬
не Швеция вновь стала искать сближения с Советским Союзом. В
этом немалая заслуга и советских солдат, и советского посла. Ми¬
нистр иностранных дел Швеции X. Гюнтер имел достаточно осно¬
ваний, чтобы сказать о Коллонтай: «Это было счастьем для нас,
что она была здесь».
В военных условиях работа посла требовала крайнего напря¬
жения сил. Да она и не могла работать вполсилы, несмотря на
возраст. Незадолго до своего 70-летия, в феврале 1942 года, Алек¬
сандру Михайловну поразил тяжелый инсульт. Скованная неду¬
гом, она не покинула свой пост. За выдающиеся заслуги перед со¬
ветским государством и в связи с 70-летием со дня рождения она
была награждена орденом Трудового Красного Знамени. Тогда
же Коллонтай стала дуайеном, главой дипломатического корпуса
в Швеции. 16 сентября 1943 года Указом Президиума Верховного
Совета СССР Коллонтай была возведена в ранг Чрезвычайного и
Полномочного посла.
Блестящей операцией по выводу Финляндии из Второй миро¬
вой войны Александра Михайловна завершила свою почти чет¬
вертьвековую карьеру советского посла.
Летом 1943 года она начала готовить почву для переговоров о
возможности заключения соглашения о перемирии между СССР
и Финляндией. Сама идея перемирия в этот период казалась уто¬
пичной. Важно было найти заинтересованное лицо, через которое
можно было бы войти в контакт с правительством Финляндии.
Им оказался крупный шведский промышленник и банкир Мар¬
кус Валленберг, у которого были свои интересы в мирном урегу¬
лировании советско-финляндских отношений. В случае пораже¬
ния Финляндии он терял крупные капиталы, вложенные в ее про¬
мышленность. Коллонтай использовала это обстоятельство. Она
посоветовала Валленбергу поехать в Хельсинки к президенту
Р. Рюти и начать зондаж по поводу выхода Финляндии из войны.
Результатом этих переговоров стал приезд в Стокгольм госу¬
дарственного советника Финляндии Юхо Кусто Паасикиви для
встречи с Коллонтай. Беседа состоялась в феврале 1944 года в
обстановке строгой секретности. СССР считал возможным заклю¬
чить перемирие с Финляндией при условии, что она порвет свои
отношения с фашистской Германией, выведет немецкие войска
со своей территории и признает советско-финляндскую границу,
установленную в 1940 году. Эти условия не устраивали Паасики¬
ви. Первая попытка оказалась безрезультатной.

Exelenz madam Kollontay»
29
Продолжавшиеся активные боевые действия советских войск
на Карельском фронте а также инициируемое Коллонтай давле¬
ние Швеции вынудили Финляндию возобновить переговоры с
СССР. Александра Михайловна сообщила финляндскому послу в
Стокгольме, что правительственная делегация может быть при¬
нята в Москве только после публичного заявления о полном раз¬
рыве с Германией не позднее 15 сентября 1944 года. Финляндия
приняла советские условия. 19 сентября 1944 года в Москве было
подписано соглашение о перемирии.
30 сентября 1944 года на приеме в советском посольстве посол
Финляндии Грипенберг провозгласил тост за неутомимую работу
Коллонтай в пользу мира. Спустя два года группа финских поли¬
тиков, в числе которых был премьер-министр Паасикиви, выдви¬
нула кандидатуру Коллонтай на Нобелевскую премию мира за ее
вклад в подготовку соглашения о перемирии. Хотя в Нобелевском
комитете это предложение не прошло большинством голосов (два
против трех), сам факт выдвижения советского посла на самую
престижную международную премию говорит о признании круп¬
ных заслуг Коллонтай в дипломатии.
★ ★ ★
18 марта 1945 года Александра Михайловна навсегда возврати¬
лась в Москву. Последние годы жизни она занимала пост советни¬
ка Министерства иностранных дел СССР. Несмотря на тяжелую
болезнь, она по-прежнему много трудилась. Приводила в порядок
архив, работала над мемуарами и дипломатическими дневника¬
ми. В 1948 году она отметила в своей записной книжке: «Сплю
плохо, но много дум: мои дневники. Работаю много и с увлечени¬
ем... Дневники — это работа, стержень моей жизни. Тороплюсь
все сделать...». Незаменимую помощь в этом ей оказывала лич¬
ный секретарь Эмми Лоренсон, приехавшая с ней из Швеции.
Она почти двадцать лет была рядом с Александрой Михайлов¬
ной.
О работе над дипломатическими записками знали родственни¬
ки и друзья Александры Михайловны. К ней часто заходили ста¬
рые товарищи по партии, коллеги по дипработе, историки, писа¬
тели, среди которых были М. М. Литвинов, И. М. Майский, Б. Е.
Штейн, Е. В. Тарле и др. Нередко Александра Михайловна об¬
суждала с ними отдельные разделы рукописи. До последних дней
она не прекращала работы над дневниками. Но из записей о 23

30
« Exelen z madam Kollontay»
годах своей деятельности на дипломатическом посту за рубежом
она успела обработать только первые 18 лет.
Коллонтай скончалась 9 марта 1952 года от инфаркта, не до¬
жив до 80-летнего юбилея считанные дни.
* * *
«Дипломатические дневники» — наиболее объемная часть ме¬
муарного наследия Коллонтай. Судьба рукописи драматична. За
день до своей кончины Александра Михайловна распорядилась
передать ее в Институт Маркса—Энгельса—Ленина. В своем заве¬
щании от 18 октября 1949 года она указывала: «Издание моих днев¬
ников за 23 года дипломатической работы приурочить к столетию
со дня моего рождения, то есть к 1972 году». Рукопись находилась
на секретном хранении в Центральном партийном архиве Инсти¬
тута марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Попытки получить раз¬
решение на ее публикацию не увенчались успехом ни к столетию
со дня рождения Коллонтай, ни позже. Только в 1988 году в усло¬
виях перестройки общественно-политической системы в Совет¬
ском Союзе по инициативе Историко-дипломатического управле¬
ния МИД СССР была начата совместно с Институтом марксизма-
ленинизма при ЦК КПСС подготовка рукописи к изданию. Одно¬
временно в журнале «Международная жизнь» были опубликова¬
ны фрагменты начальных разделов рукописи с большими купю¬
рами. Однако менее чем через год работа по подготовке отдель¬
ного издания была прекращена. В руководстве партии решили сна¬
чала напечатать рукопись по частям в «Известиях ЦК КПСС», а
уже затем опубликовать ее целиком в виде книги. Но события
1991 года перечеркнули эти планы.
Настоящее издание является первой полной научной публика¬
цией дипломатических дневников Коллонай и представляет со¬
бой ценный вклад в историю советской дипломатии.
А/. М. МУХАМЕДЖАНОВ,
доктор исторических науку профессор.

ВВЕДЕНИЕ
К МОИМ ЗАПИСКАМ
f) СЛИ кто-нибудь будет ждать сногсшибательных разобла-
ш \ чений, запутанных интриг и сенсаций в моих записках, то
его постигнет глубокое разочарование.
Советская дипломатия с самого начала своего существования
ставила себе прямые, ясные цели, которые нечего было скрывать
ни от своего народа, ни от трудящихся всех других стран. По¬
этому для нас, полпредов, не было необходимости прибегать ко
всякого рода буржуазным уловкам дипломатической практики,
тайным договорам, секретному обмену обещаниями, идущими
вразрез с принципиальной открытой политикой и, разумеется, в
ущерб самому народу. Те атрибуты дипломатии, которыми про¬
славились в свое время меттернихи и талейраны, чужды были
нашей внешней политике с первого дня существования советской
власти.
В момент своего провозглашения советская власть открыто об¬
ратилась к народам всего мира, предлагая закончить мировую бой¬
ню и заключить между народами справедливый мир. С тех пор
неизменной, основной задачей нашей политики являлось укреп¬
ление мира между народами. Разумеется, буржуазные государ¬
ства с первого дня нашего существования ложью и клеветою пы¬
тались восстановить свои народы против нас и нашего государ¬
ства. Одной из первых и наиболее актуальных задач представи¬
теля Советского Союза в чужой стране было разбить клевету и
ложь и всю сеть антисоветской пропаганды, которая отравляла
атмосферу и должна была подготовить психологию своего наро¬
да к участию в войне против СССР.
Вот эта задача — разбить враждебность против нас, недоверие
к нам, подозрение к Советскому Союзу — являлась главной в ра¬

32
Введение к моим запискам
боте советского представителя, особенно в первое десятилетие су¬
ществования советской власти. В моих записках именно эта часть
работы занимает основное место: заставить понять, что такое
СССР, каковы его задачи, укрепить дружбу широких масс бур¬
жуазной страны с нашими трудящимися массами и обработать
общественное мнение.
Разумеется, огромную роль играла также работа по сближе¬
нию нашей экономики со страной пребывания советского пред¬
ставителя. Создать и расширить финансово-торговые связи и этим
приблизить представление о Союзе как о мощном и полезном фак¬
торе. Таковы были основные вехи работы советского представи¬
теля, нашедшие свое отражение и в моих записках.
Конечно, и в моей работе были периоды, когда надо было зор¬
ко следить за поползновениями больших держав проводить в дан¬
ной стране свою политику и втягивать ее в орбиту антисоветских
коалиций. Таковы были годы второй мировой войны с 1941 по
1945 г. В это время интриги двух крупных держав, Англии и Фран¬
ции, сталкивались с интригами и тайной работой против Союза в
нацистской Германии. Тут могли быть всякого рода сцепления и
вредные для советского народа и мирового пролетариата полити¬
ческие комбинации. Надо было зорко вглядываться в происходя¬
щее, угадывать, куда ведут заметно крепнущие подводные тече¬
ния и за кем закрепляются симпатии общественности. Но и тут
задача советского представителя в эти темные, тяжелые годы ос¬
тавалась прежней: бороться с расширением сферы войны, мешать
стремлениям держав втянуть в войну еще один народ, еще одну
страну.
Мои записки дают картину борьбы со скрытой политикой бур¬
жуазных стран в своих двух основных группировках, стремив¬
шихся перетянуть на свою сторону Швецию, т. е. страну, которая,
хотя и формально, осталась нейтральной. Вывести Финляндию
из войны также была задача советского представителя в этот пе¬
риод.
Но и в этот период в моих записках отсутствуют узлы интриг и
дипломатических ухищрений буржуазных государств. Мои запис¬
ки не могли отразить интриги и заговоры, которые велись в глав¬
ных штабах и министерствах иностранных дел империалистиче¬
ских государств, в Лондоне ли, в Берлине ли, в Париже или Нью-
Йорке. Советская дипломатия продолжала вести прямую и откро¬
венную линию со своими союзниками.
Повторяю еще раз: интересных разоблачений в моих записках

Введение к моим запискам
33
очень мало. Но зато красной нитью проходит основное задание
советской дипломатии — укрепление сил, работающих против вой¬
ны и в пользу мира, даже в самый момент войны. И в этом отно¬
шении в записках немало живых примеров и фактических дан¬
ных.
Москва, ноябрь 1949 г.

Тетрадь первая
(1922-1923)
НОРВЕГИЯ.
МОЕ НАЗНАЧЕНИЕ НА ДИПРАБОТУ
По пути в Норвегию. - Наше полпредство в Христиании. - На¬
путствие Сталина. - Готовлюсь к работе. - Норвежские про¬
блемы и дела. - Командировка на мирную конференцию в
Гаагу. - Эпизод в Треллеборге. - Оппортунизм в Рабочей пар¬
тии. - Беседа с министром иностранных дел Мовинкелем. -
Международные события. - Посетители в полпредстве. - Либе¬
ральный кабинет. - Общественная деятельница Тове Мур. -
Личное. - Проблемы Шпицбергена и его суверенитет. - Приезд
Коларова. - Вести из Москвы. - Борьба партий. - Суриц переве¬
ден из Норвегии. - Мое извещение в ЦК. - Финансовый кризис. -
У министра торговли Холъмбо. - Воровский убит. - Рожь
на сельдь. - О Красине. - Дипломатические осложнения. - Еду
в Москву.
ОГДА партия осенью 1922 года назначила меня совет-
ником полпредства в Норвегию, я ничего не знала о
дипломатической работе и даже что такое диплома¬
тия плохо себе представляла.
Конечно, мы все читали и перечитывали ноты Чичерина1 к пра¬
вительствам буржуазных стран. Эти ноты, решительные и язви¬
тельные по тону, нам очень нравились. Их основные положения
являлись мыслями Ленина. Мы поняли (хотя и не все), что Брест-
Литовский мир 1918 года2 является умнейшим дипломатическим
ходом нашей еще юной советской страны. Этот мир помогает ук¬

Норвегия. Мое назначение на дипработу
35
репить ее устойчивость, является ударом по внутренним врагам,
контрреволюционерам, и расстраивает планы внешних врагов,
империалистов-интервентов. Надо было иметь политическую про¬
зорливость Ленина, его целеустремленность и бесстрашие, что¬
бы решиться на такой шаг. Партия учила нас гордиться каждым,
даже малым успехом на фронте дипломатии в эти первые годы.
Но меня дипломатия мало интересовала. Это была особая, дале¬
кая от меня область работы. Я не связывала мою девятилетнюю
работу в качестве трибуна большевизма и левого Циммервальда3
в разных странах в активной борьбе с империализмом и войной с
дипломатией. Мне просто не приходило в голову, что моя работа
тех лет есть именно та часть политической борьбы, которая тесно
соприкасается с дипломатией. Дипломаты, в моих глазах, это были
талейраны, меттернихи, брианы, ллойд-джорджи, чья деятель¬
ность выражалась во взаимном обмане и вероломстве и протека¬
ла в салонах и пышных залах конгрессов.
Конечно, у нас есть свой Чичерин, Ленин сам руководит внеш¬
ней политикой Советской республики. Конечно, мы в 1922 году
одержали блестящую дипломатическую победу в Генуе4. Импе¬
риалистические державы объединенными силами хотели заста¬
вить Советскую республику пойти на уступки и на сговор с ними.
А мы сумели их обойти и преподнесли им ошеломляющий дого¬
вор Советской республики с Германией в Рапалло5. Это был лобо¬
вой дипломатический удар по нашим врагам. Это было торже¬
ство для рабочего класса не только России, но и трудящихся всего
мира. Но как этого достигла новая советская дипломатия, это было
неясно и непонятно для нас, неискушенных во внешней политике
и учете действий мировых сил, борющихся на арене международ¬
ной политики.
Война, открытая война на поле брани с империалистами, из¬
гнание интервентов и их белых прислужников — это было проще,
яснее понять, чем эти достижения советского государства в дип¬
ломатии. Ведь наша дипломатия, думалось нам, — новая, иная,
чем дипломатия буржуазно-капиталистических стран. Как без
стачек, без баррикад и оружия в руках достигать успехов и побед
над капиталистами? Как договариваться с враждебным нам бур¬
жуазным миром и где ставить границу этих сговоров, чтобы не
впасть в оппортунизм? Все это было крайне неясно, темно для меня
в 1922 году.
Дипломатия империалистов построена на насилии крупных дер¬
жав над более слабыми, на колониальном господстве и стремле¬

>6
Тетрадь первая (1922—1923)
нии возможно скорее стереть с лица земли «очаг социальной ре¬
волюции», т. е. советскую страну. Может ли иметь место дипло¬
матия между советской социалистической страной и странами
капитализма? Эти вопросы возникали естественно, когда я ста¬
ралась понять задачи моей новой работы как советского дип¬
ломата. Но одно было ясно: наша основная задача — это укрепить
мир, предотвратить новую войну против нас. В этом я найду со¬
чувствие и поддержку рабочего класса любой страны. Это мне не
ново.
Что же нового и неожиданного может встретить меня на пути
дипломатической работы?
Осторожности и бдительности я научилась на нелегальной
партийной работе. Разбираться в людях, оценивать их я умею,
научилась за многолетние скитания по миру в качестве полити¬
ческой беженки и открытого агитатора за наши идеи и принци¬
пы. Заграничная обстановка не нова для меня, я уже немало встре¬
чала там вражды к себе как к революционерке и знаю цену друж¬
бы или вражды на чужбине. Направлять в основном мою работу
будет партия, связь с Москвой будет постоянная. Значит, дипра-
бота ничем не будет отличаться от всякой иной работы в Совет¬
ской России.
Когда же в Наркоминделе говорили мне о трудностях и тонко¬
стях дипломатического протокола, я внутренно усмехалась. «Пра¬
вила этикета» — это салонная наука поведения. Ее основы я усвои¬
ла еще в юности и надеюсь лишь, что и в эту область мы, совет¬
ские люди, внесем свои новшества и упрощения.
После моей беседы со Сталиным, в чем будет состоять моя за¬
дача в Норвегии, я еще сильнее загорелась желанием скорее стать
на работу. Справлюсь и с этой задачей, и не труднее она, чем
завоевать для советской страны симпатию и поддержку милли¬
онов женщин, чем осуществить мою давнюю мечту — государ¬
ственную охрану материнства и младенчества. Не труднее, чем
вести за собою в революционную борьбу питерских рабочих и
заставить матросов Балтики и солдат с фронта сражаться в
1917 году за победу апрельских тезисов Ленина6 и решений
VI съезда партии7.
Суть советской дипломатии, ее задачи те же. Лишь методы
иные. Справлюсь и с этим. Так я думала и чувствовала, вступая
на путь дипломатии.

Норвегия. Мое назначение на дипработу
37
По пути в Норвегию
9 октября [1922 года]. Гельсингфорс.
Вот я и переехала нашу границу. Сердце мое сжалось, когда
поезд, замедляя ход, проходил по мосту через реченку Сестра-
река. Позади — первая в мире республика рабочих и кресть¬
ян. Позади — пять бешено промчавшихся грозовых лет револю¬
ции, полных борьбы, напряжений и волнений, но и побед, и
преодолений. Революция победила. Там, за Сестрой-рекой ос¬
талось и мое личное, большое и мучительное — моя жизнь с
Павлом0.
Сейчас вокруг меня другой мир. Не наш советский. Но это хо¬
рошо, полезно, это «поможет Коллонтай выпрямиться вновь». Что
я одна, совсем одна, нет ни пытливых глаз Зоиу, ни заботы моей
секретарши, так лучше. Я купаюсь в бассейне одиночества. Толь¬
ко из недр собственной, а не чужой, даже любящей души, можно
получить накопление новых сил для труда и борьбы на моем но¬
вом пути. А путь этот новый и немного жуткий своей неясно¬
стью.
В душе я полна большой уверенности, и глаза мои смело гля¬
дят в будущее, пока неизвестное. Но преодолевать и находить свою
тропу жизни в новых условиях — это же любопытно и захватыва¬
юще интересно.
В вагоне до Ленинграда я успела закончить статью для «Моло¬
дой гвардии»10. Сдала ее курьеру при нашем вагоне особого на¬
значения. В Выборге я на платформу не вышла, наш вагон окру¬
жила финская полиция. Пограничные и таможенные власти Фин¬
ляндии вели себя вполне корректно, не было никаких неприятно¬
стей, как мне предсказывали. Ведь между нами и Финляндией
заключено уже соглашение, и мы де-факто с Финляндией в мир¬
но-соседских отношениях.
В Гельсингфорсе меня встретили сотрудники советского пол¬
предства. Сам посланник — или полпред, по советской термино¬
логии, — тов. Черных в отъезде по делам. Поместили меня в доме
советского полпредства — огромное пятиэтажное здание, в вести¬
бюле наша охрана, а на панели перед домом финская полиция.
Охраняет ли нас или следит за нами?
Мне отвели очаровательную гостевую комнату, светлую, опрят¬
ную и теплую. Огромная изразцовая печь топится с утра, и в ком¬
нате пахнет смолой и чистотой. Позавтракала в общей столовой
полпредства. Тоже образцовая чистота, не курят и как-то непри¬

38
Тетрадь первая (1922—1923)
вычно тихо — говорят вполголоса, прислуживают финские девуш¬
ки в белых передничках.
Договорились с секретарем о моем докладе вечером. Тоскуют
по Москве, хотят услышать свежие новости. Но я взялась расска¬
зать только об успехах женского движения у нас и в странах Ко¬
минтерна.
День светлый, осенний, бодрящий. Хочу пройтись по городу,
пока светло. От сопровождения меня нашей охраной отказа¬
лась.
10 октября (из письма к другу)*.
Первое письмо тебе, друг незаменимый. Ну вот, я и на терри¬
тории капиталистической Финляндии с ее духом белогвардейщи-
ны. Живу я у своих, в нашем полпредстве, слышу обычные разго¬
воры и шутки, как в наших учреждениях в Москве. Но за стеной
полпредства враждебный нам мир. Внешне все с нами коррект¬
ны, но на днях был очередной пограничный инцидент, спровоци¬
рованный Англией и Францией. По улицам то и дело встречаешь
громко разговаривающих по-русски белогвардейцев, хорошо оде¬
ты и держат себя нахально, будто имеют здесь не приют бежен¬
цев, а права победителей... Грустно это видеть, зачем финны это
терпят? Говорят, Маннергейм11 их защитник и покровитель.
Я обхожу их, как только заслышу громкую русскую речь.
По Гельсингфорсу я люблю ходить. Я вовсе не одна здесь.
В Гельсингфорсе я встречаю себя в самые разные эпохи моей жиз-
ни. То девочкой-подростком, когда сопровождала свою мать, и она
навещала своих финских друзей в их красиво убранных кварти
рах, скромнее наших питерских, но уютнее. Меня удивляло, что
в честь «почетной гостьи», т. е. моей матери, они зажигали вече¬
ром не лампы, а множество свечей в канделябрах, и в комнате
играли необычные свет и тени. Потом годы, когда я писала свою
книгу «Жизнь финляндских рабочих»12 и встретилась с вождем
финских рабочих Урсином и с Товио. И наконец, 1917 год, мои
партийные командировки на военные корабли. Бои, жаркие бои с
эсерами и меньшевиками. И радость, когда после каждого нового
митинга число голосов за резолюции большевиков возрастало, и
мы побеждали наших противников. Рост влияния Центробалта13
с большевиками во главе. Редакция нашей газеты «Волна» и ветре
ча с Павлом...
* Зое Леонидовне Шадурской.

Норвегия. Мое назначение на дипработу
39
Нет, не бойся, друг дорогой, я не хожу по Гельсингфорсу и за¬
нимаюсь накоплением воспоминаний. Я просто бездельничаю.
В первый раз за все эти годы я никуда не спешу, и от меня никто
не ждет статьи или выступления. Представь, первое, что я сдела¬
ла, — это купила себе две пары туфелек, такие легкие, красивые
и по ноге. А свои на веревочной подошве хотела выбросить, но
машинистка полпредства взяла их у меня. «Это надо отдать в
Музей Революции, это же реликвия. Вот, в такой обуви вы агити¬
ровали на многотысячных собраниях и увлекали нас, женщин, на
путь революции и большевизма».
Сегодня я попала на площадь перед собором. И у меня дух за¬
хватило — такая она большая и пустая. А в 17-м году, когда мы,
большевики, проводили митинги, стоя на ступенях собора, на ней
такая бывала густая толпа — моряков в майках, рабочих и солдат,
что меня на руках выносили, не протолкнуться через людское море
наших сторонников. Я поднялась на знакомую лестницу, и тут я
отдалась воспоминаниям...
На площади — здание финского сената. Тоже памятное зда¬
ние. Здесь заседало молодое советское правительство Финляндии.
В феврале 18-го года я делала на финском Совнаркоме сообще¬
ние по поручению Ленина*. Председательствовал товарищ Сиро-
ла14, а переводил товарищ Куусинен15. Через два месяца белогвар¬
дейцы вместе с немцами потопили советскую Финляндию в
крови.
Довольно наболтала. Это письмо пойдет с дипломатической
почтой, поэтому пишу все, что хочу...
10 октября.
Первое препятствие: шведы, здешнее посольство, не дало мне
визы, а запрашивают стокгольмские власти, хотя виза только тран¬
зитная на Норвегию и паспорт у меня дипломатический. В пол¬
предстве товарищи объясняют, что это обычная волокита, ведь у
нас со Швецией еще не урегулированы дипломатические отноше¬
ния и получение визы может задержаться на неделю и больше.
Мне у наших в полпредстве хорошо, и Гельсингфорс я люблю,
но все же хочется скорее прибыть на свою новую работу. Боюсь,
что шведы не дают мне визы из-за старого дела. Вспомнили, что
я была выслана из Швеции в начале мировой войны, осенью
* Это было в связи с первой делегацией ВЦИКа за границу: старик Натансон,
Устинов, Ян Берзин и я, председателем как нарком Соцобеса.

40
Тетрадь первая (1922—1923)
1914 года, за агитацию и статьи мои против империалистической
войны, а потом нашумела своей агитационной поездкой по США
в 15—16-х годах (выполняя поручение Ленина и сколачивая Цим-
мервальдскую левую).
Дала телеграмму в Наркоминдел, в Москву, чтобы ускорили
проездную визу через Швецию. Это моя первая шифровка Чиче¬
рину. Меня сначала не хотели пускать в шифровалку, но я пока¬
зала диппаспорт и мне разрешили послать шифровку. «Вы не удив¬
ляйтесь нашим строгостям, — извинился секретарь полпредст¬
ва, — шифровалка — это святая-святых всех наших полпредств за
границей. Должна быть сугубая осторожность, враги работают по¬
всюду».
Чтобы заполнить день, я пошла полюбоваться на свои люби¬
мые картины финских художников в картинной галерее «Атене¬
ум». Долго стояла перед полотнами Галлена, воссоздание эпизо¬
дов из Калевалы. Потом полюбовалась портретом певицы Айно
Акте — трагическая, большая любовь художника Эдельфельта.
Акте соревновалась с Женей Мравиной* в Париже и Лондоне.
У Жени было больше шарма, музыкальности и чарующий тембр
голоса. Айно Акте была оригинальнее в своей интерпретации ро¬
лей.
Но о прошлом я писать не хочу, передо мной широко распахну
ты двери будущего...
10 октября, вечер (из письма к другу, Зое).
Только что вернулась с концерта чудесной пианистки, игра пол¬
ная металла и силы, и все же какие мягкие звуки... Особенно взвол¬
новал меня «Карнавал» Шумана. Рояль шутил, смеялся и плакал...
Я пожалела, что все эти годы в Москве я ни разу не послушалась
тебя и не пошла с тобою на наши новые по форме «интимные
концерты» в малом концертном зале, днем, где, как ты говорила,
просто садишься незаметно, где хочешь, и слушаешь пианиста или
квартет, сколько хватит времени, и уходишь незаметно «с душою
и умом, омытыми музыкой. После этого легче работаешь». Так
ты говорила, стараясь затащить и меня — между заседаниями, в
перерыве конференции или перед митингом.
Но в Москве мне было всегда не до того — минуты считанные и
голова полна забот. А здесь, как видишь, я спешу использовать
* Моя сестра, примадонна Мариинского театра в Петербурге, любимица
публики. Гастролировала за границей.

Норвегия. Мое назначение на дипработу
41
свое вынужденное безделье: картинная галерея, концерт. И мо¬
рем полюбовалась с берега Брунспарка. Искала могилу героев,
погибших в первые дни февральской революции, но ее срыли.
А море, северное Балтийское море, знакомое и милое сердцу...
Волны его тяжелые, серо-свинцовые, такое оно не похожее на бо¬
гатство красок Черного моря. Но там, на юге, морская красота
жарко-томительная, и о ней вспоминать не хочу. А здесь ветер
хлещет с моря и бодрит, в воздухе чувствуешь пряный запах осе¬
ни. Что хочешь, а я люблю север, ты же любишь юг и солнце...
Заботливые товарищи принесли мне чай. Прерываю.
7 7 октября.
Виза из Швеции прибыла, повезли мой диппаспорт в шведское
посольство для оформления. Через два часа я покидаю Гельсинг¬
форс, еду на шведском пароходе прямо в Стокгольм и уже оттуда
в Норвегию.
Тепло распрощалась со здешними полпредскими сотрудника¬
ми и мысленно благодарю живительный воздух старознакомого
Гельсингфорса. Я здесь за эти дни передохнула и набралась све¬
жих сил для нового этапа жизни.
7 7 октября. Пароход «Биргер Ярл».
Курс на Стокгольм. Свежий осенний денек, солнце прогляды¬
вает и снова прячется в тучах. Качки нет, идем, как по озеру.
Качка будет ночью после Аландских островов, пока идем среди
шхер. Каменистые острова, серые и мрачные, острые углы грани¬
та сглажены прибоем волн. Но попадаются также островки, по¬
росшие ольхой и березой. На таких островках всегда виден крас¬
ный домик, деревянная пристань и привязанная к ней лодка.
Жилище рыбака или чья-то дача, еще не опустевшая на зиму. По
краям шхер причудливо-корявые сосны, их завили и изогнули
морские ветры. За пожелтелыми березками красная избушка на
острове манит своей тишиной и оторванностью от бурь житей¬
ских. Вот бы пожить там одной и привести в порядок все, что
пережито и передумано за годы революции.
Я еще не освоила, не претворила в себе сознание, что я еду на
дипломатическую работу. Мое назначение состоялось так неожи¬
данно. Что меня посылают в Норвегию это очень радостно. Я охот¬
но еду в эту страну чудес природы с ее симпатизирующим нам
рабочим классом. Ведь я работала уже у них и с ними за линию
Ленина во время войны, и у меня там друзья. Там и Нансен1*'. Это

42
Тетрадь первая (1922—1923)
он и норвежцы пришли на помощь Советской республике в труд-
ный 1921 год, во время неурожая и голода. Помощь голодающему
Поволжью, оказанная норвежцами с Нансеном во главе, была че¬
стная и дружески гуманная*, не то, что организация США с ее
знаменитой ассоциацией АРА, что больше занималась разведкой
и материальной поддержкой контрреволюции и всяких враждеб¬
ных советской власти организаций, чем помощью голодающим.
Хоть и грустно было бросать работу среди женщин, но я охот¬
но еду именно в Норвегию и с интересом, больше того, с энтузиаз¬
мом возьмусь за новое для меня дело — дипломатию.
Когда в 1920 году Коминтерн наметил посылку меня для рабо¬
ты по Международному женскому секретариату в Берлин, я ре¬
шительно отказалась. У нас еще было столько непочатой работы,
и покидать нашу Советскую республику, наш трудовой народ, со¬
вершивший социальную революцию, которая еще далеко не усто¬
ялась, — этого я не могла. Смолоду мне грезилась социальная ре¬
волюция. Теперь она факт, и уехать из страны, которая первая ее
совершила, и когда победа еще далеко не обеспечена (провал ре¬
волюций в Финляндии, в Венгрии), — нет, этого я не могла.
Но сейчас картина иная. Сейчас худшее и самое трудное время
для первой в мире республики трудящихся уже позади. Мы побе¬
дили, партия подавила контрреволюцию, разбила и выгнала с зем¬
ли советской белых генералов, деникинцев, Юденичей и их по¬
мощников и подстрекателей — иностранных капиталистов. Бло¬
када провалилась. Народ, свободный советский народ, радостно и
энергично взялся за борьбу с разрухой и строит свою жизнь по
новому образцу, кладет фундамент социализма.
Не так-то легко, господа капиталисты и милитаристы, совла¬
дать с народом, имеющим в руках знамя компартии с Лениным
во главе, идущим целеустремленно по пути, ведущему трудящих¬
ся в новый, справедливый общественный строй.
Советская республика сейчас, через пять лет после революции,
заняла свое место как могущественный фактор международного
значения. Буржуазия, империалисты нас ненавидят, но после все¬
го, что мы достигли за эти пять лет, они вынуждены, боясь нас,
считаться с советским государством.
Генуэзская конференция показала нашим врагам, контррево¬
люционерам и империалистам всего мира, кто мы и какова наша
* Недаром Съезд Советов вынес благодарность Ф. Нансену за его работу в
борьбе с голодом в местностях, постигнутых жуткой засухой.

Норвегия. Мое назначение на дипработу
43
сила и значение в международных отношениях. Советская власть
уже не та, что была в годы гражданской войны и интервенции.
Наше государство умеет побеждать не только в боях, но и за «круг¬
лыми столами» дипломатов. В Генуе высокоумные иезуиты-дип¬
ломаты капиталистических держав думали ловко обойти, одура¬
чить «русских варваров», советских представителей. А вышло
наоборот. Рапалльское соглашение сбило спесь с англичан и фран¬
цузов и показало, что с Советской республикой придется считать¬
ся. В Генуе мы смешали все их карты и разбили вдребезги их
враждебные планы. Советскую республику не сотрешь с лица зем¬
ли, к ней придется приспосабливаться. Примириться с ней, конеч¬
но, капиталистам невозможно, но считаться с нами им приходит¬
ся. В борьбе против нас придется им поломать головы. Но гени¬
альный дипломатический шаг в Генуе сбил их с толку и показал
нашу силу.
Прерываю. Прозвенел гонг, зовут к ланчу, я голодна и потому
бегу. Допишу после.
★ ★ ★
Продолжаю, сидя в маленькой «дамской каюте», где не курят.
Завтрак был чудесный. Знакомый по прежним морским путеше¬
ствиям на шведских пароходах. Длинный, во всю столовую каюту
стол, уставленный закусками. Целые пирамиды аппетитного фин¬
ского масла с соленой слезой, рядом пирамиды разных сортов кне-
кебрэд (шведского хлеба), селедки со всякими приправами, блю¬
да горячего отварного картофеля, покрытого салфеткой, чтобы
не остыл, копченая оленина, соленая ярко-красная лососина, око¬
рок копченый и окорок отварной с горошком, тонкие ломтики
холодного ростбифа, а рядом сковорода с горячими круглыми
биточками, от которых идет приятно-пряный аромат, креветки,
таких крупных нет и в Нормандии, блюда с холодными рябчика¬
ми, паштеты из дичи, целая шеренга сыров на всякие вкусы, к
ним галеты и на стеклянной подставке шарики замороженного
сливочного масла. Чего только нет на этом знаменитом закусоч¬
ном столе! И за все эти яства единая цена за завтрак, ешь, сколько
хочешь. Едва блюда на столе опустеют, их пополняют. Таков обы¬
чай в Швеции.
Пассажиры сами обслуживают себя, набирают полные тарел¬
ки и усаживаются к небольшим столикам вдоль столовой каюты.
Я тоже набрала себе тарелку по вкусу и, сев за отдельный столик,
заказала полбутылки легкого финского пива.

44
Тетрадь первая (1922—1923)
Пассажиры, хотя и заняты закусками, но поглядывают на меня
и перешептываются. Вместо того, чтобы с тарелкой полной заку¬
сок прямо пройти к своему столу, делают обход, чтобы пройти
мимо моего стола и как бы мимоходом посмотреть, что за птица
эта пассажирка, едущая из Советской республики на пост дипло¬
мата в Норвегию. «Первая женщина-дипломат». Я, оказывается,
сенсация, и пароходная компания использует это как рекламу для
парохода «Биргер Ярл».
О том, что я первая женщина в дипломатии, я как-то не поду¬
мала, и что это как бы практическое осуществление нашей жен-
отдельской работы и призыва партии: выдвигать женщин на от¬
ветственные посты. Но сейчас, когда я это осмыслила, я хочу вкрат¬
це записать, как все это случилось и почему.
На палубе ветрено и неуютно, а в дамской каюте тепло и ник¬
то не мешает. Запишу о моем назначении на дипломатическую
★ ★ ★
Все это решилось неожиданно быстро и совсем недавно, этим
летом. Я проводила отпуск у моего мужа в Одессе (он командует
корпусом). Жили мы на Большом Фонтане, в нарядной вилле ка¬
кого-то бежавшего с белыми богача. Ночь, томительно-жаркая
южная ночь. Удушливо-сладко пахнут розы нашего сада. Лучи
луны золотом играют в темных волнах Черного моря и алмазами
рассыпаются в брызгах морской пены.
Мучительно-повторное объяснение между мной и мужем про¬
исходило в саду. Мое последнее и решительное слово сказано:
«В среду я уезжаю в Москву». Ухожу от него, от мужа, навсегда.
Он быстро повернулся ко мне спиной и, молча, зашагал к дому.
Четко прозвучал выстрел в ночной тишине удушливой ночи. Я
интуитивно поняла, что означает этот звук, и, охваченная ужа¬
сом, кинулась к дому... На террасе лежал он, мой муж, с револь¬
вером в руке...
Но совсем не об этом собиралась я написать. Переплывая Бал¬
тийское море и вступая на новый путь государственной работы, я
хочу запечатлеть те чувства и те переживания, какими я вся сей¬
час охвачена. А переживания эти светлые и радостные, в них ра¬
створился и исчез весь мрак и скорбь всего личного, пережитого
за этот год и завершившегося выстрелом в Одессе.
Из Одессы я написала Сталину письмо, личное письмо, и пове¬
дала ему, что не могу больше работать в Международном жен¬

Норвегия. Мое назначение на дипработу
45
ском секретариате после весенней конференции Коминтерна и
после XI съезда. Работа в близком сотрудничестве с Зиновьевым
для меня невозможна. Я прошу партию назначить меня куда-ни¬
будь подальше на новую работу. Может быть, на Дальний Восток
или рядовым работником в одно из полпредств Советской респуб¬
лики за границей.
Я не обольщала себя ожиданием скорого ответа, но в глубине моей
души жила вера, что моя просьба разрешится в благоприятном смыс¬
ле. Ленин все еще болеет и серьезно, беспокоить его личными
просьбами я не могла. Я запаслась терпением и ждала решения
партии. Ответ пришел, и пришел много скорее, чем я думала.
Ответ был телеграфный: «Мы вас назначаем на ответственный
пост за границу. Немедленно возвращайтесь в Москву. Сталин».
Этого дня, этого светлого, счастливого дня я никогда не забу¬
ду. Партия звала меня на ответственную работу. Кошмар пере¬
житого позади. Это не только личная радость, это еще одно дос¬
тижение для женщин. Дипломатическая дорога была до сих пор
герметически закрыта для них. Советская республика это табу
сняла с женщин...
Немного грустно мне сознавать, что я уже никогда не вернусь
на свою любимую работу среди женских масс, работниц и других
категорий трудящихся женщин, что на моем новом поприще по¬
рвутся дорогие мне связи с тысячами советских гражданок, кото¬
рые встречали меня теплыми возгласами энтузиазма: «Вот она,
наша Коллонтай!» Я перестану быть «наша Коллонтай», и у нас в
Советской республике, и в странах Коминтерна. Прощай, доро¬
гой моему сердце клич «наша Коллонтай», что годами звучал мне
навстречу. Но эта печаль заглушается радостно-подъемным созна¬
нием: завтра я причалю к берегам Скандинавии, по ту сторону
Балтики, и через день-два вступлю на новый пост, который пору¬
чает мне партия.
Начинается качка, верно, вышли из полосы шхер и приближа¬
емся к Аландам, здесь всегда качает. Пройдусь по палубе и на
боковую. Мы рано завтра причалим к Стокгольму.
★ ★ *
Нет, качка не разыгралась, ветер к вечеру стих и морская гладь,
как зеркало, тиха и жутко темна. Здесь глубоко.
Я вернулась в «дамскую каюту». Спать не хочется, лучше за¬
пишу последние волнения и злоключения в Москве в связи с моим
назначением на дипломатическую работу.

46
Тетрадь первая (1922—1923)
После получения телеграммы я немедленно вернулась в Моек
ву. Во мне жило твердое убеждение, что вопрос о моем назначе¬
нии в дипломатию уже решен и что я сейчас же поеду за границу.
Но это оказалось не так просто.
Первым делом по приезде в Москву я, конечно, пошла в ЦК
партии, чтобы поговорить со Сталиным. Он был очень занят, но
все же принял меня. Он сказал, что партия утвердила постанов¬
ление послать меня на дипломатическую работу за границу. То¬
варища Войкова17 партия посылает полпредом в Канаду, а меня
назначила к нему советником. «Подойдите к Чичерину в Нарко-
миндел, там уже сносятся с Лондоном по поводу вашего назначе¬
ния в Канаду. В Наркоминделе вам все скажут». Больше мы ни о
чем не говорили.
Я поспешила в угловое здание «Метрополя», где помещался
Наркоминдел. Но там меня обдали холодной водой. Член колле¬
гии Ганецкий10 подтвердил, что агреман для меня запрошен в
Форин офисе в Лондоне, но что в Наркоминделе очень сомнева
ются, чтобы правительство Британской империи дало благопри
ятный ответ: «Небывалый случай — женщину назначают в дипло¬
матию. Советская республика вовсе не намерена ломать все уста¬
новленные традиции дипломатии. И притом и в Британской им¬
перии, и в Америке хорошо известна ваша подрывная агитацион¬
ная работа во время войны». «Но в ЦК мне сказали, что постанов¬
ление о посылке меня в Канаду уже принято Политбюро?» «Со¬
вершенно верно, поэтому Наркоминдел и запросил уже для вас
агреман. Но ведь для Лондона постановление нашей партии не
указ, — с ноткой раздражения добавил Ганецкий. — Впрочем, по
говорите с наркомом».
Чичерин оказался еще большим пессимистом в отношении аг
ремана, чем Ганецкий: «Как это ЦК затевает такое щекотливое
дело, не поговорив предварительно с Наркоминделом? Нашумев¬
шая по всему свету большевистская агитаторша и вдруг — совет
ник советского полпредства! Это неудобно. И особенно некоррек¬
тно навязывать именно вас Англии! Вы для Британской империи
особенно одиозная фигура. Не понимаю, — добавил Чичерин раз-
драженным тоном, — зачем нам провоцировать отказ в агремане,
когда отношения с Лондоном и без того натянуты?».
Я ушла из Накоминдела обескураженная. Решила все же пого-
ворить с Л. Б. Красиным19. Он мой старый друг, плохого не посо-
ветует.
Красин отнесся к вопросу моего назначения по-иному: «Не слу

Норвегия. Мое назначение на дипработу
47
шайте брюзжания Георгия Васильевича. Если наша во всех отно¬
шениях передовая Советская республика назначает такую жен¬
щину, как вы, на дипломатическую работу и этим нарушает тра¬
диции дипломатии, это же только логично и правильно. Смотри¬
те, как Мария Федоровна (Андреева-Горькая20) справляется с моим
заданием по торговой части! Нет, не бросайте этого дела из-за со¬
мнений Наркоминдела. Будете полезны нашему государству. Куль¬
турные люди, хорошо знающие заграничные условия, именно сей¬
час нужны за границей. Откажут англичане принять вас, попы¬
тайтесь снестись с другим государством, хотя бы с Норвегией. Сим¬
патичная страна, и у вас там много друзей. В этом я убедился,
когда был недавно в Христиании проездом. Напишите своим дру¬
зьям, членам парламента, пусть о вас похлопочут. Коммунисты
вместе с левыми лейбористами там политически сильны. Да при¬
том не надо забывать, что у нас с Норвегией имеется торговый
договор, первый в своем роде. Он выгоден не только для нас, но и
для них. Это обязывает».
От Красина я ушла ободренная. Однако дни шли за днями, а
ответа из Лондона все не было. Наконец телефон, сообщение чле¬
на коллегии Наркоминдела Ганецкого: «Лондон отказал вам в аг¬
ремане. Как мы вам и предсказывали». Как быть, что делать? Ре¬
шила пойти в ЦК. Сталин принял: «Что же мы с вами будем де¬
лать? Не хотят вас. Есть ли страна, где бы вы меньше нашуме¬
ли?». Подсказываю Норвегию. Сталин заносит на лист бумаги, что
лежит перед ним на столе: «Попытаемся и там».
Из Норвегии неожиданно быстро пришел ответ: агреман на
меня получен. Пошла к Чичерину. «В чем будет состоять моя ра¬
бота в Норвегии?».
«Работать для того, чтобы установить нормальные дипломати¬
ческие отношения между Советской Социалистической Республи¬
кой и королевством Норвегии. У нас уже имеется с Норвегией
очень неплохой торговый договор, заключенный в 21-м году, но
это лишь признание нас де-факто. Надо добиться обоюдного при¬
знания де-юре. Раз нам так скоро дали ответ на наш запрос об
агремане для вас, значит, у вас имеются шансы наладить с Норве¬
гией добрососедские отношения. Оставляя вопрос о том, что вы
женщина, у вас имеются налицо многие преимущества, которых
нет у наших молодых советских дипломатов, посылаемых за гра¬
ницу. Хотя бы ваше доскональное знание пяти иностранных язы¬
ков. Правила этикета вам не чужды, да и обстановка буржуаз¬
ных стран вам не новость. Вы сумеете использовать эти преиму¬

48
Тетрадь первая (1922—1923)
щества, чтобы выполнить задания Наркоминдела с вашей обыч¬
ной точностью».
Факт скорого получения ответа на запрос Наркоминдела о при¬
нятии меня в советники в Норвегию примирил Чичерина с моим
переходом на работу по дипломатии. Он осведомил меня, что
полпред Суриц21 на месте, в Христиании, введет меня в курс моих
новых обязанностей, и предложил мне теперь же договориться с
Ганецким и управделом наркомата об оформлении моего скорого
отъезда.
Пожимая мне руку, он пожелал мне, чтобы результаты моей
работы на арене дипломатии были столь же успешными, как и
результаты, какие я достигала моими агитационными поездками
во время эмиграции. Он вспомнил также, как он тогда же посы¬
лал меня по русским колониям с лекциями для пополнения кассы
взаимопомощи эмигрантам, кассы, которой он руководил. В эту
минуту я узнала прежнего Чичерина—Орнатского годов эмигра¬
ции за недоступным и сухим наркомом Советской республики, в
чье ведомство я теперь поступала.
Вот как я попала в дипломатию, и вот почему я по пути в Нор
вегию.
13 октября. Стокгольму отель «Континенталь».
Вот и Стокгольм. Товарищи встретили меня на пристани. Па¬
роход опоздал, и полпред, тов. Керженцев22, не дождавшись меня,
уехал на работу в полпредство. Повидаемся позднее.
Поместили меня в гостинице «Континенталь», против вокзала.
Здесь я останавливалась в 1917 году, когда в качестве делегата от
большевиков приезжала на совещание левых циммервальдцев23.
Но тогда никто из немецких товарищей не мог прибыть из Герма¬
нии. Это было в июле 1917 года, война еще продолжалась. На
совещании присутствовали Зет Хеглунд и Фредрик Стрем (шве¬
ды), Анжелика Балабанова от Италии, Мартынов — представи¬
тель меньшевиков, остальных не помню. В Петрограде в момент
конференции произошли «июльские дни»24. Ленину пришлось
скрыться. А меня на обратном пути в Россию в Торнео, на гра¬
нице Финляндии, русские власти арестовали по приказу Вре¬
менного правительства, и из гостиницы «Континенталь», где я
пишу сейчас, я прямо попала тогда в тюрьму Керенского в Пет¬
рограде*. Пять лет прошло с тех пор, и вот я в качестве дипло¬
* См мою йрошюру «В тюрьме Керенского».

Норвегия. Мое назначение на дипработу
49
мата Советской республики еду через Стокгольм в Норвегию.
Но и тогда, в 1917 году, я так твердо верила в нашу победу,
победу большевиков, что на все уговоры тов. Воровского* отве¬
чала отказом переждать несколько времени в Швеции. Пришлось
у него занять деньги на обратный путь, но я поехала назад в Рос¬
сию.
Довольно вспоминать!
Поглядела из окна на Вазагатан. К Керженцеву идти еще рано,
погода неприглядная, выходить неохота. Лучше запишу еще за¬
бавный случай на пароходе «Биргер Ярл» по прибытии в Сток¬
гольм.
Когда наш пароход подошел к Стокгольму, шведские власти,
как обычно, начали проверять паспорта до спуска пассажиров на
берег. Я заметила среди полицейских агентов, проверявших пас¬
порта, почему-то знакомое мне лицо. Вглядываясь в меня, агент
вертел в руках мой внушительный дипломатический пас¬
порт. Когда он поднял на меня свои узенькие, хитрые глаза, я
вдруг узнала его: да ведь это тот же шпик, что арестовывал меня
в 1914 году и сопровождал до тюремного замка в Мальмё!
По-видимому, и он меня узнал, поглядел еще раз на фотогра¬
фию на паспорте и поклонился: «Вы едете в Норвегию, мадам?
Сколько дней пробудете в Стокгольме?». Я ответила, что для лиц
с дипломатическим паспортом указывать время пребывания в
Швеции не обязательно. Но мой бывший шпик вовсе не был им-
понирован моим диппаспортом и что-то записал в своем блокно¬
те. Возвращая мне паспорт, он все же поклонился. За годы миро¬
вой войны полицейские чины ко всему привыкли, их ничем не
удивишь.
13 октября, ночь. Поезд на Христианию.
День в Стокгольме прошел сумбурно. Он разбудил во мне за¬
тихшие личные чувства муки и боли. И сейчас, перечитывая пись¬
мо мужа, я всплакнула и не могла заснуть.
Потом не понравилась мне информация Керженцева. Работы
у полпреда в Швеции, по его словам, ноль. Трудности с властями,
враждебность и клевета газет на нашу республику. И к тому же у
ИККИЬ недоверие к шведской компартии, очень недоволен ИККИ
их линией. Все же взяла себя в руки и сделала удачный доклад
* Воровский был нашим первым полпредом в Швеции.

50
Тетрадь первая (1922—1923)
сотрудникам полпредства о достижениях и работах женотделов
в Советской республике.
Провожали на поезд все, наши женщины в полпредстве оста¬
лись мной очень довольны. А Керженцев не пришел на вокзал
проводить.
Но довольно о Стокгольме и о письме Павла. Завтра, завтра
вступаю на норвежскую землю и становлюсь димпломатом-совет-
ником. Как-то сработаюсь с Сурицем?
14 октября, утро.
Меня разбудил стук в мое купе. Кондуктор принес плетеную
корзинку, в ней кофе в термосе, бутерброды, сахар и чашка. Зна¬
чит, пограничная станция Швеции, Шарлотенбург. На той сторо¬
не границы — Норвегия.
Горячий кофе сразу поднял тонус жизни, и с удовольствием
гляжу из окна. Поезд тронулся. Вот она, Норвегия... Яркие осен¬
ние краски, домишки с большими окнами, они ловят свет и солн¬
це. Его так скупо дает природа севера. Краснощекие крепыши-
ребятишки с ранцами за плечами спешат в школы. Снегу, конеч¬
но, еще нет, значит, ни лыж, ни саночек-хельке. А все-таки это
Норвегия. Здравствуй, знакомая страна, приют лет моей эмигра¬
ции! Здесь меня не сажали в тюрьму и не высылали. В трудные
годы мировой войны здесь я несла рабочим Норвегии великие
мысли Ленина и веру в близость социальной революции.
В вагон вошел пограничник, он спросил: «Вы мадам Коллон¬
тай? Добро пожаловать к нам». И приветливо поклонился. До
моего паспорта, который я ему протягивала, он и не дотронулся.
За ним следом шумно ввалился маленького роста таможенник.
Еще в дверях он протянул ко мне обе руки, радостно по-норвеж¬
ски восклицая: «Вот вы и вернулись к нам, товарищ Коллонтай!
Поздравляю вас, русские пролетарии совершили-таки социальную
революцию. Молодец ваш Ленин, это я еще тогда в годы войны
говорил».
— Вы коммунист? — спросила я.
— Каким был тогда, во время войны, таким и остался. Мы, анар¬
хисты, партий и всего этого не признаем. Надо строить жизнь на
началах взаимопомощи. Да вы чего на меня уставились? Не узна¬
ете? Я же Эгиль Мортенсен, тот самый Мортенсен, что в те годы
нелегально переправлял для вас в Россию пакеты от Ленина. Ни
один пакет не пропал, вы меня еще так благодарили! А верно ли,
что у вас в Советской республике теперь равноправие всех и хозя

Норвегия. Мое назначение на дипработу
51
евами стали сами рабочие? Что-то не верю... Вот и вы уже не про¬
сто товарищ Коллонтай, а «дипломат», и ваших чемоданчиков я
не имею право досматривать. У рабочего из России по-прежнему
перерою его манатки, а вы дипломат и вас досматривать запре¬
щено, какое же это равенство?! А все-таки ваш Ленин хорошо
сделал, что выгнал из России всех капиталистов и землю отдал
крестьянам. Напишите Ленину, что Эгиль Мортенсен ему кланя¬
ется и что я ему верил и помогал ему, когда многие и имени его не
знали. Ну, счастливо оставаться, товарищ Коллонтай! Помогите и
нам в Норвегии сделать социалистическую революцию. Давят нас
капиталисты. У меня семеро ребят, был транспортным рабочим,
а пришлось в таможенники пойти. Мне тут выходить. До свида¬
ния!
И мой сумбурный анархист выскочил из замедлившего ход по¬
езда.
* * *
Подходим к Христиании. Видны абрисы гор Хольменколлена
и Аскера. Сердце застучало от волнения. Что ждет меня на новой
работе?
Наше полпредство в Христиании
14 октября. Христиания.
Просторный и симпатичный кабинет полпреда, с солидной ме¬
белью и большими окнами, выходящими на оживленную улицу
Драмменсвейен столицы Норвегии.
Полпред Суриц еще не вернулся из деловой поездки в Берлин.
Секретарь полпредства Ошмянский сразу усадил меня в кабине¬
те полпреда за письменный стол размером с мамонта. Ошмян¬
ский «доложил» мне, что за отсутствием полпреда я как советник
автоматически его замещаю и являюсь начальством в полпред¬
стве. Впрочем, в Норвегии не привилось обозначение нашего пред¬
ставительства «полпредство». Нас официально и в просторечии
величают: Торговая делегация Советской Социалистической Рес¬
публики, или просто — Русская торговая делегация.
Пока нет признания Советской России де-юре, мы не являемся
миссией и не пользуемся всеми привилегиями дипломатов, разъяс¬
нил мне Ошмянский не без нотки досады: «Наше положение из¬
менится, как только мы станем признанным де-юре дипломати¬
ческим представительством».

52
Тетрадь первая (1922—1923)
Секретарь предложил мне обойти здание полпредства. Дом
новый, комфортабельный, в три этажа, но на английский манер
вытянут вверх, так что значительную часть дома занимает парад¬
ная лестница. Стены на лестнице завешаны сплошь батальными
картинами маслом. В центре — поле битвы и смерть шведского
короля Густава Адольфа при Люцене. «Почему здесь висят все
эти неподходящие картины?» — спросила я у секретаря.
Оказывается, дом этот не советского государства, мы просто
его нанимаем у художника Бруно, а он поставил условие, чтобы
его полотна продолжали висеть в вестибюле. Найти подходящий
особняк в Христиании не так-то легко, а это здание расположено
в центре и дом представительный. В здании полпредства нет жи¬
лых квартир, только рабочие кабинеты. Проживают здесь лишь
шифровальщик и курьер охраны. Полпред Суриц живет в вилле
за городом, на станции Лиа.
Я оборвала Ошмянского, поставив ему деловые вопросы о рас¬
порядке работ, это ему не понравилось: «Вернется Яков Захаро¬
вич, он вам все расскажет», — ответил сухо Ошмянский. — Ника¬
ких особых дел у нас нет. Разве, переписка с Москвою из-за дезер¬
тиров северной армии Миллера20. Они разбегаются и допекают
нас прошениями вернуть их обратно в Россию». «Солдаты или офи¬
церы?» «Больше солдаты, но есть прошения и от офицеров, — от¬
ветил Ошмянский. — Это дело канительное. Заведующий консуль¬
ской частью уехал в Москву и все теперь на мне. Москва туго дает
разрешения, требует проверки и с нашей стороны. А как мы здесь
проверять будем? Да и ассигнований на их репатриацию в бюд¬
жете не имеется».
На верхнем этаже полпредства размещен торговый отдел. Ста¬
ричок Ковалевский, по-моему, ничего в торговле не смыслит, его
помощник Дьяконов будто толковый, бывший банковский служа¬
щий. В помощь им два норвежца-эксперта по торговым делам,
еще бухгалтер и жена полпреда, Елизавета Николаевна, маши¬
нистка.
Один из норвежских экспертов Кольбьернсен — коммунист,
занят составлением обзора для Москвы промышленных ресурсов
Норвегии. Самонадеянный юноша, но кажется толковый. Дру¬
гой — лейборист, агент по закупке сельдей. Упрекал, что мы зря
медлим, пора начать переговоры о закупке сельдей весеннего уло¬
ва, пока цены низки. «Он прав, — поддержал эксперта второй сек¬
ретарь, — этот знает условия своего рынка. В Норвегии мы можем
делать большие торговые дела, но полпредство очень инертно».

Норвегия. Мое назначение на дипработу
53
Его энергично поддержал эксперт по сельдям. Оба, эксперт
и второй секретарь, засыпали меня сведениями о возможностях
развития торговых связей Советской республики с Норвегией.
Но пришел вахтер доложить, что меня ждут журналисты из га¬
зет.
«Эти интервьюеры будут теперь надоедать вам», — вмешался
Ошмянский. Яков Захарович их гнал. Прикажите сказать, что вы
заняты».
«Напротив, я обязательно приму их. Особенно интервьюершу
из либеральной газеты “Вердене Ганг”». И я пошла принимать
журналистов в кабинете. Журналистка из «Вердене Ганга» помни¬
ла меня еще с годов эмиграции и пересказала содержание газет¬
ной заметки 1917 года, что на моем последнем митинге в Христи¬
ании, перед самым моим отъездом, я утверждала, что февраль¬
ская революция это лишь «прелюдия». Настоящую революцию сде¬
лает русский народ с большевиками и Лениным во главе.
Вслед за журналисткой из «Вердене Ганга» дала интервью для
коммунистической прессы. Я изложила все экономические выго¬
ды, какие получит Норвегия от сближения с Советской республи¬
кой (торговля рыбой, фрахтование судов и проч.). Интервьюер
непременно хотел вставить в мое высказывание еще и о съезде
Коминтерна в Москве, но я нашла это излишним. Ни слова о Ко¬
минтерне.
Ушли журналисты, за ними вбежала веселая и жизнерадост¬
ная Эрика Рутхейм, моя верная норвежская приятельница годов
эмиграции. Она все такая же — миловидная, живая, с заразитель¬
ным смехом, с огромными синими глазами и огромной муфтой в
руках. Приятная встреча, звала к себе на обед. Но раньше я хоте¬
ла решить вопрос, где же я буду жить?
Ошмянский сказал, что он уже заказал для меня комнату в
отеле. Но услышав, что это гостиница «Космополит», Эрика зама¬
хала руками: «Гостиница второстепенная, а Коллонтай как совет¬
ский дипломат должна высоко держать свой престиж. Закажите
ей комнату в “Бристоле” или “Гранде”».
Но я по-своему решила вопрос и по телефону заказала комнату
в дорогом отеле-санатории под городом, на Хольменколлене. На
электричке до города всего полчаса.
14 октября, вечером. Холъменколлен.
Вот я снова после пяти лет отсутствия на знакомом Хольмен¬
коллене. Чудесный горный воздух, внизу все те же яркие огоньки

54
Тетрадь первая (1922—1923)
Христиании. И много звездного неба. Здравствуй Христиания!
Здравствуй космос!
Но пять лет назад я жила в красненьком домике, в дешевом
отеле, чуть ниже пышного и дорогого санатория. А сейчас для
престижа нашей Советской республики — в комфортабельной
комнате отеля-санатория...
Переодевшись в строгое черное суконное платье, я пошла в
общий зал к ужину. В гостинице уже все заинтересованы, что сюда
прибыла «первая женщина-дипломат». Пожилая норвежка, заве¬
дующая хозяйством отеля, встала из-за стола ко мне навстречу и
отвела к отдельному столику у окна. «У нас часто гостят диплома¬
ты», — поспешила она сообщить мне. После ужина я ушла к себе
в комнату и записываю первый свой день в Христиании.
Напутствие Сталина
15 октября, раннее утро. Хольменколлен.
Легла поздно, вскочила рано, не спится. Напали на меня со¬
мнения, как я справлюсь с этой новой для меня работой? Выпол¬
ню ли задачу, возложенную на меня?
Чтобы преодолеть сомнения, я перечитала мою запись беседы
со Сталиным перед отъездом из Москвы. Вот что сказал мне гене¬
ральный секретарь нашей партии: «При современной мировой
обстановке ваша задача будет состоять в том, чтобы помочь на¬
шему правительству в скорейший срок добиться признания совет¬
ского правительства как единственного законного и правомочно¬
го правительства всей России. Надо добиться признания нас де-
юре, то есть установить нормальные дипломатические отношения
между нами и Норвегией. Надо покончить с недоверием к проч¬
ности советской власти и убедить норвежцев в наших хозяйствен¬
ных успехах, показать выгоду от признания нас и установления с
нами нормальных дипломатических отношений».
«Пропаганда словом, это мне ясно, но как это провести практи¬
чески, осязательно для Норвегии?» — спросила я.
«Норвегия заинтересована в возобновлении торговли с Росси¬
ей, в укреплении экономических связей с нашей страной. Пусть
каждый норвежец — рыбак ли, рабочий ли, судовладелец или
промышленник — увидит на деле, что Норвегия останется только
в выигрыше от признания Советской республики». Сталин приба¬
вил: «Надо нам научиться торговать так, как Ленин требует: при
сделках соблюдать четкость и безупречность, платить без прово¬

Норвегия. Мое назначение на дипработу
55
дочек, товары проверять. У Норвегии большое судоходство, су¬
меете использовать и его. Развитие экономических связей, это для
нас сейчас важная задача в международной политике. Говорят, у
вас много личных друзей в Норвегии, сумейте использовать их.
Пусть эти ваши друзья вам в этом помогут. Члены Рабочей партии?
Пускай себе и они на нас поработают. Но в дела компартии не
вмешивайтесь. Это особый участок, он вас как представителя го¬
сударства не касается».
Я правильно сделала вчера, что не позволила упомянуть в моем
интервью о предстоящем съезде Коминтерна в Москве. Но как
отмежеваться от здешних коммунистов, друзей годов эмиграции?
Я вышла на знакомую площадку перед санаторием и задохну¬
лась от феерической красоты норвежской природы. Причудли¬
вые формации гор на западе, внизу у подножия зелено-синий фи¬
орд, дорога во все моря и океаны. На горах — черно-яркие краски
Врубеля, на берегу фиорда — мягкие тона Борисова-Мусатова.
Красота захватила, а от встречи со знакомыми видами Норвегии
сердце забилось радостью, на душе бодро и ясно. Но довольно
бездельничать. Поеду в город на электричке и раньше всех яв¬
люсь на работу. Хочу приглядеться поближе ко всем сотрудни¬
кам полпредства, иметь о них свое мнение до возвращения това¬
рища Сурица.
Мой первый день дипломатической работы
15 октября, 10 часов вечера.
Я все еще в полпредстве. Мой первый день в качестве шефа
прошел без инцидентов и, кажется, с пользой.
Интервью в обеих газетах появились без искажений и сокра¬
щений. Это очень хорошо. Марсель Яковлевич27, второй секре¬
тарь, очень доволен: «Вот вы и сделали свое первое политическое
выступление, и главное, попали в точку о желательности разви¬
тия экономических связей между Норвегией и Советской респуб¬
ликой. Это важное заявление лучше всяких любезностей по отно¬
шению к Норвегии, восхвалений ее природы, ее писателей, как
обычно делают приехавшие в Норвегию дипломаты. Может быть,
это не понравится нашему полпреду, но для дела ваши интервью
безусловно полезны».
Второй секретарь настроен оптимистично, а вот Ошмянский
обратил мое внимание, что я совершила ошибку: я как советник
не имела право давать прессе интервью, а раньше должна была

56
Тетрадь первая (1922—1923)
спросить разрешение полпреда. «Но ведь товарища Сурица здесь
нет, а отказать в интервью было бы для нас же неполезно. Яков
Захарович и я старые товарищи по эмиграции, он поймет и не
будет на меня в претензии». — Это я сказала для успокоения
Ошмянского, лично я сама не уверена, поймет ли это тов. Суриц?
Одно дело товарищи по ссылке или эмиграции, другое — полпред
и советник.
Я занялась папками входящих и исходящих бумаг, которые с
особым удовольствием подсунул мне Ошмянский. Прескучная
текущая переписка, ничего существенного. Есть извещение Нар¬
коминдела, что я назначена советником в полпредство в Христиа
нию, особое письмо в бухгалтерию: мой оклад, расчет со мной и
проч. Всего интереснее письмо о закупках сельдей. Рыботорговец
Семб требует от нас выплаты ему сумм, которые ему будто бы не
додали за сельдь, поставленную нам еще осенью прошлого года
Придется вникнуть.
Доклады Якова Захаровича лежат в секретном шкафу и, ка
нечно, без него их взять неудобно, хотя ключ находится у Ош¬
мянского. Самую ценную информацию о положении вещей в Нор¬
вегии дал мне второй секретарь Марсель Яковлевич. Он фран
цуз, но перешел к нам в 1917 году, и я помню его еще со времен
Киева в 1919 году, когда я была членом Украинского советского
правительства, а он работал по Коминтерну. У Марселя голова
политика и школа Коминтерна. Я вспоминаю, что он состоял во
французской секции у Инессы Арманд28, она его мне хвалила.
В Норвегии сейчас либеральное правительство Блера. Министр
иностранных дел — Мовинкель29, тот самый, который подписал с
нами в 1921 году временный торговый договор. Кабинет состоят
из либералов, к нам отношение корректное и, скорее, дружеское.
Но либералы — это крупные судовладельцы и торговцы рыбой, а
мы, Советская торговая делегация, ничем не проявляем своей
инициативы завязать с ними торговые дела. При первом полпре¬
де Михайлове в 1921 году совершена была закупка сельдей, ас
тех пор — одни обещания с нашей стороны. Ничего конкретного.
Эксперты в полпредстве недовольны нашей инертностью, иници
атива должна бы исходить от полпреда...
Особых событий в международной прессе не нашла. — «Норве-
гия идет в фарватере Англии», — сказал второй секретарь. «Так
оно было и во время войны», — напомнила я ему. «Не забудьте,
что тогда Россия и Англия были союзниками, — продолжал объяс
нять мне Марсель Яковлевич, — а теперь из Лондона дуют зло

Норвегия. Мое назначение на дипработу
57
вредные для Советской республики ветры. Впрочем, — добавил
он, — торговый договор, заключенный с Великобританией, и су¬
ществование в Лондоне нашего советского представительства со¬
здают нормальные отношения между Англией и Советской рес¬
публикой, если не де-юре, то де-факто. Это сказывается и на отно¬
шении норвежцев к нам. Лондон вкладывает свои капиталы в
здешние предприятия и судостроение в надежде нажиться на наш
счет через Норвегию, и здесь следит за нами. Что ни говорят, а в
Норвегии есть поле деятельности для торговой делегации. Меж¬
ду норвежским севером и Россией веками существовала меновая
торговля. Норвежцы, то есть народ, к нам расположен, между
Норвегией и Россией никогда не было вражды и повторных войн,
как между Швецией и Россией».
Марсель очень недоволен, что полпредство не проводит ника¬
кой работы. Следует использовать дружески к нам настроенный
кабинет Мовинкеля и теперь же развернуть наши торговые дела.
Закупки сельдей, по его мнению, важно провести именно теперь,
не только потому, что цены выгоднее, о чем хлопочут наши торго¬
вые эксперты, а с точки зрения политической.
Я передала Марселю основные положения моей последней бе¬
седы со Сталиным. Марсель пришел в дикий восторг: «Теперь я
буду нажимать на нашего старика Ковалевского, пусть пошеве¬
лится. Торговля это лучший способ подготовить признание.
В Норвегии всю политику делают рыботорговцы и рыбаки. Круп¬
ный заказ из Москвы может оказать поддержку кабинету Мовин¬
келя, на который напирают хёйре30 (консерваторы). С их кабине¬
том будет труднее работать, чтобы ускорить признание Совет¬
ской республики де-юре». Беседа с Марселем Яковлевичем пока¬
зала мне, что в нем я найду хорошего помощника в нашей общей
работе в Норвегии.
Нашу беседу прервал рыботорговец Семб. Его направили на
третий этаж, но он требовал свидания именно со мною. Оказыва¬
ется, с ним еще с прошлого года не расплатились за поставку нам
через Центросоюз партии сельди. Помощник Ковалевского, Дья¬
конов, и бухгалтер явились с бумагами и счетными книгами. Об¬
щими усилиями установили, что это так и есть: расчет с Сембом
не закончен. В поставке оказалось несколько недоброкачествен¬
ных бочек с сельдями, которые мы не приняли. Началась пере¬
писка по поводу этой части (по существу незначительной), и рас¬
чет с рыботорговцем повис в воздухе. Я обещала Сембу немед¬
ленно выяснить это дело. Послала телеграммы в Центросоюз и во

58
Тетрадь первая (1922—1923)
Внешторг. Дьяконов ушел из моего кабинета довольный, потирал
руки. А я думала с усмешкой, что бы сказали в Международном
женском секретариате, если бы увидели, с каким рвением я в пер¬
вый же день в полпредстве занялась селедочными проблемами?!
Полпред вернулся
/7 октября.
Суриц приехал. В полпредстве оживление, суета. Ошмянский
носится с папками по лестнице и вытягивается по военному перед
закрытой дверью кабинета полпреда. Оказывается, Ошмянский
бывший пограничник, как он сюда попал — история долгая, о ней,
может быть, напишу особо. Ковалевский ежесекундно протира¬
ет очки, точно боится не разглядеть своего шефа. Только Мар¬
сель сидит за своим рабочим столом и строчит французскую ноту,
бросая исписанные листочки жене своей, машинистке. И пес Мар¬
селя, лягавая собака Пердро, лежит под столом, встречая входя¬
щих помахиванием хвоста.
А полпред заперся в кабинете и разбирает почту. Наконец и
меня к себе пригласил. Это не прежний Яков Захарович годов
эмиграции, а хорошо одетый дипломат с бородкой Наполеона III.
За годы войны мы не встречались или встречались редко.
Я сразу взяла деловой тон: «Какие проблемы стоят между нами
и Норвегией?». Суриц молча курил.
Он: Вам даже этого не объяснили в Наркоминделе? Для чего
вас, собственно, прислали советником в Норвегию? Штат у нас
небольшой, как видите, а дела и того меньше. В письме Чичерин
ничего не объяснил. Впрочем, возможно, что это в связи с намере¬
нием перебросить меня на пост в другую, более важную для нас
страну. Вам об этом не говорили?
Я: Нет.
Суриц: Во всяком случае я здесь долго не останусь. Видимо,
хотят, чтобы вы подучились дипломатической работе, пока я еще
здесь. Ведь вы никогда не работали по дипломатии?
Я засмеялась: «Где же мне было работать? Я женотделка и
агитатор, вот и все. Но скажите мне, Яков Захарович, какие тут
проблемы?». Суриц опять покурил, задумавшись.
Он: Больших проблем здесь нет. Это вам не Турция или Пер
сия. Но не разрешены следующие вопросы: во-первых, о морской
зоне, норвежцы требуют признания трехмильной, мы заинтере¬
сованы в установлении двенадцатимильной. Отчасти в связи с

Норвегия. Мое назначение на дипработу
59
убоем тюленей в Белом море и рыболовством, но и чисто страте¬
гически. Вторая, более важная проблема, — это вопрос о сувере¬
нитете над Шпицбергеном. Вы знакомы с вопросом? Займитесь
им, изучите. В газетах о нем много пишут, особенно этот жулик,
доцент Хуль.
Я: Жулик? Я считала его специалистом-полярником, имя его у
нас известно.
Суриц: Жулик, потому что подтасовывает факты, хочет дока¬
зать приоритет Норвегии в вопросе суверенитета над Шпицберге¬
ном. А у России там заявки на угольные копи. Надо вам и этот
вопрос досконально изучить. Наконец, интегритет самой Норве¬
гии, признание ее границ. При обсуждении вопроса о признании
РСФСР де-юре мы можем прищемить норвежцев по вопросу гра¬
ниц. Впрочем, это не актуально.
Я: А как наши торговые дела с Норвегией, как мы выполняем
наши обязательства по торговому договору?
Суриц (с раздражением): Торговля с Норвегией? Ее фактиче¬
ски нет. Что вы хотите от них? Кроме сельдей у них нечем торго¬
вать. Еще не додали поставок, какие мы заказали им в прошлом
году.
Я попробовала внести поправку относительно незаконченных
расчетов с Сембом, но Суриц нетерпеливо прервал меня и отпра¬
вил к Ковалевскому: «Это все текущие мелочи. Если вас интере¬
сует торговля селедкой, пройдите в третий этаж. У меня дела
поважнее».
Я встала. Прощаясь, он пригласил меня к себе на виллу в Лиа:
«Там потолкуем о больших делах. Наша дружба с Ближним Вос¬
током имеет огромное значение для советской дипломатии. Я вам
кое-что расскажу интересное. Кемаль-паша31 вполне наш и в Лон¬
доне обозлены. Мы у них вырвали и Афганистан, и Турцию, и
Иран. Понимаете, что это значит для Великобритании? Особенно
молодая Турция. Там действительно есть поле для дипломатии, а
здесь, что? Сельдь да тюлени. Скучная страна. И либералы-то их
бесхребетные, а консерваторы плетутся в хвосте Англии. Нансен?
Задрал нос ваш Нансен, помешан на Лиге наций. Уверен, что и
вы тут скоро с тоски задохнетесь. До вечера, значит?»
Горный курорт
20 октября. Лиллехажмер (из письма к другу Зое).
Ты спрашиваешь, что со мною случилось, почему я вдруг на

Ы)
Тетрадь первая (1922—1923)
каком-то горном курорте? Что за путешествия среди работы? Или
что за петли в пути? Все сейчас поясню. Из моих двух писем ты
знаешь уже, что я прибыла в Христианию и за отъездом полпре¬
да не только взялась вплотную за работу, но даже автоматически
выполняла функции шефа полпредства.
Суриц вернулся, а за ним следом из Москвы через Стокгольм
приехала Мария Михайловна (мой личный секретарь). Но ты, друг
мой незаменимый и умный, была права: ее не надо было брать со
мною за границу.
Видишь ли, мой муж стал засыпать меня телеграммами и пись¬
мами, полными жалоб на свое душевное одиночество, что я не¬
справедливо порвала с ним, что случайная ошибка, «мимолетная
связь», не может, не должна повлиять на чувства глубокой привя¬
занности и товарищества, и все прочее... Письма были такие не¬
жные, трогательные, что я уже начала сомневаться в правильнос¬
ти моего решения разойтись с Павлом, порвать наш брак...
Ты поймешь, что такие переживания и мысли не шутка. И вот
явилась моя секретарша. Ты знаешь ее любовь к драматическим
положениям и сенсациям. Первое, что она рассказала мне, это,
что Павел вовсе не одинок, что когда его корпус перевели из Одес¬
ского округа в Могилев, он захватил с собою «красивую девуш¬
ку», и она там живет у него. Это больно кольнуло в сердце, но я
себя одернула: это же логично, мы разошлись, он свободен... все
ясно.
Взбесило меня другое. Моя секретарша тут же рассказала, что
Павел заказал на мое имя и будто по моему поручению всякого
рода женского барахла. Ты знаешь мою щепетильность на этот
счет, и вдруг «заказ» в Наркомпрод для Коллонтай — сапоги, бе¬
лье, шелковый отрез и бог его знает что еще. Все это для «краси¬
вой девушки» под прикрытием имени Коллонтай.
Я не помню, когда я так возмутилась и взбесилась в своей жиз¬
ни... Тут же написала письмо в ЦК партии, прося их не связывать
моего имени с именем Павла, мы с ним в разводе де-факто. Я ни
в чем не нуждаюсь и прошу известить Наркомпрод, что никаких
заказов не делала и впредь делать не стану. В Норвегии все необ¬
ходимое имею и купить могу. Представь, я сознавала, что достав¬
лю этим моему, всегда мною оберегаемому мужу большие непри¬
ятности, но я была взбешена. Ложь и клевета на имя Коллонтай!
Пусть Павел за это поплатится.
Ну, а ночью со мной случился сердечный приступ, всполошила
весь Хольменколлен. Знаменитый врач-сердечник Христиании

Норвегия. Мое назначение на дипработу
61
категорически велел мне немедленно уехать на горный курорт и
полечиться. Иначе грозит катастрофа. Думала, полпред запроте¬
стует, но он будто даже обрадовался: «Поезжайте теперь же, так
как я в скором времени опять поеду по делам в Москву. А вот эту
вашу секретаршу я не зачислю в штат полпредства. У самого пол¬
преда нет личного секретаря и вдруг у советника — личный секре¬
тарь, что за порядки! Ее надо отправить обратно в Москву».
Марсель Яковлевич тоже посоветовал ее не оставлять: «К нам
она не подойдет, а у вас из-за нее будут неприятности с полпре¬
дом». Мария Михайловна, к моему изумлению, приняла такое
решение с радостью. Оказалось, что в Стокгольме она и Кержен¬
цев друг другу понравились, и он обещал зачислить ее в штаты
полпредства в Швеции.
Видишь, все кончилось хорошо, и за меня не тревожься. Воз¬
дух знаменитого Гульбрандсдалена живительный, и я уже пер¬
вую ночь здесь спала нормально.
Готовлюсь к работе
22 октября. Лиллехалшер.
Внешторг приказал немедленно произвести с сельдяным тор¬
говцем Сембом расчет. Это первый успех. Дьяконов и Марсель
меня поздравляют. Теперь могут начаться переговоры о наших
новых заказах в Норвегии.
* * *
Городок Лиллехаммер — прелесть, на склоне гор Гульбранд.
На север — знаменитые снежные вершины Довера. Внизу озеро
Мьезен, которое уже покрыто льдом, и по утрам здесь тренирует¬
ся мировой мастер фигурного конькобежного спорта Соня Хен-
ни32.
Местная газета пишет, что Лиллехаммер стал мировым цент¬
ром, здесь сейчас три самые знаменитые женщины мира: писа¬
тельница Ундсет33, получившая недавно Нобелевскую премию за
свой исторический роман, кумир всех конькобежцев Соня Хенни
и мадам Коллонтай — первая в мире женщина-дипломат.
Городок небольшой, одна улица среди одно- или двухэтажных
деревянных домов. Но в окнах всюду цветы и кружевные занавес¬
ки, и по вечерам невольно залюбуешься убранством комнат, штор
не спускают, пускай гуляющие по главной улице увидят, как хоро¬
шо обставлена квартира Матисона, Петерсена или Иогансена.

62
Тетрадь первая (1922—1923)
В книжном магазине много новых книг, не только норвежских,
но и иностранных. Русских нет ни одной. Нет и наших газет. Есть
ли они хоть в Христиании?
Симпатичные, опрятные кафе с мраморными столиками. Здесь
всегда много местных дам в четыре часа. Пирожные вкусные. Есть
и два кино, гостиница на площади, телеграф и отделение банка.
На краю города фабрика фанеры и ателье мод — крошечная ком¬
ната, но зеркала во всю стену. Лучшее здесь — это воздух... Лил
лехаммер лежит в лощине гор, сюда ветры не доходят, и снег при
его обилии падает странно бесшумно и ровно. Выше — санаторий
для туберкулезных.
Я живу в скромном пансионе, на краю соснового леса-парка.
Вид восхитительный. А по ночам будто глядишь не на обычное
небо, а в пространство космоса. Где-то есть в нем другие планеты,
другие солнца и все, чем полон космос. Перед астрономией еще
огромное, неизученное будущее...
Я уже взялась вплотную за изучение статистических и торго¬
вых справочников Норвегии. До войны Россия стояла на первом
месте по импорту в Норвегию ржи, экспорт рыбы из Норвегии в
Россию был значительный, только Германия ввозила больше сель-
дей, а латинские страны — вяленой рыбы (посты у католиков). Но
о торговле с Советской республикой вообще нет данных. Надо этим
заняться, как только вернусь в Христианию. Пускай Суриц назна¬
чит меня во главе торговой части вместо Ковалевского. Но я побу
ду еще здесь, задыхаюсь при ходьбе по горам, чего никогда не
было раньше, да и сплю беспокойно, часами думаю... Неразумно
уехать не долечившись. Вступать на работу надо с запасом сил.
«В дни, когда я не в духе или вялая, я не тренируюсь», — гово¬
рит Соня Хенни. Прелестное явление на льду, легче и грациознее
Гельцер33. И еще совсем подросток.
25 октября. Лиллехалимр.
Дома, в Москве, читая наши газеты мне казалось, что совет
ское государство стало мощным фактором международной поли
тики. Наши успехи в Генуе, Рапалльский договор и признание нас
Германией... Немецкому послу Ранцау-Брокдорфу Наркоминдел
отводит и ремонтирует парадный особняк. В Берлине оживлен
ная деятельность нашего торгпредства. Туда Красин направил на
работу моего Мишу (сына), сорвав его с предстоящей ему научной
работы по доцентуре в технологическом институте.
Дружба с ближневосточными государствами, торговые согла

Норвегия. Мое назначение на дипработу
63
шения с Англией и лимитрофами* — сколько успехов за два пос¬
ледние года. Блокада Советской республики уже стала достояни¬
ем истории. Ее просто больше нет. Это показатель мощи Союза.
Но при всех наших успехах на поприще дипломатии я уже в
Гельсингфорсе почувствовала, как непрочен мир, и как рьяно
работают наши враги. Мы фактически изолированы. В Стокголь¬
ме это стало для меня еще яснее. Мелочь, а пример: глупое и на¬
глое по тону интервью со мной в «Социал-демократене». Я дипло¬
мат и еду на «пост». А правительство в Швеции социалистиче¬
ское, и Брантинг34 «мой старый знакомый, почти друг». Но я еду
как работник Советской республики, значит, я враг. До чего нас
не любят, и не только капиталисты, но особенно соглашатели-пре¬
датели социал-демократы. Хотят они войны с нами? Преступные
головы, идиоты... Какими были в 1914 году, такими и остались.
Нет, не на легкий рабочий путь я вступаю. И все же хочу ско¬
рее на работу. «Экономические связи» — это база дружеских и
нормальных отношений. А в Христиании ничего не делается для
расширения торговли.
Воздух в Лиллехаммере хорош, но я рвусь в Христианию. Че¬
рез два дня уеду, что бы врач не говорил. Я здорова и дух крепок.
Дралась за женщин, с Керенским и за линию Ленина. Победила.
Сумею одолеть и сельдь.
26 октября.
В Лиллехаммере, как у Ибсена и Гамсуна, местный торговец-
кулак, держит весь городок, всю округу в своем повиновении. Чей
это магазин парфюмерии и галантереи? — Лунда. Чей книжный
магазин? — Лунда. Чье кафе, гостиница, фанерная фабрика? —
Лунда. Все Лунд и Лунд.
Но Лунд не просто кулак, вроде Мака из Виктории. Это преж¬
де всего современный меценат. Он покровительствует начинаю¬
щим художникам в Норвегии и скупает лучшие картины так на¬
зываемых «молодых» — Эдварда Мунка, Серенсена, Крога и проч.
Вчера я была приглашена в его особняк. Простота и изящество в
жилых комнатах, а весь третий этаж оборудован под галерею
картин, от старика Верекшельда до новаторов, вдохновляемых
французской школой XX века. Не люблю их, но Мунк по-своему
гениален и в нем больше от Норвегии, чем от Парижа.
* Пограничные с Российской империей страны, получившие независимость
после ее распада: Финляндия, Эстония, Латвия, Литва, Польша. — Прим. ред.

()4 Тетрадь первая (1922—1923)
Я рассказывала присутствующим гостям Лунда, местной ин
теллигенции о новой плакатной живописи у нас и ее назначении
Лунд пришел в восторг и хочет устроить выставку наших плакатов
«А ваше правительство разрешит?» — осведомилась я. «Мы страна
свободного народа, мы добиваемся чего хотим». «Не всегда, друт
мой, — осадил Лунда учитель в огромных очках. — Закон о бес
платных завтраках для школьников почему и где он застрял?».
Гости были разные, двое назвали себя коммунистами, член
местного самоуправления женщина-врач, чиновник почт и теле
графа, чья-то жена, прехорошенькая, учитель, мастер с фабри
ки. Художников не было, не сезон, в Лиллехаммер съезжаются
летом, когда природа пылает красками, или ранней весной для
лыжного спорта.
О нас знают мало и не верно, то, что в извращенном виде пре-
подносят им газеты. Но имя Ленина уже стало символом, и о нас
хотят знать правду. И это учту в Христиании. И о выставке напи
шу Луначарскому3'.
4 ноября, вечером. Лиллехаммер.
Завтра еду в Христианию. И рада, и не рада. Какова-то будет
моя работа? Норвегию я все еще плохо знаю, больше по годам
эмиграции и все здесь мне чуждо. Политика, а не строительство,
как в социалистической республике.
Даже здесь, в этом скромном пансионе, меня явно сторонят
ся — «большевичка». А условия быта хороши: чистенькая столо^
вая, белые ручные половички, как на Украине. На подоконнике
пышно цветут герани и фуксии — пролетарские цветы, как гово-
рил А. Г. [Шляпников]37. В доме остро пахнет норвежским мылом
из рыбьего жира, им моют полы. А мне этот запах напоминает
годы эмиграции и борьбы с социал-соглашателями, письма Лени
на и Крупской и все наши планы и упования.
Ведь сбылось же все? О чем же я кручинюсь и тоскую?
Горы за окном пылают под вечер врубелевскими красками.
Природа здесь величавой красоты. Я хорошо эти дни позанима
лась и написала 18 писем в Москву. Там готовятся к съезду
Коминтерна и к пятой годовщине октября. А как мы в Христиа
нии отпразднуем наш великий день?..
Что же я хандрю? Пройдусь в городок Лиллехаммер и попро
щаюсь с ним. Спасибо ему за чудесный воздух, за тишину одино-
чества и за то, что я почти не думаю о Павле. Мысли заняты воп
росом торговли с Норвегией.

Норвегия. Мое назначение на дипработу
65
Снова Христиания
5 ноября.
Суриц встретил меня вопросом: «Что это вы так рано приеха¬
ли? Могли бы еще побыть с недельку. Я в Москву собираюсь толь¬
ко в декабре».
— Но ведь мы накануне наших праздников пятилетия Октяб¬
ря. Надо же готовиться.
— Приемов я делать не буду, — отрезал Суриц. — Все равно не
придут. Но в газетах сделаю объявление, что полномочный поли¬
тический и торговый представитель РСФСР принимает по случаю
национального праздника в здании торговой делегации 7 ноября.
Это обяжет министерство прислать свои поздравления.
Я: А для сотрудников вы, Яков Захарович, конечно, сделаете
доклад? Надо организовать самодеятельность. Кто у нас поет, дек¬
ламирует?
Суриц: Об этом договоритесь с Ошмянским. Я занят.
Не Ошмянский, а Марсель и его жена с энтузиазмом взялись
за подготовку вечера самодеятельности. Я обещала рассказать,
как это было в 17-м году и что делал и сказал тогда Ленин.
6 ноября.
Вчера заходил тов. Кобецкий38. Он приехал в Норвегию по де¬
лам ИККИ. Обрадовалась ему безмерно. Новости из Москвы, из
ИККИ. Но дела в Рабочей партии здесь нехорошие и он обеспоко¬
ен. Разногласия разжигаются рознью Транмеля и Шефло. По¬
вод — 21 пункт Коминтерна39. К тому же растет сила реакции.
Кобецкий посоветовал мне, не теряя времени, почитать еже¬
дневную норвежскую прессу за последние месяцы. Получу карти¬
ну политики кабинета и борьбы партий. Нехорошие нотки в по¬
литике норвежского правительства, крен направо. Чтобы помочь
Рабочей партии укрепить коммунистов против оппортунистов,
надо иметь ясную картину положения и влияния на Норвегию из¬
вне. Разговор с Кобецким много мне дал. Учту все — и крен, и
разногласия.
Вчера заходила в Фолькетсхус (Народный дом). В здании по¬
мещаются бюро профсоюзов и сама Рабочая партия, редакция
газеты, зал для митингов и проч. Как знаком этот дом!.. На углу,
в первом этаже — кафе Фолькетсхуса. В годы эмиграции я здесь
обделывала свои дела по транспорту брошюр Ленина и литерату¬
ры левого Циммервальда. Отсюда шли нелегальными путями и

Тетрадь первая (1922—1923)
письма в царскую Россию по конспиративным адресам. Волную
ще было снова повидать знакомое кафе после всех переживаний
этих насыщенных пяти лет. Здание Фолькетсхуса скромное, не
это кафе помогло нам подготавливать Октябрьскую революцию
Норвежские рабочие поняли еще тогда мысли Ленина. Что же
происходит с ними сейчас? Почему растет влияние правых?
Много я встретила приятелей годов эмиграции в здании Фоль
кетсхуса. Вот и сам председатель союза транспортников Петер
Андерсен, но как он постарел или болеет? Это он отправлял в
Англию и Америку литературу из Цюриха и Берна, т. е. от Лени
на. «Много мы тогда с вами дел понаделали, и опасных, оба рис
ковали, — сказал он, пожимая мне руку. — Но вот и результат -
Социалистическая Советская Республика вместо царской России!
Это маяк для нас, рабочих всех стран. Я бы охотно поехал к вам
с делегацией, да вот здоровье мое плохо... Вы, камрад Александ
ра, пустите меня в социалистическую республику? Ведь виза
то теперь от вас зависит, вы — дипломат». Пошутили, погово
рили.
Многих повидала я вчера, многих, конечно, не узнала, отсюда
и этот нелепый казус вчера вечером. Иду часов в девять вечера в
аптеку. Спешу. Возле ресторана «Казино» незнакомый господин
загораживает мне дорогу и почтительно снимает шляпу. Подума
ла, наверное, кто-нибудь из тех, кого встретила сегодня в Фоль
кетсхусе. Всех не запомнишь, сделаю вид, что узнала.
Я: Добрый вечер, камрад. Вот судьба нас опять свела. — И руку
протянула ему. Вижу изумлен.
Незнакомец: А вы разве помните меня?
Я: Я не забываю прежних камрадов.
Незнакомец: Разрешите вас проводить?
Я: Если хотите, конечно, только не стоит, я вот в тот дом, в
аптеку.
Незнакомец: В аптеку? — И уже развязно добавляет: А не луч¬
ше ли зайдем раньше в ресторанчик «Казино»?
Тут только я поняла, что за «камрад» загородил мне путь.
И улепетнула же я от него, оставив мнимого «камрада» из Фоль
кетсхуса стоять с изумленно раскрытым ртом.
«А все твоя новая шляпа, — смеялась надо мною норвежская
приятельница Эрика. — Пальто у тебя поношенное, старомодное,
а шляпу ты купила последнего шика. Он и подумал: знаем ноч
ных франтих, на пальто не хватило. Камрадом назвала0». Мы
долго смеялись.

Норвегия. Мое назначение на дипработу
67
7 ноября. Полпредство.
Сегодня наш праздник. Сегодня советская власть празднует
свое пятилетие. Мы не знали в те первые дни, когда советское
правительство охранялось пулеметами и отрядами матросов в
Смольном, долго ли мы удержимся? Пойдет ли за нами рус¬
ский народ? Сумеем ли сломить гидру контрреволюции? И в
Смольном царила тревога. Но в рабочей комнате Ленина все¬
гда ощущалась собранность, порядок и уверенность в нашей по¬
беде.
В комнате, где бессменно заседал военно-революционный ко¬
митет, шла жаркая и напряженная работа: донесения частей и
районов города, приказы и задания. Здесь сосредоточивалась воля
и сердце революции в те первые дни. Где-то палили... Колонны
рабочих с ружьями через плечо — наша Красная гвардия выходи¬
ли из ворот Смольного. За колонной большевистских бойцов спе¬
шили несколько работниц в белых косынках и с красной нашив¬
кой на рукаве сестер революционной армии. А мы, новопривле-
ченные к государственной работе наркомы, спешили декретами,
приказами, постановлениями закрепить в истории то, что намере¬
на осуществить советская власть...
И теперь это уже проведено в жизнь, и наши приказы и декре¬
ты уже лежат в архивах. Жизнь и ее переустройство и строитель¬
ство перегнали намного мысли и пожелания первых недель совет¬
ской власти. Но в этот день, пять лет тому назад, тревога за буду¬
щее еще не омрачала умы. Смольный был опьянен радостью:
Ленин пришел на съезд, Ленин среди нас. Настал час, когда боль¬
шевики перешли в наступление на старый мир. И победа останет¬
ся за нами. Был подъем, какое-то молодое праздничное ликова¬
ние. Наша революция началась...
Это было тогда. А сегодня в круглом зале Кремля, в Москве,
открылся четвертый конгресс Коминтерна40. Норвежская делега¬
ция на конгрессе прислала мне приветственную телеграмму. Не
шифровку. Неумно поступили, хотя привет и обрадовал. В такой
день оторванность от Москвы особенно томит.
Беспокоит меня, как поведут себя норвежцы на конгрессе.
Шефло поехал в весьма агрессивном настроении, хочет разобла¬
чить «транмелитов». Но линия Шефло тоже далеко не правиль¬
ная. Чем это кончится? Раскол Рабочей партии для нас, для Со¬
ветской республики, совсем не выгоден...
Но довольно беседовать сама с собою. Пойду помогу нашим
развешивать в зале плакаты и портреты.

68
Тетрадь первая (1922—1923)
10 ноября.
Праздник наш позади. Душою и мыслями была не здесь, а в
Кремле. К нам пришли коммунисты, потом из группы Транмеля,
они устроили митинг в Народном доме, но мы не пошли.
Суриц получил визитные карточки от немецкого посланника
Ромберга, от норвежского консула в Петрограде и еще от кого-то.
Ни одного торговца, никого из парламента. Я недовольна.
Из бесед с нашими норвежскими консультантами мне ясно, что
затор в торговле связан с вопросом закупки сельдей. Надо начать
переговоры о весеннем улове сельди уже теперь. Так делают все
импортеры. Да и для нас выгоднее, цены сейчас ниже и из них-то
обычно исходят.
Коммунисты прямо считают, что вопрос наших закупок сель
дей — это основной вопрос в отношении Норвегии. Население се
вера Норвегии полно ожиданий, что советское государство рас
ширит свою торговлю. Рыбаки заявляют, что хотят продать свой
улов именно нам, а не Германии. Они полны симпатий к новой,
социалистической России. Главная опора у коммунистов Норве
гии — это рыбацкое население. Договоры на сельдь надо заклю¬
чать до начала улова, чуть ли не в январе, а Яков Захарович гово¬
рит, что это только «нажим на нас» и время терпит. Никаких
встреч с рыботорговцами или департаментом торговли еще не
было. А по справочникам прежних лет действительно даже ста
рорежимная Россия, закупавшая в Норвегии немало сельдей, зак¬
лючала договоры чуть ли не за год. Наш эксперт по торговой час
ти допекает меня, а я не имею никаких полномочий на этот счет
ни из Москвы, ни от полпреда.
Строчу Красину, прошу директив.
* * *
Студенческое общество просит меня прочесть им лекции о «но¬
вой России». Но Чичерин сказал, что с выступлениями надо повре¬
менить. Вспомнила еще одно напутствие Чичерина: «Чтобы бьггь
хорошим дипломатом, надо не только в совершенстве знать язык
страны, где вы аккредитованы, но и изучить досконально психо¬
логию данного народа. Читайте беллетристику и разговаривайте
с обывателями. Это много дает». А мы изолированы, живем как
то особняком. Вроде эмигрантов.

Норвегия. Мое назначение на дипработу
69
Норвежские проблемы и дела
12 ноября.
Начинаю входить в рутину здешней работы, но пока она меня
не захватила. Я привыкла в Москве, чтобы меня рвали на части,
вечно спешить, не доедать, не досыпать, всем я нужна, меня хо¬
тят видеть и в МЖС, и в МК, и в редакции, а здесь я какой-то
привесок и притом нежеланный. Марсель говорит: «Это от того,
что мы еще не настоящая дипломатическая миссия, а пока только
торговая делегация. Наше дело добиться признания де-юре, и тог¬
да вы увидите, сколько у нас будет дела и как именно вы понадо¬
битесь здесь». Я хочу ему верить, но пока мое безделье и моя
ненужность угнетают.
- Почему Яков Захарович так волнуется? — спросила я, входя
сегодня в полпредство.
- Наш полпред человек нервный. Сегодня опять пришло мно¬
го просьб о репатриации беженцев, солдат и офицеров из армии
Миллера. Армия его разбегается и перебегает в Норвегию, но
норвежские власти не желают их держать у себя. Москва же тре¬
бует, чтобы разрешение на репатриацию этих бывших белых мы
давали осторожно, очень осторожно, после тщательной проверки
каждого. Дело по существу маленькое, но, конечно, очень хло¬
потливое. Мы уже дали указание нашему моратору* на севере
Норвегии проверять людей... Пока репатриировали всего несколь¬
ко десятков, а на очереди тысячи людей. Вся армия Миллера раз¬
бежалась. Это очень хорошо для нас. И очень важно содейство¬
вать, а не тормозить репатриацию. Но полпред слишком осторо¬
жен.
Я вместе со вторым секретарем занялась вплотную этим воп¬
росом.
29 ноября. Христиания.
Суриц болеет и не ходит на работу. Марсель говорит, что он
просто подготавливает свой отъезд отсюда и забросил все дела.
Я «автоматически его замещаю».
Вчера у меня была интересная беседа с членом парламента
Шефло. По его сведениям, вопрос о признании нас циркулирует в
политических кругах и может встать остро при назревающем кри¬
зисе кабинета. Партия Мовинкеля (либералы) могут именно
* Морскому торговому агенту.

70
Тетрадь первая (1922—1923)
в момент борьбы с консерваторами выдвинуть вопрос о призна¬
нии Советского Союза как козырь против консерваторов, но для
этого требуется, чтобы советское представительство проявило ини¬
циативу в двух существенных для Норвегии вопросах. Во-первых,
практически приступило бы к торговле с норвежцами, этим за¬
нят сейчас департамент торговли, и кабинет всячески поддержит
предложение торговой делегации Советского Союза о намечании
плана торговли на 1923 год. Второй вопрос чисто политический:
признание со стороны РСФСР суверенитета Норвегии над Шпиц¬
бергеном.
По мнению Шефло, а он считается видным политиком и с ним,
хоть он коммунист, весьма считаются в парламенте, так по мне¬
нию Шефло, разрешение шпицбергенского вопроса имеет более
решающее значение для установления дипломатических отноше¬
ний между Норвегией и нами, чем даже развитие торгово-эконо¬
мических отношений между нашими странами. Это интересная
мысль. Заманчиво ею заняться вплотную. Суверенитет Норвегии
над Шпицбергеном довольно сложная дипломатическая пробле¬
ма, считает так же и тов. Суриц.
Дело в том, что в Париже Международный совет (без нас, ко¬
нечно) уже признал за Норвегией ее суверенитет над Шпицберге¬
ном. До войны суверенитетное право признавалось за двумя стра¬
нами — Россией и Норвегией, так как оба эти государства доказы¬
вают, что именно им принадлежит приоритет в открытии Шпиц¬
бергена, и оба государства имеют на Шпицбергене заявки на ка¬
менноугольные копи. Но вследствие враждебности капиталисти¬
ческих держав к Советской России бывшие союзники России, т. е.
державы Антанты, все подписали так называемый Парижский
трактат, признающий суверенитет над Шпицбергеном за Норве
гиен. Мы не входим в Международный совет, и этим воспользова¬
лись наши враги, чтобы нас и здесь обойти и посеять между нами
и Норвегией политические распри. Для нас Шпицберген может
представлять интерес чисто экономический своим высококаче¬
ственным углем, который мы могли бы получать морским плтем
в наши северные порты.
Отсутствие нашей подписи на Парижском трактате волнует
\мы в Норвегии. Значит ли это. что мы будем оспаривать всякие
права Норвегии на Шпицбергене или возможно достичь с Совет¬
ской Россией по поводу Шпицбергена такого соглашения, которое
отвечает не только политическим интересам Норвегии, но и ее
престижу О Шпицбергене много пишут к говорят Бывшая Ан

Норвегия. Мое назначение на дипработу
71
танта раздувает этот вопрос, инсинуируя, что Советская Россия
менее сговорчива, чем царская, и Норвегии нечего ждать уступок
от нас в вопросе суверенитета над Шпицбергеном. Совершенно
ясно, что если найти модус признания с нашей стороны суверени¬
тета Шпицбергена, обеспечив за Советской республикой наши
там интересы, то это очень благоприятно отразилось бы на отно¬
шениях Норвегии с нами и ускорило бы разрешение вопроса о
признании нас де-юре.
Сложная проблема Шпицбергена, но поговорив с Марселем,
мне стало еще яснее, что именно здесь мы, т. е. наше полпред¬
ство, должно помочь Москве, т. е. Наркоминделу, разобраться в
этой проблеме и наметить модус ее разрешения.
1 декабря.
В норвежской общественности все еще не изжито событие
1921 года, так называемая великая забастовка. Рабочие не могут
забыть, какой в рабочем классе царил тогда революционный
подъем, как выросли симпатии к Советской республике, как имя
Ленина служило знаменем обостренной классовой борьбы, какой
активный отпор дали рабочие тупоумной и грубой политике кон¬
серваторов, призывавших студенчество вступать в ряды штрейк¬
брехеров и мобилизовавших военных, чтобы разбить солидарность
рабочих. Революционный подъем в 1921 году был налицо. Свыше
150 тысяч промышленных рабочих дружно бастовали, факт не¬
слыханный в Норвегии. К ним присоединились портовые рабочие
и моряки торгового флота.
А что сделал ИККИ, как использовал ситуацию? Хуже, чем
ничего не сделал. Лозунги Зиновьева не соответствовали создав¬
шемуся положению и задачам рабочего класса. Великая забастов¬
ка окончилась победой капиталистов и реакции.
Революционный подъем рабочего класса, сплетавшийся тогда
с нарастанием симпатий к нам и ростом доверия к Коминтерну,
этот благоприятный момент был упущен ИККИ, вернее Зиновье¬
вым. А момент был решающий. С окончанием мировой войны
(1914—1918) сразу пали непомерно высокие барыши судовладель¬
цев. Военные перевозки прекратились. Пароходчики пытались
отыграться на массовом расчете своих служащих и рабочих. Пос¬
ледовали крахи частных банков. Это отразилось на промышлен¬
ных предприятиях, и хозяева искали в первую очередь спасения
для себя, понижая расценки на труд или производя массовое уволь¬
нение рабочих.

72
ТетраАь первая (1922—1923)
Разумеется, Норвегия не промышленная страна, а рыбацкая и
мореходная, но и в этих основных отраслях ее хозяйства кризис
чувствительно ударил по массам. Лозунг — контроль над банка¬
ми и над судоходством самого государства или с помощью «сове¬
тов рабочих» — шел с низов. А ИККИ в те дни толковал о борьбе
с религией и исключении из компартии, тогда еще очень мало¬
численной организации, тех, кто не принимает все 21 пункта Ко¬
минтерна.
Слушаешь рассказы о великой забастовке и диву даешься бли¬
зорукости Зиновьева, неумению ИККИ руководить создавшейся
благоприятной обстановкой. Надо же понимать и считаться с тем,
что у норвежцев сильно развито чувство патриотизма, как бывает
во всяком молодом государстве, они горды своей недавно приоб¬
ретенной независимостью и суверенитетом. Норвежцы любят под¬
черкивать, что у них свой собственный король, а не король швед
ский; что у них свой норвежский парламент и даже норвежская
промышленность мирового значения, например добыча селитры
из воздуха, свое норвежское судоходство. Норвежский флаг во
всех морях и океанах — это звучит гордо... На этом чувстве в дни
великой забастовки легко можно было бить реакционеров, капи¬
талистов. А Зиновьев лез с лозунгом «борьбы с религией»!.. Ком
мунисты-норвежцы говорят: «Зиновьев станет могильщиком Ко¬
минтерна, если Ленин не выправит его линию». Но Ленин бо¬
лен.
Положение в ИККИ огорчает и заботит меня. Такие моменты,
как в 1921 году, в Норвегии еще повторятся и не только здесь, но
и по всему свету. Руководство ИККИ надо сменить.
★ * *
Интересует меня вопрос, что представляет собою новообразо-
вавшаяся в Норвегии партия, носящая название «крестьянской»
(бунде-парти), когда крестьянства, собственно говоря, в Норвегии
нет. По-видимому, это группа тех же реакционеров (хёйре), но с
душком фашизма. Лидера, пользующегося влиянием, у нее пока
нет. Но эта партия может оторвать часть избирателей от либера¬
лов по вопросу сухого закона. Программа ее узкая, однако в воп¬
росе Шпицбергена она выступает архишовинистически, и это надо
учесть. Наша опора здесь — Рабочая партия, объединенная с ком
партией, отчасти имеем опору у либералов, идущих за Мовинке-
лем. Но это уже в вопросе фрахтования судов и закупки сель
дей.

Норвегия. Мое назначение на дипработу
73
Поработать в Норвегии есть над чем и основное задание свое
здесь я выполню. Конечно, надо поработать настойчиво и без
нервной спешки. «В особенности поменьше переусердствования»
был лозунг Талейрана, а он умел достигать и добиваться того, что
наметил.
Командировка на мирную конференцию в Гаагу
8 декабря.
К отъезду сегодня вечером в Гаагу все готово: паспорт с немец¬
кой визой, спальный билет и немецкая валюта, ничего не стоящая
марка, все в моей дорожной сумочке. Еду через Берлин поездом,
пароходом дольше, надо спешить, наши делегаты уже все выеха¬
ли на конференцию. Конечно, конференция мира, созванная ли¬
дерами Второго Интернационала, едва ли что-либо даст для ста¬
билизации мира, но я очень рада побывать на Гаагской конферен¬
ции41. И все же жаль покидать полпредство. Как раз за эти послед¬
ние дни почувствовала, что под ногами у меня может сложиться
твердая почва и работа в Норвегии уже намечается.
Вчера к Сурицу заходил с визитом норвежский консул в нашей
стране, проживает он в Архангельске. С ним пришел крупный
норвежский лесоторговец, с которым Москва ведет дела по экс¬
порту нашего леса на мировой рынок. Суриц вызвал меня потол¬
ковать с деловыми визитерами. Беседа вышла очень поучитель¬
ная для меня. Наш лес можно отправлять в Англию или Голлан¬
дию непосредственно из наших северных портов, фрахтуя нор¬
вежские суда. Визитеры обещали дать точные справки о ценах на
фрахт и уверяют, что они ниже английских. Это Красину инте¬
ресно.
Второе интересное событие за эти дни — это сообщение, что
советское правительство утвердило полномочия Нансена для ока¬
зания международной помощи немцам и австрийцам, интерниро¬
ванным у нас в Сибири со времени войны. Норвежцы этим нашим
решением очень обрадованы и польщены. Этим мы показываем,
что советский народ не забыл Нансена и ценит оказанные им нам
дружеские услуги в 1921 году, в момент постигшего часть нашей
республики бедствия (засухи). Он помог нам в борьбе с голо¬
дом.
Этот факт надо суметь без промедления использовать для ук¬
репления доверия к нам широкой норвежской общественности.
Я поговорила об этом с полпредом и предложила ряд мер, чтобы

74
Тетрадь первая (1922—1923)
этот благоприятный факт дошел до сознания и широких масс,
и политиков как средство укрепления симпатии к нам норвеж
цев. Для Норвегии имя Нансена — это знамя, и то, что Советская
республика именно ему доверяет эту щекотливую работу — за
щиту интересов граждан недавно воевавших с нами стран -
это можно здесь использовать целиком в нашу пользу. Но пол¬
пред находит, что это факт малозначащий и что его не следует
раздувать.
Я бы все же сумела его применить в нашу пользу, если бы не
уезжала именно сейчас. Через неделю известие о Нансене уже
утратит интерес новизны и потеряет свою действенность в про¬
цессе нашей работы. Но этого полпред не хочет понять. И я доса¬
дую, что упускаю случай повести широкую, но, конечно, осторож¬
ную кампанию за идею дружественности Советской республики
и Новергии.
Жаль, что Суриц никогда не вел работы у меня в женотделе,
он бы знал тогда, что надо уметь поднять кампанию в момент,
когда вопрос становится живым и актуальным.
13 декабря. Берлин.
Проживаю в Берлине, в пышном здании советского полпред¬
ства на улице Унтер-ден-Линден. Богатая, но казенная обстанов¬
ка бывшего царского посольства. Когда-то это здание принадле¬
жало Талейрану или его племяннице Дино. Осматривая залы,
думала о временах Талейрана и войнах Наполеона с лозунгом «за
свободу». Запутанное было время. Талейран ходил по этому пар¬
кету и думал, чем бы уязвить Меттерниха и как укротить Напо¬
леона в его безмерном самообольщении непобедимости. А Бер¬
лин был тогда провинциальным городком, столицей только Прус¬
сии.
А сейчас Советская республика имеет Рапалльский договор с
разоренной войною Германией. Рабочие же Берлина, конечно,
лучшие из них. авангард, сплачиваются вокруг компартии, чтобы
последовать примеру России и, взяв власть в руки советов, обра¬
тить промышленно развитую Германию в образцовое коммуни
стическое государство.
Ленин говорил как-то. что процесс рево.уюцнонной борьбы ра
бочего класса будет много труднее в развитых н крепких капита-
чнсгмческнх странах, где власть буржуазии глубже внедрилась в
госч дарственный аппарат, чем \ нас в России, но зато осхтцествле
ние коммчнпстического строя пойдет много быстрее и легче, так

Норвегия. Мое назначение на дигтработу
75
как налицо будут все материальные ресурсы и возможности.
Я помню, что Ленин говорил это в беседе со мною вскоре после
октябрьских дней.
Сейчас, однако, Берлин производит на меня тяжелое впечат¬
ление мертвого и обедневшего города, когда-то оживленного цен¬
тра богатой и промышленно-передовой Германии. Улицы Берли¬
на создают впечатление запустения и нищеты. Рядом с грустны¬
ми фигурами немцев резко выделяются одеждой и самодоволь¬
ным видом господа-победители — иностранцы. Больше всего анг¬
личан и американцев. Немцы голодны и растеряны, победители
сыты и самодовольны. Противно смотреть.
Магазины пусты — ни покупателей, ни товаров. Но есть лавки
специально для иностранцев и особые рестораны или кафе для
них же, для победителей. Жуткая картина послевоенного разру¬
шения. У нас ее не было, революционный подъем сразу внес жи¬
вую струю даже в самые пораженные войной части нашего госу¬
дарства. И революционная борьба так тесно сопутствовала борь¬
бе за восстановление хозяйства, что вот этого-то уныния, убитости
и беспомощности на лицах, как здесь, я никогда у нас не видала.
«Революционный подъем, конечно, он все спасет», — согласился
со мной наш здешний полпред. Но в настоящий момент нет подъе¬
ма, скорее, упадок настроения в массах. К тому же растут разно¬
гласия в немецкой компартии, а это особенно вредно сейчас.
•к -к -к
Думала, что я без остановки в Германии проеду в Гаагу, но,
оказалось, что на моем пути выросло непредвиденное мною пре¬
пятствие: на моем паспорте нет голландской визы. Здешнее пол¬
предство уже занялось моим делом и придется ждать визы в Бер¬
лине. Оказывается, проще и скорее могла бы получить визу в гол¬
ландском консульстве в Христиании, а мне об этом никто в на¬
шем полпредстве ничего не сказал. Что за халатность! Я зла, ведь
конференция уже началась, и все наши делегаты уже в Гааге.
Досада безмерная.
74 декабря. Берлин.
Ответа о визе из Гааги все еще нет. Поселили меня в комнате,
где всегда останавливается Чичерин. Неуютно и без комфорта:
турецкий диван, походный умывальник, зеркальце на стене и пись¬
менный стол. За окном уныло-малолюдный Унтер-ден-Линден.
В первые годы эмиграции я жила в дешевом пансионе почти наи¬

76
Тетрадь первая (1922—1923)
скосок, пансион «Дахейм», там и познакомилась с Эрикой Рут
хейм, она выступала на концертах вместе с норвежским поэтом
Вильденвеем. Норвежское искусство тогда было очень модно.
Я же готовилась к агитационным поездкам.
Как это давно было! Мне кажется, будто бурная эпоха Талей
рана мне ближе, чем годы, предшествовавшие мировой войне.
Мы тогда так верили в силу и революционность немецкой социал-
демократии... Именно здесь, в Берлине, я острее чувствую всю
преступность ее оппортунизма и соглашательства, ее измену ре
волюционному марксизму.
Шла я сегодня по Тиргартену и вдруг поняла, не головой толь
ко, а всем своим существом: нет больше Карла ЛибкнехтаЧ Куда
бы я ни пошла в Берлине, нигде уже не встречу его... Этого пре¬
ступления мы им никогда не простим. Будь он жив, в Гааге он
был бы с нами.
Вчера было расширенное заседание ЦК германской компар
тии. Но полпред предупредил меня, что там будет группа оппози
ции линии Пика43, Рут Фишер и Маслов44 (не русский Маслов, а
немецкий). Неизбежна дискуссия, могут быть неприятности, ведь
собрание нелегальное. Я не пошла.
Полпред говорил о том, что немцы разучились работать неле
гально, как работали в годы расцвета партии социал-демократии
с Энгельсом, Бебелем и стариком Либкнехтом во главе, в годы
«исключительного закона против социалистов». Я мысленно по
жалела, зачем меня определили в дипломатию. Влиять на массы
я умею, и в частном общении с рабочими и прогрессивной интел
лигенцией умею найти правильный подход к их психологии.
Я агитатор и пропагандист. Но и в дипломатии пригодятся мои
«свойства характера».
Здесь полпредство живет очень изолированно. Одно преиму
щество у них — частое общение с Москвой.
15 декабря. Поезд в Голландию.
Наконец голландцы дали мне визу, и я на пути в Гаагу. Еду с
большим опозданием, но все же попаду на конференцию мира.
От Берлина осталось жутко-тоскливое, мутное впечатление
Повидала кое-кого из прежних товарищей, немецких рабочих, не
социал-демократические верхи. Живется им очень плохо, безра
ботица не падает, а ширится. Марка ничего не стоит. На норвеж
скую валюту все кажется дешево, но я ничего не купила, невоз
можно покупать в стране, разоренной войной, кругом неприкры

Норвегия. Мое назначение на дипработу
77
тая нищета. По вечерам открытая торговля «живым товаром», а
покупатели — это хорошо одетые иностранцы.
Немецкие товарищи не без опасения говорят о росте фашист¬
ских настроений среди рабочих, фашисты ведут упорную пропа¬
ганду и уверяют, что именно они спасут честь Германии и восста¬
новят немецкую промышленность и этим покончат с безработи¬
цей и голодом, царящим в предместьях Берлина. Фашисты-нацис¬
ты работают рука об руку с правительством Шейдемана и Эбер¬
та. Они ждут спасения от Америки, т. е. от иностранного капита¬
ла, а не от коллективной воли класса рабочих. Наш путь еще не
проник в сознание немецких рабочих. Иностранная буржуазия,
т. е. победители, поддерживает нацизм. И Россия могла бы очу¬
титься в таком же плачевном положении, не будь у нас в 17-м
году руководства нашей партии и прозорливой, волевой, бескомп¬
ромиссной политики Ленина.
Если бы социал-предатели не убили бы Карла Либкнехта, Бер¬
лин сегодня не имел бы этого унылого и мрачного вида. Спарта¬
ковцы стали бы активной политической силой для революции в
Германии, Либкнехт мог бы сплотить пролетарскую молодежь
вокруг компартии.
Мне горько за немецкий пролетариат и хочется все, что я здесь
видела, рассказать Ленину, когда вернусь в Москву.
Линия ИККИ не та, какая нужна сейчас.
30 декабря. Холъменколлен.
Вернулась из Гааги в заснеженный Хольменколлен. Конферен¬
ция приходила к концу, когда я наконец добралась до Гааги. На
конференции царил весь Второй Интернационал: Тома, Жуо,
Блюм, Бриан, Гюисманс, Макдональд, Турати, Гильфердинг, Ха¬
азе, австрийский Бауер, Брантинг, норвежский Нильсен и русские
меньшевики и эсеры. Мертвецы воскресли, и предложения их в
борьбе за мир оказались столь же мертвыми и бессильными, как
и в прошлом дух реформизма и соглашательства. Эти фигуры
мир не спасут. Они ставят перед человечеством новые угрозы вой¬
ны. Войны против Советской республики. Выступлений наших
советских делегатов я уже не застала, но было ясно, что нас опаса¬
ются, сторонятся и наши резолюции не собрали нужное число го¬
лосов.
Зато женщины на конференции, пацифистки и равноправки,
встретили меня с явным любопытством, а некоторые даже тепло:
Елена Штекер, Маргарет Бонфильд, Мэри Лонгман и даже ста¬

7К
Тетрадь первая (1922—1923)
рая буржуазная равноправка Анита Аугсбург. Накануне отъезда
из Гааги я прочла для них два доклада. Один — об основных прин
ципах нашего советского государства и его активной роли в борь
бе за мир. На этот доклад пришло много делегатов-мужчин, он
прошел оживленно. Говорила я удачно, ставили вопросы, но дис
куссии не было.
Второй доклад был на тему о достижениях женщин в Совет
ской республике, о наших методах работы среди женщин, о зако
нах, устанавливающих полное равноправие женщин. Кто-то из
аудитории воскликнул: «Вы сама, мадам Коллонтай, живой при
мер этого принципа!». И феминистки зааплодировали не столько
мне, сколько осуществлению принципа равноправия. Поразило
слушателей, что за годы советской власти и государственной дея
тельности по охране материнства и младенчества (я, конечно,
привела заслуги доктора Веры Лебедевой) количество преступле
ний детоубийства брошенными женщинами-матерями резко сни
зилось в судебных анналах. «У нас нет больше брошенных жен
щин, само понятие тоже исчезает», это мое заявление вызвало
горячий отклик.
Очень заинтересовались мои слушательницы также практичес
кими мерами борьбы Государственной комиссии по борьбе с про
ституцией и тем, что я, женщина, поставлена была во главе ко
миссии. Проституция чудовищно растет во всех странах, участво
вавших в войне. Проституция — это бич сегодняшнего дня буржу
азной Европы. «Какие же у вас практические меры борьбы с про
ституцией?» — послышались настойчивые вопросы делегаток кон
ференции. Я ответила одним словом: труд. У нас все граждане и
гражданки привлечены к труду, полезному для общества и госу
дарства. Поэтому мы ведем борьбу не с проституцией, а ее перво
причиной, т. е. труд-дезертирством. В конце моего доклада при
нято было приветствие советским гражданкам.
«И против этой-то страны, осуществившей все самые смелые
грезы феминисток, женщины в буржуазных странах все еще под
держивают свои правительства, которые готовят войну против
Советской республики!» — этим я закончила свой доклад. Меня
горячо поблагодарили за интересные сведения о новой России, и я
думаю, что я среди женщин кое-чего достигла.
Две голландки пришли проводить меня на поезд и поднесли
букетик тюльпанов. Со Штекер (Германия) и с Маргарет Бонфильд
(Англия) установила переписку.
Поехать в Гаагу было полезно.

Норвегия. Мое назначение на дипработу
79
Эпизод в Треллеборге
Паром с поездом из Сассница подошел к шведскому порту Трел-
леборг. Таможня, осмотр багажа, проверка паспортов шведски¬
ми пограничными властями. Осмотрев мой паспорт, пограничник,
возвращая его мне, вдруг неожиданно заявляет: «Вы должны вер¬
нуться в Германию, мы вас в Швецию пропустить не можем».
«Почему? В чем дело?» — протестую я. Но пограничник упрямо,
почти грубо повторяет свое: «Возвращайтесь откуда приехали.
В Швеции вы не имеете права сойти на берег, у вас нет визы».
Тщетно показываю я ему свой диппаспорт, а на нем шведскую
визу.
- Виза не действительна, она была уже использована раз для
въезда в Швецию.
- Но у меня же дипломатический паспорт! — настаиваю я.
- Дипломатический, но какой? От большевистской России. Для
Швеции вы не дипломат.
Пока мы препираемся, поезд фьють... и ушел. Я одна осталась
в опустевшей таможне. Что за чепуха! В чем дело? Наконец, вы¬
яснила, что для въезда в Швецию или даже транзита всякий раз
нужна новая въездная виза. Я настояла на посылке личной теле¬
граммы премьеру Брантингу. Придется ждать утреннего поезда.
А мой сын, уже получив телеграмму о моем выезде из Берлина,
будет волноваться. Досада!
После отправки мною личной телеграммы Брантингу, что меня
из-за пустой формальности не впускают в Швецию, хотя я и имею
норвежскую дипвизу, пограничник изменил тон и даже выразил
сожаление, что я не знала шведских правил касательно виз.
В конце беседы он, добродушно усмехнувшись, спросил меня, не
та ли я Коллонтай, которую он же сам высылал из Швеции в Да¬
нию во время войны?
- Я вас сразу узнал, хорошо помню, что вас выслали, как «опас¬
ного агитатора». Поэтому-то я так внимательно осмотрел ваш пас¬
порт. Случайно вы могли проехать с просроченной визой, но мне
были бы большие неприятности.
Он добавил, что как только ему позвонят из Стокгольма, он
зайдет за мной и проводит на утренний поезд. У конторки в отеле
он сам заказал мне «хорошую комнату непременно с ванной».
Видно, подействовала личная телеграмма премьеру.
Ответ из Стокгольма пришел с опозданием, утренний поезд
уже ушел. Так я и просидела в скучном портовом городке до ве¬

80
Тетрадь первая (1922—1923)
чернего поезда, зато купила хорошие шведские перчатки моим
детям и себе. К отходу вечернего поезда явился все тот же по
граничник и, козыряя мне, просил паспорт, чтобы сделать от
метку.
Советую всем нашим молодым дипломатам первым делом изу¬
чить тонкости визовых правил.
Визит в Министерство иностранных дел
22 декабря.
Вчера меня представили министру иностранных дел Мовинке-
лю. Потом Эсмарку, его заместителю по министерству с титулом
генеральный секретарь. Разговор вертелся вокруг пустяков. Мо-
винкель уезжает на праздники в свой город Берген. Суриц же
сказал, что он спешит в Берлин, чтобы застать там Чичерина.
Мовинкель, осведомившись у меня о конференции в Гааге, за
говорил о последней сессии Лиги Наций45 в Женеве, он там посто¬
янный делегат. Эсмарк же сразу спросил Сурица, когда торговая
делегация, т. е. мы, намерена приступить к переговорам о закуп¬
ке сельдей на 1923 год? Суриц кратко ответил, что он уже имел
беседу с директором Иоганесеном, но предложение норвежцев
едва ли заинтересует Москву. Англия предлагает нам свою шот
ландскую сельдь.
Прощаясь со мною, Мовинкель любезно сказал, что он и его
супруга будут рады видеть меня у себя, когда они вернутся из
Бергена. Я поблагодарила и, так сказать, в принципе приняла
приглашение. На лестнице Суриц спросил меня: «Почему он вас
пригласил? Разве вы раньше были с ним знакомы?».
Я: Нет.
Суриц: Впрочем, я все забываю, что вы сенсация и возбуждав
те любопытство.
А я подумала: Мовинкель знает, что мне нравится Норвегия и
что полюбила я ее в годы эмиграции.
После визита в министерство я окончательно аккредитована
как советник торговой делегации, и это даст мне возможность как
поверенному в делах замещать Сурица. В Москве Якхельн тоже
только поверенный в делах.
23 декабря,
Христиания в предпраздничной суете и оживлении. Магазины
переполнены. На городских площадях огромные елки, разукра

Норвегия. Мое назначение на дипработу
81
шенные разноцветными фонариками; электричество в Норвегии
дешево, и фонарики горят круглые сутки. На тротуарах непри¬
вычная толчея, пешеходы обвешаны пакетами всяких размеров.
Рождество в Норвегии — главный праздник в году, принято обме¬
ниваться подарками. Малознакомым посылают цветы, и на рын¬
ке под стеклянными ящиками красуются ароматные гиацинты,
кустики цветущей «рождественской радости» и срезанные розы
из Ниццы. Красочно на белом снегу. Я любила и в годы эмигра¬
ции этот цветочный рынок.
Мои дети и я живем на Хольменколлене, в скромном отеле
«Турист». Знакомый мне красный домик с волшебным видом на
фиорд и горы. Здесь я жила в годы эмиграции.
* * *
Налетела снежная пурга. Снегом завалило входную дверь в
нашу избушку-отель. Но снег рыхлый и по нему салазки-хельке
плохо скользят, что очень огорчило моих детей, которые весь день
съезжают с гор Хольменколлена в город и вновь поднимаются на
электричке до конечной станции.
Воздух здесь живительный, и я рада за сына. Заработался он в
Железнодорожной миссии46 и похудел. Ира молодец и в Ньюкас¬
ле принялась серьезно за английский язык, а здесь мои дети толь¬
ко отдыхают и радуются. Днем спорт, а по вечерам любуемся на
феерическую панораму огней Христиании, они будто драгоцен¬
ным ожерельем опоясывают берег фиорда и убегают по дорогам
на близлежащие горы.
Да, Норвегия богата электроэнергией, и сейчас научные силы
и техники бьются над вопросом, как экспортировать электриче¬
скую силу и обратить ее в товар мирового значения. Только Ин¬
дия может потягаться с Норвегией гидравлическими силами.
Мы все сейчас разгребали сугробы белого пушистого снега,
чтобы очистить крыльцо и дорогу к станции. Это тоже спорт и
удивительно бодрит, когда надышешься воздухом хвойного леса
и гор Хольменколлена. Я послала цветы знаменитому художнику
Мунку, который сейчас живет в нашем отеле «Турист». А фре¬
кен Дундас сделаю самый ценный подарок — советские папи¬
росы.
Темнеет, и небо, как всегда в сумерках на Хольменколлене,
не синее, а зеленоватое, с розовой полоской на горизонте, где за¬
катилось солнце.

N2
Тетрадь первая (1922—1923)
28 декабря.
Норвежская делегация вернулась после окончания конгресса
Коминтерна в Москве. Коммунисты с Шефло во главе торжеству
ют. Ему удалось крепко ударить по правому крылу Рабочей
партии, т. е. по транмелитам. Транмелиты же разобижены и не
довольны исходом разбирательства фракционных разногласий
норвежцев. На Зиновьева злы и называют его «папа Григорий VII».
От раскола Москва предотвратила. Но резолюция, вынесенная
с осуждением ошибок Рабочей партии, составлена весьма крепко
и в 12 пунктах перечисляет их отход от принципов Коминтерна.
Можно было дать «урок» транмелитам, но не оставив без внима¬
ния и ошибки Шефло, с явно левацким уклоном. Теперь резолю¬
ция лишь обостряет положение в Рабочей партии.
Оппортунизм в Рабочей партии
1 января 1923 года.
Я очень озабочена положением дел в Рабочей партии47. Деле¬
гация на конгрессе Коминтерна вернулась из Москвы недоволь¬
ная. Скандинавов вообще критиковали за ряд ошибок: шведов за
их религиозные ереси, норвежцев — за неправильную линию
партийной структуры. Коминтерн требует индивидуального при¬
ема в партию, а не группового присоединения целыми профсою¬
зами или рабочими клубами. Между транмелитами и шефлоян-
цами конгресс не сумел внести ясности, и вражда двух фракций
(у обеих есть ошибки) еще обострилась. Транмелитов особенно
волну ет требование ИККИ об исключении из Рабочей партии по¬
литического передовика газеты «Арбейдербладет» Карла Иоган-
сена. А он даже не член компартии, просто радикальный журна¬
лист. и редакция «Арбейдербладет» (центральный орган Рабочей
партии) гордится его участием в газете. В политически далеко не
революционной Норвегии мещанское большинство населения, все
эти мелкие рыбаки и обслуживающие основную хозяйственную
ветвь Норвегии — судоходство, все еще на уровне мещан из драм
Ибсена. Раскол Рабочей партии, в которой ведущая роль при¬
надлежит коммунистам, поэтому явился бы неразумным шагом
и не послужил бы делу единения рабочих под флагом Комин¬
терна.
Я об этом информирую Москву. Надо не раскалывать Рабочую
партию, а исподволь исправлять ошибки и транмелитов. и груп
пы Шефло.

Норвегия. Мое назначение на дипработу
83
3 января.
Радостное сообщение: на днях сюда прибудет представитель
Коминтерна, чтобы на экстренно созванном совещании Централь¬
ного комитета Рабочей партии (Ландстюре) обсудить положение
вещей в партии и примирить фракции, указав на ошибки обеих.
Сурицу и мне предложено, не вмешиваясь открыто, частным об¬
разом оказывать влияние на главарей Рабочей партии и вывести
партию из тупика вредных дискуссий.
8 января.
Присылка представителя Коминтерна* оказалась очень полез¬
на. Разногласия обеих фракций были подвержены тщательному
обсуждению на совещании партии, и удалось принять резолюцию,
которая, отмечая ошибки каждой из сторон, определяет линию
общей работы. Норвежцы очень довольны; несомненно, приезд
представителя ИККИ внес успокоение и наметил реальную почву
Для полпредства это очень важное событие, так как этим пре¬
дотвращен раскол Рабочей партии. Этот раскол явился бы боль¬
шим препятствием для осуществления нашей задачи: установле¬
ния нормальных дипломатических отношений между нами и Нор¬
вегией, т. е. признания де-юре советского правительства. Теперь
Рабочая партия будет служить нам опорой в парламенте и пере¬
станет затуманивать умы фракционными делами.
Как не видят транмелиты, что в стране крепнут и крепнут ре¬
акционные силы? Говорят открыто о возможности смены либераль¬
ного правительства консерваторами (хёйре). Тогда и мы потеря¬
ем опору Мовинкеля, а он больше всех ратует за признание Со¬
ветской республики. Ведь будучи министром торговли в либераль¬
ном правительстве Блэра, он в 1921 году провел и подписал с нами
временный торговый договор, создавший положение, при котором
мы и существуем теперь в Норвегии, т. е. признание нас де-факто.
Беседа с министром иностранных
дел Мовинкелем
8 января, вечером.
Была с новогодним визитом у Мовинкеля в министерстве. Наш
курьер охраны вызвал такси к зданию полпредства. Марсель Яков¬
* Радека.

Х4
Тетрадь первая (1922—1923)
левич меня провожал и сожалел, что у нашего полпредства нет
своей машины. «Да здесь же два шага до Виктория-террасы*, -
заметила я. Но Марсель находит, что собственная машина поды¬
мает престиж полпредства.
Признаюсь, я волновалась, пока ехала в министерство, особен¬
но с визитом к самому Мовинкелю. Думала, а что же он спросит
меня, верно ли я ему отвечу? Но когда подъехала к невзрачному
зданию министерства на Виктория-террасе, я сразу почувствова¬
ла, что сумею говорить именно то, что надо, и так. как выгодно
для нас.
Мовинкель встретил меня приветливо и после обмена поздрав¬
лениями к Новому году перешел к вопросу о торговых делах. Он
сетовал, что переговоры о закупке нами сельдей так затягивают¬
ся: «Скажите вашим шефам в Москве, что такое не коммерчес
кое отношение к намеченной торговой операции не располагает
наших норвежских коммерсантов иметь дело с вами. А ведь вы.
мадам Коллонтай. приехали сюда, чтобы укрепить нашу* торгов¬
лю с вами, не так ли?».
Я это подтвердила, но указала, что не мы затягиваем перегово¬
ры о покупке сельдей, а норвежский департамент торговли дела¬
ет неприемлемые для нас предложения (на это мне жаловали
наш полпред и сотрудники по торговой части).
— Знаете что, — предложил Мовинкель. — я сам поговорю с
директором торгового департамента Иогаясеном. но и вы займи
тесь этим делом. Я уверен, что мы с вами сумеем договориться и
найдем разумную базу* для переговоров.
Я обещала поработать над вопросом о базе для селедочных
закупок и выразила свое удовольствие, что я снова в Норвегии,
где я провела два года своей политической эмиграции В шутку i
добавила:
— И Норвегия меня ни разу не посадила в тюрьму и не высыла¬
ла. За это я очень благодарна вашей прекрасной стране с ее де¬
мократическим духом. В Швеции нас. политбеженпев. высылали
и сажали по тюрьмам.
— Вы правы, мы не чета Швеции с ее аристократией и чван¬
ством. Норвегия самая демократическая страна мира. — самодо-
вольно заявил Мовинкель и перешел на рассказы о Лиге Нанин н
сколько там хлопот и недоразумений из-за вопроса с беженцах
после войны.
Я сочла уместным похвалить Нансена за его гуманитарную
деятельность в отношении беженцев и добавича. что Нансен очень

Норвегия. Мое назначение на дипработу
85
популярен у нас в Советской республике после его деятельности в
20-м и 21-м годах по оказанию помощи Поволжью, пострадавше¬
му от неурожая: «Имя Нансена сделало норвежцев популярными
у нас». По лицу Мовинкеля я поняла, что мои слова ему пришлись
по душе. Мы попрощались просто и дружески, и я ушла, чувствуя,
что визит мой прошел недаром.
Обратно в полпредство я пошла пешком. Все равно, никто не
видит, на какой машине я приехала. А день был такой солнеч¬
ный, с мягким морозом. Хорошо должно быть сегодня на Холь-
менколлене. Но в полпредстве меня ждут прошения бывших мил-
леровцев о репатриации в Россию и, главное, надо дать Сурицу
отчет о моей беседе с Мовинкелем.
Меня удивило, что Суриц не оценил благожелательного тона
беседы с Мовинкелем. Он нашел, что я должна была тверже и
резче выразить наше недовольство Иогансеном. «Надо было как
следует выругать его, нечего с ними миндальничать, все они жу¬
лики», — добавил Суриц. Но я считаю, что это было бы совсем не
верно и не дипломатично, так как отшатнуло бы Мовинкеля, а
моя задача заручиться его помощью.
Пансион «Риц»
9 января.
После отъезда моих детей (сын работает по советским заказам
в Железнодорожной миссии в Англии) я стала искать для себя
пристанища в городе. Если в полпредском доме нет квартиры для
шефа, т. е. меня, то надо жить поблизости. Квартиры дороги, да
и нам, советским, неохотно сдают. С помощью моей приятельни¬
цы Эрики я нашла хороший пансион вблизи Драмменсвейена. Две
комнатки мансардного типа, но чудесный вид на фиорд и садик
перед домом, а позади дома березовая рощица на пустыре. Ком¬
наты меблированы просто, но имеется все, что надо для жизни.
Главное, хороший письменный стол и настольная лампа, полочка
для книг и удобное кресло у окна. Гостей могу принимать здесь, в
общей гостиной, или в полпредстве, что будет еще приличнее.
16 января.
Жизнь моя входит в нормальную рабочую колею, не по мос¬
ковскому образцу, конечно, но организованно и методично. Город
Христиания мне ведь знаком по прежним годам, и я часто встре¬
чаю себя, вернее, свою тень годов эмиграции. Ожидание писем

Кб
Тетрадь первая (1922—1923)
из Швейцарии от Ленина и Крупской, от А. Г. [Шляпникова] «и
Англии. Хлопоты с транспортом нашей литературы в Россию или
через Союз моряков во Францию, Америку, Голландию... Далеко
это все. Между теми годами — огромный, решающий отрез исто
рии: война, за ней наша революция, первая в мире социальная
революция. Ее наметил Ленин еще в начале войны и активно ее
подготовлял, а затем и осуществил. Одновременно строил Тре¬
тий Интернационал и для этого пользовался и моими силами, моя
агитация и пропаганда его идей в выступлениях и в печати. Я не-
поколебимо верила в правильность нашей линии и горячо ра-бо-
тала. И вот теперь результат: первая в мире Советская Социалис¬
тическая Республика. Это — огромно, и сознавать это радо¬
стно.
А порою, в буднях и суете моей пока еще только намечающей¬
ся работы, я это забываю. Тоскую по Москве, по напряженной
спешке женотдельской работы, забывая ее трудности, неприят¬
ности, сопротивление См., Ряз. и многих, многих других... Не по
нимают еще многие женщины даже у нас, в Москве, чего я хочу.
Портят мои начинания и по неразумию считают, что я «иду слиш
ком далеко налево». Много оставила горечи позади в Москве в
отношении работы и в связи с Павлом. Но мимо, мимо этого.
Я живу здесь настоящим. А оно такое непохожее на атмосферу
годов гражданской войны и строительства женотделов с лозун
гом: «Раскрепощение женщин во всех областях и полное их ра
венство в правах».
★ ★ ★
Пансион «Риц», где я поселилась после отъезда сына, мне по
душе. Он в десяти минутах ходьбы от полпредства, на улице, упи¬
рающейся в Бюгдоалле и в Драмменсвейен. Много еще не застро¬
енных на ней участков и много палисадников. Близко от фиорда.
Пансион «Риц» (одно имя это показывает) — пансион для лю-
дей с достатком и с претензией на «шик», хотя и в преуменьшен
ных размерах. Проживают здесь богатые вдовы, бергенские судо¬
владельцы, временно по делам прибывшие в Христианию, но есть
и жители поскромнее — адвокаты, писатели, артистки. Белогвар¬
дейцев нет, я справлялась.
У меня мансардные комнаты, но в них зато обилие неба и све-
та, мне они тоже по душе. Внизу гостиные и симпатичная стола
вая. Вечером ужин по шведскому образцу, т. е. накрытый стол с
закусками, и все берут сами, что хотят. Кругом отдельные столи

Норвегия. Мое назначение на дипработу
Х7
ки. На каждом низкая лампочка с бледно-розовым абажуром и
низкая ваза с цветком или просто со свежей хвоей.
Обитатели «Рица», конечно, заинтересованы мною, им любо¬
пытно поглядеть на русскую дипломатку, да еще большевичку.
Но когда я прихожу в столовую, делают вид, что не следят за мной
глазами. Хозяйка вежливо-сдержанная, по норвежской манере.
Муж ее высокий и стройный типичный норвежец, он ко мне при¬
ветливее жены. Не потому ли, что он маклер по фрахтованию
судов (брокер)? Пансионом руководит его энергичная жена. Нор¬
вежские женщины чаще проявляют себя хорошими дельцами, чем
их мужья.
Я пока избегаю знакомств в пансионе. Распорядок дня у меня
строгий и для пустых бесед нет ни времени, ни надобности. С утра
до четырех часов я в полпредстве. В четыре часа обед в пансионе.
Прогулка небольшая — что-нибудь купить, зайти в библиотеку за
книгами — и снова в полпредство. Вечером сажусь в своей мансар¬
де за письма или иду в кино. Иногда заходят фрекен Дундас или
Эрика. На ночь читаю газеты, те, что не успела досмотреть ут¬
ром. Такова сейчас моя жизнь, но скоро начнется настоящая ра¬
бота.
Международные события
20 января.
В эти дни живем под знаком серьезного события: Рурская об¬
ласть оккупирована французами! После окончания мировой вой¬
ны новое обнагление штыка казалось невероятным. Но это факт.
И факт, чреватый последствиями. В день оккупации в полпред¬
ство явился с визитом немецкий посланник доктор Ромберг, взвол¬
нованный и возмущенный до крайности. Я не поняла, почему он
избрал именно этот день для визита к нам, т. е. к Сурицу. Он
жаловался нам, что политика, какую ведут немецкие коммуни¬
сты в Германии, играет на руку тем государствам, которые хотят
полной гибели Германии.
Суриц старался убедить его, что мы тут не при чем, а я успоко¬
ила его тем, что напомнила ему: Советской республике так же
невыгодно и нежелательно усиление Франции и Англии, как и
самой Германии. Если немецкие рабочие делают ошибку, именно
мы заинтересованы призвать их к порядку, т. е. дать им хорошие
советы.
«Новая Россия, — сказал на это Ромберг, — конечно, наш друг.

88
Тетрадь первая (1922—1923)
Вы правы, мадам Коллонтай, но я понял, что и вы возмущены за
нятием Рура. А я считал, что вы лично не любите нас, немцев. Вы
же были против Брестского мира».
Откуда они все знают, эти дипломаты! Я ему объяснила, что
делаю разницу между империей Вильгельма и теперешней рес¬
публикой, которая находится с нами в дружеском договоре. Ром
берг дипломат старой школы и служил при Вильгельме, человек
он образованный и передовой. Манеры у него изысканные, но во
всем видна его искренняя и горячая любовь к своей стране. И сей¬
час он глубоко обеспокоен, видимо, бросился в наше полпредство
как единственный дружеский пункт. Англия и Франция владеют
общественным мнением норвежцев.
На прощанье он пригласил нас на днях же зайти к нему на
чашку чая в пять часов. Суриц отказался. Я обещала. Встреча с
нами его, видно, ободрила.
21 января.
Вчерашний вечер провела у моей норвежской приятельницы.
Только что приехал ее сын из Карлсруэского университета и очень
живо рассказывал о настроениях в Германии — страх новой вой¬
ны, или ожидание революции, как в России.
В комнате топилась изразцовая печь, и синие огоньки отлета¬
ли от ароматных сосновых дров. В уют этой комнаты резким кон¬
трастом врывалась сгущенная жутью и страхом атмосфера Гер
мании, о которой говорил студент. В студенческих кругах популя¬
рен лозунг: все для Германии, все для родины! Интервенция ли
или начало революции по русскому образцу — мы, студенты, от¬
стоим целостность нашего старого фатерланда.
Я вспоминала 1917 год у нас. Что-то будет.
22 января.
Рурские события продолжают волновать. Но у меня свои забо¬
ты. После приезда посланца из ИККИ ко мне зачастили члены
Рабочей партии. Сам Транмель, Ракель Грепп и проч. Компро¬
мисс, намеченный членом ИККИ, плохо применяется на практи
ке. Оппортунисты его срывают. Я написала в ИККИ, предлагая
послать немедленно делегацию транмелитов в Германию. Там, в
огне событий и борьбы, оппортунистическая дурь с них сойдет, а
Транмель, которого я сумею обработать для этой цели, будет
польщен таким доверием Москвы. Он человек честолюбивый и
на этом сыграть можно.

Норвегия. Мое назначение на дипработу
89
Интервенция французов дает прекрасную пищу для укрепле¬
ния революционной линии не только у немцев, но и в здешней
Рабочей партии.
Посетители в полпредстве
24 января.
Сегодня у меня был посетитель по торговым делам и не селе¬
дочник. Норвежец, но, видимо, агент по торговле американским
товаром — пишущие машинки и проч. Оставил прейскуранты, хотя
я и объяснила ему, что мы покупаем здесь лишь норвежские това¬
ры. К нам мало кто заходит. Нет связей ни с дипломатами, ни с
торговцами.
«А признание нас де-юре?» — спросила я у Сурица. Он и в это
не верит, а я уверена, что добьюсь. Нам нужны нормальные отно¬
шения с другими государствами, хотя бы малыми. Так думают и
в Наркоминделе.
За агентом пишущих машинок и кухонной инсталляции для
облегчения труда хозяек пришел муж хозяйки пансиона «Риц»
брокер Хорнеман. «Как идут дела с закупкой русскими норвеж¬
ской сельди? — спросил он без обиняков. — В Олесунне стоят
суда наготове, целая флотилия, чтобы доставить ваш груз в
Мурманск или куда вы укажете. То же в селедочном порту Хёу-
гесунне. Но как друг скажу вам: фрахтовать суда для сторсиль-
да - это вопрос более поздний. В первую очередь надо запастись
тоннажем для ворсильда (т. е. для раннего улова, это февраль-
март)».
Мне понравился этот брокер. Говорит, что в мире судовладель¬
цев большая надежда на новую Россию. Они надеются, что будем
фрахтовать для наших грузов именно норвежский тоннаж. Во
время войны норвежские судовладельцы очень разбогатели, пря¬
мо миллионерами стали. А за последние годы в морских перевоз¬
ках депрессия. Никто ничего не покупает и не возит. «Морской
извозчик» терпит убытки.
Хорнеман не единственный, кто ждет, когда же торговая деле¬
гация начнет свои торговые дела? Вся Норвегия заинтересована в
наших закупках. Ведь большинство норвежского населения жи¬
вет рыбным промыслом или судоходством. Чем скорее мы нач¬
нем торговать с Норвегией и фрахтовать ее суда (тормошу по это¬
му поводу Красина), тем актуальнее станет вопрос о признании
Советской республики. Неужели это в Москве неясно? Иначе счи¬

90
Тетрадь первая (1922—1923)
тают, что наша торговая делегация лишь прикрытие для комму
нистической пропаганды.
Старик Ковалевский не на месте как заведующий торговым
отделом. Надо бы другого. Мне недавно жаловался один из круп¬
ных норвежских коммерсантов: «Придешь к вашему весьма по¬
чтенному господину Ковалевскому говорить о ценах на сельдь, а
он будто не слышит и спрашивает меня: ttA вы читали, что сегод¬
ня про Китай пишут?”». Норвежец счел это либо за насмешку,
либо за нежелание говорить о закупках. Не дело это, я сама вижу.
Не назначить ли Дьяконова? Надо запросить Москву. Мы должны
стать хорошими и ловкими купцами, тогда и де-юре будет.
23 января, вечером.
Я решила получить ряд материалов из некоторых норвежских
департаментов, которые могут быть полезны нам, и хотела заод¬
но сделать визит министру земледелия (в Москве готовят сельско¬
хозяйственную выставку), министру просвещения и министру тор¬
говли. Оба последних ответили любезным письмом на мое имя,
назначили час и день, когда меня примут, но одновременно Су¬
риц получил ноту из министерства иностранных дел с напомина¬
нием, что все сношения с официальными лицами и учреждения¬
ми русская торговая делегация обязана проводить не непосред¬
ственно, а через МИД.
«Вот видите, — с упреком сказал мой шеф, — как ваши люби¬
мые норвежцы нас боятся и не доверяют нам. А вы еще надеетесь
на признание. На ноту я им сумею ответить, а вы ничего не пред¬
принимайте, не посоветовавшись со мною». Мне этот инцидент
очень неприятен, меня никто не предупредил, что установлены
такие правила. Ошмянский сваливает вину на Марселя Яковле¬
вича. Он же ведает протокольной частью. А он оправдывается,
что я с ним не посоветовалась.
Сделала первую ошибку. Нехорошо.
Текущие дела
25 января.
Суриц уехал в Берлин, по-видимому, в связи с его вероятным
назначением в Турцию. Я же осталась его заместителем, или, как
говорит мне Ошмянский с чиновничьей точностью: «Вы, товарищ
Коллонтай, временно исполняете обязанности полпреда». Все рав
но, как ни величай меня, а теперь я прочно прикована к своем\

Норвегия. Мое назначение на дипработу
91
кабинету и все сотрудники идут ко мне со всякими делами и воп¬
росами. Это хорошо, это учеба. Но и ответственность за все, что
бы ни случилось, большое и малое по сути.
Буря в стакане воды из-за министерской ноты по поводу моей
ошибки улеглась. Суриц в суете отъезда не успел написать в МИД
своего «грозного» ответа, а поручил это сделать мне. Я этим вос¬
пользовалась и решила вопрос по-своему. Я попросила заместите¬
ля министра принять меня и поехала в тот же день к Эсмарку.
Я объяснила ему, что неловкость в связи с моими непосредствен¬
ными письмами к министрам произошла по моему незнанию пра¬
вил протокола: «Я ведь новый человек в дипломатии, приношу
мои личные извинения в получившемся недоразумении». И доба¬
вила с улыбкой: «А чтобы мы не были вынуждены отвечать на
вашу уж слишком резкую ноту, я кладу эту ноту на ваш стол и
думаю, что этим мы это недоразумение исчерпали. Извинения я
вам уже выразила на словах, считайте это за нот вербаль», — уже
со смехом закончила я. Эсмарк был явно удовлетворен исходом
этого маленького инцидента.
26 января.
Была у министра земледелия Фиве, получила интересный для
Москвы материал. В этой маленькой стране имеется 156 разъезд¬
ных агрономов-инструкторов, сеть школ по сельскому хозяйству и
три земледельческие академии. В международном справочнике
по агрикультуре (это с гордостью показал мне Фиве) Норвегия в
деле просвещения крестьян стоит на первом месте. Мои искрен¬
ние похвалы понравились Фиве. Он прислал мне много материа¬
лов и справок, а на другой день звонили от него и предлагали
посетить сельскохозяйственную академию. Фиве просил у меня
материалы о нашем сельском хозяйстве, особенно о совхозах.
Либеральный кабинет
27 января.
Кабинет либералов непрочен. Либералы — это партия мелкой
буржуазии, часть крестьянства, но, главное, судовладельцы. А эти
господа самые мощные фигуры в стране, и банки зависят от их
мошны. В числе судовладельцев и сам министр иностранных дел
Иоган Людвиг Мовинкель. Его уважают как лидера партии либе¬
ралов после Кнудсена. Мовинкель самая сильная фигура, особен¬
но после того, как его избрали членом совета Лиги Наций. К нам

Тетрадь первая (1922—1923)
он относится лучше других. Гордится, что подписал с нами
первый временный торговый договор и раньше других стран Ев
ропы.
Приходится очень внимательно следить по прессе за обществен¬
ными настроениями и ловить высказывания не только представи¬
телей Рабочей партии, но еще больше моих посетителей — селе¬
дочников и лиц из мира судоходства. Смена кабинета нам неже¬
лательна, Транмель разделяет мою точку зрения. А Шефло счи¬
тает, что это все одна и та же «сволочь». Не верно это, близоруко.
Мне он весьма не по душе, хотя ИККИ и особенно Б. его очень
поддерживают. Шефло пользуется своими связями у нас в Моск¬
ве, а его зять во главе норвежской торговой компании, которая
частным образом к нам экспортирует сельди и мелкие товары.
Это надо расследовать и прекратить.
Отправка диппочты
30 января.
Сегодня у нас занятой день, суета и спешка. Пакуем почту для
отправки в Москву с дипкурьерами.
Почему это, когда надо отправлять почту, еще так много не
доделано? И почему Суриц писал свой доклад именно в последний
день? Марсель Яковлевич согласен со мной, что доклад или, как
он называет, «рапорт» надо заготовлять заранее, чтобы успеть
проверить копию на машинке. Если что особо важное и новое,
всегда можно приложить в последний день.
Решила написать приказ по полпредству, что почта всех отде¬
лов должна быть сдана шифровальщику за день до отправки ку¬
рьеров. Но заведующий секретной частью запротестовал: «День
отправки почты не разглашается заранее». «Но билеты-то мы им
заказываем накануне», — протестовал Марсель.
Поспорили, но сошлись на том, что надо определить, кто отве¬
чает за сдачу почты шифровальщику за день до отправки дипку¬
рьеров. Я же буду заготавливать свои доклады и письма зара¬
нее.
Почта запакована и не слышно больше раздраженного возгла¬
са завканца: «Разве это я задерживаю паковку, когда вы, товарищ
Ошмянский, даете мне ваши письма за полчаса до отправки!».
А дипкурьеры стоят на лестнице в пальто и такси у дверей.
Уехали наконец в сопровождении шифровальщика, и в доме ста

Норвегия. Мое назначение на дипработу
93
до тихо и почти тоскливо. Дипкурьеры уехали домой, в социалис¬
тическую республику. А мы сидим здесь среди судовладельцев-
капиталистов и враждебных выпадов на нас буржуазной прессы.
Общественная деятельница Тове Мур
31 января.
Была у меня сегодня прелестная и энергичная норвежская об¬
щественная деятельница — Тове Мур, врач по профессии. При¬
шла она, чтобы получить от нас материалы о нашем советском
законодательстве, разрешающем аборты при соблюдении правил
нового закона. Я снабдила свою посетительницу всеми имеющи¬
мися у меня материалами по охране и обеспечении материнства
и младенчества Советской республики и обещала запросить Мо¬
скву о регулярной высылке новейших данных по интересующему
Тове Мур вопросу.
Я с увлечением рассказала Тове Мур о том, какие благоприят¬
ные результаты принесло нам проведение закона, допускающего
аборты. Во-первых, уменьшилось количество женских заболева¬
ний от варварским способом проведенных нелегально абортов, во-
вторых, уменьшилось число детоубийств, совершаемых чаще все¬
го одинокими, брошенными женщинами. Это огромные достиже¬
ния за короткий срок действия закона об абортах.
Тове Мур — член государственной комиссии по юридическим
вопросам. Сейчас в Норвегии пересматривается устарелый закон
о матерях-детоубийцах, «закон о Гретхен из Фауста», говорят, в
просторечии. Новый закон составлен гуманнее прежнего и пере¬
кладывает часть ответственности и на отца, если суд доказал, что
мать и ребенок им брошены.
Министр Каспер, дядя Тове Мур, еще в 1915 году провел нашу¬
мевший тогда закон об уравнении в правах внебрачных и закон¬
нобрачных детей. Тове Мур энергично борется теперь за гумани¬
зацию закона об абортах в Норвегии, почему и интересуется на¬
шим законодательством в этой области и по части охраны мате¬
ринства и младенчества. В столице Норвегии городское самоуп¬
равление, в котором большинство составляют члены Рабочей
партии и много женщин, уже организовало образцовые кон¬
сультации для матерей и младенцев, включающие врачебные со¬
веты, также касающиеся превентивных методов. Теперь Тове
Мур хлопочет о распространении таких же консультаций по всей
стране.

