Отделение историко-филологических наук
Российской академии наук
Институт российской истории Российской академии наук
Управление по делам архивов Правительства Ярославской области
Департамент культуры Ярославской области
Ярославский государственный историко-архитектурный
и художественный музей-заповедник

СМУтНОе ВРеМЯ В РОССИИ
в начале XVII в.: поиски выхода
К 400-летию «Совета всея земли» в Ярославле

Материалы
Международной научной конференции
(Ярославль, 6 – 9 июня 2012 г.)
Под редакцией доктора исторических наук,
профессора В. Н. Козлякова

Ярославль
2012

УДК 94(47).04 «15/16»+930
ББК 63.3(2)45
С 52

Книга издана при финансовой поддержке
Правительства Ярославской области

С 52 Смутное время в России в начале XVII века: поиски
выхода. К 400-летию «Совета всея Земли» в Ярославле.
Материалы Международной научной конференции Ярославль,
6 – 9 июня 2012 года.Под редакцией доктора исторических
наук, профессора В. Н. Козлякова. М.: Издательство ЗАО «2К»,
2012. 432 с., ил.

ISBN 978-5-89449-023-6

@ Ярославский государственный историко-архитектурный
и художественный музей-заповедник. 2012

Содержание

Смутное время в России
в начале XVII в.: поиски выхода.
К 400-летию «Совета всея земли» в Ярославле
10

Международная конференция «Смутное время в России в начале
XVII в.: поиски выхода. К 400-летию “Совета всея земли”
в Ярославле»

I

«СОВет ВСеЯ ЗеМлИ» В ЯРОСлАВле
И ОСВОБОжДеНИе МОСКВы В 1612 г.

14

В. Н. Козляков. Земское ополчение в Ярославле в 1612 г.

26

Т. Бохун. Польско-литовский гарнизон в Москве: политические
аспекты

39

А. А. Кузнецов, А. В. Морохин. Ополчение 1611 – 1612 гг. и власти
Нижнего Новгорода: проблемы отношений

47

Я. Г. Солодкин. Очищение Московского государства в изображении
«Нового летописца» (о некоторых спорных интерпретациях
источника)

51

Г. М. Коваленко. г. А. Замятин о переговорах Новгорода и Ярославля
в 1612 г.

58

О. В. Скобелкин. Иностранные наемники и Второе ополчение

63

А. Ю. Кабанов. Перфилий Секирин: портрет участника Второго
земского ополчения

69

Т. В. Рязанцева. Монеты Ярославского денежного двора (Второго
ополчения) в ярославских кладах

78

В. В. Горшкова. «тогда бо мятежные времена были…»

83

Д. Ф. Полознев. Память о Смутном времени в Ярославле XVII в.

II

гОРОДА И УеЗДы В СМУтНОе ВРеМЯ

92

Н. Е. Тюменцева, И. О. Тюменцев. тушинцы и жители Угличского
уезда в 1608 – 1610 гг.

113

И. О. Тюменцев. Архив Соликамской приказной избы начала XVII в.:
перспективы комплексного анализа

118

А. П. Павлов. К вопросу об участии дворянства «украинных
городов» в событиях Смуты

13 6 П. О. Горбачев. Политическая ориентация П. П. ляпунова в конце

1607 — середине 1609 г. Борьба с тушинцами на территории
Рязанского края
1 45 В. Н. Беляева. личностное измерение событий общероссийского

масштаба: последствия присяги лжедмитрию II для балахнинских
посадских старост и их семей
151 А. В. Беляков. Участие знатных татарских выходцев в событиях

Смутного времени. Гендерный подход
159 С. А. Алексеев. Дворянское землевладение в послесмутное время

(на примере Белозерского уезда)
17 3 К. А. Аверьянов, Е. И. Андреева. Отображение событий Смутного

времени на тематических картах

III

гОСУДАРСтВО, ВлАСтЬ И СОБСтВеННОСтЬ

182 Н. М. Рогожин. XVII век: тенденции эволюции государственности
189 В. Б. Перхавко. О торговых буднях Смутного времени
20 9 Д. В. Лисейцев. тяжба торговых людей 1621 г. и неизвестная

страница Смутного времени
22 1 Т. Ю. Амплеева. Изменение представлений о характере власти

московских государей в эпоху Смутного времени

2 31 Т. И. Гулина. Синодик ярославского Спасского монастыря 1656 г.

(к формированию идеологии российской власти в XVII в.)
24 8 Н. В. Сапожникова. Смута как феномен нравственно-исторического

очищения

IV

лЮДИ СМУтНОгО ВРеМеНИ

2 5 4 Ю. М. Эскин. Спорные вопросы биографии Пожарского
2 63 М. Шмюккер-Брелёр. Домашний архив князей Пожарских

(1633– 1652)
270 А. А. Селин. Никита Васильевич Вышеславцев: новгородский

служилый человек в военно-политических баталиях Смутного
времени
279 Я. В. Леонтьев. «Предаст же брат брата на смерть…» (Воевода

князя Скопина-Шуйского Я. П. Барятинский и тушинский воевода
в Ярославле Ф. П. Барятинский)
28 4 В. Н. Глазьев. Мирон Андреевич Вельяминов: роль в событиях

Смуты и в период царствования Михаила Романова
2 91 М. И. Балыкина. Андрей Семенович Алябьев — воевода Нижнего

Новгорода в Смутное время
3 03 Я. Э. Харитонова. Антониево-Сийский монастырь в жизни

патриарха Филарета
30 8 И. А. Устинова. «Яз, смиренный Иона, митрополит Сарский

и Подонский меж патриархов…»
318

С. Ю. Шокарев. Переписи Москвы XVII в. как источник
для изучения биографий деятелей Смутного времени

V

СМУтА В ИСтОРИЧеСКОЙ ПАМЯтИ

32 6 А. М. Молочников. Родословие Вараксиных и «Повесть о победах

Московского государства»
3 31 И. А. Лобакова. Участники Смуты в житии Иринарха Ростовского
3 41 Р. Я. Солодкин. Московская Смута глазами английских дипломатов

и путешественников: историографические аспекты
34 6 И. Ю. Фоменко. Смутное время в исторических трудах

М. Н. Муравьева

3 56 А. В. Семенова. Смутное время в общественной мысли конца

XVIII — первой четверти XIX в.
36 2 О. Б. Карсаков. Заметка об одной историографической легенде

о Смутном времени
3 67 В. В. Митрофанов. «…Смутное время меня сильно занимает»:

о сотрудничестве С. Ф. Платонова с Нижегородской ученой
архивной комиссией (на основе переписки с А. С. гациским)
375 Я. Е. Смирнов. А. А. титов как публикатор и исследователь

материалов по русской Смуте
40 4 Е. В. Чувакова. Празднование 300 летия династии Романовых

в Архангельской губернии как торжественный акт
просветительской деятельности православного духовенства
епархии
411 Я. Н. Рабинович. Пермский период творчества (1938–1952) германа

Андреевича Замятина
4 24 А. А. Севастьянова. «Утраченные возможности» в Смутное время:

концепция Владимира Борисовича Кобрина

Международная конференция
«СМУтНОе ВРеМЯ
В РОССИИ В НАЧАле XVII В.:
ПОИСКИ ВыхОДА.
К 400-летИЮ “СОВетА ВСеЯ
ЗеМлИ” В ЯРОСлАВле»

С

мутное время в России — период гражданской войны, распада
государственности, вторжения иноземных сил. В эту эпоху
Россия, как известно, была поставлена на грань существования.
С Ярославской землей оказался связан как пролог Смуты — трагическая гибель царевича Дмитрия в Угличе в 1591 г., так и ее
кульминационный момент — организация «Совета всея земли»
в Ярославле в 1612 г. «Смута» могла бы остаться в истории примером политической и национальной катастрофы, жестокой борьбы
разных социальных сил. Однако спасение страны было найдено
в результате общего совета земских сил, организовавших свое правительство и освободивших Москву. После этого на Земском соборе
был выбран новый царь Михаил Романов.
«Совет всея земли» — земское правительство — организовался в Ярославле в начале апреля 1612 г., когда из Нижнего Новгорода
прибыло в Ярославль ополчение, собранное нижегородским земским
старостой Кузьмой Мининым и стольником князем Дмитрием Михайловичем Пожарским. Первая грамота, подписанная в Ярославле
«Советом всея земли», датируется 7 (17) апреля 1612 г. В этой грамоте, отосланной от имени руководителя ополчения князя Дмитрия Пожарского и еще 50 людей, составивших при нем «общий совет» (в том
числе это были богатейшие ярославские купцы григорий Никитников и Василий лыткин), содержался призыв «к общему соединению»
русских людей. Как писал великий русский историк академик Сергей
Федорович Платонов, в своем послании «Совет всея земли» объявлял,
что он желает «устроить в Ярославле общеземское правительство
и в Ярославле же выбрать законного государя».

Около четырех месяцев — с апреля по июль 1612 г. — пробыло земское ополчение в Ярославле. В это время был организован
обмен посольствами с Новгородом Великим, собирались налоги
и деньги на вооружение ополченских «таборов» (место стояния сил
ополчения сохранилось в городской топографии в названии таборской улицы). Ярославское правительство рассылало грамоты своим
приверженцам в соседних северных и поволжских городах — Белоозере, Вологде, Устюге Великом, Пошехонье, Романове, Костроме,
а также в далекой Сибири. главным делом «Совета всея земли» стал
сбор военных сил для освобождения Москвы. Собранное и подготовленное в Ярославле ополчение шло к Москве через Ростов и Переславль-Залесский. Благословение на свой ратный подвиг оно получило в троице-Сергиевом монастыре. Приход ополчения Минина
и Пожарского под Москву позволил решить главную задачу и освободить столицу от иноземного гарнизона, подчинявшегося польско-литовскому королю. Ярославль исполнил важнейшую историческую миссию консолидации общерусских сил, именно здесь был
найден выход из тупика, сформулированный «Советом всея земли»:
«чтоб нам всем единокупно за свою веру и за отечество против врагов своих… стояти».
Актуализировать в общественном сознании идеи о значительной роли Ярославской земли в сохранении и укреплении Российского государства была призвана Международная научная конференция
«Смутное время в России в начале XVII в.: поиски выхода. К 400-летию “Совета всея земли” в Ярославле», состоявшаяся 7–9 июня 2012 г.
в Ярославском музее-заповеднике.
Инициаторами проведения научного форума выступили Институт российской истории РАН, Ярославский историко-архитектурный музей-заповедник и государственный архив Ярославской
области. Идея проведения конференции нашла поддержку у ведущих специалистов по истории России, представителей академических институтов и вузов страны: Санкт-Петербургского института
истории РАН, Института русской литературы (Пушкинского Дома)
РАН, Археографической комиссии РАН, Российского государственного архива древних актов, государственного Исторического музея,
Московского, Санкт-Петербургского, Саратовского и других федеральных и национально-исследовательских университетов. В конференции приняли участие ведущие историки-слависты из германии
и Польши. Значение академических исследований, посвященных
Смутному времени, и их презентация широкой общественности
нашли понимание в Правительстве Ярославской области, которое
оказало содействие в организации и финансировании проекта. Организаторам конференции хотелось бы выразить особую признательность заместителям губернатора Ярославской области В. г. Костину и С. В. Березкину, начальнику управления по делам архивов
Правительства Ярославской области е. л. гузанову.

11

В дни работы конференции были открыты две выставки:
«Книга власти: печатная книга в Русском государстве XVII в.» в Ярославском музее-заповеднике при участии государственного архива
Ярославской области — и выставка книг XIX – XXI вв. «Смутное время: споры, мнения, гипотезы» в Ярославской областной библиотеке имени Н. А. Некрасова. Большой резонанс в городе получили публичные чтения, состоявшиеся в рамках конференции, на которых
прозвучали лекции И. грали, Ю. М. Эскина, В. Н. Козлякова.
Материалы международной конференции позволяют оценить
современное состояние изучения самых разных проблем истории,
политики и литературы Смутного времени.

I

«СОВет ВСеЯ ЗеМлИ»
В ЯРОСлАВле
И ОСВОБОжДеНИе
МОСКВы В 1612 г.

В. Н. Козляков

Зе МСКОе
ОПОл ЧеНИе
В ЯРОСлАВле
В 161 2 г.

Козляков
Вячеслав
Николаевич,
доктор
исторических
наук, профессор
Рязанского
государственного
университета
имени
С. А. Есенина

О

тсчет всероссийской славы Ярославля, где было создано
настоящее земское правительство — «Совет всея земли», начинается со времени прихода в город нижегородской рати во главе
с князем Дмитрием Пожарским и Кузьмой Мининым во второй половине марта 1612 г. Вспомним, что в этот момент Смуты происходило в Русском государстве: прошел всего год с того момента, когда
отряды Первого ополчения окружили сожженную Москву, но так
и не достигли успеха. Вместо этого в подмосковных полках утвердилась рознь между дворянами и казаками, и уже совершилась присяга новому самозванцу со старым именем «царь Дмитрий Иванович».
Земское дело освобождения Москвы приходилось начинать заново,
и далеко от столицы.
Дорога под Москву оказалась долгой для нижегородского
ополчения. Четыре месяца оно стояло в Ярославле, побуждаемое
из троице-Сергиева монастыря и из других мест к походу на помощь подмосковным полкам. Но у «земского совета», сложившегося
в Нижнем Новгороде, были свои цели, которые он и реализовывал
в период ярославского стояния. Известно, что именно в это время
ополчение князя Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина укрепилось настолько, что от имени «чинов» и «городов», собравшихся
в Ярославле, вступило в дипломатические переговоры с Новгородом
Великим. Земское ополчение стало приобретать черты временного
правительства, а Ярославль становился местом сбора ратных сил
из других городов, поддержавших нижегородское движение.

Однако сначала в Ярославле повторилась та же история с «уставом» Кузьмы Минина, что и в Нижнем Новгороде и Балахне, где
не все последовали патриотическому призыву делиться своим имуществом на общее земское дело. «лучшие» люди ярославского посада тоже не сразу подчинились нижегородцам, не слишком понимая,
по какому праву такой же земский староста и посадский человек,
как они, пришел хозяйничать в их город. Пришлось Кузьме Минину
показывать, что он не зря называется «выборный человек», а не просто земский староста Нижнего Новгорода1. Важно, что при этом руководители ополчения не думали только о том, как собрать больше
денег, не особенно объясняя, зачем они это делают, а позвали «лучших» ярославских посадских людей, в том числе григория Никитникова, для участия в земском совете, то есть распоряжаться собранными деньгами и участвовать в делах ополчения.
Первая грамота «ото всей земли» была направлена из Ярославля в Сольвычегодск 7 апреля 1612 г. В ней формулировались цели
создавшегося движения и определялась его позиция по отношению
к подмосковным «таборам» князя Дмитрия трубецкого и Ивана Заруцкого. Призыв собрать свой «земский совет» и прислать для этого «изо всех чинов людей человека по два» с наказами выборным
(«и с ними совет свой отписати, за своими руками») достаточно говорил о том, что в Московском государстве был создан новый центр
власти. Пожалуй, впервые жители Московского государства услышали такие беспощадные слова не только о том, что происходило
у них на глазах, но и приговор всем прежним годам Смуты, воспринятой как наказание за грехи: «По умножению грехов всего православного крестьянства, по праведному прещению неутолимой гнев на землю нашу наведе Бог».
Послание 7 апреля 1612 г. создавалось ввиду выборов нового царя. городам предлагалось «советовать со всякими людми общим советом, как бы нам в нынешнее конечное разорение быти
не безгосударным; чтоб нам, по совету всего государьства, выбрати общим советом государя…». Руководители земского движения просили последовать нижегородскому примеру и «промеж себя
обложить, что кому с себя дать на подмогу ратным людям». Собранную денежную казну надо было присылать в Ярославль. В обоснование этой программы действий ополчения была создана универсальная формула русского патриотизма: «…чтоб нам всем единокупно
за свою веру и за отечество против врагов своих безсумненною
верою стояти»2.
грамоту подписали князь Дмитрий Пожарский и другие члены «Совета всея земли», собравшиеся в Ярославле. Их имена редко
вспоминают, между тем участие представителей расколотых по политическим пристрастиям Боярской думы и государева двора в ополчении было очень важным политическим фактором, способствовавшим усилению земства. Это были бояре Василий Петрович Морозов

15
Зе МСКОе
ОПОл Ч е Н И е
В Я РОС л А В л е
В 1612 г.

16
I
«Совет всея
зем ли»
в Ярос лавле
и освобож дение
Москвы
в 1612 г.

и князь Владимир тимофеевич Долгорукий, окольничий Семен Васильевич головин (ближайший сотрудник князя Михаила СкопинаШуйского в годы борьбы с тушинцами, он оказался в Ярославле после
того, как побывал воеводою Первого ополчения в Переславле-Рязанском), князь Иван Меньшой Никитич Одоевский (брат новгородского
воеводы), бывшие воеводы подмосковных полков князь Петр Пронский, князь Федор Волконский и Мирон Вельяминов. Все они приложили свои руки к грамоте даже раньше князя Дмитрия Пожарского
и Кузьмы Минина. Среди других рукоприкладств на грамоте 7 апреля
1612 г. находятся еще несколько десятков имен дворян, дьяков и «лучших» посадских людей, в том числе и из Ярославля.
Князь Дмитрий Пожарский и Кузьма Минин, думая, «како бы
земскому делу прибылнее», решили прежде похода под Москву провести переговоры о выборах нового царя. Первым делом они определились, что поддержат кандидатуру шведского королевича, о которой ранее договаривалось Первое ополчение. Сложность состояла
в том, что с лета 1611 г. Новгород оказался под шведским протекторатом. Несмотря на это, из Ярославля все-таки послали посольство
в Великий Новгород, в которое вошли представители уже созданного в ополчении земского совета «ото всех городов по человеку и изо
всех чинов». «А писаху к ним для того и посылаху, — объяснял “Новый
летописец”, — как поидут под Москву на очищенья Московского государства, чтоб немцы* не пошли воевати в Поморския городы»3. так
впоследствии стремился автор «летописца» объяснить причину посылки посольства из Ярославля в Новгород, пытаясь убедить, что это
был всего лишь отвлекающий маневр земских властей. Но все было
намного серьезнее, в ополчении не могли «прикрываться» выбором
нового царя для похода на Москву. Иначе бы земский «совет» ничем
не отличался от тех, кто, по слову Авраамия Палицына, царем играл
«яко детищем». Посольская переписка между Ярославлем и Новгородом неопровержимо свидетельствует о серьезности намерений обеих сторон, увидевших шанс реализовать собственные интересы, объединившись вокруг кандидатуры шведского королевича4.
12 мая 1612 г. ярославское посольство во главе со Степаном
лазаревичем татищевым, состоявшее из пятнадцати человек «дворян розных городов» и других представителей «Совета всея земли»,
достигло Великого Новгорода. С собой они привезли грамоты «о земском деле» к новгородскому митрополиту Исидору, воеводе боярину
Ивану Большому Никитичу Одоевскому5 и к шведскому наместнику
Якобу Делагарди от земских бояр и воевод, которые «собрався всех
Зарецких, и Сиверских и Замосковных городов с дворяны и с детьми
боярскими, и стрелцы и с казаки, и с Казанскими и всех Понизовых

* «Немцы» — здесь: шведы, обобщенное название иноземцев из разных
христианских стран европы, в отличие от «литвы» — ближайших соседей
из Польши и Великого княжества литовского.

городов князи и мурзы и с тотары, и со всякими служилыми людьми
со многим собраньем» стояли «под Москвою и в Ярославле» (показательно, что подмосковное и ярославское ополчение не отделялись друг от друга) и воевали «с литовскими людми, которые сидят
на Москве в осаде и которые под городами»6 . Посольство было организовано таким образом, чтобы подчеркнуть соборную волю, выраженную в Ярославле. Поэтому там были жильцы и дворяне, служилые мурзы, представлявшие примкнувшие к движению Смоленск,
Казань, Нижний Новгород и «все Низовские городы», тверские города, Ярославль, Кострому, Вологду и Поморье.
Возвращение посольства Степана татищева из Великого Новгорода 1 июня стало сигналом к действию для нового земского правительства7. В начале июня 1612 г. из Ярославля отправили грамоту
в Путивль с призывом прислать выборных для обсуждения договора об избрании нового государя — шведского королевича Карла
Филиппа. Созыв Земского собора требовался в том числе и для подтверждения уже заявленного ранее представительства от «зарецких» и «северских» городов. хотя служилые люди из этих городов
находились в подмосковных полках, а воеводы — подчинялись
князю Дмитрию трубецкому и Ивану Заруцкому. В грамоте писали, что власти ополчения приняли решение поддержать обращение
новгородцев, ожидавших приезда шведского королевича (говорили
об этом с дипломатической осторожностью), для чего и послали грамоты в Путивль о созыве выборных: «для общаго земского совета,
изо всяких чинов человека по два и по три»8.
Послы из Новгорода — игумен Николо-Вяжищского монастыря геннадий и князь Федор тимофеевич Черново-Оболенский с товарищами прибыли в Ярославль уже в 20-х числах июня 1612 г.9 В целом исследователи характеризуют это посольство как не особенно
удачное. В ярославском ополчении согласились с тем, что кандидатура королевича Карла Филиппа является для них приемлемой,
но сами отказывались участвовать в посольстве в Швецию. Слишком памятен всем был «ожог» от неудачи с другим посольством
под Смоленск, на что и сослались в ополчении. Поэтому в Ярославле потребовали выполнения предварительных условий о приезде
в Новгород шведского королевича Карла Филиппа и его крещении
в православие.
Сведения о новгородском посольстве в Ярославль могут быть
дополнены благодаря одному забытому документу, опубликованному ростовским купцом и коллекционером Андреем Александровичем титовым в конце XIX в. Публикатор определил разновидность
документа — «расспросные речи»10, но не увидел его связи с переговорами новгородцев и ярославцев в 1612 г. по поводу кандидатуры шведского королевича Карла Филиппа на русский трон11. Между
тем в расспросных речах луки Милославского содержится чрезвычайно интересный рассказ о приезде посольства в Ярославль и уни-

17
Зе МСКОе
ОПОл Ч е Н И е
В Я РОС л А В л е
В 1612 г.

В. Н. Козляков

18
I
«Совет всея
зем ли»
в Ярос лавле
и освобож дение
Москвы
в 1612 г.

кальные детали переговоров об обсуждении кандидатуры шведского королевича. люди, упомянутые в документе только по именам,
могут быть уверенно отождествлены: «князь Федор» — глава посольства князь Федор Черново-Оболенский, «Смирной» — Смирной Отрепьев (родной дядя григория Отрепьева — лжедмитрия I),
а «Яков» — Якоб Делагарди. Оказывается, сразу по приезде в Ярославль послы были приняты «митрополитом» — то есть ярославским
и ростовским владыкой Кириллом, которому они «грамоты отдали».
Дальше возникла двухнедельная пауза, подогревавшая подозрения
в том, что послов необоснованно задерживают («ставят»), начиная
со времени их приезда в Ярославль.
Ярославские власти действительно уклонялись от того, чтобы дать подробный ответ на «статейные списки». В ополчении ждали приезда «большого» посольского дьяка Саввы Романчукова,
а до этого могли написать только формальный ответ о приеме и отпуске послов. глава новгородского посольства князь Федор ЧерновоОболенский тем временем использовал пребывание в Ярославле отнюдь не только для дипломатических трудов. Как рассказывал лука
Милославский: «…да у князя Федора-ж-де были скоморохи и медведя травил и зернью играл с Потапом Нарбековым». Очень неожиданное и непривычное свидетельство для картины патриотического
подъема в Ярославле летом 1612 г., за которой нередко ускользают
яркие детали обычной жизни.
Расспросные речи луки Милославского являются своеобразной репликой, на первый взгляд, подтверждающей знаменитые обвинения в адрес вождей земского движения келаря троице-Сергиева монастыря Авраамия Палицына. В его «Сказании» содержится
нелицеприятный, если не сказать злой, отзыв о том, что он нашел
в Ярославле. Монастырский келарь выехал из троице-Сергиева монастыря 28 июня и через пару дней должен был доехать до пункта
назначения: «И пришедшу ему во град Ярославль, и виде мятежников, и ласкателей, и трапезолюбителей, а не боголюбцов, и воздвижущих гнев и свар между воевод и во всем воиньстве».
Что же послужило основанием для упреков троицкого келаря, пытавшегося, как он писал, «поучить» «князя Дмитрея и Козму
Минина и все воиньство», с тем, чтобы они скорее шли под Москву,
не слушаясь не названных Палицыным «мятежников»? У келаря
Авраамия Палицына были и свои мотивы, которые он не назвал.
Подмосковный воевода князь Дмитрий трубецкой оказывал покровительство троице-Сергиеву монастырю, выдавал ему грамоты
и охранял от наездов казаков в троицкие вотчины12. Именно он , а не
князь Дмитрий Пожарский, был с точки зрения троицких властей
главным предводителем земских сил в тот момент.
Вернемся к переговорам с Новгородом Великим. В ответной
грамоте из Ярославля в Новгород 26 июля 1612 г. (показательно,
что переговоры о выборах царя «закольцевали» начало и конец ярос-

лавского стояния ополчения) князь Дмитрий Михайлович Пожарский подтверждал общий «добрый совет». После этого все зависело только от приезда или неприезда шведского королевича, потому
что его отсутствие могло вызвать «сумненье» у людей. «А нам без государя быти невозможно, — писали в ярославской грамоте, — сами
ведаете, что такому великому государству без государя долгое время
стоять нельзя»13. Это и есть найденный и четко сформулированный
в грамоте ополчения из Ярославля выход из Смуты!
Основными задачами земского ополчения за четыре месяца
пребывания в Ярославле с конца марта — начала апреля до конца
июля 1612 г. были: сбор ратной силы и вооружений, наполнение
земского бюджета, налаживание управления теми территориями,
которые приняли власть правительства «Совета всея земли». Что же
удалось сделать в это время вождям нижегородского движения?
Повседневные занятия ярославского правительства во многом зависели от решения главной цели «устроенья» ратных людей.
Князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому вместо немедленного
похода на Москву пришлось открывать целый «фронт» против казаков, как запорожских («черкас»), так и «вольных». Как свидетельствует июньская грамота 1612 г. от «Совета всея земли» из Ярославля в Путивль, князь Дмитрий Пожарский посылал своих воевод
«с ратными людьми» (в частности, князя Дмитрия Мамстрюковича
Черкасского) по соседним городам, располагавшимся как вблизи
Ярославля, так и в других центрах Замосковного края — во Владимиро-Суздальской и тверской земле. Основные же силы ополчения
тем временем собирались в Ярославле, где была продолжена раздача денег служилым людям, начатая в Нижнем Новгороде. Приезжавшие в земские полки дворяне и дети боярские, другие ратные люди,
нуждались, прежде всего, в жалованье и кормах. Производилось
также верстание новиков князем Дмитрием Пожарским. Назначение поместных и денежных окладов происходило в полках только
при чрезвычайных обстоятельствах, но впоследствии ярославское
верстание было признано вполне законным14.
Кстати, в одном из предместий Ярославля долгое время сохранялось название таборы (там же таборская улица), в названии
которого, согласно местной традиции, отразилась память о стоянии здесь ополчения князя Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина. если это действительно так, топонимический источник указывает на осторожность, с которой земское войско выбрало место
расположения своего основного лагеря. Полки князя Пожарского
встали рядом с земляным городом и рекой Волгой с романовской
и вологодской стороны, там, где было безопаснее всего, потому
что Романов и Вологда поддерживали ополчение. Именно там пролегала дорога в поморские города, бывшие главными союзниками
властей ярославского земского ополчения, через них шли контакты с Новгородом Великим.

19
Зе МСКОе
ОПОл Ч е Н И е
В Я РОС л А В л е
В 1612 г.

В. Н. Козляков

20
I
«Совет всея
зем ли»
в Ярос лавле
и освобож дение
Москвы
в 1612 г.

Казна ополчения стала пополняться в Ярославле не только чрезвычайными сборами, но и пошлинами, взимавшимися
при выдаче грамот, подтверждавших права на земельные владения
и полученные ранее льготы («тарханы»). Раньше всех в Ярославль,
где стояло земское ополчение князя Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина, приехал игумен Кирилло-Белозерского монастыря
Матфей. Как показывают документы, хранящиеся ныне в архиве
Санкт-Петербургского института истории, он привез с собою самое ценное, что было в монастырском архиве: документы прежних
царей на земельные владения и привилегии монастыря, и просил
власти ополчения о подтверждении тарханных грамот, которые
перестали признаваться. «По всем городам» с монастырских властей взимали пошлины «с черными людми ровней… а царские жаловальные грамоты во всем учали рудити (т. е. нарушать — В.К.)»,
писал игумен Матфей15. Перечисляя имена царей, начиная с Ивана грозного, игумен Матфей упоминал царя Бориса и даже самозваного царя Дмитрия, а также царя Василия, подписавших в свое
время эти тарханные грамоты на свои имена. Действия кирилловского владыки были самым логичным шагом при смене власти, необычным было лишь то, что он привез монастырские документы
не в Москву, а в один из центров сбора земских сил, где создавался
«Совет всея земли»…
Подтверждение тарханных грамот Кирилло-Белозерского
монастыря стало одним из первых решений земского «Совета всея
земли» в Ярославле — грамота об этом датирована еще 8 апреля
1612 г. грамоту направили в те замосковные и поморские города,
в которых располагалась монастырская вотчина Кирилло-Белозерского монастыря. По тексту этого документа можно определить,
что власть ополчения уже в то время распространялась на перечисленные в ней Белоозеро, Вологду, Ярославль, Ростов, Кострому, холмогоры, Устюг, тотьму. Земские советы этих городов были союзниками ярославского «Совета всей земли». Своим челобитьем игумен
Матфей задал непростую задачу властям ополчения, ведь они должны были выступить преемниками власти прежних царей! В земском
совете в Ярославле безусловно признавали пожалования царя Ивана грозного и его сына царя Федора Ивановича, но остальных царей
времен Смуты все же не называли по именам в жалованной грамоте, про них осторожно написали «и другие».
Была налажена в Ярославле, как известно, и чеканка монеты.
Ярославская «копеечка», как известно, является дополнительным аргументом в пользу того, что город был временной столицей Русского
государства в 1612 г. Однако здесь смешиваются две вещи: выпуск
денег от имени суверенного правительства и сам факт изготовления
монеты. если бы земское правительство выпускало монеты со своей
символикой (а она у него была), тогда бы это подтверждало версию
о столичных функциях города. Однако чеканка ярославской монеты

была проведена на грани представлений о фальшивомонетничестве.
Сам «маточник» для чеканки монеты, скорее всего, был тайно вывезен из Москвы. На ярославских монетах — копейках традиционно
помещалось изображение всадника с копьем и надпись с именем последнего, всеми признаваемого законного царя Федора Ивановича,
умершего еще в 1598 г. Особый знак, говорящий о том, что копейка
выпущена на ярославском монетном дворе, честно присутствовал.
Но в то время большее значение имело не это указание, а сколько
весили сами серебряные деньги. В итоге земское ополчение, уже находясь под Москвой, выпускало копейки даже с именем того правителя, от которого уже отказалось, — королевича Владислава (в подражание тем монетам, которые продолжали изготавливать в Москве).
Вес же ярославской деньги тоже последовательно понижался следом
за ухудшением качества чеканки московской копейки16. Все это говорит о «техническом», а не политическом значении «копеечки», выпускавшейся в Ярославле.
В правительственной деятельности «Совета всея земли»
в Ярославле нет признаков какой-то целенаправленной политики
по выстраиванию полноценного приказного порядка с четким распределением дел по каждому ведомству. Даже такой внимательный
исследователь истории нижегородского ополчения, как Павел григорьевич любомиров, вынужден был констатировать «крайнюю
скудость материала», относящегося к «организации приказов». говоря о системе управления, существовавшей в Ярославле, не следует преувеличивать или приуменьшать деятельность ярославского
правительства, не создавшего разветвленной приказной системы.
Иногда для решения вопроса достаточно было, чтобы в ополчении
находился дьяк, имевший ранее опыт службы в приказах царя Василия Шуйского или Первого ополчения. те, кто приезжал в Ярославль (особенно выборные представители в земский совет), били
челом о своих нуждах, в ответ на эти челобитные следовало принятие земского приговора, по которому раздавались грамоты, проводились дозоры земель, назначались воеводы и другие должностные
лица местного управления, делались различные распоряжения17.
Например, 25 июля 1612 г., в ответ на челобитную старца Стефана
Бекбулатова (бывшего «царя» Симеона Бекбулатовича), его должны
были перевести с далеких Соловков в Кирилло-Белозерский монастырь. В грамоте об этом, отосланной из Монастырского приказа
ополчения в Кириллов монастырь, говорилось о принятом решении: «И по совету всей земли велели есмя старцу Стефану Бекбулатову, быти в Кириллове монастыре»18.
Из существовавших в Ярославле приказов известны важнейшие — Разрядный и Поместный приказы, которые были и под Москвой.
Без этих приказов, заведовавших устройством и распределением
войска, а также земельным обеспечением служилых людей, никакое
управление не было бы возможным. Разрядным приказом в Ярославле

21
Зе МСКОе
ОПОл Ч е Н И е
В Я РОС л А В л е
В 1612 г.

В. Н. Козляков

22
I
«Совет всея
зем ли»
в Ярос лавле
и освобож дение
Москвы
в 1612 г.

командовал дьяк Михаил Данилов, а Поместным — дьяк Федор лихачев. Известны упоминания о деятельности в ярославском ополчении Дворцового и Монастырского приказов (последний возглавлял
думный дьяк тимофей Андреевич Витовтов, служивший ранее в подмосковных полках). есть свидетельства о существовании финасовых
приказов — Большого дворца и Большого прихода, галицкой и Новгородской четвертей. Интересно, что четвертными приказами поручено было ведать в Ярославле дьяку Василию Юдину, то есть тому же
поверстанному в дьяки муромскому сыну боярскому, кто начинал
дело ополчения вместе с Мининым и Пожарским. На него, в отличие
от многих других приказных дельцов, легко переходивших со службы
на службу, видимо, можно было положиться19.
Отдельный приказ Казанского и Мещерского дворца был создан в Ярославле для управления Сибирью20. 7 мая 1612 г. из Ярославля «по совету всея земли» была отправлена грамота на Верхотурье воеводе Степану Степановичу годунову об отсылке в сибирские
города денег и хлебных запасов «служивым людям» из Вятки, Перми Великой и Соли Вычегодской21. Однако сказывалась старая проблема российских пространств. Распоряжения земского ополчения
достигли Верхотурья, судя по пометам, только 14 декабря 1612 г.,
то есть девять месяцев спустя, когда вся политическая ситуация
в Русском государстве уже кардинально изменилась.
Несколько месяцев, которые ополчение простояло в Ярославле, еще больше обострили противоречия внутри земских сил. Князь
Дмитрий Пожарский, как известно, едва не повторил судьбу другого
земского вождя — Прокофия ляпунова, убитого под Москвой казаками. По сообщению летописных источников, атаман Иван Заруцкий попытался организовать покушение на князя Дмитрия Пожарского. Все произошло «в тесноте» у «съезжей» (воеводской) избы,
во время осмотра «наряда». Князь Дмитрий Пожарский не дал казнить подосланного к нему казака, и «землею ж» всем соучастникам
покушения сохранили жизнь22. Одним только милосердием к несостоявшимся убийцам («не дал убить их») князь Дмитрий Пожарский, конечно, немало выиграл в противостоянии с казаками.
У казачьего предводителя Ивана Заруцкого, очевидно знавшего свою вину, не выдержали нервы, и он оставил поле противостояния двух сил «земско-казачьей» под Москвою и «земской»
в Ярославле. В конце июля 1612 г. ополчение двинулось из Ярославля в Москву. Самой главной задачей для земского войска в это время стало не допустить прохода в Москву свежих польско-литовских
сил с запасами23. В Ярославле хорошо это понимали, и, едва получив
первые достоверные сведения о подходе гетмана ходкевича к Москве из обращения воевод и ратных людей подмосковных полков,
немедленно стали готовиться в поход под столицу. Ополчение князя
Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина пришло под Москву 20 августа 1612 г. Оно стало отдельным лагерем у стен Белого города рядом

с полками под командованием князя Дмитрия трубецкого. «Богати
пришли из Ярославля, и сами одни отстоятся от етмана»24 — этот
сохраненный летописью завистливый отзыв казаков может служить лучшей похвалой организационным усилиям Кузьмы Минина
и князя Дмитрия Пожарского в Ярославле.
Итогом знаменитого ярославского стояния стало формирование нового земского правительства — «Совета всея земли». Однако
указы и приговоры, принятые в Ярославле, признавали не повсеместно, а лишь на ограниченной территории, включавшую города
и уезды Замосковного края и Поморья — Русского Севера. В середине 1612 г., в украинных и северских городах, и даже в некоторых
замосковных, например, в Арзамасе, по-прежнему продолжали исполняться указы «бояр и воевод» князя Дмитрия трубецкого и Ивана Заруцкого, псковского «царя Дмитрия Ивановича». В рязанских
городах — Переславле-Рязанском и Зарайске распоряжалась владычица коломенского двора Марина Мнишек.
И все же чем дальше, тем больше нижегородско-ярославское
ополчение приближалось к тому земскому «идеалу», который виделся при создании Первого ополчения. В Ярославль также приехали
служить и бывшие тушинцы, и бывшие сторонники царя Василия
Шуйского, дворяне и казаки. Но дело было поставлено основательней, и без той спешки, в которой создавалось ляпуновское ополчение. Князь Дмитрий Пожарский и Кузьма Минин тверже держались
принятых решений о кандидатуре нового царя, продолжив переговоры с Великим Новгородом, отброшенные в подмосковных полках.
таким образом, пребывание земского ополчения в Ярославле
в 1612 г. относится к числу самых заметных вех в истории России.
Помнить о тесном переплетении судеб города и всей страны важно
в разные исторические времена, а не только к юбилейным датам.
Подвиг Нижнего Новгорода и Ярославля впервые показал силу и ответственность земства, взявшего на себя решение главного вопроса о существовании государства. Выход из Смуты окончательно был
найден в Ярославле — и это неоспоримый факт. Земство со своей
«столицей» преподало тогда еще и урок столице настоящей — Москве. Власть Земли оказалась выше и успешнее действий провалившихся бояр Российского царства.

1

«Повесть о победах Московского государства» рассказывала: «Пришедше князь
Димитрей Михайлович с полки и сташа в Ярославле. Козьма же Минин пришед
в Ярославль и поиде в земскую избу денежнаго збору и для кормов и запасов ратным людем по его нижегородцкому окладу. Ярославцы же посацкия люди, григорий
Никитин и иныя лутчия люди, послушати его не восхотеша. Он же много тязав
их своими доброумными словесы и повеле не в честь взяти их, григорья Никитина
с лутчими людми, и отвести ко князю Дмитрию Михайловичу, и повеле жывоты
их напрасно брати. Они же вси, видевше от него велику жестость и свою неправду, ужасни быша, и вся вскоре с покорением приидоша, имение свое принесоша,
по его уставу две части в казну ратным людем отдающе, 3-ю же себе оставиша».

23
Зе МСКОе
ОПОл Ч е Н И е
В Я РОС л А В л е
В 1612 г.

В. Н. Козляков

См.: Повесть о победах Московского государства / подг. к печати г. П. енин. л., 1979.
С. 32. Судя по этому известию, споры в ярославской земской избе вызвала необходимость нового сбора со всех посадских людей.

24
I
«Совет всея
зем ли»
в Ярос лавле
и освобож дение
Москвы
в 1612 г.

2

ААЭ. т. 2. № 203. С. 358.

3

Новый летописец // ПСРл. т. 14. С. 119.

4

См.: Замятин Г. А. Из истории борьбы Польши и Швеции за московский престол
в начале XVII века // Замятин Г. А. Россия и Швеция в начале XVII века. Очерки
политической и военной истории / сост. Коваленко г. М. СПб., 2008. С. 71 – 73; Кобзарева Е. И. Шведская оккупация Новгорода в период Смуты XVII века. М., С. 211 – 216.

5

В официальных документах самого Новгорода его имя писали без боярского чина,
так как у шведского короля не было «бояр».

6

ААЭ. т. 2. № 208. С. 363 – 364. Переписка новгородского посольства в настоящее время хранится в архиве Санкт-Петербургского института истории РАН: Архив СПбИИ
РАН. Ф. 174. Оп. 2. Дд. 548, 549.

7

Любомиров П. Г. Очерк истории нижегородского ополчения 1611 – 1613 гг. М., 1939.
С. 141 – 142.

8

Видимо, когда грамоту уже приготовили к отсылке, в Ярославле получили ободряющее известие об отказе подмосковных полков от «Псковского вора» и написали
о приезде из подмосковных полков Корнилия Никитича Чоглокова, дьяка Алексея
Витовтова и казачьих атаманов Афанасия Коломны, Ивана Немова, Степана
ташлыкова, Бесчастного Власьева с товарищами 6 июня 1612 г. Послы подмосковного ополчения подтвердили в Ярославле, что князь Дмитрий трубецкой и Иван
Заруцкий отказались от присяги самозванцу: «…про того вора сыскали и от него
отстали». таким образом, создавались реальные условия для объединения «всей
земли» и выбора царя «общим советом». СггиД. т. 2. № 281. С. 593 – 597.

9

Посольство выехало из Новгорода 8 июня, его первые переговоры состоялись
около 26 июня. См.: Любомиров П. Г. Очерк истории нижегородского ополчения…
С. 142 – 144; Замятин Г. А. Из истории борьбы Польши и Швеции за московский
престол в начале XVII века… С. 74 – 77; Кобзарева Е. И. Шведская оккупация Новгорода… С. 216 – 224; Селин А. А. Новгородское общество в эпоху Смуты. СПб., 2008.
С. 207 – 208, 362; Рабинович Я. Н. личности Смутного времени: Федор тимофеевич Черново-Оболенский // Известия Саратовского университета. 2010. т. 10.
Сер. История. Международные отношения, вып. 1. С. 22 – 31.

10

Титов А. А. Рукописи славянские и русские, принадлежащие И. А. Вахрамееву.
Сергиев Посад, 1897. Вып. 4. С. 284 – 285. См.: Козляков В. Н. Двор в поисках монарха
в 1612 году (забытый источник о новгородском посольстве к «Совету всея земли»
в Ярославле) // Верховная власть, элита и общество в России XIV — первой половины XIX века. Российская монархия в контексте европейских и азиатских монархий
и империй. Вторая международная научная конференция. тезисы докладов. М.,
2009. С. 72 – 74.

11

А. А. титова, как и всех, кто позднее знакомился с этим документом в публикации,
видимо, сбивало то, что речи принадлежали луке Милославскому, а представители этого рода, породнившегося с царской семьей, стали известны со второй
половины XVII в. Между тем лука Иванович Милославский был заметной фигурой
в самом Новгороде Великом, достаточно сказать, что именно ему перед штурмом
Новгорода в 1611 г. было поручена починка острога на Софийской стороне. Перед
этим, в 1610 г. лука Иванович Милославский находился на воеводстве в Орешке
в 1610 г., а после падения Новгорода был отправлен «дозирать» (описывать) земли
Старой Руссы. См.: Седов П. В. Захват Новгорода шведами в 1611 году // Новгородский исторический сборник. Вып. 4 (14). СПб — Новгород, 1993. С. 116 – 127;
Селин А. А. Новгородское общество в эпоху Смуты… С. 234, 240.

12

Князь Дмитрий Пожарский тоже не мог оставить без защиты троицкий монастырь.
тем более что в Ярославле оказались бывшие защитники монастыря, боярин
князь Андрей Петрович Куракин и дальний родственник келаря — воевода Андрей
Федорович Палицын. Позднее путь ополчения будет лежать через троицу, как все
тогда называли монастырь. Но летом 1612 г. надо было еще выбрать нового царя
и устроить другие очередные дела, касавшиеся «всей земли».

13

ДАИ. т. 1. № 164. С. 288; Подвиг нижегородского ополчения… т. 1. С. 239 – 240.
Об успехе новгородского посольства к «представителям сословий, собранных в Ярославле и ближайших крепостях» доносил Якоб Делагарди королю густаву II Адольфу
23 августа 1612 г. В письме Делагарди говорилось о «добром ответе» из Ярославля,

что там «все желают его высочества, вашего величества любезного брата, герцога
Карла Филиппа». Делагарди точно передал содержание ярославской грамоты 26
июля 1612 г., даже привел слова, что «эта страна не может долго быть без правительства». По словам Якоба Делагарди, князь Дмитрий Пожарский и другие «знатные
бояре», кроме официальной грамоты, «особенно и доверенно» писали к нему о принятии кандидатуры Карла Филиппа. См.: Арсеньевские шведские бумаги 1611 – 1615
гг. // Сборник Новгородского общества любителей древностей. Новгород, 1911. Вып.
5. Подвиг нижегородского ополчения. Нижний Новгород. 2011. т. 1. С. 289 – 290.
14

См.: Любомиров П. Г. Очерк истории нижегородского ополчения… С. 119.

15

Архив СПбИИ РАН. Ф. 174 Акты до 1613 г. Оп. 2. Д. 544. л. 2. Документ опубликован
с некоторыми пропусками и искажениями текста, см.: ААЭ. т. 2. № 204. С. 258.
Позднее, в 1615 г., игумен Матфей был избран казанским и свияжским митрополитом и возглавлял митрополичью кафедру более тридцати лет.

16

Мельникова А. С. Русские монеты от Ивана грозного до Петра I. История русской
денежной системы с 1533 по 1682 год. М., 1989. С. 120 – 128.

17

так, например, 5 мая 1612 г., в ответ на челобитную «земских и посадских людей»
с Белоозера, был принят «приговор всей земли» о городовом деле в Белоозере.
В грамоте предлагалось «по нашему всей земли указу» немедленно начать делать
город, а всех ослушников строго наказывать. Из дела выясняется очень любопытная
деталь, что одновременно с белозерцами в Ярославле пытались добиться у «всей
земли» облегчения городовой повинности мужики Шушбалинской, Череповецкой
и Робозерской волостей, привезшие «волостных людей челобитную за руками».
Однако в Ярославле они были посажены в тюрьму и бежали оттуда обратно к себе
домой. А следом появилась грозная указная грамота на Белоозеро «бояр и воевод
и Дмитрия Пожарского с товарищами», в которой ослушников Вешнячка тимофеева с товарищами предлагалось уже на месте «за воровство… вкинути в тюрму
на месяц». Ополчению важно было с самого начала продемонстрировать свою
непримиримость в борьбе с «ворами», поэтому в грамоте содержится ссылка на готовность прибегнуть к еще более суровым мерам по отношению к тем, кто не подчиняется земским приговорам: «А будет, господа, которых волостей Белозерского
уезда мужики не станут вас, по нашему всей земли приговору, слушать в земских
делех, и вы б о том к нам в Ярославль отписали, и мы к вам на Белоозеро пошлем
ратных многих людей и велим мужиков воров за непослушанье переимав вешать».
ААЭ. т. 2. № 206. С. 360 – 361.

18

там же. № 209. С. 366.

19

Лисейцев Д. В. Приказная система Московского государства в эпоху Смуты. М. —
тула, 2009. С. 494; Рыбалко Н. В. Российская приказная бюрократия в Смутное
время начала XVII в. М., 2011. С. 240 – 245. О Василии Юдине, происходившем
из муромских детей боярских и носившему, как установил Б. М. Пудалов, фамилию Башмаков, см: Пудалов Б. М. Дьяк Нижегородского ополчения (новые данные
к биографии) // Мининские чтения. Материалы докладов научных конференций.
Нижний Новгород, 2001. С. 20 – 21.

20

Исследователи называют его Казанским дворцом, но в грамоте на Верхотурье
по делу о смене подьячего, отправленной в октябре 1612 г. из Москвы, говорилось,
что ответ прислать «к Москве в приказ Казанского и Мещерского дворца»: Архив
СПбИИ РАН. Ф. 174. Оп. 2. Д. 561. л. 1. Ср.: Лисейцев Д. В. Приказная система Московского государства в эпоху Смуты… С. 669.

21

Архив СПбИИ РАН. Ф. 174. Оп. 2. Д. 547. л. 1 – 2. Другая грамота о сборе денег
и хлебных запасов на жалованье сибирским служилым людям была отослана чуть
позже, 26 мая 1612 г.: Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссиею. СПб., 1841. т. 2. № 337. С. 402 – 403.

22

Новый летописец… С. 121 – 122. «Пискаревскому летописцу» тоже известно о покушении «на съезжем дворе», только в его версии казак случайно «поколол» ножом
«сына боярского», сопровождавшего князя Пожарского. Какие-то ярославские раны
еще долго преследовали земского воеводу, потому что, согласно этой летописи:
«Ивашка Заруцкой прислал в Ярославль, а велел изпортити князя Дмитрея Пожарского и до нынешняго дни та болезнь в нем».

23

Из троице-Сергиева монастыря давно твердили князю Дмитрию Пожарскому: «Аще
прежде вашего пришествия к Москве гетман хоткеевичь приидет со множеством
войска и з запасы, то уже всуе труд вашь будет и тще ваше собрание». Сказание
Авраамия Палицына… С. 220.

24

Новый летописец… С. 124.

томаш Бохун

ПОл ЬСКО лИ тОВСК ИЙ
гА Р Н И З О Н
В МОСК Ве:
ПОлИ т И ЧеСК Ие
АС П е К т ы*

Бохун
Томаш,
научный
сотрудник
Варшавского
государственного
университета

И

стория польского гарнизона, находившегося в Кремле в течение почти двух лет, изобилует драматическими эпизодами, требующими специального освещения. Ключевые вопросы,
связанные с этим сюжетом, можно сформулировать так: были ли
представители тогдашнего официального русского правительства — так называемой Семибоярщины (Мстиславский и другие) —
коллаборационистами или же жертвами польской власти в Москве?
Что послужило детонатором московского восстания в марте 1611 г.?
Кем был «гетман» лжедмитрия II Ян Петр Сапега — наемником
на московской службе или солдатом Речи Посполитой и агентом
польского двора? Когда именно в Кремле и Китай-городе начался голод, принудивший отряды гарнизона к капитуляции, и каковы были
его масштабы? Какова была деятельность руководителей Первого
и Второго ополчений на завершающем этапе осады Москвы?
Напомним: в феврале 1609 г. в Выборге царь Василий Шуйский заключил с Карлом IX Зюдерманландским союз против лжедмитрия II и помогавших ему отрядов наемников из Речи Посполитой. После победы над самозванцем русские и шведы должны были
начать военные действия против Речи Посполитой в Инфлянтах.
Не менее важным участником предполагаемого союза должен был
стать крымский хан, однако нестабильность власти в Бахчисарае
и несогласие Порты, которая вела войну с Персией и поэтому не хо* Перевод с пол. яз. — А. Б. Плотников.

тела конфликта крымцев с Речью Посполитой, стали причиной
того, что антипольский московско-крымский союз не осуществился. В 1608 – 1609 гг. поощряемые Стамбулом смены на ханском престоле были частыми: в 1608 г. после смерти гази гирея II ханом стал
не послушный султану тохтамыш гирей, а в 1609 г. в результате
дворцового переворота его место занял верный Порте Селамет гирей I. В это время татары поддерживали Шуйского только против
войск лжедмитрия II. Правда, они совершали также локальные наезды на юго-восточные земли Речи Посполитой, однако это были
скорее операции в ответ на казацкие нападения на Крым и Черноморское побережье, нежели кампании, которые могли заставить
Речь Посполитую сконцентрировать свои войска на Подоле и Брацлавщине, отвлекая тем самым Шуйского1.
Правда, Сигизмунд III уже и раньше думал о войне с Московским государством, но реализовать эти планы не давали война в Инфлянтах, проблемы с оппозицией, а затем рокош Зебжидовского.
ход событий усиленно стал набирать обороты с марта 1609 г., когда
до Речи Посполитой дошла информация о московско-шведском союзе. Нехватка времени и спешка привели к тому, что война с Московским государством оказалась плохо подготовленной, а сопутствующая ей политическая кампания по вербовке как в Москве,
так и в тушинском лагере лжедмитрия II, сторонников водворения
на царский трон королевича Владислава или даже самого Сигизмунда III была хаотичной2.
Первым шагом стало привлечение на свою сторону сановников и должностных лиц лжедмитрия II. Контакты с этими кругами
удалось установить находившемуся на рубеже 1609 – 1610 гг. в тушине королевскому посольству. Причем митрополит Ростовский
(в тушине получивший сан патриарха) Филарет Никитич Романов,
боярская элита, а также опытные приказные, опасась поощряемой
Сигизмундом III экспансии католицизма, приняли концепцию воцарения именно королевича Владислава 3.
Эти переговоры и зондажи имели продолжение во время пребывания тушинского посольства в королевском лагере в феврале
1610 г. и закончились в середине этого месяца заключением договора об условиях избрания Владислава московским царем. тем временем королевским послам удалось склонить польско-литовских
наемников, находившихся на службе у лжедмитрия II, к переходу
на сторону Сигизмунда III. Это стало последним гвоздем, вбитым
в гроб тушинского лагеря, который уже с середины 1609 г. находился в глубоком кризисе: в результате победоносного похода московско-шведских войск из Новгорода Великого и восстаний городов,
расположенных к северо-востоку от Москвы, которые разрывали
с самозванцем и вновь признавали власть Василия Шуйского, территория, подвластная лжедмитрию II, быстро сокращалась. В этих
условиях в январе 1610 г. самозванец с немногочисленными силами

27
ПОлЬСКОлИтОВСКИЙ
гАРНИЗОН
В МОСКВе:
ПОлИтИЧеСКИе
АСПеКты

28
I
«Совет всея
зем ли»
в Ярос лавле
и освобож дение
Москвы
в 1612 г.

бежал в Калугу, а в марте польско-литовские наемники разрушили
тушинский лагерь и, видимо, в согласии с королевской стороной
начали действовать между Можайском и Москвой, мешая Василию
Шуйскому концентрировать силы, которые он намеревался послать
на помощь осажденному Смоленску4.
хотя Сигизмунд III все еще не мог взять Смоленск, исход кампании разрешился, тем не менее, летом 1610 г. гетману жолкевскому, который 4 июля (24 июня)* под Клушином разбил московскошведскую армию Дмитрия Шуйского и шведского генерала Якоба
Понтуса Делагарди, одним ударом удалось не только не допустить
помощи осажденной крепости и разрушить опасный для Речи Посполитой военный союз, но и способствовать свержению Василия
Шуйского. Дорога к престолу для польского Вазы была открыта.
Вопрос лишь, для которого?
гетман, справедливо рассуждая, что для русских кандидатура польского короля на царский трон неприемлема, во время переговоров с Семибоярщиной целенаправленно добивался согласия
на кандидатуру королевича Владислава. К сожалению, он, однако,
отступил в ряде основополагающих моментов от пунктов февральского договора, что с точки зрения Сигизмунда III делало новый договор нереальным. Иными словами, вместо того, чтобы выработать
реалистичный политический проект, отвечающий намерениям короля и реалиям текущей ситуации, он начал осуществлять свою
собственную концепцию унии. Во имя миража великого союза
Речи Посполитой с Московским государством, который в отдаленной перспективе должен был принять форму польско-литовско-московской унии («ведь не сразу же Краков строился», как аргументировал он королю свой эпохальный проект5), гетман принес в жертву
свою ведущую позицию на переговорах и легко дал принудить себя
к уступкам. Удручающе выглядят отсутствие у него дипломатических навыков, гибкости и неумение отстаивать главное ценой
второстепенного. Дела нисколько не меняет тот факт, что жолкевский, на это указывают его размышления, содержащиеся в «ходе
и начале войны московской», считал свои уступки временными,
подлежащими пересмотру во время переговоров московского посольства в королевском лагере под Смоленском, а сам договор, говоря современным языком, — «дорожной картой». главным было
то, что московская сторона признала его окончательным, а возможность дальнейших уступок со своей стороны допускала лишь в отношении деталей6.
Не останавливаясь подробно на уступках, сделанных гетманом в обмен на гипотетические и призрачные выгоды, с уве-

* Здесь и далее автор приводит датировку событий по григорианскому календарю,
опережавшему юлианский календарь, существовавший тогда в России, на 10 дней,
поэтому рядом приведены даты, известные по русским источникам. — Прим. ред.

ренностью можно сказать, что потери во многом превышали приобретения. К числу самых важных уступок относились согласие
на переход молодого Вазы в православие, отступление королевских
войск от Смоленска, а также возвращение крепостей и земель, оккупированных Речью Посполитой. Насколько первое из условий
можно было хотя бы каким-то образом признать выполнимым, ссылаясь на прецедент с коронацией и способом перехода в православие Марины Мнишек, которая, несмотря на твердую позицию папы
римского, не дававшего своего разрешения, приняла православие
путем помазания освященным маслом, а не через унизительные
для католика акты перекрещивания и раскаяния в ереси, настолько реализация второго в тех условиях означала бы для Сигизмунда III компрометацию, сопровождаемую плачевными результатами,
как во внутренней, так и во внешней политике. Пытаясь овладеть
Смоленском, король заверял шляхту, что ведет войну в интересах
Речи Посполитой, руководствуясь «обязанностью вернуть отнятое».
Понятно также, что в свете пропагандистской акции, которую он
проводил в европе накануне «крестового похода» против соседа«схизматика», отступление от Смоленска ослабило бы его внешнеполитические позиции7.
жолкевский скомпрометировал себя также и тем, что сам быстро начал нарушать даже те постановления, соблюдать которые он
обязался как начальник подчиненных ему войск. главным нарушением было введение их в столицу. Согласно договору, после завершения боев с войсками лжедмитрия II, который одновременно с жолкевским прибыл к Москве со стороны Калуги, польско-литовские
полки, остающиеся под командой гетмана, должны были отступить
к Можайску и там ожидать возвращения московского посольства,
которое вскоре должно было отправиться под Смоленск. Однако
давление со стороны полковников и ротмистров, которые были заинтересованы во вступлении в столицу (в случае отказа они пригрозили гетману конфедерацией и отказом от службы), а также части Семибоярщины во главе с ее лидером Федором Мстиславским,
стало причиной того, что гетман нарушил этот пункт договора. Несмотря на протесты патриарха гермогена, его отряды на рубеже
сентября — октября вступили в Москву. Чтобы избежать непредвиденных инцидентов, эта операция проводилась постепенно и продолжалась около двух недель8.
жолкевский ввел в Москву 6 полков конницы и, видимо,
2 – 3 пехотные роты. Имевший наибольший опыт боев на востоке,
но и наиболее недисциплинированный из всех подчиненных гетману полков, полк Александра Зборовского насчитывал до 4143 коней; остальные — Александра Корвина-госевского, Марчина Казановского, людвика Вейера, Миколая Струся, а также собственный,
Станислава жолкевского, — вместе имели ненамного большую численность (до 4317 коней). Контингент пехоты не превышал, видимо,

29
ПОлЬСКОлИтОВСКИЙ
гАРНИЗОН
В МОСКВе:
ПОлИтИЧеСКИе
АСПеКты

томаш Бохун

30
I
«Совет всея
зем ли»
в Ярос лавле
и освобож дение
Москвы
в 1612 г.

500 солдат. В связи с тем, что в городе разместилось почти 8,5 тысячи конницы, а также едва ли не пять сотен пехотинцев, жолкевский и командиры отдельных полков сразу же столкнулись с большими трудностями, проистекавшими из огромной массы конницы,
которая оказалась в городских условиях, и проблем со снабжением
продовольствием и фуражом (необходимо также помнить, что реальное число лошадей было большим, поскольку у подавляющего
большинства кавалеристов верховая лошадь была не одна), а также
из-за огромного численного перевеса конницы над пехотой и необходимости адаптации первой к требованиям пешей службы9.
С момента вступления в Москву войска гетмана начали выполнять функции городского гарнизона, а сам жолкевский стал
губернатором от лица царя-электа Владислава. город и его ближайшие окрестности были поделены на участки, которые патрулировались закрепленными за ними полками. Первоначальная дислокация частей и их служебные обязанности, видимо, подверглись
изменениям в ноябре, когда жолкевский, покидая Москву, забрал
с собой свой полк и полк Струся. Командиром гарнизона и королевским наместником стал референдарий литовский Александр
Корвин-госевский10.
Вместе со сменой командования изменились и принципы польской политики в отношении московских элит. жолкевский во время своего кратковременного правления в Москве опирался, прежде всего, на думскую «партию» Мстиславского и возглавляемую
им Семибоярщину. хотя позднее — до начала боев в Москве и кровопролитного «умиротворения» столицы на рубеже марта — апреля
1611 г. — Мстиславский и его политические союзники продолжали
«стричь купоны» со своей пропольской ориентации, с переходом власти к госевскому их влияние на решения, принимаемые им, а прежде всего — королем, явно ослабло. литовский референдарий сделал ставку на выходцев из тушинского лагеря, заполняя ключевые
для функционирования государственной власти приказы бывшими
дьяками лжедмитрия II11.
В этом контексте целесообразно ответить на вопрос, можно ли назвать Мстиславского и остальных членов Семибоярщины
коллаборационистами? Действительно, польско-литовские полки
вошли в Москву по прямому желанию думской «партии» князя Федора Мстиславского, которая хотела использовать их в целях усиления своей позиции по отношению к бывшим и нынешним сторонникам лжедмитрия II, оттесненным соратникам Василия Шуйского
и особенно патриарху гермогену и консервативным кругам духовенства, однако никто ведь не предвидел, что события будут развиваться столь драматично и что из-за поляков и литовцев дело дойдет
до разрушения города. За исключением «патриаршей партии», большая часть борющихся между собой московских элит видела в них
потенциального союзника, которого удастся использовать, прежде

всего, в борьбе за господствующее положение во вновь создаваемой
системе власти. Причем поворотным пунктом стало именно кровавое «умиротворение» Москвы отрядами гарнизона: начиная с апреля 1611 г., со стороны политических элит и приказного аппарата
поддержка госевского и Сигизмунда III ослабевает, и единственной
группой, которая все еще сохраняет надежду на прибытие в столицу
Владислава, остается Семибоярщина.
После боев и «умиротворения» Москвы в конце марта 1611 г.
разрушаются созданные госевским структуры центральной администрации. Большинство дьяков перешли на сторону Первого ополчения, а в конце 1611 г. — также и создающегося Второго ополчения.
В это время Семибоярщина, не имея уже никакого влияния на события в стране (и лишь незначительное в столице), утратила свое политическое значение. Несмотря на это, Мстиславский и бояре, твердо поддерживая кандидатуру королевича, не подчинились давлению
Сигизмунда III, который пытался принудить их признать его в качестве регента. Стоит подчеркнуть, что после освобождения Москвы
власти Первого и Второго ополчений, царь Михаил Романов, а по возвращении из польского плена — также и патриарх Филарет, сознавая, что Смута для всех была временем тяжелых решений, не применяли репрессий ни к одному из членов Семибоярщины. Более того,
в 20-х гг. XVII в. многие из активных сторонников лжедмитрия II
даже стали успешно делать карьеру в приказном аппарате12.
Пока же, на рубеже 1610 – 1611 гг., политическая ситуация стала обостряться. Патриарха гермогена, который призывал к отказу от присяги «избранному царю» Владиславу, госевский посадил
под стражу в Чудовом монастыре, переговоры же московского посольства в королевском лагере под Смоленском потерпели полную
неудачу. твердая позиция польского короля, настаивавшего на своем регентстве при малолетнем королевиче, стала причиной того,
что не желавшие соглашаться на это лидеры посольства были интернированы и отосланы вглубь Речи Посполитой. Из борьбы за царскую
корону выбыл также главный конкурент Владислава — лжедмитрий II, который был убит в декабре 1610 г. С этого времени над польским гарнизоном стали собираться все более грозные тучи: в Рязани
воевода Прокопий ляпунов, «экс»-атаман лжедмитрия II Иван Заруцкий и Дмитрий трубецкой начали организовывать ополчение,
целью которого было вытеснение из Москвы польско-литовского
гарнизона. Верно предвидя развитие событий, предоставленный
своей собственной судьбе госевский решил упредить противника.
хотя он уверял короля, что не несет отвественности за вспышку боев
в Москве, однако не исключено, что он мог спровоцировать стычки
с жителями и группами заговорщиков, которые собирались овладеть
городом (или его частью) перед подходом главных сил Первого ополчения. госевский прекрасно отдавал себе отчет в том, что происходит не только в Москве, но и в провинции, поэтому наивно было бы

31
ПОлЬСКОлИтОВСКИЙ
гАРНИЗОН
В МОСКВе:
ПОлИтИЧеСКИе
АСПеКты

томаш Бохун

32
I
«Совет всея
зем ли»
в Ярос лавле
и освобож дение
Москвы
в 1612 г.

предполагать, что он пассивно стал бы ожидать подхода ополчения
к столице. В этой ситуации весьма возможно, что перед лицом приближающейся схватки с силами ляпунова, трубецкого и Заруцкого
он решил перехватить инициативу и спровоцировал кровопролитные столкновения в городе, повлекшие за собой «умиротворение»,
а затем опустошение столицы. В ходе тяжелых боев, начавшихся
29 марта (19 марта), гарнизон смог удержать два центральных района Москвы — Кремль и Китай-город. На следующий день поляки
и литовцы начали методично поджигать периферийные кварталы
Москвы (в основном, Замоскворечья), которые окружали центр. Это
должно было не только лишить противника возможности использовать запасы продовольствия и постройки, а прежде всего, вынудить
жителей к бегству из города. Пожар уничтожил большую часть деревянной застройки, находящейся в пределах Земляного города. трудно оценить потери гражданского населения. елизарий Безобразов,
которого госевский вскоре послал под Смоленск с рапортом, излагающим ход тех событий, сообщал, что «побитых более чем восемь
тысяч, не считая погоревших… людей множество от огня в поле бежало, простых людей, черни, наши бить не хотели, а из города их выгоняя, в поле им из города бежать указали»13.
Во время осады Москвы королевский наместник не упускал
ни единой возможности, чтобы ослабить силы ополченцев и внести
замешательство в их ряды. тем более что их отряды, большей частью состоявшие из донских казаков (остальные — это дворянство
из южных уездов Московского государства), были далеки от единства. В Кремль доходили сведения о постоянных раздорах в таборах
противника, особенно между ляпуновым, представляющим дворянскую часть ополчения, и Заруцким, лидером его казацкой части. литовский референдарий быстро разыграл эту карту, и притом весьма
умело. Маскевич вспоминает: «Схватили раз на вылазке москвитина,
что боярином знатным у них был, коему гонсевский приказал голову
без всякого милосердия отсечь за клятвопреступление явное, что он,
присягнув королевичу, клятвы не сдержал. Но тогда же он (госевский. — Прим. пер.) наших заставил его снова присягой обязать, который, хотя и смерть перед собой видя, насилу согласие дал и вновь
присягу принес. гонсевский оному, уже как человеку, на коего якобы
положиться можно, поверяться начал, что он с ляпуновым сносится,
и, желая это через него сделать, привел его обещаниями великими
милости королевича и суммой немалой тут же данной, что он за это
взялся. тогда он ему письмо от ляпунова себе показывает, фальшивое, и руку его поддельную, которую москвитин тот весьма хорошо
знал, одному ему только, в покое, скрытно, дабы о том не ведал никто,
и заверил его и клятвой то подтвердил. тогда же он ему письма дал
к ляпунову, отписывая на то, к себе писанное, дабы было и оно скрытно ему отдано. Заверил его также и обещания грамоту себе от ляпунова принести добился. А чтоб догадаться о нем не могли, его в об-

мен за нашего, такого же пленника, дал. … Он, в лагерь свой придя,
и про присягу, уже вторую, вновь позабыв, то, что должен был ляпуну
с теми письмами передать, разряду и боярам всем сообщил, утверждая доподлинно, что у гонсевского грамоты видел, собственноручно
ляпуновым писанные, “в коих он измену с ним против вас замышляет”. Заруцкий, также той властью обладать желая, донцам в огонь
масла подлил, так что они, тотчас на ляпуна кинувшись, в куски его
изрубили и до смерти убили»14. Смерть ляпунова привела к серьезному ослаблению Первого ополчения: озлобленное дворянство, не желая сражаться под командой «худородного» Заруцкого, покинуло таборы и разъехалось по домам.
Подлинной ахиллесовой пятой осажденного в Кремле и Китай-городе польско-литовского гарнизона была, однако, проблема снабжения продовольствием. Первоначально этим должны
были заниматься отряды усвятского старосты Яна Петра Сапеги.
Однако противодействие со стороны московских отрядов сделало эту помощь недостаточной. трудности со снабжением многочисленного гарнизона, а также гражданских лиц — московских
сановников и приказных вместе с их семьями, которые вместе
с солдатами делили бедствия блокады, привели к тому, что первые
симптомы голода дали о себе знать в Кремле и Китай-городе уже
в конце 1611 года Юзеф Будзилло вспоминает, что в декабре был
«тяжкий голод», и приводит следующие цены: корова стоила 70 рублей, четверть конины — 20 злотых, курица — 5 злотых, полоть
солонины — 30 злотых, яйцо — 2 злотых, кварта плохой водки —
12 злотых, гарнец пива — 2 злотых, гарнец меда — 8 злотых, воробей — 10 грошей, сорока или ворона — 15 грошей, четверть жита —
40 злотых. К этому он добавляет: «У кого за что купить не было, тот
падалью питаться был должен»15. Со словами Будзиллы прекрасно
согласуются другие, анонимного очевидца: «…в Крепости голод
столь великий, что иные уже от голода умирали, ели, что только
достать могли. Собак, кошек, крыс, шкуры сухие и людей даже»16.
Все это, впрочем, было лишь невинной прелюдией к тому ужасу,
который должен был наступить совсем скоро.
Здесь вполне к месту будет сказать несколько слов по поводу
деятельности Яна Петра Сапеги. Многое указывает на то, что его
присоединение к лжедмитрию II в середине июля 1608 г. было самовольным, совершенным вопреки желанию Сигизмунда III и литовского канцлера льва Сапеги. Однако, добившись чрезвычайно
влиятельного положения среди командования польско-литовских
наемников, поддерживавших самозванца, он начал реализовывать
собственную политику, которая после сентября 1609 г. вполне соответствовала интересам Сигизмунда III. Достаточно вспомнить,
что перед лицом кризиса, в котором находился тушинский лагерь
к концу 1609 г., именно он склонил гетмана Романа Ружиньского
и его солдат не только к установлению контактов с представителями

33
ПОлЬСКОлИтОВСКИЙ
гАРНИЗОН
В МОСКВе:
ПОлИтИЧеСКИе
АСПеКты

томаш Бохун

34
I
«Совет всея
зем ли»
в Ярос лавле
и освобож дение
Москвы
в 1612 г.

короля, но и к принятию предложения о переходе на королевскую
службу. Опять-таки в интересах короля Сапега после распада тушинского лагеря поддерживал слабеющего самозванца. В свою очередь, после гибели последнего в декабре 1610 г. он стал оказывать
помощь польско-литовскому гарнизону Москвы17.
Насколько трудной была проблема снабжения, хорошо почувствовал литовский гетман Ян Кароль ходкевич, принявший на себя
выполнение этой задачи после смерти Сапеги. Преодолевая сопротивление ополчения, ему дважды удалось пробиться со снаряжением в Кремль. Первый раз это произошло в октябре 1611 года. Однако
вскоре выяснилось, что все размещенные в Москве полки, ослабленные голодом и недовольные невыплатой жалованья, составили конфедерацию и намерены покинуть столицу. С немалым трудом отчаявшемуся ходкевичу удалось убедить взбудораженных вояк нести
свою службу в городе хотя бы до середины марта, когда он обязался
прибыть с подкреплениями, способными их заменить. Одновременно он усилил гарнизон полком мозырского хорунжего Юзефа Будзиллы, который командовал частью прежних отрядов Сапеги18.
ходкевич с обещанными силами прибыл в Москву только
в середине июня. Около двух недель спустя из города ушли полки
госевского, Зборовского, Казановского и Вейера. Их место занял
полк хмельницкого старосты Миколая Струся, усилив, таким образом, уже находившихся там Будзиллу и его солдат. Вместе с ходкевичем в город вошли обозы с продовольствием и снаряжением.
С этого времени гарнизон, который возглавил Струсь, насчитывал
около 2800 солдат. Сам гетман вскоре покинул Москву с целью сбора продовольствия и доставки новых частей, прежде всего пехоты.
Заметим сразу, что эта попытка оказать помощь гарнизону закончилась полной неудачей19.
На рубеже июля — августа 1612 г. произошел фактическийраспад Первого ополчения. При известии о приближающихся новых
отрядах, командование которых не проявляло желания сотрудничать с Заруцким, атаман бежал в Калугу. Под Москвой остался лишь
Дмитрий трубецкой, однако уже к концу августа сюда подошли
главные силы Второго ополчения под командой князя Дмитрия Пожарского и купца из Нижнего Новгорода Кузьмы Минина.
Несколькими днями позднее действительно прибыл ходкевич
с помощью, однако на этот раз ставшие для него уже привычными
тактические приемы дали осечку. По опыту своих прежних операций
он решил прямо с марша пробиться в город с юго-западной стороны.
Попытка, предпринятая 1 сентября (22 августа), провалилась вследствие отчаянной обороны русских, а второй штурм, предпринятый
два дня спустя, закончился чувствительным поражением. Во время
боев в южных районах города гетман потерял всю свою пехоту, а также обоз с продовольствием, предназначенный для осажденных. Падение Москвы, таким образом, было предрешено20.

После ухода побитых гетманских отрядов положение в городе еще более ухудшилось. Подавляющее большинство солдат голодало, а дождливая осень способствовала росту их смертности.
Повседневной реальностью становился каннибализм. Вследствие
падения дисциплины усилилось дезертирство, а также враждебные настроения в отношении лояльных бояр. так, киевский купец Богдан Балыка вспоминал, что «солдат Воронец и казак Щербина, в дом Федора Ивановича Мстиславского вломившись, трясти
его стали и еды требовать, а Мстиславский урезонивать их начал;
тут из них кто-то его кирпичом по голове так ударил, что он едва
не умер»21. Киевлянин добавляет, что Воронцу отрубили голову
и похоронили. Щербину же повесили. Висел он не более часа, после чего группа изголодавшихся пехотинцев сняла его и поделила
между собой. Балыка приводит также страшный прейскурант того,
чем кормились в то время в Кремле и Китай-городе. Он тем более
показателен, если сравнить его в сопоставимых позициях с информацией Будзиллы, относящейся к более раннему времени. Балыка вспоминает, что четверть человеческого бедра стоила 5 злотых,
кварта горилки — 40 злотых, мышь — 1 злотый, кошка — 8 злотых,
собака — 15 злотых, человеческая голова — 3 злотых, человеческая
нога — 2 злотых, ворона — 2 злотых и полфунта пороха. В конце октября выпал снег, засыпав траву и корни. В связи с этим фактом Балыка добавил: «…в Китай-городе, в церкви Богоявления нашли мы
несколько книг пергаментных; тем и травой мы и питались; а траву
ту, что до снега мы наготовили, с салом свечным ели; свечу сальную покупали мы за ползлотого»22.
Несмотря на то, что солдаты Струся и Будзиллы в октябре отразили ряд штурмов, это совершенно не изменило их катастрофического положения. В конце концов, измученные и голодные, израсходовав боеприпасы и не имея никакой надежды на помощь, они
начали переговоры об условиях капитуляции. Во время их ведения
Кремль покинули бояре и их семьи. Это был своего рода акт доброй
воли со стороны командования гарнизона и попытка обеспечить
политическое алиби самым верным своим союзникам. так московские сановники, которые во время своего двухлетнего пребывания
в Кремле вовсе не считались ни пленниками, ни заложниками, неожиданно стали таковыми в этот последний момент и в такой роли
вышли за кремлевские стены. Возможно, Струсь рассчитывал,
что в ответ на этот жест с его отрядами после капитуляции будут
обходиться гуманнее. 6 ноября (26 октября) обе стороны присягой
утвердили условия капитуляции. Победители обязались сохранить
пленникам жизнь и относиться к ним с уважением. Однако на следующий день, когда едва стоящие на ногах обессиленные солдаты покидали Кремль и Китай-город, стало ясно, что шанс остаться
в живых был только у тех, кто попал под личную опеку московского командования. Масса же простых солдат досталась жаждавших

35
ПОлЬСКОлИтОВСКИЙ
гАРНИЗОН
В МОСКВе:
ПОлИтИЧеСКИе
АСПеКты

томаш Бохун

36
I
«Совет всея
зем ли»
в Ярос лавле
и освобож дение
Москвы
в 1612 г.

мести за сожжение Москвы донцам и простонародью, и самыми
«счастливыми» оказались те пленники, которых убили сразу23.
Правда, следует помнить, что во время капитуляции гарнизона
и процедуры занятия Кремля обстановка в московском лагере была
напряженной: казаки трубецкого и дворяне Пожарского находились
в перманентном конфликте, едва не переходившем в вооруженные
стычки. Иными словами, освобождение столицы стало результатом
не единства московских рядов, а скорее, выгодного для московской
стороны стечения обстоятельств, и прежде всего крайне медленной
и недостаточной мобилизации сил, которые должны были доставить
продовольствие и снаряжение блокированному гарнизону.
Это отсутствие согласия у московской стороны и эпопея польско-литовского гарнизона в Москве отражают два ключевых аспекта истории Смуты начала XVII в. — сложность противоречий в русском обществе того времени, которые привели к катастрофической
для него гражданской войне, а также характер и ход сопутствовавшего ей иностранного вмешательства во внутренние дела России.

1

Захарина Н. С. Русско-крымские отношения в годы правления Василия Шуйского (1607 – 1610 гг.) // Социально-экономическая и политическая история
Юго-Восточной европы (до середины XIX в.). Кишинев, 1980. С. 133 – 135;
Skorupa D. Stosunki polsko-tatarskie, 1595 – 1623. Warszawa, 2004. S. 149 – 175;
Папков А. И. Порубежье Российского царства и украинских земель Речи Посполитой (конец XVI — первая половина XVII века). Белгород, 2004. С. 114 – 116;
Флоря Б. Н. Польско-литовская интервенция в России и русское общество. М.,
2005. С. 182; Кусаинова Е. В. Русско-ногайские отношения и казачество в конце
XV – XVII веке. Волгоград, 2005. С. 133 – 147). Отсутствие политической стабильности в Бахчисарае и нежелание Сигизмунда III платить очередным ханам «подарки»
(вследствие финансового кризиса) стали причиной того, что до конца 1610-х гг.
отношения Речи Посполитой с Крымским ханством были далеки от стабилизации. См.: (Selamet Girej I do Zygmunta III, Bachczesaraj, marzec 1609 // Riksarkivet
Stockholm (dalej RaS), Skokloster Samlingen, E. 8597, k. 42 – 42 v.; Zygmunt III do
Selamet Gireja I, Wilno, 10 sierpnia 1610 r. // tamże, k. 43.; Ahmed I do Zygmunta
III, Stambuł, czerwiec-lipiec 1609 r. // tamże, k. 44 – 45 v.; Ahmed I do senatorów RP,
Stambuł, czerwiec-lipiec 1609 r. // tamże, k. 45 v.–46 v.; Zygmunt III do Ahmeda I,
Wilno, 11 sierpnia 1609 r. // tamże, k. 47 – 48; Ahmed I do Zygmunta III, Stambuł,
koniec maja 1611 r. // tamże, k. 48 – 49; Zygmunt III do Ahmeda I, Wilno, 26 grudnia
1611 r. // tamże, k. 49 – 50 v.; Dżanibeg Girej [kałga] do Zygmunta III, Bachczesaraj,
lipiec-sierpień 1610 r. // tamże, k. 42 v.; Dżanibeg Girej II [chan] do Zygmunta III,
Bachczesaraj, początek 1611 r. // tamże, k. 50 v.–51 v.; Zygmunt III do Dżanibega
Gireja II, Wilno, sierpień 1611 r. // tamże, k. 51 v.–52 v.). В этом контексте особого
внимания заслуживает подробный рапорт польского дипломата о своей миссии
в Стамбуле. Этот анонимный и не датированный документ (его автором мог быть
Петр Ожга, староста трембовельский, который в 1618 г. вел трудные переговоры
с турками), содержит не только реляцию о ходе переговоров, но также детальный
анализ ситуации при дворе султана, в турции и на Балканах, а кроме того, информацию о событиях, сопутствовавших миссии польского дипломата, в том числе
донесение о контактах Порты с Московским государством (RaS, Extranea Polen,
vol. 90 (diverse personer till Sigismund III)).

2

A. Korwin Gosiewski do L. Sapiehy, między granicą łucką, toropiecką i wieliską, 26 lipca
1609 r. // RaS, Skokloster Samlingen, E. 8597, k. 57-59 v.; A. Korwin Gosiewski do
L. Sapiehy, Wieliż, 4 września 1609 roku // tamże, k. 60 – 61.

3

Sobieski W. Żółkiewski na Kremlu. Warszawa-Kraków, 1920. S. 79 – 80; Polak W. O Kreml
i Smoleńszczyznę. Polityka Rzeczypospolitej wobec Moskwy w latach 1607 – 1612 //
Roczniki Towarzystwa Naukowego w Toruniu. R. 87. z. 1. Toruń, 1995. S. 122.

4

Polak W. O Kreml i Smoleńszczyznę… S. 122 – 131.

5

S. Żółkiewski do Zygmunta III, z obozu pod Moskwą, 26 września 1610 r. // RaS,
Skokloster Samlingen, E. 8604 (ср. этот документ с публикацией В. Полака:
Polak W. Nieznany list hetmana Stanisława Żółkiewskiego do króla Zygmunta III
z 26 września 1610 roku // Europa Orientalis. Polska i jej wschodni sąsiedzi od
średniowiecza po współczesność. Studia i materiały oiarowane prof. Stanisławowi
Alexandrowiczowi w 65 rocznicę urodzin. Toruń, 1996. S. 251 – 257).

6

Żółkiewski S. Początek i progres wojny moskiewskiej / opr. J. Maciszewski. Warszawa,
1966. S. 151 – 154.

7

Успенский Б. А. Этюды о русской истории. СПб., 2004. С. 206 – 207, 218;
Maciszewski J. Polska a Moskwa 1603 – 1618. Opinie i stanowiska szlachty polskiej.
Warszawa, 1968. S. 166 – 190; Polak W. O Kreml i Smoleńszczyznę… S. 87 – 99.

8

Bohun T. Moskwa 1612. Warszawa, 2005. S. 49 – 52.

9

Ibidem. S. 53 – 54, 64 – 66, 94 – 96.

10

Ibidem. S. 96 – 115.

11

Ф. Андронов — л. Сапеге, из-под Москвы, сентябрь 1610 г. // АИ. т. II. 1598 – 1613.
СПб., 1841. С. 355 – 357; М. Салтыков — л. Сапеге // там же. С. 360 – 364; ср.:
Bohun T. Moskwa 1612. S. 97 – 103; Лисейцев Д. В. Посольский приказ в эпоху Смуты.
М., 2003. С. 90, и др.; Он же. Приказная система Московского государства в эпоху
Смуты. Москва—тула, 2009. С. 478 – 501; Седов П. В. Поместные и денежные
оклады как источник по истории дворянства в Смуту // Архив русской истории.
Вып. 3. М. 1993. С. 233 – 235; Павлов А. П. государев двор и политическая борьба
при Борисе годунове (1584 – 1605 гг.). СПб., 1992. С. 161.

12

Подчинение госевским Семибоярщины в административных делах прекрасно
иллюстрирует эпизод, когда он вынудил ее дать согласие на пожалование земли
дьяку Посольского приказа Ивану грамотину: в сентябре 1611 г. дьяк бил челом
«государю и великому князю Владиславу Сигизмундовичу» о пожаловании ему
волости Плесково в Невельском уезде. Этот документ литовский референдарий
направил Мстиславскому и Семибоярщине с красноречивой припиской: «Царского величества бояром князю Фелору Ивановичу Мстиславскому с товарыщи.
Мой совет вам таков, что прикгожо Ивана тарасьевича (грамотина. — Т. Б.)
за его службу тем поместьем пожаловать. И вашим… милостям покговора…,
так делать велеть. Александро Корвин Кгосевский вашим милостям челом бьет»
(Лисейцев Д. В. Посольский приказ… С. 91). Другое дело, что в политических вопросах Семибоярщина не подчинилась давлению короля, госевского и литовского
гетмана Яна Кароля ходкевича, который осенью 1611 г., после смерти Яна Петра
Сапеги, принял на себя функцию снабжения московского гарнизона: так, например, Мстиславский и бояре до конца не соглашались на регентство Сигизмунда III
и настаивали на присылку в Москву королевича Владислава. Заметим, что тема
степени и характера сотрудничества Семибоярщины с госевским и ходкевичем
затрагивалась на польско-московских переговорах под Смоленском в 1615 г.
На аргументы польской стороны, что во время своего пребывания в Москве поляки действовали в согласии с Мстиславским со «товарищи», московская сторона
напрямую упрекнула госевского: РгАДА. Ф. 79. Оп. 1. Кн. 30. л. 179.

13

Bohun T. Moskwa 1612. S. 114 – 121; Relacja ustna bojarzyna, który dostarczył
list Gosiewskiego, pod Smoleńskiem, początek kwietnia 1611 r. // Biblioteka
Czartoryskich. 106, k. 661 – 664; Relacja Belizariusza Bezobrazowa // tamże, 342, k.
184 – 190.

14

Maskiewicz S. Dyjariusz Samuela Maskiewicza. Początek swój bierze od roku 1594 w
lata po sobie idące // Moskwa w rękach Polaków. Pamiętniki dowódców i oicerów
garnizonu polskiego w Moskwie w latach 1610 – 1612 / opr. M. Kubala, T. Ściężor. Bmw.
1995. S. 201 – 202; Новый летописец // ПСРл. т. XIV. М., 1965. С. 112 – 113.

15

Budziłło J. Wojna moskiewska wzniecona i prowadzona z okazji fałszywych Dymitrów
od 1603 do 1612 / opr. J. Byliński, J. Długosz. Wrocław, 1995. S. 136.

16

Wjazd K. J. M. Polskiego Zygmunta Trzeciego do Moskwy A. D. 1610 // Archiwum
Główne Akt Dawnych w Warszawie (AGAD), Archiwum Radziwiłłów (AR), II, ks. 12,
k. 639. Этот анонимный автор приводит также два интересных эпизода из жизни гарнизона. Первый: «…пришли однажды к пану судье войсковому немцы,

37
ПОлЬСКОлИтОВСКИЙ
гАРНИЗОН
В МОСКВе:
ПОлИтИЧеСКИе
АСПеКты

томаш Бохун

на голод жалуясь. Он, не имея что им дать, отдал им узников двух, потом еще трех,
они их съели». Другое происшествие касается уже высшего командования:
«У старших голод такой же был, что и у товарищей. Однажды собрались товарищи
у пана референдария и пана Зборовского, кои, приказав столы накрыть, просили
их на банкет, и такие яства первосортные там подавались: сухари плесневелые
да еще с хреном, каша с перцем, а вместо вина — квас или вода. гости, тихонько
друг с другом переговариваясь, ни один голос громко не подали, съевши чуть-чуть
яств тех, сразу на стены шли».
17

Тюменцев И. О. Смутное время в России начала XVII столетия: движение лжедмитрия II. М., 2008. С. 248 – 250.

18

Bohun T. Moskwa. S. 161 – 170.

19

Ibidem. S. 174 – 176.

20

Ibidem. S. 190 – 242.

21

Балыка Б. О Москве и о Дмитрии царике Московском ложном. Сие писал мещанин
киевский именем Божко Балыка, который сам там был и самовидец тому был //
Киевская старина. т. III. № 7. 1882. С. 104. Согласно его сообщению, жертвами
каннибализма стали 200 солдат московского гарнизона. В то же время трудно
определить число умерших от голода.

22

Балыка Б. О Москве и о Дмитрии… С. 103 – 104.

23

Bohun T. Moskwa. S. 259 – 270.

А. А. Кузнецов, А. В. Морохин

ОПОл ЧеНИе
1611 –161 2 г г.
И В л АС т И
НИжНегО
НОВгОРОД А:
ПРОБ ле Мы
От НОШеНИЙ

Н

а сегодняшний день в отечественной исторической традиции бытует устоявшееся мнение об организации в Нижнем
Новгороде ополчения под предводительством князя Дмитрия
Михайловича Пожарского и Кузьмы Минина как о мероприятии,
инициаторами которого выступили представители всех слоев населения Нижнего Новгорода. Подобное утверждение основывается
на ряде источников. Например, в «Повести о разорении Московского государства» говорится о том, что в Нижнем Новгороде «земстии
людие… воскорбеша душами, да никако одолеют Поляки и литва
православных и благодатию Божиею положиша межи собою совет
благ… И подвигнушася вси отовсюду честныя люди… собрашася
вси купно за едино, и бысть велико войско…»1. Позднее некоторые
авторы также освещали инициативу Кузьмы Минина как меру, которую жители Нижнего Новгорода «все одобрили… единодушно»2.
Надо ли говорить, что эти сведения стали краеугольным камнем в основании праздника народного единства — 4 ноября: «…купно за едино»? Нижегородское население тем самым являет собой
микромодель поднимавшейся в 1611 г. национально-освободительной волны. Подобно нижегородцам, жители других городов и разноязыких земель вливались в поток освободительной борьбы. такая установка, унаследованная от историографии императорской
России, ныне оказывается несостоятельной, если рассматривать ее
на фоне добротно изученных эпизодов истории Смутного времени. В политическом смысле «подвиг нижегородского ополчения»

Кузнецов
Андрей
Александрович,
доктор
исторических
наук, профессор
Нижегородского
государственного
университета
имени
Н. И. Лобачевского

Морохин
Алексей
Владимирович,
кандидат
исторических
наук, доцент
Нижегородского
государственного
университета
имени
Н. И. Лобачевского

40
I
«Совет всея
зем ли»
в Ярос лавле
и освобож дение
Москвы
в 1612 г.

становится высшей точкой преодоления Смутного времени, в некотором смысле обесценивая другие героические эпизоды самопожертвования: смоленское сидение, ополчение Прокофия ляпунова,
защиту троице-Сергиева монастыря, победы Скопина-Шуйского
и др. В современных условиях обретения локально-исторической
идентичности данный подход ведет к войне «местных историй»
Смутного времени, постыдному дележу славы великих предков, которые, своей деятельностью превозмогая региональные интересы,
объективно действовали во имя России, восстановления стабильности и порядка. Чего стоит только спорадическая дискуссия между
ярославцами и нижегородцами в 2009 – 2012 гг. по поводу того, чей
город стал очагом ополчения! Понятно, что так подрывается основополагающая политическая идея Праздника 4 ноября.
С научной точки зрения сформировавшийся в XIX — начале
XX в. исторический нарратив об ополчении Минина и Пожарского
с его патриотическим пафосом, подогреваемым политическим интересом, мешает постижению сложного, многомерного, полилинейного и драматического феномена Смутного времени. Опять-таки
можно вспомнить, что совсем недавно инициатива ряда историков
празднования в 2012 г. 400-летия преодоления Смутного времени
вызвала, увы, ненаучную дискуссию. При согласии на это предложение из контекста Смутной эпохи выводились неоднозначные события на северо-западе России, борьба Михаила Романова с возможными претендентами на престол, в конце концов, борьба за Москву
в 1618 г. и пр. Сама история Нижнего Новгорода начала XVII в., ополчения, чья история началась в его стенах, «растворяется» в представлениях историков и публицистов XIX — начала XX в. Уже отмечалось,
что историография роли Нижнего Новгорода в Смутное время, пожалуй, сейчас переживает свое развитие после почти вековой стагнации. Один из ее спорных вопросов мы и хотим представить.
Несмотря на утверждения о единодушии нижегородцев в создании ополчения, следует отметить слабую проработанность вопроса об отношениях городовых (ских) властей Нижнего Новгорода
и лидеров сформированного ополчения. еще С. Ф. Платонов отмечал наличие в Нижнем Новгороде «особого от городского административного штата», который историк потом определил как приказ,
руководимый Д. М. Пожарским, И. Биркиным, дьяком В. Юдиным
и Кузьмой Мининым3.
Особый — это значит отдельный, отстоящий от городских
властей. Между тем они в лице нижегородских воевод активного участия в организации ополчения, как следует из источников,
не принимали. Воеводами в Нижнем Новгороде в то время были
окольничий князь Василий Андреевич Звенигородский и Андрей
Семенович Алябьев4. хотя, как будет показано ниже, последний
снискал себе авторитет в охране города, приведении на верность
окрестных уездов.

О В. А. Звенигородском известно, что он в 1588 / 89 гг. служил
в Дорогобуже, в 1606 – 1610 гг. был одним из руководителей Владимирского судного приказа, затем руководил Монастырским приказом, был воеводой в Смоленске5. В боярском списке 1610 – 1611 гг. отмечается, что князь «пущон при литве»6. Получил чин окольничего
от польского короля. По предположению П. г. любомирова, В. А. Звенигородский, будучи назначен на воеводство руководством Первого
ополчения, не мог пользоваться доверием нижегородцев.
Второй воевода А. С. Алябьев занимал свою должность в Нижнем Новгороде в 1608 – 1610, 1611 / 12 – 1613 гг. Известно, что он
был сыном дьяка, в 1588 / 89 – 1602 / 03 гг. являлся выборным сыном боярским по Дорогобужу, в 1602 / 03 г. был пожалован в дьяки,
в 1603 / 04 — начале 1606 г. руководил галицкой четью. также известно, что А. С. Алябьев участвовал в походах против Болотникова,
затем успешно воевал против тушинцев7.
Публикациями А. В. Антонова, исследованиями Б. М. Пудалова
показано, что, прежде всего, местные воеводы сыграли главную роль
в том, чтобы Нижний Новгород не был захвачен болотниковцами
или тушинцами в 1608–1610 гг., что город стал очагом борьбы за восстановление стабильности и порядка в регионе. Все это происходило
под лозунгами верности законному царю — Василию Шуйскому.
Осенью — зимой 1606 / 1607 гг. отряды восставших против
московского царя под руководством мордвинов Москова и Вокардина осадили Нижний Новгород. Одолеть кремлевские стены они
не могли, но разграбили почти весь посад и окрестности. только
весть о появлении под Арзамасом московского войска, руководимого воеводой И. М. Воротынским, вынудила Москова и Вокардина
снять осаду. После этого нижегородцы стремились упредить возможные угрозы, нанося превентивные удары врагам.
Проверкой на прочность для Нижнего Новгорода стали ноябрь и декабрь 1608 г. 22 ноября 1608 г. нижегородский отряд
Михаила Ордынцева переправился на Стрелку (мыс, образуемый
впадением Оки в Волгу), отбросил отряд тушинцев из Балахны,
пытавшийся захватить «запасы» на Стрелке, и вывез продовольствие в Нижний Новгород. Нижегородский гарнизон теперь был
готов к осаде. 25 ноября 1608 г. нижегородцы отбили атаку тушинцев из терюшевской волости. Через четыре дня этот же противник, двигаясь по Московской дороге (со стороны Павлова), напал
на Нижний, но был отброшен.
тем не менее уже 30 ноября Нижний Новгород оказался блокирован и выдержал комбинированный штурм тушинцев с четырех
сторон на Кремль. 1 декабря 1608 г. командовавший нижегородским
гарнизоном воевода Репнин внезапно ударил по противнику, и тот
не сумел противодействовать подходу подкрепления к Нижнему
Новгороду. Число защитников города увеличилось, и они перешли
к активным действиям. 2 декабря попытка тушинцев из Балахны

41
ОПОл Ч е Н И е
1611–1612 г г.
И В л АС т И
Н И ж Н е гО
НОВгОРОД А:
П РОБ л е М ы
От НОШ е Н И Й

А. А. Кузнецов,
А. В. Морохин

42
I
«Совет всея
зем ли»
в Ярос лавле
и освобож дение
Москвы
в 1612 г.

взять приступом кремль была отбита, а осажденные во главе с воеводой Алябьевым устремились в контратаку и преследовали врага
вплоть до Балахны, которой и овладели. Однако через три дня другой тушинский отряд пришел из-под Арзамаса. Нижегородцы во главе с тем же Алябьевым устроили вылазку, отбросили «разбойников»,
истребив их в немалом числе.
Затем нижегородцы предприняли усилия, чтобы вернуть
под власть царя Василия Шуйского территорию вверх по Оке, т. е.
взять под контроль Московскую дорогу. 9 – 11 декабря 1608 г. крупные тушинские отряды были разбиты Алябьевым в двух сражениях
под Ворсмой и Павловым. 16 декабря нижегородцы привели к присяге на верность Москве отпавшие было гороховец и Ярополч. Поддержку нижегородцам выразили Кострома, лух и Шуя. 7 января
1609 г. нижегородцы во главе с Алябьевым уничтожили крупный
вражеский отряд под селом Богородское и решительно двинулись
к Мурому. По пути часть нижегородских сил ушла к Арзамасу, где
очистила его окрестности от сторонников лжедмитрия II, пойдя далее к Мурому. Известие о приближении к нему войска Алябьева вызвало 16 марта 1609 г. восстание муромчан, выгнавших «изменников» и поляков. Уже в марте 1609 г. нижегородцы вернули под «руку
Москвы» Владимир. В мае Алябьев устроил успешный рейд на Касимов. В конце мая в Нижний Новгород прибыл крупный отряд
из Москвы во главе с Шереметевым, и Алябьев теперь оказался в его
подчинении. Шереметев и Алябьев продолжали активно очищать
земли от Нижнего Новгорода по Волге и Оке от тушинцев, поляков,
литовцев и разбойничьих шаек. К началу июля 1610 г. нижегородцы
привели все эти земли к присяге на верность Москве…8
В это время произошло падение Василия Шуйского, которому верно служили нижегородские воеводы и служилый город. В условиях приглашения Семибоярщиной на престол королевича Владислава, нарушения этого договора Сигизмундом III, бесчинств
тушинцев и действия других деструктивных сил нижегородское
руководство оказалось в кризисе. Во второй половине 1610 г. Нижегородским уездом управляли воеводы А. А. Репнин, А. С. Алябьев,
В. В. Аничков. Все они получили эти должности из рук Василия Шуйского. В 1611 г. первым воеводой в Нижний Новгород был назначен
князь В. А. Звенигородский — ставленник Семибоярщины9. Неизбежно между ними должны были возникнуть трения. Кроме того,
«назначенцы» Василия Шуйского после его падения потеряли ценностные ориентиры в своей деятельности, в которую были вовлечены нижегородские служилые люди.
На фоне этого «кризиса верхов» в Нижнем Новгороде стала
развиваться местная инициатива по самоорганизации всех свободных людей. Она воплотилась в создание «городового совета»10. Возможно, этот орган при параличе воеводской власти и взял управление городом и выстраивание стратегии поведения в свои руки.

После прибытия в январе 1611 г. наказа гермогена с призывом идти к Москве на литовских людей Нижний Новгород открыто заявил о своей решимости бороться против иноземцев, сидящих
в Москве, и стал склонять к этому другие города. Затем нижегородцы формируют отряд во главе с А. А. Репниным для того, чтобы он
влился в состав рязанского ополчения. его кризис, последовавший
после убийства ляпунова, привел к тому, что нижегородские отряды осенью 1611 г. вернулись домой.
Нижегородские события 1606–1611 гг. должны были затронуть
будущих организаторов ополчения, освободившего Москву в 1612 г.
есть упоминания об участии в событиях тех лет дьяка Василия Юдина: в 1607/08 и в 1611/12 гг. он собирал оброк в Нижнем Новгороде. Между этими датами, судя по документам, Юдин пребывал в Москве (последнее по времени его упоминание там в 1609 г.)11. Савва
евфимьев, которому, по последним исследованиям Б. М. Пудалова
и А. В. Морохина, отказано в роли организатора ополчения, отмечен
в грамоте 1606 г. Архимандриты Печерского монастыря — фактические и формальные лидеры нижегородского духовенства — тоже отметились в источниках до осени 1611 г. Биркин, проявившийся в рязанском ополчении, был послан в Нижний Новгород. Однако Кузьмы
Минина среди упоминаний организаторов ополчения до осени 1611 г.
не встречается. Конечно, он не мог остаться в стороне от событий, развернувшихся вокруг Нижнего и в связи с ним в 1607–1611 гг. Но источники не дают сведений об этом, хотя в историографии делались
попытки «обрести» Минина до 1611 г. Установлено, что П. И. Мельников-Печерский пошел на подлог при публикации нижегородской
купчей лишь для того, чтобы Кузьма Захарьев сын Сухорук Минин
появился в 1602 г.12 Д. Н. Смирнов в 1960-е гг. произвольно записал
«русокудрого великана» Кузьму Минина в состав ополчения ляпунова; здравые патриотические речи Кузьмы сделали его по возвращении домой земским старостой13.
Кузьма Минин появился сразу и вдруг — осенью 1611 г. его выход на историческую авансцену, интересный сам по себе (харизма ли,
обретенная явлением Сергия Радонежского, вдохновление ли призывом патриарха гермогена ли), конечно, свидетельствует о некотором
параличе официальной власти в Нижнем Новгороде и ее замещении
городовым советом. только так объясняется отсутствие сопротивления со стороны воевод инициативе Минина, поддержанной духовными властями. Известно, что официальное руководство города в лице
воевод князей В. А. Звенигородского, А. С. Алябьева и дьяка В. Семенова заключало «приговор» с И. Биркиным, Кузьмой Мининым и посадскими людьми Нижнего Новгорода о взятии неокладных доходов
«у всяких людей» города «ратным людем на жалованье… покаместа
нижегородцкие денежные доходы в зборе будут»14.
Развитие дальнейших событий показывает, что Кузьма Минин продолжал действовать при попустительстве воевод, которые

43
ОПОл Ч е Н И е
1611–1612 г г.
И В л АС т И
Н И ж Н е гО
НОВгОРОД А:
П РОБ л е М ы
От НОШ е Н И Й

А. А. Кузнецов,
А. В. Морохин

44
I
«Совет всея
зем ли»
в Ярос лавле
и освобож дение
Москвы
в 1612 г.

не могли определиться с военно-политическим курсом Нижнего
Новгорода в условиях 1610 – 1611 гг. Кузьма Минин с кругом сподвижников призвал в Нижний Новгород князя Д. М. Пожарского
для того, чтобы он возглавил ополчение. Среди военных лидеров
Нижнего Новгорода появился чужак, угрожавший их власти. Следующим шагом стало приглашение в город смоленских дворян — героев смоленского «сидения». Этот контингент укреплял власть Минина и Пожарского и должен был внушать беспокойство воеводам,
опиравшимся на нижегородский служилый город. Отчасти первоначальное снисходительное отношение воевод к процессам, идущим в Нижнем Новгороде в 1611 – 1612 гг., могло объясняться тем,
что они были связаны с идеей найма ратных людей для обороны города15. Когда же выяснились (или выработались) другие идеи и перспективы создаваемого в городе ополчения, воеводы ничего поделать не могли. Инициатива была ими упущена.
Появление в Нижнем Новгороде сплоченной группы смолян,
спаянных боевым прошлым, расширяло «геополитический» кругозор тех нижегородцев, которые деятельно создавали ополчение:
«создавшееся первоначально нижегородско-смоленское «ядро»
ополчения уже не стало решать, как прежде… одни локальные задачи. В Нижнем Новгороде задумались о судьбе всего Московского государства»16. Эти новации уже противоречили позиции воевод.
Они, думая о насущных потребностях города, тяготились крупномасштабным патриотическим пафосом ополченческой идеи.
Видимо, воеводы с облегчением вздохнули, когда ополчение
начало судьбоносный для России путь. И сразу же принялись решать задачи защиты города. В качестве примера, иллюстрирующего отношения руководства ополчения и властей Нижнего Новгорода, приведем известный, но редко используемый документ 1612 г.
Согласно Нижегородской платежнице, 1 марта 1612 г., когда ополчение было на марше, нижегородцы на общем сходе решили имеющийся у них воск (108 пудов) продать москвичу Федору Замошникову, дабы он его перепродал с целью покупки для Нижнего Новгорода
в Вологде пороха и свинца, которых в городе не хватало. Вся эта коммерческая операция была завершена к 10 апреля 1612 г.17 Из этого
свидетельства следует представление об определенной автономности структур ополчения и городских властей Нижнего Новгорода.
Из другого документа — отписки руководства ополчения на Вологду — явствует, что Нижнем Новгороде было «зелья и свинца мало».
С этой целью руководители ополчения даже просили жителей Вологды «зелья и свинцу к нам в Нижней прислать тотчас»18.
Что это были за нижегородцы, озабоченные покупкой пороха
и свинца, источники не позволяют узнать. А потому возникает проблема: а участвовал ли нижегородский служилый город в ополчении Минина и Пожарского? Некоторый свет на это проливают документы, исходившие от руководства ополчения. В 20-х числа декабря

1612 г. Дмитрий Пожарский, Василий Юдин и Иван Биркин требовали от курмышского воеводы выдать подчиненным ему дворянам, детям боярским и казакам жалованье и выслать их в Нижний Новгород
для участия в походе на Москву; запрашивались все налоги для войска, шедшего к Москве19. Эти же вопросы курмышскому воеводе поднимались и в документах февраля 1612 г. В феврале — марте1612 г.
Дмитрий Пожарский, Иван Биркин, Василий Юдин, дворяне и дети
боярские Нижнего Новгорода, «и смольяне и дорогобужане и вязмичи и иных многих городов дворяне и дети боярские и головы литовские и стрелецкие, и литва, и немци и земские старосты и таможенные головы и все посадские люди Нижнего Новгорода стрельцы
и пушкари и затинщики и всякие служилые люди и жилетцкие люди
челом бьют» вологжанам, чтобы те присоединились к «освободительному проекту»20. В этих и других подобных документах нижегородские воеводы не фигурировали, зато упоминались представители
нижегородского служилого города. Данное обстоятельство в сочетании с тем, что по уходе ополчения нижегородцы беспокоились о безопасности города, свидетельствует о том, что часть служилого города
Нижнего Новгорода ушла с ополчением, а часть осталась. Последняя
должна была подчиняться воеводам.
Приходится констатировать, что ни один из нижегородских
воевод не принял участия в организации ополчения; мы можем
только предполагать об участии определенного числа представителей нижегородского служилого города в составе воинства Пожарского и Минина. Из этого следует, что ополчение представляло собой внешнее образование по отношению к городским структурам
Нижнего Новгорода. Оно в данном случае более связывается с движением тех сил, которые действовали вне города. лишь наличие
опытных смоленских дворян заставляло власти Нижнего мириться с организацией движения сопротивления. Выход же ополчения
из Нижнего Новгорода вернул его жителей к прежним заботам,
в том числе и к налаживанию обороны.
Эти данные подрывают стереотип об исключительно нижегородском характере ополчения. Нижегородским оно было лишь
во вторую очередь. В первую очередь оно было всероссийским. Многие нижегородцы, да и назначенные в разное время воеводы, предпочли остаться дома и действовать в русле нижегородской региональной политики 1608 – 1610 гг.

1

Повесть о разорении Московского государства и всеа Российския земли //
ЧОИДР. 1881. Кн. 2. Отд. 9. С. 38.

2

Ильинский Н. Описание жизни и безсмертного подвига славного мужа нижегородскаго купца Козьмы Минина. СПб., 1799. С. 23; Львов П. Пожарской и Минин,
спасители Отечества. СПб., 1810. С. 99, 102, 106; Малиновский А. Ф. Биографические сведения о князе Дмитрие Михайловиче Пожарском. М., 1817. С. 31, 34.

45
ОПОл Ч е Н И е
1611–1612 г г.
И В л АС т И
Н И ж Н е гО
НОВгОРОД А:
П РОБ л е М ы
От НОШ е Н И Й

А. А. Кузнецов,
А. В. Морохин

3

Платонов С. Ф. Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI – XVII вв.
М., 1995. С. 348; Речь профессора Платонова на торжественном заседании Нижегородской Ученой Архивной Комиссии 25 августа 1911 г. // Мининские чтения.
Материалы научной конференции. Нижний Новгород, 2005. С. 12.

4

Белокуров С. А. Разрядные записи за Смутное время (7113–7121). М., 1907. С. 107.

5

Павлов А. П. государев двор и политическая борьба при Борисе годунове. СПб.,
1992. С. 183; Лисейцев Д. В. Приказная система Московского государства в эпоху
Смуты. тула, 2009. С. 335, 378; Рыбалко Н. В. Российская приказная бюрократия
в Смутное время начала XVII в. М., 2011. С. 188, 325. См.также Памятники истории русского служилого сословия / сост. А. В. Антонов. М., 2011. С. 58.

6

Сторожев В. Н. Материалы для истории русского дворянства // ЧОИДР. 1909.
Кн. 3. С. 76.

7

Лисейцев Д. В. Указ. соч. С. 586. См. также: Барсуков А. П. Списки городовых воевод
и других лиц воеводского управления Московского государства XVII столетия.
СПб., 1902. С. 149; Антонов А. В. К начальной истории нижегородского ополчения
// Русский дипломатарий. М., 2000. Вып. 6. С. 196 – 240; Народное движение в России в эпоху Смуты начала XVII века. 1601 – 1608. Сборник документов. М., 2003.
С. 319 – 320.

8

См. подробнее: Антонов А. В. К начальной истории нижегородского ополчения… С. 196 – 240; Пудалов Б. М. «Смутное время» и Нижегородское Поволжье
в 1608 – 1612 гг. Историографический очерк. Нижний Новгород, 2011. С. 14 – 24.

9

Пудалов Б. М. «Смутное время» и Нижегородское Поволжье… С. 28.

10

там же. С. 30.

11

Рыбалко Н. В. Нижегородская приказная изба в Смуту начала XVII в. // Мининские
чтения. труды участников международной научной конференции. Нижний Новгород, 2010. С. 157.

12

Хачко А. Ю. Как звали Минина (купчая 1602 г.) // Мининские чтения. Материалы
научной конференции. Нижний Новгород, 2003. С. 7 – 11.

13

Смирнов Д. Нижегородская старина. Нижний Новгород, 2007. С. 28.

14

Выписка из приходной книги Нижегородского уезда о сборе денег на жалованье
ратным людям, отправлявшимся с князем Д. М. Пожарским для освобождения
Москвы в 1612 году // Временник Императорского Московского Общества
истории и древностей российских. М., 1853. Кн. 17. Смесь. С. 1 – 2; Нижегородские
платежницы 7116 и 7120 гг. М., 1910. С. 151 – 152.

15

Козляков В. Н. Развитие земской идеи в нижегородском ополчении // Мининские
чтения: труды научной конференции. Нижний Новгород, 2007. С. 166 – 167.

16

там же. С. 168.

17

Нижегородские платежницы 7116 и 7120 гг. … С. 121 – 122.

18

ААЭ. т. 2. СПб., 1836. № 201. С. 338 – 341.

19

грамоты и отписки курмышскому воеводе елагину / Сборник Нижегородской
ученой архивной комиссии. т. XI. 1913 // Подвиг нижегородского ополчения.
т. I. Нижний Новгород, 2011. С. 154 – 155, 158, 159.

20

Отписка нижегородцев к вологжанам о разорении Московского государства
поляками… / Сборник Нижегородской ученой архивной комиссии. т. XI. 1913 //
Подвиг нижегородского ополчения… С. 184 – 185.

Я. г. Солодкин

ОЧИЩ еНИе
МОСКОВСКОгО
гОС УД А РСт ВА
В И З О Б РА ж е Н И И
«НОВОгО
летОПИСЦ А»
(О НеКОтОРых СПОРНых
ИНтеРПРетАЦИЯх
ИСтОЧНИК А)

С

реди нарративных сочинений, посвященных, в частности, освобождению Москвы от польско-литовских войск, самым ценным,
бесспорно, является «Новый летописец» старшей редакции (далее —
Нл) — крупнейший памятник официального летописания первой половины XVII в. Возникновению нижегородского ополчения, его походу «под Московское государство» и «очищению» российской столицы
от интервентов отведены 283–320-я главы этого сочинения. Кроме
того, в 326-й главе повествуется «о отходе королевскомъ (Сигизмунда III. — Я. С.) изъ земли и отказе немецкимъ людемъ», а в 342-й автор
вспоминает про «етманский бой» и «Московское взятье»1.
По мнению В. г. Вовиной-лебедевой, начало интересующей нас
части «книги… о выслугах и о изменах московских и новгородцких» —
«О присылке изъ Нижнева Нова города ко князю Дмитрею Михайловичу и о приходе въ Нижней и о собрании ратныхъ людей» — является
припиской, ибо о Минине как служилом человеке, способном заниматься казной ополчения, нижегородцы якобы узнали только от Пожарского2. Но ведь летописец утверждает: «съ Кузмою съ Мининымъ
бысть у нихъ по слову» (об этом уговоре идет речь и в первом монографическом исследовании о происхождении Нл3), а следом сказано
о приговоре «за руками», который Минин получил от нижегородцев
и передал его Пожарскому, дабы не отобрали (116–117).
У В. г. Вовиной-лебедевой сложилось впечатление, что рассказ об освобождении Москвы осенью 1612 г. написан «со слов очевидца»4, вероятно, Д. М. Пожарского, который, как подчеркивается,

Солодкин
Янкель
Гутманович,
доктор
исторических
наук, профессор,
заведующий
кафедрой
истории России
Нижневартовского
государственного
гуманитарного
университета

48
I
«Совет всея
зем ли»
в Ярос лавле
и освобож дение
Москвы
в 1612 г.

«не позволял грабежи во время боярского и польского выходов
из Кремля». В этом рассказе, на взгляд исследовательницы, «вся заслуга отдается нижегородскому ополчению и лично Пожарскому,
при всяческом принижении роли Д. т. трубецкого и первого ополчения, особенно казаков». Их предводитель, с точки зрения В. г. Вовиной-лебедевой, «оценивается весьма критически, даже пренебрежительно», так, в разгар сражения «за обоз ходкевича» трубецкой
отказался помочь Пожарскому пятью казачьими сотнями. По ее
заключению, «сведения о подробностях боев за Москву идут, очевидно, от Пожарского, отсюда и пристрастная оценка трубецкого
и казаков»; Нл позволяет думать, будто «участия первого ополчения
в освобождении Москвы не было», так «что все лавры должны достаться Пожарскому», трубецкому же «отводится жалкая роль»5.
Думается, В. г. Вовина-лебедева не избежала преувеличений,
хотя вывод о том, что в соответствующих главах Нл отразились воспоминания прославленного военачальника Смутного времени6,
кажется вполне оправданным. так, здесь читаем, что в Ярославль
Дмитрий Михайлович и Кузьма «посла наскоро брата своего князя
Дмитрея Петровича лопату Пожарского» (118; ср. 119, 122). По сообщению летописца, руководители нижегородского ополчения «писаша подъ Москву, что оне никакова развращения и опасения не имеютъ, а идутъ подъ Москву имъ (трубецкому и Заруцкому. — Я. С.)
на помощь, на очищение Московского государства». В главе «О приходе въ Ярославль» констатируется, что «походъ же ихъ (Пожарского и Минина. — Я. С.) замешкался». Сомнительно, что к показаниям
военного предводителя нижегородской рати восходит 297-я глава
Нл, где сказано: «бысть въ началникехъ въ Ярославле и во всякихъ
людехъ бысть смута великая, прибегнути не хъ кому и разсудити
ихъ некому», и тогда прежнего ростовского митрополита Кирилла,
находившегося на покое в троице-Сергиевом монастыре, попросили вернуться на владычную кафедру, и с того времени «началники
(ополчения. — Я. С.) во всемъ докладываху ево» (118 – 121)7. Маловероятно, что от Пожарского создатель официального летописца
узнал, будто в пору формирования земской рати «кои убо покупаху
лошади меньшою ценою, те же лошади побыша месяцъ те жъ продавцы не познаху». Из Нл не совсем ясно, при каких обстоятельствах
у казаков, захвативших всю московскую казну, ее «едва… немного
отняша», в чем заключался «недобрый совет» дьяка Н. Шульгина
и И. Биркина относительно Казани, откуда нижегородцы не дождались помощи и двинулись в Ярославль, уповая лишь на Божью волю
(117, 118, 128). В Нл читаем, что в бою под Угличем между казаками
и отрядом князя Д. М. Черкасского атаманы Б. Попов, Ф. Берескин,
А. Кухтин и М. Чекушников от «воровского» «совета» «отсташа»,
а в ходе сражения близ Москвы 22 августа 1612 г. поддержать войска Пожарского «самовольством» явились «атаманы жъ трубецково
полку» Ф. Межаков, А. Коломна, Д. Романов и М. Козлов (120, 125).

едва ли захудалый князь, выдвинувшийся в годы междуцарствия,
а летом 1613 г. пожалованный из стольников в бояре, ко времени
создания Нл не забыл про этих атаманов, особенно первых, тем более что летописец называет также Н. Маркова и И. епанчина —
предводителей казаков, отличившихся при обороне Волоколамска
от королевских сил (128).
Излагая содержание рассматриваемого памятника, В. г. Вовина-лебедева указывает, что князь В. туренин был направлен из троице-Сергиева монастыря «вперед с вестью к московским казакам»8.
точнее, власти ополчения послали этого воеводу к Москве, гарнизон которой рассчитывал на помощь со стороны гетмана ходкевича.
Из 320-й главы Нл узнаем, что казаки перебили почти весь полк
Струся, сдавший Кремль, а полк Будилы, вышедший оттуда в расположение войск Пожарского, «послаша по городомъ, ни единова не убиша и не ограбиша» (127). В. г. Вовиной-лебедевой, признающей этот
летописец «в качестве источника по истории Смуты… весьма сомнительным»9, приведенное известие кажется достоверным10. так представляется и другим исследователям11. Нужно, однако, считаться
с тем, что Нл в целом свойственно «предвзято враждебное отношение
к казачеству»12. В грамоте Д. т. трубецкого и Д. М. Пожарского в Соль
Вычегодскую от 11 ноября 1612 г. сообщается, что ополченцы Струся
с полковниками, шляхтичами и гайдуками из Кремля «вывели, и розданы (эти пленные. — Я. С.) у нас, бояр и воевод, по полком для береженья». Согласно «боярской» грамоте «на Белоозеро» от 6 ноября
того же года, «польские и литовские люди и королевские верники,
Федька Ондронов с товарыщи, у нас по розбору, хто х чему по своим
делам довелся»13. В Пискаревском летописце утверждается, что захваченных в плен панов отдали «за приставы» и разослали по дальним
городам. Эти города — Нижний Новгород, Кострома, Ярославль —
перечислены в Карамзинском хронографе. В новгородско-псковской
летописи середины царствования Михаила Федоровича тоже говорится, что «пана Струса и ротмистров и прочих литовских людей
(ополченцы. — Я. С.) взяша и подаваша за приставы»14. только в дневнике О. Будилы читаем, что вопреки условиям капитуляции кремлевского гарнизона «казаки и бояре» перебили многих сдавшихся
в плен, так, почти всех — в таборах трубецкого, причем пехотинцев
полностью; немало пленных, а то и всех, вскоре убили там, куда они
были высланы, — в галиче, Соли галицкой, Унже, в основном в ту
пору, когда отряды Сигизмунда III подошли к Волоколамску15. Этот
источник при несомненной ценности все же страдает тенденциозностью, и, как представляется, нельзя вслед и за Будилой, и анонимным
«слогателем» Нл16 настаивать на достоверности версии об истреблении казаками сдавшихся в плен поляков и «литвы», свыше двух лет
«сидевших» в Москве.
В 293-й главе рассматриваемого летописца сообщается, что
после возвращения обратно казанской рати в Ярославле остались

49
ОЧ И Щ е Н И е
МОС КОВС КОгО
гОС УД А РС т ВА
В И ЗОБРА ж е Н И И
«НОВОгО
л етОП ИС Ц А»
(О Н е КОтОРы х
С ПОРН ы х
И Н т е РП РетА Ц И Я х
ИС тОЧ Н И К А)

Я. г. Солодкин

с татарским головой л. Мясным17 двадцать князей и мурз (120).
Но утверждать на этом основании, что, кроме них, в ополчении Пожарского не было татар18, опрометчиво. К примеру, в главе Нл о походе нижегородцев в Ярославль сказано, что в Юрьевец-Поволжский прибыли и татары, «юртовские многие люди» (118).
таким образом, бытующие в современной историографии
трактовки ряда известий официального летописца конца 1620-х гг.
о создании нового земского ополчения и освобождении Москвы отнюдь не бесспорны.

1

Полное собрание русских летописей (далее — ПСРл). М., 1965. т. 14. С. 116 – 128,
133. Следом ссылки на Нл по этому изданию приводятся в тексте.

2

Вовина-Лебедева В. Г. Новый летописец: история текста. СПб., 2004. С. 306.

3

там же. С. 305.

4

такая мысль высказывалась и ранее. См.: Корецкий В. И. Подвиг русского народа
в начале XVII столетия // Вопросы истории (далее — ВИ). 1970. № 6. С. 107.

5

Вовина-Лебедева В. Г. Новый летописец … С. 307, 340, 341. Ср.: С. 274, 314, 329.

6

Ср.: Назаров В. Д. Что мы празднуем 4 ноября? // Мининские чтения: тр. науч.
конф. Нижний Новгород, 2007. С. 230, 237. Примеч. 12.

7

Ср.: Вовина-Лебедева В. Г. Новый летописец … С. 307.

8

там же. С. 309.

9

там же. С. 370. См. также: Вовина В. Г. Особенности позднего русского летописания //Спорные вопросы отечественной истории XI – XVIII веков: тез. докл.
и сообщ. Первых чтений, посвященных памяти А. А. Зимина. М., 1990. Ч. 1. С. 37,
38; Она же. Новый летописец и спорные вопросы изучения позднего русского
летописания // Отечественная история. 1992. № 5. С. 128.

10

Вовина-Лебедева В. Г. Новый летописец… С. 341.

11

Любомиров П. Г. Очерк истории нижегородского ополчения 1611 – 1613 гг. Переизд.
М., 1939. С. 155; Эскин Ю. М. Димитрий Пожарский // ВИ. 1976. № 8. С. 115 – 116;
Станиславский А. Л. гражданская война в России XVII в.: Казачество на переломе
истории. М., 1990. С. 81; Назаров В. Д. Что мы празднуем 4 ноября? С. 226. Ср.:
С. 238. Примеч. 17.

12

Бибиков Г. Н. Бои русского народного ополчения с польскими интервентами
22 – 24 августа 1612 г. под Москвой // Исторические записки. М., 1950. Кн. 32.
С. 174. Исследователь отмечал и недостаточную осведомленность летописца в тех
эпизодах сражений с ходкевичем, «где действовали полки трубецкого» (там же).

13

Акты подмосковных ополчений и Земского собора 1611 – 1613 гг. / собр. и редакт.
С. Б. Веселовский. М., 1911. С. 97; Любомиров П. Г. Очерк … С. 238.

14

Изборник славянских и русских сочинений и статей, внесенных в хронографы
русской редакции / Собр. и изд. А. Попов. М., 1869. С. 356; ПСРл. М., 1978. т. 34.
С. 218. Ср.: С. 261; Яковлев В. В. Новгородско-псковская летопись 1630 г. // Опыты
по источниковедению: Древнерусская книжность. СПб., 2001. Вып. 4. С. 462.

15

Русская историческая библиотека. СПб., 1872. т. 1. Стлб. 353 – 355.

16

По предположению В. г. Вовиной-лебедевой, Нл вышел из-под пера служилого
человека или священника из патриаршего штата (Вовина-Лебедева В. Г. Новый
летописец … С. 253).

17

См. о нем, напр.: Писарев Н. Домашний быт русских патриархов. Казань, 1904.
Прилож. С. 120; Любомиров П. Г. Очерк… С. 132 – 135, 140, 141.

18

Назаров В. Д. Что мы празднуем 4 ноября? С. 227.

г. М. Коваленко

г. А . З А М Я т И Н
О П е Р е г О В О РА х
НОВгОРОД А
И ЯРОСлАВлЯ
В 161 2 г.

г

ерман Андреевич Замятин (1882 – 1953) — автор фундаментальных исследований по истории русско-шведских отношений
начала XVII в. Учился в Юрьевском (тартуском) и Петербургском
университетах, преподавал в Юрьевском и Воронежском университетах, Курском и Молотовском (Пермском) педагогических
институтах. его первые работы посвящены истории Вятского края,
но значительную часть своей жизни он занимался изучением истории русско-шведских отношений начала XVII в.1
В своей первой работе по этой теме «К вопросу об избрании Карла Филиппа на русский престол» он рассмотрел проблему
кандидатуры шведского принца на московский престол в контексте европейской истории, поэтому выводы, к которым он пришел,
как он сам отметил, «резко отличаются от обычных представлений, которые можно встретить в русской исторической литературе. Они ближе всего подходят к воззрениям доцента университета в Упсале г-на Альмквиста» 2 . Выводы г. А. Замятина сводились
к тому, что кандидатура шведского принца была средством противодействия планам поляков и всерьез рассматривалась руководством как рязанского, так и нижегородского ополчений, а также
на Земском соборе 1613 г.

Коваленко
Геннадий
Михайлович,
кандидат
исторических
наук, ведущий
научный
сотрудник СанктПетербургского
института
истории РАН

52
I
«Совет всея
зем ли»
в Ярос лавле
и освобож дение
Москвы
в 1612 г.

В этой работе г. А. Замятин впервые затронул вопрос о переговорах Новгорода и Ярославля в 1612 г., указав на то, что тогда
в Ярославле «русские и шведы готовились к избранию Карла Филиппа царем» 3.
Специальная статья, посвященная этой проблеме, была опубликована г. А. Замятиным в 1914 г.4 В ней он подверг критическому
разбору концепцию, восходящую к «Новому летописцу», в котором
об этих переговорах было сказано, что велись они лишь для того,
«чтобы не помешали немецкие люди идти на очищение Московского государства, а того у них и в душе не было, что взять на Московское государство иноземца»5.
Сопоставив летопись с опубликованными и архивными документами о сношениях Ярославля с Новгородом, г. А. Замятин пришел к выводу о том, что «данные «Нового летописца» о сношениях
с Новгородом в 1612 г. не могут быть признаны вполне соответствующими истине… У Ярославского собора было серьезное намерение
избрать в цари шведского королевича Карла Филиппа»6.
При этом он отметил, что инициатором переговоров был
Ярославль, а не Новгород: «Не самовольно послали новгородцы послов в Ярославль, а по приглашению ярославского собора. Не Новгород потянулся к Ярославлю, а наоборот»7.
С этой концепцией г. А. Замятина осторожно согласился
П. г. любомиров. В своем исследовании по истории нижегородского
ополчения он отметил, что «в совете ополчения, конечно, не без споров, было решено признать себя в этом вопросе преемником первого ополчения, признать обязательным для себя его “приговор” о королевиче… признав возможной и даже желательной кандидатуру
шведского королевича на русский престол ярославский совет отнесся к ней с надлежащей осторожностью» 8.
тем не менее в отечественной историографии преобладающее
значение получила точка зрения, согласно которой эти переговоры
«имели характер дипломатического приема: велись единственно
с целью отклонить нападение шведов на поморские города» 9. Этой
точки зрения придерживался даже такой известный историк Смуты, как Р. г. Скрынников, считавший переговоры сложной дипломатической игрой, которая велась с целью связать противника10.
В брошюре «Минин и Пожарский», написанной в 1942 г.,
о переговорах Новгорода и Ярославля г. А. Замятин пишет в несколько другой тональности, что было обусловлено временем
написания брошюры. Он отмечает, что, стремясь избежать войны на два фронта, Пожарский хотел поддерживать мир со шведами, засевшими в Новгороде, и отправил в Новгород посольство
для заключения договора со шведами. «В связи с этим в Ярославле был поднят вопрос об избрании царем шведского королевича,
признанного Новгородом. Однако царское избрание в Ярославле
не состоялось»11.

К теме переговоров Новгорода с Ярославлем г. А. Замятин
обратился также в статье «Военные операции ганса Мунка в Московском государстве в 1611 – 1612 гг. и контрмеры вождей Первого и Второго ополчений»12. Он считает, что «события в Московском
государстве 1612 г. нельзя рассматривать изолированно от событий, имевших место в Западной европе», а потому действия отрядов
Мунка в Заонежской половине Обонежской пятины, а также на Белоозере, в Каргополе и в Устюжне он освещает на фоне начавшейся
в мае 1611 г. Кальмарской войны между Швецией и Данией, которая,
как он полагает, «затруднила военные операции шведов в России».
г. А. Замятин отметил, что формировавшееся в Нижнем Новгороде ополчение вынуждено было считаться с действиями ганса
Мунка, пытавшегося захватить Сумский острог, Белоозеро, Каргополь и Устюжну. В отличие от П. г. любомирова, считавшего изменение первоначально намеченного маршрута ополчения (вместо
Нижний — Суздаль — Москва, Нижний — Ярославль — Москва)
следствием изменения положения дел под Москвой, он связывает
его с захватом шведами тихвина и выяснением нового направления
шведского наступления (на тихвин — Белоозеро).
«Направляясь из Нижнего в Ярославль, ополчение двигалось
прямо навстречу шведам-оккупантам… В вопросе о занятии Ярославля, приобретшего в 1612 г. в связи с продвижением шведов немалое стратегическое значение, интересы подмосковных казаков
столкнулись с интересами вновь образовавшегося нижегородского
ополчения. Занятие Ярославля нижегородским ополчением давало
возможность вождям ополчения не только защищать “поморские
городы” от вторжения шведов, но и загородить их от казаков»13.
В конечном итоге, как считает г. А. Замятин, «тонкая политика вождей Второго ополчения в отношении шведов привела
к полному торжеству великого патриотического дела, начатого нижегородцами»14.
Значительное внимание переговорам Ярославля и Новгорода г. А. Замятин уделил в своей работе «Из истории борьбы Швеции
и Польши за Московский престол в начале XVII века», написанной
в начале 1950-х гг. В ней он пишет следующее: «Итак, ярославские
власти решили продолжать дело об избрании на Московский престол шведского королевича, начатое «советом всея рати» в 119 г.
таково было положительное решение жгучего вопроса. Подобное
решение нам представляется вполне естественным после того,
как выше мы установили факт преемственности ярославского совета с советом всея рати 119 г.»15.
Итак, г. А. Замятин определенно утверждает, что в Ярославле
желали видеть царем иноземца и что «желание иметь царем «государьского сына» в Ярославле было единодушным, разногласий
по этому вопросу не существовало». При этом он отмечает, что переговоры с новгородскими посланными не привели к желаемому

53
г. А . ЗА М Я т И Н
О П е Ре гОВОРА х
НОВгОРОД А
И Я РОС л А В л Я
В 1612 г.

г. М. Коваленко

54
I
«Совет всея
зем ли»
в Ярос лавле
и освобож дение
Москвы
в 1612 г.

результату, поскольку во время переговоров выяснилось, что Карл
Филипп «по ся места, уже близко году», он «в Новгород не бывал».
Поэтому у ярославских властей возникло опасение, как бы не повторилась история Владислава: Сигизмунд тоже хотел дать сына
«на Росийское государство», «манил с год», да не дал.
Окончательно договориться о королевиче не удалось,
тем не менее, в Ярославле не отказались от шведской кандидатуры.
В доказательство герман Андреевич приводит две отписки из Ярославля в Новгород митрополиту Исидору и воеводе И. Н. Одоевскому от 26 июля 1612 г. В них писали из Ярославля, что там «и ныне»
держатся «своего приговору» о шведском королевиче, присланного
в Новгород из-под Москвы в 119 г. «А как даст Бог, королевич Карло Филипп в Великий Новгород придет, и мы тотчас пошлем к нему
ко государю королевичу в Великий Новгород послов изо всяких чинов людей, со всем с полным договором»16.
г. А. Замятин считает, что «нельзя признать падением кандидатуры то, что вследствие долговременного неприбытия Карла
Филиппа в Новгород… земский собор в Ярославле отказался от первоначального намерения отправить в Новгород послов для заключения договора с ним, обещаясь послать их, когда королевич прибудет
в Новгород». По его мнению, «ошибка» П. г. Васенко17 заключается
в том, что он относит падение кандидатуры Карла Филиппа ко времени Ярославского собора. А раз это неприемлемо, не поколебленным остается только положение, что в Ярославле действительно готовы были избрать царем Карла Филиппа»18.
В развитие этой темы он пишет о том, что «на Земском соборе 1613 г. шла борьба между сторонниками “государьского сына”
и между приверженцами “своего”. При этом верхи были сторонниками шведского, а низы — отечественного кандидата. В январе
1613 г. перевес был на стороне течения в пользу избрания “государьского сына”: большинство членов хотело выбрать великим князем
Карла Филиппа, словом, стояло на той же точке зрения, что и собор
в Ярославле летом 1612 г.»19.
По мнению г. А. Замятина, сторонниками шведской кандидатуры были члены временного земского правительства, образовавшегося после соединения Д. т. трубецкого и Д. М. Пожарского. Они
не упускали из виду международного положения отечества и думали, что, держась шведского королевича, они сохранят мир со Швецией, необходимый им в то время. Но решение собора не было окончательным, оно ставилось в связь с прибытием шведского королевича
в Московское государство20.
г. А. Замятин отметил, что его взгляд «на ход избирательной
мысли на земском соборе 1613 г. резко отличается от общепринятого мнения»21. С тех пор ситуация мало изменилась. л. В. Черепнин
в своей монографии о земских соборах лишь вскользь упоминает Карла Филиппа в качестве кандидата на царство22. л. е. Моро-

зова в своей работе, посвященной выходу России из Смуты, ничего не пишет о переговорах Новгорода и Ярославля в 1612 г., равно
как и о кандидатуре Карла Филиппа на соборе, поскольку, по ее
мнению, уже «на одном из первых заседаний Земского собора избиратели поклялись не избирать на царство иностранцев»23. При этом
работы г. А. Замятина в ее историографическом обзоре вообще
не упоминаются.
Исключение составляют работы В. Н. Козлякова и В. А. Волкова. так В. Н. Козляков считает, что «в Ярославле определились,
что будут поддерживать кандидатуру шведского принца Карла-Филиппа на русский престол». Это позволило бы сохранить Новгород
в составе Московского государства и продолжить борьбу с главным
врагом Сигизмундом III24. По его мнению, «шведский королевич…
в случае соблюдения условия с крещением в православие идеально подходил русскому двору. Он мог создать вечный противовес
устремлениям главного врага — Сигизмунда III»25.
В. А. Волков отметил, что после освобождения Москвы
«во внешней политике Земское временное правительство продолжало ориентироваться на Швецию, связывая решение династического вопроса с кандидатурой шведского принца.…Прошведская
ориентация вождей ополчения сказывалась и позже, во время работы Земского избирательного собора 1613 года»26.
таким образом, как в рязанском, так и в нижегородском ополчении, были сторонники шведского кандидата. Они видели главную опасность для страны в отсутствии твердой власти, и шведский
принц представлялся им меньшим злом по сравнению с анархией.
В условиях глубокого социально-экономического и политического
кризиса Российского государства, поставившего его на грань национальной катастрофы, они пытались использовать иноплеменный
фактор для сохранения национального суверенитета.
Даже Н. М. Карамзин сожалел, что «венец Мономахов» не возвратился к «варяжской династии», которая включила бы Россию
в Вестфальскую систему, определившую границы государств и «равновесие в европе до времен новейших»27.
Но в конечном итоге шведский кандидат, так же как и польский, остались нереализованными альтернативами, прежде всего,
потому, что ни Владислав, ни Карл Филипп не согласились перейти в православие, а русские люди не могли принять царя-иноверца.
Кроме того, шведы, а еще в большей степени поляки, своими действиями разочаровали русских людей и заставили их отказаться
от иноземных кандидатов.
Следует также отметить, что всякие «конституционные искания», связанные с этими проектами, были делом узкого круга лиц, а широкие народные массы в то время не просто чуждались их, но отвергали любые посягательства на самодержавную
власть. Погруженное в хаос, русское общество жаждало порядка

55
г. А . ЗА М Я т И Н
О П е Ре гОВОРА х
НОВгОРОД А
И Я РОС л А В л Я
В 1612 г.

56
I
«Совет всея
зем ли»
в Ярос лавле
и освобож дение
Москвы
в 1612 г.

и предсказуемости, а поэтому было склонно к консерватизму. Возникшие на фоне всеобщей усталости общества силы порядка оказались довольно консервативными. Наступила стабильная, но чисто
традиционная жизнь. Модернизация страны была отложена почти
на целое столетие28.

1

Биографию г. А. Замятина см.: Коваленко Г. М. герман Андреевич Замятин
(1882 – 1953) // Исторические записки. 9 (127). М., 2006.

2

Замятин Г. А. К вопросу об избрании Карла Филиппа на русский престол. Юрьев,
1913. С. V.

3

там же. С. 85.

4

Замятин Г. А. «Новый летописец» о сношениях между Ярославлем и Новгородом
в 1612 году // журнал Министерства народного просвещения. 1914. № 3.

5

ПСРл. т. XIV. С. 121; Чернышев С. И. Избрание на царство Михаила Федоровича
Романова // журнал Министерства юстиции. 1913. № 1; Цветаев Д. В. Избрание
Михаила Федоровича Романова на царство. М., 1913.

6

Замятин Г. А. «Новый летописец»… С. 86.

7

там же. С. 68.

8

Любомиров П. Г. Очерки истории Нижегородского ополчения. М., 1939.
С. 139 – 141.

9

Козаченко А. И. Разгром польской интервенции в начале XVII века. М., 1939.
С. 147; Парусов А. И. Новгородское ополчение в исторической литературе хх века // Великое дело Минина и Пожарского. труды горьковского
государственного педагогического института. Вып. 31. горький, 1943. С. 94;
Осипов К. Борьба с польской интервенцией в начале XVII века // За родную
землю. XIV – XVII века. М., 1949. С. 152 – 153; Березов П. Минин и Пожарский.
М., 1957. С. 249 – 251.

10

Скрынников Р. Г. Минин и Пожарский. М., 1981. С. 250 – 255; На страже московских
рубежей. М., 1986. С. 248.

11

Замятин Г. А. Минин и Пожарский. Молотов, 1942. С. 24.

12

Российская государственная библиотека. Отдел рукописей. Ф. 618. Картон 2. № 1.
Можно предположить, что работать над ней Замятин начал в 1939 или 1940 г. После 1947 г. он занялся ею более основательно. В 1949 г. он отправил ее в «Исторические записки», откуда получил отрицательный отзыв И. У. Будовница.

13

Замятин Г. А. Военные операции ганса Мунка в Московском государстве…
л. 61 – 62.

14

там же. л. 86 – 87.

15

Замятин Г. А. Из истории борьбы Швеции и Польши за Московский престол в начале XVII века // Россия и Швеция в начале XVII века. СПб., 2008.
С. 71 – 72.

16

там же. С. 75 – 76.

17

Васенко П. Г. Бояре Романовы и воцарение Михаила Федоровича. СПб., 1913.

18

Замятин Г. А. Из истории борьбы Швеции и Польши … С. 201.

19

там же. С. 159 – 160.

20

там же. С. 154.

21

«Общепринятое в русской исторической литературе теперь мнение то,
что сначала собор отверг кандидатуры иноземных кандидатов, а потом
уже приступил к обсуждению кандидатур лиц русских титулованных родов.
С приведенным мнением согласиться трудно. Оно основывается на русских
официальных источниках, написанных уже после избрания Михаила Федоровича царем, освещающих событие с предвзятой точки зрения. Во всяком случае, теперь, когда известны показания очевидцев событий, происходивших

в Москве в январе 1613 г., необходимо отдать предпочтение им, а не официальным русским памятникам» (С. 159).
22

Черепнин Л. В. Земские соборы Русского государства в XVI – XVII вв. М., 1978. С. 197.

23

Морозова Л. Е. Россия на пути из Смуты. М., 2005. С. 16.

24

Козляков В. Н. Смута в России. XVII век. М., 2007. С. 378.

25

Козляков В. Н. Двор в поисках монарха в 1612 г. (забытый источник о новгородском посольстве к «Совету всей земли» в Ярославле) // Верховная власть, элита
и общество в России XIV — первой половины XIX века. Российская монархия
в контексте европейских и азиатских монархий и империй. тезисы докладов
международной научной конференции. М., 2009. С. 74.

26

Волков В. Один из десяти // Родина. 2005. № 11. С. 97.

27

Карамзин Н. М. История государства Российского. Кн. III. т. хI. М., 1989. С. 189.

28

Кобрин В. Б. Смутное время — утраченные возможности // История отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории России IX — начала хх в. М., 1991.
С. 184 – 185.

О. В. Скобелкин

И Н О С т РА Н Н ы е
НАеМНИКИ
И ВтОРОе
ОПОл ЧеНИе

Скобелкин
Олег
Владимирович,
кандидат
исторических
наук, доцент
Воронежского
государственного
университета

24

июля 1612 г. в Архангельске с пришедшего из гамбурга
корабля сошел на русскую землю «шкотцкие земли немчин» Яков Шав. Он прибыл, чтобы сообщить о том, что в Россию
едет большая группа иностранцев с целью наняться на русскую
военную службу, и договориться с властями о приеме этого отряда.
Расспросив шотландца и взяв у него письменное объяснение цели
приезда, двинские воевода и дьяк направили его к руководству
Второго ополчения.
10 августа в Переславле-Залесском Шав был принят сначала главой Посольского приказа ополчения дьяком С. Романчуковым, а затем — руководством Второго ополчения во главе с князем
Д. М. Пожарским.
Описание этого приема было в свое время опубликовано С. К. Богоявленским и И. С. Рябининым: «И того ж дни, августа
в 10 день, немчин Яков Шав был у бояр и воевод и у столника и воеводы у князя Дмитрея Михайловича Пожарсково с товарыщи в Переславле в Розрядной избе… лошади под него посыланы с площади
дворянские. Как немчин вшол в ызбу, и князь Дмитрей Михайлович
и бояре и воеводы давали ему руки, сидя, и спрашивал его князь
Дмитрей Михайлович о здоровье, здоров ль он дорогою ехал, и немчин на том бил челом»1.
На этом приеме Шав изложил цель своего приезда и вручил
Пожарскому письмо от группы командиров иностранного отряда.
«И князь Дмитрей Михайлович велел ему сести на скамейке, а по-

сидев мало, молыл ему: речи его выслушали, а грамоту переведут
и ответ ему учинят»2.
Среди трех командиров отряда иностранцев, чьим гонцом
выступил Я. Шав, нас интересует в данном случае фигура одного —
князя Артора Астона (так в дальнейшем его будут обычно именовать в русских документах). Кроме того, во время переговоров с Шавом и из текста письма, которое тот подал руководству ополчения,
всплыло еще одно имя — французского капитана Якова Маржерета. если об Астоне в России до этого не слыхали, то имя Маржерета
было хорошо известно Пожарскому и другим руководителям.
Планировалось, что после отплытия Шава из гамбурга отряд
двинется в путь оттуда же, спустя «неделю или ден з десять», прибудет в Архангельск и там станет дожидаться «от бояр и воевод указу».
Учитывая, что с момента высадки шотландского капитана в России
до приема его в ставке Пожарского прошло более двух недель, вполне возможно, что в тот момент, когда он вел переговоры с руководством ополчения, отряд иноземцев уже был в Архангельске.
Но вернемся вновь к моменту, когда шотландец вручил Пожарскому привезенное «из-за моря» письмо.
В нем цель приезда отряда — наем на русскую военную службу — излагается весьма высокопарно: «…мои прямые службы объявляю, и прямым сердцем служить готов… А мы то делаем на славу королем нашим и отчеству нашему, а того не будем страшитись, что нас
побьют, надеемся на правду: бог в правде помогает. А мы рады против наших неприятелей, видечи вашу правду, до смерти битца…».
Подчеркнув, что борьба с «польскими и литовскими людьми» — дело
для России правое, авторы письма не преминули похвастать боевыми
качествами отряда, пообещав скорые победы: «…нам, прося у бога
милости, одново лета с недруги управитца». Кроме того в письме содержалась просьба «изготовить» подводы «подо сто человек»3.
«Выслушав переводу с неметцкие грамоты», руководители
Второго ополчения «велели тот перевод чести чашником и столником и дворяном болшим и дворяном из городов и всяким чинов людем, которые в то время были в полкех, и советовали о том всяких
чинов с людми, надобно ль неметцкие люди в наем или нет».
Решение было отрицательным: «наемные люди иных государств ныне не надобет» и «договору чинити нечево, коли наемные
люди не надобны». В качестве причин отказа были названы две.
Первая — отсутствие средств для оплаты иностранных наемников:
«найму дать нечего». В грамоте, адресованной командирам отряда
иностранцев, даже говорилось: «…что где зберетца з земли каких
доходов, и мы то даем нашим ратным людем, стрелцом и казаком;
а сами мы, бояре, и воеводы, и чашники, и столники, и дворяне
и дети боярские, служим и бьемся… без жалованья»4.
Однако при всех действительных финансовых трудностях
тех месяцев такое объяснение, на мой взгляд, было лишь вежливой

59
И НОС т РА Н Н ы е
НАеМНИКИ
И ВтОРОе
ОПОл Ч е Н И е

60
I
«Совет всея
зем ли»
в Ярос лавле
и освобож дение
Москвы
в 1612 г.

отговоркой. А вот вторая причина, видимо, была решающей при принятии решения о судьбе отряда: «да и верить им нельзя: объявился
с ними Яков Маржерет, а того Якова многие в Московском государстве знают… И то знатно, что Яков Маржерет хочет быти в Московское государство по умышленью полского жигимонта короля
и панов рад…»5. При этом подробно перечислены преступления Маржерета против Российского государства: служба лжедмитрию I, измена и переход на сторону Речи Посполитой, участие в военных действиях против русских в отрядах жолкевского и гонсевского, отъезд
с награбленным имуществом в Польшу.
Было также решено составить грамоту об отказе, с указанием на «воровство» и измену Маржерета, вручить ее Я. Шаву, с тем,
чтобы он вернулся к своему отряду (правда, в тот момент во Втором
ополчении не знали, в Архангельске иноземцы или уже «отпущены
в полки») и передал ее, а вместе с Шавом послать «дворянина добра,
кому им против грамоты выговорить и их воротить». Соответствующий документ был составлен уже «на стану у троицы в Сергееве
монастыре» между 14 и 17 августа 1612 г.
Однако обстоятельства сложились так, что «воротить» иноземцев не удалось. В навигацию 1612 г. они уплыть не успели и поэтому зимовали в России. В следующем, 1613 г., большая часть
наемников покинула Московское государство, но Артор Астон,
Яков Шав, томас герн и еще целая группа выходцев с Британских
островов опять не успели до окончания навигации приехать в Архангельск и были вынуждены зазимовать в холмогорах. там они
приняли участие в защите города от «польских и литовских людей и черкас», были награждены за это, а затем, в 1614 г., вновь обратились с просьбой принять их на русскую службу. На этот раз
их просьба была удовлетворена 6.
В 1615 г. бывшему руководителю Второго ополчения Д. М. Пожарскому довелось вновь столкнуться с иноземцами, но уже в качестве их командира. Он возглавил группировку войск, посланных
к Брянску против лисовского. В нее входил небольшой отряд англичан и шотландцев во главе со старым знакомцем князя — ротмистром Яковом Шавом7. Сохранилась отписка Пожарского и его
«товарищей», из которой становятся известны еще три имени иноземцев, входивших в отряд: «были с нами… немцы Аглинские земли Дарнабей Иванов, да Иван Брелтон, да Иван Кухнелин. И как им
было дело под Орлом, и они тебе государю служили, с литовскими
людми билися явственно, и литовских людей побили» 8.
Капитана, названного в отписке Дарнабеем Ивановым, в русских документах именуют по-разному: Барнеби Иванов Фицпатрик,
Барнобей, Барноби. Во время допроса в Посольском приказе выяснилось, что капитан Барнобей приезжал в Россию сначала с А. Астоном
и принимал участие в защите холмогор, потом уехал, а затем вторично прибыл в Московское государство с послом Джоном Мерриком9.

Помимо участия в боевых действиях в составе войска Пожарского, Барнобей выполнял по поручению воеводы весьма деликатное поручение — вел агитацию среди британцев, находившихся
в тот момент в отряде лисовского. Об этом мы узнаем из слов ирландца Варнавы Килеварта (в 1613 г. он в числе прочих «бельских
немцев» перешел на русскую сторону, но в 1615 г. он с несколькими
товарищами оказался в отряде лисовского), которого капитан сумел убедить оставить лисовского и перейти под знамена Пожарского: «…И как де боярину и воеводам князю Дмитрею Михайловичю
с товарыщи с лисовским было дело, и после де того дела приезжал
к ним капитан Барноби по три дни; а говорил им княжь Дмитреевым словом, чтоб они государские милости и жалованья похотели,
от лисовскаго отъехали на государево имя; а государево жалованье будет к ним по тому ж, как им давано с капитаном с томасом
с Юстусом (командир ирландской роты «Бельских немцев» — О. С.),
да и свыше того, и будут у него в роте по-прежнему. И они де, слыша то от капитана Барнобия, что он им говорил княжь Дмитреевым приказом, надеяся на царскую милость и жалованье, хотели
все от лисовского отъехати на государево имя, толко случая такого
не изыскали, чтоб всем вдруг и с животы и с рухлядью отъехати,
потому что у лисовского сторожи были великие и никакими мерами, толко не с бою, отъехати не мочно; а после с лисовским бою
не бывало; и он, Варнава, пометав лошади и рухлядь, от лисовского
отъехал ко князю Дмитрею.
А капитан де Барноби говорил им всем накрепко, чтоб они,
оставя рухлядь свою, ехали к нему, а государь за ту их рухлядь велит заплатити; да и грамоту им опасную, за княж Дмитреевою рукою и за печатью, казали, и они все тому верили, и ждут де товарыщи его все времени того, как бы им от лисовского отъехати совсем.
Да и то де хотят слышети, как он Варнава пожалован будет государевым жалованьем, будет ли к нему государево жалованье и не будет ли к нему какого безчестья; а как он выехал ко князю Дмитрею,
и ему де не дано ничего; а сказал ему боярин князь Дмитрей Михайлович, что его за все пожалует государь на Москве».
В октябре 1615 г. в Москве были получены известия, что «литовские люди с лисовским с Северы пришли ко Ржеве и Ржеву осадили, а хотят ото Ржевы итти и приходить в Замосковные городы»10.
Командирами войска, направленного «в поход за лисовским», были
назначены князь М. П. Барятинский и дьяк С. Заборовский; а в состав этой группировки, формировавшейся в Волоке ламском, должны были войти, в том числе, и служилые люди, которые «были наперед сего в походе за лисовским же з боярином и воеводою со князем
Дмитрием Ми хайловичем Пожарским». Среди этих ратных людей
числилось 45 человек «немец старого выезду»11. Кроме того, «немецкая» составляющая более чем полуторатысячного отряда была
еще и усилена: «Да в походе ж за лисовским указал государь царь

61
И НОС т РА Н Н ы е
НАеМНИКИ
И ВтОРОе
ОПОл Ч е Н И е

О. В. Скобелкин

62
I
«Совет всея
зем ли»
в Ярос лавле
и освобож дение
Москвы
в 1612 г.

и великий князь Михайло Федорович всеа Русии быти выезжему
Англинские земли князю Артемью Астону, а с ним иноземцов бельских немец с капитаны 130 ч. да кормовых иноземцов 141 ч.; всего
со князем Ортемьем иноземцов 271 ч.»12. «Князем Артемьем» назвали как Артура Астона, так и его сына; поэтому из данного контекста
невозможно понять, о котором из двух Астонов идет речь. Но в любом случае это один из тех, кому руководство Второго ополчения
отказало в приеме на службу, а правительство Михаила Федоровича
все же приняло.
Судьбы иноземцев, приехавших в Россию в 1612 г., сложились
по-разному. Капитан Барнобей бежал со службы (и, по-видимому,
из Московского государства), и в этом оказались замешаны оба
Астона13. Астоны в конце концов также покинули Россию. Яков Шав
в конце 1618 г. возглавил сначала ирландскую роту «бельских немцев», а позже общую их роту, куда вошли и ирландцы и шотландцы.
Когда же он умер, командиром этой роты стал томас герн, которому также некогда было отказано руководством Второго ополчения
в приеме на русскую службу.

