Отдел Лвиингр. Губврвск. К-та РКП (б) по изучению истории Октябрьской Резолюции и РКП (б) ЛЕНИНГРАДСКИЙ И С Т П А Р Т
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
РАБОТНИЦА
в 1905 г.
в С.-ПЕТЕРБУРГЕ
СБОРНИК статей и воспоминаний
составила m ф. куделли
ЛЕКТОР „РАБОТНИЦА и КРЕСТЬЯНКА" РАБОЧЕЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО „ПРИБОЙ ЛЕНИНГРАД 1926
Ленинградский Гу б лит М 4ЙЕ2*	Печ. 7.000 эка.—в л.	Зак. М в1в.
Государств, тиа. им. тов. Зиновьева. Ленинград, Социалистическая, 14.

' 1
Работницы в 1905 году.
।
Накануне 1905 года.
Огромный интерес для всех работниц представляет вопрос о том, какое участие принимала в первой российской революции 1905 года работница. Была ли она активна, была ли сознательной революционеркой в те великие дни—20 лет тому назад?
Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо вспомнить, как жилось вообще рабочему классу в то время, накануне 1905 года.
Рабочий день по закону равнялся 111/а часам, но на самом деле фабриканты и заводчики растягивали его до 15 часов в сутки, заработная плата колебалась от 15 до 20 рублей в месяц для текстильщика и от 25 до 40 для металлистов. Охраны труда вовсе не было, так как за ее нарушение фабриканты не несли никакой ответственности. Поэтому жилые помещения для рабочих при фабриках и заводах были сыры, грязны, почти никогда не ремонтировались и служили очагом заразы. Работать приходилось тоже при очень тяжелых условиях. Во многих мастерских почти совсем не было вентиляции, не было никаких предохранителей от несчастных случаев, и поэтому не было дня, чтобы кого-нибудь из рабочих или работниц не втянуло в машину, не убило или не изуродовало. Государственного страхования не существовало. Медицинская помощь была организована только на самых крупных прёдприя-
тиях, да и здесь она была поставлена в большинстве случаев очень слабо.
Обращение администрации с рабочими было самое грубое. Случаи побоев и кулачной расправы бывали, довольно часто. Штрафы применялись произвольно и за малейшую провинность. За самый ничтожный протест рабочих рассчитывали и таких «бунтовщиков» заносили в особенные «черные списки», и рабочий, попавший в Такой список, уже нигде не мог найти работы, так как эти списки передавались с одного предприятия,на другое.
Тяжела была жизнь рабочего класса. Правда, были рабочие, получавшие сносную и даже высокую заработную плату, но таких было меньшинство, всего около всего числа рабочих.
А лучше ли жилось работнице? Ее положение было еще тяжелее. Кроме того, что она работала от 11 до 15 часов в сутки в тех же адских условиях, она получала значительно меньше за свой труд, ее заработная плата равнялась половине заработка взрослого рабочего. Охраны материнства и младенчества не было вовсе, беременные работали у станка до последнего дня, кормящим матерям приносили ребенка на фабрику, и мать кормила его в грязном, зараженном копотью помещении. Ина это давалось от 5 до 10 минут. На работнице, само собой разумеется, кроме фабрично-заводской работы, лежала еще и работа по дому, забота о детях, о семье. Каторжная это была жизнь—без просвета, без радости, не было времени заняться саморазвитием и самообразованием, некогда было читать, заниматься в школе, и редкие из работниц тянулись к учению, к книге. И так жила работница изо дня в день.
Но дадим слово самим работницам и послушаем, что говорили они сами о своей жизни. У меня сохранились пожелтевшие листочки из тетрадок, исписанные неровным почерком учениц технических классов для взрослых рабочих. Незадолго до 1905 г. им было предложено ответить на вопросы об условиях их жизни, и я привожу ответы некоторых учениц. Работница с фабрики Максвеля пишет:
«День фабричного рабочего 11 г/2 часов. Паровую пускают в 6 часов, шабаш в 7. часов вечера и 1 л/2 часа на обед. Это согласно закону. Просыпаюсь утром часов в 5\/3, в 5, а иногда и раньше, смотря по тому, как далеко живешь от фабрики, спешишь прийти туда до свистка, т.-е. аккуратно к 6 часам. В 6 часов, а частенько минуты за 2—3 раньше пускают паровую. К этому времени фабричный уже должен быть не только на фабричном дворе, а у своих станков. Если же по какой-нибудь причине рабочий опоздал к воротам фабрики минут на восемь, то есо уже сторож не пустит. Тогда нужно дожидать, когда пойдет мастер в фабрику и проситься у него. Если с рабочим случилось это первый раз, мастер может простить, и рабочий идет работать. Но если же это во второй раз, то мастер штрафует виноватого копеек в 40—50. Бывает так: работница далеко живет (чем дальше от фабрики, тем плата за квартиру дешевле), то, конечно, ей часто приходится опаздывать. Это бывает больше с женщинами. Да оно и ясно—один ребенок только - что начал ходить, другой чуть побольше, а третий и совсем грудной. Ночь она путем не уснет, в особенности когда ребенок не совсем здоров. И вот, опоздав на какие-нибудь 10 минут, она получает штраф. Если же это повторится раза 3—4, тогда мастер говорит: «поди поспи денька три». И вот муж зарабатывает какие - нибудь 20—25, и она 18 рублей, живя на такое жалованье с охапкой детей, она должна прогулять три дня, а то и больше, смотря по тому, в каком настроении был мастер. Это еще добрый мастер, а то есть такие, что прямо рассчитают после трех раз...
Другая работница с той же фабрики пишет:
«Отношение администрации к нам, работницам, самое непристойное. Они не хотят видеть в нас людей, а только рабочий Скот. Заигрывания, прихватывания, намеки, ругань, брань сыплются в изобилии, а если из нас находятся такие, которые с презрением относятся к их выходкам, то таким работницам частенько приходится опасаться, как бы их не рассчитали. Для примера возьму одного мастера (таких много). Если, ему
понравилась одна из работниц, а она не отвечает взаимностьк на его предложения, то он может дать ей для работы такой сорт товара, что на нем больше 50 коп. не заработаешь, а этс ведет к тому, что за малую выработку рассчитывают».
Если находились работницы, которых тянуло немного подучиться и они поступали с этой целью в воскресные школы, то на таких учениц очень косо смотрела администрация. Водной из анкет работница сообщает: «ко всем ученицам воскресной школы плохо относятся мастера и другая администрация... многие говорят о таких ученицах, что они придерживаются Пашковского учения и не знают бога и т. д. Особенно, когда бывает стачка на фабрике, то все внимание обращается во время стачки на работниц, учащихся в воскресной школе, так как их считают бунтовщицами. Очень часто работницы отстают от школы из боязни, что их за это будет преследовать администрация».
О жилищных условиях рассказывает четвертая работница: «живем мы на квартире при фабрике, в нашей комнате пять окон и стоят 18 кроватей в два ряда, а на каждой кровати спят по две работницы. Плата за такое помещение 1 р. 30 к. в месяц, а кухарка своя. Стирают работницы сами во время шабаша»...
Из этих беглых отрывков можно познакомиться с той жизнью, тяжелой, беспросветной, в какой приходилось жить работницам десятки лет.
Сами условия жизни были хорошими агитаторами, которые звали к протесту и, несмотря на забитость и отсталость, работницы вынуждены были принимать участие в забастовках. Перед русско-японской войной положение рабочего класса сильно изменилось к худшему. В то время промышленность в России переживала кризис, много было безработных, вместе с войной усилилась дороговизна, и петля на шее рабочих затягивалась все крепче.
Рабочие и работницы искали выхода. .Начались забастовки, и усилилась агитация и пропаганда революционных партий
против войны. Революционное настроение рабочих росло с каждым днем.
Царское правительство было очень заинтересовано, как бы отвлечь рабочих от революции. Оно поручило священнику Гапону заняться организацией рабочих обществ с тем, чтобы в них велась правительственная агитация за царя, как благодетеля народа, который и без забастовок все может сделать для рабочего класса. Такие общества организовались и притянули к себе массы рабочих и работниц, которые искренно надеялись, что царь действительно поможет им. Для работниц в этих обществах были устроены отдельные женские собрания Ч
Массовое участие приняли работницы и в шествии ко дворцу и многие из них были убиты во время расстрела 9-го января.
II
Работницы после 9-го января.
После 9-го января работницы как бы переродились. И для них не прошел даром урок, полученный на Дворцовой площади. По силе своего революционного влияния, день 9-го января равнялся десятку лет революционной агитации и пропаганды. Этот день оставил неизгладимый след в душе работницы* Можно с полным правом сказать, что с этого дня и года началось их массовое пробуждение. Правда, были еще и гораздо раньше отдельные работницы, которых можно было назвать революционерками в полном смысле этого слова, но таких было все же очень мало 1 2.
1 Подробно не говорю о них, так как их описание дано в следую щей дальше статье: В. Карелиной — «Работницы в гапоновских обществах». ’
2 Назову некоторых из них: Васса Виноградова работала в подпольных кружках Москивско-Нарвского района и в 1904 г. после ареста была выслана из Петербурга, работница Круглова « руша») работала в подпольных революционных кружках в Лесковском районе, ткачиха Волды-Рева, А. М. Баркова, Вера Карелина, Т, Разуваева и другие.
Новой революционной жизнью загорелись российские работа ницы. Ненависть и злоба к кровавому царю и его палачам кипела в их душе. Теперь не нужно было выгонять работниц нагайками из мастерской, когда рабочие того или иного завода устраивали забастовки. Теперь работницы сами охотно бастовали и ходили снимать другие фабрики, призывая их на забастовки. Они вели агитацию среди солдат, призывая их не стрелять в рабочих. Работницы после расстрела 9-го января были охвачены таким порывом мести, что сразу же со многими рабочими^ вместе бросились сворачивать телеграфные столбы на Васильев-; ском Острове, выкатывали телеги с извозчичьих дворов и принимали участие в постройке баррикад. Можно с полным правом сказать, что когда широкие массы работниц проснулись к новой жизни. Революционное настроение охватило их со всей силой, как буйный протест против царской кровожадности. Они были уже революционерками, но социалистками в определенном смысле этого слова их еще нельзя было назвать. У работниц 1905 года еще не было знаний, никто с ними специально не занимался, не было никаких отделов по работе среди работниц, как в наши дни. Поэтому к партии примыкали только лучшие из лучших работниц, а средние и массы оставались вне партийного влияния.
Наша партийная организация была тогда еще довольно слаба, ее сил не хватало для постановки и общепартийной работы в особенности в то время, когда широкой волной разлилось рабочее движение, как это было в 1905 году. Поэтому работниц сознательных социалисток было немного, были сочувствующие, а массы, проникнутые враждой к современному строю, были тем материалом, из которого можно было бы выковать убежденных сторонниц социализма, если бы тогда были средства и возможность это сделать.
Была еще и другая причина, мешавшая, партийной работе среди женщин. Тогда партия стояла на той точке зрения, что революционная работа едина для рабочих и работниц, и никакой параллельной работы среди женского пролетариата быть не может. Во время наступившей вскоре реакции неправильная поста
новка этого вопроса не так била в глаза, ясной для всех она стала только в 1913 году во время нового под‘ема рабочего движения, и наш Центральный Комитет дал лозунг вести работу среди работниц по возможности в широком масштабе.
В настоящее время мы, как и раньше, стоим на точке зрения единой партийной работы для всего рабочего класса, но при этом допускаем женотделы, как особый аппарат, назначение которого охватить женские массы широким охватом, а не только отдельные единицы, как было при отсутствии такого аппарата в прежние годы..
Все же и в 1905—1906 годах кое-где попадались женские кружки. У меня был такой кружок в Петербурге за Невской заставой из работниц фабрики Паля, были они и в других районах и составлялись, главным образом, из работниц тех предприятий, где работало большинство женщин. В общем, можно сказать, что первая революция пробудила работниц, они не мешали общему движению, напротив примыкали к нему, проявляя активность, доходящую до героизма.
ill.
Работницы и комиссия Шидловского.
Работница проснулась и стала сознавать себя человеком. Наглядно это можно видеть и на истории с комиссией Шидловского.
Вскоре после 9-го января правительство, желая задобрить рабочих, поручило сенатору Шидловскому созвать особую комиссию из представителей рабочих по одному от каждых пятисот человек, чтобы выяснить все нужды рабочего класса. Когда начались на фабриках и заводах выборы в эту комиссию, то работницы сразу же обратили внимание на то, что выбирают только рабочих, а работниц нет. Им раз‘яснили, что таков порядок выбора, что женшины не имеют права быть выбираемыми
делегатками в эту комиссию. Это вызвало большое недоволь ство среди работниц и, как протест против такой меры, нг Сампсониевской мануфактуре среди делегатов была выбрана и одна женщина. Сенатор Шидловский заявил, что женщина не может быть принята в комиссию, так как она не имеет на это права.
Такой ответ быстро облетел многие предприятия и работницы заволновались: «Разве они не работают на фабриках?! Разве они не такие же люди, как и рабочие?» И работницы нескольких предприятий, сговорившись, решили подать в комиссию Шидловского следующее заявление:
«Депутатки от женщин-работниц не допускаются в комисч сию под вашим председательством. Такое решение представляется несправедливым. На фабриках и мануфактурах Петербурга работницы преобладают. В прядильнях и ткацких мастерских число женщин с каждым годом увеличивается, потому что мужчины переходят на заводы, где заработки выше. Мы, женщины-работницы, несем более тяжелое бремя труда. Пользуясь нашей беспомощностью и бесправностью, нас больше притесняют наши же товарищи и нам меньше платят. Когда было об‘явлено о вашей комиссии, наши сердца забились надеждою: наконец, наступает время, — думали мы, — когда петербургская работница может громко, на всю Россию и от имени всех своих сестер-работниц заявить о тех притеснениях, обидах и оскорблениях, которых не может знать ни один работник-мужчина. И вот, когда мы уже выбрали депутатку, нам об'явили, что депутатами могут быть только мужчины. Но мы надеемся, что это решение неокончательно. Ведь указ государя не выделяет женщин-работниц из всего рабочего класса».
Это заявление показывает, что работницы уже поняли свое бесправное положение и даже начали протестовать против него.
Комиссия. Шидловского позорно пала, так как рабочий класс об'явил ей бойкот, как выдумке царских чиновников, желавших с ее помощью успокоить рабочих и отвести их от
единственно правильного революционного пути. Комиссия с треском провалилась и ее провалу способствовали и протестующие работницы.
IV.
Работницы в Совете Рабочих Депутатов 1905 г.
И 9 января, и комиссия Шидловского, агитация и пропаганда революционных партий дали работницам хорошее понятие о том, что такое самодержавие. Поэтому они с большим захватом стали принимать участие во всех последующих событиях, в экономических и политических забастовках, и вместо прежнего, довольно таки заметного, безразличия, теперь проявляли большую активность и революционность.
Когда в середине октября 1905 г. по фабрикам и заводам рабочие стали выбирать делегатов в Совет Рабочих Депутатов, новое настроение работниц обнаружилось определенно и ярко. Они стали вести агитацию за то, чтобы не только одних рабочих выбирали в Совет, но дали бы возможность принять в нем участие и работницам. Но, несмотря на все их старания, в наш первый Совет прошло, насколько мы могли узнать, всего 7 работниц. Они выбирались, главным образом, от тех предприятий, в которых работало или большинство, или значительное количество женщин.
Первыми членами Совета 1905 года—предвестника настоящего советского строя в России,—были следующие работницы: от фабрики Максвеля (ныне фабрика имени Ногина), была выбрана тов. Егорова-Болдырева, от Ниточной мануфактуры тов. Ермолина, от табачной фабрики «Режи» на Васильевском острове—А. М. Баркова, от союза приказчиков—Валентина Багрова, от типографии Вольфа—Разуваева, от железнодорожных служащих—М. П. Звонарева, от табачной фабрики Лаферма— В. М. Карелина Ч
1 Сведения о жизни их и работе мы даем в особых статьях.
Наиболее активными из них были: Болдырева, Баркова и Багрова. Все трое, как видно из их биографий, до самозабвения были преданы делу революции.
Что делали они в Совете? Тов. Егорова-Болдырева выступала с речами в защиту 8-чаСового рабочего дня и по другим вопросам. Тов. Баркова проводила забастовку на своем предприятии—табачной фабрике <Режи», клеймила позором группу работниц, не пожелавших бастовать по призыву Совета Рабочих Депутатов и требовала для них товарищеского суда. В результате забастовку она провела успешно. А через несколько времени опять за делом: собирает пожертвовования в пользу бастующих рабочих своей фабрики. В. Багрова энергично работала в секретариате Совета Рабочих Депутатов. Особенно приятно отметить, что все три они были большевички.
Остальные депутатки в общем ограничивались, главным образом, только тем, что делали доклады своим избирательницам на предриятиях о работах Совета.
В. Карелина, хотя и была выбрана в Совет от фабрики Лаферм, но вскоре заболела и должна была отойти от активной работы.
Итак, мы видим, что работницы в 1905 г. не отставали от общепролетарской борьбы. В массовом рабочем движении они бесспорно шли в ногу и даже выделили из своей среды депутаток в первый Совет Рабочих Депутатов 1905 года.
Продержался он всего 52 дня. Наступившая вскоре реакция задушила его. 3 декабря 1905 г. он был арестован, и многие из его членов после «милостивого царского суда» были отправлены в дальние места Сибири на поселение. Но и кратковременное существование Совета с полной ясностью показало, куда идет дальнейшее развитие революционного рабочего движения и к чему оно должно привести в конечном счете.
В. И. Ленин тогда же дал такое определение Совета: Совет Рабочих Депутатов есть зародыш рабочей власти. Слова его оказались пророческими. Совет Рабочих Депутатов, разбитый тяжелой реакцией в 1905 г., через 12 дет в революции? 1917 г.
юзник с новой силой. Вдохновляемый вождем пролетарской эеволюции Лениным и -ленинской партией в октябре взял власть 1 свои руки и, поддержанный крестьянством, создал первое j мире Советское государство.
В наши дни численность работниц в Советах растет с каждым годом. В 1905 г. их было всего 7, и их то мы считаем :воими предшественницами—работниками и борцами за Совет-:кую власть.
Длинный революционный путь борьбы прошла российская работница. В начале-только единицы из них участвовали з революционной борьбе. 1905 год пробудил работниц и поста-зил перед ними определенную цель победить самодержавие. В 1917 году они принимает активное боевое участие в революции и вместе со всем рабочим классом участвуют в победе над буржуазией. Теперь с необыкновенной* силой ширятся и растут огромные кадры работниц-активисток. Работницы в Советах, работницы в Союзах, работницы в кооперативах, работницы в Российской Коммунистической Партии:
Кто не за страх, а за совесть участвует в революционной борьбе за освобождение трудящихся, тот в конечном счете побеждает. Со всем рабочим классом победила^ и российская работница. И в дни 20-летнего юбилея первой российской революции с благодарностью вспоминаем мы наших первых членов Совета Рабочих .Депутатов. Они были выдвинуты на гребне революционной волны 1905 года. Они были в Совете и проложили путь к Советам работницам 1917 года.
П. Куделли.