94
Тетрадь первая (1922—1923)
Неудивительно, что Тове Мур считает, что советское законо
дательство об обеспечении материнства и младенчества, так же
как и наш закон, допускающий аборты врачами в больницах, один
из величайших актов нашей эпохи, ставящий Советскую респуб¬
лику на неизмеримую высоту в интересах трудящихся женщин.
Она как врач, работающий среди беднейшей части населения Нор¬
вегии, насмотрелась на тяжелые условия жизни многодетных ра¬
бочих семейств, уродов-младенцев от алкоголиков-отцов и несчас¬
тное положение одиноких женщин-матерей.
Мы долго говорили с ней об этих всегда волнующих меня воп¬
росах. Мне нравится ее энергичная и бесстрашная борьба с бур¬
жуазными предрассудками. Тове Мур замужем, имеет трех де¬
тей. Муж ее врач-гинеколог. Она сразу завоевывает симпатию сво¬
ей привлекательной наружностью, у нее чистое открытое лицо,
умные синие глаза. Вся она производит впечатление человека цве¬
тущего здоровья и неиссякаемой энергии.
Когда она ушла, я задумалась, вспоминая, как у нас без сопро¬
тивления прошел закон, допускающий аборты. На заседание Жен¬
отдела при ЦК партии, на которое собрались руководительницы
московского и районных женотделов, пришла Надежда Констан¬
тиновна [Крупская], и Вера Павловна Лебедева как заведующая
отделом «Материнства и младенчества» сделала доклад и горячо
высказалась за рассматриваемый проект закона об абортах. Мы
все так же горячо поддержали проект. Но я помню, как при встре¬
че Ленин сказал мне, что хотя он считает это мероприятие очень
своевременным, но что с укреплением социалистического хозяй¬
ства, с поднятием благосостояния всего советского населения и
широкого развития всей сети охраны и обеспечения материнства
и младенчества, закон об абортах отомрет сам собою, он станет
тогда излишним.
Я думаю, что еще долго в Советской России нам нужны будут
врачебные консультации для женщин как в отношении общей
гигиены, так и по вопросу превентивных методов.
Вопрос репатриации
7 февраля.
Что мне делать с этими солдатами и офицерами разбежавшей¬
ся белой армии Миллера, которые с нашего севера бегут и бегут в
Норвегию и осаждают полпредство просьбами отправить их на
родину, т. е. в Советскую Россию.

Норвегия. Мое назначение на дипработу
95
Норвежские власти этими дезертирами белой армии почему-
то не интересуются, но и работы не дают. Приходят эти жалкие
беглецы, силой забранные белыми генералами в свои контррево¬
люционные армии, и мне жалко глядеть на этих оборванных, ис¬
худалых русских крестьян, тоскующих по своей деревне и ругаю¬
щих своих насильников — генерала Миллера и компанию. Нема¬
ло здесь и дезертиров-матросов прежнего русского торгового фло¬
та, дезертировавших еще до 1917 года. У них одно на уме: домой,
домой в Россию! На свою землю и встать в ряды тех, кто за народ,
за советы.
Но отправить их к нам без тщательной проверки нельзя, а дать
пособие мы не можем, на это у полпредства нет ассигнований.
И получается безобразная картина: русские беженцы идут к свое¬
му представительству, в советское учреждение за помощью, а мы
отказываем в пособии. Естественно, что они идут к бывшему цар¬
скому консулу Кристи. И там разбежавшиеся дезертиры милле-
ровской армии получают денежную помощь. В глазах норвежцев
это утверждает положение бывшего царского посольства, а наш
престиж уменьшается. Нехорошо это. Что-то надо сделать. Не
можем мы сидеть, сложа руки, и глядеть, как Кристи развивает
свою деятельность вербовки белых армий денежной помощью и
посулами.
С первой же почтой напишу об этом Литвинову48 и буду наста¬
ивать на особой ассигновке на помощь русским. Кого допустить к
нам, это мы уже тут разберемся вместе с норвежскими коммуни¬
стами. Я надеюсь, что Литвинов поймет, чего я добиваюсь, что
прошу у него. Но Ошмянский каркает, что из моих хлопот об ас¬
сигновании нам средств на пособие матросам и солдатам ничего
не выйдет.
Это моя первая конкретная просьба Литвинову.
Личное
2 февраля.
Два письма с диппочтой не из Наркоминдела (личные пись¬
ма) - и мое хорошее рабочее настроение нарушено. Все всколых¬
нулось во мне и гвоздит мысль: во что это выльется?.. В ЦК иначе
отнеслись, по-видимому, к этой затее. Я не хочу переживать ни¬
чего личного, что отвлекало бы от моей большой задачи.
При хлопотах в Христиании о визе для приезда П. Д[ыбенко] в
Норвегию мне пришлось столкнуться с сопротивлением реакцио¬

96
Тетрадь первая (1922—1923)
неров Норвегии, препятствующих даче разрешения П. Д. прибыть
в Христианию на месяц. Его имя было слишком тесно связано с
революцией 1917 года, выстрелом «Авроры» в ночь на 7 ноября
(24 октября) и его боевыми заслугами в годы гражданской войны.
И либеральное правительство тянуло неделю за неделей с визой
П. Д.
Сам Мовинкель колебался, давать ли визу такой ненавистной
буржуазному миру фигуре. Заведующий протокольной частью
Фосс старался внушить мне, что приезд Д. создаст ряд непреодо¬
лимых трудностей и неприятностей протокольному отделу. «Вы
первая в мире женщина-дипломат, и это уже создает ряд неразре¬
шенных и не установленных по этикету задач. А тут еще приедет
ваш супруг. Как мы будем сажать во время приемов, с кем его
знакомить, кто идет перед ним, кто за ним?» — с тоскою жаловал¬
ся мне шеф протокола. Я его уверила, что П. Д. едет инкогнито,
что он нигде появляться не будет и что пробудет он максимум
один месяц.
Это несколько успокоило растерявшегося шефа протокола. Но
визу удалось добиться только после моей беседы с министром
иностранных дел Мовинкелем. Я говорила с ним начистоту, что
собственно, я с Д. уже разошлась, у него другая жена, но нам надо
еще повидаться и поговорить окончательно. «Я понимаю, — ска¬
зал Мовинкель сочувственно, — когда брак расторгается и люди
расходятся, есть всякие материальные и юридические вопросы,
которые надо урегулировать». Я внутренно улыбнулась, но не ра¬
зубеждала его.
Разногласия в Рабомей партии
3 февраля, вечером.
Были сегодня Шефло и мой старый друг годов эмиграции Эге-
де Ниссен, оба члены парламента — коммунисты. Ниссен -
стариннейший революционер, работавший с большевиками с
1905 года. После 1919 года — председатель компартии. Он и сей¬
час наш друг и по-прежнему энергичен.
Долго обсуждали с Эгеде положение в Рабочей партии. В ней
60 тысяч членов, включая профсоюзы, которые механически к
ней присоединяются. ИККИ считает, что это организационно не¬
правильно и требует индивидуального членства. Вокруг этого воп¬
роса большая дискуссия.
Норвежская Рабочая партия, конечно, в своем большинстве

Норвегия. Мое назначение на дипработу
97
оппортунистична, но она нам сейчас нужна в связи с задачей при¬
знания нас де-юре. Пока партия едина и многочисленна (по нор¬
вежским условиям), она имеет вес и в стортинге, и в массах. Ее
голос может решить вопрос о де-юре. Но Шефло стоит за раскол
и в этом духе информирует ИККИ. Боюсь, что раскол неизбежен.
Эгеде Ниссен согласен со мной, что раскол не только отодвинет
вопрос об установлении дипломатических отношений между Нор¬
вегией и нами, но и не будет служить моей задаче: установлению
добрососедских отношений с нами и развитию торговых связей.
Все это меня заботит. А Шефло и его политика мне определенно
не по душе. Через своего брата он состоит в каких-то администра¬
тивно-хозяйственных связях с норвежской торговой фирмой «Шип-
пинг Компани», имеющей консигнационный склад* в Петрогра¬
де. Что это за коммунист с какими-то «аферами»? Транмель это
против него использует. Нет, невыгодно нам, если дело дойдет до
раскола. А к этому идет.
Суриц в полпредстве допускал совещания с коммунистами.
Я это выведу. Полпредство не имеет экстерриториальности, мож¬
но ожидать налета, да и вообще это против указаний Наркомин¬
дела. Отдельные норвежские коммунисты заходят в одиночку.
Я договорилась: пусть приходят только члены стортинга. Все же
помню наказ Георгия Васильевича: соблюдать осторожность. Ко¬
минтерн — это одно, советское представительство — нечто совсем
другое. Мы ведем государственную работу.
4 февраля.
Сегодня пила чай у немецкого посланника доктора Ромберга.
Хороший особняк на Парквейене. Чай сервирован в гостиной ок¬
нами на Королевский парк. Хозяин любезен и не напыщен. Ста¬
рался уверить меня, что бывший кайзер Вильгельм был очень та¬
лантливый и не он несет ответственность за войну (1914—1918).
Без кайзера Германии никогда не подняться на прежнюю высоту.
Немцам нужна крепкая рука, которая вела бы их к прогрессу и
укреплению единой Германии, созданной Бисмарком. В респуб¬
лику он мало верит. Зачем же держат Ромберга на службе новой
Германии? А он уже четвертый год в Норвегии. Он находит, что
посланник только после двух лет действительно ориентируется в
стране и ее особенностях. И потому большая ошибка частая сме¬
* Склад товаров, предназначенных для комиссионной продажи за рубе¬
жом. - Прим. ред.

98
Тетрадь первая (1922—1923)
на посланников (здесь их зовут министрами). Конечно, много го¬
ворили о рурских событиях. Но тон его уже был сдержанный, хотя
он и бранит Францию.
7 февраля.
Газеты, правые, повторно пишут о том, что от пребывания Со¬
ветской торговой делегации нет никакого прока. До сих пор ниче¬
го не слышно в Норвегии о советских заказах на сельдь, а время
весеннее, и вот-вот начнется улов. Меня этот вопрос тоже волну¬
ет, но норвежцы не правы, что мы бездействуем. Дела сами плы¬
вут в наши руки, надо лишь откликаться и действовать.
8 февраля.
Сегодня ко мне приходили представители тюленьего промыс¬
ла из Олесунна. Просят дать им право на убой зверя в Белом море,
если бы мы им дали, это сдвинуло бы с мертвой точки наши пе¬
реговоры с норвежским правительством о границах нашей мор
ской зоны.
Проблемы Шпицбергена и его суверенитет
11 февраля.
Эти дни мы были заняты вопросом Шпицбергена. Эгеде Нис-
сен сообщил, что в комиссии стортинга по внешним делам поднят
вопрос о посылке в Россию горного устава, касающегося также и
угольных копей на Шпицбергене.
Ездила к Мовинкелю, чтобы протестовать против принятия
парламентом Парижского соглашения без того, чтобы опросить
нас. Даже не прислали нам заранее проект их горного устава.
Мовинкель ссылается на то, что «мы де маленькая нация, что со¬
глашение зависит не от Норвегии, нам его просто дали» и т. п.
Говорил о том, что Франция может не допустить подписи СССР
под Парижским трактатом49 и в конце концов схватился за мысль,
которую я ему, так сказать, подсказала: заключить сепаратное
соглашение с Россией по шпицбергенскому вопросу. Такое сепа¬
ратное соглашение есть своего рода косвенное признание нас де-
юре. Ведь не заключают соглашений с правительством, которого
не признают, существование которого оспаривают. Всего этого я
ему, конечно, не сказала, но обсуждение такого соглашения даст
нам повод поставить вопрос о нашем признании, т. е. об установ¬
лении нормальных дипломатических отношений.

Норвегия. Мое назначение на дипработу
99
В вопросе о Шпицбергене мы можем признать суверенитет
Норвегии, но одновременно мы могли бы поднять вопрос о наших
экономических претензиях. Выясняем сейчас: какова наша заин¬
тересованность в угольных заявках на Шпицбергене? Впервые
узнаю, где Адвент-бей, где Кингс-бей, да и где собственно лежит
сам Шпицберген. Эгеде обещает привести каких-то владельцев
копий, которые дешево переуступили бы нам свои заявки, и этим
увеличить нашу экономическую заинтересованность.
Разбираясь в заявках Груманта, наткнулась на фамилию Азбе-
лева. Вспомнился период моей жизни, связанный с Музеем учеб¬
ных пособий в доме Паниной, лекции Азбелева в Соляном город¬
ке. Думалось ли тогда, что буду интересоваться суверенитетом
над Шпицбергеном и чьими-то заявками?.. Считаю, что следует
поставить вопрос о Шпицбергене в плоскости «компенсации» на¬
ших русских интересов.
Мысль о том, что через вопрос о Шпицбергене можно будет
подойти вплотную к признанию нас де-юре, меня так захватила,
что все время только об этом и думаю. Обо всем этом сообщила
Литвинову.
Пишу также Внешторгу по поводу необходимости закупки в
этом году сельдей. Надо разбить тот холодок, который создался и
чувствуется за последнее время вокруг полпредства. Мовинкель
при каждой встрече осведомляется, собираемся ли мы что-либо
закупить.
Приезд Коларова
13 февраля.
В Христиании происходит совещание коммунистов с правой
фракцией Рабочей партии. Видимо, мои письма в Москву возыме¬
ли свое действие и Коминтерн прислал двух видных своих пред¬
ставителей, чтобы разобраться в вопросе разногласий. Тов. Кола-
ров50 приехал с женой, оба приятные для меня гости. Коларов креп¬
кий коммунист, ленинец в полном смысле слова. Без предвзято¬
сти, и подходит к разногласиям в Рабочей партии с государствен¬
ной точки зрения.
Весь день до полночи беседовала с обоими представителями
ИККИ о линии, какую им следует занять на совещании норвеж¬
ских коммунистов, чтобы предотвратить раскол Рабочей партии.
Коларов вполне согласен, что сейчас не время раскалывать Рабо¬

100
Тетрадь первая (1922—1923)
чую партию, наоборот, надо удержать норвежских товарищей ш
раскола. Но Б. [Бухарин]51 поддерживает Шефло и К°.
Коларов не просто государственный человек и крепкий парти
ец, он обаятелен и в повседневном обращении с товарищами. Меня
он спросил:
— А вы здесь не очень ли одиноко себя чувствуете в этой атмос¬
фере вражды к Советскому Союзу? Да и в вашем аппарате у вас
нет людей, которые могли бы вам помочь своим опытом.
— Я пока справляюсь, работаю, если не знанием и опытом, то
инстинктом, — ответила я, что Коларову понравилось.
— Не скучаете одна, без семьи, без мужа?
Я ответила, что поставленная передо мною работа захватыва¬
ет меня целиком. Признание де-юре — вот моя цель.
— Это правильно, но добьетесь ли признания Норвегией совет¬
ского государства? Ведь Норвегия в капиталистическом плену у
Англии. Антанта работает с удвоенной энергией против нас, -
заметил Коларов.
— Не сомневаюсь, что Норвегия нас признает, если мы только
ее заинтересуем экономически.
Я подробно рассказала Коларову о моих планах развить тор¬
говлю с Норвегией и как разрешить вопрос о Шпицбергене, в ко¬
тором Норвегия кровно заинтересована. Коларов слушал со вни¬
манием. Намечаемую мною линию он одобрил и сказал, что пере¬
даст мои планы Сталину. Большая поддержка говорить с челове¬
ком, у которого государственный ум и который не вязнет в вопро¬
сах дискуссий Шефло и Транмеля.
15 феврали
Совещание коммунистов продолжается, и, по-видимому, авто¬
ритет Коларова на них подействует — угроза раскола отодвину¬
лась. Но я зла. И зла по другому поводу. Что это за полулегальное
существование полпредства в Норвегии? Сегодня получила теле¬
фонный календарь на 1923 год и в графе о консульствах стоит:
«Русский консул Кристи» и адрес белогвардейского, несуществу¬
ющего царского консульства. Наша же торговая делегация отне¬
сена в список торговых агентств и частных фирм.
Киплю от злости. Есть же у нас временный торговый договор с
Норвегией, он же обязывает норвежское правительство вести себя
прилично в отношении советского государства. Я поеду в мини¬
стерство и буду протестовать. А потом займусь энергично вопро¬
сом закупки сельдей.

Норвегия. Мое назначение на дипработу
101
18 февраля.
Была на заседании стортинга, но, конечно, не в ложе диплома¬
тов, а вместе с Эгеде сидела в публике. Когда я прохожу, на меня
глазеют, как на диковинку, «женщина-дипломат» и притом боль¬
шевичка. Подошли ко мне несколько товарищей времен эмигра¬
ции и съезда в Трондхейме.
23 февраля.
Была у Эсмарка насчет визы советским гражданам и протесто¬
вала по поводу Кристи. Эсмарк обещал вопрос о задержке виз
продвинуть, что же касается включения Кристи в телефонный
календарь в отдел консульств, а нас в отдел торговых фирм, то
это наша вина. Надо было затребовать корректуру телефонной
книги. «Впрочем, — добавил Эсмарк, — советское торговое пред¬
ставительство не имеет еще права именоваться официально кон¬
сульством. Это урегулируется лишь после установления диплома¬
тических отношений».
Я возражала, что полпредство несет фактически функции кон¬
сульства и через нас норвежские граждане получают визы. Эс¬
марк предложил напечатать на вкладном листе в календаре текст
поправки, что советское торговое представительство совмещает и
советское консульство, и, прощаясь, выразил надежду, что в буду¬
щем 1924 году советская делегация превратится уже в диплома¬
тическую миссию.
Студенты университета добиваются, чтобы я прочла у них лек¬
цию о советском государстве вообще и о положении женщины в
частности. Подумаю, можно ли это сделать. Поставила условие,
чтобы не было репортеров из прессы.
Вести из Москвы
24 февраля.
Через министерство узнала новость: в Москве во Внешторге
ведутся переговоры с норвежской компанией Винге о предостав¬
лении этой компании концессии по бою тюленей в нашей мор¬
ской зоне. Это очень хорошо и полезно, но совершенно недопусти¬
мо, чтобы мы о таких важных фактах узнавали от министерства
иностранных дел, а не из Москвы.
Почта из Москвы и первое мое достижение, практический ре¬
зультат работы: от Литвинова пришло извещение об ассигнова¬
нии нам тысячи рублей золотом на фонд помощи неимущим со-

102
Тетрадь первая (1922—1923)
ветско-русским гражданам. Торжествую. Ошмянский и Шеншев
переглянулись. Значит, не верили, что добьюсь. Это утверждает
мой престиж в полпредстве. А то я себя иногда чувствую очень
беспомощной и неуверенной за этим большим столом.
Очередное дело: возня с этим коммерсантом Генрихсеном. Он
норвежец, двадцать лет проживал в Архангельске, женат на рус¬
ской. Наши власти его арестовали за спекуляцию, но суд его оп¬
равдал, и Генрихсен не дает нам житья, хлопочет о возвращении
его в Архангельск. У Сурица целое «дело» об этом Генрихсене, за
него хлопочет Мовинкель, ссылаясь на то, что он де оправдан по
советскому же суду. Если норвежцы дадут визы в Норвегию двум
советским гражданам, о которых я хлопочу, придется в порядке
взаимности дать визу Генрихсену.
26 февраля.
День отправки курьеров. Лихорадочная спешка, но мой док¬
лад был готов еще вчера и уже запакован. Я люблю эти курьер
ские дни, будто ближе к Москве.
Завтра воскресенье, значит утренняя прогулка с Эрикой на
Бюгдэ или Хольменколлен. Чудесные зимние дни, солнце и снег,
именно в такие дни я люблю Норвегию, особенно после отправки
диппочты.
7 марш
Полпредство, день чудесный, солнечный. День лыжных состя¬
заний, знаменитый Хольменколлен. Вся Христиания за городом,
учреждения закрыты, все спешат поглядеть на знаменитых лыж¬
ников и их скачки-полеты с горы на Хольменколлене. И полпред¬
ство официально закрыто, все сотрудники пошли смотреть миро¬
вое состязание, а я занята выдачей лицензий на убой тюленя ком¬
пании Винге.
Дело с заключением концессии по убою тюленей в советских
водах закончено, норвежцы концессию получили. Но срок убоя
уже начался и представитель норвежцев Винге упросил нас, что¬
бы лицензии охотничьим судам были выданы не позже 1 марта.
Вот я и осталась в полпредстве с двумя сотрудниками, чтобы удов¬
летворить концессионеров.
Весна ранняя в этом году, движение льдов может грозить не
удачей убоя. Концессионеры хотят, чтобы зверобойные суда выш
ли из порта Олесунна до 5 марта и их надо успеть снабдить ли
цензиями. Зверобойное судно без лицензии легко может быть зах

Норвегия. Мое назначение на дипработу
103
вачено как контрабандист советскими сторожевыми судами и воз¬
никнет целый дипломатический конфликт. Лицензии же из Мос¬
квы пришли только вчера, вот и приходится пропустить день Холь-
менколлена. На каждой лицензии зверобойному судну требуется
моя подпись и наша печать.
То, что полпредство пошло навстречу олесуннским зверобоям
и работает ради них в праздник и в какой праздник, когда вся
Христиания на Хольменколлене, — это станет известно «в сфе¬
рах» и будет учтено в нашу пользу.
7 марта, вечер.
Разговоры, вернее, шумиха по поводу моей лекции в студен¬
ческом союзе продолжает волновать общественность, хотя я све¬
ла ее к теме о жизни и работе у нас студентов и деятельности
женотделов. Известная равноправка Каспер фон дер Липпе выс¬
тупила с протестом в печати против утверждения реакционной
газеты, что моя лекция была сплошная пропаганда коммунизма.
Борьба партий
2 марта.
Либеральное министерство накануне падения. Кризис мини¬
стерства вызван таможенной войной с Португалией, обострившейся
в последнее время. Вопрос идет о ввозе крепких вин из Португа¬
лии и о вывозе из Норвегии рыбы, соленой и вяленой, в благоче¬
стивую католическую Португалию, питающуюся по предписанию
отцов церкви большую часть года привозной рыбой из Норвегии.
В жарком климате свежая рыба быстро портится, а вяленая и со¬
леная, доставляемая из Норвегии, излюбленный португальцами
продукт питания. При этом она дешева, дешевле собственной све¬
жей. Португальский народ заинтересован в ее ввозе, но португаль¬
ские плантаторы, виноделы, желают в обмен на норвежскую рыбу
получить разрешение сбывать норвежцам свои винные продук¬
ты. Все это как будто ясно и просто, но в разрешении этой пробле¬
мы имеются побочные факторы, усложняющие вопрос.
Во-первых, желание консерваторов спихнуть либералов с ми¬
нистерских кресел, чтобы самим их занять; во-вторых, широко
распространенное в Норвегии движение за трезвость. Либераль¬
ная партия в своей программе стоит за трезвость и, следователь¬
но, за сокращение импорта крепких вин в Норвегию. Официаль¬
но либералы за трезвость, но политика сокращения ввоза вин из

104
Тетрадь первая (1922—1923)
Испании и Португалии бьет по карману рыботорговцев, мореход¬
но-транспортных компаний и крупнейшего слоя населения Норве¬
гии — рыбаков. Под нажимом этих групп населения и, считаясь с
собственной выгодой (Мовинкель ведь крупный судовладелец),
Мовинкель провел соглашение с Испанией, повышающее контин¬
гент ввоза крепких вин из Испании в Норвегию и увеличивающее
экспорт рыбы в Испанию из Норвегии. Рабочая партия крепко
стоит за принцип трезвости и подняла шум из-за прорыва полусу¬
хого закона в пользу Испании.
За соглашение выступили мощные компании морского транс¬
порта и менее преданные принципу трезвости рыбаки морско¬
го побережья. Вся норвежская общественность зашевелилась.
Кто — за, кто — против ввоза крепких вин.
Нам странно, смешно, что такой вопрос может волновать це¬
лый народ. Но нельзя упускать из вида экономической подоплеки
всего вопроса. Привилегии, дарованные соглашением с Норвеги¬
ей испанским виноделам, неизбежно повлекли за собою нажим
Португалии на норвежское правительство. Португалия для усиле¬
ния нажима на норвежское правительство сократила ввоз норвеж¬
ской рыбы. Рыбаки и судоходные общества подняли вой. Мовин
кель внес в парламент проект торгового соглашения с Португали¬
ей, подобного с Испанией. Но стортинг проект этот провалил.
Партия хёйре (консерваторы) воспользовалась этим предлогом,
чтобы повести против либералов энергичный нажим. В рядах са¬
мих либералов разброд, что важнее: принцип трезвости или эко¬
номическая выгода?
Политическая атмосфера во всей Норвегии взбудоражена.
К вопросу о крепких винах присоединяется еще другой злобод¬
невный вопрос: в стортинге идет обсуждение проекта закона об
обязательном арбитраже при повторных и все учащающихся кон¬
фликтах труда и капитала. Замена либерального кабинета кон¬
серваторами в этот момент не выгодна рабочим. Но и для нас па
дение кабинета, и особенно министра иностранных дел Мовинке-
ля, вовсе не желательно. Мовинкель воодушевлен желанием до¬
вести до конца начатое по его инициативе дело: установление нор¬
мальных отношений с советским государством. При господах-ре-
акционерах партии хёйре нам мало надежды добиться призна
ния. Но поработаем и поглядим. Марсель Яковлевич утешает меня,
что до момента признания может быть и не одна смена кабинета.
А мне досадно, если Мовинкель уйдет, либералы все же лучше
черносотенца-реакционера типа Хамбро.

Норвегия. Мое назначение на дипработу
105
Кабинет либералов пал
5 марта.
Кабинет либералов пал. Ходила прощаться с Мовинкелем.
Приемная была полна дипломатов. Мовинкель заверил меня, что
курс норвежской политики в отношении Советской республики
не изменится с его уходом. Со своей стороны, он будет работать,
чтобы укрепить дружбу Норвегии с нами. Сказал, что заключен¬
ная нами концессия с компанией Винге произвела в Норвегии бла¬
гоприятное впечатление. И что если мы купим сельдь и заклю¬
чим договор с селедочниками ранней весною, можно будет еще
до роспуска стортинга поднять вопрос о де-юре. Это он закидывал
удочку, чтобы торопились с закупкой рыбы.
В ответ я сообщила ему, якобы конфиденциально, что в Моск¬
ве обсуждается проект образования русско-норвежского общества
судоходства для обслуживания нашей торговли с Норвегией.
Я ожидала, что Мовинкель засияет от этого сообщения как мощ¬
ный судовладелец. Но он лучше меня оказался в курсе этого дела
и с кислой миной сообщил мне, что, к сожалению, Внешторг уже
договаривается не с ним, Мовинкелем, а с другим судоходным
обществом — Бергенским. Это, конечно, солидная компания, но у
нее меньше фрахтовых пароходов, больше товаро-пассажирских,
типа дальнего плавания.
Я пожалела, что плохо информирую Внешторг, что нам было
бы политически выгоднее затеять дело со смешанным товарным
судоходством с Мовинкелем, а не с компанией богача Лемкуля.
Ушла из министерства недовольная собою и не без сожаления
распрощавшись с Мовинкелем.
Кто будет премьер? По словам Эгеде, намечается кандидату¬
ра консерватора, адвоката Мишеле. Надо собрать о нем сведения.
В салонах его считают «обаятельным». Но в политике он более
хитер, чем умен, и притом консерватор, вряд ли он наш друг.
Новый кабинет
9 марта.
Новое консервативное министерство сформировано. Премье¬
ром избран Халворсен% министр иностранных дел — блестящий
адвокат Мишеле. Ох, не люблю я адвокатов — догматические умы
и много слов. По торговой части как будто неплохой для нас чело¬
век, я с ним как-то беседовала на приеме у немца. Посмотрим.
Новое министерство считают недолговечным. Страна пережи¬

106
Тетрадь первая (1922—1923)
вает финансовый и промышленный кризис. Говорят, что со вре¬
мени 1921 года положение не было столь серьезным. Борьба рабо¬
чих по линии пересмотра тарифов зарплаты принимает все более
острую форму. Газеты кивают на советское государство, мы де во
всем виноваты. И враждебность к большевикам пропитывает ат¬
мосферу.
Помимо тревог и споров в общественности из-за кризиса в пра¬
вительстве и помимо непрекращающихся забастовок рабочих, у
Норвегии сейчас серьезная политическая неприятность: спор с
Данией по поводу Гренландии. Западная Гренландия числится за
Данией, а восточная — за Норвегией. Сейчас Дания требует пере¬
дачи ей всей Гренландии и предоставления Норвегии лишь мор¬
ских баз на восточном побережье.
Этот вопрос всех решительно волнует гораздо больше, чем
смена кабинета. Это — удар по престижу еще молодого норвеж¬
ского государства и грозит прямым хозяйственным ущербом, свя¬
занным с морским промыслом (убой тюленей, китов и проч.). Кого
не встретишь, первое, о чем заговорят, — это о Гренландии.
В парламентских кругах сейчас вопрос о признании нас совер¬
шенно отодвинут: до этого ли им, пока не будет разрешен спор о
Гренландии.
Суриц переведен из Норвегии
27 марш
Суриц покинул Норвегию, уехал в Берлин и будет назначен в
Турцию, чему он очень рад. Вся ответственность за дела полпред¬
ства и за нашу работу в Норвегии теперь целиком на мне, хотя
официального извещения, что я остаюсь здесь в качестве полно¬
мочного представителя советского государства, еще нет. Я все еще
«временно исполняющий обязанности полпреда», но фактически
это ничего не изменяет. Норвежские власти считают меня пол¬
ноправным начальником торговой делегации и представителем
нашей республики.
Ошмянский просил отпустить его в Берлин, следом за Сури-
цем, вероятно, они уже договорились, и Ошмянский уедет из Нор¬
вегии. Уезжая, Суриц сказал мне: «Сдавать вам формально дела
излишне, вы уже вполне в курсе наших текущих дел в Норвегии.
Будьте только осторожны с отправкой в Россию дезертиров быв¬
шей армии Миллера. Запросите точные указания Москвы. Это дело
чревато возможными неприятностями».

Норвегия. Мое назначение на дипработу
107
Устроила прощальный обед Якову Захаровичу Сурицу в квар¬
тире Марселя. В полпредстве нет ни подходящей посуды, ни сто¬
лового белья. Об этом надо подумать и выхлопотать в Наркомин-
деле ассигновку, чтобы обставить полпредский дом всем необхо¬
димым. Ведь у полпредства нет даже собственной кухарки, и кух¬
ня, хотя и большая, но без необходимой утвари. Как же тут де¬
лались приемы? «Да их собственно и не делали. Если полпред
давал обед, он приглашал в ресторан», — объяснил мне товарищ
Боди.
Но я хочу возвести нашу торговую делегацию в ранг полномоч¬
ного представительства, как оно и значится на бумаге. Внешность
в буржуазных странах имеет большое значение. И то, что мы по¬
чему-то сами себя ставим в ряд с торговыми фирмами, а не под¬
черкиваем, что мы полномочная миссия, это нам же в ущерб. Уже
имею небольшое достижение по этой линии, вследствие моих пе¬
реговоров с заместителем министра иностранных дел Эсмарком.
Только что вышел официальный справочник норвежских государ¬
ственных учреждений и посольств, и в этом издании бывшее цар¬
ское консульство с консулом Кристи не фигурирует. Правда, не
указан и наш адрес, но то, что норвежское правительство учло
мой протест по поводу телефонной книги и не поместило Кри¬
сти, - это все же наш успех. Пишу об этом Литвинову. Вообще
мне указано вести переписку из Норвегии с Литвиновым, а не с
наркомом Чичериным. У него другие дела и ему не до нас.
Много и часто пишу Красину по поводу закупки сельдей, время
не терпит. Оптовые торговцы сельдями непрерывно заходят к нам,
они люди настойчивые, и в моем кабинете постоянно сидит либо
тучный оптовик ворсильда (весенней сельди) Вальдехауг, либо
представитель фирм сторсильд (селедок позднего улова). У них
всегда один и тот же вопрос: имеется ли уже ответ из Москвы и
можно ли начать переговоры о продаже нам сельдей? На какой
срок поставки, сколько закупим сторсильд, а сколько ворсильд?
Не пора ли подумать о фрахтовании пароходов?
Эти вопросы с неизменной точностью повторяются почти ежед¬
невно. А ответа из Внешторга все еще нет. Шлю телеграммы Кра¬
сину, прошу и Литвинова нажать на Внешторг. Пока безрезуль¬
татно. А норвежцы волнуются и недовольны нашей волокитой.
Заходил на днях и директор торгового департамента Иоганесен,
чтобы поторопить наш ответ.
Я могу теперь с видом знатока беседовать о ворсильд и о жир¬
ной, крупной, более питательной сторсильд, которую любят у нас

108
Тетрадь первая (1922—1923)
и какая всегда имела большой сбыт в Петербурге. Расхваливая
этот сорт сельдей, я отвлекаю директора департамента торговли
от настойчивого вопроса: когда же приступим к переговорам о
селедочных закупках? Но дольше тянуть с закупками и нам невы¬
годно. Если Германия заключит договоры с оптовиками, цены на
сельдь сразу поднимутся.
Мое извещение в ЦК
6 апреля.
П. Д[ыбенко] уехал до окончания срока его командировки в
Норвегию. Я на этом сама настояла, так лучше, справедливее и
мне это легче, не могу совмещать работу с личными переживани¬
ями.
С уходящей почтой написала Сталину, что оповещаю его и
партию, что прошу больше не смешивать имен Коллонтай и
П. Д. Трехнедельное его пребывание здесь окончательно и беспо¬
воротно убедило меня, что наши пути разошлись. Наш брак не
был зарегистрирован, так что всякие формальности излишни.
В конце письма я горячо поблагодарила Иосифа Виссарионовича
за все, что он сделал для меня, чтобы вывести меня из личного
тупика жизни и за всегда чуткое отношение к товарищам.
«Красивой девушке» — жене П. Д. — я также написала теплое
и хорошее письмо, желая им обоим счастья, и в душе я действи¬
тельно чувствую облегчение. Надо всегда ставить окончательную
точку на личные неприятности, тогда открывается незасоренныи
путь для дальнейшей работы и творчества.
Дело ксендза Буткевича
10 апреля.
Все мучительное, личное связанное с П. Д., я сумела потопить
в разворачивающейся работе. Шефло и Эгеде считают, что как
только мы приступим к закупкам сельди на 1923 год, в стортинге
поставлен будет совместным нажимом Рабочей партии и группы
Мовинкеля вопрос о нашем признании.
Я не так оптимистично настроена. Наперекор сельдям и на¬
деждам на наши закупки, правые круги используют нашумевший
у нас в Советской республике процесс ксендза Буткевича51. Это
чисто внутреннее дело и норвежцев не касается, но мировой ка¬
питал все использует, чтобы оклеветать первое в мире социалис

Норвегия. Мое назначение на дипработу
109
тическое государство. И я боюсь, что с новым кабинетом правых
мы не добьемся признания.
Чичерин писал мне и настаивает, чтобы мы сумели дать дей¬
ствительную картину интриг ксендза и объяснить, чем вызван
процесс. Но наши доводы и разъяснения затуманиваются враж¬
дебной нам прессой, общественное мнение норвежцев, да и всей
Европы, ловко клеветнически и подло обработано по делу Бутке¬
вича Англией и Францией. Надо переждать волну пропаганды,
исходящую против нас из Лондона и Парижа. Поднимать вопрос
о де-юре сейчас было бы величайшей ошибкой. Надо провести
закупки сельдей или хотя бы начать переговоры о закупках — это
раз. Второе, заинтересовать в этой акции новое правительство.
К сожалению, консерваторы лично не заинтересованы ни фрах¬
том, ни продажей сельдей. Они банкиры, представители финан¬
сового капитала, связанного с Сити, и их труднее обработать, чем
либералов. Но министр торговли Рю Хольмбо, кажется, связан с
оптовиками по рыбе. Надо с ним поближе познакомиться.
О положении у нас
72 апреля.
Все затопила весть от друзей в Москве. Это не просто больно,
это жутко. Душа не вмещает мысли, что Ленин безнадежен. Даже
если его болезнь затянется, Т. и З.54 только и ждут возможности
проводить свою линию в партии. Что-то будет с нашей страною, с
Коминтерном, если их линия возьмет верх?.. Нет, этого не может
быть! Чисто исторически, по-марксистски думая, — это невозмож¬
но. Но на сердце тоска и тревога.
О Нансене
13 апреля.
Кампания прессы против нас по поводу ксендза Буткевича на¬
чинает затихать. Много способствовало этому выступление Нан¬
сена с серией статей, очень благожелательных советскому го¬
сударству. Это нам полезно. И я поехала к Нансену нанести
дружеский визит. Хотя Нансен и ввел так называемые нансенов-
ские паспорта, которыми пользуются белые, бежавшие за грани¬
цу из Советской России, все же Нансен был и остался нашим дру¬
гом.
Живет он за городом, в собственной вилле, на берегу морского

110
Тетрадь первая (1922—1923)
залива, близ городка Люзакера. Много света и солнца в вилле
Нансена, и в огромной комнате пылают сосновые дрова. Узнав,
что я приехала, Нансен сбежал вниз по внутренней лестнице с
такой юношеской легкостью и быстротой, что не веришь его го¬
дам. А ведь мы с Зоей были девочками, когда увлекались его кни¬
гой о полярной экспедиции судна «Фрама» на Северный полюс.
Большой человек Нансен и обаятельный. Чудесные у него гла¬
за, синие и умные. В них отражена его неумолимая решимость и
воля. Что-то в них застывшее и холодное, как полярные льды. Но
когда Нансен улыбается, в этих синих глазах точно засветится
луч солнца. Высокий, крепко скроенный и гибкий он. Это титан, а
не просто человек. Потому-то в нем и совместима несокрушимая
воля с жаром сердца и горячим откликом на людское страдание.
Но он мыслит не иначе, как о судьбах целых народов. Сейчас его
мысль занята Арменией. Он ведет борьбу за армянский народ в
Лиге наций, за право армянского народа на свободу, защиту от
поползновений турок — вот чем живет сейчас этот титан челове¬
чества.
Я любовалась им, слушая его горячую защиту идеи самоопре¬
деления народов. Не защищаем ли и мы ее в нашей республике, и
не есть ли это одно из положений Ленина? С общих вопросов мы
перешли на занимающий меня вопрос: как расценивает Нансен
наше положение в Норвегии, можно ли ждать скорого урегулиро¬
вания дипломатических отношений между нами и Норвегией?
Нансен не сразу ответил, его глаза устремлены были в пылаю¬
щий камин, и он молчал и явно думал. «Не торопитесь выдвигать
этот вопрос перед новым кабинетом, — сказал он наконец. — Дай¬
те им, новым министрам, обсидеть свои кресла. Им надо раньше
показать себя разумными и умелыми управителями страны. Сим¬
патии в Норвегии не на их стороне, общественное мнение недо¬
вольно падением либералов. А тут еще осложнение с Гренланди
ей. Вы должны выжидать благоприятного момента. Научитесь
терпению, мадам Коллонтай. Терпение — великая сила, особенно
в дипломатии».
Я возразила, что неурегулированность с нами отношений невы¬
годна ни нам, ни самим норвежцам. Нансен согласился с этим, но
добавил, что наша торговая делегация слишком пассивна, надо
на практике показать Норвегии, что дружеские отношения с но¬
вой Россией принесут норвежцам выгоды. «То есть купить селед¬
ку», — пош\тила я. Нансен серьезно ответил: «Да, и это. Но и во¬
обще завязать побольше экономических и политических связей с

Норвегия. Мое назначение на дипработу
норвежцами. Вы запускаете важную отрасль работы дипломата:
обхаживание норвежской прессы. Вы их не информируете, не
даете статей о Советской республике и ее планах. Вы слишком
изолированы».
Я объяснила, что пока мы не имеем признания как дипломати¬
ческая миссия, наша деятельность очень ограничена. «Но торго-
вать-то вы можете? Это же задача русского торгового представитель¬
ства! За дело же, мадам Коллонтай, и всяческих успехов. Я всегда
готов помочь вам, чем могу». Мы распрощались дружески.
По пути в Христианию я все думала о Нансене и вспоминала
эпизоды из его жизни. Нансен может быть неумолим, почти жес¬
ток, если этого требует достижение намеченной большой цели.
Капитан Сведруп, сопровождавший его в полярную экспедицию
на судне «Фрам», рассказывал мне, что когда один из участников
экспедиции сломал себе ногу, а экспедиции грозила опасность быть
отрезанной при движении льдов от обязательного планового по¬
хода к полюсу, Нансен велел оказать больному первую помощь,
отложить для него провиант, но не позволил везти его с собою на
санках. «Это нас задержит и мы упустим момент переправы. Сей¬
час оттепель, наш спутник не замерзнет, и еды у него достаточно,
когда его нога заживет, он нас нагонит. Сигнализируем ему выст¬
релами, ружье его в порядке. А теперь марш в путь!». И Нансен
зашагал через льды и полыньи, будто шел по Драмменсвейену...
Но Сведруп не выдержал, он незаметно для Нансена отстал и по¬
тащил санки с лежащим на них товарищем со сломанной ногой.
Вот таков Нансен.
О целых народах он может страдать и заботиться, не зная ус¬
талости и не признавая отдыха. Нансену уже за шестьдесят, но
внешне он похож на юношу, и я не могу забыть его глаз, таких
проникновенных и прекрасных.
Но селедочный вопрос надо сдвинуть с мертвой точки. Без сель¬
дей не добьемся де-юре. Это ясно. Почему Красин не пишет мне?
Снова запрошу.
Подготовка первой торговой операции
11 апреля.
Из Москвы по сельдям все еще нет ответа. Послала Красину
настойчивую шифровку.
Была у Мишеле, говорили о возможности норкредита* на за¬
* Норвежский кредит. — Прим. ред.

112
Тетрадь первая (1922—1923)
купку сельдей. Мишеле со мной суше и формальнее, чем Мовин¬
кель. Он боится каждого лишнего слова. Ни на один вопрос не
отвечает четко, все кругом да около.
Из Наркоминдела директива «заинтересовать» Норвегию в
нашей сельскохозяйственной выставке, которая откроется в Мос¬
кве. Зондирую, но чувствую, что норвежцы своих экспонатов не
пошлют, времена тяжелые и проч. Просто в нашу покупательную
способность они не верят: «Купите сельди, тогда поговорим и о
выставке».
Была у нового министра торговли Рю Хольмбо. Он из северной
части Норвегии, Финмаркена, делает дела по рыбе и в нас заинте¬
ресован. Небольшого роста, крепко скроенный, с твердым и упря¬
мым лицом северянина. Принял меня строго на деловой почве,
без любезных фраз лисицы Мишеле. Он мне понравился. С ним
будет легче вести дела и легче договариваться, чем с Мишеле,
при всем его чудесном французском говоре. С Рю Хольмбо гово¬
рила по-норвежски, деловой разговор идет легко, а любезности
еще не сразу подбираю.
В Москве недоучитывают, что рыботорговцы здесь влиятель¬
ная политическая группа. Надо же наконец дать самим себе от¬
вет: нужна нам дружба Норвегии и наше признание или это не
нужно. Если Норвегия нужна, то пора начать практическую рабо¬
ту здесь. Купим сельдь сейчас, не откладывая, и вся обстановка
изменится к лучшему. Без сельдей не видать нам признания в этом
году.
Процесс Тихона55 и ксендза Буткевича используется не только
правыми, но и либеральными газетами.
18 апреля.
День был напряженный: утром министр иностранных дел Ми¬
шеле, тема беседы — Шпицберген. Норвежцы очень заинтересо¬
ваны в нашем признании их суверенитета. Учтем. В полпредстве
приняла директора Хандельсбанкена. Тема — кредиты. Разгово¬
ры с фирмой Матиссен о «весенних сельдях». Была с визитом у
поверенного в делах Литвы. Приходил Транмель. Потом разные
посетители, мелкие дела. К вечеру очень устаю. Физически немо-
жется мне, и на сердце камень. Тревожнее вести из Москвы в
связи с болезнью Владимира Ильича.
Партийный съезд56 начался в Москве. Видимо, крепко ударят
по уклонистам Грузии. Троцкий пытается вести свою линию. Но
зато вокруг Сталина идет собрание сил, крепких и здравомысля

Норвегия. Мое назначение на дипработу
113
щих партийцев. Ясно, что линия Сталина побеждает. Огорчило
только, что съезд истолковал выступление Красина, будто он все¬
цело за внедрение иностранного капитала у нас. Его считают чуть
ли не самым правым. Это не так.
Что кредиты нам нужны — этого никто не отрицает. Концессии
защищал и провел Ленин еще в 18-м году. Мне досадно за Леони¬
да Борисовича. Вообще дискуссии в нашей прессе показывают, что
в партии очень неспокойно. А я боюсь влияния Зиновьева, что будет
с Коминтерном?
Хочу домой, в Москву. Душно при такой изоляции...
20 апреля.
В прессе тон по отношению к нам опять стал агрессивным. Меня
начали травить. Мы, т. е. Советская республика, очень изолиро¬
ваны. Чичерин не приглашен на продолжение Лозаннской кон¬
ференции. Англия усиленно пользуется казнью Буткевича, игра¬
ет этим, чтобы создавать атмосферу вражды к нам и возможных
угроз, говорят даже о разрыве с нами. На самом деле наши натя¬
нутые отношения с Англией, конечно, вызываются более глубо¬
кими причинами, чем дело ксендза Буткевича. Англия боится за
свой Восток и за рост там нашего влияния. Чичерин ловко умеет
ловить момент и работает успешно. В Китае у нас много друзей,
но именно поэтому ожидаются осложнения на Востоке.
2 7 апреля.
Моего сына (инженера) перевели из Англии на работу в Шве¬
цию по приемке паровозов для нас. Это чудесно, мы теперь с сы¬
ном соседи. Я на два дня съездила навестить его в Трольхеттан.
Сегодня, вернувшись из Трольхеттана, весь день напряженно ра¬
ботала. Надо же отстаивать хозяйственные интересы нашей
республики.
Договор с «Бергенске К°»
24 апреля.
Сделано большое дело для Советской республики: я подписа¬
ла договор с Бергенским судоходным обществом об образовании
смешанной русско-норвежской компании по судоходству. Этот
договор на десять лет задуман и проведен Красиным. Цель ком¬
пании — удешевление фрахта по доставке наших лесных матери¬
алов в Англию и Голландию. Пока будем пользоваться главным

Тетрадь первая (1922—1923)
образом норвежскими судами, но «Бергенске» обязано по догово¬
ру построить суда для наших лесоперевозок.
Все это очень важно для нас, и Леонид Борисович объяснял
мне значение договора. Переговоры с мощной судоходной компа¬
нией «Бергенске» велись через АРКОС57 в Лондоне, но подписа¬
ние должно исходить от полпреда в Норвегии, т. е. от меня, как
фактического полпреда. Название нового общества: Норс-Руси-
ске*, и оно в зависимости отчасти от АРКОСа в Лондоне, отчасти
и от «Бергенске К°».
Подписание договора обставлено было с маленькой торжествен¬
ностью. Собрались все «чины» полпредства в мой кабинет и при¬
шел вице-директор «Бергенске» Томас Фальк в сопровождении
другого директора. Фальк произнес дружескую речь в отноше¬
нии новой России с пожеланием, что и новое смешанное общество
будет процветать. Я ответила. Боди распорядился подать шампан¬
ское, но так как в полпредстве не оказалось бокалов, пили его из
пивных стаканчиков. Я шуткой сгладила неловкость. И у всех было
радостное и повышенное настроение.
Еще одно маленькое достижение. Генрихсену разрешен въезд
в Архангельск. Он прибежал весь запыхавшийся и попытался рас¬
целоваться со мною «по русскому обычаю», что я, конечно, откло¬
нила. Но тотчас же известила министерство иностранных дел и в
душе торжествую. Это маленькое дело для нас плюс в МИДе,
особенно, в дополнение к большому делу — договору о смешанной
судоходной компании.
Финансовый кризис
29 апреля.
Кризис, которого боялись и всё не верили в него, разразился в
Норвегии и по всей Скандинавии, кризис финансовый. Банки ло¬
паются в Копенгагене, в Швеции, задел кризис и Норвегию. Не
устоял в Христиании такой солидный и почтенный по годам банк,
как Андрезенский, на очереди крах банков Центрального и Хан-
дельс.
Общественное мнение встревожено, но панику удалось пресечь
быстрым мероприятием правительства: объявлением, что оба бан¬
ка взяты под администрацию государства и под государственную
гарантию. Однако мы в полпредстве пережили тревожный день.
* В дальнейшем именуется «РуссоНорзе*. — Прим. ред.

Норвегия. Мое назначение на дипработу
115
Дело в том, что наши полпредские суммы лежат в Центральбан-
кене на текущем счету.
Вхожу я утром в свой кабинет в полпредстве, а там уже явно
происходит совещание по поводу нашего текущего счета в Цент-
ральбанкене. Секретарь, Дьяконов, Ковалевский и норвежский
консультант по экономике и финансам. Лица встревоженные и
голоса взволнованные. Консультант Сиверсен встает мне навстре¬
чу: «Медлить нельзя. Пишите доверенность на имя кого хотите,
но пошлите немедленно в Центральбанкен. Через полчаса банк
закроет все свои операции и ваши денежные фонды, лежащие на
текущем счету, окажутся замороженными надолго».
Ковалевский доказывает, что мы де не частная фирма. Но Си¬
версен стоит на своем: — «Спешите, говорю я вам, через полчаса
будет поздно. — Смотрите на часы. — Теперь уже остается только
25 минут, если потратим и их на дискуссию, наверняка опоздаем.
Я ведь не зря поспешил сюда, чтобы вас предупредить, я наши
норвежские порядки знаю. Я вам еще раз говорю: медлить нече¬
го. Впрочем, это дело ваше».
Я дала распоряжение немедленно выдать доверенность Дьяко¬
нову. Но пока нашли номер текущего счета, пока напечатали на
машинке доверенность, 25 минут истекли. Дьяконов подъехал к
банку как раз, когда двери банка закрывались. Он вернулся ни с
чем. — «На текущем счету у нас свыше трех миллионов нор¬
вежских крон, а завтра предстоят платежи и выдача зарплаты.
Кто знает, когда норвежское правительство откроет снова сче¬
та. А все вы виноваты!» — напал Дьяконов на старика Ковалев¬
ского.
Я сама позвонила директору банка, но получила неудовлетво¬
рительный ответ. Началась возня с телефонированием в Мини¬
стерство финансов. Занято, да занято. К Эсмарку в министерство
по иностранным делам, но снова ответ уклончивый: срок откры¬
тия вновь операций банка еще будет рассматриваться на совете
министров. Специально о фонде полпредства Эсмарку пока ниче¬
го неизвестно.
Неприятный, тревожный был день. И в нашем пансионе «Риц»
чувствуется общая тревога. Поспешила обратно в полпредство.
Там, в своем коллективе, как-то легче перенести неприятность.
Ведь это наша ошибка, что во время не изъяли текущий счет.
И это сознание хуже всего мучает. Но сегодня уже ясно, что наши
деньги целы, однако для их изъятия из банка потребуется выпол¬
нение целого ряда формальностей.

Тетрадь первая (1922—1923)
У министра торговли Хольмбо
Я сегодня же была у министра торговли Рю Хольмбо. Когда он
сказал, что «конечно, суммы торговой делегации Советской рес¬
публики на особом положении и будут немедленно выданы вам
по выполнении требуемых формальностей», у меня отлегло от сер¬
дца. Хольмбо заговорил о тяжелом положении жителей Финмар-
кена и осведомился, нет ли возможности возобновить так называ¬
емую поморскую торговлю*.
Хольмбо патриот своего Финмаркена и с увлечением стал рас¬
писывать мне, как с незапамятных времен с русского «поморья»,
т. е. вдоль побережья Ледовитого океана, плыли ладья за ладьей,
нагруженные русским зерном или ценной для норвежских помо¬
ров паленицей или еленицей (я долго не знала, что это не сорт
рыбы, а просто древесина, которая растет в русских тундрах, но
не водится на скалах Финмаркена). Навстречу русской флотилии
поморов спешили выехать на своих лодках старинного образца
норвежские поморы со своим товаром — засоленной и вяленой
рыбой. Среди бушующих волн Ледовитого океана поморы совер¬
шали обмен своих товаров с лодки на лодку. И этот способ торгов¬
ли держался веками. Русский царь Петр Первый поддерживал и
поощрял поморскую торговлю, почему ее не разрешает советская
власть?
* Четыреста лет тому назад, до Петра, между северным побережьем России
вдоль Арктики и севером Норвегии — Финмаркеном существовала свободная
(беспошлинная), так называемая поморская, торговля. Население Финмаркена
беднейшее во всей Норвегии. Условия жизни арктических рыбаков крайне тяже
лые. Земли нет, одни голые скалы. Постоянные бури с Ледовитого океана. Из¬
бушки финмаркенских рыбаков прикованы железными цепями к скалам, чтобы
их не унесло ураганами. Питаются финмаркенцы одной рыбой. Картофель, хлеб,
дерево — все привозное. Наши поморы привозили в норвежские рыбацкие посел
ки мешки картофеля и муки и взамен забирали норвежскую сушеную треску,
приготовленную по вкусу поморов. Торговля между арктическими рыбаками
шла оживленная, так как границы России соприкасались долгие века с границей
Норвегии.
Самые северные поселения — это гавани Финмаркена. В Вардэ наш друг
Эгеде Ниссен в 1905 г. организовал нелегальную русскую типографию и через
поморов отправлял революционную русскую литературу в царскую Россию. Он
был тогда почтмейстером в этом заполярном городке. Второй городок Финмар
кена — это Киркенес, там жила большая почитательница Ленина, последователь
ница его идей в период первой империалистической войны Элисив Вессель. Вла
димир Ильич вел с ней переписку через меня, и письма Ленина из Швейцарии
шли в Заполярье к Элисив Вессель. — Прим. авт.

Норвегия. Мое назначение на дипработу
117
Хольмбо так картинно описывал подобный способ торговли
ладьи с ладьей, что мне вспомнились сказки Пушкина, и я несколь¬
ко раз воскликнула: «Да вы поэт!».
Делец, которому палец в рот не клади, улыбнулся, ему понра¬
вилось, что я сочла его за поэта, и он со вздохом принял мои объяс¬
нения, почему при нашем советском хозяйственном строе мы не
можем допустить частной меновой торговли. Но вяленую рыбу у
финмаркеновцев мы, наверное, купим через государственный
аппарат нашей торговой делегации. «Смотрите же, не забудьте
финмаркеновских рыбаков при заключении сделок по рыбе. Это
самый бедный слой населения Норвегии и социалистическая Рос¬
сия не должна их забыть», — заметил Хольмбо. Я обещала запом¬
нить его просьбу и взамен попросила его переговорить с мини¬
стром финансов Берге, чтобы упростить и ускорить получение
нами наших сумм из Центральбанкена. Он обещал немедленно
уладить это дело и уже договорился о процедуре выдачи нам на¬
ших блокированных денег с Дьяконовым.
Значит, это дело с плеч долой, и я дышу облегченно. В связи с
этим инцидентом приняла твердое решение: произвести-таки ре¬
волюцию в нашем торговом аппарате.
* * *
Шли мы с Марселем из полпредства по моей любимой, буль¬
варной части Драмменсвейена. Весеннее солнце было так ласко¬
во и так много говорило оно, и птицы в садах, и чуть обозначавша¬
яся ранняя зелень в палисадничках о том, что надо жить и что
надо уметь все победить в себе, и вокруг, что вдруг показалось
необходимым, неизбежным, неотвратимым взять да и перестро¬
ить аппарат!
Перекинуть Ковалевского из торгового аппарата, назначить его
заведывать консульской частью. Дьяконова временно, до санкции
Москвы, назначить заведующим торговой частью — оба будут на
месте. Москве можно предложить Гольфера из Стокгольма как
постоянного по торговой части.
30 апреля.
Переговоры с рыбниками наткнулись на новое препятствие.
Внешторг требует, чтобы сделке с норвежцами сопутствовала
выдача нам кредитов на закупку сельдей. В современной обста¬
новке, при растущем финансовом кризисе и неустойчивости бан¬
ков, это равносильно отказу с нашей стороны от закупки сельдей

118
Тетрадь первая (1922—1923)
в этом году. Я так зла и так встревожена, что мне стало дурно на
работе. «Не тревожьтесь, тов. Даль, — сказала я машинистке, -
это все селедки виноваты. Но я обещаю вам пойти к врачу». Физи¬
ческое недомогание — совсем непривычное для меня явление, оно
мешает ясно думать. Я уже созвонилась с Тове Мур.
Первое мая
7 мал.
Сегодня мой любимый праздник, праздник интернациональ¬
ной солидарности рабочих всех стран в борьбе за мир против войн,
затеянных во славу капитала. В памяти проходят картины пере¬
житых мною первомайских праздников в разных странах и в раз¬
ные эпохи, начиная с 1905 года в Питере. Полулегальное собра¬
ние 1905 года, собрались рабочие и работницы в тесном классе
какой-то школы за одной из застав. Выступал молодой еще тогда
большевик Крыленко58 и я, малоопытный, но горячий оратор. По¬
том 1 Мая в Париже, Берлине, Лондоне и в 1912 году в Стокголь¬
ме. Здесь борьба шла с растущим милитаризмом в Швеции. На
платформе номер один выступал Брантинг, на платформе два -
оратором назначили меня. Это была платформа левых, союз мо¬
лодежи. Красные знамена, пламенные речи шведской молодежи,
и яркое солнце над Герде, тогда еще совсем не застроенным.
У меня сохранился снимок: я на трибуне ораторствую, а тов. Шельд
переводит на шведский язык.
А какое было 1 мая в 1917 году в Петрограде, когда мы, боль¬
шевики, вышли со своими знаменами против Временного прави¬
тельства и Ленин послал меня выступать в воинских частях. Гово¬
рила с танков, с грузовиков, просто на площадях Питера... А даль¬
ше парад и демонстрация уже при нашей власти в Москве на Крас¬
ной площади, работницы, проходя мимо нас, кричат: «Наша Кол¬
лонтай, ура!» И на сердце радостно и ясно. Мы победили! Мы по¬
строим новую, лучшую жизнь для трудящихся...
А какое особенное 1 мая было в 1920 году, когда Ленин обра
тил 1 мая в субботник. Чудная идея: 1 мая день добровольного
труда на коллектив, на пользу нового советского государства.
Я одна в полпредстве, сотрудники пошли на демонстрацию,
слушать выступление товарища Эгеде. Какая благодарная тема
для первомайского выступления в капиталистической стране.
Кризис душит производительные силы, крахи банков бьют не толь
ко по капиталистам, но и влекут за собою разорение мелких вла

Норвегия. Мое назначение на Аипработу
дельцев сбережений, накопленных за многие трудовые годы.
Фрекен Дундас*, например, годами отказывала себе в бутылке
пива и нормировала свое курево, чтобы сберечь крохи на черный
день и на старость. А теперь Андрезенский банк поглотил эти ее
сбережения. И так повсюду. Такова картина в буржуазно-капита¬
листических странах.
А у нас подъем во всем, у нас сельскохозяйственная выставка и
рост доходов с земли. Мы побороли голод 1921 года, промышлен¬
ность процветает. Рабочие у нас не знают безработицы, а женщи¬
ны равноправны во всех областях...
Долго ли мне еще торговать здесь селедками и быть оторван¬
ной от творческой, живой работы нашей партии и нашей социали¬
стической республики?
Письмо к другу
10 мая (письмо к 3. Л. Шаду рекой).
Надеюсь моя телеграмма тебя успокоила. Я вновь на ногах и
из больницы сегодня вышла, обновленная физически и морально.
Уже была на работе и вплотную взялась за селедки. Но ты хо¬
чешь услышать, «как все это случилось»? Очень просто. Почув¬
ствовав недомогание в полпредстве, я пошла к врачу и моя энер¬
гичная Тове Мур немедленно отвезла меня сама в частную боль¬
ницу.
Странная больница... Ее основали французские беженки, мо¬
нахини католического ордена, еще в эпоху борьбы протестантов
с католиками при Генрихе IV. Во главе этой частной больницы и
сейчас француженка. Полная, величественная, в темных одеж¬
дах, с большим серебряным распятием на груди, а рядом ленточ¬
ка французского ордена «За храбрость». Получила она орден в
последнюю войну. Встретила меня эта величественная особа сло¬
вами: «Вы русская? Значит мы союзники, вместе били ненавист¬
ных бошей» (немцев).
Я не хотела ложиться в больницу католичек, но мой врач убе¬
дил меня, что мне во всех смыслах и отношениях будет там луч¬
ше, удобнее, чем в норвежской клинике, дороговато, но, действи¬
тельно, комфорт полный, кормили меня легкой, вкусной фран¬
* Хозяйка небольшой гостиницы в Хольменколлене, где многократно оста¬
навливалась Александра Михайловна и жила продолжительное время в период
эмиграции в 1915-16 г. — Прим. ред.

120
Тетрадь первая (1922—1923)
цузской кухней. Уход идеальный, сестры-монашки внимательны
и приветливы. Под их тихий, заглушенный и все же музыкаль
ный французский говорок я мыслью переносилась в Париж. Вспо-
минала стачку менажерок (жен рабочих) против дороговизны,
ведь я (помнишь?) проводила ее в 1911 году. Потом демонстра¬
цию и похороны Лафаргов5у. Ленин выступал тогда с интересной
мыслью. Говорить пришлось и мне.
Париж годов эмиграции... Дискуссии в партии... Мой разрыв с
П. П. М.60 Знакомство с А. Г. Ш[ляпниковым). Хорош был Париж
в то лето... Зоечка, ведь и ты любишь Париж?..
И спала же я в необычайной тишине больницы монашек! Ка¬
жется, я так хорошо не спала все годы революции. И даже селед¬
ки не снились. А сейчас я уже дома, т. е. в «Рице». На душе спо¬
койно и чисто. Я отдохнула и обновилась и готова снова жить и
бороться. Ничто не страшит, напротив, все радует. Душа моя рас¬
крыта для жизни, для новых восприятий.
Зоечка, жить хорошо, когда веришь в свою работу и чувству¬
ешь силы преодолевать и достигать...
Воровский убит
11 мал.
Жуткая весть, возмутительная, невероятная. Воровский61 убит
выстрелом белого эмигранта в Лозанне на международной кон
ференции.
Вот до какой подлости докатились враги Советской республи¬
ки. Убить официального нашего делегата на конференции дер¬
жав. Неслыханное преступление. Оно чревато грозными послед¬
ствиями. Ясно, что рукой белогвардейца, убийцы Воровского, ру¬
ководила Антанта с Керзоном во главе. Нашим врагам мало было
устранить советского официального представителя на конферен¬
ции. В своей беспредельной, черной ненависти к нам они отняли у
нас такого умного и сильного государственного человека и дорого
го нам товарища. Неслыханное попрание всех основ международ¬
ного права. Норвежские газеты говорят, что это возврат к нравам
средневековья.
Министр Мишеле прислал своего чиновника ко мне выразить
соболезнование норвежского правительства советскому правитель¬
ству. Норвежская общественность взволнована и возмущена. Ко
мне пришли многие с выражением соболезнования. Воровского
здесь знали.

Норвегия. Мое назначение на дипработу
121
Меня лично больно по сердцу полоснула эта утрата. Передо
мною стоит будто живой образ Воровского, друга Красина, энер¬
гичного работника подполья и обаятельного человека. Вспомина¬
ется, как в 1917 году, когда он был нашим первым полпредом в
Швеции, а я приезжала на конференцию левого Циммервальда
от большевиков, Воровский заботился обо мне и уговаривал пе¬
реждать в Стокгольме июльские дни. Но он дал мне денег на до¬
рогу, когда я все же поехала, и, как он верно предсказывал, попа¬
ла прямо в тюрьму Керенского. Крепкий и неустрашимый това¬
рищ вырван из наших рядов.
Когда я сегодня уходила из полпредства, старик Ковалевский
не пустил меня одну, а послал Нюгорда сопровождать меня до
пансиона «Риц»: «И вас они как-нибудь подстрелят, зачем вы все¬
гда одна ходите?». Но я подумала, подстрелят лишь тогда, когда
я добьюсь де-юре. Пока я еще ничего путного не сделала, и бело¬
гвардейцы не станут рисковать собою во славу Антанты.
На душе потухла вся радость, весь свет, каким объята была
вчера. Возмущением и ненавистью полны мои мысли. Но и скор¬
бью... Как эту весть воспримет Ленин?
Рожь на сельдь
14 мая.
Телеграмма от Красина, важная. Наконец-то! «Добейтесь нашу
рожь на сельдь». Коротко и ясно: рожь на сельдь. Значит, мы ку¬
пим сельдь, рожь наша им нужна, издавна ввозили из России.
Только за последние годы были перебои, мы не экспортировали
зерновой товар в годы гражданской войны и неурожая.
Знаменательный день! Значит, торговлю с Норвегией поставим
на рельсы. Радостно и волнительно. Я вовремя вышла из больни¬
цы и полна моральных и физических сил. Сейчас уже не страш¬
ны никакие трудности и препятствия, знаю, что и это преодолею.
Я крепко пожала руку Марселю, а он в ответ запел «Кармань¬
олу»: «Qa ira, да ira, да ira!»
14 мая, вечерам.
Связалась с директором хлебной монополии Харальдом Педер¬
сеном. Норвегия ввела госмонополию на зерно еще во время вой¬
ны. Педерсен — всесильная в Норвегии фигура, в его руках не
только торговля зерном (второй в мире по значению скупщик зер¬
на после Дрейфуса), но он и хозяин над всем размолом в стране.
Настоящий диктатор, как его называют. Он пользуется огромным

122
Тетрадь первая (1922—1923)
уважением и популярностью за свою деловитость, административ
ный талант и еще больше — за неподкупную порядочность и мест
ность. Бывший капитан торгового флота, изъездил все моря и оке
аны, и связи у него во всех уголках земного шара. «Он всегда зна
ет за день-два, когда на мировом рынке выгоднее купить зерно и
у кого», — так рассказывают о нем. И я не без волнения ожидала
встречи с ним.
Он вошел в мой кабинет в сопровождении нашего норвежско¬
го эксперта. Высокий, внушительный, благообразное волевое лицо,
шапка волос с проседью. Я поблагодарила, что он приехал: «Дело
большое и важное, поэтому я и просила вас немедленно заехать,
хотя я ведь знаю до чего вы заняты». — «Дамы в первую оче¬
редь», — с улыбкой перебил меня Педерсен, и сразу стал ставить
четкие деловые вопросы. Хорошо, что тут присутствовали и Дья¬
конов, и Сиверсен, я не сумела бы ответить на ряд вопросов.
Педерсен понравился мне четкостью и краткостью своей бесе¬
ды. Чем-то он мне напоминает Красина. Однако по вопросу закуп¬
ки ржи он меня мало обнадежил. «Наш рынок сейчас насыщен, -
сказал он. — Чего вы зевали в феврале, когда сюда приезжал ваш
хлебник и уверял меня, что Россия в нашем рынке не нуждается!
Тогда я бы вам дал хорошую цену, но ваш агент поступил неумно,
не пожелав договориться со мной, директором государственной
монополии. В хлебном деле неумные агенты особенно опасны».
(Пригорин приезжал сюда еще при Сурице.)
Беседовали долго, но до практических результатов так и не
дошли. Упрямится Педерсен, твердит свое: «За зерно надо брать¬
ся вовремя. Упустили момент. Мы сейчас не купим ржи, наш ры¬
нок уже насыщен». Ушел Педерсен ничего не обещав, но, проща¬
ясь, с улыбкой посмотрел мне в глаза, точно что-то имел в виду.
И Сиверсен говорит: «Это старик просто форсит, русский хлеб
нам понадобится. Из 400 тысяч тонн в год, что мы закупаем для
Норвегии, и на русский хлеб доля немалая падет».
Задание Красина много сложнее, чем показалось мне сразу.
Надо согласовать две самостоятельные сделки и связать их фи¬
нансовыми расчетами, получить на все это разрешение Москвы и
не только норвежского правительства, но, может быть, и парла¬
мента.
15 мал.
Была у министра торговли. Предлог нашелся: Архангельский
внешторг просит справиться о ценах на боты и сети, хочет заку¬

Норвегия. Мое назначение на дипработу
123
пить. Получив нужные мне сведения, вскользь заговорила с мини¬
стром о новом предложении Красина связать две торговые сдел¬
ки: если норвежцы купят русскую рожь, мы согласуем эту сделку
с закупкой норвежских сельдей.
Министр проявил большую заинтересованность. Я не премину¬
ла сказать об успехах нашего государственного хозяйства: «Мы
не только забыли о неурожаях былых годов, но можем выйти с
русским зерном и на мировой рынок. Норвегия всегда импортиро¬
вала немало русской ржи, потребность на зерно в Норвегии на
1923 год еще не покрыта, но директор госмонополии на хлеб, гос¬
подин Педерсен, не выразил желания обсудить предлагаемый
Красиным проект двойной торговой сделки: русскую рожь в об¬
мен на норвежскую сельдь».
Хольмбо заволновался и даже рассердился (чего я и хотела
достигнуть жалобой на Педерсена): «Педерсен думает, что он в
самом деле диктатор и может сам решать. Ваш план согласовать
закупку сельдей с импортом к нам вашей ржи может заинтересо¬
вать наше правительство и я сегодня же поговорю с Берге».
Я ушла с сознанием, что первый шаг сделан, предложение
Красина станет известно кабинету, мысль заброшена. Конечно, я
не очень доверяю дальновидности кабинета хёйре (консервато¬
ров), но министр торговли явно ухватился за наш проект. С каби¬
нетом Мовинкеля договорились бы в два счета, как выражались
моряки-балтийцы в 1917 году. Но и Педерсен человек с головой,
надо и с ним еще раз поговорить, у него, наверное, уже созрело
конкретное предложение согласовать два соглашения, которые и
для него плюс.
Пока обсуждаем в полпредстве практический способ проведе¬
ния предложения Красина. Вызвали оптовиков-торговцев рыбой,
ведь сделка с сельдями в обмен на рожь может принять крупные
размеры, и рыбники за это схватятся. Назавтра вызвали началь¬
ника торгового отдела Иоганесена. План осуществления задания
Красина сам собою разворачивается.
★ ★ ★
Вчера вечером забежал ко мне Эгеде Ниссен, конфиденциаль¬
но сообщил, что в комиссии по иностранным делам стортинга про¬
должаются дебаты по поводу выступления 7 мая Шефло и Эгеде
с запросом о признании нас. Настроение в парламентских кругах
неплохое, либералы высказались за признание. Если мы сумеем
спешно осуществить план Красина о заключении крупных заку¬

124
Тетрадь первая (1922—1923)
пок ворсильд и сторсильд, кабинет сможет еще на данной сессии
стортинга внести предложение об установлении между нами и
Норвегией дипломатических отношений. Иначе вопрос о де-юре
затянется до будущего года. Стортинг на лето будет распущен и
соберется только осенью как экстренная сессия, если этого потре¬
буют неотложные вопросы. Кабинет же предпочтет отложить
вопрос о признании советского правительства до сессии 1924 года.
Эгеде настойчиво доказывал мне, что с осуществлением плана
Красина медлить нельзя. А мы и сами спешим. Я считаю важным
самый факт, что в стенах стортинга, в комиссии по иностранным
делам, обсуждался вопрос об установлении нормальных дипло¬
матических отношений с советским правительством. Впервые стор
тинг обсуждал наше признание.
Важен и тот факт, что и Мишеле в своей речи сказал, что воп¬
рос о признании Советской России кабинет не упускает из вида.
Мовинкель поддержал запрос депутатов-коммунистов, это тоже
важно. Мовинкель не только бывший министр по иностранным
делам, но и, несомненно, будущий. Все говорят, что консерватив
ное правительство недолговечно.
Идея нашего признания служит темой бесед в кулуарах стор
тинга. Это полезно. Теперь бы только ускорить сделку с Педерсе¬
ном и рыбниками.
16 мох
Эгеде пришел с плохой вестью: в порядке дня последнего ме
сяца сессии парламента вопрос о нашем признании не фигури-
рует... Главный противник нашего признания — это Хамбро, ли
дер партии хёйре, он же редактор консервативной газеты «Мор
генбладет». Он забыть не может тревожных дней в Норвегии в
1921 году во время великой забастовки, которой руководили нор
вежские коммунисты.
Кабинет объясняет оттяжку в постановке вопроса о де-юре кон¬
фликтом Норвегии с Данией. Хамбро настаивает на передаче
конфликта по поводу Гренландии в Международный трибунале
Гааге и доказывает, что признание советского правительства Нор
вегией раньше других стран Скандинавии отразится неблагопри-
ятно для норвежцев при разбирательстве в Гааге. Хамбро - вер
ный слуга Антанты и пишет под диктовку Лондона.
А я зла на норвежское правительство. Зачем оттягивать при
знание советского государства? Им же хуже, если другие страны
забегут вперед.

Норвегия. Мое назначение на дипработу
125
В дипломатической работе плохо то, что всякий вопрос зави¬
сит от внешней мировой обстановки. Затратой своей энергии и
сил полпред достигает лишь малого. Не то было на партийной
работе. Вожусь, хлопочу, наседаю на Педерсена и селедочников,
но после наглого преступления в Лозанне наши враги консервато¬
ры и здесь обнаглели. Не стану больше возиться с Педерсеном, а
лучше начну писать задуманную мною новеллу, которая уже со¬
всем сложилась и назрела в голове.
16 мая, вечером.
После двух деловых встреч с Педерсеном для меня стало со¬
вершенно ясно, что, во-первых, Педерсен очень заинтересован
закупить русскую рожь, во-вторых, очевидно, договор с оптовика¬
ми сельдей должен предшествовать соглашению с Педерсе¬
ном об экспорте в Норвегию советского зерна. Чтобы торговая опе¬
рация, намеченная Красиным, удалась, нам необходимо полу¬
чить из Москвы точные указания о количестве закупок сельдей и
лимиты цен, на которые мы готовы идти при этой сделке в Норве¬
гии.
Оптовики-селедочники уже пронюхали о наших намерениях и
синдикаты ворсильда и сторсильда по несколько раз в день обива¬
ют пороги полпредства. Хотя договор с оптовиками рыбы должен
предшествовать соглашению с государственной монополией зер¬
на в Норвегии, договор с рыбниками должен содержать ясно сфор¬
мулированный пункт, что он вступает в силу лишь после подписа¬
ния соглашения с Педерсеном о закупке им советской ржи.
Осаждаю Москву шифровками, но Москва еще не дала нам
так называемого твердого заказа на сельдь. Практически это оз¬
начает, что я не могу приступить к переговорам с селедочниками
и Педерсеном. Это нервирует.
18 мая. Полпредство.
Пишу запоем. Мои дни и моя жизнь делятся на две половины,
как в романах, где герой ведет раздвоенное существование. То я
торг- и полпред с заботой о ценах на ворсильд и сторсильд, с обме¬
ном неискренних улыбок с Мишеле, с подписыванием финансо¬
вых ордеров, с составлением неотложных шифровок в Госторг
и проч., то я писатель — автор «Василисы Малыгиной»*. Этот
* Рассказ в сборнике «Любовь пчел трудовых», издание 1924 г. Гослитиздата
в Ленинграде. Второе издание 1925 г. Популярная библиотека. Москва.

126
Тетрадь первая (1922—1923)
рассказ зародился во мне через несколько дней после отъезда
П. Д[ы6енко]. Все пережитое, выстраданное, все уколы этих го¬
дов, свет и тени отошедшего — все вливается в образы, кристалли¬
зуется и ложится на бумагу без усилий.
Университет. Пересекаю трамвайную остановку, мимо киоска
с газетами и одиноко стоящего полицейского. Тут пора очнуться и
перевоплотиться. Писатель остается у решетки сада «убежища для
вдов». Пора стать полпредом. Через двадцать шагов наше пол¬
предство. У нашего палисадника останавливаюсь и еще раз огля¬
дываюсь, будто прощаюсь с той «я», что будет ждать меня у ре¬
шетки дома «престарелых вдов», когда кончится мой страдный
день в полпредстве и я поспешу в «Риц» до ночи писать о Васи¬
лисе.
В полпредстве стучат машинки, идет прием посетителей в кон¬
сульской части. Слышен французский говор. Значит, пришел Эге¬
де, делится новостями с Марселем. Ковалевский в очках выгля¬
дывает из консульства. Он теперь заведующий консульством и на
своем месте, приветлив с посетителями, и, как я подозреваю, из
своего кармана помогает отправляющимся на родину очень нуж¬
дающимся репатриированным солдатам. А рядом машинистка
Ковалевского — Даль разбирает новую пачку анкетных листов и
просьб репатриированных. Их много. Канцелярист Келлер с бу¬
магами бежит по лестнице, чтобы скорей попасть в этаж, где свя¬
щеннодействуют Дьяконов и Шеншев у своего стола в канцеля¬
рии.
В кабинете у меня словоохотливый Семб — «ворсильдовик», и
более солидный и молчаливый Вальдерхаук — «сторсильдовик».
А сегодня еще приезжий из Москвы профессор по химии насчет
селитры; вчера капитан из Архангельска насчет морских ботов и
норвежских снастей для улова рыбы в Белом море. Ну где же туг
взять время для «Василисы Малыгиной» с ее женскими слезами и
переживаниями?!
17 мая.
17 мая был день национального праздника. В полпредстве не
работали. Мне очень хотелось использовать этот день, чтобы уто¬
нуть в моей повести о Василисе. Но на мое несчастье меня любез¬
но пригласил шеф протокола посмотреть «манифестацию». При¬
шлось согласиться, но я не жалею. Это характерно для страны,
недавно ставшей самостоятельной.
Утро было дивное. Из окна «Парк-отеля» я видела все. Снача

Норвегия. Мое назначение на дипработу 127
ла шествие детей. Здоровые, розовые личики. Чистенькие, при¬
бранные, умытые, будто насквозь пропитаны ароматом снегов,
лесов и солью морских фиордов. Конечно, шли с пением и флаж¬
ками. Перед стортингом остановка. Депутаты из окон приветству¬
ют юную смену. Дети отвечают. Малыши в ситцевых рубашках и
платьицах с бантиками. Новоиспеченные студенты и студентки в
одинаковых красных фуражках с кисточками, их зовут «рус».
Только раз в жизни под ласковыми лучами майского солнца мож¬
но быть русом. Можно считать себя «взрослым» и в то же время
радоваться, шалить и веселиться, как ребята... Это счастье корот¬
ко, как светлая северная ночь. На смену красным шапочкам с ки¬
сточкой осенью студенты получают черный берет, и начнется уче¬
ба в стенах университета; или оденут фетровую шляпу, значит,
кабала в частных конторах, трудовые будни в капиталистичес¬
кой стране.
Манифестация идет по Карл Иогану к дворцу. Король и коро¬
лева на балконе. Музыка. Приветствия. Молодые голоса звенят.
Один очень видный коммунист признался мне, что когда он слы¬
шит слова «Да, мы любим нашу страну» (норвежский гимн), у
него дрожь проходит по спине. «Может быть, — говорит он, — это
потому, что с этими звуками воскресает 1905 год, когда Норвегия
готовилась кровью отстоять свое отделение от Швеции и свою са¬
мостоятельность» .
О Красине
18 мая, вечер.
Красин вылетел из Москвы в Лондон на аэроплане. Нота Кер¬
зона — новая угроза Союзу. Англия предъявляет нам требования:
отозвать нашего представителя из Англии и прекратить нашу
пропаганду на востоке. Опять чувствуется дыхание войны. Конф¬
ликт серьезный, правые газеты это поняли, подхватили. Вечер¬
ние газеты взяли отвратительный тон. Неужели возможно повто¬
рение кровавых ужасов? Неужели над нашей социалистической
республикой нависла угроза новых бед и страданий для трудово¬
го народа? Война?..
Английский пролетариат не станет на нашу защиту, не сумел
же он это сделать в момент интервенции. И эти мякинно-бесфор¬
менные оппортунистические резолюции англичан в Гааге...
Что мы послали именно Красина в Лондон, это очень хорошо,
это умно; если кто и может чего-либо добиться в этот острый мо¬

128
Тетрадь первая (1922—1923)
мент, так это именно умница Леонид Борисович. Недаром гово
рил о нем Ленин, когда я провожала его на курсы Лебедевой
по охране материнства, весною 1919 года, что «если бы у нас бы¬
ло десять таких инженеров и в то же время государственных лю¬
дей, как Красин, мы бы быстро восстановили свою промышлен¬
ность. Но, к сожалению, добавил Владимир Ильич, — Красин у
нас один».
[19 мая], 2 часа ночи.
Села за дневник, не до повести о Василисе сейчас. Красин не
только государственный ум, но и настоящий дипломат, его уважа-
ют и боятся ведущие люди в буржуазных странах, это я слышу
постоянно и от разных лагерей. Я рада, что партия его послала в
Лондон. И это после разногласий по концессии Уркварта62, несмот
ря на отпор съезда позиции Красина. Партия правильно учла его
значение и потому его послали в Лондон. Но что будет с заданием
Красина здесь? Ох, боюсь я чинуш Госторга!..
20 мал.
Я не знаю, чем все это кончится, если Внешторг будет затяги¬
вать с ответами на наши запросы о ржи и кредитах на сельдь.
Или мы хотим торговлей упрочить наши отношения здесь, или
Норвегия нам не нужна. Но с обеих сторон заинтересованность в
торговле налицо и рынок есть. Красин за развертывание торгов
ли, и рожь наша нуждается в рынках и даст валюту. В чем же
дело? Где затор? Теперь, когда Красина нет в Москве, еще боль
ше тянут с ответами. Нехорошо это.
Сельди норвежские нам нужны, своими уловами пока не обой
демся. А вчерашняя шифровка Госторга противоречит прошлой.
Поди, работай при таких условиях. Я не могу больше встречаться
с «рыбным» Иоганесеном и Рю Хольмбо, все мотивы задержки
ответа из Москвы иссякли.
Педерсен серьезно решил закупать наше зерно. Монополии
работают над соглашением. Что я буду делать, если Педерсен
принесет договор, а с сельдями все еще ничего не ясно?! «Рожь на
рыбу», — требует Красин, а я бессильна выполнить его задание.
Цены сейчас на сельдь низкие, мы можем добиться хороших
условий закупки. Госторг нерешителен, как разборчивая невеста.
Запутался еще с этим датским предложением рыбников. Так ведь
Дания ржи у нас не купит. Зло берет, побежала бы в Госторг,
наверное, сама бы договорилась, а с этими шифровками одна во*
локита.

Норвегия. Мое назначение на дипработу
129
Дипломатические осложнения
Еще одно тревожное и неприятное дело, которое косвенно свя¬
зано с нашими натянутыми отношениями с Англией. Норвежское
военное судно «Хеймдаль» (единственное у норвежцев) нагло заш¬
ло в зону наших советских вод без разрешения на это. В Москве
рассердились, и Максим Максимович [Литвинов] велел мне креп¬
ко «нажать» на норвежское правительство.
Я составила хорошо продуманную французскую ноту и сама
отвезла Мишеле для большей внушительности: «Это не пустяки,
господа консерваторы, такими вещами с Советским Союзом не
шутят». Наша нота произвела свое действие. «Хеймдаль» был
срочно отозван, а представитель Норвегии в Москве, Якхельн,
лично принес свои извинения и объяснение Литвинову.
Только бы переговоры Красина в Лондоне дали желательный
результат. Нет, Англия не пойдет на разрыв — это бы развязало
нам руки на Ближнем Востоке, чего англичане больше всего бо¬
ятся. Леонид Великолепный, как мы в шутку звали Красина в бы¬
лые годы, сумеет добиться от Керзона то, что выгодно нашей рес¬
публике.
Твердый заказ
23 мая. Полпредство.
Торжествую. Сегодня пришла долгожданная весть: директив¬
ная телеграмма Внешторга, твердый заказ, как говорит Дьяко¬
нов, получен. Я так волновалась, читая шифровку, что не сразу
схватывала ее содержание. «Добились-таки», — вырвалось у меня
с удовольствием. Марсель торжественно поздравил меня: «Это
благодаря вашей настойчивости, товарищ Коллонтай». Я пожала
ему руку. Но Дьяконов облил нас холодной водой: «Заказ-то на
сельдь твердый, это верно, но условия цен архижесткие».
- Думаете, не уломаем селедочников?
Марсель поспешил меня успокоить.
- Они больше нас заинтересованы в сделке, и количество на¬
мечено то, какое мы подсказывали Госторгу, — для норвежцев
приманка большая.
Но Дьяконов уверяет, что радоваться рано, трудности еще впе¬
реди: «Сами увидите, что значат переговоры с торговцами в капи¬
талистической стране».
Все же я радуюсь, что твердый заказ — факт. Теперь надо су¬

130
Тетрадь первая (1922—1923)
меть использовать его для нашей другой большой задачи: догово¬
ра с зерновой монополией. В полпредстве атмосфера сразу улуч¬
шилась. Недаром эти недели работали без учета часов. Одних
шифровок сколько отправили. Жду осады оптовиков.
Еду отдать визит аргентинскому посланнику. Зачем он нанес
нам визит? Мы с Аргентиной не имеем отношений. Видимо, при¬
шел из любопытства. Или в надежде, не купим ли мы у них ско¬
тинку? Не до него, а визит отдать надо по диппротоколу, который
я соблюдаю, хотя мы и непризнанные.
Торговые дела
24 мал.
Когда я вчера созванивалась с директором Иоганесеном и про¬
сила его зайти, я еще не представляла себе, с чего и как начать
переговоры по закупке нами сельдей и какую взять тактическую
линию. Это мои первые торговые переговоры. Но когда я сидела
у аргентинского посланника в отеле «Бристоль», обмениваясь ни¬
чего не значащей беседой, и слушая, как аргентинец с увлечени¬
ем рассказывал мне о своей стране, в моей голове неожиданно, с
полной ясностью возник весь стратегический план переговоров.
Норвежцев следует обнадежить, но и держать все время под уг¬
розой, что мы можем обойтись без них.
Сегодня Иоганесен ровно в 11 часов появился в моем кабинете.
Я его встретила любезнее, чем в прошлый раз. «Вы хотите мне
сообщить, что Россия купит у нас сельдь?» — спросил он сразу.
Я сделала задумчиво-огорченное лицо: «Нет, господин Иоганесен,
дело не так просто и не так радостно для нас с вами. Мое прави¬
тельство намерено закупить сельдь в этом году в значительных
количествах, но...» «Все «но» мы уже рассмотрели и постараемся
устранить их», — перебил меня Иоганесен. «Мое «но» относится к
тому, что из Англии пришла в Москву новая оферта на шотланд¬
скую сельдь на условиях долгосрочного кредита и при ценах зна¬
чительно более низких, чем поступавшие от норвежских экспор¬
теров». Иоганесен снова меня перебил, сославшись на наши натя¬
нутые отношения с Англией. «Наши хозяйственные органы, как и
у вас, не всегда считаются с политикой. Госторг заинтересован в
этом предложении Англии, и притом переговоры господина Кра¬
сина с господином Керзоном уладят все временные недоразуме¬
ния между нашими странами, и я вполне допускаю, что Красин
будет именно теперь настаивать перед советским правительством,

Норвегия. Мое назначение на дипработу 131
чтобы мы оказали предпочтение шотландской, а не норвежской
сельди». Всегда выдержанный Иоганесен заволновался. Он стал
доказывать мне, что условия норвежского договора мне, а значит,
и Москве еще не известны. Возможно, что они будут много выгод¬
нее шотландских предложений. Ага, подумала я, значит «клю¬
нул», что мне и надо.
Я ответила: «При конкуренции Англии норвежцы должны
учесть три момента и исходить из них в своих предложениях: во-
первых, долгосрочность кредита на наши закупки; во-вторых, под¬
ходящие для нас цены; в-третьих, не затягивать переговоры, что¬
бы перебить шотландских конкурентов. Я скажу вам конфиден¬
циально, что сообщение Москвы меня очень расстроило, я вижу
заинтересованность в закупке рыбы именно в Англии. Но пока
предложение от шотландцев не очень большое, оно не покрывает
намеченный нами контингент сельдяных закупок. Поэтому я хочу
вам, господин Иоганесен, предложить «личный пакт» между вами
и мною. Вы такое влиятельное лицо, вы можете добиться от ва¬
шего правительства быстрого решения вопроса о кредитах на эту
сделку с Советским Союзом и заставить рыбных оптовиков высту¬
пить сразу с приемлемыми ценами. Я же в таком случае беру на
себя договориться с моим правительством о выделении на долю
Норвегии крупного контингента закупок у нее сельдей».
Конечно, я похвалила норвежскую сельдь и признала, что нор¬
вежский засол русский потребитель предпочитает другим. Но
раньше надо, чтобы господин Иоганесен пришел с предложением
долгосрочного кредита и приемлемых цен. «Конечно, — добавила
я, - если бы Советский Союз был бы уже признан де-юре, на долю
Норвегии пали бы все сельдяные заказы и шотландцы не были бы
конкурентами». «Вы так думаете?» — спросил Иоганесен. «Увере¬
на. Даже если бы вопрос о нашем признании уже находился в
стадии обсуждения в кабинете, это помогло бы нашему с вами
делу». Иоганесен это, по-видимому, намотал на ус.
«Итак, господин Иоганесен, давайте работать сообща, вы с ва¬
шим правительством и селедочными оптовиками, я с Москвой,
может быть, на долю Норвегии выпадет хороший по размеру за¬
каз или даже в этом году ваша сельдь вытеснит шотландскую».
Туг уж я перешла на шутливый тон, и мы распрощались. «Помни¬
те, - сказала я ему в напутствие, — надо спешить, это в ваших
интересах».
Когда я рассказала свой стратегический план Дьяконову, он
испугался: «Госторг ничего не говорит об английских офертах.

132
Тетрадь первая (1922—1923)
Это неудобно перед Англией». «Какой конкурент будет инфор
мировать норвежцев? Впрочем, о закупке в Англии 50 тысяч тонн
с четырехгодовым кредитом уже упоминалось в английской печа
ти, правда, до ноты Керзона». Я убедила Дьяконова, что норвеж
цев надо держать под угрозой срыва наших закупок в Норвегии
из-за более благоприятных предложений Англии.
Москва назначила меня полпредом в Норвегии
30 мая.
Сегодня получено извещение, что Москва назначила меня пол¬
предом. На днях получено было извещение из Внешторга, что я
назначаюсь торгпредом. Мои сотрудники всполошились: не озна¬
чает ли это, что я останусь только торгпредом, а пришлют нового
полпреда?
Я даже в душе порадовалась, это было бы лучше, имела бы
время писать. Многое хочу сказать нашим женщинам. Но теперь
я рада, что Москва решила иначе. Быть признанным полпредом-
женщиной — это тоже завоевание для советских женщин. Пол¬
предом Советской республики, за осуществление которой я боро¬
лась с молодых лет и как боролась!.. С родными, с царской поли¬
цией и с буржуазией многих стран, а потом в 1917 году с Керен¬
ским и К°.
Меня пришли поздравить норвежцы-коммунисты. А старый
друг Эрика принесла горшочек цветущих роз. «Запомни этот
день, — сказала она, — в истории женского движения и борьбы за
равноправие он будет записан».
Послала извещение в МИД, надо по диппротоколу вручить мои
полномочия премьеру. Но Марсель говорит, что это еще не есть
вручение верительной грамоты, ведь мы все еще не дипломати¬
ческая миссия. Это тоже будет, не беспокойтесь.
Но работы и трудностей еще много. А все же хорошо, что я
полпред, а не временно исполняющий обязанности полпреда.
3 июня.
С Педерсеном у меня почти ежедневно переговоры. Я многому
у него учусь. Операция «хлеб на сельдь» встретила у него и у Рю
Хольмбо сочувствие и понимание. Педерсен часто захаживает, и
я при всякой встрече не упускаю случая закинуть мысль о пользе
скорейшего признания Советского Союза — раньше других дер
жав.

Норвегия. Мое назначение на дипработу
133
Пишу в НКИД*, что без серьезных закупок в Норвегии в этом
году нам нечего и ждать признания. Коммунисты — члены пар¬
ламента твердят настойчиво: «Добейтесь сделки на сельдь, на¬
метьте контракт на сушеную и соленую рыбу у финмаркенцев на
1924 год и признание будет принято».
Вопрос о тяжелом положении рыбаков, особенно севера, сей¬
час актуальнейший вопрос в Норвегии.
Переговоры о хлебной монополии
5 июня.
Педерсен серьезно собирается ехать в Москву. Из Внешторга
получено разрешение на продажу ему, пока в виде пробы, 25 ты¬
сяч тонн нашей ржи. Он очень доволен. Повезет в Москву проект
договора госмонополии с нами и посмотрит на месте наши элева¬
торы и как хранится зерно. Пишу в Москву, чтобы ему все показа¬
ли и отнеслись к нему дружелюбно. Намерения его серьезные, и
надо убедить его, что хлеб у нас есть и дело с нами иметь можно.
Неподатливый он, упрямый человек и себе на уме. Но большая
умница. Прошу Чичерина его принять. Педерсен влиятельная
фигура.
5 июня, вечер.
Вчера кончила повесть о Василисе, и как всегда, когда кончишь
писать, — чувство пустоты, несмотря на всю полпредскую работу.
Одно другое сменило, но не заменило.
С сельдями мы все еще на мертвой точке. Оптовики — невоз¬
можный, упорствующий народ. Ежедневно заседают с Дьяконо¬
вым. «Купите дешевле у шотландцев» (знают, хитрецы, что мы
сейчас не покупаем). Грозятся разъехаться по своим городам и,
конечно, остаются. Сегодня новое совещание в моем присутствии.
Бегу в полпредство.
6 июня.
Только что ушла в свой пансион, думала поужинать и пойти
вечером с Эрикой на Бюгде подышать морским воздухом. Не тут-
то было! Телефонный звонок из полпредства: два взволнованных
голоса — Боди и Дьяконова. Что такое? Побежала, не успев по¬
ужинать. Оказывается, в Швеции получено извещение, что я «по
* Народный комиссариат иностранных дел. — Прим. ред.

134
Тетрадь первая (1922—1923)
совместительству» назначаюсь торгпредом и в Швецию. Что за
история? Ни за что не хочу туда, а все-таки приятно пощекотало.
Значит, в Москве довольны моей работой как торгпреда.
Заведующий торготделом в Швеции тов. Гарденин на автомо¬
биле примчался из Стокгольма, чтобы выяснить, что это значит?
Это постановление делало его моим подчиненным, а Гарденин
метил сам в торгпреды. Он был совершенно расстроен, я с тру¬
дом привела его в равновесие. Совместительство нецелесообраз¬
но, я Норвегию не покину для Швеции, не добившись признания
Советского Союза. Предложила Гарденину составить с ним совме¬
стно телеграмму в Москву, указывающую на причины нецелесо¬
образности такого слияния торгпредств. Гарденин уехал даже без
ночевки здесь, но уехал, видимо, успокоенный.
Похороны премьера
7 июня
В наших анналах за эти дни было одно значительное событие:
смерть премьера Халворсена и его похороны. О них я и хочу за¬
писать, но раньше о будущем премьере. Намечен Абраам Берге,
бывший министр финансов. О нем давно говорят, что он предста¬
витель консерваторов. Вся его политическая линия умещается в
одном слове: бережливость. Не развитие производства, не рост
экспорта, не борьба с безработицей, а просто бережливость. Спа¬
сет ли этот лозунг мелкомещанской добродетели крону от даль¬
нейшего обесценивания — взято многими и, конечно, Рабочей
партией под большое сомнение. Но консервативный кабинет ни¬
чего другого выдвинуть не может, и газеты трубят о «новом кур¬
се» политики, о всяких комиссиях по сокращению бюджета и т. д.
Наше участие на похоронах было любопытно двойственным
характером нашего положения. С одной стороны, нас известили и
пригласили, а с другой — нас будто бы не приняли в расчет. На
этом официальном событии особенно почувствовалось двойствен¬
ное положение нашего представительства. Москва велела идти,
если пригласят, и соблюсти весь диппротокол.
Пригласительные карточки прислали мне и Боди. Мы оделись
в черное, и Андерсен (бухгалтер) нас сфотографировал. Выгля
дели мы оба, как полагается. Пришли мы в церковь, по траурно¬
му украшенную. Мы направились в ту часть церкви, где имелись
места для дипломатов. Распорядитель спросил, кто мы, и показал
нам на общие, неофициальные скамьи. Я же послала наш венок

Норвегия. Мое назначение на дипработу
135
для возложения на гроб, отсюда к гробу не подойти — решетка.
Запротестовала.
Распорядитель пошептался с другими распорядителями, про¬
верили списки. И, разводя руками, извинился — в списке диплома¬
тов советского представителя нет. «А мы-то собирались любезно
возложить венок», — не без ядовитости заявила я, идя в места для
публики. Распорядитель пошептался с Эсмарком и спешно с изви¬
нениями протолкнулся ко мне.
Прошли за решетку к гробу. В спешке, не разбирая груды вен¬
ков, я возложила чей-то чужой и очень неказистый венок. Но зато
очень внятно по-норвежски сказала, что возлагаю венок премье¬
ру Норвегии от правительства Советской Социалистической Рес¬
публики. Гулко по всей церкви пронеслись слова: Союз Совет¬
ских Социалистических Республик. Публика с любопытством упер¬
лась в меня глазами. Особенно глазели король Хокон63 и короле¬
ва, сидевшие на первой скамье.
Потом мы смеялись: а кто же возложил наш красивый венок с
розами? Хорошо, что не было лент...
9 июня.
Не хочу новой странички жизни. Не хочу перемен. То, что сей¬
час, пусть пока остается. Я всю жизнь кочевник и всегда рвалась
вперед. А сейчас осела. Зима эта была творческой главой в моей
жизни. Я вошла в новую работу, перестала относиться к ней фор¬
мально. И из «чиновника» стала «руководителем» на своем пол-
предском судне. Меня захватывает большая политика. Мировые
события уже не удивляют и не импонируют. Я начинаю читать
закулисную сторону пружины действий.
Запоем читаю иностранные газеты. И чем яснее мне междуна¬
родная ситуация, тем больше азарта добиться нашего признания.
Надо добиться нормальных отношений Советской России с Нор¬
вегией. Цель моя — де-юре. Пока проделываем ряд подготовитель¬
ных шагов.
★ * *
Педерсен едет в Москву. С рожью ясно, продаем Норвегии.
С сельдями еще затор — то Госторг, то оптовики. Хорошо одно:
после перегруппировки аппарат полпредства тикает четко, как
хорошие часы. Все на своем месте. Но чего это стоило... Сколько
непроизводительных часов уговоров при перемещении сотрудни¬
ков и еще больше переписки на этот счет с Москвой. Я полюбила

136
Тетрадь первая (1922—1923)
свой большой кабинет и непомерно большой письменный стол.
Удобно.
Мировая ситуация светлее. Дания ратифицировала временное
торговое соглашение с нами, и полпредом туда поедет тов. Кобец¬
кий. Каждый успех Советской республики, каждое даже неболь¬
шое завоевание нашего полпредства (поездка Педерсена в Моск¬
ву) — это еще один гвоздик, закрепляющий и упрочивающий со¬
ветскую власть. Нет, нечего мечтать о возвращении домой, я и
здесь могу быть полезна нашей республике и партии.
А что рабочий класс в буржуазных странах пассивен, что он
переживает период безверия в свои силы, так это не страшно, это
временно. Падение революционной волны неизбежно, после пе¬
редышки рабочий класс выйдет окрепшим, особенно имея перед
глазами маяк, т. е. Советский Союз.
Я записалась. Пора в полпредство, на очереди вопрос о шпиц¬
бергенских заявках. Надо раскусить и этот орех.
Приятный вечер
21 июня, 3 часа ночи. «Риц»
Сегодня совершенно неожиданно приятно и по-новому провела
вечер. Стою я в своем большом, внушительном кабинете и делаю
упреки жизни. Что это за жизнь? Разве это я, кто вечно спешила с
митинга на митинг по Питеру или по Москве, по Украине, по Гер¬
мании, по Бельгии или Франции? Я, которая отдавала свою душу,
лучшее свое «я» рабочим массам! Я, которая привыкла, чтобы моя
речь вносила перелом в настроениях тысячей слушателей, когда
я просто своим голосом, мною созданными образами укрепляла
линию Ленина и нашей партии!.. А тут изо дня в день сиди с селе¬
дочниками и уточняй пункты договора или торгуйся из-за каких-
то эре за бочку... Зачем я взялась за это чужое мне дело? Я хочу
вернуться к рабочим массам, надоели оптовики селедок и дирек¬
тора. Я их всех видеть не могу...
За окном мчатся автомобили, у всех есть цель куда ехать, с
кем провести вечер, всех кто-то ждет... А я одна, и у меня один
путь — назад в пансион... И вдруг консультант по экономическим
делам. (Опять селедки!) Но Сиверсен в смокинге: «Не согласи¬
тесь ли вы пойти сегодня в театр? Премьера “Веселой вдовы”, га
строли Наймы Вифстранд из Стокгольма».
Сразу согласилась, только успею ли переодеться? «Я вас подве¬
зу и через полчаса заеду за вами в “Риц”. Вы нигде не бываете, а

Норвегия. Мое назначение на дипработу
137
переговоры с селедочниками могут довести человека до мысли о
самоубийстве», — шутит он. Я засмеялась.
Когда я пришла в свою комнатку, где пахло розами Эрики,
мне стало почти весело. Спешно переоделась и одобрительно по¬
смотрела на себя в большое зеркало. После отъезда П. Д. я как-то
невольно избегала большое зеркало.
Наш эксперт заехал за мной в «Риц». Он изысканно почтите¬
лен и внимателен. До «Централь-театра» доехали на автомобиле.
Найма Вифстранд* — родник веселья. Веришь искренности ее
смеха и заражаешься им.
Вышли из театра. Сиверсен предложил зайти поужинать. Ми¬
нутка колебания. Согласилась. Верхний ресторан «Континента¬
ля». Зал в голубых тонах, с заглушающим шаги ковром, с приглу¬
шенным светом лампочек на столах. Я не сказала Сиверсену,
что за всю свою долгую жизнь я в первый раз после театра ужи¬
наю одна с малознакомым мне человеком. Об этом я только чи¬
тала.
«Вы, конечно, пьете только красное к ужину?» — спрашивает
Сиверсен. Я поспешила согласиться с ним. Мой кавалер назвал
вино, и услужающий особенно почтительно изогнулся — заклю¬
чаю из того, что вино было дорогое. Я разбавила свой стакан с
красной кислятиной водой. Сиверсен как бы в мое оправдание
бросил: «Французы это называют “couper le vin”. Но неужели вам
не жалко портить аромат такого вина?».
Говорилось легко и интересно. В наших селедочных перегово¬
рах Сиверсен не видит особой затяжки: «Сделка на много милли¬
онов крон совершается не в пять минут, а с толком и расстанов¬
кой». Говорили о тяжелом положении норвежских рыбаков в ру¬
ках скупщиков, о попытках Рабочей партии создавать рыбацкие
артели. Он сам из рыбацкой семьи и то, что называется «Selfma¬
deman» (самоучка). Но таково большинство норвежцев. Дворян¬
ства Норвегия никогда не имела, бароны были в Дании или Шве¬
ции, и их норвежцы не любят и высмеивают.
Засиделись дольше нормы, полагающейся по полицейским пра¬
вилам. Сиверсен объяснил, что сегодня можно сидеть спокойно,
так как за несколько дней перед тем «Континенталь» был оштра¬
фован за несвоевременное закрытие ресторана. Маловероятно
ждать нового налета рабочей инспекции.
* Вифстранд и сейчас с нами, активный борец за мир, член шведской анти¬
фашистской организации женщин. - Прим. 1950 г.

138
Тетрадь первая (1922—1923)
За окном розовеет утро, и розовые тени его мешаются с ма¬
товым отблеском лампочки на столе. Зал опустел. Кроме нас
еще пьяненькая мужская компания в углу. Артисты. Лакеи свер¬
нули скатерти и обнажили некрашеные доски столов. Бледнеет
свет лампочки, живее окраска утра за окном. Пошатываясь,
идет к выходу пьяненькая компания артистов. Пора и нам нако¬
нец.
Сиверсен предлагает пройтись, он проводит меня до «Рица».
Идем по аллее Драмменсвейена, светло и незнакомо безлюдно.
Я снимаю свою легкую летнюю шляпу и несу в руке. «Дайте, я
понесу вашу шляпу», — предлагает Сиверсен. Я внутренне улыба¬
юсь. Когда мужчина любезно предлагает освободить свою даму
даже от легкой ноши, это значит, что дама ему не совсем безраз¬
лична и что он сегодня разглядел, что она не только полпред, но и
женщина.
Мне вдруг стало весело. Сегодня я приобщилась к будничной
жизни Норвегии, сегодня я участвовала в жизни, какой живет
средний обыватель Христиании, я не просто чужестранка, что
стоит в стороне. Я здесь живу.
На завтра, вернее, на сегодня назначена встреча с рыбниками.
Скорей в постель. А жизни спасибо за новое впечатление. Я не
чужая в Норвегии, я живу, как все в Норвегии.
Договор с рыбниками подписан
24 июня.
Договор с рыбными синдикатами подписан и сельдяной вопрос
скатился с души. Путь для основной политической работы очи¬
щен.
Ежедневно заседали и всё ни с места. И всего-то за последние
дни торговались из-за каких-то 50 эре за бочку. Вчера еще каза¬
лось, что из-за этих 50 эре вся сделка сорвется. Оптовики сбавили
цену до 18 крон 50 эре за бочку, а мы пошли на надбавку до 18
крон и ни эре выше.
Сегодня должно было быть последнее совещание. Оптовики
заявили, что они разъезжаются сегодня же вечером по своим рыб¬
ным городам, сделка не состоится, если мы не уступим этих
50 эре. Я всю ночь думала и решила, что без новой уступки с на¬
шей стороны дело сорвется. Но как уступать, если цены даны Мос¬
квой? Ночью решила: попробую прибавить еще 25 эре и сделаю
из этой уступки «большой бум». Может быть, они на это пойдут.

Норвегия. Мое назначение на дипработу 139
Москве объясним пост-фактум, надо взять ответственность на себя.
Внешторг (Красин) поймет. Это же не просто торговая сделка, а
один из ходов к установлению дипломатических отношений с
Норвегией. Это база для де-юре.
С утра в полпредство явились одиннадцать представителей
оптовиков ворсильд и сторсильд. Громадные, плечистые, крепко
скроенные, хорошо откормленные, решающие представители
крупнейших фирм. Сели тесным кругом вокруг моего стола. Тут
же и наши руководящие товарищи по торг- и полпредству. Я за
своим огромным письменным столом в строгом черном платье,
очень спокойная на вид.
Выступили по очереди обе стороны: от норвежцев Семб, от нас
Дьяконов. Обе стороны заявляют, что оферты окончательные и
последние. На большие уступки ни та, ни другая сторона не идет.
Пока Семб выступает со своими аргументами, Дьяконов взволно¬
ванно шепчет мне по-русски: «Не уступайте. Цены Москвы окон¬
чательные. Торговля закончена, пусть потом плачутся».
Я молча киваю ему головой. Но неожиданно ставлю вопрос
синдикатчикам: «Договор у меня тут же на столе. Он готов для
подписи, все пункты согласованы, уточнены. Остаются только эти
несчастные 50 эре на бочку. А между тем ведь эта сделка — проб¬
ный шар к установлению многомиллионого товарообмена Союза
с Норвегией. Осенью этого же 1923 года мы приступим к перего¬
ворам с вами о длительном договоре на будущие годы при госга¬
рантии, и у вас будет снова обеспеченный крупный русский ры¬
нок. Неужели вы, господа директоры, из-за 50 эре провалите не
только сегодняшнюю сделку, но и перспективы русского рынка
на будущие годы?».
Что-то вскользь упоминаю о шотландской сельди, хотя норвеж¬
цы, конечно, знают, что шотландская сельдь сейчас на наш ры¬
нок не идет. Внушительные по телосложению селедочники, тес¬
ным кольцом окружившие мой стол, они упорны, как скалистые
горы их страны. Глядят не на меня, а в пол, и молчат. Уже два
часа бьемся сегодня над этими 50 эре.
Чувствую головокружение от досады и бессилия. Я хватаюсь
рукою за голову и вдруг, отчаявшись, заявляю: «Ну, хорошо! Что¬
бы не сорвать этой торговой операции, предлагаю вам комбина¬
цию: сбавьте вы 25 эре, а мы прибавим вам 25 эре на бочку. Если
мое правительство найдет, что я поступила самовольно, я готова
всю мою жизнь из моей заработной платы выплачивать разницу
этих 50 эре за бочку».

140
Тетрадь первая (1922—1923)
Не знаю, тон ли мой подействовал (не поверили же они, что я
смогу эту разницу — около полумиллиона крон — покрыть из моей
зарплаты!) или это был лишь удачный предлог, но огромные дяди
переглянулись, перебросились вполголоса двумя-тремя словами,
и уже самый огромный из них, Педерсен, встав, заявляет, что,
видя с моей стороны такое искреннее желание заключить дого¬
вор, и они, представители синдикатов, готовы понести убытки и
согласны на снижение цены еще на 25 эре за бочку.
Сразу в кабинете оживление. Договор подписан. Пожатие рук,
взаимные поздравления. Решили отпраздновать договор и пригла¬
сили синдикатчиков на завтрак в «Гранд-отеле». Сиверсен подо¬
шел ко мне и поздравил с ловким маневром: «Вот это вы сделали
мастерски, как опытный коммерсант. В коммерции тоже нужно
бить на психологию и создавать театральные эффекты. Ловко
сделали!». Похвала доставила мне удовольствие.
Завтрак в «Гранде» прошел подъемно. Организовал его Сивер¬
сен. Стол, убранный цветами, в большой зале (спейлзале), доро¬
гое меню, шампанское. Тосты, поздравления. Пожелания. При¬
гласили на завтрак также «рыбного Иоганесена». Я старалась быть
с ним любезна, хотя он — хитрец и не друг наш...
В «Рице» меня ждал огромный букет дивных роз на длинных
стеблях — от «представителей синдикатов ворсильд и сторсильд».
Норвежское правительство выдвигает
новое требование
28 июня.
Первое, что я сделала после подписания договора с селедочни¬
ками, это поехала с визитом к Рю Хольмбо. Он поздравил меня и
выразил пожелания о сближении Норвегии с советским государ¬
ством. Но я была разочарована этим визитом. Как только я заго¬
ворила о кредитах на будущий год, он твердо заявил, что вопрос
об экспортных кредитах неразрывно связан с закупкой нами не
только сельдей, но и другой рыбы, т. е. соленой и сушеной трески,
в чем он заинтересован: «Это в интересах беднейшего населения
Норвегии, рыбаков северного заполярного круга. Вы, как респуб¬
лика социалистическая, не можете не понять нашей заботы о бед¬
нейшем населении и поддержите нас в этом случае».
Вопрос был новый, я ответила общими фразами. Но, уходя от
министра торговли, со вздохом подумала: неужели у полпреда дела

Норвегия. Мое назначение на дипработу
141
никогда не достигают конечной точки, а одно законченное дело
неизбежно рождает новое?
Не понравилось ему, когда я заговорила, что мы обзаводимся
на севере тральщиками для ловли рыбы: «Траление, — сказал
он, - губит рыбу. Ваши поморы никогда не были искусными ры¬
боловами. Рыбачество и засол рыбы — это дело опыта многих по¬
колений норвежцев. Вы думаете, что вы убили поморскую тор¬
говлю всеми вашими лицензиями? Ничуть не бывало! Она суще¬
ствует, только контрабандным путем. Поморы и финмаркенцы
на своих ялах продолжают встречаться с вашими рыбаками в море
и там ведут меновую торговлю. Рыба на мех или оленьи шкуры,
или на что иное».
Рю Хольмбо ярый противник государственной торговли, он
противник и хлебной монополии в своей же стране. Педерсен его
не любит. (Педерсен в России, и, кажется, принят там хорошо.)
Мои разъяснения Рю Хольмбо о принципах нашей торговли не
помогли. Он нетерпеливо слушал меня, зажигая папироску за
папироской и глядя мимо меня в окно. Как и все консерваторы, он
борется против Педерсена и хлебной монополии в Норвегии. Но
Педерсен и его монополия сумели завоевать поддержку большин¬
ства населения, и Хольмбо придется, по-видимому, пойти на но¬
вый план «рожь на сельдь» при переговорах с нами о кредитах на
будущие годы или же их кабинет будет сброшен.
За успех задачи Красина я не боюсь, а вот что скажет Москва
насчет трески? «Еще новое дело», — как говорил мой секретарь
Леленька Цветков в Наркомате соцобеса, когда что-либо не клеи¬
лось. Но ведь осиливали же мы тогда и более запутанные дела,
одолею и треску...
Педерсен задержался в Москве, приняли его хорошо, и с ро¬
жью выйдет. С ним поехала его старшая дочь, и, зная, что она
мечтает о «русской шубке», я подсказала, чтобы шубку ей прода¬
ли по оптовой цене.
Вечер в Хольменколлене
29 июня.
Дни стоят необычайно жаркие. Говорят, что здесь температу¬
ра выше нью-йоркской. В моих комнатах под крышей ночью не
найти прохлады. Вчера я с Эрикой поехала к Дундас (на Холь¬
менколлен). Было дивно. Сначала прогулка до статуи Крога64 —
глядели на закат. Врубелевские тона гор и синий фиорд, весь усе¬

142
Тетрадь первая (1922—1923)
янный белыми бабочками (парусными яхтами). Подъезжали ту¬
ристы на автомобилях, с биноклями. Приходили из города семьи,
подышать, полюбоваться видом. Эти по-иному, глубже и искрен¬
нее воспринимали красоту природы. Молодежь норвежская — здо¬
ровая, крепкая, жизнеспособная и жизнерадостная, с такими цве¬
тущими лицами и с глазами цвета, украденного у фиордов... Ког¬
да я приехала, женщины здесь еще не носили стриженых волос.
Сейчас эти стриженые головки становятся модными. Но лишь у
молодежи, женщины постарше считают стриженые волосы зна¬
ком легкомыслия!
От Крога по крутой тропинке пошли с Эрикой вниз до «Ту¬
рист-отеля». Пока Дундас готовила нам чай, мы сняли туфли и
чулки и босиком гуляли по прохладно-влажной шелковистой тра¬
ве. И сейчас еще чувствую освежающее ощущение земли и трав
после городских камней. Я не хочу думать ни о треске, ни о де-
юре. Я еще вся насыщена ароматом волшебного вечера на Холь-
менколлене.
Проводив Эрику до станции Бессеруд, я прилегла на теплую
землю, усеянную иглами сосен, на моем всегда любимом склоне.
С этого склона я в марте 1917 года вприпрыжку бежала на зов
Дундас: «Телеграмма из Петрограда!». В ней сообщалось об ам¬
нистии.
В бело-голубой июньской ночи все прошлое казалось мне виде¬
нием. Оно не рождало ни радости, ни горя. Все прошлое раство¬
рялось в ласковом дыхании летней ночи севера. Все прошлое пре¬
вращалось в изжитый, несуществующий призрак. Я видела, ощу¬
щала всем своим существом одно — красоту этой бело-голубой ночи
с ее незаметным переходом в розово-золотые окраски утра.
Как Норвегия хороша, с ее обилием тонов, красок и насыщен¬
ностью воздуха ароматом леса и моря!
Мои доводы о признании нас де-юре
Конец июня.
Заинтересованы мы или нет в признании Норвегии? Этот воп¬
рос гвоздит меня с той минуты, как я получила письмо Максима
Максимовича в ответ на мое радостное сообщение, что дела здесь
налаживаются, сельдяной договор подписан и ратифицирован
правительством, а Педерсен рожь покупает. Литвинов своим скеп¬
тицизмом убил мою радость. Он считает, что Норвегия признает

Норвегия. Мое назначение на дипработу
143
нас только после Англии, и все мои хлопоты добиться признания
раньше других стран, тщетны*.
Я немедленно ответила ему полемическим письмом. Влияние
Норвегии в концерте держав, конечно, минимальное. Да, Норве¬
гия малая страна, но молодая и потому смелая, она может позво¬
лить себе то, чего побоятся большие. То, что мы здесь работаем
для признания Советской республики, а не бездействуем, это учи¬
тывается Англией. Все, что делается здесь, известно в Лондоне и,
конечно, регистрируется на Даунинг-стрит. Пока мы два года си¬
дели здесь и ничем не проявили деятельности торгпредства (кро¬
ме мелкой закупки рыбы Михайловым), в Англии злорадствова¬
ли: «Два года сидят русские на Драмменсвейене, имея времен¬
ный торгдоговор, а какой у них бизнес с Норвегией? Ноль. Пред¬
ставительство Советской республики не что иное, как прикрытие
центра большевистской пропаганды. Пример наглядный. Зачем
Великобритании это повторять?». Теперь торгпредство действу¬
ет, и этим мы выбиваем аргументы из рук Даунинг-стрит.
Другое возражение Максима Максимовича — международное
положение неблагоприятное. Отвечаю: таким оно будет еще дол¬
го. Но именно сейчас нам особенно выгодно привлекать к себе
симпатии малых стран, втягивать их в орбиту экономических свя¬
зей с Советской Россией. Нельзя же рассматривать Норвегию как
колонию Англии. Могут быть ситуации, при которых Норвегии
будет выгодно подчеркнуть своей могучей соседке на острове свой
суверенитет и свою независимость. Не надо забывать, что на море
Норвегия весьма недолюбливает конкуренцию «владычицы мо¬
рей» и рада, коли может чем-нибудь досадить Англии.
Наконец, довод Максима Максимовича, что Норвегия «заарта-
чится» при переговорах о признании на вопросе о русских долгах,
точнее, по вопросу убытков, понесенных норвежскими граждана¬
ми во время революции. Мы же принципиально этот вопрос при
переговорах не позволим поставить. Я считаю, что вопрос этот
для Норвегии третьестепенной важности, и мы всегда сможем
сманеврировать так, что о нем и речи не будет при обсуждении
факта установления нормальных дипломатических отношений
между нами и Норвегией. Это для меня ясно и неоспоримо, но
скептицизм Литвинова обескураживает и тормозит мою работу
по подготовке признания.
* Литвинов оказался прав: Норвегия признала нас через несколько дней после
Англии.

144
Тетрадь первая (1922—1923)
Норвегия, например, крайне заинтересована в вопросе призна¬
ния нами ее суверенитета над Шпицбергеном. Почему бы нам не
связать наше признание суверенитета Норвегии над Шпицберге¬
ном с установлением наших дипломатических отношений? Право
на наши угольные заявки на Шпицбергене можно всегда огово¬
рить. Но раньше всего надо подвести прочную торгово-экономи¬
ческую базу под отношения между нами и Норвегией*. И вот тут
я не пойму, почему Литвинов так скептичен к работе торгпред¬
ства, точно это не есть подведение реальной базы для основной
цели, т. е. де-юре?
Надо суметь показать норвежцам выгоду от добрососедских
отношений с новой Россией и тогда мы будем признаны. Это -
труизм. Но Литвинов этого не хочет видеть и признавать. Он счи¬
тает, что все дело во влиянии Англии, она решает. Но разве не
следует бороться с ней и на этом участке? Зачем он пытается об¬
резать мои крылья своим пессимизмом?
Не поддамся. Первые камешки фундамента дружеских связей
с Норвегией заложены, и я буду строить дальше, кирпич за кир¬
пичиком. Не так ли мы работали в подполье? Начиная с малого...
Большое это итог малых достижений.
Поймет ли меня Литвинов?
У премьера Берге
4 июля.
После обмена подписями с Рю Хольмбо по кредитно-сельдяно¬
му договору колесо жизни вдруг завертелось с необычайной быст¬
ротой, событие за событием, будто в Москве.
Вручила премьеру постановление моего правительства о назна¬
чении меня пол- и торгпредом Советского Социалистического го¬
сударства в Норвегии**. Я слышала, что вручение грамот об¬
ставлено бывает торжественно и немного волновалась, как это
будет. Но все обошлось совершенно просто. Через мининдел усло¬
вились о дне и часе, когда премьер Берге меня примет. Одела
свой новый черный тальер и поехала в министерство финансов к
Абрааму Берге.
Огромнейшее новое здание, приспособленное для многих ми¬
* Литвинов поддержал это мое предложение, и при признании нас Норве¬
гией Союз признал суверенитет Норвегии над Шпицбергеном.
** По договору 1921 г.

Норвегия. Мое назначение на дипработу
145
нистерств. Широкие, светлые коридоры, много лифтов. Всюду
надписи, где и что найти. Все же я долго проблуждала по коридо¬
рам, пока мне сторожа не указали, где кабинет премьера.
В светлой комнате, полуприемной, полуканцелярии, за бумага¬
ми сидит немолодая секретарша, осведомляется, что мне надо?
Я объясняю. Она просит подождать, идет докладывать. Возвра¬
щается с сообщением, что статс-министр примет меня через не¬
сколько минут. Нет ни интереса ко мне, ни любопытства. Вежли¬
ва в меру. И все.
Действительно, через несколько минут Берге принял меня.
Приземистый, с седеющими бачками, похожий на банкира из
кинокартины. Просит сесть. Я же пытаюсь придать аудиенции
торжественность и, стоя, говорю ему маленькую речь, чтобы за¬
тем вручить мои «грамоты». Но Берге нетерпеливо, не дослушав
моей, правда, ломанной норвежской речи, берет у меня конверт
из рук и кладет на стол, даже не поглядевши на него. Несколько
незначительных фраз о кредитах, поздравление, что договор зак¬
лючен. Несколько слов о банках, и я чувствую, что надо ухо¬
дить.
Вышла. В соседней комнате уже другая секретарша. Она спеш¬
но пишет на машинке, даже не глядя на меня, говорит: «До свида¬
ния». Так ничего и не было торжественного.
По дороге я поняла, что ведь мои полпредские полномочия не
есть верительные грамоты официально признанного дипломата.
Отсюда и отсутствие церемониала и торжественности. Во всяком
случае, теперь я здесь вполне официальное лицо — шеф делега¬
ции Советской республики.
Потом визиты членам кабинета и официальным лицам. Затем
немецкому посланнику Ромбергу, который развивал мне свою те¬
орию о пользе самообслуживания: «Если бы дамы не были таки¬
ми белоручками и сами мыли бы полы, убирали комнаты, а муж¬
чины кололи бы дрова, как это делает император Вильгельм, то¬
пили бы печи, копались бы сами в своем саду (у кого он есть!),
тогда не пришлось бы прибегать к гимнастике Меннекена и люди
дольше бы сохраняли гибкость и здоровье». Про сельдяной дого¬
вор он знал, поздравил и сказал, что вообще ко мне устанавлива¬
ется отношение «доверия и симпатии». Любезность, не более.
С Рю Хольмбо у нас теперь совсем дружеские отношения. Ког¬
да я прихожу к нему, его конторские барышни встречают меня
приветливыми улыбками (знак, что шеф «расположен») и момен¬
тально летят докладывать. Встречает меня Хольмбо у дверей, лю¬

146
Тетрадь первая (1922—1923)
безно осведомляется, как здоровье? Как дела? Рассказывает о сво¬
их недугах, о том, что у него умер брат, или о том, что он съездил
передохнуть в горы, и уже затем переходит к делам. А когда я
ухожу, Хольмбо выбегает в канцелярию за мною и сам помогает
одеть пальто. Все это симптомы, что работа моя по торгпредству
стабилизируется.
На этот раз он опять говорил о поморах и просил передать мо¬
ему правительству (я ему сказала, что скоро еду в Москву), что
норвежское правительство очень заинтересовано восстановить
поморскую торговлю в том или другом виде. И я теперь изучаю
этот суровый край Арктики и переписываюсь с нашим моратором
в Вардэ товарищем Кузнецовым.
12 июля.
Эгеде Ниссен был у Мишеле по вызову. Мининдел взволнован¬
но осведомляется у него: правда ли, что Москва намерена созвать
следующий конгресс Коминтерна в Христиании? Эгеде его успо¬
коил. Но в газетах снова обострился тон против нас и травят мест¬
ных коммунистов — «это все агенты Коминтерна». Шефло и Нис¬
сен, советуют не теряя времени, устроить для кабинета торже¬
ственный обед, придравшись к предлогу подписания долгождан¬
ного договора с рыбниками.
Первый официальный обед
13 июляу вечером.
Обстоятельства меня подвели, но и Наркоминдел виноват. Нет
инструкций, устанавливающих наше поведение, дипломатический
этикет и протокол. В результате я сделала оплошность: разослала
приглашение членам кабинета на обед, не договорившись словес¬
но заранее с протокольным отделом. Вторая оплошность: пригла¬
сила не только членов кабинета, но и видных членов парламента
разных партий.
Что же получилось? Любезный отказ от всех министров. При¬
нял приглашение лишь Мовинкель, но ведь он бывший министр,
хотя, по всей видимости, и будущий. Конечно, пришли члены пар¬
ламента и директор рыбного департамента Иоганесен, но ни од¬
ного члена кабинета.
Что же выяснилось? Что первым приглашает на официальный
обед нового представителя страны само правительство данной
страны, полпред или посланник лишь отвечают. К тому же мы,

Норвегия. Мое назначение на дипработу
147
советское представительство, не аккредитованы формально, мы
лишь торговая делегация и не имеем права приглашать на офи¬
циальные обеды.
Мишеле извинился при встрече со мной, долго и любезно разъяс¬
нял тонкости дипломатического этикета. Но отказ кабинета ос¬
тался в силе. Я все подробно описала Наркоминделу. Впрочем, пер¬
вый мною данный обед прошел весьма удачно благодаря присут¬
ствию Мовинкеля. Устроили мы обед в особом зале «Гранд-оте¬
ля», и я превратила обед в чествование Мовинкеля как первого
норвежского министра, подписавшего с нами торговый договор.
Обед обставлен был как нельзя лучше. Стол убран анютины¬
ми глазками, как ковром. Меню изысканное. Мовинкель ел и по¬
хваливал. После обеда перешли в смежную гостиную. Здесь был
сервирован кофе с ликерами, но Мовинкель ликеров не пил, ведь
он же лидер либералов, а либералы сторонники закона о регули¬
ровании спиртных напитков и официально за трезвость.
С платьем к этому обеду у меня вышла лихорадка. Заранее
некогда было подумать о платье. Утром в день обеда сообразила,
что если все мужчины будут во фраках, надо одеть что-нибудь
более отвечающее случаю. А такого платья у меня не оказалось.
Поехала по магазинам. Все кричаще дорого. Но у Робзама нашла
белое маркизетовое платье, вся юбка в маленьких оборочках, и
стоило сто крон. К нему белое: туфли, чулки, перчатки, сумочка.
Вышло свежо, по-летнему и к лицу. Мовинкель сказал Эгеде:
«А я только сегодня разглядел, что мадам Коллонтай не только
умна, но и обаятельна». А все из-за моего хорошего настроения.
Я с интересом отнеслась к этому обеду и все сошло хорошо.
Журналистка из Ассошиэйтед Пресс
На днях из Америки приезжала журналистка, чтобы получить
от меня интервью и поглядеть на первую в мире женщину, зани¬
мающую такой высокий пост — глава государственной торговой
делегации. В США это вызывает сенсацию и любопытство. Нью-
йоркская газета оплатила журналистке проезд в Норвегию, что¬
бы получить интервью со мною. А женские организации, веду¬
щие борьбу за право назначения женщин в США на госадминист-
ративные посты, используют меня как пример и вынуждены при¬
знать, что Советский Союз опередил всех.
Американка спрашивала меня о Дыбенко и где его сажают по
диппротоколу во время официальных обедов? Я ответила, что мы

148
Тетрадь первая (1922—1923)
развелись. «О, я понимаю, — сказала интервьюерша, — это вам
удобнее при вашем высоком положении». Я ее не разубеждала.
Студия Вахтангова
74 июля. «Риц».
Раннее утро, ласково-волшебное. Христиания обаятельна и ле¬
том. Но мои мысли уже далеко, они дома, у нас в Советской рес¬
публике, куда еду в отпуск, вернее, по торговым делам. Вот отче¬
го и не спится мне. Все хочу осознать, запомнить, что надо «про¬
вернуть» в Москве, чего добиться, кого повидать.
Но в эти последние дни в Норвегии меня отвлекают местные
дела, требуют моего вмешательства и внимания. Прежде всего
неожиданное появление представителя Третьей студии театра им.
Вахтангова. В Стокгольме спектакли «Турандот» прошли с успе¬
хом — и материальным и художественным. Но в Гётеборге им не
повезло. Да и правая печать подгадила: пустила слух, что студия
ведет «скрытую пропаганду» и что вахтанговцы не артисты, а за¬
говорщики-большевики. Одним словом, в Гётеборге «Турандот»
провалилась, и студия, потерпев материальный ущерб в Швеции,
решила перенести свои спектакли в Норвегию, на родине Ибсена
их лучше поймут и оценят.
Наркомпрос послал студию, чтобы показать Европе образцы
новых советских постановок. Отправили театр со всей труппой,
декорациями, костюмами, а о финансовой стороне не позаботи¬
лись, рассчитывая на успех советского театра. Но беда в том, что
в Христиании сейчас мертвый сезон, на днях роспуск стортинга.
Везти сюда наш театр, значит, лишь рисковать увеличением де¬
фицита. Но представитель студии, артист Русланов, настойчивый
человек и уже несколько дней наседает на меня с просьбой испро¬
бовать все пути для проведения спектаклей студии в Норвегии.
Вот я и мечусь по директорам театров, агентам по устройству ино¬
странных гастролей, но пока безрезультатно.
Кончилось тем, что пришлось выдать студии в кредит восемь
тысяч крон и из Гётеборга отправить в Берлин, где уже намечены
спектакли. Но откуда было взять восемь тысяч крон из сумм пол¬
предства? Посоветовавшись с Дьяконовым, решила взять эти день¬
ги под отчет, а пока бомбардирую Луначарского письмами и те¬
леграммами. Но сколько это стоило нервов!.. Студия сидит без
денег, за неплатеж в Гётеборге им не дают театра и грозят высе¬
лить из гостиницы.

Норвегия. Мое назначение на дипработу
149
Уговаривала нашего полпреда в Швеции выдать студии кре¬
дит пополам, в Швеции студия выступала, а в Норвегии еще не
была. Но полпред твердо отклонил мое предложение: «Это дело
Наркомпроса. Полпредство не имеет права распоряжаться чужи¬
ми финансами. Надо ждать ответа Луначарского». Но каждый
день повышает дефицит, а в Берлине их ждут. Выдала на свою
ответственность в кредит вахтанговцам восемь тысяч крон, зна¬
чатся они под мой личный отчет*.
Катерин Антони
15 июля.
С моими хлопотами о студии Вахтангова совпал приезд из Нью-
Йорка известной американской писательницы Катерин Антони,
автора историко-психологической, ярко написанной книги о Мар¬
гарет Фуллер, этой американской Жорж Санд 40-х годов XIX сто¬
летия.
Приезд в Норвегию Катерин Антони связан со мною. Антони
надеется с моей помощью получить доступ к государственным
архивам в Москве, так как она работает над книгой о Екатерине
Второй. Книга задумана оригинально, это не простое биографи¬
ческо-историческое исследование, а поиски психологических мо¬
тивов, двигавших действиями этой крупной государственной лич¬
ности — Екатерины II. Я с интересом беседовала с автором наме¬
чаемой книги, давала ей советы и указания. Хлопочу в Москве о
разрешении для Катерин Антони поработать над Екатериной в
наших архивах.
Сама Антони мне симпатична и интересна. Наш друг, передо¬
вая женщина, понимающая все психологические и бытовые труд¬
ности женщин переходного периода от капитализма к коммуниз¬
му, сложности, возникающие не только в буржуазных странах,
но и у нас в период нашей стройки нового и ломки старого в быту,
в психологии, в семье, в отношениях мужчины и женщины. Анто¬
ни смело мыслит и за это она мне близка и симпатична. У нас с
ней много созвучия в области задач передовых женщин и в оцен¬
ке их психологии. Она понимает схему намечающейся новой мо¬
рали, которая неизбежно победит при осуществленном комму¬
низме.
* В течение нескольких лет на мне по отчетам торгпредства висел этот долг.
Внешторг и Наркомпрос никак не могли произвести расчета и списать с меня
восемь тысяч крон на спасение Третьей студии и нашего престижа. — Прим. 1947 г.

150
Тетрадь первая (1922—1923)
Антони почти ежедневно заходила ко мне под вечер и мы либо
беседовали до петухов в моих комнатках в «Рице», либо я показы¬
вала ей мои любимые уголки Христиании и окрестностей, во вре¬
мя прогулки особенно хорошо и легко беседуется. Обе мы хоро¬
шие, неутомимые ходоки, и мы основательно изучили новые пред¬
местья Христиании и картинное старое Осло с домишками, опи¬
санными в Пер Гюнте.
Особенно поразили американку образцовые предместья Саге-
не и городок Улевольд. В Соединенных Штатах таких идилли¬
ческих новостроек не найдешь. Сагене и Улевольд — это осуще¬
ствление мечтаний Фурье. Дома построены городским самоуправ¬
лением, где Рабочая партия в большинстве. Центр занимает пло¬
щадь. На площади магазин кооператива, школа, врачебная кон¬
сультация для матерей и младенцев (дело рук энергичной Тове
Мур), библиотека, почта и другие учреждения. Фонтаны и цве¬
ты, улицы густо зазеленены и чудесные палисадники с цветами;
площадки для детей и проч. и проч. Квартиры с душами, элект¬
ричеством, и главное, огромное количество света и солнца, нет
темных углов в жилищах. И нанимают эти квартиры рабочие.
Поглядишь бегло и скажешь: «Какая идиллия».
Но не вся Христиания такова, в ней еще немало дрянных пред¬
местий, где уборные во дворе и нет водопровода, а наниматель-
рабочий платит хозяину дома относительно весьма дорого.
Катерин Антони спросила меня: «У вас в Советской России,
верно, города и жилища еще совершеннее?». Я ей ответила: «Нет,
не забудьте, что нашему государству еще нет и десяти лет. Но
зато образцовые по современной технике города и жилища мы
построим по всей необъятной советской стране — от Балтийского
моря до Тихого океана. А то, что вас так восхищает в Норвегии,
ведь это гомеопатические дозы благоустройства городов и отчас¬
ти вредные, они укрепляют реформизм, которым пронизана Ра¬
бочая партия. Нет, мы не занимаемся преобразованием микродо¬
зами и не начинаем с жилищ, а перестраиваем на новых началах
все наше хозяйство и производство».
Поймет ли нас Антони? Почувствует ли все величие нового духа
и дерзаний нашей страны? Но, признаюсь, не только Антони, но и
мне было интересно изучить новые кварталы Христиании. В годы
эмиграции мне было не до осмотра города, да и сейчас, не будь
Антони, я вряд ли так досконально изучила бы столицу Норвегии.
А для полпреда и это полезно знать.
Как-то я рассказала Антони о моей законченной повести «Васи¬

Норвегия. Мое назначение на дипработу
151
лиса Малыгина», и она поняла меня. Надо научить людей, т. е.
новое трудовое человечество, понять, что любовь не дает прав
над другим человеком.
Буржуазная идеология воспитала в людях привычку смешивать
чувство любви с чувством собственности над другим человеком.
Перйые ласкательные слова, какими обмениваются влюблен¬
ные, — это «я твоя, ты мой». Пора этой привычке исчезнуть, это
остаток буржуазного представления, что «собственность» — это
высшая ценность. Хорошему товарищу, созвучной подруге не ска¬
жешь же «мой» или «моя».
Без этих ложных представлений исчезнут и муки ревности. Надо
уметь любить тепло и не ради себя, и вместе с тем всегда помнить,
что ты «ничья» кроме своего дела. Тогда другой, любимый чело¬
век, не сможет ранить тебя. Ранить сердце может только «свой»,
а не «чужой».
Об этом мы много говорили с Антони.
Антони не только получила визу в Москву, но, что еще важ¬
нее, мне обещано дать ей доступ к архивным материалам о Ека¬
терине И*, и мы распрощались с ней тепло. Может быть, я еще
застану ее в Москве, так как скоро жду разрешения выехать до¬
мой.
События первостепенной важности
15 июля.
Событие первостепенной важности: в комитете по внешним
делам стортинга вчера обсуждался вопрос о признании советско¬
го государства. Всплыл этот вопрос в связи с запросом моего пра¬
вительства норвежскому кабинету о разрешении захода совет¬
ской военно-учебной эскадры в норвежские воды и посещения глав¬
ных портов.
Из телеграммы Литвинова мне ясно, что он выдвигает этот
вопрос, чтобы подтолкнуть стортинг еще в эту сессию приступить
к обсуждению нашего признания. Литвинов предлагает мне не¬
медленно обратиться с нотой к кабинету и попросить разрешения
захода в норвежские порты нашей эскадре. Москва ожидает бла¬
гоприятного ответа. Но для меня очевидно, что согласие на заход
* Книга Антони об Екатерине вышла в Америке под названием «Психологи¬
ческая биография». Книга вышла в конце 2()-х годов и имела большой успех. Она
дает образ Екатерины в новом и интересном освещении. — Прим. 1950 г.

152
Тетрадь первая (1922—1923)
советской эскадры норвежцы так просто не дадут, особенно после
нашего протеста с заходом их «Хеймдаля» в наши территориаль¬
ные воды. Поэтому, составив ноту Мишеле, я решила сегодня же
испросить у него личной аудиенции и позондировать, каковы сей¬
час настроения в кабинете по отношению к нам. Настроения в
значительной мере зависят от Англии и Даунинг-стрита.
Передав ноту Мишеле, я следила за выражением его лица, пока
он дважды прочел ее. «Ваше правительство просит у нас разре¬
шение на заход советской военно-учебной эскадры в норвежские
порты. Но ведь такого рода вопрос неминуемо приближает об¬
суждение нашей основной задачи: урегулирование наших право¬
вых отношений с Советской республикой. Со страной, с которой у
нас еще нет дипломатических отношений, мы не можем допус¬
тить обмен визитами военных судов. Дайте нам раньше устано¬
вить с советским государством нормальные правовые отношения
и тогда уже поговорим о визитах военного флота», — стал доказы¬
вать мне Мишеле. Я его перебила: «Но вы мне не раз говорили,
что стортинг намерен еще в эту сессию поставить вопрос о при¬
знании Советского Союза де-юре. Возьмите исходным пунктом
наш запрос о заходе в норвежские воды нашей учебной эскадры и
поставьте, наконец, на обсуждение урегулирование наших с вами
отношений на основе международных правовых норм».
«Если бы это зависело от меня, я бы это сделал, но, откровенно
говоря, вопрос об установлении дипломатических отношений
с вашей страной далеко недостаточно подготовлен». И Мишеле
углубился в разъяснения мне юридических тонкостей такого акта.
Я поняла, что министр пытается обойти прямой ответ на мои
вопросы. Значит, ни вопрос о де-юре, ни вопрос о заходе наших
судов в Норвегию не будут поставлены им на обсуждение в стор¬
тинге.
Тогда я решила действовать через Мовинкеля. Мовинкель воз¬
главляет активную оппозицию против кабинета, решив свалить
консерваторов и занять либералами министерские кресла. Повод
обсуждения вопроса об отношении Норвегии к Советской респуб-
лике придется ему очень кстати. Предлог конкретный и ясный:
запрос советского правительства о заходе советского учебного суд
на в норвежские воды.
От Мишеле я прямо направилась к Мовинкелю. Он обещал
использовать наш запрос и, казалось, был доволен, что я дала ему
новый повод, чтобы напуститься на кабинет Берге — Мишеле.
Вопрос о признании Советской России после наших сделок по рыбе

Норвегия. Мое назначение на дипработу
153
и ржи в народе стал популярен, и объединенными голосами либе¬
ралов и Рабочей партии они нанесут смертельный удар партии
хёйре (консерваторов).
Я ушла от Мовинкеля обнадеженная, но не обольщаясь, что
вопрос о де-юре разрешен будет уже в эту сессию. Но, может быть,
нажимом на кабинет получим благоприятный ответ на запрос
Литвинова о заходе наших судов в Норвегию.
77 июля.
Мовинкель выполнил свое обещание и выступил в комитете
стортинга с большой речью за благоприятный ответ на наш зап¬
рос о заходе наших судов, указав, что этот дружеский акт при¬
ближает разрешение и основного вопроса об установлении нор¬
мальных дипломатических отношений между нашими странами.
Речь Мовинкеля произвела в стортинге большое впечатление, он
говорил особенно убежденно, так как, будучи крупным судовла¬
дельцем, Мовинкель лично заинтересован в урегулировании
взаимоотношений с советским государством в надежде на рас¬
ширение морского фрахта, перспективы использования нами
норвежского тоннажа. Его речь пришлась членам парламента по
душе.
В своем ответе Мишеле вынужден был обсудить ответ на ноту
Литвинова как шаг, ведущий к обсуждению вопроса о нашем при¬
знании. Это важное заявление министра по иностранным делам,
хотя оно и сделано на закрытом заседании комиссии. Литвинов
был прав, когда дал мне задание запросить кабинет о заходе на¬
ших судов в Норвегию. Обсуждение этого вопроса в парламенте
неизбежно продвинуло и вопрос о де-юре еще на несколько ступе¬
ней ближе к конкретной его постановке.
Факта обсуждения нашего признания в иностранной комиссии
ничем уже не вычеркнешь, и речь Мовинкеля задела норвежцев
за живое. С такими весьма неплохими вестями я могу явиться в
Москву и порадовать Чичерина и Литвинова.
Вопрос об установлении дипломатических отношений между
нами и норвежцами поставлен на рельсы, и кабинет (это уже со¬
вершенно ясно) независимо от «большого вопроса» разрешит за¬
ход нашей эскадры в норвежские порты. По дипломатической
линии везу в Москву удовлетворительные сведения.
Хуже дела в Рабочей партии. Реформистско-оппортунистичес¬
кое крыло побеждает, и раскол неизбежен. Но дело Коминтерна
разрешить эту задачу в Москве. Поговорю в Москве. Первое, что

154
Тетрадь первая (1922—1923)
сделаю, это в ЦК нашей партии изложу действительное положе¬
ние вещей, даже если мне еще раз придется подраться с Зиновье¬
вым.
Еду в Москву
18 июля. «Риц».
Сегодня уезжаю в Москву, беру с собою Марселя. Заместите¬
лем полпреда оставляю Ковалевского, старейшего члена партии
и по рангу консула полпредства. Комнатки свои в «Рице» остав¬
ляю за собою. Вид из них уж очень хорош.
Еду в Москву с целью укрепить наши экономические связи с
Норвегией. Чисто конкретно вношу во Внешторг предложение
перенести часть наших индустриальных заказов и закупок из Шве¬
ции в Норвегию, например ролевую бумагу, целлюлозу, алюми¬
ний. Какую огромную валюту мы тратим в Швеции! Норвежские
товары могут прекрасно конкурировать со шведскими. Притом
для богатой Швеции наш импорт из Швеции не составляет того
значения в хозяйстве, какое половина таких сумм составила бы
для Норвегии. Важно, не упускать из вида и норвежский тоннаж.
Норвежцы признанные «мировые извозчики», во всех морях и
океанах реет их флаг. Я уже подготовила доклад для Красина, он
поймет. Надо заинтересовать наши хозорганы норвежским рын¬
ком и усилить наш импорт отсюда.
Беспокоит меня лишь вопрос, о котором на днях заговорил со
мной Эсмарк и о чем не зря думает Литвинов. Это — компенса¬
ция норвежским гражданам за убытки, причиненные революци¬
ей. Норвежцы пошли бы на то, чтобы формулировать этот пункт
условно, как пожелание «получить удовлетворение на равных ос¬
нованиях с претендентами других стран». Но мы этих претензий
не признаем и не признаем. Дело не в формулировке, пусть Мос¬
ква даст ясную, конкретную директиву.
На душе легко и радостно. Полюбила я свою полпредскую ра¬
боту и верю, что сумею укрепить наш престиж в Норвегии и заво¬
евать симпатию лучших людей здесь, а главное, рабочих и рыба¬
ков. Стортинг распущен, депутаты разъезжаются. Члены кабине¬
та спешат на летний отдых. А я вся точно на крыльях... вот-вот
полечу. Ведь еду домой!