1

Акты времени междуцарствия (1610 г., 17 июля — 1613 г.). М., 1915. С. 53.

2

там же. С. 54.

3

там же. С. 55.

4

Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в государственной
коллегии иностранных дел. М., 1819. Ч. 2. С. 606 – 607.

5

Акты времени междуцарствия… С. 56.

6

Подробнее об этих событиях см.: Скобелкин О. В. Иностранцы на русском Севере
в годы Смуты // Исторические записки: Науч. тр. ист. фак. ВгУ. Воронеж, 1998.
Вып. 3. С. 5 – 20.

7

Разрядная книга 7123 года // Временник Императорского общества истории
и древностей российских. М., 1849. Кн. 1. С. 31, 32.

8

Акты о выездах в Россию иноземцев: 1600 – 1640 гг. // Русская историческая
библиотека, издаваемая Археографическою комиссиею. СПб., 1884. т. 8. № 10.
Стб. 121. По мнению А. л. Станиславского, сражение под Орлом произошло
не позднее 23 августа 1615 г. (Станиславский А. Л. гражданская война в России
XVII в.: Казачество на переломе истории. М., 1990. С. 155.)

9

РгАДА. Ф. 150. Оп. 1. 1615. Д. 4. л. 2.

10

Разрядная книга 7124 года // Временник Императорского общества истории
и древностей российских. М., 1849. Кн. 2. С. 5.

11

там же. С. 6.

12

там же.

13

Подробнее об этом см.: Скобелкин О. В. Служилые иноземцы и деятельность Джона Меррика в России (1614–1617) // Изв. Уральского гос. ун-та. 2007. № 49. Сер. 2:
гуманитарные науки. Вып. 13. С. 43 – 56.

А. Ю. Кабанов

ПеРФИ лИ Й
СеК ИРИН:
ПОР т Рет
У Ч АС т Н И К А
ВтОРОгО
Зе МСКОгО
ОПОл ЧеНИ Я

С

удьба Перфилия (в ряде документов — Перфирия, Перфира)
Ивановича Секирина (Секерина) вроде бы типична для многих представителей рядового провинциального дворянства, выдвинувшихся в годы Смуты. В то же время его служебная карьера
весьма интересна в плане того, что это был пример служебного
продвижения провинциального дворянина, не служившего в тушинском лагере и совсем непродолжительное время служившего
царю Владиславу.
К началу XVII в. это был уже немолодой человек. Как следует из списка стрелецких голов и сотников конца XVI в., помещенного А. А. Зиминым в качестве приложения к публикации «тысячной книги 1550 г.», П. И. Секирин при царях Иване и Федоре служил
в Мещовске стрелецким сотником. Под его началом находилось
50 стрельцов. Из того же документа следует, что его старший брат
Софрон Иванович служил там же стрелецким головой1. Их отец
Иван голова Михайлович Секирин, судя по прозвищу, также принадлежал к руководителям стрельцов и по Боярскому списку 1577 г.
был выборным дворянином по Мещовску2. В правление Бориса годунова Перфилий Секирин достигает фактического потолка служебного продвижения для выходцев из стрелецких командиров —
входит в состав государева двора в качестве выборного дворянина
по Мещовску с поместным окладом в 350 четей земли. Выборными
дворянами по тому же Мещовску служили и два его брата — Софрон
(400 четей) и Меньшик (250 четей)3.

Кабанов
Андрей
Юрьевич,
кандидат
исторических
наук,
уполномоченный
по правам
человека
в Ивановской
области

64
I
«Совет всея
зем ли»
в Ярос лавле
и освобож дение
Москвы
в 1612 г.

В том же звании и с теми же окладами Софрон и Перфилий
Секирины фигурируют в Росписи русского войска, посланного
против самозванца в 1604 г.4 Будучи четвертчиком, то есть лицом,
получающим денежный оклад не «с городом», а непосредственно
из чети, П. И. Секирин имел небольшой денежный оклад в 6 рублей,
что примерно соответствовало жалованью стрелецких сотников5.
В 1608 – 1610 гг. П. И. Секирин был на стороне царя Василия Шуйского, участвовал в обороне Москвы от отрядов самозванца лжедмитрия II. За «московское осадное сидение» был награжден вотчинами
в лыченском и Недоходовском станах Мещовского уезда6.
В августе 1610 г. он привез московским боярам ответ гетмана
жолкевского об условиях договора7. Вскоре он переходит в лагерь Первого ополчения и назначается вторым воеводой г. Суздаля. Первым
воеводой был окольничий Иван Большой Петрович головин, осадным
головой — бывший тушинский воевода Юрьева-Польского Федор Минич Болотников8. Из сохранившихся документов того времени видно, что в мае — июле 1611 г. суздальские воеводы действуют от имении по поручению «Совета всея земли» — верховного органа земских
сил, объединившихся в Первое ополчение. Суздаль, по-видимому,
был транзитным пунктом для пополнений, направляемых под Москву. Сохранились данные о постое в вотчинах Суздальского Покровского монастыря, располагавшихся в Суздальском и Шуйском уездах
головы, трех сотников и трехсот арзамасских стрельцов, а также ста
пятидесяти нижегородских стрельцов с двумя сотниками. Кроме
того, сохранилась грамота о сборе с вотчин Покровского монастыря «сборных денег сорок рублей, ратным людям атаманам и казакам
и черкасам в жалование»9. Суздальские воеводы собирали также денежные средства с Шуйского уезда, несмотря на наличие в Шуе собственного воеводы Сулеша Минича Болотникова10.
В декабре 1611 г. П. И. Секирин оставался вторым воеводой
при новом суздальском воеводе И. З. Просовецком11. тем не менее летом 1612 г. Перфилий Секирин уже находится в Ярославле в рядах
Второго ополчения. Вопрос о точном времени перехода П. Секирина
на сторону Второго ополчения не совсем ясен. В «Новом летописце»
имеется запись о том, что в период остановки ополчения в Костроме в марте 1612 г. туда прибыли посланцы из Суздаля с просьбой
очистить город от казачьего отряда братьев Просовецких12. Следует
предположить, что П. Секирин был среди организаторов этой «посылки» или по крайней мере знал о ней. П. г. любомиров, а вслед за ним
и л. е. Морозова считают, что к тому времени Перфилий Иванович уже
носил чин дворянина московского, хотя его имя отсутствует в Боярском списке 1611 г.13 П. г. любомиров аргументирует это тем, что в Боярском списке 1616 г. имя П. Секирина находится, хотя и в конце,
но среди имен дворян московских, фигурировавших в списке 1611 г.
А фамилия Секирина могла не попасть в него по случайности либо намеренно. любомиров обращает внимание на то, что Секирин в 1611 г.

занимал должность второго воеводы при окольничем, что также косвенно свидетельствует о его принадлежности к категории дворян московских. Согласиться с точкой зрения любомирова нас заставляет
также то обстоятельство, что в отписке князя Д. М. Пожарского новгородскому митрополиту Исидору Перфилий Иванович Секирин именуется «Московского государства дворянин»14. Известный исследователь
приказной системы периода Смуты Д. В. лисейцев убедительно доказал, что Боярский список 1611 г. был составлен на основе аналогичного документа 1607 г., дорабатывался в лагере Первого ополчения
под Москвой и использовался примерно до конца июля 1611 г.15 Следовательно, если отбросить варианты ошибки составителя, то можно
предположить, что такое пожалование имело место после июля 1611 г.
или вообще было произведено во Втором ополчении. если это так,
то мы имеем дело с весьма редким случаем.
Как известно, в конце июля 1612 г. П. И. Секирин вместе с Федором Кондратьевичем Шишкиным и подьячим Девятым Русиновым были направлены послами от Второго ополчения в Новгород.
К тому времени между Ярославлем и Новгородом, благодаря первому ярославскому посольству Степана татищева и ответному новгородскому князя Черного Оболенского, были достигнуты договоренности о перемирии с оккупировавшими Новгород шведами16.
Миссия Секирина заключалась в подписании договора и скорейшем
возвращении в Ярославль17. В Новгороде к приему Секирина, прибывшего по «великому земскому делу», относились серьезно. Был
проведен дополнительный сбор с крестьян для содержания посольства18. Секирин пробыл в Новгороде до 30 сентября, успешно исполнив возложенную на него миссию19. К тому времени руководителям
ополчения уже было известно о том, что из-за политической обстановки шведы не смогут расширить свое участие во внутренних делах Московского государства. Поэтому отряды ополчения, не дожидаясь возвращения послов, двинулись к Москве.
В следующем году Секирин служит вторым воеводой в Уфе
при первом воеводе — князе Борисе Андреевиче хилкове20. В конце
того же 1613 г. Секирину пришлось выполнить весьма неприятное,
можно даже сказать «иезуитское», поручение нового царя Михаила
Федоровича. Оно было связано с тем обстоятельством, что боярину
князю Д. М. Пожарскому было предложено «сказывать боярство» Борису Салтыкову, служившему до этого полякам. Пожарский посчитал, что ему это делать «невместно», и отказался от этой сомнительной чести, сославшись больным. По обращению Салтыкова, Михаил
Федорович с учетом мнения Боярской думы «велел боярина князя
Дмитрия Пожарского вывести в город и… за бесчестие боярина Бориса Михайловича Салтыкова, выдать Борису головою»21. По обычаям того времени освободитель Москвы Д. М. Пожарский должен был
поклониться Салтыкову до земли и на коленях выслушать его мнение о себе22. так вот для привода Пожарского на двор Салтыкова был

65
П е Р ФИ л И Й
С е К И РИ Н:
ПОР т Рет
У Ч АС т Н И К А
ВтОРОгО
Зе МС КОгО
ОПОл Ч е Н И Я

А. Ю. Кабанов

66
I
«Совет всея
зем ли»
в Ярос лавле
и освобож дение
Москвы
в 1612 г.

направлен бывший с ним в Ярославле П. И. Секирин в сопровождении стрелецкого головы Константина Чернышева.
В феврале 1614 г. стольнику князю Андрею Михайловичу львову и Перфилию Ивановичу Секирину царь дал распоряжение «быть
на своей государевой службе, в литовской земле, в войне». Для сбора
войска князя львова и Секирина была выбрана Калуга. Из нее воеводы должны были выступить под Брянск и далее на Кричев. Отряд комплектовался из дворян и детей боярских «Понизовых» городов, казанских татар, чувашей и черемисов. Выходцу из рядового городового
дворянства, выдвинувшемуся в Смуту, Секирину самому пришлось
стать жертвой местнических споров. голова казанских татар и новокрещенов О. Я. Прончищев заместничал с Секириным, и бил челом
царю, что «ему меньше Перфилия Секирина быть невместно»23. Прончищев просил разрешить ему писать отписки князю львову помимо
Секирина. Царь удовлетворил прошение Прончищева, Секирин местнический спор проиграл24. По-видимому, в это же время возникают
местнические споры П. Секирина со своим соседом по луховскому
поместью казанцем Сунгуром Семеновичем Соковниным и казанскими жильцами Матвеем тимофеевичем и Девятым Федоровичем
Змеевыми «з братьею и племянниками». Этот спор был продолжен
в 1624 г. в Казани, куда Секирин был назначен вторым воеводой. Причем претензии Змеевых выглядят довольно странно. Действительно,
в Боярском списке 1602–1603 гг. некоторые Змеевы служат в жильцах
и стоят выше выборных мещовских дворян Секириных. Но в более
ранних списках 1577 г. среди выборных по Мещовску отец П. И. Секирина — Иван голова Михайлович — стоит выше стрелецкого головы
Ивана Матвеевича Змеева25.
Под Кричевом войска А. львова и П. Секирина одержали ряд
побед, о чем воеводы сообщили в Москву, послав «с сеунчем» казанца г. Веревкина 26.
О дальнейших службах П. И. Секирина вплоть до 1620 г. сведений мы не имеем. В 1620–1621 гг. он служил воеводой в Арзамасе,
после чего ему было «велено быть к Москве», а новым арзамасским
воеводой был назначен князь Василий Михайлович Болховский27.
В том же 1621 г. по просьбе тяглого населения Москвы было решено
«писать и мерять всяких чинов людей белые и черные места». П. И. Секирин и подьячий Костромской чети Исаак Парфеньев по царскому
указу проводили опись в Кремле28. В следующем году П. И. Секирин
был послан в Дедилов для смотра передового полка царева войска,
проводимого в связи с возможным нападением крымских татар29.
В 1624 г. П. И. Секирин вместе с первым воеводой боярином Семеном Васильевичем головиным направлен в Казань на смену боярину князю Ивану Никитичу Одоевскому и князю луке Осиповичу
Щербатову. В помощь новым казанским воеводам были приданы дьяки Потап Внуков и Василий Чистой30. В распоряжении воевод головина и Секирина находился довольно крупный военный отряд в со-

ставе 374 дворян и детей боярских, 111 служилых иноземцев («литвы
и поляков» — 81, немцев — 30), 220 украинских казаков («черкас»),
12 пушкарей, 10 толмачей, 20 воротников, три стрелецких головы, 16 стрелецких сотников, 1500 пеших и 100 конных стрельцов.
Под началом головы служилых татар находилось 82 «новокрещена»,
220 татар и 2073 человека, набранных из чувашей и черемисов. Кроме того, казанским воеводам номинально подчинялся отряд под началом стрелецкого головы, состоявший из пяти сотников и пятисот
пеших казанских стрельцов, которые находились на годовой службе
в Астрахани31. Казанский гарнизон был одним из мощнейших в Московском государстве. По окончании обычной для XVII в. двухлетней
воеводской службы, в 1626 году на смену головину и Секирину прибыли боярин Василий Петрович Морозов и Василий Волынский32.
После довольно продолжительного перерыва, в 1632 г. П. И. Секирин назначается воеводой во Владимир. К тому времени военное
значение древнего города было невелико. В распоряжении воеводы имелось семь отставных детей боярских, стрелецкий сотник с 30
стрельцами, 11 пушкарей, 5 рассыльщиков и 14 воротников. Кроме
того, в случае военной опасности либо необходимости исполнения полицейских функций владимирский воевода мог рассчитывать на сотню дворников и 184 посадских людей33. Однако Владимир оставался крупным административным центром Замосковья, через воеводу
которого московские власти осуществляли переписку и управление
Суздальским, Шуйским, луховским, Юрьев-Польским, Муромским
и гороховецким уездами. В 1635 г. П. И. Секирин сдал воеводство
Ф. И. жеребцову и больше на службе не появлялся34.
П. И. Секирин владел поместьем — селом Филисово в одноименной волости луховского уезда35. По всей видимости, получено
оно было после Смуты. Руководители Первого ополчения пожаловали селом Филисово казачьего атамана Василия Савельева хромого. Д. М. Пожарский передал его в поместную раздачу смолянам36.
А по переписным книгам М. трусова и подьячего Ф. Витовтова
(1628 – 1629 гг.) оно уже значится за П. Секириным.
К началу 40-х годов XVII в. П. И. Секирин был еще жив. По самым скромным подсчетам ему было не менее 80 лет. Последняя известная нам запись о нем относится к 1643–1644 гг. Московский
дворянин П. И. Секирин значится в Боярском «подлинном списке»
с пометой «болен»37. Вскоре, очевидно, он скончался.

1

тысячная книга 1550 г. и Дворовая тетрадь 50-х гг. XVI в. / подг. к печати А. А. Зимин. М.; л., 1950. С. 219 – 220.

2

Боярские списки 1577 – 1607 гг. // Станиславский А. л. труды по истории государева двора в России XVI – XVII веков. М., 2004. С. 197.

3

там же. С. 285.

67
П е Р ФИ л И Й
С е К И РИ Н:
ПОР т Рет
У Ч АС т Н И К А
ВтОРОгО
Зе МС КОгО
ОПОл Ч е Н И Я

А. Ю. Кабанов

4

Роспись русского войска, посланного против самозванца в 1604 году // Станиславский А. л. труды по истории государева двора в России… С. 378.

5

Сухотин Л. М. Четвертчики Смутного времени. М., 1912. С. 35; Любомиров П. Г. Очерки истории нижегородского ополчения. М., 1939. С. 294.

6

Осадный список 1618 г. / сост. Ю. В. Анхимюк, А. П. Павлов. М., 2009. С. 478, 542.
(Памятники истории Восточной европы. т. VIII).

7

Любомиров П. Г. Очерки истории нижегородского ополчения… С. 294.

8

Белокуров С. А. Разрядные записи за Смутное время. М., 1907. С. 106.

9

Акты юридические или собрание форм старинного делопроизводства, собранные
и изданные Археографической комиссией. СПб., 1838. С. 229, 362 – 363.

10

Борисов В. А. Старинные акты, служащие преимущественно дополнением к описанию г. Шуи и его окрестностей. М., 1853. С. 7; Любомиров П. Г. Указ. соч. С. 294.

11

Акты Московского государства. т. 1. М., 1890. С. 145 – 146; грамоты и отписки
1611 – 1612 гг. курмышскому воеводе елагину // летопись занятий Археографической комиссии. 1861 год. СПб., 1862. Вып. 1. С. 17.

12

Новый летописец // хроники Смутного времени. М., 1998. С. 368

13

Любомиров П. Г. Указ. соч. С. 132; Морозова Л. Е. Россия на пути из Смуты. М., 2005.
С. 111; Акты Московского государства. М., 1890. т. 1. С. 145 – 146. Дополнения
к Актам историческим, собранные и изданные Археографисескою комиссиею.
СПб., 1846. т. 1. С. 289 – 290.

14

Дополнения к Актам историческим… т. 1. С. 289 – 290; Новый летописец… С. 370.

15

Лисейцев Д. В. Приказная система Московского государства в эпоху Смуты. М. —
тула, 2009. С. 128 – 137

16

Новый летописец… С. 370.

17

Скрынников Р. Г. На страже московских рубежей. М., 1986. С. 252 – 253.

18

Якубов Н. Русские рукописи Стокгольмского государственного архива. М., 1891.
С. 49.

19

Селин А. А. Новгородское общество в эпоху Смуты. СПб., 2008. С. 362.

20

Белокуров С. А. Указ. соч. С. 26.

21

Дворцовые разряды, изданные вторым Отделением собственной его императорского величества канцелярии. СПб., 1850. т. 1. Стб. 123.

22

Подр. см.: Скрынников Р. Г. Михаил Романов. М., 2005. С. 191.

23

Дворцовые разряды… т. 1. Стб. 123 – 124.

24

В своей фундаментальной работе по истории местничества Ю. М. Эскин ошибочно считает, что О. Я. Прончищев и П. И. Секирин местничали в Казани. См.:
Эскин Ю. М. Очерки истории местничества в России XVI – XVII вв. М., 2009. С. 127.

25

Описи Архива Разрядного приказа XVII в. Подготовка текстов и ред. К. В. Петрова.
СПБ.. 2001. С. 36 – 37, 76.

26

Боярские списки 1577 – 1607 гг. // Станиславский А. л. труды по истории государева двора в России … С. 197 – 198, 259, 285.

27

Лукичев М. П. Боярские книги XVII в. М., 2000. С. 210.

28

Книги разрядные, по официальным оных спискам, изданные 2 Отделением собственной его императорского величества канцелярии. СПб., 1853. т. 1. Стб. 718,
758.

29

там же. Стб. 768.

30

там же. Стб. 853.

31

там же. Стб. 1034.

32

там же. Стб. 1143.

33

там же. Стб. 1250.

34

там же. СПБ., т. 2. 1853. Стб. 661, 793.

35

Писцовые книги Восточного Замосковья. Вып. 3. М., 2007. С. 199.

36

Сухотин Л. М. Четвертчики… С. 271 – 272.

37

Боярский «подлинный» список 1643 – 1644 гг. // Архив русской истории. М., 2007.
Вып. 8. С. 414.

т. В. Рязанцева

МОНет ы
Я РОС л А ВСКОгО
Д е Н е ж Н О г О Д В О РА
( ВтОРОгО
ОПОл Че НИ Я)
В ЯРОСлАВСКИх
КлАДАх

Э

тот год юбилейный для исследователей Смутного времени,
400 лет со дня освобождения Москвы, 400 лет со дня выхода
ополчения из Ярославля. А у нумизматов тоже юбилей — 400 лет
со дня организации Ярославского денежного двора.
В марте 1612 г. нижегородское ополчение перебазировалось
в Ярославль. Наряду с оформлением правительственных учреждений, воссоздававших структуру государственного аппарата, вскоре по прибытии ополчения в Ярославль здесь был создан денежный двор.
О существовании денежного двора в Ярославле сообщает
опубли кованный в 1915 г. документ — челобитная некоего Максимки Юрьева, написанная, видимо, в первой половине мая 1613 г.,
где указано, что он был «в ерославле на Денежном дворе у… государева дела в бойцех. По твоему государеву указу велено из ерославля Денежный двор перевести к Москве и мы, холопи твои прибрели
сюда же к Москве з женишком и детишками и волочуся меж двор
и помираю голодною смертью…». На обороте челобитной была помета дьяка Ивана Булыгина е. г. телепневу да дьяку И. Мизинову:
«государь …пожаловал, будет надобет, велел ему быть»1.
Сам Ярославль был одним из важнейших пунктов внутренней
и внешней торговли. Он стоял на пересечении торговых путей между Архангельским портом и Москвой, на пути в Астрахань, на Кавказ и в страны Азии. еще с XVI в. в Ярославле размещались конторы английских, голландских, а позже и других иноземных купцов.

Рязанцева
Татьяна
Владимировна,
заведующая
сектором
нумизматики
Ярославского
музея-заповедника

70
I
«Совет всея
зем ли»
в Ярос лавле
и освобож дение
Москвы
в 1612 г.

В годы Смуты Ярославль стал единственным центром русской торговли с Западом, поскольку северо-западные города оказались отрезанными от Русского государства военными событиями. Богатые
ярославские купцы — григорий Никитников, Михаил гурьев, Надея Светешников, Василий лыткин, принимали деятельное участие
в создании материальной базы ополчения. Доходы в виде таможенных пошлин, появление потенциальных заказчиков — торговых людей, энергичный сбор средств в казну создавали объективные предпосылки для организации собственной чеканки2.
Не следует также забывать, что чеканка монет сама по себе
должна была приносить известный доход казне. Правительство
ополчения могло рассчитывать на дополнительный доход от эксплуатации монетной регалии и за счет снижения весовой нормы монет.
Немаловажную роль в организации чеканки в Ярославле играло то обстоятельство, что город славился своими ремесленникамисеребряниками, число которых было велико по сравнению с мастерами прочих специальностей. Расцвет серебряного дела в Ярославле
приходится на XVII в. Разумеется, расцвет ярославского серебряного дела в XVII в. имел более ранние местные традиции, и возник он
не на пустом месте. Исследователи отмечают, что в городе существовали потомственные семьи ремесленников-серебряников3.
Весьма важным представляется и тот факт, что в Ярославле
до конца XV в. дейст вовал денежный двор. Князь Александр Федорович был одним из немногих удельных князей, сохранивших
право чеканки собственной монеты при Ива не III4. Память поколений мастеров-серебряников не могла не сохранить воспоминания
о наличии в городе денежного производства.
таким образом, организация денежного двора в Ярославле
в 1612 г. не только основывалась на солидной материальной базе,
но и опиралась на извест ную традицию. Большое количество искусных серебряников, проживавших в городе, обеспечило кадры
для денежного двора на первых порах его существования.
Монеты Ярославского денежного двора были выявлены только в середине прошлого столетия И. г. Спасским5. В 1960 г. А. С. Мельниковой были опубликованы еще три типа этих монет, а в 1970 г.,
благодаря новым находкам в кладах и коллекциях, в общей сложности оказались известными 10 типов копеек Ярославского двора.
В настоящее время число их увеличилось до 156. Несколько уточненная систематизация монет Второго ополчения была предложена и В. Н. Клещиновым, И. В. гришиным7, а затем К. В. Клочковым,
выявившим дополнительные разновидности ярославской чеканки8.
Чеканка монет, организованная правительством Второго ополчения в Ярославле, представляет собой чрезвычайно сложное и многозначное явление. Помимо чисто экономической целесообразности
этой акции в создавшихся конкретных условиях факт этот в сознании
современников приобретал особый морально-политический аспект.

Монеты Второго ополчения должны были представить программу,
позволявшую объединить и собрать вокруг правительства Второго
ополчения все патриотические силы страны, воодушевленные общим стремлением изгнать интервентов и стабилизировать внутриполитическую обстановку. Решающее значение здесь придавалось
имени царя, которое по обычаю помещалось на монете.
На оборотной стороне ярославских монет поместилась легенда: «Царь и великий князь Федор Иванович всея Руси». Ярославское правительство остановило свой выбор на имени царя Федора Ивановича, сына Ивана грозного, умершего за четырнадцать
лет до описываемых событий. Имя Федора Ивановича, последнего
Рюриковича, окружал ореол святости, в глазах современников он
был последним законным царем, имевшим все права на престол
по праву рождения. Причиной Смуты и всех бед, постигших Русскую землю в первом и втором деся тилетиях XVII в., современники
считали насильствен ное пресечение царской ди настии Рюриковичей. Последними представителями ее на царском столе были царь
Федор Иванович (1584 – 1598) и наследник престола — малолетний
царевич Дмитрий Иванович, чью «неповинную кровь» пролил злодей Борис годунов в 1591 г.
Имя Федора Ивановича на ярославских монетах при давало
им законную силу: они чеканились «на государево имя». В то же
время это имя становилось полити ческим лозунгом, декларирующим программу ополчения — избрание царя из числа православных государей, русского по происхождению, имевшего право
на царское место по рождению 9.
Одним из главных факторов высокой эффективности ярославского чекана был правильно выбранный размер весовой нормы.
В Ярославле решили пойти вслед за Москвой, где с 1611 г. была принята стопа в 340 копеек из гривенки с весом копейки 0,60 грамма.
Первый выпуск ярославских монет имел точно такую же весовую
норму. В дальнейшем политика ярославского правительства оказалась очень гибкой. Когда осенью 1612 г. в осажденной Москве
поляки снизили вес копейки и выпуск монет стал осуществляться
по четырехрублевой стопе, Ярославский денеж ный двор последовал
за этим понижением. там тоже стали выпускать монеты по четырехрублевой стопе, с той разницей, что вес ярославских копеек оказался более выдержанным в пределах весовой нормы. Ярославские
выпуски не только вписались в денежную систему, обслуживавшую
обращение в 1612 г., но на фоне пляшущих весовых норм копеек московского чекана и новгородских копеек, чеканившихся по более
низкой, чем в Москве, весовой норме, стали выгодно выделяться
своим внешним видом и стабильной, выравненной весовой нормой.
Основанием для выявления монет ополчения послужили копейки с именем Федора Ивановича и с буквами с / ЯР, обозначающими знак денежного двора, которые могли быть расшифрованы

71
МОН ет ы
Я РОС л А ВС КОгО
Д е Н е ж НОгО
Д ВОРА
( ВтОРОгО
ОПОл Ч е Н И Я )
В Я РОС л А ВС К И х
КлАДАх

т. В. Рязанцева

72
I
«Совет всея
зем ли»
в Ярос лавле
и освобож дение
Москвы
в 1612 г.

только как слово «Ярославль». Эти копейки не обнаружили обычных связей по штемпелям с прочими монетами Федора Ивановича
и к тому же показали средний вес, равный 0,58 грамма, т. е. значительно меньший, чем вес копеек трехрублевой стопы.
Систематизация монет ополчения, разработанная А. С. Мельниковой, основывается на данных поштемпельного анализа и весовых показателях. Самой многочисленной в чеканке ополчения является группа монет (насчитывает более 500 экз.), имеющая один
общий лицевой штемпель со знаком с / ЯР и два оборотных с именем
Федора Ивановича. Именно эти монеты стали известны исследователям в первую очередь. Их весовая норма выдержана в пределах (0,60 грамма). Чекан ополчения начался именно с этих копеек,
о чем свидетельствует, прежде всего, весовая норма. Она совпадает
с весом монет Владислава жигимонтовича, установленным в Москве с сентября 1611 г. по май 1612 г. Правительство ополчения уже
не делало попыток вернуться к чеканке монет по трехрублевой стопе, ибо в создавшихся условиях, когда денежное обращение было
наводнено копейками облегченного веса, возвращение к полновесным монетам было бы экономически нецелесообразно — тяжелые
копейки не смогли бы удержаться среди ходячей монеты. Монет этого типа в кладах, хранящихся в нашей музейной коллекции и двух
опубликованных, выявлено 76 экземпляров (см. таблицу № 2).
Первый выпуск ярославских копеек не оставляет сомнений
в том, что маточники для них резал опытный и очень искусный «матошного дела резец». Одной парой маточников было тиражировано
большое количество штемпелей, которыми отчеканили большую
часть известных в настоящее время ярославских копеек с именем
Федора Ивановича и знаком с / ЯР. Мы видим на монете изящное
изображение всадника, ловко вписанное в круг. Все части рисунка соразмерны и пропорциональны. Детали тщательно прорисованы — кафтан, перетянутый поясом, высокие сапоги, перехваченные
у колен и у щиколоток, плащ за спиной всадника, седло и попона
коня, конские ноги (несмотря на миниатюрность, изображены копыта). Даже лицо всадника — волосы, нос, бороду — можно разглядеть на этой великолепной миниатюре. так же искусно сделана надпись, буквы четкие, одинаковой толщины, равномерной высоты и,
что не так-то часто мож но наблюдать на русских монетах, вся надпись полностью вписывается в площадь монетного поля10.
Профессиональное качество рисунка дополнялось высокими техническими достоинствами новых маточников: размещение
изображений здесь соразмерно размерам рабочей поверхности маточников, а прочность их характеризуется тем, что с помощью одной пары маточников, в основном находившейся в работе, была отчеканена большая часть монет ополчения. Совершенно очевидно,
что в изготовлении этих орудий чеканки принимал участие профессиональный мастер-резчик Московского денежного двора.

Помимо совершенно одинаковых копеек, число которых
в настоящее время превышает 500 экземпляров, встречаются другие ярославские копейки. Это тоже четкие, рельефные монеты,
но рисунок всадника непропорционально велик, голова всадника
и ноги коня не умещаются на монетном поле, буквы надписи тоже
велики, и начертания их угловаты. Рисунок и надпись на монете
выдают руку непрофессионала.
Для чеканки монет использовались семь отдельных лицевых
и семь оборотных маточников. Самих монет сохранилось совсем
мало. В коллекциях нескольких музеев и в монетных кладах пока
найдено всего немногим более нескольких десятков таких монет.
В ярославских кладах их всего 12 экземпляров. Но как ни различны между собой при беглом взгля де ярославские копейки первого
и последующих выпусков, нельзя не заметить, что последующие
выпуски явно копируют первый.
любопытно, что ярославские мастера внесли некоторые новые для русского денежного производства технические приемы,
например использование пунсонов. Основное изображение — силуэт всадника — резалось на маточнике цели ком, а плащ и буквы наносились пунсонами: об этом говорит различное положение
этих элементов по отношению к основному изображению на лицевых маточниках.
Клады с монетами ярославского ополчения показывают, как
быстро распространились они на достаточно широкой территории.
Известно 13 кладов с монетами ополчения, хронологически сложившихся с весны 1612 г. до весны 1613 г. По новым сведениям, приведенным А. С. Мельниковой, в течение года с января 1613 по январь 1614 г. зафиксирован 21 монетный клад11. Клады происходят
из Архангельской, Вологодской, Костромской областей, из Москвы
и Московской области, а также из Рязанской, тамбовской, тульской, и житомирской области Украины. Найден также клад этого
времени и на территории Пошехонского района Ярославской области. За исключением клада из Архангельской области, который,
по непроверенным данным, состоял из нескольких тысяч экземпляров, остальные клады имеют обычный для этого времени объем:
от 6 – 8 до 30 рублей; размеры основной их массы находятся в пределах 10 – 18 рублей. Это довольно большие для того времени суммы.
Размеры кладов, сложившихся на рубеже 1612 – 1613 гг., свидетельствуют об активном насыщении новыми монетами истощенного
денежного обращения12. Как известно, к числу первых правительственных мероприятий деятелей Второго ополчения и Временного
правительства, так же как и правительства Михаила Федоровича,
на первых порах относится раздача жалованья служилым людям,
которое они не получали уже несколько лет. Клады встречены преимущественно или в районах распространения служилого землевладения, или в местах, где формировались и действовали ополченцы.

73
МОН ет ы
Я РОС л А ВС КОгО
Д е Н е ж НОгО
Д ВОРА
( ВтОРОгО
ОПОл Ч е Н И Я )
В Я РОС л А ВС К И х
КлАДАх

т. В. Рязанцева

74
I
«Совет всея
зем ли»
в Ярос лавле
и освобож дение
Москвы
в 1612 г.

Несомненно, в основе большинства кладов следует видеть те денежные суммы, которые складывались в результате смешения этого жалованья с местным денежным обращением.
О масштабах денежных выплат рядовым служилым людям
по прибору могут свидетельствовать следующие данные. В 1613 г.
арзамасские пушкари и затинщики получили от Московского правительства жалованье по 3 рубля в год на человека и земельные
участки13. Несколько позже, в 1614 г., были установлены нормы денежного жалованья казаков, перешедших на службу к правительству Михаила Федоровича. Рядовые казаки получали годовое жалованье размером в 5 рублей и помимо этого по полтине в месяц14.
В том же году в Белозерске рядовым казакам отпускалось на харч
по 2 денги (или по одной копейке) на день.
Нами выявлено 8 кладов ярославского происхождения,
в которых содержатся монеты Второго ополчения ярославского
производства.
та б л и ц а № 1

Количество монет и процент от состава клада монет
лжедмитрия I и Второго ополчения (Ярославль)
Название.
Номер по книге
поступлений музея
и датировка клада

Дмитрий
Иванович
1605 – 1606
Кол-во монет

% от всего
состава
клада

Второе
ополчение.
Ярославль
1612 – 1613
Кол-во монет

% от всего
состава
клада

Пошехонский
р-н Ярославской
обл. 1613 г. (клад
из частной коллекции)

52

2,06

62

2,46

д. хопылево,
Рыбинский р-н
Ярославской обл.
1614 г. (клад
из частной коллекции)

2

1,8

6

5,4

ЯМЗ-8758 (музей)
1615 г.

2

1,49

13

9,7

ЯМЗ-8362 (музей)
1642 г.

—

—

1

0,05

ЯМЗ-8714 (музей)
1645 г.

1

0,005

5

0,026

ЯМЗ-8756 (музей)
1642 г.

4

0,97

1

0,24

ЯМЗ-8371 (музей)
Кон. 1970-х гг.

1

0,043

1

0,043

ЯМЗ-8364 (музей)
1699 г.

1

0,055

2

0,11

Используя метод количественного и качественного анализа
кладов, попробуем сделать некоторые предположения об объеме чеканки Ярославского денежного двора (1612–1613), сравнив этот объем с объемом чеканки во время правления лжедмитрия I (1605–1606)
три первых клада датируются ранним временем 1613, 1614,
1615 гг. Количество монет и процентное соотношение монет двух
правлений в кладах примерно одинаково. Чекан монет во время
правления лжедмитрия I, производился на государевом денежном дворе, где объем чеканки был достаточно велик. Как отмечала
А. С. Мельникова, наиболее интенсивно работал при Дмитрии Ивановиче Московский денежный двор, об этом можно судить по большому количеству сохранившихся московских копеек. Оживилась
польско-русская торговля, присутствие в России большого количества иностранцев также способствовало притоку заказов на чеканку русских монет. Но основным заказчиком выступала казна, так
как новый царь не скупился на милости, в том числе и денежные.
так польские гусары получили от 200 до 800 рублей — оклады, которые раньше имела лишь высшая знать и члены Боярской Думы.

75
МОН ет ы
Я РОС л А ВС КОгО
Д е Н е ж НОгО
Д ВОРА
( ВтОРОгО
ОПОл Ч е Н И Я )
В Я РОС л А ВС К И х
КлАДАх

та б л и ц а № 2

Количество монет Второго ополчения в ярославских
кладах по монетным типам
Название клада.
Номер клада по книге
поступлений музея

Количество монет Второго
ополчения.
Ярославль
по типам.
Ссылки на каталог
Мельниковой А. С.

Количество монет Второго
ополчения. Временный
денежный двор. Москва
по типам.
Ссылки на каталог
Мельниковой А. С.

Ярославская обл.,
Пошехонский р-н

51 экз. М. 1989. т. 5. 1 – 1
6 экз. т. 5. 1 – 2
1 экз. т. 5. 1 (одност. изобр.)
2 экз. т. 5. 2 – 6, 3 – 6,

51 экз. М. 1989. т. 5. 1 – 1
Москва

Рыбинский р-н.
д. хопылево

2 экз. М. 1989. т. 5. 1 – 1
4 экз. М. 1989. т. 5. 2 – 6, 5 – 7, 5 – 8,
8–9

2 экз. М. 1989. т. 5. 1 – 1
Москва

ЯМЗ-8758

12 экз. М. 1989. т. 5. 1 – 1
1 экз. М. 1989. т. 5. 3 – 9

3 экз. М. 1989. т. 5. 1 – 1
Москва
2 экз. М. 1989. т. 5. 2 – 2

ЯМЗ-8362

1 экз. М. 1989. т. 5. 3 – 6

1 экз. М. 1989. т. 5. 1 – 1
4 экз. М. 1989. т. 5. 2 – 2
2 экз. М. 1989. т. 5. 3 – 3
1 экз. М. 1989. т. 5. 3 – 2

Почти равное и даже чуть большее количество монет Второго ополчения в кладах в сравнении с монетами Дмитрия Ивановича подтверждает значительный объем чеканки на Ярославском денежном дворе. Более того, спустя 30 – 40 лет после закрытия

т. В. Рязанцева

76
I
«Совет всея
зем ли»
в Ярос лавле
и освобож дение
Москвы
в 1612 г.

Ярославского денежного двора монеты ополчения продолжают
встречаться в кладах и соотношение их процентного соотношения
в сравнении с чеканом лжедмитрия почти равноценно (см. таблицу
№ 1). По 1 – 2 монеты встречается даже в кладах, сокрытых в 1670-е
и 1690-е гг.
При изучении чекана Ярославского денежного двора обращает на себя внимание продуманность и целесообразность политики
Второго ополчения в денежном деле. «Совет всея земли» сумел наладить чеканку полноценной, вполне доброкачественной монеты,
которая быстро сумела завоевать популярность у населения и способствовала росту авторитета ополчения и сплочению патриотических сил вокруг него. Организация собственной чеканки дала
дополнительный доход казне ополчения, что, в свою очередь, способствовало улучшению положения служилых людей. Как говорили с завистью казаки трубецкого во время борьбы за освобождение
Москвы в октябре 1612 г. о ярославском войске, они «богати пришли
из Ярославля»15. По единодушному мнению исследовате лей, экономическими успехами Второе ополчение было обязано Кузьме Минину, который внес в организацию финансового дела ополчения свой
практический ум купца и твердую волю руководителя. Блестящая
организация денежного производства в Ярославле, надо полагать,
не обошлась без его непосредственного участия16.

1

Русские монеты от Ивана грозного до Петра Первого. М., 1989. С. 134.

2

См. там же. С. 122.

3

Русское ювелирное искусство, его центры и мастера. М., 1974. С. 69, 71.

4

Ярославские князья по нумизматическим данным // Советская археология. 1960.
№ 3. С. 121 – 140.

5

Денежное хозяйство Русского государства в XVI – XVII вв. Обобщающий доклад
по работам, представленным в качестве диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук. л.: ИА АН СССР, 1961.

6

Русские монеты от Ивана грозного до Петра Первого… Приложение. таблица № 5.

7

Каталог русских средневековых монет (с правления царя Ивана IV Васильевича
до шведской оккупации Новгорода (1533 – 1617). М., 1998.

8

Денежное обращение России в начале XVII века (вопросы атрибуции) // Нумизматика. 2009. № 3 (22). С. 16 – 29.

9

Русские монеты от Ивана грозного до Петра Первого… С. 125.

10

Булат и злато. М., 1990. С. 146.

11

Нумизматический памятник Смутного времени из Солигалича // Нумизматический сборник гИМ. т. XVIII. М., 2007. С. 126.

12

Русские монеты от Ивана грозного до Петра Первого. С. 125.

13

гражданская война в России XVII в. М., 1990. С. 58.

14

там же. С. 96.

15

Новый летописец // ПСРл. М., 1965. т. 14. С. 124.

16

Русские монеты от Ивана грозного до Петра Первого… С. 128.

Пр и л о ж е н и е

СООтНОШеНИе ШтеМПелеЙ МОНет ВтОРОгО ЗеМСКОгО
ОПОлЧеНИЯ (1612 – 1613)

таблица из книги А. С. Мельниковой «Русские монеты
от Ивана грозного до Петра Первого» (М., 1989)

В. В. горшкова

« т О гД А Б О
МЯтежНые
ВРе М е Н А
Бы л И…»

Горшкова
Виктория
Викторовна,
заведующая
отделом
Ярославского
художественного
музея

Я

рославль, пострадавший в эпоху Смуты, стал, в конечном итоге,
оплотом борьбы с иноземцами. горделивые воспоминания посадских людей об участии во Втором земском ополчении, деятельности «Совета Всея земли» и выборах царя новой династии питали
возросшее самосознание ярославцев и отразились в посадской культуре всего XVII столетия1. Эпоха героического подъема нашла свое
отражение и в ярославском иконописании.
От произведений иконописи трудно ожидать непосредственного изображения исторических реалий. Образы святых, почитание
которых расширилось в начале XVII в., чудотворные иконы, прославленные в период патриотического подъема, и списки с них — вот те
произведения, которые в привычных для средневекового сознания
формах отразили память о драматическом периоде русской истории.
легендарная оборона троице-Сергиева монастыря, длившаяся шестнадцать месяцев, с 1608 до 1610 г., патриотические грамоты,
которые рассылались оттуда в русские города, возвысили в глазах
современников авторитет древней обители и усилили почитание
Сергия Радонежского как молитвенника за страну и народ.
В первой трети XVII в. в Ярославле была написана икона «Сергий Радонежский»2, со Спасом Нерукотворным на верхнем поле
(ил. 1). Столпообразный силуэт фигуры святого, лаконизм художественных средств, изображение Спаса Нерукотворного вместо традиционной троицы придают образу преподобного Сергия оттенок
духовного борения, молитвенного и ратного подвига.

Образ Спаса на убрусе вызывает в памяти несохранившуюся чудотворную икону Спаса Нерукотворного, прославившуюся
в Ярославле в 1612 г. «Сказание» об этой иконе 3 повествует, как обретенный в часовне забытый образ остановил эпидемию, начавшуюся
в период пребывания в городе ополчения К. Минина и Д. Пожарского. В честь чудотворной иконы была построена церковь, а списки
с нее находились во многих ярославских церквях4 (ил. 2).
Образ Макария Унженского с житием в 21 клейме был написан
во второй четверти XVII в.5 (ил. 3). Это одно из наиболее ранних дошедших до нашего времени изображений святого, который еще до канонизации 1619 г. считался помощником в спасении из плена, а также
защитником городов от татарского разорения. В «Сказании о чудесах
преподобнаго… в граде Юрьевце Поволском» 1-й половины XVII в. говорится, что собравшиеся под Нижним Новгородом в 1609 г. отряды
русских ратных людей из Юрьевца, Решмы, Балахны, городца, холуя
молились Макарию Унженскому о помощи в отпоре полякам6. Макарий Унженский считался покровителем нижегородского ополчения7.
Среди созданных вскоре после Смуты монастырей в честь святого
был и Пурехский Макарьев монастырь, основанный главой Второго ополчения князем Д. М. Пожарским в его вотчине. Зная о чудесной помощи Макария, Михаил Романов и его мать инокиня Марфа
в 1611 г. ходили молиться в Унженский монастырь «о родители своем,
чудном архиереи Филарете, удержанном в Польше в плене»8.
Второе паломничество Романовых — теперь уже царя Михаила Федоровича и инокини Марфы — к Макарию Унженскому было
совершено в 1619 г., сразу после благополучного возвращения патриарха Филарета из польского плена. Но теперь благодарственные
молитвы преподобному возносились не только за избавление главы семейства от плена, но и за спасение всей страны от иноверческого пленения. Общероссийское прославление «нового чудотворца» и царское богомолье к Макарию Унженскому и желтоводскому
стали одними из первых крупных деяний вновь воцарившейся династии Романовых.
Мы не склонны однозначно утверждать, что икона Макария
Унженского была создана только в связи с прославлением преподобного в эпоху лихолетья и связью с династией Романовых. житийные
клейма иконы основаны на древнейшей редакции жития Макария,
известной еще с XVI в. Однако несомненно, что усиление почитания
Макария Унженского в годы разорения, а также тот факт, что он
стал первым святым, канонизированным династией Романовых, —
все это должно было повлиять на создание его живописных образов.
В эпоху Смуты в Ярославле появился список чудотворной иконы Казанской Богоматери. Он был создан в Казанских землях около 1588 г. и перевезен в г. Романов посадским человеком герасимом трофимовым. Икона имела небольшие размеры, как и образец,
и оказалась в Ярославле в результате перипетий военного времени.

79
«тОгД А БО
МЯтежНые
ВРе М е Н А
Бы л И…»

80
I
«Совет всея
зем ли»
в Ярос лавле
и освобож дение
Москвы
в 1612 г.

При разорении Романова поляками в 1609 г. икона оказалась у поручика Стравинского полка «литвина греческой веры» Якова любского, который принес ее в Ярославль и передал земскому старосте
Василию лыткину. Появление в Ярославле иконы Казанской Богоматери вызвало воодушевление ярославцев. Икона сыграла роль вдохновительницы обороны города от польско-литовских войск и получила наименование Казанской Ярославской иконы Богородицы.
Этот образ стал святыней основанного в мае 1609 г. Казанского девичьего монастыря и почитался как чудотворный9. Он стал столь популярен в Ярославле, что ему посвятили три литературных «Сказания», созданных на протяжении начала XVII — XVIII в.10 В 1690-х гг.
для чтимой иконы была создана живописная икона-рама11 (ил. 4),
четыре последних клейма которой иллюстрируют историю Казанской Ярославской иконы как продолжение рассказа о чудотворном
образе Казанской Богоматери. По мнению О. Б. Кузнецовой, живописная рама была написана прославленным ярославским иконописцем лаврентием Севастьяновым12.
Икона-рама с клеймами истории двух чудотворных икон Казанской Богоматери и композициями, воспевающими Богородицу,
намного превосходя по размерам вставленный в нее образ 1588 г.,
эффектно обрамляла святыню, наглядно свидетельствуя о ее покровительстве основанному в честь нее монастырю и самому городу Ярославлю. Последнее клеймо, где изображена сцена передачи
иконы, сопровождается подписью, в которой указано имя Василия
лыткина (ил. 5). В ярославской иконописи это пока единственный
случай изображения реального горожанина, посадского человека,
да еще и с указанием его имени.
В последней трети XVII в. для церкви Рождества христова
была написана икона Казанской Богоматери13 (ил. 6). Именно в этом
храме несколько дней до закладки Казанского монастыря в 1609 г.
находился чудотворный образ Казанской Ярославской Богоматери
в дни героической обороны города от поляков.
Безусловно, и по прошествии десятилетий прихожане Рождественской церкви помнили, что именно их храм стал спасительным
пристанищем святыни, когда большая часть посада была сожжена
или захвачена врагами. Очевидно, что в память этих событий и был
заказан необычно большой по размеру список с чудотворной иконы. Сохраняя характерную иконографию, крупная эффектная икона Казанской Богоматери, стоявшая или в местном ряду иконостаса, или у столпа, отличается особенно мягким, проникновенным
звучанием образа, более свойственным иконам типа «Умиление».
Богоматерь, склонившая голову к Младенцу, взирает не на Него
и не на молящихся, а как бы внутрь Себя. ее сосредоточенная самоуглубленность отмечена теплотой и лиризмом, а Спаситель, энергично благословляющий далеко отведенной в сторону правой рукой, напротив, отличается приподнятой торжественностью.

Икона «Сергий Радонежский с житием и Сказанием о Мамаевом побоище»14 (ил. 7) — широко известный памятник ярославского иконописания XVII в. Центральная фигура средника и житийные
клейма вокруг него написаны мастерами троице-Сергиевой лавры
в начале столетия. житийные сцены средника и нижняя наделка
с изображением Куликовской битвы были созданы ярославскими
иконописцами в 1680 – 1690-х гг. В среднике, вокруг крупной фигуры
преподобного, представлены сюжеты из «жития Сергия Радонежского», написанного келарем троице-Сергиева монастыря Симоном
Азарьиным в 1640-х гг.15 В левом нижнем углу средника проиллюстрирована глава 63 «жития» (ил. 8), повествующая, как некоему
Андрею Болдырю, командиру польского подразделения, во время
подготовки к решающему штурму Сергиевой обители чудесно явилась бурная река, несущая вырванные деревья и камни. Стоящие
на монастырской стене старцы — Сергий и Никон Радонежские —
грозили воинам, что им придется плыть по этому бурному потоку.
Действительно, штурм был кровопролитным, но безрезультатным
для неприятеля.
В правом нижнем углу изображен сюжет главы 66 «жития»
(ил. 9) о том, как в осажденный Московский Кремль Сергий привел
двенадцать подвод с печеным хлебом. В основе обоих сюжетов —
«История в память предьидущим родом» Авраамия Палицына —
одно из лучших сочинений о Смуте. У нас нет сведений о бытовании
сочинения С. Азарьина в Ярославле, однако известно, что «История»
Авраамия Палицына находилась в личной библиотеке третьяка
лыткина16, родного брата Василия лыткина. Выбор литературного
источника, был, скорее всего, инициативой заказчика, начитанного
и интересовавшегося русской историей ярославца.
Названными памятниками, безусловно, не исчерпывается круг
икон, прямо или косвенно отразивших память ярославцев о Смуте.
Однако эти произведения наглядно свидетельствуют, что память
о патриотическом подъеме Смутного времени, переплетаясь с представлениями о спасительном Божественном промысле, была важной
составляющей в комплексе духовных ценностей горожан.

1

Подробнее см.: Болотцева И. П. Ярославская иконопись второй половины
XVI – XVII веков. Ярославль, 2004. С. 30 – 32.

2

Ярославский художественный музей (далее –ЯхМ). Инв. № И-811. 109х53. Реставратор А. Н. Клячина, 1992 г. Воспр.: Иконы Ярославля XIII — середины XVII века.
Шедевры древнерусской живописи в музеях Ярославля. М., 2009. т. I. Кат. № 103.
С. 552 – 554. лит.: «На ратный труд благословляющие»: Иконы Ярославля XVI —
начала XX века из собрания Ярославского художественного музея. Каталог выставки. М., 2005. Кат. № 5. С. 18 – 19.

3

Буланин Д. М. Сказание о иконе Спаса Нерукотворного и построении обыденной
церкви // Словарь книжников и книжности Древней Руси. СПб., 2004. Вып. 3.
(XVII в.) Ч. 4. т—Я. Дополнения. С. 622 – 623.

81
«тОгД А БО
МЯтежНые
ВРе М е Н А
Бы л И…»

В. В. горшкова

4

См.: Рутман Т. А. храмы и святыни Ярославля. Ярославль, 2008. С. 97 – 102.

5

ЯхМ. Инв. № И-96. 127х96. Происходит из Спасо-Архангельской единоверческой церкви г. Романова-Борисоглебска. Реставратор Н. И. Брягин, 1933. Воспр.:
Иконы Ярославля XIII — середины XVII века. Шедевры древнерусской живописи
в музеях Ярославля. т. II. М., 2009. Кат. № 114. С. 22 – 29. лит.: Кузнецова О. Б.,
Федорчук А. В. Иконы Ярославля 16 – 19 веков Ярославского художественного
музея. Каталог выставки. М., 2002. Кат. № 14; Федорчук А. В. Иконы из СпасоАрхангельской церкви Романова-Борисоглебска в собрании ЯхМ // VI Научные
чтения памяти И. П. Болотцевой (1944 – 1995): сб. статей. Ярославль, 2002. С.
75 – 78; Макарова Е. Ю. Икона «Преподобный Макарий Унженский с 21 клеймом
жития» из собрания Ярославского художественного музея // Светочъ: Альманах.
Кострома, 2008. № 3. С. 90–93; Тарасенко Л. П. житийная иконография преподобного Макария желтоводского и Унженского // XIII Научные чтения памяти
И. П. Болотцевой (1944 – 1995): сб. статей. Ярославль, 2009. С. 25 – 37.

6

ИРлИ. Древлехранилище. Колл. лукьянова. № 51. л.328 – 337. Сборник выявлен
Н. В. Понырко. См.: Горшкова В. В., Юхименко Е. М. Икона «Преподобный Макарий
Унженский со сценами жития» последней четверти XVII в. из частного собрания
г. Ярославля // Светочъ: Альманах. Кострома, 2008. № 3. С. 94 – 99.

7

Понырко Н. В. Обновление Макариева желтоводского монастыря и новые люди
XVII в. — ревнители благочестия // труды Отдела древнерусской литературы
ИРлИ (Пушкинский Дом) РАН. л., 1990. т. 43. С. 58 – 59.

8

Цит. по: Горшкова В. В., Юхименко Е. М. Икона «Преподобный Макарий Унженский»… С. 96.

9

Казанский женский монастырь расположен в центре Ярославля. Икона находилась в монастыре до 1931 г., после чего следы ее затерялись. См.: Рутман Т. А. храмы и святыни Ярославля. Ярославль, 2008. С. 361 – 382.

10

Буланин Д. М. Сказание о иконе Богоматери Казанской Ярославской // Словарь
книжников и книжности Древней Руси. Вып. 3 (XVII в.). Часть 4. т—Я. Дополнения. СПб., 2004. С. 570 – 572.

11

ЯхМ. Инв. № И-548. 148х88. Реставратор Н. И. Бетина, 2001. Воспр.: Ярославский
художественный музей. 101 икона из Ярославля. Каталог выставки. М., 2007. Кат.
№ 33.

12

Кузнецова О. Б. К проблеме атрибуции «Рамы с 20 клеймами истории Ярославской
Казанской иконы Богоматери» из собрания Ярославского художественного музея
// VI Научные чтения памяти И. П. Болотцевой (1944 – 1995): сб. статей. Ярославль, 2002. С. 67 – 74. О лаврентии Севастьянове см.: Словарь русских иконописцев XI – XVII веков / авт.-сост. И. А. Кочетков. М., 2003. С. 79 – 80.

13

ЯхМ. Инв. № И-859. 103х81. Реставратор т. л. Шабанова, 2001 г. Воспр.: Ярославский художественный музей. 101 икона из Ярославля… Кат. № 31.

14

ЯхМ. Инв. № И-394. 176х113. Реставраторы В. О. Кириков, А. Н. Баранова, 1959;
г. С. Батхель, 1996 г. Воспр.: Иконы Ярославля XIII — середины XVII века. Шедевры
древнерусской живописи в музеях Ярославля. т. I. М., 2009. Кат. № 95. С. 500 – 517
(с подробной библиографией).

15

«Книга о новоявленных чудесах преподобного чудотворца Сергия» Симона
Азарьина — редкий источник житийных икон преподобного. Кроме ярославской,
известна еще одна икона, иллюстрирующая этот памятник (собрание ЦМиАР).
Воспр.: Преподобный Сергий Радонежский / авт.-сост. Н. Чугреева. М., 1992. Кат.
№ 45. С. 90 – 91.

16

Смирнов Я. Е. Библиотека ярославских купцов лыткиных в первой половине
XVII века (Проблемы историографического и источниковедческого изучения) //
Чтения по истории и культуре древней и новой России: Материалы конф. (Ярославль, 7 – 9 окт. 1998 г.). Ярославль, 1998. С. 103 – 106.

Д. Ф. Полознев

ПАМЯтЬ
О СМ У т НОМ
ВРе М е Н И
В ЯРОСлАВле
X V I I В.

В

оспоминания о событиях Смутного времени заняли значительное место в истории и культуре Ярославля. Потрясения,
выпавшие на долю жителей вполне рядового города средневековой
Руси, послужили своего рода точкой бифуркации, по прохождении
которой жизнь города и его обитателей кардинально изменилась.
Сначала предметом повышенного внимания и рефлексии стали
текущие события, а в дальнейшем к точке перелома локальной истории не раз возвращалась местная историческая память.
Самым ранним литературным событием эпохи Смуты стало
«Сказание о Казанской иконе Богоматери и основании Казанского монастыря»1. его главное содержание — история обретения городом Казанской иконы и заступничество иконы в обороне города
весной 1609 г. Составление краткой редакции сказания датируют
второй половиной 1609 — июнем 1610 г. В исследованиях отмечается, что сочинение написано по горячим следам событий и отразило
тройной отсчет времени: история чудотворной Казанской иконы,
общероссийские события Смутного времени и непосредственно события местной истории 1608–1610 гг.; оно включало фрагменты документов и впечатления очевидцев. Совершенно ясно, что автор сказания сам был участником событий, происходивших на его глазах.
если в случае со сказанием о Казанской иконе речь идет
о фиксации происходившего на глазах современников, то с 1619 г.
начинается отсчет мемориальных событий. В этом году в Ярославле в Спасском монастыре был восстановлен каменный храм Входа

Полознев
Дмитрий
Федорович,
кандидат
исторических
наук, доцент
Ярославского
театрального
института

84
I
«Совет всея
зем ли»
в Ярос лавле
и освобож дение
Москвы
в 1612 г.

во Иерусалим, и в нем освящен придел во имя св. Михаила Малеина — патрона нового царя Михаила Федоровича. Монастырь,
как укрепленное место города, был одним из очагов сопротивления
военным угрозам и, возможно, в 1612 г. служил резиденцией руководства ополчения. Скорее всего, здесь же в 1613 г. по пути из Костромы в Москву останавливался будущий царь Михаил Федорович.
Среди лиц, поддержавших воцарение новой династии, был ярославец епифаний Андреевич Светешников, по прозвищу Надея. Им был
построен первый каменный храм на городском посаде, возведенный
как своего рода мемориал событиям Смутного времени. Освящение
храма Николы Надеина состоялось 23 июня 1622 г. в праздник иконы Владимирской Богоматери в память избавления Москвы от войск
Ахмат-хана в 1480 г. В церкви были устроены и освящены престолы во имя св. Михаила Малеина и св. Макария желтоводского. Первый, как отмечалось выше, считался патроном нового царя, а культу
св. Макария придавал особое значение отец царя патриарх Филарет.
С историей храма связана легенда о том, что новый царь преподнес
в дар богато украшенную фелонь. хотя прямых подтверждений этому факту нет, косвенные свидетельства тому не противоречат. А связь
с символикой Смутного времени представляется вполне очевидной.
На оплечье фелони изображены образы Владимирской и Казанской
Богоматери с текстом молитвы на освобождение от врагов. Владимирская икона была палладиумом прежней династии, а Казанская — стала
тем же для новой2.
Но внимание к истории Смуты читается не только через «дешифровку» религиозной символики. Крайне любопытное и содержательное наблюдение сделано в исследовании о библиотеке семьи
ярославских торговых людей лыткиных. Один из лыткиных — Василий — был земским старостой, и, как отмечает сказание о Казанской
иконе, в этом качестве он «берегучи град от разорения и мирских людей жалеючи, свои многие животы за мир истощил, и сам паче всех…
от литовских людей и русских воров нужу и утеснение и смертная прещения терпел безпокойно»3. В библиотеке, ныне известной как библиотека младшего из братьев георгия лыткина, имелась рукопись со «Сказанием Авраамия Палицына», сохранившаяся до настоящего времени.
Пометки на ее страницах владельца и читателя текста свидетельствуют о пристальном внимании к событиям недавнего прошлого4. Они датируются в диапазоне времени от 1620-х гг., когда, видимо, рукопись
была составлена, до 1635 г., времени передачи ее владельцем в Красногорский монастырь на р. Пинеге Двинского уезда.
В 1630–1640-х гг. в Ярославле возводилась вторая на посаде
каменная церковь Рождества христова. В ней был устроен придел
во имя иконы Казанской Богоматери, культ которой получил широкое распространение после Смуты. Строители и ктиторы храма из семьи гурьевых-Назарьевых так же, как и Надея Светешников, принадлежали к активным участникам событий начала века.

В 1640-е гг. в Ярославле началось восстановление, а фактически новое строительство городских оборонительных сооружений.
Казалось бы, линия боевых действий этого времени проходила далеко от границ города и особой нужды в них не было. Сохранившиеся сооружения — городские Арсенальная и Знаменская башни
и башни и стены Спасского монастыря — свидетельствуют о масштабности и основательности новой городской фортификации. Более того, сохранились свидетельства, что заготовленный для стройки кирпич использовался еще и в 1670-х гг. столетия5.
При всей справедливости известного высказывания, что полководцы всегда готовятся к прошедшей войне, нельзя не увидеть
определенную избыточность этих укреплений. Ведь, несмотря
на ожесточенность и предельно критическую ситуацию обороны
1609 г., город все-таки выдержал осаду с гораздо худшими оборонительными сооружениями. Известия об их плачевном состоянии сохранились в записках современника. Но и без того известно, что в городе было только одно каменное фортификационное
сооружения: Святые ворота Спасского монастыря. Все остальное
представляло собой деревянную крепость, уязвимую в первую
очередь для огня. Прорыв противника в город в 1609 г. стал возможен из-за измены внутри осажденных, а не из-за состояния укреплений. В XVII в. крепостная оборона уходила в прошлое. Поэтому
возведение мощных сооружений следует рассматривать в первую
очередь не как подготовку к вероятной обороне, а скорее как вытеснение комплекса страха и незащищенности из памяти городского
сообщества, пережившего невиданные со времен татарского нашествия XIII в. потрясения и ужас.
В середине — второй половине XVII в. Ярославль, залечив
раны Смутного времени, испытал невиданный экономический
и культурный подъем. Одним из наиболее ярких — и во многом сохранившихся до нашего времени — свидетельств чему стало грандиозное каменное зодчество на посаде. едва ли не каждый городской приход обзаводился теперь каменным храмом. А обустройство
храмов вызывало к жизни роспись интерьеров, изготовление икон,
церковной утвари, облачений, подъем в организации приходской
жизни. События Смуты и их продолжение в новой политической реальности на переходе от Московского царства к Российской империи стали одной из тем для иконописных сюжетов.
Самый известный пример — изготовление около 1680 г. наделки к иконе «Сергий Радонежский в житии» из ц. св. Власия с иллюстрацией «Сказания о Мамаевом побоище». Событие древней
русской истории, прямо связанное с избавлением от внешнего врага, стало поводом к обновлению памяти о недавнем прошлом6. В новом исследовании этой иконы В. В. горшковой обращено внимание,
что не только в известной наделке, но и в среднике и в клеймах самой иконы акцентирована воинская тематика7.

85
ПАМЯтЬ
О С М У т НОМ
ВРе М е Н И
В Я РОС л А В л е
X V I I В.

Д. Ф. Полознев

86
I
«Совет всея
зем ли»
в Ярос лавле
и освобож дение
Москвы
в 1612 г.

О повышенном внимании ярославцев к политической жизни
страны, к событиям на юго-западных границах свидетельствуют сюжеты клейм иконы «Богоматерь Одигитрия на престоле в 40 клеймах»,
написанной 29 декабря 1687 г. для церкви Николы Мокрого. Они обращены к темам Киева и защиты от врагов, корреспондируют к событиям перехода Киевской митрополии от Константинополя Москве и заключения вечного мира с Польшей с передачей Киева, левобережной
Украины и других земель России. Для ярославцев эти события — прямое продолжение событий начала века, завершение Смуты8.
Около 1696 г. в связи со строительством ц. Спаса было составлено «Сказание об иконе Спаса Нерукотворного образа»9, включавшее описание событий Смутного времени. традиция составления
сказаний о чудесах при обновлении храма сложилась в Ярославле
в течение XVII столетия и, по всей видимости, восходит к истории
составления сказания о Казанском монастыре 1609 – 1610 гг. Описание чудес служило обоснованию нового храмового строительства.
Случай со Спасским храмом интересен еще и тем, что одно из его
деревянных зданий10 было возведено «об один день» в мае 1612 г.
для избавления города от чумы. Церковь получила обиходное название Спаса Обыденного. город, испытавший наплыв огромной массы
ополченцев, не выдержал угрозы эпидемии. Сказание прямо обращается к событиям Смуты, упоминает крестный ход с иконой Спаса Нерукотворного при участии ростовского митрополита. Дата составления этого сказания — 1696 г. — принята в литературе условно
и обоснована только фрагментом в тексте источника. Сообщается,
что деревянный храм постройки, видимо, 1658 г. сгорел, и на обновление была получена благословенная грамота ростовского митрополита Иоасафа от 26 июня 1696 г.
Но 1690-е гг. примечательны еще и тем, что тогда же, в 1696 г.,
иконописцем Илларионом Севастьяновым (предположительно) была
написана «Рама с 20 клеймами истории ярославской Казанской иконы Богоматери» для чудотворной иконы Ярославской-Казанской
Богоматери Казанского монастыря с иллюстрациями текста «Сказания о Казанской иконе Богоматери и основании Казанского монастыря». Причем в одном из клейм были изображены реальные персонажи и событие городской истории: земский староста Василий
лыткин получает от литовского поручика Якова любского чудотворную икону Казанской Богоматери11, заступничеством которой
был спасен город в 1609 г. таким образом, сочинение начала XVII в.
было вновь включено в культурный обиход. А скорее всего, из него
и не уходило, переписывалось и сохранялось в корпусе литературных сочинений посада. Весьма примечательно, что и сохранилось
«Сказание о Казанской иконе Богоматери и основании Казанского
монастыря» в обширном рукописном сборнике священника Федора
Петрова Рака, составленном в 1720-х гг., где среди выписок из священной истории помещены местные известия12.

таким образом, в конце XVII — начале XVIII в. память о событиях Смутного времени не только не угасла, но и актуализировалась. Следует полагать, что сохранившиеся известия далеко не исчерпывают всего корпуса мемориальных фактов. Они, обращая
наше внимание к общему контексту исторической памяти города,
помогут выявить иные, ранее не замеченные события.
Особо следует отметить, что кроме прямых обращений
к истории Смутного времени, к тому же мемориально-религиозному контексту отчасти восходит укоренившаяся в Ярославле традиция составления сказаний о чудотворных иконах. хотя ее истоки
определенно связаны с историей толгской иконы, но к сказанию
об иконе Казанской Богоматери в дальнейшем прибавились сказания об иконах Смоленского, что на бору, монастыря (1642)13; об иконе грузинской Богоматери (ок. 1645)14; о крестном ходе со всеми чудотворными иконами города (после 1654)15; об иконе Федоровской
Богоматери (между 1659 и 1688)16, об иконе Спаса Нерукотворного
(ок. 1696)17; о Смоленской иконе из Успенского собора (не датировано)18; об образе Знамения на Знаменской башне (не датировано)19.
Вместе с другими сочинениями20 они составили то, что позднее получило наименование «ярославской литературы»21.
таким образом, из всего корпуса известий, которыми мы располагаем, выстраивается определенная типология мемориальных
действий, которая может послужить инструментом выявления
и описания новых фактов. Это:
освящение храмовых престолов, обращенных к символике
Смутного времени;
бытование сочинений о Смуте;
составление местных сказаний с описанием событий Смуты;
изображение событий Смуты в иконах и на предметах церковной утвари.
Другой важный вывод для оценки влияния событий начала XVII в. на культуру города состоит в том, что невиданная ранее
динамика изменений в окружающем мире, вызванная Смутным
временем, пробудила у ярославцев интерес к текущим событиями.
А это, в свою очередь, привело к необходимости упорядочить масштабно нараставшие впечатления, уяснить причинно-следственные
связи событий, изучить и систематизировать новую информацию
и провести своего рода «инвентаризацию» истории. Историческая
память стала актуальным инструментом освоения окружающей
действительности, одним из факторов невиданного ранее социально-экономического и культурного подъема города.

1

Сказание вкратце о новом девичьем монастыре, что в Ярославле в остроге Большой Осыпи, и о чудотворном образе Пречистой Богородицы: Список с Казанского // Бычков Ф. А. Заметка о хронографе Феодора Петрова. М., 1890. С. 9 – 15.

87
ПАМЯтЬ
О С М У т НОМ
ВРе М е Н И
В Я РОС л А В л е
X V I I В.

Д. Ф. Полознев

88
I
«Совет всея
зем ли»
в Ярос лавле
и освобож дение
Москвы
в 1612 г.

2

Полознев Д. Ф. «лета 7130 году…» // Экспонаты музея рассказывают. Ярославль,
1989. С. 106 – 115.

3

Сказание вкратце… 11.

4

Смирнов Я. Е. Библиотека ярославских купцов лыткиных в первой половине
XVII века (проблемы историографического и источниковедческого изучения) //
Чтения по истории и культуре древней и новой России: Материалы конф. (Ярославль. 7 – 9 окт. 1998 г.). Ярославль, 1998. С. 87 – 102.

5

грамота от 1672 г. царя Алексея Михайловича ярославскому воеводе об отпуске
Димитриевскому священнику Иоанникию на достройку начатой им церкви
100000 кирпичу // Ярославские епархиальные ведомости (далее — ЯеВ). Часть
неофиц. Ярославль, 1894. № 18. С. 276 – 277.

6

Филатов В. В. Изображение «Сказания о Мамаевом побоище» на иконе XVII в. //
тОДРл. т. 16. М.; л., 1960. С. 397 – 408; Болотцева И. П. «Сказание о Мамаевом побоище» на иконе «Сергий Радонежский с житием» хVII века // Куликовская битва
в литературе и искусстве. М., 1980. С. 120 – 128; Кузнецова О. Б. Уникальная икона
«Сергий Радонежский в житии и «Сказание о Мамаевом побоище» (из собрания
Ярославского художественного музея) // Дмитрий Донской и эпоха возрождения
Руси: События, памятники, традиции. тула, 2001. С. 274 – 284.

7

См. статью В. В. горшковой в настоящем сборнике.

8

Турцова Н. М. литературные источники и политические идеи некоторых сюжетов
ярославских икон второй половины XVII в. // труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинского Дома) (далее — тОДРл).
т. 42. л., 1989. С. 351 – 363.

9

Сказание о Спасопробоинской церкви г. Ярославля и иконе Спаса Нерукотворного
Образа, хранящейся в ней / публ. В. И. лествицына // ЯеВ. 1874. Ч. неофиц. № 13.
С. 100 – 102.

10

Здание церкви в течение века отстраивалось заново несколько раз, обычно после
больших городских пожаров.

11

Из сказания не вполне ясно, как икона была приобретена Яковом любским.

12

гранограф … написася во граде Ярославле … церкви Святого Николая Чюдотворца священником Феодором Петровым прозванием Рак в лето по Рождестве
христове 1720 // Отдел рукописей Российской национальной библиотеки. F. IV.
679; Бычков Ф. А. Заметка о хронографе ярославского священника Феодора Петрова. М., 1890.

13

Повесть о чудотворной Смоленской иконе Божия Матери, называемой Одигитрия,
и о создании монастыря, в трех верстах от города Ярославля, за Волгою рекою
во имя ее // ЯеВ. Ч. неофиц. 1877. № 6. С. 41 – 46; Сказание о иконе Пречистой
Богородицы, честного ее Одигитрия, еще иначе нарицаемой Смоленская,
и о создании монастыря во имя ее // ЯеВ. 1874. Ч. неофиц. № 13. С. 310 – 314;
Руди Т. Р. Два Сказания о чудотворных святынях Смоленского, что на Бору, монастыря под Ярославлем // тОДРл. СПб., 2001. т. 52. С. 359 – 384.

14

Сказание о грузинской иконе Божией Матери (в ярославской РождественскоБогородицкой церкви) // ЯеВ. Ч. неофиц. 1861. № 35. С. 338 – 340; Белоброва О. А. Повесть о Черногорском монастыре // Словарь книжников и книжности
Древней Руси. Вып. 3: XVII в., Ч. 3. СПб., 1998. С. 237 – 240.

15

Шабасова О. И. «Моровое поветрие» 1654 г. в сказаниях о ярославских иконах //
VII Золотаревские чтения: тез. докл. науч. конф., 23 – 24 нояб. 1998 г. Рыбинск,
1998. С. 63 – 65.

16

Повесть о начале зачатия и поставлении первой древней церкви святого Николая
Чудотворца, что на Пенье, как и кем доброхотных жителей и в которые лета начала созидаться, и о явлении и написании и пренесении честного образа пресвятой
Богородицы, Одигитрия нарицаемой, Феодоровской и о создании, устроении
и украшении второй каменной церкви во имя ее пресвятой Богородицы Феодоровской, и потом о чудесах ее, бываемых от онага образа пресвятой Владычицы
нашей Богородицы и Приснодевы Марии, купно же и летопись сей церкви // ЯеВ.
1874. Ч. неофиц. № 13. С. 275 – 281; № 36. С. 283 – 292; № 37. С. 293 – 298; № 38.
С. 303 – 305; № 39. С. 315 – 316; то же. Ярославль, 1873; то же. Ярославль, 1885.

17

Сказание о Спасопробоинской церкви г. Ярославля и иконе Спаса Нерукотворного
образа, хранящейся в ней / публ. В. И. лествицына // ЯеВ. 1874. Ч. неофиц. № 13.
С. 100 – 102.

18

Сказание об обретении чудотворной иконы Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии, Одигитрии, нарицаемой Смоленская, принадлежащей ярославскому Успенскому собору // ЯеВ. Ч. неофиц. 1872. № 41. С. 327 – 331;
Сказание о иконе пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии,
честной и славной Одигитрии, иже имеется в Ярославле, в соборной церкви у царских врат // ЯеВ. 1874. Ч. неофиц. № 2. С. 9 – 15.

19

Сказание о чудотворной иконе Знамение Богоматери. Ярославль, 1902.

20

После 1652 — составление новой (I Пространной) редакции Сказания об иконе
толгской Богоматери (Турилов А. А. Малоизвестные памятники ярославской литературы XIV — начала XVIII в. (Сказания о ярославских иконах) // Археографический ежегодник за 1974 год. М., 1975. С. 168 – 174; Сказание о явлении и чудесах
от иконы толгской Богородицы XVII века / публ. О. И. Шабасовой // Ярославский
архив: Ист.-краеведч. сб. М.; СПб., 1996. С. 10 – 38); 1657 – 1658 — составление,
предположительно по заказу игумена Иоиля, Сказания о Кресте господнем
из Смоленского, что на Бору, монастыря (Руди Т. Р. Два Сказания о чудотворных
святынях Смоленского, что на Бору, монастыря под Ярославлем. С. 373); 1658 —
завершение иконописцем Иосифом Владимировым трактата об искусстве (Послание некоего изографа Иосифа к цареву изографу и мудрейшему живописцу Симону Федоровичу / публ. е. С. Овчинниковой // Древнерусское искусство хVII века.
М., 1964. С. 24 – 61); 1658 — составление Сказания о пожаре города Ярославля
(Сказание вкратце о бывшем пожаре города Ярославля / публ. М. А. Салминой //
тОДРл. т. 21. М.; л., 1965. С. 322 – 326); После 1692 — составление хроники чудес
от мощей князя Михаила и княгинь Ксении и Анастасии, погребенных в Петропавловской церкви, что на Волжском берегу в Ярославле (Дело (неоконченное)
об открытии (несостоявшемся) мощей князя Михаила и княгинь Анастасии
и Ксении ярославских // Чтения в Обществе истории и древностей российских
при Московском университете. 1903. Кн. 1. С. 463 – 474; Дело о гробах ярославского князя Михаила и княгинь Ксении и Анастасии, погребенных в Петропавловской церкви, что на Волжском берегу в Ярославле / Публ. А. А. титова // ЯеВ. 1874.
Ч. неофиц. № 28. С. 509 – 516); 1694 — составление монахом толгского монастыря
Михаилом посвященной игумену гордиану «Книги радость и утешение верным»,
куда вошли новая редакция Сказания о явлении и чудесах от иконы толгской Богородицы и службы чудотворной иконе (Сказание о явлении и чудесах от иконы
толгской Богородицы… 10 – 38); 1697 — составление сказания о перенесении
в 1697 г. в ярославский Спасский монастырь из владимирского Успенского собора
железной стрелы князя Изяслава Андреевича (Бычков А. Ф. Заметка о хронографе
ярославского священника Феодора Петрова. С. 6 – 8).

21

Турилов А. А. Малоизвестные памятники ярославской литературы… С. 168 – 174.

II

гОРОДА И УеЗДы
В СМУтНОе ВРеМЯ

Н. е. тюменцева, И. О. тюменцев

тУШИНЦы
И жИтелИ
У гл И ЧС КОгО
УеЗДА
В 16 0 8 – 1610 г г.*

Тюменцева
Нина
Егоровна,
кандидат
исторических
наук, доцент
Волгоградского
государственного
университета
Тюменцев
Игорь
Олегович,
доктор
исторических
наук, профессор,
директор
Волгоградского
филиала
Российской
академии
народного
хозяйства и
государственной
службы при
Президенте РФ

И

зучение немногих сохранившихся архивных комплексов
является одной из приоритетных задач источниковедения
российской Смуты начала XVII столетия. В литературе неоднократно высказывалось предположение, что некоторые коллекции
подлинных документов начала XVII в. являются остатками русского
архива Яна Сапеги1. Будучи гетманом лжедмитрия II, а затем Сигизмунда III, этот человек в течение 1608 – 1611 гг. находился в самой
гуще событий, и ценность его бумаг для реконструкции и осмысления событий Смуты трудно переоценить.
В результате проведенного нами специального исследования удалось обнаружить важные аргументы в пользу выдвинутой
исследователями гипотезы. Выяснилось, что после того, как архив
был доставлен солдатами гетмана в Речь Посполитую, он был разделен между родственниками Яна Сапеги. Значительные коллекции документов гетмана попали в библиотеки и архивы Сапег в Рожане, Красилове и Березе, а также к его родственникам по линии
матери — ходкевичам. Впоследствии Рожанское собрание и бумаги ходкевичей были переданы в Библиотеку Польской академии
наук в Кракове. Красиловское собрание было разделено на коллекцию документов на польском языке, которая попала в львовскую
научную библиотеку Национальной академии наук Украины (лНБ
* Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ
(грант № 00-01-00044а)

НАНУ), и коллекцию бумаг на русском языке, которая, пройдя через нескольких владельцев, попала в Архив Санкт-Петербургского
филиала Института российской истории РАН как собрание Г. Д. Хилкова. Березинское собрание Сапег было захвачено в середине XVII в.
шведами и до XIX в. хранилось в библиотеке Ску-Клостерского замка графов Брагге. Затем и оно было разделено. Значительная часть
бумаг на русском языке была вывезена в 30 – 40-х гг. XIX в. в Россию историком С. В. Соловьевым и продана им Археографической
комиссии (ныне это коллекции С. В. Соловьева и «Акты до 1613 г.»
в архиве СПб. ФИРИ РАН). Оставшиеся материалы вместе с библиотекой графов Брагге поступили в государственный архив Швеции
в Стокгольме2 . Обнаружить документы Яна Сапеги в других сапежинских архивных собраниях — в Варшавском3, Киевском4 и Виленских5 не удалось6. Отдельные письма разных лиц к Яну Сапеге сохранились в копиях в составе рукописных сборников из библиотек
Залуцких, Оссолиньских, Бзостовского, главного штаба и музея
Чарторижских7.
Сопоставление документов анализируемых коллекций с многочисленными упоминаниями в «Дневнике» о получении и отправке писем, челобитных, о прибытии и отправке гонцов и т. п. полностью подтвердили гипотезу о принадлежности к архиву Яна Сапеги
не только писем, адресованных к нему, но и хранящихся вместе
с ними многочисленных челобитных дворян, посадских и крестьян
к лжедмитрию II из Замосковья и Поморья. Последние сомнения
на этот счет рассеялись, когда в ходе нашей работы в государственном архиве Швеции в Стокгольме мы обнаружили письма к Яну
Сапеге гетмана Станислава жолкевского и ротмистра Сумы8 , существование которых ранее предполагали по упоминаниям в дневнике гетмана. Реконструкция архива гетмана обнаружила, что выявлен и введен в научный оборот значительный массив документов.
Многое утрачено, но о содержании важнейших из ненайденных
или погибших документов можно судить по цитатам и пересказам
их содержания в «Дневнике».
Значительная часть документов архива Яна Сапеги опубликована в различных изданиях XIX – XX вв. В основном это отдельные
материалы переписки гетмана с лжедмитрием II и его окружением в тушине и Калуге, королем Сигизмундом III, коронным гетманом С. жолкевским, челобитные и отписки русских людей к нему
и к лжедмитрию II9. Все эти издания выполнены с различными целями на разном археографическом уровне, поэтому после реконструкции архива Сапеги на первый план выходит новая задача: изучение и издание отдельных фондов архива гетмана.
географическое положение Углича позволяло местным властям обращаться через тверь непосредственно в тушино, минуя
лагеря у троицы. По этой причине Угличский фонд в архиве Я. Сапеги, по сравнению с другими, оказался небольшим. В настоящее

93
тУШИНЦы
И жИтелИ
У гл И ЧС КОгО
У е ЗД А
В 1608 – 1610 г г.

94
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

время выявлены публикуемые ниже письмо лжедмитрия II Я. Сапеге о сборе налогов в Угличе, четыре отписки разных лиц тушинскому гетману и одно перехваченное тушинцами донесение
земских воевод царю Василию Шуйскому. В дневнике Я. Сапеги
упоминаются, по крайней мере, еще два послания, которые пока
не отысканы. Имеются в виду повинная грамота угличан лжедмитрию II и письмо полковника Я. Микулинского Я. Сапеге о взятии
им Углича10. Документы содержат данные о ситуации в городе и вокруг него с октября 1608 г. по июнь 1609 г., что позволяет с большой точностью восстановить и проанализировать события времени властвования здесь тушинцев.
Угличане, как свидетельствуют данные дневника Я. Сапеги,
принесли присягу лжедмитрию II только после разгрома дворянских
ополчений замосковных городов в Ростове, согласовав свои действия
с ярославцами11. Их посольство, в которое входили несколько детей
боярских, прибыло в таборы у троице-Сергиева монастыря 19 (29) октября 1610 г. сразу же вслед за посольством из Ярославля12. Как водится в таких случаях, они везли повинную грамоту самозванцу и челобитные угличан о своих нуждах. Повинная грамота, судя по всему,
мало чем отличалась от аналогичной грамоты ярославцев13.
Письмо лжедмитрия II и челобитная А. С. Бедова свидетельствуют, что сразу после установления «воровской» власти в Угличе
и уезде начались сборы налогов, которые значительно превышали
обычные нормы. Все это, как и в других уездах, сопровождалось
неразберихой. Сборщики налогов из лагерей в тушине (В. Волконский, И. головленков) и у троицы (Я. Очковский) соперничали
между собой и зачастую взимали один и тот же налог дважды. В результате население Углича и его уезда, как в других городах и селах
Замосковного края, в считанные недели было обобрано до нитки
и оказалось на краю гибели.
В конце ноября — начале декабря 1608 г. в галиче, Вологде,
Костроме вспыхнуло народное восстание против тушинцев, затем
в борьбу с тушинцами вступили муромцы, пошехонцы, романовцы,
угличане, ярославцы, белозерцы, устюжане и др.14 Из публикуемой
под № 2 отписки А. Бедова следует, что 8 (18) декабря 1608 г. к земскому движению присоединились пошехонцы. В источниках не сохранилось описания восстания против тушинцев в Угличе, но мы
можем предположить, что, как в других городах, горожане расправились с деятелями «воровской» администрации. Вероятно, в это
время и «погиб на службе» тушинский стольник князь В. Волконский. Восставших поддержали жители Устюга Великого и других
городов Поморья, которые никогда не признавали власть лжедмитрия II и занимали выжидательную позицию15. Отряды ополченцев
появились в Суздальском, Владимирском, Дмитровском уездах16.
К середине декабря движение против тушинцев охватило Кашин,
Бежецкий верх, Новгородские пятины17.

Руководители движения самозванца поначалу не поняли, что произошло в Замосковье и Поморье. Они решили,
что по-прежнему имеют дело с шайками разбойников, которые
состояли из их беглых слуг и русских уголовников18. Я. Сапега отправил против них полк Я. Стравинского, а Р. Ружинский — роту
Б. ланцкоронского19. Падение Костромы и восстание в Ярославле
показали всю опасность происходящего и заставили тушинские
власти принять дополнительные меры. Р. Ружинский и Я. П. Сапега выслали против повстанцев крупные карательные отряды. Полковник А. лисовский, Э. Стравинский и Б. ланцкоронский с 2 тыс.
казаков и 608 наемниками двинулись на Ярославль, Кострому,
Вологду20. Ротмистр Казаковский со своими людьми — на Устюжну железнопольскую21. Суздальский воевода Ф. К. Плещеев и ротмистр А. Соболевский с дворянами и наемниками — на Шую, лух
и Кинешму22. Князь С. Вяземский с русскими дворянами и казаками — на Нижний Новгород 23. Плохо вооруженные, не обученные, не имевшие единого руководства отряды земских ополчений
не смогли выдержать ударов хорошо оснащенных тушинских полков и рот, состоявших, в основном, из профессиональных воинов.
Около 11 (21) декабря 1608 г. А. лисовский и его солдаты подавили народное восстание против тушинцев в Ярославле 24, ротмистр
А. Соболевский и суздальский воевода Ф. К. Плещеев разбили земцев у Шуи, а Э. Стравинский — у Соли Великой25. Два дня спустя
23 декабря (2 января) 1608 г. А. лисовский и Э. Стравинский разгромили ополченцев у с. Данилова 26. Видимо, в это время тушинцам удалось восстановить свою власть в Угличе. Затем каратели
28 декабря (7 января) 1608 г. захватили Кострому, а 3 (13) января
1609 г. — галич 27. Каратели огнем и мечом прошли по приволжским
уездам Замосковного края и Поморья. Посадские и крестьяне этих
уездов были вынуждены вновь целовать крест лжедмитрию II и выплатить его воинам громадную денежную контрибуцию — откупной налог по 150 рублей с сохи 28. террор против мирного населения
окончательно превратил посадских и крестьян Поморья и Замосковья в непримиримых врагов тушинцев. Сторонникам лжедмитрия
II удалось сбить первую, стихийную волну народных выступлений.
Однако их победа не была полной и окончательной. жители Вологды, Устюжны железнопольской, Устюга Великого и других городов
и уездов Поморья смогли отразить нападение карателей 29. Нижегородцы в бою у своего города 11 (21) января 1609 г. наголову разгромили отряд князя С. Вяземского и отбросили тушинцев к Мурому
и Владимиру30.
Документальные источники показывают, что карательные
акции тушинцев против земцев лишь на время задержали развитие земского движения. Не успели тушинские отряды вернуться
в свои лагеря, как посадские и крестьяне вновь взялись за оружие.
В первых числах февраля 1609 г. Ф. Бобарыкин и земцы из Юрьевца

95
тУШИНЦы
И жИтелИ
У гл И ЧС КОгО
У е ЗД А
В 1608 – 1610 г г.

Н. е. тюменцева,
И. О. тюменцев

96
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

Поволжского и соседних городов и волостей разгромили тушинского воеводу Ф. К. Плещеева и суздальских дворян у с. Дунилова
под Шуей и создали реальную угрозу захвата Суздаля31. Почти одновременно пришли тревожные для тушинцев вести из Костромы,
в которой, по словам ярославского воеводы князя Ф. П. Борятинского, «опять заворовались мужики»32. Посланные в Кострому ротмистр Сума и ростовский воевода И. Ф. Наумов 3 (13) марта 1608 г.
во второй раз отбили город у земцев33. Но уже 12 (22) марта 1609 г.
костромской воевода Н. Вельяминов сообщил Я. Сапеге, что вновь
сидит в осаде от «вологодских и поморских мужиков», и просил
срочной помощи34. Полковник С. тышкевич был вынужден идти
на помощь тушинцам к Костроме с новыми подкреплениями и дать
еще одно сражение ополченцам у стен города. тушинская группировка в Костроме достигла 1 тыс. человек 35.
тем временем ухудшилась обстановка в районе Романова.
3 (13) марта 1609 г. отряды земского ополчения из Каргополя, Белоозера, Устюга и др. во главе с И. трусовым выбили тушинцев
из Романова 36. Полковник С. тышкевич с ярославскими дворянами 8 (18) марта 1609 г. отбил город у земцев 37. Но не успел он уйти
на помощь тушинцам к Костроме, как ополченцы опять захватили
Романов, Пошехонье, Мологу, Соль Рыбную 38 . В конце марта — начале апреля 1609 г., как видно из публикуемой ниже под № 3 отписки тушинского воеводы М. ловчикова, создалась реальная угроза
захвата Углича 39.
В марте — апреле 1609 г. в ходе боев земцев с тушинцами
наступил явный перелом. 18 (28) марта 1609 г. муромцы, дворяне,
посадские и крестьяне, целовали крест царю Василию40. 27 марта
(6 апреля) 1609 г. владимирцы: дворяне, посадские и крестьяне,
получив помощь из Нижнего Новгорода и Мурома, поднялись против тушинцев 41. Вместе с ними целовали крест Василию Шуйскому и многие дворяне из Юрьева-Польского42 . Назревал переворот
и в Суздале, который архиепископ галактион, суздальские и луховские дворяне, по-видимому, хотели осуществить, как только
к городу подойдут отряды из Владимира, но присланный Я. Сапегой полковник А. лисовский с 3 тыс. казаками и Я. Стравинский
с несколькими хоругвями пятигорцев упредили заговорщиков
и жестоко с ними расправились 43. Однако попытка А. лисовского, Я. Стравинского и присоединившихся к ним Ф. К. Плещеева
и А. Просовецкого с суздальскими дворянами отбить Владимир
у земцев 3 (13) апреля 1609 г. закончилась неудачей44. Планы тушинцев спутало народное восстание в Ярославле 9 (19) апреля
1609 г. Полковник С. тышкевич, «боярин» князь Ф. П. Борятинский
с десятью человеками, а также ротмистр Стрела с «боярином»
И. И. Волынским едва выбрались живыми из города. Большинство
их солдат и слуг были перебиты45. 15 (25) апреля 1609 г. угличане
открыли ворота города отрядам ополчений и встретили кашин-

ских дворян и поморских ратников хлебом-солью 46. Затем 22 апреля (1 мая) 1609 г. угличане, как сообщил Я. Сапеге архимандрит
Феодосий в своем письме, публикуемом ниже под № 4, попытались
захватить Калязин монастырь, но потерпели неудачу.
Я. Сапега был вынужден срочно направить к городу полк Я. Микулинского, перебросить туда же из-под Владимира отряд А. лисовского47. лжедмитрий II и Р. Ружинский отправили к Ярославлю А. Ружинского, Й. Будилу и И. Ф. Наумова с дворянами48. По данным
ярославских воевод, вместе с ними сели в осаду дворяне и дети боярские вологжане, пошехонцы, ярославцы, костромичи, галичане,
ростовцы, романовцы, ярославцы, посадские, уездные и всякие жилецкие люди49. Угличан среди них не было, так как им самим пришлось бороться против тушинцев. В Угличском уезде, как видно
из публикуемого ниже под № 4 послания Э. Бородича, развернулась
настоящая партизанская война против приверженцев самозванца.
Подошедший к городу 4 (14) мая 1609 г. тушинский отряд из Калязина монастыря, как донесли в публикуемой под № 6 отписке угличские земские воеводы царю Василию Шуйскому, был наголову разбит в бою 21 (31) мая 1609 г.50
Отписка угличских земских воевод представляет значительный интерес, так как по ее содержанию можно судить, как воспринималось и передавалось земцами содержание окружных грамот
князя М. В. Скопина-Шуйского. Из приведенного ниже сопоставления текстов документов видно, что приказные сильно его сокращали, опускали второстепенные сюжеты и, как видно из фрагмента с колыванскими воеводами, кое-что добавляли. Работая
над текстом, они порой до неузнаваемости искажали имена иноземцев, в результате первые издатели отписки Б. Нагина посчитали трех командиров шведского экспедиционного корпуса Андрея
Боя, Крестена Шура (Сомме) и Иверта горна одним человеком
«Ондреем Боякренстюшем Мацоветчерной». Встречаются также
казусы с цифрами. Князь М. В. Скопин-Шуйский докладывал царю,
что с Клаусом Боем и Отогелмером Фармернером к нему прибыло 3643 воина, а приказные округлили цифру до 3600 человек.
еще более разительное расхождение обнаруживается при сопоставлении в обоих документах численности войска И. Манесфельда. Князь М. В. Скопин-Шуйский докладывал царю, что под командованием шведского полководца находится всего 2 тыс. солдат.
Земские же приказные привели явно ошибочную цифру — 9 тыс.
воинов. Все эти наблюдения свидетельствуют, что содержание излагаемых приказными документов нуждается в тщательной проверке другими источниками.

97
тУШИНЦы
И жИтелИ
У гл И ЧС КОгО
У е ЗД А
В 1608 – 1610 г г.

Н. е. тюменцева,
И. О. тюменцев

98
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

Май 1609 г. Отписка князя М. В. Скопина-Шуйского царю В. И. Шуйскому
о прибытии в Новгород и боевых действиях шведского экспедиционного
корпуса51

После 2 (12) июня 1609 г. Отписка
угличский воевод Б. Нагина, И. Лаптева и Т. Сухого царю В. Шуйскому с отчетом о боях за Углич в мае 1609 г.
и с просьбой о помощи

Послалъ к тебе государю на помочь
Свейской Карло король Свейскихъ и Немецкихъ воеводъ съ ратными людми:
и Апреля, государь, в 14 день пришли
въ Новгородъ Немецкiе воеводы, Яковъ
Пунтусовъ, да Аксель Курк, да Андрей
Бой, да Крестен Шур, да Ивертъ горнъ
с товарыщи, а с ними ратныхъ людей
Свiйскихъ, Шкотскихъ и Датскихъ
и Аглинскихъ и Цесаревы области, конныхъ и пешихъ, 12 тысечъ…

…король свитцкiй Карло воеводъ своихъ Якова Пантосова, да Олексея Курка,
да Ондрея Боя, Кренстюша, Мацоветчерна с товарыщи, а съ ними неметцкихъ
ратныхъ людей свицкiе земли цесаревы области, и Аглинцовъ, и Фрянцовъ,
Скотъ, и любчанъ и иныхъ земель двенадцать тысячь…

Да Апреля жъ, государь, въ 25 день
пришли в Новгородъ Немецкие воеводы, Кляус Юрьев сын Бой да Отогелмеръ
Фармернеръ съ товарыщи, а с ними
Французъ и Шкотских Немецъ 3643 человеки конных

да после де, государь, того изъ Выбору
жъ съ воеводами съ Олточермомъ да съ
Калисомъ Боемъ три тысячи шестьсотъ
человекъ.

Да изъ Колывани де, государь, съ воеводами съ Петромъ Фригомъ да съ Идобоемъ
две тысячи пять сотъ человекъ.
Да Маiя жъ въ 9 день прiехали ко мне, холопу твоему, изъ Выбора, отъ Выборского
державца Арвея тенисова гонец королевской дворянин Анцъ Фрилантъ, а съ нимъ
писалъ ко мне, холопу твоему, Выборской
державецъ Арвей тенисовъ, что пришелъ
въ Выборъ королевской шуринъ, болшой
ратной воевода Iоахимъ граф Манвенски,
а с нимъ воинскихъ людей розныхъ земель 2000.

Да писалъ де, государь, ему государеву
боярину и воеводе ко князю Михаилу Васильевичию Шуйскому свицкого короля
шуринъ, болшой ратной воевода Iанхимъ
графъ Мамсвилски, что онь идетъ къ
тебе государю на помочь, а съ нимъ де,
государь, немецкихъ людей Фрянцовъ
и Шкотъ и иныхъ земель девять тысячъ.

А идутъ къ тебе же ко государю на помочь, а мне бъ, холопу твоему, отписати
в Выбор, на кое место воеводе Iоахиму съ
Немецкими людми идти, а прямо де, государь, ему идти изъ Выбора въ Ругодивъ
морем, въ кораблехъ; а воевода, государь,
Iоахимъ графъ ко мне, холопу твоему,
писалъ же, что онъ, по королевскому веленью, идетъ къ тебе, ко государю, на помочь со мнолгими людми;

ему бы де, государь, твоему государеву
боярину и воеводе князю Михаилу Васильевичю Шуйскому, отписати къ Аинт
графу, на кои места ему съ воинскими
людми итти, а онъ де Анкимъ графъ Малфилски пошолъ изъ Выбору въ кораблехъ
въ Ругодевъ,

а я, холоп твой, писалъ къ воеводе
Iоахиму графу и къ Выборскому державцу
къ Арвею тенисову, чтобъ воевода Iоахим
графъ со всеми людми шелъ къ тебе, государю, на Ругодив да Иванегородскою
дорогою въ Новгородъ, а изъ Нова города
со мною…

и онъ де, государь, твой государевъ бояринъ и воевода, князь Михайло Васильевичъ Шуйской къ воеводе Анхиму послалъ Якова Дашкова; а писалъ де, государь, съ нимъ, велелъ ему за собою итти
въ Велики Новгородъ.

В конце мая — начале июня 1609 г. тушинцы изменили тактику в борьбе с земцами. Оставив в окрестностях Ярославля отряды, необходимые для блокады города, они направили значительные
силы на помощь своим сторонникам в Костроме и Кашине. Полки А. лисовского, Й. Будилы, Пузелевского и «боярина» И. Ф. Наумова после побед над ополченцами в Юрьевце Поволжском и Кинешме
потерпели сокрушительное поражение во время переправы через
Волгу у Решмы. Отступая, в панике тушинцы едва не оставили Ростов Великий52. Не лучше обстояло дело к северо-западу от Ярославля. Посланный сюда полк Я. Микулинского осадил Углич и после
месячной осады 20 (30) июня 1609 г. овладел городом53. Затем полковник, по данным дневника Я. Сапеги, 27 июня (7 июля) 1609 г. нанес поражение отрядам ополчения у городца54. Однако, узнав о поражении А. Зборовского в торжке, отступил к Калязину монастырю.
В конце июля 1609 г. его отсюда выбил князь М. В. Скопин. Полковник был вынужден отступить со своими солдатами в Ростов Великий. В освобожденных городах и волостях, по данным, собранным
шпионами Я. Сапеги, М. В. Скопин-Шуйский организовал присягу
населения на верность царю Василию Шуйскому55.
Близость Углича к театру военных действий в последующие
полгода создавала серьезные проблемы для местного населения.
В январе — феврале 1610 г. Я. Сапега, покинув свои лагеря у троицы,
обремененный обозом отступил, в Дмитров. Отсюда на север
в Угличский, тверской, Ярославский уезды были отправлены отряды
фуражиров-загонщиков. Но времена изменились. Секретари Я. Сапеги отметили в дневнике гетмана, что почти никто из них обратно
не вернулся. Вскоре самого тушинского гетмана правительственные отряды, стеснив острожками, разгромили наголову и изгнали
из Дмитрова к Ржеву56. Весной 1610 г. А. лисовский и А. Посовецкий,
воспользовавшись тем, что основные силы правительственных войск были заняты освобождением Москвы, оставили Суздаль и совершили дерзкий рейд по Замосковью. Они захватили и разорили
Ростов, Калязин монастырь и двинулись на торопец, но потерпели
у города поражение и отошли в Великие луки57. В Углич и его окрестности ненадолго пришел непрочный мир.
Комплексный анализ документов угличского фонда архива
Я. Сапеги свидетельствует, что, несмотря на его относительно небольшую величину и неполноту, он содержит уникальные данные,
которые поддаются взаимной проверке и которые можно использовать как для сопоставления с данными из других документальных
комплексов того времени, так и для критического анализа показаний поздних литературных, летописных и мемуарных источников. Это позволяет внести существенные уточнения в сложившиеся
в историографии представления о событиях противоборства правительственных сил и тушинцев в Угличском уезде в 1608 – 1610 гг.

99
тУШИНЦы
И жИтелИ
У гл И ЧС КОгО
У е ЗД А
В 1608 – 1610 г г.

Н. е. тюменцева,
И. О. тюменцев

№1

10 0
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

22 ноября (2 декабря) 1608 г. грамота лжедмитрия II
Я. Сапеге с требованием «запретить Я. Очковскому
сбирать повытния деньги в Угличе, и о их зачете
в сошной доход»
Отъ Царя и Великого Князя Дмитрея Ивановича всеа Русiи, въ полки, воеводе нашему пану Яну Петру Павловичю Сопеге, Кiевскому
и Святцкому и Килипетцкому.
Нынешнего 117 году писали къ намъ, с Углеча, столники князь
Володимеръ Волконской58 да Иван головленковъ59, что, по нашему
Указу, прiехали они на Углечь для наших сборовъ, и по нашему указу, почели они сбирати сошные, и престолные, и монастырскiе денги, на роты Полскимъ людемъ; и имъ де сбирать не велитъ панъ Янъ
Очковскiй60, который прислан на Углечъ отъ тебя, и столника нашего князя Володимера билъ и хотелъ его убить до смерти; да онъ же
де панъ Янъ Очковскiй на Углечи правитъ, безъ нашего указу, повытные деньги, съ выти по рублю.
И какъ къ тебе ся наша грамота придетъ, и ты бъ тотчасъ послал на Углечь, и велелъ того пана Очковского съ Углеча выслати,
и повытных бы есте денегъ, съ выти по рублю, правити и велелъ;
а которые денги съ выти доправилъ, ты бъ те денги велелъ дати
столником нашим князю Володимеру Волконскому да Ивану головленкову, и велелъ те денги зачесть въ сошные денги.
Писан у Москвы, лета 7117 Ноября в 22 день.
Оригинал хранится в Архиве Санкт-Петербургского института истории Российской академии наук (АСПбИРИ РАН). К. 124.
Собр. С. В. Соловьева. Оп. 2. Ед. хр. Написан на 1 ставе. Ф. Был сложен
пакетом и запечатан черновосковою печатью, на обороте адрес:
Въ полки, воеводе нашему пану Яну Петру Павловичю Сапеге,
Кiевскому и Святцкому и Килипетцкому.
Первая публикация в Актах исторических, издаваемых Археографической комиссией (АИ). СПб., 1841. Т. 1. № 105. С. 135 – 136.

№2

Декабрь 1608 г. Отписка А. С. Бедова Я. Сапеге с жалобой
на грабеж со стороны Я. Очковского в Угличе
государю мость пану гетману Яну Петру Павловичю Сопеге бьет челомъ государя царя и великого князя Дмитрея Ивановича всеа Русiи
холопъ Ондрюшка Семеновъ сынъ Бедовъ.
жалоба, государь, мне на пана Яна Очковского: деялось, государь, нынешняго сто седмагонадесять году, посланъ былъ я въ
Пошехонье для государевыхъ запасовъ, а поместейцо было у меня
царское жалованье въ Кашинскомъ уезде, на Волге, и я, государь, заехалъ въ свое поместьишко, изъ табору едучи, и что было осталось
у загонныхъ людей животишекъ моихъ, и то испродалъ все и взялъ
съ собою отъ загонныхъ людей въ Пошехонье.
И нынешнего, государь, 117 году, декабря въ 8 день, въ Пошехонье замутилося отъ Вологодцкихъ воровъ, и я, государь, поехалъ
былъ къ государю въ полки съ тою воровскою грамотою и съ прямыми вестьми, и мне, государь, попали встречю изъ государева полку
пана Бобовского61 роты панъ григорей Дедерка, и съ иными паны,
да меня воротили назадъ въ Пошехонье; и я, государь, отъ техъ Вологодцкихъ воровъ и отъ Пошехонскихъ, послалъ въ Кашинъ къ батюшку къ своему къ Семену къ Бедову человека своего Суятку Яковлева,
со всеми своими животами, и послалъ съ нимъ сто двадцать рублевъ
денегъ, да два осетра живыхъ, да два осетра просолныхъ, да три рыбицы белыхъ, да двадцать шесть мней, да щукъ да судоковъ съ десятокъ,
да три кринки меду, да пять ведръ вина; и какъ, государь, будетъ
тотъ мой человекъ Суятка на Углече, и того моего человека поимали
и привели къ пану Яну Очковскому на дворъ, и тотъ, государь, панъ
Янъ Очковской человека моего Суятку ограбилъ, и тотъ мой животъ,
и денги и платье, поималъ къ себе, и человека моего велелъ пытати
неведомо про што, и велелъ былъ его того моего человека всадити
въ воду, для моихъ денегъ и животовъ — ино, государь, заехали твоего гетманского полку панъ Филонъ турчиновичъ да панъ Офонасей
Волкъ62, и оне человека моего въ воду всадить не дали; и нынеча, государь, сидитъ на Углече въ каменомъ погребе.
Милостивый пане гетмане! Вели моего человека выкинуть
вонъ изъ тюрмы, и те мои денги отдать. Смилуйся, пожалуй!

101
тУШИНЦы
И жИтелИ
У гл И ЧС КОгО
У е ЗД А
В 1608 – 1610 г г.

Оригинал не отыскан. Копия, снятая С. В. Соловьевым в Швеции, хранится в АСПбИИ РАН. К. 124. Собр. С. В. Соловьева. Оп. 2. Ед. хр.
Первая публикация в Дополнениях к актам историческим (ДАИ).
СПб., 1846. Т. 1. № 158. С. 276 – 277.

Н. е. тюменцева,
И. О. тюменцев

№3

10 2
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

20 (30) марта 1609 г.63 Отписка «воровского» угличского
воеводы М. ловчикова Я. Сапеге с просьбой о помощи
государя Царя и Великого Князя Дмитрея Ивановича всеа Русiи
его мости пану Яну Петру Павловичю Сопеге, коштеляновичю
Кiевскому, старосте Усвяцкому и Керепецкому, съ Углеча, государя
Царя и Великого Князя Дмитрея Ивановича всеа Русiи Матвей ловчиковъ 64 челомъ бьетъ.
В нынешнемъ, государь, во 117 Марта въ 30 день, въ одиннадцатомъ часу дни, прибежали, государь, на Углечь государева думного дiяка Ивана Ивановича Чичерина65 люди, Костянтинъ
григорьевъ, а сказали мне, холопу государеву, что пришли воры,
государевы изменники, въ Иванову вотчину Ивановича Чичерина,
въ село Рожественое, а ихъ Ивановыхъ людей розгромили; а то село
Рожественое отъ Углеча верстъ съ пятнадцать и менши, а загонные
воровскiе люди приходятъ отъ Углеча за пять верстъ, а болшими
людми идутъ къ Углечю вскоре, а ждемъ ихъ Марта къ 31 числу.
И тебе бы Петръ Павловичь, пожаловать велеть дати на Углечь
ратных людей, а насъ бы воромъ не подати, чтобъ кровь крестьянская напрасно не пролилась, а насъ бы отъ воровъ оборонити.
А намъ, государь, противъ воровскихъ людей стояти не съ
кемъ: толко не пожалуешъ ратныхъ людей не пришлешъ, ино городъ Углечь изменники возмутъ въскоре.
Оригинал в АСПбИИ РАН. К. 124. Собр. С. В. Соловьева. Оп. 2. Ед. хр.
Написан скорописью XVII в. гусиным пером, коричневыми чернилами
на 1 ставе. Филигрань. Был свернут пакетом. Пометы: На обороте
адрес: государя Царя и Великого Князя Дмитрея Ивановича всеа
Русiи его мости пану Яну Петру Павловичю Сопеге, коштеляновичю
Кiевскому, старосте Усвяцкому и Керепецкому.
Первая публикация в АИ. Т. 2. № 183. С. 213 – 214.

№4

30 апреля (10) мая 1609 г. Письмо Э. Бородича Яну
Сапеге с известием о захвате ротмистром Казаковским
углицкой волости Кесьмы
Mściwy i najaśniejszy panie hetmanie!
Służby me uniżone we wsem życzliwe do
łaski W. Mci m.m. pana pilno zalecam.
Oznajmuję W. M.m.m. panu iż co stała
straż nawiększa na Kiessme, J. Mći pan
rotmistr Mikołaj Kosakowski za Bożą
pomocą i szczęściem cara J. Mci (na co
zarobili wzięli zapłatę) na głowę ich pobił
a jam zaraz przybył po wszystkim przy
tem z kilka set ludzi bojarzkich, dzień
odpocznie koniom i pójdzie w imię pańskie
do drugich zmienników do miasta Uszczęzna
Żeleznapolski.
Za tym nie mając czasu wypisać dostatecznie
i powtórne oddaję się pilno łasce W. M.m.m.
pana.
Dan z Kiessmy dnia 10 maja 1609. W. M.m.m.
pana życzliwy przyaciel sługa Erasmus
Borodycz m.p.

Милостивый и наияснейший пан гетман!
C усердием заверяю о своем расположении во всем служить покорно Вашей милости м.м. пану.
Сообщаю В. М. м. м. пану, что стоял
в Кесьме большой сторожевой отряд, его
Милость пан ротмистр Миколай Козаковский66 с божьей помощью и счастьем
е. М. царя (что заработали, то и получили) наголову их разбил, а я прибыл тотчас после всего с несколькими сотнями
людей боярских, дадим коням день отдохнуть и именем господа пойдем на других изменников в город Устюжны железнопольская.
С тем, не имея достаточно времени
для подробного письма, повторяю, что отдаю себя на благосклонность В. М. м. м.
пана.
Дано из Кесьмы дня 10 мая 1609.
Вашей милости м.м. пана доброжелательный приятель и слуга еразм Бородич м. п.

Adres: Memu mościwemu panu hetmanowi
cara J. Mci Janowi Sapiezie staroście
Uświackiemu m. m. a przyjacielowi do rąk
własnych należy.

Адрес: Моему милостивому пану гетману
царя е. М., пану Яну Петру Сапеге, старосте Усвяцкому, м. м. приятелю в собственные руки.

10 3
тУШИНЦы
И жИтелИ
У гл И ЧС КОгО
У е ЗД А
В 1608 – 1610 г г.

Оригинал в Отделе рукописей Львовской научной библиотеки Национальной академии наук Украины (ОР ЛНБ НАНУ). Ф. 103. Оп. 1.
№ 52. 1 Став, сложенный пакетом. Польская скоропись. Филиграни
нет. На обороте остатки красной печати. Печать архива Сапег
из Красилова. Помета другим почерком выцветшими чернилами
XVII в.: «Erasmus Borodicz daję znać że Kosakowski zmienników porazil»
(«Эразм Бородич дает знать, что Козаковский изменников разбил»).
Копия А. Прохазки. там же. Оп. 5. № 556 / Va. л. 221.

Н. е. тюменцева,
И. О. тюменцев

№5

10 4
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

3 (13) мая 1609 г. Отписка игумена Колязинского
монастыря Феодосия Я. Сапеге с известием о разгроме
угличан у стен монастыря
государя Царя и Великого Князя Дмитрея Ивановичя всеа Русiи
великому воеводе Яну Петру Павловичю Сопеге, коштеляновичю
Кiевскому, старосте Усвяцкому и Керепецкому, Святые живоначалные троицы и великого Преподобного Макарiя Чюдотворца Колязина монастыря игуменъ Феодосей съ братьею, соборне Бога молятъ
и челомъ бьютъ. Далъ Богъ, въ государеве богомолье Царя и Великого Князя Дмитрея Ивановича всеа Русiи, месяца Маiя по 3 число, въ
государеве Царьскомъ богомолье въ Колязине монастыре здорово.
Да прислалъ еси, государь, къ намъ свою грамоту, съ Заболоцкимъ крестьяниномъ съ Шестачкомъ деревни Федоркова, къ государевымъ богомолцемъ въ Колязинъ монастырь, и государевымъ
воеводамъ и приказнымъ людемъ, дворяномъ и детемъ боярскимъ,
Кашинцомъ: и мы, государь, вычетъ твою грамоту и послали къ
государевымъ воеводамъ, къ Федору Михайловичю Унковскому67
да къ Ивану Ивановичю Баклановскому68, и къ дворяномъ и детемъ
боярскимъ, Кашинцомъ.
Приходили, государь, государевы изменники съ Углечя, къ
Колязину монастырю месяца Апреля въ 22 день; и Божiею милостiю
и молитвами Преподобного великого Макарiя Чюдотворца, и государя Царя и Великого Князя Дмитрея Ивановича всеа Русiи сщастiемъ,
ходили противъ ихъ изъ монастыря государевы воеводы, Федоръ
Михайловичъ Унковской да Иванъ Ивановичъ Баклановской, дворяне и дети боярскiе, атаманы и казаки; и государевыхъ изменниковъ побили, многихъ людей, и за досталными изменники пошли
подъ Углечь.
А про князя Михайла про Шуйского не слыхали.
Оригинал в АСПбИИ РАН. К. 124. Собр. С. В. Соловьева. Оп. 2. Ед. хр.
Написан скорописью XVII в. гусиным пером, коричневыми чернилами
на 1 ставе. Филигрань. Был свернут пакетом. Пометы: На обороте
адрес: государя Царя и Великого Князя Дмитрея Ивановича всеа
Русiи великому воеводе Яну Петру Павловичю Сопеге, коштеляновичю Кiевскому, старосте Усвяцкому и Керепецкому.
Первая публикация в АИ. Т. 2. № 208. С. 240 – 241.

№6

После 2 (12) июня 1609 г. Отписка угличских воевод
Б. Нагина, И. лаптева и т. Сухого царю В. Шуйскому
с отчетом о боях за Углич в мае 1609 г. и с просьбой
о помощи

10 5
тУШИНЦы
И жИтелИ
У гл И ЧС КОгО

государю царю и великому князю Василью Ивановичю всеа Руси,
холопи твои, Богданко Нагинъ, да Иванко лаптевъ, да Моложанинь
третьячко Сухово челомъ бьютъ.
Нынешнего, государь, 117 году, Маiя съ 4 числа, стояли, государь, твои государевы изменники, изъ Кашина Федка Унковской,
да Иванко Баклановской съ кашинскими детьми боярскими и съ воровскими съ таборскими литовскими людми на Углече; а стояли, государь, подъ Углечомъ на Заволской стороне, на псарне, Маiя по двадесять первое число, а ежедень, государь, съ ними у насъ была о Волге
драка. И мы, прося у Спаса и пречистые Богородицы милости и у великихъ московскихъ чудотворцовъ, у Петра и у Олексея и у Iоны, и молясь благоверному князю Роману, Углецкому чудотворцу, Маiя въ 21
день, въ девятомъ часу дня, собрався съ ратными людми на твоихъ
государевыхъ изменниковъ на Федку Унковского, на Иванка Баклановского съ товарыщи, за Волгу перевезлиса и твоихъ государевыхъ
изменниковъ побили, а иныхъ многихъ живыхъ ноимали; а Федка
Унковской да Иванко Баклановской не со многими людми отъ насъ
поутекли. и мы за ними послали посылку, твоихъ государевыхъ ратныхъ людей, дворянъ и детей боярскихъ, и казаковъ, и боярскихъ людей, и датошныхъ ганяти до кашинского рубежю.
А которыхъ, государъ, твоихъ государевыхъ изменниковъ
воровскихъ людей живыхъ поймали, и мы ихъ передъ собою велели пытати. И съ пытки, государь, многiе казаки и бояркiе люди
говорiли, что Федка Унковской да Иванко Баклановской съ Углеча въ болшiе табары послали, и гонца посылали, чтобъ къ нимъ
на помочь подослали силы. И къ нимъ де, государь, воровскимъ
людемъ, къ Федке Унковскому, да къ Иванку Баклановскому съ товарыщи пришли изъ болшихъ табаръ Черкасы и казаки, а идутъ де
за ними многiе литовскiе и рускiе люди; твои государевы изменники, воровскiе люди къ Углечю; а въ грамоте де, государь, къ нимъ
пишетъ изъ табаръ, что ихъ идетъ три тысячи по той стороне Волги,
на которой стороне стоитъ городъ Углечъ и (о) строгъ.
Да Маiя въ 22 день, погонные люди поимали сына боярского
Микиту Ракова69 и привели къ намъ на Углечъ, а съ нимъ ссылошную грамоту, а въ грамоте пишетъ Федку Унковскому да Иванку Баклановскому отъ Михалка Кобылина70; а посланъ де онъ Михалко съ
городецко оть воеводъ съ дворяны и съ детми боярскими и съ волными казаки, велено де ему ити Углецкимъ уездомъ: где скажютъ
государя нашего царя и великого князя Василья Ивановича всеа

У е ЗД А
В 1608 – 1610 г г.

Н. е. тюменцева,
И. О. тюменцев

10 6
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

Русiи воинскихъ ратныхъ людей, и ему бы де Михалку Кобылину
на нихъ приходити и ко кресту ихъ приводити. И Маiя де въ 21 день,
Михалко Кобылинъ пришолъ съ городецка въ Углецкой уездъ, вь
Рожаловской станъ, въ село въ Николское, что было тимофея Качалова, а ныне Василья Съянова, и въ то де село многiе околные дети
боярскiе и крестьяне къ нему приходятъ, и твоему государеву изменнику крестъ цолуютъ, кой называетца царевичомъ Дмитреемъ;
и будетъ де имъ Федке Унковскому да Ивашку Баклановскому надобны ратные люди, и къ нему бъ Михалку оне отписали, и онъ де
Михалко къ нимъ съ ратными людми на Углечъ придетъ. А свинецъ
де и зелье съ городецка къ Федке Унковскому да къ Иванку Баклановскому посланъ. А въ Кашинъ де, государь, и на городецке многiе
люди копятса, а хотятъ, государь, ити къ намъ на Углечъ воевати.
Да здесе, государь, на Углече дворяне и дети боярскiе и Углечане посадцкiе и уездные люди вдругорядь тебе государю крестъ цоловали на томъ, что другъ друга не подати и города и острогу не сдати.
Да Маiя жъ, государь, въ 22 день, въ третьемъ часу ночи, пришли по ярославской дороге подъ Углечъ твои государевы изменники,
воровскiе литовскiе и рускiе люди, и приступали къ острогу ночью
трожды въ многихъ местехъ; и Божiею милостью и твоимъ государя
нашего царя и великого князя Василья Ивановича всеа Русiи счастьемъ, отъ острогу воровскихъ людей отбили.
Да Iюня, государь, во 2 день, привезъ къ намъ, холопемъ твоимъ, отъ твоего государева боярина и воеводы ото князя Михаила Васильевича Шуйскаго грамоту съ Узстюжны железополскiе сынъ боярской Иванъ Батюшковъ71; а писано государь, къ намъ отъ него въ его
грамоте, что король свитцкiй Карло72 воеводъ своихъ Якова Пантосова73, да Олексея Курка74, да Ондрея Боя75, Кренстюша76, Мацоветчерна77 с товарыщи, а съ ними неметцкихъ ратныхъ людей свицкiе земли цесаревы области, и Аглинцовъ, и Фрянцовъ, Скотъ, и любчанъ78
и иныхъ земель двенадцать тысячь, да после де, государь, того изъ Выбору79 жъ съ воеводами съ Олточермомъ80 да съ Калисомъ Боемъ81 три
тысячи шестьсотъ человекъ; да изъ Колывани82 де, государь, съ воеводами съ Петромъ Фригомъ83 да съ Идобоемъ84 две тысячи пять сотъ
человекъ. Да писалъ де, государь, ему государеву боярину и воеводе
ко князю Михаилу Васильевичию Шуйскому свицкого короля шуринъ, болшой ратной воевода Iанхимъ графъ Мамсвилски85, что онь
идетъ къ тебе государю на помочь, а съ нимъ де, государь, немецкихъ
людей Фрянцовъ и Шкотъ и иныхъ земель девять тысячъ, ему бы де,
государь, твоему государеву боярину и воеводе князю Михаилу Васильевичю Шуйскому, отписати къ Аинт графу86, на кои места ему съ
воинскими людми итти, а онъ де Анкимъ графъ Малфилски87 пошолъ
изъ Выбору въ кораблехъ въ Ругодевъ88, и онъ де, государь, твой государевъ бояринъ и воевода, князь Михайло Васильевичъ Шуйской къ
воеводе Анхиму89 послалъ Якова Дашкова90; а писалъ де, государь, съ
нимъ, велелъ ему за собою итти въ Велики Новгородъ.

Да отъ твоего жъ, государь, боярина и воеводы отъ князя Михайла Васильевича Шуйского писано въ грамоте, что пришли изъ
Выбора моремъ въ Ругодевъ, Маiя въ 8 день, шестьдесятъ четыре
карабли съ воинскими людми, и намъ, государь, холопемъ твоимъ,
противъ тое грамоты велено писати по всемъ городомъ; и мы холопи твои того же числа противъ тое грамоты по темъ городомъ,
которые тебе государю прямятъ и служатъ, гонцовъ розослали съ
грамотами, и велели те грамоты чести во весь мiръ, чтобы всякимъ
людемъ твои государевы немецкiе люди были ведомы.
Да нынешнего жъ, государь, 117 году, Маiя въ 31 день, высылали, государь, мы, холопи твои, въ посылку твоихъ государепыхъ
волныхъ, казаковъ гришу жогала съ товарищи за твоими государевыми изменники за Волгу, и тотъ, государь, гриша жогало съ товарыщи привели передъ насъ твоихъ государевыхъ изменниковъ
Углечанъ, детей боярскихъ Ивана Поскочина91, да Дмитрея Демьянова, да иноземца Зиновку Карпова сына Козловского, и мы, холопи
твои, роспрося ихъ передъ собою, послали къ Устюжне.

10 7
тУШИНЦы
И жИтелИ
У гл И ЧС КОгО
У е ЗД А
В 1608 – 1610 г г.

Оригинал в АСПбИИ РАН. К. 145. Собр. кн. Хилкова. Оп. . Ед.хр. Написан скорописью XVII в. гусиным пером, чернилами на ставе. Филигрань. Был свернут. Пометы: На обороте адрес:.
Первая публикация в Сборнике князя Хилкова (СХ). СПб., 1879. № 33.

1

Протоколы заседаний Археографической комиссии (ПЗАК) за 1835 – 1840 гг. СПб.,
1885. Вып. 1. С. 328; Флоря Б. Н. Два письма начала XVII в. из троице-Сергиева монастыря // История русского языка. Исследования и тексты. М., 1982. С. 319 – 321;
Архив Санкт-Петербургского института истории РАН (АСПбИИ). К. 124. Оп. 1.;
К. 145; К. 174. Оп. 2; Oddział rękopisów Biblioteki Polskiej Akademii Naukowej w
Krakowie (OR BPAN) № 345, 360; Отдел рукописей львовской научной библиотеки Национальной академии наук Украины (ОР лНБ НАНУ). Ф. 103; Riksarkivet.
Stokholm. Skoklostersamlingen (RSS). Polska brev. E8604, Ryska briev. E8610.1 и 2;
Российский государственный архив древних актов в Москве (РгАДА). Ф. 1204.
Шведские микрофильмы (новые поступления). Рул. 133. Ч. 2.

2

АСПбИИ РАН. К. 124. Оп. 1.; К. 145; К. 174. Оп. 2; OR BPAN. Ms. 345, 360; ОР лНБ
НАНУ. Ф. 103; Riksarkivet. Skoklostersamlingen. Polska brev. E. 8604, Ryska briev.
E. 8610 (1 и 2); Российский государственный архив древних актов в Москве
(РгАДА). Ф. 1204. Шведские микрофильмы (новые поступления). Рул. 133. Ч. 2.

3

Archiwum Główne Act Dawnych w Warszawie (AGAD). Susky archiw Pranickich-Tarnowskich.

4

ЦДIА Украiни. Ф. 48. Архiв Сапэг. Оп. 1 – 2.

5

Архив истории литовского государства. Ф. 1292. 1524 – 1830 гг. и Вильнюсская
библиотека АН литвы. Ф. 139. 1604 – 1831.

6

Авторы благодарны В. И. Ульяновскому и его ученикам за помощь, оказанную
в обследовании киевского, львовского и виленского собраний бумаг Сапег.

7

Inwentarz rękopisów Biblioteki zakładu narodowego im. Ossolińskich we Wrocławiu.
Warszawa, 1966. T. 3. № 1884; АСПбИИ РАН. К. 276. Оп. 1. ед. хр. 120. л. 138.

8

Письма С. жолкевского Я. Сапеге 24 июля (3 августа) и 13 (23) сентября 1610 г.
и ротмистра Сумы Я. Сапеге 19 (29) июля 1609 г. // Riksarkivet. E. 8604 и е. 8610 (1).

Н. е. тюменцева,
И. О. тюменцев

9

Акты второй половины XIV — первой половины XVII в. // Русская историческая
библиотека, издаваемая Археографической комиссией (далее — РИБ). СПб., 1875.
т. 2; Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссиею
(далее — АИ). СПб., 1841. т. 2; грамота лжедмитрия II Я. П. Сапеге // Московский
телеграф. 1833. Ч. 51, № 9. С. 170 – 173; Два письма начала XVII в. из троице-Сергиева монастыря / публ. Б. Н. Флори // История русского языка: Исследования
и тексты. Сб. ст. / под ред. В. г. Демьянова и В. Ф. Дубровина. М., 1982. С. 319 – 325;
Дополнения к Актам историческим, собранным и изданным Археографическою
комиссиею (далее — ДАИ). СПб., 1846. т. 1; [И. С.]. Выписка из дневника московского похода Яна Сапеги 1608 – 1611 гг. // Сын отечества и Северный архив.
1838. т. 1, № 1 / 2. Отд. 3. С. 29 – 64; Муханов П. А. Подлинные известия о взаимных отношениях России и Польши преимущественно во время самозванцев. М.,
1834; Письмо лжедмитрия II наемному войску 9 (19) февраля 1610 г. об условиях
возвращения на службу // Временник Московского общества истории и древностей Российских (далее — ВМОИДР). 1855. Кн. 19. Смесь. С. 9 – 10; Сборник
Муханова. 2-е изд. СПб., 1866; Сборник кн. хилкова (далее — Сх). СПб., 1879; три
челобитные лжедмитрию / публ. А. Чумикова // ВМОИДР. 1855. Кн. 23. Смесь.
С. 5 – 6; Malewska H. Listy staropolskie z epoki Wazów. Warszawa, 1977; Malinowski M.,
Przezdzecki A. Źródła do dziejów Polskich. Wilno, 1844; Sapieha J. P. Dziennik //
Hirschberg A. Polska a Moskwa w pierwszej połowie wieku XVII. Lwów, 1901. T. 1.
S 167 – 324.

10

Sapieha J. P. Op. сit. S. 195, 229.

11

Отписка т. Бьюгова Я. Сапеге из Ярославля с жалобой на самовольство И. Волынского и П. головича // Сх. 12.05.

12

Sapieha J. P. Op. сit. S. 195.

13

Повинная грамота ярославцев лжедмитрию II 16 – 17 (26 – 27) октября 1608 г. //
АИ. т. 2. № 104. С. 133 – 134.

14

Отписка нижегородского воеводы князя А. А. Репнина пермичам в конце декабря
1608 г. о боях с тушинцами в Замосковье // ААЭ. т. 2. № 104.2. С. 203 – 206; Отписка нижегородского воеводы князя А. А. Репнина муромцам 11 (21) декабря
1608 г. о боях с тушинцами в Замосковье // АИ т. 2. № 113. С. 141 – 142; Отписки
суздальского воеводы Ф. К. Плещеева Я. Сапеге с известием о поражениитушинцев
у Нижнего Новгорода и восстании в Шуе // АИ. т. 2. № 351. С. 418 – 419; Отписка
владимирского воеводы М. И. Вельяминова Я. Сапеге 16 (26) декабря о восстании против тушинцев в Ярополческой волости и гороховце // АИ. т. 2. № 116.
С. 144 – 145; Отписка сына боярского А. Бедова Я. Сапеге о восстании против
тушинцев в Пошехонье // ДАИ. т. 1. № 158. С. 276 – 277; Буссов К. Московская
хроника 1584 – 1613 гг. М., л., 1961. С. 155.

15

Отписка пермичей сольвычегодцам 15 (25) декабря 1608 г. // АИ. т. 2. № 115.
С. 144.

16

Отписка владимирского воеводы М. И. Вельяминова Я. Сапеге 16 (26) декабря
о восстании против тушинцев в Ярополческой волости и гороховце // АИ. т. 2.
№ 116. С. 144 – 145; Отписки суздальского воеводы Ф. К. Плещеева Я. Сапеге с известием о поражении тушинцев у Нижнего Новгорода и восстании в Шуе // АИ.
т. 2. № 351. С. 418 – 419; Sapieha J. P. Op. cit. S. 198.

17

Отписка князя М. В. Скопина-Шуйского жителям поморских и замосковных городов в декабре 1608 г. о скором прибытии шведского наемного войска // ААЭ. т. 2.
№ 95. С. 192.

18

Рожнятовский А. Дневник М. Мнишек. СПб., 1995. С. 129; Marchocki M. Historya
wojny moskiewskiej. Poznań, 1841. S. 45.

19

Sapieha J. P. Op. cit. S. 197; Marchocki M. Op. cit. S. 45; Рожнятовский А. Указ. соч. С.
129 – 130.

20

Расспросные речи т. И. ленкова в Сольвычегодске 22 января (1 февраля) 1609 г. //
ААЭ. т. 2. № 103. С. 203; Sapieha J. P. Op. cit. S. 197 – 198; Буссов К. Указ. соч. С. 155;
Marchocki M. Op. cit. S. 45.

21

Повесть об Устюжне железнопольской // РИБ. т. 2. СПб., 1875. Стб. 798 – 799.

22

Отписка суздальского воеводы Ф. К. Плещеева Я. Сапеге в середине декабря
1608 г.о разгроме «изменников» у Шуи // АИ. т. 2. № 110. С. 139 – 140.

23

Отписка муромского воеводы Н. Ю. Плещеева Я. Сапеге 8 (18) января 1609 г.
о разгроме тушинцев у Нижнего Новгорода // АИ. т. 2. № 131. С. 155.

10 8
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

24

Буссов К. Указ. соч. С. 155.

25

Sapieha J. P. Op. cit. S. 199; Отписка суздальского воеводы Ф. К. Плещеева Я. Сапеге в середине декабря 1608 г. о разгроме повстанцев у Шуи // АИ т. 2. № 110.
С. 139 – 140.

26

Sapieha J. P. Op. cit. S. 199; Буссов К. Указ. соч. С. 155.

27

Отписки вологжан устюжанам после 12 (24) января 1609 г. о взятии тушинцами
Костромы и галича // ААЭ. т. 2. № 97 – 98. С. 194 – 195; Отписка галичан царю
Василию Шуйскому 15 (25) марта 1609 г. // АИ. т. 2. № 177. С. 206.

28

Отписка галичан царю Василию Шуйскому 15 (25) марта 1609 г. // АИ. т. 2.
№ 177. С. 206.

29

Повесть об Устюжне железнопольской. Стб. 798–799.

30

Отписка владимирского воеводы М. И. Вельяминова Я. Сапеге 11 (21) января
1609 г. с известием о разгроме тушинцев у Нижнего Новгорода // АИ. т. 2. № 134.
С. 156 – 157; Sapieha J. P. Op. cit. S. 201; Любомиров П. Г. Очерки истории нижегородского ополчения 1611 – 1613 гг. М., 1939. С. 36.

31

Отписка суздальского воеводы Ф. К. Плещеева юрьевскому воеводе Ф. М. Болотникову 11 (21) февраля 1609 г. о своем поражении у с. Дунилова и об опасности
захвата Суздаля // АИ т. 2. № 153. С. 177 – 178; Отписка юрьевского воеводы
Ф. М. Болотникова Я. Сапеге 17 (27) февраля 1609 г. об угрозе захвата Суздаля
приверженцами Василия Шуйского // Сх. № 12.61. С. 67 – 69; Новый летописец //
ПСРл. М., 1965. т. 14. С. 87; Sapieha J. P. Op. cit. S. 205 – 206.

32

Отписка ярославского воеводы князя Ф. П. Борятинского Я. Сапеге 5 (15) февраля
1609 г. о восстании в Костромском уезде // АИ. т. 2. № 155. С. 178 – 179.

33

Отписка ярославского воеводы князя Ф. П. Борятинского Я. Сапеге 3 (13) марта
1609 г. о захвате приверженцами В. Шуйского Романова и Костромы // АИ. т. 2.
№ 163. С. 193; Отписка ростовского воеводы И. Ф. Наумова Я. Сапеге 3 (13) марта
1609 г. о захвате приверженцами В. Шуйского Костромы // Сх. № 12.44. С. 50 – 51;
Sapieha J. P. Op. cit. S. 208 – 209.

34

Отписка костромского воеводы Н. Д. Вельяминова Я. Сапеге 12 (22) марта 1609 г.
о нападении «изменников» на Кострому и с просьбой о помощи // АИ. т. 2. № 172.
С. 199.

35

Отписка ярославца е. Козьмина Я. Сапеге 12 (22) марта 1609 г. // АИ. т. 2. № 173.
С. 199 – 200; Sapieha J. P. Op. cit. S. 208 – 210.

36

Отписка ярославского воеводы князя Ф. П. Борятинского Я. Сапеге 3 (13) марта
1609 г. о захвате приверженцами В. Шуйского Романова и Костромы // АИ. т. 2.
№ 163. С. 193; Отписка ратных голов л. трусова со товарищи романовцам с призывом целовать крест В. Шуйскому // АИ. т. 2. № 150. С. 175 – 176; Sapieha J. P. Op.
cit. S. 208.

37

Отписка ярославца е. Козьмина Я. Сапеге 12 (22) марта 1609 г. // АИ. т. 2. № 173.
С. 199 – 200; Sapieha J. P. Op. cit. S. 210.

38

Отписка Ф. Палицына устюжанам 16 (26) марта 1609 г. // ААЭ. т. 2. № 113.
С. 215 – 216.

39

Отписка угличского воеводы М. ловчикова Я. Сапеге 31 марта (9 апреля) 1609 г.
об угрозе захвата земцами Углича // АИ. т. 2. № 183. С. 213 – 214; Sapieha J. P. Op.
cit. S. 213.

40

Отписка владимирского воеводы М. И. Вельяминова лжедмитрию II 18 (28) марта
1609 г. об «измене» Мурома // Сх. № 12.48. С. 55 – 56; Sapieha J. P. Op. cit. S. 212.

41

Отписка суздальского воеводы Ф. К. Плещеева Я. Сапеге 27 марта (6 апреля)
1609 г. об «измене» Владимира // Сх. № 12.56. С. 62 – 64; Sapieha J. P. Op. cit.
S. 213; Новый летописец. С. 87.

42

Отписка юрьевского воеводы Ф. М. Болотникова Я. Сапеге в мае 1609 г. с просьбой
о помощи // АИ. т. 2. № 215. С. 253 – 254.

43

Отписка суздальского воеводы Ф. К. Плещеева Я. Сапеге о походе тушинцев к Владимиру // АИ. т. 2. № 195. С. 225–226; Обыскное дело дворянина г. Аргамакова и его
дворников // АСПбИИ. К. 174. Оп. 2. ед. хр. 250, 301–302; Челобитная дворянина
г. Аргамакова Я. Сапеге апрель 1609 г. с просьбой заступиться за него // Riksarkivet.
Skoklostersamlingen. E. 8610 (2). № 104; Sapieha J. P. Op. cit. S. 210, 229.

44

Отписка суздальского воеводы Ф. К. Плещеева Я. Сапеге о походе тушинцев к Владимиру // АИ. т. 2. № 195. С. 225 – 226; Sapieha J. P. Op. cit. S. 215, 217.

10 9
тУШИНЦы
И жИтелИ
У гл И ЧС КОгО
У е ЗД А
В 1608 – 1610 г г.

11 0
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

45

Отписка ростовского воеводы М. И. Колодкина-Плещеева Я. Сапеге 9 (19) апреля
1609 г. о восстании в Ярославле // Сх. № 12.58. С. 65; Письмо И. Шмидта Я. Сапеге 12 (22) апреля 1609 г. // OR BRAN, Ms. 360. л. 609; Будила Й. Указ. соч. С. 151;
Sapieha J. P. Op. cit. S. 216 – 217.

46

Sapieha J. P. Op. cit. S. 217.

47

Sapieha J. P. Op. cit. S. 216 – 217.

48

грамота лжедмитрия II Я. Сапеге об организации обороны Ростова от ярославцев // Сх. № 12.60. С. 66 – 67; Будила Й. Указ. соч. Стб. 151.

49

Отписка ярославских воевод Н. Вышеславцева со товарищами вычегодцам в мае
1609 г. о боях с тушинцами у Ярославля // ААЭ. т. 2. № 123.1. С. 229.

50

Отписка углечских воевод Б. Ногина с товарищи В. Шуйскому после 2 (12) июня
1609 г. о боях с тушинцами // Сх. № 33. С. 106 – 110.

51

ААЭ. т. 2. № 122. С. 226 – 227.

52

Ibid. S. 222.

53

Sapieha J. P. Op. cit. S. 222, 229.

54

Sapieha J. P. Op. cit. S. 229; Криксин В. С. «Дневник» Яна Сапеги по списку Рубинковского // Известия Отдела русского языка и словесности Академии наук
(ИОРЯС). 1908. т. XIII. Кн. 4. С. 161.

55

Sapieha J. P. Op. сit. S. 232 – 233.

56

Sapieha J. P. Op. сit. S. 250 – 254.

57

Бельский летописец // ПСРл. М., 1978. т. 34. С. 254; Новый летописец. С. 95.

58

Волконский Владимир Федорович — в 1604 г. жилец с окладом 300 четей в походе
против лжедмитрия I. В 1608 г. стольник самозванца, собирал посошные деньги
на Угличе. После этого в источниках не упоминается. Согласно родословцам «убит
на службе в Угличе» (см.: Боярские списки последней четверти XVI — начала
XVII вв. и роспись русского войска 1604 г. (далее — БС). М., 1979. Ч. 2. С. 20; АИ.
т. 2. № 105. С. 135 – 136; Волконская Е. Г. Род князей Волконских. СПб., 1900. С. 90).

59

головленков Иван Афанасьевич — в 1602 г. выборный дворянин по Ржеве,
служил с отцом. В 1608 г. стольник лжедмитрия II, собирал налоги в Угличе.
В 1610 г. «при царе Василии» у него оклад 10 руб. (БС. т.1. С. 204; АИ. т. 2. № 105.
С. 135 – 136; Сухотин Л. М. Четвертчики Смутного времени. М., 1912. С. 116.

60

Очковский Ян — доверенное лицо Я. Сапеги, в ноябре — декабре 1608 г. собирал повытные деньги с Углича (АИ. т. 2. № 105. С. 136 – 136; ДАИ. т. 1. № 158.
С. 276 – 277).

61

Бобовский Якуб — ротмистр в полку Р. Ружинского. Явился на службу к самозванцу
в тушино в конце весны 1608 г., выиграв бой у князя В. Ф. Мосальского у Звенигорода. В конце августа командовал ротой из 200 конников. В марте 1609 г. был вместе
с А. Млоцким послан захватить Коломну. Осаждал ее до конца 1609 г. В начале
1610 г. вернулся на службу к королю. Во время Клушинской битвы С. жолкевский
доверил ему продолжение осады Царева Займища. В августе—сентябре 1610 г.
приводил русских к присяге на верность королевичу Владиславу, вел переговоры
с Я. Сапегой о возвращении на королевскую службу. В конце 1610 г. комендант Можайска. (Будила Й. Указ. соч. Стб. 136; Реестр. л. 323; Мархоцкий М. Указ. соч. С. 51,
182; Маскевич С. Указ. соч. С. 32, 42; Sapieha J. P. Op. сit. S. 276, 277, 287).

62

В полку Велегловского в конце августа числился ротмистр Волк, который командовал двумя сотнями гусаров и казаков (Реестр. л. 323 об.).

63

В дневнике Я. Сапеги получение этого известия зафиксировано 26 марта
(4 апреля) 1609 г. (Sapieha J. P. Op. сit. S. 213). Это наблюдение дает основание
предположить, что М. ловчиков, так же как и ярославский воевода князь Ф. П. Барятинский, датировал свое послание по григорианскому календарю, хотя год
указывал по юлианскому календарю.

64

ловчиков Матвей григорьевич в 1588 – 1589 гг. выборный дворянин по Владимиру,
с окладом 500 четей. В 1590 г. его планировали отправить на Пошехонье, но затем
он был направлен в Кашин собирать детей боярских. В марте—апреле 1609 г.
тушинский воевода в Угличе (БС. т. 1. С. 130, 278; Sapieha J. P. Op. сit. S. 217).

65

См.: Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV – XVII вв. М., 1975. С. 568.

66

Казаковский Микулай — летом 1608 г. ротмистр в полку тушинского гетмана кн.
Р. Ружинского. В апреле 1609 г. был направлен из тушина с отрядом к Устюжне

железнопольской, которую ему взять не удалось, и он был вынужден отступить.
4 (14) августа 1610 г. Ян Сапега отправил его в рейд в обход Москвы (Реестр
войска самозванца // лНБ НАНУ Ф. 5. Оссолинеум. № 5998 / III. л. 323; Sapieha J. P. Op. cit. S. 320).
67

68

Унковский Федор Михайлович — Унковские служили выборными дворянами
по твери и Можайску. Возможно, его отец служил дьяком в 1599 – 1605 гг. Впервые
упоминается в мае—июне 1609 г. как воровской воевода сначала в Калязине,
затем в Угличе (БС. т. 1. С. 203, 239; АИ. т. 2. № 208. С. 240 – 241, Сх. 33; Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие. С. 533).
Баклановский Иван Иванович — вероятно, сын боярский из иноземцев, в мае—
июне 1609 г. воровской воевода сначала в Калязине, затем в Угличе. Возможно, в 1617 г. посол в Нидерланды (АИ. т. 2. № 208. С. 240 – 241; Сх. 33, Видекинд Ю. История шведско-московитской войны XVII века. М., 2000. С. 456).

69

Раковы служили дьяками и подьячими, а также детьми боярскими по Смоленску
и Костроме. Возможно, в дальнейшем подьячий Стрелецкого приказа (См.: Сх. 33;
Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие. С. 445; Четвертчики. С. 70, 72, 104, 105, 122,
154, 174).

70

Кобылины — новгородские и псковские помещики, выборные дворяне по Вязьме
и Зубцову (См.: Веселовский С. Б. Ономастикон. С. 145; БС. т. 1. С. 138 – 140, 206,
241, 283).

71

Батюшковы — происходили из мелких костромских вотчинников (Веселовский С. Б. Ономастикон. М., 1974. С. 28).

72

Карл IX Ваза (1550 – 1611) — младший сын шведского короля густава Вазы и дядя
польского короля Сигизмунда III Вазы герцог Зюдерманландский. Возглавил восстание дворян и бюргеров против племянника и католиков. В 1594 г. объявлен
правителем Швеции, а в 1604 г. — королем.

73

Делагарди Якоб Понтус (1583 – 1652) — шведский государственный деятель и полководец. В 1609 – 1611 гг. главнокомандующий шведским экспедиционным корпусом в России. В 1611 – 1614 гг. шведский наместник в Новгородской земле (см. его
биографию: Видекинд Ю. История шведско-московитской войны … Комментарии.
С. 573).

74

Курк Аксель из Амулы — кавалер рыцарей. В конце 1608 — начале 1609 г. собирал
в Финляндии воинов для шведского экспедиционного корпуса. Весной 1609 г.
в должности полковника в корпусе Делагарди пересек русскую границу. В феврале
1616 г. подписал гельсингфорский договор. Каких-либо данных об его участии
в экспедиции шведского наемного войска в Россию нам обнаружить не удалось
(Видекинд Ю. Указ. соч. С. 41, 43, 52, 390, 392).

75

Бойе Андерс из люки — в конце 1608 — начале 1609 гг. собирал в Финляндии
воинов для шведского экспедиционного корпуса. Весной 1609 г. в должности
полковника в корпусе Делагарди пересек русскую границу. летом 1609 г. после
победы у твери уговаривал взбунтовавшихся солдат экспедиционного корпуса
продолжить службу, затем, из-за преклонных лет, был отправлен Я. Делагарди
с взбунтовавшейся частью войска в Финляндию, чтобы предотвратить грабежи
по дороге. Я. Делагарди предложил назначить его комендантом передаваемого
русскими шведам Кексгольма (Корелы). В 1609 – 1613 гг. комендант Кексгольма.
В мае 1613 г. послан на помощь х. Мунку на ладогу (Видекинд Ю. Указ. соч. С. 41,
43, 52, 72, 82, 275, 319).

76

Сомме христерн из годеборга — в феврале 1609 г. собрал полк для экспедиционного корпуса в Россию. В марте 1609 г. в походе экспедиционного корпуса из Выборга в Новгород Великий командовал авангардом. Весной 1609 г. участвовал
в боях у Старой Руссы, торопца и у твери. После мятежа наемников уговаривал
из продолжить службу, затем с отрядом шведов из 250 конных и 750 пеших отправился вместе с М. В. Скопиным-Шуйским в Калязин монастырь, где оказал
большую помощь русским ратникам, обучив их приемам современного боя. В августе 1609 г. заключил договор с М. В. Скопиным-Шуйским о передаче Корелы.
В сентябре — октябре 1609 г. принял участие в захвате Переславля-Залесского,
Александровой слободы (Видекинд Ю. Указ. соч. С. 43, 52, 63, 72, 79, 83, 84, СггиД.
Ч. 2. С. 374 – 375).

77

горн Эверт — фельдмаршал, возглавлял крупные отряды в войске Я. Делагарди.
Разгромил тушинцев в бою у Каменки, в торжке, в городце, участвовал в сражении у твери. Безуспешно уговаривал мятежных солдат вернуться на службу,
затем вернулся в Швецию за пополнением. В 1610 г. вернулся с крупным отрядом

111
тУШИНЦы
И жИтелИ
У гл И ЧС КОгО
У е ЗД А
В 1608 – 1610 г г.

в Россию и принял участие в освобождении Москвы от тушинцев. летом 1609 г.
участвовал в Клушинской битве, после чего вместе с Я. Делагарди отступил в Новгородскую землю. Разгромил А. лисовского у Ямы. В 1611 г. пытался захватить
Псков. С 1614 г. сменил Я. Делагарди на должности шведского наместника в Новгороде Великом (Видекинд Ю. Указ. соч. С. 43, 48, 52, 59 – 65, 72, 80, 83, 105 – 138
и др.).
78

Англичан, французов, шотландцев, немцев из любека. — Авт.

79

Выборг. — Авт.

80

Возможно, это упоминаемый в отписке князя М. В. Скопина-Шуйского Фармернер
Отогелмер. Кого из шведов имел в виду воевода, установить не удалось (см.: ААЭ
т. 2. № 122. С. 226).

81

Бойе Клас — старший сын Йорана Бойе. В 1609 г. один из командиров в шведском экспедиционном корпусе. В 1610 г. в качестве ротмистра участвовал в осаде
Ивангорода шведами. Попал в плен и был освобожден после капитуляции города.
Я. Делагарди отправил его к королю с рекомендательными письмами (см.: ААЭ
т. 2. № 122. С. 226; Видекинд Ю. Указ. соч. С. 146, 159, 220).

82

Ревель (современный таллин). — Авт.

83

Кого имели в виду авторы отписки установить не удалось. В отписке князя
М. В. Скопина-Шуйского командира шведского наемного войска с таким или похожим именем нет. — Авт.

84

Бойе Йоран хансон — сенатор королевства, областной судья Южной Финляндии,
отец Класа Бойе. В начале 1609 г. шведский комиссар по формированию экспедиционного корпуса в Финляндии. В начале 1609 г. участвовал в русско-шведских переговорах, завершившихся заключением Выборгского договора о союзе
против поляков. В 1610 г. принимал участие в осаде Ивангорода шведами и вместе
с сыном попал в плен, откуда был освобожден. летом 1611 г. участвовал в штурме
Новгорода Великого. После захвата города солдаты его полка, недовольные
задержками с выплатой жалованья и тем, что им не удалось захватить богатой
добычи, подняли мятеж и ушли в Финляндию. летом 1613 г. сопровождал принца
Карла Филиппа в поездке в Выборг. В феврале 1616 г. подписал гельсингфорсский
договор (Видекинд Ю. Указ. соч. С. 43, 146, 159, 189, 390, 392).

85

Мансфельд Йоахим Фредерик, граф — в 1606 – 1609 гг. главнокомандующий
шведскими войсками в ливонии. В июле — августе 1608 г. овладел Динамюнде,
Кокенгаузеном, Феллином. В конце лета 1608 г. направил в Новгород Великий
к М. В. Скопину-Шуйскому Ф. Шединга и М. Мортерсона для переговоров о союзе, которые заключили предварительное соглашение. Сам Мансфельд возглавил сформированный из европейских наемников шведский экспедиционный
корпус, который морем должен был прибыть в Або, но буря разбросала корабли.
главнокомандующего унесло в Швецию. После этого командующим шведским
экспедиционным корпусом назначили Я. Делагарди, а Мансфельд вернулся
главнокомандующим в ливонию. В 1609 г. безуспешно осаждал Пернау в ливонии
(Видекинд Ю. Указ. соч. С. 15, 32, 36, 41 – 42, 45, 48, 51, 85 – 86).