Работницы в Гапоновских обществах.
Разными путями боролся рабочий класс за улучшение своей жизни. Сколько было всяких забастовок нй протяжении десятков лет, сколько жертв, сколько погибших в тюрьмах и на каторге. Правительство, видя, что сознание рабочих растет, всеми силами старалось задержать развитие их сознания. Строгость и тюрьмы не помогали. Тогда, лицемерно желая показать свою доброту к рабочим, правительство стало организовывать в Москве и Петербурге особые общества фабрично-заводских рабочих. Руководителем этих обществ в Петербурге был известный священник Гапон. С помощью этих сщганизаций правительство надеялось отдалить рабочие массы от революции и приблизить к правительству и к царю. До расстрела 9-го января рабочие доверчиво относились к ним и охотно записывались в члены. После расстрела 9-го января широкие массы рабочих поняли, что только революционным путем можно завоевать себе лучшую жизнь. К концу лета 1904 г. Общество фабрично-заводских рабочих гор. Петербурга стало усиленно разйерты-вать свою работу по всем рабочим районам и не только в городе, айв Колпине и Сестрорецке. Работницы в массе также вливались в организацию, но были мало активны в первое время. Причина была та, что большинство было малограмотно, да и отношение мужчин было к женщине тогда иное, чем сейчас. Тогда в массе рабочих держалось мнение, чго всякое общественное дело—дело не женское. Есть у нее свои дела: фабричный станок, а дома ребята, пеленки и горшки.
Помню, какой бой мне пришлось выдержать, когда обсу. ждался вопрос, может ли женщина быть членом Общества. Не было даже и упомянуто о работнице, как будто она и не суще
ствовала на. свете, как будто она на производстве была каким-то придатком, а между тем, были такие фабричные производства, где работали почти исключительно женщины.
Немудрено, что при таком отношении сама женщина не чувствовала себя свободно в Обществе, стеснялась активно выступать и высказываться. Бывало, соберемся после собрания за чайком поговорить, и женщина сразу себя чувствовала иначе, более свободной, так как беседы за чаем носили более семейный характер. Обо всем, что слышала на собрании, она высказывала свои мнения, почти всегда правильные.
Часто я убеждала* их и просила высказываться на общих собраниях. Но получала такой ответ: «Да мне самой-то иногда вот как хочется высказаться, да как подумаю, как я вот буду говорить, столько, народу, на меня все глядеть будут, да еще кто-нибудь и осмеет: ишь, выискалась со своими разговорами,— так вот сердце и захолодеет от таких дум, нападет страх, ну, сидишь и молчишь, а сердце горит». '
Когда начали работницы посещать собрания Общества, довольно в большом количестве, то я начала думать, нельзя ли нам выделить женщин в отдельные кружки или отдельные собрания-Хорошо я знала, что женщина среди женщин меньше стесняться будет,
В одну из частых бесед с Гапоном я высказала ему свою мысль относительно женской организации при Обществе. Гапон охотно согласился на это и сказал, что нужно это сделать для женщины, чтобы она стала ’ более активна, а то как-то она молча приходит на собрания и молча уходит.
«Только организацию женских собраний вы должны взять на себя».
Я, откровенно говоря, чувствовала душой, что нужна такая организация, но взять ее на себя мне и в голову не приходило, несмотря на мое горячее желание и сочувствие к привлечению широкой массы женщин-работниц к активной работе в Обществе. Я также по своему опыту из подпольной политической кружковой работы знала, что женщина, привлеченная
в активную работу, внесет в нее свой живой ум, свою чуткую душу, и дело организации разовьется шире.
И все-таки задача для меня была нелегкая, Я не чувствовала за собой достаточной подготовки для этого дела, а дело было серьёзное, требовало знаний и умелого подхода. Но делать было нечего, я должна была взять на себя инициативу, так как в Обществе не было интеллигентных сил не только женских, но и мужских почти не было.
Свое согласие я дала не сразу, прежде обсудцли этот вопрос со своими товарищами у нас на квартире, которые посоветовали, чтобы я взялась эа это дело обязательно и обещали свою помощь.
В ближайшее заседание правления мною был сделан доклад об организации женских .отдельных собраний. Правление приняло мой доклад, очень сочувственно отнеслось к данному делу и также поручило мне эту организацию. В это же заседание было решено, не откладывая, начать работу. Назначили один день в неделю для женских собраний — четверг. Правление не выработало никакой инструкции, полагаясь на меня, взяло на себя только оповестить все отделы и ответственные кружки в отделах о женских собраниях. А Гапон взял на себя уладить дело в градоначальстве, а то по уставу Общества не предусматривалось отдельной женской организации. Даже была сделана оговорка в одном параграфе устава, где было сказано, что женщина-работница имеет право быть только членом Общества, но отнюдь не занимать ответственной должности в Обществе.
Предо мною стал вопрос, с чего начать, как подойти к массе женщин. Я хорошо знала, какое было развитие этой массы-Большинство безграмотны, забиты тяжестью работы на производстве. Женщина работала наравне с мужчиной, а заработок ее был гораздо ниже мужского. Так же выстаивала у станка те же длинные, нудные часы, как и мужчина, а после работы бежала домой к своим детям, горшкам' и пеленкам, а подчас и больным детям-, которых приходилось на время работы оставлять на чужие руки квартирной хозяйки. На фабрике душа

Работницы ф-ки им. Петра Анисимова в Ленинграде—участницы событий в 1905 г. в Петербурге. ___	Стоят (слева направо): Орлова, Кулакова, Пятышева,
№ Ж i .
ныла, болела за ребенка; остаться нельзя: будут вычеты, а то и совсем выбросят с фабрики. И нередко, бывало, не смыкая ночью глаз, мать возилась с больным ребенком, а рано утром, уходила опять к станку. И так тянулась жизнь работницы изо дня'в день, год от году, и не видела она ни свету, ни радости.
Не лучше жилось ей, когда она была молодой девушкой,, мало было радости у нее. Шла она на фабрику с 10—12 лет. Если ее не ставилй к станку, то давали работу тоже нелегкую, и девочка выстаивала на работе те же. часы, как и взрослые, а получала гроши. Вырастала она почти безграмотной, не видя ничего хорошего, а та»ь беспросветное замужество или фабричный станок до гробовой доски.
Помимо тяжелых условий работы и чудовищной эксплуатации труда работницы, сколько ей приходилось переносить нравственно. Ведь иногда всю .душу выматывали из девушки разные прохвосты, как мастера, так и другие власть имущие на фабрике. Где же было ей развиваться и быть сознательной?! Церковь еще < больше принижала ее своим учением. Все это я учитывала и’ хорошо сознавала, что нужно найти такой подход к массовой женщине, который захватил бы ее. Надо найти-было подход осторожный. Нужно было вначале затронуть те больные вопросы, которые касались бы женской доли, доли фабричной работницы. Стала я искать в разных книгах что-нибудь подходящее, чтобы, как говорится^ прицепиться было к чему, хотела прочесть им что-нибудь на первых порах на собрании и выявить их интерес к тому или иному, вопросу. Больше я искала в беллетристике. В то время в журналах стали проскальзывать небольшие, .но очень характерные рассказы и статейки из рабочей жизни. Я как раз нашла маленький рассказ под заглавием «В проходной», написанный В. Тёмных. В этом рассказе был очень ярко описан обыск работниц по выходе с фабрики после окончания работ.
Нужно сказать, что эти обыски иногда носили возмутительный характер. Часто они происходили в присутствии мастеров и другой администрации Конечно, ясно,, зачем они собира
лись около выхода работниц из фабрики. Во время обыска, особенно девушек, они отпускали свои остроты такого .содержания, что не хочется их повторять. Им с нашим братом, фабричной работницей, церемониться было нечего, все вытерпят они, что ни скажут. Пожилые женщины отругивались, а девушки спешили уйти. Не было пощады и девочкам лет 13—14-ти, все шли подряд.
Когда я сама работала на фабрике, бывало идешь с работы после четырнадцати-часового дня 1 верчения около станков, от усталости, как говорится, света не видишь, а тут еще пошлое издевательство над твоей личностью.
Вот этот-то немудреный рассказ, пожалуй, незаметно прошедший в литературе, сыграл большую роль в Организации женщин в Обществе. Он затронул самый больной вопрос женской доли. Этот рассказ так пришелся по душе работницам, что я читала его во всех отделах, где велись женские собрания. Бывало, приедешь куда-нибудь в районный отдел на собрание женщин, а там уже знают, что в том-то отделе читался какой-то очень интересный рассказ, и просят, нельзя ли и у нас его про-., честь. Или так бывало: накануне назначенного собрания в ка-j ком-нибудь отделе приезжает ко мне с того отдела кто-нибуд^ из женщин и просит привезти рассказ, который читался^, там-то.
Откровенно говоря, этот рассказ мне навяз в зубах, так: Как читать его мне приходилось много раз подряд. Но я всегда охотно соглашалась его читать. Вот этот-то простенький рассказ сыграл большую роль в организации женщин в Обществе фабрично-заводских рабочих. Он дал возможность подойти
1 Работали на текстильных фабриках в 1892 г. и т. д. В те годы еще не был нормирован рабочий день законом. На некоторых производствах, как на мочальных и других, работали по 18 часов. Только в 1896 г. после большой забастовки текстильщиков и других, вспыхнувшей в мае» было выставлено требование о сокращении рабочего дня и законное его нормирование. После этой забастовки был проведен 11 х/2-часовой рабочий день, а в некоторых производствах Ю’/э-	\