Тетрадь вторая
(1923-1924)
НОРВЕГИЯ. ПРИЗНАНИЕ ДЕ-ЮРЕ
Поездка в Москву летом 1923 года. - Текущая работа полпред¬
ства (экономические вопросы, Шпицберген и проч.). - Раскол
Норвежской рабочей партии и телеграмма Сталина. - В Моск¬
ву за инструкциями. - Беседа с Мовинкелем, заявление Мише¬
ле, обед кабинета, вопросы «Руссо-Норзе». - Стадия конкрет¬
ных переговоров о взаимном признании. - Смерть Ленина. -
Признание (стортинг голосует за признание, подписание актов
признания). - Неожиданные дипломатические сложности и их
разрешение. - Началась текущая работа. - Прибытие в Берген
«Авроры» и крещение лесовоза. - Торговый договор. - Аудиенция
у короля. - Два контрпункта. - Заседание Совнаркома
(октябрь 1924 г.).
Поездка в Москву летом 1923 года
19 августа. «Риц».
ЕРНУЛАСЬ 16 августа. Москва позади. Мой дом, вернее,
\ моя «палатка кочевника» сейчас в Христиании. Две свет-
лые комнатки принаряжены: новые обои, новый мягкий
тюфяк на кровати. Из окон — верхушки деревьев, за ними фи¬
орд. И небо... Много неба...
Москва — как сон. Месяцами рвалась туда. Глядела из этих
окон и ждала: «Вот поеду в Москву!». Теперь Москва позади, а
впереди полпредская работа.

156
Тетрадь вторая (1923—1924)
* * *
В Москве попала в горячую переделку. Надо же было добиться
того, из-за чего приехала: торговая операция с Педерсеном, закуп¬
ка рыбы в кредит, выяснение вопроса о Шпицбергене, признание
нашей республики — это главное и, наконец, оформить отозвание
Ошмянского.
Тринадцать дней Москвы, насыщенных спешкой встреч и сви¬
даний. Металась из учреждения в учреждение. Москва летняя,
опустевшая, пыльная и душная. Первый Дом Советов. Маруся
Докшина, Леленька, Александр Гаврилович [Шляпников]. И тут
же художник Вербов во что бы то ни стало вздумал нарисовать
мой портрет! Надо бежать в Госторг — нет, не дописал, сиди!
Повидала всех, кого наметила, кроме Сталина. Красин понял
важность предложения Педерсена, подумал над депозитом, посо¬
ображал и одобрил. Но сам он произвел на меня жуткое впечат¬
ление. Не прежний Красин! Похудел, морщины. Когда пришла,
обнял. И долго, раньше чем перешли к делу, рассказывал о всех
неприятностях, что он пережил. Из-за Англии, с его отозванием, с
нотой Керзона1, с Уркартом и проч. и проч.
Литвинова застала накануне отъезда. Принял в кабинете на
Кузнецком. Встреча вышла какая-то натянутая, это меня удиви¬
ло. По переписке все шло у нас гладко. Литвинов очень скепти¬
чески отнесся к вопросу о признании, даже с ноткой иронии: «Нор¬
вегия страна зависимая. С какой стати ей нас признавать?». На¬
счет Шпицбергена советует не строить иллюзий. Враждебные
державы не допустят нашей подписи под Парижским трактатом.
Просила пока никого не назначать вместо Ошмянского — спра¬
вимся с секретарем Боди. Промолчал, будто согласился.
У Чичерина была два раза, всегда ночью. Чичерин придает
большое значение нашей подписи под Парижским трактатом.
К этому свелась вся беседа о Шпицбергене. Политического значе¬
ния сделки с Педерсеном он не видит. Интереса к этой комбина¬
ции не проявил. Но сам Педерсен произвел на него благоприят¬
ное впечатление. Друг другу понравились. Чичерин умеет «оча¬
ровывать», когда захочет. От него ни советов, ни директив. Инте¬
реса к тому, что мы делаем в Норвегии, мало. Но задача прежняя:
добейтесь де-юре и больше никаких!
Флоринский устроил чай с дипломатами в мою честь. Были
«восточники» и немцы, советник германского посольства Радовиц
с женой и Эбессен, второй секретарь норвежского посольства.
(Якхельн в отъезде). Чай на Денежном, в тех же комнатах, где

Норвегия. Признание де-юре
157
прежде заседал Коминтерн. Чай был скромный и после норвеж¬
ской сервировки казался «кустарным». Радовиц пригласил меня
на обед. Поехали с Флоринским. Обед был натянутый, дамы в
вечерних туалетах. Я была слишком скромна в своем белом лет¬
нем платье из Христиании.
Труднее всего далось разрешение вопроса о закупке рыбы.
Металась между Фрумкиным и Госторгом. Уперся чинуша — Ка¬
заков из Главрыбы. Добилась-таки решения купить треску. Но
сколько это стоило!
Потом выступления. Выступала на больших митингах по ни¬
зам. Это после долгого перерыва. Я волновалась от радости. Один
большой митинг для работниц. Председательствовала Калыгина.
Встретили очень тепло. Видала многих. Заходили работницы,
Анучкина, Баринова, Подчуфарова, все мои соратницы по 1-му
Съезду работниц2 в 1918 году. Жалуются на безработицу женщин.
Женщин сокращают в первую очередь. Живется трудно. «От
нэпа, — говорят они, — выигрывают не рабочие, а крестьяне». За¬
ходил два раза Кузнецов из бывшей «рабочей оппозиции». Раз при¬
вел двух незнакомых с завода. Один мне очень не понравился.
Ставил вопросы какие-то провокационные.
В партии неспокойно. Ленин серьезно болен. И это чувствует¬
ся. Всяческие настроения и группы. «Рабочая правда», «Рабочая
группа»3... У Шляпникова своя линия. Много говорят о высылке
Мясникова. Он в Берлине. Все это нервировало.
Центр жизни в Москве — сельскохозяйственная выставка. Много
фольклора, этнографии. Организовано спешно, но производит
впечатление. Эффектно. Видала лишь бегло. Крестьяне приез¬
жают толпами из деревень. Читают для них лекции по сельскому
хозяйству.
Тринадцать дней Москвы. Всего тринадцать дней, насыщен¬
ных до отказа. Встречи, рассказы, дела, личное. Все спутано в один
общий клубок... Будто лихорадочный сон.
Еще хлопоты с шубой для дочери Педерсена, директора госмо-
нополии по хлебу в Осло. Он просил купить со скидкой. Конечно,
подарим, но надо произвести расчет. Ездила в холодильник, хоте¬
ла себе купить норковый воротник к пальто — дорого, не купила.
Потом еще этот немецкий адмирал. Подкинули нам его наши
полпредские в Гельсингфорсе — ехал в Москву по закупке осто¬
вов русских кораблей. В Райяиокках разговорились. Весь выгла¬
женный, подтянутый, типичный, точно сошел со страниц иллюст¬
рированного журнала. Состоял при адмирале Тирпице4 во время

158
Тетрадь вторая (1923—1924)
и до войны. Много рассказывал о положении в Германии. Неглу¬
пый. И хорошие глаза. Был у меня с визитом. А через день вдруг
явился: жена, мол, при смерти, срочно его вызывает. Приехал ко
мне просить выездную визу. Нелегкое дело. Подумала. Заказала
машину во ВЦИКе (там старые друзя — автоотдел не откажет).
Дали срочно. Повезла его из учреждения в учреждение. Как это
со мной бывает, прихожу с таким видом, что не откажут. К пяти
часам у него на руках был паспорт с выездной визой. Заехал по¬
прощаться перед поездом. Говорит: «В немецком посольстве не-
наудивляются: — мы бы с вами этого и в неделю не добились».
* * *
В Петрограде я заключила с Госиздательством договор на мою
книгу «Любовь пчел трудовых». Выйдет сборничек маленького
формата. И в нем моя Василиса и все, мною пережитое...
* * *
В Москве пришлось дать интервью о норвежских делах. Напи¬
сала по экономике Норвегии статью в «Известиях»*, о значении
для нас норвежского рынка (под псевдонимом «Красный купец»).
21 августа.
Это было на границе. Теплый, теплый летний вечер. Пахнет
Куузой**. Наши пограничники провожают тепло. Гонят в Фин¬
ляндию вагоны с хлебом. Строят клуб. Гляжу. Слушаю. Дышу...
И вдруг давно забытое чувство — радость бытия! Ощущение:
живу! Вот просто живу. Гляжу на вечернее небо, дышу запахом
соснового леса... И везу с собою разрешение на сделку с Педерсе¬
ном.
— Товарищ Боди, через три дня мы уже будем на Драммен-
свейене и начнем работать.
- Да еще как!.. (Et comment!..)
Торжествуем — возвращаемся не с «пустыми портфелями».
А Боди серьезно: «Но раньше, чем вернемся на работу, в Гельсин¬
гфорсе поедим раков!». Захлопала в ладоши. Не ракам, конечно!
А так, самой жизни.
Приехали в Гельсингфорс и прямо в ресторан, где на окне кра¬
* В июле или начале августа.
** Кууэа — имение матери А. М. Коллонтай в Финляндии, где юная Шурочка
Домонтович проводила лето. — Прим. ред.

Норвегия. Признание де-юре
159
совались огромные, красные финские раки. Еще утро, уборщицы
за приборкой. Ничего! Заказываем две дюжины раков. Несут блю¬
да. Молча, деловито едим. Услужающая удивляется: с утра раки!
* * *
В Стокгольме сделала Брантингу визит. Он премьер. Пригла¬
сил к завтраку на казенной квартире — дворец на Блазиехольме.
Жена седенькая, маленькая, но когда-то была хороша. За завтра¬
ком Густав Меллер. Вспоминали, как я ездила с агитацией по
Швеции в 1912 году и останавливалась в Гельсингборге у Мелле¬
ра, тогда он был районным секретарем партии. А сейчас он персо¬
на, правая рука премьера, член кабинета. Из Стокгольма — к моим
детям в Трольхеттан. И рано утром — в Христианию. Никто не
встретил. В пансион «Риц». Умылась и в полпредство.
Текущая работа полпредства
(экономические вопросы, Шпицберген и пром.)
22 августа.
Когда стала подходить к 34-му номеру на Драмменсвейене, сер¬
дце застучало. Хорошо вернуться на работу. Дом такой солидный,
«посольский». А вот палисадничек запущенный. Не добьюсь я,
чтобы за цветами был уход!
Вошла. Радостно встречают. Пердро (собака Боди) чуть с ног
не сбила. Боди разгуливает «хозяином». Дьяконов в пенсне бе¬
жит с лестницы. Церемонно приветствует Кольбьернсен. Голос
Ковалевского из консульской части: «Разве Александра Михайлов¬
на уже приехала? Что же мне никто не сказал?..».
Велела вызвать «рыбного» Иоганесена. Хоть он и морщится,
что по сезону поздно, да и заказ невелик, а все же финмаркенцев
мы не обошли. Заказ есть. Треску купим.
Нашла здесь тов. Федорова из Ленинграда, он с женою. Вспом¬
нили 17-й год, членов Исполкома Петросовета, большевиков.
В день приезда, вечером, торжественный обед дирекции «Нор-
вега-лес» (Прютцевская концессия). Надо быть. Здесь и наши ди¬
ректора: Либерман и Данишевский. А платья у меня опять нет.
В летнем не пойдешь, мужчины в смокингах. Между дел слетала
к Робзаму. Выбрала сразу три платья, чтобы потом не возиться,
на все случаи жизни. Черное бархатное, вечернее — удачное. Его
и одела на обед. Обед в «Бристоле», в особом зале. Солидные по¬
жилые дяди. Среди них Кер (тот, что хлопочет о возмещении за

160
Тетрадь вторая (1923—1924)
Дубровку5), директор Гартман — бумажный туз, сам эффектный
«капитан Прютц». Все в смокингах, в черных галстуках. Прютц
извинился: «Мы одели черные галстуки, так как сегодня обед
мужской. Вы в качестве мужчины — шеф торгпредства».
Обед с речами. Я говорила по-английски, всякие там «надеж¬
ды» и «пожелания». Понравилось. А как они уставились на меня,
когда я начала. Этот раз ничуть не волновалась. Хоть и любезны,
изысканно любезны были со мной, а все же вижу, что странно
этим людям-воротилам, что среди них женщина...
Расспрашивали о России, о планах на закупки. Сказала Гарт¬
ману, что Ждем здесь «бумажного директора» из России — Швед-
чикова. Ушла рано. Пусть себе пьют пьелтер (виски и сода) на
свободе, без женщины.
23 августа.
Министерство иностранных дел раскачалось: в мою честь обед
в «Гранде». Присутствовали все члены правительства за исключе¬
нием премьера. Он в отъезде. За хозяйку — высокая, красивая дочь
премьера Мишеле, зовут ее Молли, муж — кавалерийский офи¬
цер. Обед торжественный. Шли к столу «под руку». Говорили речи.
Я подчеркнула желательность развернуть вопрос о Шпицбергене
«во всем его объеме», т. е. намекала на необходимость связать
вопрос с нашим признанием. Рисовала перспективы развития тор¬
говли (целлюлоза, бумага), использовала покупки трески и наме¬
ченный приезд Шведчикова. Говорила о концессии Прютца. На¬
помнила, что в истории между Россией и Норвегией никогда не
было войн. Наоборот — давняя связь поморов и финмаркенцев,
язык со смешанным употреблением русских и норвежских слов
и т. п.
Речь была удачна. Но Боди нашел, что я чуть форсировала ноту
в вопросе о де-юре. Старалась быть особенно внимательна к Клин¬
геру, помня, что он главный противник сближения с Россией.
25 августа.
Решили с Боди приналечь и к открытию осенних работ стор¬
тинга (октябрь) подготовить вопрос о признании Советской рес¬
публики. Имела свидание с редактором Скавландом (либерал) и
совещание с Рабочей партией. Особое — с Транмелем. Что ни го¬
вори, а в Рабочей партии решает он.
В партийных кругах дело выглядит скверно. Раскол почти
неизбежен. Шефло к этому ведет (директива Зиновьева). Пунк¬

Норвегия. Признание Ае-юре
161
ты расхождения: организационные вопросы (членство индивиду¬
альное и членство профсоюзное) и отношение к религии.
Этот вопрос занесен сюда из Швеции. Раскол сейчас крайне не
ко времени. Это ослабит нашу опору в парламенте. Что мне де¬
лать?
Пишу Чичерину. Литвинов, к сожалению, в отпуске. Сообщаю
Чичерину свои надежды, что, по всей видимости, вопрос о призна¬
нии нас уже может быть поставлен в парламенте в середине ок¬
тября. Описываю оба официальных обеда и говорю, что в своей
речи сделала намек, что вопрос о Шпицбергене может быть раз¬
решен нами при урегулировании наших отношений с Норвегией
«во всем объеме» (dans toute son ampleur).
В общем настроения к нам в Норвегии неплохие после наших
сделок на сельдь и надежды на закупки в Финмаркене. Сообщаю
также о переговорах с Педерсеном по размещению нашей ржи, о
переговорах с Иоганесеном по кредитам на рыбу и сельди. Текст
проекта договора выработан и выслан в Москву.
27 августа.
Заходят промышленники. Не мы их ищем, как было весной, а
они нас. Постоянно заходит Гартман — это «туз» в бумажно-цел¬
люлозном мире. Потерял часть состояния у нас во время револю¬
ции, а также в связи с крахами банков здесь. Но вес его в финан¬
совом мире не пострадал. Связан с банками. Педерсен не ждет
приглашения по телефону, а сам заходит. Сначала — ко мне, по¬
сидит, поговорит и наверх — к Дьяконову. На днях подпишем вза¬
имные обязательства. Это эффектно: сделка государства с госу¬
дарством. Государственная хлебная монополия Норвегии и Торг¬
предство СССР.
Педерсен — ярый поклонник идеи госмонополии торговли. Эта
сторона нашего хозяйства ему нравится. Но положение Педерсе¬
на не из легких: консерваторы — противники хлебной монополии;
Педерсен под постоянным их обстрелом. Правда, с ним считают¬
ся, какого бы состава ни был кабинет — либералы или консервато¬
ры. Завоевал он себе имя хозяйственной сметкой, уменьем деше¬
во купить. Есть в нем что-то кулацкое. Выбился из низов. Много
лет плавал капитаном. В начале войны организовал сеть продо¬
вольствия (карточную систему) и не нажился. Это создало ему
репутацию. «Второй после Дрейфуса в мире скупщик хлеба в одни
руки», — это он сам любит подчеркивать. Обычно закупает в
Америке. Сейчас мы можем «выбить» американский хлеб с рын¬

162
Тетрадь вторая (1923—1924)
ка Норвегии, если умело поведем дело. Педерсен на это готов идти.
Операцией же с депозитом мы, с другой стороны, поддержим са¬
мого Педерсена и принцип хлебной монополии в Норвегии.
Депозит — это будет козырь в руках «провиант-директора».
Коммунисты всецело за эту сделку. И за сохранение госмонопо-
лии на зерно. Цена на хлеб дешевле. Шефло доволен, что купим
треску. Говорит, что на Финмаркене произвело бы удручающее
впечатление, если бы в этом году Союз воздержался от закупки
трески.
★ * *
Приезжали советские футболисты. Симпатичная молодежь,
дисциплинированная и все же веселая. Устроили им в «Бристоле»
обед. Смотрела и матч, Сиверсен повез меня и Боди на стадион
на автомобиле. В чем дело, мне понять было трудно, да и мешал
дождь. Я закрывала мою новую шляпу газетой. Боди испускал
дикие крики восторга, когда наши выигрывали. Приезд их поли¬
тически полезен.
* * *
Ошмянский окончательно отчислен.
А у меня радость: Мария Ипатьевна Коллонтай6 приехала из
Москвы погостить, получив отпуск от детских колоний Луначар¬
ской. Мария Ипатьевна внесла в мою жизнь личное тепло и забо¬
ту обо мне. Живет в «Рице».
Среда.
Все бы хорошо, если бы не Шведчиков. Он в Стокгольме для
закупки бумаги и целлюлозы. Зовем его сюда. Но затор с двух
сторон: очевидно, Гарденин* не пускает его из Стокгольма. А тут,
как на зло, с визой задержка. До чего злит меня эта старая крыса
Фосс! Не понимает, не хочет понять, что Шведчиков — это «бу¬
мажный диктатор», советский Педерсен. Сам «бумтрест», тако¬
му человеку надо дать визу.
С Педерсеном дело налаживается. Первая сделка на 20 тысяч
тонн, потом еще.на 25 тысяч тонн ржи, всего на 45 тысяч тонн с
50%-ным депозитом в норвежских банках. Педерсен хотел 75%, но
сторговались. Сделка на мази. Но вот, что волнует: нельзя депози-
* Торгпред в Стокгольме.

Норвегия. Признание ас-юре
163
ту залеживаться. Деньги Экспортхлеба. Когда в Москве говорила
с Пригариным, он не одобрял затею: «Не коммерческое это дело.
Что за «блокировки» сумм?». Пришлось прибегнуть к «подтверж¬
дению» со стороны Красина. Я уверяла, что депозит не залежит¬
ся, что уже сейчас есть заказы на норвежские товары, превышаю¬
щие депозит (фактически этого еще нет, но есть надежда). Вот
теперь и волнуюсь: приедет ли Шведчиков? Пустит ли его Гарде¬
нин? Купит ли он у нас или в Швеции?
Думала ли я в 17-м году, что буду ждать его с таким нетерпе¬
нием по вопросу о... целлюлозе!
20 марта 1917 года, на другой день моего приезда в Петроград.
Заседание «русского» (не заграничного) бюро ЦК, в редакции
«Правды». Утро. Солнце. Скромная обстановка редакции, книги,
пачки газет на полу... Елена Дмитриевна Стасова6, Шляпников,
Федоров, Сталин, Бокий. В уголке, за какими-то расписками —
Шведчиков. Молчаливый, скромный. Я привезла письмо — послед¬
нюю директиву Владимира Ильича. Смысл тот: надо всемерно
поддерживать советы, но не форсировать событий.
* * *
Все еще торгуемся с Иоганесеном о количестве трески по кре¬
диту, треска заготовлена «по русскому способу» (sale et seche)*.
Конечно, это плюс, что мы закупим рыбу у финмаркенских рыба¬
ков, но все же, если бы Госторг раньше раскачался на заказ, эф¬
фект был бы иной. Мы могли бы отлично использовать эту закуп¬
ку как козырь летом для нажима на норвежское правительство и
на общественное мнение. Сейчас момент менее благоприятный —
стортинг распущен на каникулы. Обязательно напишу в Москву,
что нам нужно теперь же получить весь план закупок в Норвегии
на 1924 год. Нельзя пропускать момента с закупками. Заказ на
рыбу пришел слишком поздно. Нет ни хозяйственной выгоды, ни
политического расчета делать заказы с опозданием. Наши все за¬
казы «политические». Буду настаивать, чтобы НКИД напомнил
Красину о плане закупок на 1924 год.
12 сентября.
Чувство такое, будто жизнь началась только вчера. И это чув¬
ствую я? Я? После всех пережитых бурь — партийных и личных?..
* Соленая и вяленая (франц.). — Прим. ред.

164
Тетрадь вторая (1923—1924)
Главное текущее дело достигнуто: с Педерсеном договор за¬
ключен, 50% депозита уже в банке. При подписании чуть не выш¬
ла серьезная размолвка. Пришел Педерсен с готовым формули¬
рованным текстом обязательств. Вызвала Дьяконова, Кольбьерн-
сена, Сиверсена. Читаем текст. И вдруг пункт: торгпредство «обя¬
зуется» на все 50% закупать в Норвегии исключительно норвеж¬
ский товар. Это подразумевалось. На что же и депозит! Но вклю¬
чить этот пункт в такой формулировке, да еще слово «обязуется»
значило провалить договор. Москва на это, разумеется, не пой¬
дет. Я взволновалась, начала возражать слишком горячо. Педер¬
сен вскипел. Бросил что-то вроде, что «над ним издеваются», что
он «не позволит, чтобы с ним лукавили», и проч.
Пробовала смягчить — еще хуже. Вскочил, хотел разорвать
обязательства. Выручил Сиверсен. Обратился к рыцарским чув¬
ствам Педерсена. Напомнил, он имеет дело с дамой. Разве ему
недостаточно слова мадам Коллонтай? На что это депозит, как не
на покупку норвежских товаров? Какой смысл для Советской Рос¬
сии оставлять деньги в норвежском банке, когда их надо обер¬
нуть возможно скорее? Наконец, сделки на такие крупные суммы
всегда легко проверить, если бы торгпредство вздумало тратить
их на товары вне Норвегии. Этого нельзя было бы утаить. Смеш¬
но об этом говорить!
Педерсен смягчился. И рыцарски вычеркнул всю формулиров¬
ку неудачного параграфа. Таким образом, 45 тысяч тонн русской
ржи мы продали Педерсену на депозит, не считая сделки, прове¬
денной еще весною.
Теперь бы только Шведчиков закупил у нас бумагу... А тут все
еще затор. Крепенький кулак наш Шведчиков. Приехал к нам,
наконец, из Швеции. Созвали представителей бумажных и цел¬
люлозных фабрик. Целыми днями торговались, сговаривались...
Цены, по мнению Шведчикова, выше шведских (Дьяконов гово¬
рит, что ниже.) Но главное — вопрос кредита. Здесь фирмы его
нам не дают: «Почему не на наличные из депозита?». Шведчиков
не хочет. «Зачем я буду делать перерасчеты с Экспортхлебом?».
Зондировала почву у Рю Хольмбо. «Нет, — говорит, — государ¬
ственного кредита на промышленные товары дать не можем. Та¬
кого решения нет. Да и зачем вам кредит, когда у вас есть депо¬
зит в банке?..»
А без кредита со стороны фирм Шведчиков не купит. Вот и
вертись! Выдумали с Дьяконовым одну «финансовую» комбина¬
цию. Но о ней особо.

Норвегия. Признание де-юре
165
★ ★ ★
Шведчиков нашел, что мы уж очень скромно живем. Раскри¬
тиковал мои комнатки в «Рице». Чересчур «демократично»!
Свезла его в ревю «Rode lykte»*. Потом поужинали в «Гран¬
де». Были в Дроннинге, катали за город... Обхаживали как ис¬
тинного заказчика, «дразнили» его. Наконец Шведчиков оставил
заказ, но со всякими оговорками. Дьяконов работает над заказом.
Если выйдет с кредитной операцией, блокированная сумма осво¬
бодится, Пригарин успокоится, а Шведчиков, т. е. Союз, получит
хорошую и дешевую норвежскую бумагу.
15 сентября.
Был у меня с визитом Якхельн (поверенный в делах в Москве).
Возвращается из отпуска в Москву. Настроен по отношению к нам
кисло, недружественно. Поговорили о признании. Якхельн — кон¬
серватор и относительно признания очень скептичен. Он мне по¬
меха, а не помощь.
Со Шпицбергеном сейчас канитель: Чичерин готов уступить
Шпицберген Норвегии безоговорочно, т. е. независимо от де-юре,
только за право присоединения подписи советского правительства
к Парижскому трактату. Но ведь Шпицберген — это главный и
притом единственный козырь в наших руках при переговорах о
признании. Я это объясняла Чичерину в Москве, но он будто и не
слышал. Жду возвращения Литвинова.
Приятно одно, что торгпредство живет и действует. Нас ищут
коммерсанты. Что ни день — новые предложения. Прихожу, а
меня уже ждут. И не только рыбники или селедочники, а и про¬
мышленники всяких отраслей. Дьяконов потирает руки и уверя¬
ет, что дело с депозитом сразу подняло нашу «коммерческую ре¬
путацию».
16 сентября.
Приезжал в Христианию профессор А. В. Сапожников, друг
моей молодости, когда еще танцевала на балах с Владимиром
Коллонтаем и Алексеем Васильевичем. Потом встреча с ним в
1915 году в Нью-Йорке. Сейчас он здесь по селитре, ездил на зна¬
менитый завод в сказочном ущелье Рюкана.
Водила профессора на всегда переполненное ревю артиста и
режиссера Эрнста Рольфа (из Стокгольма). Роскошно и красиво.
Сам Рольф с его мягким голосом и чарующей улыбкой сводит
* «Красный фонарь» (норв ). — Прим. ред.

166
Тетрадь вторая (1923—1924)
публику с ума. Его песенки теперь поет вся Христиания. Луна¬
чарский бы оценил. Уезжая, профессор Сапожников сказал, что
в нашем полпредстве и консульстве больше порядка, чем в дру¬
гих полпредствах, через которые он проезжал. Это было приятно
услышать.
Получили приглашение на открытие норвежской мессы в Акер-
сус (старой крепости) с 3 по 9 сентября. Открытие было торже¬
ственное. Король и королева, министры, муниципалитет. Музы¬
ка, речи.
Открывал Рю Хольмбо. Основная мысль: экспорт Норвегии
падает — «покупайте норвежские товары». Общий, повторный
теперь клич по всему миру: покупайте свои товары. Празднество
испортил осенний дождь. Зонтики, зонтики, зонтики... Был дип-
корпус. Но особых мест для дипломатов не было, чем они оста¬
лись очень недовольны.
22 сентября.
Я решительно против выделения из схемы переговоров по
де-юре вопроса Шпицбергена. Но по настоянию Чичерина была
сегодня в МИДе, не у Мишеле, а у Эсмарка (зама).
Я сказала ему, что «мое правительство, идя навстречу пожела¬
ниям норвежского правительства, готово признать суверенитет
Норвегии над Шпицбергеном». Эсмарк явно обрадовался. «Но как
это сделать, дорогой господин Эсмарк?» — уже другим тоном до¬
бавила я. «Я думаю, что самое простое было бы», — начал Эс¬
марк... Но я перебила его: «Да, конечно, самое простое и есте¬
ственное было бы присоединить подпись советского правитель¬
ства к Парижскому трактату».
Эсмарк: Но вы ведь знаете и понимаете, что ни Англия, ни
Франция на это не пойдут?
Я: Вот именно поэтому-то я и решила поговорить с вами не¬
официально, по-дружески. Почему бы вам не подумать над моей
идеей; повторяю, это лично моя мысль и притом она в интересах
самой Норвегии.
У Эсмарка вид был озадаченный. Я доказывала ему, что в при¬
знании суверенитета Норвегии над Шпицбергеном заинтересоза-
ны не мы, а сами норвежцы. Поэтому их дело устроить так, что¬
бы советское правительство поставило свою подпись под общим
трактатом. Эсмарк возражал, что Норвегия страна малая, что ее
голос не имеет влияния в концерте держав и т. п., но я говорила
ему, что при их связях с Англией и при влиятельности Нансена в
Лиге Наций они вовсе не так бессильны.

Норвегия. Признание де-юре
167
Эсмарк спросил меня: «Вы хотите, насколько я понял, чтобы
мы спросили державы не в порядке поручения, а от имени самой
Норвегии и в ее интересах».
Я: Вот именно, так я это и мыслю.
Эсмарк: Но вы как-то говорили с премьером Мовинкелем о се¬
паратном соглашении по Шпицбергену между вами и нами. Это
было бы самое простое и удобное.
Я: Разумеется, но ведь такого рода соглашение по существу
является неотъемлемой частью признания Советской России. Как
насчет де-юре? Скоро ли кабинет решится урегулировать наши с
вами отношения?
Эсмарк: Вы считаете, что сепаратное соглашение возможно
лишь в связи с признанием?
Я: Это же ясно.
Эсмарк молча кивнул головой. На прощанье он обещал поду¬
мать над моей идеей. Думаю, что из этого ничего не выйдет. Но
мысль заброшена.
21 сентября.
Опять длинное письмо по поводу Шпицбергена и о Парижском
трактате. Подписано оно и Чичериным, и Литвиновым (он вер¬
нулся из отпуска). Удивилась: в Москве Литвинов был другого
мнения по этому вопросу. Огорчилась его уступке Чичерину. Но
оказалось, что в конверте вложена записочка Литвинова на то¬
ненькой бумажке и написано следующее: «Подписал письмо, что¬
бы избежать препирательств. Ваша позиция в этом вопросе пра¬
вильная, оставайтесь на этой же позиции». Я повеселилась над
такой конспирацией Литвинова от Чичерина.
«Арбейдербладет» печатает ряд статей о пользе признания
Советской России. Эти статьи комментируют другие газеты. Надо,
чтобы норвежское правительство добилось свободных рук и не
зависело от Англии в этом вопросе. Но именно поэтому мы долж¬
ны иметь для норвежцев приманки: Шпицберген, поморы, рыба.
При встречах с политическими деятелями разъясняю им, что в
интересах Норвегии забежать вперед перед Англией, получить
приоритет, это в ее же выгодах.
Я остаюсь при своем мнении: Шпицберген — наш козырь.
25 сентября.
Имела свидание с Рю Хольмбо. Он все носится с мыслью об
особой конвенции, регулирующей или, вернее, допускающей в

168
Тетрадь вторая (1923—1924)
какой-то форме возрождение поморской торговли. Конечно, в
разговоре с Хольмбо связывала и эту его идею с нашим признани¬
ем. Все клоню в ту же сторону. Пусть они привыкнут к мысли, что
без де-юре ничего не получат.
Из Москвы приехал Флоринский. Он заведует протокольным
отделом и сейчас объезжает полпредства и инструктирует по час¬
ти* «дипломатического протокола». О Москве рассказать не уме¬
ет, вернее, ничего не знает, что за стенами Наркоминдела. Но
говорит, что Георгий Васильевич хворает и хочет ехать лечиться.
26 сентября.
В связи с подписанием договора с Педерсеном я дала ему обед
в «Гранд-отеле». Когда мы проходили через большой, ярко осве¬
щенный зал, на нас оглядывались и перешептывались. Педерсена
все знают, а я всегда вызываю сенсацию. Педерсен был очень
эффектен и внушителен, он умеет себя держать. Застольная речь
Педерсена была дружественная к Союзу и очень теплая ко мне.
Флоринский оценил наши успехи и расскажет Чичерину. Это
хорошо.
27 сентября.
Чичерин дал новое задание: попытаться расширить Олесунн-
скую концессию по зверобойному промыслу (бой тюленей), вклю¬
чив в нее по возможности больше судов, если возможно, даже все
зверобойные суда северо-западного побережья Норвегии. Это со¬
здаст косвенное признание нашей морской зоны и поможет избе¬
жать неприятностей из-за захождения в наши территориальные
воды судов, не имеющих на это специальных разрешительных
свидетельств. Уже были случаи таких заходов. Чичерин прав -
этого следует избегать. Однако сомневаюсь, чтобы Внешторг на
это пошел. Наши хозяйственные организации на севере развива¬
ют в наших морях советский зверобойный промысел и не допу¬
стят туда чужих судов.
По подсчету, новая концессия на тюленей могла бы охватить
80 судов. Говорила об этом с Эсмарком. Он. конечно, очень заин¬
тересовался. Но я подожду Литвинова.
29 сентября.
Сегодня выезжаю в Берлин.
Возмутительная история. Телеграмма от Пригарина (Экспорт
хлеб): «Приостановите дальнейшую запродажу ржи на основе

Норвегия. Признание де-юре
169
депозита». И это после обмена обязательствами с норвежским
правительством! Невозможное положение. Полное нарушение
престижа торгпредства. Кто это там решил? О ценах мы уже со¬
шлись с Педерсеном.
Телеграфировала Красину — он сейчас проездом в Берлине.
Ответ Красина: выезжать немедленно в Берлин. Застану ли я его
еще там? Если и он не поймет всей серьезности положения, что
тогда будет? Мы только-только начали пробивать здесь брешь.
Начали завоевывать доверие к торгпредству как к солидному ком¬
мерческому предприятию. И вот — этакая недопустимая, невоз¬
можная история. Под контрактом с Педерсеном подпись норвеж¬
ского правительства и моя как полномочного торгового предста¬
вителя СССР. Первая сделка (50% депозита) уже практически
проведена. В банке у нас 4 миллиона норвежских крон на депо¬
зите.
71 октября. Христиания.
В Берлине остановилась в гостинице «Аллон». Марка ничего
не стоит и по отношению к норвежской валюте дешево. С Краси¬
ным повидалась в тот же день. Понял. Разрешил запродажу. Дал
телеграмму Пригарину. Было бы нелепо, если бы порвали с Пе¬
дерсеном. Я страшно волновалась. Но Леонид Борисович не про¬
сто коммерсант, как Пригарин, а государственный человек. Он
учел все. Нельзя же из-за хозрасчета подрывать престиж Советс¬
кой России. Одним словом, это улажено.
Красин признает, что по ржи норвежский рынок «крупная еди¬
ница». Встреча с Красиным дает чувство уверенности и подъема.
Большой он человек. И ведь в свое время (в 1898 г.) один из пер¬
вых больших инженеров понял значение Ленина.
Берлин произвел на меня удручающее впечатление. Разруха,
голод, нищета. Рабочие в ужасном положении. Но в низах что-то
бродит. Наши считают, что возможны «большие события». Гово¬
рила с Пиком. Спросила его: «Какие лозунги?» Ответ: «Советская
власть и социальная революция». — «Но ведь ваши советы пока
еще эмбрионы? Какие более конкретные лозунги?» Таких у них
нет. У нас были: «Долой войну, хлеба и землю». Все было конк¬
ретное.
Встретила знакомого адмирала Лелена, того самого, что осе¬
нью был в Москве и которому я помогала выехать в Германию.
Он пригласил на завтрак. Жена — дочь художника Лемана.
В квартире пустовато, но прекрасные картины. Он спросил меня:

170
Тетрадь вторая (1923—1924)
«Скажите мне, будет ли социальная революция на этих днях?».
Это вроде того, как после октябрьских дней приходили ко мне
мои бывшие непартийные знакомые, не кланявшиеся мне до ре¬
волюции, и просили, в слезах просили сказать «заранее», когда
мы их будем вешать!..
Была на «бир-абенде»* у Крестинского и на докладе в Обще¬
стве культурных связей.
На обратном пути заехала в Трольхеттан к сыну, он работает в
железнодорожной миссии по заказам паровозов.
12 октября.
Поездка в Берлин и приятный день у сына и его жены уже
забыты. На очереди другая и немаловажная забота.
Звонили из Стокгольма: заказ на ролевую бумагу Шведчиков
передает шведским фирмам. Я возмущена и огорчена. Почему
всегда предпочтение Швеции? Швеция и без того получает от нас
огромные заказы. Там и паровозы, и Волховстрой, и что угодно.
Миллионы. Здесь десятая часть советских закупок имела бы по¬
литический эффект, но наши хозорганы этого не учитывают. Не
могу я все время теребить Красина по мелочам. Прицепились наши
хозорганы к этой Швеции, потому что знают ее. Надо будет луч¬
ше информировать наши хозорганизации о здешнем рынке, о це¬
нах и добиваться кредита. А пока посылаю сегодня же Дьяконова
в Стокгольм, может быть, что-нибудь и отвоюет у Шведчикова
для норвежского рынка. Лишь бы шведы дали ему визу. Сама
позвоню посланнику Хейеру.
13 октября, вечером.
У Главбума новое предложение: продать «Борегорду» наши
«балансы» (незнакомое мне слово), а взамен купить у «Борегор-
да» ролевую бумагу и древесную массу. Дьяконов говорит, что
шведские фирмы вздули цены. Очень рада этому.
14 октября.
Только что вернулась из Сарпсборга, где находится самая круп¬
ная в Норвегии лесообрабатывающая фабрика — «Борегорд». Гар¬
тман в два счета устроил, что правление пригласило меня на ос¬
мотр «Борегорда» и на завтрак. Свез меня туда Гартман на своем
автомобиле, это около двух часов езды от Христиании.
* Ужин с пивом (нем.) — Прим. ред.

Норвегия. Признание де-юре
171
Фабрика образцовая, и не только по оборудованию, но и по части
гигиены и санитарных условий работы. Рабочие залы (я иначе не
могу назвать эти мастерские) — большие, светлые, с ровной и при¬
ятной температурой, даже в коридорах, соединяющих корпуса.
Конечно, умывальники, души, шкафчики, куда рабочие вешают
одежду. Всюду вентиляция, так что мало пыли. Здесь работает
много молодых девушек, такие чистенькие в своих серо-голубых
оверолях и перманентных стриженых волосах. Но, выйдя замуж,
уходят с фабрики, пожилых работниц — единицы.
«Борегорд» принадлежал раньше английскому концерну, но
выкуплен норвежской акционерной компанией. Норвежцы гордят¬
ся этим своим образцовым предприятием, и будет полезно, если
мы именно с «Борегордом» завяжем связь. В городке Сарпсборге,
возле «Борегорда», рабочие крепко организованы и много моло¬
дежи — коммунистов. А вот девушки все больше насчет танцулек
и перманента.
Я еще вся под впечатлением «Борегорда» и чудной, освежаю¬
щей поездки на машине среди сосновых лесов, скал и озер. Краси¬
вая дорога.
После осмотра фабрики директор Вессель пригласил в свою
нарядную виллу на завтрак. Жена, двое взрослых дочек. Но бесе¬
да за завтраком не о делах, Гартман предупредил, что деловые
разговоры лучше вести с директором-распорядителем, который
на днях приедет к нам в полпредство. К завтраку подавали огром¬
ный синий виноград из своей оранжереи.
Теперь все мои желания и мысли будут кружиться вокруг «ба¬
лансов» и ролевой бумаги. А она-то нам в Союзе нужна дозарезу
для наших газет. Директор Вессель кажется настроен на перего¬
воры.
А теперь скорей выспаться, завтра день занятой...
29 октября.
Снова неприятности: заваруха в Хёугесунне, фрахтование
штрейкбрехеров при погрузке нашего груза сельдяных бочек. Есть
какой-то зловредный агент в Хёугесунне, который не берет на
погрузку организованных рабочих, а набирает, очевидно дешев¬
ле, «свободных», кто не в профсоюзе. В ответ профсоюзные рабо¬
чие объявили забастовку. Приходили ко мне из союза транспорт¬
ников старичок Петер Андерсен и двое других. Говорят, что транс¬
портный союз очень волнуется, недовольны нами. Действитель¬
но, получилось недопустимое положение: Советская Россия и вдруг

172
Тетрадь вторая (1923—1924)
берет неорганизованных, т. е. штрейкбрехеров. Юрген Даль го¬
ворит, что если мы не уладим этого дела, то наш груз могут объя¬
вить под бойкотом. Еще этого недоставало! Но дело-то в том, что
не мы грузим, мы только фрахтуем суда, а погрузка сельдей про¬
изводится селедочными фирмами. Как повлиять на фирмы?
Отправляю в Хёугесунн Сиверсена, пусть уладит это неприят¬
ное дело. Надо все сделать, чтобы избежать трений с транспорт¬
никами. Крайне досадно и неприятно.
Приехал наш моратор Кузнецов из Вардэ. Уверяет, что мы го¬
раздо дешевле могли бы скупить северную треску сами, а не че¬
рез фирмы. Выдвигает мысль: организовать кооператив рыбаков.
В принципе этой идее очень сочувствуют. Уверяют, что уже сами
пытались организовывать производственные рыбацкие коопера¬
тивы на севере. Но трудность в том, что рыбаки живут очень раз¬
бросанно, вдоль мелких фиордов, доставка соли и скупка рыбы
требует целой флотилии; соль надо авансировать, следовательно,
необходим закупочный капитал, что потребует ассигнований, ко¬
торых Москва не даст.
Раскол Норвежской рабочей партии
и телеграмма Сталина
30 октября.
Все мысли, все заботы, вся я сосредоточена на одном: как избе¬
жать раскола на съезде Рабочей партии? Шпицберген, Шведчи¬
ков и даже «частное письмо» из Москвы — все отошло на второй
план. Раскол Рабочей партии в такую минуту, когда на очереди
вопрос о нашем признании, когда так необходима поддержка не
только стортинга, но и общественного мнения. Это больше, чем
ошибка. Это возмутительно и непонятно. Неужели ИККИ не учи¬
тывает охвата рабочего движения в Норвегии, геройство союза
металлистов в борьбе с предпринимателями и проч.?
Раскол поведет к изоляции коммунистов, они потеряют влия¬
ние на массы именно в тот момент, когда это влияние так важно и
в стортинге, и для создания общественного мнения в пользу при¬
знания. А что ответил мне ИККИ? Что у них политика «дальнего
прицела», которая не может считаться с текущими задачами того
или другого полпредства.
Глупый ответ. Бешусь. Конечно, и Шефло, и Арвид Хансон не
считаются с моим мнением, получая такие директивы из ИККИ.
С Транмелем просидела сегодня целый вечер и убедилась, что

Норвегия. Признание де-юре
173
они не собираются заострять вопросы и готовы на компромиссы.
Очевидно, за ними прочное большинство, и транмелиты раскола
не боятся. Тем хуже для наших. Что еще надо предпринять?
3 ноября.
Раскола на съезде Рабочей партии не избежать. Сколько я не
старалась вразумить Шефло и его друзей, мои соображения Шеф¬
ло встречал почти враждебно. И Арвид его поддерживает. Рас¬
кол предрешен в ИККИ, иначе бы они не прислали этого растри-
гу попа, немца Хёрнле8, с такой неуместной резолюцией9 по воп¬
росу религии. Неужели там не учитывают, что рыбаки «без бога»
в море не пойдут, рыбаки не столько религиозны, сколько суевер¬
ны. Кто решится принять такую формулировку: «Каждый комму¬
нист должен быть атеистом». Это бухаринское. Самое слово «ате¬
ист» пугает. Глупая формулировка. Уже сейчас на съезде ирони¬
зируют: «Для рыбака в море вернее с богом, чем с Коминтерном».
Ходим с Боди взад и вперед по полпредскому кабинету, ждем
новостей со съезда. Эгеде [Ниссен] там.
4 ноября.
Раскол совершился. Резолюцию ИККИ отвергли: 169 голосов
против 103. Но покинули зал заседаний далеко не все, кто голосо¬
вал за резолюцию ИККИ. Шефло ушел в сопровождении каких-
нибудь сорока человек. Ушел под насмешки и с пустыми руками,
деньги, газета и дом — все осталось у большинства. Ничего не
может быть нелепее и досаднее. Но самое трагичное то, что ров¬
но через три часа после совершившегося раскола (Шефло сделал
заявление об отколе) я получила телеграмму от Сталина: «Пре¬
дотвратите раскол во что бы то ни стало». Подпись Сталина, а не
Зиновьева.
Вызвала Шефло, Эгеде, Станга. «Надо аннулировать заявле¬
ние Шефло, погорячились мол, сохранение единства всего важ¬
нее. Резолюцию можно перередактировать и заново проголосо¬
вать», — так убеждали мы (Эгеде, Боди и я) группу Шефло, со¬
бравшись в тесной комнате Эгеде. Но Шефло и его два друга упор¬
но уверяют, что возврата нет, их не пустят на съезд, будет один
«конфуз». Да и ИККИ не одобрит такого поведения. Сталин вы¬
ражает точку зрения русской компартии, но ИККИ — междуна¬
родная инстанция, и Шефло не может нарушать дисциплину, бу¬
дучи сам членом ИККИ. Все наши уговоры были тщетны, хотя
Эгеде очень сильно доказывал неправоту Шефло.

174
Тетрадь вторая (1923—1924)
Ночь. Четвертый час, но я не могу думать о сне. Не запросить
ли новых директив от Сталина?
5 ноября.
Меня интересует, почему телеграмма «предотвратить раскол»
не от Зиновьева, а от одного Сталина? Значит есть расхождения?
6 ноября.
С расколом дело непоправимо. Ответа на мой приезд в Москву
еще нет. Хочу поехать хоть на неделю после наших праздников,
все равно стортинг в декабре не работает.
8 ноября.
Наш праздник прошел радостно и тепло в нашей советской
колонии. Ни дипломатов, ни норвежцев не звали, ведь мы все еще
«непризнанное представительство». Но утром заходили Эгеде,
Стестад и норвежские служащие с поздравлением и речами.
А вечером был мой доклад, потом пели и играли в «детские
игры».
Но на моей душе туман. С вопросом признания застопорило, и
раскол Рабочей партии — непоправимое пока дело. Остается
одно — поехать в Москву и все выяснить. Запросила разрешение.
Хочу еще до отъезда дать обед кабинету, ответный, и на нем «по¬
работать», поинформироваться, как с вопросом де-юре, когда же
наконец?
11 ноября.
Перед нашим праздником произвела перегруппировку во вто¬
ром этаже полпредства. Выкроила из бывшей второй канцелярии
очень симпатичную гостиную за моим кабинетом. Выбрала у Ол-
лендорфа стильную мебель Луи XVI, подходящие темно-малино¬
вые обои под шелк, бежевый ковер с цветочками под стиль обив¬
ки мебели, две копии с картин Ватто, пригласила художника-ар-
хитектора Брюна для консультации, добавила портьеры, и выш¬
ло элегантно и выдержанно. И все это за счет торгпредства, а не
Наркоминдела: насчет таких представительских расходов легче
договориться с Красиным.
Меня даже заинтересовала эта затея — придать полпредству
более элегантный и представительный вид. Вспомнила, что когда
я выходила замуж за Коллонтая, мать моя тщетно пыталась заин¬
тересовать меня обстановкой моего будущего семейного очага.

Норвегия. Признание де-юре
175
Только бы у меня был свой письменный стол и книжный шкаф,
остальное неинтересно и неважно. А сейчас я обдуманно и с лю¬
бовью выбирала каждую вещь для новой гостиной. Но ведь это
для моего государства, для его престижа — это же иное дело!
Наш праздник провели в новой гостиной, всем очень понрави¬
лось. Но я боялась за ковер, и сотрудники закусывали в большой
канцелярии.
14 ноября.
Германские события, но совсем не с того конца, как мы ожида¬
ли. В Баварии выступление национал-социалистов против Берли¬
на10. Снова реакционный «путч» и очень серьезный. Бавария про¬
тивопоставляет себя Северной Германии. Генеральный комиссар
фон Кар, Лоссов, Гитлер, Людендорф — с их криками о том, что
Берлином управляют «марксисты и евреи» — требуют «национал-
социалистического правительства». Полиция и рейхсвер странно
пассивны. Был момент, когда казалось, что дело принимает обо¬
рот серьезного переворота, контрреволюции. Газеты полны гер¬
манскими событиями и даже нас меньше задевают.
Сейчас уже ясно, что Берлин одолеет фашистов-контрреволю-
ционеров. Фон Кар объявил партию национал-социалистов распу¬
щенной. Но имели место настоящие побоища и вооруженное со¬
противление. Идут аресты, но Берлин крепок.
Опасно то, что в Италии Муссолини и его фашисты заметно
наглеют. Это все признаки, что реакция окрепла по всему свету.
И конечно, удары в первую очередь падут на нас. До чего буржу¬
азия все же ненавидит, но и боится нас, до чего слово «больше¬
вик» для них ненавистно. И здесь все еще связывают «большеви¬
ка» с представлением о кровожадном разбойнике.
15 ноября.
Разрешение ехать в Москву получено, и сейчас оно еще важ¬
нее. Стряслась еще одна новая забота: управдел наркомата изве¬
щает, что сюда назначен новый первый секретарь Зарх. Кто он
такой? Никто не знает здесь. Но разве он заменит Боди в такой
момент, будь у него даже семь пядей во лбу! Телеграмма из Нар¬
коминдела взволновала и расстроила. Как нарочно, в этот день я
пригласила на чай в новую гостиную знатока по Шпицбергену,
юриста международного права Рейстада с его язвительной и ум¬
ной женой. На сердце кошки скребли, а пришлось мило улыбать¬
ся и думать о праве норвежцев на Шпицберген.

176
Тетрадь вторая (1923—1924)
Невеселая работа дипломатов, и самообладание очень требу¬
ется.
15 ноября, вечером.
Сегодня свидание с Мишеле состоялось. Мишеле сам позвонил.
Принял очень любезно. 7 ноября я ему послала ноту по вопросу о
суверенитете Шпицбергена. Вопрос о Шпицбергене мы могли
бы разрешить в связи с вопросом признания. Это решительный
шаг с нашей стороны. Норвежское правительство должно, не мо¬
жет на это не реагировать. Оно же учитывает и знаменательные
события в Англии: кабинет Макдональда, лейбористское прави¬
тельство у власти. Этот кабинет, конечно, пойдет на признание
Советской России, республики рабочих и крестьян. Норвежское
правительство должно теперь поторопиться с нашим призна¬
нием.
Но к моему большому удивлению он заговорил не о моей ноте,
а о претензиях норвежских граждан, потерпевших убытки из-за
революции (Дубровка в первую очередь). Он доказывал мне, ка¬
кое это имело бы значение «индивидуальное разрешение вопроса
о претензиях», т. е. удовлетворение самых влиятельных претен¬
дентов, что очень помогло бы при обсуждении вопроса призна¬
ния.
Я еще и еще раз объясняла ему, что вопрос этот не подлежит
обсуждению, так как создает прецедент. Мы на это не пойдем ни
в какой стране. Но тут же спросила: «Если вас интересуют такие
частности, значит, вопрос о де-юре, верно, скоро будет обсуждать¬
ся?». Мишеле сделал вид, что не расслышал меня: «Вопрос о пре¬
тензиях не частность». И начал развивать эту излюбленную его
адвокатской душе тему.
Я спросила: «Как насчет нашей ноты по поводу сепаратного
соглашения о Шпицбергене, ведь Норвегия очень заинтересована
в разрешении этого вопроса, сколько я вижу, куда больше, чем
претензиями нескольких богачей к нам?». Но Мишеле вдруг на¬
клонил голову на бок, как цапля, увидевшая гусеницу, и, уставив¬
шись на меня, с чувством произнес: «А у вас сегодня новое
платье». Я рассердилась: «То же, что и всегда, господин министр».
«Это не мешает ему быть очаровательным».
Длинноногая цапля хитрит и избегает ангажироваться по воп¬
росу Шпицбергена.
Эгеде уверяет, что Мишеле сказал ему по секрету, что он запи¬
сывает все наши беседы, считая их «историческими». Мне от это¬

Норвегия. Признание де-юре
177
го не легче. Я сказала, что на днях уезжаю в Москву и хотела бы
иметь от него более конкретные ответы.
В Москву за инструкциями
24 декабря. Хольменколлен, красненький домик.
Провожу здесь два дня праздников, все в разъездах. Город пуст.
Утром с Марией Ипатьевной ходим на лыжах, точнее, ходила она,
а я больше носила их на плечах. В гору или по ровному месту еще
ничего, справляюсь, а под гору — дух захватывает, лыжи и палки
путаются, падаю в снег. Вернее снять лыжи и на плечи их. Нор¬
вежцы глядят на мои спортивные неуспехи и помирают со смеху.
Но здесь чудесно, тихо, снежно и воздух, пьешь не напьешься.
16 декабря я вернулась из Москвы и сразу же попала в полосу
горячей работы. Надо форсировать переговоры о признании.
В январе открытие новой сессии стортинга. Самый момент. В Лил-
лестреме в вагон, навстречу мне, вкатились Эгеде и Боди. Оба
взволнованные. Ни о чем меня не расспрашивают, а прямо атаку¬
ют: срочно надо приостановить интерпелляцию Мадсена в стор¬
тинге. Рабочая партия проявляет слишком большую активность в
вопросе признания, и Мадсен как лидер фракции Рабочей партии
в стортинге решил выступить с интерпелляцией министра Мише¬
ле. Боди и Эгеде, безусловно, против этого. Кабинет решит, что
мы его «насилуем». Эгеде говорил уже с Мишеле. Одним словом,
требуют сейчас же вызвать Мадсена и договориться.
В тот же день визит Мишеле.
- Мы очень рады, что вы приехали. А мы уж боялись, что вы
не вернетесь, — встретил он меня приветливее обычного.
- Но почему же, ведь я ездила по нашим общим делам?
А сама думаю, какие сплетни дошли до норвежского прави¬
тельства? Белогвардейцы усиленно здесь их пускают, и «Афтон-
постен» пишет наглые статьи о нас.
Я напомнила, что до сих пор мы не получили ответа на нашу
ноту от 7 ноября. Мишеле удивился, что уже прошло больше ме¬
сяца, извинялся занятостью стортинга внутренними вопросами и
обещал поторопить с ответом по вопросу Шпицбергена. Но ка¬
ким?
Снова разворачивала перед Мишеле картину выгод для Норве¬
гии, если она признает нас раньше других, хотя бы признание нами
того же Шпицбергена, о котором так волнуется вся норвежская
общественность. «Впрочем, — добавила я, — в Москве больше за-

178
Тетрадь вторая (1923—1924)
интересованы другими странами. Когда вы урегулируете отноше¬
ния с нами, ваше дело. Я только ради вас же напоминаю о Шпиц¬
бергене».
Мадсен все же выступил с интерпелляцией кабинета о призна¬
нии Советской России, и ничего страшного или неудобного для
нас не произошло, как боялись Эгеде и Боди (вернее, Шефло).
Я нахожу, что это именно полезно, что такую интерпелляцию вне¬
сла не компартия, а Рабочая партия. И теперь уже после подобно¬
го запроса в стортинге кабинет не может отмалчиваться. Если
Мишеле и решит, что это давление нами спровоцировано, тем
лучше. Значит, рабочие массы, т. е. большинство населения, за
это.
Теперь здесь две партии пролетариата: компартия (с Шефло)
и норвежская арбейтер-парти* с Транмелем во главе. Это многое
осложняет.
* * *
Теперь о Москве.
В Стокгольме, по дороге в Москву, полпред в Швеции Осин-
ский сказал мне, что «дело» обо мне связано с письмом Мяснико-
ва и посещением меня Кузнецовым летом в Москве. В партии идут
жаркие дискуссии, арестован Богданов и многие из «Рабочей груп¬
пы». В Москве только и живут разногласиями. Никто не интересу¬
ется нашими здесь делами — не до нас и наших дипломатических
задач.
В Москве остановилась в «Национале». Встретил меня Флорин-
ский. Комнатку дали рядом с Землячкой.
В НКИД есть интерес к признанию, хотя делают скептическое
лицо. Заняты Англией. Горячо объясняла Литвинову, почему надо
пока оставить секретарем Боди. На коллегии очень рьяно защи¬
щала его. Постановили: Зарха не посылать, Боди оставить, но без
назначения его первым секретарем (практически это значения не
имеет). Чичерин против него за то, что Боди — «французский де¬
зертир», хотя по бумагам и советский гражданин. Литвинов меня
поддержал. Значит, этот вопрос закончен благополучно.
Неизвестность отравляла дни в Москве. По телефону я справи¬
лась в ЦК, когда же мне прийти за ответом, так как я должна
уехать в Норвегию. Мне ответили, что приходить незачем, так
как «дело» выяснено и снято с меня.
Рабочая партия. — Прим. ред.

Норвегия. Признание де-юре
179
Как только я приехала в Москву, я позвонила Сталину, чтобы
рассказать о норвежских делах и, главное, насчет раскола Рабо¬
чей партии. Сталин принял меня в своем кабинете в ЦК, и, идя к
нему, я невольно вспоминала, как из женотдела11 шла к нему вес¬
ною 1921 года по поводу намеченного съезда «восточниц» и как
это тогда не вышло, и я огорчилась и обиделась, когда Сталин не
поддержал этот план женотдела. Сейчас я шла к Сталину с чув¬
ством доверия, зная, что он раскола не одобрил.
Сталин подробно расспрашивал о норвежских делах и досадо¬
вал, что телеграмма его опоздала: «А не подстроило ли норвеж¬
ское правительство эту штуку, чтобы ослабить силы рабочих, сто¬
ящих за наше признание?».
Я ответила, что мы тщательно сверили часы отправки и при¬
бытия телеграммы, видимо, депеша шла нормальное время. «Рас¬
кол нежелателен, но раз он налицо, надо использовать положе¬
ние, как оно есть». — И Сталин, осведомившись, верно ли, что
Рабочая партия и либералы выражают мнение большинства в
Норвегии и, получив мое подтверждение, спросил: «А почему же
консерваторы у власти? Работают ли либералы и Рабочая партия,
чтобы свалить кабинет?».
Я ответила, что эта задача стоит на очереди и что Мовинкель
мобилизует силы для того, чтобы свалить кабинет на сессии пар¬
ламента, которая начнется в январе. Сталин считал, что нам сле¬
дует усилить работу среди Рабочей партии и либералов, чтобы
ускорить смену кабинета и провести де-юре.
Сталин прекрасно понял, что нельзя было выступать на съезде
с такой резолюцией по вопросу религии. Он посмеялся, что ры¬
баки считают, что в море вернее с богом, чем с ИККИ, и расска¬
зал, что по поводу резолюции в ЦК невозможно было добить¬
ся единства, почему он и послал телеграмму за своей только
подписью.
Из всей беседы, — а сидела я у товарища Сталина долго, — я
поняла, что он прекрасно осведомлен, учитывает наши трудно¬
сти, но и понимает нашу «боевую задачу» — де-юре. Впрочем, и он
сказал, что при новом правительстве в Англии, Англия нас скоро
признает, и тогда за ней потянутся все малые страны.
- Но попытайтесь добиться максимума уже сейчас и учтите
выгоду скорейшей смены кабинета. Мовинкель по вашему при¬
личнее?
Я подтвердила. (Руководство Сталина, это нечто иное, чем ра¬
ботать в ИККИ с Зиновьевым.) На прощанье Сталин спросил меня,

180
Тетрадь вторая (1923—1924)
довольна ли я своей работой в Норвегии. И я с полной искреннос¬
тью подтвердила, что работа эта меня увлекает. Кажется, это ему
понравилось.
— Так что сюда на работу возвращаться не хотите?
— Пока не добьюсь урегулирования наших отношений с Норве¬
гией — нет.
— Значит, остается пожелать вам успехов.
★ ★ ★
Попала в Москву как раз к пятилетию съезда работниц. Был
торжественный митинг, много знакомых лиц. Выступала. Лили¬
на держала себя «хозяйкой», мне говорили, что Зиновьев пользу¬
ется болезнью Ленина, чтобы укрепить свое положение в ЦК, и
ведет себя как «губернатор» Ленинградской области. Все это не¬
приятно.
В Москве, как всегда, дни плавились, как на огне. Всего не за¬
помнишь, столько встреч, переживаний... Но болезнь Ленина
очень серьезна, серьезнее, чем мы думали. Надежду Константи¬
новну не удалось повидать, она в Горках.
Рядом с моими партийными делами шли дипломатические -
протокольные обязанности. Обед у Якхельна, где был и Литви¬
нов. Натянуто и скучно. Пустые беседы. Потом прием-чай, устро¬
енный в мою честь Флоринским. Германский посланник Брок-
дорф-Ранцау пригласил меня одну на интимный обед в свое мрач¬
ное, в темных тонах посольство. Но обед был сервирован элегант¬
но, на саксонском фарфоре, и меню легкое и вкусное. Граф Брок-
дорф любит французскую кухню. Он играет в друга большеви¬
ков и говорит, что верит в наше будущее и рад, что сейчас в мини¬
стерстве в Англии политики, которые не сочувствовали войне с
Германией. Очень хорошо он отозвался об уме и мужестве Клары
Цеткин: «Она тип настоящей германки и, несмотря на ее речи об
интернационализме, она настоящая патриотка в душе. И никогда
не примирится с унижением Германии».
Еще выпала на мою долю забота: у норвежского поверенного в
делах Якхельна арестовали русского шофера. Обратился ко мне
по этому поводу дуайен дипкорпуса, персонально. Он уверял, что
этот арест произвел очень неблагоприятное впечатление на весь
дипкорпус. Якхельн несколько раз звонил мне с просьбой помочь
с выяснением этого дела.
Я поехала к Менжинскому12 на Лубянку. Полушутя, входя в

Норвегия. Признание де-юре
181
его кабинет, заявила: «Я не уйду отсюда, пока мне вы, Вячеслав
Рудольфович, не выпустите шофера норвежского посланника».
Он стал говорить, что норвежцы здесь ведут «нехорошую рабо¬
ту», не для себя, конечно, а для Англии, что есть «доказатель¬
ства» насчет шофера. Я разгорячилась: «Вопрос о де-юре, а вы
арестовываете какого-то шофера! Нет учета большой политики».
И проч. и проч.
Менжинский вызвал Ар.13 Велел еще раз проверить дело. По¬
говорили. Я ушла с обещанием, что будет сделано все, что воз¬
можно. На другой день звонок от Якхельна, благодарность — шо¬
фер на машине.
В Петрограде повидалась с Зоичкой. Было радостно и тепло.
Моя книга «Пчелки» опубликована. Изящная, совсем маленькая
книжечка. Получила авторские экземпляры и гонорар. Так что
из этой поездки в Москву вернулась «со щитом» во всех смыслах.
Хорошо жить на свете и чувствовать, что идешь по верному
пути.
Беседа с Мовинкелем, заявление Мишеле, обед
кабинета, вопросы «Руссо-Норзе»
25 декабря.
Последний день в красном домике, среди запушенных снегом
елей и веселых голосов синичек.
Как только я приехала в Христианию из Москвы, я пригласила
на чай в новую гостиную Мовинкеля с женой, чтобы осведомить¬
ся о возможности образования нового либерального кабинета.
Мовинкель считает, что кабинет Берге — Мишеле не долговечен,
что стортинг свалит его на попытке консерваторов отменить су¬
хой закон в пользу свободной продажи спиртных напитков, что¬
бы после того ратифицировать самим тот самый трактат с Порту¬
галией, на котором консерваторы свалили либералов год назад.
Мовинкель говорил о том, что его кабинет первым делом прове¬
дет признание Советской России, и что он будет счастлив, если
этот акт выпадет на его долю.
На мой вопрос, когда же либералы надеются провести смену
кабинета, Мовинкель разъяснил мне, что это зависит не от них, а
от самих консерваторов, когда Берге — Мишеле сочтут удобным
внести в парламент свое предложение об отмене винной монопо¬
лии и регулировании продажи спиртных напитков. «Но ведь это
может затянуться на месяцы? — не выдержав, сказала я. — Нельзя

182
Тетрадь вторая (1923—1924)
ли ускорить падение кабинета правых? Тогда мы снова будем
иметь счастье увидеть Норвегию в надежных руках господина
Мовинкеля».
Мовинкелю понравились мои слова, он стал пространно гово¬
рить о том, что для либералов вопрос о Шпицбергене совершенно
ясен и что наше признание получит в парламенте подавляющее
большинство, но что надо дождаться, когда консерваторы внесут
свое «политически неумное предложение» об отмене полусухого
закона. Мовинкель явно строит свой расчет, учитывая поддержку
Рабочей партии.
Я бросила мысль о пользе теперь же поднять кампанию в прес¬
се против политики консерваторов, но не в связи с вопросом о спирт¬
ных напитках, что, конечно, только заставило бы Берге — Мише¬
ле насторожиться и затянуть внесение в парламент их предложе¬
ния. Мовинкель сказал на это, что «у консерваторов достаточно
политических грехов, за что следует и можно их бить, не затраги¬
вая антисухого закона».
После праздничных каникул поговорю еще с Транмелем, кото¬
рый сейчас где-то в горах, на отдыхе.
26 декабря.
Мертвый сезон, здесь празднуют Рождество. Все разъехались.
В министерстве ни души. Стортинг соберется только в январе.
Даже пансион «Риц» опустел. Я же сижу в полпредстве, жду дип¬
почту.
Приехал из Москвы как сотрудник по торгпредству Комиссар-
жевский (брат нашей великой и незабвенной артистки). Его на¬
правил сюда Красин в ответ на мою просьбу усилить аппарат торг¬
предства. Комиссаржевский культурный и, кажется, симпатичный
человек, но будет ли он полезен в торгпредстве? Он никогда не
работал по торговой части. Мне он прислал в «Риц» цветы с по¬
здравлением «со светлым праздником». К чему это? Ведь мы Рож¬
дество не празднуем.
Я рада, что в Москве повидала Александра Гавриловича и
Медведева14, и в этот раз встреча была хорошая, товарищеская.
В прошлый мой приезд у них в отношении меня был злобно-иро¬
нический тон: «Вам, товарищ Коллонтай, значит, нравится ваша
«почетная ссылка»?» Или: «Конечно, вы теперь на большом по¬
сту, где же вам со старыми товарищами дружбу водить!». Это
было очень неприятно и несправедливо, да и не похоже на всегда
доброго Александра Гавриловича, которого мы в годы эмиграции

Норвегия. Признание де-юре
183
звали «золотое сердечко». Но, конечно, это все влияние Медведе¬
ва. Не люблю его.
29 декабря.
Пускаю в ход все способы давления на кабинет. В день экст¬
ренного заседания кабинета (о чем узнала через друзей) была у
Рю Хольмбо и сообщила ему, что Олесуннская концессия (на бой
тюленей) подписана в Москве. Он жал обе мои руки в знак благо¬
дарности. Ему близки не только по службе, но и лично интересы
зверобоев и рыбаков севера. За это я его ценю, хоть он и консерва¬
тор.
На экстренном заседании кабинета стоял наш вопрос, т. е. об¬
суждение нашей ноты от 7 ноября. Была перед тем у Мишеле. Он
просил меня подтвердить, что в случае признания мы одновре¬
менно подписываем суверенитет Норвегии над Шпицбергеном.
Зго я вполне могла подтвердить и уверенно. Мишеле казался удов¬
летворенным.
Когда меня сегодня неожиданно вызвали из министерства по
телефону и просили немедленно приехать к Мишеле, я уже зна¬
ла, что ответ готов и, вероятно, не плохой. Плохие ответы всегда
откладывают сообщить.
Мишеле принял меня этот раз очень торжественно. Он заявил,
что кабинет рассмотрел нашу ноту о Шпицбергене и принял ре¬
шение вступить с нами в переговоры о признании. Это шаг впе¬
ред и большой шаг.
Боди был очень доволен, но никому пока не говорим, кроме
Эгеде. Конечно, слухи о том, что Англия, Италия, Дания и Шве¬
ция собираются нас признать, подталкивают норвежцев. Но и
пресса пущена в ход. Говорила с редактором Скавландом (либе¬
ралом), и затем статьи в «Арбейдербладет» (орган Рабочей пар¬
тии). Особенно много толков возбудила ироническая статья Си-
версена, как Мишеле гадает на пуговицах своего жилета — пойти
или не пойти (skall, skall ieke) на признание, а за это время Норве¬
гия потеряет приоритет признания.
30 декабря.
Только что вернулась с интимного обеда, который я дала Ми¬
шеле. Хотя я и работаю, чтобы свалить его кабинет, но пока он у
кормила правления, нельзя упускать консерваторов. В рождествен¬
ские дни (до начала января) официальных обедов не дают, поэто¬
му я устроила «интимный» обед в «Гранд-отеле». Кроме Мишеле

184
Тетрадь вторая (1923—1924)
с дочерью и Хольмбо пригласила еще Рейстада (спец по Шпиц¬
бергену) с женой. Из наших — Боди, Ковалевского и Дьяконова,
но не Шеншева, он в обиде.
Обед прошел хорошо. Меню было изысканное, с нашей икрой,
а по поводу особой дорогой марки французского красного бордо
Мишеле сказал, что это вино настолько тонкое и ароматное, что
им можно надушить носовой платок.
Речи были банальные, я сознательно избегала форсировать
тему о де-юре. Любезность Мишеле оказана, и он с дочкой оста¬
лись довольны.
31 декабря. «Риц».
В «Рице» поселился советник мексиканского посольства Матти
с семьей, и хотя у нас с Мексикой нет еще отношении, мы позна¬
комились, и мне семья Матти очень по душе. Без фокусов и чван¬
ства и, главное, понимающие нас. Мексика пережила свои рево¬
люции, знает, что такое интервенция и что такое гражданские
войны. С ними легко говорить. И страна их меня заинтересовала.
Они мне показывали альбомы, дали книги по истории Мексики и
об их новых аграрных законах.
2 января 1924 года.
Начинаю новый год в новой тетради. Что-то он принесет?
Де-юре уже наверняка, но еще что? Мне уже этого мало. Когда
цель близка, она вдруг съеживается, делается менее значитель¬
ной и хочется еще чего-то. Для себя или для нашей республики?
Это слито.
Сегодня утром вернулась из Трольхеттана, провела с сыном и
его веселой хорошенькой женой день нового года.
3 января.
Из Лондона приехала русская часть директоров Мореходной
компании «Руссо-Норзе». Они имели деловые совещания в Берге¬
не с норвежской частью правления. Идея Красина вошла в жизнь:
советские мореходные общества и наши судостроители обучают¬
ся на практике у норвежцев, как управлять и вести хозяйство мо¬
реходных линий. А Бергенское общество в этом смысле прекрас¬
ный пример. Дела свои они ведут образцово. Говорят, что адми¬
нистрация Бергенской компании, включающей грузовые суда, пас¬
сажирские линии на .Америку и на Восток, верфи и проч.. ведется

Норвегия. Признание де-юре
185
лучше, чем даже у судоходных компаний Англии. Одним словом,
«modern and efficient**.
Я решила показать нашим директорам лучшее, что есть в Хри¬
стиании, т. е. Хольменколлен. Вечер выдался на славу. Полная
луна на ясном небе в рамке причудливых очертаний гор Нормар-
кена и Аскера. Легкий мороз, но ни малейшего ветра, а значит,
сосны и ели на горах опушены снегом и принимают вид фантасти¬
ческих, сказочных чудовищ... Лунный свет серебрит снег на де¬
ревьях, и снег бриллиантится, как пишет Игорь Северянин. А небо
такое странно близкое и совсем светлое от света луны и звезд.
Я повела своих гостей пешком на Фрогнерсетер, чтобы пока¬
зать волшебный вид сверху на фиорд и Христианию в огнях. Кру¬
гом волшебное царство снегурочек и дедушки-мороза. А мимо нас
по крутым извилистым снежным дорожкам несутся непрерывной
лентой лыжники всех возрастов и парочки на хельках (санки с
длинной жердью сзади, рулем). Чуть не сбили они с ног самого
академика Крылова15. Он приехал с нашими директорами посмот¬
реть норвежские верфи и не заказать ли здесь лесовозы в 2000—
2500 тонн. «Нашу республику, — говорит он, — пора раскрепостить
от найма иностранного тоннажа под лесоперевозки».
Интересный и обаятельный человек этот Крылов. Огромный и
тяжеловесный на вид. но как он легко ходит по горам. Он старый
моряк и. как все моряки, в душе добр к людям, хотя порою и
резок в обращении. Лицо у него типично русское, большая холе¬
ная борода и живые, умные глаза. Я его сразу полюбила и охотно
слушала, с какой любовью он говорит о планах строительства на¬
ших судов.
На поворотах крутых дорожек, за скалами в лесу, где потем¬
нее, непременно стоят неподвижно санки с парочкой. Парочкам
некогда управлять рулем по крутому спуску, они заняты дру¬
гим — целуются. Директорам это очень понравилось. «Еще бы в
такую ночь, да при легком морозе поцелуй особенно вкусен», —
решил Крылов, прервав свои соображения о вместимости лесово¬
зов.
На Фрогнере зашли в спортивный ресторан. Молодежь, как
стая ласточек, облепила наружные стены ресторана, прилажива¬
ет свои лыжи и хельки. Смеются, перекликаются. Лица румяные
от мороза, на голове теплые вязаные шапочки, пестрые шарфы,
рукавицы, пу ловеры и спортивные пггаяы на стройных, длинно¬
* Ссюеиеою я жЬкЬоггивао (англ ; — Пфиж 1*4

186
Тетрадь вторая (1923—1924)
ногих фигурках норвежских девушек. У мужчин такие же
спортивные штаны и головные уборы. Но на лыжах не одна моло¬
дежь, много и пожилых пионеров лыжного спорта.
На Фрогнере есть и спортивный музей. Но мы спешим в ресто¬
ран. Он в стиле старинной норвежской избы. Стена из толстых
неотесанных бревен, которые привели в восторг директора Шап-
шая, он спец по лесу. Деревянные балки, наподобие готики, под¬
держивают высокую крышу. Посредине избы-ресторана пылает
огромный открытый очаг (пейзе) с березовыми дровами. Скамьи
и столы из некрашеного дерева — солидные, крепкие, но по-свое¬
му художественные и приятные для глаз. «Как эти норвежцы
умеют любовно обращаться с деревом, любо-дорого смотреть», -
говорит Шапшай, щупая руками круглые бревна стен и солидную
доску стола. А директору Нагловскому понравились кустарные
коврики на стене: рисунки оригинальные и цвета подобраны мяг¬
кие.
Напились горячего кофе, полюбовались еще на вид и обратно
в город вернулись на электричке. По дороге наши директора се¬
рьезно беседуют, совещаются и решают заказать лесовозы не на
английских, а на норвежских верфях. Я этому рада.
Стадия конкретных переговоров о взаимном
признании
4 января, 12 часов ночи. «Риц».
Победа: тронная речь короля при открытии стортинга, в кото¬
рой он среди задач политики Норвегии признает желательность
«урегулирования нормальных отношений с Советской Россией».
Это нечто значительное, это же «заявление короля». Радостное
волнение, и все же как-то не верю, уж очень все это долго тя¬
нется.
Я была на открытии стортинга, но не в ложе дипломатов, а в
публике. Хотя я советским правительством и значусь полпредом,
но для норвежцев мы, до установления дипломатических отноше¬
ний, все еще считаемся только полномочной торговой делегаци¬
ей. Представительства всех признанных стран имеют наименова¬
ние «легашион» (посольство), а наше полпредство норвежцы на¬
зывают «руссиск делегашион».
Видела, как король со свитой прошел к трибуне и как за ним
шли Берге, Мишеле и все консервативное правительство. Мовин¬
кель сидел на передней скамье перед депутатами либеральной

Норвегия. Признание де-юре
187
партии. Эгеде и Шефло где-то сзади, среди коммунистов. В зале
царила атмосфера торжественности. Норвегия все еще гордится
тем, что она суверенная страна, а не придаток Швеции.
12 января.
Период разговоров и зондажей позади. Мы вступили в стадию
настоящих, практических переговоров о нашем признании. Но
Литвинов советует не увлекаться и соблюдать максимум осторож¬
ности.
Точно пишу Литвинову вопросы, которые потребуют нашего
согласия в ответ на признание. Это — не «компенсации», а есте¬
ственное урегулирование взаимных отношений. Первое — это,
конечно, Шпицберген. Второе — это разрешение (можно времен¬
ное) беспошлинного ввоза определенного контингента трески че¬
рез наши северные порты. Третье — урегулирование зверобойных
концессий в наших водах и китобойных в наших территориаль¬
ных полярных водах в Азии.
Мишеле все возвращается к вопросам о возмещении убытков
норвежских граждан (главное, Дубровка), но этот вопрос не под¬
лежит обсуждению при установлении положений о признании,
хотя Чичерин и дал мне право разъяснить, что некоторые индиви¬
дуальные претензии могут быть удовлетворены при некоторых
обстоятельствах.
18 января.
Беспокоит меня, что по Шпицбергену все еще неясность в Мо¬
скве. Я считаю, что при особом соглашении с Норвегией надо ого¬
ворить наши экономические интересы на Шпицбергене, т. е. наши
заявки на каменноугольные копи. Но в Наркоминделе этому воп¬
росу не придают особого значения. Я даже хотела получить раз¬
решение на скупку еще некоторых угольных участков (через Эге¬
де), но Наркоминдел нашел, что это «лишнее» и может повлечь
неприятности.
Я же думаю, что, признавая за Норвегией суверенитет над
Шпицбергеном, нам надо обеспечить за Советской Россией наши
экономические интересы там. Это выглядит и политически «при¬
личнее», не просто отказ от Шпицбергена, а установление нор¬
мальных отношений и по Шпицбергену между нами и норвежца¬
ми. Во всяком случае прежние наши заявки на угольные нахож¬
дения мы должны за собою оставить. Буду настаивать перед Нар-
коминделом.

188
Тетрадь вторая (1923 —1924)
20 января.
Дни идут. Стортинг заседает, а о де-юре еще ни слова.
Эсмарк все хлопочет о поморах и навигационном вопросе. Уве¬
ряет, что правительство работает над меморандумом и что на днях
кабинет примет окончательное решение. А тут еще вклинилось
это неожиданное постановление кабинета о запрете ввоза русской
ржи в Норвегию через северные гавани. Что это? Нажим на нас
из-за трески? Совершенно недопустимо и глупо.
Я помчалась к Мишеле с протестом. Он стал уверять, что МИД
тут не при чем, что это министерство земледелия боится завоза
«заразы». Но обещал вмешаться. Я все же поехала к Педерсену.
Он возмутился и считает, что это интрига хёйре против него, ведь
рожь нашу закупает он. Два дня волновалась, но вчера телефон¬
ный звонок из министерства иностранных дел: постановление о
запрете ввоза ржи отменено.
Хожу с Комиссаржевским на прекрасные норвежские филар¬
монические концерты в зале Аула с фресками самого Мунка. Но
слушать классическую музыку не могу. Мысли отвлечены другим,
и меня утомляет чрезмерная растянутость и гармония. Новая му¬
зыка мне больше по душе. Но вообще не до концертов, голова
полна заботами и нервы напряжены.
Смерть Ленина
22 января.
Даже записать страшно, но эта ужасная весть факт: Ленина
больше нет. Не могу осмыслить, поверить, понять...
Что будет у нас? Что будет во всем мире?
Жутко до дурноты.
23 января.
Конечно, мы знали, что ему хуже, что надо готовиться к этому
скорбному часу. Но все же не могли осознать и поверить. В пол¬
предстве мы все ходим растерянные, убитые, заплаканные. Буд¬
то весь мир опустел. Жутко и больно. Бедная Надежда Констан¬
тиновна и бедные компартии всего мира...
Коммунисты и Рабочая партия созвали огромный траурный
митинг. Самое большое помещение было переполнено, но тысячи
стояли еще у входа, на улице. В зале слышались рыдания. Сейчас
рабочие остро чувствуют, что означал Ленин для рабочего класса
всего мира.

Норвегия. Признание де-юре
189
24 января.
Все газеты, даже враждебные Советской России, посвящают
большие статьи Ленину. Признают его как большого государствен¬
ного человека, социального реформатора, идеалиста-философа.
О Ленине пишут, как о «великом человеке», и я представляю
себе, как бы он улыбнулся своей чуть иронической улыбкой и ска¬
зал: «Это неплохо, если так пишут обо мне. Значит, и враги учи¬
тывают, что советское государство — «великий факт», с которым
не шутят».
Я неотступно думаю о Ленине, но не как о «великом государ¬
ственном человеке», а как об «Ильиче», которого мы так тепло
любили и верили его проницательному, творческому уму. Я хочу
писать о нем, но не сейчас. Еще не могу...
25 января.
Что сегодня делается в Москве? В полпредстве мы все как-то
жмемся друг к другу. Чувство огромной пустоты, скорби и стра¬
ха... Как это мир будет без Ленина?
Пиночка16 украсила черным крепом портрет Ленина и поста¬
вила перед ним свежие цветы, так мы точно ближе к его гробу.
27 января.
Весь вечер у меня сидели Эгеде и Боди. Вспоминали с Эгеде
подготовку к Циммервальду, письма Ленина и то огромное, что
он сделал своим мужеством и гениальной ясностью мышления,
чтобы спасти Интернационал и солидарность рабочего класса в
борьбе против войны. Он, Ленин, спас социализм и всех нас в
момент самого жуткого краха наших идеалов. Потом вспоминали
Ленина, такого простого и всегда внушительного товарища, и уже
его как главу государства в первые годы советской власти. И как
он заботился о приезжих из заграницы товарищах в эти годы и
спрашивал у Эгеде: теплая ли у него комната, и тут же вопрос:
как норвежские рабочие о1хенивают первую в мире Советскую
республику трудящихся?
Тогда, в те первые годы, буржуазия злобно, с бешеной ненави¬
стью писала о большевике, узурпаторе Ленине. Сейчас не только
здесь, в Норвегии, но и повсюду о смерти Ленина пишут в почти¬
тельных тонах, не могут не признавать величия этого человека.
Весь мир рабочих оплакивает Ленина, на западе и на востоке. Его
смерть точно теснее сплачивает рабочих всех стран. Так мы оце¬
ниваем события.

190
Тетрадь вторая (1923—1924)
Но что будет с нашей партией?
Боюсь влияния Зиновьева, он развалит Интернационал.
Написала письмо Сталину. Говорят о завещании Ленина
партии17. Все это нервирует, но и думать нечего проситься в Мо¬
скву.
Советская Россия охвачена не просто трауром, а глубоким го¬
рем. Придется и это пережить, будем укреплять партию — это
его завет.
Признание (стортинг голосует за признание,
подписание актов признания)
28 января.
Кабинет вот-вот свалится. Конечно, легче получить де-юре при
Мовинкеле. Но теперь уже поздно над этим работать, смена ка¬
бинета затянет постановку нашего вопроса, а медлить нельзя, дни
дороги. Неужели не видят норвежцы, что Макдональд (Англия)
готовится нас признать?
В стортинге все заняты были рассмотрением гренландского
конфликта. Когда же дойдут до нашего вопроса?
30 января.
Англия, Италия или Норвегия? Точно на скачках с препятстви¬
ями — кто первый прискачет? Все страны заинтересованы: кто
первый признает Советскую Россию? Кабинет Макдональда даль¬
новиднее всех, и вопрос о признании нас Англией — это вопрос
дней. Лихорадка ожидания замучила меня, чего норвежцы тянут?
Места себе не нахожу... Конечно, для Советской России важнее
всего Англия, но злость берет на норвежцев. Им же хуже...
31 января.
Вчера на закрытом заседании стортинга кабинет внес на об¬
суждение меморандум о нашем признании. Меморандум будто
бы в понедельник будет нам вручен. Почему не показали нам тек¬
ста до внесения в парламент? Как бы чего не влепили нам непри¬
емлемого? Боюсь я за пункт о возмещении норвежским гражда¬
нам...
1 февраля.
Совершенно ясно, признание со стороны Англии — решенный
вопрос. Я была у Эсмарка.

Норвегия. Признание де-юре
191
— Господин Эсмарк, теперь дело идет уже не о днях, а о часах
признания Советской России со стороны Англии. Хотите вы, как
уверяли меня, быть первыми и получить приоритет, так действуйте
без минуты промедления, это я говорю вам как друг Норвегии, в
ваших же интересах. Нельзя медлить ни часа. Проявите себя как
суверенные и мужественные норвежцы. Вы понимаете сами, что
в Москве больше интересуются Лондоном, чем Христианией. Вы
опоздаете. Созовите сегодня же экстренный кабинет и вручите
нам меморандум.
— Созвать кабинет? Да ведь сегодня суббота и уже пятый час.
Никого в городе нет.
Я рассердилась. И кажется сказала слишком горячо, что Нор¬
вегия об этом не раз пожалеет... Но что же мне делать? Скажите,
пожалуйста, суббота! Нашли время уезжать на отдых. Или каби¬
нет хёйре вообще не хочет провести акт признания или думает
плестись в хвосте Англии, когда и так ясна позиция Лондона? Есть
же, черт возьми, телеграф, телефон! Могли бы снестись с Лондо¬
ном, узнать действительное положение на Даунинг-стрит. Хёй-
ре - трусы!
4 февраля.
Решилась на серьезный и ответственный шаг: была у Эсмарка
и дала ему записку вроде вербальной ноты с перечислением тех
пунктов, которые Норвегия может получить от России при при¬
оритете (суверенитет над Шпицбергеном, постоянный торговый
договор, взамен временного, концессию на тюленей в наших во¬
дах, урегулирование торговли между нашими северными порта¬
ми и Финмаркетом). Самые архижизненные для Норвегии вопро¬
сы. Но передавая ему записку, я ясно и твердо заявила: «Господин
Эсмарк, эти наши условия действительны в течение 48 часов. При
отсутствии ответа от вас до 11 часов утра в среду, мы не считаем
себя связанными этими предложениями. В наших условиях уре¬
гулирования отношений между Советской Россией и Норвегией,
которые я здесь перечислила, норвежцы заинтересованы, но, если
вы опоздаете и приоритет получит Англия или другая страна,
Норвегия, естественно, будет поставлена в худшее положение, чем
эти страны. Учтите это, господин Эсмарк, и не пропустите мо¬
мента: я ва^с даю 48 часов».
Я говорила взволнованно, и Эсмарк сам волновался не меньше
меня. Большего я сделать не могу, это моя последняя попытка
нажима на кабинет хёйре. Если и это не подействует, дело о

192
Тетрадь вторая (1923—1924)
де-юре надо считать пока провалившимся. Признать-то признают
нас, но когда?
4 февраля.
Англия, т. е. кабинет Макдональда, признал Советскую Рос¬
сию, и будут установлены нормальные дипломатические отноше¬
ния с Англией. А моя Норвегия потеряла приоритет. Сами вино¬
ваты. А досадно...
8 февраля.
По истечении 48 часов, которые я дала норвежскому правитель¬
ству на размышление о предложенных нами пунктах урегулиро¬
вания при признании нас, я в назначенный час была у Эсмарка.
Но много говорить не пришлось: факт признания Англии был на¬
лицо. Норвегия утрачивала приоритет. Все же я сказала Эсмар-
ку, что, не получив от них ответа в течение 48 часов, мы считаем
наши предложения «не существующими».
Эсмарк смутился и попросил зайти к Мишеле. Мишеле начал
с необычным жаром говорить о том, что кабинет все эти дни за¬
нят был выработкой письменного предложения о признании.
Я сказала Мишеле, что хотя срок, который я дала им на размыш¬
ление истек, но переговоров мы не прерываем. Если у кабинета
есть предложение, я немедленно передам его моему правитель¬
ству. Однако дело в том, что из Москвы нет точных указаний,
прервать ли переговоры или продолжать? Так как в Италии с
подписанием акта признания осложнения, я решила, что полез¬
нее продолжать переговоры.
11 февраля.
По указанию Литвинова мы предлагаем норвежскому прави¬
тельству в ответ на их меморандум установить факт взаимного
признания, и после того в особых нотах договориться о всех част¬
ных вопросах, которые ведь обеим сторонам уже известны и час¬
тично договорены. Но норвежцы выдвигают новый пункт о торго¬
во-навигационном договоре. Так как Литвинов велел не давать
никаких, даже словесных, обещаний до акта признания, я это от¬
клонила.
В Италии 9 [февраля] состоялось признание Советской России.
Мы будем только третьими. Но ведь и это не наверное... А опус¬
кать руки нельзя, самое горячее время.

Норвегия. Признание де-юре
193
12 февраля, 2 часа ночи.
Только что ушли от меня директор Бергенского общества Лем-
куль и председатель Верховного суда Поль Берг. Пришли ко мне
в «Риц» прямо с заседания кабинета, на котором принято реше¬
ние внести в парламент предложение кабинета «об урегулирова¬
нии дипломатических отношений с Советской Россией».
Лемкуль очень советует согласиться на упоминание сепаратно¬
го договора по навигации. Это как бы их уступка за отказ от пун¬
кта по претензиям. Лемкуль — крупнейший судовладелец и, ко¬
нечно, заинтересован в торгово-навигационном договоре, но я свя¬
зана директивами Москвы и отговариваюсь, что все «отдельные
вопросы» согласуем после признания.
Боюсь верить в сообщение Лемкуля и Берга и, конечно, спать
не смогу, а вызову Боди. Неужели завтра настанет эта столь дол¬
гожданная минута — принятие де-юре?..
Волнуюсь, как перед большой политической речью. Нет, боль¬
ше того, ведь ответственность сейчас огромная. Скорей бы наста¬
ло завтра.
13 февраля.
Сумасшедший день. С утра в МИДе у Мишеле. Кабинет ре¬
шил именно сегодня внести их меморандум на пленум стортинга,
а текст меморандума еще переводится на французский язык, и
мы его не имеем в окончательной форме. Мишеле и Эсмарк еще
раз уточняют со мной текст. Только вернулась в полпредство —
вызывает Эсмарк, просит Боди «для уточнения» французского
языка.
Но Боди возвращается ко мне встревоженный. Норвежцы бо¬
ятся, что, потеряв приоритет, Норвегия в смысле морского судо¬
ходства будет поставлена в худшие условия у нас, чем Англия.
Эсмарк настаивает на «абзаце» о навигационном договоре. Тако¬
го пункта мы никогда не обсуждали. Боди отверг «абзац».
Звонок от Мишеле — вызывает меня срочно. Настаивает на
включении нами отвергнутого пункта, что будет и «навигацион¬
ный договор», иначе либералы провалят, ведь они все судовла¬
дельцы. И потом престиж Норвегии и проч. Стараюсь сохранить
хладнокровие и напоминаю Мишеле, что Эсмарк уже разъяснял,
что торговый договор, который мы будем заключать с ними, вклю¬
чает и морской транспорт.
Мишеле сдается. Я ухожу.
Но скоро новый телефонный звонок от Эсмарка: читает фор¬

194
Тетрадь вторая (1923—1924)
мулировку пункта о торговом договоре по-французски. И я, и Боди
чувствуем — неудовлетворительно: в кавычках вставлено «торг-
договор охватывает и морской транспорт». Эта формулировка не
годится. И вот мы сидим с Боди и бьемся над этим пунктом, а
меня уже ждут коммунисты — члены стортинга, торопят нас и
требуют перевода наших поправок по-норвежски.
Наконец формула о торговом договоре найдена: «обсуждение
торгового договора во всем его объеме на принципе наибольшего
благоприятствования». Дальше идти не можем, о чем решитель¬
но говорю Эсмарку. Он после раздумья и совещания с Мишеле
принимает эту формулировку.
Но тут раскипятились наши друзья-коммунисты насчет помо¬
ров: «Пункт недостаточный, не удовлетворит депутатов Финмар¬
кена, потеряем голоса, предложение правительства в таком виде,
что признание не пройдет. Будет провал. Товарищ Коллонтай,
найдите выход». Но о поморах сказано все, что мы могли по дого¬
воренности с Москвой. Провал, так провал. Больше не могу, не
имею полномочий.
14 февраля, утро.
Совершилось. Событие, которого ждали так напряженно, для
которого работали более года, — оно совершилось. Цель моего
пребывания в Норвегии достигнута. Я и верю, и не верю.
Вчера вечером на пленарном заседании стортинга кабинет внес
предложение об установлении нормальных дипломатических от¬
ношений между нашими странами. Де-юре — это сакраменталь¬
ное понятие — стало фактом.
Мы все вчера опьянели от радости. Я ждала телефонного звон¬
ка у себя в «Рице». Но около девяти часов вечера звонок от Боди:
«Да идите же скорее, товарищ, хорошие новости! Скорей! Ско¬
рей!..»
В вестибюле полпредства все наши, но впереди Эгеде, Шефло
и Станг. Смех, говор: «Стортинг принял предложение кабинета
огромным большинством голосов. Советская Россия теперь при¬
знанная нами держава. Ура, ура!». Объятия, смех, поздравления.
Настроение было такое пьяное, что не помню, как мы очутились
в незнакомом мне скромном ресторане «Энгельберте», что-то ели,
говорили речи, что-то пили. Ковалевский плакал, а Боди вздумал
петь. Одернула.
Ночью полуспала от радости и волнения. Говорила себе: «Это
один из счастливейших дней моей жизни. Достигла-таки!..»

Норвегия. Признание де-юре
195
Но уже утром сегодня я отрезвела. Мы слишком рано праздно¬
вали. Во-первых, Норвегия все же опоздала и потеряла приоритет
(Англия, за ней Италия, мы третьи). Во-вторых, принято большин¬
ством голосов в парламенте, а не единодушно. Эгеде говорит, что
единодушия не бывает в стортинге. Но я хотела большего торже¬
ства. Потом мы зря послали сгоряча телеграмму Литвинову: «Нас
признали», а текста меморандума кабинета не передали. Это
ошибка. В наших газетах могут опубликовать признание, а ведь
еще предстоит подписание и обмен документами с правитель¬
ством. Одним словом, поспешили.
Все эти мысли испортили мое радостное настроение. По-види-
мому, в дипломатии всегда в чашку меду вливается ложка дегтя.
Меня тревожит теперь, когда же торжественный обмен доку¬
ментами о признании? Эсмарк сказал сегодня, что обмен декла¬
рациями состоится по возвращении короля в Христианию и после
особого заседания кабинета, но когда, он не сказал. Может, опять
затянется на несколько дней. Что подумают в Москве? Новые зат¬
руднения что ли? Все это нервирует, волнует, и я с неудовольстви¬
ем принимаю поздравления.
Еще мелочь, но досадная: впопыхах радости я не пригласила с
нами в ресторан нашего шифровальщика Розу Коган. А ведь она-
то несла самую большую работу... Нет, женотдельская работа и
агитация на фронте или Наркомсоцобесе куда приятнее, чем эти
сложности, заминки и вечные волнения в дипработе.
16 февраля.
После двух томительных дней ожидания сегодня состоялся тор¬
жественный обмен декларациями.
Входим с Боди в кабинет Мишеле. Кабинет весь солнечный,
яркий, праздничный. Мишеле в черном и торжественный, Эсмарк
деловито-озабоченный. Я тоже в черном суконном платье-«прин-
цесс» — высокий воротник, узкие длинные рукава.
Мишеле, поздоровавшись со мной, берет из рук Эсмарка ка¬
кой-то документ на хорошей, толстой бумаге. «Прочтите это преж¬
де всего», — говорит Мишеле с видимым удовольствием.
Я читаю внимательно, впитывая каждое слово. И по мере чте¬
ния чувство радости заливает мое сердце. Да, это нота норвеж¬
ского правительства, сообщающая через меня моему правитель¬
ству о признании советского правительства единственным и суве¬
ренным правительством России и об установлении с нами дипло¬
матических отношений.

196
Тетрадь вторая (1923—1924)
Вот текст этой ноты:
Нота
норвежского министра иностранных дел Мишеле
на имя полномочного представителя СССР
в Христиании Коллонтай
15 февраля 1924 года
Имею честь уведомить вас, что королевское Нор¬
вежское правительство признает правительство Союза
ССР как единственную фактически и юридически су¬
веренную власть Союза.
Вследствие сего королевское правительство полага¬
ет, что нормальные дипломатические и консульские
отношения должны быть немедленно установлены
между Норвегией и Союзом ССР.
«Это историческое решение, — говорит Мишеле, — было при¬
нято на особом заседании кабинета под председательством его
величества короля Хокона. Итак, вы и ваша страна признаны
Норвегией де-юре. Поздравляю. Но мы еще не закончили все наши
дела, мадам Коллонтай, нам предстоит еще подписать оба акта».
И Эсмарк подводит нас к столу у окна, где разложены две декла¬
рации, — одна от имени Норвегии о признании СССР, другая - о
признании нами суверенитета Норвегии над Шпицбергеном. Вни¬
мательно читаю вторую, наши права на две угольные заявки оста¬
ются в силе, и я удовлетворена.
Эсмарк пододвигает два стула — Мишеле и мне — к столу, и
мы одновременно подписываем оба акта, Мишеле — о де-юре, я -
о Шпицбергене. Эсмарк прикладывает тяжелое пресс-папье к
обеим подписям и с довольным лицом становится поодаль.
— C’est fait, c’est fini*, — говорит Мишеле, — поздравляю вас,
мадам Коллонтай, вы были очень настойчивы.
— Но этот же акт также в интересах вашей страны?
— Разумеется, — но, глядя в окно, он с похоронным видом до¬
бавляет, — Оп va me ctelapider... Mais c’est fait, c’est fini, et voilä
tout!** Но вы себе не представляете, что скажут мои же друзья,
консерваторы.
Краткий обмен официальными поздравлениями и пожелания¬
* «Дело сделано, кончено» (франц.). — Прим. ред.
** «Меня растерзают... Но дело сделано, кончено, вот и все!» (франц.). -
Прим. ред.

Норвегия. Признание де-юре
197
ми. Прощаемся и выходим с Боди из светлого, залитого солнцем
кабинета Мишеле.
Цель достигнута, в руке моей нота норвежского правительства
о нашем признании, ее немедленно надо сообщить в Москву. Как
будто все сошло гладко и дело сделано, «кончено», как сказал
Мишеле. А настоящей радости у меня нет. Не верится, что цель
достигнута. И боюсь предаться радости. Предчувствие что ли?
В полпредстве нас ждут с цветами. Тут, конечно, и всегда сме¬
ющаяся Эрика, и наш друг инженер Лейф Андерсен, и вся вер¬
хушка коммунистов. Эгеде разгуливает победителем. Телефоны
не перестают звонить — поздравления. «Теперь, — говорит Эге¬
де, — вас скоро повезут в особой карете с гофмаршалом двора к
королю. Ура, ура, за нашего друга, мадам Коллонтай!».
Боди и Кольбьернсен готовят заметки для прессы. А я еще в
тумане и не могу отдаться радости целиком.
Неожиданные дипломатические сложности
и их разрешение
27 февраля.
Мои предчувствия оказались не напрасными. От Наркоминде¬
ла вместо ожидаемого поздравления получила телеграмму, в ко¬
торой запрашивали: на каком основании я согласилась на включе¬
ние слова «благоприятствования» в меморандум норвежского пра¬
вительства, когда это определение не фигурировало в перегово¬
рах и не было согласовано с Москвой? Категорическое требова¬
ние снять пункт благоприятствования из текста признания.
Я пришла в ужас. Изменить текст подписания после принятия
текста стортингом. Невозможно... И потом НКИД неверно понял
нашу архиобдуманную, осторожную формулировку. Мы не дали
никаких конкретных обязательств, а лишь общепринятую, фак¬
тически ни к чему не обязывающую формулировку: «Discuter 1е
traite de commerce sur la base du principe de la nation la plus
favorisee»*. Меньшего сказать было нельзя, раз мы согласны идти
на замену временного торгового договора постоянным. Дискути¬
ровать вопрос «на базе принципа», не значит дать согласие на
применение принципа во всех случаях. В тексте нигде нет обеща¬
ния благоприятствования.
* «Обсуждать торговый договор на базе принципа наиболее благоприятсгву-
емой нации» (франц.). — Прим. ред.

198
Тетрадь вторая (1923—1924)
Я понимаю, что для нас важно сейчас не связывать себя таким
пунктом, как общее благоприятствование, поскольку предстоят
ведь переговоры с Англией и Италией. Осинский бьется как раз
над этим же пунктом со Швецией. Но мы же не дали полного
благоприятствования: «Готовы обсуждать торговый договор на
принципе...» и т. д. Это же совсем другое.
Февраль.
Ну вот, мы и добились признания. Полгода подготовки, пять
месяцев напряженной, нервной, напористой работы, еще за ними
три месяца лихорадки разрешения вопроса. Вот-вот неосторож¬
ное решение, чрезмерный нажим или несговорчивость, и снова
все дело откладывается в долгий ящик. В такой работе есть своя
огромная прелесть. Нет себя, существует только прицел. Но зато
за эти последние недели у меня появились пряди седых волос.
Подписали признание 16 февраля. Думала — вздохну. Рассчи¬
тала с ошибкой. Теперь-то и всплыли все неизбывные недоволь¬
ства сторон. Желание исправить кажущиеся ошибки признания
и т. д. И за два-три дня такое нагромождение новых забот и не¬
приятностей, что вздыхаешь о днях, когда еще воевали и добива¬
лись признания.
Жду решающих вестей из России. Знаю, что другой на моем
месте и этого не добился бы. В этом я твердо убеждена и поэтому
спокойна и ясна. Но я опять на перекрестке дорог. Не хочу бьггь
прикована к дипломатии. Я «массовик», а не инструмент для «пе¬
реговоров» с буржуями.
23 февраля.
Как это со мной всегда бывает, мучилась эти дни, вынашивала
всякие проекты и вдруг сегодня сразу пришла к решению: пойду
к Мишеле и сама себя дезавуирую — «все это моя ошибка». Надо
найти выход, и затем я после «дезавуации» не останусь в Норве¬
гии. Все ясно.
Эгеде в ужасе. Боди одобрил. Несмотря на все наши разъясне¬
ния Наркоминделу, даже на мою ссылку, что в письме в ноябре
НКИД сам говорил о торговом договоре «на основе благоприят¬
ствования», Литвинов повторяет свое требование изъятия из тек¬
ста декларации слова «благоприятствование».
Мишеле принял меня необычайно приветливо, вся Норвегия
довольна этим актом, даже поговаривают, что нашим признани¬
ем хёйре укрепили положение своего министерства. Это я почув¬

Норвегия. Признание де-юре
199
ствовала при поздравлении меня Мовинкелем. На любезные из¬
лияния Мишеле я оставалась «накрахмаленной». Он насторо¬
жился.
- Так и так. господин министр, я пришла к вам с неприятным
делом.
Он долго не понимал, чего же я хочу, и глаза его Ьеспомошно
мигали за пенсне.
- Значит, ваше правительство берет назад все свои ооешания
Норвегии, о которых мы договорились до признания? Неслыхан¬
ное дело!
Я поспешила разубедить его. что мы не берем назад ни одного
пункта, под которым подписались, что вопрос идет только о ре¬
дакции. Мое правительство считает неудачной формулировку о
«благоприятствовании*. Оно с ней несогласно и требует иной ре¬
дакции. Это моя ошибка, что формулировка неудачная. Я пони¬
маю. что ставлю кабинет в очень затруднительное положение и
потому, как только мы уладим с вами это дело и внесем необхо¬
димые изменения в текст декларации, я сочту своим долгом поки¬
нуть свой пост.
Мишеле совсем заволновался.
- Я ничего не понимаю. Отозвать вас после такой удачно про¬
веденной акции? В Норвегии все удовлетворены, и вы стали так
популярны. Мы вас просто не отпустим.
- Меня и не отзывают, но так как из-за моей неправильной
формулировки пункта я поставила норвежское правительство в
такое неприятное положение, я считаю долгом...
Мишеле меня перебил:
- Но вы же не частное лицо, мадам Коллонтай. вы представи¬
тель государства. Если даже ваша формулировка не удовлетворя¬
ет ваше правительство, ваша подпись остается в силе. Нет, за этим
что-то кроется, чего мой ум отказывается понять.
И Мишеле с нервной поспешностью вызвал Эсмарка по теле¬
фону Я уже спокойнее и более четко повторила Эсмарку требо¬
вание моего правительства: изменение редакции пункта о торго¬
вом договоре. Эсмарк. выслушав меня внимательно, спросил:
- Вы требуете изъятия слов «переговоры на принципе благо¬
приятствования« ? Но в международном праве нет других пряной
пов. не хотите же вы предложить нам основу преференций?
Мишеле с иронией его перебил: «Может быть, у советского
правительства придуман новый принцип для торговых договоров?».
И уже с явным раздражением Мишеле прибавил «Я думаю про-

198
Тетрадь вторая (1923—1924)
Я понимаю, что для нас важно сейчас не связывать себя таким
пунктом, как общее благоприятствование, поскольку предстоят
ведь переговоры с Англией и Италией. Осинский бьется как раз
над этим же пунктом со Швецией. Но мы же не дали полного
благоприятствования: «Готовы обсуждать торговый договор на
принципе...» и т. д. Это же совсем другое.
Февраль.
Ну вот, мы и добились признания. Полгода подготовки, пять
месяцев напряженной, нервной, напористой работы, еще за ними
три месяца лихорадки разрешения вопроса. Вот-вот неосторож¬
ное решение, чрезмерный нажим или несговорчивость, и снова
все дело откладывается в долгий ящик. В такой работе есть своя
огромная прелесть. Нет себя, существует только прицел. Но зато
за эти последние недели у меня появились пряди седых волос.
Подписали признание 16 февраля. Думала — вздохну. Рассчи¬
тала с ошибкой. Теперь-то и всплыли все неизбывные недоволь¬
ства сторон. Желание исправить кажущиеся ошибки признания
и т. д. И за два-три дня такое нагромождение новых забот и не¬
приятностей, что вздыхаешь о днях, когда еще воевали и добива¬
лись признания.
Жду решающих вестей из России. Знаю, что другой на моем
месте и этого не добился бы. В этом я твердо убеждена и поэтому
спокойна и ясна. Но я опять на перекрестке дорог. Не хочу быть
прикована к дипломатии. Я «массовик», а не инструмент для «пе¬
реговоров» с буржуями.
23 февраля.
Как это со мной всегда бывает, мучилась эти дни, вынашивала
всякие проекты и вдруг сегодня сразу пришла к решению: пойду
к Мишеле и сама себя дезавуирую — «все это моя ошибка». Надо
найти выход, и затем я после «дезавуации» не останусь в Норве¬
гии. Все ясно.
Эгеде в ужасе. Боди одобрил. Несмотря на все наши разъясне¬
ния Наркоминделу, даже на мою ссылку, что в письме в ноябре
НКИД сам говорил о торговом договоре «на основе благоприят¬
ствования», Литвинов повторяет свое требование изъятия из тек¬
ста декларации слова «благоприятствование».
Мишеле принял меня необычайно приветливо, вся Норвегия
довольна этим актом, даже поговаривают, что нашим признани¬
ем хёйре укрепили положение своего министерства. Это я почув-

200
Тетрадь вторая (1923—1924)
сто, что советское правительство не хочет давать нам навигацион¬
ного соглашения, о чем так хлопочут либералы. И поделом им
остаться в дураках». Мишеле расхохотался.
Эсмарк поспешил вмешаться: «Вопрос о торговом договоре со¬
гласован и после признания начнутся переговоры, не так ли, ма¬
дам Коллонтай?». Я подтвердила. «Навигационный же договор, -
продолжал Эсмарк, — является неотъемлемой частью торгового
договора, в чем же дело, мадам Коллонтай?».
Перередактировать пункт о благоприятствовании. Но это но¬
вая декларация. Для Норвегии это абсолютно неприемлемо. Даже
перередактирование исключено. Это все равно, что новый акт
признания. Король одобрил. Стортинг принял меморандум пра¬
вительства. Нация оповещена и одобрила действие правительства.
Тупик.
Мишеле и Эсмарк разговаривают между собою вполголоса и
заявляют мне, что не видят выхода. Мишеле снова возвращается
к вопросу о моем возможном уходе. Эсмарк напряженно думает.
Но у всех странно раздраженное настроение. Положение получи¬
лось отвратительное. Отвратительные часы в том же кабинете,
где еще так недавно мы радостно подписали акт признания СССР.
Несмотря на явное раздражение, Мишеле и Эсмарк любезно обе¬
щают поискать выход из создавшегося неприятного положения.
Я ушла.
27 февраля.
По городу ползут нехорошие, вредные слухи, будто мы отверг¬
ли акт признания и не хотим установления дипломатических от¬
ношений с Норвегией. Пока пресса молчит, но долго ли удержит¬
ся от использования сенсации? Дело в том, что СССР через меня
до сих пор не ответил на ноту норвежского правительства от
15 февраля, извещавшую нас о признании. Между тем полити¬
ческий представитель Норвегии в Москве Якхельн уже вручил
Наркоминделу свою ноту о признании нас и соответственно с этим
о назначении его поверенным в делах. Я же этого сделать не могу,
пока над нами висит этот неурегулированный пункт о благопри¬
ятствовании.
Эгеде с тревогой сообщает, что норвежское правительство со¬
бирается вынести весь инцидент с нами на обсуждение стортин¬
га. Чем больше я настаиваю на перередактировании принятой и
подписанной редакции (нечто здесь небывалое), тем больше ка¬
бинет приходит к мысли, что мы, добившись признания, не хо¬

Норвегия. Признание де-юре
201
тим выполнять уже договоренных с нами условий. Мишеле меня
не принимает, направляет к Эсмарку, и рассказывают, что Хамб-
ро и его братья-консерваторы ликуют и издеваются над Мишеле,
что мадам Коллонтай его провела за нос, — от большевиков друго¬
го и ждать было нечего.
На мои длинные телеграммы Литвинову, Чичерину и Красину
просто не получаю ответа. Директива не отменена: изъять «бла¬
гоприятствование». Но как?
Жизнь приостановилась, все вертится вокруг той же формули¬
ровки. Тяжело.
28 февраля.
Сегодня у меня был, кажется, плодотворный разговор с Эсмар-
ком. Ведь и кабинет в тупике и в глупейшем положении. Эсмарк
очень хочет найти выход и не порвать отношений с нами. Сегод¬
ня он сказал: «Не могу понять, что Москва видит неприемлемого
в формулировке пункта о торговом договоре на основе благопри¬
ятствования. Господин Литвинов не дипломат по профессии (pas
de 1а сагпёге), но господин Чичерин должен же знать, что такая
формулировка есть общая и к тому же ни к чему конкретному не
обязывающая редакция. Скорее мы, Норвегия, можем быть не
удовлетворены такой общей (vague) формулировкой. Она конк¬
ретно и на практике ничего нам не дает».
Я ухватилась за эту фразу. Если такая формулировка ничего
конкретного не обещает, что сами норвежцы констатируют, то
нельзя ли это указать прямо в письменной форме?
После возражений Эсмарка и моих новых разъяснений, что мы
избегаем слово «благоприятствование» как прецедент при пере¬
говорах с Англией, в особенности в вопросах торговли и морского
транспорта, я предложила Эсмарку обмен секретными нотами
(соответственно только что полученной директиве Литвинова),
разъясняющим форму благоприятствования, как мы ее толкуем,
и получаем подтверждение министерства иностранных дел на
наше толкование.
Вызвала Транмеля, рассказала положение вещей, напирая на
конкуренцию Англии в пункте благоприятствования, и просила
успокоить Рабочую партию, что мы найдем выход, и прессу, что¬
бы не трогала этого вопроса.
Транмель был у Мишеле, чтобы уговорить его не вносить воп¬
рос на стортинг. Кабинет все равно решено свалить, но не на этом
вопросе.

202
Тетрадь вторая (1923—1924)
7 марта.
Мы передали ноту норвежскому правительству с нашим объяс¬
нением пункта о благоприятствовании. Норвежское правительство
ответило нам, подтверждая ее получение и высказывая надежду
на благожелательный исход переговоров по торговому договору.
Этим как будто найден выход.
Заезжала к Рю Хольмбо (по торгпредским делам). Он меня
встретил совсем дружески: «А я-то думал эти дни, что-то сейчас
делает мадам Коллонтай? Может быть, по-женски плачет?! Как
все это неудачно вышло». Рю Хольмбо решительный противник
внесения инцидента на обсуждение стортинга. Это значило бы
просто-напросто дезавуация акта признания и уже формальный
разрыв между странами.
Оказывается, у Мишеле были большие неприятности не толь¬
ко в своей партии хёйре, но и в самом кабинете. Он ставил даже
вопрос о выходе в отставку из кабинета. И он тоже... Ведь я и
Боди послали в Москву просьбу об отозвании нас. Боди прислали
резкое письмо, что член партии не имеет право просить об отстав¬
ке, партия сама знает, кого и когда надо отозвать. Мне просто
ничего не ответили.
Москва еще запрашивала мое мнение относительно назначен¬
ного поверенного в делах Норвегии Якхельна, не возбудить ли
вопрос о его замене, так как он себя в Москве не зарекомендовал.
Я предложила до смены кабинета не возбуждать вопроса о новом
норвежском посланнике.
10 марта.
Тучи миновали. Инцидент исчерпан, все выполнено и прошло
по директиве Литвинова. Я вручила лично Мишеле нашу ответ¬
ную ноту на их заявление о признании, и в актах, нами подписан¬
ных, никаких изменений не внесено, они остаются в силе. Имеет¬
ся лишь обмен нот с разъяснением пункта о торговом договоре.
В нем норвежцы больше заинтересованы, чем я думала, глав¬
ное навигация, морской транспорт. Я уже предчувствую «that
will Ье а difficult nut to crack» («этот орех не легко будет раску¬
сить»). Но это в будущем. А пока с удовольствием читаю еще и
еще раз нашу тщательно и с чувством составленную ноту Мише¬
ле в ответ на признание. Она лучше, содержательнее, чем нота
Якхельна.

Норвегия. Признание де-юре
203
Нота полномочного представителя СССР
в Христиании Коллонтай Норвежскому министру
иностранных дел Мишеле
10 марта 1924 года
Соответственно инструкциям, полученным от мое¬
го правительства, имею честь уведомить вас, что пра¬
вительство Союза осведомилось с большим удовлет¬
ворением с вашей нотой от 15 февраля, которой вы не
отказали сообщить мне о решении королевского Нор¬
вежского правительства установить регулярные отно¬
шения между Норвегией и Союзом ССР.
Одушевленное тем же желанием немедленно при¬
ступить к действительному осуществлению регуляр¬
ных дипломатических отношений, мое правительство
поручает мне довести до вашего сведения, что впредь
до организации представительства Союза оно облек¬
ло меня функциями поверенного в делах.
Приветствуя установление между нашими обеими
странами регулярных отношений, соответствующих их
интересам, мое правительство считает нужным выра¬
зить свою глубокую уверенность, что отношения ис¬
кренней дружбы, столь счастливо установленные меж¬
ду нашими народами и нашими правительствами, бу¬
дут продолжать развиваться и укрепляться на основе
тесного экономического сотрудничества, благодетель¬
ные последствия коего не замедлят проявиться в бли¬
жайшем будущем, содействуя действительным обра¬
зом прогрессу и благополучию наших народов.
Нота норвежского представителя
Москва, 16 февраля 1924 года
Господин Народный Комиссар!
Согласно инструкциям, полученным от моего пра¬
вительства, и ссылаясь на ноту от вчерашнего числа, в
которой министр иностранных дел Норвегии известил
представителя Союза Советских Социалистических
Республик в Христиании, что королевское правитель¬
ство Норвегии признает правительство Союза Совет¬
ских Социалистических республик, как являющееся
фактически и юридически единственной законной и
суверенной властью Союза, честь имею довести до

204
Тетрадь вторая (1923—1924)
вашего сведения, что на меня возложены функции
поверенного в делах впредь до окончательной органи¬
зации норвежского представительства.
Примите и проч.
Фр. Якхельн
Началась текущая работа
7 7 марта.
Только что вернулась из ресторана «Бристоль» — завтракала с
нашим норвежским консультантом по торговым делам. Он с же¬
ной уезжает на юг, в Италию и Францию, это здесь принято вес¬
ной. Но мне будет не хватать наших не частых, но всегда симпа¬
тичных завтраков в «Бристоле». Я люблю этот «тихий час». Зал
«Бристоля» почти безлюден, принято завтракать в другом зале
«грильрум». А мне именно нравится этот большой, высокий зал в
мавританском стиле, задумчивый, сумеречный, в ожидании ве¬
черних танцев, музыки, веселья.
Я вообще предпочитаю радостное ожидание, чем достижение,
взять хотя бы де-юре. Осуществлено, а забот новых полон рот.
Делегация в Москву еще не утверждена. Впереди переговоры о
торговом договоре, эти скучные визиты, а там снова осень и «рыб¬
ный» Иоганесен с его треской... Но завтраки в «Бристоле» с Си-
версеном — мой отдых. У него обширные знакомства в политичес¬
ком, финансово-деловом и газетном мире. Всегда узнаю новости,
и мысль моя находит новый выход из текущей проблемы. И при¬
том всегда приятно чувствовать, когда собеседник ценит вас и
прислушивается к вам. Меню у нас всегда то же, чтобы о нем не
думать: отваренный свежий торск* с растопленным маслом, нату¬
ральная вода «Фарис» для меня, вино для него и черный кофе.
Я иногда беру еще мороженое, а Сиверсен всегда пьелтер. В три
часа я снова в полпредстве, будто вернулась откуда-то издалека, а
прошло всего два часа.
ВЦИК прислал Нансену медаль и благодарность за его помощь
нашему Поволжью в неурожайные годы. Но медаль эту прислали
просто в спичечной коробке. Заказала футляр.
Давала Нансену обед и опять навещала его в Люзакере на его
вилле. Какой это большой человек! Он мыслит и оперирует вели¬
чинами не меньше целых наций. Забота не об отдельном челове¬
* Треска (норв.). - Прим. ред.

Норвегия. Признание де-юре
205
ке, а о целых народах. Сейчас его заботит судьба Армении и тех
армян, которых не удалось репатриировать. Лига Наций не дает
средств. Интересуется ирригационными работами в Советской
Армении. Я рассказывала, что в Поволжье его не забыли и одну
девочку в деревне назвали «Нансеном». Он хохотал и был дово¬
лен.
13 марта.
Вчера обедала у немецкого посланника Ромберга. Холостой.
Живет в прекрасном особняке с видом на Королевский парк и
дворец на горе. Дом этот, как рассказал Ромберг, принадлежал
русскому царскому посольству, и первый русский посланник Кру-
пенский после отделения Норвегии от Швеции в 1905 году зада¬
вал здесь пиры, о которых в Христиании и до сих пор говорят.
Комнаты представительные, зала огромная, с паркетом, по кото¬
рому хочется танцевать.
Ромберг приветлив и любезен без навязчивости. Он тактично
не расспрашивал меня об «инциденте» между мною и кабинетом,
хотя, конечно, знал об этом. И я за завтраком нарочно рассказала
ему в иронических тонах и о моей ошибке (неверная формули¬
ровка), и об ужасе длинноногого Мишеле от моих несообразных
требований изменить уже принятую декларацию, чего мог потре¬
бовать только женский каприз. Но что сейчас все улажено, и я
назначена Charge d’Affaires*.
Пошутили дружески и похвалили норвежцев за их выдержку
в такую минуту.
— Выпьем и за ваше самообладание, lieber Kollege**. Тут и опыт¬
ный бы дипломат сломал себе шею.
Сказано искренне, и было приятно.
После завтрака Ромберг сел за рояль, и я охотно его слушала,
думая о своем.
15 марта.
Литвинов против того, чтобы теперь же начать переговоры по
торговому договору. Лучше оттянуть. Но норвежцы очень настаи¬
вают на ускорении начала переговоров. Это в связи с «инциден¬
том» и чтобы рассеять их страхи, будто мы вообще не хотим зак¬
лючить торгдоговора.
* Поверенным в делах (франц.). — Прим. ред.
** Дорогая коллега (нем.). — Прим. ред.

206
Тетрадь вторая (1923—1924)
Я прошу Москву не откладывать переговоров позднее апреля.
Здесь уже намечена делегация для переговоров в Москве. Пере¬
говоры с Норвегией не могут помешать нашим переговорам с Ан¬
глией. У норвежцев нет средств нажима на нас, как у Англии.
А если уж надо будет тянуть, то лучше потом, в процессе перего¬
воров. Не знаю, удастся ли мне убедить Литвинова. Но это необ¬
ходимо.
В качестве поверенного в делах делала официальные визиты
членам кабинета, дипкорпусу и другим. Уже заканчиваю объезд.
Очень неудобно, что у полпредства нет своего автомобиля. Беру
на день у фирмы «Ольсен». Совещалась с Фоссом (он же шеф
протокола), делать ли мне визиты и дамам? Решили, что надо.
Уже начали «отдавать». Принимаю в полпредстве, хорошо, что
устроила красивую гостиную.
25 апреля.
Архангельцы беспокоят Москву своими протестами против зве¬
робойной концессии, говорят: «Мы сами будем бить тюленей, ра¬
зовьем наш советский промысел, нечего пускать к нам чужих».
Чичерин стоит за сохранение концессии, она косвенно утверж¬
дает наши права на трехмильную морскую зону. Но архангельцы
прислали ко мне специалиста по тюленям, известного профессо¬
ра Смирнова, и он с картой в руках доказывает мне, что, нельзя
во-первых, давать право убоя тюленей в перешейке Белого моря
(мы там хозяева); во-вторых, начинать убой зверя ранее 15 марта.
Это грозит гибелью стада.
Я теперь знаю разницу между ян-майенским стадом и нашим
беломорским. Люблю слушать живые рассказы профессора о
тюленях, их нравах и об уме этого зверя, прототипа человека,
как говорит профессор. Но отказать норвежцам в Олесуннской
концессии на тюленей нельзя, хотя урегулировать убой надо, и
сделаем это. Только бы архангельцы не тревожили Москву и не
создавали бы панику.
Я уже убедилась в правоте слов Талейрана, что в дипломати¬
ческих вопросах чрезмерное усердие и спешка часто ведут к пло¬
хому.
6 мая. Хольменколлен.
Я у фрекен Дундас, в моем старом друге — красненьком доми¬
ке, и даже в той же комнате, в которой жила в 1915—1916 годах.
Но уже нет больше радости получить письмо со знакомым, всегда

Норвегия. Признание де-юре
207
волнующим меня почерком Владимира Ильича или деловые пись¬
ма Надежды Константиновны, часто зашифрованные. А ведь в те
годы она чуть не приехала ко мне на Хольменколлен из Швейца¬
рии...
Мне что-то нездоровится, верно, переутомление нервов и пото¬
му я здесь на неделю по совету врача, доктора Коппанга.
Вчера, во время обеда в конторской комнатке у фрекен Дун¬
дас, где по стенам развешаны мои снимки, вырезанные из амери¬
канских газет 1915—1916 годов, и где мне всегда тепло и уютно,
мне вдруг стало дурно — легкий обморок. Сегодня фрекен Дун¬
дас насмешила меня. Прихожу к обеду, а у обеденного стола при¬
готовлено кресло для меня и подушка для головы. «Это чтобы
вам удобнее было падать в обморок», — шутит Дундас. Мы посме¬
ялись и в обморок я не упала.
9 мая.
Погода серо-мокрая, фиорд и весь чудесный вид за туманом.
Но воздух живительный. Собирала первые лиловые цветочки (ане¬
моны), местами еще много снегу, и с берез капают холодные кап¬
ли. Но в лесу многоголосый хор птиц, и я с радостью отличаю
голоса-колокольчики синичек. Читаю английские романы с хоро¬
шим концом. И пишу Зое лирические письма.
10 мая.
Розы, два букета. Красные розы от Эгеде, огромные розовые —
от Педерсена. В мою комнату вошло лето, хотя за окном все та же
весенняя мокропогодица.
12 мая.
Вчера срочно пришлось съездить в город. Правительство в чис¬
ло делегатов в Москву по торговым переговорам неожиданно на¬
метило рыбного торговца, магната Северной Норвегии Робертсо¬
на. Он известный враг Союза, и это недопустимо. Я, конечно, по¬
ехала к Рю Хольмбо и старалась доказать, что это в их же интере¬
сах не посылать такую личность, как Робертсон. А сейчас теле¬
фонный звонок: Робертсон не включен в делегацию. И радостно
вдохнула чудесный воздух Хольменколлена. Хольмбо умница.
15 мая. «Риц».
Сегодня официальный обед, который кабинет дает в мою честь
в доме Мишеле.

208
Тетрадь вторая (1923—1924)
Как добросовестная камеристка-горничная я сама себе приго¬
товила все принадлежности вечернего туалета, «les attirnils des
femmes», как говорит Боди. На моей постели аккуратно разложе¬
но темно-лиловое бархатное платье, золотые парчевые туфли,
такой же миниатюрный ридикюль с тонким батистовым платком,
пригласительным билетом (на случай) и гребеночкой, ведь я все
еще ношу коротко остриженные волосы, и после тифа в 20-м году
они продолжают виться, но расческа всегда под рукой, чтобы иметь
презентабельный вид.
Я гляжу на красивые красочные пятна на моей постели. Ху¬
дожник Хенрик Серенсен оценил бы. Он всюду умеет найти «крас¬
ки» и красивые их сочетания, и мне понравилось искать, и это
радость в жизни. Раньше я больше обращала внимание на формы
и линии.
Пора одеваться к обеду, а мне такая неохота ехать. Перегово¬
ры в Москве идут туго, и все будут сегодня приторно любезные и
неискренние.
16 июня.
Жду новостей о забастовке рабочих по металлу. Большое это
было дело, всколыхнуло весь рабочий класс Норвегии и перепо¬
лошило промышленников и власти. Длилась солидарно проводив¬
шаяся забастовка 30 недель и участвовало в ней почти 100 000 ра¬
бочих, что для норвежских условий очень крупная величина. Бас¬
товали также транспортные и торговые рабочие. Требования во
всех случаях повышения заработной платы. Добились изменения
тарифов в пользу рабочих, хотя и не в той мере, какая требуется
при растущей дороговизне.
17 июня.
Когда начались аресты забастовщиков, рабочие в Христиании
устроили внушительную демонстрацию, шли с пением «Интерна¬
ционала» и плакатами: «Обиратели народа, банкиры и заводчики
на свободе, а бастующих рабочих по металлу сажают в тюрьму.
Но даже эти пиявки, сосущие кровь рабочих, лучше, чем преда¬
тели рабочего дела — штрейкбрехеры». На митингах на площа¬
дях выступали Стестад, Мадсен и Тейген. Были столкновения с
полицией. Демонстрации рабочих перекинулись и в другие горо¬
да (портовые).
Вредно для движения, что выступает Рабочая партия и отдель¬
но коммунисты. Следовало бы координировать действия в такой

Норвегия. Признание Ае-юре
209
момент и при общей задаче, а в коммунистической прессе давать
разъяснения политического момента и ставить задачи шире.
18 июня.
Литвинов в отпуске. Остался один Чичерин, это хуже. Как че¬
ловек и товарищ он обаятельный, но директив его не люблю — не
четки, многословны.
Была, но будто удалилась неприятность местного характера из-
за профессора здешнего университета по славянским языкам Бро¬
ка. Он съездил в Ленинград, повидал там, очевидно, брюзжащую
публику старых профессоров и, вернувшись, написал пасквиль¬
ную книгу о Советской России. Этого мало: он разослал ее по ряду
средних школ Норвегии, о чем я узнала через моих друзей из
«Арбейдербладет». Чтобы заклеймить этот возмутительный по¬
ступок профессора Брока, «Арбейдербладет» (по уговору с моей
приятельницей Ракель Грепп) пошлет корреспондента к Эс-
марку.
«Арбейдербладет» интервьюировал по этому поводу Эсмарка:
допустимо ли, чтобы после признания Советской России после ус¬
тановления дружеских отношений между странами, в школы по¬
ступали бы в качестве материала о стране явно враждебно-пропа¬
гандистские книги? (Этот запрос надо было сделать.) Эсмарк от¬
ветил, что норвежское правительство тут не при чем, что книга
разослана по частной инициативе профессора Брока. Но что МИД
выражает свое искреннее сожаление по поводу такого нетактич¬
ного поступка по отношению к дружественной стране.
Правая печать, особенно «Афтонпостен», напустилась на Эс¬
марка, требовала чуть ли не его ухода за «покровительство» боль¬
шевизму. Вся эта кампания неприятна именно сейчас, в момент
переговоров в Москве о торговом договоре. Послали письмо Эс-
марку, в котором выражаем свое сожаление за неприятности,
причиненные книгой Брока.
Вышло лучше, тактичнее, что в министерство иностранных дел
обратились с протестом не мы, а «Арбейдербладет». Книга будет
изъята из школьных библиотек.
★ * *
Примечание 1948 года. Когда я во второй раз (в 1928 г.)
была назначена нашим посланником в Норвегию, профессор Брок
попросил у меня визу, чтобы в московских государственных биб¬
лиотеках поработать над материалами по славянским языкам. По¬

210
Тетрадь вторая (1923—1924)
скольку Брок как ученый был широко известен не только в Нор¬
вегии, но и вообще в Скандинавии, и в Норвегии к его мнению в
общественных и особенно в университетских кругах прислушива¬
лись, а мы в этот период усилили работу по культурному сближе¬
нию Союза с культурно-прогрессивными кругами других стран
(выставки, переводы наших книг, съезды ученых и т. п.), то я ре¬
шила способствовать поездке профессора Брока в Москву.
Когда он зашел ко мне, я сделала вид, что не помню инциден¬
та с его книгой в 24-м году и любезно расспросила о его задачах в
Москве и теме его работы. Убедившись, что работа его касается
филологии, и выразив надежду, что он увидит, как быстро разви¬
вается наука, культура и просвещение в нашей стране и как новая
Россия с каждым годом становится богаче и счастливее, я сказа¬
ла, что запрошу о визе для него на месяц. В Москву написала свои
соображения, почему профессора Брока следует пустить в Союз в
наших интересах и получила для него визу. Тогда я написала в
ВОКС и в Наркоминдел с тем, чтобы Брока встретили, как следу¬
ет, обеспечили хорошую комнату в гостинице «Метрополь» или
«Савой» и помогли бы ему получить разрешение на работу в не¬
секретных отделах библиотек. Самого же профессора я пригла¬
сила к себе на чай вместе с женой и дала им ряд практических
советов, что им взять с собой для своего удобства, например кофе
(без чего ни один скандинав не проживет), сухой хлеб — кнекеб-
рёд и проч.
Пребывание Брока в Москве случайно совпало с приездом Ама-
нуллы-хана из Афганистана (в 1928 г.). Приезд этот был сопря¬
жен по политическим соображениям с рядом торжеств: приемы,
театры и проч. Так как и меня Чичерин вызвал в Москву, чтобы я
была при «шахине», жене Амануллы, то я старалась обеспечить
профессору и его жене билеты и приглашения на торжества, что¬
бы показать ему, как советское правительство умеет с радушием
и блеском принимать своих дружеских к Союзу гостей, будь это
даже коронованные особы.
Профессор Брок, закончив свою научную работу в московских
библиотеках, вернулся в Норвегию восхищенным Советским Со¬
юзом, давая прекрасные интервью и выступая с докладами. Как-
то во время приема во дворце король Хокон спросил меня: «Что
вы сделали с нашим профессором Броком? Он вернулся из Моск¬
вы настоящим большевиком и ведет теперь повсюду большевист¬
скую пропаганду». Это, конечно, была шутка, но факт тот, что
когда мы сумели показать и разъяснить (последнее очень важно)

Норвегия. Признание де-юре
достижения, успехи и политические задачи Союза (тогда был ак¬
туален вопрос о разоружении, и весь мир, особенно Норвегия, за¬
таив дыхание, прислушивался к выступлениям Литвинова и на¬
шей установке в этом вопросе), профессор Брок стал другом Со¬
юза и помогал моей работе в установлении научно-культурных
связей с Норвегией. Дипломату приходится иногда «забывать»
прежние ошибки деятелей, чтобы использовать их в новой обста¬
новке.
26 июня.
Первое письмо из Москвы по поводу начавшихся переговоров о
торговом договоре. Письмо от Чичерина. Во главе делегации Пе¬
дерсен — с их стороны, Войков — с нашей. Но уже с первых встреч
начались сложности. Норвежцы пытаются получить большой ка¬
ботаж и настаивают на навигационном соглашении. Другого ожи¬
дать было нельзя. Но Чичерин раздражен и опять всплыл вопрос:
как понимать благоприятствование, и Георгий Васильевич упре¬
кает меня. Я же опасаюсь срыва переговоров и нервничаю. Ви¬
жусь неофициально с Хольмбо и Эсмарком.
Из Москвы вообще новости нерадостные, фракционные разно¬
гласия растут. Наши разногласия отражаются и здесь на комму¬
нистах, партия пока здесь ничтожная по количеству и по полити¬
ческому весу. Уже и в ней есть разногласия, если дискуссии у нас
затянутся, то плохо и здесь, и во всем мире.
Ожидаем в это лето первый приход (визит) наших военных
кораблей в Берген и другие порты Норвегии. Интересно...
5 июля.
Вышла местная неприятность; досадно, так как это вышло по
недосмотру. 2 июля, в день рождения кронпринца Олафа, пол¬
предство не подняло флага. А вчера на приеме у Мовинкеля он
спросил меня, в порядке частной беседы, почему легашион (так
нас именуют после признания) не подняла флага в отличие от всех
остальных легашион?
Я ответила, что это очень неприятная и досадная случайность,
что сотрудник, ведающий у нас протоколом, в отпуске, а другие
не догадались сверить табель официальных дней. Я искренно из¬
винилась за наше упущение, которое очень мне неприятно. «Я так
и думал, и это же высказал его величеству, — сказал Мовин¬
кель, — король, случайно проходя по Драмменсвейен, обратил в ни-

212
Тетрадь вторая (1923—1924)
мание на отсутствие флага и спросил меня: что это демонстратив¬
но или случайно советская легашион не подняла флага?».
Будто бы мелочь, но в дипработе нет мелочей. Я собрала всех
сотрудников и сделала соответствующее внушение. Но, по правде
сказать, у нас до сих пор не был заведен табель официальных
дней, и мы еще не привыкли к тому, что мы признанная диплома¬
тическая миссия или, по здешнему легашион. До признания мы
были только торговая делегация Союза и никакие дипломатичес¬
кие обычаи нас не касались. Теперь дело иное, и наш престиж
надо держать высоко, чтобы и в мелочах не было таких упуще¬
ний или ошибок.
8 июля.
Снова всплыл вопрос о пересмотре договора между Бергенским
обществом и Северолесом. Это в связи с переговорами в Москве и
требованием норвежцами каботажа.
Но конфликт с Бергенским обществом совсем нам не на пользу.
Лемкуль и Фальк, да и все правление — наша основная опора в
деле морского транспорта, и они охотно поддерживают нас в ущерб
своим конкурентам, другим норвежским судоходным компаниям.
Это надо учесть. Лемкуль большой, влиятельный человек, свя¬
занный с Лондоном, он бывший министр финансов в министер¬
стве Микельсона. Такой человек нам нужен, да и «Руссо-Норзе»
работает нормально, чего же еще хотят наши хозяйственные орга¬
ны?
Пишу Чичерину, доказывая неосновательность требования пе¬
ресмотра или, вернее, аннуляции договора с Бергенским обще¬
ством. Нет, очевидно, у дипломата цепь осложнений никогда не
прерывается. Тут и отдых в красном домике не поможет.
Мишеле получил советское разъяснение, что «благоприятство¬
вание» касается лишь стран, признавших нас до 15 февраля. Ми¬
шеле волнуется и доказывает со всей своей юридической эруди¬
цией, что фактически признание нас имело место 13 февраля при¬
нятием стортингом меморандума кабинета.
10 июля.
Министерский кризис назрел. Берге — Мишеле оттягивали по¬
становку вопроса о свободной продаже спиртных напитков после
всех волнений в связи с нашим признанием. Но сейчас уже ясно -
кабинет свалят объединенными голосами либералов (вёнстре) и
обеих рабочих партий.

Норвегия. Признание Ае-юре
213
Торговые переговоры в Москве застряли на двух основных труд¬
ностях: требование с нашей стороны определить права и положе¬
ние торгпредства, т. е., по существу, признать за торгпредством
право экстерриториальности. Это очень важный момент для бу¬
дущих торговых переговоров с другими странами и вообще фик¬
сация принципа, что советская торговля есть столь же существен¬
ный момент в отношениях между странами, как и право дипло¬
матического представительства. На этом моменте очень настаи¬
вает Красин, совершенно правильно, и я бьюсь здесь, чтобы каби¬
нет дал своим делегатам новые директивы. Красин считает, что
за экстерриториальность торгпредства, признанную во всем объе¬
ме в торговом договоре, можно многое уступить норвежцам. Нор¬
вежцы же уперлись в требовании навигационного договора, по су¬
ществу, включения большого каботажа в торговый договор. Если
мы им это дадим, получим удовлетворение наших требований по
«правам и положению торгпредства». Но переговоры еще далеко
не закончены, и стороны полны воинственного духа, никто пока
на компромиссы не идет.
Совсем не вижу лета, а оно, как нарочно, чудесное. Боди и я
нервно переживаем перипетии переговоров по торговому догово¬
ру. Часто приходится нажимать то на Мишеле, то на Рю Хольм¬
бо. Но дело в том, что кабинет накануне падения, и он не хочет
проявлять инициативы.
Прибытие в Берген «Авроры»
и крещение лесовоза
77 июля. Берген.
Я здесь по важному и радостному делу: первый приход совет¬
ского военного судна в норвежские воды. Это большое политиче¬
ское событие в Норвегии, им заняты все умы. И для нас важно,
чтобы все прошло строго точно по ритуалу и оставило хороший
след в памяти населения.
Пришло наше военно-учебное судно «Аврора». Наше любимое
историческое судно. И когда я говорю слово «Аврора», у меня все¬
гда сильнее бьется сердце.
Симпатичный, подтянутый по-военному командир «Авроры»
Бологое приезжал ко мне с рапортом. Принимала стоя и тоже
невольно вытянулась и руки по швам. Потом сели, поговорили:
как был переход, как намечен церемониал, кому надо сделать
визиты и проч. Затем началось: Ковалевский в качестве нашего

214
Тетрадь вторая (1923—1924)
консула первый выехал на «Аврору». Ему салютовали столько,
сколько положено. Потом прислали бот за мной. Мне салютовали
с нашего судна, с «Авроры», и мое сердце билось от волнения и
радости. Бот подошел к трапу, и моряки со всех сторон окружили
меня, оказалось несколько старых знакомых, но вообще все моло¬
дежь.
Экипаж уже выстроен был на палубе, и я в сопровождении
командира Болотова и старших офицеров обошла выстроившую¬
ся вдоль бортов команду. Очень неудобно женщине отвечать,
когда козыряют, или принимать рапорт. Как только я с трапа всту¬
пила на судно, мне отдали рапорт по судну. Что делать?
Я поблагодарила, пожав руку рапортовавшему товарищу.
Но уже идти вдоль строя и здороваться было проще, это я
уже делала раньше во время гражданской войны: «От имени
советского правительства приветствую вас, товарищи-красно¬
флотцы героической «Авроры», с вашим приходом в норвежские
воды».
Моряки отвечали весело и дружно, с интересом разглядывая
своего необычного «начальника». Потом осмотр всего судна, вклю¬
чая кухни и топки. Конечно, образцовая чистота, и у моряков чи¬
стые постели, а не гамаки. Снова на палубу, и с рубки корабля
надо сделать доклад. Весь экипаж собрался на палубе, а я все
вспоминаю 17-й год и волнуюсь. Балтфлотцев тех дней я хорошо
знала, а эти молодые, хорошо одетые моряки с их ожидающими
лицами, я их еще не чувствую, не знаю. Найду ли правильный
тон, дойдет ли до них то, что я говорю?
От волнения и отвычки говорить, голос не сразу звучит «круг¬
ло и легко». Но осваиваюсь и, как только рассказываю о 17-м годе
и геройстве балтийцев в борьбе за власть советов, уже вполне
владею собой и голосом. Болотов сияет, пожимая мне руку: «Вы
сказали именно то, что надо было». Мне придется наградить двух
моряков орденом «Красного Знамени». Заходим в кают-компанию,
и пора на берег.
Погода держалась чудесная, но когда стала сходить с трапа,
чувствую, качает. Как бы спрыгнуть в бот, а не в воду. Но моряки
ловко подсадили в бот. Все довольны, благодарят. Провожают
криками «ура», зовут на вечер самодеятельности. И снова слышу
знакомые слова: «Коллонтай — она наша, балтийцев». Болотов
провожает до гостиницы и говорит, что все сошло «на большой
палец с присыпкой». Я и не заметила, что был киносъемщик, и
мне обещали фильм.

Норвегия. Признание Ае-юре
215
Наши моряки гуляют по Бергену группками. Такие они краси¬
вые, сильные, дисциплинированные, хорошо одеты и ведут себя
безукоризненно. Газеты сегодня отмечают, что русские моряки
выгодно отличаются от моряков других военных судов, заходив¬
ших в Берген. Ни драк, ни пьянства. «Большевики побили рекорд
дисциплины», — это пишут даже правые газеты.
Бергенские отделения профсоюзов организовали встречу на¬
шим морякам в народном парке с угощением и музыкой. Наши
пели хором, и норвежцы были в восторге.
Вчера публику пускали на осмотр судна. Была масса народу.
И по городу только и разговору, что о русских моряках. Но нор¬
вежские девушки в обиде, они привыкли, что с приходом иност¬
ранных судов всегда завязываются у девушек романы с моряка¬
ми. А русские, хотя и поглядывают на хорошеньких, стройных
норвежских девушек, а не пытаются за ними ухаживать. Неуже¬
ли у вас в России мужчины все такие «моральные»? Тогда не инте¬
ресно туда ехать», — говорили мне служащие-девушки и в гости¬
нице, и в конторе Бергенского общества.
Сегодня «Аврора» отплывает.
А у нас на очереди другой важный церемониал в Бергене: спуск
с верфи и крещение первого судна, построенного для СССР и
Норвегии. Судно построено для лесоперевозок смешанной компа¬
нией «Руссо-Норзе» — осуществление заданий и планов Красина.
Я еще никогда не видала спуска судов и не крестила их, и потому
во мне трепет ожидания. И в этом случае имеется установленный
церемониал.
Ко мне в гостиницу с утра приехали директора Лемкуль и То¬
мас Фальк, чтобы посвятить меня в ход церемониала. Лесовоз
построен на верфи «Лаксевог» в бергенской гавани. На спуск суд¬
на приглашено все правление бергенского общества, мэр города
и другие чины городского самоуправления, конечно, инженеры-
строители и рабочие. В назначенный момент мне передадут бу¬
тылку шампанского, и я ее должна буду бросить так, чтобы она
разбилась о борт лесовоза. — «Вот этого я боюсь, вдруг бутылка
не разобьется или попадет в воду?» — говорю я директорам, скры¬
вая свое смущение за смехом.
Но Лемкуль меня успокаивает, что все предусмотрено. Разби¬
вая бутылку я должна сказать по-норвежски, что новое судно бу¬
дет носить имя «Вага» и что я желаю ему благоприятного и счаст¬
ливого плавания. «А после спуска судна, прошу вас и консула
Ковалевского на обед ко мне», — заканчивает Лемкуль.