86

то есть Мансфельду. — Авт.

87

то есть Мансфельду. — Авт.

88

Нарву. — Авт.

89

то есть Мансфельду. — Авт.

90

Дашковы (не князья) — мелкие землевладельцы в Переяславле и Старице.
В начале XVII в. некоторые из них служили выборными дворянами по Алексину
и Серпейску (Веселовский С. Б. Ономастикон. С. 93; БС. т. 1. С. 161, 234).

91

Поскочины — новгородские помещики (Веселовский С. Б. Ономастикон. С. 256).

И. О. тюменцев

АРхИВ
СОл И К А МСКОЙ
ПРИК А ЗНОЙ ИЗБы
Н АЧ А л А X V I I В . :
ПеРСПеК т ИВы
КОМ П л е КС НОгО
АНА лИЗА

А

рхивы российских местных учреждений Смутного времени,
в основном, погибли. Более или менее полно сохранились некоторые документальные материалы Соликамской приказной избы,
которые давно введены в научный оборот, в основном, опубликованы и широко используются историками. Комплексное изучение архива не проводилось, что не позволяло в полной мере использовать
содержащуюся в нем информацию.
Документы архива Соликамской приказной избы 1607–1610 гг.,
первоначально хранились в столбцах, которые, по-видимому, были
расклеены в XVIII в. Они по достоинству были оценены г. Ф. Миллером, который многие из них скопировал1. В начале XIX в. наиболее
интересные грамоты были опубликованы в «Собрании государственных рамот и договоров» и в сборнике В. Н. Берха2. В 30-х гг. XIX в. архив был передан Археографической комиссии, сотрудники которой
сделали подборки наиболее интересных документов и поместили
в различных изданных ими сборниках. Одновременно некоторые
из этих документов были переизданы в вологодских и вятских «губернских ведомостях»3. Публикации материалов собрания в значительной степени определили характер их использования в исследованиях. Историки обычно привлекали отдельные документы собрания
для уточнения и конкретизации показаний мемуаров и летописей
источников4. Между тем материалы архивного комплекса, будучи систематизированы в хронологической последовательности, позволяют получить массовые данные для изучения Смуты в России.

Тюменцев
Игорь
Олегович,
доктор
исторических
наук, профессор,
директор
Волгоградского
филиала
Российской
академии
народного
хозяйства и
государственной
службы при
Президенте РФ

114
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

характер переписки, как видно из сохранившихся бумаг, несколько раз менялся. Вплоть до поздней осени 1608 г. пермские воеводы, как и воеводы других городов, контактировали исключительно с московским правительством. грамоты царя и ответы ему
составлялись по принятому формуляру и точно датировались. Поступление царских грамот строго фиксировалось. В конце 1608 г.,
когда тушинцы захватили Замосковье, связь поморских городов
с Москвой прервалась, местные власти, чтобы разобраться в происходящем, были вынуждены вступить в переписку друг с другом.
Между городами возникла обширная переписка.
Анализ документов свидетельствует, что вести о событиях на севере Замосковного края и в Новгородской земле стекались
из Костромы, галича, Белоозера, Устюжны в Вологду, оттуда поступали в тотьму, затем в Устюг, Сольвычегодск и, наконец, в Пермь5.
Сообщения о событиях в восточном Замосковье и в Поволжье шли
из Нижнего Новгорода и Казани, стекались на Вятку, а уже из Вятки
в Пермь6. Вести из Сибири поступали с Верхотурья7.
Дело было новое, поэтому местные власти проявляли максимум осторожности. Они не просто сообщали о полученных известиях, а старались приложить к своей отписке точную копию полученного ими документа. К примеру, галичане, получив грамоту
В. Шуйского, переписали ее слово в слово и приложили к своей отписке в тотьму. тотьмичи, в свою очередь, переписали слово в слово грамоту царя, отписку галичан и переправили со своим сопроводительным письмом на Устюг. Устюжане поступили аналогичным
образом, направляя полученные документы в Сольвычегодск,
а сольвычегодцы — в Пермь. Пермичи получили уже не два-три документа, а целый столбец материалов.
В сопроводительных отписках обычно не только перечислялись приложенные к ним документы, но, во избежание недоразумений, передавалось их краткое содержание. Получив отписку,
пермские воеводы обычно делали помету, в которой фиксировали,
кто и когда доставил документы. С помощью пересказов и помет
удалось систематизировать соликамские материалы по почтовым
отправлениям и уточнить их датировки8. Выяснилось, что городовые воеводы, помещая в отправляемом документе хронологические
указания типа: «писали нам 117 году марта 28 день…», имели в виду
не дату его отправки из исходного пункта, а дату его получения
в конечном. Для того чтобы более точно датировать документ, необходимо вычесть из указанной даты время, которое потратил гонец на проезд из пункта отправки в пункт назначения. К примеру,
из тотьмы до Устюга Великого, как видно из анализируемых документов, гонцы ехали два-три дня, из Устюга Великого до Сольвычегодска — два, от Сольвычегодска до Перми около десяти дней и т. д.
Сделанные наблюдения позволяют снять многие недоумения, возникшие при интерпретации соликамских бумаг9.

Ярославль
№

Название документа

Шифр
публикации
или единицы
хранения

Время
отправления

Время
получения

Место
получения

Шифр
источника,
где документ
упомянут

11 5
А Рх И В
СОл И К А МС КОЙ

1609 г.
1

П РИ К А ЗНОЙ

Отписка воеводы
Н. Вышеславцева
о взятии земским
ополчением Ярославля

ААЭ № 115.3.
С. 220

2

Отписка воевод
С. гагарина
и Н. Вышеславцева
в Вологду с просьбой
о помощи

Не найдено

Неизвестно

06.05.1609

Неизвестно

ААЭ 118.
С. 223; АИ.214.

3

Отписка воевод
С. гагарина
и Н. Вышеславцева
в Устюг Великий
с просьбой о помощи

Не найдено

08.05.1609

29.05.1609

Устюг Великий

ААЭ 123.
С. 228, 230

4

Отписка воевод
С. гагарина
и Н. Вышеславцева
в Сольвычегодск
с просьбой о помощи

ААЭ 123.1. С.
228; гневашев
№ 36

08.05.1609

29.05.1609

Неизвестно

ААЭ 123.
С. 228

5

Отписка воеводы
Н. Вышеславцева
в Пермь с просьбой
прислать деньги
соликамским
ополченцам

Не найдено

Неизвестно

02.06.1609

Неизвестно

АИ № 230.1

6

Отписка воеводы
Н. Вышеславцева
в Чердынь с просьбой
прислать деньги
ополченцам

Не найдено

Неизвестно

02.06.1609

Неизвестно

АИ № 230.1

7

Отписка воеводы
Н. Вышеславцева
в Соликамск с просьбой
прислать деньги
ополченцам

Не найдено

Неизвестно

02.06.1609

Неизвестно

АИ № 230.1

8

Отписка воевод
С. гагарина
и Н. Вышеславцева
пермичам с просьбой
помочь костромичанам
и угличанам

ААЭ № 125.
С.231

13.06.1609

09.07.1609

Пермь

Помета
на грамоте

9

Отписка воевод
С. гагарина
и Н. Вышеславцева царю
В. Шуйскому в Москву
об освобождении
Ярославля
от тушинской осады

Не найдено

Неизвестно

28.06.1609

Неизвестно

ААЭ № 128.
С. 237

10

Отписка воевод
С. гагарина
и Н. Вышеславцева
о немедленном сборе
денег ополченцам

ААЭ № 131.
С. 242;
Шишонко Ч. 1.
С. 210

23.07.1609

21.08.1609

Неизвестно

Помета
на грамоте

08.04.1609

11.04.1609

Неизвестно

АИ 193

И ЗБы Н АЧ А л А
X V I I В.:
П е РС П е К т И Вы
КОМ П л е КС НОгО
А Н А л И ЗА

И. О. тюменцев

11

116
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

Отписка воевод
С. гагарина
и Н. Вышеславцева
в Пермь о походе
ярославцев к князю
М. В. СкопинуШуйскому

АИ № 134.
С. 247;
Шишонко Ч.1.
С. 211

02.08.1609

10.10?1609

Пермь

Помета
на грамоте

16.02.1611

23.02.1611

Устюг Великий

ААЭ № 188.
С. 318;
АИ № 329

Неизвестно

ААЭ № 188.
С. 318;
АИ № 329

1611 г.
12

Отписка ярославцев
ААЭ № 179.1.
вологжанам о событиях
С. 304
в стране

13

Крестоприводная
запись ярославцев
на верность земскому
делу

ААЭ № 179.2.
С. 307

Февраль 1609

Не известно

14

Отписка ярославцев
казанцам о земском
деле

ААЭ № 188.2.
С. 320;
Берх № 24;
СггиД № 241

Неизвестно

28.04.1611

Благодаря неустанному копированию отписок друг друга в Соликамском архиве в копиях или в пересказе, в составе других документов отложились материалы, вышедшие из воеводских изб многих городов Замосковья и Поморья: Вятки 19 (10), Вологды 10 (15),
Сольвычегодска 11 (5), Устюга 14 (7), Ярославля 8 (6), тотьмы 7 (5),
Новгорода Великого 17 (3), Казани 7 (5), Нижнего Новгорода 4 (10)
и др.10, архивы которых не сохранились. Уточнив датировки этих отписок и расположив в хронологической последовательности, можно
в значительной степени восстановить утраченные материалы этих
архивов за конец 1608 — начало 1609 г. и за конец 1610 – 1612 гг. и использовать их данные для взаимной проверки и критического анализа летописных и мемуарных источников.

1

Акты времени правления царя Василия Шуйского 1606 – 1610 гг. / сост. А. М.
гневушев. М., 1915. (Серия «Смутное время Московского государства 1604 – 1613»:
в 9 вып. Вып. 2). № 2443. С. 27 – 48.

2

Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в государственной
коллегии иностранных дел (далее — СггиД). СПб., 1819. Ч. 2; Берх В. Н. Древние
государственные грамоты, наказные памяти и челобитные, собранные в Пермской губернии. СПб., 1821. Ч. 1.

3

Курдюмов М. Г. Описание актов, хранящихся в архиве Императорской археографической комиссии. СПб., 1909; ААЭ. т. 2; АИ. т. 2; ДАИ. т. 1; РИБ. т. 2.

4

Соловьев С. М. История России с древнейших времен // Соловьев С. М. Соч.
в 18 кн. М., 1989. Кн. IV. С. 508 – 509.

5

Отписка галичан тотемцам об отправке ратников на помощь В. Шуйскому 1 (11)
ноября 1608 г. // Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи
Археографической экспедицией (далее — ААЭ). В 4 т. СПб., 1836. т. 2. № 91.1.
С. 185; Отписка вологжан тотемцам после 29 ноября (9 декабря) 1608 г. о восстании против тушинцев в Вологде // там же. № 91.2. С. 185 – 186; Отписка тотемцев
устюжанам после 1 (11) декабря 1608 г. // там же. № 97. С. 184 (Пересказ содержания); Отписка устюжан вычегодцам после 3 (13) декабря 1609 г. // там же.
№ 91; Отписка вычегодцев пермичам 5 (15) декабря 1608 г. // Акты исторические,

собранные и изданные Археографическою комиссиею: в 5 т. СПб., 1841. т. 2.
№ 109. С. 139. Получены в Перми 15 (25) декабря 1608 г. (АИ. т. 2. № 109. С.139);
Шишонко В. Н. Пермская летопись с 1263 – 1881 г. Первый период, 1263 – 1613.
Пермь, 1881. Ч. 1.
6

Отписка нижегородцев пермичам в конце декабря 1608 г. о восстании против
тушинцев // ААЭ. т. 2. № 104.2. С. 203 – 206; Отписка вятчан пермичам в конце января 1608 г. об отправке к ним грамоты нижегородцев // там же. № 104.1. С. 303;
Отписка казанцев вятчанам в январе 1610 г. о согласии отправить ратников
к Яренску // там же. № 157. С. 268.

7

Отписка верхотурского воеводы боярина С. С. годунова пермичам 7 (17) апреля
1609 г. // Архив Санкт-Петербургского института истории Российской академии
наук (АСПбИИ РАН). К. 122. ед. хр. 84; Отписка верхотурского воеводы боярина
С. С. годунова после 29 мая (8 июня) 1609 г. с извещением о получении от них
грамот // Берх В. Указ. соч. № 12. С. 48.

8

Отписка галичан тотемцам об отправке ратников на помощь В. Шуйскому 1 (11)
ноября 1608 г. // ААЭ. т. 2. № 91.1. С. 185; Отписка вологжан тотемцам после
29 ноября (9 декабря) 1608 г. о восстании против тушинцев в Вологде // там же.
№ 91.2. С. 185 – 186; Отписка тотемцев устюжанам после 1 (11) декабря 1608 г. //
там же. № 97. С. 184 (Пересказ содержания); Отписка устюжан вычегодцам после
3 (13) декабря 1609 г. // там же. № 91; Отписка вычегодцев пермичам 5 (15) декабря 1608 г. // АИ. т. 2. № 109. С. 139. Получены в Перми 15 (25) декабря 1608 г.
(АИ. т. 2. № 109. С. 139).

9

там же.

10

В скобках указано число отписок, сохранившихся в пересказе.

А. П. Павлов

К ВОПРОС У
ОБ У Ч АС т И И
Д ВОРЯ НС т ВА
« У К РА И Н Н ы х
гОРОДОВ»
В СОБы т И Я х
СМУты

Павлов
Андрей
Павлович,
доктор
исторических
наук, профессор
СанктПетербургского
государственного
университета,
ведущий научный
сотрудник СанктПетербургского
института
истории РАН

В

новейшей историографии решительно пересмотрены прежние представления о Смуте как первой крестьянской войне.
В исследованиях А. л. Станиславского, Р. г. Скрынникова, Б. Н. Флори, И. О. тюменцева, В. Н. Козлякова и других историков раскрыто
участие в Смуте самых различных слоев населения, в том числе
дворянства, и, прежде всего, дворянства южных окраин.
тем не менее вопрос о роли дворянства в событиях начала
XVII в. изучен далеко не в полной мере. Выводы историков об участии в Смуте различных дворянских корпораций основываются
преимущественно на показаниях нарративных источников и правительственных воззваний (окружных грамот), которые дают лишь
общие сведения о том, что те или иные «служилые города» «заворовали», «отложились» от Москвы или, напротив того, «повинились»
и «добили челом» царю1. Имеющиеся в распоряжении исследователей данные о персональном составе уездных дворян, принимавших
участие в событиях Смуты, весьма скудны и отрывочны. Отчасти
восполнить этот пробел и конкретизировать картину участия дворянства в Смуте на этапе движения лжедмитрия II позволяет анализ состава московских осадных сидельцев, получивших, согласно указу 1610 г., вотчины за московское осадное сидение при царе
Василии Шуйском. текст осадного списка 1610 г. до нас не дошел2.
Но состав московских осадных сидельцев царя Василия Шуйского
в значительной мере можно реконструировать по данным писцовых
книг 20 – 40-х гг. XVII в. и книг Печатного приказа . Результатыпро3

изведенной реконструкции представлены в приложениях к публикации Осадного списка 1618 г., осуществленной нами совместно
с Ю. В. Анхимюком4.
Анализ состава московских осадных сидельцев при царе Василии в сопоставлении с данными об их чиновном положении
за рассматриваемый период, а также об их служебных и земельных
связях с различными «городами»5 обнаруживает следующую картину. Из 2056 выявленных нами имен московских осадных сидельцев
1608 – 1610 гг. около 315 чел. имели в тот период думные и московские чины6. Среди осадных сидельцев встречаем имена 30 дьяков
и 20 подьячих, представителей других служилых чинов — дворцовых служителей (конюхов, сытников, ключников, псарей и др.), служилых иноземцев, служилых татар (13 чел., в том числе 4 мурзы),
новокрещенов (17 чел.) и т. д.
Но основную часть московских осадных сидельцев при царе
Василии составляли дворяне и дети боярские различных «служилых городов» (всего 1573 чел., или 76,5 % от общего числа известных
имен осадных сидельцев). Анализ их состава обнаруживает интересные закономерности.
Обращает на себя внимание весьма незначительное представительство среди осадных сидельцев царя Василия служилых «городов»
Замосковного края, расположенных к северу и северо-востоку от столицы (дворян из Владимира, Суздаля, Ярославля, Костромы и т. д.) —
всего 144 чел., или лишь 9% от всех уездных дворян, сидевших в осаде
на Москве 7. Эти «города» практически не были затронуты военными
действиями на первых этапах Смуты, до образования тушинского лагеря. Из северных «городов» встречаем имена четырех вологжан. Среди осадных сидельцев упоминаются дворяне некоторых центральных
уездов страны, лежащих к западу и юго-западу от Москвы (из Боровска, Вереи, Волока ламского, Звенигорода, Можайска и Рузы, всего 40 чел.), а также «городов» тверской земли (всего 139 чел.8); эти
районы были затронуты Смутой в период восстания Болотникова.
Относительно немногочисленную группу среди осадных сидельцев
составляли дворяне поволжских «городов» (всего 28 чел.9). Следует
отметить, что нижегородские дворяне несли службу царю Василию
преимущественно в пределах Поволжского региона и получали вотчины за различные «понизовые службы»10. Из дворян северо-западного региона в осаде на Москве мы встречаем лишь 23 чел., преимущественно новгородских помещиков11. Среди московских осадных
сидельцев царя Василия встречаем сравнительно немногочисленных
дворян Смоленской земли (всего 24 чел.12); значительная часть смоленского дворянства в рассматриваемое время находилась на службе
в полках, вне Москвы13.
Основную же массу уездных дворян и детей боярских, сидевших в осаде на Москве (1171 чел. из 1573, или 74,4 %), составляли помещики южных и юго-западных «украинных» городов, на

11 9
К ВОП РОС У
ОБ У Ч АС т И И
Д ВОРЯ НС т ВА
«У К РА И Н Н ы х
гОРОДОВ»
В СОБы т И Я х
СМУ ты

120
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

территории которых разворачивались главные боевые действия
на первых этапах Смутного времени. Среди осадных сидельцев упоминаются дворяне городов южной окраины Московской земли (коломничи — 24 чел., серпуховичи — 4, каширяне — 88, малоярославцы — 37, тарушане — 50; всего 203 чел.), дворяне тульского края
(137 чел.14) и Рязанской земли (213 чел.15). Наиболее многочисленную
группу дворян, сидевших в осаде на Москве в 1608 – 1610 гг., составляли помещики «Заокских» (Верхнеокских) городов (из Алексина —
87 чел., Белева — 57, Болхова — более 16 чел.16, Воротынска — 48,
Калуги — 43, Карачева — 58, Козельска — 83, лихвина — 31, Медыни — 24, Мещовска — 54, Новосили — 4, Одоева — 4, Перемышля — 5, Серпейска — 21), а также дворяне из территориально близких к этим городам новых городов, поставленных «на поле» в XVI в.
(из Орла — 9 чел., Мценска — 33 чел., Кром — 1 чел., Черни — 3 чел.).
Всего мы встречаем имена более 580 дворян Верхнеокского региона, что составляет почти 40 % (более 37 %) от общего числа уездных
дворян, сидевших в осаде на Москве. Среди московских сидельцев
упоминаются дворяне из Северской земли (2 чел. из Путивля и один
из Новгорода Северского), а также 26 дворян из Брянска. Встречаются и имена детей боярских «Польных городов» (от «Дикого поля») —
7 помещиков из ельца и 1 помещик из Курска.
Приведенные выше данные вполне подтверждаются показаниями «хронографа» Баима Болтина: «И во 117 (1608–1609 гг. — А. П.)
году с Москвы дворяне и дети боярские всех городов поехали по домом и осталося Замосковных городов не многие, из города человека
по два и по три, а Заречных украинных городов дворяне и дети боярские, которые в воровстве не были, а служили царю Василью и жили
на Москве с женами и с детьми, и те все с Москвы не поехали и сидели
в осаде, и царю Василью служили, с поляки и с литвою и с рускими
воры билися не щадя живота своего, нужу и голод в осаде терпели»17.
Видная роль дворянства южных и юго-западных «украинных городов» в обороне Москвы в 1608 – 1610 гг. была не случайной.
На первых этапах Смуты дворяне южных городов приняли участие
в антиправительственных выступлениях — поддержали лжедмитрия I во время его похода на Москву, летом — осенью 1606 г. выступали в рядах различных повстанческих армий (И. И. Болотникова, И. И. Пашкова и П. П. ляпунова) против царя Василия Шуйского.
Однако впоследствии, в середине ноября — начале декабря 1606 г.,
дворянство «украинных городов» отходит от повстанческого движения и переходит на сторону правительственного лагеря. В грамотах по городам, разосланных от имени царя Василия Шуйского
по случаю победы над повстанцами под Москвой в начале декабря
1606 г., говорилось о том, что «дворяне и дети боярские резанцы,
коширяне, туляне, коломничи, алексинцы, калужане, козличи, мещане, лихвинцы, белевцы, болховичи, боровичи, медынцы, а также
ружане и малоярославцы» «и всех городов всякие люди нам доби-

ли челом и к нам все приехали…»18. О том, что это не были просто
правительственные декларации, в которых выдавалось желаемое
за действительное19, свидетельствуют материалы боярского списка
1606–1607 гг. Полный текст боярского списка 1606–1607 гг., в котором содержатся, в частности, списки выборных дворян из 36 «городов», был опубликован недавно в сборнике «Народное движение
в России в эпоху Смуты начала XVII века» (2003 г.) по копии, снятой
В. И. Корецким в Архиве лОИИ (ныне Архив СПбИИ РАН)20. Интересующий нас текст боярского списка 1606–1607 гг. является списком
с документа («Список списка бояр и окольничих, и приказных людей, и стольников, и стряпчих, и дворян с Москвы, и из городов выбор 115-го году при великом государе царе и великом князе Василии
Ивановиче всеа России, каков сыскан в Розряде после Московского
разоренья. Без начала»), который дошел до нас в составе рукописного сборника последней четверти XVII в.21 Боярский список был составлен не ранее 15 ноября 1606 г. — список выборных дворян по Рязани открывается именем П. П. ляпунова; известно, что в этот день
отряд рязанцев во главе с П. П. ляпуновым и г. Ф. Сунбуловым перешел на сторону Василия Шуйского. С другой стороны, список был
составлен не позднее 22 декабря 1606 г. — возле имени стряпчего
Алексея Ивановича головина стоит помета «115-го декабря в 22 день
из житья (о пожаловании его в стряпчие из жильцов)»22. Составление боярского списка относится, по-видимому, ко времени не ранее
конца ноября. Среди выборных по Рязани встречаем имена Семена
и Василия гавриловичей Коробьиных. По сообщению разрядных
книг, «как смоляне пришли к Москве… из воровских полков переехали Коробьины и иные резанцы…»; верные царю Василию смоленские полки подошли из Можайска к Москве около 29 ноября 1606 г.23
В боярском списке имеются многочисленные пометы о нахождении
дворовых «под Колугою». Царские воеводы приступили к осаде Калуги, где засели отряды болотниковцев, около 20 декабря, а 17 декабря к стенам города была подвезена артиллерия («наряд»)24. таким
образом, время составления боярского списка «115-го году» можно
датировать примерно первой половиной декабря 1606 г.25 Уже в это
время, согласно данным боярского списка, практически все «служилые города» украинного разряда (по крайней мере вся верхушка
этих «служилых городов» — выборные дворяне) состояла на службе у царя Василия26. Из 36 «городов», по которым в боярском списке
1606–1607 гг. перечислены имена выборных дворян, большую часть
(22 «города») составляли южные и юго-западные «украинные города», в том числе все те дворянские служилые корпорации, которые,
согласно окружным царским грамотам от 5 декабря 1606 г., «добили челом» Василию Шуйскому (Коломна, Рязань, Кашира, Алексин,
тула, Калуга, Белев, лихвин, Мещовск, Козельск, Болхов, Боровск,
Медынь). Большая часть этих городов (9 из 13) лежала в полосе наступления Болотникова 27.

121
К ВОП РОС У
ОБ У Ч АС т И И
Д ВОРЯ НС т ВА
«У К РА И Н Н ы х
гОРОДОВ»
В СОБы т И Я х
СМУ ты

А. П. Павлов

122
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

Мы не располагаем определенными данными о степени участия дворянства юго-западных, «Зарецких», городов в начальный
период восстания Болотникова, на этапе его движения к Москве
осенью 1606 г. Нет полной ясности, выступали ли они на стороне
повстанцев «всем городом» или же внутри дворянских корпораций имел место раскол. Известны факты (правда, немногочисленные и отрывочные) о нежелании отдельных южных помещиков
(из Алексина, Болхова, Козельска, Мценска, Соловы, Черни) переходить на сторону Болотникова, о репрессиях против них со стороны
повстанцев, отходе их в Москву к царю Василию Шуйскому и сидении в первой московской осаде осенью 1606 г.28 Вероятно, переходы на сторону повстанцев дворян ряда городов, лежавших в полосе
наступления Болотникова, могли носить и вынужденный характер.
Указания на это содержатся в грамотах царя Василия от 25 ноября
и патриарха гермогена от 29 ноября 1606 г.: «а в которых городех
(речь идет о дворянах и детях боярских. — А. П.), боясь воров убивства и грабежу, а также по грехом пошеталися…», «и которые городы, забыв Бога и крестное целование, убоявся их (восставших)
грабежев и насилия всякого и осквернения жен и дев, целовали
крест…»29. Позднее, как убедительно показал И. О. тюменцев, были
вынуждены переходить на сторону тушинцев дворяне замосковных
городов из-за опасения за судьбу своих поместий и вотчин30.
Обращает на себя внимание относительная быстрота и легкость отхода дворянства от повстанческого движения — уже к началу декабря 1606 г. все основные служилые дворянские корпорации
«украинного разряда» (в первую очередь их верхушка — выборные
дворяне 31, являвшиеся формальными и неформальными лидерами
уездного дворянства) перешли на сторону правительственного лагеря. Определенная часть дворянских корпораций при этом перешла
на сторону Шуйского еще в ноябре, т. е. до окончательного разгрома
войск Болотникова под Москвой. Как явствует из грамоты царя Василия от 25 ноября 1606 г., дворяне ряда западных и юго-западных
«служилых городов», в том числе «городов» Заокского края (Серпейска, Мещовска, Медыни), «все обратились и прислали к нам (царю)
с повинными челобитными и, собрався, все идут на воров…»32. Известно, что серпейские дворяне в ноябре 1606 г. вместе со смолянами и дорогобужанами шли на помощь царю Василию к осажденной
болотниковцами Москве 33.
15 ноября на сторону Василия Шуйского перешли рязанские
дворяне во главе со своими лидерами г. Ф. Сунбуловым и П. П. ляпуновым. Затем, в конце ноября 1606 г., «из воровских полков» в царский стан отъехали рязанские отряды во главе с Коробьиными. В повстанческом движении продолжали, правда, участвовать (вплоть
до лета 1607 г.) дворяне некоторых городов южной степной окраины
Рязанской земли (Ряжска и др.)34. Это были районы мелкопоместного дворянского землевладения и положение местных детей бояр-

ских здесь зачастую мало отличалось от положения приборных служилых людей, что способствовало их сближению с основной массой
повстанцев. таким образом, наиболее последовательными участниками восстания выступали именно мелкие дворяне.
Отход от повстанческого движения дворянства основных «городов» южной и юго-западной «украины» к концу 1606 г. углубил
социальный антагонизм между дворянами и основной массой повстанцев (вольными казаками и социальными низами). С этого времени сведения о казнях и грабежах дворян повстанцами становятся заметно более многочисленными. Особенно широкий масштаб
казни дворян приобрели во время движения казацкого «царевича
Петра» (Илейки Муромца). В Путивле пленные дворяне и воеводы,
служившие царю Василию, подверглись от рук казаков «царевича
Петра» едва ли не поголовному истреблению35. Широкие репрессии на дворян продолжились и во время похода «царевича Петра»
из Путивля на помощь болотниковцам (выступление из Путивля состоялось в середине — второй половине января 1607 г.). Повсеместно на пути следования лжепетра (вначале шел через Орел, Мценск,
Одоев и другие города к Калуге, т. е. тем же маршрутом, которым
ранее продвигался Болотников; затем, после поражения от царских
войск на р. Вырке 23 февраля 1607 г., его отряды двинулись в тульский уезд36) повстанцы, по свидетельствам различных источников,
чинили подлинный террор по отношению к дворянам и воеводам37.
Широкий размах приняли грабежи дворянских имений. Повстанцы грабили владения не только дворян, но и представителей других
групп землевладельцев — в частности, служилых татар38. Не случайно в реконструированном нами списке московских осадных сидельцев, как отмечалось выше, встречается немало имен служилых
татар и новокрещенов. Чинимые казаками лжепетра грабежи и насилие вынуждали многих помещиков южных областей государства
оставлять свои имения и вместе с семьями уходить в Москву. Согласно правительственным распоряжениям, разоренным дворянам, бежавшим из охваченных восстанием районов, и их семьям
из казны и из монастырей выдавалось денежное и хлебное «жалование»39. О расхождении интересов дворянства с повстанцами свидетельствуют события в Брянске. После того как в этом городе произошло восстание, основная часть дворян и детей боярских из Брянска
и других северских городов вместе с брянскими воеводами князем
григорием Борисовичем Долгоруковым и елизарием Семеновичем
Безобразовым (имел, кстати, чин выборного дворянина по Брянску)
отошла в царский лагерь в Серпухов40.
Репрессии против дворян южных городов и их отходы к Москве продолжались и на начальном этапе движения лжедмитрия II,
когда в его лагере, как показал И. О. тюменцев, доминирующие позиции занимали выходцы из социальных низов, бывшие болотниковцы41. Дворянство в основной своей массе сохраняло верность

123
К ВОП РОС У
ОБ У Ч АС т И И
Д ВОРЯ НС т ВА
«У К РА И Н Н ы х
гОРОДОВ»
В СОБы т И Я х
СМУ ты

А. П. Павлов

124
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

царю Василию во время продвижения лжедмитрия II к Москве42.
По сообщению «Нового летописца», опасаясь расправы со стороны
повстанцев, дворяне городов, лежавших на пути наступления войск
лжедмитрия II (в основном тех самых многострадальных юго-западных городов, через которые в свое время продвигались отряды
Болотникова и лжепетра), «покиня свои домы, з женами и з детми
приидоша к Москве»43. По свидетельству того же летописца, после
поражения под Болховом служившие в царском войске дворяне
и дети боярские не поддались на «вражью прелесть» и «побегоша все
от него (самозванца) к Москве»44. Нахождение в Москве и участие
в обороне столицы летом 1608 г. (в знаменитом ходынском сражении) уездных дворян и детей боярских (в основном дворянства южных «городов») стало одним из факторов, позволившим царю Василию избежать полного поражения и захвата Москвы самозванцем.
таким образом, уже с начала осады Москвы лжедмитрием II летом 1608 г. определился состав участников обороны столицы, среди
которых, как мы видели, решительно преобладали дворяне южных
и юго-западных «украинных городов». Однако проправительственная ориентация дворянства этих «городов» (в первую очередь его
верхнего, «правящего» слоя — выборных дворян) определилась
раньше, уже к концу 1606 г. характерно, что имена значительной
части выборных дворян из южных и юго-западных «украинных» городов, перечисленных в боярском списке 1606 – 1607 гг., встречаем
среди московских осадных сидельцев 1608 – 1610 гг. (129 чел. из 372,
или около 35 %)45. Следует учитывать при этом, что часть выборных
дворян несла службу царю Василию вне столицы (в полках и городах), многие дворяне, записанные в боярском списке 1606 – 1607 гг.,
к началу пожалования вотчинами за московское осадное сидение
(весна 1610 г.) погибли в боях, умерли от ран, «изменили» царю
Василию и т. д.; кроме того, реконструированный нами состав московских осадных сидельцев не может претендовать на исчерпывающую полноту. У подавляющего большинства выборных дворян
юго-западных городов 1606 – 1607 гг. упоминаются родственники
среди московских осадных сидельцев.
Значительная часть южнорусских дворян, «осадных сидельцев» 1608 – 1610 гг., оставалась на Москве и после свержения Василия Шуйского. Многие из них попросту не могли вернуться в свои
прежние имения, разоренные от Смуты или розданные сторонникам лжедмитрия II. Кроме того, территории ряда западных и югозападных областей государства были заняты польско-литовскими
войсками. Оторванные от своих имений и родных мест, несшие
длительное время службу в столице, а не местную городовую службу, выходцы из южнорусского дворянства начинали активно втягиваться в общерусскую политическую борьбу.
Заметную активность дворянство западных и юго-западных
«городов» проявило в ходе переговоров об условиях избрания на мо-

сковский престол королевича Владислава. Сохранилась именная
роспись московским послам, отправленным под Смоленск к королю
Сигизмунду (сентябрь 1610 г.). Наиболее многочисленную группу
в составе участников этого посольства составляли «дворяне из городов» — всего 42 дворянина, являвшихся представителями 32 городовых дворянских организаций. Из перечисленных в росписи
дворян 32 «служилых городов» дворяне лишь 4 «городов» (Дмитрова, Ярославля, Костромы и галича) являлись представителями уездов Замосковного края, расположенных к северу и северо-востоку
от Москвы; дворяне из Рязани, тулы и Каширы представляли «служилые города» юга России, но особенно широко были представлены в росписи «города», расположенные к западу от столицы (Ржева
Володимерова, Зубцов, торопец, Бежецкий Верх, Старица, Вязьма,
Дорогобуж и Смоленск) и «города» Заокско-Брянского края (Брянск,
Козельск, Болхов, Мещовск, Белев, Серпейск, Алексин, таруса, Калуга, Воротынск, лихвин, Карачев, Орел, Мценск, Медынь). Кроме
того, для сопровождения посольства были отправлены отряды смолян (155 чел.), дорогобужан (90 чел.), старичан (7 чел.), рославцов
(6 чел.), серпян (37 чел.), брянчан (88 чел.)46. Активное участие дворянства западных и юго-западных «служилых городов» в переговорах, как заметил Б. Н. Флоря, было не случайным — дворяне этих
регионов были особенно заинтересованы в том, чтобы польская сторона взяла на себя обязательство вывести (согласно августовскому
договору 1610 г.) свои войска из западных уездов России и в то же
время направить свою армию против лжедмитрия II, все еще занимавшего определенную часть уездов на юго-западе страны47. Следует отметить, что имена большинства дворян юго-западных городов
(Брянско-Заокского края), участвовавших в посольстве под Смоленск в сентябре 1610 г., встречаются и среди московских осадных
сидельцев 1608 – 1610 гг. (11 из 17)48.
Впоследствии дворянство «служилых городов» юга России
приняло активное участие в земском освободительном движении
1611 – 1612 гг. Дворяне южных и юго-западных уездов были среди
первых, кто откликнулся на инициативу П. П. ляпунова создания
ополчения для освобождения Москвы. Помимо рязанцев к движению присоединились дворяне из Калуги, тулы, Михайлова, Коломны, северских и украинных «городов», а лишь затем — замосковные
«города»49. Вопреки распространенному мнению, после убийства
П. П. ляпунова (22 июля 1611 г.) Первое ополчение не распалось,
и значительная часть дворян продолжала оставаться в его составе.
Об этом наглядно может свидетельствовать сохранившийся список служилых людей полка Д. т. трубецкого, относящийся к ноябрю
1611 г.50 Наряду с московскими чинами здесь перечислены имена
дворян разных городов — всего 35 городовых дворян, представителей 13 «служилых городов», из которых лишь Ярославль и Романов
лежали к северо-востоку от Москвы, а основная их часть располага-

125
К ВОП РОС У
ОБ У Ч АС т И И
Д ВОРЯ НС т ВА
«У К РА И Н Н ы х
гОРОДОВ»
В СОБы т И Я х
СМУ ты

А. П. Павлов

126
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

лась к западу (Белая, Смоленск, Вязьма, Боровск), юго-западу (города Брянско-Заокского края — Алексин, Козельск, Медынь, Брянск,
Мещовск, лихвин) и югу (Рязань) от столицы. Среди перечисленных
в списке полка Д. т. трубецкого городовых дворян встречаем немало
имен бывших московских осадных сидельцев царя Василия Шуйского и, прежде всего, дворян заокских городов — Алексина, Козельска,
Медыни, Мещовска и лихвина (12 чел. из 17)51. таким образом, можно полагать, что дворяне юго-западного края в большинстве своем
влились в состав Первого ополчения именно из Москвы, а не из бывшего тушинского и Калужского лагерей лжедмитрия II.
Не менее активным было участие дворянства «украинных городов» во Втором ополчении. По сообщению «Нового летописца»,
вслед за смолянами, дорогобужанами и вязьмичами к нижегородскому ополчению стали присоединяться служилые люди других
городов: «Первое приидоша коломничи, потом резанцы, потом же
из Украинных городов многие люди и казаки и стрельцы, кои сидели на Москве при царе Василье»52. летописец, очевидно, не случайно
подчеркивает, что примкнувшие к земскому ополчению служилые
люди из «украинных городов» прежде находились в осаде на Москве
при царе Василии — как мы видели, именно дворяне этих «городов»
(и особенно «городов» Заокского края) составляли костяк московских осадных сидельцев 1608 – 1610 гг.53
После освобождения Москвы представители дворянства
«украинных городов» в числе первых откликнулись на призывы
земских властей и уже в конце 1612 г. прислали своих представителей для участия в избрании царя. так, новосильский сын боярский
«Буночко» Савельев с. Иваников, согласно его челобитной, прибыл
в Москву для «царского обиранья» к Рождеству христову, т. е. к 25
декабря 1612 г.54 «От Крещенья христова» (с 6 января 1613 г.) находился на Москве присланный для «царского обиранья» выборный
от г. Черни Нерон Замятнин (ерофеев) с. Клепиков55. Очевидно, вместе с ним прибыл в столицу и его брат Фома, также бывший на Москве «для царского обиранья»56. Известно, что Фома Клепиков сидел
при царе Василии на Москве в осаде57, а впоследствии служил в ополчениях — в августе 1612 г. он находится в Белевском уезде, где, согласно грамоте боярина князя Д. т. трубецкого (от руководства земского ополчения) и по грамоте белевского воеводы, отделял поместья
местным дворянам58. Многие южные и юго-западные дворяне пришли в Москву в составе земского ополчения. В отличие от дворян замосковных «городов», разъехавшихся после завершения земской службы в свои поместья, многие дворяне западных и юго-западных уездов
продолжали оставаться на Москве, где жили подолгу, на протяжении
многих месяцев59. Зачастую им было просто некуда уезжать — оставленные ими много лет назад поместья были запустошены, либо заняты другими лицами60, либо находились под польско-литовской оккупацией (или угрозой оккупации). Все это часто делало невозможным

возвращение западнорусских дворян в свои прежние имения. так,
мещовский дворянин Василий Васильев с. Оладьин сообщает о себе
в челобитной царю Михаилу в марте 1613 г.: «…И пришел, государь,
я, холоп твой под Москву со князем Дмитреем Михайловичем Пожарским и с тех, государь, мест я, холоп твой и по ся места живу на твоей
царьской службе на Москве»61. В. В. Оладьин не мог оставить Москву
и вернуться в свой Мещовский уезд — известно, что Мещовск в начале 1613 г. был занят «литовскими людьми»62.
Являвшиеся наиболее мобильной и политически активной частью дворянства, в значительной своей части оторванные
от местной службы и связанные с московской службой дворяне
южных и юго-западных регионов вполне закономерно приняли
активное участие в деятельности избирательного Земского собора
1613 г. Из 39 городов, от которых подписали соборную утвержденную грамоту 1613 г. представители уездного дворянства, большинство (23 города) составляли города южной и юго-западной «украины» 63. Можно отметить, что из 65 уездных дворян, имена которых
значатся в подписях утвержденной грамоты, 25 чел. (38,5 %) упоминаются в числе московских осадных сидельцев царя Василия
Шуйского 64 и около 10 чел. — как участники земских ополчений65;
подавляющее большинство этих лиц являлись выходцами из южных «украинных» и заокских городов. Подписи под утвержденной
грамотой не дают, правда, полного представления о составе участников февральских заседаний Земского собора, в ходе которых
был избран на царство Михаил Федорович Романов; эти подписи
собирались в мае — июне 1613 г., когда многие участники избирательного собора уже покинули Москву. Однако преобладание
на соборе дворянства южных и западных «городов» прослеживается и по другим, более ранним источникам. л. М. Сухотиным
и П. г. любомировым приведены имена 15 участников Земского
собора (в том числе 9 дворян), которые отсутствуют в подписях
утвержденной грамоты66 , но среди них мы не видим представителей новых городов по сравнению с подписями утвержденной
грамоты. Представители западных и юго-западных уездов доминируют среди подписавших грамоты от Земского собора на Двину и в Пошехонье 25 февраля 1613 г.67 Преобладание среди дворян,
участников Земского собора, представителей дворянства южных
«украинных городов», а также дворянства западных областей страны не могло не наложить отпечаток на его деятельность. Дворяне
западных и юго-западных уездов, находившихся под оккупацией
польско-литовскими войсками или под угрозой оккупации, были
кровно заинтересованы в восстановлении целостности государства. Не случайно, как свидетельствуют шведские источники, значительная часть дворян на соборе поддерживала политическую
линию земского руководства (и прежде всего Д. М. Пожарского)
на заключение антипольского союза со Швецией путем избра-

127
К ВОП РОС У
ОБ У Ч АС т И И
Д ВОРЯ НС т ВА
«У К РА И Н Н ы х
гОРОДОВ»
В СОБы т И Я х
СМУ ты

А. П. Павлов

128
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

ния на русский престол шведского принца68 . Об этих мотивах,
склонявших русских дворян («бояр», по шведской терминологии)
к избранию Карла Филиппа, прямо сообщает шведский посланник
георг Брюнно: «…они (участники собора. — А. П.) больше озабочены тем, чтобы получить такого великого князя…, который мог бы
помочь восстановить их стесненное отечество, привести его снова
к покою и к единству» 69.
таким образом, дворянство южных и юго-западных «украинных» городов, принявшее в разной степени участие в антиправительственных выступлениях в начальный период Смуты, довольно
скоро (к концу 1606 г.) отошло от повстанческого движения. Подвергшиеся грабежам и насилиям со стороны повстанцев, утратившие значительную часть своих имений в результате тушинских
раздач и польско-литовской интервенции, дворяне юго-западного края на всех последующих этапах Смуты выступали в качестве
одной из ведущих политических сил в борьбе за восстановление
традиционного общественно-политического строя и сохранение
территориальной целостности страны. Эта общая политическая
позиция «украинного» дворянства, несмотря на службы отдельных дворян лжедмитрию II и королю Сигизмунду70, прослеживается весьма отчетливо.
Службы дворян «украинных городов» в Смутное время
не остались не отмеченными правительством царя Михаила Романова. Многие городовые дворяне, активно проявившие себя в событиях начала XVII в., были пожалованы в московские дворяне.
При этом наиболее интенсивно состав столичного дворянства пополнялся представителями южных и юго-западных «украинных
городов». За период с 1613 по 1626 г. мы имеем сведения о пожаловании в «московский список» около 350 (351) выходцев из городового дворянства. Самую многочисленную группу среди них, 137 чел.,
или почти 40 (39)%, составляли дворяне южных (всего 49 чел.)71
и особенно юго-западных «Заокских» «городов» (всего 88 чел.)72.
Из западных областей (городов Смоленской земли) в московские
дворяне был пожалован 61 чел., из северо-западного региона — 27
чел., из поволжских городов — 14 чел. лишь третью часть всех уездных дворян, пожалованных в московские дворяне (121 чел. из 351,
или 34,5 %), составляли дворяне замосковных «городов»; из них
лишь немногим более половины (67 чел.) происходили из «городов»,
лежавших к северо-востоку от Москвы73, остальные же являлись
выходцами из западных74 и южных75 «городов» Замосковного края.
Замосковные служилые «города» в послесмутное время утрачивают свое традиционное значение главной базы пополнения состава
государева двора. Основную часть пожалованных в «московский
список» в первое десятилетие царствования Михаила Романова составили дворяне окраинных областей государства и, прежде всего,
дворянство южной и юго-западной «украины». Некоторые выход-

цы из юго-западного дворянства пробились впоследствии в высшие
эшелоны власти — мещовские дворяне Стрешневы, болховичи Милославские, алексинцы хитрово и др.

129
К ВОП РОС У
ОБ У Ч АС т И И

1

2

Кулакова И. П. Восстание 1606 г. в Москве и воцарение Василия Шуйского //
Социально-экономические и политические проблемы истории народов СССР. М.,
1985. С. 49; ПСРл. т. 34. М., 1978. С. 244; Народное движение в России в эпоху
Смуты начала XVII века. 1601 – 1608. Сборник документов. М., 2003. С. 122, 126.
Известно, что этот документ погиб во время московского пожара 1626 г. (Указная
книга Поместного приказа // Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции. М., 1889. Кн. 5. Отд. II. С. 61). — Новые
данные об обстоятельствах составления осадного списка и практике пожалования
вотчин за осадное сидение в 1610 г. см.: Акты служилых землевладельцев XV —
начала XVII века. т. III. М., 2002. № 563. С. 493; Флоря Б. Н. Польско-литовская
интервенция в России и русское общество. М., 2005. С. 176; Козляков В. Н. Смута
в России. XVII век. М., 2007. С 287 – 288, 473 – 474.

3

Писцовые книги сохранились по подавляющему большинству уездов страны. Утрачены писцовые описания лишь некоторых городов Казанского края, Курска, Вязьмы, а также «вотчинные книги» Псковского уезда. При этом писцы, как правило,
стремились дать полные и точные сведения о характере и происхождении вотчин.
Четкие указания на характер вотчины и пожалования отсутствуют лишь в писцовых
книгах Белгородского, Воронежского, Зубцовского и Казанского уездов; по Болховскому, Крапивенскому и темниковскому уездов сохранились только платежницы
с писцовых книг, которые не содержат сведений о характере и происхождении
вотчин. хотя валовые описания уездов 20-х, 30-х и 40-х гг. отстоят от начала пожалования выслуженными вотчинами в 1610 г. в среднем примерно лет на двадцать
и определенная потеря информации в писцовых книгах неизбежна (за это время
могли произойти смерть владельцев, переходы вотчин в монастыри, в чужой род
и т. д.), в целом писцовые книги в совокупности с данными книг Печатного приказа,
актов и других источников дают достаточно репрезентативный материал для изучения персонального состава лиц, сидевших в 1608–1610 гг. в осаде на Москве
и получивших вотчины «за царя Васильево московское осадное сидение».

4

Памятники истории Восточной европы. Источники XV – XVII вв. т. VIII. Осадный
список 1618 г. / сост. Ю. В. Анхимюк, А. П. Павлов. Москва — Варшава, 2009 (далее — Осадный список 1618 г.). Приложения IV, VII. С. 386 – 506, 534 – 545. — Об использованных нами писцовых книгах и книгах Печатного приказа см.: там же.
Предисловие. С. 14 – 16, 19 – 21.

5

Достаточно определенно можно судить о чиновном положении лиц, принадлежавших к верхнему слою служилого сословия (о членах государева двора — думных
и московских чинах, дьяках, а также выборных городовых дворянах). Писцовые
книги, как правило, дают указания на принадлежность «сидельцев» к другим
служилым чинам и социально-этническим группам — к различного рода дворцовым служителям (конюхам, сытникам, ключникам и т. д.), подьячим, служилым
иноземцам, служилым татарам, новокрещенам и т. д. Бóльшие сложности вызывает установление чиновного положения и принадлежности к определенным
служилым корпорациям основной массы «осадных сидельцев» — уездных детей
боярских. Указания на принадлежность служилого человека к той или иной
уездной корпорации («мецнянин», «чернянин», «алексинец» и т. д.) в писцовых
книгах содержатся далеко не всегда. К сожалению, десятни первой трети XVII в.
по большинству уездов еще не введены в научный оборот, и их материалы остаются для нас недоступными. В силу этого в ряде случаев приходится определять принадлежность служилого человека к тому или иному «городу» на основании того
уезда, где он получил выслуженную вотчину, с учетом данных о наличии в этом
уезде земельных владений и принадлежности к местной служилой корпорации
его сородичей. Данный подход может быть оправдан тем обстоятельством, что,
по данным писцовых книг и книг Печатного приказа, подавляющее большинство вотчин, пожалованных уездным дворянам за московское осадное сидение
при царе Василии (1404 из 1612, или 87 %), располагалось в южных и западных
уездах страны. трудно допустить сколько-нибудь значительные земельные

Д ВОРЯ НС т ВА
«У К РА И Н Н ы х
гОРОДОВ»
В СОБы т И Я х
СМУ ты

А. П. Павлов

пожалования в этих разоренных от Смуты регионах дворян — выходцев из других
областей. В годы царствования Михаила Федоровича, напротив, практиковалось
наделение дворян разоренных западных и южных уездов землей в более благополучных районах северо-востока страны.

130

6

10 думных людей и высших придворных, 52 стольника, 43 стряпчих, 100 дворян
московских, 3 головы стрелецких, 106 жильцов.

II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

7

Владимирцев 12 чел., галичан 24 чел., дмитровцев — 26, костромичей — 10,
луховцев — 3, переславцев — 10, пошехонцев — 1, романовцев — 6, ростовцев —
2, суздальцев — 16, угличан — 5, устюженцев — 1, шуян — 1, из Юрьева-Польского — 2, ярославцев — 25 человек.

8

Из твери 30 чел., Бежецкого Верха — 10, Зубцова — 21, Кашина — 18, Клина — 2,
Ржевы Володимеровой — 35, Старицы — 19, торжка — 4 чел.

9

7 нижегородцев, 5 арзамасцев, 8 курмышан, 3 мещерянина, а также трое казанских и двое свияжских жильцов.

10

За нижегородское и чебоксарское «осадные сидения» и «балчиковскую службу»
(Павлов А. П. Выборное нижегородское дворянство в первой половине XVII в.
// Мининские чтения: труды участников международной научной конференции. Нижегородский государственный университет им. Н. И. лобачевского
(24 – 25 октября 2008 г.). Н. Новгород, 2010. С. 423 – 424; Осадный список 1618 г.
Приложение V. С. 507 – 520).

11

10 новгородских помещиков, 6 великолуцких, 1 невельский, 5 пусторжевских,
1 холмский.

12

12 смолян, 3 вязмичей, 7 дорогобужан, 2 торопчанина.

13

Определенная потеря информации о смолянах — московских осадных сидельцах связана с тем, что города Смоленской земли (Смоленск, Дорогобуж и др.)
по Деулинскому перемирию отошли к Речи Посполитой. Известны грамоты
царя Василия Шуйского о пожаловании смолянам вотчин за московское осадное
сидение на территории Смоленского уезда (Флоря Б. Н. Польско-литовская интервенция в России и русское общество… С. 176; Антонов А. В. Частные архивы
русских феодалов XV — начала XVII века // Русский дипломатарий. М., 2002. Вып.
8. № 186, 1456, 2583, 2808). Не сохранились писцовые книги первой трети XVII в.
Вяземского уезда, остававшегося за Русским государством.

14

туляне — 113 чел., веневичи — 3, епифанцы — 1, соловляне — 20.

15

Рязанцев — 211 чел., в том числе 4 чел. ряжских помещиков, а также муромцев —
2 чел.

16

По Болховскому уезда сохранились только дозорная книга 1619 –16 20 гг. и платежница с писцовых книг 1628 – 1629 гг. (РгАДА. Ф. 1209. Кн. 13; кн. 409. л. 724 – 756),
которые не дают полного представления о характере и происхождении вотчин.

17

Попов А. Изборник славянских и русских сочинений и статей, внесенных в хронографы русской редакции. М., 1869. С. 342.

18

Народное движение в России в эпоху Смуты начала XVII века… С. 122, 126.

19

Ср.: Скрынников Р. Г. Смута в России в начале XVII в.: Иван Болотников. л., 1988.
С. 133.

20

Народное движение в России в эпоху Смуты начала XVII века… № 39. С. 132 – 156.

21

Архив СПбИИ РАН. К. 115. № 257. — Сборник на 161 листе, в четверку. Представляет собой конволют, состоящий из нескольких тетрадей разного происхождения. Написан скорописью второй половины XVII в. разными почерками,
на разной бумаге. Сигнатура XVII в. (нижняя), не единая, прослеживается
не по всем тетрадям (нижние края ряда листов обрезаны): номера тетрадей 5-й,
6-й, 7-й, 8-й, 9-й и 10-й стоят соответственно на листах 8, 16, 24. 32, 40 и 48;
на л. 82 стоит номер тетради 2, на л. 90 — № 3, на л. 100 — № 4; на л. 139 — № 2,
на л. 147 — № 3, на л. 155 — № 1. Переплет поздний (предположительно, второй
половины XVIII в.), картон, обтянутый кожей. По филиграням, сборник можно датировать последней четвертью XVII в. (скорее всего, 1680 – 1690-ми гг.).
На начальных (л. 1 – 51) и последних (л. 139 – 161) листах водяной знак — голова
шута, семизубцовая IV типа (по Клепикову) с контрамаркой «PVL» (лигатура),
типа — Дианова. «голова шута», № 632 — 1695 – 1699 гг. (Дианова Т. В. Филиграни
XVII – XVII вв. «голова шута». Каталог. М., 1997); ср. также: Дианова-Костюхина,
№ 496 – 498 — 1679, 1689, 1690, 1691 гг. (Дианова Т. В., Костюхина Л. М. Филиграни XVII в. по рукописным источникам гИМ. Каталог. 2-е изд. М., 1988). На листах

52 – 64 — голова шута пятизубцовая с искаженными сзади зубцами воротника;
точных аналогов в альбомах не найдено. На л. 65 – 73 — «шут в каске» с контрамаркой IBEAVFORT искаженной формы в рамке, типа — Дианова. «голова шута»,
№ 542 — 1676 г., ср. также: № 540 — 1679 г. и № 544 — 1680 г. На лл. 74 – 100 — голова шута семизубцовая, типа — Дианова-Костюхина № 476 — 1685 – 1686 гг.,
№ 471 — 1679 г. На лл. 101 – 126 — лилия на щите под короной с одним ободом,
контрамарка в корешке переплета плохо просматривается, типа — Дианова-Костюхина № 926 — 1671 г. На л. 127 – 138 — три круга под короной, типа — Дианова-Костюхина, № 603 — 1677 г. Содержание сборника: текст титулярника (л. 1 – 51
об.; л. 49 – 51 — чистые), Список стрелецких голов и сотников и «список 100-го
(1591 / 92) году» детей боярских и других служилых людей (л. 52 – 64 об.), разряд
свадьбы царя Алексея Михайловича с М. И. Милославской (л. 65 – 73 об.), текст
боярского списка 1606 –16 06 гг. (л. 75 – 100; на л. 100 об. — «роспись городам»,
или перечень городов, по которым служили упомянутые в боярском списке дворяне выборного чина), список тысячной книги 1550 г. (л. 101 – 136 об. — не учтен
в публикации А. А. Зимина 1950 г.; л. 137 – 138 — чистые), поэтическое сочинение
(вирши) «Божественного всякого писанья православным добрым читателям снискание» (л. 139 – 154 об.), «Описание христианских государств гербов, по том же
и столицам коюждо до которой разстояние…» (л. 155 – 157 об.), «Описание столиц
славных государств и нарочитых городов и знатных островов…» (л. 158 – 161 об.;
доведено до буквы М). Окончание сборника утрачено. На чистом листе 74 (перед
л. 75, на котором списан текст боярского списка 1606 – 1607 гг.) содержатся записи: «Список выбору, сыскан на Казенном дворе во 115-м году» и «Сие тетрати
стольника Алексея елизарьевича елизарова списаны ево рукою». А. е. елизаров
был пожалован в стольники 29 июня 1682 г. (РгАДА. Ф. 210. Боярские списки.
№ 21. л. 82 об. — Эти сведения любезно сообщил нам П. В. Седов. В боярском списке 1706 г. над именем А. е. елизарова стоит помета «Для ево слепоты в четверть
писать не велено» (Захаров А. В. государев двор Петра I. Челябинск, 2009. С. 324).
Следовательно, написание блока конволюта, содержащего тетради с текстом
боярского списка 1606 – 1607 гг., относится ко времени не ранее 1682 г.
22

Народное движение в России в эпоху Смуты начала XVII века… С. 137.

23

Белокуров С. А. Разрядные записи за Смутное время (7113 – 7121 гг.). М., 1907.
С. 10; Скрынников Р. Г. Смута в России в начале XVII в.: Иван Болотников…
С. 142 – 143.

24

Скрынников Р. Г. Смута в России в начале XVII в.: Иван Болотников… С. 165.

25

По наблюдениям А. л. Станиславского (над материалами сохранившихся подлинных столбцов боярского списка 1606 / 07 г.), последние пометы боярского
списка относятся к марту 1607 г., а в мае этого года боярский список уже не использовался (Станиславский А. Л. труды по истории государева двора в России
XVI – XVII веков. М., 2004. С. 63). Это наблюдение подтверждается и данными
рассматриваемой нами копии боярского списка 1606 – 1607 гг. — рязанский дворянин П. П. ляпунов упоминается здесь с окладом в 700 четв. (Народное движение
в России в эпоху Смуты начала XVII века. С. 144; Архив СПбИИ РАН. К. 115. № 257.
л. 87 об.), но в ввозной грамоте П. П. ляпунову с сыном Владимиром на село Исады Рязанского уезда от 11 марта 1607 г. упомянут его оклад уже 800 четв. (Акты
служилых землевладельцев XV — начала XVII века. М., 1998. т. 2. № 254. С. 230).

26

Над именами выборных дворян, перечисленных в боярском списке, не встречаем
помет о нахождении их в «измене». единственным исключением является помета
возле имени алексинского дворянина григория Александровича Кологривова
«В ызмене» (Народное движение в России в эпоху Смуты начала XVII века…
С. 147). Известно, что во время похода царя Василия Шуйского к туле на пути
его войск стоял мятежный город Алексин, который оборонял вместе «с ворами»
воевода лаврентий Александрович Кологривов, родной брат г. А. Кологривова
(Смирнов И. И. Восстание Болотникова. 1606 – 1607. М., 1951. С. 172, 343). В боярском списке 1606 – 1607 гг. среди выборных по Коломне отсутствует имя «литвина»
Самойлы Ивановича Кохановского, выборного дворянина по Коломне с высоким
поместным окладом в 700 четв. в боярском списке 1602 – 1603 г., а впоследствии
одного из активных участников повстанческого движения против царя Василия
(Боярские списки последней четверти XVI — начала XVII в. и роспись русского
войска 1604 г. М., 1979. Ч. 1. С. 219. — О С. И. Кохановском см.: Смирнов И. И. Восстание Болотникова… С. 508 – 509; Скрынников Р. Г. Смута в России в начале
XVII в.: Иван Болотников… С. 109 – 110). В боярский список не были включены
имена и некоторых других «изменников». так, в числе выборных по Брянску
здесь отсутствует имя Афанасия Андреевича тютчева, который упоминается

131
К ВОП РОС У
ОБ У Ч АС т И И
Д ВОРЯ НС т ВА
«У К РА И Н Н ы х
гОРОДОВ»
В СОБы т И Я х
СМУ ты

как выборный дворянин по Брянску в боярском списке 1602 – 1603 гг. Известно,
что он служил лжедмитрию II (Тюменцев И. О. Смутное время в России начала
XVII столетия: Движение лжедмитрия II. М., 2008. С. 622), но, вероятно, изменил
царю Василию Шуйскому еще раньше. Однако, по всей вероятности, в «изменах» в 1606 – 1607 гг. находилась лишь незначительная часть дворян выборного
чина. Большая часть имен выборных дворян, упомянутых в боярском списке
1602 – 1603 гг. и росписи русского войска 1604 г., значится и в боярском списке
1606 – 1607 гг. по перечисленным здесь 36 «служилым городам».

132
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

27

Скрынников Р. Г. Смута в России в начале XVII в.: Иван Болотников… С. 133.

28

См.: Корецкий В. И. Формирование крепостного права и первая крестьянская
война в России. М., 1975. С. 268 – 270; Народное движение в России в эпоху Смуты
начала XVII века… № 76, 91, 92, 96, 162, 169, 191, 197, 202, 203, 205, 208. С. 196,
209, 210, 214, 305, 312, 331, 336, 345, 346, 347, 350. — В челобитных служилых
людей с упоминаниями о службах при царе Василии выделялась первая осада
Москвы, «как приходил под Москву Ивашко Болотников» (осень — начало декабря
1606 г.) и другая осада Москвы от тушинцев в 1608 – 1610 гг. (Народное движение
в России в эпоху Смуты начала XVII века… С. 209, 316. 330, 336).

29

Народное движение в России в эпоху Смуты начала XVII века… С. 116, 119.

30

Тюменцев И. О. Смутное время в России начала XVII столетия: Движение лжедмитрия II… С. 282 – 327.

31

Одной из причин перехода дворянской верхушки (дворян выборного чина)
из повстанческого в правительственный лагерь являлось наличие у них на Москве родственников и земляков. Известно, что переходу ляпуновых с рязанцами
в царский стан 15 ноября предшествовали их тайные переговоры со своими
земляками Измайловыми, активными сторонниками царя Василия Шуйского
(Скрынников Р. Г. Смута в России в начале XVII в.: Иван Болотников… С. 122).
У ряда дворян, представителей южных «городов» на Москве в осаде находились
сыновья, служившие в чине жильца, и другие родственники. так, сыновья выборного дворянина по лихвину Федора Ивановича Сомова и выборного дворянина
по Малоярославцу Владимира Константиновича Поливанова жильцы Иван
Федорович Сомов и Кочева Владимирович Поливанов были участниками обороны
Москвы во время ее осады войсками Болотникова (Народное движение в России
в эпоху Смуты начала XVII века… С. 149, 153, 230, 235). Выборными дворянами
по Козельску были родные братья служившего царю Василию на Москве в 1606 г.
думного дьяка григория григорьевича желябужского — Федор Большой и Федор
Меньшой григорьевичи желябужские (Народное движение в России в эпоху Смуты начала XVII века… С. 152).

32

Народное движение в России в эпоху Смуты начала XVII века… С. 116. — Несколько позднее, после разгрома Болотникова под Москвой, в Серпейск, Мосальск и Мещовск были посланы князь Андрей Андреевич хованский и елизарий Данилович
Бартенев (выборный дворянин по Серпейску) уже официально привести ко кресту
местных дворян и детей боярских «и всяких людей» (там же. С. 228).

33

Народное движение в России в эпоху Смуты начала XVII века… № 38. С. 131 – 132.

34

Скрынников Р. Г. Смута в России в начале XVII в.: Иван Болотников… С. 224 – 225.

35

Скрынников Р. Г. Смута в России в начале XVII в.: Иван Болотников… С. 156.

36

Зенченко М. Ю. Южное российское порубежье в конце XVI — начале XVII в.: Опыт
государственного строительства. М., 2008. С. 151 – 152.

37

ПСРл. М., 1965. т. 14. С. 74; Народное движение в России в эпоху Смуты начала
XVII века… С. 214, 219, 220, 301, 329, 333, 357, 358 и др.; Скрынников Р. Г. Смута
в России в начале XVII в.: Иван Болотников… С. 220 – 221, 225.

38

Народное движение в России в эпоху Смуты начала XVII века… С. 161; Смирнов И. И. Восстание Болотникова… С. 500.

39

Смирнов И. И. Восстание Болотникова… С. 402 – 403.

40

Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографическою экспедициею имп. Академии наук. СПб., 1836. т. 2. С. 169; Скрынников Р. Г. Смута в России в начале XVII в.: Иван Болотников… С. 227.

41

Тюменцев И. О. Смутное время в России начала XVII столетия: Движение лжедмитрия II… С. 169 – 205.

42

Тюменцев И. О. Смутное время в России начала XVII столетия: Движение лжедмитрия II… С. 221 – 236. — едва ли можно трактовать разрядную запись: «того же

лета (1607 г.) под осень назвался в Стародубе иной вор царевичем Дмитрием…
а Северские и Украинные городы опять отложились» (Белокуров С. А. Разрядные
записи за Смутное время. С. 13) как свидетельство перехода дворянства южных
и юго-западных «городов» из правительственного лагеря на сторону лжедмитрия II. Прямых указаний на это в разрядной записи не содержится. Скорее всего,
речь здесь идет о переходе на сторону самозванца нижних слоев населения украинных и северских городов, что подтверждается показаниями других источников.

133
К ВОП РОС У

43

ПСРл т. 14. С. 79.

44

там же.

Д ВОРЯ НС т ВА

45

Из 36 выборных дворян по Коломне среди московских осадных сидельцев встречаем имена 8 чел., из 23 выборных по Рязани — 8 чел., из 40 выборных по Кашире — 8 чел., из 5 выборных по тарусе — 5 чел., из 22 выборных по туле — 9 чел.,
из 29 выборных по Алексину — 9 чел., из 1 выборного из Одоева — 1 чел., из 19
выборных по Калуге — 9 чел., из 18 выборных по Воротынску — 10 чел., из 18
выборных по Белеву — 7 чел., из 13 выборных по лихвину — 7 чел., из 5 выборных
по Перемышлю — 1 чел., из 23 выборных по Серпейску — 7 чел., из 31 выборного
по Мещовску — 8 чел., из 36 выборных по Козельску — 16 чел., из 10 выборных по Болхову — 5 чел., из 4 выборных по Карачеву — 1 чел., из 10 выборных
по Брянску — 1 чел., из 28 выборных по Медыни 6 чел.

«У К РА И Н Н ы х

46

Акты, относящиеся к истории Западной России, собранные и изданные Археографической комиссией. СПб., 1851. Ч. IV. С. 318 – 319; Флоря Б. Н. Польско-литовская
интервенция в России и русское общество… С. 227 – 230.

47

Флоря Б. Н. Польско-литовская интервенция в России и русское общество…
С. 228 – 229.

48

Козельский дворянин Василий Иванов с. Павлов, брянские дворяне Василий
Салтанов с. толбузин, и Федор Парфеньев, болховский дворянин тимофей Андреев с. хитрой, мещовский дворянин Илья Васильев с. Беклемишев, белевский
дворянин Яков Александров с. Юшков, тарусский дворянин тимофей Васильевич
Исканский, медынский дворянин Михаил Михайлов с. трусов, орловский дворянин Богдан Осипов с. Веденьев и, вероятно, воротынец Федор Меньшого с. Матов
и лихвинец Федор Иванов с. Сомов.

49

Козляков В. Н. Служилый «город» Московского государства XVII века (от Смуты
до Соборного уложения). Ярославль, 2000. С. 51.

50

Акты Московского государства. СПб., 1890. т. I. № 45. С. 78 – 82.

51

Алексинцы Василий Семенов с. хитрово и Иван Дмитриев с. Кологривов (?);
козличи григорий Иванов с. горихвостов, Иван Иванов с. хлопов, Борис Семенов
с. Дворянинов, Семен Семенов с. Панин; медынцы тимофей григорьев с. Поливанов и Константин Давыдов с. Полтев; мещовцы Меньшой Афанасьев с. Стрешнев,
Петр Никитин с. Засецкий (?), Василий Иванов с. Острогубов (?); лихвинец Осип
Алексеев с. Ртищев.

52

ПСРл. т. 14. С. 117.

53

В составе участников земского ополчения дворяне южных и юго-западных
«украинных городов» занимали свое особое место. так, среди членов посольства,
отправленного из Ярославля от «Совета всея земли» в Новгород в апреле 1612 г.,
упоминаются представители от рязанских «городов» и Коломны рязанец Никита
Варфоломеевич Маслов и коломнитин Степан Данилович Найнаров, а от «всех
украинных городов» медынец логин Дмитриевич Мелентьев (Действия Нижегородской ученой архивной комиссии. Н. Новгород, 1912. т. XI. С. 249 – 255).

54

Сухотин Л. М. Первые месяцы царствования Михаила Федоровича (Столбцы
Печатного приказа). М., 1915. С. 101.

55

там же. С. 97.

56

там же. С. 173.

57

Осадный список 1618 г. С. 433.

58

Акты служилых землевладельцев XV — начала XVII века. т. III. № 20. С. 18 – 19.

59

Например, тульские дворяне Фендрик Дьяков и Юрий Иевлев и Степан Княжегорский, мценский дворянин Андрей Чортов (Любомиров П. Г. Очерки истории
Нижегородского ополчения 1611 – 1613 гг. М., 1939. С. 268). В отписке царю
Михаилу из Москвы от Боярской думы от апреля 1613 г. упомянуты дворяне
и дети боярские, «которые жили на Москве за своими делы, туляне, серпуховичи,
алексинцы» (Дворцовые разряды (далее — ДР). СПб., 1850. т. I. Стлб. 1127). Среди

ОБ У Ч АС т И И

гОРОДОВ»
В СОБы т И Я х
СМУ ты

дворян, подававших челобитные об освобождении от уплаты печатных пошлин
на протяжении 1613 г., т. е. находившихся в этот период в столице, решительно
доминировали представители южных и западных «служилых городов» (Сухотин Л. М. Первые месяцы… С. 31 – 202).

134
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

60

Некоторые западнорусские дворяне еще в ополчениях получили взамен своих опустошенных или утраченных имений поместья в других городах, и это обстоятельство также не могло стимулировать их возвращение на свои прежние места.

61

Сухотин Л. М. Первые месяцы… С. 43 – 44. — В публикации его фамилия показана
как непрочитанная («О….ин»). Имя мещовского дворянина Василия Васильева с. Оладьина встречается в приходо-расходной книге Разрядного приказа
1614 – 1615 гг. (Русская историческая библиотека. М., 1912. т. 28. С. 386).

62

Сухотин Л. М. Первые месяцы… С. 46, 56.

63

Это города южной окраины Замосковного края (Серпухов, Коломна), города
Рязанской земли (Рязань, Шацк), тульского края (тула, Солова), «Дикого поля»
(Белгород, Курск, ливны, Оскол), Северской земли (Рыльск), Брянско-Заокского
края (Алексин, Брянск, Калуга, Козельск, Малоярославец, Мещовск, Мценск,
Новосиль, Одолев, Перемышль, Серпейск, Чернь). — см.: Утверженная грамота
об избрании на Московское государство Михаила Федоровича Романова / предисл.
С. А. Белокурова. М., 1906. С. 83 – 92.

64

Воин Иванов с. Бахтин (выборный из Брянска), Иван Кузьмин с. Бегичев (выборный из Калуги, вотчина перешла затем к его сыну Ивану), Иван Семенов с. Безобразов (выборный из Брянска), Семен Федоров с. глебов (выборный из Мещовска),
Роман Давыдов (выборный из твери), Федор Дементьев (выборный из Арзамаса),
Игнатий Дашков (выборный из Алексина), Константин Семенов с. Дурной (выборный из Малоярославца), Фендрик Федоров с. Дьяков (выборный из тулы),
Иван Змеев (выборный из Коломны), Ковыла Степанов с. Ивашкин (выборный
из тулы), Юрий Иевлев (выборный из тулы), Иван Кондырев (выборный из Калуги), Михаил Матвеев с. Остолопов (выборный из Вологды), Неупокой Писемский
(выборный из тулы), Федор Никифоров с. Полтев (выборный из Серпейска),
Смирной Порошин (выборный из Шацка), князь Иван (с. Семенов) Путятин (выборный из Арзамаса), Борис тютчев (выборный из Кашина), Софрон Мелентьев
с. тютчев (выборный из Брянска), Семен Ушаков (выборный из тулы), Андрей
хирин (выборный из Рязани), Андрей Васильев с. Чортов (выборный из Мценска),
Иван Иванов с. Щербачев (выборный из Козельска), Степан Михайлов с. Юшков
(выборный из Козельска).

65

Выборный от Калуги Иван (Кузьмин с.) Бегичев (ПСРл. т. 14. С. 122; Любомиров П. Г. Очерки… С. 184); Семен Федоров с. глебов (РгАДА. Ф. 210. Столбцы
Московского стола, № 13. л. 396; Сухотин Л. М. Четвертчики Смутного времени
(1604 – 1617 гг.). М., 1912. С. 256 – 257); возможно, тульский дворянин Фендрик
Федоров с. Дьяков (Кормленая книга Костромской чети 1613 – 1627 гг. // Русская
историческая библиотека. СПб., 1894. т. XV. Отд. II. С. 131); выборный из Шацка
Иван Ноздрунов с. Иванчин (Сухотин Л. М. Четвертчики… С. 81); выборный
от Калуги Иван гаврилов (Послов) с. Кондырев (ПСРл. т. 14. С. 122; Любомиров П. Г. Очерки… С. 184); возможно, соловлянин Роп Федоров с. Мясоедов
(Сухотин Л. М. Четвертчики… С. 110); рязанец Андрей хирин (Сухотин Л. М. Первые месяцы… С. 78); рязанец Василий Петров с. Чевкин (Акты Московского государства… т. I. С. 80); возможно, выборный из Мценска Андрей Васильев с. Чортов
(Сухотин Л. М. Четвертчики… С. 126); выборный из Коломны Михаил Федоров
с. Юренев (Кормленая книга Костромской чети 1613 – 1627 гг. … С. 68 – 69); выборный от Козельска Степан Михайлов с. Юшков (Сухотин Л. М. Четвертчики…
С. 316).

66

Станичные атаманы из г. Оскола Мезинка Стрельников, Ивашка горожанкин,
Костька Мишучстин, Ромашка Ряполов, Прокудка Нелюбов; оскольский сын боярский Михаил Осипов с. Бекетов; рязанский дворянин Алексей Никифоров с. Кондауров; старец из города Кадома Феодосий Протопопов; дети боярские из г. Черни
Нерон и Фома ерофеевы д. Клепиковы; сын боярский из Новосиля Буначко
Савельев с. Иваников; дети боярские из Белгорода третьяк Попов и григорий Найденов; поп Константин из Курска, соловлянин Афанасий лопатин, рязанец Андрей
хирин, протопоп Покровского собора из Брянска Алексей (Сухотин Л. М. Первые
месяцы… С. XV; Любомиров П. Г. Очерки… С. 179).

67

грамоты подписали выборные от Боровска, Вологды, Каширы, Мценска, Одоева,
Погорелова городища, Рязани, торжка, торопца, Устюжны железопольской.
Среди подписавших грамоты мы встречаем выборных от городов, отсутствующих

в подписях утвержденной грамоты, — Боровска, Каширы, Погорелого городища,
торопца; все эти города расположены к западу и юго-западу от столицы (Любомиров П. Г. Очерки… С. 305 – 306; Зимин А. А. Акты земского собора 1612 – 1613 гг. //
Записки отдела рукописей государственной библиотеки СССР им. В. И. ленина.
Вып. 19. М., 1957. С. 191).
68

О нежелании многих «бояр» избрать Михаила Федоровича и их склонности к избранию на царство шведского принца Карла Филиппа свидетельствуют донесения
шведских агентов и расспросные речи русских людей в Новгороде (Замятин Г. А.
К истории Земского собора 1613 г. // труды Воронежского государственного университета. т. III. Воронеж, 1926. Приложения. С. 71 – 73; Арсеньевские шведские
бумаги. 1611 – 1615 гг. // Сборник новгородского общества любителей древностей.
Вып. 5. Новгород, 1911. С. 21 – 33). Следует отметить при этом, что под «боярами»
здесь подразумевались не только думные бояре, но и служилые люди «по отечеству» вообще, в том числе и дворяне (дети боярские). — О поддержке кандидатуры шведского принца со стороны Д. М. Пожарского и, вероятно, Д. т. трубецкого
см.: Замятин Г. А. К истории Земского собора 1613 г. С. 10, 33 – 44. — Свидетельством популярности земских воевод среди значительной части дворян-участников
собора 1613 г. (прежде всего дворян, пришедших в Москву в составе ополчений
и остававшихся в столице в последующие месяцы) может служить челобитная
трубецкого и Пожарского, поданная царю Михаилу в апреле 1613 г. о дозволении
им встречать на Москве царя со своими особыми отрядами из бывших ополченцев, принимавших участие в освобождении столицы (ДР. т. I. Стлб. 1208).

69

Замятин Г. А. К истории Земского собора 1613 г. Приложения. С. 72.

70

См.: Тюменцев И. О. Смутное время в России начала XVII столетия: Движение
лжедмитрия II… С. 614 – 624.

71

16 из Рязани, 5 из Мещеры, 1 из Мурома, 9 из тулы, 7 из Коломны, 8 из Каширы,
1 из Серпухова, 2 из тарусы.

72

8 из Алексина, 8 из Белева, 3 из Болхова, 4 из Брянска, 4 из Воротынска, 7 из Калуги, 15 из Козельска, 4 из лихвина, 5 из Медыни, 17 из Мещовска, 13 из Серпейска.

73

Владимир, галич, Дмитров, Кострома, Переславль, Романов, Суздаль, ЮрьевПольский, Ярославль.

74

Боровск, Верея, Можайск, Руза и города бывшей тверской земли — Бежецкий
Верх, Зубцов, Кашин, Ржева Володимерова, Старица, тверь, торжок.

75

Коломна, Серпухов, Муром.

П. О. горбачев

ПОлИ т И ЧеСК А Я
ОРИ е Н тА Ц И Я
П. П. л ЯП У НОВА
В К О Н Ц е 16 0 7 —
СеРе ДИНе
16 0 9 г. Б О Р Ь Б А
С тУШИНЦАМИ
Н А т е РРИ тОРИ И
РЯЗА НСКОгО
К РА Я
Горбачев
Петр
Олегович,
кандидат
исторических
наук, доцент
Курской академии
государственной
и муниципальной
службы

е

ще не был завершен «тульский поход» царя Василия Шуйского,
как в пределах Московского государства объявился новый самозванец — лжедмитрий II. Это произошло в сентябре 1607 г. в Стародубе. По социальному составу его войско было очень схоже с армиями
Ивана Болотникова и Истомы Пашкова, с той лишь разницей, что дворян и детей боярских было значительно меньше, а иноземцев, прежде
всего поляков и литовцев, прибавилось, причем шляхта старалась
прибрать к рукам военное руководство походом. Вслед за падением
тулы и пленением Болотникова самозванец бежит поближе к польской границе, в Карачев, а оттуда исчезает неведомо куда. Но весть
о повторном воскрешении Димитрия опять облетела русские города.
Вновь, как и в 1604 г., общество раскололось, и во главе антиправительственного движения выступает Северская земля.
В Рязанском крае тоже было неспокойно. Однако возвращение
Прокопия ляпунова в Переяславль-Рязанский в ноябре 1607 г. привело к стабилизации положения. Даже появление в начале января
1608 г. лжедмитрия II в Орле мало сказалось на социально-политической обстановке в крае. Однако она значительно ухудшается с наступлением весны. Многие рязанские города выходят из-под контроля правительства и местной администрации, принимая сторону
самозванца. Правительственная ориентация П. П. ляпунова не позволяла ему сидеть сложа руки. В конце марта в Переяславле-Рязанском собрался большой отряд местных дворян и детей боярских
«всех статей», а также «лучших людей» из Арзамаса. Начальниками

ополчения являлась дворянская рать во главе с воеводами Переяславля-Рязанского Иваном хованским и П. П. ляпуновым, которая
двинулась на Пронск, где хозяйничали «воровские люди». Штурм
города не удался, к тому же Прокопий был тяжело ранен в ногу
«из города, из пищали». Ополчению пришлось отступить обратно
в Рязань. Ранение заставило П. П. ляпунова временно перепоручить
воеводские обязанности своему брату Захару1.
Неудачные действия Дмитрия Ивановича Шуйского против
отрядов лжедмитрия II побудили самого царя искать более широкой
поддержки в провинции, в частности, в Рязанском крае. 9 мая Василий Шуйский из Москвы отправил грамоту — наказ переяславльрязанским воеводам князю И. А. хованскому и П. П. ляпунову. В ней
говорится, что один из военачальников лжедмитрия II, Александр
лисовский, вместе с изменниками из Михайлова собирается овладеть Рязанью. Царь советует ополченцам скорее возвращаться в город «с великим береженьем», выставить караулы на круглосуточное
дежурство «в городе и на остроге», почаще посылать разведчиков
для добычи языков, а «вести о ворах к нам почасту». Заканчивается
грамота призывом к местному дворянству: «жен и детей своих от воров» оберегать и присылать «к Москве»2.
Сведения Василия Шуйского оказались верными. После 10 мая
лисовский появился в Михайлове, затем захватил Зарайск. Когда
весть об этом дошла до Рязани, то в поход вновь двинулось ополчение, состоящее из «ратных людей» — рязанцев и арзамасцев. Войско
возглавил Захар ляпунов. есть основания считать этот поступок актом самоуправства брата. Местопребывание Прокопия же в середине мая 1608 г. не вполне ясно. Он мог залечивать раны как в Переяславле-Рязанском, так и в Москве. Иван хованский возглавил поход
на михайловских изменников. Захар ляпунов, как отмечает летописец, «приидоша под Зарайской город не промыслом со пьяна»,
чем не преминул воспользоваться лисовский. Он вывел свои отряды за стены Зарайска и дал решительный бой дворянскому ополчению. Большинство рязанских людей попало в плен, остальные погибли. Печальная участь постигла арзамасскую рать. По-видимому,
она погибла полностью: «единых Арзамасцов убиша на том бою
триста человек». тщеславный лисовский, желая увековечить свой
«подвиг», приказал сложить трупы рязанцев и арзамасцев в одну
яму, а над ней насыпать огромный курган3. В это же время первый
рязанский воевода И. А. хованский предпринял попытку ликвидации другого очага антиправительственного движения. Однако
«Михайловцы ж, вышед из града, и от града отбиша». И. А. хованскому, имевшему, по всей видимости, немногочисленное войско, пришлось отступить к Переяславлю-Рязанскому4.
Здесь уместно выяснить последовательность событий первой
половины 1608 г., связанных с борьбой против тушинцев на территории Рязанского края, так как в исторической литературе по этому

137
ПОл И т И Ч еС К А Я
ОРИ е Н тА Ц И Я
П. П. л Я П У НОВА
В КОН Ц е 1607 —
Се Ре Д И Н е
1609 г. БОРЬБА
С тУШИНЦАМИ
Н А т е РРИ тОРИ И
РЯ ЗА НС КОгО
К РА Я

138
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

вопросу встречаются фактические ошибки. Например, С. Ф. Платонов пишет, что «хованский и Захар ляпунов явились выручать
Зарайск, лисовский нанес им жестокое поражение», при этом отсутствует даже примерная датировка событий, хотя очевидно,
что зарайский поход состоялся позднее пронского. Новейший исследователь Смуты В. И. лебедев относит бой под Зарайском с полковником лисовским к 30 марта 1608 г., причем рязанскими воеводами
называет Прокопия ляпунова и И. А. хованского5. Автор ссылается
на работу Н. М. Щеголькова «Исторические сведения о городе Арзамасе» (Арзамас,1911).
Можно по сохранившимся источникам наметить следующую
хронологию интересующих нас событий. Когда в конце марта закончилась весенняя распутица, рязанские воеводы И. А. хованский
и П. П. ляпунов двинулись на Пронск, присягнувший лжедмитрию II.
При осаде Прокопий был ранен и временно оставил пост воеводы.
Весь апрель поместное ополчение не решалось выступить против
изменников, хотя враг занимал город за городом. 9 мая Василий
Шуйский отправил наказ в Переяславль-Рязанский И. А. хованскому и П. П. ляпунову, предупреждая об исходящей от михайловцев
опасности и приглашая дворян и детей боярских перебраться временно в Москву.
Выздоравливающий, но еще не окрепший, Прокопий вместе
с семьями своих однополчан едет в столицу. Факт вынужденного
отъезда провинциального дворянства отметил летописец: «Дворяне ж и дети боярские слышаше такие настоящие беды, покиня
свои домы з женами и з детьми приидоша к Москве. те же дворяне и дети боярские видячи такую вражью прелесть побегоша все
от него к Москве. Царь же Василий их пожаловал» 6. тем временем, выполняя государев наказ, И. А. хованский двинулся на занятый лисовским Михайлов, но польский полковник, уклонившись
от встречи с воеводой, направил свои отряды к Зарайску. И. А. хованский не стал преследовать сподвижника лжедмитрия II, хотя,
по всей вероятности, имел сведения о его передислокации. На лисовского пошел Захар ляпунов, погубив под Зарайском вверенные
ему силы. И. А. хованский при осаде Михайлова ничего не добился
и был вынужден повернуть к Рязани, поспешив на защиту оставшегося без воеводы города. Реакция правительства последовала незамедлительно: «Царь же Василей князь Ивану хованскому повеле
быти к Москве, а в Переяславль посла на ево место князь Бориса
Михайловича лыкова да Прокофья ляпунова»7. Факт отставки рязанского воеводы с приглашением прибыть в столицу, а также слово «посла» в отношении Б. М. лыкова и П. П. ляпунова убедительно свидетельствуют о пребывании Прокопия после 10 мая 1608 г.
в Москве. Косвенное подтверждение тому мы находим в разрядной
книге редакции 1636 г., в записях за 1608 г. беспристрастно отмечен
факт участия воеводы в одной из придворных церемоний: «тово же

лета пожаловал царь Василей в окольничие князя Данила Ивановича Мезецкова, а сказывал окольничей Иван Большой Петрович
головин да думной дьяк Василей Янов», далее в сноске имеется
дополнение: «Булгаков да лепунов, головин сказывал окольничество Мезецкому» 8. Не исключено, что это дефектный текст, потому
что фамилиям не сопутствуют имена и отчества, а это в «разрядах»
почти не допускалось. К слову, это был не первый случай участия
рязанца в подобных делах. еще в начале года (2 февраля) он предлагал в Боярской думе на должность окольничего знатного рязанского помещика думного дворянина Артемия Васильевича Измайлова.
В тот же день «пожаловал государь в околничие Ортемия Васильева
сына Измайлова, а у скаски стоял думной дворянин Прокофей Петров сын лепунов» 9.
Вернувшись домой, Прокопий приступил к строительству городских оборонительных сооружений. Царь наделил его чрезвычайными полномочиями, которыми воевода пользовался очень широко.
так, у Спасского монастыря под осадные дворы была изъята огородная земля. Перестройке подвергся и Переяславль-Рязанский, особенно стены города. Бремя строительных работ всецело было возложено
на плечи чернослободцев. Посадские люди были заняты в принудительном порядке городскими и острожными работами, копали глубокие рвы, чинили старые и возводили новые городские башни «роскатные». ежегодно по тридцать горожан назначались П. П. ляпуновым
целовальниками, тогда как раньше на эту должность выбирались
люди «с сох, с монастырских вотчин и с поместий детей боярских».
И хотя целовальники, например, собирали подати и пошлины,
исполняли ряд судебных и полицейских обязанностей, рязанский
воевода не платил им ничего. Бесплатно работали чернослободцы
целовальниками и в городских банях. те же, кто получал аналогичную должность в кабаке или винокурне, занимались дополнительно и продажей вина, что также не гарантировало им заработка.
горожане по распоряжению Прокопия наладили производство боевых доспехов, в частности щитов, которые распределялись как среди местного служилого люда, так и доставлялись в Москву. Посадские же служили гребцами на судах, выполняли всевозможные
вспомогательные функции при перевозке грузов. Самым крепким
приходилось участвовать под знаменами поместного ополчения
в походах под Михайлов, Пронск, Коломну и Ряжск в 1609 г., пройдя, видимо, соответствующую подготовку. Большинство лошадей
из хозяйств чернослободцев было передано «под стрельцы и под казаки, и те лошади побиты и поиманы» в ходе боевых действий. горожане «запасы всякие на Прокофья делали и повозки возили, и на городе и на остроге его дворы караулили беспрестанно день и ночь.
И дрова на его дворы секали и кашу варивали и на вино солод дирали и вина курили в винокурнях во всю в 5 лет и дворы его ставили, и мосты мостили по улицами и пруды прудили». те рязанские

139
ПОл И т И Ч еС К А Я
ОРИ е Н тА Ц И Я
П. П. л Я П У НОВА
В КОН Ц е 1607 —
С е Ре Д И Н е
1609 г. БОРЬБА
С тУШИНЦАМИ
Н А т е РРИ тОРИ И
РЯ ЗА НС КОгО
К РА Я

П. О. горбачев

14 0
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

дворяне, которые не уехали переживать Смутное время в столицу,
разместились по указанию П. П. ляпунова по домам и дворам посадским. Вместе с ними временно перебрались в Рязань их жены и дети.
Мирного проживания не получилось. Постояльцы не церемонились
с хозяевами, часто избивая их. Утварь, в частности посуда, становилась собственностью дворянских семей. Дворы особо ретивых горожан сжигались. Дворцовые села Рязанского края поставляли оброк
не напрямую в Москву, а в житницы Переяславля-Рязанского. В городской таможенной избе «по Прокофьеву указу» распоряжались
«резанцы приказные люди Иван гагин да Несвой Обрывков». Они
ввели немало новых пошлин «мимо государеву указу своим самовольным указом». Размер старых государственных пошлин был увеличен в два-три раза. Нередко «струги у приезжих у торговых людей
отписывали для своей корысти». «Струговые отписки» между городами разнесли весть о небывалых налогах, установленных в Рязани.
В результате торговые люди стали искать другие рынки приобретения и сбыта продукции. Многие чернослободцы умирали от истощения. Самые отчаянные «розно розбрелися по иным городом,
а остались немногие людишки, и те наги, и боси и голодны». И в довершение у этих обездоленных были изъяты луга и пашни, которые
передавались стрельцам10.
6 октября 1608 г. Василий Шуйский предписал Прокопию ляпунову поскорее доставить в столицу хлебные запасы до наступления холодов: «Федор Шишкин Семен Собакин собирут с дворцовых
сел хлеб, мед и деньги выслать к Москве на крестьянских подводах.
хлеб привести в судех, вели суды изготовити, чтоб хлеб везти мочно,
(чтоб не подмочити и сверху дожжом не набило) не мешкая ни часу
(привози хлеб днем и ночью) до Коломны водяным путем, сухим путем». А далее следует самое интересное: «…детям боярским прикажи, чтоб крестьянам нигде (на судах) тесноты не чинили и у судов
за зсыпкою не держали, ничего у них не имали»11. Стало быть, в Москве знали о бесчинствах, творимых воеводой в отношении низших
слоев общества.
Необходимое количество хлеба доставили в столицу. Василий Шуйский был доволен, и уже 15 ноября на думного дворянина
была оформлена «ввозная» грамота на поместье — деревню Руднево
(Аргамаково) Рязанского уезда из дворцовых земель. За очередной
«дачей» Прокопию ляпунову последовали массовые пожалования
земель из дворцового фонда наиболее отличившимся служилым
людям Рязанского края12.
В очередной грамоте на имя воеводы, отправленной 24 ноября из стана на Волоцкой дороге, царь отмечает природный разум, храбрость, ставшую обычаем, добрые дела Прокопия, которых
«к нам числа нет». Он полностью доверяет ему: «А ты б всякие дела
делал, смотря по тамошней вере, как тебя Бог вразумит». Похвала
была подкреплена обещанием прислать в Рязань свинец и порох13.

такое расположение царя к рязанскому воеводе вовсе не случайно. Рейд лисовского по южным городам Московского государства удался на славу. Он сумел собрать воедино разрозненные отряды и шайки, ранее подчиненные Ивану Болотникову и «царевичу
Петру». После разгрома, учиненного под Зарайском, польский полковник уже с многотысячным войском повернул на Коломну. Он
овладел городом и стал продвигаться к столице, но поспешивший
ему навстречу боярин князь Иван Семенович Куракин сумел нанести сокрушительное поражение «ворам», вернул Коломну, где захватил большое количество артиллерии. Отныне этот маленький,
но хорошо укрепленный городок становится важным стратегическим пунктом, через который идет снабжение Москвы продовольствием из Рязанского края. В октябре 1608 г. тушинцы предприняли отчаянные попытки захватить Коломну с тем, чтобы замкнуть
кольцо блокады под столицей. Василий Шуйский направил против
них Дмитрия Михайловича Пожарского. В 30 верстах от города отряды самозванца были разбиты, и Москва получила хлеб из Рязани
до «заморозов»14.
Весной 1609 г. тушинцы предпринимают новый поход на Коломну. гетман Ян Сапега еще в январе попытался установить контакты с П. П. ляпуновым. Вместе с известным тушинцем Федором
Плещеевым он обратился к Прокопию и Василию Михайловичу Мосальскому «быть в совете, чтобы жить в мире и согласии». Но единственное, чего добился польский гетман, было освобождение
из плена и возвращение поляков и литовцев, захваченных до этого
казаками В. М. Мосальского и П. П. ляпунова. На дальнейшие контакты с врагом воеводы не пошли. Взять Коломну гетман Сапега
послал своих ротмистров Млоцкого, Бобровского, Николая Богуслава, а также боярина Салакова и атамана донских казаков Ю. Беззубцева. Они обложили крепость и занялись планомерной осадой.
Но на помощь коломничам подоспел Прокопий ляпунов. Это случилось 4 апреля. Начались многочисленные стычки, обескровившие
тушинцев, что позволило городу в очередной раз устоять. Коломенская дорога была блокирована, и, по словам летописца, «на Москве
бысть хлебная дороговь великая». Но уже летом блокада вокруг Москвы была прорвана царскими воеводами в других местах. Контроль
над Коломенским путем стал не актуальным, и в июле 1609 г. польские ротмистры сняли осаду, «Коломенская дорога от воров очистилася»15. В немалой степени заслуга в этом принадлежит Прокопию.
так, 27 мая Василий Шуйский в грамоте воеводе Ивану Салтыкову
приказывает идти вместе с боярином Ф. И. Шереметевым под стены троице-Сергиева монастыря для снятия осады, а прежде — объединиться под Коломной с ратью Прокопия ляпунова, который уже
получил царское указание выступать из Переяславля-Рязанского.
Надо полагать, воевода рязанский не спешил с походом, помня плачевный исход весеннего боя. Однако и затягивать с исполнением

141
ПОл И т И Ч еС К А Я
ОРИ е Н тА Ц И Я
П. П. л Я П У НОВА
В КОН Ц е 1607 —
Се Ре Д И Н е
1609 г. БОРЬБА
С тУШИНЦАМИ
Н А т е РРИ тОРИ И
РЯ ЗА НС КОгО
К РА Я

П. О. горбачев

14 2
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

приказа было невыгодно. 27 июня посланцы стоявшего под Коломной ротмистра Млоцкого к Яну Сапеге сообщили гетману о начавшемся продвижении из Рязани П. П. ляпунова. его интервенты ожидали «каждую минуту»16.
Верность царю Прокопий демонстрирует и в дальнейшем.
1 сентября на имя В. Шуйского была отправлена отписка, в которой
сообщалось о получении от приказчика Андрея и Петра Строгановых 500 рублей. Эти немалые деньги думный дворянин направил
в Москву в Большой Дворец17.
Конец лета и начало осени 1609 г. совпали на Рязанщине
с очередной вспышкой социально-политической борьбы. На сей
раз «заворовали» мужики сел Белоомут, ловес и любич. 29 августа П. П. ляпунов был вынужден послать «голову Арсенья Сумникова Измайлова да григория житова с сотнями стояти на Бел омут
для обереженья судового проходу». Однако эти сотни или не подоспели вовремя, или не справились с поставленной задачей — запасные судна боярина князя Ивана Ивановича Шуйского были уничтожены, а предварительно разграблены. 5 сентября «на прибавку»
к тем отрядам был послан стрелецкий сотник Семен Матафтин
со стрельцами да еще «охочих полтараста человек». Это принесло
свои плоды. 9 сентября в Переяславль-Рязанский Артемием Измайловым и григорием житовым был прислан рязанец лукьян Муратов и «воры», с которыми он был «в крепях». Как было установлено,
лукьян являлся наводчиком «воров», громивших прежде боярские
суда, а на судах И. И. Шуйского «учинилась измена и воровство
от мужиков села Бела омута да села ловес и любич». Под многочисленным конвоем изменников доставили к Прокопию, а остальные,
по приказу царя, были направлены «пешком искать в лесах» скрывшихся от расправы крестьян18.
Прокопий в ярости «те села велел воевати и жечь, а людей имать
в полон». В грамоте от 14 сентября Василий Шуйский поддержал пыл
воеводы: «Как придет грамота то села которые около них и нам не прямят то воюй и жги» и советует найти тех, «от ково такая измена и воровство», а пойманных воров «приводи к себе в Переславль и метать
тюрьму до нашего указу». Обо всем происходящем, напоминает царь,
следует немедленно «отписывать» ему19.
Карательные меры оказались достаточно эффективными.
В источниках больше не встречается сообщений о погромах торговых судов и подвод, следующих от Рязани к Москве и обратно.
Это обстоятельство позволило П. П. ляпунову «переключиться»
на борьбу с антиправительственными силами, контролирующими
отдельные города Рязанского уезда, включая Зарайск и Михайлов.
По-видимому, к осени относится известие о победах воеводы: «на Рязани де Прокофий ляпунов с товарыщи Зарайской город и при нем
Михайлов и иные городы от воров очистили и идут де со многими
людьми ко государю ж к Москве на воров»20.

Вытеснение тушинцев за пределы Рязанского края — проявление кризиса движения лжедмитрия II. К концу 1609 г., благодаря усилиям воеводы, на Рязанщине постепенно было достигнуто
умиротворение. Это время — пик доверия к П. П. ляпунову со стороны Василия Шуйского. Об этом свидетельствует один примечательный факт. 1 декабря «воевода и думный дворянин» Прокопий
ляпунов известил Андрея и Петра Строгановых о том, что он именем царя взял у их приказчика Афонки гаврилова 300 рублей взаймы 21. Данный случай следует признать уникальным за годы Смуты. 30 декабря 1609 г. В. Шуйский сообщил воеводе об очередном
«исчезновении» лжедмитрия II: «А 27 декабря с середы на четверг
Вор в таборах пропал безвестно». Вдобавок царь приказывает «прислати к Москве» 500 – 600 дворян и детей боярских, напомнив о недавней присылке 150 дворян, и предписывает «выбрать» еще 300,
«а выбрав, прислать тотчас з головами», заранее составить их списки, а «как они придут, так их пожалуем своим царским жалованьем». По мнению царя, нужно использовать удобный случай
для изгнания интервентов: «И вам бы, прося у Бога милости, собрався со всеми людьми, над литовскими людьми промышлять,
сколько Бог помочи подаст»22 .
В конце 1607 — начале 1608 г. Прокопий ляпунов придерживается проправительственной ориентации, активно подавляя
выступления против Василия Шуйского в Рязанском крае, иногда
появляется при дворе. Воевода укрепляет Рязань в соответствии
с требованиями военного времени, все повинности на этот счет
возложив на тяглых людей. Из Рязани удалось наладить бесперебойную доставку хлеба в столицу, за что царь расточает Прокопию
новые милости. Василий Шуйский безраздельно доверяет ему. Благодаря усилиям воеводы весной 1609 г. удалось отстоять от тушинцев важный стратегический пункт — Коломну. В июне-июле того же
года ляпунов, видимо, предпринял демонстрацию похода под троице-Сергиев монастырь, дабы запугать осаждавших его поляков. Через Прокопия шла финансовая поддержка Москве от Строгановых.
Новая вспышка социальной борьбы в Рязанском крае осенью 1609 г.
была подавлена ляпуновым самым жестоким образом, и, благодаря
усилиям воеводы в уезде наступает умиротворение.

1

Изборник славянских и русских сочинений и статей внесенных в хронографы
русской редакции / собр. и изд. А. Попов. М., 1869. С. 340, 342.

2

Акты XIII – XVII вв., представленные в Разрядный приказ представителями служилых фамилий после отмены местничества / собрал и издал Александр Юшков
(далее — Акты Юшкова). М., 1898. Ч. 1. 1257 – 1613. № 275. С. 293.

3

Полное собрание русских летописей (далее — ПСРл). т. 14. С. 80.

4

там же. С. 73, 137.

14 3
ПОл И т И Ч еС К А Я
ОРИ е Н тА Ц И Я
П. П. л Я П У НОВА
В КОН Ц е 1607 —
Се Ре Д И Н е
1609 г. БОРЬБА
С тУШИНЦАМИ
Н А т е РРИ тОРИ И
РЯ ЗА НС КОгО
К РА Я

П. О. горбачев

5

Платонов С. Ф. Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI – XVII вв.
(Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время) / отв. ред. Я. Н. Щапов, ст. е. В. Чистяковой. М., 1994. С. 234; Лебедев В. И. Засечные черты среднего Поволжья в Смутное время // Мининские чтения. Н. Новгород, 1992. С. 29.

6

ПСРл. т. 14. С. 79.

7

там же. С. 73, 137.

8

Разрядная книга 1550 – 1636 гг. М., 1976. Ч. 2. Вып. 1. С. 243.

9

Белокуров С. А. Разрядные записи за Смутное время (7113 – 7121). М., 1907. С. 97,
119.

10

Веселовский С. Б. Акты подмосковных ополчений и Земского собора 1611 – 1613.
М., 1911. С. 16, 17; Путеводитель по архиву ленинградского отделения института
истории. М.; л., 1958. С. 76.

11

Акты Юшкова. № 278.

12

Корецкий В. И. Новые документы по истории восстания И. И. Болотникова // Советские архивы. 1968. № 6. С. 72, 78, 79.

13

Акты Юшкова. № 279.

14

Платонов С. Ф. Очерки… С. 234, 236.

15

Акты исторические собранные и изданные Археографическою комиссией (далее — АИ). СПб., 1841. т. 2. 1598 – 1613. № 144; Русская историческая библиотека.
т. 1. СПб., 1872. С. 151; Сборник хилкова. СПб., 1879. С. 16; ПСРл. т. 14. С. 121,
122, 124, 125, 204.

16

АИ. т. 2. № 226; Выписка из дневника московского похода Яна Петра Сапеги
с 1608 по 1611 год // Сын Отечества. 1838. т. I. С. 64.

17

Отдел рукописей Российской национальной библиотеки. ОСАг. оп. 1. № 309;
История о родословии, богатстве и отечественных заслугах знаменитой фамилии
гг. Строгановых. Пермь, 1881. С. 64.

18

Акты Юшкова. № 282.

19

там же.

20

Гневушев А. М. Акты времени правления царя Василия Шуйского. М., 1914. № 63.
С. 75.

21

Введенский А. А. Дом Строгановых в XVI – XVII веках. М., 1962. С. 130.

22

Акты Юшкова. № 286.

В. Н. Беляева

лИ ЧНОС т НОе
ИЗМеРеНИе СОБы т ИЙ
ОБЩ е РОССИ ЙСКОгО
М АС Ш тА Б А :
ПОС л е ДС т ВИ Я
ПРИС ЯгИ
л ж е ДМИтРИЮ II
Д л Я БА л А х НИНСК И х
ПО С А ДС К И х С тА Р О С т
И Их СеМеЙ

Н

ачало XVII в. — период трагический для Российского государства. Именно в это время определялась дальнейшая судьба
всего Российского государства, и коренным образом менялись
биографии отдельных семей. До 1608 г. Нижегородское Поволжье
лишь эпизодически становилось ареной громких событий1. Осенью
1608 г. в Балахну прибыли сторонники лжедмитрия II во главе
с атаманом тимофеем таскаевым и детьми боярскими елизарьем
Редриковым, лукой Синим, Семеном Долгим и Иваном гриденковым. Балахна приняла их и целовала крест лжедмитрию II. Воеводой в Балахне в это неспокойное время был Степан голенищев,
а посадскими старостами — Василий Андреев сын Кухтин, Алексей
(отчество не установлено) Суровцов, Степан Марков сын Добрынин2. Посадские старосты выбирались среди наиболее «добрых
и пожиточных, которым бы мочно было верить»3, так как нередко
выбранные старосты были вынуждены оплачивать земские расходы из личных средств 4.
Из Балахны посылали в Нижний Новгород своих единомышленников, которые то тайно, то открыто возмущали нижегородцев против царя Василия Шуйского. Иона (игумен луховской
тихоновой пустыни) 21 ноября писал в Нижний к архимандриту
Печерского Вознесенского монастыря Иоилю, убеждая принести
присягу лжедмитрию II. Архимандрит Иоиль, посоветовавшись
с нижегородскими воеводами А. А. Репниным и А. С. Алябьевым и
прочими нижегородцами, отказал Ионе и предлагал балахонцам

Беляева
Вероника
Николаевна,
кандидат
исторических
наук, старший
преподаватель
Нижегородского
института
менеджмента
и бизнеса

14 6
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

во избежание кровопролития прибыть в Нижний Новгород и «о добром деле говорити»5. И. О. тюменцев обращает особое внимание
на сдержанный тон ответного послания нижегородского архимандрита, который тем самым постарался «избежать гневных обличений, столь характерных для московских церковных властей»6. Из балахонских земских старост особо приглашался Василий Кухтин.
В конце ноября 1608 г. балахонцы были готовы штурмовать Нижний Новгород. Было совершено несколько атак, в которых против
нижегородцев выступали не только балахонцы, но и многие другие
сторонники лжедмитрия II. Итогом стало сражение 2 (12) декабря
того же года. Сторонники лжедмитрия II из Балахонского и других
уездов осадили Нижний Новгород, воевода Андрей Семенович Алябьев сумел обратить нападавших в бегство. Итоговое сражение произошло недалеко от Балахны между деревнями Копосово и Козино7.
Нижегородский краевед л. А. Рязанов полагает, опираясь на данные
топонимики, что сражение произошло на территории современного поселка Большое Козино в месте, которое местными жителями
называется Сеча8. Итогом этого сражения было разорение города и пленение атамана тимофея таскаева «с товарищами», среди
которых были балахонские посадские старосты Василий Андреев
сын Кухтин, Алексей Суровцов и Степан Марков сын Добрынин9.
П. г. любомиров предположил, что они стали заложниками верности Балахны царю Василию Шуйскому10.
Нам известно, что некоторые «сотоварищи» атамана тимофея таскаева были вместе с ним казнены в Нижнем Новгороде11.
П. И. Мельников (А. Печерский) в очерке, посвященном истории
г. Балахна, указывает, что из балахонских земских старост были
казнены В. Кухтин и А. Суровцов12. Ни в одном из доступных нам
источников эти фамилии не упоминаются. В связи с этим возникает вопрос: действительно ли они были казнены в Нижнем Новгороде и что стало с членами их семей после казни? Для того чтобы ответить на поставленные вопросы, необходимо проанализировать
имеющиеся источники и выявить возможные сведения, которые
могли бы характеризовать положение самих фигурантов и их семей
после событий Смуты. Нас интересуют три балахонские семьи: Кухтины, Суровцовы и Добрынины.
Источниковая база исследования — актовые материалы, собранные и опубликованные Нижегородской ученой архивной комиссией13, материалы писцового делопроизводства по Балахне: Сотная грамота г. Балахны, выписанная из дозорных книг 1617 – 1618 гг.
т. Исканского и подьячего С. Копылова14, Писцовая книга Балахны
писцов З. Быкова и подьячего Д. Скирина 1628 г., Переписная книга
г. Балахны переписи Н. т. Нармацкого и И. Б. Калмынина 1646 г.15,
Переписная книга Балахны переписи писца Патриаршего Казенного приказа т. Д. танеева 1653 г.16, Писцовая книга города Балахны
1674 – 1676 гг.17

Кухтины — один из древнейших балахонских родов. Их фамилия оказалась запечатлена в топографии города: в описаниях Балахны первой четверти XVII в. зафиксированы Кухтина улица18, Кухтин
переулок19, одна из балахонских соляных варниц называлась Кухтиной20. Кухтины известны еще с середине XVI в. как крестьяне «Узольской волости и Спаскогоселца и Везломские слободки» Балахонского
уезда21, уже тогда им принадлежала доля рассолов в трубе Онтипинской22. Немного позднее семья переселилась в Балахну на постоянное жительство. К началу XVII в. Кухтины относятся к числу старожильцов, «добрых людей» и владельцев наиболее крупных долей
добываемых в рассолоподъемных трубах рассолов. Соль для Балахны
XVI–XVII вв. была самым главным источником богатства. Благодаря
сведениям, нашедшим отражение в Сотной грамоте с дозорной книги Балахны 1618 г., нам известно, что до событий 1608 г. Кухтиным
в общей сложности принадлежало 1345 бадей рассола, большая часть
была распродана в 1610–1615 гг. До Смуты Кухтины были откупщиками пожен, им принадлежало четыре варницы23. Не случайно, что Василий Андреев сын Кухтин в 1608 г. был избран посадским старостой
и именно его имя особо фигурирует среди приглашенных к разговору к Печерскому архиепископу Иоилю.
Мы можем достаточно подробно охарактеризовать положение рода Кухтиных на 1618 г. Василий Андреев сын Кухтин к этому
времени был мертв, в переписи зафиксирован двор вдовы Василия
Кухтина Федосьицы среди «молочших» людей города, хотя ранее
ей принадлежал двор, который писался среди «середних посадских
людей». К 1618 г. за вдовой Василия Кухтина оставалось около 400
бадей рассола и две соляные варницы24. Часть владений Кухтиных
перешла во владение Добрыниных: Степан Марков сын Добрынин
был женат на дочери брата Василия Андреева сына Кухтина25.
В середине XVII в. прозвание рода Кухтиных фиксируется документами. Однако записаны представители семьи либо как бобыли26, либо как соседи27, либо как люди, проживающие в чужих дворах 28, либо как нищие29. Во всех случаях речь идет о бедственном
положении представителей семьи. В 1670-х гг. в описаниях Балахны
данное прозвание не фиксируется30. таким образом, именно со временем Смуты связано постепенное исчезновение рода Кухтиных
из активной экономической жизни г. Балахны.
Несколько иную картину мы прослеживаем по документам
относительно рода Суровцовых.
Род Суровцовых прослеживается в Балахне с первой четверти XVI в.31 По данным сотной грамоты с дозорной книги Балахны
1618 г., Суровцовы сохранили некоторую собственность на территории Балахны: сын Алексей Суровцова Василий продолжал держать на оброке пожню Кроковскую (которую ранее откупал его
отец) и владел варницей Завьял32. то имущество, которое перешло из владения рода Суровцовых другим балахонцам, было про-

14 7
л И Ч НОС т НОе
И ЗМ е Ре Н И е
СОБы т И Й
ОБЩ е РОСС И ЙС КОгО
М АС Ш тА БА:
ПОС л е ДС т ВИ Я
П РИС Я г И
л ж е Д М И т РИ Ю I I
ДлЯ
БА л А х Н И НС К И х
ПОС А ДС К И х
С тА РОС т И И х
СеМеЙ

В. Н. Беляева

14 8
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

дано до 1608 г., поэтому связывать это с событиями Смуты нет оснований. К 1618 г. мы не находим среди жителей Балахны Алексея
Суровцова, что дает возможность согласиться с предположением
П. И. Мельникова о том, что он мог быть казнен в Нижнем Новгороде после пленения.
При попытке проследить историю рода Суровцовых в середине — конце XVII в. мы не обнаруживаем в описаниях города семейного прозвания Суровцовых 33. есть основание предполагать,
что Суровцовы перебрались в Нижний Новгород, так как в переписной книге по Нижнему Новгороду 1678 г. мы находим три двора
Суровцовых: Алексея Иевлева сына, Ивана Никитина сына и Фадея
григорьева сына34. Однако связать их каким-либо образом с балахонским родом в настоящий момент не представляется возможным
в силу отсутствия достаточного количества источников.
Существует вероятность того, что Суровцовы перебрались
на постоянное жительство в Соль Камскую и, приписавшись там
к посаду, прервали всякие экономические связи с Балахной. Данное предположение основывается на двух основаниях: у нас есть
пример рода Соколовых, которые примерно в это же время активно налаживают связи с Солью Камской, однако они так и остались
приписанными к балахонскому посаду, несмотря на то, что в Соли
Камской у них будет достаточно значительная собственность. В переписной книге г. Соликамска с уездом 1710 г. переписи дьяка Сибирского приказа Алексея Никеева фиксируется двор двух братьев
Суровцовых, в котором помимо владельцев записаны 39 дворовых
людей, 24 работника. Им же принадлежало 8 варниц в Соликамском уезде35. В документах конца XVII в. Суровцовы называются
«усольцами», соликамскими посадскими людьми36. В данном случае
опять не удается связать двух Иванов Ивановых детей Суровцовых
с их однофамильцами из Балахны. В процессе исследования было
высказано предположение, что Суровцовы могли отказаться от своего родового прозвания и писаться в документах без него. Поэтому
был проведен анализ базы данных, содержащей сведения обо всех
жителях города XVII в., зафиксированных в материалах писцового
делопроизводства. При сопоставлении имен и отчеств ни одной подходящей семьи не было выявлено.
Последняя из интересующих нас персоналий — Степан Марков
сын Добрынин. В отличие от Василия Андреева сына Кухтина и Алексея Суровцова, которые, скорее всего, были казнены в Нижнем Новгороде вместе с атаманом тимофеем таскаевым, Степан Марков сын
Добрынин продолжал упоминаться в документах вплоть до 1637 г.37
В 1618 г. Степан Марков сын владел двором, 850 бадьями рассола
в трех рассолоподьемных трубах, находившихся на территории города (200 из них он получил от Кухтиных), двумя варницами, брал
на оброк остров, полок на торгу38. таким образом, он может быть отнесен к числу наиболее состоятельных жителей города. Благосостоя-

ние рода с годами только возрастало. его сын стал купцом гостинной
сотни39. В 1668 г. Добрынины построили на свои средства в Балахне
каменную Спасскую церковь, для содержания причта которой выделили 250 бадей рассола в двух трубах и варницу40. таким образом, события начала XVII в. никоим образом не сказались на социально-экономической биографии рода Добрыниных.
На основании сравнения биографических данных трех семей,
участвовавших в событиях Смуты, можно сказать следующее. В соответствии с отпиской нижегородских воевод А. Репнина и А. Алябьева, Василий Андреев сын Кухтин, Алексей Суровцов и Степан Марков
сын Добрынин были доставлены в Нижний Новгород среди других
сотоварищей атамана тимофея таскаева. точных сведений о приговоре, вынесенном этим посадским старостам, у нас нет, однако материалы писцового делопроизводства Балахны первой четверти XVII в.
свидетельствуют об отсутствии среди населения города В. Кухтина
и А. Суровцова, тогда как С. Добрынин и его семья процветали. В силу
этих обстоятельств считаем, что возможно согласиться с точкой зрения П. И. Мельникова о гибели первых двух в годы Смуты. гибель
глав семей плачевно сказалась на биографии родов.

1

Любомиров П. Г. Очерк истории нижегородского ополчения 1611 – 1613 годов.
М., 1939. С. 34.

2

Мельников П. Балахна, уездный город Нижегородской губернии. Н. Новгород,
1850. С. 4.

3

Филатов Н. Ф. города и посады Нижегородского Поволжья в XVII веке: История.
Архитектура. горький, 1989. С. 16 – 17.

4

Булгаков М. Б. Посадские люди в системе государевых служб в XVII веке: дис. …
докт. ист. наук. М., 2007. С. 74.

5

Подвиг нижегородского ополчения. Н. Новгород, 2011. т. 1. С. 19 – 20.

6

Тюменцев И. О. грамоты и отписки из Нижнего Новгорода 1608 – 1609 гг. в русском
архиве Яна Петра Сапеги // Мининские чтения: труды научной конференции.
Н. Новгород, 2007. С. 140.

7

Подвиг нижегородского ополчения. Н. Новгород, 2011. т. 1. С. 31; т. 2. С. 627 – 628.

8

Рязанов Л. А. О загадках истории Смутного времени на Нижегородской земле //
http://www.balamus.ru / index.php?option=com_content&view=article&id=258:
ryasanlll&catid=41: kraa&Itemid=62

9

Подвиг нижегородского ополчения. Н. Новгород, 2011. т. 1. С. 23.

10

Любомиров П. Г. Очерк истории нижегородского ополчения 1611 – 1613 годов.
М., 1939. С. 35 – 36.

11

Подвиг нижегородского ополчения. Н. Новгород, 2011. т. 1. С. 22.

12

Мельников П. Балахна, уездный город Нижегородской губернии… С. 6.

13

Действия НгУАК. Н. Новгород, 1913. т. XI. (Переизданы: Подвиг Нижегородского
ополчения. Н. Новгород, 2011. т. 1 – 2.)

14

Научная библиотека им. Н. И. лобачевского (Казань) Отдел рукописей и редких
книг (далее — НБл ОРРК). Д. 1139.

15

Российский государственный архив древних актов (далее — РгАДА). Ф. 1209.
Оп. 1. Д. 12. л. 2 – 68.

16

РгАДА. Ф. 281. Оп. 1. Балахнинский уезд. Д. 396. л. 7 – 72.

14 9
л И Ч НОС т НОе
И ЗМ е Ре Н И е
СОБы т И Й
ОБЩ е РОСС И ЙС КОгО
М АС Ш тА БА:
ПОС л е ДС т ВИ Я
П РИС Я г И
л ж е Д М И т РИ Ю I I
ДлЯ
БА л А х Н И НС К И х
ПОС А ДС К И х
С тА РОС т И И х
СеМеЙ

В. Н. Беляева

17

Действия НгУАК. Н. Новгород, 1913. т. 15. Вып. 1.

18

НБл ОРРК. Д. 1139. л. 29; Д. 1056. л. 36.

19

НБл ОРРК. Д. 1139. л. 47 об., 92 об.; Д. 1056. л. 77.

20

Писцовая книга Балахны 1674 – 1676 гг. // Действия НгУАК. Н. Новгород, 1913.
т. 15. Вып.1. С. 148.

21

Писцовые материалы дворцовых владений второй половины
XVI века / Сост. е. И. Колычева, Н. П. Воскобойникова. М.,1997.

22

НБл ОРРК. Д.1139. л. 269 – 269 об.

23

там же. л. 168, 181 об., 209, 219 об., 222, 224 об., 239 об. — 285.

24

там же. л. 11 об., 29 об., 209, 224 об.

25

там же. л. 269 – 269 об.

26

РгАДА. Ф. 1209. Оп. 1. Д. 12. л.12.

27

РгАДА. Ф. 1209. Оп. 1. Д. 12. л. 45; РгАДА. Ф. 281. Оп.1. Д. 396. л. 58 об.

28

РгАДА. Ф. 1209. Оп. 1. Д. 12. л. 43 об.

29

РгАДА. Ф. 281. Оп. 1. Д. 396. л. 58 об.

30

Писцовая книга Балахны 1674–1676 гг. // Действия НгУАК. Н. Новгород, 1913.
т. 15. Вып. 1.

31

Соколова Н. В. городецкие чтения 2000. С. 109, 111, 112. (кн.)

32

НБл ОРРК Д. 1139. л. 184 – 184 об., 235 об. — 236.

33

Писцовая книга Балахны 1674 – 1676 гг. // Действия НгУАК. Н. Новгород, 1913.
т. 15. Вып. 1.

34

Писцовая и переписная книги XVII века по Нижнему Новгороду // Русская историческая библиотека (РИБ). СПб., 1898. т. 17. Стб. 364.

35

РгАДА. Ф. 214. Оп. 1. Д. 1538. л. 11, 132. (Опубликовано в Интернете:
http://www.familytree.ru / ru / census1710 / perepis / 214_1_1538.htm)

36

Устюгов Н. В. Солеваренная промышленность Соли Камской в XVII веке: к вопросу
о генезисе капиталистических отношений в русской промышленности. М., 1957.
С. 69, 75.

37

Действия НгУАК. т. 15. Вып. 1. С. 129, 132, 147.

38

НБл ОРРК. Д. 1139. л. 22 об., 132, 163 об., 234 об., 249, 262 – 262 об., 269 – 269 об.

39

РгАДА. Ф. 281. Оп. 1. Д. 396. л. 42

40

Действия НгУАК. т.15. Вып.1. С. 126 – 127, 142, 149.

А. В. Беляков

У Ч АС т И е
ЗН Ат Н ы х
тАтА Р С К И х
Вы хОД Ц е В
В СОБы т И Я х
СМ У т НОгО
ВРе М е Н И.
геН ДеРНыЙ
ПОД хОД

И

зучая события Смутного времени, исследователи с завидным
постоянством сталкиваются с одной и той же проблемой:
необходимостью объяснить очередной резкий и порой абсолютно
не логичный поворот в судьбе того или иного своего героя. Зачастую
сделать это представляется более чем проблематично. Рассмотрим
на примере участия в данных событиях знатных татарских выходцев, как подобную проблему можно разрешить, используя наши
знания об их родственных связях по женской линии.
Следует отметить, что участие татар в событиях Смуты начала XVII в. уже неоднократно становилось предметом исследования1.
Однако, как правило, создавались только отдельные биографии.
Создание же общей картины рассматриваемого периода с участием знатных мусульман еще ждет своего автора. Используя гендерный подход к данной проблеме, эти биографии, оказалось, можно
объединить в некие более крупные объединения, нежели семья.
Знатные мусульмане (в первую очередь Чингисиды и ногайские
мирзы) традиционно были соединены значительным количеством
брачных уз. Отмечены они также и среди знатных татарских выходцев в России XVI – XVII вв.2 Для того чтобы подтвердить выдвинутый
нами тезис, мы предлагаем рассмотреть три генеалогические схемы, включающие представителей различных ветвей Чингисидов,
зафиксированных в России эпохи Смутного времени, ногайских
(романовских), а также сибирских мирз. В подавляющем большинстве все они имели общие родственные связи. Однако сценарии

Беляков
Андрей
Васильевич,
кандидат
исторических
наук, доцент
филиала
Московского
социальнопсихологического
института
в г. Рязани

152
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

их поведения в рассматриваемую нами эпоху кардинально отличаются друг от друга. В чем здесь причина? Попытаемся разобраться.
Для удобства представим родословные рассматриваемых нами семейств в графическом виде.
Муса
Юсуф

Шейх-Мухаммед
Кутум
Али

Ахмед

Эль (Иль)
~Ахтанай
(Ульяна)

Сююн-бике

Салтан-бике
~Мустафа-Али б. Абдула
~Ураз-Мухаммед б. Ондан
~Арслан б. Али

Схема 1. генеалогические связи романовских мирз и Чингисидов

традиционно считается, что романовские мирзы представляли собой некий монолит, выступая, в том числе и в событиях
Смуты, единым фронтом. Однако данное утверждение можно поставить под сомнение. В Романове Иван грозный поселил дядю Эль
(Иль) б. Юсуфа (от него пошли Юсуповы) и его племянников Али б.
Кутума (от него пошли Кутумовы) и Айдар б. Али3. Мирзы содержали свой военный отряд в 225 человек. У Эль-мирзы 125 человек,
а у его племянников по 504. При этом, несмотря на то, что во всех
военных кампаниях XVI в. романовские татары отмечены единым
подразделением, мирзы пользовались определенной автономностью по отношению друг к другу. так и в Смуту их пути в определенный момент разделились. При этом здесь отчетливо заметно
влияние на принимаемые решения позиции их свойственников
по женской линии. В это время сестра Ахмеда Шейдякова, Салтанбике, являлась супругой касимовского царя Ураз-Мухаммеда б. Ондана, ставшего на сторону лжедмитрия II. И мы видим брата царицы
в тушинском лагере. В тушино, а затем и в Калуге оказались и иные
ногайские мирзы: Петр Урусов, Алей-мирза Шейдяков (возможно,
это еналей туганов сын Шейдяков)5.
А вот позиция Эль мирзы не столь однозначна. Исследователи всегда безоговорочно включают мирзу в лагерь сторонников
лжедмитрия II. Однако имеются данные, которые могут поколебать
эти утверждения. Дело в том, что весной 1609 г. лжедмитрий II пожаловал касимовского царя Ураз-Мухаммеда поместьем Эль-мирзы
в Романовском уезде, Богородицкой волостью с деревнями, мимо его
прямых наследников. Однако в августе 1610 г. «тушинский вор» жа-

лует эти поместья уже Эль-мирзе6. Возможно, разгадку исканий престарелого ногайского мирзы следует опять-таки искать в родственных связях. Дело в том, что Эль-мирза одним из браков был женат
на дочери астраханского царевича Абдулы (Кайбулы) б. Ак-Кобека
Ахтанай (в крещении Ульяна). Интересен тот факт, что Ахтанай приходилась родной сестрой касимовскому царю Мустафе-Али б. Абдуле, первому мужу касимовской царицы Салтан-бике. Здесь следует
отметить еще одну интересную связь с астраханскими Чингисидами. Сестра Эль-мирзы, казанская и касимовская царица Сиюн-бике
в разное время являлась супругой братьев Джан-Али б. Шейх-Аулеара
и Шах-Али б. Шейх-Аулеара. Известно, что за царевича Абдулу б. АкКобека выдали некую племянницу царя Шах-Али. Кто она, непонятно. Мы можем предположить, что это дочь его брата Джан-Али. тогда
это должна быть дочь или падчерица Сююн-бике7. Это единственная
известная нам супруга царевича Абдулы. Поэтому мы можем предполагать, что именно она приходилась матерью всем многочисленным сыновьям и дочерям царевича. Данный факт не мог не оказывать определенное влияние на выбор позиции Юсуповичами. летом
1611 г. дети уже умершего Эль-мирзы, Сиюш-мирза и Ибай-мирза
поддерживали руководителей Первого ополчения8.
Следующую интересную связку мы наблюдаем при разборе
родственников касимовского царя Ураз-Мухаммеда б. Ондана.

153
У Ч АС т И е
ЗН Ат Н ы х
тАтА РС К И х
Вы хОД Ц е В
В СОБы т И Я х
С М У т НОгО
ВРе М е Н И.
г е Н Д е РН ы Й
ПОД хОД

Ондан
дочь
~Шихим

Ураз-Мухаммед

Сююн-бике

Схема 2. генеалогические связи касимовского царя (казахского царевича) Ураз-Мухаммеда б. Ондана

Известно, что зятьями Ураз-Мухаммеда являлись самаркандский (шарманшанский) царевич Шихим (Шейх-Мухаммед б. Мухаммед, скорее всего, из династии Джанидов) и мирза Сафар-Али
Изламов, его происхождение на настоящий момент неизвестно9.
Имена их жен на настоящий момент установить не представляется
возможным. В России проживали две сестры Чингисида. По имени
известна только одна из них, Ай-ханым10. Но мы не знаем, чьей женой она являлась. Упоминаемая в 20-е гг. XVII в. в Ярославле младшая жена царевича Шихима, царица ханыша с дочерью не обязательно являлась сестрой Ураз-Мухаммеда11.
В Смуту мы постоянно видим зятьев рядом с касимовским царем. При этом у них имелись собственные военные отряды. Нам известен размер отряда царевича Шихима — 50 человек12. Ураз-Мухаммед
принимал самое деятельное участие в судьбе своих родственников.
В частности, он пытался оградить их поместья от грабежей со сторо-

А. В. Беляков

154
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

ны польских отрядов. Они, в свою очередь, были до самого конца с касимовским царем. Об обстоятельствах и времени смерти царевича
Шихима нам ничего неизвестно. А вот мирза Сафар-Али, скорее всего, погиб в Калуге во время массового избиения татар после убийства
Петром Урусовым лжедмитрия II13.
Интересные параллели можно обнаружить в судьбе царевича
Шихима и царя Ураз-Мухаммеда. Самаркандский царевич «с женой
и детьми у Шуйского сидел в тюрьме» в Угличе, из которой его освободил полковник Ян Микулинский14. В то же время у Ураз-Мухаммеда также были более чем натянутые отношения с Шуйским15. А несколько ранее, при Борисе годунове, Чингисид, по его же словам,
«живот свой мучал». Виноват же в этом был сибирский татарин Исиней (есиней) мирза Мусаитов сын Карамышев16. Мы можем предположить, что данный конфликт имел более чем глубокие корни и уходил еще во времена проживания Ураз-Мухаммеда в Сибири. В таком
случае с высокой долей вероятности можно говорить и о серьезных
противоречиях или даже вражде между казахским царевичем (впоследствии касимовским царем) и сибирскими (Шибанидами).
Брачные связи, безусловно, влияли и на позицию сибирских
мирз Мусаитовых-Карамышевых. Они множеством нитей оказались связаны с сибирскими Шибанидами. Благодаря этому во многом объясняется и их позиция в Смуту.
Кучум
Мусаит

Дин-Али

Карамыш

~?

лилипак

~Нал

сын ~Исенбике

Нагел
~Мамай
Семендерев
~ Арслан
б. Али

Бахтураз

дочь
~МухаммедКул б. Атаул

Яншей

Сейтяк

Нурикей

Бердикей

Исеней

Схема 3. генеалогические связи мирз Мусаитовых-Карамышевых
и сибирских Шибанидов

Нам неизвестно, были ли вывезены (выехали) из Сибири в Россию Мусаит и его сын Карамыш. Скорее всего, нет. Их, по-видимому,
следует искать среди анонимных участников борьбы за Сибирь
второй половины XVI в., известных нам по сообщениям летописей, и в сохранившейся переписке воевод сибирских городов с Москвой. Но вот их внуки и дети оставили заметный след в российской
истории. Карамыш был женат на дочери сибирского сеида Дин-Али
и дочери хана Кучума от его жены лилипак17. Именно от этого брака мирзы, судя по всему, происходит его дочь Нагел (Наг-салтан).
В первом браке Нагел замужем за сибирским (?) мирзой Мамаем Семендеревым (статус жены указывает и на высокое положение мужа
среди сибирских татар), во втором — за касимовским царем (сибирским царевичем Арсланом б. Али б. Кучумом). Другая дочь Карамыша еще в Сибири стала супругой сибирского царевича (племянника
Кучума) Мухаммед-Кула б. Атаула.
Исиней Карамышев в ряде источников отмечен как имелдеш
(молочный брат). таким образом, его мать являлась кормилицей
(мамка) одного из сибирских Шибанидов, а отец — аталыком (воспитатель, дядька)18. таким образом, представители этого рода занимали более чем видное положение в Сибири второй половины XVI в.
При вывозе (выезде) в Россию они сохранили свой высокий статус.
На это, в частности, указывают значительные размеры поместных
окладов членов семьи и их родственников19. Наличие окладов также
указывает на то, что мирзы Карамышевы довольно быстро вышли
из состава дворов сибирских царевичей в России. Однако это не прервало их прежние связи.
Шибаниды в эпоху Смуты последовательно поддерживали Бориса годунова, лжедмитрия I, Василия Шуйского, Первое (?)
и Второе ополчения20. то же самое мы наблюдаем и у Карамышевых.
Мы уже говорили о том, что при Борисе годунове Исиней Карамышев стал причиной опалы касимовского царя Ураз-Мухаммеда21.
В дальнейшем эти два человека стали двумя противоположными полюсами в регионе Мещеры, к которым притягивались сторонники
соответственно Василия Шуйского и лжедмитрия II. В какой-то период Исинею Карамышеву, по крайней мере формально, удалось
превратиться в административного лидера всей Мещеры (около
1610 – 1613 гг.)22. ему удалось сконцентрировать в своих руках значительные силы. Именно тогда наиболее отчетливо начинают вырисовываться именно личные причины долгой вражды царя и мирзы.
Карамышев начинает активно собирать в своих руках имущество
к тому моменту уже мертвого Ураз-Мухаммеда 23. Помимо этого известно активное участие Исинея Карамышева в военных действиях на северо-западе. В частности, зимой 1610 г. он как голова татар
(касимовских?) принимал участие в освобождении Старой ладоги
от Пьера Делавиля24. В целом перед нами вырисовывается портрет
активного, амбициозного человека, который уверенно идет к своей

155
У Ч АС т И е
ЗН Ат Н ы х
тАтА РС К И х
Вы хОД Ц е В
В СОБы т И Я х
С М У т НОгО
ВРе М е Н И.
г е Н Д е РН ы Й
ПОД хОД

А. В. Беляков

156
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

цели, а в ряде случаев еще хочет всячески подчеркнуть свой статус.
Чуть позднее, в 1620 г., это сыграет с ним злую шутку, и он по неизвестным причинам будет сослан в Нижний Новгород. А пока Исиней
Карамышев и отдельные его родственники (племянники, скорее
всего, не только родные, Изереп Достокасимов, Мустафа Семендерев сын Мамаев, Мусаитов Сутек) стали практически единственными мусульманами, награжденными за осадное сидение времен Василия Шуйского переводом части их поместий в вотчину25.
таким образом, нам удалось показать, что гендерные связи
действительно играли определенную и вполне весомую роль в принятии важных решений в среде знатных мусульман России эпохи
Смутного времени. Благодаря этому наблюдению у нас появился дополнительный инструментарий для анализа причин тех или иных
исторических событий и поступков конкретных участников Смуты.
теперь мы можем лучше понять, казалось бы, алогичные поступки,
совершаемые представителями мусульманской знати в России рубежа XVI – XVII вв. Мы также вправе предположить, что данный сценарий поведения был типичен и для православных служилых людей.
А это, в свою очередь, открывает для нас новые подходы для изучения истории Смутного времени.
В заключение хочется отметить еще один интересный факт.
Подавляющее большинство упомянутых нами персонажей в разные периоды своей жизни оказались связаны с Ярославлем. Этому
городу в XVII столетии суждено будет стать своеобразной столицей
российских служилых мусульман. Здесь жили, а порой и получали
материальное содержание из городских доходов сибирский царевич
Алтанай и его семья, мирзы Бахтураз Карамышев и его дети, вдова
и дочь шарманшанского царевича Шихима, многие ногайские мирзы26. Но это уже тема отдельного специального исследования.

1

Беляков А. В. Чингисиды в России XV – XVII веков: просопографическое исследование. Рязань, 2011; он же. Новые документы к биографии астраханского
царевича Арслан-Али ибн Кайбулы // Русский дипломатарий (далее — РД).
М., 2004. Вып. 10. С. 189 – 196; он же. Участие сибирского царевича Алтаная ибн
Кучума в событиях Смутного времени // Мининские чтения: 2004. Н. Новгород,
2005. С. 21 – 36; он же. Чингисиды в Смуту // Мининские чтения: 2008. Н. Новгород, 2010. С. 56 – 75; он же. Ураз-Мухаммед ибн Ондан // Мининские чтения:
2006. Н. Новгород, 2007. С. 29 – 60; он же. Служилые татары Мещерского края
XV – XVII вв. // единорогъ. М., 2009. Вып. 1. С. 160 – 195; Он же. Симеон Бекбулатович // единорогъ. М., 2009. Вып. 2. С. 159 – 186; Он же. Араслан Алеевич —
последний царь касимовский // Рязанская старина. 2004 – 2005. Рязань, 2006.
Вып. 2 – 3. С. 8 – 30. См. также: Акчурин М., Ишеев М. татары Верхнего и Среднего
Поволжья — участники Смуты начала XVII века // Этнологические исследования
в татарстане. Казань, 2010. Вып. IV. С. 42 – 64.

2

Беляков А. В. Политика Москвы по заключению браков служилых Чингисидов //
тюркологический сборник: 2007 – 2008. М., 2009. С. 35 – 55.

3

Трепавлов В. В. Российские княжеские роды ногайского происхождения // тюркологический сборник: 2002. М., 2003. С. 320 – 353.

4

Акты служилых землевладельцев (далее — АСЗ). т. 1. М., 1997. № 307. С. 298 – 299.

5

Мархоцкий Н. История Московской войны. М., 2000. С. 175; Беляков А. В. Чингисиды в России XV – XVII веков… С. 230.

6

Моисеев М. В. К истории землевладения рода Юсуповых в начале XVII века // РД.
М., 2004. Вып. 10. С. 198, 201.

7

Беляков А. В. Политика Москвы по заключению браков служилых Чингисидов //
тюркологический сборник: 2007 – 2008. М., 2009. С. 35 – 55.

157
У Ч АС т И е
ЗН Ат Н ы х

8

Моисеев М. В. К истории землевладения рода Юсуповых в начале XVII века // РД.
М., 2004. Вып. 10. С. 201 – 202.

тАтА РС К И х

9

Беляков А. В. Политика Москвы по заключению браков служилых Чингисидов //
тюркологический сборник: 2007 – 2008. М., 2009. С. 35 – 55.

В СОБы т И Я х

10

Беляков А. В. Чингисиды в России XV–XVII веков: просопографическое исследование.
Рязань, 2011. С.76–77; он же. Ураз-Мухаммед ибн Ондан // Мининские чтения:
2006. Н. Новгород, 2007. С. 35; История Казахстана в русских источниках XVI–XX веков. т. I: Посольские материалы Русского государства (XV–XVII вв.). Алматы, 2005.
С. 206–208; Беляков А. В. Царевич Авган-Мухамед ибн Араб-Мухаммед в России
первой половины XVII в. // тюркологический сборник: 2006. М., 2007. С. 41.

11

РгАДА. Ф. 130. Оп. 1. 1623 г. Д. 10. л. 9.

12

Беляков А. В. Чингисиды в России XV – XVII веков: просопографическое исследование. Рязань, 2011. С. 229 – 230.

13

Мархоцкий Н. История Московской войны… С. 175.

14

Дневник Яна Петра Сапеги (1608–1611). М., 2012. С. 137. (Памятники истории
Восточной европы. т. IX).

15

Беляков А. В. Ураз-Мухаммед ибн Ондан // Мининские чтения: 2006. Н. Новгород,
2007. С. 29 – 61.

16

Тюменцев И. О., Мирский С. В., Рыбалко Н. В. и др. Русский архив гетмана Яна
Сапеги, 1608 – 1611 годов: опыт реконструкции и источниковедческого анализа.
Волгоград, 2005. С. 86.

17

Селезнев А. Г., Селезнева И. А., Белич И. В. Культ святых в сибирском исламе:
специфика универсального. М., 2009. С. 135 – 141. Дин-Али ходжа б. Мир-Али
(Миргали) ходжа, уроженец Ургенча, в 1574 – 1575 гг. по просьбе хана Кучума
был направлен бухарским ханом Абдуллой II в Сибирь для проповеди ислама
среди местных язычников. Здесь он стал высшим духовным лицом. Этот статус
также подчеркивался его происхождением от пророка Мухаммеда. Сеид (саййид) — вождь, господин, глава (синоним — шариф). так в мусульманском мире
называют потомков четвертого праведного халифа Али, женатого на Фатиме,
дочери пророка. Чингизиды признавали сеидов «первенствующим сословием»
уже в XIV в. Сеиды составляли обособленную группу в социальной иерархии
мусульманского общества и пользовались не только почетом, но и рядом привилегий. В сознании мусульман сеиды часто отождествлялись со святыми. Они
считались главными носителями религиозных идей и не подлежали казни. только они имели право говорить правду мусульманским государям и даже укорять
их. Сеиды брали себе жен из любой социальной группы, но неохотно отдавали
своих дочерей за людей из другого слоя, так как потомки от такого брака,
каково бы ни было их происхождение по мужской линии, приобретали все права
и привилегии сеидов (Султанов Т. И. Чингиз-хан и Чингизиды. Судьба и власть.
М., 2006. С. 23 – 24). Поэтому Нагел-султан также обладала всеми преимуществами и привилегиями сеидов. Мы на настоящий момент не можем однозначно
утверждать, что Дин-Али ходжа проживал на территории европейской России.
А вот его супруга, Нал, попала сюда в 1598 г. Впоследствии она, по-видимому,
будет жить в Ярославле.

18

Беляков А. В. Сибирские татары при дворах сибирских Шибанидов конца XVI —
первой половины XVII в. // История, экономика и культура средневековых
тюрско-татарских государств Западной Сибири. Курган, 2011. С. 114 – 118; он же.
Мещерские татары в период Смуты // Смутное время и земские ополчения в начале XVII века. Рязань, 2011. С. 198 – 203.

19

Записные вотчинные книги Поместного приказа 1626 – 1657 гг. М., 2010.
С. 301 – 302; Осадный список 1618 г. / сост. Ю. В. Анхимюк, А. П. Павлов. М., 2009.
С. 479, 540. (Памятники истории Восточной европы. т. VIII); АСЗ. т. I. № 308.
С. 299 – 300.

Вы хОД Ц е В
С М У т НОгО
ВРе М е Н И.
г е Н Д е РН ы Й
ПОД хОД

20

Беляков А. В. Участие сибирского царевича Алтаная ибн Кучума в событиях
Смутного времени // Мининские чтения: 2004. Н. Новгород, 2005. С. 21 – 36;
он же. Араслан Алеевич — последний царь касимовский // Рязанская старина.
2004 – 2005. Рязань, 2006. С. 8 – 30.

21

Сборник князя хилкова. СПб., 1879. № 12.19. С. 29 – 31.

22

Беляков А. В. Касимовские воеводы XVII века // Четвертые Яхонтовские чтения.
Рязань, 2008. С. 338 – 339.

23

Беляков А. В. Араслан Алеевич — последний царь касимовский // Рязанская старина. 2005 – 2006. Рязань, 2006. Вып. 2 – 3. С. 20, 29 – 30.

24

Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссией. СПб.,
1841. т. 2. № 316.

25

Осадный список 1618 г. … С. 540. В публикации они именуются Мусатовыми.

26

Беляков А. В. Чингисиды в России XV – XVII веков… С. 298 – 300.

С. А. Алексеев

Д ВОРЯ НС КОе
Зе М л е В л А Д е Н И е
В ПОС л еСМ У т НОе
ВРе М Я
(Н А ПРИМеРе
Б е л О З е Р С К О г О У е З Д А)

Н

овый этап развития светского феодального землевладения
связан с массовым испомещением служилых людей на территории Белозерского уезда с 1612 г., начатое не правительством
Михаила Романова, а руководством Второго ополчения. Раздача
земель охватила и другие уезды: на востоке от Москвы — Шацкий, Касимовский, гороховецкий, Арзамаский и Нижегородский,
на севере — галицкий, Костромской, Вологодский, Ярославский1.
Необходимо указать на целый ряд причин, почему именно на территории Белоозера, глухого и труднодоступного уголка Московского государства, где «озера и реки и болота большие»2 проходила
раздача земель.
«Вокруг земли в прямом, да и переносном смысле вращалась
жизнь государства и общества XVII века»3. Смутное время принесло
проблему подтверждения прав на поместную и вотчинную землю.
Р. г. Скрынников считает, что Смута невероятно запутала поземельные отношения, по его мнению, члены Семибоярщины беззастенчиво пользовались своим положением для личного обогащения.
На заре освободительного движения Земский собор постановил
конфисковать земли предателей-бояр и одновременно не допустить
чрезмерного обогащения бояр и воевод, возглавивших освободительное движение. Земские бояре не имели права владеть землями
сверх оклада, установленного царями Иваном IV и Федором Ивановичем. тушинские приобретения, превышавшие оклад, подлежали отчуждению в пользу неимущих патриотов-дворян. Этот закон,

Алексеев
Сергей
Александрович,
старший
преподаватель
Череповецкого
государственного
университета

16 0
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

записанный в конституцию 30 июля 1611 г., не был выполнен. Подмосковное земское правительство, чтобы удержать знатных дворян
в ополчении, раздавало им села и волости сверх оклада4. Некогда
ляпунов обещал конфисковать все земли у изменных бояр и наделить землей в первую очередь разоренных мелких дворян. трубецкой отказался от выработанного курса. Совет земли аннулировал
все пожалования, сделанные от имени царя Владислава, но не тронул основных владений членов Семибоярщины и их пособников5.
Другой причиной стала необходимость наделения землей
представителей дворянских корпораций, прежде всего тех западных уездов, которые были захвачены войсками Сигизмунда III. Речь
идет прежде всего о смолянах. Изгнанные из родных мест поляками, они после смерти ляпунова пришли к подмосковным воеводам,
а последние отпустили их в Арзамас «испоместити их из дворцовых
сел». Дворцовые мужики, поддержанные арзамасскими стрельцами,
«делить себя не дали» и, несмотря на бои, «мужиков (они) не осилили». Этих смолян нижегородцы пригласили войти в состав организуемой рати6. Правда, «Повесть известна о победах Московского
государства» сообщает, что «посоветовав Московского государства
бояре и вся земля, которые во православии, и даша же смольяном
грамоты, и повеле им испоместиися в орзамаских, и в куръмыских,
и в алатарских местех»7.
По мнению С. Б. Веселовского, дело было в том, что ополчение князей Д. трубецкого и Д. Пожарского должно было поставить
на первый план обеспечение служилых людей. Денег в казне было
очень мало, служилые люди, имевшие поместья, не могли нести
службы, так как их поместья были разорены, наконец, на службе
у правительства ополчений было много служилых людей, лишившихся совсем своих земельных владений. Имеются в виду дворяне
и дети боярские Смоленска, Вязьмы, Дорогобужа. Решено произвести испомещение в черных и дворцовых волостях. В центре государства и на юге таких земель было очень мало, к тому же они были
разорены. Пришлось приступить к раздаче там, где их было много
и где они совсем или почти не были затронуты разорением8.
Следующая причина появления поместий в Белозерском уезде крылась в угрозе с северо-запада. На рассвете 16 июля 1611 г.
шведские войска пошли на штурм Новгорода9. Через день, 17 июля,
шведы заняли не только Софийскую, но и торговую сторону. Воеводы В. И. Бутурлин и л. А. Вельяминов, разграбив торговые ряды,
ушли из Новгорода. А 25 июля новгородцы во главе с митрополитом
Исидором и князем И. Н. Большим Одоевским заключили с Делагарди договор, по которому один из шведских принцев должен был
стать царем «Новгородского и Московского государства»10.
В начале 1612 г. Второе ополчение оказывается в Ярославле.
Оттуда оно направляет посольство к Делагарди в Новгород для обсуждения кандидатуры шведского принца на Московский престол.

Видимо, новгородцы чувствуют трагизм и двойственность ситуации11. еще в июне 1611 г. Совет Первого ополчения принял решение
о возможности избрания одного из сыновей Карла IX. После его
смерти новый король густав Адольф придерживался точки зрения
самому взять бразды правления новгородскими землями в свои
руки. Несмотря на усилия Делагарди, Карл Филипп так и не получил разрешение отправиться в Россию в 1612 г.12 С 1613 г. Белозерский край признает правительство Михаила Романова. Но отношение к событиям, происходившим в Новгороде в 1611 – 1613 гг.,
на Белоозере было явно неоднозначным. 11 апреля 1613 г. на Белоозере получили грамоты из Устюжны с вестями о передвижении
шведов. Имелись данные, что Эверт горн начал поход на Псков,
полковник Франц Стрюйс пошел в Заонежье и планировал дальнейшее движение на Устюжну и Белоозеро13. Позже в январе—феврале 1614 г. белозерский воевода П. И. Чихачев и дьяк Ш. Копнин
допрашивали прежнего воеводу Степана Чепчугова, на которого
был подан донос о том, что тот в годы противостояния со шведами выказывал последним если не поддержку, то симпатию. По словам доносчиков, белозерцы поставили засеки около новгородского рубежа, воевода же Чепчугов эти засеки отменил. Кроме того,
воевода поставил светлицы «для немецких людей». Свидетели
показали, что светлиц тот не ставил, то есть частично донос был
ложным. А. А. Селин считает, что характерно само обвинение воеводы в ожидании шведской власти и, видимо, какие-то настроения в пользу шведов вполне могли присутствовать14.
Примерно так думал С. Б. Веселовский в своей ранней работе,
посвященной Белозерскому краю. Взятие Новгорода шведами, а Москвы поляками повергло белозерцев в уныние и безнадежность15.
Не вдаваясь в отношение Чепчугова к своему товарищу Михаилу
Светикову, который был посажен в тюрьму, он фиксирует существование раскола в среде посадских людей. Воевода будто бы отставил
засеки и уведомил об этом немцев, которые, узнав это, взяли тихвин
и разорили уезд. Вестовщиков он пытал. Сторонниками его были некоторые посадские люди, которые вели торговлю с немцами, а сам
воевода утратил веру в спасение государства и готовился «к немцам
встречу почестью учинити». Когда вместо шведов появились литовские люди, он бежал в Кирилло-Белозерский монастырь, прихватив
свое имущество и казну. Несмотря на преувеличения и неправды,
нет дыма без огня, заключал С. Б. Веселовский16.
Шведская сторона, действительно, вынашивала более дальновидные планы, чем предоставление претендента на московский
престол. Юхан Видекинд, пользуясь большой базой источников,
сообщает, что густав Адольф советовал Делагарди «так вести дело,
чтобы при составлении Выборгского договора, все было установлено
сызнова и служило главной цели: безопасности и расширения границ королевства, а также способствовало возмещению расходов»17.

161
ДВОРЯНСКОе
ЗеМ леВл А ДеНИе
В ПОС леСМ У тНОе
ВРеМ Я
(НА ПРИМеРе
Бе лОЗеРСКОгО
У е ЗД А)

С. А. Алексеев

16 2
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

Шведы знали, что казаки разоряют северный край. «Они недавно разрушили все небольшие крепости у Белоозера, Каргополя
и Вологды»18. И это в условиях, когда в Москве «обсуждались планы избрания нового великого князя; при этом большинство стоит
за Михаила Федоровича». Позже, когда дела под гдовом и тихвином
шли плохо, Делагарди «велел с оружием в руках искать пропитание
в окрестностях Каргополя, Белозерска и Устюжны»19. В Москве знали об этом и неоднократно, например, как в грамоте от 11 апреля
1613 г., предупреждали белозерского воеводу Степана Чепчугова
жить «с великим бережением, неоплошно», сообщая о продвижении полковника де Франстрюка за Онегу, «а идти де ему под Белеозеро, и под Кирилов монастырь, и под Устюжну»20.
Не менее важной причиной было желание власти поставить
под свой контроль казачество. Правительство нуждалось в казаках,
а с другой стороны, стремилось не допустить его дальнейшего роста за счет феодального населения21. Одной из форм вознаграждения за верность стало групповое испомещение казаков после освобождения Москвы. А. л. Станиславский считал, что в первые годы
царствования Михаила Романова испомещение производилось,
главным образом, в Вологодском и Белозерском уездах. Известно, что к лету 1614 г. поместьями в Судской волости владели более
20 поместных атаманов22. Их появление было неплохой демонстрацией станицам вольных казаков, чем награждает власть за верную
службу, причем в условиях, когда те стали наводнять северные уезды, занимаясь грабежом и насилием.
Учитывая реальное проникновение польско-литовских отрядов на север вместе с казаками, бывшими тушинцами, создавалась
угроза прямого захвата этими силами городов, монастырей и территорий уездов. так, в июле 1612 г. было захвачено и разграблено Белоозеро, затем в августе окрестности Кирилло-Белозерского
монастыря 23. Поэтому нападения «литвы и черкас» представляли
смертельную опасность для жителей уезда. Самих литовцев интересовало, «есть ли на Белеозере и на Вологде острог и много ли людей?» 24 Новые помещики и испомещаемые здесь служилые люди,
иноземцы вступали в бой с этими отрядами. Бежавший из литовского плена раненый немчин Анца Шварк 25 в докладе 4 октября
1613 г. белозерскому воеводе Петру Чихачеву сообщил, что на допросе он, не без доли хитрости, сказал, «что на Белеозере смолян, дворян и детей боярских, и стрельцов и ратных людей много,
и в Кирилове монастыре ратных людей много же», на что литовские люди отвечали ему «деи они про Белоозеро ведают»26 . хотя
в реальности дело обстояло несколько по-другому, о чем писал воевода Чихачев летом 1614 г. в Ярославль, что дети боярские разъехались еще в декабре 1613 г. на службу, но само присутствие в уезде или упоминание о сотнях помещиков делало нападение более
проблематичным.