ближе к тем больным вопросам, которыми болела ее душа. Та боль;'которая была понятна только фабричным женщинам и девушкам, копилась эта боль всю жизнь, невысказанная, и терпели ее работницы, как и все другие тягости жизни рабочего класса.
Этот рассказ дал мне возможность проще подойти и к общему положению рабочих и, в частности, женщин у нас в России. Вот таким путем мне пришлось начать массовую организацию женщин при Обществе фабрично-заводских рабочих в 1904 г.
Женские собрания были довольно многолюдны.. Особенной многочисленностью отличались Нарвский отдел, Василеостровский, Рождественский на Песках, Выборгский, Коломенский. В Нарвском собиралось от двухсот до пятисот женщин, также и в других не менее. Связь с фабриками и заводами была почти повсеместная, так как прикреплялись рабочие, члены Общества, чаще всего по месту жительства, а не фабрики или завода, и многие рабочие работали в одном районе, а жили в другом, поэтому всегда мо жно было узнать, где что делается, в каком отделе что говорится и обсуждается. У меня лично связь с женщинами-работницами была очень тесная, хотя я в то время уже не работала на производстве, а занималась домашним хозяйством. Связи я не теряла с работницами. Да и как я могла ее потерять, когда я, плоть от плоти, кровь от крови была пролетарка. Муж мой —рабочий, я сама—фабричная работница, естественно, что я была не чужой человек им, как и они мне. Поэтому наши отношения быстро налаживались, просто и скоро, а главное, они во мне чувствовали своего человека.
Да многие меня знали уже и раньше по собраниям в Обществе. Входили в Общество некоторые девушки и женщины из нашей подпольной организации, которые тоже пошли работать в Общество со мной вместе. Вошла в организацию Татьяна Васильевна Разуваева, фальцовщица, работавшая в то время в типографии Вольфа, Мария Васильевна Васильева тоже фальцовщица из типографии Стасюлевича на четвертой линии Васильевского Острова, Паня Усанова, сестра Герасима Усанова, члена Совета Рабочих Депутатов 1905 г., портниха, молодая девушка.
Мария Ивановна Миланова, галошница с резиновой мануфактуры Треугольника, моя двоюродная сестра Раиса Николаевна, молоденькая девушка, была в то время ученицей на переплетной фабрике Кирхнера, Лиза Иванова, старая подпольная работница, служила в одном доме в качестве няни, Маня Егорова, с ниточной фабрики Штиглица и ее подруга Клавдия, из той же фабрики (фамилии Клавдии не помню). Это все были подпольные работницы из социал демократических кружков. И еще несколько девушек из фабрики Кирхнера, некоторых знала я только по именам. Это были все уже сознательные работницы. Некоторые из них занимались в политических рабочих кружках и вели сами агитационную работу среди женщин.
В первое время все женские собрания и организацию их приходилось вести мне, но как только наладилось немного дело, то были выбраны в каждом отделе свои председательницы и секретари, которые уже входили в ответственный кружок своего отдела с правом голоса. Велись также протоколы женских собраний. Из этих же председателей и секретарей составилось у нас что-то вроде организационной комиссии, в которой вырабатывались небольшие инструкции для проведения женских собраний. По отделам намечался порядок дня собраний.
Как ни странно, что в одном и том же Обществе были две организации, но так было. Ведь мы не были равноправными членами, женщин по уставу нельзя было выбирать на ответственные должности в Обществе, а это означало: ходи, слушай, но не проявляй себя, будь балластом в Обществе. Вот у нас и обсуждалось на наших женских собраниях, как нам завоевывать в Обществе права гражданства.
Все эти инструкции проводились на общих женских собраниях, и постепенно женщины стали завоевывать себе роложение в Обществе. Стали их прежде всего выбирать распорядительницами на концерты и танцовальные вечера, потом выбирали в хозяйственные комиссии, в библиотечную и лекционную. И как то незаметно женщина вошла в жизнь каждого отдела, стала
просто необходима в Обществе. Стала себя проявлять и выска-зываться на смешанных общих собраниях.
В некоторых комиссиях женщина была незаменимой работницей. Кроме того, она вносила вместе с собою более мягкие нравы. Бывало, кто нибудь из мужчин выругается крепким словцом, а потом оглянется, или ему другие напомнят, что здесь есть девушка или женщина, в другой раз он и постесняется.
И так постепенно у многих рабочих, которые раньше были противниками вхождения женщин в Общество, стали меняться взгляды на нее, стало больше товарищеских отношений, стало больше общих интересов. Больше стало простоты товарищеской. Часто говаривали мне женщины, особенно девушки, что мужчины переменили к ним отношение. «Выходим из фабрики, так у нас иные разговоры, чем раньше были между собой, даже в работе на фабрике стали помогаты. Бывали случаи, что женщине не справиться, что не по силам какое-нибудь дело. Нужно звать подмастерье, а тут товарищ поможет и не будет простоя станков, что очень чувствительно отзывается на заработке.
Ведь все это было так ново и необычно в то время. Это сейчас каждый маленький пионер знает и уясняет свою организацию. Но тогда в те жестокие времена царизма и его министров рабочие не имели даже и представления о какой бы то ни было массовой организации рабочих. Были подпольные организации, но были они гонимы и караемы правительством жестоко, участников арестовывали и отправляли в тюрьму. В партийные подпольные кружки шли самые сознательные рабочие и работницы, а в гапоновские общества широкие массы.
Итак, когда организация женских собраний немного наладилась, то были произведены выборы председателей и секретарей женских собраний. В первом отделе, так назывался Нарвский отдел, бьцга выбрана председателем жена Иноземцева, рабочего Путиловского завода, Елена Петровна, секретарем жена одного рабочего тоже Путилозского завода, фамилии не помню, это была швея, работавшая где-то в мастерской. В Василеостровском отделе председателем была выбрана одна работница—
папиросница с фабрики Лаферм, жена рабочего с Трубочного завода (теперь Нахимсона) Хайко, одного из членов нашего кружка с.-д. большевика, убитого в Туле во время побега из тюрьмы в 1906 году. Секретарем была Паня Усанова. В Коломенском отделе была председателем женских собраний работница папиросной фабрики, не помню, какой, Мария Васильевна Солдатова, жена рабочего с Балтийского завода М. П. Солдатова. Это была уже пожилая женщина сорока лет, была безграмотна, но обладала она неистощимой энергией, у нее были врожденные организаторские способности, быстро все схватывала и также быстро соображала. Была она остроумна и находчива. В отделе все ее любили за ее приветливость и ласку. Когда бы вы ни пришли в Коломенский отдел, М. В. Солдатова уже там, первая она приходила и последняя уходила и всегда каким-нибудь делом занята, то она метет, то скамейки с молодежью расставляет, или в буфете что-нибудь помогает, одним словом без дела минуты не пробудет. Все она знала и во всем была сведуща, что в отделе происходило.
И вот, несмотря на ее безграмотность, М. В. единогласно была выбрана председателем женских собраний. Часто она сетовала и плакалась на свою безграмотность, всегда говаривала:—«сколько бы я сделала пользы на фабрике и в Обществе, если бы я была грамотна». Когда кто-то ей предложил учить ее грамоте, она с рвением начала учиться, и не знаю, выучилась ли она или нет, так как я ее вскоре после 9 января потеряла из виду Она уехала в деревню с мужем, так как муж ее заболел, а потом слышала, что она умерла сама. Секретарем у нее. была жена тоже рабочего Балтийского завода В. А. Андринга, молодая швея, звали ее Екатериной Васильевной. В Рождественском отделе председателем была выбрана работница с ниточной фабрики барона Штиглица, сейчас имени Халтурина, Клавдия, фамилии не помню, так как ее подруги 'звали ее только по имени. Секретарем была Мария Егорова. Обе девушки уже занимались в подпольныа кружках рабочих. Маню Егорову я знала хорошо, так как она
сестра моей приятельницы Анны Гавриловны Болдыревой; с которой мь( организовали в 1891 г. первый политический» подпольный с.-д. кружок из работниц. Сейчас Анна Гавриловна коммунистка, член центрального комитета текстильщиков1 в Москве и была членом Совета Рабочих Депутатов в 1905 г. С Болдыревой мы никогда связи не теряли, так что ее сестру Маню знала я маленькой девочкой, она выросла на, моих глазах. Это была прелестная девушка с очень чуткой, и отзывчивой' душой, была очень предана рабочему делу, несмотря на свою молодость. К сожалению, Маня очень рано, умерла. Если пощадили ее 9-го января царские пули, то все-таки Маня умерла на своем революционном посту. После расстрела царем рабочих, Маня ходила с группой товарищей и подбирала раненых и отправляла в больницу. Этот ужасный расстрел так подействовал на нее, молодую впечатлительную душу, что она не могла придти в себя и целую ночь бродила по улицам Петербурга, все ей казалось, что где-то стон раздается, что не все раненые подобраны. Когда она больна была, так все это рассказывала мне. На третий день после расстрела, нервно потрясенная Маня, заболела, отправили ее в больницу, и через недели две три угасла светлая, молодая жизнь. Все, кто знал Маню, очень жалели ее.
В других отделах тоже были выбраны председателями и секретарями женщины более или менее сознательные. В Выборгском отделе много работала жена Ивана Васильевича Васильева, председателя правления Общества фабрично-заводских рабочих (Ив. Вас. Васильев был убит во время шествия 9 января у Нарвских ворот).
В каждом отделе, как из рабочих, так и работниц выявлялись личности, которые имели влияние на массы. Первое время, конечно, не было и без курьезов на женских собраниях. Мужчины Страшно интересовались послушать, что говорят женщины и как их собрания проходят. И, конечно, любопытствующие всякими правдами и неправдами пробирались на женские заседания. А было: у нас постановление самих женщин, что пока
они не обвыкнут говорить, то ни один мужчина не должен присутствовать на женских заседаниях. Сами женщины говорили: <А то придут послушают, да что-нибудь не лрдно да не складно скажешь, еще на фабрике или на собрании и разбря-кают, так что лучше, если их никого не будет, не будут смущать наши души. Своя сестра работница не осудит, так как и сама такая же разговорщица».
В наше время, особенно молодежи, покажется даже диким такое смущение женщин работниц, но это было 20 лет тому назад.
Большинство женщин приходило после работы. Если и забежит домой, то ей некогда ни переодеться, ни умыться, справит кой-что дома для семьи, да так и побежит на собрание в рабочем костюме, с фабричной пылью на одежде и на лице.
Нужно отметить, что к нам в Общество шли женщины всех возрастов, не исключая и старух. Я приписываю это священнической рясе Гапона и пению молитв при открытии заседаний. Для молодежи, конечно, это не имело значения. Но пение молитв происходило как-то механически, после них сейчас-же начинались разговоры далёко, не религиозные, а наоборот. Когда^ приходилось касаться 'религии и церкви в разговорах с женщинами, то подходить нужно было очень осторожно, никаких высмеиваний нельзя было допустить. Я, да и другие товарищи наши, если касались религиозного вопроса, то старались подобрать яркие факты, но таких специальных беседу нас не было. Если приходилось касаться религии, то только вскользь. Больше было обращено внимания на массовую организацию.
Все члены Общества не могли не отметить, что с выступлением женщины на более активную работу, работа в организации Общества стала принимать более широкие размеры, женщина внесла многое от себя. Работницы вливались в массовом размере в гапоновские Общества, работницы вместе с рабочими 9 го января пошли к царю искать правды. Никогда движение 9-го января 1905 года не было бы так величественно, как оно было. Работницы тогда сыграли огромную роль. Они не отговари
вали мужей и братьев от демонстрации, наоборот, многие из них сами призывали других к участию в ней.
Женщина в шествии не шла позади мужчин. Разве она не становилась в первые ряды бок-о-бок с мужчиной?! Разве мало в тот день полегло и женщин и их детей от царских пуль?
А когда утром 9-го января я обратилась к работницам, с призывом идти вместе с мужчинами искать правды для народа, у царя и тут же пояснила собравшимся, что нас ждет сегодня что-то неизвестное, так как войска везде стоят .р боевом; вооружении. Может быть придется и умереть нам. И мне в ответ весь зал ответил, как один голос, просто и спокойно: «ну Hi умрем все за правду свою». Эти слова, сказанные с таким* спокойствием и простотой, никогда не забуду, до самой смерти: моей. Когда я раздавала нашитые мною повязки с крестами для всех желающих быть сестрами милосердия в’ ночь на? 9-е января, то потянулась масса женских рук ко мне. Каждая женщина и девушка хотели внести свой труд на общее дело.-
А когда я сошла с эстрады, то слышу, кто-то взял меня за руку и остановил. Оглянулась—это была старушка работница. Она и говорит мне: «Дайте, милая, и мне повязочку, может быть и я кому-нибудь помогу. А если умереть придется, так на миру и смерть красна. Я вот 35 лет проработала на фабрике ткачихой, а теперь оглохла. Мой муж и два сына ушли, а мне не велели итти сказали: „сиди дома, а то тебя задавят, если что будет". А я вот не вытерпела, закрыла квартиру и пошла,, Увидала, что вы повязки раздаете, и думаю, дай спрошу и я», К сожалению, у меня повязок не осталось, и я не могла удовлетворить просьбу старушки.
Женские отдельные собрания существовали недолго — от октября 1904 года по .конец декабря. С января 1905 г. начались новые события, которые захватили в свой, водоворот г работницу, вовлекли ее в октябрьскую забастовку 1905 г, заставили ее активно бороться вместе со всем рабочим классов за свое освобождение. 
В. Карелина.

Что видела в Гапоновском обществе.
В конце 1904 года мне муж часто говорил: • «запишемся в собрание, там говорит батюшка, там, когда будешь безработным, будут давать места и пособия». А я ему отвечаю: «ну тебя с твоим собранием, какое тебе там собрание».
И вот раз я была больна, муж ко мне пришел с товарищем с тем же предложением записаться в собрание. Я ему сказала: «ну, запишемся».
Муж мне рассказывал, что женщины там собираются отдельно. И вот пошла я раз на это женское собрание. Туда пришла Вера Марковна Карелина, которая с нами толковала о забастовках, что мы, мол, будем просить у хозяев прибавки, а не прибавят, так мы и забастуем. Она же читала нам книгу, вот эта-то книга на меня как-то особенно подействовала. Я подумала, что эга женщина' не такая, как все, она, мне думалось, что-то знает большое.	<
Потом я еще раз была на собрании, но уже на мужском, где встретила Гапона. На него я смотрела с недоверием, его я почему-то боялась, но он мне нравился как красивый и красноречивый священник.
Наступил 1905-й год, начались забастовки, то на том, то на другом заводе, подошло крещение, открывали 8-й отдел, где Гапон отслужил молебен, было много народу. Наконец решили, что 7-го января забастует Треугольник. А 8-го было сказано на собрании: «пойдем все ко дворцу просить у царя хлеба, нам не вмоготу, тяжело стало жить». Все ждали Гапона. Гапон приехал поздно вечером и говорил так: «Товарищи, завтра все ко дворцу!» Вдруг кто-то из народа закричал: «А что если царь к нам не выйдет». Гапон ответил:—<<Если он к нам не выйдет, то он нам больше не царь».
Настало 9-е января. У Нарвских ворот расстреляли крестный ход, стреляли и в портрет, и в хоругви и в образа. Вот тогда-то расстреляли и мою веру. С тех пор я не верю ни в образа, ни в бога, ни в царя. Я с этого времени поняла, что на земле что-то другое нужно, а не бог и не царь. Закрыты были собрания, многих моих знакомых' арестовали, выслали из Петербурга.
Вскоре открыли завод Треугольник, я пошла на работу.; Многие на меня закричали, что я забастовщица .и мастера стали за мной очень следить; я же ходила на тайные собрания к Вере Карелиной, мне давали прокламации и я их тайнр разбрасывала. Когда их находили, то спрашивали, кто это бросает, а я не поднимая головы работала.
С большой тоской вспоминаю, что я тогда отошла от этого святого дела. У меня была старуха мать и очень трусливый муж, которые говорили, что меня за эти дела посадять в крепость. Как я ненавижу себя, что я отошла от этого святого цела и поздно вошла в РКП (б).
/И. Василискова.

Из дальних лет.
К концу 1904 года у меня был только двухгодичный фабричный стаж. Тяжелая доля была у меня и в деревне, откуда я ушла 14-летней девочкой, и в первые годы скитания прислугой по разным питерским господам. Роскошная жизнь этих господ была для меня первым уроком политграмоты. На этой жизни поняла я классовую рознь.
Я не думала тогда и даже, когда покинула жизнь прислуги, поступив на фабрику (Охтенскую бумагопрядильню), не вполне сознавала, что на царе лежит большая вина за все неустройство нашей жизни. Была я молодая, бойкая; песни любила петь и все бывало про царя пела.
Но уже с 1903 года стала я освобождаться от предрассудков о царской любви к народу.
С этого времени я помню сходки рабочих, ораторов, выступавших на этих сходках и говоривших о 8-часовом рабочем дне, об увеличении заработка^ об уменьшении штрафов. Попадали к нам на бумагопрядильню и листовки. Их подбрасывал кто-то в уборной.
Эти сходки и листовки втягивали меня в борьбу за рабочее дело. К этому времени у нас научились и на маевки ходить.
Помню, как в 1904 году маевка, устроенная в Екатерингоф-ском парке, была разогнана казаками, а к концу этого года Охтенская бумагопрядильня, а с нею и я, видим уже открытый бой с фабрикантом.
Началось это с того момента, как я нашла в нашей мастерской плотно сложенную бумажку, оказавшуюся прокламацией.
Все мы с волнением читали призыв прекратить работы, об‘-явить забастовку. Недолго колебались рабочие — решились.. Остановили машину.
Только об'явили забастовку и вышли на улицу, как нагнали нас казаки, и пошла гулять нагайка по спинам рабочих. Пришлось спасаться—кто как смог. Удирали через забор.
На следующий день на воротах фабрики появилось об'явле-ние, приглашавшее рабочих стать на работу. Кто не явится в указанный срок, тот будет считаться уволенным.
Задумались рабочие. Тяжелая была их доля. Запасов денеж-; ных, конечно, не было. У всех — семьи с малыми ребятами.? Страшно было оставить семью без куска хлеба. Большинство заколебалось. Попробовала я поддержать настроение, заговорила о необходимости продлить стачку, чтоб заставить хозяина! исполнить наши требования, но ничего из этого не вышло. Забастовка пошла на убыль, а я чуть не поплатилась за свое выступление. Одна из работниц донесла на меня хозяину, и тот, призвав меня к себе, грозил расчетом. С тех пор я стала" осторожнее.
Но вот настал 1905 год с проповедью Гапона искать у царя помощи и защиты от акул-фабрикантов. Как-то сразу овладела рабочими та мысль, что царь защитит, царь поможет. Не слушали они тех, кто утверждал, что не будет толку из этой затеи, и тучей темной двинулись к царю.
9-е января поразило всех. Убедились они, что не в обычае у царя жалеть рабочих. Не пожалел он не только взрослых, но ; и детей, с которыми пошли рабочие ко дворцу.
Не пожалел... Трупами усеял «милостивый царь» путь рабочих. Много их погибло. Многих подобрала я сама с земли, отпра-t вляя кого в больницу, кого—домой.
Сама я вернулась домой на третий день. Мужа дома еще; не было. Свекровь гонит: «ступай туда—где шаталась». Старшая моя девочка понимала уже, что происходит, прижалась; она ко мне, заплакала.
Забрала я всех четверых своих ребят, ушла из дома, решив не возвращаться в него, но на улице встретила мужа, которому у дворца прострелили руку и бок; он убедил меня вернуться.
«Не миновать мне „Крестов", Даша,—сказал он,—так ты себя побереги». И вправду, в ту же ночь взяли мужа, продержали в тюрьме три недели, На завод его, конечно, не приняли, а вскоре и меня с фабрики выгнали.
Долго мы оба не могли устроиться прочно с заработком, и кончилась эТо передряга тем, что меня выслали из Питера в Полтавскую губернию, где я прожила полтора года, занимаясь полевыми работами.
Горько мне было думать о далеких детях, оставленных со свекровью, о былой моей жизни в Питере.
Но я не унывала. Придет мой час, вернусь я опять к жизни, к борьбе за рабочее дело, — говорила я себе, стараясь заглушить тоску работой и песней.
Через V/, года я, действительно, вернулась из Полтавской губернии, попросту убежала оттуда со своим девичьим паспортом.
Работница Анисимова.