216
Тетрадь вторая (1923—1924)
19 июля. «Риц».
Ну, конечно, все сошло хорошо.
Лемкуль на своей шикарной машине (он же миллионер) зае¬
хал за мной, чтобы ехать на верфь. Погода ясная. На берегу тол¬
пы народа. — «Это на вас хотят посмотреть», — объясняет Лем¬
куль.
На верфи стоит какое-то странное судно без труб, собственно,
остов лесовоза. На площадке и лестнице, пристроенной к боку
судна, толпятся директора Бергенской компании и власти, при¬
глашенные на церемониал, внизу — рабочие, строители судна.
Я поднялась по лесенке на площадку возле судна и мне радушно
протягивает руку инженер — строитель лесовоза. «Построено по
проекту вашего знаменитого адмирала, профессора Крылова, —
говорит он. — Крепкий, выносливый будет лесовоз».
Я поздравляю инженера и правление верфи. А сама хоть и
улыбаюсь, а волнуюсь. Как с бутылкой? Но инженер показывает
мне ленту норвежской расцветки, привязанную к борту, и на ней-
то и висит бутылка шампанского. «Я передам вам бутылку в нуж¬
ный момент», — успокаивает меня инженер.
Рабочие внизу хлопочут возле судна, готовят спуск. Инженер
держит часы в руках. По знаку снизу из группы рабочих инженер
передает мне шампанское, но ленту не выпускает из рук. «Теперь
размахнитесь, — говорит он, — дайте имя судну».
Бутылка попадает правильно в борт лесовоза разлетается вдре¬
безги, и пена шампанского стекает по борту. В то же время я даю
судну имя «Вага», сопутствуя несколькими теплыми пожелания¬
ми судну и благодарностью от СССР строителям и рабочим.
В тот момент, когда я закончила свое напутствие, судно начи¬
нает двигаться, плавно скользя со штабелей в море. Оглушитель¬
ные крики «ура» рабочих и публики с берега. «Это сошло хоро¬
шо», — радуется инженер. Хоровое пение рабочих провожает суд¬
но, пока оно целиком не спустилось в море. Настроение у всех
подъемное и радостное, пожатия рук, поздравления...
Пробку от шампанского с лентой норвежской расцветки дарят
мне на память. Внизу я задерживаюсь среди рабочих верфи и
благодарю их.
Торговый договор
20 июля.
Кабинет падет не сегодня-завтра.
Переговоры по торгдоговору в Москве не сорваны, но прерва¬

Норвегия. Признание Ае-юре
217
ны. Педерсен и вся делегация возвращается в Норвегию за инст¬
рукциями. Препона — вопрос о навигации. Очень обеспокоена судь¬
бой торгдоговора.
22 июля.
Пили кофе в прелестной квартире Эрики с ее дивным ви¬
дом на горы Аскера, особенно под вечер. Эгеде пел романсы Шу¬
берта под аккомпанемент Эрики. А я все мучилась торгдогово-
ром.
25 июля.
Приехал Педерсен и был у меня. Он очень недоволен ходом
переговоров. Считает Войкова «некомпетентным» в торговых и
навигационных вопросах и боится срыва. Если Союз не пойдет на
предоставление большого каботажа, норвежцы договор не при¬
мут: «Какой же это торговый договор для мореходной страны, если
нет навигации?».
Я всячески урезонивала Педерсена, должен же он понять, что,
если мы уступим в этом пункте Норвегии, нам придется еще боль¬
ше дать ее же конкуренту — Англии. Но Педерсен упорен, хотя
от Чичерина он по-прежнему в восторге и уверяет, что все дело в
«некомпетенции Войкова». А я жалею, что хотя бы на первой ста¬
дии переговоров в Москве не был Литвинов. Надо было оттянуть
переговоры до осени, это моя ошибка. Но я боялась кривотолков
после инцидента с формулировкой.
25 июля, вечером.
Кабинет пал, и Мовинкель формирует новый кабинет.
7 августа.
Была на деловом приеме у Мовинкеля на Виктория-террасе.
Много шефов миссий пришли поздравить Мовинкеля. Были не¬
обычайно любезны со мной, интересовались переговорами о тор¬
говом договоре и останусь ли я здесь в качестве посланника? Между
собой обсуждали книгу Страчей о Виктории и сравнивали ее с
книгой Моруа. — «Вы верно пишите мемуары?» — спросил фран¬
цуз. «Нет, — ответила я французской цитатой, — я предпочитаю
наслаждаться своей жизнью, чем писать о ней». Все посмеялись.
Мовинкель сразу же заговорил о неудачах переговоров. Я уп¬
рекнула норвежцев в несправедливости в пунктах, имеющих для
Союза самое жизненное и принципиальное значение. «Какие же

218
Тетрадь вторая (1923—1924)
это пункты?» — спросил Мовинкель. Я указала на важность вопро¬
са экстерриториальности торгпредства.
Мовинкель выслушал меня внимательно и, подумав, сказал:
«Раз Советский Союз строит свою внешнюю торговлю на принци¬
пе государственной монополии, требование ваше об экстеррито¬
риальности торгпредства — логичное и естественное требование.
И мы в принципе против него не возражаем, если и вы пойдете на
признание и наших самых актуальных и насущных требований,
т. е. урегулирование навигационного вопроса».
Я ухватилась за ответ Мовинкеля и спросила, могу ли я пере¬
дать его слова официально. Он ответил, что он мне это сообщил
для ориентации, не как официальное заявление. Так как делега¬
ты все уже вернулись из Москвы, он даст им новые соответствую¬
щие инструкции при продолжении переговоров. Я считаю и это
достижением, о чем немедленно информирую Москву.
Мовинкель поблагодарил меня, что его первая просьба совет¬
скому правительству выполнена и Урби, назначенный посланни¬
ком в Москву, принят дружески. Мовинкель настойчиво пригла¬
шал меня приехать в его имение близ Бергена «погостить».
7 августа.
Педерсен сообщил, что кабинет вёнстре (либералов) еще твер¬
же, чем консерваторы, стоит за включение пункта о большом
каботаже в торговый договор. Необходимо мне поехать в Моск¬
ву, иначе боюсь, что из переговоров по торговому договору ничего
не выйдет. Чичерин тоже заупрямился против норвежцев.
8 августа.
Второй заем Америка дала Норвегии. Уолл-стрит стремится
вытеснить Лондон. И здешний посланник США Свенсон энергич¬
но работает (он норвежец по происхождению).
9 августа.
Важное и приятное сообщение из Москвы: я назначена послан¬
ником в Норвегии, до сих пор после признания числилась лишь
поверенным в делах. Теперь я уже и в глазах норвежцев полно¬
мочный и чрезвычайный посланник или по-здешнему «министр».
Все же это приятно, придется сделать визит Мовинкелю в каче¬
стве посланника и затем вручить верительные грамоты королю.
Но меня всегда радует не то, что радовало бы других, и наобо¬
рот. Умом я этого хотела. Чтобы добиться, чтобы доказать, что и

Норвегия. Признание де-юре
219
это все можно для женщин. И чтобы утвердить себя как женщи-
ну-человека и как государственного работника.
А когда получила весть, сразу подумала: «Ну, вот! Теперь на¬
долго «привязали» к дипломатии». Искренне скажу — было чув¬
ство удовлетворения, но никакой радости...
Голова моя занята двумя неприятными текущими делами: пе¬
реговорами с «рыбным» Иоганесеном по кредитам на рыбу и сельдь
(нудное дело) и телеграммой Аванесова18 о пересмотре договора с
«Бергенске». Сейчас это невозможно, повлияет на основной воп¬
рос — переговоры о торговом договоре.
26 августа.
Стортинг закрылся 24 августа. Я в первый раз получила билет
в дипломатическую ложу, где рассаживаются по старшинству
пребывания. Я последняя.
Когда король со свитой проходили на трибуну мимо диплома¬
тической ложи, он замедлил шаг и внимательно осмотрел меня.
Король высокий и очень презентабельный, одет в парадную воен¬
ную форму. В свите члены двора и епископы в своих пестрых цер¬
ковных одеяниях. Потом председатели первой и второй палаты и
уже за ними кабинет.
Я была в черном, с белым откидным воротником, чтобы в ок¬
раске меньше отличаться от фраков дипломатов.
Итальянский посланник Камбоджио был очень приветлив, ведь
наши страны теперь в регулярных отношениях. Обещал помочь
мне в поисках квартиры или особняка для меня как министра.
★ ★ ★
СТО19 постановил не нарушать договора с Бергенским обще¬
ством. Это улажено.
29 августа.
Ездила снова в Берген: визит к Мовинкелю. Его поместье вдоль
фиорда с причудливыми очертаниями гор Хардангера, как опер¬
ная декорация на том берегу, нелегко изгладится из памяти. Моль-
дегорд напоминает Крым по красоте и богатству растительности.
Защита высокого хребта гор с севера и теплое течение Гольфст¬
рима, проходящее у самого берега. Огромные ареокарии перед
домом, каштановые деревья, аллеи цветущих штамбовых роз.
В богатых оранжереях зреют дыни и сладкий виноград.
Дом — это маленький дворец, с дивным видом на цепи гор

220
Тетрадь вторая (1923—1924)
Фолькефон с их снежными вершинами и обрывистыми скалисты¬
ми склонами. Дом внутри полон предметов художественной цен¬
ности: картин норвежских и старых классических мастеров Фран¬
ции и Италии. Много изящного фарфора и мягких по тонам фран¬
цузских ковров. Комната для гостей уютная и все предусмотрено:
нераскрытая коробочка пудры и крема; для мужчин — сигары и
папиросы.
Мовинкель и его жена приветливы и просты. Двое детей, но
девочка болезненная — это горе семьи, такой благоденствующей
и счастливой.
Обед сервирован с обычным для Норвегии изяществом, лег¬
кий и вкусный, по французскому меню. За шампанским обмен
речами, но простыми, дружески-теплыми.
После обеда старший сын Мовинкеля (он живет с семьей в от¬
дельном домике в парке, и домик, как игрушка под старонорвеж¬
ский стиль) играл на рояле. Слушала новых норвежских компози¬
торов, но Григ меня больше трогает. Понравилось мне «Mot Kveld»,
композитора женщины — Бакер Грондаль. Мовинкель сам люби¬
тель музыки и сказал, что вещь «Mot Kveld» почти гениальна.
На другой день я переехала в гостиницу в Берген, чтобы пови¬
даться с Лемкулем по делам. «Русские, — сказал Лемкуль, выслу¬
шав мои деловые пожелания, — беспокойные люди. Всего полто¬
ра года существует наш договор с вами, а вы уже четвертый раз
требуете его пересмотра. Чего вы собственно хотите? Мы уже
вписали ряд изменений договора по вашему требованию. Какие
вам нужны поправки? Так работать нельзя. Мореходное дело тре¬
бует устойчивых положений и правил».
Не могла же я ему сказать, что у нас вообще хотели бы аннуля¬
ции всего договора... Не Красин, конечно, а по другим линиям и
другим соображениям.
Лемкуль вздохнул, но услышав, что я скоро поеду в Москву,
просил меня выяснить окончательно, чего же мы хотим, и боль¬
ше не вносить поправок и дополнений к договору.
Берген город шипсредеров (судовладельцев). Нарядные виллы.
Сады. Гораздо больше богатства, чем в Христиании. Расположен
Берген картинным амфитеатром на склоне высоких скалистых
гор. Прекраснейшая, как говорят мировая, бухта, защищенная от
бурь. Старинный город. Тесно связан с вольными городами Ган¬
зейского союза. Сохранилась старая немецкая набережная, готи¬
ческие, деревянные постройки, но город весь обновлен (после по¬
жара в 1915 г.).

Норвегия. Признание де-юре
221
Фальк возил на открытом автомобиле по новым дорогам. Честь
норвежскому строительному искусству — вьются причудливой
лентой по обрывам высочайших гор. Крутая стена, а поднимаешься
вверх спирально. Чудеснейшие виды. Вообще Берген интересный
и радушный.
Я дала в отеле «Норге» обед в ответ бергенским директорам.
Норвежцы после обеда танцевали. Два раза была в театре — игра¬
ла дочка Эгеде Ниссен (три дочери артистки). На обратном пути
оказалось — еду в одном вагоне с Мовинкелем.
Проснулась ранехонько, чтобы не проспать вида на «горение»
при восходе солнца снежных вершин возле станции Финзе. Го¬
ры — они меня всегда волнуют. В коридоре встретила Мовинкеля.
Проговорили час до Христиании.
Мовинкель выступал с политической речью в Бергене на пред¬
выборном собрании. О СССР говорил очень хорошо. Он показал
газету с карикатурой: сидим с ним за столом и пируем, а Шефло
радуется. Но народные интересы под столом, и мы их попираем
ногами. Это в бергенской консервативной газете.
Аудиенция у короля
10 сентября.
Ну вот, я и была у короля, вручила свои грамоты. Все это выш¬
ло неожиданно и совсем не так, как мы ждали. Голова так засоре¬
на была текущими делами полпредства*.
Я думала, что об аудиенции у короля меня оповестит Фосс, по
крайней мере, за неделю и хотя мысленно решила, каков будет
мой «парадный мундир», я не заботилась о нем, ожидая извеще¬
ния.
И вдруг в субботу 6 сентября звонок по телефону в полпред¬
ство: аудиенция у короля назначена в понедельник 8 сентября в
11 часов утра. А это было в субботу, в четвертом часу. Звонит
шеф протокола Фосс. Я кричу Боди: «Скажите Фоссу, что так рано
в понедельник я не могу, мое платье не готово, у меня нет шля¬
пы!». Фосс отвечает, что аудиенция у его величества никогда не
откладывается.
До закрытия магазинов остается полтора часа. Еду сначала за
манто и сразу нахожу то, что мне надо, — дорого, но рассуждать
* До 1949 г наши представительства продолжали носить названия полпред
ства

222
Тетрадь вторая (1923—1924)
некогда. Темное, бронзо-коричневое, шелковистой материи ман¬
то без рукавов, это удобнее, где там возиться с рукавами. Потом
магазин Робзама. Сначала и слышать не хотят, ведь завтра вос¬
кресенье, мастерская не работает. Но любезная закройщица фру
Локке улаживает дело и тут же на мне ножницами и булавками
заготавливает весь остов платья. В понедельник в 9 часов утра
назначена примерка, и платье будет готово. Но когда я выхожу
от Робзама, шляпный магазин уже закрыт, а мне надо что-нибудь
подходящее к моему «мундиру» (гладкий и строгий фасон из тя¬
желого черного бархата, высокий ворот и длинные рукава). Мне
бы хотелось шляпу вроде цилиндра, но смягченную каким-либо
пером. А магазины закрыты. Что делать?
В полпредстве веселье, мужчины предлагают свои цилиндры,
привязывают к ним петушиные хвосты, все примеряют, веселят¬
ся и хохочут. Но я озабочена. Случайно заходит инженер Андер¬
сон. У него знакомый хозяин шляпного магазина, обещает все ус¬
троить. В воскресенье мы с ним, как воришки, через черный ход
пробираемся в шляпный магазин. Нахожу, что я задумала, и шля¬
пу уносим в чемоданчике опять с черного хода.
Верительные грамоты лежат на моем письменном, столе и по
протоколу мне читать их не придется, это в Норвегии не принято,
просто молча передать королю.
В 9 утра в понедельник я в магазине Робзама, в мастерской
окнами, выходящими на чудесный цветочный рынок. Платье си¬
дит как облитое, но ни пуговиц, ни петель не сделано, и закрой¬
щица зашивает на мне платье и подшивает подол, чтобы доходил
до полу, но нигде не волочился. Настроение подъемное, я обни¬
маю фру Локке с изъявлением благодарности. Уже в парадном
платье возвращаюсь в полпредство, где меня ожидают и манто, и
шляпа, а главное, верительные грамоты. Все служащие не рабо¬
тают, а так же, как и я, полны какого-то радостного ожидания.
В 10 часов 45 минут к подъезду полпредства подъезжает двор
цовая карета, запряженная парой лошадей, и из кареты выходит
гофмаршал двора, барон Кнагенгельм. Он в свитском мундире и
пестрой шляпе с плюмажем.
В сопровождении гофмаршала иду к королевской карете с гер
бами. На улице и у подъезда огромная толпа, много знакомых, но
больше просто любопытных. Многие спрашивают друг друга: «А
это не съемка ли нового фильма?».
Поднимаемся в карете через парк к дворцу. У главного входа
почетный караул. Когда мы подъезжаем, караул отдает мне честь,

Норвегия. Признание де-юре
223
беря на караул, а гофмаршал шепчет мне: «Поклонитесь им в
знак, что вы приняли честь».
В вестибюле главного входа, легко сбросив свое шелковистое
манто на руки ливрейных лакеев, я в сопровождении гофмарша¬
ла по мраморной лестнице и мягкому широкому красному ковру
иду в следующий этаж.
Огромные, залитые светом залы. В одной из зал собрались чины
двора и высшее командование войск и флота. Гофмаршал знако¬
мит меня с отдельными лицами и, оставляя меня в разговоре с
адмиралом, уходит к закрытой двери кабинета короля, сам широ¬
ко распахивает эту дверь и заявляет мне: «Прошу войти в каби¬
нет его величества».
В кабинете, стоя, ожидает меня король Хокон VII. Это высо¬
кий, красивый, с благородным лицом мужчина лет сорока. Он в
полной парадной форме. Я с поклоном подхожу к королю и про¬
тягиваю ему свернутые в трубочку мои верительные грамоты, за¬
являя: «Имею честь, Ваше Величество, передать Вам веритель¬
ные грамоты моего правительства на мое пребывание при Вашем
дворе в качестве Полномочного и Чрезвычайного Посланника
Союза Советских Социалистических Республик».
Король приветливо пожимает мне руку и говорит, что он очень
рад со мной познакомиться, так как уже успел услышать обо мне
одно хорошее. Он очень рад, что наши торговые отношения раз¬
виваются, и надеется, что и торговый договор скоро будет подпи¬
сан. «Впрочем», — добавляет он и делает паузу (а я думаю, неуже¬
ли он заговорит о трудностях торгового договора?). Но король ог¬
лядывается по сторонам, где бы нам удобнее присесть, после чего
просит меня занять место в кресле. Он рассказывает о тех впечат¬
лениях, которые ему передал Мовинкель о вопросах, которые
будут разбираться на предстоящей сессии Лиги наций, и выра¬
жает сожаление, что СССР не член Лиги наций. «Пока эта ор¬
ганизация не охватит все страны, — говорит король, — она не мо¬
жет иметь никакого реального значения. Между тем необхо¬
димо сотрудничеством наций предотвратить возможность новых
войн».
Расспросив меня еще о моих впечатлениях о Норвегии и выра¬
зив пожелание, чтобы отношения между нашими странами раз¬
вивались в сторону укрепления дружеских и торговых связей, ко¬
роль встает, давая понять мне, что аудиенция закончена. Он при¬
ветливо прощается со мной и даже доводит меня до двери, кото¬
рую кто-то немедленно с другой стороны открывает. В дверях я

224
Тетрадь вторая (1923—1924)
еще раз отдаю поклон королю и вместе с гофмаршалом иду об¬
ратно по анфиладе дворцовых зал.
Гофмаршал довозит меня в карете до дома полпредства и, про¬
щаясь со мной, говорит, что аудиенция прошла очень удачно. А я
удивляюсь, как она могла пройти неудачно. Что же они от меня
ждали?
Я долго не снимаю своего парада, так как приходят фотогра¬
фы, знакомые и пресса. Сияющая Эрика сообщает мне, что ка¬
мергер Фонтанген уже успел ей рассказать, что я произвела во
дворце хорошее впечатление и что мой туалет вполне оценили:
строго, но по-женски изящно.
Возвращаюсь в «Риц» и чувствую, что трудный день закончен.
Два контрпункта
12 сентября.
Две серьезные беседы с Мовинкелем и Эсмарком. На их воп¬
рос о включении пункта о навигации выдвигаем твердо наш пункт
о правах и положении торгпредства, т. е. главное — признание
экстерриториальности торгпредства. На этом настаивает Красин:
«Этот пункт нам важен как прецедент при выработке текста по¬
стоянного торгового договора. Пусть норвежский послужит образ¬
цом для других».
На днях еду в Москву, чтобы урегулировать оба пункта: эк¬
стерриториальность и каботаж. Без них не вернусь, хоть всем
надоем в Москве, а добьюсь.
18 сентября.
Бадилло, посланник Мексики, получил назначение в Москву,
чему он очень рад. Думаю, что наши дружеские отношения с ним
сыграли свою роль. Он стал нашим другом, с ним можно гово¬
рить просто, не как с дипломатом.
Наслаждаюсь Христианией. Свои заботы деловые я перенесла
на Москву и здесь хожу, точно в отпуске.
Христиания живет осенью особенно интенсивно и подъемно.
И за это я еще больше люблю ее осенью, в сентябре, когда все
возвращаются загорелые, оживленные. Когда у университета тол¬
каются первокурсники-студенты, чувствуя себя «гражданами», а
не школьниками... Когда по Драмменсвейену легкой походкой гор
ных жителей идут молодые девушки и женщины, стройные, с уз¬
кими бедрами и прелестными улыбками... Сейчас мода хоро¬

Норвегия. Признание де-юре
225
шая — костюмы простые, строгие. Шляпы — фетр без украше¬
ний.
На Драмменсвейене часто встречаю Эсмарка, спешит в мини¬
стерство через Королевский парк. У него хорошенькая жена с
удивительно синими глазами.
Новые плакаты у кино — заманчивые (Лилиан Гиш и Мэри
Пикфорд). Возле университета ежедневно играет военный оркестр,
это оживляет Драмменсвейен. А в окнах книжных магазинов
Камермейера и Аскерхауг много книжных новинок, норвежских
и прибывших из Парижа и Лондона. Но русских книг нет, только
новое издание в переводе рассказов Горького и брошюра Луна¬
чарского о Ромен Ролане. Из Москвы надо позаботиться, чтобы
сюда шли наши книги, если не по-русски, то в переводе.
Столбец записи, что надо сделать в Москве, все растет и рас¬
тет.
Везу в Ленинград специалиста по алюминию, племянника Эге¬
де, симпатичного и веселого. Надеюсь, что поможет в вопросе
определения глины, пригодной для добычи алюминия.
20 сентября.
Сегодня радостный день: еду в Москву добиться включения,
вернее, согласования двух основных пунктов торгового договора.
Настроение у меня боевое, чувствую, что добьюсь. Без каботажа
не вернусь, а экстерриториальность в таком случае обещана нам
министерством Мовинкеля.
В раскрытое окно ветер приносит ароматно-соленый воздух с
фиорда, дышится легко.
В Москве еще будет душно, но зато ВСЕ уже будут там, верну¬
лись из отпуска, значит, легче будет добиться намеченного. По¬
стоянный торговый договор, да еще образцовый по содержанию,
как требует Красин, это же послужит интересам СССР и в дру¬
гих странах.
Итак, Коллонтай, марш на работу, нечего любоваться фиордом и
жалеть расставаться с Христианией осенью. Стук в дверь: это Пина
Васильевна, помочь мне в укладке подарков для Москвы.
Заседание Совнаркома (октябрь 1924 г.)
3 ноября. Клиника доктора Лимбо.
Ну вот, я и вернулась из Москвы. Поездка из-за торгдоговора
вышла крайне утомительная, издергала меня. А на обратном пути
через Гельсингфорс я вдобавок сильно простудилась. Вот и попа-

226
Тетрадь вторая (1923—1924)
да сразу в руки доктора Коппанга. Он нашел что-то там с сердцем
и что-то с почками и без промедления отправил меня в прекрасно
оборудованную лечебницу доктора Лимбо. Впрочем, я не сопро¬
тивлялась, сил нет сразу встать на свою полпредскую работу с ее
бесконечными обязательствами и неизбежными неприятностями.
Месяц целый помучилась в Москве над пунктами торгдогово-
ра. Зато приехала с «большим каботажем» для норвежцев и, что
важнее, с признанием экстерриториальности торгпредства со сто¬
роны Норвегии. Главные вопросы решены, остальное уладится и
без меня. И в полпредстве на очереди нет больших дел. Еще ме¬
сяцами будут тянуться переговоры по торгдоговору, но, к счастью,
не здесь, а в Москве. Поэтому со спокойной совестью отдаюсь в
руки врачей и заботливых, приветливых медсестер. Только бы
избавиться от назойливого состояния тошноты, точно я еду по
океану.
6 ноября.
Нет, и думать нечего провести наш праздник в совколонии. А
я так спешила, думая отпраздновать 7 ноября первым официаль¬
ным приемом в полпредстве.
Мне еще нехорошо, это последствие моей болезни в 1920 году
(тиф и почки). Да и замоталась я в Москве. Дело в том, что Чиче¬
рин и слышать не хочет о том, чтобы дать Норвегии «большой
каботаж». Когда Наркоминдел это намечал в ноябре—декабре про¬
шлого года, не было еще речи о переговорах с Англией. Сейчас
это самый актуальный и серьезный вопрос. Надо дать норвежцам
меньше, чтобы было что предложить Великобритании в пункте о
морской навигации как компенсации за другие их уступки. Лит¬
винов расходится во многом с Чичериным, но в этот раз с ним
солидарен.
Красин считает, что так как норвежцы готовы принять все наши
требования, обеспечивающие за торгпредством права госучреж¬
дения и экстерриториальности, нам важно провести именно те¬
перь перед переговорами с Англией такого рода торговый дого¬
вор. «За это стоит им уплатить каботажем». Но с рядом других
пунктов договора Красин не согласен (например, концессия на убой
тюленей). Красин поддерживает Архангельский совет, и архан¬
гельцы прислали сюда целую делегацию. Но Чичерин крепко сто¬
ит за эту концессию, Госторг протестует по поводу пункта о помо¬
рах и т. д.
К кому только не ходила разъяснять, что значение заключения

Норвегия. Признание де-юре
227
постоянного торгдоговора до Англии в интересах наших не толь¬
ко в Норвегии, но и в мировой политике. Но все в Москве так
заняты внутренними делами — государственными и партийными,
что дела маленькой страны Норвегии мало кого трогают. Но я
настойчиво долбила свое: надо заключить торгдоговор и закре¬
пить за Союзом признание, что торгпредство официальное гос-
представительство с дипломатическими прерогативами. За это
можно дать норвежцам уступку по навигации.
Однако дни шли за днями, я проводила их по коридорам и при¬
емным в наркоматах и хозучреждениях. А толку все нет. Москвы
и друзей почти не видела. Одна забота на душе: добиться двух
пунктов, или контрпунктов, как шутит Боди.
В Наркоминделе мне сообщают: последняя редакция текста
торгового договора завтра будет рассматриваться для окончатель¬
ного принятия текста переговоров в Совнаркоме в час дня. Мне
велено явиться. Я к Флоринскому как завотделом скандинавских
стран: «Как насчет важнейшего пункта о навигации?».
Ответ: Чичерин и Литвинов остаются при своем мнении. При
голосовании этого пункта, — добавляет Флоринский, — будет
иметь большое значение голос председателя.
— А он в курсе вопроса?
— Едва ли. Вопрос ведь согласовывается между двумя ведом¬
ствами.
Я намерена еще раз поговорить с Чичериным и Литвиновым,
но Флоринский считает это бесцельным. Тогда я дозваниваюсь к
председателю Совнаркома Рыкову. Он назначает мне время в тот
же день. Но разве это то же, что поговорить с Лениным?
Председатель Совнаркома внимателен, но его все время пере¬
бивают телефонные звонки и секретари со спешными бумагами.
Чувствую, что мое дело до него просто не дошло, хотя он и обеща¬
ет при прощании ознакомиться с ним еще раз и отнестись с осо¬
бым вниманием на заседании Совнаркома.
Я ухожу с разбитыми надеждами. Куда кинуться? В приемной
председателя кремлевский телефон, и я звоню товарищу Стали¬
ну, прошу повидать его обязательно завтра по государственно важ¬
ному делу до заседания Совнаркома. Назначает мне десять часов
утра в Кремле.
В назначенный час я вхожу в частную квартиру Сталина*. При¬
* Единственный раз, что я была в Кремле, в его частной квартире. — Прим.
1948 г.

228
Тетрадь вторая (1923—1924)
нимает меня товарищ Сталин в небольшой, просто обставленной
комнате, он у письменного стола.
— Кто вас обидел, Литвинов или Чичерин? — первый шутли¬
вый его вопрос.
— Оба, товарищ Сталин, — мой ответ.
— Это уже хуже, расскажите в чем дело, — уже серьезно до¬
бавляет товарищ Сталин.
Я сажусь против него и стараюсь кратко, но четко изложить
наше дело, почему нам важно подписание торгдоговора, как мы
добились от норвежцев экстерриториальности, и что норвежцы
без «большого каботажа» не подпишут договор, но Наркоминдел
из-за предстоящих переговоров с Англией не хочет дать норвеж¬
цам права большого каботажа.
Сталин: Красин, говорите вы, не против этого?
— Ни за и не против, но готов дать этот пункт за получение
экстерриториальности.
«Большой каботаж», — говорит Сталин и берет трубку телефо¬
на. Слышу, что он вызывает срочно какого-то товарища. «Ну да,
по навигации», — слышу я.
Я прошу товарища Сталина воздействовать на Наркоминдел
или еще лучше прийти на заседание Совнаркома. Он ничего не
обещает, но желает успехов. «Значит, консерваторов вы все же
свалили», — как будто что-то вспомнив, добавляет он. И когда я
уже в дверях, бросает: «В Совнаркоме все равно должен быть се¬
годня».
* * *
Я жду в приемной Совнаркома, пока на Совнаркоме обсужда¬
ются другие, не касающиеся меня вопросы. Наконец входит Фло¬
ринский с папкой бумаг: «Идите, сейчас наш вопрос будет обсуж¬
даться». За столом наркомы, вокруг них на стульях возле своего
шефа помощники и спецы. Много незнакомых, новых лиц. Пред¬
седательствует Рыков, справа Чичерин, за ним Литвинов, напро¬
тив них Красин. Я сажусь рядом с Флоринским.
Общую, вводную часть текста не читают, решено обсудить
только спорные пункты, чтобы уже окончательно утвержденный
текст передать в комиссию по торгдоговору. Пункт об Олесунн-
ской концессии вызывает возражения председателя Архангель¬
ского совета, которого поддерживает Красин. Им отвечает очень
красноречиво и убедительно Чичерин, аргумент — важность при¬
знания нашей морской зоны фактом признания концессии и проч.

Норвегия. Признание де-юре
229
Я не слушаю, меня тревожит, что Сталина нет.
Рыков суммирует прения, ясно, что аргументация Чичерина
победила, и Олесуннская концессия по убою тюленей остается в
договоре. Но тут я вспоминаю: в тексте не сказано о сроке, с како¬
го разрешается убой. И я прошу слова до голосования.
В этот момент из задней двери залы появляется Сталин. Его
присутствие меня воодушевляет, и я горячо, почти по-митингово-
му доказываю, что нельзя давать разрешение на убой тюленей до
15 марта, иначе с гибелью маток гибнет и приплод, а это ведет к
полному истреблению стада: «Мы должны сохранить наших бе¬
ломорских тюленей для себя. В договор надо внести точное указа¬
ние срока, с какого мы допускаем охоту*.
За спиной слышу шутливое замечание: «Коллонтай перешла
теперь на охрану материнства и младенчества тюленей». И голос
этот Сталина. Все смеются. Мое предложение принимается еди¬
нодушно.
Переходят к пункту о навигации. Сталин не садится к столу, а
покуривая и глядя куда-то вдаль, ходит легкими, неслышными
шагами взад и вперед по комнате. По пункту о навигации высту¬
пает Красин. Доводы его веские и обоснованные. Но за ним берут
слово Чичерин, а затем и Литвинов, их постановка вопроса в дру¬
гой плоскости- .Vhtbhhob напоминает, что норвежцы опоздали с
признанием, что км не следует давать невыгодных для Советско¬
го Союза поблажек. Вопрос же об экстерриториальности они уже.
по существу, нам обещали, и если они будут артачиться, мы про¬
сто затянем переговоры.
Сталин выел ушивает разгоревшуюся дискуссию Красина и Чи¬
черина Меня тревожит, что дискуссия затягивается, а Сталин
ходит и покуривает, будто и не слушает. Но когда председатель
собирается голосовать. Сталин останавливает его руком «Дайте и
мне слово».
Сталин строит свое возражение наркомияделыхам на новом
соображении. «Включение ь торговый договор вопроса навигации
включая большой каботаж практического значения не имеет.
Норвежцы должны будут всегда обращаться за разрешением, если
оажелактт отт рыть ноа ;*то линию «ежду своими и нашими порта
ми Разрешение большого каботажа имеет чисто формально-дгк
лгративныи характер Не захотим гм дадим им разрешения ии
на кат- jz хахтак и оссбешао ь тихслжеагаские воды. А что касает
се дрсютцестъа Англии то я не видг» основания почему Нарко
миндел так заботится о соблюдении ее престижа? Что получит

230
Тетрадь вторая (1923—1924)
Англия, покажет время и как она себя поведет. А если мы при¬
равняем ее морские привилегии к норвежским, это дело совет¬
ских интересов, и нечего приплетать здесь англичан». Сталин ре¬
зюмировал, что «если торговый договор с норвежцами нам выго¬
ден и дает то, чего мы еще не имеем от других государств, пусть
себе получат каботаж как компенсацию».
Предложение Сталина принято, и обсуждение торгового дого¬
вора закончено.
Когда я подхожу к выходу, Сталин стоит у двери. «Ну что, до¬
вольны вы постановлением? — бросает он вполголоса, не переста¬
вая курить и чуть улыбаясь. Отвечаю: «Еще бы, это благодаря
вам, горячее спасибо». И я, не дождавшись лифта, бегу по лест¬
нице.
И сейчас еще волнуюсь, вспоминая все пережитое в этот день*.
* 15 декабря 1925 г. тов. Литвинов подписал в Москве с норвежским послан¬
ником Урби договор о торговом мореплавании между СССР и Норвегией (см.
Внешняя политика СССР, т. III). Ратификация этого договора имела место в
Осло в 1926 г. весной. Ратифицированный договор скреплен подписью моей и
премьера Мовинкеля. Таким образом, постановление Совнаркома вошло в жизнь
и действует и сейчас. Переговоры по торгово-навигационному договору длились
почти полтора года, но зато они обеспечивали экстерриториальность торгпредства
и являлись признанием факта, что наша торговля носит совершенно иной харак¬
тер, чем в капиталистических странах, и торгпредство есть представительство
государственной монополии внешней торговли. — Прим. 1948 г.

Тетрадь третья
(1924-1925)
НОРВЕГИЯ. ПИСЬМА, ЗАПИСКИ
Письмо другу. — О бесклассовом обществе. — О современном про*
изводстве. - О морали. — Убогость печати буржуазной прессы. -
Из писем к 3. Шадурской и В. Юреневой. — О Вигеланне. —
Командировка в Лондон. - Настроения.
Письмо другу
Июнь 1924 года.
ОРОГОИ Александр*, последнее время я часто, часто
\ я Ш о Вас думаю. Набрела на ряд «положений», «великих»
теоретических мыслей, которыми хотела бы поделить¬
ся с Вами, побеседовать, проверить. Думать теперь больше досу¬
га, чем было зимою, пока добивались «признания».
Конечно, запоем читала отчеты съезда. Читала и то, что очень
ясно выявляется между строк...
Иногда досадуешь, огорчаешься. А иногда, когда осознаешь всю
логику вещей, кажется, что так и быть должно. И потом, инстинкт
рабочего класса, хоть и с задержками, а всегда найдет свою доро¬
гу. Вот об этих «дорогах» я и хотела бы «потеоретизировать» и,
может быть, поспорить с Вами. Хотя думаю, что больших споров
у нас с Вами не было бы, многое и Вам стало яснее, не так ли?
Наша недооценка и критика вызвана была нашим же собствен¬
ным недопониманием.
* Очевидно, А. Г. Шляпников. — Прим. ред.

232
Тетрадь третья (1924—1925)
Здесь стачка-локаут все еще не закончена. Рабочие борются с
удивительной стойкостью. Но мне кажется, энергия их направле¬
на не на тот предмет достижения, какой сейчас подсказывает
мировая конъюнктура. Сейчас борьба рабочих должна развора¬
чиваться не на предмет улучшения своего положения (в буржуаз¬
но-капиталистических государствах), а на предмет овладения орга¬
нами производства, контролем, регулированием народного хозяй¬
ства и в первую очередь — контролем над банками, над финанса¬
ми страны, а эта борьба поведет к захвату всей власти.
Была тут идея созыва съезда производителей (идея, исходив¬
шая от профсоюзов). Если бы на ее осуществление потрачено было
столько же сил, сколько потрачено было на борьбу за повышение
зарплаты на 5% (шестимесячная стачка-локаут привела в состоя¬
ние паралича главные отрасли промышленности), и если бы на
этом съезде развернуть программу регулирования производства
и практическое проведение контроля над банковым делом — это
было бы достижение значительно большее и ближе к диктатуре,
к «конечной цели» революции, чем самый удачный и удовлетво¬
рительный тариф. (Борьба разгорелась на почве тарифов.) Ухва¬
тываете Вы мою мысль?
Тяжело бьет здесь по рабочему классу существование трех
рабочих партий. Сейчас важнее найти, выдвинуть, подчеркнуть
моменты классового единства, задачи, объединяющие пролетари¬
ат (вопросы эти как раз лежат в области регулировки производ¬
ства), чем выпячивать пункты политико-тактических разногласий,
сводящихся, в конечном счете, к словопрению, раз объективная
ситуация не позволяет развернуть «левой» тактики.
Нехорошо влияет и то, что среди шефлоянцев, т. е. наших,
тоже нет единства. В конце концов рабочие не знают уже совер¬
шенно, кто же прав? Один из крупнейших лидеров металлистов,
популярный Хальвор Ольсен (может, знаете его?), исключен из
партии шефловской (коминтерновской) за «правизну».
О бесклассовом обществе
Декабрь 1924 года.
Классовая борьба не есть «абсолют», догма. Это — метод объяс¬
нения исторических явлений. Это тоже «историческая категория».
Был период в жизни человечества, когда еще не было налицо
классовой борьбы. Была борьба племен, родов, племенных групп,
но не классов.

Норвегия. Письма. Записки
233
Классы создались позднее, много позднее. На определенной
ступени развития экономических и социальных отношений людей.
А раз классовая борьба есть сама продукт экономических и соци¬
альных отношений, она не может быть «догмой». С изменением
экономических и социальных отношений, породивших классовую
борьбу, она естественно и неизбежно должна исчезнуть. (Я имею
в виду социалистическое общество во внеклассовом государстве,
где классовой борьбе нет места, — у нас.) Марксизм учит, что это
будет при победе коммунизма, при воцарении внеклассового об¬
щества.
Спрашивают: как так. сразу из острой классовой борьбы
«в царство внеклассовой солидарности»? Нет, будет переходный
период. Настанет период перехода от классовой борьбы к новому
прицелу — координации всех социальных сил человечества для
поднятия производства на небывалую высокую ступень.
Задачи производства, методы техники, необходимость миро¬
вой регулировки производства — вот тот новый период после на¬
шей революции, в который теперь вступит человечество. Надо во
что бы то ни стало увеличить накопление, поднять производитель¬
ные силы, другими словами, содействовать непрерывному нарас¬
танию общественной прибавочной ценности.
При непрерывной классовой борьбе, при ее типичных, яр¬
ких проявлениях — стачках, локаутах, гражданской войне и
войнах рациональных — общественно-прибавочная ценность не
может расти. Все эти явления удерживают рост производитель¬
ных сил. понижают общественно-прибавочную ценность. Сле¬
довательно. должен образоваться новый переходный государствен
но-экономический строй, ^го именно то. что происходит сейчас у
нас.
Следовательно. те явления, которые в капиталистическую эпо¬
ху были явлениями прогрессивными определяли роль трудящих¬
ся. выдвигали на авансцен) истории класс рабочих), в наступаю¬
щую эпоху ближайшего и притом нового переходного будущего
явятся тормозами в основной задаче советского планового хозяй¬
ства — поднятии производительности, росте общественно-приба¬
вочной ценности.
Тот. кто у нас будет защищать «догму » классовой борьбы, явит
ся реакционером, врагом прогресса, врагом человечества, живу¬
щего под знаком плановости, координации сил и накопления об¬
щественной прибавочной ценности.
Классовое противоречие, классовый антагонизм налицо, пока

234
Тетрадь третья (1924—1925)
не изжиты и не заменены формы капиталистического индивидуа¬
листического производства системой координированного, пла¬
нового, организованного и регулируемого мирового хозяйства.
В Союзе классовые противоречия между интересами города и де¬
ревни еще есть. Но эти противоречия в Союзе мы сглаживаем
новым прицелом — координацией сил внутри Социалистического
Союза. В капиталистических странах, и там. намечается стремле¬
ние к координации. Оно сказывается после нашей революции в
разных формах, наряду с действующей классовой борьбой в силу
классовых противоречий.
Еще не раз в истории человечества сила классовых противоре¬
чий поведет к восстаниям, к войнам, к политическим революци¬
ям. Но эти дезорганизующие производство явления будут с каж¬
дым разом подвергаться все более суровой критике со стороны
именно трудового класса, класса производителей, наиболее заин¬
тересованных в том, чтобы поднять производство, а с ним и рост
общественно-прибавочной ценности, т. е. народных богатств. Че¬
ловечество будет искать разрешение проблем политических и
экономических не через войны и кровопролитие. Главное — про¬
изводство.
Через каких-нибудь сто лет реакционером явится тот. кто бу¬
дет стоять за войны, за стачки, за вооруженное восстание, за выяв¬
ление классовой борьбы (и все другие феномены капиталистичес¬
кого строя, мешающие росту общественно-прибавочной ценности),
и, наоборот, революционером будет тот, кто будет бороться за
всестороннюю координацию социальных сил в деле организации
хозяйства и поднятия норм общественной прибавочной ценности
при власти в руках трудящихся.
Наша советская страна делает огромные усилия, чтобы осуще¬
ствить, построить новую систему хозяйства, быта, а значит, и со¬
здать нового, лучшего человека.
О современном производстве
Jtxafip* 1924 года.
Перелом в капиталистическом хозяйстве, особенно четко и ярко
сказывается после мировой воины. Взамен хаоса и анархии капи¬
талистического производства до XX века буржуазия теперь ищет
новых организационных форм — оппортунизм Она думает руко¬
водить явлениями, могущими служить базой для будущего кол¬
лективистического хозяйства. Вместо анархии — стремление наи-

Норвегия. Письма. Записки
235
ги организующие начала без революции. Это после нашей рево¬
люции Были лишь раньше попытки — трестирование промыш¬
ленности. с одной стороны, организация рабочей силы — между¬
народные объединения рабочих, с другой. Это оппортунизм, /то
все попытки, не меняя слти (т. е. капитализма регулировать эко¬
номика. Но это еще в плоскости «классовой борьбы* и преодоле¬
ния «конкуренции». Этап строительства социалистического строя
наступил только у нас.
Организационное начало четче, например в таком явлении
как «национализация* отраслей производства или торговли. Мо¬
нополия хлебной торговли в Норвегии, вопрос о национализации
угольно* промышленности в Англии- «Лауэсовскни план* в Гер¬
мании. Смешанные общества различных национальных капита¬
лов. особенно в деле морского транспорта Конкуренция — уже не
единое решающее начало На данной ступени мзяястмпог о раз¬
вития тоюазаого общества оно же не в состоянии гюошрять
рост аил. а с ним значит и обшестъеииой
бавтчэой ценности Нужным, необходимым, жизненным являет¬
ся дг*тое начале цеазовость. регулирование. организация хозяй¬
ственных G.'.er2z бодаба с ; i и iij н mtiamüim началом коихуреи-
дни т е основы аапйлжтячкххо производства Отсюда поли
тика всех rp^rsa гапгталдстгасяят стран он* стремятся к
ргюедкнет: в пределах капитализма сов>емеииых хозяйствен¬
ных проблем с помош.ыс применения вача/«а оег? ^ ироваиях про¬
изводства и {«EKtacB'xc дела тхк?жафс1пмшк»е р’ииаог.ироваияе
базкив в т xl ьс избежание грана и новой мяршзш кряшка
■ т XL Т шейные попытки раз ве седоезва отме-
за частной собственности
: то воемя ш хекк хгяа&д задач« в XVJJ-
XIX вехи? бы./^ «вакож^датслыттдакшие* юопсдг*с*н/>с т е . уо
тавовление хеаммо всс*с оейгча* взимание дасредиоочеио на
разрешении легдивгпкзаьр даос оем бахагча д/я человяс*ест**а
подигта даст общественной цмммй иг —>гп, «о^яиммайяе
беггпттве ггъыкы' Глдошг» ошнбоче* кл,- voavo^
JLäkrez^ не а росте якд—je» amawir tpr/мочу^ ü>hbi<
ту а я шяышеа» тушшиттшпттт умеви.г1миаг feтмм
утоаченны? с/я и.къог жергаш рибятаик рук г де/аэдг v^c*.v£
эвехпа «ктжг евасм ш?»да
«Дгяряран годовое* ода, тает »>*з*а*е*г
тгьенныж- Ьытшая niify—IW и — уменье MtoMOHRt «ткд»#^п
шмзт. тп»да ш ммсаисг жю

236
ТетраАь третья (1924—1925)
О морали
Декабрь 1924 года.
Рабочий класс все еще пользуется старыми критериями мора¬
ли. Новые создают условия жизни, необходимость. Новый крите¬
рий создается у нас. Искажение понятия о морали, будто ее не
надо вообще. Мораль — это правила поведения в интересах кол¬
лектива.
Бухарин — «за святую ложь». Неправ. Для рабочего класса и
его задач в ближайшую историческую эпоху строительства и под¬
готовки базы коммунизма ложь — вредный фактор. Для данной
эпохи полезны, а значит моральны, все те поступки, которые
служат скрепами для коллектива, а не разъединяют коллектив.
Ложь — начало разъединяющее. Ложь вносит недоверие. Там,
где недоверие, нет спайки.
Доносы друг на друга больше даже, чем ложь, разобщают
коллектив, ослабляют спайку, распыляют. А значит подтачива¬
ют основную силу, морально-духовную силу класса — солидар¬
ность.
Вредно бахвальство, самомнение, хвастовство. Вводят коллек¬
тив в заблуждение. Могут дать человеку задачу не по силам. На¬
путает — в результате вред для коллектива. С точки зрения «тру¬
довой морали», бахвальство, хвастовство, самомнение — недопус¬
тимы, антиморальны*.
Месть — фактор, который совершенно неприсущ пролетариа¬
ту, пережиток давних отношений, когда еще не было законности.
Месть связана с патриархально-феодальным строем. «Справедли¬
вое возмездие» по закону вошло в обиход с господством организо¬
ванного буржуазного общества. «Товарищеское осуждение» — ни
в коем случае не месть — должно быть присуще трудовому кол¬
лективу, новое правовое понятие — «осуждение».
Месть врагу (именно месть) вредно направляет силы по оши¬
бочному руслу, дает «непродуктивный» безрезультатный исход
энергии. Для трудового коллектива основная заповедь — правиль¬
ное, т. е. целесообразно продуктивное, направление энергии не
только трудовой, но и духовно-душевной.
Честолюбие? Нужное оно или вредное для коллектива свой¬
ство, фактор? Весь вопрос в том, на что честолюбие направлено?
* Ленин звал это хамством или коммунистическим бахвальством.

Норвегия. Письма. Записки
237
Сама по себе эта психическая сила не вредна и не полезна. Все
зависит от «прицела».
Убогость печати буржуазной прессы
Январь 1925 года.
Все эти «magazines» — английские, американские. Техника пись¬
ма высока, но сюжеты избиты, слащавы и невероятно повторны,
нет социальных проблем.
В иллюстрациях сдвиг. В моем детстве на первом плане — ко¬
роли, коронации, королевские приемы, сановники. Сейчас — выс¬
тавки, летчики, политики, вожди партий. Изобретения. Вместо
театральных див — кинематографические артисты. Не дождется
ни одна современная Патти или Дузе таких встреч, как Мэри
Пикфорд (ее приезд в Норвегию). Весь город ее встречал. Кине¬
матограф дает больше простора «самостоятельному восприятию».
Мало пишут о новых книгах.
Женщины здесь в Норвегии дошли до того, что весят 36 кило,
едят один виноград и затем из-за истощения попадают на месяц в
клинику. Но в «плоской» фигуре есть вполне логический момент.
Материнство в буржуазном обществе отступает на задний план.
Идет, особенно в профессионально-интеллигентской среде, ожес¬
точенная борьба за места в конторах. Чтобы выдержать конку¬
ренцию, женщина должна производить впечатление, что она с
материнством ничего общего не имеет, что она — третий пол.
Из писем к 3. Шадурской и В. Юреневой2
12 января 1925 года. Осло (написано в клинике).
Мои милые сестрички, друзья мои, Зоечка, Верочка! Вы вмес¬
те, и я это чувствую. Я рада. Как странно подумать, что мы все
трое прошли такую путанную; страдную, необычайную дорожку
жизни. Шли вместе, разбредались и снова встречались на холме,
на перекрестке. Точно вижу, как вьется ваша жизнь тоненькой
тропочкой среди серых нахмуренных гор, среди зелени полей...
Вьется, все ищет вершины... По-своему вьется, новую тропочку
кладет...
Забрались высоко, дышится легко, перевал впереди, а вместо
того — летим вниз, в долину, где пасутся коровы со звоночками,
тихо, ладно, мирно.

238
Тетрадь третья (1924—1925)
«Отдохни», приглашает жизнь. Какой там отдых! Некогда!
Вершин-то много, всюду перебывать надо. И торопимся, и пол¬
зем. Терновник руки рвет, ромашки широко улыбаются, будто в
себя все солнце забрали и сами солнцами стали...
— Зой, где ты, ау?!
— Неужели вы, Шурочка?
И опять торопимся, вверх, к новому... К достижениям, завоева¬
ниям для нашего нового общества, для страны социализма и сове¬
тов.
И вдруг пропала дорожка моя. Где она? Направо? Налево? Нет
ни гор, ни долин. Тишина. Покой холодный, чужой. Кругом все
бело. Чисто, четко бело. Белые косынки, белые стены, белая кро¬
вать, беззвучно, точно не по полу, двигаются белые тени. У докто¬
ра голубые, голубые глаза. Говорит под сурдинку.
Тихо и скучно.
Закроешь глаза — плывет прошлое. Будущего нет. Прошлое и
прочитанное. Новые страны, жаркие, распаленные солнцем.
С янтарью волны, с живучими пальмами, с лесом магнолий. Туда,
в эти чужие страны, от дела ненужного, от суеты людской...
Если выживу, нельзя же по старой тропе? Не пойдешь, не оси¬
лишь... Надо понять, все понять и не бояться правды. Так жить не
стоит. Так все равно белая комната, где нет своей воли, повер¬
нешься — подушку поправят, руку протянешь — выпить велят.
Люди кругом: врачи, сестры... А нет никого. Так и по дорожке
сейчас моей жизни. Зоечка, Верочка, ау! К обезьянам, к мандра¬
горам, с протянутыми руками к стихиям природы... Как мои дру¬
зья — олесуннские зверобои (тюленыцики), посылающие мне не¬
жно-розовые гвоздички...
Довольно сказок. Но я живу ими в больнице.
Июнь 1925 года (из письма к Зое).
Надо внутренно оторвать себя от изжитой любви к мужчине.
Вот что должна понять Мария Федоровна [Андреева]. Иметь духу
себе самой признаться: в нашем возрасте влюбленности к нам быть
не может. Есть многое другое, что привязывает мужчин к нам:
вспышка-тяготение (charme такой, как у Марии Федоровны, и годы
не стирают), удобство (мы умеем создавать комфорт и удобство),
польщенное самолюбие и т. д. Но все же это не любовь, не та
любовь, какую мы получали, когда были в возрасте Вален¬
тины.
Что сделать, чтобы от этого не страдать? Мой совет: отмеже¬

Норвегия. Письма. Записки
239
ваться. Внутренно отмежеваться. Я одно, он другое, совсем дру¬
гое. Жить всеми сторонами своего богатого духовного «я» (а Ма¬
рия Федоровна богата, очень богата). А любимого брать, как при¬
емлешь приятную, необязательную встречу с интересным, прият¬
ным (отнюдь не «близким») человеком. И только не строить себе
иллюзий: мы близки!..
Брать встречи, как берешь с удовольствием хорошую, освежа¬
ющую прогулку, как читаешь с наслаждением час-другой инте¬
ресную книгу. Закрыл книгу, положил на стол — и до следующей
свободной минуты. От книги ничего не ждешь и не требуешь, а
берешь, что в ней есть. Так надо и с «ними».
Жизнь вне «их». Они (те, кого мы любили) приправа. Ни в
коем случае не «plat de existance»*). Если вздумаешь на отноше¬
ниях к «ним» в наши годы строить жизнь, получится одно горе,
одни унижения, уколы, муки...
Надо научить себя быть одной, внутренно одной. Ни на кого не
рассчитывать и меньше всего рассчитывать на «них»! Меньше
всего!..
Надо жить для себя и для дела, даже для личных приятностей,
но ничем для когда-то любимого не поступаться. Тогда к нам не
будут предъявляться «внутренние счета». Как? Я ради него отка¬
залась от встречи с деловым интересным лицом? А он не пришел...
Как? Я из-за него не села за писание спешного отчета, а он опазды¬
вает и я теряю время, и т. д., и т. д.
Иногда (мы сами в нашем возрасте боимся в этом признаться)
приятнее лечь раньше спать, чем высиживать за полночь на сви¬
дании. Иногда хочется одной просто пожечься на солнышке или
не напудрить носа... И в глубине души мы бываем рады, если иног¬
да свидание не состоится. А сами сердимся, если не пришел. «То¬
варищи задержали. Деловая встреча!». Как? Все это важнее, чем
свидание со мной’' Тут больше оскорбленного самолюбия (наше
уязвимое место сейчас), чем потребности в свидании.
Лет пятнадцать-двадцать тому назад мы бы не обиделись, а
по-девчоночьи разгорячились бы: «Ну. что это ты не пришел? И
его бы пожалели, что его задержали. Тогда мы «им* всегда вери¬
ли и верили в свою силу, а сейчас наше недоверие к себе мы перено¬
сим на его чувство к нам. И всюду видим укол. Даже где его нет.
Скажи это Марии Федоровне. Но пусть она научится ничего не
ждать. Именно: не ждать.
* Основное блюдо 'франи или хлеб каш насущный — Прим

240
Тетрадь третья (1924—1925)
Скажешь: холодно? Да. И немножечко горько. Но зато мень¬
ше мук. И жить можно. Зато как подхватываешь неожиданную
радость, брошенную «им»! И внутренно удивляешься: «Да ну!
Неужели он еще так любит?».
Возраст имеет не только свои задачи, но и свой способ восприя¬
тия. Не надо себя обманывать и играть в молодость. У нас ощуще¬
ния иные, чем у Валентин, чем у нас было 20—30 лет тому назад.
Честность с собой! Пусть Мария Федоровна себя спросит: захо¬
чет ли она своего К.* получить «целиком» и «навсегда»? Думаю,
что нет. Ведь она не осилит обузы.
Такова моя «житейская мудрость».
О Вигеланне
Вигеланн3 — это нечто великое. Я не думала, не ожидала. Слы¬
шала со всех сторон: «Как? Вы еще не видали фонтана Вигелан-
на? Его бронзовых скульптур? Его гранитных групп?» Городское
самоуправление несколько лет тому назад построило Вигеланну
(скульптору) мастерскую-музей, нечто вроде крепости снаружи —
здание с высокими стенами и без окон. Когда ходила к Фрогнер-
парку, не понимала, что за здание? Брат профессора Бенневи
устроил мне доступ. Вообще туда никого не пускают, хотят по¬
казывать, когда все 2000 фигур и групп будут готовы. Сам Виге¬
ланн большой чудак, живет отшельником и не хочет, чтобы о его
работе «судили» в процессе творчества. Живет он в том же доме.
Внутри — дворики, похожие на монастырь. Никого не прини¬
мает.
То, что я видела, поразительно по силе и фантазии. Огромное
богатство творчества. Удивительная выразительность. Простые,
грубые, четкие линии. Фигуры и группы из гранита. Есть и мра¬
мор, есть и бронза (фантастические деревья с гроздьями челове¬
ческих тел).
Очень сильно. Мне больше всего понравилось: мужчина, сбра¬
сывающий с себя женщину (очевидно, «страсть»). Связал, скру¬
тил ее нежное тело безжалостно толстыми веревками и через го¬
лову — лети в пропасть. Так и кажется, что теперь он выпрямится
во весь рост — отделался, освободился!.. Нет больше плена страс¬
ти или страстей.
Не только монументальные группы из гранита, есть у него чу¬
* Возможно, речь идет о П. П. Крючкове. — Прим. ред.

Норвегия. Письма. Записки
241
десные миниатюры, тонкие и изящные. Или с сарказмом, как этот
пьяный танцующий поп. Много эротики. Но много и тихой скорби
(группа стариков), и еще больше — воли к жизни.
Я бы сказала: Вигеланн — скульптор эмоций, не мыслей. Чело¬
веческих страстей и чувствований. В этом он велик и великоле¬
пен. Шекспир в скульптуре.
Но почему-то все говорят о фонтане Вигеланна? Как раз фон¬
тана я и не видала.
Командировка в Лондон
Что было значительного в моей работе за 1925 год?
Это был первый год установившихся нормальных дипломати¬
ческих отношений с Норвегией после обоюдного нашего призна¬
ния в феврале 1924 года. Пришлось выступать уже как официаль¬
ный шеф миссии, министр Союза Советских Социалистических
Республик (полпред по-нашему).
Я переселилась из пансиона «Риц» в частную квартиру, офици¬
альное помещение полпредства осталось на Драмменсвейене. Мне
же нашли нарядно меблированную квартиру богача Анкера на
Томас-Хефтигатен. Квартира модерн и хорошо обставлена, но
меня раздражала галерея предков Анкера, украшавшая все сте¬
ны. При сдаче квартиры было поставлено условие «не трогать ни
одного портрета». Это были большие картины маслом, некото¬
рые художественные, но большинство — банальная портретная
живопись.
В этой чужой квартире я себя никогда не чувствовала «дома»,
хотя и перестроила комнаты по-своему. Я скучала по комнаткам в
«Рице». Впрочем, прожила я в квартире Анкеров всего полгода.
Я принимала в ней дипломатов-коллег, устраивала официальные
обеды. Отпраздновала 8 марта с советским коллективом. Это вос¬
поминание — одно из самых приятных в скучной квартире Ан¬
кера.
Больших дел с норвежским правительством у меня в 1925 году
не было. Шли обычные текущие вопросы. Торговый и навигаци¬
онный договор был закончен и подписан в Москве в 1925 году.
Все еще длились переговоры с Бергенским обществом по пово¬
ду изменения в соглашении судоходной компании «Руссо-Норзе».
В Союзе наш лесоэкспорт сильно вырос и возникало много труд¬
ностей с Бергенским обществом. Весною 1925 года из-за новых
предложений с нашей стороны (что вело к существенному пере¬

242
Тетрадь третья (1924—1925)
смотру соглашения с «Бергенске») мне пришлось съездить в Лон¬
дон, чтобы там совместно с АРКОСом урегулировать наши отно¬
шения с норвежцами по «Руссо-Норзе».
Поездка в Лондон весной 1925 года была для меня поучитель¬
на и интересна во многих смыслах. Прежде всего, после длитель¬
ных и довольно бурных переговоров с представителями Берген¬
ского навигационного общества мы добились от норвежцев при¬
нятия ряда изменений, обеспечивающих советские интересы. Мне
удалось провести переговоры по линии дружественности, хотя под
напором наших представителей из АРКОСа (Рабиновича и др.)
дело два раза чуть не дошло до разрыва с Бергенским обществом,
что и хозяйственно, и политически было бы нам очень невыгодно
в ту пору.
Для меня это было большое испытание: гожусь ли я руково¬
дить такими переговорами, где нужно уметь отстоять наши инте¬
ресы и позиции, и не только не порвать с другой стороной, но и
расстаться друзьями. Это испытание я выдержала. Это признали
и Москва, и норвежцы. Лемкуль и Сомме сочли меня за «ловкого
дельца».
С Сомме я снова встретилась в период оккупации Норвегии
Гитлером. Это было в начале 1944 года, он был ранен на фронте,
потерял глаз, я же лечилась в Сальчебадене. Но мы весело вспо¬
минали наши переговоры 1925 года и все тогдашние трудности,
которые сгладило время, создавшее совсем новую международ¬
ную ситуацию.
Сомме высказал свое мнение, что моя работа в Норвегии в те
годы много способствовала тому, что норвежский народ пошел на
активное сопротивление немцам. Я сумела заронить в сознание
норвежской общественности симпатию к Советскому Союзу и на¬
учила их, как бороться за свою свободу и независимость. Такая
оценка моей работы в Норвегии меня очень ободрила. Я как раз
работала тогда (1943—1944) над задачей: вывести Финляндию из
войны.
Во время моего пребывания в Лондоне я поселилась в отеле
«Рубенс» и жадно вбирала впечатления Англии, которую не вида¬
ла со времен эмиграции. Я встретила не мало старых знакомых
среди англичан. Меня встретили приветливо. Газеты, фото, ин¬
тервью, приглашения на чай. Маргарет Бонфильд (вторая жен¬
щина после меня член правительства), Том Манн, Бен Биллет,
Аппельтон и другие видные члены лейбористской партии. Мно¬
гие прежние друзья уже были в могиле.

Норвегия. Письма. Записки
243
Меня удивило, что несмотря на то, что между Англией и СССР
существовали уже официальные дипломатические отношения,
общественные настроения против Союза в Лондоне много хуже,
чем в Норвегии.
Наш полпред (Раковский4) поехал при мне к королю на прием,
и ему пришлось облачаться в соответствующее одеяние, напоми¬
навшее одежду времен Онегина. Англичане еще крепко держат¬
ся своих дворцовых традиций. Зато Англия старалась показать
прогресс своей промышленности, и я еще застала в Лондоне Им¬
перскую выставку. Больше всего меня поразили на этой выставке
не промышленные или научные успехи Великобритании, а то, что
Англия не стыдилась выставлять отсталость «туземцев» своих
колоний, и как Великобритания мало делала для них в смысле
поднятия уровня их экономической жизни. Особенно бросился мне
в глаза отдел «Нигерия»; на обитателей англичане глядели, как
на зверей в зоопарке, а народ этот сильный и красивый. Но коло¬
нии ведь имеют одну цель — давать доходы маленькому «зелено¬
му острову», укрепляя этим мощь империи.
Ходила я по Лондону как турист в часы, когда не было за¬
седаний, и все видела по-новому и с другой стороны, не так, как
в 1909—1913 годах. Но меня поражала отсталость бытового ком¬
форта Англии по сравнению с высокой культурой быта Сканди¬
навии.
Была в Лондоне и приятная встреча с Майским5 и его женой,
красивой, симпатичной русской девушкой, бывшей учительницей
в Ленинграде. Майский был тогда, в 1925 году, советником совет¬
ского посольства. И мы интересно беседовали с ними на общие,
близкие нам темы международной политики. Майский, как и рань¬
ше, очень следил за этими событиями и давал им интересную
оценку.
Жил он в типичном лондонском домике-коттедже, близ Кью-
Гардена, но жена его томилась по России в чужой ей обстановке.
Когда она после обеда предложила собравшимся русским друзь¬
ям из колонии спеть русские песни, она не выдержала и заплака¬
ла. В ней было что-то молодое и трогательно беспомощное в эту
минуту, русская душа ее томилась в этом чужом и часто враждеб¬
ном нам мировом городе. Трудно было себе представить, что Аг¬
ния, тосковавшая по лесам и лугам России, через двадцать лет
сумеет с выдержкой, умело и красиво нести звание дуайенши дип-
корпуса в Лондоне и помогать мужу в его сложных обязанностях
посла советского государства в момент войны.

244
Тетрадь третья (1924—1925)
Окончив свое заседание в Лондоне, подышав атмосферой Анг¬
лии, далеко не дружески настроенной к Советской России, я с ра¬
достью направилась обратно в милую Норвегию.
На пути я заехала в Ньюкасл повидать сына и его жену, Ироч¬
ку. Из Ньюкасла я на пароходе Бергенского общества поплыла к
берегам Норвегии. Море было необычайно бурное, и такого му¬
чительного пути во всю жизнь не забудешь. Зато было необыкно¬
венно приятно попасть на твердую землю. Я зашла в ресторан
гостиницы и заказала себе... рюмку портвейна. Только после это¬
го могла поужинать.
В Осло ждали меня текущие дела, дипломатические обязанно¬
сти, но и милые мне друзья и сотрудники. В Норвегии мне всегда
жилось приятно.
В декабре 1925 года я поехала в Москву, где присутствовала на
XIV партийном съезде6. Меня, приехавшую из зарубежной стра¬
ны, при оторванности от живого общения с жизнью партии, пора¬
зили многие явления и настроения. Но тогда же я воочию убеди¬
лась в том, что именно Сталин станет вождем партии.
В 1925 году я в первый раз жила в доме Наркоминдела на Со¬
фийской набережной, где Литвинов имел свою квартиру. Тогда я
ближе познакомилась с Айви Литвиновой и оценила эту своеоб¬
разную, остроумную и незаурядную женщину.
В 1925 году было еще одно событие, которое надо отметить.
Я в первый раз устроила прием 7 ноября для дипломатов, прави¬
тельства и норвежской общественности. Прием обставлен был с
подобающей роскошью в полпредстве. На шести столах стояли
двухкилограммовые банки со свежей икрой — роскошь небыва¬
лая в Осло. Даже на обедах у короля свежая икра подается лишь
на маленьких сандвичах. Живые цветы, лакеи с «Советским Аб¬
рау-Дюрсо» усердно подливали в бокалы, а в перерыве давался
концерт русской музыки, и молодая норвежская танцовщица танце¬
вала на манер Дункан под русские мелодии.
Вечер прошел весело и блестяще, приглашенные к пяти часам
остались до двух ночи; когда официальные гости, члены прави¬
тельства, разошлись, молодежь стала танцевать, а норвежцы пить
пьелтер.
Когда в 1940 году Мовинкелю и его жене пришлось бежать в
Стокгольм из оккупированной Норвегии, жена Мовинкеля напом¬
нила мне про наш блестящий прием: «Покаюсь вам, мы свежую
икру ели чайными ложками, даже не намазывая на хлеб. И что¬
бы скрыть свою «жадность» я и фру Эсмарк незаметно переходи¬

Норвегия. Письма. Записки
245
ли от одного накрытого стола к другому, точно только в первый
раз пробуем икру».
Как мне ни приятно было в Норвегии, я сознавала, что тут боль¬
ших задач не будет, и я стала рваться либо в Союз, либо на дипло¬
матическую работу в другую страну.
Весной 1926 года стортинг ратифицировал торговый и навига¬
ционный договор, Мовинкель и я скрепили ратификацию наши¬
ми подписями — значит и эта большая задача была полностью
доведена до конца. Это было перед самой сменой либерального
министерства. Кресло Мовинкеля занял консерватор Люкке. Мое
же правительство дало мне трехмесячный отпуск и затем назна¬
чило меня в Мексику полпредом СССР.
Когда я уезжала из Осло весной 1926 года, я покидала Норве¬
гию с чувством грусти и теплой благодарности за годы творчес¬
кой работы, в ней проведенной. Я знала, видела, что основную
задачу димпломата я выполнила, между нашими странами отно¬
шения установились более дружеские, а главное, нас стали луч¬
ше понимать и ценить нашу новую великую страну.
Настроения
29 июня 1925 года (из письма).
Поездкой своей я осталась довольна во всех смыслах. Сравни¬
ла собирательным оком Берлин, Париж, Лондон. Но убедилась,
что старые буржуазные страны уже не способны к творчеству в
рамках данного экономического строя. Нет исканий, нет новых
волнующих идей, нет прицела. Жуют старое. Очевидно, настала
полоса, когда снова «свет идет с Востока». Века дремал Восток.
Набирался сил. Сейчас просыпается.
Союз! За ним Китай, Индия. Это мы разбудили мир!
Интересное время. Чувствуешь в общемировом масштабе, как
трудовое человечество рвется к новому, к коммунизму. А старуш¬
ку — капиталистическую Европу — только жалко! Сидит она в
чепце традиций и способна лишь надвязывать пообносившиеся
носки истории.
Июль 1925 года. Осло.
На днях у меня был (я «давала») обед высшим мира сей стра¬
ны. Было что-то прощальное в теплых речах, обращенных ко мне.
Чувствовался итог. Значит, момент подходящий. Лучше уйти, пока
помнят добром. А удержать ни счастья, ни любви, ни удачной

246
Тетрадь третья (1924—1925)
полосы творчества в политике или иной области — нельзя. Кто
хочет удержать, кто хочет сказать моменту «остановись», тот об¬
речен на неудачу и вечное недовольство.
Нет, надо «уметь уйти». Правда?
Осень 1925 года.
Вечное «беспокойство» человека. Ушинский это определял как
стремление души выйти из состояния покоя. Точнее: избыток энер¬
гии ищет приложения. В «Vor stamme» J. Bojer’a хорошо схвачено
тяготение норвежских эмигрантов в Америке переплыть океан и
вернуться «домой». Но вернувшись, снова тянутся «за океан», на
новую родину.
Зато ощущала странную зависть к уходящему или проносяще¬
муся мимо поезду. Вот бы быть там!.. Мчаться вдаль... И, наобо¬
рот: глядишь из окна вагона и хочется непременно пойти по до¬
рожке, что убегает от полотна дороги, вьется по полю или бежит
в лес.
Лиллехаммер.
Сейчас я уехала на неделю из Осло. Захотелось до муки по¬
быть одной. На свидание с собой самой спешила. Горы. Дивный
вид. Осень подкрадывающаяся. А я гляжу на убегающие горные
кряжи, одни выше других, и думаю о том, как в жизни всегда
хочется перевалить еще за один кряж, а за ним — другой, и его
надо «взять»...
У меня новое увлечение. Танцы!.. Как это случилось? У Дун-
дас вечеринка. Все танцуют. И я. И вдруг — понравилось. Ритм.
Движение. Какую-то легкость в себе чувствуешь. Если это мо¬
жешь, значит, еще силы на борьбу с жизнью есть, значит, «соки»
не иссякли на новое творчество...
Начало августа 1925 года.
Бывают дни, когда вдруг внутри все определится, созреет ре¬
шение. Так я сейчас знаю, что делать дальше, чего хотеть и доби¬
ваться. Свою работу по дипломатии я хочу положить «на полоч¬
ку». Сейчас творческого, полезного здесь, в Норвегии, я сделать
не могу. Остается внешняя сторона — представительство, прие¬
мы и т. п. Но они съедают силы, время, засоряют голову. И я поня¬
ла, что если посидеть еще год-другой в подобном окружении, с
подобным прицелом, начнешь внутренне сохнуть и вянуть. Это
еще рано. Я пока еще не собираюсь одеть «политический чепец».

Норвегия. Письма. Записки
247
Голова еще работает. Значит, надо иметь смелость — котомку за
плечи, книги в сундук и на новый путь. Не без грусти захлопну в
последний раз дверь нашего полпредства здесь. Не без грусти ог¬
лянусь в последний раз из окна вагона на Христианию — Осло.
Здесь прожиты три года, заполненные работой, захватывающей
и новой, часами ласково-приятного отдыха и какого-то необычай¬
но яркого сознания, что живешь и составляешь частицу механиз¬
ма политики нашей новой страны.
Мое решение таково: до августа я здесь. Дела держат. В авгус¬
те стортинг в отпуске, «мертвый сезон». Еду через Берлин. Отту¬
да в Москву. Там договариваюсь. На несколько месяцев попрошу
отпустить меня на литературную работу.

Тетрадь четвертая
(1926-1927)
МЕКСИКА
Беседа со Сталиным. - Путь на Мексику. - В пути (из писем к
Зое Шадурской). - Полпредом в Мексике. - Церемония вручения
tpaMombL - Текущая работа. - Инцидент с помощью из Москвы
стачечникам. - Политическая атмосфера сгущается. - Теотиу-
акан и об истории Мексики. - Куорневака. - Кристеросы нагле¬
ют. - Народные праздники. - Письмо старому товарищу. - На¬
лет на ЛРКОС. - Итоги. - Отъезд.
Беседа со Сталиным
ОСЛЕ ратификации с норвежским правительством тор-
wlШ гового договора, а также передачи торговых дел наше-
му торгпреду, я почувствовала, что в Норвегии моя ра¬
бота становится менее нужной. Все основные проблемы были раз¬
решены: признание нас де-юре; разрешение шпицбергенского воп¬
роса; принятие постоянного, а не временного торгового договора с
Норвегией; подписание соглашения об Олесуннской концессии о
бое тюленей в наших водах (этим установлена зона наших терри¬
ториальных вод) и ряд других, более мелких вопросов.
Наркоминдел, вернее Литвинов, считал нецелесообразным мой
уход из Скандинавии, однако, по моей просьбе, постановлением
Политбюро мне разрешен был уход из Норвегии и двухмесячный
отпуск. В августе 1926 года, по возвращении из отпуска в Москву,
я узнала, что меня намечают в Мексику, но что Максим Максимо¬
вич еще не дал своего согласия.

Мексика
249
Сталина я в Москве уже не застала. Он после партийной кон¬
ференции уехал на Кавказ. Молотов1 вызвал меня, чтобы догово¬
риться о моем назначении на новый пост, но Литвинов был про¬
тив Мексики. Он уверял, что я не выдержу климата и даже при¬
нес мне огромный атлас, чтобы показать, как далеко я буду от
Союза. При том он добавил: пост весьма беспокойный и не из при¬
ятных, и нечего рассчитывать на скорое возвращение. В Мексике
придется пробыть по крайней мере два года без отпуска в Союз.
Признаюсь, что после беседы с Литвиновым я сама заколеба¬
лась насчет Мексики и попросила новой встречи с Вячеславом
Михайловичем. Молотов, выслушав мои сомнения, сказал, что
считает возражения Литвинова неосновательными, но так как на
днях ожидается возвращение тов. Сталина в Москву, я могу еще
лично поговорить с ним.
«Если мое назначение в Мексику все же состоится, я бы проси¬
ла в таком случае дать мне с собою хоть одного знакомого мне
сотрудника». И я предложила Пину Васильевну, дав ей хорошую
характеристику. «Эта ваша просьба вполне разумна, и мы ее уч¬
тем». С этими словами Молотов прошел в другой конец комнаты
к особому телефону. «По наркоминдельским штатам нет свобод¬
ных мест в Мексике. Но вы ведь будете там совмещать полпреда
и торгпреда. Проведем вашу Пину Васильевну по линии Микоя¬
на». Это было сказано с приветливой улыбкой, что меня ободри¬
ло. «Впрочем, — добавил Вячеслав Михайлович, — мы ведь еще
агремана для вас не запросили. Мексика, может, и не захочет вас
принять. Ведь вы во время войны вели агитационную работу в
США. Как видите, ваша поездка за океан еще висит в воздухе,
так что заранее огорчаться нечего».
Мои сомнения относительно Мексики, очевидно, дошли до Ста¬
лина через тов. Молотова. Скоро после его приезда в Москву он
принял меня. Я решила поговорить с ним очень откровенно, так
как я узнала, что оппозиционный блок старался показать, будто я
на их стороне. Это меня возмутило.
Свидание состоялось 6 октября [1926 г.] около часу дня. Я про¬
шла в комнату, смежную с его кабинетом. Секретарь сказал, что
мне придется обождать, у товарища Сталина идет совещание. Но
ждать мне пришлось недолго.
Товарищ Сталин встал мне навстречу со словами: «Что, очень
не хочется вам ехать в Мексику?». «Конечно, Мексика уж очень
далеко от Москвы. Такая оторванность тяжела. Но, с другой сто¬
роны, может быть для меня полезнее издалека и потому более

250
Тетрадь четвертая (1926—1927)
беспристрастно подумать над вопросами, которые волнуют пар¬
тию. Разумеется, я не разделяю позицию блока. Мои личные отно¬
шения к Зиновьеву и Троцкому вам известны. Я целиком поддер¬
живаю генеральную линию и полностью разделяю вашу установ¬
ку в курсе внешней политики, что показала на работе в Норвегии.
Но есть некоторые вопросы внутрипартийной демократии, в кото¬
рых я еще на перепутье».
Сталин: «Где вы стоите, это уже вопрос вашей партийной сове¬
сти, и тут вас никто неволить не станет. Но как же вы мыслите
взаимоотношения с оппозицией? Стоите вы за фракционность что
ли?». Мы долго и искренне говорили о больных вопросах. Я сказа¬
ла, что фракции уже существуют. Если их задушить силой, они
опять возникнут. Сталин перебил меня: «Не силой, а партийной
логикой и дисциплиной. Если партия хочет сохранить свою силу,
она не может, не должна допустить фракций. Дискуссия уже сей¬
час выливается за пределы партии. Парламентаризма в партии
мы не допустим».
Он привел ряд фактов, доказывающих, что рабочие массы рез¬
ко восстают против «всяких теоретических споров», считая их
выдумкой интеллигентов. Рабочие определенно , заявляют; «На что
нам фракции? У нас разногласий нет, ссорятся только верхи».
Рабочие бережно и заботливо отстаивают единство партии, пра¬
вильно считая, что только тогда удастся разрешить насущнейшие
практические вопросы в области хозяйства, быта и т. д.
Сталин решительно не допускал даже мысли о группировках в
партии и заявил, что если бы их допустить, они неизбежно выро¬
дятся в образование второй партии. «Наша сила в единстве, и пора
положить конец дискуссиям. Кто не за генеральную линию, тот
фактически уже вне партии. Выступление оппозиции против на¬
шего участия в Англо-Русском комитете2 может только повредить
нам, а не укрепить линию нашей внешней политики. И не только
в этом вопросе. Левацкие загибы могут оказаться только на руку
нашим врагам за рубежом».
Я как пример напомнила Сталину об ошибках Коминтерна в
Норвегии. Но он перебил меня: «Общие положения политики
Коминтерна должны намечаться на съездах и конференциях.
А затем надо предоставить национальным компартиям самим на
местах намечать свою тактику применительно к условиям стра¬
ны. Поменьше няньчанья со стороны ИККИ. Понаделают оши¬
бок — не беда. На ошибках выучатся. Я знаю, многие иностран¬
ные коммунисты этим недовольны, спрашивают меня: да как же

Мексика
251
мы будем проверять правильность наших действий? А вот в этом-
то и задача. Исходя из общих принципов, на месте у себя нащу¬
пать и наметить задачу. А то свои же ошибки сваливают на ИККИ.
Без чувства ответственности не вырастить вождей и не воспитать
трудящиеся массы. В Мексике ситуация сложная, и там особенно
легко наделать ошибок. Мы вовсе не заинтересованы поддержи¬
вать якобы революционные восстания, которые раздувают и опла¬
чивают в своих интересах США. Смуты и местные бунты поддер¬
живают анархию в Мексике и на руку империалистам в стране*
Вы как представитель Советского Союза не должны поддаваться
ложным представлениям нарастания революции, до которой в Мек¬
сике еще очень далеко. Ваша задача как полпреда: укрепить нор¬
мальные дружеские отношения между СССР и Мексикой, не под¬
даваться ни на какие соблазны революционных авантюр. Укреп¬
лять наше влияние пониманием задач, стоящих перед мексикан¬
цами, помочь развитием торговых и культурных связей с нами».
На мой вопрос, считает ли он международное положение тако¬
во, что нам в ближайшее время не грозит новая война, товарищ
Сталин ответил: «Враги наши никогда не угомонятся, они не пе¬
рестают точить кинжал и лишь выжидают удобного для них мо¬
мента. Наша задача -- не форсировать событий, избегать всего,
что даст повод к военным конфликтам, проявляя в этом смысле
максимум гибкости. Нужно сохранить мир, оттянуть войну. Надо
дать нашей стране хозяйственно закрепиться. При известной уме¬
лости избежать военных конфликтов возможно, во всяком слу¬
чае, в ближайшее время».
Беседа наша коснулась событий в Китае. Сталин резко, с бес¬
пощадной логикой осудил ошибочную и вредную позицию Троц¬
кого в вопросе нашей политики в Китае3, считая, что она может
лишь завести в тупик китайский народ, да и нас. Наша задача в
Китае помочь народу, борющемуся за свою независимость про¬
тив нажима империалистов, поддержать эту борьбу, не толкая
их на авантюры, не обоснованные политической ситуацией. «Уч¬
тите, это в отношении полуколониальных стран, в той же Мекси¬
ке, — добавил Сталин. — В этих странах надо вести осмотритель¬
ную политику, не упуская принципиальной линии, но и не форси¬
руя событий. Запомните это. Впрочем, Литвинов даст вам необ¬
ходимые инструкции в вашей работе в Мексике». С этими слова¬
ми он встал и, протягивая мне руку на прощанье, сказал: «Значит,
едете в Мексику. Агреман завтра же запросим».
У дверей я остановилась: «Могу я рассчитывать при затрудне¬

252
Тетрадь четвертая (1926—1927)
ниях на поддержку ЦК?». Сталин: «Можете писать прямо мне.
Где надо, поддержим».
Наша беседа длилась около полутора часов.
Путь на Мексику
7 7 ноября 1926 года. Берлин, гостиница «Нордланд».
* Несмотря на все хлопоты со стороны моих друзей в Соединен¬
ных Штатах, и друзей относительно влиятельных, мне отказали
в транзитной визе через США в Мексику. Я сначала очень огор
чилась. Ехать в зимние, вернее, осенние бури по океану — эта
перспектива мне совсем не по душе. Пина Васильевна с трудом
заручилась последней каютой парохода «Веендам» голландско-
американской линии. Значит, надо ехать в Голландию.
Мне не хочется ехать. Не только в Мексику, но и вообще из
Берлина. Здесь интересно сейчас, притом здесь Зоечка, Миша,
Соня Либкнехт, вообще свои. Зачем я поддалась на Мексику?
И еще боролась из-за Мексики с Максимом Максимовичем! Меня
манило новое — завоевать континент, как шутит Зоя. А сейчас
готова бить отбой. Но уже поздно.
Повидала тов. Пестковского, бывшего полпреда в Мексике,
который лишь вчера приехал из Мексики в Берлин. У меня сло¬
жилось впечатление, что линия его работы шла в весьма отлич¬
ном направлении от той линии, какую мне дали в Москве.
С мексиканским посланником де Негри вижусь часто. Со все¬
ми посольскими мексиканцами у меня уже установились хорошие
отношения. Из разговоров с де Негри вывела заключение, что они
заинтересованы иметь с нами торговый договор. Они придают
большое значение тому, что в их торговом договоре с Японией
указано, что Япония отказывается от всяких притязаний на убыт¬
ки, понесенные ею во время мексиканских революций, хотя убыт-
ков-то за Японией даже не числится. При переговорах о торговом
договоре можно будет этот пункт иметь в виду.
Дала обед де Негри и всему мексиканскому посольству. Про¬
шло оживленно. По рассказам, Мексика — чудесная страна. Про¬
фессор Гольдшмидт от нее в упоении. Дал много практических
советов: где остановиться, не ехать сразу из Веракруса в Мексико-
Сити*, а по дороге отдохнуть в Орисабе.
* Ныне — Мехико. — Прим. ред.

Мексика
253
Де Негри считается коммунистом, а президента Кальеса4 он
не любит.
Запаслась книгами о Мексике. По дороге буду читать.
72 ноября 1926 года. Берлин.
Дорогой товарищ Сталин,
Завтра покидаю Берлин, чтобы через два дня отплыть в Мек¬
сику. Соединенные Штаты, несмотря на хлопоты влиятельных
американских друзей, в проезде мне через США отказали. Это
ненужная глупость и жестокость с их стороны, так как этим нич¬
то не изменяется, кроме одного — придется три недели качаться
по океанским волнам в осеннюю непогоду.
Перед отъездом хочется послать Вам самый искренний мой
привет. Кто знает, что ждет в дороге, пусть же этот привет будет
знаком моего искреннего и теплого к Вам товарищеского отноше¬
ния.
Из Мексики напишу. Только уж очень, очень это далеко! Ото-
рванно. Всего Вам хорошего!
С комприветом А. К.
18 ноября. Гаага (из письма Чичерину).
В день моего отъезда из Берлина ко мне утром позвонил де
Негри, заявив, что, по его мнению, мне следует отсрочить мой
выезд в связи с осложнением отношений между Соединенными
Штатами и Мексикой, которые за последние дни значительно обо¬
стрились. Вечером, за два часа до моего отъезда из Берлина, де
Негри сам приехал ко мне и подробно рассказал о нотах Соеди¬
ненных Штатов, связанных с вопросом о нефтяных владениях се-
веро-американцев в Мексике. Де Негри считал, что положение
весьма серьезно, что у него есть директивы, полученные в послед¬
ние дни, быть наготове к опубликованию секретных нот Соеди¬
ненных Штатов и что, возможно, придется прибегнуть к широ¬
кой поддержке открытого движения в Мексике со стороны рабо¬
чих организаций Европы и, в первую очередь, к поддержке со
стороны СССР. Он несколько раз подчеркивал, что в случае, если
осложнения с Соединенными Штатами примут решающий харак¬
тер, посланнику СССР трудно будет вести «пассивную» поли¬
тику.
По словам де Негри, конфликт должен разрешиться на этих
же днях, в ту или другую сторону, но он бы на моем месте вые¬
хал, только уже зная, каков ход событий, ожидающих меня на

254
Тетрадь четвертая (1926—1927)
месте. Может быть, я ошибаюсь, но у меня сложилось впечатле¬
ние, что беседы тов. Пестковского с де Негри за последние дни
укрепили в нем надежду на то, что наша политика в Мексике
будет носить более «активный» характер, чем до сих пор.
Еще раз до свидания. Буду в Веракрусе 7 декабря.
С коммунистическим приветом. А. К.
В пути (из ггисем к Зое Шалурской)
Воскрес ты. час >тня.
Зоюшка. родная моя! Только что приехала в Гаагу Шикарный
отель «Лез Энд>, но дерчт. Лаю телеграмма Раковскому о фран¬
цузской визе. Ты. верно, только что встаешь: И как-то пусто без
моей толчеи около тебя. Я это представляю себе ясно. Зоюшка,
дорогой мой лр\т. я рада, что океан еще не лежит между нами.
Ты еще успеешь написать мне. Я гак рада, что повидались, пожи-
чи вместе!
Вшлоръ. Гаага
Сегодня едч в Париж, эти два дня закружили меня непние
мекенкшт, посланник Матти и его жена СКень мжчьое. любез¬
ные. и очень хотят, чтобы i в Мексике все сделай, как следует.
Мадам Матти даже оежчреа мси гвраераЬ. акбряи и зазаи.
чего не хватает 5 Мексике как б*дт\г sipsxesK ^стэгасаваетсж.
И * поед> из ч^мпи с первым пагс.хсдом
2»
Нч. лмтжа геоерь уже я еду Сейчас зег ъ деазе.
везет иве из Парижа в пост Слчйжх лиги г на.
на нарлхчхяе л\аса*етг* и 7 аекксл дкухжяы гьеть ъ
б Париже .тчяеи зючтосд дкя ?але.и ис.ш.и >Х*ег‘ На-
•ичтиха^хчккжх и ^тлача даже ве *сз*5 купить т
рнже ъжасна* иосххка и бечееевкя дссогостжа
кеч* на Мекво. влчта>.ттс. двдщ алт s Z^nct
l * клклде тшветм • 'лцга&ггсп.* i
Мы .wb^upcv rvaTV ы нармлмие глоаыж* armenшша »
okbbkww. чту» им емвепвиговкч» vacr» цр^тежаж. res газа
i слаичкь itssju awev зкюаачкь а Гыгг ;.хдш мкт с
тем лкч чедгякх свсяюс.кжтаи» Мсхжвы Ьпггтье ошшши »дсь г

Мексика
255
«миром колоний»: торговцы, агенты, туристы из Голландской
Индии, перенаряженные типы, развязные и явно недавно разбо¬
гатевшие. Чай с танцами. Танцуют модный «чарльстон». Завтра¬
кала с мексиканским поверенным в делах, я знала Матти еще по
Осло.
Хлопоты с визой через Францию, чтобы получить место на па¬
роходе французской компании, перед отправкой вещей и проч.
Но теперь это уже все позади. Мы на бурливом и несимпатичном
безбрежном океане со свинцовыми тяжелыми волнами. Говорят,
настоящая качка еще впереди, а Пина Васильевна уже больна.
«Лафайетт», как все трансатлантические пароходы, похож на
нарядную большую гостиницу. Столовые, бары, музыкальная ком¬
ната, парикмахерская и даже парижский магазин дамских плать¬
ев из «Бон-Марше». На палубе всякие игры и удобные раскидные
кресла. Одни ищут солнца, другие тень, но я еще не нашла своего
места, в голове -- туман. Но лечь -- хуже.
Очень милый, симпатичный капитан, типичный живой фран¬
цуз, и имя живописное -- месье Лансело. Вообще, командование
парохода ко мне исключительно любезно, я ведь своего рода рек¬
лама для компании, они уже вписали меня в число своих «знаме¬
нитых пассажиров».
У нас при каюте своя чудесная ванная и вода океанская, чуть
подогретая, зеленая, и пахнет йодом. Кожа сразу просаливается.
В первом классе едет председатель Верховного суда в Мекси¬
ке, Падильо. Сам подошел меня приветствовать и говорил с инте¬
ресом о советской стране. Видимо, умный. Потом симпатичная па¬
ра — шведский посланник Андерберг с женой. Она мексиканка
по имени Розария. Мы ведь будем коллегами с ним в Мексике.
Он много обо мне слышал и был очень любезен. Она родом из
прибрежной полосы Мексики и страдает от высоты столицы Мек-
сико-Сити. Оба очень советовали, чтобы я не сразу ехала в столи¬
цу на высоту 2,5 тысяч метров, а остановилась на полпути в Ори¬
сабе, где очень живописно и нет еще сильно разреженного воздуха.
Чета Андербергов очень трогательная: он много старше ее, она
нежна, как тропический цветок, и, видимо, в него влюблена. Та¬
кой контраст: он высокий, белокурый швед, суховатый и сдержан¬
ный, она живая, кокетливая с дивными глазами, вроде как у Ве¬
рочки (артистка Юренева).
Во втором классе судна едет команда испанских спортсменов-
бейсболистов. Они шумны и веселы. По вечерам поют заунывные
испанские песни; говорят, это песни Кастилии.

256
Тетрадь четвертая (1926—1927)
Бросаю писать. Океан напоминает о себе. Лучше выйти на па-
лубу.
★ * ★
Стоим в дивном порту Испании Сантандере.
Пароход большой, но первые сутки трепало так, что даже гор
ничная лежала. Пассажиры неинтересные, да еще и не до них.
«Солимся», т. е. берем морские ванны, и ведем молчаливую вой¬
ну с пароходным хозяйственником, который старается кормить
обязательно в качку, когда все лежат. А когда качка уляжется и
бежишь голодная в столовую, любезный французик стоит у две¬
ри и заявляет: завтрак закончен, вы опоздали.
Пробуем обойти его и требуем завтрак в каюту. Увы! Прино¬
сят три бриоша на двоих!.. Это после суток и даже полутора суток
голодовки и качки! Пиночка мечтает о том, чтобы в порту купить
ветчины. Но если мы спустимся на берег, пропал обед! Итак, мы
на берег не пошли и «сторожили» обед.
Сейчас солнце борется с тучами. Но еще не вышло из зоны «тол¬
чеи».
Порт Сантандер живописен и идилличен, я влюбилась в него.
И особенно в испанских портовых рабочих в голубых блузах и
рыбаков, снующих в лодочках возле нашего парохода.
24 ноября.
Четвертый день на воде. Уже скрылись за морскими тумана¬
ми картинные очертания испанских гор с их фиолетовыми тона¬
ми; идем на запад, все дальше и дальше от Европы. Я еще не
верю, что еду в Мексику. Пина Васильевна лежит. Я лучше не
переношу качку, хотя первые сутки хворала, а сейчас перемо¬
гаюсь.
Публика играет в карты. Много нарядных хорошеньких моло¬
дых дам из Южной Америки и толстых дельцов с Кубы. Возвра¬
щаются дамы из Парижа, дельцы из Германии. Я читаю и много
лежу. Это отдых, если не будет бурь. Как-то странно думать, что
где-то есть твердая земля, что можно не обращать внимание на
то, крепчает ли ветер...
Пароход в 25 тысяч тонн. Обедаем (если обедаем) за отдель¬
ным столиком. По вечерам танцы. «Туалетов» не делают к обеду,
приходят даже в пальто, пока холодно. Сейчас пишу в общей ка¬
юте, где много дремлющих фигур. А на палубе молодежь учит
чарльстон.

Мексика
257
В Париже была у Раковских в полпредстве, и было странно,
что за тем же столом, в тех же комнатах, где я в последний раз
навещала Красиных, теперь Раковские. Они были ко мне просты
и милы. Но мне показалось, что они здесь очень одинокие и что
им уже все это очень «невесело». Говорили о мечте о «красном
домике» и о возврате «к станку» или к перу... Приходил ко мне
еще французский рабочий Оранж с женой Клементиной, вспоми¬
нали годы моей работы в Париже...
Ветер крепчает, голова туманная. Пробегусь по палубе. Не
люблю пароходов, будто плавучая тюрьма: вот тебе кусочек бор¬
та — гуляй, а дальше — стихия! Не убежишь...
27 ноября.
Ужасная весть по радио: смерть Леонида Борисовича Красина.
Что он тяжело болен, это мы все знали, но смерти никогда не
ждешь...
Сегодня утром проезжали Азорские острова; так тщательно
отделан каждый клочок земли, что весь остров кажется покрыт
зелененькими носовыми платками с каемочками. Не думала я,
когда учила Азорские острова для Марии Ивановны*, что когда-
нибудь буду проплывать мимо них в туманное утро, держа курс
на Мексику...
27 ноября.
Сейчас один испанец рассказал мне про Испанию, как там да¬
вит и душит все диктатура Примо де Риверы5. Нет ни свободы
слова, ни свободы печати, ни стачек... Месяца два тому назад на¬
зревало восстание в артиллерии. Ривера ввел новые уставы. Ар¬
тиллеристы самые интеллигентные и образованные кадры испан¬
ского офицерства, -- рассказывает испанец, -- артиллеристы
предъявили диктатору ультиматум: либо отмена нового устава,
либо восстание. В их руках пороховые погреба, крепости и воен¬
ные заводы. Они самая большая организованная военная сила в
стране. Многие думали: теперь начинается!.. Мэр одного из горо¬
дов подал в отставку с заявлением, что он как старый артилле¬
рист не может мириться с режимом и уходит в свою часть, чтобы
там вместе с другими артиллеристами сражаться и победить или
умереть на лафете... Восстание нарастает -- и вдруг простое по¬
становление правительства: уничтожается артиллерия как вой¬
* М. И. Страхова — учительница Шурочки Домонтович. — Прим. ред.

258
Тетрадь четвертая (1926—1927)
ско. Что делают герои дня? Неожиданно, к общему недоумению
и разочарованию, они сдаются без боя. Просто капитулируют...
И все! Так и не началось восстание в Испании.
5 декабря.
Мексиканский залив, не на глобусе, а живой, настоящий, во
всей красе. Синий, как расплавленный сапфир, и тихий, будто
горное озеро.
Но вчера пережила большую тревогу и волнение. Беседую
мирно на палубе с Андербергами, появляется Пина Васильевна.
Море такое тихое, что и Пина больше не лежит. В руках ее неиз¬
менная сумка с самым драгоценным нашим багажом — новым
шифром. Пина Васильевна не выпускает сумку из рук, сидит на
ней за столом, обедая, и ночью спит на ней. Пина поговорила со
знакомыми пассажирами и скрылась. Прошло довольно много
времени. Пина не показывалась. Я решила, что она, верно, в каю¬
те, и пошла ее искать. Но ее там не оказалось. Может, в читальне
или на второй палубе? И там ее нет. Наш новый друг, испанец,
узнав кого я ищу, обещал «обыскать» пароход и непременно при¬
вести мою «синьору секретарио». Другие знакомые тоже отпра¬
вились в поиски Пины Васильевны. Но все возвращались, разводя
руками: нигде не видать «синьору секретарио»!
Меня это начало беспокоить. Ведь у Пины в сумке новый шифр.
Что если на нее напали, отняли сумку и сбросили Пину в море?
После двух недель на море воображение легко разыгрывается.
Прошел час, два, почти три — Пины все нет...
Я пошла к помощнику капитана, прося содействия. Он поднял
на ноги служащих, и по всему судну пошли поиски. До трюма
включительно. Целая паника. Кто-то видел ее у борта третьего
класса, кто-то на носу судна. Андерберг старался меня урезонить,
ведь это не «пиратское» судно. Несчастный случай мог быть лишь
при качке. Но я теряла самообладание. Где же моя Пина и ее
сумка? И в тот момент, когда я хотела убежать в каюту, чтобы
отдаться приступу отчаяния, появляется Пина под руку с помощ¬
ником капитана, прижимая к сердцу драгоценную сумку.
— Пина, Пина, где же вы были все эти три часа? Все судно
обыскали, панику подняли...
— Где я была? Да просто у парикмахера, делала перманент,
готовилась к Мексике!
Общее ликование. И дон Падильо заказал шампанское на ра¬
достях, что Пина Васильевна нашлась.

Мексика
259
Полпредом в Мексике
15 декабря.
Неделю я в Мексике. Живем в отеле «Хенова», самый европей¬
ский или, вернее, самый «американский». Две комнаты и ванна —
апартамент. Все здесь новое, непривычное, хотя и красочное. Мне
все кажется, что я участвую в постановке спектакля «в тропичес¬
кой стране».
До сих пор мне не удалось вручить своих верительных грамот.
Говорят — не раньше 28 декабря. Кальес, президент, в отъезде —
объезд страны.
Встретили меня официальные круги любезно и с большим не¬
скрываемым любопытством. Особенно после инцидента на Кубе.
Здесь рассказывают, что кубинское правительство, под диктовку
Вашингтона, ждало меня с нетерпением, чтобы устроить «скан¬
дал» представителю ненавистных большевиков. Но были и дру¬
гие круги, сочувствующие (Антимилитаристская лига, Народный
университет и, особенно, женские организации), которые приго¬
товились встречать меня с цветами и овациями как представите¬
ля «пролетарского государства». Но из-за распоряжения кубин¬
ских властей не пустить меня на берег все это сорвалось, и скан¬
дал, и овации. «Лафайетт» приказали отвести на рейд, и капитан
Лансело вынужден был произвести лишние расходы на подвоз
угля на рейд. Зато многие пассажиры, вернувшись под вечер на
пароход, мне и Пине привезли конфеты и цветы — знак сочув¬
ствия.
Но было досадно и неприятно, так и не повидала Гавану. Толь¬
ко порт. Синее море. Белая крепость. И вдали — белые, очень
белые дома и пальмы.
На Кубе жестоко преследуют коммунистов. В тюрьмах заму¬
чили недавно одного товарища. Жестокие нравы, продиктован¬
ные из США.
Когда «Лафайетт» подошел к Веракрусу, на палубе появились
до дюжины военных — все «генералы» с браунингами за поясом.
Председатель Верховного суда Падильо поспешил их мне пред¬
ставить. Видимо, они этого-то и ждали. Заказали шампанское (ко¬
торое я терпеть не могу). Пили. «Вива Русия!». Бранили США.
Веракрус. Четко запечатлелся этот город Мексики, самый зна¬
чительный порт страны. Белая, точно из сахара построена, кре¬
пость на фоне ярко-синего моря. Белые, низкие дома города, паль¬
мы, декоративно, но это же не настоящие, не наши деревья!

260
Тетрадь четвертая (1926—1927)
И над головой вовсе не синее небо, а молочно-голубое, будто выц¬
ветшее. Синева морского залива убивает его цвет.
На палубу поднимается секретарь посольства тов. Хайкис в
сопровождении помощника капитана, который подводит Хайки-
са ко мне. Знакомимся. Мое платье еще не высохло — меня обда¬
ло паром, выпущенным из крана. Шучу, что я получила креще¬
ние в Мексике, при жгучих лучах тропического солнца это толь¬
ко приятно.
У Хайкиса симпатичное лицо, но одет невзрачно, не как секре¬
тарь посольства. Зачем потрепанный серенький костюм и кепка,
а не соломенная шляпа, как у большинства? Стараюсь быть при¬
ветливой, но первое впечатление не по мне.
Прощание с капитаном и чинами судна — вышли меня прово¬
дить. Спускаемся на берег. Что это за толпа, выстроилась будто в
ожидании митинга? Темнолицые женщины в ситцевых одеждах,
вроде хитона, мужчины в сомбреро и оверолях. Впереди краси¬
вая фигура высокого, ярко-черного негра кому-то машет красным
платком.
— Кто это? Рабочие? — спрашиваю я Хайкиса с интуитивным
опасением, не меня ли встречают?
— Это местные рабочие, почти все коммунисты, пришли при¬
ветствовать посла из советской страны. Скажите им краткое сло¬
во по-английски. Этот негр, что стоит впереди, прекрасно переве¬
дет.
— Это абсолютно недопустимо... Вы забываете, я же офици¬
альное лицо.
Хайкнс ответил, что тов. Пестковский непременно бы их при¬
ветствовал. Я не собираюсь идти по стопам Пестковского. Идем
мимо них прямо в таможню. Но наш путь преградил негр и, с
приветливой улыбкой показав свои белые зубы, стал крепко жать
мне руку и быстро заговорил по-английски, приветствуя через меня
советских рабочих и великого человека Ленина. За ним в нашу
сторону двинулись мексиканцы.
Сославшись на усталость с дороги, я предложила компромисс:
пускай ко мне в гостиницу придет делегация, не больше десяти
человек. Хайкис перевел мои слова, вызвавшие полное одобре¬
ние и согласие. Негр снова жал мне руку и, кажется, собирался
поднять меня на руки, но я уклонилась.
Хайкнс водворил меня н Пину Васильевну в гостиницу и ска¬
зал. что не достал спальных билетов до Мексики, почему' нам
придется переночевать в Веракр\се и только завтра утром вы¬

Мексика
261
ехать в столицу. Гостиница оказалась большая и шумная, в ниж¬
нем этаже ресторан кишел многоцветной, красочной публикой.
В комнате нашей был полумрак от жалюзи. Две кровати, стол и
за занавесочкой умывальник с проточной водой, тут же и клозет,
хотя с проточной водой, но в спальной комнате! Потешно и на¬
ивно.
Под вечер Хайкис повел нас посмотреть, как мексиканский
народ проводит свой отдых в жаркие тропические ночи. Пришли
в нечто вроде увеселительного заведения, низкие бараки-тавер¬
ны, много развешано пестрых лампочек, звуки гитар, пение хо¬
ром и соло. Голоса приятные, чистый, мягкий звук. Одежды пест¬
рые, у мужчин через плечо переброшены сарапи, нечто вроде
ковриков или домотканного пестрого пледа. У женщин ситцевые
платья на манер рубашки, подпоясанные ярким поясом. Многие
женщины, особенно кто постарше, носят свои густые, черные, как
воронье крыло, волосы, совершенно распущенными по спине —
получается черная волосяная мантия. Как выдерживают они это
в такую жару! Для глаз вся картина была нова и живописна. «Это
рабочий народ портово-промышленного города, буржуазия не тут
веселится», — пояснил мне Хайкис.
Но я устала с пути, и уж очень пропитан был жаркий ночной
воздух чесноком и растительным маслом. Мы вернулись в гости¬
ницу и сразу улеглись, зная, что на утро надо рано поспеть к поез¬
ду. Но спали плохо. Ночью нудно, мрачными голосами перекли¬
кались огромные, зловещие на вид птицы, не птицы, что-то незна¬
комое и пренеприятное.
На этой же площади со сквериком из пальм, под уличными
фонарями, неподвижно, будто бутафория, сидели в ряд мекси¬
канцы в своих пестрых шалях-сарапи и огромных соломенных сом¬
бреро. А тропическое небо горело и блистало яркими звездами.
Я долго любовалась из окна. Ночь оказалась прохладная, и с моря
несло ветерком и влагой.
На другое утро Хайкис пришел за нами, и мы отправились на
вокзал. Хотела заплатить за гостиницу, нет, нельзя. Губернатор,
полковник Техеда, велел передать, что я его гость.
Хайкис почему-то взял для нас места не в мягком вагоне «пуль¬
ман», а в жестком, собственно в третьем классе. Я упрекнула его,
но он ответил, что думал, что это произведет хорошее впечатле¬
ние на мексиканских рабочих, что советский посланник не гну¬
шается ехать вместе с народом.
Путь долгий, целых двенадцать часов, и железная дорога, «чудо

262
Тетрадь четвертая (1926—1927)
техники», по словам Хайкиса, взбирается в горы до 3000 метров,
пока не перевалит на плато, где расположена столица, само Мек-
сико-Сити. Вагон был переполнен, в нем душно, жарко и пыльно.
Окон открыть нельзя, стало бы еще жарче, спустили жалюзи там,
где они оказались без повреждений. Публика веселая, разговор¬
чивая, и язык мексиканский очень музыкальный, испанский, но
смягченно-певучее, без гортанных звуков.
На перронах станций всегда много народу и много красок. Про¬
дают воду в глиняных кувшинах, жареные индейки, незнакомые,
но тоже очень красочные тропические фрукты. Но меня преду¬
предили, чтобы я, пока не акклиматизируюсь, не соблазнялась
бы тропическими фруктами и не покупала бы еду на станциях у
живописных мексиканок. Но зато мы с Пиной набросились на ту¬
берозы. Их продали нам в пучках и в плетеных корзинках при¬
чудливой формы.
Путь шел все вверх, но от этого прохладнее не стало. Солнце в
Мексике ядовитое, и мексиканский бог солнца не ласково-добрый,
а жестокий и карающий. В вагоне становилось невыносимо жар¬
ко и душно. Остросладкий аромат тубероз смешивался с чесно¬
ком и запахом человеческих испарений. У меня закружилась го¬
лова и мучительно забилось сердце. Воды бы мне! Но воды нигде
не было. Оказывается, в поезде есть вагон-ресторан, но он связан
лишь с пульмановскими вагонами, пассажиров из других вагонов
туда не пускают.
Когда наш поезд поднялся до Орисабы, я хотела последовать
совету шведского посланника и сделать передышку в Орисабе, но
Хайкис стал уверять меня, что это произведет в Мексике очень
неприятное впечатление. Министерство по иностранным делам
оповещено и будет меня встречать. Лучше поехать в Орисабу,
уже вручив президенту мои верительные грамоты.
Я чувствовала себя так плохо, что не спорила, а притулилась
на своей подушке в углу вагона. Пина Васильевна обеспокоилась,
поняв, что мне худо, и просила Хайкиса перевести нас в пульма¬
новский вагон, где есть вода и где меня можно уложить. Хайкис
долго вел переговоры, но вернулся с сообщением, что все места в
вагоне-«пульман» распроданы, но зато ему удалось добиться «осо¬
бого исключения» для меня, хотя я и пассажир третьего класса:
нам принесут из вагона-ресторана черный кофе, сандвичи и мине¬
ральной воды. Хайкис был так доволен своим достижением, что я
только пожала ему руку в знак благодарности. «Зато вы получите
лучший кофе в Мексике».

Мексика
263
На первом же полустанке Пина выбросила все наши чудесные
цветы, а кофе нас обеих подкрепил. Расторопный услужающий
ресторана предложил нам баночку ароматно-лечебной соли от
дурноты. После кофе, и нюхая лечебную соль, я настолько ожи¬
ла, что могла даже полюбоваться на горные ущелья и пропасти,
над которыми круто вилась дорога. Ночь своим бархатным
покровом как-то неожиданно спустилась на нас. В Мексике нет
сумерок, после жаркого дня сразу наступает бархатно-черная
ночь.
Мексико-Сити на ярко освещенном перроне стояла толпа лю¬
дей с красными флагами и плакатами. Навстречу слышались гром¬
кие выкрики приветствий по-русски и по-мексикански. Я разобра¬
ла «Вива, Советская Россия!» и «Вива, компаньера Коллонтай!».
Значит, опять не к месту подготовленная мне встреча.
-- Это наша колония, советские граждане и несколько мекси¬
канских коммунистов, — поспешил объяснить Хайкис. — Неуже¬
ли вы и им ничего не скажете? — добавил он растерянно.
— Конечно нет. Я не выйду из вагона, пока встречающие с фла¬
гами и плакатами не уйдут отсюда. Идите сейчас же к ним и ска¬
жите, что я очень устала. Пусть придут завтра в полпредство.
Хайкис ушел.
В это время в дверях вагона третьего класса появились два хо¬
рошо одетых господина в цилиндрах. «Я шеф протокола, — пред¬
ставился тот, что пониже ростом, — а это мой помощник. Мы яви¬
лись, чтобы засвидетельствовать вам почтение экселленца мини¬
стра Сайенса. Добро пожаловать, министр Советских Социали¬
стических Республик!».
Представив мне своего помощника, шеф протокола предложил
выходить. Но я заявила, что очень утомилась в дороге, мест в ва¬
гоне «пульман» не оказалось, а здесь на перроне такая шумная
толпа. Нельзя ли меня увести из вокзала другим ходом, чтобы не
столкнуться с этой толпой? Шеф протокола просиял, и я замети¬
ла, как он, видимо облегченно, переглянулся с помощником: «По¬
звольте предложить вам мою руку. Конечно, я понимаю, как вы
устали».
Пройдя несколько вагонов, мы вышли на пустой перрон и про¬
шли к машине министерства, ожидавшей шефа. Он довез меня
до гостиницы «Хенова». Разговор шел легко и даже весело. На
прощанье шеф протокола поцеловал мне руку и обещал заехать
на другой день.

264
Тетрадь четвертая (1926—1927)
★ ★ ★
Комнаты в гостинице «Хенова» нам отвели хорошие: две
комнаты, ванная комната с окном, гардероб для платьев и чемо¬
данов. Обстановка комнат комфортабельная, в стиле модерн.
Я сразу легла в удобную, не очень мягкую постель, это в моем
вкусе. Пина еще долго возилась с раскладкой вещей, потребовала
в свою комнату столик под машинку и полку для книг. Я быстро
заснула, но ночью проснулась от удушья — нервно-сердечный при¬
ступ.
Пина вызвала врача, который состоит при нашей гостинице.
Симпатичный, внимательный врач, видимо, знающий. Он из Ле-
ванто, говорит на нескольких языках, но, конечно, ни слова по-
русски. Очень интересуется новой Россией и разрешением вопро¬
са наших нацменьшинств. Мне он дал успокоительные таблетки,
и сам помог Пине развесить на веревке мокрые простыни, по од¬
ной с каждой стороны постели. Это чтобы увлажнять воздух. Здесь
все высыхает в период, когда месяцами нет дождей. Велел пить
лимонный сок, чуть разведенный водой. Лимончики здесь симпа¬
тичные, ярко-зеленые, не слишком кислые, приятный вкус и очень
сильный аромат.
Я пролежала два дня и сейчас уже совсем пришла в себя. Врач
говорит, что такое недомагание обычное явление, надо привык¬
нуть к «альтуре», т. е. разряженности воздуха на высоте Мексико-
Сити.
Из министерства заезжали узнать о моем здоровье и спрашива¬
ли, не могут ли чем-либо мне услужить. Все ко мне любезны и
внимательны. Но чуть подвигаешься побыстрее, и сердце пуска¬
ется в галоп, а дыхания не хватает. Вспоминаю Литвинова. Но
врач говорит: «За два месяца вы вполне освоитесь. Сердце у вас
крепкое».
Ходила в полпредство, оно в десяти минутах от отеля. Пошла
рано утром, но каждый луч солнца врезается в кожу, будто нож.
На улицах (это квартал особняков) в изобилии продают цветы,
но, помня туберозы в вагоне, я не соблазнилась ни на огромные
душистые фиалки, ни на бархатные розы...
Полпредство помещается в двухэтажном особняке на Кайя дель
Рин. Дом окружен высоким каменным забором. Цветники перед
домом жалко-заброшенные. За ними должен ухаживать наш двор¬
ник, юноша с кофейным цветом кожи, густой шапкой черных во¬
лос и выразительными глазами. Зовут его Исус, что выговаривает¬
ся как Хезус. Он пожал мою руку и приветствовал наш приезд.

Мексика
265
«Шланг испорчен, — деловито сообщил он мне, — потому и цветы
на грядках завяли». Я обещала позаботиться о шланге.
Дом полпредства поместительный, комнаты большие, но меб¬
лированы из рук вон плохо.
— Трудно купить здесь мебель? — спросила я Хайкиса.
— Нет, тут все достать можно, но ассигнований не хватает.
Москва на нас скупится.
Беру на заметку.
Хайкис представил мне штат полпредства. Кроме него самого
есть еще заведующий канцелярией Цирлин, он же и машинист¬
ка; Видас, высокий и крепкий с виду сторож, — наша охрана. Но у
Видаса на правой руке не хватает пальцев, память об участии в
нашей гражданской войне, хотя по происхождению он хорват,
коммунист. Он приветствовал меня длинной политической речью,
что показывает, что он не оторвался от жизни в СССР и следит
внимательно по нашей прессе, хотя газеты приходят с большим
опозданием. Видас мне понравился, но что это за охрана, которая
даже из револьвера стрелять не может.
— Вот и весь наш штат, — пояснил Хайкис. — Нелегко провора¬
чивать дела при таком ограниченном числе работников. Мы очень
приветствуем приезд Пины Васильевны, она уже сразу взялась за
перестановку в вашем рабочем кабинете и вчера до ночи разби¬
рала наши советские газеты и журналы. Вместе с Видасом она
хочет создать библиотеку-читальню.
Я одобрила.
— У них с Видасом вышло разногласие по поводу портретов на
стене. Пина Васильевна говорит, что вы не хотите у себя портрет
Троцкого... Это верно?
— Верно, — подтвердила я и предложила пойти в кухонные
апартаменты дома, чтобы познакомиться с домашними работни¬
ками.
Кухарка уже немолодая, в фартуке и огромных сережках,
встретила меня приветливо. Мы обнялись. Имя ее Императриче,
народ все еще помнит красавицу императрицу Шарлотту, жену
казненного Максимилиана6. Оказывается, Императриче, властву¬
ющая в кухне полпредства, — активная коммунистка. За ней скром¬
но показалась молодая и очень хорошенькая девушка, но с бель¬
мом на одном глазу.
— Это от пыли у нас портятся глаза, — пояснила мне Императ¬
риче. — Мария девушка хорошая, опрятная и старательная, — ре¬
комендовала она мне горничную. — Но Мария не коммунистка,

266
Тетрадь четвертая (1926—1927)
хотя я ее часто вожу на наши собрания. И русских она любит,
служить вам будет от всего сердца.
И вдруг кухня огласилась хоровым возгласом: «Э вива Ленин!
Э вива Россия!» К голосам женщин присоединился баритон Ису-
са, и Видас поддержал из соседней комнаты густым басом.
Знакомство было закончено. Договорилась через Видаса с Им¬
ператриче, что утренний завтрак буду пока получать в гостини¬
це, но столоваться буду вместе с остальными сотрудниками в пол¬
предстве. Решила пока из гостиницы не перебираться в здание
полпредства.
Оставалось познакомиться еще с одним жителем полпредства:
прелестной большеглазой обезьянкой из породы устица, любими¬
цей Хайкиса.
В гостиницу вернулась в такси, усталая точно после долгого
рабочего дня. Ах, уж эта альтура!..
* * *
Дала интервью в «Универсаль» (одна из крупных газет). Вы¬
смеяла действия Кубы.
День моего приезда в Мексику совпал с весьма знаменатель¬
ной декларацией Кальеса в ответ на обвинения Вашингтона в том,
что Мексика ведет явно «большевистскую политику». Кальес, все¬
гда всячески отмежевывавшийся от большевизма, на этот раз в
декларации заявил, что «большевизм» вовсе не чужд Мексике.
Правда, это заявление смягчено разъяснением, что «больше¬
визм» — это есть, собственно, проявление «христианских идеалов»
и что под большевизмом следует понимать в мексиканской поли¬
тике осуществление социальных реформ, к которым и стремятся
трудящиеся Мексики.
Декларация произвела впечатление. Ее толкуют как поворот в
нашу сторону. Вызвана позиция Кальеса все еще длящимся конф¬
ликтом Мексики с США из-за нефтяных концессий. Одно время
конфликт чуть не привел к разрыву между мексиканским прави¬
тельством и Вашингтоном. США крайне озлоблены на Мексику,
и печать их полна выпадов против мексиканцев. Вопрос идет о
праве иностранцев — владельцев земельной собственности в Мек¬
сике. 31 декабря истекает срок концессий нефтяных участков се¬
вероамериканцев. Думаю, что все же обе стороны пойдут на ком¬
промисс, и дело до оружия не дойдет. Мексиканское правитель¬
ство берет весьма независимый тон, по мнению Хайкиса.
Другой конфликт — это признание 2 декабря независимости

Мексика
267
Никарагуа. Кальес ведет крепкую политику против Вашингтона.
А Вашингтон доказывает, что революция в Никарагуа — дело рук
Мексики. Руководящая роль в Латинской Америке против импе¬
риализма Соединенных Штатов явно принадлежит Мексике. Это
совершенно ясно. Боюсь, что у нас это недостаточно учитывается.
Пытаюсь читать газеты. Все они на мексиканском языке. Но
уже схватываю смысл. Пина Васильевна усиленно зубрит учебни¬
ки. Но на это у меня не хватает терпения. Предпочитаю биться
прямо над газетами.
Соединенные Штаты, могу сказать к сожалению, чересчур за¬
нимаются мною. Стараются доказать, что наше полпредство —
«очаг коммунистической пропаганды». И что «жестокую и амо¬
ральную» особу советское правительство прислало с особой зада¬
чей: насадить коммунизм в Мексике. И не только в Мексике, но и
по всему американскому континенту.
* * *
Надо прежде всего налечь на наши торговые дела. Так как я
полпред и торгпред, я могу этим заняться вплотную. Уже зонди¬
ровала почву о предметах экспорта и импорта. Например, тут
дешевый сизаль-хенекен*, свинец, хлопок, кофе. Кстати, кофе уди¬
вительно ароматный. Каждая наша торговая сделка — лучшее
доказательство серьезности наших дружеских намерений в отно¬
шении Мексики.
Хайкис, к сожалению, меня не понимает. Его установка — Пес¬
товского. Больше насчет «связей» и пропаганды.
Пишу лежа, на длинном темно-лиловом шелковом диване,
очень мягком. Устала.
20 декабря.
Зачем я сюда приехала? Если бы я «настаивала», я могла бы
остаться. Быть оторванной от партии в такой острый период, не
знать, как все там, чувствовать, что партия переживает своего
рода кризис, и сидеть за океаном, — это тяжко.
У Хайкиса неправильный подход к вопросам, волнующим нашу
партию. Это не установка генеральной линии. Вчера до глубокой
ночи жарко дискутировали основные пункты. Мои доводы, кажет¬
ся, произвели свое действие. Хайкис и Видас предложили, чтобы
мы и сегодня собрали ячейку и еще побеседовали по-вчерашнему.
* Род волокна (исп.). — Прим. ред.

268
Тетрадь четвертая (1926—1927)
Но что это за ячейка? Нас здесь всего трое членов партии. Но на
беседы наши мы приглашаем и беспартийных, пусть поучатся,
поразмыслят и почитают, что мы посоветуем им.
21 декабря.
Мексика в периоде реконструкции. Революционеры, или, как
буржуазия говорит, «банды», — это совсем другого характера, чем
себе представляют. Борьба, основная борьба против империализ¬
ма США и против иностранного капитала вообще. Остро стоит
религиозный вопрос. Все церкви закрыты, попы объявили «бой¬
кот» и не проводят богослужений, пока Кальес не отменит пре¬
следований католического духовенства.
Правительством лабористов делаются усилия вывести страну
из тупика повторных насильственных переворотов с помощью банд
кулаков-реакционеров, которых поддерживают Соединенные Шта¬
ты и здешняя контрреволюционная буржуазия. Испанцев здесь
не очень любят, помнят «порабощение», но американцев ненавидят.
Серьезнейшая проблема — это аграрный вопрос. Надо разоб¬
раться. Тут вообще много проблем.
В полпредстве прекрасная библиотека о Мексике и Латинской
Америке. Обложилась книгами, учусь. Интересные сведения о
Мексике дал мне писатель Бильс. Он американец или англича¬
нин. Пишет о Мексике.
Удручает сухость. Сейчас период сухой. В мае начнутся дож¬
ди. Пыль мелкая, серая, частицы лавы и пепла. Я все время чув¬
ствую, что под нами кипят и бурлят вулканы. Из Попокатепетля
виден серый столб дыма. По ночам красное пламя. Пыль несно¬
сная, сушащая. И зелень не зеленая, а голубовато-сероватая. Даже
ящерицы не зеленые, а землисто-песочные. Я задыхаюсь от сухо¬
сти.
Церемониал вручения грамоты
25 декабря.
Церемония вручения грамоты прошла благополучно и пышно,
но совсем не так, как в Норвегии.
Президент Кальес прислал мне огромнейший букет фиалок.
Хайкис говорит, что это хороший знак. Кальес не отличается лю¬
безностью. Конечно, здесь сенсация, что женщина вручает грамо¬
ту и представляет такую великую державу, как СССР. Мексикан¬
ки отмечают, что это мировое женское достижение. Я этому рада.

Мексика
269
Декларацию пришлось составлять самой, по-французски. Ос¬
новное положение: полпредство и полпред СССР находятся в
Мексике не для пропаганды большевизма, а для установления
нормальных, дружеских отношений с мексиканским правитель¬
ством, страна со страною.
Вручение грамоты произошло скорее, чем ждали. Здесь не
празднуют рождества. Перед вручением — мой визит мининделу
Сайенсу. Говорит только по-испански. Обмен любезностями. Но
оказывается, грамоту надо заранее передать в министерство, что¬
бы Кальес знал, что на нее ответить.
Началась спешка и гонка. Французский текст составить не так-
то легко. Несколько раз переписывала. Ночью будила Пину Васи¬
льевну, уточняла выражения. В 11 часов утра грамота готова.
Утро солнечное, но не жаркое. 24 декабря в 12 часов дня при¬
ем в Национальном дворце. Черное шелковое платье, строгое, но
рукава — «летучей мышью». Шляпа и туфли куплены здесь. Две
грамоты: Пестковского отзывная и моя верительная. Белые пер¬
чатки в руке. Автомобиль с шефом протокола и его помощни¬
ком. В цилиндрах и визитках — не во фраках («демократизм»).
Въезжаем во двор Национального дворца. Встречает музыка.
На лестнице начальник штаба Альварес. Фотографы. Чины ми¬
нистерства. Анфилада зал. И массы народа вдоль стен. Просто
любопытная публика. Здесь вручение грамот происходит публич¬
но. В последней зале все правительство, а вдоль стен — диплома¬
ты, журналисты, фотографы.
Церемониал подсказывает мне шеф протокола. Пока идем
через огромный последний зал, надо сделать три поклона. Шеф
протокола подсказывает: «Встаньте на коврик, читайте деклара¬
цию». Много любопытных глаз... Волнуюсь. Но я умею владеть
собой в такие минуты. Читаю внятно и громко.
Закончила. Вручаю грамоту.
Премьер отвечает на испанском языке. Содержание его ответа
мне заранее известно: благожелательное к Союзу, надежда на
установление дружеских отношений и проч.
Дальше обычный церемониал: надо сесть на кресло рядом с
Кальесом и беседовать через переводчика. Фотографы работают.
Говорю о том, чем мое правительство интересуется: социальными
мероприятиями Кальеса, его борьбой с католическим духовен¬
ством. Это понравилось.
Рукопожатие со всеми министрами. Общий поклон, и под руку
с начальником штаба вниз по лестнице.

270
Тетрадь четвертая (1926—1927)
25 декабря (из письма к Зое).
Вчера был торжественный день вручения моих полномочий.
Все сошло хорошо, было торжественно и красиво. Главное лицо
здесь произвело на меня благоприятное впечатление. Это чело
век внушительный.
Город напоминает отчасти наш юг — Кавказ. Но пальмы здесь
живописнее и более могучие. Мне нравятся маленькие, потухшие
вулканы и большой белый вулкан на горизонте. Живописны одеж¬
ды местных крестьян. Много делается для поднятия культуры.
Есть близко от нас старинный и очень живописный парк с деревь
ями, которые насчитывают более тысячи лет.
В нашем учреждении устроила перегруппировку комнат и вво-
жу более четкий распорядок. Пока отношения с сотрудниками
корректные, но с прохладцей. Пина Васильевна и я здесь еще очень
одиноки, несмотря на то, что «сферы» в высокой степени благо¬
желательны. Знаешь, Зоечка, мне кажется, что все это сон. Очень
много любопытного и нового, и народ заслуживает симпатии.
27 декабря
Начала делать визиты. Но здоровье неустойчиво. Оно опреде¬
ленно мне мешает. Я, которая так люблю много ходить, через
десять-пятнадцать минут как мертвая. И скорее — на мой лило
вый диван...
Жена мининдела — испанка, ни слова на других языках. Во¬
семь человек детей. Политикой не интересуется.
Французский посланник Перье рассыпался в любезностях. Вдо¬
вец, но ведет открытый дом.
Лучше всего обставлено немецкое посольство. Жена посланни¬
ка, «мать-командирша», ежедневно в шесть часов утра ездит вер¬
хом. Разговоры «hoch intelligent»*. Англичанин Овей — сух. Ита¬
льянец живой, неглупый, но ярый фашист и восхваляет Муссо¬
лини.
У губернатора встречали меня с почетным караулом.
Повидала город. Хорош проспект Пасео де ла Реформа. Ведет
ко дворцу Чепультепек. Дивный вид с террасы. Здесь совсем осо¬
бые тона: оранжевые, тепло-лиловые и пурпуровые. Но пальмы
запыленные. Товары привозные и очень дорогие; высокие пош¬
лины.
Живописен сам народ, сарапи. сомбреро и эти чудесные груст-
* Высокоинтеллигентные /нем ) — /7Мж

Мексика
271
ные глаза. Точно упрекают за то, что не дает иностранный капи¬
тал народу выпрямиться во весь рост. А ведь у народа свои тради¬
ции, своя стариннейшая культура. Женщины рано стареют. Ли¬
цо — сплошные морщины, а ей всего 32 года! Мой доктор советует
смазывать несколько раз в день кожу оливковым маслом — про¬
тив сухости.
Много пишут о законе, истекающем 31 декабря. Запрет на вла¬
дение иностранцами участков земли. Это касается в первую оче¬
редь Соединенных Штатов. Ждут осложнений, чуть ли не интер¬
венции.
Политика Кальеса твердая, и за ним, по-видимому есть классо¬
вые силы в стране — мексиканская буржуазия и ранчеросы.
Революция тогда является фактором прогресса, когда через нее
совершается прорыв экономических и классовых препятствий,
мешающих новому росту и подъему производительных сил. Без
этой подоплеки «восстания» не являются революциями и не ведут
к основной ее задаче. При всех многочисленных «восстаниях» в
Мексике революции тут еще не было.
Текущая работа
28 декабря.
Принялась за приведение полпредского дома в сколько-нибудь
приличный вид. Хайкис считает, что это излишне. Ездили зака¬
зать мебель. Выбрала себе кабинет наверху.
Хорошо ли, что над диваном висит плакат: «Пролетарии всех
стран, соединяйтесь!»? Но Хайкис и Видас решительно против
снятия: «Мы экстерриториальны».
Буду принимать в так называемой гостиной.
29 декабря.
Эта неделя у меня проходит в официальных визитах и в уст¬
ройстве дома. Жить я все же останусь в отеле, так удобнее. К себе
вижу хорошее отношение, может быть потому, что и я к мекси¬
канскому народу и его трудной борьбе отношусь с уважением и
пониманием.
Мексика сейчас дает отпор «соседке», и мы стараемся или, точ¬
нее, пытаемся укрепить позицию лабористского правительства в
борьбе с «кузиной». Это очень актуально. Но господа Моронесы*
нас слишком боятся и не любят. Поймут ли, поверят ли нам?
* Моронес — министр торговли, вождь профсоюзов КРОМ7 (оппортунист).

272
Тетрадь четвертая (1926—1927)
Надо, чтобы полпредство прекратило свои чересчур подчерк
нутые связи с местными коммунистами, чтобы секретарь полпред
ства вел себя не как парторганизатор, а как дипломат. На этой
почве у нас с ним уже трения. Но линия наша правильная, и при
выдержке и отсутствии промахов мы можем завоевать доверие
мексиканцев.
7 января 1927 гок
Прием у президента. Все дипломаты. Когда я беседую с англа
чанами, Хайкис злится: «Зачем вы с ним разговариваете? Все они
подлецы и нам здесь вредят не меньше американцев».
При выходе из Национального дворца — неприятное положе¬
ние: все посланники имеют машины, а у нас ее нет. Наняли трясу
чий, дрянненький, открытый «Форд» с двумя живописными оба
рванцами за шофера. Я нарочно медлю выходить. Хайкис удив
ляется: «Что за церемонии! Они у нас ко всему привыкли!». «Ну, и
очень плохо. Надо уметь соблюдать престиж Союза». Я не села в
«Форд», пока все не ушли.
* * *
Когда ехала сюда, все во мне протестовало. Будто «выхожу за
муж по рассудку». Но так надо было. Уйти из Наркоминдела пос
ле Норвегии, значило уйти из дипломатии. И получилось бы, что
«попробовали поставить женщину на дипломатический пост, па
была три с половиной года и ушла сама — не выдержала». Я доля
на доказать, что женщина может быть дипломатом не хуже, а
порой и лучше мужчины. «Пробить путь». Мое назначение на на
вый пост утверждает нас, женщин, на этой работе, право наше н
в этой области труда.
* * *
Хайкис очень неглупый, прекрасно говорит по-испански, т. е.
по-мексикански, знает местные условия как свои пять пальцев
Но мы ко всему подходим с другого конца. Это утомительно. 0&
суждаем, дискутируем.
Познакомилась с ведущими товарищами здешними. Очень ст
ный Монссон. Педруеццо, здешний теоретик, читал мои книги
Мои «Пчелки» издаются в Аргентине.
4 январь
Не понимаю, как можно работать, когда в штате всего два от
ветственных человека: Хайкис и я. Других сотрудников всего трое

Мексика
273
И даже нет настоящей охраны. Хезус — этот живописный маль¬
чик с грустными глазами — умеет только разводить пыль во дво¬
ре. Цирлин рвется домой и целыми днями говорит о своей «мама¬
ше». А хорват Видас даже револьвер не может держать в руке.
И потом — нет диппочты. Деловые письма идут пароходами
или через Нью-Йорк. Но тоже простой почтой. Странные поряд¬
ки! Письма сами шифруем.
Мы страшно оторваны. Это жутко и грустно.
13 января.
Большие события и скверные. В полпредстве все волнуются.
Мининдел Соединенных Штатов Келлог выступил перед комис¬
сией Бора с разоблачением о «большевистской политике в Аме¬
рике». Вчера поздно вечером звонили газетчики. Дала общий от¬
вет о бездоказательности. Сегодня часа полтора беседовала с пред¬
ставителем Ассошиэйтед Пресс, делала опровержение келлог-
ских обвинений по поводу нашей деятельности в Мексике.
Сегодня буду у Сайенса. Надо внушить им, что у нас же общие
с Мексикой интересы в борьбе с империализмом. Не станем и не
намерены мешать политике Кальеса, поскольку он борется за не¬
зависимость Мексики.
15 января.
Отношения наши с Англией ухудшаются. А Соединенные
Штаты сейчас избрали меня своей «мишенью», чего-чего только
не пишут про меня в американской печати. Это очень осложняет
мое положение и мою работу здесь.
Сделка с хенекеном (особое волокно, из которого ткут ткани и
делают веревки) не вышла. Но по торговой части у Хайкиса пра¬
вильный подход. Торгпреду (мне же) он может быть хорошим
помощником.
Начинаю читать газеты почти без словаря. Но говорить по-мек¬
сикански еще не могу.
* * *
В связи с нервным мировым положением думаю о Красине.
(О его смерти узнала в пути на «Лафайете».) Вспоминаю. С ним и
его семьей связаны годы эмиграции в Берлине (1908—1912). Затем
встретились в Петрограде в 1917 году. Как член Исполкома Сове¬
та рабочих и солдатских депутатов я при Временном правитель¬
стве помогла Красиной с детьми уехать в Швецию.

274
Тетрадь четвертая (1926—1927)
В нюне 1917 года Владимир Ильич просил меня устроить сви¬
дание с Красиным. Красин (это было незадолго до июльских со
бытии) возил Ленина на завод, где был директором. И Владимир
Ильич на другой день говорил мне с удивлением, но и долей по
хвалы: •‘Эти инженеры, удивительные они люди! Кругом пожар,
а они любуются успехами техники. Красин влюблен в свой завод
в какие дни! А для него завод главное. Но будет время, когда
именно такие люди будут нужны. А если бы Красина поставить
во главе большой государственной работы, он и в ней сумеет еде
лать чудеса». Ленин относился к Леониду Борисовичу с теплом я
с оттенком нескрываемого уважения.
Запомнился и др\той разговор с Лениным о Красине. Это было
в здании «Охраны материнства и младенчества». Мы ждали ав¬
томобиля после вступления Владимира Ильича на курсах Лебе¬
девой* (для работников «Материнства и младенчества»). Говори¬
ли о разрухе, о трудностях борьбы за налаживание хозяйства.
У Ленина вырвалось: «Красин — строитель. И ему это дело по
плечу. Если бы у нас было десять Красиных, мы были бы спасены.
Но, к сожалению, у нас один такой неистощимый источник энер¬
гии. живой ходячий регенератор». И Владимир Ильич засмеяла
своим заразительным и милым смехом.
Когда Керенский посадил меня в тюрьму. Красин и Горьки
внесли за меня залог
Смерть Красина оставила пустое место .лично для меня. И этот
человек много сделал для Советского Союза в смысле подняты
нашего престижа за гранил ей. в смысле пробивания пути в облас¬
ти внешней торговли и. главное, закрепления государственно!
монополии.
22 января (из письма к Зое ШапурспоЦ
Надо будет просить о краях более обычных. На экзотику нале
крепкого, здорового сердцем человека. Но, в общем, жаловатьа
не могу. Отношение ко мне устанавливается хорошее. И судьбы
этого мужественно борющегося народа близки моему сердпг
Я верю в то. что эта страна имеет будущее. Народ талантливый i
живописный. Европейцы должны казаться после них очень одно¬
бокими и бедными ЧУВСТВОМ живописности.
** Rpan. сподвижница Коллонтай по работе среди женщин проводившая I
жиянь ее идеи о государственной охране материнства и младенчества — Пгчл

Мексика
275
* * *
Моя книга «Пчелок» вышла вторым изданием на немецком
языке в Берлине. Печатается также в Нью-Йорке.
Из письма к товарищу*.
Я хочу описать тебя во весь рост. Ты ведь «дитя революции»,
ее создание. Это она вынесла тебя на своих волнах на бушующий
гребень политики...
Ты создание новых нравов, новой психологии с ее светлыми и
теневыми сторонами. То, что было «качеством» в момент разру¬
шения и ломки, перестает быть плюсом в укладке человека в пе¬
риод строительства новой жизни... К тебе мы предъявляли слиш¬
ком жесткие запросы.
Я помню твой яркий образ в очистительном пламени первых
месяцев революции. И таким я люблю вспоминать тебя еще и сей¬
час...
Но этого письма я ему не послала.
28 января.
Первое деловое свидание с президентом Кальесом. Просила
аудиенции по поводу той газетной шумихи в Америке, которая
отравляет мое существование и вся построена на лжеразоблаче-
ниях Келлога о нашей пропаганде. Весь его материал — лживый
вымысел, клевета на нас, продиктованные враждой к пролетар¬
скому государству. Нет ни одного факта, ни одного серьезного до¬
казательства. Но клевета действует. Ее подхватывают здешние
мексиканские крупнобуржуазные круги. Все это очень досадно.
Встреча с Кальесом прошла лучше, чем ждала. Он благода¬
рил за стремление построить наши отношения на «искренности».
Говорил о желательности дружеских связей с СССР и проч. Под¬
черкивал: у нас много точек соприкосновения с СССР в борьбе с
империалистическими державами. Говорил, что его опора КРОМ
(т. е. лабористы) и, главное, что при более близких связях между
нами, многие моменты отчуждения сгладятся.
Посмотрим.
Поговорили и о торговом договоре. Здесь серьезный и боль¬
шой вопрос — пошлины. Статьи о благоприятствовании или о пра¬
вах торгпредства тут не вызовут возражений. Жду инструкций:
надо ли форсировать переговоры о торговом договоре? И вообще,
насколько мы заинтересованы? Пишу об этом.
* Очевидно, П. Дыбенко. — Прим. ред.

276
Тетрадь четвертая (1926—1927)
Министр торговли Моронес — лаборист из правых. Несимпа¬
тичный по всем отзывам. И нас не любит.
Сейчас центральный политический вопрос — «разоблачения»
Келлога. Декларация Москвы произвела впечатление. Весь инци
дент с Соединенными Штатами только на пользу нам. Открыто и
ясно сказано, что мы не занимаемся и не собираемся заниматься
пропагандой, ни в Латинской Америке, ни в Мексике. А что ком
мунизм ширится — этого не избежать. Этому способствуют объек¬
тивные силы.
Я уже раньше дала (по приказанию Литвинова) заявление в
Ассошиэйтед Пресс и обрадовалась, что мой текст вполне в духе
декларации.
Была на завтраке у Техеда (минвнудел*). Полковник Техеда -
революционер. Он открыто за нас. Верит в СССР и хочет нашей
дружбы. На завтраке был и Падильо. председатель Верховного
суда. Третья сила, как говорят здесь.
Они не скрывали передо мной серьезности положения Мекс*
ки. Конфликт вокруг права иностранцев на нефтяные источнике
принял угрожающий характер. Хайкис считает, что Кальес мае
терски маневрирует. Но Падильо и полковник другого мнения
Опасаются открытой интервенции Соединенных Штатов. Подкуп¬
ленные Вашингтоном контрреволюционные банды орудуют в ряде
штатов, особенно на севере Мексики. Были случаи, что банды за¬
бирались почти к самому Мекснко-Снтн.
Кальес ищет арбитража и стран\. пригодную как арбитр. Газе¬
та «Юнке» выдвигает Союз как арбитра. Техеда спросил меня:
чем могла бы трудовая Россия помочь \1екснке в случае войны с
Соединенными Штатами: На мои уклончивый ответ «о мораль¬
ном соч\вствкн* Падильо а Техеда оба запротестовали: «Дайте
нам два одна с оружием и два с хлебом. — это реально*.
Оружие — это утопия, а вот насчет хлеба надо бы подумать
И написать Микояну .
♦ * *
Получили с первым трак спортом фжсьм Совкнно из Москвы.
Ликчем. Устроила вечер в полпредстве. Показала нал: фильм.
Выси всякие чины Фильм понравился «Бчхта сметтж».
% VhMkTP пг»тр<т—л жл — fhuurn. §тк

Мексика
277
16 января.
Настроение очень тревожное. Число реакционных банд увели¬
чивается. Обсуждается декларация Келлога и ответ мексикан¬
ского правительства. Интервьюеры добиваются от меня «State¬
ments»*. Два дня лихорадочной работы по составлению Statements.
Переделываю, переписываем, сверяем. Пина Васильевна — боль¬
шая помощь. Хорошая, трудолюбивая русская девушка.
В воздухе знакомые слова: интервенция, блокада, восстание
банд контрреволюционеров. Всплывают картины 17—18-х годов.
Минвнудел Техеда вчера пригласил нас на завтрак в Чепуль-
тепек. Это в виде протеста против «правых» и самого Кальеса.
Техеда за «отпор». Много говорили о политике советского прави¬
тельства. Хара (губернатор) считает, что Мексике полезнее вы¬
жидать. Опасаются, что Соединенные Штаты инспирируют рево¬
люцию в Мексике, свергнут лабористов и посадят «своих людей».
У нас (в Москве) основная тема разногласий и споров — это
«социализм в одной стране». Для меня вопрос совершенно ясен,
этому выводу учит марксистский подход к сменам систем хозяй¬
ства в истории.
Послали почту через Нью-Йорк.
29 января.
Опять был сердечный приступ ночью. Всех напугала, задыха¬
лась и побледнела. Мучительно. После лекарства и проч. засну¬
ла. Пролежала несколько дней и с упоением читала историю Мек¬
сики. Как это мы в Европе так мало знаем и изучаем Латинскую
Америку, Мексику? Темное представление о краснокожих, о «зо¬
лотом веке» инков, о жестокостях ацтеков. И все. А история этих
стран, особенно Мексики, поучительная, огромной важности для
культуры человечества. Интересная в смысле познаний о револю¬
ционных движениях. Это надо знать. Знать не только полпреду,
но и вообще образованному человеку. Отсюда Европа кажется
«маленькой» в сравнении с американским континентом. Только
и есть одна внушительная страна: наша.
Больше всего меня волнует и захватывает эпоха революции
начала XIX века, борьба за независимость бывших испанских
колоний. Восстание в Аранхуэсе, чудесный, храбрый, непокорно
горячий Мигель Идальго8. Призыв к борьбе за независимость.
Победившие повстанцы-революционеры отменяют рабство. И это
* Заявлений (англ.). — Прим. ред.

278
Тетрадь четвертая (1926—1927)
в 1810 году! Мигель Идальго кончил дни свои на плахе (расстре¬
лян в 1811 г.), но Мексика из испанской колонии стала независи¬
мой страной. Чудесные фигуры — Морелос, Лопес Райан и особен
но мой любимец бывший монах Мигель Идальго!
Испанское владычество пало не сразу. Освободительная война
бывшей колонии против угнетательницы и поработительницы
длилась десятки лет. Колокол Мигеля Идальго был призывом к
восстанию. А в Испании в эти дни шла жаркая борьба между на¬
родом и «великим полководцем» Наполеоном. Армия, великая ар
мия гениального полководца не смогла покорить испанцев. Коро¬
ли Фердинанд и Карл — их личные счеты и ссоры глухо доходили
до Мексики. Но пока Наполеон завоевывал Испанию, революцио¬
неры и мексиканский народ освобождали страну свою от ига им¬
периалистической Испании. Захватывающая страница истории.
У богача Сала — в его доме-палаццо — хранится как святыня
комната с огромной кроватью под балдахином, где несколько дней
скрывался сам Боливар9 (революционный вождь Латинской Аме¬
рики начала XIX века).
Ездили с Пиной смотреть «дерево скорби», под которым Эр
нан Кортес10 (завоеватель Мексики) оплакивал свои неудачи. «La
nocha triste»* — 20 июня 1520 года. Мои симпатии не на стороне
авантюриста Кортеса. Нашествие Испании уничтожило чудесную
высокую культуру ацтеков-индейцев. Монтесума остается в гла¬
зах народа и сейчас жертвой коварства европейцев.
Веракрус основан был как порт и крепость еще в 1519 году.
Какие красивые, особенные, звучные имена мексиканских го¬
родов: Табаоко, Тлакскала, Чихуахуа, Кверетаро. Этот город,
конечно, связан с казнью императора Максимилиана и плачем
его красавицы-жены «императриче» Шарлотты. Но это уже дру¬
гая, более поздняя страница жизни Мексики. Не менее красоч¬
ная. Одна фигура полуиндейца Бенито Хуареса11 чего стоит, с его
борьбой за свободу, за демократические идеалы. Великолепная
фигура. Сильная, честная, непоколебимая. Мексика богата боль¬
шими, сильными людьми. Пылкими, стойкими, мужественными.
Полубог, полународный герой или вождь далеких времен куль¬
туры майя — Кецалькоатл — носитель и выразитель высокой ан¬
тичной культуры. Это мудрец, учивший свой народ, как обраба¬
тывать землю, как строить жизнь для блага «всех». Он восставал
против человеческих жертвоприношений. В те-то далекие време¬
* Печальная ночь (исп.). — Прим. ред.

Мексика
279
на! Консерваторы того времени вели против него всевозможные
козни. И добились его изгнания. Это было тысячелетия тому
назад!
2 февраля.
Была у Кальеса. Прием в Национальном дворце в сопровожде¬
нии красавицы де ля Toppe.
Я сделала своего рода заявление, что наша задача здесь не ос¬
ложнять и без того трудной позиции правительства Мексики в
борьбе с Соединенными Штатами, что в наши планы не входит
«сеять смуту» в Мексике и играть на руку контрреволюционерам,
что в Москве сочувствуют Мексике и правительству. Многое, по-
моему, основано на «недоговоренности». Надо верить в наше же¬
лание дружеских отношений.
Кальес выслушал внимательно. Но ответил общими фразами.
Он умен, но хитер.
Сегодня было назначено свидание с Моронесом. Второе по сче¬
ту. Первый раз мы его ждали более часа. Секретарь извинился:
«Очень важные государственные дела, министр извиняется, при¬
нять не может». И сегодня прием не состоялся. Это неспроста.
* * *
Буржуазные газеты, сообщая о назначении Каменева советским
послом в Рим, Шляпникова по Металлоимпорту в Берлин и еще о
других назначениях членов оппозиционного блока на разные «по¬
сты» в Союзе, делают свои выводы: одни комментируют это как
рост единства в нашей партии, что их совсем не радует, другие
же газеты расценивают эти назначения как победу оппозиции.
По-моему, внутрипартийная борьба, к сожалению, не ослабе¬
ла, напротив, еще обострилась.
* * *
Между Соединенными Штатами и Мексикой идут переговоры
по нефтяным источникам. Не идет ли Кальес на уступки? Банды
орудуют. Поджигают города, грабят поезда. Североамериканские
газеты все пишут и пишут обо мне всякие небылицы. В «Универ¬
сале» заметка, что я была у Кальеса и что я здесь веду очень энер¬
гичную коммунистическую работу.
А мы заняты «мирным делом», продажей наших фильмов.
Прекрасная лента «Абрек Заур». На прошлой неделе у нас был
первый «чай». Показывали «Бухту смерти». Интересно: мы разо-

280
Тетрадь четвертая (1926—1927)
слали мексиканским «высоким лицам» приглашение с женами.
Но пришли только сами сановники, и с ними под видом ♦знако¬
мой дамы» их «нелегальные жены». Что это? Демонстрация про¬
тив меня как женщины на мужском посту ?
5 февралл.
Вчера заключили первую сделку по Совкино. Торговались дол¬
го. Из Москвы были указания. Торговцы упирались. Напутала тем.
что еще раз запрошу’ Москву. Это займет недели. Согласились.
По городу стало известно, что мы «торгуем». Опять пришли по
поводу сизачя.
Вспоминаю поучение норвежского торговца: чтобы быть хоро¬
шим коммерсантом, надо быть психологом и отчасти актером. Эго
верно.
• ♦ *
Отношения великих держав обостряются. Китай становита
центрачьным местом внимания. Китай — такой далекий и незна¬
комый. когда живешь в Европе, и очень близкий отсюда — «рукой
подать». Китай шевелится. Китай оживает. Огромные, неисчис¬
лимые массы китайских крестьян, китайского пролетариата му¬
жественно встречают неизбежность классовой борьбы... Там ин¬
тересно работать. Огромное поле и непосредственная связь с ра¬
бочими. с массами. Здесь у меня узкая, очень узкая сфера рабо¬
ты. Нечего и думать о выступлениях. А без них, без обшенил с
массами, жизнь туткла. Точно часть меня самой заперли на за
мок.
* * *
Что творится в Москве0 Только догадываешься. Вместе* Краси¬
на еще никто не назначен в Лондон. И это нехорошо. При таки
напряженных отношениях Союза и Англии надо, чтобы полпред
ство имело внушительного представителя.
7 февраля (из пигъмм % Зое Шапурсыш i
Ты хочешь знать, как мы живем: Какое впечатление от само-
го города и окрестностей? Что такие за тропики?
Мексико-Сити большой, раскинлтый город, миллион жителей
расположен на горном плато. А кругом пепъ вулканов. окрхжев.
как кольцом: тут и большие, и малые, давно потухшие, как сов¬
ки. Величав силуэт «спящей девы» — вулкан Истасикчатл. И не
обычайны тона в природе, совсем не наши Зеленого изумруда здесь

Мексика
281
нет, зеленый цвет либо густой черноты, либо голубовато-серый.
Но зато какие яркие, кричащие оранжевые, пурпуровые и фиоле¬
товые краски. И горные вершины особенные. Чувствуются вулка¬
нические силы.
В городе широкие, нарядные авеню, обсаженные пальмами.
Но пальмы в городе чахлые. Есть интересные церкви и здания
времен колониального владычества Испании. Вообще испанская
культура наложила свою печать. Архитектура пышная, с позоло¬
той, с вычурными украшениями. Но есть и чисто модернистский
стиль — американский. Дома больше двухэтажные — землетрясе¬
ния здесь частые. Мы с Пиной благополучно проспали ночь, когда
два раза «трясло», но, верно, не сильно.
Природа? Я ее еще не ухватила. Мне она пока непонятна и
чужда. Утомляет сухость, отсутствие воды. Когда-то на плато
Мексики были многоводные озера и цветущие долины. Это время
владычества ацтеков. Сейчас плато напоминает пустыню. Заса¬
жена она агавами. Из них добывают сок и делают «пулку» — пре¬
противное алкогольное питье.
В театрах не была. Но музыки здесь много. Прекрасные сим¬
фонические концерты. Наш Прокофьев очень популярен. Вооб¬
ще в интеллигентских кругах большой интерес к советской куль¬
туре. Цитируют Луначарского и знают Маяковского.
Цветы здесь в изобилии. И покупаешь их у мексиканских раз¬
носчиц не пучками, а целыми охапками. У меня в вазах всякие
тропические прелести. Фиалки огромные. Из фруктов оценила и
полюбила манго. Есть надо ложками. Нежно и прохладно, как
мороженое. Кстати, мороженое чудесное.
Ездим с Пиной к Санборну, кондитерская в доме времени ис¬
панского владычества «Итурбидов». У Санборна встретишь в оп¬
ределенные часы всех, т. е. видную интеллигенцию, журналис¬
тов, дипломатов. Мороженое семнадцати сортов, и одно вкуснее
другого.
Говорят, что Мексика отсталая страна, что народ беспечен и
ленив, что любимое слово здесь «маньяна», т. е. завтра. Я с этим
не согласна. Я уже познакомилась со многими представителями
здешней интеллигенции и вижу, как страна, как лучшие слои здесь
страстно, с любовью и огромной волей строят новую жизнь. Для
них совершенно не чужды наши проблемы. Ни в политике, ни в
вопросах морали. Мексиканцы живой народ с быстро работаю¬
щими мозгами. В университете у них 11 ООО студентов и студен¬
ток.