Вообще, сам факт посылки отряда воеводы григория Образцова на Белоозеро «для обереганья» с отрядом в 600 – 700 чел. князем Пожарским в период наступления на Москву говорит о стратегическом значении уезда в борьбе с «воровскими и литовскими
людьми»27.
Следовательно, появление помещиков в Белозерском уезде
связано с целым рядом причин:
1) стремлением разрешить запутанный Смутой вопрос
о земельных владениях служилых людей;
2) выделением земли тем дворянам, кто был разорен
или просто не имел поместий для несения военной службы;
3) сохранением основ западных корпораций, потерявших
земли в западных уездах, пока этот вопрос не будет решен
с возвращением Смоленска;
4) вознаграждением за службу придворных служителей
и лояльных к власти казаков;
5) отражением возможного шведского продвижения вглубь
Белозерского уезда;
6) оказанием более организованного сопротивления
«воровским» казакам и отрядам польско-литовских
интервентов путем испомещения служилых людей.
Нужно признать, что наделение землей именно здесь нескольких сотен служилых людей оказалось более дальновидным политическим и социально-экономическим мероприятием Московской
власти, чем, может быть, она сама себе представляла. А. И. Копанев, ссылаясь на столбцы Поместного приказа, писал, что массовые
раздачи земель проходили с февраля 1613 г. по ноябрь 1614 г., затем
продолжились в 1615 г.28 А. А. Новосельский считал, что первыми появились здесь 28 декабря 1612 г. смоляне, испомещеные по постановлению правительства нижегородского ополчения. Отдельщики
Михаил Кайсаров и подьячий Михаил Клементьев, занявшие Азадскую волость, перешли затем за озеро в волость Киснему29. Необходимо согласиться с последней точкой зрения, так как в фондах Белозерской приказной избы сохранился отрывок отписки белозерского
воеводы С. Н. Чепчугова, где он действительно пишет с долей обиды
о начале испомещения смолян, причем без его ведома 30. Он сообщал князю Д. т. трубецкому и князю Д. М. Пожарскому, что Михаил Кайсаров «с товарищи и смоляне в денежном зборе и во всяких
запасах…вовсе отказали», а доходов с Азатской волости на год 625
рублей «оприч… хлеба и неокладных всяких доходов». Испомещение в Кисменской дворцовой волости, которая находилась «от Озатцкие волости верст семдесят», по всей видимости, казалось ему
незаконным, потому что «по вашему боярскому указу по их Михаилове к нам отписке» велено давать им дворцовые села «смежно»,
а Кисемская волость находилась за Белым озером «за городом»,

16 3
ДВОРЯНСКОе
ЗеМ леВл А ДеНИе
В ПОС леСМ У тНОе
ВРеМ Я
(НА ПРИМеРе
Бе лОЗеРСКОгО
У е ЗД А)

С. А. Алексеев

16 4
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

другими словами, почти напротив Белоозера на северном берегу31.
такое поведение воеводы объяснимо справедливыми опасениями
невозможности сбора налогов с волости, в частности, где находилось по его сведениям на тот момент всего 18 помещиков. Можно
предположить, что приезд смолян произошел несколько раньше датировки письма, но не раньше 12 декабря. Сохранилось известие,
что Первушка Фомин и земские люди Азадской волости по наказу
белозерского воеводы г. Ф. Образцова от 12 декабря 1612 г. по Надпорожской дороге сделали три засеки «для литовских воровских людей
приходу», о служилых людях упоминания нет32. Причем они могли
появляться только группами, опасаясь столкновения с литовцами,
казаками и сопротивления крестьян. таким образом, датировка начала испомещения: декабрь 1612 г.
А. И. Копанев, изучая процесс превращения Белозерского уезда
в край светского землевладения с помощью картографического метода, показал, как за период февраля 1613 г. и до конца 1615 г. в 46 черносошных и дворцовых волостях и селах появляются помещики33. его
наблюдения можно подкрепить материалами Печатного приказа.
В марте 1613 г. были запечатаны грамоты на Белоозеро белозерскому
старосте Ивану Павлову о своде казаков (14 марта), воеводе Степану
Чепчугову по челобитью служки Кирилло-Белозерского монастыря
любимки Сущева на того же старосту Ивана Павлова в «разорении»
монастырской вотчины (31 марта) и грамота в Ферапонтов монастырь «велено у них… игумну Макарью быть» (31 марта), а затем пошел поток документов на поместья34. Уже 10 мая 1613 г. была запечатана грамота на поместье Саве Панову. Сава гаврилов сын Панов
имел поместье в Киснемской волости, что говорит о его принадлежности к Смоленской дворянской корпорации. В записи о даче ему поместья единственный раз упоминается размер земли, исчисляемый
в 3 выти и «пошлин с 50 чети… 20 алтын 5 денег. Взято»35. Кроме того,
исследователь отмечал, что столбец не дает данных для небольшого
количества волостей: Шольской, Андопал, Федосьин городок, Чуровская, Вашпанская, лупсарская, Кемозерская и другие, делая осторожный вывод, что они попали в руки помещиков тоже после 1613 г.36
Это наблюдение подтверждается запечатанной грамотой по челобитью «Суворка Козлова на 130 чети»37. По платежнице письма и дозора М. М. Беклемишева и т. Копнина 1615–1616 гг. Сувор Василев сын
Козлов владел поместьем в волости Федосьин городок, размер которого по писцовой книге 1626–1627 гг. был 126,5 четверти38.
Сохранились записи Печатного приказа, которые подтверждают помесячное наделение групп и отдельных лиц землей. так
10 июля запечатана грамота стряпчего Степана Кузмина на поместье в 368 четвертей, «против Вяземского помеся 600 чети»39. 27 августа запечатана грамота по челобитью Нелюба Игнатьевича Маркова, причем пошлины 20 алтын не были с него взяты, так как он
«голова у казаков на Волоку»40, причем в платежнице 1615 – 1616 гг.

он не упомянут, но его владения как звенигородца в Заозерском
стане в Бадожской волости, по данным писцовой книги, были за левонтием Бражниковым41. таким образом, он поместьем практически не владел. 12 сентября дано поместье смолянину Совету Башковскому в его оклад 300 четвертей, «и тех пошлин для бедности.
Не взято». Совет Иванов сын Башковский (Башековский), смолянин
и стрелецкий сотник, получил поместье в Надпорожском стане в волости Иткла Боброва, где за ним, по данным писцов, была и вотчина
«за Московское осадное сидение в королевич приход», всего 364 четверти42. Причем, по Копаневу, в Иткле Бобровой испомещение проходило в феврале 1614 г.43
А. А. Новосельский отмечал, что в 1613 г., при царе Михаиле Федоровиче, раздача приняла еще более широкие размеры. Он пишет,
что из отписок воеводы Степана Чепчугова и дьяка Шестого Копнина
видно, что им было поручено наделение дворян и детей боярских разных «городов», «Осифовских и Погорельских сидельцев». Одновременно же вели раздачу земель гурий Волынцев и подьячий Алексей
Новиков. В других местах действовал Богдан Кадников и подьячий
Илья Перелякин44. Действительно, 15 октября 1613 г. была запечатана грамота по челобитной гаврила хрипунова «с товарищи», которых
было велено испоместить в черных волостях Белозерского уезда. Сам
гаврило Июдин сын хрипунов был испомещен в Надпорожском стане
в волости Иткла глухая45. По Копаневу, испомещение в этой волости
проходило в марте 1614 г.46 Причем испомещением хрипунова и его
товарищей занимались Богдан Кадников и Илья Перелякин «и пошлин на них взяв, велено прислать к Москве», при этом документ был
запечатан на Вологду47. А. А. Новосельский писал, что только 2 небольшие дворцовые волости: Бор Иванов и Никольское — остались
без новых владельцов. Однако Печатный приказ сообщал о наделении 438 четвертями земли группы холмичей, куда входили григорий
Кокарев, Иван Арбузов, гаврило Шамшин, Афанасий Зеленого, но пошлин на сумму 5 рублей 15 алтын 5 денег с них по приказу постельничего К. И. Михалкова «имать не велено для разорения»48. Более упоминаний об этих людях из группы холмичей не находится. Были ли
испомещены они здесь вообще?
По наблюдениям А. И. Копанева, в 1613 – 1614 гг. здесь были
также испомещены новгородские помещики, казаки, черкасы и множество иноземцев. Весной 1614 г. фиксируются грамоты на поместья в Белозерском уезде Юрию Якушевскому, иноземцу на 50 четвертей49, Богдану Резанову на 64 четверти50, Миките телегину на 103
четверти51. Впервые запечатана грамота 14 июля вдове Кузмины
жена Кузмина по ее челобитью на 100 четвертей52, а также Ивану
Чечетову на 170 четвертей, причем он не упомянут в других документах 53. До конца 1614 г. были запечатаны грамоты сытнику Венеи Бранцову и Корепану Сухорукову на 120 четвертей, 4 сентября,
Микифору Протопопову на 60 четвертей, 8 ноября, кречетникам,

16 5
ДВОРЯНСКОе
ЗеМ леВл А ДеНИе
В ПОС леСМ У тНОе
ВРеМ Я
(НА ПРИМеРе
Бе лОЗеРСКОгО
У е ЗД А)

С. А. Алексеев

16 6
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

сокольникам и ястребникам во главе с Федором Стоговым шестнадцати человек 2 декабря, иноземцу Офоньке Пелепелицыну на «21
четь с полуосминою»54.
Последние записи относятся к маю 1615 г. Сразу 95 человек —
смолян получили отказную «на поместья по прежней их даче» 16 мая.
О поместном переделе 29 мая были запечатаны грамоты смолянам
Подосену Валутину и Замятне Щулепникову с десятью товарищами55.
В результате к концу 1614 — началу 1615 гг. на территории
Белозерского уезда складывается система светского землевладения, которая вытесняет, а затем поглощает черносошный и дворцовый земельные комплексы. Первый срез становления светского
землевладения дает платежница письма и дозора М. М. Беклемишева и т. Копнина 1615 – 1616 гг.56 В Надпорожском стане в 24 волостях 57 указано 181 поместье. Из них 7 поместий — в совместном
владении58, причем в одном59 случае владелицей указана вдова Федора григорьевская жена Шишкина «з детми», в другом Степан Кузмин с матерью, то есть вдовой служилого человека. Получается два
случая, где фигурируют вдовы. Но имени матери Кузмина и имен
детей Шишкина мы не знаем. Учитывая сходство фамилий, можно
сделать вывод, что 5 из 7 совместных владений были в руках у близких родственников. таким образом, в Надпорожском стане поместная собственность находилась в руках более чем 188 человек. Имена
186 человек нам известны.
Необходимо отметить, что одно из поместий в Шухтовской
волости было «отписано» на государя, то есть отобрано, а его бывший владелец Афанасий Богданов сын Шилков сидел в тюрьме60.
Составители платежницы указывают при подсчетах сошного письма в поместье князя Ивана Андреевича Дашкова в Андожской волости, что по крестьянской «скаске» половиной села Никольского владел князь Иван Зашепов (так. — С. А.) «в вотчину», но документов
и «вотчинных крепостеи…неклали». Не было вотчины князя Ивана
в приправочных книгах «на Белоозере»61. Перед нами отголосок запутанности земельных отношений.
В пяти случаях поместья находятся в разных волостях и дается общее количество четверной пашни: у Михаила Давыдова сына
Ушакова по Ивачевской волости и деревня в волости Федосин городок,62 у Семена Сафронова сына Козловского по Шухтовской волости и деревня в волости Семеново Раменье,63 у Богдана енина сына
Ширкова по Малой Веретейской волости и в деревнях Ирдоматской
волости,64 у Ивана левоньева сына Оплечеева по Малой Веретейской
волости и в деревнях Ирдоматской волости,65 у Якова Якимова сына
Вошкина по Чуровской волости и в Усть-Угольской волости.66 И в одном случае — в двух станах Надпорожском и Судском поместье
у гаврилы Васильева сына лодыгина в Андожской волости и в тырпичах67. Наибольшее количество поместий приходиться на Азатскую волость (40), Шухтовскую волость (16), на Череповецкую во-

лость (14). Наименьшее количество находилось в сельце лохта, селе
Ивановское Угрюмоский погост, в волости Иткла Боброва и в Чуровской волости (везде по одному поместью).
В Заозерском стане в 21 волости располагались 208 поместий.
В совместном владении находились 23 владения. В двух случаях это
отцы с сыновьями: литвин Иван Свашевский с сыном Петром, Семен
Афанасьев сын Кобыльский с сыном Иваном68. Вдовы владели с детьми в двух случаях, но если вдова Марья Казанцева владела с детьми69,
то вдова Марья Смирновская жена Озерова с сыном Воином владели
поместьем сообща с Андреем тимофеевым сыном Реутовым70. Братья
делили поместья в восьми случаях71. еще в двух случаях: братья Савеловы делили поместье с Будимиром Араповым72, Афанасей григорьев
сын Воропанов и григорий Семенов сын Воропанов делили поместье
с Яковом Никифоровым сыном глазовым73. В остальном это, видимо,
не родственники. Cовместное владение было не только отца с сыном,
братьев, соседей, но и в других вариантах. три владельца делили поместья в трех случаях74, а в одном случае — у поместья было пять владельцев (григорий хилин, Василий Захаров, Спех Бражников, Кузьма
Иванов, Омельян Резанцев)75. таким образом, учитывая все данные
по стану, можно привести 238 имен помещиков.
В двух случаях поместья расположены в двух волостях,
и ни одно в соседнем стане: у Якова Иванова сына трубникова владения в Киснемской волости и деревня в липинском Борку76 у Посника
Бессонова сына Курманова и Петра Фетцова поместье в Панинской
волости и на Окштоме Кемозерской вол77. У Сутормина Коротнева
поместье в волости Поречье и Дружинное, но речь идет о половине
сельца Ильинское, которое расположено к западу, где волость Киянда, добавлено «за ним в Кьяскои» волости, подразумевает владения
в Судском стане в Кьямской волости. Он единственный, кто владел
землями в двух станах78.
Спорными случаями можно признать три. В Куйской волости
поместье Андрея Ступишина, «а ныне» за Иваном Загряским, и указывается одна четверть без полуосмины. Но он идет по списку ранее
как Иван Иевлев сын Загряский с полутора четверти, что не вызывало у составителей платежницы сомнений79. то есть Загряжский
каким-то образом получил соседнее владение. В Палшеозеской
волости за иноземцем Иваном Шелковским полторы четверти,
а по крестьянской «скаске ныне владеет Иван же Аминев». За Иваном еремеевым сыном Аминевым ранее было записано 4,5 четверти80. Наконец, в Шубачской волости находится поместье стряпчих
братьев Волынских, а «у розделу Ондреи и Петр на Белоозере не бывали. И выписи им не дано. И тот их жеребей и поместья описан
на государя». Но тем не менее, по словам крестьян, люди Волынских
приезжают к ним и «оброки с них помещиковы емлют»81, позднее
есть упоминание, что поместье Петра Волынского перешло в руки
Якова тимофея сына Резанова82.

16 7
ДВОРЯНСКОе
ЗеМ леВл А ДеНИе
В ПОС леСМ У тНОе
ВРеМ Я
(НА ПРИМеРе
Бе лОЗеРСКОгО
У е ЗД А)

С. А. Алексеев

16 8
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

В Судском стане в 13 волостях насчитывается 111 поместий.
В совместном владении девять поместий. Из них в двух случаях отцы
делят поместье с сыновьями: Мина Дмитриев сын лыков и его сын
Салтан83, Михаил Иванов сын Иевлев с сыновьми Исаком и Никитой
делит поместье с Иваном Ивановым сыном Кулневым и своим сыном
жданом84. В пяти случаях поместье принадлежит родным и двоюродным братьям. Одна вдова «литовка» Кристина вместе с дочерью
«девкои Анюткою» владеет поместьем в Судской волости85. За исключением владений Иевлеввых и Кулневых (впятером) и трех братьев
Воропановых, все владения были на двоих. таким образом, число помещиков в стане 124 человека. Указаний на земли в других волостях
и станах нет. Самое большое количество поместий находится в Андопольской волости (20), в Сухотской волости (19) и в Судской (18).
только в Кьямской волости есть одно поместье.
Впервые в конце книги встречаем упоминание о двух светских вотчинах. Они находятся в Вадбольской волости и принадлежат князю Борису и князю Михаилу Вадбольским, потомкам белозерских князей86.
В целом 1615 – 1616 гг. в Белозерском уезде находилось 500 поместий, которыми владели более 550 человек и две вотчины с двумя владельцами. Составители документа отнеслись внимательно
к владельцам, отписав в двух случаях поместья на государя. Сохранилась отписка от декабря 1615 г., в которой Михаил Беклемишев сообщал белозерскому воеводе И. В. головину, что крестьяне
отписанной из поместья Афанасия Кузмина деревни Мигачевская,
так как она «перед дачею стала в лишке», подвергаются грабежу.
«А Офонасевы де люди Кузмина владеют тою Мигачевскою деревнею и ими крестьяны насилством, и оброки де с них после нашего
отказу поимали. И их бьют и лошадеи у них поимали насилством»,
хотя деревней Кузмину владеть запрещено и не велено «всякие помещиков доходы имат»87. Поместье у Афанасея Яковлева сына Кузмина находилось в Ивачевской волости Надпорожского стана88.
Состав землевладельцев по платежнице реконструировать
очень сложно. В ней упомянуты три западных города: Можайск
(7 чел.), Ржева (1 чел.), Волок ламский (1 чел.) — и один подмосковный город: Руза (1 чел.), хотя известно, что смолянам только в Азатской и Кисменской волостях принадлежали все поместья, их «город»
не упомянут. Среди испомещенных были 12 представителей титулованной знати. Потомки белозерских князей были представлены
князьями С. И. Андомским, Б. и М. Вадбольскими, С. Д. Шеховским.
Общее поместье было у князей И. А. и О. А. львовых; кроме них,
мы находим князей И. А. Дашкова, В. М., В. Ф. и М. Ф. Шаховских,
л. О. Щербатого и вдовую княгиню Овдотью (жену князя Д. Щербатого)89. Уже упомянутые А. и П. Волынские были стряпчими.
Самую значительную группу представляют иноземцы —
70 чел., среди них 21 «немчин», 19 литвин, 1 «волошенин», 1 поляк,

1 «угренин», 2 черкашина; 20 человек названы просто иноземцами,
без указания их происхождения. Судя по фамилии и званию, в эту
группу входило 6 чел. командного состава: 2 прапорщика, 2 поручика, 1 ротмистр и 1 капитан Яков Иванов. Среди них в волости Игнатовской получил поместье мурза князь Кузьма Маментян темиров90.
еще одну группу составили подьячий Конюшего приказа
М. Пересветов, который был единственным представителем приказных людей, четверо дворовых и три стремянных конюха.
Из казаков упомянут лишь казачий атаман Я. И. Шетырев.
Как уже говорилось, А. л. Станиславский затруднялся определить
точное количество казаков, испомещенных в Белозерском уезде. Приблизительное число поместных атаманов и казаков можно установить по челобитной атамана Ивана григорьева сына толстого. В мае
1614 г. он и 22 казака возвращались с государевой службы из Вологды в свои поместья в Судской волости, где у деревни Великая Береза подверглись нападению воровских казаков под командованием
атаманов Ивана Иванова и Солового, при этом два поместных казака
были убиты91. Вернулись в город 30 мая только 11 человек, при этом
белозерский воевода П. И. Чихачев добавляет, что от тех казаков сидят в остроге «со всякой животиною с обереганием»92. Из 23 казаков
в платежнице упомянуты восемь фамилий.
Эти наблюдения косвенно подтверждают выводы А. А. Новосельского. Он выделял несколько групп «насельников уезда». Первая
состоит из смолян, можаичей, волочан, вереичей, ружан, звенигородцов, серпьян, ржевичей, дмитровцев, белян, клинян, дорогобужан
и детей боярских Ярославца-Малого. Вторую группу представляли
наиболее лояльные атаманы и казаки. В третью группу входили иноземцы. Четвертую составили «сытного и кормового дворца дворовые
люди», дворцовые служители, одним словом. Пятой группой будет
еще одна группа смолян, которая появиться чуть позже93.
таким образом, перед нами возникает картина становления
поместной системы в ее классическом виде на территории одного
уезда. За три года, в условиях почти критических (боевые действия,
разорение), в Белозерском уезде почти все дворцовые и черносошные земли пошли в поместную раздачу. Мы не находим здесь «порозжих земель», поместий, столь часто переходящих от отца к сыну
или «девке» на выданье, кроме восьми вдовьих поместий. А вотчинное землевладение представлено всего двумя владениями потомков белозерских князей, наверное, они являлись осколком доопричного вотчинного землевладения. При этом особенностью
является наличие не просто представителей различных городовых
организаций, среди которых доминирует смоленская дворянская
корпорация, а смешение их с иноземцами, казаками и дворцовыми
служителями. такое неустойчивое положение невольно будет приводить в ближайшем будущем к серьезным конфликтным ситуациям с крестьянским миром, воеводской властью, с монастырями

16 9
ДВОРЯНСКОе
ЗеМ леВл А ДеНИе
В ПОС леСМ У тНОе
ВРеМ Я
(НА ПРИМеРе
Бе лОЗеРСКОгО
У е ЗД А)

С. А. Алексеев

17 0
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

и к столкновениям по разному поводу друг с другом. Впереди были
испытания казачьего разорения 1618 – 1619 гг. и кризис, вызванный
экономическим упадком, перераспределение поместных владений
вследствие гибели их владельцев и появление новой для уезда формы земельного обеспечения — вотчин, данных в награду за московское осадное сидение «в королевич приход».

1

Веселовский С. Б. Белозерский край в первые годы после Смуты // Архив русской
истории. М., 2002. Вып. 7. С. 282.

2

Новосельский А. А. Служилое общество и землевладение на Белоозере после Смуты // Он же. Исследования по истории эпохи феодализма. М., 1994. С. 139 – 140.

3

Козляков В. Н. Михаил Федорович. М., 2004. С. 184.

4

Скрынников Р. Г. Минин и Пожарский. хроника Смутного времени. М., 1981. С. 304.

5

там же. С. 307.

6

Любомиров П. Г. Очерки истории нижегородского ополчения 1611 – 1613 гг. М.,
1939. С. 58.

7

В этой повести, которая является гимном смоленской корпорации, сообщается,
что арзамасцы были разбиты. «Смольяне же за их непокорство их побили, и два
острожка у них взяли, и мелними запасы наполнились». Можно согласиться с публикатором и автором комментариев, что вряд ли это было так. Массовых испомещений в других уездах тогда не потребовалось. См.: Повесть о победах Московского
государства. л., 1982. С. 29, С. 147 (комментарий).

8

Веселовский С. Б. Указ. соч. С. 282.

9

Седов П. В. Интриги Смутного времени, или как холоп Шваль предал новгородцев // Военно-исторический журнал, 1996, № 12. С. 84 – 89.

10

Селин А. А. Новгородское общество в эпоху Смуты. СПб., 2008. С. 356 – 357.

11

там же. С. 360.

12

Коваленко Г. М. Кандидат на престол. Из истории политических и культурных связей России и Швеции XI – XX вв. СПб., 1999. С. 53 – 63; Он же. Призвание варягов //
Родина. 2005. № 11. С. 43 – 44.

13

Селин А. А. Указ. соч. С. 452 – 453.

14

там же. С. 453 – 454. Само дело было опубликовано С. Б. Веселовским: Веселовский С. Б. Акты подмосковных ополчений и земского собора 1611 – 1613 гг.
М., 1911. № 114. С. 138 – 153.

15

Веселовский С. Б. Белозерский край… С. 280.

16

там же. С. 281.

17

Видекинд Ю. История десятилетней шведско-московитской войны. М., 2000.
С. 264.

18

там же. С. 269.

19

там же. С. 269, 290.

20

Дополнения к Актам историческим… (далее — ДАИ). СПб., 1846. т. 2. С. 3 – 4.

21

Станиславский А. Л. гражданская война в России XVII в. Казачество на переломе
истории. М., 1990. С. 93 – 94.

22

там же. С. 98 – 100.

23

Васильев Ю. С. Борьба с польско-шведской интервенцией на Русском Севере в начале XVII в. Вологда. 1985. С. 59–62.

24

ДАИ. т. 2. С. 13.

25

Шварк Анца (Шварк Дарком, Швар Индрик) имел поместье в Заозерском стане
в Чужбойской волости, где и был захвачен в плен. Российский государственный
архив древних актов (РгАДА). Ф. 1107. Оп. 1. Д. 115. л. 78.

26

ДАИ. т. 2. С. 14 – 15.

27

См.: Любомиров П. Г. Указ. соч. С. 148.

28

Копанев А. И. История землевладения Белозерского края в XV – XVII вв. М.,1951.
С. 73.

29

Новосельский А. А. Указ. соч. С. 142. Причем историк ссылается на «Акты подмосковных ополчений Земского собора 1611 – 1613 гг.», изданные С. Б. Веселовским.

30

РгАДА. Ф. 1107. Оп. 1. Д. 13. л. 1 – 3. Датировка документа в описи по дате в тексте
28 декабря.

31

там же.

32

Русская историческая библиотека (далее — РИБ). Петроград, 1917. т. 35. Архив П. М. Строева. т. 2. Стб. 247 – 248.

33

Копанев А. И. Указ. соч. С. 74 – 76. См. табл.

34

Записная пошлина книга (27 февраля-12 августа 1613 г.) // Документы Печатного
приказа (1613 – 1615 гг.) / сост. С. Б. Веселовский. М., 1994. С. 35, 62, 63.

35

Записная пошлинная книга (27 февраля — 12 августа 1613 г.) … С. 103; РгАДА.
Ф. 1209. Кн. 592. л. 47.

36

Копанев А. И. Указ. соч. С. 73,76.

37

Записная беспошлинная книга (12 августа 1613 — позднее 19 августа 1615 г.) //
Документы Печатного приказа (1613 – 1615 гг.) / сост. С. Б. Веселовский. М., 1994.
С. 373.

38

РгАДА. Ф. 1107. Оп. 1. Д. 115.; Ф. 1209. Кн. 591. л. 282 – 283. К моменту составления писцовых книг ему перешло поместье Ивана Валутина и Василия Кузмина
в Заозерском стане в волости Коркуч в размере 125 четвертей. См.: РгАДА. Ф.
1209. Кн. 592. л. 187 об. — 189.

39

Записная пошлинная книга (27 февраля — 12 августа 1613 г.)… С. 235.

40

Записная беспошлинная книга (12 августа — позднее 19 августа 1615 г.)… С. 299.

41

РгАДА. Ф. 1209. Кн. 592. л. 319 – 321.

42

Записная беспошлинная книга (12 августа — позднее 19 августа 1615 г.)… С. 302;
РгАДА. Ф. 1107. Оп. 1. Д. 115. л.18 об. Здесь он упомянут как Башековский. РгАДА.
Ф. 1209. Кн. 591. л. 186 – 188 (поместье), 188 – 188 об. (вотчина).

43

Копанев А. И. Указ. соч. С. 75. таблица, П. 27.

44

Новосельский А. А. Указ. соч. С. 142.

45

Записная беспошлинная книга (12 августа — позднее 19 августа 1615 г.)… С. 308;
РгАДА. Ф. 1107. Оп. 1. Д. 115. л. 19об. Кроме платежницы, гаврило хрипунов
не упоминается нигде.

46

Копанев А. И. Указ. соч. С. 75. таблица. П. 26.

47

Записная беспошлинная книга (12 августа — позднее 19 августа 1615 г.)… С. 308.

48

там же. С. 323 – 324.

49

там же. С. 363. 20 апреля. Юрий Якушевский более нигде не встречается.

50

там же. С. 365. 8 мая. его не упоминает платежница 1615 – 1616 гг. В писцовой
книге 1626 – 1627 гг. есть Богдан тимофеев сын Резанов, волочанин, имевший
поместье и вотчину за московское осадное сидение в размере 215 четвертей в станах. См.: РгАДА. Ф.1209. Кн. 592. л. 411 – 413, 713 – 714, 716 – 717.

51

РгАДА. Ф. 1107. Оп. 1. Д. 115. л. 36. 8 мая; РгАДА. Ф. 1209. Кн. 592. л. 180 – 180 об.

52

РгАДА. Ф. 1107. Оп. 1. Д. 115. л. 38.

53

Записная беспошлинная книга (12 августа — позднее 19 августа 1615 г.)… С. 381.

54

там же. С. 391, 396. В. Бранцов и К. Сухоруков больше не упоминаются. М. Д. Протопопов был звенигородцем и по данным писцовой книги владел поместье
в тумбажской волости в 142 четверти и пожалованной вотчиной в 200 четвертей
в Бадожской волости (РгАДА. Ф. 1209. Кн. 592. л. 293 об. — 295, 335 об.— 337,
396 – 397).Ф. Стогов владел поместьем совместно с И. П. Воейковым по данным
платежницы (РгАДА. Ф. 1107. Д. 115. л. 54) в Кеозерской волости, в писцовой книге указано уже три владельца, третьим совладельцем был И. В. гребенкин (РгАДА.
Ф. 1209. Кн. 592. л. 235 – 236). Можно с большой долей уверенности сказать,
что все они были сокольниками.

55

Записная беспошлинная книга (12 августа — позднее 19 августа 1615 г.)… С. 408.

56

РгАДА. Ф. 1107. Оп. 1. Д. 115.

17 1
ДВОРЯНСКОе
ЗеМ леВл А ДеНИе
В ПОС леСМ У тНОе
ВРеМ Я
(НА ПРИМеРе
Бе лОЗеРСКОгО
У е ЗД А)

57

Волость Долгая слободка Кономского езу и Налбутцкого езу объединены для анализа, в книге идут отдельно. См.: там же. л. 31 – 32 об.

58

там же. л. 2. В Азатской волости Павел тухачевский и Семен логвинов (л. 11 об.).
В сельце лохта Данило Дмитриев сын Воробин и Федор елизаров (они единственные в этой волости) (л. 15 об, 16). В Андожской волости Матвей емельянов сын
Поздеев и Сава Поздеев, григорий Андреев сын ларионов и Федор Бутримов,
Александр и Семен Протасовы.

59

там же. л. 2.

60

там же. л. 26 об.

61

там же. л. 17 – 17 об.

62

там же. л. 22. Итог по Ивачевской волости.

63

там же. л. 26. Итог по Шухтовской волости.

64

там же. л. 29 об. Итог по Малой Веретейской волости.

65

там же.

66

там же. л. 32 об. – 33. Итог по Чуровской волости.

67

там же. л. 16 об. тырпичи относятся к Ваксоловской волости Судского стана.

68

там же. л. 45 об, 53.

69

там же. л. 42.

70

там же. л. 55 – 55 об.

71

там же. л. 48 об. Стряпчие Андрей и Петр Волынские в Шубаче (л. 57 об.). Можаичи Матвей и Петр Меньшовы дети Ковалева Панинская волости, Юрий и Иван
есиповы Панинская волость (л. 59). Сава и Степан торновские (очевидно иноземцы) в Игнатовской волости (л. 59 об.), григорий Федоров сын Ощерин и Афанасий
Якимов сын Ощерины в Кемской волости — двоюродные братья (РгАДА. Ф. 1209.
Кн. 592. л. 283 – 285). Их наследник ссылается на отца и дядю в 1626 – 1627 гг.
(РгАДА. Ф. 1107. Оп. 1. Д. 115. л. 60) Максим и третьяк Никитины дети Бартенева
в Бадожской волости (л. 69 – 69 об.). Петр и Алексей Калины, Федор и гаврило
Дементьевы в Пореченской и Дружинной волости.

72

там же. л. 56 в Панинской волости.

73

там же. л. 43 в Палшеозерской волости.

74

Воропановы и глазов, вдова Марья Озерова с сыном и Андреем тимофеевым
сыном Реутовым, Будимир Арапов и братья Савеловы.

75

там же. л. 55, в Кемозерской волости. Причем на пятерых приходилось 5 четей
с полуосминой. Не казаки ли они?

76

там же. л. 39 об. Итог по Киснемской волости.

77

там же. л. 57. Итога общего нет, запись идет по Панинской волости.

78

там же. л. 70 – 70 об. Итог по волости Поречье и Дружинное.

79

там же. л. 66 – 66 об.

80

там же. л. 45.

81

там же. л. 48 об.

82

РгАДА. Ф. 1209. Кн. 592. л. 174.

83

РгАДА. Ф. 1107. Оп. 1. Д. 115. л. 71 об.

84

там же. л. 74.

85

там же. л. 76 об. — 77.

86

там же. л. 84.

87

там же. Д. 126. л. 1.

88

там же. Д. 115. л. 21 об.

89

Кн. И. А. Дашков был в 1613 г. стольником, кн. л. О. Щербатой назван большим
дворянином. Докладная выпись 1613 г. //Чтения в императорском обществе
истории и древностей российских. 1895. Кн. 1. С. 10, 12.

90

РгАДА. Ф. 1107. Оп. 1. Д. 115. л. 58.

91

РИБ. т. 35. Стб. 327 – 328.

92

там же. Стб. 325 – 326.

93

Новосельский А. А. Указ. соч. С. 142 – 143.

К. А. Аверьянов, е. И. Андреева

О т О Б РА ж е Н И е
СОБы т ИЙ
СМ У т НОгО
ВРе М е Н И
Н А т е М Ат И Ч еС К И х
К А Р тА х

В

настоящее время в Институте российской истории РАН готовится к изданию атлас «Смутное время. Российское государство
в начале XVII века». Предполагается, что он будет состоять приблизительно из тридцати карт, хронологически затрагивающих время
от начала XVII в. до заключения Столбовского мира и Деулинского
перемирия, сопровождаемых текстовой частью, где будут описаны
основные события и военные действия Смуты.
Необходимость данной работы вызвана во многом тем,
что картографическое отображение событий Смуты отстает от уровня современной историографии по этому вопросу. если за последние годы, особенно в преддверии празднования 400-летнего юбилея событий 1612 г., вышло немало книг и статей, посвященных
событиям этой эпохи, то относительно карт можно сказать, что отечественная историческая картография осталась на уровне 50-х гг.
прошлого века, когда сложился основной набор исторических карт
по этой тематике. В первую очередь имеются в виду карты в книгах
И. И. Смирнова, л. г. Бескровного, е. А. Разина. Среди них особо следует отметить карту И. А. голубцова к фундаментальному изданию
«Очерки истории СССР», воспроизведенную с небольшим упрощением во «Всемирной истории» (т. IV. М., 1958). До сегодняшнего дня
она не потеряла научной ценности и по своей нагруженности и информативности превосходит все сделанное до сих пор.
тем не менее за прошедшие полвека эти карты в определенной
мере устарели. Это связано с тем, что современная историография

Аверьянов
Константин
Александрович,
доктор
исторических
наук,
руководитель
Группы
исторической
географии
Института
российской
истории РАН
Андреева
Елена
Игоревна,
студентка
Московского
государственного
университета
геодезии и
картографии

174
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

во многом пересмотрела прежние оценки советских историков, которые в угоду тогдашним идеологическим схемам основное свое внимание уделяли только крестьянской войне под руководством И. И. Болотникова и иностранной интервенции. Все это приводило к тому,
что событиям начала XVII в. посвящалась, как правило, одна карта,
дополняемая несколькими схемами сражений (сражение под Добрыничами, осада троице-Сергиева монастыря, освобождение Москвы
в 1612 г.). тем самым карты было трудно читать, и они не давали ясного впечатления о ситуации в тот или иной момент Смуты.
Часть из них требует серьезной доработки с учетом последних
исторических исследований. Особенно это касается планов сражений, которые приходится составлять по скупым свидетельствам источников. В свое время е. А. Разин составил карту Клушинской битвы.
Известно, что Д. Шуйский, возглавлявший русское войско, расположил его между двумя деревнями, оставив позади село Клушино. В соответствии с этим е. А. Разин рисует изображения деревень, но дает
их линейными — какими они обычно были в XIX в. Однако из писцовых книг XVI в. видно, что подавляющее большинство их были однодворными, и, значит, их надо изображать иначе. Во врезке к той же
карте он дает картину подхода противников к месту битвы: С. жолкевского со стороны Царева Займища и Д. Шуйского со стороны Можайска. При этом он ведет оба войска навстречу друг другу по Смоленской дороге XIX в., не учитывая того факта, что в начале XVII в.
она пролегала иначе. Об этом становится известным из того факта,
что шведские наемники, выйдя из Можайска, потребовали денег, которые были доставлены им в Мышкинское (современное село Мышкино), которое лежало гораздо севернее дороги XIX в. В XVII в. путь
шел не напрямую через Бородино, а тянулся вдоль левого берега Москвы-реки. Можно привести и другие примеры.
В последние годы предпринимались неоднократные попытки
создания новых карт по истории Смуты, примеры чего можно найти
в Интернете. Но качество их как с исторической, так и с картографической точки зрения является весьма посредственным. Показателем
крайне неблагополучного состояния отечественной исторической
картографии является тот факт, что в статье о восстании И. И. Болотникова, помещенной в новейшем издании «Большой Российской энциклопедии», соответствующая карта просто отсутствует.
Отказ советских историков от самого термина «Смута» привел к тому, что целый ряд фактов этого времени просто не рассматривался. Однако данные воззрения не выдержали проверку времени, и начиная с 1980-х гг. благодаря работам Р. г. Скрынникова
термин «Смута» вновь возвратился в исторический обиход. тем самым на повестку дня была поставлена задача рассматривать события начала XVII в. во всем их многообразии. Для картографов это
означает необходимость составления карт по темам, которые отсутствуют в современной картографии.

Вместе с тем целый ряд вопросов остается пока нерешенным.
Один из них заключается в определении продолжительности Смутного времени. Некоторые исследователи говорят о широких хронологических рамках Смуты — начиная со смерти Ивана IV в 1584 г. и доводя их до 1618 г. (Деулинское перемирие и Столбовский мир) и даже
до 1619 г. (размен пленными с Польшей и возвращение патриарха Филарета). Наряду с этим существует узкое хронологическое понимание
продолжительности Смутного времени. Но и здесь нет единства мнений исследователей. Ряд из них начинают рассказ о событиях Смуты
с 1598 г. (воцарение Бориса годунова) и заканчивают их 1613 г. (избрание Михаила Романова). Другие за исходную дату Смуты принимают
голодные годы начала XVII в. Подобный разнобой в определении хронологических рамок Смуты привел к тому, что в отечественной историографии до сих пор отсутствует обобщающая работа по истории
этого времени: С. Ф. Платонов заканчивает свои «Очерки по истории
Смуты» 1613 г. В данном случае мы предпочитаем опираться на свидетельства современников, в частности на показание Авраамия Палицына, говорившего о 14 годах Смуты, т. е. о периоде с 1604 г. (вторжение
лжедмитрия I) до 1618 г. (Деулинское перемирие).
Помимо этого картографу приходится решать и другие проблемы, связанные с различными трактовками исследователей событий
периода Смуты. Неотъемлемой частью любой карты являются заголовок и легенда. Наиболее показательны в этом плане события, связанные с именем И. И. Болотникова. Их можно трактовать как восстание
(это характерно для дореволюционной литературы) или крестьянская война (как предпочитала говорить советская историография).
Но в данном случае эти определения страдают известным схематизмом: укажем на общеизвестный факт, что к И. И. Болотникову присоединились не только крестьяне, но и казаки и служилые люди.
Известный историк А. л. Станиславский, пытаясь преодолеть узость
этих определений, предпочитал говорить о гражданской войне начала XVII в. На наш взгляд, нужны более нейтральные термины,
которые выносятся в заголовок и легенду карты: «движение, поход
И. И. Болотникова».
Существуют и чисто технические проблемы, связанные с подготовкой исторических карт. Поскольку Смута начала XVII в. —
это, в первую очередь, военные действия, возможны два подхода
к их картографическому отображению. Первый из них, свойственный отечественной картографии, заключается в том, что на карту
помещаются все мало-мальски значимые передвижения войск, походы, осады, места сражений и т. п. Однако это приводит к известной перегрузке карты, в результате чего названия городов и других
объектов на самой карте приходится сокращать, а сокращения выносить в легенду и т. п. В итоге читать их крайне сложно.
Другой способ составления исторических карт, характерный
для немецкой картографии, заключается в том, что на карте даются

17 5
ОтОБРА ж е Н И е
СОБы т И Й
С М У т НОгО
ВРе М е Н И
НА
т е М Ат И Ч еС К И х
К А Р тА х

К. А. Аверьянов,
е. И. Андреева

17 6
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

только названия населенных пунктов и места сражений, но этот
список — исчерпывающий. Данный подход предусматривает наличие текстовой части карт, ознакомившись с которой читатель находит упомянутые в ней объекты на карте. Среди плюсов подобного
метода то, что в текстовой части можно поместить информацию, которую невозможно отразить на карте. В частности, невозможно дать
на карте точную дату вступления Второго ополчения в Ярославль.
Известно, что передовые отряды вошли в этот город в конце марта
1612 г., а основные силы во главе с К. Мининым и Д. М. Пожарским —
в начале апреля этого года. Встречающийся на некоторых картах вариант, когда около Ярославля ставят дату «около 1 апреля», неприемлем, так как дезориентирует читателя. Можно привести и другой
пример. Известно, что во время осады Москвы И. И. Болотниковым
часть его сил во главе с И. Пашковым перешла на сторону царя Василия Шуйского. е. А. Разин, пытаясь отразить эту измену на карте,
поместил рядом со стрелкой движения отрядов И. Болотникова подпись «Пашков изменяет». Но подобный вариант является в определенной мере откатом к традициям составления русских чертежей
XVII в., когда подобные примечания встречались сплошь и рядом,
и неприемлем в современных исторических картах.
Следует учитывать и то, что при составлении исторических
карт нельзя отразить в силу наличия «белых пятен» и неизученности ряда вопросов. В частности, укажем, что после поражения
у Котлов И. Болотников вынужден был отойти в свой лагерь у Коломенского, а казаки засели в острожке у Заборья. К сожалению, локализовать данный населенный пункт до сих пор не удалось, и поэтому мы не показываем его на карте. Наличие текстовой части
позволяет зафиксировать данный факт.
В этих условиях наиболее целесообразным путем является
необходимость сочетания двух основных подходов к составлению
исторических карт, т. е. подготовка самих карт и текстовой части.
Представленные здесь три карты («Поход лжедмитрия I. Начало польско-литовской интервенции 1604 – 1605 гг.», «Осада Москвы Иваном Болотниковым 28.10 – 2.12. 1606 г.», «Поход Второго
ополчения 1612 г.» выполнены в черно-белом варианте, что объясняется особенностями данного издания, в готовящемся Атласе они
будут даны в цвете.

Поход лжедмитрия I. Начало польско-литовской
интервенции 1604 – 1605 гг.
17 7
ОтОБРА ж е Н И е
СОБы т И Й
С М У т НОгО
ВРе М е Н И
НА
т е М Ат И Ч еС К И х
К А Р тА х

К. А. Аверьянов,
е. И. Андреева

Осада Москвы Иваном Болотниковым 28.10 – 2.12. 1606 г.
17 8
II
Города и уезды
в Сму тное
врем я

Поход Второго ополчения 1612 г.

III

гОСУДАРСтВО, ВлАСтЬ
И СОБСтВеННОСтЬ

Н. М. Рогожин

X V II ВеК:
теНДеНЦИИ
ЭВОлЮЦ ИИ
гОС УД А РС т ВеННОС т И

Рогожин
Николай
Михайлович,
доктор
исторических
наук, профессор,
руководитель
Центра истории
русского
феодализма
Института
российской
истории РАН

С

амый яркий результат истории российской государственности —
это культура, размер территории и ее качество. Нельзя не признать, что и того и другого мы имеем в избытке. И это высочайшая
заслуга наших предков. Выросла государственность России на основе
освоения и перераспределения земельной собственности. Отсюда исходят и ее характерные особенности — постоянное взаимодействие
центра и регионов, сочетание государственного и церковного управления, последовательная смена реформ и контрреформ, движение
от смуты к единодержавию.
Однако XVII столетие в истории России занимает особое место.
Социальные потрясения, войны, интенсивная законодательная деятельность, религиозные искания, расширение внешних контактов,
экономический подъем — вот далеко не полный перечень характерных черт, составляющих портрет эпохи. Но главное: XVII век — время
нового исторического выбора дальнейших путей развития. Именно
тогда решался вопрос о том, какой быть будущей России.
XVII век стал временем активного переосмысления государственной идеологии, напряженной деятельности государственной
мысли. В значительной степени причиной такого всплеска стало
Смутное время, когда российское общество впервые столкнулось
с проблемами, от решения которых зависела дальнейшая судьба
государства. А именно: выборность царя, объем и пределы царской
власти, осмысление прошлого и преобразование государственного
строя с учетом полученного в начале века горького опыта. Именно

в семнадцатом столетии впервые появилась цельная оппозиция государственной идеологии — старообрядчество.
Возрождение духовности («По грехам и скорби наши») и защита православия от «папежной веры» (католичества) стали идеологическим обоснованием объединения. Смута стала наказанием
за малодушие народа, а преодоление кризиса было возможно только после совокупного покаяния1. Во время Смуты впервые после Куликова поля прозвучала идея объединения всех сил страны и проявилась особая роль «Совета всей земли». Патриотизм выступил
консолидирующей силой для всех народов. В пантеон славы вошли
высоконравственные патриотичные герои — Кузьма Минин и Дмитрий Пожарский. Здесь важно подчеркнуть, что не из бунтующих
лихих людей, а из крепкой середины, из нижегородских ремесленных и торговых слоев вышли основные силы, выступившие за порядок и возрождение. Именно зажиточная Россия сделала ставку
на патриотическое возрождение российской государственности 2.
Понятия Отечество и его сыны появляются впервые в Смутное
время. Но только после присоединения к осаде Второго народного
ополчения Д. М. Пожарского и К. З. Минина удалось окончательно
освободить Москву от польских интервентов.
Народ встал перед проблемой выбора нового царя. Столь важный вопрос, по представлениям русских людей, не мог решаться
иначе, чем «всей землей», то есть Земским собором3. Для российского общества это был один из первых опытов демократии. Царь, которого избирали на престол, безусловно, имел не только сторонников,
но и противников, не желавших его воцарения и соответственно
не считавших себя обязанными «во всем ему прямити». Царь избирался «всей землей» — как дворянами, так и представителями
городского посада; а в 1613 г. в выборах участвовало даже казачество и крестьяне4. Соответственно государь, избранный всенародно, приобретал широкую социальную поддержку. Правильное, всенародное избрание стало даже восприниматься как залог будущего
спокойствия государства.
Другой проблемой стал выбор между самодержавной и ограниченной властью государя. В условиях Смуты оформилось два варианта ограничения царской власти: соправление царя с Боярской думой
(аристократический вариант) или с Земским собором (демократический вариант). Первый вариант ограничения имел место при воцарении Василия Шуйского, за которым прочно утвердилась репутация
«боярского царя». Второй — при избрании Михаила Романова.
Вопрос об ограничении царской власти рассматривался в Договоре от 4 февраля 1610 г. об избрании на русский престол польского
королевича Владислава. Этот документ был первым в истории России
конституционным проектом5. В результате Смуты Россия получила
важный урок — власть в стране должна быть сильной и самодержавной — автократической. Воцарение Михаила Романова, за спиной

18 3
X V I I Ве К:
теНДеНЦИИ
ЭВОл ЮЦ И И
гОС УД А РС т Ве Н НОС т И

18 4
III
Государство,
власть
и собственность

которого стоял отец патриарх Филарет, в содружестве с земскими соборами и приказной системой, быстро возродило армию, а также систему сыска и репрессий. Показательно, что со времени правления
Михаила Романова и вплоть до «кондиций» верховников 1730 года
тема ограничения царской власти больше не поднималась.
При Михаиле Романове земские соборы собирались не менее
десяти раз, а при Алексее Михайловиче только пять, и то лишь в первые восемь лет царствования. В 1638 г. в Боярскую Думу входило 35
членов, а в 1700 г. — 94 человека. Уже в начале XVII в. в титулатуре
российских царей прочно утверждается слово «самодержец», отражавшее претензии российских государей на абсолютную власть.
Наиболее полно абсолютистская тенденция проявилась в царствование Алексея Михайловича тишайшего. После Переяславской рады
1654 г. он принял титул «Царь, государь, Великий князь всея Великия
и Малыя России Самодержец». Из 618 царских указов юридического
характера, изданных в 1649–1676 гг., 588 были «именными», то есть
были утверждены царем без обсуждения их в Боярской думе6. Царь
Алексей вообще стремился лично вникать во все дела, ограничивая
доступ к своим личным делам, а порой и к государственным вопросам, даже боярству. Этой же цели отчасти было подчинено создание
в 1654 г. по инициативе царя нового органа центрального управления — Приказа тайных дел (или тайного приказа). Данное ведомство
он возглавлял лично (с его смертью в 1676 г. приказ был упразднен),
и круг полномочий приказа был чрезвычайно широк — от ведения
личной царской переписки до тайного надзора за деятельностью воевод на местах и русских посланников за рубежом. Котошихин написал о тайном приказе: «…а устроен тот приказ… для того, чтоб его
царская мысль и дела исполнилися по его хотению, а бояре б думные
люди о том ни о чем не ведали». Как видим, наблюдательный подьячий отмечает центральную тенденцию царствования Алексея Михайловича — укрепление самодержавной власти государя7.
В 1646 г. была упорядочена система сбора налогов. Вехой
на пути перехода от сословно-представительной монархии к абсолютизму стало Соборное уложение 1649 г. — первый печатный
кодекс русского права. На Земский собор 1648 – 1649 гг. съехались
выборные от 116 городов; около 350 его участников представляли
столичных и провинциальных дворян, приказных чиновников, высшее боярство и духовенство, московский и городские посады, столичные стрелецкие полки. Список рукоприкладств на свитке Соборного уложения 1649 г. насчитывает более 315 номеров. В этом
документе защите жизни и достоинства государя, а также производству по делам о государственных преступлениях отведена особая глава «О государьской чести, и как его государьское здоровье
оберегать» 8. Новый свод законов, прежде всего, охранял права землевладельцев от посягательств «подлого» люда. В этой связи упоминались 54 преступления, влекущие наказание смертной казнью.

Монопольное право владения крестьянами закреплялось за всеми
категориями служилых людей «по отечеству», то есть кадровыми
госслужащими (номенклатурой), так же как и право бессрочного
сыска. Был, кроме того, принят целый ряд других важных законодательных актов: «торговый устав» и «Новоторговый устав», а также уголовный кодекс. В числе важнейших преобразований назовем
церковную реформу и отмену местничества.
Укрепление центральных госучреждений — приказов — также свидетельствует об усилении царской власти. К середине XVII в.
общее число приказов достигло 53-х. При самых крупных из них
работали специальные школы9. Наряду с реставрацией старых приказов шло и создание новых (Казачий, Иноземный, Рейтарский).
Менялось число приказов территориального управления и финансовых. В конце XVII в. создается ряд приказов, связанных с новыми
веяниями: Военно-Морской, Алмиралтейский, Артиллерийский.
Их возглавляют и новые люди. На высокие посты выдвигают иностранцев. Один из них — сын голландского купца, известный государственный деятель Андрей Андреевич Виниус (1641–1716),
служивший в Посольском, Аптекарском, Артиллерийском, Провиантском приказах при Алексее Михайловиче и Софье. При этом
XVII столетие впервые в русской истории породило идею государственного интереса, который именно тогда перестает отождествляться исключительно с государевым.
Но целостная оппозиционная идеология, повлиявшая на взгляды значительного числа людей (причем представителей практически
всех социальных слоев — от холопов до боярства), сформировалась
впервые лишь в середине столетия. Можно сказать, что это эпоха глубинного коренного перелома духовной жизни. В XVII в. труд в Российском государстве утратил прежний идеологический характер
«богоделания», и его конечной целью становятся доход и «нажива»,
«радующеся в торзех многим прибытком, и со оханием воздыхающе
вси, но сребро любезно собирающе» (Авраамий Палицын). Подобный
подход к труду определял дальнейшую судьбу страны. В этом столетии было уже около 30 мануфактур (в черной металлургии, солеварении, кожевенном производстве); появляются торговые ярмарки
всероссийского масштаба (Макарьевская, Свенская, Ирбитская). Подобный подход к труду определял дальнейшую судьбу страны.
Однако XVII век не случайно был назван современниками
«бунташным». По наблюдениям Василия Осиповича Ключевского,
«из бурь Смутного времени народ вышел… далеко не прежним безропотным и послушным орудием в руках правительства». Середина
века ознаменовалась целой серией городских восстаний. В их числе
столь значительные, как:
Соляной бунт 1648 г. (в восьми городах: Москве, Курске, Козлове, Великом Устюге, Сольвычегодске, Новгороде, Пскове);
Медный бунт 1662 г. в Москве;

185
X V I I Ве К:
теНДеНЦИИ
ЭВОл ЮЦ И И
гОС УД А РС т Ве Н НОС т И

Н. М. Рогожин

186
III
Государство,
власть
и собственность

Псковско-Новгородское восстание 1650 г.
В 1670 – 1671 гг. мощнейшим казацко-крестьянским восстанием под руководством Степана Разина было охвачено Поволжье; конец столетия был отмечен стрелецкими восстаниями 1682 и 1698 гг.
К этому следует добавить смятение в умах, вызванное расколом русской православной церкви. Не будем забывать и многочисленные
войны, которые пришлось вести государству; в общей сложности
в XVII в. Москва воевала 48 лет (против Речи Посполитой, Швеции,
Крыма, турции).
Все эти потрясения стали серьезным испытанием для российской государственности, проверкой на прочность связей между властью и народом. Смута и последовавшие за ней события продемонстрировали неразрывность этих связей: государство никогда не смогло бы
выстоять в условиях кризиса без поддержки народа (наиболее ярко это
показали события Смутного времени). С другой стороны, народ также
постоянно искал защиты и покровительства со стороны государства,
которое персонифицировалось для него в фигуре государя. Примечательно, что в ходе всех восстаний столетия народ никогда не выступал
против царя: бунты были направлены против бояр, чиновников, помещиков, но не против государя. Сам феномен самозванчества свидетельствует, прежде всего, не о снижении авторитета царской власти,
а как раз, напротив — о его росте. В самозваном претенденте на престол народные массы видели истинного, «доброго» царя, защитника
простонародья. характерно и то, что в кризисных ситуациях народ
напрямую обращался со своими просьбами к царю. Практику личного приема челобитных установил в 1605 г. лжедмитрий I (1605–1606).
В 1648 и 1662 гг. восставшие москвичи приходили со своими требованиями к царю Алексею Михайловичу (1645–1676); во время Медного
бунта они даже скрепляли рукопожатием достигнутую договоренность с царем, что символизировало единение народа с царем10. Сам
факт «удара по рукам» царя и простолюдина демонстрировал наличие
в народном сознании определенного представления о неразрывной
связи власти и народа. С XVII в. народ начал ощущать свою причастность и ответственность за судьбу государства.
характерной чертой национальной идеологии, помимо патриархальности, было осознание государства как высшей ценности,
по сравнению с которой отдельно взятая человеческая жизнь, судьба, свобода не имели большого значения. В этом отношении очень
характерны слова воззвания, с которыми обратился к нижегородцам Кузьма Минин: «если мы хотим помочь Московскому государству, то не будем жалеть своего имущества… дворы свои продадим,
жен и детей заложим!»11 Как видно, ради спасения державы патриоты были готовы жертвовать не только жизнью, но также имуществом
и свободой своих домочадцев.
Альтернативный цивилизационный взлет в России наблюдается после смерти Алексея Михайловича. тогда высокообразованная,

честолюбивая Софья и один из самых ярких и образованных людей,
Василий Васильевич голицын, столкнулись с боярской группировкой
Нарышкиных в борьбе за власть. Девять лет правительство Софьи пыталось осуществить реформы в области гражданского миропонимания. Слово «закон» и «порядок» стали их главным лозунгом. Предпринимались попытки улучшить процесс судопроизводства; началась
борьба с коррупцией. голицыну были близки идеи освобождения
крестьян, возвращение им обрабатываемых земель. Просвещенный
канцлер настаивал на переходе от барщины к оброку, поощрял свободное предпринимательство. Он пытался перевести армию на профессиональную основу. Указ 1685 г. защищал крестьян, ушедших
в города, от преследования. Частично была отменена смертная казнь.
В царствование Федора Алексеевича и в период регентства Софьи Алексеевны продолжалось активное привлечение на русскую
службу иностранных специалистов. грамотность становилась достоянием всё более широких кругов дворянства и посадских людей,
большим спросом начинают пользоваться учебные пособия. В 1687 г.
в Москве открылось первое высшее учебное заведение России —
Славяно-греко-латинская академия. Это время стало эпохой значительных перемен в быту и нравах, науке и литературе, временем
рождения отечественного театра и светской живописи. При этом радикальной, коренной ломки основ жизни русского общества не происходило, реформы входили в русскую жизнь постепенно. так реформаторский дух набирал силу, и для деяний Петра I создавалась
хорошая почва. такая линия способна была привести к не меньшим
результатам, чем массированные реформы Петра Великого, но достаться эти результаты могли меньшей ценой.
В завершение хотелось бы отметить, что с 1584 по 1682 г.
в России восстанавливалось утраченное государственное единство,
постепенно приобретающее формы абсолютной монархии. Это закономерно. Потому, что в многонациональном, поликонфессиональном, социально неоднородном и конфликтном, геополитически неустойчивом и нестабильном мере консолидировать субъекты
воспроизводственной деятельности способен был только мощный
властно-государственный фактор. Добавим очень активный внешнеполитический фактор. Деятельность Петра I стала ответом на все
эти вызовы времени. Но надо помнить, что государство крепнет,
властно-административная жизнь упорядочивается лишь тогда,
когда народ и политические элиты готовы платить ущемлением
прав и свобод. Об этом ярко свидетельствует исторический опыт государственности России XVII столетия.

1

Карташев А. В. Очерки по истории русской церкви. М., 1992. т. 2. С. 66.

2

Ключевский В. О. Русская история. Полный курс лекций. М., 1995. Кн. 2. С. 204.

187
X V I I Ве К:
теНДеНЦИИ
ЭВОл ЮЦ И И
гОС УД А РС т Ве Н НОС т И

Н. М. Рогожин

3

Леонтьев А. К. государственный строй // Очерки русской культуры XVII века. Ч. 1.
М., 1979. С. 301 – 302.

4

там же. С. 301 – 302.

5

Платонов С. Ф. Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI – XVII вв.
М., 1995. С. 273 – 276. См. также: Крамми Р. «Конституционная реформа» в Смутное время // Американская русистика: Вехи историографии последних лет.
Самара, 2001. С. 240 – 258.

6

Леонтьев А. К. государственный строй… С. 311.

7

там же. С. 304, 310, 312 – 313.

8

там же. С. 304 – 305. Мартысевич И. Д., Шульгин В. С. Право и суд. // Очерки русской культуры XVII века. М., 1979. С. 331 – 332.

9

Наиболее обстоятельное исследование на эту тему принадлежит Н. Ф. Демидовой:
Демидова Н. Ф. Служилая бюрократия в России XVII века и ее роль в формировании абсолютизма. М., 1987.

10

Ключевский В. О. Русская история… С. 204.

11

Соловьев С. М. История России с древнейших времен. М., 1989. т. 8. С. 641.
См. также: Платонов С. Ф. Указ. соч. С. 405.

В. Б. Перхавко

О тОРгОВы х
БУД Н Я х
СМ У т НОгО
ВРе М е Н И

О

Смутном времени начала XVII в. написано немало научных
исследований и популярных работ. тем не менее многие связанные с ним интересные события и явления остаются до конца
непознанными. В драматических событиях участвовало немало незаурядных людей, стоявших нередко на противоположных позициях.
Кто-то из них стал спасителем Отечества, а кто-то снискал недобрую
славу. Для Смутного времени характерны быстротечное и резкое
изменение ситуации, возрастание вертикальной и горизонтальной
мобильности практически всех социальных слоев русского общества,
повышение роли народных масс. Вместе с тем, несмотря на голод,
эпидемии, военные действия, ожесточенную борьбу за власть, народные движения, большинство городского и сельского населения
России придерживалось привычного образа жизни: люди рождались
и умирали, заключали браки, жертвовали церкви; крестьяне пахали
и убирали урожай; ремесленники производили свои изделия; купцы
торговали; продолжалось освоение Сибири…
Однако в отечественной и зарубежной историографии, за редким исключением, не уделяется должное внимание повседневной жизни России в Смутное время начала XVII в., в том числе в торгово-экономической сфере. лишь в последние два десятилетия стали появляться
новые работы такого плана (А. В. Антонов, т. Бохун, А. А. Селин)1. В данной работе делается попытка восполнить имеющийся историографический пробел за счет частичной реконструкции будней купечества
в Смутное время, на основе комплекса разноплановых источников.

Перхавко
Валерий
Борисович,
кандидат
исторических
наук, старший
научный
сотрудник
Института
российской
истории РАН,
заместитель
главного
редактора
журнала
«Преподавание
истории в школе»

Русская купеческая среда начала XVII в.
19 0
III
Государство,
власть
и собственность

Какие же слои населения России того времени можно отнести к купеческой среде? Купечество — это исторически сложившаяся профессионально-социальная группа, отличавшаяся от других категорий российского общества по роду занятий и общественному статусу.
Понятия «купец», «купечество», естественно, нельзя распространять
буквально на всех людей, причастных к рыночным операциям, в частности: на мелких товаропроизводителей — городских и сельских ремесленников, продававших свою продукцию и закупавших сырье;
на представителей белого и черного духовенства, пушкарей, стрельцов и прочих служилых людей, участвовавших в товарном обмене;
наконец, на управляющих феодальными вотчинами и поместьями,
а также крестьян, сбывавших в близлежащем городе продукты своего
хозяйства и промыслов и на часть из вырученных денег приобретавших для личного потребления ремесленные изделия, соль, пряности
и т. д. Ведь перечисленные выше категории населения средневековой
России относились к иным чиновным группам, а участие в торговле
не являлось для них основным занятием. При этом они могли, расставшись с прежним образом жизни либо выйдя из прежнего сословия, влиться в купеческую среду, отличавшуюся социально-профессиональной мобильностью и подвижностью границ. И хотя в период
с конца XV по начало XVIII в. купцами в законодательных и актовых
документах обычно именовались просто любые покупатели чего-либо, под термином «купец» в данной статье подразумевается прежде
всего профессиональный торговец, занимающийся закупкой, доставкой, перепродажей партий товаров. К купцам в Смутное время,
несомненно, принадлежали гости, большинство членов гостиной
и Суконной сотен, прасолы, барышники, житопродавцы, корыстные
купчины, купецкие и торговые люди, фигурировавшие под такими
названиями в письменных источниках.
Итак, будучи разнородным по составу, русское купечество накануне Смуты и в годы Смуты (1604–1618) состояло из двух неравных по численности категорий: 1) привилегированное купечество
(гости, члены гостиной и Суконной сотен); 2) непривилегированный
торговый люд (посадские торговцы из числа черных людей). Наряду с общностью интересов, между ними существовали и противоречия, связанные с неодинаковым социальным статусом, функциями
и льготами.
гости и торговые люди Москвы участвовали в конце мая 1606 г.
в провозглашении царем В. И. Шуйского2. За активное участие в свержении лжедмитрия I В. И. Шуйский пожаловал московским купцам
Мыльниковым двор любимца самозванца В. Масальского3. Вот какие правовые гарантии дал купцам перед восшествием на престол
в 1606 г. боярский царь В. И. Шуйский (его крестоцеловальная грамота воспроизведена в Пискаревском летописце и в «Ином сказании»

конца первой четверти XVII в.): «…у гостей, и у торговых, и у черных,
хоти которой по суду и по сыску дойдет и до смертные вины, и после их у жен и у детей дворов и лавок, и животов не отнимати, будет с ними они в той вине не были и невинны…»4. Как видим, власти
не проводили конфискации движимого и недвижимого имущества
у домочадцев, чьи главы семейств из торговой среды были осуждены
даже за самые тяжкие преступления перед государством.
В правление В. И. Шуйского гости и члены гостиной сотни обзавелись новыми общими жалованными грамотами, подтверждавшими их привилегии. Персонального звания гостя в 1606 – 1610 гг.
дождались Дементий Булгаков, Родион Котов, Михаил Смывалов,
Максим твердиков, братья Василий и Иван Юрьевы5. гость В. Юрьев
даже получил от царя в 1606 / 1607 г. землю в Московском уезде. Членом гостиной сотни стал в 1606 г. торговый человек А. Окулов 6.
Почести именоваться с отчеством (подобно феодальной
аристократии) вместе с пожалованным званием гостя удостоились в 1610 г. от царя В. И. Шуйского за предоставление значительных денежных средств на содержание войска богатейшие купцыпредприниматели Строгановы, ставшие «именитыми людьми»7.
гость Б. т. Порывкин, будучи одним из кредиторов правительства
В. И. Шуйского, получил за ссуду в 100 рублей в залог золотой ковш
и золотую чарку из царской казны8.
Сохранились данные о социальной мобильности выходцев
из купеческой среды. Купец Федор Иванович Андронов, происходивший из Погорелого городища (тверская земля) и торговавший
кожей, воском, а затем казенной «рухлядью» (пушниной) с любекскими и прочими иностранными коммерсантами), был в 1606 г.
записан в гостиную сотню и вскоре переехал в Москву. Затем он
оказался в лагере самозванца лжедмитрия II, назначившего его думным дьяком и своим казначеем9. В Пискаревском летописце конца
первой четверти XVII в. повествуется, как «торговой человек Фетька Андронов» вместе с Михаилом Салтыковым и прочими изменниками после разгрома тушинского лагеря (1610 г.), присоединившись под Можайском к полякам, направились к Москве10. Но прежде
Ф. Андронов встретился с претендовавшим на русский трон польским королем Сигизмундом III, по милости которого стал думным
дворянином и казначеем (главой Казенного приказа) марионеточного правительства Семибоярщины. Как говорится в «Новом летописце», «король прислал в казначеи московского изменника, торгового мужика гостиной сотни, Федьку Андронникова»11. Конечно,
представителям родовитой феодальной аристократии, входившим
в Боярскую думу и строго придерживавшимся местнических порядков, не очень-то нравилось заседать вместе с «торговым мужиком»,
к тому же претендовавшим на самостоятельность во всех финансовых делах. Но приходилось с этим мириться, так как Андронов
пользовался исключительным доверием и поддержкой польских

191
О тОРгОВы х
БУД Н Я х
С М У т НОгО
ВРе М е Н И

В. Б. Перхавко

19 2
III
Государство,
власть
и собственность

интервентов, с которыми в 1610– 1612 гг. активно сотрудничал, выдавая для уплаты весьма высокого жалованья иноземному воинству деньги и ценные вещи из казны12. После освобождения Москвы отрядами Второго и Первого ополчений Андронова арестовали
и привлекли к ответственности за расхищение государевой казны.
В 1614 г. царь Михаил Федорович повелел казнить «Фетьку Андроново, которой на Москве воровал всех больши, а был купецково чину»13.
Наряду с Федором Андроновым, дьяками в Смутное время стали еще четверо выходцев из купеческой среды: гости Меньшой Булгаков, Кирилл Скоробовицкий; члены гостиной сотни Булгак Милованов и ждан Шипов. если для первых то было повышение на одну
ступень на чиновной лестнице, то для вторых — сразу на две14.
гость С. Ю. Иголкин и его родной брат Иван в составе посольстве юрьевского архимандрита Никандра отправились 25 декабря
1611 г. из Новгорода в Стокгольм к шведскому королю Карлу IX с целью приглашения одного из королевских сыновей на московский
престол. Затем С. Ю. Иголкин участвовал летом 1613 г. в Выборгских
переговорах со шведским королевичем Карлом Филиппом и вместе
с гостем Иваном харламовым присягнул ему15. В июне 1611 г. московские гости и торговые люди оценивали пушную «рухлядь», взятую
из казны для уплаты жалованья польско-литовскому воинству16.
Сохранилось несколько жалованных грамот членам привилегированных купеческих корпораций, выданных от имени царя
Михаила Федоровича в 1613 – 1614 гг. 14 июня 1614 г. «по приказу
постелничего и наместника трети московские Костентина Ивановича Михалкова для его службы» была запечатана за 2,5 рубля «жаловальная грамота кормленою красною печатью гостя Федора Максимова против прежних государей грамот, что ему самому в ыскех
креста не целовати»17.
20 июня 1613 г. в Печатном приказе была «запечатана жаловальная грамота Суконной сотни торгового человека Бажена Дементьева сына Клепышникова: ни в каком деле ему и его детям креста не целовать, а целовать людем их, и по городом ни в чем судить
их не велено»18. Члену Суконной сотни Ивану Онофрееву была дарована 25 мая 1614 г. еще одна привилегия: «…питье ему держати
про себя безъявочно»19.
В 1614 г. царь Михаил Федорович пожаловал льготами голландских купцов «для их многово разоренья и убытков, что им учинилось в Московском государстве и в городех в смутное и безгосударное время от польских и литовских людей и от черкас»20.
До нас дошла «роспись» 7121 – 7124 (1613–1616) гг. «у кого
Устюжские чети в городех по государевым жалованным грамотам
не взято таможенные пошлины с тарханщиков». Из 56 записей 31
относится к монастырям, 15 — к иноземцам, 10 — к русским гостям
и торговым людям (г. жаворонкову, Ф. Котову, Н. Светешникову,
М. Строганову, г. Юдину и др.)21.

В Смутное время, чреватое социально-политическими катаклизмами, купцы не раз задумывались о спасении души. 30 марта 1607 г. царь В. И. Шуйский разрешил верхотурским воеводам
С. С. годунову и А. Ф. Загряжскому поставить в Верхотурье теплый
деревянный храм при участии служилых и торговых людей, а также ямских охотников22. Член гостиной сотни Кузьма Семенович Аврамьев приобрел в Москотильном ряду Москвы в 1604 г. полулавку
за 47 рублей и в 1608 г. одну полулавку за 75 рублей еще, а в 1614 г.
пожертвовал оба этих торговых помещения Соловецкому монастырю23. Немало купеческих имен Смутного времени содержат вкладные монастырские книги. Особый интерес в этой связи для нас представляет Вкладная книга троице-Сергиева монастыря, дошедшая
в списках XVII в., но включающая и более ранние записи. Вот, к примеру, несколько из них: «120 (1612) — го году генваря в 3 день дал
вкладу москвитин торговой человек григорий, прозвище Мороз, денег 20 рублев. И за тот вклад его постригли, во иноцех генадей. 120
(1612) — го году генваря в день дал вкладу москвитин торговой человек Антон Власьев сын Романов Бараш по отце своем Власе 3 пуда
ладану за 30 рублев. И за тот вклад отца ево имя написали в сенаник
(синодик — В. П.)»24.

19 3
О тОРгОВы х
БУД Н Я х
С М У т НОгО
ВРе М е Н И

Условия рыночной деятельности
Как же велся товарообмен в России в Смутное время, изменились ли
его формы? Учитывая уроки страшного голода 1601 – 1603 гг., московские власти в годы Смуты вынуждены были постоянно уделять
внимание проблеме регламентации хлебной торговли. «Меры житные» в Москве и других городах в 1605 г., как и прежде, хранились
с «государьскою печатью». «А хлебы, на Москве и по городом, трожды
на год весят, чтобы правдиво купцы продавали», говорилось в «Записке о царском дворе», первоначально отнесенной к 1610 – 1613 гг.,
но недавно передатированной Д. В. лисейцевым на 1605 г.25
Правительственная политика в сфере хлебной торговли
в Смутное время, впрочем, не отличалась должной последовательностью. то русским торговцам дозволялось ввозить хлеб на продажу в Сибирь по вольным ценам (грамота царя Василия Шуйского
1609 г.), то власти, учитывая интересы его покупателей из числа
служилых людей, устанавливали для них заниженные (в сравнении
с рыночными) «указные» цены на хлебопродукты. 7 октября 1609 г.
была направлена в Сибирь грамота царя Василия Шуйского воеводам С. С. годунову и И. М. Плещееву о беспрепятственном пропуске
купцов из Перми и Вятки для торговли хлебом в сибирских городах: «В Приказе Казанского дворца сказывали в роспросе сибирские
казаки и стрельцы, что в наших сибирских городех хлеб всякой,
рож и овес, и ячмень купят меж себя всякие люди дорого. А из верховских городов с Перми Великой, и с Вятки, и с Устюга Великого,

В. Б. Перхавко

19 4
III
Государство,
власть
и собственность

и от Соли Вычегодской, и с Выми торговые и всякие люди хлеба
в Сибирь на продаже не везут, а говорят де, что они хлеба в Сибирь
не везут за тем, что в сибирских городех наши воеводы и головы
у них, у торговых людей, хлеб всякой емлют на нас.И как к вам ся
наша грамота придет, а из верховских городов, из Перми Великой,
и с Вятки, и с Устюга Великого, и от Соли от Вычегодской, и с Выми,
или из иных городов торговые и всякие люди пойдут в сибирские городы торговати, а повезут с собою на продажу хлебные запасы, муку
и крупы и толокно или иные какие запасы, и приехав продавати похотят на Верхотурье, и вы б им велели торговати на гостином дворе
повольно и продавати велели запасы как цена подымет. И нашу пошлину б с них имать по нашему указу…»26.
Наряду с организацией товарообмена, одной из функций торгово-ремесленной верхушки (земских старост и земских целовальников) русского города в Смутное время являлся сбор налогов. Все
власти нуждались в денежных средствах, одним из источников поступления которых являлось взимание таможенной пошлины. В 1606 г.
новая таможня учреждается в Яренском городке, центре одноименного уезда, через территорию которого осуществлялась активная
торговля с Сибирью27. Спустя два года появилась Вымская уставная
таможенная грамота, регламентировавшая порядок сборов. В Яренском уезде взималось немало пошлин: «весчее», «головщина» (сбор
с лиц, сопровождавших товар), «гостиное», «десятая пошлина», «замыт», «отвоз» (предположительно, плата за вывоз товаров), «отъезд»,
«полозовое» (сбор с количества саней в обозе), «померное», «приезд»,
«проезжее», «тамга», «явка». те, кто пытался уклониться от их уплаты, облагались штрафами («заповедь», «протаможие»)28.
Кое-кто из таможенников из числа торговых людей наживался. В апреле 1611 г. гость Степан Юрьевич Иголкин подал челобитную против дьяка Ивана тимофеева, который, в свою очередь, обвинял купца в злоупотреблениях на Новгородской таможне (с целью
личного обогащения, да в ущерб казне)29.
Собранные таможенные, мытные, откупные и прочие пошлины шли на содержание не только царского двора, но и воевод, губных старост, стрельцов, пушкарей, о чем свидетельствуют, в частности, материалы приходо-расходных книг земских старост Балахны
1617 / 1618 г., опубликованные недавно С. В. Сироткиным30.
В начале XVII в. в Ярославле было создано публицистическое сочинение «Сказание вкратце о новом девичьем монастыре,
что в Ярославле в остроге большой осыпи, и о чюдотвотрном образе
пречистыя Богородица». Самый ранний его список середины XVII в.
находится в составе рукописного сборника, принадлежавшего посадскому человеку С. М. Кувшинникову (РгБ. Собр. Строева. № 18.
л. 41 – 45). В сочинении речь идет о борьбе земского ополчения
(но не Первого ополчения, как ошибочно утверждает А. А. турилов)
поволжских городов против отрядов тушинцев в Верхнем Поволжье

в конце 1608 — середине 1609 г. (а не в 1609 – 1610 гг., как считает
А. А. турилов). Причем инициатива создания городских ополчений
приписывается «мирским людям», подвергавшимся грабежам и насилиям тушинцев. Во второй части произведения, озаглавленной
«О чюдотворении образа Богоматери подобие, что явися в Казани»
повествуется о земском старосте Ярославля В. Ю. лыткине, который, в отличие от других зажиточных горожан, не бежал в Нижний
Новгород, но «многие животы за мир истощил» и получил (в действительности, как свидетельствует патриаршья грамота 1610 г.,
купил) от литвина «греческой веры», поручика Стравинского полка
Я. любского «по некоторому откровению» икону Казанской Богоматери. Купец вместе в братом решили передать ее в церковь Богородицы, «на посаде, в Занетечье»31.
На средства торговых людей в значительной степени снаряжалось и обеспечивалось жалованьем Второе земское ополчение 32.
Согласно нижегородской платежнице 7120 (1612) г., по приговору
о неокладных сборах с зажиточных купцов в апреле 1612 г. для нужд
Второго ополчения в Нижнем Новгороде было в принудительном
порядке взято «у москвича у Оникея Порывкина да у Филипа Дощаникова сорок рублев»33.
Страна в Смутное время фактически находилась в состоянии
гражданской войны, осложненной вмешательством внешних сил.
ее сотрясали не только ожесточенная борьба за власть, но и массовые выступления на социальной почве. Отправляясь в Смутное время в торговую поездку за пределы родного города, купец постоянно
рисковал не только товаром, но и собственной жизнью. В 1606 г. донские казаки на Волге «многих торговых людей, которые шли с Москвы и из иных многих городов в Асторахань, а из Асторахани шли
в судех вверх х Козани, побивали и пограбили»34.
В указной грамоте царя В. И. Шуйского в Муром от 27 октября
1606 г. говорилось, как отряды П. ляпунова, И. Пашкова и г. Сунбулова, шедшие из Переславля-Рязанского к Москве, на соединение
с И. И. Болотниковым в Коломне «и дворян, и детей боярских, и торговых и всех лутчих людей, жены и дети опозорили нечеловечески,
животы разрабили и весь город всяких людей до конца розарили»35.
Согласно грамоте гермогена от 29 ноября 1606 г., не только служилые, но и торговые люди из тверских городов «пришли к Москве вооружився» против Болотникова, а теперь «гости и торговые люди
горят желанием выступить против Болотникова в Коломенское 36.
Московский торговец т. Кляпиков в челобитной 1614 г. на имя царя
Михаила Федоровича обвинял калужских торговых людей Богдана
Петрова сына Шеплина и григория Михайлова сына тишкова в присвоении его товарных запасов в период захвата Калуги И. И. Болотниковым: «В своем животе в соли в тысячи во штистах пудах,
что они взяли моей соли в Калуге воровством, за свою воровскую
службу при Ивашке Болотникове»37.

19 5
О тОРгОВы х
БУД Н Я х
С М У т НОгО
ВРе М е Н И

В. Б. Перхавко

19 6
III
Государство,
власть
и собственность

Псковский посадский люд не раз в Смутное время выступал против богатейших купцов города. Вскоре после воцарения
В. И. Шуйского в 1606 г. в Пскове произошли столкновения между гостями и черными людьми. тогда царское правительство запросило
у псковских «гостеи славных мужеи и великих» 900 рублей, а богачи, радеющие о собственных капиталах, собрали эти деньги «со всего
Пскова, з больших и меньших и со вдовиц по роскладу». Деньги отправили через Новгород в Москву «не по выбору» (т. е. без соблюдения очереди несения земских служб) с пятью местными посадскими
людьми (в том числе с мясником Ильей), которые открыто говорили
о злоупотреблениях гостей при попустительстве царского наместника П. Н. Шереметева и дьяка И. т. грамотина. В направленной с ними
отписке правдолюбцев оговорили, что стало поводом для ареста четырех из них в Новгороде и тюремного заключения. Затем арестованных псковичей, в числе которых находился мясник Илья, отправили
в Москву, где собирались казнить. Спасли земляков от смерти псковские стрельцы, находившиеся в столице и поручившиеся за них. Когда весть об этом достигла Пскова, городская беднота учинила бунт
против купеческой верхушки. И царскому наместнику пришлось посадить в тюрьму семерых псковских гостей (Алексея хозина, Семена Великого, григория Щукина, Ивана Стоикова, Никиту Резалова
и др.). А «большои гость» Михаил Детков, оказавшийся не замешанным в действиях против посадских людей, не пострадал38. Новый воевода Бегичев, приехав в 1608 г. в Псков, «поимал казны много гостинои»39. В Псковской летописной повести о Смутном времени описана
казнь купца Алексея Семеновича хозина, которому после жестоких
пыток и пребывания в темнице взбунтовавшиеся стрельцы 18 августа 1609 г. отрубили голову40. Конфликт зажиточных слоев города
со стрельцами еще раз вспыхнул в конце зимы (на Масленицу) 1610 г.,
когда 300 детей боярских, гостей и владычных людей даже выехали
из Пскова в Новгород и Печоры41.
Астраханское восстание летом 1606 г. также было направлено
против купеческой верхушки города (как русских, так и приезжих
богачей). По сообщению Исаака Массы, в лагере на острове Балчик
(в 18 км к северу от Астрахани) царского воеводы Ф. И. Шереметева,
осаждавшего взбунтовавшийся город, оказалось «примерно полторы тысячи купцов из Астрахани и других мест по берегам Каспийского моря, бежавших туда со всем своим имением» (цифра, скорее
всего, преувеличена). И они были вынуждены оставаться там в течение двух лет, «терпя великие бедствия… и многие перемерли,
так как среди них распространились жестокие поветрия от холода,
голода и лишений»42. Информацию И. Массы о бегстве торговцев
из Астрахани подтверждают также русские источники43.
Нелегко приходилось торговым людям и в центральных уездах страны. Стряпчий Путило Резанов, направленный лжедмитрием II в Ярославль «для всяких товаров, и у гостей и у торговых людей

лавки и всякие товары запечатал»44. Как зафиксировано в дневнике
Яна Петра Сапеги, в 1609 г. «тушинцы» захватили в плен нижегородского купца, приплывшего по р. Клязьме во Владимир45. Правда, польско-литовский король Сигизмунд III в случае избрания его
сына Владислава московским царем обещал в 1610 г.: «Купцом польским и литовским в Московском государстве, а русским московским
в Польше и литве торги мають быти вольные, и не только в своих
господарствах во всих всякими товарами торговати, але и до чужих
земель через Польшу и литву купцом руским ездити позволяти рачит его королевская милость»46. Это королевское обещание выполнить тогда было практически невозможно.
В марте 1611 г. во время выступлений части населения Москвы против польско-литовского гарнизона воевода А. гонсевский
приказал своим солдатам грабить и поджигать в Китай-городе дворы и торговые лавки47. Когда шведы практически беспрепятственно
входили в Новгород, новгородский воевода В. И. Бутурлин «с ратными людьми, на торговой стороне выграбив лавки и дворы», поспешно ретировался48. В государственном архиве Швеции хранится челобитная (отписка) 1613 г. (до 3 июля) порховских воевод
И. И. Крюкова и М. С. львова в Новгород боярам и воеводам о том,
что им нечем кормить порховских стрельцов, так как ротмистр
Карбел запечатал государевы житницы в Порхове своей печатью.
Шведы также запрещали жителям Порхова торговать с мятежным
Псковом49. Русских торговых людей в годы Смуты грабили как иноземные солдаты, так и казаки.
На дорогах европейской части России стало более или менее
спокойно далеко не сразу после избрания царем Михаила Федоровича. В литературе уже не раз описывались злоключения купеческой
жены евфимии Болотниковой (урожденной Андроновой), ограбленной казаками50. В 1614 г. воевода князь Данила Долгорукий и Путята Андреев приказали тверским земским старостам Ивану Окишеву
и томиле Квашенинникову поставить на перевозе через Волгу целовальников и перевозчиков. Однако никто из жителей твери не согласился взять его в откуп за 15 рублей, поскольку «на перевозы торговые люди ни с какими товары за воинскими людьми и за казаки
ни откуды не ездят»51. Как констатировалось в августе 1614 г. в посольской книге по связям с Англией, «на Вологде всякие кормы и запасы купить дорого, потому что казаки-воры в из волостей крестьян
ни с какими запасы в осаду в город не пропускают»52.
Из-за частых ограблений, от которых нельзя было уберечься,
часть русских торговцев в Смутное время разорилась. В дозорной
книге Старой Руссы 1611 г. в переулке у Петровой улицы зарегистрировано несколько пустых «гостиных мест». там описывается ущерб,
понесенный горожанами от литовских людей53. Вот еще одно свидетельство 1611 г., относящееся к торговому люду Смоленска: «Бьет
челом бедный твой государев худина, купецкой человек смоленской

19 7
О тОРгОВы х
БУД Н Я х
С М У т НОгО
ВРе М е Н И

В. Б. Перхавко

19 8
III
Государство,
власть
и собственность

сиделец Оксенка Дюкорев. Возрил ты, государь, в нас в бедных в худине по своему милосердному обычаю, дал нам видеть изо тмы свет,
от смерти живот. И велел ты, государь, мне худине бить челом о своей бедности»54.
Смутное время начала XVII в. отличается от событий XVI в. (периода опричнины и хозяйственно-экономического кризиса 1580-х гг.)
огромным количеством кладов, которые оказались невостребованными их владельцами, в том числе московскими купцами55.
Частые изменения военно-политической ситуации в Смутное
время заставляли торговых людей надолго покидать родные места.
В Новгороде на время осели несколько торговцев из Вязьмы. Часть
московских купцов сочла за лучшее уехать в другие города, и далеко
не сразу после освобождения столицы они вернулись домой. 6 марта
1613 г. в ответ на челобитье «гостя Максима твердикова да гостиные
сотни торговых людей ждана Шипова да Ондрея да Федота Котовых»
нижегородскому воеводе В. А. Звенигородскому было велено до весныне высылать их в Москву56. Член гостиной сотни Василий Климшин,
выехавший с женой и детьми из Москвы во Владимир, еще в 1611 г.
обращался к московским боярам с просьбой о возврате 15 шкур рыси,
которые были захвачены польско-литовскими интервентами57.
только на Софийской стороне Великого Новгорода в период шведской оккупации покинули место жительства 168 человек,
368 человек скончались «от правежю и в мор»58. На основе материалов писцовой книги Новгорода Великого 1623 г. е. Болховитинов
подсчитал, что по сравнению с 1607 г. в городе стало на 769 единиц
меньше тяглых дворов (1607 г. — 1498, 1623 г. — 729), на 983 человека мужского пола — тяглых людей (1607 г. — 1833, 1623 г. — 850)59.
Значительная доля убыли новгородского населения была связана
с ухудшением продовольственного снабжения и последствиями
эпидемий. В документах упоминаются скончавшиеся посадские
жители, в том числе те, кто умер «в моровое поветрие»60. По данным,
полученным г. М. Коваленко, все население Новгорода на 1617 г. составляло лишь 5 тыс. человек, сократившись по сравнению с началом XVII в. почти в 6 раз 61.
Немалый ущерб городским торговцам наносили и стихийные
бедствия — пожары. В деле о дозоре Нижегородского посада после
пожара 1618 г. содержится информация о том, что в огне погибли
торговые ряды с лавками и амбары с хлебом, солью, рыбой и прочими товарами62. Вместе с тем кое-кому из купцов удалось даже улучшить в Смутное время свое благосостояние. К примеру, новгородский гость Первый Прокофьев в период шведской оккупации города
разными способами (путем купли, заклада и т. д.) заполучил 4 двора
и 8 пустых дворовых мест63.
Правительство царя Михаила Федоровича вернулось к практике составления поручных записей. так, в поручной записи 1613 г.
торговых людей харитона Самойлова с товарищами по торговому че-

ловеку гостиной сотни елисею Родионову давалось обязательство:
«не изменять, в Крым и в Немцы и в литву, и ни в которые государства,
и к Маринке, и к сыну ее, и к Заруцку в их воровские полки, и в изменные городы не отъехать, и с ними не знатца, и грамотками и словесно
не ссылатца, и не лазучить, и ни каким воровством не воровать»64. Поручная запись 1613 г. Замятни жданова Селиверстова с товарищами
по попу Ивану Софонову была дополнена условием: «и с изменником
Федькою Андроновым грамотки и словесно не зсылатца»65. Известна
также поручная запись торгового человека Суконной сотни Михаила Захарьева сына Стругалкина с товарищами по торговому человеку гостиной сотни Степану Юрьевичу Болотникову66. Порой близким
приходилось отвечать за неудачные операции родственника-купчины: «А в третьяково место Кляпикова в купчининых деньгах стоит
на правеже брат ево», — отмечалось в материалах российского посольство М. Н. тиханова в Персию 1613–1615 гг.)67.
таким образом, условия рыночной деятельности в Смутное
время существенно усложнились. И все-таки она продолжалась,
обеспечивая товарообмен, без которого не могло существовать
ни городское, ни сельское население страны.

19 9
О тОРгОВы х
БУД Н Я х
С М У т НОгО
ВРе М е Н И

На городских торгах
В Москве в 1606 – 1607 гг., как и прежде, функционировали Ветошный, Дровяной, железный, Замочный, Коробейный, Котельный,
лапотный, Овощной, Оконничный, Свечный, Седельный, Судовый,
тележный и другие торговые ряды. В них велась как оптовая, так
и розничная торговля. летом 1607 г. денежный стол Разрядного
приказа уплатил «торговке Оринке трофимовой за ведро чернил
5 алтын», а также нескольким московским торговкам (в том числе
«Дарьице Ветошниковой») достались небольшие суммы (от 2 до 3
алтын) за поношенные рубашки, которые предназначались для заключенных в тюрьмы участников движения И. И. Болотникова68.
торговцы из других городов имели право совершать сделки только
на гостином дворе.
C 1611 г. в Москве известен Купеческий (Купецкий) двор —
центральное административно-финансовое учреждение (подразделение Казны), деятельность которого была тесно связана с купечеством. В отчетах расходов царской казны за 1611–1612 гг. имеются
следующие сведения о нем: «В Московскую розруху, на Купецком
дворе, рознесли соболей и шуб собольих и куньих, и платья всякого,
и полотен, и жемчюгу, на 3493 рубли»; «Да с купецкого двора дано
денгами рухледныя продажи, 690 рублев, 7 сороков соболей за 510
рублев, 57 сорок соболей за 510 рублев, 57 сороков соболей за 1432 рубля; да литовским купцом дано соболей на 425 рублев…»; «Роспись
государевы продажныя рухледи, что имали с Купецкого двора в долг
бояре и дворяне, и дьяки, и приказные, и гости, и торговые и всякие

В. Б. Перхавко

200
III
Государство,
власть
и собственность

люди; кто имянем какие рухледи, в цену или без цены, о кою пору
взял, и тому роспись…» (далее следует роспись на 27 листах, без скрепы)69. После последней записи упомянуто о результатах продажи казенной пушнины: «А продано тое рухляди, генваря с 21 числа марта
по 18 число, всяким людем на 8741 рубль 14 алтын с денгою; а продавали гости, Дементей Булгаков да григорей твердиков, Иван Юдин,
Родивон Котов с товарыщи и с торговыми людми, ценою; а что кому
именем и какие рухледи продано, и т ому подлинныя книги. И за тое
продажную рухледь денег собрано 7872 рубля и 23 алтына 5 денег,
а не донято на боярех и на околничих, и на дворянех, и на приказных
людех, 868 рублев и 23 алтына 4 денги, для того, что по грехом сталась на Москве розруха безвестно, а срок был тем денгам заплатить
на Велик день; а что на ком за что взято, порознь, и тому роспись»
(этой росписи нет)70.
3 июля 1613 г. из Казны было уплачено «москотилного ряду
торговым людям Митке Онцыферову да Ивашке Козмину за 3 фунты ртути рубль 26 ал. 4 д., по 20 ал. за фунт»71. 13 июля 1613 г. Казна закупила у Афанасия твердикова за 27 рублей 50 золотых монет
(по 18 алтын за каждую)72.
В расходной книге Казны за май — август 1614 г. семь раз упоминается торговец Макар Митрофанов, продававший церковное
одеяние. В частности, «маия в 29 день книжново ряду торговому человеку Макару Митрофанову за ризы полотняные, оплечье выбойка
бухарска» был уплачен один рубль, «да за стихарь подризной полотняной, оплечье выбойка московская, двадцать алтын». Неизвестно,
правда, занимался ли он сам изготовлением риз, оплечий, стихарей
либо перекупал их у ремесленников-портных73.
Судя по записям в расходных книгах 1613 – 1614 гг., для нужд
царского двора у московских торговок и мастериц (иногда в одном
лице) закупались в основном различные галантерейные и швейные
изделия: в частности, «торговке Степаниде Олексееве» было уплачено за «кружива мишурново кованого», «плетенку мишурново», «кружива немецкого кованого золотного», «кружива золото с серебром
рогатово»; «торговке Парасковье Патриной» — за «кружива рогатово, золото с серебром»; «нитнице Оксюхе Иванове» — «за десятину
нитей синих»; «Золотново ряду торговке Анне Красной за 10 арш.
с полуаршином кружива серебреного, орликами в 20 нитей»; «торочнице татьянке Петровой дочери» — за изготовление «торочков
миткалинных» для нагольных шуб; «холщевого ряду Ненилке рубашечнице за 2 рубахи да за двои портки»74. Среди них были и незамужние женщины, а кое-кто имел лавки-мастерские в торговых
рядах (Золотном, холщевном).
В «Новом летописце» говорится о том, как в 1611 г., когда к Новгороду Великому подошло шведское войско Якоба Делагарди, новгородские «торговые люди вожаху к ним всякие товары»75. Вяземский
купец Севастьян Вощеницын в 1615 г. продавал солдатские куртки

и сапоги в шведском королевском лагере под Псковом. Во время шведской оккупации зелейщик Богдан приобрел 117 солдатских пищальных стволов «в рознь втаи у неметцких солдат недорогою ценою»76.
Материалы новгородских таможенных книг Смутного времени свидетельствуют об участии в рыночной деятельности как посадских людей, так и крестьян. В 1617 г. новгородские торговые люди
«Иван молодожник с товарыщи» выручили за проданный на государев обиход мед свыше 29 рублей, а у Дмитрия Воскобойникова казной
было закуплено за 305 четверти ржи за 610 рублей77. После подписания Столбовского мира 1617 г. в пригородах и уездах Новгородской
земли (ладоге, Порхове и др.) таможни и кабаки были отданы на откуп частным лицам78.
В торгово-экономической жизни в Смутное время постоянно
участвовали также жительницы Новгорода и других городов. В Ветошном ряду Новгорода Великого в 1612 г. находилась лавка Ирины,
«вдовы скупницы», занимавшейся скупкой и перепродажей поддержанной одежды. У Волхова располагалась лавка Марьи громолихиной, серебряницы (1612 г.)79. 13 ноября 1612 г. новгородка «Марья
Иванова дочь, вдова, Федоровская жена шапочникова, с Никитины
улицы» продала за 5 рублей митрополичьему крестьянину «Онисиму Софонтьеву сыну, прозвище Первому, скорняку» лавку своего
мужа с полатями в Ременном ряду80. В сентябре 1612 г. портной Филипп леонтьев приобрел за 2 рубля 20 алтын у старицы евфимьина
монастыря евфимьи лавку в Белильном ряду, которая находилась
между двумя лавками некоей вдовы Анны. 27 октября 1612 г. «Александра Иванова дочь, Кириловская жена перечникова» продала
«Матвею Степанову сыну олмазнику» за 9 рублей лавочное место
своего мужа в Перечневом ряду Великого Новгорода81.
6 июня 1617 г. датирована закладная жены Саввина Быкова
Федосьи Исаковой Верещагиной с сыном Петром Савельевым посадскому человеку Василию Юрьеву Кобелеву на лавочное место в Большом ряду Великого Устюга82. женские имена встречаются порой
среди владельцев лавок и других оброчных заведений в Белоозере
(1617/1618 г.), где большинство вдов в основном огородничали либо
подторговывали пирожками и прочими съестными припасами83.
Зажиточные торговцы давали деньги в долг на основе кабальных грамот не столь удачливым в торговых делах горожанам. так,
в 1611 г. калужский купец Смирной (Константин) Судовщиков занимался взысканием кабального долга (90 рублей) с вдовы посадского
человека Болхова Дмитрия Ильина84.

2 01
О тОРгОВы х
БУД Н Я х
С М У т НОгО
ВРе М е Н И

Межобластная и международная торговля
В Смутное время, несмотря на сложные условия, не прекращалась межобластная торговля. 5 марта 1611 г. «трешка леонтиев
сын мясник с Щитной улицы» привез на 8 возах не только 500 кож

В. Б. Перхавко

202
III
Государство,
власть
и собственность

яловичьих, 14 боровов, 50 опойков, 3 горшка масла, 3 пуда сала-сырца, но и 4 конца рядны, конец сукна «невали», «постав сукна черлен
аглинские середние земли». Часть товаров, для доставки которых
пришлось нанять пять извозчиков, он повез в Ивангород85.
В декабре 1611 г. торговые люди из Белоозера и Устюга Великого
доставили в Новгород Великий крупные партии (от 24 до 580 косяков)
мыла. тогда же приказчик московского купца Замочникова Мина Федоров привез 2 пуда краски, которую удалось продать лишь частично. еще меньше повезло Максиму, человеку гостя Юрия Болотникова:
все 5 доставленных экземпляров «Уставов печатных московских» ему
пришлось увезти обратно в Москву86. В Новгород в 1610/1611 г. приезжали торговые люди из Вологды (9 чел.), Вязьмы (23 чел.), Ивангорода (28 чел.), Каргополя (8 чел.), Москвы (34 чел.), Осташкова (47 чел.),
Ржева (28 чел.) Старой Руссы (16 чел.), тихвина (37 чел.), торжка
(27 чел.), Ярославля (5 чел.) и других городов России. Ситуация изменилась в худшую сторону после захвата Новгорода шведским войском Я. Делагарди. По подсчетам В. А. Варенцова, в 1613/1614 г. число
явок иногородних торговцев уменьшилось в 16,5 раза, а общий товарооборот сократился в 6 раз87. В феврале 1613 г. в Новгород приехали из Москвы два известных русских купца, сообщивших о выборах
нового царя88. 16 июля 1616 г. в Невское устье пришло из Ивангорода
русское судно-сойма, на котором находился судне торговый человек
Осип Васильев сын тончюков, привезший «30 мехов соли, 13 бочок
ржи, 5 коробочок сахару горозчатого, 2 бочки инберю»89.
В письме тимофея Бьюгова Я. П. Сапеге, датируемом 1608–1609 гг.,
говорилось, как «ныне на Вологде собрались все лутчие люди московские гости с великими товары и с казною»90. Очевидно, они собирались
сбыть привезенные ценности иностранным коммерсантам либо отправиться с ними дальше на север, в Архангельск.
Знавший шведский язык, посадский житель Корелы тимофей
хахин, торговал со шведами и сотрудничал со шведскими оккупационными властями в эпоху Смуты91. В 1614 г. московский гость
М. Смывалов обращался к властям с челобитной о выделении ему
места под амбар на Архангельском гостином дворе92.
И в Западной Сибири, как свидетельствует грамота лжедмитрия I воеводе Верхотурского уезда (22 октября 1605 г.), приезжие люди должны были торговать с татарами и вогуличами только
на местном гостином дворе (а не «по волостям и юртом»), уплачивая «десятую пошлину» 93. В 1606 г. лжедмитрий I направил грамоту на Верхотурье воеводе С. С. годунову и голове А. Ф. Загряжскому
о взыскании с пермских торговых людей (И. Ветошева, С. Клементьева, С. Негодяева, М. Сажина, г. Софронова и др.) и строгановских
крестьян за купленные ими 2000 пудов меда, до 500 пудов хмеля,
воск, и пушнину94. 17 декабря 1609 г. царской грамотой В. И. Шуйского соликамскому купцу Богдану Данилову было дозволено отправиться по торговым делам в Сибирь. Ассортимент его товаров

состоял из ножей, топоров, кос, серпов, сошников и других железных изделий95. 29 июня 1613 г. в Печатном приказе была оформлена
проезжая грамота торговому человеку Захару Козлову для торговли
«в Сибирские городы» 96.
За период между концом июля 1605 г. и началом января
1606 г. белорусский г. Витебск, тогда входивший в состав Речи Посполитой, посетил 31 купец («москаль», «москвитянин») из близлежащих городов России, в том числе: 27 — из Белого, 3 — из торопца и один — из Великих лук. Они поставляли в Витебск и Полоцк
пушнину, коровьи шкуры, овчины, бараньи тулупы, шапки, рукавицы, замшу, полотно, сермяжное сукно, готовые сермяги и кафтаны, подхомутники, чехлы для ножей железную посуду, мыло, костяные гребни, пуговицы97. Русские купцы в 1609 г. продолжали
посещать таллин (Ревель), куда привозили лен, пеньку, полотно,
пушнину, юфть, мыло, сало 98 . Несколько торговцев из Осташкова
за самовольную поездку в литву без воеводского разрешения были
в марте 1615 г. наказаны кнутом99.
гораздо меньше сохранилось материалов о более дальних, заморских поездках русских купцов в Смутное время. Роль южных
внешнеторговых ворот России играла Астрахань, через которую
ввозились шелковые ткани, шелк-сырец, сафьян, драгоценные камни, нефть, пряности, а экспортировалась икра, пушнина и полотно.
Из Астрахани на русские областные рынки поступали также в значительном объеме соль и рыба100. торговля с Англией и голландией
велась через Архангельск.
Как информирует посольская книга по связям России с Англией 1614 – 1617 гг., «московской торговой человек» Яков Покрышкин
бывал «в Кизылбашех», т. е. в Персии101. В 1616 г. тяглец Покровской
сотни Москвы Родион Пушник получил разрешение отправиться
торговать в Персию вместе с московским посольством, при одном
условии: «…только б заповедных товаров, кречетов, и всяких ловчих
птиц, и соболей, и белок, и горностаев живых и железного ничего
с ним не было». его сопровождали три человека, помогавшие управиться с товаром («одиннадцать сороков соболей, двенатцать поставов сукна английского, тритцать пуд костьи рыбьи, пятнадцать дюжин зеркал хрустальных, четыре сорока харек»)102.
Согласно Посольской книге по связям России с Англией
1614–1617 гг., 28 июня 1614 г. Боярская дума заслушала информацию московских гостей и торговых людей, торговавших в Астрахани
и Архангельске, (Родиона Котова «з братьею» Ивана Кошурина, Федора Максимова с сыном, григория Мыльникова, Ивана Сверчкова,
Надею Светешникова, Михаила Смывалова, григория твердикова
«з братьею», Андрея и Ивана Юдиных)103. Проанализировав материалы о консультациях с русскими купцами (преимущественно гостями) в 1617 г. по поводу английской волжско-каспийской торговли,
С. Н. Кистерев пришел к выводу о существовании «двух несогласных

203
О тОРгОВы х
БУД Н Я х
С М У т НОгО
ВРе М е Н И

В. Б. Перхавко

204
III
Государство,
власть
и собственность

между собой партий, одна из которых усматривала выгоду для себя
и себе подобных, а тем самым и для отечественной экономики в получении крупной прибыли от экспорта сырьевых ресурсов и стремилась возможно большую массу их направить за рубеж» («торговцысырьевики» Иван Максимов, григорий Мыльников, Андрей Юдин),
а «другая, нисколько не преуменьшавшая значение для русского рационального хозяйства экспортных операций, стремилась отстоять
идею развития в России перерабатывающих отраслей промышленности, как уже ране существовавших, так и новых» («торговцы-промышленники» Булгаков, Котовы, Кошурин, Иван Юдин)104.
Несмотря на военно-политическую нестабильность, анархию,
беспорядки, грабежи, наличие нескольких властных центров, претендовавших на приоритет, в Смутное время в России сохранялись
традиционные формы рыночной активности: лавочная торговля в рядах, обмен с иногородними и иностранными купцами на гостиных
дворах, использование кредитов по кабалам. Осуществлялись разного рода сделки с торговыми помещениями (купля, продажа и т. д.).
Не прекращался межобластной товарообмен. лишь в период междуцарствия (июль 1610 — февраль 1613 г.) из-за отсутствия легитимной
царской власти не выдавались новые жалованные грамоты членам
привилегированных купеческих корпораций. После избрания царем
Михаила Федоровича страна стала постепенно возвращаться к мирной хозяйственной жизни. Вновь стали выдавать жалованные и проезжие грамоты купцам, возобновилась практика составления поручных записей. Восстанавливались международные торговые связи,
предпринимались меры для пополнения торгово-ремесленного посадского населения, хотя для ликвидации экономических последствий Смутного времени понадобилось несколько десятилетий.

1

См., например: Антонов А. В. Из частной жизни служилых людей рубежа
XVI – XVII веков // Русский дипломатарий. Вып. 7. М., 1999. С. 160 – 174; Селин А. А. Новгородское общество в эпоху Смуты. СПб., 2008; Бохун Т. Кошки, мыши и люди или проблема снабжения польского гарнизона в Москве
в 1610 – 1612 гг.: Картина из торговых отношений в Московском государстве в эпоху Смуты // торговля, купечество и таможенное дело в России в XVI – XIX вв.: Сб.
материалов Второй международной научной конференции. Курск, 2009. С. 43 – 49.

2

ПСРл. М., 1978. т. 34. С.211.

3

Акты исторические (далее — АИ). СПб., 1841. т. 2. № 311. С. 369; Устрялов Н. Сказания современников о Дмитрии Самозванце. СПб., 1859. Ч. 1. С. 191; Буссов К. Московская хроника. 1584 – 1613. М.; л., 1961. С. 121.

4

Пискаревский летописец // ПСРл. М., 1978. т. 34. С. 213.

5

Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации России XVI — первой
четверти XVIII в. М., 1998. т. 1. С. 66 – 68.

6

Акты Археографической экспедиции… (далее — ААЭ). СПб., 1836. т. 2. № 49;
Кулакова И. П. «Москвичи торговые люди» конца XVI — начала XVII в. // торговля
и предпринимательство в феодальной России. М., 1994. С. 189.

7

Введенский А. А. Дом Строгановых в XVI – XVII вв. М., 1962. С. 125 – 133.

8

РгАДА. Ф. 141. Приказные дела старых лет. Д. 1. 1611 г. л. 18; Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации России… т. 1. С. 82; Род Богдана Порывкина записан в синодике Богородицкого собора Мурома. Собрание Муромского
историко-художественного музея. № М 2232. л. 104 об.

9

См.: Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации России… т. 1.
С. 80 – 81, 228 – 229, 237.

10

ПСРл. М., 1978. т. 34. С. 212, 216.

11

ПСРл. М., 2000. т. XIV. С. 103.

12

См.: Русская историческая библиотека (далее — РИБ). 1875. т. 2. № 95. Стб. 259,
261, 264.

13

ПСРл. М., 1978. т. 34. С. 212, 216, 219.

14

Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие в XV – XVII вв. М., 1975. С. 222, 378, 479 – 480;
Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации… т. 1. С. 84, 97 – 98,
102, 110, 232, 240, 243; Лисейцев Д. В. Приказная система Московского государства
в эпоху Смуты. М.; тула, 2009. С. 529, 586, 589, 606, 613, 626, 634.

15

См. о роде Иголкиных, переселившихся в Новгород из Пскова: Видекинд Ю. История десятилетней шведско-московитской войны. М., 2000. С. 600 (комментарии
И. П. Кулаковой); Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации
России… т. 1. С. 51 – 53; Селин А. А. Семья новгородских купцов Иголкиных до Смуты, в Смуту и после нее // торговля, купечество и таможенное дело в России
в XVI – XIX вв.: Сб. материалов Второй международной научной конференции.
Курск, 2009. С. 49 – 53.

16

Костомаров Н. И. История Руси Великой: В 12 т. т. 8. Смутное время Московского государства в начале XVII столетия / сост., подготовка текста и коммент.
С. Д. Ошевского. М., 2004. С. 220 – 221.

17

Документы Печатного приказа (1613 – 1615 гг.) / сост. С. Б. Веселовский. М., 1994.
С. 371.

18

там же. С. 178.

19

там же. С. 367.

20

Словарь русского языка XI – XVII вв. М., 2000. Вып. 25. С. 220.

21

РгАДА. Ф. 141. Приказные дела старых лет. Д. 5 (Связка). л. 1 – 17.

22

Верхотурские грамоты конца XVI — начала XVII в. М., 1982. Вып. II. № 129. С. 197.

23

Забелин И. Е. Материалы для истории, археологии и статистики города Москвы.
М., 1891. Ч. II. Стб. 612 – 614.

24

См.: Вкладная книга троице-Сергиева монастыря. М., 1987.

25

АИ. СПб., 1841. т. 2. № 355. С. 425; Лисейцев Д. В. Приказная система Московского
государства в эпоху Смуты… С. 105 – 114.

26

Верхотурские грамоты конца XVI — начала XVII в. Вып. II. № 147. С. 220.

27

Павлина Т. В. таможенное дело в Коми крае в Смутное время (по материалам
Яренского уезда) // Мининские чтения: Сборник научных трудов по истории Восточной европы в XI – XVII вв. Н. Новгород, 2011. С. 144 – 154.

28

См.: Историко-филологический сборник Коми филиала АН СССР. Сыктывкар,
1958. Вып. 4. С. 252 – 257; Павлина Т. В. Вымская таможенная грамота 1608 г. —
памятник российского таможенного законодательства начала XVII века //
Занятия, промышленность, духовная и материальная культура населения Вычегодского края. XVII – XX вв. Материалы научной конференции. Сыктывкар, 2000.
C. 201 – 2007.

29

Черепнин Л. В. Материалы по истории русской культуры и русско-шведских
культурных связей XVII в. в архивах Швеции // труды Отдела древнерусской
литературы. л., 1961. т. 7. С. 454 – 472; Корецкий В. И. Новые материалы о дьяке
Иване тимофееве, историке и публицисте XVII в. // Археографический ежегодник
за 1974 год (далее — Ае). М., 1975. С. 152 – 153.

30

Сироткин С. В. Один год из жизни Балахны (по материалам приходо-расходных
книг земских старост Балахны 1617 / 1618 года) // Народные ополчения и российские города в Смутное время начала XVII века. Материалы Всероссийской научной
конференции. город Балахна Нижегородской области. 6 – 7 октября 2011 г. Нижний Новгород, 2012. С. 121 – 182.

31

Солодкин Я. Г. «Сказание вкратце о новом девичье монастыре, что в Ярославле

205
О тОРгОВы х
БУД Н Я х
С М У т НОгО
ВРе М е Н И

в остроге большой осыпи, и о чюдотворном образе пречистыя Богородица» //
Словарь книжников и книжности Древней Руси (СКиКДР). СПб., 1998. Вып. 3
(XVII в.). Ч. 3. С. 383 – 385; Сочинение издано по более позднему списку 1720 г.:
Ярославский Казанский женский монастырь. Ярославль, 1864. Приложения.
С. 55 – 72; Заметка о хронографе ярославского священника Феодора Петрова
(Сообщил Ф. А. Бычков). М., 1890. С. 11 – 15. См. также: Турилов А. А. Памятники
литературы Ярославля XIV – XVIII вв. как исторический источник // Проблемы
социально-экономической и политической истории СССР: Научная конференция
молодых ученых. тезисы докладов. М., 1975. С. 123 – 126; Он же. Малоизвестные
памятники ярославской литературы XIV — начала XVIII в. (Сказания о ярославских иконах) // Ае за 1974 г. М., 1975. С. 168 – 174; Шабасова О. И. Ярославские
сказания о чудотворных иконах в историко-культурной традиции края: XVII — начало XVIII в. Автореф. канд. дисс. Ярославль, 1998.

206
III
Государство,
власть
и собственность

32

Козляков В. Н. Смута в России. XVII век. М., 2007. С. 382.

33

Нижегородские платежницы 7116 и 7120 гг. М., 1910. С. 151 – 152;
Платонов С. Ф. Социальный кризис Смутного времени. л., 1924. С. 199.

34

Народное движение в эпоху Смуты начала XVII века, 1601 – 1608: Сб. документов.
М., 2003. № 19. С. 90.

35

Морозов Б. Н. Важный документ по истории восстания Болотникова // История
СССР. 1985. № 2. С. 167 – 168.

36

ААЭ. т. 2. С. 133 – 134.

37

РгАДА. Ф. 396. Оружейная палата. Стб. 37867. л. 1; Корецкий В. И. О формировании И. И. Болотникова как вождя крестьянского восстания // Крестьянские войны в России XVII – XVIII веков: проблемы, поиски, решения. М., 1974. С. 144 – 145.

38

ПСРл. М., 2000. т. V. Вып. 2. С. 267 – 268 (Псковская 3-я летопись);
Бахрушин С. В. Научные труды. М., 1952. т. I. С. 225 – 231; Аракчеев В. А. Власть
и общество в Пскове в эпоху Смуты (1608–1610) // Псков в российской и европейской истории (К 1100-летию летописного упоминания). М., 2003. т. 1.
С. 289 – 295.

39

ПСРл. т. V. Вып. 2. С. 271.

40

там же. С. 273.

41

там же. С. 274 – 275.

42

Масса И. Краткое известие о Московии в начале XVII в. М.,1936. С. 153.

43

Смирнов И. И. Восстание Болотникова. 1606 – 1607. М., 1951. С 230 – 238.

44

хроники Смутного времени. М., 1998. С. 442.

45

Дневник Яна Петра Сапеги (1608–1611) // Памятники истории Восточной европы. М., 2012. т. IX. С. 135.

46

Акты Западной России. СПб., 1851. т. 4. № 181. С. 316 – 317.

47

ПСРл. М., 1978. т. 34. С. 258 (свидетельство Бельского летописца).

48

ПСРл. М., 2000. т. XIV. С. 114.

49

Замятин Г. А. «К Российскому царствию пристоят». Борьба за освобождение
русских городов, захваченных шведами, в 1613 – 1614 гг. / сост. А. Н. Одиноков,
Я. Н. Рабинович: под ред. г. М. Коваленко. Великий Новгород, 2012. С. 25.

50

Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации… т. 1. С. 80 – 83; Морозова Л. Е. Смута: ее герои, участники, жертвы. М., 2004. С. 370 – 423.

51

Приходо-расходные книги московских приказов. Кн. 1/РИБ. М., 1912. т. 28. Стб. 38.

52

Посольская книга по связям России с Англией 1614 – 1617 гг. / сост. Д. В. лисейцев.
М., 2006. С. 39.

53

Писцовые и переписные книги Старой Руссы конца XV – XVII вв. / сост. Ю. А. Анкудинов. СПб., 2009. С. 57.

54

РИБ. т. 2. № 172. С. 702 – 703.

55

Мельникова А. С. К вопросу о социально-экономической природе и источниковедческом значении монетных кладов XVI – XVII вв. // Проблемы источниковедения
истории СССР и специальных исторических дисциплин. М., 1984. С. 157.

56

Документы Печатного приказа (1613 – 1615 гг.)… С. 20.

57

Чтения в Обществе истории и древностей российских (далее —ЧОИДР). М., 1911.
Кн. 4. № 4. С. 5.

58

Опись Новгорода 1917 года. М., 1984. С. 168. (Памятники отечественной истории.
Вып. 3).

59

[Евгений Болховитинов]. Исторические разговоры о древностях Великого Новгорода. М., 1808. С. 78.

60

Писцовые и переписные книги Новгорода Великого XVII — начала
XVIII вв. / Сост. И. Ю. Анкудинов. СПб., 2003. С. 10 – 11, 49; Nordlander I. Real estate
transfer deeds in Novgorod, 1609 – 1616: Text and comment. Stockholm, 1987.

61

Коваленко Г. М. Шведская оккупация Новгорода // Великий Новгород. История
и культура IX – XVII веков: Энциклопедический словарь. СПб., 2009. С. 537.

62

Подвиг Нижегородского ополчения. Нижний Новгород, 2011. т. 1. CLXXVI. С. 330–370.

63

Опись Новгорода 1917 года… С. 163 – 165; Голикова Н. Б. Привилегированные
купеческие корпорации… т. 1. С. 77 – 78.

64

РгАДА. Фонд Посольского приказа. 1613 г. Ф. 141. Д. 2. л. 4.

65

там же. л. 3.

66

там же. л. 1.

67

Веселовский Н. И. Памятники дипломатических и торговых отношений России
с Персией. СПб., 1892. т. 2. С. 247.

68

Зимин А. А., Королева Р. Г. Документ Разрядного приказа // Исторический архив.
М., 1953. Вып. 8. С. 21 – 60; Перепечатано: Народное движение в эпоху Смуты начала XVII века, 1601 – 1608: Сб. документов. М., 2003. № 21. С. 92 – 112.

69

РИБ. СПб., 1875. т. 2. № 95. Стб. 231, 235, 241; Лаптева Т. А. Купеческая палата
в XVII веке // Архив русской истории. М., 2007. Вып. 8. С. 629 – 635.

70

РИБ. т. 2. № 95. Стб. 241 – 242.

71

РИБ. СПб., 1884. т. 9. С. 1.

72

там же. С. 1.

73

РгАДА. Ф. 396. Архив Оружейной палаты. Оп. 2. Кн. 890. л. 172 об. — 173,
205 об. — 206, 300 об. —301, 309, 319 об., 325 об.; Лукичев М. П. Из истории книжной торговли в Москве в XVII веке // Советские архивы. 1981. № 4. С. 91.

74

РИБ. т. 9. С. 4 – 5, 52, 106 – 107, 111, 116 – 118, 122 – 123, 132 – 133, 143.

75

ПСРл. М., 2000. т. XIV. С. 113.

76

Опись Новгорода 1617 года… С. 134.

77

там же. С. 143, 147.

78

там же. С. 144 – 146.

79

Акты, относящиеся до юридического быта древней России. СПб., 1864. т. 2. № 150.
Стб. 438 – 439.

80

там же. Стб. 437 – 438.

81

РгАДА. Ф. 141. Приказные дела старых лет. Устюжская четверть.1624 г. Д. 4.
л. 171 – 173.

82

Тимохина Е. А. торговля, ремесло и промыслы по городским дозорным книгам
первой трети XVII века // Российская реальность конца XVI — первой половины
XIX в.: экономика, общественный строй, культура. Сборник статей к 80-летию
Ю. А. тихонова. М., 2007. С. 55, 62 – 63.

83

ЧОИДР. М., 1911. Кн. 4. № 20. С. 26 – 27.

84

таможенная книга Великого Новгорода 1610 / 1611 г. л. 98 об. См. публикацию:
Новгородские таможенные книги XVII в. Великий Новгород, 2009.

85

таможенная книга Великого Новгорода 1610 / 1611 г. л. 187 – 188 об. См. публикации: Варенцов В. А. торговля и купечество Новгорода по данным таможенных книг
1610 / 11 и 1613 / 14 гг. // торговля и предпринимательство в феодальной России.
М., 1994; Новгородские таможенные книги XVII в. Великий Новгород, 2009.

86

Варенцов В. А. торговля и купечество Новгорода по данным таможенных книг
1610 / 11 и 1613 / 14 гг. … С. 100, 115.

87

Арсеньевские шведские бумаги. I. 1611 – 1615 гг. // Сборник Новгородского общества любителей древностей. Новгород, 1911. Вып. 5. С. 20 – 22.

88

таможенная книга Невского устья 1615 – 1616 гг. л. 17об. Опубликована: Новгородские таможенные книги XVII в. Великий Новгород, 2009.

207
О тОРгОВы х
БУД Н Я х
С М У т НОгО
ВРе М е Н И

89

хроники Смутного времени. М., 1998. С. 441.

90

Якубов К. И. Россия и Швеция в первой половине XVII в. М., 1987. С. 270; Опись
архива Посольского приказа 1626 г. М., 1977. С. 355; Коваленко Г. М. Новгородские
переводчики XVII в. // Новгородский исторический сборник. СПб., 1999. Вып. 7
(17). С. 123 – 129.

91

РгАДА. Ф. 141. Приказные дела старых лет. 1614 г. Д. 8. Новгородская четверть.
л. 13 – 14.

92

Верхотурские грамоты конца XVI — начала XVII в. Вып. 2. № 109. С. 171 – 172.

93

там же. № 120. С. 182 – 183.

94

там же. № 151. С. 223 – 225.

95

Документы Печатного приказа (1613 – 1615 гг.)… М., 1994. С. 205.

96

Белоруссия в эпоху феодализма. Минск, 1959. т. 1. С. 313 – 327.

97

Пийримяэ Х. А. Некоторые вопросы транзитной торговли России со странами
Западной европы через таллин в XVII в. // Экономические связи Прибалтики
с Россией. Рига, 1968. С. 111 – 114.

98

РгАДА. Ф. 141. Приказные дела старых лет. 1615 г. Д. 5. Посольский приказ.
л. 1 – 12.

99

См. подробнее: Штылько А. Н. Астраханская торговля в старину. Астрахань, 1909;
Тушин Ю. П. Русское мореплавание на Каспийском, Азовском и Черном морях
(XVII век). М., 1978. С. 67 и др.; Васильева О. А. История возникновения и социально-экономическое положение городов Астраханского края накануне Смутного
времени // Народные ополчения и российские города в Смутное время начала
XVII века. Материалы Всероссийской научной конференции. город Балахна Нижегородской области. 6 – 7 октября 2011 г. Нижний Новгород, 2012. С. 29 – 46.

100

Посольская книга по связям России с Англией 1614 – 1617 гг. / сост. Д. В. лисейцев.
М., 2006. С. 155.

101

Веселовский Н. И. Памятники дипломатических и торговых сношений Московской
Руси с Персией. СПб., 1898. т. 3. С. 156; Перепечатано: Кашин В. Н. торговля и торговый капитал в Московском государстве. л., 1926. С. 153.

102

Посольская книга по связям России с Англией 1614 – 1617 гг. … С. 153, 157.

103

Кистерев С. Н. Потребности национальной экономики в представлениях русского купечества начала 17 в. // Очерки феодальной России. М., 2010. Вып. 14.
С. 388 – 389.

Д. В. лисейцев

тЯ ж БА
тОРгОВы х
л Ю Д е Й 16 2 1 г.
И НеИЗВеСт Н А Я
С т РА Н И Ц А
СМ У т НОгО
ВРе М е Н И

И

стория Смутного времени в последние годы по ряду причин
вызывает повышенный интерес исследователей. Для кого-то изучение событий начала XVII в. имеет чисто академический интерес,
кто-то обращается к истории Смуты в поисках аналогий и ответов
на вопросы, поставленных современностью. В любом случае, изучение исторического прошлого немыслимо без обращения к его
письменным остаткам — документам. Для реконструкции событий
400-летней давности в распоряжении ученых имеется большое количество письменных исторических источников, львиная доля которых,
впрочем, введена в научный оборот достаточно давно, еще в XIX — середине XX в. Обнаружение принципиально новых, ранее неизвестных
исследователям документов эпохи Смуты, в наши дни становится
относительной редкостью. Один из таких источников сохранился
благодаря судебному разбирательству, состоявшемуся уже по завершении потрясений Смутного времени: оказавшись аргументом одной
из тяжущихся сторон, он был скопирован в канцелярии Московского
судного приказа. Именно эта копия дошла до наших дней в составе
архивного дела. Несмотря на сугубо деловой характер документа, он
содержит в себе сведения о событиях 1611 г., ценные как в фактографическом смысле, так и в плане возможности реконструкции повседневной жизни русских торговых людей эпохи Смуты.
19 января 1621 г. известный московский купец, гость григорий Мыльников обратился в Московский судный приказ с иском

Лисейцев
Дмитрий
Владимирович,
доктор
исторических
наук, старший
научный
сотрудник
Института
российской
истории РАН

210
III
Государство,
власть
и собственность

о взыскании долгов со столичных торговых людей — Михаила
Юрьевича и Бориса Артемьевича Ужовкиных. Корни конфликта
уходили на полтора десятилетия назад. В 1606 – 1607 гг. Мыльников, находившийся тогда в Смоленске, дал взаймы старцу леониду (в миру леонтию) и его сыну, купцу Осипу Ужовкину, крупную
сумму денег — 400 рублей. Получить эти деньги назад Мыльникову предстояло уже в Москве у брата старца леонида и дяди Осипа
Ужовкина — Юрия Ужовкина (у которого на руках было 400 рублей, принадлежавших его родственникам). Однако Юрий Ужовкин расплатиться по обязательствам своей смоленской родни
отказался, заявив, что уже отдал эти 400 рублей московскому торговому человеку тихону Ворошилову. Взыскать долг Мыльников
так и не успел — Юрий Ужовкин скончался. Произошло это, скорее
всего, еще до «московского разоренья» 1610 г.
Вдова Юрия Ужовкина, Марья, вторично вышла замуж за поместного казака Ивана харламова (любопытная деталь, характеризующая степень размытия сословных барьеров в годы Смуты, —
вдова преуспевающего купца оказывается замужем за казаком, хотя
и поместным). Замуж Марья Ужовкина вышла «после смоленского
взятья на первом году», т. е. в 1612 г. А еще десять лет спустя гость
григорий Мыльников потребовал расплатиться по старым долговым обязательствам наследников Юрия Ужовкина — сына (Михаила Юрьевича) и племянника (Бориса Артемьевича), поскольку они
«юрьевыми животами и лавками владеют».
25 января 1621 г. братья Ужовкины были поставлены в Московском судном приказе перед боярином князем григорием Петровичем Ромодановским. Однако платить долг они отказались,
сказав, что ничего не знают об обязательствах перед Мыльниковым, а все имущество Юрия Ужовкина, по их словам, они отдали
на помин его души; остальное пропало в «московское разоренье».
К разбирательству был привлечен и казак Иван харламов, муж Марьи Ужовкиной. Он вспомнил о том, что после «московского разоренья» братья Ужовкины делили имущество с Марьей Ужовкиной,
и тому есть «деловая запись», написанная в 120 [1611 / 1612] гг.
В этой записи упоминалась кабала на торгового человека москвитина тихона Ворошилова в 400 рублей. Разумеется, этот важный
для решения судного дела документ был затребован в приказ1. Уже
1 февраля 1621 г. Иван харламов и сын подьячего Разрядного приказа лариона Амосова, также подьячий Разрядного приказа 2 , принесли судьям требуемую деловую запись, которая по неизвестной
нам причине хранилась у Амосова.
текст деловой записи представляет особый интерес, поскольку в ней содержатся чрезвычайно ценные сведения, относящиеся к кульминационному периоду Смутного времени. В записи сообщается, что Борис Артемьев сын Ужовкин, член гостиной сотни,
в 1610–1611 гг. во Владимире подал воеводам челобитную с жало-

бой на вдову своего дяди Юрия Ивановича Ужовкина — Марью гавриловну. Предметом иска стали «животы» Юрия Ужовкина — 200
рублей, шесть окладных икон, пять серебряных чарок, золотой перстень и мухоярный кафтан. Вдова, однако, не стала отвечать по иску
во Владимире, отправившись вместо того в стоявшие под Москвой
отряды I Ополчения3. там она получила «от бояр» грамоту, обязывавшую Бориса Ужовкина стать к суду в лагере Ополчения на день святых апостолов Петра и Павла (т. е. 29 июня 1611 г.). Не успокоившись
на этом, вдова Юрия Ужовкина вновь покинула Владимир и отправилась в Ярославль, где возбудила против своего племянника встречный иск: по ее расчетам, Борис Ужовкин должен был возместить ей
стоимость оказавшихся у него товаров покойного супруга — сукна
и соли — общей стоимостью в 788 рублей. Прибывший вслед за ней
из Владимира в Ярославль племянник, в свою очередь, бил челом
воеводам, требуя взыскать с Марьи Ужовкиной около 720 рублей.
Конфликтующих родственников обязали все на тот же Петров день
стать перед боярским судом под Москвой. Неугомонная вдова, прибыв из Ярославля под Москву, успела подать воеводам новую жалобу
на племянника, требуя возмещения убытков в размере 50 рублей, поскольку тот к назначенному сроку в подмосковные полки не явился.
До суда, однако, дело не дошло: Марья и Борис Ужовкины договорились «меж собя полюбовно» ехать обратно в Ярославль и, выбрав
третейских судей из числа «торговых людей добрых», рассчитаться
в своих взаимных претензиях «безо всякие хитрости». В Ярославле склонившиеся к примирению родственники приняли решение
отправиться еще дальше на север, в Вологду. там предстояло взыскать со всех должников покойного Юрия Ужовкина долги, а затем
честно разделить вырученные деньги между собой. Эта задача была
выполнена Борисом Ужовкиным и его двоюродным братом Михаилом Ужовкиным (пасынком Марьи); интересы вдовы представлял ее
родной брат Несмеян гаврилов сын. 29 ноября 1611 г., собрав в Вологде долговые расписки, они составили деловую запись, которая
и была спустя 10 лет предъявлена в Московском судном приказе.
Имущество покойного московского купца в Вологде разделили следующим образом. Вдове достались две иконы Богородицы в драгоценных окладах. Кроме того, ей причиталась вдовья
доля — «наделка четверть живота», в которую вошли долговые
кабалы на общую сумму 400 рублей, а также 50 рублей за приданое. Впрочем, Марье Ужовкиной достались в первую очередь кабалы на ее ближайших родственников — отца, двоих родных и одного двоюродного брата. Надо полагать, что они своих долгов Марье
гавриловне платить не стали. Во всяком случае, родным братьям
по просьбе отца она простила 150 рублей долга: «По сей записи я,
Марья, по прошенью отца своего братьям своим, Несмеяну да Ондрею, что на них денег взять, отдала, и впредь мне, Марье, до братей
своих дела нет в тех деньгах».

2 11
тЯ ж БА
тОРгОВы х
л ЮД е Й 1621 г.
И Н е И ЗВеС т Н А Я
С т РА Н И Ц А
С М У т НОгО
ВРе М е Н И

Д. В. лисейцев

212
III
Государство,
власть
и собственность

Борису и Михаилу Ужовкиным отошло остальное имущество
Юрия Ужовкина: «против тое чети живота три жеребьи». В их долю
вошли четыре образа: Спасов; трех святителей (Василия Великого,
григория Богослова и Иоанна Златоуста); святых князей Владимира, Бориса и глеба; трех святителей московских (Петра, Алексия
и Ионы). По кабалам братья Ужовкины могли взыскать с должников
1107 рублей. Кроме того, в деловой записи отдельно прописана была
кабала на московского купца тихона Ворошилова в 400 рублях, которая также досталась братьям Ужовкиным, «потому что тот живот
даван брата Юрьева, а моего, Михайлова и Борисова, дяди леонтья
Иванова ж сына Ужовкина». Поэтому в деловой записи было констатировано: «и Марье до тое кабалы дела нет».
Ужовкины договорились между собой и о процедуре раздела
возможных долговых обязательств своего покойного родственника; как и взысканные с должников по «истеряным кабалам» деньги, долги надлежало делить «по четвертям». Деловая запись подробно оговаривает и штрафные санкции, которые может повлечь
за собой потенциальная недобросовестность той или иной стороны.
В частности, предусматривалась возможность утайки одной из сторон факта взыскания долга с третьих лиц. За это виновный должен
был уплатить обманутой стороне штраф — «заряду двести рублев
денег». При этом братья Ужовкины отказывались впредь требовать
с Марьи Ужовкиной каких-либо денег из «Юрьева живота»; в случае
нарушения этого условия они должны были заплатить вдове «всчину пятьсот рублев денег».
Деловая запись от 29 ноября 1611 г. совершенно четко указала, что 400 рублей, которые купцы Ужовкины в 1606 – 1607 гг. взяли
взаймы в Смоленске у гостя григория Мыльникова, следовало теперь взыскать с братьев Бориса и Михаила Ужовкиных. Собственно,
именно такое решение и приняли бояре 18 апреля 1621 г. На всю
процедуру рассмотрения иска по этому делу ушло, таким образом,
лишь три месяца, что является еще одним доказательством несостоятельности упрека административной системе Московского царства в чрезмерной медлительности4. Поскольку братья Ужовкины
платить по иску Мыльникова не торопились, еще через две недели
(1 мая 1621 г.) к ним был направлен недельщик Дмитрий Петров, который должен был «доправить» на них долг. Помимо того, с купцов
следовало взыскать «в государевых пошлинах, и в пересуде, и в правом десятке в сороке рублех в семи алтынех в дву деньгах».
Однако и спустя два года братья Ужовкины по вышеозначенному долгу так и не расплатились. 18 марта 1623 г. руководители Сыскного приказа боярин М. Б. Шеин и дьяк Б. Поздеев были вынуждены
идти к царю и патриарху с докладом по этому делу. И вновь решение
последовало весьма оперативно: уже 20 марта последовало распоряжение поставить Ужовкиных на правеж. Однако те, простояв на правеже 14 недель, к 23 июня 1623 г. заплатили в казну лишь 5 рублей

пошлин. После нового доклада царь распорядился, описав лавки
и двор Ужовкиных, отдать их григорию Мыльникову, удержав в пользу государя положенную пошлину. 18 августа 1623 г. ценовые росписи поступили в Сыскной приказ из приказа Большого прихода. Этим,
собственно, и завершилась история с долгом, взятым купцами Ужовкиными у гостя Мыльникова в Смоленске 17-ю годами ранее.
Вернемся, однако, к деловой записи от 29 ноября 1611 г. Этот
документ интересен содержащимися в нем уникальными сведениями. В первую очередь, в деловой записи сохранились имена руководителей городской администрации Ярославля в 1611 г., к которым
обращалась с жалобой вдова Марья Ужовкина. Воеводой в Ярославле был тогда князь Алексей Михайлович львов; дьяком при нем состоял Семен головин. Об участии дьяка головина в Первом и Втором
ополчениях информацией мы располагали и ранее. В рядах Первого
ополчения он оказался довольно рано. 23 июля 1611 г. по распоряжению оккупационных властей Поместный приказ указал конфисковать принадлежавший ранее этому дьяку жребий села Парского в Суздальском уезде (200 четей) и передать его боярину князю
г. П. Ромодановскому. Основанием для этого стала челобитная Ромодановского, сообщившего, что прежние владельцы села Парского, в том числе и дьяк Семейка головин, «изменили, с Москвы
збежали»; в Поместном приказе эту информацию конкретизировали — «отъехали к вором в полки»5. Позднее, 20 октября 1611 г. головин скрепил приписью окружную грамоту о ненарушении тарханных грамот Кирилло-Белозерского монастыря, о подсудности
служек и монастырских людей приказу Большого дворца6. Спустя
полгода мы видим его уже в лагере Второго ополчения в Ярославле; в формирующемся правительстве князю Д. М. Пожарского он,
по всей вероятности, руководил приказом Казанского дворца (его
припись стоит на отправленной в Верхотурье грамоте от 26 мая
1612 г. с предписанием взимать с торговых людей деньги и хлебные
запасы на жалованье служилым людям)7.
Однако о службе Семена головина в первые месяцы деятельности Первого ополчения сведениями мы до сих пор не располагали.
Деловая запись 1611 г. позволяет утверждать, что не позднее июня
1611 г. дьяк головин оказался во главе администрации Ярославля:
воевода и дьяк велели тяжущимся меж собой Ужовкиным явиться
для суда под Москву на Петров день, т. е. 29 июня 1611 г.
Интересна и содержащаяся в деловой записи информация
о том, что летом 1611 г. воеводой в Ярославле был князь Алексей
Михайлович львов. Известно, что летом 1610 г. он находился в Нижнем Новгороде и принимал участие во взятии Арзамаса, занятого
людьми лжедмитрия II8. Весной 1612 г. мы видим его уже во Втором
ополчении: он поставил свою подпись на грамоте с призывом присоединяться к войскам князя Пожарского, отправленной 7 апреля
1612 г. из Ярославля в Вычегду9. О том, что князь львов был участ-

213
тЯ ж БА
тОРгОВы х
л ЮД е Й 1621 г.
И Н е И ЗВеС т Н А Я
С т РА Н И Ц А
С М У т НОгО
ВРе М е Н И

Д. В. лисейцев

2 14
III
Государство,
власть
и собственность

ником Первого ополчения, сведений мы ранее не имели. Между
тем известно, что в рядах ополчения Прокопия ляпунова сражались
и нижегородские отряды. О том, что на соединение к нему идут
нижегородцы, ляпунов информировал жителей Ярославля в своей
грамоте от 3 марта 1611 г.10 Надо полагать, что одним из предводителей нижегородского отряда был князь А. М. львов, направленный
затем на воеводство в Ярославль. Переход львова из Первого ополчения во Второе не выглядит чем-то уникальным. Подобным образом вели себя в 1612 г. и другие видные деятели Первого ополчения,
например, князь Д. М. Черкасский11.
Итак, деловая запись Ужовкиных уникальна с фактографической стороны, поскольку в ней содержатся неизвестные по иным источникам сведения о воеводах Ярославля начального периода борьбы
народных Ополчений за освобождение Москвы. Не менее интересны
реконструируемые с опорой на деловую запись зарисовки повседневности русского купечества в кульминационный момент Смуты. так,
в частности, опираясь на этот документ, мы можем составить представление о ценах на некоторые виды товаров. Ужовкины торговали
сукном и солью. 15 поставов английского сукна («настрафилю лундышу»), оставленные в Великом Устюге, в ценах 1611 г. стоили 340 рублей: следовательно, постав английского сукна стоил около 22 с половиной рублей. Половинка польского сукна («лятчины») ценилась
в начале 1611 г. в 4 рубля. При этом цены на сукно, по всей видимости,
оставались в течение 1611 г. неизменными, тогда как соль, будучи товаром первой необходимости, подорожала. Во всяком случае, в конце
1611 г. братья Ужовкины взяли с устюжан братьев гороховых по кабале 128 рублей (именно столько стоила лятчина, оставленная Борисом Ужовкиным в Великом Устюге). Одновременно 8 тыс. пудов соли,
которые Ужовкин оставил в Архангельске, стоили на начало 1611 г.
320 рублей (по 4 копейки за пуд). Но на исходе ноября 1611 г. Ужовкины взыскали за эту соль с вологодского купца гаврилы Непотяговского уже 330 рублей. Важно отметить, что деньги эти были взяты
«безкабально», т. е., надо полагать, в соответствии с изменившимися
за 1611 г. ценами на соль. Простые подсчеты позволяют констатировать: цены на соль за 1611 г. выросли приблизительно на 3%. Нельзя
не согласиться, что для кульминационного момента Смутного времени уровень инфляции выглядит весьма умеренным12.
Деловая запись Ужовкиных позволяет сделать еще одно любопытное наблюдение: некоторые представители русского делового
мира начала XVII в. были, судя по всему, неграмотны. если болховский торговец Степан Астафьевич Дубенский, один из свидетелей
при составлении деловой записи, удостоверил документ своим собственным рукоприкладством, то второй послух, московский купец
григорий Павлович Цыбин, этого сделать не смог. Вместо него деловую запись по сставам удостоверял своей приписью его сын Аникей.
Более того, Аникею григорьевичу Цыбину пришлось приложить

руку и за инициатора всего дела — торгового человека гостиной
сотни Бориса Артемьевича Ужовкина.
Замечу, что и после «московского разоренья» московские
торговые люди продолжали распоряжаться немалыми денежными
суммами. Одни только долговые расписки предоставляли наследникам Юрия Ужовкина около 2 тыс. рублей. В условиях, когда столица была превращена в пепел, торговый люд искал спасения себе
и своим капиталам в других крупных городах. Ужовкины, в частности, оказались во Владимире, где и начали тяжбу об имуществе
покойного родственника. еще нескольких крупных торговцев мы
видим в ноябре 1611 г. в Вологде: при составлении деловой записи
присутствовали в качестве свидетелей «москвитин торговой человек григорей Павлов сын Цыбин», а также «болховитин торговой
человек Стефан Остафьев сын Дубенской». там же на исходе 1611 г.,
по всей вероятности, находились торговые люди Афанасий левашов
и Василий Цыбин (с которых непосредственно в Вологде Несмеян
григорьев, брат Марьи Ужовкиной, взыскал 60 рублей долга). гость
григорий Мыльников, по всей вероятности, находился в Ярославле,
где оставалась Марья Ужовкина, — он своей подписью удостоверил
отказ вдовы от взыскания долгов с ее ближайших родственников.
таким образом, торговые люди старались держаться подальше от лагеря Первого ополчения: пребывание под Москвой не сулило безопасности ни им самим, ни их капиталам. Пребывание
в поволжских городах не только местных, но и значительной части
бежавших из Москвы купцов, думается, стало дополнительным аргументом для князя Д. М. Пожарского и К. Минина, когда они выбирали маршрут продвижения войск Второго ополчения к захваченной неприятелем столице.
Замечу, что описанная в документе тяжба разворачивалась
на фоне самых драматичных событий: в марте 1611 г. была сожжена Москва, Первое ополчение приступило к осаде Кремля; в июне,
когда Ужовкины искали управы друг на друга между Владимиром,
Ярославлем и Москвой, польские войска овладели Смоленском;
в июле шведские войска овладели Новгородом Великим, а Первое
ополчение с гибелью ляпунова стало распадаться; в ноябре, когда
Ужовкины в Вологде наконец-то отказались от взаимных претензий, в Нижнем Новгороде уже шло формирование Второго ополчения. торговые люди Ужовкины, однако, были в стороне от этих событий, долговые взаиморасчеты волновали их в большей степени.
В этом отношении прагматичное и столь далекое от патриотических эмоций поведение русского купечества было вполне типично для своего времени. Всего через несколько месяцев после составления деловой записи Ужовкиных Кузьма Минин будет вынужден
угрожать торговым людям соседней с Нижним Новгородом Балахны
отсечением рук за попытку уклониться от участия в финансировании Второго Ополчения. Аналогичная история повторилась весной

215
тЯ ж БА
тОРгОВы х
л ЮД е Й 1621 г.
И Н е И ЗВеС т Н А Я
С т РА Н И Ц А
С М У т НОгО
ВРе М е Н И

Д. В. лисейцев

2 16
III
Государство,
власть
и собственность

1612 г. и в Ярославле, когда Минину пришлось взять под арест ярославских купцов с земским старостой григорием Никитниковым
во главе, пригрозив им полной конфискацией имущества13. В этой
связи нельзя не вспомнить патетического восклицания современника и активного участника событий Смутного времени, троицкого
келаря Авраамия Палицына: «Видяще же москвичи погибель свою
и на покаание к Богу не обращахуся, но радующеся в торзех многим
прибытком и воздыхающе вси, но сребро любезно вси собирающе»14.

Пр и л о ж е н и е .

1611 г., 29 ноября — Список с деловой записи
Б. А. Ужовкина и М. Ю. Ужовкина с М. г. Ужовкиной
(292) Список с записи слово в слово. Се яз, Борис Ортемьев сын москвитин торговой человек гостиные сотни, в прошлом во 119-м году,
что бил есми я челом в Володимере воеводам на вдову на Марью
на гаврилову дочь, а дяди своего на Юрьевскую жену Иванова сына
Ужовкина, дяди своего в Юрьеве животе Ужовкина в двоюсот рублех
да во шти образех окладных, да в пяти чарках серебреных, да в золотом перстне, да в мухоярном кафтане. И она, вдова Марья, не хотя
в Володимере мне отвечати, и била она челом на меня под Москвою
бояром в полках, и взяла в Володимер грамоту, что мне стати ей своему иску под Москвою в полках на срок на Петров день и Павлов.
И по той грамоте по ней, по Марье, и порушная запись взята. И из Володимеря она, Марья, съехала в Ярославль, и била она челом на меня,
и челобитную подала воеводам князю Олексею Михайловичю лвову
да дьяку Семену головину мужа своего, а моего дяди, в Юрьеве животе Ужовкина в пятинатцати поставях сукна настрафилю лундышу,
а цена тем сукнам триста сорок рублев, что де те сукна осталися
у меня на Вологде; да в тритцати в двою половинках лятчины, что де
оставлены на Устюге Великом, а цена де лятчины половинкам сто
дватцать восмь рублев; да соли в восми тысячах пудех, что де та соль
оставлена у Архангелского города, а цена де тое соли триста дватцать
рублев. А яз, Борис, бил челом на нее, на Марью, в Ярославле же
встрешно в семисот в дватцати рублех и в дватцати алтынех в трех
денгах. И в тех в обоих исках по мне и по ней, по Марье, в Ярославле
взяли порушные записи, что нам обоим стати на Москве перед бояры
в полкех на срок на Петров день. И она, Марья, на Москве перед бояры в полкех к ответу стала и била она челом на меня в своих убытках,
в пятидесят рублех, что яз, Борис, на Москве перед бояры на тот срок
не стал. И она, Марья, не ходя со мною на суд перед бояр, да в том
деле мы приговорили меж собя полюбовно, что мне с нею, с Марьею,
съехати с Москвы в Ярославль, и приехав нам в Ярославль, // (293)
выбрати меж собою третьих стороны по два человека ис торговых

людей добрых, и перед теми нам третьими меж собою счестися
вправду безо всякие хитрости. И она, Марья, приехав со мною в Ярославль, и в Ярославле мы меж собою полюбовно в том деле отсрочили,
что ехати в ее, Марьино, место брату ее Несмеяну гаврилову ж сыну,
со мною, з Борисом, к Вологде, и на Вологде нам, брату ее Несмеяну
да мне, Борису, да брату моему Михаилу Юрьеву сыну Ужовкина, а ея
Марьину пасынку, дяди моего, а ея, Марьина, мужа Юрьев живот
Ужовкина из долгов по кабалам и безкабалные долги выбрати вместе
заодно. А что яз, Борис, з братом своим с Михаилом да с ее братом
с Несмеяном дяди своего, а ее, Марьина, мужа Юрьева живота из долгов взяли, и яз, Борис, и з братом своим с Михаилом и з братом с ея,
с Несмеяном, на Вологде в том деле в Юрьеве животе Ужовкина
во всем сочлися и полюбовно помирилися. И Несмеян взял у нас
на сестру свою на вдову на Марью, а дяди моего на Юрьевскую жену
Ужовкина из мужняя из Юрьева живота наделку четверть живота:
Божие милосердие образ Рождество Пречистые Богородицы, обложен серебром резью, венец и цата чеканные; да образ Пречистые ж
Богородицы Одегитрия, обложен серебром басменным с венцом
и с каменьеми; да четыреста рублев денег взяти ей по кабалам в долгу; да за приданое пятьдесят рублев. И ей, вдове Марье, в ту в ее четверть живота досталося в те денги в четыреста рублев в долгу по кабалам и безкабално: взяти ей мужа своего по Юрьевым кабалам
на отца ея, на гаврила кабала, да на брата ея, на нем, на Несмеяне
да Ондрее полтораста рублев, да на двоюродном брате ея на Филимоне взяти ей безкабалново семьдесят рублев, да на москвичах на торговых людех на григорье да на Василье на Цыбиных взяти ей по кабале сто рублев, да на Офанасье левашеве да на Василье Цыбине
по кабале взяти ей шездесят рублев денег. И ее, вдовы Марьи, от нас,
Бориса да от пасынка ее, от Михаила, мужа ея, Юрьева, живота в ее
четверть // (294) живота четыреста рублев и за приданое пятьдесят
рублев дошло все сполна. А нам, мне, Борису, да пасынку ее Михаилу
Юрьеву сыну Ужовкина досталося против тое чети живота три жеребьи: Божие милосердие образ Спасов, обложен серебром, венец сканью, да образ трех святителей, Василья Великого, григорья Богослова и Иванна Златауста; да образ благоверный князь Владимер,
да Борис и глеб; да образ трех святителей московских Петра, и Алексея, и Ионы, все три образы обложены серебром резным, а оклад
и венцы чеканные. Да нам же, Михаилу да Борису, досталося в долгу
живота по кабалам и безкабално: на вологженине на торговом человеке на гавриле Непотяговском за соль безкобално триста тритцать
рублев; да на москвитине на Богдане левашеве по кабале сто рублев;
да на москвитине ж на григорье жаворонкове по кабале сто рублев;
да на москвитине ж на леонтье да на Кондратье Подошевниковых
по кабале сто рублев; да на вологженине на посадцком человеке
на Миките Неклюдове по кабале шездесят рублев; да на устюженине
на Иване горохове з братом с ываном же по кабале сто дватцать

2 17
тЯ ж БА
тОРгОВы х
л ЮД е Й 1621 г.
И Н е И ЗВеС т Н А Я
С т РА Н И Ц А
С М У т НОгО
ВРе М е Н И

Д. В. лисейцев

218
III
Государство,
власть
и собственность

восмь рублев; да на серпуховитине на томиле Фомине по кабале шездесят рублев; да на москвичах на Офонасье левашеве да на Василье
Цыбине по кабале сто дватцать девять рублев; да на москвитине ж
на Спиридоне Ортемьеве по кабале сто рублев денег. И нам, Борису
да Михаилу, в ту Марьину четверть живота, в ее жеребей, не вступатися, и до долгов, которые долговые люди по кабалам и безкобално
отведены ей, Марье, дела нет, что те кабалы досталися ей, Марье,
на ее выть, четверти живота. А что есть кабала на москвитина на тихона Ворошилова в четырехсот рублех, и та кабала досталася нам,
Михаилу да Борису, потому что тот живот даван брата Юрьева, а моего, Михайлова и Борисова дяди леонтья Иванова ж сына Ужовкина.
А писана та кабала на отца моего, Юрьево имя // (295) Ужовкина,
и Марье до тое кабалы дела нет. А что у нас осталося за тем деленым
животом моего Михайлова отца, а моего, Борисова, дяди Юрьева живота Ужовкина в долгу по кабалам и безкобално и по росписям, и нам
из долгов выбирати всем вместе заодно. И что будет из долгов выберетца, и нам те денги делити по тому ж, по сей записи по четвертям,
и по истеряным кабалам, которые после сея записи сыщутца. А которые будут долги вылягут на отца моего, Михайлова, на Юрья,
или на меня, на Бориса, кабалной или безкабалной, и нам, Михаилу
да Борису, с Марьею тот долг платити по тому ж, по четвертям,
как в сей записи писано. А которой будет из нас, я, Михайло, или я,
Борис, или она, Марья, возьмет по тем кабалам из долгу на ком денег
да утаит, и нам про то меж собою сыскав прямо, да на том взяти
по сей записи заряду двести рублев денег. А что есть моего, Михайлова, отца, а моего, Борисова, дяди, а ее, Марьина, мужа Юрья Ужовкина на Москве лавок, и те у нас лавки с Марьею не делены. И впредь
мне, Михаилу, да Борису на вдове на Марье того дела, отца своего,
а мне, Борису, дяди своего Юрьева живота не искати и не зчинати отнюдь ничем, никоторыми делы. А учнем мы, я, Михайло, или я, Борис, на вдове на Марье того дела Юрьева живота впредь искати
или счинати которыми делы нибуди, и вдове Марье взяти на нас,
на Михайле да на Борисе по сей записи всчину пятьсот рублев денег.
А у сех деловых мировых записей сидели москвитин торговой человек григорей Павлов сын Цыбин да болховитин торговой человек
Стефан Остафьев сын Дубенской, а записку нас меж собою писаны
по противнем слово в слово, дьячек и послухи одне. А на то послуси
Василей Иванов сын терентьев да Семен тимофеев сын Копенкин,
да Василей Офонасьев сын Салтанов, да Меркурей гурьев сын Марков, да Богдан Борисов сын Водогин, да Василей Костентинов сын
Стерх, да Перфирей трефильев сын Скулябин, да Денис Калинин сын
Панов, да Арист Ондреев сын, да Дружина Офонасьев сын, да Иван
Савельев сын Селин, да Дмитрей Карпов сын, да Семен Петров сын
Ушаков, да Исаак Федоров сын Борыкин, а запись писал Михалко Ондреев сын лета 7000 сто двадесятого году // (296) ноября в 29 день.
А назади у записи пишет: к сей записи я, Степан, руку приложил.