В 1905 году.
Много приходится напрягать память, чтобы вспомнить те далекие, кошмарные, ужасные годы. Многое, как будто позабыто, но, если начнешь вспоминать, напрягая память, то понемногу начинают выплывать картины прошлого.
Сама в это время я не работала на фабрике, были дети маленькие у меня. Жила я с мужем, с партийной работой мало была знакома. Знала только, как тяжело приходится жить рабочему, а особенно работнице.
Был у меня брат. Он работал на заводе, и от него, я многое узнала,v как живут работницы. Особенно было тяжело молодым девушкам и молодым женщинам. К ним приставали мастера с пошлостями и, если они не шли на уступки, то их без всякой причины увольняли.
Брат и о себе рассказывал. Работал он на Путиловском, потом на . Балтийском заводе и еще не помню где. Он мне рассказывал, что его увольняли за то, что он восстанавливал рабочих против хозяев и властей. Иногда приходил он очень взволнованным и возмущенным поступками мастеров. Они позволяли себе даже бить работниц. Был еще такой ужасный случай: мастер изнасиловал молодую работницу, и она тут же на фабрике отравилась. Рабочие и работницы хотели ее провожать до могилы, но их предупредили: «кто не придет в этот день на работу, будет уволен». Все-таки некоторые пошли, в том числе был и брат. На другой день все они были уволены. Брат, рассказывал, что на кладбище дежурили городовые. Вскоре он опять поступил^ куда-то на работу.
Раз пришел он ко мне и стал рассказывать, что скоро будет забастовка, что рабочие больше не в силах терпеть, что все
пойдут к царю просить, чтобы он облегчил им участь и что пойдут с крестным ходом. При этом добавил, что из этого ничего не выйдет, не так надо бороться, надо царя долой. Но есть рабочие и особенно работницы, которые твердо верят, что без бога и царя жить нельзя. Тогда, многие рабочие и работницы думали, что царь их услышит и не позволит фабрикантам их обижать. И если ничего не выйдет, то тогда все увидят, что царь не заботится о тех, кто всю жизнь работает.
На другое утро я подговорила еще двух женщин идти вместе с рабочими к царю. Я, как и брат мой, в душе сильно ненавидела царя и всех его прихлебателей. Мне хотелось своим присутствием выразить свое неудовольствие и протест, хотелось увидеть, что будет. Мы присоединились к рабочим. Я испытывала радость и даже гордость: пусть царь и его генералы видят, что чаша терпения переполнилась. Шли по Невскому, шли и дети и женщины. Было тихо. Вдруг вдали послышались выстрелы. Никто не мог сообразить, Откуда и зачем стреляют. У многих стало на душе жутко, чего-то страшного ожидали. И как было не ждать, когда мы сами своими глазами видели, как с вечера к нам во двор нагнали - казаков. Они ночевали во дворе и во многих дворах та'к( было. Дворникам был дан приказ ворота и подъезды запирать и чужих никого не пропускать. Мы шли по Невскому. Нас охватило какое-то особое воодушевление. Работницы говорили: «Жить стало не вмо-готу, лучше умереть; если мы не добьёмся лучшего, то, может быть, наши дети получат что-нибудь. Не может быть, чтобы наш царь-батюшка не услышал нас, соколик-не знает сам, как нам живется, мы ему все расскажем, его наверно обманывают, теперь он все узнает, мы идем ведь мирно с крестным ходом и дети с нами».—«А зачем казаков нагнали? Зачем ворота поза-пирали?»—спросила я.—«Наверно для порядку!»—ответили мне. Вдруг выстрелы, крик, беготня, кричат: —• «Спасайтесь, в нас стреляют!»
Мы. не успели дойти до Большой Конюшенной, как поднялась паника: дети кричали, каждый думал о себе, куда бы спа-

стись. Ворота и под'езды все были заперты наглухо^ Стали стучаться, но никто не открывал, образовалась давка. Кто
Участницы революцииЛ905 г.—т. Матвеева (фабр. „Советская' Звезда“)] и т. Соловьева (2-я табачная фабрика).
падал, тот уже подняться не мог, его топтали сотни ног. В это время налетели казаки, и ну стегать нагайкой по чему попало

а размахивать шашками направо и налево. Люди бросались во асе стороны. Меня так прижали к стене, что думала сейчас задохнусь, дышать нельзя было. Вдруг на нас налетели казаки. Мне также попало по спине, в глазах потемнело, я почти что лишилась чувств. Вдруг толпа прорвалась, и бросились все бежать по Конюшенной. Соседки уже меня тащили с собою, ноги у меня подкашивались, но толпа неслась с быстротой* <аждый думал о себе, ища спасения. Сзади нас раздавались зыстрелы, кому попадала пуля, тот падал, некому было пода-зать ему помощь. Толпа все редела. Мы благополучно, с большим трудом, добрались до дому.
Долго у меня в ушах стояли крики, и стоны, ужас смерти в глазах, особенно крик детей, выстрелы и брань,—кричали мужчины: «так-то нас встретил царь-батюшка!»
Пришел брат и говорит: «я как думал, так и вышло». Теперь у нас убедились почти все рабочие, что царь не без вины, также многие женщины теперь иначе думают и говорят: «будем бороться, но уже без попов». Брат стал носить мне брошюрки и прокламации, просил у меня их прятать. Жене своей он не доверял. Она называла его лентяем за то, что он бастовал вместе с другими. С жадностью стала я читать нелегальную литературу.
К осени забастовки начались, шли слухи, что будет всеобщая забастовка, и многие стали запасаться продуктами, говорили, что лавки закроют.
В эти дни пришлось мне пойти на почту купить почтовую марку. Марку мне дали завернутую в бумажку, на которой было напечатано: «Товарищи, соединяйтесь с рабочими, поддержите их в борьбе против правительства и его жестокости».
На телеграфе тогда служило много женщин, жалованье они получали маленькое. Уже тогда жены служащих должны были служить. Почта и телеграф были самые бедные государственные учреждения. В 1905 году принимали большое участие в забастовке женщины почтопо-телеграфные служащие.
Настал день великой всеобщей забастовки. Все замерло, Погасло электричество, не хватало воды, ходили на Неву с ведрами. Торговля прекратилась. Люди бегали, каждый запа-сался, кто чем мог. Вся жизнь остановилась. Особенно на полотне железной дороги стало жутко, тихо, поезда не идут, на вокзалах стало мертво, только охранники стояли.
Сколько времени так было—уже не помню, пока не вышел злосчастный манифест. На улицах везде был расклеен, стали читать его. Собирался кучками народ. Одни волнуются, другие радуются: «теперь будем свободно жить, царь дал свободу народу, будем решать свои дела, крестьяне получат землю; рабочих не будут угнетать!». На лицах была радость. Некото* рые говорили: «добились своего, но надолго ли?!»
Забастовка прекратилась, жизнь пошла с новой силой, на душе было радостно, многое забыто старое, но 9-е января нельзя было забыть рабочим. Брат говорил: «посмотрим, какую милость нам даст царь?!» Первое время после забастовки печа? тали разные каррикатуры на правителей и царя,—эта была свободная печать. Но вскоре свобода понемногу стала уменьшаться. Опять начались аресты, начали искать, кто зачинщик забастовки, кто более всех был революционно настроен, при-» ходили и брали от станка рабочего и увозили в тюрьму.
После 1905 года нужда заставила меня наняться в прислуги; Житье прислуги в то время было действительно тяжелое. Работали они с 6 часов утра до 12 час. вечера и позднее без пере< рыва, свободный день был один в месяц. Поступила я к детям; в 7 часов начинался мой рабочий день. Пока дети спали, нужно было чинить, штопать белье, день с детьми, а вечером опятк нужно было шить до 10 час. вечера. Хозяева так и следили; чтоб для себя прислуга ничего не’делала, так что для себя можно было только ночью работать. И то иная хозяйка гово-! рила: «не жгите много керосина». Прислуга была всецела в кабале у своих хозяев. Много приходилось терпеть от хозяек грубости, а от хозяина пошлости. Кормили всякой дрянью, об‘едками от стола, защиты прислуга не имела никакой^ охраны
тогда для нее не существовало, не было сткарахссы. Если случалось заболеть на службе, то прислугу отправляли в больницу и от места отказывали. По выходе из больницы у нее часто не было ни денег, ни угла.
Особенно очень тяжело было жить девочкам, которых отдавали в мастерские в ученье и хозяйки их били, и все заставляли делать, даже непосильные работы. Когда начинали работать в мастерской, то до 9 часов вечера должны были сидеть не разгибая спины за работой, мастерицы даже били учениц по щекам. Кормили плохо, и эта мука "продолжалась пять лет. В продолжение этих 5 лет ученица была полной собственностью хозяйки, которая могла ею распоряжаться, как заблагорассудится. Сиротам бывало в таких случаях гораздо тяжелее. Да и отец и мать тоже боялись заступиться за своих детей. В таких случаях хозяева им говаривали: «берите обратно, вас—голытьбы найдется много!» Оставалось молчать, и детей уговаривали терпеть и молчать. Жизнь девочек была особенно тяжела. У хозяек были мужья, которые часто любили таких девочек и приставали к ним. Девочки терпели, боялись говорить хозяйке, а та, если случайно узнавала, то жизнь девочки становилась ужасной. Она ее била, называя разными скверными словами. В таких тяжких условиях росли девочки в ученьи в мастерских. Более красивых иная хозяйка выделяла, потом умышленно толкала на разврат и продавала какому-нибудь старику.
Вот мои воспоминания о том далеком, кошмарном времени. И не думала я тогда, что когда-нибудь мы будем освобождены от ига капитала. Теперь я работаю на фабрике. «Советская Звезда» и состою кандидатом в партию. Посещаю кружки, учусь, сколько ума ^хватает, хочу сколько-нибудь наверстать потерянное время. Вот с религией долго не могла покончить боролась, думала, как без религии буду жить. Теперь я поняла, что религия была способом и средством больше угнетать народ и держать его в кабале. Я стала посещать антирелигиозные кружки, и многое и многое узнала. Я твердо покончила с рели-

гией, сбросила с себя старый багаж, и с свободным чувствощ могу войти в РКП.
Я теперь счастлива, когда иду в рядах рабочих и над нами развевается красное трудовое знамя. Буду трудиться, пока хва. тит силы. Вот подрастет наша смена, со спокойной совестью уйду на покой.
Анна Матвеева,—
работница фабрики «Советская Звезда».

Мои воспоминания о 9 Января.
В 1905 году я жила на Васильевском Острове на 5-й линии прислугой у одних англичан. Было это накануне 9 января. Послали меня, как прислугу, с письмом в Английское посольство. По дороге я встретила знакомых с завода Бекмана. Один из них сказал мне: «Зирах, идем завтра с народом к царю!»
Я пришла к заводу к 9 часам утра. Мы вышли с твердой душой и радостным настроением. Прошли всю Офицерскую улицу и вышли на Вознесенский проспект. Здесь нас окружили конные городовые, и мы разделились на три группы, снова собрались на Малой Морской й пошли ко дворцу.
Один из товарищей нам сказал, что государь выйдет к народу. Мы заторопились, чтобы скорей попасть ко дворцу. Когда пришли, то было уже 10 часов и на площади уже яблоку негде было упасть, а в Александровском саду на деревьях сидели, как мухи, дети. На площади было тихо. Все ждали, когда выйдет государь на балкон. К нашему великому ужасу, вместо появления государя, послышались выстрелы. Первый залп был пущен в народ, а второй залп был пущен в детей, которые, как листья с деревьев, попадали. Душу раздирающие крики слышались со всех сторон.
Большое смятение, последовало за этим. Народ бежал, кто в Александровский сад, кто к Певческому мосту. С одной стороны слышались стоны и залпы орудий, а с другой нас встретили казаки. И от одного удара казацкой плетки перерезало на спине мой новой жакет и я, не помня себя, бросилась через барьер и спряталась под Певческий мост. Мы просидели не
помню сколько времени и когда выбрались на Конюшенную, то было уже темно. Я побежала домой, а там еще были боевые схватки. У меня и сейчас на старом пальто осталась метка от казацкой плети.
Слава погибшим борцам за рабочее дело!
/И. Зирах,—
работница ф-ки им. К. Н. Самойловой.

На тюлевой фабрике.
В 1905 г. на Тюлевой фабрике мы узнали о забастовке, когда на дворе фабрики уже толпились городовые, конные и пешие. Очень тихо проходили мы мимо полиции и друг другу говорили: «Непременно где - нибудь по близости забастовка!» Наши хозяева были очень щедры для полиции, всегда угощали завтраком, т.-е. давали колбасу, ч'ай и водку.
В то время начинались стачки на многих фабриках и заводах в знак сочувствия к забастовавшим путиловцам, а мы все еще ходили на работу под охраной полиции. Прошел слух, что нашу фабрику причислили уже к черной сотне.
Мы все заволновались. Вскоре и мы пошли по другой дороге.
Начальство очень скоро пронюхало, кто из нас ведет агитацию за забастовку. Рассчитали их, адреса дали полиции— и у себя на квартире они были арестованы? Когда мы спросили, за что арестовали наших товарищей, на это последовал ответ: «Они—подлецы, а вы, как бараны, сами не знаете, за кого просите!»
Я тоже стала просить. Управляющий ответил: «Вы просите сами не знаете за кого, я вам дам расчет». Он нам еще сказал: «Они идут не по той дороге, они—против императора».
После этого мы как-то притихли, но все же хотелось присоединиться к соседней фабрике Бека. Наконец рабочие пришли, взломали ворота, ворвались в отделение и сняли нас с работы. У нас администрация вывесила об'явление, что все получают расчет, кто не выйдет на работу, и нам пришлось опять ходить на работу под охраной полиции.
9-го Января мы пошли к батюшке-царю за милостью, но были очень осторожны, просили всех, чтобы никто не брал
с собою даже перочинного ножа. Знали, что с Путиловского завода пойдут ко дворцу с хоругвями и портретом царя с просьбой о милости, чтобы нам легче было жить и чтобы хозяева фабрики нас не притесняли. Наш земной бог встретил нас очень милостиво, так что из наших и половины не вернулось,—он встретил нас выстрелами. Мы этого не ожидали, стреляли в нас и в царский портрет. Когда на работу стали, то не досчитывались своих товарищей. Пошли по больницам и нашли изуродованные трупы. Узнавали только по. признакам и по платью.
Вот с этих - то пор мы и узнали доброту нашего царя-батюшки, как он любит свой народ. Тут-то мы стали готовиться к новой жизни, так как видели, что ждать милости не от кого, а надо пробивать дорогу к свободе самим, не рассчитывая ни на кого.
Ано хина,—
работница фабрики им. К. Н. Самойловой.