282
Тетрадь четвертая (1926—1927)
Еще одно: читаю лекции в здешней русской колонии, больший
ство — выходцы из западного края при царизме. Это мои един
ственные «выступления».
10 февраля.
Вот оно «крыло смерти». Близко зацепило дипкорпус. Потряс
ло всех.
Во вторник назначен был большой бал — прием у шведского
посланника по случаю прихода шведской военной эскадры в Ве
ракрус. Я уже стояла одетая и поправляла волосы перед зерка¬
лом, было половина шестого, прием в шесть. Вдруг телефонный
звонок. Шеф протокола. Бал у Андербергов отменен. Большое
несчастье: только что жена Андерберга скончалась от разрыва
сердца. Проклятая разряженность воздуха. Прелестная Розария и
бедный Андерберг...
Ко мне пришел Т. из протокольного отдела, взволнованный
трагическим событием. Розария тоже одевалась к приему, и тут
же упала без движения, без пульса. Андерберг чуть не помешал¬
ся с горя. Вместо бала в зале гроб.
Андерберги всего лишь два года женаты. Я наблюдала за ними
на «Лафайетте». Он — само внимание и нежность к молодой и
очаровательной жене. А она ищет его глазами и улыбается счаст¬
ливой улыбкой влюбленной женщины. И вот — трагедия.
На другое утро дипкорпус пошел к Андербергу. Он не плакал,
он рыдал и тащил нас за руку в комнату жены, где на постели
лежало белое, надушенное бальное платье: «Вот, вот, это платье
она хотела одеть... И тут же у постели упала...».
Сейчас мы вернулись с похорон. Здесь хоронят быстро после
смерти. Ехали в омнибусах, группами за траурной колесницей.
Все были растроганы и грустны. Мы молчали, не находя слов.
На могиле многие мужчины плакали. А Андерберг, нагнувшись
над еще не засыпанной могилой жены, прощался с ней трогатель¬
ными, нежными словами, благодарил ее за все счастье, что она
ему дала, и под конец чуть не бросился в могилу. Его подхватили
и увезли.
В дипкорпусе решили объявить траур. Андерберга мне беско¬
нечно жалко. Эта смерть что-то задела. На душе темно и жутко.
16 февраля (из письма к приятельнице).
Ты можешь видеть, Марусенька*, из моих писем, что я не свык¬
Очевидно, Мария Ипатьевна Коллонтай. — Прим. ред.

Мексика
283
лась еще здесь. Здесь постоянно светит солнце. Уже в шесть ча¬
сов утра полный день. А в шесть часов вечера сразу, по-южному,
наступает ночь, темная и прохладная.
Местные жители — крестьяне, рабочие — закутываются в свои
домотканные пледы сарапи, живописно и таинственно прикрывая
нижнюю часть лица, боятся холодного, ночного воздуха. Или это
способ скрываться от врага?
Ходим еще в шерстяных одеждах, и на обеды езжу даже в
шубке. Есть надо понемногу и легко. Круглый год земляника, но
без аромата. Вкуснее всего апельсины. Тропические фрукты вся¬
кие: чиримои, чикки, сапотти, авакуанте, папая мне не очень по
вкусу.
Я встаю в девять утра. Пина Васильевна уходит в полпредство,
я же иду позже. Наше полпредство в десяти минутах от отеля.
Солнце палит и жжет. Оно здесь «ядовитое» и нельзя, как в Осло,
подставлять лицо.
Обедаем мы в полпредстве. Самое ходкое блюдо — это индюш¬
ка: «pava fria», «pava callienta»*, pava во всех видах.
По улицам часто встретишь целую стаю индюшек, которых
тонким прутиком подгоняет и выравнивает мексиканец в огром¬
ной соломенной шляпе. Всякие «фрихолес»** и блюда с перцем я
не ем, слишком остро.
Здесь страшно сухой воздух. А я ведь житель ленинградских
болот! Мне скучно без влаги. Я тоскую по воде, по Осло, фиорду!..
Город нарядный, но дома с плоскими крышами. Мне все ка¬
жется, что срезана часть головы... В мае начнутся дожди, и я их
жду с нетерпением. Хотя говорят, что тогда еще душнее.
* * *
Записки, так сказать торгпреда (все та же я). На днях
имела беседу с министром земледелия. Он выказал большой ин¬
терес к нашему хлебу, и из всего разговора с ним я вынесла впе¬
чатление, что распределение нашего хлеба на мексиканском рын¬
ке, учитывая некоторые обстоятельства и взаимоотношения, вещь
осуществимая. О значении для Союза продажи нашего хлеба за
океан говорить не приходится. Прошу у НКТ*** дать следующие
сведения:
* Индейка жаренная, индейка холодная (исп.). — Прим. ред.
** Фасоль (исп.). — Прим. ред.
*** Народный комиссариат торговли. — Прим. ред.

284
Тетрадь четвертая (1926—1927)
1. Сколько Хлебоэкспорт мог бы выделить пшеницы на Мек
сику на ближайший сезон?
2. Когда именно?
3. В каких количествах могла бы быть совершена начальная
сделка?
Из разговора с министром земледелия поняла, что заключение
сделки на 20—25 тысяч тонн не представляло бы трудностей. За¬
труднение заключается во фрахте. Выдержит ли наш хлеб кон¬
куренцию с американским при накладном расходе фрахта? Меж¬
ду германскими гаванями и мексиканскими портами существует
регулярное фрахтовое сообщение «Дерутры». Быть может, для
начала возможно использовать эту линию. Возможно также на¬
править сюда с хлебом пароход Совторгфлота с тем, чтобы заб¬
рать отсюда товары мексиканского рынка.
У торгпредства до сих пор нет ни образцов, ни лимитных цен,
ни спецификации. Покупатель пока не массовик, отказывается
ждать месяцы, пока мы выпишем образцы и узнаем цены. Но спрос
на ряд товаров — повторный.
Приход союзного парохода с союзными товарами в порт Цент¬
ральной Америки помог бы пробить путь для союзных товаров на
новые рынки и восстановил бы совершенно оборвавшуюся нить
торговых связей с Центральной Америкой, существовавшую, хотя
и в скромных размерах, до войны и революции.
Обратно судно Совторгфлота могло бы доставить также ком¬
бинированный список мексиканских товаров. Думаю, что предло¬
жение это вполне выполнимо, так как в 1926 году судно «Воров¬
ский» ходило на Кубу. Приход же сюда судна Совторгфлота был
бы большим достижением во всех смыслах.
В свое время мой предшественник на сколько-нибудь прилич¬
ное оборудование полпредству не выхлопотал средства; оборудов*
ние его производилось все время кустарным способом, по дешев¬
ке, по статье «прочие хозяйственные расходы». Дешевая мебель
при здешних условиях вызывает постоянный расход на ремонт.
У полпреда нет ни книжного шкафа, ни закрытых полок для
папок, ни целого ряда других предметов, необходимых для нор¬
мальной работы. У секретаря тоже нет крепко закрываемых шка¬
фов, хотя бы сколько-нибудь приличного письменного стола и
т. п. Нет достаточного количества пишущих машинок, нет архив¬
ных шкафов и проч., и проч.
Не выношу беспорядка в хозяйстве, нерациональное оборудо¬
вание мешает работе.

Мексика
285
Опыт почти трехлетней работы полпредства показал, что при
существующей в Мексике дороговизне (полуколониальная тро¬
пическая страна) немыслимо уложиться в рамках тех ассигнова¬
ний, какие отпускались на 1925/26 и 1926/27 годы. По многим ста¬
тьям, при всей бережливости, полпредство принуждено делать
перерасходы, а по ряду других статей приходится сжиматься, в
ущерб делу. Не преувеличивая нормальных расходов и тщатель¬
но взвесив каждую отдельную статью, мы пришли к убеждению,
что только при доассигнованиях по смете полпредство СССР в
Мексике сможет работать в условиях, отвечающих интересам
дела.
По вопросу о нефтяном конфликте. Конфликт этот
после 31 декабря прошел три стадии. Первая: поражение Келло-
га в конгрессе, выступление Бора и других депутатов против по¬
литики Келлога — с одной стороны, с другой — надежды мекси¬
канского правительства, что конфликт может быть разрешен пу¬
тем арбитража. Отдельные нефтяные компании шли на «ампа-
ро» (передача вопроса на рассмотрение Верховного суда). При
«ампаро» приостанавливается действие самого закона впредь до
решения Верховного суда.
Радикальное общественное мнение Соединенных Штатов вы¬
сказывается за Мексику. Отмечается, что такого рода резкое рас¬
хождение общественного мнения в Вашингтоне не наблюдалось
уже много лет. Объясняется это, во-первых, борьбой двух основ¬
ных партий США, во-вторых, тем, что сравнительно крупные слои
североамериканских промышленников, не нефтяников, боятся
потерять мексиканский рынок.
Вторая фаза: растущий пессимизм, падение надежды на арбит¬
раж. Слухи: Соединенные Штаты готовят решительные действия
после роспуска конгресса. Усиление контрреволюционных банд.
США не рискнут пойти на открытую интервенцию. Я думаю, что
помеха — настроение в самих США, но будут действовать контр¬
революционными силами в самой Мексике. Сюда приезжал влия¬
тельный нефтяник Синклер. Часть нефтяников шла на сделку.
Мексиканское правительство усилило политику «нераздражения»
США. Ничто не должно давать повода США видеть «недруже¬
любие» со стороны Мексики. Мексиканское правительство запре¬
тило ряд митингов (например, антиимпериалистов), изданий и
т. д. Ходили слухи об отъезде американского посла Шеффильда.
В первых числах марта наступает третий период, связанный с
таинственной нотой из Вашингтона и срочным вызовом в Мекси¬

286
Тетрадь четвертая (1926—1927)
ку мексиканского посланника Тейеса. Точное содержание ноты
держится в строгой тайне. Очевидно, Вашингтон ставил мекси
канскому правительству ультиматум. Верховный суд рассматри
вает претензии США. Удовлетворится ли этим Вашингтон? «Ве
ликая держава» может считать, что для нее важнее добиться не
практических результатов, а морально-политической победы, т. е.
заставить мексиканское правительство отменить закон.
Если Вашингтон не удовлетворится уступками мексиканского
правительства, возможно, что Кальес, если он не пожелает поте¬
рять свою политическую физиономию, оставит свой пост до сро¬
ка. В таком случае не исключена возможность, что Обрегон12 пе¬
реймет президентство. «Реэлекционисты», приверженцы Обрего-
на, уже сейчас одерживают победу. Обрегон приезжает в столи¬
цу, и вся связанная с его приездом шумиха позволяет думать, что
замена Кальеса Обрегоном дала бы мексиканскому правитель¬
ству большую свободу действий, большую уступчивость по отно¬
шению к США.
Отмеченные три стадии конфликта совпадают с отливами н
приливами в отношении нас со стороны мексиканского правитель¬
ства. При пессимизме нас ищут; при расцвете надежд замечается
охлаждение к нам, редкие встречи и т. п.
Экономическое и финансовое положение Мексики крайне тя¬
желое, что в значительной мере объясняет уступчивость полити¬
ки мексиканского правительства по отношению к Соединенным
Штатам.
* * *
На днях у меня обедал министр земледелия считающийся в
кабинете из левых. Навестил меня, услышав о моей болезни, так¬
же председатель Верховного суда Падильо.
14 марш
Газетная травля полпредства и меня опять в полном ходу. Я
понимаю, что это инспирируется Соединенными Штатами, что
Северная Америка добивается нашего разрыва с Мексикой, что
мною играют, как мячем. Келлог использует меня для большей
податливости Кальеса: «Вы, господин Кальес, терпите у себя “опас¬
ную большевичку”, водите с ней дружбу. Вы сами почти больше¬
вик!».
В последнее время печать США неоднократно помещала сооб¬
щения о моем уходе, то в связи с моим здоровьем, то, якобы, вви¬

Мексика
287
ду отозвания меня Москвой. Появилось также сообщение, что я
собираюсь приехать в Соединенные Штаты читать лекции ввиду
моего ухода из Мексики. Это сообщение я опровергала через
ТАСС.
А тут еще эта неприятная история с издательством «Севен
Артс». Издатель по своей инициативе запросил визу для моего
въезда в Соединенные Штаты для чтения лекций по советской
литературе. Что скажет Москва? Литвинов решит, что я сошла с
ума. Все это трудно пояснить, но он же поверит, что я тут не при
чем, что это возмутительная американская реклама, чтобы обес¬
печить сбыт моей книги. Величайшее нахальство издательства.
Послала туда резкую телеграмму. Но вред уже нанесен.
15 марта.
Министр земледелия Леон — левое крыло правительства. Он
долго сидел у меня вечером. Я старалась ему объяснить, чем вы¬
зывается и к чему ведет эта газетная кампания против нас. Совет¬
ской жизнью он очень интересуется. Расспрашивает. Но когда го¬
ворю о Соединенных Штатах и Мексике, замыкается.
Возимся с торговыми делами. Пока результаты слабые. Пишем
во Внешторг. Начали составлять бюллетень по торгпредству.
77 марта (из письма к Зое Шадурской).
Странная полоса жизни. Мне все это кажется сном. И эти две
недели сон был особенно тяжелый. Что ни день — газетная трав¬
ля. Вроде, как было во времена Керенского!.. Это нервирует. Да
и на усталое сердце скверно действует. Представляешь? Я живу
затворницей. И нет ни сил, ни энергии это преодолеть. Из пол¬
предства — домой и на диван. Пошла вечером в кино — два дня
потом расплачивалась. Лишь бы вернулась трудоспособность. Вот
единственное мое желание.
Иногда мне страшно, что я отстаю, что жизнь бежит скорее
меня. Но это верно потому, что я здесь не могу работать «полным
ходом». И потому я рвусь отсюда. И ставлю вопрос о моем отозва¬
нии.
Инцидент с помощью из Москвы стачечникам
[3 апреля.]
Это случилось 23 марта. Мы уехали в загородный монастырь с
Пиной Васильевной передохнуть от духоты. Живописный монас¬
тырь кармелиток, сейчас что-то вроде гостиницы. Запущенный

288
Тетрадь четвертая (1926—1927)
чудесный сад с розами и вьющимися гелиотропами. С фонтаном
среди бананов и пальм. С дивным видом с крыши, где стоят рас
кидные кресла. Белая шапка Попокатепетля и белый силуэт Ис
тасикуатля. Лиловые горы и белые вершины. Патио и столики
под тенью каменных сводов. Дышится легче. И верится, что на
земле «добро побеждает зло». Одним словом — хорошо!
Хайкис был у меня днем по делам, главным образом, в связи с
картинами Совкино. Первая картина — «Бухта смерти» — уже шла
несколько дней в одном из кино на половинных началах. Хайкис
уехал. В этот день настроение особенно мирное, и в газетах не
было чрезвычайных алармистских слухов. Я гуляла по саду с про
живающим в «Сан Анхеле» аргентинским профессором по психо
логии. Был отдых в беседе на темы, выходящие из ряда наших
будничных полпредских забот.
В пять часов в саду «Сан Анхеля» неожиданно появляется Хаи
кис. И сразу: «Александра Михайловна! Сайенс (мининдел) про
сит вас немедленно приехать!». «В гости?» — Так далека я была
от мысли о новых осложнениях. «Нет, по спешному делу. Он зво
нил в полпредство, просил быть у него в половине шестого. Я ска
зал, что вы в “Сан Анхеле”, и что мы опоздаем».
Быстро соображаю: «Это в связи с 25 тысячами, которые проф¬
союз наших железнодорожников прислал бастующим железин
дорожникам Мексики». Утром была заметка в газетах, не на вид
ном месте, об этой присылке. Я тогда же подумала, что это мо¬
жет вызвать осложнения и удивилась, что деньги пришли так ско¬
ро. Я лично считала нецелесообразным запрос здешних коммун*
стов о помощи железнодорожникам. Хайкис был другого мнения.
Обычные, повторные наши разногласия по линии политики, ме
шающие работе, портящие настроение, делающие нас обоих не-
искренними друг с другом. И настороженно друг друга подозре
вающими.
Хайкиса поддерживает Видас. К нему во все часы дня ходи
здешние коммунисты. Я знаю, что Хайкис считает мою линию
«оппортунистической». Он «за перманентную», и при всех уело
виях. Но у него шифр. Этим многое сказано.
Через десять минут мы уже на пути в город, к Сайенсу. Дело
серьезное. В такое тревожное время такой «инцидент» может
послужить предлогом для разрыва с нами. Какие-то «обещания»,
несомненно, даны Вашингтону со стороны мексиканского правн
гельства. Это я говорила не раз. Ну что же, доскакались, как гово
рит Видас.

Мексика
289
Хайкес старается шутить, но я вижу, что у него нехорошо на
душе. «Знаете, это вроде, как в фильме», — говорит он. — «Вы
мирно гуляли с профессором, я обедал у аргентинского секретаря
и слушал мексиканскую певицу. И вдруг через час нам придется
соображать, как ликвидировать полпредство. С товарищем Пест-
ковским мы уже не раз переживали подобные моменты. Когда
вернулся Мартинес или когда Чичерин произнес свою тифлисскую
речь13».
Весьма благодарна за такие моменты! Я сержусь. И волнуюсь.
Семь часов вечера. Мы подъезжаем к зданию министерства.
Там ли Сайенс? Экселлентиссимо у себя. Ждет нас.
Лифт. Какой взять тон? Встречает де Торрес. Любезно изви¬
няется, что вызвали из «Сан Анхеля»: «Министр не знал, что вы
отдыхаете. Он бы отложил свидание». Это хороший знак; воп¬
рос, значит, поставлен не так остро.
Сайенс принимает немедленно. Одну. Хайкис явно волнуется.
Но я уже овладела собой. Садимся. Тон официальный. Передает
от имени Кальеса: «Мексиканское правительство понимает, что
полпредство не при чем, но считает, что присылка денег стачеч¬
никам сейчас направлена против правительства. Правительство
признает стачку незаконной. Принимая во внимание тесную связь
между русскими профсоюзами и советским правительством, мек¬
сиканское правительство просит советское правительство в таких
случаях оказывать свое влияние на профсоюзы».
Мой ответ, тут же созревший: «Наши профорганизации не зна¬
ли, что стачка «незаконная», они считали, что стачка ведется про¬
тив иностранной компании, владеющей железными дорогами, то
есть против иностранного капитала».
Беру вину на себя. Я недостаточно информировала Москву от¬
носительно характера стачки, считая, что «это вне сферы дипло¬
матии». Сайенс выразил сожаление, что раньше, чем оказать по¬
мощь стачечникам, в Москве не запросили моего мнения. Я отве¬
тила в шуточном тоне, что мнения полпредов часто не запраши¬
вают даже в делах, непосредственно касающихся дипломатии, но
что этим грешит не один московский центр, а и все министерства
иностранных дел. На этом мы распрощались. Я обещала лучше и
полнее информировать Москву о событиях мексиканской жизни.
Когда мы вышли в приемную, Хайкис обратился ко мне со сло¬
вами: «Могу вас поздравить не с победой в данном инциденте, а с
отношением к вам Кальеса. В такой форме с нами раньше не раз¬
говаривали, а повод был достаточный для серьезных упреков».

290
Тетрадь четвертая (1926—1927)
Инцидент казался если не исчерпанным, то все же не предвещав¬
шим новых осложнений, и мы в более или менее радужном на¬
строении вернулись в «Сан Анхеле». Но мы просчитались.
Инцидент с деньгами вылился в неожиданную форму. Всю эту
неделю в кино «Империаль» шла первая картина Совкино «Бухта
смерти». Мы опасались, что ее не пропустит цензура, и специаль¬
но еще месяца два тому назад устроили в полпредстве прием-чай,
на котором присутствовали высокие чины, сам минвнудел, жур¬
налисты и другие. Гостям «Бухта смерти» понравилась. За несколь¬
ко дней до появления картины в кино, президент просил устроить
демонстрацию фильма во дворце Чепультепек. Картину смотре¬
ли приглашенные, и опять она имела такой успех, что ее показа¬
ли два раза. Цензура фильм пропустила. Нельзя было ожидать
осложнений из-за фильма Совкино.
Правда, месяца два тому назад, когда прибыли первые карти¬
ны в торгпредство, в прессе были злобные заметки, будто мы со¬
бираемся развести здесь большевистскую пропаганду при помо¬
щи фильмов и проч. Но до субботы, 26 марта, все было тихо. Ут¬
ром 26-го город проснулся, чтобы с удивлением увидеть все стены
домов на главнейших улицах заклеенными огромными плаката¬
ми следующего содержания: «Картины Совкино (идет перечисле¬
ние) — большевистская пропаганда, неразрешенная мексиканским
правительством».
Агент фильмовой компании, с которой мы работаем, — Лушэ
прилетел в полпредство, прося содействовать и считая, что это
интрига католиков. Хайкис поехал в минвнудел. Но чем больше
я вдумывалась в этот инцидент, тем яснее для меня было, что тут
участвует рука правительства, если не в полном составе, то хотя
бы частично. Это отместка за 25 тысяч от наших профсоюзов. Эго
дело рук КРОМа. Инцидент имел место не без ведома мексикан¬
ского правительства. Моронес — министр труда и торговли — этим
способом расквитался с нами за подрыв КРОМа.
В полпредстве всю субботу царило напряженное, нервное на¬
строение. Оно еще сгустилось, когда Хайкис подъехал на автомо¬
биле со всеми жестяными коробочками десяти или двенадцати
наших фильмов, взятых обратно от фирмы. К вечеру нам позво¬
нили, что владелец кино «Империаль» арестован. Лушэ старался
шутить и держаться бодро, но видно было, что и он ждет подоб¬
ной же участи. Через час или два нам сообщили, что и картина
«Бухта смерти» запрещена к демонстрации постановлением му¬
ниципалитета, т. е. теми же лабористами. На другое утро все га¬

Мексика
291
зеты были полны сообщениями об инциденте и, конечно, толко¬
вали его не в нашу пользу. Ходили слухи, что это мы сами раскле¬
или плакаты о большевистской пропаганде в Мексике.
Нас сразу «забойкотировали». Никто не шел в полпредство. Мы
отрезаны. Ничего другого не оставалось, как засесть за писание
ноты в мининдел.
В понедельник вместе с Хайкисом пошли на утренний прием к
Сайенсу. Принял меня Сайенс скоро. Изложила суть посещения,
вручила ноту. Сайенс сделал вид, что инцидент вызван чьей-то
неосторожностью, намекая, что может быть владелец кино хотел
«сделать рекламу». Я доказала ему нелепость такого предполо¬
жения. В ноте я не говорила о владельце кино, но на словах проси¬
ла, и довольно настойчиво, чтобы его выпустили, так как иначе
это отобьет охоту у мексиканских коммерсантов иметь с нами
какие-либо дела. Сайенс обещал сделать возможное и разыскать
виновников инцидента. Очевидно, Сайенс в тот же день доставил
Кальесу ноту и передал мою просьбу об освобождении владельца
кино. Вечером того же дня он был на свободе.
В разговоре с Сайенсом я ввернула сообщение о том, что Союз
закупил в Мексике свинца почти на 100 тысяч долларов, и что я
только что подписала лицензию на эту закупку. Сделка через
Амторг14, но лицензию дала я. Надо было козырнуть фактом, что
из порта Тампико идет первый пароход с грузом из Мексики в
Союз. Это сообщение на другой день уже появилось в газетах.
Сегодня 3 апреля, но до сих пор, несмотря на частные письма к
Техеде, на его обещание уладить дело с фильмами и его заявле¬
ние Хайкису, что у нас с ним единый фронт против КРОМа, зап¬
рет на картину еще не снят, и пустят ли остальные картины —
вопрос.
Вся эта история, мелкая по существу, разыгрывается на фоне
сгущающихся мрачных политических событий в Мексике. Отно¬
шения между Мексикой и Соединенными Штатами все в том же
неурегулированном положении. Движение контрреволюционных
банд усиливается. По существу, на территории Мексики идет уже
гражданская война. Вчера послана президентская гвардия для
борьбы с клерикально-революционными войсками, которые вот-
вот захватят один из портов Мексики на Тихом океане — Мадса-
нильо, куда США всего удобнее могут доставлять оружие. 28 мар¬
та закончилось действие договора, запрещающего ввоз в Мексику
оружия из США.
Итак, мы в атмосфере гражданской войны. На днях был захва¬

292
Тетрадь четвертая (1926—1927)
чен бандами инженер-американец. За него потребовали громад
ный выкуп, а вчера нашли его тело. Убит за недоставление выку
па. Инцидент дает повод Соединенным Штатам для строгого зап¬
роса мексиканскому правительству.
Политическая атмосфера сгущается
8 апреля.
Инцидент с деньгами и фильмами стоил мне опять несколь¬
ких дней сердечных недомоганий и удушья. Максим Максимо¬
вич, узнав о моем нездоровье, предлагает мне сменить Мексику
на Уругвай, совершив заодно маленькое путешествие через Бра¬
зилию и Аргентину, очевидно, для информации.
Однако я считаю, что политический момент не позволяет мне
именно сейчас заявлять об отозвании. Поэтому я ответила, что
отозвание меня в ближайшее время безусловно нам невыгодно.
Это будет истолковано как изменение курса нашей политики по
отношению к Мексике, где мне только за последнее время уда¬
лось завоевать большое доверие к нам и известную симпатию к
Союзу. Самое выгодное для нас это к началу лета заявить, что я
еду в летний отпуск для лечения. Это будет самая безболезнен¬
ная для Союза смена полпреда здесь.
Апрель.
Англичане грозят Союзу. Генеральная стачка английских гор¬
няков продолжается, и наши рабочие выказывают горячую соли¬
дарность. Профсоюзы шлют помощь. Идет собирание сил рабо¬
чих под советскими революционными лозунгами. Английские ра¬
бочие начинают нас понимать. Но именно это-то и бесит англий¬
скую буржуазию, это-то и ведет к конфликту. Уступить мы не
можем, как не можем идти на компромисс с Гоминьданом15.
В Москве тревожно.
И здесь тоже тревожные дни. Соединенные Штаты грозят раз¬
рывом с Мексикой. Основа, конечно, вопрос о нефтяных источни¬
ках. Тампико в центре внимания. Ходят слухи, что Кальес хочет
уйти с поста раньше срока. Я этому не верю. Он хитер, и сейчас
инициатива в борьбе за нефтяные источники в его руках. Мекси¬
канское правительство опирается на конституцию, народ стоит в
этом вопросе за Кальеса.
Только и разговоров, что о статье 27-й. Эта статья конституции
1917 года грозила конфискацией тех иностранных земель и кон

Мексика
293
цессий, которые при Порфирио Диасе10 были предоставлены ино¬
странным владельцам, главным образом англичанам и северо¬
американцам. Угроза аннуляции концессий по нефти, разумеет¬
ся, огромный удар для Соединенных Штатов. Но я считаю, что на
разрыв с Мексикой они не пойдут.
В отношении Англии и ее «претензий» к Союзу линия на¬
шей политики де-факто еще тверже, чем раньше. Одна нота зву¬
чит повторно и четко: стремление удержать мир, нежелание
войны.
Партийные разногласия у нас отражаются и на мировом рабо¬
чем движении. На днях вечером собрались наши друзья, и мы
долго дискутировали проблемы нашей советской политики. Воп¬
росы нашей хозяйственной политики — социалистическая индуст¬
риализация, борьба с кулаком, смычка города и деревни — все это
мексиканцы понимают и разделяют. Особенно вопрос о смычке с
крестьянством и борьбе с зажиточными «асиендадосами», кото¬
рых они с удовольствием у себя поджигают и убивают при «ло¬
кальных революциях».
* * *
Живем без денег. Финчасть еще сократила наши «кредиты»
(ассигновки). Экономлю на приемах, а сейчас именно следует
развить работу. Особенно, когда расширились знакомства и свя¬
зи. И когда настроения явно антиимпериалистические. Прошу Лит¬
винова о доассигновках. Георгий Васильевич [Чичерин) меня бы в
этом поддержал, но он решительно не вмешивается в мексикан¬
ские дела, — это область Литвинова. Отношения же между ними
еще обострились. Хайкис рассказывает, что бывали периоды в
НКИД, когда Максим Максимович и Георгий Васильевич так друг
друга не выносили, что вместо встреч переписывались из кабине¬
та в кабинет. Хайкис, один из бесчисленных секретарей Чичери¬
на, разносил эти записочки весьма ядовитого тона.
Мексику у нас недооценивают как политический фактор. Ею
не интересуются ни в НКВТ*, ни в НКИД. А между тем ее поли¬
тика дает тон Латинской Америке. Особенно в Аргентине. А там
сейчас революционное движение и крепнет коммунистическая
партия.
* Народный комиссариат внешней торговли. — Прим. ред.

294
Тетрадь четвертая (1926—1927)
Теотиу&к&н и об истории Мексики
9 апреля (из письма к Г. А Щепкиной-Куперник11).
Вот, когда я хотела всей душой, чтобы ты была со мной, друг
мой любимый. Я пережила огромное, незабываемое впечатление:
я видела в Теотиуакане языческий храм ацтеков, пирамиды солн
ца и луны. Незабываемое, захватывающее впечатление. Величе
ственное и жуткое. Какая великолепная, монументальная и вмес
те с тем необычайно близкая нам по простоте линий архитекту
ра, архитектура конструктивизма. Эти площади-квадратики, ко¬
нусообразные стены, странное сочетание треугольников. Не отсю¬
да ли пошло вдохновение кубизмом? А какой размах! Храм вме¬
щал до 15 тысяч человек, Теотиуакан — это не просто храм. Эго
величественный, огромный город. Город высокой, своеобразной
культуры, задушенной испанцами и особенно испанскими по¬
пами.
Но при всем величии и красоте в этом храме что-то жуткое.
И очень чуждое. Культура нам гораздо более чужая, чем евро¬
пейское средневековье или античный мир. Это не передашь сло¬
вами. Я почувствовала себя в этом храме во власти каких-то неиз¬
вестных «таинственных сил», беспощадных и враждебных... Ты
скажешь: это нервы. Может быть. Но признаюсь, я почувствова
ла большую радость и облегчение когда мы сели наконец в авто¬
мобиль и покатили назад в Мексико-Сити, подальше от жестокой
и чуждой культуры доисторического прошлого.
В Теотиуакане ведутся раскопки. Тут работает много иност¬
ранных археологов, особенно немцев. С большой любовью, с эн-
тузиазмом воссоздаются участки храмов, собираются обломкн
камней, выгребаются из-под песка и лавы фигуры чудовищ-богов
и красивые головы воинов и жрецов.
Пиночка храбро взбиралась по огромным и неудобным ступ*
ыям на пирамиду солнца. Я не рискнула, а сидела на ступенях ;
подножья пирамиды и думала о старых и новых богах. Страшно
хотелось поговорить с тобою.
Запись о богах и истории Мексики. Опохли — бог
покровитель рыболовов. Агава, по-ацтекски — метл, отсюда Мек
сико, начало оседлого земледелия. Основные растения — раст*
ния какту сового типа агава. Из него чего-чего только не добывают
мексиканцы.
История Мексики яркая, красочная, динамичная и жутка!
Смена, резкая смена культур и рас.

Мексика
295
Так и неизвестно, почему после достижения высшей точки куль¬
туры племени майя (VIII столетие) наступает быстрый упадок и
развал их господства в Мексике. Кто их вытеснил? Или начались
природные катастрофы?
За ними — тольтеки. Тоже многовековая эпоха. Чудесные хра¬
мы, керамика по раскраске, по узорам выше, богаче по фантазии
и рисункам, чем у этрусков. Потом ацтеки. Наконец, Эрнан Кор¬
тес и эпоха владычества Испании. Жестокая эпоха. Угнетение
индейцев, беспощадность и жадность к наживе. Разорение стра¬
ны. И над всем этим отвратительное господство католического
духовенства, креста и инквизиции. Пылают костры и процветают
пытки.
У ацтеков боги кровожадные и жуткие. В Национальном му¬
зее их каменные изображения вызывают во мне дрожь отвраще¬
ния. Лица, застывшие в каменном равнодушии, в руках чаша, куда
клали еще трепещущее сердце человеческой жертвы, желобок,
откуда стекала еще не остывшая кровь...
Мой любимый бог — это Кецалькоатл воплощение «добра». Но
он был вождь и мудрец не ацтеков, а тольтеков. Его образ встре¬
чается в легендах у майя. А майя — племя, жившее за четыре
века до нашей эры.
Я не могу отделаться от впечатления пирамид Теотиуакана.
Грозно, мрачно, жутко и необыкновенно величаво и сильно. Храм
человеческих жертв, соединенный с веселым праздником «фиес¬
та». Теотиуакан посвящен богу войны Хюитли-похотли. Отвра¬
тительная, несимпатичная фигура. Жуткий во всех изобра¬
жениях. Самое страшное — это застывшее равнодушие. Окамене¬
лость.
Вероятно, люди чувствовали иначе. Но я не могу отделаться от
рассказа, как в один из особых больших религиозных дней к пи¬
рамидам вели тысячи человеческих жертв противному чудовищу
Хюитли-похотли. Жрецы в красных одеждах, перья на голове...
И гортанное, заунывное пение... Сейчас эти песни собираются
обществом «Фольклор». Они сохранились в горных недоступных
поселках, где еще недавно, говорят, существовали людские жерт¬
воприношения и будто даже людоедство.
Доктор Билль (немецкий посланник) уверяет, что христианст¬
во - это чисто внешняя религия для индейцев, что глубоко в наро¬
де не изжито поклонение своим языческим богам, что инквизи¬
ция научила их «молчать и хитрить», выполняя лишь церемонии
католичества, но молятся они своим богам.

296
Тетрадь четвертая (1926—1927)
В одном городке в католической церкви стояла пышно разоде¬
тая в шелках и кружевах кукла — изображение девы Марии. Хра¬
нилась она в застекленной нише. Никто не имел права до нее дот¬
рагиваться, кроме представителей одной старинной семьи, пред¬
ки которой жили в этой местности еще до введения насильствен¬
ного христианства. Случилось землетрясение. Кукла упала, и что
же? Под ее пышной оболочкой скрывалась каменная фигура язы¬
ческой богини. Ей, а не деве Марии приносили пеоны-индейцы
цветы, плясали в ее честь на фиестах свои древние, языческие
танцы и пели песни, сохранившиеся от празднеств человеческих
жертвоприношений. Это типично. И показывает «бессилие наси¬
лия» (инквизиции).
«Человеческие жертвоприношения» — разве этот кровожадный
ритуал изжит? Разве не приносятся и сейчас «человеческие жерт¬
вы» во имя бога капитала, во имя политики, во имя классовых
задач? На Кубе недавно казнили трех революционеров-рабочих.
А в Великобритании?.. А здесь, в Мексике?
12 апреля.
Сегодня редкий день, когда я бодра и свежа. От радости хо¬
чется обнять мир. Несносно все время бороться с физическим не¬
домоганием.
Грозные, но мертвые вулканы. Были и дни грозы для мурашек-
человеков, что копошатся у их подножья. А сейчас они похожи на
песочные пирожки, которые мы после дождя любили в детстве
делать на ступеньках крыльца в Куузе.
Куорневака
17 апреля (из письма к Зое Шадурской).
Дорогой Зой, родной друг мой, первое письмо тебе из очарова¬
тельного и совсем необыкновенного местечка, куда врач послал
меня, чтобы сердце передохнуло. Куорневака на 1000 метров ниже
Мексико-Сити. Конечно, тут жарко, но зато какой легкий воздух
и, главное, как все необычно, ярко, красиво и типично южное.
Таких картин, такого ландшафта, таких красок на земном шаре
я просто себе не представляла. Это «невозможно красиво», я
жадно впитываю и сейчас, Зоюшка, я счастлива, как давно не
была.
Куорневака — исторический городок. Это еще город ацтеков,
но, конечно, разоренный испанцами. Население здесь — больше

Мексика
297
полуиспанцев, чем чистых индейцев, но все же типы совсем иные,
чем в Мексико-Сити. Какие индейцы спокойные, гордые, вежли¬
вые. И как красиво каждое их движение. Я видела, как они дро¬
бят камни — идеально четкие, неспешные ритмические движе¬
ния. Не оторвешь глаз, так это грациозно и легко, а работа, требу¬
ющая большого напряжения. Это все сказки, что мексиканцы ле¬
нивы. У них просто иной подход к труду, иные движения, иные
методы. А европейцы их ломают на свой лад и калечат эту гор¬
дую расу, чувствующую и любящую красоту.
Помнишь в Берлине наши беседы с мексиканцами из посоль¬
ства о красоте и живописи? Ты нашла, что у них очень тонкое
восприятие художества. Это так и есть.
Здесь, в Куорневаке, я вдруг почувствовала: вот это тропики.
Тут земледельческая полоса — маисовые поля на широком плато
среди фиолетовых гор. Но главное — воздух! Застывший, непод¬
вижный, без единого дуновения. И небо ровное, без оттенков, не
яркое, а скорее стеклянное. Кажется, будто мы под огромным стек¬
лянным колпаком, вроде колпака для сыра! И все мы на земле не
живые, а фигурки из воска. Неподвижные пальмы, темнолист¬
ные деревья, группа индейцев в мексиканских шляпах с огромны¬
ми полями и темнокожими босыми ногами. Узкая струйка фонта¬
на, бесшумно роняющая серебряные капли. И красные, яркие цве¬
ты на вьющихся лианах, ничто не шелохнется. Все замерло. Зас¬
тыло в своей театрально-яркой красоте...
Вот мои первые впечатления от Куорневаки.
Поселились мы здесь в «Борда-Гарден-Инн». Это бывший мо¬
настырь, с чудесным патио и запущенным садом, где я познако¬
милась с кофейными кустиками, на них красные ягоды — буду¬
щий кофе. Комната наша — большая келья, каменный пол, две
железные кровати, умывальник, два плетеных стула. И дверь
прямо в сад, без единой ступеньки. В кельях прохладно и полу¬
темно. Монахи умели устроиться удобно, выключать жару в этой
стране, где солнце ядовитое.
Я пишу в патио, под колоннадой на ресторанном столике.
Представь, здесь попугаи летают на свободе. Но и они бесшум¬
ные и неразговорчивые. Не то, что эти несимпатичные крикуны,
что мне подарил полковник Техеда.
Зоюшка, родная! Я не умею тебе описать, почему мне так хо¬
рошо, но я, наконец, вздохнула свободно — и фигурально, и физи¬
чески. Тут можно дышать, нет тяжкой альтуры. И здесь дальше
от соседки — Соединенных Штатов и всей надоевшей травли.

298
Тетрадь четвертая (1926—1927)
18 апреля, 10 часов утра.
Какое утро! Та же застывшая неподвижность в воздухе в при¬
роде, в стекляннообразном небе. Жарко. Солнце жжет, как нож.
Но под сводами аркады, за зеленой тенью ползучих растений -
терпимо прохладно. Я пристроилась на деревянном обеденном
столике и наслаждаюсь одиночеством и застывшей тишиной. Ти¬
шину прорезают два звука: робкий плеск струйки фонтана и тре-
пыханье попугаев.
Ходили с Пиной ранним утром осматривать город. Безлюдные
пыльные улицы, белые стены домов. Окна узкие, их не замечаешь,
только белизна домовых стен, резкая белизна — глазам больно.
Дворец Эрнана Кортеса — это уже в испанском стиле с украше¬
ниями. Сейчас городская ратуша. Перед дворцом площадь со скве¬
риком. Запыленные пальмы, уныло свесившие свои пыльные лис¬
тья, жаждут дождя. Дожди начнутся только через месяц-полто-
ра. Вокруг сквера — молчаливые, степенные, неподвижные груп¬
пки местных крестьян. Туго нагруженные ослики, понуро свесив¬
шие головы. Ослики с черными, грустными глазами. Симпатич¬
ные и несчастные. Вспоминаю осла, которого я считала «своим» в
далекой Болгарии, в дни моего детства.
Много церквей. Двери широко распахнуты, прохладная по¬
лутьма. На каменном полу рассыпаны группки молящихся мекси¬
канок в шалях на голове.
Церкви пусты. Католическое духовенство объявило саботаж и
обрядов церковных не выполняет. Это в ответ на жесткую поли¬
тику Кальеса в отношении церкви и попов. Угнетение народа,
пытки, костры, убийство и удушение древней культуры мексикан¬
цев — все эти деяния ими вдохновлялись, ими осуществлялись.
Революционные движения в Мексике тесно связаны с антирели¬
гиозной политикой, с ненавистью к церкви.
С 1926 года длится конфликт между государственной властью
и церковью. Католические попы подняли кампанию против кон¬
ституции 1917 года с ее антирелигиозной установкой. Кальес, ра¬
зозленный на попов, и, главное, чуя за этим политический маневр
крупных землевладельцев, выслал свыше двухсот «иностранных»
попов, монахов и монахинь из Мексики. Это вызвало много шума.
Церковные школы закрыты, и вышло постановление, чтобы попы
регистрировались в гражданское звание. Высшее духовенство под¬
няло кампанию против мексиканского правительства. В один и
тот же день по всей стране попы демонстративно покинули церк¬
ви, и церковные служения прекратились по всей стране.

Мексика
299
Местное самоуправление взяло на себя охрану церквей, и две¬
ри церквей держало открытыми. Женщины и старики могли, та¬
ким образом, продолжать ходить по церквам, ставить свечки свя¬
тым и украшать алтари. На домах совершаются «тайные» бого¬
служения. Но церкви пусты.
Кто поддерживает эту стачку попов? Конечно, не индейцы-кре¬
стьяне. За духовенством стоят асиендадосы, т. е. помещики, глав¬
ные владельцы обработанных земель и плантаций. Главные эксп¬
луататоры местных безземельных крестьян-пеонов. Борьба с ре¬
лигией сливается с политикой Кальеса по аграрной реформе (на¬
ционализация и раздробление помещичьих земель, на основании
древнего, но не применявшегося закона).
Эти две сплетающиеся контрреволюционные силы — попы и
асиендадосы в большинстве своем иностранцы или креолы. Во
многих местах под угрозы попов идут восстания. Рассказы о чу¬
дотворной иконе, «сбежавшей» в лес, эпидемии в деревне как
«божья кора» и прочее мракобесие. За контрреволюционными
силами в самой Мексике стоят Соединенные Штаты. Денежки на
стачку католических попов и поддержку помещиков плывут из
банков Нью-Йорка и Чикаго.
Характерно, как ловко попы приспосабливались к местному
населению: их Иисусы и святые (обычно статуи из раскрашенного
дерева) имеют чисто мексиканский тип: красно-кофейного цвета
кожа, черные волосы, гладкие и блестящие, черты лица — индей¬
цев. Кому собственно молятся эти старухи, страшные в своей ран¬
ней старости, измотанные и иссушенные тяжелой работой на аси-
ендадоса под палящими, ядовитыми лучами тропического солн¬
ца? Или эта красивая девушка в пестром национальном наряде?
Как грациозно она наклонила голову перед статуей Марии. О ком
она молилась?
Из церкви вышли на улицу. После полутьмы и прохлады белиз¬
на домов режет глаза. Ноги утопают в пыли. Улицы тихи, пусты.
Барабанный бой. Барабан в этом тихом городе звучит необыч¬
но. И звук его грозно-жуткий. Что он означает? Праздник? Несча¬
стье? Оказывается, город гарнизонный. За решетками казарм
мексиканские солдаты в военных мундирах. Это им не к лицу.
В своих крестьянских одеждах они куда живописнее.
Вечер. Все та же тишина и неподвижность воздуха, неба, при¬
роды.
В этом местечке и в этом здании часто проживала красавица
императрица Шарлотта, жена казненного Максимилиана. На сте¬

300
Тетрадь четвертая (1926—1927)
нах много ее портретов. Пышные платья, кринолины, оголенные
девичьи покатые плечи, веночек на гордо поднятой голове. В саду
«Борда-Гарден» каменный бассейн со многими ступеньками в про¬
точную воду из горных источников. Здесь Шарлотта со своими
фрейлинами любила купаться при луне.
Интриги Франции — интервенция неудачника Наполеона III18.
Борьба революционной Мексики с интервентами. Обаятельная
фигура крепкого, бескомпромиссного революционера Бенито Ху
ареса с безвольным, насильно посаженным на трон Мексики Мак
симилианом I, этой куклой Наполеона. Победа революционеров
над интервентами. Кверетаро и расстрел «идеалиста» Максими
лиана.
Где-то, когда-то в детстве или ранней юности я видала карта
ну: последнее свидание перед казнью императора Максимилиана
с вождем революционеров Хуаресом. Бледнолицый, синеглазый
Максимилиан и темнокожий Бенито Хуарес... Она мне запомни
лась. Я переживала с Максимилианом жуткие последние часы
перед казнью. И тогда Хуарес, этот великолепный вождь восстав
шего народа, был мне непонятен и чужд.
Шарлотта бросилась в Европу спасать не столько мужа, сколь
ко свою корону. Это была тщеславная особа, при всех женских
прелестях. На коленях умоляла она Наполеона III о помощи.
И он, и его жена, расчетливая и сухая Евгения, остались глухи к
мольбам Шарлотты. Кто захочет спасать «неудачника»?
Шарлотта покатила в Рим, к самому католическому Папе. Кто,
как не он, заинтересован «спасти» Мексику от безбожников -
мексиканских революционеров? Но и Папа бездействовал.
Шарлотта сошла с ума. Она еще жива сейчас. Странно...
19 апреля, утро.
Нас будят трубы зари из казарм.
Пина Васильевна уехала. На смену ей приехала милая женщи
на Элеонора Смит. Пьем вкусно-ароматный какао. И едим слад
кое манго. Элеонора чем-то напоминает мне Зою, и потому она
мне особенно мила. В ней частица Зоиной жизнерадостности, ед¬
кого остроумия и мудрых словечек. Но все это мельче и меньше
по калибру.
Зоя — необыкновенный человек. Умная, умелая, широко обра¬
зованная, с необычайной памятью и самыми разнообразными та
лантами. И голос у ней был чудесный, и скульптурой занималась,
и журналистка она была блестящая. Ее «политические фельето

Мексика
301
ны», остроколючие, читались нарасхват. Человек большого, горя¬
чего сердца. И огромной моральной смелости и стойкости. Вот уж
кто не боится стоять крепко за правду, если в нее верит!
Почему мне здесь в Куорневаке так хорошо? Потому, что я та¬
кая, какая я есть. И потому, что я могу писать «для себя» и «из
себя».
Ходим под вечер за город. Тут не столько крестьяне, сколько
крестьяне-кустари. Их ремесло — глиняные изделия. Большие и
малые горшки, кувшины, тарелки — все для домашнего обихода.
Деревенька без единого деревца. Глиняные землянки без окон.
Земляной пол, на стене два-три гвоздя, ружье, сомбреро, празд¬
ничная пестрая национальная одежда хозяина. Перед землянкой
на корточках женщина, распущенные до колен волосы, как чер¬
ная мантия за плечами. Женщина лепит глиняную посуду. Жаро¬
вня, тортильяс и запах пряностей и чеснока. Вокруг детишки и
цыплята. Гордо расхаживает индейский петух. Облезшая худая
собака. Беднота, беднота жуткая. В одной землянке — швейная
машинка. Женщина, увидев нас, улыбнулась и с гордостью стала
демонстрировать ручную зингеровскую машинку. Пошли дальше.
Домик, вокруг пальмы, табаки. Окошки большие — это школа.
Министр просвещения Пьюи Казаранс возил нас по «образцо¬
вым» и действительно прекрасным школам столицы. Но на меня
эта скромная, светлая школа в деревне произвела самое сильное
впечатление. Ребятишки крепенькие, улыбающиеся, под мышкой
тетради. И учитель, ну совсем такой, как у нас. Чуть темнее кожа.
Просвещению лабористское правительство придает большое зна¬
чение. Это лучшее оружие против реакции, против контрреволю¬
ции и попов.
Здание министерства просвещения (в Мексико-Сити) велико¬
лепное. На стенах живопись большого мексиканского художника
Диего Риверы19. Вся история Мексики. Особый стиль. Модерн, но
в то же время свой, чисто мексиканский подход к сюжету. В жи¬
вописи Риверы — революционный пафос, ненависть к капитализ¬
му и ханжеству буржуазии. Странно, как мало у нас в Европе зна¬
ют Риверу. Сам он мне несимпатичен. Что-то в нем грубо-цинич¬
ное. С него Эренбург списал Хулио Хуренито20. Так говорят.
Вспомнила, как Диего Ривера рассказывал о здешних нравах.
Военный министр — индеец чистой крови (я его встречала) имел
девять жен в разных городах. Одна из девяти жен ему изменила.
Виновник — любимый адъютант министра. Как же министр нака¬
зал того, в чьих услугах и работе он нуждался? Тут же в доме

302
Тетрадь четвертая (1926—1927)
жены адъютанта оскопили. «Ваша жизнь, капитан, нужна отече
ству — сказал военный министр, — но я лишу вас возможности
красть ласки чужих жен».
Таковы еще нравы. Или это выдумка Риверы?
Я гляжу на фиолетовую цепь гор. С этих гор лет пятнадцать
тому назад спустился любимый народный вождь крестьянства -
Сапата21. Это было во времена борьбы разбойничьих банд Панчо
Вилья22 (здешнего Махно23) с президентом Каранца (тоже своего
рода «грабитель»). Панчо Вилья олицетворяет легендарную бес
шабашность и жестокость. Каранца — культурный и «передовой»
мошенник, интриган и взяточник. Представитель мексиканского
капитала.
В эту борьбу двух сил — помещичьего феодализма и нацио¬
нальной буржуазии — вкрапливается нежданно-негаданно третья
сила: восставшее беднейшее крестьянство. По стране, как пожар
лесной, проносится клич: «Tierra у libertad» — земля и свобода.
Сапата со своей крестьянской, плохо вооруженной, но полной
энтузиазма армией спускается вот с этих самых гор. Народ идет
против Каранца, но и против банд Панчо Вилья. Сапата — защит¬
ник не богатых «ранчеро», он вождь пеонов, индейской бедности.
Пылают богатые асиенды, пеоны встают против помещиков. Ин
теллигенция — та, что идет за Каранцем, — смеется над армией
оборванцев в сомбреро из пальмовых листьев. Но армия Сапаты
растет, как лавина. «Tierra у libertad». Песни аграристов-кресть-
ян — революционные и одушевленные идеей: землю крестьянам.
Чем побеждал Сапата, чем подкупал сердца беднейших кре
стьян? В эпоху взяточничества, своекорыстия, любви к золоту -
Панчо и Каранцы — Сапата ничего не брал себе. Все для народа,
все для крестьян. Земля ничья, земля — достояние всего народа.
Не помещиков, не асиендадосов. Какие прокламации диктовал
этот неграмотный вождь крестьянства! Сколько чувства! Сколь
ко вдохновения! Армия его росла и шла победительницей.
Нефтяные короли, владельцы плантаций заволновались, заше
велились. Мексика стояла на краю новой интервенции со стороны
Соединенных Штатов.
Сапата, конечно, погиб. Но движение, им поднятое, осталось.
И реформы Кальеса в области аграрных отношений — это отго-
лоски великого крестьянско-индейского восстания, которое вел и
вдохновлял простой пеон — Сапата.
Вечер. В отеле, кроме нас, два-три туриста. Среди них горный
инженер, норвежец. Точно встретила старого знакомого. Он об

Мексика
303
радовался моим рассказам о Норвегии. Прожил здесь несколько
лет.
Сидели на ступеньках бассейна, где купалась красавица Шар*
лотта. Говорили о богатствах Мексики, о том, что можно было бы
сделать с этой страной, полной еще нетронутых, неиспользован¬
ных природных сил. Инженер считает, что все бедствия здесь от
чрезмерной сухости. Потоки есть. Надо только их использовать.
Спасение Мексики в широкой сети орошения. От засушья еже¬
годные бедствия, недород. Народ столетиями недоедает. Горные
богатства огромные. Серебро, свинец, медь, олово... И конечно,
нефть. Разработка в руках иностранцев. Плантации у чужестран¬
цев, банками заправляют Англия и Соединенные Штаты.
Есть анекдот: «А что же делают мексиканцы?» — Они кричат:
«Вива Мексика!». Доля правды в этом есть. Но сегодняшняя Мек¬
сика не только кричит «вива», она работает, она строит, она бо¬
рется крепко и настойчиво. Народ хочет поднять свою страну. Мек¬
сика — страна будущего.
Огромный контраст между чудесной и милой сердцу Норвеги¬
ей и великолепной, пышной и все же чуждой мне Мексикой. Нор¬
вегия — страна, где человеческий труд побеждает и порабощает
себе силы природы. У них гидравлические станции, дешевая элек¬
троэнергия, добыча селитры из воздуха, чудеса железных дорог
по горам, развитое мореходство, поиски Северного полюса и проч.
Мексика — страна, где еще природа властвует над человеком.
Человек еще маленький, очень маленький перед величием гроз¬
ных вулканов, перед бедствиями стихийного засушья, перед бо¬
лезнями, эпидемиями, землетрясениями и проч. Правда, Мекси¬
ка вводит разнообразие технических культур, чтобы повысить уро¬
жайность земли. Трактора уже не новость, но еще министерству
земледелия приходится их «вводить», за них агитировать, и в го¬
рах, у индейцев, еще очень примитивное земледелие.
Но у обоих народов есть общее: любовь, страстная, трогатель¬
ная любовь к своей стране. И вера в ее будущее. Это не патрио¬
тизм казенного свойства. Это само нутро, само сердце народа. Без
этой любви, без этой фантастической веры в себя, в свои возмож¬
ности, в свое творчество не было бы у норвежцев Вигеланна и
Грига, не было бы у Мексики народных революционных героев.
Один из народных героев, чью статую встретишь на площади
многих мексиканских городов, — Гуатемок. Это он вел индейцев
против компромиссов с Кортесом и удерживал Монтесуму от сда¬
чи одной позиции за другой. Когда Гуатемок убедился, что Мон-

304
Тетрадь четвертая (1926—1927)
тесума преклонился перед Кортесом, изменил своему народу за
почести и почетный полуплен, Гуатемок, друг Монтесумы, его
всегдашний верный помощник, первый поднял меч на него. Мон-
тесума пал от руки своего же войска за измену, за предательство
своего народа.
Красиво. Своего рода Брут, но ярче.
В период революций в Мексике (начало XIX столетия), Герре¬
ро, сын крестьянина, был одним из вождей, восставших против
испанского владычества. Отца его заманили контрреволюционе¬
ры, монархисты-испанцы. Предоставили старику всякие почести
и послали в армию восставших уговорить Герреро вернуться в лоно
священной испанской монархии.
«Герреро любил и почитал глубоко отца» — гласит предание,
но, узнав, с чем старик приехал, он созвал своих сподвижников-
революционеров. «Компаньерос (товарищи), я всегда любил и
почитал моего отца. Но еще выше я почитаю и люблю свою роди¬
ну». Поцеловав руку старика, он велел революционерам увести
его и в напутствии приказал отцу, чтобы он не смел возвращаться
и не пытался никогда больше становиться на его пути.
* * *
Ночь. Элеонора спит. Я пишу при догорающей свечке. От нее
ложатся длинные тени. И это как бы продолжение тех мрачно¬
жутких впечатлений, каких мы набрались в доме хозяев гости¬
ницы.
Хозяева — англичане. Их дом — часть того же монастыря, в
нем помещались «покои» владык монастырских и инквизиции.
Темные коридоры, подвалы с решетками, молельни с каменны¬
ми скамьями... В одной из каменных стен странные выпуклости.
«Это ниши, в которых инквизиторы замуровали живыми ерети¬
ков и провинившихся монахов», — рассказывает хозяйка. Дальше
комната пыток. Узкие окошки и большие крюки в потолке. Тол¬
стые стены. Мертвая тишина...
Хозяйка уверяет, что никто не решается спать в этой комнате.
Приехал англичанин и велел поставить себе постель. Ночью его
разбудили душераздирающие крики. Он вскочил, схватил револь¬
вер. Но в комнате было тихо и мертво. Потушил свечу — и снова
стоны, крики. Тогда он прошел к хозяевам, разбудил их и заста¬
вил осмотреть близлежащие комнаты. Всюду было пусто и тихо.
Англичанин заплатил за ночлег и уехал до рассвета.
Элеонора толкнула меня в бок, шепнув: «Реклама для амери¬

Мексика
305
канцев». Но ниши с заживо замурованными не реклама. Пытки и
костры не реклама... Жутко, больно за человечество. Я ненавижу
инквизицию, ненавижу все, что давит живой дух человека, что
заковывает человека насильственно в шоры принятых моральных
норм, если они ему чужды и непонятны...
В часовне, где раньше ставили покойников в гробу на возвыше¬
нии, дочь хозяйки устроила себе пышную кровать с балдахином.
На алтаре — туалет и зеркало. Это безвкусно. Или это тоже рек¬
лама?
В нашей «келье» ночью неуютно. Тускло догорает свеча. Две¬
ри прямо в сад, даже без затвора... В Норвегии, в Куузе я любила
летние ночи. Там они ласковые. А бархатные, теплые, нежащие
ночи красавца Крыма? Несравненный Крым!..
Надо заставить себя спать. Завтра мы приглашены губернато¬
ром на осмотр ратуши — дома Эрнана Кортеса.
Кристеросы наглеют
[Конец апреля.] Мексико-Сити.
В Мексике большие события. Тревога. «Кристеросы» — шайка
контрреволюционеров — совершила бандитское нападение на по¬
езд из Гвадалахары. Поезд взорван и подожжен. Шайка, под кри¬
ки: «Вива Кристо Рей» (Да здравствует король Христос) наброси¬
лась на едущих, перестреляли железнодорожный персонал, ограби¬
ли пассажиров, подожгли вагоны. Картина ужасов и жестокостей.
Положение сейчас в стране серьезное. Восстание из штата Ха¬
лиско перебросилось в Мичиоакан и Колиму (западные штаты).
Мексиканцы вспоминают времена Панчо Вилья. Контрреволюция
несомненно наглеет. А лабористское правительство сдает.
«Банды» — это католики, асиендадосы и всякий авантюристи¬
ческий сброд. У Кальеса есть серьезные враги, и правительство
сейчас в тревоге. Среди армии много ненадежных элементов.
Генералы Кальеса бесчинствуют по провинции, убивают якобы
католиков, но нередко просто грабят население. Это увеличивает
кадры кристеросов.
Правительство вынуждено принимать крутые меры. Идут аре¬
сты, смещение с должностей. И расстрелы.
«Аграристы» во главе с Сото и Гама, борются против КРОМа
(лабористы) и оппортуниста Моронеса. А в Вашингтоне, потирая
руки, радуются новой смуте в Мексике, задерживающей рефор¬
мы, которые вытесняют иностранный капитал из страны.

306
Тетрадь четвертая (1926—1927)
Удержится ли Кальес? Сумеют ли лабористы подавить контр
революцию, разжигаемую Келлогом?
Мой краткий отдых в Куорноваке был прерван событиями,
коснувшимися и штата Морелос.
Мы собрались с Элеонорой в гости к губернатору, осмотр рату¬
ши. Накануне губернатор с друзьями весело ужинал в «Борда-Гар-
ден». Ужинали поздно и пили шампанское. Может быть, это был
«политический ужин»? Во всяком случае, мы ждали, что в две¬
надцать часов за нами приедет посланный от губернатора. Сидим
под аркадой и ждем. Двенадцать, полпервого, час... За нами ни¬
кто не приходит.
Мексиканцы народ малопунктуальный. Поэтому мы не особен¬
но удивлены. Около двух часов появляется красивый юноша.
Шляпа в руках, перчатки, целует руки. Представляется: «Секре¬
тарь губернатора. Губернатор сожалеет, но он не может вас при¬
нять. Он арестован». Так как это сказано по-испански, а я еще в
языке некрепка, смотрю вопросительно на Элеонору. Она пуска¬
ется в расспросы. Но красивый юноша низко кланяется и повторя¬
ет: «Губернатор очень сожалеет, но он арестован». Затем следует
неожиданный совет: «Уезжайте немедленно. Город гарнизонный.
Неизвестно, за кого гарнизон, — за губернатора или за правитель¬
ство. Дамам одним здесь небезопасно». А мы-то с Элеонорой со¬
бирались ночью выкупаться в бассейне, хотя норвежец и уверял,
что в нем «всякая нечисть и ядовитые гады».
Пошли укладываться. Барабанный бой. Выстрелы. Да, по¬
видимому, лучше убраться отсюда. Хозяйка гостиницы совету¬
ет ехать в автобусе — отходит в три часа, на такси женщинам
опасно. Ночью на этом пути были грабежи. Кристеросы или
другие бандиты могут взять заложниками. Вспоминаются слу¬
чаи за последние недели, когда американцев-заложников, взя¬
тых бандами, расстреливали, если затребованный выкуп опаз¬
дывал.
Идем на площадь. Ратуша окружена военной стражей, но на
площади мирно. Неподвижно в своих огромных сомбреро сидят
группки мексиканцев. Понурив голову стоят серые ослики. Мек¬
сиканка торгует напитками. Как будто, все по-обычному. А где-то
дробь барабана, а за ней дробь пулемета.
Автобус примитивный — открытый. Восемь мест. Кроме нас
еще пятеро мексиканцев в гражданском одеянии. Разместились.
Ждем шофера. Мексиканцы один за другим вынимают револьве¬
ры, осматривают и оставляют в руках с дулом, направленным на

Мексика
307
борт машины. Что это значит? Переглядываемся с Элеонорой. Но
молчим. Пусть не знают, что мы иностранки.
Я думаю о том, какой выкуп потребуют банды, если захватят
меня. И как Хайкис успеет получить «ассигновку». Но страха нет,
скорее, любопытство. Точно участвуем в фильме.
Дорога вьется по горам, исчезает в ущельях, снова крутится
вверх до новых хребтов. Много удобных мест для засады. Вспо¬
минаю Кавказ. Кавказ — живописнее. Едем час, другой. Молча.
Спутники держат револьверы наготове. Резкий поворот дороги.
Машина замедляет ход. Останавливаемся. Спутники молчат. При¬
слушиваются. Шепчутся с шофером. Неожиданный толчок, и
машина покатилась с повышенной скоростью. Вниз, вниз, вниз.
Мы за перевалом. Дорога снова вьется в гору. Поворот. Еще и
еще поворот. Спутники зашевелились. Прячут револьверы, заку¬
ривают сигары и начинают оживленно разговаривать.
За дымкой пыли различаем силуэты церквей. Это — Мексико-
Сити.
Народные праздники
Начало мая.
Была здесь великолепная по красочности демонстрация 1 мая.
1 мая и здесь официальный праздник. Весь дипкорпус был при¬
глашен в Национальный дворец, чтобы с балкона глядеть на де¬
монстрацию. И было действительно красиво. Большая площадь
Сокола, справа — кафедральный собор испанско-колониальной
эпохи, слева — новое здание ратуши в мавританском стиле, где
господствуют лабористы. Посредине сквер с пальмами. И над всем
раскаленное, не голубое, а серебряно-расплавленное небо.
Процессия — игра красок. Верховые в костюмах «шарро» с вы¬
шитыми золотом бархатными болеро и огромными расшитыми
сомбреро. Женщины в национальных костюмах, в широких шел¬
ковых малиновых или зеленых юбках и огромными белыми го¬
ловными уборами. Были и дети. Но много меньше, чем у нас в
Союзе. А кругом, в залах дворца — весь дипкорпус. Как мир пере¬
менился! Дипкорпус официально приглашается на рабочую де¬
монстрацию 1 мая!.. Отсутствовал лишь посол Соединенных Шта¬
тов. А я вспоминала 1 мая, когда и я шла под знаменами, то в
Лондоне, то в Стокгольме, то в Питере в 1917 году...
Люблю в Мексике народные праздники, концерты в парке
Чепультепек или фиесту на стадионе. Каждое воскресенье с один¬

308
Тетраль четвертая (1926—1927)
надцати часов в парке Чепультепек на эстраде, построенной у
оттикн парка, маленький странный оркестр исполняет народные
мотивы, и певцы в национальных костюмах «чинапоблана» поют
мексиканские песни. Маленький оркестр превосходен, и голоса
чудесные. Мексиканцы любят музыку и умеют ее передать.
В парке разъезжают в эти часы колясхи. в которых сидят мек
сиканские дамы из более н.ли менее зажиточных классов А вер
хом на красивых лошадках разъезжают нарядные кавалеры, оде
тые в национальные костюмы, расшитые золотом и украшенные
блестящими позументами. конечно, в огромных шляпах -сомбре¬
ро. Это все очень живописно и красиво, особенно на фоне ста¬
рых многовековых деревьев, поросших особым мхом, свисаю¬
щим прямо с ветвей. Картина фантастически красивая и своеоб¬
разная.
Пина Васильевна и я часто сидели по воскресеньям около эст
рады и слушали концерты народной музыки
Незабываемы ежегодные праздники на стадионе. Огромное
стечение народа и. конечно, весь дипломатический корпус, а так¬
же правительство. Молодежь — юаопш и девушки — опять-такя в
ярких и красиво подобранных по цвету костюмах, сначала дока¬
зывают ритмическую гимнастику, потом грациозные и живые на¬
родные танцы. II наконец, что особенно произвело на меня впе¬
чатление. — это верховая езда, не просто высшей шкалы эепхаюиЕ
езда, а красивые группы на лошадях, мексиканские девушка к
юноши в своих ярких цветистых костюмах.
На лошадях происходят своего рода танцы образуются круп
пли красивые сочетания групп, а в конце доказывают нечто вэолс
скачек по степи с забрасыванием vacco See это ярка, живо, те*
дерамеятно до огненности. Чувствуешь, что исполнителям сачим
весело, а публика доходит до экстаза
Президент Кальес сидел перед самой лож« дипломатов ж ае
сколько раз оборачивался в нашу сторону. как бы нашего со¬
чувствия. когда фигчры в танцах или верховой езде были особ»
вс удачны и четки. Но мы и без того аплодировали с оцуцгевлезг-
ем. не отставая от бешеного восторга многотысячных зрителей
Хорошо поставлен праздник 1 мая. который провсдится зец
руководством профессиональных союзов т. е. КРОМа На ел са¬
ди перед Национальным дворцом лефвлирчтот в своих ярких кос
тюмах верховые и проходят колонны рабочих и крестьян разлг*
ных провинций Вое это пестро, ярко и очень изящна
В мексиканцах меня всегда шнхзпг необычная гоапия zst

Мексика
309
жений, ловкость при верховой езде, когда они проделывают вся¬
кие трюки, и огненный темперамент в танцах, сдерживаемый
волей, так что скорее угадываешь темперамент, чем видишь ус¬
коренный ритм движений, как, например, у испанцев. У мекси¬
канцев танцы более плавные и сдержанные. Но за этим чувству¬
ется пылкость и веселье.
Фотографы засняли для кино балкон с правительством и дип¬
ломатами. Фильм удался, но его забрал себе на память Хайкис,
так что я его не имею.
Мексиканцы в обыденной жизни всегда немного сдержаны и
меланхоличны, точно их угнетает какая-то печаль. Но в дни праз¬
дников они сбрасывают эту печаль и вдруг становятся веселыми,
как малые дети, и тогда я их особенно люблю.
14 мая.
Вечер у Пьюи Казаранса (министр просвещения — наш Луна¬
чарский, говорят здесь) на редкость приятный. Растущий интерес
к Советскому Союзу, к нашей новой культуре, к нашим писате¬
лям. Ленину восторженное поклонение. Индустриализация, элект¬
рификация, наши артельные начинания, успехи совхозов, круп¬
ное земледелие, трактора — все это мексиканцам понятно. Давно
не ощущала такого созвучия.
Интересное здесь движение среди индейцев — «индианизм».
Индейцев здесь пять миллионов, «белых» — два миллиона, сме¬
шанной расы (метисы) — около десяти миллионов. «Индианизм»
идет с низов, от крестьян, продолжение сапатизма, но перешед¬
шее в культурное русло. Правительство ему покровительствует.
Кальес — метис. «Не индейцев цивилизировать, а цивилизацию
индианизировать» — это лозунг. Разъездные университеты и кур¬
сы на языке индейских племен. Восстановление древних памят¬
ников. Культ языческих героев. Расцвет фольклора. Среди про¬
фессоров много выходцев из индейских деревень. Талантливая
раса, быстро схватывающий и анализирующий ум. Этого влады¬
чество Испании и инквизиция не смогли задушить.
Вопрос об ирригационных работах стоит в порядке дня.
Лишь бы выгнать иностранцев, лишь бы освободиться от иност¬
ранного капитала! Дух национального возрождения здесь силен.
Но коммунизм слаб. Вся аграрная реформа построена на ошибоч¬
ной базе: дробление земель, мелкие частнособственнические уча¬
стки.
На вечере у Пьюи были «сливки» мексиканской интеллиген-

310
Тетрадь четвертая (1926—1927)
ции. Веласкев Бринкас — крупный деятель по просвещению и пе¬
редовая женщина. Говорили о женотделах и о моих книгах.
Письмо старому товарищу
15 мая (из письма старому товарищу * по политэмиграции).
Из моего официального письма Вы знаете, что мы приняли за¬
каз Металлоимпорта на свинец. Сейчас пишу Вам лично с окази¬
ей. Я невольно улыбаюсь. Если бы в 1911 году в Париже, когда
мы ходили с Вами по Аниеру и я проводила стачку менажерок
против дороговизны, нам бы сказали, что мы будем переписываться
о качестве и ценах на свинец, мы сочли бы это бредом. Не прав¬
да ли?
Что Вам рассказать о Мексике? Страна богатая, и Вам, метал-
лоимпортнику, особо интересная. Страна, занимающая второе
место в мире по добыче серебра. Хотите меди? Олова? Свинца.
Все здесь имеется — старинная и развитая горная промышленность.
Но пролетариат закабален, беден, не организован. Особенно
горняки. Горное дело в руках концессионер©в-иностранцев. Идет
борьба между местной национальной буржуазией и иностранным
капиталом. Вокруг этого вертится вся политика. «Революции» в
Мексике, о которых столько пишут, — это еще не дело рук рабо¬
чих, это все еще борьба неизжитого феодализма, остатков коло¬
ниального строя со своей национальной буржуазией. Капитализм
привит Мексике тридцатилетним правлением «буржуазного ко¬
роля» — президента Диаса.
«Наши» (коммунисты) малочисленны и качаются между анар-
хосиндикализмом и оппортунизмом лабористов. Есть несколько
крепких голов, но больше беспочвенно-пылких. Зато имя Лени¬
на — это светоч, и его знают широкие массы рабочих. Здесь ог¬
ромное и благодатное поле работы для коммунистов. Но увы!
Я здесь была скована...
Техника прогрессивная, завезенная из Соединенных Штатов.
Но многие страны Европы используют Мексику для внедрения
своих товаров. Например, тут всюду два телефона: «Мехикано» н
«Эриксон» (шведский). На гидростанциях работают норвежцы.
Плантации в руках немцев. Текстиль — у испанцев и французов.
Еще большая борьба предстоит Мексике раньше, чем она сбро¬
сит власть чужестранцев и давление их капитала. Сейчас борьба
* Очевидно, А. Г. Шляпникову. — Прим. ред.

Мексика
вокруг нефтяных источников. Но это Вы знаете из газет. Очень
сказывается на нас напряженная атмосфера и «зеленого острова».
16 мая.
Москва дала согласие на мой отпуск. Значит, конец моей рабо¬
ты в Мексике. Надо бы радоваться, а я почти огорчена: согласие
опоздало. Сейчас я уже втянулась в работу и привыкаю к клима¬
ту и высоте. Связи завязываются. И работа становится интерес¬
ной. Но перерешать — нельзя.
Налет на АРКОС
29 мая.
После налета на АРКОС в Лондоне24 — разрыв дипломатиче¬
ских отношений с Англией. События огромной и серьезной важ¬
ности. Наглость налета на наше торговое представительство пре¬
восходит все меры. Наглейший обыск, аресты, взломы шкафов.
Конечно, все это здесь отразилось. Газеты злорадствуют, клеве¬
щут.
Как могла Англия докатиться до такой близорукой политики?
Франция тянется к нам. С Германией отношения прекрасные.
С Китаем держим связь, хотя и не разделяем политики Гоминь¬
дана. Как же Англия рискует сделать нас своим врагом? Мы же
великолепный рынок, мы платежеспособны, мы давали «работу»
англичанам. Все тот же классовый страх перед большевизмом.
К чему это поведет?
Меня беспокоит, как отразятся эти события на отношении с
Мексикой? Добьются ли Соединенные Штаты разрыва Мексики с
нами? Уезжаю 4 июня с тяжелым сердцем.
30 мая.
В связи с событиями в Англии была у замминистра Эстрады.
Накануне стало известно о разрыве с Англией. Из частной инфор¬
мации знаем, что у Миллера якобы найдены компрометирующие
нас адреса. Эстрада сам заговорил об английских событиях, сооб¬
щив, что вечером накануне к нему приезжал поверенный в делах
Англии Келли с конфиденциальным сообщением, будто в Лондо¬
не раскрыты компрометирующие нас бумаги. Эстрада ответил на
это: «Мы весьма польщены тем высоким доверием, которое вы
нам оказываете, сообщая о делах, которые нас собственно не ка¬
саются». Мне Эстрада добавил не без иронии: «Англия хочет,
чтобы мы следовали ее примеру (que nous la singeons»). Она взбе¬
шена за Китай».

312
Тетрадь четвертая (1926—1927)
Келли старался доказать мининделу, что нами не только ве
дется большевистская пропаганда в Мексике, но что под нашим
руководством большевики разъезжают из Мексики в Соединен¬
ные Штаты и обратно. На это Эстрада будто бы ответил Келли
шуткой: «Что касается посылки агитаторов большевиков в Соеди¬
ненные Штаты, то это все равно, что посылать самовары в Тулу!»
(что-то в этом роде).
Отношение мексиканского правительства к нам во время это¬
го инцидента (я говорю об английских «разоблачениях») подчер¬
кнуто дружеское. Овея (английского посланника) не видала это
время, он в отпуске.
Тон прессы к нам неплохой в этом инциденте и по вопросу о
разрыве с Англией сдержанный. Ни одного жирного заголовка в
газетах, ни одной сенсационно-разоблачающей статьи. Я воздер¬
жалась от каких бы то ни было деклараций, интервью, как для
североамериканской прессы, так и для Мексики. С самого перво¬
го дня я давала понять, что мы разрыва ожидали и что «разобла¬
чения» — логическое последствие шагов Англии, ищущей оправ¬
дания своим действиям. Намекала и на «фальшивки». Это я дала
понять также в беседе с Эстрадой.
* * *
Известие о моем отъезде в отпуск по болезни тщательно мною
подготовлено, чтобы не дать повод шумихе в прессе, как в Мекси¬
ке, так и в Соединенных Штатах. Мексиканское правительство
боится, не означает ли это перемену нашего курса по отношению
к Мексике? Здесь учтено, что я вела курс на «дружественность».
Правда, это бывало иногда трудно «доказать», так как в Центре
выражения хоть самого скромного сочувствия борьбе Мексики с
враждебными силами вне и внутри страны — крайне скудны.
Тем не менее «настороженности» у мексиканского правительства
сейчас меньше, и потому-то мой отъезд и вызывает тревогу. Я даю
понять, что мой отъезд в отпуск ничего не изменит, что моим за¬
местителем остается Хайкис, хорошо известный мексиканскому
правительству и политико-общественным кругам Мексики.
Тов. Хайкис пользуется здесь несомненной симпатией. Он хо¬
рошо знает Мексику, осторожен, и мексиканское правительство
доверяет, что он не сделает ляпсусов, которые могут дать повод
для нажима со стороны Соединенных Штатов на Мексику и наде¬
лают мексиканскому правительству новых хлопот.
За последние два месяца, насколько скудность аппарата позво¬

Мексика
313
ляла, мы проделали все же некоторую работу по подведению тор¬
говой базы в наши взаимоотношения с Мексикой. Посвятили себя
работе по созданию торгпредства и завязыванию связей с промыш¬
ленным миром, так как я считаю, что в Мексике работа по линии
НКТ является неотъемлемой частью и, быть может, основной за¬
дачей закрепления наркоминдельской деятельности в Мексике.
Нельзя закрывать глаза на тот факт, что до сих пор у нас здесь
нет никакой серьезной и прочной основы и что мы не опираемся
ни на одну из социально-политических групп. Наши друзья — гор¬
сточка и политически бессильны. У нас не отдают себе отчета в
том, что такое лабористское правительство и что с ним надо уметь
ладить.
Наше пребывание здесь построено на песке. Это особенно ощу¬
щается при сколько-нибудь серьезных событиях в стране и уда¬
рах справа. К тому же еще далеко не изжито ни в обществе, ни у
мексиканского правительства (хотя несколько и ослаблено за пос¬
леднее время) представление о том, что весь смысл и задача на¬
шего пребывания в Мексике — это «большевистская пропаганда»
в масштабе континента Америки. Только тогда мы сможем раз¬
бить окончательно недоверие к нам, если мы действительно под¬
ведем здесь для себя практическую экономическую базу, т. е. пу¬
стим в ход живую деятельность торгпредства. Кое-что нами здесь
уже достигнуто, но все это лишь в крайне зачаточном состоя¬
нии. Стараюсь заинтересовать тов. Микояна конкретными за¬
дачами: перенести сюда заказы на мексиканские товары, покупа¬
емые через посредников в Лондоне и Нью-Йорке, и обратить вни¬
мание на импорт Союза в Мексику, усилить торгпредский аппа¬
рат.
О торговом договоре больше бесед не возникало. Мексика в
торговом договоре не заинтересована. Торгдоговор станет акту¬
альным лишь в результате действующих торговых операций, тре¬
бующих регулировки ряда практически неразрешенных вопросов.
Поэтому, если мы хотим двинуть вопрос о торговом договоре, нам
следует усилить деятельность торгпредства в Мексике.
Итоги
31 мая.
За последние месяцы сведения о взаимоотношениях с США
просачиваются с большим трудом. Установлена строжайшая цен¬
зура. Положение продолжает быть весьма серьезным, напряжен¬

314
Тетрадь четвертая (1926—1927)
ным. Решительно все осведомленные лица повторяют в один го¬
лос, что «события» неминуемо развернутся, и лишь вопрос в том,
когда именно.
С месяц тому назад внимание было направлено на специаль
ный инцидент между мексиканским правительством и США, свя
занный с пропажей секретных документов из посольства Соеди
ненных Штатов. Срочно был вызван военный атташе в Вашинг¬
тон. Несколько дней шла шумиха вокруг этого инцидента, но оба
правительства сочли нужным инцидент затушевать.
А в нефтяном конфликте Кальес, несомненно, пошел на уступ-
ки США. Но он сумел это сделать, сохранив лицо, и создать иллк>
зию, что Мексика не сдала позиций. Однако мексиканское прави
тельства в этом существенном вопросе не сумело привлечь к себе
враждебные империализму элементы. А такие элементы есть -
рабочий класс, крестьяне, мелкая буржуазия. Между тем контр
революционные и клерикальные социальные слои продолжают
группироваться, находя всяческую поддержку северной соседки
Мексики, включая снабжение оружием.
Самым актуальным сейчас в Мексике вопросом, вокруг кото¬
рого разыгрывается борьба основных политических течений, яв¬
ляется вопрос о президентских выборах. Хотя выборы будут еще
в июле 1928 года, но борьба вокруг будущего президента уже сей¬
час принимает серьезный и обостренный характер. Намечание
президента служит поводом для выявления социально-политичес¬
кого антагонизма враждебных и борющихся между собою соци¬
альных слоев населения.
Кандидат реэлекционистов Обрегон наиболее близок к тепе¬
решнему правительству. Генерал Гомес, кандидат антиреэлекци-
онистов, т. е. конрреволюционных групп, фигура грубого солда¬
та. Опасность его кандидатуры состоит в том, что, несмотря на
то, что он является представителем реакционных сил, все же не¬
которые анархо-синдикалистские рабочие элементы и часть кле¬
рикальных крестьян готовы поддержать его в борьбе с правитель¬
ством Кальеса.
Третий кандидат — Серрано — губернатор федерального дист¬
рикта, также генерал и бывший военный министр в правитель¬
стве Обрегона; человек, моральные качества которого подверже¬
ны сомнению (картежник и кутила), но у него есть опора в неко¬
торой части армии. Есть сочувствующие кандидатуре минвнуде-
ла Техеде, человека, связанного более, чем все остальные члены
правительства, с трудовыми массами. В известных кругах трудя¬

Мексика
315
щихся, не лабористов, он пользуется популярностью и симпатией.
Ярый враг католиков.
Президентский вопрос настолько тесно переплетается с пробле¬
мой взаимоотношений с Соединенными Штатами, что борьба за
президентство фактически перестает быть вопросом внутренней
политики. Положение осложняется еще тем, что хотя резкая
вспышка контрреволюционного движения в конце апреля и нача¬
ле мая придушена правительством,оно [это движение] продолжа¬
ется.
Кальес преследует цель: за время своего пребывания президен¬
том разрешить ряд основных проблем в стране или, по крайней
мере, дать им ход (по-своему, конечно), включая задачу индуст¬
риализации страны и активную поддержку, вплоть до материаль¬
ной, революционному движению против империаизма в респуб¬
ликах Центральной Америки, Никарагуа, Венесуэле.
Мне все отчетливее выявляется роль и значение Мексики в
борьбе Латинской Америки с империализмом вообще и с США в
первую очередь. В этой борьбе Мексика занимает среди респуб¬
лик Центральной Америки и северной части Южной Америки
первое место. Латинские страны в значительной мере равняются
по Мексике в ее политике по отношению к империализму. Мекси¬
ка — идеологическая выразительница, до известной степени, и вдох¬
новительница Латинской Америки в стремлении этих стран сбро¬
сить свою колониальную или полуколониальную зависимость от
США.
Пока антиимпериалистическое движение в этих странах но¬
сит еще распыленный характер и революционные настроения
менее четко выражены, чем в Мексике. Но экономические силы
и развитие капитализма неизбежно толкают и эти республики на
путь более решительной политики. Нарастают конфликты меж¬
ду социальными элементами, связанными с пережитками феода¬
лизма и опирающимися на поддержку США, и социальными сло¬
ями, заинтересованными в росте национального капитала.
Недостаточное наше знакомство с той ролью, которую Мекси¬
ка играет в латинской Америке, тормозит рост нашего влияния в
Мексике и оставляет нас пассивными даже в тех случаях, когда
мы, конечно, с осторожностью могли бы вести активную полити¬
ку в противовес действующим в Мексике империалистическим
силам. В США, наоборот, очень хорошо отдают себе отчет в том,
что Мексика фактически является «застрельщиком» среди лати¬
ноамериканских стран в борьбе с империализмом.

316
Тетрадь четвертая (1926—1927)
Слабость Мексики в том, что внутри страны еще не собраны
социальные силы, которые могли бы дать решительный отпор
империализму. В Мексике нет влиятельной политической партии
национального масштаба. Единственной организацией в националы
ном масштабе с политической окраской является, по существу,
КРОМ (профсоюзы), типично оппортунистическая социал-демок
ратия.
Правительство Кальеса является продуктом той связи, которая
существует между мелкой буржуазией и организованной частью
рабочего класса и крестьянства. Двойственность тенденций, кота
рые оно выражает, вносит неизбежные колебания в его полити
ку. Оно не выражает устремлений ни рабочих, ни крестьян в це¬
лом. Поддержка правительству дается этими последними постолы
ку, поскольку правительство выражает некоторую часть требова¬
ний в известный момент во внутренней и внешней политике и по
скольку налицо имеется контрреволюционная опасность. Анало¬
гия с меньшевистскими правительствами была бы ошибочна. По
той исторической роли, которую оно выполняет, можно бы вер¬
нее провести некоторую аналогию с кантонским правительством25
до решающих событий 1926 года. Этому не противоречит отсут
ствие живого контакта с Союзом.
Отношение Кальеса к СССР за время моего пребывания здесь
носило определенно дружественный характер. Был ряд инциден¬
тов, которые при другом отношении могли дать вполне достаточ¬
ный повод для крупных неприятностей, например с железнодо¬
рожниками. Кальес не только не раздувал этих факторов во враж
дебном нам духе, но искал возможности сглаживания неприят
ных инцидентов. Сюда отношу и последнее событие с английски¬
ми «разоблачениями».
* * *
Я уже заявила мининделу, что уезжаю, но только в отпуск. Еду
4 июня на германском пароходе «Рио Пануко» на Бремен. В мою
честь ряд дипломатов и правительственных лиц дают завтраки и
обеды. Но особенно тронуло меня прощанье с рабочими. Текстиль¬
щики-кустари преподнесли мне художественные сарапи (ковры)
с моими буквами А. К., вплетенными в ткань. Другая группа пре¬
поднесла мне отполированный кокосовый орех с надписью (по-
испански) «Товарищу А. Коллонтай. Империалисты тебя ненави
дят, революционеры тебя любят. Да живет в наших сердцах друж¬
ба Мексики с Россией» и выжженными рисунками броненосца «По-

Мексика
317
темкин» и других революционных эмблем. Рабочие и работницы
подарили мне всякие художественные кустарные изделия из вос¬
ка, глины, сизаля и проч.
Пресса отмечает, что еду в отпуск.
У Кальеса я не была, я не хочу подчеркивать своего отъезда.
Отъезд
5 июня. Golf о de Mexico* («Рио Пануко», курс на Бремен)
«Мехико» позади... Материк Америка — прощай!..
Полгода работы. Полгода оторванности от друзей, от любимых,
от партии... Полгода настороженности, ответственности. Но и до¬
стижений.
Не проста жизнь в тропической Мексике. Запутаннее, чем в
Европе. Тут тебе и северная «соседка», и клерикалы, и восстаю¬
щие генералы-солдафоны типа Гомеса, человека «без пороков»...
Неожиданности, банды, аресты, ноты. Запутанная канва жизни.
Но не об этом хочу писать. Не о том, что волновало, что утомля¬
ло, что тяжестью ложилось на настроение и создавало вечную тре¬
вогу, настороженность. Взяла карандаш, чтобы записать о послед¬
них, беззаботных часах на берегу залива мексиканского.
Позади остались Мексика, дипломаты, ноты, отчеты, доклады...
Приказ подписан: поверенный в делах — Хайкис. Я еду в «отпуск».
Добилась, настояла. И не вернусь. Какая работа? Что ждет меня?
Веракрус — тропический торговый порт. Городок на отмели
песчаной. Кокосовые рощицы. Справили формальности на тамож¬
не. Со мной исключительно дружелюбны. Взяли автомобиль — и
на пляж. Широкий, в круглой, песчаной бухте. Островок с киваю¬
щими метлами перистых кокосовых пальм. Серо-синие стволы на
фоне лазорево-синего залива. А вода в бухте — расплавленные сол¬
нечные лучи. Волны набегают, густые солью, насыщенные теп¬
лом. Наняли купальные костюмы и в воду.
Странно картинно — эта синяя-синяя бухта, кокосы и горячее,
жгучее солнце... Пляж пуст. Жарко. Не сезон. Сезон в марте-
апреле. Сотрудники веселятся в воде как дети. На берегу — клы¬
ки, зубы акул. Пили под навесом кокосовый сок со льдом. И впи¬
тывала тропическую красоту синей бухты, высоких метел коко¬
сов и желтые, просоленные отмели песков...
* Мексиканский залив (исп.). — Прим ред.

318
Тетрадь четвертая (1926—1927)
8 июня.
Телеграмма, жуткая: на вокзале в Варшаве убит Войков. Выст¬
релил в него студент 19-ти лет, белогвардеец.
9 июня.
На пароходе идет своя скучно-праздная жизнь. После устало¬
сти последних дней в Мексике — это даже приятно. Лежать в
кресле и глядеть на синий залив.
Чувствуется со всех концов накопление враждебности к Союзу.
Наглое убийство на вокзале при всем народе полпреда — это пока¬
зательно. Теперь, после разрыва с Англией, будет еще хуже.
Я очень устала от атмосферы вражды к нам. Преследует мысль о
возможности войны.
* * *
Гавана в этот раз прошла благополучно. Остановились вчера
на пять часов. Шел тропический дождь, и мало кто вообще по¬
ехал на берег. Я заранее заявила, что на берег не пойду. Думаю,
что в этот раз они бы на берег пустили.
Явились интервьюеры. Я отказалась давать интервью. Приста¬
ли: «Пишут, что у вас были неприятности с мексиканским прави¬
тельством и потому уезжаете». — «Еду в отпуск, ни о чем беседо¬
вать не стану». Хотели снять фото. Ушла...
* * *
Сумасшедшие были последние дни в Мексике. Обеды, завтра¬
ки. Прощальные визиты. И тут же спешно готовим почту с Хаи-
кисом. Отчеты, сметы. Докладную записку Микояну. Потом док¬
лад Литвинову. Стремилась дать оценку положения и перспекти¬
вы. Потом наши «тезисы» о Мексике. Назвала их «ориентировоч¬
ные заметки». Много мелких писем финансового характера по
НКВТ, Совкино и т. д. Совкино налажено. Думаю, что пойдет.
С ХайкисоЬд отношения «дружеского сотрудничества». Вообще
сотрудников, так сказать, приручила и научила многому. Счита¬
лись, слушались и, кажется, поняли меня. Отношения с мекси¬
канским правительством также казались налаженными. Как буд¬
то не хотели моего отъезда. В МИДе тревожились: вернусь ли?
Падильо дал обед мне и Реесу. Все шло гладко. Дипломаты были
любезны.
Внешне атмосфера в последние недели была глаже и друже¬
любнее. Надо же было, чтобы произошел этот неприятный инци

Мексика
319
дент накануне отъезда. Случай? Намеренность? Удивило, что
мексиканское правительство не извинилось. Может быть, счита¬
ли, что инцидент исчерпан тем, что приехал ночью же с извине¬
нием начальник полиции.
Накануне отъезда полиция задержала наш автомобиль, такси,
конечно. Минута была неприятная. Быть окруженной мексикан¬
ской полицией с револьверами и ружьями наперевес в душную
мексиканскую ночь, когда всегда слышишь необъяснимые глухие
выстрелы... Иммунитет полпреда? Пока мы объяснились, пока
подоспел Хайкис...
А Пиночка думала, это потому, что мы едем одни. Женщины
же не имеют права одни выходить после девяти часов вечера.
Я вынула Carte d’identite «Ministro di Russia»* — отпустили.
В извинениях шеф полиции уверял, что это была «ошибка», что
на нашей улице искали «тайное богослужение». Улица была оцеп¬
лена и производили проверку всех по ней проезжающих и прохо¬
дящих. Инцидент сам по себе незначителен, но он наглядно пока¬
зал, как близки вокруг нас враждебные действия, и как все это
просто!..
Океан сейчас ласковый. Жарко.
Четко вижу «Лафайетт» и яркое зимнее солнце на темных вол¬
нах по пути туда, в Мексику. Настроение было тяжелое. Насторо¬
женное. Качало. Но я не болела. Ждала с внутренним протестом
Мексики...
Куба... Разбудили рано. Подсчет пассажиров. Наивно справля¬
емся: пустят ли на берег? Ответ: распоряжение кубинского пра¬
вительства на берег меня не спускать.
Пустеет пароход. Отводят от берега. Ушли и надоедливые, как
осенние мухи, интервьюеры. Была жара непривычная, душная.
Вдали залитый тропическим солнцем белый город. Серо-голубо-
ватые пальмы. И синий залив. Сонно слонялись с Пиной Васильев¬
ной по палубе, и за нами «шпики» с острова Куба. Мы в столовую,
они в дверях. Мы на палубу, они за нами. Надоело. И нарочно с
Пиной разбежались в разные стороны: она вниз, я на верхнюю
палубу. Заволновались, затормошились наши шпики. Ищут нас.
Чистая оперетка.
В Испании мы сходили на берег, и в Сантандере, и в Хихоне.
Капитан, служащие парохода с нами стали по особенному любез¬
ны. Точно им за гаванцев неловко.
* Удостоверение личности «Посланник России» (исп ). — Прим. ред.

320
Тетрадь четвертая (1926—1927)
Потом Мексиканский залив. Невиданной синевы. И ночи теп
лые, сказочно-красивые. Небо высокое и не бархатно-темное, а
серебристое, так залито звездами.
На палубе танцы и игры. Пиночка веселилась. А я ждала Мек
сики, и сердце было сжато. Чужая полоса земли. Что там ждет?
Сложная обстановка. Справлюсь ли? Так далеко!
Полоса земли... Мексика. Цель 18-дневного пути достигнута.
Это было тогда, на пути в Мексику. А сейчас нос нашего паро¬
хода повернут в Европу. Что скрывать, я рада. Рада, что вся эта
красочная, пестрая, необычная, интересная и чуждая обстановка
позади, что еду домой.
Хайкис сказал мне в первые дни приезда: «Вы или возненави¬
дите или полюбите Мексику». Сейчас я склоняюсь ко второму.
У этой страны есть будущее. И люди в ней яркие и волевые. В ней
есть своя культура и много красоты.
Почему я думаю о дне, когда я впервые увидала берег Мекси¬
ки, песочно-золотые дюны Веракруса? Почему так ярко запечат¬
лелось, как возле здания таможни ждала яркая, по туземному
яркая толпа рабочих в сарапи, сомбреро, женщин с распущенны¬
ми длинными, густыми волосами. Красные флаги. Флаг Интерна¬
ционала. Среди них Хайкис в белой фуражке. Я поняла. Эта гор¬
сточка рабочих — это «наши». Они ждут меня. Но я не должна к
ним подойти. Не должна показать, что я «их». Я только — пол¬
пред. Но все же они пришли в тот же вечер ко мне в гостиницу.
И мы долго говорили. Красивый язык, красивые голоса и теплые
речи...
За эти месяцы я научилась видеть Мексику и чувствовать ее
народ. Сильный он, не согнуло его испанское владычество, не со¬
крушит его и нью-йоркский капитал. Самоопределяющийся и во¬
левой народ.
Что в руках у него еще чаще револьвер, чем книга? Таковы
условия. Но он ищет науки, просвещение, культуру, организацию.
Какие чудесные детишки в школах. И какие серьезные, деловые
и умные студенты и студентки! Очень умные, сметливые, быстро
соображающие.
Индейцы — талантливая раса. И их больше пяти миллионов.
Буржуазия — это налет, это «чужеядные». Их сметет мексикан
ский рабочий и крестьянин.
Меня удивляет, почему мексиканцы способны на такую кро¬
потливую, мелкую кустарную работу? Обилие досуга? Нет «тем
пов»? Их глаза часто обращены в небо. У нас крестьянин любит

Мексика
321
глядеть «на землю». Мексиканец закинет голову и глядит куда-то
вдаль, выше вулканов... мечтает? О чем? Краски они понимают и
любят. И музыку. Народ с очень яркой художественной жилкой.
Да и природа у них чуждая, и даже жуткая для нас, иноземцев.
Но какая причудливая и величественная!
И вот, я уезжаю из Мексики. А кусочек меня остается там.
Я уезжаю другая, чем я приехала. Уезжаю обогащенная их куль¬
турой, точно я заглянула в книгу истории и сама побывала за
4-5 тысяч лет тому назад... Мир стал шире и еще любопытнее.
* * *
Три стадии пережила я в Мексике. Первая — приспособление
и тупое равнодушие. Я видела сначала все больше отрицатель¬
ные стороны. Моя болезнь. Жизнь в отеле. Чужие люди. Чужие
нравы. Незнакомые сотрудники. Близких нет. Пиночка растеря¬
на и неприспособлена. Мы как две рыбы на суше.
Вручение грамот. Пышно, торжественно. Где-то купили бар¬
хатный берет и шелковые туфли. Музыка. Много зевак. Началь¬
ник штаба в белых штанах, красивый дон Альварес. Мое волне¬
ние. Кальес. И его чудесный, огромный букет фиалок. Потом встре¬
ча с Элеонорой Смит и ее теплое «поклонение». И это согрело в
те дни.
Работа пустая. Я полпред и торгпред. Но чем и как торговать?
Полпредство уныло-пустое. Плохо обставленное. Нет даже при¬
личной гостиной. Нет автомобиля. Хожу пешком из отеля. Солн¬
це жжет плечи ядовитыми лучами. Пыльно и душно.
Пасео де ля Реформа. Кактусы. Причудливые и чужие. Какая
земля сухая!.. Какие деревья не зеленые. Идешь по тихим ули¬
цам. Редкие прохожие. Свернула в переулок. У стены, спустив
штаны, очищает кишки мексиканец. И не смущается. Я скучаю
по лужайкам травы. По изумруду деревьев.
Чепультепек — чудесный парк, с деревьями в пять обхватов.
Но в нем нет птиц, и весь он слишком картинный и пышный...
Чужой, хоть и красавец.
Как трудно было приспосабливаться. К людям. К языку. К ра¬
боте.
С Хайкисом были большие расхождения. Обстановка новая,
чужая, трудная. Как сделать, чтобы утвердить престиж Совет¬
ской республики? Как привлечь симпатии? Как заставить видеть
в нас великую и новую страну?
Потом пошли визиты. Знакомства. Обеды.

322
Тетрадь четвертая (1926—1927)
Стала читать по-испански. Стали приходить люди. Стали ез¬
дить с Пиной на концерты по воскресеньям в Чепультепек.
Почему сейчас картина за картиной встают прошедшие в Мек¬
сике дни? Я хочу итогов, а вижу картины.
Ярко запомнилось вручение грамот. Длинные залы Националь¬
ного дворца. Беседа с Кальесом. И когда мы отъезжаем, многие
снимают шляпы и сомбреро и кричат «Вива Руссия!» Как это да¬
леко.
И вот я уезжаю и больше не вернусь.
Потом настал второй период. Я вышла из апатии, из равноду¬
шия, из мучительных попыток «приспособления» физически. Ра¬
бота вдруг сама завертелась.
Беседа с Моронесом о нашей торговле, с Кальесом о торговом
договоре. Интервью и статейки мои... Люди приходят к нам сим¬
патизирующие... И тут же травля меня, и какая! Из Соединенных
Штатов. В газетах перепечатки и даже телеграммы. Или это ре¬
шение КРОМа обратиться к Кальесу и попросить моей высылки,
так как «наши» (т. е. коммунисты) стали разоблачать оппорту¬
низм и продажность вождей КРОМа? Дня три газеты трепали
меня. Но Кальес не хотел моего отъезда.
Третья полоса — это когда развернули торгпредскую работу.
И подняли, на глазах подняли престиж нашего полпредства. Тре¬
тья полоса, когда я заглянула в глубь жизни мексиканцев, поняла
их борьбу, их стремления, их политику и трудности... Когда эта
страна перестала быть для меня чужой и чуждой. Но я сама доби¬
валась отъезда, и в этот третий период пришло разрешение на
отпуск. И вот я еду...
В последнее время отношение к нам стало заметно меняться к
лучшему. Когда в мининделе услышали, что я еду в отпуск, завол¬
новались. В похвалу обо мне говорили: «Signora Kollontay muy
discreta», т. e. держит себя скромно-тактично. А хорошее мнение
о полпреде — это плюс стране, которую представляешь.
Нехорошо, а иногда просто смешно было, что у нас не было
своего автомобиля. Выходим с официальных обедов, я в золотых
туфлях и бархатном платье уверяла, что «хочу пройтись», чтобы
не вызвать «камион»*. За углом нанимали такси.
Дом полпредства плохо обставлен, хотя я кое-что и прикупи¬
ла. Я часто устраивала «ответные» завтраки в «Сан Анхель Инн».
Чудесный уголок. За городом, старый монастырь, превращенный
* Машину (франц.). — Прим. ред.

Мексика
323
в ресторан и отельчик. В саду гелиотропы и розы, пальмы и как¬
тусы. Мадам Ру, умная француженка — хозяйка. Она мне дарила
чудесные букеты, и, сидя в плетеных креслах в патио,, я слушала
ее рассказы под аккомпанимент шуршанья плотных листьев ба¬
нановых пальм и падающих капель фонтана...
Мадам Ру — это кладезь для тех, кто хочет заглянуть за кули¬
сы мексиканской политики. Чего-чего она не навидалась за двад¬
цать лет хозяйничанья в «Сан Анхель Инн»! Какие только поли¬
тические интриги не прошли перед ее глазами. Кальес с ней не
церемонится и дает всякие поручения. И мадам Ру знает каждо¬
го, кто во что «метит» и кто уже катится вниз. «Сан Анхель
Инн» — это своего рода политический центр, где разыгрываются
всякие драмы: политические и любовные.
10 июня.
Океан посерел. Тучи. Миновали Ньюфаундленд.
Сердце радостно трепещет — еще каких-нибудь две недели, и
я увижу своих, сына, Зою... Узнаю, что в партии? Пустят ли рабо¬
тать по низам? Или опять на дипработу?
Я не отрицаю, у меня есть данные для этой работы: психологи¬
ческий подход к тем, с кем веду переговоры. И интуиция, предви¬
денье. Но партийная работа — агитация по низам, писание статей,
брошюр и проч. — это же живое дело. Это же обогащает душу.
И сейчас такие силы нужны партии. Но пустят ли?
13 июня.
Было большое, общечеловеческое событие, которое объедини¬
ло разрозненное на нации человечество: полет Чарлза Линд¬
берга26 через Атлантический океан. Огромная победа челове¬
ческого духа над стихиями. Воздух приручается, как дикие лоша¬
ди в прериях. Смелость Линдберга, его молодая отвага — обворо¬
жительно хороши. И то, что аэроплан выдержал 36 часов в воз¬
духе!
Гляжу на океан и думаю о Линдберге и о человечестве. Когда-
нибудь люди будут жить вот такими фактами общих побед, об¬
щей солидарности... Но пока еще путь далек. Войны и революции
отделяют нас от этой счастливой эпохи.
Стальные отблески на волнах. Море перестало быть синим, нет
в нем той сапфировости, которая говорит о теплой, тропической
волне. Идем на восток.

324
Тетрадь четвертая (1926—1927)
17 июня.
Все ближе и ближе к цели. О войне пока не говорят. Заняты
полетом Линдберга и курсами биржи.
Не люблю пассажиров больших пароходов. Праздные они, ску¬
чающие, любопытные. Смотрят на меня, многие с нескрываемой
враждой. Для одних я представитель «варварского большевизма»,
для других — «диковина».
18 июня
Китайские события, Чан Кайши. Наши взаимоотношения с
Китаем ухудшаются. Разрыв с Англией бесповоротный. Полити¬
ка подползает ко мне, окутывает и уже нет охоты читать амери¬
канские романы.
20 июня
Первый маяк. Острова. Предверие Англии. Европа — рукой
подать. Еще два дня пути. Чайки. Парусники. Свинцовый океан.
Качает.
Беседы с норвежским капитаном. У него славные синие глаза,
добродушный смех. С ним мы говорим о морском транспорте, о
фрахте, о тропических странах и океанских штормах... Капи¬
тан — это кусочек Норвегии. Но надо ли думать о Норвегии? Хо¬
рошо ли возвращаться во второй раз?
Океан играет большими ровными валами...
Мексика далеко-далеко.
26 июля 1927 года (из письма первого секретаря тов. Хайкиса).
Правящие сферы очень интересуются Вашим возвращением.
Я отвечал в духе условленного с Вами, но здешний француз (ка¬
жется, одна из симпатии П(ины] В[асильевны]) получил письмо из
Москвы, в котором ему пишут нечто обратное.
Полковник очень заинтересован, взяли ли Вы с собою птиц.
Спрашивал уже у многих.
25 приехал в г. Мексико Обрегон в качестве уже официально¬
го кандидата. Была организована манифестация, собралось мно¬
го народу. Характерно, что городской элемент (включая рабочих)
отсутствовал, были лишь крестьяне. Любопытно также, что все
ораторы (Обрегон. Сайенс и др.) в своих выступлениях говорили

Мексика
325
лишь о «крестьянах и рабочих». Правда, что это весьма харак¬
терный штрих?
Да, вот еще: ко времени приезда Обрегона, президент Кальес
уехал в «отпуск».
Чрезвычайно важным моментом в рабочем движении являет¬
ся факт, что лабористы до сего времени еще не высказались по
вопросу о кандидатах в будущие президенты; возможны всякие
сюрпризы. Для Вашей ориентировки сообщаю, что видный лабо-
рист-генерал Гаска прошел в губернаторы штата Гуанахуато. Он
обрегонист, точно так же, как и сенатор-лаборист Сальседо (про¬
тивник М[ороне]са).
9 августа 1927 года (из письма шов. Хайкиса).
Было бы преждевременным пытаться охарактеризовать поли¬
тическую линию, которую Обрегон проводил бы в отношении
СССР, но все же можно уже и сейчас утверждать, что несмотря
на то, что именно Обрегон установил дипломатические сношения
с Союзом и что, несомненно, его правительство не будет носить,
до известной степени, как нынешнее правительство Кальеса, ла-
бористской окраски (лабористы, как Вам известно, явно враждеб¬
ны нам), политика эта будет менее дружественной, чем поли¬
тика Кальеса, особенно в период конца 1926 и первой половины
1927 года.
Для иллюстрации настроений обрегонских кругов, приведу
следующий любопытный факт: недавно католическая пресса Со¬
единенных Штатов (в частности «Таблет» и «Уэстерн Американ»)
опубликовала приписываемое «тов. Коллонтай» интервью, в ко¬
тором она в весьма резкой форме критиковала Кальеса и полити¬
ку, проводимую его правительством. Здешние реакционные газе¬
ты этого интервью не перепечатали, появилось же оно в обрегон-
ском органе «Эль Монитор Републикано» и, как мне достоверно
известно, по требованию группы обрегонистов — депутатов феде¬
рального парламента от штата Мичоакан. Интервью это произве¬
ло весьма отрицательное впечатление как на самого Кальеса, так
и среди дружественной нам части общественных и политических
кругов. Зная отношение Александры Михайловны к Мексике и ее
осторожность, я счел возможным, не тратя время на списывание с
нею, опровергнуть интервью, как фальшивку.
Это, несомненно вымышленное, провокационное интервью,
было опубликовано в Мексике по требованию обрегонистов.

326
Тетрадь четвертая (1926—1927)
Телеграфами в Нью-Йорк* (перевод с английскою}.
Все заявления о том, что я покинула Мексику в плохом настро¬
ении из-за трудностей, возникших во взаимоотношениях с мекси
канским правительством, совершенно неправильны и преподне
сены тенденциозно. Мои интервью, данные норвежской и совет¬
ской прессе, свидетельствуют о совершенно обратном: о моей боль
шой вере в будущее Мексики, моем искреннем восхищении та
лантливым и свободолюбивым мексиканским народом, а также о
моем уважении и дружеских чувствах к президенту Кальесу. От
ношения между мексиканским и советским правительствами во
время моего пребывания в Мексике были всегда дружественны¬
ми и сердечными. Сохраняю самые лучшие воспоминания о моем
пребывании в Мексике — стране, где осуществляются жизненно
необходимые энергичные меры в интересах трудящихся, а также
в целях культурного воспитания молодежи.
Я искренне огорчена, что не могу возвратиться из-за того, что
мое здоровье несовместимо с высотой, на которой расположено
Мехико.
Посол Советского Сош
в Норвет
А. Коллонтай
10 августа 1927 года (из письиа к Зое Шадурской).
Странное время переживает человечество. Много в нем твор¬
ческого, нового, незастойного, но и много острой борьбы — наши
отцы жили иначе. Что ждет Мишино дитя? Мне все кажется, что
в XV—XVI столетии человечество переживало нечто похожее: гу
манизм, реформация и инквизиция, и войны, и преследования за
веру, расцвет науки, искусства, чума, но и крестьянские восста¬
ния... А мысль работала и экономика жизни строичась по-иному
Замки пустели, разрушались. А мореплавате.чи искали новых вол
ных путей, как сейчас ищут новых воздушных линий.-. И новых
путей социально-политического развития. Наша страна — маяк.
Я верю, что коммунизм в широком смысче счова б.чиже и неиз¬
бежнее. чем кажется. Но пойдет это неисповедимыми путями...
И жалко, и досадно, что наши заграничные друзья видят только
«близкое* и малое и упускают то. что в творящемся есть ве.\икопо
и творческого.
• Очевидно. телеграмма лака в адрес «Табает» ■ «Уэстерн Америка*

Мексика
327
...Мы с тобой всегда рвались от всего законченного. Вот теперь
мы в гуще процесса перестройки мира, новоформирований, все
сдвинулось, ползет. Я как-то в Мексике начала статью «Земля ме¬
няет кожу». Показалось: общие места, труизмы. Но как будто не
все понимают то, что сама видишь, то, что мы видим. И потому
так остро хочется с тобой побыть. Особенно после Мексики.
[Ноябрь 1927 года.]
В начале сентября, по окончании отпуска и дождавшись рож¬
дения моего внука* (мой сын был на работе в торгпредстве в Бер¬
лине), я уехала в Москву.
Там получила назначение вторично быть полпредом СССР в
Норвегии. И в ноябре 1927 года уехала из Москвы на мой пост.
* Владимир Михайлович Коллонтай родился 2 сентября 1927 г. — Прим. ред.

Тетрадь пятая
(1927-1928)
СНОВА НОРВЕГИЯ
Второе назначение и приезд в Норвегию. - Новый дом, новые
люди, - О Москве. - Кредиты на наши промышленные зака¬
зы. - Еще о Москве. - Новый кабинет - лейбористы. - Каби¬
нет пал. - Насущные вопросы. - Официальный визит афганского
падишаха Амануллы-хана в Советский Союз. - Вызов в Моск¬
ву. - Аманулла-хан в Москве. - Беседы с Мовинкелем. - Москов¬
ские встречи и впечатления. - В розысках экспедиции Нобиле. -
Наше участие в розысках. - Ледокол «Красин». - Заметки о
дипломатии. - Три события. - Финансово-торговые вопросы -
Осень в Осло. - Текущие дела. - Заметки на лету. - Милая моя
Норвегия.
Второе назначение и приезд в Норвегию
20 декабря 1927 года. Хольменколлен («Турист-отель»).
ЛЧ снова в «красненьком домике» у фрекен Дундас.
ШШ 1 И даже в той же комнате, где в 15-м году жил А. Г.
[Шляпников].
Почти месяц, что я в Норвегии. То, что задумала в Мексике, -
добилась. Но смесь радости и своего рода разочарование. Осло не
прежнее. Или я не та, какая была, когда ехала в Мексику. Да и
весь мир иной. Задачи иные. И здесь, и у нас, в партии, в Союзе.
Новый дом, новые люди
Полпредство в новом доме. Я к нему не привыкла. Бывший
дом немецкого посольства, раньше было русское царское посоль

Снова Норвегия
329
ство. Еще и сейчас рассказывают о лукулловских обедах царского
посланника Крупенского. Дом, конечно, более подходящий, чем
наше полпредство на Драмменсвейен. Но там осталось много сча¬
стливых дней моей жизни, и я о нем тоскую.
И опять та же забота: помещение. Парадные комнаты очень
хороши, но дом почти пустой, и мне предстоит его меблировать,
т.е. снова та же возня по хозяйству, что была и в Мексике. Хоро¬
шо, что проездом в Ленинграде я уже позаботилась о мебели. Будь
у меня жена, она бы с меня сняла эти скучные хлопоты. В этом
неудобство женщины-полпреда — нет жены-хозяйки и несешь двой¬
ную нагрузку.
Секретаря Мирного пока не разобрала. Торгпред шумливый,
любит хороший ужин с вином, человек «компанейский», но пони¬
мает ли в торговых делах — это вопрос. Микоян просил меня ему
помочь.
Конечно, была большая радость встретить всех своих здешних
друзей, а их тут много: Марусю и Лейфа [Андерсенов], Эрику
Р[утхейм], Ракель Грепп, фрекен Дундас, Эгеде Ниссен, инжене¬
ра Ниссена, Педерсена и его семью и проч. и проч. Но я еще не
вжилась. Во мне еще пульсирует все пережитое за два месяца в
Москве. Еще жива Мексика, и мысль часто летит через океан.
О Москве
В Москве большие, серьезные сдвиги. Раскол партии — вот где
опасность. Троцкий этого хочет. Откол группы оппозиции. Массы
не идут за оппозицией, массы решительно ее не понимают. Я так
и написала свою статью в «Правде», прочувствовав это, побывав
по низам1.
Но пережить там пришлось много и глубоко. А. Г. меня не по¬
нимает и считает «карьеристкой». Это больно. Больно потому, что
неверно. Оппозиция Троцкого и Каменева мне чужда до глубины
души. И вредна она, нехорошая.
Встретила Людмилу Сталь2: «Вы, конечно, с нами?» «Конечно,
нет» (Сталь идет с ними). Таких встреч было много. И колеблю¬
щихся много. Серьезное время.
Когда мое заявление (в виде статьи) появилось в «Правде»,
Анастас Иванович [Микоян] позвонил мне рано утром: «Мы рады,
что вы с нами. Это хорошо, что написали. Это надо было сделать».
С Молотовым у меня было несколько долгих бесед.
Когда я приехала в Москву, вокруг меня стояла атмосфера хо¬

330
Тетрадь пятая (1927—1928)
лода. «Думали, что вы пойдете с оппозицией», — сказала мне Еле
на Стасова. Было много тяжелых встреч с товарищами. Дороги
разошлись с ними. Грубое и политически нехорошее выступле-
ние тройки 7 ноября3 многих отрезвило, отшатнуло от оппозиции,
Но еще больше разброд мыслей.
Когда в 14-м году после начала войны мы резко, беспощадно
рвали с теми товарищами, которые стояли за «защиту отечества»
и за «классовый мир», рвать с ними нам было легче и проще. Кар
тина была ясна и путь ясен. Сейчас это для многих сложнее. Тут
и вопрос крестьянства, и внутрипартийной демократии. Уклоны
возникают неизбежно.
Исключение оппозиционеров из Политбюро не вызвало, одна¬
ко, того шума и сопротивления, как некоторые предсказывали.
Я была как раз у Микояна в тот вечер, вернее ночь, когда Конт¬
рольная комиссия обсуждала их исключения. Приехала в нарко¬
мат, чтобы договориться об установках работы торгпредства в
Норвегии, но вместо того говорили об оппозиции. Сидели вдвоем
до двух часов ночи в НКТ, пустом и затихшем. Микоян — одна из
тех молодых сил, которые несут с собою все очарование молодой
честности и энтузиазма.
Говорили о крестьянстве, это сейчас основной вопрос. Крестья¬
не-кулаки дают себя чувствовать — протесты и волнения в разных
местах. Экспорт хлеба падает. Анастас Иванович очень ярко ри¬
совал картину намечающейся программы: введения государствен¬
ным путем коллективизации хозяйства крестьян. «У нас прекрас¬
но разработан план коллективизации. Мы отлично направим круп¬
ное сельское хозяйство». Микоян — большой энтузиаст. В нем много
«романтизма» революции. Вот такие идут нам на смену. Коллек¬
тивизация сельского хозяйства государственным путем — часть пя¬
тилетнего плана. Огромные задачи, трудные, Бухарин иначе оце¬
нивает положение.
Виделась с женотделками. Но все, что касается женотдела,
болезненно меня задевает. Любимое дело в руках других людей,
а я от него в стороне. Были и радостные, и больные моменты. Ра
достные — рост и расширение женотдельской работы. Огромный
охват работниц и крестьянок. Новые молодые силы в женской
работе. Ну, а о том, что было больно, писать не хочу.
* * *
Вечер. В этот раз мой приезд в Норвегию не вызвал сенсации.
Правительство встретило мое назначение дружелюбно, и газеты

Снова Норвегия
331
меня не травят. Отдых после Мексики. Почему же во мне нет
радости?
Вышла на балкон — поглядеть на мои любимые «огни Христи¬
ании». Играют и блещут по-прежнему, пожалуй, ожерелье огней
еще шире опоясало Осло. Но уже в ответ на эту красоту не ликует
сердце. Чего-то мне не хватает. Что-то здесь не то, что было в
прежние годы Письменный стол в гостиной «Турист-отеля» тот
же, что и в 15- 16-х годах. Тут я писала «Кому нужна война»4 и
отвечала на письма Владимира Ильича.
Кредиты на наши правительственные заказы
Какие задачи стоят передо мной в Норвегии? Микоян говорил
о госкредитах на индустриальные заказы. Максим Максимович
[Литвинов] вскользь упомянул желательность пакта о взаимном
ненападении. И наконец, расширение связей, не только с комму¬
нистами или Рабочей партией. Взять шире, политические буржу¬
азные круги, культурную общественность, поднять наше влияние
на них. Все это возможно и нужно.
Правительство здесь недовольно нами, особенно финмаркен-
цы. Минторг Робертс прямо говорит: «В торгдоговоре включено
обязательство Норвегии о выдаче лицензий, но они фактически
не используются».
Наркомат обещал закупить на 250 тысяч рублей трески, но
дело застряло. Значит, мне снова придется засесть за рыбу. Воп¬
рос об улове на 28-й год. Фирма «Борегорд» добивается закуп¬
ки нами бумаги. Это следует сделать именно сейчас, после инци¬
дента в Швеции. Наказать по карману шведов и купить у норвеж¬
цев.
При посещении короля (вручение грамоты) король говорил о
треске. У финмаркенских рыбаков бедственное положение.
Приехал профессор Смирнов по тюленьему делу, но больше
по поводу сохранения стада от раннего убоя тюленят. Обе сторо¬
ны затягивают вопрос обсуждения плана научной охраны зверя.
Мы заинтересованы в уменьшении тоннажа в концессии по тюле¬
ням (концессия в наших территориальных водах). Смирнов очень
картинно и тепло говорит о стадах тюленей, «ян-майенское ста¬
до» вымирает. Неизбежна гибель гренландского стада, если вов¬
ремя не будут приняты меры и нормирован убой малышей. Тюле¬
ни - звери симпатичные.
Помню, как в 1924 году на заседании Совнаркома я настаивала

332
Тетрадь пятая (1927—1928)
на установлении срока начала охоты на зверя, чтобы дать тюле
ням подрасти. Сталин смеялся: «Коллонтай и тут хочет заняться
охраной материнства и младенчества». Мне пришлось иметь с
МИДом препирательство по поводу того, что мы сами превысили
установленный предел убоя тюленей. Добились, что протест МИДа
снят. Это после долгой беседы с Эсмарком.
★ * *
В Норвегии новые явления на политической арене (не забыть
отметить и изучить, как следует).
Аграрная партия пассивна в международной политике и про
тив Мовинкеля, который любит «международную арену». Не ви
дят бунде пользы в активности Норвегии в международных воп
росах. Участие в Лиге наций излишне, какая «прибыль»?! «Доро-
го стоит». Кругозор узкий. При шаткости кабинета Люкке воз
можно, что бунде возьмут власть. В Дании бунде балансируют
между правыми и левыми. В Финляндии правые, т.е. аграрии, у
власти. Есть возможность образования кабинета кулаков и в Нор
вегии. Однако много шансов и у Мовинкеля (либерал). Идея и
надежда профсоюзов: кабинет Рабочей партии при поддержке
вёнстре.
Наши профсоюзники провели здесь хорошую работу...
Усиливаю связь с телеграфным агентством. Телеграммы из
«Правды» и «Известий» в «Афтонпостене».
Готовимся к товарищеской вечеринке — встреча Нового года.
Элердов (торгпред) хочет обставить «на широкую ногу», я за
«скромность». Какой же это праздник? Традиция? Или предлог
выпить?
Еще о Москве
Съезд «друзей»5 собрал делегатов многих стран. На этот раз
не рабочих, а сочувствующей нам интеллигенции. Были старые
знакомые: Кете Кольвиц, Елена Штекер. Больше немецкой ин
теллигенции.
ЦК партии предложил мне заняться с членами съезда. Чиче¬
рин заволновался: как бы это не повредило работе полпреда? Во
время заседаний съезда звонит в Дом Союзов, там ли я? Подхожу
к телефону.

Снова Норвегия
333
Чичерин: Вы, надеюсь, не в президиуме? Вас там не очень
видно?
- Нет, Георгий Васильевич, я не в президиуме и все больше
гуляю по кулуарам.
- По кулуарам? Это хорошо. Это прекрасно. — И повесил
трубку.
Политбюро совещалось по поводу текста резолюции съезда.
Принесли чай, бутерброды. Ели на ходу, курили до невозможнос¬
ти. Но настроение веселое. Рассказывали анекдоты. Особенно
Бухарин.
Рыков шутит над «свободной выпивкой» после отмены стесне¬
ний по продаже алкоголя. Подошел Иосиф Виссарионович, выс¬
лушал анекдот, посмеялся. Рыков отошел к другой группе. Ста¬
лин спрашивал меня, как Ольга Давыдовна (сестра Троцкого) ре¬
агирует на совершающееся? И вдруг Рыков спешит обратно к нам.
Останавливается со словами: «Послушайте, какой я вам анекдот
расскажу. Презабавный». И слово в слово повторяет анекдот, ко¬
торый он сам пять минут тому назад рассказывал нам же. Иосиф
Виссарионович слушал, опустив глаза, но даже не улыбнулся.
Это же ужасно, это показатель нервного переутомления, пре¬
восходящего все пределы. Но Сталин выглядит хорошо. Он спо¬
койнее других и меньше всех «ораторствует». Больше вниматель¬
но слушает. Глаза его явно не видят окружающее. Мысль работа¬
ет. Послушает, даст высказаться, даст поспорить, но последнее
четкое и веское предложение за ним.
Бухарин пробовал возражать, но Иосиф Виссарионович его спо¬
койно перебил: «Дайте сказать до конца. Поспорить успеете». И
его (Сталина) редакция трудного пункта резолюции прошла.
Несколько раз видалась с Надеждой Константиновной. Вспо¬
минали Инессу [Арманд], работу по женотделу. Сейчас женотде¬
лы выполняют другие задачи: не сосредотачиваются на «женских
делах», а втягивают женщин в общую работу. Но женские запро¬
сы остаются в тени. Мы начинали с них. Мои тезисы 18-го года
построены были на таком подходе.
Надежда Константиновна рассказывала мне о своем детстве и
о том, что Владимир Ильич любил, чтобы дочери Инессы часто
заходили. Придут, а он спрашивает: «Это вы начерно или начис¬
то пришли?» Начерно, значит не надолго. На ее полке стоят порт¬
реты Инессы и Владимира Ильича рядом: «Это был верный
друг - нам и партии».
Оппозиции не касались. Обе — избегали.

334
Тетрадь пятая (1927—1928)
Жила я в Метрополе*, а рядом Сун Цинлин (вдова Сунь Ятсе-
на). Часто проводили вечера с ней или с умным, интересным Евге¬
нием Ченом. Китай стал для меня живым после встреч и бесед с
этими представителями прогрессивного и революционного Китая.
Глубочайший сдвиг в этой стране-гиганте.
В Осло запаслась книгами о Китае (из университетской биб¬
лиотеки). Изучаю Восток, и особенно Китай. Нет, контрреволю¬
ция там уже не может победить.
24 ноября (из частного письма М. М. Литвинову).
Пользуюсь случаем послать Вам «с оказией» привет и поделипг
ся с Вами первыми впечатлениями о Норвегии. Вы знаете, как я
радовалась, что снова увижу эту симпатичную страну с ее живым,
«жизнеутверждающим» народом. Но первые впечатления были
не из приятных. За эти годы «наши» (особенно крайне неудачный
торгпред) натворили много такого, что придется исправлять. Уда¬
стся ли? Это еще вопрос. Бывший полпред также своей «неумело¬
стью» (Вы читали о его «затеях?») понизил дружеское отношение
и, главное, доверие к нам. Практически стоят две задачи, помимо
основной, это — возобновление концессии по тюленям и развитие
торговых дел. Собственно, это задача торгпреда, но боюсь, что
ляжет на меня.
Здесь весьма интересуются нашими «партийными делами».
Представьте, даже председатель кабинета меня расспрашивал «об
оппозиции» и что она собой представляет. Возможно, что враж¬
дебные нам круги строят на этом какие-либо надежды, конечно,
тщетные. Но это характерно.
О себе лично могу сказать одно, что я еще не акклиматизиро¬
валась и мыслями часто нахожусь еще в яркой красками и кипуче
стью жизни Мексике. Здесь сейчас серая, мокрая, туманная осень.
Не запомню, когда бы здесь с такой подозрительной насторо-
женностью относились бы к нам. Подозрительность по каждому
поводу: съезд профсоюзов, события в Стокгольме и проч. Уверяю
Вас — немногим легче сейчас, чем в Мексике. Но — посмотрим!
Надо энергично взяться за дело, наша опора здесь — развитие эко¬
номических связей. Треска и тюлени. В Мексике не спускала глаз
с ее «соседки» (США), а здесь надо держать «ушки на макушке»
в отношении коварного Альбиона (Англия).
* До окончательного возвращения в 1945 г. в Москву у Александры Михаи
ловны жилплощади не было. Приезжая в командировки или отпуск она всегда
должна была проживать в гостиницах. — Прим. ред.

Снова Норвегия
335
Новый кабинет — лейбористы
2 января. Осло.
Брошенное Литвиновым пожелание — «хорошо бы добиться
гарантийного пакта о ненападении» — занимает мою мысль. Но
зондировать почву с отживающим кабинетом Люкке (консерва¬
тивным) не стоит. Надо ждать до созыва нового стортинга, т.е. до
середины января. Посмотрим, не вернется ли Мовинкель? Меня
он встретил тепло и дружески, с ним работать будет легче.
А пока — пустые дни, заполненные заботами о благоустройстве
полпредского дома, о хозяйстве. Нашли кухарку, советскую, та,
что была у торгпреда Николаева. Хлопоты с мебелью, она полу¬
чена наконец, из Ленинграда и Гельсингфорса. Развеска люстр,
закупка портьер, которые должны иметь вид «дорогих». Но сей¬
час строгий режим экономии и раньше, чем купить, совещаюсь и
вычисляю. Я не столько полпред, сколько его «жена». Хозяйство
целиком на мне. Почему этого не было в прежние годы?
С экономией выходят чистые анекдоты: обед в честь премье¬
ра, а в сервизе всего 18 тарелок. Купить сервиз не по бюджету,
беру на прокат. Через день официальный завтрак, опять хотим
«на прокат». Звоним в магазин: «Нет, уж теперь купите, на про¬
кат не даем».
30 января.
Интереснейшие события: кабинет Рабочей партии сформиро¬
ван6. Это вопреки решению Рабочей партии на особом пленуме.
Транмель был против. Кут7 — мининдел. Кабинет по составу ле¬
вее, чем социал-демократические правительства Стаунинга, Бран-
тинга или Макдональда. Но долго ли он просуществует? И что он
может сделать при власти финансового капитала?
Самый факт образования кабинета симптоматичен: это резуль¬
тат существования Советского Союза, а с другой стороны — страх
революции. Буржуазия идет на компромисс, спасая свое господ¬
ство.
Надо видеть, с каким одушевлением норвежские рабочие и
рыбаки приветствуют «свой» кабинет. Кабинет, который высту¬
пает против фашистов и правых. Либералы частично готовы под¬
держать кабинет. Во вторник ожидается декларация в стортинге.
Основные вопросы: восстановление государственной хлебной мо¬
нополии, отмена «каторжного закона» (т.е. обязательный арбит¬
раж при конфликтах рабочих и предпринимателей), государствен-

336
Тетрадь пятая (1927—1928)
ные субсидии рыбакам, обеспечение безработных, проект Фиве о
помощи мелкому крестьянству (снижение задолженности), сокра
щение статей военного бюджета и проч.
В Рабочей партии два течения: Транмель за «развернутую»
декларацию, без учета практических результатов; правые (Маг
нус Нильсон) — за учет поддержки либералов и в надежде на бо-
лее длительное существование кабинета.
Сейчас, когда даже в Норвегии чувствуются тенденции к росту
фашизма, когда правые провели «каторжный закон» и рабочих
всячески ущемляют, образование «рабочего» кабинета — это все
же победа рабочего класса. Для нас чисто практически образова¬
ние кабинета Рабочей партии — весьма кстати.
Имела совещание с Транмелем до решения о кабинете. Набро¬
сали план сотрудничества с СССР, пакт о ненападении, кредиты
на наши индустриальные заказы в Норвегии, продвижение совет¬
ской нефти на норвежский рынок. Транмель в кабинет не вошел,
но будет поддерживать сближение с нами.
В городе праздничное настроение. Нас поздравляют, будто это
и наша победа. Смешно было во дворце. Во время официального
приема для дипломатов все чины двора были со мной исключи¬
тельно любезны. Не боятся ли нашего влияния на политику ново¬
го кабинета?
В день первого приема у мининдела Куга в приемной шел лю¬
бопытный разговор. Несколько посланников ждут очереди. Вид у
них неуверенный, растерянный. Итальянец Сенни принят первым.
Выходя от Кута, заявляет: «Mais il est un monsenior tout ä fait comme
il faut»*. Линдлей (англичанин) сообщает, что «профессор Кут
прекрасно говорит по-английски». Бразилец добавляет: «Кут из
“хорошей семьи"». И все же для них непривычно, как это министр
иностранных дел из Рабочей партии! Когда идут в кабинет, им не
по себе.
Самый опасный вопрос для кабинета — это напряженное фи¬
нансовое положение страны. Сумеет ли кабинет справиться с деф¬
ляцией? Поскольку мы заинтересованы поддержать кабинет, при¬
дется закупить треску и заключить покрупнее договор с норвеж¬
ским правительством на сельдь.
Рыбацкое поселение севера не только опора компартии. На них
расчет и у Рабочей партии. Уже приходили ко мне по этому воп¬
росу. На севере бедствуют. Надо знать, что такое север Норвегии.
* «Но это настоящий господин» (франц.). — Прим. ред.

Снова Норвегия
337
жизнь за полярным кругом. Семьи рыбаков существуют на
600 крон в год, это при нормальном улове трески. Ни коровы, ни
своего посева. Одни голые скалы в море. Ураганы и бури. Избы
прикованы тяжелыми цепями к скалам, иначе бури их снесут. Три
месяца в году сплошная ночь.
Рыбаки севера много революционнее, чем рабочие в южной
Норвегии. Голоса северных рыбаков влияют на политику парла¬
мента. Наши закупки трески — это «политический акт». И этого
надо добиться, хотя аппарат наркомата заявляет, что в закупке
трески мы не заинтересованы. Но я уже принялась энергично ста¬
вить вопрос перед разными инстанциями в Москве.
3 января.
Вечером обсуждали с Транмелем подробности о гарантийном
пакте и о введении в Норвегии госмонополии на нефть (закупка
нефти у нас, длительный договор). Вопрос: можем ли поставлять
без перебоев?
Кабинет пал
15 февраля.
«Рабочий» кабинет пал, просуществовав всего две недели. Его
свалила крупная торгово-финансовая буржуазия. Начался (чего
боялась Рабочая партия) отлив капиталов, утечка в заграничные
банки. Это подрывало и без того падающую ценность норвеж¬
ской кроны. Судоходные компании уводили свои суда из норвеж¬
ских гаваней и заменяли норвежский флаг иностранным. Таковы
действия «патриотов» буржуазного класса. И таковы плоды пар¬
ламентаризма и оппортунизма.
«Мирное взятие власти рабочими» снова сорвалось. Кабинет
старика Хорнсрюда—Кута отошел в историю. Значит, снова будут
либералы и Мовинкель. И значит, вопрос о пакте становится ак¬
туальным. Думаю, соображаю: будет ли Мовинкель?
Перед падением кабинета Люкке дала ему прощальный обед.
Но пригласила и Мовинкеля с женой. После обеда вёнстре и пра¬
вые расселись по углам и совещались. Занимая дам, я с любопыт¬
ством наблюдала «частные переговоры». Поль Берг (председатель
Верховного суда) ходил от группы к группе. Когда прощались, мне
казалось: столковались. Мовинкель казался довольным.
Но на другой день в президиум стортинга прошел Хамбро (хёй-
ре). Это было первое поражение Мовинкеля. Многие ликовали,

338
Тетрадь пятая (1927—1928)
его считали «неискренним», честолюбивым и проч. Кто в полита
ке «искренен»? Это совпало с торжествами по случаю 300-летия
игрушечной норвежской армии. Был парад. Хамбро ходил гого
лем. Мовинкеля не было. Во время парада кронпринц Олаф по
скользнулся на льду и бах!., на колени перед солдатами. Ромберг
(немец) справа от меня: «Ist das ein noblisness vesen»* Испанец еле
ва: «Oh, comme il Га fait gracieusement!»**
После парада — церковь. Только военные и дипломаты. Я одна
женщина. Военные любезны. Усаживают на переднюю скамью.
Вечером парадный спектакль. Досадую: в ложе президента -
Хамбро, не Мовинкель.
7 марта
Вчера на обеде у короля во дворце Мовинкель отвел меня в
сторону и атаковал насчет трески. Будем ли покупать рыбу и
сельдь? Торгпред получил разрешение на закупку небольшой
партии (это ответ на мой «крик души» Микояну). Но это еще не
решение всего вопроса. Рыбаки севера действуют на нас со всех
сторон. Заезжал по этому поводу Нансен. Положение в Финмар-
кене бедственное. Ингебретсен предлагал неприемлемый для нас
проект: восстановление поморской торговли. Коммунисты также
настаивают на закупке трески.
На обеде во дворце я совершила «протокольное преступление».
Полагаются «у дам» длинные белые перчатки. Я была без них.
Королева, которая с трудом скрывает свою ненависть ко мне как
представителю ужасного большевизма и к тому же автору «Лю¬
бовь пчел трудовых», впивалась глазами во время обеда в мои
голые руки. Король, напротив, был подчеркнуто любезен и разго¬
ворчив. Интересовался, будет ли Советский Союз участвовать в
Подготовительной комиссии к конференции по разоружению в
Женеве?
Приходится уделять много внимания торгпредским делам.
Элердов оказался, как я и думала, политически безграмотным,
когда дело идет о торговле. Для него важно: купить-продать. Он
не только не помогает, а мешает моей работе. Я раздражаюсь и
злюсь.
Приходили промышленники по целлюлозе во главе с Гартма¬
ном. Интересовались, почему обходим норвежский рынок?
* »Это был благородный жест» (нем.). — Пряж, ptä
** «О. как это сделано грациозно'» (франц.) — Пряж ре*.

Снова Норвегия
339
В Швеции закупаем. Выражали сожаление о ликвидации обще¬
ства «Норвега-лес». Вспомнила мои первые шаги как торгпреда и
мою «деловую речь» на обеде «Норвега-лес» в августе 23-го года.
Тогда все это было ново и захватывающе интересно. «Преодоле¬
ние».
Рада, что переговоры с Бергенским обществом в Лондоне за¬
кончились благополучно. Это общество с Лемкулем и Фальком —
наша опора здесь. Договоренность с Бергенским обществом про¬
извела хорошее впечатление.
Приезжали сюда наши спортсмены на «рабочую» спартакиа¬
ду. Конечно, наши всюду победили. Имели огромный успех в
широких массах. Рабочие их тепло приветствовали вдвойне: как
первоклассных спортсменов и как представителей первой в мире
республики трудящихся. Прекрасная команда, дисциплинирован¬
ная. Веселые, живые, славные ребята. Во главе Михайлов. Мы с
ним работали в ЦК в 1920-1921 годах. Он был тогда одним из
секретарей партии, а я завженотделом. Но томился без «своего»
профсоюза, и в ЦК смеялись, что он на день двадцать раз по теле¬
фону туда звонит: «Что нового у вас?».
Водила спортсменов на ревю Рольфа. Яркое, веселое, красоч¬
ное ревю. Нашим очень понравилось. Конечно, мне пришлось все
время переводить и объяснять. Но такова моя судьба: на парад¬
ных спектаклях дипломаты стараются подсесть ко мне, чтобы я
переводила. Да еще на двух, трех языках сразу.
Получила хорошую весть: Зоечку перебрасывают из берлин¬
ского торгпредства в стокгольмское по составлению экономиче¬
ского бюллетеня. Значит, будем «соседками», и есть надежда на
скорую встречу. А это мне очень, очень необходимо...
Насущные вопросы
24 марта (из письма Зое).
Иногда мне кажется, что я играю в спектакле. Вот он закон¬
чится, я сниму грим «любезной хозяйки» — бесцветной и баналь¬
ной дамы с готовыми фразами и казенной улыбкой — и стану «сама
собой». В первый приезд сюда и даже в Мексике — я была «дело¬
вым человеком». Сейчас — я точно сама своя жена, жена пол¬
преда...
И до смешного: вокруг меня все артисты, директора театров,
писатели. Это работа по укреплению культурных связей. Совсем
не тот мир, к которому я привыкла. Сегодня у меня обед с про¬
фессорами, художниками, писателями, артистами. Все «первый

340
Тетрадь пятая (1927—1928)
сорт». Это немного ново, немного любопытно. Но очень бествор-
чески. Я сидела в театре и думала: быть зрителем — это высоко
непродуктивное занятие. Театр только тогда и будет «нашим»
театром, когда мы все будем — так или иначе — действовать, уча
ствовать в нем. От этого я, верно, и люблю ревю артиста Рольфа
(тот, кому я по недоразумению поднесла «покойницкий» цветок!),
что он умеет увлечь зал, что все у него, весь зал поет с ним и «за»
него!.. Раньше ведь я редко бывала в театре. Мне всегда казалось,
что я «краду» время.
13 апреля.
Международное положение нехорошее. С Францией опять не¬
лады. Попортились отношения и с Германией. Не момент сейчас
раздражать скандинавов. Как-никак мы имеем здесь опору. Бо¬
юсь, что из-за «подлой трески» (как мы ее называем в шутку), из-
за отказа закупок на каких-нибудь полмиллиона, мы очутимся
перед денонсированием торгдоговора. Ненужное и вредное ослож¬
нение. Виню неумелость Элердова.
С Мовинкелем (он теперь премьер и мининдел) имела беседу
по теме: зондация по поводу советского меморандума о разоруже¬
нии. Мовинкель считает, что по этому вопросу должно быть со¬
гласованное выступление трех скандинавских стран. Затем новая
зондация о гарантийном пакте. Передала текст нашего пакта с
Турцией. Он просил еще немецкий текст. Запрошу Москву.
Положение нового мовинкельского кабинета шаткое. Основ¬
ной вопрос: сохранение кроны альпари, борьба с дефляцией. Ва¬
лютный вопрос сейчас — вопрос существования кабинета. Рабочая
партия против стабилизации. Считают, что это будет выгодно
исключительно финансовому капиталу в связи с расчетами по го¬
сударственным займам (это политика Рюгге, директора Гос¬
банка) .
По торгпредству дела вялые. Наша задача — добиться госга¬
рантии на индустриальные товары. Но без закупки трески нам не
видать гарантии. Это Элердов не хочет понять.
Неприятности по Олесуннской концессии, жалобы и протесты
по поводу «высокой страховки». Мовинкель добивается от нас во¬
зобновления Олесунна (убой тюленей в северных водах Союза).
«Без концессии отпадает, конечно, трудноразрешимый вопрос о
регулировке убоя зверя и сохранения стада. Но вы этим не убере¬
жете стада от истреблений. Будет браконьерство и постоянные
осложнения между нами», — мнение Мовинкеля. В этом он прав.

Снова Норвегия
341
Олесуннская концессия неразрывно связана с торговым догово¬
ром. Если не возобновим — еще один повод для денонсирования
торгдоговора. Все это Москве надо учесть. Но Элердов меня и в
этом не поддержит. Хочу предложить выход по Олесунну: сокра¬
тить тоннаж. На это, пожалуй, норвежцы пойдут.
★ ★ ★
Два крупных арбитражных дела у Союза. Одно Гарримана.
Москва требует, чтобы из норвежцев выдвинули арбитров. Пред¬
лагаем профессора Кута7. Второе дело — с бывшим норвежским
концессионером Прютцем. Новая задача по торгпредству: продви¬
жение нашей нефти на норвежский рынок. Пока — не двигается.
Литвинов и целая советская делегация едут в Женеву на пред¬
варительную конференцию по разоружению8. Вот бы куда мне
хотелось поехать. Это была бы снова работа против войны. Луч¬
шей задачи быть не может. А тут — треска и нефть.
★ ★ ★
Были большие Ибсеновские торжества. Участвовал предста¬
витель от Союза профессор Коган. Произнес прекрасную, содер¬
жательную речь. Радовалась за престиж Союза. Парадные спек¬
такли, доклады в Ауле и проч. Коган приятный, умный собесед¬
ник. Его приезд внес «освежение». Устроила прием в его честь.
Пришло много «имен». Связи завязываются.
Осенью в Осло намечен международный исторический
конгресс. Надо подготовить крепкую и презентабельную совет¬
скую делегацию. Ожидаем летом прихода «Авроры» (учебное
судно).
Официальный визит афганского падишаха
Амануллы-хана в Советский Союз
18 апреля. Поезд Осло-Берлин.
В Союз едет с визитом афганский падишах9 со своей короле¬
вой. Падишах объезжает Европу. Европейские правительства но¬
сятся с коронованной особой. Много пишут о нем в газетах. Выска¬
зываются надежды на афганский рынок импорта и экспорта, об¬
ращается внимание и на политическое значение Афганистана в
борьбе интересов на Ближнем Востоке.

342
Тетрадь пятая (1927—1928)
Вызов в Москву
Падишаха в Англии встретили с особой торжественностью.
У нас также готовят встречу. Бедный Флоринский, наверно, уже
сбился с ног. Это его «идея» вызвать меня, чтобы принимать ко¬
ролеву. Она, говорят, «передовая женщина». Ей под стать - пер
вая женщина посланник. Очевидно, эти соображения заставили
коллегию НКИД выписать меня.
Хорошо, что об этом намерении меня в частном письме пре¬
дупредил Флоринский. Телеграмма Чичерина лаконична: «Выез¬
жайте в Москву к 25 апреля». Никаких пояснений. Хорошо, что я
поняла, к чему относится вызов, иначе волновалась бы: что это
значит? Перекидка на другую работу? «Дать объяснения» по по¬
воду пропавших в торгпредстве закладных АРКОСа? Или еще что-
либо неприятное? Ради приятного — не вызывают.
Вызов этот своего рода признание коллегии, что я могу быть
полезна по протоколу. Характерно, что решение принято в отсут¬
ствие Литвинова (он в Женеве). Он бы считал, что нечего по по¬
бочным делам срывать полпреда, да еще по линии представитель¬
ской, он ей не придает большого значения. И вообще, едва ли
считает, что сближение с Ближним Востоком имеет серьезное
политическое значение для нас. Это — «область Чичерина». Чи¬
черин же заинтересован извлечь всю пользу из визита пади¬
шаха.
Уезжаю неспокойная за торгпредство. Нелады между Элердо-
вым и Мирным. В землячестве* грызня. Если бы еще принципи¬
альные вопросы, а то мелочь, узколичные счеты. Но может разра¬
стись и в большее.
Но в общем, что скрывать? Интересная поездка. Подышу воз¬
духом Москвы.
В Берлине встречу Мишу, но не Зоечку (она в Швеции). Она
гостила у меня в пасхальные дни. Чудесные дни вместе. Несрав
нимая радость побыть с созвучной душой. Зоя — самый доро¬
гой для меня человек. «Пожаловались» друг другу, что жизнь ста
ла трудной. Главное, столько на нас легло «надо» и «должно».
А мы избалованные были, дороже всего ценили свою независи
мость.
Со мною едет Пина Васильевна. Получила разрешение Моек
вы взять ее с собой.
* Партийная ячейка. — Прим. ред.

Снова Норвегия
343
23 апреля. Поезд Негорелое-Москва.
Мысли на лету. За какие-нибудь десять-двенадцать лет жен¬
щины сумели изменить свою фигуру. Нет больше «боков», исчез¬
ли груди-подушки. Многие не носят корсетов. А в нашу молодость
с Зоей не носить корсета — это был «вызов» обществу. Зоя храбро
отказалась, из принципа, носить корсет. Я носила корсет «реформ».
Если за такой короткий срок так легко переделать физичес¬
кую внешность человека, как же сомневаться, что при новом быте,
при социалистическом укладе, мы не переделаем культурно-ду¬
ховную психику людей. Через поколения человечество (у нас) ста¬
нет неузнаваемым. Победа всех социальных чувств над эгоисти¬
ческими навыками, над индивидуализмом, над жестокостью.
В Берлине познакомилась с моим внуком Вовой. Славненький
ребенок, но, по-моему, недокормленный. Как все молодые роди¬
тели перебарщивают в уходе за ребенком, питают «по медицин¬
ским книжкам», и пища дается в лекарственных дозах. Миша —
редкий человек. Чуткая и нежная душа, слишком болезненно все
воспринимает. Я уважаю его, но и остро болею за него. Инжене¬
рам сейчас нелегко. Недоверие и подозрительность к ним огулом.
Такая полоса...
В Берлине пришлось обмундироваться для Амануллы — здесь
дешевле. Надо было уложиться в 450 марок, это с меховой шуб¬
кой (для вечеров), платьем «для чая», шляпкой, туфлями и проч.
Таковы мои знаменитые «меха и туалеты», о которых столько кри¬
чат газеты.
Сестра Женя говорила: надо «уметь носить платье», тогда и в
холщовом мешке будешь выглядеть королевой. Впрочем, везу
вечернее платье, сшитое у фру Локке. Серый бархат — просто и
нарядно.
Аманулла-хан в Москве
26 ллая. Осло.
Поездка в Москву позади. Было ново и любопытно. Я точно
заглянула в новый для себя мир Ближнего Востока. Аманулла —
яркая, картинная фигура. При первой же встрече на обеде я при¬
смотрелась к нему, «пощупала», что за человек? И нашла тон.
К концу мы беседовали (на его ломаном французском языке) как
старые знакомые. Нет, что хотите, Аманулла яркий, волевой и
сильный человек. Но борьба ему предстоит большая. Королева,
или шахиня, как ее называют, — красивая женщина, именно «жен¬

344
Тетрадь пятая (1927—1928)
щина», но и «королева». Держит себя с гордым достоинством и
любезна в меру.
За бесконечной повторной вереницей официальных завтраков,
обедов, ужинов меня неизменно сажали рядом с ханом. Такие
самородки, как он, любят, чтобы их умели «оценить». Я же умею
слушать, расспрашивать и «ценить». К концу обеда наша беседа
стала совсем непринужденной и потому интересной.
Аманулла не пьет вина. Он хочет быть «сильным и здоровым
физически», чтобы выполнить свою «большую задачу». В чем она?
«Поставить мою страну на карту мира. Поднять мой народ». Его
«затаенная мечта» не только возвысить Афганистан до «сильной
державы», но и «освободить Индию». О совершенном им перево¬
роте он говорит, как о «Революции» с большой буквы. Индия его
интересует как «путь к морю».
— Страна без моря — не настоящая страна.
Я спросила: «К какому морю путь?»
— Нет, не к Черному.
Аманулла учитывает, что Афганистан займет почетное место
на карте мира только при развитии производительных сил стра¬
ны. Он хочет подшпъ строительство дорог, фабрик, заводов. «Мой
народ» и его будущее — для него все. И это чувствуется в каждой
фразе, в каждой интонации. «Я ничего для себя не хочу, tout pour
mon peuple*, — говоря это, он прижимает руку к сердцу.
В Афганистане есть уголь. Но хан хочет строить хозяйство стра¬
ны на новейшей технике — на «белом угле». Его интересует, что
мы достигли, чего добились в области электрификации.
«Поднять мой народ». И тут же проскальзывает: разжигать
искру недовольства у соседних колониальных народов, «ches les
peuples oppresses»**. «Если не выполню моей большой миссии -
пущу пулю в лоб». Это было сказано мне в первый же день после
двухчасовой беседы.
Аманулла и красив, и некрасив. Все зависит от выражения его
лица. Когда он говорит о своих задачах, о своей стране, он загора¬
ется и хорошеет.
С Союзом, он считает, афганцам «по пути». «Дорога на Вос¬
ток», против империалистов. До Индии? «Афганские войска тех¬
нически слабее колониальных, но дух у них крепче. И при том -
бесстрашнее».
* «...все для моего народа» (франц.). — Прим. ред.
** «...у угнетенных народов» (франц.). — Прим. ред.