По сей записи, что была взяти на Офонасье левашеве да на Василье
Цыбине шестьдесят рублев, и те денги до меня, Марьи, дошли все
сполна, а подписывал брат мой Несмеян своею рукою. По сей записи
я, Марья, по прошенью отца своего братьям своим, Несмеяну да Ондрею, что на них денег взять, отдала и впредь мне, Марье, до братей
своих дела нет в тех деньгах. Подписал григорей Мыльников. По сей
записи, что было взяти на григорье да на Василье по кабале сто рублев, и то сто рублев до меня, Марьи, дошло все сполна, а подписал
яз, Несмеян, своею рукою. А на сставях пишет: к сей записи яз, Оникей, в отца своего григорьева и в Борисово место руку приложил.
Послух Васка Иванов руку приложил. Послух Семейко руку приложил. Послух Васка Салтанов руку приложил. Послух Меркуш Марков
и руку приложил. Послух Богдашко руку приложил. Послух Васка
Стерх руку приложил. Послух Перша руку приложил. Послух Дружинка руку приложил. Послух Иванко и руку приложил. В послусех
писан Дениско и руку приложил. Послух Аристко и руку приложил.
Послух Митка руку приложил. Послух Исачко и руку приложил. Послух Семейка руку приложил.

219
тЯ ж БА
тОРгОВы х
л ЮД е Й 1621 г.
И Н е И ЗВеС т Н А Я
С т РА Н И Ц А
С М У т НОгО
ВРе М е Н И

РГАДА. Ф. 210. Оп. 13. Д. 8. Л. 292 – 296.

1

РгАДА. Ф. 210. Разрядный приказ. Оп. 13 (Столбцы Приказного стола). Д. 8.
л. 280 – 291.

2

Здесь мы имеем дело с любопытной картиной, иллюстрирующей административную практику Московского царства начала XVII в. Подьячий Разрядного
приказа, доставивший вместе с Иваном харламовым деловую запись, не назван
в документе по имени, указано лишь, что тот являлся сыном подьячего лариона Амосова: «И февраля в 1 день Иван харламов Большово Розряду с подьячим
с ларионовым сыном Амосова подали деловую запись, а сказал ларионов сын
Амосова, что та запись положена была за отцом ево». ларион Амосов относился
к числу наиболее квалифицированных подьячих Разрядного приказа; наиболее
ранние упоминания о его службе в этом ведомстве относятся к 1606 г., однако
к тому моменту он был уже, судя по всему, одним из старых подьячих и руководил в Разряде отделением — повытьем (Народное движение в России в эпоху
Смуты начала XVII века, 1601 – 1608: Сб. документов. М., 2003. № 18. С. 85; № 21.
С. 103, 106; Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV – XVII вв. М., 1975. С. 22). Среди
подьячих Разрядного приказа первой четверти XVII в., кроме названного выше
лариона, нет других подьячих, носивших фамилию Амосов. Однако известно,
что одновременно с ларионом Амосовым в Разрядном приказе несли службу двое
подьячих, имевших патронимическую фамилию ларионов — Яким и григорий.
Первый из них был молодым подьячим с годовым окладом 8 рублей; он упоминается в документах лишь в 1616 г. (РгАДА. Ф. 210. Оп. 1. Ч. 24. Д. 5. (1616 – 1617 гг.).
л. 13, 23 – 25). А вот второй — григорий ларионов — более заметная персона.
Поместным окладом он был верстан в 1607 г. при Василии Шуйском. Первые
сведения о его службе в Разрядном приказе относятся к 1612 г.; в 1616 г. он служил
уже с окладом 33 рубля и относился к категории «старых подьячих». В 1631 г. его
пожаловали чином дьяка, а с 1633 по 1654 гг. он был дьяком в Разрядном приказе
(Демидова Н. Ф. Служилая бюрократия в России XVII века (1625 – 1700). Биографический справочник. М., 2011. С. 311; Веселовский С. Б. Указ. соч. С. 287). Надо полагать, именно он упоминается в рассматриваемом деле как «подьячий ларионов
сын Амосова». Вероятно, занимавший видное место в Разрядном приказе ларион
Амосов устроил на службу в свое ведомство сына, который, в итоге, сумел сделать
даже более успешную, чем его родитель, карьеру в приказной системе.

Д. В. лисейцев

3

Не вполне понятно, почему Ужовкины не захотели решить своего дела во Владимире, хотя начинали его именно там. В конце 1610 г. там воеводствовал Семен
Коробьин (РгАДА. Ф. 210. Оп. 13. Д. 7. л. 3). В феврале 1611 г. во Владимире
были воеводами Артемий Васильевич Измайлов и Никита Васильевич лопухин
(Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в государственной
коллегии иностранных дел. Ч. II. М., 1819. № 238. С. 509; Барсуков А. П. Списки
городовых воевод и других лиц воеводского управления Московского государства
XVII столетия по напечатанным правительственным актам. М., 2010. С. 59; Белокуров С. А. Разрядные записи за Смутное время (7113 – 7121 гг.). М., 1907. С. 107).
Артемий Измайлов в разрядных записях назван владимирским воеводой и позже,
в 1611 / 12 г. Однако известно, что окольничий Артемий Измайлов одним из первых
примкнул к I Ополчению и уже весной 1611 г. командовал полками у Сретенских
ворот. В том же 1611 г. разрядные записи упоминают в качестве владимирских
воевод стольника тимофея Васильевича Измайлова и Никиту лопухина. Учитывая,
что тимофей Измайлов был родным братом примкнувшего к Ополчению Артемия
Измайлова, а Никита лопухин приходился братом Нехорошему (Федору) лопухину, занимавшему видное место в лагере лжедмитрия II, а затем и в I Ополчении
(Новый летописец. С. 356; Белокуров С. А. Указ. соч. С. 106; Будило И. Дневник
событий, относящихся к Смутному времени (1603 – 1613 гг.), известный под именем Истории ложного Димитрия // РИБ. т. 1. СПб., 1872. С. 245, 246; Дневник Яна
Петра Сапеги (1608 – 1611) // Памятники истории Восточной европы. Источники
XV – XVII вв. т. IX. М., Варшава, 2012. С. 299; Тюменцев И. О. Смутное время в России
начала XVII столетия: движение лжедмитрия II. М., 2008. С. 594), мы должны
будем констатировать, что Владимир весной — летом 1611 г. должен был прочно
держаться ориентации на руководство «подмосковных таборов». Между тем Марья
Ужовкина, вместо того, чтобы судиться с родственниками во Владимире, предпочла почему-то ехать сначала под Москву, а затем в Ярославль. Вопрос о мотивах
такого (не самого быстрого и по обстоятельствам времени небезопасного) поведения пока остаются неясными.

4

Об этом подробнее см.: Лисейцев Д. В. «Московская волокита». О темпах работы
российских приказов начала XVII века // Роль государства в историческом развитии России. Материалы международной научной конференции будапештского
Центра Русистики от 17 – 18 мая 2010 г. Будапешт, 2011. С. 121 – 132.

5

Сухотин Л. М. Земельные пожалования в Московском государстве при царе Владиславе. 1610 – 1611 гг. // Смутное время Московского государства, 1604 – 1613 гг.
Материалы, изданные Императорским обществом истории и древностей российских при Московском университете. Вып. 8. М., 1911. С. 53 – 54.

6

Дополнения к Актам историческим, собранные и изданные Археографическою
комиссиею. т. I. СПб., 1846. С. 399 – 400.

7

Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссиею. т. II.
СПб., 1841. № 337. С. 403.

8

Рабинович Я. Н. Саратовский воевода Владимир Владимирович Аничков
(1607 – 1608) // Известия Саратовского университета. 2011. т. 11. Серия «История,
международные отношения». Вып. 1. С. 95.

9

Подвиг Нижегородского ополчения. т. 1. Нижний Новгород, 2011. С. 193.

10

Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографическою экспедициею императорской Академии наук. т. II. СПб., 1836. № 188 (II).
С. 323.

11

Сведения о службе князя Д. М. Черкасского в Первом ополчении до перехода
во Второе содержатся в недавно обнаруженном документе — выписке по челобитной стряпчего конюха г. Ю. Олтуфьева (Лисейцев Д. В. Новые источники о боевых
действиях в Замосковье в 1609 – 1612 гг. Смутное время: итоги и уроки. Сборник
материалов второй Всероссийской научной конференции. Иваново — Кохма —
Шуя, 20 – 22 апреля 2012 г. / отв.ред. А. Ю. Кабанов. Иваново, 2012. С. 141 – 157.).

12

Интересно, что цены на соль в разгар Смуты, в 1611 г., вполне соответствовали
ценам конца XVI в. В холмогорах в 1594 г. пуд соли стоил 4 копейки, в Вологде
в 1600 г. — 5,5 копейки за пуд (Маньков А. Г. Цены и их движение в Русском государстве XVI века. М., л., 1951. С. 69, 177).

13

Козляков В. Н. Смута в России. XVII век. М., 2007. С. 379, 382, 383.

14

Сказание Авраамия Палицына. М.—л., 1955. С. 113.

т. Ю. Амплеева

ИЗМеНеНИе
П Ре ДС тА В л е Н И Й
О х А РА К т е Р е
В л АС т И
МОСКОВСК И х
гОС УД А РеЙ
В ЭПОх У
СМ У т НОгО
ВРе М е Н И

П

олитическая доктрина московского самодержавия окончательно оформилась в эпоху Ивана грозного. Одним из важнейших
вопросов, которые пришлось решать в процессе централизации,
был вопрос о характере и пределах властных полномочий монарха.
Свое идеологическое обоснование власть московских государей получила из Византии. Когда пал Константинополь, в Москве окончательно сформировалась мысль о том, что волею событий ей суждено
стать единственным центром православия в мире, третьим Римом.
Постепенно на русской почве укоренилась сложившаяся в Византии
идея о единстве «царства и священства». Предложенная иосифлянами теория легла в основание официальной доктрины московского самодержавия, получившей свое окончательное оформление
в «опричный» период правления Ивана IV1.
глубинный смысл «опричнины», судя по всему, кроется в попытке Ивана грозного любыми путями насадить в обществе собственную концепцию власти. По меткому замечанию А. головатенко, стабильность государственного управления может достигаться
и при отсутствии явно выраженной поддержки большинства общества. Важнее всего, чтобы общество в целом воспринимало существующую власть как приемлемую, а активное меньшинство — политическая элита — связывала свои надежды с деятельностью этой
власти, стремясь ее усовершенствовать, а не заменить2.
Московские бояре и дворяне — политическая элита XVI столетия не сомневались в легитимности и необходимости наслед-

Амплеева
Татьяна
Юрьевна,
кандидат
исторических
наук, доктор
юридических
наук, профессор
Московского
государственного
института
международных
отношений

222
III
Государство,
власть
и собственность

ственной монархической власти, но считали, что царь должен делиться своими властными полномочиями с верхушкой общества.
Заложенная еще при Иване III, система государственного управления, включавшая в себя Боярскую думу, властные полномочия
наместников, принцип «местничества», в целом соответствовала
этим представлениям.
Верхушка московского общества не без оснований надеялась
на то, что в процессе становления единого централизованного государства иерархия уделов и вотчин периода раздробленности, должна смениться иерархией должностей. Время правления Избранной
рады свидетельствует о том, что эта верхушка достаточно отчетливо осознавала свои интересы и рассчитывала на то, что с этими интересами власть будет считаться3.
Однако в формирующемся государстве начала активно распространяться и иная концепция власти, восходящая своими корнями, как к византийской политической традиции, так и политическим представлениям, зародившимся в эпоху монгольского
владычества. Эта концепция — равного бесправия всех пред лицом
монарха, который обладает безусловной и всеобъемлющей (самодержавной) властью, была усвоена и обоснована Иваном IV, который не замедлил применить ее на практике.
термин «самодержец» начал применяться еще в XV в. и подчеркивал факт самостоятельного правления, без оглядки на какую-либо
внешнюю силу. Со времени Ивана грозного в это понятие, подчеркивает А. головатенко, стали вкладывать иной смысл: самодержец
не только «держит» государство «сам от себя», но и управляет им,
как пожелает4. Подобные взгляды московского государя, похоже, стали основной причиной того, что со временем он стал тяготиться Избранной радой, как фактором, ограничивающим его произвол.
Полностью убежденный в праве монарха единолично вершить
все государственные дела, он попытался привести действительность в полное соответствие со своими политическими убеждениями. Стремление государя к поставленной им цели — достижению
абсолютной власти над подданными — не должно было иметь никаких преград. его не стеснял ни закон, ни обычай, ни даже здравый
смысл или соображения государственной пользы.
Менее всего Ивану IV был присущ взгляд на монарха
как на должность в государстве. Он считал, что царь — это не народный ставленник, который «как староста в волости», а епископы
и советники ему товарищи. «Правитель московский был искренне убежден в том, что власть ему дана не для отправления правовых функций, не для того, чтобы «справедливо судить», но в высших религиозных и нравственных целях, «для поощрения добрых
и кары злых». Власть царская должна оказывать «благим милость»,
а «злым — ярость и мучение». Царь — это олицетворение Божьего
гнева и Божьей милости5.

Именно в период опричнины произошла фетишизация власти, когда государственная власть мыслится как главный и единственный стержень, на котором держится все общественное устройство. Этатизм стал базовым нормативно-ценностным основанием
российской государственности6.
Ориентация на стабильность системы как на высшую ценность приводила к подавлению даже самых слабых ростков индивидуализма, которые, несмотря на вышеперечисленные обстоятельства, все же пробивали себе дорогу. Поэтому в России не сложилась
традиция политического диалога как средства разрешения конфликтных ситуаций7. Опричнина стала разрешением так долго вызревавшего кризиса взаимоотношений общества и монарха.
Наиболее яркой иллюстрацией вышесказанного следует считать знаменитую полемику князя А. М. Курбского и государя Ивана IV. По большому счету, эта полемика свидетельствует не только
о неудавшемся политическом диалоге власти и общества, но и о существовании политической оппозиции в Московском государстве.
Историческая наука не располагает полными сведениями о количестве и персоналиях инакомыслящих этого периода. Однако с полным основанием можно утверждать, что столь выдающаяся и неординарная личность, как А. М. Курбский, не просто был в курсе всего
круга политико-правовых проблем, волновавших его современников, но и активным участником политических споров, захвативших широкие круги общества. Политика, проводимая Избранной
радой в 40 – 50-х гг. XVI столетия, полностью соответствовала политическим и правовым взглядам, высказываемым А. М. Курбским
во всех его произведениях. Именно в этот период создавались прочные юридические основы организации и функционирования новых
государственных учреждений, системы местного самоуправления
и судопроизводства. Судебники XV – XVI вв. по уровню юридической
техники и широте правового регулирования достигали общеевропейского уровня.
В середине XVI в. начали формироваться земские соборы,
которые не имели еще ни юридического статуса, ни регламента,
ни определенного состава и полномочий. Это была лишь тенденция
будущего политического развития страны, которая могла реализоваться в создание представительных учреждений и формирование
сословно-представительной монархии европейского типа. В данном
контексте исторических событий сформировались два абсолютно противоположных взгляда на характер монархической власти
и вектор развития государственного управления.
Приверженцы реформ 1550-х гг., по меткому выражению
л. В. Черепнина, предполагали развитие государственного управления в сочетании централизованного приказного управления
с органами сословного представительства в центре (Земский собор) и на местах (губные учреждения)8. то есть они настаивали

223
И ЗМ е Н е Н И е
П Ре ДС тА В л е Н И Й
О х А РА К т е Ре
В л АС т И
МОС КОВС К И х
гОС УД А Ре Й
В ЭПОх У
С М У т НОгО
ВРе М е Н И

т. Ю. Амплеева

224
III
Государство,
власть
и собственность

на участии сословий в управлении государством и решении наиболее важных государственных проблем.
Выразителем противоположных взглядов был царь Иван
Васильевич, настаивавший на утверждении принципа неограниченной власти царя с установлением при помощи опричнины деспотического политического режима. Князь Андрей Курбский
не просто озвучил политическую программу сторонников первой
точки зрения, политическим идеалом которых была идея сословного представительства. Он стал рупором политической оппозиции, ее идейным вдохновителем. Наиболее полно понятия власти
государя, источников ее происхождения и назначения раскрываются в «Истории о великом князе Московском» 9. так, назначение
власти, по мысли А. Курбского, это справедливое и милостивое
управление государством на благо подданных и праведное (правосудное) разрешение всех дел. Курбский подчеркивает, что роль
верховного носителя власти не только почетна, но и ответственна10. Не отказываясь от элементов сакрализации власти, не умаляя ее значения и авторитета, он конструирует концепцию государственной власти, исходя из ее публичного характера. Власть же
в лице Ивана IV и его «злых советников» не выполняет задач, возложенных на нее высшей волей, а значит, считает оппонент Ивана грозного, эта власть как «безбожная» и «беззаконная» должна
быть лишена божественного ореола11.
Особой критике подвергает Курбский, установленный Иваном IV, правопорядок. «А что по истине подобает и что достойно царского сана, а именно справедливый суд и защита, то давно уже исчезло в государстве, где давно опровергохом законы и уставы святые»12.
Прямым беззаконием считает князь А. Курбский, когда «человека»
не токмо без суда осуждают и казни предают, но и до трех поколений от отца и от матери влекомых осуждают и казнят и всенародно погубляют…», преследуют не только родственников, но и просто
знакомых, «аще знаем был сосед и мало к дружбе причастен»13.
В государстве, заявляет А. Курбский, не стало свободы и безопасности для подданных. Царь ввел «постыдный обычай», затворив
«все царство русское», называя изменником каждого, кто покидает
пределы страны14. Действительно, в период опричнины понятию
вольной личной службы государю приходит конец. ему на смену пришло состояние полной и безусловной личной зависимости
от государя, который мог беспрепятственно распоряжаться жизнью
и имуществом всех своих подданных.
Основным государственным преступлением становится «измена». Изменой назывались и попытка государственного переворота, и выход (или даже намерение выйти) из подданства русского
царя, и побег за границу или нежелание подданного московского
царя вернуться из-за границы. Результатом такого «безбожного»
правления, по мнению Курбского, стало оскудение царства, паде-

ние международного престижа, а также недовольство подданных
и внутренняя смута15.
Сложный период «Смутного времени» сделал этатизм базовым
нормативно-ценностным основанием российской государственности. Смута была тяжелейшим испытанием для России: политическая и социальная дестабилизация, экономическая разруха, упадок
культуры — таковы лишь некоторые последствия гражданской войны. естественно, поэтому встает вопрос о смысле тех жертв, которые понесла страна. Видимо, события «Смутного времени» можно
рассматривать и как результат раскола общества, произошедшего
в период опричнины Ивана грозного, и как попытку реализации
«демократического» варианта организации власти в Российском государстве. Не вызывает сомнений лишь то, что стержнем всех политических событий этого времени стал выбор окончательного варианта и степени централизации.
В отличие от предшествующих периодов развития российского общества, когда большинство конфликтов происходило лишь
в верхних эшелонах власти, в XVII в. на сцену истории все активнее
выходят социальные низы не готовые впредь мириться с произволом
власти. Именно в это время достаточно реальной стала политическая
альтернатива концепции равного бесправия Ивана грозного. Однако, как показали события «Смутного времени», Россия не сумела воспользоваться этой демократической альтернативой.
Первым идею участия широкой общественности в делах государства попытался реализовать лжедмитрий I, когда дело об «измене» князей Шуйских, которым инкриминировалось распространение слухов о самозванстве царя, по сути, свое личное дело, передал
на рассмотрение Земского собора максимально широким представительством всех чинов и сословий. Недаром В. О. Ключевский называл этот Собор «народопредставительным»16. Следующим шагом
можно считать начало правления Василия Шуйского, во время которого было обнародовано несколько грамот, в одной из которых (крестоцеловальной) В. Шуйский, вступая на престол, принародно клялся не чинить репрессий без решения суда. «Целую крест всей земле
русской на том, что мне ни над кем ничего не делати без собору,
никакого дурна»17. В. О. Ключевский отмечал, что подобное заявление было вынужденным. Новый государь, поставленный на царство
кучкой московских бояр, тем самым пытался избавиться от их опеки, ища опору в широких слоях представителей земли Русской.
Условия этих ограничений были официально изложены и разосланы по областям. текст этой «Подкрестной записи» довольно краток. По выражению В. О. Ключевского, она производит впечатление
чернового наброска. Однако содержит, безусловно, новые (или хорошо забытые) для Московской Руси политические обязательства. Чего
стоит только одно клятвенное обязательство царя, данное своим
подданным, «судить их истинным, праведным судом», «по закону, а

225
И ЗМ е Н е Н И е
П Ре ДС тА В л е Н И Й
О х А РА К т е Ре
В л АС т И
МОС КОВС К И х
гОС УД А Ре Й
В ЭПОх У
С М У т НОгО
ВРе М е Н И

т. Ю. Амплеева

226
III
Государство,
власть
и собственность

не по усмотрению». Не отнимать имущества у родственников и семьи
преступников, не участвовавшей в преступлении (так называемый
принцип индивидуализации преступления). Кроме того, царь обязуется «без вины опалы своей не класти». Что означало обещание царя
наказывать служилого человека не просто в силу сомнения в его преданности долгу службы (зачастую это сомнение могло привести человека на плаху), а только после установления его вины, по-видимому,
с использованием особого дисциплинарного производства18.
Анализ текста Записи дает все основания говорить о ее одностороннем характере. Все перечисленные нововведения были направлены исключительно на обеспечение личной и имущественной
безопасности подданных. Они не касались вопросов государственного управления. В тексте нет ни слова о принципах взаимоотношения государя и высших правительственных учреждений и компетенции Совета бояр, ограничивающего царскую власть лишь только
по части уголовного судопроизводства и только по определенным
категориям дел.
Однако такое положение дел вполне устраивало как бояр, так
и других служилых людей, пострадавших в эпоху Ивана грозного
от царского произвола. Несмотря на явную неполноту, Запись следует считать первым конституционным опытом Московской Руси,
поскольку она содержала в себе попытку (пусть очень робкую) формально закрепить государственный порядок, признающий ограничение верховной власти. Во главе государства стоял теперь не просто выборный царь, но царь, присягнувший своему народу. Сам
факт присяги, крестного целования, входил в непримиримое противоречие с личным характером самодержавной власти предыдущего
периода. По выражению Ивана IV, «жаловать своих холопей вольны
мы и казнить их вольны же».
В. О. Ключевский подчеркивает, что в этом акте были ликвидированы три основные прерогативы царской власти: опала
без вины, конфискация имущества невиновных, розыскное судопроизводство, начинавшееся по доносам. Следовательно, клятвенно
подтвердив свое намерение отказаться от этих прерогатив, Василий
Шуйский становился не государем холопов, а «царем подданных,
правящим по закону»19.
Второй шаг в этом направлении был сделан посольством Михаила Салтыкова, проводившего переговоры с Сигизмундом об избрании его сына Владислава на царство. Результатом деятельности
посольства стал заключенный с польским правителем 4 февраля
1610 г. договор. Этот политический документ содержал условия,
на которых королевич Владислав признавался московским царем.
Впервые в истории Русского государства были сформулированы
и закреплены права и преимущества всего московского народа
и его отдельных сословий, а также установлен порядок государственного управления. Вначале закрепляется неприкосновенность

русской православной веры, а затем определяются сословные права русского народа20. Отметим, что права, ограждающие личную
свободу каждого подданного от произвола власти, в этом документе проработаны гораздо более подробно, чем в Записи Шуйского.
В данном документе достаточно четко сформулирован правовой
институт личных прав подданных. Все судятся по закону. Нет наказания без судебного разбирательства. так же как и в предыдущем
документе, семья политического преступника, непричастная к его
преступлению, не подлежит наказанию.
Совершенной новизной обладают следующие условия соблюдения личных прав: больших чинов людей без вины не понижать, а мелких чиновников возвышать по заслугам; декларация
свободы передвижения, абсолютно неизвестной подданным московского государя (каждому для науки разрешается ездить в другие государства христианские, и государь имущества за то отнимать не будет, — говорилось в Договоре), и даже некий намек
на свободу совести в религиозном ее понимании (русский волен
держаться своей веры, а поляк своей).
Порядок управления государством выглядит в Договоре следующим образом. Царь делит свою власть с двумя учреждениями:
Земским собором и Боярской думой. В тексте впервые разграничивается политическая компетенция этих учреждений. К компетенции Земского собора относится исправление и дополнение с согласия государя основных законов, к которым относились Судебник
и правовой обычай. Наделялось Земское собрание и правом законодательной инициативы. «если патриарх с Освященным собором,
Боярская дума и всех чинов люди будут бить челом государю о предметах, не предусмотренных в договоре, государю следует решать
данные вопросы с освященным собором, боярами и со всею землей
«по обычаю Московского государства»21.
Законодательными функциями наделялась и Боярская дума.
«Вместе с ней государь ведает текущее законодательство, издает
обыкновенные законы». К ее компетенции были отнесены «вопросы
о налогах, о жалованье служилым людям, об их поместьях и вотчинах». Без согласия Думы государь не вводит новых податей и вообще никаких изменений в прежде установленные налоги. Дума наделялась и высшей судебной властью. государь давал обязательство
«без следствия и суда… никого не карать, чести не лишать, в ссылку
не ссылать, в чинах не понижать»22. В общем, вершить правосудие
по этим делам только совместно с Думой.
Однако договор, на котором 17 августа 1610 г. Москва присягнула Владиславу, не был точной копией акта от 4 февраля. Большая часть
статей изложена в нем так же как и в предыдущем документе. Некоторые подверглись заметному сокращению или, наоборот, получили
более расширенное толкование. Отдельные были совсем исключены.
так, было вычеркнуто положение о возвышении простых служилых

227
И ЗМ е Н е Н И е
П Ре ДС тА В л е Н И Й
О х А РА К т е Ре
В л АС т И
МОС КОВС К И х
гОС УД А Ре Й
В ЭПОх У
С М У т НОгО
ВРе М е Н И

т. Ю. Амплеева

228
III
Государство,
власть
и собственность

людей по заслугам. Эта норма была заменена следующим постановлением: «московских княжеских и боярских родов приезжими иноземцем в отечестве и в чести не теснить и не понижать». Московское боярство вычеркнуло норму о праве московских людей выезжать в чужие
страны для науки, сочтя это право слишком опасным23.
Договор от 4 февраля — это практически первая российская
конституция, устанавливающая как устройство высшей власти в государстве, так и основные права подданных. Наиболее прогрессивно настроенное боярство и приказные люди, в отличие от аристократии, чутко уловили в водовороте событий Смутного времени
необходимость глобальных политических перемен и начали искать
способы и средства отказаться от старой политической традиции,
заменив ее писаным законом.
Пережив опричнину и Смуту, страна нуждалась в новой системе государственного управления. Смута существенно изменила
представление о том, что личная воля государя — единственный регулятор жизни общества и государства. Начало складываться понятие народа. Недаром же во многих актах Смутного времени встречается выражение «люди Московского государства». Именно эти
«люди Московского государства» научились выбирать себе государя, действовать самостоятельно и решать судьбу страны в период,
когда она оставалась без правителя. Постепенно стали прорастать
в общественном сознании в их единстве и взаимосвязи такие понятия, как государь, государство и народ.
Но радикальных изменений в характере власти и в системе
государственного управления после избрания на российский престол Михаила Романова не произошло. Уместнее говорить об эволюции центральных органов власти, которые пытались в рамках прежних представлений приспособиться к новым требованиям.
Почему же дворянство и посадские люди, непременные участники соборов XVII в., столь безропотно примирились с прекращением их деятельности? Почему сословия на местах посчитали, тяготились «земской службой» как еще одной обременительной для них
повинностью, даже не рассматривая ее как средство реализации своих корпоративных интересов? Ответ на этот вопрос, следует искать
в сфере политических представлений того времени. Когда Земский
собор возвысился до органа верховного, мысль о каких-то ограничениях царской власти осталась чуждой большинству сословий и сословных групп. В массовом сознании самодержавный царь оставался символом истинной, суверенной власти. Неестественной казалась
именно новая роль земских соборов, а не наоборот.
Этатизм глубоко въелся в общественное сознание. Пределы
притязаний ограничивались по преимуществу лишь сословными,
социальными требованиями основной массы служилых и посадских
людей, готовых при их удовлетворении на безусловную поддержку
абсолютистских устремлений монарха. Державность была стратеги-

ей выживания. Неудивительно, что при господстве подобных представлений будущность земских соборов не могла быть радужной24.
Для России «западный» путь политического развития был
неприемлем как в силу особой религиозной, так и политической
традиций. Все социальные конфликты бурного XVII столетия показательны в том плане, что продемонстрировали полное неумение
и нежелание общества и государства искать и находить политические компромиссы. В России и общество, и власть оказались не готовы к диалогу. При таком положении вещей народу оставалось
лишь уповать на доброго и справедливого царя-батюшку, надеясь,
что он не оставит его своими заботами.
государство же, в лице своих правителей, занималось тем,
что на протяжении всей последующей истории выстраивало жесткую вертикаль власти, привлекая общество к выполнению тех
или иных властных полномочий, только в той степени и на то время, которые бы устраивали само государство. Причем ни мнение народа, ни его желание участвовать в таком управлении, конечно же,
никогда во внимание не принимались! Именно поэтому в нашей
стране полностью отсутствует такое понятия, как служение обществу, гражданский долг, а есть только государственные повинности,
да «государево тягло».
Особый стандарт власти в Русском государстве складывался на протяжении всего процесса централизации и завершил свое
формирование в период Смутного времени. И этот стандарт власти государства восточной деспотии. если в европе власть зависит
от баланса различных интересов в социуме, то на Востоке авторитет
власти ни от чего подобного не зависит. Он зависит только от силы
самой власти, от эффективности централизованной администрации и, в конечном счете, от регулярного пополнения казны.

1

Алексеев И. Н. Русский народ и государство. М., 1998. С. 60.

2

Головатенко А. История России: спорные проблемы. М., 1994. С. 61.

3

там же. С. 62.

4

там же. С. 211.

5

там же. С. 63.

6

Оболенский А. В. Драма российской политической истории: система против личности. М., 1994. С. 331.

7

История России в вопросах и ответах. Курс лекций. Ростов-на-Дону. 1997. С. 97.

8

Черепнин Л. В. Земские соборы Русского государства XVI – XVII вв. М.,1978. С. 91.

9

Курбский А. М. История о великом князе Московском. СПб., 1913.

10

Письма А. М. Курбского к разным людям. СПб., 1913. Стб. 36 – 37.

11

Курбский А. М. История о великом князе Московском. СПб., 1913. Стб. 10.

12

См.: Курбский А. М. История о великом князе Московском… Стб. 111; Переписка
Ивана грозного с Андреем Курбским. л., 1979. С. 179.

13

См.: Устрялов Н. Г. Сказания князя Курбского: в 2 т. СПб., 1883. т. 2. С. 270.

229
И ЗМ е Н е Н И е
П Ре ДС тА В л е Н И Й
О х А РА К т е Ре
В л АС т И
МОС КОВС К И х
гОС УД А Ре Й
В ЭПОх У
С М У т НОгО
ВРе М е Н И

т. Ю. Амплеева

14

Курбский А. М. История о великом князе Московском… Стб. 106, 111.

15

там же. Стб. 11.

16

Ключевский В. О. Соч.: в 9 т. М., 1988. т. 3. Курс русской истории. Ч. 3. С. 31.

17

См.: Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографическою экспедициею Императорской академии наук. СПб., 1836. т. 2. № 44;
Ключевский В. О. Указ. соч. С. 33.

18

См.: Ключевский В. О. Указ. соч. С. 34.

19

там же. С. 36.

20

там же. С. 39.

21

там же. С. 40.

22

там же. С. 40.

23

См.: Записки гетмана жолкевского о Московской войне. СПб., 1871. С. 76.

24

См.: Оболенский А. В. Указ. соч. С. 338.

т. И. гулина

С И НОД И К
Я РОС л А ВСКОгО
С П АСС КОгО
М О Н А С т ы Р Я 16 5 6 г.
( К ФОРМ И РОВА Н И Ю
И Д еОлОгИ И
Р ОСС И ЙС КОЙ В л АС т И
В X V I I В .)

И

сториография синодиков подробно изложена И. В. Дергачевой1. В работах И. В. Дергачевой охарактеризованы три основных типа синодиков: Синодик вселенский, Синодик-Помянник
и Синодик с литературным предисловием; выделены редакции
Синодиков — литературных сборников, определено их авторство.
В опубликованной в 2001 г. статье И. В. Дергачева отмечает, что
«в середине XVII века, когда русское общество оправилось от потрясений Смутного времени, развитие Синодика вступает в новую
фазу», происходит беллетризация литературных предисловий,
нередко Синодик обособляется от Помянника. В монографии
2011 г. исследовательница выделила третью редакцию — Синодик
непостоянного состава — возникающую, «когда русское общество
оправилось от потрясений Смутного времени»2. И. В. Дергачева
поддержала вывод е. В. Петухова о том, что иллюстративный ряд
Синодиков подчинен литературному предисловию. Миниатюры
синодиков проанализированы в многочисленных статьях л. Б. Сукиной 3, которая, так же как и другие исследователи, отмечает широкое распространение этого типа книг в разных слоях общества,
подчеркивает вариативность состава синодиков, что объясняется
социальным заказом и влиянием историко-культурных процессов
в обществе. В синодиках могло меняться содержание литературной
части, количество и состав миниатюр. Многовариантность и читательская популярность этих книг вызывают интерес к программе
составителей каждого экземпляра рукописного Синодика.

Гулина
Татьяна
Ивановна,
старший научный
сотрудник
Ярославского
музеязаповедника

232
III
Государство,
власть
и собственность

В литературе Синодик ярославского Спасского монастыря 1656 г. известен с 1895 г., когда его упомянул А. А. титов в своей
публикации другого Синодика Спасского монастыря, созданного
в 1660 г.4 Краткое палеографическое описание Синодика 1656 г. дано
В. В. лукьяновым, а мастерство исполнения рукописи и особенности
ее художественного стиля изучал Ю. А. грибов5. В орнаментике книги — 11 заставок (л. 1, 42, 93, 215, 226, 238, 264, 308, 370, 371, 372 об.)
и 41 миниатюра. Ю. А. грибов отметил, что для некоторых миниатюр
образцами послужили западноевропейские гравированные Библии.
Дата создания Синодика Ярославского Спасского монастыря
указана на титульном листе: «Писан бысть… в лето 7164 марта в 17
день на память святого преподобного Алексия человека Божия», покровителя царя Алексея Михайловича. Почерк рукописи — красивый, крупный высокопрофессиональный полуустав. Переписчиком
и художником этой книги был черный диакон Сергий, свое имя он
указал несколько раз: на л. 58 по-гречески: «Сергий ничтожнейший диакон иконописец», — и на л. 386 об.6 В книге 405 листов7,
л. 288 – 289, 354 – 366, 390 – 406 пустые. До л. 334 об. включительно
текст написан диаконом Сергием, его же почерк на л. 370 – 383 об.,
386 об. — 387 об. В книге много более поздних вставок, в том числе
и на листах, заполненных диаконом Сергием. В конце каждой главы
переписчик оставлял по нескольку чистых листов, некоторые из них
были заполнены в конце XVII — первой четверти XVIII в. Синодик
открывается азбучным каталогом родов, составленным диаконом
Сергием, в который не включены поздние записи, что помогает выявлению первоначального авторского текста.
Синодик 1656 г. — это вечный синодик Спасского монастыря, о чем есть указание на титульном листе: «Их же имена написана
в книзе сей доколе мир вселенныя стоит». Он принадлежит к группе
ранних (сохранившихся) лицевых синодиков с литературным предисловием. Синодик 1656 г. можно считать самостоятельной редакцией, начало: «Свидетельство от Божественнаго писаниа о памяти
иже в православной вере умерших чесого деля молимся о них и поминаниа творим. Древле преданныи обычай святая восточная церковь соблюдая памяти, молитвы и приношениа за правоверных христиан истине благоговейнее и потребне истинным сыновом преда,
а чесо ради и какова польза действованиа при погребении и потом
третин и девятин, и сорочин, и непрестаннаго поминаниа препода
от Божественнаго писаниа ведения ради вкратце изъявити потреба». Диакон Сергий, в отличие от авторов других редакций, начинает свое повествование ссылками на ветхозаветные тексты: «Первое
свидетельство от Божественнаго писаниа Ветхаго закона предлагаю», цитируя Острожскую Библию Ивана Федорова.
Синодику предшествует оглавление, помещенное вслед за титульным листом: «Сказание главам в душеполезней книзе сей глаголемей Сенадик». В книге 16 глав, нумерованы они по-разному:

или в оглавлении, или в тексте, иногда и там, и там; не нумерована
глава 2. глава 1 — это «Каталог по азбуце в нем же кто хощет изобрести свой род. л. 6», глава [2] — «Указ, чесого деля устав сей на книгу
положися. л. 25», глава 3 — «Предисловие чюдные книги сея глаголемыя Сенадик избрано от Божественнаго писания Ветхаго и Новаго
Завета. л. 38». глава 4 — «лица…и в предисловии книги сея. листов
числом 34». В оглавлении поминальным записям отведены главы
с 5 по 16: «Помянник общий глаголется по вся вселенския субботы.
л. 88» — 5 глава; в 6-й главе поминание пап римских, патриарх вселенских, митрополитов киевских и московских патриархав, епископов ростовских, царей греческих (л. 96 авторской фолиации), великих князей русских (л. 97), царей русских (л. 101), цариц русских (л.
102 об.), царевичей русских (л. 104), царевен русских (л. 105), великих
князей ростовских (л. 106 об.). После традиционных поминальных
записей церковных и светских правителей, содержащихся в 6-й главе, следует перечень имен рода князя Федора Ростиславовича Смоленского и Ярославского, мощи которого покоились в Спасском монастыре, поэтому его род выделен в особую 7-ю главу. В этой же главе
помещен список архимандритов обители, род патриарха Филарета
и рукой диакона Сергия вписаны роды царя Симеона и патриарха
Иоасафа (ум. 1640). Далее все роды разделены на главы по социальному признаку. Следующая 8-я глава озаглавлена: «Род князей Пенковых и прочих князей и боляр и дворян роды писаны вси во единои сей
главе» (л. 116), в 9-й главе записаны роды архимандритов Спасской
обители (л. 211), в 10-й — государевы думные дьяки (л. 223), в 11-й —
слуги Спасского монастыря (л. 228), в 12-й — «Роды братския пресвятыя обители сея. л. 235», в 13-й — роды «государевых гостей и прочих
земских людей. л. 263», в 14-й — «Помянник общий преставльшейся
братии в обители сей. л. 290», в 15-й — «Помянник общий всем православным христианам. л. 301» и в 16-й — поминание в соответствии
со святцами «Помянник двоенадесятомесячный выписан из книги
кормовыя. л. 325». Разделы глав открываются заставками или миниатюрами. таким образом, все родовые поминания разделены на главы
по социальному признаку.
Новшеством для русской книжной традиции следует признать открывающий Синодик «азбучный каталог» родов, в котором
в алфавитном порядке имен родоначальников (не фамилий) расположены поминальные записи с указанием листов. О том, что каталог был непривычен для русского читателя, свидетельствует и помещенная в оглавлении статья «Указ чесого деля каталог сей на книгу
сию положися», которая должна была читаться с л. 25 по л. 37. Однако в тексте книги этой статьи нет, но после каталога идут несколько
чистых листов, предназначенных, вероятно, для указа.
Основное назначение книги — поминовение усопших и нравственно-просветительская проповедь необходимости и важности
поминального обряда. Структура ярославского Синодика 1656 г.

233
С И НОД И К
Я РОС л А ВС КОгО
СП АСС КОгО
МОН АС т ы РЯ 1656 г.
( К Ф ОРМ И РОВА Н И Ю
И Д еОлОг И И
РОСС И ЙС КОЙ
В л АС т И
В X V I I В.)

т. И. гулина

234
III
Государство,
власть
и собственность

полностью подчинена этой задаче. Необходимость поминовения
диакон Сергий обосновал в предисловии (глава 2), представляющем
собой компиляцию из текстов Священного Писания и святоотеческих сочинений, и в цикле миниатюр (глава 3), а основной массив
текста — это поминальные записи. Нужно отметить, что помимо
поминовений, внесенных в главы по социальному признаку, диакон
Сергий в конце книги помещает месяцеслов (выписки из кормовой
книги), где имена монастырских вкладчиков записаны по дням поминания. Однако программа книги, составленная диаконом Сергием, мне кажется, шире поминального чтения. Она включает ряд
декларативных моментов, проистекающих из идеологии эпохи государственного строительства XVII в. Синодик 1656 г. отразил представления своего времени, как общегосударственные, так и части
монастырской братии и, вероятно, городского сообщества.
Анализ поминальных записей Синодика позволяет сделать
несколько выводов. Порядок записи в Синодике 1656 г. не хаотичен,
он отличается строгой последовательностью и повторяет социальную структуру христианского мира в целом, и Русского государства,
в частности. Разделы помянника расположены в иерархическом порядке; при этом даже почерк средневекового писца следует представлениям о соподчиненности человеческого общества: все патриаршие, царские и великокняжеские поминания написаны крупным
каллиграфическим полууставом, высота букв в строке достигает
1 см, в остальном тексте — в два раза меньше, около 5 мм.
Порядок поминаний в главах 5 и 6 следует молитве об усопших Кирилла Иерусалимского, с добавлением русских великокняжеских, царских, церковных поминаний8. любопытно, что в приведенных И. В. Дергачевой предисловиях синодиков этот порядок
менялся, первыми поминались либо светские правители, либо церковные. В Синодике диакона Сергия акцент вновь изменен в пользу церковной власти, что заставляет вспомнить о патриархе Никоне и его властных амбициях. Однако нужно учесть, что иерархия,
выстроенная диаконом Сергием, принципиально совпадает с той,
что содержится в Соборном уложении 1649 г.9, отражая государственную идеологию мироустройства.
В Синодике более подробный список духовных лиц, в Уложении — светских. И в Уложении, и в Синодике выделены три большие социальные группы. 1) Представители церкви. В «Уложении»
упомянуты только церковные власти: патриарх Московский и Всея
Руси, митрополиты, архиепископы, епископы, и со всем освященным собором. В Синодике в эту группу включены также слуги обители и братия Спасского монастыря. 2) Правящий класс светских
феодалов: бояре, окольничие, думные люди, дворяне московские,
жильцы, выборные дворяне и дети боярские; более дробное деление этой группы содержится в Уложении. Из дворянских сословных групп в Синодике оставлены четыре. Составитель Синодика,

следуя сословной иерархии своего времени, в перечне княжеских
родов первыми записывает боярские фамилии. Между записями
родов боярина князя Дмитрия Михайловича Пожарского и боярина князя Димитрия Петровича львова внесен род стольника князя
Семена Ивановича львова, но это более поздняя вставка. 3) торговопосадское население: характеристики групп в Синодике и в Уложении очень близки. В Синодике: «Роды государевых гостей и прочих
земских людей» (л. 264 фолиации XIX в.). В Уложении, как и следовало ожидать, структура более дробная: «…из гостей трех человек,
из гостиные и из суконные сотен по два человека, а ис черных сотен
и из слобод, и из городов с посадов по человеку…» (л. 623 об.), на л. 64
об. упомянуты «гости, и торговые посадские люди». Ни в Уложении,
ни в Синодике крестьяне не обозначены как самостоятельный социальный слой, но записи крестьянских родов велись в разделе «Помянник общий всем православным християном».
Синодик 1656 г. создан на основе более ранних поминальных
книг, что естественным образом вытекало из монашеской практики. Старые книги выходили из строя, дополнялись новыми именами, что требовало возобновления и уточнения их текстов. В кормовой книге Спасского монастыря есть ссылка на «старый статейный
понахидный список 79 году» (1571 г.)10, составленный по указу царя
Ивана Васильевича, и, в свою очередь включивший, вероятно, более ранние списки для поминовения. Наиболее интересны записи,
содержащиеся в 8-й главе «Род князей Пенковых и прочих князей
и боляр и дворян». Состав Синодика XVI в. отразился в первых записях княжеских родов. Эти ранние записи внесены в Синодик 1656 г.
под родовым княжеским именем: князья Пенковы, Юхоцкие, Сисеевы-левашовские, Курбские, Федора Васильевича Сисеева, глинских
львовича, Шемятичев, князя Семена Олабышева (Алабышева), другой род того же, Белозерских князей Кемских. Как видим, только
в двух случаях имеется указание на конкретного человека, родоначальника какой-либо генеалогической ветви. Возможно, таким
был порядок синодичных записей в XVI в. и в более раннее время;
возможно, что к середине XVII столетия, по каким-то причинам,
разные ветви одного рода были объединены составителем, так как
некоторые из родов угасли к тому времени. Некоторые княжеские
записи XVI в. диакон Сергий поместил в своем Синодике после родовых поминаний участников Смуты и приближенных новой династии: князей Деевых, князя Семена Федоровича Козловского, князей Мологских, род Ростовских хохолков, род татевых.
Скорее всего, в годы Смуты или вскоре после нее монастырский помянник был расширен за счет записей родов многих участников тех событий. В составе Синодика 1656 г. записи родов участников Смутного времени заметно выделяются. Эти роды внесены
в книгу или сразу после записей более раннего времени, как, например, в княжеском помяннике, или глава открывается поминальной

235
СИ НОД И К
Я РОС л А ВС КОгО
С П АСС КОгО
МОН АС т ы РЯ 1656 г.
( К Ф ОРМ И РОВА Н И Ю
И Д еОлОг И И
РОСС И ЙС КОЙ
В л АС т И
В X V I I В.)

т. И. гулина

236
III
Государство,
власть
и собственность

записью рода, чьи представители играли видную роль в событиях начала XVII в. (роды дьяков, архимандритов, гостей), и это, вероятно,
не случайно. Можно предположить, что вскоре после 1612–1613 гг.
или в первые годы царствования новой династии был составлен протограф, который стал основой Синодика 1656 г., а также монастырского Синодика 1660 г. Создавая свою книгу, черный диакон Сергий
вспоминал Смутное время и участников тех событий.
Записи княжеских и дворянских родов, внесенные в монастырское поминание в период Смуты, в Синодике 1656 г. идут сразу
после родовых записей ярославских князей, потомков Федора Черного. При этом диакон Сергий, следуя, вероятно, протографу, выделил
три особые группы: 1) роды князей Сицких: бояр Алексея Юрьевича,
Андрея Васильевича и георгия Андреевича, 2) роды князей троекуровых и 3) роды князей хворостининых: Ивана Андреевича, Петра
Ивановича и Федора георгиевича. В первом случае, вероятно, проявилось стремление подчеркнуть родственную связь с царским домом: бояре князья Алексей Юрьевич и Андрей Васильевич Сицкие
были внуками Анны Романовны Юрьевой-Захарьиной. Внимание
к роду троекуровых составителей спасских Синодиков объяснимо:
в монастыре была их родовая усыпальница, кроме того боярин князь
Иван Федорович троекуров11, был женат первым браком на дочери
Никиты Романовича Захарьина-Юрьева, т. е. родной сестре патриарха Филарета, и являлся одной из самых заметных фигур первых лет
царствования Михаила Федоровича. После записи рода г. А. Сицкого и перед родом боярина М. М. троекурова помещена чрезвычайно выразительная запись: «Князя Михаила убиеннаго», а на поле
киноварью красивой вязью: «Скопин», т. е. диакон Сергий в смерти
М. В. Скопина-Шуйского косвенно обвиняет власть, и таковым, вероятно, было отношение ярославцев к этому событию. Записи родов
князей хворостининых на первых листах княжеского помянника
(л. 132 – 132 об.), видимо, следует связать с воинскими успехами князя Федора георгиевича в русско-польской войне 1654– 1655 гг. и его
близостью к царю. Этой записи предшествует запись рода воеводы
XVI в. князя Петра Ивановича хворостинина. Род же Ивана Андреевича хворостинина помещен раньше, внизу л. 130 об., фамилия написана в прикорешковом поле, в записи всего три имени. Возможно,
она была пропущена, когда диакон Сергий копировал старый Синодик, но свободные страницы позволяли вставить ее, не экономя
бумагу, почему она выполнена таким образом, непонятно. Она находится на одном из первых листов княжеского помянника, после записи рода князя И. Ф. троекурова (XVI в.) и перед боярином князем
И. Ф. троекуровым. Возможно, это связано с опалой И. А. хворостинина за вольнодумство и «еретичество» 1623 г.
Записи родов почти всех самых видных деятелей Смутного
времени и первых лет царствования Михаила Федоровича помещены
следом за записью рода Ф. г. хворостинина: бояр Ивана Ивановича

Шуйского, Афанасия Васильевича лобанова Ростовского, Владимира
Ивановича Бахтеярова-Ростовского, Федора Ивановича Мстиславского, Бориса Михайловича лыкова, заключавших Поляновский договор 1634 г. Федора Ивановича Шереметева (его жена двоюродная
сестра Михаила Федоровича) и Алексея Михайловича львова12, Дмитрия Михайловича Пожарского, Ивана Никитича Одоевского.
Следующая группа княжеских записей — это приближенные
царя Михаила Федоровича и царя Алексея Михайловича, которые
проявили себя на воинском поприще в 1630 – 1640-е гг., это Дмитрий
Петрович львов, который также был пожалован царем Алексеем
Михайловичем за Смоленскую войну, Иван Дмитриевич Пожарский, также участник войны с Польшей, Борис и Михаил Михайлович Салтыковы, боярин лаврентий Дмитриевич Салтыков, боярин
григорий гаврилович Пушкин, Борис григорьевич Пушкин, боярин
Федор Федорович Волконский.
Дворянские роды участников Смуты вписаны после правящей
аристократии царя Михаила Федоровича. Среди дворянских родов
нужно отметить род Димитрия евфимиевича Воейкова — в 1613 г.
отразившего шведов, шедших на тихвин, а с 1633 по 1635 г. воеводы
в Пскове13; Афанасия Ивановича Векова14.
глава 9 «Роды архимандричьи» начинается с записи рода новгородского митрополита Исидора (л. 215), одного из героев защиты
Новгорода Великого от шведов. глава 10 «Роды государевых думных
дьяков» невелика, записей 1656 г. всего 11, открывается записью рода
И. т. грамотина. Далее, следуя, вероятно, протографу XVI в., записаны роды думного дьяка Михаила Даниловича Фефилатьева, георгия Исидорова, род Кожюховых. Продолжают раздел также записи
времен Смуты, например, Афиноген голенищев — дьяк в Ярославле
в 1610/11 гг., сторонник Василия Шуйского, умер «в воровских таборех», т. е. запись его рода внесена, вероятно, во время его пребывания
на службе в Ярославле. Васильев Сыдавной Семен Зиновьевич (л. 227
об.), в 1608 г. дьяк у М. В. Шуйского в Великом Новгороде, думный дьяк
Подмосковсного ополчения, думный дьяк соединенного ополчения
трубецого и Пожарского, по его душе вклады в троицкий монастырь
дал патриарх Филарет и один из его слуг. Дьяк Иван Иванович Болотников — в январе 1612 г. дьяк в Ярославле, в 1612/1613 гг. в депутации
к царю Михаилу в Ярославль, подпись его у выбора царя, в 1618/1619
в составе посольства Ф. И. Шереметева для договора с Польшей15.
главу 13, в которой поминаются роды гостей, открывает запись
рода Иакова Иоанникиева Строганова. Строгановы спасли романовскую династию, предоставив им огромный займ в 3000 рублей16.
Эта глава не менее интересна, чем княжеский помянник. Вторым
записан род григория Никитникова, далее род георгия лыткина17
и детей его, земского старосты Ярославля. Следующая запись — это
род гостя Надеи Светешникова, который был приближен ко двору
царя Михаила Федоровича.

237
СИ НОД И К
Я РОС л А ВС КОгО
С П АСС КОгО
МОН АС т ы РЯ 1656 г.
( К Ф ОРМ И РОВА Н И Ю
И Д еОлОг И И
РОСС И ЙС КОЙ
В л АС т И
В X V I I В.)

т. И. гулина

238
III
Государство,
власть
и собственность

Подобная структура помянника в Синодике 1656 г. позволяет
предположить, что память о Смутном времени была жива в середине
XVII в. Диакон Сергий вольно или невольно обозначает участие всех
сословий в событиях Смуты. При этом его представления об устройстве общества близки официальным, которые закреплены, в частности, в Уложении 1649 г. В Уложении отражен состав Земского собора,
объединявшего многоликие, нередко расходящиеся в своих интересах общественные группы и классы в единое государство. Незыблемость единства и единения разных социальных слоев — основа
существования государства. Для диакона Сергия главенствующим
объединяющим началом является принадлежность к православной
вере: поминаются «в православней вере умершие» (л. 42). Но вместе
с тем, он подчеркивает социально-государственный статус сословий и, как и составители Уложения, также объединяет разные социальные группы в сообщество. Столь четкая социальная структура
в Синодике 1656 г. — это провозглашение определенного миропорядка, чина, который должен существовать и оберегаться в государстве. Д. И. Антонов отмечает, что для современников: И. тимофеева,
А. Палицына, И. хворостинина, — Смута означала «пременение чинов», «когда недостойные люди… заняли неподобающее им место»,
и «разрушение домостроительства», когда «иерархичность и порядок разрушились во всей стране»18. Восстановление этого порядка
воспринималось как важнейшая необходимость для преодоления
последствий Смутного времени, для утверждения общественного
мира и укрепления государства. И диакон Сергий выстраивает этот
четкий порядок, следуя изложенному в Соборном уложении 1649 г.
От середины XVII в. сохранились еще несколько ярославских
синодиков: Синодик Казанского монастыря 1650 г., синодики ярославского Спасского монастыря, а также синодики ростовского Успенского собора. Ни в одном из них столь четкой социальной структуры
поминальных записей нет. В Синодике Спасского монастыря, составленном через четыре года после Синодика диакона Сергия и являющегося вкладом в монастырь В. Я. Унковского, перечислены те же
роды, что и в Синодике 1656 г., но разбивка на главы отсутствует.
Нужно отметить одно существенное различие в порядке записей
в этих двух синодиках. В Синодике 1656 г. записи расположены в соответствии с иерархическим положением родов, а в Синодике Унковского эта иерархия не соблюдена. Выстраивание социальной лестницы — это программный замысел диакона Сергия.
Список родов в Синодике Унковского дополнен новыми именами; значительно расширен общий помянник. В Синодике 1656 г.
общий помянник занимает л. с 308 по 334, при этом над строкой
над именами вписаны их фамилии, иногда род занятий. Далее идут
поздние записи. В Синодике Унковского общий помянник без указания родов — это л. 140 – 436 (т. е. около 300 листов, почти половина текста, всего в Синодике 581 лист первоначальный и далее при-

плетены листы поздней бумаги). то есть назначение книг разное:
для черного диакона Сергия синодик — не только поминальные
записи, ему важно сохранить и передать следующим поколениям
историческую память. Синодик Унковского создан как четья — поминальная книга, для монастырских треб, в ней обозначения родов уже не столь необходимы.
то, что Синодик 1656 г. — не рядовая поминальная книга,
а книга «построенная», над программой которой диакон Сергий серьезно размышлял, свидетельствует и иллюстративный ряд книги. Начальный цикл иллюстраций логичен и отражает изложенную
в предисловии Синодика идею о необходимости поминальных жертв
и служб для спасения души умершего. Открывает книгу две миниатюры о сотворении мира. Далее следует миниатюра, изображающая изгнание из рая, которая повествует о изначальной греховности
рода человеческого, и вместе с тем это память о прародителях Адаме
и еве. Следующий сюжет — убийство Авеля, подпись весьма красноречива: «Первый мертвец». Две миниатюры посвящены епископу Оригену. Далее художник изображает, что происходит с душами
грешников и праведников после смерти, иллюстрируя содержащееся в предисловии учение о необходимости третин, девятин, сорочин.
Не случайно и появление миниатюры с лествицей (л. 115), сюжет ее
должен был подчеркнуть сложность и многотрудность праведного
жизненного пути монашествующих, дающего вечное блаженство.
таким образом, иллюстрациии целиком подчинены христианскому
богословию: постулату о первородном грехе, учению о грехах, накапливающихся за земное существование человека, учению о загробном воздаянии и учению о возможности спасения путем праведной
жизни и поминальных молитв и жертв за душу умершего его родственников и близких19.
традиционный для синодичных предисловий цикл миниатюр в Спасском Синодике 1656 г. дополнен рядом изображений, которые помещены в помянник. Именно эти дополнения и позволяют
рассматривать Синодик 1656 г. как памятник декларативный. С этой
точки зрения, представляется допустимым интерпретировать и сюжеты некоторых начальных миниатюр Синодика, выходя за рамки
богословского нравоучения. Цикл миниатюр открывается двумя
иллюстрациями на тему «Сотворение мира». л. Б. Сукина считает,
что появление их в синодиках связано с просветительской функцией
книги, с возрастанием интереса в обществе к естественно-научным
знаниям, в том числе и к проблеме сотворения мира. В синодиках,
которые рассмотрены л. Б. Сукиной, эти миниатюры не являются заглавными. В ярославском Синодике 1656 г. миниатюры «Сотворение
мира» помещены в начале иллюстративного цикла, а выходная миниатюра всегда играла в памятниках древнерусской книжной культуры особую роль. В ярославской книге художник как бы утверждает связь конкретного монастыря с историей всего христианского

239
СИ НОД И К
Я РОС л А ВС КОгО
С П АСС КОгО
МОН АС т ы РЯ 1656 г.
( К Ф ОРМ И РОВА Н И Ю
И Д еОлОг И И
РОСС И ЙС КОЙ
В л АС т И
В X V I I В.)

т. И. гулина

240
III
Государство,
власть
и собственность

мира, сопричастность и встроенность Спасо-Ярославского монастыря во вселенскую историю. Синодик — это книга, хранящая память
о живших, о людях, созидавших историю, бывших ее частицей, а начало этой истории, точка ее отсчета — шесть дней творения.
Для интеллектуалов Средневековья проживание и переживание современных событий как части длительной библейской истории было особенностью, о которой академик Д. С. лихачев писал:
«говоря о событиях истории, древнерусский книжник никогда не забывает о движении истории в ее мировых масштабах. либо повесть
начинается с упоминания о главных мировых событиях (сотворении
мира, всемирном потопе, вавилонском столпотворении и воплощении христа), либо повесть непосредственно включается в мировую
историю: в какой-нибудь из больших сводов по всемирной истории»20. В XVII столетии, по мнению И. л. Бусевой-Давыдовой, происходит «сближение сакральной и реальной истории. И стихи, и живопись или гравюры призваны были способствовать… актуализации
священной истории, замыканию ее на реальный опыт земного человека»21. Это переживание современной истории через христианскую
историю и историю христианской святости отразилось и в миниатюрах Синодика Ярославского Спасского монастыря 1656 г.
Помянник украшен четырьмя миниатюрами. л. Б. Сукина отмечает: «Иллюстрации помянника-списка имен очень редки. Нам
удалось выявить лишь несколько подобных памятников. В каждом
отдельном случае иллюстрирование помянника, скорее всего, имело свой особый смысл. лицевой Синодик середины XVII в., по преданию писанный и рисованный царевной татьяной Михайловной
для Воскресенского Новоиерусалимского монастыря, в поминальной части иллюстрирован изображением родословного дерева
русских князей с их «портретами» в рост… На основании нескольких отдельных примеров трудно судить: было ли акцентирование
определенных идеологических моментов с помощью иллюстраций
к синодическим памятникам закономерностью или случайностью
в книжной культуре и искусстве XVII в.». Ярославский Синодик
1656 г., по мнению Ю. А. грибова, послужил образцом для Синодика
царевны татьяны Михайловны. На наш взгляд, миниатюры помянника в Спасском Синодике 1656 г. отражают идеологические постулаты той эпохи.
Миниатюры открывают не все разделы помянника. Сюжетом
первой из них является Преображение, что указывает на принадлежность книги Преображенскому собору монастыря, главному монастырскому храму. Как и в других синодиках, в соответствии с молитвой Кирилла Иерусалимского, первыми поминаются вселенские
патриархи и папы римские. Помещая перед этим разделом помянника миниатюру «Преображение», составитель книги подчеркивает связь конкретного монастыря с огромным православным миром,
со вселенской христианской церковью.

Следующий раздел — это поминовение патриархов московских
и всея Руси; ему предшествует миниатюра с изображением святительского древа, на ветвях которого изображены канонизированные
митрополиты Московские, а также гурий и Варсонофий Казанские,
причисленные к лику святых в конце XVI в. Выбор гурия и Варсонофий Казанских, вероятно, мог напоминать о чудотворной иконе
Казанской Богоматери, обретение которой в Ярославле произошло
в годы Смуты. Возможно также, что особого внимания диакона Сергия эти святые удостоились потому, что Казанская икона Богоматери
была главной иконой земского ополчения Минина и Пожарского22.
Но возможен и другой вариант прочтения: присоединение Казани
Иваном грозным освящено появлением новых преподобных, т. е. расширение территории на восток — это миссионерский путь Русского
государства, и новые святые — это свидетельство истинности этого
пути, высшего промысла и поддержки. Кроме того, завоевание Казанского царства изменило и статус московских государей23.
Поминание царских родов открывает миниатюра с изображением древа русских князей, причисленных к лику святых.
У подножия древа изображены великий киевский князь Владимир
и княгиня Ольга, далее следуют святые Борис и глеб. таким образом, утверждается преемственность власти русских царей (московских) от власти великих князей киевских. Эту связь подчеркивал также составитель Никоновской летописи, что отмечено Б. М.
Клоссом: «генеалогические экскурсы составителя Никоновской
летописи, помимо чисто исторических справок, преследовали,
очевидно, цель показать исконность принадлежности к России земель, временно подпавших под власть литовского государства» 24.
С. Ф. Платонов писал об идеологии московских государей: «Все Московское государство, ставшее на месте старых уделов, признавалось вотчиной царя и великого князя. С Московского государства
это понятие вотчины переносилось даже на всю Русскую землю,
на те ее части, которыми московские государи не владели, но надеялись владеть»25. Эта идеологическая установка, связанная с политикой власти и территории, усилена была и религиозно. И. л. Бусева-Давыдова пишет, что в XVI – XVII вв. формируется понятие Святая
Русь, эта идеологема отражена в образной структуре Синодика
Спасского монастыря. Идея сбора, объединения исконных русских
территорий воспринималась особенно животрепещуще в середине XVII в., вероятно, под влиянием исторических событий эпохи.
На ветвях древа изображены псковские князья Довмонт и Всеволод, князь черниговский Михаил и его боярин Феодор. И князь
Михаил, и князь Довмонт — это защитники и территории, и веры.
Чернигов вошел в состав государства Российского по условиям Переславского договора 1654 г. то есть составитель Синодика, включая изображение князя черниговского в собор общерусской княжеской святости, подчеркивает, что Московское царство законно

2 41
СИ НОД И К
Я РОС л А ВС КОгО
С П АСС КОгО
МОН АС т ы РЯ 1656 г.
( К Ф ОРМ И РОВА Н И Ю
И Д еОлОг И И
РОСС И ЙС КОЙ
В л АС т И
В X V I I В.)

т. И. гулина

242
III
Государство,
власть
и собственность

наследует черниговские земли и напоминает об исконном, историческом единстве земель Русского государства. Столь же актуально для составителя книги обращение к образам псковских князей
Всеволода и Довмонта. Вероятно, в Ярославле помнили о героической защите Пскова в 1581 – 1582 гг. от войск польского короля
Стефана Батория, подвиг защитников города сохранил неприкосновенными русские земли. Поражение польской армии под Псковом помогло России вернуть ряд городов. еще ближе по времени
составлению синодика события 1615 г., осада Пскова войсками
шведского короля. Как пишет В. Н. Козляков, «первым военным
назначением нового царствования была посылка в марте 1613 года
из Ярославля воевод князя Семена Васильевича Прозоровского
и леонтия Андреевича Вельяминова в Псков, Устрецкие волости
и тихвин» для борьбы с иноземцами 26 . Удачная оборона Пскова
помогла русскому правительству в дипломатических переговорах
со шведами о судьбе Новгорода, а сбор русских сил для очищения
Великого Новгорода «от немец» в 1613 г. шел и в Ярославле. Кроме
того, в 1650 г. в Пскове вспыхнуло восстание, которое заставляло
вспоминать о Смутном времени. Образы псковских святых князей
напоминали о недавней защите земель Русского государства, о сохранении его целостности под властью московских самодержцев27.
После помянника царей и цариц следует «помянник благородным царевичам», перед которым помещена миниатюра, изображающая царевича Димитрия. Канонизация царевича состоялась в 1606 г. Синодик создан в 1656 г., когда события полувековой
давности свежи в памяти, еще живы их очевидцы, а рассказы о тех
страшных временах не ушли в разряд древних преданий. Начало и преодоление Смуты связано с двумя городами края: Угличем
и Ярославлем. гибель царевича послужила началом Смуты, времени вседозволенности, разрушения нравственных начал. Преодоление Смуты — это строительство крепкого государства, укрепление
православия и возрождение норм общественной жизни. Спасский
монастырь был участником событий Смутного времени, а в 1613 г.
проездом из Костромы в Москву для венчания на царство в монастыре на месяц остановился Михаил Романов, отсюда он делал свои
первые распоряжения28. Многие города и селения края пострадали
от казацкой вольницы в начале нового царствования. Об этих событиях, конечно же, помнили, осознавали свою причастность государственному строительству. Мученический венец царевича Димитрия
освящал родословное древо новых российских государей 29. Миниатюра Спасского Синодика — одно из самых ранних сохранившихся изображений царевича и ее включение в состав книги, вероятно, отражает, во-первых, переживание и оценку событий Смутного
времени диаконом Сергием и его окружением, и, во-вторых, стремление составителя книги подчеркнуть законность власти новой династии в связи с пресечением династии предшествующей.

Продолжает великокняжеские поминания помянник рода князя Федора Ростиславовича Черного, основателя второй ярославской
княжеской династии, погребенного в Преображенском соборе. Мощи
Федора Ростиславовича и его сыновей Давида и Константина были
открыты в Спасском монастыре в 1463 г., поэтому раздел открывает
миниатюра с изображением этих святых.
таким образом, можно предположить, что на программу Спасского Синодика 1656 г. оказали влияние исторические события
XVII в., в том числе и события Смутного времени. Воспоминания
о Смуте, преодоление которой связано с новой династией Романовых, вероятно, занимали важное место в идеологической подоплеке исторических знаний середины XVII в. Преодоление последствий
Смуты означало, во-первых, решение вопроса о легитимности новой династии; во-вторых, не менее острой и важной была проблема
государственных границ; в-третьих, животрепещущей проблемой
в 1640–1650-х гг. была проблема укрепления православной веры,
и в историческом аспекте, корни раскола Русской церкви, вероятно,
следует искать в событиях Смутного времени, когда влияние западной церкви усилилось, и борьба с латинствующими обернулась внутриконфессиональными спорами; в-четвертых, для России важна
была проблема стабилизации социальных отношений; и, вероятно,
самая существенная проблема для большинства населения страны —
это преодоление экономической катастрофы. Почти все эти тревоги нашли косвенное отражение в Синодике 1656 г. Провозглашена
встроенность русской истории в общехристианскую, начавшуюся
с создания мира. Диакон Сергий и подбором миниатюр своего цикла
(династическое древо, царевич Димитрий) и перечнем великокняжеских имен, родословие которых выстроено от князя Владимира и княгини Ольги до московских великих князей, подчеркивает, что новая
династия по праву наследовала власть, уходящую корнями к эпохе
Киевского великого княжения. Эта осененная святостью князя Владимира и княгини Ольги власть была сохранена и укреплена новой
династией в годы преодоления Смуты. Принцип преемственности
власти московских царей от великих киевских князей позволял претендовать на украинские земли в борьбе с Польшей в 1630–1650-е гг.
В XVII столетии не менее актуальна была проблема сохранения основ
православия в России, вопрос об истинности веры и церковного обряда. Миниатюра с изображением святительского древа подчеркивала преемственность современной церкви от авторитетной исторической традиции, а новые русские святые — первостепенное значение
Русского государства в сохранении истинного благочестия.
Синодик 1656 г. позволяет говорить о черном диаконе Сергии как одном из представителей книжной элиты города, о человеке высокообразованном, обладающем широтой художественного кругозора, не абстрагирующегося от идеологических проблем
эпохи, глубокого интерпретатора исторических событий. Причины

243
СИ НОД И К
Я РОС л А ВС КОгО
С П АСС КОгО
МОН АС т ы РЯ 1656 г.
( К Ф ОРМ И РОВА Н И Ю
И Д еОлОг И И
РОСС И ЙС КОЙ
В л АС т И
В X V I I В.)

т. И. гулина

244
III
Государство,
власть
и собственность

обращения к событиям Смуты черного дьякона Сергия не ясны, любое их истолкование останется гипотетичным. Возможно, протограф обветшал, более вероятная причина заключена в потребности
дополнить Синодик новыми именами. Но можно предположить
и то, что книга создана под влиянием исторических событий, переживаемых Русским государством в 1640 – 1650-е гг. Страх перед
смутой, братоубийственными раздорами висел, подобно дамоклову мечу, над людьми эпохи. Соляной бунт 1648 г., восстание в Пскове в 1650 г., церковный раскол (первый собор 1655 г.) напоминали
об этом. Война с Польшей, в результате которой была присоединена Украина, стала своеобразным реваншем за потери, понесенные
в эпоху Смуты. Возможно, эти столь близкие по времени события
заставили не просто переписать книгу, а осмыслить происходящее,
истолковать современность, используя исторические аналогии. Диакон Сергий, сохраняя память о людях, сыгравших заметную роль
в истории государства, стремится утвердить определенные принципы мироустройства и общественного порядка.
Кто был черный дьякон Сергий, создатель этой книги? В Синодике 1656 г. есть запись: «Род черного диакона Сергия: иереа
Феофилакта, Исидора, евфимия, ефросинии, Фомы, иерея Никиты, тихона уб [иенного], Никифора ут [опшего], Мартиниана уб
[иенного], Капетолины, евдокии, Марии 2 д, Михаила, Димитриа,
Вассы, Иоанна младе [нца], елены младе [нца], Капетолины младе
[нца]» (л. 247). В родовое поминание первым внесено имя иерея
Феофилакта, т. е. высока вероятность происхождения Сергия из семьи священника. Эта запись сделана рукой Сергия, но, любопытно, что в азбучный каталог свой род Сергий каким-то непонятным
причинам не включил. В монастырском Синодике 1660 г. (л. 525
об.) имена, записанные в поминании рода черного диакона Сергия, повторяются, но как «род келаря и старца Сергия», т. е. через
четыре года после создания книги Сергий стал старцем и келарем
Спасского монастыря и был, следовательно, уже немолодым человеком. В поминальные записи в обоих синодиках другим почерком вписано: «Священноархимандрита Сергиа» и еще два имени,
но разнящиеся: в Синодике 1656 г.: «Ирины Агриппины», в Синодике Унковского: «Схимника Корнилия схимницу елену».
В перечне «архимандритов обители сея» (л. 116) упомянут
только один архимандрит Сергий, имя которого вписано позднее
даты написания синодика. У Строева значатся два архимандрита
Спасского монастыря с именем Сергий30. Первый был архимандритом в 1586–1595 гг., неясно, почему его имя выпало из списка архимандритов обители, составленным Сергием. Но список архимандритов у Сергия очень неполный, он заканчивается Иосифом 2-м.
Возможно, причина заключена в том, что в оглавлении и тексте составитель Синодика вписал его род как род «казначея Сергия что был
архимандрит»31. Второй архимандрит с именем Сергий, упомянутый

Строевым, в 1666 г. был переведен в Спасский монастырь из толгского, где он игуменствовал в 1662–1666 гг. Строев указывает, что исходе
1670 г. этот архимандрит Сергий уволен на покой. Вероятно, поминание именно его рода («священноархимандрита Спасова монастыря
Сергия») внесено в Синодик 1656 г. на л. 223, причем запись сделана не рукой диакона Сергия, а позднее32. Имена в записях родов черного диакона Сергия и архимандрита Сергия не совпадают, в связи
с чем приходится предположить, что диакон Сергий был архимандритом, вероятно, в каком-то другом монастыре. После 1660 г. и до 1669 г.
(год смерти царицы Марии Ильиничны, ее имя вписано не рукой Сергия) диакон Сергий покинул Спасский монастырь. Можно предположить, что его род пострадал от войн. А учитывая преклонный возраст
Сергия, можно предполагать, что в детском возрасте он был очевидцем событий Смуты. В поминальной записи рода из 10 упомянутых
мужских имен 1 младенец, 1 утопший и 2 убиенных. Погибли его родственники во время войны или от разбойного нападения? И если это
была гибель в бою, то произошло это в ходе Смуты или на полях войн
более поздних? Возможно, Сергий остался сиротой и вынужден был
уйти в монастырь. Все это вопросы и предположения, которые уводят
нас из области истории в сферу литературы и потому остаются без ответа и комментария.

1

Дергачева И. В. Становление повествовательных начал в древнерусской литературе XV – XVII веков (на материале Синодиков). — Мюнхен, 1990. С. 3 – 15; Дергачева И. В. Синодик с литературными предисловиями: история возникновения
и бытования на Руси. // Древняя Русь. 2001. № 4. С. 95; Дергачева И. В. Древнерусский Синодик: исследования и тексты. М., 2011.

2

Дергачева И. В. Древнерусский Синодик… С. 57 – 58.

3

Сукина Л. Б. Слово и изображение в лицевой книге XVII в. (на материале
Синодиков и Апокалипсисов) // История и культура Ростовской земли. 1993.
Ростов, 1994. С. 116 – 121; Сукина Л. Б. лицевые Синодики в собрании Ростовского
музея // Сообщения Ростовского музея. Вып. XII. Ростов, 2002. С. 10 – 14; Сукина Л. Б. Обыденное благочестие русского человека в канун петровских реформ
(на материале лицевых Синодиков второй половины XVII — начала XVIII вв.). //
Человек между царством и Империей. М., 2003. С. 390 – 406.

4

Титов А. А. Синодик Спасо-Преображенского монастыря в Ярославле. М., 1895.
С. III.

5

Лукьянов В. В. Краткое описание коллекции рукописей Ярославского областного
краеведческого музея // Ярославский областной краеведческий музей. Краеведческие записки. Ярославль, 1958. Вып. 3; Грибов Ю. А. лицевые рукописи Ярославского Поволжья второй половины XVII веке // От Средневековья к Новому
времени. Сб. статей в честь Ольги Андреевны Белобровой. М., 2006. С. 391 – 403.

6

Грибов Ю. А. лицевые рукописи Ярославского Поволжья второй половины
XVII веке… С. 395.

7

В каталоге В. В. лукьянова 405 л. В книге две фолиации: авторская (по большей
части срезана) и XIX в., проставленная библиотекарем Ярославского архиерейского дома — л.: 1 нн., 3 – 93, 95 – 99, 101 – 191, 1 нн., 192 – 218, 220 – 268, 1 нн., 269 – 270,
1 нн., 271 – 402, 4 нн. = 405 л. + 2 листа припереплетных. Фолиации авторская
и фолиация XIX в. не совпадают, т. к. глава 1 заняла больше листов, чем означено
диаконом Сергием в оглавлении.

245
СИ НОД И К
Я РОС л А ВС КОгО
С П АСС КОгО
МОН АС т ы РЯ 1656 г.
( К Ф ОРМ И РОВА Н И Ю
И Д еОлОг И И
РОСС И ЙС КОЙ
В л АС т И
В X V I I В.)

т. И. гулина

8

Дергачева И. В. Становление повествовательных начал… С. 16 – 20: В Синодике лисицкого монастыря рубежа XIV – XV вв.: «Помяни, господи, душа раб своих правоверных царь и цариц, и правоверных патьриярх и митрополит,…князеи рускых,…
архиепископ и епископ», в Синодиках 1404 – 1420 гг. акцент смещен, сначала
перечислены духовные особы, потом светские: «Помяни, господи, … вселенских
патриарх, православных цареи и цариць,…митрополит, великих князеи и великих
княгинь…». В XVI в. в переводе Нила Сорского вновь первыми поминаются цари
и царицы, их чада, а потом вселенские патриархи, благочестивые великие князья,
княгини, их дети, а затем митрополиты и иерархи.

9

В Уложении 1649 г.: «государь царь и великий князь Алексей Михайлович…
советовал с … святейшим Иосифом, патриархом Московским и всея Руси, и с митрополиты, и со архиепископы, и с епископы, и со всем освященным собором,
и говорил с своими государевыми бояры, и соколничими, и з думными людьми»
(л. 61 об.), о созыве земского собора: «…Выбрать из стольников, и из стряпчих,
и из дворян московских, и из жилцов и с чину по два человека, такъже всех городов из дворян и из детей боярских… по два человека… из гостей трех человек,
из гостиные и из суконные сотен по два человека, а ис черных сотен и из слобод,
и из городов с посадов по человеку…» (л.623, 623 об.). «и по государеву цареву
и великого князя Алексея Михайловича Всея Русии указу то уложение на список
написано, и святейший Иосиф патриарх Московский и Всея Русии, и митрополиты, и архиепископы и епископ, и архимандриты и игумены, и весь освященный
собор, также и бояре, и околничие, и думные люди и выборные дворяне и дети
боярские, и гости, и торговые посадские люди к тому уложенью на списке руки
свои приложили» (л. 64 об.).

10

ЯМЗ — 15184. л. 2.

11

Козляков В. Н. Михаил Федорович. М., 2004. С. 43. И. Ф. троекуров, его жена и дети
были похоронены в Спасском монастыре, который служил усыпальницей рода
троекуровых. См.: Владимир, иеромонах. Ярославский Спасо-Преображенский
монастырь что ныне Архиерейский дом. Ярославль, 1913. С. 85 – 88.

12

Долгоруков П. Российская родословная книга. СПб., 1855. Ч. 1. С. 189. А. М. львов
был похоронен в Спасском монастыре. См.: Владимир, иеромонах. Ярославский
Спасо-Преображенский монастырь… С. 88.

246
III
Государство,
власть
и собственность

13

Долгоруков П. Российская родословная книга. Ч. 4. СПб., 1857. С. 345.

14

Савелов Л. М. Родословные записи. М., 1908. Вып. 2. С. 153.

15

Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV – XVII вв. М., 1975. С. 61 – 62, 85 – 86, 120,
268 – 269, 455.

16

Козляков В. Н. Михаил Федорович… С. 47.

17

Смирнов Я. Е. Библиотека ярославских купцов лыткиных в первой половине
XVII века // Чтения по истории и культуре древней о новой России. Материалы
конференции. Ярославль, 1998. С. 90 – 91.

18

Антонов Д. И. Смута в культуре средневековой Руси. Эволюция древнерусских
мифологем в книжности начала XVII века. М., 2009. С. 167, 171.

19

См.: Сукина Л. Б. Обыденное благочестие русского человека… С. 391: «главная
тема лицевого синодика-сборника — приготовление к будущей вечной жизни,
которая возможна только после смерти человека. И от личного благочестия каждого будет зависеть решение его судьбы: соединиться ли он с Богом в Царствии
небесном или погубит себя навсегда».

20

Лихачев Д. С. Воспоминания. Раздумья. Работы разных лет. СПб., 2006. С. 77.

21

Бусева-Давыдова И. Л. Культура и искусство в эпоху перемен. Россия семнадцатого
столетия. М., 2008. С. 160 – 161.

22

Козляков В. Н. Михаил Федорович… С. 119.

23

Особого внимания казанская тема удостоилась и в Никоновской летописи, составитель которой стремится доказать ««изначальность» власти русских князей
над Казанью», как отметил Б. М. Клосс. См.: Клосс Б. М. Никоновский свод и русские летописи XVI – XVII веков. М., 1980. С. 99 – 100.

24

Клосс Б. М. Никоновский свод… С. 99 – 100.

25

Платонов С. Ф. лекции по русской истории. Учебник русской истории. СПб., 1993.
С. 213.

26

Козляков В. Н. Михаил Федорович. С. 76, 78.

27

Программа Синодика 1656 г. близка, на наш взгляд, программе росписей церкви
Николы Надеина, построенной в 1620 – 1621 гг. Это первый каменный храм на посаде в Ярославле. Заказчиком строительства явился гость Надея Светешников,
активный участник событий Смутного времени, род которого внесен в Синодик
1656 г. (л. 266). Посвящение приделов, по мнению изучавшей историю храма
е. А. Федорычевой, «представляет хорошо продуманную мемориальную программу», суть которой заключена в сохранении памяти о Смуте и о роли ктитора
храма в этих событиях, приведших к утверждению на престоле новой династии». В 1640 г. церковь была расписана артелью из двадцати царских кормовых
мастеров. е. А. Федорычева считает, что подбор святых на западных столпах
церкви «был, по-видимому, призван напомнить о событиях Смуты начала XVII в.».
На столпах изображены русские князья, причисленные к лику святых. Их изображения помещены также в Синодике 1656 г. В верхних медальонах стенописей —
святые, соименные членам царской семьи: Михаил Малеин, Алексий человек
Божий и преподобная евдокия. По мнению е. А. Федорычевой, изображенные
святые должны были напомнить о княжеской святости, «суть которой выражалась
в подвиге жертвенного служения любви за свой град, за землю русскую, за православных христиан», о миссии новой династии Романовых в утверждении православной веры, а также о близости заказчика храма к царственному дому. См.:
Федорычева Е. А. Церковь Николы Надеина в Ярославле. М., 2003. С. 11 – 13, 44, 97.

28

Владимир, иеромонах. Ярославский Спасо-Преображенский монастырь…
С. 11 – 13.

29

Романовы стремились подчеркнуть связь новой династии с династией предыдущей, последним представителем которой был царевич Димитрий, поэтому его
образ и Углич в течение всего XVII столетия пользовались особым вниманием
представителей царствующего дома. В 1630 г. по царскому указу на месте гибели
царевича вместо сгоревшего храма строится новая шатровая церковь, которая
содержалась на средства царской казны. В Угличский Богоявленский девичий монастырь, что в Кремле-городе делала книжные вклады мать Михаила Федоровича
великая инокиня Марфа Ивановна. Царь Михаил Федорович в новопостроенную
церковь царевича князя Димитрия пожаловал Минею общую, в 1638 г. он жертвует евангелие в церковь Похвалы Богородицы что в Соборе, а в 1640 г. евангелие
в Преображенский собор в Кремле. В конце XVII в. цари Петр и Иоанн делают
огромный вклад богослужебных книг в церковь Димитрия на Крови. такого внимания от членов царской семьи не удостоился ни один монастырь и ни один храм
в крае. Сохранилась 20 книг из царского вклада, но, вероятно, царями Петром
и Иоанном был пожертвован полный круг богослужебных и четьих книг.

30

Строев П. Списки иерархов и настоятелей монастырей российской церкви. СПб.,
1877. Стб. 337, 344.

31

В Синодике 1656 г. на л. 238 по указанный в оглавлении книги фолиации диакона
Сергия и соответствующий л. 241 – 241 об. современной фолиации. В Синодике
Унковского аналогичная запись расположена на л. 473. В кормовой книге Спасского монастыря есть записи: «Апреля в 11 день корм кормить по старце Сергие
казначее на его преставление колачи рыба квас сычен» (л. 133), «Апреля в 12 день
корм кормити по казначее старце Сергие что был в спасском же монастыре здеся
в архимандритех на его преставление колачи рыба квас сычен». то есть, вероятно,
род этого архимандрита Сергия записан в Синодике 1656 г. на л. 241 – 241 об. Спасский архимандрит Сергий был пострижеником Кирилло-Белозерского монастыря,
как следует из кормовой книги Спасского монастыря: «По Спасских архмандритех
по Сергие да по Антоние по кирилловских пострижениках…» (ЯМЗ — 184. л. 61,
186 об.). По Строеву: Сергий 1586 – 1595, Антоний — 1596 и 1597 гг. (Стб. 337).

32

В Синодике Унковского имена этого же рода архимандрита Сергия вписаны
на л. 463 – 463 об.

Н. В. Сапожникова

С М У тА
К А К Фе НОМ е Н
Н РА В С т В е Н Н О ИС тОРИ Ч еСКОгО
ОЧИЩ еНИ Я

Сапожникова
Наталия
Васильевна,
доктор
философских
наук, профессор
Нижневартовского
государственного
гуманитарного
университета

К

огда-то древнегреческий философ Антисфен (435 – 370 гг.
до н.э.) на вопрос учеников, как следует относиться к государству, отвечал: «Как к огню. Не подходить слишком близко, чтобы
не обжечься, и не уходить слишком далеко, чтобы не замерзнуть»1.
Последующие события мировой истории подтвердили этот фундаментальный политологический закон, получивший впечатляюще
наглядную демонстрацию на примере периода, названного «Смутным временем русской истории» конца хVI — начала хVII вв., с пресечением династии Рюриковичей и закономерным поиском путей
выхода из затянувшегося этапа «исторического сиротства» России
с его кровавой «крутизной исторического спуска».
В рамках рассматриваемого явления был проявлен весь трагизм специфической эволюции исторического сознания современников — их «исторической вненаходимости» в критический момент
реальной опасности исчезновения государственности и парадигмально-цивилизационной смены вектора развития России с его
возможной «морфологической» трансформацией института государства и права и появления гипотетического слоя управленческой
элиты. Это символично завершало фактический «конец одной истории» и определения цены, уплаченной народом за «историческое обновление» с крайне неоднозначными уроками и противоречивыми
последствиями. В том числе теми, которые выходят на проблемы
периодизации данного феномена (мы разделяем позицию В. О. Ключевского, усматривавшего истоки явления в 18 марта 1584 г. — дате

смерти Ивана грозного); традиционализма подходов к событийному «логарифму» Смуты; взвешенного анализа устоявшихся оценок
действовавших персонажей и неизбежной исторической массовки,
а также ряда других.
Центральной в вышеуказанной причинно-смысловой модели
видится проблема, как правило игнорируемая историками, — объяснение самого феномена Смуты в той пространственно-временной проекции, которая получила название «европейской эпохой
рацио» с ее пониманием важности наличия общественного «баланса-амортизатора» — элементов «общественного договора». Это
в дальнейшем положило начало разработке разноуровневых вопросов теории государства и права: от создания прикладных аспектов
философских теорий Фрэнсиса Бэкона (1561 – 1626) — лорда-канцлера при английском короле Якове I, до обоснования идеи общественного договора томаса гоббса (1588 – 1679), внесшего серьезный
вклад в развитие теории общества и государства. Примечательно,
что события Смуты темпорально оказались синхронны (что не значит «закономерны») революционно-эволюционным процессам формирования государственного мышления нового типа и новой государственности в ряде стран европы.
Согласно словарю Владимира Даля, смута — «восстанье… мятеж, общее неповиновение, раздор меж народом и властью». В связи
с последним, крайне важно понять саму специфику феномена Смуты как определенной концептуальной уникальности сложившейся
и определенным образом «сценарно оформленной» исторической ситуации, истоки которой оказались сокрыты в недрах предыдущих
событий (прежде всего правления Ивана IV); стихийно и организационно действовавших силах и программах (в том числе, иностранных государств); временной протяженности явлений распада
государственных связей с появлением «зеркальных» фантомов-мифологем — Лжедмитриев.
Смутное время предстает как некая модель сценографии, своего рода «постановочный жанр» (на что обращали внимание историков еще В. О. Ключевский и С. Ф. Платонов), где на авансцене истории
действуют «премьеры», каждый из которых «презентует» собственную «интригу-биографию» (Б. годунов и его семья, лжедмитрий I,
бывший холоп Романовых григорий Отрепьев, Сигизмунд III, Марина Мнишек и ее ребенок, лжедмитрий II, Василий Шуйский, Филарет (в миру Федор) и Михаил Романовы и пр.). Активная «массовка статистов» дополняла картину разнородности калейдоскопа
характеров, линий поведения, судеб, социальных конфликтов. События Смуты представали историческим маятником со сложнейшим переплетением противоречий: иллюзий жизни и реальности
смерти, ирреальности власти и альтернативности потоков, создававших будущее в той его проекции, где оказались слиты воедино
хаос мелочей и подлости, продуманность подлога и самозванства,

249
С М У тА
К А К Фе НОМ е Н
Н РА ВС т Ве Н НО ИС тОРИ Ч еС КОгО
ОЧ И Щ е Н И Я

250
III
Государство,
власть
и собственность

череды свадеб, рождения ребенка, его публичной казни на потеху
массовки. Параллельно формировался и другой исторический вектор — консолидации и пробуждения патриотических настроений
и деятельной активности широких масс.
Примечательно, что за рамками исследовательских задач оказалось изучение феномена фабулизации процессуальной доказательности — сначала смерти царевича в Угличе, затем вдруг публичного
признания Марией Нагой в лице лжедмитрия I чудесно спасшегося
сына, последующей ритуалистики переноса в Кремль 1 июня 1606 г.
и публичного «подтверждения» Василием Шуйским доказательности нетленности мощей царевича-подростка. Это породило очередную волну слухов и мифов, в том числе, о преступном злодеянии
этого политика, не остановившегося перед убийством безымянного
ребенка, чьи останки и были им, якобы, выданы на всеобщее обозрение как останки царевича Дмитрия и т. п.
Полагаем, что именно эпоха Ивана IV положила начало феномену власти как жесткой социальной игры в «слово и дело», «по-русски»
переформатировав знаменитый древнегреческий постулат: «Слово — тень дела». Царствование «гениального изверга», как называл
грозного В. О. Ключевский, являло собой соединение парадоксально разрушительных крайностей правления с историческим чутьем
и амбициозностью этого венценосного неофита, задавшегося целью
«вписать» себя в «римско-кесарийские анналы», выстраивая свою родословную с «аргументационно-правовой» убедительностью, игнорируя «родство» тех, кто (как, например, шведский король Юхан III
или индийский владыка Бабур) не должны были, по его представлению, обращаться к нему с родственными любезностями. В отличие,
впрочем, от английской королевы, в эпистолярных обращениях к которой царь позволял себе «братские ноты».
По-своему логично, он завершил государственный цикл создания своей истории, четко изложенной в письмах к Андрею Курбскому,
определив на века собственную мифологему царствования и отбив
желание у потомков оспаривать единственный вариант «авторского
прочтения» автократического будущего российской государственности. Примечательно, что в хIх в. декабристы, уже находясь на каторге, не раз обсуждали именно эту проблему, ставшую у Михаила лунина эпицентром всей его политологической концепции2.
Правда, итоги этого царствования — нравственные потрясения и поселившийся на века страх перед неподконтрольной государственной машиной, забиравшей энергию развития у будущего
в прямом смысле слова, оказались фатальными. Физически уничтожая соотечественников, а также забирая жизнь даже собственных
детей, этот властный механизм развращал страхом сознание равно
всех и, как лента Мебиуса, вновь все возвращая на круги своя. Уход
ужаса эпохи Ивана IV и приход ужаса альтернативной вненаходимости современников в Смутные времена стал новым испытанием.

Страна приобретала привычку взаимозамещать веками накапливавшуюся животворную энергию созидания на противоположную
с невиданной продажностью власти, подлостью и предательством
национальных интересов страны, совершенно откровенно торгуя
ими, в том числе, судьбами своих близких. Всплеск всех инстинктов
с потерей исторических ориентиров на долгие десятилетия вперед
загнали в тупики сознание государственников.
После смерти Ивана грозного начался неконтролируемый обвал российской истории с закономерно-символичным вырождением
и концом династии Рюриковичей, служа, в известном смысле, предостережением власть предержащим. Страна вновь вернулась к инерционно-традиционной модели неограниченного самодержавия,
в правовом аспекте так и не оформив условия прихода на русский престол новой династии Романовых. тем самым Смута стала для России
своего рода инерционно- историческим тупиком, когда, используя образ Вольтера, «мы оставили этот мир столь же глупым и столь же
злым, каким и застали его».
Столетие спустя уничтожение Анной Иоанновной подписанных ею Кондиций (а значит, юридически оформленных условий итогов переговоров, приезда в Россию, а затем восшествия на российский
престол) как правовой прецедент с формальной точки зрения означал государственный переворот, сопровождавшийся инерционным
соглашательством аристократии с фактически расторгнутыми
договоренностями.
Отныне право и власть шли параллельными, но непересекающимися историческими маршрутами. хотя именно хVII в. заложил
основы создания первых политико-правовых теорий, реализовать
собственные исторические потенции Россия в этом направлении
не смогла в силу «ущербности» субъективного фактора — отсутствия «политической воли» сверху, противовесом чему стал результативно проявленный процесс объединения снизу и формирования
народных ополчений и «Совета всея земли» в Ярославле! Много позже строки стихов поэта А. Майкова от 20 октября 1894 г. почти проиллюстрировали эту ситуацию:

2 51
С М У тА
К А К Фе НОМ е Н
Н РА ВС т Ве Н НО ИС тОРИ Ч еС КОгО
ОЧ И Щ е Н И Я

«…Воскресла духом Русь, сомнений мрак исчез,
И то, что было в ней лишь чувством и преданием,
Как кованой броней, закреплено сознанием»3.
Как известно, каждая эпоха содержит в себе некий запас эсхатологическое предчувствия конца и реальный шанс реализации исторических возможностей с пониманием места, роли и значимости
своего присутствия в истории. И поскольку альтернативы есть всегда, выбранная модель государственности во главе с представителем
новой династии Романовых и стала реализованной «альтернативой
пред-знания». Подлинная проявленность «истинного знания» в России начала хVII в., в отличие от европы, тогда так и не наступила.

Н. В. Сапожникова

Собственно теоретическую основу альтернативной программы, ранее сводимой самодержавием к тотальному контролю, осмелился
разработать лишь в начале хIх в. М. М. Сперанский, проницательно
заметивший: «Разговор о формах правления есть разговор о формах
воспитания»4. Правда, справедливо и другое: упущенные возможности не всегда лучше реально случившегося.
Однако при всех оговорках, Смута стала еще и индикатором исторического очищения складывавшейся нации через отказ
от одиозного прошлого, сопряженного с процессом самоопределения и размежевания сил, в очередной раз собирания российской
государственности, «чтобы свеча не погасла» (и она не погасла!).
Без нравственного компонента очищения этот процесс не мог быть
завершен. В этом аспекте позволительно рассматривать Смуту
как своего рода катарсис или альтернативный вариант нравственно-исторического очищения через усвоение крайне болезненных
уроков Истории, которая, как известно, «ничему не учит, а лишь наказывает за (их) незнание…»5.
Известный историк В. Б. Кобрин характеризовал Смуту как время утраченных возможностей, а династию Романовых как посредственностей с оговоркой, что они всех устраивали. Отчасти с этим
можно согласиться. Но будет ли это справедливым в отношении времени, так сложно, трагически непоследовательно, но все-таки состоявшегося в отечественной Истории. В английском языке существует
глагольное время «будущее в прошедшем». В известном смысле слова, подобная дихотомия раскрывает суть феномен Смуты примерно
в той редакции, как об этом сказал Ф. Ницше: «Я хожу среди людей
как среди обломков будущего, того будущего, что вижу я».

1

Цит. по: Вечер-Щербович А. Ф. Похождения «здравого смысла». М., 1981. С. 53.

2

Сапожникова Н. В. Эпистолярный дискурс как социокультурный феномен: Россия — век хIх. екатеринбург, 2003. С. 150 – 152, 165 – 166, 168 – 169.

3

Майков А. Из стихов. // Старина и новизна. Ист. сб., издаваемый при обществе
ревнителей русского исторического просвещения в память императора Александра III. СПб., 1897. Кн. 1. С. 3.

4

Цит. по: Сапожникова Н. В. В письме я еСМЬ: жизнь и философско-антропологическая судьба эпистолярного дискурса «русского» хIх века. Нижневартовск, 2006.
С. 191.

5

Ключевский В. О. Материалы разных лет: сочинения в 9 т. М., 1990. т. 9. С. 393.

IV

лЮДИ
СМУтНОгО ВРеМеНИ

Ю. М. Эскин

СПОРН ы е
ВОПРОСы
Б И О г РА Ф И И
ПОж А РСКОгО

Эскин
Юрий
Моисеевич,
заместитель
директора
Российского
государственного
архива древних
актов

И

сточники для жизнеописания любого русского человека
до XVIII в. довольно ограничены. если герой — служилый
человек сравнительно высокого ранга, т. е. принадлежал к московским чинам, то о его службе от начала до завершения имеется
неплохая документация Разрядного приказа. По службе приказных людей так же можно найти информацию, по крайней мере,
о назначениях, жалованье. Благодаря жесткой централизации
московского административного аппарата наш историк находится даже в лучшем положении, чем его зарубежный коллега. Зато
в западноевропейских странах лучше сохранились документация
по сословиям горожан и крестьян, мемуаристика и эпистолярия,
раньше началась церковная регистрация рождений, браков, нотариальные акты и пр. У нас же личные документы — брачные
рядные записи, духовные и пр. являются редким везением. Поэтому сведения личного характера преимущественно выявляются
по косвенным источникам, по возможности, вычленяясь из официальных материалов.
В процессе работы над биографией и биохроникой Д. М. Пожарского выявились темные места, о которых мне и хотелось бы
рассказать. Биограф Пожарского находится в сравнительно привилегированном положении, поскольку со времен А. Ф. Малиновского, первого биографа и крупного историка-архивиста, началось
выявление источников, а у него было достаточно и компетентности,
и административных возможностей для их выявления — по его за-

просам присылались выборки из архивов Прежних вотчинных дел
и других. Перейдем к разбору проблем биографии Пожарского.
1. Датой рождения Д. М. Пожарского в настоящее время принято считать 1 ноября 1578 г., как указано в фундаментальной и доселе непревзойденной по научной добросовестности генеалогической
работе л. М. Савелова «Князья Пожарские»1. Однако если почти все
данные в статье о князе Дмитрии Михайловиче снабжены сносками на источник, таковой в данном случае нет. Откуда взята эта дата?
Вероятно, ход рассуждений Савелова был такой: в 1588 г. согласно
ввозной грамоте2, выявленной еще для Малиновского, Пожарскому
было 10 лет. Значит, родился он примерно в 1578 г. Уже М. П. Погодин
и Н. П. лихачев обращали внимание на указанное в некоторых монастырских синодиках второе имя Пожарского — Козьма. 1 ноября —
день св. Козьмы и Дамиана Бессребренников. Значит, он родился
и был крещен близ этой даты. Неясно, впрочем, почему л. М. Савелов
не упомянул имя Козьма в своей работе. В недавнее время историккраевед В. е. Шматов выдвинул две интересные гипотезы. Он заметил, что вышеуказанная ввозная грамота, в которой указан «князь
Дмитрий, десяти лет», датируется февралем 1588 г., а если принять
дату рождения князя — ноябрь 1578 г., то до 10 лет ему еще далеко;
таким образом, мы вправе определить год рождения — 15773. Эту
гипотезу можно принять, поскольку, когда была найдена грамота
1588 г., о месяце рождения князя не знали, и год определили приблизительно. Другая гипотеза того же автора заключается в том,
что в ноябре есть еще один день св. Козьмы — 17-е, а поскольку помимо крестильного у Пожарского есть и родовое имя Дмитрий, а день
св. Дмитрия Солунского — 26 ноября — то, возможно, днем его рождения-крещения следует считать более близкое к 26-му 17-е ноября4.
В данном случае логика автора мне не совсем понятна.
2. В большинстве биографических сочинений упоминается
сестра Д. М. Пожарского Дарья, в дальнейшем княгиня хованская.
еще л. М. Савелов считал, что она была старшей. Никаких сведений
о ее возрасте не существует. Судя по рядной записи о женитьбе отца
Д. М. Пожарского, князя Михаила Федоровича глухого-Пожарского,
на ефросинье-Марии Федоровне Берсеневой-Беклемишевой, упоминание которой обнаружил А. В. Антонов, это произошло в 1570 / 71 г5.
Можно предположить, что она родилась в период с 1572 по 1576 г.,
но, может быть, и позже? В том же 1588 г. семейство Пожарских
дало вклад на деревню три Дворища в Спасо-евфимьев монастырь6,
на вкладной грамоте десятилетний князь сделал подробную запись, что говорило о его хорошей грамотности. Первым послухом
выступает князь Никита Андреевич хованский. Дарья в этот момент еще в девицах — ей не более (а может и менее) 16 – 17 лет (в ввозной грамоте того же года грамоте идет речь об обязательствах выдать ее замуж7) и можно предположить, что князь Никита действует
как официальный жених. И может быть, они вскоре поженились.

255
СПОРН ы е
ВОП РОСы
БИОг РАФИ И
ПОж А РС КОгО

256
IV
Люди
Сму тного
времени

Но об их браке у нас нет никаких сведений вплоть до последнего
года жизни ее мужа, когда в январе 1608 г. князь и княгиня хованские участвуют в свадьбе Василия Шуйского. Вскоре князь Никита
Андреевич умирает — 4 июня 1609 г. Дмитрий Михайлович сделал
вклад в Спасо-евфимьев монастырь по душе шурина князя Н. А. хованского8, а остается Дарья с единственным сыном, это Иван Никитич хованский, любимый, видимо, племянник Дмитрия Михайловича. В 1612 г. Пожарский выделяет ему часть своей вотчины, а в 1617 г.
Якуб Собесский в своем дневнике похода королевича Владислава
на Россию отмечает, что под Калугой к ним в плен (видимо, очень
ненадолго) попадал «племянник Пожарского, пригожий юноша» —
это точно он, а не кто-то из дальней родни, так как указано «сестричич»9. Значит, И. Н. хованский был весьма молод: первая его придворная служба отмечена только в 1624 г.10 Поскольку в 1617 г. ему
было не менее 15 – 16 лет, поженились его отец с матерью не позднее
рубежа веков, что также не указывает на возраст Дарьи.
3. женитьба самого Д. М. Пожарского также вызывает вопросы. Мы не знаем, какого происхождения была его жена Прасковья
Варфоломеевна. Дотошно исследовано происхождение его вотчин,
но среди них нет ни одной, полученной в приданое жены, по которой
можно было бы понять, из какого она рода. В духовной князя говорится об имуществе первой жены, но только о движимом. Отчество
«Варфоломеевна» тоже редкое. Ничего неизвестно и о свойственниках Пожарского по жене, а они бы неминуемо «проявились», когда
35-летний князь Дмитрий Михайлович стал большим вельможей, —
как будто его жена была круглой сиротой. У его сыновей тоже неизвестна родня по матери. В феврале 1632 г. упоминается некий пустопоместный ржевский дворянин «Дмитрей Иванов сын Вахромеев,
заявивший: «А живу у родителей; жалует боярин князь Дмитрей
Михайлович Пожарской, поит и кормит»11. Вызывает интерес сходство его фамилии и отчества жены Пожарского, не дальняя ли это ее
бедная родня? У князя Дмитрия и княгини Прасковьи было, точнее
выжило (тогда смерть во младенчестве была обычным явлением),
трое сыновей и трое дочерей. Когда Д. М. Пожарский в первый раз
женился? Дочь Ксения, старшая из известных нам его детей, умерла еще в 1625 г., уже монахиней Капитолиной, будучи вдовой князя
В. С. Куракина12. Поскольку Куракин умер 9 января 1623 г., то, даже
если предположить крайние минимальные даты — возраст невесты
15 лет, и брак не позднее 1622 г., получается, что Ксения родилась
не позднее 1606– 1607 гг. Однако она могла быть и старше, и выйти
замуж много раньше. Косвенно свидетельствует об этом ее имя, она
тезка царевне, дочери Бориса годунова, и, может быть, родилась в его
царствование, в начале благополучной придворной карьеры отца.
4. Недавно С. В. Сироткин обнаружил еще одну загадку — родство Пожарского со Щелкаловыми. В 1643 г. И. К. Зюзин бил челом
в Поместный приказ, прося разрешить ему выкуп части вотчин,

данных в троице-Сергиев монастырь его дядей И. В. Щелкаловым,
поскольку ранее другие его вотчины выкупили «братья де ево боярин князь Дмитрей Михайлович Пожарской да двоюродные братья
григорей да Микита Алексеевы дети Зюзины»13. Неясна степень родства Пожарского, Щелкаловых и Зюзиных. Неизвестно, на ком были
женаты могущественные братья-дьяки Василий и Андрей Яковлевичи, с кем породнились. Сам термин «братья» весьма растяжим, причем неясно, о чьих братьях говорится, И. В. Щелкалова или его племянника И. К. Зюзина. Никаких зацепок кроме мало что говорящего
термина «брат» — так звали всех родственников в одном поколении,
обнаружить не удалось.
5. История с долгом И. В. Сицкого. В Описи архива Посольского
приказа 1626 г. значится в разделе (тогдашнем фонде) «Столпы московские о всяких розных делех и сыскные приказные дела, старые
и новые» дело 108 (1600 / 1601) г., состоящее из трех дел — сыскного
дела о взятках князя Ивана Деева, описывавшего вотчины опального боярина, родственника Романовых князя И. В. Сицкого, судного дела холопьего приказа между погребным стряпчим Петром
Дуровым и холопом упомянутого кн. Сицкого Иваном Алексеевым
«о холопстве», и самое интересное — дело об иске князя Д. М. Пожарского к имуществу Сицкого14, по которому ему князь Н. Р. трубецкой и дьяк Истома евский выплатили — «доправили без государева указу» из имущества опального 930 рублей, за что князь
и дьяк попали в опалу, их подьячему «учинена казнь» (вероятно, высекли), а деньги у Пожарского забрали. Н. Р. трубецкой возглавлял
в 1595 и 1598 / 99 гг. Владимирский, а в 1598 / 99 г. и Дмитровский
судные приказы, И. евский служил в 1598 / 99 г. г во Владимирском
судном15, через который возможно и шел иск Пожарского, как члена
государева двора. Обычно, когда кто-то попадал в опалу, на него сыпались частные иски, поскольку заимодавцы, совладельцы, контрагенты незавершенных сделок боялись утраты конфискуемых денег.
Откуда же у Пожарского такая большая сумма? трудно представить,
что у князя Дмитрия были такие огромные деньги, и тем более, чтобы он их мог ссудить одному из первых вельмож страны. Все, что мы
знаем о Пожарском в последующие годы, препятствует гипотезе
о попытке поживиться за счет опального. Но возможно, речь шла
о плате за недвижимость. Пожарский мог договариваться о продаже какой-то своей вотчины — придворный статус его (а возможно,
и его матери — хотя она была назначена к царевне в 1602 г.) требовал затрат. Может быть, продажа состоялась, но Сицкий до опалы
такую сумму не успел выплатить. А когда его сослали, Пожарский
через суд потребовал уплаты. Но за что тогда наказали приказных
судей и князя И. Деева, главу конфискационной комиссии? Вероятно, Деев «поимал посулы», помогая заимодавцам получить живые
деньги за проданное, взятое в долг и пр. государству же самому нужны были деньги, и поэтому чиновники были наказаны, а выгодную

257
С ПОРН ы е
ВОП РОСы
БИОг РАФИ И
ПОж А РС КОгО

Ю. М. Эскин

258
IV
Люди
Сму тного
времени

Пожарскому сделку просто аннулировали. есть и иной вариант —
в предчувствии опалы люди, чтобы спасти имущество от конфискации, оформляли фальшивые долговые кабалы на большие суммы
на тех, кому могли доверять. Но расчет оказался неверен — приказные дьяки не поверили в такой крупный долг.
6. Чин стольника. В 1602 г. Пожарский пишет: «…я, государь,
холоп его государев и по его царской милости таков жа стольник,
что и князь Борис лыков»16. Но в 1606 г. он значится в боярском списке как сотенный голова среди московских дворян17. Список этот сохранился не полностью и рассыпан по нескольким архивам. Впервые
все найденные доселе части были сведены в сборнике «Народное
движение в эпоху Смуты начала хVII в.» (М., 2003) Р. В. Овчинниковым, причем фрагмент с упоминанием Пожарского был ранее обнаружен и скопирован в Архиве Санкт-Петербургского института истории РАН В. И. Корецким, его нет в предыдущих изданиях, в том числе
в капитальной публикации ранних боярских списков А. л. Станиславского*. Остается только строить догадки, был ли князь понижен
Шуйским после переворота или это дефект источника.
7. Участие Пожарского в восстании в Москве марта 1611 г.
Мы уже не раз обращались к этому моменту. Доказательства того,
что он уже состоял к этому времени в Первом ополчении — косвенные18. Вот после восстания — другое дело, там особенно после находки заново А. В. Антоновым ввозной на деревню Воронино, все
ясно19. Поляки вообще считали его предводителем этого восстания,
но эти сведения — из их речей на переговорах 1615 г., поэтому могли наложиться позднейшие впечатления. Когда русская делегация
упрекала их в разгроме и сожжении Москвы в 1611 г., они отвечали, что в городе уже были воеводы с отрядами — «то не есть так,
людей ратных, холопов боярских и стрельцов много в те поры в Москве было, и Пожарского, которого вы в больших богатырях считаете, первого дня на бою в Китае-городе и иных многих постреляно»20.
Известно, что Пожарский находился во время восстания практически у себя дома, где бился в «Введенском острожке». Согласно летописным данным, никакого отряда при нем не было, кроме, вероятно, его личных боевых холопов и присоединившихся пушкарей.
Поляки отрицали случайность его участия, припомнив и его боевое
ранение. Но меня привлекает гипотеза о попытке «дворянской» части Ополчения захватить город до подхода казаков, которую я изложил в своей книге21.
8. Вопрос, где он лечился и договорился с Мининым, давно
дискутируется историками-краеведами. ландех или Мугреево —
но думаю, что решить его невозможно на известном сейчас материале. Источники только нарративные, созданные спустя годы,
* Подробнее о копии боярского списка 1606 г. см. в статье А. П. Павлова,
публикуемой в настоящем издании. — Прим. ред.

и к тому же решавшие непростую политическую задачу создания
официальной истории Смуты и эталонных образов ее положительных и отрицательных героев, не придавали значения многим частностям, указав, правда, расстояние от Нижнего в «поприщах», —
что оставляет тему дискуссионной.
9. Знаменитая переписка с И. Будилой. И его письмо, и Будилы
мы знаем по изложению последнего. Вел ли он записи или весь текст
составил в долгом плену в России — неясно. Однако похоже, что текст
своего письма Пожарскому он сильно приукрасил, добавив молодечества. ему надо было предстать перед Сигизмундом III в не слишком сомнительном свете — ведь из его же мемуаров нам известно,
что он обязан жизнью сначала Пожарскому, под охраной которого
жил до высылки в Нижний, а потом, в Н. Новгороде, его матери.
10. Позиция Пожарского на избирательном Земском соборе 1613 года. Русское современное описание собора его вообще
не упоминает. Согласно шведским, часть которых не слишком
достоверна, он предлагал шведского принца. 12 февраля 1614 г.
Н. Калитин рассказывал в Новгороде Я. Делагарди о Земском соборе, агитации Пожарского против Михаила и за Карла Филиппа,
что «речи эти не понравились тем, кто держался сына Федора, почему они приказали посадить названного Пожарского за пристава»22 . Заметим, что сам информатор в Москве тогда не был, проведя
более года в Швеции, и пользовался чужими и, возможно, отчасти
фантастическими сведениями. литература по этому собору велика. Из последних работ — И. О. тюменцев. Заметим, что в источниках фигурирует еще одно лицо, связанное с Пожарским, это протопоп Зарайского Никольского собора Дмитрий леонтьев. Он опять
появляется во время избирательного собора и играет заметную
роль. В дальнейшем — бывает при дворе.
11. «Исчезновение». С 6 декабря 1613 и до 14 июня 1615 г. никаких сведений о его службе в источниках нет. В конце года в наказе
послам в Вену, отправленным для извещения об избрании Михаила
Федоровича, строго указывалось, что, если зайдет речь о щекотливом моменте — переговорах австрийского посланника Йозефа грегори с «Советом всея земли» в Ярославле о кандидатуре эрцгерцога
Максимилиана, следовало в объяснениях указывать, что, возможно,
«нечто будет о том приказывал с Юсуфом князь Дмитрей Пожарский
без совету всей земли», или гонцы придумали это позднее, с целью
выманить у императора награды23 — т. е. его устные переговоры
с предложением австрийского претендента были дезавуированы.
12. Позиция во время Смоленской войны. Данный вопрос
не исследован, и требует специального изучения. Похоже, Пожарский не был ее сторонником, отказывался от воеводства, болел, потом, правда, нормально служил в Можайске, но инициативы не проявлял. его тоже в поражении не винили. Во время суда
над М. Б. Шеиным вроде бы не был в Москве, оставаясь в Можайске.

259
С ПОРН ы е
ВОП РОСы
БИОг РАФИ И
ПОж А РС КОгО

Ю. М. Эскин

260
IV
Люди
Сму тного
времени

13. Вторая женитьба Д. М. Пожарского. Неясно, когда он женился после смерти первой жены (28 августа 1635 г.). Просмотр
расходных книг Казенного приказа, куда записывались пожалования-подарки, в том числе от государя молодоженам, подносившим
по обычаю после свадьбы царю образ, не дал результатов. К 1640 г.,
видимо, закончилось строительство Преображенского собора Макарьева Пурехского монастыря в вотчине Пожарского, поскольку
именно этим годом отмечены крупные вклады утвари в него, которые учел в своей книге архимандрит Макарий: это было серебряное кадило, вложенное его сыном Петром Дмитриевичем по душе
своей матери Прасковьи Варфоломеевны, два медных паникадила,
вложенных практически одновременно, 6 мая 1640 г. — дворовыми
людьми князя, а 7 мая — второй женой его, княгиней Федорой Андреевной, урожденной голицыной24. Архимандрит Макарий в XIX в.
скопировал надпись на медном паникадиле Макарьева Пурехского монастыря, вкладе второй жены Пожарского, Федоры Андреевны, ур. голицыной, которая «7143 года месяца маия в 7 день дала
сие паникадило…». Благодаря любезности л. А. Дементьевой, заведующей отделом металла государственного Исторического музея,
во-первых, удалось выяснить, что все эти три предмета уцелели, они
были куплены музеем у церковного старосты этого собора за 1000
рублей в 1897 г.; во-вторых, выяснилась правильная дата вклада княгини Федоры, неверно скопированная Макарием25. таким образом
отчасти уточняется время второй женитьбы Пожарского — до мая
1640 г. В 1641 г. в тот же собор был вложен семипудовый колокол
с надписью, в которой вкладчиком указан «князь Василей Петровичь, в вотчину деда своего князя Дмитрея Михайловича Пожарского Нижегородского уезда в Пурецкую волость»26. Кто это? Никакого «Василия Петровича Пожарского» (вплоть до пресечения этого
рода со смертью сыновей младшего сына Дмитрия Михайловича,
Ивана, Юрия и Семена Ивановичей Пожарских, в 1680-е гг.), не существует. Сын Дмитрия Михайловича Петр имел только дочерей.
Может быть, это внук или внучатый племянник по женской линии?
Дочери Дмитрия Михайловича Ксения, Анастасия и елена были замужем за князьями Василием Куракиным, Иваном Пронским, Иваном лыковым. Их дети тоже не могут иметь отчество «Петрович».
его кузены, Роман Петрович Перелыга и Дмитрий Петрович лопата
тоже не имели ни сыновей, ни зятьев с княжеским титулом по имени Петр. Конечно, «дедом» мог назвать Д. М. Пожарского и более отдаленный родственник из другого рода, но вряд ли это могло произойти при жизни его — в 1640 г.
14. В заключение отмечу проблему идентификации останков
Д. М. Пожарского в некрополе Спасо-евфимьева монастыря. Когда С. А. Уваров в 1851 г. производил раскопки, он пришел к выводу,
что именно захоронение сравнительно пожилого человека, относительно богатое, относящееся к середине XVII в., и является остан-

ками Д. М. Пожарского. Однако обнаруженная нами недавно духовная грамота Д. П. лопаты Пожарского свидетельствует о его смерти
и погребении в том же некрополе за 6 – 7 месяцев до кузена — духовная датирована 5 сентября 1641 г. (а Дмитрий Михайлович умер
20 апреля 1642 г). В духовной он писал: «…а как христос Бог по душу
мою сошлет, и я, отходя с сего света бью челом и приказываю, тело
свое погрести у Благолепнаго Преображенья Спасова и у преподобного евфимия Чюдотворца, что в Суздале, в монастыре у родителей
своих»27. А поскольку четвероюродные братья были, видимо, близки по возрасту (первые упоминания на службе — в близкое время),
то проблема идентификации не может быть полностью закрыта.

1

Савелов Л. М. Князья Пожарские // летопись Историко-родословного общества
в Москве. 1906 г. Вып. 2 – 3. М, 1906. С. 13 – 33.

2

28 февраля 1588 г. семья: недоросли кн. Дмитрий, 10 лет, и кн. Василий, 3 лет,
с матерью кнг. М. (е.) Ф. Пожарской и сестрой кнж. Дарьей — получила ввозную
грамоту на поместья отца, сельцо Нестерово, Мещовского у. и сельцо Буканово
Серпейского у. (Акты служилых землевладельцев XV — начала XVII века. Сборник
документов (далее — АСЗ) / сост. А. В. Антонов, К. В. Баранов. М., 1997. т. 1.
С. 190 – 191).

3

Шматов В. Е. О дате рождения Д. М. Пожарского. // Нижегородская правда. № 76.
16. 07. 2005 г.

4

там же.

5

Приданое — с. Берсенево Клинского у. (Антонов А. В. Частные архивы русских
феодалов XV – XVII вв. // Русский дипломатарий / сост., ред. А. В. Антонов. Вып. 8.
М., 2002. С. 317).

6

Савелов Л. М. Князья Пожарские… С. 22.

7

АСЗ. т. 1. С. 190 – 191.

8

1609 г., 4 июня — вклад князя Дмитрия Михайловича Пожарского в Спасо-евфимьев монастырь по душе шурина кн. Н. А. хованского — д. елисеево и половина д.
Черепово в Мугрееве. См.: Акты времени правления Василия Шуйского (1606 г.,
19 мая — 17 июня 1610 г.) / собр. и ред. А. М. гневушев / Смутное время Московского государства. 1604 – 1613 гг. Вып. 2. М., 1914. С. 43.

9

До 18 (28 нов. ст.) декабря 1617 г. — запись в дневнике Якуба Собесского о сражении под Калугой с войском князя Дмитрия Михайловича Пожарского и взятии
в плен его племянника — сына сестры. См.: Sobieski Jakub. Diariusz expedycyjej
moskiewskiej dwuletni krolewica Wladislawa 1617 – 1618. Opr. J. Bylinski, W. Kaczorowski. Opole, 2010. K. 37. Запись от 28. 12. 1617 г.

10

Дворцовые разряды. СПб., 1850. т. 1. С. 622.

11

Сташевский Е. Д. Землевладение московского дворянства в первой половине
XVII в. М., 1911. С. 29.

12

Савелов Л. М. Князья Пожарские… С. 30. ее муж, князь Василий Семенович
Куракин, умер 9 января 1623 г., вклад по его душе тесть, Д. М. Пожарский, сделал
24 января, сама княгиня Ксения Дмитриевна, во иночестве Капитолина, умерла
22 августа 1625 г., вклады по ее душе 2 сентября 1625 и 1 июля 1626 г., их сын,
внук Пожарского, князь Иван Васильевич Куракин, умер в 1640 г., вклад по его
душе — январь 1641 г. (Кириченко Л. А., Николаева С. В. Кормовая книга троицеСергиева монастыря. Исследование и публикация. М., 2008. С. 323).

13

Сироткин С. В. Заметка к биографии Д. М. Пожарского // Древняя Русь. Вопросы
медиевистики. 2001. № 1. С. 109.

14

Опись архива Посольского приказа 1626 г./подгот. к печ. В. И. гальцов: под ред.
С. О. Шмидта. М., 1977. С. 261–262. За указание на это дело благодарю А. П. Павлова.

2 61
С ПОРН ы е
ВОП РОСы
БИОг РАФИ И
ПОж А РС КОгО

Ю. М. Эскин

15

Павлов А. П. Приказы и приказная бюрократия 1584 – 1605 гг. // Исторические
записки. М., 1988. т. 116. С. 190.

16

Русский исторический сборник. М., 1832. т. II. С. 309.

17

Народное движение в эпоху Смуты начала хVII в. (1601 – 1608). Сборник документов / Сост. Р. В. Овчинников, В. И. Корецкий и др. / под ред. Н. М. Рогожина.
М., 2003. С. 140.

18

Эскин Ю. М. жизнеописание князя Козьмы-Дмитрия Пожарского // День народного единства. Биография праздника. М., 2009. С. 147.

19

Эскин Ю. М. Пожарский и ляпунов // Смутное время и земские ополчения в начале XVII в. К 400-летию создания первого народного ополчения под предводительством П. П. ляпунова. Сб. трудов / под ред. В. Н. Козлякова. Рязань, 2011. С. 11 – 18

20

Акты Западной Руси. СПб., 1851. т. 4. С. 94.

21

Эскин Ю. М. жизнеописание… С. 147 – 148.

22

Арсеньевские шведские бумаги. 1611 – 1615 // Сборник Новгородского общества
любителей древности. Вып. V. Новгород. 1911. С. 27.

23

Памятники истории Нижегородского движения в Эпоху Смуты и Земского
ополчения 1611 – 1612 гг. / Действия Нижегородской ученой архивной комиссии.
Сборник. т. XI. Н.-Новгород. 1913. С. 272.

24

Макарий, архимандрит. Памятники церковных древностей. Н. Новгород, 1999.
С. 499.

25

В данном издании вместо «7148» г. было написано «7143», в результате чего вклад
второй жены оказался датирован анекдотически — вместо 1640 г. — маем 1635 г.,
за три месяца до смерти первой жены (28 августа 1635 г.).

26

Макарий, архимандрит. Памятники церковных древностей… С. 524.

27

РгАДА. Ф. 1209. Оп. 4. Д. 5979. л. 98 – 129. готовится к печати.

М. Шмюккер-Брелёр

ДОМ А ШНИЙ
АРхИВ
К Н ЯЗеЙ
ПОж А РСК И х
( 16 3 3 –16 5 2)

В

гамбургской государственной и университетской библиотеке
среди средневековых памятников письменности под шифром
cod. slav 4 (= Thes.ep. 40а, 40b in 4°) находятся интересные рукописные тексты делового содержания середины XVII в.: челобитные,
частные письма и вотчинные материалы князей Петра и Ивана
Дмитриевича Пожарских.
Петр Дмитриевич — стольник, одоевский воевода, умер в январе 1647 г. Иван Дмитриевич, окольничий и наместник новгородский, умер 15 февраля 1668 г. Оба — сыновья известного в истории
князя Дмитрия Михайловича Пожарского (1578–1642), возглавившего в начале XVII в. борьбу за освобождение Московского государства от иностранных захватчиков. Материалы зафиксированы в указателе славянских рукописей в германии, составленном
К. гюнтером в 1960 г. и более подробно — в каталоге составленном
Элке Матесом (Elke Matthes) в 1990 г. Рукописи не имели палеографического описания, содержание их не было раскрыто. По инвентарным книгам не удалось выяснить и времени их поступления
в библиотеку.
Сохранились два старых каталога, в которых тоже значатся
эти материалы. В каталоге книг и рукописей Авраама гинкельмана
(1625 – 1695), напечатанном после его смерти, мы находим на странице 24, № 187 следующий титул: Volumen nоn exiguae molis, continens
complures Epistolas mercatorias Russica lingua scriptas. Авраам гинкельман, с 1688 г. главный пастор в известной церкви Св. Катерины

ШмюккерБрелёр
Марита,
доктор, доцент
Гамбургского
университета

264
IV
Люди
Сму тного
времени

в гамбурге, был издателем Корана и обладал очень крупным собранием восточных, особенно арабских рукописей. Собрание гинкельмана было куплено в 1716 г. Иоахимом Моргенвегом. Моргенвег
(1666 – 1730) был пастором в сиротском доме в гамбурге. В каталоге,
который был издан после смерти Моргенвега, вышеуказанные документы были отмечены на странице 15 под № 183: Epistulae mercatoriae, l i ng ua Russica, convolutae.
В дальнейшем рукописи и старопечатные книги перешли
во владение Иоанна христофа Вольфа (1683–1739), известного востоковеда и профессора знаменитой гимназии в гамбурге, который, став
главным пастором церкви Святой Катерины, подарил в 1739 г. свое богатое собрание книг городской публичной библиотеке, при условии,
что его младший брат Иоанн христиан (1689–1770), профессор физики и поэзии в гимназии, мог пользоваться этим собранием до конца своей жизни. Можно добавить, что библиотека братьев Вольф
состояла из 24–25 тыс. томов, среди которых находились 700 томов
диссертаций. Библиотека содержала богословские, исторические
и философские книги, включала в себя почти 300 рукописей по востоковедению и большое собрание писем ученых XVI–XVIII вв.
Часто возникал вопрос, каким образом документы Пожарских в свое время попали из России в гамбург. В этом контексте стоит обратить внимание на то, что как раз во второй половине XVII в.
между гамбургом и Москвой существовали тесные торговые связи. такие видные купцы гамбурга, как Heinrich Butenand, Mathias
Рорре, Heinrich von Solm, Ludwig Schumann, Peter Samrat, больше
не обитали в Новой Немецкой Слободе, а жили и торговали в самом
городе и имели возможность хранить и продавать свой товар в новом гостином дворе московского Китай-города. Отношения между
гамбургом и Москвой не были ограничены только торговлей и ремеслом, но и также затрагивали отношения в области культуры.
Здесь мне хотелось бы упомянуть многочисленные произведения
искусства (кованые золотые сосуды), некоторые из которых еще находятся в Оружейной палате в Кремле. также хотелось бы вспомнить художника Петра енгелса, создавшего холсты и фрески для покоев царя Алексея Михайловича, а также гамбург как значимый
информационный центр между Востоком и Западом. Уже с 1631 г.
газеты из гамбурга и Альтоны попадали в Россию, где их переводили и использовали как источник информации для Вестей-Курантов.
Вполне можно себе представить, что в рамках интенсивных, а также наверняка и личных контактов, такие письменные документы,
как части архива Пожарских и другие рукописи духовного содержания, достигли на этом пути гамбурга. Можно также себе представить, что часть архива князей Пожарских из их дома в Москве на лубянке стала доступна потому, что в 1686 г. род князей прекратил
свое существование в связи со смертью Юрия Ивановича Пожарского. Во всяком случае, все эти письменные документы были признан-

ны и зарегистрированны в гамбурге с типичным для того времени
интересом.
В первой половине XVII в. Дмитрий Михайлович Пожарский
являлся одним из самых крупных помещиков России. Владение приблизительно в сто дворовых четвертей считалось маленьким, среднее по размеру владение насчитывало от ста до двухсот дворовых
четвертей, и только владение свыше двухсот четвертей считалось
большим.
В среднем княжеская вотчина насчитывала 351,7 четвертей.
Д. М. Пожарский же располагал 1.744 четвертей, то есть 251 жилым
двором. А именно:
родовыми вотчинами в Клинском, Коломенском, Медынском, Московском, Суздальском уездах;
купленными вотчинами в Дмитровском и Московском уездах;
жалованными вотчинами за военные успехи, то есть:

265
ДОМ А Ш Н И Й
А Рх И В
К Н Я Зе Й
ПОж А РС К И х
(1633 –1652)

(1609 – 1610) две вотчины в Суздальском уезде;
(1611 / 12) одна вотчина в Нижегородском уезде;
(1618) три вотчины в Звенигородском и Московском уездах.

Сыновья Петр Дмитриевич и Иван Дмитриевич в основном
сохранили имущество своего отца. Мугреевская волость занимает
центральное место в этом архиве Пожарских. Это деревни Версякино, Верхний и Нижний ландех, гороховка, Дорки, левино, леоново,
Могучево, Медведково, Мугреево, холуй и др.
Настоящие документы можно отнести к частным актам, то
есть носящим общественно-частный характер. С их богатым информационным многообразием эти документы позволяют более глубоко
раскрыть юридическую, административную и экономическую ситуацию владений, требующих определенных форм организаций.
Что касается социальной среды исторических героев и их общения, мир Пожарских не является уникальным, он сравним со всеми теми случаями, где наблюдается похожие условия. И все же здесь
идет речь о материалах, которые в их пространственной и временной законченности одновременно вызывают интерес историков
и филологов к информации из середины XVII в. К тому же речь идет
о неизвестных ранее документальных источниках, связанных с князьями Пожарскими.
В архиве князей Пожарских (1633 – 1652) существуют правовые документы, которые связаны с следующими вопросами:
1. Имущественные отношения: обыскная грамота, отказная
грамота, памяти.
2. Внутренние конфликты имений: повинные грамоты, извет,
допросная грамота, сыскные грамоты, расспросные речи, правая
грамота, памяти.
Поручительства: поручные записи.
Уговорная запись.

М. ШмюккерБрелёр

266
IV
Люди
Сму тного
времени

Как правило, управляющий Родион Кривоперстов является здесь ответственным лицом и докладчиком при проведении
судебных процессов. его помощниками являются наделенные
исполнительными полномочиями старосты и целовальники. Случаи, которые расследуются и разбираются судом, относятся к самым различным правонарушениям. Наказание следует посредством ударов плетью, палкой и денежным штрафом. Уголовное
преследование преступлений в приведенных документах показывает правовую практику, которую нужно рассматривать соотносительно с терминологией Уложения 1649 г. Нужно заметить, что в настоящих документах некоторые случаи могут быть прослежены
от обвинения до приговора.
Другими документами, позволяющими взглянуть на администрацию вотчины князей Пожарских в Суздальском уезде, являются:
1. грамоты и памяти: они содержат административные указания князей Пожарских, как правило, их управляющему Родиону
Кривоперстову; в них содержатся распоряжения о защите сельского
населения, о поведении управляющего, улаживании денежных вопросов, собиранию оброка, о посеве, урожае зерновых и т. д.
2. Челобитные: они дают типичную для того времени картину мужского и женского населения вотчины. Как правило, крестьяне
и бобыли сообщают в своих прошениях о жизненных условиях и обстоятельствах, об оброке, тягле, пошлине и корме. А также о самоуправлении, которое документирует картину управления миром вотчины.
Особенное положение старосты проявляется во многих документах. Он имеет законное правовое притязание, представляет князя и является ответственным за поддержание деревенского порядка.
В то же время он, выбранный мирскими людьми, должен представлять их интересы перед князем. Документы, содержащие хозяйственную информацию, — это в основном росписи и расходные записи,
а также челобитные и расспросные речи. Они дают информацию
о количестве лошадей и коневодстве, о винокурении и употреблении
алкоголя, потребности в соли и ее транспортировке.
Документы называют цены за рабочих коней, за соль, мех,
и даже за богослужебную книгу — Псалтирь и т. д. За исключением
одного документа, всю документацию можно обозначить как деловую письменность. Этим исключением является апокрифический
текст — Иерусалимский свиток. В нем показаны христианские
моральные обязанности православного человека — как вести себя
и наказания Бога при непослушании. Свиток находится в середине
конволюта, как будто бы случайно приложен (первой строчки текста почти нет). Безусловно, текст также выполняет функцию амулета, которая придавалась некоторым апокрифическим текстам.
Весь рукописный материал, очевидно, из вотчинного архива Пожарских, отложился уже после смерти Дмитрия Михайловича, охватывает 1633 – 1652 гг. Но большинство документов касает-

ся 1640-х гг. Они включает около 159 единиц. тексты сохранились
в свитке, расклеенном на отдельные листы (стобцы). Все столбцы реставрированы. Письма-грамотки по размеру не одинаковые. Бросается в глаза, что бумага со стороны Пожарских не экономилась. есть
грамотки, в которых при размере 16,2 х 20,2 см — исписанная часть
составляла лишь 12,3 х 13,5 см. Письма обычно писали на одной
стороне листа, лист складывался пакетом, на наружной стороне которого писали адрес, иногда здесь же делалась помета о получении
письма, например: «…принесена грамота государей наших», часто
ставили дату. На некоторых листах сохранились следы сургучной
печати. В публикуемых материалах различаются почерки разных
писцов. Две грамотки являются собственноручными Ивана Дмитриевича. Кроме того, многие письма скреплены его подписью. есть
челобитие Петра и Ивана Дмитриевича Царю Михаилу Федоровичу,
есть челобитные, адресованные Петру и Ивану Дмитриевичам в Москву, например, от крестьян из Рахина Моста (1643 – 1646), от старца Архипа Никитина из села Мыта (1647), из Пуреха и холуйской
слободы (1644 и 1649 гг.). есть и челобитные приказчика Родиона
Кривоперстова.
Представляется что некоторые тексты написаны самими крестьянами, — есть сходные почерки в некоторых челобитных. Почти
у каждой челобитной на обороте имеется написанное рукой Ивана
Дмитриевича решение: например, «велеть ему его кабалу выкупить
у должника а будет не выкупить и на нем доправить» или «велеть
дать ему пять рублев жалованья» и др.
Рассматривая филиграни бумаги, отметим наиболее распространенные: лилия в гербе, над нею корона и буква «Р», Heawood Nr.
1663 – 1665, 1667; Amsterdam 1646, Brussels 1646; «двуглавный орел,
над ним корона, буквы «В», «М», «Р» и др.

2 67
ДОМ А Ш Н И Й
А Рх И В
К Н Я Зе Й
ПОж А РС К И х
(1633 –1652)

ли терат у ра:
1. S.von Arsenev: Handschriftliches Verzeichnis slavischer Handschiiften der Hamburger
Stadtbibliothek, Hamburg 1906, mit Nachtiagen.
2. K. Gunther: Slawische Handschiiften in Deutschland. In: Zeitschiift fur Slawistik, Bd V
(1960), S. 345.
3. Katalog der Slavischen Handschiiften in Bibliotheken der Bundesrepublik Deutschland,
bearbeitet von E. Matthes. Wiesbaden 1990, S. 90f.
4. М. Schmücker-Breloer: Das Hausarchiv der Fürsten Požаrskj (1633 – 1652), Köln,
Weimar, Wien 1996; S. 1 – 54, 193, 309, 271, 393.
5. M. Шмюккер-Брелер: Передача прямой речи в деловых текстах XVIIb. (по материалам архива Пожарских). // История русского языка и лингвистическое источниковедение / под ред. В. В. Иванова, А. И. Сумкина. М., 1987. С. 248 – 253.
6. М. Шмюккер-Брелер: Вотчинные материалы из архива П. Д. и И. Д. Пожарских. //
Источники по истории русского языка XI – XVII bb. / под ред. В. т. Демьянова,
Н. И. тарабасова. М., 1991. С. 152 – 170.
М. ШмюккерБрелёр

Пр и л о ж е н и е

Челобитная, (3 декабря 1648 г.)
268
IV
Люди
Сму тного
времени

государю князю Ивану Дмитриевичю бьют челом сироты твои государевы вдовишка холуйской слободки Анютка Овдокимовская,
Соломонидка Полетаевская, Федоска Ивановская, Улитка Баженовская, Марфутка Филоновская и все твои государевы бобылки холуйской слободки смилуйся государь княз Иван Дмитриевич пожалуи
нас сирот своих и возри в нашу бедность вдовишка государь мы бедные и нищие и увешные погибли до конца скитаем по миру а укинули государь на нас работу приказщикову стряпаем государь по вся
дни поденно избу топими, воду носим, и плате моем и баню топим
и всякую работу на нево работаем и преж сего государь при батюшке вашем при государе нашем блаженные памяти при князе Дмитрее Михайловиче и при вас государях тово не бывало на приказщиков мы не стряпывали и никакие работы не работывали а ныне
государь мы сироты твои бедные погибли до конца люди государь
мирские скитаемся в мире по добрым людям христовым имянем
а отпуску государь от пиказчикова двора нет.
Смилуйся государь князь Иван Дмитриевич пожалуй нас сирот своих возри в нашу бедность учини государь нам свой государев указ, дай нам бедным свет видят, чтоб мы сироты твои бедные
впред вконец не погибли не вели осударь нам у приказных людей
впред стряпать. государь смилуйся пожалуй
[Ответ]
Велеть нанять кому есть варить

Извет, (21. апреля 1649 г.)
РНЗ г апреля в КА день де извещал приказному человеку Родивану
Кривоперстову холуйской слободки крестянин государея нашего
князя Ивана Дмитриевича Василей Костошея на крестянина государя же нашего князя Ивана Дмитриевича тое же холуйской слободки
на Олешку трофимова что де тот Олешка ево портил.
лежал де государь я болен и призывал к себе для своей скорби троецкова кресянина Митюшу, чтоб моей скорби пособил а покладывал де я ту свою скорбь на хмель, что де я в те поры испивал
и как де тот троецкои крестянин Митюша ко мне пришел и почал де
мне говорит не с хмелю де тебе та болез учинилась портил де тебя
ваш же крестянин а указал де мне на Олексея трофимова тот де тебя
и портил и как де я тово троецкова кестянина перевез через реку
и тот де Олексей сошол с кабака почал тово Митю шутит а извещал
мне тот Василей на того Олёшу при посадских людях был тимофей
Бир, Селиверст Семёнов и терентей Микифоров, горей Новоселов,
Иван Денисов и др.

Повинная грамота, (1644 г.)
Шлемся государь из виноватых как тот Степан ефимов бил и мучил
и увечил напрасно сынишка нашег Якунку на смерть в нынешнем
во сто пят десять третемъ году на завтрея Николина дни и от того
ево мученя напраснова сынишка наш убоясь сбрел наг и бос и превели ево к нам толко чют жива стрелцы Алыкина приказу десятник Иван Василев да тихан да Иван Борисов да с вишен (?) приказу
стрелцы видели на стоике многие как сынишко мой бит на смерть
и наг был измервъ да торговой человекъ Иван Борисов сын Колча
тож видел как ево те стрелцы к нам привели мученова и зяблява оттирали снегом одва чють жива оттёрли и многие люди на Фроловке
с ворот на ворота видели в том на них из виноватых и шлемся

Наказная память, (9 декабря 1646 г.)
лета ЗРНег году сентября в Д день по приказу князя Петра Дмитреевича княз Ивана Дмитреевича память человеку нашему Дмитрею лвову или кто будет впред наши приказные люди в Мугрееве
как вам ся наша память придет и ты б естя велел учинить сход валовой подымновым крестьяном и бобылем селским и деревенским
и захребетником и учинить по нашему указу заказ крепкой в селе
и по всем деревням чтоб ни х кому приезду и приходу никаким вором ни татем ни разбойником ни сершиком ни табатчиком не было,
а хто и где пойдет или поедет или хто х кому придет или приедет
в гости или для какова дела и оне б про то являли у стола приказным
людям а будет от села далече и оне б являли десятцким или соседем
во всей деревне хош на час хто х кому придет или кто куды пойдет
а того б смотрели друг над другом накрепко а увидя какое дурно
являли приказным людям а будет безявошно куды станут ходить
или ездить или к себе пущат и тех бить кнутем «не воруй мужик
слушай нашего заказу» а на соседях по пяти рублев пени «смотри
мужик за своим братом» да являли приказным людам а будет на котором соседе пени доправит нечего и тех сажать в тюрму, да об том
к нам писать и им будет наш указ а как пойдут или поедут не явяс
их и жон велим сажать в тюрму а сю б есма память как будет перемена по нашему указу отдавали приказщик приказщику и велели б
держать в земской избе и честь по многие сходы почасту чтоб нихто
не отимался что нашег заказу не слыхали да не так что для своей
безделной корысти для посулов х крестьяном примериватця за поспешно крестьян не продавать (подписи) Князь Петр князь Иван
Дмиттриевич
М. Schmücker-Breloer: Das Hausarchiv der Fürsten Požаrskj
(1633 – 1652), Köln, Weimar,Wien 1996;
S. 1 – 54, 193, 309, 271, 393.

А. А. Селин

Н И К И тА В АС И л Ье ВИ Ч
Вы Ш еС л А ВЦ е В:
НОВгОРОДС К И Й
СлУжИлыЙ
Че лОВеК В ВОеННОПОлИ т И ЧеСК И х
Б АтА л И Я х С М У т НОгО
ВРе М е Н И

Селин
Адриан
Александрович,
доктор
исторических наук,
профессор СанктПетербургского
филиала НИУ
«Высшая школа
экономики»

О

дин из ярких поворотов русской Смуты начала XVII в. — поход
князя М. В. Скопина-Шуйского из Новгорода к Александровой
слободе и к Москве. Сегодня, вероятно, нет нужды давать оценку
этому моменту: освобождение Москвы от тушинской осады войском Скопина при участии шведов и навязанный последними военный союз, имевший условием отдачу Корелы с уездом, важными
следствиями имели открытое столкновение с Речью Посполитой,
крах, пусть и не фатальный, московской государственности летом
1610 г., но и отказ в конечном итоге от конституционных проектов,
возникших в тот же год.
Важным эпизодом этого периода Смуты был сопутствовавший
движению Скопина-Шуйского на Александрову слободу поход на Ярославль отряда из городов «от немецкой украйны» во главе с Никитой
Вышеславцевым, завершившийся изгнанием из города тушинцев.
О Никите Вышеславцеве есть даже статья в Википедии, судя по ссылкам, статья написана на основе публикаций в Русском биографическом
словаре, а также двум статьям, помещенным в информационных листках Ярославского района, связанным с празднованием юбилейных дат
в селе григорьевском1. Анализ содержания этих статей позволяет говорить о том, что они основаны на тексте книги л. Б. генкина2.
Что же говорят о жизненном пути Никиты Вышеславцева актовые источники? Один из видных новгородцев-участников Смуты,
Никита Васильевич Вышеславцев, происходил из рода новгородских детей боярских, испомещенных в Водской пятине пример-

но в начале XVI в. Комментируя «тысячную книгу», Н. В. Мятлев
и Н. П. лихачев писали о Вышеславцевых следующее. Сын боярский
2-й статьи из лосицкого погоста Шелонской пятины Залешенин
Иванов сын Федорова Вышеславцев связывался ими с известным
помещиком лусского погоста Водской пятины 1539 г., совладельцем брата Василия. его дядя, Никифор Федоров Вышеславцев,
псковский сын боярский 2-й статьи, дворовый из гдова, связан с известным по Кормленой книге 1556 / 57 г. Никифором Вышеславцевым, который «съехал с Ошты на рожество Ивана Предтечи 62 (го)».
По тысячной книге известен также Попадья Булгаков сын Вышеславцев, дворовый сын боярский 2-й статьи из Которского погоста
Шелонской пятины. Вышеславцевы, по известной Мятлеву и лихачеву родословной росписи, связывали свое происхождение с Суздалем, в уезде которого, действительно, есть село Вышеславское, вероятно, их родовая вотчина. В Разрядном архиве Мятлев и лихачев
обнаружили разрядную книгу, в которой содержится следующая
выписка о роде Вышеславцевых: «6979 году при державе в. кн. Иоанна Васильевича всеа Руси и взят Великий Новгород, и в том же
году… из Суздаля и из иных городов переведены служить в Великой
Новгород и во Псков и в Бежетцкой Верх и в Мещеру многие честные
роды и наш род Вышеславцовых… Михайла Иванов сын, у него четыре сына: Матвей, прозвище Брех, да Семен да Яков Рыба да Иван Сорока… Матвеев Большой сын Илья Булгак с дядею своим Семеном…
и с его Семеновыми детьми пожалован поместьи и вотчины многими в уезде Великого Новагорода и Пскова… у Семена Михайлова сына
дети Иван Большой да Федор да Иван Меньшой служили в Новегороде… у Ильи Брехова сына, прозвище Булгака, сын Федор, прозвище
Попадья, служили по Новгороду и 7059 году по указу в.г.ц. и в.кн. Иоанна Васильевича всеа Русии, он, Федор Булгаков сын, написан в Тысячной книге… у Федора Семенова сына два сына: Никифор, служил
по Пскову да Костянтин, у Ивана Меньшого Семенова сына два сына:
Иван да Григорий. И во 7059 году они, Никифор да Иван да Григорей,
написаны в Тысячной книге»3 (рис. 1).
Упомянутый Никифор Федорович Вышеславцев был тестем
И. П. татищева (рис. 2). Об этом писал Ю. В. татищев, обратив внимание на упоминание в Помяннике Московского Успенского собора
среди рода татищевых Никифора и евдокии — тестя и тещи думного дворянина И. П. татищева4. Н. Ф. Вышеславцев в «боярской книге»
1556 / 57 г. упомянут как наместник Ошты в 1553 – 1554 гг., владелец
поместья в 24 выти (из термина неясно, в каком уезде), с окладом
в 20 рублей5. В Водской же пятине, в егорьевском лусском погосте
был испомещен дед Никиты, Иван Иванов сын Меньшого Вышеславцев. Сыновья Ивана, Василий и Залешенин служили на ливонской
войне и оба скончались к 1582 г., когда впервые писцовые книги
упоминают Никиту и Степана Вышеславцевых, живущих с матерью
Аграфеной в селе горы лусского погоста.

271
Н И К И тА
ВАС И л Ье ВИ Ч
Вы Ш еС л А ВЦ е В:
НОВгОРОДС К И Й
СлУжИлыЙ
Ч е лОВе К
В ВОе Н НО ПОл И т И Ч еС К И х
БАтА л И Я х
С М У т НОгО
ВРе М е Н И

272
IV
Люди
Сму тного
времени

Через шесть лет, в 1588 / 89 г., юный, полагаю, еще Никита
Вышеславцев свидетельствовал приданую запись дочери Семена
Иванова Калитина Авдотьи, вышедшей замуж за Ивана Иванова
гурьева6. еще через десять лет, в 1599 / 1600 гг. он судился с двумя
людьми о битых жерновах7, а в 1601 / 1602 гг. — с псковским помещиком Прокофием Бедринским о жене его кабального человека8.
Первая известная мне служба Никиты Вышеславцева — в 1604 г.
в Ивангороде. Он упомянут как дворовый сын боярский с 450 четвертями оклада, 26 декабря 1604 г. назначенный на службу к посольскому съезду в Ивангород9. По «самозванческому» верстанию сентября
1605 г., в том же Ивангороде оклад Никиты Вышеславцева достиг максимальной тогда для новгородцев цифры — 600 четвертей10.
В годы осады Новгорода Кернозицким Никита Вышеславцев
служил сотенным головой11, а сразу после заключения Выборгского договора 1609 г. именно он, вместе с григорием Бороздиным,
возглавил поход на Устюжну, Вологду, Ярославль. В это время имя
Никиты Вышеславцева попадает в Разряды. его действия под Ярославлем, занятие города в апреле-мае 1609 г.12 — это звездный час
этого новгородского деятеля. Вся его позднейшая карьера была связана только с Новгородом, куда он вернулся, по неизвестным причинам, уже в середине 1610 г., ранее прихода в город Ивана Салтыкова
и присяги царю Владиславу.
В течение нескольких месяцев 1610 – 1611 гг. Никита Вышеславцев, вынужденно, вместе с городом, менял союзников на противников, и наоборот. В марте 1611 г. он командовал сотней дворян
Водской пятины и участвовал в походе леонтия Вельяминова на Старую Руссу13. В июне 1611 года Вышеславцев стоял в Новгороде, вместе с другими новгородцами ожидая, чем кончится противостояние
с осадившим город войском Делагарди. 25 июня и 1 июля 1611 г. он
получил соответственно три и одно ведра вина на свою сотню 9108
дворян Водской пятины)14. Это происходило непосредственно перед
захватом Делагарди Новгорода и, соответственно, бегством из города В. И. Бутурлина и л. А. Вельяминова.
Поздней осенью 1611 г. объединенное новгородско-шведское
войско под руководством Никиты Вышеславцева и Эверта горна выступило на восток Новгородской земли. Поход был призван восстановить власть Новгорода над пятинами, прежде всего Деревской
и Бежецкой. Ключевым пунктом этого похода стал район липенского Котлована и Устрецкий острожек. Однако по пути к ним шедшие по Московской дороге 30 ноября 1611 г. новгородцы и шведы
столкнулись на Коломенском погосте, где стоял острожек, занятый
казаками во главе с князем Василием Агишевичем тюменским15.
Дворецкий кн. тюменского Ивашко был в этом бою пленен новгородцем Деревской пятины П. В. Косаковским16.
После захвата шведами Новгорода оттуда ушли чашник
В. И. Бутурлин и л. А. Вельяминов, с воинскими силами пробираясь

к Подмосковному ополчению. Крестьяне Устрецких волостей жаловались новгородскому правительству в августе 1611 г.: «В нынешнем, государь, во 120 году приходили, государи, на Устрецкой стан
и в Устрецкую волость изгоном воевода Василей Буторлин да Левонтей Вельяминов с тотары и с казаки, и нас, сирот, из корму мучили
насмерть, и мы, сироты, корм на них людцкой покупали, и на государи, стало, людцкой корм покупаючи, опрочно сена и овса пятдесят
пять рублев. А как, государи, тот Василей Буторлин да Левонтей
Вельяминов заслышали, что воевода Никита Васильевич Вышеславцов с ратными с неметцкими людми на ряд в Боровичи пришел,
и тот Василей и Левонтей с Устрецкого стану со всеми ратными
людми с тотары и с казаки пошле назад, и идутчи, на Устрецком
стану и в Устрецкой волости платье и лошадей у многих пограбили,
и от того, государи, грабежю многие мы, сирота, оскудали». Вскоре
на Устрецкий стан пришли шведские и русские войска во главе с воеводой Н. В. Вышеславцевым приводить к присяге «окольных погостов дворян и детей боярских х крестному целованью…»17.
Из Устрецкого стана Никита Вышеславцев и Эверт горн пошли на липенский Котлован, куда пришел в начале января 1612 г.18
Под Котлованом и под Рождественским монастырем в Передках,
близ Боровичей, войска шведские и новгородские войска имели
очередные столкновения с «воровскими людьми». После ухода горна, Вышеславцеву было поручено служить вместе с ротмистром
Францем Стрюйсом. В феврале 1612 г. он получил из Новгорода
грамоту больше координировать свои действия с ним: «Да и тово
от тобя по ся мест не ведомо, некак ты королевскаго величества
с рохмистром с Францструком в совете и любви живете, и что у вас
каких вестей есть и и тот ваш промысел пишете не советно, ты
пишешь весте, а Франц Струк иные, как подлинные вести проведаеш, и ты с ним не советуеш и про вести не сказываеш, и то ты
не добро делаеш»19. Незадолго до 20 марта 1612 г. он был застигнут в Устрецком остроге «литовскими людьми» и потерпел от них
поражение 20.
В августе 1612 г. Никита Вышеславцев идет походом на Псков,
снова вместе с Эвертом горном21. По мнению е. И. Кобзаревой, Никита Вышеславцев «с начала до конца оставался на службе у шведов». Исследовательница описывает (довольно неточно) его участие
в боевых действиях 1609 – 1613 гг., в частности, оценивает поход
лета 1612 на Псков как грабительский. По мнению исследовательницы, Вышеславцев участвовал в посольстве новгородцев в Выборг
на встречу с Карлом Филиппом, «чтобы выслужиться перед шведами»22. После очередной неудачи под Псковом Никита Вышеславцев
отошел вместе с шведским (350 человек конных капитана Роберта
Мира) войском на Плюссу, в село Игомель, придя туда 14 августа 23.
Видимо, в Игомеле, примерно на половине пути между Порховом
и гдовом, эти войска зимовали.