Домашняя работница в 1905 году.
Революционные события 1905 года, захватившие в свой круговорот фабрично-заводские рабочие массы, не прошли мимо и домашних—работниц прислуг. Это и понятно, так как условия жизни и работы домработниц во время царизма были невыносимо тяжелыми.
Хотя и всем работникам было жить тяжело, но жизнь прислуг была тяжелее, чем жизнь многих других. «Господа» платили жалкие гроши, а требовали, чтобы им всю душу отдавали. Редко, редко удавалось вырваться со двора и этого выпрашивали, как милости. Работали, как вол, с утра до ночи жарились у плиты. А если выдавалась минутка свободная, так хозяева норовили опять какую-нибудь работу сунуть: «постирай или помой». Одним словом, ни минуты не приходилось жить самой по себе, а вечно, как крепостная рабыня, в полном распоряжении господ всю жизнь. Прислуг за людей не считали, не стесняясь ругали всячески. Комнату свою редко где прислуга имела—многим приходилось жить в душных кухнях или, еще хуже—спать где - нибудь в проходном коридоре, в сыром грязном углу. Бывало, что и голодом морили, а уж хорошую пищу редко где можно было получить. Больную прислугу старались вывшырнуть вон, как собаку. Ничего, кроме болезней нельзя было нажить, а на старости лет она оставалась в бедности, в нищете, без приюта, без пристанища. И везде то их притесняли, все ими распоряжались. Они не могли жить по-человечески, поучиться, почитать, поговорить с людьми.
Одна старая домработница т.Двенкина рассказывает:
Тяжелое было время в нашей жизни. Издевательствам не было конца. Наше достоинство, как человека, всячески унижалось,
окружающей нас средой. Нас считали за каких-то животных, которые должны были все 24 часа в сутки отдавать свои силы и свой труд на угождение и исполнение всех прихотей и желаний своих хозяев. Проклинали мы весь этот строй, который одним дает все, а другим ничего. Великий гнев затаили мы в своих сердцах к нашим угнетателям. Во что бы то ни стало мы хотели отомстить».
Эти женщины, работая 24 часа в сутки, на протяжении сотен лет не видели просвета, и лишь 1905 год немного, но не надолго, рассеял их мрачную жизнь.
В этот революционный 1905 год домработница могла свободно перевести дыхание. Она воспряла духом и заговорила голосом труженика, порвавшего цепи рабства.
Наконец и самая бесправная часть тружеников—домашняя женская прислуга—решила организоваться в союз. Вначале решили было обратиться с просьбой улучшения своей жизни к начальству, но потом передумали, решив, что свои силы, как бы слабы они ни были, все же надежнее, чем барская помощь. Выборные от прислуг, собравшись, наметили, что им надо требовать: во-первых, вежливого обращения «господ»; во-вторых,—установления обязательных и сверхурочных часов труда (с 7 час. утра до 10 часов вечера, а после этого работа должна оплачиваться по часам); в-третьих, требовать праздничного отдыха не менее двух раз в месяц; в-четвертых, требовать помещения, отдельного от кухни; в-пятых, улучшения пищи.
Такие же требования были разработаны на «митинге женской прислуги», который состоялся в 1905 году в дворницкой одного из домов центральной улицы Петербурга. Невелик, невидимому, был этот митинг, но и то хорошо было, что хоть и малая часть прислуг, проснулась.
Требования женской прислуги были очень скромны и большей частью экономические, но лиха беда—начало.
22-го декабря было назначено организационное собрание кухарок, работавших на Петербургской стороне. Собрание
должно было быть на частной квартире для выработки требований и пред‘явления их хозяевам. Внезапно на эту квартиру явился околоточный надзиратель в сопровождении десятка городовых и, по распоряжению градоначальника, велел разойтись. После минутного совещания присутствовавшие, со словами: «антихристы, анафемы и фараоны»' по адресу полицейских, отправились в баню. Уплатили по 10 коп. с человека за вход. Находчивые прислуги «без разрешения градоначальника» устроили в бане собрание. Разработали свои требования и решили их пред‘явить накануне Рождества, а в случае неудовлетворения требований, постановили забастовать на Рождество.
Пристав, узнав и об этом собрании, послал опять городовых для того, чтобы очистить баню. Но увы! Было уже поздно. Прислуги вымылись и разошлись.
Вести о собрании прислуг и разрабатываемых требованиях быстро облетели весь город. А особенно нашумело учредительное собрание Союза прислуг, состоявшееся 7-го декабря 1905 года, на котором присутствовало около 500 человек. По воспоминаниям некоторых старых домработниц это собрание было в Соляном Городке.
Организовались группы наиболее, активных домработниц, которые обходили дома и . звали, остальных домработниц на собрания и митинги.
, В некоторых домах домработницы встречали своих агитаторов с радостными лицами, поняв, что-и они такие же работницы, как и их товарищи-работницы фабрик и заводов, что и для них «рабов» настало время улучщить свою жизнь вместе со всем рабочим классом.
Были случаи, когда совсем неграмотные работницы, умственно притупленные раскаленной плитой, вонючими пеленками, грязным бельем и всем прочим—не уясняли достаточно того революционного времени, какое переживал рабочий класс в 1905 году. Приходилось плачущих работниц вытаскивать из ванных, уборных, чердаков, подвалов и подобных мест, куда их прятали
«добрые» хозяева для спасения от «буянов», призывавших на собрание.
«Господа» настолько ретиво охраняли своих прислуг, что приходивших агитаторш ругали «на чем свет стоит» и, больше того, некоторых из этих агитаторов обливали помоями и это проделывали культурные «господа». Такой случай был на Песках.
Домашние работницы, хотя и не были хорошо организационно спаянными, тем не менее разрабатываемые ими требования не оставались лишь на бумаге. Требования пред‘являлись хозяевам. И, конечно, не обошлось без забастовок.
18-го ноября была забастовка прислуг на Петербургской стороне. Местами прислуги бастовали и в 20-х числах ноября.
Их энергию и настойчивость подкрепляли сведения из разных городов России о начавшемся там движении домработниц. Так, например, стало известно, что в г.г. Тифлисе, Нижнем Новгороде, Москве, Ростове-на-Дону и друг., домработницы после нескольких собраний организованным порядком разработали свои экономические требования и уже пред‘явили их хозяевам.
27-го февраля. 1905 года в г. Киеве домработницы устроили большую демонстрацию, против которой были выпущены казачьи сотни под командой хищников-эсаулов. В том же Киеве в знак солидарности с бастовавшими железнодорожниками—домработницы тоже об’явили забастовку.
Нельзя сказать, что движение домработниц в 1905 г. было большим, однако, несомненно одно, что 1905 год не прошел для них бесследно. В этом году более активная, передовая часть домработниц, наравне со всем рабочим классом, полу-ила первое боевое революционное крещение.
П. Лаптева.

У царского дворца.
Накануне нам было об‘явлено всем итти с крестным ходом на поклон к царю-батюшке. Я пошла с подмастерьем картонного отделения нашей фабрики Михаилом (фамилии его я не помню). Вышли мы на Невский, встретились с крестным ходом на Большой Садовой и двинулись с йим до Александровского сада. Дойдя до Зимнего дворца, открыли митинг, нас предупредили, что если выкинут белый флаг, то наше дело проиграно. Но мы не дождались никакого флага. Раздался крик: «Царя-батюшку»!... В это время толпе был дан приказ: «расходись». Три раза мы слышали этот возглас. Затем раздались холостые выстрелы. Но народ настойчиво требовал царя. После этого начался настоящий кошмар, расстреливали рабочих, топтали лошадьми, и мне попало нагайкой, но я не в силах описать, как я выбралась из этой толпы, я- была все равно как без памяти.
Когда мне удалось протискаться к Александровскому саду, то там я увидела груды убитых и раненых. Я пришла после этого на Вознесенский проспект к своей матери. Мать моя жила у генерала кухаркой. Хозяин ее, Левицкий-Роган,- когда я пришла туда, сказал мне: „как ты прошла сюда? И ты наверно была вместе с рабочими? Разве ты не слышала, что все клопы вылезли из своих щелей... и пошли к государю просить милости? Мы их всех передушим и пикнуть не дадим".
Часа через два после этого явился домой его сын студент, весь окровавленный, с отсеченным ухом и сказал отцу: «что вы делаете!.. Ведь вы расстреляли рабочих?..» Отец на это ответил: „Я тебе говорил, Андрей, что мы не дадим им пикнуть". И в эту же ночь он предал сына в руки полиции.,.
На другой день, когда мы собрались на работе, всех охватило чувство растерянности и какой то безотрадности. Товарищи по выступлению говорили: «к кому же теперь обратиться, когда помазанник божий встретил нас свинцовыми пулями»...
О. Гольдина,—
работница фабрики имени Халтурина в Ленинграде.
ИСКАЛИ ДОЧЬ.
Печаль в груди была остра, Безумна ночь,—
И мы блуждали до утра, Искали дочь.
Нам запомнилась навеки Жутких улиц тишина, Хрупкий снег, немые реки, Дым костров, штыки, луна. Чернели тени на огне
Ночных костров.
Звучали в мертвой тишине Шаги врагов.
Там, где били и рубили У застав и у палат, Что-то чутко сторожили Цепи хмурые солдат.
Всю ночь мерещилась нам дочь Еще жива,
И нам нашептывала ночь Ее слова.
По участкам, по больницам (Где пускали, где и нет) Мы склоняли к многим лицам Тусклых свеч неровный свет.
ч Бросали груды страшных тел
В подвал сырой.
Туда пустить нас не хотел . Городовой.
Скорби пламенной язык ли,
Деньги ль дверь открыли нам, Рано утром мы проникли В тьму, к поверженным телами Ступеньки скользкие вели
В сырую мглу, , Под грудой тел мы дочь нашли
Там, на полу!
Фед, CoAotyO.
Петербургская работница.
.4
’
Из воспоминаний.
Когда пришел великий 1905 год, я была в партийном смысле человеком вполне сознательным. Мое участие в партийной работе началось значительно раньше, еще с 1900 г. Посещала кружки и жадно вбирала в себя пролетарское учение, слу-шая пропагандистов в Нарвско-Петергофском районе. После долгих лет тяжелого гнета, беспросветной жизни и работы на резиновой мануфактуре «Треугольник», я услышала новое учение, которое осветило всю мою жизнь и толкнуло на борьбу за наше кровное рабочее дело. Я поняла, откуда берутся дворцы, за чей счет растут фабрики и заводы,— и бары и капиталисты с тех пор стали моими злейшими врагами. Борьба с ними и
Васса Виноградова.	злоба против них охватили
меня с огромной силой.
Не думая об обеде, во время обеденного перерыва я убегала из своего рогового отделения в калошное, чтобы вести агитацию среди работниц. Трудное это было дело. Работницы в массе были очень темны и забиты. Стоило мне только начать рассказ, как нас угнетают фабриканты, так со всех сторон неслись крики:
— Хозяев не тронь, они нас кормят!..
А другая продолжает:
— Коли не нравится тебе работа, ищи другого места, а нас не смущай...
И только редко-редко, бывало, услышишь от какой-нибудь одной работницы:
— А все-таки занятно, что она говорит: давайте послушаем, пока не пришла мастерица с обеда!..
Постепенно я научилась, как надо подходить к темной работнице, и меня стали охотно слушать и даже просили:
— Будешь свободна, еще приходи с нами побеседовать.
А я в ответ:
— А вы мастерице и мастеру не скажете про меня?
— Что ты! Мы уж будем стараться, чтобы мастерица не видала.
Но вот наступил и 1905 год. Первая забастовка была на Пути-ловском заводе. Поднимался вопрос о том, чтобы ее поддержать.
И что же вы думаете! Прибегает кб мне калошница и говорит:
— Сейчас приходи в нашу уборную, там тебя ждут наши.
Скорей, скорей!..	J
Я догадалась, в чем дело, и помчалась.;. Вижу в вонючей уборной группку работниц... По их лицам видно, что они очень хотели поскорее узнать, что на Путиловском заводе, и в то же самое время боятся своего решительного шага.
— Говори скорей, не нагорело бы нам от мастерицы!
От всей души рассказала им все, что сама знала. И удивилась потом, когда услышала от них:
— Да, надо поддержать путиловских, только всем заводом!.
В каком восторге бежала я обратно в свою мастерскую, так радостно, радостно было у меня на душе, а в голове мелькало: «Ну, Васса, тут и твоего меду есть!» И как будто крылья выросли у меня за плечами. Я так осмелела, что пошла и в другую мастерскую.
Только в двери—и налетаю на техника.

______ Ты что здесь шляешься, иль дела у тебя нету? Скажи сама своему мастеру, что я велел постааить тебе 50 к. штрафу. Смотри! вечером приду проверять.
«Ладно!» —думаю себе... И побежала поскорее в третью мастерскую на мячики. Проскользнула удачно. Здесь работала более молодая публика. Подбежала к одной знакомой и шепчу ей на ухо:
— Слыхали, что на Путиловском забастовали?
— Слыхать-слыхали, да не знаем, в чем дело. Как, Васса, раз‘яснишь.
— А какое у вас настроение?
— Разное... Одни говорят побастуют путиловцы, жрать захотят и опять станут на работу. А другие говорят: может, их забастовка и правильная...
Все рассказала ей, что сама знала, и просила, чтобы она передала другим, только на меня не указывала бы.
Через несколько дней фабрика забастовала...
* * *
Особенно памятно мне 8 января 1905 года. На углу Дровяного и Обводного, в доме Смирнова было огромное собрание. Здесь помещался отдел Гапоновского Общества. Большое зало рядом с чайнушкой было битком набито. На эстраду выходили и говорили речи рабочие, а за ними и работницы... Возбуждение было необыкновенное. Работницы с Бумагопрядильни Калин-кина увидели меня и закричали что есть мочи:
— Васса! Иди сюда, давно тебя ждем!.. Ты что-ж молчишь!.. Одно слово: «Долой всех хозяев, а сами на их место!»
Так просто и наивно представляла себе тогда работница коренной переворот в нашей жизни, которого мы достигли путем 12-летней упорной борьбы.
Утром 9 января все рабочие и работницы нашего района были на улице... А с 6 часов утра войсками, конной и пешей полицией были заняты и улицы и переулки... Проход в город
был отрезан. Наши работницы, многие забрав детей, были на улице. Мужчины им кричали:
— Вы, бабы, куда лезете!
— И мы с вами пойдем: умирать, так вместе. И они бодро шли вперед и дошли бы до Дворцовой площади, если бы не расстрел у Нарвских ворот.
И хотелось броситься вперед и руками своими задержать их. Многим я говорила:
— Зачем вы идете? Плачет по вас казачья нагайка... А дети-шек-то зачем взяли...
Но что были мои слова перед той толпой, которая вела всех ко дворцу, перед надеждой на царя. И думалось мне, мало мы работали, плохо мы работали, мы не успели охватить широкие массы рабочих и работниц, и вот они послушали попа и он ведет их, а не мы.
* * ®
*
После 9-го января настроение сразу переменилось.., Чего только не наслушалась я за это время, чего не навидалась...
Рабочие и работницы срывали со стен царские портреты, рвали их и топтали ногами. Жены говорили:
— Не ломай только рамки, может, для другой хорошей картины пригодится!
Нашелся один, который сказал:
— Расстреляли ведь портрет царский!
А другая молодая девушка Ульяша в ответ:
— Это что портрет—бумага... Вот его самого если-б расстреляли! К нему шли мирно, а он дал приказ стрелять, разбойник!..
Я вмешалась в разговор:
— Я вам говорила, что ловушка, вы—не послушались!..
Васса BuHoipadoea.