Снова Норвегия
345
При посещении Кремлевского дворца видела, что он метит в
Петра Великого. В Грановитой палате я показала ему окно из те¬
рема, откуда боярыни глядели на пиршества бояр. Петр вывел
женщин из терема. Аманулла сейчас же подозвал жену, шахиню
Сурайю и стал ей объяснять реформы Петра. Сурайя «передовая
женщина», она посмела снять чадру по приказу Амануллы. Побе¬
дил ли хан в борьбе с муллами? Он сам еще верит в бога: «Поче¬
му у вас в бога не верят? Когда я падаю духом, я молюсь».
Какие социальные группы стоят за реформаторскими попыт¬
ками Амануллы? Одолеет ли он темные силы своей страны, спле¬
тающиеся с иностранным капиталом? Что станет с королевой, из¬
балованной красавицей Сурайей? Она неглупая, наблюдательная,
тактичная. Но она «женщина» прежде всего. Он открыто радует¬
ся, когда ее хвалят. Он гордится ею. «Она сама хотела снять
чадру».
Полтора года он добивался от своего «дяди», чтобы тот разре¬
шил ему жениться на Сурайе: «Chaque jour je pleure, je pleure»
(«я плакал целыми днями»). Дядя навязал ему другую жену. Ама¬
нулла не хотел ее, «бунт» юноши. Женился наконец на Сурайе.
Аманулла имеет только одну жену. Хан — а только одна жена.
Это уже не «бунт» юноши, а целая революция нравов. Это новше¬
ство, которое муллы оценивают, как нечто «грешное», безнрав¬
ственное.
Показал портрет сына с Сурайей. Но еще не решено, он ли на¬
следует отцу или сын от первой жены. Я спросила: развелся ли он
с первой? Но он не ответил.
Сурайя ревнива и деспотична. Она твердо требует единобра¬
чия. На приеме Аманулла любовался Семеновой*. «Tres jolie**, —
я хотел бы с ней познакомиться. — Но не говорите этого шахи¬
не», - просьба ко мне лукавым шепотком.
Сурайя умеет дать почувствовать, что она «королева», с ней не
так-то просто, как с ханом. Сурайя на приветственные речи все¬
гда находит ответ «к месту». Умок у нее есть. В профиль она уди¬
вительно хороша. Очень женственна, мягкие движения. Любит
бриллианты, меха, всю мишуру женских тряпок. Ко мне сначала
относилась высокомерно. Но под конец «растаяла» (особенно пос¬
* М. Т. Семенова в 1928 г. была прима балериной Ленинградского театра
оперы и балета. — Прим. ред.
** Очень мила (франц.). — Прим. ред.

346
Тетрадь пятая (1927—1928)
ле ее болезни в Ленинграде). На прощанье уверяла, что «нас свя
зала дружба».
«Дружба» — это большое и важное понятие для афганцев.
Ценнее, чем любовь, и понятнее, чем товарищество. Аманулла
ценит дружбу. Прочел мне письмо «самого верного» своего друга;
«Мой друг умный человек и остроумный. Он меня очень любит.
Он пишет, что любит меня больше хлеба. Это он хорошо сказал:
люблю тебя больше хлеба». Аманулла обещал прислать мне кар¬
точку своего самого верного друга: «Он очень красив».
Но кто действительно картинно красив, это муж сестры хана.
Точно сбежал со страниц «Тысячи и одной ночи». Матовая кожа,
узкие глаза, точеный профиль. Аманулла радуется, что я оцени¬
ла принца. Хвалю и красоту его сестры. Но Аманулла огорчен:
в Париже она выщипала себе брови!..
* ★ ★
Утомительная была «служба при королеве». Да и их, по-мое¬
му, замотали. Аманулла хотел «все видеть»: «Надо смотреть и
учиться». Но говорить о своей поездке по Европе он не любит.
«В каждой стране есть много поучительного», — дипломатически
отвечает он, если его спросишь, где и что его больше интересова¬
ло. Амануллу спросили, как ему понравился парад в Ленинграде?
«Парады во всех странах хороши. Мне больше понравились ма¬
невры под Москвой. Moi, j’aime la guerre» (я люблю войну). И в
глазах хищный блеск. Аманулла, совершая «революцию», убил
своего дядю и, кажется, отца.
На обеде Михаил Иванович Калинин стал развивать ему нашу
политику укрепления и сохранения мира, «мы за разоружение».
Аманулла слушал несочувственно. «Я за войну. Я хочу сделать
мою страну сильной, вооруженной. Только вооруженная страна
может быть крепкой. У нас много врагов». Аманулла боится Анг¬
лии, но боится и нас. Мы чествуем хана Афганистана, но подумы¬
ваем, как бы он не окреп через меру и не вздумал «скушать» Хиву
и Бухару...
Прием блестящий, но за ним большая «политическая игра».
И за тем, что творилось в Москве эти недели, напряженно следи¬
ли из Лондона и из многих столиц. На ужине в Здании армии и
флота Ворошилов произнес тост за совместную борьбу с «общим
врагом, худшим империализмом мира — Англией». Афганский
министр — ахнул. Но король выслушал тост, поднял бокал и ниче¬
го не ответил.

Снова Норвегия
347
* * *
«Новые страны» страны сбрасывающие с себя дряхлость фео¬
дальных веков, перегоняют успехи Европы. В Афганистане по¬
чти нет железных дорог, но уже есть регулярное воздушное сооб¬
щение. Фабрики работают на электрической энергии. В сельском
хозяйстве, рядом с мулами — тракторы. Наша эпоха любопытная
страница человеческой истории.
* * *
Аманулла хочет быть для Афганистана Петром I. Он сам чи¬
нит свою машину, проводит электричество, преподает грамоту.
Коммунизм ему, конечно, чужд. Что его интересует у нас, это —
строительство, администрация: «Как вы ввели порядок после ре¬
волюции?».
Встреча и беседа с Иосифом Виссарионовичем произвела на
него огромное впечатление: «Большой человек, крепкий, таких
народ любит». Сталин пригласил Амануллу в Кремль на «мужс¬
кой обед». Об этом в НКИД узнали только на другой день. Обед
в Кремле не входил «в программу». Максим Максимович был
недоволен: «Вы не знаете, кто еще был в Кремле на обеде?». Я не
знала. После слышала, что беседы велись в «дружеском тоне», но
говорили о делах.
Мы заинтересованы в сближении с Афганистаном. Аманулла
выставил требование: неограниченную свободу транзита через
Союз закупленных в других странах товаров: «Если вы мои дру¬
зья, вы дадите мне свободный транзит». Вопрос обсуждается.
Сильное впечатление на Амануллу, по-моему, произвел Дом
крестьянина. Я сама там была впервые. Встретили его очень про¬
сто, без всякого церемониала и даже без сотрудников по прото¬
кольной части. Мы поехали одни. Крестьяне окружили короля,
охотно с ним беседовали. А мне подмигивают: «Хоть и король, а
не дурак».
Аманулла спрашивает: «Вы говорите, что сюда за год стекает¬
ся десять тысяч запросов крестьян и жалоб на местные непоряд¬
ки. А каким путем вы даете ход этим жалобам? Через какие орга¬
ны? Как проверяете, исправлено ли злоупотребление? Не простой
ли это донос?». Интересовался графиками, библиотекой. Думаю,
что он попытается у себя организовать Дом крестьянина: «Я беру
все, что полезно моему народу».
При осмотре Музея гигиены (чего мы только не осматривали!)
Семашко111 рассказывал шахине о наших успехах в борьбе с алко-

348
Тетрадь пятая (1927—1928)
голизмом. Шахиня вдруг оживилась, заинтересовалась, заговори¬
ла о том, как страдают женщины, когда муж пьет. Аманнула пьет
только апельсиновый сок или нарзан. Нарзан по-фарсидски зна¬
чит женщина, которая работает, как мужчина, — объяснил мне
Аманулла. — Comme vous*». Прощаясь с Семашко, шахиня про¬
тянула ему руку живым и искренним жестом: «Спа-си-бо». На ней
бархатное манто, обшитое соболем, кокетливая шапочка и, ко¬
нечно, бриллианты.
Когда шахиня в Оружейной палате или в Эрмитаже рассмат¬
ривала наши драгоценности, лицо у нее делалось сосредоточен¬
ным и серьезным. Для нее драгоценности — это своего рода «худо¬
жественное творчество». Ювелирная работа в Афганистане це¬
нится высоко.
★ * *
В Ленинграде падишахов поместили в Зимнем дворце. Затих¬
ший, оголенный дворец, превращенный в музей, вдруг ожил. Что
почувствовали эти голые, нежилые, покинутые стены, когда их
вновь украсили картинами в золотых рамах, бросили на паркет
дорогие ковры, забытые по углам залов старинные вазы наполни¬
ли свежими, душистыми цветами?
При входе караул, швейцары в ливреях. В столовой огромный
накрытый стол. Накрыт по-старомодному: корзины из витого са¬
хара, башни из масла, куропатки, украшенные перьями. Опять
Аманулла скажет: «Зачем столько блюд? Я люблю одно блюдо -
плов. И довольно».
Золоченые кресла, лакеи. Гремя шашкой, гоголем ходит Верж¬
бицкий (комендант). Шашка его волочится и слишком громко
гремит по паркету. Ходит по разукрашенным, прибранным залам
в шинели и фуражке. Распоряжается больше окриками. Расстав¬
ляет почетный караул. Кабинет Александра II светлый и очарова¬
тельный. По залам разносится забытый звук: «их величества», «его
высочество принцесса»... Шпоры, приказания, караул. Перед двор¬
цом военные части строятся к параду.
В передней два старика-лакея в ливреях. Сразу видно — из пре¬
жних. Не в меру подобострастные. Шахине нездоровилось. На
утро лакеи осведомляются: «Как здоровье ее величества? Лучше?
Ну, слава богу! А то уж мы так за ее величество беспокоились...».
Выражения из дореволюционных дней. В дни отъезда старики-
* Как вы (франц.). — Пром. ред.

Снова Норвегия
349
лакеи, прощаясь со мной, говорят: «Сегодня уж последний
день. Кончились наши светлые деньки. Опять в свои конуры по¬
лезем».
Перед отъездом обменялись речами в розовой гостиной, стоя.
Сурайя благодарила и приветствовала русских женщин, достиг¬
ших свободы. Аманулла больше благодарил меня лично. Много
раз повторялось слово «дружба» — с Союзом, со мной лично. «Вы
нам помогли».
Во время отъезда случился комический эпизод. В закрытой
машине на вокзал ехал впереди Аманулла, в штатском (обычно
носил форму). За ним шахиня и я, тоже в закрытом авто. Третья
машина — открытая. В ней — утопающая в цветах (прощальные
для королевы и принцессы Нусорахеджин) Пина Васильевна с
комендантом Вержбицким в форме.
Шеренги любопытных вдоль Невского. На первые две маши¬
ны толпы обывателей не обращают внимания. Не поняли, кто в
них. А вот Пина с цветами и военным вызывает уверенность —
«это и есть королева». Крики «ура» провожают ее машину по все¬
му Невскому до вокзала. Я потом, смеясь, спрашивала Пину: «Что
же вы делали, когда вас приветствовали и кричали “ура”?». «Лю¬
безно кланялась направо и налево. Надо же было соблюсти пре¬
стиж шахини».
* * *
Скоро четыре часа утра. Я писала всю ночь. Подняла штору,
потушила свет. Птичий концерт в Королевском парке за окном.
Весна во всей красе, но еще холодновато. Я решила закончить
запись об Аманулле ночью, днем не успеть. За мой отъезд нако¬
пилось много дел. А не записать — жаль. Красочные впечатления.
Восточные народы подымаются, выходят из многовековой спяч¬
ки - колониальной зависимости. Хотят сбросить иго чужестран¬
цев. Хотят жить сами, по-своему. Аманулла не просто их король.
Он вождь и, по-своему, революционер.
Мне все казалось в Москве, что я не живу, а читаю любопыт¬
ную книгу. Пережить и не записать — это значит утратить след,
уменьшить ценность пережитого. Слово — закрепляет. Надо за¬
канчивать. Но я должна записать еще один эпизод.
На приеме у афганского посла ко мне подсел Павел Д[ы6енко].
Подошел и Раскольников11. Втроем сели за маленький столик. Ели
мороженое. «Будто 17-й год», — пошутил Раскольников. И как тог¬

350
Тетрадь пятая (1927—1928)
да, на него тотчас огрызнулся Павел, стал прохаживаться, что
Раскольников растолстел и похож на «буржуя». «Что ты такой
злой, Павлуша?» — обычный вопрос Раскольникова, как и в те годы.
Что-то сейчас, как и тогда, кипит у Павла против Раскольникова.
Ревность прежних лет? Или память мрачных, жутких дней весны
18-го года12?
Зоя тогда звала Раскольникова «змеенышем». Но сейчас это
уже не змееныш. Он располнел, стал бесцветен, утратил «одухот¬
воренность». Не веришь, что это «герой Кронштадта».
Я посмотрела на себя в зеркало. Очень я другая, чем в 17-м
году? О себе судить трудно.
А к Павлу у меня все умерло. Ни тепла, ни холода. Равнодуш¬
но. Странно...
Беседы с Мовинкелем
Конец мал.
Первые слова Мовинкеля по возвращении моем из Москвы:
«Конечно, тот пост более значительный, но мы были бы очень
огорчены вас потерять». Дело в том, что в газетах стояло, будто
меня перебрасывают в Париж. Это, очевидно, в связи с моим дли¬
тельным пребыванием в Москве. Промелькнуло также, что Дмит¬
риевского назначают в Стокгольм. Карахан13 в Москве спраши¬
вал: не хочу ли я в Стокгольм? Я решительно отказалась.
Мовинкель следил за пребыванием Амануллы-хана в Москве.
Расспрашивал.
Не сразу перешли на деловой тон. От имени советского прави¬
тельства выразила готовность Союза участвовать в розысках экс¬
педиции Нобиле14. Вся Норвегия волнуется за итальянскую экспе¬
дицию. Мовинкель просил благодарить. Сам он настроен песси¬
мистически по поводу розысков. Уже с неделю нет вестей.
Перешли на вопрос о пакте. Я передала ему немецкий текст
нашего соглашения с Германией. Мовинкель бегло перелистал и
сказал, что текст «прекрасный», что он мог бы лечь в основу пак¬
та о ненападении между нашими странами. Так ли это? Что-то я
не вижу с их стороны большой заинтересованности. Но, с другой
стороны, Мовинкель любит делать большие «политические жес¬
ты» и поднимать престиж либерального кабинета. Почему бы ему
не остаться в истории как премьер, делающий «смелую между¬
народную политику»? Да еще и в целях укрепления мира.

Снова Норвегия
351
Мовинкель первый (в 1921 г.) заключил с СССР временный
торговый договор. Он активно работал за наше признание. Мог
бы завершить свои труды заключением гарантийного пакта.
В этом духе, конечно осторожно, говорила с ним.
Пришлось коснуться вредного письма Элердова в министерство
торговли во время моего отсутствия. Когда в Москве мне прине¬
сли письмо Элердова, я стояла уже одетая, чтобы ехать на прием
в честь Амануллы-хана. Я пришла «в раж». Редко так сержусь.
Как это так написать: «Нам треска не нужна»?!
Этим заявлением он разбивает всю тонкую сеть работы, ка¬
кую я вела эти месяцы, чтобы предотвратить денонсацию торгдо-
говора. Я добилась от Анастаса Ивановича разрешения на закуп¬
ку 300 тысяч тонн трески. Оставалось преподнести норвежскому
правительству «на золотом блюде» наше согласие и извлечь отсю¬
да всю политическую и экономическую пользу. А Элердов, трах!
И разорвал всю подготовительную сеть работы.
Тогда, в Москве, я хотела поднять вопрос об отозвании Элер¬
дова, но, переговорив с Микояном, поняла, что НКТ поддержит
не его, а мою установку. В Москве же имела беседу с Больстадом
(советник норвежского посольства). Мовинкель знал об этом, и
письму Элердова не было придано значения. Но разве он сам,
Элердов, не понимает, что это подрыв его престижа? Зоечка (по
моим рассказам) дала ему прозвище: «Твой крест». Так и зовем
его в нашей с ней переписке — «Мой крест».
С Зоей провела два дня в Стокгольме на обратном пути из
Москвы. Созвучно и интересно. Мне с ней всегда интересно. Та¬
кой уж она многогранный человек. Говорили много и «до дна».
О роли крепнущего колхозного крестьянства в Союзе. О переме¬
нах в быту. Об «изживании» чувства любви, и как потом видишь
того же человека совсем с другой стороны... Шекспировская «Лет¬
няя ночь».
От Мовинкеля прошла к Эсмарку (его зам). Пока ждала в при¬
емной (у него был испанец Дефуенто — большой оригинал), вспо¬
минала, что в этой комнате был кабинет Мишеле и здесь мы под¬
писали признание де-юре и декларацию о Шпицбергене. Эсмарк
тогда сомневался: каким числом датировать признание, 15 фев¬
раля или днем утверждения признания королем? А Мишеле, ста¬
рая лисица, бегал по кабинету, приговаривая: «Ах, мадам Кол¬
лонтай, до чего вы меня довели! Теперь мои партийные коллеги
(консерваторы) меня растерзают». Но сам был горд «смелостью»
своей политики.

352
Тетрадь пятая (1927—1928)
★ * *
Важно записать: нет, вовсе не Флоринский вызвал меня в Мос¬
кву на прием Амануллы и его жены. Что за наивность с моей сто¬
роны было воображать, что он мог это внушить коллегии? Мысль
о вызове меня с этой целью в Москву исходила от Сталина. Это
мне сообщила Леля Стасова.
Московские встречи и впечатления
3 июня.
Еще живу Москвой. Масса впечатлений. Основная забота в
партии — крестьянство, кулацкое крестьянство. Оно тянется к
буржуазному строю, оно всюду, где может, дает отпор советским
начинаниям. Оно тянет вспять. Это опасно. Молотов рассказал,
сколько трудностей в разрешении крестьянского вопроса: «Надо
умело и вовремя поприжать кулака, не дать ему расплодиться и
захватить власть по деревням. Многие товарищи с мест приходят
в ЦК. Жалуются, то тут не так, то там плохо. Но нельзя же все
сразу наладить. Главное, что по деревням партия через советы
руководит всей жизнью, налаживает хозяйство. Коллективиза¬
ция — первая задача, входящая в пятилетний хозяйственный план».
Вячеслав Михайлович считает, что наше положение — хоро¬
шее, крепкое. Оппозиция разбита, партия едина. Однако другие
говорили мне, что оппозиция «засела по уголкам», притихла, но
это временно. Дискуссий, как было осенью, уже не слышно. Все
заняты практической работой, и мое впечатление, что работают
более организованно. Деловая атмосфера. В «верхах» слышала,
будто наше экономическое положение вовсе не такое хорошее,
наоборот, еще никогда не было такого финансового напряжения.
Но самое существенное: как пройдет план коллективизации
крестьянства? Уже сейчас есть большие трудности по деревням.
Крестьянский вопрос — центральный. Зоя обратила мое внимание:
«вредитель» — это слово, занесенное из крестьянского обихода, из
сельскохозяйственной жизни. Это типично. Вот именно, не толь¬
ко «словечки», но и понятия, подход к жизни заносятся в наш быт,
мораль; политическая установка из деревни, много от крепнуще¬
го крестьянина. Отсюда пища для оппозиции. Есть несомненный
разрыв между интересами города и деревни: потребитель и про¬
давец, вопрос цен и проч.
У Сталина я не была. Поговорила по телефону. Спросил о ра¬
боте, в норвежской компартии нет ли уклонов?

Снова Норвегия
353
Я сказала Молотову, что я не прошу свидания с Иосифом Вис¬
сарионовичем, знаю по себе, как досадно, когда люди без специ¬
ального дела добиваются встречи. Только время отрывают. Вя¬
чеслав Михайлович улыбнулся. И когда он улыбается, его сухое и
«прибранное» лицо делается вдруг удивительно мягким и симпа¬
тичным: «А вы созвонитесь с товарищем Сталиным». Так я и сде¬
лала.
В Москве пришла весть о смерти О. Д. Цюрупы. Вспомнила,
как ехала с ним в его салон-вагоне и как он рассказывал мне о
Владимире Ильиче. Тепло, душевно рассказывал, без официаль¬
ной, ненужной напыщенности, с которой многие старые товари¬
щи говорят о Ленине. Именно такой напыщенный тон Ленину бы
не понравился. «Фальшь, сплошная фальшь», — слышу я его рез¬
кое суждение. Цюрупа рассказывал мне о своей молодости, как
он был скромным агрономом, который любил свое дело и рабо¬
тал «за партию и в партии» в подполье.
Ему странно, что судьба взвалила на его плечи такой огромной
важности задачу: Наркомпрод СССР. «Я долго отказывался, бо¬
ялся, что не справлюсь. Но вы знаете Владимира Ильича. Он умел
убедить. Сказал, что буду полезен, что своих людей не хватает,
что задача — огромной важности, что он сам поможет. И вот види¬
те, все вышло хорошо. Я себя часто спрашиваю: за что мне такое
счастье? Как это все могло случиться? Революция, советская власть
и огромнейшая задача — наркомпрод этакой громадной респуб¬
лики. Интереснейшая задача: накормить сто шестьдесят милли¬
онов. За что мне все это? Такая большая, интересная жизнь!
Я счастливейший человек».
Трогательно сказано. Весь он был искренний и скромный.
О его смерти мне сказали перед самым приемом-балом, и я
никак не могла войти во всю мишуру протокольных торжеств.
«За что мне такая большая, интересная жизнь?» — звучали в сер¬
дце слова Цюрупы. Я понимаю, за что его любил Ленин.
В Москве провела беседу с рабфаковцами. Учатся с увлечени¬
ем. Но совершенно другие задачи и интересы их захватывают,
чем в 20—25-х годах.
«Быт», новый быт, с чисто практическими задачами. Уже нет
увлечения сексуальными проблемами. Расспрашивали: как живет¬
ся студенчеству в Норвегии? Есть ли административно-хозяйствен¬
ный комитет в общежитиях? Как организован распорядок? Сколько
часов занятий и проч. Это новый тип молодежи. И девушки «при¬
оделись», не стараются быть похожими на мужчин.

354
Тетрадь пятая (1927—1928)
Мне не понравилось, нехорошее преувеличенное недоверие,
подозрительность рабфаковцев к «спецам», по существу к интел¬
лигенции, к тем, кто знает больше, а «поделиться не хочет». Это
опасно. Отчасти вызвано событиями в Донбассе115.
При осмотре выставки «Охрана материнства и младенчества»
меня задело, что там нет моего портрета. Если кто поработал
над охраной материнства и младенчества в первые годы револю¬
ции и до нее, так это я. Здесь мой портрет по праву был бы на
месте.
Было еще одно «переживание» в Москве, не из приятных. Мне
всегда приходится вступаться за «безвинно виноватых». Это сто¬
ит нервов. Другие этого не делают.
Утром стучат в мою дверь в «Метрополе». «Обслуживать» па¬
дишахов, без передышки сопровождать их на осмотры, обеды,
приемы и проч. было крайне утомительно. В то утро я как раз
встала нервная, с недомоганием. А тут — в дверях стоят Женя и
Вера Комиссаржевские, обе в слезах: «Папа арестован!». Этого
еще не хватало. (Н.Ф. Комиссаржевский брат Веры Федоровны
Комиссаржевской — лучшей артистки до революции и друга боль¬
шевиков).
Расспросила. Неужели все еще из-за этого дурацкого письма к
Березкину? За Н.Ф., конечно, ничего не могло быть преступного.
«Божья коровка», и ничего больше. Могла быть только полити¬
чески наивная глупость с его стороны. Или недоразумение.
Успокоила его дочек, обещала «выяснить». А сама злюсь: ког¬
да же это я успею? Такие дела, как «выяснение», берут время и
нервы. Ну, конечно, нашла и то, и другое. Была у Менжинского
на Лубянке. Сначала он уперся. Но сам же вспомнил Веру Комис-
саржевскую, ее услуги партии. Вызвал помощника. Вместе с по¬
мощником я рассмотрела все бумаги. Ничего серьезного. Настоя¬
щего «дела» нет, значит — выпустят.
Но эти два часа у Менжинского прошли недаром. Я вышла на
Лубянку. Трамваи, толчея, гудки автомашин, толкотня. Когда шла
к Менжинскому, было светло. Сейчас ночь, темно. Фонари горят.
Мне казалось, что я пережила «в уговорах» не часы, а дни. Стою
на площади и плачу...
Вернулась в свою комнату в «Метрополе». Тороплюсь пере¬
одеться к обеду с падишахом. На столе телеграмма. Из Осло? Нет,
от Танечки Щепкиной: «Ника опасно заболел, опасаюсь за худ¬
шее, в отчаянии». Это еще что такое? Неужели и с ним стряс¬
лось?

Снова Норвегия
355
Мне некогда, я прикована к шахине. Я не хочу снова пережи¬
вать, волноваться, добиваться, ехать к Менжинскому Но, конеч¬
но, все это придется сделать. Досадно. Неприятно. Если бы это
были враги, а то такие «божьи коровки», как Комиссаржев-
ский, — мыслит по старинке, хочет помочь товарищу по гимна¬
зии, что «попал. в беду». Пишет ему успокаивающее, дурацко-наи-
вное письмо, шлет деньги... Безобразно глупо. Но муж Танечки,
он же умный и дельный, лояльный советский человек. Что же
случилось?
Хватаюсь за телефонную трубку, звоню приятельнице Тани,
дочери Ермоловой: «Что случилось у Тани? Что с Николаем Бори¬
совичем?». Ответ в телефон: «Это ужасно, боюсь и за Таню. Та¬
кое горе! У Николая Борисовича острое воспаление легких, опаса¬
ются, что крупозное». Воспаление легких?!.. Уф, отлегло.
«Только это? Ну, как я рада!» — мой невольный ответ. Недо¬
умевающе возмущенный голос Маргариты Николаевны: «Это хо¬
рошо? Вы рады?! Что это значит?». Я нервно смеюсь и бросаю в
ответ: «Потом, потом объясню. Но я так рада за Танечку»...
Не могла же я ей объяснить моих сложных чувств и мыслей.
Муж Тани дома, окружен заботой и любовью. Никаких обвине¬
ний или подозрений по недоразумению.
Комиссаржевский на другой день вернулся домой. Телефони¬
ровал, добивался встречи. Но я не хотела видеть ни его, ни его
семью. Отстояла то, что считала справедливым.
Сун Цинлин уехала лечить глаза в Берлин. Чена видела. Он
стал со мной сдержаннее. Находит, что главный наш недостаток
в том, что мы плохие психологи: «Не знаете, как подходить к
людям других наций, неумело хотите навязать свое». Чен чем-то
уязвлен. Но его замечание отчасти верное. В отношении норвеж¬
цев наш подход нередко ошибочен. Психология у них другая, чем
у нас. В политической работе с этим надо уметь считаться. У нас
еще слишком мало это изучают.
* * *
Почему я веду свои записи? Кому это нужно?
Живет во мне такое чувство: этим я научу молодежь, тех, кто
будут жить после нас, как мы работали, как жили, вечно преодо¬
левали препятствия. Не просто жили изо дня в день, а в постоян¬
ном стремлении, борьбе и преодолениях. И в творчестве.
Оглядываюсь: всегда-то я шагала через препятствия. Смолоду
была «мятежная». Никогда не останавливалась перед тем, как

356
Тетрадь пятая (1927—1928)
на это посмотрят «другие», что скажут. Не боялась ни горя, ни
трудностей. Как-то не считалась с этим. И опасности не пугали.
Захочу — добьюсь. И все тут. И достигала.
Была холеная девочка в благополучной семье. Могла прожить,
как другие. Так нет же, смолоду, с детства рвалась куда-то, иска¬
ла чего-то нового, другого, не того благополучия, как у сестер.
И ненавидела «несправедливость» и нетерпимость. Рвалась все¬
гда куда-то в будущее. Не успокаивалась ни в работе, ни в любви.
Все-то мне мало было. Хочется других этому научить. Без этого
беспокойства — нет прогресса.
Вышла замуж после долгой борьбы с родителями. Трех лет не
прожила с Владимиром Коллонтаем, ушла от него. Учеба в Цю¬
рихе, начало работы в партии. Хотела стать писательницей.
И стала. Не сразу, не просто далось. Журналы отсылали обратно
мои статьи. «Образование» не одобрило мою повесть о «новой мо¬
рали». В. П. Острогорский16 посоветовал: «У вас талант быть
эссеисткой».
Поработала крепко, основательно над вопросами педагогики с
точки зрения социальной. Написала о Добролюбове17. Напечата¬
ли. Рвалась дальше — на живую работу.
Было хорошо в совместной жизни и дружбе с «Дяденькой»*.
Он меня берег и баловал. Но опять душно стало, опять ушла. Как
будет дальше?
Но добиваться умела. И хотеть умею крепко. Сила «хо¬
тенья» — великая сила. Зоя говорит: против «хочу» нет аргументов.
6 июня.
Сейчас явный разрыв между остатками прежней интеллиген¬
ции и современной молодежью. Взаимное непонимание, недове¬
рие. Но новая молодежь, молодежь советская, та не позволит
шутить со званием доктора или профессора. Она потребует, что¬
бы ценили ее труд и в знании. Она добьется, чтобы науку и куль¬
туру ставили выше «незнайства». Еще одно поколение, и наста¬
нет полоса расцвета новой культуры. Культуры, выросшей на иде¬
ологии коммунизма. Культуры, которая отметает все темное, что
отравляет нашу эпоху.
Я хожу и вынашиваю утопический роман «Через 200 лет» Будь
только время, я бы его написала.
* Александр Александрович Саткевич - математик, член-корреспондекг
АН СССР, репрессирован в 1937 г. — Пршж ред.

Снова Норвегия
357
★ * *
В газетах пишут, будто члены семьи Амануллы забирали това¬
ры в магазинах Лондона, Парижа, Берлина и не платили. Это
явно сфабриковано. Буржуазные государства злы на наш прием,
оказанный Аманулле. Боятся сближения с нами. У нас принцессы
ездили много по магазинам, выбирали драгоценности и всякую
чепуху. Им присылали на дом. Но они оставили себе лишь немно¬
гое, посоветовавшись с Амануллой. И за все платили.
В розысках экспедиции Нобиле
10 июня.
Все эти дни живем одним прицелом: розыски Нобиле. Третье¬
го дня получены первые сигналы. Газеты полны надеждами: «Ита¬
лия» откликается. Радиолюбитель перехватил SOS экспедиции
Нобиле в направлении Земли Франца-Иосифа. Сегодня утром —
итальянский посланник граф Сенни. Конечно, с просьбой: пере¬
дать в Москву, чтобы ледокол «Малыгин» шел по направлению,
где по сведениям судна «Сити ди Милано» может находиться во
льдах экспедиция Нобиле.
Осло живет одной мыслью: розыски Нобиле. Все, что относит¬
ся к полярным экспедициям, близко душе норвежцев. Я рада, что
мы участвуем в поисках. Это сближает Союз с широкой обще¬
ственностью, делает нас ближе, понятнее Норвегии.
К Нобиле много сочувствия. Но как можно жалеть людей, ко¬
торые сознательно шли к определенной цели? Как бы велики ни
были жертвы, физические страдания, все это искупается чувством
«достижения». Преодоление всегда дает радость.
Наше участие в розысках
12 июня.
Сегодня Москва дала согласие на посылку ледокола «Красин»
за пропавшей в полярный льдах экспедицией итальянцев. Удиви¬
тельно быстро пришел ответ из Москвы на мое предложение. По¬
видимому, Сенни не ожидал этого. 11-го запросила, 12-го — ответ:
вышлем через двое суток. Я с радостью ему сообщила, а он бьет
отбой: еще не согласовал со своим правительством. По-видимому,
роль играет денежный вопрос. Или «престиж» Италии?
Только что заходил Нансен, возмущается беспомощностью ита¬
льянцев. Их здесь не любят. Зачем «суются» в полярные экспеди¬

358
Тетрадь пятая (1927—1928)
ции — это область норвежцев и, может быть, русских. Нансен в
лице постарел, но походка все такая же легкая, молодая. У него
чудесные глаза, голубые-голубые, точно в них застыли краски
полярных льдов.
У Ленина глаза были карие, в них всегда скользила мысль.
Часто играл лукаво-насмешливьт огонек. Казалось, что он читает
твою мысль, что от него ничего не скроешь. Но «ласковыми» гла¬
за Ленина я не видела, даже когда он смеялся.
Весь день уходит на обмен телеграммами с Москвой, на звон¬
ки к итальянцам. Писать утопический роман о том, «какое хоро¬
шее» будет человечество через сто-двести лет, некогда. Моя книж¬
ка «Любовь пчел трудовых» переведена на немецкий, шведский,
голландский, испанский, американский и даже японский языки.
Хотят выпустить здесь. Вопрос этот надо еще обдумать.
Июнь.
Видела фильм: жреца храма ламы казнят за то, что он полю¬
бил «священную танцовщицу». Наши ужасались «дикости нравов».
Почему? Вопрос: во имя чего казнь? Это я объясняла нашим. Но в
сердце моем живет мука и боль за все казни, каково бы не было
«во имя»... Человеческая жизнь должна быть ценнее всего.
15 июня.
«Красин» вышел в море. Необычайная быстрота снаряжения.
Это показатель, как умеют работать в Союзе. Мейстертон (пред¬
седатель норвежской экспедиции спасения) заезжал поздравлять
и благодарить. Хотят действовать совместно. Пресса впервые так
дружески настроена к нам. Поддерживает нас «в пику» итальян¬
цам. Трения между МИДом и итальянцами продолжаются. У нас,
а не у них, спрашивают новости.
Прервала запись. Вышла на балкон и от чудесного вида чуть
не задохнулась. Какая красота! И как знакомо! Будто подняла глаза
и увидела неожиданно лицо любимого человека. Фиорд и эти горы
с обрезанной линией Кольсоса. А тона какие!..
18 июня
Я на Хольменколлене. Хочу хоть вечер, хоть ночь побыть с
природой. Эти дни были нервные, трудные.
Все мы, не только мы, весь мир живет поисками Нобиле. Горя¬
чие, захватывающие дни. Некогда опомниться. Непрерывное об¬
щение с Эсмарком, контакт с итальянским посольством. С редак-

Снова Норвегия
359
циями. Запросы, телефонные звонки, телеграммы. Образована эк¬
спедиция помощи норвежцев. Но главное — мы, СССР, в центре
внимания. Хорошо, что я придумала посылку «Красина». И то,
что образован комитет Осоавиахима в Союзе. Это производит здесь
огромное впечатление. Наши летчики — верх популярности. Имя
Бабушкина у всех на устах.
23 июня.
«Иоханнинат» — Иванова ночь. Жгут огни на островах. Но нет
обычного праздничного настроения. Вся Норвегия переживает
трагедию в полярных льдах. Семь участников экспедиции Ноби¬
ле пропали без вести. Никаких сведений также о группе Мальм-
грена. Но самое тяжелое это: где Амундсен18 и Дидрихсен? Не¬
ужели случилось несчастье с такими опытными полярниками?
Никто не хочет этому верить. Просят послать «Малыгина» на по¬
иски Амундсена.
Меня сердит, что на Виктория-террасе какая-то инертность.
И итальянцы точно боятся, что честь спасения падет на нас или на
норвежцев.
Была у Эсмарка. Уверяет, что, если Амундсен не погиб от не¬
счастного случая, у него все есть для длительного пребывания на
льду — лодки, припасы и проч. «Он из тех, кто сам справится».
Амундсен за несколько дней до полета заходил ко мне. Стройный
и волевой. У него, это все знают, были нелады с Нобиле. И все
же, когда стало ясно, что Нобиле грозит гибель, Амундсен немед¬
ленно полетел на поиски.
За походом «Красина» следят с напряжением. У меня хлопоты
с принятием на борт «Красина» полярника доцента Хуля. Об этом
настойчиво просят норвежцы, и, конечно, он нам будет полезен.
Но в Москве какие-то сомнения. Ничего не дается без труда в на¬
шей работе. Утомительно это.
А рядом с большим и важным — текущая скучная канитель:
Олесуннская концессия, треска. Концессию надо возобновить во
что бы то ни стало, иначе разрыв по торгдоговору. Кому это нуж¬
но? Не нам, конечно. Сношусь с Чичериным. Максим Максимо¬
вич в отпуске. С треской — ни с места. Есть достижение: стортинг
единогласно провел госгарантию на кредиты по рыбе в надежде
на советские закупки.
Текст пакта о ненападении передан в обработку юрисконсуль¬
ту министерства иностранных дел Кастбергу. Об этом мне сказал
Эсмарк.

360
Тетрадь пятая (1927—1928)
Была на закрытии стортинга. В дипложе все шефы миссий в
орденах и мундирах. Напыщенные и нелюбезные. Со мной разго¬
варивали только датчанин и финн. Мне надоела эта враждебность,
которую они как «воспитанные люди» могли бы скрыть. Бели они
ненавидят нас, то и мы их «не обожаем». В дипломатии не долж¬
но быть места личным эмоциям. Раз государства признают друг
друга, надо быть по крайней мере вежливыми.
Ледокол «Красин»
24 июня.
Ледокол «Красин» в Бергене. Во главе — профессор Самойло-
вич. Послала туда Мирного. Если «Красин» найдет экспедицию
Нобиле в полярных морях, это будет великолепно. И сразу сдви¬
нет симпатии норвежцев в нашу сторону. Почему-то убеждена,
что так оно и будет. У наших есть «хватка».
25 июня.
Гибель Амундсена — национальное горе. Надежда на то, что
его найдут, падает. Многие не хотят верить, что горе случилось.
Масса предложений правительству. Послан «Латам» на поиски.
Родственники Амундсена умоляют меня, чтобы «Красин» раньше
пошел на поиски Амундсена.
Говорила с итальянцами. «Красин» вышел из Бергена на по¬
иски.
26 июня.
К нам приехала делегация из Союза, чтобы разрешить вопрос
о советских заявках на Шпицбергене.
2 июля. Холъменколлен.
Цветут лиловые колокольчики. Пахнет донником. Любимый
запах. Напоминает Куузу и молодость.
Процесс Донбасса закончен. Высшая мера для двадцати одно¬
го. «Высшая мера» — это всегда, неизменно моя печаль и мука.
Пусть враги, пусть государственные преступники. Надо что-то
иное.
«Жизнь человека — высшая ценность». Человек — носитель
живой трудовой энергии. Без нее нет строительства, нет труда,
нет жизни, нет коллектива Нет, будет время, должно настать,

Снова Норвегия
361
когда человек, «живая трудовая единица», человек-творец, про¬
сто живое существо — будет самым ценным достоянием коллек¬
тива.
3 июля.
Нобиле спасен. Его спутники остались на льду. А он улетел.
Это здесь осуждают. Шведские летчики продолжают поиски.
В пятницу было открытие выставки французских художников.
Конечно, в присутствии короля и королевы. Она старается меня
«не заметить». Король подчеркнуто любезен. Разговор о «Красине».
Хороши Делакруа и Давид. Они нам близки и понятны — оба
«певцы революции». Сумели схватить и передать ее острую жут¬
кость, ее великий пафос.
5 июля.
Обмен ратификаций конвенции по охране промышленной соб¬
ственности. В прессе крепко ругают фашизм и режим Муссоли¬
ни, этих «торговцев апельсинами». Гибель Амундсена — острое
народное горе.
Мы благодаря походу «Красина» и «Малыгина» очень попу¬
лярны.
Передала Мовинкелю, что контракт на рыбу (свежая и соле¬
ная треска) готов. Мовинкель благодарил.
Профессор Брок вернулся из Москвы в резко изменившемся
настроении. Смеются, что он теперь за «большевиков». А какой
был враг! И враг, имеющий здесь вес. Значит, я правильно посту¬
пила, что на свою ответственность (М[аксим] Максимович] ска¬
зал: «Это на ваше усмотрение») пустила его в Москву. Но, конеч¬
но, надо суметь в таких случаях «обставить» поездку. Устроила
так, что даже кофе его беспошлинно пропустили, и все прочее
«Мы жили великолепно, — всюду рассказывает Брок. — Советский
Союз не узнать, стал другим, чем в 1925 году».
Это маленькое, но все же достижение. Брок имеет влияние, с
его мнением считаются.
22 июля.
Наша победа: «Красин» спас группу Мальмгрена, нашел и снял
двоих со льда. Впечатление огромное. Со всех сторон поздравле¬
ния. В городе только и говорят о «геройском спасении» и велико¬
лепной работе «советского ледокола».
В полпредстве все ходят сияющие, именинниками. Мирный

362
Тетрадь пятая (1927—1928)
носится по городу, чтобы добыть еще материалы для Москвы:
какое впечатление произвело спасение на норвежцев, мининдел,
дипломатов? Что говорят? Как реагируют?
Позади недели напряженной, волнующей работы. Только «та
инственно»: что с Мальмгреном? Не ясно. Масса догадок, предпо
ложений. Что-то нехорошее.
Имя «Красина» сейчас популярнейшее в Норвегии. И престиж
Союза высок. Это удивительно радостно. Это праздник.
Еду в Берген по приглашению Мовинкеля. Писать некогда.
27 июля (из письма к 3. Шадурской).
Зоюшка, родной мой! Вот я и убежала на 24 часа от жизни.
В Бергене «честно работала»: четыре интервью, два официаль¬
ных обеда и два завтрака, деловых (это за три дня!). Осмотр выс¬
тавки, осмотр фабрики сардинок и без конца деловые телефон¬
ные звонки и встречи. Уехала с ночным поездом. Но ночью выс¬
кочила на самой высокой станции бергенской дороги, Финзе, на
перевале. Тут же отель. Осталась на сутки. И вот где бы тебе
понравилось: горы, горы, солнце печет, а глаза вбирают снежные
вершины и чуть свернешь с тропы — снег.
У самого окна горное озеро. Без берегов, горы, точно стоя в
нем купаются. Стальное, холодное, неприветливое озеро, не отра¬
жающее ни единого деревца, не видавшее никогда даже скром¬
ных кустов. Одни альпийские травы. И камни, камни. Местами
кажется, что гиганты собрались построить фантастический город,
натащили всяких камней и бросили... Горы морщинистые, будто
состарились. Сурово. Но при солнце и синем небе — красиво и ве¬
личаво.
Воздух для меня немного сильный. Сердце стучит, и в ушах
шумит. Останусь только на сутки с небольшим. Но уж очень хо¬
телось побыть здесь без людей и без телефонных звонков.
28 июля. Осло.
Беседа с Мовинкелем в его великолепном имении Мольдегорд
дала результат. Основа беседы: зондаж о госкредитах. Я стара¬
лась связать это с его политикой оживления норвежской торгов¬
ли, с борьбой с дефляцией. Мовинкель заинтересовался: «Насколь¬
ко серьезно вы ставите вопрос об индустриальном кредите? Ка¬
кие именно заказы имеете в виду?». К концу беседы он высказал
мысль о том, что следует устроить деловое совещание министра
торговли Офтедаля с торгпредом. Это уже много.

Снова Норвегия
363
Элердов хохотал от удовольствия, когда я рассказала о резуль¬
татах поездки. Но, конечно, такое благоприятное решение Мо-
винкеля — это результат наших закупок трески. Этого торгпред
до сих пор не понимает.
Мольдегорд — чудесное местечко. Фиорд. Снежные горы Хар-
дангера. Напоминает Крым. Масса роз, а в оранжереях зреет ви¬
ноград и дыня.
29 июля.
Живем под впечатлением геройского акта «Красина». Иначе,
как «геройское судно», никто не говорит о «Красине». «Красин»
показатель, что может совершить СССР, нашей организованнос¬
ти, нашей воли. Мы не привыкли «к сочувствию» и признанию
нашей силы. Я вдвойне рада и за результат, и за мою идею — по¬
слать «Красина». Норвежское правительство прочувственно нас
поздравляло как спасателя «обеих групп».
Этого мало: по пути «Красин» спас еще туристское судно «Мон¬
те Сервантес». Вся норвежская общественность переживает ве¬
ликолепную спасательную работу «советского ледокола». Как
морской народ, норвежцы восхищены нашей морской эффектив¬
ностью. «Красин» направляется на ремонт в Ставангер.
Это хорошие дни, надо быть благодарной за них. Удивительно
читать в газетах, даже в «Афтонпостене», похвалы советскому
геройству. Мне, очевидно, придется ехать в Ставангер.
Начало августа.
Воскресенье, курьеры не приехали.
Помимо напряженной работы вокруг «Красина» и спасения
итальянцев было много всяких официальностей. Обед правитель¬
ству и Урби*. Возня по хозяйству и опасения, не выйти бы из «бюд¬
жета». Потом приезд профессора Ферсмана19 и опять приемы и
обеды. Когда же, когда у меня будет время «писать»? Не эти бег¬
лые записи, а то, что продумано, выношено, что поможет буду¬
щим поколениям найти пути без наших ошибок.
Я начала приводить в порядок свои записи 1918 года об «экспе¬
диции» ВЦИК на Аландские острова в момент оккупации немца¬
ми Финляндии. Любопытно перечитывать.
* Посланник Норвегии в Москве. — Прим. ред.

364
Тетрадь пятая (1927—1928)
* * *
Сегодня, когда шли с Эрикой по Серкедалю, говорили о годах.
Я их все еще не чувствую. Но не хочу «молодиться», это всегда
смешно. Какая есть — такая и есть. Всю жизнь я собою не занима¬
лась. Одевалась в десять минут. «Внутреннее я» важнее внеш¬
него.
★ * *
В человечестве больше инстинктов солидарности, чем это ду¬
мают. Почему все эти летчики, соревнующиеся между собою,
бросились на поиски Нобиле? Рнизер Ларсен, Мадделейн, Амунд¬
сен. Рискуя жизнью, пошли спасать Нобиле, которого считают «сно¬
бом» и плохим пилотом. Из чувства солидарности. Мы еще мало
знаем о психических двигателях поступков человека.
Другой двигатель — стремление к достижению, когда броса¬
ешься с риском для жизни, без оглядки, вопреки рассудку, чтобы
«достичь» свою цель.
* * *
Изучаю коммунальное самоуправление Осло. Осматривали
дешевые коммунальные жилища рабочих. В четверг идем с Ра¬
кель Грепп в дом «холостых трудящихся женщин».
Во всем мире после нашей революции, хотя и ругают нас, дела¬
ют попытки перестройки хозяйства на новый лад: плановость и
распределение производства. Оглянешься на прожитые годы пос¬
ле войны — головокружительный сдвиг. То, что было лишь «по¬
желанием» рабочего класса, программой минимум, — стало обы¬
денной практикой даже здесь. Но значение и роль рабочего клас¬
са никогда бы не стали тем. что есть сейчас, без нашей револю¬
ции 1917 года, без СССР.
Сосуществование разных форм производства много раз имело
место в истории. Пример: рабовладельческий империализм Рима
в то время, как в центральной Европе господствовало \*же фео¬
дальное хозяйство, феодальная система. Феодализм фактом сво¬
его существования и большей производительностью разр\*ша\.
разъедал рабовладельческое хозяйство Рима.
Капитализм властвует, но разве его не подтачивает новая, бо¬
лее производительная система производства, социахнстнческая.
т е. наша. СССР. Высмеивают напр плановость. Но разве не пере
нимают они у нас «п чановостъ* ? Что такое «учет» и «распределе¬
ние» центрачьнымн госорганами. как не стремление «использо¬

Снова Норвегия
365
вать» плановость? Это, конечно, не решает существа без взятия
власти, без диктатуры, но такие явления показательны.
Сосуществование систем, разных ступеней хозяйства возмож¬
ны и всегда были. Вспомним: рядом с рабовладением античного
мира — существование примитивных племен, не знавших даже
обмена (замкнутое натуральное хозяйство). Или рядом с торгово¬
капиталистической Европой XVI—XVIII веков — полунатураль¬
ные системы азиатских народов. Капитализм сосуществовал ря¬
дом с феодальным хозяйством, вытесняя его.
Нет, конечно, прав Сталин, выдвигая принцип «социализма в
одной стране». Это и политически облегчает наше общение с
другим миром.
* * *
Умер Педерсен. С ним связаны мои первые «большие дела» по
торгпредству (1923 г.). Похороны в крематории. Заплаканные две
дочки его. Цветы и белый гроб...
Как это просто умереть. И все кругом идет по-прежнему...
Заметки о дипломатии
Осень 1928 года.
Многие думают, что быть «дипломатом», занимать пост послан¬
ника — «почетно и интересно». Не верно. Почет не человеку, а
посту, месту, которое он занимает.Уйдет с поста экселленц Ла-
фон, скажем, завтра о нем никто не вспомнит. У дипломатов свои
странные нравы: они никогда не вспоминают об уехавшем «кол¬
леге». И страна, где он работал, проводив его на вокзал, забывает
о нем, как забывают случайного туриста. Есть, конечно, исключе¬
ния. Но это лишь когда посчастливится подписать какой-либо важ¬
ный договор или пакт особой «мировой» важности или полезный
данной стране.
Дипломатическая работа — неблагодарная работа. Это вроде,
как плести кружева. Плетешь месяцами тонкую сеть. А свое же
правительство или правительство той страны, где работаешь,
возьмет да и дернет за ниточку из-за «более важных целей».
Тррр — весь узор пошел прахом. Начинай сначала, но уже за пре¬
жнюю ниточку не ухватишься.
Сейчас такая картина здесь у нас. После красинских побед была
удивительная атмосфера в нашу пользу. Но второй рейс в поляр¬

366
Тетрадь пятая (1927—1928)
ные моря вызвал подозрительность норвежцев: «Чего хотят рус¬
ские? Зачем держат курс на архипелаг Франца-Иосифа?». И сно¬
ва тон газет против нас, и снова труднее подготавливать пакт о
Ненападении...
У дипломатов не может быть «личной жизни». Всегда на чеку,
вечно «ждешь директив» и кидаешься их выполнять. Всегда спеш¬
ка, всегда волнения.
Разве интересны приемы, обеды и проч.? Первые годы была
новизна. Надо было научиться, надо было себя «преодолеть». Это
казалось занятно. «Удался обед». «Вот как умно пригласила на
прием. Именно тех, кого нужно было» и проч. Такие достижения
радовали. Сейчас эта внешняя мишура только утомляет, тяготит.
И все свое настоящее, партийное, продуманное, прочувствован¬
ное — все это остается при мне. И никому это в кругу людей, с кем
я должна иметь дело, неинтересно и не нужно.
Но кое-чему я научилась. И это плюс.
Я поняла: Чтобы удачно вести свою дипломатическую работу,
надо прежде всего заинтересоваться страной, надо даже полюбить
ее. Только тогда можно найти ту среднюю линию, которая опре¬
деляет хорошие взаимоотношения двух стран. Если будешь исхо¬
дить только из того, что требует твое правительство в данную
минуту, не учитывая, к чему это поведет в данной стране, никог¬
да ничего не добьешься.
Дипломат должен уметь «искренно обещать», верить, что он
«добьется» (конечно, если это не в ущерб интересам своей стра¬
ны). Лучше не заводить «торговли» — лучше иметь мину. что мы
из расчета «уступаем», чем мы «требуем». Это выгоднее. Не надо
создавать ситуацию, будто у тебя что-то «вырвали».
И надо иметь смелость говорить правду своему правительству,
не «подыгрывать», не бояться, чгго Максим Максимович тебя «обо¬
рвет» будто бы за непонимание. Хуже всего, вреднее всего — дез¬
информация. Пусть центр знает правду, он, если и рассердится
сейчас на своего дипломата, потом учтет: «Л ведь он был прав!».
Чтобы быть хорошим дипломатом, надо улсетъ быть «психоло¬
гом». другими словами, слышать то. что дулхает собеседник. - не
слова, а что за ними кроется. Улавливать движения, интонации,
молчание. Надо уметь запоминать «детали», это важно Не ску¬
чать. если собеседник долго и с \ влечением рассказывает о себе.
Надо уметь интересоваться не только беседой о текущей задаче,
о деле, но и знать жизнь, интересы, свойства тех .чип. с хстоэымн
приходится работать

Снова Норвегия
367
И как это ни странно, но с политическими деятелями, как и с
артистами, не надо бояться «лести», самой наивной и преувели¬
ченной, они любят, когда ими «восхищаются». Даже очень круп¬
ные и умные политики.
Три события
20 августа.
Три события заполняли нашу жизнь. На первом месте — поход
«Красина». Второе — приход учебного судна «Аврора». Третье —
в Осло Международный исторический конгресс с участием боль¬
шой советской делегации историков20. К сожалению, эти события
все совпали. Мы бы их лучше использовали, если бы они шли врозь.
«Красин» — это огромный, важный для нас результат. Кто сей¬
час не только в Норвегии, но и во всем мире не знает Самойлови-
ча и «Красина»? Восхваляют их за спасение экспедиции, восхища¬
ются мужественной помощью «Монте Сервантесу». «Красин» свер¬
нул на SOS туристского парохода и в течение двух суток, среди
бушующего океана произвел серьезный ремонт (была течь). Мо¬
ряки наши прозвали судно: «Мой сорванец».
Когда Самойлович идет к парикмахеру, его узнают и от денег
отказываются. Когда хотим послать посылку «Красину» в Ставан¬
гер, почта платы не берет.
Приход «Красина» в норвежские воды напоминает нацио¬
нальный праздник. Престиж СССР еще никогда не был так вы¬
сок. Нам шлют приветствия со всех концов Норвегии. И даже нор¬
вежцы из Америки.
В Ставангере «Красин» должен был ремонтироваться. Город
устроил торжества. Я поехала туда через Берген, потом на паро¬
ходе. Чудесная, дивная поездка. Я наслаждалась и жадно впиты¬
вала типичную Норвегию, ее рыбачьи селения, ее глубокие фиор¬
ды с зеленой океанской водой среди скалистых гор, ее оживлен¬
ную рыбацкую жизнь. Особенно очаровал меня городок Хёуге-
сунн. Такой типично норвежский. А сколько возни и неприятнос¬
тей этот город причинил мне в 1924 году из-за случайного найма
неорганизованных грузчиков при погрузке сельди для Союза. Чуть
бойкот нам не устроили.
Хёугесунн оказался симпатичным и живописным городом. Во
время стоянки прошлись по городу. Но лучшее в нем — это про¬
лив. Океанский пролив посреди города. Вроде Венеции, живопис¬
но. Меня сопровождал Дьяконов. Давно никто не проявлял ко мне

368
Тетрадь пятая (1927—1928)
такой внимательности. Я смеялась, что еду, как «шахиня» — ни¬
какой заботы о билетах и носильщиках, обед заказан вперед. Не
успею пожелать — уже несут кофе на палубу. Очень приятно иметь
таких воспитанных провожатых.
В Ставангере «Красина» встречали торжественно и тепло. Го¬
род во флагах, рейд покрыт катерами, судами, лодками. Все на¬
селение на берегу.
Мое сердце забилось, когда «Красин» входил на рейд. Поехали
на ледокол. Торжественная встреча с Самойловичем, Визе, Ху-
лем и другими. Речи. Фотографирование. Обед, данный городом
в честь героев; приглашен весь экипаж. На обеде несколько сот
человек. Присутствовал французский адмирал (в Ставангере сто¬
яла французская эскадра). Прочувствованные речи. Я еще никог¬
да не слышала, чтобы с таким искренним теплом и восхищением
говорили о Союзе. Наши моряки были очень довольны.
За обедом сидела с Офтедалем (он представлял норвежское
правительство). Офтедаль сообщил мне, что в кабинете уже име¬
ется решение о госкредитах на наши индустриальные закупки.
На первых же заседаниях стортинга вопрос будет поставлен на
обсуждение и, вероятно, одобрен. Это прямой результат экспеди¬
ции «Красина». Я себя чувствовала такой победительницей.
★ ★ ★
По случаю приезда Самойловича мы устроили в полпредстве в
Осло прием. Его доклад, конечно. Пришло несколько сот пригла¬
шенных.
Делегаты Международного исторического конгресса, вернее,
глава делегации, нудный и мелкотщеславный Покровский разо¬
биделся: почему чествуют не его, а Самойловича? С историками
вообще возня. Надо было много «поработать», чтобы нашим де¬
легатам отведено было на конгрессе подобающее Союзу место для
докладов. Много помогли два «официальных» марксиста — про¬
фессора Булль и Кут.
* * *
Приход «Авроры» — третье событие. В первый раз приход со¬
ветской эскадры в норвежские воды обставлен подобающим це¬
ремониалом: визиты и обратные визиты, завтрак морского воен¬
ного командования экипажу «Авроры» (на Фрогнере), приветствен¬
ные речи, фотографирование. Завтрак у нас, с нашими советски¬

Снова Норвегия
369
ми сотрудницами. Все хорошенькие, особенно прелестна Ниноч¬
ка Крымова. Норвежцы за ними ухаживали, как полагается. Уст¬
роили танцы в нашей великолепной зале, где легко помещается
200—250 человек. Одним словом — торжества, как принято в отно¬
шении иностранной эскадры. Этого еще не бывало.
Приход «Авроры» прошел гладко, без инцидентов. Я заранее
побаивалась. Правая пресса попробовала было вспомнить роль
«Авроры» в 17-м году, «революционное прошлое» судна, но анти¬
советская статья не встретила теперь сочувствия.
Устроили также показ судна. Рабочие с воодушевлением при¬
ветствовали «Красный советский флаг». Конечно, делала доклад
морякам. Организовала встречу с рабочими за городом. Песни,
музыка, речи. Старичка капитана Свердрупа пригласили на «Ав¬
рору», он не хотел уходить. Ел щи и унес буханку ржаного хлеба.
Были, конечно, и свои неполадки. Журналисты от разных га¬
зет пришли на судно и, как обычно, обращались с самыми эле¬
ментарными, общепринятыми вопросами к комсоставу. Но комсо¬
ставу велено «не пускаться в разговоры» с незнакомцами. И полу¬
чилось, что на все вопросы больших газет они отвечали: «Не
знаем».
— Какой тоннаж у «Авроры»? — Не помню.
— Сколько в экипаже людей? — Не знаю и проч.
Газеты это высмеяли и по-своему истолковали, не в нашу пользу.
Виноваты и мы, полпредство, что не послали своего человека, ког¬
да пришли журналисты.
Наши моряки чудесно себя вели. Все хвалили «образцовую,
дисциплинированную команду». Еще один плюс Союзу. «Красные
моряки» поднесли мне снимок «Авроры». Все это торжественно,
с речами.
6 сентября.
Мое любимое время в Осло — осень. Карл Иохан, или как в
полпредстве шутят: «Карлушина улица», такой оживленный. За¬
горелые, довольные, жизнерадостные лица. Группы студенческой
молодежи у университета. На рынке — брусника, грибы, сладкая
осенняя малина и много осенних цветов.
Но у меня новая забота: второй поход «Красина» в полярные
воды. Конечно, норвежская общественность это пока объясняет
по-своему: «“Красин” идет на поиски нашего Роальда (Амундсе¬
на). Только “Красин” может его найти». Но норвежское прави¬
тельство иначе расценивает поход. Мовинкель обеспокоен. Поче¬

370
Тетрадь пятая (1927—1928)
му «Красин» предпринимает эту поездку? Амундсен держал курс
на Кингс-бей, следовательно, он погиб в море, а не во льдах.
Норвежцы стоят крепко за свое первенство в полярных водах,
и особенно в архипелаге Франца-Иосифа. Летчики Вильсон и пред¬
седатель аэроклуба Мейстертон просили передать им «Красина»
для поиска Амундсена; меня зондировал и Эсмарк. Мы отказали.
А сейчас «Красин» идет снова в полярные моря... Не нравятся
эти наши визиты норвежцам.
Мовинкель уехал на сессию Лиги Наций. Пакт не двигается.
Эсмарк сказал, что военное министерство текст «не одобряет».
Военное ли министерство? Боюсь, что это само министерство ино¬
странных дел. А между тем СССР как раз присоединялся к пакту
Келлога21. Самое время двинуть и наш. Сказал же мне как-то
Мовинкель: «Я хочу провести это дело. Это будет реальное под¬
тверждение линии мирной норвежской политики». Мовинкель
вообще метит в норвежского Гладстона22. Он любит «большую
политику» и хотел бы ввести Норвегию в круг международных
соглашений.
Финансово-торговые вопросы
Сентябрь.
По линии торгпредства все еще неясности. В совете министров
вопрос о госкредитах Союзу прошел. Утвердили. Но в конце авгу¬
ста от Анастаса Ивановича директива: воздержитесь от обяза¬
тельств по Олесуннской концессии. Это грозит денонсированием
торгдоговора. И это опять дело рук Элердова и его неверная, тен¬
денциозная информация. Сколько было нажимов на норвежское
правительство с нашей стороны, а когда пошли на кредиты, мы
чиним трудности.
4 октября.
Два гостя у нас из Москвы, профсоюзники. Идут переговоры с
норвежским профсоюзом химиков о сближении.
Осень в Осло
Я люблю осень. Осень — это начало рабочего года. Это всегда
новая полоса жизни.
17 окшялбря.
С пактом — ни с места. Офтедаль зондирует: когда же ответ о
кредитах? Все это сложнее, чем думалось.

Снова Норвегия
371
Газеты опять фальшиво, неверно комментируют политику Со¬
юза о концессиях. И всегда у них один и тот же подход: «это пока¬
затель краха советской системы». Очень это надоедает и злит.
Профсоюзники уехали. Мне без них пусто. Вечерами вместе
ходили в кино, показывала город, беседовали.
Дом наш теперь в порядке. Полное благоустройство. Похож на
настоящее посольство. Ковры, картины, отполированы столы.
Фисташковая с золотом гостиная (из Эрмитажа) — красивая, стиль¬
ная. Ничего лишнего. Солидно. Пока устраивала, организовыва¬
ла, было даже интересно. А сейчас — готово и думается: неужели
придется долго жить в этом большом, нарядном доме? Я тут не
дома. Кругом люди, телефоны, гости.
«Задачи» вяло идут. Столько трудностей. Мне душно здесь.
Я никому ничего не даю от своего душевного богатства. Мое «я»
ни в ком не отражается. Мои мысли остаются при мне.
★ ★ ★
Корректирую рукопись моей книги на норвежском языке («Лю¬
бовь пчел...»). Но я выросла из этой книги, вернее, переросла ее.
Мне она надоела.
18 октября.
Мовинкель вернулся. Была на приеме. Уверяет, что по поводу
гарантийного пакта договоримся. И все-таки я чувствую, что пакт
норвежцев не интересует. Результаты могут быть в дипработе,
только если обе стороны получают какую-либо выгоду от задуман¬
ной акции. Нельзя, ошибочно думать, что одним «нажимом» на
другую страну можно чего-либо достигнуть, нажим бессилен, если
другая страна не видит для себя выгоды.
Мовинкель, я допускаю, лично хотел бы провести это дело. Оно
входит в его линию политики: мероприятия в духе Лиги Наций
для укрепления мира. Но норвежцы смеются — к чему этот пакт
ненападения с Советским Союзом, когда между нашими страна¬
ми никогда не было ни войн, ни конфликтов? Этакий великан
СССР и крошка Норвегия «заключают пакт».
Мысль эта не созрела. Максим Максимович считает, что Нор¬
вегия медлит из боязни, что скажет Англия. Но это не совсем так.
Норвежцы просто не видят выгод от пакта и потому не торопятся
его заключить.
По торгпредству дело еще хуже. Создается неудобное поло¬
жение. Прошло три недели со времени предложения Офтедаля

372
Тетрадь пятая (1927—1928)
по кредитам, а мы молчим. Мовинкель при каждой встрече спра¬
шивает: есть ли ответ?
Мы до известной степени связаны нашими предварительными
переговорами. Но в Москве меньше заинтересованы сейчас, чем
было весной. В дипработе важно «ловить момент». Тогда норвеж¬
цы тянули, сейчас — мы. А здесь настроение к нам опять ухудша¬
ется. В значительной степени, как я и предвидела, причина — вто¬
рой поход «Красина». Пишу Максиму Максимовичу и о необходи¬
мости ответа на запрос Офтедаля, и о том, что чем скорее вернут
«Красина», тем нам выгоднее. Нет же надобности затягивать его
поход и возбуждать подозрения, причем ошибочные.
23 ноября. Лиллехаммер.
Тут — дивно. По утрам выпадает снег и воздух горный, чистый,
такой, когда не дышишь, а пьешь его.
Вырвалась сюда дать сердцу отдых. Последнее время возобно¬
вились приступы. Доктор Коппанг настоял, чтобы я побыла в го¬
рах. Вернусь в Осло и буду ждать огромной радости: приезда Зо¬
ечки на месяца полтора-два. И она получает отпуск по болезни.
И у ней недомогания. Здесь так хорошо, что я не верю, что это
так и есть. И все жду телефонного звонка, телеграммы — каких-
нибудь неприятностей. Но пока все тихо.
Хожу по горным дорогам и глаза жадно вбирают всю красоту
Гульбрандсдалена.
Текущие дела
События за последние недели следующие. От Максима Макси¬
мовича директива, что на арбитраж по проекту пакта мы не идем,
но можем в крайности пойти на «согласительную комиссию». Со¬
общила премьеру. Просила М.М. уточнить. Запросила формули¬
ровку. Но недели идут, а текста у меня нет. Старалась не напоми¬
нать Мовинкелю о себе.
Второй вопрос о госкредитах тоже в плачевном состоянии. Это
вина торгпреда. Пока он уезжал в Союз, мы с его замом двинули
этот вопрос и получили конкретное предложение Офтедаля. Ко¬
нечно, требуют компенсацию (о чем я всегда и предупреждала) -
закупки нами трески. Остальное приемлемо. Торгпред вернулся
и рассердился. Как это без него договаривались? Начал чинить
трудности, находить, что предложение «невыгодное» и проч.
А между тем это то, что мы же с ним вырабатывали.
Приезд А. Г. [Шляпникова] по закупке алюминия несколько

Снова Норвегия
373
сдвинул дело. А. Г. всегда спешит, но на этот раз это шло на пользу.
Позвонила Офтедалю, он сам заехал ко мне, хотя это было в воск¬
ресенье, и А. Г. с ним договорился. Торгпред опять обиделся, как
это без него договорились? Взял и написал в Москву, что норвеж¬
ское правительство требует закупки сельдей только у синдиката
рыбаков. Это неверно. И с этим он опять запутал вопрос и затя¬
нул все дело.
От всех этих проволочек мы теряем. Запросила Москву, хочу
получить точные директивы торгпредству. Конкретную базу пе¬
реговоров: размер индустриальных заказов, срок, спецификацию
и проч. 9 миллионов кредитов. Это сумма подходящая. 50% на год
и 50% на второй год. Если почему-либо у нас больше нет заинтере¬
сованности, надо прерывать переговоры на конкретном пункте, а
не «вообще».
Все эти вопросы лежат камнем на сердце. Думаю, что и в Осло
ответа нет, иначе Мирный звонил бы мне.
★ ★ ★
Я здесь работаю по шесть часов в день над корректированием
перевода моей книги. Нудная работа, книга эта мне опротивела.
Но раз пошла на издание ее (по-норвежски), надо довести до
конца.
Читаю об эпохе Наполеона. Сколько было в ту эпоху «рома¬
нов», и как интенсивно после революции жили «сердцем» и «стра¬
стью». У нас в годы революции для «романов» не было времени
кроме моего с Павлом, почему мы и привлекали внимание.
Читала о том, что во Франции вводится смертная казнь для
женщин. Смертная казнь — моя вечная, неизбывная мука.
★ * *
Я не люблю Сигрид Уиндсет (премия Нобеля по литературе).
Она, как чудесно говорит Зоя, «зовет в прошлое, ее идеалы взяты
из покойницкой истории».
Почему-то часто вспоминаю «Дяденьку». Я ему многим обяза¬
на, он научил меня, как надо работать. Работать усидчиво, кро¬
потливо над своими статьями, переделывать, проверять свою ра¬
боту. Без такой настойчивой школы над собою я бы не стала авто¬
ром экономико-научных книг. А это был шаг на моем политичес¬
ком пути. Он научил меня верить в себя. Мой большой недоста¬
ток (и сейчас еще его не изжила) — неуверенность в своих силах.
Хотелось многого, и все не верилось, что могу достигнуть.

374
Тетрадь пятая (1927—1928)
Читала советскую повесть «Луна с правой стороны» и злилась.
Под видом «новой женщины» — проститутка, кающаяся в своей
«мерзости». Что в ней нового? Это даже не Соня Мармеладова и
не Маргарита Готье. Это просто несчастная девочка, идущая «на
все» и себя же презирающая. Женщина считает себя «погибшей»
и идет «из рук в руки», пока «чистый» мужчина ее не спасает.
Это все очень старо, отрыжки старой морали. Тут ничего нет от
коммунистического мировоззрения или от «новой женщины», от
женщины-человека, у которой вся половая мораль иная. Здоро¬
вая, честная, без ханжества.
7 7 ноября. Осло.
Вернулась, и сразу начались переговоры о пакте.
Была на докладе Мовинкеля. Критиковал позицию Англии во
французско-германском конфликте. Много говорят об идее осо¬
бых пактов между странами, помимо пакта Келлога. Это — в духе
наших пожеланий и предложений Норвегии.
«Тиденс Тегн» напечатал, что я «поздравила» премьера с его
блестящей речью.
7 ноября принимала только днем. Нехорошо, что делегация от
компартии столкнулась с Мовинкелем.
Начало декабря.
Зоечка здесь уже месяц, поэтому и не писала. Когда мы вме¬
сте, мыслям дается простор. Огромное, безмерное счастье иметь
такого друга. Это величайшая ценность в жизни. Я дышу легко.
Я счастлива, что мы вместе.
Маруся и Эрика обижаются, что я их «забросила». Но кто же
может сравниться с Зоей? Пройти рука об руку всю жизнь, все
знать друг о друге, верить друг другу и чувствовать взаимное
тепло и созвучие мыслей. Это — счастье.
Заботит лишь, что Зоя болеет. Настояла на курсе лечения. Она
такой живой человек. Мир, люди, события — все ей интересно.
Когда мы вместе, мы молодеем. Мы умеем смеяться, как в шест¬
надцать лет.
7 декабря.
Проект гарантийного пакта норвежцев в общем не противоре¬
чит нашему предложению. Текст первых пунктов почти тот же,
что первые статьи пакта Келлога.
Остается расхождение по пункту согласительной комиссии.

Снова Норвегия
375
Пункт серьезный. Я понимаю, что, заключая пакт о ненападении
с Норвегией, мы создаем своего рода прецедент для стран Запада.
Но Мовинкель не представляет пакта без согласительной комис¬
сии. Он недоволен, что их формула нас не удовлетворяет: «Нет
обязательств к Лиге Наций, это я еще понимаю, но при вашей
редакции — нет даже арбитража».
Я сделала ему несколько предложений («особое соглашение»,
«вопрос о факультативности» и проч.). Пакт турецкий норвежцы
считают для них неподходящим: «Вы исходите в нем из возмож¬
ности военных столкновений с турками. С нами этот момент от¬
падает». Он считает, что наш пакт должен носить «декларатив¬
ный» характер: подчеркивание «мирных намерений» обеих стран.
Нечто вроде повторений пакта Келлога. Ясно одно: без согласи¬
тельной комиссии через стортинг пакт не пройдет. Надо найти
«формулу». Думаю, что «условный» (факультативный) пятый
член — поможет выйти из положения.
Два часа длилась беседа с Мовинкелем.
★ * *
В стортинге идет борьба между хёйре и вёнстре. Вёнстре за
укрепление пацифизма и против усиления вооружения.
Нет, Норвегия не та, что была раньше. Я помню Норвегию
прежних лет, когда военное министерство было на задворках,
когда Норвегия гордилась своим пацифизмом и ведущей силой
были либералы и социалисты. Сейчас не то. Слыханное ли дело:
маневры зимой.
Мовинкель теряет популярность своим «либеральным пацифиз¬
мом». Пресса издевается над стремлением Лиги Наций укрепить
мир и проводить принцип разоружения. Фашизм заражает мел¬
кую буржуазию Норвегии. «Тиденс Тегн» и «Афтонпостен» по
тону настощие фашистские газеты. Восхищаются Муссолини.
«Федреландслагет» — это уже организованный фашизм.
Чего я боюсь, — это что кабинет может быть и пойдет на пакт,
но настроение правых (с Хамбро во главе) и фашистов не допус¬
тит его до стортинга.
Одно утешение: госгарантия близится к благополучному окон¬
чанию. Более или менее обо всем столковались. Оговорен спор¬
ный пункт (финансовый контроль). Но все эти переговоры стоили
много моих нервов. Все еще добиваюсь точного ответа о количе¬
стве закупок трески.
Муниципальные выборы окончились победой Рабочей партии,

376
Тетрадь пятая (1927—1928)
но борьба на этот раз была очень крепкая. Хёйре получили всего
на два голоса меньше Рабочей партии. Это тоже показательно,
насколько сейчас крепнут правые. За компартию голосовало в стра¬
не 129 тысяч, но при их системе подсчета наши не прошли в Осло.
Зато выбраны в ряде промышленных городов. Это хороший пока¬
затель.
Нансен был у меня, он хочет снова организовать помощь для
неурожайных губерний в Союзе.
75 декабря.
Переговоры по пакту — основная моя забота. Мовинкель счита¬
ет, что «весьма существенным» дополнением к нашему пакту с
Германией является обмен нотами между Штреземаном23 и на¬
шим полпредом, где допущен принцип «третейского разбиратель¬
ства». Мовинкель спрашивает: почему мы от Норвегии требуем
большего и предлагаем обмен нотами на подобие советско-гер¬
манского. Пишу об этом в Москву. Мы могли бы отстоять пункт
4-й нашего проекта, исключив редакцию пунктов 2-го и 16-го пред¬
ложения. Мовинкель как будто на это идет. Если уступим в од¬
ном из пунктов, это облегчит принятие всей остальной нашей
редакции. Пятый член — выборный, «по согласованию».
Давала обед кабинету. Был и председатель Верховного суда
Берг. Говорила о пакте с Мовинкелем и Бергом.
24 декабря.
Рождественские праздники. Зоено рождение «отпраздновали»
прогулкой на Фрогнер. Я последнее время «хандрю». Зоя гово¬
рит: «Если ты не горишь вся в деле, тебе всегда кажется, что ты
«состарилась», что ты уже ни на что не годна». Это верно. Но
задача с пактом — меня не захватывает. Я не верю в заинтересо¬
ванность норвежцев.
Были торжества в память Амундсена. Итальянцы послали при¬
ветствие Риизера Ларсену. Отмечали: «Честь открытия Северно¬
го полюса принадлежит Амундсену». Ни слова о «Красине».
В Союзе также отметили память Амундсена и много теплее,
чем здесь. Мы показали здесь фильм «Поход “Красина"». На фильг
ме было много публики. Нет, поход «Красина» среди норвежцев
не забыт. Только мы (Союз) послали приветствие семье Амунд
сена.
Моя книга «Любовь пчел трудовых» появилась. Отзывы в прес
се неплохие. Большего я не ждала. Книга эта — уже не часть меня
самой. Выдержка из газет: «Ждали с любопытством, отчасти вслед

Снова Норвегия
377
ствие положения, занимаемого автором, отчасти вследствие все¬
общего уважения, которым в Норвегии пользуется автор». Это
порадовало.
Заметки на лету
Надо читать и знать историю (1928 год)
Буржуазные историки, подводящие все факты под идеологию
христианства, особенно английские (Гиббон, Дрепер и проч.), но
и немцы-лютеране, и французы-католики крепко проводят поло¬
жение о «темной эре» начала средних веков под напором языче¬
ства. Цивилизацию и культуру создал только расцвет христиан¬
ства к 1000 году (догмат католиков) и русского православия, свя¬
занного с Византией. Лютеране утверждают, что взлет культуры
и цивилизации связан с реформацией — эпоха Возрождения. До
того царила тьма во всем мире и после гибели греческой, и рим¬
ской цивилизации (эту культуру они допускают, так как антич¬
ный мир перестал быть угрозой христианству).
Но что почти все историки вычеркивают в период средневеко¬
вья — это существование огромных очагов цивилизации и культу¬
ры арабских народов, вообще Востока. В истинной тьме христи¬
анская церковь держала лишь феодальный мир маленькой Евро¬
пы, а огромные очаги культуры и цивилизации охватывали (VII—
XIII вв.) мощные пространства от Атлантического океана (Пире¬
нейский полуостров) через Месопотамию и Персию до Индии. Пе¬
редвижка центров цивилизации — преемственность.
Коммунистическим историкам предстоит огромная и интерес¬
ная исследовательская работа: отбрасывая лживые и ошибочные
выводы буржуазных историков, выявить историю культуры и ци¬
вилизации человечества в общем контексте «мировой» истории, а
не вырванных кусочков истории одной лишь Европы.
Вне истории культурного развития человечества остаются не
только огромный вклад цивилизации мавро-арабских народов, но
и громадный континент до европейской Америки (майя, инки и
проч.), весь Китай с его сокровищницей философской мысли и
художественного творчества, с его попытками разрешения аграр¬
ных реформ в духе, близком к современности. Наконец, культу¬
ра и философия Индии и особенности ее социальной структуры
(касты, феодализм), влиявшей и на другие народы.
Отрицание, точнее, игнорирование культуры и цивилизации
нехристианских народов — худшее научное преступление буржу¬

378
Тетрадь пятая (1927—1928)
азных идеологов. Им это нужно, чтобы идеологически оправдать
колониальную политику империализма. Но мы, т.е. наши истори¬
ки, можем и должны разоблачать их фальсификацию истории
цивилизации и культуры человечества.
Христианство, в свое время выражавшее вожделение обездо¬
ленных в античном римском мире (счастье после смерти), позднее
являлось либо утешением для слабых душ, когда рушилось могу¬
щество Рима и так называемые варварские языческие племена,
но еще свободные народы севера разрушали все устои античного
мира и шла ломка всех привычных норм (это в III—V вв.), либо
стало той идеологической силой, которая помогла феодализму и
авторитарности на долгие века задушить культуру и цивилизацию
античного мира в Европе.
На Востоке складывался иной процесс смен систем хозяйства,
т.е. переход от примитивно-кочевого к торгово-ремесленному, но
при сохранении основной власти владельцев крупных земель. Зем¬
ля оставалась основным источником дохода — и частного, и народ¬
ного. Торговля и грабеж — набегами и захватами в других стра¬
нах — источником номер два.
Христианству пришлось выдержать нелегкую борьбу с антич¬
но-языческой культурой, с экономикой и идеологией античного
мира. Это историки мало выявили, приведя больше жестокости
римских императоров в первые века христианства, террор физи¬
ческий. А факт непрекращающейся, ежечасной и повседневной
борьбы и столкновения двух идеологий — антично-языческой
(с высокой культурой мысли) и наивно христианской, приспосаб¬
ливающейся все более и более к складывающемуся феодализму,
- это историками буржуазной школы упускается. Христианской
идеологии пришлось проявить большую настойчивость, нетерпи¬
мость и догматизм, доведенный до крайних пределов, чтобы по¬
бедить культуру и идеологию античного мира и этим укрепить
переход к новой хозяйственно-социальной бытовой системе, т.е.
феодализму средних веков.
Последний взлет творчества поэтического в античном мире
можно отнести к первому веку нашего летосчисления при Окта-
виане Августе в Риме. Потом пошла полная ломка античного мира:
великое переселение народов, нашествие германов, гуннов и проч.
Поэтическая мысль замерла. И в дни великого философа и импе¬
ратора Марка Аврелия Тацит писал с грустью и пессимизмом, что
нет больше поэзии, нет больше писателей и погибла на век куль¬
тура.

Снова Норвегия
379
Папа Григорий Великий, примерно в 550 году построивший
крепкий аппарат христианской церкви и своим формализмом за¬
душивший всякое проявление художественного творчества, все же
не смог убить творчество поэзии. Но творчество поэтическое и
художественное на 500 лет было «задушено». Со времени папы
Григория, основавшего твердые уставы церковной службы, уста¬
вы монастырей, каноны и проч., поэзии античного мира настал
конец. Творчество могло быть только в области возвеличивания
церкви и ее догм. Тогда заглохла окончательно философия, кто
хотел мыслить, бежал в пустыню, как это сделал св. Жером. Цер¬
ковь материально богатела и ее духовный авторитет рос, ее влия¬
ние распространялось по всей Европе и на Ближний Восток, но
она базировала свою идеологию не на живой мысли, а на догмах.
Живое творчество духа было изгнано из европейской части чело¬
вечества и процветало в иных и новых формах лишь в арабо-мавр¬
ских странах, где развивалась наука, техника и поэтическое твор¬
чество и применялось в жизни прогрессивное народное хозяйство
(ирригация, строительство городов, школ, библиотек и даже боль¬
ниц).
Христианской церкви, несмотря на ее растущую власть, не уда¬
лось задушить поэтическое творчество. Оно ожило, выявилось в
новом виде в 1000-х годах. Прованс, бывшая провинция Рима, тер¬
риториально близкая к Пиренеям, населена была торговцами-мо-
реходами, общавшимися с Дамаском, Персией, с Египтом и Ха¬
лифатом в Испании. Неудивительно, что в то время, когда во
всех других частях христианского мира царила «эпоха тьмы», в
1090 году именно в Провансе начал петь свои великолепные стан¬
сы трубадур Готье, а за ним появились и сотни других трубаду¬
ров. Это был новый вид поэзии, отличный от античного.
Поэзия и ее творчество восторжествовали над мраком христи¬
анской догматики. Провансальцы, торговцы-мореплаватели, были
скептиками, материальные доходы для них были важнее церков¬
ных канонов и догм, диктуемых папами из Рима. Им жилось хо¬
рошо. Провансальцам хотелось не только богатств, но и пищи для
души. Они стали слушать трубадуров и, оценив своих творцов
поэзии (расцвет X—XIII вв.), они наводнили и Европу своими под¬
ражателями — миннезингерами. Появилось поэтическое творче¬
ство вне церковных мистерий. Полулатинский язык провансаль¬
цев позволил им понимать и читать уцелевшие шедевры Овидия,
Виргилия, Горация и других поэтов античного мира. Прошла ты¬
сяча лет, но то, что вдохновляло всех этих поэтов Рима, стало

380
Тетрадь пятая (1927—1928)
постепенно достоянием всего мира культуры, и, может быть, было
оценено даже выше, чем ценили их современники.
При всей суровости догматизма христианства, при всей необ¬
ходимости в период ломки систем хозяйства и утверждения но¬
вой идеологии (христианского феодализма*) выкорчевать до дна
античную культуру и избегать всякого общения с цивилизацией
арабо-маврской, многое ценное для человечества просочилось
сквозь формализм и запреты церкви, и то, что создала культура
арабо-маврская, легло в основу научной и философской мысли
остальной Европы в эпоху Возрождения.
Милая моя Норвегия
Лето 1928 года (из письма Т. Щепкиной-Куперник).
Христиания. Вечер сейчас. Теплый, летний. Белая ночь. Спеш¬
но, точно белые бабочки, трепещущей цепью скользят в гавань
по фиорду парусные яхты. А фиорд, не синий, как днем, а фиоле¬
тово-розовый, зелено-голубой. Красота!..
Я недавно вернулась с горной прогулки. Ноги еще ноют после
долгой ходьбы, а тело все еще легкое, бодрое, и голова свежая,
как горный воздух. Ты знаешь, ты помнишь'это дивное ощуще¬
ние — предвкушение горной прогулки? Встать рано, пока солнце
еще не печет. С утра уложен горный мешок. Спортивный костюм,
сапоги на особой подошве. Легко, удобно, движения ничем не стес¬
нены. Бодро, ясно и радостно — как в детстве. Впереди целый боль¬
шой, интересный день...
Сначала поездом. Горная маленькая станция. Высаживаемся.
Поправляем, перетягиваем туже мешки за спиной. Сверяем по
карте. И в путь. Сначала по дороге, потом по горным тропинкам
мимо скал, мимо обрывов, где бегут, журчат, играют, брызжут
пеной горные ручьи. Густой шапкой заполняют ущелья темные
ели, убранные свежими побегами, нежно-зелеными, будто узором
обшитые... Темная зелень леса мягчит суровость горных скло¬
нов. Крутая вышка. С нее вид на убегающий извилистый фиорд,
а по нему порхают белые бабочки-парусники... Дальше, выше -
долина внизу с игрушечно-крошечными хижинами, и снова лес,
скалы, каменистые хребты и неожиданно-шумливый каскад, буд¬
то белая бахрома, нависшая над серой скалой. Солнце печет. Жар
* Уже не столько воинствующего, как в III—VII вв., сколько утверждающего
феодально-торгово-ремесленную систему хозяйств.

Снова Норвегия
381
ко. Устали. Привал. Разводим костер. Я кейфую на мху, подло¬
жив мешок под голову: пусть мужчины хозяйничают. Горячий
кофе, апельсины, закуски... Мужчины, конечно, не забыли бу¬
тылки. Мне приносят стакан студеной воды из горного ручья-кас¬
када. Беззаботно... По-молодому, по-юному беспричинно смеш¬
но... Небо летнее, золотисто-голубое высоко убегает над верхуш¬
ками редких, одиноких сосен.
Лес остался внизу. Отдохнули — и дальше, в глубь гор. Тро¬
пинка каменистая. Крутая. Извивается, ползет... Одолевает вью¬
щимся кольцом горную вершину — кряж. Скалы кругом хмурые,
голые, серые. Не видно ласкового леса. Затихли ручейки. Обсту¬
пили, в небо уперлись скалы... Не слышно птичьих голосов, не
ласкают глаза лесные цветы. Камни, камни, камни... И тиши¬
на — горная, звонкая. Только ветер налетает порывами. Беспокой¬
ный, горный ветер недоволен, что гости забрались в его владения.
Затихли и мы. Идем молча, мерно, гуськом. Тропинка тяжелая
для ходьбы — камни. Идем, идем... Нет конца серым камням,
голым скалам... Но воздух дивный, такой легкий, что и тело буд¬
то не весит ничего. Наконец раздвинулись скалы. Взбежала тро¬
пинка вверх, обогнула скалу и уперлась в горное озерцо, заснув¬
шее, болотистое. Обошли его топкие берега меж мелкорослого
леса и остановились. Панорама — сказка. Весь Нормакен раски¬
нулся у наших ног. Цепи зелено-фиолетовых гор, леса, долины,
луга... Глядим молча, благоговейно: ведь перед нами великий
храм — храм Природы-Кудесницы!
Мир, заботы, достижения, дела — все забыто. Помнишь, ощу¬
щаешь, понимаешь всем нутром своим одно — лицо Природы-Ку¬
десницы, ее величавую силу неиссякаемого творчества.
Второй привал. Опять костер, котелок, кофе... И смех, и даже
танцы на покатой скале. Теперь — вниз. Надо спешить. В горах
вечерние тени набегают быстро, а за ними ползет холодок. И буд¬
то русалочьи покрывала тянется в ущелье белый, рваный туман.
Под гору... Вниз. Пахнет сыростью, землей. Спуск крутой, идти
утомительно. Мешок лезет на плечи, бьет по спине. Чьи-то забот¬
ливые руки неожиданно' снимают мешок... Конечно, так легче.
Шоссе в долине. Теперь мы уже не одни... Кудесница-Природа
осталась на вершинах. Здесь — люди. Автомобили обдают пылью.
Туристы, крестьяне...
Ноги сразу стали тяжелые, неудобные... С трудом несут уста¬
лое тело Скоро ли? Горная речка. Мост. А за ним — пристанище
на ночь. Гостиница — скромная, горная. Сама хозяйка прислужи¬

382
Тетрадь пятая (1927—1928)
вает. Куры, овцы, коровы... Ужин в зале с громадным, как в сказ¬
ке очагом. Кровать пахнет сеном... Засыпаешь и кажется, что
только сегодня живешь реально, все остальное — далекий сон...
А на утро, по холодку, в обратный путь... Луга, цветы. «Сетте¬
ры» (горные домики). Поезд. Мы снова в городе. Два странных,
необычных дня позади. Беззаботных и легких, как горный воз¬
дух, светлых, как лучи солнца на вершинах Что сон? Что явь?
Кряжи ли горные, костры, пение и танцы под граммофон в гости¬
нице-избе? Или то, что ждет здесь: нераспечатанные телеграм¬
мы, доклады, отчетность по финчасти, заботы, тревоги, напряже¬
ние труда? Сейчас я еще мыслью на вершинах гор, и потому ты
особенно близка мне. Удастся ли вместе пережить сказку гор?
Побыть вместе в моей милой Норвегии?
Новая волна в литературе
22 октября 1928 года.
Сейчас новая волна в литературе — воссоздание живых истори¬
ческих фигур. Это не биографии, не сухая передача фактов, это
и не роман из жизни великих людей. Нет, это совсем нечто новое.
Перед тобой в живой форме проходит вся жизнь человека, его
детство, надежды, радости, трагедии, достижения. Это не вымы¬
сел, не роман, это — сама жизнь. И потому это увлекает, это вол¬
нует. Это вызывает эмоции, которые бессильны вызвать беллет¬
ристические произведения. Прежде людям импонировало, удив¬
ляло их богатство фантазии поэта. Жизнь казалась беднее, чем
вымысел, потому что люди еще не умели видеть жизнь. Сейчас,
после пережитых больших потрясений последних 15 лет и после
того, как беллетристика в течение более столетия научила чита¬
телей понимать и видеть жизнь, роман-вымысел стал скучен. Ро¬
ман перенесен на экран, вымысел перешел в фильм. Литература
требует мастерской кистью передачи самой жизни. Как оно было.
В «буржуазной Европе» интерес вызывает прежде всего восста
новление фигур, образов. У нас может родиться эпос о револю¬
ции... Наши молодые писатели инстинктивно нащупывают путь.
Но в их произведениях еще слишком много вымысла. Он пере
плетается с исторической правдой, заплетает ее и путает кар¬
тину.
Пишут теперь не мемуары, а «живые портреты». Но не просто
силуэты-образы, а восстановление, строго историческое, проверен
ное, с документами жизни человека, чье имя вошло в историю.

Снова Норвегия
383
И ты вдруг видишь Дизраэли совсем не тем, кем считала; живую
Маргарет Фуллер, всю эпоху Рескина при зарисовке портрета
Росетти, Шатобриана и Меттерниха, королеву Викторию, Байро¬
на, Вашингтона, Лоренцо Медичи, Атиллу, будто ты с ними «по¬
знакомилась», будто ты вошла в круг их жизни...
1928 год. Осло (из письма к Т. Щепкиной-Куперник).
Как твоя новая книжечка? Может быть, ты могла бы не писать
обо мне главы, а просто вплести нашу дружбу, ее «зарю» в другие
главы книги. Ведь много прелести в этой нашей первой встрече, в
твоей помощи мне в тяжелую минуту (подполья). Помнишь, как
я прибегала к тебе ночевать, когда была уже «нелегальная»? По¬
мнишь вечер перед моим бегством за границу, когда Василенко
играл у тебя свои дивные песенки на слова Городецкого? Жаль,
если бы это не осталось поэтической страничкой жизни, зарисо¬
ванной твоей рукой...
Сейчас за границей волна нового жанра литературы: не рома¬
ны, а воссоздание живых образов людей, их зарисовка пером бел¬
летриста. Ты вошла в круг этих произведений своей книгой «Дни
моей жизни». Ведь и у тебя, собственно, не мемуары, а вереница
живых, воссозданных и запечатленных для потомства образов.
Хороша Медведева, Ермолова, слабее Яворская. Сейчас хотят
знать: а какие же это люди, чьи имена были нам, нашему поколе¬
нию, близки как создатели духовных ценностей. Есть прелестная
книга о Дизраэли, которой зачитываются; книга о Лоренцо Меди¬
чи, о Вильгельме Оранском и о ряде политических деятелей и
исторических фигур — Атилла, Кальвин, Жорж Санд и другие.
Мне кажется, что ты могла бы очень развить вторую часть сво¬
ей книги и включить много интересных образов. Сейчас за грани¬
цей очень интересуются Художественным театром. Дай и оттуда
«образ». А что касается меня, если не поздно, подумаем и лучше
поменьше обо мне. Исторически рано.

Тетрадь шестая
(1929)
НОРВЕГИЯ
Встреча Нового года. - На работе в Осло. - У Нансена. - Торго¬
во-финансовые дела. - В парламенте. - Вигеланн. - Беседа с
Мовинкелем. - О гарантийном пакте. - О госгарантии. - Обед
кабинету. - Прием 23 февраля. - Свадьба кронпринца. - Основ¬
ная забота - Арктика. - О международном положении. - Ле¬
том в полпредстве. - О Балтийском блоке. - Летнее затишье,
еду в Москву. - У Сталина. - Кредиты нам утверждены.
Встреча Нового года
1 января 1929 гок
ЧЕРА проводили прошлый год и встретили новый с
подъемом и надеждами. Этот год, как и прошлый, по
служит укреплению нашего хозяйства, мощи СССР и
наступлению социализма на капиталистический мир силой наше
го хозяйственного и финансового роста. Решения XV съезда1 и пле¬
нумов этих последних лет внедряются в жизнь, социалистиче
ский сектор в нашем народном хозяйстве растет за счет частника.
Индустрия, особенно тяжелая, показывает реальные успехи. В де
ревне развивается коллективизация и крепнут совхозы. Разумеет
ся, обострилось сопротивление кулака, но в ответ партия прово
дит лозунг: ликвидация кулачества как класса.
Три года высоких урожаев вывели нашу страну не только из
последствий голода 1921 года, но, что важнее, повторные неуро^
жаи целых областей России уже стали достоянием истории. Ук

Норвегия
385
рупненное сельское хозяйство, развивающее свою агрономию по
предусмотренному плану (ведь у нас пятилетка, так тревожащая
буржуазные страны!). Эта пятилетка дает возможность развития
и притом быстрого, техники и в промышленности, и в сельском
хозяйстве. Соху на наших полях заменяет трактор, и комбайны
уже не вызывают ни удивления, ни восторга.
Новое, социалистическое, государственное хозяйство внедряется
в ту самую Россию, которая еще 10-12 лет тому назад считалась
самой отсталой страной Европы в смысле индустрии и всяких нов¬
шеств. Как же не ликовать нам в день нового года? И мы ликова¬
ли вчера и веселились всей советской колонией, самодеятельность,
ужин, танцы, песни
Я прочла традиционный доклад. Отметила не только наши
хозяйственные успехи, но и рост мощи СССР и то значение, какое
мы теперь имеем в международной политике. Годы интервенции
уже отошли в историю, капиталистические державы ищут тор¬
говли с нами. Наши финансы стабилизировались и проч., и проч.
Подробно вчера остановилась в своем докладе на международ¬
ной обстановке и обратила внимание товарищей на новую опас¬
ность, идущую из Германии: идеология нацизма и ее успех как
следствие Версальского мира. И здесь, в Норвегии, у нас не одна
торгово-финансовая задача, а и чисто политическое задание: пакт
о взаимном ненападении.
Праздник наш провели, как всегда, в большом зале полпред¬
ства, и давно не было у нас так непринужденно и радостно. Прав¬
да, у меня вышел диспут с торгпредом по поводу развития у нас
сельского хозяйства на новых началах. Он оспаривал, что наука
агротехники в сельском хозяйстве подымет сельское хозяйство до
степени индустрии, но шампанское и водка заставили его принять
мои тезисы и провозгласить за меня тост. В споре с торгпредом
меня поддержал Мирный. Другие не выступали — не для митинга
собрались, а для праздника.
Удачно поставили сценку; как всегда, лучше всех была Ниноч¬
ка Крымова. Оркестр курьера охраны Даниельсона с его пятью
сыновьями, как обычно, имел успех. Но больше всех аплодирова¬
ли Анне Ивановне за ужин. Хотели ее качать, но она убежала,
что вызвало возню, крики и шумное веселье. Танцевали до шести
утра.
А сегодня спрашиваю себя, что даст нам 1929 год? В междуна¬
родной обстановке неспокойно, и в Подготовительной комиссии
по разоружению в Женеве наше участие пока малоэффективно.

386
Тетрадь шестая (1929)
Да и здесь с Мовинкелем переговоры о пакте плетутся черепашь¬
им шагом. Не так все светло, как казалось вчера Но госгарантию
на индустриальные кредиты — этого мы добьемся у Норвегии. Все
же важнее пакт.
Поеду на Хольменколлен, развею на горах мрачные мысли.
На работе в Осло
3 января.
Год этот будто хорошо начинается для меня. Только что полу¬
чила из нашего торгпредсгва в Стокгольме официальное извеще¬
ние, что друг всей моей жизни, Зоечка приедет ко мне на два
месяца. Ей дали отпуск на лечение с правом полечиться в Осло,
живя у меня. Здесь имеются специальные зимние курортные за¬
ведения (ванны) против ревматизма.
Слов нет выразить мою радость. После двух месяцев Москвы я
так затосковала в своем полпредстве, с его мелкими склоками
между Ландлером и Рихтером, с претензиями неумного и грубо¬
го торгпреда, что выхлопотала этот отпуск для моей Зоечки. Эти
мелкие дрязги хуже серьезных дел, они, как ядовитые кислоты,
отравляют воздух и заражают и других, непричастных к ссоре.
Мирный недоволен торгпредом; Рихтер хороший работник, но
недостаточно авторитетный; секретарь Шарманов «доносит» мне,
что у Рихтера «скрытый» правый уклон и проч. Все это меня раз¬
дражает после цолета больших проблем и задач, какими живет
Союз.
Пребывание Зои здесь внесет свежий, здоровый дух. Она так
хорошо умеет высмеять все мелкое, ненужное, пошлое и поднять
перед коллективом большие наши задачи. Ее ирония часто силь¬
нее всякой логики. Я радостно вздохнула и светлее гляжу в буду¬
щее, зная, что со мной будет созвучный товарищ и друг, для кого
я не начальство, а просто Шура.
В деловом отношении нехорошо было, что я так долго прогос¬
тила в Москве. Все задачи полпредства и торгпредства останови¬
лись в том же положении, в каком я их оставила. Точно забыли
завести часы и стрелки показывают все то же время.
По возвращении из Москвы, разумеется, была сейчас же у Мо-
винкеля, но он больше расспрашивал меня о нашей пятилетке и
ее успехах, чем говорил о наших делах в Норвегии. Отделывался
общими фразами о пакте о взаимном ненападении, восхваляя
идею, соответствующую идее Келлога, обещая заняться пактом к

Норвегия
387
новой сессии стортинга. По поводу государственной гарантии на
наши заказы и закупки в Норвегии промтоваров обещал тоже дви¬
нуть вопрос с мертвой точки, но норвежское правительство все
еще настаивает на связывании кредитов на индустриальные зака¬
зы с нашей закупкой сельдей в Норвегии. Это значит, что за мое
отсутствие вопрос о кредитах нам не двинулся с места. Значит,
мы уже не сможем получить санкции на кредиты на 1930 год.
Досадно. А тут еще новое затруднение: вопрос регулирования эк¬
спорта засоленной сельди.
Одно меня утешает: на прощанье Мовинкель снова вернулся к
гарантийному пакту, сказав, что он надеется найти такую форму¬
лировку третьего пункта пакта (это о пятом члене согласитель¬
ной комиссии), которая удовлетворила бы и нас, и Норвегию. Мо¬
винкель будто бы сейчас этим занят и думает, что найдет выход,
приемлемый для обеих сторон. Я пока этого «выхода» не вижу и
предвижу снова бесконечные «нажимы» на Мовинкеля, упрямство
норвежцев, а главное, их послушание советам Лиги Наций, что
значит новая и новая затяжка важных для нас переговоров о пак¬
те. Мы на уступки по пакту не пойдем, он нам нужен лишь как
«образец», как сказал Иосиф Виссарионович.
У Нансена
10 января.
Приезд Зоечки внес в мое торжественно нарядное жилище, т.е.
в здание полпредства, дружеское тепло и созвучие восприятий и
мышления. Для меня засветило солнце близости друга.
Мы долго разговаривали вчера и смеялись, как в юности, так
что моя повариха Анна Ивановна во втором часу ночи пришла
узнать, не хотим ли мы закусить? «Может после дороги Зоя Лео¬
нидовна голодна, оттого и не спится вам». Это дружеское вмеша¬
тельство в нашу беседу насмешило нас: «Мы же не маленькие,
Анна Ивановна, сейчас уляжемся, не беспокойтесь». И снова сме¬
ялись, точно в самом деле кто-то из старших призвал нас к по¬
рядку.
★ * *
Сегодня мы вместе с Зоей ездили к Фритьофу Нансену. «Как,
мы поедем к самому Нансену?» — радостно вопрошала меня Зоя.
Она еще девочкой прочла о его экспедиции на Северный полюс и
с тех пор мечтала его повидать.

388
Тетрадь шестая (1929)
Нансен живет не в Осло, а у берега залива в своей вилле, близ
города Люзакера. Деревянная вилла в лесу, огромные окна с ви¬
дом на море. Нансен все еще тоскует о чарах Северного Ледови¬
того океана с его безлюдьем и простором. «Там, — говорил он мне
как-то, — чувствуешь, какова была наша планета до заселения ее
людьми. Тюлени с их умными глазами и белые медведи — вот
кто обитал тогда на начавшей оттаивать нашей планете. Простор¬
но там, и теперь еще в Арктике нет никаких рамок и преград
между человеком и природой. Льдины, море, небо и случайные
люди на льдинах и снежных горах, экспедиция, такая беспомощ¬
ная и все же полная воли и смелости».
Таков и Нансен. Это — тип воли и решимости, не признающий
преград. Я была рада показать его Зое. У меня к Нансену боль¬
шое чувство тепла и уважения. И это несмотря на его «нансенов-
ские паспорта», какими Лига Наций снабжает белогвардейцев.
Он похож на пуритан, толка Кальвина, который, сжигая на кост¬
рах инакомыслящих и преследуя католиков, спасал целые дерев¬
ни католиков от жестокостей и разгрома правоверных лютеран-
кальвинистов. Преследовал он и католиков, и нестойких кальви¬
нистов во имя «чистоты» веры, а спасал жителей деревни от же¬
стокостей солдатчины и изуверств пуританизма во имя гума¬
низма.
Нансен никогда не занят судьбой отдельных людей, он мыслит
коллективами, вернее, занят не индивидуумами, а целыми наро¬
дами и их судьбой. Мы ездили к Нансену, чтобы от имени совет¬
ского правительства договориться, как состоится торжественное
вручение ему медали за помощь, оказанную нам во время неуро¬
жая и голода на Украине и в Поволжье. Червонный крест Ук¬
раины также прислал ему в благодарность золотой жетон с
надписью.
Мы вошли с Зоей в светлый вместительный дом. Большие окна
с чисто вымытыми стеклами, с ярким впечатлением, что сосно¬
вый лес в самой комнате. Вестибюль с пылающим камином, пе¬
ред ним низкий длинный диван. Деревянная лестница, ведущая
во второй этаж, своей резьбой перил служит украшением этой
большой, светлой комнаты, в окна которой заглядывают ветки
елей и сосен. По этой лестнице быстрой, будто юношеской поход¬
кой сбежал Нансен в синем костюме, красиво облегающем его
стройную фигуру.
Условившись о дне и часе передачи ему медали в полпредстве
СССР, Нансен заговорил о том, что занимает его вечно ищущий

Норвегия
389
приложения ум — о репатриации армян. Он поднял этот вопрос в
Лиге, и мое правительство заинтересовано в этой акции Нансена.
У него еще остались средства, собранные сектой менонитов во
время неурожая на Украине, и он предложил переслать их в гу¬
бернии СССР, где еще есть голод. Но я отклонила его предложе¬
ние (по указанию Москвы), у нас нет больше голодающих губер¬
ний.
Нансен не поверил мне, но ничего не сказал. Он опять вернул¬
ся к вопросу о репатриации армян: «Почему бы СССР не исполь¬
зовать этот вопрос для получения через Лигу Наций займа в по¬
мощь армянам, возвращающимся на родину? Это же будет пер¬
вый, правда, скрытый заем Союзу со стороны больших держав».
Я обещала передать его запрос моему правительству.
Когда мы собрались уходить, Нансен подвел нас к окну, чтобы
мы полюбовались видом на морской залив: «Это миниатюра, не
та ширина и беспредельность видов в Арктике, но я и этот вид
ценю, особенно в зимнюю пору». Нансен вышел на крыльцо, что¬
бы проводить нас до машины. Его фигуру ярко осветило зимнее
ясное солнце, и весь он вырисовывался на синем небе, стройный и
гибкий, с шапкой густых волос. Фигура полная воли и непреклон¬
ности, но с мягкой усмешкой губ и лбом мыслителя. «И это ста¬
рик? Глупости! Это юноша. Погляди, он весь куда-то еще рвет¬
ся», — сказала Зоя.
Мы отъехали от виллы Нансена, унося этот чарующий образ
Фритьофа Нансена, вечного борца за тех, кто страдает, кто взы¬
вает о помощи
Зоя пожала мне руку.
Торгово-финансовые дела
7 7 января.
Снова затор с государственной гарантией на наши кредиты для
заказов и закупок у норвежцев индустриальных продуктов. С сель¬
дями улажено — особый кредит. Но теперь норвежцы требуют
включения в договор распространения кредитов лишь при наших
закупках алюминия у франко-норвежской фирмы. При закупке у
«Норск-Алюминиум» (смешанный норвежско-американский капи¬
тал) Норвегия не дает гарантии на кредиты, что означает, что мы
вынуждены покупать не у «Норск-Алюминиум», а лишь у фран¬
цузской фирмы «Нор-Нито».

390
Тетрадь шестая (1929)
Министр торговли Офтедаль прислал торгпреду Элердову
письмо, предлагая заранее договориться о распределении наших
заказов. Норвежское правительство заинтересовано, чтобы мы
закупали у норвежско-американской компании, а не у филиала
французов. Элердов вскипел, кричал, что это вмешательство в
советскую монополию торговли, и написал в ответ Офтедалю глу¬
пейшее письмо. Мне пришлось поехать самой к Офтедалю и вне¬
сти «уточнения» к письму Элердова. Внесла конкретное предло¬
жение: в договоре опустить вопрос о распределении заказов, но
заранее в обмене писем между мной и премьером договориться о
распределении заказов на алюминий между обеими фирмами,
приняв во внимание заинтересованность норвежцев в фирме
«Норск-Алюминиум» и отдав ей предпочтение при всех равных
условиях закупки.
Срыв переговоров об алюминии нам не выгоден, и я очень до¬
вольна, что мое предложение принято. Наши закупки будут спо¬
собствовать установлению связи с компанией «Норск-Алюмини¬
ум», что в интересах также и норвежцев.
В парламенте
12 января.
Торжественное открытие весенней сессии стортинга. Процес¬
сия: король, епископы в облачении, правительство во фраках. Мы,
дипломаты, в ложе, дамы на балконе над нами. Много глазею¬
щей публики, не мало приезжих из провинции, заинтересован¬
ных в основном вопросе этой сессии — разрешении финансовых
трудностей. Кризис угрожает промышленности. Директор Госбан¬
ка Рюгге стоит за искусственную стабилизацию норвежской кро¬
ны займами у США и концессиями Англии. Кризис в Норвегии
есть отражение кризиса в США. Лейбористы (социал-демократы)
противятся политике консерваторов, глашатаем которой в финан
совых вопросах является директор Норгес-банка Рюгге. Предсто¬
ят оживленные дебаты в стортинге. Но сегодня день посвящен
парадным декларациям.
Досадую, что из-за режима экономии у полпредства нет своей
машины, и я пользуюсь наемным автомобилем. В торжественных
случаях на него водружаем наш советский флаг. Такая экономия
мелочна и неразумна. Но в аппарате НКИД кто-то решил, что в
малых странах своя машина — лишняя роскошь: надо включить в
штат еще шофера и проч. Неверно их решение. Именно в малых

Норвегия
391
странах соблюдают особо тщательно знаки престижа послов. Это
же неудобство было у меня и в Мексике. Напишу Литвинову или
похлопочу о машине сама, когда приеду в Москву.
Кабинет либеральный, но он опирается на лейбористов. С на¬
ступлением кризиса может встать вопрос о смене правительства.
Удалось бы двинуть вопрос о пакте ненападения и о государствен¬
ной гарантии до смены правительства. Без Мовинкеля трудно бу¬
дет провести нам эти два задания Москвы. Хамбро (лидер кон¬
серваторов) — наш завзятый враг. А тут еще вновь оживился арк¬
тический вопрос — в нем крепко заинтересована Норвегия. Конф¬
ликт норвежцев с Англией по китобойному промыслу в водах
Южной Арктики. Этот вопрос внесен уже на рассмотрение Лиги
Наций, это может задеть и нас. Но сегодня в стортинге лишь пышно
и торжественно. Со мною подчеркнуто любезны.
★ ★ ★
Не нравится мне тон правых газет. Особенно «Тиденс Тегн»
напоминает профашистскую газету. Но и в либеральной прессе
запахло шовинизмом. Объясняют это предстоящей свадьбой крон¬
принца Олафа и ожиданием монархических торжеств, которых
Норвегия со времени отделения от Швеции не знавала. Газеты
изощряются в доказательствах прав Норвегии на арктические
воды, и возникла полемика между Норвегией и Финляндией. Не
отразится ли это и на вопросе о наших территориальных водах на
севере?
Особенно шовинистически и нагло звучат передовые статьи
Карла Иогансена, и где же? В самом «Арбейдербладете»! Тран-
мель не дает ему отпора. Порой статьи главного органа социал-
демократов напоминают прессу итальянских и немецких фашис¬
тов.
Нет, это не та Норвегия, какую я знала и любила в годы эми¬
грации!
Вигеланн
13 января.
С тех пор, как Зоя гостит у меня, жизнь наша насыщена куль¬
турными впечатлениями. Сегодня мы ходили с ней в музей скуль¬
птора Вигеланна. В те годы, когда я жила в Норвегии как полити¬
ческая эмигрантка, Вигеланн служил предметом горячих споров
в мире художников. Одни считали его гением, новатором в скульп¬

392
Тетрадь шестая (1929)
туре, равным Микеланджело и выше Родена; другие видели в
нем лишь представителя «декадентства», отход от классицизма в
скульптуре. Но за эти двадцать лет Вигеланна признала не толь¬
ко Норвегия, но и художественный мир Европы, особенно Фран¬
ции. Самоуправление города Осло выстроило и подарило Виге-
ланну целое здание, похожее на крепость, где помещается его
мастерская, и примыкающий к ней музей, в котором Вигеланн
выставляет свои уже готовые произведения, но не для показа пуб¬
лике.
Попасть в святилище Вигеланна не так-то просто. Мне выхло¬
потала разрешение член городского самоуправления Ракель Грепп.
Зоя помнила, какие восторженные письма я писала ей в годы моей
эмиграции из Норвегии о Вигеланне, и как знаток искусства хоте¬
ла во что бы то ни стало повидать произведения этой признанной
величины современной скульптуры.
Мы не без трепета вошли с Зоей в огромный выставочный зал
музея Вигеланна, но он оказался абсолютно безлюдным. Чудаче¬
ство Вигеланна заключается в том, что он не общается с людьми,
а, запершись в своей мастерской, годами неутомимо работает над
своим «фонтаном» — монументальной группой, состоящей из мно¬
жества фигур, отрываясь лишь для прогулок по горам. Посетите¬
ли музея никогда не встречают самого Вигеланна. Своих произве¬
дений он не выносит на суд народа и никогда не участвует ни в
национальных, ни в интернациональных выставках. Но члены го¬
родского самоуправления рассказывают, что, допуская посетите¬
лей в свою мастерскую, он следит за впечатлением от своих про¬
изведений через глазок, проделанный в стене, сидя у себя в своей
частной комнате.
Я же, хорошо знающая работы Вигеланна, следила лишь за
тем, какое впечатление производит Вигеланн на Зою. Сначала она
казалась довольной и подолгу изучала каждую скульптуру, но
понемногу на ее лице появилось выражение не то усталости, не то
досады и даже скуки. После двух часов осмотра она вдруг прошла
в конец зала и села на диванчик спиной к выставке. Я спросила,
не устала ли она, не пора ли домой? «Нет, — ответила мне коротко
Зоя. — Я не устала, но мне скучно. Пойдем». Мы вышли и несколь¬
ко минут шли молча. «Вот так новатор, твой Вигеланн! — запаль¬
чиво начала Зоя. — Это до мозга костей консерватор. Ни одной
новой мысли, ничего, что отражало бы те большие, волнующие
эмоции, какими живет рабочий класс во всем мире и что в Совет¬
ском Союзе претворяет в жизнь наш народ». Суждения Зои меня

Норвегия
393
ошеломили: «Разве его творчество не совершенно, не прекрасно,
не правдиво по форме?» — горячо возразила я.
«Вот именно, ты сама дала верное определение, его творчество
превосходно “по форме”». Но меня волнует и бесит, что такой
огромный талант отстал от своего века. Он мещанин, живущий в
идеалах и мышлениях отсталого капиталистического мира. Его
провозглашают родоначальником психологической скульптуры.
Он, Вигеланн, своим гениальным резцом вскрывает переживания
людей, создает не типы, не образы, а эмоции людские. Он поэт-
скульптор эмоций, переживаний, но каких эмоций? Все они взя¬
ты из арсенала буржуазно-капиталистического мира. Он знает и
чувствует одни узколичные переживания. Эмоции коллектива, па¬
фос борьбы и движение вперед до него не доходят. Что он хочет
доказать своим “монолитом”? Вечную погоню человечества за
идеалом счастья? Но его монолит — это стремление вверх к горя¬
щему факелу, ничего не говорящая абстракция. Рабочий класс
знает, за что он борется, и цель его очень конкретна. У нас в Со¬
юзе его монолит никто бы не понял, да. и у норвежских рыбаков
он не вызовет ни энтузиазма, ни понимания. В его группах нет
движения, они пассивны, даже эта группа рыбаков, спасшихся от
кораблекрушения. К кому они взывают о помощи? На лицах страх
и обреченность перед стихией.
Но я знаю, — продолжала Зоя, — я угадываю, что тебя пленило
в Вигеланне. Это его фигура мужчины, сбрасывающего со своих
согнутых плеч прильнувшую к нему и душащую его женщину-
страсть. Великолепно сделано! Так и кажется сбросит он ее, жен¬
щину, мешающую его творчеству, и весь он, человек, выпрямится
и с лица его исчезнет горечь бессилия. Это твоя вечная тема: борьба
с пленом любви. Но и любовь между мужчиной и женщиной он
видит лишь в идеалах прошлого. Как ему представляется любовь?
Хрупкая женщина сидит на коленях у мужчины-атлета, ластясь к
нему и будто ища у него защиты. Это ли современная женщина?
Не говорю уже о наших в Союзе. Довольно ему поглядеть на сво¬
их норвежских женщин, спортивные, крепкие, самостоятельные
Они и в государственном аппарате, и делегатками в Женеве, про¬
фессора, композиторы, во главе предприятий.
Нет, отстал Вигеланн. Вся его беда, что он заперся, ушел от
народа и засох. Кому нужны эти его эмоции? Он индивидуалист,
этот Вигеланн, ему чужды даже мышление и чувства рабочих в
странах капитализма, когда они гурьбой, с пением покидают за¬
вод, идя на стачку, готовые к тяжелой борьбе. Ничего такого Ви-

394
Тетрадь шестая (1929)
геланн с его громадным талантом не увидел. Мимо него прошел
оглушительный грохот нашей революции, пафос нашего строи¬
тельства коммунизма. Он не певец трудового народа, пролетари¬
ата, а узкий, самоуглубленный мещанин. Он отстал от века, пере¬
довому человечеству он чужд. Хочешь вскрыть эмоции людские,
пойми то новое, что уже создалось ломкой старого мира и идеала¬
ми нового общественного строя. Иначе, при всем совершенстве
скульптурных форм Вигеланна, он нам будет чужд и скучен. Вот
и похоронили твоего Вигеланна», — сказала Зоя смеясь, и открыла
калитку палисадника полпредства. Я тоже смеялась, но мне было
невесело.
22 января.
Вчера провели траурный вечер годовщины смерти Ленина.
Казалось, невозможно будет жить, бороться, строить новое без
вдохновения и прозорливости Ленина. Но партия тесно сплоти¬
лась, выросла численно и увлекла за собою широкие массы рабо¬
чих и колхозников. Много молодых, многообещающих сил. Со¬
брание провели в полпредстве, оно оказалось многолюдным, как
раз пришло советское судно. Я люблю говорить нашим морякам.
Вспоминали 17-й год. Нашлись моряки, что помнят «боевую Кол¬
лонтай» тех дней. Для норвежской общественности организовала
просмотр фильма «Октябрь».
Сегодня первый зимний день, и деревья в Королевском парке
покрыты инеем и точно зачарованные в своих белых тюлевых
нарядах. Зоя и я долго любовались из окна моей спальни. И обе
молчали. Нам часто не надо слов, мы понимаем друг друга с полу¬
слова. Дружба стольких лет, основанная на созвучном мироощу¬
щении и миропонимании, — великая ценность.
Беседа с Мовинкелем
26 января.
Переговоры с Мовинкелем по пакту о ненападении все продол¬
жаются, но пока безуспешно. Мовинкель настаивает на включе¬
нии в текст пакта арбитража под прикрытием пункта о согласи¬
тельной комиссии. Москва ни на какой арбитраж с участием Лиги
не идет. Мовинкель же придает арбитражу большое значение,
считая его сутью и самого пакта. Он заключил договора об арби¬
траже с вмешательством Лиги с Италией и Испанией и поздра¬

Норвегия
395
вил нас с заключением пакта о взаимном ненападении с Польшей,
хотя текст и этого пакта его не удовлетворил. «Гарантийный пакт
теряет половину своей ценности без арбитража», — находит Мо¬
винкель. Ему непонятно, что в спорах между СССР и империали¬
стическими странами нам не найти объективного арбитра. Гааг¬
ский суд или Лига наций в отношении нас всегда будут предвзя¬
тыми. Очередной наш разговор с Мовинкелем по тексту пакта ни
к чему не привел.
Каково же было мое удивление, когда сегодня утром звонили
из МИДа — премьер просит меня быть у него в двенадцать часов.
Я обрадовалась: не иначе, как новое и, вероятно, более для нас
приемлемое предложение по пакту. Как же я удивилась, когда
Мовинкель с особой приветливостью встал мне навстречу: «Ма¬
дам Коллонтай, оказывается, что вы не только дипломат, но и
беллетрист. Ваша книга «Путь любви» ведь переведена на нор¬
вежский язык, и я вчера вечером ее прочел с большим интере¬
сом».
Мы уселись не у его письменного стола, а в глубине кабинета,
он на диване, я в кресле, и почти час беседовали очень оживлен¬
но. Но не о гарантийном пакте, а о моей повести «Василиса Малы¬
гина». Меня удивило, что Мовинкель понял основную мысль этой
повести: любовь женщины к мужчине никогда не должна изме¬
нять или влиять на ее жизненный путь и работу. Мовинкель уме¬
ет разбираться в женской психологии и понимает, что в отноше¬
ниях мужчины и женщины эротика играет весьма подчиненную
роль. Созвучие характеров и, главное, единство миропонимания
и мироощущения — вот основа и любви, и дружбы.
Чиновники МИДа, верно, решили, что мы перерабатываем весь
проект пакта о взаимном ненападении, я слышала шуршание у
дверей. Но никто не входил, чтобы не мешать. Насчет пакта пого¬
ворили уже стоя, прощаясь.
Выйдя из здания МИДа, я прошлась по Королевскому парку,
удивляясь, что премьер умеет уловить тончайшие нюансы не толь¬
ко в формулировке договоров, но и в людских отношениях. И вдруг
я рассмеялась. Мовинкель женат в четвертый раз, и о нем ходит
анекдот, будто он сам рассказывает о своих браках и их неудачах
в следующих словах: «Мою первую жену отнял у меня мой отец
небесный; мою вторую жену отнял мой отец земной; третью взял
просто у меня господин Петерсен. Ну, а уж четвертую, мою Юлию,
никому не отдам!». А Юлия, надо сказать, довольно неинтерес¬
ное и бесцветное существо, вряд ли кто на нее позарится.

396
Тетрадь шестая (1929)
О гарантийном пакте
28 января.
Третий раз была на аудиенции у Мовинкеля по поводу пакта о
взаимном ненападении. Литвинов торопит с заключением этого
пакта, а премьер тянет, между тем подобные пакты вполне в духе
задач Лиги наций, и в принципе он за них. Но, видоизменяя фор¬
мулировку третьего пункта по желанию Москвы, Мовинкель не
меняет сути своего предложения. Нет ли тут давления на норвеж¬
цев Великобритании? Он вызвал Эсмарка и предложил ему вне¬
сти еще новую редакцию третьего пункта. Но я боюсь, что и эта
редакция не удовлетворит Москву.
Прощаясь, Мовинкель передал «частное письмо» господину
Литвинову, с разъяснениями установки норвежского правитель¬
ства в вопросе о гарантийном пакте. Норвежцы верят, что лич¬
ным и частным путем легче добиться взаимопонимания, чем дей¬
ствуя через посредство государственного аппарата.
* * *
В газетах много места уделяют событиям в Афганистане. Раз¬
горелось неизбежное столкновение между Амануллой-ханом и
Великобританией. Визит хана в Москву год тому назад не прошел
ему даром. Сейчас Аманулла бежал из Кабула и в Кашгаре соби¬
рает преданные ему народные силы. Конфликт Афганистана с
Англией может иметь неприятные последствия и для нас.
Последние новости: Аманулла в Кабуле, он вызвал своего сына
из Парижа. Вспоминаю прошлогодние торжества в Москве в честь
прогрессивного хана. Что готовит ему судьба?
О госгарантии
10 февраля.
Настроение у меня хмурое, как эти старые, бессолнечные дни
февраля. Обе задачи, возложенные на меня на ближайшее вре¬
мя, — пакт о взаимном ненападении, так называемый гарантий¬
ный пакт, и кредитный договор с обеспечением кредитов нам гос¬
гарантией — не двигаются.
Переговоры о госгарантии, казалось, приходят к благополуч¬
ному концу. Но в нашей работе имеешь дело не просто с торговца¬
ми и промышленниками, а с лицами, участвующими активно в

Норвегия
397
политике. Затор с госгарантией возник в связи с протестом заяд¬
лых консерваторов, которые подняли шум по поводу намечающе¬
гося распределения кредитов между фирмами. Узнав, что план
заказов, а следовательно, и распределение кредитов исходят от
нас, они отказались поддержать предложение кабинета о госга¬
рантии на предполагаемые кредиты нам по промтоварам.
Кредиты на намеченные в Норвегии заказы и закупки нам весь¬
ма нужны. Мне это вразумительно втолковал Микоян. Это не толь¬
ко сбережение валюты в период, когда в валюте у нас недоста¬
ток, но и, главное, подобный кредитный договор с госгарантией
со стороны Норвегии, мог бы служить прецедентом для других
стран, с которыми мы ведем кредитные переговоры. Элердов это
знает, но он перенес разногласия на «принципиальную почву»,
доказывая норвежским торгашам, что «их протест есть вмеша¬
тельство во внутренние дела СССР». На самом же деле — это борь¬
ба конкурирующих между собой норвежских фирм.
Норвежское правительство заинтересовано дать СССР креди¬
ты и получить заказы именно на предстоящий год, чреватый воз¬
можностью экономического кризиса. Распределение заказов меж¬
ду фирмами для норвежского правительства вопрос второстепен¬
ный, его не следует усложнять, а напротив, нужно перенести на
реальную деловую почву и на практике убедить промышленни¬
ков, что госгарантия кредитов, даже при распределении заказов
не всегда по желанию продавцов, а с учетом выгоды покупателя,
лучше, чем потерять покупателя в лице СССР. А эта потеря впол¬
не возможна в обстановке нарастающего мирового кризиса. Пере¬
говоры о кредитах нам ведутся сейчас даже в США. Кажется,
вопрос ясен и прост.
Я поехала к Мовинкелю, но он принял меня официально-сдер¬
жанно и направил к министру торговли Офтедалю. Я предложи¬
ла Офтедалю, пока кредиты еще не утверждены, не касаться воп¬
роса о распределении, оставив его до выработки пунктов догово¬
ра, а установить лишь сумму кредитов, обеспечиваемых государ¬
ством . Офтедаль мое предложение принял .Но торгпред усмот¬
рел в нем отход от принципов нашей торговой политики. Микоя¬
ну посланы две шифровки: моя и протестующая Элердова. Те¬
перь вопрос о госгарантии затянется и будет тормозиться с двух
сторон: здешними купцами и людьми типа Элердова в Москве,
но вся надежда на Микояна.
Что делать, чтобы поставить это конкретное дело на правиль¬
ный, реальный путь? Решила поговорить с заместителем мини¬

398
Тетрадь шестая (1929)
стра торговли Иоганесеном. Позвала его, приехал. Поработали над
проектом формулировки пункта заказов, обеспечиваемых гаран¬
тией.
Элердов и тут не унимался: «Что же такого, что сам Иоганесен
принял вашу формулировку? Ваш Иоганесен мошенник. Да и
министр торговли Офтедаль, верно, взяточник». Я чуть не взбе¬
силась, но вместо того подняла Элердова на смех.
Иоганесен прямо от меня поехал к премьеру согласовывать
формулировку спорного вопроса.
14 февраля.
После четырех нервных дней получила вчера две благо¬
приятные новости. Во-первых, Микоян одобрил мою тактику с га¬
рантийным договором. Во-вторых, вчера на заседании Совета ми¬
нистров принят вопрос о включении в бюджет 1930 года предо¬
ставления кредитов СССР на индустриальные заказы и закупки
в Норвегии. Сегодня в стортинге поставлен будет, пока принци¬
пиально, вопрос о включении кредитов СССР и другим странам.
Но то, что вопрос этот принят правительством, дает огромный
шанс на скорое разрешение и вопроса о самом кредитном дого¬
воре.
Еду сейчас в парламент.
14 февраля, вечером.
Вопрос о предоставлении кредитов СССР принят в прин
ципе. Обсуждение условий перенесено на другое заседание.
Но важно, что кредит с госгарантией будет включен в бюджет
1930 года.
Когда я входила в ложу дипломатов, я увидела, что Мовинкель
о чем-то оживленно говорит с Офтедалем, и оба кивают головой
в мою сторону, будто о чем-то сговариваются. После голосования
кредитов вижу, что Офтедаль «поплыл» поперек зала прямо к
ложе дипломатов. Не ко мне ли? Так и есть!
«Министр, мадам Коллонтай, — заговорил Офтедаль, долго
пожимая мою руку, а члены парламента и весь зал уставились на
нас, но не злобно, а поощрительно. — Кредиты СССР и надежда
на наши заказы создали возможность избежать надвигающегося
кризиса. Мадам Коллонтай, — повторил с чувством министр тор
говли, — я должен выразить благодарность всего кабинета и мою
личную, что вы своим вмешательством в очень критическую ми¬
нуту помогли правительству выйти из усложнившегося положе

Норвегия
399
ния и помогли нашей общей задаче провести в жизнь столь важ¬
ную акцию именно в этом году. Вы видите, как стортинг дружно
реагировал на принятие предложения кабинета». Мы еще не за¬
кончили беседу с Офтедалем, как ко мне подошел Мовинкель.
Дипломаты в ложе заволновались: какую интригу проводит Кол¬
лонтай с участием самого премьера?
Я поспешила в полпредство, чтобы дать шифровки Микояну и
Литвинову.
Обед кабинету
Февраль.
Сейчас разгар сезона — дипломатического и великосветского.
Официальные и интимные обеды и завтраки, приемы-чаи, пре¬
мьеры в театрах и прочие развлечения, смешанные со встречами
дипломатов и, значит, с дипломатической работой.
В Осло начало «сезона» ознаменовывается в конце января еже¬
годным обедом во дворце у короля Хокона, затем идут обеды у
премьера, обмен обедов и дневных приемов между шефами мис¬
сий или балов-вечеринок в посольствах, где имеются барышни на
выданье. Февраль особенно бывает насыщен приглашениями и
встречами, но после лыжных состязаний на Хольменколлене в
начале марта, сезон обычно заканчивается.
В этом году сезон затянется из-за бракосочетания наследного
принца Олафа со шведской принцессой Мэртой, племянницей
шведского короля. Предстоящий брак имеет политическую под¬
кладку: надо показать обоим народам, норвежцам и шведам, что
всем враждебным чувствам друг к другу, возникшим в начале
этого века из-за отделения Норвегии от Швеции и признания кон¬
церном держав за Норвегией полной независимости и суверени¬
тета над морями и островами, должен быть положен конец.
Борьба норвежцев за отделение от Швеции чуть не закончи¬
лась войной и кровопролитием. Войска братских по племени на¬
родов стояли уже вдоль границ. Норвежцы вдохновлялись идеей
свободы и любви к своей гористой родине. Шведы считались по¬
работителями, и норвежцы с воодушевлением распевали свой
гимн: «Да, мы любим свою страну».
Однако Англия вмешалась. Суверенная Норвегия, так близко
лежащая к Англии, была политически желательнее, чем провин¬
ция Швеции. И в 1905 году над Норвегией был поднят нацио¬
нальный флаг, и Швеция признала Норвегию как самостоятель¬

400
Тетрадь шестая (1929)
ное государство*. Но пережитый конфликт двух скандинавских
народов не был еще окончательно забыт и изжит. Бракосочета¬
ние норвежского наследного принца со шведской принцессой дол¬
жно было служить закреплением дружеских уз между норвежца¬
ми и шведами.
Норвежцев по случаю предстоящей свадьбы охватили монар¬
хические настроения и наивная гордость, что их принц привезет
себе жену из той самой Швеции, которая еще недавно властвова¬
ла над Норвегией, как над своей провинцией. В Осло только и
разговоров, что о предстоящих в марте торжествах.
Встречи дипломатов, приемы, обеды и проч. обычно малосо¬
держательны и скучны, но сейчас к излюбленной теме дипкорпу-
са — сплетням друг о друге — прибавилась еще тема о предстоя¬
щих торжествах, гаданиях о том, будет ли венчание иметь место
в Осло или в средневековом соборе в городе Тронхейме? И не
будет ли это вызов Швеции? Ведь тронхеймский собор считался
главой норвежских церквей до присоединения Норвегии к Шве¬
ции.
Норвежский народ стоял за совершение обряда венчания в ста¬
ринном норвежском храме. Это напомнило бы тщеславным шве¬
дам, что у Норвегии своя история, независимая от Швеции, и что
в народе жива память о норвежской конституции, более демокра¬
тической, чем у Швеции. Тронхейм не просто город, он к тому же
океанский порт и связан с владычицей морей — Великобритани¬
ей; суда Норвегии ходят по всем морям. А что такое Швеция?
Расположилась вдоль берегов Балтийского моря, которое немцы
или русские могут закупорить своими судами, как бутылку. То ли
дело географическая выгода положения Норвегии! Перед ней от¬
крыты все океаны, и она претендует на воды Арктики!..
Вопрос решился наконец в пользу венчания в Осло. И диплома¬
ты успокоились: поездка в Тронхейм такое канительное предпри¬
ятие и будет требовать лишних расходов, которые казна едва ли
покроет.
* Норвегия в 1905 г. отделилась от Швеции, т.е. вышла из унии со Швецией,
которая была ей навязана Англией и континентальными державами, примем
король Швеции был и королем Норвегии. С 1905 г. Норвегия имеет своего
короля, бывшего датского принца Хокона VII. Его избрали всенародным голо¬
сованием. Во время наступления немцев на Норвегию в 1940 г. Хокон VD
оборонял страну, но, потерпев поражение, бежал в Англию со всем правитель
ством и возглавлял движение сопротивления в годы оккупации Норвегии немца
ми. — Прим. 1948 г.

Норвегия
401
* * *
Когда беседа на дипломатических приемах в салонах норвеж¬
цев заходит об Арктике, я настораживаю уши. Между Норвегией
и Данией осложнения по поводу сектора северных морей, в кото¬
рых могут охотиться и рыбачить норвежцы, и какие воды отно¬
сятся к Гренландии. Спор перенесен в Лигу наций. Это мне не
нравится.
У нас с норвежцами еще не выяснен вопрос о зверобойных пра¬
вах в арктических водах, и норвежцы обеспокоены, что мы и в
Арктике установим для них границы. Не забыт также поход наш
на Землю Франца-Иосифа и наши возможные претензии на арк¬
тические воды, и даже среди шумихи, связанной со свадьбой прин¬
ца, в газетах звучат тревожные нотки о заинтересованности СССР
в арктических водах.
Эти беседы и встречи в салонах всегда оставляют привкус чего-
то неприязненного к нам. Нет, легче и приятнее было жить в Нор¬
вегии эмигранткой и пить кофе в скромном, душном от табачно¬
го дыма кафе Фолькетсхуса. Там велись беседы с рабочими и
рыбаками и обсуждались вопросы войны и мира с точки зрения
интересов пролетариата и их тактики в актуальных политичес¬
ких событиях. И установка Ленина в 1914—1917 годы служила пу¬
теводной нитью к миру между народами и к победе рабочего клас¬
са под знаменем коммунизма.
Как это было давно В нарядных салонах дипломатов я тоскую
о кафе Фолькетсхуса.
18 февраля.
Дипломатический корпус в Осло живет по этикету «сезона»,
выполняя предписания «строгого протокола» зимних месяцев.
Правила протокола требуют, чтобы и советское полпредство да¬
вало ежегодно обед членам кабинета. Для дипкорпуса и для вид¬
ных фигур норвежской общественности я ограничиваюсь дневным
приемом-чаем; для представителей финансового и промышлен¬
ного мира даю интимный завтрак. Это отнимает меньше времени
и стоит дешевле. Но сейчас мне предстоит обед для всего кабине¬
та. Министры приглашаются с женами, значит, предстоят особые
заботы и хлопоты, чтобы не попасться на язычок кумушкам, кото¬
рые рады найти погрешность в советском полпредстве (не по пра¬
вилам разместили гостей, не тот соус подали к жаркому и т.п.).
Так как я сама и полпред, и его жена, все этикетные и хозяй¬
ственные заботы ложатся на меня. Сначала согласовать с премье¬

402
Тетрадь шестая (1929)
ром (через шефа протокола) удобный для премьера день для обе¬
да в советском полпредстве. Затем неофициально получить согла¬
сие и остальных членов кабинета, и только после этого разослать
приглашения министрам с супругами.
Покончив с церемонией приглашения, т.е. с делом посланни¬
ка, перехожу на работу его жены. Обеспечить прибытие вовремя
свежей икры из Москвы; на всякий случай договориться с лучшим
гастрономическим магазином сохранить для меня на определен¬
ный день двухкилограммовую банку икры малосол., если зака¬
занная мною икра из Москвы запоздает; обдумать с шеф-поваром
Анной Ивановной меню обеда. Норвежцы избалованы насчет ку¬
линарии, и в «сезон» члены кабинета почти ежедневно у кого-ни¬
будь на обеде. Стороной узнать, какие в других миссиях были
меню, чтобы не повторять то, что премьер и его коллеги кушали
уже не раз.
Ящик с нашим крымским виноградом уже прибыл и сдан в
холодильник. Водка, кавказские вина и «Шампанское Абрау-Дюр¬
со» стоят наготове в нашем погребе.
По получении ответов от членов кабинета забота об обеде пе¬
реходит от хозяйки, т.е. меня, к самому полпреду, опять-таки ко
мне. Разместить гостей вокруг обеденного стола, учтя степень важ¬
ности или звание каждого гостя, но и приняв во внимание личные
отношения между собой господ министров и их жен.
Нудное дело рассадка гостей! Много раз меняешь, пока не по¬
лучишь безукоризненный план размещения приглашенных на
парадный обед. Особенно досадно, если вдруг кто-нибудь за день
до обеда заболеет, надо найти подходящую замену. Звоню шефу
протокола, советуюсь, и снова корплю над рассадкой. В больших
посольствах с большим количеством сотрудников имеется посто¬
янный шеф протокола и с полпреда снята эта скучная обязанность
рассадки. Но в Осло эта обязанность лежит на мне.
В полпредстве неважный обеденный сервиз, я заказала на Ле¬
нинградском заводе, но сервиз пока не прибыл. Еду в магазин
фарфора и беру старинный сервиз напрокат, экономлю валюту -
купить дорого. Наконец все улажено и предусмотрено. Обед на¬
значен на сегодня в восемь вечера. Два лакея из ресторана с бу¬
фетчиком, который заботится о винах.
18 февраля, три часа ночи
Парадный обед с правительством позади, прошел оживленно,
в дружеской обстановке, как пишут журналисты. Но я устала, не

Норвегия
403
от обеда, а от того, что в него вкрался серьезный политический
вопрос, требующий моего вмешательства, но об этом запишу завт¬
ра. Отмечу сейчас лишь, что прием был удачен, на высоте, и злым
языкам женщин не о чем будет «поязвить». Мадам Коллонтай и
ее обеды побивают рекорды всех обедов.
За четверть часа до прихода гостей я вместе с Зоей прошла
проверить, все ли в порядке в парадном зале столовой, где на¬
крыт стол на 32 человека. Меню лежит возле каждого прибора,
красиво напечатанное на картоне с позолоченными краями. Зоя —
моя частная гостья, поэтому она на официальном обеде не будет.
Зоя приходит в экстаз от художественного убранства стола и
всей парадной обстановки зала-столовой. В Скандинавии принято
на парадных обедах украшать стол живыми цветами, но это ста¬
ло так банально, что я вместо цветов ставлю посередине стола
золотой поднос с декоративно разложенными на нем фруктами:
ананас в центре, вокруг него ярко-цветные мандарины, и все это
покрываю гроздьями крымского винограда «дамские пальчики».
По двум концам стола высокие канделябры с семью зажженными
свечами каждый, электричество потушено. Высокий зал утопает
в полумраке, а стол выступает в своем нарядном убранстве отчет¬
ливо и ярко благодаря непривычному освещению свечами. Огонь¬
ки свечей отражаются и играют в хрустале и серебре. Зоя воскли¬
цает: «Вот это чисто фламандская живопись, а по свету и теням —
даже Рембрандт! А это что за аппетитные булочки?» — продол¬
жает она. Я ей объясняю, что это специальный заказ во француз¬
ской булочной и что они еще теплые. И добавляю, что ей лучше
уходить, так как гости, приглашенные к официальному обеду,
приходят очень точно.
Раздается звонок. Я иду в большую гостиную принимать гос¬
тей. Но звонок был ложной тревогой, это лишь приветственная
телеграмма заболевшего министра, о чем я уже знала, и он уже
заменен, так что размещение стола не надо переделывать.
Я стою под хрустальной люстрой большой нарядной гостиной,
рядом со мной торгпред с женой и секретарь. Еще звонок — на
этот раз это уже гости. Напряженно прислушиваемся. Торгпред
спрашивает: «Что это они так долго завозились в вестибюле?».
«Изучают рассадку стола, ведь для них положен в вестибюле план
стола».
Первым входит премьер Мовинкель с женой, за ним все ос¬
тальные гости. Несколько любезных фраз, и я приглашаю гостей
к столу.

404
Тетрадь шестая (1929)
Обед прошел оживленно. Премьер, только что вернувшийся
из Женевы с заседания Совета Лиги, сыпал вывезенными оттуда
анекдотами и юмористическими сценками. Но вскоре разговор
перешел на актуальные вопросы политики. В Лиге озабочены ро¬
стом вооружения Германии на море и суше. Франция требует
вывода немецких войск к указанному сроку, чего, очевидно, не
будет. Тревожат и завоевательные планы Муссолини, возомнив¬
шего себя римским цезарем. Великобританская делегация в Лиге
явно озабочена судьбой Индии и сепаратистской политикой Ган¬
ди2, разжигающего своими проповедями народ Индии против
Англии.
В Женеве говорят не об укреплении мира, а о возможности
новой войны. «Война не ограничится Европой, — изрек Мовин¬
кель, — она перекинется и на Азию. В Китае шовинизм распрост¬
раняется в народе идеями Гоминьдана. Европейским промышлен¬
никам и судовладельцам все труднее работать с китайцами, а по¬
теря китайского рынка для нас, норвежцев, нешуточное дело». Я
перебила его: «Так давайте же, господин премьер, выпьем за уг¬
лубление торговых и мореходных связей с Советским Союзом! За
скорое и благополучное разрешение вопроса о госгарантии!».
Тост был принят с явным удовлетворением. Все шло как по
писанному, в меру оживленно. Но вечер этот не был без полити¬
ки. Выражая мне благодарность за обед, когда уже все встали из-
за стола, председатель Верховного суда, влиятельная фигура в
государстве, второе лицо после премьера Поль Берг вполголоса
попросил меня уделить ему несколько минут для уединенной бе¬
седы. Это могло означать только нечто серьезное, но я весело от¬
ветила: «Уединенная беседа с вами, господин председатель, - это
одно удовольствие».
Как только дамы уселись в гостиной за столиками с послеобе¬
денным кофе, а премьера окружили члены кабинета, рассажива¬
ясь так, чтобы удобнее слушать своего словоохотливого председа¬
теля, я увлекла Поля Берга в малую гостиную под предлогом по¬
казать образцы кустарных изделий разных республик Союза, не¬
давно прибывшие из Москвы. Мы уселись в глубине комнаты, я
на диванчике, председатель Верховного суда в удобном кресле
рядом.
Прикрыв рукой глаза, как бы загораживаясь от света боковой
лампы, Поль Берг неожиданно спросил меня:
— Что бы сказали в Москве и что бы вы, как друг Норвегии,
посоветовали нам? Вам, вероятно, уже известно, мадам Коллон-

Норвегия
405
тай, что господин Лео Троцкий запросил у норвежского прави¬
тельства визу для себя и жены для проживания в Норвегии3.
Я искренно ответила:
— Понятия об этом не имею. Вы говорите, что виза запрошена
официально, неужели через наше советское полпредство в Бер¬
лине?
— Нет, не ваше посольство в Берлине просит визу для господи¬
на Троцкого, а его личные друзья, профессора, писатели, видные
имена в Германии. Если мы им откажем, поднимется шум в газе¬
тах. Удобно ли это? Москва, может быть, не хочет шума вокруг
Троцкого?
— Вы, норвежское правительство, можете указать, что Троц¬
кий нежелателен в Норвегии из-за шума, который он всегда вызы¬
вает вокруг себя. Норвежское правительство сумеет сформулиро¬
вать отказ.
— Это ваш совет, мадам Коллонтай?
— Да, мой совет как друга Норвегии. У нас на руках две круп¬
ные и важные задачи, зачем усложнять наши отношения вопро¬
сом о визе Троцкому, да еще не транзитной, а для проживания.
Лично пребывание Троцкого в Норвегии было бы очень неприят¬
но. Но все это я говорю вам частным образом, как друг норвеж¬
ского народа, не как посланник. На этот счет у меня нет директив
моего правительства. Я лишь добавлю, что при рассмотрении в
правительстве вопроса о визе Троцкому учтите сами отношение
моего правительства к этому ренегату. Он и вам наделает хло¬
пот.
Председатель суда отнял свою руку, заслонявшую ему свет лам¬
пы, и, благодушно улыбаясь, сказал: «Таков, значит, ваш совет —
отклонить просьбу о визе названному господину. Это и нас устра¬
ивает. Спасибо вам, экселленц».
Мы оба встали. Я подошла к группе дам, оживленно обсуждав¬
ших предстоящие празднества в связи с бракосочетанием прин¬
ца. Председатель же Верховного суда подошел к Мовинкелю и,
очевидно, передал ему наш разговор, так как Мовинкель обер¬
нулся в мою сторону и, подымая свой стакан с виски-сода, любез¬
но заявил: «За хозяйку этого радушного дома. Спасибо вам, ма¬
дам Коллонтай!». Его благодарность, очевидно, относилась к раз¬
говору с Бергом.