273
Н И К И тА
ВАС И л Ье ВИ Ч
Вы Ш еС л А ВЦ е В:
НОВгОРОДС К И Й
СлУжИлыЙ
Ч е лОВе К
В ВОе Н НО ПОл И т И Ч еС К И х
БАтА л И Я х
С М У т НОгО
ВРе М е Н И

А. А. Селин

2 74
IV
Люди
Сму тного
времени

В июле 1613 г. он был назначен в состав посольства хутынского архимандрита Киприана, посланного для встречи Карла Филиппа в Выборг24, откуда, вместе с частью посольства, возвратился
в Новгород только летом 1614 г. В августе 1614 г. в Новгороде вновь
оказались востребованы его воеводские навыки: 10 августа, по вестям от П. А. Ногина из Ильинского тигодского погоста, Никита
Вышеславцев двинулся с русскими и немецкими ратными людьми
на Сольцы для того, чтобы перехватить возвращавшихся из рейда
казаков, собиравшихся в Сольцах переправиться через Волхов25.
В конце августа или в начале сентября 1614 г. он вместе с другими
новгородцами подписал челобитную королю густаву Адольфу о непринуждении их к вторичному крестоцелованию, в нарушении
прежней присяги, данной ими брату его, принцу Карлу Филиппу26.
Позднее в числе присягнувших мы Никиту Вышеславцева не находим, но его нет и среди тех видных новгородцев, кто был обложен
в 1615 – 1617 гг. чрезвычайными поборами (к ним относились дьяк
Семен лутохин, Василий трусов и другие).
Никита Вышеславцев был одним из немногих новгородских
детей боярских, остававшихся в городе до марта 1617 г. и встречавших в городе послов князя Н. Д. И. Мезецкого с товарищами, пришедших принимать город у шведских властей. С ним вместе находился и его сын Яков. Вскоре Яков был послан приводить к присяге
крестьян Новгородского уезда. А Никита Вышеселавцев был назначен на службу по размежеванию на Корельскую межу.
Во главе межевого посольства стоял дворянин московский гаврило Писемский, но во время длившегося три года размежевания он
скончался, и дело разграничения двух государств возглавил Никита
Вышеславцев, успешно завершивший его в 1621 г. Примечательно,
что если гаврило Писемский не был связан службой с Новгородом,
то Никита Вышеславцев (равно как и другой участник межевого посольства, подьячий Василий Частый) был известен шведским переговорщикам — гансу Мунку («Анц Мунк Михайловичу») и Эрику
Андерссону (Ирику Андрееву) по совместной службе в 1611–1617 гг.
Не знаю, насколько это способствовало переговорам в случае Никиты Вышеславцева (в случае Василия Частого, как мне удалось, думаю,
показать, скорее мешало).
После корельской межевой службы он был назначен на межевание с литвой, позднее служил писцом в Устюженском уезде и закончил
службу в чине дворянина московского, в котором упомянут в 1627 г.
Особенности службы Никиты Вышеславцева в Новгороде
в 1611 – 1617 гг. в значительной степени объясняются его родственными связями с власть предержавшими в городе в это время. Вернемся на несколько лет назад.
На распродаже имущества казненного М. И. татищева на торги были выставлены «постеля, зголовье, 3 подушки, наволоки
на всех белые, цена пол-2 рубля, и бил челом о той постеле князю

Михайлу Васильевичу Яков Микитин сын Вышеславцов: сказал,
што та постеля была у Михайла отца ево Микиты, а Михайло был
ему Якушки дядюшка, и та ему постеля по приказу боярина князя
Михайла Васильевича отдана». Яков Вышеславцев — это сын Никиты Васильевича Вышеславцева.
В 1608 г. младший Вышеславцев добился отдачи ему сабли
из имущества татищева 27, а также меринка, «голуб 7 лет… отдан
по сыску Якушку Микитину сыну Вышеславцову без денег потому: бил челом о том меринке Якушко князю Михайлу Васильевичу,
а сказал, что та лошадь ево Якушкова, приехал на той клячи из деревни перед Михайловой смертью незадолго, и жил у Михайла,
а Михайло по матери был ему дядя»28.
Сестра убитого М. И. татищева Агафья была замужем за боярином князем И. Н. Большим Одоевским, который с 1608 г. находился
в Новгороде. Весной 1611 г., после свержения Салтыкова, он возглавил
городскую администрацию. тогда же было возбуждено дело о двух образах, оставшихся в Новгороде после убийства татищева29. По делу,
в частности, привлекался один из правителей Новгорода боярин князь
И. Н. Большой Одоевский30. Во время допроса князь Одоевский недвусмысленно именует себя шурином убитого М. И. татищева, получившего искомые образы «по московской грамоте». Полагаю, что инициатором сыска об этих образах, предпринятого в апреле 1611 г., был именно
князь И. Н. Большой Одоевский, пришедший к власти в Новгороде и являвшийся законным наследником убитого в Новгороде. труд С. С. татищева, посвященный родословию татищевых, знает только братьев
еремея (ум. 1594 г.), Михаила (ум. 1608 г.), Юрия (ум. 1628 г.), григория (ум. 1620 г.) и Владимира31. Видимо, у них была сестра, вышедшая
замуж за князя И. Н. Большого Одоевского. Не случайно, видимо, могила М. И. татищева в Новгородском Антониеве монастыре располагалась близ могил малолетних князей Василия (ум. 1612 г.) и Ивана (ум.
1616 г.) Ивановичей Одоевских — его племянников32
В новгородских кабальных книгах 10 марта 1616 г. упомянуто о записи за себя холопов «боярина и воеводы князя Ивана Никитича Большого Одоевского жены у княгине Огафье Игнатьевны»33.
В 1616 г. тело князя И. Н. Одоевского было перевезено в Москву,
о чем сообщал Джон Мерик 34. После Столбовского мира живыми
в Москву вернулись только его вдова Агафья и сын князь Никита,
известный боярин царя Алексея Михайловича. Князь же Иван Иванович Одоевский, как выяснил А. Пересветов-Мурат, покончил с собой в 1616 г., вскоре после смерти отца (но все же был похоронен
в новгородском Антониеве монастыре).
Сын Якова Вышеславцева Федор служил при царе Алексее Михайловиче ясельничим. Несколько эпизодов его биографии описаны в монографии П. В. Седова. Особенно характерен эпизод со сном,
бывшим Ф. Я. Вышеславцеву в ночь на 18 марта 1677 г. о двое- и троеперстном крещении35.

275
Н И К И тА
ВАС И л Ье ВИ Ч
Вы Ш еС л А ВЦ е В:
НОВгОРОДС К И Й
СлУжИлыЙ
Ч е лОВе К
В ВОе Н НО ПОл И т И Ч еС К И х
БАтА л И Я х
С М У т НОгО
ВРе М е Н И

А. А. Селин

276
IV
Люди
Сму тного
времени

Рис. 1

Рис. 2

1

URL: http://yamo.adm.yar.ru / about / info / news / 1621 / ?phrase_id=112435; тж.:
URL: http://www.yaragro.narod.ru

2

Генкин Л. Б. Ярославский край и разгром польской интервенции в Московском
государстве в начале XVII века. Ярославль, 1939.

3

Мятлев Н. В., Лихачев Н. П. тысячная книга 7059 г. // лИРО. год 7. Вып. 1 – 2. М.,
1911. С. 85 – 86, № 156, 160, 161.

4

Татищев Ю. В. татищевы и Писемские // Сборник статей, посвященных л. М. Савелову. М., 1915. С. 70 – 79.

5

Антонов А. В. «Боярская книга» 1556 / 57 года // Русский дипломатарий. Вып. 10.
2004. С. 102.

6

Кабала, поданная Иваном Ивановым с. гурьевым. 1598. 10.01 // Записная книга
крепостным актам XV – XVI вв., явленным в Новгороде дьяку Д. Алябьеву // РИБ.
т. 17. СПб., 1898. № 234. Стб. 82 – 83

7

Переписные книги судных, разбойных и татейных дел, записок и приходные
пошлинных денег с судных и управных дел и холопьи Новгородского Судного приказа при разных воеводах и владыках. 1584 – 1605 // СПбИИ. Кол. 2. Оп. 1. Д. 12.
л. 318.

8

там же, л. 189 об.

9

Список детей боярских Водской пятины, назначенных на службу на посольском
съезде в Ивангороде. Ок. 1604. 26.12 // Баранов К. В. Новые документы из истории новгородской и псковской служилых корпораций XVI — начала XVII века.
№ 40 // Русский дипломатарий. Вып. 5. М., 1999. С. 156 – 159.

10

Десятня Водской пятины 1605 года / подг. Н. В.Мятлевым // ИРгО. 1911. № 4.
С. 473.

11

Челобитная царю Василию Шуйскому Бежецкой пятины неслуживого Юрия лутовинова о службе в Поместной избе рассыльщиком // RA, NOA, serie 2: 335.

12

Отписка ратных голов Скорятина, Стафурова, Дербышева и трусовых Илъмурзе
Исупову и романовцам о том, что они идут с поморской ратью для приведения
к покорности государю Ярославского и Пошехонского уездов, также и к ним, если
не отстанут от самозванца. 1609. 9.02 // АИ. т. 2. СПб., 1841. № 150. С. 175 – 176;
Генкин Л. Б. Ярославский край… С. 108 – 115.

13

Сборник памятей о выдаче вина. 1610 / 11 // RA, NOA. Serie 2:124. л. 109.

14

там же. л. 194, 292; Приходо-расходные книги государева винного погреба. 1611.
28.03 – 1611, август // RA, NOA. Serie 1:60. С. 8, 17.

15

Челобитная боярам и воеводам Деревской пятины Пронки Васильева сына Косаковского о лошади и деньгах за свою службу. 1611. 4.12 // RA, NOA. Serie 2:71.
л. 31.

16

Челобитная боярам и воеводам Деревской пятины Пронки Васильева сына Косаковского о лошади и деньгах за свою службу. 1611. 4.12 // RA, NOA. Serie 2:71.
л. 31.

17

Челобитная боярам и воеводам от крестьян Устрецкой и Видимерской волостей
о сбавке с них требуемых денег с перечислением своих несчастий. 1612 // RA,
NOA. Serie 2:73. л. 69 – 71.

18

Челобитная боярам и воеводам от крестьян Устрецкой и Видимирской волостей
о сбавке с них требуемых денег с перечислением своих несчастий. 1612 // RA,
NOA. Serie 2:73. л. 69 – 71

19

грамота Одоевского и дьяков Н. В. Вышеславцову о том, чтобы он не возил на Котлован хлеб из государевых житниц, а с ротмистром Франц Струком жил в совете.
// RA, NOA, serie 2:73, л. 198.

20

Челобитная боярам и воеводам подьячего Семена Собакина о пожаловании
за службу. 1612. 20.03 // RA, NOA. Serie 2:71. л. 76.

21

Челобитная Никиты Вышеславцова боярам и воеводам о том, с каких погостов
ему брать корм, находясь с ратными людьми в лядском погосте на Игомеле. 1612,
августа после 14 // RA, NOA. Serie 2:356. л. 93.

22

Кобзарева Е. И. Новгородское дворянство в период Смуты: опыт реконструкции
конкретных биографий // Novgorodica 2006. Материалы научно-практической
конференции. Ч. 1. В. Новгород, 2007. С. 179 – 194.

277
Н И К И тА
ВАС И л Ье ВИ Ч
Вы Ш еС л А ВЦ е В:
НОВгОРОДС К И Й
СлУжИлыЙ
Ч е лОВе К
В ВОе Н НО ПОл И т И Ч еС К И х
БАтА л И Я х
С М У т НОгО
ВРе М е Н И

А. А. Селин

23

Челобитная Никиты Вышеславцова боярам и воеводам о том, с каких погостов
ему брать корм, находясь с ратными людьми в лядском погосте на Игомеле. 1612,
августа после 14 // RA, NOA, serie 2:356, л. 93; грамота бояр и воевод воеводе
Никите Васильевичу Вышеславцову о сборе на немецких ратных людей, стоящих
с ним на Игомеле кормов с лядского и Бельского погостов Шелонской пятины.
1612, августа между 14 и 31 // RA, NOA, serie 2:356, л. 51.

24

Приговор новгородских митрополита Исидора, воеводы кн. И. Н. Одоевского
и земских чинов об отпуске в Выборг уполномоченных для предложения шведскому принцу Карлу Филиппу новгородского престола. 1613. 27.07 // ДАИ. т. 2. СПб.,
1846. С. 5 – 8; Замятин Г. А. К вопросу об избрании Карла Филиппа на русский
престол (1611 – 1616 г.). Юрьев, 1913. С. 95.

25

Челобитная Петра Ногина о сборе кормов на немецких людей в округе Водосского
острожка 1614 (?), сер. августа // RA, NOA, serie 2: 52.

26

Челобитная новгородских митрополита Исидора, воеводы кн. Ивана Одоевского
и земских чинов шведскому королю густаву Адольфу о непринуждении их к вторичному крестоцелованию, в нарушении прежней присяги, данной ими брату его,
принцу Карлу Филиппу. 1614, после августа // ДАИ. т. 2. СПб., 1846. С. 43 – 47.

27

Опись и продажа с публичного торга оставшегося имения по убиению народом
обвиненного в измене Михайлы татищева в 116 году. 1608 / 09 // ВОИДР. Кн. 8.
1850. С. 8.

28

Опись и продажа с публичного торга. С. 30.

29

Черепнин Л. В. Новые документы о дьяке Иване тимофееве — авторе «Временника» // ИА. 1960. № 4.

30

Дело по изветной челобитной дьяка Пятого григорьева на дьяка Ивана тимофеева. 1615, март // RA, NOA. Serie 2:55.

31

Татищев С. С. Род татищевых. 1400 – 1900. СПб., 1900

32

Мятлев Н. В. Место погребения Михаила Игнатьевича татищева…

33

Sundberg H. The Novgorod Kabala Books of 1614 – 1616. Text and commentary (Acta
Universitatis Stockolmiensis. Stockholm Slavic Studies, vol. 14). Stockholm, 1982. S. 88.
Видимо, именно около 10 марта 1616 г. князь И. Н. Большой Одоевский скончался.

34

Перевод письма Джона Мерика Якову Делагарди. 1616, апреля // РгАДА. Ф. 96.
1616. Д. 4. л. 216 – 218.

35

Седов П. В. Закат Московского царства. СПб., 2006. С. 187, 189, 272.

Я. В. леонтьев

« П Р е Д А С т ж е Б РА т
Б РА т А Н А С М е Р т Ь … »
( ВОе ВОД А К Н Я ЗЯ
СКОП И Н А-Ш У ЙСКОгО
Я. П. БА РЯ т ИНСК ИЙ
И т У ШИНСК ИЙ
ВОе ВОД А В Я РОС л А В л е
Ф. П . Б А Р Я т И Н С К И Й )

г

ражданские войны знают немало примеров, когда по разные стороны баррикад в буквальном смысле оказывались родные братья.
Возможно, самой яркой аналогией времен Смуты являются судьбы
двух братьев Барятинских. Воевода Яков Петрович Барятинский был
одним из самых деятельных соратников князя М. В. Скопина-Шуйского, а его брат Федор Петрович Барятинский стал тушинским боярином
и воеводой самозванца в Ярославле. Братья были сыновьями стольника
П. И. Барятинского, известного военачальника своего времени, бывшего сначала воеводой в туле (1576), одного из войсковых голов при защите Псковской земли от войск Стефана Батория, первого воеводы
в холме (1580–1581) и строителя крепости в Сургуте (1595). В 1598 г.
князь Яков вместе с отцом и братом Федором подписался на грамоте
об избрании на царство Бориса годунова.
Служба Якова Петровича Барятинского началась в 1589 г.
в должности второго подрынды «у большого саадака»* в зимнем походе царя Федора Иоанновича к Нарве. В период 1601–1602 гг. князь
Яков был воеводой в Сургутском городке. При вступлении в пределы
Московского государства отрядов лжедмитрия I Барятинский был послан в числе других воевод в Новгород-Северский для оказания противодействия самозванцу. Поверив, как и многие вокруг, изначально
в чудо спасения царевича Дмитрия, в 1605 г. он сдал самозванцу крепость Новосиль. год спустя Яков Барятинский оказался в числе приглашенных «поезжан» — участников свадебного кортежа — во время
* Название полного прибора вооружения конных воинов луком и стрелами,
«большой саадак» был при главном, наиболее знатном рынде, главном царском
оруженосце.

Леонтьев
Ярослав
Викторович,
доктор
исторических
наук, доцент
Московского
государственного
университета
имени
М. В. Ломоносова

280
IV
Люди
Сму тного
времени

свадьбы лжедмитрия I и Марины Мнишек. Скопин-Шуйский, под началом которого будет позже сражаться Барятинский, был тогда «великим мечником» «царя Димитрия Ивановича». В 1607 г., исправляя прошлые ошибки, Барятинский участвовал в битве с отрядами
И. И. Болотникова на реке Пчельне под Калугой. В феврале 1609 г. царь
Василий Шуйский направил его на воеводство в Дорогобуж. По дороге
князь Яков разбил литовский отряд ротмистра Плюшки и овладел захваченным городом. 2 июня он одолел еще один отряд «литвы» во главе с Чижом, и на следующий день отбил у врага Вязьму. Далее его путь
во главе дворянской рати смолян (использую здесь обобщающее название, подробней состав рати будет раскрыт ниже) лежал на крепость
Белую, на помощь осажденному гарнизону князя И. А. хованского,
а затем на торжок для соединения с выступившим в поход из Великого
Новгорода М. В. Скопиным-Шуйским. Кстати, на Якова Барятинского
вдобавок было возложено важное царское поручение — доставить казну для оплаты наемников из Западной европы, прибывших в Новгород
из Швеции во главе с Якобом Понтусом Делагарди.
Перейду теперь к рассмотрению фигуры и роли в Смуте родного
брата Якова — Федора Барятинского. Судя по всему, он был старшим
братом, поскольку его служба началась в 1588 г. в качестве жильца.
Известно о его службах воеводой в ельце и в начале царствования Василия Шуйского — вторым воеводой в Ивангороде в чине дворянина
московского. В 1608 г. он был послан на воеводство в Ярославль. Переметнувшись на сторону «тушинского вора», именно Федор Барятинский привел ярославцев к присяге лжедмитрию II. Вследствие этого
он не только сохранил за собой пост воеводы, но и вошел в состав государева двора самозванца с пожалованным чином боярина1. 18 (28) октября 1608 г. «посольство» из Ярославля («несколько детей боярских»)
прибыло в лагерь Яна Петра Сапеги, осаждавшего троице-Сергиев
монастырь2. Сам Барятинский появился в таборах Сапеги 5 декабря3,
по пути в тушино. На обратном пути от самозванца, согласно отметке в дневнике Сапеги за 29 декабря, полководец лжедмитрия II вместе
с Федором Барятинским заночевали в деревне Пески под Дмитровом.
Но еще до этого Барятинский оказал важную услугу «тушинскому вору», поспособствовав приведению к присяге Вологды. В своих отписках Сапеге ярославский воевода, с одной стороны, старался
демонстрировать всяческую лояльность; с другой стороны, его челобитные были полны жалобами на притеснения тушинцами. В одной
из них он жаловался на о, что «…поляки, и литва, и казаки в Ярославле
и в Ярославском уезде насилство чинят великое, людей грабят и побивают»4. В другой отписке он сетовал на то, что воинство самозванца его
«ни в чем не слушают», и просил Сапегу «приказать Польским и литовским людям, чтобы он в Ярославле не стояли, стояли бы в воровских местех** и воевали бы и пустошили изменничьи села и деревни,
а не Ярославские». В отчаянии ярославцы писали Сапеге о тяжести на** т.е. в местах повстанческого движения. Под «ворами» и «изменниками» здесь
тушинский воевода имеет в виду участников сопротивления из числа сторонников
Василия Шуйского.

ложенных на них повинностей: «…и таких, государь, великих кормов
собрати не мочно, и взяти негде и не на ком»5.
Небезынтересно отметить, что координировать действия против
тушинцев в Вологодском и Ярославском крае М. В. Скопин-Шуйский
отправил, судя по всему, старого знакомца Федора Барятинского — воеводу из новгородских тысячников Никиту Васильевича Вышеславцева, служившего в 1604 г. в Ивангороде под началом князя-тушинца.
После изгнания тушинских отрядов из Северного края Вышеславцев
становится первым воеводой в Ярославле, тогда как Барятинский и после распада тушинского лагеря сохранили верность лжедмитрию II,
ретировался вслед за ним в Калугу, и в 1610 г. мы видим его воеводой
самозванца в Новгороде-Северском.
тем временем его родной брат Яков Барятинский проделал
с основным войском Скопина-Шуйского дальнейший боевой путь
от торжка до Александровской Слободы, участвуя в сражениях
за тверь и под Калязином монастырем. Новгородский помещик гаврила Кириллович Кулибакин так излагал один из боев: «…и после
того, как приходил Сопега под Колязин, и литовских людей под Колязиным побили. А я в полку был с боярином со князем с Иваном Ондреевичем хованским да со князем Яковом Петровичем Болятинским
(так в документе. — Я. Л.), с головою с Яковом Ушаковым, и… государю служил — убил литвина»6.
Разберем теперь состав ратников, воевавших под началом
Я. П. Барятинского, поскольку именно они составили затем ядро Нижегородского ополчения, и появились в Ярославле весной 1612 г. вместе с Д. М. Пожарским и К. М. Мининым. хотя рать состояла из дворян
из разных городов Смоленщины, предлагается условно обобщенно
их именовать «смолянами». После трагического разгрома земской
армии под Клушином и захвата Смоленска, переселившиеся из смоленских земель дворяне проживали на арзамасских, курмышских
и алатырских землях, а также в Ярополческой дворцовой волости
(Владимирского уезда). Именно к ним обратился Кузьма Минин
с предложением вступить в формировавшееся войско. Известно,
что по дороге в Нижний Новгород князь Д. М. Пожарский встретил
дорогобужан и вязьмичей, шедших предложить нижегородцам свои
услуги. П. г. любомиров датирует их прибытие в Нижний концом октября 1611 г.7 Это были закаленные во многих боях ратники, прошедшие дорогами войны в рядах войск Скопина-Шуйского в ходе кампании 1609–1610 гг. Небезынтересно отметить, что с некоторыми
из этих смолян Скопин-Шуйский мог быть знаком еще со времени,
когда он воевал против Болотникова. 2 декабря 1606 г. князь выдвинулся в сторону села Коломенского из Данилова монастыря, и после
соединения со смоленскими ратниками, выступившими из Новодевичьего монастыря, перешел в решительное наступление..
В 1609 г. трехтысячная дворянская рать смолян, дорогобужан
и вязьмичей во главе с князем Я. П. Барятинским, усиленная бельскими

2 81
«П Ре Д АС т ж е БРАт
БРАтА Н А С М е Р т Ь…»
( ВОе ВОД А К Н Я ЗЯ
С КОП И Н АШ У ЙС КОгО
Я. П. БА РЯ т И НС К И Й
И т У Ш И НС К И Й
ВОе ВОД А
В Я РОС л А В л е
Ф. П. БА РЯ т И НС К И Й )

Я. В. леонтьев

282
IV
Люди
Сму тного
времени

дворянами из гарнизона под командованием воеводы И. А. хованского, присоединилась к передовым отрядам Скопина-Шуйского 4 июля
в торжке. Но до этого смоляне уже и сами сделали не мало. Безымянный смоленский дворянин8 — участник похода поведал об этом в «Повести о победах Московского государства»: «И поидоша смольяне
от града Смоленска на помощь ко князю Михаилу Василевичу Скопину-Шуйскому, и с ним разных полков, которые от града Смоленска:
дорогобужаня, и брянчане, и ростовцы (очевидно, «рословцы», жители Рославля. — Я. Л.) и серпьяна (жители небольшого заоцкого города Серпейска. — Я. Л.), и вязмичи, и иных градов люди. И приидоша
под Дорогобуш, и в Дорогобуже полских и литовских людей побили,
и Дорогобуж взяли. И оттоле пошли к Вязме, и в Вязме литовских людей побили же, и град взяли. И оттоле поидоша к Белой, и, пришед, Белую взяли, и литовских людей побили…»9.
Представляется полезным также сравнить состав смоленской
рати Я. П. Барятинского и И. А. хованского с составом войска воеводы г. М. Полтева и окольничего И. Ф. Колычева, действовавшего ранее
против болотниковцев: тогда на помощь смолянам пришли отряды
из Вязьмы, Дорогобужа, Серпейска и из принесших повинную городов
«Ржевской Украйны»10.
В сентябре 1609 г. князь Яков Барятинский выполнил важное
поручение Скопина-Шуйского, свидетельствующее о неизменном
к нему доверии. 27 августа был «учинен» второй договор князя Михаила со шведским секретарем (в русских источниках «королевским
дьяком») Карлом Улофссоном «о посылке с ним полномочных людей
в Корелы для отдачи оного с уездами во владение Шведам, как скоро
Воевода Якоб Де ла гарди с войсками своими придет в Колязин и соединит оные с Российскими». В качестве «полномочных» посланцев
назывались воевода Ф. Д. Чулков и дьяк е. г. телепнев, а также указывалось на то, что жалованье наемникам (деньги и соболя) должен был
доставить князь Я. П. Барятинский11.
Весной 1610 г. перед ним и И. А. хованским была поставлена
задача окончательного освобождения Верхневолжья. Воеводами
были заняты Кашин, Старица и Зубцов. Но затем удача изменила
им. В мае вместе со шведским отрядом Эверта горна Барятинский
и хованский безуспешно осаждали захваченную польским полководцем Александром гонсевским крепость Белую***. После вынужденного отступления они двинулись на соединение с армией Дмитрия Ивановича Шуйского. Во время сокрушительного поражения
царской армии, пятикратно превышавшей польские силы гетмана Станислава жолкевского, под селом Клушином 24 июня 1610 г.
князь Барятинский был одним из немногих, кто не дрогнул и пытался спасти положение. В этом кровопролитном сражении, по подсчетам новгородского историка г. М. Коваленко, русская сторона
*** Ныне город Белый тверской области, прежде Смоленской губернии.

недосчиталась трех тысяч погибшими (из них 700 принадлежали
к наемникам) и множества пленных12. Потери польской стороны составили 500–600 воинов. Среди павших военачальников со стороны
противника был ротмистр Станислав ланцкоронский-Бонк. Земская
армия потеряла в этом сражении одного из наиболее опытных соратников покойного к тому времени Скопина-Шуйского, князя Якова Барятинского. так оборвалась земная жизнь этого «энергичного и решительного» (по определению Юхана Видекинда) воеводы.
Что касается его брата, то превратная судьба пощадила его
во время восстания ярославцев против самозванца весной 1609 г.
В дневнике Яна Сапеги сообщается о его приезде в таборы под троицеСергиев монастырь в записи за 21 апреля: «…приехал к е. М. (его милости. — Я. Л.) Федор Борятинский, ярославский воевода, который едва
убежал от изменников»13. О его службе после гибели лжедмитрия II
в Калуге П. г. любомиров пишет: «О службе его в 1611–1612 гг. не имею
данных, но, вероятно, он служил во втором ополчении и был пожалован «при боярех». Потом был членом Земского собора 1613 г. и служил
царю Михаилу в чине дворянина московского»14. Как и подавляющее
большинство «перелетов», изменивших Василию Шуйскому, поддерживающих Семибоярщину, виновных в иных прегрешениях времен
Смуты, князь Федор Барятинский был прощен правительством Михаила Федоровича и продолжил царскую службу.

1

См.: Тюменцев И. О. Смутное время в России начала XVII столетия: движение лжедмитрия II. М., 2008. С. 579.

2

Дневник Яна Петра Сапеги (1608 – 1611). М., 2012. С. 73.

3

там же. С. 77.

4

Цит. по: Тюменцев И. О. Смутное время в России начала XVII столетия… С. 418.

5

там же. С. 419.

6

Цит. по: Морозов Б. Н. Служебные и родословные документы в частных архивах
XVII в. (к постановке вопроса) // Исследования по источниковедению истории
СССР дооктябрьского периода. М., 1982. С. 93.

7

Любомиров П. Г. Очерк истории Нижегородского ополчения. М., 1939. С. 64.

8

По предположению А. М. Молочникова — Афанасий Вараксин. — См.: статью
А. М. Молочникова в настоящем издании. — Прим ред.

9

Повесть о победах Московского государства. М., 1982. С. 10.

10

Платонов С. Ф. Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI – XVII вв.
М., 1995. С. 318.

11

См.: Замятин Г. А. Россия и Швеция в начале XVII века. СПб., 2008. С. 436.

12

Коваленко Г. М. Клушинское сражение 1610 г. Великий Новгород, 2007. С. 41.

13

Дневник Яна Петра Сапеги… С. 115.

14

Любомиров П. Г. Очерк истории нижегородского ополчения… С. 273.

В. Н. глазьев

МИРОН
А Н ДРееВИ Ч
Ве л Ь Я М И НОВ:
РОлЬ В СОБы т И Я х
СМУты
И В П е РИОД
Ц А РС т ВОВА НИ Я
МИхАИлА
РОМ А НОВА

Глазьев
Владимир
Николаевич,
доктор
исторических наук,
профессор, декан
исторического
факультета
Воронежского
государственного
университета

М

ирон Андреевич Вельяминов — военачальник и администратор, видный участник событий Смутного времени начала XVII в., Смоленской войны, руководитель приказов и городовой
воевода.
Вельяминовы-Зерновы — потомки жившего в XIV в. костромского вотчинника Дмитрия Александровича Зерно, от которого
пошли три рода — Сабуровых, годуновых, Вельяминовых1. Вельяминовы сильно размножились, на протяжении XVI в. они были мало
заметны при государевом дворе. Возвышение фамилии происходило в годы правления Бориса годунова2.
Отец М. А. Вельяминова Андрей Петрович — звенигородский
дворянин3. Мирон Андреевич поступил на службу во время царствования Б. годунова в чине жильца4. Свою военную карьеру М. А. Вельяминов начал в 1608 г. Он участвовал в неудачных сражениях
с войском лжедмитрия II под Болховом и на ходынке, с отрядом
А. лисовского под Москвой, некоторое время находился в осажденной столице, а затем возглавлял дворянскую сотню в походе русскошведской армии М. В. Скопина-Шуйского из Новгорода к Москве.
В боях под Калязиным монастырем с отрядом под командованием
Сапеги в августе 1609 г. М. А. Вельяминов был ранен.
Позднее под Александровой слободой в октябре 1609 г. М. А. Вельяминов в очередной раз подвергался смертельной опасности —
под ним был убит конь. М. В. Шуйский посылал М. А. Вельяминова
к троицкому монастырю, из этого рейда воевода привел многих «язы-

ков». В январе 1610 г. в походе под руководством князя Б. М. лыкова
к Суздалю М. А. Вельяминов командовал дворянской сотней.
В конце января 1610 г. М. А. Вельяминов получил первое самостоятельное поручение — был послан против городов, изменивших
царю Василию Шуйскому. Под Шацком воевода разбил «воровских
людей», занял Шацк, посланные от М. А. Вельяминова люди взяли
Кадом. В феврале 1610 г. противники В. Шуйского дважды приходили под Шацк, но были разбиты.
С марта 1610 г. М. А. Вельяминов — воевода в Касимове,
под его руководством сооружалась острожная стена. В течение нескольких недель Касимов осаждался сторонниками лжедмитрия II,
их штурмы были отбиты гарнизоном под командованием М. А. Вельяминова. После свержения В. Шуйского боярское правительство
направило М. А. Вельяминова против занявших Шацк сторонников
лжедмитрия II. М. А. Вельяминов освободил Шацк, затем дважды
в сентябре и в октябре сидел в Шацке в осаде от мятежных атаманов, за что был отмечен наградой — золотыми монетами — от бояр5.
Как считал А. л. Станиславский, после насильственного пострижения царя В. Шуйского М. А. Вельяминов дольше П. П. ляпунова оставался верным боярскому правительству. Плохими отношениями между этими воеводами можно объяснить отсутствие помощи
со стороны Рязани находившемуся в осаде Шацку6.
Впоследствии М. А. Вельяминов помирился с П. ляпуновым
и с апреля 1611 г. находился в составе Первого ополчения под Москвой с целью освободить Москву от польско-литовских интервентов. Полк М. А. Вельяминова располагался у тверских ворот.
Воевода руководил штурмами, отражал вылазки осажденных, препятствовал попыткам отрядов Я. Сапеги и Я. ходкевича пробиться
на помощь своим.
М. А. Вельяминов скрепил своей подписью Приговор 30 июня
1611 г., по списку от 2 ноября 1611 г. без отлучки находился в составе ополчения во главе своего полка7. После появления в Пскове нового самозванца, выдававшего себя за сына царя Ивана грозного,
М. А. Вельяминов отговаривал казаков Первого ополчения от признания «царя» без согласия городов. Пример М. А. Вельяминова
оказал воздействие на провинцию, в результате новый самозванец
не получил широкой поддержки. После присяги казаков «псковскому вору» весной 1612 г. М. А. Вельяминов покинул Первое ополчение и бежал в Ярославль, где находились войска Второго ополчения
во главе с князем Д. Пожарским.
Руководители Второго ополчения направили М. А. Вельяминова в Шацк, стрельцы и казаки этого города присягнули «псковскому вору». В начале лета 1612 г. М. А. Вельяминов взял Шацк, откуда
писал в соседние города, предостерегая от поддержки И. Заруцкого. В ответ Арзамас и другие окрестные города поддержали Второе
ополчение.

285
М И РОН
А Н Д Ре е ВИ Ч
Ве л ЬЯ М И НОВ:
РОл Ь
В СОБы т И Я х
СМУ ты
И В П е РИОД
Ц А РС т ВОВА Н И Я
МИх АИлА
РОМ А НОВА

286
IV
Люди
Сму тного
времени

М. А. Вельяминов по приказу руководства Второго ополчения двинулся к Переяславлю-Рязанскому, чтобы не допустить захвата этой крепости И. Заруцким. М. А. Вельяминов послал впереди себя четыре сотни во главе с И. лачиновым. лачинов вошел
в город, где уже находились посланцы И. Заруцкого, пытавшиеся
сместить местных воевод и занять их место. лачинов не позволил
им этого сделать.
Из-под Москвы Заруцкий двинулся к Рязани, но его опередил
на два дня М. А. Вельяминов, занявший город. Атаман вынужден был
отступить от Рязани. его преследовал М. А. Вельяминов, в 16 верстах
от Рязани у с. Киструс воевода разгромил Заруцкого. Атаман пытался
захватить Шацк, затем Ряжск, но был отбит от этих городов.
На сторону Заруцкого перешли жители Михайлова, Пронска,
Ряжска, Данкова и епифани. Атаман направил своих воевод к Рязани. В Серебряном острожке рязанские отряды были осаждены.
На помощь им пришел М. А. Вельяминов, получивший подкрепления из Казани. Войска Заруцкого в конце декабря 1612 г. потерпели поражение у Серебряного острожка, у с. Долгина и у Мервина
острожка. Заруцкий потерял всю артиллерию, обоз, около 730 человек попали в плен к М. А. Вельяминову8.
В 1613 г. М. А. Вельяминов во главе рязанских полков участвовал в сражении с Заруцким под Воронежем. Правительственная армия встретила казаков Заруцкого в четырех верстах севернее крепости. Ожесточенное сражение у Русского рога и около придонских
озер продолжалось несколько дней. Победили сторонники Михаила
Романова: у казаков были отбиты знамя, пушки, шатры. Заруцкий
с остатками войска бежал через Оскольскую дорогу, при переправе
через Дон многие его сторонники утонули. Сам Заруцкий с Мариной Мнишек и ее сыном Иваном скрылись в Астрахани. Как один
из воевод М. А. Вельяминов направил в Москву с сообщением о результатах боя своего гонца, рязанского дворянина, получившего
за радостную весть царскую награду9.
После разгрома Заруцкого Мирон Андреевич некоторое время служил в туле, а с апреля 1615 г. руководил полками под Смоленском вместе с князем Иваном хованским. Мирон Вельяминов
лично выводил ратных людей против польско-литовских войск
на Бельскую дорогу. В ходе боя «польских и литовских людей побили наголову и дороги очистили». В плен были взяты польские офицеры — полковник, ротмистры, хорунжий, а также трубачи и 200 рядовых. Русские захватили польские знамена и литавры. Царь послал
под Смоленск дворянина, чтобы сказать воеводам хованскому и Вельяминову «государево жалованное слово» и наградить золотыми
монетами. еще более щедрая награда ожидала Мирона Андреевича
в Москве. За смоленскую службу он получил соболью шубу ценой
72 рубля и большой золотой кубок. Церемония награждения происходила в царском присутствии, «у стола»10.

Затем, уже в мирное время, Вельяминов служил в Великом
Новгороде вместе с тем же князем Иваном хованским, а в 1620 г. был
назначен воеводой в Калугу. Воевавший годами, закаленный в боях,
Мирон Андреевич и в гражданской жизни добивался от подчиненных беспрекословного повиновения. По всей видимости, в Калуге
у М. А. Вельяминова возник конфликт с местным населением, прежде всего с детьми боярскими. Воевода проявил себя как жесткий
и бескомпромиссный администратор. На это указывают косвенные
данные. В 1622 г. брянский воевода А. г. Долгорукий заявлял брянчанам: «Я прислан на то, чтобы вас бить и мучить! Вот Мирон Вельяминов Калугу разогнал и ему за то дают окольничество!»11. На самом
деле чин окольничего после Калуги М. А. Вельяминов не получил,
но его крутые меры против калужан стали широко известны.
Назначенный на должности местного управления Мирон Вельяминов мало считался с настроениями и жалобами населения,
действовал исключительно в интересах пополнения казны. Производя перепись земель на Северной Двине, Вельяминов обложил жителей непомерно высоким налогом, без какого-либо снисхождения.
Отличился перед правительством Мирон Андреевич и во время
службы воеводой в сибирском тобольске. ему и князю А. хованскому удалось вдвое увеличить добычу соли и снабдить хлебом сибирские города и остроги. За это воеводы получили похвальную царскую грамоту. Но в январе 1627 г. сибирская служба Вельяминова
неожиданно прервалась. его холоп донес на хозяина в «государевом
деле». Мирон Андреевич под конвоем был срочно доставлен в Москву. там обвинения против него не подтвердились, и Вельяминов
был назначен одним из руководителей Ямского приказа — «товарищем» к боярину князю лыкову. В 1629 г. Мирон Андреевич носил
чин московского дворянина, имел поместный оклад 950 четвертей,
денежный — 215 рублей.
Новая страница боевой биографии М. А. Вельяминова связана
со Смоленской войной 1632 – 1634 гг. Накануне решительного столкновения России с Речью Посполитой за возвращение Смоленска
Мирон Андреевич был послан в Вязьму. В этом пограничном пункте
возводилась каменная крепость, Вельяминов стал руководителем
строительства. Под его присмотром в Вязьме соорудили 9 каменных
башен, хотя часть крепости осталась деревянной.
В Вязьме М. А. Вельяминов спорил с воеводой Р. П. Пожарским,
который, стремясь выполнять противопожарные предписания, запрещал жителям топить печи. Мирон Андреевич в этот раз проявил
уступчивость, разрешив семьям, где живут постояльцы, разводить
огонь. Правительство предпочло не раздувать конфликт. В год начала русско-польской войны Пожарский был отозван, Вельяминов
стал вяземским воеводой.
Мимо Вязьмы под Смоленск прошла русская армия под командованием М. Б. Шеина. Вязьма стала ключевым пунктом в снабжении

287
М И РОН
А Н Д Ре е ВИ Ч
Ве л ЬЯ М И НОВ:
РОл Ь
В СОБы т И Я х
СМУ ты
И В П е РИОД
Ц А РС т ВОВА Н И Я
МИх АИлА
РОМ А НОВА

В. Н. глазьев

288
IV
Люди
Сму тного
времени

действующей армии, осадившей удерживаемый польским гарнизоном Смоленск. Из Вязьмы под Смоленск возили ружья, пушки, порох, свинец. М. А. Вельяминов высылал под Смоленск кирпич и известь для укреплений, хлеб, причем присланную из Москвы рожь
в Вязьме мололи, остаток складывали в амбарах. Для перевозок
требовалось много подвод, Мирон Андреевич решительно забирал
их у местных жителей, понимая, что от снабжения армии зависит
исход войны. Нельзя не признать, что назначение Мирона Вельяминова в ближний тыл русской армии оказалось удачным. Вяземский воевода за самоотверженную службу неоднократно получал
похвальные царские грамоты.
Исход сражения под Смоленском закончился неудачей для русской армии. Вдохновленный этим успехом неприятель попытался захватить Вязьму. Польские войска неоднократно подходили и штурмовали крепость. Особенно ожесточенным был штурм 7 января
1634 г., когда сражение под крепостными стенами продолжалось в течение дня, и штурм 31 марта, начавшийся ночью и продолжившийся
при дневном свете. Мирон Андреевич не только успешно руководил
вяземскими служилыми людьми, отбившими все нападения, но и посылал подчиненных в уезд за языками. В Вязьму было приведено
118 пленных. Победы достигались чрезвычайным напряжением сил,
ценой больших жертв. Вязьма испытывала недостаток людей, продовольствия, многие жители города умирали из-за голода. Сам воевода
страдал от голода и нужды во время нападений неприятеля.
Правительство высоко оценило вяземскую службу Вельяминова. Мирон Андреевич получил шубу ценой в 130 рублей, кубок
и увеличение денежного оклада на 85 рублей. А вот поместье Вельяминову не увеличили, к этому моменту он и так имел максимальный для его чина оклад в 1000 четвертей12.
После войны Вельяминову пришлось вести отложенный
на время местнический спор с бывшим вяземским воеводой Р. П. Пожарским. Позиции Мирона Андреевича могли пошатнуть многочисленные незначительные провинциальные люди с этой фамилией.
Вельяминовы служили в Рязани, Новгороде Великом, туле. Более
заметные Вельяминовы-Воронцовы также имели много ответвлений в городах. Мирон Андреевич доказывал, что ВельяминовыЗерновы не «обычные», а знатные дворяне. При этом он ссылался
на времена Бориса годунова, когда один из представителей рода
служил в окольничих, другие носили чины стольников и стряпчих,
назначались воеводами. Доводы Мирона Андреевича были признаны убедительными.
После службы в Казани 8 апреля 1638 г. М. А. Вельяминов
приехал воеводой в Воронеж. К нему с челобитной обратились
воронежские полковые казаки — прихожане Ильинской церкви.
Ко времени приезда Вельяминова церковь, расположенная напротив воеводского двора, стала ветхой: кровля сгнила, «стены

и престолы развалились», и служить в ней стало невозможно. Просители — люди бедные, ни они, ни поп Семен не имели средств построить новую церковь.
Воевода, не раздумывая, разрешил строить церковь за казенный счет. Челобитная полковых казаков адресовалась царю Михаилу, но Мирон Андреевич принял решение сам, не сочтя нужным
извещать Москву. храм строился в 1638 – 1640 гг. На лес, наем плотников, тес и гвозди было затрачено чуть более 39 рублей. Истраченные суммы были записаны в расходных книгах. только в 1640 году,
уже после завершения строительства церкви, Мирон Вельяминов
написал об этом в столицу, поставив руководство перед фактом13.
Конечно, порицания он не получил, так как истратил государевы
деньги на благородное дело.
В годы воеводства Вельяминова частых нападений крымских
татар на Воронежский уезд не происходило в связи с тем, что донские казаки продолжали удерживать Азов. тем не менее, весной
1639 г. воронежские служилые люди сражались со степняками.
М. А. Вельяминов послал в степь, в погоню за неприятельским отрядом, возвращавшимся из Руси, конный отряд под командованием дворянина Ивана Шишкина. Ратные люди настигли татар далеко
от Воронежа, на Северском Донце. В ходе боя воронежцам удалось
отбить русский полон и захватить 20 языков. Послужные списки
отличившихся в сражении с татарами воронежцев были отправлены в Москву. Допрошенные пленные сообщили воеводе о том,
что турецкий султан приказал крымскому хану со всей ордой идти
под Азов и осаждать занятую казаками крепость14.
Как и жители других городов, где воеводствовал Вельяминов, воронежцы в полной мере ощутили его жесткий, не допускающий возражений характер. Много лет воронежцы имели недоимки
по натуральному налогу, который назывался посопный хлеб. Мирон
Андреевич сумел взыскать все недоимки, невзирая на сопротивление населения, после чего жители города и уезда уже не имели задолженности перед казной.
При Мироне Вельяминове после долгого перерыва на царскую
службу были приняты украинцы-черкасы и поселены под Воронежем в Костенках. Но, привыкшие к вольной жизни, они с трудом
привыкали к российским порядкам, необходимости подчиняться
воеводам. Возник конфликт украинцев с Вельяминовым, на которого они жаловались в Москву. А уже после отъезда Мирона Андреевича черкасы попытались возвратиться в Речь Посполитую, но были
остановлены и отправлены в ссылку.
Около двух с половиной лет прослужил Вельяминов в Воронеже15. Когда на смену приехал новый воевода, Мирон Андреевич сдал
дела и собрался уезжать. Но дороги из Воронежа были небезопасны.
Вельяминов, подав челобитную, попросил у царя охрану. Он ссылался на прошлые указы — уезжавших воевод сопровождали вооружен-

289
М И РОН
А Н Д Ре е ВИ Ч
Ве л ЬЯ М И НОВ:
РОл Ь В
СОБы т И Я х
СМУ ты
И В П е РИОД
Ц А РС т ВОВА Н И Я
МИх АИлА
РОМ А НОВА

В. Н. глазьев

ные люди. В сентябре 1640 г. царь Михаил Федорович распорядился выделить 50 стрельцов и казаков, чтобы проводить Вельяминова
из Воронежа до Рязанского края16.
Многолетняя верная служба Вельяминова была высоко оценена царем Михаилом Романовым. 27 апреля 1641 г. Мирон Андреевич
получил чин окольничего. Но жить ему оставалось недолго. летом
того же года он умер17. Дети Мирона Вельяминова Михаил и Алексей
просили сохранить за ними вотчину отца в Шацком уезде. В челобитной, основанной на послужных списках, они перечислили все ратные
заслуги отца, его работу как чиновника и строителя крепостей.
Мирон Вельяминов — незаурядный человек, оставивший яркий след в российской истории. Мужественный воин, закаленный
в боях военачальник, бескомпромиссный администратор — такой
предстает перед нами эта личность.

1

Веселовский С. Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М.,
1969. С. 162 – 169.

2

Павлов А. П. государев двор и политическая борьба при Борисе годунове. СПб.,
1992. С.17.

3

Боярский список 1588 – 1589 гг. // Станиславский А. Л. труды по истории государева двора в России XVI – XVII вв.М., 2004. С. 244; Список выборных дворян начала
1590-х гг. // там же. С.352.

4

Правящая элита Русского государства IX- начала XVIII в.: Очерки истории / отв.
ред. А. П. Павлов. СПб., 2006. С. 253.

5

Челобитная шацких дворян М. М. и А. М. Вельяминовых о поместье с описанием
службы их отца окольничего М. А. Вельяминова // Народное движение в России
в эпоху Смуты начала XVII в. М., 2003. С. 338 – 339.

6

Челобитная Вельяминовых — источник по истории России начала XVII в. / публ.
подг. А. л. Станиславский // Советские архивы. 1983. № 2. С. 34.

7

Козляков В. Н. Смута в России. XVII век. М., 2007. С. 354.

8

Челобитная шацких дворян М. М. и А. М. Вельяминовых о поместье с описанием
службы их отца окольничего М. А. Вельяминова… С. 340 – 341.

9

Белокуров С. А. Разрядные записи за Смутное время. М., 1907. С. 24, 66, 208 – 209,
234; Книга сеунчей1613–1619 гг. М.; Варшава, 1995. С. 20.

10

Временник ОИДР. М., 1849. Кн. 2. Материалы. С. 2; Разрядная книга 1475 – 1605 гг.
М., 2003. т. 4. Ч. 2. С. 114; Книга сеунчей 1613 – 1619 гг. … С. 40 – 41.

11

Книги разрядные по официальным спискам. СПб., 1851. т. 1. Стб. 719, 759; Памятники южновеликорусского наречия: челобитья и распросные речи. М., 1993. С. 21.

12

Акты Московского государства. СПб., 1890. т. 1. № 705. 1634 г. С. 645.

13

РгАДА. Ф. 210. Оп. 9. Столбцы Московского стола. Д. 153. л. 142 – 145.

14

РгАДА. Ф. 210. Оп. 12. Столбцы Белгородского стола. Д. 111. л. 1 – 35.

15

Глазьев В. Н. Воронежские воеводы. Воронеж, 2007. С. 77 – 83.

16

РгАДА. Ф. 210. Оп. 12. Столбцы Белгородского стола. Д. 123. л. 374 – 375.

17

Правящая элита Русского государства IX — начала XVIII в.: Очерки истории…
С. 318.

М. И. Балыкина

А Н ДРеЙ
Се МеНОВИ Ч
А л ЯБЬеВ —
ВОе ВОД А
НИжНегО
НОВгОРОД А
В СМ У т НОе
ВРе М Я

Д

ля всестороннего понимания исторического процесса необходимо изучать не только события, но и личности участников
этих событий, а также мотивы, которыми они руководствовались
в принятии своих решений. Особенно важно понять личности
участников таких сложных исторических явлений, каким является
Смутное время в России начала XVII в.
Выдающуюся роль в организации регулярной борьбы Нижнего
Новгорода с отрядами «тушинского вора» непосредственно перед созданием Второго ополчения, освободившего Москву от поляков, сыграл
второй воевода Нижнего Новгорода Андрей Семенович Алябьев. Он
вместе с первым воеводой князем А. А. Репниным организовал защиту Нижнего Новгорода от осаждавших его изменников во время Смуты и заставил многие окрестные города перейти на сторону законного
правителя Василия Шуйского. Именно организаторские и полководческие способности А. С. Алябьева сыграли огромную роль в консолидации той части военных сил и населения городов Поволжья, которая
стремилась к преодолению Смуты. Можно с большой вероятностью
предположить, что именно военные победы «забытого нижегородского ополчения»1 А. С. Алябьева в 1608/1609 гг., показавшие нижегородцам их силу, послужили одной из составляющих в принятии решения
о создании в Нижнем Новгороде знаменитого второго ополчения.
В последнее время интерес к действиям ополчения
1608/1609 гг. заметно вырос в связи с публикацией А. В. Антоновым
документов, относящихся к его деятельности2.

Балыкина
Мария
Игоревна,
магистрантка
Нижегородского
государственного
университета
имени
Н. И. Лобачевского

292
IV
Люди
Сму тного
времени

Но о личности военного руководителя этого ополчения — воеводы А. С. Алябьева исследований так и не появилось, что вполне
объяснимо. Биография А. С. Алябьева восстанавливается сложно
из-за почти полного отсутствия сведений по истории первой половины его жизни. Выявление архивных сведений об Алябьеве и попытка по-новому взглянуть на уже известные факты могут помочь
воссоздать основной контур его биографии.
История всего рода Алябьевых имеет много лакун. Считается,
что род происходит от Александра Алябьева, выехавшего из Польши
в Россию в начале XVI в., хотя документальных подтверждений этой
версии мы не находим. В Ономастиконе С. Б. Веселовского упоминается Михаил Олябей емельянов, 1500 г., от которого, по мнению
исследователя, происходят Олябьевы (позже Алябьевы). Семен Федосеевич Алябьев впервые упоминается как гонец в Крым в Посольских книгах за 1499 – 1505 гг.3 Но по возрасту он вряд ли мог быть
отцом Андрея Семеновича. также, в середине XVI в. упоминаются
дети боярские Алябьевы, служившие по Боровску4.
Всего в документах XVI века фигурируют три человека по имени
Семен Алябьев. Один из них — гонец в Крым, второй — большой дьяк,
третий — Сенька Савинов сын, дворовый, служит по Боровску. Как соотносятся между собой эти три лица, не может ли быть, что речь идет
о двух людях, упоминаемых с разным написанием имени, — на этот
вопрос однозначного ответа пока дать не представляется возможным.
Дополнительную путаницу в генеалогию А. С. Алябьева вносит существование в это же время в 1554/1555 гг. головы Афанасьева сына Алябьева5 и Венидикта Алябьева, которые, возможно, одно и то же лицо.
В разное время исследователи без особого на то основания выводили
генеалогию А. С. Алябьева от всех вышеупомянутых лиц.
По времени жизни, по положению в обществе представляется, что наиболее вероятно его отцом является большой дьяк Семен Алябьев, написанный в 1550 г. в Дворовой тетради либо Семен
Саввин сын Алябьев. Нельзя исключать, что речь идет об одном
и том же лице.
В 1565 г. Семен Алябьев служил в Астрахани6, в посольских
книгах за 1565–1567 гг. отмечен приезд гонца Семена Алябьева.
Во время опричнины в 1568 г. Семен Алябьев был убит по делу
о заговоре в земщине, запись об этом имеется в синодике опальных7. В именном указателе к тексту публикатор указывает, что речь
идет о Семене Савинове сыне Алябьеве, вышеупомянутом дворовом
служилом человеке по Боровску.
таким образом, однозначный ответ на вопрос, кем же был
отец воеводы А. С. Алябьева, в настоящее время вряд ли возможен,
так как требуется поиск и привлечение новых источников.
Кроме Андрея Семеновича Алябьева по документам известен
Дмитрий Семенович Алябьев, который, вероятно, был его старшим
братом. Дмитрий в 1565 г. служил воеводой в Дорогобуже, его женой

являлась Арина тверетинова, в ОПИ гИМ сохранилась рядная запись
об их свадьбе8. Позднее Дмитрий Алябьев упоминается в источниках
как дьяк: в 1589 г. — в Нижнем Новгороде, с 1594 г. — в Новгороде9.
Немаловажно, что в 1600 г. он служил дьяком в Новгороде при воеводе и будущем царе Василии Ивановиче Шуйском10. Возможно, именно
такое близкое знакомство брата с будущим царем повлияло впоследствии на карьеру Андрея Семеновича, а также на его позицию по поддержке Шуйского во время событий 1608–1610 гг.
год рождения Андрея Алябьева неизвестен. также пока не
удалось обнаружить документов, относящихся к первой половине его жизни. если судить по первому упоминанию его в документах под 1595 г. и упоминанию свадьбы его предполагаемого брата
Дмитрия в 1565 г., то следует считать, что, наиболее вероятно, Андрей Семенович родился между 1545 и 1565 гг. В 1588 / 1589 гг. Андрей Алябьев был рядовым выборным дворянином дорогобужской
служилой корпорации11. В 1595 г. Андрей Алябьев был отправлен
в чине дворянина в посольстве к римскому «цесарю» — императору Священной римской империи Рудольфу II (1552–1612). Император просил помощи у России в борьбе с турцией, «а послал государь
ту подмогу к цысарю крестьянскому не деньгами: собольми, да лисицами черными, да куницы, и бобры, и белки; а дворян было послано с Михаилом Вельяминовым (посол. — М. Б.): сын ево Василей
Вельяминов, да из Выбору, из Дорогобужа — Иван (отчество пропущено. — М. Б.) сын Засецкой, да Ондрей Семенов сын Олябьев,
да ждан лихарев». С этим посольством связана челобитная Андрея Алябьева: «и Ондрей Олябьев с Иваном Засецким месничался,
не хотел по росписи меньши ево быть; и Ондрею Олябьеву велено
быти по росписи, и он был по росписи меньши Ивана Засецково»12.
Отметим, что почетное назначение в посольство состоялось как раз
после того, как Дмитрий Семенович Алябьев стал дьяком при очень
влиятельном и уже вышедшем из царской опалы Василии Шуйском.
При Борисе годунове рост в карьере Андрея Алябьева продолжился. В 1598 / 1599 гг. А. Алябьев — выборный дворянин из Дорогобужа, написанный в боярском списке13, а уже в 1603 г. он назначается
дьяком вновь созданной галицкой чети, одного из территориальных финансовых приказов государства14. Для Алябьева это было
несомненным повышением по службе, руководство финансовым
приказом воспринималось как почетное и доходное назначение.
В 1604 / 1605 гг. его оправляют с большим нарядом (артиллерией)
в полки к воеводам против лжедмитрия15.
После победы лжедмитрия Андрей Семенович, как и большинство его современников, продолжает свою службу. В 1605/1606 гг.
он руководил галицкой четью16. Согласно документам он был одним из послов «на крыльце» на свадьбе лжедмитрия I с Мариной
Мнишек, состоявшейся 8 мая 1606 г. На этой же свадьбе «у послов
за ествою сидел стольник князь Дмитрей Михайлович Пожарской»17.

293
А Н Д Ре Й
С е М е НОВИ Ч
А л Я БЬе В —
ВОе ВОД А
Н И ж Н е гО
НОВгОРОД А
В С М У т НОе
ВРе М Я

М. И. Балыкина

294
IV
Люди
Сму тного
времени

После вступления на престол Василия Шуйского дьяк Андрей Алябьев по данным боярского списка 1606 / 1607 гг. находится
«в отсылке»18. В 1607 / 1608 гг. Андрей Семенович отправился вместе
с царем в походы против тушинского вора под тулу и Олексин, он
назначен быть «у знамени у государева»19. Следует особо отметить,
что согласно документу, в это время он еще был дьяком. Всего дьяком А. Алябьев пробыл, вероятно, около пяти лет.
Поздней осенью 1608 г. А. Алябьев получил назначение вторым воеводой в Нижний Новгород, главным воеводой стал князь
А. А. Репнин20. Это было серьезное повышение в службе — военные
чины считались престижнее, чем дьяческая служба. Для понимания причин назначения Алябьева в Нижний Новгород следует внимательнее присмотреться к личности первого воеводы — А. А. Репнина. В 1600 / 1601 гг. князь Репнин попал в немилость у Бориса
годунова как сторонник и родственник Романовых и был назначен
воеводой в далекий Яранск, где за ним фактически приглядывал
стрелецкий голова А. Исленьев, затем его выслали в черемисскую
деревню, а чуть позже перевели на «государеву службу на Уфу с женой и детми»21. Учитывая сложные взаимоотношения Романовых
и Шуйских, шаткость положения выборного царя, можно предположить, что Шуйский назначил А. Алябьева вторым воеводой не случайно. Шуйскому нужен был рядом с воеводой Репниным надежный
человек, полностью обязанный карьерой царю. Не стоит сбрасывать
со счетов и тот факт, что в Нижнем Новгороде ранее побывал дьяком
Дмитрий Алябьев, что могло помочь Андрею Семеновичу в налаживании отношений с местной верхушкой.
Но не исключено, что уже во время походов против тушинского вора в составе войска Василия Шуйского Андрей Алябьев сумел проявить свои деловые и организаторские качества, которые
так ярко будут видны впоследствии. Это также могло сыграть роль
при его назначении вторым воеводой в Нижний Новгород.
При изучении биографии Андрея Алябьева обращает на себя
внимание следующее: все государи, которым он служил, были законными. Полагаем, что здесь дело заключается не столько в чувстве долга перед государством, сколько в житейской основательности бывшего дьяка, в чисто чиновническом (в хорошем смысле
слова) отношении к службе. Он служил так, как это было положено
по законам своего времени. его твердое решение держать сторону
царя Василия и оказывать активное противодействие тушинцам,
наверняка, следовало не только из чувства благодарности своему
покровителю и надежды на новые благодеяния, но и прежде всего
из твердого убеждения, что он поступает правильно. Кроме того,
значительную роль играли и настроения нижегородцев в поддержку царя Василия, ведь Шуйские принадлежали к нижегородско-суздальским князьям, и современники это хорошо помнили. Косвенно на это указывает тот факт, что при отстранении царя от власти

в 1610 г. ему было предложено стать удельным нижегородским
князем22. Чтобы понять, каким непростым было решение Нижнего
Новгорода и его воевод не изменять правительству Шуйского, надо
вспомнить о том, что практически вся округа, от Курмыша до Арзамаса и далее до Владимира, «заворовала» и перешла на сторону «тушинцев». В условиях фактической блокады города, нижегородцы
создали городовой совет, в который входили воеводы, дьяк, представители духовенства, дворянства, иноземцев и посада 23.
Воевода Андрей Алябьев известен, прежде всего, как военачальник Смутного времени. Благодаря публикациям показаний
Михаила Ордынцева, Афанасия Суровцова и других нижегородских
дворян и детей боярских о своей службе в полку у А. Алябьева достаточно подробно известно как, начиная с 22 ноября (2 декабря)
1608 г., неоднократно приходили изменники под Нижний Новгород
и пытались взять город приступом. Войско под началом А. Алябьева, укрепленное затем отрядом, присланным Ф. И. Шереметевым,
не только отбило приступы, но и 2 (12) декабря разбило тушинцев
на полпути к Балахне, заставив этот город перейти на сторону законного царя. Во время походов под сёла Ворсму, Павлово, Богородское ополчение последовательно разгромило еще несколько
отрядов тушинцев, а 15 февраля взяло их крупный опорный пункт
в Поволжье — город Арзамас, позднее — города Муром, Касимов.
С 9 января по 18 февраля 1609 г. Василий Шуйский присылает
в Нижний Новгород 7 указных грамот на имя обоих воевод с похвалой за службу и с извещением о ситуации в Москве, а также с указаниями о дальнейших действиях дворянского ополчения. тексты
грамот хорошо передают положение дел в государстве в это время
и настроение центральной власти. Обращает на себя внимание тот
факт, что в них, как правило, первый воевода А. А. Репнин упоминается только вначале, в традиционном для такого вида документов
обращении: «От царя и великаго князя Василья Ивановича всеа Русии в Нижней Новгород воеводем нашим князь Александру Андреевичю Репнину, да Ондрею Семеновичю Олябъеву, да дьяку нашему
Василью Семенову». При этом второй воевода удостаивается в грамотах не только личного (по имени) обращения, но царь сообщает
ему о том, что дети его и племянники хорошо служат царю в Москве: «И вы б однолично нашим делом промышляли, как вас Бог наставит, а на наше жалованье во всем есте были надежны. А твои, Андреевы, дети и племянники на Москве нам служат так же с великим
раденьем». Упоминание племянников (известно, что сын Дмитрия
Петр при Михаиле Романове станет владимирским воеводой) также
является аргументом в пользу предположения о родстве его с Дмитрием Алябьевым. Далее Шуйский пишет «А ты, Ондрей, з головами,
и з дворяны, и з детми боярскими, и со всякими ратными людми ходил на воров многижда… И многие городы и волости от воровские
смуты к нам обратилися, и к кресному целованью привел. И нам

295
А Н Д Ре Й
С е М е НОВИ Ч
А л Я БЬе В —
ВОе ВОД А
Н И ж Н е гО
НОВгОРОД А
В С М У т НОе
ВРе М Я

М. И. Балыкина

296
IV
Люди
Сму тного
времени

то все ведома подлинно. И мы, слыша о том, обрадовалися и всемилостивому Богу и Пречистые Богородицы и великим чюдотворцом
со слезами хвалу воздали. А за вашу службу и раденье всегда о вас
милосердуем и просим того у Бога, чтоб нам велел Бог против ваши
службы воздати вам нашим великим жалованьем. А толко велит Бог
вам наши очи видети, и мы вас пожалуем тем, чего у вас и на разуме
нет, и ото всей вашей братьи вас велим отвести нашим жалованьем,
и службу вашу вовеки учиним памятну.» также и в грамоте на имя
всего нижегородского ополчения высказывается похвала в самых
теплых словах и с обещаниями будущих наград. В то же время,
в грамоте, направленной на имя только первого воеводы Репнина
и дьяка Семенова (Алябьева в это время нет в городе) царь довольно
коротко и сухо сообщает суть дела и обещает «А мы вас за службу
пожалуем своим великим жалованьем» 24. Цитируемые документы
подтверждают, что Василий Шуйский особо выделяет второго воеводу. Ведь А. А. Репнин, как известно из сказок дворян и детей боярских, описывающих их службу в Смуту, также принимал деятельное
участие в организации обороны Нижнего Новгорода, но он не удостоился таких теплых слов, как А. С. Алябьев. Внимание царя к Алябьеву может быть объяснено тем, что, будучи «воеводой в поле», он
непосредственно управлял войсками в ходе военных операций и поэтому его заслуги были больше на виду. Но было также и ясное понимание действительно выдающихся заслуг А. Алябьева по организации борьбы с тушинцами и иными «ворами», и явно сквозящее
в грамотах доверительное отношение царя к Алябьеву.
Примерно на год воевода Алябьев исчезает из поля зрения известных источников. Можно предположить, что, когда дворянское
ополчение Нижнего Новгорода соединилось с основным войском
Ф. И. Шереметева и подошло к Москве, Алябьев мог попасть в осадное сидение вместе с Шереметевым или был отправлен с нижегородскими дворянами на театр военных действий.
Правительство Шуйского пало, и былая поддержка Алябьевым развенчанного царя вряд ли уже воспринималась как доблесть
в глазах московского боярства. Косвенно это подтверждается и более поздним документом — Утвержденной грамотой 1613 г. об избрании царя Михаила Феодоровича на престол. Подписи нижегородского воеводы, имевшего немалые заслуги в преодолении
Смуты, под этим документом мы не находим25. По данным арзамасских поместных актов и разрядных записей в 1611 / 1612 гг. и в марте 1613 г. он опять был вторым воеводой в Нижнем Новгороде: «лета
7120 году… В Нижнем Новегороде околничий и воеводы князь Василий Андреевич Звенигородцкой да Ондрей Семенов сын Алябьев
да дьяк Василей Семенов»26. В Отписке Земского Совета царю Михаилу Феодоровичу о присяге жителей Нижнего Новагорода, посланной в марте 1613 г., Андрей Алябьев также упоминается как второй
воевода 27. По сведениям источников на 3 марта 1615 г., А. С. Алябьев

был судьей в Московском судном приказе, в том же году получил
поместье, но оно было взято обратно и отдано помилованным нетчикам28. В 1618 г. он упоминается в «Дворцовых разрядах» как объезжий голова в Китай-городе, а в известном московском «осадном
списке» в числе пяти дворян, которые «были у колодников», отмечен
и Андрей Семенов сын Олябьев с припиской «вотчины дати указано». За московское осадное сидение в «королевичев приход» вотчины
получили и оба сына А. С. Алябьева 29. В 1619 / 1620 гг. уже очень немолодого А. С. Алябьева назначают наконец первым воеводой в Вологду. Интересные сведения о событии времен его воеводства содержится в приходной книге Новгородской четверти за 1619 – 1620 гг.
27 декабря на дворе у посадского человека был обнаружен клад мелких серебряных и медных монет — «старых денег 418 рублев 14 алтын 4 денги новгородок, да 85 рублев 18 алтын 4 денги московок,
да новых 22 рубля»30. Клад, вероятно, был зарыт в Смутное время,
около 1610 г. Воевода Алябьев изъял деньги в казну и отправил в Москву на Денежный двор, где их перечеканили в новые деньги и в итоге учли в приход по Новгородской четверти 678 рублей 15 алтын
и 2 деньги. Мужикам, откопавшим клад, было выдано 100 рублей.
Для сравнения отметим, что оклад самого воеводы Алябьева, согласно чину, составлял 150 рублей31. Последнее по времени упоминание об Алябьеве относится к 15 января этого же года, когда ему
была послана государева грамота о сборе денег за казачьи хлебные
запасы32. Запись о смерти Андрея Семеновича Алябьева сохранилась в приходно-расходной книге Устюжской четверти 1619 / 1620 гг.
без указания точной даты33, но с учетом вышеизложенного можно
утверждать, что он умер не ранее января 1619 / 1620 гг.
таким образом, по документам достаточно полно удалось
проследить примерно 25-летний отрезок жизни А. С. Алябьева.
Это был период, когда он активно участвовал в событиях в стране.
Во время правления Василия Шуйского Андрей Семенович Алябьев
сыграл выдающуюся роль в организации сопротивления тушинцам
в Поволжье и центральной России. Победы М. В. Скопина-Шуйского
на севере страны и победы А. С. Алябьева под Нижним Новгородом,
Балахной, Арзамасом, Муромом давали стране надежду на победу
над Смутой. И в этом смысле роль воеводы Алябьева и ополчения,
им возглавляемого, быть может, до сих пор не до конца оценена
историками.
Дополнительные штрихи к пониманию личности А. С. Алябьева и его места в государственном аппарате дает изучение биографий его сыновей. Воевода имел двух сыновей: старшего григория
и младшего Федора. В Писцовой книге 1622 г. имеется и упоминание о его вдове Марии34, ее происхождение нам неизвестно.
Старший сын Андрея Алябьева григорий сделал хорошую
карьеру на государевой службе. В 1613 г. его посылают под Кричев вместе с князем Алексеем Михайловичем львовым, в 1615 г.

297
А Н Д Ре Й
С е М е НОВИ Ч
А л Я БЬе В —
ВОе ВОД А
Н И ж Н е гО
НОВгОРОД А
В С М У т НОе
ВРе М Я

М. И. Балыкина

298
IV
Люди
Сму тного
времени

вместе с ним же — в Рыльск, где последний был воеводой. григорий Алябьев служил воеводой в Болхове в 1619 – 1620 гг., и в том же
1620 г. головой у жильцов. Алябьевы не теряют связи и с Нижним
Новгородом. В 1622 г. в писцовой книге указан в Нижнем Новгороде двор григория и Федора Андреевых детей Алябьевых, место
под ним не тяглое (не несущее податных обязанностей). Позже григорий Андреевич также служил воеводой в Путивле (1622 г.), Вязьме
(1624 г.). Он регулярно присутствует у государева стола на праздниках в 1626 г., что говорит о расположении царя к нему, а в 1627 г.
его отправляют воеводой в Пелым. В 1631 г. григорий едет послом
в Нидерланды. А в 1633 г. назначен вместе с Ф. Бутурлиным воеводой для похода против поляков в Северскую область. С. М. Соловьев
приводит следующие сведения: «В 1633 году послал государь в Стародуб к воеводе Бутурлину в товарищи воеводу Алябьева, да с ним
велено быть дворянам московским, жильцам и дворовым людям;
но дворяне и жильцы били челом государю на Алябьева, что у него
в полку быть нельзя, потому что и последний дворянин и жилец ему,
Алябьеву, в версту; тогда государь указал дворянам и жильцам быть
с одним Бутурлиным, а с Алябьевым указал быть дворовым людям:
подымочникам, сытникам, конюхам, кречетникам, сокольникам,
охотникам и детям боярским царицына чина»35. таким образом,
несмотря на благосклонность царской власти, большинство чинов
считали Алябьевых чем-то вроде выскочек и не очень жаловали их.
женат был григорий Алябьев на Василисе Доможировой, сестре
Ивана Борисовича Доможирова, одного из предводителей «изменников» в Нижегородском уезде, прощенного затем правительством.
У них родилась дочь Пелагея, выданная замуж за Петра Федорова
сына Волконского и сын Степан. григорий Андреевич Алябьев умер
не позднее 9 июня 1644 г.36
Степан Алябьев, внук воеводы Андрея Семеновича, в 1648 г.
17 декабря просил поверстать его поместным и денежным окладом,
указывая, что отец служил царям 50 лет. ему дали дополнительный
оклад 600 четей и 30 рублей денег37. У константинопольского архимандрита Арсения грека, приглашенного учить языкам молодых
дворян, Степан научился латыни38. Сохранилась также память в Разрядный приказ от 3 сентября 1653 г. о придаче Степану Алябьеву
100 четей и 20 рублей за участие в перенесении мощей св. Филиппа39.
О младшем сыне Андрея Семеновича Федоре впервые находим упоминание в десятне 1618 г.: «Иван левонтьев сын Пьянков.
Окладчики сказали: худ и беден, и вперед служить нечем, поместье
завладел Федор Олябьев»40. «Микитка Путилов сын Пьянков. Окладчики сказали: не служит, поместья взял Федор Олябьев, и у смотру
не был»41. И далее в десятне 1622 г.: «Офонка Филипьев сын Пьянков.
Окладчики сказали: собою середней, на службе будет на меринке,
с пищалью, [поместье] охудело от насилства Федора Олябьева. Поместья в дачах з братом с Малафеем восмъдесят семь чети, пусто. Быть

на ближней службе. Брат ево десяти лет»42. таким образом, Федор
всеми способами укреплял свое материальное положение, поскольку он пользовался благосклонностью царской власти, помнящей заслуги его отца в борьбе с тушинцами и иными ворами и участие его
самого в московском осадном сиденье, когда королевич Владислав
осадил Москву в 1618 г.
К 1623 г. Федор имел довольно крупные земельные владения в
Нижегородским уезде. В платежнице 1628 г., составленной на основании писцовой книги Дмитрия лодыгина 1622/1623 гг. написано:
«За вдовою Марьею Ондреевою женою Олябьева в вотчине
мужа ее полдеревни Чюшкины, в живущем две чети без полутретника. За стряпчим за Федором Ондреевым сыном Олябьевым в помесье полдеревни Чюшкины, в живущем две чети без полутретника, и обоего в деревне Чюшкине четыре чети без третника…».
«За Федором Ондреевым сыном Олябьевым в вотчине за службу за московское осадное сиденье в королевичев приход под Москву
в селце в Малом Белозереве, Подлешиха тож, пять чети с осминою.
Да за Федором же в вотчине за службу царя Василья Ивановича за нижгородцкое осадное сиденье в селце ж в Малом Белозереве
да жеребей в деревне в Болшом Белозерове две чети без третника,
и обоего в вотчине семь чети с полутретником.
Да за Федором ж сверх вотчинных дачь в поместье в деревне
в Болшом ж Белозерове да в деревне в Малом Внукове, да в деревне в ысламовском, Уткино тож, а платити ему… и обоего с помесья
с трех чети с третником. За стряпчим за Федором Ондреевым сыном
Олябьевым в поместье в Старой гриве в Семенцове три четверти»
(л. 28, 37 об. — 38)43.
Примечательно, что вотчина в д. Чушкино находится в совместном владении у Федора и вдовы Марьи. С большой вероятностью можно предположить, что она была матерью Федора. Была ли она матерью
старшего сына А. С. Алябьева григория, точно сказать нельзя.
В 1623 г. 17 мая на приеме кызылбашских послов Федор Алябьев присутствует в чине стряпчего с платьем. 25 августа 1623 г. он
был послан в Нижний Новгород для «дворянского сбору» из-за угрозы войны со Швецией.
Федор Алябьев нес царицын фонарь на обеих свадьбах царя
Михаила Федоровича. «Над свечами у фонарей были: у государева
фонаря стряпчие Дмитрей Баимов сын Воейков да Нефед Кузмин
сын Минин; у государынина фонаря стряпчие Федор Андреев сын
Олябьев да Дорофей Шипов»44. Примечательно, что оба раза одним
из носильщиков государева фонаря был также сын Кузьмы Минина
Нефед. так получилось, что дети, отцы которых немало послужили
в Смуту, получили места хоть и не из первых, но почетные.
Позже Федор Алябьев был воеводой в галиче (1633 г.), ельце
и Уфе, в последней он конфликтовал с родом гладышевых45. В ельце
в 1640 г. он столкнулся с недовольством части местного населения —

299
А Н Д Ре Й
С е М е НОВИ Ч
А л Я БЬе В —
ВОе ВОД А
Н И ж Н е гО
НОВгОРОД А
В С М У т НОе
ВРе М Я

М. И. Балыкина

300
IV
Люди
Сму тного
времени

служилых, посадских людей и казаков, которые подали челобитную
на воевод, так как были недовольны действиями лиц, назначенных
воеводой на должности для исполнения государственных повинностей. Федор Алябьев приказал арестовать челобитчиков и бить
их батогами46. Правительство активно задействует Федора Алябьева в делах на юге. В 1636 г. он ездил в посольство к ногайским татарам, а в 1644 г. в боярском списке указано, что про него «сказали
на Дону»47. Последнее из обнаруженных нами упоминаний о Федоре
Андреевиче Алябьеве относится к 1648 – 1651 гг., когда он заведовал
Приказом каменных дел.
Судя по документам, Федор Алябьев был оборотистым землевладельцем, не гнушающимся ничем для приращения своих поместий. Явно негативное отношение к нему со стороны нижегородских окладчиков сквозит в записях десятен о захватах им земель
у помещиков Пьянковых, младшему из которых было всего 10 лет.
Упоминания о его противостоянии со служилыми людьми во времена воеводства в Уфе и ельце также наводят на мысль о том, что он
был человек конфликтный, с неуживчивым характером, склонный
решать спорные вопросы с помощью насилия.
Изучение истории семьи Алябьевых дает ключ к более глубокому пониманию событий 1608 – 1610 гг. в Нижнем Новгороде.
Андрей Семенович Алябьев, будучи неродовитым по происхождению, сумел довольно сильно продвинуться по карьерной лестнице при выборных царях Борисе годунове и Василии Шуйском. Оба
царя стремились создать слой преданных им лично людей, которых
сложно было найти среди родовитой знати. Василий Шуйский, хорошо знавший Дмитрия Алябьева, особенно сильно повысил его
брата Андрея по местнической лестнице. Именно кризис Смутного времени дал возможность выдвинуться таким незаурядным,
но неродовитым людям, как А. С. Алябьев. Организаторские и воинские способности Андрея Семеновича Алябьева, его твердая позиция в вопросах поддержки Василия Шуйского, его военные победы
над «ворами и изменниками» в тяжелый для страны период, пожалуй, так и не были по достоинству оценены после прихода к власти
Михаила Романова. Этому мешало как невысокое происхождение
Алябьева, так и то, что он считался сторонником Василия Шуйского. только перед смертью он получил должность первого воеводы
в Вологде. Но нельзя не отметить, что Романовы все же помнили
о заслугах воеводы. Не случайно его дети постоянно упоминаются как участники торжественных событий при дворе, хотя и далеко
не на первых ролях, что вполне соответствует их происхождению.
Алябьевы — образованные люди, хорошие организаторы, надежные
подданные, из поколения в поколение бывшие дьяками, послами,
воеводами. Подняться выше по карьерной лестнице им мешала сложившаяся местническая система. Несмотря на свои способности,
они вынуждены были уступать более родовитым и старшим по чину

и держались в основном на царской милости. только спустя целый
век наступит благоприятное время для таких людей как, А. С. Алябьев, и появится возможность быстрого продвижения по службе
за счет своих заслуг и способностей.

3 01
А Н Д Ре Й
С е М е НОВИ Ч
А л Я БЬе В —
ВОе ВОД А

1

Козляков В. Н. Смута в России. XVII век. М, 2007. С. 341.

2

Антонов А. В. К начальной истории нижегородского ополчения // Русский дипломатарий. М., 2000. Вып. 6. С. 196 – 240.

НОВгОРОД А

3

Рогожин Н. М., Богуславский А. А. Посольские книги конца XV — начала XVI вв.
База данных. URL: ttp://www.vostlit.info / Texts / Dokumenty / Russ / XVI / 1540 – 1560 /
Tys_kniga_1550 / text.htm. Размещено в 2007 г.

ВРе М Я

4

тысячная книга 1550 г. и Дворцовая тетрадь 50-х годов XVI в. М.—л., 1950. С. 74.

5

Вкладная книга троице-Сергиева монастыря. М., 1987. С. 128.

6

Разрядная книга 1550 – 1636 гг. М., 1975. т. I. С. 141.

7

Синодик опальных Ивана грозного 1583 года // Памятники истории русского
служилого сословия / сост. А. В. Антонов. М., 2011. С. 215.

8

Опубликовано в Интернете.
URL: http://www.bogorodsk-noginsk.ru / rodoslovie / alyabyevy.html

9

Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV – XVII вв. М., 1975. С. 21.

10

Разрядная книга 1550 – 1636 гг. … С. 175.

11

Станиславский А. Л. труды по истории государева двора в России XVI – XVII веков.
М., 2004. С. 246.

12

Разрядная книга 1475 – 1605 гг. М., 1989. т. 3. Часть 3. С. 82 – 83.

13

Станиславский А. Л. Боярские списки конца XVI — начала XVII века как исторический источник // Советские архивы. № 2. 1973. С. 96.

14

Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие… С. 20; Лисейцев Д. В. Приказная система
Московского государства в эпоху Смуты. М., 2009. С. 256.

15

Разрядная книга 1550 – 1636 гг. М.,1976. том 2. Вып. 1. С.222.

16

Лисейцев Д. В. Приказная система Московского государства в эпоху Смуты…
С. 460.

17

Белокуров С. А. Разрядные записи за Смутное время (7113 – 7121 гг.). М., 1907.
С. 137.

18

Народное движение в России в эпоху Смуты начала XVII века 1601 – 1608. М., 2003.
С. 137.

19

Белокуров С. А. Разрядные записи за Смутное время… С. 158.

20

Народное движение в России в эпоху Смуты…С. 137; Привалова Н. И. Нижний
Новгород в XVII в. горький, 1961. С. 29.

21

Цит.по: Низов В. город Яранск в конце XVI — начале XVII века // Наш край. № 4.
2000. URL: http://old.yaransk.com / history.shtml

22

Попов А. Изборник славянских и русских сочинений и статей, внесенных в хронографы русской редакции. М., 1869. С. 346.

23

Пудалов Б. М. «Смутное время» и Нижегородское Поволжье в 1608 – 1612 гг. // Подвиг нижегородского ополчения. Н. Новгород, 2011. т. 2. С. 624 – 625.

24

См. грамоты № 1, 2, 4: Антонов А. В. К начальной истории нижегородского ополчения … С. 196 – 240.

25

Утвержденная грамота об избрании на Московское государство Михаила
Федоровича Романова. С предисловием С. А. Белокурова. М., 1906. Размещено:
URL: http://www.imperialhouse.ru

26

Белокуров С. А. Разрядные записи за Смутное время… С. 107.

27

Дворцовые разряды. СПб., 1850. т. 1. Стб. 87.

Н И ж Н е гО
В С М У т НОе

М. И. Балыкина

28

Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие… С. 20.

29

Осадный список 1618 г. / сост. Ю. В. Анхимюк, А. П. Павлов. М., 2009. C. 42, 113.
(Памятники истории Восточной европы. т. VIII) .

30

Приходно-расходные книги московских приказов 1619 – 20 гг. / сост. С. Б. Веселовский. М. 1983. С. 140 – 141.

31

там же. С. 143.

32

там же. С. 38.

33

там же. С. 143.

34

Осадный список 1618 г. … С. 507 – 508.

35

Соловьев С. М. История России с древнейших времен. М., 1990. т. 9. гл. 5. С. 254.

36

Записные вотчинные книги Поместного приказа 1626 – 1657 гг. / авт. и сост.
А. В. Антонов, В. Ю. Беликов, А. Берелович, В. Д. Назаров, Э. тейро. М., 2010.
С. 942 – 943.

37

Акты Московского государства. СПб., 1894. т. 2. С. 185.

38

См.: Очерки истории школы и педагогической мысли народов СССР с древнейших времен до конца XVII века. М., 1989. гл. 3. Размещено в Интернете:
URL: http://www.booksite.ru]

39

Акты Московского государства… т. 2. С. 292.

40

Российский государственный архив древних актов (далее — РгАДА). Ф. 210. Дела
десятен. Д. 11. л. 81.

41

там же. л. 84.

42

РгАДА. Ф. 210. Дела десятен. Д. 12. л. 103 об.

43

Действия Нижегородской губернской ученой архивной комиссии. т. XIII. Вып. III.
Отд. III. Н. Новгород, 1912. С. 1 – 104.

44

Дворцовые разряды. т. 1. Стб. 768.

45

См.: Азнабаев Б. А. Уфимское дворянство в конце XVI — первой трети XVIII в. Опубликовано в Интернете: URL: http://ufagen.ru / node / 8059.

46

Ляпин Д. А. Новые документы о народных движениях на юге России в середине
XVII века (события в ельце в 1647 – 1648 гг.) //Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2011. № 4 (46). С. 59 – 60.

47

Жаринов Г. В. Боярский «подлинный» список 7152 (1643 / 1644) года // Архив
русской истории. М., 2007. Вып. 8. С. 415.

Я. Э. харитонова

А Н тОНИеВОСИЙСК ИЙ
МОН АС т ы РЬ
В ж ИЗНИ
П Ат РИ А Рх А
ФИ л А Ре тА

В

переломные моменты истории, в период потрясений и общественных катастроф как никогда возрастает роль человеческой
личности. Без изучения роли непосредственных участников происходивших в обществе и государстве событий невозможно понимание этапов исторического развития страны.
Смутное время в ряду исторических эпох, пережитых нашим
Отечеством, а также его деятели привлекают особое внимание
специалистов, ищущих причины этого неоднозначного явления.
Среди исторических персон, оказавших значительное влияние
на политическое и социальное развитие страны в этот период, особо место занимает патриарх Филарет (Романов), которому суждено было сыграть выдающуюся роль в истории страны и Русской
Православной Церкви.
Пребывание Федора Никитича Романова в Сийском монастыре в связи с описанием его жизненного пути освещали многие дореволюционные и современные историки1. Но лишь некоторые из них,
в первую очередь дореволюционные региональные историки-краеведы, делали попытки проследить его духовное становление, путь
от мирянина-боярина к истинному монаху2.
Как известно, Федор Никитич Романов был сослан в Антониево-Сийский монастырь по приказу царя Бориса годунова в 1601 г.
Ссылка боярина Романова представляла собой форму внесудебной
опалы. такая опала не была ограничена по срокам пребывания
в месте заточения, и могла стать как пожизненной, так и временной

Харитонова
Яна
Эдуардовна,
сотрудник
церковноархеологического
кабинета
Свято-Троицкого
АнтониевоСийского
монастыря

304
IV
Люди
Сму тного
времени

мерой. ее целью было не уголовное наказание, а политическая
и гражданская изоляция неугодных для правящей власти лиц 3.
Для изоляции ссыльных от внешнего мира монастыри подходили наилучшим образом. Обеспечивая подчинение жизни опальных строгим монастырским правилам, обители способствовали
и духовному изменению ссыльных. Кроме того, монастыри предоставляли правящим властям возможность через насильственный
постриг лишить опального какой-либо надежды на возвращение
к политической карьере.
Основанный в 1520 г., Антониево-Сийский монастырь к моменту появления в нем ссыльного боярина Романова существовал
уже почти целое столетие. История обители прп. Антония — это
история возникновения и развития одного из важных региональных духовно-просветительских центров Двинского края4. Основы
духовных традиций Сийского монастыря были заложены его основателем. Преподобный Антоний был продолжателем учения прп.
Сергия Радонежского о «высоком житии». Идеал нравственного совершенства, оставленный троицким игуменом, прп. Антоний Сийский сделал основой жизни своей обители.
К началу XVII в., стараниями основателя монастыря, в обители была собрана обширная библиотека, одна из самых крупных библиотек на Русском Севере, способствующая приобщению иноков
к неиссякаемому источнику святоотеческой мудрости5. Преподобный Антоний, как иконописец, положил начало и Сийской иконописной школе — одной из первых на Севере России.
За первое столетие существования обители в ней выросла целая плеяда подвижников, продолжателей традиций прп. Сергия Радонежского и прп. Антония Сийского. Некоторые из них оставили
яркий след в истории Русской Православной Церкви того времени.
так, один из первых учеников прп. Антония митрополит Александр
(Бердов), занимал Новгородскую кафедру с 1576 по 1591 г. Постриженик Сийской обители инок Иона, составитель первой редакции
жития прп. Антония Сийского, впоследствии был игуменом Покровского глушицкого монастыря и составителем житий прпп. Сергия
Нуромского и Варлаама Важского6. Постриженик Сийской обители,
игумен московского Сретенского монастыря ефрем в 1613 г. был послан царем Михаилом Романовым «в польское сидение» за митрополитом Филаретом, с которым и разделил в качестве его секретаря
все тяготы польского плена.
Почти с самого начала своего существования обитель прп. Антония использовалась русскими царями для ссылки опальных лиц.
Затерянный среди глухих лесов и окруженный со всех сторон многочисленными озерами, Сийский монастырь казался власть имущим надежным убежищем, где могли окончательно разрушиться
крамольные мечты инакомыслящих. так, в середине XVI в. в Сийский монастырь по приказу царя Иоанна грозного был сослан тимо-

фей Пухов-тетерин, бежавший впоследствии из монастыря в литву
и продолживший, несмотря на свое монашеское звание, политическую карьеру7. В 1589 г. по грамоте царя Феодора Иоанновича в Антониево-Сийском монастыре с именем Феодосий был пострижен
Петр Нагой, родственник царицы Марии Нагой.
При ссылке в Сийскую обитель боярина Федора Никитича Романова на имя настоятеля монастыря также была послана царская
грамота с прямым указанием на необходимость насильственного
пострига ссыльного 8. Это распоряжение было выполнено неукоснительно, сразу же по приезде в обитель. Прибытие Федора Никитича
с охраной в монастырь произошло во время вечернего богослужения, после окончания которого и был произведен постриг опального боярина в монашество с наречением имени Филарет9. Из многочисленного семейства бояр Романовых на Север Руси также был
сослан Александр Никитич, в Усоль-луду к Белому морю, где он
и умер от скудного содержания.
В момент пострига опальный боярин отказывался произносить монашеские обеты, которые за него давал приставленный
к нему охранник. Изменения в судьбе оказались для вновь постриженного тяжелым ударом. Монашество не только не принесло ему
радости, но и ввело в уныние. Этому способствовали суровые условия содержания. Ради «бережения накрепко» упразднялась любая
возможность общения старца, как с внешним миром, так и с монастырской братией. Обитель была закрыта для посещений паломников. Новопостриженный первоначально содержался в подклети
Благовещенского храма монастыря, в темном, сыром помещении
длиной 6, шириной 3 и высотой 1 сажень10.
грамотой от 3 декабря 1602 г. условия содержания были смягчены. Ссыльному было дозволено передвигаться по монастырю
и выполнять монастырские обязанности, «крыласные труды». Этим
воспользовался игумен монастыря Иона (1597 – 1634). Суровый
аскет, постриженик Сийской обители, прошедший в ней все ступени иноческого пути и управлявший монастырем в течение 37 лет,
игумен Иона старался чем мог облегчить тяжелую участь опального. Пользуясь своим положением, настоятель часто навещал старца, утешал в минуты скорби, наставлял в иноческой жизни. Игумен
Иона примирил вновь постриженного с судьбой и, по словам дореволюционного историка, «опытной рукой подвижника ввел Филарета
в понимание сущности православного иночества»11. Как духовный
ученик основателя монастыря, игумен Иона утешал старца Филарета словами прп. Антония, призывавшего «удаляться гнева», «иметь
страх Божий в сердце своем, чтобы вселился Дух Святой, да той научит и наставит на истинный путь», терпеть с благодарением всякую находящую скорбь, так как без скорби невозможно стяжание
добродетелей12. Без участия игумена Ионы в судьбе старца Филарета
трудно представить себе то, как подневольный инок-боярин сумел

305
А Н ТОН И Е ВО С И ЙС К И Й
МОН АС Т Ы РЬ
В Ж И ЗН И
П АТ РИ А РХ А
ФИ Л А РЕТА

Я. Э. Харитонова

306
IV
Люди
Сму тного
времени

в течение короткого времени стать истинным монахом. Совместная
жизнь в одной келье по указу Бориса годунова дала возможность
игумену и старцу стать не только близкими друзьями, но и сомолитвенниками.
О жизни старца Филарета в Сийском монастыре в 1602 – 1604 гг.
из архивных документов известно мало. Но память о том, что своим
«бережением» в обители прп. Антония он был обязан игумену Ионе,
патриарх Филарет сохранил до конца жизни. Cтав московским патриархом, Филарет высоко поднял значение Сийского монастыря,
сделав его игумена наместником Патриаршей десятины. На Севере России в Патриаршую область входили 63 церкви с приходами
и монастыри в Пинежском, Кеврольском, Важским, холмогорском
уездах, а также г. Архангельск13. главное управление Патриаршей
десятиной было сосредоточено в Дворцовом и Казенном приказах
и в Патриаршем разряде. Однако значительная удаленность северных уездов от Москвы требовала местного управления. И игумен
Иона, зарекомендовавший себя с лучшей стороны умелым управлением монастырем и ставший близким другом Филарета, был сделан
доверенным лицом патриарха. Почетную обязанность руководства
церковным благоустроением Двинского края Сийский монастырь
с честью нес около шести десятилетий, до открытия в 1682 г. холмогорской и Важской епархии14.
В патриаршество Филарета обитель прп. Антония стала крупнейшим в Подвиньи владельцем земель. Это произошло благодаря
землям приписных монастырей. По личному распоряжению патриарха Филарета и по грамотам его сына царя Михаила Федоровича
к Сийскому монастырю в первой половине XVII в. были приписаны
восемь обителей15.
Помня о том, что «бережением игумена с братиею он был сохранен от напрасныя смерти»16, патриарх Филарет не оставлял Сийскую обитель своими вкладами и денежными дарами. До начала XX в.
в монастыре сохранялись некоторые из присланных патриархом Филаретом предметов: серебряный оклад к чудотворной иконе живоначальной троицы, образ Божией Матери Владимирской, напрестольное
евангелие 1627 г., покров на раку прп. Антония, медное паникадило17.
таким образом, Антониево-Сийский монастырь не только
сыграл значительную роль в судьбе будущего патриарха Филарета
и всей династии Романовых, но и оказал влияние на развитие исторических событий в первой половине XVII в., как на местном, так
и на общероссийском уровне.

1

Васенко П. Г. Бояре Романовы и воцарение Михаила Федоровича. СПб., 1913; Вовина В. Г. Патриарх Филарет // Вопросы истории. 1991. № 7 – 8; Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописании ее главных деятелей. М., 1990; Макарий (Булга-

ков), митр. История Русской Церкви. Кн. 6. М., 1996; Солодкин Я. Г. Филарет //
Словарь книжников и книжности Древней Руси. СПб., 2004.
2

Воскресенский А. С. Акты Сийского монастыря. Выпуск первый. грамоты патриарха Филарета (1619 – 1633). Архангельск, 1913; Кириллов А., прот. Подвижники
благочестия, почивающие в усыпальнице Антониево-Сийского монастыря.
Архангельск, 1902; Кононов А. Преподобный Антоний, Сийский чудотворец, и церковно-историческое значение основанной им обители. Исторический очерк. СПб.,
1895; Перовский В. прот. Антониево-Сийский монастырь. Исторический очерк.
Архангельск, 1897.

3

Рогов В. А. История уголовного права, террора и репрессий в Русском государстве
XV – XVII вв. М., 1995. C. 230.

4

Рыжова Е. А. литературное творчество книжников Антониево-Сийского монастыря XVI-хVШ вв. // «Книжные центры Древней Руси. Севернорусские монастыри».
СПб., 2001. С. 219.

5

Кукушкина М. В. Монастырские библиотеки Русского Севера. л., 1977. С. 30.

6

Кадлубовский А. Очерки по истории древнерусской литературы житий святых.
Варшава, 1902. С. 323 – 325.

7

Памятники дипломатических сношений России с державами иностранными.
СПб., 1871. т. 10. С. 226.

8

Михайлов А. Сийский монастырь св. Антония. Справочная книга для Архангельской губернии за 1860 г. Приложение. Архангельск, 1860.

9

Архангельские епархиальные ведомости. 1890. № 4. Часть неофициальная. С. 45.

10

Справочная книжка Архангельской губернии на 1870 год. Архангельск, 1871.
С. 32.

11

Кононов А. Преподобный Антоний, Сийский чудотворец… С. 44.

12

Рыжова Е. А. Антониево-Сийский монастырь. житие Антония Сийского. Книжные
центры Русского Севера. Сыктывкар, 2000. С. 287, 297.

13

Николаевский П. Ф., прот. Патриаршая область и русская епархия в XVII в. //
христианское чтение. М., 1888. № 1 – 2. С. 153.

14

См.: Российский государственный архив древних актов. Ф. 1196. Оп. 4. Д. 7448;
Архив Санкт-Петербургского института истории Российской академии наук. Ф. 47.
Оп. 2. Д. 63.

15

См.: государственный архив Архангельской области. Ф. 29. Оп. 31. Д. 2383; Ф. 56.
Оп. 1. Описание фонда.

16

Воскресенский А. С. Акты Сийского монастыря… С. IX.

17

там же. С. XII.

И. А. Устинова

«Я З, С М И Ре Н Н ы Й
ИОН А ,
МИ т РОПОлИ т
САРСКИЙ
И ПОДОНС К И Й М е ж
П А т Р И А Р х О В … »*

Устинова
Ирина
Александровна,
кандидат
исторических
наук, старший
научный
сотрудник Центра
истории русского
феодализма
Института
российской
истории РАН

В

ажной особенностью событий Смутного времени начала
XVII в. в России стала частая смена правительств, серьезные
проблемы с легитимацией высшей власти, выбором законного наследника. Вполне очевидно, что династический кризис был одним
из важнейших факторов углубления социально-экономического
кризиса в стране. Русским правителям и претендентам на престол
эпохи Смуты, их биографиям, политике, роли в истории, посвящено немало исследований отечественных и зарубежных историков1.
Однако подобные трудности, периоды «вдовства» в начале XVII в.
не менее сложно, чем власть светская, переживала и Русская
церковь. На рубеже XVI – XVII вв. ее возглавляли: патриарх Иов
(1589–1605), патриарх Игнатий (1605–1606)2, патриарх гермоген
(1606–1612), в 1613 г. бразды правления принял митрополит Казанский и Свияжский ефрем, а с конца 1613 г. по июнь 1619 г. местоблюстителем патриаршего престола был митрополит Крутицкий
(Сарский и Подонский) Иона.
Согласно российской традиции в отсутствие главы церкви его
обязанности по текущим делам исполнял митрополит Крутицкий,
проживавший в Москве. Эта практика известна с XIV – XV вв. и нашла законодательное закрепление в Стоглаве: «А в которое время
* Работа подготовлена при финансовой поддержке гранта
Президента РФ для поддержки молодых ученых — кандидатов наук
(проект МК- 574.2011.6.).

митрополиту не поможется, ино в свое место повелевает судити архимаритов и игуменов и игуменей и протопопов и весь священнический и иноческий чин в духовных делех Сарскому и Подонскому
владыке со всеми архимариты и игумены, соборне, по тем же священным правилом…»3. В «Записке о царском дворе» статус митрополита Крутицкого обрисован так: «…митрополит Сарский и Подонский, живет на Крутицах, от Москвы видеть. Повинность его:
по вся Воскресенья ездить к Москве и служити в соборной церкви
с Патриархом»4. таким образом, в правовой практике функция замещения патриарха в его отсутствие вполне четко была закреплена
за митрополитом Крутицким.
В череде местоблюстителей XVII в. особую позицию занимает митрополит Иона. Во-первых, он управлял кафедрой более шести
лет. Во-вторых, период его управления был столь насыщен внутрицерковными событиями, какие доводилось видеть не каждому патриарху. Между тем эта фигура привлекала весьма мало внимания
в отечественной историографии. Одним из первых дал комментарий деятельности Ионы митрополит Макарий (Булгаков). Он весьма резко критиковал жестокосердность и даже «бесчестность» этого
иерарха в отношении некоторых своих соратников. Не отказывая
Ионе в известной просвещенности, митрополит Макарий, однако,
отмечал, что Иона играл в делах государственных «наравне со всеми
другими нашими архиереями и не выделяясь между ними»5 весьма
скромную роль. тон, заданный корифеем русской церковной истории, сохранился в историографии в дальнейшем6. Между тем представляется интересным подробнее рассмотреть деятельность митрополита Ионы на посту местоблюстителя патриаршего престола.
Актуальность подобного исследования определяется не только вниманием к самой фигуре митрополита, но и тем обстоятельством,
что проблемы церковного управления эпохи Смуты до сих пор остаются весьма слабо изученными.
Карьера Ионы началась задолго до событий Смутного времени. Уже в 1589 г. его подпись в качестве архимандрита троицкого
Данилова монастыря в Переяславле-Залесском стоит на решении
церковного собора об учреждении патриаршества в России7. Присутствовал он и на избирательном Земском соборе 1598 г.8 Свидетельства его пребывания в этом статусе позволяют говорить о том,
что Иона возглавлял монастырь вплоть до своего рукоположения
в митрополиты Крутицкие в 1613 г. На деятельность Ионы в качестве
настоятеля проливает свет опубликованная в «Актах исторических»
челобитная переяславцев гетману Сапеге об оставлении у них воеводой пана Стадницкого. Челобитная имеет восемь подписей: горицкого архимандрита Алимпия, Даниловского архимандрита Ионы,
Борисоглебского игумена Давида, Замятни Айгустова, Богдана губарева, целовальника (без имени), посадского старосты Баженка
(от лица всех посадских людей). В челобитной рассказывается, какие

309
«Я З, С М И Ре Н Н ы Й
ИОН А ,
М И т РОПОл И т
С А РС К И Й
И ПОДОНСК И Й
Меж
П Ат РИ А РхОВ…»

310
IV
Люди
Сму тного
времени

беды терпело все население города от «ратных людей, что к нам
из табар, от государя Царя и Великого Князя Дмитрея Ивановича
всеа Русии, ходят». Спасаясь от разграбления, переяславцы били челом Петру Павловичу Сапеге с просьбой дать им воеводу «для береженья». Назначенный воевода пан Прокофей Карпович Стадницкий
всем их устраивал: «…от него к нам, по твоей милости и по приказу,
береженье от ратных людей было великое, а кривды от него к нам
не бывало никоторые». Суть челобитной 1608 г. заключалась в том,
что для дальнейшего сохранения города в мире переяславцы просили запретить Стадницкому отъезд в таборы и дать городу «лист, чтоб
от нас пану Прокофью в таборы и впредь не ехати»9.
Место Ионы в церковной иерархии рубежа XVI – XVII вв. позволяют прояснить «лествицы властем» — своеобразные чиновные
росписи митрополитов, архиепископов, епископов, архимандритов
и игуменов в соответствии с их значимостью. В нашем распоряжении имеются лествицы патриархов Филарета и Иоасафа. В первой
из них настоятель троицкого Данилова монастыря занимает среди
архимандритов и игуменов (не считая митрополитов, архиепископов и епископов) 32-е место10, во второй — 31-е место11. Аналогично
и в главе х Соборного уложения архимандрит этого монастыря —
33-й среди своих собратьев12. Исходя из этих данных, можно утверждать, что фигура Ионы на посту местоблюстителя патриаршего
престола в значительной мере случайна, и подобная ситуация стала
результатом серьезных потерь в иерархии, произошедших во время
событий Смуты13.
Предшественником Ионы на Крутицкой кафедре был Пафнутий, упоминания о котором встречаются до 1608 г.14 В последующие годы Крутицкая епархия вдовствовала. Об этом, в частности,
свидетельствует грамота князя Дмитрия Михайловича Пожарского и «Совета всея земли», направленная митрополиту Казанскому
и Свияжскому ефрему 29 июля 1612 г. В ней сообщается о смерти патриарха гермогена и о том, что «по градом многие пастыри
наши и учители, Митрополиты и Архиепископы и епископы, яко
пресветлые звезды погасоша… едина соборная церковь Пречистые Богородицы осталась на Крутицах, и та вдовствует» со времени смерти митрополита Пафнутия15. В данной грамоте «Совет
всея земли» также обратился к старейшему в условиях отсутствия
патриарха иерарху (Казанскому митрополиту16) с просьбой поставить в Крутицкие митрополиты и пожаловать ризницей игумена
Савво-Сторожевского монастыря Исайю, поскольку он «имеет житие по Бозе». Но Крутицким митрополитом по неясным причинам
Исайя не стал — на утвержденной грамоте Земского собора 1613 г.
стоит подпись митрополита Сарского и Подонского Ионы17. Возможно, на этот выбор повлияло и личное многолетнее знакомство
владыки ефрема с Ионой (уже в 1589 г. они оба присутствовали
на церковном соборе).

О времени поставления Ионы можно судить лишь косвенно.
По-видимому, это должно было случиться до созыва Земского собора,
то есть в декабре — начале января 1613 г., поскольку он подписывал
утвержденную грамоту, уже будучи митрополитом. Однако первенствующую роль в Русской церкви вплоть до своей смерти 26 декабря
1613 г. играл митрополит Казанский ефрем: он венчал на царство
Михаила Федоровича, поставлял церковных иерархов. Аналогичная
ситуация сложилась и в конце местоблюстительства Ионы, когда
в 1619 г. возвратился из польского плена Филарет Романов. Он участвовал в торжественных мероприятиях по этому поводу: встречал
Филарета на третьей встрече в Звенигороде вместе с боярином князем
Дмитрием тимофеевичем трубецким и окольничим Федором леонтьевичем Бутурлиным18, был на избирательном соборе и чине поставления Филарета патриархом. Однако в этих официальных действах
в роли номинального главы церкви Иону заменил присутствовавший
в это время в Москве Иерусалимский патриарх Феофан. Именно он
руководил избирательным собором и совершал интронизацию Филарета 24 июня 1619 г.19 Эти обстоятельства позволяют предполагать,
что Иона, несмотря на пост местоблюстителя, по-прежнему не занимал влиятельных позиций в элите духовенства.
В период своего местоблюстительства Иона показал себя активным администратором. Направления его деятельности в этом
качестве можно сгруппировать в несколько блоков: во-первых, он
продолжал выполнять функции епархиального архиерея — главы
Крутицкой епархии. Во-вторых, он заведовал управлением и текущими делами Патриаршего двора и епархии патриарха. Наконец,
в-третьих, он был уполномочен решать общецерковные вопросы,
взаимодействовать со светской властью от лица церкви. Рассмотрим каждое из этих направлений подробнее.
Одной из первоочередных забот Крутицкого митрополита
в собственной епархии было восстановление хозяйства, пострадавшего во время Смуты. Косвенным свидетельством подобной деятельности Ионы являются челобитные посадских людей-закладчиков, введенные в научный оборот П. П. Смирновым. Эти документы
свидетельствуют об активной и довольно жесткой позиции Ионы
в вопросе возвращения закладчиков на Крутицы. Например, закладчик Кожевнической полусотни лазарко Дмитриев, который после «московского разорения» прожил около шести лет в Ярославле,
решил отправиться в Москву «и его де на дороге велел взять Крутицкой митрополит слугам своим силно тому лет с дватцать [в 1617 г. —
П. П. Смирнов]». Кондрашку левонтьева из той же сотни «взял
… Крутицкой митрополит Иона силно и двор ево велел разломать
и перевел за себя в митрополью слободку…»20. Вероятно, предпринимал Иона шаги и по расширению границ своей епархии21.
Вторым и наиболее насыщенным направлением деятельности местоблюстителя патриаршего престола являлось управление

3 11
«Я З, С М И Ре Н Н ы Й
ИОН А ,
М И т РОПОл И т
С А РС К И Й
И ПОДОНСК И Й
Меж
П Ат РИ А РхОВ…»

И. А. Устинова

312
IV
Люди
Сму тного
времени

Патриаршим двором. Немало сведений о действиях Ионы в этом качестве дает «Записная книга поместным земельным дачам митрополичьим и патриаршим слугам в разных уездах. 1582–1622 гг.»22. Книга состоит из трех частей: 1) записи за 1582–1600 гг.; 2) сведения
времен Ионы — 1614–1619 гг.; 3) документация 1619–1622 г., созданная при патриархе Филарете. Книга содержит челобитные патриарших людей (преимущественно детей боярских, а также дьяков)
и их вдов о пожаловании их поместьями, приказные справки по этим
делам и решения по ним. При анализе содержания «Записной книги…» обращает на себя внимание тот факт, что в первые годы местоблюстительства Ионы — 1614–1616 г. — рассмотрение основной
массы челобитных и принятие решений по ним осуществлялось самим митрополитом. Он принимал личное участие во многих делах:
«…и великий господин преосвященный Иона митрополит Сарский
и Подонский выслушав челобитную, и приказал… дьяком»23. Он выносил решения о выделении поместной земли просителю24, о его зачислении в Патриарший двор25, подтверждал жалованные грамоты
прежних патриархов26. В период местоблюстительства Иона обладал также правом суда над представителями Патриаршего двора27.
В управлении Ионы находился и дьяческий аппарат патриарших приказов, хотя назначением патриарших дьяков ведал сам царь28.
В качестве номинального главы Русской церкви Иона Крутицкий проявил себя еще более активно: с его именем связано сразу
три «резонансных» церковных процесса, имевших длительные последствия. Первый из них относится к 1616 г., когда Иона Крутицкий
«без сыску, не по делу, по доводу Вологоцкаго Протопопа Василья»
лишил святительства и отправил «на смиренье» в Новгородский Кириллов монастырь архиепископа Вологодского и Великопермского
Нектария (грека)29. Как отмечает большинство историков, касавшихся этого вопроса, Иона нарушил предписываемые в этом случае
правила и применил наказание к Нектарию, не проведя должного
расследования, по неизвестной нам причине. Подробности следственного дела не сохранились.
Второй процесс был связан с делом о книжной справе. В качестве местоблюстителя Иона решал вопросы о подготовке и издании
церковных книг. При нем вышли из печати Часослов (1614), Псалтырь (1615), три издания Служебника (1616–1617), Октоих (1618),
Минея общая (1618)30. Однако ведущую роль в вопросе исправления книг играл царь Михаил Федорович. так, в ноябре 1616 г. он
направил игумену троице-Сергиева монастыря Дионисию грамоту
об исправлении и подготовке к печати Потребника, поскольку он
«в переводах разнится …от неразумных писцов». Дело исправления
царь поручил монастырскому старцу Арсению и «иным духовным
и разумичным старцом, которые подлинно и достохвално извычни
книжному учению и грамотику и риторию умеют». Местоблюститель патриаршего престола Иона в этой грамоте не упомянут. По ис-

полнении правки царь предписал прислать «отписку… в Приказ
Болшого Дворца боярину нашему Борису Михайловичу Салтыкову
да дьякам нашим Болотникову да Богдану Кашкину да Патрикею
Насонову». На случай, если в «исполненной книгами» троице-Сергиевой обители книг не хватит, «от нас, от Москвы, с старцом Арсением да с попом Иваном послано три книги Потребников писменных»31. таким образом, Иона Крутицкий, согласно официальным
документам, фактически оказался отстранен от участия в важном
деле исправления церковных книг.
В этой связи интересны два обстоятельства, хронологически совпадающие с делом о книжной справе. Во-первых, начиная
с июня 1616 г. изменился формуляр записей в «Записной книге
поместным дачам». Несмотря на то, что текущее управление Патриаршим двором продолжал осуществлять митрополит Иона,
челобитные о верстании поместьями начинают адресоваться напрямую царю Михаилу Федоровичу, а затем передаваться в патриаршую канцелярию для исполнения принятого царем решения 32 .
Во-вторых, на лето 1616 г. пришелся и острый судебный конфликт,
в который были вовлечены митрополит Крутицкий с одной стороны и власти троице-Сергиева монастыря — с другой. Сведения
о нем содержит подтвердительная грамота с прочетом, выданная
из Приказа Большого Дворца архимандриту Корнилию в троицкий Данилов монастырь в Переяславле-Залесском 10 июля 1616 г.
В ней подведен итог разбирательству по поводу посягательства
властей троице-Сергиева монастыря в лице келаря Авраамия
Палицына («вступаетца насильством») на их вотчинные угодья
в с. Усолье Киучерского стана 33. В ходе разбирательства к свидетельствованию был привлечен и Иона Крутицкий, показания которого решили исход дела: «что ево на архимандрита Корнилия
вопчая правда Крутицкой митрополит Иона в тех озерах и в реках
по их вопчей ссылке во всем ево келаря Авраамия обвинил». таким
образом, всего за несколько месяцев перед тем, как царь поручил
троицким людям исправлять Потребник у митрополита Крутицкого Ионы с властями этой обители был судебный конфликт. К сожалению, в объяснении этих событий приходится ограничиваться предположениями, однако представляется, что в 1616 г. имели
место противоречия между митрополитом Крутицким и царем
Михаилом, а также между местоблюстителем и властями наиболее влиятельного в стране троице-Сергиева монастыря. Дело исправления книг в троице-Сергиевом монастыре получило развитие в 1618 г., когда по инициативе митрополита Ионы был созван
церковный собор, на котором осуждению за неверное исправление книг подверглись архимандрит Дионисий, справщики старец
Арсений и поп Иван Наседка 34.
еще один неоднозначный сюжет связан с вопросом о перекрещивании иноверцев в период местоблюстительства Ионы. Сведения

313
«Я З, С М И Ре Н Н ы Й
ИОН А ,
М И т РОПОл И т
С А РС К И Й
И ПОДОНСК И Й
Меж
П Ат РИ А РхОВ…»

И. А. Устинова

3 14
IV
Люди
Сму тного
времени

об этом деле сохранились в решениях церковного собора октября
1620 г., созванного патриархом Филаретом против Ионы Крутицкого.
Причиной собора послужил донос Филарету от священников церкви
Рождества Богородицы в Столечниках Ивана и еуфимия. В доносе говорилось, что несколько лет назад к ним пришли два латыняна-ляха
Ян Слобоцкой и Матвей Светицкий с намерением обратиться в православную веру. Процедура обращения вызвала у священников
сложности, и они обратились к Ионе за разъяснением. тот, в свою
очередь, «не повеле крестити, но токмо святым миром помазати»35.
В подтверждение своих слов доносчики положили перед Филаретом
«хартию выписану из правил по его митрополичю указу». Получив
такую информацию, Филарет вызвал Иону на беседу, организовал
ему очную ставку с приходскими священниками, требуя признать
необходимость перекрещивания. Иона «непокоряшеся истине и глаголаше яко не подобает их крестити» подтверждал свою позицию
ссылкой на решения Шестого Вселенского собора, которые Филарет
отметал как ошибочные. Результатом препирательств стало решение Филарета о созыве собора, на котором Иона был подвергнут публичному допросу и очным ставкам с новыми свидетелями. Встал
на соборе и вопрос о том, какое количество иноземцев было принято
без перекрещивания в православную веру. Учитывая то обстоятельство, что в Речи Посполитой находился бывший патриарх Игнатий36,
который также проявлял гибкость в вопросах перекрещивания,
процесс постепенно превращался из богословского в политический.
Под таким напором Иона вскоре признал свою вину и «пред велики
собором винился… и бил челом много… и прощения просил», объясняя случившееся «простотою своею, а не умышлением», провозглашая, что он «со всем освященным собором единомыслен есть»37.
Собор же, видя его «сокрушенное сердце и смирение, и слезы, и истинное покаяние», снял с него церковное запрещение 5 декабря
1621 г.38 Интересно, что Иона был не только прощен, но и восстановлен в своем сане митрополита Крутицкого. Спустя всего несколько
дней после этого решения — 16 декабря 1621 г. — он уже принимал равноправное участие в соборе, постановившем необходимость
перекрещивания белорусов, приходящих на Русь из Польши39. Несмотря на то, что и другие решения Ионы — по делу Нектария, Дионисия и троицких справщиков — были отменены Филаретом, сам
Иона Крутицкий наказан не был. Вплоть до 1624 г. он возглавлял
Крутицкую епархию, после чего удалился на покой в Вологодский
Спасо-Прилуцкий монастырь, где и умер 29 марта 1627 г.40
В свете вышеизложенного возникает закономерный вопрос
о причинах подобной лояльности по отношению к Ионе. Выше уже
говорилось, что в событиях 1619 г. митрополит Крутицкий играл
минимальную роль, уступив первенство пребывавшему в то время
в Москве Иерусалимскому патриарху Феофану. В литературе имела
место дискуссия относительно возможности внутрицерковной оп-

позиции избранию патриархом Филарета Романова в 1619 г. Исходя
из этой гипотезы, л. е. Морозова указала, что на поставлении Филарета отсутствовали многие представители церковной иерархии
(например, все новгородское духовенство вместе с митрополитом,
игумены крупнейших монастырей и др.). Исследовательница пришла к выводу о наличии «явного сопротивления многих представителей духовенства возведению Филарета в патриархи»41. Для преодоления этого сопротивления и потребовалось участие патриарха
Феофана. А. А. Булычев, категорически не соглашаясь с этим предположением, объяснил отсутствие некоторых иерархов случайными обстоятельствами и последствиями Смуты. Задержание же
в Москве Иерусалимского патриарха Феофана при интронизации
Филарета исследователь связал с «исключительной заботой «великих государей» о правомочности этой процедуры, совершаемой
еще при жизни его предместника [Игнатия. — И. У.], вот уже почти восемь лет скрывавшегося в литве»42. При этом автор отмел возможность существования какой бы то ни было внутрицерковной
оппозиции избранию Филарета.
Аргументы А. А. Булычева в целом не вызывают возражений.
Действительно, церковный авторитет патриарха Феофана был несравним с положением Крутицкого митрополита, и стремление
максимально легитимировать патриаршее поставление в глазах
элиты и народа также вполне очевидно. С другой стороны, представляется неверным полностью отрицать возможность противоречий между иерархами, существование оппозиции патриаршему престолу в 1610-е гг. и в более позднее время. Представляется,
что деятельность Ионы Крутицкого является важным свидетельством разномыслия, неоднородности, присущей церковной среде
первых лет правления Михаила Романова. Американский историк георг Михельс, исследуя подготовку и ход церковных реформ
в XVII в., развитие центров раскольнического движения, пришел
к выводу о том, что силовые возможности высших церковных
иерархов в отдаленных регионах были слабы, нередко они даже
«были не в состоянии контролировать религиозные дела» на некоторых землях43. Задача централизации церковного управления,
укрепления власти на местах, по мнению исследователя, была
впервые в полной мере осознана патриархом Филаретом, который
начал создание мощной бюрократической системы внутри церкви.
В этой связи можно предположить, что покаяние Ионы в вопросе
перекрещивания иностранцев — наиболее злободневном с политической точки зрения, стало залогом его прощения и сохранения
за ним митрополичьего сана. Эта «амнистия» вполне согласуется
и с отменой карательных приговоров, вынесенных самим Ионой
в период местоблюстительства (Нектарию, Дионисию и др.). После нестроений Смуты, в условиях хозяйственного разорения,
нарастания противоречий и споров в церковной среде понятно

315
«Я З, С М И Ре Н Н ы Й
ИОН А ,
М И т РОПОл И т
С А РС К И Й
И ПОДОНСК И Й
Меж
П Ат РИ А РхОВ…»

И. А. Устинова

стремление Филарета Романова привести церковь к порядку, укрепить власть в своих руках, используя все доступные способы.
3 16
IV
Люди
Сму тного
времени

1

Напр., см. работы Р. г. Скрынникова, В. Н. Козлякова, В. И. Ульяновского, И. О. тюменцева, л. е. Морозовой и мн. др.

2

РПЦ его патриархом не признает.

3

Стоглав. гл. 68 // Российское законодательство. М., 1984. т. 2. С. 341. Совместно
с Освященным собором местоблюститель также поставлял и смещал архиереев,
давал разъяснения по разным церковным вопросам и т. п.

4

Акты исторические, собранные и изданные Археографической комиссией (далее — АИ). т. 2. СПб., 1841. № 355. В АИ «Записка» датируется 1610–1613 гг., однако,
как показал Д. В. лисейцев, документ содержит указания на реалии времен правления
лжедмитрия I. Исследователь датировал ее летом 1605 г. См.: Лисейцев Д. В. Приказная система Московского государства в эпоху Смуты. М. — тула, 2009. С. 105–114.

5

Макарий (Булгаков), митрополит Московский. История русской церкви. М., 1996.
М. 1996. Кн. 6. т. 10. С. 113 – 114, 119 и др.

6

Например, П. В. Знаменский дал такую характеристику Ионе в качестве управителя церковными делами: «…человек мало к тому способный, как по своему недальнему образованию, так и по недостаткам своего мелочного, упрямого и мстительного характера». См.: Знаменский П. В. История Русской церкви. М., 1996. С. 151.

7

Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в государственной
коллегии иностранных дел (далее — СггиД). М., 1819. Ч. 2. № 59. С. 95 – 103.

8

Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографической экспедицией императорской академии наук (далее — ААЭ). т. 2. СПб., 1836.
№ 7. С. 47.

9

АИ. т. 2. № 353. С. 419 – 420.

10

лествица патриарха Филарета / подг. В. С. Румянцевой // Церковь в истории России. Сборник 6. М., 2005. С. 32.

11

лествица властем царствующаго и матере градовом Москвы… // Досифей (архимандрит). географическое, историческое и статистическое описание ставропигиального первоклассного Соловецкого монастыря и других подведомых сей обители
монастырей, скитов, приходских церквей и подворьев, с присовокуплением многих
Царских, Патриарших и других знаменитых гражданских и духовных лиц, граммат,
относящихся к истории сего Монастыря. 2-е изд. М., 1853. Ч. 3. С. 255.

12

Соборное уложение 1649 г. // Полное собрание законов Российской империи.
Собрание первое. СПб., 1830. т. 1. С. 24 (гл. 10. Ст. 64).

13

Отметим, однако, важное для выяснения статуса троицкого Данилова монастыря
обстоятельство: при крещении Ивана грозного одним из его восприемников был
старец Даниил из Свято-троицкого монастыря в Переяславле-Залесском (см.:
Флоря Б. Н. Иван грозный. М., 1999. С. 35). Во второй половине XVII в. монастырь
получил значительные земельные пожалования и льготы от царей Ивана грозного и Федора Ивановича. См.: Добронравов В. Г. История троицкого Данилова
монастыря в г. Переславле-Залесском. СПб., 1908. Приложения; Левицкая Н. В.,
Сукина Л. Б. Вкладные книги переславских Никитского и троице-Данилова
монастырей: источниковедческие аспекты исследования // История и культура
Ростовской земли. 1995. Ростов, 1996. С. 125 – 135.

14

Макарий (Булгаков). История русской церкви. Кн. 6. С. 738. В «Истории российской иерархии» епископа Амвросия (Орнатского) содержатся ошибочные
сведения о Крутицких митрополитах 1610-х гг.: Пафнутий (1602–1616), Павел I
(1616–1619), Иона (1619–1621). См.: Амвросий (Орнатский). История российской
иерархии. М., 1807. т. 1. С. 237.

15

СггиД. т. 2. № 283. С. 599 – 600.

16

Второе место в российской иерархии было закреплено за Казанским митрополитом грамотой об учреждении патриаршества; подобная ситуация фиксируется
и в лествицах.

17

Утвержденная грамота об избрании на Московское государство Михаила Федоровича Романова / предисл. С. А. Белокурова. М., 1906. С. 22 – 92.

18

Дворцовые разряды, по высочайшему повелению изданные II-м отделением
Собственной его Императорскаго Величества канцелярии. СПб., 1850. т. 1.
Стб. 391 – 399; Полное собрание русских летописей. СПб., 1910. т. 14. Ч. 1.
С. 148 – 149; СггД. Ч. 3. № 43. С. 184.

19

Булычев А. А. История одной политической кампании XVII века: Законодательные акты второй половины 1620-х годов о запрете свободного распространения
«литовских» печатных и рукописных книг в России. М., 2004. С. 86.

20

Смирнов П. П. Посадские люди и их классовая борьба до середины XVII в., М.—л.,
1947. т. 1. С. 279.

21

Сахаров И. Общественное образование тульской губернии // Современник. 1837.
VII. № 3. С. 317; Покровский И. М. Русские епархии в XVI – XIX вв., их открытие,
состав и пределы: Опыт церковно-исторического, статистического и географического исследования: в 2 т. Казань, 1897. т. 1: XVI – XVII вв. С. 193.

22

Записная книга поместным земельным дачам митрополичьим и патриаршим
слугам в разных уездах. 1582 – 1622 гг. // Акты феодального землевладения и хозяйства / сост. л. В. Черепнин. М., 1961. Ч. 3.

23

там же. № 261. С. 240.

24

там же. № 262 и др.

25

там же. № 269 и др.

26

там же. № 264 и др.

27

там же. № 267. С. 250 и др.

28

Об этом, в частности, свидетельствует челобитная патриаршего дьяка Казарина
Федорова о пожаловании его поместьем патриаршего дьяка Неудачи ховралева,
в которой отмечается, что в дьяки Казарина пожаловал царь Михаил Федорович.
См.: Записная книга поместным дачам. № 267. С. 249.

29

грамота патриарха Филарета Никитича Новгородскому митрополиту Макарию
о разрешении Вологодского архиепископа Нектария, жившего на смирении в Новгородском Кириллове монастыре // Чтения в Обществе истории и древностей
российских. 1866. Кн. 3. Отд. 5. С. 8 – 10; Булычев А. А. История одной политической кампании XVII века… С. 74.

30

Макарий (Булгаков). История русской церкви… Кн. 6. т. 10. С. 115.

31

ААЭ. т. 3. № 329. С. 482 – 483.

32

там же. № 288 – 297 и др.

33

Шумаков С. А. Обзор грамот коллегии экономии. Вып. 4: Кострома «с товарищи»
и Переяславль-Залесский. № 1309. С. 476.

34

О ходе разбирательства, обвинениях и полемике справщиков см.: Макарий (Булгаков). История русской церкви… Кн. 6. т. 10. С. 114 – 127; Прим. 121 – 133.

35

Соборное изложение // Чины разные. Сборник XVII в. Отдел рукописей Российской государственной библиотеки. Ф. 304.1. № 741. л. 47 об.; требник иноческий.
М., 1639.

36

Подробнее об этом см.: Булычев А. А. История одной политической кампании
XVII в. … С. 70 – 96.

37

Соборное изложение… л. 98 – 98 об.

38

там же. л. 99 – 99 об.

39

там же. л. 101 – 107.

40

Макарий (Булгаков). История русской церкви. Кн. 6. С. 738.

41

Морозова Л. Е. Смута в России начала XVII в. глазами современников. М., 2000.
С. 428.

42

Булычев А. А. История одной политической кампании XVII века. … С. 90.

43

Michels G. B. The Patriarch’s Rivals: Local Strongmen and the Limits of Church Reform
During the Seventeenth Century // Modernizing Muscovy. Reform and social change in
seventeenth Russia. L., N. Y., 2004. P. 332.

С. Ю. Шокарев

ПеРеПИСИ
МОС К Вы X V I I В.
К А К ИС тОЧНИК
Д лЯ ИЗУ ЧеНИЯ
Б И О г РА Ф И Й
ДеЯтелеЙ
СМ У т НОгО
ВРе М е Н И

Шокарев
Сергей
Юрьевич,
кандидат
исторических
наук, доцент
кафедр
источниковедения
и региональной
истории
и краеведения
Историкоархивного
института
Российского
государственного
гуманитарного
университета

П

ереписи Москвы XVII в., широко использовавшиеся как источник по истории и топографии средневековой Москвы,
практически не привлекались в качестве одного из источников
по биографике. Между тем они содержат разнообразную информацию, которая не ограничивается одной лишь констатацией фактов
наличия дворовладений того или иного деятеля XVII в. в определенном месте. ее содержание будет раскрыто в дальнейшем,
а сейчас необходимо охарактеризовать этот комплекс источников.
За первую половину XVII в. сохранились и опубликованы четыре
переписи Москвы, ни одна из которых не охватывает целиком всю
территорию города. Наиболее ранняя из них относится к 1620 г. Начало документа не сохранилось, и поэтому не вполне ясно, с какими
целями он составлялся. В ней описана восточная часть Белого города — от Рождественки до Воронцова поля1. Переписи 1626 и 1629 гг.
были составлены после пожара с целью регулировки ширины улиц
и переулков. Первая охватывает Кремль и Китай-город, второя —
территорию от Чертолья до тверской улицы 2.
Наиболее интересная и самая поздняя — перепись 1638 г.
Цель составления состояла в том, чтобы учесть военный потенциал горожан. Перепись учитывала жителей дворов с тем оружием,
с которым они могли выступить в случае вражеского нападения.
Каждый из дворовладельцев или жителей назывался по имени и фамилии, указывались его социальный статус, род занятий. В результате мы имеем довольно подробное описание социального облика

горожан, выполненное по топографическому принципу — перепись включает в себя Китай-город, Белый город и значительную
часть Земляного города. К сожалению, ни начало, ни конец документа не сохранились3. тем не менее эта перепись содержит богатый материал для комплексного изучения населения Москвы, пока
еще не использованный в должной мере.
Даже простое использование переписей для пополнения биографических данных сведениями о местонахождении дворовладений деятелей Смуты приносит значимые результаты. Например,
широко известно, что в мартовском восстании 1611 г. князь Д. М. Пожарский принял участие, буквально выступив со своего двора.
Он соорудил острожек у приходской церкви Введения на лубянке
(не сохранилась) и собрал под свои знамена пушкарей соседнего
Пушечного двора. Этот двор описан в переписи 1620 г. следующим
образом: «Двор боярина князя Дмитрея Михайловича Пожарского,
вдоль 37 саженей, поперек 35 саженей». Соседним с князем Д. М. Пожарским двором владел князь Иван хованский, очевидно, сын его
сестры — князь Иван Никитич, впоследствии боярин4.
Посмотрим также на ближних и дальних соседей князя
Д. М. Пожарского. На «Введенской улице» (ныне — часть улицы
Кузнецкий Мост от Рождественки до Большой лубянки) находился двор патриаршего боярина Ивана Александровича Колтовского.
Именно он в марте 1611 г. вместе с Пожарским и И. М. Бутурлиным
проник в Москву и возглавил сопротивление полякам во время московского восстания5. его двор имел размеры 30 на 20 саженей.
Как и двор Пожарского (ныне — дом № 14 по Большой лубянке),
двор И. А. Колтовского можно локализовать, что редко получается
при анализе данных переписей XVII в. Он находился на месте дома
№ 15 по Кузнецкому Мосту, где в конце XIX в. архитектор С. С. Эйбушитц выстроил представительное здание для Международного
торгового банка л. С. Полякова. Рядом с Пушечным двором, на Рождественке, находился двор суздальского архиепископа Арсения —
это суздальское подворье, хозяином которого был известный Арсений елассонский, автор сочинения о Смутном времени, известного
как «Мемуары из русской истории», возглавивший в 1614 г. суздальскую кафедру и причисленный к лику святых во второй половине
XVII в.6 На другой стороне улицы располагался двор Алексея Степановича Собакина — одного из участников «Совета всея земли»
в Ярославле7. Близким соседом князя Д. М. Пожарского являлся
Никон Федорович Бутурлин, прославившийся защитой Симонова
монастыря от войск королевича Владислава. Двор Бутурлина находился в приходе церкви гребневской Божией Матери на лубянке,
«в Новой улице», «в тупике» 8.
Как можно видеть, в Белом городе располагались дворы, в основном, воевод и стольников, бояр среди дворовладельцев этой части Москвы — немного. Члены Боярской думы владели дворами,

319
П е Ре П ИС И
МОС К Вы X V I I В.
К А К ИС тОЧ Н И К
Д л Я И ЗУ Ч е Н И Я
БИОг РАФИ Й
ДеЯтелеЙ
С М У т НОгО
ВРе М е Н И

320
IV
Люди
Сму тного
времени

в основном, в Кремле и Китай-городе. Впрочем, у многих было несколько дворов, например, в Китай-городе и в Белом городе. так,
перепись 1620 г. отмечает у церкви Владимира в Старых Садах двор
боярина князя Ф. И. Мстиславского (жил в Кремле), а на Фроловке
(будущей Мясницкой) — двор стольника князя Василия Яншеевича Сулешова (брат видного боярина и деятеля Смутного времени
Ю. Я. Сулешова). При этом главный двор Сулешова находился в Зарядье9. Сам В. Я. Сулешов в эпоху Смуты был еще молодым человеком, а в 1618 г. участвовал в обороне Москвы от войск королевича
Владислава. В приходе церкви Успения Богородицы в Котельниках
(на Покровке) находился один из дворов боярина Ивана Никитича
Романова, который так и назван в переписи — «загородным»10. Близким соседом И. Н. Романова по этому двору был Андрей Шерефединов. Мог ли дожить до 1620 г. этот видный опричный приказной деятель и один из убийц царя Федора годунова? если это действительно
А. В. Шерефединов, то проясняется конец его долгой жизни — он
мирно доживал свои лета на небольшом (18 на 18 саженей) дворе
в восточной части Белого города в окружении дворов служилых людей средней руки11.
еще больше известных деятелей эпохи Смуты перечисляет перепись Кремля и Китай-города 1626 г. Кремль в этой переписи описан
частично. Упоминаются лишь дворы членов Семибоярщины — князей Ф. И. Мстиславского, Б. М. лыкова, Ф. И. Шереметева, а также бояр
В. П. Морозова и князя И. И. голицына. О князе Ф. И. Мстиславском,
личность которого известна крайне мало, выясняется, что и этот
тишайший политический деятель в повседневной жизни поступал
как и прочие «сильные люди», не особо считаясь с интересами менее значимых соседей. Причт церкви Рождества Богородицы «что позади Николы гостунского» жаловался, что «при Расстриге» князь
Ф. И. Мстилавский поставил свою конюшню в переулке между своим
двором и двором В. П. Морозова и перекрыл доступ в храм, куда приходилось ходить через двор Морозова. Царь Михаил Федорович указал Мстиславскому переулок очистить и выделить «для церковной
чистоты» территорию вокруг храма шириной в сажень12.
гораздо полнее информация переписи о Китай-городе и его
обитателях. Возьмем, например, Никольскую улицу. В 1626 г. на ней
жили — член Семибоярщины боярин и князь И. М. Воротынский,
вдова вождя Первого ополчения Д. т. трубецкого, княгиня Анна,
активный сторонник королевича Владислава в 1611 г. И. П. Шереметев, князь Ю. П. Буйносов-Ростовский, брат царицы Марии Шуйской, сторонник короля Сигизмунда князь Ю. Д. хворостинин13.
Представляется, что этого списка обителей Китай-города уже достаточно для того, чтобы представить себе информативность этой
переписи. Далее, на Ильинке, Варварке и в переулках мы встречаем
дворы боярина М. Б. Шеина, боярина князя Ю. Я. Сулешова, боярина князя И. Н. Одоевского, окольничего С. В. головина и других де-

ятелей Смутного времени14. Сходную информацию сообщает перепись 1629 г., охватившая западную часть Белого города. Из нее мы
узнаем, что двор боярина князя И. И. Шуйского находился в приходе церкви Николы на Старом Ваганькове и уцелел во время пожара, на Никитской упоминается владение боярина И. Н. Романова —
крупный Романов двор, его близкой соседкой была княгиня Анна,
вдова князя П. А. Урусова, убийцы лжедмитрия II (а до этого — вдова князя А. И. Шуйского, брата царя Василия), на той же улице был
один из дворов боярина князя Д. М. Черкасского и т. д.15
Прежде чем перейти к военной переписи 1638 г., отметим
еще одну информативную особенность обычных переписей 1620,
1626 и 1629 гг. Они упоминают не дворовладельцев всех социальных категорий, включая и боярских слуг. Эти данные также дополняют известную по другим источникам картину хозяйственной
деятельности тех или иных бояр того времени. Например, слуги
князя Д. М. Пожарского, в основном, ремесленники, неоднократно
упоминаются в различных источниках на территории его вотчин,
как в Суздальском уезде, так и в Подмосковье. Перепись 1620 г. показывает, что княжеские холопы жили на своих дворах и в Москве.
На Сретенской улице (т. е. Большой лубянке), неподалеку от двора
самого боярина, жил его кузнец гаврила Филипов, в Рождественской слободе — «охотник» князя Пожарского Прокофий, у Покровский ворот «подле города» «чеботник» Иевко Игнатьев16. Упоминаются в переписи и других боярские холопы — Романовых, князей
Черкасских, Сицких и др.
теперь обратимся к переписи 1638 г. — наиболее полной и интересной. К сожалению, она была составлена, когда большинство
деятелей Смутного времени уже ушли из жизни. Однако об оставшихся в живых из нее можно подчерпнуть интересные сведения
о количестве слуг, их вооружении, а также обустройстве хозяйского двора. Возьмем для примера ту же Никольскую улицу. Первым со стороны современной лубянской площади на ней был двор
И. П. Шереметева, с которого переписчики и начали: «А сказал боярин Иван Петрович, что быть ему на государевой службе, а люди
ево будут с ним на службе, а что за службою останетца людей, и тех
людей с пищальми и им имена пришлет». Известный интриган эпохи Смуты, И. П. Шереметев, по сути дела, уклонился от требований
переписи — сообщить возможный военный потенциал своих холопов. Впрочем, к такому приему прибегали и многие другие служилые люди, указывая, что в случае опасности будут мобилизованы,
они отказывались сообщать, сколько у них слуг и с каким оружием
они могут сражаться17.
Соседи Шереметева оказались более ответственными. Племянник царицы Марфы, боярин Б. М. Салтыков перечислил свою
дворню: «Ортемка Шевелев, Назарко Поликарпов, Офонка Манойлов, Первушка Клюшнев, Офонка повар, Ондрюшка басманник,

321
П е Ре П ИС И
МОС К Вы X V I I В.
К А К ИС тОЧ Н И К
Д л Я И ЗУ Ч е Н И Я
БИОг РАФИ Й
ДеЯтелеЙ
С М У т НОгО
ВРе М е Н И

С.Ю. Шокарев

322
IV
Люди
Сму тного
времени

Митька Юдин, конюх Ивашка гаврилов, Юнка воральник, Якушка
водовоз, все с пищалми». Князь А. И. Воротынский, ставший владельцем двора на Никольской после смерти князя И. М. Воротынского (современники считали, что на крестинах княжича Алексея
был отравлен князь М. В. Скопин-Шуйский), обошелся без имен, одними цифрами: «…а людей у себя сказал тридцать человек с пищалми, а имен им не дал». Князь И. П. Буйносов-Ростовский перечисляет
имена пяти слуг, которые также будут воевать «с пищалми»; князья
Ю. Д. хворостинин и Ю. П. хворостинин, княгиня А. трубецкая —
также по пять имен и с тем же оружием. Столько же обещал выставить: князь И. М. Катырев-Ростовский, автор сочинения о Смутном времени (его двор — у Ильинских ворот Китай-города), князь
И. Н. Одоевский объявил 20 чел. «с мушкеты» (двор в Богоявленском
переулке), думный дьяк И. т. грамотин — 10 чел. «с пищалми» (двор
на Ильинке; интересно, что среди слуг грамотина сравнительно
много иноземцев — Богдашка Салтанов, Сайка татарин, Микулка
татарин)18. Дальнейший просмотр описи выявляет служилых людей
более мелкого ранга, участников Смуты, вдов, боярских слуг, священников домовых церквей тех или иных вельмож и т. д. — все эти
данные дополняют известные нам биографические сведения, представляют более полную и разнообразную картину жизни той эпохи.
Представляется важной задачей планомерная работа по анализу и систематизации данных переписей Москвы XVII в. (включая
также и выявление и публикацию новых источников этого типа).
Помимо очевидной важности для москвоведческих исследований,
анализ переписей Москвы, как можно видеть, дает интересный материал для биографики. Он может быть использован для составления биографической базы данных деятелей Смутного времени, так
и более поздней эпохи.

1

Переписи московских дворов XVII столетия. М., 1896. С. 1 – 72.

2

Переписные книги г. Москвы. т. 1. М., 1881. С. 1 – 15; Из истории Москвы (Опись
г. Москвы после пожара 10 апреля 1629 г.) // Красный архив. № 4 (101). 1940. С.
200 – 228.

3

Переписная книга г. Москвы 1638 г. М., 1881.

4

Переписи московских дворов XVII столетия… С. 9.

5

там же. С. 6.

6

там же. С. 1.

7

там же. С. 2.

8

там же. С. 10.

9

Переписные книги города Москвы. т. 1. М., 1881. С. 8, 21. Остатки палат князя
В. Я. Сулешова были обнаружены во время раскопок в Зарядье в 1950 г. Согласно
описанию М. г. Рабиновича, «это были богатые хоромы с облицованным белым
камнем цокольным этажом, выходившие южным фасадом непосредственно на Великую улицу» (Рабинович М. Г. Культурный слой центральных районов Москвы //

Древности Московского Кремля. Материалы и исследования по археологии
СССР. Материалы и исследования по археологии Москвы. т. IV. № 167. М., 1971.
С. 32 – 33).
10

Переписи московских дворов XVII столетия… С. 16.

11

там же. С. 16.

12

Переписные книги города Москвы. т. 1. С. 7. Более подробно топография Московского Кремля и расположение в нем боярских дворов описаны И. е. Забелиным
в «Истории города Москвы» и картографированы на 1605 г. И. А. голубцовым,
составившим карты к т. 1 «Истории Москвы» (1952 г.).

13

Переписные книги города Москвы. т. 1. С. 7.

14

там же. С. 10 – 12.

15

Из истории Москвы… С. 202, 203, 220.

16

Переписи Москвы XVII столетия… С. 6, 7, 23.

17

Перепись г. Москвы 1638 г… С. 12.

18

там же. С. 12, 13.

V

СМУтА
В ИСтОРИЧеСКОЙ ПАМЯтИ

А. М. Молочников

РОДОС лОВИ е
В А РА К С И Н ы х
И «ПОВеС т Ь
О ПОБе Д А х
МОСКОВСКОгО
гОС УД А РСт ВА»

Молочников
Александр
Михайлович,
аспирант
Института
российской
истории РАН

Д

ля понимания Смутного времени важно взглянуть на события
той эпохи глазами очевидцев. такую возможность предоставляют литературные повести и сказания начала XVII столетия,
которые создавали современники — Авраамий Палицын, Симон
Азарьин, князь Иван Михайлович Катырев-Ростовский и дьяк Иван
тимофеев. К числу таких мемуарных сказаний принадлежит и «Повесть о победах Московского государства». У нее есть характерная
черта: в центре рассказа о событиях Смуты стоят смоленские дворяне и дети боярские; вокруг их походов и ратных дел развивается
сюжет. «Повесть» прославляет мужество и воинские достоинства
смолян и их преданность царю Василию Ивановичу Шуйскому.
Повесть была найдена и опубликована г. П. ениным в 1982 г.
по единственному списку1. Уже тогда публикатор сделал справедливое предположение, что ее автор был смоленский дворянин. Он же
предположил, что к авторству «Повести» мог иметь отношение ее
персонаж Афанасий логинович Варишкин, поскольку в других источниках он не упоминается. «Повесть о победах» очень живо передает встречу Афанасия логиновича с царем Василием. Встреча эта
происходила в октябре или ноябре 1609 г., после взятия Александровской слободы. «тогда же боярин князь Михайло Васильевич видевше
велию помощь Божию и одоление на государевы неприятели скоро
посылает со многою радостью к царю Василию Ивановичу всея России в царствующий град Москву Афанасия логиновича Варишкина
а с ним посылает выборных и честных и верных дворян из многих го-

родов лутчих людей и немецких многих и русских многих пехотных
людей и з большим обозом со многими запасы на утверждение царствующему граду и осадным людям, дабы скорым приходом к Москве
проити… тогда государь царь в соборней и апостольстей церкви слушав молебныя пения и многу хвалу всесильному Богу воздав и с радостию до своих царских палат возвратися, и Афанасия логиновича
и посланных с ним дворян от полку князя Михаила Васильевича государь много жаловал и службу их многою похвалою похвалял, и поместьи их и отчины жаловал по своему царскому милосердому разсмотрению и по природе, кто которой чести достоин»2.
если Афанасий логинович действительно причастен к созданию Повести, следует искать его имя среди смоленских дворян.
В смоленской десятне 7114 (1605 / 1606) года перечислено 1228 дворян из Смоленска, но фамилии «Варишкин» там нет3. «Повесть о победах» дошла до нас в единственном позднем списке XVIII в 4. Фамилия «Варишкин» встречается в ней один раз, и ее следует считать
ошибкой переписчика. В той же смоленской десятне указан городовой сын боярский с окладом 400 четвертей «Афанасий прозвище Деревня лонского сын Вараксин». Однако в десятне не названо христианского имени отца, а только прозвище лонской.
Для дальнейшего поиска удалось привлечь родословную роспись Вараксиных конца XVII в. Подобного рода росписи составлялись русскими дворянами и подавались в разряд после отмены
местничества, при царях Федоре, а затем — Алексее и Петре. Кроме
восстановления родовых связей в этих росписях часто упоминается
о важнейших службах и случаях в истории рода. текст родословной
росписи Вараксиных показывает, что Афанасий логинович из «Повести» и Афанасий Деревня лонскова сын из смоленской десятни
представляют одно лицо5:
«А у лонскова Дмитреевича дети: Иван, да Василей, да Прохор “Домашней” логинович бездетен, да Афонасей “Деревня” логинович, да Александр бездетен, да тимофей бездетен… А Офонасей
Деревня логинович при царе и великом князе Василии Ивановиче
из Александровы Сободы от боярина князь Михайла Васильевича
Шуйского Скопина с полком служивыми с русскими и с немецкими
всякими людьми и з запасы скроз польские полки к Москве прошел.
И во всё московское очищение и на многих боях был. Под Болховым
был на бою ранен и в полон взят в Польшу. И другоредь под Боровском после того на бою взят в Польшу ранен же. И на посольстве
в Вязьме з боярином с Федором Ивановичем Шереметьевым на розмене был. И от ран умре»6.
Вараксины не принадлежали к старшим и влиятельным смоленским родам. Обозная служба и встреча с царем Василием запомнились
им как исключительно почетное событие в истории рода. Появление
Афанасия Деревни на страницах «Повести о победах Московского государства», скорее всего, говорит о его причастности к ее созданию.

327
РОДОС лОВИ е
ВА РА КС И Н ы х
И «ПОВеС т Ь
О ПОБе Д А х
МОС КОВС КОгО
гОС УД А РС т ВА»

328
V
Сму та
в исторической
пам яти

В настоящее время удалось проверить и уточнить биографию
Афанасия Вараксина. Родословие говорит, что он был ранен и уведен в плен в двух битвах: под Болховом (апрель 1608 г.) и под Боровском (июнь 1618 г.). Это совпадение подтверждается документами.
Сын Афанасия Федор в 1643 и 1644 гг. подал челобитную о службах
отца: «Служу я, холоп твой государев, 9-й год, а поместным окладом
не верстан. А отец мой тебе государь служил многие твои государевы службы и на многих боях кровь проливал за тебя, государя, многажды был ранен и в полону дважды был (выделено мною. — А. М.).
За тебя, государя живот свой мучил от раной болезни скорбя умер.
А поместный оклад отцу моему был восемьсот четвертей, да денежного твоего государева жалованья из чети 34 рубля»7.
За отца службы и за кровь и за его службы Федор просил «поверстать из отца моего поместного окладу поместным окладом и денежным жалованьем». Помета приказного стола гласила: «В смоленской разборной десятне у разбору в Ярославле князя Дмитрия
тимофеевича трубецкого, да дьяка марка Поздеева 130 году написано: Дворовый 750 четей из чети 34 рубля Деревня логинов сын
Вараксин. А в челобитной Федора Деревнина сына Вараксина написано: отец-де ево служил прежним государям и государю царю
и великому князю Михаилу Федоровичу всея Руси по Смоленску
много лет и на боях ранен бывал многажды. И в полону был дважды и при царе Василии Ивановиче на Москве сидел в осаде. И всякую полонскую и осадную нужду терпел и умер лет с 15. А он, Федор, после отца своего службу служит 9-й год и в прошлом во 146
и во 147 и 149 и во 150 году был на государеве службе в туле, а с тулы
в 151 году послан в ливны. И на бою с татары бился, а государевым
поместным окладом и денежным жалованьем не верстан»8.
Челобитная подтверждает, что Афанасий Вараксин был дважды ранен и уведен в полон. Интересно, что оба его полона длились
не больше года. Он был послан с обозом в Москву через год после Болхова в 1609 г. и участвовал в обмене и возвращении русских полоняников через год после Боровска в 1619 г. Во время размена пленными
в Вязьме в Россию вернулись из польского плена патриарх Филарет,
воевода М. Б. Шеин. «Повесть о победах» также выделяет это событие
и даже уверяет, что именно тогда, а не годом ранее в Деулино, был
подписан договор о перемирии с поляками. Участники обмена пленными в Вязьме названы в «Повести» «большими послами».
«В “Повести…” нарушена последовательность событий, отмечает г. П. енин. Деулинский договор осмысливается лишь как предварительное соглашение накануне переговоров «больших послов»
под Вязьмой. На самом деле именно в Деулино, был заключен договор о перемирии на 14 с половиной лет, решен сложнейший вопрос
о пограничных территориях, выработаны условия обмена пленными. Под Вязьму в марте—июне 1619 г. послы съехались уже для выполнений подписанного в Деулине договора: для обмена пленными,

передачи и принятия отходивших к Польше русских городов и решения незначительных порубежных споров» 9.
По Родословию Афанасий Вараксин участвовал в размене
пленными в Вязьме, и этот же размен в «Повести» по значимости
поставлен выше Деулинского перемирия. Поэтому причастность
Вараксина к созданию «Повести» подтверждается не одним, а двумя эпизодами из этого литературного произведения. Умер Афанасий в 1629 или 1628 г. от ран полученных боях (которых могло быть
больше, чем те, которые он получил во время пленений под Болховым и Боровском). Но в 1622 г. он, несмотря на раны, продолжал
служить. «Повесть о победах Московского государства» описывает
события с 1606 по 1626 г., следовательно, временем ее написания
следует считать 1626 – 29 гг.
К сожалению, у нас мало данных, чтоб судить о создании «Повести» и об авторском замысле, который, безусловно, воплотился
весьма оригинально. Но всё же нужно сделать замечания относительно ее заголовка, который бросается в глаза своим оптимистическим характером (думаю, мало кто из современников или историков мог бы сказать о событиях Смуты как о «победах московского
государства»). Полагаю, что заголовок принадлежит автору, но был
искажен переписчиком XVIII в., а первоначально там говорилось не
о «победах», а о «бедах». Предположение об ошибке переписчика
опирается на ряд доказательств.
Во-первых, если читать заглавие как «Повесть о бедах», оно
перестает быть уникальном в среде близких памятников литературы. В составе Псковской летописи по списку Оболенского сохранилась повесть о смутах в Пскове. У этой повести есть «Предисловие»
где кратко пересказаны события Смуты. Сравним заголовок этого
«Предисловия» с полным заголовком «Повести о победах».
Родной заголовок «Повести о победах
Московского государства»10

Полный заголовок повести о Смутном
времени из Псковской летописи
по списку Оболенского11

Повесть известна, о победах Московского
государства,
колики напасти подьяша за умножение
грех наших
от междоусобныя брани,
от поганых ляхов и от литвы
и от русских воров,
и како от толиких зол избавил ны
всемилостивый господь Бог наш своим
человеколюбием и молитвами Пречистыя
его Матери и всех ради святых обращая нас
в первое достояние своим человеколюбием.
Написано вкратце.