9-е Января.
С детства я знала рабочую среду, так как родилась и выросла в этой среде и с замужеством не ушла из нее.* В детстве видела только нужду и горе рабочего класса; в замужестве— те же переживания, только острее воспринимаемые, обогатились другими переживания борьбы, какую вел рабочий класс с капиталистами.
О выступлении рабочих 9-го января в 1905 году знала и я, что рабочие хотят итти со своими семьями, хотят итти с хоругвями, с пением божественных песен, и я решила итти с ними. Вера в бога, в церковь, в помазанника божия, царя-батюшку, была сильна в ту пору у рабочих. Все верили, что царь поможет.
Как сейчас помню морозное красивое утро 9-го января. Я с нетерпением ждала возможности уйти из дому, чтобы вместе с рабочей массой узнать решение царя. Я шла не с колонной рабочих, а в одиночку пробиралась с Васильевского Острова к Зимнему дворцу. Во весь свой путь наблюдала, как полиция прилагала все усилия, чтобы задержать идущих группами и даже одиночек.
С большим трудом добралась я до угла Гороховой и Адмиралтейской набережной. Тут уж была масса народу. Дальше итти было невозможно, наряды полиции не пускали.
Мы стояли спокойно. Настроение у всех было даже радостное, веселое, праздничное. О том, что происходит впереди, узнавали не сразу, так как стоящим далеко в задних рядах и не слышно и не видно было, что делается в передних рядах.
Вдруг проносится слух — «стрелять будут». Но этому никто не поверил. Все верили, что стрелять в людей, пришедших с иконами, не могут, а с оружием, мы знали, никто не пришел.
Прошел момент. В рядах, стоящих впереди, почувствовалось волнение. Не успели мы дать себе отчет, что случилось, как раздался залп. Из тысячи грудей вылетает стон и кругом, как подкошенная трава, повалился народ. Чистый, белый снег оросился кровью рабочих. За первым выстрелом раздался второй, а затем казаки врезались в толпу, стегая нагайкой людей и топча копытами лошадей.
Стоять нельзя было. Надо было стрелой лететь, стараясь поскорей попасть на лед Невы. Но не так-то легко было это сделать. Бежавшие, убегая от одних палачей, натыкались на новые отряды казаков и полиции.
На 6-й линии, куда я попала, наконец, с' массой других я опять была свидетельницей ужасной картины. Казаки, загнав массу народа в Андреевскую церковь, потешались над толпой. Хлестали нагайками, лилась кровь, неслись крики боли и ругательства по адресу палачей. И все это под сенью церкви— точно она приняла под свое покровительство царских опричников.	>
Наконец, все же, карабкаясь, толкая друг друга, народ стал вырываться из этого ада. Не знаю уж, каким образом волна народная понесла меня вперед к Среднему по 5-й и 4-й линиям.
У Среднего — настоящий фронт: выстрелы из винтовок, пороховой дым и масса людей. Народ стеной шел или стоял.
У меня совершенно не было чувства страха. Мне было безразлично—убьют меня или нет.
Подвигаясь с толпой в таком направлении, в каком возможно было, я опять очутилась правее 4-й линии. В конце концов нас оттеснили по Среднему почти к 1-й линии. Тут стало значительно свободнее, выстрелы доносились издалека. Здесь в первый раз сознание заработало яснее, реально почувствовала, что я жива, и как-то странно даже стало—почему жива. Какими судьбами?
Было, уже темно, когда я, совсем разбитая, едва способная итти, пробиралась с другими по улицам. Вдруг слышу стон. Иду на звук. С трудом различаю (уличные фонари не горели) лежащего на снегу человека. Одновременно со мной подошел какой-то рабочий. Вместе мы стали подымать лежащего, но через минуту это оказалось ненужным—с проклятием на устах незнакомец скончался.
Эта встреча с умирающим была последним впечатлением кровавого дня, разбившего у рабочего люда его вековую веру в бога земного, заменившего веру в царя другой верой—в силу и мощь рабочего класса, который понял в этот день, что не милости просить он должен, а с оружием в руках требовать своих прав не только от капиталистов, но и от правительства, возглавляемого царем.
9-го января 1905 г. рабочие Питера, а с ними и всей России получили боевое крещение для вступления на путь рево-ционнрй борьбы за права пролетариата всего мира.
Д. Т. Томасова.

Из пережитого.
В 1905 г. я работала на фабрике Максвеля, где’было всего около 2.500 рабочих, из них большинство работниц.
Положение работниц было очень тяжелое. Охраны труда почти никакой не было. Охраны материнства и младенчества тоже не было. Кормящим матерям была отведена проходная, грязная комната, куда два раза в день приносили грудных детей для кормления. На кормление давалось только 15 минут. Отношение мастеров к работницам было очень грубое. Часто толкали их и бросали в них ключами. Когда, бывало, заходила в комнату к мастеру беременная работница: с просьбой разрешить ей уйти домой, так как ей пора родитЬ, то мастер грубо и нахально обходился с такими работницами.
Я стала участвовать в революционном движении после забастовки, проведенной рабочими и работницами нашей фабрики в конце 1904 г.
В первых числах января 1905 г. я была на собрании, организованном Гапоном на Николаевской улице. Помню, как там говорили о том, что до царя не доходят заявления рабочих, что он ничего не знает о забастовках на фабриках и заводах, и что всем надо будет собраться и с иконами пойти к Зимнему дворцу. На этом собрании присутствовала и Анна Гавриловна Болдырева, работавшая до 1905 г. на нашей фабрике. В 1.905 г. она уже должна была работать нелегально.
Мы все уговаривали рабочих и работниц пойти 9-го января ко дворцу. Мы советовали даже брать с собой детей, чтобы было больше народу. Мы верили, что только царь сможет облегчить наше положение.
В воскресенье, 9-го января, с 9 часов утра, колонны рабочих уже направлялись ко дворцу. Когда мы дошли до Николаевского вокзала, нас дальше не пустили, и тут же раздались выстрелы. Давка была такая сильная, что некуда было бежать. Конные городовые стали расталкивать народ, многие рабочие попадали под копыта, некоторые были раздавлены.
Совершенно не помню, как я и другие работницы попали под Литейный мост, где мы спрятались и сидели до 3 часов ночи. Дома думали, что я уже убита. Я пришла очень взволнованная, а к 7 часам утра пошла на работу. У рабочих было очень бурное настроение. Ходили отпрашиваться у мастера для того, чтобы разыскать своих родных. Когда некоторые из рабочих находили трупы родных, то им приказывали притти за ними на другой день. Но на другой день покойников уже не было: их увезли, чтобы не выдать рабочим и работницам.
После 9-го января я перестала верить в царя и бога.
Вскоре я стала принимать участие в работе подпольных кружков, стала посещать подпольные собрания. Помню, как собирались в Соляном городке на Пантелеймоновской улице. На Палевской улице была квартира одного рабочего, куда мы ходили разрешать вопросы о забастовках и о нашем участии в них. Там же мы получали прокламации, держали ночь дома, а утром приносили на фабрику.
Мне приходилось работать тайком от мужа. Он был очень строгий и часто бил меня за участие в революционной борьбе. Но я, конечно, на него не обращала внимания и продолжала работать.
В конце 1905 г. у меня умер муж, ребят пришлось свезти в деревню. К этому времени я стала на фабрике попадать под замечания. Один раз управляющий схватил меня за шиворот, тряс меня и говорил: «Это ты все делаешь, мы сейчас тебя уберем»... Эту ночь я дома не ночевала, я уже была уверена, что меня скоро арестуют. Мне советовали уйти с фабрики и поступить в домашние прислуги к людям, которые должны были уехать в Японию. Я к ним поступила и уехала с ними.

В Японии я жила два года. Мой хозяин оказался также революционером, работавшим в подпольи.
Когда мы вернулись из Японии, я узнала, что состою, как революционерка, на учете в охранке.
Каждое утро приходил ко мне околоточный, как-будто ухаживал за мной, но я чувствовала, что он не за этим ходит ко мне, что ему нужно было меня уличить, но это ему так и не удалось.,
В конце 1907 г. я вернулась обратно на фабрику, где и работаю до сих пор.
Лукерья Богданова.
МАТЬ.
Четыре сына, все ушли С толпою ко дворцу за волей, Лишь мать —рожденная в пыли, Все время хмурилась от боли. Страдание давило грудь,  Но радостней роились думы: Быть может, полегчает путь И просветлеет мир угрюмый. Глядит из душного подвала
I, На колыхание икон...
Как вольная толпа шагала
Под снежный, тихий перезвон. И, проводив усталым взглядом Хоругвеносцев батраков, Она уселась с кошкой рядом За стол и ждет своих сынов... Сидит... В руках чулок и спицы, А думы резвые гурьбой Летят, как голубые птицы, К царю за шумною толпой:
«Вот то-то выйдет он к народу Из расписных своих палат И даст нам землю и свободу, И каждый будет воле рад»... День гулом прогудел вдоль улиц И скрылся, обагрив снега, И смолк во мгле рабочий улей Под гордым натиском врага... И до зари скрипели сани, Стучали заступы, лома... Тела, как-будто с буйной брани, Везли на кладбище, в дома... Но мать, утратившая силы В работе на чужих людей, Не слышала, как вихрь унылый Рыдал над прахом*и могилой Ее любимых сыновей...
Я. Бердников.

Проклятие работницы.
Не охота вспоминать буржуазную власть, но с болью в сердце расскажу о 1905 г. Я служила у буржуя на Васильевском Острове, по Среднему проспекту.
Прошел слух, что 9-го января весь трудовой народ Питера пойдет на поклонение к царю, я стала проситься у барыни, чтобы тоже пойти, но она не отпустила меня и мне пришлось уйти самовольно. На Малом проспекте влилась в общую массу и пошла. Были мы окружены конницей, я не помню, как очутилась в каком-то подвале, нас было несколько человек. Не-MHoft) мы там побыли и решили все-таки пойти к царю,—вот он нас ждет, а ждали свинцовые пули.
Мы вышли и пробрались до Александровского сада; там нас начали осыпать пулями со всех сторон; народ бежал кто куда; лезли на деревья, бросались в снег, валялись убитые и кричали о спасении раненые. Я не помню: как очутилась на Конном бульваре, все лицо и голова изранены нагайкой. С большой болью я вернулась к своей барыне, а она меня не хотела пустить в квартиру, а на второй день дали мне расчет.
Проклинаю я буржуев!
Проклятие им от работницы двора Севкабель
Васильевой.
После 9-го января.
В начале декабря месяца начались в гапоновских обществах закрытые собрания, в которых участвовали женщины. Накануне 9-го января 1905 г., собравшись в помещении на Астраханской улице, женщины говорили: «пойдем, благословясь, к батюшке-царю».
Я была знакома с политикой и говорила семейным женщинам: «бесполезно итти, нас царь встретит нагайками».
9-го января вышли к фабрике, но нам не пришлось дойти до места назначения колоннами. Но мне все-таки удалось на извозчике добраться до Невского, и когда я добралась, то было уже половина двенадцатого дня. Я видела ужас кровавой расправы и вернулась домой. Весь год вспыхивали забастовки до 17-го октября 1905 г., с просьбой прибавки 5 копеек к дневному заработку.
18-го октября была забастовка и выбрали депутатов в Совет, и после этого нас выгнали из фабрики, а фабрику закрыли и стали арестовывать депутатов. В числе их была арестована и наша депутатка, с фабрики «Режи» (табачной), женщина 50-ти лет. 1 После происшедших забастовок я навлекла на себя слежку полиции и должна была бежать в Тульскую губернию. Это было 28 декабря 1905 года.
Работница.
Анна Баркова. Ред.
Работницы после 9-го января.
После расстрела рабочих царем 9-го января вся масса рабочих как будто переродилась. Кто раньше ничем не интересовался, и тот стал рассуждать и толковать о происшедших событиях. Все пережитые события и волнения не прошли мимо женщин-работниц. Они также были захвачены, взволнованы, их сильно всколыхнуло то, что на их глазах произошло, так как ,в шествии к царю они были в рядах с товарищами-рабочими.
Не говоря уже о том, что работница всегда почти принимала участие в мелких столкновениях с администрацией фабрик и заводов, после 9-го января ее активность утроилась. Я наблюдала на улице такие сцены: после 9-го января в Петербурге было об'явлено осадное положение, были расставлены по городу, особенно в фабричных и заводских районах, пикеты солдат. И вот здесь-то были очень и очень характерные столкновения с солдатами у женщин, работниц. По выходе с фабрик они накидывались на солдат с едкими, и острыми насмешками, дескать, баб, караулят по выходе с фабрики, с японцами не спра_ виться в Манчжурии, так сюда явились проявлять свою храбрость на своего брата рабочего безоружного.
Иногда эти злые насмешки доводили солдат до того, что они хватались за ружья, но тогда еще. больше на них сыпались насмешки; многие, особенно девушки, говорили: «ну, вот, как ворон хотите перестрелять нас, мы даже и улететь не. сможем от вас». Солдаты тогда же отругивались, а многим и стыдновато было, отворачивались от женщин. Часто такие сцены я видела у Гука на ткацкой фабрике на острове Голодае. И я думаю, что все эти остроты, упреки и насмешки не одного