406
Тетрадь шестая (1929)
Прием 23 февраля
Конец февраля.
Очередной прием-чай дала 23 февраля. У нас при полпредстве
нет ни военного атташе, ни морского. Но все же военное ведом¬
ство Норвегии было представлено. Пришли и из морского ведом¬
ства высокие чины, т.е. те, кто в 1928 году участвовали в чествова¬
нии ледокола «Красина». Это меня больше всего порадовало, по¬
казывает, что газетные вылазки против нас за нашу, будто бы
растущую заинтересованность Арктикой, еще не окислило настро¬
ение руководящих военных сфер, и они нашли возможным при¬
слать на наш праздник Красной армии своих официальных пред¬
ставителей.
Прием-чай приятнее обедов и завтраков. Дипломаты и мест¬
ная знать любят использовать представившийся случай поговорить
о мировых событиях вскользь, на ходу, разгуливая вокруг заку¬
сочного стола. Приглашенных пришло необыкновенно много, и в
нашем вместительном зале на двести человек стало тесновато, но
зато оживленно и подъемно.
Жена Мовинкеля подсела к закусочному столу, чтобы вместе с
женой шведского посланника насладиться без помех «русскими
яствами». Сам Мовинкель по обыкновению ничего не ел, не пил,
поговорил с двумя-тремя моими гостями и незаметно исчез. Честь
нам — Советскому Союзу — была им оказана. Он на приемах ред¬
ко у кого показывается. Гости отметили его посещение, да еще в
день Красной армии. Не услышу ли я чего-либо нового по поводу
пакта о ненападении? Но на приемах думать некогда. Любезни¬
чай, угощай, говори о предстоящем бракосочетании Не забудь
похвалить французам концерт их пианиста, спросить о здоровье
жены датчанина, и дальше — к другим гостям. Как прибой мор
ской звучит шуршанье голосов и всплеск женского смеха. Прием
оживленный, удался значит.
Особенно выделяется среди гостей мой друг, Зоечка. В своем
черном шелковом платье с гофрированной рюшью у ворота и у
запястьев, с седеющей косой, положенной по-бабьи на головке,
она своими умными глазами и милой улыбкой пленяет моих гос¬
тей, особенно дипломатов, на своем красивом французском гово¬
ре смешит меткими ироническими замечаниями. Зоя всегда ок
ружена, и от их группы смех и веселые голоса разносятся по залу.
«Кто эта прелестная изящная дама с проседью? — то и дело спра

Норвегия
407
шивакгг меня. — Ваша подруга из Москвы? А я думал, не то италь¬
янка, не то француженка».
Свадьба кронпринца
7 6 марта.
21 марта предстоят торжества, связанные с бракосочетанием
наследного принца Олафа со шведской принцессой Мэртой. В Осло
большое оживление, магазины полны народу. Разговору только о
свадьбе и предстоящих торжествах. И мне пришлось включиться
в приготовления к бракосочетанию принца и принцессы. Только
что вернулись из ателье дамских туалетов фру Локке. Она стала
моей «придворной» портнихой, как шутит Зоя, не такая художни¬
ца, как питерская Бекетова, но мой стиль усвоила. В ее светлой
комнате, где происходит примерка, при трехстворчатом зеркале
высотой до потолка и огромным окном, выходящим на цветочный
рынок, мне не скучна процедура примерки.
Зоя села за французские модные журналы у окна, а я любова¬
лась многоцветностью рынка. Норвежцы ценят и любят цветы и
украшают ими самую скромную комнату.
Зоя давала советы мне и закройщице насчет моего платья. Но
оно шилось по наброску, сделанному для меня Бекетовой во вре¬
мя визита в СССР Амануллы, и теперь пригодилось для торжеств
бракосочетания принцев. Зеленовато-сероватый переливчатый
бархат цвета водорослей. Зоя говорит «русалочьего цвета». Стиль
30-х годов прошлого века, а кажется не театральным, а изыскан¬
но-модным, рукава буфами и спереди платье короче, а сзади ма¬
ленький шлейф. Закройщица советовала одеть не бриллианты,
а жемчуга. Мы с Зоей переглянулись и улыбнулись такому со¬
вету.
«Не кажется ли тебе, — сказала Зоя, — что то, что мы пережи¬
ваем с тобою сейчас, это нечто нереальное? Что мы просто чита¬
ем старый французский роман. Мировая атмосфера снова насы¬
щена угрозой войны, а мы, две женщины, принадлежащие к так
называемому высшему свету, готовимся к свадьбе принца и при¬
меряем платья у лучшей портнихи Норвегии. Это ателье с огром¬
ным зеркалом и этот дивный цветочный рынок под окном прямо
на свежевыпавшем снегу. Что имеем мы с тобой общего с пред¬
стоящим бракосочетанием принца и принцессы? А мы уже почти
час возимся над воланом к подолу платья и к этим очень идущим
тебе буфам. Мне хочется тряхнуть головой, — продолжала Зоя, -

408
Тетрадь шестая (1929)
чтобы исчезло наваждение, и очутиться в Москве на обыкновен¬
ной и срочной партийной работе».
Я ответила ей: «Ну хоть полюбуйся этим цветочным рынком.
Это же достопримечательность севера. — И, уже обращаясь к
портнихе, я добавила: Не правда ли, такого цветочного рынка в
Париже нет?». «Совершенно верно, — подтвердила портниха. - В
Париже обилие цветов только летом, в зимнюю пору дожди и
слякоть, и цветы можно достать лишь в дорогих магазинах, но не
на рынках». Примерка окончилась. «Через день еще одна послед¬
няя примерка, — сказала закройщица, — и платье ваше сдаю гото¬
вым. Желаю вам веселиться на наших больших торжествах», -
сказала фру Локке, протянув нам руку на прощанье. И мы с Зоей
ушли.
«Тебе не надоела эта показная жизнь? — спросила меня Зоя. -
В дипломатии все нереально». Я ответила: «Но это лишь одна сто¬
рона нашей работы, другая — творческая и серьезная, в ней все¬
гда преодоление и новые задачи. На шахматной доске мировой
политики и это бракосочетание — пешка в пользу мира и против
войны».
22 марта.
Торжества в связи с браком в королевской семье позади. Все
было, как полагается и как описывают в газетах такие события в
странах, где еще уцелели короли и принцы. Дипломаты наслаж¬
дались в этой атмосфере монархических торжеств. Народ, демок¬
ратический норвежский народ, требовавший республику при от¬
делении от Швеции, день и ночь окружал дворец густой массой и
надрывал голоса криками приветствия кронпринцу и его молодой
величественной супруге, то и дело выходившей на балкон, чтобы
ублажить своих будущих подданных.
Странно живучи эти традиции народа ко всему монархическо¬
му. Венчание в соборе, затем завтрак во дворце для дипломатов
и знати. Тут вышла со мной небольшая заминка. Из собора заеха¬
ла в полпредство, и как раз пришла шифровка. Пока расшифро¬
вывали, прошли минуты, и я вошла во дворец с опозданием. Ко¬
роль и королева уже открыли шествие в столовую. Мне предстоя¬
ло или задержать своими запоздавшими поздравлениями весь
кортеж, или просто включиться в свиту и следовать в столовую.
Выбрала второе. В дверях столовой камергер указал мне мое мес¬
то за завтраком, и мое опоздание прошло незамеченным.
Завтрак носил интимно-семейный характер. Речи говорили ро¬

Норвегия
409
дители новобрачных, новобрачные растроганно им отвечали.
Оркестр играл новосочиненный вальс «Принцесса Мэрта». .Тост
за родителей, тост за молодых. Оперный певец исполняет оба гим¬
на, приглашенные стоя подпевают.
Как высокопоставленная и избалованная красавица, чьи порт¬
реты рисуют виднейшие художники Европы, графиня Ева Бонде
позволяет себе нарушать этикет. Мы встретились в залах дворца.
Она бесцеремонно взяла меня за руку и, чуть отступив, оглядела
с головы до ног.
- Прелестное платье! Стиль тридцатых годов От Скипарели
или Молино?
- Из Ленинграда, — ответила я, — от Бекетовой.
- Впрочем, русские дамы всегда одеты со вкусом, — начала
графиня и добавила: Я думала, что вы старше, так мне сказали.
Я ответила шуткой и комплиментом.
- Пойдемте танцевать, впрочем, большевички не танцуют, —
решила графиня. — Будете в Стокгольме, милости прошу загля¬
нуть ко мне. Вы хотя и отнесены в большевички, но вы мне нрави¬
тесь.
Своего мужа из свиты шведского короля она мне не предста¬
вила.
Разъезд. А вечером прием-бал. Иллюминацию города допол¬
нило неожиданное происшествие — к полуночи загорелся самый
большой универмаг Норвегии «Стен и Стрем». А я еще днем за¬
ходила туда купить свежие белые перчатки на свадьбу. Хотела
купить понравившуюся мне весеннюю шляпу с большими поля¬
ми, отложила. Шляпа сгорела, жалко! Сначала пошли слухи, что
кто-то поджег универмаг, но кому это пришло бы в голову? Вер¬
нее, что хозяева магазина выбрали удачно момент дать сгореть
завалам товаров и получить за них страховую премию.
Бал продолжался во дворце до утра.
Основная забота — Арктика
10 апреля.
Кончились мои ясные денечки, когда душевное понимание друга
вносило тепло в мою жизнь и сглаживало неизбежные заботы и
неприятности в стенах полпредства и вне их.
Зоя Леонидовна уехала на свою постоянную работу в Москву,
она сотрудничает в «Советской энциклопедии» под руководством,
по революционной терминологии, «названного брата», товарища

410
Тетрадь шестая (1929)
Петрова. Помню, как она навещала его в предварилке, т.е. доме
предварительного заключения, как собирала ему передачу и как
в октябрьские дни впервые узнала лично «своего брата». Он наве¬
стил и меня, и мы обе поразились его выдержке и спокойствию.
Теперь он на большой и ответственной работе, и те дни, когда
Зоя носила ему передачу на Шпалерную, мне кажутся сном. Но
не сон то, что Зоя уехала в Москву. Я осиротела в нашем наряд¬
ном и изящном полпредстве и живу своими деловыми заботами.
Главная, основная забота — это вползание фашизма в Норве¬
гию. Нет, не та эта Норвегия, которую я знала и полюбила в годы
мировой войны. Тогда норвежская общественность была по сути
наивно-пацифистская, но в Рабочей партии удалось организовать
крыло, которое участвовало в Циммервальдской конференции и
шло за Лениным. Рабочая пресса вела линию поддержки полити¬
ки левого Циммервальда, и во главе правительства Норвегии были
либералы, а не консерваторы под прикрытием главы кабинета -
либерала Мовинкеля, как сейчас. «Самфундсверн» (фашистская
организация) легализован. Фашизм, следовательно, получил за¬
конное право существования в Норвегии. Пока у них нет крупных
фигур. Но уже одно то, что в фашистскую организацию вошли
Рольф Томессен (главный редактор «Тиденс Тегн»), а также по¬
пулярный государственный архивариус — это показательно. Опас¬
ность фашизма и в Норвегии становится актуальной.
Вторая моя забота — это вопрос о водах Арктики. На днях -
новые выступления в печати профессора Катсберга по поводу прав
Норвегии на арктические воды. Вопрос этот стал актуальным в
связи с двумя фактами.
Первый — наше намерение послать научную экспедицию в ар¬
хипелаг Франца-Иосифа. Это беспокоит норвежцев, и мое сооб¬
щение о нашей предполагаемой экспедиции в арктические воды
встречено было Мовинкелем весьма недружелюбно. Помня, как
радушно и тепло отнеслись в прошлом году к попытке Советского
Союза найти пропавшего во льдах Роальда Амундсена, я сказала
Мовинкелю, что попутно с научными целями нашей экспедиции в
этом году мы снова попытаемся найти хотя бы остатки героичес¬
кого полета Амундсена. Мовинкель непривычно резко оборвал
меня, сказав: «Никаких остатков героического полета Амундсена
никакая экспедиция не найдет. Ваша экспедиция хорошо сдела¬
ет, если займется только своим прямым делом — научными изыс¬
каниями, не более».
Второй — это вопрос о Гренландии. Спор о границах террито¬

Норвегия
риальных вод между Норвегией и Данией волнует каждого нор¬
вежца, ведь это — народ рыбаков и зверобоев. Если Лига Наций
решит спор о северных водах в пользу Дании, это будет удар по
престижу Норвегии, и каждый норвежец и норвежка сочтут себя
оскорбленными таким решением. Норвегия считает себя хозяи¬
ном Арктики, фактически оккупируя веками «терра нуллус», т.е.
ничьи воды и острова в Северном Ледовитом океане, не считаясь
с тем, что и русские рыбаки и зверобои тоже уже веками про¬
мышляли в арктических водах. Вот почему наша намеченная эк¬
спедиция в архипелаг Франца-Иосифа так волнует норвежцев.
На днях ко мне забегала журналистка Элла Анкер. Она кри¬
тиковала кабинет Мовинкеля за то, что он недостаточно твердо
борется в Лиге Наций против поползновений Дании захватить
воды восточной Гренландии. Анкер — особа энергичная. Она сей¬
час бегает из посольства в посольство, агитируя за права Норве¬
гии и подготавливая настроения Англии, Исландии, Финляндии и
США вступиться за норвежцев на предстоящей сессии Лиги На¬
ций. Она и меня убеждала, что, если Советский Союз поддержит
Норвегию против Дании в Женеве, это и Советскому Союзу мо¬
жет оказаться выгодным, если спор о границах государств в се¬
верных морях когда-нибудь будет разбираться в Лиге Наций.
Я успокоила энергичную Эллу Анкер, что мы на суд Лиги не со¬
бираемся идти и наши добрые отношения с Норвегией всегда обес¬
печат нам мирное разрешение спорных вопросов.
Но после разговора с Мовинкелем о нашей намеченной север¬
ной экспедиции я призадумалась. Арктика — это колючая про¬
блема.
О международном положении
28 апреля.
Охмеление от торжеств в Норвегии прошло, все принялись за
текущие дела. Включилась и я в свои текущие заботы. Хочу по¬
дытожить события последнего времени: чем живет мир, что вол¬
нует в международной политике. Сейчас, кого не встретишь, не¬
пременно заговорят о возможности новой войны. Враги наши сно¬
ва поднимают голову. Это основное, что нельзя упускать из вида
и в мирной, по видимости, Норвегии.
Ни для кого не тайна рост военной мощи Германии в армии и
во флоте, а Англия не препятствует этому открыто. Военные на¬
строения за 1929 год во всех капиталистических странах выросли,

412
Тетрадь шестая (1929)
окрепли. Причина — не только ненависть к СССР, но и чисто ма¬
териальные противоречия у империалистических стран. Борьба
идет за рынки сбыта и за источники сырья. Версальский договор4
перераспределением сфер влияния ущемил империалистов-монопо-
листов. Германия требует колоний, ее лозунг — расширение сфе¬
ры влияния Германии, которая за годы Локарно5 и плана Дауэса
окрепла технически и возрождается как сильнейшее военное го¬
сударство. Очаг войны — в Германии, носители идеи перераспре¬
деления мира — воинствующие германцы. Все это на руку импе¬
риалистам так называемых демократических держав, и они со¬
чувственно попустительствуют подготовке нападения нацистов на
Советскую Россию. Франция ищет опору у той же ненавистной ей
советской страны. А Англия попустительствует завоевательным
планам Гитлера. Но общее у них вовсе не мирное содружество, а
новая война против нас. И это несмотря на высокие заверения Лиги
наций о ее заботе об укреплении мира и работу Подготовитель¬
ной комиссии по разоружению в Женеве.
На конференции по разоружению центром внимания всей ми¬
ровой общественности является «Московский протокол» 6. Это -
инициатива Литвинова. Он стал ведущей фигурой современной
политики. Его растущее влияние и престиж в‘ политике привлека¬
ют и укрепляют среди демократии доверие и к Советскому
Союзу.
7 мая
Отказ правительства в визе Троцкому и его жене как эмигран¬
там наделал много шума. Кабинет упрекают в нарушении основ
норвежской конституции и в потворстве советскому полпред¬
ству.
После принятия решения кабинетом Мовинкель вызвал меня в
министерство. Я застала в его кабинете также генерального сек¬
ретаря МИДа Эсмарка. Мовинкель просил последнего изложить
вопрос об отказе визы Троцкому. Эсмарк, по-видимому, не был
уверен, как я приму это сообщение, и говорил неубедительно,
будто оправдывался. Мовинкель его перебил: «Мадам Коллонтай
прекрасно знает нашу установку и желание норвежского прави¬
тельства избежать всяких побочных вопросов, могущих внести
осложнения в наши отношения с Советским Союзом».
Я нарочно молчала, не выказывая ни удовлетворения, ни нео¬
добрения. Эсмарк умолк и, обменявшись взглядом со своим ше¬
фом, вышел. Мовинкель заговорил о кредитах и госгарантии, по¬

Норвегия
413
казывая, что вопрос о Троцком исчерпан. Но, прощаясь со мной,
заметил, что кабинет показал своим решением, что учитывает мои
пожелания. Разговор мой с председателем Верховного суда ему
известен. Мы распрощались, и я особенно сердечно пожала руку
Мовинкеля.
25 мая,.
Пакт о взаимном ненападении застрял. В министерстве гово¬
рят, что заключение его задерживает военное ведомство, которое
потребовало своих дополнений. Мовинкель уверяет меня, что
Норвегия заинтересована в пакте и что он отправил посланнику
Норвегии Урби телеграмму: выяснить в Москве приемлемы ли
поправки и дополнения, внесенные военным ведомством. Сам же
Мовинкель снова и снова возвращается к вопросу арбитража, на
что мы никогда не пойдем.
Я считаю, что задержка с пактом вызвана изменившейся не в
нашу пользу мировой обстановкой. Когда в 1928 году мы начали
переговоры о пакте, Норвегия воодушевлена была нашим герой¬
ским спасением экспедиции Нобиле, а Мовинкель только что под¬
писал два арбитражных пакта, показывая свое миролюбие и же¬
лание подчеркнуть, что либералы за укрепление мира. Сейчас
норвежцы плохо поддерживают нашу позицию в Комиссии по
разоружению в Женеве, и Мовинкель усиленно уверяет меня, что
во время сентябрьской Ассамблеи в Лиге наций он очень серьез¬
но будет защищать позицию Советского Союза. Любезное обеща¬
ние, равное нулю!
Кабинет в Норвегии либеральный, но что такое либералы в
настоящее время? Они уже не те, что были в начале 20-х годов.
Тогда это были представители средней буржуазии и крестьянства,
даже рыбаков и мелких судовладельцев, а сейчас это представи¬
тели крупных мореходных обществ, связанных с банками и анг¬
лийским Сити — это лемкули, фред-ольсены и мовинкели. Это
они, партия вёнстре (либералы), допустили легализацию фашиз¬
ма в Норвегии, это они не поддерживают предложение Дании о
разоружении и пассивно ведут себя в Женеве по вопросу всеобще¬
го разоружения.
Либералы в Норвегии отходят от своих былых принципов па¬
цифизма и демократии. Нет у них и четкой линии в отношении к
современной Германии с ее растущим нацизмом, а то, что творит¬
ся сейчас в Германии, — явный признак, что момент «мировой
схватки» приближается. Кровавые столкновения первого мая,

414
Тетрадь шестая (1929)
аресты, избиения рабочих — это симптом. Много арестованных
коммунистов.
В Англии выборы. Здесь считают, что ведущая роль междуна¬
родной политики в настоящий период не за Англией, а за Франци¬
ей с ее реваншистскими настроениями.
Заходил ко мне Эрик Колбан. Он является представителем
Норвегии в Совете Лиги Наций. Приехал он из Англии и считает,
что практический разум англичан подсказывает им сближение с
Советским Союзом. В Англии побаиваются германского империа¬
лизма, вернее нацизма с его идеалом военщины и завоевания всей
Европы.
Летом в полпредстве
29 июня.
Лето в разгаре. Чудесные теплые ночи. Я люблю наши белые
северные ночи, в них столько грёзовой поэзии. Город уже опус¬
тел, школы закрылись, и мне нравится ходить по этим безлюд¬
ным улицам и рассматривать новинки, выставленные в окнах книж¬
ных магазинов.
Гостили у меня мои дети, приехали из Берлина. Сыну моему
после небольшой операции дали месячный отпуск, и он провел
его на Хольменколлене вместе со своим маленьким сыном Воло¬
дей.
Я никуда не поеду этим летом, мне дали отпуск в сентябре,
постараюсь взять его попозже, чтобы пробыть в Москве наш праз¬
дник — 7 ноября. Надеюсь сдвинуть с места вопрос о пакте и о
кредитах, пока стортинг еще работает.
4 июля
В Англии сформировано министерство Макдональда, и в чис¬
ло членов правительства вошла Маргарет Бонфильд. Это вторая
женщина в мире член правительства после меня. Я, конечно, по¬
слала ей поздравление.
От Мовинкеля узнала, что Макдональд твердо решил взять
линию на сближение с Советским Союзом, но пока что дружит с
США, т.е. с Гувером. На мой упрек Мовинкелю, что подписание
пакта задерживается, Мовинкель пространно напомнил мне, что
он уже подписал с нами первый во всем мире торговый договор.
Но в торгово-финансовой политике легче найти точку сближения,
чем решиться подписать с нами пакт о взаимном ненападении,

Норвегия
415
хотя повода для агрессии нет и быть не может ни с той, ни с дру¬
гой стороны.
Может быть, при кабинете Макдональда в Англии из Лондона
не будет нажима на Норвегию и удастся до осени завершить и эту
возложенную на меня задачу.
Июль.
Наши нормальные и дружеские отношения с Норвегией поко¬
ятся на развитии торговых отношений. Мовинкель поступил не¬
глупо, когда подписал с нами первый торговый договор временно¬
го характера, но все же дающий преимущества Норвегии. С тех
пор наши торговые связи сильно окрепли, имеется налицо сме¬
шанное Советско-Норвежское мореходное общество; мы закупа¬
ем у норвежцев большое количество рыбы и соленой сельди. Нор¬
вегия дорожит нашим рынком. Государственная гарантия со сто¬
роны норвежского правительства на кредиты, даваемые частны¬
ми предпринимателями Советскому Союзу, еще углубит эту связь.
Помню, когда в 1922 году я уезжала из Москвы, Сталин очень
серьезно обратил мое внимание на укрепление экономических,
т.е. торгово-финансовых, связей с Норвегией. «Этим мы привя¬
жем к себе это маленькое, но по своему стратегическому положе¬
нию важное государство, иначе на него распространится влияние
Англии, что будет нам всячески мешать», — сказал Сталин в те
дни. Вот почему я уделяла столько внимания и забот именно эко¬
номическим вопросам в Норвегии.
К счастью торгпред Элердов отозван. Я надеюсь, что с новым
человеком работа наша по части торговли еще более расши¬
рится.
Со Швецией наши отношения много хуже. У Швеции крепкие
связи с Германией, и шведская военщина поддается духу нациз¬
ма. Здесь, в Норвегии, военщина вообще играет второстепенную
роль. Разумеется, и в Норвегии имеются круги, связанные с бан¬
ками, которые относятся к Советскому Союзу настороженно, но
Норвегия — морская страна, и наше фрахтование норвежских су¬
дов дает немалую прибыль норвежским судовладельцам.
У шведов традиционный страх перед Россией и недоверие ко
всему русскому. Это даже сильнее, чем ненависть к нам, больше¬
викам. В Норвегии страха большевизма несравненно меньше, чем
в Швеции. В такой стране, как Норвегия, где наш импорт из Нор¬
вегии играет решающую роль в хозяйстве страны, естественно,
желание находиться с нами в дружеских отношениях пересили¬

416
Тетрадь шестая (1929)
вает страх большевизма. Тем, что в 1923 и 1924 годах мы сумели
обратить селедочников, целлюлозников и судовладельцев в наших
друзей, мы добились нашего признания де-юре. И сейчас в Моск¬
ве шутят, что «работа полпреда в Норвегии — это все равно, что
пребывание в санатории». Но нельзя забывать, что такое благопо¬
лучие создали мы сами умелой политикой в данной стране. Наде¬
юсь, что и впредь нам удастся поддержать эту дружественность,
хотя вползание фашизма меня очень беспокоит, да и Рабочая
партия перестала быть для нас опорой.
Июль.
Еще один день в чудесной тишине Хольменколлена. Когда я
одна среди природы, точно «кран вдохновения» отворачиваю:
мысли, воспоминания, люди, встречи, события — картина за кар¬
тиной плывут перед глазами. Хочется писать, писать, писать. Хо¬
чется уйти от дипломатии, забыть о пакте, о том, что существует
Виктория-терраса, что мы ждем курьеров, что надо готовить док¬
лад...
* * *
Новое коммунистическое человечество будет отличаться сво¬
ей психологией, бытом, взаимоотношениями друг с другом от нас,
как мы отличаемся от людей эпохи распада Римской империи.
Крестьянство — это пока наша самая трудная проблема. Я вспо¬
минаю, как Микоян, за стаканом чая, ночью в здании наркомата
торговли, развивал мне «план» обращения всего нашего хозяйства
в коллективное. Он говорил с пламенным, юношеским увлечени¬
ем. Сейчас это уже факт.
* * *
На днях отмечали в прессе десятилетие Версальского мира.
Человечество уже забыло ужасы войны.
* * *
Мария Ивановна Страхова, моя учительница, не просто педа¬
гог, а именно «учитель жизни», написала мне трогательное пись¬
мо. Умница она. Понимает, что происходит у нас, радуется успе¬
хам народного просвещения. Сколько она в свое время вместе с
Калмыковой, Пешехоновым, Рубакиным поработала над этой труд¬
ной задачей. Ее письмо меня очень обрадовало. И все же было

Норвегия
417
чувство, будто оно пришло с того света. Тридцать лет не встреча¬
лись.
Смешно — приписка в конце письма: «Шура, запишите мой
адрес в записной книжке, а то на бумажке можете затерять». Это
дидактический тон учительницы, для которой я все еще ее уче¬
ница.
13 июля.
Телеграмма из Москвы по ТАССу: в Пекине налет на наше
полпредство. Аресты советских граждан, высылки. Чан Кайши, а
за ним и с ним белогвардейские силы. Грозовые тучи на Востоке.
Вечерние газеты полны тревожных сообщений.
О Балтийском блоке
16 июля.
Балтийский блок — вот, что сейчас в порядке дня. Блок, конеч¬
но, антисоветский и потому крайне нежелательный для нас. Но
имеются ли налицо факторы, говорящие о возможности втягива¬
ния в подобный блок Норвегии, даже если блок мыслится «под
эгидой Швеции»?
Пока я не вижу никаких признаков. Есть ли «предпосылки»?
Политика Норвегии не равняется по Швеции, наоборот, жив ста¬
родавний антагонизм (не забыта борьба со Швецией в 1905 г.).
Экономические интересы Норвегии слабо связаны со Швецией.
Финансовая Норвегия послушна Сити.
Ненависть к Союзу? Нет, Норвегия, наоборот, не заинтересова¬
на портить свои отношения с нами, она очень дорожит нашим
рынком и фрахтом (впереди госгарантия). Политика Швеции ей
не указ. Здесь политически и экономически решающее влияние
имеется у Англии. А Англия при новом кабинете к нам не враж¬
дебна и вовсе не нуждается в Балтийском блоке. Швеция конку¬
рирует с Норвегией в ряде отраслей (целлюлоза, ферросплавы,
фрахт). К тому же в Норвегию сейчас внедряется американский
капитал, подымая этим производство. Это еще усиливает конку¬
ренцию со Швецией.
То, что шведский король ездил в Прибалтику, не вызвало здесь
ни особого интереса, ни политических комментариев. К статьям в
нашей советской прессе относятся скептически: «необоснованные
советские страхи».

418
Тетрадь шестая (1929)
22 июля.
Опять неприятности с Хёугесунном. Норвежские транспортные
рабочие на своем съезде постановили обратиться в полпредство,
чтобы все грузы Советского Союза грузились только норвежски¬
ми грузчиками — членами профсоюза. В Хёугесунне вечная исто¬
рия со штрейкбрехерами. Съезд транспортников обратился в
Мурманск к советским транспортникам. Какие получаются запу¬
танные положения! Но я думаю, что в этот раз сумеем устранить
конфликт в Хёугесунне.
Летнее затишье, еду в Москву
27 июля.
Уже дни короче. Уже лето на исходе. Я его мало использова¬
ла. В полпредстве вереница мелких дел, вернее, забот и письмен¬
ной «вермишели».
Заходила ко мне Ракель Грепп. Уезжает в горы. Зовет к себе.
Не удастся, конечно. Мы с ней в этот год очень часто видимся.
Я уважаю ее за то, что она одна несет всю тяжесть большой се¬
мьи, где кроме нее никто не зарабатывает. Ракель всегда бодрая,
«дающая», всегда полна живых и больших интересов, всегда ув¬
лечена очередной задачей городского самоуправления. И к нам
она очень, очень близка.
Вечер того же дня.
Союз — это самый мощный и самый организованный государ¬
ственный аппарат, который когда-либо видела история. Молодежь
воспитывается в небывалых еще формах бытия и потому у нее
складывается абсолютно новая идеология. При этом «сумма сча¬
стья» у нас выросла. Это все я сегодня разъясняла и доказыва¬
ла Ракель. Но есть, конечно, еще и «страдающее» меньшинство.
Это — люди прошлого, недоверчивые, неприспособленные и не¬
понимающие нас. И потому несчастные. И все же всегда ли они
враги? Нет, много таких, кто хочет быть с нами, но не понимает в
чем дело. Это — крестьяне. История ушла вперед, они остались
позади. Еще много дел с воспитанием масс.
28 июля.
Говорила на днях с Кестером, немецким посланником, о бу¬
дущности Германии и о конфликте на Востоке. Кестер считает,
что «надо дать германскому народному хозяйству стабилизиро¬

Норвегия
419
ваться и не осложнять положение Германии политической борь¬
бой внутри ее». Намек на то, что коммунисты в Германии меша¬
ют ее «стабилизации». Кестер их не любит.
Завтра у меня деловое свидание с Иоганесеном — о рыбе и гос¬
гарантии.
30 июля.
Читаю с увлечением об эпохе, поучительнейшей эпохе пересе¬
ления народов. Забрала целую стопу книг из университетской
библиотеки и глотаю их с наслаждением. Нарочно взяла самых
разнообразных авторов — французов, англичан, итальянцев, нем¬
цев. Как-то мы меньше всего знаем эти интереснейшие века, от
Ш до IX—X веков. Развал Рима знаем, но новообразование новых
народностей, складывание новых государств, а главное, форми¬
рование новой системы производства и хозяйства — это наше по¬
коление мало изучало. Позднейшие эпохи и античный мир мы
знаем хорошо, а эти поучительные века — мы просто мимо них
прошли. И я сейчас зачитываюсь до ночи.
Рим переживал кризис, а рядом созревала иная форма хозяй¬
ства и система труда «свободного» крестьянина. И этот труд был,
несомненно, производительнее и давал новые перспективы про¬
изводительности. В антично-рабскую систему уже нельзя было
влить стимулы, повышающие производительность, а значит, и по¬
вышать накопления. Рим шел на убыль, даже при всем его хищ¬
ническом разорении новозанятых земель и стран. Началось «от¬
ступление» Рима перед германцами с их свободным трудом об¬
щин (маркгемейншафт).
Август.
Диппочта собрана, запакована, и сейчас курьеры уедут. Это
чудесное чувство, как у школьницы, закончившей все уроки. Но¬
вых «задач» сейчас нет. Правительство в отпуске. Стортинг рас¬
пущен. Осло опустело.
Пишу на балконе и любуюсь садиком, где мы с Даниельсоном
насажали цветы и очистили дорожки. Клумбы вышли хороши, но
слишком пестрые. Под вечер цветочный аромат напоминает
Куузу.
В доме сейчас преобладают «романтические настроения» —
влюбленность Нины Крымовой и Шарманова. Хорошая, симпа¬
тичная пара. В кухне царит и властвует краснощекая стряпуха

420
Тетрадь шестая (1929)
Анна Ивановна, кормит весь коллектив. Мирный, как всегда, рас¬
сеянный в обиходе, но прозорливый в политике. Носится по горо¬
ду за «новостями», т.е. за информацией.
Литвинов на водах. О наших переговорах в Лондоне не слыш¬
но. Мы на «оговорки» англичан не пойдем. Они не меньше нас
заинтересованы в установлении нормальных отношений с нами.
А в Германии дела серьезные. Нацисты наступают на свое буржу¬
азное, т.е. Веймарское, правительство.
29 августа.
Вчера была у Мовинкеля. Конечно, вся беседа велась вокруг
гарантийного пакта. Я убедилась, что у него есть интерес к этому
делу и что не зря он как-то сказал, что «хочет довести это дело до
конца».
Расхождения по пункту третьему — число членов согласитель¬
ной комиссии. Важно то, что Мовинкель уже принял наше пред¬
ложение, что компетенция этой комиссии только совещательная,
а не решающая.
Это сдвиг.
Остается число членов. Мовинкель считает, что при четырех
это будет «дублирование» дипломатической работы и даже ее
помехой. Я ему доказывала, какие же могут быть «колючие воп¬
росы» между Союзом и Норвегией, которые потребуют «бесприс¬
трастного» члена во главе комиссии? «Не говорите, такие вопро¬
сы всегда возникают неожиданно». И я поняла, что он намекает
на Землю Франца-Иосифа. Договорились, что несогласованным
остается только третий пункт. Как его разрешить?
Мовинкель сейчас замещает находящегося в отпуске Офтеда¬
ля. Спрашивал, что я слышала о результатах переговоров Иогане-
сена в Москве. Я не могла ему дать информации, так как мы сами
ее пока не имеем.
* * *
О Балтийском блоке была статья в консервативном «Бор Вер¬
ден». Автор считает, что главное препятствие к блоку — это «от¬
чужденность» и давняя вражда из-за языка между Швецией и
Финляндией, затем трения между Финляндией и Норвегией из-за
улова на севере и проч. Без Финляндии блок Прибалтики, по мне¬
нию автора, не имеет значения. Все же вопрос этот нет-нет да и
всплывает.

Норвегия
421
Сентябрь.
Индия шевелится. Борьба националистов толка Ганди и рабо¬
чих против господства Великобритании принимает форму реши¬
тельного натиска. Предъявить Англии ультиматум — это ново. Это
великолепно!
Потом женский вопрос — он на интереснейшей стадии. Даже
буржуазная молодежь уже не признает отдельных феминисти¬
ческих организаций (выступления в Осло на конференции Нацио¬
нального совета).
В Лиге Наций ставятся вопросы о Соединенных Штатах Евро¬
пы, об интернациональном регулирующем банке и прочь. Пят¬
надцать лет тому назад мысль о Соединенных Штатах Европы
была достоянием меньшевиков, сейчас ее «официально» защища¬
ет Бриан.
19 сентября.
Почта. Максим Максимович опять недоволен, что я беру на
себя «функции» торгпреда и веду за него переговоры. Но пока
торгпред не имеет авторитета, всегда будут обращаться ко мне
как к последней инстанции.
Умыть руки — значит позволить, чтобы дело ушло в песок.
Нельзя этого допустить.
Октябрь.
Спешно заканчиваю свои текущие дела, передаю незакончен¬
ные первому секретарю Мирному, он остается поверенным в де¬
лах. Еду на два месяца в Москву через Берлин, чтобы повидаться
с сыном. Его перебрасывают из Берлина в Амторг. Он едет с се¬
мьей. Я не рада — не достать их моей заботливой рукой, если по¬
надобится.
У Сталина
15 ноября 1929 года. Москва, Софийская набережная, Дом Нар¬
коминдела.
Октябрьские праздники позади. После долгого перерыва про¬
вела их в Москве. Сталина повидала пока только на торжествен¬
ном спектакле в Большом театре. Говорю пока, так как он сам
обещал созвониться, т.е. вызвать меня.

422
Тетрадь шестая (1929)
★ ★ ★
Торжественный спектакль. Иду к правительственной ложе.
Красноармеец у входа: нельзя. Назвала себя, справился и пропус¬
тил.
Сталин в глубине ложи оживленно разговаривает с молодым
товарищем, видно, хозяйственником издалека. Рядом со Стали¬
ным — Каганович, остальные сидят в передней части ложи: Орд¬
жоникидзе, Ворошилов, старик Кон. Подхожу к ним поздоровать¬
ся. Здороваются, точно вчера виделись. Антракт закончен.
Я села в глубь ложи. Сталин в чем-то убеждает молодого хо¬
зяйственника. Разговор ведется вполголоса, но сидящие в ложе не
смотрят на сцену, а прислушиваются к голосу Сталина. «Нажать
надо, поднять продукцию. Похвались своими рабочими на заводе
перед партией, как умел хвалиться бойцами во время граждан¬
ской войны, — убедительно звучит приглушенный голос Стали¬
на. — Скажи им, мы тоже ведем наступление по хозяйственной
части. Поднять продукцию завода — первая твоя задача. Так и
скажи своим ребятам. Пускай поймут, в чем сила нового фронта
и наступают энергично. Понял? До свидания. Успехов».
Сталин пересел в передний ряд. Во время антракта обернулся
ко мне.
— Давно приехали?
— Я здесь в отпуске, товарищ Сталин. Очень хочу вас пови¬
дать.
— Что же, давайте. После пленума. После 18-го созвонимся.
И встав, снова подошел к хозяйственнику. «Езжай на работу
завтра же, — слышу я четкий, командный голос Сталина. - На
пленуме и без тебя справимся. Надо подтянуть продукцию. Ты
там скажи своему коллективу». И не попрощавшись, отошел к
Орджоникидзе. А молодой хозяйственник, явно взволнованный,
весь раскрасневшийся, так и остался с неуклюже протянутой ру¬
кой, видимо, желая еще раз пожать руку Сталина.
★ ★ ★
Дни идут, пленум закончился, а звонка от Сталина все нет. Из
кабинета скандинавского отдела НКИД звоню в Кремль к Стали¬
ну по прямому телефону, «по вертушке» в просторечии. Попадаю
прямо в его кабинет.
— Иосиф Виссарионович?
— Да, кто говорит?

Норвегия
423
- Коллонтай. Когда можете принять меня?
Секунда молчания.
- Можете сейчас?
- Конечно могу.
Я в приемной у Сталина, жду вызова. Секретарь занят бумага¬
ми. Молчим. Жду.
Сталин вызывает секретаря. Вхожу за ним и я. Сталин припод¬
нимается мне навстречу.
- На пленуме были? — И не дождавшись ответа, добавил:
В новую эру вступили, наступаем на капиталистический мир по
линии хозяйства, и это их особенно задевает. Торгуем с ними. Пока
лесом, нефтью, сельскохозяйственными продуктами. Совхозы заб¬
расывают их нашими природными богатствами. А там, смотришь,
и промышленной продукцией забьем их. Социализм крепко на¬
ступает.
Сталин замолчал, опустил голову и задумался. И вдруг вопрос:
- Верно ли, что при расколе в Швеции за нашими пошло боль¬
шинство? По-вашему, как? Не преувеличиваем ли?
Поделилась сведениями о Швеции. Там руководство надеж¬
но во главе со Свеном Линдерутом8, нет перегибов. В Норвегии
хуже.
Сталин: Думаете, что это вредные последствия руководства
Зиновьева? Теперь исправим эти недочеты. Молотов сумеет.
Врывается телефонный звонок, понимаю, что из Наркоминде¬
ла. Сталин внушительно:
- Гоните примирителей к черту. Так и скажите им. Сами спра¬
вимся. (Это, по-видимому, относится к непрошенному вмешатель¬
ству США в китайско-союзный конфликт9. В утренних газетах
помещено было о согласии Китая по переговорам о КВЖД.)
Сталин снова обращается ко мне и спрашивает:
- Вы теперь кредитными вопросами занялись? Это хорошо,
это тоже по линии нашего хозяйственного наступления. Микоян
говорил о государственной гарантии
И не ожидая ответа, ставит второй вопрос:
- А что в компартии нет ли уклонов? Не пахнет ли расколом в
Норвегии? Есть ли там правые уклонисты? Кто именно? Транмель
и передовик их, как его, Карлсон, что ли?
Я: Карл Иогансен, но он отошел к социал-демократам. В ком¬
партии еще живы левые уклонисты.
Сталин: Троцкисты?
Я: Нет, у них другой водораздел.

424
Тетрадь шестая (1929)
Сталин: Сейчас правый уклон опаснее, левые разбиты. Пле
нум показал.
И Сталин ярко и кратко резюмировал установку пленума, до¬
бавив:
— Следите внимательно за нашей политикой. Крепнем, растем.
Не только по линии хозяйства. Выходим на большую дорогу и в
международной политике. В Подготовительную комиссию по ра¬
зоружению вошли и свой проект внесли. По разоружению, шу¬
точное ли дело! Это значит в борьбе за мир быка за рога взять.
Хозяева Лиги, конечно, наш проект не примут, новый внесем. За
мир и разоружение и в Лиге драться будем, а народам всего мира
это глаза раскроет, кто за войну стоит и ее готовит, а кто об обес¬
печении мирного строительства государств печется.
Я напомнила Сталину, что мы в Норвегии работаем над разра¬
боткой гарантийного пакта с Норвегией.
— Гарантийного пакта? Да, пакта о взаимном ненападении?
Такой пакт важен нам с большими капиталистическими держа¬
вами, как с Германией, или для упрочения дружбы, как с Турци¬
ей; с Норвегией он практического значения не имеет. Но, если,
как считает Наркоминдел, вы можете добиться таких условий,
каких пока не дают крупные страны, это будет полезно, мы этот
пакт за образец возьмем.
Сталин задумался. Я решила спросить о Чичерине, верно ли,
что он безнадежно болен и лечится в Германии, но нуждается в
средствах. Это же для престижа Союза нехорошо.
Сталин ответил сухо, чуть раздраженно:
— Все это сплетни. Ни в чем он не нуждается. Не столько ле¬
чится, сколько по концертам таскается, и пить стал. Вот это для
нашего престижа не годится. А средствами мы его не ущемляем.
Но пора ему назад на родину. Не время сейчас просиживать на
заграничных курортах, дома обставим его как следует, полечим,
где и как надо. Пускай отдохнет. Литвинов и один справится, про¬
маха в дипломатии не даст.
Я: Кстати, о дипломатии. Вячеслав Михайлович говорил, буд¬
то есть мысль перебросить меня в Швецию. Не откажусь.
Сталин молчит, опускает глаза, и тогда лицо его делается не¬
проницаемым.
— Не решено еще, не о чем говорить. Добейтесь гарантийного
пакта в Норвегии.
Секретарь говорит, что из редакции «Правды» звонок.
— Давай, давай сюда.

Норвегия
425
Сталин диктует поправку к сообщению о Китае. Четко дикту¬
ет. Закончил, и вдруг снова за телефон.
- Что вы там в «Правде» карикатуры на китайцев помещать
вздумали? Уродов каких-то изображаете! Китайцы — народ, как
народ, есть всякие. А такие карикатуры в империалистическую
войну печатались, национальные страсти разжигать. Нехорошо
это, не годится это нам. Не надо нам буржуазного шовинизма.
Красноармеец увидит такую карикатуру и начнет без разбору всех
китайцев резать. Мы ведем войну не с китайским народом, а с
китайской буржуазией. Надо уметь выбирать карикатуры. Какие?
Почем я знаю. На то у вас есть карикатуристы и редакторы. Ну
вот, пускай надумают. Что у вас сменовеховцы что ли работают?
Буржуазный шовинизм в «Правде» разводить вздумали?
Снова телефонный звонок. Слышу слово алюминий. И когда
Сталин положил трубку, спрашиваю его:
- Почему мы в Норвегии не покупаем алюминий?
- А разве Норвегия богата бокситами?
Я объяснила, что имеются две компании и проч.
- Ну да, французское отделение. Не покупать нам надо
алюминий, а заводы строить. Патенты получить, техническую
помощь...
- Техническую помощь? Это и в Норвегии получить можем.
Сталин сейчас же за телефон, Серебровскому11:
- Почему в Норвегии не справились о технической помощи?
Американцы нас грабить хотят. Немцы технической помощи не
дают. А о Норвегии забыли? Да вот, Коллонтай говорит. Свяжи¬
тесь с ней, она у меня сейчас.
На прощанье говорю:
- Я вам за многое неизменно благодарна. Ваша товарищеская
отзывчивость Вы такой чуткий...
Сталин насмешливо:
- Даже чуткий? А говорят — грубый.
Движением руки он отводит мои возражения:
- Может я и в самом деле грубый, но не в этом дело
И уже деловым тоном спрашивает:
- Когда едете? Через Берлин, значит. Нехорошие у немцев
дела. Смотрите, чтобы нацизм не заполз в вашу благополучную
Норвегию.
- Боюсь, что уже заползает.
- А вы противодействуйте, у вас там хорошие связи.
Прощаемся.

426
Тетрадь шестая (1929)
★ * *
Приведу перечень моих дел и деловых встреч в Москве с
29 октября по 12 декабря 1929 года.
Олесуннская концессия: два заседания в Главконцесскоме; сви¬
дания по этому же вопросу с Л. Б. Каменевым, Скобелевым (два
раза), с Наркомземом — Кубяка, Микояном, Стомоняковым.
Гарантия норвежского правительства на кредиты при закуп¬
ках в Норвегии: свидания с Хинчуком (три раза), Платоновым
(неоднократно), Микояном.
О штатах торгпредства, в частности об Элердове и Ландлере
(последнего обещали убрать): свидания с Морозом (неоднократ¬
но) и Платоновым.
О задолженности по коминтерновской линии (дела 1923-
1924 гг.); свидания с Пятницким (два раза) и Мануильским.
О делах ячейки: ходила пять раз.
Общие дела полпредства ( информация с моей стороны): сви¬
дания с Литвиновым (два раза), Молотовым, Сталиным.
О делах печати и о визах для норвежских журналистов (Фин-
даль, Орфлут и др.): свидание с Ротштейном (три раза).
Комиссия о ревизии архива НКИД (Сенатская ревизия, как ее
назвали в шутку): семь заседаний; три утра посвятила знакомству
с делопроизводством архива; со Стомоняковым — три заседания
по этому вопросу.
Пенсия Котроховой: РККА - Соцобес - Наговицын (НКИД).
Добилась. Дали.
Дело «технической помощи» (по алюминию) из Норвегии: три
свидания с Серебровским (направил к нему Сталин).
Дело дочки Бернацкого, студентки (арест, направил ко мне
дело о ней Окунев; посещения меня Бернацким и его женой): три
посещения Мессинга (ГПУ), два - Артузова, одно - Горба. Выпу¬
стили.
Дело вдовы рабочего Панкратова (вынули из петли, три
месяца не могла добиться пособия из Соцобеса): с Зоей подня¬
ли «бучу» - телефонные звонки, письма в Соцобес. Добились.
Дали.
Хлопоты в Моссовете о жилплощади ей же: неудачно.
Хлопоты о Вере Юреневой (устройство в театр): свидания с
Раскольниковым (дважды), Владимирским, комиссаром Малого
театра, Мейерхольдом; письма, свидания, телефонные разговоры
с Бубновым и др.
Протокольная часть: четыре дипломатических обеда, пять дип-

427
чаев, три диптеатра, прием в НКИД 7 ноября; с дипломатами на
Красной площади; дипчай у меня на 25 человек.
Мой доклад в клубе НКИД. Чай в мою честь в клубе НКИД.
Кредиты нам утверждены
29 декабря.
Вот я и снова в Осло на Ураниенборгвейен. Два месяца Моск¬
вы. Много дум, много впечатлений. Вернулась освеженная. Мне
хочется вдохнуть в нашу колонию тот живой и бодрый дух, ка¬
ким напоена Москва. Молодежь очаровательна верой в свои силы
и в непобедимость Союза. Это страна молодости. Но Москва поза¬
ди. Я снова здесь. Вроде ссылки, хотя я и люблю Норвегию. Но
здесь мои силы застоялись, и если я отсюда не вырвусь, я начну
сохнуть.
По возвращении из Москвы сейчас же пошла к Мовинкелю, но
он больше расспрашивал о нашей пятилетке, о способах ее осуще¬
ствления, о колхозах, чем о наших с ним текущих делах.
Январь 1930 года.
Госгарантия на кредиты нам принята на 1930—1931 годы и с
увеличением на 20 миллионов крон! Достижение за 29-й год, хотя
и не по Наркоминделу. Но все равно для СССР. Микоян остался
доволен.

Тетрадь седьмая
(1930)
ОСЛО — СТОКГОЛЬМ
Кредиты и распоряжение короля, - Пакт. - Культурные свя¬
зи. - Тяжелая полоса. - Обед у короля. - Назначение в Шве¬
цию. - Приезд в Стокгольм. - Осмотр полпредства. Зеллляче-
ство. - Невозвращенцы и шведские провокации. - Дело Соболе¬
ва. - Письмо к Зое. - Первый визит к мининделу Трюггеру. -
1 Мая. - Где причины невозвращенства? - Визит парламенте¬
ра. - Итоги и результаты. - Записки о Швеции. - Похороны
Нансена. - Проблемы архипелага в Арктике. - Два письма. -
Вопрос о старошведах. - Советские профессора в Стокгольме. -
Агреман и о пакте. - О партийном съезде. - Гость из Москвы. -
Визит эскадры. - В клинике. - Как сорвался пакт. - Междуна¬
родная ситуация. - Прощаюсь с Норвегией. - Последние дни.
Кредиты и распоряжение короля
Январь 1930 года. Осло.
АКТ огромной важности: совет министров утвердил гос
ГШШ гарантию, т. е. договор о кредитах нам с повышением с
15 миллионов до 20 миллионов крон кредита в год. Это
произвело огромное впечатление и на общественность и
на дипломатов. Наш несомненный успех и достижение. Прохож¬
дение через стортинг обеспечено. Крупнейшие фирмы, а значит
партия хёйре (консерваторы), заинтересованы получить наши ин¬
дустриальные заказы.
Можно бы радоваться, но тут стряслась новая забота: Москва
хочет сократить аппарат торгпредства до самого незначительно¬

Осло — Стокгольм
429
го числа работников. Надо беречь валюту. Но сокращение сейчас
просто политически вредно. Именно в настоящей мировой обста¬
новке и после того, как мы у норвежского правительства доби¬
лись повышения гарантии на индустриальные кредиты. Предви¬
жу, что эта мера выльется против нас и вызовет снова враждеб¬
ные выходки по отношению к СССР.
Ездила на два дня в Берлин, пробовала уладить вопрос через
голову Элердова.
Вспомнила, как в Москве Сталин меня о нем спрашивал: «Ка¬
ков торгпред у вас, Элердов? Стрелять-то он умеет (по поводу
участия Элердова в гражданской войне), а вот, насчет торговли —
годится ли?». Надо было тогда же отозвать его.
28 января.
Мои опасения оправдались. В печать проникла версия, что Со¬
ветский Союз «закрывает» торгпредство. Это взволновало про¬
мышленников и всех наших друзей здесь. Ежедневно заходят по
нескольку человек осведомляться. Даже Рейстадт, не имеющий к
индустриальным кругам прямого отношения, заходил узнать, в
чем дело?
Из Лондона телефонировала редакция «Дейли Мейл»: верно
ли, что Норвегия «высылает» всех сотрудников торгпредства?
Ясно, что вся эта шумиха полезна и нужна нашим врагам, что и в
Англии простое сокращение торгпредства используется для трав¬
ли нас, для дискредитации нашего престижа. Дала разъяснение о
сотрудниках торгпредства через Норске Телеграмбюро и, пользу¬
ясь старыми связями с «Арбейдербладет», инспирировала статью,
разоблачающую кампанию правых против нас.
Пишу по многим адресам в Москву официальные и личные
письма, доказываю нецелесообразность сокращения торгпредства
в Норвегии именно сейчас. Все это волнует, тревожит. Экономи¬
ческие отношения с Норвегией крепнут, к чему вносить сейчас и
на этой почве новые осложнения?
Мовинкель давал обед в мою честь в доме мининдела.
Был военный министр и директор Госбанка Рюгге. Беседа о кре¬
дитах и использовании их. Осенью — выборы. Слух, что Мо¬
винкель будет назначен посланником в Париже. Это нам невы¬
годно.
77 февраля.
Политическая атмосфера опять становится препоганой. Конеч¬
но, это отражение мировых событий, ухудшение наших отноше¬

430
Тетрадь седьмая (1930)
ний с великими державами: история с генералом Кутеповым1 в
Париже (его исчезновение). Опять целый крестовый поход про¬
тив СССР, «ужасы» о нашей антирелигиозной политике в Союзе,
клеветнические сенсации и проч.
Боюсь, предвижу, что норвежское правительство не захочет
автоматически продлить действие торгового договора 1925 года, а
потребует его пересмотра. Уже раздаются голоса за такой пере¬
смотр. Поэтому не в наших интересах сейчас поднимать вопрос
об исключении из договора Олесуннской концессии. Торговый
договор надо сохранить в том виде, каков он есть, хотя бы из-за
существенного положения об экстерриториальности торгпредства.
Не момент для пересмотра договора, торгпред это не умеет втол¬
ковать центру и портит мою работу здесь.
18 февраля.
Забавный случай: в стортинге будет рассматриваться предло¬
жение кабинета о повышении пошлины на ввозной лес. Мы про¬
даем значительное количество балансов бумагоделательной фаб¬
рике «Борегорд». На днях ко мне заходит директор этой фабри¬
ки и просит: «Мадам Коллонтай, похлопочите у кабинета, чтобы
отложили хоть на год вопрос о повышении Пошлин на лес. Это и
нам, и вам будет выгодно. А вы пользуетесь таким влиянием на
кабинет, что ваше “пожелание” больше значит, чем просьба нор¬
вежского промышленника».
Март.
Мовинкель просит меня устроить концертное турне в Москву
для его сына дирижера. Он рассказывал мне об упадочном мо¬
ральном состоянии сына. Видимо, Мовинкель страдает за него.
Просил не говорить другим. Я понимаю его, как отца, и сейчас
уже энергично принялась за устройство турне для его сына. Не
потому только, что он премьер. Разве я не знаю заботу о Мише?
И сейчас беспокоюсь о нем. Как он там, в Америке, устроился,
как работа?
В Испании большое событие: падение Примо де Ривера. Наши
отношения с Англией очень напряжены. С Францией — не лучше.
Особенно после инцидента с Кутеповым. В Германии тяжелый
кризис, безработица. Явное сближение с Англией.
Три раза смотрела фильм «Рио Рито». Кусочек Мексики. Осень
много романтики, но мне это нравится. Очевидно, я вступила уже
в такой период жизни, когда не могу и не хочу переживать «лк>

Осло — Стокгольм
431
бовные драмы», но с удовольствием смотрю, как это переживают
на полотне.
Изменила прическу: зачесываю волосы назад, открываю лоб.
Март (из письма к Зое).
Мне нехорошо. Антисоветские кампании, повод — предатель¬
ство Беседовского2. Поход прессы во всем мире против «больше¬
виков». Опять наша антирелигиозная политика и «скандал» в пол¬
предстве (в Париже) и все прочее. Мое имя снова треплют в газе¬
тах.
Как нарочно, устроила «чай» с дипломатами и норвежцами.
Элердов злорадствует: «Не вовремя затеяли. Не придут». Но боль¬
шинство пришло. И чай вышел оживленный. Жена Мовинкеля
сидела дольше всех и была любезна. Немец не пришел. В связи с
«холодом» между нами и Германией (дело немецких фальшиво¬
монетчиков3)?
Чай устроила в большом зале. «Щекотливых» вопросов никто
не задавал.
***
Москва решила послать меня на конференцию в Гаагу (конфе¬
ренция по кодификации), одновременно женская конференция
по вопросу о сохранении женщиной своего гражданства при бра¬
ке с иностранцем (вопрос стоит в Лиге наций).
Голландское правительство отказало мне в визе. Опять газет¬
ная шумиха: «Советскому посланнику Коллонтай голландцы от¬
казали в визе». Нехорошо.
8 марта прошло у нас подъемно и дружно. Даже Элердов был
«любезен». Я написала пьеску о советских женщинах. Сотрудни¬
цы ее сыграли очень весело. Особенно Ниночка Крымова.
22 марта.
Последние дни мы переживали большие тревоги: подлая изме¬
на Беседовского в Париже, инцидент с Кутеповым создали вокруг
нас сквернейшую атмосферу, какую давно не помню.
Белогвардейцы зашевелились, то и дело шлют анонимные пись¬
ма-угрозы. В 23-м году обычно грозили мне: «Кровожадная Кол¬
лонтай! Такой-то час будет вашим смертным часом». Или что-либо
в этом роде. Теперь опять начались угрозы полпредству нахаль¬
нейшие и анонимные: «Если вы, полпредша (следуют бран¬
ные эпитеты), в двухдневный срок не опубликуете в газетах, где

432
Тетрадь седьмая (1930)
вы спрятали генерала Кутепова, ваше полпредство будет взор
вано».
Этого нельзя оставить так. Поговорила с Мирным и решила
немедленно оповестить министерство. О нас газеты пишут вся¬
кие пакости, клевещут и стараются оскорбить нас. Пусть узнает
норвежское правительство, как ведут себя местные белогвардей¬
цы и на что они способны. Послала Мирного в мининдел, пусть
сделает протестное заявление, покажет письмо и потребует мер
против белых за их угрозы и оскорбительные письма.
Мирный вернулся довольный. Фосс обещал немедленно усилить
охрану полпредства и через криминальную полицию разыскать
зачинщиков «абсолютно недопустимых деяний» белых. В мини¬
стерстве просили все подобные письма доставлять им с конверта¬
ми, чтобы облегчить розыски виновных.
Не прошло и часа, как вокруг полпредства началось необычай¬
ное оживление: полицейский наряд, мотоциклетки. Дом окружен
цепью полиции. Высокие, дородные полицейские, каких мы вооб¬
ще в Осло не привыкли видеть. Настоящая засада, ни выйти, ни
войти.
К воротам подъехала Пина Васильевна (мой личный секретарь)
с пакетом. Полицейский — цап! Что в пакете? Кто вы? Недоуме¬
ние и испуг Пины Васильевны. Публика толпится у дома, наблю¬
дает с любопытством. А мотоциклы носятся мимо полпредства и
полицейские шагают шеренгами.
Вызываю Мирного. «Что вы наделали? Что вы сказали в МИДе?
Зачем вы устроили эту шумиху? Но Мирный сам удивлен. Я все
же.рассердилась, думала, Мирный что-то напутал. Сидим, будто
в засаде.
Инцидент сам по себе пустяковый, но вызвал ненужное любо¬
пытство, шум. Вечером появилось коммюнике полиции. Мы дали
свое коммюнике: «Не придаем особого значения угрозам белогвар¬
дейцев, но во избежание битья стекол или другого ущерба пол¬
предству мы обратились в МИД для усиления охраны».
Газеты «признали», что такие угрозы могли исходить только
от ненормальных лиц, но что это недопустимо. «Арбейдербладет»
(по моей просьбе) поместил резкую передовую: «Белогвардейцы
не должны забывать, что они только “терпимы” в Норвегии. Нор
вежский народ не допускает заговоров против представителей
дружеских стран».
Поехала к Эсмарку (в мининдел), попросила снять непроше¬
ную охрану. А тут — прием-чай у короля. Во время приема король

Осло — Стокгольм
433
подходит ко мне и любезно спрашивает: «Мадам Коллонтай, как
вы нами довольны?». Удивлена, чем я должна быть «особенно»
довольна, отвечаю что-то невнятное. «Надеюсь, что вы больше не
получаете анонимных писем после того, что мы организовали ох¬
рану?». Поспешила выразить благодарность правительству.
Король: «Причем тут правительство? Это я сам распорядился,
чтобы немедленно расставили лучшую полицейскую охрану. Вы
заметили, каких рослых и сильных молодцов мы подобрали. Мы
не хотим, чтобы с вами что-нибудь случилось. Я сам ходил прове¬
рять охрану. Но зачем вы так скоро ее сняли?». Так вот кто ока¬
зался инициатором быстрых и эффективных действий полиции в
деле нашей охраны! И вот почему Эсмарк так неохотно согласил¬
ся с моей просьбой снять охрану.
На приеме во дворце немецкий посланник Кестер долго убеж¬
дал меня, что в интересах Союза дружить с Германией, и жало¬
вался, что мы «придирчивы» к немцам.
Пакт
Конец марта.
Опять вернулась к своей основной текущей задаче в Норвегии:
гарантийный пакт с СССР о взаимном ненападении. Последнее
время бились над согласованием текста конвенции о согласитель¬
ной комиссии, составляющей часть пакта. Эта конвенция являет¬
ся нашей уступкой Мовинкелю, который без арбитража о пакте и
говорить не хочет, мы же, разумеется, на это не идем. Пакт с
Норвегией о ненападении нам собственно практически не нужен,
но Литвинов просто хочет этим пактом создать для Союза преце¬
дент. Он так и говорил мне в Москве: «Вы все уверяете нас в само¬
стоятельности политики норвежцев и дружественности в отноше¬
нии нас вашего “большого либерала” Мовинкеля, так пусть же он
покажет на деле свою независимость от Англии и свою политику
миролюбия, заключив с нами гарантийный пакт о взаимном нена¬
падении».
На переговоры о пакте Мовинкель пошел еще в конце 28-го
года. Но с тех пор мы месяцами бьемся с ним и с Эсмарком над
текстом согласительной конвенции. Мовинкель, отказавшись по
нашему требованию от арбитража, настаивал обязательно вклю¬
чить в согласительную комиссию пять членов, чтобы она носила
форму наиболее близкую к арбитражу. Мы стояли за состав ко¬

434
Тетрадь седьмая (1930)
миссии из четырех членов. Я выдвинула, вернее, сама почти навя
зала Мовинкелю идею введения в комиссию пятого факультатив¬
ного члена. Но потом очень волновалась: одобрит ли это предло¬
жение Литвинов. Наконец пришел ответ Литвинова, ответ поло¬
жительный. Москва принимает введение пятого члена в консуль¬
тативную комиссию, но только от случая к случаю, при возникно¬
вении особо сложных вопросов. Причем кандидаты в комиссию
принимаются лишь с одобрения обоих правительств.
Все остальные пункты согласительной комиссии одобрены, зна¬
чит, и этот последний камень преткновения о пятом члене согла¬
сием Москвы обойден. Весь же пакт, предложенный нами, Мо¬
винкель в принципе принял (письмо от декабря 1928 г.), сказав,
что, получив санкцию кабинета на этот пакт (плюс согласитель¬
ная конвенция), мы сможем срочно согласовать текст парагра¬
фов.
После телеграммы Литвинова я, «подкованная» этим нашим
согласием, поспешила на прием к Мовинкелю. Ответ Литвинова
меня окрылил, и я внутренне сияющая вошла в кабинет премье¬
ра, ведь я же на этот раз несла ему «подарок» из Москвы — согла¬
сие моего правительства на пятого, хотя и факультативного, чле¬
на согласительной комиссии.
Мовинкель слушал меня уж очень сосредоточенно и помолчав,
сказал: «Это немного, но это все же кое-что». Никакого «энтузиаз¬
ма» по поводу нашего ответа, а между тем этот ответ ведь разре¬
шает нашу основную трудность. В чем же дело? Или у норвежско¬
го правительства изменились намерения заключать с нами гаран¬
тийный пакт? Но в конце беседы Мовинкель спросил меня: «Мо¬
жем ли мы рассчитывать, что, договорившись о тексте конвен¬
ции, ваше правительство без промедления подвинет переговоры
и подпишет пакт?». Эти слова меня несколько успокоили, зна¬
чит, Мовинкель уже сам не хочет волокиты и затяжки пере¬
говоров. Или это зондаж о наших настроениях по отношению к
пакту?
Я все же ушла от Мовинкеля с чувством беспокойства, хотя
Мовинкель просил передать Литвинову признательность за согла¬
сие на пятого члена комиссии.
Культурные связи
Получено приглашение сыну Мовинкеля на концерты в Моск¬
ве. Стоило огромной переписки и усилий с моей стороны. Поня-

Осло — Стокгольм
435
тая не имела, что такое Софил* и другие музыкальные учрежде¬
ния в Союзе. Вышло. И это хорошо. Дирижер он неважный, но
«папа» Мовинкель доволен.
Заняты устройством здесь союзной художественной выставки.
Серенсен, Камстурп, Револьд — инициаторы. Эта «кухонная рабо¬
та» полпредства — неблагодарная, требующая большой затраты
энергии. Надо быть любезной со всеми, нельзя показать, если на
душе скверно, нельзя быть усталой. Всегда бодрая, подъемная и
радостная.
Сейчас еще одна забота о Марусе (операция).
Тяжелая полоса
Газеты пишут об изменении курса нашей политики «вправо».
Капиталистам это должно бы нравиться. Но нет, это лишь пред¬
лог, чтобы в миллионный раз уверять, будто политика Сталина
«сломлена», что советский строй «сам себя убивает» и проч. Газе¬
ты шумят о введении «трудового фронта» в Союзе, перепечатки
из «Руля» о расстрелах, о массовых отозваниях работников торг-
и полпредств и проч. Перепечатки из германских газет: «В СССР
новый курс — на крестьян».
Вечером одна ходила по лесу на Хольменколлене. Тишина.
Звезды. Пахнет талым снегом и елями. Я себя чувствовала очень
одинокой и несчастной.
9 апреля.
Сообщение ТАСС: предательство в Швеции — Дмитриевский
стал невозвращенцем. Что это? Невероятно и непонятно, откуда
эти измены? Что за этим кроется или вернее кто? Все у нас ошара¬
шены, особенно те, кто знал его лично. Мне он всегда казался
«чужим нам» и карьеристом. Но стать предателем, это же просто
невероятно.
Ждем разъяснений центра. На душе у всех погано.
12 апреля.
И здесь в тихой Норвегии зашевелилась и обнаглела белая
эмиграция. Использовали приезд сюда с артистическим турне
танцовщицы Павловой. Устроили ей встречу, будто бы она «ис-
* Советская филармония. — Прим. ред.

436
Тетрадь седьмая (1930)
тинный представитель России». Бывший царский консул Кристи
произнес публичную речь.
Я подала протестную ноту в мининдел. Что это такое? Разве
такую демонстрацию Норвегия позволила бы себе в отношении
Англии, Германии или другой страны? Эсмарк обещал «принять
меры». Кристи напечатал своего рода «извинение»: он будто бы
выступал только в качестве «старого друга» Павловой и проч.
Многие норвежцы не понимают нашей позиции. «Это же искусст¬
во, не политика», — говорят они.
Газеты пускают клевету и ложь по поводу предательства Дмит¬
риевского. Обстановка вообще сейчас отвратительная и во вне и
внутри нашего полпредства. Сотрудники нервничают. Провожу
беседы с ними группами и в одиночку.
Текущие хлопоты из-за назначения бывшего секретаря норвеж¬
ского посольства в Москве Больстада консулом в Архангельск. За
него стояли и Урби, и Мовинкель. Отказ в экзекватуре был бы
неприятен. Сейчас дело это уладилось. Москва согласилась. Хоть
это вышло.
Апрель.
Обстановка этих недель в советских полпредствах всего мира
и в нашей колонии в Осло тяжелая, полная возмущения, гнева и
ненависти к предателям-невозвращенцам. Тяжело ударило по
нашим советским учреждениям предательство Беседовского в Па¬
риже, но еще возмутительнее измена Дмитриевского в Стокголь¬
ме. Советник нашего полпредства на виду у всех, о нем имелись
лестные отзывы, у него «большие связи» среди шведской обще¬
ственности, и этот негодяй не просто ушел, а умышленно шумно,
со скандалом, с использованием шведской прессы. Может ли бьпъ
что-нибудь более позорное и преступное? Я вся дрожу, когда чи¬
таю газеты.
Разумеется, буржуазная пресса с радостью ухватилась за та¬
кой сенсационный антисоветский предлог. Газеты захлебывают¬
ся, врут, клевещут и раздувают «дело Дмитриевского» до мирово¬
го события. Чего-чего только не пишут о нас, чего только не выду¬
мывают. Чуть ли не застенки в наших полпредствах, а сотрудни¬
ки наши наготове держат заряженные револьверы. «Не хочешь
возвращаться в советский рай? Бах, и застрелил невозвращенца».
Так и пишут. Или последняя клевета: «Москва, испуганная изме¬
нами, десятками отзывает своих сотрудников и прямо их под рас¬
стрел: почему не предусмотрел измены?». И вот такие нелепые и

Осло — Стокгольм
437
подлые сенсации печатаются на всех языках — в Париже, в Шве¬
ции, в Осло — безнаказанно.
Конечно, наши полпредские сотрудники политически выдер¬
жанные люди и понимают суть такой антисоветской кампании.
Но все же кричащие газетные заголовки, статьи якобы «очевид¬
цев» — это нервирует, это выбивает хоть кого из колеи. И все но¬
вые разоблачения-сенсации, и все больший круг газет, втянутых
в эту злостную кампанию. Это бьет по нервам, сотрудники начи¬
нают сомневаться чуть ли не в самих себя, наговаривают друг на
друга от нервности или сводят личные счеты, пуская в ход кле¬
вету.
Землячество превратилось сейчас в место разоблачений, обви¬
нений, наветов и личной склоки. Это самое вредное и опасное.
В этой атмосфере вражды против нас и травли со всех сторон наша
сила в единстве, наш оплот — спокойная твердость и уверенность
в нашей силе и правоте.
Рьянее всех взялся за разоблачения торгпред. Всех подозрева¬
ет у себя же в торгпредстве, но и допекает меня доносами-подо¬
зрениями на моих же сотрудников: «Вы ему верите? Вы это отри¬
цаете? Вот увидите, что я прав, вы же поплатитесь за свое дове¬
рие».
Только что ушел торгпред, как за ним является его замести¬
тель вместе с экспортником, и оба полны догадок-подозрений
насчет самого торгпреда: «Это следующий кандидат в невозвра¬
щенцы». В своем рвении и, кстати, сведении личных счетов с тор¬
гпредом его зам и экспортник дошли до того, что ночью взломали
стол торгпреда и сделали обыск его кабинета (без приказа). Ни¬
чего не нашли и теперь дрожат.
Шарманов и я усиленно работаем с коллективом, разъясняем,
призываем к чувству долга и соблюдению престижа Союза. Нельзя
вешать нос. Но мне приходится отпаивать экспортника валериан¬
кой и часами разъяснять норвежским коммунистам истинное по¬
ложение дел, когда они взволнованные и непонимающие прибе¬
гают к нам с черного хода.
Мирный использует свои связи во вне, среди норвежской обще¬
ственности, чтобы парировать новую сенсацию газет и направить
работу мозгов по правильному пути. Почему такой шум из-за «де¬
зертирства» двух непригодных на работе, зазнавшихся чиновни¬
ков? Ясно, как день, такое дезертирство — самая подходящая пища
для антисоветской кампании. Но предатели были во все времена
истории и у всех народов. Объяснять это Мирный умеет, однако

438
Тетрадь седьмая (1930)
атмосфера вокруг нас все же препоганая, томительно-душная,
мучительная...
И вот в такие-то жуткие дни, насыщенные тревогой, возмуще¬
нием и опасениями, когда вокруг нас пресса кричит и злобствует,
когда наши враги подняли голову и злорадствуют, а вчерашние
друзья, «сочувствующие нам», нас явно сторонятся, в разгар
так называемого дела Дмитриевского — обед во дворце у короля
Хокона VII.
Обед у короля
Обед у короля. До тоски ехать неохота.
Мирный: Александра Михайловна, именно сейчас важно, что¬
бы вы показались. Там вас все увидят и вы всех встретите. Пого¬
ворите с кем полезно, кому — улыбку, кому — твердое слово, не в
бровь, а в глаз, а кому — и дружеское разъяснение действительно¬
го положения дел. Вот увидите, завтра тон газет в Осло будет
иным.
— Оденьте не черное, а зеленое бархатное платье, Александра
Михайловна, оно так вам идет, — уговаривает всегда ко мне вни¬
мательная Пина*.
Обед — как все дворцовые обеды. Блеск военных и свитских
мундиров, высшие чины флота и армии, члены кабинета и обще¬
ственные деятели во фраках особо модного покроя, воздушные
вечерние туалеты дам, перемеживающиеся с золотыми тканями
ламе. Синеглазые, молодые, спортивные, пожилые в изящных
прическах. Нарядно, пестро, красочно.
Король и королева приветствуют гостей у дверей зала. Каждо¬
му гостю рукопожатие, каждому улыбка.
Стол сервирован с обычным вкусом, старинный фарфор, пере¬
ливающийся огнями хрусталь, красные розы. Мягкая, приглушен¬
ная музыка доносится от скрытого оркестра филармонии. Тосты,
предлагаемые самим королем. Встает тот, к кому он обращается.
Несмолкаемый разговор ни о чем со своим соседом. Это все уже
не ново для меня.
Как обычно, по окончании торжественного обеда королева в
главной зале принимает реверансы дам дипкорпуса и жен нор¬
вежской знати. А король, непринужденно разговаривая с гостя¬
* Она работала потом в Испании, и в 1936 г. одна из первых была расстре¬
ляна Франко при восстании в Овьедо. — Прим. 1945 г.

Осло — Стокгольм
439
ми, уводит мужчин в свои апартаменты покурить и выпить пьел-
тер (виски и сода).
Внешне сегодня здесь по-обычному. Дипломаты и местная знать
расточают положенное мне количество любезных фраз и улыбок.
Но как эти благовоспитанные светские господа умеют за маской
наружной любезности обдать вас холодом, дать ясно почувство¬
вать всю вражду, всю их ненависть к большевикам и ко мне, пред¬
ставительнице Союза. Как скрыто тонко они делают это с на¬
слаждением именно в тяжелые для советских представительств
ДНИ.
Мне досадно, что премьер Мовинкель в отъезде. Он повел бы
себя иначе. Я стою в сторонке, чувствуя, что мое решение добить¬
ся в Москве разрешения сбросить ярмо дипломатии и вернуться
домой, в Союз, созрело окончательно. Нет больше сил и терпения
выносить это окружение вражды и ненависти, хочу к своим, к
советским людям.
Король входит в зал и, заметив, что я стою в стороне одна, на¬
правляется ко мне с приветливой улыбкой: «Я знаю, что вы не
курите, и притом я приглашаю к себе обычно только мужчин. Но
вы, - смеясь, — вы здесь не в качестве женщины, хотя и очарова¬
тельной, вы посланник великой державы, и поэтому пойдемте в
мои апартаменты. Вы можете пить хотя бы “Фарис”» (натураль¬
ная минеральная вода). Король в шутливо-приветливой беседе
ведет меня через анфилады гостиных в свой кабинет, где меня
сейчас же окружают редакторы больших газет, подходят парла¬
ментские лидеры. Завязывается оживленная беседа, только успе¬
вай парировать и разъяснять...
Однако, вернувшись домой из дворца, я без промедления на¬
писала партии — крик души. И сделала на всякий случай припис¬
ку: «Горячо прошу ни за что не назначать меня в Швецию». Шефу
не пишу. Литвинов, естественно, исходит главным образом и преж¬
де всего из интересов текущих задач Наркоминдела и нашей внеш¬
ней политики. Не может он считаться с желанием каждого пол¬
преда. А партия может и учесть мою просьбу.
Письмо мое ушло на другой же день с диппочтой. Мне стало
легче.
Назначение в Швецию
21 апреля.
Очень тревожное сообщение из Стокгольма, возможны боль¬
шие неприятные последствия. Одна измена за другой и все в том

440
Тетрадь седьмая (1930)
же стокгольмском полпредстве. За Дмитриевским новый преда¬
тель и посерьезнее: это военный атташе Соболев.
Можно представить себе, как это взволновало нашу всю коло¬
нию, как все полны возмущения, недоумения, тревоги. Я сама вся
дрожу внутренне, стараясь сохранить внешнее спокойствие. Но и
день-то какой вышел суматошный.
Не успели вникнуть в омерзительную весть из Швеции, как
новая неприятность для нашего ословского коллектива, да и для
меня. Срочная телеграмма из Москвы: Политбюро назначило меня
временным поверенным в делах в Швеции с оставлением меня на
посту в Норвегии, выезжать немедленно.
Началась суматоха: надо же распорядиться о начатых здесь
делах, оповестить МИД и проч. Мирный напоминает: «А как на¬
счет агремана? Ведь у вас всегда со шведскими властями кани¬
тель из-за вашей дипвизы»*. Начинаются нескончаемые перего¬
воры по телефону с полпредством в Стокгольме.
Там у наших полная растерянность, заняты одним — поисками
Соболева. Оказывается, ушел из полпредства, как всегда, вече¬
ром и больше не вернулся. Никому ни слова, никакой записки.
Наши стали его разыскивать, но он, очевидно, бежал и скрылся.
Квартира заперта, соседи ничего не знают. Пока поиски безре¬
зультатны. И в стокгольмском полпредстве царит неразбериха и
паника, два невозвращенца за две недели.
Полпред в Швеции Копп4 безнадежно болен и находится в боль¬
нице. Советника нет (Дмитриевский), остался только секретарь
полпредства, но с ним МИД не считается как с неимеющим офи¬
циальных полномочий. Полпредство СССР без шефа, и такие со¬
бытия!..
Какая пища для злорадства и клеветы против нас наших вра¬
гов. Дмитриевский продолжает в мировой и скандинавской печа¬
ти публиковать свои квазиразоблачения.
Убедившись, что в Стокгольме ничего не знают и вряд ли до¬
бьются ответа от министерства об агремане или дипвизе, я пошла
сама к шведскому посланнику Хейэру, дуайэну дипкорпуса в Осло.
Объяснила ему, что наш посланник в Швеции в больнице и мое
правительство назначило меня в Швецию временным поверенным
в делах, но выехать я должна сегодня же.
* Шведы еще не отменили официально приказ о моей высылке из Швеции
в 1914 г.

Осло — Стокгольм
441
Посланник Хейэр выслушивает меня с кисло-озабоченной ми¬
ной: «Вы назначены поверенным в делах в Швеции и хотите ехать
немедленно, но для вас надо тогда получить агреман». Я еще раз
говорю ему о срочности, но, конечно, Хейэр не меньше меня в
курсе положения дел: «Я сам позвоню в министерство и надеюсь
получить для вас ответ, если не сегодня, то завтра». Я настаиваю
на сегодня. «В таком случае, если ваш выезд такой срочный, я вам
могу выдать простую визу, без запроса, вы сами понимаете, что я,
учитывая все обстоятельства, дипломатической визы без разре¬
шения моего правительства выдать не могу». Простую, не дипви-
зу? От такой «любезности» я решительно отказываюсь. Все же
добилась обещания Хейэра, что он сегодня же добьется ответа о
дипвизе и позвонит мне. Но сейчас уже глубокая ночь, третий час,
а из шведского посольства все еще ни звука.
Весь день провела в суматохе и спешке, телефонные звонки,
телеграммы, вызовы ко мне людей по делам. Беспокоит меня эта
выставка русских художников и огорчение ее устроителей, нор¬
вежских художников Серенсена и К°, что я уезжаю. Планирова¬
ли торжественное открытие с приглашением властей, короля,
дипломатов и проч. Договорились — откроет «шарже» (поверен¬
ный в делах) Мирный.
Дали в норвежскую прессу официальное коммюнике, что я
только временно еду в Швецию, а Мирный пока будет поверен¬
ным в делах.
Имела дома новое совещание с торгпредскими и отдельно лич¬
ное, дружеское с торгпредом. Он вел себя и рассуждал здраво,
по-партийному на этот раз, и обещал мне за время моего отсут¬
ствия не раздувать склок и крепко держать в руках аппарат торг¬
предства. Заставила его и Мирного при мне пожать друг другу
руки как двух ответственных товарищей, на которых оставляю
наши дела и престиж Союза.
Провела еще два собрания, землячества и массовое для бес¬
партийных. Как будто внесла успокоение и ясность. Хорошо вы¬
ступали.
Сборы и укладка — это уже дело Пины Васильевны, но неспо¬
койно мне оставлять наши учреждения в такой неприятной для
нас обстановке. Но, очевидно, раз такие вредные явления, как
невозвращенство, начинают принимать повторный характер, надо
найти причину и пресечь ее. Ехать надо. Но что же от шведов до
сих пор нет никакого ответа: получен ли агреман?

442
Тетрадь седьмая (1930)
Утро.
Шарманов принес телеграмму из Москвы. Выехать немедлен¬
но, агремана не надо, дипвизу Москва запросила.
Итак, в путь в 6 часов 35 минут.
Приезд в Стокгольм
24 апреля.
На вокзале меня встретила жена нашего полпреда Коппа, сек¬
ретарь полпредства Аустрин и торгпред Богатин. Но тут же меня
окружили шведские журналисты.
— Вы приехали по делу военного атташе? Где он скрывается?
Вы надолго?
Я: Приехала замещать больного советского посланника. Где
дезертир Соболев, известно, наверное, шведским властям. Оста¬
нусь здесь пока наш посланник будет во мне нуждаться. До свида¬
ния.
Жена Коппа дергала меня за рукав:
— Не отвечайте им, все они мерзавцы.
Я: Еще глупее и вреднее ничего не ответить.
Еще, когда я садилась в поезд в Осло, ко мне подскочил жур¬
налист из «Афтонпостена» (правой норвежской газеты):
— Вы совсем от нас уезжаете? Это из-за дела Соболева?
Я: Еду на время болезни нашего посланника, чтобы вести теку¬
щие дела, как принято на дипломатической службе. Нашему боль¬
ному посланнику нужна помощь. Что тут особенного?
— Так вы не в Россию едете, а действительно в Стокгольм?
— Через десять-пятнадцать дней буду гулять по Нормар-
кену.
И я вскочила в вагон. Но какие эти журналисты нахальные,
вернее, их «боссы» (хозяева газет).
По дороге от вокзала до отеля жена Коппа сообщила мне, что
Копп безнадежен — рак. Спешно осведомляюсь о полпредстве.
Картина безотрадная: работники потеряли голову. Фактически
полпредство бездействует, его как бы не существует. Дмитриев¬
ский оказался подло-зловредной фигурой предателя, всюду, где
может, вредит нам.
— Отчего же бездействуют наши?
Жена Коппа: Кому же действовать? С секретарем ни шведы,
ни наши не считаются.

Осло — Стокгольм
443
О Соболеве ничего не знают. Но есть еще надежда найти его и
уговорить вернуться.
Пригласила к себе в комнату секретаря полпредства тов. Ауст-
рина, и сразу мы нашли «общий язык». Чувствуется партиец. Но
нам все время мешали говорить телефонные звонки из газет, и
все те же вопросы, пристают до наглости. Отвечала соответствен¬
но указанию Литвинова — «до выздоровления Коппа». В газетах
вечерних две версии: «на десять дней» и другая — «до выздоров¬
ления Коппа».
Бульварная газета, злобствующая «Аллеханда», та, что гото¬
вила в 14-м году мой арест, подсылает интервьюершу. Задает она
всяческие каверзные вопросы о Союзе. Перевожу разговор на
«культурные темы». Разумеется, допытывается, а что с Соболе¬
вым? А Дмитриевский? А Кутепов? Отвожу вопросы.
Потом нашла «формулу» и для газетчиков. Мысль эта роди¬
лась экспромтом, пока в соседней комнате, уже в полпредстве,
дожидались меня три назойливо-настойчивых и агрессивно-враж¬
дебных к нам журналиста из «Свенска Дагбладет», «Дагенс Ню-
хетер» и еще третьей, не помню какой, газеты.
Я встречаю каждого любезнейшим образом: «Хотите интер¬
вью? С охотой. Но не сейчас. Имейте в виду, что я отказываюсь
говорить о чем-либо, кроме как о проблемах женщин в Союзе.
Я еще не была в министерстве, следовательно, я пока официаль¬
но не приняла посольство и считаю против узуса и нетактичным
по отношению к МИДу говорить о политике до моего официаль¬
ного визита министру иностранных дел, господину Трюггеру. Хо¬
тите ставить мне вопросы о норвежской торговле? О достижени¬
ях женщин в Союзе? С удовольствием».
Подействовало. Нельзя же приставать, если я хочу соблюсти
протокол. Ретировались разочарованные, но не злые. Обещала дать
официальное заявление о Соболеве немедленно после свидания с
Трюггером. Надо лишь выиграть время. Через четыре-пять дней
интерес к «инциденту с Соболевым» завянет, а к тому времени
уже можно опубликовать краткое официальное коммюнике о
Соболеве.
Осмотр полпредства. Землячество
24 апреля, вечер.
В первый же день моего приезда, секретарь повез меня знако¬
миться со штатом полпредства и с помещением.

444
Тетрадь седьмая (1930)
К отелю подъехал огромный открытый «Студебекер» с шофе
ром в кепке, а не в фуражке, как здесь принято. Ехать было хо¬
лодно, и ветер сдувал шляпу. Я спросила секретаря: «Разве у пол¬
предства нет другой машины?». Он объяснил, что это прекрасная
гоночная машина, но продать ее трудно. Теперь можно иметь и
закрытую. «Еще бы, как же на такой открытой машине полпред
ездил на приемы?». Ответ: «Он редко ездил, нас не пригла¬
шают».
Удивилась я и на помещение нашего полпредства. Это не толь¬
ко не особняк, как в Осло, Париже и проч., но просто две кварти¬
ры в общем жилом доме; на той же лестнице вывески на дверях:
портной, бюро по найму квартир, красильня, а внизу починочная
мастерская автомобилей. Что это за помещение для посольства и
посланника великой державы? Секретарь объясняет, что в Сток¬
гольме многие посольства не имеют особняков, а нанимают квар¬
тиры в общих домах.
— Да, но не в таком же населенном торговыми конторами?
— С трудом и эти две квартиры получили. Хозяева русскому
полпредству не сдают своих помещений. Увидите, какое в Шве¬
ции отношение к нам, это не ваша благодушная Норвегия.
Это я уже сразу почувствовала даже из того, как в столовой
отеля нам с Пиной подавали позже всех и с умышленной небреж¬
ностью.
Познакомилась со штатом. Не многим больше, чем в Осло. Но
от машинистки до секретаря военного атташе все какие-то стран¬
ные, запуганные, неохотно отвечают на самые простые вопросы.
Обрадовалась мне только уборщица Эдит Юнсон, коммунист¬
ка, она меня помнит еще с 14-го года. Обнялись, и Юнсон распла¬
калась: «Вам тут будет труднее, чем в 14-м году». «Но надеюсь,
что меня на этот раз не вышлют и в тюрьму не посадят», - гово¬
рю я, смеясь.
Потом мой старый друг по 17-му году, консул Владимир Мар¬
тынович Смирнов, его уважал и любил Владимир Ильич, «чудес¬
ный, преданный товарищ, хоть и чудаковатый». Таким он и ос¬
тался. Я его расспрашиваю о политической атмосфере, а он пус¬
кается в подробный отчет о визах, выданных за последнее время
карелам, возвращающимся в Союз из Америки. До них ли мне
сейчас?
Осмотрела квартиру полпреда, там живет его жена, сам он в
больнице. Но квартира мне так же не понравилась, как и все по¬
мещение полпредства. Много художественно-ценных вещей из

Осло — Стокгольм
445
Союза, но много и безвкусицы, хорошая мебель пропадает в не¬
уютных комнатах, напоминающих гостиные немецких пансионов.
И это в Швеции, где придают особенно большое значение подоба¬
ющей обстановке и пышности посольств. Как это никто не позабо¬
тился обставить наше полпредство, как подобает представитель¬
ству великой державы? И обходя комнаты, я уже мысленно пере¬
ставляю мебель и выкидываю всю безвкусную дешевку.
После осмотра квартир прошли в кабинет полпреда. Эта ком¬
ната лучше, строже, солиднее, но более казенно-безличная, чем
мой кабинет в Осло. А что это за здание напротив окон: тюрьма?
Не та ли, где я сидела у шведов? «Это бывшая тюрьма, но здание
уже много лет государственный архив», — объясняют мне. Это
хуже, чем вид из моих окон в Осло на прекрасный Слотспарк.
«А это что же?» — спрашиваю я снова, не веря глазам своим: у
подъезда дома и на панели против нашего полпредства дежурят
две определенного вида фигуры. Шпики? Почему здесь шпики,
кого караулят? Это же недопустимо.
Объясняют: секретарь делал заявление в МИДе, ответили, что
это «слежка за Соболевым»; нелепое, неприемлемое объяснение.
Наши сотрудники согласны, но что же делать?
- Надо немедленно поехать к министру Трюггеру и потребо¬
вать, чтобы эти фигуры убрали.
- А если Трюггер вас не примет? — полунасмешливо спраши-
’вает торгпред.
- В Москве тоже имеется представитель Швеции, Москва су¬
меет дать ему почувствовать наш престиж.
Спрашиваю торгпреда о торговых взаимоотношениях со Шве¬
цией. В начале 20-х годов я в Норвегии им завидовала, а как сей¬
час? Кредиты получаете? Заказы Союз дает? Что ввозите сюда?
Ответ, что Швеция советской торговлей не интересуется. Жа¬
лобы на трудности по экономическо-политической линии, мы,
т. е. Советский Союз, выступили конкурентом Швеции на миро¬
вом рынке с лесоэкспортом. Шведы злы на русских, выбиваем их
из Англии и Голландии. Это мне многое объясняет. Эта злобная
антисоветская кампания в прессе продиктована не интересом к
Дмитриевскому или Соболеву, а заботой о своих барышах по экс¬
порту, поэтому надо напакостить конкуренту, где только можно,
отсюда крокодиловы слезы о русских невозвращенцах.
- Это надо будет выявить, разоблачить и как можно скорее.
Устройте встречу со мной у кого-нибудь из сочувствующих нам,
есть же у нас друзья среди социал-демократов?

446
Тетрадь седьмая (1930)
— Были, — грустно отвечает секретарь. — Но после дела Дмит¬
риевского, а теперь Соболева, никто к нам не ходит. Сторонятся,
боятся.
— Что за чепуха! Странное положение полпредства — осажден¬
ная крепость... Чего же все боятся?
Беру трубку телефона, звоню двум видным социал-демокра¬
там. Первое приветствие искренне-радостное: «Вы проездом?»
«Нет, я временно шарже». Тон меняется, заняты сейчас, но позво¬
нят мне в отель. И эти чем-то напуганы? Ничего не понимаю. Но
ощущаю, полпредство под бойкотом. Это надо прекратить. Но
как? С чего начать?
Партия здесь после раскола не влиятельна. Социал-демократы
явно встали на защиту невозвращенцев. Значит, надо оживить мои
личные связи с прогрессивной интеллигенцией, есть же тут сочув¬
ствующая нам группа «пацифисток» с популярным доктором Адой
Нильсон во главе. Но первая наша задача разобраться в деле Со¬
болева. Созываю через секретаря землячество на вечер, а на дру¬
гое утро — совещание с секретарем военного атташе.
★ ★★
О землячестве писать не хочу. Нехорошее, нездоровое впечат¬
ление. Это уже не склока личного свойства, какая бывала и в Осло,
нет, это нечто худшее: растерянность и страх. Страх, как бы в
Москве не поплатиться, что не доглядели невозвращенцев. Страх
перед шведской полицией — слежка за директором нашего банка
и другими. Истерические настроения, женщины плачут и клянут¬
ся в верности советской власти. Для чего это и почему? Все это
требует разбора и внимания.
Никогда так не уставала на землячестве. Рада была вернуться
в отель, сразу в ванну и в постель.
Невозвращенцы и шведские провокации
25 апреля, 5 часов утра. «Гранд-отель».
Все равно не могу спать. Лучше облегчу душу на бумаге. То,
что я застала в Швеции, превзошло все мои худшие опасения. Мало
сказать «изоляция полпредства», это настоящий бойкот. К нам не
ходят, наши сотрудники очень удивились, когда журналисты при¬
шли ко мне. Обычно они только звонят по телефону. О настрое¬
нии газет я уже не говорю, сплошная антисоветская кампания изо

Осло — Стокгольм
447
дня в день. Задевают и меня. Темная, жуткая, враждебная обста¬
новка. Началось это с предательства Дмитриевского*.
На землячестве установили, что Дмитриевский хотел исполь¬
зовать тяжелую болезнь Коппа, чтобы самому в качестве шарже
занять место полпреда. Он усиленно стал завязывать связи и зна¬
комства со шведами и, главное, со шведской буржуазной прессой.
Перевез в свою квартиру (жил он вне здания посольства) картины
и другие ценные вещи, ссылаясь на то, что он теперь поверенный
в делах и должен «представительствовать». Устраивал у себя обе¬
ды со шведами, и его стали приглашать даже чиновники МИДа,
чего не делали в отношении Коппа. Одним словом, обдуманно
подготовлял со всех сторон свою измену.
После резкого выступления против него некоторых товарищей
из землячества он сказался больным, не пришел на работу и вдруг
вечером явился в полпредство и прошел к секретному сейфу.
Шифровальщик вызвал секретаря Аустрина (он живет в той же
квартире). Он увидав, что Дмитриевский роется в шкафу, выра¬
зил удивление. Тут между ними произошел крупный разговор, и
тов. Аустрин не выпустил Дмитриевского из шифровалки, пока
Дмитриевский не отдал или у него силой не отняли портфель.
Дмитриевский этот законный поступок секретаря полпредства
разрисовал в своих интервью как покушение на его жизнь, как
пытки, каким его подвергли, и проч., и проч.
Что в измене Дмитриевского замешаны и шведские консерва¬
торы, это несомненно. Они могли всякими посулами облегчить
преступление Дмитриевского, толкая его на измену СССР. Ведь
спровоцировали же они, и как нагло, в 20-х годах «дело» и высыл¬
ку сотрудника ТАСС тов. Ораса.
Шведский офицер явился в ТАСС к тов. Орасу с предложени¬
ем продать нам военный патент будто бы его изобретения. Тов.
Орас был популярен в Стокгольме, имел хорошие связи среди
прогрессивных кругов, что, конечно, очень не нравилось швед¬
ским властям. Однажды офицер пришел не в штатском, а в офи¬
церской форме, его тут же при входе в ТАСС арестовала поджи¬
давшая его шведская полиция, так сказать, с поличным — доку¬
* Дмитриевский, интеллигент прошлого времени, недолго состоял управдела¬
ми Наркоминдела. Его скоро назначили в Берлин советником нашего полпред¬
ства. Из Берлина его перевели в Швецию советником полпредства, о чем хлопо¬
тал Копп, считая Дмитриевского хорошим и знающим работником, а Копп уже
болел и хотел помощи в работе. — Прим. 1948 г.

448
Тетрадь седьмая (1930)
ментами в кармане. Это тогда наделало много шуму и было ис
пользовано шведскими реакционерами против СССР и против
местной компартии. Но офицера присудили к пустяку (явный про¬
вокатор), а тов. Ораса потребовали убрать, т. е. выслать. Литви¬
нов их предупредил, и Орас уже из Швеции уехал.
И на этот раз, наверное, за спиной теперешних невозвращен¬
цев стоит шведская полиция.
Дело Соболева сейчас моя первая задача здесь. Еще не могу
ухватить мотивы, причины его измены. О нем сотрудники наши
говорят, что он вел себя безукоризненно и по службе, и по образу
жизни. Где же причина его измены? Что или кто его толкнул?
Что жена наряжалась? Так он же имел хороший оклад, и о ней
ничего дурного не скажешь. В чем же дело? С кем бы поговорить
еще, посоветоваться? Секретарь землячества оказался никуда не
годный, ни в чем не разбирался, вовремя не усмотрел, а теперь
обвиняет всех, а себя выгораживает.
Справлюсь ли я с этой запутанной и отвратительной задачей?
На завтра у нас совещание по делу Соболева с секретарем пол¬
предства, тов. III., присланным из Гельсингфорса «со специаль¬
ной миссией», и с секретарем Соболева, тов. Д. Что-то оно даст?
Соболев пока не дает знать о себе. В прессе не выступает с
лжеразоблачениями против нас и самооправданием перед шве¬
дами.
Дело Соболева
На другое утро у нас в шифровалке совещание по делу Соболе¬
ва. Комната забетонированная, но все же это в общем доме и дверь
без спецохраны. Что за порядки здесь! Мне объясняют, что это
все распоряжения Дмитриевского за последнее время.
Две телеграммы ожидают меня в полпредстве. Литвинов тре¬
бует сделать все, чтобы прекратить газетную шумиху вокруг не¬
возвращенцев, и настоять перед мининделом, чтобы соблюдали
престиж полпредства. Вторая — от военного руководства: не пони¬
мают, чем вызван уход Соболева, спрашивают, нет ли тут лич¬
ных счетов, «постарайтесь вернуть его». Тов. Ш. прочитывает это
со вниманием и живо заявляет: «Я сумею извлечь Соболева из
засады, доставлю его в Союз живым или трупом». Такая поста¬
новка вопроса мне совсем не нравится. Она противоречит дирек¬
тиве моего шефа, несерьезно это и чревато новыми осложне¬
ниями.

Осло — Стокгольм
449
Удалось установить, что Соболев вернулся на свою квартиру
вместе с женой, но никого к себе не впускает. «А я проникну к
нему, — задорно заявляет тов. Д. — Если этот мерзавец нас не
впустит, мы с вами, тов. III., подстережем его на улице и, если
уговоры не подействуют, у нас есть доводы и посерьезнее. Акт
самообороны, так сказать. Нечего время терять, идем», — добав¬
ляет он.
Я решительно воспрещаю обсуждать такие дикие выходки. Это
значит лить воду на мельницу наших врагов. «А если Соболев
выдаст военные тайны?» — говорит Ш. Но я его пристыдила. Он
же знает, что военному атташе недоступны серьезные военные
тайны. А если вздумает клеветать, пресса уж столько налгала и
наклеветала, что ничем не удивит.
«Товарищ Д., вы лучше скажите мне прямо, вы что-либо подо¬
зревали за Соболевым? Не было ли у вас с ним личных счетов?»
Д. резко начинает оправдываться: «Ничего за Соболевым не при¬
мечал. И какие могут быть личные счеты с начальством? Я дис¬
циплинированный красный командир. Что хотите, то и делайте
со мной, но врать я вам не стану». Однако, видимо, от смущения
продолжает оправдываться и что-то путает: не он виноват, если
Соболев на него зол, а Соболев как был подлец, таким подлецом
и остался.
Я: Ну, пока оставим разговоры, займемся делом. Отчего вы,
тов. Д., до сих пор не просмотрели, все ли на месте в сейфе? Даже
протокол не составлен.
Д. меня перебивает: «На что протокол, коли у Соболева поря¬
док такой, что одним глазом увидеть можно, что все бумаги на
месте». Шифровальщик подтверждает: Соболев никогда ни од¬
ной бумаги из шифровалки не уносил, строго придерживался ин¬
струкции, он сам проверял.
- А все же, — говорю я, — это упущение тов. Д., что сразу не
проверили сейф.
Тут Д. опять заметался и начал путать что-то о ключе, доба¬
вив, и карту-то он в кармане носил.
- Какую карту? — спрашиваю я.
Ш. перебивает:
- Мы уж это выяснили, карта шведская, не наша, туристская.
- В описи значится?
- Нет, к сейфу не относится.
Я: Ну, за дело, товарищи. Вскроем сейф.
Проверили, все оказалось на месте. Составили протокол.

450
Тетрадь седьмая (1930)
Тов. LLL, ссылаясь на свою особую миссию, хочет все же попы¬
таться проникнуть в квартиру Соболева один без тов. Д. Но я и
этого не разрешаю. Предлагаю вместо этого послать Соболеву
письмо от нашего консула Смирнова с нашим курьером. В письме
предложить дружеским тоном Соболеву вернуться в полпредство,
чтобы сдать консулу дела. А я делаю приписку: «Даю вам мое
коммунистическое слово, что мы вас не задержим». Так и реши¬
ли поступить.
Курьер передал письмо жене Соболева, но в квартиру курьера
не впустили и Соболева он не видел.
***
Поздно вечером ко мне в гостиницу неожиданно ворвалась жена
Д., взволнованная, заплаканная, дрожащая:
— Товарищ Коллонтай, спасите меня, больше нет моих сил, но
и его пожалейте.
— Кого его?
— Да моего дурака-мужа. Поймите, он же больной, контужен¬
ный и на него это находит. А потом хороший, добрый, честный
муж, хоть и ревнует меня. Я к вам за советом как женщина к
женщине. Что мне делать? Пришел он от вас сегодня и сразу гово¬
рит: «Я ей, Коллонтай, всю правду сказал, и про карту, что Собо¬
лев в кармане носил». Я ему: «Постыдись, ты же знаешь, что эту
карту, шведскую туристскую карту, мы вместе с Соболевым по¬
купали в магазине». А он выхватил из кармана револьвер и в меня
целится: «Ах ты мерзавка подлющая, я давно знаю, что ты с ним
путалась. Обоим вам настал конец». А тут звонок по телефону.
Муж выронил револьвер и стал разговаривать с нашими, а я схва¬
тила револьвер за пазуху, шапку на голову и к вам. Вот перед
богом и перед партией: никогда у меня с Соболевым никаких
шашней и в голове не было. Я с женой его дружила. К ним же
ночевать бегала, когда на мужа болезнь находила. Он раз меня
избил чуть ли не до смерти. Выдумал, что я со шведским офице¬
ром в ресторане кутила. Да ведь я-то его жалею. Он же конту¬
женный, за советскую власть кровь свою проливал.
Кое-как успокоила жену Д., заставила ее вымыть лицо холод¬
ной водой и капель дала, а потом стала расспрашивать, как после¬
днее время вел себя ее муж. Выяснила. После измены Дмитриев¬
ского нервы у Д. расходились и стал он к Соболеву приставать то
с этой картой, то с чем другим.
Домой жена Д. идти боялась: «Лучше пошлите к нему секре¬

Осло — Стокгольм
451
таря посольства товарища Аустрина, он его умеет успокоить, а я
уж к машинистке пойду ночевать». А перед уходом вынула ре¬
вольвер из-за пазухи и положила мне на стол.
Я: Зачем же вы его так глупо носите, ведь револьвер заряжен,
могли случайно задеть.
— Боялась ночью идти к вам с пакетом. Вдруг шведы остано¬
вят, что в пакете?
Одним словом, люди голову потеряли. Все страхи сразу мере¬
щатся. Где правда, а где фантазия — не разберешь. Но ясно одно:
тов. Д. при первой возможности надо отправить домой и этим
спасти его жену, а главное, избавить нас от новых неприятно¬
стей»*.
Письмо к Зое
27 апреля.
Пишу тебе первое письмо из Стокгольма. Ты, конечно, слыша¬
ла о наших тревогах и неприятностях. Но на чужбине, среди враж¬
дебности, это еще тяжелее. Впрочем, я уже взяла себя в руки.
Первые дни здесь обстановка требовала огромного напряже¬
ния. Голова пухла от противоречивых впечатлений, от несозвуч-
ности. Передать это в письме не могу и нельзя. Но, кажется, именно
тяжесть ответственности, свалившаяся так неожиданно на меня,
дала мне известное удовлетворение. Я как бы подвела итог свое¬
му духовному или, вернее, политическому росту и освоению моей
профессии — дипломатической. Рост мой есть прямое отражение
и углубление нашего нового миропонимания: советской идеоло¬
гии. Мы сами не замечаем, как мы растем и врастаем в новые
формы морали, политики, всего. Огромная разница с тем, каки¬
ми мы были не то что в 17-м, но даже в 20-х годах. Это радостно и
интересно отмечать. И это то, что помогает мне разобраться в
этой каше антисоветских интриг. Более чем когда-либо я считаю,
что надо писать о новой морали. Но довольно «философии».
Мы живем с Пиночкой в «Гранд-отеле», как полагается пред¬
ставителю великой державы. Но директор-распорядитель здесь
русский, т. е. белогвардеец. Когда я заказала две комнаты с ван¬
ной, он заявил с лукаво-презрительной усмешкой, что все лучшие
комнаты заняты каким-то съездом и отвел нам две маленькие
* По возвращении тов. Д. в Союз было установлено, что он нервнобольной
и его поместили в больницу. — Прим. 1948 г.

452
Тетрадь седьмая (1930)
комнатки окнами во двор. Но они оказались такими симпатичны¬
ми, что когда потом шведский директор предложил нам целый
«апартамент» (предорогой), конечно, я отказалась. Здесь, в этих
светленьких комнатах, все в моих любимых серо-голубых тонах,
а главное, очень тихо, по ночам нет шума от улицы.
Нелегкая задача досталась мне, атмосфера враждебности к
Союзу и ко всем из полпредства грубо явная. Когда мы с Пиной
проходим через холл, важно самодовольные фигуры шведов, вос¬
седающих в солидных креслах, обдают нас такими открыто враж¬
дебными взорами, какие я помню лишь по Берлину, в первые дни
войны с Россией (1914 г.). Бывшие «друзья» из социал-демокра¬
тов явно сторонятся, не заезжают и сухо отвечают на телефонные
звонки.
Зато вчера было первое впечатление извне, согревшее нас вни¬
манием. Входим мы с Пиной в наши комнаты перед обедом, а на
столе дивный букет орхидей и письмо от Эрнста Рольфа, помнишь
его? Популярный чудесный артист и режиссер блестящих ревю.
Ездил как-то в Союз. И вот он посылает мне билеты на свои все¬
гда переполненные спектакли и очень тепло приветствует мой при¬
езд в Стокгольм. Как мало надо, чтобы стало теплее на душе,
заморозили меня шведы, да и вся обстановка в нашей колонии
нестерпимая. Но я верю — выправлю, налажу.
Привет Рольфа — это первая ласточка из внешнего мира. Не
тревожься, друг дорогой, я осилю это испытание.
Первый визит к мининделу Трюггеру
28 апреля.
Сегодня я была в первый раз на приеме у министра Трюггера.
На днях я получила от него официальный ответ на мою ноту, из¬
вещавшую его, что я назначена временным шарже ввиду тяже¬
лой болезни нашего посланника, который на днях уедет в Берлин
лечиться. Ответ мининдела составлен в обычном тоне таких нот,
с официальным признанием меня поверенным в делах СССР в
Швеции.
Трюггер заядлый реакционер, видный деятель партии консер¬
ваторов, лидером которых является адмирал Линдеман, сейчас
премьер консервативного кабинета. Трюггер очень непопулярен
среди социал-демократов и даже среди либеральной партии (бан¬
киров и промышленников). Известен Трюггер как профессор и
знаток международного права. Это я учла при сегодняшнем его

Осло — Стокгольм
453
посещении. Трюггер очень нас не любит, но после предательства
Дмитриевского, по просьбе жены Коппа, навестил в больнице
полпреда, чтобы выяснить с ним обстоятельства дела. За этот «ли¬
беральный и любезный поступок» прогрессивные люди в Сток¬
гольме хвалят Трюггера. Но за что его хвалить?* Разве не в его
интересах было выяснить это дело с посланником?
Наркоминдел прислал согласие на мое предложение заявить в
ноте МИДу, что Соболев отозван и больше никакого отношения к
нам не имеет. Это заявление стало тем более актуальным, что
«Свенска Дагбладет» инсинуирует, что Соболев вовсе «не бежал»
от нас, а что все это нами подстроено, это маскировка. Соболев —
«советский шпион», который останется в Швеции под видом по¬
литического эмигранта, чтобы «служить» СССР (ссылка на лжи¬
вую антисоветскую книгу Думбадзе).
Когда я, поздоровавшись с Трюггером, передала ему ноту об
отозвании Соболева, он удивился.
- Разве он не был отозван? Это вы правильно сделали, что вне¬
сли ясность в это весьма неприятное дело. Но мы считали, что
Соболев потому скрылся, что был отозван и не хотел возвращать¬
ся в Россию.
- Это, господин министр, одна из версий шведских газет. Те¬
перь имеется новая в «Свенска Дагбладет», что мы устроили «фик¬
тивное бегство». Какая у журналистов Швеции богатая фантазия,
даже весело читать все их выдумки... Но вы, господин министр,
как столь глубокий знаток международного права, чье имя извест¬
но за пределами вашей страны, вы же понимаете, что Соболев не
что иное, как военный дезертир, и что по международному праву
военных дезертиров отправляют из дружеской страны на родину,
разве не так, господин профессор?
Трюггер стал возражать, что Соболева нельзя рассматривать
как военного дезертира, он политический эмигрант, а шведские
законы дают им право убежища. Я на это ответила Трюггеру, что
мы до сих пор не знаем причины и мотивов, почему Соболев по¬
ступил как дезертир, он не сдал своих дел, не передал ни счетов,
ни числившихся за ним денег. Мы можем иметь основания счи¬
тать его и уголовным преступником. У Трюггера лицо вытянулось.
* Во время и после моей тяжелой болезни в той же Швеции в 1943—1944 гт.
(период переговоров с финнами о перемирии) не только министр иностранных дел
Гюнтер и его зам Богеман, но и премьер П. А. Ханссон многократно ездили ко
мне сами для деловых свиданий. — Прим. 1948 г.

454
Тетрадь седьмая (1930)
— Но это уж дело шведского правительства давать убежище
при столь невыясненных с точки зрения международного права
обстоятельствах, — добавила я.
— Что же вы от нас хотите? — спросил Трюггер на это.
— Выслать его на родину, как и всякого дезертира.
Трюггер опять запел свое о шведских законах и праве убежища.
Я: В таком случае я прошу вас в наших общих интересах об
одном: прекратить газетную шумиху вокруг Соболева, дело дале¬
ко не выяснено.
Конечно, мининдел запел обычную песню о «свободе прессы»
в Швеции, но я с любезной улыбкой стала уверять его, что с его
авторитетом он может, не нарушая законов, дать понять редакто¬
рам, что газетная шумиха вокруг Соболева нежелательна и пор¬
тит отношения с СССР. Это тем более желательно, добавила я,
что сейчас ведутся переговоры со шведскими машиностроитель¬
ными фирмами о крупных новых заказах Союзу. Трюггер заинте¬
ресовался (я знала, что у него большой пакет акций в этой индуст¬
рии). Разговор перешел на экономические темы.
Трюггер предложил мне пройти в протокольный отдел, сооб¬
щить о снятии со списков Соболева и внесении меня в список дип-
корпуса. «Верно ли, — спросил Трюггер, уже прощаясь, — что в
Союзе заочно вынесены приговоры Дмитриевскому и Соболеву?».
Мой ответ, что так поступило бы каждое государство, Трюггер
встретил «красноречивым молчанием».
Вызванный мининделом молодой чиновник проводил меня в
протокольный отдел. Барон Барнеков встретил меня с преувели¬
ченной любезностью, как принято всеми шефами протокола.
— Соболева мы снимем со списков. Это очень хорошо, а то мы
не знали, как с ним быть.
Для протокольных шефов важны только списки.
— А куда прислать вам, мадам поверенный в делах (по-фран¬
цузски), пригласительный билет на торжественное траурное со¬
брание в память ее величества нашей недавно почившей люби¬
мой королевы — в посольство или в «Гранд-отель»?
Значит, и здесь начинается обычная жизнь дипломата?
1 Мая
Из письма к Зое.
Сегодня наш любимый праздник. Ты счастливая идешь в ко¬
лоннах наших, среди друзей, и идешь на Красную площадь. Там
радость на душе, единение... А я, как проклятый «дипломат», сижу

Осло — Стокгольм
455
в кабинете полпредства и носа не смею показать на улицу, да и
всей колонии запретила. Сегодня здесь демонстрация рабочих со
знаменами, плакатами... Ведь 1 мая...
Ну разве не досадно, зло меня берет. При здешней подозри¬
тельно-враждебной атмосфере шведы из всякого пустяка сдела¬
ют «дело», «сенсацию», и будут неприятности. Вспоминаю со вздо¬
хом, как в годы эмиграции — 1 мая 1912 года, когда левое крыло
шведской социалистической партии, вернее Союз молодежи, вы¬
писал меня из Берлина и я выступала на трибуне, громя милита¬
ризм и политику шведских реакционеров. Да, но тогда я была не
дипломат!
Ты беспокоишься за меня, спрашиваешь, очень ли тяжкую мне
дали задачу? Конечно, тяжкая, но мне кажется, что худшее уже
позади. Первое время я жила, стиснув зубы, переступала порог
полпредства, как идут в операционный зал, в ожидании новых
козней шведов. Но неизбежно, значит, надо преодолеть вражду
шведов, сейчас будто утихомирились. Поставила предел и фанта¬
зиям «горячих голов» в самом полпредстве.
Первое, что бросилось мне в глаза в Стокгольме, это то, что
надменные, чопорные шведы шокированы и разобижены. Как это
в их пышной, богатой и церемонной столице, где все по правилам
и по традициям благонравия, и вдруг такой скандал в дипкорпу-
се. Два члена дипкорпуса сбежали, это дает пищу сплетням, до¬
гадкам. Две измены, правда, это у большевиков, и это можно ис¬
пользовать против них. Но все же неловко, если скандалы в дип-
корпусе церемонно-чинного Стокгольма, это коробит обывателя.
Помнишь слова Пушкина: «На зло надменному соседу» и проч.
Шведы и сейчас остались надменно-самодовольными. И Полтавы
они нам не забыли. И Финляндию с ее отделением помнят. «Рус¬
ский медведь», пусть он не с царской короной, а с пятиконечной
звездой, — он все равно «опасен». Ничего подобного в Норвегии
нет.
В Швеции еще нужна большая, большая работа. И нечего раз¬
дувать неприятные и для нас самих невыгодные «инциденты».
Здесь нужен прежде всего такт, гордое самообладание и спокой¬
но-уверенная выдержка. Не поддаваться панике из-за газетной
шумихи. Суметь встать выше всего этого. СССР так велик, что
его нельзя уязвить, и он своим гордо-уверенным поведением зас¬
тавит шведов уважать нас, а значит, и понимать. Прости это фи¬
лософское отступление, но ты знаешь, как я люблю поговорить с
тобою, хотя бы в письме (оно этот раз идет с диппочтой).

456
Тетрадь седьмая (1930)
Кажется мне, худшие дни позади. Была у министра, есть уже
результат: два одиозных имени (Дмитриевского и Соболева) не
фигурируют больше в здешней печати (пока и то хорошо). В оте¬
ле к нам стали любезнее. А вчера приходила в полпредство сим¬
патичная журналистка из еженедельной пацифистской газеты
«Тидеварвет», этим изданием руководит милейшая и здесь очень
популярная деятельница доктор Ада Нильсон, нам сочувствует и
за нас выступает в газетах. Пригласила меня выступить на днях
об СССР. По-видимому, здесь имеется довольно значительный
круг сочувствующей нам интеллигенции. Конечно, я согласилась
выступить. Это все первые ласточки, но они показательны и ра¬
дуют.
Где причины невозвращенства?
Ночь с 1 на 2 мая. Отель.
Праздновали в нашем клубе, вся советская колония, жены и
дети. Детей на собрание в Осло я не допускала. Детям нечего по
ночам ходить на собрание, вносят шум, беспокойство, и им не
полезно физически. Прочла доклад, средне, без подъема, - чу¬
жая аудитория, не знаю, чем захватить, задеть. За докладом са¬
модеятельность, но слабая. В Осло живее и больше выдумок.
Пока я выступала, а потом беседовала с членами нашей совет¬
ской колонии, мне самой стало яснее, почему за последнее время
участились случаи невозвращенства. Когда дело идет о таких ти¬
пах, как Дмитриевский и Беседовский, занимавших посты на виду
у иностранцев, дело ясное. Их, недостаточно проверив, послали
за границу. Тут дело ясное. И от таких предателей и изменников
родины может и спасет нас на будущее время еще более тщатель¬
ная проверка людей, отправляемых за границу.
Но меня заботит другое: именно случаи бесшумного невозвра¬
щенства более мелких, менее ответственных работников наших
советских учреждений. А такие измены имели место и в Берли¬
не, и в Лондоне, и в Париже. Почему безупречный Соболев (так
его аттестует начальство) стал невозвращенцем? Почему Ш. в
Берлине отказался ехать на родину? Почему жена Г. (служащего
в «Нафта») говорила мне дрожащим голосом, что «она боится, не
отзовут ли ее мужа». «Бояться» вместо того, чтобы радоваться
возможности возвращения на родину. Это ненормально. Тут надо
поискать причину, чтобы ее пресечь, чтобы центр принял меры.
Почему в самые трудные первые годы советского государства

Осло — Стокгольм
457
не было невозвращенцев? Потому что партия была едина, сплоче¬
на. Первой и главной причиной невозвращенства я считаю суще¬
ствование оппозиции.
Мы не должны забывать, что мы, т. е. единственное в мире
советское государство, — это крепость, осажденная врагами, ка¬
питалистическим миром. При отсутствии единства мыслей и воли,
при повторных дискуссиях среди руководящих товарищей о пра¬
вильности линии партии и принятых постановлениях у менее от¬
ветственных сотрудников в полпредстве, партийных или беспар¬
тийных, появляются сомнения, неуверенность в безошибочности
партийных установок. Нет собранности воли в коллективе, нет
непоколебимой и твердой уверенности, что решения партии безо¬
шибочно верны, что наша политика ведет к укреплению мощи
республики трудящихся.
Русский человек, хоть и советский, любит «посудачить». Один
передает «по секрету» жене или близкому товарищу то, о чем
идет дискуссия между руководящими товарищами полпредства,
жена или близкий товарищ передают тоже «по секрету» третьим
лицам в полпредстве. Начинают судачить, что сами руководящие
товарищи разошлись во мнениях. Кто же прав? Менее стойкий и
менее политически подкованный товарищ теряет верную партий¬
ную установку, впадает в сомнения...
Вслед за разногласиями верхов образуются неизбежно в загра¬
ничных условиях два «лагеря». Это — начало опасности, затем
назревает взаимное недоверие и подозрение (случай с Соболевым).
Тут уж психология людей играет с ними злую шутку: люди теря¬
ют хладнокровие, поддаются личным антипатиям, видят «изме¬
ну» там, где ее нет, и могут этим толкнуть политически нестойко¬
го человека на опасные шаги, продиктованные страхом.
Вторая, не менее важная причина участившихся случаев не¬
возвращенства, — это усиление провокационной работы реакци¬
онных сил во всех странах. Чем мы сильнее и устойчивее, тем они
злее и тем усиленнее они работают против нас. А «вербовка» на
свою сторону советского гражданина, делающего лжеразоблаче-
ния, это же для империалистов любимое оружие против СССР.
«Смотрите, еще один беглец из коммунистического рая».
В момент растущего кризиса и рабочих волнений — это козырь
в руках наших врагов. Аовко стараются они обволакивать своими
приманками недостаточно стойкого советского человека, часто
действуя через его жену, беспартийную и политически отсталую.
Внешние приманки жизни: магазины переполнены дешевкой,

458
Тетрадь седьмая (1930)
рестораны и кафе через каждые пять шагов, театры и кино в изо¬
билии и проч., и проч. (чего у нас еще нет). По внешности шведы
любезны с нашими при встречах, особенно если мы им нужны
(продать-купить). А газеты их полны небылиц о Союзе. Читая
ежедневно «сенсации» о происходящем у нас в Союзе, неискушен¬
ный человек начинает сбиваться: «Неужели газеты так врут? Что-
нибудь да должно быть правдой».
Политическая неподготовленность к заграничной обстанов¬
ке — это тоже привходящая причина к тому, что «улов» наших
людей врагами Советского Союза облегчается. Когда партия вы¬
берет для заграницы лучших и крепких людей, тогда эти вред¬
ные «инциденты» исчезнут.
Визит парламентера
4 мая Отель.
Какое в Швеции большое поле для работы, какие интересные
задачи, политические и экономические, куда важнее, чем в Нор¬
вегии. Мне даже жалко, что я здесь только «гость», что не мне
поручено будет проделать эту сложную, но интересную работу.
Я это думала как раз, когда в мою дверь постучал дежурный
лакей и сказал, что господин министр Хейденпггам просит меня
его принять, он ждет в гостиной внизу. Хейденпггама я встречала
не раз в Москве, он бывший первый посланник в Советской Рос¬
сии. Надо принять.
Хейденштам, усаживаясь в удобные, глубокие кресла пустой
гостиной отеля, любезен со мной, как полагается дипломату. Рас¬
спрашивает о здоровье Максима Максимовича, о Москве и пере¬
ходит к делу.
— Я приехал к вам как друг вашей страны. Все неприятно¬
сти, — продолжает он, — вызваны тем, что в миссии нет ответ¬
ственного шефа. Фактически из-за болезни господина Коппа.
Миссия ваша уже два месяца без официально аккредитованного
представителя. А без признанного Швецией шефа миссия пере¬
стает быть официальным представительством.
— Вот почему мое правительство так срочно назначило меня
сюда поверенным, — отвечаю я.
Он: Это, конечно, очень хорошо, и господин Трюггер уже под¬
твердил, что шведское правительство признает ваше жеранство.
Но ведь вы здесь только временно?
Я: Да, до выздоровления господина Коппа.

Осло — Стокгольм
459
Он: Но у него последняя стадия рака, и я слышал, что он на
днях уедет к специалисту в Берлин. Значит, посольство опять ос¬
танется без постоянно аккредитованного шефа. А наш король
хочет знать, с кем он имеет дело и кто отвечает за порядок в
миссии. Швеция не малая страна, мы не можем терпеть, чтобы с
нами обращались пренебрежительно. Неприятности в миссиях,
это создает недовольство среди дипкорпуса и двора. Два невоз¬
вращенца за один месяц. Вы, мадам Коллонтай, это сами пони¬
маете.
- Но это уже наше дело, — перебиваю я его, — и ваша пресса
напрасно создала такой шум своим непрошеным вмешательством.
Швеция в своей истории знает такие примеры измен.
Делаю вскользь этот понятный, хотя и неприятный ему намек
(Бернадоты и Спренгпорты). Хейденштам будто не слышит.
- Да, но согласитесь, эту ненормальную ситуацию надо урегу¬
лировать.
С некоторым раздражением он разъясняет мне, что Швеция
не малая страна, что ее престиж требует не поверенного в делах,
а аккредитованного полпреда. А если советское правительство
желает совместительства, т. е. одного и того же посланника для
Швеции и Норвегии, то постоянный пост посланника СССР дол¬
жен быть в Швеции, а в Норвегии лишь наезды, «как у Китая,
Чехословакии и некоторых других».
Прощаясь, он подчеркнуто добавляет: «Передайте мой нижай¬
ший поклон господину Литвинову, но и скажите ему, что мой дру¬
жеский совет поскорее, немедля прислать сюда нового и постоян¬
ного полпреда. Тогда все сразу уладится». Министр целует мне
руку и уходит.
А я, поднимаясь в нарядном зеркальном лифте отеля, делаю
вывод из нашей беседы — шведы меня не хотят. Еще бы, «выслан¬
ная агитаторша». Совет парламентера от шведских властей ясен:
пусть Москва пришлет «нового полпреда», постоянного, но не меня.
И вдруг мне делается весело и легко, как давно не бывало: зна¬
чит, назад в знакомую Норвегию. Вон из этой атмосферы непри¬
язни и трудностей. Налажу, сколько могу, и поскорее в поезд на
Осло.
Я врываюсь в комнату Пины Васильевны с радостным криком:
«Пиночка, радуетесь, есть надежда, что мы здесь не останемся, а
вернемся в Осло. Слышите? Радуйтесь же! А теперь скорее, ско¬
рее в ресторан, я голодна, как волк».
Пина Васильевна обрадовалась, но не сообщению о возможном

460
Тетрадь седьмая (1930)
отъезде, а тому, что я голодна. Все это время я была точно закоче¬
нелая — не до пищи, не до сна. Гвоздит дело Соболева, волнует,
злит шведская пресса и невежливость, просто грубость «благовос¬
питанных» шведов.
Послала Литвинову подробную телеграмму, уверенная в же¬
ланном для меня ответе. Но на этот раз я ошиблась.
Итоги и результаты
7 мая. Отель.
Сегодня последняя ночь в Стокгольме, билеты заказаны, едем
завтра обратно в Осло, но только временно. Несмотря на мои на¬
стойчивые просьбы Максиму Максимовичу, на подробное изло¬
жение «советов» Хейденштама, ответ из Москвы категорический:
ехать в Осло можно, но постоянным поверенным в делах в Шве¬
ции остаюсь я. И это несмотря на то, что Москва прислала сюда
на днях нового советника Р., который пока и останется времен¬
ным поверенным в делах в Швеции, на время моих поездок в Осло.
Р. очень недоволен таким решением. «Как же это так, мне обе¬
щали, что я буду здесь постоянным поверенным, полпреда сюда
Наркоминдел пока не назначает, надо выдержать шведов времен¬
но “на холодке”, пусть чувствуют, что мы в них не нуждаемся и
ими недовольны. Но быть “временным шарже” при шарже, кото¬
рый находится еще в другой стране — это совсем неудобно для
меня», — говорит Р. «Для моего служебного стажа», — прибавля¬
ет он.
Эта фраза мне не понравилась, нашел время говорить о своем
стаже (т. е. карьере). Я просидела с ним несколько часов, вводя в
условия здешней ситуации. Впрочем, новых осложнений не пред¬
вижу. После телеграммы Литвинова, одобряющей взятую мною
линию поведения против выдумок тов. Ш. и Д., Ш. уехал в Гель¬
сингфорс на свой пост, а Д. как-то сразу пришел в норму, успоко¬
ился и оказался совсем симпатичным и здравым товарищем. Его
жена как-то зашла ко мне и горячо поблагодарила, что я его спас¬
ла и что и между ними снова мир да любовь. Слава большевистс¬
кому богу, как говорил тов. Цветков.
Последнюю неделю в Стокгольме я попыталась провести с
пользой. Прежде всего оживить старые связи времен эмиграции.
Звонила старым друзьям — не коммунистам. Большинство теперь,
когда по городу пошел слух, что я признана официально швед¬
ским правительством как поверенный в делах, отвечали любезно

Осло — Стокгольм
461
и обещали повидаться, но были и такие, что услышав мое имя,
тревожно спрашивали: «А что вы сделали с Дмитриевским и Со¬
болевым? Живы ли они еще?». Это в связи с постановлением со¬
ветского правительства о 24 часах сроку для возвращения в Союз,
иначе невозвращенцы объявляются «вне закона». В Швеции в свое
время тоже были такие законы: «фогельфри», т.е. убийство лица
«вне закона», не считалось преступлением. Собеседник по теле¬
фону смущался в ответ на мои исторические ссылки, а я вешала
трубку.
Но в общем я, подводя сегодня итоги этих недель работы в
Швеции, нахожу, что мы кое-чего достигли. Первое — газетная
шумиха вокруг Дмитриевского и Соболева прекратилась. О Со¬
болеве ничего не слышно. Но наш милейший адвокат Георг Бран-
тинг (сын старика*) установил, что не в советско-шведском банке
Экономиболагет, а в чисто шведском банке находятся несколько
десятков тысяч на личном счету Соболева. Брантинг послал Собо¬
леву повестку о возврате этих сумм полпредству, иначе против
него будет возбужден уголовный иск.
Но самое главное, что я тут сделала для нашего престижа, —
это удержала необузданные планы «горячих голов». Но это было
очень нелегко. Приходилось применять то строгость начальника,
то дипломатию. Приказам они, конечно, подчинялись, но потом
выдумывали новые планы, как бы выкрасть Соболева, и уже на¬
чали действовать за моей спиной. Шаг — и мы в руках провокато¬
ров. Снова начинаю журить моих слишком горячих сотрудников-
несмысленышей. Но после приказа Литвинова подчиняться цели¬
ком полпреду Ш. быстро уехал, и здесь наступила пора выжида¬
ния и успокоения, по крайней мере внешнего и временного. Все
советские учреждения в Стокгольме перешли на нормальную те¬
кущую работу. Газеты тоже оставляют нас пока в покое.
Присутствовала я в первый раз в Швеции в качестве предста¬
вителя СССР на торжественном траурном собрании по случаю
недавней кончины здешней королевы. Траурное собрание проис¬
ходило в парадном, очень стильном и богатом зале Концертного
дома, вмещающем несколько тысяч человек. Архитектура стро¬
гая, модерн, мрамор, цветы и траурные флаги. Перед самой эст¬
радой кресла для королевской семьи, потом ряды кресел для дип¬
ломатов и для правительства. Как шарже и как последняя в дип-
* Основателя и вождя шведской социал-демократии, был два раза премье¬
ром, член Совета Лиги Наций.

462
Тетрадь седьмая (1930)
списке, я сидела на крайнем стуле дипломатического ряда. Я ни¬
кого не знала и меня никто не знал.
Король, наследник с женой и принцы, проходя к своим мес¬
там, любезно отвечали на поклоны дипломатов, которые все вста¬
ли при входе короля, но публика не встала. Так полагается здесь.
Траурное собрание состояло в том, что после оркестра один за
другим выступали все бывшие премьеры, находившиеся во главе
кабинета при жизни королевы Виктории. Тут и прогрессист-либе¬
рал Стааф, и консерватор адмирал Линдеман, и социал-демок¬
рат Сандлер, и либерал Экман, и проч. Говорили долго, скучно,
официально, превознося королеву и сокрушаясь о ее смерти. А я
уже знаю, что ни народ, ни сам король ее не любили, и эта немец¬
кая принцесса, не понявшая шведов, предпочитала жить в Ита¬
лии под предлогом нездоровья, там она и умерла.
Я любовалась, как красиво оформлена эстрада с уходящими в
даль колоннами и с боковыми стенами, напоминающими мону¬
ментальные стены какого-то замка. Однако живописи далеко до
художественности таких зал в Осло.
Когда члены кабинета уже выходили по окончании траурного
собрания, Трюггер, встретив мой взгляд, любезно мне поклонил¬
ся. В дипкорпусе увидела всего лишь одно знакомое лицо: литов¬
ского посланника. Обменялись любезностями.
Я рада, что побывала на этой торжественной церемонии как
официальный представитель Советского Союза. Умно, что одела
строгое, черное суконное платье, очень подошло к случаю, не
выделялась от коллег-мучжин.
Потом на днях была на обеде у Густава Меллера. В 12-м году
он принадлежал к «левой группе» социалистов, и я у него проез¬
дом провела несколько дней во время моего агитационного турне
по Швеции. Тогда Меллер был скромный парторг, женатый на
работнице, тоже «левой». Сейчас Меллер — главный секретарь
мощной здесь социал-демократической партии, метит в кабинет,
и новая жена у него эффектная, оригинальная и весьма известная
журналистка. Со мной они оба милы, будто старые друзья, и ве¬
чер у них в доме был не только полезен, но и приятен.
Навестила товарища Смирнова. Удивилась и обрадовалась,
увидав на его полке мой первый научный труд: «Жизнь финлянд¬
ских рабочих», легальное издание 1903 года в Питере. Сколько
статистических таблиц и богатая в книге библиография. Но и ра¬
ботала же я над этой книгой почти три года. Больше всего я об¬
радовалась знакомой обложке зелено-сероватого цвета, хорошо

Осло — Стокгольм
463
оформленная книга. Посещение тов. Смирнова было тоже с
пользой, его жена — писательница, дочь Стриндберга5, и печата¬
ется у крупнейшего в Швеции издателя Бонье. Через нее, значит,
можно иметь ниточку и к самому Бонье.
Наконец, к числу достижений отношу и вечер, устроенный в
мою честь доктором Адой Нильсон. Народу в ее квартире собра¬
лось много, до тесноты. Вся прогрессивная, сочувствующая Союзу
интеллигенция. Повидала тут всякого народа, но все — «имена», а
в общем напоминают нашу передовую интеллигенцию в Питере
до революции.
Любознательные, еще не вполне политически определившие¬
ся студентки и студенты марксистского кружка «Клартэ». Умная
и политически подкованная Хонорин Хермелин, ректор народно¬
го университета, наша целиком по симпатиям, но не коммунист¬
ка. Популярный адвокат Хуго Линдберг по защите политических
обвиняемых, доцент Карин Кок, графиня, писательница и обще¬
ственная деятельница Амали Поссе, друг Масарика6 (старика)
Браздова (или Праздова). Она с нами в вопросах разоружения,
ярая пацифистка, но едва ли нас понимает целиком. Потом уже
стареющая Фрида Стенгоф, в свое время боровшаяся за равно¬
правие женщин и в сексуальной области. Наконец, старый знако¬
мый — анархист Хинке Бергегрен, на котором фактически лежа¬
ла техническая забота об организации в 1906 году партийного съез¬
да РСДРП в Стокгольме. Он сказал, что у него имеются списки
участников съезда, составленные полицией, но имена больше
фиктивные, т. е. те, что дали русские. Я просила его передать
мне эти списки. Он обещал.
- Там, по-моему, есть и Ленин, так мы расшифровали.
- Конечно, должен быть.
После моего доклада о международной политике Союза и о
наших успехах внутри страны меня закидали вопросами. Меня
удивляет осведомленность шведов в некоторых областях (напри¬
мер, наше законодательство, успехи просвещения и проч.) и не¬
умение их схватить основные черты нашей политики, наших за¬
дач. Очень импонирует работа СССР на конференции по разору¬
жению.
Речи Литвинова и его предложения цитируют, имя Литвинова
стало самым популярным сейчас. Знают Луначарского и что он
делает для развития школ и нашего искусства. Ленина, конечно,
чтут как «великого социального реформатора» и хотят знать боль-
I ше о нем персонально. Но о Сталине мало знают даже среди этих

464
Тетрадь седьмая (1930)
передовых людей, и я остановилась в своем докладе на его гран¬
диозных планах пятилетки, но особого резонанса не нашла. Не¬
дружелюбно каверзных вопросов было мало, и доктор Ада Ниль¬
сон лучше меня парировала их и давала верные разъяснения.
В этом кругу людей, активно работающих против милитарис¬
тических тенденций шведских реакционеров, выступления Лит¬
винова на конференции по разоружению производят огромное
впечатление и располагают к Союзу не только массы шведских
рабочих, но и прогрессивные круги шведской интеллигенции.
Литвинов вызывает симпатии и даже поклонение четкостью и
бесстрашием постановки вопроса о всеобщем разоружении, нечто
неслыханное и новое на международных конференциях.
Старик Линдхаген, пацифисты Хамильтон, оба Левгрены, док¬
тор Нильсон и член риксдага Артур Энгберг восхваляют тонкость
союзной дипломатии, умеющей проявить необходимую гибкость
и выдвинуть смелое предложение, столь же по сути принципи¬
альное, но дающее другой стороне возможность подойти к вопро¬
су с более для нее приемлемой позиции. Это вопрос о сокращении
вооружения.
Очень удачно привела ряд конкретных примеров, доказываю¬
щих правильность нашей политики, укрепляющей мир. Москов¬
ское соглашение с прибалтами особенно оценено было шведами.
Странно это у людей, все об этом читали, но значение нашего
желания мирных отношений с прибалтами стало им ясно и очень
пришлось по душе лишь после конкретной ссылки моей на этот
факт. Затем урегулирование нашего конфликта с Китаем из-за
КВЖД.
После этих конкретных фактов присутствующим стало ясно, в
каком несправедливо враждебном окружении находится Союз.
И ясно вырисовалось, почему все наши предложения провалива¬
ются в Женеве. Дело не в коммунизме и большевизме, а в том,
что трудовая республика органически заинтересована в мире и
проводит линию мира на практике, выступая за мероприятия, обес¬
печивающие мир на международной арене, а империалисты бо¬
ятся мира и не хотят его. Война — это неотъемлемая часть полити¬
ки капиталистической системы.
Я напомнила, как Союз просто и быстро изжил конфликт
1927 года с Англией, который при другом строе, не советско-соци¬
алистическом, повел бы к кровопролитию. «Нас зовут кровожад¬
ными, но с первых своих шагов республика трудящихся встала на
путь политики мира. И в этом наша сила и залог наших побед».

Осло — Стокгольм
465
Такие беседы, как у Нильсон, в Швеции необходимы. Я виде¬
ла, как многое стало ясно собравшимся и как жадно они меня слу¬
шали, именно жадно.
Домой, т. е. в отель, меня провожала писательница Элен Ми-
кельсон, она пишет книгу «о семи русских революционерках» (Бар¬
дина7, Фигнер8, Засулич9, Крупская, я и др.). Обо мне слишком
слащаво и потому не верно. Микельсон подарила мне букетик фи¬
алок.
Шли мы с ней и обе любовались Стокгольмом, в светлые май¬
ские ночи он действительно волшебно хорош. Монументальные
здания импозантны и в строгих линиях и никаких лишних при¬
крас. Много бетона и стекла и очень красивые парадные входы.
А сколько зелени в городе! Парки, скверы, бульвары и на лужай¬
ках живописно и нарочно в беспорядке посажены, точно дикорас¬
тущие, анемоны, гиацинты и первые желто-красные тюльпаны.
Что-то в набережной Страндвегена и вообще обилие воды в
Стокгольме, эти широкопролетные мосты — все это напоминает
мне любимый Питер. Я могла бы, кажется, полюбить и Стокгольм.
★ ★★
Бедного Коппа на носилках увезли в Берлин. Щемящие прово¬
ды. Жена в слезах: «Безнадежно». Провожал шеф протокола ба¬
рон Барнеков и сказал мне, что в дворцовых и министерских кру¬
гах «оценили» и отметили, что я была на траурном собрании в
память королевы.
Завтра в путь, в Осло.
Записки о Швеции
9 мая, Осло,
Идея скандинаво-балтийского блока имеет в Швеции корни и
не мало приверженцев. Царскую Россию шведы не любили, но
зато шведская знать — помещичья, феодальные бароны — «ува¬
жали» Россию за «крепкий консерватизм» и абсолютизм. Совет¬
ский Союз в Швеции не знают, не понимают и безумно боятся
большевизма. Как это мы так мало поработали в Стокгольме? Где
наши друзья? Где сочувствующие? На какие группы можем опе¬
реться? Какая разница с Норвегией!
Впрочем, Швеция — страна другой экономической структуры.
Богатая, нажившаяся на войне. Самодовольная и кичливая. Куль¬
турная — это да. Школы, грамотность. Образцовое муниципаль¬

466
Тетрадь седьмая (1930)
ное хозяйство, высокая техника. Спичечный король Крюгер. Те¬
лефоны Эриксона на весь мир известны. Безработица? Ее сейчас
нет в Швеции. Кривая заработков лезет вверх. Есть от чего зад¬
рать нос к небу. Застывшая, сытая, самодовольная и консерватив¬
ная страна, не знавшая разорения войнами уже более ста лет.
Правда, уже подползает сюда тень кризиса. То тут, то там об¬
рывается нить благополучия. Но все это единичные явления. Сток¬
гольмский муниципалитет не знает, куда деньги девать. «У нас
двести миллионов в городской кассе. Не знаем куда тратить. Ду¬
маем расширять жилстроительство, украшать город». Слова Стре¬
ма (член городского самоуправления).
Как мы работаем, чтобы создать в Швеции базу для нормаль¬
ных дружеских отношений между Союзом и Швецией?
На экономике? Но в том-то и дело, что в общем торговом обо¬
роте Швеции мы играем сейчас незначительную роль. Время круп¬
ных сделок (Ломоносовских заказов на паровозы) миновало. И то,
что мы закупаем в Швеции, шведы могут легко сбыть и без на¬
шего рынка (электрооборудование, турбины, машины).
Какая разительная разница во взаимоотношениях между Со¬
юзом и Швецией и Союзом и Норвегией! Наша торговля с Норве¬
гией, при абсолютной незначительности, играет почти решающую
роль в хозяйстве Норвегии. Мы покупатели, потребители ее ос¬
новного экспорта (сельдь, рыба, фрахтование судов). Каждый
мелкий заказ (2—3 млн. крон) фабрике Тюнэ или заводу Иенсен
Далю на индустриальное оборудование — это дает работу пред¬
приятию на месяцы или на годы. А Швеция — балованная. Ее эк¬
спорт — миллиардный. Это страна, вывозящая капитал. Концес¬
сии шарикоподшипников, АСЕА, все это тонет в общем благопо¬
лучии. Экономически Швеция нами не заинтересована.
Политические вопросы? Норвегия и мы заинтересованы в се¬
верных водах, в установлении морской зоны, в суверенитете Шпиц¬
бергена. Интересы наши сталкиваются, но все эти проблемы прак¬
тически могут быть урегулированы, они не задевают междуна¬
родные и жизненные интересы Союза в отношении Норвегии.
Иное дело Швеция. Прямых политических проблем, требую¬
щих урегулирования, нет, но есть всегда и неизменно нервирую¬
щий шведов политический «нервный узелок» — Финляндия и ее
отношения с нами. Не забыта, не изжита здесь русификаторская
политика при Николае и тот искусственно поддерживаемый пра¬
выми, реакционными кругами Швеции интерес к Финляндии и к
финнам. Когда-то это была часть великой Швеции, всего один век,

Осло — Стокгольм
467
как эта бывшая провинция шведов отошла к восточному соседу,
реваншизм здесь еще жив. А потом еще жива память о Красной
советской Финляндии 18-го года и зверское подавление ее «геро¬
ем» шведских консерваторов и лапуасско-фашистским генералом
Маннергеймом. Он высоко здесь ценится в самых заядло антисо¬
ветских кругах.
До известной степени барометром наших отношений со Шве¬
цией является Финляндия. Каждый пограничный или иной конф¬
ликт с финнами вызывает здесь новую волну антисоветских на¬
строений. Но урегулировать наши отношения с финнами — это не
такой простой политический вопрос, как разрешить проблему
трех — или двенадцатимильной зоны либо права убоя тюленей в
Белом море или китов в архипелаге Франца-Иосифа (т. е. спор¬
ные вопросы с Норвегией). Финляндия — это камень преткнове¬
ния в наших взаимоотношениях со Швецией. И это следует все¬
гда помнить.
Вот откуда и почему родился здесь этот вопрос о Балтийском
блоке. Он инспирирован финнами, но выявили его шведы. И вот
на что придется обратить основное внимание, если все же переки¬
нут меня в Швецию.
10 мая (из письма к Зое).
Ну вот, я и вернулась в Осло. И знаешь, эта поездка была креп¬
ким испытанием огнем — насколько я освоила свою профессию
дипломата. Порадую тебя, послали меня туда недаром — «поезд¬
ка окупилась» и настроение у меня торжествующее.
Я преодолела в себе «бабушку Еву», т. е. чрезмерную эмоцио¬
нальность, присущую женщинам прошлого, — именно то, что боль¬
ше всего вредит в дипломатии. В дипломатии нужно: бесчувствие,
объективность, холодный рассудок и никаких эмоций. Я все еще
человек эмоций и переживаний, как и ты, мой друг незаменимый,
но это все от XIX века. Я знаю, ты меня похвалишь, что я научи¬
лась держать свои эмоции на тугой уздечке, никакого галопа, раз¬
меренно ровная рысь.
Когда я еще садилась в вагон, чтобы ехать в Стокгольм, меня
сразу охватило чувство радостной самоуверенности — одолею. Эту
уверенность в себе, в свои силы я за последнее время в Осло со¬
всем растеряла, ее убило, знаешь что? Бессилие мое справиться с
мелкой, нудной грызней в торгпредстве, «войной мышей и лягу¬
шек», т. е. склоки Элердова с прочими. Я ехала в Стокгольм пол¬
ная напряженного ожидания новой задачи. Что она будет труд¬

468
Тетрадь седьмая (1930)
ная — так это тем лучше. Душу согревало сознание: Москва имен¬
но мне поручила это трудное дело и это завоевание не лично мое,
а женщин вообще. Ты знаешь мою слабость и мой женский пат¬
риотизм.
Я всегда чувствую, что на меня женщинами возложена миссия
показать человечеству, что мы, женщины, можем сделать часто
гибче и лучше мужчин во многих областях, а особенно в дипло¬
матии. Но то, что ждало меня в Швеции, быстро понизило мою
самоуверенность. Все было так запутано, такая была атмосфера
вражды к Союзу, что я чувствовала, как почва уходит из-под ног.
Полпредство даже по внешности мне претило, особенно после
нашего изящного и благородного стиля полпредства здесь, в Осло.
Я возвращалась с работы в нарядный «Гранд-отель» с чувством
отчаяния: осилю ли задачу? Сумею ли преодолеть все трудности
и заставить шведов считаться с нами, как требует престиж совет¬
ской власти? А тут еще эти ревущие жены сотрудников, напуган¬
ные и ни в чем не разбирающиеся... Когда посылают работ¬
ника за границу, надо выбирать не только его самого, но и тща¬
тельно посмотреть, какова его жена. Это я непременно скажу
Москве.
Одним словом, первое время в Швеции «эмоции» брали верх
над холодным разумом и политическим анализом. Но потом про¬
изошел резкий перелом во мне, и я снова и в Стокгольме стала
хозяином положения. Перелом совершился благодаря поддерж¬
ке Максима Максимовича и его директивам. Одним словом, Зо-
юшка, я собою довольна, что провела дело так, как требовали
интересы Союза.
«Опять эмоции», скажешь ты? Да, да, я внутренне радуюсь, но
эта радость дает силы для работы и новых преодолений.
***
Выставка советских художников, что открылась без меня в Осло,
имела успех, больший чем в Швеции. Плеяда молодых норвеж¬
ских художников (Крог, Серенсен, Револьд и проч.) в восторге,
знаешь от чего? От нашей плакатной живописи. Говорят, что это
открывает новый путь для живописи, это объединение живописи
с живым словом по выразительности. И прекрасно не только по
тематике, но и по краскам и группировкам объектов. Пресса была
хорошая. Даю чай для устроителей, славная и очень нам симпати¬
зирующая публика.
Еще одна радость! Торгпред Элердов отозван и новый уже

Осло — Стокгольм
469
выехал сюда. Я мысленно танцую, и когда он уедет, устрою для
моих молодых сотрудников вечеринку с танцами.
Хорошо было вернуться в Норвегию, где не только свои, совет¬
ские, но и норвежцы мне рады. Но уже ждут меня очередные
задачи.
Похороны Нансена
7 7 мая, вечер.
Сегодня мы хоронили Нансена.
Не верится, что это горячее сердце, этот титан энергии и воли
ушел навсегда из жизни. Так жива в памяти последняя встреча с
ним, это было всего месяц или полтора тому назад. Он заехал в
полпредство за справкой. Посидел у меня в кабинете. Солнце све¬
тило на его седую голову. Голубые его глаза казались особенно
ясно-голубыми, как весенний лед. Узнав, что мне нужно ехать на
Виктория-террасу (министерство иностранных дел), он предложил
подвезти меня на своей скромной машине. Сам управлял маши¬
ной и посадил меня рядом. Он казался мне таким молодым, пол¬
ным жизни.
Это был большой человек с горячим, отзывчивым сердцем. Он
чуял, где есть горе, и умел откликаться. Не на чье-либо личное
горе, а на коллективное горе, на страданье миллионов, вызванное
мировыми катаклизмами. Все, что в норвежцах сильного, своеоб¬
разного, темпераментного и горячего, было собрано в нем во¬
едино.
Мне грустно.
В годы жуткого недорода и голода у нас на Волге (в 20—21-е
годы) Нансен, вопреки блокаде Советского Союза, вопреки нена¬
висти к большевикам Антанты и всего буржуазного мира, органи¬
зовал эффективную помощь в Поволжье. Позднее его работа для
Армении, для греков и проч. Отношения наши к нему попорти¬
лись из-за так называемых нансеновских паспортов русским —
белым эмигрантам. Мы его сторонились и даже недавно не хо¬
тели дать ему визы. Но он искал нашей дружбы и по-своему
лучше понимал нас (т. е. советское государство), чем многие
друзья.
В день его смерти я возилась с цветником в нашем садике. Мимо
меня весело носился Ниночкин кот Васька с необычайно пушис¬
тым хвостом. Я наслаждалась весенней голубизной неба, весен¬
ними запахами и дознанием, что я еще в Осло.

470
Тетрадь седьмая (1930)
Окно в мой кабинет открыто. Слышу телефон трещит. Дани¬
ельсон бежит в садик:
— Звонят из «Тиденс Тегн». Нансен скончался. Просят, чтобы
вы по телефону сказали газете несколько слов.
Нансен умер? Это казалось невероятным. Бросила цветы и в
кабинет. Что написать? Что сказать? «Был великий человек, друг
людей... Без его горячего, отзывчивого сердца миру стало холод¬
нее». Так я чувствую. Но так писать не годится. И я написала что-
то банальное, обычное, что полагается*.
Похороны, конечно, гражданские. Торжественная по своей
простоте церемония. Гроб Нансена между колонн на площадке
университета. Нескончаемая толпа народа. У гроба старичок, ка¬
питан Свердруп, сотрудник Нансена и неизменный его спутник в
арктических походах.
Нансен — Свердруп, судно «Фрам» — это была целая «эпоха».
Эпоха нашей молодости с Зоей. Зоя особенно зачитывалась всем,
что писали о «Фраме». Меня Арктика и ее герои в те годы мень¬
ше задевали.
Речь Мовинкеля была самая прочувствованная. Речь Хамб¬
ро** — многословна и холоднее.
Гроб на простых дрогах, покрытый норвежским флагом, тело
повезли в крематорий. Так завещал Нансен. На нашем венке над¬
пись: «Титану мысли, воли и сердца».
Я долго шла за гробом среди моря провожавших. 17 мая***,
этот всегда радостный праздник в Норвегии, сегодня стал днем
народной печали.
Проблемы архипелага в Арктике
7 8 июня.
Комиссия по чистке полпредских и других советских аппара¬
тов за границей уехала. Здесь прошло очень просто и быстро.
С отъездом торгпреда Элердова — никакой грызни и мелких склок.
В Стокгольме было много труднее для нервов. Из-за комиссии с
тов. Б во главе пришлось снова срочно выехать в Швецию. Две
* Позднее я узнала, что в Москве проводили торжественный траурный
вечер в память Нансена. И я пожалела, что не написала теплее.
** Консерватор. Редактор правой газеты «Моргенбладет», председатель стор¬
тинга.
*** День национального праздника. — Прим. ред.