Предисловие о бедах и скорбех и напастех,
иже бысть в велицей России
Божиим наказанием грех ради наших,
на последок днии осмаго века, а в начале
второсотного лета,
и како и откуду начашася сия злая быти,
многая кровопролития и неповинным
человекам великим и малым горкия муки
от царей,
по том же и междоусобныя брани
нашествие поганых Агарян и латын
и своих злых и нечестивых и скверных
ругателей и убииц русских воров на всю
Русскую землю».

Заглавие «Повести» Афанасия Вараксина имеет более оптимистичную концовку, в нем нет указаний на время событий и ничего

329
РОДОС лОВИ е
ВА РА КС И Н ы х
И «ПОВеС т Ь
О ПОБе Д А х
МОС КОВС КОгО
гОС УД А РС т ВА»

А. М. Молочников

не сказано про «горкия муки от царей». Внешние враги России в «Предисловии» называются с большим изыском, даже упомянуты агаряне,
т. е. мусульмане. И всё же сходство в названии обоих сочинений больше, а начало у них синонимично по структуре и по лексике. такая же
лексическая и смысловая взаимосвязь с заголовком видна в заключительной части «Повести»: «Мы же, видевше велию милость Божию,
толикое к нам милосердие вседержителя Бога, имуще и у себе от Бога
дарованного государя царя и великого князя Михала Федоровича всея
России премудра и разумна, благочестива и милосердна, и толикое
нам от бед освобождение, от многия напасти и ратии междоусобныя
брани, и от многого разорения избавление, видевше от человеколюбца Бога многую свободу от толиких бед наших, вопием к нему, сице
рекуще». Далее следует текст молитвы, в начале которой вновь говорится «и от толиких бед избавивый нас премногим своим милосердием и человеколюбием»; и ниже вновь: «…и свобождая Московское
государство от всех бед»12. По всей видимости, заголовок «Повести»
носил более традиционный характер, и ее автор не имел намерения
похвалиться «победами» смоленских дворян.
В каждом из произведений о Смутном времени свое авторское
видение исторических событий. Мировоззрение автора «Повести
о победах» с его полковым и уездным патриотизмом и особым почитанием царя Василия может и не настолько изощренное, как глубокие
рассуждения Авраамия Палицына или Ивана тимофеева. Но в нем
отразились идеалы рядового воина конного поместного войска — те
идеалы, которые он выстрадал годами нелегкой службы.

1

Повесть о победах Московского государства / публ. г. П. енина. М., 1982.

2

там же. С. 12 – 13.

3

Десятня 7114 года по Смоленску // Мальцев В. П. Борьба за Смоленск
в XVI – XVII вв. Смоленск. 1940. С. 364 – 393.

4

Рукописный отдел Российской национальной библиотеки. Собрание Погодина.
№ 1501.

5

Десятня 7114 года по Смоленску…. С. 374.

6

РгАДА. Ф. 210. Родословные росписи, поданные в палату родословных дел по случаю отмены местничества. Часть 2. № 40.

7

РгАДА. Ф. 210. Столбцы Приказного стола. № 60. л. 502.

8

там же. л. 503.

9

Повесть о победах Московского государства… С. 153.

10

Повесть о победах Московского государства… С. 7.

11

ПСРл. М., 2003. т. V. Псковские летописи. Вып. 1. С. 122.

12

там же. С. 41.

И. А. лобакова

У Ч АС т Н И К И
СМУты
В жИтИИ
ИРИН А Рх А
РОС тОВСКОгО

С

обытиям Смуты посвящено множество произведений различной жанровой принадлежности, авторы которых описывали
бедствия междоусобиц, вражеского нашествия, «мятежей и нестроений», пытаясь дать свое объяснение причин обрушившихся
на Русь несчастий. В XVII в. тему «гибели царства» каждый из авторов раскрывал по-своему. При этом необходимо иметь в виду, что,
по справедливому замечанию Б. А. и Ф. Б. Успенских, «…материал
историка — не события как таковые, а описания этих событий:
так или иначе, события неизбежно получают интерпретацию
того, кто их зарегистрировал… В исторической действительности
факты (res gestae) первичны, а описание (historia rerum gestarum)
вторично: события порождают описания. Для историка, напротив,
первичны описания, и он должен реконструировать факты: описания порождают факты… Сама проблема истинности или ложности
описываемых событий является, прежде всего, проблемой участников этих событий или, во всяком случае, тех людей, от которых
мы о них знаем»1.
В житии Иринарха Ростовского, написанном в Борисоглебском монастыре его учеником Александром по завещанию учителя недолгое время спустя после смерти в 1616 г. затворника, трагические события Смуты и их участники нашли свое отражение
в рамках агиографического жанра. Александр написал свое произведение, опираясь на существующую агиографическую традицию (и сюжетная схема, и многие мотивы, и житийная топика

Лобакова
Ирина
Анатольевна,
кандидат
филологических
наук, старший
научный
сотрудник
Института
русской
литературы
(Пушкинский
Дом) РАН

332
V
Сму та
в исторической
пам яти

тесно связаны со сложившимся каноном) 2. Однако уже первые исследователи, упоминавшие житие, — архимандрит Амфилохий,
В. О. Ключевский, Н. П. Барсуков, И. е. Забелин, С. Ф. Платонов отмечали его своеобразие в ряду произведений, повествующих о временах Смуты. так, С. Ф. Платонов, назвавший житие Иринарха «записками», отметил, что этот памятник «чрезвычайно любопытный
и по литературным приемам и по содержанию. Простотою своего
рассказа оно приближается к безыскусственному биографическому очерку и содержит в себе много ценных исторических черт»3.
К этому важному наблюдению считаю необходимым добавить,
что в рассматриваемом агиографическом памятнике изображение
событий Смуты оказывается стоящим вне основной литературнопублицистической тенденции своего времени. В подавляющем
большинстве памятников пресечение царской династии, интриги
вокруг царских избраний, народные волнения, нашествие иноземцев, угроза сохранению православия, легкость, с которой совершались предательства, забвение родственных связей, тяжесть человеческих потерь, разделение царства изображались как знамения
«великого конца мира сего» (житие архимандрита троице-Сергиева монастыря Дионисия, Видение евфимия Чакольского, Новая
повесть о преславном Российском царстве, Плач о пленении и конечном разорении Московского государства, Временник Ивана тимофеева, например)4. Но в тексте жития Иринарха Ростовского все
несчастья Смутного времени — лишь часть общих «горестей, бед
и досаждений житейских». Описания военных событий того времени в рассматриваемом памятнике более связаны с традиционными
формулами летописного жанра и стилистикой воинского повествования, причем объективность изложения Александра подтверждается польскими источниками (Записки Яна Велевицкого 5, гетмана
Станислава жолкевского 6, хроника Павла Пясецкого7, письма Станислава жолкевского к королю Сигизмунду III и Сенату, например).
так кто же из участников событий Смутного времени был
включен в повествование составителем жития и какими они предстали под его пером? Это русские военачальники — М. В. СкопинШуйский, Д. М. Пожарский и Б. М. лыков; польские воеводы Микулинский, Я. П. Сапега и И. Каменский; царь Василий Иванович
и царица Мария Петровна; упомянуты Минин, патриарх гермоген
и царь Михаил Федорович.
Отметим сразу, что в агиографических произведениях, созданных до XVII в., содержатся упоминания об исторических лицах
(князьях, боярах, митрополитах, позже — царях), но все они остаются лишь именами, лишенными личностных черт и индивидуальности. В житии Иринарха Ростовского описание встреч с русскими полководцами создано по данной модели, причем все эти
эпизоды сюжетно не разработаны, очень лаконичны по изложению и эмоционально нейтральны.

Эпизоды, рассказывающие о благословении затворником
на борьбу с иноземными войсками и лжедмитрием (точнее —
лжедмитриями) полководцев М. В. Скопина-Шуйского, Д. М. Пожарского и Б. М. лыкова, построены по единой сюжетной схеме:
сначала сообщается о сложившейся военной ситуации, затем —
о послании Иринархом с благословением просвиры и креста с повелением подвижника идти на врагов.
так, упомянув о победе князя Михаила Васильевича близ Калязина троицкого монастыря (после чего отступившие войска Яна
Петра Павла Сапеги оказались в двух днях перехода от Борисоглебской обители), Александр рассказал, что полководец сам прислал:
«…ко старцу по благословение ис Переаславля, и старец Илинархъ
послалъ ему благословение, просфиру да крестъ» 8 , а также повеление идти на врага и уверение в Божьей помощи. Пославший к Александровой слободе войско Скопин-Шуйский одержал победу, которая позволяла двинуться к троице-Сергиеву монастырю и снять
с него осаду. Однако известие о том, что из-под Москвы были посланы силы на помощь осаждающим, остановило князя. Происходит удвоение сюжетной схемы: посланному воеводой гонцу старец
вновь передал «благословение и просфиру и рекъ: “Дерзай, князь
Михайло, и не убойся! Бог ти поможет”. И поби князь литву» (с.
490). После краткого перечисления побед Скопина-Шуйского
(под троице-Сергиевым, под Дмитровом, под Москвой), следует
рассказ о взятии Александром креста у Михаила в Москве. Молитва Иринарха, в которой он благодарил Бога за милость — «на литву
побеждение и прогнание», предваряет краткое — без каких-либо
подробностей — сообщение о внезапной смерти 23-летнего воеводы. Как известно, большинство современников называли причиной гибели князя зависть его дядей Шуйских — царя Василия
и царского брата Дмитрия и считали, что он был отравлен на пиру
в честь крестин сына князя Воротынского женой Дмитрия Ивановича княгиней екатериной григорьевной (родной сестрой царицы Марии годуновой, дочерью Малюты Скуратова)9. лаконизм
Александра может иметь несколько объяснений. Возможно, слухи
об отравлении М. В. Скопина-Шуйского из-за отдаленности от Москвы не достигли Ростовской земли. С другой стороны, очевидно,
что Иринарх и его ученик с симпатией относились к царю Василию Ивановичу, как будет показано далее, и Александр мог вполне
сознательно избегать повторения известий, порочивших государя.
Отметим, что в житии повествование о Скопине-Шуйском предстает как один из эпизодов жизни ростовского подвижника.
В житии Иринарха о поддержке затворником нижегородского ополчения рассказано по той же сюжетной схеме. Сообщив,
как по милости Бога к Ярославлю стали собираться люди «со всех
градов», Александр добавил, что Пожарский не решался двинуться
к Москве. Иринарх, по словам его ученика, как и в случае со

333
У Ч АС т Н И К И
СМУ ты
В жИтИИ
И РИ Н А Рх А
РОС тОВС КОгО

И. А. лобакова

334
V
Сму та
в исторической
пам яти

Скопиным-Шуйским, передал «благословение и просфиру, и имъ
повеле итти под Москву со всею ратию, не бояся Иоанна Заруцкого… И прииде князь Дмитрей Михайловичъ да Козьма Мининъ
по благословение сам ко старцу Илинарху. Старецъ же ихъ благословилъ идти под Москву и дал имъ крестъ свой на помощь» (498).
Вновь благословение затворника и его крест помогают одержать
победу, о которой сообщается весьма кратко, без оценки очевидной значимости произошедшего. Примечательно, что и в этом эпизоде благословение было дано затворником дважды.
О князе лыкове повествуется в двух маленьких главках
«О благословении князя Бориса лыкова» и «О приходе князя
ко старцу» (с. 500). На этот раз, по словам Александра, сам воевода
«прислалъ старца Иоакима ко старцу Илинарху по благословение.
И старецъ посла ко князю просвиру и благословение, и повеле идти
за литвою». лыков послушался затворника, и ему удалось разбить
поляков близ Костромы, а шайки казаков — в Вологодском крае.
Благодарный полководец пришел в Борисоглебский монастырь молиться и «у старца Илинарха благословитися».
Очевидно, что в тексте жития и М. В. Скопин-Шуйский, и
Д. М. Пожарский, и Б. М. лыков не наделены какими-либо индивидуальными чертами (личностными особенностями, речевой характеристикой или какими-то фактами биографии). Они изображены некими подобиями друг друга, хотя непросто представить
столь несхожих между собою людей, чем эти исторические лица.
если первые двое были людьми достаточно цельными и не запятнали себя цепью предательств, то князь лыков относился именно
к подобному кругу знати. Метания Бориса Михайловича не сказались на его положении после окончания Смуты: в высшей степени удачный, с точки зрения царедворца, брак лыкова-Оболенского
с А. Н. Романовой, родной сестрой патриарха Филарета и — соответственно — теткой избранного царя Михаила Федоровича, упрочил положение князя, который прославился своими местническими спорами едва ли не больше, чем военными победами. таким
образом, русские полководцы, получившие благословение Иринарха, не стали на страницах жития полноправными героями произведения: все они показаны лишь как орудия Божьего промысла
и — одновременно — воли и молитв самого подвижника (как это
бывало в памятниках агиографии и прежде).
А вот в описании встреч с польскими военачальниками обнаруживается ряд отличий от других произведений. Создатели
памятников, посвященных Смуте, как правило, очень четко проводят границу «свой — чужой»10, ибо противопоставление велось
по трем основным составляющим этой оппозиции: национальной,
конфессиональной и политической. Для большинства современников событий поляки («литва») — воплощение зла. Но под пером Александра поляки — подобно любым другим людям — могут

быть разными. В созданном им житийном тексте они оставались
врагами (жгли города, убивали людей, грабили монастыри), потому повествователь неоднократно именовал их «безбожными агарянами», «зверообразными секателями», однако при этом «литва» оказалась способной отдать должное твердости и искренности
русского подвижника. Повествование о встречах с поляками вновь
выстроено повествователем по единой сюжетной схеме: страх
братии — рассказ кого-то из свиты военачальника о трех затворниках — обвинение, что старец молится за русского царя, — подтверждение Иринархом этих слов — просьба полководца о благословении — наказ старца покинуть Русскую землю — молитва
за освобождение ее от пленения.
О первой встрече Иринарха и его учеников с поляками повествует главка «О испытании веры ко старцу литовских людей по научению дияволю» (с. 486), которая следует сразу после описания
разорения Ростова. таким образом, противостояние обозначено
очень четко, но враги под пером Александра оказываются людьми,
способными признать за русским иноком право придерживаться
его собственных убеждений. Воевода Микулинский, войска которого разорили и сожгли Ростов, Углич и посады под Ярославлем,
убив множество жителей, пришел в Борисоглебский монастырь.
Александр строит повествование как обмен репликами польского
военачальника и его окружения с затворником. На вопрос, в кого
верует старец, Иринарх отвечает полякам словами Символа веры:
«Азъ верую во святую троицу — Отца, и Сына, и святаго Духа нераздельную, распятаго на кресте господа нашего Исуса христа, воскресшаго в третий день». Второй вопрос, заданный воеводой: кого
инок считает царем, — был, вероятно, для Микулинского самым
важным. Ответ на него старца лишен осторожности, при которой
возможны различные толкования: «Азъ имею рускаго царя Василия
Иоанновича. живу в Руси — рускаго царя и имею, а иного никого
не имею царя — ни короля литовскаго, ни царя крымскаго, ни прелестниковъ мира сего». Ответ Иринарха поражает поляков абсолютной искренностью. Один из панов обвиняет затворника в измене: он не признает ни короля, ни лжедмитрия — и получает ответ:
«Я вашего меча тленнаго никако не боюся, и веры своея, рускаго царя
не здамъ» (выделено мною. — И. Л.). Подивившись силе веры в старце, враги ушли, не причинив зла ему и его обители. Драматизм этого эпизода обусловлен тем, что действия иноземцев непредсказуемы (они вполне могли убить Иринарха)11. В данном эпизоде герой
жития не проповедовал, не поучал, он лишь не стал скрывать правду даже ради личного спасения. Александр описал произошедшее
как столкновение различных убеждений (у старца — одни, у «безбожных агарян литвы» — другие), а не как конфликт между силами
добра и зла (что является традиционным для описания подобной
ситуации в памятниках агиографического жанра).

335
У Ч АС т Н И К И
СМУ ты
В жИтИИ
И РИ Н А Рх А
РОС тОВС КОгО

И. А. лобакова

336
V
Сму та
в исторической
пам яти

Второму появлению поляков в обители предшествовало сообщение о победе над войском Сапеги князя Скопина-Шуйского
под Калязином. В главке «О пришествии пана Сопеги въ монастырь
ко старцу» (с. 488 – 490) рассказывается, что вставший неподалеку
от обители в селе Покровском «панъ Сопега… нача мыслити, чтобы
имъ монастырь Борисоглебской на Устье пожечи и братию побить».
В молитве, которая приведена в тексте жития, Иринарх не только просил у Бога милости для своих учеников, всей братии и себя,
но и для врагов — милосердия: «…всели въ сердца ихъ милость,
и жалость ко святым домом твоим, где, господи, самъ живеши вовеки». Рассказ о поведении поляков, пришедших в монастырь, свидетельствует о том, что молитва старца была услышана. Александр
придал своему повествованию о второй встрече Иринарха с поляками черты драматического действа (вся сцена построена как обмен репликами с краткими ремарками автора). Первым пришел
к затворникам «некто панъ, именем Кирбирски рохмистръ… и подивися старцовымъ трудом», после чего рассказал о скованных подвижниках своему командиру. «И Сопега… вшед в келию, и рече:
“Благослови, батко. Как сию велию муку терпишь?” И отвещавъ
ему старецъ: “Бога ради сию темницу и муку терплю в келье сей”».
Когда польскому военачальнику доложили, что старец молит Бога
за Шуйского, то он услышал ответ Иринарха: «Я в Руси рожденъ
и крещенъ, и азъ за рускаго царя и Бога молю». Сапега замечает:
«Правда въ батке велика: в коей земли жити, тому царю и прямити». Под пером повествователя даже казнь Сушинского, ограбившего монастырь и старца, оказывается наказанием за оскорбление затворника: Сапега говорит: «За то (выделено мной. — И. Л.)
панъ Сушинской повешенъ». Далее Александр рассказал, что Иринарх не только обратился к польскому военачальнику со словами:
«Возвратися, господине, в свою землю. Полно тебе в Руси воевать»,
но и пророчески предсказал: «Аще не изыдеши из Руси, убиен будеши…». Умилившийся, по словам повествователя, гетман велел
«монастыря тронути ничем», оставив в келье старца, который
по-прежнему молился, чтобы Бог «избавил всю Русскую землю
от великого пленения». Отметим, что в этом эпизоде в диалоге Сапеги и Иринарха активно использована разговорная лексика.
третья встреча старца с поляками произошла в 1612 г. Предваряя ее описание, Александр кратко сообщил о «здании Москвы
на прелесть» и о пленении царя Василия. Далее читается, как литва снова пришла в Ростов, а братия бежала в Кирилло-Белозерский монастырь. Повествование о 3-й встрече не вполне совпадает
с уже отмеченной сюжетной схемой: весь рассказ построен вокруг
одной главной темы — просьбы о благословении на возвращение
на родину пришедших к старцу поляков во главе с воеводой И. Каменским. Но прежде, чем перейти к основной теме, повествователь сообщает о сбывшемся предсказании инока: к оставшемуся

в затворе Иринарху пришел некий пан, уже знавший его, который
рассказал о том, что Сапега, как затворник и предсказывал, умер
под Москвой в 1611 г.; после чего пришедший попросил благословения у затворника. Призыв старца: «Подите и вы во свою землю,
и вы живы будете. Аще не изыдите из нашие земли, то и вам быть
такожде побитым» (с. 496) — оказался услышан всеми. Он благословил на возвращение пришедшего к нему сына воеводы Воина.
С просьбой о благословении к Иринарху обратился сам воевода
Иоанн Каменский. Получив благословение Иринарха, враги ушли,
не причинив никому вреда.
таким образом, все эпизоды жития, где изображены поляки, представляют своего рода сюжетную реализацию молитвы затворника о даровании врагам милости и жалости. «литва» смогла увидеть в старце человека большого мужества и великой веры.
Включенные Александром диалоги позволяют, с одной стороны,
обнаружиться драматизму столкновения позиций Иринарха и его
противников, которые, как и предсказывал Иоанн Большой Колпак, прославили Иринарха «паче верных», а с другой — наделить
каждого из полководцев некоторыми индивидуальными чертами.
Вероятно, факт большей подробности в изображении польских
военачальников можно объяснить тем, что встречи с «литвой» —
наиболее открытый, с точки зрения художественной организации,
вид конфликта праведника с миром. Признание такими противниками высоких достоинств затворника позволяет Александру в полной мере показать величие святого. Отметим, что подобный прием
(диалог с врагами, которые признают достоинства соперника) более свойственен воинскому повествованию.
В тексте жития наибольшей индивидуальностью наделен
царь Василий Иванович. В этом агиографическом памятнике о нем
говорится как о законном царе Руси, и он описан с очевидной симпатией. После видения в 1609 г. плененной Москвы, Иринарх по требованию гласа свыше покинул затвор и вместе с учеником пришел
в Москву, где в Успенском соборе молился Богородице о Русской
земле. В житии не содержалось никаких сведений о том, что имя
ростовского подвижника было известно государю, но Александр
рассказал, что царь Василий обрадовался приходу старца. Далее повествователь показал доверительность возникших отношений царя
и подвижника, привел их диалоги и описал поведение, лишенное
необходимой официальной этикетности. так, Иринарх «благослови
царя крестомъ, и целова царя Василия Иоанновича. А царь целова
его любовию, и подивися великим трудом его» (с. 484). После того
как подвижник открыл грядущее нашествие литвы, повествователь
сообщил: «…самъ же изыде из церкви, царь же Василий взя старца
под руку, а ученикъ его — под другую» (там же). О большом доверии
к герою жития свидетельствует и приведенная повествователем
просьба царя: «“Благослови царицу” …старецъ же не ослушався,

337
У Ч АС т Н И К И
СМУ ты
В жИтИИ
И РИ Н А Рх А
РОС тОВС КОгО

И. А. лобакова

338
V
Сму та
в исторической
пам яти

ни вопреки глагола, поиде со царемъ ко царице в полату и благослови царицу Марию Петровну» (там же). Известно, что Шуйский
женился в 1608 г., уже будучи царем, когда ему было около 56 лет,
на дочери князя П. И. Буйносова-Ростовского екатерине, которая
стала называться царицей Марией Петровной12 . Как и первый брак
Шуйского, заключенный в 1582 г. с княжной е. М. Репниной (она
умерла в 1592 г.), второй брак царя не дал ему (а значит, и новой
династии) наследника: дочь Анна, родившаяся в 1609 г., умерла
вскоре после рождения. Вероятно, Шуйский просил благословить
царицу в отчаянной попытке обрести сына. Александр рассказал
о желании царицы одарить старца двумя полотенцами (полотенце,
в народных представлениях, связано с мотивом рождения, началом
новой жизни или дороги; ими, как правило, дарили повитух после
удачных родов). «Старец же не хотя взяти. Царь же Василий заклинал его Богом живым: “Возми, Бога ради!” Старецъ же рече царю:
“Аз приехалъ не для даров. Азъ приехалъ возвестити тебе правду”»
(там же). Решительный отказ Иринарха не обидел царя: он проводил старца и его ученика во дворец и после угощения повелел царскому конюху отвезти их в монастырь в своем возке. Александр,
рассказывая о встрече затворника с царем, показал естественную
простоту их общения, что позволило увидеть в царе живого человека и приблизить его к читателю. таким образом, в житии Иринарха царь и царица показаны с очень близкой, лишенной какой-либо
официальности, дистанции.
Последним в тексте жития Иринарха Ростовского упоминается Михаил Романов. В специальной главке «О государе-царе
и великомъ князе Михаиле Феодоровиче всеа Росии» (с. 498 – 500)
в этикетно-торжественном стиле повествователь сообщает:
«По устроению Божию и по приговору всей земли… во 121-мъ году
излюбленъ бысть государь-царь и великий князь Михайло Феодоровьич всеа Росии, и поставленъ бысть во цари на Москве и надо
всеми Ордами, и над цари, и над короли, и царьским венцемъ венчанъ». Это сообщение предваряет главки о Борисе лыкове, которые в тексте памятника завершают тему вражеского нашествия
и великого нестроения.
В заключение уместно вспомнить слова С. Ф. Платонова:
«Для общей истории Смуты житие Иринарха Ростовского дает,
конечно, немного фактов, но в нем историк может найти редкий
по откровенности образец частных записок Смутного времени,
в которых удачно переплелись бытовые черты с чертами, имеющими и былевое значение»13. Необходимо добавить, что в житии
Иринарха, памятника во многом совершенно особого, русские полководцы изображены традиционно, а враги Руси были наделены
индивидуальными чертами и речевой характеристикой, царь же
оказался лишен необходимой по этикету дистанции. Произведение Александра о жизни учителя не только свидетельствует о нрав-

ственной силе подвижника, но и содержит своего рода индивидуальную оценку времени и людей — участников событий Смуты.
339
У Ч АС т Н И К И
1

Успенский Б. А., Успенский Ф. Б. О семиотике истории (Вместо предисловия) //
Факты и знаки. Исследования по семиотике истории. Вып. 1. М., 2008. С. 7 – 8.

2

житие Иринарха Ростовского стало предметом специального исследования. См.:
Лобакова И. А. Исторические события и лица в житии Иринарха Ростовского //
тОДРл. т. 62 (в печати).

3

Платонов С. Ф. Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII века
как исторический источник. СПб., 1913. С. 369.

4

Топоров В. Н. Московские люди XVII в. (К злобе дня) // Philologia slavica: К 70-летию академика Н. И. толстого. М., 1993. С. 192.

5

текст Записок Яна Велевицкого был опубликован П. А. Мухановым в приложении
к Запискам гетмана Станислава жолкевского. См.: Записки гетмана жолкевского
о Московской войне. СПб., 1871. С. 238.

6

См.: Записки гетмана жолкевского о Московской войне. СПб., 1871. там же помещены письма гетмана к королю Сигизмунду III и Сената.

7

Павел Пясецкий, бискуп Перемышльский. хроники // леонид, архим. Смутное
время и московско-польская война от появления первого самозванца из Польши
в 1604 г. до Деулинского перемирия 1618 г. (Памятники древней письменности,
№ 68. СПб., 1887. текст хроники на латинском языке был опубликован в 1646 г.
в Кракове (на польском — лишь в 1870 г.). Полный русский перевод известен
в единственном списке 1670 – 1680-х гг. (РНБ, F. 163), и был сделан, по предположению архимандрита леонида, для князя В. В. голицына.

8

текст жития Иринарха Ростовского приводится по изд.: Библиотека литературы
Древней Руси (далее — БлДР). СПб., 2006. т. 14. С. 490. Далее номера страниц
указаны в тексте статьи.

9

См.: Писание о преставлении и погребении князя Михаила Скопина-Шуйского
(БлДР, т. 14. С. 134 – 150), песни об отравлении Михаила. О «великой ревности»
царя Василия Шуйского к племяннику писал, в частности, гетман жолкевский
в письме к королю Сигизмунду и Сенату.

10

Данная оппозиция проявляется всегда и во всех сферах жизни, являясь предметом
научного анализа историков, этнографов, социологов, антропологов, филологовфольклористов и искусствоведов с конца XIX в. (см.: Фрезер Дж. Золотая ветвь:
Исследование магии и религии / 1-е изд. — 1890 г. /; Леви-Стросс К. 1) Структура
мифа. М., 1985; 2) Структурная антропология. М., 1983; Путилов Б. Н. Фольклор
и народная культура. СПб., 1994; Шипилов Г. Г. «Свои», «чужие» и другие. М., 2008;
Крадин Н. Н. Политическая антропология. М., 2004; Шпет Г. Г. Введение в этническую психологию. СПб., 1996; Лысак И. В. Общество как саморазвивающаяся
система. Ростов-на-Дону, таганрог, 2008. На основании современных исследований можно сделать вывод, что в процессе эволюции оппозиция «свои — чужие»
обнаружила способность контаминировать сразу несколько элементов противопоставления (по национальному, социальному, профессиональному, конфессиональному, возрастному признакам). В течение долгого времени элементы оппозиции
могут находиться в латентном состоянии, не утрачивая при этом качественных
характеристик, которые при определенных условиях проявляются, выстраивая
элементы оппозиции в определенной иерархии.

11

Убийство поляками иноков во времена Смуты было делом обыденным. так,
гетман Станислав жолкевский вспоминал о событиях в Пафнутиево-Боровском
монастыре: «наши, находившиеся с самозванцем… напали на них / крестьян / ,
крестьяне пустились бежать в монастырь, но такой массою, что нельзя было затворить ворот, за ними вторглись наши и убили в церкви князя Волконского, которого Шуйский назначил туда воеводою, перебили иноков, чернецов и всю толпу,
ограбили монастырь и церковь» (см.: Записки гетмана жолкевского о Московской
войне… С. 65). Далее в тексте упоминается, что из 80 иноков в живых осталось
лишь 10.

СМУ ты
В жИтИИ
И РИ Н А Рх А
РОС тОВС КОгО

И. А. лобакова

12

Заметим, что данный случай смены имени православной девицей при вступлении
ее в брак с царем — первый в русской истории. В исторических работах большую
известность получил факт переименования первой невесты царя Михаила Федоровича Романовой Марии хлоповой, которой после избрания ее царской невестой
дали имя Анастасия (в честь двоюродной бабки царя, первой жены Ивана грозного). Этот эпизод был подробно рассмотрен И. е. Забелиным, который об этом
феномене писал как о традиции, при которой избранной царской невесте нарекали новое имя. Отметим, что, когда брак был расстроен Салтыковыми, родней его
матери, хлопову стали вновь именовать Марией. третий в истории случай связан
с 1-м браком царя Петра Алексеевича, но он был еще более радикален — его невеста сменила не только имя, но и отчество: царица евдокия Федоровна до брака
звалась Прасковьей Илларионовной лопухиной. женой царя-соправителя была
Прасковья Федоровна Салтыкова, которой имени никто не менял. Возможно,
по этой причине лопухиной дали другое имя, что, однако, не объясняет перемены
имени ее отца, который стал боярином Федором лопухиным. Вопрос о причинах смены имени этими тремя царскими невестами остается открытым, так
как предлагавшаяся некоторыми историками «незнатность» избранниц не может
служить объяснением: евдокия лукьяновна Стрешнева, или Наталья Кирилловна
Нарышкина, или Агафья Семеновна грушецкая, например, были гораздо менее
родовиты, чем княжна Буйносова-Ростовская. Вероятно, у этих трех случаев нет
общего объяснения.

13

Платонов С. Ф. Древнерусские сказания и повести… С. 372.

Р. Я. Солодкин

МО С КОВС К А Я С М У тА
гл А ЗА М И
А Н гл И ЙС К И х
Д И П лОМ Ат ОВ
И П У т е Ш еС т Ве Н Н И КОВ:
И С т О Р И О г РА Ф И Ч е С К И е
АС П е К т ы*

С

реди примерно четырех десятков сочинений иностранцев
о событиях «межъусобной брани», пережитой Московским государством в начале XVII столетия, несколько принадлежит англичанам. Их записки о «смятении во всей Русской земле» в течение
последнего полувека не раз привлекали внимание отечественных
историков.
По допущению М. А. Алпатова (повторяющего вывод И. М. Болдакова), книга о посольстве сэра т. Смита в Россию (1604 – 1605 гг.)
вышла из-под пера драматурга Джорджа Уилкинса, пользовавшегося устными и письменными известиями участников этой дипломатической миссии. В оценке М. А. Алпатова повествование Уилкинса
риторично, но он, рассказывая «с чужих слов», проявил умение отбирать факты. С личностью автора исследователь связывает драматизацию образов Бориса годунова и его наследника.
М. А. Алпатову бросились в глаза неточности в рассматриваемом сочинении, например, фантастична приведенная здесь численность правительственных войск (за начало Смуты), неверно, будто
царь Федор Борисович отравился вместе с матерью, а перед смертью
сочинил пространное письмо лжедмитрию (которое здесь приводится), оправдываясь перед якобы законным царем как сын выборного,
* Исследование выполнено в рамках гранта Президента Российской
Федерации для государственной поддержки молодых российских
ученых МК-4218.2012.6.

Солодкин
Роман
Яковлевич,
кандидат
исторических
наук, доцент
Нижневартовского
государственного
гуманитарного
университета

342
V
Сму та
в исторической
пам яти

Бориса; версия автора о подлинности «царя Дмитрия» — сына Ивана IV, с точки зрения исследователя, внушена политическими соображениями. главное значение данной книги о посольстве т. Смита
в Россию М. А. Алпатов усматривал в том, что она запечатлела ту общественную атмосферу, в которой протекали «описываемые события». Рассказывая об этом посольстве, публицист двояко изображает
Россию, а рисуя противоречивый характер Бориса годунова, утверждает, что тот захватил власть при помощи некоторых бояр, например,
Б. Я. Бельского, почему появление «царя Дмитрия» считается возмездием Борису, как узурпатору. Автор английского сочинения о посольстве т. Смита в Россию, отмечал М. А. Алпатов, ненавидит русский
народ и передает слухи о претенденте на московский престол1.
По указанию А. О. Амелькина, Джордж Уилкинс, участвовавший в посольстве т. Смита в Москву, первым из иностранцев описал
события «великой Смуты» в России. Свидетель переворота в пользу
лжедмитрия I, Уилкинс «под впечатлением официальной (в то время) версии романтического спасения Самозванца призывал английских драматургов откликнуться на это событие»2.
Автор описания путешествия в Россию английского посольства весной 1605 г. находился с этой миссией в Вологде, затем холмогорах, и его, по словам В. Д. Назарова, «поразило крайне
возбужденное состояние горожан и обилие самых разноречивых
и фантастических слухов», «тревожное состояние» страны3.
В оценке Р. г. Скрынникова изданное И. М. Болдаковым сочинение, опубликованное в 1605 г. в Англии на основании записей
и рассказов членов посольства, только что вернувшегося из России, содержит самые подробные сведения о московском восстании 1 июня 1605 г.; оно сохранило немало уникальных сообщений
об этом движении против годуновых, как и о решении Боярской
думы передать власть лжедмитрию, а также о посылке им эмиссаров в Москву истребить своих врагов4.
По данным И. И. Смирнова, зимой 1606 – 1607 гг. видный деятель Московской компании Дж. Меррик был в русской столице,
и как очевидец восстания Болотникова мог сочинить так называемое «Английское донесение» об этом восстании, о чем свидетельствует и сравнение рассматриваемого документа, относящегося
к марту или апрелю 1607 г., с другими, вышедшими из-под пера
того же королевского дипломата, да и широкая осведомленность
автора. Цель записки, которая содержит наряду с ошибочными
множество очень ценных сведений о возглавленном И. Болотниковым движении, особенно позволяющих раскрыть его социальную
природу,как думалось И. И. Смирнову, практическая — «информировать английское правительство о событиях в России»5.
В историографии также отмечалось, что известие секретного
донесения, предназначенного для английского кабинета, об освобождении лжедмитрием I южных уездов от налогов и повинностей

на десять лет косвенно подтверждают другие источники. хотя составитель записки не избежал путаницы, очень важно его сообщение о требованиях восставших к москвичам — выдать бояр и луч343
ших горожан6.
Как представлялось В. И. Корецкому, «Английское донесение»
МОСКОВСК А Я
в лондон о восстании Болотникова, по-видимому, принадлежащее СМ У тА гл А ЗА МИ
А НглИЙСК И х
Меррику, «при общей точности сообщаемых в нем сведений» отлиДИП лОМ АтОВ
чается хронологической непоследовательностью. На взгляд известИ П У теШеСтВеННИКОВ:
ного историка, в записке «английского дипломата» начало анти- ИСтОРИОгРАФИЧеСК Ие
правительственного движения в Путивле ошибочно связывается
АСПеКты
непосредственно с деятельностью М. Молчанова, но «довольно верно» вскрыты мотивы, побудившие «жителей южных окраин России
выступить против центральной власти».
Анонимный автор, возможно, спутал порядок событий и смешал детали сражений 26–27 ноября и 2 декабря 1606 г. под Москвой.
тем не менее «Английское донесение», сохранившее «следы политических требований Болотникова», по словам В. И. Корецкого, «содержит исключительно ценные данные» о программных целях восставших и «положении внутри Москвы во время осады», а также отразило
изменение тактики повстанцев и консолидацию «феодальных верхов
в Москве перед лицом внешней и внутренней опасности»7.
В глазах А. О. Амелькина, автор английской записки о восстании Болотникова (которым исследователь считает Д. Меррика)
«осторожен в своих оценках… осознанно воздерживается от каких-либо выводов»8.
По указанию г. М. Коваленко, почти неизвестное исследователям сочинение г. Бреретона (очевидно, вернувшегося на родину
после Клушинской битвы) «Известия о невзгодах России» предназначалось для занимательного чтения высших аристократов, в частности, для фаворита Якова I государственного секретаря Р. Карра. Большая часть этого сочинения, как замечает г. М. Коваленко,
представляет собой описание русской Смуты (до прибытия автора
в Россию), а меньшая часть — изображение тех событий, в которых
Бреретон принимал непосредственное участие. На взгляд исследователя, интересующее его произведение — не только рассказ о поездке в экзотическую страну, где происходили самые невероятные
происшествия, но и своего рода роман, отличающийся образностью.
С точки зрения г. М. Коваленко, Бреретон имел очень смутные
представления о русской истории, почему многие его персонажи
условны. главной реальной фигурой ближайшего прошлого «Московии» для него, как и для большинства иностранцев, был Иван
грозный. По определению г. М. Коваленко, Дмитрий у Бреретона — собирательный образ: биография этого царя объединяет факты биографий Федора Ивановича, лжедмитрия I, лжедмитрия II.
Англичанин наделяет Дмитрия (некоего символа, за которым последовательно шли сторонники всех самозванцев) природными
Р. Я. Солодкин

344
V
Сму та
в исторической
пам яти

добродетелями и способностями, а также молодостью и красотой.
его антиподом выступает ближайший советник царя — «великий
Конюший», в котором угадываются черты и Б. годунова, и В. Шуйского. Но к концу повествования главные герои из действующих лиц
описываемой Бреретоном трагедии постепенно превращаются в более реальные исторические персонажи — находит г. М. Коваленко.
По его мнению, англичанин довольно объективно оценивает
шведское военное присутствие в России. Не видя особой разницы
между поляками и войском Я. П. Делагарди, он считает, что с появлением пестрой по национальному составу наемной армии бедствия
России увеличились. С большим сочувствием Бреретон пишет о «несчастных московитах», для которых жизнь стала земным адом.
По всей вероятности, думается г. М. Коваленко, основным источником сочинения Бреретона была устная информация, полученная им и в Англии (а также, возможно, в Швеции и Финляндии, где
он перед отправкой в Россию провел почти семь месяцев), и непосредственно в Московском государстве. Как полагает г. М. Коваленко, сочинение г. Бреретона, отражающее взгляд просвещенного англичанина на события в России, представляет для исследователей
как источниковедческий, так и культурологический интерес9.
По указанию А. О. Амелькина, основное внимание г. Бреретон уделил действиям отряда, в котором служил (из корпуса
Я. П. Делагарди)10.
г. Бреретон (находившийся в составе второго вспомогательного отряда, отправившегося на помощь Василию Шуйскому в конце 1609 г.), как пишет Я. Н. Рабинович, «не делает разницы между поляками-тушинцами и поляками Сигизмунда», а героем вторичного
освобождения Старой Руссы изображает французского полковника
П. Делавиля11.
Я. С. лурье предполагал, что созданные в Смутное время рассказы об угличском деле отразились в «Путешествиях» Дж. горсея,
которые ученый датировал 1620-ми гг.12
Одним из источников записок горсея считается повествование о посольстве т. Смита в Россию13.
По замечаниям А. А. Севастьяновой, горсей упоминает Михаила Романова, будущего царя, и полагает, что Б. Я. Бельский «…задумал не только окончательно погубить Бориса Федоровича и его семью, но также разорение и гибель всего государства». Повествование
о гибели царевича Дмитрия англичанин завершает такими словами:
«…призрак царевича Дмитрия явится так скоро на гибель Бориса Федоровича и всей его семьи». По наблюдениям А. А. Севастьяновой,
свои многозначительные намеки и обещания горсей действительно
раскрывает на последних страницах «Путешествий», рассказывая,
как Михаила Романова избрали царем, Богдан Бельский возглавил
войско лжедмитрия и т. д., но в данном случае важно не то, что горсей как автор оказался состоятельнее, чем есть основания предполо-

гать, а то, что обещать привести эти сведения он, взявшийся за перо
еще в 1580-х гг., мог только после того, как имели место соответствующие события начала XVII в.14
Историки последних десятилетий, таким образом, пытались
выяснить происхождение названных записок и степень достоверности содержащихся в них сведений по русской истории времени Смуты, в частности, определить источники данных сведений, цели, преследовавшиеся английскими авторами, специфику их сочинений
(так, записка, вышедшая, надо думать, из-под пера Уилкинса, признается риторичной, рассказ, зачастую атрибутируемый Дж. Меррику, о восстании Болотникова сближается с документом, а произведение Бреретона уподобляется своеобразному роману, в котором
реальные персонажи угадываются не без труда). Свидетельства англичан, побывавших в России в начале XVII в., как представляется
ряду исследователей, важны для понимания истоков и смысла «разорения русского» того времени.

1

Алпатов М. А. Русская историческая мысль и Западная европа: XVII — первая
четверть XVIII века. М., 1976. С. 71 – 80.

2

Амелькин А. О. Поворот в истории России начала XVII в. глазами иностранцев //
Нестор: Историко-культурные исследования: Альманах. Воронеж, 1995. Вып. 3.
С. 76. С. Н. Богатырев оценивает отчет т. Смита о русском посольстве как дневник, который вел Д. Вилкинс — секретарь главы этой дипломатической миссии
(Богатырев С. «От Волги до потока Амазонки»: жизнь и путешествия сэра томаса
Смита // Зеркало истории. М., 1995. Вып. 2: личность в истории. С. 61).

3

Назаров В. Д. Классовая борьба горожан и правительство Бориса годунова //
города феодальной России: сб. ст. памяти Н. В. Устюгова. М., 1966. С. 221.

4

Скрынников Р. Г. Социально-политическая борьба в Русском государстве в начале
XVII века. л., 1985. С. 277 – 281, 285, 291.

5

Смирнов И. И. Восстание Болотникова: 1606 – 1607. М., 1951. С. 548 – 551. См. также: Он же. Английское известие 1607 г. о восстании Болотникова // Исторические
записки. М., 1942. Кн. 13. С. 291 – 302.

6

Восстание И. Болотникова: Документы и материалы. М., 1959. С. 388. Комм. 220,
221, 225; Корецкий В. И. Формирование крепостного права и первая Крестьянская
война в России. М., 1975. С. 242.

7

Корецкий В. И. Формирование крепостного права … С. 27, 261, 302 – 304, 306, 308.

8

Амелькин А. О. Поворот в истории России … С. 77.

9

Коваленко Г. М. Смута в России глазами английского кондотьера // Вопросы истории. 1999. № 1. С. 149 – 153. См. также: Бреретон Г. Известия о нынешних бедах
России / сост., подг. к печ., вступ. ст., комм. г. М. Коваленко. СПб., 2002.

10

Амелькин А. О. Поворот в истории России … С. 78.

11

Рабинович Я. Н. Старая Русса в Смутное время: история и историография // Историографический сборник. Саратов, 2010. Вып. 24. С. 99 – 100.

12

Лурье Я. С. Письма Джерома горсея // Уч. зап. ленингр. гос. ун-та. 1940. № 73.
С. 190, 195.

13

Богатырев С. «От Волги до потока Амазонки»… С. 61 – 62; Севастьянова А. А. Портрет Бориса годунова в записках Джерома горсея // Мининские чтения: труды
научной конференции. Нижний Новгород, 2007. С. 14, и др.

14

Севастьянова А. А. Записки Джерома горсея о России в конце XVI — начале
XVII века. Разновременные слои источника и их хронология // Вопросы историографии и источниковедения отечественной истории. М., 1974. С. 71, и др.

И. Ю. Фоменко

СМ У т НОе
ВРе М Я
В ИС тОРИ Ч еСК И х
т РУД А х
М . Н . М У РА В Ь е В А

Фоменко
Ирина
Юрьевна,
кандидат
филологических
наук, ведущий
научный сотрудник
Российской
государственной
библиотеки

В

торая половина XVIII в. — определяющий этап становления
русской историографии, годы решения сложнейших задач,
среди которых особое место занимало создание слога исторического повествования. Отечественные историки стояли перед необходимостью создать историческое повествование нового типа,
сформировать традицию беллетризованного и концептуального
изложения событий русской истории. Огромную роль в решении
этих задач сыграли не профессиональные историки, а поэты, писатели, энциклопедически образованные люди, в том числе М. Н. Муравьев и Н. А. львов. Многое из того, что они сделали или осмыслили, осталось вне поля зрения читающей публики начала XIX в.,
что во многом обусловило эффект неожиданности от появления
«Истории государства Российского» Н. М. Карамзина. Почву для Карамзина готовили многие писатели, историки, археографы, которые помогли осуществить переход от летописного повествования
к историческому.
В последние годы, во многом благодаря тверским конференциям, получила адекватную оценку деятельность львова-историка,
и мы увидели его место в этом ряду: «Публикуя летописи, львов размышляет об их использовании как источника при создании исторического повествования нового типа, создании пластичной и рельефной картины исторического прошлого, содержащей “главные
черты, образующие свойство народа, картину дел и порядок времени”, создание “портрета народа”: “Портрет народа будет пораз-

ителен, история совершенна и впечатление оной свободно в памяти читателя начертается”»1. Многое из того, о чем мечтает львов,
в те же годы пытается осуществить Муравьев. Решение поставленных задач предполагало преодоление инерции летописной манеры
повествования, причем одновременно необходимо было избежать
излишнего вторжения вымысла, излишней свободы обращения
с историческими фактами. Карамзин, отдавая на суд читателя свою
«Историю», в предисловии счел необходимым отмежеваться и от летописи («историк не летописец»), и от романа («история не роман
и мир не сад, где все должно быть приятно»).
Но и Муравьев задолго до Карамзина, еще в 1779 г., раздумывал и о стиле исторического повествования, и о достоверности и вымысле в историческом изложении. И летописи, и труды «собирателей
истории нашей», В. Н. татищева, М. М. Щербатова, И. Н. Болтина —
Муравьев рассматривал как сырой материал, который еще предстояло облечь в художественную форму, завершив тем самым «торжественный раскол с летописью». «Сличая» исторические труды
М. В. ломоносова и Ф. А. Эмина, Муравьев приходит в восторг от слога ломоносова, история которого отличалась, с его точки зрения,
«ученостью без сухости» и «красноречием без возглашения»2. Выбор
начинающего литератора крайне важен. Именно ломоносов стоял
у истоков создания краткого, концептуального и одновременно выразительного, драматического изложения событий русской истории. В его трудах «Краткий российский летописец с родословием»
(СПб.,1760) и «Древняя российская история» (СПб.,1766) был представлен общий ход развития России, лаконичная, но емкая картина
исторического пути, пройденного русским народом. Не менее важен и интерес Муравьева к «Российской истории» (СПб., 1767 – 1769)
романиста Ф. А. Эмина, которая хотя и не сообщала новые факты,
не вводила новые источники, но подкупала читателей стремлением «к связному и литературно обработанному изложению событий,
скрепленному морализаторскими рассуждениями»3. Молодой литератор справедливо осудил Эмина за стремление «сделать роман
из истории», что не помешало ему в дальнейшем воспользоваться
некоторыми из намеченных Эминым подходов в своей педагогической й практике.
С 1785 по 1796 г. Муравьев преподавал внукам екатерины II великим князьям Александру и Константину русскую историю. Сама
жизнь поставила Муравьева перед необходимостью создания краткого, живо и ярко написанного курса русской истории, четко и в доступной для юношеского восприятия форме излагающего основные
события и факты. готовых пособий, на которые он мог бы опереться
при решении этих сложнейших задач, в России отсутствовали.
Во второй половине XVIII в. история наиболее серьезно преподавалась в Московском университете4. там был подготовлен
и издан перевод труда И. Фрейера «Краткая всеобщая история для

3 47
С М У т НОе
ВРе М Я
В ИС тОРИ Ч еС К И х
т Р УД А х
М. Н. М У РА ВЬе ВА

348
V
Сму та
в исторической
пам яти

употребления юношества» (М., 1759). Переводчик, студент, в дальнейшем профессор, а затем ректор Московского университета
х. А. Чеботарев расширил книгу Фрейера разделами, посвященными русской истории. О причинах, побудивших его доработать Фрейера, а также об источниках этих дополнений лучше всего сказал сам
переводчик в предисловии к книге: «Совершенство ж сего издаваемого мною исторического сокращения, требовало, чтоб Российскую
Историю… присовокупить, которая здесь по причине недостатка
лучшего в сем роде сочинения, от слова до слова внесена из Краткого Российского летописца покойного… Михайла Васильевича ломоносова»5. Это было на редкость удачное решение. таким образом,
мировая история обогатилась вдохновенными ломоносовскими
фрагментами: «На конец по плачевном России расхищении, какого
и от татар не бывало, старанием нижегородского купца Козмы Миинна, под предводительством князя Дмитрия Михайловича Пожарского… Москва взята, и от поляков и воров очищена… Михаил Федорович Романов… пришед с Костромы увидел Москву положенную
почти в конечное запустение»6.
тот же ломоносов, исполняя поручение екатерины II «выбрать
из российской истории знатные приключения» с целью написания
картин для украшения при дворе некоторых комнат, в 1764 г. создал
«Идеи для живописных картин из российской истории». Напомню,
что из 25 предложенных ломоносовым сюжетов один посвящен Минину, два Пожарскому, один Шуйскому, один патриарху гермогену,
один «Погибель Расстригина», один «Право высокой фамилии Романовых на престол всероссийский» («Царь Федор Иванович, приближаясь к кончине при патриархе Иове и при боярех подает скипетр
брату своему двоюродному боярину Федору Никитичу Романову,
но он от того извиняется. годунов взглядывает завистливыми глазами»)7. Этих «завистливых глаз», попытки дать психологический
портрет исторического лица как раз и не хватало историческому повествованию в XVIII в.
И хотя ломоносовские «Идеи» были опубликованы много позже, только в 1868 г., поистине, «идеи носятся в воздухе». Не случайно
поколение, стоящее между ломоносовым и Карамзиным: Муравьев,
львов, Чеботарев, особо ценили исторические работы ломоносова
и не скрывали того, что многому у него научились.
труды ломоносова приобрели особое значение в связи
с острой необходимостью подготовки учебных пособий по русской
истории. Сделанное ломоносовым особенно ярко высвечивается при сопоставлении с учебными пособиями по русской истории.
Один из авторов первых учебных пособий по русской истории, рассчитанных на детское восприятие, — А. л. Шлецер (1735 – 1809), немецкий ученый, живший и работавший в России. Он преподавал
в так называемой «академии на 10 линии» Васильевского острова,
учрежденной К. г. Разумовским для узкого круга своих детей и де-

тей знакомых (А. В. Олсуфьев, г. Н. теплов и др.). Этот своеобразный
педагогический опыт отразился в подготовке Шлецером учебников
статистики и истории8. Однако задачи создания систематического
курса русской истории, написанного в доступной для детей форме,
его труды не решали. так, в «Перечне российской истории» Шлецера
(СПб., 1783) так называемый «четвертый период российской истории» (250 лет, от великого князя Ивана Васильевича до Петра Первого) занимал всего 2 страницы, щекотливый момент русской истории изложен крайне бегло: «Как угас род Рюриков… последовало
междуцарствие 15 лет заключающее в себе смятении и разорении.
Но как блеск солнечных лучей… прогоняет мглу… так род Романовых явился на спасение России» 9.
В 1799 г. была опубликована «Краткая российская история,
изданная в пользу народных училищ Российской империи», учебное
пособие, составленное незаурядным педагогом, жившим и работавшим в России сербом Ф. И. Янковичем де Мириево. Под его руководством была проведена огромная работа по подготовке учебных
пособий по ряду предметов. Многие из них в конце XVIII — начале
XIX в. выдержали десятки переизданий. «История» вышла только
в 1799 г., хотя ее план был предложен Ф. И. Янковичем де Мириево
значительно ранее10. Учебник имел многие достоинства, главными
из которых являются лаконизм языка и четкость изложения. Но факты комментируются излишне сухо, а оценка событий или не дается
вовсе, или дается сугубо официальная: «таковыя польские насилия и мучительства были наконец причиною, что князь Димитрий
Михайлович Пожарский, князь Димитрий тимофеевич трубецкой
и боярин Федор Иванович Шереметев при ревностном содействии
Нижегородского гражданина Козмы Минина соединившись между
собою, и собрав в 1812 году в Нижнем Новгороде Костроме, Ярославле и других городах многочисленное воинство, осадили Москву,
и взяв ее побили многих поляков за безчеловечья их, протчих же
не столько виновных учинили военнопленными… способствовали
к возведению Михаила Федоровича на российский престол»11.
В последние годы XVIII в. была опубликована «Детская российская история, изданная в пользу обучения юношества» (Смоленск, 1797). Книга вышла в свет в типографии Приказа общественного призрения без указания имени автора. В эти годы смоленскую
типографию содержал опытный купец-книгоиздатель И. Я. Сытин,
в павловскую эпоху перенесший свое дело из Петербурга в провинцию. Книга представляет собой умело составленную компиляцию из трудов русских историков, прежде всего, В. Н. татищева,
академических публикаций исторических источников, например,
«Правды русской». В 1811 г. книга была переиздана с дополнениями,
посвященными событиям русской истории начала XIX в. и с указанием на титульном листе автора — «Смоленского народного училища учитель Н…е…» (предположительно, Николай ефремов). Книга

349
С М У т НОе
ВРе М Я
В ИС тОРИ Ч еС К И х
т Р УД А х
М. Н. М У РА ВЬе ВА

И. Ю. Фоменко

350
V
Сму та
в исторической
пам яти

содержит в целом подробное и внятное изложение событий, но информация о Минине и Пожарском вынесена в подстрочное примечание: «Начальною причиною прекращений всех сих несчастий был
некоторый Нижегородский мясник Казьма Минин, который видя
свое отечество в крайнем расхищении, умел собственным примером возбудить в сердцах сограждан своих ревность к освобождению от иностранцов любезное свое отечество: он собравши своих
сограждан, уговаривал жертвовать всех имением на содержание армии, и первый принес в собрание все свое имение; сему знаменитому поступку подражали и прочие. Он уговорил князя Пожарского, отличавшегося тогда храбростию и благомыслием в отечестве,
предводительствовать собранною для сего армиею»12.
таким образом, во второй половине XVIII в. авторы пособий
для детей и юношества еще не пытались ни дать беллетризованное
описание событий, ни нарисовать психологические портреты деятелей отечественной истории. Да и задачи создания систематического курса русской истории, написанного в доступной для детей
форме, эти книги не решали.
жанровое и стилистическое своеобразие исторических работ
Муравьева во многом определялось его педагогическими задачами, в том числе стремлением к занимательности. говоря о Муравьеве-преподавателе, нельзя забывать, что в европе существовала
традиция создания специальных курсов, которые готовили для наследников царских фамилий их воспитатели, известные литераторы и ученые Ф. С. Фенелон, Э. Б. Кондильяк, г. Б. Мабли. Муравьев
был хорошо знаком с трудами этих ученых и мог на них опереться.
Не исключено, что и екатерина II, предложившая Муравьеву занять
место воспитателя ее внуков, имела в виду эту традицию. В годы
преподавания Ф. С. Фенелон создал «Разговоры мертвых» — цикл
бесед между историческими деятелями разных эпох о событиях,
участниками и очевидцами которых они были. Удачную мысль использовать этот жанр в преподавательских целях, возможно, усвоил Муравьев, также подготовивший для своих воспитанников цикл
«Разговоров мертвых». Популярный в русской литературе хVIII —
начала XIX в. жанр «разговоров мертвых» относится к числу малоисследованных. Плодотворным представляется включение муравьевских «Разговоров» в систему его драматических произведений,
намеченное А. Н. Пашкуровым13.
Не исключено, что при написании «Разговоров» Муравьев учел
и опыт Ф. А. Эмина, который «широко применял приемы драматизации»14, т. е. вводил в свою «Историю» монологи и диалоги исторических лиц. Введение в историческое повествование вымысла в известных пределах допускалось еще эстетикой классицизма. Ш. Батте
писал: «хотя Историк не имеет равной должности (с поэтом. — И. Ф.),
однако он также находится в средине между истиною и вымыслом»15. Одним из путей проникновения в историю вымысла счита-

лось введение в нее монологов и диалогов исторических деятелей:
«Как примечено было, что чем более действующие лица сами говорят, тем жарче и живее бывает повествование, то Историки… заняли нечто от способа Поэтов…Иногда историки сами предпринимают
сочинять говоренные, или даже и совсем неговоренные речи»16.
Один из муравьевских «Разговоров мертвых» озаглавлен: «Боярин князь Димитрий Михайлович Пожарский и думной дворянин
Косма Минич Минин».
Тезис. Для гражданина нет степени более знаменитой как неоценное щастие способствовать к спасению отечества жертвованиями
личной корысти, имущества, спокойствия, здравия и жизни.
Минин. Мой друг, мой герой вселяется в жилище добродетели
и щастия. Боярин и князь не гнушался в той еще жизни дружбы и сообщества незнатного купца нижегородского. Моя ревность к отечеству в глазах твоих служила мне вместо благородства. Что я говорю?
Общее нам достоинство гражданина поставило меня выше прелестей частного прибытка, а тебя привело в состояние, по избавлении
отечества, уклониться от престола онаго…
Пожарский. Нет сомнения: труды наши не пропали… Долгое
безначание уступило порядку… Кроткой Михаил… врачует тишиною утомленную Россию…Загладятся кровавые следы самозванцев,
чудовищ, которые мстили злодейство годунова. Не понятно будет
щастливейшим потомкам, что шведы были в Новегороде и поляки
в Москве и что оба народа сии мечтали дать государя России. Вспомнят, что между развалин государства Минин возстал на спасение
его и великодушным жертвованием самаго себя воспламенил Пожарского.
Минин. Рурик, Владимиры, Димитрий, Иоанны не терпеливы
видеть Спасителя России»17.
Обращаю внимание, что цитаты воспроизведены по прижизненному изданию «Разговоров мертвых», хранящемуся в государственной публичной исторической библиотеке в Москве (в дальнейшем гПИБ), то есть это подлинный муравьевский текст. Напомню,
что исторические труды Муравьева долгое время были известны
только в посмертно опубликованных изданиях «Опыты истории,
письмен и нравоучения» (М., 1810) и «Полное собрание сочинений
Мураьвева» (СПб., 1819 – 1820), то есть в редакциях его публикаторов, Н. М. Карамзина, В. А. жуковского, К. Н. Батюшкова. Однако
и рукописи, и немногие прижизненные издания прозаических произведений Муравьева, подготовленные им в процесе преподавания
для внутреннего использования, свидетельствуют, что он был новатором во всем, что касалось стиля исторического повествования.
В годы преподавания Муравьев создал цикл статей, посвященных ключевым моментам российской истории. Это «Эпохи
российской истории», «Опыты истории письмен и нравоучения»,
«Краткое начертание российской истории», «Соединение удельных

351
С М У т НОе
ВРе М Я
В ИС тОРИ Ч еС К И х
т Р УД А х
М. Н. М У РА ВЬе ВА

И. Ю. Фоменко

352
V
Сму та
в исторической
пам яти

княжений в единое государство», «Письма к молодому человеку»,
«Древние области Новгорода». Несмотря на фрагментарность, они
содержат единый взгляд на историческое прошлое России, ее место
в ряду европейских стран. Фактически речь шла о геополитике18.
И одновременно они содержат «картины», в ломоносовском, львовском смысле: пластическое, выразительное, концептуальное описание ключевых эпизодов русской истории, попытки создания психологических портретов исторических деятелей.
Особенно выразительны страницы, посвященные ключевым,
переломным, даже трагическим эпизодам российской истории: татаро-монгольское нашествие, история Новгорода, правление Ивана
грозного19. Особенно откровенен Муравьев в черновых, оставшихся
в рукописи набросках: «Новгород имеет свою историю, отличную
от истории государства»20. Не менее выразительны и описания драматических событий Смутного времени. Этому периоду посвящены статьи «Краткое начертание российской истории», «Соединение
удельных княжений (л. 1462)» и «Историческое изображение России
в седьмом на десять веке». Последняя представляет особый интерес,
поскольку в гПИБ хранится фрагмент ее прижизненного издания,
содержащий начало статьи в авторской редакции.
«Историческое изображение России в седьмом на десять
веке» начинается с общей характеристики России, которая пронизана убежденностью в неуклонном стремлении России к просвещению, ее поискам своего места между европейских государств
и «полудиких утеснителей»: «Отделена от остатка европы происхождением народов своих, разностию языка и еще более нравами,
мнениями и верою, и заключена, так сказать, безъисходно в собственных пределах своих… Россия приуготовлялася медлительно
к будущему соучаствованию во всех выгодах просвещения и государственной силы, которые несколько веков назад составляли преимущество европы…
Продолжительная борьба государства с полудикими утеснителями его… не давали россиянам ни времени, ни склонности
прилежать к искусствам, которые услаждают разум и служат украшением спокойного общества. Пресечение сношений с Западными
государствами, разность обрядов, одеяний, общежития, недостаток
любопытства, оправдываемый в глазах их привязанностью к отеческим обрядам и ревностию к вере, простота нравов, которая прилична народу воинов и земледельцев: все сии обстоятельства стекалися к уединению России от прочих держав европейских…
Между тем Россия не имела недостатка ни в предприимчивости, ни в благоразумии. Великие войны были предприяты
и окончаны, неизвестные народы открыты и покорены, и пределы
государства разпростерты до Персии и Китая. Москва процветала
огромным населением и Двор государей поражал очи путешествователей азиатическою пышностию»21.

Далее дается общая характеристика правлений царей Иоанна
Васильевича и Василия Иоанновича, выразительный образ Ивана
грозного: «Страшен вне и внутри государства, но нe имея владычества над собою, он похитил сам у себя исполнение предприятий
своих насилием способов…Получив от природы опасный дар страстей…он не имел счастья пользоваться выгодами хорошего воспитания…его отмщения были ужасны и увлекали его за предел общественного блага»22.
Муравьев подводит читателя к мысли, что Смута — одно
из последствий тиранического правления Ивана грозного, которая предельно четко сформулирована им в рукописном наброске: «По кончине его Россия в пущее бедство повержена»23. Ивану
грозному «не суждено было разсеять в отечестве тьму варварства,
и сын его царь Феодор Иоаннович, котораго кротость приближалася к слабости, проведя недолгое царствание в зависимости хитрого
и честолбивого любимца своего Бориса Федоровича годунова, уступил место похитителю престола и заключил собою долгий порядок государей Рюрикова рода (1598). годунов не страшился злодеяния, ежели должно было соверишть его для приобретения престола
и малолетной брат Федоров царевич Димитрий удаленной в Углич,
долженстовал кончиною своею очистить ему путь к престолу»24.
Здесь подлинный муравьевский текст обрывается; далее будут цитироваться посмертные издания.
Смута предстает под пером Муравьева как несчастье, обусловленное сменою правления и борьбой за власть, которыми воспользовались внешние враги. Одновременно это этап становления
русской государственности, проверка на прочность. Драматические
события Смуты описаны Муравьевым в равной степени лаконично
и выразительно: «Россия поставлена была вторично на край погибели не разделением, и не нашествием варваров, как прежде, но пресечением царскаго рода, которое грозило ей безначалием и возбудило на нее алчное властолюбие соседственных держав…хитрой
годунов, преступник щастливый на единое мгновение, с изумлением видит тень царя, восставшую из гроба и теряя всю силу разума
своего, впрочем обильнаго и пространнаго, ужасом и угрызениями
совести низводится с похищенного престола»25. Здесь важны и попытка дать психологический портрет исторического лица, и четкая
нравственная оценка деяний исторических лиц. «Он первый говорил о морали», — обмолвился о Муравьеве К. Н. Батюшков. Возможно, не первый, но с такой внутренней свободой, так выпукло,
так тактично, без морализаторства и дидактичности говорили тогда немногие: «Все погибало, когда Провидение избрало руку самую
простую спасти Отечество. Мещанин Нижняго Новагорода, Козьма
Минин, прозвищем Сухорукий, воспламененный сею священною
страстию, которая заставляет все принести на жертву Отечеству,
убеждает сограждан своих посвятить жизнь и имущество на избав-

353
С М У т НОе
ВРе М Я
В ИС тОРИ Ч еС К И х
т Р УД А х
М. Н. М У РА ВЬе ВА

И. Ю. Фоменко

354
V
Сму та
в исторической
пам яти

ление столицы»26. Рассуждая о щекотливых моментах отечественной истории, Муравьев не забывает отметить, что поляки, в ту пору
«безжалостные творцы нещастий России», тем не менее, «народ соседственный и однородный»27.
Муравьев не был и не считал себя профессиональным историком или преподавателем. Однако он сыграл особую роль в становлении научно-популярной литературы, посвященной драматическим
эпизодам русской истории. его исторические и педагогические
опыты и поныне дороги нам стремлением осмыслить исторический
путь русского народа, понять, в чем состоит самобытность русской
культуры, стремлением воспитать у читателя уважение к историческому прошлому своей страны, подлинный, глубокий патриотизм:
«Мы ходим по земле, обагренной кровью предков наших». Краткость
и изящество стиля, полное преодоление зависимости от летописной
манеры изложения, умелая беллетризация, намечающийся психологизм — эти и многие другие несомненные достоинства работ Муравьева вносят существенные детали в наши представления о докарамзинской историографии.

1

Милюгина Е. Г., Строганов М. В. гений вкуса: Н. А. львов. Итоги и проблемы изучения. тверь, 2008. С. 100 – 101.

2

Отдел рукописей Российской государственной библиотеки. Ф. 293. Картон 1. ед. 2,
л. 1.

3

Степанов В. П. Эмин Федор Александрович // Словарь русских писателей
XVIII века. Вып. 3. СПб., 2010. С. 449.

4

Пештич С. Л. Русская историография XVIII века. л., 1961 – 1971. т. 1 – 3. т. 2. С. 59.

5

Фрейер И. Краткая всеобщая история с присовокуплением Российской истории
для употребления юношества. М., І769. С. [17 – 18].

6

Ломоносов М. В. Краткой российской летописец с родослоовием. СПб., 1760. С. 41.
Ср. Фрейер И. Указ. соч. С. 380 – 381.

7

Ломоносов М. В. Полное собрание сочинений. М.; л., 1950 – 1959. т. 1 – 10. т 6.
С. 371 – 373.

8

Русский биографический словарь. СПб., 1896 – 1918. т. 1 – 27. т. Шебанов- Шютц.
С. 340.

9

Шлецер А. Л. Перечень российской истории. СПб., 1783. С. 9 – 10.

10

Пештич С. Л. Указ. соч. т. 2. С. 61 – 63.

11

Янкович де Мириево Ф. И. Краткая российская история, изданная в пользу народных училищ. СПб., 1799. С. 138 – 139.

12

Детская российская история, изданная в пользу обучения юношества. Смоленск,
1797. С. 125.

13

Кузьмин А. И. Военная тема в сатирических разговорах в царстве мертвых //
XVIII век. Сб. 10. л., 1975. С. 87 – 91; Пашкуров А. Н. Драматургия М. Н. Муравьева
как система // Михаил Муравьев и его время. Казань, 2011. С. 100.

14

Степанов В. П. Указ. соч. С. 449.

15

Батте Ш. Начальные правила словесности. М., 1807. т. 4. С. 206.

16

там же. С. 229 – 230.

17

Муравьев М. Н. Разговоры мертвых. [СПб], 1790. л. [66 – 67 об.]

18

Фоменко И. Ю. Исторические взгляды М. Н. Муравьева // XVIII век. Сб. 13. л. 1981.
С. 167 – 184; Топоров В. Н. Из истории русской литературы. т. 2: Русская литература
второй половины 18 века: Исследования, материалы, публикации. М. Н. Муравьев: Введение в творческое наследие. Книга 1. М., 2001. С. 749.

19

Фоменко И. Ю. Учебные пособия для детей и юношества в докарамзинской историографии // Михаил Муравьев и его время. Казань, 2011. С. 93 – 95.

20

Рукописный отдел Российской национальной библиотеки (далее — РО РНБ).
Ф. 499. № 70. л. 8.

21

Муравьев М. Н. Историческое изображение России в седьмом на десять веке.
С. 3 – 5 (экз. гПИБ).

22

там же. С. 7.

23

РО РНБ. Ф. 499. № 80. л. 1.

24

Муравьев М. Н. Историческое изображение России в седьмом на десять веке. С. 8
(экз. гПИБ).

25

Муравьев М. Н. Полное собрание сочинений. СПб., 1819 – 1820. Ч. 1 – 3. Ч. 2. С. 362.

26

там же. Ч. 2. С. 302.

27

там же. Ч. 2. С. 299.

А. В. Семенова

СМ У т НОе ВРе М Я
В ОБЩ еС т ВеННОЙ
МыС лИ
КОН Ц А X V I I I —
ПеРВОЙ Чет ВеР т И
X I X В.

Семенова
Анна
Владимировна,
доктор
исторических наук,
профессор, ведущий
научный сотрудник
Института
российской
истории РАН,
академик РАЕН

В

истории нашего Отечества есть два события, отделенные
двумя веками, но тесно связанные между собой. И в начале
XVII в., и в начале XIX в. Россия пережила вторжения интервентов,
военные поражения на первых этапах, потерю Москвы, и наконец,
сосредоточение всех сил народа и победу над интервентами. Понятно, что мы говорим о Смутном времени и Отечественной войне
1812 г. Различия состоят в том, что Смутное время сопровождалось
пресечением династии, голодом, народными восстаниями, длилось
более десяти лет и представляло фактически гражданскую войну,
а Наполеона изгнали за полгода при полном единении всех сословий. Но в обоих случаях возникала угроза потери национальной независимости и патриотический порыв народа спасал государство.
тема Смутного времени, поиска причин национальной катастрофы начала века волновала русское общество на протяжении всего XVII столетия, что отразилось в обилии исторических сочинений
с автобиографическим компонентом, вышедших из-под пера грамотных представителей разных сословий. Первая половина следующего
века была наполнена петровскими преобразованиями, дворцовыми
переворотами, и лишь с воцарением екатерины Великой возник активный интерес к проблемам начала минувшего века. В 1764 г. екатерина II передала М. В. ломоносову поручение «выбрать из российской
истории знатные приключения для написания картин». Великий ученый среди исторических имен, достойных внимания, назвал: «Козма
Минин», князя Д. М. Пожарского и патриарха гермогена, отвергающе-

го предложения польских интервентов. Впоследствии в конце XVIII в.
тема Смутного времени и патриотизма возникала в произведениях
В. И. Майкова (поэма «Освобожденная Москва»). «Похвальные слова»
в честь К. Минина и Д. Пожарского сочинил другой известный литератор второй половины века — воспитатель великих князей Александра и Константина, будущий попечитель Московского университета
и отец декабристов Никиты и Михаила — М. Н. Муравьев. В журнале
«Зритель», издававшемся И. А. Крыловым и П. А. Плавильщиковым,
утверждалась важная идея необходимости воспитания патриотизма
на примерах русской истории. говорилось о том, что жизнь Минина и Пожарского может стать «совершенным училищем, как должно
любить Отечество»1. Обратился к теме Смуты и М. М. херасков. В его
трагедии «Освобожденная Москва» (1798) освещается борьба русского народа во главе с Мининым и Пожарским за освобождение страны
от польско-литовской интервенции. Словами Пожарского представлена выдающаяся роль Минина:
«Сей муж, почтенный муж России сын и друг,
Примером сделался отечеству заслуг,
Не князь, не знатный муж, не есть чиновник дворской
Он Минин! Минин он! — купец нижегородской.
Порода знатная — без добрых дел ничто»2.

Начало XIX в. ознаменовалось продолжением традиции поэтизации героев народного сопротивления в эпоху Смуты. так,
г. Р. Державин в 1806 г. написал трагедию «Пожарский или освобождение Москвы». В предисловии к ней он отметил: «Все… характеры взял я, ничего к ним не прибавляя, точно из истории, а по свободе поэзии вымыслил только некоторые вводные происшествия»3.
В 1807 г. появилась брошюра Сергея глинки «Пожарский и Минин
или пожертвования россиян». Заканчивалось произведение обращением к предкам — Минину и Пожарскому: «Услышьте голос наш!
Мы все клянемся, как вы Отечеству все в жертву приносить, чтобы,
подобно вам, в сердцах потомков жить!» В 1809 г. в Петербурге вышла любопытная книга «Анекдоты русские или великие достопамятные деяния и добродетельные примеры славных мужей России
с приобщением анекдотов остроумных, нравственных, забавных,
также — писем, изречений и мыслей. В Санкт-Петербурге при Академии наук в 1809 году». Составителем книги был некто М. Крюковский. Минину и Пожарскому, изображенным на обложке, были
посвящены многие «анекдоты»: изображение князя Пожарского,
человеколюбие князя Пожарского, величие духа князя Пожарского
при предложении ему престола; представлены также другие статьи
про Смуту, например «Отважный поступок тимофея Осипова — обнаруживает Самозванца»4.
Отечественная война 1812 г. сделала события двухсотлетней
давности вновь актуальными для победителей Наполеона, особенно для тех из них, кто стремился к преобразованиям в своей стране,

357
СМ У т НОе ВРеМ Я
В ОБЩ еСт ВеННОЙ
МыС лИ
КОНЦ А
X V III — ПеРВОЙ
Чет ВеР т И X I X В.

358
V
Сму та
в исторической
пам яти

то есть для будущих декабристов и их единомышленников. Осмысливая уроки истории, они с гордостью отмечали участие ушедших
поколений в защите родной страны. «если ныне сердца наши воспламеняются любовию к отечеству при напоминовении деяний Минина, гермогена, Пожарского, Палицына, почему не быть уверену,
что дела современных героев… будут одушевлять потомство», — писал В. И. Штейнгель в работе об истории Петербургского ополчения
в войне 1812 г.5 Рассуждая о преподавании истории детям, П. Д. Черевин отмечал: «…сердце русского, какого бы возраста он ни был,
бьется сильнее при воспоминаниях о подвигах Минина; пускай детство питается подобными образцами… так, в биографии Минина
нет ничего темного. Поляки взяли Москву и грабят Россию; — писал Черевин, — войска наши рассеяны, отечество сиротствует. В это
время Минин, мещанин нижегородский, отдает все свое достояние,
чтобы снарядить войско, то же делают другие, и эта рать под начальством князя Пожарского освобождает Москву, выгоняет поляков
из России. — Какой ребенок не поймет этого?» 6
В знаменитом сочинении «Зиновий Богдан хмельницкий, или
Освобожденная Малороссия», опубликованном в 1816 г., участник
войны 1812 г., блестящий публицист и поэт, активный член ранних
декабристских организаций Федор Николаевич глинка, размышляя о судьбах тех, кто вторгается в Россию, писал о событиях 1612 г.:
«Святейший страдалец гермоген, велеречивый келарь Палицын, простой родом, но знаменитый любовию к Отечеству, гражданин Минин, и славные вожди Пожарский, трубецкой, Ржевский, ляпунов
и множество других, услышав стон притесненной России, восстали
от глубокого уныния, восколебали народ, расторгли узы плена и даровали жизнь и свободу любезному своему Отечеству»7. В публицистике глинки неизменно Отечественная война 1812 г. ассоциируется
с 1612 г. «При начале народного ополчения (1812 г. — А. С.), — пишет
декабрист, — когда мужество древних времен воскресло в сердцах
россиян, когда любовь к отечеству — родная мать Мининых и Пожарских — воздвигла вновь Россию во всем ее могуществе…»; он часто
ссылается на «блистательные примеры» любви к Отечеству Минина
и Пожарского. В статье «Семисотлетие Москвы» (1847 г.) умудренный
годами поэт вновь вспомнил о Смутном времени. «Кто не знает событий 1612 года? Кому неизвестны имена Минина и Пожарского?» —
и далее к событиям 1812 г.: «…В 1612 году города русские стояли
за Москву; в 1812 году Москва отстояла города, пожертвовав собою
наравне со всеми и за всех»8.
Напомним, что открытие памятника Минину и Пожарскому
на Красной площади состоялось в те дни, когда торжественно отмечалось пятилетие изгнания французов из Москвы и состоялась
закладка храма христа Спасителя в честь победы над Наполеоном
на Воробьевых горах. В Москву на торжества прибыли гвардейские
части из Петербурга, в том числе и члены первого декабристского

тайного общества «Союз Спасения». Именно на Московских совещаниях 1817–1818 гг. был выдвинут первый план цареубийства, а «Союз
спасения» преобразован в «Союз благоденствия» (в хамовнических
казармах и в «шефском доме» — здании, где сейчас размещается
Союз писателей России). Возвратимся к открытию памятника Минину и Пожарскому. Это событие состоялось 20 февраля 1818 года,
о чем декабрист Никита Муравьев сообщал в письме из Москвы к матери екатерине Федоровне Муравьевой 21 февраля: «Вчера у нас был
большой парад, который удался и открытие монумента»9.
Памятник по проекту скульптора Мартоса сооружался на народные пожертвования, и его композиция (Минин в центре с поднятой рукой) хорошо подчеркивала роль народа в отражении
польско-шведской интервенции в 1612 г. На постаменте надпись:
«гражданину Минину и князю Пожарскому — благодарная Россия.
лета 1818 года».
Эпоха Смутного времени казалась декабристам почти
столь же значительной, как и пережитая ими година Отечественной войны и победы над Наполеоном. В своих оценках Бориса годунова они расходились с властителем дум того времени Н. М. Карамзиным. К. Ф. Рылеев и А. А. Бестужев рисовали его не как мучимого
раскаянием злодея, а как несчастного правителя, покровителя наук
и искусств. Они считали, что только «ужасы междуцарствия, злодеяния самозванцев, вероломство Польши и расхищения от шведов задушили семена, посеянные его рукой»10. А. А. Бестужев жестко критиковал в 1833 г. «европейский, не русский» роман Фаддея
Булгарина «Дмитрий Самозванец». Книга была проникнута идеей
оправдания польской интервенции. Бестужев назвал его «ошибочным в целом романом»11. В повести «гедеон» А. Бестужев, во многом
предвосхищая пушкинского «Бориса годунова», показывал не лучшие качества вельмож. Он создал яркий образ своего предка гедеона Бестужева «отважного воителя и верного слуги Отечества, который заявил, не признав царем Самозванца: «Я не слуга Польше»12.
Рылеев Смутному времени посвятил три произведения в цикле «Думы»: «Борис годунов», «Димитрий Самозванец», «Иван Сусанин» (1822). О смерти Бориса он писал в заключении:

359
СМ У т НОе ВРеМ Я
В ОБЩ еСт ВеННОЙ
МыС лИ
КОНЦ А
X V III — ПеРВОЙ
Чет ВеР т И X I X В.

«Скончался он — и приняла
Земля несчастного в объятья…
И загремели за его дела
Благославенья и — проклятья!»13

Димитрий Самозванец при попытке спасенья, выбросился в окно:
«Пал на камни и при стуках
Сабель, копий и мечей,
жизнь окончил в страшных муках
Нераскаянный злодей»14.

Карамзин в «Записке о Древней и Новой России» при описании
Смутного времени (эта эпоха не завершена в «Истории государства

А. В. Семенова

360
V
Сму та
в исторической
пам яти

Российского») сосредоточился на личности Бориса годунова —
представляя его в мрачных красках, подчеркивая душевные муки
царя-убийцы. Бoрис, по Карамзину, жертва неумеренного беззаконного властолюбия. Более благосклонно он описывал Шуйского.
В полемике членов тайных обществ с Карамзиным отразились более широкие принципиальные различия их подхода к истории России: если Карамзин считал, что «история принадлежит царям», то декабристы были убеждены, что «история принадлежит
народам»15.
При описании Смутного времени и образа Бориса годунова
Пушкин внешне следовал трактовке Карамзина кроме одного важнейшего аспекта — места народа в истории. В трагедии «Борис годунов» народ — главное действующее лицо, даже когда непосредственно не участвует в событиях.
Реплика боярина Пушкина в диалоге с Басмановым:
«Но знаешь ли, чем сильны мы, Басманов?
Не войском, нет, не польскою помогой,
А мнением, да! Мнением народным!» —

это ключ к решению Пушкиным вопроса о роли народа в истории16.
Народ открывает трагедию (вторая сцена), участвует во всех важнейших ее сценах (избрание царя, сцена с юродивым, сцена у лобного места) и заключает ее — знаменитая последняя ремарка в заключительной сцене — «народ безмолвствует» раскрывает смысл всей
трагедии, еще раз давая понять, кто был в ней главным действующим лицом.
С патриотических позиций была написана трагедия А. А. Шишкова «лже-Дмитрий». «гул народный» проходит по всей пьесе Шишкова от первой до последней страницы.
Возвращаясь к декабристам, отметим, что тема Смуты постоянно присутствовала в их размышлениях о прошлом и настоящем
России. так, Я. Н. толстой, член «Союза благоденствия», написал
по просьбе Ф. Н. глинки специальную статью о Минине.
Слова «гражданин Минин» и «полководец Пожарский» вошли
в прописи В. Ф. Раевского, по которым он обучал солдат по ланкастерской системе в 16-й дивизии Михаила Орлова.
В последующие годы на основе полученных от Пушкина «Сказаний современников о Смутном времени» Н. г. Устрялова, а также
других источников В. К. Кюхельбекер написал в 1834 г. трагедию
«Прокопий ляпунов». Уже в 60-х гг. после возвращения из ссылки,
с большим интересом знакомился с монографией о Смутном времени Н. И. Костомарова М. И. Муравьев-Апостол.
Как видим, тема Смутного времени была очень актуальна
в конце XVIII — начале XIX в., но с особой силой патриотическое чувство, нашедшее выражение в том числе и в возобновлении интереса
к событиям начала XVII в., проявилось в первых десятилетиях XIX в.
Немалую роль в этом сыграла и внешнеполитическая обстановка,

но все же серия войн с Наполеоном и другие события, предшествовавшие 1812 г. (поражение при Аустерлице, невыгодный для России
тильзитский мир) сыграли, скорее, роль внешнего возбудителя,
а не источника патриотизма. главным же событием этого времени
была, разумеется, Отечественная война 1812 г., вызвавшая патриотический порыв, по мощи сопоставимый во многом лишь с народным движением 1612 г.

1

Преображенский А. А. «Помня свое Отечество…» // Вопросы истории. 1985. № 1.
С. 105.

2

Моисеева Г. Н. Древнерусская литература в художественном сознании и исторической мысли России XVIII века. л., 1980. С. 174 – 175.

3

там же. С. 80.

4

Благодарю О. е. Кошелеву за информацию об этой книге.

5

Штейнгель В. И. Сочинения и письма. т. 2. Записки и и статьи. Иркутск, 1992.
С. 75.

6

«Их вечен с вольностью союз». литературная критика и публицистика декабристов. М., 1983. С. 240.

7

Глинка Ф. Н. Письма к другу. М., 1990. С. 340 – 341.

8

там же. С. 140, 269, 441.

9

Никита Муравьев. Письма декабриста. 1813 – 1826 гг. М., 2001. С. 124.

10

Бестужев А. А. Взгляд на старую и новую словесность в России // «Их вечен с вольностью союз»… С. 41.

11

Бестужев А. А. Клятва при гробе господнем. Русская быль XV века // там же. С. 97.

12

Волк С. С. Исторические взгляды декабристов. М.—л., 1958. С. 390.

13

Рылеев К. Ф. Полное собрание сочинений. М.; л. 1934. С. 160.

14

там же. С. 163.

15

Муравьев Н. М. Мысли об «Истории государства Российского» // «Их вечен с вольностью союз»… С. 278.

16

Пушкин А. С. Полное собрание сочинений в 10 т. М.; л., 1949. т. V. С. 316 .

О. Б. Карсаков

ЗАМетК А
ОБ ОД НОЙ
И С т О Р И О г РА Ф И Ч е С К О Й
легеНДе
О СМ У т НОМ
ВРе М е Н И

Карсаков
Олег
Борисович,
общественный
директор
Мышкинского
музея,
Председатель
районной
общественной
организации
краеведов
«Мышкин»

В

историографии присутствует еще немало известий легендарного характера, появление которых можно считать не столько
результатом передачи информации из устных или письменных
источников, сколько результатом исследовательских гипотез.
Об одной из таких гипотез пойдет речь.
В литературе и публикациях по истории г. Мышкина (в основном это работы краеведов, приходящиеся на XX столетие), единственное известие о Смутном времени закрепилось в сообщении
о встрече русских и шведских представителей во главе с Яковом
Делагарди в 1610 г. «Здесь (в Мышкине. — О. К.) состоялось собрание Московских дьяков с начальником Шведского вспомогательного войска Делагарди, нанятого Василием Шуйским во время осады поляками Поволжских городов: Романова, Ярославля, Мологи
и Пошехонья»1. Первой публикацией этого сообщения с привязкой
к местным мышкинским реалиям была работа известного ярославского краеведа, музейного деятеля и археографа И. А. тихомирова, «Ярославское Поволжье. Краткий путеводитель» (1909). жанр
путеводителя, в свою очередь, исключил возможность отсылки
к источнику данной информации, но найти его не составило особого труда — это «История России с древнейших времен» С. М. Соловьева. Сноску на третье издание товарищества «Общественная
польза» с указанием, что в нем есть упоминание села Мышкина,
находим в известном труде Н. г. Огурцова «Опыт местной библиографии. Ярославский край (1718 – 1924)». Вышедшая в Ярославле

в 1924 г. эта работа имеет посвящение «Самоотверженному краеведу-ярославцу Илариону Александровичу тихомирову посвящается
этот скромный труд» и, скорее всего, учитывала тихомировские
историографические изыскания2. Наше сообщение посвящено выявлению возможных источников информации по теме, и влияние
на характер их интерпретации, предложенной И. А. тихомировым.
Фрагмент интересующего нас текста находится в материалах «Дедеринских переговоров» 1616 г. На этом начальном этапе
они были направлены на выяснение событий шестилетней давности, связанных с условиями найма Василием Шуйским шведского военного корпуса и оплатой их услуг. хронология споров русских со шведами, изложенная С. М. Соловьевым, по отношению
к конкретным объектам выглядит следующим образом. Делагарди
перечисляет три населенных пункта: тверь, Калязин и Александрову слободу, на что Мезецкий уточняет: «При Колязине шведов
было не много, а князь Михаил Васильевич платил им хорошо…».
Делагарди, в свою очередь, сетует на недостаточность оплаты:
«А за мою службу царь Василий мог бы не только давать наем
по договору, но и дарить многие подарки…». Отстаивая роль русских в военных действиях, Мезецкий старается опровергнуть это
высказывание Делагарди, отвечая, что «наемные деньги были вам
выплачены», и дополнительно приводит пример «сверх найму»
о жаловании самого Делагарди и офицеров «соболями, запонами,
сосудами и платьем, «и к государю вашему Карлусу свейскому царь
дорогие подарки посылал». Здесь же Мезецкий переносит тему выплат к событиям похода под Смоленск, то есть уже непосредственно к сражению под Клушином, где Делагарди, по его словам, получил деньги «сполна вперед за два месяца». Делагарди же, ссылаясь
на слова самого царя Василия Шуйского, обещавшего, что «деньги
за мною вышлет в Можайск, и не прислал; был в то время у царя
Василия в комнате дьяк телепнев, он свидетель». В свою очередь,
Мезецкий объявляет себя свидетелем: «…казна отдана была тебе
(Якову Делагарди — О.К.) при мне в селе Мышкине перед боем».
Это заставило Делагарди в какой-то степени подтвердить выпад
Мезецкого: «…знаю я, что со многими дьяками казна за князем
Дмитрием (Шуйским .— О.К.) и за мною была прислана и мне ее
объявили…»3.
У этого текста есть предшественник, книга Н. И. лыжина
«Столбовский договор и переговоры ему предшествовавшие», откуда Соловьев полностью заимствовал с некоторыми инновациями интересующий нас фрагмент. Например, лыжин цитирует, следуя стилистике источника, мышкинский фрагмент так: «…та казна отдана
была тебе Яков при мне в селе Мышкине, идучи к бою, и тое казну,
идучи к бою ты Яков взял себе»4. то есть, исходя из содержания текста, можно сделать вполне определенный вывод о том, что передача
денег состоялась непосредственно перед клушинским сражением,

363
ЗА МетК А
ОБ ОД НОЙ
ИС т ОРИОг РАФИЧ еС КОЙ
легеНДе
О С М У т НОМ
ВРе М е Н И

364
V
Сму та
в исторической
пам яти

следовательно, и местонахождение села Мышкино связано с этим
районом. Вероятнее всего, это может быть село Мышкино бывшая
вотчина лужицкого монастыря, расположенная в Можайском уезде,
впоследствии разоренное в 1617 – 1618 гг., при приходе королевича
Владислава, сейчас это село находится на берегу Можайского водохранилища.
В этой перепалке послов обращают на себя внимание два обстоятельства. На первом этапе боевых действий шведов денежные
выплаты никак не привязаны к местам, где это происходило, и в целом Делагарди перечисляет только крупные населенные пункты.
Более подробная топография для него, как иностранца, была малоинтересна и, пожалуй, неведома. Второе обстоятельство связано
как раз с тем, насколько вдруг упомянутое название села, где были
переданы деньги, по версии Мезецкого, и «объявлена казна», по версии Делагарди, имело в этот момент доказательную силу в первую
очередь для самого Мезецкого и русских переговорщиков.
Действительно, князь Данила Мезецкий накануне похода
русской армии на Смоленск против польского короля находился
в Можайске с авангардом главной армии вместе с князем А. В. голицыным и вполне мог быть свидетелем этой денежной операции5.
Он хорошо представлял район боевых действий и по другой причине. В Можайском уезде располагались, до и после опричнины,
родовые вотчины и поместья князей Мезецких. Самому Даниле
Ивановичу принадлежало сельцо Введенское Можайского уезда,
полученное еще при царе Федоре. К 1613 г. за Данилой Мезецким
числилась 791 четверть старых и выслуженных вотчин. А. П. Павлов, анализируя формирование землевладений князей Мезецких
в первой трети XVII в., замечает, что значительная их часть приобретена уже после Смуты6.
Это небольшой экскурс в землевладения Мезецких важен для
понимания характера полемики на переговорах со шведами, поскольку если для Делагарди уплата денег это обязательное условие
найма по договору с царем Василием Шуйским «приохотить к службе» конкретных людей, то для Мезецкого деньги — это возможность
«корыстоваться» во вред делу. Для русского дворянина на первом
месте в системе служебных отношений стояли не деньги, а жалование землей или царскими подарками. Как замечает А. А. Селин,
в борьбе за землю заключался смысл жизни служилого человека,
поглощавший его целиком7. Земельные владения составляли основу
общественных отношений, благополучия рода и главный предмет
жизнеустройства.
Обратимся еще к одному источнику, изданному в 1903 г., который соединяет воедино субъект переговоров — князя Мезецкого
и объект, упомянутое им название с. Мышкино — Духовная князя
Даниила Ивановича Мезецкого, составленная 3 июля 1628 г. В нем
содержится перечень княжеских вотчин Даниила, включающий

восемь владений. Первые шесть владений пожалованы в Смутное время, и только два последние — это упомянутое с. Введенское и вотчина в Переславском уезде — получены по завещанию
и часть ее прикуплена.
Первой вотчиной в завещании названо сельцо Мышкино
с приселком Смельцовым (Сменцовым. — О. К.) в Ярославском уезде. Из духовной следует, что «пожаловал меня князя Данила тою
вотчиною за службу и за кровь и за осадное сидение царь и великий князь Василий Иванович всея Русии, а государя царя и великого князя Михаила Федоровича всея Руси жалованная грамота у меня на ту вотчину есть»8. При этом в духовной не указан,
как в других случаях, размер владения. Это сообщение следует
уточнить. В 1610 г. князь Д. И. Мезецкий принимал участие в посольстве в Польшу, где пробыл, как записано в родословцах, в плену до 1613 г., тогда он и получает жалованную грамоту на эти два
ярославских села от польского короля Сигизмунда9.
Мезецкий очень переживал за судьбу мышкинской вотчины, надеясь на милость царя Михаила Федоровича и святейшего патриарха Филарета Никитича. Завещая ее своим братьям
Никите и Роману Михайловичам и их детям, Мезецкий обязывает их дать за нее на помин души в монастыри и соборы крупную
сумму 400 рублей. Здесь не учитывается реальная стоимость всей
вотчины, к примеру, вся переславская вотчина Мезецким оценена в 200 рублей. В случае если вотчина будет государями «взята
на себя», то деньги от компенсации должны, также быть розданы
на помин души полностью.
таким образом, согласно духовному завещанию Данилы Мезецкого, ярославскому его владению придавалось какое-то важное значение в духовном искуплении князя. Название же села
было хорошо известно князю, а размеры вотчины среди его других
владений были одним из самых значительных. По всей вероятности, для Мезецкого играла роль и память об обстоятельствах получения мышкинского владения. Оно было его первым земельным
приобретением в период Смуты, что отразилось на компромиссном характере этой записи завещания и сумме пожертвования, и,
в какой-то степени, становилось свидетельством самоотверженной
жизни князя в ту сложную эпоху. Появление в дипломатических
документах названия с. Мышкина представляется не случайным.
Для Мезецкого оно очень памятно по совпадению с названием собственного владения. Это подразумевает более сложный характер
циркулирования исторической информации.
Обращение к изданиям, которые мог привлечь для своей работы И. А. тихомиров, показывает, как могло возникнуть заключение об идентичности ярославского с. Мышкина (ныне г. Мышкин) и с. Мышкина русско-шведских переговорах 1616 г. И хотя
сообщение, интерпретированное автором путеводителя с привязкой

365
ЗА МетК А
ОБ ОД НОЙ
ИС т ОРИОг РАФИЧ еС КОЙ
легеНДе
О С М У т НОМ
ВРе М е Н И

О. Б. Карсаков

к ярославскому Мышкину, относится, скорее всего, к другому селу,
находящемуся где-то по пути к месту клушинского сражения, исторические коллизии Смутного времени и историографические легенды не столь сильно удалены друг от друга.

1

Сборник 3-й годовщины Великой Октябрьской Революции. Издание Мышкинского Уездного Исполкома. 7 / XI 1917 – 1920. С. 19.

2

Тихомиров И. А. граждане Ярославля. Из записок ярославского старожила / вступительная статья и комментарии Я. е. Смирнова. Ярославль, 1998. С. 27.

3

Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Книга V. т. 9 – 10. М., 1990.
С.76.

4

Лыжин Н. И. Столбовский договор и переговоры ему предшествовавшие. СПб.,
1857. С.41.

5

Платонов С. Ф. Очерки по истории Смуты в московском государстве XVI – XVII вв.
Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время.
М., 1995. С. 285.

6

Павлов А. П. государев двор и политическая борьба при Борисе годунове
(1584 – 1605 гг.). СПб.: Наука, 1992. С. 182.

7

Цит. по: «Российская история. № 3. 2010. С. 169. См. также: Селин А. А. Новгородское общество в эпоху Смуты. СПб., 2008.

8

Известия Русского генеалогического общества. Вып. II. СПб., 1903. С. 72 – 83.
Писцовые книги Верховского стана Ярославского уезда 20 – 30 гг., XVII в. в которых находится запись с. Мышкино «за князь Микитою княж Михаилова сына
Мезецким брата его боярина князя Данила Ивановича Мезецкого…», выявлены
А. П. Павловым и В. Н. Козляковым в Российской национальной библиотеке//
ОР РНБ. F. IV. 529. л. 1404.

9

Акты, относящиеся к истории Западной России, собранные и изданные Археографической комиссиею 1588 – 1632. т. IV. СПб., 1851. С. 368.

В. В. Митрофанов

« …С М У т Н О е В Р е М Я
МеН Я СИ лЬНО
З А Н И М А е т »:
О СОт РУД НИ ЧеСт Ве
С . Ф. П л А т О Н О В А
С Н И ж е гОРОДС КОЙ
У ЧеНОЙ А Рх ИВНОЙ
КОМ ИССИ е Й
(Н А ОСНОВе ПеРеПИСК И
С А. С . гА Ц И С К И М )

Д

ля современной историографии характерно повышенное внимание к связям выдающегося историка конца XIX — первой трети
XX в. С. Ф. Платонова с провинциальными историками, краеведами,
архивными и музейными деятелями. Особенно активно эти проблемы разрабатывают исследователи и краеведы Нижнего Новгорода1,
Новгорода Великого2, Воронежа3, Саратова4, Пскова. Именно в этих
бывших губернских городах Российской империи в конце XIX в.
активно развивалось краеведческое движение, в рамках губернских
ученых архивных комиссий и научно-исторических обществ, с которыми у молодого ученого устанавливались творческие связи.
На фоне активного интереса исследователей к вопросам сотрудничества С. Ф. Платонова с нижегородскими краеведами особое
значение имеют его творческие отношения с Александром Серафимовичем гациским (Дахнович-гацисский) (1838–1893).
Нижегородская ученая архивная комиссия (далее — НгУАК)
«образованная на высочайше одобренных 13 апреля 1884 г. началах…»5 — в числе первых подобных комиссий в тверской, тамбовской, Рязанской и Орловской губерниях. ее регулярные заседания
начались с 17 октября 1887 г.6, тогда же ее председателем был избран
А. С. гациский (возглавлял комиссию с 17 октября 1887 г. по 27 апреля 1893 г.), выдающийся исследователь региональной истории (так
оценивал его в словаре Брокгауза и ефрона В. е. Чешихин (Ветринский)7. В первые годы становления архивной комиссии, при непосредственном участии председателя, были заложены основные

Митрофанов
Виктор
Владимирович,
кандидат
исторических наук,
доцент филиала
Южно-Уральского
государственного
университета в
г. Нижневартовске

368
V
Сму та
в исторической
пам яти

направления ее деятельности: сбор материалов по нижегородскому
ополчению 1611 – 1612 гг., и более ранний период в истории края —
период существования самостоятельного Нижегородского княжества в период феодальной раздробленности.
За годы своей непродолжительной организаторской деятельности в НгУАК А. С. гациский сумел привлечь к работе лучших представителей нижегородской творческой элиты. В момент
открытия в комиссию входило всего 27 человек, в том числе епископ Макарий, А. л. Миротворцев, А. Ф. Мартынов, А. А. Савельев,
Ф. П. Сологуб, М. Ф. Овчинников и др. Следует поддержать аргументированный вывод Б. М. Пудалова о так называемых двух периодах
в истории НгУАК, первый он датирует 1887 — началом 1900-х гг.
и называет «эпохой А. С. гациского», для которого характерно было
«собирание исторического наследия»8. Важную поддержку в создании НгУАК и в организации ее работы внес ее первый попечитель
Николай Михайлович Баранов (1836 – 1901), нижегородский губернатор в 1884 – 1897 гг. Например, его стараниями успешно решались вопросы финансирования комиссии и размещения ее коллекций в двух башнях (Ивановской и Дмитриевской) Нижегородского
кремля, где были открыты губернский архив и музей. Со временем
местом работы комиссии стал домик Петра I — историческое здание
Нижнего Новгорода XVII столетия.
Примечательно, что уже на одном из первых своих заседаний комиссии 4 марта 1888 г. А. С. гациский предложил к избранию
в следующем заседании в ее члены С. Ф. Платонова. Вскоре ему было
направлено официальное извещение (на бланке НгУАК за № 102
от 12 июня 1888 г.), где читаем, что: «…почитая научные заслуги
Ваши, НгУАК в заседании своем 30 мая, сочла своим нравственным
долгом избрать Вас в число своих членов…» 9. Именно этот документ
позволил устранить неточность, которая бытовала в нижегородской историографии о времени избрания С. Ф. Платонова членом комиссии, сложившаяся под влиянием авторитета В. П. Макарихина10.
Отметим, что молодой ученый в это время готовился к защите
магистерской диссертации, нижегородским же любителям местной
истории было уже известно о печатавшихся в «журнале Министерства
народного просвещения» за 1887 г. (№ 10–12) частей исследования
С. Ф. Платонова о литературных памятниках Смутной эпохи. Важное
место в нем занимал анализ произведений о нижегородском ополчении, что особенно привлекало историков и краеведов в Нижнем Новгороде. «Разбирая источники по истории нижегородского ополчения,
С. Ф. Платонов близко познакомился с некоторыми историко-литературными произведениями той эпохи»11, — писал В. А. Колобков. Исследователю удалось определить отдельных авторов, время создания
и степень достоверности литературных памятников начала XVII в.
Упомянутое избрание было первым публичным признанием С. Ф. Платонова провинциальными историописателями, в адрес

которых он направил письмо со словами благодарности12 и только
что опубликованную монографию. Послание было зачитано 22 октября 1888 г. на годовом заседании комиссии, тогда же имя С. Ф. Платонова было названо в перечне лиц подаривших книги в библиотеку
комиссии: это были два издания «Древнерусские повести и сказания
о Смутном времени хVII века, как исторический источник» и «Книга
о чудесах преп. Сергия, творение Симона Азарьина»13. Библиотеке комиссии С. Ф. Платонов будет посылать не только свои книги, но и активно содействовать пополнению ее фондов и другими путями.
Согласимся с В. П. Макарихиным, когда он писал, что «имея
научные и сугубо прагматические цели, архивная комиссия стремилась принимать в свой состав людей деятельных, известных в обществе и авторитетных»14. В разное время в состав комиссии были
избраны К. Н. Бестужев-Рюмин, е. е. Замысловский, В. О. Ключевский, А. А. Шахматов, И. е. Забелин, С. Б. Веселовский, Д. И. Иловайский, А. А. Кизеветтер и другие известные ученые.
С момента своего избрания С. Ф. Платонов включился в активную работу нижегородских краеведов. В отчете комиссии за 3-й
год ее существования отмечалось, что «из состава комиссии в течение отчетного года заявил себя С. Ф. Платонов»15. 4 марта 1890 г.
на очередном заседании было доложено его письмо от 28 декабря
1889 г., где он уведомлял о том, что «подлинная рукопись “Временника” дьяка Ивана тимофеева из Археографической комиссии скоро будет отправлена во Флорищеву пустынь, которой рукопись принадлежит», и о переговорах с настоятелем пустыни архимандритом
Антонием, которые закончились успешно. Когда рукопись доставят
в пустынь, она «вышлется в архивную комиссию», «если не для хранения, то для ознакомления с ней». Выдающийся памятник эпохи
Смуты представлял большую научную ценность, и познакомиться
с ним было действительно серьезным событием для каждого исследователя. Здесь же автор письма сообщал, что в «Действиях»16 комиссии довольно часто встречал «отрывки из летописей и хронографов». С. Ф. Платонов обратил внимание нижегородских историков
«на один совершенно неизвестный отрывок», встреченный им в «рукописи церковно-археологического музея при Киевской духовной
академии». Здесь же была представлена краткая характеристика
рукописи17, а заключая письмо, советовал: «Печатать прилагаемый
текст всего приличнее в Ваших “Действиях”, где копятся ценные мелочи для истории тех событий, в которых Нижнему выпала видная
роль». Решено было выразить благодарность С. Ф. Платонову «за его
содействия целям комиссии», а отрывок напечатать18.
Неоднократно работы С. Ф. Платонова использовались для
составления сообщений и рефератов по истории Смуты, роли
нижегородского движения в период «московского разорения».
22 октября 1888 г. А. С. гациский — заинтересованный историк нижегородского ополчения — открыл заседание комиссии

369
«…С М У т НОе
ВРе М Я М е Н Я
С И л ЬНО
ЗА Н И М А е т»:
О СО т Р УДН И Ч еС т Ве
С. Ф. П л АтОНОВА
С Н И ж е гОР ОДС КОЙ У Ч е НОЙ
А Р х И ВНОЙ
КОМ ИСС И е Й
( Н А ОС НОВе
П е Ре П ИС К И С
А . С. гА Ц ИС К И М )

В.В. Митрофанов

370
V
Сму та
в исторической
пам яти

сообщением, подготовленным по книге С. Ф. Платонова о «Временнике» дьяка тимофеева. Выдающееся произведение о Смутной эпохе было, по существу, введено С. Ф. Платоновым в научный оборот19.
Предваряя основную часть сообщения, референт высоко оценил
диссертационное исследование С. Ф. Платонова, которого именовал «новейшим исследователем сказаний и повестей, относящихся
до эпохи смутного времени»20, найдя, что оно «составляет выдающееся явление в нашей исторической литературе за последнее время». Отметив, что «Временник» разбирается в 3-й главе сочинения
Платонова, он отметил, что оно «имеет для Нижегородского края,
тройное значение — общеисторическое, затем — по истории смутного времени, в котором Нижний Новгород играл такую видную
роль и, наконец, потому, что автор «Временника» Иван тимофеев
был нижегородским дьяком в 1626 – 1628 гг.»21. А на заседании комиссии 22 октября 1889 г. А. С. гациский выступил с рефератом,
посвященным известному событию Смутного времени — видению Минина. В реферате делаются многочисленные ссылки на труды С. Ф. Платонова, которые были подарены комиссии автором,
по сути, весь реферат и построен на них. говоря о «новейших исследованиях» С. Ф. Платонова, провинциальный исследователь согласился, что лобковский хронограф тождественен Столяровому хронографу Карамзина. Референт ссылается и на точки зрения Н. И.
Костомарова, И. е. Забелина и С. М. Соловьева об упомянутом видении. Кроме того, А. С. гациский продолжил мысли, высказанные
С. Ф. Платоновым, когда писал о «третьих устах» в передаче предания: «С. Ф. Платонов разумел, очевидно, Минина, Дионисия и Симона Азарьина». Кроме того, выступавший предлагал взглянуть
на значение видения св. Сергия Минину с психологической точки зрения, и привел свои, убедительные, по его мнению, доводы 22.
Прочитав материал о реферате в «Действиях», С. Ф. Платонов писал
автору: «Ваш реферат прошлого 22 октября 1889 г. мною принят,
конечно, близко к сердцу»23.
таким образом, сразу после выхода «Древнерусских сказаний» историки Нижнего Новгорода справедливо оценили первый
значимый труд С. Ф. Платонова. А он сам продолжал поиск новых
сведений о нижегородском ополчении 1611 – 1612 г., так как это
«одна из самых любимых для меня исторических тем»24, — писал
С. Ф. Платонов А. С. гацискому.
В «Сборнике» НгУАК был напечатан доклад С. Ф. Платонова
о Савве ефимьеве 25, с которым С. Ф. Платонов выступил в годичном собрании императорского Русского исторического общества
10 марта 1904 г. В небольшом предисловии, предваряющем основную часть, Сергей Федорович сделал оговорку, что его целью
является определение роли и «объяснение значения Саввы в нижегородском ополчении 1611 – 1612 годов». трудность вопроса заключалась в том, что «о личной жизни протопопа Саввы нам из-

вестно очень мало», — писал исследователь. (За прошедшие более
чем сто лет ситуация практически не изменилась.) По сведениям С. Ф. Платонова, «протопопу Савве принадлежало первенство
в духовенстве всего Нижнего Новгорода, и рядом с ним мог стать
один лишь не подчинявшийся ему архимандрит главнейшего нижегородского Печерского монастыря»; он «стоял среди руководителей патриотического движения», Савве, признавая его заслуги, было даровано, как и Минину, «государево дворовое место».
Действительно, иерархам церкви принадлежала одна из главных
ролей в это тяжелое для государства время — время крушения
государственного порядка. Вспомним и роль патриарха гермогена, когда он, по сути, стоял во главе московского правительства.
«На Руси еще жил церковный» порядок, — отмечал знаток эпохи
Смуты. «Савве, — по сведениям С. Ф. Платонова, — принадлежало
первое место в собрании горожан в Соборной церкви», «он оказался первым выразителем интересов высших слоев нижегородского населения», «стоял во главе посольства в Казань», был «выбран
от Нижнего представителем в Москву» на Земский собор. Высоко
оценивая роль Саввы, исследователь поставил его в один ряд с Мининым и Пожарским, когда писал, «среди бессмертных лучей всего
виднее… и «государев богомолец — протопоп Савва»26 .
Переписка С. Ф. Платонова с А. С. гациским позволяет реконструировать замысел первого написать исследование о выдающемся нижегородском протопопе. такая мысль у С. Ф. Платонова возникла задолго до напечатания статьи. В одном из писем А. С. гацискому
столичный ученый писал о намерении прислать «при первом же досуге» «краткие заметки о протопопе Спасского Нижегородского собора Савве»27. Это обещание заинтересовало А. С. гациского, и он,
не получив материал в письме, видимо, напомнил С. Ф. Платонову
об его этом, на что последний (на письме рукой Платонова пометка — ответ дан 2 марта 1891 г.) сообщает: «Реферат о Савве не позабыт мною и будет выслан до весны. Искренне уважающий Вас Ваш
слуга Платонов»28 . Однако этого не произошло, исследование было
опубликовано уже после смерти видного нижегородского краеведа.
Следовательно, задумка С. Ф. Платонова была выполнена, но спустя
несколько лет. Письма свидетельствуют как, С. Ф. Платонов, собирая материал для исследования, обращался за помощью к своему
соратнику по комиссии с просьбой прислать нижегородскую библиографию по теме, которую он вскоре и получил.
Из писем становится известен факт — намерение К. Н. Бестужева-Рюмина, кстати, уроженца деревни Кудрешки горбатовского
уезда Нижегородской губернии, подготовить «Очерк истории Нижнего в его военно-княжеский период» еще в конце 60-х годов XIX в.
для «Нижегородского сборника».
Выявление рукописных памятников и других письменных источников будет одним из направлений сотрудничества столично-

371
«…С М У т НОе
ВРе М Я М е Н Я
С И л ЬНО
ЗА Н И М А е т»:
О СО т Р УДН И Ч еС т Ве
С. Ф. П л АтОНОВА
С Н И ж е гОР ОДС КОЙ У Ч е НОЙ
А Р х И ВНОЙ
КОМ ИСС И е Й
( Н А ОС НОВе
П е Ре П ИС К И С
А . С. гА Ц ИС К И М )

В. В. Митрофанов

372
V
Сму та
в исторической
пам яти

го ученого с провинциальными историками в накануне 300-летия
Нижегородского подвига. С. Ф. Платонов будет в центре, сначала
руководителем (1902–1906), затем координатором (1908–1911) издания документов по истории Смуты — самого масштабного и важного за всю историю деятельности НгУАК 29. А. Я. Садовский, выступая с речью в 1912 г. на торжественном заседании НгУАК, выразил
благодарность С. Ф. Платонову, ставшему к тому времени почетным
членом комиссии, «за те большие труды по составлению (в тексте —
состоянию. — В. М.) и редактированию Сборника…»30.
таким образом, А. С. гациский был инициатором избрания
начинающего ученого в члены комиссии, сразу заметив в нем будущее светило русской исторической науки, вступил с ним в переписку, оказывал содействие в поиске библиографии о протопопе Савве,
представлял сведения об исследователях истории Нижегородского
княжества, выполнял посреднические услуги между С. Ф. Платоновым и комиссией (сообщал выдержки из его писем, зачитывал поздравительные телеграммы, давал информацию о подаренных книгах, высылал ему издания комиссии), приглашал С. Ф. Платонова
в Нижний Новгород.
С. Ф. Платонов уважительно относился к архивной комиссии,
подтверждением чему являются регулярные поздравительные телеграммы ко дню образования комиссии, многочисленные письма,
в которых содержались сюжеты, интересовавшие нижегородских
краеведов, информировал краеведов Нижнего Новгорода о находках редких письменных источников, выслал отрывок по истории
Смуты — неизвестный исторический источник из Киевского музея,
направлял в библиотеку комиссии свои исследования, рекомендовал установить связи с исследователями истории Нижегородского
княжества в период раздробленности.
Связи выдающегося историка с нижегородскими деятелями
краеведения будут продолжаться вплоть до конца 1920-х гг.

1

«О Нижнем храню самые теплые воспоминания»: Письма академика С. Ф. Платонова В. т. Илларионову 1923–1929 гг./публ подг. А. А. Кулаков // Исторический
архив. 1999. № 6. С. 138–144; Кузнецов А. А. «Альбом автографов» Нижегородской
губернской ученой архивной комиссии в исследованиях Н. И. Приваловой (статья
и публикация текста «Альбома автографов», статьи: Привалова Н. И. Альбом
автографов Нижегородской губернской ученой архивной комиссии (из новых материалов) // Материалы I Нижегородской архивоведческой конференции «Чтения
памяти Н. И. Приваловой». Нижний Новгород, 2004. С. 64–85; Он же. К вопросу
об особенностях отношений С. Ф. Платонова с нижегородскими краеведами //
Вестник Нижегородского университета. 2010. № 4 (1). С. 194–197; Он же. Особенности свидетельств пребывания С. Ф. Платонова в Нижнем Новгороде в 1916 г. //
Мат-лы VI Нижегородской межрегиональной архивоведческой конференции «Человек и документ»1–2 ноября 2010 г. Нижний Новгород, 2011. С. 123–125; Он же.
Письма С. И. Архангельского С. Ф. Платонову (1923–1925 гг.) как историографический источник (в печати); Кузнецов А. А., Мельников А. В. Новые данные о судьбе
нижегородского историка А. К. Кабанова (статья и публикация документов (писем
С. И. Архангельского С. Ф. Платонову)) // Мат-лы II Нижегородской архивоведче-

ской конференции «Чтения памяти А. Я. Садовского». Н. Новгород: Изд-во Комитета
по делам архивов Нижегородской области, 2006. С. 160–164; Мараханова Е. Б.,
Кузнецов А. А. Публичная лекция профессора С. Ф. Платонова в свете его сотрудничества с Нижегородской ученой архивной комиссией // Мининские чтения:
Материалы научной конференции. Нижегородский государственный университет
им. Н. И. лобачевского (29–30 октября 2004 г.). Нижний Новгород, 2005. С. 14–20;
Мараханова Е. Б. «Не поминайте лихом Вашего усердного слугу (письма С. Ф. Платонова 1906 г. в Нижегородскую губернскую ученую архивную комиссию) // лествица: Материалы научной конференции по проблемам источниковедения и историографии памяти профессора В. П. Макарихина. Нижегородский государственный
университет (22 мая 2003 г.) Нижний Новгород, 2005. С. 158–164.
2

3

4

любитель древности. Михаил Валерианович Муравьев (1867–1932): Документы
и материалы / авт.-сост. С. В. Моисеев. Великий Новгород, 2005; Одиноков А. Н. Новое в эпистолярном наследии Н. г. Порфиридова: письма С. Ф. Платонову
и Н. В. Смирнову // Архивный вестник. 2010. № 8. С. 73 – 86; Тимон Н. Г. Новгородское общество любителей древности как важный центр научно-просветительской
и научно-издательской работы // Древняя Русь: Вопросы медиевистики. 2010. № 2
(40). С. 107 – 117.
Письма краеведу С. е. Звереву (1888–1916) / публ. подг. А. Н. Акиньшин // Из истории Воронежского края. Воронеж, 2005. Вып. 13. С. 173.
Кузнецова Н. П., Соломонов В. А. Из переписки П. г. любомирова и С. Ф. Платонова
(к истории взаимоотношений ученика и учителя) // Саратовский краеведческий
сборник: научные труды и публикации / под ред. проф. В. Н. Данилова. Саратов,
2007. Вып. 3; Соломонов В. А., Шишкина Т. А. С. Ф. Платонов и саратовское научное
сообщество (по эпистолярному наследию ученого) // Историографический сборник: Межвузовский сборник научных трудов. Саратов, 2008. Вып 23. С. 54 – 71.

5

Действия НгУАК. Н. Новгород. 1889. т. 1. Вып. 3. С. 6; Гациский, А. С. Историческая
записка об учреждении в Нижнем Новгороде губернской ученой архивной комиссии (1884-1887). Н. Новгород, 1887. 64 с.

6

Центральный архив Нижегородской области (далее — ЦАНО). Ф. 1411. Оп. 822.
Д. 1. л. 1.

7

Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. ефрона. С.–Пб.: Брокгауз-ефрон. 1890 – 1907.

8

Пудалов Б. М. К 120-летию губернских ученых архивных комиссий // Мининские
чтения: Материалы научной конференции. Нижегородский государственный
университет им. Н. И. лобачевского (29 – 30 октября 2004 г.). Нижний Новгород,
2005. С. 332.

9

Митрофанов В. В. С. Ф. Платонов и научно-краеведческие общества, архивные
комиссии России. Челябинск, 2011. С. 107.

10

Макарихин В. П. Профессор С. Ф. Платонов и губернские ученые архивные комиссии Поволжья // Вест. Моск. ун-та. Сер. 8. История. 1990. № 4. С. 69.

11

Колобков В. А. жизненный путь историка // Платонов С. Ф. Под шапкой Мономаха. М., 2001. С. 479.

12

22 октября 1903 г. на заседании комиссии С. Ф. Платонов сказал: «Я с чувством
глубокой признательности вспоминаю, что Нижегородская архивная комиссия
первая из всех комиссий избрала меня в свои члены, и тем, думалось мне, выразила свое сочувствие моим научным работам» (журналы и доклады заседаний
LXIX – LXXIX с 26 мая 1903 по 6 апреля 1906 // Действия Нижегородской губернской ученой архивной комиссии. Н. Новгород, 1906. С. 10).

13

Платонов С. Ф. Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII века,
как исторический источник. СПб., 1888; Он же. Книга о чудесах преподобного
Сергия, творение Симона Азарьина. СПб., 1888.

14

Макарихин В. П. губернские ученые архивные комиссии… С. 88.

15

ЦАНО. Ф. 1411. Оп. 822. Д. 8. л.3.

16

Регулярно издававшийся сборник комиссии, где печатались журналы заседаний, доклады и рефераты, отчеты комиссии, письма, адресованные в комиссию,
и другие многочисленные материалы. Всего было опубликовано с 1887 по 1917 г.
18 томов в 46 выпусках.

17

С. Ф. Платонов писал: «Просматривая «Действия» нижегородской комиссии, я не раз
встречал в приложениях отрывки из летописей и хронографов. Позвольте обратить

373
«…С М У т НОе
ВРе М Я М е Н Я
С И л ЬНО
ЗА Н И М А е т»:
О СО т Р УДН И Ч еС т Ве
С. Ф. П л АтОНОВА
С Н И ж е гОР ОДС КОЙ У Ч е НОЙ
А Р х И ВНОЙ
КОМ ИСС И е Й
( Н А ОС НОВе
П е Ре П ИС К И С
А . С. гА Ц ИС К И М )

Ваше внимание на один совершенно неизвестный отрывок, встреченный мною
в рукописи церковно- археологического музея при Киевской духовной академии
(шифр рукописи 0. ¼. 50). Рукопись — эта сборник конца XVII и начала XVIII в.,
в 4-ку, разных почерков, на 40 листах. На лл. 1–11 обор. Находится «Плач о пленении и разорении московского государства», разобранный во 2-й главе моей книги
«Древнерусские повести и сказания»; на лл. 12–16 находятся компилятивные
отрывки о событиях 1612 года, составленные по «Новому летописцу» и «Сказанию»
Авраамия Палицына с сокращениями; на лл. 17–40 читается житие Александра
Свирского. Помянутые компилятивные отрывки не представляют ничего нового, кроме тех строк, которые я целиком прилагаю на особом листке. Эти строки
внесены в текст, взятый из «Сказания» Авраамия Палицына; поэтому в моей копии
я подчеркиваю слова Палицына, чтобы яснее выделить самое добавление. Печатать
прилагаемый текст всего приличнее в Ваших «Действиях», где копятся ценные мелочи для истории тех событий, в которых Нижнему выпала видная роль» (Действия
Нижегородской гУАК. Нижний Новгород, 1890. Вып. 7. т. XII. С. 276).
18

Действия Нижегородской губернской ученой архивной комиссии. Н. Новгород,
1890. т. XII. Вып. 7. С. 274 – 275.

19

См.: Ключевский В. О. Соч.: в 9 т. М., 1988. т. 7. С. 133. О различных мнениях открытия памятника и этапах его изучения см.: Солодкин Я. Г. Временник Ивана
тимофеева: источниковедческое исследование. Нижневартовск, 2002. С. 4 – 10.

20

Действия Нижегородской губернской ученой архивной комиссии. Н. Новгород,
1889. т. х. Вып. 6. С. 204.

21

Действия Нижегородской губернской ученой архивной комиссии. Н. Новгород,
1888. Вып. 3. С. 1.

22

Действия Нижегородской губернской ученой архивной комиссии. Н. Новгород,
1889. т. х. Вып. 6. С. 201 – 204.

23

там же. 1890. т. хIV. Вып. 9. С. 395.

24

Действия… Н. Новгород, 1890. т. хIV. Вып. 9. С. 395.

25

Платонов С. Ф. Савва ефимьев, протопоп Спасо-Преображенского Собора
в Нижнем Новгороде / С. Ф. Платонов // Нижегородский сборник. СПб., 1905.
С. 246 – 254.

26

Платонов С. Ф. Савва ефимьев… 1905. С. 246 – 254. Это устоявшееся мнение
в историографии недавно оспорил Б. М. Пудалов. Исследователь уверен, что «уникальное известие «ельнинского» и «лобковского» хронографов «о руководящей
роли» протопопа Саввы евфимьева в нижегородском земском движении 1611 г.
не выдерживает источниковедческой критики», и считает его «исторической
фальсификацией». На первый взгляд, аргументация Б. М. Пудалова должна
поколебать позицию С. Ф. Платонова. Но поскольку «утверждения о созыве
ополчения по инициативе Саввы требуют доказательств» (Пудалов Б. М. третье имя на обложке (к вопросу о руководителях земского движения в Нижнем
Новгороде в 1611 – 1612 гг.) // Мининские чтения: труды участников международной научной конференции (24 – 25 октября 2008 г.). Нижний Новгород, 2010.
С. 137. Прим. 36) считать Савву «третьим лишним» (Пудалов Б. М. третье имя
на обложке… С. 134) преждевременно. При этом признаем смелость нижегородского исследователя, который не согласился с выводами С. Ф. Платонова и занял
не патриотическую позицию в отношении нижегородца.

27

Действия… 1890. т. хIV. Вып. 9. С. 395.

28

ЦАНО. Ф. 765. Оп. 597. Д. 244. л. 119.

29

Об этом см.: Митрофанов В. В. С. Ф. Платонов и научно-краеведческие общества,
архивные комиссии России. Челябинск, 2011. С. 131 – 145. К 400-летнему юбилею
нижегородского подвига этот том был переиздан нижегородскими историками.
Замечательная презентация двухтомного сборника была проведена главными
вдохновителями идеи А. А. Кузнецовым, А. В. Морохиным, Б. М. Пудаловым во время проведения конференции «Смутное время в России в начале XVII в.: поиски
выхода» в Ярославле 7 июня 2012 г.

30

Речь А. Я. Садовского на торжественном заседании Нижегородской губернской
ученой архивной комиссии и Нижегородской Думы в честь 300-летия подвига нижегородцев (1912 г.) // Мининские чтения: Сборник научных трудов по истории
Восточной европы в IX – XVIII в. Н. Новгород, 2011. С. 209.

Я. е. Смирнов

А. А. т И тОВ
К А К П У Б л И К Ат ОР
И ИСС л е ДОВ Ат е л Ь
М Ат е РИ А лОВ
ПО Р УССКОЙ
СМУте

В

научном наследии купца-историка и археографа Андрея Александровича титова (1844–1911), обладателя крупнейшей в России частной коллекции славяно-русских рукописей, публикатора
многочисленных историко-литературных памятников и собственных трудов о прошлом не только своего родного края — РостовоЯрославской земли, но и других российских областей, особое место
занимает тема русской Смуты начала XVII столетия1. Причем эта
тема, отмеченная на рубеже XIX – XX вв. заметным всплеском внимания к ней как отечественных, так и зарубежных специалистов,
в творчестве самодеятельного провинциального историка получила преломление в его интересе к польским источникам. В начале XX столетия стараниями А. А. титова свет увидел целый ряд
ценнейших документальных и историографических памятников
польского происхождения в переводах на русский язык.
В 1906 г. на страницах журнала «Русский архив» А. А. титов опубликовал так называемый дневник Мартина Стадницкого, гофмейстера двора Марины Мнишек, под общим заглавием «История Димитрия, царя Московского, и Марины Мнишек, дочери Сендомирского
воеводы»2. В следующем году в 6-м томе титовского описания славянских и русских рукописей ярославского купца И. А. Вахромеева, и отдельным оттиском, были обнародованы объемные «Записки Станислава Немоевского». Коронный подстолий, «дворянин его величества
короля», в период с 1606 по 1608 г. находившийся сначала в Москве,
а затем в ссылке в Ростов и на Белоозеро, в своем дневнике описал

Смирнов
Ярослав
Евгеньевич,
заведующий
отделом
Государственного
архива
Ярославской
области

гибель лжедмитрия I и другие события в Московском государстве,
непосредственным свидетелем которых он стал . В 1908 г. отдельной книгой А. А. титов опубликовал знаменитый «Дневник Марины
Мнишек»4. В том же году свет увидел русский перевод книги об этой
«русской царице» крупнейшего исследователя Смуты польского историка Александра гиршберга (1847–1907), изданной с предисловием
А. А. титова и на средства И. А. Вахромеева5. К этой историографической публикации примыкает и статья А. А. титова о трудах другого
современного знатока этой эпохи русской истории — священникаиезуита, историка о. Павла Пирлинга (1840–1922). Статья под заглавием «личность Димитрия Самозванца по о. Пирлингу» выходила в нескольких номерах газеты «Ярославские отголоски» за 1908 г.
и была напечатана отдельным оттиском6. В 1910 г. А. А. титов в «Русском архиве» опубликовал 9 писем из архива великого канцлера литовского льва Сапеги за 1597–1606 гг. Эти документы также глазами
польской стороны показывают разворачивавшиеся события Смуты,
приведшие к майскому бунту 1606 г. и убийству лжедмитрия I7.
Заметим, что для историка-любителя А. А. титова не было характерным то, что традиционно отличает исследователей академического склада, обычно подвергающих тщательному критическому
анализу и комментированию исторический источник. Для ростовского археографа сам факт открытия и обнародования документального памятника, из которого можно извлечь новую историческую информацию, зачастую оказывался самодостаточной целью.
глубоко понимающий значение документального наследия для науки и популяризации исторических знаний, А. А. титов, не считаясь
с личными немалыми затратами, явился публикатором огромного
количества источников по русской истории. Своего рода просветительской страстью для него стала и тема Смуты. В этом смысле
показательно свидетельство П. П. Шибанова, многолетнего поставщика книжных редкостей в собрание А. А. титова. В своих воспоминаниях букинист воспроизвел слова ростовского купца: «Ну, батенька, и хронографик же я отхватил, куда, к черту, все хронографы
ваши, — скажет он, бывало, придя в лавку и при этом, приложив
пальцы к губам, так чмокнет, как будто просмаковал что-то очень
приятное, — Маришка представлена совершенно в другом виде; вот
издам, увидите, что она разделывала со вторым Самозванцем!»8
В мемуарном портрете археографа примечательно не только высказывание А. А. титова, ярко рисующее его экспрессивную,
увлеченную натуру первооткрывателя исторических памятников,
но и сама обстановка, где эти слова были произнесены, — Нижегородская ярмарка. ежегодно «всероссийское торжище» на два летних месяца становилось для «своеобразнейшего мануфактуриста
и археолога» 9 не только ареалом «добычи» письменных уникумов,
но и местом, где А. А. титов совершал важные коммерческие сделки,
где осуществлялась его многолетняя служба по должности члена
3

376
V
Сму та
в исторической
пам яти

ярмарочного Биржевого комитета. Сквозь эту призму многогранной натуры и разнообразной деятельности купца и ученого, на наш
взгляд, и следует рассматривать его творческое наследие.
Каковы же предпосылки и условия столь пристального внимания А. А. титова к материалам по истории Смутного времени
и, в частности, к польским источникам, рассказывающим об этом
сложном и драматичном периоде российской истории и русскопольских отношений?
Понятно, что само положение уроженца и историка древней
Ростово-Ярославской земли, с которой были связаны многие главные события Смуты, решающим образом предопределило этот
интерес. В своих исследовательских и популяризаторских трудах,
документальных публикациях А. А. титов не раз касался данной
краеведческой темы, опираясь, прежде всего, на материалы собственного богатейшего рукописного собрания или коллекции рукописей своего друга и родственника (шурина) — И. А. Вахромеева10.
Именно краеведческий аспект исследований вывел ростовского
историка и на польские источники. Анализ этих документальных
публикаций А. А. титова, а также архивных материалов позволил
заглянуть в творческую лабораторию исследователя, понять логику
предпринятой им серии изданий, оценить научный замысел археографа. Изучение материалов личного фонда А. А. титова, хранящегося в гАЯО (ф. 1367) и содержащего, можно без преувеличения сказать, колоссального объема переписку купца-краеведа со многими
деятелями науки и культуры, помогло установить его связи с теми,
кто были ему соратниками и помощниками в разработке «польской
темы» истории русской Смуты.
Непосредственным поводом, побудившим А. А. титова увлечься польскими источниками о Смутном времени, послужила его
находка записи в рукописном Уставе XVI в., происходившем из Ростовского, что на Устье, Борисоглебского монастыря. Эта короткая
запись гласила: «лета 7116 [1608] месяца… латинский поп Николай
услан в пустынь Спасскую»11. Историк не сомневался, что перед ним
новое документальное свидетельство об известном миссионере монахе-августинце Николае де Мелло, как раз в то время находившемся в ссылке в Борисоглебском монастыре12. Как следовало из записи в книге, монах был отправлен, очевидно, за какие-то проступки
в отдаленную Спасскую пустынь13.
Вкратце история испанского монаха, происходившего родом
из Португалии, такова. Направляясь в составе посольства персидского шаха Аббаса I Великого в европу с письмами этого правителя к папе римскому и испанскому королю о заключении союза
с христианскими государствами против турок, Николай де Мелло
в 1600 г. добрался до Москвы. В результате интриг внутри посольства московские власти произвели у католического монаха обыск
и обнаружили грамоты шаха, вызывавшие большое подозрение.

377
А . А . т И т ОВ
К А К П У Б л И К Ат ОР
И ИСС л е ДОВ Ат е л Ь М Ат е РИ АлОВ ПО Р УСС КОЙ
СМУ те

Я. е. Смирнов

378
V
Сму та
в исторической
пам яти

По приказу Бориса годунова патера сослали в Соловецкий монастырь, где он провел в лишениях долгие шесть лет. Судьбой Николая
де Мелло был обеспокоен папский престол, а краковский нунций
К. Рангони еще в 1604 г. ходатайствовал перед королевским двором
о содействии в освобождении миссионера из русского плена. По воцарении лжедмитрия I испанского священника отпустили, но, пока
он добирался до Москвы, самозванец был убит. Пришедший к власти Василий Шуйский вновь выслал Николая де Мелло из Москвы,
на этот раз местом его ссылки оказался Ростовский Борисоглебский
монастырь. Здесь патер, вероятно, смог довольно близко сойтись
со схимником обители — преподобным старцем Иринархом Затворником: некоторые факты его пребывания в монастырской «тюрьме»
указывают на вполне щадящий режим заточения14. Иностранец был
детально осведомлен обо всем происходившем за стенами монастыря и даже вел переписку с воеводой Ю. Мнишком, находившимся
в ссылке в Ярославле.
В июне или начале июля 1901 г. А. А. титов обратился с запросом о католическом монахе к историку П. Пирлингу — виднейшему
знатоку эпохи Смуты и ее деятелей, свои исследования проводившему в том числе и на материалах Ватиканского архива15. Вскоре из Парижа пришел ответ, в котором П. Пирлинг перечислял все известные
ему о Николае де Мелло источники, при этом заметив, что находка
А. А. титова «очень любопытна и счастливо пополняет те немногие
данные, которые имеются налицо». Отвечая, вероятно, на прямой
вопрос ростовского краеведа относительно судьбы переписки пленного монаха, П. Пирлинг писал, что «других писем Николая, кроме
напечатанных в дневнике Марины, я не нашел». Историк также сообщил А. А. титову, что «Николай де Мелло принадлежит к числу тех
личностей, которые у меня уже намечены для биографии»16.
И действительно, в мае 1902 г. журнал «Русская старина» опубликовал статью П. Пирлинга «Николай де Мелло, “гишпанския земли” чернец», оттиск которой автор сразу же переслал А. А. титову17.
Это первое и пока единственное в отечественной историографии обстоятельное биографическое исследование об известном испанском
миссионере, плененном и трагически закончившем свой жизненный путь в России в начале XVII в. В статье, между прочим, содержалось и указание на обнаружение А. А. титовым новых документальных данных. Свое исследование П. Пирлинг заключил выражением
надежды: «если, кроме того, откроется переписка отца Николая…
то весь этот эпизод Смутного времени явится перед нами в новом
и для истории поучительном освещении»18.
Когда в 1906 г. свет увидела первая публикация А. А. титова
польских материалов о Смуте, автор, ссылаясь на данную статью
в «Русской старине», признавался: «Это сообщение Павла Пирлинга еще более усилило мое любопытство. Занимаясь более 25 лет
историей Ростовского края, я надеялся найти в письмах о. Николая

к Стадницкому и Мнишку новые подробности и сведения о Ростове
и Борисоглебском монастыре»19. После данной публикации П. Пирлинга у А. А. титова окончательно созрел план побывать в Кракове,
где в Музее князей Чарторыйских хранился архив дворян Мнишков,
и попытаться разыскать гипотетически существующие письма монаха Николая де Мелло. Отвечая на просьбу А. А. титова об оказании
«протекции», П. Пирлинг в письме от 16 июня (нов. стиля) 1902 г. прислал рекомендации к ряду лично знакомых ему краковских ученых,
одним из которых был доктор Мариан Соколовский (1839–1911) —
крупный польский историк искусства, профессор Ягеллонского университета и директор Музея князей Чарторыйских 20.
Судя по переписке А. А. титова со своим сыном Александром,
уже во второй половине июня 1902 г. ростовский историк смог побывать в Кракове21. Дело в том, что в 1899 – 1904 гг. Александр титов
проживал в германии, где в лейпцигском и Берлинском университетах специализировался по химии, готовясь к защите докторской
диссертации. В этот период Андрей Александрович не раз совершал
путешествия в германию, где навещал сына и его семью. Очередной
такой поездкой ростовец и решил воспользоваться, чтобы удовлетворить свой научный интерес. На обратном пути из лейпцига на родину А. А. титов сделал остановку сначала в Праге, а затем в Кракове. тогда-то и произошло его первое посещение Музея князей
Чарторыйских и состоялось знакомство с его «хранителем» М. Соколовским22. О своих краковских впечатлениях А. А. титов сообщал
издателю «Русского архива» П. И. Бартеневу: «А какой архив и музей Чарторыйских! Благодаря любезности заведующего доктора Соколовского я осмотрел [всё] подробно. Он обещал мне дать копию
с писем, получаемых в 1609 г. Мнишками из России. Особенно в порядке архив. Сколько тут русских материалов. Вообще, Краков достоин изучения, а русскими посещается мало»23.
Из той же семенной переписки титовых выясняется, что именно Александр титов, свободно владевший иностранными языками,
содействовал отцу в переводах его писем к директору музея и играл
роль своеобразного посредника в их завязавшихся контактах. Одно
из писем сына к отцу позволило датировать единственный уцелевший в архиве А. А. титова черновой набросок, очевидно, самого раннего по времени письма к М. Соколовскому24. В этом весьма
любопытном послании, составленном, вероятно, в октябре 1902 г.,
говорилось: «Многоуважаемый доктор. Позвольте вам послать мои
книги, которые я вам обещал. Позволю вас беспокоить просьбой
поискать (после кем-то внесенного карандашного исправления читается — прислать. — Я. С.), пожалуйста, письма патера Николая
де Мелло, около 160, из Ростовского Борисоглебского монастыря
к Мнишкам, и вообще, что писалось из Ростова в конце XVI и нач
[але] XVII в. Я занимаюсь историей Ростова, и для меня было бы это
ваше сообщение истинным благодеянием»25.