солдата натолкнули на раздумье, какую роль они выполняют ’ по отношению к рабочим.
Бывало так. Выйдут работницы массой с фабрики, и вот какая-нибудь девушка возьмет, да и бросит пачку прокламаций в середину пикета солдат, а сама затеряется в толпе. Это наблюдалось у табачной фабрики «Лаферм>> на Васильевском Острове. Забастовочное движение почти весь 1905 год вспыхивало еще до всероссийской всеобщей забастовки то там, то здесь по заводам и фабрикам, и никогда не было, чтобы работницы не присоединились к забастовке. Я не слышала/ чтобы их насильно приходилось снимать с работы. Конечно, отдельные случаи бывали, но в массе не наблюдалось таких случаев. Я это знаю хорошо, так как в то время у меня были широкие связи с работницами и рабочими почти всех районов.
Когда же началась всеобщая октябрьская забастовка, то женщины на табачной фабрике «Лаферм», сейчас имени Урицч кого, вышли первыми на улицу, тоже было и на ниточной фабрике Штиглица, сейчас имени Халтурина. У Кирхнера, пере* плетная на Петербургской стороне, сейчас фабрика «Светоч^ девушки сами начали снимать с работы своих товарищей женщин. У Вольфа в типографии бросили первые работу наборщики, а за ними фальцовщицы, а уж потом остальные рабочие. Не слышно было, чтобы женщины-работницы вносили бы в движение несолидарность. Могли быть отдельные случаи, но в массе, повторяю, она шла рука об руку с мужчиной.
Помню, когда утром 18-го октября вышел манифест о конституции Николая II, то почти все заводы и фабрики, как узнали, так сейчас же забастовали снова. К нам на квартиру утром же собралось много товарищей - рабочих из заводов и фабрик, от Сименс и Гальске, из Патронного завода, с фабрики Гука, с рояльной фабрики Беккера, пришли девушки из типографии Стасюлевича. Мы решили сейчас же организовать манифестацию на Невский к Казанскому собору с красным флагом. Собрали моментально деньги на флаг, я с одной из девушек сбегали напротив в мануфактурную лавку, купили
Участницы в революции 1905г. Работницы фабрики им, М. Урицкого—т.т. Михайлова, Арсеньева и Сик.
Os Ln
кумачу, вмиг сшили флаги и вышли на улицу. На улице были уже массы народа. Все были возбуждены, веселы, так как надеялись, что царь искренне дал конституцию. Да в тот момент слово конституция так ошеломляюще подействовало на массу и на более сознательных рабочих, что они вначале не отдавали еще себе ясного отчета в том, что произошло. Одно слово, конституция имело огромное значение для массы. Высыпали все старые и малые на улицу. Собирался большими группами рабочий люд и отовсюду слышалось слово конституция.
Полиция в то утро бездействовала, никаких мёр к прекращению сборищ не принимала. Мы присоединились к толпе и предложили итти на Невский с красным флагом. Все охотно отозвались на наше предложение. Моментально был найден кем-то шест и гвозди для флага. Тут же на углу Малого проспекта и 6-й линии на улице камнем вместо молотка приколотили флаг к шесту и огромной толпой с пением «Вставай, подымайся, рабочий народ» направились на 9-ую линию к фабрике «Лаферма», где еще работы не прекращались. Как только подбшла толпа к фабрике,- и рабочие в окна увидели манифестацию с красным флагом, то побросали’ работу и все высыпали, на улицу, ни одна женщина не осталась на фабрике. Все  мы направились по 9-й линии на Невски# к Казанскому собору с пением.
На набережной Невы около 7-й линии произошел инцидент. с одним адмиралом, или каким-то высшим морским чином. Он ехал в собственной карете в треуголке на голове. Рабочие остановили лошадей, заставили кучера снять свою шляпу, а потом открыли карету и также заставили моряка снять треуголку отдать честь нашему красному флагу. Долго противился моряк, не снимая своего головного убора, но рабочие, в том числе и женщины, облепили карету со всех сторон и под Угрозами заставили его снять треуголку. Когда он снял ее, то ему не позволили одеть, пока не пронесли мимо кареты красный флаг. Манифестация направилась дальше через Николаевский мост на Невский, а моряк поехал, куда ему нужно было.
kolDSOS>lDSOfi>iDSO^^	67
А разве работница не участвовала в выборах пО фабрикам И заводам, когда выбирали в Совет Рабочих Депутатов в 1905 году?! Не только участвовала, но и ее избирали. Я сама была членом Совета Рабочих Депутатов. Мне пришлось пройти нелегально, как и многим другим членам Совета, которые не работали на производстве в то время. Многие работницы знали меня по собраниям в Обществе фабрично-заводских рабочих Петербурга и по нелегальным кружкам, а также знали меня по собраниям на фабриках. Мою кандидатуру в Совет выставили работницы у «Лаферма», но я ни в каком случае не могла быть выбрана, так так не работала там. А. правило было такое, что фабрика давала удостоверение, что такой-то работает действительно на данном производстве. Тогда выставили вместо меня одну работницу, Анну Афанасьеву, а ее удостоверение от фабрики передано было мне.
Были еще выбраны женщины в Совет: Татьяна Васильевна Разуваема, фальцовщица из типографии Вольфа, Анна Гавриловна Болдырева от ткацкой фабрики Максвеля. И еще были выбраны женщины, но от каких именно фабрик, не знаю.
Когда в начале 1905-го года шли митинги в высших учебных заведениях, разве работницы не были ярыми посетительницами этих митингов, разве они не старались вникнуть в речи ораторов?! Много женщин работниц видела я на этих митингах, даже с детьми, которых не с кем было оставить дома, а самим хотелось послушать, понять, усвоить, просветить и расширить свой кругозор.
В. Карелина.
„Скороход" во время всеобщей забастовки.
В 1904 году я жила в провинции, в дер. Васильево, Московской губернии. В 5 верстах от нашей деревни была фабрика, под названием Фландын, коврового изделия; работало в ней человек 400. Здесь был уже подпольный кружок социал-демократов большевиков. В этом кружке участвовал мой родной дядя Дмитрий Никитич, кличка Засимов, а фамилия Обушев.
Помнится мне, как он принес первую прокламацию. Ему хотелось прочитать нам всем, но семья наша была большая, 12 человек, и семья богомольная. Поздно вечером, когда мы завесили окна, он и говорит:
— Хотите, чтобы' я вам прочитал то, что у меня есть?
Отец просил прочитать.
— Садитесь—говорит,—на пол.
Мы все сели.
Мне помнится, в прокламации писалось про царя Николая Палкина и Иоанна Кронштадтского. Стали мы все рассуждать. Дядя-стал смелее носить прокламации. Их стали разбрасывать даже по другим деревням. А мой отец тоже так заинтересовался, что не жег прокламации, а прятал их при входных дверях между крышей и заслонкой потолка.
Мне. в это время был 21 год. Я заинтересовалась, очень любила слушать, когда говорили о политике.
Вскоре уехала в Петербург, поступила на «Скороход» жила у другого дяди, совершенно другого понятия, ничего не слышала, ничего не знала.
Случилась забастовка на «Скороходе» в 1905 г. в начале октября, были экономические требования. Собрание былс
во дворе, и после этого фабрику закрыли на неопределенное время.
17 октября была политическая забастовка. Все пошли на фабрику во двор на собрание. На собрании говорил т. Левин: Были выбраны депутаты. Политическая забастовка кончилась, и мы все, скороходовцы, бастовали 7 недель. Был организован Заводский Комитет рабочих депутатов. Рабочие очень прожились и им помогал Комитет, давая по 20 к. в день ria обед.
Что касается товарищей женщин, то некоторые понимали и разбирались в политических вопросах. Я Познакомилась с работницами в эту забастовку и стала ходить в кружки. На Смоленской улице есть дом, который прозвали Порт-Артуром. Здесь зимой собирались кружки, совместно женщины и мужчины. Организатором ^был) т. Владимир, а потом к весне стала ходить т. Ольга.
С Ольгой я в особенности подружилась и стала просить тетю, чтобы она разрешила ей прийти к нам на квартиру, и т. Ольга стала к нам ходить. Дядя и тетя стали понимать кое-что.
Летом собирались массовки в Румянцевском лесу, принимали участие и товарищи женщины и в довольно большом количестве.
Да, не забыть этот Румянцевский лес! Много в нем было организованных собраний, и, спасаясь от конных городовых и казаков, пришлось нам поплавать по канавам. Раз мы с т. Татьяной пришли ко мне по горло мокрые, и она у меня ночевала. Собирались также у Средней Рогатки и везде принимали участие товарищи женщины.
В 1906 или 1907 г. осенью мне говорят товарищи: «Мы к вам принесем книги и другую литературу и вы подержите их у себя». Принесли и сложили под кровать. По кружкам ходить я уже не стала. Книги были долгое время у меня, но я заболела и сказала товарищам, чтобы они взяли книги, так как мне надо было ложиться в больницу, а в квартире люди живут разные. Книги у меня взяли.
Что сказать о положении работниц в производстве в то время?
Рабочий день был 11-часовой. С 7 ч. утра, 1Уг часа на обед и до 6% часов вечера.
Об охране труда мы не имели понятия. В прежнее время доктор лечил только тогда, если с кем-нибудь происходил несчастный случай; протоколы писал, а от этого толку мало было. Заработная плата женщин рантового швейного отделения была в месяц в среднем от 25 р. и доходила до 30 р. Отношение администрации было очень строгое, но порядок был.
За участие в праздновании дня первого мая штрафы получали и товарищи женщины, мастер не щадил никого. Ему послали анонимное письмо с черной полоской. Кто послал не знаю. Он стал после этого помягче относиться к работницам. В профессиональный союз записывались женщины в очень не-' большом количестве.
За 1905 год много нами пережито. И вот дождались, живем в свободной стране.
Щеголева,— работница фабрики «Скороход».

Биографические сведения о работницах—членах Совета Рабочих Депутатов 1905 г.
Товарищ А. Г. Егорова-Болдырева.
9 января, всеобщая забастовка и последующие события оказали огромнейшее влияние на работниц всей России, особенно в Петербурге. Они зашевелились, приток в партию и профсоюзы усилился. Раньше забитая и загнанная, работница стала сознавать себя человеком.
Но среди массы работниц еще задолго до 1905 г. встречались вполне сознательные революционерки, которых мы с полным правом можем назвать передовыми 'работницами своего времени. Они участвовали в подпольных кружках, вели активную работу в организации, вели агитацию среди отсталых работниц на фабрике или заводе, где сами работали.
К числу таких светлых личностей принадлежит Анна Гавриловна Болдырева. Энергичная, до самозабвения преданная делу революции, она пользовалась большим влиянием на фабрике Максвеля за Невской заставой, где и сама работала. Влияние ее было так велико, что в 1905 г. в октябре, когда происходили выборы в члены Совета Рабочих Депутатов, фабрика Максвеля выставила ее как свою депутатку. И до сих пор старые рабочие и работницы помнят ее и говорят, что Анна Гавриловна двинула их вперед своим влиянием и примером.
В 1905 году она была уже зрелым человеком, ей было тогда 36 лет. Дочь солдата и жена мещанина, она поборола
все препятствия и сознательно выбрала себе бурный путь революции, путь борьбы за освобождение рабочего класса. С мужем она вскоре разошлась и с тремя детьми на руках не ушла исключительно в заботу о детях, как часто бывает со многими матерями, а сумела воспитать из себя активного борца революции. Ее участие в революционной работе началось еще с 1891 года. Впервые она была арестована в 1892 г. за агитацию за празднования 1-го Мая. После нескольких месяцев тюрьмы в доме предварительного заключения на Шпалерной ее выслали на родину в Тверскую губернию. Она поселилась в Твери и сейчас же примкнула к местной социал-демократической организации и вошла в революционную работу. Пришлось ей побывать в Самаре и в Саратове, а в 1895 году она уже в другом городе, в Сумах Харьковской губ., куда была выслана под надзор полиции. Из Сум ее вскоре отправили в ссылку в Вологодскую губернию.
А. Г. Егорова-Болдырева. Только в 1899 г. ей было разрешено вернуться в Петербург. Анна Гавриловна поселилась у брата, который работал на Путиловском заводе, и сейчас же примкнула к подпольной рабочей социал-демократической организации. 1905 г. застал ее на фабрике Максвеля ткачихой. Здесь и выпала на нее большая честь быть выбранной в Совет Рабочих Депутатов в 1905 г.
Анна Гавриловна была пламенным и активным членом Совета,—и в конце ноября ее выбрали в Исполнительный Комитет Совета. На собраниях она выступала с речами. Обсуждался вопрос о 8-часовом рабочем дне. Депутаты от Путиловского
завода высказывались за невозможность установить 8 часов работы, Болдырева резко и горячо критиковала их взгляды и энергично защищала в^часовой рабочий день. Когда же решался вопрос о политической забастовке, она между прочим сказала: «Для общего дела можно пожертвовать многими привычками, можно и поголодать». Она всегда выступала так горячо и революционно, что некоторые рабочие шутили: «нам нужно развестись со своими женами и жениться на максвельках».
3-го декабря Совет был арестован, и Анна Гавриловна снова очутилась за решеткой. 23 декабря ее привезли на допрос в Петербургское жандармское отделение. На допросе она держала себя стойко, как революционерка, не желавшая скрывать своих взглядов. На предложенные ей вопросы о Совете она отвечала:
«Состою я депутаткой в Совете Рабочих Депутатов от фабрики Максвеля со времени его возникновения, а именно с половины октября сего года. Была на всех его собраниях, которые бывали в Вольно?Экономическом Обществе.
«На всех их председательствовал Хрусталев, коего я признаю в показанной вами мне карточке, и лишь на последнем заседании председательствовали три человека, личностей коих я не желаю признать по вашим карточкам. На одном из собраний Совета Рабочих Депутатов был поднят вопрос о вооруженном восстании против русского правительства, так как оно не удовлетворяет ни одну из наших просьб. Цель этого восстания была—окончательно стереть с лица земли русское правительство и учредить вместо него народное правление для того, чтобы удовлетворить все народные нужды и вообще, чтобы народу лучше и легче жилось.
«В Исполнительный Комитет я поступила в конце ноября месяца, заседания коего обыкновенно бывали перед заседаниями Совета Рабочих Депутатов. Организуя народное восстание, мы надеялись, главным образом, возбудить одну часть солдат или вообще войска против другой части. Показание это мне в присутствии понятых прочитано, но подписать его я отказываюсь»
До окончания следствия по делу Совета некоторые рабочие депутаты, в том числе и тов. Болдырева, были выпущены из дома предварительного заключения. Анна Гавриловна воспользовалась этим, скрылась и на суд не явилась, уехала в Финляндию. Тайком, под фамилией Козловой, она иногда приезжала в Петербург. Вообще этот период ее жизни был полон скитаний и неопределенности.
Только в 1910 г. она была арестована и, как бывший член Совета Рабочих Депутатов, была сослана в Сибирь на вечное поселение., Только революция 1917 г. вернула ее снова в Петроград. Когда выбирался новый Совет Рабочих Депутатов через 12 лет после первого, рабочие и работницы фабрики Максвеля вспомнили о своей депутатке 1905 г., томившейся в далекой Сибири. Заочно она была выбрана снова в члены Совета. Членский мандат и деньги на дорогу ей прислали макс-вельцы и просили поскорей возвращаться в Петроград.
В настоящее время Анна Гавриловна член РКП (б) и живет в Москве, где работает в Центральном Комитете Союза текстильщиков.
Хорошо провела свои молодые годы Анна Гавриловна—она отдала их революции, и теперь перед нею не в мечтах, а наяву то, за что боролись революционные поколения рабочих и работниц. Немногие, очень немногие из них дожили до великого счастья увидеть своими Собственными глазами диктатуру пролетариата.—Анна Гавриловна—одна из этих немногих счастливиц.
П. Куделли.

A. M. Баркова.
Баркова, Анна Михайловна, родилась в 1857 году в Петербурге в семье чернорабочего Путиловского завода Михаила
Коткаса. Грамоте училась дома.
13-ти лет она пошла работать галошницей на завод «Треугольник», а 19-ти лет, выйдя замуж за ученика строгальщика завода Берда (Франко-русский), Гр. Баркова перешла работать папиросницей на табачную фабрику Петрова, где работала 4 года. Затем работала на табачной фабрике «Лаферм». Проработав здесь 9 лет, перешла на табачную фабрику «Режи» и здесь работала 8 лет.
9-го января 1905 года вместе с группой революционных рабочих она валила телеграфные столбы и строила баррикаду
на Васильевском острове у Тучкова моста вскоре после рас
стрела рабочих на Дворцовой площади. На баррикаду налетел отряд казаков и один из них нагайкой рассек Барковой лицо. В бессознательном состоянии ее отправили в больницу, где она пролежала 6 месяцев.
В октябре 1905 года рабочие табачной фабрики «Режи» (около 500 человек) на общем собрании избрали ее в 1-й С.-Петербургский Совет Рабочих Депутатов, кандидаткой же.
к ней была избрана папиросница Анна, фамилию которой А, М. Баркова забыла.
В Совете А. М. Баркова была членом Исполнительного Комитета.
Когда она была арестована на заседании Совета 3-го декабря, рабочие фабрики послали во 2-й Совет папиросницу Анну Сигову (ныне ей около 60 лет) и ныне работает на табачной фабрике бывш. «Лаферм» и состоит в рядах РКП (б)
Летом и осенью 1905 года А. М. Баркова держала квартиру на Картошихиной улице для кружка папиросниц фабрики, руководимого большевиками.
, По делу о Совете она сидела в одиночке в «Предварилке» несколько месяцев. Вызывалась на судебный процесс три раза для показаний. Суду она предана не была (по архивным данным) и осуждена не была.
В бумагах председателя Совета Г. С. Хрусталева-Носаря при его аресте были найдены разные документы, среди них— письменная просьба А. М. Барковой в Совет об’явить бойкот хозяину фабрики «Режи» и снять рабочих с работы с преданием их товарищескому суду за то, что во время забастовки работали администрация и 13 работниц—штрейкбрехеров.
В бумагах же арестованного члена Совета Григория Левкина при аресте его 3 декабря была найдена записка А. М. Барковой такого содержания:
«Товарищи фабрики Богданова! Просим вас, не оставьте нашу просьбу, рабочих фабрики «Режи». Соберите, сколько есть возможности для голодающих рабочих, так как мы еще не принимались за работу. Депутатка Анна Баркова просит вас, не оставьте ее просьбу».
На суде она отрицала свое депутатство и затем была освобождена из тюрьмы на поруки под залог в 500 рублей, собранные для этой цели товарищами и переданные товарищу прокурора через ее мужа.
Выпустили из тюрьмы ее под особый надзор полиции.