Осло — Стокгольм
471
недели заседали, но зато результаты справедливые и нужные.
Я осталась удовлетворена, отстояла тех, на кого клеветали зря, и
добилась снятия действительно морально вредной публики. Мно¬
гие уже уехали. В шведской прессе была карикатура на меня: в
руках у меня огромная метла и я энергично выметаю сор и не¬
чисть из здания полпредства.
Но в Стокгольме сейчас аппараты наши тикают, как хорошо
починенные часы. И газеты не приплетают без нужды и повода
полпредство и его сотрудников. Дмитриевского тоже не печата¬
ют, но он будет нам вредить, если останется в Стокгольме, осо¬
бенно среди социал-демократов, а они в Швеции — политическая
сила. Соболев будто хочет уехать во Францию, но он под уголов¬
ным судом, который мы затеяли против него из-за денег на его
текущем счету. Адвокат сообщает, что дело не затянется.
В Норвегии неприятное дело: уход из норвежской компартии
кого бы? Самого Шефло. Просто не верится, член Исполкома Ко¬
минтерна и проводил раскол Рабочей партии в 23-м году по указ¬
ке Зиновьева. Сейчас Шефло — председатель иностранной комис¬
сии парламента. И там он поддержал «материальные претензии»
к Союзу норвежских фабрикантов по поводу конфискации их аву¬
аров в 17—18-х годах. До чего докатился!
Здесь моя незаконченная очередная задача — гарантийный пакт.
Он не двигается с места с тех пор, как договорилась с премьером
Мовинкелем о нашем согласии включить в согласительную кон¬
венцию факультативного пятого члена. На все мои запросы в МИД
один и тот же ответ: «Как же, правовой отдел работает над тек¬
стами, согласует формулировки».
Раз правовой отдел «согласует», значит, затяжка и отговорка.
Когда вопрос искренно согласован, о правовом отделе никогда не
слышно. Мовинкель явно охладел к пакту о взаимном ненападе¬
нии. Я на него зла, зачем уверял, что это один из кирпичей, обес¬
печивающих новый курс международной политики, показываю¬
щий пример самой Лиге наций? Его явное охлаждение к заклю¬
чению с нами этого пакта имеет серьезные политические моти¬
вы. Но какие? Не вновь же поднявшаяся возня норвежской груп¬
пы промышленников, чтобы добиться от СССР возмещения за их
убытки (по авуарам) в 17— 18-х годах?
Нет, тут дело, очевидно, посерьезнее — это обострившиеся про¬
тиворечия между Норвегией и Союзом по вопросу суверенитета
над архипелагом Франца-Иосифа. Норвежцы спешно готовят «на¬
учную» экспедицию на архипелаг Франца-Иосифа. А доцент Ху ль

472
Тетрадь седьмая (1930)
в прессе доказывает, что норвежцы, их китобои, а не мы первые
оккупировали суровые скалистые острова архипелага еще в кон¬
це XIX века. Союз же оспаривает самый принцип полярного сек¬
тора, на который опирается Норвегия. Если норвежская экспеди¬
ция состоится в это лето, неприятности между нами и Норвегией
неизбежны*.
Я настойчиво прошу Политбюро не перебрасывать меня в
Швецию и освободить от совместительства. Прошусь домой, в
Союз. Те немногие годы творческой работы, которые осталось
прожить, хочу отдать своей любимой работе, моей настоящей про¬
фессии — писательству, дома, в Ленинграде. «Каждый член партии
имеет право требовать передышки от заграничной обстановки».
Два письма
29 июня. Стокгольм (из письма к Зое).
Вчера были с Пиночкой на блестящем и веселом ревю Рольфа,
и когда вышли оттуда, меня взяла такая острая тоска по тебе, что
точно всю обожгла желанием скорее, скорее повидать тебя! Тос¬
ка по тебе — это тоска «по созвучности восприятий. Я даже как-то
особенно четко слышала твой голос, интонацйи.
Много есть такого, с чем хочу, о чем надо поговорить.
Читала ты об Эми Джонсон10. Это молодая девушка-летчица
полускандинавка, полуангличанка, которая полетела из Лондо¬
на в порт Дарвин, в Австралию, совсем одна. И долетела. Прежде
чем она сошла с аэроплана, первым ее жестом было — расчесать
свои кудряшки. Это очаровательно! Подумай, лететь совсем од¬
ной через материки и океаны, без пилота, сражаться со стихией
одна, лицом к лицу. А когда прилетела к цели, схватить гребе¬
шок...
* Архипелаг Франца-Иосифа находится в части Ледовитого океана как раз
витие нашей Новой Земли. Открыт был этот архипелаг в 30-х годах XIX столетия
не норвежцами, не нами, а австро-венграми, отсюда и название в честь их
императора. Правда, с тех пор норвежские китобои промышляли в водах архи¬
пелага сто лет беспрепятственно. Русские китами не интересовались. В 1896 г.
Нансен и Югансен посетили архипелаг . Русские проникли туда в 1914 г. и
водрузили на одном из островов архипелага русский (царский) флаг. С тех пор
возник не столько политический, сколько теоретически принципиальный вопрос
между Норвегией и нами о правах на архипелаг Франца-Иосифа, особенно с
развитием советского промысла в ледовитых водах, а в последнее время и в
связи с вопросом военных баз. — Прим. 1948 г.

Осло — Стокгольм
473
Ты знаешь, я ведь «патриотка», женская патриотка. Я хочу,
чтобы при всех своих достижениях женщина сохранила свои жен¬
ские особенности. А может быть, это уже не нужно будет при
коммунизме? Может быть, тогда уже смешен будет гребешок,
как не нужны и смешны реверансы и жеманство? Жизнь перера¬
стает себя в бешеном темпе. Эми Джонсон казалась бы нам, в
нашей молодости, просто сказкой, утопией. Мы бы даже пожали
плечами: зачем показывать свое мужество в полетах, если даже
воздухоплавание станет «былью»? Лучше бы пошла Эми Джон¬
сон на борьбу за освобождение рабочих, против угнетения, за сво¬
боду и равноправие женщины. Так думали бы мы с тобою в кон¬
це прошлого века. А в осуществленном коммунистическом обще¬
стве пред человечеством встанут новые, неизвестные еще нам за¬
дачи, грандиозные и «волнительные», как говорит наш курьер спе-
цохраны Степушка.
7 июля (из письма к Зое).
Конечно, ты в Москве. Жаркие улицы, духота, пыль. Но что
все это значит, когда идет наш съезд11 (XVI)? Как я тебе завидую,
ты у источника, а я питаюсь каплями, струйками его живой воды,
просачивающимися через газеты, сокращенной и запоздалой ин¬
формацией. Но я вижу, как Союз лепит по-своему глыбы исто¬
рии, преодолевая вековые препятствия, создает новый пласт исто¬
рии, на котором будущие поколения осуществят все смелые меч¬
ты нашей юности. Бесклассовое, коммунистическое общество, под¬
чинившее себе могучие, будто сверхчеловеческие силы: законы
экономики и социальных отношений. Новый быт коммунизма пе¬
ревоспитает, пересоздаст человека. Новый человек будет индиви¬
дуальным творческим чутьем и талантами усовершенствовать этот
быт, где уже не будет столько проблем экономики и на первый
план выйдут вопросы взаимоотношения людей между собою и
вопрос человека и коллектива, т. е. новая мораль. У них, у того
счастливого человечества, исчезнет зависть, ревность, подсидка и
ябедничество. Не будет ни войн, ни убийств. И конечно, не будет
смертной казни (моего больного места — этой моей неизменной
муки за человечскую глупость и непонимание ценности самого
человека).
Знаешь чем вызвана эта экскурсия в будущее? Моим посеще¬
нием вчера богатого археологического музея в Стокгольме. Пока¬
зывал его мне профессор Т. Арнэ, он же член правления швед¬
ско-советского общества по ВОКСу12.

474
Тетрадь седьмая (1930)
Любопытно. Я наглядно видела пласты эпох, что прошло чело¬
вечество. Лезвие пики из камня, за ним через много тысячелетий
лезвие пики уже из бронзы. Новый материал требует и новых
форм, но человечество еще долго копирует из более легкого ма¬
териала — бронзы, тяжеловесную форму каменной пики.
Так и у нас, советское государство дает нам в руки возмож¬
ность новых форм управления государством, а мы все еще цепля¬
емся за кипы «распоряжений» и бумаг, за бюрократическое пре¬
клонение перед буквой закона, а не перед сутью... Отсюда много
ненужного зла. А помнишь слова Ленина: «Законы пишутся не
для дураков». Но и эти недостатки и промашки у нас пройдут.
Ведь всего тринадцать лет, что советская власть родилась...
Ну, а теперь, слушай, Зоюшка, о музее.
Пласт за пластом передо мною вставали культуры тысячеле¬
тий, десятков тысячелетий. Когда человечество на грани от ка¬
менного века к бронзе с великой гордостью начало ковать мечи и
наконечники пик из бронзы, оно ковало их по образцу привычно¬
го материала — так, как делали мечи и наконечники из камня.
Получались новые бронзовые мечи и наконечники, громоздкие,
ненужно тяжелые, неуклюжие. «Содержание», т. е. материал,
был новый, непривычный, «смелый» по замыслу, форму же, вне¬
шность, т. е. организацию, брали старую, привычную. Это имен¬
но у нас еще. Содержание нашей жизни, планов, достижений,
задач, устремлений плюс людской материал — все новое, смелое,
необычное. Но формы мы еще берем прежние, копируем даже
слог бумаг. Отсюда зачастую ненужная тяжеловесность, как пер
вые наконечники из бронзы, подражание каменным образцам.
Или другое, что думалось вчера в музее: могилы — курганы
людей каменного века. Примитивные племена знают лишь охоту
и рыбную ловлю, единственное ручное животное — собака. Моги¬
лы — небольшое количество скелетов.
Второй период: громадная коллективная могила, до трехсот
скелетов, могила целого рода. Тут и утварь глиняная, женской
рукою сделанная, свидетельства оседлой культуры (зерна и даже
трогательные яблочки окаменели и уцелели, ткань вроде мекси¬
канских серап) и проч., быки и коровы на их рисунках удивитель¬
но стилизованные, удивительно «модерн»! И вслед за тем — вновь
курган и могилы-одиночки богачей. В могилах золотые украше¬
ния, женские браслеты, позолота на мечах, чаши расписные. Ди¬
алектика, вот она.
Сдвиги истории, космические по объему... И стоя перед глиня¬

Осло — Стокгольм
475
ными кувшинами и камнем, тщательно размеченным, чтобы по
слоям, по мерке, ровненькими и четкими контурами отколоть от
него наконечники стрел, я видела новое будущее человечество,
которое будет овладевать «планетами»! И может быть, встретит¬
ся с другими цланетными жителями, как с удивлением встреча¬
лись римляйе с племенем свевов на земле Швеции, медленно,
веками очищаемой от власти мертвящего льда ледникового пери¬
ода.'Как понятно, что здесь, в Швеции, молились солнцу. И что
первая богиня была все же богиня плодородия...
Я сейчас живу очень интенсивно внутренне, мысль работает.
Напряженно слежу за съездом, хотя знаю пока только отрывки.
Здесь в Стокгольме начала свою «кружевную» дипработу, т. е.
пытаюсь оживить связи в дружеских или нейтрально-прогрессив¬
ных кругах. Поле деятельности куда шире и больше, чем в Осло.
Ищу подходящий дом для полпредства, но особняков здесь мало,
в наем их не сдают, надо купить, а замнарком, конечно, не даст
на это ассигнований. Пока стараюсь направлять и учить по-своему
сотрудников полпредства (миссии). Секретарь мне по душе, и он
хорошо знает свои обязанности.
Визитов делать не надо, я еще только шарже, но будто бы в
Москве вопрос о моем переводе на пост полпреда сюда решен.
Теперь все зависит от шведов — дадут ли агреман мне?
Вечер того же дня.
На моем столе — ночные фиалки-крестики. Я любила их запах
странной нежностью. Каждый год, когда я вдыхала их запах, зак¬
рывала глаза и видела себя в дни юности и обязательно в Куузе.
От этого запаха прежде рождалось сладкое беспокойство, не то
грусть о прошлом, о Куузе, о юности, не то ожидание чего-то ново¬
го, еще не испытанного.
В первый раз в этом году я остаюсь совсем равнодушной к запа¬
ху ночных фиалок. Не будит он во мне ни грусти, ни желаний.
Пахнет остро, и на ночь я выставляю фиалки за дверь.
Завтра возвращаюсь в Осло.
Вопрос о старошведах
Июль.
Швеция перестала интересоваться полпредством и мною, пресса
и весь Стокгольм увлечены выставкой шведских товаров.
Любопытны образцы жилстроительства: дешевых и необык¬

476
Тетрадь седьмая (1930)
новенно уютных домиков коммунального и кооперативного типа.
Имеется на выставке образцовый дом-общежитие. Квартирки в
одну-две комнаты, все удобства, столовая в доме, с лифтами в
каждую квартирку прямо из кухни-ресторана. Чудесные ясли и
комната для дошкольников и школьников. В дневные часы, пока
мать на работе. Есть и ночные детские, где дежурит сестра-няня
по ночам до двух часов, если мать на заседании или в театре.
Интересно спланирован дом, и нашим полезно было бы ознако¬
миться с распорядком, удобным для работающей матери, и всеми
правилами для жильцов дома-коммуны. Таких домов уже несколь¬
ко в Стокгольме. Их лансирует «чета Мюрдаль», пишут, выступа¬
ют. Это в связи с падающей рождаемостью в Швеции. Но пока
эти дома доступны по цене лишь служащим, т. е. людям среднего
достатка, не рабочей массе.
Проблема падения рождаемости заботит шведов, это модная и
актуальная тема разговоров.
5 июля.
На очереди вопрос о старошведах, его дискутируют в риксдаге
и в прессе. В парламенте обсуждаются ассигновки для возвраще¬
ния в Союз старошведов. Москва уже дала на это свое согласие.
Вопрос о старошведах застал меня несколько врасплох. Со вре¬
мен Петра Великого часть разбитого под Полтавой войска Кар¬
ла XII обосновалась на юге Украины и в своих так называемых
шведских поселениях сохранила язык, религию, обычаи, вывезен¬
ные из Швеции. Жители этих селений процветали, и революция
ничем на них не отразилась.
За два века эти шведы обрусели, хотя и придерживались своих
обычаев и ходили в свою лютеранскую церковь. Но недавно туда
явился (очевидно посланный шведским правительством) пастор
из Швеции и взбаламутил старошведов, приглашая их на родину
в Швецию, где, мол, много лучше жить крестьянину, чем в Рос¬
сии. Несколько сот старошведов с семьями решились на репатри¬
ацию в Швецию. Советская власть дала разрешение на выезд.
А правые шведские круги с восторгом раздули эту договоренность
о выезде старошведов из России.
Все это началось еще при Коппе. Но приехав на свою «якобы
родину», старошведы быстро разочаровались. Приняли их с шу¬
михой, раздутой реакционерами, но скоро остыли к ним, особен¬
но встретив критику людей, уже проникнутых советским духом.
«Что это за земля в Швеции? Камни да болото, а у нас чернозем

Осло — Стокгольм
All
такой, что, походя, зерно бросишь, а урожай только убирать успе¬
вай». Особенно возмущались старошведы тем, что лучшие земли
не у крестьян, а у помещиков. Заявления их в прессе тоже не удов¬
летворяли реакционеров в Швеции. Пошли трения между швед¬
ской администрацией и старошведами. Молодежи все в Швеции
претило, они захотели вернуться на свою истинную родину — Со¬
ветский Союз.
Шведская компартия поддержала эти стремления и образова¬
лась довольно значительная группа семейств, которая добилась
от Швеции права вернуться в «свои родные хаты», и Москва дала
на это разрешение. Теперь вопрос лишь финансовый, кто даст
ассигнование на переезд этих несчастных людей, сбитых с толку
агитацией попов и реакционеров, которые думали выиграть на
этом ходе против Союза, но их карта бита и правительство Лин-
демана оказалось в глупейшем положении, а мы — в выигрыше.
Это маленькое само по себе дело, меня захватило, и я пускаю в
ход все свои связи в Стокгольме, чтобы ускорить разрешение воп¬
роса. Досадно за легковерие старошведов и больше всего жаль
женщин и детей, побросавших свой дом с садиком, коров и гусей,
о которых они говорят с пафосом отчаяния и тоски. А дети тоску¬
ют по русской школе и учительнице Марии Семеновне...
По поводу старошведов была у Меллера, члена второй палаты,
обещал помочь. Меллер считает «большой ошибкой», что полпред¬
ство само себя изолирует. Копп мало с кем встречался. Не было у
наших общения с прессой, с депутатами парламента. Изоляция
питает «вредные легенды» о большевиках и о «целях» русских в
Швеции. «Надо уметь считаться с нашей шведской психикой.
Напором и требованиями нас не возьмешь, — говорит Меллер. —
Надо завоевать наше доверие».
Вот это «моя стихия», но я все же не хочу в Швецию.
★ ★★
На Международном совещании по телеграфной связи в числе
делегатов от СССР была делегатка-женщина. Это здесь было от¬
мечено: Советский Союз выдвигает женщин на ответственную
работу. Я порадовалась.
Советские профессора в Стокгольме
8 июля, утро.
Приехал новый торгпред сюда в Швецию. Кавказец. Культур¬
ный, приятная внешность, приятные манеры. Умный. Провели с

478
Тетрадь седьмая (1930)
ним вечер за интересной беседой. Мне с ним легко и просто. Ка¬
жется, в работе будем созвучны, если... я буду здесь, а не в Осло.
Еще были интересные встречи с приезжими делегатами на
съезд, советскими профессорами из Москвы. Летом, говорят в
Стокгольме, всегда много всяких международных встреч. Теперь
профессора у нас не прежние узкие спецы, обидно, что они выеха¬
ли из Москвы до начала съезда [партии] (26 июня) и ничего ново¬
го, живого о съезде рассказать не могли.
Профессор Мицкевич приехал с женой, а она оказалась пле¬
мянницей моей учительницы Марии Ивановны Страховой. Кусо¬
чек далекого прошлого, моего детства... Мария Ивановна жива и
радуется успехам просвещения русского народа, особенно деятеле
ностью Крупской, и достижениями ликбеза. А вот сам профессор
мне не совсем понравился. Он и еще два других советских делега¬
та были лучшим, прогрессивным элементом прошлого. Образо¬
ванные, щепетильно до педантизма относящиеся к порученной им
задаче, говорят об успехах «русской науки», но какие-то они не¬
понимающие главного и запуганные какие-то, все-то им кажется,
что их могут «не понять» в Москве, заподозрить, не поверить...
Это все неплохие экземпляры прежней русской культуры, но
они не укладываются в наш быт и наше мировоззрение. Хвалят
организованность и вежливость шведов и шведскую «гуманность».
Я всегда за гуманность, но тут я вскипела: «При этой враждебно¬
сти к нам, при росте реакции во всем мире — какая тут гуман¬
ность!!!»
А вот от кого я в восторге, это от профессора Шателена*. Он
меня очаровал своим глубоким умом и понимает нас, наши зада¬
чи. Он наш', т. е. советский человек, вполне, хотя и ему живется
нелегко в этот переломный, не устоявшийся у нас период. Я им
очарована и рада, что именно его прислали во главе делегации.
Достойный представитель советского ученого.
Агреман и о пакте
15 июля. Осло.
Записать о трех моих поездках в Швецию и чем они типичны.
Первый приезд — дело Соболева. Второй — комиссия по чист¬
ке. Возобновление связей в Стокгольме. Смерть Коппа. Третий -
* Очевидно» член-корреспондент АН СССР М. А. Шателен» специалист в
области электротехники. — Прим. ред.

Осло — Стокгольм
479
под знаком: останусь ли полпредом в Швеции? Отношения МИДа
корректны. Дело старошведов. Новый торгпред. Отклики и све¬
дения о партсъезде. Советские профессора — участники между¬
народных конгрессов.
* * *
Здесь нормальная работа, но о пакте пока в МИДе обычные
отговорки: правовой отдел работает над текстом.
Читаю новую книгу Альмы Седергельм, много о нашей юнос¬
ти, о Куузе. Частые посещения меня писательницы Элен Микель-
сон. Пишет о русских революционерках. Новое слово в обиходе:
«темпы». Это конец обломовщине и старинной русской равнодуш¬
ной лености в работе.
А все же группировки в партии далеко не изжиты. Скорей бы
получить полный отчет съезда.
16 июля.
Мовинкель сам вызвал меня. Шла через парк, мимо чудесных
цветников возле дворца, подъемная и радостно ожидающая. Что-
то скажет мне Мовинкель?
Встретил он приветливо и искренно, расспрашивал о моих впе¬
чатлениях в Швеции.
- Я надеюсь, что слухи о вашем переводе в Швецию неверны?
Отвечаю уклончиво.
- Нет, мадам Коллонтай, вы не должны уходить от нас. Вам в
Швеции будет много труднее, там люди чопорные, а мы вас так
здесь любим.
На мой вопрос о пакте он ответил дипломатично:
- Во всяком случае я хочу, чтобы пакт о ненападении был бы
последним и достойным завершением нашей многолетней и друж¬
ной совместной работы.
Я: Но когда же я увижу готовый текст?
Он: Видите ли, я сейчас уезжаю на лечение. Оттуда, думаю,
прямо поехать на Ассамблею в Женеву. Передайте вашему пра¬
вительству мою просьбу, чтобы ваш перевод в Швецию, если это
неизбежно, к общей грусти, был отложен до моего возвращения в
Осло. Тогда кабинет его утвердит (пакт).
Это мне очень не понравилось. Привела Мовинкелю свои сооб¬
ражения о невыгодности такой задержки. Мовинкель не возра¬
жал, но на лице его появилось выражение упрямства. Доводы не
помогут. В чем и где причина такого охлаждения к пакту?

480
Тетрадь седьмая (1930)
Советский Союз разоблачает и оспаривает идею Соединенных
Штатов Европы, лансируемую Брианом13. Вчера в здешней прес¬
се появился ответ норвежского правительства на меморандум
Бриана, не в этом ли «зарыта собака?» Норвегия поддерживает
Бриана, значит Лига наций против особого пакта с СССР. Вот оно
что! Досадно.
Слухи о моем переводе на пост посланника в Швецию ползут
по городу, но агреман Швеция еще не дала, и в МИДе я не заяви¬
ла поэтому.
Написала Иосифу Виссарионовичу письмо о его блестящей го¬
сударственной речи, где цифры и факты доказывают, что база
социализма в Союзе — неоспоримый факт. Печальный для буржу¬
азии всех стран и радостный для рабочего класса всего мира.
Потом выражаю ему беспокойство: кто же будет вместо меня
в Норвегии? Страна наиболее к нам дружественно настроенная.
Обидно, если неподходящий человек не сумеет закрепить то, чего
я добилась годами кропотливой, настойчивой, продуманной рабо¬
ты. Считаю, что надо человека «незаносчивого» и не чуждающе¬
гося общения с норвежцами. Надо суметь торговать с ними. Это
существенно. Тюлени (концессия), сельдь, треска, алюминий,
ферросплавы и, конечно, фрахтование судов. Предлагаю канди¬
датуру тов. Кобецкого, он знает язык и нравы северян.
Таково мое письмо Иосифу Виссарионовичу.
24 июля.
Агреман от шведов получен, но вместо радости — тихая грусть.
Настроение доживания. Чувствую острую привязанность к горо¬
ду, срослась с ним. В нем прожиты годы всей моей бесконечно
долгой жизни. Светлые, легкие, творческие годы.
Отрываюсь с болью в сердце от Норвегии. Но как в любви есть
минуты, когда уйти пора, так и сейчас.
О партийном съезде
26 июля.
Норвежская пресса впервые внимательно, без особых скепти¬
чески язвительных выпадов в отношении нас, следила за партий¬
ным съездом в Москве. И здесь, как и в Стокгольме, речь Стали¬
на комментируется в серьезно почтительных тонах, как принято
говорить о ведущем лице в государстве.
А XVI съезд — знаменательный: развернутое наступление со¬

Осло — Стокгольм
481
циализма ясно обозначилось. Индустриализация, успехи тяжелой
индустрии — факт. (Чувствую, как торжествует и радуется тов.
Орджоникидзе.) В сельском хозяйстве, в деревне, решен вопрос
«кто кого» в укреплении и расширении колхозного хозяйства над
единоличником. Если XIV съезд являлся поворотом на индустри¬
ализацию, а XV — на линию создания колхозов, то съезд 30-го года
останется в памяти как съезд выкорчевывания последних буржу¬
азных и кулацких элементов в нашей стране. Генеральная линия
победила. Правые и левые группировки осуждены.
Съезд учел, что на наши успехи буржуазия всех стран решила
ответить иной формой интервенции, чтобы помешать успехам
пятилетки: своего рода экономической блокадой СССР. Франция
и Соединенные Штаты уже намечают рестрикции вывоза к нам
ряда необходимых нам товаров. Но их карта бита. Сталин очень
ясно отметил разницу двух систем: буржуазно-капиталистической
и советско-социалистической.
У них мировой кризис принимает чудовищные размеры, без¬
работица неслыханная, крупнейшие заводы стоят, фирмы разо¬
ряются, банки лопаются. А у нас плановость и закрепление основ
социализма: колхозы уже из союзника, т.е. помощника в нашем
строительстве, превратились в фактическую опору советской эко¬
номики. И колхозник — это не прежний мужик, он силой вещей
становится в ряды советского промышленного рабочего, трудяще¬
гося на свое же трудовое государство. Сдвиг в облике колхозника,
в его прицелах и быте. Все это радостные явления или достиже¬
ния, как говорит молодежь.
Сталин на съезде подчеркнул главную задачу партии — покон¬
чить с разболтанностью, т. е. с группировками среди членов
партии, очистить партию от всяких колеблющихся. Худший наш
враг — отсутствие единства воли и мысли. Это важно особенно
сейчас, когда обострение экономического кризиса порождает уг¬
розу новой войны буржуазного мира против нас. Чем у них хуже,
труднее, тем злее они на нас.
Записала эти мысли о XVI съезде партии. Пригодятся для док¬
лада в землячестве.
Гость из Москвы
Июль. Осло.
У нас гость из Москвы. Только те, кто сидят, как на острове, в
полпредстве за границей знают и поймут, какая это освежающая
и бодрящая радость — приезд «гостя» из Москвы, особенно неофи-

482
Тетрадь седьмая (1930)
циального лица, а партийного товарища. Официальные гости обыч¬
но утомительны, если по срочным делам или проездом, всегда
торопятся, хотят все посмотреть «за границей»: покажи им город,
веди по магазинам, ресторанам или вези за город смотреть дос¬
топримечательности, не считаясь, что у нас свои и тоже срочные
дела. У нас в Осло и машины-то своей нет — «режим экономии»
на малых полпредствах, и это очень неудобно «при гостеприим¬
стве»; гость еще попрекнет: «Что, вы на такси ездите!». Точно это
наша вина.
Другое дело заезд товарища прямо с XVI партсъезда. Я жадно
слушала живые впечатления и детали о съезде, о выступлениях.
Самобичевание оппозиции произвело более унизительно-неприят¬
ное впечатление, чем по газетам. Речь Сталина о «двух системах»
и различие в их дальнейшем развитии вызвала особенный отклик
и понимание. Многие колебавшиеся перешли на сторону генераль
ной линии. Рассказал мне наш гость о тех фактах и явлениях в
Союзе, которые предшествовали статье Сталина «Головокруже¬
ние от успехов»*. Теперь же идет крепкая борьба с «перегибами»
в деревне, в колхозах, исправление ошибок местных комитетов -
насильственного загона в колхозы — и ведется развернутая работа
с середняком.
Но вместе с тем борьба с кулачеством не ослабевает, и целые
деревни и волости очищаются от кулаков, мешающих укрепле¬
нию социалистических баз (колхозов) в деревне и росту индустри¬
ализации страны.
Гость мой не из тех однобоких людей, которые подходят к яв¬
лениям жизни по казенному, трафаретно, по штампам требова¬
ний сегодняшнего дня. Нет, он умеет понять, где свет, а где и
тень. Сам он сопровождал эшелоны переселяемых с южной и сред¬
ней полосы в северные районы нашей страны, эшелоны с тысяча¬
ми семейств кулаков. Забирали их огулом, не всегда точно прове¬
рив, есть ли на деле наличие кулачества.
Главное, плохо было то, что органы и учреждения, на которых
возложено было решение правительства о транспорте кулаков с
семьями на новое поселение, не продумали как следует, не пре¬
дусмотрели, что ожидает в пути, спешили скорей с рук сбыть, и
вышло из рук вон плохо. «Кое-кого за это привлекли к ответствен¬
ности, — добавил мой гость. — Подлое вышло это дело, прямо смер¬
тоубийство без дурных намерений... И сейчас об этом вспомнить
* Опубликована в газете «Правда» 2 марта 1930 г. — Прим. ред.

Осло — Стокгольм
483
тошно. А все наша глупость, да неэффективность в работе. Везли
мы их в товарных вагонах, навалили в них народ, как баранов, —
детей, стариков, больных и калек. Всякое барахло, что семье уда¬
лось захватить из прежнего добра, кто самовар, кто стенные часы,
кто сбрую, кто косу прихватил... В вагонах теснота, бабий гвалт,
ребячий писк да драки, спят вповалку, воды не припасли внача¬
ле, не на чем чай вскипятить на привале. Да это бы еще ничего,
дальше хуже.
Начались зимние холода, снежные вьюги, непроходимые леса.
Безлюдье, ни единого жилья. А везут людей из плодородной по¬
лосы, из зажиточных деревень, степного приволья, бабы-то леса
испугались, раньше никогда не видали. Кулачье, конечно, а все
же люди, не скотина. А как настоящие морозы нагрянули, тут уж
чистый ад пошел. Вагоны-то нетопленые, из щелей дует. Вьюга,
да снежные заносы на севере не шутят, — образно рассказывал
мой гость, — мороз такой, что младенцы у груди матери замерза¬
ли, сколько за дорогу трупиков ребят всякого возраста из вагона
прямо в снежные сугробы выкидывали. Бабы голосят, плачут...
Да не одних ребят мороз убивал, крепкие мужики и те — у кого
рука, у кого нога или ухо отморозило. Старики и больные смерти
просили, да и помирали.
Был такой случай: думали помер мужик, лежит, словно мерт¬
вый, мы его за ноги волочить стали, чтобы на стоянке из вагона
выкинуть, чтобы мертвое тело воздух не отравило. А как тело-то
на снег бросили, он как закашляет... Назад втащили, чаем напои¬
ли. Отходили мужика.
Молодка одна над сынком малым очень убивалась, закутать
нечем, замерзает. А у самой косы-то чуть не до полу. Ножом сре¬
зала их и волосами своими закутала младенца, а на голову ему я
свою кепку нахлобучил. И его спасли.
Кому удалось с собою свиней, кур или барана захватить, тут
же в вагоне утеснили. Так свиньи выжили, жирные больно, а куры
и бараны подохли...
Долгий путь был, тяжелый, и вспоминать — не веришь, что
сам-то выжил... А все отчего это? Не предусмотрели, по-казенно¬
му отнеслись, как бюрократы, а не коммунисты...
Зато, — говорит гость мой, — как на конечный пункт добра¬
лись, сердце зарадовалось: тут наши органы все заготовили, все
предусмотрели. Избы понастроенные, крепкие, чистые, срубы-то
такой толщины, что их никакой мороз не проймет. И печи с ма¬
лую хату величиной, тепло в избах, дрова, да сено припасено, стол

484
Тетрадь седьмая (1930)
и котелок. Да только с морозу сразу войти не велено, раньше за
избой, в безветрии размяться. Детей на сено уложили. Больных
на дровни — и к доктору в поселок повезли. Продовольствие подо¬
спело к вечеру. Ожил народ. Кто дрова заготовляет, кто к колод¬
цу за водой, а колодцы глубокие, мороз воду не проймет. К вечеру
и гармошка в новом поселке залихватски заиграла...»
28 июля.
Гость наш уехал, а я после его рассказов не сплю по ночам, все
мне мерещатся матери с замерзающими младенцами и другие
ужасы. Русский человек не жестокий по натуре, напротив, в нем
всегда преобладала жалостливость к человеку в беде, по своей ли
вине или по воле царского закона.
Каждый коммунист содействует политике советской власти, но
одно дело выполнение добросовестно задания партии и другое
дело недоглядки или, что хуже, издевательство над людьми. Никто
не имеет право морить людей или увеличивать ненужные их стра¬
дания. Сколько детей погибло, а из-за чего? Несобранность, не¬
умелость, тупость и недостаток истинной, коммунистической гу¬
манности... У меня нехорошо на душе. Чувство будто тут и моя
ответственность. Мы, большевики, взяли власть. Мы и отвечаем
перед народом, все целиком, огулом и каждый в одиночку.
Вспоминаю отношение Ленина к политическим врагам, когда
ночью с 24 на 25 октября [917 г.] Красная гвардия штурмовала
Зимний дворец и арестовала заседавших там членов Временного
правительства. Кто-то сказал Ленину, что С. Н. Прокопович* тя¬
жело болен, Ленин отдал распоряжение, чтобы в тюрьме ему дали
теплое одеяло и подушку. Или другой случай: оказалось, что пос¬
ле взятия нами власти, один из виднейших лидеров меньшевиков
Церетелли не бежал, как другие, и все еще был в Петербурге.
Ленин подумал, услышав об этом, и твердо сказал: «Во избежа¬
ние эксцессов найти Церетелли и выслать немедленно под охра¬
ной в Финляндию».
***
Новость для газет и непосвященных кругов: Литвинов назна¬
чен наркомом по иностранным делам. Значит Чичерин формаль¬
но отставлен. На практике это ничего не изменяет, так как Лит¬
винов фактически все эти годы болезни Чичерина (диабет в тя¬
* Писатель-экономист, член Временного правительства.

Осло — Стокгольм
485
желой форме) являлся наркомом, и так его и рассматривали во
всем мире, особенно после его блестящих выступлений в Женеве
на конференции по разоружению. Трения, существовавшие меж¬
ду Максимом Максимовичем и Георгием Васильевичем, закончи¬
лись все же, что и ясно было, победой более точной и ясной линии
внешней политики СССР, т. е. Литвинова.
Чичерин был полезен нам в первые годы советской власти, ког¬
да словами в дипломатических нотах полезно было не все догова¬
ривать. Теперь мы вступили в период, когда мощь Союза и наше
окрепшее положение требуют ясности нашей линии и нечего бо¬
яться выявления водораздела между дружественными и враждеб¬
ными к нам странами. Четкая линия Литвинова в вопросе борь¬
бы с войною — «Единственная гарантия мира — это всеобщее разо¬
ружение» — показатель того, что мы, Союз, настолько сильны,
что можем предложить проводить, защищать новую и очень сме¬
лую международную политику. Ее выразитель — это Литвинов.
Визит эскадры
15 августа.
Первый официальный визит советской военной эскадры в Нор¬
вегию — военно-учебные суда «Аврора» и «Комсомолец». Наме¬
чен заход в три порта: Берген, Осло и Кристиансунн. Но Осло
самое важное, это уже вполне официальный визит. Заход «Авро¬
ры» в Берген в 1924 году носил еще полуофициальный характер.
Я очень радовалась этому визиту нашей эскадры, но, как это бы¬
вает в дипломатической работе, в бочку меда непременно в пос¬
ледний момент попадает ложка дегтя. А именно: незадолго до
визита наших судов произошел неприятный инцидент между нами
и норвежцами в водах архипелага Франца-Иосифа.
Советские суда задержали норвежское китобойное судно «Ис-
бьерн» и погнали другое из того же архипелага. Легко себе пред¬
ставить возмущение норвежцев, которые единодушны в вопросе
права норвежцев промышлять в архипелаге, на который до сих
пор никто в целом не претендовал (русский флаг недавний, с
1914 г., и водружен лишь на одном острове). В стране, где каж¬
дый третий гражданин моряк или рыболов, вопрос о морских во¬
дах и их юрисдикции воспринимается особенно остро и, конечно,
иначе, чем у нас.
Этот инцидент грозит осложнениями, и не момент обострять
отношения с Норвегией, когда переговоры о пакте еще не закон¬

486
Тетрадь седьмая (1930)
чены. Незачем толкать норвежцев в Балтийский блок, о котором
здесь никто не помышляет. Даже реакционный «Моргонпост» за¬
являет, что Балтийский блок их не касается. Хамбро (редактор)
ведь еще не получил «одобрение Лиги Наций» этой идее.
Досадно мне, что визит наших судов совпал с «инцидентом» в
архипелаге, и это омрачило для меня и секретаря Мирного
радость встречи наших моряков. У меня ведь по старой памяти
1917 года особые чувства к военно-морскому флоту и хотелось це¬
ликом отдаться радости встречи.
Но все сошло очень хорошо. Все почести, требуемые офици¬
альным визитом военной эскадры дружественной державы, были
соблюдены полностью. Обмен визитами главнокомандующих, тор¬
жественный завтрак норвежских военно-морских властей нашим
командирам, все в военной форме, на террасе ресторана Фрогне-
ра с его волшебным видом на фиорд и оживленный порт столицы
Норвегии. Торжественные визиты на наши суда норвежских
властей, потом осмотр судов огромным стечением публики, ве¬
чер наших моряков с показом самодеятельности, музыкой и
танцами для широкой публики в городском саду — все это
прошло не только дружественно, но и взывало восторги норвеж¬
цев.
Я устроила ответный обед военно-морским властям, а после
обеда пришли Ниночка Крымова и жена инженера Воробьева,
обе хорошенькие, обаятельно живые, хорошо говорящие по-нор¬
вежски. Начались танцы под граммофон, а я занимала адмирала
и поила нетанцующих пьелтером (виски и сода). Гости не хотели
расходиться, импровизировали ужин и было просто, без принуж¬
дения и очень весело.
Визит судов вполне удался, но инцидент с «Исбьерном» остал¬
ся в силе и после их ухода. Родился вопрос о суверенитете над
архипелагом. Написала обо всем подробно в Москву и прямо зап¬
росила: на что мы готовы идти, чтобы разрешить эту проблему
еще до окончания переговоров о пакте ненападения и согласитель¬
ной комиссии? Но беда в том, что Литвинова нет в Москве.
Для Норвегии главное сохранить право промышлять в водах
архипелага, это важнее теоретического разрешения спора о суве¬
ренитете в ледовитых водах. Но Литвинов считает признание за
Норвегией права промысла в северных водах неприемлемым, это
он утверждал еще в прошлом году по поводу похода нашего ледо¬
кола «Красин» в архипелаг. Замнарком, конечно, не пойдет даль¬
ше наркома и сочтет неприемлемым мое предложение. А я счи¬

Осло — Стокгольм
487
таю, что сейчас, учитывая неблагоприятную для Союза мировую
обстановку, следует предоставить норвежцам право убоя китов и
тюленей в архипелаге и таким образом разрешить эту проблему
дружески и благополучно в пику Швеции с ее «прибалтийским
блоком».
***
Экипаж «Авроры» подарил мне фотоснимок судна с трогатель¬
ной надписью и очень хороший и похожий бронзовый бюст Ста¬
лина. Моряки довольны приемом и мною в частности. «У нас все
еще ходят сказания о вас на флоте, как вы нас вели к победе в
17-м году и какая вы были красивая». Ну, хоть я и не «вела флот
к победе», приятно, что помнят мои выступления на флоте в
17-м году.
***
Сейчас забота о моем сыне (он в Амторге ведет большую рабо¬
ту), а с конца июля Соединенные Штаты открыли форменную
травлю амторговцев, высылают, заподазривают и проч. Тревога
за моего Мишу. Высылка всегда неприятная вещь.
В клинике
2 сентября. Клиника Редэ Корсет (Красного Креста).
Ничего нет удивительного, что я докатилась-таки до клиниче¬
ского заточения после этого нервного, суматошного, напряженно¬
го лета с такими разными событиями и переживаниями, начиная
с невозвращенцев, маячанием все лето между Стокгольмом и
Осло и кончая официальным визитом нашей эскадры со всеми
необходимыми церемониями. И это в самый разгар инцидента в
архипелаге Франца-Иосифа. Но доконало меня, конечно, не это,
а гарантийный пакт.
Ничего нет более депрессирующего в дипломатии, чем срыв
важной задачи, над которой долго поработала. Пакт о взаимном
ненападении, весьма желательный нам пакт, провален после того,
как я полтора года над ним работала и уже достигла, казалось
мне, ясности и договоренности. Как и почему это случилось? Где
вина или кто в сущности виноват? Все ли я предусмотрела, нет ли
здесь моего промаха, вернее, недоучета?
Пока я в этом не разберусь, я не успокоюсь, несмотря ни на
какие таблетки доктора Коппанга. Но медсестра, увидев, что я

488
Тетрадь седьмая (1930)
взялась за бумагу и карандаш, с любезно упрямой улыбкой хочет
все это у меня отобрать.
— Дайте мне полчаса пописать. Я сегодня себя очень хорошо
чувствую, вот только запишу некоторые мысли... Но сестра не¬
умолима.
— Через час будет обход доктора Коппанга, если он разрешит,
все вам дам и пишите себе, а сейчас лечь и спать, спать.
Другого я, впрочем, в клинике ничего и не делаю. Дают сон¬
ные таблетки и я сплю, сплю и сплю круглые сутки.
А случилось это все утром, в тот день, когда я собралась ехать
в Кристиансунн встречать и провожать нашу эскадру, заход ее в
последний норвежский порт. Стала подписывать финансовый от¬
чет и вдруг скатилась с кресла. Вызвали доктора Коппанга, оказа¬
лась адская боль в затылке, рвота и проч. Врач категорически
приказал — немедленно в клинику: «Ничего опасного нет, но ог¬
ромное нервное переутомление, сердце шалит. Покой, покой и
покой, полное отрешение от работы». Вот почему я вместо Крис-
тиансунна нежданно-негаданно очутилась в клинике. Сегодня в
первый раз проснулась со свежей головой, будто вся обновленная,
а кофе, такой он мне показался вкусный, будто дома такого не
пила. Значит, дело идет на поправку. Но пакт провалился. С пак¬
том покончено.
Сестра отнимает карандаш.
3 сентября.
Почему сорвалось? Кто виноват? Вспомню все по порядку.
После того как мы договорились с Мовинкелем о факультатив¬
ном пятом члене и согласительной конвенции (факультатив¬
ность — это мы ему навязали), он понимал, что ни на какой другой
арбитраж мы не пойдем — ни через Лигу наций, ни в Гааге, и так
как ему хотелось связать свое имя с большим международным
актом, он готов был тогда (это было в апреле) принять и такую
согласительную конвенцию как неотъемлемую часть гарантийно¬
го пакта о взаимном ненападении между СССР и Норвегией.
Честолюбие и желание вписать свое имя в историю внешней
политики — это слабость Мовинкеля, я на ней играла. Да и нор¬
вежцы любят выступать на международной арене как блюстите¬
ли интересов мира между народами, если и когда это им самим
ничем не угрожает.
Но, договорившись о самом спорном пункте конвенции (факуль¬
тативном члене), я неожиданно должна была уехать в Стокгольм

Осло — Стокгольм
489
(конец апреля — май), премьер же в связи с выборами, назначен¬
ными на осень, уже начал объезжать страну со своей предвыбор¬
ной агитацией. У либералов было в этом году вполне обоснован¬
ное опасение, что выборы могут не дать снова большинства партии
вёнстре (т. е. либералам). Появилась все растущая в силе и влия¬
нии крестьянская партия, правое крыло которой сливалось с ново¬
явленными в Норвегии фашистами. Теснили либералов и спра¬
ва — консерваторы и бунде (крестьянская партия), слева — соци¬
ал-демократы и коммунисты, разоблачавшие «словесный либера¬
лизм» вёнстре, ничем не проявивших себя в отношении борьбы с
нарастающим фашизмом, пропагандируемым «Теденс Тегном»
и «Афтонпостеном». Но при голосовании пакта в стортинге либе¬
ралов, Рабочей партии и коммунистов большинство за предложен¬
ный норвежским правительством пакт было бы обеспечено. Лишь
бы пакт дошел до обсуждения в парламенте.
Я уехала в Стокгольм спокойная за судьбу пакта. Мовинкель
был оптимистичен и сиял от удовольствия предстоящих торжеств
(юбилей) в Тронхейме, или Нидаросе — старинное название Трон¬
хейма, которое Мовинкель выговаривал с особым смаком и чув¬
ством. Как либерал, он был сторонником введения в Норвегии
старонорвежского языка «ландсмола», существовавшего еще до
присоединения Норвегии к Дании (в средние века). Мовинкель
обещал при возвращении из его предвыборной агитационной по¬
ездки вплотную заняться пактом, и я спокойно поехала в Сток¬
гольм разбирать дела невозвращенцев. Но вернувшись в Осло, я
нашла, что пакт не двинулся с мертвой точки. Текст все еще «уточ¬
нялся» правовым отделом...
Больше сегодня писать не позволено.
Как сорвался пакт
4 сентября.
По утрам разрешено писать «понемногу»; потом заходит на
«короткий срок» либо Мирный (первый секретарь), либо Шарма-
нов (зав. секретной частью) с вопросами и новостями. Все пока в
наших учреждениях идет гладко. Новый торгпред еще осваива¬
ется и не пускает в ход фантазии. Я лежу и думаю, соображаю
все больше, где причины срыва пакта?
В феврале этого года Мовинкель сообщил мне, что если совет¬
ское правительство пойдет на согласительную конвенцию, норвеж¬
ское правительство пойдет на пакт. Кажется, ясно? Еще раз после

490
Тетрадь седьмая (1930)
того, получив разрешение Максима Максимовича на согласитель¬
ную конвенцию, я поставила перед премьером вопрос: «Имеются
ли у него еще какие-нибудь дополнения к тексту самого пакта?».
«Никаких», — отчетливо ответил мне Мовинкель. Чего же еще?
Дело казалось вполне ясно.
Но вспоминая сейчас шаг за шагом наши переговоры, я вспоми¬
наю, что давно, еще в начальной стадии, когда мы с ним сверяли
тексты норвежского правительства и советского правительства о
пакте и согласительной конвенции, Мовинкель выказывал особый
интерес к конвенции, а когда я настаивала на сверке текста пак¬
та, он небрежно ответил, что это «успеется»: «Cela nous interesse
рейх, nous ne sommes pas la Turquie et nous n’avons aucun motif
d’entrer en guerre avec FURSS»*. Это было сказано в шутливой
форме, я понимала и без этого, что для Норвегии всего важнее
согласительная конвенция, особенно в связи с вопросом об архи¬
пелаге.
Когда летом проблема архипелага Франца-Иосифа обострилась
и о ней зашумела норвежская общественность, я удивлялась за¬
тяжке вопроса о пакте и конвенции. Замминистра Эсмарк уверял
меня, что над текстом работают, но пакт встречает сильное со¬
противление консерваторов, и премьер пускает в ход «всю свою
гибкую дипломатию», чтобы ослабить сопротивление. Эсмарк
утверждал то, что я уже сама знаю, что Мовинкель заинтересо¬
ван в заключении пакта с нами, утверждающего его политику
пацифизма.
Премьер, вернувшись из новой предвыборной поездки по стра¬
не, принял меня, и тогда я почувствовала какую-то скрытность,
вернее, двойственность настроения в отношении пакта. Вопрос
архипелага за лето принимал все более серьезный характер. Наши
права на архипелаг оспоримы, но и другими державами не при¬
знан над ним суверенитет Норвегии. Факт же оккупации Совет¬
ским Союзом налицо: поход туда ледокола «Красин» в 1928 году
(без протестов с чьей-либо стороны), затем заход туда же и стоян¬
ка советского судна «Седов» в 1929 году. Наконец, водружение
русского флага на одном из островов архипелага еще в 14-м году,
тоже не породившее протестов.
Конвенция, особенно после захвата нами норвежских судов в
архипелаге этим летом, — это, конечно, козырь в руках премье¬
* «Это нас мало интересует, мы не Турция, и у нас нет никаких оснований
вступить в войну с СССР» (франц.). - Прим. ред.

Осло — Стокгольм
491
ра, особенно перед выборами. Мощные общества китобоев и зве¬
робоев поддержат за это либералов и Мовинкель останется пре¬
мьером. Другое дело пакт с Союзом в тот момент, когда во всех
странах развязана эта чудовищная кампания против нас.
Консерваторы не хотят пакта по двум причинам: нечего Нор¬
вегии искать дружбы с большевиками, и весьма удобно, именно
выступая против пакта, дать бой либералам во время выборов и
помешать переизбранию Мовинкеля. Вот где причина двойствен¬
ных настроений премьера. Но когда я заявила ему, что получила
агреман от шведов, Мовинкель явно огорчился: «У нас же еще не
разрешены самые жизненно важные вопросы. Я так хотел, чтобы
подписание пакта вами и мною явилось бы достойным заверше¬
нием нашего многолетнего и приятного сотрудничества». Потом
он долго сетовал на козни и препятствия хейре (т. е. консервато¬
ров), без чего пакт давно бы был подписан: «Мы малая страна, но
мы всегда шли навстречу пожеланиям СССР. И мы еще в 21-м
году подписали с вами торговый договор, когда ни Англия, ни
Франция с вами не разговаривали. Почему же теперь мосье Лит¬
винов нас обижает и отнимает вас у нас в такой серьезный мо¬
мент? Мы не можем вас отпустить, пока пакт не закончен».
Озабоченность моим переводом при незаконченных перегово¬
рах была очевидна. Сам Мовинкель вскоре собирался на Ассамб¬
лею в Женеву и потому просил меня передать Литвинову, чтобы
мое назначение в Швецию не состоялось до его возвращения из
Женевы, еще до выборов в Норвегии. Но ответ Литвинова был
категоричный: он считал несовместимым с престижем Союза за¬
держать мою переброску в Швецию из-за затяжки переговоров
по вине самих норвежцев.
Эсмарк обещал посодействовать скорейшему разрешению воп¬
роса о пакте тем более, что шумиха с захватом норвежского суд¬
на «Исбьерн» принимала все большие размеры. И нам, и норвеж¬
ским либералам это невыгодно. И вдруг, как раз в напряженные
дни прихода советской эскадры, новая беда. Москва выдвигает
новое требование: выделение согласительной конвенции в секрет¬
ный протокол. Подпись замнаркома, Максим Максимович в от¬
пуске. У меня голова пошла кругом, что теперь делать? Эсмарк
как раз сообщил, что тексты готовы и Мовинкель будет в Осло в
пятницу, вероятно, чтобы на пятничном совещании кабинета про¬
вести пакт.
Для меня ясно, что норвежцы никогда не согласятся именно
согласительную конвенцию засекретить, — это козырь либералов

492
Тетрадь седьмая (1930)
в данный момент. Если против пакта с нами имеется сильное со¬
противление, то роль арбитража склонить общественное мнение
в пользу пакта. Откуда взялся этот секретный протокол? Лихора¬
дочно пересматриваем с Мирным все письма и телеграммы Лит¬
винова со дня возникновения вопроса о конвенции. Нигде ни сло¬
ва о «секретном протоколе».
Мовинкель приезжает к пятничному кабинету, бросая свою
агитацию в верном либералам округе Мерфюльке. Я прошу ауди¬
енции. Встречает меня Эсмарк. При всей его всегдашней выдер¬
жанности он кажется мне особенно приветливым. Все тексты го¬
товы, если я хочу еще раз их пересмотреть, он вызовет Андворда
и я могу тут же внести корректурные поправки, если потребует¬
ся. Но я ошарашиваю Эмарка моим неожиданным заявлением,
что у Москвы имеется новое требование: секретный протокол кон¬
венции*. Невозмутимый и выдержанный Эсмарк не сразу пони¬
мает меня. Я вынуждена объяснять и приискивать мотивы, но,
поняв в чем дело, Эсмарк срывается с места и скрывается за две¬
рью кабинета Мовинкеля. Меня долго оставляют одну в кабинете
Эсмарка (очевидно, совещаются). Наконец, Эсмарк просит прой¬
ти в кабинет премьера.
Мовинкель встает с трудом, опираясь на трость (ревматизм):
«Мадам Коллонтай, Эсмарк говорит, что ваше правительство выд¬
винуло новое требование: выделение конвенции в секретный про¬
токол. Это меня ставит в очень неприятное положение. Рассмот¬
рение результатов наших с вами переговоров стоит в порядке
дня заседания кабинета. Но политика всегда полна неожидан¬
ностей, — добавляет Мовинкель, и я удивилась его спокойному,
почти добродушному тону. — Снять вопрос с порядка дня, значит,
повредить переговорам в глазах кабинета. Мадам Коллонтай, я
поставлен в очень неудобное положение, но сделаю, что могу».
Что же теперь будет? Гадаем весь день с Мирным, но руки
наши связаны, остается одно — ждать.
Вспоминаю, что на прощание Мовинкель спросил меня:
— Таким образом, советское правительство выделением согла¬
сительной конвенции из пакта идет на формальное отделение
одного от другого? До сих пор вы твердо настаивали, что конвен¬
ция (по статье второй) лишь неотъемлемая часть пакта.
* Я забросала замнаркома телеграммами за эти дни, прося снять новое
требование. Но Москва по неизвестным мне причинам категорически требовала
секретности.

Осло — Стокгольм
493
Я возразила, что мы так и теперь рассматриваем конвенцию,
как неотъемлемую часть пакта.
— Но ведь пакт не будет секретный, а секретность протокола
конвенции фактически отделяет ее от пакта. Но сделаю сегодня,
что могу. Рассмотрим на совете и эту новую комбинацию.
Это заявление меня обеспокоило. Не взять ли назад пакт и кон¬
венцию? Но на это нет санкции Москвы...
На другое утро радостно-любезное сообщение по телефону
Эсмарка, что кабинет министров заседал под председательством
короля и наш текст принят целиком: «Могу вас поздравить. В пун¬
кте 11-м есть чисто редакционная поправка, зайдите в правовой
отдел к Андворду и санкционируйте». Я стрелой помчалась на
Виктория-террасу.
Андворд предлагает мне подписанный королем и Мовинкелем
текст конвенции. Я прошу текст пакта и к моему удивлению и
возмущению узнаю, что кабинет пакта не рассматривал, постано¬
вив его рассмотреть после выборов и приняв лишь «Согласитель¬
ную конвенцию».
— Но зато, — говорит Андворд в виде утешения, — целиком в
вашей редакции, не внеся ни единой поправки. Премьер мастер¬
ски провел этот весьма колючий вопрос.
— Но мое правительство никогда не примет конвенции без пак¬
та. Их нельзя разъединять.
— Вы сами это пожелали, внеся предложение о секретном про¬
токоле. Кабинет готов и на секретный протокол.
Но я уже не слушала Андворда.
— Мы никогда, никогда не пойдем на конвенцию без пакта. И я
не ожидала никогда, чтобы норвежское правительство сыграло
со мною такую «ломске» (вероломную) историю. До свидания.
И я убежала из МИДа с чувством досады, возмущения и
боли*...
Международная ситуация
6 сентября.
Не писала вчера. Накануне, по-видимому, перешла предел доз¬
воленного и к вечеру чувствовала себя хуже. Вчера отдыхала, и
сегодня я готова хоть в полпредство, но доктор Коппанг невозму¬
* В послевоенные годы я встречала Андворда послом Норвегии в Москве. Но
мы никогда не вспоминали той сцены. — Прим. 1948 г.

494
Тетрадь седьмая (1930)
тимо твердит: «Еще одна неделя и вы выйдете помолодевшей на
двадцать лет».
Чем больше ищу причину срыва пакта, тем мне яснее, что ос¬
новная вина — это крайне неблагоприятная для нас международ¬
ная ситуация. Мы снова одиноки и изолированы, как были в пер¬
вые годы революции.
Казалось, что с Великобританией отношения прочнее и лучше
сейчас, в 1930 году. Макдональду14 это надо перед рабочими мас¬
сами, где наш престиж сильно поднялся и выросли симпатии к
трудовой, советской республике. Мы делаем сейчас крупные за¬
казы в Англии. Конфликт 1927 года (налет на АРКОС и проч.)
будто изжит и забыт, как всегда бывает, когда страны друг в дру¬
ге начинают нуждаться. Макдональд ищет нас в традиционной
политике Англии — равновесие в Европе. Но тут Советский Союз
задел самое уязвимое место Великобритании: наши крепнущие
хорошие отношения с Японией и нечто еще более серьезное, а
именно «Советский Китай». СССР оказывается куда опаснее для
«владычицы морей» на Востоке, чем царская Россия. Политика
дружбы с Советским Союзом имеет определенные пределы, и то,
что намечалось еще весной этого года, уже ушло в область поли¬
тических воспоминаний и мечтаний. И в Англии побеждает не
Макдональд, а испытанная фаланга старых консерваторов.
А Индия? Вся она — взбаламученное море трехсотмиллионно¬
го народа, борющегося против владычества Англии. И лозунги их
вполне ленинско-большевистские: освобождение зависимого коло¬
ниального народа от грабительства империалистической полити¬
ки, самоопределение, независимость. Разумеется, англичане ста¬
раются усмотреть в этом «интриги» и работу советской политики.
К сожалению, наши руки туда не достали, но морально и духовно
мы целиком с народом Индии, стремящимся сбросить многовеко¬
вое иго. Норвежцев интересует борьба Индии за свою независи¬
мость. Здесь жив еще дух борьбы за свободу со времени отделе¬
ния от Швеции. Левые издательства печатают книги об Индии, и
норвежская Рабочая партия принимает резолюции и посылает со¬
чувствующие письма борцам за свободу. Кто такой Неру?
Восток — вот что крепкой стеной отделяет от нас Англию и
чего Макдональд не может переварить. Большевиков надо дер¬
жать под непрерывной опаской новых интервенций не в Европе,
так в Азии, надо занимать их умы проблемами войны, а то они
«начинают наглеть».
Недавно у нового английского посланника был вечер-прием. Вся

Осло — Стокгольм
495
норвежская дворцовая знать и заядлые советофобы с Хамбро во
главе. Надо было видеть, как этот холодный, сухопарый чинов¬
ник с Даунинг-стрит любезничал с норвежцами и как они каза¬
лись этим польщенными.
Франция? С ней отношения у нас особенно натянутые, и это
несмотря на то, что мы два раза участвовали в конференции по
разоружению в Женеве и что выступления Литвинова и предло¬
жения СССР на конференции гремели на весь мир своей обду¬
манностью, эффективностью и искренностью. Старая Антанта
продолжает пакостить нам через Лигу Наций, и это несмотря на
то, что «за кулисами» Барту15 и его приверженцы хотят нашего
вхождения в Лигу Наций.
У французского обывателя сильно повредило нам «кутеповское
дело». Белогвардейцы подняли голову и работают против нас от¬
крыто в Париже. Наш полпред Довгалевский сидит на рю де Гре-
нель, как в осажденной крепости. Там настроение против СССР
куда хуже, чем даже было против нас весной в Швеции.
О Соединенных Штатах говорить не приходится. Политика
Кулиджа1б-Гувера17 с их искусственно раздутым «просперити» дает
ужасающие для народа результаты. Такого кризиса мир еще не
видал. Конечно, правящие круги — реакционеры Америки — все
сваливают на нас: «русская политика демпинга», «в советском го¬
сударстве используют труд неоплачиваемых каторжников, отсю¬
да мировой рынок заполнен дешевым, второсортным русским то¬
варом, но он конкурирует с американским и своей дешевизной
выбивает товар made in America». Дешевая демагогия, подкреп¬
ляемая всякой иной ложью. Факт кризиса налицо, и это решает
дело. А мы теряем симпатии американского народа... Пока рес¬
публиканцы у власти, нет надежды на сокращение безработицы
и эффективную борьбу с кризисом. Но нет надежды и на улучше¬
ние отношений Москвы с Вашингтоном...
Картина Германии ясна: не вижу той внутренней силы, кото¬
рая сможет в Германии задержать нацизм. Политика нацистов —
это шовинизм доведенной до предела страны, проигравшей вой¬
ну. Это смесь отчаяния, уязвленного патриотизма немцев и жела¬
ния поверить в новую силу, новую форму политики, которая спа¬
сет Германию и поведет ее к отмщению и победе. Это не реван¬
шизм французов 1870-х годов, это, скорее, Sturm und Drang, пси¬
хология времени Шиллера и Гете после шести лет оккупации Гер¬
мании Наполеоном, но в извращенном аспекте дошедшего до не¬
врастении народа, потерявшего веру в себя и готового идти за еще

496
Тетрадь седьмая (1930)
вчера неизвестным фюрером, раз он обещает не только восста¬
новление чести Германии, но и новые завоевания, легкий и про¬
стой завоевательный поход на Восток.
Гитлер — это фигура путча 23-года тревожит умы не только в
Германии. «Майн Кампф» красуется в витринах лучших книж¬
ных магазинов и здесь, и в Стокгольме. Оголтелая агрессивная
политика нацистов возбуждает у норвежцев скептическую улыб¬
ку. Но туристы, охотно посещающие Италию, расхваливают «по¬
рядок», какой Муссолини и фашисты ввели в Италии: поезда хо¬
дят с точностью до минуты, болота под Римом дренированы и
перестали быть источником малярии, ведутся раскопки древ¬
него Рима и реставрация Италии эпохи Возрождения. Италия ста¬
новится промышленной. В отелях чистота, центральное отопле¬
ние зимой и рефрижераторы летом. Одним словом — рай!
И это насадил убийца Матеотти18 и вождь коричневых рубашеч-
ников...
Не видят, не понимают скандинавские народы всю опасность
этих диктаторов в Италии и Германии?.. Редактор Томессен про¬
поведует, что есть разница между нацизмом и фашизмом. Нем¬
цев здесь не любят, а Муссолини и Италию даже либералы гото¬
вы принять, особенно перед лицом все разрастающегося кризиса.
Авось фашизм имеет чудодейственный рецепт приостановить эту
заразу, не допустить ее в Норвегию?
★ ★★
Мы только что заключили сделку на 54 тысячи тонн на¬
шей ржи. В хозяйственных расчетах политика еще не всегда ре¬
шает.
7 сентября.
На днях на острове Квите нашли остатки экспедиции шведа
Андре19. Он погиб 33 года назад. Будь в то время воздухоплава¬
ние! Читаю о его экспедиции — как все это наивно и технически
примитивно. Сейчас к услугам экспедиций и радио, и самолеты.
Коста пролетел из Франции в Нью-Йорк. И это уже не сенсация.
Норвежец Бернт Бальхен намерен в 12 дней облететь земной шар.
Фирма «Фарман» дает ему и аэроплан, и деньги. А Эми Джон¬
сон? Эта чудесная, отважная летчица! Да, это новый тип! Из Анг¬
лии через океаны одна в Австралию. Одна против всех стихий.
Как птица! Но и птицы над морями летят стаей.
Воздух завоеван.

Осло — Стокгольм
497
Прощаюсь с Норвегией
8 сентября. Клиника.
Вечер. Душисто-летний. Нет, лето еще не ушло, оно догорает.
Я обожаю эти дни угасающего лета с теплыми, звездными ноча¬
ми, с особо сладкой перезревающей малиной, с пестротой цветов
в садах и улыбкой бодрости и ожидания у всех, кто после каникул
вернулся в город, на работу, на учебу.
Особенно хорошо в эти дни на Карл Йохане, где вдруг после
летнего безлюдья — оживление и толчея, смех и возгласы: «Nei,
men god dag da!»*. А эта студенческая молодежь, первокурсники,
которые так гордятся своими черными студенческими фуражка¬
ми и стаями вьются перед университетом, возле павильона с му¬
зыкой. «Поглядите на нас, мы теперь в этом году уже взрослые!».
Хорошенькие стройные, цветущие девушки улыбаются загоре¬
лыми лицами и сверкают зубами... В кафе «Аллиансе» уже не
достанешь места для чашки кофе с пирожными. Солидные по
возрасту господа, но такие стройные фигуры и красивая поход¬
ка — результат спорта, останавливаются у книжного магазина Кам-
мермейера и ищут на окнах новинки.
Гляжу я из окна клинической комнаты. Обыкновенный боль¬
ничный садик, но как содержится! Газон — будто зеленый бархат.
Цветут розы. Кусты загораживают от улицы. В прорывах между
деревьями вижу Габельсгаде. Все новенькие, аккуратные дома с
балконами. Недавно тут был пустырь. Осло выросло на моих гла¬
зах. Был таким провинциальным, самобытным тогда, когда я в
15-м году впервые увидела его. Деревянные домики с крылечка¬
ми и лестницей наружу. Березовая аллея к Майорстуэну. Чистень¬
кая, скромная, деревянная станция электрички, ведущей в горы.
Зимой, особенно в воскресный день, прямо на сахарно-белом сне¬
гу вилась лента лыжников всех возрастов. Пестрые шарфы, тол¬
стые, короткие юбки (брюк женщины тогда не носили), вязанные
джемперы или виндякены**, шерстяные шапочки. И смеющиеся
лица счастливых лыжников, предвкушающих солнце, снег, голу¬
бое небо и несравнимо вкусный воздух. Сейчас Майорстуэн пере¬
строен. Банально-скучный вокзал. Бетон и стекло. Лыжники ждут
очереди для посадки на бетонной платформе, не на снегу, похо¬
жем на сахар.
* «Добрый день!» (норв.). — Прим. ред.
** Ветровки. — Прим. ред.

498
Тетрадь седьмая (1930)
Христиания Ибсена — Бьёрнсона (а я еще застала ее) ушла в
историю. Сейчас это уже не Христиания, а Осло. Дома — модерн.
Нет прежней самобытности. Исчезают симпатичные, кривые, про¬
винциальные улички с садами, где весной пышно цвели сирени,
как у Индустригаде или профессора Дальсгаде. Исчезают дере¬
вянные особнячки под старонорвежский стиль. Нет больше оте¬
ля-ресторана «Виктория», которым гордились 15 лет тому назад и
говорили: хотя новый «Гранд-отель» и шикарнее, но «Викто¬
рия» — «finare» (был изящнее). Я любила Христианию в годы по¬
литэмиграции.
Под боком, в двух шагах от моей клиники, пансион «Риц».
Оттуда в эти сгущающиеся сумерки бегут ко мне тени других,
тоже уже прошлых лет. Люди, сцены, переживания первых лет
дипработы.
«Partir, c’est mourir un peu»*. Я уеду, а колесо жизни здесь бу¬
дет вращаться по-обычному. Выпадает из общей картины жизни
Осло лишь одна фигура, маленькая, но всегда заметная — пред¬
ставителя Советского государства... И газетам уже нечего будет
писать о фру министер, ни плохого, ни хорошего. Это странно.
Это как-то непонятно.
Будут премьеры в Национальном театре. Как всегда оживлен¬
ные, полные ожидания. В первом ряду Мовинкель с женой. Бар¬
бара Ринг, Серенсен, редактор Скавланд, профессор Буль, Карл
Монрад — весь цвет интеллигенции. Но я уже не буду сидеть
рядом с Ракель Грепп. Будут чудесные концерты в «Ауле», где
не наглядишься на фрески Мунка. Будет первое мая. Будет
открытие стортинга... Все без меня. Я буду в чужом мне Сток¬
гольме.
По вечерам будут зажигаться огни на Экерберге и небо будет
играть вакханалией красок. Кто-то другой, не я, будет любовать¬
ся на них из Слотспаркена. Зимой, в воскресный день, все Осло
будет спешить по снегу на лыжах к Воксенколлену, на Фрогнер...
Пойдет ли с ними новый полпред?
А чудесный, особенно сейчас под осень Фрогнерпарк с его ви¬
дом на горы? А фиорд с его бабочками-парусниками в летний ве¬
чер? А лыжные прыжки на Хольменколлене под горячим мар¬
товским солнцем? А Фолькетсхус, где столько пережито в годы
эмиграции? Здесь в Христиании — Осло я познала, что такое «пре¬
одолеть и достигать». Здесь я крепко дралась и побеждала. Здесь
* «Расставание — это немного похоже на смерть» (франц). — Прим. ред.

Осло — Стокгольм
499
и догорели последние дни моей личной жизни (брака с Пав¬
лом Д.).
Прощай Христиания! Прощаясь с тобою, Осло, я зову тебя пре¬
жним, милым мне именем.
* * *
Нет, они, люди из буржуазных стран, — они нас просто не по¬
нимают. Не могут понять. Я это чувствую даже среди тех, кто
сравнительно близок к нам. Они близоруки и слепы. Они знают
лишь все то жестокое, неизбежное, что творится с нами. Но что в
Союзе бурно, стихийно складывается социалистический уклад -
этого они просто не могут вместить. Новая форма производства,
охватывающая сейчас земельное хозяйство, новый быт, новые по¬
нятия, новый, совсем новый тип человека — этого они не видят, и
этот человек им чужд с их мерилом буржуазной идеологии.
Я вижу это новое, сильное, бодрое, волевое. И именно поэтому
я должна тянуть свою лямку полпреда, потому что сейчас именно
здесь мои силы нужны. Уйти — значило бы отречься от возможно¬
сти осуществлять на деле то, к чему готовила силы всю жизнь.
Мои силы идут сейчас на нужное Союзу и социализму дело.
И нечего рваться в Союз к «письменному столу».
Последние дни
72 сентября.
Завтра возвращаюсь в полпредство. Клиника все же была очень
полезна, я свежа и полна накопленных сил, для новых задач в
Швеции. И на душе у меня ни горечи на норвежцев, ни грусти, а
какое-то просветленное чувство радости бытия и сил, трудности
не пугают. Любопытно все новое, что ждет в Швеции. Одним сло¬
вом, «тысячу раз спасибо» доктору Коппангу.
Москва приняла наше сообщение о срыве пакта спокойно-рав¬
нодушно. Там заняты другими делами, более важными, чем ма¬
ленькая Норвегия. Дали указание заявить, что мы подпишем кон¬
венцию только вместе с пактом, неотъемлемую часть которого
она составляет. Конвенция одна нас не интересует, что норвеж¬
ское правительство прекрасно знало. Это заявление я поручила
сделать первому секретарю. Мовинкель в Женеве на Ассамблее
Лиги наций, значит, пусть сделает заявление Эсмарку, так оно и
лучше.
Теперь остается сделать минимальное число официальных и

500
Тетрадь седьмая (1930)
дружеских визитов, вручить королю отзывные грамоты и «айда в
Швецию». Беру с собою Пину Васильевну (личного секретаря) и
повариху Анну Ивановну. Пусть поразит шведов тонко приготов¬
ленными русскими блюдами, но перефасоненными на француз¬
ский лад (по моей инспирации). Здесь о наших обедах пишут ди¬
фирамбы в бульварной прессе и наш обед с миниатюрными «патэ»
(слоеными пирожками) служит предметом зависти дипломатичес¬
ких дам и хозяек-норвежек.
23 октября.
Доживаю последние дни в Норвегии. В доме идет укладка моих
личных вещей: мексиканских сарапи и статуэток из воска, порт¬
ретов разных времен, картин маслом, книг и моих рукописей.
Ежедневно беседы с новым торгпредом — стараюсь передать ему
весь свой опыт, связи, характеристики людей. Мирный, естест¬
венно, доволен остаться хозяином и уже планирует, какую комна¬
ту займет лично для себя. А мои двое любимых сотрудников -
П. Г. Шарманов и Нина Крымова — уехали уже совсем в Москву,
на их место едут другие.
Вышли как-то мы с Ниночкой вечером в наш палисадничек
перед домом. Ночь совсем летняя и тепло-бархатная, будто мос¬
ковская. Полпредство все освещено, окна широко открыты, хрус¬
тальные люстры ярко горят, освещая нарядные гостиные нашего
представительства. Дом такой изящный, наряднее чем днем, эти
ярко освещенные окна и колеблющиеся тени кленов на фоне бе¬
лых стен. Стеклянная веранда, цветы на выступе и ярко пунцовая
герань на балконе.
— Ниночка, посмотрите, как красиво! И какой дом выразитель¬
ный, видно, что в нем жили люди счастливые и творческие. Мы с
вами не забудем этот вечер и этот красивый облик до театрально¬
сти красивого вечера, правда?
Мы поцеловались с Ниной и без слов пожелали друг другу сча¬
стья на новом пути жизни.
**★
Отзывные грамоты передала королю. Церемония простая и
быстрая. Поблагодарила короля, а он меня за приятное сотрудни¬
чество многих лет, пожелали развития добрососедских отноше¬
ний между нашими странами, но ни слова о пакте*.
* В 1946 г. король Хокон VII наградил меня высшим норвежским орденом
Святого Олафа с лентой. — Прим. 1948 г.

Осло — Стокгольм
501
Все официальные или интимные прощальные обеды отклони¬
ла, ссылаясь на свое нездоровье (все знают, что я была в клини¬
ке). Сделала для самых близких друзей, чисто личных, и здеш¬
них коммунистов прием-чай и этим ограничила церемонию про¬
щания с Норвегией. Билеты заказаны, визы получены и 26 октяб¬
ря в путь. Что-то ждет на новом посту?
Но хорошо то, что Стокгольм на целые сутки ближе к Москве
и телеграммы идут скорее. А телефонной связи с Москвой там
нет. Добьюсь первым делом.

ПРИМЕЧАНИЯ
Тетрадь первая
1. Чичерин Георгий Васильевич (1872—1936) — советский партийный и
государственный деятель. Участник революционного движения, член
РСДРП с 1905 г. Находясь в эмиграции, был секретарем Заграничного
бюро партии, активно содействовал Коллонтай в организации лекций в
разных странах Европы. В 1917 г. один из организаторов возвращения
политэмигрантов в Россию. После Октябрьской революции вступил в члены
большевистской партии. В 1918—1930 гг. народный комиссар по иностран¬
ным делам РСФСР, СССР. Подписал Брест-Литовский мир, был руково¬
дителем советских делегаций на Генуэзской (1922), Лозаннской (1922-
1923) международных конференциях.
2. Брест-Литовский мир заключен 3 марта 1918 г. между Советской
Россией, с одной стороны, и Германией, Австро-Венгрией, Болгарией,
Турцией, с другой. Германия аннексировала Польшу, Прибалтику, часть
Белоруссии и Закавказья. Россия вышла из первой мировой войны и
получила передышку для упрочения советского государства. Аннулиро¬
ван правительством РСФСР 13 ноября 1918 г.
3. Левый Циммервальд — объединение революционных социалистов,
созданное В. И. Лениным на Международной социалистической конфе¬
ренции в Циммервальде (Швейцария) 3—8 сентября 1915 г. Конференция
выступила против продолжения мировой войны. В отличие от большин¬
ства участников конференции Ленин и ряд левых делегатов предлагали
революционный путь выхода из войны.
4. Генуэзская конференция (10 апреля—19 мая 1922 г.) была посвящена
экономическим и финансовым вопросам. В ее работе участвовали 29
стран и 5 британских доминионов. Делегация РСФСР отвергла претензии
капиталистических государств о возвращении долгов царского правитель¬
ства и выдвинула контрпретензии о возмещении Советской России убыт¬
ков, причиненных иностранной интервенцией и блокадой. По основным
вопросам конференция не достигла компромисса. Советская делегация
внесла также предложение о всеобщем разоружении, которое не было
поддержано делегатами капиталистических стран.
5. Рапалльский договор между Советской Россией и Германией подпи¬
сан 16 апреля 1922 г. в период работы Генуэзской конференции. Между

Тетрадь первая
503
двумя странами были установлены дипломатические отношения и торго¬
во-экономические связи. Договор означал прорыв политической и эконо¬
мической блокады Советской России.
6. Апрельские тезисы Ленина — тезисы доклада «О задачах пролета¬
риата в данной революции», с которым Ленин выступил 4 (17) апреля
1917 г. в Петрограде. В тезисах излагался план борьбы большевистской
партии за перерастание буржуазно-демократической революции в России
в социалистическую. Проект тезисов, содержащихся в статьях «Письма
издалека», Коллонтай, возвращаясь из эмиграции, привезла в Петербург
по поручению Ленина для передачи в «Правду».
7. VI съезд РСДРП(б) проходил 26 июля—3 августа (8—16 августа)
1917 г. в Петрограде. В его работе приняли участие 287 делегатов, пред¬
ставлявших 240 тыс. членов большевистской партии. Съезд взял курс на
подготовку вооруженного восстания против Временного правительства.
Коллонтай, находившаяся в период работы съезда в тюрьме, была избра¬
на членом Центрального комитета партии.
8. Речь идет о супружеской жизни Коллонтай со вторым мужем —
Павлом Ефимовичем Дыбенко (1889—1938) — революционером, матросом
Балтийского флота, видным военачальником Красной армии. В 1918 г.
между ними должно было состояться заключение первого в стране граж¬
данского брака. Они подали заявление, но по заданию партии им при¬
шлось срочно разъехаться а разные районы. Брачное свидетельство они
так и не получили. В 1922 г. Коллонтай и Дыбенко расстались. Этот
разрыв послужил одной из причин просьбы Коллонтай направить ее на
работу на Дальний Восток или за пределы страны.
9. Шадурская Зоя Леонидовна (1873—1939) — близкая подруга Коллон¬
тай с детских лет, по профессии экономист, переводчица, искусствовед,
редактор. В революционном движении с 1905 г., работала в Союзе метал¬
листов в Петрограде, Народном комиссариате продовольствия, Коминтер¬
не, в советских торгпредствах в Германии, Франции, Швеции, Торговой
палате в Москве, в редакции Большой Советской Энциклопедии.
10. По всей вероятности, речь идет о статье «Письма к трудящейся
молодежи», опубликованной в журнале «Молодая гвардия» в Nq 2 и 3 за
1923 г.
11. Маннергейм Карл Густав (1867—1951) — барон, фельдмаршал Фин¬
ляндии (1933), главнокомандующий финской армией в войнах с Совет¬
ским Союзом в 1940—1941 и 1941—1944 гг., создатель системы военных
укреплений на Карельском перешейке вдоль границ СССР («Линия Ман¬
нергейм а»). В 1944—1946 гг. — президент Финляндии.
12. Книга Коллонтай «Жизнь финляндских рабочих. Экономическое
исследование» вышла в свет в 1903 г. Это была обобщающая работа,
основанная на многолетнем сборе широких статистических материалов.
13. Центробалт (Центральный комитет Балтийского флота) — высший
выборный орган всех флотских комитетов (апрель 1917 — февраль 1918).
Сыграл большую роль в Октябрьской революции, в разгроме мяте¬
жа Керенского—Краснова. Председателем Центробалта был большевик
П. Е. Дыбенко.

504
Примечания
14. Сирола (Сирен) Юрьё Элиас (1876—1936) — один из основателей
Коммунистической партии Финляндии (1918), член революционного пра¬
вительства Финляндии в 1918 г.
15. Куусинен Отто Вильгельмович (1881—1964) — деятель международ¬
ного коммунистического и рабочего движения. В 1911—1917 гг. — предсе¬
датель исполкома Социал-демократической партии Финляндии, один из
руководителей революции в Финляндии в 1918 г. В 1921—1939 гг. секре¬
тарь ИККИ. В дальнейшем — государственный и партийный деятель
СССР.
16. Нансен Фритьоф (1861—1930) — писатель, норвежский исследова¬
тель Арктики, почетный член Петербургской академии наук (1898). В
1888 г. первым пересек Гренландию на лыжах, в 1893—1896 гг. руководил
экспедицией на судне «Фрам». В 1920—1921 гг. — верховный комиссар
Лиги Наций по делам военнопленных, в 1921—1923 гг. один из организа¬
торов помощи голодающим Поволжья. Лауреат Нобелевской премии мира.
Глава комиссии по репатриации армян-беженцев в Советскую Россию из
Турции.
17. Войков Петр Лазаревич (1888—1927) — полпред СССР в Польше с
1924 г. Убит белогвардейцем Кавердой.
18. Ганецкий (Фюрстенберг) Яков Станиславович (1879—1937) — дея¬
тель польского и русского революционного движения. С 1920 г. на дип¬
ломатической работе, член коллегии Наркоминдела.
19. Красин Леонид Борисович (1870—1926) — советский партийный
и государственный деятель, дипломат. В революционном движении с
1890-х годов, в революции 1905—1907 гг. — руководитель боевой техничес¬
кой группы ЦК РСДРП. В 1918 г. член Высшего совета народного хозяй¬
ства, нарком торговли и промышленности. В 1919 г. нарком путей сооб¬
щения. С 1920 г. нарком внешней торговли, одновременно полпред и
торгпред в Англии, с 1924 г. — во Франции.
20. Андреева (Юрковская) Мария Федоровна (1868—1953) — русская
актриса. На сцене с 1894 г., в 1898—1905 гг. в Московском художественном
театре. Одна из основателей и артистка Большого драматического театра
в Петрограде. Гражданская жена А. М. Горького. Эмигрировала с ним
в 1906 г., вернулась в Россию после разрыва с Горьким в 1913 г.
21. Суриц Яков Захарович (1882—1952) — участник революционного
движения в России, советский дипломат. На дипломатической работе с
1918 г., в 1922—1923 гг. советский представитель в Норвегии, в 1923—
1934 гг. — полпред в Турции, в 1934—1937 гг. — в Германии, в 1937—
1940 гг. — во Франции.
22. Керженцев Платон Михайлович (1881—1940) — советский государ¬
ственный и партийный деятель, историк, журналист. Участник револю¬
ционного движения с 1904 г., сотрудничал в большевистских газе¬
тах «Звезда» и «Правда». В 1921—1923 гг. — полпред в Швеции, 1925—
1926 гг. — в Италии.
23. Речь идет о совещании представителей Циммервальдского объеди¬
нения, которое состоялось 3—4 июля 1917 г. в Стокгольме. От партии
большевиков в нем участвовали А. М. Коллонтай и В. В. Воровский.

Тетрадь первая
505
Совещание должно было рассмотреть вопросы предстоящей третьей кон¬
ференции участников Циммервальдского движения. Делегаты ЦК
РСДРП(6) в соответствии с указаниями Ленина заявили, что они выходят
из Циммервальдского объединения и созывают конференцию левых.
24. Июльские дни 1917 г. — политический кризис в России, возникший
после провала наступления русских войск на фронте. 3(16) июля состоя¬
лись стихийные демонстрации солдат, матросов, рабочих под лозунгом
«Вся власть Советам!» ЦК и Петербургский комитет большевистской
партии решили возглавить выступления, придав им мирный характер.
4(17) июля по приказу Временного правительства мирная демонстрация
была расстреляна. На следующий день начались аресты и разоружения
рабочих и революционных солдат. Партия большевиков была запрещена,
7(20) июля принято постановление об аресте Ленина. По возвращению из
Стокгольма была арестована и посажена в тюрьму Коллонтай. Июльские
дни 1917 г. завершили процесс мирного развития революции. РСДРП(б)
взяла курс на подготовку вооруженного восстания.
25. ИККИ — Исполнительный комитет Коммунистического Интерна¬
ционала (Коминтерна) (1919—1943), руководящий орган в период между
конгрессами Коминтерна, избиравшийся на международных конгрессах
из представителей коммунистических партий разных стран.
26. Миллер Евгений Карлович (1867—1937), — генерал-лейтенант, один
из руководителей контрреволюции в годы гражданской войны в России.
После высадки интервентов на севере России в 1919 г. — генерал-губер¬
натор и главнокомандующий войсками Северной области. В 1920 г. бе¬
жал в Норвегию, затем во Францию. С 1930 г. председатель «Русского
общевоинского союза». Вывезен агентами НКВД из Парижа в Москву.
Осужден и расстрелян.
27. Боди Марсель Яковлевич — француский коммунист, работник
Коминтерна. Принял советское гражданство. В 1922—1926 гг. второй сек¬
ретарь полпредства СССР в Норвегии. По окончании там работы уехал
во Францию. Написал ряд книг о России.
28. Арманд Инесса (Елизавета Федоровна) (1874—1920) — деятель рос¬
сийского и международного рабочего движения. В 1915—1916 гг. представ¬
ляла партию большевиков на международных социалистических конфе¬
ренциях. С 1918 г. заведующая отделом по работе среди женщин ЦК
РКП(б). В 1920 г. руководила работой первой международной конферен¬
ции женщин-коммунисток.
29. В русской транскрипции: Мувинкель Юхан Людвиг (1870—1943) —
министр иностранных дел и глава правительства (премьер-министр) Нор¬
вегии в 1924—1926, 1928-1931, 1933—1935 гг; один из лидеров либеральной
партии вёнстре, крупный судовладелец.
30. Хёйре — политическая партии Норвегии — образована в 1884 г.
Центральное правление консервативных обществ. Выражает интересы
крупной буржуазии, высшей бюрократии, офицерства, консервативной
части интеллигенции. В 1910, 1912, 1920, 1923, 1926-1928 гг. представите¬
ли хёйре возглавляли кабинет министров Норвегии.
31. Ататюрк Гази Мустафа Кемаль-паша (1881—1938) — руководитель

506
Примечания
национально-освободительной революции в Турции, первый президент
(1923—1938) Турецкой республики. Выступал за укрепление национальной
независимости и суверенитета страны, за поддержание дружественных
отношений с СССР.
32. Хенни Соня (1912—1969) — норвежская спортсменка, трехкратная
чемпионка Олимпийских игр в одиночном катании (1928, 1932, 1936),
чемпионка мира (1927—1936) и Европы (1931—1936).
33. В русской транскрипции: Унсет Сигрид (1882—1949) — норвежская
писательница, лауреат Нобелевской премии в области литературы (1928),
автор исторической трилогии «Кристин, дочь Лавранса», четырехтомного
романа «Улаф, сын Аудуна» и других исторических произведений.
34. Гельцер Екатерина Васильевна (1876—1962) — солистка балета Боль¬
шого театра, народная артистка РСФСР (1925), лауреат Государственной
премии СССР (1943).
35. Брантинг Карл Яльмар (1860—1925) — один из основателей (1889)
и лидеров Социал-демократической партии Швеции (СДПШ), с 1907 г. -
председатель Исполкома СДПШ, с 1896 г. — депутат риксдага. В 1917—
1918 гг. — министр финансов, в 1920—1925 гг. — премьер-министр, в 1921—
1923 гг. — одновременно министр иностранных дел.
36. Луначарский Анатолий Васильевич (1875—1933) — советский госу¬
дарственный и партийный деятель, писатель, академик АН СССР. Уча¬
стник революции 1905—1907 гг., один из идеологов «богостроительства». С
1917 г. нарком просвещения, один из организаторов советской системы
просвещения и культуры. В 1933 г. полпред в Испании.
37. Шляпников Александр Гаврилович (1885—1937) — советский партий¬
ный и профсоюзный деятель. В годы эмиграции во Франции, затем в
Норвегии тесно сотрудичал с Коллонтай в революционной борьбе. В 1920—
1922 гг. один из руководителей «рабочей оппозиции». В 1924-1925 гг. -
советник полпредства во Франции. В 1937 г. расстрелян по сфальсифици¬
рованному делу «Московской контрреволюционной организации — группа
«рабочей оппозиции».
38. Кобецкий Михаил Вениаминович (1881—1937) — секретарь Испол¬
кома Коминтерна (1920-1921), заведующий отделом ИККИ (1921-1923).
С 1924 г. на дипломатической работе: полпред в Эстонии (1924), Дании
(1924-1933), уполномоченный НКИД при СНК РСФСР (1930-1934), пол¬
пред в Греции (1934-1937) и Албании (1935-1937).
39. Разногласия в руководстве Норвежской рабочей партии по поводу
21 условия приема в Коминтерн состояли в том, что часть партии, воз¬
главляемая Мартином Транмелем, выступила против этого решения
Коминтерна, принятого на II конгрессе (1920). Другая часть поддержала
позицию Улафа Шефло, защищавшего резолюцию об условиях приема в
Коммунистический Интернационал.
40. IV конгресс Коминтерна проходил в Москве с 5 ноября по
5 декабря 1922 г. На нем были представлены коммунистические партии
58 стран. На конгрессе выступил Ленин с докладом «Пять лет русской
революции и перспективы мировой революции». Основное внимание кон¬
гресс уделил развитию тактики единого рабочего фронта и разработке

Тетрадь первая
507
концепции рабочего правительства как политики, направленной на при¬
влечение пролетарских масс для проведения революции.
41. Гаагский международный конгресс мира состоялся 10-15 декабря
1922 г. Был созван по инициативе Амстердамского Интернационала проф¬
союзов в целях борьбы с опасностью мировой войны. В работе конгресса
участвовали представители социал-демократических партий, профсоюзов
и буржуазных пацифистских организаций. Советская делегация выдвину¬
ла программу действий, требовавшую установления единого рабочего
фронта, ведения последовательной классовой борьбы, ликвидации Вер¬
сальского мирного договора как источника новых международных конф¬
ликтов, организации систематических антивоенных выступлений. Боль¬
шинство конгресса отвергло эти предложения и ограничилось принятием
ряда пацифистских резолюций. В составе советской делегации была
Коллонтай, которая наряду с некоторыми другими представителями СССР
смогла прибыть лишь на заключительные заседания конгресса вслед¬
ствие задержки выдачи визы голландскими властями.
42. Либкнехт Карл (1871—1919) — деятель германского и международ¬
ного рабочего движения. С 1900 г. член Социал-демократической партии
Германии, принадлежал к ее леворадикальному направлению. В годы
мировой войны занимал интернационалистскую позицию. Будучи членом
рейхстага, помог русским и в том числе Коллонтай выехать из Германии
после начала мировой войны. Один из организаторов революционной
группы «Спартак» (1916) и Коммунистической партии Германии (КПГ) в
декабре 1918 г. Убит контрреволюционерами.
43. Пик Вильгельм (1876—1960) — деятель германского и международ¬
ного коммунистического движения, один из основателей КПГ, с 1935 г.
председатель ЦК КПГ. После разгрома германского фашизма организа¬
тор создания Социалистической единой партии Германии (1946), первый
президент Германской Демократической Республики (с 1949).
44. Фишер Рут ( 1895—1961) и Маслов Аркадий (1891—1941) — руково¬
дящие работники КПГ, возглавляли группу «ультралевых». В 1926 г.
исключены из партии за фракционную и раскольническую деятель¬
ность.
45. Лига наций — международная организация, учрежденная в 1919 г.
с целью развития сотрудничества между народами и гарантии мира и
безопасности. До 1934 г. деятельность Лиги наций носила открыто враж¬
дебный советскому государству характер. В сентябре 1934 г., после выхо¬
да из Лиги наций фашистской Германии, СССР принял предложение 30
государств о вступлении в эту организацию. В декабре 1939 г. в связи с
началом советско-финляндской войны СССР вышел из состава Лиги на¬
ций. Формально распущена в 1946 г.
46. Железнодорожная миссия РСФСР была образована в 1920 г. в
составе Наркомвнеиггорга с целью контроля над реализацией соглашения
между Цетросоюзом (РСФСР) и концерном «Гуннар В.Андерсон» (Шве¬
ция). В обмен на российское золото шведская фирма должна была поста¬
вить Советской республике 1000 паровозов. Заказ был выполнен к концу
1923 г. В составе членов железнодорожной миссии был инженер-механик

508
Примечания
Михаил Владимирович Коллонтай (1894—1958) — сын Александры Ми¬
хайловны.
47. Норвежская рабочая партия (НРП) была образована в 1887 г.
Руководство НРП проводило ревизионистскую политику, против которой
выступала левая оппозиция. Под влиянием революционных событий в
странах Европы на 23-м съезде НРП в марте 1918 г. левое крыло одер
жало победу. Председателем партии был избран У лав Кюрре Грепп
(1879—1922), а генеральным секретарем — Мартин Транмель (1879—1967).
В июне 1919 г. НРП вступила в Коммунистический Интернационал.
В марте 1921 г. 25-й съезд НРП признал 21 условие приема в Коммуни¬
стический Интернационал. После смерти Греппа центристы во главе с
Транмелем начали борьбу против линии ИККИ. Они отстаивали прин¬
цип коллективного членства в партии, выступали против централизации
и партийной дисциплины, проведения антирелигиозной пропаганды, про¬
тив единого рабочего фронта. Внеочередной съезд НРП 2 ноября 1923 г.,
отклонил предложения ИККИ и порвал с Коминтерном. Меньшинство
делегатов, оставшееся верным Коминтерну, образовало Коммунистичес¬
кую партию Норвегии (КПН).
48. Литвинов Максим Максимович (1976—1951) — советский государ¬
ственный и партийный деятель. В революционном движении с конца
XIX в., был агентом газеты «Искра». С 1918 г. член коллегии Наркомин-
дела, в 1920 г. полпред в Эстонии, с 1921 г. заместитель наркома, в 1930-
1939 гг. нарком иностранных дел СССР. В 1941—1943 гг. заместитель
наркома иностранных дел, одновременно посол в США.
49. Парижский договор 1920 г. (Шпицбергеновский трактат) установил
норвежский суверенитет над Шпицбергеном и объявил архипелаг нейт¬
ральной территорией (СССР присоединился к Парижскому договору в
1935 г.). В 1925 г. Норвегия официально объявила Шпицберген частью
Норвежского королевства.
50. Коларов Васил (1877—1950) — деятель болгарского и международ¬
ного коммунистического движения. В 1919—1923 гг. секретарь ЦК Болгар¬
ской коммунистической партии, с 1921 г. член ИККИ, с 1922 член пре¬
зидиума, в 1922—1924 гт. генеральный секретарь ИККИ. Один из органи¬
заторов антифашистской борьбы болгарского народа. В 1947—1948 гг. за¬
меститель председателя Совета министров Народной Республики Болга¬
рия, в 1949—1950 гг. — председатель правительства.
51. Бухарин Николай Иванович (1888-1938) — политический деятель,
академик АН СССР (1928). Участник революции 1905-1907 гг. и ок¬
тябрьской революции 1917 г. В 1918—1929 гг. — редактор газеты «Правда»
и одновременно в 1919—1929 гг. член Исполкома Коминтерна. Член ЦК
партии в 1917—1934 гг., член Политбюро ЦК в 1924—1929 гг. В конце
20-х годов выступал против рименения чрезвычайных мер при проведе¬
нии коллективизации и индустриализации, что было объявлено «правым
уклоном в ВКП(6)». Репрессирован, реабилитирован посмертно.
52. Халворсен О. Б. — лидер консервативной партии хёйре, в 1920 и
1923 гг. премьер-министр Норвегии.
53. Процесс над епископом римско-католической церкви Цепляком и

Тетрадь первая
509
ксендзом Буткевичем состоялся в марте 1923 г. Католических священни¬
ков обвиняли в противодействии исполнению декретов СНК об отделе¬
нии церкви от государства и об изъятии церковных ценностей для ока¬
зания помощи голодающим Поволжья, в провоцировании выступлений
прихожан против советской власти. Верховный суд приговорил Цепляка
и Буткевича к высшей мере наказания — расстрелу. Постановлением
Президиума ЦИК СССР смертный приговор Цепляку был заменен деся¬
тилетним лишением свободы. Буткевич был казнен. Процесс вызвал
широкую волну протеста за рубежом.
54. Имеются в виду члены Политбюро ЦК РКП(6) Л. Д Троцкий и
Г. Е. Зиновьев, претендовавшие наряду с И. В. Сталиным на роль лидера
партии и государства в период болезни В. И. Ленина, а после его смерти
вели борьбу против политического курса Сталина.
Троцкий (Бронштейн) Лев Давидович (1879—1940) — основоположник
одного из направлений марксизма в XX в. Участвовал в социал-демокра¬
тическом движении с 1897 г., примыкал к меньшевикам В период рево¬
люции 1905—1907 гг. избирался председателем Петроградского совета ра¬
бочих депутатов. В 1907—1917 гг. находился в эмиграции. Возвратившись
в Россию, вошел в партию большевиков. Участвовал в подготовке и про¬
ведении Октябрьской революции. В 1917—1918 гг. — народный комиссар
по иностранным делам, в 1918—1924 гг. — нарком по военным и морским
делам, председатель Революционного совета республики, одновременно в
1920—1921 гг. — нарком путей сообщения. Вел борьбу против политичес¬
кой линии Сталина. В январе 1925 г. освобожден от руководящих воен¬
ных постов. Вместе с Зиновьевым возглавлял оппозиционный блок. В
1927 г. исключен из ВКП(6), в 1929 г. выслан из пределов СССР. Убит
агентом Сталина в Мексике.
Зиновьев (Радомысльский) Григорий Евсеевич (1883—1936) — участник
революции 1905—1907 гг., член Петербургского комитета РСДРП. С 1906
г. находился в эмиграции. 3 апреля 1917 г. вместе с Лениным и другими
политэмигрантами возвратился в Петроград. С декабря 1917 по март
1926 г. — председатель Петроградского совета, в 1919 — 1926 гг. входил
в состав Политбюро ЦК ВКП(6), одновременно был председателем Ис¬
полкома Коминтерна. В 1925 г. — один из руководителей антипартийной
«новой оппозиции». Вместе с Троцким создал объединенный блок, на¬
правленный против сталинского партийного курса. В октябре 1926 г.
выведен из состава Политбюро ЦК ВКП(6). В 1927—1933 гг. дважды ис¬
ключался и восстанавливался в партии. В декабре 1934 г. в связи с убий¬
ством С. М. Кирова вновь исключен из партии, предан суду и осужден
по делу так называемого Московского центра к десяти годам лишения
свободы. В августе 1936 г. по приговору Военной коллегии Верховного
суда СССР по сфальсифицированному делу «Антисоветского объединен¬
ного троцкистско-зиновьевского центра» приговорен к высшей мере нака¬
зания.
55. Имеется в виду судебный процесс над патриархом русской право¬
славной церкви Тихоном (1865—1925), который обвинялся в том, что под¬
держивал сопротивление священнослужителей проведению в жизнь дек¬

510
Примечания
ретов советской власти об отделении церкви от государства и об изъятии
церковных ценностей в пользу голодающих Поволжья. 16 июня 1923 г.
Тихон обратился к Верховному суду с раскаянием и заявлением о пре¬
кращении враждебной деятельности против советской власти. 29 марта
1924 г. Президиум ЦИК СССР постановил дело по обвинению Тихона
прекратить. В своем завещании патриарх призвал верующих к полити¬
ческой лояльности по отношению к советской власти.
56. Речь идет о XII съезде РКП(6), работа которого проходила с 17 по
25 апреля 1923 г. Это был первый послеоктябрьский партийный съезд, на
котором отсутствовал из-за болезни В. И. Ленин. Съезд отверг предложения
Л. Д. Троцкого о централизации промышленности, закрытии ряда нерента¬
бельных предприятий, его лозунг «Диктатура промышленности» как оши¬
бочные, ведущие к ослаблению советской власти и разрыву союза рабочих
и крестьян. По докладу И. В. Сталина о национальном вопросе съезд осу¬
дил проявления великодержавного шовинизма и местного национализ¬
ма, который особенно ярко проявился в Грузии (Мдивани, Окуджава и
др.). В целом на съезде победила линия ЦК, которую представлял Ста¬
лин.
57. АРКОС (All Russian Cooperative Society Limited) — акционерное
торговое общество. Учреждено в 1920 г. в Лондоне советской кооператив¬
ной делегацией, зарегистрировано как частная компания с ограниченной
ответственностью. Представляло советские внешнеторговые организации
в ряде зарубежных стран. Прекратило деятельность в начале второй
мировой войны.
58. Крыленко Николай Васильевич (1885—1938) — советский партий¬
ный и государственный деятель. Участник революции 1905—1907 гг., в
период Октябрьской революции был членом военно-революционного
комитета. В 1917—1918 гг. нарком — член Комитета по военно-морским
делам, Верховный главнокомандующий. С 1918 г. председатель Верхов¬
ного трибунала, прокурор РСФСР, с 1931 г. нарком юстиции РСФСР, с
1936 г. — СССР. Репрессирован.
59. В декабре 1911 г. В Париже состоялись похороны известного фран¬
цузского социалиста Поля Лафарга (род. в 1842) и его жены Лауры
Лафарг (род. в 1845), дочери Карла Маркса. Считая, что в старости
человек становится бесполезным для революционной борьбы, супруги
покончили с собой. На их похоронах от РСДРП выступил с речью
В. И. Ленин.
60. Очевидно, имеется в виду Маслов Петр Павлович (1867—1946) -
член меньшевистской партии, академик АН СССР, экономист, специа¬
лист по аграрному вопросу. Коллонтай познакомилась с ним в 1909 г. в
Женеве и вела совместную партийную работу.
61. Воровский Вацлав Вацлавович (1871—1923) — советский государ¬
ственный и партийный деятель, публицист. С ноября 1917 г. в скандинав¬
ских странах, с 1921 г. полпред в Италии. Убит белогвардейцем в Ло¬
занне.
62. Речь идет о предложениях английского финансиста и промышлен¬
ника Лесли Уркарта (1874—1933), который в 1921 г. начал переговоры с

Тетрадь вторая
511
правительством РСФСР о получении в концессию своих прежних владе¬
ний в России. Условия, выдвинутые Уркартом, были отклонены совет¬
ским правительством. Позиция Красина в пользу концессии была подверг¬
нута критике.
63. Хокон VII (1872—1957) — норвежский король с 1905 г. Избран после
расторжения шведско-норвежской унии 1814—1905 гг. и образования само¬
стоятельного норвежского государства. В годы немецко-фашистской окку¬
пации Норвегии (1940—1945) находился в Великобритании.
64. Крог Кристиан (1852—1925) — норвежский живописец.
Тетрадь вторая
1. Нота (ультиматум) Керзона — меморандум английского правитель¬
ства советскому правительству (май 1923) с целью ослабить международ¬
ные позиции СССР. Составлена Дж. Керзоном — министром иностран¬
ных дел Великобритании в 1919—1924 гг.
2. Первый съезд работниц и крестьянок проходил в Москве
16—21 ноября 1918 г. На съезде присутствовало 1147 делегатов от фабрик,
заводов и деревенской бедноты. Коллонтай выступила на нем с докла¬
дом «Семья и коммунистическое государство». В работе съезда принял
участие В. И. Ленин, который в своей речи указал на огромное значе¬
ние трудящихся женщин в революционном движении и строительстве
социализма. Съезд призвал работниц и крестьянок к защите советской
власти и принял конкретные решения по вопросам работы среди жен¬
щин.
3. «Рабочая правда» — антипартийная группа, созданная в 1921 г. под
руководством А. А Богданова. Распущена в конце 1923 г. «Рабочая груп¬
па», оппозиционная организация — возникла летом 1923 г. и возглавлялась
исключенными из партии Г. Мясниковым, Н. Кузнецовым и другими
сторонниками «рабочей оппозиции». Руководители «Рабочей группы» пы¬
тались привлечь Коллонтай к участию в своей организации, однако она
полностью порвала свои отношения с оппозицией. Начатое расследование
«Дела Коллонтай» было закрыто.
4. Тирпиц Альфред фон (1849—1930) — германский гросс-адмирал, в
1897—1916 гг. морской министр Германии.
5. «Дубровка» — крупное норвежское предприятие в России, имело
паровую лесопилку вблизи Петрограда, владело значительными лесными
угодьями.
6. Коллонтай Мария Ипатьевна (1888—1980?) — вторая жена Владими¬
ра Людвиговича Коллонтая, сотрудник полпредства в Норвегии. Впослед¬
ствии вышла замуж за Лейфа Андерсена и осталась в Норвегии.
7. Стасова Елена Дмитриевна (1873—1966) — деятель большевистской
партии, участник вооруженного восстания в Петрограде в октябре 1917 г.
После Февральской революции и вплоть до 1920 г. — секретарь ЦК
РКП(б); в 1921 — 1926 гг. работала в Коминтерне; в дальнейшем — на
государственной, партийной и научной работе. Способствовала вовлече¬

512
Примечания
нию юной Шуры Коллонтай в революционную работу. Их дружеские
отношения продолжалась до конца дней.
8. Хёрнле Эдвин (1883—1952) — деятель германского рабочего движе¬
ния. В 1921—1924 гг. член ЦК КПГ, с 1922 г. член Исполкома Комин¬
терна.
9. Речь идет о резолюции III расширенного пленума ИККИ (12-
23 июня 1923 г.) об отношении коммунистической партии к религии.
В ней указывалось, что в коммунистической печати Швеции появились
неправильные заявления, поддерживающие религиозные верования. Зада¬
ча коммунистов состоит в том, чтобы вести атеистическую пропаганду.
Наряду с этим ИККИ дал установку не отталкивать от политической
борьбы религиозно настроенных рабочих.
10. Путч национал-социалистов во главе с А. Гитлером произошел в
Мюнхене 8—9 ноября 1923 г. с целью осуществления государственного
переворота в Германии. Опираясь на вооруженные отряды, лидер фаши¬
стов объявил о низложении имперского и баварского правительств и
переходе всей государственной власти в руки национал-социалистов. Путч
был подавлен, фашистские организации разогнаны, а Гитлер арестован и
приговорен к пяти годам тюремного заключения, но через полгода осво¬
божден.
11. Женотделы — отделы партийных комитетов по работе среди ра¬
ботниц и крестьянок. Созданы в сентябре 1919 г. на базе ранее существо¬
вавших комиссий по пропаганде и агитации среди женщин. Женотделы
ставили перед собой задачи воспитания трудящихся женщин в духе со¬
циализма и привлечения их к хозяйственному строительству и государ¬
ственному управлению. Коллонтай была инициатором и играла большую
роль в их создании. Ликвидированы в 1929 г.
12. Менжинский Вячеслав Рудольфович (1874—1934) — член президи¬
ума Всероссийской чрезвычайной комиссии (с 1919), заместитель предсе¬
дателя Государственного политического управления (с 1923).
13. Очевидно, имеется в виду Артузов Артур Христианович (1891—
1943) — член коллегии Государственного политического управления.
14. Медведев С. П. (?—1937) — один из руководителей «рабочей оппо¬
зиции» в РКП(6) в 1920—1922 гг. Несмотря на то, что он в последующие
годы не участвовал в оппозиции, неоднократно привлекался к партийной
ответственности за прежние ошибки и «буржуазное перерождение». По
сфабрикованному обвинению в подготовке террористических актов про¬
тив руководителей партии и советского правительства в 1937 г. Военной
коллегией Верховного суда СССР приговорен к высшей мере наказа¬
ния — расстрелу.
15. Крылов Алексей Николаевич (1863—1945) — советский корабле¬
строитель, механик и математик, академик АН СССР. Участник проек¬
тирования и постройки первых русских линкоров, один из активных
участников решения основных технических вопросов военного и граждан¬
ского судостроения в СССР.
16. Прокофьева Инна (Пинна) Васильевна (1887—1936) — сотрудник
торгпредства СССР в Норвегии в 1923—1926 гг., личный секретарь Кол-

Тетрадь третья
513
лонтай в 1926—1932 гг. Участник испанского сопротивления. Расстреляна
франкистами.
17. Завещанием Ленина партии называются его последние письма и
статьи, написанные 23 декабря 1922 г. — 2 марта 1923 г. В них Ленин
высказал соображения, которые он считал наиболее важными: о судьбах
революции, о единстве партии, о задачах социалистического строитель¬
ства в СССР, о перспективах международного революционного движе¬
ния. В «Письме к съезду», он дал характеристики достоинств и недостат¬
ков лидеров партии. Ленин рекомендовал предстоящему партийному
съезду решить вопрос о перемещении И. В. Сталина с поста генерального
секретаря ЦК РКП(6). Тогдашнее руководство партии не дало возможно¬
сти делегатам ХШ съезда РКП(6), проходившем в 1924 г. после смерти
Ленина, обсудить письмо по существу. Ознакомление с ленинским заве¬
щанием происходило по делегациям. Вопрос о перемещении Сталина на
съезде не обсуждался. «Письмо к съезду» было скрыто от партии и
народа и впервые опубликовано в 1956 г.
18. Аванесов Варлаам Александрович (1884—1930) — советский госу¬
дарственный деятель. В 1917—1919 гг. секретарь ВЦИК, с 1920 г. один из
руководителей ВЧК, ВСНХ, наркоматов РКИ и Внешторга.
19. СТО (Совет труда и обороны)— государственный орган по руковод¬
ству хозяйственным строительством и обороной страны. Образован в
1920 г. как комиссия СНК РСФСР под председательством Ленина. Упраз¬
днен в 1937 г.
Тетрадь третья
1. Речь идет о репарационном плане для Германии, разработанном
международным комитетом экспертов под руководством американского
банкира Чарлза Дауэса и утвержденным 16 августа 1924 г. на Лондон¬
ской конференции стран-победительниц в первой мировой войне. Предус¬
матривал предоставление Германии займов и кредитов для восстановле¬
ния ее промышленного и военного потенциала.
2. Юренева Вера Леонидовна (1876—1962) — русская, советская актри¬
са. Сестра 3. Л. Шадурской.
3. Вигеланн Густав (1869—1943) — норвежский скульптор. Многие его
работы отмечены сочетанием натурализма, символизма и эротики с
реалистической трактовкой образов.
4. Раковский Христиан Георгиевич (1873—1941) — советский партийный
деятель, в 1925 г. полпред в Англии. В 1927 г. исключен из партии, в
1935 г. восстановлен. Работал председателем Союза обществ Красного
креста и Красного полумесяца. В 1938 г. приговорен к 20 годам тюрьмы
по сфабрикованному делу «Правотроцкистского антисоветского блока».
В 1941 г. заочно приговорен к расстрелу. Реабилитирован посмертно.
5. Майский Иван Михайлович, (1884—1975) — советский дипломат, ис¬
торик, академик АН СССР. В 1929—1932 гг. полпред в Финляндии, в

514
Примечания
1932—1943 гг. посол в Великобритании, в 1943—1946 гг. заместитель нар
кома иностранных дел.
6. XIV съезд ВКП(6) проходил 18—31 декабря 1925 г. С отчетным
докладом ЦК выступил И. В. Сталин. Против концепции Сталина о
возможности построения социализма в СССР выступила «новая оппози¬
ция» во главе с членами Политбюро ЦК ВКП(6) Г. Е Зиновьевым и
Л. Б. Каменевым. Она считала, что без поддержки международного
пролетариата, пришедшего к власти в результате социалистической рево¬
люции, построить социализм в Советском Союзе невозможно. В целом
«новая оппозиция» противопоставила сталинскому большинству партии
свой политический курс, проголосовала против доверия ЦК. После пора¬
жения на съезде ее лидеры были отстранены от высоких политических
и государственных постов, а в 1936 г. репрессированы по ложному обви¬
нению в антисоветской шпионской, вредительской и террористической
деятельности. Коллонтай не была делегатом съезда, а присутствовала на
его заседаниях по гостевому билету.
Тетрадь четвертая
1. Молотов (Скрябин) Вячеслав Михайлович (1890—1986) — политиче¬
ский деятель СССР. В 1921—1930 гг. секретарь ЦК ВКП(6), в 1930-
1941 гг. председатель СНК СССР, 1941—1957 гг. первый заместитель пред¬
седателя СНК, СМ СССР, одновременно (1941—1945) заместитель предсе¬
дателя Государственного комитета обороны. В 1939—1949, 1953-1956 гг.
нарком, министр иностранных дел, в 1957—1962 гг. посол в Монгольской
Народной Республике.
2. Англо-Русский комитет единства был создан на конференции проф¬
союзных организаций Великобритании и СССР (6—8 апреля 1925 г.). После
поражения всеобщей стачки в Англии в мае 1926 г. председатель ИККИ
Г. Е. Зиновьев, вслед за ним А. Д. Троцкий и А. Б. Каменев выступили
с заявлением о необходимости немедленного выхода советских профсо¬
юзов из Англо-Русского комитета и с требованием направить главный
удар против левого крыла Генерального совета тред-юнионов Англии.
Политбюро ЦК ВКП(6) отклонило эти предложения как левосектант¬
ские.
3. По вопросу китайской революции Л. Д. Троцкий занимал левосек¬
тантскую позицию. Не считаясь с реальными возможностями, он выдви¬
нул перед Коминтерном задачу захвата политической власти. Коминтерн
ориентировал китайскую компартию на организацию антиимпериалисти¬
ческой, антифеодальной революции.
4. Кальес Плутарко Элиас (1877—1945) — президент Мексики в 1924—
1928 гг. Участник мексиканской революции 1910—1917 гг., генерал (1914),
в 1918—1923 и 1933—1935 гг. находился на министерских постах.
5. Примо де Ривера Мигель (1870—1930) — генерал, после государствен¬
ного переворота в сентябре 1923 г. глава правительства и фактический
диктатор Испании.

Тетрадь четвертая
515
6. Максимилиан I Габсбург (1832-1867) - австрийский эрцгерцог.
В 1864 г. в ходе начавшейся в 1861 г. англо-франко-испанской интервен¬
ции в Мексику провозглашен мексиканским императором (его власть
распространялась лишь на районы, оккупированные французскими войс¬
ками). После эвакуации французских войск из Мексики (март 1867 г.)
казнен.
7. КРОМ (Мексиканская региональная рабочая конфедерация), Феде¬
рация профсоюзов Мексики, созданая в мае 1918 г. Руководство КРОМ
находилось в руках реформистов.
8. Идальго (Идальго-и-Кастилья) Мигель (1753—1811) — национальный
герой Мексики, руководитель народного восстания 1810—1811 г. Захвачен
в плен и расстрелян.
9. Боливар Симон (1783-1830) - руководитель борьбы за независи¬
мость испанских колоний в Южной Америке. Освободил от испанского
господства Венесуэлу, Новую Гранаду (ныне Колумбия и Панама), про¬
винцию Кито (современный Эквадор), в 1819—1830 гг. президент Великой
Колумбии, созданной на территории этих стран. В 1824 г. освободил Перу
и стал во главе образованной на территории Верхнего Перу Республики
Боливии, названной в его честь. Национальным конгрессом Венесуэлы в
1813 г. провозглашен Освободителем.
10. Кортес Эрнан (1485—1547) — испанский конкистадор. В 1519—
1521 гг. возглавил завоевательный поход в Мексику, приведший к уста¬
новлению там испанского государства. В 1522—1528 гг. губернатор, в 1529—
1540 гг. генеральный капитан Новой Испании (Мексики).
11. Хуарес Бенито Пабло (1806—1872) — национальный герой Мексики,
президент в 1861—1862 гг., глава правительства в 1858—1861 гг. Провел
законы, ограничивающие экономические и политические позиции церк¬
ви. Во время Мексиканской экспедиции в 1861—1967 гг. возглавил борьбу
против интервентов.
12. Обрегон Альваро (1880—1928) — президент Мексики в 1920—1924 гт.
участник Мексиканской революции 1910—1917 гг. В 1924 г. правительство
Обрегона установило дипломатические отношения с СССР. В 1928 г.
вновь избран президентом. Убит до вступления в должность.
13. Имеется в виду доклад наркома иностранных дел СССР
Г. В. Чичерина на выездной третьей сессии ЦИК СССР в Тбилиси
3 марта 1925 г. Он сказал, что восстановление дипломатических отноше¬
ний СССР с Мексикой, являющейся соседом Соединенных Штатов, созда¬
ет политическую базу на американском континенте, важную для разви¬
тия дальнейших связей с Америкой.
14. Амторг (Amtorg Trading Corporation) — акционерное общество, уч¬
режденное в 1924 г. в Нью-Йорке, посредник внешнеторговых операций
между США и СССР. Сын А. М. Коллонтай - Владимир работал там
с 1929 по 1939 г. с годичным перерывом.
15. Гоминьдан (Национальная партия) — политическая партия в Ки¬
тае, созданная в 1912 г. Сунь Ятсеном. До 1927 г. играла прогрессивную
роль, затем превратилась а правящую партию буржуазно-помещичьей
реакции, связанную с иностранным империализмом. Власть гоминьдана

516
Примечания
под руководством Чан Кайши была свергнута китайской народной рево¬
люцией в 1949 г.
16. Диас Порфирио (1830—1915) — президент Мексики в 1877—1880 гг.,
вновь став президентом в 1884 г., установил диктаторский режим. Свер
гнут в 1911 г. в ходе Мексиканской революции 1910—1917 гг.
17. Щепкина-Куперник Татьяна Львовна (1874—1952) — русская совет¬
ская писательница, поэтесса, драматург. Автор переводов пьес, произве¬
дений Шекспира, Лопе де Вега и др., близкая подруга А. Коллонтай,
скрывавшая ее от полиции в годы подполья.
18. Наполеон III (Луи Наполеон Бонапарт) (1808—1873) — французский
император в 1852—1870 гг., племянник Наполеона I. Проводил агрессив¬
ную внешнюю политику: при нем Франция участвовала в Крымской войне
(1853—1856), в войне против Австрии (1859), в интервенциях в Индокитай
(1858—1862), Сирию (1860—1861) в Мексику (1862—1867).
19. Ривера Диего (1886—1957) — мексиканский художник и обществен¬
ный деятель. Один из создателей национальной школы монументальной
живописи.
20. Речь идет о романе Ильи Оренбурга «Необыкновенные похожде¬
ния Хулио Хуренито и его учеников» (1922).
21. Сапата Эмилиано (1879—1919), руководитель крестьянского восста¬
ния в Мексиканской революции 1910—1917 гг., один из авторов програм¬
мы ликвидации крупной земельной собственности за выкуп и наделения
крестьян землей.
22. Вилья Франциско (настоящее имя Доротео Аранго, известен также
под именем Панчо Вилья) (1877—1923) — руководитель крестьянского восста¬
ния на севере Мексики в период революции 1910—1917; в 1916—1917 гг.
участник борьбы с иностранной интервенцией. Убит реакционерами.
23. Махно Нестор Иванович (1889—1934) — один из руководителей
контрреволюционного движения на юге Украины в гражданскую войну.
(1918—1920). По политическим взглядам анархист. В 1921 г. бежал в
Румынию.
24. Провокационное нападение английской полиции на советское ак¬
ционерное общество «АРКОС» в Лондоне в мае 1927 г. привело к разры¬
ву англо-советских дипломатических отношений и расторжению торго¬
вого договора. В 1929 г. дипломатические отношения были восстанов¬
лены.
25. Имеется в виду военное правительство Южного Китая, сформиро¬
ванное в 1923 г. в Кантоне лидером партии гоминьдан Сунь Ятсеном.
Политика Кантонского правительства характеризовалось социальным
маневрированием, попыткой примирить интересы купечества и рабочих,
землевладельцев и крестьян. После смерти Сунь Ятсена в ходе начав¬
шейся в 1925 г. национальной революции в Китае Кантонское правитель¬
ство было реорганизовано в Национальное правительство во главе с Ван
Цзинвэем. 20 марта 1926 г. генерал Чан Кайши совершил в Кантоне
военный переворот, в результате которого стал единоличным лидером
гоминьдана и фактическим диктатором.
26. Линдберг Чарлз (1902—1974) — американский летчик. 20—21 мая

Тетрадь пятая
517
1927 г. совершил беспосадочный трансатлантический полет из Нью-Йорка
в Париж, покрыв расстояние 3600 миль за 33,5 часа.
Тетрадь пятая
1. Речь идет о статье А. М. Коллонтай «Оппозиция и партийная
масса», опубликованной в «Правде» 30 октября 1927 г.
2. Сталь Людмила Николаевна (1872—1939) — участница борьбы за
Советскую власть в Кронштадте, после Октябрьской революции на совет¬
ской, партийной и научной работе.
3. Имеется в виду выступление троцкистско-зиновьевской оппозиции в
десятую годовщину Октябрьской революции в Москве и Ленинграде.
Постановлением ЦК и ЦКК ВКП(6) 14 ноября 1927 г. лидеры оппозиции
Л. Д. Троцкий и Г. Е. Зиновьев были исключены из партии. Многие
другие оппозиционеры были исключены из ЦК и ЦКК, сняты с руково¬
дящей партийной и советской работы.
4. Брошюра Коллонтай «Кому нужна война?» была издана в 1916 г. в
Берне и Петрограде. В ней излагалась большевистская программа борь¬
бы против зачинщиков войны — буржуазии, за интернациональную соли¬
дарность рабочих в борьбе за социальную революцию.
5. Всемирный конгресс друзей СССР проходил в Москве 10—12 ноября
1927 г. в связи с десятой годовщиной Октябрьской революции в России.
На конгрессе присутствовали 957 делегатов из 45 стран. Конгресс обра¬
тился к трудящимся всего мира с призывом защитить СССР от опасности
империалистической агрессии.
6. После крупного успеха Норвежской рабочей партии на парламент¬
ских выборах в 1927 г. (37% избирателей, 59 мест из 150 в стортинге)
король поручил одному из его лидеров К. Хорнсрюду сформировать пра¬
вительство. Премьер-министр заявил о намерении защищать интересы
рабочего класса и трудового народа и подготовить условия для перехода
к социалистическому обществу. На это заявление буржуазия ответила
обструкцией. Большинство стортинга по инициативе вёнстре отказало но¬
вому правительству в доверии. Просуществовав всего 18 дней, кабинет
Хорнсрюда вынужден было уйти в отставку, уступив место правительству
вёнстре во главе с Ю. Л. Мовинкелем.
7. Кут Хальвдан (1873—1965) — норвежский историк, профессор, пре¬
зидент Норвежской Академии наук (1923—1939), член Норвежской рабо¬
чей партии с 1915 г. В 1935—1941 гг. министр иностранных дел Норвегии.
8. Имеется в виду четвертое заседание подготовительной комиссии по
созыву Международной конференции по разоружению в Женеве, про¬
ходившее 30 ноября — 3 декабря 1927 г. Представитель СССР —
М. М. Литвинов — внес предложение о всеобщем и полном разоружении.
9. Аманулла-хан (1892—1960) — афганский король в 1919—1929 гг.
В 1919 г. возглавил освободительную войну против Великобритании, до¬
бился признания полной независимости Афганистана. В 1921 г. заключил
с РСФСР дружественный договор, в 1926 г. - договор с Советским Со¬
юзом о нейтралитете и взаимном ненападении. Провел крупные рефор¬

518
Примечания
мы, которые способствовали развитию национальной экономики и куль¬
туры, укреплению национальной независимости. Свергнут в результате
реакционного мятежа.
10. Семашко Николай Александрович (1874—1949) — врач, академик
АМН РСФСР (1944) и АПН РСФСР (1945). С 1918 г. — нарком здравоох¬
ранения РСФСР, с 1930 г. — на преподавательской и научной работе.
11. Раскольников (Ильин) Федор Федорович (1892—1939) — советский
государственный и военный деятель, дипломат, литератор. С 1918 г.
заместитель наркома по морским делам, член Реввоенсовета республики.
В 1919—1920 гг. командовал Волжско-Каспийской военной флотилией, в
1920—1921 — Балтийским флотом. С 1921 г. на дипломатической рабо¬
те — полпред в Афганистане, Эстонии, Дании, Болгарии. В 1938 г. ото¬
зван. Ввиду угрозы ареста остался за рубежом. Выступил с обвинением
И. В. Сталина в массовых необоснованных политических репрессиях. За¬
очно исключен из партии, объявлен «врагом народа», лишен советского
гражданства. Реабилитирован посмертно.
12. По-видимому, имеются в виду разногласия в РКП(6) и борьба
группы «левых коммунистов» против заключения Брестского мира (март
1918 г.). При голосовании этого вопроса Коллонтай воздержалась и в
качестве протеста вышла из состава правительства.
13. Карахан (Караханян) Лев Михайлович (1889—1937) — советский
дипломат. Секретарь делегации РСФСР на мирных переговорах в Брест-
Литовске. В 1918—1920, 1927—1934 гг. заместитель наркома иностранных
дел. В 1921 г. полпред в Польше, 1923—1926 гг. — в Китае, с 1934 -
в Турции.
14. Экспедицию к Северному полюсу предпринял в 1928 г. итальян¬
ский дирижаблестроитель, генерал Умберто Нобиле (1885—1978). Дири¬
жабль «Италия», базировавшийся в бухте Кингс-Бей (Шпицберген), в
одном из полетов достиг полюса, но на обратном пути потерпел катаст¬
рофу. В живых осталось 9 человек из 16. В их спасении приняли участие
корабли и самолеты различных стран. Нобиле был вывезен на самолете,
остальных членов экипажа спас советский ледокол «Красин».
15. Речь идет о «Шахтинском процессе», который проходил в Москве
18 мая—5 июня 1928 г. Против специалистов, работавших в Донбассе,
было сфабриковано дело с обвинениями в контрреволюционной вреди¬
тельской деятельности и создании антисоветской организации. Верховный
суд СССР осудил 49 человек, из них 21 были приговорены к расстрелу.
16. Острогорский Виктор Петрович (1840—1902) — русский педагог,
редактор ряда педагогических журналов, литератор. Создал первые вос¬
кресные школы в Петербурге и школы для крестьянских детей в Валдае.
17. Статья Коллонтай «Основы воспитания по взглядам Добролюбо¬
ва», опубликованная в журнале «Образование» в Nq 9—11 за 1898 г., затем
вышла отдельным изданием.
18. Норвежский полярный исследователь Рауль Амундсен (1872-1928)
вылетел 18 июня 1928 г. на гидросамолете для поисков и оказания помо¬
щи итальянской экспедиции Нобиле, потерпевшей катастрофу в районе
Северного полюса близ Шпицбергена. Амундсен погиб вместе с экипа¬

Тетрадь шестая
519
жем в Баренцевом море. 5 сентября 1928 г. Коллонтай направила теле¬
грамму соболезнования сыну Амундсена — Густаву.
19. Ферсман Александр Евгеньевич (1883—1945) — геохимик и мине¬
ралог, академик Российской академии наук с 1919 г.; организатор ряда
научных экспедиций на Кольский полуостров, Урал, в Среднюю Азию.
20. С 14 по 18 августа 1925 г. в Осло проходил VI Международный
исторический конгресс. В его работе приняли участие 11 советских уче¬
ных из РСФСР, Украины и Белоруссии. Советскую делегацию возглавлял
видный партийный и государственный деятель, историк, академик Миха¬
ил Николаевич Покровский (1868—1932).
21. Пакт Келлога—Бриана (Парижский пакт) об отказе от войны как
орудия национальной политики; подписан 27 августа 1928 г. в Париже 15
государствами (Франция, США, Германия, Великобритания, Япония и
др.). Название по имени его инициаторов: французского министра инос¬
транных дел А. Бриана и государственного секретаря США Ф. Келлога.
Западные державы первоначально не пригласили СССР подписать пакт
Бриана—Келлога, рассчитывая использовать его для международной изо¬
ляции Советского государства. Правительство СССР разоблачило эти рас¬
четы западной дипломатии, вынудив западные державы согласиться с
участием Советского Союза в этом пакте.
22. Гладстон Уильям Юарт (1809—1898) — премьер-министр Великоб¬
ритании в 1868—1874, 1880—1885, 1886, 1892—1894 гг. Правительство Глад¬
стона подавляло национально-освободительное движение в Ирландии и в
то же время безуспешно добивалось принятия английским парламентом
билля о самоуправлении Ирландии в рамках Британской империи.
23. Штреземан Густав (1878—1929) — германский рейхканцлер и ми¬
нистр иностранных дел (август—ноябрь 1923 г.).
Тетрадь шестая
1. XV съезд ВКП(б) состоялся 2—19 декабря 1927 г. Он принял реше¬
ние о коллективизации сельского хозяйства и поставил задачу развернуть
подготовку наступления социализма по всему фронту. Съезд принял так¬
же директивы первого пятилетнего плана развития народного хозяйства,
завершил разгром антисталинской оппозиции, объявив, что принадлеж¬
ность к троцкистско-зиновьевскому блоку несовместима с пребыванием в
рядах партии. Он одобрил постановления ЦК и ЦКК об исключении из
партии Троцкого и Зиновьева и вывел из партии 75 активных оппозици¬
онеров.
2. Ганди Мохандас Карачанд (1869—1948) — один из лидеров индий¬
ского национально-освободительного движения, его идеолог. Учение Ган¬
ди (гандизм) был программой борьбы за национальное освобождение.
Основные принципы идеологии и политики Ганди: достижение независи¬
мости мирными, ненасильственными средствами, путем вовлечения в
борьбу широких народных масс, стремление к достижению классового
мира, идейная и нравственная опора на религиозные чувства и историче¬
ские традиции народа.

520
Примечания
3. 18 января 1929 г. коллегия ОГПУ приняла решение о высылке
Л. Д. Троцкого за пределы СССР. Троцкий обратился к руководителям
ряда стран, в том числе Норвегии, с просьбой о выдаче визы. До 1933 г.
он жил на Принцевых островах, близ Стамбула. Затем получил разреше¬
ние на въезд во Францию. Летом 1935 г. переехал в Норвегию. В январе
1937 г. по приглашению президента Мексики Карденаса прибыл в эту
страну, где жил до конца своей жизни. Убит 21 августа 1940 г. агентом
Сталина.
4. Версальский мирный договор был подписан 28 июня 1919 г. в Вер¬
сале державами-победительницами — США, Британской империей, Фран¬
цией, Италией, Японией, Бельгией и др., с одной стороны, и побежден¬
ной Германией, с другой. По условиям договора Германия потеряла зна¬
чительную часть своей территории (возвращение Франции Эльзас-Лота¬
рингии, Бельгии — округа Мальмеди и Эйпен, Польше — Познани, части
Поморья и других территорий Западной Пруссии). Германия обязалась
соблюдать независимость Австрии, Чехословакии и Польши. Германские
колонии были поделены между главными державами-победительница-
ми. Сухопутная армия была ограничена 100 тыс. человек, установлены
также ограничения в вооружениях. Германия обязалась платить репара¬
ции. СССР неизменно разоблачал империалистический характер Вер¬
сальского мирного договора и в то же время решительно возражал про¬
тив подготовки новой мировой войны под предлогом борьбы за пере¬
смотр статей договора.
5. Локарнские договоры были заключены на международной конфе¬
ренции в Локарно (Швейцария) 5—16 октября 1925 г. В работе конферен¬
ции участвовали Великобритания, Франция, Германия, Италия, Бельгия,
Чехословакия и Польша. Основной итог конференции — принятие гаран¬
тийного пакта (Рейнский пакт) о неприкосновенности германо-француз¬
ских, германо-бельгийских границ и сохранении демилитаризации Рейн¬
ской зоны. Относительно своих восточных границ Германия обязательств
не давала. Локарнские договоры имели своей целью создать антисовет¬
ский блок западных стран с участием Германии. Они способствовали
усилению германского империализма.
6. На заседании Подготовительной комиссии Женевской конференции
по разоружению 9 февраля 1929 г. по инициативе М. М. Литвинова был
подписан Московский протокол о досрочном введении в действие Париж¬
ского договора от 27 августа 1928 г. (Пакт Бриана—Келлога) между СССР,
Эстонией, Латвией, Польшей и Румынией.
7. Имеется в виду пленум ЦК ВКП(6), который проходил в Москве
10—17 ноября 1929 г. На нем были подведены итоги первого года пяти¬
летки.
8. Линдерут Свен Харальд (1889—1956) — один из основателей Комму¬
нистической партии Швеции (КПШ), в 1929—1951 гг. ее председатель.
В 1938—1949 гг. председатель парламентской фракции КПШ.
9. Речь идет о советско-китайском вооруженном конфликте, спровоци¬
рованном китайскими милитаристами 10 июля 1929 г. В нарушение согла¬
шений 1924 г. о совместном управлении Китайско-Восточной железной

Тетрадь седьмая
521
дорогой (КВЖД) китайские власти захватили ее и арестовали свыше
200 советских граждан. Не добившись урегулирования конфликта мир¬
ным путем, советское правительство в августе создало Особую Дальнево¬
сточную армию (ОДВА) под командованием В. К. Блюхера, которая во
взаимодействии с Амурской (Дальневосточной) флотилией разгромила
группировки китайских войск. 22 декабря 1929 г. китайские власти вы¬
нуждены были подписать Хабаровский протокол, восстановивший пре¬
жнее положение на КВЖД.
11. Серебровский Александр Павлович (1884—1938) — советский госу¬
дарственный деятель, профессор, член коммунистической партии с
1903 г., участник революции 1917 г. С 1926 г. — начальник Главзолота,
одновременно с 1931 г. заместитель наркома тяжелой промышленности.
Тетрадь седьмая
1. Кутепов Александр Павлович (1882—1930) — российский генерал от
инфантерии, командующий корпусом в армии А. И. Деникина, команду¬
ющий корпусом 1 армии генерала П. Н. Врангеля (1920), в эмиграции
возглавлял «Русский общевоинский союз» (1928—1930). Похищен агентами
ОГЛУ в Париже; умер в пути к Новороссийску.
2. Беседовский Григорий Зиновьевич (1896—1951?) — советник полпред¬
ства во Франции с 1927 г. 2 октября 1929 г. совершил побег из советского
полпредства в Париже, став невозвращенцем.
3. Речь идет о международном скандале в связи с разоблачением в
январе 1930 г. преступной деятельности по распространению фальшивых
американских долларов берлинским частным банком «Сасс и Мартини».
Этот банк был куплен советским правительством через подставных лиц
и служил легальной фирмой для обмена и сбыта изготовленных в СССР
фальшивых банкнот. Из Германии поддельные купюры распространи¬
лись по всему миру. Руководителем банка был немецкий коммунист
Франц Фишер, которому удалось избежать ареста. Он был тайно пере¬
правлен советскими агентами в СССР. Мировая пресса высказывала
подозрения, что следы преступления ведут в Советский Союз. Спецслуж¬
бам западных стран в тот период не удалось установить, где и кем
изготовляются фальшивые доллары.
4. Копп Виктор Леонтьевич (1880—1930) — полпред СССР в Швеции
в 1927-1930 гг.
5. Стриндберг Август Юхан (1849—1912) — шведский писатель.
6. Масарик Томаш (1850—1937) — президент Чехословакии в 1918—
1935 гг.
7. Бардина Софья Илларионовна (1852—1883) — участница движения
народников. В 1877 г. сослана в Сибирь. Покончила жизнь самоубий¬
ством.
8. Фигнер Вера Николаевна (1852—1942) — писательница, член Испол¬
кома «Народной воли», участница подготовки покушения на Александ¬
ра II. Провела 20 лет в Шлиссельбургской крепости.
9. Засулич Вера Ивановна (1849—1919) — деятель российского револю¬

522
Примечания
ционного движения. В 1878 г. покушалась на жизнь петербургского гра¬
доначальника Ф. Ф. Трепова. В 1883 г. один из организаторов группы
«Освобождение труда», позднее — участница социал-демократического
движения.
10. Джонсон Эми (1903—1941) — первая женщина-пилот, предприняв¬
шая попытку одиночного перелета из Лондона в Дарвин (Австралия).
11. Речь идет о XVI съезде ВКП(6), состоявшемся 26 июня—13 июля
1930 г. Он был охарактеризован как съезд развернутого строительства
социализма по всему фронту. Съезд подтвердил постановление ноябрь¬
ского (1929) пленума ЦК ВКП(6) о несовместимости взглядов правой
оппозиции (Н. И. Бухарин, А. И. Рыков, М. П. Томский и др.) с принад¬
лежностью к партии.
12. ВОКС — Всесоюзное общество культурных связей с заграницей,
созданное в 1925 г. в целях ознакомления советских людей с достижени¬
ями науки и культуры зарубежных стран и популяризации культуры
народов СССР за рубежом. Упразднено в 1958 г.
13. Бриан Аристид (1862—1932) неоднократно возглавлял правитель¬
ство Франции (с 1909 г.) и был министром иностранных дел. В 20-е годы
проводил антисоветскую политику, с 1931 г. предпринял шаги к сближе¬
нию с СССР.
14. Макдональд Джеймс Рамсей (1866—1937) — один из основателей и
лидеров Лейбористской партии Великобритании. В 1924 и 1929—
1931 гг. — премьер.
15. Барту Луи (1862—1934) — премьер-министр Франции в 1913 г.,
министр иностранных дел в 1934 г. Сторонник франко-советского сотруд¬
ничества. Погиб в результате покушения.
16. Кулидж Калвин (1872—1933) — президент США в 1923—1929 гг.
17. Гувер Джон Эдгар (1895—1972) — директор Федерального бюро
расследований с 1924 г.
18. Маттеотти Джакомо (1885—1924) — итальянский социалист, высту¬
пил с разоблачениями фашистского режима. Убит террористами. Это
злодеяние вызвало взрыв возмущения в стране и привело к острому
политическому кризису фашистского режима.
19. Андре Соломон Август (1854—1897) — шведский инженер, поляр¬
ный исследователь. В 1897 г. на воздушном шаре «Орел» с двумя спут¬
никами вылетел со Шпицбергена к Северному полюсу. Все участники
экспедиции погибли. Место катастрофы было найдено в 1930 г. на ост¬
рове Белый.

ОГЛАВЛЕНИЕ
Exellenz madame Kollontay 25
Введение к моим запискам 31
Тетрадь первая (1922- 1923)
Норвегия. Мое назначение на дипроботу
Норвегия. Мое назначение на дипработу 34
По пути в Норвегию 37
Наше полпредство в Христиании 51
Напутствие Сталина 54
Мой первый день дипломатической работы 55
Полпред вернулся 58
Горный курорт 59
Готовлюсь к работе 61
Снова Христиания 65
Норвежские проблемы и дела 69
Командировка на мирную конференцию в Гаагу 73
Эпизод в Треллеборге 79
Визит в Министерство иностранных дел 80
Оппортунизм в Рабочей партии 82
Беседа с министром иностранных дел Мовинкелем 83
Пансион «Риц» 85
Международные события 87
Посетители в полпредстве 89
Текущие дела 90
Либеральный кабинет 91
Отправка диппочты 92
Общественная деятельница Тове Мур 93
Вопрос репатриации 94
Личное 95
Разногласия в Рабочей партии 96
Проблемы Шпицбергена и его суверенитет 98
Приезд Коларова 99
Вести из Москвы 101
Борьба партий 103

524
Оглавление
Кабинет либералов пал 105
Новый кабинет 105
Суриц переведен из Норвегии 106
Мое извещение в ЦК 108
Дело ксендза Буткевича 108
О положении у нас 109
О Нансене 109
Подготовка первой торговой операции 111
Договор с «Бергенске К°» 11З
Финансовый кризис 114
У министра торговли Хольмбо 116
Первое мая 118Письмо к другу 119
Воровский убит 120
Рожь на сельдь 121
О Красине 127
Дипломатические осложнения 129
Твердый заказ 129
Торговые дела 130
Москва назначила меня полпредом в Норвегии 132
Переговоры о хлебной монополии 133
Похороны премьера 134
Приятный вечер 136
Договор с рыбниками подписан 138
Норвежское правительство выдвигает новое требование 140
Вечер в Хольменколлене 141
Мои доводы о признании нас де-юре 142
У премьера Берге 144
Первый официальный обед 146
Журналистка из Ассошиэйтед Пресс 147
Студия Вахтангова 148
Катерин Антони 149
Событие первостепенной важности 151
Еду в Москву 154
Тетрадь вторая (1923-1924)
Норвегия. Признание де-юре
Поездка в Москву летом 1923 года 155
Текущая работа полпредства (экономические вопросы,
Шпицберген и проч.) 159
Раскол Норвежской рабочей партии и телеграмма Сталина 172
В Москву за инструкциями 177
Беседа с Мовинкелем, заявление Мишеле, обед кабинета,
вопросы «Руссо-Норзе» 181

Оглавление 525
Стадия конкретных переговоров о взаимном признании 186
Смерть Ленина 188
Признание (стортинг голосует за признание, подписание актов
признания) 190
Неожиданные дипломатические сложности и их разрешение 197
Началась текущая работа 204
Прибытие в Берген «Авроры» и крещение лесовоза 213
Торговый договор 216
Аудиенция у короля 221
Два контрпункта 224
Заседание Совнаркома (октябрь 1924 г.) 225
Тетрадь третья (1924-1925)
Норвегия. Письма, записки
Письмо другу 231
О бесклассовом обществе 232
О современном производстве 234
О морали 236
Убогость печати буржуазной прессы 237
Из писем к 3. Шадурской и В. Юреневой 237
О Вигеланне 240
Командировка в Лондон 241
Настроения 245
Тетрадь четвертая (1926-1927)
Мексика
Беседа со Сталиным 248
Путь на Мексику 252
В пути (из писем к Зое Шадурской) 254
Полпредом в Мексике 259
Церемония вручения грамоты 268
Текущая работа 271
Инцидент с помощью из Москвы стачечникам 287
Политическая атмосфера сгущается 292
Теотиуакан и об истории Мексики 294
Куорневака 296
Кристеросы наглеют 305
Народные праздники 307
Письмо старому товарищу 310
Налет на АРКОС 311
Итоги 313
Отъезд 317

526
Оглавление
Тетрадь пятая (1927-1928)
Снова Норвегия
Второе назначение и приезд в Норвегию 328
Новый дом, новые люди 328
О Москве 329
Кредиты на наши промышленные заказы 331
Еще о Москве 332
Новый кабинет — лейбористы 335
Кабинет пал 337
Насущные вопросы 339
Официальный визит афганского падишаха Амануллы-хана
в Советский Союз 341
Вызов в Москву 342
Аманулла-хан в Москве 343
Беседы с Мовинкелем 350
Московские встречи и впечатления 352
В розысках экспедиции Нобиле 357
Наше участие в розысках 357
Ледокол «Красин» 360
Заметки о дипломатии 365
Три события 367
Финансово-торговые вопросы 370
Осень в Осло 370
Текущие дела 372
Заметки на лету 377
Милая моя Норвегия 380
Тетрадь шестая (1929)
Норвегия
Встреча Нового года 384
На работе в Осло 386
У Нансена 387
Торгово-финансовые дела 389
В парламенте 390
Вигеланн 391
Беседа с Мовинкелем 394
О гарантийном пакте 396
О госгарантии 396
Обед кабинету 399
Прием 23 февраля 406
Свадьба кронпринца 407
Основная забота — Арктика 409
О международном положении 411

Оглавление 527
Летом в полпредстве 414
О Балтийском блоке 417
Летнее затишье, еду в Москву 418
У Сталина 421
Кредиты нам утверждены 427
Тетрадь седьмая (1930)
Осло—Стокгольм
Кредиты и распоряжение короля 428
Пакт 433
Культурные связи 434
Тяжелая полоса 435
Обед у короля 438
Назначение в Швецию 439
Приезд в Стокгольм - 442
Осмотр полпредства. Землячество 443
Невозвращенцы и шведские провокации 446
Дело Соболева 448
Письмо к Зое 451
Первый визит к мининделу Трюггеру 452
1 Мая 454
Где причины невозвращенства? 456
Визит парламентера 458
Итоги и результаты 460
Записки о Швеции 465
Похороны Нансена 469
Проблемы архипелага в Арктике 470
Два письма 472
Вопрос о старошведах 475
Советские профессора в Стокгольме 477
Агреман и о пакте 478
О партийном съезде 480
Гость из Москвы 481
Визит эскадры 485
В клинике 487
Как сорвался пакт 489
Международная ситуация 493
Прощаюсь с Норвегией 497
Последние дни 499
Примечания 502

A. A. Домонтович - мать (1871) M. A. Домонтович - отец
Шурочке Домонтович 6 лет
(1878)
Это Зоя Шадурская. Уже на склоне
лет А. М. Коллонтай назовет ее
«самым близким товарищем всей
жизни»

«Как молоды мы были(1890)
Пока tеще Шура Домонтович (1891)
Через два года она станет Алехсандра
Вот уже три года Шура (в центре)
замужем за военным инженером
(стоит справа) В. Л. Коллонтаем
(Петербург, 1896)
В России между тем революция
(1906)
Чета Коллонтай с сыном Мишей
(родился в 1894 году)
Фотомодель серебряного века.
А. М. Коллонтай перед выступлением
на благотворительном вечере, устроен¬
ном с целью пополнения партийной
кассы (Берлин. 1910)

В1898 году дороги четы Коллонтай
разошлись. Александра ушла от мужа
в революцию, а Владимир продолжил
путь наверх - в генералы. Таким он
был в 1917 г.
Подруга А. М. Коллонтай норвежка
Эрика Рутхайм. Знакомство состоя¬
лось в Берлине в годы эмиграции и
продолжалось затем в Стокгольме
Евгения Мравина (Мравинская) -
певица, примадонна Мариинского
театра в С.-Петербурге, сводная
сестра А. М. Коллонтай
Сводный брат А. М. Коллонтай
Александр Мравинский, его жена
Елизавета и их сын Евгений -
будущий выдающийся дирижер, руково
дитель одного из лучших в мире
симфонических оркестров - оркестре
Ленинградской филармонии

На обороте фотографии автограф А. М. Коллонтай:
«1914. Тюрьма, где я сидела». Мальмё, Швеция
Открытка сыну в Петроград из Нью-Йорка. 1915

Этот человек спорил с самим В. И. Лениным. И потому надолго был забыт.
Между тем Академия наук СССР в 1929 году окажет ему высокую честь -
изберет своим действительным членом (экономика). На обороте автограф
будущего академика П. П. Маслова: «Дорогой Александре Михайловне»

Социал-демократы из России и Швеции. Приехали на Циллмервальдскую конфе¬
ренцию (1915). Крайний справа - А. Г. Шляпников. В будущем - лидер
«рабочей оппозиции»

В черниговской глубинке, в кругу семьи П. Е. Дыбенко (мать, отец, сестра),
с. Людков. 1918 год

Здание нашего полпредства в Осло на
улице Дроллменвей, 34. 20-е годы
Королевский дворец. Осло, 1926

Здание нашего полпредства в Осло на улице Ураниенборгвей. 1927-1930
Гранд-отель в Осло. 1926

Официальным распространителем книг издательства «Academia»
за пределами СНГ является НПО «Иформ-система»
Тел. 129-57-48, факс 124-99-38
Наши книги можно приобрести непосредственно в издательстве
Звоните по телефонам 230-21-44 или 238-21-23
Научное издание
Александра Михайловна Коллонтай
ДИПЛОМАТИЧЕСКИЕ ДНЕВНИКИ. 1922-1940
Т. 1
Издательство «Acaderaia»
при участии редакции журнала «Вестник РАН».
117810, Москва, Мароновский пер., 26.
Тел. 238-21-23, 238-21-44. Тел./факс 238-25-10.
E-mail:apriori@oss.ru
Главный редактор издательства
В. А. Попов
Редактор
Т. В. Маврина, Р. А. Поповкина
Художественный редактор
Е. Ю. Салтыкова
Компьютерная верстка
Т. Н. Грызунова
Корректор
Р. В. Воробьева
Редактор-организатор
Г. Н. Углева
Лицензия ЛР № 040103 от 18.02.97.
117864, Москва, ул. Профсоюзная, д. 90
Подписано в печать 20.08.2001. Формат 60x88 1/16.
Печать офсетная. Гарнитура «Baskerville». Бумага офсетная № 1.
Печ. л. 33,0+1,0 вкл. Тираж 1000 экз. Заказ № 7049
Отпечатано в Производственно-издательском комбинате ВИНИТИ,
140010, г. Люберцы, Московской обл., Октябрьский пр-т, 403.
Тел. 554-21-86

ISABEL

БЮЛЛЕТЕНЬ
СОВЕТСКОЙ ПРЕССЫ
ПРЕССБЮРО СОВЕТСКОЙ МИССИИ
Ш 200 Стокгольм
Покедельник,б апреля 1942 года.
УКАЗ
ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА С.С.С.Р.
Q JBMbJMMMMLТов^КО^-ДОНТаЛ А» М. Огденом Трудового Красного Знамени.
За выдающиеся заслугл перед Советским государством.в связи с
70-летием со дня ее рождения»наградить орденом ТРУДОВОГО КРАСНОГО
ЗНАМЕНИ,ранее награжденную орденом ЛЕНИНА товарища КОЛЛОНТАЙ Алек¬
сандру Михайловну.
Председатель Президиума Верховного Совета СССР
М.КАЛИНИН.
Секретарь Президиума Верховного Совета СССР
А.ГОРКИН.
Москва,Кремль.4 апреля 1942 года.
ПОЗДРАВИТЕЛЬНАЯ ТЕЛЕГРАММА
НАРОДНОГО КОМИССАРА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ В.М.МОЛОТОВА ПОСЛАННИКУ СССР
В ШВЕЦИИ А.М.КОЛЛОВТАД В СВЯЗИ С НАГРАЖДЕНИЕМ ЕЕ КО ДНЮ 70-ЛЕТИЯ
0FEEH0M ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ.
А. М. КОЛЛОНТАЙ.
Сердечн' поздрагляем с ВЫСОКОЙ ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЙ НАГРАДОЙ но
дню Вашего семидесятилетия.
Желаем Вам на долгие года большевистской бодрости,сил к здоровья
для дела нашей победа над фашизмом,на благо нашей советской Родины.
ЛМем Вашу руку.
В. МОЛОТОВ, А. ВШЮСКИЙ, В. ДЕКАЯ030В, С. ЛОЗОВСКИЙ,
А.СОБОЛЕВ,К.УМАНСКИЙ,А.ПАВЛОВ,Q.ОРЛОВ.
Москва,5 апреля 1942 года