379
А . А . т И т ОВ
К А К П У Б л И К Ат ОР
И ИСС л е ДОВ Ат е л Ь М Ат е РИ АлОВ ПО Р УСС КОЙ
СМУ те

Я. е. Смирнов

380
V
Сму та
в исторической
пам яти

После состоявшегося летом 1902 г. в Кракове знакомства
с М. Соколовским А. А. титов не раз потом присылал в музей или,
приезжая за границу, лично дарил его директору свои книжные публикации. В ответном письме, датируемом 9 декабря 1902 г., М. Соколовский выражал А. А. титову «сердечнейшую и обязательнейшую благодарность» за «любезную, в высшей степени интересную
и очень важную посылку для нашей библиотеки»26. Эти издания ростовского историка до сих пор хранятся в библиотеке Музея князей
Чарторыйских 27.
Безусловной загадкой в тексте титовского послания является
упомянутое количество писем — 160. В правдоподобность этого числа корреспонденций трудно поверить. если это заблуждение, то его
источник вряд ли сейчас можно с точностью установить. Впрочем,
есть и другой вариант прочтения данной цифры: она могла обозначать датировку — конкретный год в первом десятилетии 1600-х гг.,
который, вероятно, следовало вписать после дополнительного уточнения (не забудем, ведь перед нами черновая рукопись; возможно,
следовало вписать 1609-й — как в письме к П. И. Бартеневу). Во всяком случае, в последующем эта цифра, как количественная характеристика переписки испанского монаха, нигде в публикациях
А. А. титова не фигурировала. тем более что и самих писем Николая
де Мелло в краковском музее так и не было обнаружено.
М. Соколовский любезно откликнулся на просьбу А. А. титова
о содействии в научных разысканиях: «Что касается исследований
в нашем архиве, изучения всего того, что касается Ростова и Ваших
столь важных трудов, то Вы можете быть уверены, милостивый государь, что мы готовы к вашим услугам». При этом директор музея
уведомил, что для проведения таких исследований в архиве может
«пригласить молодого, но знакомого с древним письмом человека», которому за поиск и копирование документальных материалов
должно следовать соответствующее вознаграждение (суммы, в зависимости от видов работ, здесь также оговаривались)28. А. А. титов
охотно принял эти условия и сразу же оплатил предстоящие работы, вновь воспользовавшись посредничеством сына29. О полученном
в Кракове денежном переводе и начатом исследовании архива М. Соколовский информировал А. А. титова в письме от 15 января 1903 г.30
Мечтавший отыскать переписку испанского монаха-миссионера, ростовский историк в 1906 г. вспоминал о начале этого пути:
«Доктор Соколовский не только любезно изъявил свою готовность
содействовать лично, но и рекомендовал мне одного соотечественника, хорошо знакомого с музейными рукописями31. Писем де Мелло пока не нашлось…»32. Данная характерная оговорка, сделанная
спустя несколько лет целенаправленных разысканий, свидетельствует, что А. А. титов и тогда не оставлял надежды на открытие
исторических писем из Ростовского Борисоглебского монастыря.
Между тем начавшиеся поиски документальных материалов, свя-

занных с историей Ростова и в целом — Ростово-Ярославского края,
сразу же принесли весьма заметные результаты. В 1908 г., вновь обращаясь к обстоятельствам своих археографических путешествий
в Краков и завязавшихся научных контактов, А. А. титов свидетельствовал: «там, благодаря любезности хранителя знаменитого
музея кн. Чарторыйского, доктора Соколовского, предоставившего
для моих поисков все богатое рукописное собрание музея, мне привелось, при его содействии, отыскать две ценные рукописи»33. Состоявшиеся краковские находки знаменовали новый этап документальных поисков и открытий А. А. титова.
Речь идет об обнаружении в архиве Музея князей Чарторыйских двух чрезвычайно интересных польских рукописей, повествующих языком непосредственных участников и свидетелей событий Смуты в России: № 1369 «Historya Dimitra Zara Moskiewskiego
y Marini Mniszkowney woiewodzanki Sendomirskiey, Carowoy
Moskiewskiey» («История Димитрия, царя Московского, и Марины
Мнишек, дочери Сендомирского воеводы»), или более известная
как «Дневник Мартина Стадницкого», в списке 1774 г., и № 1633
«Дневник послов, находившихся при Марине Мнишек», известная
под названием «Дневник Марины Мнишек», в списке начала XIX в.
Об изготовлении рукописных копий, очевидно, именно с этих манускриптов Александр титов оперативно извещал отца открытым
письмом из лейпцига со штемпелем от 9 мая 1903 г.: «Сейчас получил от Соколовского письмо, что желаемые копии уже списаны
и посланы в Ростов по твоему адресу; стоимость 41 рубль, которые
я ему и переведу тотчас же, как он просит, и запишу на твой счет.
Никому я об этом деле не писал, и писать не собираюсь»34. О состоявшемся переводе денег в Краков сын информировал А. А. титова уже 11 мая35. Примечательна последняя реплика Александра
титова в процитированном письме к отцу. Полагаем, она является
отзвуком того, какое большое значение ростовский историк придавал сделанным документальным находкам. О них не полагалось
распространяться даже в кругу близких знакомых до поры обнародования исторических источников в печати.
Имея на руках копии краковских рукописей, А. А. титов в июне
1903 г. предпринимает новое «ученое путешествие» в Польшу, очевидно, желая закрепить достигнутый успех и лично поблагодарить
М. Соколовского за содействие и состоявшиеся рукописные открытия. Впрочем, на этот раз программа археографической экспедиции ростовского историка расширялась за счет посещения львова 36.
Ближайший помощник А. А. титова в публикации польских материалов, профессор Новороссийского университета по кафедре славяноведения Александр Александрович Кочубинский (1845–1907)
приветствовал это намерение ростовца: «Ваше ученое путешествие
в галицию меня очень порадовало: не сомневаюсь, что Вы найдете много интересного, особенно в Институте Оссолинских во львове

381
А . А . т И т ОВ
К А К П У Б л И К Ат ОР
И ИСС л е ДОВ Ат е л Ь М Ат е РИ АлОВ ПО Р УСС КОЙ
СМУ те

Я. е. Смирнов

382
V
Сму та
в исторической
пам яти

(здесь посетите старика каноника Петрушевича, в храме Св. Юра,
изв [естного] историка русского) и в Кракове»37.
Кроме того, во львове жил и работал знаменитый польский
историк, профессор львовского университета, кустос Института
имени Оссолинских Александр гиршберг. Крупнейший знаток эпохи Смутного времени, он многое сделал для открытия, изучения
и публикации ранее неизвестных источников по этой сложной теме
русско-польских отношений38. Безусловно, именно фигура А. гиршберга привлекала А. А. титова в его стремлении побывать во львове.
И хотя прямых свидетельств контактов ученых мы не имеем, можно
с уверенностью полагать, что такая встреча состоялась. Именно после визита во львов у ростовского археографа окончательно созревает план масштабной публикации польских памятников о Смуте
в переводах на русский язык. Не случайно одним из первых изданий
в этом ряду станет публикация «Записок Станислава Немоевского»,
подготовленная по львовскому изданию А. гиршберга 39.
Переводчиком этих записок и стал известный отечественный
славист А. А. Кочубинский. А. А. титова и одесского ученого объединяли давние приятельские и научные связи. Оба еще в 1887 г. были
делегатами VII Археологического съезда, состоявшегося в Ярославле, где, очевидно, и произошла их первая встреча40. Регулярная
переписка между знакомыми завязалась в 1894 г., когда А. А. титов
отправил в Одессу посылку со своими трудами. В ответ А. А. Кочубинский писал: «Душевно благодарен за этот знак Вашего сердечного благорасположения ко мне, которое я всегда глубоко ценил. Вы
вместе с Иваном Александровичем и г. Шляковым (имеются в виду
И. А. Вахромеев и И. А. Шляков. — Я. С.) (всем им усердно кланяюсь)
составляете милый оазис в пустыне провинциальной жизни вашего
Востока, который и мне несколько знаком по первой моей службе
во Владимире на Клязьме41. Сердечно желаю и дальнейшего, столь же
бодрого продолжения Вашей ученой деятельности на славу Русской
науки»42. В конце письма автор выражал надежду, что «ярославский
триумвират» обязательно окажется в числе участников очередного Археологического съезда в Риге, намеченного на август 1896 г.
В 1900 г. корреспонденты обсуждали возможность издания отдельной книгой научных и публицистических статей А. А. Кочубинского
под общим заглавием «За много лет», и даже был составлен план содержания такого сборника, но издание по каким-то причинам не состоялось43. Именно А. А. Кочубинский, как специалист по истории
славянства, знаток польского языка, и как человек, глубоко симпатизировавший трудам А. А. титова, стал тем «избранным», кто с самого начала был посвящен в планы ростовца относительно польских
материалов. В то время, когда в краковском музее еще только подготавливались копии с рукописных памятников, А. А. Кочубинский
не только интересовался ходом этого дела, но и принимал в нем деятельное участие. 16 февраля 1903 г. он писал А. А. титову: «Да, вы

пишете мне о письме моем к Соколовскому. Какой ответ? Нет еще?
Не провел бы вас ляшек на деньгах!»44
В январе или начале февраля 1903 г. в Москве состоялась
встреча А. А. титова и А. А. Кочубинского, на которой ростовский
историк рассказал своему давнему знакомому о контактах с Музеем
князей Чарторыйских и задуманном публикаторском проекте. Посвящая в свои планы крупного ученого слависта и университетского профессора, А. А. титов рассчитывал на его авторитетную помощь
в успешном продвижении дела, а также в подготовке документальных материалов к печати (на условиях денежного вознаграждения).
А. А. Кочубинский с готовностью откликнулся на это предложение
о сотрудничестве и пообещал личное участие в переговорах с директором музея М. Соколовским на предмет более тщательного выявления всех возможных интересующих А. А. титова источников (тут
вновь вспомним о письмах испанского монаха, отыскать которые
мечтал ростовец). Когда А. А. титову сообщили, что «желаемые копии уже списаны» и они отправлены в Ростов, он известил об этом
А. А. Кочубинского. В ответном послании 5 мая 1903 г. одесский
ученый просил о скорейшей присылке материалов: «Я сам займусь
переводом, так как перевод старой рукописи не то, что печатанный
текст; переведу и книжки, беру редактирование вашего труда, только напишите о своих желаниях»45. В следующей корреспонденции,
от 24 мая, А. А. Кочубинский писал уже о полученных материалах:
«Получил посылку и письмо исправно. Рукопись большая, почему
и работа большая. Спать готов с нею…». И здесь же, в конце письма: «Я перевод сделаю для вас, вышлю вам; вы проштудируйте его,
сделайте нужные отметки, напишите вводную статью согласно вашим интересам. Все это пришлите мне на рецензионный просмотр.
Я, быть может, кое-что дополню, и тогда в печать отдадите; корректуру держу я с удовольствием»46.
К сожалению, не имея возможности в настоящее время обратиться непосредственно к корреспонденциям А. А. титова к А. А. Кочубинскому47, затруднительно определенно сказать, о какой именно
«старой рукописи» и каких «книжках» здесь идет речь. Да и в посланиях самого А. А. Кочубинского в Ростов неожиданно возникает
перерыв почти на год (возможно, какие-то письма не сохранились).
В апреле 1904 г. он сообщает А. А. титову об окончании перевода
«Записок Станислава Немоевского»48. Пожалуй, все это время ученый и был занят работой над переводом довольно объемного текста,
потребовавшего от него большой сосредоточенности и дополнительных исследовательских усилий49. Однако судя по тому, что уже
вскоре А. А. Кочубинский извещает А. А. титова о своей готовности
«с удовольствием продолжать тетради», и при этом высказывает соображение относительно авторства исторического источника, упоминая В. Диаментовского («из тетрадей объясняется автор, которым Диаментовский не был»50), можно предполагать, что речь шла

383
А . А . т И т ОВ
К А К П У Б л И К Ат ОР
И ИСС л е ДОВ Ат е л Ь М Ат е РИ АлОВ ПО Р УСС КОЙ
СМУ те

Я. е. Смирнов

384
V
Сму та
в исторической
пам яти

о возобновлении перевода «Дневника Марины Мнишек» (по копии
с краковской рукописи № 1633). Впрочем, работа эта, по всей видимости, так и не была завершена: в конечном итоге ее исполнил
(или продолжил) другой переводчик.
Возможной причиной этому послужило все ухудшавшееся
здоровье А. А. Кочубинского. В начале 1903 г. он заболел гриппом,
который дал серьезные осложнения на весь организм. Уже при получении первой посылки с польскими материалами переводчик писал А. А. титову: «главная задержка, что вот почти ½ года недомогаю: Москва наградила меня инфлюэнцей, и я вожусь. Вы помните,
что при прощании с вами мне было очень не по себе. С большим трудом вылезаю из болезни. В июле собираюсь Киссинген, ибо у меня
разное не в порядке было — желудок, печень и сердце»51. ежегодные поездки «на воды» в германию не приносили своих ощутимых
результатов. Отвечая в январе 1906 г. на приглашение А. А. титова
приезжать в Москву, А. А. Кочубинский назвал это «злой шуткой»:
«Дай Бог, чтобы протянул до лета… Я днями не выхожу из комнаты — лежу и сплю. Словно я уже не человек. Будет ли облегчение,
не знаю»52. В последнем письме к А. А. титову, датированном 21 мая
1906 г., звучит та же беспросветная тема: «Вы готовы считать меня
уже совершенно здоровым. Но, увы! как далека от этого моя жалкая
действительность! Весною, конечно, мне легче дышится, но вижу
ясно, как я с часу на час становлюсь дряблее и дряблее…»53. Скончался А. А. Кочубинский ровно через год — 13 (26) мая 1907 г. Перевод
«Записок Станислава Немоевского» вышел из печати в январе этого
года, и его автор, можно надеяться, успел порадоваться результатам своего труда. А вот прочесть аннотацию на это издание, помещенную А. А. титовым в июньской книжке журнала «Исторический
вестник», А. А. Кочубинскому, к сожалению, уже не было суждено54.
В первых строках этой своеобразной рецензии А. А. титов сообщал: «Перевод записок Немоевского, сделанный под редакцией
профессора Новороссийского университета А. А. Кочубинского,
весьма важен для истории Смутного времени. Записки Немоевского
были напечатаны во львове А. гиршбергом и снабжены обширным
предисловием». Раскрывая имя переводчика в предисловии к русскому изданию, А. А. титов выражал одесскому ученому «глубочайшую благодарность». текст дневника археограф включил в состав
подготовленного им заключительного 6 выпуска описания рукописного собрания И. А. Вахромеева (публикация памятника в томе
имеет собственную пагинацию). Кроме того, некоторая часть тиража издания была выпущена в виде отдельных оттисков55. Выход
в свет русского перевода «Записок Станислава Немоевского» с финансовой стороны обеспечил И. А. Вахромеев.
Издание памятника содержит два предисловия — А. А. титова
и А. гиршберга. В статье А. А. титова на основе показаний польских
источников предпринимается попытка выяснить, «кто был царь Ди-

митрий»56. Автор на этот счет приводит обширные выдержки из дневника Мартина Стадницкого (по краковской рукописи № 1369, к тому
времени уже опубликованной в «Русском архиве») и воспроизводит
письмо из архива литовского канцлера льва Сапеги, принадлежащее
оршанскому старосте Андрею Сапеге, от 15 февраля 1598 г. «О московских событиях и интригах бояр и годунова» (позже документ будет включен А. А. титовым в специальную журнальную подборку57).
Этот ряд исторических свидетельств А. А. титов дополнил характеристикой лжедмитрия I, данной С. Немоевским в его «Записках». Резюмирует ростовский историк выводом: «Эти сказания современников
обрисовывают и другие симпатичные стороны Димитрия и подрывают справедливость Ростовской летописи…», отзывавшейся о дьяконе Чудова монастыря григории Отрепьеве, в ком увидели первого
самозванца на троне, словами «яко сей чернец дьяволу сосуд будет»58.
В заключение вступления А. А. титов, не упуская из вида краеведческий интерес, особо останавливается на том факте, что С. Немоевский был сослан в Ростов и дал его описание в своем дневнике. Указывая на важность «Записок» как источника по истории города начала
XVII в., А. А. титов вместе с тем поправляет поляка: «В этом городе
тогда было около 400 домов, и все эти дома были с черными избами.
Церквей насчитывалось до 70, и только одна была каменная. Очевидно, Немоевский говорит лишь о посадских церквях, где действительно была одна каменная, построенная грозным около 1566 г., но это,
конечно, не касается ни кремля, ни двух монастырей, где сохранились церкви XIII и XVI века»59.
Статья А. гиршберга повторяет «обширное предисловие»
из львовского издания 1899 г. В ней содержатся биографические
сведения о С. Немоевском и раскрывается история создания его записок. говоря о том, что среди неизвестных историко-литературных памятников начала XVII в. «Записки Станислава Немоевского»
занимают «совсем не последнее место», А. гиршберг подчеркивал,
что они — «источник необыкновенно ценный, ибо отличается необыкновенною обстоятельностью и обилием подробностей, в нем заключенных»60. текстологическое изучение и публикацию памятника польский историк предпринял по двум открытым им рукописям
в разных редакциях — из частного собрания («Виленская рукопись»,
вторая половина XVIII в.) и из библиотеки Института имени Оссолинских, № 3552 («львовская рукопись», первая половина XVII в.).
Заключительную часть статьи А. гиршберг посвятил выяснению вопроса об авторстве «Дневника Марины Мнишек», ошибочно
приписываемом С. Немоевскому. Доказывая несостоятельность этого мнения, с давних пор укоренившегося в польской и русской историографии, автор выдвинул свою версию: «Кто же был в действительности автор так назыв [аемого] “Дневника Марины”, это объясняет
нам следующая приписка в одной из его копий, — с копии, находящейся в музее кн. Чарторыйских в Кракове (rps. 1654, стр. 159):

385
А . А . т И т ОВ
К А К П У Б л И К Ат ОР
И ИСС л е ДОВ Ат е л Ь М Ат е РИ АлОВ ПО Р УСС КОЙ
СМУ те

Я. е. Смирнов

386
V
Сму та
в исторической
пам яти

“Переписывал Войцех (в тексте опечатка — Войтвох. — Я. С.) Добецкий, хенцинский хорунжий, в мае 1774 г., в Варшаве, в быв [шем]
иезуитском питомнике (так в переводе; точнее — пансионе. — Я. С.),
из старой, оригинальной рукописи, писанной Диаментовским, который присутствовал при той революции”. Вне сомнения, это был
Вацлав Диаментовский, рожанский подстолий…»61. Чрезвычайно
любопытен по поводу этого наблюдения А. гиршберга комментарий, данный А. А. Кочубинским в подстрочных примечаниях (никак
не обозначенное авторство этого примечания, «затерянного» в ряду
сносок А. гиршберга, выявляется из контекста самого комментария): «Нам думается, что вопрос об авторстве т. н. “Дневника Марины” этим еще не решен. Ведь 80-летний старец едва ли мог быть автором большого дневника. так как и Диаментовский входит в серию
наших изданий (выделено мной. — Я. С.), поэтому в свое время мы
к данному вопросу еще воротимся, конечно, в пределах не исследования, а простых замечаний переводчика-неспециалиста»62.
Данное свидетельство вновь со всей очевидностью обнаруживает, что А. А. Кочубинский, работая по приглашению А. А. титова
над переводами польских литературных источников о Смуте начала
XVII в., был не только хорошо знаком с текстом «Дневника Марины
Мнишек» (и при этом высказывал свои соображения относительно
его авторства), но и полагал видеть этот памятник в «серии наших
изданий». Получить некоторое представление о характере переводческой деятельности А. А. Кочубинского и уяснить план намечавшейся серии изданий позволяют личные корреспонденции университетского ученого к А. А. титову. Сообщая в письме от 18 апреля
1904 г. о завершении работы над переводом «Записок Станислава
Немоевского» и своей готовности уже в ближайшее время выслать
подготовленную рукопись («около полпуда»), А. А. Кочубинский пояснял: «Описание обоих портретов и глоссарий русских слов я отбросил63. Указатель лиц и местностей должен быть составлен позже
по русскому тексту. Мне остается теперь подвергнуть шлифовке сделанный перевод, да, может быть, окажется необходимым сделать
еще какие замечания, но которых у меня вообще немного. Многие
примечания, необходимые для польского читателя, но излишние
для русского, я устранил из своего текста, вроде — такой губернии
данный город и пр. Конечно, местами пришлось делать поправки
в пояснениях издателя, вообще, осторожного»64.
Эти последние слова, несомненно, относятся к характеристике А. гиршберга — как историка и как публикатора документального наследия. Ценно то, что во время работы над переводом «Записок
Станислава Немоевского» А. А. Кочубинский находился в постоянном контакте с польским ученым, пользуясь консультациями специалиста. «Без его помощи некоторые слова остались бы для меня темными», — признавался А. А. Кочубинский А. А. титову в послании
от 24 апреля 1904 г. И здесь же сообщал: «летом собираюсь к гирш-

бергу, который по письмам очень общительный человек (еще вчера
от него по поводу Немоевского)»65.
Примечательные обстоятельства сотрудничества ученых, безусловно, повышают надежность выполненного А. А. Кочубинским
русского перевода иностранного источника. На фоне сложившегося
нового научно-просветительского «триумвирата» столь же примечательным выглядит и некоторое «неприятное недоразумение», связанное с польским историком. Об этом узнаем из письма А. А. Кочубинского к А. А. титову: «Др. гиршберг, в предположении, вследствие
недоразумения, что я собираюсь переводить его исследование “Дмитрий Самозванец”, прислал мне массу пояснений, так, чтобы русское
издание было вторым. Я ему писал (за недосугом только на днях),
что мой ростовский издатель о переводе его исследования еще не думает, а ограничивается одними материалами. А человек уже видел свой труд вторым изданием… Неприятное недоразумение»66.
Речь идет об известной работе А. гиршберга, появившейся в печати
в 1898 г.67 Сейчас затруднительно с точностью установить все обстоятельства этого «недоразумения». хотя сам факт намерения историка
увидеть свой труд опубликованным на русском языке, в свете завязавшихся научно-издательских контактов, выглядит вполне естественным. Возможно, эта идея обсуждалась во время встречи А. А. титова
и А. гиршберга во львове в июне 1903 г., и публикация книги входила
в планы «ростовского издателя». Между тем работа польского ученого о лжедмитрии I так и не появилась в переводе на русский язык.
А вот последний монографический труд А. гиршберга, посвященный
«русской царице» Марине Мнишек, был издан А. А. титовым (и вновь
при финансовом участии И. А. Вахромеева)68. На языке оригинала
книга увидела свет во львове в 1906 г., а уже 21 ноября 1907 г. датируется предисловие А. А. титова к ее русскому изданию69. К этому
времени А. гиршберга, скончавшегося 27 июля 1907 г., уже не было
в живых, и посмертное издание его монографии в России оказалось
не только в русле программы А. А. титова, но и явилось своеобразной
данью памяти замечательному польскому историку.
По завершении работы над текстом перевода «Записок Станислава Немоевского» А. А. Кочубинский еще в апреле 1904 г. в письме к А. А. титову высказывал собственное видение будущей книжной серии со сказаниями польских современников эпохи Смутного
времени. По сути, этот план полностью соответствовал и намерениям А. А. титова, учитывая, что основой проекта становились открытые им в Музее князей Чарторыйских ранее неизвестные рукописи
(№ 1369 и 1633). Дополнительно к этим материалам предполагалось
перевести тексты источников из сборника А. гиршберга «Polska a
Moskwa w pierwszej połowie wieku XVII». Дневник С. Немоевского, по мысли А. А. Кочубинского, и должен был составить первый
том серии под общим заглавием «Современные польские записки
об эпохе I и II лжедмитриев». Далее историк предлагал: «Во II-й том

387
А . А . т И т ОВ
К А К П У Б л И К Ат ОР
И ИСС л е ДОВ Ат е л Ь М Ат е РИ АлОВ ПО Р УСС КОЙ
СМУ те

Я. е. Смирнов

388
V
Сму та
в исторической
пам яти

войдут “Записки” т [ак] наз [ываемые] Вацлава Диаментовского, т. е.
от стр. 1 по 166-ую книги “Polska a Moskwa” и соответствующие тетради рукописи № 1633, т. е. семь тетрадей. В III-й том — “Записки
Сапеги” и др. — по конец той же [книги] “Polska a Moskwa” и тетради рукописи № 1369». Следовательно, помимо сочинения С. Немоевского, трехтомник должен был включать «Дневник Марины Мнишек» (по разным спискам), «Дневник Яна Петра Сапеги» и «Дневник
Мартина Стадницкого». Впрочем, вслед за этим предначертанием
А. А. Кочубинский делал существенную оговорку: «Но я зашел далеко. Во-1-х, буду ли я жив (здоровье мое неважное, и я опять еду в Наугейм); во-2-х, каковы будут ваши личные желания в будущем»70.
Как известно, этот план в полной мере и в таком виде исполнен не был. Действительность вносила свои коррективы. А. А. титов
столкнулся с необходимостью поиска нового переводчика для своих краковских находок. Да и сами «Записки Станислава Немоевского» в переводе А. А. Кочубинского, положившие начало совместной
работе ученых над публикаторским проектом, в печати появились
лишь спустя почти три года.
Что касается «личных желаний» и планов А. А. титова по изданию польских материалов о Смуте, то его стремление действовать
в данном направлении с годами не угасало. О намерениях археографа узнаем из его переписки с историком П. Пирлингом, который,
по сути, благословил ростовца на научные разыскания по теме истории русско-польских отношений. Одним из первых получив в Париже
в январе 1907 г. новое издание «Записок Станислава Немоевского»,
ученый священник писал А. А. титову: «Из ваших слов я заключаю,
что вы намерены издать целый ряд сочинений о Смутном времени.
Было бы приятно узнать, какой именно ваш план»71. Отвечая на вопрос об археографической перспективе темы, А. А. титов кратко сформулировал и собственные исторические взгляды, служившие ему опорой в развитии интереса именно к польским источникам: «Мой план:
обнародовать как можно больше документов, касающихся загадочной
личности Димитрия и, в особенности, написанных на польском языке. Наши историки, по-видимому, не владеют этим языком и для них
эти издания будут полезны. Историю Димитрия я писать не могу. Это
не по моим силам. Одно могу сказать, что и больше, неизмеримо больше меня, о Димитрии много нового [еще] не сказали. Я только по глубокому убеждению не могу повторять слова моего земляка XVII века,
что Димитрий “яко чернецъ дьяволъ сосудъ былъ”. Не могу я поверить
и свидетельству такой гнусной личности, каким был Василий Шуйский. Да разве можно верить этому вральману и интригану? Итак,
план мой отыскивать документы, переводить и печатать»72.
А. А. титов с симпатией относился к лжедмитрию I, считая
его талантливой и незаурядной личностью, о чем недвусмысленно
указал в своем предисловии к дневнику С. Немоевского, при этом
сославшись на авторитет Н. М. Карамзина: «О доблестях Дими-

трия и кроме Немоевского осталось немало сказаний современников, пользуясь которыми и историк Карамзин, вообще далеко
не расположенный к Димитрию, — после описания его блестящих
битв под Новгород-Северским и Добрыничами, — должен был признать, что он “как истинный витязь оказал сметливость необыкновенную”…»73. В другой корреспонденции к П. Пирлингу, после его
одобрительного отзыва об издании «Дневника Марины Мнишек»,
А. А. титов был на сей счет гораздо откровеннее: «Очень рад, что моя
Марина вам приглянулась. Я всегда жалел и Марину, и Димитрия,
и если бы оба приспособились к нравам московитов и вовремя бы
убрали Ваську Шуйского, да меньше церемонились с Романовыми,
дело бы было совсем другое. Но все-таки Димитрий был не гришка
Отрепьев. Умен был Филарет, сумел замести следы!»74
Ко времени выхода в свет русского перевода «Записок Станислава Немоевского» А. А. титов уже опубликовал в журнале «Русский
архив» краковскую рукопись № 1369, заключавшую в себе «Дневник Мартина Стадницкого»75. Данная публикация оказалась самой
ранней в ряду титовских изданий польских источников, но не первой, как это видно из вышеприведенных фактов, в хронологии реализации проекта. Как указал А. А. титов в предисловии к публикации текста памятника, перевод с польской рукописи был выполнен
«при сотрудничестве г-жи Яворской».
О новой помощнице А. А. титова в публикациях историколитературных памятников о русской Смуте Ядвиге л. Яворской,
помимо того, что она польского происхождения и была учительницей в гимназиях Москвы и г. Корчевы тверской губернии, к сожалению, мало что низвестно. Время знакомства А. А. титова
с Я. л. Яворской относится, очевидно, к началу 1904 г. (месяцем
маем этого года открывается их переписка), вследствие чего она
приступила к подготовке для публикатора перевода «дневника
краковского восстания» 1794 г. по львовскому изданию А. С. Петрушевича76 . Положительный опыт сотрудничества позволил
А. А. титову и в дальнейшем рассчитывать на переводческую услугу Я. л. Яворской (всегда финансово вознаграждаемую). Ко всему
прочему, учительница нередко бывала на родине в Польше, в том
числе и в Кракове, и готова была по заданию ростовского историка
выполнить библиографические поручения77.
только в начале октября 1905 г. А. А. титов обратился к Я. л. Яворской с предложением о переводе «Дневника Мартина Стадницкого»,
что было принято ею с большим интересом и готовностью: «Постараюсь в точности исполнить Ваше желание»78. Сохранившиеся
письма Я. л. Яворской к А. А. титову позволяют проследить не только хронологию этой работы, но и оценить те трудности, с которыми
пришлось столкнуться переводчице. На протяжении всего месяца
она была занята переводом памятника, отсылая частями («тетрадями»), по мере готовности русского текста, свою рукопись и польскую

389
А . А . т И т ОВ
К А К П У Б л И К Ат ОР
И ИСС л е ДОВ Ат е л Ь М Ат е РИ АлОВ ПО Р УСС КОЙ
СМУ те

Я. е. Смирнов

390
V
Сму та
в исторической
пам яти

копию А. А. титову. Последняя посылка в Ростов с заключительной
частью перевода состоялась 31 октября.
Я. л. Яворская, с самого начала высказавшая сожаление,
что почерк копии оказался «весьма неразборчив»79, отмечала
и сложность в восприятии самого источника, язык которого, по ее
впечатлению, был архаичным. Она извещала А. А. титова: «На этот
раз приходится оставлять пробелы в русском тексте. Виною этому — неудовлетворительные польско-русские словари, быть может,
погрешности в польском тексте и архаизмы в стиле. Имена многих городов и местностей положительно не точны»80. Когда работа
над переводом подошла к концу, Я. л. Яворская призналась: «К сожалению, многое пришлось переводить по догадкам». И также искренне сокрушалась об упущенной возможности: «если б я раньше
была уведомлена об этой работе, то собственноручно переписала бы
польский текст, так как летом была за границей поблизости Кракова, да и вообще я специально для этого поехала бы в Краков по собственному побуждению: там много знающих археологов, которые
могли бы дать мне ценные указания»81. Вполне очевидно, что переводчица осознавала недостаток собственных знаний, чтобы относительно легко понимать и ориентироваться в «архаизмах» текста
исторического документа. Кроме того, в посланиях Я. л. Яворской
к ростовскому историку небезынтересны и такие бытовые подробности окружающей обстановки, в которой ей выпало заниматься
сложным переводом, учитывая драматичные обстоятельства первой русской революции: «Приходилось работать под звон стекол
и треск револьверных выстрелов»82.
Последующий этап работы над документальной публикацией, до ее выхода в свет, также восстанавливается по имеющимся опубликованным и архивным источникам. 10 января 1906 г. А. А. титов
завершил написание предисловия к тексту дневника М. Стадницкого, поставив эту дату в конце статьи. П. И. Бартенев, принявший
материал для публикации в своем издании, в письме от 19 апреля
информировал ростовца, что «о Димитрии и Марине уже сдано в набор»83. После опубликования дневника в майской и июньской книжках журнала «Русский архив», его издатель, давний поклонник исторических штудий А. А. титова, всегда с большой охотой печатавший
статьи и документальные находки археографа, с азартом ему заявил: «Вот как бы из Кракова еще…»84.
Издание записок поляка по рукописи № 1369 из Музея князей Чарторыйских оказалось первой и единственной публикацией
данного источника на русском языке 85. А. А. титов пояснял в предисловии к публикации памятника, что узник Борисоглебского монастыря монах-августинец Николай де Мелло, письма которого историк разыскивал в Кракове, «имел сношения с сосланными в Ростов
и Ярославль поляками, и даже через одного из них, Андрея Стадницкого, вел переписку с жившим тогда в Ярославле ссыльным Юрием

Мнишком»86. Просьба А. А. титова к директору музея М. Соколовскому указать и на письма А. Стадницкого увенчалась тем, что для археографа была «списана часть дневника Мартина Стадницкого».
Стадницкие являлись родственниками сандомирского воеводы
Ю. Мнишка, сестра которого, Катарина, была замужем за Николаем
Стадницким87. Мартин Стадницкий в качестве «дворецкого» (гофмейстера) находился в свите «русской царицы» Марины Мнишек и,
как считается, явился автором компиляции (в основе которой лежал «Дневник Марины Мнишек»), в списке 1774 г. из краковского
музея имеющем заглавие «История Димитрия, царя Московского,
и Марины Мнишек, дочери Сендомирского воеводы»88.
Публикуя текст историко-литературного памятника, А. А. титов исходил из того, что источник «подробно изображает одну
из наиболее темных эпох русской истории». Осознавая, что польский документ принадлежит «лицу небеспристрастному», автор
призывал руководствоваться древним принципом «audiatur et altera
pars» — да будет услышана и другая сторона: «только этим путем может быть восстановлена правда во всей полноте». Историк отмечал,
что в записках М. Стадницкого «находится немало таких подробностей, которые или были оглашены вкратце или совсем неизвестны».
К ним А. А. титов отнес приведенный перечень подарков саноцкому
старосте Станиславу Мнишку, сыну сандомирского воеводы, дневник «последовательного путешествия» в Москву свадебного поезда Марины Мнишек в сопровождении Ю. Мнишка и русского посла А. И. Власьева. Кстати, полагаем, именно на этот «хронографик»
А. А. титов намекал букинисту П. П. Шибанову, азартно сообщая,
что во вновь открытом источнике «Маришка представлена совершенно в другом виде». По словам памятника, «польская амазонка»
была переполнена «энергии, мужества и храбрости», готовая ради
воссоединения со «спасшимся» мужем (лжедмитрием II), однажды
ночью направляясь тайно в его лагерь, даже переодеться в костюм
гусара89. В заключение вступительной статьи к публикации дневника М. Стадницкого А. А. титов еще раз подчеркнул ценность этого
источника для науки, особо отметив то, что он был «переписан с рукописи подлинной и неизвестной в исторической печати»90.
Знаменитый памятник эпохи Смуты в России «Дневник Марины Мнишек» А. А. титов, в сложившихся новых обстоятельствах,
также предполагал опубликовать на страницах «Русского архива».
В декабре 1906 г. П. И. Бартенев с надеждой писал своему постоянному сотруднику: «Согласно любезному письму Вашему, стану нетерпеливо ждать перевода краковской рукописи… Вы меня балуете.
Сердечное спасибо» 91. И уже в январе 1907 г. — с дружеской настойчивостью: «жду краковского вклада» 92. Однако в скором времени
планы А. А. титова — и, очевидно, возможности — изменились, и он
решил издать польский источник отдельной книгой93. К тому же,
для этого имелись все предпосылки, и прежде всего — желание

391
А . А . т И т ОВ
К А К П У Б л И К Ат ОР
И ИСС л е ДОВ Ат е л Ь М Ат е РИ АлОВ ПО Р УСС КОЙ
СМУ те

Я. е. Смирнов

392
V
Сму та
в исторической
пам яти

археографа более эффектно продемонстрировать свое открытие.
Это была вторая, со времени 1834 г., публикация «Дневника Марины Мнишек» на русском языке94.
И хотя в издании А. А. титова 1908 г. имя переводчика памятника по какой-то причине не значится, этим помощником публикатора вновь явилась Я. л. Яворская95. Из писем ее к А. А. титову становится известно о ходе работы над этим переводом. любопытно,
что проделав путь из Кракова в Ростов, а потом до Одессы и обратно,
теперь копия рукописи Музея князей Чарторыйских № 1633 совершила путешествие в г. Корчеву тверской губернии, где Я. л. Яворская в то время преподавала в женской гимназии. 22 октября 1906 г.
переводчица получила первую посылку с текстом дневника, отсылаемого А. А. титовым частями96. Я. л. Яворская, незадолго до того
переболевшая тифом и уже шедшая на поправку, отвечала: «Начинаю оправляться после болезни и приступила к переводу, который
буду высылать без оригиналов (из предосторожности: до ст [анции]
ж [елезной] д [ороги] отсюда 40 верст лошадьми, почта иногда будет
страдать от заносов и пр.)» 97. Несмотря на то, что работа над переводом, по признанию Я. л. Яворской, продвигалась медленно и трудно
(и не только из-за ее еще слабого здоровья; ей вновь приходилось отмечать в польском оригинале «много неясных мест»98), к Рождеству,
как ранее и предполагалось, русский текст был полностью готов.
2 января 1907 г. Я. л. Яворская отправила А. А. титову, на этот раз
уже из Москвы, 7 тетрадей с польской копией дневника и окончание перевода (рукопись которого составила 427 страниц)99. Следует
заметить, что перевод краковской рукописи производился как раз
в то время, когда А. А. титов и П. И. Бартенев активно обсуждали
возможность ее публикации в «Русском архиве». В конце предисловия А. А. титова к отдельному изданию памятника имеется дата, отстоящая от этих событий на год — 20 января 1908 г.100
Впервые «Дневник Марины Мнишек» на русском языке был
опубликован Н. г. Устряловым в 1834 г. в серии «Сказания современников о Димитрии Самозванце»101. Собственно, эта публикация
и закрепила в историографии данное название историко-литературного памятника, представляющего собой записки поляка, находившегося в окружении Марины Мнишек и описавшего события
1604 – 1609 гг. В основу своей публикации Н. г. Устрялов положил
известную ему неполную рукопись дневника, восходящую к архивным материалам Ватикана. Известия в тексте были доведены
до конца 1607 г., и потому заключительную часть источника публикатор считал утраченной. та же рукопись, но уже на языке оригинала, в 1842 г. была опубликована А. И. тургеневым102. Полный текст
«Дневника Марины Мнишек» удалось отыскать А. гиршбергу в архиве Музея князей Чарторыйских. Описываемые в рукописи № 1654
события на этот раз не обрывались 1607 г., а следовали до января 1609 г. Данный список краковского музея и был положен в ос-

нову издания ученым записок на польском языке103. Судя по тому,
что А. гиршберг, привлекавший к изучению различные списки и редакции памятника, в своем предисловии к публикации даже не упомянул о рукописи № 1633, позднее изданной А. А. титовым, этот
список дневника не был известен польскому историку.
Сличая новооткрытую рукопись с текстом «Дневника Марины Мнишек», опубликованным Н. г. Устряловым, А. А. титов обнаружил их идентичность. «Достоинство же краковской рукописи, —
пояснял историк, — заключается в ее целости: она содержит в себе
весь дневник и таким образом восстанавливает утраченные листы
устряловской рукописи»104. Руководствуясь этим важным источниковедческим наблюдением и стремясь восполнить давний пробел
в отечественной историографии памятника, А. А. титов и предпринял новое издание «Дневника Марины Мнишек». Причем за основу
своей публикации археограф взял лишь ту часть дневника, которая
отсутствовала в издании Н. г. Устрялова (притом, что в распоряжении А. А. титова находился полный текст перевода памятника). Выход в 1908 г. «Дневника Марины Мнишек» в России сразу же обратил на себя внимание научной общественности. В опубликованной
в журнале «Исторический вестник» рецензии подчеркивалось значение издания А. А. титова: «таким образом, мы теперь имеем дневник в полном виде»105.
Издавна в польской и русской историографии считалось,
что «Дневник Марины Мнишек» был «написан не этою, столь замечательною своей судьбою женщиной, но одним из поляков, прибывших
в Москву с нею, именно Диаментовским»106. Авторство В. Диаментовского в своем издании дневника по списку краковского музея № 1654
подтвердил и А. гиршберг107. Первым в этом факте происхождения
текста усомнился, как уже отмечалось ранее, А. А. Кочубинский, которому была известна публикация А. гиршберга и также копия дневника по рукописи того же собрания № 1633108. Публикуя данную рукопись, А. А. титов, основываясь на сведениях хранителя библиотеки
князей Чарторыйских, в 1818 г. снявшего копию со старинного манускрипта, составителем источника назвал другое лицо: «Судя по заметкам переписчика, луки голембиовского, эта рукопись — дневник
Авраама Рожнятовского, одного из приближенных сандомирского
воеводы Мнишка»109. О шляхтиче А. Рожнятовском известно, что он
в качестве предводителя хоругви воеводы Ю. Мнишка сопровождал
своего патрона в Москву, а потом, разделив участь Марины Мнишек
и ее отца, находился в ссылке в Ярославле и Вологде. После возвращения на родину А. Рожнятовский стал автором нескольких литературных произведений, которые были опубликованы110. В год издания
А. А. титовым «Дневника Марины Мнишек» в Варшаве появилась статья польского историка, директора Института имени Оссолинских
во львове Войцеха Кентжиньского, который также на основе изучения различных рукописных списков памятника приходил к заключе-

393
А . А . т И т ОВ
К А К П У Б л И К Ат ОР
И ИСС л е ДОВ Ат е л Ь М Ат е РИ АлОВ ПО Р УСС КОЙ
СМУ те

Я. е. Смирнов

394
V
Сму та
в исторической
пам яти

нию, что автором дневника, скорее всего, являлся А. Рожнятовский111.
Именно эта атрибуция авторства «Дневника Марины Мнишек» и принята в современной историографии112.
Последней публикацией А. А. титова материалов по истории
русской Смуты явилась напечатанная в журнале «Русский архив»
за 1910 г. документальная подборка «Из львовского архива князя Сапеги»113. Интерес историка к архивному наследию крупного литовского
княжеского рода Сапег также был продиктован связью этой знаменитой исторической фамилии с событиями Смутного времени на Ростовской земле. О «стоянии» одного из наиболее активных сторонников лжедмитрия II гетмана Яна Петра Сапеги (1569–1611) с отрядами
наемников у стен Борисоглебского монастыря в то время, когда в нем
«жительствовали» преподобный старец Иринарх и испанский монах
Николай де Мелло, в специальном исследовании еще в 1884 г. рассказал ярославский краевед В. И. лествицын114. Поэтому не случайно,
что уже с первых шагов своих документальных разысканий по истории Смуты А. А. титов заинтересовался сапежинским архивом.
Как уже сообщалось ранее, в апреле 1904 г. А. А. Кочубинский,
обсуждая с А. А. титовым проект предполагавшейся ими документальной серии «Современные польские записки об эпохе I и II лжедмитриев», предлагал включить в третий том этого издания «Дневник
Яна Петра Сапеги». В мае того же года Я. л. Яворская по заданию ростовского историка занималась переводом отдельных частей первого тома «Архива дома Сапег», изданного в 1892 г. львовским историком-архивистом А. Прохаской115. В том же месяце историк-священник
А. С. Петрушевич извещал А. А. титова о судьбе второго тома архива
Сапег, подготовку которого к изданию вел А. гиршберг116.
Фундаментальный труд А. Прохаски представлял собой публикацию 625 писем из архива великого канцлера литовского
льва Сапеги (1557–1633)117. Польская учительница, для которой это
был первый опыт сотрудничества с А. А. титовым, сделала перевод
66 страниц предисловия и оглавления к документальному сборнику118. Очевидно, тогда же были переведены и отдельные выбранные письма, которые потом вошли в журнальную публикацию: послание оршанского старосты Андрея Сапеги виленскому воеводе
и великому гетману христофору Радзивиллу от 15 февраля 1598 г.
А. А. титов полностью процитировал уже в предисловии к изданию
«Записок Станислава Немоевского» 1907 г.119 В письме, в частности,
сообщалось о слухах, доходивших из Москвы после смерти царя Федора Ивановича, красноречиво свидетельствовавших о возможности появления на русском троне самозванца. А. А. титов продолжал
задаваться вопросом о происхождении первого лжедмитрия, открывая для себя и русского читателя в этой во многом еще не проясненной истории иностранные источники. Документальная публикация в «Русском архиве», «ввиду несомненной содержательности
этих писем», заключала девять подобных корреспонденций из архи-

ва льва Сапеги за период 1597 – 1606 гг.120 Как заметил в своем предисловии к письмам А. А. титов, говоря о печальной судьбе русских
источников в связи с загадкой самозванца: «Все бумаги и документы о Димитрии были энергично истребляемы и патриархом Филаретом, и его потомками, так что, по словам о. Пирлинга, личность
Димитрия и по сие время подобна “железной маске”»121.
Увлеченно интересуясь темой русской Смуты, отыскивая и публикуя неизвестные в России польские источники, А. А. титов никогда не забывал о том «неразгаданном» краеведческом сюжете, от которого, собственно, и потянулась длинная нить документальных
разысканий, находок и открытий. Короткая запись в древней монастырской рукописи, которую однажды прочел археограф, по сути,
явилась отправной точкой для целого направления в его научно-публикаторской деятельности. Загадочная судьба узника Борисоглебского монастыря испанского монаха Николая де Мелло по-прежнему
интриговала историка. Отсылая в Париж П. Пирлингу свое издание
«Дневника Марины Мнишек», А. А. титов просил ученого о присылке
копии жития монаха из «португальской агиологии»: «Вероятно, оно
написано или напечатано по-латыни, то это все одно. Мой сын, классик, без труда переведет для меня»122. Получив необходимую выписку
из издания XVII в., А. А. титов с еще большим вдохновением пускался в размышления и новые расспросы, адресуя их автору исследования о «“гишпанския земли” чернеце»: «А не разрешите ли Вы загадку?
О. Николай де Мелло жил в Борисоглебском мон [астыре], вел переписку с Мнишками, находящимися в Ярославле. Около Борисогл [ебского] мон [астыря] находились шайки лисовского, почему же он не был
освобожден из этого монастыря и не отправлен на родину или в более свободное место? Вот над чем я задумываюсь». А в конце уже знакомое сетование: «А как жаль, что не сохранилось его писем…»123.
За то неполное десятилетие последнего периода жизни А. А. титова, когда он активно занимался археографическим освоением
темы Смутного времени, ему многого в этом направлении удалось
достичь. Отечественная эдиционная документалистика пополнилась
целым рядом ранее неизвестных источников польского происхождения. Купец-историк А. А. титов и университетский профессор А. А. Кочубинский вынашивали совместный план издания документальной
серии, очевидно, по образцу устряловской, записок поляков об эпохе
двух лжедмитриев. По тем или иным причинам эта идея в том виде,
в каком она задумывалась, не была осуществлена. Одной из главных
помех этому оказалась продолжительная болезнь, а затем кончина
в 1907 г. А. А. Кочубинского. В том же году не стало и польского историка А. гиршберга, посвященного в планы своих российских коллег
и заинтересованно оказывавшего им необходимую помощь в работе
над проектом. Благодаря А. А. титову, осуществившему посмертную
публикацию труда ученого «Марина Мнишек», эта книга до сих пор
остается единственным изданием известного историка на русском

395
А . А . т И т ОВ
К А К П У Б л И К Ат ОР
И ИСС л е ДОВ Ат е л Ь М Ат е РИ АлОВ ПО Р УСС КОЙ
СМУ те

Я. е. Смирнов

396
V
Сму та
в исторической
пам яти

языке. В 1908 г., в год выхода монографии в свет, скончался ее издатель — купец и меценат И. А. Вахромеев. В памятном слове о своем
друге и соратнике А. А. титов свидетельствовал, что в последние годы
жизни Иван Александрович, содействуя в издании «Записок Станислава Немоевского» и книги А. гиршберга «Марина Мнишек», сам
живо интересовался историей Смуты: «В беседах со мною он выражал
желание напечатать и другие польские памятники, касающиеся этой
эпохи»124. Изначально сформулированные планы публикаторской
программы А. А. титова с течением времени были трансформированы, и он стремился «обнародовать как можно больше документов»,
открывая иностранные источники отечественной науке, а также широко популяризируя историческое знание. Однако не все из задуманного успел осуществить ростовский историк. К тому же о каких-то археографических идеях А. А. титова в русле истории русской Смуты
мы вряд ли когда узнаем125.
Опубликованные А. А. титовым польские материалы по истории Смутного времени составляют заметную страницу в российской
историографии начала XX в. Они и по сей день продолжают служить
отечественной исторической науке, не только активно используются исследователями темы, но и переиздаются126. Обращаясь к этим
ценным материалам, на наш взгляд, не следует забывать о критическом подходе не только к источникам, учитывающим происхождение
и полноту рукописных списков, по которым производился русский
перевод, но и к самим переводам, имея в виду разную степень профессионализма, с которым они были выполнены. Приведенные в настоящей статье факты достаточно красноречивы на данный счет.
Новое прочтение историографического сюжета, связанного
с многообразным научным наследием А. А. титова и его вкладом
в изучение русской Смуты, вновь позволяет наглядно убедиться
в широте культурных устремлений, огромной энергии и поразительной целеустремленности, которые были присущи ростовскому
купцу-историку. Как страстная и увлеченная натура, он умел заинтересовывать и зажигать своими идеями людей. Обладая обширными человеческими и научными связями, А. А. титов выступал
своеобразным организатором науки, талантливо привлекавшим
специалистов к решению различных научных и практических задач. Нередко свои деловые поездки и путешествия ростовский купец совмещал с археографическими целями, открывая за границей
неизвестные исторические источники о прошлом России и своей
Ростово-Ярославской земли. Оттого не случайными кажутся прочувствованные слова историка профессора А. А. Кочубинского, обращенные к своему ростовскому коллеге-любителю: «Ваша любовь
к своему краю да послужит образцом для других. Мы в сем бедны»127.
Вполне очевидно, что результаты научной и просветительской деятельности А. А. титова, выраженные далеко не только в публикациях материалов по истории Смутного времени, восхищали и вдох-

новляли современников. Они и в наше время остаются примером
служения науке и своему родному краю.
397
1

2

3

См.: Смирнов Я. Е. Андрей Александрович титов (1844–1911)/отв. ред. С. О. Шмидт. М.,
2001. С. 66.
См.: Титов А. А. История Димитрия, царя Московского, и Марины Мнишек, дочери
Сендомирского воеводы // Русский архив. 1906. № 5. С. 129–174; № 6. С. 177–222.
См.: Титов А. А. Pamiętnik Stanisława Niemojewskiego (1606–1608). Записки Станислава
Немоевского (1606–1608) // титов А. А. Рукописи славянские и русские, принадлежащие действительному члену Имп. Русского археологического общества И. А. Вахромееву/изд. И. А. Вахромеева. М., 1907. Вып. 6. С. I–XII, 1–297 (отд. паг.).

4

См.: Титов А. А. Дневник Марины Мнишек (1607–1609 гг.). По рукописи Краковского
Музея князя Чарторыйского № 1633/предисл. А. А. титова. М., 1908.

5

См.: Гиршберг А. Марина Мнишек/предисл. А. А. титова. Изд. И. А. Вахромеева.
М., 1908.

6

См.: Титов А. А. личность Димитрия Самозванца по о. Пирлингу // Ярославские отголоски. 1908. 26 нояб. (№ 264). С. 2; 28 нояб. (№ 266). С. 2–3; 29 нояб. (№ 267). С. 2–3;
2 дек. (№ 269). С. 2. Отд. отт. [Ярославль, 1908]. 11 с.

7

См.: Титов А. А. Из львовского архива князя Сапеги // Русский архив. 1910. № 11.
С. 337–352.

8

Шибанов П. П. Полвека со старой книгой и ее друзьями/публ. И. М. Кауфмана
и е. П. Шибановой // Книга: Исслед. и материалы. М., 1972. Сб. 25. С. 143–144.

9

Лендер Н. Н. тени минувшего. (За 40 лет). Очерки «Путника» // Исторический журнал.
1917. № 2. С. 177–178.

10

См. публикации А. А. титова, так или иначе касающиеся вопросов истории Смуты:
Титов А. А. 1) Князь Димитрий Михайлович Пожарский. (Рукопись О. М. Бодянского
из собрания А. А. титова) // Вестник литературный, политический, научный и художественный. 1886. 3 сент. (№ 913). С. 1–2; 4 сент. (№ 914). С. 1–2; 5 сент. (№ 915). С. 1–3;
8 сент. (№ 916). С. 1–3; 2) Угличская летопись. М., 1890 (то же: труды Ярославской
губернской ученой архивной комиссии/напечат. под ред. А. А. титова. [Вып. 1]. М.,
1890); 3) Кто написал житие Димитрия царевича? // Новое время. 1894. 25 июня
(№ 6580). С. 2–3; 4) «Пановы могилы» в Ярославской губернии // Ярославские губернские ведомости. 1895. Ч. н. № 203. С. 3; 5) Рукописи славянские и русские, принадлежащие действительному члену Имп. Русского археологического общества И. А. Вахромееву/изд. И. А. Вахромеева. Сергиев Посад, 1897. Вып. 4 (том содержит описание
актов XVI–XVIII вв., некоторые из которых относятся к периоду Смутного времени).

11

Титов А. А. История Димитрия, царя Московского, и Марины Мнишек, дочери Сендомирского воеводы // Русский архив. 1906. № 5. С. 129; его же. личность Димитрия
Самозванца по о. Пирлингу. [Ярославль, 1908]. С. 1.

12

О пребывании испанского монаха в ссылке в ростовском Борисоглебском монастыре
писали еще Н. И. Костомаров и В. И. лествицын, см.: Костомаров Н. И. Смутное время
Московского государства // Вестник европы. 1866. т. 3. С. 97; Лествицын В. И. Сапега
в Ростовском Борисоглебском монастыре. Ярославль, 1884. С. 9–10.

13

См.: Титов А. А. личность Димитрия Самозванца по о. Пирлингу. С. 2; его же. Ростовский, что на Устье, Борисоглебский монастырь. СПб., 1910. С. 13–14. Описание
Спасской мужской пустыни, приписанной к ростовскому Борисоглебскому монастырю, см.: Титов А. А. Рукописи славянские и русские, принадлежащие действительному
члену Имп. Русского археологического общества И. А. Вахромееву. М., 1906. Вып. 5.
С. 140–142. В этом описании А. А. титов вновь обращался к монастырской рукописи:
«По записи на Уставе Борисоглебского Ростовского монастыря эта пустынь существовала уже в XVI в. и была приписана к Борисоглебскому монастырю. После польского
нашествия была уничтожена».

14

П. Пирлинг со ссылкой на А. А. титова, доставившего ему сведения «по местным
источникам», писал: «Сохранилось известие, что латинский чернец был дружен с затворником того же монастыря Иринархом» (Пирлинг П. Николай де Мелло, «гишпанския земли» чернец. (Из смутного времени) // Русская старина. 1902. № 5. С. 307).
А. А. титов в 1908 г. писал: «Очевидно, благодаря дружбе патера Николая с преп.

А . А . т И т ОВ
К А К П У Б л И К Ат ОР
И ИСС л е ДОВ Ат е л Ь М Ат е РИ АлОВ ПО Р УСС КОЙ
СМУ те

Я. е. Смирнов

Иринархом Борисоглебский монастырь и не пострадал в смутное время от поляков»
(Титов А. А. личность Димитрия Самозванца по о. Пирлингу. С. 2). Позже А. А. титов
говорил о «полной свободе» испанского монаха в монастыре, а коллизию с высылкой
в Спасскую пустынь объяснял вскрытым властями фактом его переписки: «Патер
Николай, по-видимому, пользовался в монастыре полной свободой, так как он вел
обширную переписку с разными иностранцами и, между прочим, с Мнишками,
родственниками Марины, жены самозванца. Эта переписка впоследствии, очевидно,
была обнаружена, и де Мелло послали в более суровое место, в Спасскую пустынь,
находившуюся в 10 верстах от монастыря» (Титов А. А. Ростовский, что на Устье, Борисоглебский монастырь. С. 14).

398
V
Сму та
в исторической
пам яти

15

Переписка А. А. титова и П. Пирлинга отложилась в двух хранилищах — гАЯО и Славянской библиотеки Парижа (насчитывает 67 корреспонденций). До 2002 г. библиотека размещалась в г. Медон (Франция) и являлась частью Центра русских исследований
Св. георгия (Centre d’Etudes Russes Saint-Georges). Затем архивный фонд библиотеки
был переведен в Русский архив Библиотеки Д. Дидро (г. лион, Франция), где он в настоящее время и находится. Самое раннее письмо А. А. титова к П. Пирлингу в составе
его личного фонда в архиве Славянской библиотеки Парижа (серия «Переписка
Пирлинга») обнаружить не удалось. Подробнее об этой переписке двух историков
и изданиях А. А. титова в фондах библиотеки см.: Смирнов Я. Е. Книги Андрея Александровича титова в Славянской библиотеке Парижа // На земле Преподобного Сергия
Радонежского: Шестые краеведческие чтения «Культура и образование русской провинции» 2006 г.: Сборник статей. Ростов Великий, 2007. С. 17–36.

16

гАЯО. Ф. 1367. Оп. 1. Д. 1392. л. 1–2 (письмо от 12 июля 1901 г.).

17

См.: Пирлинг П. Николай де Мелло, «гишпанския земли» чернец. (Из смутного времени) // Русская старина. 1902. № 5. С. 303–312. Позднее это сочинение П. Пирлинг
включил в сборник своих трудов «Исторические статьи и заметки» (СПб., 1913).

18

Пирлинг П. Николай де Мелло, «гишпанския земли» чернец… С. 312.

19

Титов А. А. История Димитрия, царя Московского, и Марины Мнишек, дочери Сендомирского воеводы. С. 130.

20

П. Пирлинг писал: «Прилагаю карточки для гр. тарновского — президента академии,
Смолки — секретаря академии и для Соколовского — директора Музея Чарторыйских.
Последнего Вы застанете в музее, о двух первых следует справиться в Краковской
академии. Уверен, что Вас хорошо примут» (гАЯО. Ф. 1367. Оп. 1. Д. 1392. л. 5–6). тарновский Станислав, граф (1837–1917) — выдающийся историк польской литературы,
в 1890–1917 гг. президент Польской академии знаний (Polska Akademia Umiejętności)
в Кракове. Смолка Станислав (1854–1924) — историк, профессор всеобщей истории
Ягеллонского университета, в 1891–1902 гг. генеральный секретарь Польской академии знаний в Кракове. А. А. титов намеревался посетить и Прагу, на что П. Пирлинг
в том же письме отвечал: «В Праге у меня нет в настоящее время корреспондентов».

21

См.: гАЯО. Ф. 1367. Оп. 1. Д. 1762. л. 35 (письмо без даты).

22

В 1908 г. А. А. титов ошибочно указывал другую дату, очевидно, имея в виду свою
вторую поездку в Польшу: «желание отыскать переписку де Мелло с ярославскими
узниками заставило меня в 1903 г. съездить в Краков» (Титов А. А. личность Димитрия
Самозванца по о. Пирлингу. С. 3).

23

Российский государственный архив литературы и искусства (РгАлИ). Ф. 46. Оп. 1.
Д. 594. л. 255 об. — 256 (письмо от 29 июня 1902 г.).

24

В своем письме, с указанной А. А. титовым датой о получении — 13 октября 1902 г.,
Александр титов обращал к отцу просьбу: «Напиши мне еще раз письмо Соколовскому, и я тебе перешлю перевод, только придется подписать, а также напиши мне
перечень книг, которые ты ему посылаешь, и напиши Валентине (дочь А. А. титова. —
Я. С.), чтоб она мне написала, как пишется по-немецки “музей Чарторыйского”, у нее
есть в описании» (гАЯО. Ф. 1367. Оп. 1. Д. 1762. л. 51 об.). Других писем или их черновиков А. А. титова к М. Соколовскому в личном фонде купца не выявлено.

25

гАЯО. Ф. 1367. Оп. 1. Д. 19. л. 19. Здесь же сделана приписка по-немецки, карандашом
и другим почерком, адреса Музея князей Чарторыйских; черновой набросок письма
М. Соколовскому в архивном деле оказался среди внушительной подборки черновиков
стихотворений А. А. титова.

26

гАЯО. Ф. 1367. Оп. 1. Д. 2364. л. 40. Цитируется по переводу с немецкого языка, сделанному для А. А. титова и приложенному к письму М. Соколовского (л. 39–39 об.).

27

См.: Смирнов Я. Е. Андрей Александрович титов (1844–1911). С. 97.

28

гАЯО. Ф. 1367. Оп. 1. Д. 2364. л. 40–40 об.

29

30

Александр титов отчитывался в своих письмах из германии к отцу в Ростов: «твое
письмо и деньги получил. Соколовскому напишу, как только получу деньги из банка
(теперь по случаю праздников все заперто)», письмо от 13 дек. 1902 г. (гАЯО. Ф. 1367.
Оп. 1. Д. 1762. л. 68); «Письмо проф. Соколовскому и деньги послал вчера», письмо
от 20 дек. 1902 г. (там же. л. 70 об.); «Надеюсь, Соколовский тебе уже ответил. Я ему
написал в точности, как ты писал, и еще поздравил с нов [ым] год [ом]», письмо
от 5 янв. 1903 г. (там же. Д. 1763. л. 2).
гАЯО. Ф. 1367. Оп. 1. Д. 2364. л. 45–45 об. М. Соколовский, в частности, писал:
«Возможно, кое-что еще найдется, но пока мы просим сообщить, что необходимо копировать. Обратите внимание на то, что большая часть [материалов] уже напечатана
в польских изданиях». (Благодарю М. Шмюккер-Брелер за перевод этого письма.)

31

Имя этого архивиста, к сожалению, осталось неизвестным.

32

Титов А. А. История Димитрия, царя Московского, и Марины Мнишек, дочери Сендомирского воеводы. С. 130.

33

Титов А. А. личность Димитрия Самозванца по о. Пирлингу. С. 3.

34

гАЯО. Ф. 1367. Оп. 1. Д. 1763. л. 16.

35

там же. л. 11.

36

Александр титов в мае 1903 г. инструктировал отца относительно посещения лемберга (львова), сообщая подробную информацию о расписании поездов (включая
возможность проезда из львова в лейпциг), имеющихся путеводителях по городу, его
гостиницах, ресторанах, магазинах и проч. (гАЯО. Ф. 1367. Оп. 1. Д. 1763. л. 11–12, 14,
28–30, 31, 34–35).

37

гАЯО. Ф. 1367. Оп. 1. Д. 977. л. 10 (письмо от 24 мая 1903 г.). Во время поездки
во львов А. А. титов познакомился с греко-католическим священником, историком Антонием Степановичем Петрушевичем (1821–1913), два письма которого сохранились
в личном фонде купца, см.: гАЯО. Ф. 1367. Оп. 1. Д. 1389. Результатом общения А. А. титова с А. С. Петрушевичем явились публикации археографа, см.: Титов А. А. Русские
рукописи за границей // Известия по литературе, наукам и библиографии книжных
магазинов т-ва М. О. Вольф. СПб., 1903. № 10–11. С. 96–97; Последние судьбы Польши.
Дневник Цешковского (1794)/предисл. А. А. титова и коммент. А. С. Петрушевича //
Русский архив. 1904. № 11. С. 305–339; Титов А. А. Заметка о дневнике краковского
восстания в 1794 г. // Русский архив. 1906. № 1. Внутр. облож.; Титов А. А. Письмо
в редакцию: [заметка по поводу дневника л. Цешковского и судьбы архива А. С. Петрушевича] // Исторический вестник. 1906. № 2. С. 712; [Целевич Ю.] История
Манявского скита с его основания до закрытия (1611–1785 гг.)/предисл. А. А. титова
// Душеполезное чтение. 1907. № 6. С. 213–230; № 7. С. 404–420; № 8. С. 523–538; № 9.
С. 23–30 (то же: отд. отт. М.: тип. Ун-тская, 1907).

38

В 1901 г. был издан составленный А. гиршбергом объемный документальный сборник, включивший в себя многие подобные источники: Polska a Moskwa w pierwszej
połowie wieku XVII. Zbiór materiałów do historii stosunków polsko-rosyjskich za Zygmunta
III/Wyd. A. Hirschberg. Lwów, 1901.

39

См.: Pamiętnik Stanisława Niemojewskiego (1606–1608)/Wyd. A. Hirschberg. Lwów, 1899.

40

См.: Известия о занятиях Седьмого археологического съезда в Ярославле 6–20 августа
1887 года/изд. под ред. Ф. А. Бычкова. Ярославль, 1887. Работа А. А. Кочубинского
«О русском племени в Дунайском Залесье» была опубликована в «трудах Седьмого
археологического съезда в Ярославле» (М., 1891. т. 2).

41

В конце 1860-х гг. А. А. Кочубинский учительствовал во владимирской гимназии.

42

гАЯО. Ф. 1367. Оп. 1. Д. 977. л. 1–1 об. (письмо от 1 июля 1894 г.).

43

Из письма А. А. Кочубинского от 12 марта 1900 г. к А. А. титову с просьбой об издании
книги: «Иду к старости. Ввиду ее мне очень желалось бы видеть изданными мои разные исторические и политические статьи (из “Историч [еского] вестника”, “Вестника
европы”, из “Нов [ого] времени” и пр.) под титулом: “За много лет”. Вы с милым
Вахромеевым много издаете: не издали ли бы Вы и мои старые шпаргалы? Напишите,
но будьте откровенны. Когда-то я предлагал Суворину, но тот отвечал: невыгодно,
разорительно» (гАЯО. Ф. 1367. Оп. 1. Д. 977. л. 3).

44

гАЯО. Ф. 1367. Оп. 1. Д. 977. л. 7 об.

45

там же. л. 9.

46

там же. л. 10–11.

47

Возможно, эти письма имеются в личном фонде профессора А. А. Кочубинского, хранящемся в государственном архиве Одесской области (ф. 158).

399
А . А . т И т ОВ
К А К П У Б л И К Ат ОР
И ИСС л е ДОВ Ат е л Ь М Ат е РИ АлОВ ПО Р УСС КОЙ
СМУ те

48

См.: гАЯО. Ф. 1367. Оп. 1. Д. 977. л. 13–14 об. (письмо от 18 апр. 1904 г.).

49

А. А. Кочубинский в письме от 18 апреля 1904 г. извинительно писал А. А. титову:
«Конечно, вы побраниваете меня. Но не так легко сказка сказывается». В конце письма
прибавлял, что перевод оказался «не из легких» (там же. л. 13, 14 об.). Общий объем
переведенных текстов составил 22,5 авторских листа.

50

там же. л. 6 (письмо от 1 июня 1904 г.; в документе год не указан).

51

там же. л. 10 (письмо от 24 мая 1903 г.)

52

там же. л. 17 (письмо от 29 янв. 1906 г.).

400
V
Сму та
в исторической
пам яти

53

там же. л. 20.

54

См.: К-ова А. [Титов А. А.] Pamiętnik Stanisława Niemojewskiego. Записки Станислава
Немоевского 1606–1608. Изд. И. А. Вахромеева. М., 1907 // Исторический вестник.
1907. № 6. С. 998–999.

55

См.: Титов А. А. Pamiętnik Stanisława Niemojewskiego (1606–1608). Записки Станислава
Немоевского (1606–1608)/изд. И. А. Вахромеева. [Предисл. А. А. титова и А. гиршберга]. М.: печ. А. И. Снегиревой, 1907. [2], XII, 297 с.: [2] л. ил. См. также: История дореволюционной России в дневниках и воспоминаниях: Аннот. указ. книг и публикаций
в журналах/под ред. П. А. Зайончковского. М., 1976. т. 1. С. 59. № 108. По сообщению
типографии А. И. Снегиревой отпечатано было 45 экз. описания рукописей и 25 экз.
дневника (гАЯО. Ф. 1367. Оп. 1. Д. 1615. л. 77).

56

тот же вопрос в своем предисловии (с датой написания — 21 ноября 1907 г.) к русскому изданию книги А. гиршберга «Марина Мнишек» А. А. титов формулировал более
развернуто: «Несмотря на обширность литературы об обоих Димитриях, вопрос о том,
кто был первый из них — истинный ли царевич, спасшийся в Угличе, или смелый
самозванец, — так и остается нерешенным» (Гиршберг А. Марина Мнишек/предисл.
А. А. титова. Изд. И. А. Вахромеева. М., 1908. С. I).

57

См.: Титов А. А. Из львовского архива князя Сапеги. С. 340–343.

58

Титов А. А. Предисловие // титов А. А. Pamiętnik Stanisława Niemojewskiego (1606–
1608) … С. XI.

59

там же. С. XII.

60

Гиршберг А. Вступление // титов А. А. Pamiętnik Stanisława Niemojewskiego (1606–
1608) … С. 1, 12–13.

61

там же. 18. О том же см. в публикации А. гиршберга 1901 г.: Dyaryusz Wacława Dyamentowskiego (1605–1609) // Polska a Moskwa w pierwszej połowie wieku XVII… S. 5.

62

Гиршберг А. Вступление // титов А. А. Pamiętnik Stanisława Niemojewskiego (1606–
1608) … С. 18.

63

К указанию А. гиршберга о том, что в конце публикации «Записок» прилагается «небольшой словарь русских выражений, употребленных Немоевским», дан комментарий
(вновь без обозначения авторства, вместе с подстрочными примечаниями польского
историка): «В нашем переводе мы выпустили этот словарчик, как лишний для русского читателя» (Гиршберг А. Вступление. С. 16).

64

гАЯО. Ф. 1367. Оп. 1. Д. 977. л. 13–13 об. О своей работе над переводом А. А. Кочубинский предполагал составить особое предисловие, отсутствующее в издании: «Как
я переводил — об этом речь в предисловии» (там же. л. 13 об.).

65

там же. л. 12–12 об.

66

там же. л. 14 об. (письмо от 18 апр. 1904 г.). В корреспонденции от 24 апреля 1904 г.
о том же: «А он надеялся на перевод своего Самозванца, как я писал вам. В последнем
письме он повторяет надежду» (там же. л. 12).

67

См.: Hirschberg A. Dymitr Samozwaniec. Lwów, 1898.

68

См.: Hirschberg A. Maryna Mniszchówna. Lwów, 1906; Гиршберг А. Марина Мнишек/предисл. А. А. титова. Изд. И. А. Вахромеева. М., 1908.

69

Показательно замечание издателя журнала «Русский архив» П. И. Бартенева, осведомленного о научных интересах А. А. титова и писавшего ему 18 декабря 1906 г.:
«О книге гиршберга уже напечатано в прибавлениях к “Новому времени” с Маринкиным портретом» (гАЯО. Ф. 1367. Оп. 1. Д. 318. л. 62).

70

гАЯО. Ф. 1367. Оп. 1. Д. 977. л. 14–14 об. (письмо от 18 апр. 1904 г.).

71

там же. Д. 1392. л. 9 (письмо от 5 февр. 1907 г.). В Славянской библиотеке Парижа
хранится этот экземпляр «Записок Станислава Немоевского» с дарственной надписью
публикатора: «Многоуважаемому о. Павлу Пирлингу от А. титова на добрую память.

1907 I/15» (Смирнов Я. Е. Андрей Александрович титов (1844–1911). С. 200). Вместе
с письмом П. Пирлинг отправил А. А. титову свою рецензию на ставшую впоследствии знаменитой книгу писателя и публициста К. Валишевского «Смутное время»,
вышедшую в Париже в 1906 г. (см.: Waliszewski K. La Crise ŕvolutionnaire, 1584–1614
(“Smoutnöe Vŕmia”). Paris: Plon-Nourrit et Cie, 1906). Перевод этой рецензии А. А. титов поместил в своей статье 1908 г. (см.: Титов А. А. личность Димитрия Самозванца
по о. Пирлингу. С. 3–10). Впервые на русском языке книга увидела свет в 1911 г. (см.:
Валишевский К. Смутное время/пер. с франц., под ред. е. Н. Шепкиной. Изд. Общ-ва
вспоможения окончившим курс наук в санкт-петербург. Высших женских курсах. СПб.,
1911).
72

Архив Славянской библиотеки Парижа. Серия «Переписка Пирлинга» (письмо
от 1 (14) февр. 1907 г., без нумерации листов).

73

Титов А. А. Предисловие // титов А. А. Pamiętnik Stanisława Niemojewskiego
(1606– 1608) … С. XI.

74

Архив Славянской библиотеки Парижа. Серия «Переписка Пирлинга» (письмо
от 31 мая 1908 г., без нумерации листов).

75

См.: Титов А. А. История Димитрия, царя Московского, и Марины Мнишек, дочери
Сендомирского воеводы // Русский архив. 1906. № 5. С. 129–174; № 6. С. 177–222.

76

См.: Последние судьбы Польши. Дневник Цешковского (1794)/предисл. А. А. титова
и коммент. А. С. Петрушевича // Русский архив. 1904. № 11. С. 305–339.

77

К примеру, в письме от 28 апреля 1907 г. Я. л. Яворская извещала А. А. титова: «За границу я еду после 15-го мая с [его] г [ода], в Кракове пробуду недели две, приблизительно от 20-го мая до 5 июня. если буду работать для Вас, могу пробыть там и целый
месяц» (гАЯО. Ф. 1367. Оп. 1. Д. 2070. л. 23).

78

там же. л. 5 (почтовая карточка от 5 окт. 1905 г.).

79

там же.

80

там же. л. 6 (письмо от 10 окт. 1905 г.; в документе год не указан).

81

там же. л. 9 (письмо от 31 окт. 1905 г.; в документе год не указан).

82

там же.

83

там же. Д. 318. л. 56.

84

там же. л. 61 (почтовая карточка от 22 июля 1906 г.).

85

См.: История дореволюционной России в дневниках и воспоминаниях. С. 58–59.
№ 107.

86

Титов А. А. История Димитрия, царя Московского, и Марины Мнишек, дочери Сендомирского воеводы // Русский архив. 1906. № 5. С. 130. П. Пирлинг писал: «Как де
Мелло взялся за это дело, догадаться трудно. Несомненно, однако ж, что вопреки строгому надзору и строжайшим запрещениям, три из его посланий дошли благополучно
до Мнишка. Да, кроме того, он как-то ухитрился сблизиться с Андреем Стадницким,
одним из ростовских пленников» (Пирлинг П. Николай де Мелло, «гишпанския земли»
чернец… С. 307).

87

См.: Дневник Марины Мнишек/пер. В. Н. Козлякова. СПб., 1995. С. 142. Коммент. 78;
Козляков В. Н. Марина Мнишек. М., 2005. С. 13, 86–87.

88

Подробнее об этом см.: Kętrzyński W. Dyaryusze Wacława Dyamentowskiego i Marcina
Stadnickiego o wyprawie cara Dymitra // Przegląd historyczny. 1908. T. 8. № 3. S. 265–274;
Долинин Н. П. К изучению иностранных источников о крестьянском восстании
под руководством И. И. Болотникова 1606–1607 гг. // Международные связи России
до XVII в.: Сб. статей. М., 1961. С. 466–467; Козляков В. Н. «Дневник Марины Мнишек» — памятник Смутного времени // Дневник Марины Мнишек. С. 19–20.

89

См.: Титов А. А. История Димитрия, царя Московского, и Марины Мнишек, дочери
Сендомирского воеводы // Русский архив. 1906. № 6. С. 182.

90

Титов А. А. История Димитрия, царя Московского, и Марины Мнишек, дочери
Сендомирского воеводы // Русский архив. 1906. № 5. С. 130–131. Судя по переписке
А. А. титова с историком С. Ф. Платоновым, публикатор польского источника направил
маститому исследователю Смуты отдельный оттиск своего издания. В ответной корреспонденции от 29 мая 1906 г. С. Ф. Платонов писал: «Сердечная благодарность за Вашу
“Историю Димитрия”! Увидимся на Владимирском съезде, — буду лично бить челом
за Ваше внимание» (гАЯО. Ф. 1367. Оп. 1. Д. 1396. л. 3).

91

гАЯО. Ф. 1367. Оп. 1. Д. 318. л. 62 (письмо от 18 дек. 1906 г.).

4 01
А . А . т И т ОВ
К А К П У Б л И К Ат ОР
И ИСС л е ДОВ Ат е л Ь М Ат е РИ АлОВ ПО Р УСС КОЙ
СМУ те

402
V
Сму та
в исторической
пам яти

92

там же. л. 63 (письмо от 10 янв. 1907 г.).

93

См.: Титов А. А. Дневник Марины Мнишек (1607–1609 г.). По рукописи Краковского
Музея князя Чарторыйского № 1633/С предисл. А. А. титова. М., 1908.

94

См.: [Устрялов Н. Г.] Сказания современников о Димитрии Самозванце. СПб., 1834.
Ч. 4. С. 1–109; История дореволюционной России в дневниках и воспоминаниях.
С. 60–61. № 111; Козляков В. Н. «Дневник Марины Мнишек» — памятник Смутного
времени. С. 13, 16.

95

Первым на принадлежность титовского перевода «Дневника Марины Мнишек»
Я. л. Яворской указал В. Н. Козляков, см.: Козляков В. Н. «Дневник Марины Мнишек» —
памятник Смутного времени. С. 16, 21 (примеч. 35). логично было бы предположить,
что и монографию А. гиршберга «Марина Мнишек» переводила Я. л. Яворская. В ее
письмах к А. А. титову, однако, точных свидетельств на этот счет не имеется. Известно
лишь, что с марта по май 1907 г. она была занята переводом некой «книги» общим
объемом 20 печатных листов; за эту работу переводчица получила от А. А. титова 300
рублей (см.: гАЯО. Ф. 1367. Оп. 1. Д. 2070. л. 22, 23, 24, 25, 26; почтовые карточки
от 11 марта, 28 апреля, 4, 5, 7 мая 1907 г.). Указание на перевод Я. л. Яворской находим
в письме А. А. титова к П. Пирлингу одновременно с отправкой ему книги А. гиршберга: «Перевод Марины мне делала одна бедная полька-учительница. Я по возможности
исправил у ней русский язык» (Архив Славянской библиотеки Парижа. Серия «Переписка Пирлинга» (письмо от 12 мая 1908 г., без нумерации листов). Полагаем, под «переводом Марины» подразумевалось именно это издание, хотя предшествующая посылка
А. А. титова, от 20 апреля, в себе заключала «Дневник Марины Мнишек», и корреспонденты в своих письмах обсуждали сразу обе «Марины».

96

гАЯО. Ф. 1367. Оп. 1. Д. 2070. л. 11.

97

там же. л. 12 (почтовая карточка от 31 окт. 1906 г.).

98

там же. л. 14 (почтовая карточка от 8 дек. 1906 г.). Неточности в передаче текста
краковской копией отметил и современный публикатор «Дневника Марины Мнишек»
В. Н. Козляков, см.: Дневник Марины Мнишек. С. 158 (примеч. 291).

99

гАЯО. Ф. 1367. Оп. 1. Д. 2070. л. 19.

100

Судя по переписке А. А. титова с типографией А. И. Снегиревой, в которой был напечатан «Дневник Марины Мнишек», публикатор уже в июне — июле 1907 г. держал
корректуру памятника, а выход книги намечался на сентябрь этого года (см.: гАЯО.
Ф. 1367. Оп. 1. Д. 1615. л. 81, 82, 83, 84, 85, 86).

101

См.: [Устрялов Н. Г.] Сказания современников о Димитрии Самозванце. СПб., 1834.
Ч. 4. С. 1–109. Подробнее об истории изданий и переводов «Дневника Марины Мнишек» см.: Козляков В. Н. «Дневник Марины Мнишек» — памятник Смутного времени.
С. 13–21.

102

См.: Акты исторические, относящиеся к России, извлеченные из иностранных архивов
и библиотек… А. И. тургеневым. СПб., 1842. т. 2. С. 155–196.

103

См.: Dyaryusz Wacława Dyamentowskiego (1605–1609) // Polska a Moskwa w pierwszej
połowie wieku XVII… S. 1–166.

104

Титов А. А. Дневник Марины Мнишек (1607–1609 гг.). С. II.

105

А. Б. [Белов А. М.] Дневник Марины Мнишек. Русский перевод с предисловием Андрея
титова. М., 1908. Стр. 59 // Исторический вестник. 1908. № 11. С. 728.

106

Аделунг Ф. Критико-литературное обозрение путешественников по России
до 1700 года и их сочинений. М., 1864. Ч. 2. С. 126.

107

См. примеч. 60.

108

См. примеч. 49, 61.

109

Титов А. А. Дневник Марины Мнишек (1607–1609 гг.). С. II.

110

См.: Козляков В. Н. «Дневник Марины Мнишек» — памятник Смутного времени.
С. 16–17.

111

См.: Kętrzyński W. Dyaryusze Wacława Dyamentowskiego i Marcina Stadnickiego o wyprawie cara Dymitra. S. 265–274.

112

См.: Долинин Н. П. К изучению иностранных источников о крестьянском восстании
под руководством И. И. Болотникова 1606–1607 гг. С. 466–467; История дореволюционной России в дневниках и воспоминаниях… т. 1. С. 60–61. № 111. В 1995 г. В. Н.
Козляковым было предпринято академического плана издание «Дневника Марины
Мнишек», снабженное новым переводом текста памятника и подробным к нему историческим комментарием. Примечательно, что в основу публикации была положена

рукопись из собрания Ростовского музея-заповедника (Р-653), заключающая в себе
ту самую копию на польском языке, которая в 1903 г. была снята для А. А. титова
с рукописи № 1633 из Музея князей Чарторыйских (Ростовская рукопись дневника
изначально содержала 415 л., недостающие в ней утраченные листы 106–182 восполнялись публикатором по микрофильму краковской рукописи № 1633). Публикатор
сверил эту краковскую копию с переводами изданий Н. г. Устрялова и А. А. титова.
Одновременно ростовская рукопись была сопоставлена с изданием А. гиршберга и выявлены фрагменты текста, никогда не появлявшиеся в переводе на русский язык. См.:
Козляков В. Н. «Дневник Марины Мнишек» — памятник Смутного времени. С. 19–20;
Его же. Марина Мнишек. С. 61.
113

См.: Титов А. А. Из львовского архива князя Сапеги // Русский архив. 1910. № 11.
С. 337–352.

114

Лествицын В. И. Сапега в Ростовском Борисоглебском монастыре. Ярославль,
1884. См. также: Тюменцев И. О., Тюменцева Н. Е. жители Ростовского уезда и воры
в 1608–1611 годах. По материалам русского архива Яна Сапеги // Сообщения Ростовского музея. Ростов, 2002. Вып. 12. С. 53–73; Тупикова Н. А., Тюменцев И. О., Тюменцева Н. Е. жители Ярославля и тушинцы в 1608–1609 годах. (По материалам русского архива тушинского гетмана Яна Сапеги) // Ярославская старина. 2006. Вып. 6. С. 3–17.

115

См.: Archiwum Domu Sapiehów. Listy z lat 1575–1606/Wyd. A. Prochaska. Lwów, 1892.
T. 1.

116

А. С. Петрушевич писал из львова А. А. титову: «Спешу с ответом на почтенное письмо
от V 5/18 с [его] г [ода] касательно предстоящего издания “Архива рода Сапегов” II-ого
тома. Я уведал от госп [одина] гиршберга, кустоса заведения имени Оссолинских
во львове, что князь Владислав Сапега старается напечатать II-ой том упомянутого сочинения, но не может найти издателя для упомянутого тома, и что госп [один] гиршберг ревниво занят таким трудом, на чем это дело стоит не решено» (гАЯО. Ф. 1367.
Оп. 1. Д. 1389. л. 4; письмо от 17 (30) мая 1904 г.).

117

См. рец. на сборник А. Прохаски: Пташицкий С. Л. Переписка литовского канцлера
льва Ивановича Сапеги // журнал Министерства народного просвещения. 1893.
Январь. С. 194–223.

118

См.: гАЯО. Ф. 1367. Оп. 1. Д. 2070. л. 1 (письмо от 11 мая 1904 г.); л. 2 (письмо
от 20 мая 1904 г.).

119

См.: Титов А. А. Предисловие // титов А. А. Pamiętnik Stanisława Niemojewskiego
(1606–1608) … С. VII–X; Титов А. А. Из львовского архива князя Сапеги. С. 340–343.

120

Весьма примечательно, что идею перевода и публикации сапежинских материалов
еще в 1894 г. высказывал С. Ф. Платонов. В одном из писем к А. С. Суворину историк писал: «Очень было бы хорошо выбрать и перевести все те письма Сапеги и его
корреспондентов из “Archivum dom [us] Sapiehanae”, которые касаются Москвы и смут.
Из иностранных источников исследование этого материала должно стать на первом
плане. Пташицкий в “журн [але] Мин [истерства] нар [одного] просв [ещения]” не все
извлек, что интересно» (Бухерт В. Г. С. Ф. Платонов о царевиче Димитрии // Археографический ежегодник за 1998 год. М., 1999. С. 375; Академик С. Ф. Платонов: Переписка
с историками: в 2 т. / отв. ред. С. О. Шмидт. М., 2003. т. 1. С. 40–41).

121

Титов А. А. Из львовского архива князя Сапеги. С. 338.

122

Архив Славянской библиотеки Парижа. Серия «Переписка Пирлинга» (письмо от 20
апр. 1908 г., без нумерации листов).

123

там же (письмо от 12 мая 1908 г., без нумерации листов).

124

труды Ярославской губернской ученой архивной комиссии. Ярославль, 1909. Кн. 5.
Вып. 2. С. XVIII.

125

К примеру, осталось неизвестным, о какой рукописи из Музея князей Чарторыйских
шла речь в письме Я. л. Яворской к А. А. титову от 8 декабря 1906 г., в период ее работы
над переводом «Дневника Марины Мнишек» по рукописи того же музея: «Вероятно,
буду в Кракове весной, и с удовольствием исполню Ваше желание — переписать
там желаемую рукопись» (гАЯО. Ф. 1367. Оп. 1. Д. 2070. л. 14).

126

См.: Дневник Марины Мнишек/пер. В. Н. Козлякова; Записки Станислава Немоевского (1606–1608); Рукопись жолкевского/подгот. к изд. А. И. Цепковым. Рязань:
Александрия, 2007.

127

гАЯО. Ф. 1367. Оп. 1. Д. 977. л. 8 (письмо от 16 февраля 1903 г.).

е. В. Чувакова

П РА З Д Н О В А Н И е
30 0 -л е т И Я Д И Н АС т И И
РОМ А НОВы х
В А Рх А Н г е л ЬСКОЙ
г У БеРНИИ К А К
тОРж еС т Ве Н Н ы Й А К т
П РОСВет И т е л ЬСКОЙ
Д е Я т е лЬНОС т И
П РА В О С л А В Н О г О
Д У хОВе НС т ВА
еПАРхИИ

Чувакова
Елена
Васильевна,
заместитель
руководителя
отдела
религиозного
образования
Архангельской
и Холмогорской
епархии

А

рхангельская губерния в 1913 г. отмечала две даты, связанные с событиями Смутного времени в России начала XVII в.:
1) «300-летие со времени вторжения в пределы нашего края вражеского полчища ляхов, литовцев и русских изменников»; 2) «300-летие
царствования на Руси Дома Романовых». Во втором номере церковного издания «Архангельские епархиальные ведомости» за 1913 г. была
опубликована статья «Местные замечательные годовщины в 1913 г.»,
в которой рассказывалось о нападении на Двинские земли иноземцев и русских воров в 1613 г. и о подвиге северян. Вместе со стрельцами отважно защищали от врагов малую родину и ее святыни жители
емецка, холмогор и других поселений, а также сумские крестьяне.
Воровские люди в Поморье были истреблены к 1616 г. По Ваге же
и вверх по Двине разбои продолжались до 1619 г. В статье отмечалось, что нашествие иноземцев и русских воров, «разукрашенное
различными легендными сказаниями, еще и теперь живо хранится
в памяти жителей тех местностей, где они проходили»1.
Всероссийская дата 300-летия царствования на Руси Дома
Романовых в Архангельской губернии праздновалась повсеместно
церковными приходами, школами и училищами. Изучение вопроса празднования 300-летия царствования Дома Романовых право-

славным духовенством в Архангельской губернии обусловлено
интересом к региональному аспекту просветительской деятельности священства в дореволюционный период отечественной истории как источнику педагогических идей для современной системы
образования.
17 декабря 1912 г. состоялось заседание Архангельской Духовной Консистории под председательством епископа Нафанаила
(троицкого), на котором «слушали Определение святейшего Синода
от 19–28 ноября об устройстве празднования 300-летия царствования Романовых»2. В Определении указывались: дата проведения торжества — 21 февраля 1913 г., порядок совершения в храмах памятных
богослужений с произнесением на них соответствующих поучений,
крестных ходов. 17 января 1913 г. архангельским губернатором епископ Нафанаил был приглашен на совещание губернского правления
по выработке программы празднования в г. Архангельске3.
Для информирования священства и прихожан о предстоящих
торжествах 15 февраля 1913 г. «Архангельские епархиальные ведомости» опубликовали статью «трехсотлетний юбилей царствования
на Руси Дома Романовых и значение этого юбилея для русского государства и русского народа». В статье отмечалось, что с момента
избрания на царство Михаила Федоровича Романова «высшие интересы России, русского государства и народа объединились, обобщились с интересами и жизнью этого Дома, члены которого чрез
вступление на всероссийский престол вступают в духовное родство,
нравственную связь и общение с народом, становясь его любвеобильным отцом». Статья заканчивалась патриотическим призывом:
«…возлюби своего государя и научись быть всегда верным сыном
своей Родины, честным слугою своего дорогого Отечества, в этом
и будет наилучший твой подарок незабвенно дорогому Державному
Юбиляру в настоящий великий праздник»4.
Анализ источников показывает, что серьезная подготовка
к торжествам под руководством священников проходила в церковноприходских школах и духовных училищах. Задолго до юбилея учащиеся были ознакомлены с событиями, которые планировала отмечать
верноподданная Россия, воспитанники заучивали стихотворения,
посвященные царской династии, в школах и училищах проводились
спевки к выступлению хоров, репетиции к показу театральных представлений. К дням торжеств церковные образовательные учреждения были украшены зеленью и национальными флагами. Юбилейные картины и портреты оформлялись рамками из хвои с цветами,
вензелями с праздничными датами и инициалами5.
В начале февраля 1913 г. благочинный 1-го округа холмогорского уезда протоиерей Николай Шаньгин обратился в Архангельскую Духовную Консисторию за разрешением устроить
в г. холмогоры 21 февраля общее празднование для нескольких
училищ, как мужских, так и женских, «для придания ему большей

406
V
Сму та
в исторической
пам яти

торжественности». Священник сообщал, что учащие и учащиеся
приходских училищ выразили желание ознаменовать день 300-летия приобретением и поставлением в троицкой церкви иконы
Федоровской Божией Матери, и просил устроить крестный ход
для детей приходских училищ г. холмогор из троицкой церкви
в Никольскую для перенесения иконы6.
Все церковные школы и училища придерживались единого
плана участия в праздничных богослужениях. 20 февраля 1913 г.
в храмах прошли панихиды «с поминовением на них в Бозе почивших родителей первого Царя из Дома Романовых — блаженнейшего
патриарха Филарета и инокини Марфы, и всех благочестивейших
государей Императоров и Императриц»7, перед совершением которых священники-учителя обращались к воспитанникам со словами
изъяснения, почему они должны молиться о царях и императорах
Царствующего Дома. 21 февраля в первой половине дня в храмах
епархии совершались торжественные литургии, молебны и крестные ходы. Учащиеся церковно-приходских школ и духовных училищ пели во время служб на клиросе. В Кьяндском приходе Шенкурского уезда перед молебном был прочитан Высочайший Манифест
императора Николая II, полученный в 2 часа ночи на 21 февраля8.
По Указу его Императорского Величества было предписано Святейшим Синодом, чтобы «Манифест этот был прочитан во всех церквах
империи». В Манифесте провозглашалось, что «по призыву крепких
духом русских людей, сплотившихся под сенью троице-Сергиевой
лавры, воспрянул русский народ на защиту Родины и, с помощью
Божиею одолев врага, освободил Москву от неприятельского засилья. Созванный затем великий Земский собор в день 21 февраля
1613 г. единодушно избрал на царство боярина Михаила Федоровича Романова, ближайшего по крови к угасшему царственному роду
Рюрика и Владимира Святого» 9.
После обеда торжественные юбилейные акты проходили в
каждом учебном заведении по индивидуальному сценарию. так,
в Кьяндской церковно-приходской школе Шенкурского уезда состоялось праздничное историческое чтение о воспоминаемом событии. Перед чтением был пропет гимн «Боже, Царя храни», в середине — громко прочитано стихотворение «Смерть Сусанина»,
по окончании — детям были розданы гостинцы и царские портреты. В Ухтинской школе Кемского уезда законоучителем к чтению
была предложена книга «Россия под скипетром Дома Романовых».
В топецкой церковно-приходской школе Шенкурского уезда
юбилейный акт ознаменован был литературно-вокальным вечером.
По окончании торжественной речи священника и гимна «особенно поднялось патриотическое настроение в публике, выразившееся в громком и несмолкаемом “Ура!”. Школьный вечер завершился
к 11 часам ночи. Здание школы украшала иллюминация из разноцветных фонарей. Помимо гостинцев дети получили по несколько

книг, пожертвованных заведующим школой священником Александром Зудиным»10.
В Островлянской второклассной школе Архангельского уезда
вниманию присутствующих был предложен «историческо-церковный очерк жизни приснопамятных и доблестных сынов нашего Отечества, не щадивших для спасения его и православного государя
даже своей жизни. Этот очерк был заключен пением национального гимна и патриотических песен: “Боже, люби Царя” и “Славься”
глинки, “Процветай, Русь святая”, “С нами Бог и Царь Державный”,
“Светлой радостью горя” и др.». Далее учащиеся школы и педагоги
перешли из стен школьного здания в волостное правление для проведения торжественного акта для местных жителей. Перед молебном священник Н. Архангельский обратился к собравшемуся народу
с поучением на тему: «Основы русского государства — православие,
самодержавие, народность», а после молебна — с патриотическим
призывом подражать жизни и подвигам доблестных и приснопамятных сынов Отечества: духовенству должно следовать примеру
патриарха гермогена и А. Палицына, дворянству — примеру Д. Пожарского, городскому сословию — К. Минина, а крестьянству —
Ивана Сусанина. Акт был закончен исполнением гимна и патриотическими криками всего народа «Ура!». Памятный юбилейный день
был продолжен школьным вечером, собравшим массу зрителей
из местных прихожан. На вечере была разыграна историческая драма в четырех действиях «Иван Сусанин» (соч. Дмоховского). В 10 вечера торжество закончилось. Всем участникам было предложено
угощение в ученической столовой11.
В Канинской школе Печорского уезда, заброшенной среди
тундр на самом севере России, население во время торжественного акта «перечувствовало несколько часов особенный духовный
подьем». С 5 часов вечера было открыто народное чтение. Учитель
кратко рассказал об избрании на царство Михаила Федоровича Романова, ученики прочли стихотворения. С 7 часов состоялся литературно-вокальный вечер по следующей программе: в 1-м отделении исполнялись национально-патриотические песнопения
и стихи, во 2-м — исторические сочинения, например, «Наполеон
под Москвой» и прочтенные в лицах басни Крылова. Закончился
вечер исполнением хором «Боже, Царя храни» и «Славься, славься»». После вечера было сожжено 15 штук бенгальских свеч с вылетающими звездочками разных цветов. «Кроме местных жителей,
много было лиц из селений верст за 80 приехавших на волостной
сход. Все слушатели были весьма довольны столь редким торжеством в таком далеком краю»12 .
В Архангельском епархиальном женском училище дневной акт
для учащихся начался пением патриотических песнопений из оперы
«жизнь за царя», за которым последовало чтение о воспоминаемом
событии преподавателя истории, священника А. Н. грандилевского.

407
П РА ЗД НОВА Н И е
30 0 -л ет И Я
Д И Н АС т И И
РОМ А НОВы х
В А Р х А Н г е л Ь С КОЙ
г У Бе РН И И К А К т ОРж еС т Ве Н Н ы Й А К т
П Р О С Ве т И т е л Ь С КОЙ
Д е Я т е л ЬНО С т И
П РА ВОС л А ВНОгО
Д У хОВе НС т ВА
е П А Рх И И

е. В. Чувакова

408
V
Сму та
в исторической
пам яти

Затем исполнена была кантата на день торжества и воспитанницами
прочитано несколько стихотворений, посвященных памяти императора Петра I, Александра I, Александра II и Александра III, изображена сцена избрания на царство Михаила Федоровича Романова и прочитано в лицах стихотворение «Иван Сусанин». По окончании всеми
присутствующими на акте исполнен был национальный гимн пред
бюстом благополучно царствующего государя Императора Николая
Александровича. На память о торжестве всем воспитанницам розданы брошюры, посвященные 300-летию Дома Романовых13. Учащиеся Успенской церковно-приходской школы г. Архангельска в этот
день посетили кинематограф «Мулен-Руж», где смотрели картины
из истории Царствующего Дома14.
Редакция «Архангельских епархиальных ведомостей» известила читателей, что «сообщения об этом праздновании поступают до сих пор со всех концов епархии, причем везде отмечается
мысль, что светлый народный праздник — 300-летний юбилей царствующего Дома прошел в школах торжественно, светло и радостно
и без сомнения надолго запечатлеется в детских душах»15.
таким образом, содержание программ торжественных актов
было нацелено на переживание общего духовного подъема, связанного с 300-летием царствования Романовых, на укрепление национального самосознания и единства всех участников. Большинство церковных школ и училищ Архангельской губернии в день
торжества становились культурно-просветительскими центрами
для местного населения. Во многих школах программа торжественного акта состояла из 3 частей: 1 — историко-просветительской,
приобщающей к знаниям событий Смутного времени и воцарения
Дома Романовых; 2 — творческой, в форме литературно-музыкального вечера или спектакля, где исполнялись произведения отечественных авторов, посвященные героям России и представителям
династии Романовых, патриотические песни, басни; 3 — заключительной, включающей раздачу книг, портретов, гостинцев или угощение в ученической столовой, иллюминацию.
Просветительская деятельность православного духовенства,
связанная с юбилеем, воодушевила население края на благотворительную деятельность. В Сизябской второклассной школе Печорского уезда во время торжественного акта собрание местного
церковно-приходского попечительства единогласно постановило
в ознаменование празднуемого события построить собственное
здание для женской церковной школы с наименованием ее в память
царского юбилея «Романовской». Кроме этого, собравшиеся на чтение слушатели решили приобрести для второклассной школы икону-памятник16.
В память 300-летия Царствования Дома Романовых духовенство епархии возглавило строительство церкви-школы на станции Плесецкой Северных железных дорог Дениславского прихода,

Онежского уезда и храма в Сурском Иоанно-Богословском женском монастыре, Пинежского уезда17, а также было организовано
приобретение колоколов прихожанами одной из церквей Кемского уезда с соответствующей надписью на них: «В ознаменование
всерадостного события — 300-летнего юбилея царствования Дома
Романовых»18 .
Архангельский епархиальный Церковно-археологический
Комитет в 1913 г. издал первый выпуск «Актов Сийского монастыря» с грамотами монастырю родоначальника Царствующего Дома
патриарха Филарета с приложением снимков19.
Просветительская деятельность православного духовенства
Архангельской губернии, посвященная 300-летию царской династии, может послужить примером организации торжественных актов, юбилейных чтений, праздничных программ и благотворительных проектов. Исторические события Смутного времени в России
и воцарения династии Романовых способствуют формированию
у детей и молодежи национального и гражданского самосознания, воспитанию патриотизма и чувства личной ответственности
за Отечество перед прошлыми, настоящими и будущими поколениями, укреплению веры в Россию и ее духовные ценности20.

1

Местные замечательные годовщины в 1913 г. // Арханг. епарх. ведомости. 1913.
15 января (№ 2). Ч. неофиц. С. 25 – 30.

2

государственный архив Архангельской области (далее — гААО). Ф. 29. Оп. 2. т. 6.
Д. 902. Дело об устройстве празднования 300-летия царствования Романовых.
л. 5 – 6.

3

там же. л. 9.

4

трехсотлетний юбилей царствования на Руси Дома Романовых и значение этого
юбилея для русского государства и русского народа // Арханг. епарх. ведомости.
1913. 15 февраля (№ 4). Ч. неофиц. С. 77 – 80.

5

Празднование 300-летнего юбилея Царствующего Дома в церковных школах //
Арханг. епарх. ведомости. 1913. 1 апреля (№ 7). Ч. неофиц. С. 170 – 175; Празднование 300-летия Дома Романовых // Арханг. епарх. ведомости. — 1913. 15 апреля
(№ 8). Ч. неофиц. С. 205 – 214; Об юбилейных торжествах и литературных чтениях,
бывших в Архангельском епархиальном женском училище в 1912 – 1913 уч.г. //
Арханг. епарх. ведомости. 1914. 15 марта (№ 6). Ч. офиц. С. 90 – 92.

6

гААО. Ф 29. Оп. 2. т.6. Д. 902. л. 17 – 19.

7

там же. л. 5.

8

Празднование 300-летия Дома Романовых… С. 206.

9

гААО. Ф 29. Оп. 2. т.6. Д. 902. л. 27, 36.

10

Празднование 300-летия Дома Романовых… С. 207 – 208.

11

Празднование 300-летнего юбилея Царствующего Дома… С. 172 – 173.

12

Празднование 300-летия Дома Романовых … C. 210 – 211.

13

Об юбилейных торжествах и литературных чтениях… С. 90 – 92.

14

Празднование 300-летнего юбилея Царствующего Дома… С. 170 – 171.

15

там же. С. 205.

16

там же. С. 209.

409
П РА ЗД НОВА Н И е
30 0 -л ет И Я
Д И Н АС т И И
РОМ А НОВы х
В А Р х А Н г е л Ь С КОЙ
г У Бе РН И И К А К т ОРж еС т Ве Н Н ы Й А К т
П Р О С Ве т И т е л Ь С КОЙ
Д е Я т е л ЬНО С т И
П РА ВОС л А ВНОгО
Д У хОВе НС т ВА
е П А Рх И И

е. В. Чувакова

17

торжество освящения церкви-школы на станции Плесецкой Северных железных
дорог Дениславского прихода, Онежского уезда, в память 300-летия царствования
Дома Романовых // Арханг. епарх. ведомости. 1916. 1 сентября (№ 17). Ч. неофиц.
С. 363 – 367; торжество освящения новаго храма в Сурском Иоанно-Богословском
женском монастыре, Пинежского уезда, в память 300-летняго юбилея Царствования Дома Романовых // Арханг. епарх. ведомости. 1915. 1 августа (№ 15). Ч. неофиц. С. 278 – 281.

18

гААО. Ф. 29. Оп. 2. т. 6. Д. 902. л. 45.

19

Церковноархеологический Комитет в 1913 г. // Арханг. епарх. ведомости. 1914.
1 мая (№ 9). Приложение к № 9. С. 1 – 13.

20

Данилюк А. Я., Кондаков А. М., Тишков В. А. Концепция духовно-нравственного
развития и воспитания личности гражданина России. Учебное издание. Серия
«Стандарты второго поколения». М.: «Просвещение», 2009.

Я.Н. Рабинович

П е РМС К И Й П е РИОД
т ВОРЧ еС т ВА
( 19 3 8 –19 5 2)
геРМ А Н А
А Н ДРееВИ Ч А
ЗАМЯтИНА

И

мя германа Андреевича Замятина (17 февраля 1882 г. —
2 января 1953 г.) до последнего времени было известно лишь
узкому кругу специалистов. Долгое время труды этого крупнейшего специалиста по истории русско-шведских отношений начала
XVII в. незаслуженно замалчивались. Когда в 1966 г. (т. е. через
13 лет после смерти историка) вышли «Очерки истории исторической науки в СССР» в четырех томах, то г. А. Замятину в этом труде
была посвящена лишь одна строка в последнем, четвертом томе,
«в подстрочнике». говоря о советских историках, изучающих внешнюю политику России в XVII в., авторы этого параграфа «Очерков»
А. А. Зимин и А. А. Преображенский писали: «Можно назвать
лишь небольшие работы, посвященные русско-шведским отношениям XVII в.». В примечании к этой цитате авторы делают ссылку
на единственную работу г. А. Замятина «Два документа к истории
Земского собора 1616 г.» (труды ВгУ. Воронеж, 1925)1.
Данная работа, о которой пишут авторы «Очерков» — всего
лишь небольшой на трех страницах комментарий (хотя и весьма
ценный) к опубликованным здесь же документам на девяти страницах. Как будто у германа Андреевича Замятина больше не было
ничего написано (и опубликовано к 1966 г.!) о русско-шведских отношениях в Смутное время.
творческий путь г. А. Замятина рассмотрен в специальных
статьях г. М. Коваленко и л. Дубьевой2. Он родился в г. Слободском
Вятской губернии в семье священника. Духовная семинария, учеба

Рабинович
Яков
Николаевич,
кандидат
исторических наук,
преподаватель
Саратовского
государственного
университета
имени
Н. Г. Чернышевского

41 2
V
Сму та
в исторической
пам яти

в университетах Юрьева и Санкт-Петербурга (1902–1907), а также
в Петербургском археологическом институте (1907–1909), публичная защита магистерской диссертации «К вопросу об избрании Карла Филиппа на русский престол» (1913), работа в качестве приватдоцента в Юрьеве (1913–1918), переезд в Воронеж (1918), защита
диссертации в Воронеже (1921), преподавание в Воронежском университете (1922–1929), репрессии, арест и освобождение, работа
в библиотеках Воронежа и Курска, в пединститутах Курска и Сталинграда (1936–1938) — таковы основные этапы жизненного пути
г. А. Замятина до его переезда в Пермь.
Наиболее плодотворный в плане научных достижений период
жизни г. А. Замятина (1938 – 1952) связан с пребыванием и преподаванием в Молотове (Перми) на кафедре всеобщей истории Пермского педагогического института (сначала в должности и.о. профессора
пединститута, а затем — зав. кафедрой всеобщей истории). С 1 января 1942 г. он работал по совместительству в Пермском университете
(до 1947 г.), читал лекции в областной партийной школе. Многим
трудам г. А. Замятина, написанным в Перми, была уготовлена печальная судьба, они не были опубликованы ни при жизни ученого,
ни после его кончины, а некоторые из рукописей не найдены до настоящего времени.
Здесь, в Перми, уже в 1940 г. он подготовил докторскую диссертацию «Очерки по истории шведской интервенции в Московском государстве в начале XVII века», которую е. В. тарле считал
«очень серьезным, добросовестным и солидным вкладом в советскую
историческую науку»3. Отдельные главы будущей диссертации Замятин предложил для публикации в 1939 г. в Новгородском историческом сборнике («Выступление новгородцев против первого царя
из дома Романовых», «К истории унии Новгорода со Швецией» и др.).
Замятин предложил для издания также «Очерк военных операций
шведов в Новгородском уезде в 1611 – 1613 гг.». Данная работа тематически связана с другим трудом ученого «Военные операции ганса
Мунка в 1611 – 1612 гг. и контрмеры вождей 1 и 2 ополчения»4. Замятин писал: «Я использовал при составлении новое издание Генерального Штаба Швеции…. Этот доклад был мною прочитан на Заседании кафедры истории в Пермском Пединституте и был одобрен»5.
Замятин подготовил к печати сборник документов «Материалы по освобождению Новгорода из-под власти шведов в начале
XVII в.» объемом в 10 авторских листов. Здесь собраны ранее не публиковавшиеся документы из московских и шведских архивов.
Ни одна из этих работ так и не была до сих пор опубликована!6
В связи с этим хочется привести несколько фраз из письма
редактора Исторических записок И. У. Будовница герману Андреевичу, где говорится о невозможности публикации работы о походах ганса Мунка, которая вызвала ряд возражений со стороны членов редакции: «Возражения эти сводятся главным образом к тому,

что в центре внимания статьи находится не “борьба русского народа со шведской интервенцией”, а борьба Ганса Мунка с русским народом. В то время как о народной борьбе против шведской интервенции
говорится только в общих чертах, без всяких конкретных данных,
в статье на основе скрупулезнейших изысканий приводятся подробные данные о биографии Ганса Мунка, о его продвижении по службе
и т. д. Хуже всего, что шведы не показаны как интервенты: из их интервенционистских подвигов отмечается только то, что они собирали налог в заонежских и оштинских погостах, во всем остальном
они даже как будто действуют на пользу Новгорода — “присоединяют” Тихвин к Новгороду, разбив казаков, добиваются прекращения
их набегов на Новгородскую землю»7.
В 1941 г. в Перми была опубликована статья г. А. Замятина
«Походы шведов в Поморье в начале XVII века»8. Она вышла в свет
в издательстве Пермского пединститута, небольшим тиражом,
о ней долгое время ничего не было известно историкам Москвы, ленинграда, не говоря о других городах. Своевременное знакомство
с данной статьей помогло бы избежать многих ошибок Р. Б. Мюллер
(1947), И. С. Шепелеву (1949) и И. П. Шаскольскому (1950). Эти историки познакомились с данной работой г. А. Замятина уже после выхода в свет их трудов, причем И. П. Шаскольскому, как и К. Н. Сербиной, герман Андреевич отправил свой труд лично.
Эту работу Замятина использовали при написании своих трудов К. Н. Сербина (глава о шведской интервенции в академическом
издании «Всемирная история»), И. П. Шаскольский (глава в другом
академическом издании «Очерки истории СССР»), а также авторы
университетского учебника «Очерки истории Карелии» (к сожалению, с ошибкой в выходных данных, что затрудняет поиски данного
труда г. А. Замятина в библиотеках) 9.
Высоко отзывался о данной работе г. г. Фруменков в своей
монографии о Соловецком монастыре (1963) 10. Называя эту статью
«самой глубокой из работ» ряда отечественных историков Смуты
на Севере, он писал: «Статья проф. Замятина почти целиком посвящена разбору дипломатических связей и вооруженных столкновений монастыря со шведами. В ней читатель найдет убедительную
аргументацию и ряд заслуживающих серьезного к себе отношения
наблюдений». говоря о недостаточном освещении советскими историками событий в северной беломорской Карелии, автор уточняет:
«…исключение составляет статья Г. Замятина»11. Правда, данной
работе Замятина, как и в случае с университетским учебником,
опять не повезло. Издатели книги г. г. Фруменкова в ссылке на данную работу г. А. Замятина сделали опечатку в названии статьи, перепутав века (напечатали XVIII век вместо XVII века). такая ошибка
в названии может смутить начинающих историков Смутного времени, которые не станут знакомиться с данным трудом якобы о событиях «Петровской эпохи» и Северной войны.

41 3
П е РМС К И Й
П е РИОД
т ВОРЧ еС т ВА
(1938 – 1952)
г е РМ А Н А
А Н Д Ре е ВИ Ч А
ЗА М Я т И Н А

Я.Н. Рабинович

414
V
Сму та
в исторической
пам яти

Из современных исследователей можно отметить московского историка И. П. Кулакову, автора ряда комментариев к опубликованному в 2000 г. труду Юхана Видекинда. Она тщательно изучила
малодоступную к настоящему времени работу г. А. Замятина о походах шведов в Поморье. Исследовательница, в отличие от И. Ф. Ушакова (крупнейшего специалиста по истории Кольской земли!),
приводит малоизвестные факты, связанные с попытками короля густава Адольфа в 1614 г., уже после сейма в Эребру, захватить русские
крепости в Поморье, в том числе Колу12. Речь идет о несостоявшейся
экспедиции Арнгейма (ганса георга фон Арнима).
Складывается впечатление, что в самой Перми как труды
А. А. Савича о Соловецкой вотчине (Пермь, 1927), так и г. А. Замятина о походах шведов в Поморье (Пермь, 1941) не изучаются вовсе, а в других городах страны, за исключением столиц, данных трудов, к сожалению, не найти. Среди пермских аспирантов, учеников
германа Андреевича, не было специалистов по Смутному времени.
Профессор А. З. Нюркаева и доцент В. Д. Неронова, которые начинали работу в аспирантуре у г. А. Замятина в начале 1950-х гг. (эти преподаватели работали в ПгУ еще в 1990-е гг.), занимались другими
сюжетами. И вообще, труды германа Андреевича на родине (на Урале) менее известны, чем в Пскове, Петрозаводске и Великом Новгороде, не говоря о городах Поволжья.
Защита докторской диссертации г. А. Замятина была отложена в связи с началом Великой Отечественной войны. Она состоялась в июне 1943 г. в Московском университете. Оппонентами были
академик е. В. тарле (первый официальный оппонент), профессора
Н. л. Рубинштейн и М. Н. тихомиров. е. В. тарле повторил в официальном отзыве 14 июня 1943 г. свою мысль о большой ценности труда Замятина и о необходимости ее публикации: «Работа Замятина заслуживает не только докторской степени, но и публикации….
Эту книгу будут читать не только специалисты»13. Через полвека
эти слова о необходимости публикации диссертации г. А. Замятина повторил шведский исследователь А. И. Пересветов-Мурат в статье о новгородских дворянах, перешедших на службу шведскому
королю густаву Адольфу («русских байорах»). При этом он пишет:
«Приносим искреннюю благодарность Г. М. Коваленко за любезно предоставленные выписки из этой весьма ценной работы, издание которой принесло бы большую пользу всем, кто занимается этим периодом русско-шведских отношений»14.
Будем надеяться, что через 70 лет после защиты докторской
диссертации эта книга г. А. Замятина все же будет опубликована.
В диссертации герман Андреевич подводит итоги изучению
вопроса о кандидатуре шведского королевича на московский престол. Работа состоит из четырех частей. Первая часть посвящена походам шведов в Поморье в начале XVII века. Вторая часть — борьбе вокруг шведской кандидатуры на Московский престол в 1613 г.

третья часть — борьбе вокруг союза Новгорода со Швецией в 1614 г.,
а четвертая — новгородскому посольству архимандрита Киприана
в Москву в 1615 г.15
Одновременно с присвоением ученой степени доктора исторических наук г. А. Замятин был утвержден в ученом звании профессора по кафедре всеобщей истории.
В годы Великой Отечественной войны профессор Замятин часто выступал с докладами и читал лекции в госпиталях и военных
училищах. Весной 1942 г. в Перми вышла отдельной книжкой довольно большим тиражом (10 тыс. экз.) его небольшая (1 п. л.) популярная статья «Минин и Пожарский»16, написанная языком простым
и понятным любому советскому человеку. Оценка труда ученого
в эти годы — медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной
войне» и звание «Отличник народного просвещения РСФСР».
В Перми была написана г. А. Замятиным одна из лучших его
работ, «Очерки по истории борьбы русского народа против шведской интервенции в начале XVII века (борьба за освобождение русских городов из-под власти шведов в 1613 – 1614 гг.)», о которой очень
высоко отзывалась К. Н. Сербина (название работы неоднократно
менялось)17. Возможно, г. А. Замятин сыграл определенную роль
в составлении замечательной карты обороны тихвина, которую
привела К. Н. Сербина в своей монографии. Отдельные главы данной работы Замятина посвящены борьбе за тихвин, Порхов, гдов,
Старую ладогу и Старую Руссу. Судьба этой рукописи драматична:
кроме Ксении Николаевны Сербиной, с данным трудом не был знаком ни один из исследователей, рукопись пропала и была обнаружена случайно лишь через 60 лет у внучки ученого. Данный труд
вышел в свет весной 2012 г.18
Для любого историка главное в жизни — чтобы плоды его научной работы не пропали даром, были известны новому поколению
историков. Для этого нужны публикации этих трудов, желательно
в центральных периодических изданиях, или отдельными книгами,
и не мизерными тиражами (как в настоящее время). И вот в 1951 г.
в журнале «Вопросы истории» опубликована рецензия г. А. Замятина на книгу И. П. Шаскольского о шведской интервенции в Карелии,
причем довольно критическая19. г. А. Замятин указал, что автор не изучил литературу вопроса, не использовал ни одного нового документа из лОИИ, «в московский архив вообще не обращался, а из шведских
источников использовал только опубликованные». Видимо, Замятину было очень досадно, что Шаскольский, зная о ценности документов из архива Делагарди в тарту (о чем он сам писал!), не сумел их использовать, ссылаясь на недоступность этих документов.
А ведь с лета 1944 г. после освобождения тарту от фашистов прошло уже шесть лет! Молодой ученый, постоянно живя в ленинграде, имел полную возможность для работы с данными документами
и перевода их со шведского языка с помощью знакомого филолога

41 5
П е РМС К И Й
П е РИОД
т ВОРЧ еС т ВА
(1938 – 1952)
г е РМ А Н А
А Н Д Ре е ВИ Ч А
ЗА М Я т И Н А

Я. Н. Рабинович

416
V
Сму та
в исторической
пам яти

е. г. Штральзон. Когда г. А. Замятин до революции преподавал в Юрьеве, некоторые профессора еженедельно приезжали для чтения лекций из Юрьева в Питер, работая одновременно в двух университетах.
Замятин 30 лет (после отъезда в 1918 г.) мечтал вновь приехать в тарту для работы с архивом Делагарди. Эта возможность ему представилась только в 1946 г., когда он, несмотря на болезнь, в возрасте 64 лет
сумел вырваться всего на несколько дней из далекой Перми в тарту.
Следует отметить, что в то время в стране специалистов по шведской
палеографии начала XVII в., переводчиков со старошведского языка,
кроме г. А. Замятина было всего несколько человек, некоторые из них
умерли в блокадном ленинграде.
В своей рецензии г. А. Замятин также указал, что И. П. Шаскольский даже не использовал материалы архива Делагарди, изданные В. Кордтом и г. Саблером в конце XIX в. И. П. Шаскольский
неправильно характеризует общую политическую обстановку
в стране накануне подписания Столбовского мира, без всякого основания умалчивает не только о борьбе русских против шведов
в 1613 – 1614 гг., но и о героической обороне Пскова. Ценность данной книги значительно снижается из-за того, что автор не использовал полностью печатные материалы и опубликованную литературу
вопроса и дал порой неверное освещение фактов. г. А. Замятин также высказал ряд положений, которые коренным образом расходятся
с общепринятыми трактовками, в частности, он по-новому оценивает действия князя М. В. Скопина-Шуйского и царя Василия Шуйского, связанные с уступкой Корелы шведам.
Не ограничившись данной рецензией, г. А. Замятин в 1952 г.
подготовил к печати свою работу о борьбе за Корелу (свыше 3 п. л.),
которую отправил в Петрозаводск, на адрес Карельского ИЯлИ20.
По мнению А. Ю. жукова, приложившего немало усилий для публикации данного труда, эта рукопись предназначалась не для печати (во всяком случае, не для немедленного ее издания), а лично
для И. П. Шаскольского21. Следует отметить, что молодой историк
в полной мере учел полученный урок. его дальнейшие труды отличает внимательнейший подход к источникам и исследованиям,
их скрупулезный анализ. В письмах И. П. Шаскольского к Замятину
и его вдове сквозит глубокое уважение к герману Андреевичу.
В 1952 г. произошло еще несколько знаменательных событий в жизни г. А. Замятина. Во-первых, в тарту на торжественном
заседании, посвященном юбилею университета, прозвучал его доклад о значении архива Делагарди для истории СССР. Во-вторых,
в «Исторических записках» была опубликована его статья об обороне Пскова в 1615 г.22 еще в 1949 г. Замятин подготовил к печати работу по истории русско-шведских отношений «Борьба за Псков между
Московским государством и Швецией в начале XVII века»23. хронологические рамки этой работы — 1611 – 1616 гг. Вторая глава данной работы, посвященная провалу похода густава Адольфа в 1615 г.,

была, наконец, опубликована в центральном издании. Выход в свет
этой статьи означал окончательное прекращение изоляции Замятина 24. С этого момента имя г. А. Замятина стало известно многим
читателям журналов «Вопросы истории» и «Исторические записки»
по всей стране.
Работа г. А. Замятина об обороне Пскова и в настоящее время пользуется популярностью. Впервые о ней упомянули авторы
уже упоминавшегося академического издания «Очерков истории
СССР», а также военный историк е. А. Разин. Полковник е. А. Разин
учел критику германа Андреевича в свой адрес. г. А. Замятин писал: «В “Истории военного искусства” Е. Разина (ч. 2-я: Военное искусство средневекового феодального общества. М. 1940) об осаде Пскова
в 1615 г. написано буквально две строчки (с. 281)». Возможно, их общим знакомым был А. И. Васильев, который в свое время писал герману Андреевичу, что он лично обследовал все окрестности Пскова,
выяснил местоположение всех шведских лагерей в период похода
густава Адольфа, составил карту и т. д.25 также в фонде Замятина
в ОР РгБ находится письмо л. А. творогова, к которому приложена
схема расположения шведских частей в период осады Пскова. В трудах шведских историков также имелась схема осады Пскова густавом Адольфом26. е. А. Разин внимательнейшим образом изучил работу Замятина об обороне Пскова. В своем новом издании «Истории
военного искусства», в третьем томе, который вышел в 1961 г., он
посвятил обороне Пскова целый раздел, основанный на статье Замятина. В своем труде е. А. Разин постоянно ссылается на Замятина.
Военный историк также привел план осады Пскова, который с тех
пор публикуется во многих энциклопедических изданиях 27.
Высоко оценил эту статью Замятина о Пскове В. И. Попков,
исследуя в 1973 г. Повесть об осаде Пскова шведами в 1615 г.: «Советский историк Г. А. Замятин привлек (кроме Повести) значительное число других документов, характеризующих положение
Пскова во время осады…Ни один из них не опровергает показания Повести»28 . Однако В. И. Попков не был знаком с самой рукописью Замятина «Борьба за Псков», особенно с «Вводными замечаниями», где
дана характеристика источников и исследований об обороне Пскова. Иначе он сумел бы избежать хронологических ошибок, которыми изобилует его статья.
Впервые третью часть этой рукописи г. А. Замятина об очередной осаде Пскова в 1616 г., хранящуюся в Псковском музее, использовала в своей популярной книге о Пскове е. Н. Морозкина29. Эта
исследовательница хоть и ошиблась в инициалах германа Андреевича (написала И. П. Замятин), но зато привела ценные сведения
о действиях воеводы григория Боброва при осаде шведского укрепления в декабре 1616 г., о капитуляции шведского отряда и трофеях псковичей. Из-за небрежного прочтения рукописи г. А. Замятина е. Н. Морозкина ошиблась в некоторых цифрах шведских потерь.

417
П е РМС К И Й
П е РИОД
т ВОРЧ еС т ВА
(1938 – 1952)
г е РМ А Н А
А Н Д Ре е ВИ Ч А
ЗА М Я т И Н А

Я. Н. Рабинович

41 8
V
Сму та
в исторической
пам яти

Через 20 лет эту рукопись г. А. Замятина разыскал А. Н. Кирпичников. В своей статье 1996 г. он дал высокую оценку работы Замятина 1952 г. «Псковское сидение», прямо заявив, что его собственная статья об обороне Пскова не могла быть написана без наличия
этого труда Замятина. А. Н. Кирпичников пишет: «Обстоятельное
и глубокое сочинение Замятина представленное как в опубликованном, так и в более пространном рукописном виде существенно облегчило и помогло написанию настоящего сочинения. Замятину
впервые удалось полно сопоставить шведские и русские материалы
об осаде Пскова. Ряд архивных документов им обнаружен и опубликован впервые».
А. Н. Кирпичников обратил внимание на мелкие недочеты
у германа Андреевича: «Даже такой внимательный исследователь
войны 1615 г., как Г. А. Замятина зная о начертаниях Пскова (речь
идет о двух шведских графических планах осады Пскова, опубликованных И. галленбергом в 1794 г., один из которых, план Рудбека. — Я. Р.), их, однако не комментировал»30. Зато А. Н. Кирпичников
не только впервые опубликовал эти два плана, но также еще три
плана осады Пскова из Королевского военного архива Стокгольма.
И не просто опубликовал, но и дал им обстоятельную источниковедческую оценку.
Благодаря статье А. Н. Кирпичникова, новому изданию книги е. А. Разина (1994, 1999 и далее), изданию современных энциклопедий («Славянская энциклопедия. XVII век»), в настоящее время
поход густава Адольфа к Пскову стал известен многим любителям
отечественной истории, а не только узкому кругу специалистов
по истории Смутного времени. Все эти работы основаны на статье
г. А. Замятина 1952 г.
В. А. Аракчеев первым в отечественной историографии обратился к первой части рукописи Замятина о Пскове. В своих трудах этот исследователь провел анализ внутреннего положения
в Пскове в 1610 – 1612 гг., сравнив его с Новгородом этого же периода. В. А. Аракчеев полностью следует за Замятиным, рассказывая
о походе Эверта горна к Пскову в августе—октябре 1611 г.31 Именно
В. А. Аракчееву принадлежит важная роль в публикации в 2008 г.
всейрукописи г. А. Замятина о Пскове. Следует отметить, что для публикации была выбрана рукопись, хранящаяся в Псковском музее
(Древлехранилище ПгОИАхМЗ. № 1205).
В ОР РгБ в фонде Замятина хранится исправленный вариант
данной рукописи Замятина о Пскове. По-видимому, эти исправления были внесены германом Андреевичем в 1949 – 1951 гг. (имеются
ссылки на труды разных авторов, вышедшие в эти годы). Приведем
для примера лишь одну цитату г. А. Замятина о личности Ю. Рюдбека (Рудбека), чье письмо является ценным источником об осаде Пскова густавом Адольфом в 1615 г. В рукописи, хранящейся
в Псковском музее, записано кратко: «Личность Рюдбека не вполне

ясна». Далее г. А. Замятин делает предположение, что Рюдбек был
лицом, «стоящим близко к профессорам Упсальского университета»
и «был образованным человеком». В рукописи, хранящейся в Москве (ОР РгБ), слова «не вполне ясна» зачеркнуты, но зато имеется
важное дополнение: «Личность Рудбека хорошо известна. По окончании Упсальского университета Рудбек занимался в Виттенберге и становится в 1603 г. магистром философии, а в следующем,
1604 г. назначен профессором математики в Упсальском университете. После вторичных занятий богословием в том же Виттенберге в 1607 – 1609 гг. Рудбек стал профессором еврейского языка, а с 1611 г. — профессором догматического богословия в Упсале.
В 1613 г., вследствие борьбы, вспыхнувшей в Упсальском университете, Рудбек должен был покинуть университет. Во время похода шведов в Россию в 1614 – 1615 гг. он состоял придворным проповедником.
В 1617 г. Упсальский университет присудил Рудбеку степень доктора
богословия. Вскоре после того, в 1619 г., Рудбек был отправлен Густавом Адольфом в Эстляндию для реорганизации церкви. Впоследствии
с 1619 г. — епископ университета в Упсале. Умер в 1646 г. Рудбек известен не только как церковный деятель, но и как деятель в области
культурной». таких дополнений в тексте Замятина немало.
Думается, необходима дальнейшая работа над данным трудом г. А. Замятина с целью новой публикации по рукописи, хранящейся в Москве. Историки в многомиллионной Москве, с ее десятками исторических факультетов, институтов истории, кафедр
отечественной истории и т. д., имея у себя «под боком» фонд германа
Андреевича Замятина, равнодушно относятся к творческому наследию этого Ученого с большой буквы, чего нельзя сказать о работниках ОР РгБ, готовых всегда оказать помощь всем, кто интересуется
неопубликованными трудами г. А. Замятина.
К сожалению, статья об обороне Пскова, опубликованная в 1952 г. в «Исторических записках», была последней работой
г. А. Замятина, которая вышла в свет при жизни автора. Уже 2 января 1953 г. его не стало. Как отмечала Р. А. Ошуркова, «общественность Перми в 1952 г. отметила 70-летие со дня рождения профессора Г. А. Замятина, а 2 января 1953 г. он скоропостижно скончался.
Похоронен на Южном кладбище»32.
С момента кончины этого ученого за 50 лет ни одной его работы так и не было опубликовано. только в конце 2008 г., благодаря
стараниям группы энтузиастов под руководством г. М. Коваленко,
вышел в свет сборник трех неопубликованных трудов г. А. Замятина (магистерская диссертация «Из истории борьбы Швеции и Польши за Московский престол», «Борьба за Псков…» и «Борьба за Корелу…»), а в начале 2012 г. опубликована уже упоминавшаяся работа
о борьбе за освобождение русских городов, захваченных шведами33.
хотелось бы, чтобы это начинание имело свое продолжение; чтобы
все известные труды г. А. Замятина были опубликованы и оказались

41 9
П е РМС К И Й
П е РИОД
т ВОРЧ еС т ВА
(1938 – 1952)
г е РМ А Н А
А Н Д Ре е ВИ Ч А
ЗА М Я т И Н А

Я. Н. Рабинович

420
V
Сму та
в исторической
пам яти

доступными для исследователей и всех тех, кто интересуется русскошведскими отношениями в Смутное время, а также другими сюжетами, о которых писал в свое время герман Андреевич Замятин.

Пр и л о ж е н и е

Список основных трудов Г. А. Замятина
труды г. А. Замятина, написанные до приезда в Пермь
А) Опубликованные работы
Замятин Г. А. К вопросу об избрании Карла Филиппа на русский
престол (1611–1616). Юрьев, 1913.
Замятин Г. А. «Новый летописец» о сношениях между Ярославлем
и Новгородом в 1612 г. // жМНП. 1914. т. 50. № 3.
Замятин Г. А. Два документа к истории Земского собора 1616 г.
о русско-шведских отношениях // труды Воронежского гос. ун-та.
Воронеж, 1925. т. I.
Замятин Г. А. К истории Земского собора 1613 г. // труды Воронежского гос. ун-та. Воронеж, 1926. т. III (здесь — 3 главы из рукописи
«Из истории борьбы Швеции и Польши за Московский стол»).
Замятин Г. А. Из истории борьбы Швеции и Польши за Московский
престол в начале XVII в.: Падение кандидатуры Карла Филиппа
и воцарение Михаила Федоровича // Замятин Г. А. Россия и Швеция в начале XVII века. Очерки политической и военной истории / сост. Коваленко г. М. СПб., 2008. С. 31 – 242.

Б) Неопубликованные работы
Замятин Г. А. История создания Воронежского университета. Рукопись. личный фонд г. А. Замятина // Отдел рукописей РгБ. Ф. 618.
Карт. 4. № 4.

труды г. А. Замятина, написанные в Перми
А) Опубликованные работы
Замятин Г. А. Походы шведов в Поморье в начале XVII в.// Учен. зап.
Пермского гос. пед. ин-та. Ист.-филол. факультет. 1941. Вып. 8.
Замятин Г. А. Минин и Пожарский. Молотов, 1942.
Замятин Г. А. Рецензия на книгу: Шаскольский И. П. Шведская интервенция в Карелии в начале XVII в. Петрозаводск, 1950 // Вопросы истории. 1951. № 6.
Замятин Г. А. «Псковское сиденье»: героическая оборона Пскова
от шведов в 1615 г. // ИЗ. 1952. т. 40. С. 156 – 213.
Замятин Г. А. Борьба за Псков между Московским государством
и Швецией в начале XVII века // Замятин Г. А. Россия и Швеция

в начале XVII века. Очерки политической и военной истории / сост.
Коваленко г. М. СПб., 2008. С. 243 – 402.
Замятин Г. А. Борьба за Корелу между Московским государством
и Швецией в конце XVI — начале XVII вв. // Замятин Г. А. Россия
и Швеция в начале XVII века. Очерки политической и военной истории / сост. Коваленко г. М. СПб., 2008. С. 403 – 468.
Замятин Г. А. «К Российскому царствию пристоят». Борьба за освобождение русских городов, захваченных шведами,
в 1613 – 1614 гг. / сост. А. Н. Одиноков, Я. Н. Рабинович / под ред.
г. М. Коваленко. Великий Новгород, 2012.

421
П е РМС К И Й
П е РИОД
т ВОРЧ еС т ВА
(1938 – 1952)
г е РМ А Н А
А Н Д Ре е ВИ Ч А
ЗА М Я т И Н А

Б) Неопубликованные работы (выявленные в настоящее время,
планируются к публикации г. М. Коваленко, А. Н. Одиноковым
и автором статьи)
Замятин Г. А. Военные операции ганса Мунка в 1611 – 1612 гг. и контрмеры вождей 1 и 2 ополчения // ОР РгБ. Ф. 618. Карт. 2. ед. хр. 1.
Замятин Г. А. Выступление новгородцев против первого царя
из Дома Романовых в 1613 г. // ОР РгБ. Ф. 618. Карт. 3. ед. хр. 1.
(очерк 2 докторской дисс.)
Замятин Г. А. Борьба за унию Новгорода со Швецией в 1614 году
(к истории унии Новгорода со Швецией) (очерк 3 докторской дисс.)
Замятин Г. А. Посольство архимандрита Киприана, Я. Боборыкина
и М. Муравьева из Новгорода в Москву в 1615 году (очерк 4 докторской дисс.).
Замятин Г. А. Очерки по истории шведской интервенции в Московском государстве в начале XVII в. Докторская диссертация // ОР
РгБ. Ф. 618. Карт. 2. № 3.
Замятин Г. А. Условия заключения Столбовского мира между Россией и Швецией 9.3.1617 г. // ОР РгБ. Ф. 618. Карт. 3. ед. хр. 3.
Замятин г. А. Сборник документов: Материалы по истории освобождения Новгорода из-под власти шведов в начале XVII в. // ОР
РгБ. Ф. 618. Карт. 3. № 4.
Замятин Г. А. Архив Делагарди и его значение для истории СССР //
ОР РгБ. Ф. 618. Карт. 1. № 1.

В) Неразысканные труды г. А. Замятина:
Замятин Г. А. К вопросу о шведской интервенции XVII в. Очерк военных операций шведов с конца июля 1611 г. до 1613 г. с картой //
Упом. в письме ОПИ НгМ, № 3852.

1

Очерки истории исторической науки в СССР. М., 1966. т. 4. С. 306.

2

Коваленко Г. М. герман Андреевич Замятин // Исторические записки (далее —
ИЗ). М., 2006. № 9 (127). С. 358 – 367; Dubjeva L. G. A. Zamjatin (1882-1953) als
Forscher der Sammlung De la Gardie // Die baltischen Länder und der Norden. Tartu,
2005. S. 519 – 520.

Я.Н. Рабинович

422
V
Сму та
в исторической
пам яти

3

Письмо е. В. тарле г. А. Замятину // Отдел Рукописей Российской государственной
библиотеки (далее — ОР РгБ). Ф. 618. Карт. 10. Д. 6. л. 1 – 2.

4

Замятин Г. А. Военные операции ганса Мунка в 1611 – 1612 гг. и контрмеры вождей 1 и 2 ополчения // ОР РгБ. Ф. 618. Карт. 2. ед. хр. 1.

5

Письмо Замятина к Порфирьеву 7.3.1940 // Отдел письменных источников Новгородского государственного объединенного музея-заповедника (ОПИ НгОМЗ)
(Великий Новгород). № 3852.

6

В 2013 г. в Новгородском историческом сборнике (НИС) планируется публикация
работы г. А. Замятина «Выступление новгородцев против первого царя из Дома
Романова в 1613 году».

7

Архив Александра Николаевича Одинокова. Благодарю А. Н. Одинокова за ознакомление с данным письмом.

8

Замятин Г. А. Походы шведов в Поморье в начале XVII в. // Учен. зап. Пермского
гос. пед. ин-та. Ист. филол. факультет. 1941. Вып. 8. С. 47 – 77.

9 Очерки истории СССР: Период феодализма. Конец XV в — начало XVII в. / под ред.
А. Н. Насонова, л. В. Черепнина, А. А. Зимина. М., 1955; Всемирная история. М.,
1958. т. 4 (глава XX написана К. Н. Сербиной); Очерки истории Карелии. Петрозаводск, 1957. т. 1.
10

Фруменков Г. Г. Соловецкий монастырь и оборона Поморья в XVI – XIX вв. Архангельск, 1963.

11

Фруменков Г. Г. Указ. соч. С. 5, 6.

12

Видекинд Ю. История десятилетней шведско-московитской войны / пер. С. А. Аннинского, А. М. Александрова / под ред. В. л. Янина, А. л. хорошкевич. М., 2000.

13

Dubjeva L. G. A. Zamjatin… S. 519 – 520.

14

Пересветов-Мурат А. И. Из Ростова в Ингерманландию: М. А. Пересветов и другие
русские bajor’ы / Из материалов конференции «NOVGORODIANA STOCKHOLMENSIA». Стокгольм. Ноябрь 1997 // НИС. № 7 (17). 1999. С. 374 – 375.

15

Замятин Г. А. Очерки по истории шведской интервенции в Московском государстве в начале XVII века // ОР РгБ. Ф. 618. Карт. 2. Д. 3. 444 +2 л.

16

Замятин Г. А. Минин и Пожарский. Молотов, 1942.

17

Сербина К. Н. Очерки по социально-экономической истории русского города. тихвинский посад XVI – XVIII вв. М.; л., 1951. С. 29; Письма К. Н. Сербиной г. А. Замятину // Замятин Г. А. «К Российскому царствию пристоят». Борьба за освобождение русских городов, захваченных шведами, в 1613 – 1614 гг. / сост. А. Н. Одиноков,
Я. Н. Рабинович / под ред. г. М. Коваленко. Великий Новгород, 2012. Приложения.
С. 170 – 189.

18

Замятин Г. А. «К Российскому царствию пристоят»…

19

Замятин Г. А. Рецензия на книгу: Шаскольский И. П. Шведская интервенция в Карелии в начале XVII в. Петрозаводск, 1950 // Вопросы истории. 1951. № 6.

20

Замятин Г. А. Борьба за Корелу между Московским государством и Швецией
в конце XVI — начале XVII вв. Рукопись. 1952 // Архив Карельского научного
центра (КНЦ) РАН. Ф. 1. Оп. 41. № 29.

21

Жуков А. Ю. Борьба за Корелу» в контексте борьбы за «Историю Карелии» // Замятин Г. А. Россия и Швеция в начале XVII века. Очерки политической и военной
истории / сост. Коваленко г. М. СПб., 2008. С. 491.

22

Замятин Г. А. «Псковское сиденье»: героическая оборона Пскова от шведов
в 1615 г. // ИЗ. 1952. т. 40. С. 156 – 213.

23

Замятин Г. А. Борьба за Псков между Московским государством и Швецией в начале XVII в: Рукопись. // Древнехранилище Псковского гос. объединенного ист.
архит. и худож. музея-заповедника (ПгОИАхМЗ). № 1205. См. также: ОР РгБ.
Ф. 618. Карт. 1. ед. хр. 3.

24

Следует отметить, что ни в данной работе, ни в любом другом труде г. А. Замятина, написанном в Перми, мы не найдем обязательных в те времена упоминания работ ленина, Сталина или основоположников марксизма. Исключение
составляет популярная статья «Минин и Пожарский», где говорится об известной
речи И. В. Сталина «На параде Красной армии в Москве в честь 24-й годовщины
Великой Октябрьской социалистической революции», а также упоминаются труды
Маркса и Энгельса при характеристике дворянской демократии в Польше. Замятин Г. А. Минин и Пожарский. С. 3 – 5.

25

Замятин Г. А. Борьба за Псков… // Замятин г. А. Россия и Швеция в начале
XVII века. С. 247

26

Письмо л. А. творогова г. А. Замятину // ОР РгБ. Ф. 618. Карт. 10. № 7.

27

Разин Е. А. История военного искусства XVI – XVII вв. СПб., 1999. С. 198 – 204.

28

Попков В. И. Повесть об осаде Пскова шведами в 1615 г. // традиции и новаторство в русской литературе. Сборник статей. М., 1973. С. 4.

29

Морозкина Е. Н. Псковская земля. М., 1975. С. 40.

30

Кирпичников А. Н. Оборона Пскова в 1615 (по новым русским и шведским материалам) // Средневековая и новая Россия. Сборник научных статей. К 60-летию
проф. И. Я. Фроянова / отв. ред. В. М. Воробьев. СПб., 1996. С. 425.

31

Аракчеев В. А. Псковский край в XV – XVII вв.: Общество и государство. СПб., 2003;
Аракчеев В. А. Средневековый Псков: власть, общество, повседневная жизнь
в XV – XVII вв. Псков, 2004; Аракчеев В. А. Псков и Новгород: Две стратегии в хаосе
Смуты // «Чело». № 3 (31), 2004. Великий Новгород, 2004. С. 30.

32

Ошуркова Р. А. Замятин герман Андреевич // Профессора Пермского государственного университета. Пермь. Изд-во ПгУ, 2001. С. 49 – 50.

33

Замятин Г. А. Россия и Швеция в начале XVII века. Очерки политической и военной истории / сост. Коваленко г. М. СПб., 2008; Замятин Г. А. «К Российскому
царствию пристоят»… Великий Новгород, 2012.

А. А. Севастьянова

« У т РАЧ е Н Н ы е
ВОЗМОж НОС т И»
В СМ У т НОе ВРе М Я:
КОН Ц е П Ц И Я
В л А Д И М И РА
БОРИСОВИ Ч А
КОБРИ Н А

Севастьянова
Алла
Александровна,
доктор
исторических
наук, профессор
Рязанского
государственного
университета
имени
С. А. Есенина

В

конце 1991 г. вышел в свет и появился у историков сборник
очерков под названием «История Отечества: люди, идеи, решения»1. Само название и еще больше содержание книги настраивало читателя, жившего в эпоху бурных перемен, на осмысление
в отечественной истории тех ключевых моментов, когда возникали
возможности альтернативного развития в истории страны. Здесь
и появился очерк В. Б. Кобрина (1930 – 1990) об альтернативах
Смуты, названный «Смутное время — утраченные возможности»2,
о концепции которого и пойдет речь.
Дадим сразу, как и сам Владимир Борисович, ответ: ни одна
из на редкость богатых в Смуту альтернатив, суливших «более благоприятный для страны ход событий» (с. 164)3 и развитие, не осуществилась. Но содержание очерка куда шире, чем предложенный мастером внимательный и, как всегда у Кобрина, яркий анализ периодов
и действующих лиц Смутного времени. три направления, три аспекта я бы назвала главными, стержневыми идеями, стягивающими весь
рассказ о Смуте в единую захватывающую и стройную концепцию:
историографические проблемы и мифы осмысления Смутного времени историками;
тема конфликта между народом и властью и «самочувствие»
самой власти, по Пушкину, «…крамол и смут во дни кровавы»;
непосредственный разбор появления и провала альтернатив
и возможностей исторического развития в каждой из конкретных
ситуаций в Смуту.

Отступим ненадолго от обозначенного плана анализа концепции. если заглянуть в конец статьи, то увидим итог разбора, показывающий, а почему, собственно, нам важно знать об утраченных
в Смуту возможностях. Оставив позади рассмотрение смутных лет,
дойдя до избрания и правления Михаила Романова, автор пишет:
«наступила стабильная, но чисто традиционная жизнь» и вдруг обнажает перед нами цену этой «традиционной жизни» (с. 185): «Издержки успокоения были велики.…Сколько таких разочарованных,
спившихся талантов, вынужденных конформистов нудно тянуло
служебную лямку…». Вот один из них, разочарованный князь Иван
хворостинин, он «пил без просыпу, не соблюдая постов, держал
у себя «латынские» книги и жаловался, что «…на Москве людей нет,
все люд глупой, жить не с кем, сеют землю рожью, а живут все ложью»… «Почти на целый век, оказалась отложенной модернизация
страны, — пишет Кобрин — Упрочилось крепостное право… только
страшные и тяжелые бунты… разинские походы напоминали о той
высокой цене, которую платит народ за успокоение» (с. 185).
Указанная здесь историческая цена и есть ответ на вопрос о
том, почему нам важно знать об утраченных в Смуту альтернативах.
Вернемся к историографическому аспекту в очерке Кобрина. Автор начинает с того, что возвращает термин «Смута», «Смутное время» в научное историческое пространство. Сейчас нам уже
и не приходит подчас на память, что в советское время его тщательно избегали употреблять. В. Б. Кобрин был одним из первых, кто сказал об этом, настаивая на возвращении понятия и термина, приведя разные значения и смыслы самого слова «смута» по источникам,
по словарю Даля и в современном языке. Автор статьи впервые дал,
с моей точки зрения, исчерпывающее определение изучаемого явления: «…начало XVII века и впрямь Смутное время: все в движении,
все колеблется, размыты контуры людей и событий, с невероятной
быстротой меняются цари… люди подчас молниеносно меняют свою
политическую ориентацию: то вчерашние союзники расходятся…
то вчерашние враги действуют сообща… Смутное время — сложнейшее переплетение разнообразных противоречий — сословных
и национальных, внутриклассовых и межклассовых…» (с. 165).
Не ограничившись определением (хотя уже и его было бы достаточно, чтобы обдумать историографическую ситуацию, заставившую отказаться от самого термина), Кобрин дает ответ, почему произошел этот отказ: термин был отвергнут в советской науке
как «дворянско-буржуазный», заменен формулой «крестьянская война и иностранная интервенция в России». Мне приходилось писать
о том, какой вред нанесла российской советской историографии
схема об оформлении ее материала по направлениям «дворянское»,
«дворянско-буржуазное», «буржуазное» или «революционно-демократическое». Она на долгие годы законсервировала все иные
подходы в изучении и оценки целых пластов разновременного

425
«У т РАЧ е Н Н ы е
ВОЗМОж НОС т И»
В С М У т НОе
ВРе М Я:
КОН Ц е П Ц И Я
В л А Д И М И РА
БОРИСОВИ Ч А
КОБРИ Н А

426
V
Сму та
в исторической
пам яти

исторического повествования. Судьба термина Смута — тому еще
одна иллюстрация.
Оценка событий начала XVII в. как гражданской войны,
а не только и не столько крестьянской, у Кобрина вновь заканчивается апелляцией к историку, — вопрос этот «все чаще возникает
у историков». Я напомню, что термин «гражданская война» впервые
употребил А. А. Зимин, однако он действительно стал восприниматься как новая парадигма уже во второй половине 1980-х гг., и книга
А. л. Станиславского уже так и называется, а она вышла в 1990 г., и эти
работы Владимир Борисович Кобрин знал. Поэтому сам он неоднократно в очерке использует термин «гражданская война» как аналог
термину «Смутное время». («Гражданская война постепенно увядала», — пишет В. Б. Кобрин о событиях 1610–1611 гг.)
Далее. В очерке есть важное развенчание нескольких историографических мифов, связанных с разными деятелями. Мифом придворных летописцев автор называет легенду о благочестивом царе
Федоре Иоанновиче; мифом фольклорным — о доброте старого боярина Никиты Романовича; но особенно интересны наблюдения над развитием исторических мифов: в оценке центральной фигуры Бориса
годунова и его политики, в возможностях альтернативы «феодального хозяйства без крепостничества» при годунове. Кобрин вспоминает
здесь и критикует «товарно-барщинную» теорию Б. Д. грекова, называя поводы и истинные причины перехода к крепостничеству.
Весьма много мифов в писаниях о лжедмитрии; интересно
объяснение «деформирования» (В. Б. Кобрин) в литературе личности и движения Ивана Болотникова. Почему царь Василий Шуйский носил в советской историографии как будто негативный титул
«боярского царя»? В. Б. Кобрин выводит объяснение этому из мифа
о разнице между верхами и низами господствующего сословия.
Не упустил автор и трудного, с точки зрения историографии, разбора сюжета с обстоятельствами приглашения на русский престол
королевича Владислава. Причем историк предложил свою версию
возможных результатов такого необыкновенного явления, которое,
по выражению В. Б. Кобрина, «традиционно клеймят» как измену.
Он же рассматривал само событие как возможное «превращение
Владислава в русского царя польского происхождения».
В рассмотрении Второго ополчения автор консолидируется
с дореволюционными историками: «Нельзя не восхищаться мужеством, самоотверженностью и честностью Минина и Пожарского, но правы были дореволюционные историки, подчеркивавшие
консервативное направление их деятельности». «…Должно быть,
после стольких упущенных возможностей, консервативная реакция была неизбежной». И тут же, говоря о Михаиле Романове,
В. Б. Кобрин предвосхитил нынешнюю оценку: акт Земского собора избрания Михаила не сопровождался уже никаким договором
с подданными.

таким образом, изучая события и людей Смуты, В. Б. Кобрин
постоянно помнил не только о предшественниках в историографии, но прямо обращался и к тем историкам, кто будет, начиная
с 90-х годов, вглядываться в перипетии 400-летней давности, призывая их, — действовать более беспристрастно в своей работе и отказаться от многих ложных стереотипов.
тема конфликта между народом и властью и «самочувствие»
самой власти, которые я назвала 2-й идеей очерка, раскрывается автором в сюжетах о личностях участников Смуты. Их несколько. тема
о власти начинается у автора с замечаний об Иване грозном и о Федоре: первый — «один из самых отвратительных деспотов», второй
был явно не в состоянии управлять «огромной страной» и оказавшейся в его руках беспредельной самодержавной властью. Как результат — появление у трона Бориса Федоровича годунова. Фигура
годунова в очерке В. Б. Кобрина поставлена на центральное место
в его рассмотрении. Размышляя над пушкинскими характеристиками («вчерашний раб…»), автор приходит к мысли, что лишь одна
из них верна — «зять Малюты…». Это было началом восхождения
к вершине власти, но Кобрин напоминал, что «сомнительную честь
породниться с опричным палачом с Годуновым разделили» представители самых аристократических фамилий — глинский и Шуйский.
Поэтому феномен Бориса явно сложнее. В. Б. Кобрин ищет ответы;
вот Борис, царский шурин, становится необходимым власти «великим покровителем, опекуном», «лордом протектором». Историк напоминает, что другой, классический узурпатор власти, Оливер Кромвель, носил такой же титул. Но важнее, по мысли автора очерка, иное:
в Боярской думе и среди придворных годунову удалось собрать «своих людей», тех, кто был обязан правителю своей карьерой, и боялся
тех перемен, которые могли наступить при смене власти». Затем —
Борис годунов, уже царь-реформатор. «Даже самые строгие его критики не могут ему отказать в государственном уме, а самые рьяные
апологеты не в состоянии отрицать, что Борис Федорович не только
НЕ руководствовался в своей политической деятельности моральными нормами, но постоянно нарушал их». В. Б. Кобрин не боится, вопреки стереотипам, сказать о талантливости политического деятеля,
обладавшего несомненным государственном умом, и пишет о консолидации господствующего класса, мощных усилиях по борьбе с голодом, первой до Петра Великого попытке ликвидировать культурную
отсталость страны. Правда, несколько молодых дворян, отправленных Борисом годуновым за границу для обучения, не решились
в Смуту вернуться на родину, и там «задавнели», — но мы говорим,
вслед за автором очерка, о намерениях власти, оказавшейся в ситуации кризиса. В чем причины провала всех попыток Бориса годунова?
«Царь катастрофически терял авторитет», — пишет Кобрин. Вместе с голодом это «погубило Бориса». «Судьба его трагична, как судьба
большинства реформаторов», — заключает автор очерка.

427
«У т РАЧ е Н Н ы е
ВОЗМОж НОС т И»
В С М У т НОе
ВРе М Я:
КОН Ц е П Ц И Я
В л А Д И М И РА
БОРИСОВИ Ч А
КОБРИ Н А

А.А. Севастьянова

428
V
Сму та
в исторической
пам яти

Второй ключевой фигурой в размышлениях Владимира Борисовича становится лжедмитрий I. Кобрин исходит из посыла: «Монархическая легитимность не может быть критерием для оценки
сути политической линии». С этой точки зрения, лжедмитрий —
безусловный самозванец, должен быть оценен безотносительно своего самозванства, считает В. Б. Кобрин. Стереотипы о самозванце,
таким образом, не мешали автору высказаться вполне, подчеркнув
связи с романовской семьей и авантюризм самозванца.
«…Без доли авантюризма, — иронично пишет Кобрин о первом лжедмитрии, — нельзя достичь успеха в политике… Просто
того авантюриста, который добился успеха, мы обычно называем
выдающимся политиком».
Следующим сюжетом о природе власти становится царь Василий Шуйский и его присяга. Шуйский впервые в истории присягнул
подданным. Уже само по себе торжественное провозглашение присяги, нового принципа отправления власти, не могло пройти бесследно,
считает автор, оно затем повторялось. В этом, а не в некоем акте ограничении самодержавия, «и даже не только в том, что был провозглашен принцип наказания по суду», был первый, робкий, неуверенный, но «шаг к правовому государству. Разумеется, к феодальному».
Избранность государя — вот то новое, что родила Смута, несмотря
на все противоречия и примитивизм результата. «Ведь выборы монарха, — пишет автор очерка, — это тоже договор между подданными
и государем». Владимир Борисович еще раз вернулся к теме выборов
царя, завершая очерк освещением избрания на царство Михаила Романова. Но здесь он подчеркивает отсутствие акта договора. В итоге
с 1613 г. «власть приобретала самодержавно-легитимный характер».
Победили, по мысли автора, «силы порядка». В стране, измученной
Смутой, накопилась такая общая усталость, что стремление к порядку стало всеобъемлющим. В результате сага о власти в Смуту закончилась воцарением Романовых. «Романовы устроили всех».
Переходя к завершающему разделу разговора о концепции
очерка, перечислим все те альтернативы лучшего несбывшегося, которые в нем названы. Не будем забывать при этом, что автор назвал
и разобрал все причины этих упущенных возможностей.
Первая из них связана с правлением годунова: «…если бы
в распоряжении Годунова оказалось еще несколько спокойных лет,
Россия более мирно, чем при Петре, и на сто лет раньше пошла бы
по пути модернизации».
Другой по времени случай — это перспектива утверждения лжедмитрия на престоле. Она могла стать «хорошим шансом
для страны: образованный в духе русской средневековой культуры
и вместе с тем прикоснувшийся к кругу западноевропейской, не поддающийся попыткам подчинить Россию Речи Посполитой».
Наиболее неизученным («не только еще не решенным, но и явно
недостаточно исследованным»), но поставленным вопросом в очерке

названа проблема иного, некрепостнического варианта развития феодальных отношений (от первого шага Ивана грозного с временным
запретом на Юрьев день и до утверждения крепостного права в правление годунова).
Следующая нереализованная возможность — время царя Василия Шуйского. «Независимо от личных качеств царя Василия, его
царствование тоже могло стать началом хороших перемен в политическом строе, учитывая те обязательства, которые он вынужден был дать при вступлении на престол».
И, наконец, еще один шанс автор видит в событиях 1610 г., связанных с приглашением Владислава. тушинцы, ездившие в феврале 1610 г. к Сигизмунду III, заключили далеко идущие соглашения.
По мысли автора, тяжелой единственной ошибкой московских бояр
было признание Владислава царем до решения о переходе в православие. Но: «…воцарение православного Владислава могло бы дать
хорошие результаты… Само воцарение Владислава было обусловлено многочисленными статьями соглашения… Однако и эта возможность оказалась упущенной, хотя и не по вине России».
такова концепция об упущенных альтернативах развития,
появлявшихся в Смуту, согласно очерку В. Б. Кобрина. Кроме них,
как уже сказано, историк указал вполне конкретные перспективы и пути дальнейшего историографического и исторического изучения начала XVII в. историками, а также то, что, быть может, заставляет нас особенно внимательно посмотреть на мысли историка
о теме народа и власти.
Владимир Борисович Кобрин не дождался выхода в свет своего очерка, он ушел от нас очень рано, в конце 1990 г.; этот очерк вышел в свет через год и стал последней работой ученого, что позволяет судить о нем как о научном завещании исследователя.

1

История Отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории России IX – XX в. / сост.:
С. В. Мироненко. М.: Политиздат, 1991.

2

там же. С. 163 – 186.

3

Здесь и далее в тексте цитаты из работы В. Б. Кобрина выделены курсивом
или сопровождаются указанием в скобках страниц сборника.

СПИСОК СОКРАЩеНИЙ

Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской
империи Археографическою экспедициею императорской
Академии наук. СПб., 1836. т. 1 – 4
АИ
Акты исторические, собранные и изданные
Археографическою комиссиею. СПб., 1841 – 1842. т. 1 – 5
АСЗ
Акты служилых землевладельцев XV — нач. XVII в. / сост.
А. В. Антонов [т. 1 – 4], К. В. Баранов [т.1]. М., 1997 – 2008.
т. 1 – 4
Архив СПбИИ РАН
Архив Санкт-Петербургского Института истории РАН
БЛДР
«Библиотека литературы Древней Руси»
ВИ
«Вопросы истории»
ГААО
государственный архив Архангельской области
ГАЯО
государственный архив Ярославской области
ГИМ
государственный исторический музей
ГПИБ государственная публичная историческая библиотека
в Москве
ГУАК
губернская ученая архивная комиссия
ДАИ
Дополнения к Актам историческим, собранные
и изданные Археографическою комиссиею. СПб.,
1846 – 1872. т. 1 – 12
ДР
Дворцовые разряды, изданные вторым отделением
собственной е.и.в. канцелярии. СПб., 1850 – 1855. т. 1 – 4
ИА
Исторический архив
ИРЛИ Институт русской литературы (Пушкинский дом) РАН
ЛИРО летопись Историко-родословного общества
НГМ
Новгородский государственный музей
НГУАК Нижегородская губернская ученая архивная комиссия
Новый летописец — ПСРл. М., 1965. т. 14
ОИДР Общество истории и древностей российских
при Московском университете
ОПИ
Отдел письменных источников
ОР
Отдел рукописей
ПСРЛ
«Полное собрание русских летописей»
РАН
Российская академия наук
РГАДА Российский государственный архив древних актов
ААЭ

Российская государственная библиотека
«Русский дипломатарий»
«Русская историческая библиотека»
Русское историческое общество
Российская национальная библиотека
Рукописный отдел
Собрание государственных грамот и договоров,
хранящихся в государственной коллегии иностранных
дел. М., 1819. Ч. 2. М., 1822. Ч. 3
СКиКДР «Словарь книжников и книжности Древней Руси»
СПбИИ Санкт-Петербургский институт истории РАН
ТОДРЛ труды отдела древнерусской литературы ИРлИ
(Пушкинского дома) РАН
ЦАНО Центральный архив Нижегородской области
ЧОИДР «Чтения в Обществе истории и древностей Российских
при Московском университете»
ЯЕВ
«Ярославские епархиальные ведомости»
ЯМЗ
Ярославский музей-заповедник
ЯХМ
Ярославский художественный музей
AGAD Archiwum Głowny Akt Dawnych w Warszawie
NOA
Ockupationsarkivet från Novgorod
RA
Riksarkivet, Stockholm

РГБ
РД
РИБ
РИО
РНБ
РО
СГГиД

Смутное время в России в начале XVII в.: поиски выхода.
К 400-летию «Совета всея земли» в Ярославле
Материалы Международной научной
конференции
(Ярославль, 6 – 9 июня 2012 г.)
Под редакцией доктора исторических наук,
профессора В. Н. Козлякова
Дизайн, верстка
И. Н. ермолаев
Корректор
е. Н. Степанова
Фото
В. Макеев

Подписано в печать
Формат 70х100/16
Печать офсетная
Печатных листов 27
тираж
Заказ №
Отпечатано в типографии

К статье В. В. Горшковой

« Т о Гд а б о
м я Т е ж ны е Вре м е н а
бы л и…»

1. Сергий радонежский. 1-я треть XVII в. яХм

II
Смутное
время
в роССии
в начале
XVII века:
поиСки
выхода

2. Спас нерукотворный. Список 1757 г. с чудотворного образа,
прославившегося в 1612 г. яХм

III
«Т оГд а б о
мяТежные
Времен а
бы ли…»

3. макарий Унженский с житием в 21 клейме. 2-я четверть XVII в. яХм

IV
Смутное
время
в роССии
в начале
XVII века:
поиСки
выхода

4. рама к иконе Казанской-ярославской богоматери.
лаврентий Севастьянов (?). 1690-е гг. яХм

V
«Т оГд а б о
мяТежные
Времен а
бы ли…»

5. я. любский вручает икону Казанской богоматери В. лыткину.
Клеймо рамы к иконе Казанской-ярославской богоматери

6. богоматерь Казанская. Последняя треть XVII в. яХм

VI
Смутное
время
в роССии
в начале
XVII века:
поиСки
выхода

7. Сергий радонежский с житием и Сказанием о мамаевом побоище.
XVII в. яХм

VII
«Т оГд а б о
мяТежные
Времен а
бы ли…»

8. явление преподобного Сергия а. болдырю. Фрагмент средника иконы
«Сергий радонежский с житием и Сказанием о мамаевом побоище»

9. Сергий присылает в москву обозы с хлебом. Фрагмент средника иконы
«Сергий радонежский с житием и Сказанием о мамаевом побоище»

К статье Т. и. Гулиной

С и нод и К я роС л а ВС КоГо
С П аСС КоГо
м о н а С Т ы р я 16 5 6 Г.

Черный диакон Сергий. Синодик. 1656 г. л. 111 об.
миниатюра с изображением святых Федора, давида и Константина

IX
СинодиК
яроС л а ВСКоГо
СП аССКоГо
мон аСТ ыря
1 6 5 6 Г.

Черный диакон Сергий. Синодик. 1656 г. л. 104 об.
миниатюра с изображением родословного древа русских князей.

X
Смутное
время
в роССии
в начале
XVII века:
поиСки
выхода

Черный диакон Сергий. Синодик. 1656 г. л. 92 об. — 93.
разворот, содержащий миниатюру «Преображение»
и первый лист помянника

XI
СинодиК
яроС л а ВСКоГо
СП аССКоГо
мон аСТ ыря
1 6 5 6 Г.

XII
Смутное
время
в роССии
в начале
XVII века:
поиСки
выхода

Черный диакон Сергий. Синодик. 1656 г. л. 97 об. — 98.
разворот, содержащий миниатюру с изображением святительского древа

XIII
СинодиК
яроС л а ВСКоГо
СП аССКоГо
мон аСТ ыря
1 6 5 6 Г.

XIV
Смутное
время
в роССии
в начале
XVII века:
поиСки
выхода

Черный диакон Сергий. Синодик. 1656 г. л. 107 об. — 108.
разворот, содержащий миниатюру с изображением царевича димитрия

XV
СинодиК
яроС л а ВСКоГо
СП аССКоГо
мон аСТ ыря
1 6 5 6 Г.

XVI
Смутное
время
в роССии
в начале
XVII века:
поиСки
выхода

Черный диакон Сергий. Синодик. 1656 г. л. 58.
миниатюра «Сотворение мира»