В это время она стала посещать заседания второго, уже подпольного Совета и распространяла на фабриках Васильевского Острова прокламации РС-ДРП, которые ей доставлял на квартиру большевик-рабочий Иванов. Работала она опять на фабрике «Режи», где ее арестовали за распространение партийной литературы в сентябре 1906 года.
Просидела три месяца в Пересыльной тюрьме и была выслана в Архангельскую губернию, но с этапа бежала.
В июне 1906 года она была в Кронштадте у своего сводного брата Ивана Михайловича Сарап, работавшего котельщиком в Кронштадском порту и входившего там в военную организацию партии соц.-рев. Она помогала брату распространять во время восстания кронштадтских матросов с.-р. прокламации и вместе с братом участвовала в восстании. Она и1 брат ареста избежали. На ее глазах арестовывали на улицах и в квартирах восставших матросов и солдат. После этого восстания она участвовала в Петербурге в одной из боевых дружин большевиков и бывала в Териоках на практических занятиях,, а затем была на партийной работе на фабрике.
После побега с этапа она через несколько времени пробралась в Финляндию в город Тавастгус и работала в большевистской военной организации (поданным департамента полиции— эсеровской) и была связана по работе с дезертировавшим из полка солдатом Ивановым, рабочим-уклаДчиком Выборгской табачной фабрики Кондратьевым. Жена Иванова выдала его.-А так как он жил по подложному паспорту, добытому для него А. М. Барковой у большевистской организации в Петербурге» она была арестована (по данным архива деп-та полиции в 1910 г. по делу о военной организации в Финляндии и ей было пред'-явлено обвинение в передаче Иванову подложного паспорта,, с которым тот и был арестован. Под арестом она пробыла три дня и была отправлена в Тавастгус. После ареста она работала в этом городе на табачной фабрике, а потом перешла на табачную фабрику Сергеева в Выборге, где и встретила

Февральскую революцию и вскоре вернулась в Петроград, вступив членом в ряды большевиков.
В Петрограде она работала на Кожевенном заводе бывш. Парамонова на Васильевском острове, вместе с товарищем Белоусовым и тов. И. Луканиным вела на этом заводе партийную работу. Рабочие завода выбрали ее в заводский комитет, а партийная организация на Васильевском острове членом районного комитета партии. В комитете работала вместе с Верой Слуцкой и дежурила в райкоме в тот день, когда Вера Слуцкая уехала на фронт под Пулково, где и погибла.
В рядах РКП (б) А. М. Баркова была до весны 1920 г., и вышла из партии по болезни и старости.
В 1922 г. ее дважды ударил паралич, от которого она едва оправилась. Одинокая, она сейчас находится на социальном обеспечении и получает помощь от партийной комиссии взаимопомощи.
(Из опросов А. М. Барковой в Ленинградском Истпарте и по сообщению Н. Сидорова, основанному на данных дел архива деп-та полиции 7-го делопр-ва, за №№ 6409 от 1905 г. и 1340, часть 2, за 1910 г.).

В. M. Карелина.
Вера Марковна Карелина родилась в 1870 г. Была отдана в Петербургский воспитательный дом еще маленьким ребенком. Воспитательным домом была отправлена на воспитание в деревню Петербургской губернии, Ямбургского уезда, семью, к одной вдове крестьянке, у которой было своих 4 детей. Из деревни была взята в 1884 г. и определена на техническую работу. Не окончила сельской школы,—казна не дала докончить. Испытала весь крепостной режим, какой был создан в те времена для питомцев воспитательного дома,—полное обезличивание человеческого достоинства.
С рабочими кружками познакомилась в 1889 году, через Н. Д. Богданова, вошла в рабо-
г	В. М. Карелина,
ту, т.-е. в организацию рабочих, в 1890 г. В том же году получила «свободу» из воспитательного дома и поступила на Ново-бумагопрядильную фабрику ткачихой.
Вначале входила членом в кружки рабочих, а уже в 1891 г. стала вместе с Анной Гавриловной Егоровой-Болдыревой, организовывать кружки работниц. Занималась первое время на коммунальной квартире, организованной группой рабочих (Г. Мефодиевым, А. Карелиным, Я. Ивановым и другими).
Была арестована в 1892 г. за празднование 1-го мая, просидела в Петербургском доме предварительного заключения 6 месяцев, потом была выслана из Петербурга до решения дела и через непродолжительное время была-снова арестована уже в Сумах, Харьковской губернии, и посажена в Харьковскую одиночную тюрьму на 9 месяцев все за то же празднование 1-го мая 1892 г.
После тюрьмы была отдана под надзор полиции на 2 года.
Возвратилась в Петербург в 1895 г. Завязала снова старые: связи с работницами и рабочими: Машей Маклаковой, Пашей Логиновой с резиновой мануфактуры и текстильщицами, начала работать в кружках рабочих c.-д., участвовала в подготовке забастовки текстильщиков в 1896 г. Была опять выслана из пределов Петербургской губернии на 1 год. По приезде после этого в Петербург, опять работала в кружках.
В девятисотых годах много работала по распространению нелегальной с.-д. литературы, которая доставлялась ей интеллигенцией (Л. Н. Пешехеровой, Эсфирью Аароновой Бернштейн и Любовью Васильевной—женой Красина). Литература эта доставлялась в большом количестве к ней на квартиру, а она уже распространяла ее по рабочим кружкам.
В .1905 г., В. М. Каредина пошла работать в Петербургское Общество фабрйчнб-заводских рабочих. Была членом ответственного кружка. Ей была поручена в Обществе организация женщин по отделам. Их ей удалось организовать в 7-ми отделах. Участвовала в шествии 9-го января. В Петербургский Совет Рабочих Депутатов в 1905 г. была проведена нелегально, на имя одной работницы табачной фабрики «Лаферм» (Афанасьевой), так как В. М. Карелина на фабрике нигде не работала.
Посещала заседания Совета она очень мало, так как заболела.
Впоследствии принимала участие в работах кооператива «Трудовой Союз». Была выбрана в высшую контрольную комис-

ию «Союза». С рабочими кружками не теряла связи до от'езда деревню в 1906 г. В деревне Ямбургского уезда вела работу ю организации деревенской молодежи, организовывала просве-ительные кружки по волости.
(Из автобиографии).

M. П. Звонарева.
Звонарева, Мария Павловна, родилась в 1860 г. в трудовой семье (отец из мещан гор. Боровичи, Новгородской губ., мать— крестьянка Калужской губ).
В 1878 г. она окончила Мариинскую женскую гимназию в Петербурге и стала давать уроки в том учебном заведении, где училась до гимназии и имела частные уроки.
Отец был весовщиком на Николаевской дороге. Она поступила конторщицей в 1882 г. в управление службы движения той же дороги, где прослужила до осени 1925 г. Получает небольшую пенсию по Соц-обесу.| t
Среди сослуживцев она пользовалась все время большим уважением.
Осенью 1905 г. вербовала сослуживцев в ряды членов профессио-нальногосоюзажелезнодорожников. от служащих службы движения
М. П. Звонарева.
Была избрана в октябре
Николаевской железной дороги членом в СПБ. Совет Рабочих Депутатов. Кандидатом в депутаты Совета была избрана конторщица Кудряшова.
Участвовала в руководстве декабрьской забастовкой.
8 декабря была обыскана, арестована и подвергнута тюремному заключению в «Предварилке».
В начале 1906 г. ее выпустили из тюрьмы.

После тюрьмы сослуживцы избирали ее на разные выборные должности: была она членом правления и секретарем петербургского отделения Общества взаимного вспоможения железнодорожников; была членом и секретарем Комитета библиотеки служащих дороги.
В ночь на 19 февраля 1911 г. (годовщина царского освобождения крестьян) была обыскана и на службе и дома по подозрению в распространении прокламаций.
В 1915 г. ушла с работы на дороге по болезни.
В 1921 г. учительствовала в трудовой школе I ступени..
В 1922 г. начала работать конторщицей на Финляндском участке Октябрьской железной- дороги в хоз.-материальнои службе; откуда 1 января 1924 года была: по сокращению штатов уволена.	J
24 апреля 1925 г. ее в третий раз приняли на дОрогу временной конторщицей службы сборов, откуда уволили 15 октября 1925 г.	f
Звонарева—беспартийная.	, _•
(Из автобиографии).

T. В. Разуваева.
Разуваева, Татьяна Васильевна, с подпольной работой познакомилась еще с пятнадцати лет. В этом смысле большое влияние оказал на нее ее старший брат.
В 1891 году она вошла в женский кружок, организованный В. Карелиной. В 1895 году она уже сама организовывала кружки из работниц типографии Вольфа и Кирхнера. В 1904 г. Разуваева вошла в Гапоновское общество фабрично-заводских работниц и была председательницей женских собраний отдела В.-О. района.
Участвовала в шествии ко дворцу 9-го января, а после расстрела вместе с рабочими и работницами строила баррикады на 4-й линии Васильевского Острова.
Т. В. Разуваева.	В 1905 году была выбрана в
Совет от типографии Вольфа. О заседаниях Совета делала доклады своим избирателям. Кроме того, была членом союза печатников с 1905 г. и представительницей от типографии в Союзном Совете.
Во время реакции, как политически неблагонадежная, была уволена из типографии.
В настоящее время работает фальцовщицей в типографии имени т. Зиновьева в Ленинграде.
{Из опросов Т. В. Разуваевой).

Валентина Багрова.
Тов. Багрова работала в организации большевиков в 1905 г. под кличкой «Валя» и «Сергеева». В то время она была еще начинающим молодым партийным работником. Чтобы дать понятие о личности ее и о том, как она прошла в Совет, приводим воспоминания о ней т. Б. Переса:
«Багрова была'консерваторкой с отличным голосом. Я знал ее еще перед Питером, в Одессе, там она начинала вести кружки. В Питере она еще не решалась выступать, но я чувствовал, что она вполне может работать. Однажды я председательствовал на митинге в актовом зале университета. Валя стояла близ кафедры. В это время мне принесли записку из аудитории, где шел митинг приказчиков,—«пришлите подкрепление». Я надписал: «Валя, попробуйте! Надо говорить о том-то и о том-то» и перекинул записку Вале. Она поколебалась было, но пошла. Когда в актовом зале митинг закончился, я пошел по аудиториям. У приказчиков я застал такую картину: на кафедре, рядом с председателем, стояла Валя, ‘как бы товарищем председателя, и после каждого оратора закрепляла лозунги несколькими короткими, энергичными положениями. Слушатели восторженно апплодировали. В заключение она сказала:
— Итак, с завтрашнего дня все магазины бастуют. Так?
— Все! Бастуем!—кричала тысяча голосов.
— Помните же! Твердо держитесь! А теперь давайте споем!
И чистым, звонким голосом! не уставшим от нескольких часов работы, она стала запевать «Дубинушку». Приказчики с горящими глазами подхватывали припев.
Когда кончили, раздались крики: «Качать! Качать!» И лищь с трудом, нам, Нескольким товарищам, удалось отстоять ее от этого почетного, но тяжелого испытания.
Это выступление определило всю дальнейшую судьбу Вали. Ни одного значительного собрания приказчики не хотели проводить без нее. Она стала фактической руководительницей приказчичьего движения. Мы все шутя называли ее приказчичьей Жанной д‘Арк. Влияние ее было так велико, что даже на собрании приказчиков Сенной площади (тип-московских охотнорядцев) в Соляном городке она сумела, председательствуя, водворить порядок и повести собрание в надлежащем направлении. Позже она вошла как представительница от союза торговых служащих (может быть, еще не оформленного тогда, но фактически сложившегося) в Совет Рабочих Депутатов и была арестована в составе последнего в декабре 1905 г. Заболев в тюрьме базедовой болезнью, она уехала потом за границу и стала жить в Италии, отойдя от партийной работы.
Перес.
А. И. Ермолина.
Анастасия Ивановна Ермолина родилась в 1880 г. Образование у нее низшее. Поступила работать на фабрику в то
время, когда ей не было еще и 10 лет. Лет с 18-ти стала знакомиться с нелегальной литературой и с некоторыми подпольными работниками-революционерами. Революционная работа ей пришлась ,по душе. Вначале ей поручалй-/ходить на свидания к товарищам/заключенным в тюрьму.^-По^м стали давать другую раббту— распространять нелегальную литературу и организовать кружки. В 1900 г. она была арестована, просидела в тюрьме 8 месяцев и была выслана из Петербурга. В 1903 г. снова вернулась в Петербург и искала связей с подпольными организациями. Выступала на гапоновских собраниях, при
А. И. Ермолина.
зывая не верить Гапону, а присоединяться к революционному
движению.
В 1905 г. ее выбрали в Совет от ниточной фабрики (теперь фабрика имени Халтурина). Когда был арестован Совет, случайно она не был арестована, так как в это время была
командирована в другое место и пришла с запозданием. После ареста первого Совета, посещала заседания второго—нелегального. Было несколько заседаний, одно из них было в Териоках. После забастовки на ниточной фабрике Ермолина получила расчет, и ей пришлось уехать на время в Москву, потому что за ней была сильная слежка. Через несколько месяцев вернулась в Петербург. В настоящее время Ермолина член РКП (б.) (с 1919 г.) и работает на фабрике им. Халтурина.
(Из опросов Д. И. Ермолиной).
СОДЕРЖАНИЕ.
Стр.
1.	Статьи и воспоминания о 1905 г. в Петербурге:
Работницы в 1905 году.—П. Куделли.................. 3
Работницы в Гапоновских обществах.—В. Карелина. 14
Что видела в Гапоновском обществе.—М. Василисков а. 27
- Из дальних лет.—А н и с и м о в а........... ....	29
В 1905 году.—А н н а М а т в е е в а.......... ...	32
Мои воспоминания о 9 января.—М. Зирах............. 39
На тюлевой фабрике.—А н о х и н а. . . . •........ 41
Домашняя работница в-1905 году.—П. Лаптева. .. .	43
У царского.дворца— О.,Гольдина.................... 47
Искали' дочьС (Стихотворение).—Ф. Сологуб......... 48
И,з воспоминаний.—В асе а В и н о г радо в а...... 50
9 января.—А. Т. Т о м а с о в а...................	54
Из пережитого.—Л. Богданова....................... 57
Мать. (Стихотворение).—Я. Бердникова.............. 59
Проклятие работницы.—Васильевой................... 61
После 9 января.—Работница......................... 62
Работницы после 9 января.—В. Карелина............. 63
«Скороход», во время всеобщей забастовки.—Щеголева. 68
X
II.	Биографические сведения о работницах—членах Совета Рабочих Депутатов 1905 года:
Товарищ А. Г. Егорова-Болдырева.—Сообщила П. К у д е л л и. 71
А.	М. Баркова (из опроса).............•.......... 75
В.	М. Карелина (из автобиографии)................ 79
М. П. Звонарева (из автобиографии)................ 82
Т. В. Разуваева (из опросов)...................... 84
Валентина Багрова (из воспоминаний Б. П е р е с а).	85
Ермолина Анастасия (из опросов)................... 87
Стр
Фотографии:
Работницы фабрики имени П. Анисимова—участницы событий 1905 г.......................................... 17
Матвеева и Соловьева................................... 34
Виноградова, Васса..................................... 50
Михайлова, Арсеньева, Сик.............................. 65
А. Г.	Егорова-Болдырева................................ 72
А.	М.	Баркова......................................... 75
В.	М.	Карелина........................................ 7g
|М. П.	Звонарева...........	§2
Т. В. Разуваева................................. .	§4
А. И. Ермолина. .	.......... g7
РАБОЧЕЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО ПРИБОЙ
ПРАВЛЕНИЕ и РЕДАКЦИЯ: Пр. 25 Октября, 1. Тел. 586-11.
ТОРГОВЫЙ СЕКТОР: Пр. 25 Окт., 52. Тел. 217-79 и 545-77.
И С Т П Я Р т.
Отдел ЦК РКП (б) по изучению истории Октябрьской Революции и РКП (б).
№ рождалась партия большевиков!
Литературная полемика 1903 — 1904 г.г.
СБОРНИК.
В предлагаемый сборник вошли брошюры, статьи и письма за период 1903—1904 г. г„ освещающие сущность борьбы большевизма с меньшевизмом (между II и III с'ездами партии).
(От редакции).
Литература эта сейчас большинству членов партии совершенно неизвестна, а между тем она чрезвычайно важна для понимания действительной истории партии.
Необходимо внимательно изучить эту „склочную*, как ее презрительно называли тогда меньшевики, литературу.
(Из предисловия М. Лядова).
Стр. 536.	Цена 2 р. 75 к.
П. КЕРЖЕНЦЕВ.:
Страницы истории РКП (б).
С‘езды и конференции партии (1898—1915 г.г.).
Стр. 203.	Цена 95 и
Протоколы партийного с‘езда дают единственную в своем роде, незаменимую по точности, всесторонности, богатству и аутентичности картину действительного положения дел в нашей партии.
...Каждый член партии, если он хочет сознательно участвовать в делах своей партии, обязан внимательно изучать наш партийный с‘езд, именно изучать.
(Ленин,' т. V, стр. 3OJ).
Учитывая фактическую невозможность для членов партии озна комиться с протоколами с'ездов, я хотел дать книгу, помогающую несколько ориентироваться в работе и борьбе наших с'ездов.
(Из предисловия).